Гир Керстин, Замок В Облаках- библиотека РусЛит

Замок в облаках Керстин Гир
        Фанни Функе считает себя неудачницей: школу не окончила, с родителями поссорилась и фактически сбежала из дома, поступив на годовую практику в старинный швейцарский отель «Шато Жанвье», который все называют Замком в облаках. Под Новый год в отеле яблоку негде упасть: сюда съехались сливки общества, в том числе семья загадочного русского олигарха, американский денежный мешок с многочисленными родственниками и специалист по драгоценным камням из Лондона, которого сопровождает обаятельный внук с замашками грабителя. Что привело их сюда? Действительно ли они те, за кого себя выдают? И главное - кому из них можно доверять? Пытаясь выяснить это, Фанни оказывается в эпицентре невероятных событий…
        Детектив накладывается в книге на историю о Золушке в современных реалиях, а главная героиня смотрит на происходящее с присущим ей чувством юмора и здравым смыслом.
        Керстин Гир
        Замок в облаках
        Все права защищены. Любое копирование разрешено только с письменного согласия правообладателей
        Перевод с немецкого Татьяны Лавровой
        Original published as: Kerstin Gier «Wolkenschloss»

* * *
        Лукаво улыбаясь,
        или
        От переводчика
        Дорогие друзья!
        Перед вами книга, которая прекрасно подойдёт для чтения на каникулах, книга не слишком серьёзная, лёгкая, хрустящая и сладкая, как безе.
        Но не в этом её соль, простите за невольный каламбур. Не в этом её обаяние.
        Главная героиня книги Фанни Функе смотрит на окружающий её мир и, прежде всего, на себя с известной долей иронии. Что в общем непросто, если тебе семнадцать лет, если ты впервые уехала из родительского дома (и не без веской причины), если ты можешь рассчитывать только на себя и тем более если у тебя такой характер, что с тобой регулярно что-нибудь случается. То колготки сползают, то сбегают дети гостиничных постояльцев, порученные твоим заботам, то у милой пожилой дамы пропадает кольцо в твоё дежурство, то молодой человек, который тебе ужасно нравится, ведёт себя совершенно невразумительно.
        У Фанни есть одна счастливая черта: она не принимает слишком уж всерьёз ни все эти ежедневные маленькие катастрофы (и большие, настоящие катастрофы - тоже, заметим в скобках), ни себя саму. Именно поэтому она в состоянии справиться с любыми проблемами, каковы бы они ни были. Её чувство юмора и стоящий за ним здравый смысл - её точка опоры и спасательный круг.
        «Замок в облаках» - это история о Золушке, перенесённая в наши дни. Но, на мой взгляд, главное в ней не то, что скромная и трудолюбивая героиня в очередной раз получает по заслугам, а её лёгкое отношение к жизни и эта лукавая улыбка героини: не следует принимать свои горести всерьёз - и всё в конечном итоге сложится как надо. Вспомним Мюнхгаузена из замечательного фильма Марка Захарова: «Умное лицо - это ещё не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!»
        Приятного вам чтения!
        Татьяна Лаврова,
        переводчик этой книги
        Посвящается Соне
        Совершенно обессилевшая, я снова стояла по колено в снегу. Из бального зала доносились чудесные звуки скрипок. На шее висел чужой бриллиант весом в тридцать пять карат, а на руках лежал ребёнок без чувств. Тоже чужой.
        К тому же в суматохе, как Золушка, я потеряла туфельку.
        Говорят, что в чрезвычайных ситуациях в организме вырабатывается столько адреналина, что не чувствуешь ни холода, ни боли, но на самом деле это не так. Боль от раны в плече пульсировала, словно живое существо. Кровь, капавшая из пулевого отверстия, стекала по руке, окрашивая снег алым, а голая нога стыла на морозе. От напряжения - ребёнок был тяжёлый - мои руки и плечи болели, но я не осмеливалась перехватить девочку поудобнее, чтобы она не проснулась: её плач выдал бы наше местонахождение преследователям.
        Говорят также, что в минуты опасности голова начинает мыслить с необычайной ясностью. Про себя я так не могла сказать: я уже совершенно перестала понимать, кому можно доверять, а кто желает мне зла. Единственная ясная мысль, мелькавшая в моей пустой башке, заключалась в том, что если к пистолету присобачить глушитель, выстрела, оказывается, действительно не слышно.
        А ещё - что на свете явно существуют более подходящие моменты для поцелуев.
        Я понятия не имела, был ли юноша, поцеловавший меня, моим другом или врагом. Тем не менее его поцелуй прибавил мне сил.
        - Я мечтал об этом с тех пор, как впервые увидел тебя… - прошептал он.
        1
        Мой первый рабочий день в качестве няни грозил обернуться катастрофой.
        - Несомненно, ты самая плохая няня на свете, Фанни Функе, - заявил Дон, когда я пронеслась мимо него, голося: - Мальчики! Это уже не смешно! Пожалуйста, вернитесь!
        - «Пожалуйста, вернитесь! Иначе меня с треском уволят»! - передразнил меня Дон.
        Скорее всего, всё к тому и шло. А ведь я отвлеклась всего на минутку! В своё оправдание я могла сказать лишь одно: потерять из виду детей, одетых в белые куртки, белые лыжные штаны и белые шапки, гораздо проще, чем кажется. И вообще, следовало бы принять закон, запрещающий одевать детей таким образом. Я понимала, что далеко они уйти не могли: сверкающая снежная пелена вверх по склону оставалась нетронутой. Однако здесь, с западной стороны отеля, укромных мест, где могли спрятаться маленькие хитрюги, к сожалению, хватало. Сугробы причудливой формы, отдельно растущие деревья, поленницы дров и выступы строений представлялись идеальными укрытиями.
        Солнце слепило глаза, и я сощурилась. К вечеру и на рождественские праздники синоптики обещали снегопад, но сейчас небо всё ещё было ярко-голубым, а снег сверкал ярче мансардных окошек и башенок, крытых медью. Внизу, в долине, со вчерашнего утра лежал густой туман. Именно из-за разницы высот и выгодного расположения над облаками отель и прозвали Замком в облаках.
        - Какая тишина! Даже странно, правда? - Дон Буркхардт-младший не преминул напомнить мне, что сейчас не лучший момент любоваться альпийскими красотами. - Может быть, бедные малыши уже замёрзли…
        Дон сидел на больших санях - на них ко входу в подвал доставляли дрова - болтал ногами и лизал мороженое в вафельном стаканчике, которое он, похоже, добыл на кухне. Дрова, лежавшие на санях, он, недолго думая, выкинул в снег прямо перед табличкой:
        Добро пожаловать в «Шато Жанвье»!
        Его мороженое навело меня на мысль.
        - Ау, мальчики! Хотите вкусного мороженого? - позвала я.
        Ничто не шелохнулось.
        Довольный Дон захихикал:
        - Не нужно было пренебрегать своими обязанностями и отвлекаться на того чеха-сезонника, Фанни Функе.
        - Собери-ка лучше дрова, а то тебе попадёт, - ответила я.
        Хотя для своих девяти лет Дон был маленьким и тщедушным, имел вздёрнутый носик и трогательные карие глаза и поэтому выглядел так, будто и мухи не обидит, втайне я побаивалась его. Из его уст вылетали исключительно взрослые сентенции. Усиливало этот эффект то, что изрекал он их звонким детским голоском с очаровательным швейцарским прононсом, к тому же слегка шепелявя. У него была странная привычка в разговоре называть людей исключительно по имени и фамилии. Иногда он добавлял место жительства, возраст и другие характеристики.
        Это звучало примерно так: «Фанни Функе, семнадцати лет, из Ахима под Бременом, у тебя на колготках пошла стрелка».
        В этом было нечто угрожающее, как в кино про мафию, когда кто-то шепнёт: «Мы знаем, где ты живёшь!», а потом подложит соответствующему персонажу отрубленную лошадиную голову. И это в лучшем случае.
        Дон и его родители были завсегдатаями отеля, и Дон знал в нём каждый уголок. Целыми днями мальчик обычно шатался по отелю, подслушивая разговоры и устраивая окружающим пакости. При этом он вёл себя так, словно являлся единоличным владельцем отеля и всех, кто в нём находился, будь то гости или сотрудники, и от этого становилось неуютно. Я не сомневалась, что он изучил личные дела персонала, тем не менее в том, что он запоминал решительно всё, поистине было что-то дьявольское. Дон предпочитал слоняться там, куда не допускали постояльцев, но из-за того, что он был таким маленьким и славным, ему редко за это попадало.
        Тех, кого не очаровывала его мимимишная внешность, напоминавшая оленёнка Бэмби, Дон вводил в замешательство, обращаясь по имени и фамилии. При этом мимоходом упоминал имя своего отца, богача Дона Буркхардта-старшего, и то, что он водил дружбу с одним из братьев Монфор, которым, собственно, и принадлежал отель. Во всяком случае, со мной мальчик поступал именно так. И хотя я прилагала значительные усилия, эти мафиозные методы приносили свои плоды. Не далее как позавчера я застала Дона, когда он вытирал вымазанные в шоколаде пальцы о вышитые бархатные портьеры в маленьком вестибюле на третьем этаже.
        Он делал это вдумчиво и тщательно. На мой негодующий вопль «оленёнок» улыбнулся с осознанием собственного превосходства.
        - О, недоучка Фанни Функе из Ахима под Бременом, похоже, любит безвкусные занавески!
        Я возмутилась ещё больше: все портьеры и подушки на этаже были сшиты из замечательного тёмно-красного бархата, расшитого матово-золотыми птицами и цветочными гирляндами. Если осторожно погладить эту ткань кончиками пальцев, казалось, что портьера гладит тебя в ответ.
        Даже неспециалисту было понятно, что они дорогущие, пусть даже за давностью лет бархат слегка выцвел.
        - И вообще, разве в твои обязанности не входит поддерживать чистоту и порядок в отеле, горничная-практикантка Фанни Функе с дурацкими веснушками? - спросил Дон. Дело в том, что позавчера меня ещё не определили в няни, тогда я находилась в ведении службы уборки номеров.
        - Как ты думаешь, какую сумму мой отец потратит в отеле в этом году? И как ты полагаешь, кто скорее вылетит отсюда - ты или я? На твоём месте я бы порадовался, что портьеры испачканы шоколадом, а не чем-нибудь похуже, и постарался бы побыстрее отчистить пятна прежде, чем фрейлейн Мюллер снова соизволит устроить тебе нагоняй. (Откуда он только брал подобные выражения? Даже моя бабушка таких не употребляла!)
        - На твоём месте я бы поскорее убралась отсюда, чтобы не получить метёлкой по попе! - запальчиво воскликнула я, а Дон с торжествующей ухмылкой неторопливо направился прочь. Гостиничной кастелянши фрейлейн Мюллер я боялась больше, чем его. И, оттирая щёткой шоколадное пятно с бархатной портьеры, я действительно ощущала в некотором роде благодарность за то, что отчищать пришлось шоколад, а не что-нибудь похуже.
        - Кое-кому из нас сейчас точно влетит, - теперь заявил Дон, в очередной раз лизнув мороженое. - Ты флиртовала с Яромиром Новаком, тридцати восьми лет, с усами, вместо того чтобы смотреть за детьми. Я могу это засвидетельствовать.
        - Ничего не флиртовала! - немедленно возразила я. - Я просто быстренько помогла Яромиру распутать ёлочную гирлянду. Это входит в круг моих обязанностей.
        В конце концов, в этом отеле я была не только няней. В перечне обязанностей гостиничной практикантки, которые я выполняла, значилось выражение «девочка на побегушках» и «универсальная занятость».
        Дон покачал головой:
        - Ты улыбнулась, заправила за ухо прядь волос и откинула голову назад. Всё это жесты, призванные привлечь внимание противоположного пола в брачный период.
        - Чушь какая! - гневно сказала я. - Яромир для меня слишком стар, а ещё у него в Чехии жена и дети, которых он очень любит. - Даже если бы он был на двадцать лет моложе и не женат, я бы всё равно ни за что не стала с ним флиртовать. Я вообще никогда не флиртую. Меня бросало в дрожь от самого слова «флирт». Фу!.. - И вообще… - Я захлопнула рот.
        Дон даже не пытался скрыть злорадство, пока я с возмущением оправдывалась. Это ясно доказывало, что я принимала его слова всерьёз. А ведь именно этого я ни в коем случае не хотела ему демонстрировать.
        - Ну так что? Ты видел, куда побежали близнецы? - угрюмо спросила я.
        Дон немедленно изменил тактику:
        - Я даже знаю, где они спрятались. - Он одарил меня доверчивым взглядом, обаянию которого позавидовал бы диснеевский Бэмби. - Я открою тебе этот секрет, если ты попросишь как следует.
        - Пожалуйста, - попросила я, понимая, что это ничего не даст.
        - Скажи: «Пожалуйста, дорогой Дон», - потребовал мальчишка.
        - Пожалуйста, дорогой Дон, - повторила я скрепя сердце.
        Дон снова расхохотался:
        - Я открою другой секрет - секрет, почему из тебя никогда не выйдет няня! У тебя просто недостаточно педагогического авторитета. Дети это чувствуют.
        - А я открою тебе секрет, почему у тебя нет друзей. У тебя просто недостаточно умения вызывать симпатию! - Слова вырвались у меня прежде, чем я успела осознать, насколько жестокими они были.
        Устыдившись, я прикусила губу. Наверное, из меня действительно никогда не выйдет няня. Помимо того, что я потеряла двоих шестилеток, выпустив их из виду всего на секундочку, я ещё и унизила мальчика с глазами Бэмби. При этом место практикантки в отеле мне, вероятно, досталось потому, что я похвасталась своим умением обращаться с детьми. Немаловажную роль сыграло то, что у меня было два младших брата.
        - Ой!
        Дон подставил мне ногу, и я чуть не грохнулась в снег, но как-то удержалась на ногах и поспешила отойти от него. Тоже мне «милые малютки»! Нет уж, дети - это худшее из зол! Но ничего не поделаешь: двух таких милых малюток мне нужно было найти как можно скорее, а третьего я решила отныне просто игнорировать.
        - Ма-альчики! Э-эй! - Я старалась, чтобы мой голос звучал весело и непринуждённо, как будто мы просто играем в прятки. Ни звука. А ведь до этого они тараторили без умолку и по-идиотски рифмовали всё подряд. Как их там звать-то? Ультрамодные имена в английском стиле, что-то вроде… - Джош, Эшли! Куда вы подевались? Вы не хотите доделать снеговика? Я принесла отличную морковку, чтобы сделать ему нос!
        Дон снова ехидно захихикал:
        - Ты даже не в состоянии запомнить, как их зовут, неудачница Фанни. Засунь себе свою морковку знаешь куда? Ничего у тебя не выйдет!
        Я притворилась, что не слышу его. Сдаваться я не собиралась. За последние три месяца я и не с таким справлялась. В конце концов, всё было не так плохо, как казалось на первый взгляд. Мне поручили поиграть с близнецами Бауэр (как их там? Лэреми? Джейсон?) на свежем воздухе, чтобы их родители могли спокойно собрать вещи и расплатиться в отеле. Если вдуматься, именно этим я и занималась. А теперь эти проклятые дети, несомненно, развлекались на полную катушку, потому что им удалось сбежать и спрятаться. На свежем воздухе.
        - Известно ли тебе, что такое нарушение обязанностей надзора за несовершеннолетними, будущая экс-практикантка Фанни Функе? - Дон в очередной раз лизнул мороженое. - Надеюсь, у тебя хорошая страховка? На твоём месте я бы молил Бога о том, чтобы близнецы не угодили в какую-нибудь расщелину в леднике. Если сейчас пойдёт снег и всё заметёт, поисковые собаки не смогут даже взять след.
        Усилием воли я подавила в себе желание заткнуть уши пальцами. Этот ребёнок являлся не иначе как самим дьяволом. Насколько я знала, поблизости от отеля не было никаких расщелин. Тем не менее мой голос теперь прозвучал вымученно и пронзительно, так что это заметила даже я:
        - Вы не хотите погладить на прощание белочку?
        - Они на это не купятся. - Дон щелчком запулил стаканчик с недоеденным мороженым в снег. - Так уж и быть, я помогу тебе. Они побежали вон туда. - Он махнул рукой в сторону нового катка, который старик Штукки и Яромир недавно соорудили рядом со старинной каруселью. - Думаю, они спрятались в подвале, где стоят лыжи.
        Вместо того чтобы отправиться туда, куда показывал Дон, я решительно зашагала в противоположном направлении. И - удача! Пройдя всего пару метров, я услышала сдавленное хихиканье и увидела, как закачалась ветка огромной Полумесячной ели, которую Яромир и старик Штукки, рискуя жизнью, в ноябре украсили ёлочными гирляндами. Рисковал жизнью, собственно, только Яромир, а Штукки держал лестницу. Полумесячной ель прозвали из-за того, что гирлянды на ней висели в форме полумесяца, причём только на ветках, обращённых к отелю. Я слышала, что эти гирлянды купили лет тридцать назад, но так как деревья имеют обыкновение расти (а ель за это время тоже изрядно увеличилась в размерах), то гирлянд теперь хватало лишь на половину ели. Поэтому по вечерам её половина сверкала и переливалась огнями, подмигивая окнам отеля. Ветви же, обращённые к долине, сливались с ночным небом: на них не было ни огонька. Полумесячная ель знаменовала собой границу между ухоженным ландшафтом вокруг отеля и дикой природой. Хотя сейчас разницы между тем и другим не было. Всё скрывало толстое снежное покрывало.
        Под елью было очень удобно прятаться, если ты метр двадцать ростом. Её переплетённые ветви доставали до самой земли. Вероятно, под ними находилась мягкая и сухая подстилка из мха и еловых иголок, потому что туда не проникал снег. Чтобы не спугнуть детей, я направилась не прямо к ели, а решила пойти в обход.
        - Хитрюги близнецы Бауэр - большие мастера прятаться, - сказала я, повысив голос. - Эх, как же жалко, что я не могу найти их и показать сюрприз, который я им приготовила! И этот сюрприз имеет отношение к белочкам… и ещё кое к чему…
        Под ёлкой зашушукались. Я не смогла сдержать усмешку. Но радость моя длилась недолго.
        - Не дайте себя провести, Джейден и Эш Бауэр из Лимбурга-на-Лане! - крикнул Дон прямо у меня за спиной. Он таки слез с насиженного места на санях и отправился портить мне жизнь дальше. - Нет у неё для вас никакого сюрприза. И белки тоже нет. Она просто хочет поймать вас, испортить вам всё удовольствие и сдать родителям, и вам придётся ехать домой! Бегите!
        - У Джейдена и Эша хватит мозгов не обращать внимания на то, что там лопочет глупый Дон, - с надеждой возразила я.
        Но дети уже вылезли из-под ёлки и с криками и смехом понеслись через парковку.
        Дон одобрительно зааплодировал. Мне оставалось только броситься следом. К сожалению, мои подопечные со всех ног помчались прочь от отеля в сторону шоссе. Они перемахнули через кучу грязного снега и льда на краю парковки, пересекли подъездную дорожку и на другой её стороне снова перелезли через снежную стену.
        - Стойте! Там очень опасно! - заорала я, карабкаясь за ними.
        Там действительно было опасно. Хотя по шоссе ездили редко, - оно было проложено только до отеля, - чёрный асфальтовый серпантин петлял по горе, круто спускаясь в долину. Поросший же елями склон, по которому шоссе змеилось туда-сюда, был практически отвесным, и именно по нему безудержно хохотавшие дети и собрались спускаться. Словно обезьянки, они ловко хватались за нависавшие над их головами ветки, спускаясь всё ниже и ниже.
        Ледяной наст на склоне, многократно подтаивавший и снова замерзавший, похоже, выдерживал близнецов, но не меня. При каждом шаге я с треском проваливалась по колено или глубже, как будто я пыталась пройти по запечённой карамельной корочке на огромной миске с крем-брюле.
        - Стойте! - в ужасе закричала я. - Пожалуйста, стойте!
        - Стойте, стойте, успокойтесь, руки мойте, ноги мойте! - весело загорланили в ответ близнецы.
        Дон был прав: никакого авторитета у меня не было и в помине. Тем временем дети уже добрались до следующего витка шоссе и снова перелезли через его край, готовясь продолжить путь вниз по склону.
        - Немедленно остановитесь! - Я торопливо вытащила ногу из особенно глубокой дыры в снегу и попыталась шагать шире. - Здесь водятся… медведи!
        - Мишки - врушки и воришки, мишки - глупые трусишки… Ой!..
        Один из близнецов не удержался на ногах и поскользнулся, съехал вниз и со всего маху врезался в ближайшее дерево, заливаясь при этом хохотом. Его братцу всё это так понравилось, что он сел на снег и последовал его примеру, заскользив вниз.
        - Не делайте этого! - в ужасе закричала я, в красках представив себе, как дети, набирая скорость, летят вниз по склону, пока не сломают себе шеи, налетев на дерево, либо пока не попадут под машину в том месте, где шоссе становится более оживлённым.
        Мне казалось, что я уже слышу рёв мотора, поэтому, собрав волю в кулак, я прибавила скорость. Вдруг я сама потеряла равновесие и шлёпнулась животом на снег, немедленно превратившись в человеческий аналог санок для бобслея. Я была тяжёлая, а моё зимнее пальто было сшито из гладкой ткани, поэтому я покатилась вниз по снежному склону, не в силах затормозить. Я судорожно растопырила руки, вопя во всё горло: «Не-е-е-е-е-е-ет!..» Ничего, кроме этого, мне в голову не пришло. Я пулей пронеслась мимо близнецов, перелетела через сугроб на очередной виток шоссе и упала прямо на середину дороги. Всё это произошло за считаные секунды, так что передо мной даже не успела пронестись моя молодая и, прямо скажем, довольно бесцельная жизнь.
        За мной через снежный бортик по краю шоссе перелетели дети. Надо сказать, из нас получилась живописная куча-мала. Близнецы по-прежнему заливались хохотом, из чего я заключила, что они не ушиблись. Что касается меня, я не была так уж уверена, что падение обошлось без повреждений. Однако, прежде чем успела проверить, осталась ли в живых, я услышала пронзительный визг тормозов, а сразу после этого - взволнованный голос:
        - Вы что, совсем с ума сошли?! Я же вас чуть не задавил!
        Отодвинув в сторону ногу одного из близнецов, я попыталась поднять голову. В метре от нас находился бампер тёмно-зелёной легковушки с цюрихским номером. Дверца машины была широко распахнута. Её водитель, юноша чуть старше меня, возвышался теперь прямо над нами. Он был до смерти напуган (и я его отлично понимала).
        От пережитого потрясения меня затрясло так, что зубы начали выбивать дробь. Ещё бы чуть-чуть - и всё!
        - Кому-то нужна помощь? - спросил юноша.
        Кряхтя, я поднялась на ноги, обнаружив при этом, что мои руки-ноги в порядке. Посадка оказалась жёсткой, но благодаря пальто на пуховой подкладке и толстым перчаткам я ничего себе не содрала и не сломала.
        - Вроде бы нет, - ответила я, одновременно бегло осматривая близнецов.
        Крови нигде не было видно, вывихнутых суставов - тоже. Глаза мальчишек сияли, на щеках красовался румянец. Типичные счастливые дети!
        - Ещё раз! - завопили типичные счастливые дети. - Было так здорово!
        На всякий случай я покрепче ухватила их за капюшоны курток, которые, слава богу, как ни странно, остались белоснежными.
        - То, что вы устроили, было крайне глупо и опасно, - отчеканил юноша. - Вы могли погибнуть!
        - Что верно, то верно! Вы совершенно правы, - выдавила я, продолжая стучать зубами. - Мне правда очень жаль. Понимаете, если на этом склоне поскользнёшься, то практически невозможно остановиться…
        - Я тоже был бы виноват, - перебил юноша. Похоже, он меня даже не слушал и говорил скорее сам с собой. Он мрачно уставился в пространство: - Меня бы судили, а все свидетели были бы мертвы, потом приговорили бы к тюремному заключению, отобрали бы водительские права, и мой отец… - Тут он содрогнулся и замолчал.
        Я откашлялась:
        - Так что, наверное, стоит просто порадоваться тому, что все мы остались живы! - Озноб, кажется, утих, и я неуверенно улыбнулась. Мне хотелось положить ему руку на плечо, чтобы отвлечь от мрачной картины, которую он себе вообразил, но я боялась отпустить детей. - Честное слово, мне страшно жаль, что мы тебя так напугали… Ты не мог бы быть столь любезен и подвезти нас на машине наверх, к отелю? Ты ведь туда ехал, верно?
        Конечно, он ехал туда: здесь, наверху, больше ничего не было. Вероятно, он был одним из тех шести дополнительных сотрудников, которых наняли для работы в ресторане на рождественские каникулы.
        - Вы - гости из Германии, да?
        - Да, ква, тра-ля-ля, тра-та-та, каля-маля, - ответил Эш. (Или это был Джейден?.. Выглядели они совершенно одинаково.)
        Юноша кивнул, как будто это всё объясняло, и открыл задние дверцы, чтобы близнецы могли запрыгнуть в машину. На всякий случай я продолжала держать мальчишек за капюшоны и выпустила их только после того, как прочно пристегнула детей ремнями безопасности.
        - Кажется, всё! - Я с облегчением захлопнула дверцу, благодарно улыбнувшись юноше. - Блокировка задних дверей - лучшее, что изобрели со времён печатного станка!
        - Твои братья часто удирают от тебя, да?
        - Ой, нет, это совсем не мои братья. Я не живу в отеле, я прохожу здесь годовую практику и сегодня первый день работаю няней. - Я рассмеялась: - Не лучшее начало, как можно заметить! К детям меня лучше не подпускать. Честно говоря, мне даже в прачечной больше понравилось, хотя в первый же день я обожглась о бельевой каток и сделала подпалину на салфетке с монограммой. - Обычно я не болтаю без умолку с незнакомцами. Наверное, сказался пережитый стресс и восторг от того, что я осталась в живых.
        И потом, юноша почему-то необъяснимым образом вызывал у меня доверие. - Только, пожалуйста, не рассказывай никому, что, пока я гуляла с детьми, они чуть не попали под машину, ладно? Иначе меня уволят. - Я сняла перчатку и протянула юноше руку: - Кстати, я Фанни. Фанни Функе. - И чуть не добавила на автомате «недоучка из Ахима под Бременом» (болтовня Дона Буркхардта-младшего, очевидно, пагубно влияла на меня).
        - Бен. - Юноша пожал мне руку. Кажется, моё чириканье немного привело его в себя, и он улыбнулся: - Бен Монфор.
        - Как забавно! - заявила я. - Фамилия владельцев отеля тоже Монфор. Роман и Рудольф Монфоры. Они братья… О господи боже мой! Я обескураженно вытаращилась на него:
        - Пожалуйста, скажи мне, что ты не их родственник!
        Бен смущённо развёл руками:
        - Мне очень жаль…
        2
        Мне тоже было очень жаль. Если быть точнее, очень жаль себя. До невозможности жаль! Мало того что вместе с двумя дошкольниками, которых мне поручили развлекать и ублажать, мы вылетели на проезжую часть, судьбе этого показалось мало. Ей непременно нужно было устроить так, чтобы мы чуть не угодили под колёса машины, которую вёл сын владельца отеля, где я работаю!..
        Ужасно расстроившись, я обходила машину, собираясь сесть на место рядом с водителем, и лихорадочно вспоминала, что такого я успела наговорить. Я, конечно, преподнесла ему на блюдечке с голубой каёмочкой сразу две причины в пользу моего немедленного увольнения. И эти две причины в белых капюшонах восседали сейчас на заднем сиденье. Не говоря уже об испорченной салфетке с монограммой. Но ведь могло быть и хуже! Например, если бы я сказала: «Монфор - как у владельцев отеля? У Романа и Рудольфа Монфоров, или, как я их называю, Романа Скандалиста и Руди Рохли?»
        На сиденье рядом с водительским лежал бумажный пакет с морковью. Я положила его себе на колени.
        Вероятно, Бен был сыном Романа Скандалиста, старшего из братьев. Я знала о том, что у него имелся сын от первого брака, живший с матерью в Цюрихе, но представляла себе этого сына маленьким мальчиком, а не почти взрослым юношей. У Руди Рохли не было семьи, он жил один в маленькой квартирке на пятом этаже, под самой крышей отеля. Дениз со стойки регистрации рассказала мне историю, известную уже всему отелю. Ещё в юности Руди при трагических обстоятельствах якобы потерял любовь всей своей жизни и с тех пор вообще не интересовался противоположным полом. При каких именно трагических обстоятельствах это произошло, Дениз, к сожалению, не знала, однако вся эта история хорошо сочеталась с понурой фигурой Рудольфа Монфора и его взглядом, преисполненным печали, как у спаниеля. Однако следовало отдать ему должное: при встрече он приветливо кивал и меланхолично улыбался всем сотрудникам отеля. В том числе и мне.
        В противоположность Руди его брат Роман улыбался исключительно гостям отеля. Служащих же он в лучшем случае игнорировал, как будто они были пустым местом, а в худшем - устраивал скандал, зачастую высасывая его из пальца. До сих пор мне везло: я ни разу не удостаивалась его неблагосклонного внимания, но ещё с сентября, с того самого дня, когда поступила в отель, у меня сердце уходило в пятки при мысли, что когда-нибудь гром грянет и над моей головой.
        Весьма вероятно, этот момент как раз сейчас и настал. Если Роман Монфор мог в течение четверти часа орать на горничную из-за пятнышка зубной пасты на форменном платье и уволить швейцара из-за того, что его угораздило выкинуть окурок прямиком под дверь чёрного хода, то что он сделает с человеком, из-за которого дети постояльцев чуть не угодили под машину его сына?!
        Пока Бен заводил мотор, я искоса разглядывала его. Ну да, семейное сходство налицо: голубые глаза, высокий лоб, массивный нос, волевой подбородок, густые тёмные волосы… Одним словом, юноша явно пошёл в отца. Только он был гораздо моложе. И гораздо симпатичнее. Даже в профиль его лицо внушало доверие.
        Несмотря на это обстоятельство (а возможно, в первую очередь именно из-за него), мне следовало быть осторожнее. Боже меня упаси счесть Бена Монфора безвредным только из-за его смазливой физиономии! Ведь нет никакой гарантии, что он тут же не наябедничает на меня своему отцу. В конце концов, народная мудрость гласит: «Яблоко от яблони недалеко падает».
        Может быть, мне удастся отвлечь Бена от случившегося, заведя непринуждённую беседу? Я зашуршала пакетом, привлекая к себе внимание:
        - Как удачно, что ты захватил с собой пару морковок для снеговиков. Ведь сегодня вечером обещали снегопад!
        Юноша улыбнулся в ответ:
        - Я везу морковки не для снеговиков, а для Жестика и Жилетика.
        Ёлки-палки! Сохранять осторожность и не доверять этому человеку становилось всё сложнее. Он ещё и животных любит!
        Жестиком и Жилетиком сокращённо звали двух коней, которые жили в конюшне при отеле. Этих породистых и ласковых норикийских жеребцов по паспортам звали Широкий Жест и Белый Жилет. Летом они с развевающимися белоснежными гривами радостно скакали вокруг отеля. Вместе с пасущимися мохнатыми рыжими коровами с колокольчиками на шее эта парочка оживляла местную альпийскую идиллию. Зимой, якобы в соответствии с их же горячим желанием, коней запрягали в старинные гостиничные сани-розвальни, которые старый Штукки надраивал до блеска, чтобы катать постояльцев. Втайне я надеялась, что в рамках моей практики меня когда-нибудь пошлют работать на конюшню, потому что Широкий Жест и Белый Жилет были самыми ласковыми лошадьми, с которыми мне когда-либо доводилось общаться.
        - Они наверняка очень обрадуются, - заметила я. - Старый Штукки недавно посадил их на диету. Он утверждает, что они разжирели, скучая в стойле без дела. - Если это было действительно так, я тоже внесла в это дело свою лепту, регулярно угощая коней бананами, которые они очень любили. И меня они тоже любили. Как только я открывала дверь в конюшню, они начинали радостно ржать и фыркать, и мне было совестно приходить к ним с пустыми руками. - В конце концов, следующие несколько недель им предстоит попотеть: куча народу уже записалась на катание на санях у месье Роше.
        - Угу, причём, как правило, катаются-то толстые, а худые предпочитают ходить сами… - вздохнул Бен. - Когда я был маленьким, у меня просто сердце разрывалось, глядя на это безобразие. Мне хотелось самому впрячься в сани. - Бен осторожно вёл машину вверх по горному серпантину, причем настолько осторожно и медленно, что близнецы на заднем сиденье завопили: «Быстрей, быстрей, тормозов не жалей!» - а потом захихикали и зашептались.
        - Ты приехал в гости к отцу? - Чуть осмелев, я сменила тему беседы. - Насколько я знаю, его сегодня вообще нет в отеле. - Роман Монфор жил не здесь (это мне тоже поведала Дениз со стойки регистрации), а вместе со своей девушкой снимал квартиру в Сьоне, городке по соседству, откуда до отеля можно было добраться на машине минут за сорок пять. У Романа не имелось чёткого расписания, поэтому мы никогда не знали, когда он в следующий раз осчастливит нас своим присутствием и когда уберётся восвояси. Сегодня, во всяком случае, я его точно не видела. Между прочим, это была ещё одна причина быть благодарной судьбе: ведь я могла угодить под колёса его машины.
        - Ничего страшного. Я приехал на все праздники, - ответил Бен.
        - Что, прямо в отель? - вырвалось у меня.
        - Я буду в отеле круглосуточно. - Он коротко глянул на меня, скосив глаза. - А ты имеешь что-то против?
        О господи, конечно же я не имела ничего против! Я только не могла сообразить, где он будет ночевать. Может быть, у своего дяди? Все тридцать пять номеров в Замке в облаках были забронированы на рождественские и новогодние праздники, а в номерах 212 и 213 нам даже пришлось поставить дополнительные кровати. И все койки на этажах, где размещался персонал, тоже были заняты: на праздники владельцы отеля взяли дополнительных сотрудников.
        - У тебя в отеле есть комната, где ты обычно останавливаешься? - рискнула спросить я.
        Бен рассмеялся:
        - Я забронировал герцогский люкс! - А затем саркастически заметил: - Не волнуйся, до сих пор мне всегда удавалось найти уголок, где можно приклонить голову. В конце концов, я приехал сюда не спать, а работать. Мой отец, будь он здесь, не упустил бы случая напомнить мне об этом.
        - Работать? - недоверчиво повторила я.
        - Да, представь себе, работать. - Похоже, Бен был от этого не в восторге. - Впрочем, как и на всех каникулах. Тем более что это мои последние каникулы перед матурой[1 - Мат?ра - европейский аналог ЕГЭ.], или, как говорят у вас, в Германии, получением аттестата. Все мои одноклассники отсыпаются и празднуют, а родители пляшут вокруг них, и только мне придётся каждый день вставать в полшестого, не получая за это ни копейки.
        - Кому ты это говоришь! - пробормотала я.
        Но Бен, похоже, так разозлился, что уже не слышал меня.
        - Ты проходишь в отеле годовую практику, а я, в отличие от тебя, пожизненную. В этот раз дядя Рудольф решил, что я буду заменять Дениз на стойке регистрации, но я точно так же мог бы добавлять хлорку в гостиничный бассейн или заправлять постели. И с бельевыми катками я тоже умею обращаться, даже с Толстой Бабёхой.
        - Ни фига себе! - потрясённо выдохнула я. Должна сразу пояснить, что Толстая Бабёха - это бельевой каток с валиками диаметром больше полутора метров, как и Старая Берта, стиральная машина, сделанная в прошлом веке, в барабане которой при желании могла бы разместиться небольшая семья, были незыблемыми столпами и святынями гостиничной прачечной. - Похоже, Павел о тебе весьма высокого мнения!
        - Так и есть.
        Бен гордо улыбнулся, и я не могла ничего с собой поделать: мне было всё равно, чей он там сын, мне он нравился. Мысль о том, что мы будем работать в одном отеле, согревала мне сердце. Если он был другом Павла, то был и моим другом.
        Павел, повелитель стиральных машин, сушек для белья, бельевых катков и гладильных аппаратов, размещавшихся в подвале отеля, представлял собой бородатого качка-великана, лысого как коленка. Руки его сплошь покрывали татуировки с черепами, змеями и когтистыми птичьими лапами. Великана можно было легко вообразить в качестве вышибалы в каком-нибудь сомнительном ночном клубе, где собираются сатанисты. Во всяком случае, до тех пор, пока своими глазами не увидишь, с какой любовью он проглаживает воротничок на форменном платье горничной, напевая при этом мелодию Ave Maria. Он обладал чистым и звучным баритоном, и о его кантатах и оперных ариях по отелю ходили легенды. Я могла либо с восхищением внимать ему, либо подпевать (и тут оказалось, что музыкальные абонементы, которые бабушка с дедушкой дарили мне на каждый день рождения, принесли хоть какую-то пользу). К концу моей практики в прачечной мы с ним неплохо разучили дуэт Папагено и Памины из «Волшебной флейты» Моцарта в сопровождении шести стиральных машин в режиме интенсивного отжима. Болгарин Павел, говоривший на ломаном немецком, вместо слов из
оперы Моцарта «Любви искал я много дней, даже в лесу мечтал о ней» пел: «Любви оскал на много дней лису чесал, мечтал о ней». Лично мне так нравилось даже больше: в этом угадывалось нечто философское, загадочное.
        На последнем повороте дороги Бен нажал на газ, и мы выехали из сумрачного леса. Посреди плоского горного плато нашему взору открылся Замок в облаках. Яркое полуденное солнце освещало его стрельчатые окошки, башенки, каменные карнизы и балюстрады. У меня просто дух захватывало каждый раз, когда я видела его невыразимо прекрасный старинный фасад. Бен рядом со мной тоже тихонько вздохнул. Мне показалось, по той же причине, что и я, а возможно, и по какой-то другой.
        Юноша проехал мимо арки, ведущей в подземный гараж, но, вместо того чтобы подрулить к парадному входу по элегантному въезду, остановился на открытой парковке поодаль.
        - Я, конечно, могу довезти вас прямо до вертящейся двери… - Он опять искоса взглянул на меня, и уголки его губ поползли вверх и превратились в улыбку.
        Я улыбнулась в ответ:
        - Очень любезно с твоей стороны, но отсюда мы и сами дойдём. Правда, мальчики?
        - Вон стоит этот идиот Дон. - Близнецы показали пальчиками на Дона Буркхардта-младшего, который, скрестив руки на груди, с самодовольным видом возвышался перед Полумесячной елью. Казалось, он чего-то ждал.
        Или кого-то. И похоже, что нас.
        Я застонала.
        - Можете показать ему язык, я вам разрешаю, - сказала я.
        Близнецы выполнили моё указание с необычайным усердием, при этом лизнув разок стекло машины Бена.
        - У тебя незаурядный педагогический талант! - Бен прищурился, чтобы рассмотреть Дона повнимательнее. - Это, что ли, маленький псих, сынок Буркхардтов?
        - Он самый, - кивнула я.
        Обнаружив нас, Дон с любопытством направился в нашу сторону.
        - Они уже почти три недели живут здесь, пока перестраивается их вилла в Берне. Я всю дорогу задаюсь вопросом: как им удалось освободить своего сыночка от школьных занятий на столько времени? В Германии у них бы это не вышло! - фыркнула я.
        Бен пожал плечами:
        - Должно быть, старый Буркхардт дал взятку директору. А если одной взятки оказалось бы мало, он, недолго думая, просто купил бы всю школу. Старик славится умением скупать всё, что не прибито гвоздями.
        В голосе юноши прозвучала горечь, и мне ужасно захотелось спросить почему, однако дети уже отстегнулись, распахнули двери и устремились наружу. Я немедленно последовала за ними, автоматически ухватив их за белые капюшоны.
        - Кстати, Дончик рифмуется со словами «пончик» и «помпончик», - вскользь заметила я.
        Я услышала, как Бен расхохотался у меня за спиной:
        - Ты и правда прекрасно «понимаешь» детей!
        Я всё-таки обернулась. Окошко его машины поехало вниз.
        - Зато я прекрасно лажу со Старой Бертой. Не веришь - спроси Павла!
        Больше всего на свете мне хотелось крепко пожать Бену руку, однако обе они были заняты белыми капюшонами.
        Я понизила голос:
        - Большое тебе спасибо! И за то, что ты нас не переехал, и за то, что не собираешься на меня жаловаться.
        На секунду Бен посерьёзнел:
        - Понятное дело. Практиканты не ябедничают друг на друга.
        Я просияла. Я так и знала: тот, кому Павел способен доверить Толстую Бабёху, не может быть плохим человеком!
        - Я рада, что ты такой милый, хотя у тебя такой противный… - восторженно начала я и вдруг запнулась. Симпатия симпатией, но, возможно, всё же было слишком рано говорить Бену о том, как я счастлива, что он не похож на своего папочку. - Хотя тот противный спуск ужасно нас напугал, правда. - Фраза получилась до крайности неуклюжей, ну да ладно.
        Я отпустила дверцу машины, и она захлопнулась.
        - Гляди-ка, неужели Фанни Функе из Ахима под Бременом возит детей, порученных её заботам, в незнакомой машине, с незнакомым субъектом, без детских кресел?
        Пока мы любезничали с Беном, Дон успел преодолеть расстояние от входа до парковки. Он посмотрел вслед машине Бена, свернувшей в сторону конюшни, - по всей видимости, юноша хотел скормить лошадям гостинцы как можно скорее.
        Дон повернулся ко мне:
        - Вопрос в том, понравится ли это господину и госпоже Бауэр из Лимбурга-на-Лане. Кто спросит их об этом: ты или я? Кстати, вот и они сами.
        С торжествующей ухмылкой «оленёнок» указал на белоснежный «мерседес» семейства Бауэр, как раз в эту минуту вплывший на гостиничную парковку и остановившийся рядом с нами. Из него, возбуждённо помахивая сумочкой от «Дольче и Габбана», вышла госпожа Бауэр:
        - Ку-ку! Вот вы где, мои маленькие зайчатки! Как замечательно всё получилось. Вы хорошо поиграли с вашей милой няней?
        - «Милая няня»? Как же! Радуйтесь, что они вообще остались живы… - начал было Дон.
        Но госпожа Бауэр не расслышала его, потому что один из близнецов в это время завопил во всё горло:
        - Дончик-Дончик, сладкий пончик, толстый розовый помпончик!
        А другой в это время потребовал:
        - Хочу ещё-о-о раз!
        Господин Бауэр тоже выбрался из машины и небрежно сунул мне в ладонь мятую купюру.
        - Большое вам спасибо, что присмотрели за нашими маленькими хулиганами.
        - Ха-ха-ха! - снова попытался возразить Дон. - Какая чушь! Вам ведь не придёт в голову благодарить акулу за то, что она откусила вам мизинец, вместо того чтобы оттяпать всю ногу!
        По счастью, господин Бауэр не обратил на его слова никакого внимания: его неугомонные сыновья обхватили его за ноги - один за левую, другой за правую - и без умолку трещали о классной снежной горке, по которой им так понравилось спускаться.
        - Ну что вы! Ваши детишки были мне только в радость, - заверила я Бауэра-старшего.
        В данный момент это даже соответствовало действительности. Чуть ли не со слезами радости на глазах я наблюдала за тем, как близнецы - как бишь их звали-то? - вместе с родителями залезли в машину, помахали мне и покатили прочь.
        Когда машина скрылась за поворотом дороги, ведущей в долину, Дон разочарованно вздохнул:
        - Кстати, у тебя шишка в волосах, Фанни Функе, и выглядит это на редкость по-идиотски.
        Я подавила в себе желание немедленно схватиться за голову и вместо этого неторопливо развернула купюру, которую сунул мне Бауэр-старший. Это была бумажка в сто швейцарских франков. Меня чуть не хватил удар.
        - Этого не может быть!.. - упавшим голосом сказал Дон.
        А вот и может! Ха!
        - Ну что ж, мой первый рабочий день в качестве самой плохой няни на свете оказался совсем не так уж плох. - Хотя я отдавала себе отчёт в том, что глупо так наслаждаться своим неожиданным триумфом, всё же не могла удержаться и погладила Дона по голове: - Как ты считаешь, Дончик-помпончик, радость моя?
        Дон криво ухмыльнулся, но даже это не лишило его обаяния.
        - Как хорошо, что праздники только начинаются, правда? - спросил он, шепелявя чуть больше обычного.
        Против воли у меня по спине побежали мурашки.
        Улыбка Дона стала шире:
        - Знаешь что? Я скажу родителям, что с завтрашнего дня хочу ходить в детскую игровую при отеле. Вы наверняка придумаете для нас мно-о-ого всего интересного! - И, проникновенно взглянув на меня своими большими карими глазами, «оленёнок» продолжил: - Почему-то мне кажется, что в ближайшее время тебе светит множество самых различных неприятностей, Фанни Функе.
        К несчастью, теперь мне тоже так казалось!
        3
        Через подвал, где хранились лыжи, я пробралась в отель и по чёрной лестнице взлетела на свой этаж в надежде, что не встречу никого, кто бы раскритиковал мой потрёпанный внешний вид. Больше всего я боялась, что меня увидит фрейлейн Мюллер. Старомодное обращение «фрейлейн» совершенно ей не подходило: долговязая и сухопарая кастелянша всегда одевалась безупречно, неизменно держалась прямо, словно аршин проглотила, и абсолютно точно не успела застать времена, когда к незамужним женщинам всерьёз обращались со словом «фрейлейн». Дело в том, что ей было всего лишь немного за сорок. Тем не менее она настаивала, чтобы её называли именно так. Это смешное старинное слово внушало уважение и страх. Неизбежно вспоминалась гувернантка фрейлейн Роттенмайер из «Хайди»[2 - «Хайди, или Волшебная долина» - повесть швейцарской писательницы Йоханны Спири, считающаяся классикой немецкой детской литературы XIX в. В те времена к незамужним женщинам до глубокой старости обращались со словом «фрейлейн». (Примеч. перев.)]. Она была так же несгибаема, как стальная линейка.
        Однажды фрейлейн Мюллер отправила меня обратно в прачечную только потому, что резинки на кончиках моих косичек оказались разного цвета.
        - Мы же не папуасы какие-нибудь, - добавила она. При этом в её голосе прозвучало глубокое презрение к папуасам. - Что подумают о нас постояльцы? Наш отель - почтенное заведение.
        Я плохо представляла себе, кто такие папуасы. Несмотря на это, устыдилась до глубины души. В тот же день, дабы не бросить тень на честное имя и славные традиции отеля, в котором работаю, я на всякий случай выкинула в мусорное ведро все резинки для волос, кроме чёрных.
        Вероятно, я потеряла резинку, съезжая по крутому горному склону. Мой аккуратный хвост растрепался, волосы беспорядочно рассыпались по плечам, к тому же в них вперемешку торчали колтуны и еловые иголки. Не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять: увидев меня в таком виде, даже папуасы осуждающе зацокали бы языками.
        Мне повезло. По дороге в комнату мне встретилась только Запретная кошка, которая при виде меня призывно разлеглась на ковре, приглашая почесать ей пузо.
        Рыжая киска получила свою кличку благодаря тому, что её вообще-то в отеле не могло быть ни при каких обстоятельствах. В «Шато Жанвье» строжайше запрещалось заводить и привозить домашних животных, и в первую очередь кошек, потому что их терпеть не мог Роман Скандалист. Никто не знал, откуда взялась Запретная кошка. Месье Роше, гостиничный консьерж, который знал все здешние секреты, утверждал, что кошка жила здесь всегда. Она и вела себя так, будто владелицей гостиницы являлась именно она.
        Сама кошка, по-видимому, была ничейная, но на кухне её кормили в любое время, а если ей хотелось нежностей, как сейчас, она бросалась под ноги кому-нибудь, кто готов был погладить и почесать её. Всё остальное время она имела обыкновение живописно разваливаться на подоконниках, ступеньках и в креслах, органично вписываясь в любой интерьер.
        Хотя Запретная кошка свободно гуляла по отелю и регулярно лежала на самых видных местах, она умудрилась ни разу не попасться на глаза Роману Монфору. Иногда - я видела это собственными глазами! - им удавалось разминуться буквально на несколько секунд.
        Казалось, Запретная кошка заранее знала, когда и где хозяин отеля появится в следующий раз, и вовремя удалялась оттуда - медленно и с достоинством, как и полагается порядочной кошке. Время от времени в беседе с хозяином отеля постояльцы упоминали об изящной рыже-коричневой кошечке, которую они, по их словам, гладили на четвёртом этаже или видели спящей на рояле, стоявшем в бальном зале.
        После каждого такого разговора Роман Монфор начинал подозревать, что кто-то из гостиничного персонала завёл себе кошку, наплевав на строгий запрет.
        Монфор устраивал на кошку облаву: без предупреждения прочёсывал комнаты работников и грозил устроить любому, кто отважится притащить в отель домашнее животное, «нечто гораздо более страшное, чем просто увольнение» (что именно он имел при этом в виду, мы не знали, и поэтому строили самые невероятные предположения).
        Но поскольку он своими глазами ещё ни разу не увидел в отеле кошку, вероятно, он чувствовал себя немного параноиком. На его месте я бы решила, что мои сотрудники надо мной издеваются. Как бы то ни было, удивительно, что за всё время, пока Запретная кошка прогуливалась по коридорам Замка в облаках, никто не додумался специально выдать её местонахождение шефу: хозяин наверняка не пожалел бы за это прибавки к жалованью.
        Почесав Запретную кошку везде, где ей того хотелось, я окольными путями наконец добралась до комнат персонала в южном крыле, не попавшись на глаза фрейлейн Мюллер. Окольных путей, чёрных лестниц и даже спрятанных лифтов в Замке в облаках существовало великое множество.
        Мне потребовалось несколько недель, чтобы разобраться в них, и, хотя сейчас я в целом хорошо ориентировалась в отеле, не сомневалась, что на мой век ещё хватит неизведанных уголков. Прежде всего это относилось к подвалу, который, словно многоэтажный лабиринт, вгрызался глубоко в скалу, на которой стояло здание. Кроме того, среди служащих «Шато Жанвье» упорно ходили слухи о том, что здесь обитают привидения, и я с восторгом им внимала. Помимо таинственного горного духа, который якобы являлся старому Штукки каждый раз, когда тот «дегустировал» домашний грушевый шнапс, в отеле жила некая Белая дама, ночами летавшая по коридорам, отчего стеклянные подвески на люстрах нежно позвякивали. Белая дама, видимо, искала родственную душу.
        Легенда гласила, что когда-то в отеле остановилась несчастная молодая особа, вышедшая замуж за нелюбимого, и, не вынеся мук разбитого сердца, бросилась с верхнего этажа. Дальше легенда раздваивалась. Согласно одной версии, Белая дама должна была обрести покой только после того, как ей удастся сподвигнуть ещё кого-нибудь с разбитым сердцем выпрыгнуть из башни и таким образом составить ей компанию. Согласно другой версии (которая нравилась мне гораздо больше), призрак являлся, чтобы осушить слёзы, которые гостиничные барышни проливали из-за несчастной любви. Белая дама, вероятно, считала, что ни один мужчина не стоил того, чтобы прыгать из-за него с башни. Дениз со стойки регистрации клялась и божилась, что как-то раз, когда она поссорилась со своим парнем, видела, как ночью через гостиничный холл пролетело что-то белое, прозрачное и помахало ей рукой. Хотя, говоря начистоту, Дениз не исключала варианта, что она на секундочку задремала и Белая дама ей приснилась. Никто из прочих служащих не видел Белую даму лично, рассказывали лишь о знакомых знакомых, хоть раз на своём веку встретивших гостиничное
привидение. Только консьерж месье Роше утверждал, что легенда эта - абсолютная чепуха и что в этом отеле никто никогда не прыгал с башни или откуда бы то ни было ещё, причём ни от несчастной любви, ни по какой-либо другой причине.
        И я подозреваю, что он был прав. Дело в том, что месье Роше оказывался прав в подавляющем большинстве случаев… Хотя, конечно, жаль, если привидение - всего лишь выдумка. Я бы с гораздо большим удовольствием встретилась с привидением, чем с некоторыми реально существующими персонажами отеля.
        В коридоре, в который выходили комнаты персонала, сейчас не было ни души. С чувством глубокого удовлетворения я захлопнула за собой дверь с табличками: Privee, «Только для персонала» и «Хода нет» и поспешила к своей комнате. Начинались мои официальные три часа отдыха перед вечерней сменой с 18.00 в спа-комплексе, находящемся в подвале отеля. Если поспешить, то я успею принести Павлу в прачечную его любимый яблочный пирог с корицей и вернуться в фойе, чтобы выпить послеобеденный кофе с месье Роше в кабинете консьержа, наблюдая за приезжающими и выслушивая его комментарии в их адрес. Если у меня получалось, я всегда приходила к нему в гости в это время.
        Месье Роше был чудесным рассказчиком, сообщал мне массу полезных сведений о гостях отеля, а кроме того, после беседы с ним я чувствовала себя посвежевшей, отдохнувшей и окрылённой. Уж не знаю, как это у него получалось.
        Месье Роше представлялся мне неким добрым духом Замка в облаках. В первый же день практики, когда всё шло наперекосяк, он утешил меня, смазал чем-то обожжённую руку и заверил, что, во-первых, никакая я не неудачница, и, во-вторых, что Павел и я скоро подружимся. Что бы он ни говорил своим неподражаемым тихим, деликатным голосом, ему хотелось верить без оглядки. И конечно, для меня он являлся неиссякаемым источником полезной информации об отеле и его гостях.
        Больше всего мне было любопытно, как выглядят старый британский актёр (услышав, что он приезжает к нам, все неизменно восклицали: «Ах, этот!» - все, кроме меня, естественно) и американский текстильный магнат из Южной Каролины, забронировавший у нас шесть обычных номеров и люксов и ещё шестнадцать кроватей (даже семнадцать, если считать колыбельку в номере 210). Вдобавок сегодня в отеле ждали знаменитую фигуристку Мару Маттеус, ныне оставившую спорт, но в своё время выигравшую кучу золотых медалей. Она должна была вести новогодний бал. В «Шато Жанвье» спортсменка останавливалась впервые и настояла на том, чтобы взять сюда обоих своих карликовых пуделей.
        - Ах, это ты, практи!
        Я рано обрадовалась. Прежде чем я успела добраться до своей комнаты, из душа в коридор выпорхнула… слава богу, не фрейлейн Мюллер, а Гортензия, но, как по мне, так она была чуть ли не хуже фрейлейн Мюллер. Несмотря на то что она проработала здесь всего два дня, увидев меня, Гортензия сразу преисполнилась ко мне ненависти, шут её знает, по какой причине! Она и её подружки - Камилла, Ава и Как-её-там - учились в колледже гостиничного дела в Лозанне, откуда фрейлейн Мюллер вызвала дополнительный персонал на праздники. Я пока не успела выяснить, засчитывалась ли их деятельность в отеле за учебную практику или они просто подрабатывали здесь на каникулах горничными. Как бы то ни было, подружки, по-видимому, считали, что превосходят несчастную гостиничную практикантку по всем параметрам и это даёт им право командовать мной и устраивать всякие пакости.
        - Это что такое, практи?! - Гортензия сунула мне под нос длинный медно-рыжий волос. - Я только что выловила его из раковины. Гадость какая! - Слово «гадость» в её устах звучало как «гя-а-а-адос-с-сть».
        - Мало того что мы вынуждены жить в этой отвратительной развалюхе в ужасных условиях, так нам ещё приходится делить этот допотопный душ с тобой! Поэтому будь любезна, убирай за собой! До тебя дошло?
        Я сглотнула. Кроме меня, в отеле не было девочек с длинными рыжими волосами. Я сама ненавидела убирать из ванной чужие волосы, поэтому обычно тщательно следила за тем, чтобы не оставлять там своих. Однако в этот раз мне не удалось навести чистоту после себя по веской причине.
        Я набрала в грудь воздуха:
        - Возможно, ты помнишь, что вы вышвырнули меня из душа сегодня утром, потому что хотели непременно чистить зубы вчетвером? Поэтому я и не успела…
        - Жалкие отговорки! Я больше не желаю убирать за тобой! Тебе понятно, потаскуха? - Гортензия брезгливо выбросила волос и с отвращением уставилась на меня. - Откуда в твоих космах столько иголок?
        Я сглотнула ещё раз. Впервые в жизни меня на полном серьёзе назвали потаскухой, и это совершенно выбило меня из колеи.
        Чтобы совладать с ситуацией, в которой не знаешь, что делать, моя подруга Делия и я в своё время изобрели игру под названием «Что сделал бы Иисус?», при этом вместо Иисуса можно было подставить кого угодно (мы придумали эту игру на одном страшно скучном уроке религии, поэтому она так и называлась). Кроме того, Иисус в данном случае точно не подходил. И не только потому, что умел ходить по воде и обращать воду в вино. На моём месте он бы просто возложил руку на Гортензию и исцелил её от вредности. Я, конечно, могла попробовать поступить так же… Гортензия страшно удивилась бы, если бы я возложила руку ей на голову и торжественно воскликнула: «Изыди, демон!» А потом она, вероятно, врезала бы мне, и на месте Иисуса мне пришлось бы подставить ей ещё и другую щёку…
        - Чего молчишь? Язык проглотила, практи?
        Я лихорадочно размышляла. Что бы на моём месте сделал… э-э-э… Махатма Ганди?[3 - Махатма Ганди (1869 - 1948) - индийский политический и общественный деятель, один из руководителей движения за независимость Индии от Великобритании.] Чёрт! Сегодня явно был не мой день. С другой стороны, разве не Ганди в своё время сказал: «Мы никогда не будем вести переговоры из страха и никогда не будем страшиться переговоров»?
        Ну ладно. Я безмятежно улыбнулась и поправила на носу воображаемые очки, как у Ганди.
        - Дорогая Гортензия, давай спокойно всё обсудим. Если вы хотите, чтобы я убирала душевую комнату после себя, вам не следует выставлять меня оттуда, пока я не закончу свой туалет. Давай завтра попробуем вести себя именно так, вдруг получится?
        По лицу Гортензии было ясно: «Ганди» её не успокоил, а лишь раззадорил.
        «Может быть, мне следует просто передразнить её?» - подумала я.
        В это время Гортензия злобно воскликнула:
        - Отговорки! Многим нравится, когда их «зеркалят».
        Я упёрла руки в бока, злобно сощурила глаза и прогнусавила:
        - Заткнись! И только попробуй ещё раз обозвать меня потаскухой. Или практи. Дошло?
        - И что ты мне сделаешь? - Гортензия выпятила свой подбородок ещё дальше вперёд, чем я свой. - Пожалуешься старухе Мюллер? Ну давай, попробуй, только, боюсь, нас она любит больше. - Она торжествующе улыбнулась и добавила: - К твоему сведению, Камилла - её племянница. Причём любимая!
        Ага, понятно. Это многое объясняло.
        Внезапно я подумала: «А что бы на моём месте сделал Дон Буркхардт-младший?» (Это, конечно, говорило о том, что я уделяю ему слишком много внимания и принимаю всерьёз, ну да ладно.) Я открыла рот:
        - К твоему сведению, Гортензия Задери-нос, временная горничная из Лозанны, я работаю в отеле значительно дольше тебя и успела обзавестись здесь влиятельными друзьями. - Получилось здорово - угрожающе вежливо. Точно так же, как у Дона, когда он упоминал о своём отце и его связях, только без швейцарского акцента и очаровательной шепелявости. - Друзьями, которым совсем не понравится, если кто-то будет обращаться со мной неподобающим образом, - процедила я. - Или если кто-то будет называть этот почтенный отель отвратительной развалюхой.
        Гортензия открыла было рот, чтобы возразить мне, но в это мгновение в коридор ворвался порыв ветра, и дверь в душ с грохотом захлопнулась.
        Мы обе испуганно вздрогнули, но, пока Гортензия оглядывалась по сторонам, соображая, что это было, мне - сама не знаю почему - показалось, что сам отель на моей стороне.
        - Полагаю, мы поняли друг друга, - с достоинством произнесла я и, задрав подбородок, проплыла мимо Гортензии к своей комнате в конце коридора.
        Конечно, пользоваться методами девятилетнего паршивца непростительно (особенно неловко мне стало перед Иисусом и Махатмой Ганди), но что поделать, если они самые эффективные.
        Я звучно захлопнула за собой дверь, заперла её на ключ, сняла пальто и начала выбирать из волос еловые иголки.
        Когда в сентябре я поступила в Замок в облаках, я могла выбрать себе практически любое место: в обычное время половина кроватей персонала пустовала. Правда, одноместных комнат для горничных в отеле не было, а о комнате с ванной вообще приходилось только мечтать, но каморка, в которой я в конце концов поселилась, оказалась такой маленькой, что могла сойти за одноместную. В ней никто не хотел спать, потому что там не работало отопление, а в стене проходили утробно завывавшие трубы (Дениз со стойки регистрации утверждала, что это вовсе не трубы, а Белая дама, зазывавшая несчастные души на башню). Меня не волновало ни то ни другое, главное - у меня была отдельная комната. И сейчас, четыре месяца спустя, я по-прежнему не сомневалась, что сделала правильный выбор. Мне нравились выцветшие сиреневые обои и слуховое окошко под самой крышей, из которого виднелись вершины-четырёхтысячники Обер-Габельхорна, Дан-Бланша и Цинальротхорна. Из моего окошка открывался тот же вид, что и из панорамного люкса этажом ниже. Вид, за который гости выкладывали кучу денег (правда, за эти деньги в распоряжении гостей имелось
десятиметровое панорамное окно и открытая терраса, ну да ладно).
        Отопление и правда не работало, но я и дома предпочитала спать с открытым окном. Под толстой пуховой периной и двумя шерстяными одеялами я не мёрзла даже в самые холодные ночи. Что же касается утробных завываний, то до сих пор я слышала доносившиеся из стены лёгкие вздохи, и то всего два раза. И вообще в те ночи мне снились плохие сны, поэтому я с радостью просыпалась.
        Вторую кровать, стоявшую под косым скатом крыши, я использовала как шкаф. Я боялась, что на рождественские праздники мне придётся освободить её для кого-то из дополнительных служащих. В этом случае в комнате будет совсем уж не повернуться: кроме кроватей, сюда ничего больше не влезало, за исключением приколоченных к стене двух полок, на которых я разложила часть своего барахла. Всё остальное тряпьё так и лежало в чемодане под моей кроватью, в том числе купальник, который я захватила сюда, наивно полагая, что в свободное от работы время мне можно будет пользоваться гостиничным бассейном.
        Как же я ошибалась!
        Тем не менее пока всё шло к тому, что дополнительная кровать в моей комнате на праздники никому не понадобится. Среди сотрудников, приглашённых в отель на Рождество, оказалось больше мужчин, чем женщин, поэтому в мужском крыле было тесно, а у нас - попросторнее.
        Я разделась до белья, чтобы вытряхнуть из одежды все еловые иголки, одновременно просматривая на мобильнике новые сообщения.
        Как и каждый день, мама прислала мне дежурный текст: «Папа, Финн, Леон и я желаем тебе хорошо провести день в горах. Надеюсь, что у тебя будет время насладиться природой и как следует отдохнуть».
        Конечно, дорогая мамочка, я как следует отдохну, выскребая унитазы, сортируя горы грязного белья, отлавливая вредных малышей и выслушивая гадости от спесивых горничных из Лозанны. Ну прямо санаторий!
        Сообщение от моей подружки Делии оказалось немногим «интереснее» маминого. «Ура, каникулы! Я целую неделю не прикоснусь к учебникам и не буду думать о выпускных экзаменах. Буду веселиться, пить сколько захочу, смотреть сериалы и спать - неплохой план, верно?» Я вспомнила, с каким сарказмом Бен рассказывал про своих одноклассников, которые собираются весело провести праздники, и усмехнулась. «Что там интересного происходит в вашем шикарном отеле? - писала дальше Делия. - Вкусные коктейли? Симпатичные парни? Молодые миллионеры, горящие желанием жениться на очаровательной практикантке? Если кого-нибудь найдёшь себе, спроси, есть ли у него брат. Брата возьму себе я. Целую, пока, Д.»
        Я вздохнула. Мы с Делией были неразлучны с детского сада и даже в школе взяли одни и те же предметы по выбору, чтобы вместе ходить на все занятия. Худшее заключалось в том, что меня оставили на второй год в десятом классе: нам с Делией пришлось разлучиться. Хотя Делия утверждала, что это не важно, ведь мысленно я продолжала сидеть с ней рядом на всех занятиях и ей всё равно, окончу я школу годом раньше или годом позже, на самом деле она лукавила. Никогда я не чувствовала себя такой одинокой, как в качестве второгодницы в десятом классе. От мысли о том, что мои одноклассники окончат школу и вылетят в большой мир в то время, как я буду сидеть в Богом забытом Ахиме под Бременом ещё целый бесконечный тоскливый год, меня начинало подташнивать. Поэтому я вылетела в большой мир, опередив всех моих одноклассников. Правда, без аттестата в кармане.
        Ну да, конечно, я могла бы заняться чем-то поинтереснее практики в отеле. Однако на практику на научной станции по изучению гепардов в Южной Африке, или в проект по наблюдению за китовыми акулами на Мальдивах, или на должность няни в Коста-Рике брали только совершеннолетних. В итоге я обрадовалась хоть какому-то бесплатному месту, куда мои родители согласились отпустить меня. И которое при этом находилось достаточно далеко от Ахима под Бременом.
        Кто-то тихонько постучал в стекло, отвлекая меня от печальных мыслей. Снаружи на меня глянули два угольно-чёрных глаза, похожих на бусинки, и я поспешно распахнула окно.
        Это было ещё одно преимущество моей каморки: на карниз перед окном любили слетаться альпийские галки. Наверное, потому, что девушка, жившая в комнате до меня, подкармливала их, хотя это строжайше запрещалось. Я с восторгом пошла по её стопам, плюнув на запрет.
        В конце концов, это же была не туча голубей на площади Святого Марка в Венеции, чей помёт, по уверениям архитекторов, разъедает даже мрамор и когда-нибудь в итоге станет последней каплей, из-за которой Венеция рано или поздно канет в водах Адриатики. Нет, это были всего семь галок, не причинявших ровным счётом никакого вреда. Честно говоря, я никогда не видела, чтобы они какали. Это оказались чрезвычайно воспитанные птицы, которые, вероятно, каждый раз летали для этого в ближайший лес. Я окрестила их всех именем Хуго, потому что сначала все они были для меня на одно лицо: жёлтые клювы, чёрное блестящее оперение и смышлёные чёрные глазки-бусинки. Но потом я научилась их различать. И сейчас ко мне на окно слетались Хуго-меланхолик, Хуго - жуткий обжора (вообще-то обжорами были они все, но Хуго - жуткий обжора всё равно выделялся на общем фоне), Хуго-одноногий, Хуго-клептоман (который уже своровал у меня две заколки, крышку от бутылки с минералкой и чуть не стащил зарядку для мобильника, но втайне я всё равно любила его больше всех), Хуго-пухлячок, Хуго-попрыгун и Хуго-бука.
        - Приветик, Хуго-попрыгун! Ты решил навестить дорогую Фанни?
        Хорошо, что меня никто не слышал. Мало того что я сюсюкала с галками, я ещё и говорила при этом о себе в третьем лице. Делала я это для того, чтобы они запомнили, как меня зовут. В Интернете я прочитала, что альпийские галки достаточно умны для того, чтобы научиться повторять отдельные слова, и я не теряла надежды, что когда-нибудь кто-то из них скажет: «Привет, дорогая Фанни! Как дела?» По-видимому, сегодня этот момент ещё не наступил. Хуго-попрыгун молчал и прыгал туда-сюда по карнизу, выжидающе поглядывая на меня.
        Солнце, так ярко светившее в первой половине дня, постепенно скрывалось за клочковатыми облаками, наползавшими с запада через горы. Проходя через бледные полосы облаков, солнечный свет приобретал молочный оттенок. Поднимался ветер.
        - Как ты думаешь, снег пойдёт ещё до заката? - спросила я, разминая в пальцах сдобную булку и кроша её на карниз.
        Из орнитологического форума в Интернете я почерпнула ценную информацию о том, что в отличие от обычного хлеба сдоба не вредит пищеварению галок. Мои галки воротили носы от семечек подсолнуха, овсяных хлопьев и орехов, которые я пробовала предлагать им, а вот сдобу всегда сметали с аппетитом.
        Пока я продолжала переодеваться, на карниз шумно приземлились Хуго-одноногий и Хуго-бука, явно горевшие желанием помочь Хуго-попрыгуну справиться с трапезой.
        Я щёлкнула их пару раз на мобильник и отправила фотографию, на которой они умильно смотрели прямо в объектив, Делии с подписью: «Тут куча симпатичных парней. Я тебе не говорила, потому что ещё не решила, кого выбрать. Брата я оставлю тебе. Договорились?»
        Маме я послала ту же фотографию, но с другой подписью: «У меня тут природа прямо на оконном карнизе. Эти птички абсолютно счастливы, хотя и необразованны. С ума сойти!»
        Крошек на карнизе уже не осталось, но троица Хуго не спешила улетать, наблюдая за тем, как я натягиваю чёрные медицинские колготки с утягивающим эффектом - одну из десяти пар, счастливой обладательницей которых я недавно стала. Согласно строжайшему требованию фрейлейн Мюллер, с чёрной гостиничной униформой следовало носить исключительно чёрные колготки. Сначала я пыталась носить нормальные колготки, не такие старушечьи, но стрелки на них появлялись с такой скоростью, что я не успевала покупать новые. Не говоря уже о других их недостатках, а именно: тому, кого фрейлейн Мюллер заставала на своём посту за подтягиванием колготок, грозил первостатейный скандал. На такое якобы были способны только вандалы (не иначе как дальние родственники папуасов). В результате мне пришлось остановиться на медицинских колготках. Сколько бы их ни называли старушечьими, если уж их натянешь, они не съезжали ни на миллиметр, что бы ты в них ни делала. Кроме того, ноги в них смотрелись изящнее, чем в чём бы то ни было другом. Несмотря на то что они были видны ниже колен. Именно такой длины была униформа горничных, которую
я сейчас и натягивала под неусыпным наблюдением трёх галок.
        Невероятно: на вешалке эта униформа выглядела бесформенным балахоном на пуговицах и с белым воротничком, а на мне она, как по мановению волшебной палочки, превращалась в строгое, сдержанное, но очень изящное платье. Закрытый ворот, приталенный покрой, слегка расклёшенная юбка… Эту униформу словно скроили специально для меня. И хотя она была донельзя простой - белоснежный воротничок, накрахмаленные манжеты, золотые пуговички и вышитая на груди эмблема отеля с короной, выглядела я в ней как Одри Хепбёрн пусть и с метёлкой в руках. В этом платье я автоматически переставала сутулиться. Возможно, со стороны это покажется странным или даже достойным сострадания, но в гостиничной униформе и в плотных медицинских колготках я смотрелась элегантнее, чем когда-либо в жизни.
        С удовлетворением бросив взгляд на своё отражение в зеркале, привинченном к внутренней стороне двери, я воткнула последнюю шпильку в пучок, в котором не осталось ни единой еловой иголки, и повернулась к трём моим красавцам Хуго:
        - Можете восхищённо присвистнуть мне вслед.
        Галки, конечно, не присвистнули, но все три весьма одобрительно посмотрели на меня, прежде чем улететь по своим делам, когда я захлопнула окно. Его приходилось закрывать, иначе в моё отсутствие постель превратилась бы в настоящий сугроб. Меня до сих пор поражало, как стремительно здесь, в горах, менялась погода. Небо быстро затягивали облака, очертания горных вершин теряли чёткость. Облачный фронт приближался к отелю, ветер крепчал. Синоптики обещали усиление снегопада и циклон на всю ближайшую неделю, и хотя гостям, которые должны были съехаться на праздники, это сулило проблемы с транспортом, я радовалась как ребёнок.
        Это наверняка будет самое снежное Рождество в моей жизни. И первое Рождество вдали от дома и семьи. Раньше я была уверена: при мысли о том, что на праздниках придётся вкалывать как проклятой и общаться с совершенно чужими людьми, я взвою от тоски по маме, папе и братьям. Однако всё оказалось не так. Я сгорала от нетерпения и возбуждения.
        Было ясно: скука мне на это Рождество точно не светит.
        4
        Несмотря на то что, согласно внутреннему распорядку отеля «Шато Жанвье», в номера категорически запрещалось заселяться с домашними животными («в интересах гостей отеля, которые нуждаются в спокойной обстановке»), за сегодняшний день сюда въехали три собаки. Разумеется, с их владельцами. Если считать мопса господина и госпожи фон Дитрихштайн из номера 301, прибывшего вместе с ними вчера, налицо имелось уже четыре исключения из правил отеля, каждое из которых Роман Скандалист одобрил лично.
        «Постояльцы бывают обычные и особенные, - повторял он. - И наш долг - выполнять и угадывать пожелания особенных гостей».
        Фон Дитрихштайны явно относились к категории особенных гостей: во-первых, они могли похвастаться дворянским происхождением, во-вторых, работали репортёрами (он - фотографом, она - журналисткой) и уже много лет специализировались на интервью со знаменитостями и эксклюзивных репортажах с балов и различных тусовок. Правда, следует отметить, их мопс не представлял ни малейшей угрозы для спокойной обстановки в интересах нуждающихся в ней гостей отеля. Он лежал на полу молча и почти не шевелился. Сначала я даже приняла его за чучело или одну из сувенирных бонбоньерок, сделанных настолько искусно, что они действительно не отличались от живых зверей. Окончательно сомнения рассеивались только тогда, когда начинал откручивать такой бонбоньерке голову, чтобы добраться до шоколада внутри.
        Он даже не пускал слюни, а для мопса это особенность поистине небывалая.
        По сравнению с ним пудели бывшей знаменитой фигуристки Мары Маттеус казались пошустрее. Правда, и они тоже вели себя в высшей степени прилично, пока их хозяйка заполняла формуляр на стойке регистрации, а Роман Монфор, прибывший в отель почти одновременно с ними, беспрерывно похлопывал и поглаживал их по пушистым головкам.
        Я наблюдала за приездом ведущей новогоднего бала, спрятавшись в глубине ложи консьержа. Отсюда открывался превосходный обзор на весь гостиничный холл и даже на площадку перед вертящейся дверью снаружи. Я отлично слышала голоса, раздававшиеся со стойки регистрации, но за деревянными панелями стойка консьержа не просматривалась. При необходимости я могла высунуть нос - и в один миг снова исчезнуть из поля зрения, что и поспешила сделать, когда на пороге отеля показался её владелец. Вообще-то он и так никогда не обращал на меня внимания.
        - У-тю-тю, золотые мои собачки, такие же золотые, как и ваши медали! - обратился Роман к Маре Маттеус, похохатывая над своим оригинальным каламбуром.
        Его сын Бен, стоявший за стойкой регистрации, еле заметно поморщился, однако немедленно вновь придал выражению лица невозмутимый вид.
        Похоже, Бен приступил к работе сразу же после своего визита к Жестику и Жилетику, даже не распаковав вещи. Либо он был сверхобязательным человеком, либо его папочка не делал ему ни малейшей поблажки, как и остальным служащим. Правда, если Бен действительно работал здесь бесплатно, Роман Монфор мало чем мог его напугать: ни вычет из зарплаты, ни досрочное увольнение ему не грозили.
        Донельзя прохладную встречу отца и сына я тоже наблюдала из своего укрытия. Будем честны: увидев Бена, губы Романа Монфора не растянулись в улыбке даже наполовину так радостно, как при виде пуделей Мары Маттеус. В свою очередь Бен вообще не улыбался, в его взгляде читалась озабоченность. Дело в том, что, когда он появился в отеле, его отец как раз распекал Анни Мозершу, потому что она имела наглость пересечь гостиничный холл.
        - Что я вам запретил делать?! - прошипел он.
        - Совать мой сморщенный нос туда, где он может напугать постояльцев?
        Анни Мозерша была самой старой горничной в службе уборки номеров, которую возглавляла фрейлейн Мюллер, а возможно, и самой старой горничной на свете. Взглянув на её круглое морщинистое лицо и руки с набухшими венами, усеянные пигментными пятнами, с лёгкостью в это верилось. Свой возраст Анни Мозерша хранила в тайне и утверждала, что её вынесут из Замка в облаках только ногами вперёд, ведь только тогда она не сможет держать метёлку для пыли. Однако до этого было ещё далеко: никто, даже сама фрейлейн Мюллер, не смахивал пыль с таким усердием, как Анни Мозерша. Никто не карабкался вверх по стремянкам столь бесстрашно, чтобы добраться до карнизов для штор и узорной лепнины на потолке. Никому не было известно столько хитростей, касающихся выведения пятен с обивки мебели и ковров.
        - Простите, это больше не повторится. - И Анни Мозерша поспешила прочь.
        А Роман Монфор мрачно посмотрел ей вслед и только после обернулся и поприветствовал сына. Я не расслышала, что именно Монфору-старшему сказал Бен, но, судя по тому, что его лицо осталось мрачным, особой радости ему это не доставило. Вместо сердечных объятий папочка лишь хлопнул Бена по плечу, а Бен последовал его примеру. В следующую минуту вены на лбу владельца отеля снова набухли, и Роман Монфор опять взорвался от ярости - на этот раз оттого, что он обнаружил на вертящейся наружной двери отпечатки жирных пальцев (примерно на уровне пальцев рук низкорослого девятилетнего ребёнка, заметим в скобках).
        Судя по всему, его сыну такого рода общение было не в новинку. Во всяком случае, он и глазом не моргнул, услышав гневную тираду своего отца. А вот двое гостиничных посыльных, непривычных к разносам Романа Скандалиста, по-видимому, напугались до смерти и наперегонки побежали за тряпкой.
        Стоя за конторкой регистрации в чёрном форменном пиджаке, Бен выглядел старше, чем сегодня днём, когда мы познакомились. И косого пробора у него тоже не было, насколько я помню. Вежливо улыбаясь, он протянул Маре Маттеус ключи от её номера.
        Эпоха цифровых технологий и магнитных карточек ещё не добралась до Замка в облаках. Точнее, в вопросах, касающихся ключей и замков, отель прочно застрял в девятнадцатом веке. Некоторые постояльцы находили это устаревшим и возмущались, однако большинство наших гостей считали, что вычурные кованые ключи с подвешенными к ним тяжёлыми золотыми кистями были частью тщательно продуманной ностальгической концепции гостиничного интерьера.
        - Позвольте, я провожу вас в ваш номер. Я хотел бы лично убедиться в том, что всё в нём устроено согласно вашим пожеланиям, - просюсюкал Роман Монфор и цапнул со стойки ключ прежде, чем весьма привлекательная Мара Маттеус протянула к нему руку. - Этот - как его там? - Якоб позаботится о вашем багаже.
        Как-его-там-Якоба на самом деле звали Яромир. И сейчас он, одетый в униформу швейцара, в цилиндре и расшитой галунами ливрее, являл собой весьма впечатляющее зрелище. Он переносил это стоически, но я знала, что маскарадный костюм ему не по душе: за предыдущие два дня он не упустил ни единого случая пожаловаться на судьбу. Мои знания чешского языка за последнее время сильно расширились, причём я сомневаюсь, что их можно было найти в языковых учебниках. Кроме того, я выучила по-чешски прекрасное предложение: «Я завхоз, а не директор цирка, чёрт бы их всех побрал!» Вообще-то Йонасу и Нико, приехавшим в отель подработать на праздниках из того же гостиничного колледжа в Лозанне, что и Гортензия и её девицы, приходилось ещё хуже. Они щеголяли в форме посыльных: в курточках до талии, расшитых теми же галунами, и идиотских круглых шапочках, напоминающих крышки шляпных коробок. Однако тот факт, что Йонасу и Нико приходилось ещё хуже, Яромира не утешал.
        Только когда я напомнила ему, что такой шикарный швейцар просто обязан получать много чаевых, Яромир немного успокоился. Наверное, поэтому, завидев меня, он прикоснулся пальцем к полям шляпы и подмигнул, волоча тележку с багажом к служебному лифту.
        Вообще-то в «Шато Жанвье» уже давно не было ни посыльных, ни швейцаров, ни мальчиков-лифтёров. По приезде гостей в отель дежурный на стойке регистрации приветствовал их и разбирался с багажом. Однако на рождественские праздники, когда в отеле собирались сливки общества, по традиции эти должности вместе со старой униформой, пахнущей нафталином, вновь извлекались на свет божий.
        Несколько недель назад, когда я ещё работала в прачечной, я помогала Павлу доставать из чехлов и приводить в порядок тяжёлые, расшитые золотыми галунами ливреи из грубошёрстного сукна, которые могли бы стать гордостью любого музея. Мы отпаривали их и полировали латунные пуговицы. В процессе я выучила арию «К милой невесте скромной прошу вас поспешить» из оперы Моцарта «Дон Жуан», а также очаровательное слово «эполет» - так назывались нашитые на ливреи наплечники из золотого галуна. Слово это мне ужасно нравилось, и я ждала случая, когда можно будет непринуждённо ввернуть его в разговор.
        Когда решётка старинного лифта со скрипом и лязганьем захлопнулась, увозя наверх Романа Монфора, Мару Маттеус и прекрасно воспитанных собачек, по холлу прошелестел общий вздох облегчения, а я наконец-то смогла выглянуть из своего убежища.
        Месье Роше подмигнул мне поверх очков, восседавших на его носу.
        - Если собаки не заливаются лаем и не преследуют кошку, я ничего против них не имею, - заметил он. - Только жалко, что после собак снег… скажем так, уже не белоснежный.
        Я хихикнула:
        - Это точно! Это было первое, что мне рассказывала мама, когда шёл снег: «Не лезь туда, где он жёлтый!» Но у нас дома, на равнине, снег всё равно долго не лежит.
        Взгляд месье Роше засветился сочувствием.
        - Особенно на Рождество, - добавила я. - На Рождество у нас всегда идёт дождь.
        - Какой кошмар! Ещё один марципановый трюфель, юная леди? - В качестве утешительного приза за бесснежное детство месье Роше протянул мне серебряную вазочку с конфетами, шоколадная глазурь которых, по мнению гостиничной кондитерши мадам Клео, была недостаточно совершенна и поэтому их невозможно было предложить гостям.
        - Да, спасибо, но это уж точно последний!
        Я с наслаждением закрыла глаза, ощущая, как шоколад тает на языке. Какое счастье, что кондитерша оказалась законченной перфекционисткой, и какая удача, что все недостаточно совершенные образцы её творчества доставались служащим! К примеру, кусочек апельсиновой цедры, выглядывавший из глазури, считался веским поводом забраковать птифур. А однажды она отослала обратно на кухню целый противень эклеров. Знаете почему? Потому что, по её мнению, они слишком походили на… пенисы.
        - Ну что, твой первый рабочий день в качестве няни выдался таким ужасным, как ты и воображала? - осведомился месье Роше.
        - Он затмил мои худшие предположения. - Я драматически закатила глаза. - А ведь детей было только двое. Но с завтрашнего дня рядом со мной будет настоящая воспитательница, которая наверняка будет знать, что делать, если дети убегают с детской площадки и бросаются под машину, вместо того чтобы лепить снеговика…
        С воспитателями в «Шато Жанвье» дело обстояло примерно так же, как со швейцарами и посыльными, - в любое другое время года услуги воспитателя здесь не предлагались. Конечно, за исключением случаев, когда кто-то заранее запрашивал услуги няни. Тогда владельцы отеля лезли из кожи вон, но в итоге добывали няню. Однако на рождественских каникулах из ближайшего городка в отель ежедневно приезжала воспитательница, официально развлекавшая всех юных гостей (до двенадцати лет) с девяти утра до шестнадцати тридцати. А в этом году ей ассистировала ещё и я, талантливая практикантка, обожающая детей.
        - Хм-м! - Ни в чьих устах «хм-м» не звучало столь очаровательно, как в устах месье Роше. Ни тени осуждения или сомнения, одно лишь искреннее участие и поддержка. - В такую погоду завтра вам, вероятно, так или иначе придётся остаться в здании. Кстати, при необходимости игровая комната запирается на ключ. Ключ лежит внутри, на притолоке, на случай, если кто-то захочет удрать.
        - Или прорваться внутрь, - продолжила я, вспомнив о Доне Буркхардте-младшем.
        В единодушном молчании мы прихлёбывали капучино, который я принесла с собой. За разговорами он, к сожалению, успел почти остыть, но кофе в отеле был настолько хорош, что его можно было пить даже холодным.
        Я чувствовала, как напряжение и нервозность уступают место спокойствию.
        Консьерж месье Роше действовал на меня успокаивающе, как бальзам на душу. Понятия не имею, как это ему удавалось, но в его присутствии я становилась увереннее и спокойнее. Конечно, мои проблемы при этом никуда не девались, но словно бы уменьшались в размерах. Вот и сейчас ссора с Гортензией и утреннее пихание локтями в душе показались мне мелочами - такими, что я даже не рассказала о них месье Роше.
        Возраст консьержа было практически невозможно определить. С одной стороны, на его бледном вытянутом лице я почти не могла разглядеть морщин - только лучики вокруг глаз. С другой стороны, его седые волосы, а также забота о других и мудрость позволяли предположить, что он, скорее, годился мне в дедушки, чем в отцы. Однажды я спросила у него, сколько ему лет. В ответ он недоумённо посмотрел на меня и сказал: «Ах, люди, люди!.. Вечно вы интересуетесь цифрами», после чего я утвердилась во мнении, что месье Роше гораздо старше, чем кажется.
        После недавнего скандала и лихорадочной суеты спокойствие, воцарившееся в фойе, казалось особенно благостным. Я наслаждалась каждой его минутой, отчётливо понимая, что это затишье перед бурей. Бен в это время разбирал документы. Господин и госпожа Людвиг из номера 107 сидели на диване перед пылающим камином, периодически тихонько шурша газетами. А оба посыльных стояли, беспомощно озираясь вокруг, и выглядели так, будто их сейчас заставят танцевать марш оловянных солдатиков из «Щелкунчика».
        Несколько гостей уже прибыли, но большинство мы ждали сегодня вечером и в течение завтрашнего дня. Перед Марой Маттеус на стойке зарегистрировался немолодой одинокий мужчина неприметной наружности, которого я сочла бы скучным… если бы не месье Роше.
        - Ну уж нет! Скучным этого человека не назовёшь… - пробормотал он. - Посмотри повнимательнее. Возможно, сначала, в пальто, это не слишком бросается в глаза, но он в прекрасной физической форме. Прибавь к этому мягкую походку, костюм, сшитый по индивидуальным меркам в ателье, цепкий взгляд, которым он незаметно обшарил фойе… Кроме того, ты заметила? У него под мышкой что-то оттопыривается. Это, несомненно, кобура, а в ней пистолет.
        - Ага! - возбуждённо проептала я, действительно разглядев что-то под пиджаком мужчины. - Это наёмный убийца? Или… э-э-э… брачный аферист, который… э-э-э… почему-то носит оружие… Наверное, нам нужно сообщить куда следует, что один из постояльцев разгуливает по отелю с пистолетом? Он же может на кого-нибудь напасть!
        Однако месье Роше только улыбнулся:
        - Он поселился в номере 117, рядом с панорамным люксом, поэтому я практически уверен, что он телохранитель, которого наняли обеспечивать безопасность семейства Смирновых.
        - А-а!
        Эта версия показалась мне менее увлекательной, но более безопасной, чем гипотеза о наёмном убийце. Семейство Смирновых из России, забронировавшее панорамный люкс, похоже, было весьма специфическим. Вне всякого сомнения, они считались особенными гостями, и в первую очередь - богатыми. Помимо приветственного угощения за шестьсот франков и букета роз (в придачу шампанское, трюфели, чёрная икра и японская клубника), они заказали ещё и цветочную композицию из тридцати пяти белых амариллисов и четверть килограмма сырой шаролезской говядины. Мясо следовало положить в холодильник. По всей видимости, оно предназначалось для их собаки - исключения из правил отеля номер четыре, помимо мопса Дитрихштайнов и пуделей Мары Маттеус. (Судя по заказанному количеству говядины, собака Смирновых была лилипутом или сидела на жёсткой диете.)
        Я поставила чашку из-под капучино на стойку. Снаружи уже смеркалось. Как будто нарочно выждав подходящий момент для своего появления, с лестницы грациозной походкой сошла составить нам компанию Запретная кошка. Она запрыгнула на стойку и уселась между настольным звонком и моим локтем, изящно изогнувшись, словно китайская ваза эпохи Мин. Точнее, уникальная китайская ваза эпохи Мин, которая мурлычет и вылизывается.
        При виде Запретной кошки супруги Людвиг подтолкнули друг друга локтями и заговорщицки улыбнулись друг другу. Пожилая парочка из номера 107 входила в число моих любимцев: они всюду ходили, трогательно взявшись за руки, читали друг другу стихи и вообще были в высшей степени очаровательны. Он называл её «моя красавица», она его - «мой любимый». Со своими старомодными причёсками и костюмами, которые, вероятно, казались им самим донельзя элегантными, а со стороны выглядели бедновато и просто, супруги словно перенеслись сюда из середины прошлого века. Они явно не привыкли к тому, чтобы их кто-то обслуживал, и страшно стеснялись этого. Супруги Людвиг ежедневно оставляли на комоде пятифранковую монету с запиской: «Это Вам, милая горничная!»
        Заправляя постель, я всегда клала каждому из них на подушку по две шоколадки вместо одной, а потом честно опускала монету в копилку чаевых для персонала в офисе, хотя, очевидно, эти деньги предназначались именно мне. Помимо того факта, что остальные горничные в отеле с трудом подходили под описание «милый», Людвиги регулярно осыпали меня похвалами за то, что я выполняла какие-то их пожелания. Вообще-то это были совершенно обычные просьбы. Например, заменить подушку на более жёсткую или обработать обувь водонепроницаемым средством.
        В юности госпожа Людвиг мечтала станцевать вальс на новогоднем балу в «Шато Жанвье», и чтобы всё было как полагается: в роскошном бальном платье, с диадемой в заколотых наверх волосах. Год за годом она листала журналы для дам, выискивая фотографии новогоднего бала в отеле, на которых знаменитости, миллионеры и прочие сливки общества танцевали, смеялись и пили шампанское.
        «Глядя на эти фотографии, я слышала, как поют скрипки», - прошептала мне однажды пожилая леди. А её супруг с воодушевлением добавил: «Да-да, это правда!» - и бросил на неё влюблённый взгляд.
        Когда будущей госпоже Людвиг исполнился двадцать один год, она познакомилась с господином Людвигом и наконец поняла, с кем хочет танцевать на этом балу. Они поженились спустя лишь четыре месяца после знакомства. Новоиспечённые супруги Людвиг не относились к категории богатых и знаменитых, поэтому отдых в «Шато Жанвье» по-прежнему был им недоступен, что не помешало им быть счастливыми. Шли годы, они вырастили троих детей, построили маленький домик и усердно работали, выплачивая за него кредит.
        - Однако она продолжала мечтать о Замке в облаках, - подчёркивал господин Людвиг, рассказывая эту историю (я немного подсократила её), а его супруга добавляла:
        - Мечтать не вредно: кто мечтает, тот всё ещё молод.
        Именно по этой причине господин Людвиг тридцать лет тайно брал уроки танцев и тайно же откладывал деньги, пока не скопил сумму, достаточную для того, чтобы пожить в «Шато Жанвье» с Рождества до Нового года.
        - Он даже хотел купить мне диадему для бала, - вспоминала госпожа Людвиг, любовно поглаживая плечо своего супруга. - Но я решила, что это будет уж слишком. Вероятно, я буду самой старой барышней, когда-либо танцевавшей на здешнем новогоднем балу, но зато самой счастливой. Не правда ли, любимый?
        - Ты будешь самой красивой, дорогая! - восклицал господин Людвиг.
        Я украдкой стёрла со щеки слезу умиления: в жизни не видела ничего более романтичного.
        Конечно же супруги Людвиг не случайно заняли наблюдательный пост в холле прямо напротив вращающейся двери. Как и я, они прямо-таки лопались от любопытства и не хотели пропустить приезд знаменитостей, ожидавшихся на праздники. Прибытие Мары Маттеус привело их в бешеный восторг. В не меньший восторг они пришли, увидев миллиардершу и меценатку, известную как баронесса фон Подшипников, которая вместе со своим спутником (мужчина был значительно моложе её) поселилась в номере 110.
        Британский актёр, семейство американского текстильного магната и экстравагантные русские также должны были прибыть сегодня. При некоторой доли везения - ещё до ужина.
        Я искоса взглянула на Бена. Теперь, в отсутствие его отца, я наконец осмелилась заговорить с ним.
        - Хочешь конфету? - вполголоса окликнула я его. - Марципановый трюфель мадам Клео, второй сорт.
        - С превеликим удовольствием! Бросай, - ответил Бен. - Я умираю с голоду.
        Секунду я боролась с искушением выполнить его просьбу буквально и запустить в него трюфелем через весь холл. Но, во-первых, до стойки регистрации было довольно далеко, во-вторых, тогда мне пришлось бы как-то ухитриться и не задеть колонну, украшенную еловыми ветками, а в-третьих, трюфели кондитерши мадам Клео были слишком хороши, чтобы ронять их на пол, если я вдруг промахнусь.
        - Иди, не беспокойся, - сказал месье Роше, словно читая мои мысли. - На своём веку я съел уже достаточно трюфелей.
        В холле по-прежнему царила тишь да гладь, поэтому я взяла вазочку с конфетами и вышла из ложи консьержа. Покинуть её можно было либо перелезая через стойку(конечно, это представлялось более быстрым способом, но для столь солидного заведения крайне неприличным), либо через ту дверь, за которой находилось служебное помещение без окон, но с кучей дверей, и одна из них вела как раз в фойе.
        Начался снегопад. Плавно снижаясь, снежинки плясали в свете фонарей возле входа в здание. Из бара на восточной стороне отеля доносились звуки рояля. Я предложила конфеты Людвигам («О, какая прелесть! Какое исключительное обслуживание!») и обоим посыльным.
        Один из них, Нико, на мгновение замешкался:
        - Во время работы есть не полагается.
        - Хм-м! - заметила я, и у меня это прозвучало далеко не столь снисходительно, как из уст месье Роше.
        Нико поднял руку, чтобы в задумчивости почесать в затылке, но это ему сделать не удалось: на этом месте красовалась идиотская круглая шапочка.
        - Если это увидит господин Монфор, он немедленно уволит нас. Ты же слышала, как он только что орал на нас из-за жирных следов на стекле. А там, в офисе, кажется, сидит его брат. - Нико махнул рукой на дверь за стойкой регистрации. - Говорят, что он не так строг, как господин Монфор, но я не хочу в первый же день испортить себе репутацию в глазах всего начальства.
        Мы с Беном переглянулись. По всей видимости, Бен ещё не успел обмолвиться о своём родстве с владельцами отеля.
        - Может, у них тут есть скрытые камеры. - Нико в задумчивости задрал голову к потолку. - Хотя, с другой стороны, технически этот отель, конечно, безнадёжно устарел. Такие лифты я до сих пор видел только в кино. А уж бойлеры в комнатах для персонала…
        - За то время, которое ты тут разглагольствуешь, ты бы успел съесть всю вазочку, - перебила его я и притворилась, что убираю от него конфеты. - Кстати, я тебе уже говорила, что согласно рейтингу журнала Food & Travel трюфели мадам Клео являются лучшими в мире? (Если бы сотрудники журнала Food & Travel добрались сюда, так, несомненно, и было бы.)
        Нико торопливо запихнул конфету в рот.
        - Ты тут работаешь практи, да? - спросил он, энергично двигая челюстями. - Камилла и Гортензия говорили мне о тебе.
        «Практи»! Ха! Ненавижу, когда меня так называют, кто бы это ни был!
        - В отеле моя должность называется не «практи» и не «практикантка». Здесь для этого существует специальный термин… «эполет». - Ну да. Иногда на меня находит. Делия называет это явление «пятиминутка чудачеств».
        - Эполет? - повторил Нико. - В первый раз слышу.
        Я изогнула бровь:
        - Как, ты сказал, называется ваша специальность в колледже? Напомни.
        - Бакалавр наук в сфере международного гостиничного менеджмента! - выпалил Нико, и на его лице в эту секунду отобразилась первостатейная гордость по этому поводу.
        Потом эту гордость как корова языком слизала. Вероятно, он в очередной раз вспомнил, насколько по-идиотски одет.
        - Ну тогда вы, наверное, скоро будете это проходить. Бен внимал нашему разговору, широко ухмыляясь, опершись локтями на стойку регистрации.
        - У тебя ещё остались трюфели, эполет?
        «Конечно!» - хотела было ответить я.
        Однако в эту секунду спокойствию, царившему в холле отеля, пришёл конец, ожидаемая буря грянула.
        5
        В качестве буревестника выступил не кто иной, как Дон Буркхардт-младший, со скучающим видом возникший в дверях ресторана. В руках у него была тарелка с куском шоколадного торта, а на лице играла злорадная улыбка. Однако обдумать, что всё это могло бы означать, я не успела, потому что в следующую секунду случилась настоящая лавина событий. Снежинки за окном, только что медленно кружившие, превратились в густой снегопад. У входа в отель остановилось сразу несколько машин, одновременно зазвонили телефоны на стойке регистрации, в ложе консьержа и в офисе заскрипели чугунные решётки лифтов, а Запретная кошка спрыгнула со стойки. Казалось, кто-то нажал на кнопку - и время, ненадолго замедлив свой бег, в одно мгновение помчалось снова. Всё пришло в движение. Когда Яромир выкатил пустую багажную тележку из грузового лифта, кончик хвоста Запретной кошки исчез за дверью служебного помещения - исчез ровно в тот момент, когда на лестнице показался Роман Монфор, который так и остался стоять на лестнице скрестив руки. Вращающаяся дверь повернулась. Хрустальные подвески на люстре в холле тихо звякнули, языки
пламени в камине взметнулись выше, по фойе пронёсся порыв ледяного ветра.
        - Вам что, требуется особое приглашение? - набросился Роман на обоих посыльных. - Вас поставили сюда не для украшения! Вносить внутрь багаж гостей нужно до того, как вас об этом попросят! - Его взгляд скользнул по мне - я застыла в неподвижности, словно загипнотизированная, и - о счастье! - переместился к Бену, который как раз клал на рычаг телефонную трубку. - Надеюсь, это была не личная беседа! - рявкнул Роман, сбегая по лестнице. - Куда запропастился твой дядя? Его помощь была бы сейчас весьма кстати. Приехали Барнбруки, и я хотел бы… Господи ты боже мой! Почему меня окружают одни идиоты?
        В своём рвении как можно скорее попасть наружу Йонас и Нико заблокировали входную дверь. Каждый раз, когда на неё слишком сильно налегали, её заклинивало: спешку она не жаловала, старушка предпочитала более спокойный темп передвижения. В результате девушка в клетчатом зимнем пальто, оказавшаяся в одной из секций вертящейся двери, застряла намертво и теперь неистово стучала в стекло.
        - Нет, это невозможно! - Роман гневно нёсся по ковру через фойе к входной двери, то есть прямо на меня.
        Я увернулась и, стараясь сохранять присутствие духа, открыла обычную дверь рядом с вертящейся, чтобы Роман не врезался в меня, а вылетел наружу. В ту же минуту Нико и Йонасу наконец удалось снова привести вертящуюся дверь в движение. Они выскочили на площадку перед входом, а девушка в клетчатом пальто наконец оказалась в холле. Она была примерно моего возраста и очень красивая - с нежной фарфоровой кожей и длинными блестящими белокурыми волосами, рассыпавшимися по плечам.
        - Вы заработали штрафные баллы, - сказала девушка по-английски с американским акцентом. Она не обращалась ни к кому конкретно, но говорила так, будто на неё были нацелены многочисленные прожекторы и телекамеры. Манерно вздохнув, она повернулась на каблуках вокруг своей оси, обозревая фойе. - А у вас тут всё по-старому. - Девушка принюхалась: - И пахнет точно так же, как раньше: дымом из камина, полиролем и пылью.
        В этот момент блондинка окончательно мне разонравилась. «Пылью»! Какая несправедливость! При фрейлейн Мюллер в этом здании даже единственная пылинка не могла остаться незамеченной! Дымом от камина и полиролем в фойе и правда пахло, но, во-первых, полироль благоухал апельсином, льняным маслом и мёдом с небольшой примесью скипидара (когда я протирала мебель, от этого запаха у меня всегда немного кружилась голова), а во-вторых, неповторимый аромат свежеиспечённого ржаного хлеба, доносившийся с кухни, в настоящий момент заглушил все обычные запахи.
        - Такое впечатление, что сейчас из-за угла выйдет дворецкий из английского телесериала «Аббатство Даунтон», - тем временем продолжала девушка, демонстративно зевнув. Однако затем её взгляд скользнул по лицу Бена, и она распахнула глаза: - Oh! My! Gosh![4 - О чёрт возьми! (англ.)] - Девушка вплотную подошла к стойке и швырнула на неё свою шикарную сумку цвета карамели.
        - Бен? Бен Монфор? Неужели это ты?!
        Бен смущённо улыбнулся (или мне показалось, что смущённо):
        - Добро пожаловать в «Шато Жанвье»!
        Вообще-то я собиралась воспользоваться моментом и снова юркнуть в ложу консьержа, однако теперь, боясь пропустить что-то важное, я двигалась словно в замедленной съёмке. Мой английский был на приличном уровне - благодаря многочисленным английским и американским сериалам, которые мы с Делией смотрели в оригинале, потому что у нас не хватало терпения дождаться немецкого перевода. Эта девушка выглядела как героиня одного из подобных сериалов. Героиня в амплуа белокурой бестии.
        - Это невероятно! - Белокурая бестия оперлась локтями на сумку, продолжая таращиться на Бена. - Боже мой, у меня просто слов нет! Ни фига себе - «всё по-старому»! Беру свои слова обратно. Когда мы виделись в последний раз, ты был на десять сантиметров ниже меня, страшно горбился и к тому же весь в прыщах.
        Улыбка Бена стала официальнее.
        - Я надеюсь, ваша поездка была приятной, а перелёт спокойным? - сказал он по-английски с прекрасным произношением.
        Пока они беседовали, я почти успела пересечь холл, направляясь к месье Роше, который беседовал с кем-то по телефону. Однако не скажу, чтобы слишком торопилась.
        Я по-прежнему двигалась словно в замедленной съёмке, будто что-то удерживало меня на месте и тянуло назад.
        Девушка не ответила на дежурный вопрос Бена, но продолжила тараторить:
        - Просто невероятно!.. У тебя теперь такие широкие плечи! - Она мечтательно улыбнулась и продолжила: - Когда мы были детьми, то вместе играли в прятки, и ты учил нас кататься на скейтборде, и от тебя всегда так странно пахло хлоркой. Если бы я тогда знала… Хотя что я говорю? Никто и предположить не мог, что ты вырастешь и станешь таким душкой! - Девушка захлопала своими длинными ресницами. (Всё это я видела и слышала, так как, к моему собственному изумлению, я не дошла до месье Роше, а вернулась назад, к стойке.) - Ты ещё помнишь меня?
        Бен исподтишка покосился на меня. Я, конечно, могла ошибаться, но выглядел он так, будто ему до смерти хотелось закатить глаза.
        - Разумеется, помню. Ты одна из девочек Барнбрук, - ответил он исключительно радушно. - Мы рады снова приветствовать вас в нашем отеле. Вы бываете у нас каждый год.
        - О нет-нет-нет! Я не одна из девочек Барнбрук! Я - звезда среди девочек Барнбрук. - Она с надеждой взглянула на Бена, потом вздохнула. - Гретхен! Я Гретхен! Помнишь, тебе же всегда так нравилось моё имя.
        Правда, что ли? В устах Гретхен её имя звучало как «Грэ-э-этш-ш-шн» и было похоже на сдавленное, гриппозное «а-а-апчш-ш-шхи!».
        - Добро пожаловать, Гретхен!
        На лице Бена по-прежнему играла приветливая улыбка, а я тем временем врезалась плечом в колонну, что немного привело меня в чувство и вырвало из странного оцепенения, в котором я разгуливала по фойе задом наперёд, словно сомнамбула, горя желанием не пропустить ничего из происходящего. Мне следовало немедленно исчезнуть, пока никто не заметил моего странного поведения. Я поторопилась преодолеть последние метры до служебного помещения, и, как оказалось, это произошло как раз вовремя: я закрывала за собой дверь, когда в холл вошёл Роман Монфор в сопровождении всех остальных, и притом весьма многочисленных, Барнбруков.
        Когда я проскользнула в ложу консьержа, месье Роше как раз положил телефонную трубку на рычаг. (Не нажал кнопку, а действительно положил трубку на рычаг. Большинство гостиничных телефонов были современными, однако телефон консьержа явно относился к эпохе сороковых - пятидесятых годов прошлого столетия, и я регулярно щёлкала его на свой смартфон. Да что там! Я просто влюбилась в него: старинный диск с цифрами, изящная форма - прелесть!)
        - Аэропорт в Сьоне закрыт из-за метели, поэтому частный самолёт семейства Смирновых сядет в Женеве. На всякий случай я перенёс массаж травяными мешочками, забронированный для госпожи Смирновой, на завтра.
        - Ух ты, у них ещё и свой самолёт?!
        - Если я не ошибаюсь, у них целый ангар самолётов, - ответил месье Роше. Однако я слушала его вполуха, ловя другим ухом малейшие подробности того, что происходило напротив, на стойке регистрации.
        А там в это время воцарился хаос. Распределить многочисленных Барнбруков и их ещё более многочисленный багаж по шести номерам оказалось нелёгкой задачей. К тому же и сами Барнбруки ещё сильнее всё усложняли, тараторя одновременно так, что Бен не успевал им отвечать. Его дяди по-прежнему нигде не было видно.
        Супруги Людвиг с наслаждением наблюдали за суматохой со своего дивана. В отличие от них Дон, по-видимому, отправился по своим делам. Во всяком случае, я его больше не видела.
        Хотя заокеанское семейство говорило всё разом, пронзительный голос Гретхен слышался довольно отчётливо:
        - Элла! Смотри - это Бен Монфор! Он, что ли, ещё в прошлом году был такой душка, а ты мне об этом не сказала? - По-видимому, Гретхен всё ещё переваривала тот факт, что у Бена больше нет прыщей. Ужасные, должно быть, были прыщи, раз она так волновалась! - В прошлом году я не смогла полететь с вами в Европу: я заболела мононуклеозной ангиной. - Она чуть прибавила громкости: - Или, как говорит бабушка, поцелуйной болезнью.
        - Ш-ш-ш!.. - прошипела я. Бестактнее не бывает!
        - Какое большое семейство, не правда ли? И очень… э-э-э… оживлённое. - Месье Роше сочувственно улыбнулся мне. В своём стремлении не пропустить ни звука я, вероятно, перегнулась слишком сильно через стойку консьержа. - Ты давно не общалась со своими сверстниками, да?
        Да, его вопрос застал меня врасплох. Это была правда. Обычно и гости, и персонал «Шато Жанвье» были людьми либо среднего, либо пожилого возраста. Дети приезжали сюда редко, а молодёжь… молодёжи я здесь пока не видела вообще. Однако начались праздники, и внезапно здесь появилась целая толпа юношей и девушек. Я пока не могла решить, нравится мне это или нет.
        - Они все такие… одинаковые, как бы не запутаться, - смущённо пробормотала я.
        - На самом деле всё не так сложно, - ответил месье Роше светским тоном и указал на пожилого господина с седой бородкой, беседовавшего с Романом Монфором, чья улыбка в данный момент, казалось, способна растопить айсберг - такая в ней сквозила горячая симпатия. - Это мистер Барнбрук-старший, по прозвищу Папаша, глава концерна «Барнбрук индастриз». Ещё его родители приезжали в наш отель на Рождество. Это семейная традиция, которой Папаша - кстати сказать, в детстве он был прелестным мальчуганом - неукоснительно следует. Если кто-либо из клана Барнбруков выражает недовольство поездкой в Замок в облаках, глава семьи угрожает лишить его наследства. Единственная для него веская причина остаться дома - болезнь. Очевидно, он оставит после себя весьма солидное наследство, потому что до сих пор все здоровые члены клана в полном составе приезжают сюда на Рождество. Год за годом.
        - Провести праздники в роскошном отеле в Швейцарских Альпах - тоже мне наказание! - заметила я.
        Тем более что Папаша платил за всю семью, а также заказывал всем женщинам и девушкам Барнбрук по новому платью для новогоднего бала. Для него и миссис Барнбрук-старшей, которая стойко игнорировала прозвище Мамаша, предназначался герцогский люкс на третьем этаже. Их сыновья Хэнк и Том со своими жёнами Люсиль и Барброй должны были проживать в номерах 208 и 209. Комнату 210 выделили для Харпер, старшей дочери Хэнка и Люсиль, которая тоже приехала с мужем и новорождённым ребёнком. Упомянув мужа Харпер, месье Роше на долю секунды наморщил лоб, однако, порывшись в памяти, вспомнил, что молодого человека звали Джереми. Он был дипломированным специалистом в области текстильной промышленности и, кроме того, страдал аллергией на орехи. Младенца звали Эмма. Гретхен являлась младшей сестрой Харпер, через полтора года она должна была окончить среднюю школу. Элла, старшая дочь Тома и Барбры, оказалась её ровесницей, и у неё были три младшие сестры: пятнадцатилетняя Эми, десятилетняя Мэдисон и восьмилетняя Грейси. Пятерых девочек Барнбрук планировали поселить в люкс имени Термена, куда мы поставили
дополнительную кровать. Предполагалось, что в номере 212, находившемся рядом, будут жить мальчики Барнбрук: Клаус - брат-двойняшка Гретхен, его двоюродный брат - двенадцатилетний Джейкоб, а также восемнадцатилетний Эйден, приёмный сын Папаши и его супруги, страдавший глухотой.
        Чтобы не запутаться в многочисленных Барнбруках, мне очень пригодилась бы соответствующая схема или родословное древо, но в моём распоряжении не было ни того ни другого, только пояснения месье Роше, излагаемые торопливым шёпотом. Руководствуясь ими, я судорожно старалась запомнить новые лица и правильно соотнести их с именами.
        Я в очередной раз мысленно перебирала их всех по очереди: приёмный сын Эйден был темноволосым, с большим мясистым носом, у всех же остальных Барнбруков были светлые волосы и вздёрнутые носики, и все они походили друг на друга.
        Вдруг на стойке регистрации вспыхнул скандал.
        - В этот раз мы хотели бы номер с видом на го-оры… - канючила девушка, которой Бен пытался вручить ключ от люкса имени Термена. Если не ошибаюсь, это была Элла. - И мы с Гретхен хотели бы отдельную комнату. Мы не обязаны нянчиться с младшими. Мы уже вышли из этого возраста. И вообще, у нас одна ванная комната на пятерых! Хуже, чем в летнем палаточном лагере!
        - Элла! - предостерегающе произнесла её мать (опять забыла, как её звали). - Немедленно прекрати ныть!
        - Нам вообще не нужна нянька, Элла, коровья задница, - добавила малютка Грейси.
        - А если будет нужна, мы попросим Эми, - подхватила Мэдисон. - Она в тыщу раз лучше вас.
        Пятнадцатилетняя Эми стояла чуть в стороне от толпы Барнбруков. Внешне она была очень похожа на Эллу (которая, в свою очередь, сильно напоминала Гретхен и Харпер), но у неё была более короткая стрижка, кроме того, она носила очки. Я сочла это очень любезным с её стороны и подумала, что так мне будет проще отличать её от остальных членов семейства.
        - Насколько я помню, в люксе имени Термена две отдельные спальни, - раздражённо заметила она, - и огромная ванная.
        - Да, а ещё там есть гостевой туалет, гардеробная и камин с открытым огнём в большой спальне… - радушно добавил Бен.
        - Камин Элла и Гретхен, естественно, сразу заберут себе, - перебила его Эми.
        А Грейси заметила:
        - Угу, это будет комната коровьих задниц.
        - О господи, Грейси! - воскликнула её мать. - Откуда ты только берёшь подобные выражения?
        - Я их сама выдумываю! - гордо ответила Грейси, а Мэдисон захихикала.
        - Но я хотела комнату с видом на го-оры! - Казалось, ещё немного - и Элла в бешенстве топнет ножкой. - С панорамой. И балконом. Гретхен и я могли бы поменяться с Харпер и Джереми. Они всё равно только и делают, что возятся с малышкой. И секса у них не бывает! При дочурке они стесняются.
        - Элла Джейн Барнбрук! - Бедная мама Эллы не знала, куда деться от стыда за своих драгоценных дочерей. Она обеспокоенно взглянула на свёкра и свекровь, но те всё ещё были погружены в беседу с Романом Монфором, который улыбался как заведённый. Судя по обрывкам фраз, долетавших до нас, речь шла об игре в гольф, курсе доллара и погоде. - Сию минуту прекрати и начни вести себя прилично, иначе просидишь у себя в комнате все каникулы! Тебе ясно?
        - Это всё ужасно несправедли-иво!.. - заныла Элла.
        Мать многочисленного семейства выглядела так, будто у неё начался приступ мигрени.
        - Элла, я серьёзна как никогда! Я разрешу тебе спуститься в бальный зал, только если с этой минуты и до тридцать первого декабря ты не будешь доставлять мне хлопот.
        Харпер, старшая из сестёр Барнбрук, с малышкой на руках, уже давно забрала ключ от своего номера и тянула своего мужа к лифту, шепча ему что-то на ухо. Мальчики Барнбрук тоже отправились наверх. Посыльный Йонас и «директор цирка» Яромир завозили две доверху нагруженные багажные тележки в грузовой лифт. Под строгим взглядом матери Элла с кислой миной взяла со стойки ключ.
        - Кстати, многие гости предпочитают вид на другую сторону, ведь там окна выходят на восток, а восходы в горах очень красивы, - ободряюще заметил Бен. - К тому же оттуда хорошо видны сhamois на горных склонах. (Слово сhamois было мне незнакомо, но я предположила, что имеются в виду горные козы. Бен, конечно, мог говорить и о каких-нибудь лишайниках или мхах, но вряд ли он завёл бы о них речь применительно к панораме.) Замечу, что у этого люкса чрезвычайно интересная история. В нём останавливался не только изобретатель Лев Термен, он заезжал к нам во время своего мирового турне в конце двадцатых годов прошлого века, но и поэт Райнер Мария Рильке, который создал здесь некоторые из своих прославленных стихотворений.
        - Вообще-то стихотворения, которые он написал у нас в отеле, не относятся к числу прославленных, - шепнул мне месье Роше. - Pays silencieux dont les prophetes se taisent[5 - «Край молчаливый, где безмолвствуют прозренья» - цитата из сборника «Валезанские катрены» Р. М. Рильке, катрен № 6. (Примеч. перев.)]. Он писал их на французском.
        - Да ладно, - прошептала я в ответ. - Спорим, что ни та ни другая девица в жизни не слышали о Рильке. (Я уже не говорю о Льве Термене! Правда, до приезда сюда я про него тоже не слышала.)
        И ровно в этот момент я увидела… кучку. Большую коричневую кучку явно собачьего происхождения на мраморном полу рядом с колонной прямо посреди фойе. Кроме меня, её пока ещё никто не заметил. Как такое могло быть?
        Раньше её загораживал чемодан, и только поэтому я заметила какашки только сейчас. Я в ужасе уставилась на собачий «сюрприз». Мне казалось, что он воняет на весь отель. Какой ужас! Как только это безобразие могло оказаться у всех на виду? Неужели кто-то из пуделей незаметно сделал за колонной свои дела, пока хозяйка регистрировалась? Почему же мы не почувствовали запах раньше? Это не мог быть мопс Дитрихштайнов: в основном они таскали его на руках, и едва ли возможно, что господин или госпожа Дитрихштайн прокрались в холл с мопсом на руках, чтобы дать ему возможность покакать. Месье Роше рядом со мной вдохновенно цитировал Рильке на французском, Барнбруки-старшие по-прежнему беззаботно болтали с отцом Бена, а я судорожно размышляла, что мне делать.
        Обнаружив кучку, Роман Монфор с праведным гневом конечно же обрушится не на её виновницу - собаку - и тем более не на её хозяина или хозяйку. Он устроит разнос кому-то из служащих - тому, кто допустил, что вонючий «сюрприз» посреди холла не убрали вовремя. Даже если виноват во всём был он сам, ведь именно Роман допустил столько собачьих исключений из гостиничных правил. Однако сейчас это было не важно. Из-за собачьей кучки, наносящей урон репутации отеля, полетят головы служащих, одна-то голова уж точно. Вопрос только в том - чья.
        - Идём, Элла! - Гретхен взяла кузину под руку. - Мы всё устроим. Нащёлкаем фото с балкона Харпер и подпишем, что это вид из нашего окна.
        - Гретхен - звезда инстаграма, - сообщила Грейси Бену, которому собачья кучка была не видна из-за колонны.
        - Ну, звезда - это несколько преувеличено… - заскромничала Гретхен.
        - Да уж, небольшое преувеличение! - Эми закатила глаза. - На неё подписан сто тридцать один человек! Ах, с ума сойти! И каждого из них она знает лично!
        - Сто тридцать три! Кроме того, я там совсем недавно зарегистрировалась. - Гретхен откинула волосы и вместе с Эллой неторопливой походкой направилась к лестнице. Сейчас они пройдут рядом с кучкой. Надо было что-то делать. Причём срочно!
        - Может быть, Бен захочет подписаться на тебя в инстаграме. - Эми улыбнулась Бену, закинула на плечо свой рюкзачок и последовала за Гретхен и Эллой. - У неё такой потрясающий профиль - он называется grumpygretchen[6 - Ворчунья Гретхен (англ.). (Примеч. перев.)]. Ворчунья Гретхен объясняет своим подписчикам, почему блондинкам не идёт жёлтый, как рисовать на глазах эффектные стрелки, а также как делать селфи с животными и выглядеть при этом симпатичнее животных…
        - Gritty Gretchen[7 - Отважная Гретхен (англ.). (Примеч. перев.)], - поправила её Гретхен и остановилась, а Элла злобно сверкнула глазами на Эми. - Мой аккаунт называется Gritty Gretchen, и, в полном соответствии с названием, речь в нём идёт далеко не о макияже и моде. Я даю советы, которые могут пригодиться в трудную минуту. Советы о том, как смелым девчонкам преодолевать препятствия, которые ставит перед ними жизнь.
        Я восприняла это выражение как призыв к действию.
        Собачья кучка была препятствием, которое поставила передо мной жизнь, а я - смелой девчонкой, призванной преодолеть его.
        На глазах у изумлённого месье Роше я вытащила из нагрудного кармана его пиджака белоснежный платок, задрала ногу на стойку ложи консьержа, уселась на неё верхом и соскользнула с другой стороны.
        - Советы, которые могут пригодиться в трудную минуту? Как изящно припудрить слишком толстый нос и каков единственно верный рецепт капкейков? - продолжала Эми.
        - Пошли, Гретхен. - Элла потянула кузину дальше. - Эми просто завидует. Как всегда.
        Я пролетела вперёд, чуть не задев обеих девиц, опустилась на колени перед колонной и набросила на кучку белоснежный платок месье Роше. Платка как раз хватило, чтобы прикрыть неприятный сюрприз целиком, но выглядел этот натюрморт весьма странно: как будто платок непостижимым образом парит над полом.
        - О-о-ой! - вырвалось у Гретхен, естественно, во весь голос.
        Эми, Элла, Мэдисон, Грейси и их мать с любопытством уставились на меня.
        - Прошу прощения. - Я выпрямилась и попыталась загородить собой странное зрелище. - Там была… э-э-э… небольшая лужица. Снежок растаял. Это вредно для мраморного пола.
        Я храбро попыталась ухватить кучку. Какое-то мгновение у меня ещё была надежда, что кучка не настоящая, а пластмассовая. Такие продают в магазинах прикольных подарков и в шутку подкладывают друзьям. Но нет, под платком оказалось что-то мягкое и местами - у меня комок подкатил к горлу - даже жидкое. И его было слишком много, чтобы собрать носовым платком и унести. Для этого мне понадобились бы два или три таких платка или ещё что-нибудь, чем я могла бы убрать эту гадость. Я застыла на месте, решительно не зная, что делать.
        К моему величайшему облегчению, семейство Барнбрук продолжило свой путь к лестнице. Роман сопровождал Барнбруков-старших к лифту. Я опустила взгляд и перестала дышать, чтобы на меня никто не обратил внимания. Я всей душой надеялась, что Роман Монфор поедет провожать Барнбруков на третий этаж, - в этом случае у меня было бы достаточно времени, чтобы всё убрать.
        К несчастью, маленькая Грейси осталась стоять на месте как приклеенная. Подняв глаза, я обнаружила её прямо перед собой. Конечно, стоя на коленях и держа руку над платком, прикрывавшим якобы растаявший снег, а на самом деле - непонятно что, я представляла собой в высшей степени странное зрелище. Месье Роше в своей ложе консьержа напротив тоже удивлённо поднял брови.
        - Мне нравится твоё платье, - заметила Грейси. Было видно, что она старается сказать мне что-нибудь приятное. Наверное, ей стало жаль меня. - Очень красивые пуговицы и вышитая корона.
        - Спасибо, мне оно тоже нравится, - ответила я. - А у тебя классная кошачья шапочка. Какие славные плюшевые ушки!
        И тут мне на ум пришла отчаянная мысль.
        - Послушай, Грейси, ты не могла бы одолжить мне свою шапочку до завтра?
        Грейси с любопытством уставилась на меня.
        - Меня зовут Фанни, - торопливо добавила я. - Я работаю здесь няней и обещаю тебе, что завтра утром верну тебе шапочку. - «Выстиранную и надушенную», - мысленно добавила я. - Она нужна мне для важного дела.
        Грейси не раздумывала ни секунды:
        - Конечно!
        Девчушка сорвала с себя шапочку и вручила её мне. После этого она повернулась и побежала догонять родственников, которые уже поднимались по лестнице. Ах, если бы все дети были такими великодушными! Если бы со всеми можно было так легко договориться!.. Я дождалась, когда лязгнет решётчатая дверь лифта, и быстро-быстро с помощью платка сгребла собачью кучку в шапочку Грейси, стараясь не смотреть и, по возможности, не дышать в том направлении. Кучка оказалась страшно липкой, но мои пальцы как по волшебству остались чистыми. А вот шапочка Грейси…
        - Что ты там делашь, Фанни Функе? - Кто-то тронул меня сзади за плечо. Это был Дон, который, конечно же, материализовался позади меня буквально из воздуха в самый неподходящий момент.
        - А ты как думаешь? - пробурчала я.
        Мальчишка скрестил руки на груди:
        - Как я понимаю, ты только что запихала что-то коричневое и липкое в шапку, которую обманом выпросила у маленькой девочки. Очень умно! Я бы не додумался.
        «Оленёнок» тихо захихикал. У меня возникло подозрение, что он всё время находился здесь и наблюдал за мной. Вероятно, я была не единственной, кто умел хорошо прятаться.
        - Это ты… это твоя работа, ты, маленький… - Я потрясённо уставилась на него.
        - Ты на редкость быстро соображаешь, Фанни Функе, недоучка из Ахима под Бременом. - Дон дьявольски ухмыльнулся, ухитрившись при этом выглядеть довольным и в то же время непостижимо славным. - Ой-ой-ой! - громко завопил он голосом, который сделал бы честь самой Гретхен. Затем он сюсюкающим, нарочито детским голоском, совершенно непохожим на его обычный тон, добавил: - Это, случайно, не любимая шапка маленькой Грейси Барнбрук? Что вы с ней делаете?
        - Я… прекрати сейчас же! - прошипела я, однако было уже слишком поздно.
        - Что здесь произошло? - Из-за колонны показался Роман Монфор, который направлялся прямо к нам. Он, оказывается, не уехал наверх вместе с Барнбруками.
        Ну всё. Понятно, чья голова сейчас покатится с плеч отсюда и прямо до дверей моего дома в Ахиме под Бременом. Будет моим родителям подарочек к Рождеству.
        Я вскочила на ноги и прижала к себе шапочку.
        - Ничего… - пробормотала я.
        Роман Монфор сощурил на меня глаза.
        - Вы одна из горничных, которых на праздники пригласили помогать фрейлейн Мюллер?
        - Нет. - Я сглотнула.
        «Я прохожу у вас годовую практику, вы меня помните? В сентябре вы пожимали мне руку», - хотела было сказать я, но Дон опередил меня.
        - Это кошачья шапка Грейси Барнбрук, - испуганно сообщил он. - Эта тётя сгребла туда какую-то странную коричневую массу. Почему она сделала это, дядя Роман? Грейси ведь наверняка ещё собирается носить свою шапку.
        - Что-о-о?! Какую ещё коричневую массу? - Вена на лбу Романа Монфора, перед которой трепетал весь гостиничный персонал, опасно вздулась.
        Оказывается, если стоишь прямо перед директором отеля, она выглядит ещё страшнее. Против моей воли зубы начали выбивать дробь.
        - Дайте сюда! - рявкнул он.
        Я крепче прижала шапку к груди.
        - Это… Я всё могу объяснить, - запинаясь, промямлила я. - Дон хотел… - Кстати, чего же хотел этот подлый Бэмби? Неужели он нашёл где-то собачью кучку, притащил её сюда и оставил посреди холла, чтобы посмотреть, что будет дальше? В это никто не поверит. Тем более никто не поверит, что у кого-то хватило мозгов собрать вышеупомянутую собачью кучку в детскую шапочку.
        Меня охватило нестерпимое желание врезать самой себе по башке.
        - Бедная Грейси… - прошепелявил Дон. - Это её любимая шапка.
        Роман Монфор ухватил меня за локоть.
        - Зачем вы украли эту шапку? - нарочито медленно и чётко спросил он, как будто считал, что у меня проблемы со слухом. - И что за гадость вы прячете в ней? Наркотики?
        Вот чёрт! Мне стоило больших трудов подавить истерический хохот, стремившийся вырваться наружу. При этом на самом деле мне было совсем не до смеха. Я молча вцепилась в шапку, лихорадочно соображая, что делать. Как бы поступил Иисус?
        Роман Монфор оглядел фойе, не выпуская мой локоть.
        - Эй! Кто-то может мне объяснить, кто эта особа, которая ведёт себя так, будто сошла с ума, причём посреди моего отеля?
        Я услышала, как хлопнула дверь ложи консьержа. Это месье Роше спешил мне на помощь. В ту же секунду Бен, стоявший за стойкой регистрации, открыл рот, чтобы что-то сказать, однако обоих опередил посыльный Нико.
        - Это эполет, - объявил он и кивнул в подтверждение этого факта.
        - Что вы сказали? - энергичным рывком Роман Монфор вырвал у меня из рук кошачью шапку.
        - Эполет, - прилежно повторил Нико.
        - Она проходит годовую практику в нашем отеле, - вмешался Бен. - И она большая молодчина. Вообще-то у неё сейчас время отдыха, а она всё равно помогает здесь, внизу…
        - Подтверждаю, - добавил чуть запыхавшийся месье Роше. Он провёл рукой по костюму сверху вниз, разглаживая невидимые складки. - Фанни Функе - лучшая практикантка, когда-либо работавшая у нас.
        - Что же она в таком случае прячет в любимой шапочке нашей гостьи? - вполголоса огрызнулся на них Роман Монфор. У него на лбу было написано, что, будь его воля, он заорал бы на меня на весь отель, но на лестнице находились гости, и он не мог себе этого позволить.
        Я с ужасом наблюдала, как он разворачивает шапку.
        - Что, чёрт подери, это такое?!
        Все уставились на шапочку Грейси. Выглядела она, прямо скажем, неаппетитно.
        «Оленёнок» открыл рот первым:
        - Это похоже на размазанный кусок шоколадного торта со сливками. - Он ткнул пальцем в массу внутри шапки и лизнул его. - Ага. Это и есть шоколадный торт со сливками. Теперь осталось только выяснить, как этот торт попал в шапку Грейси.
        У меня подкосились ноги. Я купилась на шоколадный торт со сливками, которому этот маленький негодяй умело придал форму собачьей кучки! Я даже соответствующий запах себе выдумала.
        - Не думаю, что нам следует досконально выяснять это, Дон. - Лицо Бена внезапно прояснилось. Невинное личико проказника и трогательный взгляд его оленьих глаз, очевидно, не произвели на юношу ни малейшего впечатления. - Я, кажется, недавно видел тебя с куском торта вот на этом самом месте. - Он повернулся к отцу: - Фанни лишь пыталась убрать то, что уронил Дон. И всё.
        - Убрать в чужую шапку? - проворчал Роман Монфор, смерив меня подозрительным взглядом и словно решая, что со мной делать.
        Выбивая зубами дробь, я униженно смотрела на него.
        На моё счастье, снаружи как раз подъехала следующая машина.
        - Я глаз с вас не спущу, барышня. - Роман Монфор сунул мне в руки многострадальную шапку. - Немедленно приведите её в порядок. В моём отеле я не потерплю никаких дурачеств!
        Не ожидая от меня какого-либо ответа, он повернулся к Нико:
        - А вы что стоите посреди отеля и считаете ворон, идиот?! Прибыли новые гости!
        6
        Ночью мне снилось, что я вместе с семёркой Хуго описываю круги высоко в воздухе над Замком в облаках, как будто я тоже альпийская галка. С высоты отель выглядел непривычно: он походил на утёс причудливой формы, испещрённый трещинами, и выглядывал из-под снега, будто был продолжением скалы. Чем ниже мы спускались, тем больше деталей я различала: конусообразные кровли башенок, кованые перила смотровой площадки на крыше, гранёный стеклянный купол над лестницей, напоминающий верхушку викторианской теплицы. Внизу, перед главным входом, стоял месье Роше с Запретной кошкой. Увидев меня, он улыбнулся, вытащил из нагрудного кармана свой белоснежный платок и начал махать мне. «Давай просыпайся, Фанни, - посоветовал мне он. - Кто рано встаёт, тому Бог подаёт».
        В этот момент я и правда проснулась - сама, без будильника. Часы на моём смартфоне показывали без пятнадцати пять утра, я уже собиралась повернуться на другой бок и снова провалиться в сон. В игровую комнату на четвёртом этаже мне надлежало явиться только к девяти утра, и как следует выспаться перед этим было бы, скажем прямо, нелишним. Особенно если Дон действительно намеревался выполнить свою угрозу и осчастливить детскую комнату своим присутствием. Однако, стоило мне закрыть глаза, в стене как будто что-то заворочалось и завздыхало, сначала нерешительно, затем всё активнее и активнее, пока звуки не стали похожи на укоризненное покашливание. Слушать это было невыносимо, поэтому меня хватило ровно на пять минут, после чего я решительно села в кровати. Очевидно, утробно завывавшие в стене трубы сегодня утром наконец-то проснулись и решили наверстать упущенное за последние месяцы. Я зажгла лампу на прикроватной тумбочке и встала. Наверняка я всё это себе придумала, но мне показалось, что бурчание, доносившееся из стены, теперь звучало более удовлетворённо.
        И, честно говоря, я неплохо выспалась.
        - Кто рано встаёт, тому не нужно ни с кем делить душ, - сказала я вслух самой себе.
        За окном царила кромешная тьма. Невозможно было различить, идёт снег или уже нет, но свист и вой ветра стихли, когда я на цыпочках проскользнула по коридору в душ. Мысль о том, что Гортензия, Камилла и компания ещё крепко спят, согревала мне сердце. Я включила воду.
        Вчера вечером, возвращаясь после вечерней смены к себе в комнату, я взялась за дверную ручку и… вляпалась во что-то мягкое, размазанное по её нижней стороне. Гортензия и её подружки, караулившие меня в дверях своей комнаты, покатились со смеху.
        Зубная паста на дверной ручке. О-о-очень оригинально!
        - Кто-то здесь, похоже, начитался книг про английские школы-интернаты, - заметила я, направляясь мимо них в душ, чтобы смыть пасту с руки. На всех четырёх девицах были одинаковые пижамы - в горошек, с оборочками. Не видела бы своими глазами - не поверила. - Что вы устроите в следующий раз - подложите мне подушку-пердушку?
        - Ой-ой-ой, мы обиделись! - Пижамы в горошек следовали за мной по пятам, по-идиотски хихикая, и напоминали мне стаю пятнистых гиен, которую я видела в каком-то научно-популярном фильме про животных. - Ты что, шуток не понимаешь?
        Нет, не понимаю. У меня только что закончился длинный и сложный рабочий день, который выдался на редкость «весёлым», и к продолжению я была не готова. Тем более что сейчас я выступала в роли антилопы гну, которую стая гиен в вышеупомянутом научно-популярном фильме загнала, чтобы сожрать на ужин.
        Я с мрачным видом смывала пасту с руки, пока Камилла любовалась собой в зеркале над раковиной слева от меня. Ава, Гортензия и Как-её-там смотрелись в зеркало справа. Ава заплетала свои тёмно-русые волосы до плеч в косички, Как-её-там задорно подмигивала своему отражению в зеркале, а Гортензия включила холодную воду и смачивала себе виски.
        Я закрыла кран и громко сказала:
        - Слушайте, я устала и хочу спать. Если вы планируете побить меня и засунуть мою голову в унитаз, будьте любезны, займитесь этим прямо сейчас или отложите до завтра.
        Четыре пижамы в горошек изумлённо воззрились на меня.
        - Чего-о-о? Практи, приди в себя, - прогнусавила Гортензия. - Это была безобидная маленькая шалость. И вообще, это ты во всём виновата. Ты не соблюдаешь правила.
        - Что?!
        - Раньше ты пользовалась душем в то же время, что и мы, - объяснила Ава.
        - А потом ты стала наглеть. - Как-её-там укоризненно посмотрела на меня.
        Камилла энергично кивнула:
        - А теперь ты ещё и врёшь. Говоришь, что мы хотим тебя побить и засунуть твою голову в унитаз.
        - У вас что, у всех склероз, что ли?! - обиженно воскликнула я. - Это вы меня толкаете и травите. И мажете ручку моей двери зубной пастой.
        - Да-а-а, за то, что ты угрожала Гортензии своими мнимыми друзьями, - ответила Камилла. - Моя тётя сказала, чтобы мы не позволяли себя запугивать.
        - Что?! - Это кто кого тут запугивает? В этой компании я явно играла роль антилопы гну.
        - А ещё ты разбросала свои отвратительные волосы по всей раковине, - добавила Как-её-там.
        - И вообще ты мерзкая, - подытожила Ава.
        В этот момент с краном раковины, возле которой стояла Ава, что-то произошло: он словно взорвался, и внезапно вылетевшая из него струя воды угодила прямо на её пижаму. Четыре пятнистые гиены завизжали и отпрыгнули от раковины, однако второго взрыва не последовало, и дальше вода потекла ровно, как прежде.
        Я закрыла кран (потому что больше было некому) и повернулась, чтобы пойти к себе. Никто не пытался задержать меня: все хищницы недоверчиво таращились на раковину.
        У двери я обернулась:
        - Как только что показал мой мнимый друг - водопроводный кран, вам лучше оставить меня в покое.
        - У них проблемы с водопроводом, - пробормотала Гортензия Камилле, проигнорировав моё замечание.
        - Этот отель и правда в допотопном состоянии. Несмотря на то что твоя тётя важничает так, будто это как минимум пятизвёздочный «Ритц-Карлтон».
        К слову сказать, я была полностью согласна с её тётей. Правда, мне казалось, что в «Ритц-Карлтоне» почти наверняка работают более приветливые горничные.
        Кто-то из четырёх гиен уже громко храпел, когда я, свежевымытая, одетая и причёсанная по всем правилам, на цыпочках прокралась мимо их комнаты. Мне показалось, что это Гортензия, потому что храп был довольно гнусавым.
        По дороге на кухню, находившуюся в подвале под рестораном, мне не встретилось ни души, однако это не означало, что все, кроме меня, ещё спали. В любое время суток в отеле дежурил кто-то из персонала. Или, как любил говорить месье Роше, «Замок в облаках никогда не спит».
        Установленных часов для завтрака, обеда и ужина персонала в отеле не существовало, поэтому в помещении рядом с кухней всегда имелась какая-то еда и можно было подкрепиться практически в любое время суток.
        Когда я вошла, один из двух младших поваров, Пьер, красиво раскладывал на тарелке разные сорта сыра. Головокружительно пахло свежеиспечённым хлебом. Шведский стол для сотрудников отеля практически ни в чём не уступал шведскому столу для гостей наверху, в ресторане. Конечно, натюрмортов из свежих ягод, разложенных концентрическими кругами, здесь не было, как и свежевыжатых соков и этажерок со стаканчиками, наполненными освежающим манговым ласси. Зато всё остальное было как наверху, в ресторане, причём с утра до вечера. В обеденное время сюда приносили горячий суп, пирожки с мясом, блюдо с яблоками, апельсинами и морковкой, запеканки в контейнерах с подогревом, свежий хлеб, холодное мясо. После обеда можно было полакомиться пирожными и тортами. Одним словом, умереть с голоду здесь было сложно.
        - Ты сегодня рано, - заметил Пьер.
        - Ты тоже. - Зажмурившись от удовольствия, я откусила большой кусок хрустящего хлеба, намазанного маслом, и присела на один из немногочисленных стульев. - Кто рано встаёт, тому подают лучший завтрак. И стул - тоже.
        Пьер подвинул мне тарелку.
        - Обязательно попробуй лосося. Я сам его мариновал - с ломтиками лайма, солью «Флёр-де-Сель», веточками можжевельника, укропом и… короче, попробуй непременно. - Он положил мне на тарелку большой кусок.
        Младший повар мне очень нравился. Он всегда приберегал по моей просьбе сдобные булочки для моих многочисленных Хуго. Кроме того, когда я приехала сюда, именно он помог мне кое-как разобраться с местным диалектом немецкого, на котором здесь, в швейцарском кантоне Валлис, все изъяснялись. Выучить его в совершенстве я, конечно, не смогла бы никогда, но теперь хотя бы была в состоянии следить за ходом беседы. Только конюха, старого Штукки, я по-прежнему понимала с трудом. Правда, повар считал, что это не потому, что я такая неспособная, а потому, что у старика не хватало много зубов.
        Лосось оказался потрясающий и прекрасно сочетался со свежим хлебом. И с яйцом. И с сыром. Я всегда старалась завтракать как можно сытнее, потому что поесть в следующий раз мне обычно удавалось лишь после обеда. Я радовалась, что сегодня можно не торопиться и поболтать с Пьером в своё удовольствие. За ночь в горах выпало тридцать пять сантиметров снега, а горный ветер смел его в сугробы высотой в метр, рассказывал повар. Окрестные перевалы замело, доехать до «Шато Жанвье» можно было, только надев на шины автомобилей цепи противоскольжения. Кроме того, на нас уже надвигался следующий циклон: двадцать пятого декабря обещали ужасный снегопад.
        На севере Германии, где я выросла, уже давно бы объявили чрезвычайное положение, здесь же такая погода воспринималась как нечто само собой разумеющееся.
        - Как настроение у вас на кухне? - поинтересовалась я, кивнув на дверь в означенную кухню. Большинство новых служащих, нанятых на праздники, работали именно на кухне и в ресторане. Больше половины поваров и официантов были новичками.
        - В принципе неплохо. Только новенькие ещё не поняли, что если шеф-повар не разрешает пользоваться смартфоном во время работы, то лучше не искушать судьбу. Я сделал что мог, однако, боюсь, это дойдёт до них только после того, как первый смартфон поджарят на гриле. Или нашинкуют вместе с капустой. Или бросят в кипяток вместе с макаронами. - Пьер ухмыльнулся. Я тоже не смогла сдержать смешок: гостиничный шеф-повар был человеком в высшей степени творческим. Во всех отношениях. - Один из новых официантов очень милый. Похоже, я чуточку влюблён, - добавил он. А затем подмигнул мне: - А как дела там, наверху?
        Я бросила быстрый взгляд на лестницу: мне показалось, что там что-то шевельнулось.
        - Роман Монфор держит меня на мушке, новенькие горничные из Лозанны - редкостные воображалы, у которых проблемы с головой. А тут ещё юный Дон Буркхардт решил вплотную поработать над тем, чтобы окончательно испортить мне жизнь. «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо». О, доброе утро! Ты откуда взялась? - Появившаяся словно из ниоткуда Запретная кошка потёрлась о мои ноги, затем перешла к Пьеру и проделала то же самое, громко мяукнув.
        Повар поставил перед ней тарелку с нарезанным холодным мясом, которую он явно подготовил заранее.
        - Знаешь, чего я не понимаю? - спросил он, когда Запретная кошка с видимым наслаждением начала поглощать свой завтрак. - Наш шеф говорит, что эта кошка жила в этом отеле ещё тогда, когда он поступил сюда на должность младшего повара. - Пьер замолчал для пущего эффекта, а затем тихо добавил: - Это было в 1989 году.
        Я была плохим математиком, но даже мне не требовался калькулятор, чтобы сообразить, что это невозможно.
        - Скорее всего, в его время в отеле жила похожая кошка. Такая же рыжая и полосатая. Предшественница нашей.
        Запретная кошка покончила с едой и начала наводить марафет. Мы оба задумчиво наблюдали за ней.
        - Наверное, ты права. - Пьер взял с пола пустую тарелку. - Оставить тебе пирожное с малиной и сливками? После обеда съешь с кофе. Мадам Клео осталась недовольна глазурью, и, представь себе, мне удалось заполучить для нас целых двадцать четыре штуки…
        На лестнице послышались шаги, и тут же показался Нико в форме посыльного. Круглую шапочку-коробку он засунул под мышку.
        Я приветливо поздоровалась и предложила ему свой стул.
        - Доброе утро, - суховато ответил он, как будто ему было не слишком приятно видеть меня. - О-о! Кошка! Я думал, домашние животные в отеле запрещены. Во внутреннем распорядке отеля, который нам раздали, об этом упоминается аж трижды.
        - Кошка? Где? - хором спросили мы с Пьером.
        - Да вот же! - Нико показал на Запретную кошку, не спеша поднимавшуюся по лестнице.
        Пьер прищурился:
        - Ты где-нибудь видишь здесь кошку, Фанни?
        Я покачала головой:
        - Нет. Откуда ж ей здесь быть?
        - Ха-ха, очень смешно! - Нико сердито сверкнул на нас глазами. - В этот раз вы меня не проведёте, как вчера, с этим дурацким эполетом.
        Пока он обиженно накладывал себе на тарелку завтрак, я попрощалась с Пьером и вслед за Запретной кошкой отправилась на первый этаж. Вообще-то я собиралась вернуться к себе и почистить зубы, прежде чем проснутся эти дурацкие воображалы из Лозанны. Но Запретная кошка мурлыча шла передо мной и всё время оборачивалась, словно хотела убедиться, иду ли я за ней. И я пошла за кошкой. Мы пересекли фойе, в котором в такую рань не было ни души, и свернули в коридор, ведущий мимо конференц-зала в направлении бара и библиотеки. Если бы я решила возвратиться к себе, то мне пришлось бы идти кружным путём, но я не имела ничего против: потайная дверь внутри библиотеки вела на служебную лестницу, и по ней можно было как спуститься в подвал, так и подняться наверх, на четвёртый этаж.
        Библиотека принадлежала к числу самых уютных уголков отеля. Вдоль стен, от пола до потолка, стояли книжные стеллажи, ломившиеся от книг. Перед каждым окном была устроена уютная полукруглая ниша для чтения с мягкой обивкой, в центре возвышалась старинная кафельная печь, рядом с которой находилась скамеечка, повсюду стояли вольтеровские кресла и журнальные столики с различными фотоальбомами. Кроме того, здесь была специальная библиотечная лесенка на колёсиках, свободно скользившая взад и вперёд вдоль ряда книжных стеллажей семи метров в длину и четырёх в высоту. С такой лесенки даже смахивать пыль было приятно.
        Если бы я не работала, а жила в «Шато Жанвье», то торчала бы в библиотеке целыми днями. От натопленной печи по комнате распространялось приятное тепло, в воздухе витал аромат старых книг и полироля. Сюда даже можно было заказать кофе, вино - в общем, всё, что душе угодно. Тем не менее гости заходили сюда редко. По большей части просторная библиотека пустовала.
        - Людей отпугивает такое количество книг, - лукаво улыбаясь, ответил месье Роше, когда я поделилась с ним своим недоумением. - Они понимают, как мало на самом деле прочитали, и им становится не по себе.
        По-видимому, Запретная кошка тоже не собиралась запрыгивать в одно из библиотечных кресел, чтобы поспать. Она дошла до двери, ведущей на лестницу, и требовательно мяукала перед ней до тех пор, пока я не открыла её.
        Дверь была искусно встроена в раздел, где стояли детективы и триллеры, и снабжена обычной табличкой на трёх языках: «Прохода нет. Только для персонала». На втором этаже дверь с лестничной клетки выходила в длинное помещение неправильной формы между Малым башенным люксом и номером 102, в котором обычно хранились пылесосы и чистящие средства.
        На третьем этаже с лестницы можно было попасть в промежуточную комнату, где стояли встроенные шкафы с постельным бельём и полотенцами, а через следующую дверь - в коридор, прямо ко входу в Большой башенный люкс, в котором с начала декабря проживали Дон Буркхардт-младший и его родители. На четвёртом этаже лестница вела в то крыло, где находились жилые помещения для мужской части персонала.
        Двери, которые вели к чёрному ходу и соответствующим служебным помещениям со второго и третьего этажей, выглядели вполне обычно, как и двери гостиничных номеров, и только служащие знали о том, что на самом деле скрывалось за табличками 103 и 203. Конечно, у некоторых гостей, например у Дона Буркхардта-младшего, которого любые запреты, похоже, только раззадоривали, хватало нахальства и любопытства заглянуть внутрь. Как-то раз Дон напугал меня чуть ли не до смерти. Ничего не подозревая, я открыла дверцу шкафа на бельевом складе и напоролась на его милую рожицу. Мой вопль привлёк внимание фрейлейн Мюллер, которая сначала отчитала Дона, однако в конце концов поверила его объяснению, ведь он так умильно на неё смотрел и так мило шепелявил! Он якобы играл в пиратов и совершенно забыл, где находится. Ха! Просто смешно! Как будто Дон Буркхардт-младший был способен снизойти до невинных детских игр!
        Запретная кошка внезапно заторопилась. Она уже не шла, аккуратно ставя лапку за лапкой, а стрелой летела по лестнице, так что, когда я добралась до второго этажа, её уже и след простыл. Такое часто случалось. Сперва она заманивала меня на кружной путь, словно хотела что-то мне показать, а потом просто-напросто исчезала.
        В бельевой на третьем этаже был открыт шкаф. Зная, как рассердится кастелянша - фрейлейн Мюллер, увидев подобное безобразие, я хотела было закрыть его, как дверь в коридор внезапно распахнулась. Кто-то вошёл внутрь.
        Позже я не могла объяснить, какой бес в меня вселился, однако потом это уже в любом случае было не важно. Я юркнула в шкаф, прикрыла за собой дверь, оказавшись таким образом именно там, где двумя неделями раньше застала Дона, и задержала дыхание. Что-то со мной определённо было не так. Зачем мне понадобилось прятаться в шкафу только потому, что в помещение кто-то вошёл? Я ведь ничего плохого не делала. И выглядела я аккуратно, даже фрейлейн Мюллер не нашла бы к чему придраться. Однако теперь я понимала, что вылезти из шкафа и вести себя как ни в чём не бывало вряд ли получится. Придётся подождать, пока тот, кто вошёл в комнату, кем бы он ни был, не отправится дальше по своим делам.
        К несчастью, он не собирался этого делать. Кроме того, оказалось, что в комнату вошли два человека. Они продолжили свою беседу прямо перед дверцей, за которой я спряталась.
        - Я не понимаю, почему ты так противишься этому, Рудольф, - произнёс один из них.
        В своём шкафу я чуть не грохнулась в обморок - это был не кто иной, как Роман Монфор! Вероятно, из-за снегопада он вчера не смог уехать домой и заночевал здесь.
        - Я не упрямлюсь - просто хочу поискать другой вариант, - ответил его собеседник, и по голосу я узнала Руди Рохлю, младшего брата Романа. - Дай нам ещё немного времени.
        Роман вздохнул:
        - Мы уже сто раз всё это пережёвывали… Ещё одна отсрочка ничего не даст. Более того, если мы промедлим, то упустим и это предложение. А лучшего нам уже не видать.
        - Но ведь мы не можем этого сделать, - возразил Рудольф ещё более убитым голосом, чем обычно. - На нас лежит ответственность за этот отель со всеми его традициями, ответственность за служащих. Подумай о своём…
        - Брось размазывать сопли! Ответственность, традиции! - перебил его Роман. - Мы и так слишком долго пытались вытащить из болота эту прогнившую развалину с её устаревшими порядками. Боже мой, ты разбираешься в бухгалтерии лучше, чем я, и прекрасно понимаешь, что отель приносит одни убытки. Мы по уши в долгах.
        - Возможно, тебе кажется, что у нас никаких перспектив, но ведь у отеля такой потенциал, такая блестящая репутация! Если мы попробуем ещё раз начать всё сначала…
        - С такими долгами? Кто, чёрт подери, даст нам кредиты на модернизацию? - снова перебил Роман своего брата.
        Я удивилась, что он не вопил во всё горло, как обычно. Нет, он старался говорить тихо. Но это только усиливало эффект от его слов. - Господи, Рудольф, когда же до тебя дойдёт-то, в конце концов! Мы выдохлись, наше время истекло. Отель медленно умирает от старости, наши гости умирают от старости, да и сотрудники компании тоже. Взять хотя бы дряхлого конюха, которому ты всё ещё платишь зарплату, хотя ему давно пора в дом престарелых и он только распугивает постояльцев!
        - Старый Штукки прекрасно работает на нас уже много лет, - возразил Рудольф. - Отель - его дом, другого у него нет, и выгнать его отсюда только потому, что он слишком стар, жестоко. И потом, он так хорошо ухаживает за лошадьми…
        - В этом и заключается твоя проблема! - прошипел Роман. - У тебя начисто отсутствует экономическое мышление, ты слишком сентиментален. Включи, наконец, мозги! Предложение Буркхардта - наш единственный шанс. Мы сможем отделаться от этой развалины, погасить все наши долги, и у нас ещё останется кругленькая сумма, чтобы начать новое дело.
        - Но этот человек - мошенник без чести и совести, готовый разрушить всё, что создали здесь наши дед и прадед, при этом ни на секунду не задумавшись. Кроме того, он некомпетентен. Ты вообще смотрел планы, которые он нам показывал?
        - Меня они устраивают. Я люблю чёткие линии и современные интерьеры. Все эти аляпистые завитушки безнадёжно устарели.
        - Но сто номеров вместо тридцати пяти! Из одной только малой музыкальной гостиной он собирается сделать три номера! А ведь этот зал помнит звуки скрипки Яши Хейфеца[8 - Яша Хейфец (Иосиф Рувимович Хейфец) - величайший скрипач XX в., которого по праву называют «императором скрипки».] и незабываемый голос Элизабет Шварцкопф![9 - Эл?забет Шварцкопф - выдающаяся немецкая оперная певица XX в., обладательница удивительного по красоте серебристого тембра голоса.]
        - Всё это было ещё до нашего рождения, Рудольф!
        Я была уверена, что Роман пожал плечами.
        - Но мы с тобой присутствовали, когда в нашей библиотеке читал свои произведения Отфрид Пройслер![10 - Отфрид Пройслер - немецкий детский писатель, автор сказок «Маленькая Баба-Яга», «Маленькое привидение», «Маленький водяной», ставших классикой детской литературы.] Из этой библиотеки Буркхардт собирается сделать гольф-салон. Как тебе может быть всё равно?! Когда я слышу его разглагольствования о парковках, канатных дорогах и гостевых апартаментах, меня прошибает холодный пот.
        Меня тоже уже давно прошиб холодный пот. Я предполагала, что «Шато Жанвье» не приносит большого дохода. С сентября, когда я приехала сюда, здесь побывало очень мало постояльцев, но для меня стало ужасной неожиданностью, что дела настолько плохи. Неудивительно, что Дон Буркхардт-младший вёл себя так, как будто ему уже принадлежит весь отель, если его отец и впрямь собирался приобрести его и устроить здесь чёрт знает что.
        - Буркхардт - ловкий делец, - продолжал Роман. - Нужно радоваться, что он вообще видит какие-то перспективы у этого Богом забытого клочка земли. Наш прадед давно умер, как и бабушка с дедом и наши родители, которые навязали нам это бремя, не спросив на то нашего согласия. Лично я больше не собираюсь лезть из кожи вон. Если ты и дальше будешь сопротивляться, я просто продам Буркхардту свою долю участия, а ты делай со своей долей что хочешь.
        - Ты не можешь так поступить… - промямлил Рудольф.
        - Очень даже могу, - возразил Роман. - Хочешь - подавай на меня в суд. Если наскребёшь денег на юриста, конечно.
        На пару секунд в комнате воцарилось молчание. Я в своём шкафу снова задержала дыхание.
        - Конечно, меня больше устроило бы, если бы мы действовали сообща, ведь мы братья, - в конце концов продолжил Роман таким деликатным тоном, какого я не ожидала от него услышать. - Рудольф, давай вместе достойно покончим с этим делом, прежде чем будет слишком поздно.
        - Что же в этом достойного, если Буркхардт швырнёт нам на стол чемодан с деньгами неизвестного происхождения и потребует от нас продать ему наши души?! - с горечью произнёс Рудольф. - А о своём сыне ты не думаешь?
        - Вот именно о нём я и думаю в первую очередь, - парировал Роман. - В отличие от нас он будет свободен! Свободен выбрать профессию, которая ему по душе, свободен выбрать место, где ему действительно захочется поселиться, свободен от этой вечной гири на ноге - от долгов, от ответственности. Сын слишком молод и, конечно, не поймёт меня, но на самом деле я делаю мальчику великое одолжение.
        Оба Монфора снова на некоторое время замолчали.
        - Но он любит отель, - прошептал наконец Рудольф. - Так же, как и я.
        Роман застонал:
        - Как мне надоела ваша дурацкая сентимента-альность! Кроме этой Богом забытой скалы, на свете есть куча замечательных мест, понимаешь? Почему ты так настроен против изменений и прогресса?
        Его слова зазвучали тише, как будто он удалялся. В конце концов я услышала звук хлопнувшей двери, а затем - шаги на лестнице.
        - Подожди! - Вздохнув, Рудольф, вероятно, последовал за ним. - У нас есть на чём сэкономить. У меня, конечно, сердце кровью обливается, но, например, кондитерская мадам Клео - это роскошь, от которой мы можем отказаться. Что сказал Одерматт из банка? Он же собирался всё ещё раз просчитать…
        Ответ Романа я уже не расслышала. Ещё несколько минут после того, как голоса и шаги братьев Монфор затихли, я неподвижно стояла в своём шкафу и только потом заметила, что моё сердце колотится как сумасшедшее и мне не хватает воздуха.
        Я осторожно нажала на дверцу шкафа изнутри, приоткрыла её и выскользнула из своего убежища. Но слишком поздно обнаружила, что перед шкафом снова кто-то стоит.
        Незнакомец вытаращился на меня с таким же изумлением, как и я на него. Правда, он пришёл в себя значительно быстрее.
        - Смотри-ка, - произнёс он по-английски, - горничная в шкафу…
        7
        Человека, стоявшего передо мной, я видела впервые.
        На незнакомце были тёмный свитер и чёрные джинсы. Он был молодой, очень худой, спортивного телосложения, слегка загорелый, с короткими чёрными волосами, зализанными назад и открывавшими лоб. Его немного раскосые глаза, как у азиатов, выглядели настолько тёмными, что при тусклом свете мне даже показалось, что радужка сливается со зрачком. Вне всякого сомнения, он был самым привлекательным юношей (или мужчиной?) из всех, кого мне довелось увидеть, включая киноактёров.
        Когда он заглянул в шкаф, его полные губы изогнулись в насмешливой улыбке:
        - Ты одна там пряталась?
        - Не твоё дело. - Я обрадовалась, что у меня не пересохло в горле и что мне даже удалось правильно подобрать английские слова. Нападение - лучшая защита. - Доступ в это помещение разрешён только персоналу отеля. Надеюсь, ты здесь работаешь?
        Его улыбка стала шире, губы раздвинулись, обнажив безупречные белоснежные зубы. Вероятно, он представил себя в качестве официанта и это зрелище искренне позабавило его.
        - В противном случае что?
        - В противном случае тебе запрещено находиться здесь, - строго ответила я. - И мне придётся доложить об этом руководству отеля. Я не слышала, как ты вошёл. (Наверное, потому, что как раз переваривала в своём шкафу подслушанную беседу братьев Монфор.)
        Незнакомец держался потрясающе - очень прямо, с достоинством и одновременно непринуждённо. Он не мог быть английским актёром, которого все так ждали: по словам месье Роше, актёру уже перевалило за шестьдесят. Возможно, парень танцевал в балете. Или был азиатским принцем.
        - Ну так что? - спросила я и скрестила на груди руки.
        Юноша рассмеялся:
        - Увы, я здесь не работаю! Давай предположим, что я гостиничный вор, который вышел на разведку.
        Угу, конечно. А Запретная кошка - замаскированная добрая фея.
        - Тогда тебе тем более нельзя здесь находиться, - заметила я.
        Он закусил губу, снова пытаясь не расхохотаться. Это подкупало.
        - Ну ладно. Тогда давай с самого начала. Там, снаружи, нет никакой таблички «Вход воспрещён» или что-то в этом роде. - Он указал на дверь. - Я думал, через эту дверь можно срезать путь.
        - Но на ней указан номер комнаты, поэтому ты вряд ли мог предполагать, что через неё можно куда-то пройти. - Я протиснулась мимо него к двери и открыла её. - Убедился?
        Возможно, он видел, как сюда вошли братья Монфор и при этом даже не воспользовались ключом, и ему стало любопытно, куда ведёт эта дверь. Это я могла понять.
        Юноша подошёл ко мне так близко, что я ощутила исходивший от него слабый аромат свежего белья и цитрусовый запах. Я непроизвольно вспомнила про рыбу, которую ела на завтрак, и плотнее сжала губы.
        - Да, на первый взгляд эта дверь кажется обычной, - снова заговорил юноша. - Я удивился, когда увидел вот это. - Он указал на зелёную светящуюся табличку аварийного выхода, расположенную над выключателем, на которой были изображены бегущий человек и стрелка, указывающая в направлении чёрной лестницы.
        Точно. И как я до сих пор этого не замечала?
        - Хм-м! - скривилась я. - Но эта табличка сделана на случай пожарной тревоги. А я пока не вижу, чтобы здесь что-то горело. А ты?
        Теперь он взглянул мне прямо в глаза, и я увидела, что они не чёрные, а тёмно-карие.
        - Не знаю, - тихо ответил он. - Но предпочитаю заранее разведать все пути. На всякий случай. - Он отступил на шаг. - Меня зовут Тристан Браун. Я приехал сюда на праздники с дедушкой, профессором Артуром Брауном. Мы добрались до вас вчера вечером, в самый снегопад.
        - Браун, номер двести одиннадцать, - пробормотала я, мысленно пробегая глазами список гостей в ложе месье Роше. На дощечке напротив номера 211 не стояло никаких специальных пометок вроде спа-процедур, аллергии и непереносимости определённых продуктов. Собаки у них не было, Роман Монфор не указал их как VIP-клиентов, и даже на катание на санях они не записались. Ни единой зацепки, по которой можно было бы составить хоть какое-то представление о гостях, проживающих там. Этот номер находился в другом конце коридора, возле комнаты, где поселились мальчики Барнбрук, и напротив комнаты, где проживали молодые родители Барнбрук с малышкой.
        Срезать он хотел - ври больше! На пути сюда из своего номера Тристан - кстати, красивое имя, и оно, несомненно, шло ему - должен был миновать главную лестницу и лифты, и если бы действительно хотел спуститься, то воспользовался бы либо тем, либо другим. Ни один нормальный гость не стал бы рыскать по отелю в такую рань и открывать чужие двери, с табличкой аварийного выхода или без неё!
        - Тебя тоже, наверное, как-то зовут? - осведомился тем временем Тристан. - Ты горничная?
        - Конечно нет! Я ношу форму только для маскировки. - Я понимала, что практикантке не следует беседовать с гостем подобным образом. Фрейлейн Мюллер уже читала мне нотации за то, что я слишком радостно улыбаюсь гостям. Она придерживалась мнения, что персонал относится к движимому инвентарю отеля, поэтому не имеет права демонстрировать эмоции, а тем более вызывать их. Гости не должны были догадываться, испытывает ли персонал какие-либо чувства эмоции и тем более улыбаться им в ответ.
        «Будьте скромны, вежливы и никогда не привлекайте к себе внимания. Вы когда-нибудь видели диван, который навязчиво вам улыбается?» - спрашивала меня она, и чрезмерно радостная улыбка моментально сползала с моей физиономии. Если бы фрейлейн Мюллер застала меня за беседой с гостем, подобной сегодняшней, она бы, наверное, погнала меня своей метёлкой из перьев египетского страуса (она обожала её) до самого Бремена.
        По-хорошему, мне следовало поскорее убраться отсюда.
        - Ты не хочешь рассказать мне, что такого интересного ты делала в шкафу? - Судя по всему, Тристан из номера 211 сдаваться не собирался.
        Вместо ответа я притворила за нами дверь и огляделась.
        В коридоре не было ни души. На дверной ручке Большого башенного люкса висел полиэтиленовый пакет со свежей газетой, которую выписывал Буркхардт-старший. Во-первых, это означало, что, несмотря на снегопад, разносчику газет удалось добраться до отеля, а во-вторых - что отец Дона в любую секунду может открыть дверь, чтобы забрать свою газету.
        Ещё одна причина поскорее исчезнуть отсюда.
        Однако Тристан Браун пристал как банный лист и упорно следовал за мной по коридору.
        - Ты что, увидела меня и лишилась дара речи?
        Ха! Пусть не мечтает!
        - Если хочешь знать, из шкафа я звонила своему шефу. Дело в том, что на самом деле я тайный агент ФБР и работаю в специальном отделе по расследованию гостиничных преступлений за границей. Но всё это, естественно, совершенно секретная информация.
        Тристан по-прежнему не отставал от меня.
        - Понятно, - ответил он с усмешкой. - Но всё равно ты могла бы представиться. Мне необязательно знать твоё настоящее имя. Назови то, под которым ты проводишь здесь расследование.
        - Тсс! Постояльцы ещё спят. - Я ускорила шаг. - А ты почему не спишь?
        - Из-за разницы во времени. Вчера мы прилетели из Нью-Йорка. Манон? Лулу? Лола? Ты выглядишь как француженка.
        Из Нью-Йорка. Ух ты!
        - Но ты говоришь по-английски как англичанин.
        Мы дошли до главной лестницы. Чтобы попасть в комнаты персонала в южном крыле, следовало свернуть налево, а номер Тристана находился дальше по коридору, в самом его конце.
        Я остановилась возле ниши, в которой висела картина с дамой с жемчужным ожерельем. Она была написана настолько мастерски, что, если не присматриваться, могло показаться, будто эта дама со сложной бальной причёской и в платье с глубоким декольте живая и стоит, повернувшись к тебе, за вышитыми красными бархатными портьерами. Красавица положила руку на спинку стула, в другой она держала театральный бинокль, и мне почудилось, что она смотрит на меня с укоризной. И не без причины!
        - Я англичанин, - принялся объяснять Тристан. - В Нью-Йорке я был по работе.
        - По работе? - насмешливо повторила я и в конце концов плюнула на все предписания фрейлейн Мюллер, касавшиеся должного поведения персонала. Беседа с Тристаном напоминала мне игру в пинг-понг: невозможно было не отбить мяч. - Тебе же только девятнадцать!
        - Мы, гостиничные воры, рано начинаем свою карьеру! - рассмеялся Тристан. - Так всё-таки, я хотел бы знать: ты француженка?
        - Нет, - ответила я и рассердилась на себя, потому что мои слова прозвучали с сожалением.
        Ну да, парень и правда был невероятно хорош собой. И пахло от него приятно. И общаться с ним мне очень нравилось. Но больше-то ничего не было! И причины так странно себя вести - тоже.
        - Кто-то идёт по лестнице! - шепнул Тристан и, прежде чем я смогла в этом убедиться, затащил меня в нишу, к строгой даме с жемчужным ожерельем, и задёрнул за нами портьеру.
        Очевидно, не я одна странно реагировала на самые обыкновенные вещи.
        Одной портьеры оказалось недостаточно, чтобы полностью скрыть наше присутствие, и я быстро задёрнула вторую, после чего мы оба приникли к щели между портьерами, пристально наблюдая за лестницей.
        По ней целеустремлённо и легко поднимался мужчина в костюме. Я сразу же узнала его, когда он миновал нашу нишу и направился на четвёртый этаж. Это был неприметный тип из номера 117, которого месье Роше счёл телохранителем семейства Смирновых. Что ему понадобилось на четвёртом этаже? Панорамный люкс располагался на втором этаже в южном крыле. Выше четвёртого этажа не вела ни одна лестница, не поднимались гостиничные лифты, здесь располагались номера 401 - 405, детская игровая и комнаты, в которых проживали служащие-мужчины. Здесь же находились двери, ведущие на первый и второй чердачные этажи. Наверху послышался звук закрывающейся двери и мягкий щелчок дверного замка. Если не ошибаюсь, это была дверь в общежитие персонала. Всё это показалось мне очень странным.
        Я обернулась к Тристану и испугалась: он стоял вплотную ко мне. Из-за задёрнутых портьер в наше убежище свет почти не проникал.
        - Ты можешь мне объяснить, почему мы прячемся? - спросила я вполголоса.
        - Почему бы и нет? Мне нравится прятаться! - Он ухмыльнулся и протянул руку, чтобы отдёрнуть портьеры. - Ты, как я понимаю, тайный агент ФБР, а я - гостиничный вор, скрываться - наша профессия. Кто это был?
        Человек, только что прошедший мимо нас, зарегистрировался как Александер Хубер, но это совсем не значило, что, к примеру, его оружие записано именно на это имя. Если у него вообще было разрешение на него. Что ему понадобилось в общежитии для персонала? Неужели в обязанности телохранителя входит проверка каждого отдельно взятого служащего? И почему лицо Тристана снова оказалось так близко с моим?
        - У тебя веснушки, - заметил он.
        Под его пристальным взглядом я вдруг вспомнила, что всё ещё не почистила зубы. Я отвернулась и вышла из ниши.
        - Прошу прощения, но, пока ведётся расследование, я не имею права разглашать его подробностей. Кроме того, мне пора идти, иначе… э-э-э… я провалю задание.
        - Жаль, - ответил Тристан.
        Его лицо внезапно посерьёзнело. Надо сказать, это ему тоже очень шло. Я в нерешительности уставилась на него.
        В конце коридора послышался звук открываемой двери, и, прежде чем я успела опомниться, я опять стояла в нише рядом с Тристаном и задёргивала портьеру.
        Тристан тихо рассмеялся:
        - Отличные рефлексы, агент… Как бишь тебя звать?
        - Тсс! - прошипела я.
        Вот чёрт! Неужели я теперь до скончания века буду прыгать в нишу и прятаться при малейшем звуке? Что со мной происходит?!
        - Если температура воды в бассейне ниже двадцати пяти градусов, ноги моей в нём не будет! - Не узнать этот голос было невозможно. Он принадлежал Элле Барнбрук, которая вчера ныла, что ей приходится жить в люксе имени Термена.
        - Зато это настоящая ледниковая вода, и чем она холоднее, тем больше калорий ты сжигаешь во время плавания! - ответил другой голос, обладательницей которого, как я определила, была её кузина Гретхен. Девицы неотвратимо приближались к нам, не беспокоясь о том, чтобы говорить потише. - Может быть, я даже потрачу достаточно калорий, чтобы съесть один из тех божественных круассанов, которые подают за завтраком. Боже мой, почему я уже который час думаю только о еде!
        - Твои биоритмы сбились из-за перелёта, - предположила Элла. - Если заснуть в пять часов пополудни, к полуночи как раз успеешь выспаться. - Теперь они дошли до нашей ниши, и я задержала дыхание, чтобы не выдать себя.
        - Кажется, я сейчас чихну, - прошептал Тристан.
        Я обескураженно уставилась на него, но, скорее всего, он просто шутил. В полутьме сверкнула его улыбка.
        Элла тем временем продолжала:
        - И потом, ты думала не только о еде, но и о Бене, признайся!
        Гретхен захихикала. На обеих сестрицах были белые гостиничные халаты и белые же махровые купальные тапочки. Их длинные светлые волосы были забраны в хвосты.
        - Боже мой, он такой душка! А я-то боялась, что помру со скуки на этих каникулах.
        Они остановились возле одного из лифтов.
        - То есть ты уже решила, что Бена забираешь себе? - Элла упёрла руки в бока. - А про меня ты не забыла, сестричка?
        Гретхен снова захихикала. Вообще-то, строго говоря, она и не переставала хихикать.
        - Ты тоже можешь попытать счастья, я ничего не имею против. Так будет ещё интереснее.
        Послышался серебристый звон, решётчатые двери лифта с лязгом распахнулись.
        - Ну ладно, - сказала Элла, когда они заходили в лифт. - Побеждает сильнейший. Главное, чтобы он не достался Эми.
        - Ну, на этот счёт я бы не волновалась, - ответила Гретхен. - Ни один парень на планете не выберет Эми, если к его услугам Гретхен и Элла.
        И в этот момент Тристан действительно чихнул, и довольно громко, как мне показалось. Я сердито воззрилась на него, но, по-видимому, Элла и Гретхен ничего не услышали. Тем не менее секунды до тех пор, пока двери лифта не закрылись, тянулись мучительно медленно.
        Я торопливо распахнула портьеры и вышла в коридор.
        - Ты нарочно чихнул, - укоризненно сказала я.
        - Извини. - Тристан смущённо улыбнулся. - Похоже, я и правда чуть не провалил твоё задание. Что там в голове у этих американских девочек-чирлидеров?[11 - Чирлидеры - участницы группы поддержки, развлекающей зрителей во время пауз на спортивных мероприятиях.] Не говори, я сам догадаюсь. Злые сёстры Золушки руководят международным синдикатом по продаже наркотиков? Там внизу, в бассейне, у них назначена встреча с итальянским мафиози? Не пора ли тебе поспешить за ними, чтобы захватить всю компанию на месте преступления?
        Я вздохнула. Наша игра больше меня не забавляла.
        Наоборот, мне казалось, что я веду себя как идиотка.
        Пятиминутка чудачеств закончилась.
        - Мне нужно идти, - строго произнесла я.
        - Пожалуйста, скажи мне хотя бы, как тебя зовут. Своё настоящее имя можешь не говорить. Так ты всё-таки имеешь отношение к Франции? - Стоя со скрещёнными руками в нише возле портрета строгой дамы с жемчужным ожерельем, Тристан выглядел так, будто сам только что сошёл с какого-нибудь высокохудожественного полотна.
        - Ну ладно. - Пришло время взглянуть на жизнь трезво. - Меня зовут Фанни Функе, я прохожу здесь годовую практику. В настоящее время я работаю воспитательницей, развлекаю детей.
        Если Тристан и разочаровался, он этого не показал.
        - Как жаль, что я уже вышел из детского возраста.
        - А сколько тебе лет? - вырвалось у меня. Я уже успела отойти на пару шагов. Правда, шагала при этом задом наперёд, не поворачиваясь к Тристану спиной.
        - Девятнадцать, ты правильно угадала. А тебе? Естественно, я имею в виду возраст девушки, под именем которой ты ведёшь расследование.
        - Семнадцать. Приятно было познакомиться. - Я наконец-то повернулась к Тристану спиной. Осталось только начать переставлять ноги и отправиться по своим делам. Ну же! Это ведь проще простого! - Желаю приятного пребывания в «Шато Жанвье», - бросила я через плечо.
        Поднимаясь по лестнице между лифтами, я спиной чувствовала взгляд Тристана. Или, во всяком случае, внушила себе, что чувствую его. Почему-то - бог его знает почему! - мне вспомнилось, что Делия всегда говорила, что у меня мальчишеская походка. Возле двери, ведущей в комнаты женского персонала отеля, я обернулась, но ниша была уже пуста, и о Тристане больше ничто не напоминало.
        Я недоумённо моргнула. Возможно, я просто выдумала весь наш разговор? Возможно, выдумала вообще всё, что произошло в последний час? Возможно, на самом деле я всё ещё лежала в постели и сегодняшнее утро мне просто приснилось? Я не чувствовала во рту вкуса рыбы, отель вовсе не находился на волосок от банкротства, не было никакого чемодана с деньгами неизвестного происхождения и я не выставляла себя полной дурой перед самым симпатичным представителем мужского населения планеты.
        Дверь отворилась изнутри, и дверная ручка со всей силы саданула меня по спине. Нет, идею о том, что всё это мне снилось, однозначно можно было исключить.
        - Ой, извини, я не хотела! - Мимо меня, виновато улыбнувшись, проскользнула одна из приглашённых на праздники поварих.
        - Это я виновата, - ответила я, заходя внутрь.
        И ведь ещё не было даже семи утра! С ума сойти, сколько всего Бог подаёт тому, кто рано встаёт.
        8
        Я изумлённо воззрилась на месье Роше:
        - Вы знали об этом?
        Дело в том, что весь день я мучительно думала, как рассказать ему о подслушанной мной беседе братьев Монфор, а теперь, когда наконец набралась храбрости сделать это, он ничуть не удивился. Не расстроился и даже не пришёл в ужас. Он просто спокойно и внимательно выслушал мою сбивчивую речь до конца, да ещё и выглядел при этом так, будто это ему было жалко меня, а не наоборот. А я-то волновалась, как он отреагирует на ужасную новость, и отчаянно соображала, как его утешить! Ведь это был его отель. Для него, Павла, старого Штукки, Анни Мозерши - да что там говорить! - даже для фрейлейн Мюллер и всех остальных Замок в облаках давно стал родным домом. Поэтому я ожидала от месье Роше более… э-э-э… эмоциональной реакции.
        - Я, конечно, всего лишь консьерж, но даже я заметил, что количество гостей уменьшается, следовательно, отель не приносит прибыли, - спокойно продолжал месье Роше. - Расходы на содержание персонала, коммунальные услуги и эксплуатацию здания уже давно превышают гостиничные доходы, и даже кредитов, которых набрали братья Монфор, недостаточно, чтобы покрыть их. Идея привлечь инвестора витает в воздухе уже несколько лет. - Он поправил очки. - И эта идея вполне разумна, если, конечно, удастся найти правильного инвестора.
        - Да, но ведь Буркхардт совершенно неправильный инвестор! Он собирается устроить в библиотеке салон для игры в гольф, что совершенно бессмысленно при отсутствии поля для гольфа возле отеля. Кроме того, Монфоры упоминали о канатных дорогах и крытых парковках. - Я была так возмущена, что даже не пыталась говорить тише. Однако Бен, поглощённый беседой с британским актёром, который запоздал и прибыл в отель только сегодня (и которого я бы ни за что не узнала, если бы мне его не показали), кажется, всё равно меня не слышал. Я бы многое отдала за возможность спросить его, в курсе ли он наполеоновских планов своего отца и что он сам о них думает, однако до сих пор мне не представился подходящий случай. Кроме того, если начистоту, я даже не знала, как подступиться к этому не самому простому разговору.
        Сегодня в обед я наткнулась на Бена в прачечной, куда заглянула, чтобы занести Павлу кусок яблочного пирога с корицей в обмен на кошачью шапочку Грейси, которая благодаря стараниям Павла выглядела как новая.
        Поджав ноги, Бен восседал на тихонько гудевшей Старой Берте и ел бутерброд с маслом - непринуждённая и располагающая картина. Павел распевал арию баса из Рождественской оратории Баха, и я, на минутку поддавшись праздничному настроению, подпела ему, взяв на себя партию соло на трубе. В грохоте стиральных машин не стесняться было легко и просто. Мои попытки изобразить голосом трубу, несомненно, позабавили Бена, и он, недолго думая, устроил из Старой Берты огромный барабан.
        Несколько минут мы радостно распевали во всё горло, трубили и барабанили, потом Бен вдруг вскочил на ноги, пробормотал извинения и унёсся прочь. По-видимому, должность пожизненного практиканта не предусматривала обеденного перерыва.
        - «Спешите, ах, спешите, пастыри, в веселье!..» - пропел Павел ему в спину.
        - Планы по перестройке отеля действительно выглядят устрашающе. - Голос месье Роше отвлёк меня от мыслей о Бене и импровизированном концерте в прачечной. - Но ведь пока это всего лишь планы. - Он примирительно улыбнулся мне.
        Я понятия не имела, откуда у него такая безграничная уверенность в том, что всё будет хорошо.
        - В конце семидесятых годов прошлого века на нашей горе, где стоит отель, уже собирались строить горнолыжный комплекс и канатную дорогу. Однако потом инициаторы проекта передумали.
        - Но Роман Монфор, судя по всему, твёрдо решил продать отель как можно скорее, и ему наплевать, что здесь устроит Буркхардт. - Я всё-таки немного понизила голос: - Он упоминал о чемодане денег сомнительного происхождения…
        Похоже, это тоже не удивило месье Роше.
        - Судя по всему, утилизация мусора - отрасль весьма мутная, но и весьма прибыльная. - Он отхлебнул капучино.
        В кухне мне удалось организовать нам по чашке кофе, хотя вообще-то время послеобеденного кофе с тортом уже миновало. Мне просто ужасно не хотелось заявиться в ложу консьержа с пустыми руками, раз уж мне выпало стать вестницей плохих новостей.
        Моё дежурство в детской игровой закончилось в полпятого вечера, и, если не считать того, что после него я вычесала из волос полтонны блёсток, прошло оно в высшей степени мирно и без происшествий. Вероятно, этим мы были обязаны прежде всего отсутствию Дона Буркхардта-младшего. «Оленёнок», к счастью, так и не появился в игровой и не показался даже во время экскурсии по отелю, которую мы проводили для наших самодельных единорогов.
        Втайне я надеялась, что его родители наконец-то съехали из отеля и прихватили его с собой, - скатертью дорога! - но потом выяснилось, что Дон всего лишь подцепил желудочный грипп. Любому другому постояльцу я бы искренне сопереживала. Однако по отношению к Дону я испытывала чувство глубокого удовлетворения - так ему и надо!
        - Кстати, господин Буркхардт не впервые проворачивает дела с чемоданами денег неизвестного происхождения, - поведал мне месье Роше после того, как мы некоторое время молча пили кофе.
        - Правда? - прошептала я.
        Консьерж кивнул.
        - Однако, насколько я знаю, до сих пор речь шла о мусоросжигательных заводах, компаниях по переработке отходов, мусорохранилищах и могильниках радиоактивных отходов в различных уголках Европы. Гостиничное же дело - совершенно другая отрасль. Очевидно, Буркхардт хочет попробовать себя в новом качестве.
        Замок в облаках - игрушка в руках сумасшедшего миллионера! Если Буркхардт и правда собирался заняться гостиничным бизнесом, предпочитая к тому же современные интерьеры, зачем ему понадобился именно этот отель - с его многочисленными старомодными укромными уголками, нишами, эркерами, башенками и завитушками? Почему он не мог использовать в качестве подопытного кролика отель попроще?
        - Руди Рох… э-э-э… то есть младший из братьев Монфор, сказал, что Буркхардт собирается сделать из наших тридцати пяти номеров сто.
        - Ну, теоретически это возможно, если использовать помещения под крышей, пустующие большую часть года. Правда, тогда персоналу придётся жить где-то ещё…
        - Но это же полный кошмар! - вырвалось у меня, вероятно, слишком громко, потому что Бен бросил на меня взгляд со стойки регистрации и вопросительно приподнял брови.
        Я быстро улыбнулась. Бедный Бен… Если я всё правильно поняла, его пожизненная практика в отеле должна была закончиться в обозримом будущем. «Он любит это место», - вспомнились мне слова его дяди - Рудольфа. Я тоже любила отель, хотя работала здесь только с сентября. Какие же чувства должен был испытывать к «Шато Жанвье» человек, практически выросший в нём?..
        - Кстати, вот семейство Смирновых из панорамного люкса. - Месье Роше кивнул в сторону приближавшейся к нам супружеской пары с ребёнком.
        Вчера вечером я не видела, как они прибыли, поэтому уставилась на них с особенным любопытством, незаметно отодвинув наши чашки из-под капучино за вертушку с открытками и отступив на несколько шагов, чтобы не привлекать внимания. Мадам Смирновой было едва за тридцать, а может быть, и меньше. Она оказалась привлекательной женщиной с миндалевидными глазами, ухоженным лицом без единой морщинки и блестящими каштановыми волосами, уложенными в сложную причёску и ниспадавшими на меховой воротник её приталенного жакета. На ногах у неё были туфли на головокружительно высоких каблуках, однако она передвигалась на них так уверенно, как если бы шла босиком. Широкими шагами, словно красуясь на подиуме, она пересекла фойе, одной рукой отбрасывая волосы назад, а другой элегантно покачивая сумочкой. У неё был тёмно-красный маникюр в тон помаде. Только когда она поставила на стойку сумочку, я заметила, что в ней сидит собачка, - вероятно, самая маленькая из тех, каких мне довелось видеть. Она выглядела точь-в-точь как плюшевая игрушка: белая, пушистая, с чёрными глазками-бусинками. Даже тявкала она как-то
ненатурально, как собачка из мультфильма.
        - Создалась ужасающая ситуация! - заговорила её хозяйка по-английски с сильным акцентом. - Мой муж утверждает, что при отеле нет ни бутика, ни магазина, ни парфюмерного салона. Это правда?
        - Да, мадам, это правда, - подтвердил месье Роше. - Однако мы делаем всё, что в наших силах, чтобы в кратчайший срок раздобыть для гостей всё, что им потребуется. Что я могу для вас сделать?
        - «Клайв Кристиан»! - Мадам Смирнова драматически заломила руки. - Без него я не смогу жить.
        Это, конечно, очень печально. Но, ради всего святого, что такое или кто такой Клайв Кристиан? Кажется, месье Роше этот вопрос тоже поставил в тупик.
        - Пардон? - в лёгком замешательстве переспросил он.
        Вслед за супругой к стойке консьержа приблизился господин Смирнов. Он был значительно старше жены, может около пятидесяти лет, может, чуть больше или меньше, и, в противоположность ей, был одет очень просто: в серый свитер и свободные брюки. Он тоже был худощав и привлекателен, но совсем в другом роде, чем супруга. Смирнов был меланхоличен, весьма длиннонос и лыс. У него на плечах восседала девочка трёх-четырёх лет. Положив обе ручки на папину лысину, она молча смотрела на нас широко распахнутыми глазами. На ней был костюмчик, повторявший наряд её матери (включая меховой воротник), но пошитый на детскую фигурку и не сильно приталенный. Кудрявые русые волосы девочки ниспадали ей на плечи.
        - Он не понимает меня! - возмущённо сказала мадам Смирнова, обращаясь к мужу, и добавила несколько слов по-русски, тоже звучавших весьма негодующе.
        Её муж приветливо улыбнулся месье Роше:
        - Извините нас, пожалуйста! Она только что уронила в ванной флакон с духами и очень расстроилась. - Его английский был гораздо лучше, чем у жены.
        - Это ужасно! - воскликнула молодая женщина. - Я же вам говорю: «Клайв Кристиан» - номер один. Если не подушусь ими, я чувствую себя голой. Как быстро вы сможете доставить духи?
        Месье Роше открыл было рот, чтобы ответить, однако Смирнов опередил его:
        - Стелла, они не смогут доставить их сюда, - мягко, но непреклонно сказал он. - Сейчас выходные, завтра сочельник, на улице метель. Ты сама видела, сколько отсюда до ближайшего города, а чтобы купить твои духи, вероятно, потребуется ехать в Женеву. Ты же не хочешь причинять людям подобное беспокойство, правда? Поэтому ты воспользуешься какими-нибудь другими духами, которые взяла с собой.
        Мадам Смирнова мрачно воззрилась на него. Она обиженно отчеканила что-то на своём родном языке - помимо русских слов в её отповеди мелькнуло слово «Шанель», - а затем развернулась на каблуках.
        - А ведь именно он утверждает, что от остальных моих духов у него болит голова! Ах, за что мне такие муки! Все наши друзья проводят праздники либо в Санкт-Морице, либо на Карибах, одни мы притащились в это странное, Богом забытое место. - Она возмущённо зацокала каблучками в сторону лестницы. Из сумочки затявкали, выражая согласие с мнением хозяйки.
        - Пожалуйста, извините мою жену за её несколько… своеобразное поведение. - Смирнов печально улыбнулся месье Роше. Его дочурка что-то пропищала и потянулась к золотым звёздочкам и птичкам, украшавшим гирлянду из еловых ветвей над стойкой консьержа. - Иногда ей нужно время, чтобы адаптироваться к новой ситуации.
        - Я убеждён, что покой и горный воздух пойдут ей на пользу, - заверил его месье Роше.
        Папаша встал на цыпочки, чтобы его дочери было удобнее достать до гирлянды. Девочка не пыталась дёрнуть за неё (как я того опасалась), а лишь осторожно погладила одну из птичек.
        - Знаете, ребёнком я уже бывал в этих местах и хорошо помню ваш отель. Можно даже сказать, пребывание в «Шато Жанвье» спасло мне жизнь. Мне тогда было двенадцать лет, - начал Смирнов, потом запнулся и выжидательно взглянул на месье Роше, однако тот молчал.
        Меня просто распирало от любопытства. На месте месье Роше я бы уже десять раз спросила, каким образом отель мог спасти жизнь двенадцатилетнему русскому мальчику.
        Наконец олигарх заговорил вновь:
        - Я очень обрадовался, увидев, что с тех пор здесь почти ничего не изменилось. Как будто время остановилось на тридцать лет. Даже телефон тот же самый. И вы… вы тоже ни капли не изменились, хотя этого, конечно, не может быть. Наверное, мне тогда помог ваш отец?
        Каким образом он ему помог? Неужели нельзя было выражаться точнее? Я умирала от желания узнать, в чём дело.
        Месье Роше тихо рассмеялся:
        - В двенадцатилетнем возрасте все люди старше тридцати кажутся глубокими стариками. Спасибо за комплимент, мистер… э-э-э… Смирнов.
        Заминка перед фамилией и многозначительный тон - и то и другое было совершенно нехарактерно для месье Роше. Все имена гостей, их особенности, привычки и другие сведения, единожды попав в список консьержа, обычно оставались навеки запечатлёнными в его идеальной памяти и без запинки выплывали наружу по мере необходимости.
        Лицо Смирнова озарила печальная улыбка.
        - Конечно, вы меня не помните. Наверняка я был одним из очень многих детей, которых вы утешали за эти годы. Но я… я не забуду вас никогда! Вы тогда сказали, что никто не сможет отнять у человека дом, если человек носит его у себя в душе. И ещё - что у нашей души есть всё необходимое, чтобы быть счастливым независимо от внешних обстоятельств.
        Да, это было похоже на месье Роше. Он любил высказывать подобные мудрые сентенции. Иногда мне хотелось сбегать за блокнотом и начать записывать за ним.
        - Тогда в моей жизни должны были произойти изменения, которых я очень боялся, - продолжал Смирнов. - Я ненавидел решительно всех, весь мир мне осточертел. Однако, когда мы уехали отсюда, я оказался странным образом готов к тому, что мне предстояло, и вообще ко всему, что уготовила мне жизнь в будущем.
        Угу! Жизнь припасла для него судьбу мультимиллионера, в распоряжении которого находился целый авиапарк, кроме того, у него были телохранитель и маленькая дочь. Я бы сказала, дела у него шли весьма неплохо. Только супругу он мог бы выбрать себе и посимпатичнее.
        - Вы правы, это место иногда действует на людей непостижимым образом, - словно мимоходом заметил месье Роше и на секунду повернулся ко мне.
        Смирнов кивнул. Он погладил ножки своей дочурки, болтавшиеся у него по обе стороны груди, пока девочка радостно, но по-прежнему втихомолку трогала звёздочки на гирлянде.
        - Поэтому мне непременно хотелось показать этот отель моей семье. Мне хотелось, чтобы они ощутили хоть часть той магии, которую когда-то чувствовал я. Чтобы отель поделился ею с ними.
        - Вне всякого сомнения, так и будет. - Месье Роше взглянул на свой список. - Завтрашнее катание на санях вам непременно понравится. Сумерки - самое лучшее время, чтобы прокатиться на лошадях по морозцу. Я попрошу на кухне, чтобы они дали вам с собой термос с горячим какао и печенье.
        Девочка захлопала в ладоши и закричала: «Лошадка!» - или что-то в этом роде. Смирнов рассмеялся и сразу помолодел лет на десять.
        - Правильно, Дашенька! Лошадка! Лошадка будет тянуть сани! Думаешь, что она совсем не понимает по-английски, а потом - раз! - и такой сюрприз. Удивительно!
        - Желаю вам приятного пребывания в Замке в облаках, - пожелал месье Роше.
        - Благодарю вас, - ответил Смирнов. - Большое вам спасибо за всё. - У лестницы он ещё раз обернулся: - Я рад, что время не властно ни над вами, ни над этим отелем.
        «Время, может, и не властно, - с грустью подумала я, провожая его взглядом, - а вот люди с чемоданами денег неизвестного происхождения и беспринципными планами очень даже властны».
        Я встретилась взглядом с Беном, стоявшим за стойкой регистрации. Он, очевидно, слышал весь разговор. Несколько секунд мы серьёзно взирали друг на друга, и я могла поклясться, что он думал о том же, о чём и я. Потом телефон у него на стойке зазвонил, и он улыбнулся мне, как бы извиняясь.
        Ладно. Попробую поговорить с ним позже.
        - А вы, правда, не помните Смирнова, месье Роше? - спросила я.
        - Послушай-ка, Фанни. - Месье Роше взглянул на часы, висевшие на стене за моей спиной. Точнее, там висело сразу трое часов, но среднеевропейское время показывали только те, что в центре, а по двум другим можно было определить текущее время в Нью-Йорке и Токио. - Твоя вечерняя смена в спацентре начинается в шесть, правильно?
        - Да! - с ужасом воскликнула я и заторопилась к двери.
        На часах было без одной минуты шесть. Времени оставалось в обрез, но, если сильно поспешить, можно было успеть.
        9
        Официально отрабатывать по две смены в день конечно же не разрешалось, но по факту почти все сотрудники отеля трудились гораздо больше, чем это допускалось законом, а время обеденного перерыва соблюдалось весьма приблизительно. К примеру, Пьер в утреннюю смену работал на кухне, а вечером - за стойкой бара. Получается, он трудился с полседьмого вечера до пол-одиннадцатого утра без перерыва на сон. Павел дневал и ночевал в прачечной, чтобы быть на месте, если одна из стиральных машин вдруг забарахлит. Месье Роше занимал свой пост в ложе консьержа с раннего утра до позднего вечера, и так семь дней в неделю. Даже фрейлейн Мюллер, казалось, никогда не отдыхала: с сентября я ни разу не видела её «в штатском», только в гостиничной униформе.
        Поэтому мне ни разу не приходило в голову жаловаться на судьбу. Кроме того, мои обязанности в спа-центре были столь просты, что в общем-то даже не заслуживали того, чтобы называться работой. Я должна была всего лишь следить за тем, чтобы на полках лежало достаточно белоснежных полотенец, собирать грязное бельё, по мере необходимости менять бутылки в кулере с напитками и выкладывать яблоки в вазы для фруктов. А ещё убирать за гостями, по возможности не привлекая к себе внимания: вытирать лужицы воды, если они образовывались, и поглядывать за тем, чтобы никто ненароком не заперся в сауне или, что ещё хуже, не заснул там (судя по всему, и то и другое здесь уже случалось).
        Самая сложная часть работы в спа-центре (помимо того, чтобы не получить тепловой удар, будучи одетой в униформу горничной и медицинские колготки) заключалась в том, чтобы не давать господину Мануэлю Хеффельфингеру падать духом. Господин Хеффельфингер недавно поступил в отель на должность менеджера спа-центра и каждый вечер при взгляде на вверенный ему объект неизменно впадал в депрессию.
        Сказать по правде, в отличие от большинства остальных помещений отеля, здесь, внизу, очарование элегантной эпохи конца девятнадцатого - начала двадцатого века, когда построили гостиницу, не ощущалось вовсе. Более того, отличительной особенностью гостиничного спа-центра являлось абсолютное отсутствие вкуса и стиля. Центр был оборудован под бальным залом, то есть в подвале южного крыла здания, только в восьмидесятых годах двадцатого века и сохранился с тех пор, что называется, в первозданном виде. Окна здесь имелись только с западной стороны, в остальном же это был обычный подвал. От люминесцентных ламп на потолке исходил яркий, но неестественный свет, а массажные и косметические кабинеты напоминали приёмную стоматолога. Стены были до самого потолка облицованы светло-бежевым кафелем с тёмно-бежевыми полосами, пол - тёмно-бежевой плиткой со светло-бежевыми полосами. Здесь располагались одна-единственная сауна, весьма скромных размеров бассейн, десять на четыре метра, и старенькие душевые кабинки, наводившие на мысль о школьной раздевалке при спортзале. Всё выглядело безупречно чисто, прекрасно
функционировало, но давно уже безнадёжно устарело.
        - Похоже на бойню, только на бойне уютнее. Это не спа-центр - это катастрофа! - причитал господин Хеффельфингер, раскладывая на серебряном подносе шлифованные базальтовые камни для массажа, ароматические свечки и искусственную ветку магнолии и нервно поглядывая на дверь.
        В любой момент сюда должна была спуститься мадам Смирнова из панорамного люкса, записанная на массаж травяными мешочками. Чёрт меня дёрнул рассказать господину Хеффельфингеру о приветственном угощении за шестьсот франков, телохранителе и частном самолёте: теперь он не сомневался, что мадам Смирнова останется недовольна его услугами, потому что привыкла к другим стандартам. Судя по всему, на карту была поставлена честь менеджера спа-центра.
        - Дорого бы я дал, чтобы провалиться сквозь землю на этом самом месте! Любой гость, привыкший к спа высшей категории, выбежит отсюда с криками ужаса и всем будет рассказывать, как низко пал Мануэль Хеффельфингер. Это бесславный конец моей карьеры! - сокрушался он.
        Если бы я рассказала ему ещё и о том, что больше всего на свете мадам Смирнова хотела бы воссоединиться со своими друзьями в Санкт-Морице или на Карибах, он бы наверняка расплакался как ребёнок.
        - Ну конечно нет, господин Хеффельфингер! - попробовала я подбодрить его. - Оглянитесь вокруг! Вы работаете здесь всего три дня, и за эти три дня наш спа-центр так преобразился! Только посмотрите на этот роскошный кулер: напитки с ломтиками лайма и огурца просто не могут не понравиться мадам Смирновой! А как удачно вы замаскировали трещину в стене, повесив туда зеркало, - просто и гениально!
        - Спасибо, очень мило с твоей стороны!.. - всхлипнул господин Хеффельфингер. Ему, должно быть, было слегка за сорок - маленький симпатичный человечек с аккуратной короткой стрижкой и ухоженными руками, которые сейчас панически дёргались. - Надо не забыть убрать эту уродливую старую кушетку для солярия, на которую совершенно точно никто не ляжет по доброй воле, разве только для того, чтобы превратиться в сушёную воблу. - Взгляд Хеффельфингера нервно скакал между циферблатом настенных часов и входной дверью. До прихода мадам Смирновой на массаж оставалось две минуты. - Бог свидетель, я сделал всё, что мог, чтобы приглушить этот больничный свет, который безнадёжно толстит клиентов, и замаскировать эту ужасную плитку. Но это же всё шито белыми нитками! Что толку от ароматических свечек и орхидей, если люди, приходящие сюда, ожидают увидеть совершенно другой уровень услуг, такой же, как в других гостиничных комплексах? Ты видела у нас русскую баню? Или сауну с цветотерапией? - Слова лились из его уст сплошным потоком, стремительно набиравшим силу. - Сауну с драгоценными камнями, травяную сауну,
панорамную сауну? Где бассейн с ледяной водой, бассейн для ныряния, каскадные души? Я уже не говорю про джакузи, открытый бассейн, бассейн с морской водой, термальный бассейн!
        Вероятно, он бы мог продолжать в этом духе ещё долго, поэтому я перебила его:
        - Но ведь наш спа-центр теперь тоже выглядит… стильно и уютно.
        - Ну да, конечно. Особенно по сравнению с бойней.
        - Идея с кушеткой для отдыха в восточном стиле там, в нише, тоже отличная. Интересно, как вам удалось уговорить фрейлейн Мюллер выдать вам все эти подушки, вазы, зеркала, графины для воды и серебряные подносы?
        Более того, для оформления ниши фрейлейн Мюллер откопала в кладовых отеля картину неизвестного художника в золочёной раме. На ней была изображена пышнотелая дама, возлежащая в шезлонге, возле озера, поросшего кувшинками. Поскольку дама эта была практически голая, картину, очевидно, уже давно убрали из гостиничных салонов из соображений приличия. Однако в спа-центре она прекрасно вписалась. К тому же господин Хеффельфингер горячо приветствовал любые элементы интерьера, закрывавшие бежевую плитку.
        - Ах, фрейлейн Мюллер - настоящая родственная душа! - Личико Мануэля осветила робкая улыбка. - Она нашла на чердаке вот эти ширмы…
        Вдруг дверь отворилась, и улыбка мужчины погасла, уступив место испуганной гримасе. Я снова почувствовала угрызения совести. Лучше бы я ему не рассказывала про телохранителя Смирновых. Теперь он, должно быть, думает, что, если мадам Смирновой не понравятся процедуры, её телохранитель непременно пристрелит его.
        Однако за дверью оказалась не мадам Смирнова, а всего лишь госпожа Людвиг из номера 107 в купальном халате.
        Она боязливо огляделась по сторонам. Узнав меня, пожилая дама с облегчением расплылась в улыбке:
        - Ах, моя дорогая, как хорошо, что вы здесь! Можно я попрошу вас объяснить мне здешние порядки? - Она смущённо показала на свои ноги: - В спа-центре можно носить гостиничные тапочки? Дело в том, что я забыла взять из дома шлёпанцы для бассейна.
        - Конечно можно, - заверила я её. - Если вы испачкаете или намочите тапочки, я в любой момент выдам вам новые. Просто позовите меня.
        - Вы просто душечка! Впрочем, как всегда! - просияла старушка.
        Господин Хеффельфингер задумчиво проводил её взглядом, когда она, минуя сауну и кушетку для отдыха, направилась к бассейну, и облегчённо вздохнул:
        - По крайней мере, можно быть уверенным, что она не помнит меня по курорту Ароза или Санкт-Морицу.
        Дверь вновь отворилась, и массажист опять схватился за сердце. Однако это снова была не мадам Смирнова (которая, получается, опаздывала уже на пять минут), а Тристан Браун. С тех пор как мы расстались сегодня рано утром, я пару раз вспоминала его. Каюсь: даже чаще.
        Тем не менее меня снова совершенно потрясло, насколько он был хорош собой, как будто за прошедшие полдня я успела забыть об этом факте. В свете люминесцентных ламп, который, по словам Хеффельфингера, «безнадёжно толстит клиентов», его кожа казалась золотисто-оливковой, а обычный гостиничный купальный халат сидел на нём как дизайнерская вещь.
        - Господи боже мой!.. - растроганно прошептал господин Хеффельфингер.
        Ну уж это, несомненно, преувеличение.
        Заметив меня, Тристан улыбнулся:
        - А-а, агент Фанни! Я что, попал в игровую комнату?
        - Нет, сэр, вы попали в спа-центр.
        Не то чтобы я не могла придумать ответа поинтереснее - нет, просто в присутствии посторонних эта игра не доставляла мне удовольствия. Кроме того, было ощущение, что у меня над верхней губой выступили капельки пота. Я могла лишь надеяться, что в свете люминесцентных ламп у меня был такой же привлекательный цвет лица, как и у Тристана.
        - Здесь у нас находится финская сауна, к бассейну, пожалуйста, прямо и до конца. Температура воды составляет двадцать шесть градусов.
        До этого момента улыбка Тристана была просто улыбкой человека, осознающего то особое впечатление, которое он производит на людей. Теперь она стала ещё шире: парень, несомненно, забавлялся. Он коротко глянул на господина Хеффельфингера.
        - Совершенно случайно двадцать шесть градусов - моя любимая температура, - бросил он, неторопливо направляясь дальше, словно демонстрируя купальный халат от-кутюр на подиуме.
        - Он сказал: «Попал в игровую комнату»?! - В глазах Мануэля застыло отчаяние. - Он что, считает, что спа-центр оформлен по-детсадовски? - Массажист в отчаянии заломил руки. - Слишком пёстро, да? Я так и знал! Нужно было руководствоваться принципом «лучше меньше, да лучше». Вообще-то это мой девиз, но здесь я подумал: хуже уже не будет…
        На этом месте ему опять пришлось прервать свои причитания, потому что дверь снова распахнулась.
        В спа-центр гуськом вошли пять девочек Барнбрук: во главе процессии - Элла и Гретхен, за ними - Грейси и Мэдисон, замыкающая - Эми.
        Из уст господина Хеффельфингера послышался невразумительный хрип, и он в ужасе вытаращил глаза. Однако времени выяснять, что с ним стряслось, у меня не оказалось, потому что Мэдисон в восторге заорала: «Фа-анни!», а малютка Грейси бросилась ко мне обниматься.
        Надо сказать, совместный досуг (вроде совместного изготовления единорогов и изобретения тайного языка, который понимали бы только единороги и их друзья) в высшей степени способствует установлению тесных дружеских отношений. С помощью нескольких килограммов блёсток помимо Мэдисон и Грейси мне сегодня удалось осчастливить ещё троих детей, в том числе Антона и Элиаса, сыновей знаменитого писателя, автора триллеров-бестселлеров, который тоже приехал в Замок в облаках на праздники вместе с семьёй и в один из дней между Рождеством и Новым годом собирался устроить здесь свой творческий вечер.
        Антон назвал своего единорога Терминатором Блёсток, а Элиас своего - Плюшевым Убийцей, однако в остальном это были абсолютно нормальные дети. Все, кто трудился сегодня в игровой, под конец рабочего дня учредили суперсекретный Клуб единорогов и вошли в его состав.
        - Элла и Гретхен говорят, что исполнять желания умеют только настоящие единороги! - воскликнула Грейси.
        А Мэдисон добавила:
        - Грязные коровы! Салаги!
        Это было сказано на тайном языке, просто он был ещё не совсем доработан.
        Господин Хеффельфингер по-прежнему таращился на новых посетительниц в ужасе и бормотал что-то непонятное на швейцарском диалекте.
        Не обращая внимания ни на меня, ни на младших девочек, Элла и Гретхен искательно озирались и шушукались.
        Я сразу поняла, что они искали. Точнее сказать, кого.
        - К бассейну, пожалуйста, прямо и до упора, - сообщила им я.
        - Мы в курсе, - высокомерно бросила Гретхен.
        - Мы просто хотели немного осмотреться, - добавила Элла.
        - Угу, осмотреться и поискать Тристана Брауна, - пояснила Мэдисон. - Мы познакомились с ним за ужином. Он ужасно милый, и теперь Элла и Гретхен ссорятся из-за того, кому он достанется.
        - Какая чушь! - заметила Гретхен. - Мы и не думаем ссориться. - Чуть тише, но всё-таки так, чтобы можно было услышать, она добавила, обернувшись к Элле: - А даже если бы и ссорились, это не касается чокнутых горничных.
        Элла захихикала.
        Грязные коровы! Салаги! Я постаралась напустить на себя максимально бесстрастный вид.
        - Они накрасились водостойкой тушью, - сообщила мне Мэдисон. - А на бикини Эллы только одна бретелька. И конечно, они не хотели брать сюда нас.
        - Потому что вы действуете нам на нервы и не умеете себя вести, - бросила Элла. - Не дети, а наказание!
        - Я попрошу Тристана выбрать Эми вместо Гретхен или Эллы, - предложила Грейси. - Она такая умная и гораздо милее их обеих. Не понимаю, почему мальчишки всегда ведут себя как полные идиоты.
        Эми покраснела. Я заметила это даже при неестественном свете спа-центра.
        - Ну почему вы не можете просто оставить нас в покое? - Элла закатила глаза. - Почему вы не хотите спать, как положено нормальным детям в это время?
        - Д-д-детям сюда нельзя! - Господин Хеффельфингер махнул рукой в сторону таблички на двери.
        Наконец-то я поняла, что он имел в виду и что чуть не довело его до инфаркта. «Дети до шестнадцати лет в спа-центр не допускаются!» - было написано там на четырёх языках. (Снаружи тоже висела такая табличка, причём там это было более логично, конечно при условии, что дети до шестнадцати лет, которые не допускаются в спа-центр, уже умеют читать.)
        Элла и Гретхен откровенно злорадствовали:
        - Ха-ха-ха! Детям и собакам вход запрещён. Какие разумные здесь правила!
        - Господин Хеффельфингер, пожалуйста! Неужели нельзя сделать исключение? Они ведь только хотели пройти к бассейну. - Я умоляюще воззрилась на него.
        Гретхен и Элла уже направились дальше, издевательски помахав младшим девочкам через плечо. До них ещё не дошло, что дети не допускались только в сауну и массажные кабинеты, к бассейну запрет не относился.
        - Нет, это невозможно! - Наконец-то массажист вновь обрёл дар речи. - Будьте любезны, идите в обход. - Он потыкал указательным пальцем в направлении Грейси. - Если кто-нибудь выйдет из сауны, а навстречу ему… э-э-э… как сказать?..
        - Ребёнок?
        - Именно. Я хочу избавить наших посетителей от неприятных ощущений. Дети будут на них таращиться. Кроме того, у детей в этой ситуации есть привычка задавать исключительно неподходящие вопросы. Мы заботимся о комфорте и хорошем самочувствии наших посетителей. Им необходим покой. Детям здесь не место. - Он истерически замахал руками, будто отмахиваясь от пчелиного роя. - Выведи их, пока не пришла госпожа Смирнова и я не погиб окончательно и бесповоротно.
        Мануэль Хеффельфингер говорил по-немецки, но по его жестикуляции Эми, Мэдисон и Грейси поняли, что их присутствие здесь не приветствуется, и направились обратно к двери.
        - Не волнуйтесь, он не опасен. - Я примирительно улыбнулась им и открыла дверь. - Пошли со мной! Вот здесь тоже можно пройти в бассейн, и, честно говоря, тут идти гораздо приятнее. Ну их, этих голых взрослых!
        - Скажи им: взрослые не хотят чувствовать себя извращенцами, направляясь в сауну! - прошипел массажист нам вслед.
        Ну уж нет, этого я им переводить не буду!
        - С бортика не прыгать! Не визжать! Не садиться в шезлонги, не вытеревшись полотенцем! Не писать в воду! - Я прикрыла за собой дверь. - Вообще-то он неплохой человек, - извиняющимся тоном объяснила я. - Он просто нервничает.
        В бассейне было людно. Тристан целеустремлённо плавал взад-вперёд по дорожке, если можно вообще говорить о дорожках при длине бассейна в десять метров. Элла и Гретхен успели сбросить свои купальные халаты. У них сделался весьма кислый вид, когда мы вместе с Эми, Грейси и Мэдисон вышли из-за угла и Грейси немедленно плюхнулась в воду к Тристану, подняв тучу брызг.
        Возвращаясь ко входу в спа-центр, я не могла сдержать усмешку. Каковы бы ни были планы Эллы и Гретхен относительно Тристана, Мэдисон и Грейси приложат все усилия, чтобы они пошли прахом.
        Тем временем на процедуры к господину Хеффельфингеру с двадцатиминутным опозданием наконец-то прибыла мадам Смирнова, немедленно начавшая многословно жаловаться на неудачный во всех отношениях день. Заметив, что массажист практически не понимает по-английски, она переключилась на русский, в результате чего её причитания приобрели неслыханный мной доселе размах и драматизм.
        На подгибающихся ногах господин Хеффельфингер повёл супругу олигарха в массажный кабинет под любопытным взором госпожи Людвиг, как раз вернувшейся из бассейна. Она уселась на новый диван и раскрыла один из глянцевых журналов, в изобилии разложенных там господином Хеффельфингером.
        - О господи… - пробормотала старушка.
        - Да уж, - озабоченно согласилась я. - Надеюсь, во время массажа он не будет так трястись.
        - О, я имела в виду даму, - объяснила госпожа Людвиг. - У неё такое знакомое лицо… где-то я её недавно видела…
        - Мадам Смирнову?
        - А её так зовут? Тогда это, конечно, не она. - Госпожа Людвиг выпрямила спину. - Мадам очень похожа на супругу русского олигарха, ну который недавно пожертвовал три миллиона на проект по спасению Мирового океана. Виктор Егоров. Говорят, он богаче Билла Гейтса. Подождите, здесь, кажется, были снимки с благотворительного гала-ужина в Каннах, там ещё присутствовала принцесса Каролина Монакская. - Она начала лихорадочно листать журналы. - Обожаю светскую хронику! Правда, я никогда не покупаю такие журналы - это слишком дорого. Виктор Егоров не любитель светского общества, поэтому редко попадает в кадр, зато его жена регулярно мелькает на кинопремьерах, вечеринках и благотворительных мероприятиях. А ещё она часто гостит на яхте одного строительного магната и его супруги. До брака с Виктором Егоровым она была супермоделью. - Старушка отложила один журнал и взялась за следующий. - По-моему, это было где-то здесь. Да, вот видите, душечка? Та дама, в платье с открытой спиной, как две капли воды похожа на мадам Смирнову, вам не кажется?
        Я воззрилась на фотографию. Действительно. Или у мадам Смирновой есть сестра-близнец, или…
        «Стелла Егорова, 34 года, снова явившаяся на бал без своего супруга, демонстрирует свой безупречный вкус в элегантном тёмно-красном наряде от „Дольче и Габбана“» - гласила подпись под фотографией.
        Хм-м! Мадам Смирнову тоже звали Стеллой. Всё это не могло быть случайным совпадением.
        - Возможно, они здесь инкогнито, - размышляла вслух госпожа Людвиг. - Наверное, им ужасно надоело, что за ними охотятся папарацци. К тому же в газетах в последнее время только и пишут о том, что Виктор Егоров окончательно рассорился с российским правительством… - Она возбуждённо глянула на меня и просияла: - Ах, это всё так увлекательно! Я думаю, что ещё немного побуду здесь. Может быть, попробую сходить в сауну. Говорят, это очень полезно для здоровья. Вы не подскажете, моя милая, куда мне можно положить мои украшения? И сколько здесь принято брать полотенец? Можно ли взять не одно, а два? Господин Людвиг будет волноваться, куда я запропастилась. Но, когда я расскажу ему, кого здесь встретила, он просто в обморок упадёт от изумления. Ах, какое всё-таки прекрасное место «Шато Жанвье»!
        Угу, одни сплошные сюрпризы.
        Совершенно счастливая госпожа Людвиг направилась в сауну, с нетерпением ожидая, когда наконец откроется дверь массажного кабинета, а я незаметно зашла проверить, как дела в бассейне и его окрестностях. Тристан полулежал в шезлонге. Его окружали Элла, Гретхен и Мэдисон. Мне не показалось, что они действуют ему на нервы. Напротив, у меня создалось впечатление, что он от души наслаждается ситуацией. Грейси плавала в бассейне на спине. Вдруг она выпустила вверх струю воды и завопила:
        - Тристан, смотри! Я кит!
        Только Эми куда-то запропастилась. В итоге я обнаружила её в коридоре за бассейном, где она в нерешительности переминалась с ноги на ногу.
        - Нужно было мне взять с собой книгу, - смущённо сказала она, увидев меня.
        Я поставила на пол корзину со свежевыстиранными полотенцами и начала складывать и скручивать их.
        - В отеле есть более приятные уголки для чтения.
        - Да, я знаю… - Эми вздохнула. - Моё любимое место - оконная ниша в библиотеке. Я сегодня провела там полдня - читала, смотрела, как за окном падает снег, и гладила кошку. А ещё мне очень нравится маленький вестибюль с портьерами на третьем этаже. А ещё эркер в баре, но только ранним утром, пока там никого нет. Там отлично прятаться.
        - От кого?
        Эми передёрнула плечами:
        - От кого хочешь. От моей мамы, например, с её вечным «не сутулься, Эми, не сиди носом в книгу, Эми, ты должна уметь развлекаться, Эми». От отца, который всегда смотрит на меня с таким изумлением, будто забыл, что я существую. Впрочем, при такой ораве детей это неудивительно. А ещё от Гретхен и Эллы, потому что они… В общем, ты их сама видела. - Она нагнулась и взяла полотенце: - Можно, я тебе помогу?
        Я с удивлением покосилась на неё, но, кажется, она не шутила. Во всяком случае, она попросила меня объяснить ей, что нужно делать.
        - Господин Хеффельфингер хочет, чтобы они были скручены, смотри, вот так. Он говорит, что это выглядит изящнее. На каждую полку нужно положить по шесть скрученных полотенец. Да, вот так, правильно.
        Какое-то время мы молча складывали, скручивали и запихивали полотенца на полки, а потом Эми без перехода сообщила:
        - Гретхен и Элла рассказали Эйдену, что я учу язык жестов. И теперь он думает, что я в него влюбилась.
        Благодаря месье Роше я была в курсе дела и знала, что Эйден - глухой темноволосый мальчик, которого дедушка и бабушка Эми усыновили в младенческом возрасте. Получается, он был приёмным дядей Эми, но не приходился ей кровным родственником. То есть в него вполне можно было влюбиться, ничего криминального я в этом не находила.
        - Хм-м! - усмехнулась я, надеясь, что в моих устах это междометие прозвучит столь же понимающе и ободряюще, как и в устах месье Роше. Во всяком случае, кажется, это побудило Эми продолжить изливать мне душу.
        - С тех пор как Эйден узнал об этом, он так странно ведёт себя со мной и практически не смотрит на меня. Хотя вообще-то… - Девочка вздохнула так глубоко, что мне тоже захотелось вздохнуть. - Мы раньше так хорошо общались. Даже без слов. Только два года назад я злилась на него, потому что Элла и Гретхен использовали его как подопытного кролика, а он был от этого в восторге.
        - Как подопытного кролика? - Теперь я была похожа не на месье Роше, а исключительно на саму себя.
        - Да. Им нужен был кто-то, на ком они могли тренироваться целоваться. - Эми гневно фыркнула. - Они считали, что Эйден потрясающе целуется. Гретхен сказала, что это из-за его… Из-за того, что он не слышит, у него повышенная чувствительность и он идеально подходит для таких экспериментов. После этого я ей врезала. Два раза, слева и справа. Со всей силы! Так, что у меня самой потом рука болела.
        - Ну и правильно! - вырвалось у меня.
        Эми криво улыбнулась:
        - Меня на три недели посадили под домашний арест и не разрешали смотреть мой любимый сериал.
        - Но оно того стоило, - возразила я.
        - Я тоже так думаю. - Эми с благодарностью посмотрела на меня. Потом она снова вздохнула: - Поэтому-то я и не понимаю, почему Эйден так странно себя ведёт. Он же знает, что я никогда бы не… и даже если вдруг… В общем, можно же учить язык жестов не потому, что кто-то в кого-то влюблён… Я хочу сказать: я же не изменилась. Я такая же, как и раньше.
        В путанице различных обстоятельств наконец-то забрезжил свет.
        - У моей подруги Делии был лучший друг Пауль, - начала я. - Пауль жил по соседству с Делией, и ещё в дошкольном возрасте он протянул между своей комнатой и комнатой Делии канатную дорогу, по которой можно было переправлять человечков из конструктора «Плеймобиль» и посылать друг другу записки. Их родители вместе ездили в отпуск, Делия и Пауль отлично понимали друг друга и рассказывали друг другу тайны и секреты. Но в один прекрасный или ужасный день Пауля словно подменили. Он перестал общаться с Делией, а когда она подходила к нему на школьном дворе, отворачивался от неё.
        Эми посмотрела на меня широко распахнутыми глазами:
        - И почему он всё это делал?
        - Делия тоже задала ему этот вопрос, хотя вообще-то это оказалось непросто, потому что Пауль упорно избегал её. Но в конце концов он признался, что влюблён в неё.
        - О! - воскликнула Эми. - И что дальше?
        Горькая правда заключалась в том, что, хотя этот факт льстил Делии, она, к сожалению, не была влюблена в Пауля.
        Их дружба этого не вынесла. Пауль не общался с Делией целый год. До сих пор между собой мы называли его Обиженным Паулем. Я решила не посвящать Эми в эти печальные события.
        - Я просто хотела сказать, что так бывает: ты знаешь кого-то много лет, а потом вдруг замечаешь, что этот человек вырос и с ним хочется чего-то большего… Может быть, с Эйденом произошло то же, что и с Паулем.
        Эми в задумчивости покусывала нижнюю губу.
        - А если нет? Если он просто думает, что я в него влюблена, и ему это неприятно?
        - А ты влюблена в него? - спросила я и внутренне сжалась.
        Наверное, это был слишком личный вопрос и задавать его вот так, в лоб, не следовало. Однако Эми он, кажется, не смутил.
        - Может быть… - ответила она, помедлив. - Если сердце колотится быстрее, а колени дрожат, когда он на меня смотрит, - это значит, я влюблена?
        Не то чтобы я когда-нибудь была в кого-то влюблена, но я прочла достаточно книг и видела достаточно фильмов, чтобы с полной уверенностью выпалить: «Да!» То есть я бы так и сделала, если бы ровно в этот момент из-за угла не показался господин Хеффельфингер. Эми немедленно выпустила из рук полотенце, которое складывала, и убежала в направлении бассейна.
        - Я, конечно, не понял ни слова, но мне кажется, что мадам Смирновой понравилось! - с энтузиазмом прошептал господин Хеффельфингер.
        - Она ушла? - прошептала я в ответ.
        - Нет. Она хочет всё здесь осмотреть. - Мануэль снова в отчаянии заломил руки. - К сожалению, я не смог ей воспрепятствовать. У меня сейчас следующий клиент, поэтому, пожалуйста, проследи за тем, чтобы дети вели себя прилично, пока мадам Смирнова находится здесь. И нейтрализуй как-нибудь эту пожилую даму: она непрерывно таращится на бедную мадам Смирнову как на золотого тельца собственной персоной.
        - Пожилая леди таращится на неё потому, что считает, будто мадам Смирнову в действительности зовут мадам Егорова, - заметила я.
        - Как того русского олигарха?
        Ну конечно! Это имя было известно всем, кроме меня. Опять двадцать пять!
        - По-моему, олигархи бывают только русскими, разве нет? - спросила я. - Так же, как лучшие часы - всегда только швейцарские.
        Но Мануэль уже поспешил прочь - делать массаж другому клиенту.
        Мадам Смирнову (или как там её звали на самом деле) я увидела в бассейне, куда за ней последовала госпожа Людвиг, действительно ни на секунду не выпускавшая из виду светскую даму-инкогнито. В свою очередь, мадам Смирнова не спускала глаз с Тристана, который как раз вылез из бассейна, растёрся полотенцем и небрежно набросил на себя халат. Что-то в этой сцене было от рекламы кока-колы, не хватало только музыки и замедленной съёмки. Все присутствующие, включая меня, как загипнотизированные, таращились на его идеальный торс, пока он не скрылся под белоснежной махровой тканью. Гретхен непроизвольно облизнулась.
        Одна только госпожа Людвиг была поглощена исключительно мадам Смирновой. Завидев меня, она возбуждённо засеменила в мою сторону.
        - Это она, вне всяких сомнений, - громким шёпотом поведала старушка. Возможно, чуть громче, чем следовало.
        Мадам Смирнова (то есть Егорова) смерила госпожу Людвиг недоумённым взглядом, затем благосклонно улыбнулась, что привело пожилую леди в экстаз.
        Тем временем Тристан направился к выходу, и, понятное дело, у обеих старших барышень Барнбрук не осталось причин задерживаться в бассейне. Грейси и Мэдисон последовали за ними по пятам. Предполагаемая супруга олигарха, забронировав ещё пять сеансов массажа и косметическую процедуру для лица на ближайшие дни, также собралась уходить. Возле бассейна осталась только Эми, которая, как я предполагала, хотела закончить начатый ранее разговор. Но, к сожалению, нам не удалось это сделать: госпожа Людвиг, вернувшись к сауне, обнаружила, что потеряла своё кольцо. Счастливая улыбка на её лице погасла, уступив место панике.
        - Я положила его в чашу, которую вы мне дали, вместе с другими украшениями, - сообщила она со слезами на глазах. - А теперь его там нет, я нигде его не вижу. Понимаете, это моё обручальное кольцо. Оно стоит гроши, но так много значит для меня! - Её нижняя губа задрожала, и я чуть не расплакалась вместе с ней от сострадания.
        И должно же это было случиться с обручальным кольцом - подарком господина Людвига!
        Вместе с Эми мы обшарили каждый уголок, но, к сожалению, ничего не нашли. Закончив массаж, к нам присоединился господин Хеффельфингер, но даже когда он включил в спа-центре всё имеющееся освещение, чтобы было лучше видно, наши поиски не увенчались успехом. Мы заглянули в каждый угол, перетряхнули и вывернули все халаты, я перерыла корзины с грязным бельём, вытрясла каждое полотенце. Поиски велись очень тщательно, но кольцо так и не нашлось. В двенадцатом часу ночи, разочарованные результатом, мы капитулировали.
        - Может быть, его спрятал кто-то из детей? - предположил Мануэль, когда совершенно убитая горем старушка в сопровождении сердобольной Эми наконец покинула спа-центр. - Дети любят такие проделки. Или же кольцо украли. Но зачем его красть? Госпожа Людвиг сама сказала, что оно совсем дешёвое.
        - Не думаю, - убеждённо возразила я. - Наверняка оно упало и просто куда-то закатилось, а мы его не заметили. Завтра я прямо с утра попрошу Яромира отвинтить решётку бассейна, и мы посмотрим, нет ли его в одном из фильтров. Мы обязательно его найдём.
        - Очень на это надеюсь. - Господин Хеффельфингер со вздохом задул ароматические свечи. - Иначе старушка заявит на нас в полицию за кражу, и получится, что мы все подозреваемые.
        10
        У меня уже не осталось сил, когда я наконец вышла из спа-центра. Казалось, что на моём раскалённом лбу можно жарить яичницу, а медицинские колготки намертво прилипли к ногам. Кроме того, я беспокоилась за госпожу Людвиг, всей душой надеясь, что ей, бедняге, удастся поспать сегодня ночью.
        Посреди коридора восседала Запретная кошка. Завидев меня, она встала, словно только меня и ждала, потёрлась о мои ноги и, громко мяукнув, направилась к узкой полуподвальной дверце служебного выхода из спа-центра.
        В двери торчал ключ, поэтому я вняла просьбам Запретной кошки и выпустила её наружу. В перерыве между сеансами массажа господин Хеффельфингер бегал сюда курить, поэтому снег перед дверью был хотя и не убран, но порядочно вытоптан. Через приоткрытую дверь в коридор ворвался холод, приятно остудивший моё разгорячённое лицо. Я вытащила ключ - дверь имела обыкновение внезапно захлопываться, так что без ключа пришлось бы тащиться к главному входу в отель, - вышла наружу и с наслаждением вдохнула полной грудью. Ледяной ночной воздух проник глубоко в лёгкие, и я сразу почувствовала себя лучше.
        Снегопад продолжался до самого вечера, однако сейчас небо немного прояснилось. Сквозь клочья облаков показались звёзды, а из-за верхушки Полумесячной ели виднелась почти полная луна, озаряя «Шато Жанвье» и его окрестности холодным светом. Запретная кошка села на снег, задрала голову и уставилась на что-то, находившееся над нами. Пока мои руки и лоб медленно остывали до нормальной человеческой температуры, я тоже подняла голову, чтобы проследить за её взглядом.
        Мы находились в самой нижней наружной точке отеля. Здесь окна были только на кухне, располагавшейся под рестораном, и в спа-центре, со всех остальных сторон подвальный этаж скрывала толща земли и скалы. Прямо над спа-центром находились огромные полукруглые окна бального зала (их ещё называют французскими), в которых отражался лунный свет. Над ними поблёскивали окна номеров южного крыла. Только в одном из них сейчас горел свет, должно быть в окне номера 117, где проживал телохранитель семейства Смирновых-Егоровых. Последние же два окна справа относились уже к ванным комнатам панорамного люкса.
        Именно там, между окном номера 117 и окном ванной панорамного люкса, на карнизе что-то двигалось, и именно туда смотрела Запретная кошка. У меня замерло сердце, когда я разглядела, что там, на узком выступе стены, на высоте виднелся человеческий силуэт. Тёмная фигура быстро и ловко миновала освещённое окно. Когда свет из окна упал на профиль эквилибриста, я узнала его. Вне всякого сомнения, это был Тристан Браун.
        В моей голове один за другим возникали многочисленные предположения, однако ни одно из них не объясняло происходящего. Кому могло прийти в голову балансировать ночью на узком карнизе на головокружительной высоте?
        Канатоходцу-любителю. Супергерою. Нерешительному самоубийце. Санта-Клаусу (правда, его мы ждали только завтра). И конечно, гостиничному вору.
        В этот момент свет в номере 117 погас, и Тристан, почти добравшийся к этому времени до окна, застыл, прижавшись к стене. Луна медленно зашла за облако, но на светлом фасаде отеля фигура Тристана по-прежнему легко угадывалась. В ту же секунду окно распахнулось. Было слишком темно, чтобы разглядеть, кто стоял возле него, телохранитель Егоровых или кто-то другой. Но вот в темноте заалел огонёк сигареты. Интересно, заметили бы меня человек у окна и Тристан, если бы посмотрели вниз, или с высоты меня можно было принять лишь за тёмное пятно на снегу? Так или иначе, у меня не было причин испытывать угрызения совести: я не курила в номере для некурящих и уж тем более не балансировала на карнизе с неизвестными целями. Тем не менее я затаилась. Запретная кошка тоже застыла как вкопанная.
        Прошло около минуты (сколько времени прошло на самом деле, определить было сложно - так мучительно и медленно оно тянулось), потом сигарета описала в воздухе дугу, упала в снег и погасла, а окно опять закрылось. Тристан снова двинулся по карнизу.
        Возможно, разумнее всего было молча наблюдать за ним дальше и проследить, куда он полезет, а потом сообщить обо всей этой эквилибристике дирекции отеля.
        С другой стороны, у меня появилась возможность прямо сейчас выяснить, что здесь происходит. В конце концов, от всех этих загадок я бы всю ночь не сомкнула глаз. Поэтому, когда Тристан оказался прямо надо мной возле окна номера 119, я открыла рот и громко мяукнула - вполне по-человечески, не пытаясь достичь правдоподобия:
        - Мяу!
        Тристан снова замер, прижавшись к стене. Вероятно, он сейчас так же напряжённо всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, что происходит внизу. Однако было слишком темно, и я могла это только предполагать.
        Я махнула ему рукой. Послышался тихий смешок. Затем Тристан, сделав гигантский прыжок, добрался до водосточной трубы и заскользил вниз по фасаду с такой скоростью, будто действительно был Человеком-пауком. Я наблюдала за ним с растущим недоумением. Последние несколько метров его путь осветила луна, снова выбравшаяся из-за туч, и я смогла различить, как ловко он цепляется за каменные завитки по углам окон. На его руках были митенки. Оказавшись на расстоянии двух метров от земли, Тристан разжал руки и прыгнул, мягко приземлившись на землю, словно кошка, при этом без труда удержавшись на ногах.
        Кстати о кошках: при виде Тристана мелкая представительница тигриного семейства ударилась в бега. Она потрусила прочь от отеля, оставив на снегу цепочку следов. На секунду меня посетила мысль: не последовать ли мне её примеру?
        - Привет! - сказал Тристан. В лунном свете блеснули его белоснежные зубы.
        - Ага, привет, - ответила я. - Не хотела тебе мешать - просто решила поздороваться. Не каждый день встретишь Человека-паука собственной персоной.
        - А я думал, ты собираешься меня арестовать. - Судя по тону, которым это было сказано, Тристан развлекался от души. Луна светила ему в спину, поэтому на его лицо падала тень, и я не могла различить его выражение.
        - Арестовать?! А ты что-то натворил?
        - Насколько я знаю, нет. Ты всё ещё считаешь меня гостиничным вором?
        Ну уж нет! На этот провокационный вопрос я не куплюсь! Хотя, с другой стороны…
        - Да, считаю, - помолчав, выдавила я. - Больше мне ничего не приходит в голову. Ничего, что объясняло бы, зачем ты, одетый в чёрное и в специальных перчатках, карабкаешься по фасаду отеля под покровом ночи.
        Тристан расхохотался:
        - И что же я украл? - Он критически оглядел свою худощавую фигуру.
        - Понятия не имею, - призналась я. - Возможно, я тебя просто вовремя спугнула. - Чуть помолчав, я тихо добавила: - Поэтому я… э-э-э… мяукнула. Чтобы ты не натворил ничего, о чём позже мог пожалеть.
        - Ого! - Тристан внезапно посерьёзнел. - Ужасно мило с твоей стороны, Фанни. Насколько я понимаю, ты не только симпатичная девушка, но и очень порядочный человек.
        Так оно и было. Но, вероятно, я была ещё и очень глупой девушкой, потому что то, что говорил Тристан, мне льстило.
        - Можешь не волноваться: моя совесть чиста, - продолжал он. - Я ничего не украл. Из отеля ничего не пропадёт, ни у гостей, ни у служащих. Торжественно обещаю тебе!
        - Угу, а по стенам ты лазаешь просто так, ради собственного удовольствия? - Я кивнула на карниз на фасаде. - Это что, твоя обычная вечерняя разминка после бассейна?
        - Ты почти права, - ответил Тристан. - Лазать по фасадам - действительно моё хобби. Но если заниматься этим днём, окружающие, и прежде всего мой дедушка, почему-то начинают возражать. У деда слабое сердце, и мне уже пару лет назад пришлось пообещать ему, что я не буду ввязываться ни в какие опасные истории. - Тристан помедлил и добавил: - К несчастью, я питаю слабость к опасным историям.
        В этом я не сомневалась. В его же объяснение я поверила только наполовину.
        - Госпожа Людвиг потеряла обручальное кольцо, - медленно произнесла я, всей душой желая, чтобы он повернулся к свету и я могла увидеть выражение его лица. Он что, специально держится так, чтобы луна светила ему в спину?
        - Это та пожилая леди, которая тоже находилась в бассейне? - спросил Тристан. - У неё ещё было кольцо с розовым камнем.
        - Ты знаешь, как оно выглядит?! - Этому могло быть только одно объяснение. На меня накатили разочарование и ярость. И непонятно, что из этого перевешивало. - Это ты украл его! Как ты мог?! Мы искали его больше часа! Госпожа Людвиг все глаза выплакала! Зачем ты это сделал, оно же почти ничего не стоит?!
        - Эй! - Тристан схватил меня за руку и легонько потряс. - Фанни! Я ничего не крал. Я просто обратил внимание на красивое кольцо у неё на пальце - и всё.
        - Первый раз вижу парня, который обращает внимание на украшения пожилых дам. - Попытка оправдаться выглядела весьма жалко. - Это что, тоже твоё хобби? - Я скрестила руки на груди. Холод постепенно начал пробираться мне под одежду. Я выскочила наружу вспотевшая, без пальто, хотя на улице сейчас было минус пять. Я могла запросто схватить воспаление лёгких. Я прямо физически ощущала, как превращаюсь в сосульку. Тёплой была только рука, за которую меня держал Тристан. Она прямо-таки горела.
        - Я люблю смотреть на руки людей, - тихо заметил Тристан. - Вот у тебя, например, они красивые и маленькие, с тонкими пальцами и коротко стриженными ногтями. Ты не носишь украшений и иногда, когда нервничаешь, грызёшь заусенцы.
        Что есть, то есть. К сожалению.
        - Мне жаль, что эта пожилая леди потеряла своё кольцо, - деликатно продолжил Тристан. - Если хочешь, я помогу тебе искать его.
        Я глубоко вздохнула:
        - Ты правда не крал его?
        - Нет. - Тристан чуть отпустил мою руку, продолжая, однако, удерживать её, и в его голосе снова послышалась улыбка: - Клянусь жизнью моего дедушки! Кроме того, надеюсь, тебя раз и навсегда успокоит тот факт, что для гостиничного вора у меня слишком хорошее образование.
        Я задохнулась от возмущения. Какая заносчивость! Впрочем, это походило на правду. И я готова была поверить ему… на восемьдесят процентов. Остальные двадцать процентов замёрзли, устали до смерти и хотели только одного - добраться до постели.
        - Было бы страшно глупо красть кольцо, которое ничего не стоит.
        От холода мои зубы начали выбивать дробь.
        Тристан отпустил меня.
        - Вот именно! Если уж я гостиничный вор, то, по крайней мере, не совсем идиот. Ты замёрзла? Дать тебе мою куртку?
        - Нет, спасибо. Я пойду внутрь. Мне давно пора спать, у меня был ужасно длинный день. - Я махнула рукой по направлению к крыше: - Но по фасаду сейчас не полезу - нет сил. В виде исключения воспользуюсь лестницей.
        - А я проспал днём четыре часа и потратил ещё не всю энергию, - ответил Тристан мне в тон. Мгновением позже он снова оказался на стене, на двухметровой высоте. - Надеюсь, мы завтра увидимся, Фанни.
        - Если только завтра тебя не найдут в снегу окоченевшим и со сломанной шеей.
        - Я ценю твою заботу.
        Тристан поднялся ещё на метр. Теперь он свернул налево от водосточной трубы, искусно держа равновесие, пробрался под окнами ресторана по выступу в стене и оказался на другом углу здания. По крайней мере, сейчас он забрался не так высоко, как до этого. Я дождалась, когда он перемахнёт через балюстраду и окажется на балконе ресторана, и вернулась в отель.
        Казалось, Тристан ничего и никого не воспринимал всерьёз, кроме себя самого. Впрочем, в последнем я не была так уж уверена. Его было совершенно невозможно раскусить, и это, к несчастью, сводило меня с ума.
        Я со вздохом заперла за собой дверь. От холода меня била крупная дрожь. Попеременно зевая во весь рот и постукивая зубами, я дотащилась по лестнице до третьего этажа. Конечно, я могла подняться на лифте, но, во-первых, лифты были старые, ездили они со скрипом и лязгом, и мне было в них неуютно, а во-вторых, тогда я не встретила бы Бена, который тоже полуночничал и устроил на лестнице небольшой пикник. Сидя на ступеньке, он с наслаждением вытянул ноги, а в руках у него был термос.
        - Фанни! - удивлённо воскликнул он. - Ты что, до сих пор работала?
        Я кивнула:
        - Госпожа Людвиг из сто седьмого номера потеряла кольцо. А потом я решила подышать свежим воздухом… и, похоже, дышала им слишком долго.
        Бен сунул мне под нос свой термос:
        - Тогда здесь у меня то, что тебе нужно!
        Я покачала головой:
        - Если это кофе, то лучше не надо.
        - Это чай. Согревает. - Он отвинтил крышку термоса, одновременно служившую стаканом, налил в неё дымящуюся жидкость и протянул мне.
        Я нерешительно пристроилась рядом с ним, сделала большой глоток и тут же раскашлялась.
        - Это чай?! - выдавила я, когда снова смогла говорить.
        Бен усмехнулся:
        - Чай… с капелькой рома.
        Угу, и ром был восьмидесятипроцентный! Я сделала ещё один глоток, в этот раз осторожнее. Горячая жидкость потекла по моему горлу. Я вернула стакан Бену.
        Мы посмотрели друг на друга.
        - Выглядишь не очень, - сказала я.
        Под глазами у Бена залегли тёмные круги. Меня в который раз поразило его внешнее сходство с отцом. Те же правильные черты лица, голубые глаза, волевой подбородок… И такие разные характеры. В глазах Бена сквозили острый ум, доверие и неподдельный интерес к собеседнику. В глазах его отца - лишь презрение и холод.
        Бен первым отвёл взгляд и тоже отхлебнул чая.
        - В свой перерыв я не лёг спать, а решил поучить биологию, балда. Сразу после каникул мы пишем контрольную. Мне придётся постараться, чтобы получить приличный аттестат, теперь, когда я… - Он замолчал и ещё раз отхлебнул из крышки термоса, а потом подмигнул мне: - Кажется, ты права. Там совсем не одна капелька рома.
        - Теперь, когда ты что? - осторожно переспросила я.
        Бен вздохнул:
        - Знаешь, я всегда думал, что мне с рождения уготована определённая участь. Что после школы я буду изучать туристический менеджмент, а когда-нибудь на мои плечи ляжет руководство отелем, который сто лет назад построил мой прапрадед. - Усмехнувшись, он закрыл термос опустевшей крышкой. - Однако обстоятельства меняются. Бац! - и я совершенно свободен.
        Я вспомнила слова Романа Монфора, сказанные сегодня утром, которые я подслушала, сидя в бельевом шкафу.
        - Это хорошо или не очень?
        Бен задумчиво посмотрел на меня.
        - Это вопрос, - ответил он. - Большой вопрос. Я понятия не имею, как это - быть свободным. Вот ты - что ты чувствовала, когда бросила школу?
        - Ты просматривал моё личное дело?
        Парень слегка покраснел:
        - Э-э-э… Да. Прости, пожалуйста.
        Извиняться тут было не за что, я на его месте поступила бы так же.
        - Ничего хорошего, - начала я и сама удивилась, что мне было так легко признаться в этом. До сих пор я не обсуждала это ни с кем, кроме Делии. Честно говоря, даже думать об этом мне было неприятно. - Мои родители как с цепи сорвались. В их представлении в нашем мире невозможно выжить без гимназического аттестата. И без конкретного жизненного плана на ближайшие десять лет. Они-то прямо с рождения знали, кем собираются стать, - учителями. А я… я знаю только, чего я не хочу. И то не всегда.
        Бен сочувственно погладил меня по плечу.
        - У меня было по-другому, - ответил он. - Это всегда незримо присутствовало в моей жизни. В моём прошлом, настоящем и будущем.
        Под словом «это» парень подразумевал Замок в облаках, это было ясно как день. Я решила раскрыть свои карты, чтобы он мог говорить со мной без обиняков.
        - Я знаю, что твой отец собирается продать отель.
        - Правда? - Сонливость с Бена как рукой сняло. - А что, это уже стало темой сплетен среди служащих?
        - Понятия не имею, - призналась я. - Вообще-то вряд ли. Я просто случайно (правда же, совершенно случайно!) слышала, как твой отец обсуждал с твоим дядей, что хочет продать отель Буркхардту.
        - Который конечно же разберёт его на винтики. - Бен скривился. - Боюсь, что после этого отель будет не узнать. - Мы снова помолчали (при этом мне на ум навязчиво лез всё тот же дурацкий салон для гольфа в библиотеке), а потом Бен печально добавил: - Судя по всему, это единственная возможность избежать банкротства.
        - Но ведь тогда ты сможешь выбрать любую профессию, которая тебе по душе, и жить где пожелаешь, - возразила я, практически дословно повторяя слова Романа Монфора, сказанные сегодня утром.
        Бен налил в крышечку ещё чаю, протянул её мне, а сам сделал глоток прямо из термоса.
        - А что если это место - единственное, где я хотел бы работать и жить? - Он посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было и тени улыбки. - Тебе уже кто-нибудь говорил, что у тебя такие… особенные глаза? Не карие, не серые и не совсем зелёные, нечто среднее, но очень красивые. И такие чистые. Ты словно светишься изнутри. Когда ты так смотришь, хочется немедленно довериться тебе без оглядки.
        Правда?.. Я смущённо отпила из крышки чай с ромом. Потом сделала ещё один глоток.
        - Господина Смирнова из панорамного люкса в действительности зовут Виктором Егоровым, - в конце концов сказала я. Разбалтывать чужие тайны я тоже умела прекрасно. А ещё это был мой способ сказать Бену, что его глаза мне тоже очень нравились.
        Однако этот мой козырь оказался пустышкой.
        - Да, конечно, - равнодушно заметил Бен. - Он предпочёл приехать инкогнито, чтобы избежать шумихи в прессе. И конечно, из-за бриллианта, иначе здесь поднялась бы страшная суматоха.
        - Что за бриллиант? - Я выпрямилась.
        - Ну тот огромный бриллиант, который Егоров купил на аукционе «Кристис» своей жене к годовщине свадьбы. Он стоит как маленький остров. Этот бриллиант принадлежал Екатерине Второй, потом надолго пропал, а теперь на нём якобы лежит проклятие. Как и полагается порядочному легендарному бриллианту.
        - И он, этот бриллиант, сейчас находится здесь, в отеле? - спросила я, широко раскрыв глаза.
        - Ещё нет, - объяснил Монфор-младший. - Но его привезут сюда в ближайшее время, потому что мадам Егорова хочет непременно надеть его на новогодний бал. А что? Ты боишься, что проклятие передастся тебе?
        - Глупости! - Нет, я просто только что видела, как кое-кто карабкался по фасаду к панорамному люксу. Может быть, он как раз тренировался. На всякий случай. - Вы не боитесь, что среди гостей или служащих могут оказаться воры, специализирующиеся на краже драгоценностей?
        Бен рассмеялся:
        - В газетах пишут, что семейство Егоровых проводит праздники на своей яхте и на вилле у друзей-кутюрье на Малых Антильских островах, поэтому воры, специализирующиеся на краже драгоценностей, скорее отправятся туда. Большинство наших гостей приезжает в отель на праздники каждый год, поэтому вряд ли… Ой!
        Я тоже от неожиданности вздрогнула. Сверху по ступенькам к нам незаметно подкралась Запретная кошка. Обнаружив нас, она довольно замурчала и протиснулась между нами.
        - А ты откуда здесь взялась? Я же только что тебя выпустила. - Я провела ладонью по её выгнутой спине. Конечно, Запретная кошка могла проникнуть в отель через любой другой вход. А возможно, в Замке в облаках всё-таки обитало несколько рыжих полосатых кошек. Тогда тот факт, что они не переводились здесь десятилетиями, легко объяснялся. Нужно не забыть поделиться этой теорией с Пьером.
        Запретная кошка потёрлась головой о плечо моего собеседника.
        - Да иду я уже, иду… - пробурчал Бен. - Иду. - Он поднялся и смущённо развёл руками: - Понимаешь, она спит в моей постели. Очень удобно, ведь там, наверху, нет отопления. - Он опустил глаза на циферблат наручных часов: - Ровно полночь. Сейчас появятся привидения. Если это будет Белая дама, не позволяй ей себя уболтать.
        - Я думала, она убалтывает только несчастных влюблённых. - Я тоже встала со ступеньки и потянулась, разминая затёкшие ноги. Запретная кошка взбежала по лестнице чуть выше и выжидательно оглянулась на Бена.
        - Рад был поговорить с тобой, Фанни, - с чувством произнёс Бен. - Надо нам почаще устраивать такие посиделки практикантов.
        - Да, непременно. - Я вручила ему пустую крышечку термоса. - Спокойной ночи!
        Парень успел подняться на три ступеньки, и тут я вспомнила кое-что, что хотела у него выяснить.
        - Бен! Гости, которые живут в номере двести одиннадцать, тоже приезжают сюда каждый год?
        - Профессор из Англии с внуком? Нет, насколько я знаю. Профессор Браун уже останавливался здесь двадцать лет назад, месье Роше помнит его. Он эксперт по старинным украшениям, а его внук учится в Оксфорде. А почему ты спрашиваешь?
        - Просто так… - пробормотала я.
        11
        24 декабря я проснулась от резкого сигнала мобильного телефона. Спала я как убитая - если трубы в стене сегодня и издавали какие-то звуки, в мои сны они не проникли. Дополнительные два-три часа сна мне не помешали бы: под моими глазами тоже залегли тёмные круги. Однако это, по-видимому, не заботило ни моё начальство, ни мою маму, которая бодро рассылала сообщения и фото по Всемирной сети уже в полседьмого утра. Предполагаю, что они были призваны пробудить во мне чувство тоски по дому, ведь сегодня был сочельник - канун Рождества, первый в моей жизни сочельник, который я отмечала вдали от семьи. Фотография изображала рождественский кекс моей бабушки на фоне экологически чистой ёлки, взятой в лизинг, в нашей гостиной. Ёлка была увешана самодельными игрушками и гирляндами, которые явно смастерили мои братья.
        Оказаться на Рождество в Замке в облаках - самое прекрасное, что могло со мной случиться, и моя мама не могла бы проиллюстрировать это лучше, даже если бы очень постаралась. Я терпеть не могла рождественский кекс моей бабушки, потому что в нём был один сплошной изюм. Да и вечера, когда мы всей семьёй в добровольно-принудительном порядке мастерили ёлочные украшения, уже давно не приводили меня в восторг. Моя мама работала учителем рисования и труда. На каждое Рождество она придумывала что-то новенькое и следила за тем, чтобы мы неукоснительно следовали её указаниям. Хотя каждые пять минут она восклицала: «Не ограничивайте вашу фантазию, делайте что хотите!», на самом деле это означало: «Делайте, что вам говорят, и не добавляйте ничего от себя». Ну ладно. Зато она всегда выбирала очень нестандартные материалы для поделок.
        Я прищурилась, чтобы разглядеть, из чего сделаны звёздочки на ёлке. Нет, я не ошиблась: в этом году домочадцы смастерили украшения из цельнозерновых макарон.
        «Дорогая Фанни! - гласила подпись под фотографией. - Мы все: папа, мама, Леон и Финн - желаем тебе счастливого Рождества и надеемся, что у себя в горах ты не только как следует отпразднуешь его, но и задумаешься о своём будущем. Помни, что двери нашего дома всегда открыты для тебя».
        - Угу, нужно не забыть задуматься о своём будущем, - сообщила я стайке Хуго, вернувшись из душа. Три гиены из Лозанны, которых я там встретила, видимо, договорились между собой игнорировать меня, за что я была им искренне признательна. Семёрка альпийских галок сбилась в кучку на карнизе перед моим окном в ожидании обычной утренней трапезы в виде сдобных булок. Как всегда, Хуго - жуткий обжора слопал больше всех, а Хуго-пухлячок еле клевал, как будто решил посидеть на диете.
        Время незадолго до рассвета, когда уже почти начинает светать, но ещё не рассвело до конца, я любила больше всего. Луна уже давно зашла, небо было безоблачным, только над Габельхорном висела огромная яркая звезда - возможно, Венера. На сегодня синоптики обещали солнце, но уже надвигался следующий циклон, а вместе с ним и очередные метели.
        - Когда они пишут: «Задумайся о своём будущем», они имеют в виду, что мне следует наконец-то образумиться. - Мне было так обидно, что я даже не сюсюкала, беседуя со стайкой Хуго. - Хотя, что касается моего аттестата, поезд уже давно ушёл. А то, что я здесь вкалываю как пр?клятая, у них не считается!..
        Хуго-попрыгунчик и Хуго-одноногий поругались из-за последней крошки, после чего вся компания вспорхнула и полетела восвояси. Только Хуго-клептоман остался сидеть на карнизе, ковыряя клювом снег, как будто что-то потерял.
        - Было бы здорово, если бы они хоть немножко мной гордились. Для разнообразия, - объяснила я ему.
        Хуго-клептоман подскочил ближе, наклонил голову и оценивающе взглянул на меня. У него был самый озабоченный вид, какой только может быть у альпийской галки.
        - Извини, дорогая Фанни не хотела заразить тебя своим плохим настроением, - с покаянием сказала я. - Ведь сегодня Рождество. Что там у тебя в клюве?
        Хуго-клептоман подскочил ещё ближе, триумфально уронил передо мной пуговицу и выжидательно взглянул на меня.
        - Спасибо! - Я была ужасно тронута. Круглая золотистая пуговица явно когда-то отскочила от платья одной из гостиничных горничных. Может быть, даже от моей униформы. Хотя мысль о том, что Хуго-клептоман стащил её у Гортензии или Камиллы, нравилась мне гораздо больше. У меня на душе внезапно повеселело. - Какой замечательный подарок! Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
        Хуго-клептоман тихо каркнул, оттолкнулся от карниза и полетел искать своих.
        Позже, днём, галки всё ещё кружили над отелем, купаясь в восходящих потоках воздуха и, казалось, внимательно наблюдали за тем, что творилось внизу. А понаблюдать сегодня было за чем: привлечённые хорошей погодой, постояльцы высыпали на свежий воздух.
        Яромир, который теперь, после прибытия всех гостей, смог наконец содрать с себя костюм директора цирка, то есть ливрею швейцара (Роман Монфор считал, что достаточно впечатлить гостей по приезде, а дальше не важно), с раннего утра убирал снег и уже успел расчистить площадку перед отелем, подъездную дорожку, террасу перед рестораном и даже каток. Тем временем старый Штукки утрамбовал все дорожки снегоукладчиком, в том числе дальнюю тропинку через заснеженный лес. После завтрака Дитрихштайны потащили туда на прогулку своего мопса, и собаки Мары Маттеус, которых поручили вывести на променад Нико, потянули его туда же со сногсшибательной скоростью.
        Я тоже согнала своих юных подопечных на расчищенную площадку, и, надо сказать, мои расчёты на то, что там мне удастся отвлечь детей от мыслей о грядущих рождественских подарках, полностью оправдались. В этот раз я оказалась более предусмотрительна: натянула лыжные брюки и сапоги - на тот случай, если кому-нибудь ещё взбредёт в голову сбежать в лес.
        Яромир запустил возле катка карусель, и, когда она завертелась, над заснеженными окрестностями разнеслись весёлые звуки шарманки, которым негромко вторили бубенцы на санях. Официанты вынесли на террасу ресторана столы и стулья и начали сооружать ледяной бар. Руди Рохля руководил расстановкой шезлонгов, на которых были разложены шерстяные пледы. Если завтра действительно снова повалит снег, всю эту кипучую деятельность придётся свернуть. Однако сегодня она, безусловно, принесла плоды: такое количество счастливых лиц одновременно я не видела никогда. Особенно у взрослых. Многие просто неспешно прогуливались по окрестностям отеля, фотографировали заснеженные ёлки или усаживались в каком-нибудь безветренном уголке, подставляя лица солнцу. Чем ближе был обед, тем теплее становилось.
        На катке Папаша Барнбрук, его приёмный сын Эйден и Клаус, брат-близнец Гретхен, играли в хоккей, залихватски улюлюкая. Месье Роше и Йонас вытащили из подвала два ящика с коньками, на которых, вероятно, успели покататься как минимум четыре поколения постояльцев отеля, несколько хоккейных клюшек, шайбы, а также двух пластмассовых пингвинов с ручками по бокам. Те, кто ещё неуверенно держался на льду, могли толкать их перед собой и держать равновесие. Автор триллеров-бестселлеров увлечённо беседовал с пожилым британским актёром, супруга писателя тем временем лежала в шезлонге и читала любовный роман, а Тристан Браун, который в виде исключения никуда не лез, и его дедушка (представительный седовласый старик в твидовом пиджаке, по виду настоящий британский аристократ, азиатскую внешность Тристан унаследовал явно не от него) сидели за одним из ресторанных столиков, погрузившись в шахматную партию.
        На террасе Роман Монфор сначала осушил бутылку шампанского с Доном Буркхардтом-старшим и его женой, а потом ещё одну - с четой Барнбрук. Виктор Егоров и его дочурка Даша слепили снеговика, которому заботливый отец повязал свой кашемировый шарф. Среди гостей то и дело мелькала мадам Клео, разносившая подносы с пирожными канеле, профитролями со взбитыми сливками и кофе по-ирландски в маленьких стаканчиках. Запряжённые Жестиком и Жилетиком сани, на облучке которых гордо восседал старый Штукки, стали объектом всеобщего внимания и фотосъёмки. Баронесса фон Подшипников из номера 110 специально проехалась в них несколько раз подряд, чтобы быть уверенной в том, что господин фон Дитрихштайн успел сфотографировать её с молодым спутником, чтобы тем самым дать бульварной прессе новый повод для сплетен. Даже супругов Людвиг мне удалось уговорить разок прокатиться в санях.
        Сегодня утром, до начала моего дежурства в игровой, я успела забежать в спа-центр. К тому времени господин Хеффельфингер уже проверил все фильтры в бассейне, но всё оказалось напрасно: кольцо как сквозь землю провалилось. До обеда госпожа Людвиг по-прежнему пребывала в грусти, однако катание на санях возымело поистине магическое действие: отъезжая, супруги держались за руки, а потом госпожа Людвиг радостно помахала мне.
        В глубине души я всё ещё надеялась, что кольцо отыщется или что его исчезновению найдётся какое-нибудь разумное объяснение. Впрочем, у меня оставалось не слишком много времени, чтобы размышлять об этом. У Каролин, воспитательницы, которая обычно развлекала детей на праздниках, сегодня был выходной, и мне приходилось справляться одной. Команда, с которой мы вчера с воодушевлением мастерили единорогов, - Мэдисон, Грейси, двое сыновей автора триллеров и Фея, пятилетняя дочь фармацевтического промышленника, со своей семьёй занимавшего люкс имени Фаберже на втором этаже, - сегодня вновь стройными рядами явилась в игровую. К ним присоединились ещё четверо детей, в том числе Дон, победивший свой желудочный грипп. Хотя я предполагала худшее и поэтому не спускала с него глаз, он вёл себя идеально, никому не портил жизнь и не шпынял ни меня, ни других детей. Даже его дурацкая привычка обращаться к другим по имени и фамилии, - а зачастую и с указанием места жительства, - мне совсем не мешала, наоборот, так я легче запоминала, как звали новичков.
        С учётом всего вышеизложенного мне было легко развлекать детей весь день, тем более что после обеда к нам присоединилась Эми. С нами она могла с безопасного расстояния наблюдать, как Эйден играет в хоккей, и была избавлена от едких замечаний Эллы и Гретхен. Эйден продолжал странно вести себя с Эми, и мы по-прежнему не знали, хорошо это или плохо, однако Эми категорически отказывалась последовать моему совету и просто спросить его. «Лучше я умру от разбитого сердца», - отвечала она. Правда, сегодня она не выглядела особенно несчастной: как и другие дети, она развлекалась от души. Мы устроили снежное побоище, затем пошли кормить лошадей морковкой, а потом вместе уселись за большой стол на террасе, куда нам вынесли сосиски с картофельным салатом. После обеда мы наблюдали за белками на ёлках, играли на льду в кёрлинг, катались на карусели и лепили из снега, который во время уборки накидали по краям катка, огромного снежного дракона. Многие взрослые, заразившись нашим энтузиазмом, присоединились к нам, так что над созданием дракона трудилось уже пол-отеля. Мы по праву могли гордиться результатом:
огромный сверкающий белоснежный дракон возлежал на площадке перед отелем, как будто только что приземлился там, уложив свой зубчатый хвост вокруг катка. Не хотелось даже думать, что наше произведение искусства вскоре погребёт следующий снегопад. Впрочем, дракона многократно сфотографировали со всех сторон и тем самым увековечили для потомков. Когда около четырёх часов дня солнце медленно поползло вниз, за горные вершины, площадка перед отелем опустела: раскрасневшиеся гости потянулись внутрь, чтобы согреться. Чем ближе был вечер, то есть канун праздника, тем больше волновались дети, предвкушая рождественские подарки. Они прощались друг с другом и присоединялись к родителям. По дороге с катка к нам завернул Эйден и ушёл вместе с Эми, которая, завидев его, тоже раскраснелась и вообще выглядела так, будто уже получила свой рождественский подарок.
        Со мной остались только Дон и Фея. «Оленёнок» щёлкал нас на камеру своего смартфона, пока я помогала девочке высморкаться. Бедная малышка страдала жутким насморком, и если бы я своими глазами не увидела, сколько зелёной гадости можно извлечь из симпатичного девчачьего носика, никогда не поверила бы.
        - Это что такое? - негодующе спросила я.
        - Да так, ничего, просто материалы для документального фильма о недоучках, - ответил Дон. - Чтобы люди внимательнее подходили к выбору профессии. Кроме того, эти фотографии пригодятся для моего проекта «Пятьдесят оттенков соплей».
        Внутренне я вздохнула с некоторым облегчением: наконец-то мальчишка снова стал самим собой.
        - Если бы ты так не вредничал, твоё чувство юмора имело бы сногсшибательный успех, - сказала я, молниеносно забрав у него смартфон, и удалила фотографии.
        - Они всё равно уже загрузились онлайн. - Дон коварно улыбнулся. (Даже это в его исполнении выглядело невероятно обаятельно!) - Могла бы уже понять, что со мной лучше не связываться, Фанни Функе из Ахима под Бременом. Ты всю дорогу у меня под колпаком.
        Я так себя и ощущала. Невозможно было чувствовать себя в безопасности, когда весь наш отель фактически находился под колпаком у отца Дона.
        - Я внимательно наблюдала за тобой сегодня, и знаешь, что я видела? - медленно произнесла я. - Я видела мальчика, который просто радовался и не пытался никого уколоть. Может быть, ты просто забыл, как обычно ведёшь себя, а может, тебе попросту надоело быть гадиной.
        «Оленёнок» на секунду замолк. В его огромных карих глазах промелькнуло непонятное выражение, которое мне не удалось расшифровать. Он скрестил на груди руки:
        - Как жаль, что без школьного аттестата тебе нельзя выучиться на психолога, Фанни Функе, семнадцати лет, безнадёжный случай из Ахима под Бременом. - Он направился к отелю, бросив через плечо: - Сегодня сочельник, и на Рождество я подарю тебе добрый совет. Всегда оглядывайся, не идёт ли кто-нибудь за тобой по пятам. Никогда не знаешь, что случится дальше.
        Ну вот, опять он ухитрился нагнать на меня страх.
        - Ну спасибо, - пробормотала я ему вслед. Надеюсь, Санта Клаус подарит ему на Рождество ещё один желудочный грипп.
        Я сдала малышку Фею супруге фабриканта-фармацевта, которая в гордом одиночестве лежала на шезлонге и любовалась закатом, и наконец выдохнула. Всё! Я отработала своё, у меня начинался свободный вечер. В сочельник спа-центр был закрыт. Вероятно, потому, что после изысканного праздничного ужина с двенадцатью сменами блюд обессиленные гости могли только упасть в свои постели.
        Однако, в отличие от меня, б?льшая часть сотрудников накануне праздника пахала как пр?клятая. С шести часов вечера в баре ожидалась живая музыка: гостиничный пианист будет исполнять рождественские песни разных стран, а все желающие смогут подпевать. В девять вечера Яромир должен будет отвести горсточку гостей, записавшихся на вечернюю рождественскую службу, в соседнюю деревню. Больше всего на свете бедняга Яромир хотел быть сейчас вместе со своей семьёй в Чехии. Пьер пригласил меня после окончания ужина отпраздновать Рождество вместе с ним и другими сотрудниками на кухне в подвале отеля, однако у меня не было настроения шумно пировать. Во всяком случае пока. Возможно, мне лучше постучаться в прачечную к Павлу, спеть с ним дуэтом: «Тихая ночь, святая ночь…» - и послушать, как он интерпретирует строки: «Дремлет всё, лишь не спит…» А может, к нам присоединится и Бен со своим термосом. Я была бы не против.
        Но сначала я собиралась долго, испытывая истинное блаженство, стоять под душем (Гортензия и другие девицы до восьми вечера дежурили на этажах и не могли помешать мне), а потом надеть что-нибудь праздничное. Я не взяла с собой ни одного из своих парадных платьев, зато у меня были элегантные и в то же время уютные чёрные бархатные брюки, в которых я обычно ходила в театр, а к ним я собиралась надеть свой любимый зелёный свитер. И распустить волосы.
        К сожалению, моё преображение пришлось немного отложить: я попалась на глаза отцу Бена - Роману Монфору, который как раз сопровождал семейство Егоровых к саням. Старый Штукки зажёг факелы, вставленные в железные петли по бокам возка и теперь держал Жестика и Жилетика под уздцы. Солнце почти зашло, полная луна уже выплыла на небосклон, а снизу, из долины, доносился праздничный перезвон колоколов. Месье Роше оказался прав: в сумерках кататься на санях было лучше всего, особенно в рождественский мороз. Я сама сейчас с огромным удовольствием забралась бы под меховую полость и покатила под звон бубенчиков по скрипучему снегу.
        Радость семейства Егоровых по поводу предстоящей поездки, однако, несколько омрачилась. Как оказалось, одевая Дашу, в пару к её собольей шубке Виктор Егоров взял не соболью шапочку, а какую-то другую. Судя по скандалу, который ему по этому поводу закатила Стелла Егорова, это была ещё б?льшая катастрофа, чем вчерашний разбитый флакон духов. Жена категорически дала понять своему супругу, что без собольей шапочки ехать кататься вообще не имеет смысла, и никакие аргументы Егорова не могли её переубедить. В конце концов олигарх сдался и собрался уже вернуться в номер за шапочкой, чтобы прекратить вопли своей благоверной, как вдруг на глаза шумной компании попалась я, пытавшаяся, опустив глаза, незаметно проскользнуть наверх.
        Роман Монфор ухватил меня за локоть, одновременно обращаясь к Егорову:
        - Нет-нет, дорогой мой. Вам не нужно возвращаться. Садитесь в сани, устраивайтесь поудобнее, выпейте шампанского, а тем временем моя сотрудница быстро сбегает к вам в панорамный люкс и принесёт шапочку для барышни. - Он выдернул из рук Егорова тяжёлый ключ, сунул его мне под нос и прошипел по-немецки: - У вас две минуты!
        Я неуверенно взяла ключ у него из рук.
        - Но я понятия не имею, как выглядит соболья шапочка… - запинаясь, пробормотала я.
        Однако Роман Монфор уже втолкнул меня в створку вертящейся двери.
        Ну ладно. Две минуты, говорите? В принципе можно успеть. Если, конечно, нарушить правило фрейлейн Мюллер номер четыре: «Никогда не бегайте! Ходите по коридорам с достоинством, не привлекая внимания и не производя шума». Я всё равно была «в штатском», а не в гостиничной униформе, поэтому, вероятно, могла пренебречь им. В «луноходах» всё равно невозможно было вышагивать с достоинством, тем более бегать. Если побежать в «луноходах», я буду выглядеть как утка, ковыляющая на крейсерской скорости, но думать об этом сейчас мне в любом случае не стоило. Я решила, что просто побегу, ни на кого не оглядываясь, и всё. В частности, не оглядываясь налево, потому что там, на стойке регистрации, стоял Бен.
        Кратчайший путь к панорамному люксу лежал через фойе и бальный зал, который я с разгона пролетела до самой сцены. Отсюда на второй этаж, прямо в коридор перед панорамным люксом, вела лестница. Я запыхалась, сердце стучало как сумасшедшее, но до панорамного люкса я добралась меньше чем за минуту. Перед входом в номер я замешкалась, вставляя ключ в замочную скважину. Секунды шли. Наконец распахнув дверь, я сразу увидела соболью шапочку! Она лежала на постели и была из такого же коричневого меха, как и шубка на Даше. Вот повезло!
        Я с облегчением прыгнула на постель и схватила шапочку.
        - А теперь мы помчимся быстрее ветра, мой маленький соболь, чтобы наш подвиг был не напрасен, - сказала я, одновременно обнаружив, что нахожусь в номере не одна.
        12
        Кто-то прятался за портьерой. И делал это не особенно удачно: сбоку выглядывало плечо в чёрном.
        Я судорожно соображала, не сбежать ли мне, пока не поздно, с собольей шапочкой в руках. Дескать, я ничего не видела и, вообще, это не моё дело.
        Тем временем грабитель выбрался из-за портьеры и широко мне улыбнулся. Это был не кто иной, как Тристан! Я чуть не задохнулась от неожиданности. Тристан тихо рассмеялся.
        - Хорошо, что это ты, - произнёс он. - А я уж было подумал, что это гостиничный вор.
        После стремительного бега в «луноходах» через весь отель и паники из-за того, что в номере Егоровых находится кто-то чужой, меня только на то и хватило, чтобы потрясённо прошептать:
        - Пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь и ты не вломился сюда без спроса! - Вероятно, это была самая выдающаяся глупость, которую можно было сморозить в подобный момент.
        - Ну, я бы не сказал, что вломился сюда, - ответил Тристан светским тоном. - Окно было открыто, и я решил, что это благоприятный случай, чтобы проверить одно из моих подозрений. А ты что здесь делаешь?
        - Меня послали за собольей… А что у тебя за подозрения?
        Мои мысли разбегались в разные стороны, как тараканы. Что вообще полагалось делать служащим, если они застали одного из постояльцев отеля на месте преступления? Что? Вот чёрт! Как бы поступил Иисус? Нет, как бы поступила фрейлейн Мюллер? Незаметно вышла бы в коридор и вежливо, не привлекая внимания, закричала бы: «Держи вора!»? Даже если грабитель с некоторой долей вероятности являлся бы не грабителем, а представителем золотой молодёжи, который обожает лазать по фасадам, мало что в этой жизни принимает всерьёз и доводит бедных гостиничных практиканток до помрачения рассудка?
        Две минуты, данные мне для того, чтобы принести шапочку, истекали. Я кожей ощущала, как сыплется воображаемый песок в часах, в то время как пялилась во все глаза на Тристана, не будучи в состоянии ни предпринять, ни придумать ничего хоть немного вразумительного.
        - Ну ладно… - выдавила наконец я. - Мне надо отнести эту дурацкую шапочку, а ты немедленно исчезнешь отсюда, прежде чем тебя подстрелит телохранитель Егоровых. Встретимся через пять минут там, где мы увиделись в первый раз. Если ты не сможешь объяснить всё это более-менее правдоподобно, то буду вынуждена рассказать об этом происшествии моему начальству. - И, не заботясь о том, принял ли Тристан мои слова всерьёз, я выбежала из номера.
        Вероятно, то, что я придумала, выглядело верхом идиотизма, но это было лучше, чем тупо стоять и размышлять, пока драгоценные секунды неотвратимо утекали одна за другой.
        Захлопнув за собой дверь, я скатилась по лестнице, пролетела через бальный зал, пронеслась мимо ложи консьержа и стойки регистрации, выскочила из вертящейся двери и оказалась на площадке перед входом в отель. Последние несколько минут, несомненно, стоили мне седых волос, однако, похоже, никто не заметил, что я немного задержалась. На самом деле прошло всего три минуты. Семейство Егоровых только что устроилось в санях и как следует укуталось меховыми одеялами.
        - Ну вот, я же говорил! - Роман Монфор вырвал у меня из рук соболью шапочку и с поклоном передал её мадам Егоровой. - Вот она, целая и невредимая. Теперь вашу вечернюю прогулку в санях ничто не омрачит.
        - Вы прелесть! - проворковала мадам Егорова.
        И хотя обращалась она к Роману Монфору, я почувствовала себя неловко. Это я была прелесть… правда, только что лично дала безнаказанно уйти грабителю, проникнувшему в люкс Егоровых.
        Маленькой Даше наконец надели «правильную» шапку, старый Штукки прищёлкнул языком, и сани плавно тронулись с места - это были последние на сегодня обязанности Жестика и Жилетика. Закатные лучи солнца скрылись за горными вершинами, в пламени факелов на снегу заплясали таинственные тени. Из долины по-прежнему доносился перезвон колоколов, которому вторили бубенчики на сбруе лошадей и восторженный смех Даши.
        - А вы что тут стоите - вор?н считаете?! - рявкнул на меня Роман Монфор. - Идите работайте. - И, прежде чем я смогла возразить ему, что мой рабочий день давно закончился, Монфор Скандалист эффектно повернулся на каблуках и отправился восвояси.
        Сам он ворона несчастная! Похоже, он ещё не поддался всеобщему рождественскому настроению. Я выждала некоторое время и поспешила в том же направлении.
        Проходя через фойе, я поймала обеспокоенный взгляд Бена.
        - Всё в порядке, Фанни?
        - Всё отлично… - пробормотала я, не замедляя шаг. - Мне только ещё нужно как можно скорее…
        Я специально не договорила. Пусть Бен сам домыслит мой ответ. Ведь до варианта «мне нужно как можно скорее встретиться в бельевой на третьем этаже с Тристаном Брауном, который только что забрался в панорамный люкс без разрешения» он точно не додумается. Наверное, решит, что мне срочно понадобилось в туалет.
        В бельевой на третьем этаже Тристана ещё не было. А что, если он вообще не собирается встретиться со мной? Если он заявит, что никогда не бывал в панорамном люксе? Если его всё-таки задержал телохранитель? Если он свалился с фасада, когда вылезал из окна? Может быть, мне не стоило назначать ему срок в пять минут? Чтобы пролезть по карнизу вокруг всего отеля, мимо ярко освещённых окон, наверное, нужно гораздо больше времени?
        Однако, пока я ломала голову над различными экстремальными вариантами развития событий, дверь, ведущая в бельевую из коридора, распахнулась и за ней показался Тристан.
        - Ах, во мне пробуждаются сладостные воспоминания! - сказал он, широко ухмыляясь. - Здесь мы впервые встретились. Ты вылезла вон из того шкафа и была такая милая в своём форменном платье горничной и с причёской гувернантки.
        Угу, то ли дело сейчас: мокрая, вспотевшая, в «луноходах», лыжных брюках и лыжной куртке. Что творилось с моими волосами и лицом после целого дня на зимнем солнце, можно было только предполагать: в зеркало я в последний раз смотрелась в восемь часов утра. В отличие от моего собеседника, который - конечно же! - выглядел, как всегда, безупречно. Он даже не запыхался, на золотисто-коричневой коже его лба не было ни капельки пота.
        - Я выбрала это место не для того, чтобы навести тебя на романтические мысли, ты… - К несчастью, английские ругательства вылетели у меня из головы все до единого. - Болван… - беспомощно добавила я по-немецки. - Это было единственное слово, которое я второпях вспомнила. Какого чёрта ты делал в комнате Смирновых? Только не смей мне врать, иначе я заору!
        - Хорошо-хорошо. - Тристан примирительно улыбнулся. - Только, может быть, нам стоит поговорить в другом месте? Там, где нас никто не подслушает?
        Я демонстративно открыла дверцу шкафа и показала ему, что он пуст.
        - Видишь? Никого. Выкладывай немедленно!
        - Ну ладно, - сдался Тристан. - Во-первых, их фамилия на самом деле не Смирновы, а Егоровы. - Он на секунду замолчал, подняв на меня глаза, и снова улыбнулся: - Я вижу, это тебе уже известно. Я тоже сразу же узнал их вчера за ужином. Наверное, каждый, кто в последний месяц листал журналы со светской хроникой, не мог не узнать их. Если хочешь знать моё мнение, Стелла Егорова, несомненно, рада, что её узнают. Кажется, она не сторонница путешествий инкогнито.
        - И ты, конечно, решил, что в люксе олигархов найдётся чем поживиться. - Я негодующе выдохнула: - Ну, если у них что-то пропало, тебе не поздоровится!
        - Вот именно, что пропало! Только не у них. - Тристан сунул руки в карманы и прислонился к стене. Прямо так, ничего не меняя, его можно было снимать для обложки какого-нибудь модного журнала. - Слушай, давай всё-таки поговорим где-нибудь ещё, а? Например, хотя бы там, где можно присесть.
        - Что пропало, Тристан? Что ты украл? - Я произнесла это полушёпотом, но всё равно мои слова прозвучали совершенно истерически. - Прекрати водить меня за нос!
        - Агент Фанни, уж тебе-то положено знать: вор крадёт, чтобы нажиться, а мне наживаться не нужно.
        - Ах не нужно? Ты что, благородный разбойник Робин Гуд?
        Тристан заливисто расхохотался.
        - Что-то в этом роде! Честное слово, я только хотел помочь. После того как вчера ты рассказала мне, что у старой дамы исчезло кольцо, мне сразу стало ясно, куда оно делось. Не хватало только главного доказательства. - Он помедлил, а затем эффектным движением, которое сделало бы честь цирковому фокуснику, достал что-то из кармана брюк и сунул мне на ладони под нос. Это было серебряное кольцо с большим розовым камнем!
        Я задохнулась от изумления:
        - Кольцо госпожи Людвиг!
        Тристан кивнул:
        - Только не говори, что я его украл. Я всего лишь позаботился о том, чтобы вернуть его законной владелице. Стелла Егорова не является его законной владелицей, поэтому на её тумбочке этому кольцу делать нечего.
        - Но к-как? П-почему?.. - заикаясь, выдавила я.
        - Почему Стелла Егорова украла у бедной старушки кольцо, хотя у неё самой целая куча украшений? - спросил Тристан. - Всё просто. Некоторые из этих избалованных богачей устроены как сороки: если видят что-то красивое и блестящее, оно притягивает их, словно магнит, и они перестают владеть собой.
        - Я тебе не верю. - Прищурившись, я переводила взгляд с Тристана на кольцо и обратно. - Это кольцо - дешёвая безделушка, зачем ей красть его? И кроме того, когда и каким образом она могла это сделать? Там, в спа-центре, госпожа Людвиг ни на минуту не выпускала её из виду, она всю дорогу восхищённо таращилась на неё.
        Тристан пожал плечами:
        - Ну да, здесь требуется некоторая ловкость рук и сноровка. Но для клептоманки риск быть пойманной как раз и составляет половину удовольствия от процесса.
        - Для клептоманки?! - Кошмар, чем дальше, тем неправдоподобнее!
        Тристан кивнул:
        - Пару лет назад в ювелирном магазине «Тиффани» в сумочке, в которой Стелла таскает свою собачку, случайно оказался сапфировый браслет стоимостью тридцать пять тысяч евро. Конечно, исключительно по недоразумению. Когда речь идёт о людях подобного круга, такие вещи всегда случаются только по недоразумению. Продавщицу, которая выложила эту историю прессе, немедленно уволили.
        Я помолчала, переваривая услышанное. Медленно, очень медленно до меня начала доходить логика невероятной истории, которую преподнёс мне Тристан, и эта история теперь начинала казаться мне правдоподобной. Впрочем, возможно, это происходило потому, что я хотела в неё верить.
        - То есть ты хочешь сказать, что мадам Егорова украла кольцо госпожи Людвиг и спрятала его у себя в тумбочке просто потому, что она клептоманка?
        - Может быть, клептоманка, а может быть, скучающая жадная светская дама, которая не в состоянии пройти мимо ценного украшения.
        - Послушай, но ведь именно здесь твоя история провисает! Это кольцо ничего не стоит. Господин Людвиг когда-то купил его на барахолке. Госпожа Людвиг сказала, что оно, вероятно, даже не серебряное, а камень в оправе - дешёвый берилл.
        Тристан снова тихо рассмеялся:
        - Насчёт серебра она совершенно права. Это не серебро, а платина.
        - Что-о-о?!
        Юноша осторожно постучал по камню на кольце.
        - А называть этот прекрасный розовый бриллиант чистейшей воды в изумрудной ступенчатой огранке бериллом - настоящее оскорбление. Не смотри на меня так изумлённо, Фанни! Да, я разбираюсь в таких вещах. Мой дедушка - искусствовед и дипломированный геммолог, который специализируется на старинных украшениях. Аукционные дома «Кристис» и «Сотбис» регулярно приглашают его в качестве эксперта, кроме того, он сотрудничает с музеями по всему миру. Уже в пять лет я умел отличать бриллиант от стекляшки. Розовые бриллианты попадаются редко, а такие крупные - ещё реже. Полагаю, этот малыш потянет карат на пятнадцать. Я сам поразился.
        Вот теперь мне настоятельно требовалось куда-нибудь присесть. Однако присесть здесь было некуда, и я ограничилась тем, что расстегнула молнию куртки. Мне было так жарко, что я еле могла дышать, а уж тем более соображать.
        - Всё в порядке, Фанни? - Кольцо снова скользнуло в карман брюк Тристана.
        Я вяло покачала головой:
        - Если предположить - только предположить! - что ты говоришь правду, то мадам Егорова - клептоманка, укравшая кольцо госпожи Людвиг, которое господин Людвиг тридцать пять лет назад купил на барахолке за сорок марок, хотя вообще-то оно стоит в сто раз больше… или в тысячу раз? - Я неуверенно посмотрела на Тристана.
        - Бери на два нуля больше, - ответил он. - Оно стоит плюс-минус миллион.
        - О господи! - Я сглотнула. - Когда Людвиги узнают об этом, они смогут провести в Замке в облаках всю оставшуюся жизнь. - Если, конечно, отель не закроют. - Они начали копить на эти рождественские каникулы, когда поженились. Только представь, сколько всего они смогут себе позволить, если продадут его. Выплатить кредит за дом, отправиться в морской круиз, оставить что-то детям… До смерти хочется увидеть их лица, когда они узнают о том, каким состоянием владели все эти годы. Пойдём отдадим им кольцо! - Я ухватила Тристана за руку.
        - Фанни, подожди! - Юноша удержал меня. - Ты уверена, что это разумно? Если кольцо вдруг обнаружится, это привлечёт всеобщее внимание.
        Это была правда. Госпожа Людвиг рассказывала о пропаже своего любимого кольца всем, кто желал об этом знать, а также всем, кто того не желал. - Все просто за неё порадуются. Все, кроме мадам Егоровой, естественно. Она-то будет кусать локти от досады.
        Тристан покачал головой:
        - И что ты собираешься рассказать им? Что я обнаружил кольцо в тумбочке мадам Егоровой?
        - Ой! - Он был прав. Всё не так просто. - Я могу сказать, что нашла его… где-нибудь, не важно где. А потом оно случайно попалось на глаза тебе, и ты оценил его в пару миллионов. Что тебе не нравится? Что ты так скептически смотришь? Мадам Егорова же вряд ли признается в том, что украла его.
        - Нет, она не признается. Но она решит, что это ты нашла кольцо в её номере и взяла его, - объяснил Тристан.
        - Ну и что? Она, конечно, страшно разозлится, но сказать она ничего не сможет, иначе ей придётся признаться, что она воровка.
        - Но она будет знать, кто отнял у неё это сокровище. Разве ты не понимаешь? Таких, как Стелла Егорова, лучше не злить.
        Я вспомнила об их телохранителе и его кобуре, которую он носил под одеждой, и вынужденно согласилась.
        - Однако то же самое относится и к тебе. Что ты собирался делать? Если ты скажешь, что нашёл кольцо в каком-нибудь укромном уголке, Егоровы тоже будут знать, что ты побывал в их комнате… По крайней мере, эти выводы сделает Стелла Егорова. Сомневаюсь, что муж в курсе её маленького увлечения.
        - Это правда, - ответил Тристан. - К сожалению, я тоже пока не придумал разумного объяснения. Но мы непременно найдём способ вернуть мадам Людвиг её обручальное кольцо, Фанни. - Он всё ещё держал меня за запястье, как будто боялся, что иначе я брошусь бежать и подниму на ноги весь отель. - Даже если мне придётся лично пробраться по карнизу в их номер и подложить кольцо им в тумбочку.
        - И думать забудь! - энергично возразила я, но не смогла подавить смех.
        В этот момент за дверью что-то задребезжало, она распахнулась, и Гортензия с Авой вкатили в неё бельевую тележку.
        - Этот идиот приклеивает свою жвачку к стенкам мусорной корзины. Ненавижу! - прогнусавила Гортензия, закрывая за собой дверь. - Он специально это делает.
        Ава ничего не ответила, потому что обнаружила нас с Тристаном. Разинув рот, она таращилась на нас. Возможно, Тристан выпустил моё запястье мгновением позже, чем следовало.
        - Как я и говорила, это помещение предназначено только для персонала, сэр. - Я улыбнулась Тристану. - Вы можете воспользоваться главной лестницей или одним из лифтов.
        - Но это кратчайший путь в библиотеку, - ответил Тристан, наморщив лоб. - А на двери нет таблички, что вход сюда воспрещён.
        - Ну ладно. В виде исключения я разрешаю вам пройти здесь. Сегодня ведь Рождество. С праздником вас!
        - Спасибо, и вас, - подыграл мне Тристан и направился к лестнице.
        Я протиснулась мимо Гортензии, Авы и их тележки и открыла ему дверь в коридор.
        - Ах да, мисс! - воскликнул Тристан, и я снова повернулась к нему.
        Гортензия и Ава переводили взгляд с него на меня и обратно, Ава по-прежнему стояла с раскрытым ртом. Похоже, они напрочь забыли о том, что собирались игнорировать меня.
        - Вас спрашивала дама с жемчужным ожерельем. Она просила напомнить, что ждёт вас, - сказал Тристан.
        - Да, конечно. - Я тотчас же сообразила, что он имеет в виду - даму на портрете в нише перед герцогским люксом, в которой мы недавно прятались. - Я загляну к… э-э-э… миссис Барнбрук, как только переоденусь.
        Тристан, ухмыляясь, отправился своей дорогой, а я по-немецки обратилась к Аве:
        - Закрой рот, а то дует.
        - Мерзавка! - ответила Ава. Похоже, она всегда говорила это, когда ей было нечего сказать. - Я не понимаю, что здесь происходит.
        - Чего ты не понимаешь? - По правде говоря, я тоже много чего не понимала, хотя в любое время готова была помочь коллеге.
        - Почему тебя требуют к миссис Барнбрук? - Гортензия дождалась, когда шаги Тристана затихнут.
        Я пожала плечами:
        - Наверное, что-то с маленькой Грейси. Или Мэдисон. Я же занимаюсь с ними в игровой. Мне лучше поторопиться. Фрейлейн Мюллер не понравится, если я заставлю гостей ждать.
        С этими словами я захлопнула за собой дверь и понеслась по коридору в «луноходах», искренне надеясь, что в последний раз за этот день.
        Я так и знала. Скучать в это Рождество мне явно не придётся.
        13
        Когда я наконец появилась возле ниши, в которой висела картина с изображением строгой дамы с жемчужным ожерельем, с момента нашего разговора прошло довольно много времени. Мне пришлось не только залезть в душ и переодеться, но и ответить на сообщение Делии. Она писала: «Рождество ещё не наступило, а у меня уже есть все шансы сойти с ума. Бабушка и мама уже пару часов ругаются по поводу индейки. Мой брат, редкостный идиот, подцепил желудочный вирус с поносом и рвотой, и его тошнит так громко, что меня два раза тоже чуть не вырвало. Моему отцу понадобилось именно сегодня устанавливать новый роутер, в результате чего теперь мы сидим без интернета. И я не могу скачать ни одного сериала, а из фильмов у нас есть только „Три орешка для Золушки“, который я видела уже триста тысяч раз. И кстати, мои родители собираются подарить мне на Рождество вентилятор на потолок, потому что летом меня угораздило ляпнуть, что в моей комнате слишком жарко. Что это за родители, которые среди зимы дарят своему ребёнку вентилятор? Напиши мне, что в твоём дворце-отеле всё круто, все целуются под омелой, вокруг бродят
симпатичные миллионеры и всем подают парфе с корицей, иначе я засуну голову в унитаз и утоплюсь с горя».
        «Извини, на симпатичных миллионеров у меня нет времени. Вместе с симпатичным любителем лазать по фасадам мы как раз соображаем, что делать с кольцом, которое супруга олигарха, тайная клептоманка, стащила у старой дамы, которая понятия не имеет, что оно стоит кучу денег, - торопливо набрала я в ответ. У меня никогда не было тайн от Делии. Кроме того, я решила, что благодаря этой эсэмэске она точно не пойдёт топиться в унитазе. - В общем, долго рассказывать. Если я больше не объявлюсь, значит, либо меня пристрелил телохранитель клептоманки, либо симпатичный скалолаз решил оставить кольцо себе и спрятал мой труп в снегу».
        Как бы то ни было, в д?ше мне пришла в голову идея, как мы с Тристаном могли бы вернуть кольцо госпоже Людвиг, не привлекая к себе внимания. Захлопнув за собой дверь в общежитие для персонала, я увидела Тристана. Он ждал меня на лестнице, облокотившись на перила, напротив ниши с портретом дамы в жемчужном ожерелье, и наблюдал за происходящим внизу.
        Первые гости уже подтягивались к ресторану. Вероятно, они решили, что лучше вовремя начать дегустировать праздничное меню, - соблазнительные ароматы уже расползались по всему отелю. Я читала карточку с перечнем блюд - от всех кушаний, кроме телячьей зобной железы с копчёными огурцами, просто слюнки текли.
        Как-её-там и Камилла как раз заталкивали свою тележку с грязным бельём в лифт. Когда я проходила мимо, наши взгляды пересеклись. Удаляясь от них, я спиной чувствовала, как они пялятся мне вслед.
        - Чёрт возьми, Фанни - в штатском! - Тристан восхищённо присвистнул. - В праздничном прикиде! Такую девушку и полчаса подождать не грех.
        - Извини, - виновато пробормотала я. - Мне нужно было высушить волосы феном. (И подвести глаза. И нанести немножко румян. И тушь для ресниц. И блеск для губ.) И кое-что обдумать.
        Тристан кивнул:
        - Я тоже кое-что обдумал. На самом деле всё просто. Нам нужно как-то передать руководству отеля кольцо, а оно уже позаботится о том, чтобы вернуть его госпоже Людвиг. Причём сделать это нужно так, чтобы никто не знал, что это дело наших рук.
        Именно до этого додумалась и я. Я просияла:
        - Мы просто отдадим кольцо месье Роше, а уж он непременно вернёт его госпоже Людвиг.
        Судя по всему, Тристану эта идея не слишком понравилась.
        - Я думал, мы сделаем так: упакуем кольцо в коробку, напишем на ней имя госпожи Людвиг и незаметно подложим на стойку регистрации. Иначе месье Роше будет знать, что это мы нашли кольцо…
        - Но ведь если госпожа Людвиг откроет подозрительную коробку от неизвестного отправителя и обнаружит в ней кольцо, это, наверное, возбудит ещё больше подозрений… - Похоже, в моей идее имелись кое-какие нестыковки. - Хотя месье Роше, конечно, никого из нас не выдаст…
        - И не будет задавать лишних вопросов? - Тристан недоверчиво изогнул бровь.
        - Наверное, будет, - призналась я.
        Приглушённые звуки рояля, доносившиеся до нас из бара, напомнили о том, что внизу приступили к хоровому пению рождественских песен, в частности O holy night[12 - O holy night («О святая ночь») - знаменитая рождественская песня, традиционно исполняемая во время полуночной рождественской мессы в католической церкви.].
        - Может быть, нам вообще не стоит всё усложнять? Я просто дождусь подходящего момента и скажу госпоже Людвиг, что её кольцо нашлось… и нашёл его… Манфред.
        - Кто такой Манфред?
        - Нет никакого Манфреда, в этом-то и смысл! - взахлёб продолжала я, проникаясь гениальностью собственной идеи. - Манфред нашёл кольцо, когда чистил бассейн, а потом отбыл в свой заслуженный трёхнедельный отпуск. Госпожа Людвиг не сможет поблагодарить его лично. Но рассказывать всем, кто нашёл её кольцо, можно: так как никакого Манфреда в природе не существует, он не пострадает.
        Тристан ухмыльнулся:
        - Неплохая идея. В ней, несомненно, есть рациональное зерно! Но, мне кажется, её нужно ещё слегка доработать.
        - Надеюсь, ты не ищешь отговорку, чтобы оставить кольцо у себя? - Я недоверчиво сощурила глаза. - Лучше отдай-ка его мне.
        Тристан снова насмешливо изогнул бровь - у него это отлично получалось, - но с готовностью сунул руку в карман брюк. Меня вновь охватили сомнения. Невозможно было представить, что он уже пару часов таскал в кармане несколько миллионов евро. Однако отдать мне кольцо Тристан не успел.
        Дверь люкса имени Термена распахнулась, и наружу выплыли Элла и Гретхен, одетые и причёсанные на один манер, но не совсем одинаково. На Элле было красное бархатное платье в винтажном стиле, на Гретхен - такое же, только голубое. Их светлые волосы были завиты в локоны и подколоты на висках, открывая лоб. Невозможно было не признать, что выглядели они сногсшибательно, хотя признавала я это с неохотой. Впрочем, они и так знали, какое впечатление производят, судя по взглядам, которыми они смерили нас, и по улыбкам, которыми обменялись. Я пожалела о том, что в этот раз мой рефлекс чуть что отпрыгивать в нишу с портретом и прятаться почему-то не сработал.
        Меня охватило жгучее сочувствие к Эми: теперь я знала, как она страдала. До сих пор мой внешний вид меня устраивал, но Гретхен и Элле без слов удалось размазать меня по стенке. Теперь я казалась себе убогой и уродливой, больше всего в этот момент мне хотелось провалиться сквозь землю.
        - Привет, Тристан! - прочирикала Гретхен. - Весёлого Рождества, Триста-ан! - пропела Эмма. - Увидимся за ужином?
        - Я жду дедушку. - Тристан вежливо улыбнулся.
        - Тогда до скорого.
        Обе девицы изящно продефилировали вниз по лестнице. Если бы они не хихикали и не шушукались чуть громче, чем требовалось: «Это ведь та чокнутая горничная, правда?», можно было бы молча любоваться их красотой и золотыми бликами, которые хрустальная люстра отбрасывала на их светлые волосы. Теперь же…
        - Глупые гусыни! - заметил Тристан.
        - Правда? - У меня гора свалилась с плеч, потому что он не купился на золотые блики. - Зато остальные девочки Барнбрук просто прелесть - добрые, умные и с чувством юмора. Если можешь, пофлиртуй немного с Эми - это было бы полезно во всех отношениях. Элла и Гретхен перестанут считать себя неотразимыми, а Эйден, возможно, посмотрит на неё другими глазами…
        Тристан раздражённо поморщился:
        - Разве нам не нужно решить более насущную пролему?
        - Ах да! Манфред. И ты как раз хотел отдать мне кольцо.
        Однако, по-видимому, сделать это было не так просто. Сверху послышался заливистый лай, хлопнула дверь, и на лестнице сверху показалась Мара Маттеус. На ней тоже было сногсшибательное платье, на корсаже которого переливалось множество микроскопических страз, и я задалась вопросом: как она собирается перещеголять саму себя на новогоднем балу?
        Тристан, в свою очередь, решил не ждать, когда Мара Маттеус спустится к нам. Схватив меня за руку, он потащил меня в коридор, куда выходил его номер.
        - Пошли, там нам никто не помешает.
        В этом он был совершенно прав, иначе кто-нибудь рано или поздно увидел бы, как мы шушукаемся, и все наши умственные потуги на этот счёт пошли бы прахом. Мы прошли мимо люкса имени Термена, мимо номеров 212 и 211, где, собственно, и жили Тристан с дедушкой, и оказались в маленьком вестибюле в конце коридора. Именно в этом вестибюле пару дней назад Дон вытирал свои пальцы, испачканные шоколадом, о бархатные портьеры. И именно этот вестибюль был одним из любимых мест Эми. Мне он тоже очень нравился. Друг напротив друга здесь стояли две уютные бархатные козетки, а на стене между ними висела картина в золотой раме, изображавшая грустную девочку в матроске, которая гладила кошку. Она выглядела точь-в-точь как наша Запретная кошка. Вероятно, поэтому моя рыжая любимица частенько спала на одной из козеток.
        Окно вестибюля выходило на запад, прямо перед ним сверкала огнями нарядная Полумесячная ель. Чуть дальше виднелась конюшня, перед которой старый Штукки распрягал Жестика и Жилетика. Несомненно, он как следует разотрёт и почистит их скребницей, прежде чем отправится отдыхать, - Рождество там или нет, а свои обязанности конюх всегда выполнял на совесть.
        - Фанни… - Тристан так и не отпускал мою руку. Теперь он повернул её ладонью вверх и торжественно вложил в неё кольцо госпожи Людвиг.
        Сейчас, когда я знала, сколько оно стоит на самом деле, мне казалось, что камень в нём сверкает просто ослепительно. Пару секунд я благоговейно пялилась на него.
        - Изящное, правда? - Тристан тихо рассмеялся. - Розовые бриллианты встречаются довольно редко, особенно такие яркие и чистые, практически без изъянов. Этот оттенок называется fancy intense pink, что-то вроде фантазийный интенсивный розовый.
        - Какое тяжёлое!.. - пробормотала я. Сейчас мне казалось, что кольцо весит как минимум пару кило. Моя рука мелко дрожала от напряжения. Впрочем, возможно, причиной тому был не вес кольца, а присутствие Тристана. Он стоял так близко, что до меня доносился его запах - аромат свежего белья и чего-то цитрусового. Я надеялась, что от меня пахло приблизительно так же приятно.
        - Мне как-то не по себе от того, что я буду просто так таскать его в кармане. Может, всё же заберёшь его обратно, пока мы не придумаем, как с ним поступить?
        - Ты просто прелесть! - улыбнулся Тристан. - Ты что, боишься, что оно прожжёт в твоём кармане дырку? Или ты думаешь, что поддашься искушению, оставишь его у себя и сбежишь? - Он взял кольцо с моей ладони и надел мне на палец, перевернув руку тыльной стороной вверх. - Ну, и каково это - носить на пальце миллион? - вкрадчиво спросил он. - Неплохо, правда?
        - Убери руки! - раздался чей-то негодующий голос.
        От испуга я отскочила назад и чуть не врезалась в картину с печальной девочкой в матроске.
        Между портьерами, нахмурившись, стоял Бен. Вероятно, толстый ковёр в коридоре заглушил его шаги, поэтому мы не услышали, как он подошёл.
        - Что, простите? - Тристан скрестил на груди руки и смерил Бена высокомерным взглядом.
        - Я сказал: убери руки от нашей несовершеннолетней практикантки! - Казалось, Бен сейчас взорвётся.
        - Это… - начала было я, но тут же замолчала, потому что поймала себя на фразе: «Это совсем не то, что ты думаешь!», которую чуть не выпалила автоматически. А это, несомненно, было самым пошлым и банальным, что можно было сказать в подобной ситуации.
        Тристан заливисто расхохотался:
        - Иначе ты мне врежешь? Или что?
        - Если понадобится - врежу, даже не сомневайся, - упрямо продолжал Бен. - Фанни, всё в порядке?
        - Слишком поздно! - Тристан всё ещё смеялся. - Я её уже укусил, и в следующее новолуние она тоже превратится в вампира…
        - Смазливая внешность и полные карманы денег ещё не повод делать всё, что тебе заблагорассудится. - Похоже, ещё немного - и Бен действительно полез бы на Тристана с кулаками.
        Я быстро встала между ними.
        - Бен! Никто меня не кусал. И мы не делали ничего плохого…
        О господи, что я несу? Из-за того, что Бен бог знает что себе вообразил, я ужасно нервничала. Как тогда, в пятом классе, когда кому-то из первоклассников взбрело в голову взять пшикалку с краской и написать на стекле автобусной остановки: «Нинавижу школу», а нам с Делией за каким-то чёртом понадобилось изобразить из себя всезнаек и исправить «нинавижу» на «ненавижу». За этим занятием нас и застала полиция, а первоклассники успели сбежать. Наверное, до сих пор над нами смеются.
        - Мы просто обсуждаем одну маленькую проблему, - снова начала я. - Возможно, ты как раз можешь помочь нам.
        - Фанни! - предостерегающе воскликнул Тристан. - Разве он не сын твоего шефа?
        - Да, но он нормальный, - возразила я.
        Бен тоже скрестил на груди руки.
        - И что у вас за проблема? - сердито спросил он.
        Я решила игнорировать предостерегающие взгляды Тристана.
        - Я же говорила тебе, что госпожа Людвиг потеряла своё обручальное кольцо в спа-центре.
        - Помню, - ответил Бен. - Мы ещё потом специально разобрали и просмотрели все фильтры бассейна.
        - Но кольца вы не нашли. И не могли найти, потому что его стащила Стелла Егорова. Она клептоманка. Об этом даже пишут в интернете, можешь погуглить. (Что я и сделала, когда сушила волосы. Тристан не соврал: об истории с сапфировым браслетом, который «случайно» оказался в сумочке с собакой, писали многочисленные издания и порталы светских новостей.)
        К чести Бена, он молча ждал дальнейших объяснений безо всяких «что?» или «с ума сошла?». На его месте я бы не выдержала. Бен же хранил молчание, дав мне возможность продолжить… А дальше мне, к сожалению, пришлось слегка исказить истину.
        - Я случайно увидела кольцо на тумбочке в панорамном люксе, когда забежала туда за собольей шапочкой для Даши.
        В конце концов, на тумбочке или в тумбочке - разница невелика. Стоявший рядом со мной Тристан одобрительно ухмыльнулся.
        - И… забрала его с собой. Оно ведь принадлежит госпоже Людвиг. Старушка уже все глаза выплакала. Я не могла его там оставить, понимаешь? - Я выжидающе посмотрела на Бена. Ну, скажи уже что-нибудь!
        - Ты поэтому была сама не своя там, в холле? - спросил он.
        Я с готовностью кивнула.
        - И ты уверена, что это кольцо госпожи Людвиг, а не какое-нибудь другое, похожее?
        Упс! Это стало новым поворотом в этой донельзя запутанной истории. Но нет, я не сомневалась. Кольцо, пропавшее в спа-центре, было как две капли воды похоже на кольцо из тумбочки Стеллы Егоровой. Я решительно кивнула.
        - Поня-атно… - протянул Бен. - То есть ты взяла кольцо с тумбочки, чтобы отдать его госпоже Людвиг. Так отдай ей его, за чем дело стало? И при чём тут этот? - Он кивнул на Тристана.
        - Фанни не может сама отдать кольцо. Иначе Стелла Егорова узнает, кто взял его из её люкса, - нетерпеливо объяснил Тристан. - И ты, конечно, согласишься, что лучше Фанни не настраивать против себя жену олигарха. Или ты полагаешь, что, узнав об этой истории, руководство отеля потребует объяснений у супруги Виктора Егорова или подаст на неё в суд?
        Бен не ответил.
        - Вот видишь, в этом и заключается проблема, - подытожил Тристан.
        А я быстро добавила:
        - Мы с Тристаном всю дорогу ломали голову над тем, как лучше и безопаснее всего вернуть кольцо. Мы подумали, что, может быть, можно упаковать кольцо в коробочку, как будто ей пришла посылка от анонимного адресата…
        - Ну, вряд ли вы всю дорогу ломали голову только над этим, - пробормотал Бен. Затем он откашлялся и продолжил: - Фанни, тогда почему ты не пришла с этим вопросом прямо ко мне? Почему ты предпочла обсуждать эту щекотливую ситуацию с этим… гостем? - Он покачал головой. Теперь на его лице читалось разочарование, и это было ещё хуже, чем его негодование, когда он застал нас врасплох. Он протянул руку: - Отдай мне кольцо.
        Я стащила его с пальца и положила ему на ладонь, немедленно ощутив себя примерно на десяток кило легче. И дышать стало свободнее.
        Тристан закатил глаза.
        - Пойдём, - произнёс наконец Бен, и разочарование, написанное на его лице, теперь прозвучало и в голосе. - Мы позаботимся о том, чтобы вернуть кольцо госпоже Людвиг.
        - Да, кстати! По поводу этого кольца я должна сказать тебе ещё кое-что. Оно… Ой!
        Тристан весьма чувствительно ткнул меня локтем в бок и еле заметно покачал головой. Ну ладно, возможно, он и прав: мы и так достаточно рассказали Бену для начала.
        - Что ещё ты хотела мне сказать насчёт кольца? - переспросил Бен.
        Что оно стоит пару миллионов евро, что же ещё!
        - Что второго такого нет на свете, - прошептала я, потому что врать громче у меня не получалось. - Господин Людвиг купил его много лет назад на барахолке.
        - Я в курсе, - заметил Бен.
        Тристан картинно потянулся и зевнул, будто только что проснулся.
        - Если я вам больше не нужен, то, пожалуй, пойду заберу дедушку и мы отправимся на праздничный ужин, - сказал он и, изящно изогнувшись, протиснулся мимо Бена в направлении своего номера. - Счастливого вам Рождества!
        - Сам дурак… - пробормотал Бен по-немецки.
        14
        Пока мы спускались по лестнице, Бен упорно хранил молчание. Я - тоже молча - мучилась угрызениями совести, ведь рассказала Бену лишь часть правды. С другой стороны, он не мог об этом знать, поэтому теоретически сердиться на меня ему было тоже не за что.
        Иногда я искоса поглядывала на него, а он притворялся, что не замечает этого. Кроме того, Бен периодически судорожно стискивал зубы, словно хотел что-то (или кого-то) размолоть в порошок. Когда Анни Мозерша, которая как раз заталкивала грязные простыни в специальную трубу, ведущую прямо в прачечную, пожелала нам счастливого Рождества, ответные слова «спасибо, и вам тоже» в устах Бена прозвучали так угрюмо, что старушка испуганно посмотрела ему вслед. Я примирительно улыбнулась ей.
        В это время команда горничных под предводительством фрейлейн Мюллер сновала по этажам, готовя номера постояльцев ко сну. Мне нравилось это занятие. Во-первых, это последнее, что оставалось сделать до конца смены. А во-вторых, наши вечерние обязанности были исключительно приятными: задёрнуть портьеры, снять с постели покрывало, постелить коврик и поставить тапочки по обе стороны от кровати, взбить подушки и положить на каждую по плиточке шоколада. Выходя из номера, можно было прибрать ещё пару мелочей и захватить с собой грязную посуду или мусор.
        Когда после ужина гость возвращался к себе в номер, там всё дышало уютом и было готово ко сну.
        - Я бы сейчас съела шоколадку, а ты? - сказала я, чтобы как-то нарушить молчание.
        Но Бен не ответил. Кажется, он всерьёз обиделся.
        Когда мы дошли до первого этажа и оказались в помещении для персонала за ложей консьержа, в которой восседал месье Роше, я собралась с духом и спросила его:
        - Ты сердишься на меня за то, что я взяла кольцо?
        Бен остановился.
        - Нет. - Впервые после нашей беседы с Тристаном он снова взглянул на меня.
        - Наверное, на твоём месте я поступил бы так же. Я злюсь на тебя потому, что ты спросила совета не у меня. А у этого… Тристана Брауна.
        Да уж! Если бы я действительно взяла кольцо из панорамного люкса, то тоже ни за что не стала бы обсуждать это событие с Тристаном. Ох!
        - Я думал, ты считаешь меня другом, - тем временем продолжил Бен, - и знаешь, что мне можно доверять.
        Ну вот, теперь я чувствовала себя предательницей. В первую очередь потому, что и правда считала его своим другом и знала, что ему можно доверять. Во всяком случае, вчера, когда мы вместе пили на лестнице чай с ромом из его термоса, у меня создалось именно такое впечатление.
        - Я и собиралась прийти за советом к тебе. - В смысле, если бы я действительно увидела кольцо на тумбочке мадам Смирновой и взяла его. Но на самом-то деле всё было совсем не так! - Тристан просто… э-э-э… случайно оказался поблизости.
        Как показывал мой небогатый опыт, если я говорила часть правды, то только всё портила. Там смолчать, здесь чуть исказить события - в результате всё равно получалась первостатейная ложь. Однако теперь мне ничего не оставалось, кроме как придерживаться изложенной версии событий, даже если от этой версии коробило и было стыдно перед Беном.
        - Мне пришлось всё рассказать Тристану, иначе он бы считал меня воровкой и нажаловался бы на меня Монфорам.
        - Всё понятно, - ответил Бен.
        Нет, к сожалению, он понимал далеко не всё. Внезапно я ужасно разозлилась на Тристана: это он втянул меня в эту историю! Я врала Бену только для того, чтобы не скомпрометировать Тристана! Чтобы никто не узнал, что по вечерам он лазает по фасадам, забирается в чужие номера через открытые окна и копается в тумбочках.
        С другой стороны, если бы не Тристан, кольцо госпожи Людвиг, вероятно, никогда бы не нашлось. А она этого конечно же не заслужила.
        - Не стоит водить тесную дружбу с гостями. - Бен серьёзно посмотрел на меня. - И уж точно не стоит близко общаться с этим британско-азиатским красавчиком, который считает, что стоит ему улыбнуться - и девушки будут штабелями падать в его объятия.
        - Что, вероятно, соответствует действительности, - ответила я и поспешно добавила: - Но ко мне это, конечно, не относится.
        - А мне кажется, что как раз относится. Там, наверху, вы вели себя как близкие знакомые. Как будто вы не в первый раз держитесь за руки.
        - Мы не… - Я замолкла. Какого чёрта я всю дорогу оправдываюсь? Я не сделала ничего предосудительного даже в рамках облегчённой версии, которую я изложила Бену. - А ты-то что делал там, наверху, в малом вестибюле? - спросила я, глядя Бену прямо в глаза.
        Пару секунд Бен набычившись пялился на меня, потом отвёл взгляд.
        - Ты хочешь сказать, откуда я узнал, что ты именно там? Мне сказала об этом Ариана. Тебя неоднократно видели на третьем этаже. Как ты… э-э-э… флиртуешь с этим англичанином.
        - Кто, чёрт возьми, такая Ариана?
        - Одна из студенток из Лозанны, которых пригласили для помощи фрейлейн Мюллер. Блондинка с короткой стрижкой. Ты должна её знать: она живёт в соседней с тобой комнате.
        - А-а, ты имеешь в виду Как-её-там… - Я в задумчивости кусала нижнюю губу. До меня постепенно начало доходить, как обстояло дело. И меня это совершенно не приводило в восторг.
        - Как-её-там пришла к тебе на стойку регистрации и наябедничала, что я и Тристан Браун держимся за руки на третьем этаже, да? И ты поверил этой доносчице? - В горле у меня внезапно скопилась горечь - понятия не имею отчего.
        Бен наблюдал за мной нахмурившись.
        - Она и другие девочки беспокоились о тебе. Кажется, они уже видели тебя вместе с этим типом. В бельевой. - Он глубоко вздохнул и выпалил: - Там, куда доступ гостям запрещён!
        - Ну конечно, они так беспокоились за меня, мои девочки! - Я громко фыркнула. То, что он говорил о стае гиен с уважением, злило меня ещё больше. - Как мило и дальновидно с их стороны поделиться с тобой своими опасениями. Тебе же можно доверять! И как благородно с твоей стороны, что ты всё бросил и помчался на третий этаж, чтобы… кстати, чтобы что?
        - Чтобы уберечь тебя от ошибки, которую ты могла совершить. Ведь этот гость мог начать к тебе приставать. - Бен пренебрежительно скривил рот. - Но, как я понимаю, всё обошлось. Он, похоже, не делал ничего, что было бы тебе неприятно.
        - Можешь передать своим подружкам из Лозанны, что моя личная жизнь их не касается! - прошипела я.
        - В отличие от тебя, они знакомы с правилами поведения персонала, - парировал Бен. - У нас не принято, чтобы горничные обжимались по углам с постояльцами!
        Вот и всё. Слово не воробей.
        В глазах у меня закипели злые слёзы. Такой уж у меня дурацкий характер: если я злилась, то с определённого момента просто начинала рыдать и от меня невозможно было добиться ни одного разумного слова. Неужели всего несколько минут назад меня мучили угрызения совести из-за того, что я что-то там ему недорассказала?
        - Я обязан указать тебе на неподобающее поведение, потому что оно может запятнать репутацию нашего отеля. - По-видимому, Бен не заметил, что натворили его слова. Я с трудом сдерживала слёзы, мои глаза горели. - На твоём месте я поблагодарил бы Ариану за то, что она сказала это мне, а не моему отцу.
        - Тебе можно доверять, ну да, конечно! - Охотнее всего я бы выкрикнула эти слова ему в лицо, но говорить почему-то получалось с трудом: слова звучали тихо и сдавленно. - По-моему, сейчас ты точная копия своего отца. Да уж, мы друзья, Бен, что и говорить! Этот самый британско-азиатский красавчик способен на дружбу в тысячу раз больше, чем ты. Он, по крайней мере, в состоянии распознать глупую гусыню по поступкам! - Не ожидая, что мне ответит Бен, я пронеслась мимо него, влетела в ложу консьержа и со всей силы хлопнула дверью.
        - Спасибо! - воскликнул месье Роше. - А то до тебя было так тихо, что я чуть не заснул.
        Я привалилась спиной к двери в помещение для персонала и пыхтела как паровоз. Месье Роше наверняка слышал, как мы ссорились. Это было хорошо, потому что избавляло меня от необходимости повторять все неприятные подробности этой ссоры. Я бы не удержалась и непременно расплакалась.
        Бен вышел в фойе через другую дверь и сейчас огромными нервными шагами пересекал холл, собираясь спрятаться за стойкой регистрации. Оказавшись там, он нарочито громко замолотил по клавиатуре компьютера.
        - Надо было мне дать ему пощёчину… - выдавила я. - Или хорошенько врезать.
        - Иногда хорошая пощёчина бывает лучше плохого поцелуя. - Месье Роше взял из бумажной коробки стопку рождественских открыток и начал раскладывать их в вертушке. - Где-то я это вычитал.
        Через входную дверь в фойе вошли британский актёр и его супруга, которые, очевидно, возвращались с вечерней прогулки. Вместе с ними в холл на какой-то момент ворвался холодный зимний воздух. Бен вручил знаменитому актёру ключ от номера, искоса бросив взгляд в нашу сторону.
        Я с превеликим удовольствием запустила бы в него одним из крупных яблок, лежавших в вазе для фруктов на стойке ложи консьержа.
        - Он упрекнул меня в том, что я… обжималась… с одним из гостей отеля! - с трудом продолжила я, когда гости поднялись по лестнице и исчезли из виду. - По углам. Потому что эти коровьи задницы, временные горничные… - От ярости мне всё ещё не хватало воздуха. Хотя воспользоваться одним из выражений из арсенала Грейси, безусловно, было очень приятно. Кроме того, это помогало сдерживать слёзы.
        - Да, со стороны Бена это было не слишком вежливо. - Месье Роше передал мне стопку открыток, и я автоматически тоже начала разбирать их. - Кстати, Фанни, сегодня ты прекрасно выглядишь. Лучше, чем обычно.
        - Спасибо.
        - А кому из гостей ты… э-э-э… строила глазки?
        - Тристану Брауну из номера двести одиннадцать, - с готовностью сообщила я и, несмотря на глубокое горе, не могла не улыбнуться: по сравнению с оскорбительным «обжиматься» выражение «строить глазки» звучало несравненно более изящно.
        - И вообще, мы не строили друг другу глазки! Мы просто пытались вместе решить одну проблему. Кстати, решить её так, чтобы репутация отеля осталась незапятнанной. Хотя Бен упрекал меня как раз в обратном!
        Месье Роше одарил меня понимающей улыбкой.
        - Тристан Браун из номера двести одиннадцать - в высшей степени привлекательный молодой человек, - заметил он. - Я не претендую на истину в последней инстанции, но не может ли быть, что Бен не совсем правильно оценил ситуацию, потому что приревновал тебя?
        - Нет, он совсем неправильно оценил ситуацию, потому что наслушался сплетен этой ябеды Как-её-там. - Набычившись, я мрачно глянула в сторону стойки регистрации, где Бен всё ещё лупил по клавиатуре так, словно из последних сил защищался от нападения хакеров. - Он даже знает, как её зовут! Он так часто произносил её имя, что я уже не могу называть её Как-её-там.
        - Любовь ищет розы, ревность находит шипы, - задумчиво произнёс месье Роше. - Или наоборот? Любовь находит розы, а ревность ищет шипы? В любом случае вы, люди, ревнивцы, и в этом отношении вам не позавидуешь. Вот ещё несколько открыток, моя дорогая.
        Некоторое время мы молча раскладывали открытки, слушали рождественские мелодии, приглушённо доносившиеся до нас из бара, и наблюдали за тем, как последние празднично одетые гости идут в ресторан. Среди них по лестнице наконец спустилось и семейство русского олигарха - мать и дочь, снова в похожих костюмчиках. Собачка в виде исключения осталась в номере.
        - Ты успела что-то поесть? - осведомился месье Роше, когда поток гостей в направлении ресторана наконец иссяк, а из бара послышалась джазовая версия Let it snow[13 - Let it snow («Пусть идёт снег») - одна из самых известных рождественских песен на английском языке.].
        - Кроме картофельного салата сегодня в обед - нет.
        - А-а-а… - многозначительно протянул месье Роше, как будто этот факт многое объяснял.
        В этот момент в фойе показались празднично наряженные супруги Людвиг. На нём был серый костюм, правда, пиджак смотрелся немного тесноватым. Госпожа Людвиг надела обворожительное пышное сиреневое платье в пол и гармонирующую по цвету шаль.
        Бен немедленно отреагировал на их появление, выскочив из-за стойки регистрации с возгласом: «Подождите, пожалуйста!» Дело принимало серьёзный оборот. Моё сердце непроизвольно забилось быстрее. Я сгорала от любопытства: как Бен собирается объяснить им, откуда у него взялось их кольцо? Чтобы не пропустить ни слова, я высунулась из ложи консьержа так далеко, что до сих пор не понимаю, как это не выпала из неё головой вперёд.
        К сожалению, сладкая парочка стояла ко мне спиной, их лиц я не видела. Ко всему прочему, как раз в эту минуту вниз по лестнице сошла баронесса фон Подшипников со своим молоденьким спутником, во весь голос обсуждая, идти ли им сразу в ресторан или сначала заказать аперитив в баре. Когда они наконец сошлись во мнении на этот счёт и направились в бар, Бен, похоже, уже передал Людвигам кольцо, потому что старушка бросилась ему на шею, восторженно расцеловала в обе щеки и воскликнула:
        - Вы просто ангел, молодой человек, настоящий рождественский ангел!
        Господин Людвиг торжественно надел обручальное кольцо на палец жены, и я чуть не расплакалась: он проделал это с такой трогательной серьёзностью и смотрел на неё с такой любовью, будто они стояли перед алтарём. Потом он не менее торжественно поцеловал её, и супруги под ручку отбыли в ресторан. Я всей душой надеялась, что метрдотель посадит их куда-нибудь подальше от Стеллы Егоровой.
        Бен остался стоять посреди фойе, глядя им вслед. На его лице были написаны противоречивые чувства - будто он только что досмотрел до конца фильм, взволновавший его до глубины души. Когда он наконец повернул голову в нашу сторону, я поспешно забралась обратно в ложу консьержа, но, к несчастью, слишком поздно. Бен успел заметить, какие акробатические трюки я проделала, чтобы не упустить из виду его и Людвигов. От него не скрылся и тот факт, что, хотя супруги уже давно скрылись в ресторане, я по-прежнему стояла как приклеенная и пялилась на него.
        Пусть ничего себе не воображает! Я судорожно пыталась привести мимику в соответствие с испытываемыми чувствами и как можно более вызывающе скрестила на груди руки. Кроме того, я пробовала смотреть на него так, чтобы из глаз вылетали молнии, как это любят описывать в любовных романах. Главное - не моргнуть первой: кто моргнёт, тот проиграл.
        Он что, думал, я рассыплюсь перед ним в благодарностях? Я и сама бы сообразила, как лучше отдать Людвигам их кольцо. Я бы что-нибудь придумала. Например, вернулась бы к идее с несуществующим Манфредом. Ведь основная трудность заключалась не в этом, а в том, чтобы ненавязчиво дать Людвигам понять, что за своё кольцо, когда-то стоимостью в сорок марок, они запросто могли бы купить Замок в облаках целиком. Если бы захотели, конечно.
        Похоже, мои гневные взгляды, подобные молниям, нисколько не смутили Бена. Он медленно приближался ко мне, не отводя глаз. К сожалению, искусством смотреть не мигая он владел не хуже меня.
        - Кажется, Бен тоже ещё не ужинал, - заметил месье Роше, когда юноша наконец подошёл к нам вплотную.
        Да мне-то какое дело! Подумаешь! Пусть хоть с голоду помирает, если хочет. Мы оба упорно хранили молчание.
        - У меня создалось впечатление, что один из вас сожалеет о том, что у него вырвалось в запале некоторое время назад. - Месье Роше взглянул на Бена, вопросительно подняв брови.
        - Угу, у вас создалось правильное впечатление… - пробормотал Бен и на секунду опустил глаза.
        - Я не сказала ничего такого, о чём следовало бы сожалеть… - И судорожно хлюпнула носом.
        Месье Роше молча протянул мне носовой платок.
        - А я, похоже, сказал… - вздохнул Бен. - Сам не знаю, какая муха меня укусила. Фанни, извини меня, пожалуйста. Вообще-то я не собирался говорить ничего подобного.
        - Что именно? Что моё поведение запятнает репутацию вверенного тебе отеля или что я с кем-то обжимаюсь по углам? - Я шумно высморкалась в платок месье Роше. Почему-то у меня вдруг обнаружился сильнейший насморк.
        - И то и другое. - Теперь Бен и правда выглядел подавленным. Я не удержалась и бросила на него короткий испытующий взгляд. - С моей стороны это было по-свински. Ты ничем этого не заслужила, это я бог знает что себе вообразил. Прости меня, пожалуйста. У меня просто крыша поехала от мысли, что этот высокомерный надутый англичанин мог…
        - За мной ухаживать? - спросила я, опустив платок.
        Бен ухмыльнулся:
        - Ага! - Потом он снова посерьёзнел. - Фанни, ты принимаешь мои извинения? Пошли поедим вместе, а?
        Он так обезоруживающе смотрел на меня, что мне стоило значительных усилий сохранять невозмутимость.
        Я решила ещё немножко помолчать - хуже от этого не будет.
        Хорошо, что по крайней мере носовой платок мне больше не требовался.
        - Прекрасная идея! Я бы предложил то же самое. - Месье Роше взял с полки, куда складывали приходящую почту, маленькую посылку и вручил её Бену. - Кстати, когда пойдёте вниз, не могли бы вы занести кое-что в прачечную Павлу? Вообще-то посылка пришла ещё вчера, с почтой из Болгарии, я просто забыл её передать. Павел наверняка обрадуется, если получит свой подарок в сочельник.
        Я запихала носовой платок поглубже в карман брюк, в задумчивости покусывая нижнюю губу.
        - Фанни! - Бен облокотился на стойку. - Мир? Давай снова будем друзьями, а?
        Я набрала в грудь побольше воздуха:
        - Друзьями мы не будем, но поесть с тобой я схожу, так и быть. - И встала со стула. - Посмотрим, может, мне всё-таки представится удобный случай врезать тебе как следует. Есть за что.
        - Я очень рад, что всё прояснилось, - заметил месье Роше с чувством глубокого удовлетворения.
        15
        По дороге к прачечной мы ещё издалека услышали, что Павел там не один. Даже его выдающихся вокальных данных не хватило бы, чтобы исполнить французский рождественский гимн «Ангелы, к нам весть дошла» на два голоса. Здесь, в едва освещённом подвальном коридоре, гимн звучал очень трогательно и торжественно, не в пример лучше, чем салонная рождественская музыка в баре наверху, и мне вдруг до смерти захотелось взять Бена за руку. Хотя делать это было нельзя: я всё ещё злилась на него.
        Сводчатые подвалы гостиницы могли похвастаться впечатляющей акустикой: когда я пела дуэтом с Павлом в прачечной, они усиливали мой голос как минимум в два раза. Здесь же, при такой великолепной акустике, мы стали свидетелями поистине выдающегося исполнения. Мощный баритон Павла красиво сливался с чьим-то серебристым тенором. Отворив наконец дверь в прачечную, я недоумённо застыла в дверях: тенор, оказывается, принадлежал старому Штукки, сидевшему рядом с Павлом за маленьким столиком для рукоделия, за которым было удобно пришивать пуговицы или подгибать подол.
        На столе между обоими певцами - дряхлым, скрюченным стариком и титаном богатырского сложения, одетым, как обычно, в джинсы и майку, - стояла бутылка с прозрачной жидкостью. Вокруг, покряхтывая, крутились стиральные машины. Огарок свечи отбрасывал на стены призрачные тени.
        «Ангелы…» закончились, и зазвучала чистая мелодия «Глории»[14 - Gloria in excelsis Deo (лат. «Слава в вышних Богу») - древний христианский богослужебный гимн. (Примеч. перев.)], проникавшая в каждый уголок прачечной. Мелодия, от которой у меня на глаза навернулись слёзы. Каким образом у дряхлого старика, работника отеля, сохранился такой молодой и чистый ангельский голос? Наблюдавший за мной Бен улыбнулся моему ошарашенному виду. Очевидно, талант конюха, о котором я и не подозревала, не был для него сюрпризом.
        - Тебе бы никогда не пришло в голову ничего подобного, правда? - спросил он, когда отзвучал последний рефрен «Глории». - Старый Штукки когда-то был солистом детского хора кантона Золотурн.
        - Хра мликов[15 - Старый Штукки изъясняется на швейцарском диалекте немецкого языка, который с трудом разбирают даже немцы, не живущие в Швейцарии.], - поправил его старый Штукки и добавил ещё что-то, но я не поняла в его речи ничего, кроме слова «однако».
        - Однако он предпочёл остаться в горах, среди животных и дикой природы, - перевёл Бен. - Ведь петь можно везде.
        - Везде и всегда! - Павел с жаром заключил нас в объятия, расцеловав каждого в обе щеки, и забрал свой подарок. Вместо того чтобы распаковать его, он достал откуда-то два стакана солидного размера, наполнил их и вручил нам. - Старый Штукки боится, как бы чего не случилось. Он верит в приметы и недавно стал замечать знаки, предвещающие плохие события…
        - Что за приметы? - Я недоверчиво понюхала жидкость в своём стакане. Она пахла так же, как мой антибактериальный лосьон для лица.
        Старый Штукки снова буркнул что-то, чего я опять не поняла.
        - Вокруг луны появился воротник. - Бену снова пришлось выступить в роли переводчика, иронически закатив при этом глаза. - А ещё старому Штукки приснился горный дух. Он предупредил его о том, что в отеле замышляется что-то недоброе.
        Конюх сощурился в подтверждение сказанного:
        - Грный дх чует бду.
        - О-о-ох! - Мои руки покрылись гусиной кожей.
        - Дурным приметам в сочельник не место… Против них хорошо помогает грушевый шнапс, - заметил Павел.
        Слушая наши разговоры, он снисходительно улыбался, но, когда поднял свой стакан, чтобы произнести праздничный тост, его лицо приняло донельзя торжественное и серьёзное выражение.
        В вопросах веры Павел шуток не понимал. Хотя на его могучих руках красовались татуировки в виде кучи языческих символов, он считал себя христианином до мозга костей. Очевидно, татуировки были призваны вводить в заблуждение тех, кто с ним незнаком, а может, и отпугивать случайных людей.
        - Выпьем за рождество Господа нашего Иисуса Христа, принёсшего свет в мир и в сердца наши!
        Проигнорировать этот тост ни у кого не хватило духа.
        - За Иисуса Христа! - повторили мы хором.
        Я предусмотрительно сделала очень маленький глоток. Свою жизнь я была готова доверить Павлу в любой момент. Однако в том, что касается употребления горячительных напитков из бутылок без этикеток, я предпочитала сохранять осторожность, и, как показали дальнейшие события, чувство самосохранения меня не подвело. Огненный шнапс опалил моё горло, и я закашлялась. Только после этого я ощутила на языке грушевый привкус, и в животе у меня приятно потеплело.
        - Вкусно, да? - Павел переводил взгляд с меня на Бена и обратно. - Муж сестры Штукки сам его гонит. - Он снова наполнил доверху стаканы.
        - Если я выпью ещё, то уж точно увижу воротник не только вокруг луны, но и вокруг чего-нибудь похлеще, - быстро произнесла я и на всякий случай прикрыла ладонью стакан, чтобы мне больше не подливали. Хорошо, что перед прачечной мы с Беном завернули на кухню и съели по пирожку. Ссора испортила нам обоим аппетит, поэтому больше в нас ничего не влезло, и теперь я сожалела об этом.
        Старый Штукки откашлялся:
        - Мрзная нчь!
        - Что-что?
        - На свте вское бвает, - уточнил старый Штукки, проникновенно глядя на меня. Вместо привычной лукавой улыбки его лицо, выдубленное бурями и метелями, испещрили озабоченные морщины, светлые глаза словно глубже забрались под брови. - Злбные дхи и грные дмны врвтся на свбду и исксают нс, лдей, а мы, дрки, пддмся искшнию.
        Наверное, немецкие тексты оперных арий казались Павлу примерно такой же белибердой. Теперь я понимала, что он чувствует. Кто, чёрт побери, эти «злбные дхи»?
        - На Святки всякое бывает, - подсказал мне Бен полушёпотом. - Злобные духи и горные демоны вырываются на свободу. - Он замолчал.
        У меня по спине опять побежали мурашки. Почему, высказывая подобные пророчества, старый Штукки так пристально смотрел именно на меня?
        - Вырываются на свободу и искушают нас, людей, а мы, дураки, поддаёмся искушению, - продолжил наконец Бен, не сдержав улыбки. - Кажется, он имел в виду Тристана Брауна из номера 211.
        - Ха-ха, очень смешно! - прошептала в ответ я. - Слушай, тебя не пугает то, что говорит Штукки? И то, как он это говорит?
        Бен посмотрел на меня с весёлым недоумением:
        - Ты, конечно, не понимаешь, что говорит Штукки, зато он тебя прекрасно понимает, Фанни.
        - Инстрнцы - дло ткое, - заметил Штукки.
        - Извините, - смущённо пробормотала я. - Но мне кажется, что вы и правда рассказываете жуткие вещи.
        - Да, и поэтому на сегодня хватит болтать про духов. - Павел вновь поднял свой стакан. - Выпьем!
        - Стрый Шткки хчет, чтбы вы… побереглись, - ответил старик, прилагая нешуточные усилия, чтобы говорить внятно. - В вздхе втает зло.
        - Тогда давайте выпьем за то, чтобы зло нас не коснулось, - заметил Бен, также подняв свой стакан.
        - И за Младенца Христа в яслях, - заключил Павел и снова осушил стакан одним глотком, будто это была вода. - Куда же запропастился наш добрый Петрус? - Он произнёс: «Петр?с», с ударением на второй слог.
        - Месье Роше хотел подождать, вдруг у кого-то из гостей появятся рождественские пожелания. - Похоже, Бен тоже относился к грушевому шнапсу с опаской, потому что отхлёбывал по чуть-чуть. - Он подойдёт позже.
        - Месье Роше зовут Петрусом? - переспросила я, отметив про себя, что меня больше всего удивляет тот факт, что у него вообще есть имя, а не только фамилия.
        - Мы всегда поём втроём в сочельник, - объяснил мне Павел. - А когда Яромир вернётся из церкви, мы споём в четыре голоса.
        Старый Штукки снова что-то пробормотал. Бен перевёл это как «правильная музыка отпугивает чертей».
        - Так всегда говорил ещё его отец… Ой, ёлки-палки!
        - Что случилось?
        - Я совершенно не слежу за временем. Уже десять часов? - Бен стал торопливо шарить по карманам в поисках мобильного телефона.
        - Думаю, что уже больше. А что?
        - В десять мой отец произносит свою рождественскую речь, и я должен при этом присутствовать. Когда он дойдёт до того, что, дескать, следующее поколение семьи, построившей Замок в облаках, здесь и будет радо в любой момент приступить к своим обязанностям, мне нужно будет радостно кивнуть. Если я этого не сделаю, он ужасно разозлится. О боже! - Бен наконец-то выудил из кармана свой телефон. - Уже пять минут одиннадцатого. Бежим, Фанни! - Он схватил меня за руку. - Мы постараемся ещё вернуться сюда и послушать ваш квартет, Павел! С Рождеством вас!
        И мы выскочили из прачечной.
        Едва поспевая за Беном, я размышляла, стоит ли обратить его внимание на то, что вообще-то мы ещё не возобновили нашу дружбу и уж тем более я пока не дала согласия куда-то меня тащить… Однако Бен, казалось, не замечал, что волочит меня за руку. По пути в бар - по извилистым коридорам, потом по лестнице за библиотекой, которая вела наверх, - он цитировал ежегодную речь своего отца и иронически комментировал её.
        - Каждый год одна и та же сентиментальная туфта: Дорогие гости!.. Нет! Дорогие мои друзья, старые и новые, я горд и счастлив видеть вас всех… И при этом он так слащаво улыбается, что хочется запустить ему в голову ёлочным шаром. А ещё иногда он смахивает платочком воображаемую слезу умиления. Это просто смешно! Когда ещё пристало говорить о любви, как не в сочельник? Ну да, мой отец - и любовь, держи карман шире! Он вообще не в курсе, что это такое. Возможно, вы ещё не слышали эту историю… Да знают, знают её все присутствующие, он же повторяет её каждый год. - Свободной рукой Бен широко распахнул дверь, ведущую на лестничный пролёт. - Ещё мой почтенный прадед… Идеалы, обязательства, традиции и прочая туфта, а потом - музыка, туш! Он машет рукой своему любимому сыну Бену, который в один прекрасный день унаследует ключи от семейного предприятия. Бен, - и тут он прикладывает руку к сердцу, вот ей-богу, каждый раз прикладывает руку к сердцу! - ты моя гордость, моя надежда и опора. - Бен так торопился, взбегая вверх по ступенькам, что я едва поспевала за ним. Он широко распахнул дверь, ведущую в
библиотеку. - А потом все хлопают, а я стою с красными ушами, как дурак. Ненавижу эту его речь с пятилетнего возраста. Как бы мне хотелось рассказать всем, кто собрался послушать моего отца, что этот лицемер собирается загнать этот «старый, но бесконечно любимый мной отель» профессиональному мусорщику с сомнительной репутацией, которому глубоко наплевать на почтенные идеалы его прадедушки! Но, с другой стороны, в этом факте есть и некоторые плюсы: получается, сегодня я услышу эту насквозь лживую речь в последний раз.
        Слушая пламенные разглагольствования Бена, я вместе с ним успела пересечь библиотеку и теперь стояла в коридоре возле двери в бар. Кажется, Бен только сейчас заметил, что всю дорогу тащил меня за собой. Он недоумённо уставился на свою руку, крепко вцепившуюся в мою.
        - Спасибо, что пошла со мной, - произнёс он, медленно разжимая руку и смущённо засовывая её в карман. - Вообще-то, если тебе не хочется…
        - Да ладно. После твоего комментария мне до смерти любопытно услышать речь твоего отца. - Я улыбнулась Бену, и он с облегчением улыбнулся мне в ответ.
        - Тогда пошли… - Парень глубоко вздохнул и отворил наконец дверь.
        В баре яблоку было негде упасть: здесь собрались почти все постояльцы Замка в облаках, большинство из них держали в руках бокалы с шампанским. Я обнаружила здесь семейство Барнбрук почти в полном составе (кроме Эми, Грейси и Мэдисон), баронессу фон Подшипников с её молодым спутником, Тристана с дедушкой, Буркхардтов (ради праздника Дон-младший нацепил синий бархатный галстук-бабочку, который ему исключительно шёл), британского актёра, автора триллеров, господина и госпожу фон Дитрихштайн, Мару Маттеус в ослепительном платье. И Людвигов. Пожилая дама положила голову на плечо своему благоверному, а на её пальце красовалось обручальное кольцо. Несомненно, Тристан тоже уже заметил его.
        Единственный, кто обратил внимание на наше появление, был Руди Рохля. Он стоял прислонившись к стене у двери. Мы незаметно устроились рядом с ним. Отец Бена разглагольствовал около рояля, и, по всей видимости, его рождественская речь близилась к завершению.
        - Я не уверен, известна ли вам эта история, но, когда наш отель в тысяча восемьсот девяносто восьмом году распахнул свои двери, наш дед пригласил скульптора, чтобы выбить над входной дверью семейный девиз. Этот девиз гласит: Mens agitat molem, что означает: «Духовное движет материальным». Однако, когда прадед и прабабушка явились в отель на следующий день, над входной дверью красовалась надпись: Tempus fugit, amor manet, то есть «Время проходит, но любовь остаётся». Конечно же они потребовали у скульптора объяснений, однако тот клялся, что не прикасался к входному порталу. По сей день остаётся загадкой, откуда взялась эта таинственная надпись. Прабабушка всю жизнь была убеждена в том, что её выгравировал горный дух, который тем самым взял отель под своё покровительство. - Роман лукаво улыбнулся, и гости заулыбались в ответ. - Само собой разумеется, фраза Tempus fugit, amor manet до сих пор остаётся не только девизом отеля, но и основополагающим принципом нашей семьи. - Роман снова сделал эффектную паузу. - Я горд и благодарен судьбе за то, что нам с братом удалось сохранить это место со всеми его
традициями и идеалами в том виде, в каком мои дед и бабушка когда-то передали его моим родителям, а мы унаследовали от них, и буду рад в один прекрасный день вручить его моему любимому сыну Бену. - Роман приложил руку к сердцу, и Бен, синхронно со своим дядей, испустил мучительный вздох. - Бен, где ты? - Роман оглянулся, поискал глазами сына, обнаружил его у стены и ласково улыбнулся.
        Все гости, находившиеся в баре, обернулись к нам и тоже заулыбались.
        - Так что, - заключил Роман Монфор исключительно довольным тоном, - желаю вам, друзья, старые и новые, счастливого Рождества - праздника любви и согласия!
        В баре разразились бурные овации, послышался звон бокалов, оживлённый гул голосов. Пианист снова открыл крышку рояля. Кто-то распахнул окно, впустив в комнату морозный ночной воздух.
        - С ума сойти! - шепнула я Бену.
        Руди Рохля отделился от стены и плечом к плечу с британским актёром целенаправленно стал проталкиваться к барной стойке. Роман Скандалист составил компанию многочисленным Барнбрукам и только что громогласно заказал ещё бутылку шампанского.
        - Слушай, он и правда сказал точно то, что ты предполагал. Но в этот раз тебе удалось не покраснеть.
        - В глубине души я покраснел как рак. - Бен скривил рот в натужной улыбке. - Нет, только не это! Быстро смываемся: он идёт к нам!
        Однако оказалось слишком поздно: Роман Монфор уже возвышался прямо над нами. Его сопровождала Гретхен, шедшая с ним под руку. Опустив ресницы, она прошептала: «Привет», что было призвано изобразить очаровательную скромность.
        - А вот и мой замечательный сын! - произнёс по-английски Роман Монфор. - Когда я говорил, мне почему-то показалось, что тебя нет в зале.
        Его взгляд скользнул по мне. Я заметила, что в его глазах промелькнуло что-то вроде недоумения, и попыталась незаметно отступить на шаг. Но, к сожалению, ничего не вышло: сзади была стена.
        - Прекрасная речь, сэр! - ответил Бен, тоже перейдя на английский. - Такая свежая и оригинальная! И в то же время честная и трогательная. Особенно в свете предстоящих событий.
        Его отец не обратил на слова Бена ни малейшего внимания. Я сомневалась, услышал ли он их вообще.
        - Сегодня тебе повезло, мальчик. Наша обворожительная Гретхен Барнбрук по секрету рассказала мне, что мечтает станцевать с тобой первый вальс на новогоднем балу. И поскольку она ужасно стесняется попросить тебя об этом сама…
        Угу, ужасно стесняется - примерно как антилопа гну! Я чуть не фыркнула на весь бар. Гретхен, словно угадав мои мысли, подняла глаза и смерила меня с ног до головы взглядом, исполненным неприкрытого любопытства. Я могла бы поклясться, что знаю, о чём думает она: «Опять эта чокнутая горничная! Прямо-таки в каждой бочке затычка. Везде, где водятся симпатичные мальчики, она тут как тут».
        - Я заверил Гретхен, что ты будешь чрезвычайно польщён её предложением, - продолжал Роман.
        - Да, весьма, - отозвался Бен. В его голосе звучала усталость.
        - Но мне меньше всего хотелось бы показаться навязчивой, - нежным голоском вмешалась в разговор Гретхен.
        Хрустальная люстра отбрасывала блики на её голубое платье и шелковистые волосы.
        - Я хочу сказать, если ты хотел бы танцевать с кем-то ещё… - Она многозначительно улыбнулась в моём направлении.
        Роман Монфор проследил за её взглядом, в этот раз уделив мне более пристальное внимание.
        - Для меня будет честью открыть с тобой новогодний бал, Гретхен, - быстро произнёс Бен.
        В это время я прилагала отчаянные усилия, чтобы провалиться сквозь землю. Роман между тем явно размышлял, откуда ему знакомо моё лицо.
        Бен шагнул вперёд:
        - Если хочешь, можем вставить в наш вальс фигуры с поддержкой, тогда мы просто размажем всех остальных танцоров по стенке.
        Что это было - отвлекающий манёвр или он действительно флиртовал с Гретхен?
        - Мы и так размажем всех по стенке! - Гретхен покровительственно рассмеялась.
        Я не смотрела на неё, но была уверена, что в этот момент она эффектно отбросила назад свои блестящие волосы. Как парализованная я таращилась на отца Бена, который, в свою очередь, пристально меня рассматривал. Сначала на его физиономии обозначилось недоумение, потом в голове явно забрезжил свет, и наконец, когда Гретхен, вспомнив о том, что вообще-то собиралась изображать саму скромность и стеснительность, прошептала: «Мне нужно возвращаться к семье, увидимся позже» - и попрощалась, в нём заклокотало негодование и презрение.
        - Персоналу настоятельно не рекомендуется проводить своё свободное время в обществе гостей, - произнёс он ледяным голосом. - Я изумлён вашей наглостью.
        Никакой наглости и в помине не было, но мои зубы непроизвольно начали выбивать дробь.
        - Она здесь со мной. Я её пригласил. - Бен мрачно поглядел на отца. - Пойдём, Фанни, на сегодня я достаточно изображал послушного сына. - Он потянул меня за рукав и, обернувшись к отцу, добавил: - Если хочешь, устраивай публичный скандал. На здоровье. Будь уверен, он будет громким и некрасивым. Или просто отпусти нас и продолжай праздновать Рождество со своими друзьями, старыми и новыми. Вон, Мара Маттеус уже в который раз на тебя оглядывается.
        Роман схватил меня за свободную руку (другую держал Бен), и мои зубы застучали с утроенной силой. Вена у него на лбу налилась кровью, как всегда перед тем, когда он начинал вопить, словно сумасшедший. Ох, я бы всё отдала за то, чтобы сейчас оказаться в прачечной у Павла! В безопасности.
        Но Роман Монфор не стал вопить.
        - Либо ты очень наивная девица, либо прожжённая интриганка, - тихо произнёс он. - В любом случае я срочно должен указать тебе твоё место…
        Дальше его отповедь прервал оглушительный треск, за которым послышался ещё более оглушительный звон.
        Мы стояли ближе всех к двери, поэтому первыми поняли, что произошло: снаружи, в коридоре, прямо перед дверью в бильярдную, с потолка сорвалась хрустальная люстра. Её висюльки разбились на тысячи осколков, которые теперь покрывали весь пол. С потолка сыпались остатки штукатурки, в лепной розетке одиноко покачивался электрический провод. К счастью, обошлось без жертв: в коридоре в это время никого не было. Пока остальные гости облепили дверной проём, с любопытством обозревая масштабы катастрофы, а Роман Монфор успокаивал их: «Ничего страшного не случилось, господа! Всё в порядке. Подождите в баре, пока персонал не уберёт осколки», мы с Беном воспользовались суматохой, чтобы сбежать через библиотеку, находившуюся за углом. Мы снова очутились на потайной лестнице, но теперь в молчаливом согласии припустили не вниз, а вверх по ней.
        - Что это было? - закашлявшись, спросила наконец я, когда мы достигли второго этажа. - Как ты думаешь, может, старый Штукки всё же был прав, когда предостерегал нас от демонов и злобных духов?
        - Конечно прав, - сухо ответил Бен. - Мой отец - самый злобный дух, какого я себе только могу вообразить. Извини, пожалуйста, что он так…
        - Да ладно. И потом, по существу-то он прав. Мне там совершенно нечего было делать.
        - Это из-за меня, ведь это я притащил тебя туда.
        Мы медленно поднимались по ступенькам, а Бен виновато молчал.
        - Слушай, куда мы идём? - наконец поинтересовалась я.
        - Понятия не имею. Куда-нибудь подальше. - Бен криво ухмыльнулся. - Хотя постой-ка… Ты уже была на самом верху, на крыше?
        - На самом верху? - Я покачала головой. Хотя и собиралась неоднократно подняться туда, но так и не добралась.
        Вообще-то на крышу нужно было подниматься через мужское общежитие, но Бен воспользовался своим привилегированным положением, провёл меня через коридор, ведущий к квартирке своего дяди, и открыл потайную дверь в панели, которая снаружи выглядела как дверь в кладовку. За дверью, однако, обнаружилась не кладовка, а крутая деревянная лестница, закончившаяся ещё одной дверью, которую Бен услужливо распахнул передо мной.
        Снаружи пахнуло морозной свежестью, и мы оказались на крыше. Я с изумлением огляделась. Мы стояли на балкончике, окаймлявшем стеклянную крышу главной лестницы, которая в этом ракурсе точь-в-точь напоминала крышу старинной теплицы. Сквозь стеклянные панели между тонкими металлическими прутьями наружу просачивался мягкий свет люстр, придававший происходящему оттенок нереальности.
        - Осторожно, не поскользнись! - предупредил Бен.
        Днём с балкончика наверняка открывалась потрясающая панорама. Я осторожно облокотилась о балюстраду, вытянула шею и посмотрела вниз. Далеко-далеко под нами, около катка, лежал наш снежный дракон. Отсюда он выглядел спящим.
        - Как высоко! - удивилась я и, осторожно переступив порог, перешла на другую сторону балкончика, но здесь вид вниз загораживала крыша южного флигеля.
        Я встала к балюстраде спиной и запрокинула голову. Небо над нами было облачным и беззвёздным.
        Бен облокотился на балюстраду рядом со мной.
        - Мне ужасно жаль, что так вышло! - сказал он.
        Я удивлённо воззрилась на него:
        - Что ты имеешь в виду?
        - Что у тебя сегодня было столько неприятностей. Что я наговорил тебе гадостей. Мне очень стыдно. Ещё и отец по полной программе устроил тебе отповедь. А ведь сегодня сочельник, да ещё ты впервые проводишь его вдали от дома.
        - Хм-м! - неопределённо хмыкнула я.
        Обычно в это время я вместе с мамой убиралась на кухне, пока отец отвозил бабушку и деда домой на машине, а младшие братья, вместо того чтобы отправиться спать, бессовестно набивали себе живот рождественскими сладостями. Как всегда, мама заставала их за этим занятием слишком поздно, когда их уже начинало тошнить - либо Финна, либо Леона, либо обоих вместе. Поэтому мне приходилось домывать кухню одной, а родители в это время скандалили, выясняя друг у друга, кто виноват в том, что так вышло. Не могу сказать, чтобы я сильно скучала по домашнему Рождеству.
        Бен, видимо, истолковал моё молчание как-то иначе и осторожно погладил меня по руке.
        Ажиотаж вокруг упавшей люстры, по-видимому, благополучно закончился. Во всяком случае, через открытое окно бара до нас снова доносились звуки рояля.
        А ещё запахло табачным дымом.
        Я молча перебирала в памяти события, случившиеся со мной с утра: утренняя кормёжка стайки Хуго, игры в снегу, ужас, который я испытала, когда обнаружила Тристана в панорамном люксе, и момент, когда господин Людвиг снова надел обручальное кольцо на палец супруги, тронувший меня до слёз. А ещё дуэт Павла и старого Штукки в прачечной.
        Мне с трудом верилось, что всё это произошло в течение одного-единственного дня. Скажу честно: ссора с Беном, встреча с его отцом в баре и высокомерные взгляды, которые на меня бросали Элла и Гретхен, оставили неприятный осадок на душе. Если задуматься, наверняка я могла вспомнить ещё множество других моментов этого дня, которые тоже были далеки от совершенства. Но речь шла не об этом. Сегодняшний день совсем не обязательно должен был быть идеальным, чтобы оставить о себе добрую память.
        - В любом случае, это было самое захватывающее Рождество в моей жизни! - Я огляделась вокруг. - Слушай, ты тоже чувствуешь запах дыма?
        Бен кивнул:
        - Это фрейлейн Мюллер. Она курит сигару.
        - Что?! - Кто угодно, только не фрейлейн Мюллер!
        - Тс-с! - Бен рассмеялся. - Об этом никто не должен знать! Это её тайная страсть. Насколько я знаю, единственная. Каждый вечер месье Роше выдаёт ей гаванскую сигару из хумидора - гостиничного шкафа для сигар. Она, конечно, принципиально платит за неё.
        - Ну естественно. - Мысль о том, что каждый вечер после работы фрейлейн Мюллер стоит у окна своей комнаты и одна-одинёшенька тайком курит сигару, навевала на меня грусть. - Вообще-то дым от сигары пахнет приятно, во всяком случае издалека. Мне даже захотелось попробовать покурить. В конце концов, я же решилась на грушевый шнапс!
        - Знали бы об этом твои родители! - заметил Бен. - Они бы решили, что тебя тут вконец испортили.
        Какое-то время мы просто стояли рядом и слушали музыку, доносившуюся снизу. Похоже, пианист исчерпал свой рождественский репертуар и перешёл к популярным песенкам всех времён и народов. Без куртки становилось прохладно, но уходить не хотелось.
        Спустя пару минут мы одновременно открыли рты, чтобы задать вопросы.
        - Мир восстановлен? - спросил Бен.
        А у меня вырвалось:
        - Слушай, а ты умеешь танцевать вальс?
        Мы уставились друг на друга и одновременно ответили: «Да!», а потом дружно расхохотались.
        - Хочешь, докажу? - спросил Бен и предложил мне руку.
        В ту же минуту пианист в баре перешёл к медленным мелодиям.
        Танцы никогда не входили в число моих хобби. Из школы танцев, в которую мы с Делией записались прошлой зимой, мы с треском вылетели на пятом уроке. Официальным предлогом для этого стал наш якобы беспричинный хохот, который мешал вести занятия. Действительной же причиной стал тот факт, что на танцы записалось гораздо больше девочек, чем мальчиков, а те несчастные, которые туда ходили, были… э-э-э… смех один, в общем, а не мальчики.
        Звуки рояля витали в воздухе вокруг нас. И только когда Бен положил правую руку мне на талию и уверенно увлёк за собой, я осознала, что When I need you[16 - Песня А. Хаммонда и К. Байер-Сейджер, получившая мировую известность благодаря британскому исполнителю Лео Сейеру. (Примеч. перев.)] - песенка, зазвучавшая в тот момент, и правда написана в ритме вальса. Раз-два-три - три четверти такта.
        В школе танцев мне так и не удалось понять, чем так замечателен вальс, но сейчас, с Беном, всё было совсем по-другому. В его руках я казалась самой себе чуть выше и стройнее. Вместе двигаться под музыку здесь, на крыше «Шато Жанвье», не раздумывая, какую ногу куда ставить и в какую сторону поворачиваться, не прилагая усилий, на время забыв о земном притяжении… - это было божественно!
        Про себя я пела: When I need you, I just close my eyes and I’m with you…[17 - «Когда ты мне нужна, я просто закрываю глаза - и я рядом с тобой», в «женском» варианте исполнения - «Когда ты мне нужен…» (Англ. - Примеч. перев.)]
        - Как по заказу! - прошептал Бен и крепче приобнял меня.
        Что-то мокрое коснулось кончика моего носа, потом опустилось на руку, потом - на щёку. Снова пошёл снег - крупные густые хлопья кружились вокруг нас, будто танцуя вместе с нами.
        И это однозначно был перебор.
        Мы перестали танцевать и захихикали.
        - Какая-то дешёвая мелодрама получается, - выдавил наконец из себя Бен. - И вообще, я сейчас себе нос отморожу.
        - А я терпеть не могу эту песню! - сказала я, покатываясь со смеху. - Не представляю себе, откуда её знаю. Жуткая пошлятина!
        - Это точно! - Бен потащил меня к двери, и мы нырнули в её спасительное тепло. - А самое ужасное то, что теперь она навсегда останется нашей песней.
        16
        Как я и предполагала, Делия включила здравый смысл и решила всё-таки не топиться в туалете. И она пришла в восторг, узнав, что я танцевала вальс на крыше с сыном владельца отеля, а над нами кружил снег. Она никак не могла успокоиться и беспрерывно посылала мне смайлики с глазками-сердечками.
        «Жаль только, что при этом ты не потеряла золотую туфельку, Белоснежка», - писала она.
        «Белоснежка не теряла туфельку - она съела отравленное яблоко и померла, ты, злой карлик Румпельштильцхен»[18 - Румпельштильцхен - злобный карлик из одноимённой сказки братьев Гримм.], - написала я ей в ответ. Мне не слишком нравилось представлять себя (то бишь практикантку) Золушкой, а Бена (то бишь наследника отеля) - принцем. Однако эта идея на удивление наглядно иллюстрировала слова Романа Монфора о том, что кто-то срочно должен указать мне моё место. С его точки зрения, оно находилось где-то в золе, из которой я должна была выбирать горох. Или что там в сказке - чечевицу?
        Ну ладно. Если продолжать примерять сказку о Золушке к создавшейся ситуации, Роман Монфор играл роль злой мачехи, а месье Роше - доброй феи. В качестве сестёр-зазнаек мне представлялись либо Гортензия и другие девицы из Лозанны, либо, ещё лучше, Гретхен и Элла Барнбрук. Выбор, согласитесь, у меня был приличный. А стайка Хуго прекрасно подходила на роль голубей, готовых прийти на помощь, если мысленно перекрасить их в белый цвет. Я могла бы научить их выговаривать: «Погляди-ка, посмотри, а башмак-то весь в крови»[19 - Текст из оригинальной сказки братьев Гримм «Золушка». (Примеч. перев.)], это имело бы оглушительный успех.
        Однако каждый раз, когда я попадалась на глаза Бену, замечала, что мои фантазии в сказочном духе (спасибо, дорогая подруга Делия!) слегка расходились с действительностью. Да, мы с Беном танцевали вальс на крыше, но больше-то ничего не было. Практикантка Золушка и принц - наследник старинной гостиницы (к тому же этому наследству в ближайшем будущем предстояло самоликвидироваться) были просто друзьями. Друзьями, по уши заваленными работой, которых хватало только на то, чтобы улыбнуться друг другу на бегу.
        Снегопад, снова начавшийся в сочельник, не прекращался целый день, а когда двадцать шестого декабря на отель опустился ещё и туман, почти все гости предпочли не покидать своё уютное пристанище. Для служащих отеля это автоматически означало дополнительную работу и сверхурочные. Если удавалось согласовать время ужина, я видела Бена полчаса вечером. Иногда мы перекидывались парой слов в ложе консьержа у месье Роше или в прачечной у Павла, в остальном нам оставалось только руководствоваться принципом «улыбаемся и машем».
        Я не имела ничего против, если бы Делия по нескольку раз в день не выпытывала у меня по WhatsApp, поцеловались мы с Беном наконец-то или нет. Уже после третьего сообщения подружки: «Вообще-то Золушка может первая поцеловать принца. Наша Золушка, в конце концов, девушка современная» - я стала с завидной регулярностью задумываться над этим. При встрече с ним мне приходилось прямо-таки заставлять себя не пялиться на его губы.
        Хотя я, безусловно, была девушкой современной, но ни в коем случае не хотела, чтобы он прочитал мои мысли. В остальном же, если вынести за скобки навязчивую идею о поцелуях и кучу работы, я целых три дня испытывала восхитительное чувство, что жизнь прекрасна и удивительна.
        Вокруг царила тишь да благодать: ссора с Беном благополучно забылась, госпожа Людвиг получила назад своё кольцо, а Стелла Егорова якобы лежала в панорамном люксе с мигренью (а я предполагала, что она ломала себе голову над тем, как украденное ею кольцо из её тумбочки попало обратно на палец госпожи Людвиг, и ей было очень стыдно).
        Мы с Тристаном даже придумали, как лучше всего сообщить Людвигам об истинной стоимости кольца. Точнее, это придумал Тристан и специально подстерёг меня с утра двадцать пятого декабря перед игровой, чтобы обсудить предполагаемый план действий. По нашим представлениям, разговор протекал удивительно цивилизованно - никаких поспешных прыжков в укрытие, никаких глупых шуток про тайных агентов и гостиничных воров, никаких рискованных трюков на фасаде. Вероятно, мы оба слегка конфузились, вспоминая о том, как закончилась наша предыдущая встреча, ведь ещё не стёрлись из памяти её детали.
        Мы договорились, что на пару дней оставим Людвигов в покое, чтобы тема немного забылась, а потом осторожно сообщим им, что их находка с барахолки стоит целое состояние. Эту миссию согласился взять на себя дедушка Тристана. Я решила, что Людвиги наверняка сразу поверят квалифицированному геммологу, поэтому обрадовалась, когда Тристан сообщил, что уже посвятил дедушку во все подробности этой запутанной истории. Конечно, тот рассердился, когда узнал о фокусах Тристана на фасаде и о том, что его внук без разрешения проник в чужой номер, но согласился с тем, что помочь милой пожилой даме было необходимо.
        - Ты рассказала Бену Монфору, сколько кольцо стоит на самом деле? - спросил под конец Тристан, а когда я отрицательно помотала головой, с облегчением улыбнулся. - Ну и правильно. Мой дедушка считает, чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
        Я не успела спросить, почему он так считает, потому что в этот момент в игровой появились первые дети, но меня очень успокоило, что дедушка Тристана был в курсе дела. Значит, после рождественских каникул Людвиги уедут отсюда сказочно богатыми (и вероятно, совершенно ошарашенными) и счастливыми людьми. Кроме того, у этой истории имелся приятный сопутствующий эффект: следующие несколько дней у Тристана под чутким присмотром деда уж точно не будет возможности снова полазать по фасаду. Ещё одной заботой меньше. Хотя Тристан с такой завистью смотрел на Яромира, который во время нашего разговора балансировал на стальных распорках под большим стеклянным куполом над лестницей, что я от души его пожалела. Причём Яромир, понятное дело, занимался этим не для собственного удовольствия. Ему и старому Штукки поручили проверить крепления всех гостиничных люстр. Роман Монфор ни в коем случае не хотел допустить, чтобы ещё один тяжелющий старинный светильник грохнулся на пол, ведь в следующий раз под ним мог оказаться кто-то из гостей!
        Однажды я поймала себя на мысли, каково было бы целоваться с Тристаном. Правда, я пялилась на его чётко очерченные губы всего лишь три секунды, но он этого точно не заметил, потому что, в свою очередь, пялился на мои. Да что ж такое-то?! У меня создалось ощущение, что Делия со своими сообщениями выпустила на волю целый ворох мыслей про поцелуи. (И кстати, Золушка могла выбрать себе только одного принца.)
        К счастью, у меня было столько дел, что после нашей беседы мы практически не встречались. Я либо возилась с детьми в игровой, либо дежурила в спа-центре, где как раз образовался большой наплыв посетителей. Однако я неоднократно видела Тристана издалека в обществе Эллы и Гретхен. Может, он решил насладиться их компанией, чтобы компенсировать недостаток адреналина (ведь лазать по фасадам ему запретили), а может, от скуки он подпал всё-таки под очарование их золотых волос. Во всяком случае, Грейси и Мэдисон рассказали мне, что Элла хвасталась направо и налево, что танцует с ним первый вальс на новогоднем балу. Никуда не денешься, эти две противные девицы закадрили двух самых славных мальчиков из имеющихся в наличии. В общем, в семействе Барнбрук новогодний бал являлся главной темой для разговоров. Даже Грейси и Мэдисон сшили для него бальные платья из розового гипюра.
        В отличие от них Эми настояла на том, чтобы её платье было чёрным, закрытым и как можно более простого покроя. По её описаниям я представила себе нечто среднее между гостиничной униформой горничных и монашеским облачением. Танцевать Эми в любом случае не хотела. По её словам, на балу она собиралась подпирать стенку и мрачно взирать на окружающих, если она вообще там появится. В сочельник она набралась храбрости и пригласила Эйдена потанцевать с ней тридцать первого декабря.
        В ответ Эйден высказался в духе, что лучше бы Эми выбрать для этого мальчика, который слышал бы музыку, под которую она собирается танцевать. Эми, естественно, страшно расстроилась и была глубоко убеждена, что теперь каждый раз при виде Эйдена будет сгорать со стыда. В течение следующих дней она прилагала нечеловеческие усилия, чтобы не пересекаться с ним, что в сложившихся обстоятельствах было, прямо скажем, непросто.
        Все подступы к отелю завалил снег, поэтому разнообразные прогулки, катания на санях, поездки на горнолыжные склоны и в соседние городки пришлось отменить, и уединённые уголки, где Эми обычно проводила время, один за другим оказывались заняты. В библиотеке играли в карты, в бильярдной устроили соревнования по дартсу и бильярду, а дегустаторы виски тянулись в бар сразу после завтрака. В бальном зале под руководством Мары Маттеус разучивали танго, а в малой музыкальной гостиной проходила незапланированная лекция политической деятельницы из Швейцарии, которая зачитывала там отрывки из своей автобиографии «Политика - занятие не для слабаков», совершенно случайно оказавшейся у неё с собой.
        Невозможно было спрятаться даже в нишах в вестибюле третьего этажа: там либо брала интервью у кого-то из знаменитостей госпожа фон Дитрихштайн, либо устраивал фотосессию господин фон Дитрихштайн. Поэтому день за днём Эми после завтрака приходила в игровую вместе со своими младшими сёстрами и сидела там в углу. Воспитательница Каролин великодушно закрывала на это глаза. Она была мудрой женщиной и хорошо понимала, что Эми в её состоянии просто необходимо укромное местечко, где бы её никто не беспокоил. В утешении она также нуждалась.
        - Если мы не займёмся бедной девочкой, её, чего доброго, заберёт Белая дама, - заметила она.
        - Я думала, Белая дама является только по ночам.
        Каролин покачала головой:
        - Нет, необязательно. Моей матери она как-то явилась посреди бела дня. Прямо здесь, в этой комнате. Мама собирала игрушки и вдруг почувствовала ледяное дуновение ветра за спиной. Она обернулась и увидела Белую даму, стоящую в дверях с печальной улыбкой. Мама утверждала, что в тот момент почувствовала жгучее желание распахнуть окно и выпрыгнуть.
        Я сглотнула:
        - Просто так, без видимой причины?
        - Нет, конечно, не просто так. Из-за парня по имени Клаудио, в которого мама была сильно влюблена. А он в неё, к сожалению, нет.
        - И что случилось потом? - Как всегда, когда мне рассказывали страшные истории, у меня по спине побежали мурашки.
        - Свет на мгновение погас, - продолжала Каролин, - и Белая дама исчезла. Мама со всех ног помчалась домой и немедленно приняла предложение руки и сердца от моего отца. И не жалеет об этом по сей день.
        Я с облегчением вздохнула. Похоже, эта Белая дама совсем не так страшна, как её малюют.
        - А как она выглядела? - Должна же я быть в курсе на всякий случай.
        Каролин пожала плечами:
        - Мама утверждает, что она немного напоминала тогдашнюю медсестру доктора Бреземанна.
        Ну вот. Довольна, Фанни? Вот не надо было так подробно расспрашивать.
        Каролин была замечательной воспитательницей, единственным её недостатком являлась чрезмерная любовь к разного рода поделкам. Будь её воля, мы бы сидели в игровой с утра до вечера и мастерили единорогов, клеили новогодние хлопушки и вырезали бумажные снежинки. Дети возились с блёстками, которые Каролин закупала в промышленных масштабах. По вечерам разноцветные кружочки высыпались у меня отовсюду: из карманов, изо рта и даже из ушей.
        По заверениям Каролин, блёстки были не ядовиты и совершенно безопасны для окружающей среды. Последнее уточнение оказалось очень кстати, потому что Элиас, младший из сыновей автора триллеров, ухитрился съесть примерно четверть кило блёсток, посыпая ими фирменные марципановые пирожные мадам Клео. Как выяснилось чуть позже, подбил его на это не кто иной, как Дон, который окрестил это проверкой на храбрость. Я сообщила об инциденте родителям Элиаса и попросила их не удивляться, если завтра-послезавтра после Элиаса в туалете будут плавать блёстки. К сожалению, это было единственное, что я могла сделать в этой ситуации.
        Кстати нужно отметить, что в общении с другими детьми Дон предпочитал не применять силу: чтобы посеять среди них раздор или смуту, ему хватало нескольких слов. Удивительно, как этот чертёнок нутром чуял слабые места окружающих и использовал это чутьё в своих интересах. Кто до сих пор смог противостоять его умению плести интриги, так это маленькие американки Грейси, Эми и Мэдисон, да и то только потому, что говорили с Доном в прямом смысле слова на разных языках. По-немецки они знали одно-единственное слово - «данке». Дон мог разглагольствовать сколько угодно, но всё было бесполезно: они не понимали его зачаточный школьный английский, он - их певучий диалект южных штатов.
        Двадцать седьмого декабря погода испортилась настолько, что мы вообще не смогли погулять. Нет, мы честно пытались. В течение получаса мы натягивали на детей лыжные комбинезоны, штаны и куртки, тёплые сапоги, шапки, шарфы и перчатки - и всё это только для того, чтобы десять минут спустя снова раздеть их. Выходить на прогулку было бессмысленно. Ледяной ветер непрерывно швырял нам в лицо крупные хлопья снега, ресницы, брови и кончики волос в мгновение ока покрылись инеем. Кроме того, попадая на кожу, снег неприятно колол её ледяными иголочками. Из-за метели невозможно было различить что-либо дальше собственного носа. Не дойдя даже до гостиничного катка, мы решили повернуть назад, опасаясь, что кто-то из детей отстанет и заблудится в метели или кого-нибудь снесёт ветром.
        Снова оказавшись в тёплой и уютной игровой, все облегчённо вздохнули, однако никому, кроме Каролин, не хотелось ни клеить, ни резать. К сожалению, никто так и не смог объяснить, как так вышло, но факт остаётся фактом: через несколько минут после нашего возвращения Дон и Грейси затеяли настоящую дуэль на ножницах. Дон отстриг Грейси приличную прядь волос, а Грейси, изловчившись, отчикала кусок полы незаправленной рубашки Дона.
        Грейси при этом ругалась как извозчик. Я уверена, что её мать даже не подозревала о столь богатом словарном запасе дочери.
        Когда нам наконец удалось разнять дуэлянтов (и конфисковать у них ножницы), Дон выступил в своём роде:
        - Пусть Грейси Барнбрук из Чарльстона, штат Южная Каролина, не думает, что моя рубашка останется неотмщённой. Она ещё пожалеет, что появилась на свет! - Он злобно сверкнул на меня глазами: - Переведи ей!
        Я повернулась к Грейси:
        - Дон говорит, что очень рад, что присоединился к занятиям в игровой, ведь иначе он никогда бы не познакомился с тобой, Грейси. А ещё он говорит, что ему очень жаль, что так вышло с твоими волосами, - достаточно вольно перевела я.
        Грейси скрестила на груди руки:
        - Ну ладно. Скажи ему, что я принимаю его извинения. Это только потому, что у него красивые глаза, а ещё потому, что я не люблю тихонь - с ними одна скукотища.
        Эми закатила глаза:
        - Вот до чего доводят розовый гипюр и сиреневые блёстки. Вот вам, пожалуйста! Сначала мы влюбляемся в плохих парней, потом нам становится наплевать на все достижения эмансипации, а потом - добро пожаловать в клуб разбитых сердец.
        Да уж, Эми сегодня была не в лучшей форме.
        Я повернулась к Дону:
        - Эми говорит, что, хотя Грейси выглядит невинной овечкой, летом на школьном дворе она сломала плечо мальчику, который задирал её. А ещё там была какая-то тёмная история с одноклассницей, которой она сломала нос. Хотя Грейси уверяет, что это было недоразумение.
        - Правда? - Дон потрясённо сглотнул.
        А Грейси кокетливо захлопала ресницами.
        - Если хочет, он может научить меня паре швейцарских ругательств, - предложила она. - Моя мама всё равно их не поймёт, а она не запрещает мне говорить то, чего не понимает. Спроси его, как по-немецки «конское дерьмо».
        Я снова обратилась к Дону:
        - Её мама опасается, что в один прекрасный день Грейси не сможет держать себя в руках и прибьёт кого-нибудь, но Грейси утверждает, что она научилась владеть собой. А ещё она хотела спросить у тебя, как по-немецки будет «конское дерьмо».
        Больше я ничего не могла сделать для Грейси. Я надеялась, что на первое время этого хватит, чтобы отвлечь Дона от его далеко идущих планов мести. В любом случае, сейчас он взирал на Грейси с гораздо большим уважением, чем прежде. Кроме того, он не понимал, почему она склонила голову набок и кокетливо улыбается ему, накручивая на палец остатки отрезанного локона. В задумчивости мальчишка потёр собственное плечо.
        - Вот видишь, главное - правильно наладить диалог, - удовлетворённо заметила я, обернувшись к Эми. - Возможно, вы с Эйденом просто неправильно друг друга поняли.
        Я не успела обосновать свою точку зрения, потому что дверь в игровую распахнулась, и появился не кто иной, как Роман Монфор в сопровождении семейства Егоровых. Телохранителя при них не было: вероятно, он затаился где-нибудь снаружи в укромном уголке.
        Я обратила внимание на то, что он вообще выполнял свои обязанности исключительно конфиденциально, - его не было ни видно, ни слышно. Наверное, именно это отличало профессионала от дилетанта.
        Отец Бена вошёл в игровую не поздоровавшись. В отличие от него Виктор Егоров, переступив порог, приветливо кивнул всем присутствующим. Стелла Егорова осталась стоять в дверях, картинно изогнувшись.
        После нашей беседы в сочельник я вообще не видела Романа Монфора, даже издалека, поэтому, без предупреждения оказавшись в одной комнате с ним, страшно испугалась. У меня в голове немедленно всплыли слова, сказанные им в воскресенье вечером. Я вспомнила глубокое презрение, написанное на его лице, и автоматически съёжилась в надежде, что он не заметит меня, как это обычно происходило раньше.
        - Вот. Это наша скромная детская. Эти стены помнят ещё детей актрисы Элизабет Тейлор, - произнёс по-английски директор отеля, обведя комнату рукой.
        Что-о-о?! Я могла поклясться, что он придумал это только что. Впрочем, Стеллу Егорову это обстоятельство не особенно впечатлило. Как всегда, при себе у неё была собачка, в этот раз упакованная в серебряную сумочку из крокодиловой кожи, гармонировавшую с серебристыми туфлями-лодочками на шпильках. Стелла предстала в элегантном синем платье с открытой спиной (этот наряд идеально подходил для церемонии вручения «Оскара»).
        Собачка визгливо тявкнула. Фея и сыновья писателя, бегавшие вокруг стола, встали как вкопанные, вытаращив на неё глаза.
        - У вашей собачки внутри батарейка? - поинтересовался Элиас.
        Стелла Егорова его вопрос проигнорировала: возможно, она сочла ниже своего достоинства отвечать какому-то сопляку. Справедливости ради следует заметить, что, скорее всего, она его попросту не поняла.
        Малышка Даша вцепилась в папину руку и прижалась кудрявой головкой к его штанине.
        - Нашу лошадку-качалку сделали в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, - мелодично начал Монфор. - Её изготовили по специальному заказу отеля.
        Игровая и правда представляла собой настоящий музей старинных игрушек. Не только лошадка, но и кукольная комната, набор кукол-петрушек с резными деревянными головами, расстроенное пианино и куча жестяных игрушек - все они появились на свет самое позднее в двадцатых годах прошлого века. У антикваров волосы встали бы дыбом, если бы они увидели, что дети всё ещё играют с этими музейными экспонатами.
        - Добрый день! - Каролин поднялась с низкого стульчика и отряхнула с коленей солидную порцию блёсток. - Чем я могу быть вам полезна?
        Роман Монфор мимоходом обернулся в её сторону:
        - Это наша выдающаяся воспитательница, талантливый педагог, госпожа… э-э-э…
        - Имхофф, - продолжила Каролин. - У нас тут, входя в комнату, принято сначала здороваться.
        - Совершенно верно. - Роман Монфор откашлялся и продолжил, снова повернувшись к Виктору Егорову: - Госпожа Имхофф - дипломированная и чрезвычайно опытная воспитательница. С великолепными рекомендациями.
        Виктор Егоров с улыбкой кивнул и понёс Дашу в направлении лошадки-качалки. Его жена глубоко вздохнула и забарабанила длинными наманикюренными ногтями по деревянному дверному косяку.
        - Проблема заключается в следующем, госпожа… э-э-э… Имхофф, - продолжил Роман Монфор по-немецки. - Семейству… э-э-э… Смирновых требуется квалифицированная няня для маленькой Даши. Она будет присматривать только за Дашей.
        Каролин наморщила лоб:
        - У ребёнка есть какие-то физические или психические отклонения?
        - Что?! - Роман Монфор негодующе фыркнул. - Разумеется нет! Но Даша - особенный ребёнок особенных родителей, поэтому ей требуется особенный педагогический подход. Который вы в состоянии ей обеспечить.
        - Девочка может ходить в игровую вместе с другими ребятами, - любезно предложила Каролин. - Ей наверняка у нас понравится.
        - Да нет же! - На лице Монфора было написано неприкрытое недовольство недогадливостью Каролин. - Во-первых, девочка не знает ни слова по-немецки, во-вторых, она не привыкла к обществу других детей.
        - Ну, русского я, к сожалению, тоже не знаю, - вежливо возразила Каролин. - Однако, как педагог, я не советую воспитывать ребёнка в изоляции. В этом возрасте девочке необходим контакт со сверстниками. К счастью, дети, выросшие в разных странах, быстро находят общий язык и с упоением играют друг с другом.
        - Кончайте валять дурака! - взорвался Монфор. - С этой минуты вы присматриваете только за девочкой. Естественно, господин… э-э-э… Смирнов хорошо заплатит вам за это. С девяти утра до, скажем, десяти вечера вы будете исполнять обязанности няни маленькой Даши. Господи, неужели так сложно понять, что от вас требуется? Вам следовало бы поблагодарить нас за оказанные честь и доверие.
        Но не такова была Каролин.
        - А что же будет с другими детьми? - вежливо и невозмутимо поинтересовалась она.
        На лбу директора отеля начала угрожающе набухать вена: назревал взрыв. Но когда Виктор Егоров, качавший Дашу на старинной лошадке-качалке на другом конце комнаты, недоумённо оглянулся на Романа Монфора, его лицо как по волшебству разгладилось и на нём вновь засияла снисходительная улыбка.
        - К сожалению, это не ваш частный детский сад, госпожа… э-э-э… - возразил он с такой изысканной вежливостью, что люди, не знающие немецкого, могли бы подумать, что он делает ей комплимент. Понятия не имею, как это у него получалось, в любом случае это было в лучших традициях школы Станиславского. - Правила поведения здесь устанавливаете не вы, а я. Если я говорю, что вы будете присматривать только за Дашей, будьте так любезны, не возражайте мне при гостях. Всё, что от вас требуется, - послушно кивнуть и порадоваться дополнительным доходам.
        Каролин высоко подняла брови и открыла было рот, чтобы возразить директору, однако Роман предостерегающе поднял руку:
        - Я ещё не закончил! Что касается других детей, с ними вполне справится наша практикантка. - Он выпятил подбородок в мою сторону, и я сжалась, словно он уколол меня.
        Теперь брови Каролин находились практически на уровне волос.
        Тем временем маленькая Фея, недолго думая, тоже направилась к лошадке-качалке.
        - Я тоже хочу качаться! - пропищала она.
        Улыбнувшись, Виктор Егоров приподнял её и усадил позади своей дочери. Когда лошадка вновь пришла в движение, обе девочки восторженно завизжали.
        - Вы меня поняли, госпожа… э-э-э… Имхофф? - Задавая этот вопрос, Монфор ещё больше приглушил голос. Несмотря на улыбку, игравшую на лице, его глаза метали молнии.
        Мне пришлось плотно сжать зубы, чтобы они снова не начали стучать.
        - Да. - Каролин поняла. Вместо того чтобы отпрянуть, она чуть наклонилась вперёд и взглянула прямо в глаза Монфору. - А вот вы, видимо, не поняли. Я не собираюсь работать личной няней у людей, которые таскают собак в вечерних сумочках, вне зависимости от того, сколько они собираются мне платить. - Воспитательница говорила тихо, но решительно, и, по мере того как она продолжала, с лица директора медленно сползала улыбка. - Вы наняли меня для присмотра за детьми с девяти утра до половины пятого вечера, и я намерена выполнять именно эту работу, и никакую другую. Я приняла ваше предложение только потому, что моя мама в своё время работала у вашей матери, она огорчилась бы, если бы я не продолжила семейную традицию. Она очень любила Замок в облаках.
        Тем временем в другом углу комнаты олигарх снял с лошадки-качалки сначала Дашу, потом Фею, а затем уселся вместе с ними прямо на пол. Все присутствующие, кроме этих троих, внимали беседе Каролин и Романа Монфора с открытым ртом. Одна Стелла Егорова со скучающим видом рассматривала свои ногти.
        - Вы собираетесь мне перечить? Вы хоть представляете, сколько воспитателей были бы счастливы заполучить ваше место? - Роман Скандалист уже не владел собой, вена на его лбу снова угрожающе набухла.
        - Тогда увольняйте меня!
        В моих глазах Каролин только что стяжала геройские лавры. Она была самым храбрым человеком в мире. Я решила стать похожей на неё, когда вырасту.
        Романа Монфора поведение Каролин, похоже, потрясло до глубины души. Его руки непроизвольно потянулись вперёд и схватили пустоту, словно пытаясь свернуть чью-то воображаемую шею. Понятия не имею, что бы он мог натворить в таком состоянии, если бы не Виктор Егоров, который в этот момент снова присоединился к нам.
        Он с улыбкой указал на свою дочь, которая вместе с Феей сидела на полу и кормила куклу с игрушечной ложечки. Он вежливо осведомился, можно ли будет Даше завтра снова поиграть здесь с другими ребятами часик-другой, ведь ей здесь так понравилось!
        От имени всех, кто затаив дыхание наблюдал за поединком директора отеля и воспитательницы, Дон испустил нервный смешок. Стелла Егорова пробормотала что-то по-русски, и я могла поклясться, что это примерно означало: «Ну хватит! Пойдём уже отсюда наконец». Воспользовавшись передышкой, Роман Монфор кое-как овладел собой, вена на его лбу снова приобрела обычный вид, а на лице вновь заиграла ослепительная улыбка.
        - Я только что сам хотел вам это предложить! - с воодушевлением воскликнул он. - Эта милая компания детей наверняка будет в восторге от новой подружки.
        Милая компания детей, в первую очередь те, кто понимал по-английски, восторженно закивала. Каролин любезно улыбнулась, и чета Егоровых со счастливой Дашей, помахавшей детям на прощание обеими руками, отправилась восвояси. Роман Монфор развернулся, чтобы последовать за ними. Однако как раз в тот момент, когда я уже приготовилась облегчённо вздохнуть, он снова повернулся к нам.
        - Можете внутренне ликовать сколько угодно, госпожа… э-э-э… Но наш разговор ещё не окончен, - тихо произнёс он. - Я не потерплю в моём отеле ни умников, ни самодуров. - Его ледяной взгляд скользнул по мне. - Вы! Почему вы позволяете себе являться на работу без формы?! Немедленно переоденьтесь, иначе ваши услуги мне больше не понадобятся. - С этими словами он исчез.
        Я обессиленно опустилась на стул.
        17
        Нет, я бы не стала психовать, совершенно точно не стала бы. В конце концов, это был не первый раз, когда от меня сбегали дети, за которыми мне поручено было следить. Кроме того, месье Роше всегда говорил, что до сих пор в Замке в облаках рано или поздно находились все пропажи, а, как известно, месье Роше всегда оказывался прав. И в-третьих, дети не сбежали от меня сами, они просто… пропали при не очень удачных обстоятельствах, в которых меня невозможно было винить. Следует, однако, признать, что именно я придумала играть в прятки по всему отелю, и тот факт, что дети как сквозь землю провалились, возможно, стал следствием моих же советов, где лучше всего прятаться. Надо сказать, что спрятаться в отеле легко могли даже взрослые, а уж в распоряжении детей имелось поистине безграничное множество укромных уголков.
        Ну да, я бы не стала психовать, если бы автор триллеров не поделился с нами своей теорией о похищении детей, от которой меня охватила настоящая паника.
        Даже начался этот день не лучшим образом. Стая упомянутых выше гиен в горошек успела занять душ передо мной и не только израсходовала всю горячую воду, но и оставила в душевой распахнутое настежь окно, поэтому, пока я чистила зубы, у меня на носу успели образоваться сосульки - честное слово! В жизни не могла предположить, что когда-нибудь пожалею о том, что вокруг идёт снег, но теперь даже я считала, что снега на отель выпало более чем достаточно. В первый день контуры нашего прекрасного снежного дракона вокруг катка были хорошо заметны. На второй день их замело так, что можно было различить лишь возвышение на краю катка, на котором угадывались зубцы на спине. А потом дракон полностью исчез под толстым снежным покрывалом. Яромиру и старому Штукки пришлось приложить нешуточные усилия, чтобы расчистить хотя бы входы в отель и две дорожки, ведущие к конюшне и шоссе.
        От припаркованных возле отеля машин остались лишь белые холмики, углубления между которыми мало-помалу исчезали, напоминая слой безе на лимонной тартинке мадам Клео. Стеклянный купол над главной лестницей и открытую террасу по его периметру, которую я про себя окрестила «вальсовой террасой», Яромиру приходилось чистить каждый день, иногда даже дважды в день, иначе снег сплошь покрывал стекло, не позволяя и без того скудному дневному свету проникать в отель. До сегодняшнего дня шоссе, ведущее к отелю из долины, ежедневно расчищали, поэтому, несмотря на снежные заносы, сюда доставлялась почта, продукты и добирался персонал, проживавший не в отеле, а в близлежащей деревне, как, например, Каролин. Однако в ночь на двадцать восьмое декабря выпало такое количество снега, что к нам не удалось пробиться даже несгибаемому развозчику газет, а такое, как утверждал месье Роше, случалось не чаще одного раза в год!
        В сочельник и последующие дни большинство гостей восприняли подобную изоляцию от цивилизации с восторгом.
        Однако восторг мало-помалу уступал место нервозности. Поскольку прогулки стали невозможны, многие гости начали испытывать нечто вроде клаустрофобии.
        За завтраком супруга фармацевта и спутник баронессы фон Подшипников устроили настоящую дуэль за последние ягоды малины, выложенные на блюдо для фруктов.
        Грейси уверяла, что, не вмешайся вовремя Руди Рохля, дело, несомненно, дошло бы до кровопролития. Муж дамы-политика вернул на кухню японскую яичницу онсэн-тамаго из-за того, что её форма якобы была недостаточно идеальной.
        Шеф-повар пришёл в ярость и гонялся за беднягой Пьером по всей кухне. Мать Дона пожаловалась персоналу на неприятный запах в Большом башенном люксе. Заслышав об этом, фрейлейн Мюллер отправила туда сразу три бельевые тележки и лично направилась на место происшествия - так сказать, в качестве тяжёлой артиллерии. Вскоре после этого в игровой появился Дон в отвратительном настроении. Возможно, он злился на самого себя из-за то, что в его арсенале не осталось творческих идей, одни только плоские шутки вроде бомб-вонючек.
        В том, что касается увеселительных игр, воображение Каролин (она, слава богу, прорвалась через снежные завалы, приехав сразу за снегоуборочной машиной, и как раз успела взять под своё покровительство маленькую Дашу, которую её нежный отец в этот момент привёл в игровую) и моё собственное решительно иссякли. Поделок, которые мы успели смастерить до сих пор, хватило бы, чтобы заполнить целый спортзал. Пьеса собственного сочинения для кукольного театра была сыграна для внимательных и воспитанных зрителей - семнадцати плюшевых зверей. Мы перебрали все комнатные игры, известные Каролин, - от городков из консервных банок до «испорченного телефона» и «колечко-колечко, выйди на крылечко».
        Детям срочно требовались подвижные игры и смена обстановки. Каролин это прекрасно понимала. Именно поэтому она вняла моей просьбе разрешить детям играть в прятки не только в игровой, но и в коридоре, но только на следующих условиях: не забегать в чужие номера, не прятаться в лифтах, конечно же не покидать четвёртый этаж и никому не мешать - ни другим гостям, ни персоналу.
        Подыскивая себе укромные уголки, чтобы спрятаться, дети проявляли невероятную смекалку. Только нам с Эми приходилось немного помогать Фее: малышка на полном серьёзе полагала, что, стоит закрыть глаза, она становилась невидимой. В отличие от неё маленькая Даша пряталась на равных с более взрослыми детьми, а её красное вязаное платьице в оборочках от Диора, как оказалось, идеально для этого подходило. Оно было одного оттенка с красным бархатом портьер, за которыми Даша любила затаиваться больше всего и сидела как мышка, пока её не найдут.
        Дети залезали под столы, втискивались между стеллажами, сидели в засаде в ящиках для игрушек в игровой и забирались на пустые книжные полки. Грейси как-то удалось сложиться вчетверо, уместиться в кукольной коляске и закрыть её кружевным капюшоном. В результате ей достался второй приз за самое оригинальное укрытие. Первый же приз по праву получил Дон: каким-то непостижимым образом он смог пробраться к бельевой тележке Анни Мозерши и спрятаться в ней. Мы бы ни за что не догадались, где его искать, если бы он в конце концов не захихикал.
        Виктор Егоров, регулярно заходивший проведать дочурку, немало удивлялся, глядя на то, с каким восторгом она играет с другими детьми.
        В обед всё ещё было в порядке, за исключением того, что Элиас, как всегда, опрокинул свой стакан лимонада, а Дон положил котлетку на голову Грейси. В отличие от взрослого населения отеля, которое своими капризами доводило Бена, месье Роше и кухонный персонал до белого каления, в игровой царило приподнятое настроение. Однако после еды неприятности стали происходить одна за другой. Сначала маленькая Фея ударилась головой об угол стола и стала канючить, что хочет к маме. Мы дули на ушибленное место изо всех сил, Каролин наклеила на него пластырь с пони, но Фею ничто больше не радовало. Из носа у неё текло со страшной силой, поэтому Эми предложила быстренько отвести её в люкс Фаберже на втором этаже. Даша захотела проводить свою новую подружку, поэтому её тоже взяли. Потом к ним присоединилась Грейси, которой понадобилось в туалет. Глядя на них, Дон заявил, что тоже пойдёт провожать, потому что Фея - выдающийся подопытный объект для его фундаментального труда «Пятьдесят оттенков соплей», над которым он, кстати, давно не работал.
        То, что произошло потом, известно мне только со слов Эми, не верить которой у меня не было причин. Сначала все пятеро, как и предполагалось, постучались в люкс Фаберже. Однако там никого не оказалось, и умница Эми справилась в фойе у месье Роше о родителях Феи. Месье Роше сообщил, что мать девочки как раз сейчас находится на массаже у господина Хеффельфингера. Собственно, уже тогда Эми заподозрила, что воссоединиться с матерью Фее будет не так просто. Но Фея вопила, что сию же минуту хочет к маме, поэтому Эми не оставалось ничего другого, как только спуститься в спа-центр. На её месте я наверняка поступила бы так же.
        Эми знала, что у Хеффельфингера аллергия на детей, и приказала Грейси, Дону и Даше подождать её перед дверью с устрашающей табличкой, пока она не отведёт Фею к маме. Это продлилось дольше, чем рассчитывала Эми, потому что днём помимо господина массажиста в спа работала барышня-косметолог, которой Хеффельфингер, похоже, поручил в свободное от работы время охранять дверь в массажный кабинет как зеницу ока. Ко всему прочему, по-английски барышня-косметолог практически не говорила.
        Эми уверяла, что ей стоило больших усилий убедить косметолога в том, что для всех присутствующих будет лучше, если хнычущую малышку с сопливым носом впустят в массажный кабинет. Однако в конце концов всё получилось: под негодующим взглядом господина Хеффельфингера она сдала Фею (которая немедленно прекратила рыдать и счастливо заулыбалась) с рук на руки матери. До этого момента Эми по праву могла гордиться собой. Однако, выйдя из салона, она с ужасом обнаружила, что остальные дети исчезли.
        Грейси, Дон и Даша как сквозь землю провалились.
        Она звала их, обыскала каждый уголок коридора между спа-центром и лифтами, но ребят и след простыл. В это время наверху, в детской, мы с Каролин гадали, куда все запропастились, однако только после того, как запыхавшаяся Эми постучала в дверь и спросила, не появлялись ли здесь Дон, Даша и Грейси, мы забеспокоились. Но пока не слишком и в основном потому, что с минуты на минуту к нам в очередной раз собирался нагрянуть отец Даши, чтобы проведать дочурку. Нам пришлось бы признаться ему, что мы понятия не имеем, где она находится в настоящий момент. Что, несомненно, было не слишком приятно.
        - Наверное, Дон просто таскает их по отелю, - предположила я, с ужасом вспоминая о том, что сегодня он пребывал в отвратительном настроении. Что если вредный «оленёнок» успел придумать какую-нибудь шутку получше бомбы-вонючки? - Мальчишка наверняка хотел похвастаться чем-нибудь перед девочками. Например, своими связями на кухне. Кто-то из поваров каждый раз даёт ему мороженое.
        - Да, конечно. Уверена: они скоро вернутся, - согласилась Каролин. - Но, возможно, вам всё же стоит пойти поискать их. А я останусь с остальными детьми, чтобы не потерять ещё и их. - Уголки её рта дрогнули в улыбке, но улыбка эта выглядела принуждённой.
        Мы с Эми не успели дойти до двери, когда она распахнулась, и за ней обнаружилась Грейси.
        - Ну, вот видите!.. - облегчённо вздохнула Каролин, но она явно поторопилась.
        Грейси явилась в игровую одна и страшно удивилась, когда услышала о том, что Даши и Дона всё ещё нет. По её заверениям, последний раз она видела их на подвальном этаже. Заскучав от долгого ожидания, дети решили вернуться в игровую самостоятельно. В этот момент из дверей спа-центра показались Элла, Гретхен, Тристан, Эйден и Клаус. И Грейси прокралась вслед за ними по лестнице, решив немного пошпионить, а Дон с Дашей зашли в лифт. Грейси ещё некоторое время следила за Эллой и Гретхен (они играли в дартс в бильярдной), потом наконец сходила в туалет и вернулась в игровую.
        - Ну ладно, один ребёнок уже нашёлся - двое остальных тоже наверняка обнаружатся в ближайшее время. - Каролин погладила Грейси по голове и попыталась ободряюще улыбнуться. - Однако не помешает немного ускорить этот процесс. Поищите их для начала в лифтах.
        Эми, Грейси и я так и сделали. Однако ни Дона, ни Даши мы там не обнаружили.
        - Мне не следовало оставлять их одних ни на минуту! - сокрушалась Эми. - Если мы их не найдём, у Каролин из-за меня будут неприятности. Мистер Монфор придёт в ярость.
        Что да, то да. Отец Бена с восторгом воспользуется этим предлогом, чтобы испортить Каролин жизнь.
        - Они наверняка решили от нас спрятаться, - предположила Грейси.
        Я не была так уж в этом уверена. Дон пребывал в отвратительном настроении. А ещё он заскучал. Не самая лучшая диспозиция.
        - Он больше ничего не говорил? - переспросила я Грейси, что на самом деле было ужасно глупо: даже если бы он что-то и сказал, Грейси бы его не поняла.
        Грейси беспомощно пожала плечами, а потом вдруг вспомнила:
        - Ах да! Дон и Даша вошли в лифт не одни, а вместе с милой седовласой дамой, которая говорила только по-немецки.
        - Это наверняка была госпожа Людвиг, - произнесла я с облегчением. Ну вот, хоть какая-то зацепка. - Может быть, она знает, куда они направились.
        Но, к сожалению, госпожа Людвиг тоже не смогла нам помочь. Мы встретили её в коридоре на втором этаже по дороге в ресторан, где они с супругом договорились встретиться за чашечкой кофе и кусочком торта «Гавана». Старушка подтвердила, что видела детей на подвальном этаже.
        - Я ещё удивилась, почему они стоят посреди коридора в такой растерянности, - сказала она. - Мальчик и та славная русская малышка. Они поехали в лифте вместе со мной. Я, правда, неуютно чувствую себя в здешних лифтах - они так скрипят и лязгают, - но мои старые кости не в состоянии выдержать такое количество ступенек. Кроме того, я была в купальном халате… - Леди понизила голос: - Кстати, это самый мягкий и удобный халат, который я когда-либо носила. Как вы думаете, моя милая, мне можно будет купить такой же перед отъездом?
        - Да, конечно, разумеется, - нетерпеливо ответила я. - Но давайте вернёмся к Дону и Даше. Вы, случайно, не знаете, куда они могли бы направитьься после того, как вы их видели?
        Госпожа Людвиг медленно покачала головой:
        - Я вышла на своём втором этаже, а они собирались подняться на четвёртый. Во всяком случае, они нажали кнопку четвёртого этажа… Неужели эти маленькие проказники исчезли?
        Я кивнула:
        - Но, пожалуйста, никому не говорите об этом. (Угу, особенно Дашиным родителям.) Они наверняка спрятались где-то здесь.
        - Ну конечно, - ответила дама и ободряюще улыбнулась нам. - Они сами вылезут, как проголодаются, поверьте опытной матери и бабушке.
        Она, конечно, была права. И всё же…
        - У тебя тоже такое странное чувство? - прошептала мне на ухо Эми.
        Я кивнула. Да, чёрт возьми, у меня появилось это странное чувство! Отель был таким огромным, здесь одновременно столько всего происходило, - кто знает, какие опасности поджидали четырёхлетнюю девочку, которая росла под опекой родителей и нянек. Худенький, маленький ребёнок мог пролезть в любое отверстие… Перед моим внутренним взором возник Дон, помогающий Даше протиснуться в вентиляционную шахту. И конечно, именно сейчас я вспомнила слова старого Штукки, сказанные в сочельник: «В воздухе витает зло. Злобные духи и горные демоны вырываются на свободу и соблазняют людей своими дьявольскими идеями.» Чего-чего, а уж дьявольских идей у Дона и самого хватало…
        Я приняла единственно правильное в данной ситуации решение - поискать месье Роше и посвятить его, а заодно и Бена, раз уж я оказалась в фойе, в нашу проблему. И тот и другой немного успокоили меня. По их словам, дети постояльцев прятались в отеле довольно часто, в основном в день отъезда. Месье Роше невозмутимо поинтересовался, сколько времени прошло с момента исчезновения Дона и Даши. А Бен предположил, что самым разумным будет спросить у родителей, не возвращались ли к ним дети. По его словам, вероятнее всего, ребята просто направились в свои номера.
        Нам, конечно, ужасно не хотелось расстраивать родителей, но мы понимали, что другого выхода нет. Со стойки регистрации Бен позвонил Буркхардтам, а месье Роше набрал номер панорамного люкса.
        Эми, Грейси и я с надеждой затаили дыхание, однако, к сожалению, ни Дона, ни Даши родители не видели.
        Родители Дона восприняли новость о его исчезновении с завидным спокойствием. Впрочем, это было неудивительно: их сын знал свой отель наизусть, превосходно в нём ориентировался и до рождественских праздников расхаживал по нему в гордом одиночестве где хотел и в любое время суток. Они даже не спустились в холл, чтобы принять участие в поисках.
        Егоровы же, напротив, появились в холле в рекордные сроки. Стелла Егорова была в истерике.
        У меня на душе заскребли кошки. Я прекрасно представляла, как Дашина мама волнуется за свою дочь. Ей ведь было только четыре годика, и она, вероятно, ещё ни разу не оставалась без присмотра.
        Я решила, что сейчас Егоровы потребуют вызвать полицию с собаками-ищейками и подадут на отель в суд.
        Однако, как оказалось при ближайшем рассмотрении, Стеллу Егорову заботили совершенно другие проблемы. Заламывая руки, она на своём ломаном английском обратилась за помощью к месье Роше. Супруга миллиардера была безутешна оттого, что из-за снежных заносов не могла отправиться в Женеву прогуляться по магазинам и заехать к парикмахеру. Теперь она требовала предоставить ей вертолёт, чтобы наверстать хотя бы часть потерянного времени. Объяснить ей, что в такой снегопад ни один вертолёт не долетит до Женевы, было невозможно. Исчезновение же дочери, казалось, оставило её относительно равнодушной.
        В отличие от жены Егорову пришлось приложить значительные усилия, чтобы сохранять спокойствие.
        - Ничего плохого ведь не могло случиться, ведь правда? - Он с надеждой повернулся к месье Роше. - Надеюсь, в Замке в облаках не бывает несчастных случаев? К тому же они ведь вдвоём…
        - Совершенно верно. - Месье Роше улыбнулся нашим обеспокоенным физиономиям со своим обычным оптимизмом. - Я уверен, что мы быстро обнаружим обоих беглецов. Если они не выходили на улицу, волноваться не о чем. В отеле никто и ничто не пропадает надолго.
        После исчезновения детей Каролин конечно же первым делом проверила, на месте ли их сапоги и куртки. Однако верхняя одежда детей висела на крючках нетронутая, и никто не видел, чтобы Дон и Даша выходили наружу. Поэтому можно было исходить из того, что они где-то здесь и что мы их непременно найдём, - во всяком случае, именно в этом я многословно пыталась уверить Виктора Егорова, и делала это до тех пор, пока он сам не начал меня успокаивать.
        Стелла Егорова, цокая каблучками, надувшись из-за того, что никто не собирался предоставлять ей вертолёт, вышагивала взад-вперёд по фойе, а Егоров рассказывал мне, что Даша обожает прятаться и дома, в России, и ему приходится регулярно переворачивать весь дом вверх дном, чтобы найти ненаглядную дочурку. Однажды она спряталась в бельевой корзине, укрылась с головой полотенцами и сама не заметила, как заснула!..
        - Этот отель - особенное место, - убеждённо заявил он. - С детьми здесь не может случиться ничего дурного.
        Угу, не может! За исключением случаев, когда они шатаются по отелю в обществе малолетнего психа.
        Месье Роше организовал Виктору Егорову чашку чая и продолжал ненавязчиво ухаживать за ним, а мы усилили поиски. Какое счастье, что сегодня Романа Монфора не было в отеле! С каким удовольствием он бы сейчас орал на всех, кто попадётся ему под руку, и увольнял бы всех подряд! А уж голову Каролин с наслаждением преподнёс бы Буркхардтам и Егоровым на блюдечке с голубой каёмочкой.
        Полчаса спустя наши поиски всё ещё не дали никаких результатов: детей и след простыл. Мы с Беном, Грейси и Эми обыскали все бельевые тележки на этажах и все бельевые шкафы в отеле. Кто-кто, а уж Дон никогда не обращал внимания на то, что написано на гостиничных дверях - «Добро пожаловать!» или «Только для персонала!».
        Каролин тем временем дежурила в игровой - на случай, если дети вдруг решат вернуться туда, - а Павел с Пьером прочёсывали подвал. Слава богу, залезть в вентиляционную шахту оказалось не так легко, как мне казалось, - решётки на всех отверстиях, ведущих туда, были плотно привинчены. И всё же я не могла удержаться от того, чтобы периодически украдкой не крикнуть туда: «Ау-у-у!»… просто на всякий случай.
        Возможно, об исчезновении детей разболтала госпожа Людвиг. А может быть, люди сами заметили пропажу и обрадовались, что в отеле, отрезанном от цивилизации, наконец что-то происходит. В любом случае, помимо персонала в поисках детей приняли участие и некоторые гости. У каждого была наготове история из собственного детства о том, как он хорошо спрятался, как его не могли найти и как все напугались. Виктор Егоров явно старался выглядеть спокойным - наверное, не в последнюю очередь потому, что месье Роше подлил ему в чай немного рома, чтобы успокоить нервы.
        Однако как раз в тот момент, когда я уже готова была поддаться всеобщему оптимизму и задвинуть подальше собственные сомнения (я всё же неплохо знала Дона и понимала, что оказаться в центре всеобщего внимания, пусть даже и таким образом, для него лучше всякого рождественского подарка), передо мной возник не кто иной, как автор триллеров, чтобы ознакомить меня со своей теорией о похищении детей.
        Писатель столкнулся со мной и Беном на третьем этаже, крепко взял Бена за рукав, и я впервые взглянула на него внимательнее. Хотя он написал уже несколько бестселлеров, ему было лишь слегка за тридцать. Это был маленький, худенький человек с аккуратно подстриженными тёмными волосами, курносым носиком, лукавой улыбкой и совершенно сумасшедшими глазами, как я с опозданием установила. По его словам, он не хотел никого пугать и сеять панику. Само собой разумеется, дети найдутся в ближайшее время. Но он никогда бы не простил себе, если бы промолчал.
        - Промолчали о чём? - спросил Бен.
        И писатель с горящими глазами прошептал:
        - О Киднеппере из гранд-отелей.
        Вот и всё. Мне многого не требовалось. Паника, которую он не собирался сеять, охватила меня в мгновение ока.
        На Бена же, похоже, его речь не произвела никакого впечатления.
        - О Киднеппере из гранд-отелей? - сухо повторил он.
        - Некоторые называют его Эксклюзивным Похитителем, - пустился в рассуждения писатель, - однако это прозвище не прижилось: оно слишком расплывчато. Я наткнулся на информацию о нём, когда собирал материал для моей предыдущей книги. За последние тридцать лет ему удалось похитить шестерых детей из дорогих отелей. И каждый раз ему удавалось оставаться безнаказанным.
        - Шестеро детей за тридцать лет? - Бен скептически сдвинул брови.
        Писатель важно кивнул.
        - Да, двоих в Германии, одного в Австрии, одного во Франции и двоих в Италии, - прошептал он. - И каждый раз ребёнка похищали из дорогого отеля.
        - Шестеро детей, которые в течение тридцати лет исчезали из отелей на территории четырёх различных стран? - Можно было подумать, что Бен - издатель, которого писатель безуспешно пытался убедить в том, что его новый сюжет - это золотое дно.
        - То, что вы говорите, кажется мне абсолютно неправдоподобным. Откуда известно, что во всех шести случаях фигурировал один и тот же похититель, если его ни разу не поймали?
        Этот вопрос на секунду выбил писателя из колеи.
        - Это… э-э-э… в полицейских кругах этот факт никогда не подвергался сомнению, ведь почерк во всех шести случаях был идентичным!
        - Неужели в руки полиции попали образцы почерка преступника? - переспросил Бен. - Но это кажется мне ещё более неправдоподобным…
        - Да нет же! - Писатель раздражённо прищёлкнул языком, и мне очень хотелось сделать то же самое: ну нельзя же быть таким тупицей! - Почерк я имел в виду в переносном смысле: все шесть преступлений были похожи друг на друга. Спустя пять или шесть часов после исчезновения ребёнка похититель звонил по телефону и требовал выкуп, сумма которого точно соответствовала финансовым возможностям родителей и включала далеко не только денежные активы. К примеру, когда похитили ребёнка знаменитого дирижёра, помимо денег в качестве выкупа преступник потребовал ещё и скрипку работы Страдивари, которую передавали из поколения в поколение. Выкупом за другого ребёнка стало полотно Ван Гога, факт владения которым держался в строжайшем секрете.
        - Ужас какой! - прошептала я. По спине у меня снова побежали проклятые мурашки.
        Бен уставился на меня, сокрушённо покачивая головой.
        Писатель, однако, обрадовался, что сумел впечатлить хотя бы одного из нас.
        - Выкуп всегда передавался через посредника или посредницу, - продолжал он. - И если полиция не вмешивалась, после этого преступник по телефону сообщал, откуда можно забрать ребёнка, который был жив и здоров. Только один раз всё закончилось трагически. После похищения сына итальянского химического магната родители подключили к делу полицию, и тогда… - Он испустил глубокий вздох. - Вы слишком молоды и не помните, что случилось потом. В любом случае, малыша тогда так и не нашли.
        - О господи! - вырвалось у меня. - Бен, мы должны немедленно попросить Егоро… Смирнова подключить к делу своего телохранителя. - В глубине души я не понимала, почему он, собственно, сам ещё не присоединился к поискам.
        Бен сморщился:
        - Послушайте, эта история с похищением - полная чушь! Преступник был бы полным идиотом, если бы выбрал для этого сегодняший день. Посудите сами: снаружи валит снег, ни одна машина не в состоянии ни доехать до «Шато Жанвье», ни уехать отсюда. С единственного шоссе, ведущего сюда, невозможно никуда свернуть целых семь километров - ни чтобы сбежать, ни чтобы спрятать похищенного ребёнка. Кроме того, почему этот таинственный похититель в этот раз украл двоих детей вместо одного? Его что, жадность обуяла? Или у него изменился почерк?
        Писатель обиженно поджал губы.
        - Бен, по-моему, не стоит так легко списывать его теорию со счетов, - возразила я, удостоившись благодарного взгляда от автора триллеров. - И Дона, и Дашу можно похитить с большой выгодой. Помнишь, мы говорили про чемодан с… - В последний момент я прикусила язык, чтобы с него не сорвалось: «С чёрным налом». - Чемодан… э-э-э… Северного общества картографии, - продолжила я, понизив голос. - Кроме того, нельзя упускать из виду В. С., то есть В. Е., который купил своей Ж. на аукционе К. Ты не забыл о нём?
        - Чего?! - Бен уставился на меня, наморщив лоб, а потом ухмыльнулся: - А-а, понятно! Да, и Дон, и Даша идеально подходят в качестве объектов для похищения. Но ведь С., который Е., который купил своей Ж. на аукционе К., находится даже не в З. в о. Кроме того, кто тогда похититель? Мы всех здесь хорошо знаем.
        - Это не совсем так, - быстро вставил писатель. - Если вы позволите мне высказать своё скромное мнение, на рождественские праздники наняли огромное количество дополнительного персонала. Всех проверить невозможно. Насколько мне было известно, руководство отеля даже не занималось подобной проверкой. Получается, что можно подозревать каждого официанта.
        - Откуда у вас подобные сведения? - Бен скрестил на груди руки.
        - Я успел поговорить с некоторыми сотрудниками, - объяснил писатель. - В рамках сбора информации для своей следующей книги, под рабочим названием «Комната, истекающая кровью». Главный герой - серийный убийца, оставляющий своих жертв истекать кровью в гостиничных стенах.
        Я быстро отвела от него взгляд: глаза писателя горели сумасшедшим огнём, не внушавшим ни малейшего доверия. Кроме того, он немного косил.
        - Однако давайте вернёмся к Киднепперу из гранд-отелей, - с энтузиазмом продолжил писатель. - Естественно, в число подозреваемых входят также гости отеля, приехавшие сюда на праздники.
        - Как, например, вы! - усмехнувшись, предположил Бен.
        Писатель одобрительно кивнул:
        - Да. Это был бы очень оригинальный ход. Поскольку именно я высказал гипотезу о киднеппере, читатель, конечно, не склонен будет рассматривать меня в качестве подозреваемого. Но, во-первых, я слишком молод - в момент первого похищения, приписываемого Киднепперу из гранд-отелей, мне было всего шесть лет от роду, а во-вторых, мы с вами всё-таки не сочиняем роман. Во всяком случае пока.
        Бен пробурчал себе под нос что-то вроде:
        - А если бы и сочиняли, то после «Комнаты, истекающей кровью» он стал бы самым бездарным ужастиком на свете.
        Но его реплика потонула в криках, донёсшихся до нас со второго этажа.
        - Вот они! - вопила Эми.
        - Мы нашли их! - вторила ей Грейси.
        Слава богу! Я чуть не разрыдалась от облегчения. Чтобы не заплакать, я нащупала руку Бена и крепко сжала её.
        - Ну вот вы и сели в калошу с вашей оригинальной гипотезой, - заметила я, обращаясь к писателю. - В которую я, разумеется, не верила ни секунды.
        - Я, конечно, тоже в неё не верил. Я сомневался, - мгновенно парировал тот. - Я просто хотел поделиться своими соображениями. Чтобы потом не говорили, что я никого не предупреждал…
        - Ну и воображала! - пробурчал Бен, спускаясь рядом со мной по ступенькам. - Я читал его последний роман - редкостная чушь. Сплошные случайности, притянутые за уши. И в конце каждой главы обязательно какая-нибудь дурацкая деталь, по поводу которой все гадают - ах, что бы это значило? - которая двумя страницами позже объясняется совершенно обыденно.
        Мы были не единственными, кто со всех ног поспешил в малую музыкальную гостиную, где Грейси и Эми обнаружили обоих беглецов. Виктор Егоров оказался там даже раньше нас, по его лицу было понятно, что у него гора свалилась с плеч.
        - Я так и знал… Я так и предполагал… - пробормотал он скорее себе под нос, чем в наш адрес.
        Постепенно в гостиную стало просачиваться всё больше народа, и все удивлялись, как удачно спрятались Дон с Дашей.
        Они и в самом деле нашли отличное укрытие. Дети лежали, свернувшись калачиком на полках справа и слева от массивного камина, забаррикадировавшись нотами, тяжёлыми фолиантами по теории музыки, а также гипсовыми бюстами знаменитых композиторов. Оба ребёнка спали. В смысле Даша и правда спала, а Дон наверняка притворялся.
        - Если бы я не услышала, как он храпит, я бы нипочём его не нашла! - гордо объявила Грейси.
        - И если бы сюда не поскреблась кошка, - тихо добавила Эми. - Ведь вообще-то мы уже обыскивали эту комнату.
        Виктор Егоров торжественно пожал сёстрам Барнбрук руки и поблагодарил их как минимум на трёх языках. Потом он опустился на корточки перед полкой и осторожно (с нашей с Беном помощью) переложил книги и переставил статуэтки так, чтобы можно было достать ребёнка.
        - Вот ты где, малыш! - Он бережно потянул дочь к себе и поднял её на руки.
        Она не проснулась, но доверчиво прижалась к нему и улыбнулась во сне.
        Свидетели этой сцены растроганно вздохнули, когда он вынес её из гостиной.
        «Вот сорванец!» - эти слова возвестили прибытие Дона Буркхардта-старшего.
        Это был крупный мужчина плотного телосложения с проницательными водянисто-голубыми глазками, низким лбом и неприятным раскатистым голосом. Дон унаследовал от матери всё, что было в нём очаровательного, в том числе глаза оленёнка Бэмби. Буркхардт-старший смотрел на спящего сына, покачивая головой, но с явной гордостью.
        - Ладно уж, в виде исключения не буду подавать в суд за нарушение обязанностей надзора за несовершеннолетними.
        Дон негромко всхрапнул, и все расхохотались. От имени руководства отеля Бен предложил всем добровольцам, участвовавшим в поисках, заказать в баре всё, что они хотят, и таким образом увёл их в направлении барной стойки. А Каролин смогла наконец отбыть на заслуженный отдых (вообще-то её рабочий день уже давно закончился) и отправилась домой, несмотря на снегопад.
        Вместе с Эми и Грейси я осталась возле Дона и его отца в малой музыкальной гостиной. Мне было страшно интересно, как Дон объяснит всё происшедшее. Однако он продолжал притворяться спящим - и, надо сказать, делал это донельзя правдоподобно. Ещё лучше ему удалось «пробуждение»: оно поистине заслуживало «Оскара». Когда отец потряс мальчика за плечо, тот приоткрыл глаза, сонно заморгал и уставился перед собой, словно ничего не соображал.
        - Где я? - спросил он. - Как я сюда попал?
        Буркхардт-старший раскатисто расхохотался:
        - На тебя можно положиться, сын! Ты опять их всех взбаламутил. В такой скучный вечер это было то, что нужно!
        Ну это как сказать! Лично я предпочла бы провести вечер за изготовлением очередной порции скучных поделок с блёстками. Если отец Дона хвалил его за подобные проделки, вместо того чтобы отругать как следует, неудивительно, что мальчик понятия не имел о том, что можно и чего нельзя делать.
        Дон медленно слез с полки и потёр глаза. Какая жалость, что когда-нибудь он унаследует мусорную империю - с таким-то актёрским талантом!
        - Как… почему я здесь лежу? Последнее, что я помню, это как мы хотели отвести маленькую соплячку к маме… Что было потом? Почему я хочу спать?
        - Потому что ты мой маленький разбойник, который хулиганил весь день и очень устал, - ответил Буркхардт-старший. - Ну давай, в виде исключения иди ко мне на руки!
        Однако, даже если Дон до смерти хотел спать, на руки к отцу он не собирался идти ни при каких обстоятельствах, особенно в присутствии Грейси. Единственное, на что он согласился, чтобы отец обнял его за плечи. Пусть Буркхардт-старший и был весьма неприятным человеком с сомнительными планами и чемоданами с чёрным налом, но своего сына он, несомненно, любил. Поэтому у меня язык не повернулся разрушить идиллическую сцену между отцом и сыном, влезть между ними со своими педагогическими принципами и устроить Дону заслуженный разнос.
        За меня это сделала Грейси. Когда оба Буркхардта направились к двери, она строго произнесла:
        - Это было просто свинство с твоей стороны, Дон! Конское дерьмо, да и только. Все так за вас волновались! Кроме того, это не по правилам. Прятаться можно только на четвёртом этаже и не в номерах… но я тебя всё равно нашла, салага.
        Кроме слов «конское дерьмо» и «салага», Дон, естественно, ничего не понял. Однако, вопреки своей всегдашней привычке, он не ответил колкостью на колкость, а сонно улыбнулся и пробормотал:
        - До завтра, прекрасная Грейси Барнбрук из Чарльстона, Южная Каролина.
        И тут мне внезапно пришла в голову оригинальная мысль. Что, если Дон на самом деле не притворялся? Что, если он действительно не помнил, что произошло?
        18
        - Только не говори мне, что поверила в эту чушь о похитителе, которую нам пытался повесить на уши этот писака, - Бен покачал головой.
        К несчастью, именно это я ему только что и выдала, только немного другими словами. А слово, как известно, не воробей. При всём желании я не могла отделаться от мысли, что Дон, возможно, не притворялся, а заснул на самом деле. Когда имеешь дело с этим мальчишкой, ни на минуту нельзя забывать, что он тёртый калач и от него можно ожидать чего угодно. И всё же… Я перегнулась через полированную стойку регистрации и прошептала:
        - А если он не притворялся? Если он действительно спал и не помнит, как оказался на полке? Если он и правда не понял, что произошло? Если кто-то намеренно усыпил его и Дашу?
        Бен растерянно посмотрел на меня:
        - Чтобы что - спрятать их на полке? Это ещё зачем, о господи ты боже мой?
        Да, именно в этом и заключалось слабое место моей гипотезы. Я тоже не знала, зачем и кому это могло понадобиться. Полная бессмыслица! И тем не менее меня терзали сомнения и возникло такое странное чувство, что… Эх, ладно, чепуха!
        - Фанни! - Бен улыбнулся мне. - Возможно, у тебя просто был слишком длинный и трудный день?
        Я с готовностью кивнула:
        - Это да.
        День выдался столь сложным и изматывающим, что я даже ни разу не вспомнила о поцелуях. Зато сейчас я немедленно восполнила это упущение, взглянув на Бена. Какой он был славный, когда улыбался! И моё имя в его устах звучало просто обалденно!
        - Давай ты скажешь Хеффельфингеру, что плохо себя чувствуешь, - предложил Бен. - Тебе просто необходим свободный вечер. Мне кажется, нельзя столько пахать. Моя смена заканчивается в девять. Можем вместе поужинать.
        Это прозвучало весьма соблазнительно, но не могла же я оставить бедного господина Хеффельфингера на растерзание гостям! Он и впрямь выглядел так, словно у него сейчас случится сердечный приступ. Кроме того, я была единственной, кто понимал, что зажигать ароматические свечи с жасмином и пачули в одном помещении со свечами с ванилью и запахом апельсина непростительная оплошность, потому что запахи ароматических масел в этом случае вступают в недопустимую реакцию…
        - Знаешь что? - Бен взял телефонную трубку. - Я сам сейчас тебя у него отпрошу: у тебя ведь всё равно язык не повернётся это сделать. В конце концов, я… э-э-э… то есть мы за тебя в определённом смысле отвечаем… Господин Хеффельфингер? - Я судорожно замахала руками, но Бен проигнорировал это. - Добрый вечер, это Бен Монфор со стойки регистрации. Вынужден сообщить, что практикантка Фанни Функе приболела и не сможет помочь вам в спа-центре сегодня вечером. Но я постараюсь прислать вам кого-нибудь на замену.
        - Бедняга… - заметила я, когда Бен положил трубку, хотя в глубине души испытывала некоторое облегчение, потому что уже не помнила, когда в последний раз у меня был свободный вечер.
        - Да ладно тебе, никакой он не бедняга! - отмахнулся Бен. - Сегодня утром он заказал на кухне целый поднос смузи из ананаса, рукколы, китайской капусты и семян чиа. А в обед на кухне творилось бог знает что. Когда шеф-повар не обнаружил ни рукколы, ни китайской капусты, он хотел покрошить и повара, который выполнял заказ, и самого Хеффельфингера в ту самую капусту. И сам собрался немедленно уволиться без выходного пособия. Я потратил кучу времени и нервов на то, чтобы всех помирить.
        - А ты неплохой менеджер! - Я улыбнулась ему, пытаясь в то же время не пялиться на его губы, чтобы он не заметил, что мысленно я продолжила: «И целуешься ты наверняка тоже замечательно».
        К счастью, Бен сделал из моего идиотского выражения лица совершенно другие выводы:
        - Ты правда выглядишь усталой. Давай ты отдохнёшь, пока я доработаю до конца смены, а потом мы вместе поужинаем? - спросил он, тронув меня за руку. Правда, в следующую секунду он убрал её, потому что к стойке подошёл кто-то из гостей - спросить, есть ли в отеле вай-фай.
        Чтобы не торчать возле Бена, я составила компанию месье Роше, который держал в руках список всех люстр отеля и ставил перьевой ручкой изящные галочки напротив каждой люстры, которую Яромир и старый Штукки успели проверить.
        - Они все были в порядке? - поинтересовалась я.
        - Конечно. - Месье Роше поставил последнюю галочку. - Ни одна из них никогда бы не позволила себе в один прекрасный момент обрушиться с потолка. В отличие от них, у люстры перед бывшим кабинетом… скажем так, я всегда замечал за ней некую склонность к эпатажу. А также, что весьма печально, к саморазрушению. - Он внимательно посмотрел на меня поверх очков. - Тебя что-то беспокоит, Фанни?
        Я бросила быстрый взгляд на Бена.
        - Вы когда-нибудь слышали о Киднеппере из гранд-отелей? - тихо спросила я.
        Месье Роше покачал головой:
        - Мне о нём ничего не известно.
        - Писатель из номера сто шесть рассказывал о нём. В течение последних тридцати лет Киднеппер из гранд-отелей похитил шестерых детей, потребовав за каждого из них выкуп. Его так и не смогли поймать.
        - Хм-м! - произнёс месье Роше, как всегда сделав верные выводы. - И сегодня, когда дети пропали, ты решила, что это могло быть делом его рук?
        Я кивнула и добавила:
        - Старый Штукки недавно говорил, что в воздухе витает зло. Что, если это зло и есть Киднеппер из гранд-отелей?
        - Хм-м! - снова повторил месье Роше. - Во всяком случае, у нас здесь достаточно детей, которых можно было бы похитить и потребовать выкуп с родителей.
        - Вот именно! - Я была страшно благодарна ему за то, что он не счёл меня ненормальной.
        - С другой стороны, Дон и Даша ведь нашлись, не правда ли? - улыбнувшись, продолжил месье Роше.
        Я вздохнула.
        - Да, это верно. Но… Дон так странно себя вёл… Теоретически ведь могло быть, что детей усыпили, чтобы увезти… А потом снегопад спутал похитителям планы. - Я понимала, что мои слова звучали совершенно по-идиотски. В конце концов, снегопад ведь начался не сегодня. - У меня просто ужасно странное чувство, - растерянно добавила я.
        Месье Роше снова понимающе улыбнулся.
        - Я убеждён, что к странным чувствам следует прислушиваться, - заметил он. - Как правило, они не возникают на пустом месте, даже если зачастую мы истолковываем их не совсем верно. - Он бросил взгляд на Бена, который как раз говорил по телефону. - Может быть, сегодня вечером тебе стоит сказаться больной и отдохнуть за чашкой мятного чая. Или в компании хорошего друга.
        Я снова вздохнула:
        - Бен тоже только что предложил мне это. И уже извинился за меня перед господином Хеффельфингером.
        - Превосходно! И не бери в голову старого Штукки и его мрачные пророчества. Он всегда склонен преувеличивать. - Месье Роше поправил очки. - Конечно, в мире иногда происходит зло, Фанни. Периодически это случается и здесь, наверху, в Замке в облаках. Это очень исключительное место, где в каждом человеке проявляются его худшие качества. Впрочем, и лучшие тоже. - Консьерж опять тепло улыбнулся мне. - К примеру, когда я смотрю на тебя, я перестаю беспокоиться насчёт зла, которое творится в мире. Пока на свете есть такие люди, как ты, добро всегда будет побеждать.
        У меня к горлу внезапно подкатили слёзы. Только месье Роше был способен говорить высокопарные слова и не выглядеть при этом смешным. И, как всегда после беседы с ним, я сразу почувствовала себя гораздо лучше.
        Я встала на цыпочки и поцеловала его в щёку.
        - Я вас тоже ужасно люблю, - быстро произнесла я и в следующую секунду с новыми силами ринулась вверх по лестнице, твёрдо решив отныне абсолютно и бесповоротно игнорировать непонятное чувство, угнездившееся где-то в животе. В конце концов, может быть, это был просто-напросто голод!
        В душевой для персонала кто-то в очередной раз оставил распахнутым настежь окно. Кто бы это ни был, он, очевидно, понятия не имел, как следует проветривать помещения зимой. Когда я закрывала окно, моя рука чуть не примёрзла к шпингалету. Однако выбора у меня не оставалось: утром я торопилась и помылась кое-как, поэтому, если я собираюсь превратиться в девушку, которую хочется поцеловать, придётся лезть в душ целиком. Торопливо намыливаясь под еле тёплой водой, - теплее из бойлера было не выжать, - я впервые подумала о том, как чудесно было бы не работать в Замке в облаках, а отдыхать здесь. Жить в просторном номере, например в номере 110. Там были балкон, два окна, на запад и на юг, а ещё настоящий камин и большая ванная. Я бы попросила горничную принести мне горячего шоколада и, может быть, кусочек яблочного пирога с корицей, долго нежилась бы в ванне с пеной, потом закуталась бы в пушистый купальный халат, прилегла на мягкий диван и слушала, как трещит огонь в камине…
        Холодный душ бесцеремонно вернул меня к реальности: по всей видимости, в бойлере закончилась даже еле тёплая вода, поэтому смывать мыло и шампунь мне пришлось под ледяными струями, которые, вне всякого сомнения, поступали в душ прямо с ледника.
        Чтобы поскорее согреться, вернувшись к себе в комнату, я прыгнула в постель и навалила на себя все одеяла и перины, какие попались под руку. Мне немедленно захотелось спать: моё тело не так часто оказывалось в горизонтальном положении, и организм поспешил им воспользоваться. Чтобы не заснуть, я стала просматривать пришедшие сообщения.
        Делия, конечно, опять наприсылала сердечек и поцелуйчиков, в этот раз разбавленных ссылками на статьи вроде «Страх перед первым поцелуем: полезные советы», «Идеальный первый поцелуй? Глупости! Десять советов против завышенных ожиданий» и - особенное свинство с её стороны! - «Упущенные возможности: искусство распознать правильный момент». Я начала было их просматривать, но глаза вскоре закрылись, и последней мыслью, мелькнувшей в моей голове, было: «Наверняка Дон чувствовал то же самое, засыпая на своей полке возле камина…»
        Вероятно, я бы так и проспала до утра, если бы трубы в стене в начале десятого не решили энергично прокашляться. Я проснулась и от неожиданности подскочила, затем вылетела из постели как ошпаренная, увидев, сколько было времени.
        Лихорадочно одеваясь, я мысленно перебрала весь арсенал ругательств Грейси. Ёлки-палки, я же собиралась навести красоту!..
        На то, чтобы наводить красоту, времени катастрофически не оставалось. С одной стороны моей физиономии высохшие волосы беспорядочно топорщились, с другой были ещё влажными. Сама физиономия, к несчастью, выглядела столь же асимметрично: щека, которой я во сне прижималась к подушке, была красная как рак, другая - бледная, как обычно. Левый, более заспанный глаз припух и казался меньше правого, с упрёком взиравшего на всё это безобразие из зеркала. Оставалось только надеяться, что всё как-нибудь нормализуется само собой. Я заплела нетугую косичку, подвела глаза, накрасила ресницы и на всякий случай - мало ли что может быть! - сбегала почистить зубы, и всё это в рекордном темпе. Тем не менее, когда я, запыхавшись, влетела в фойе Замка в облаках, Бена там уже не было.
        За стойкой его сменил Руди Рохля. Завидев меня, он очень удивился.
        - Я думал, вы собирались поужинать с моим племянником, - сказал он, сохраняя на лице обычное меланхолическое выражение. - Он только что пошёл за вами наверх.
        Вот он, главный недостаток огромного количества лестниц в отеле, - никогда нельзя знать, каким путём пойдёт тот, кого ты ищешь. Только снова поднявшись на второй этаж, я сообразила, что разумнее было дождаться Бена внизу, иначе мы весь вечер так и будем бегать друг за другом туда-сюда. Я развернулась на каблуках и чуть не врезалась в Виктора Егорова, вывернувшего на меня из-за угла и тоже спешившего куда-то.
        Мы одновременно открыли рты, чтобы извиниться, глянули друг на друга и расхохотались.
        - Вас я тоже хотел ещё раз поблагодарить, - сказал Егоров, когда мы наконец немного успокоились. - За вашу помощь, за терпение и за то, что благодаря вам моя дочь провела чудесный день в компании других детей. Она в восторге и с нетерпением ждёт завтрашнего дня, чтобы снова пойти в игровую.
        - Завтра нам придётся придумать что-то новое: в прятки мы точно больше играть не будем. - Слова Егорова пробудили у меня угрызения совести: мы ведь потеряли его дочь, а это совсем не то, за что следует благодарить. Непонятное чувство в области живота снова встрепенулось и усилилось. - Мне ужасно жаль, что всё так вышло, - ответила я. - Честное слово, завтра мы будем лучше за ней присматривать.
        - Не сомневаюсь. - Его лицо осветила чуть печальная, но от этого не менее славная улыбка. - Днём я ненадолго поддался панике, но на самом деле я по собственному опыту знаю, что с детьми в этом отеле не может случиться ничего плохого. Это особенное место.
        Мне тоже очень хотелось в это верить. Однако слова, сказанные старым Штукки в сочельник, а также история о Киднеппере из гранд-отелей категорически не шли у меня из головы. Даже месье Роше упомянул, что зло иногда происходит и здесь, в Замке в облаках. Я, конечно, не могла поделиться всеми этими соображениями, а уж тем более дурацкими выводами, которые я себе придумала, с Егоровым. Но, возможно, в моих силах было хотя бы немного повысить общую бдительность - на тот совершенно невероятный случай, если Киднеппер из гранд-отелей действительно существовал и взял на прицел Дашу.
        - В любом случае завтра я не спущу с Даши глаз всё время, пока она будет в игровой, - как можно более беспечно произнесла я. - И может быть, вам стоит попросить вашего телохранителя быть чуть внимательнее. За детьми ведь в любом случае нужен глаз да глаз…
        - Телохранителя? - Виктор Егоров наморщил лоб.
        - Ну да, телохранителя, охранника, секьюрити или как он там называется. - Я многозначительно глянула на дверь номера 117.
        Похоже, Виктор Егоров не понимал, кого я имею в виду.
        - Мы с женой приехали в отель без охраны.
        - Э-э-э… вы уверены? - Я тупо уставилась на номер 117.
        - Абсолютно уверен. - Он вежливо улыбнулся. - Собственно, в этом и заключается высшая роскошь, которую мы здесь можем себе позволить, - никто не знает, что мы здесь, и поэтому можем вести себя как обычные люди. Официально мы совершаем рейс по Карибскому морю на нашей яхте. - Егоров подмигнул мне: - Где моя жена больше всего на свете хотела бы находиться на самом деле.
        - Но… - Я уже ничего не понимала. Если господин Хубер из номера 117 не был охранником Егоровых, зачем он приехал сюда? И почему носил под пиджаком кобуру с оружием?
        Направляясь по своим делам, Егоров приветливо бросил мне:
        - До завтра.
        На несколько секунд я впала в ступор. А потом у меня в голове зародилась новая, совершенно сумасшедшая гипотеза: что, если Александер Хубер из номера 117 и есть Киднеппер из гранд-отелей?
        19
        Следующим человеком, в которого я чуть не врезалась, стал Тристан Браун. Он поднимался по лестнице, по которой я решила спуститься.
        - А-а, агент Фанни! - радостно воскликнул он.
        - Ах, если бы это было так… - ответила я. И это была чистая правда. Если бы я была агентом Фанни из ФБР, то немедленно вызвала бы подкрепление. Или попросила центр проверить Александера Хубера по секретной картотеке и узнать, где он находился во время шести похищений детей. А потом я бы прихватила наручники и мою «беретку»… или «беритту»… (или как там называется шпионский пистолет?) и задержала бы его. И в Замке в облаках снова можно было бы спать спокойно.
        - Фанни, что-то стряслось? - Тристан внимательно взглянул на меня. - Ты что, плакала?
        - Нет! - Я провела пальцем по нижнему веку. - А что, у меня тушь размазалась?
        - Теперь - да! - Он ухмыльнулся.
        У меня совершенно не было настроения шутить, и я спросила:
        - А что ты, собственно, делаешь в южном крыле? Причём совсем один, без своих поклонниц?
        - Ревнуешь? - Тристан откинул с гладкого бронзового лба несуществующую прядь. В его глазах заплясали чёртики.
        - Да, конечно, ужасно ревную, - ответила я. - Без тебя моя жизнь бессмысленна и до невозможности скучна.
        Тристан вздохнул:
        - Да, хорошие были времена, когда я был гостиничным вором, а ты - тайным агентом, который всегда появлялся в нужное время в ненужном месте. Мы с тобой так подходили друг другу! Пока у тебя не появился парень, директорский сынок, и не разрушил эту идиллию. Я чувствовал себя богатым подонком, который пристаёт к хорошенькой горничной.
        У меня с губ сорвался короткий смешок:
        - Поверь, я чувствовала себя гораздо хуже - вульгарной горничной, которая вешается на шею постояльцам отеля.
        - Он всё ещё твой парень?
        Тристан сказал «парень», а не «друг». Я замешкалась с ответом. Хотя мы с Беном танцевали вальс на крыше отеля и пережили ещё парочку очень душевных моментов, мы не делали ничего, чего бы не позволяли хорошие друзья. А тот факт, что на уме у меня были одни поцелуи, учитывать не стоило.
        Чем дольше я молчала, тем с б?льшим интересом Тристан ждал моего ответа. Я решила кардинально сменить тему.
        - Ты когда-нибудь слышал о Киднеппере из гранд-отелей? - поинтересовалась я.
        Тристан поднял бровь:
        - То есть гостиничные воры тебя больше не устраивают, теперь тебе киднепперов подавай?
        - Я серьёзно. - Кроме нас, на лестнице по-прежнему не было ни души, но тем не менее я автоматически понизила голос. - Говорят, что… э-э-э… он существует на самом деле. - Тот факт, что это утверждает автор триллеров, я предпочла не упоминать: тогда бы Тристан точно воспринял эту историю как ненаучную фантастику. - И не только говорят. Каждые несколько лет он похищает детей состоятельных родителей из дорогих отелей и в качестве выкупа требует деньги и ценности.
        Это обстоятельство не особенно заинтересовало Тристана, поэтому я быстро добавила:
        - И весьма вероятно, что сейчас киднеппер находится в Замке в облаках и планирует новое похищение!
        Вторая бровь Тристана тоже поползла вверх.
        - Весьма вероятно или вполне возможно?
        Я ужасно злилась на него: голос и физиономия Тристана выражали неприкрытый скепсис.
        - Да, именно так! - вырвалось у меня. - Возможно, на первый взгляд доказательства не выглядят достаточно убедительно, но хороший агент всегда полагается на свою интуицию. Даже если она не совсем агент. А моя интуиция подсказывает мне, что…
        На лестнице послышались шаги, и я замолчала. Из-за спины Тристана вынырнул Бен.
        - Ну, супер! - заметил он, увидев нас.
        Тристан испустил глубокий вздох:
        - Да уж, полный супер… Ты умеешь выбрать нужный момент, директорский сынок.
        - Вот ты где, Бен, - быстро встряла я. Ни за что на свете я не хотела повторения сцены, происшедшей несколько дней назад. - Я как раз собиралась спуститься в фойе. Пока, Тристан, рада была встрече.
        - Да уж, чрезвычайно рада. - Бен мрачно уставился на Тристана.
        Тристан уставился на него в ответ, бессовестно ухмыляясь. Протиснувшись мимо парней, я направилась вниз по лестнице.
        - Фанни, ты что, собираешься оставить меня с этой щекотливой информацией, не договорив до конца? - крикнул мне вслед Тристан.
        - Да! В любом случае это совершенно секретная информация. - Я решила больше не оборачиваться. Если они хотят пялиться друг на друга до завтрашнего дня, на здоровье. Однако спустя пару секунд я услышала шаги Бена, который последовал за мной.
        - О чём вы говорили? - поинтересовался Бен, нагнав меня. - Кстати, терпеть не могу, когда он зовёт тебя по имени. Как будто это единственный человек, кому оно известно. Что там за щекотливая информация?
        - Ты же слышал - это совершенно секретно. Куда мы пойдём? На кухню? Какой там сегодня суп? Я надеюсь, что минестроне. В последний раз он был просто пальчики оближешь, и мне всё равно, что Пьер рассказал по секрету, что на него идут овощи, которые начали портиться. Кроме того, если я сейчас не съем что-нибудь, то умру на месте! У меня уже звёздочки перед глазами пляшут. Кстати, извини, пожалуйста, что я так опоздала, - я заснула. Ты прав: мне просто необходим свободный вечер. Конечно, я бы с большим удовольствием приняла горячий душ, чем холодный, но, говорят, холодная вода активизирует кровообращение, и…
        - Что мне нужно сделать, чтобы ты замолчала? - перебил меня Бен.
        Если на свете и существовал идеальный момент для того, чтобы сказать: «Поцелуй меня!», то он наступил. За разговором мы спустились по лестнице на первый этаж и как раз проходили через едва освещённый бальный зал, не худшее место для первого поцелуя, даже Делия бы со мной согласилась. Но ровно в тот момент, когда я открыла было рот, нам навстречу попался господин Хубер, он же по совместительству Киднеппер из гранд-отелей.
        Мне понадобилось всё моё самообладание, чтобы не завизжать и вести себя как обычно, хотя колени мои внезапно подкосились, а лицо словно застыло, что помешало мне обеспечить ему невозмутимое выражение.
        Однако господин Хубер вообще не обратил на меня внимания. Он быстро прошёл мимо нас, стряхивая со своего пальто снег.
        - Добрый вечер, - вежливо произнёс Бен.
        Хубер, не сбавляя шага, кивнул ему в ответ.
        Я дождалась, когда мы пройдём через двустворчатую стеклянную дверь, отделявшую бальный зал от фойе.
        - Это был он, - выдавила я, в результате чего мысли наши потекли в совершенно другом направлении. К несчастью, весьма далёком от поцелуев.
        - Кто - он?
        Бен наклонился, чтобы поднять упавшую вешалку, и пристроил её на место, задев при этом мой локоть. Гардероб у входа в бальный зал размещался в нише, обитой красным бархатом. Помимо стойки, на которой висело сорок пустых вешалок для одежды (их регулярно пересчитывали), в ней красовалась одинокая картина, изображавшая молодую женщину с высокой причёской и презрительно-укоризненным выражением лица. Про себя я называла картину «Несчастная гардеробщица», потому что одежду сюда никогда не вешали. Тем не менее по указанию фрейлейн Мюллер в гардеробе каждую неделю проводили уборку: обтирали влажной тканью бархатную обивку стен и сметали пыль с картинной рамы. Может быть, звёздный час гардероба наконец наступит во время новогоднего бала? Я бы за него порадовалась. Тем более что я, идиотка такая, ответив наконец на вопрос Бена, лишила гардероб возможности стать декорацией для нашего первого поцелуя (а какая чудесная вышла бы декорация!).
        - Киднеппер из гранд-отелей, - пояснила я.
        После этого Бен весь вечер обращался со мной как с человеком, у которого в любой момент может случиться нервный срыв.
        Он молча повёл меня на кухню, поставил передо мной тарелку, до краёв наполненную супом (к сожалению, это был всего лишь суп-пюре из лука-порея), и заявил:
        - Мы продолжим разговор только после того, как ты съешь не менее тысячи калорий.
        Нет ничего проще. Хотя мы оказались единственными посетителями столовой для персонала, а время было позднее, еды здесь по-прежнему хватало, ведь многие сотрудники ещё не закончили работу, а кто-то даже трудился в ночную смену (кухня, например, должна была выполнять заказы постояльцев даже глубокой ночью). Помимо супа здесь были пирожки с белыми грибами, свежеиспечённый, как и всегда, хлеб. И как раз сейчас молодой повар, коллега Пьера, принёс блюдо со свеженарезанной бужениной.
        Я накинулась на еду, словно только что закончила голодовку. В мгновение ока я выхлебала суп, заев его двумя бутербродами с бужениной и пирожком. А также, чтобы уж точно обеспечить требуемое количество калорий, положила себе на тарелку кусок яблочно-виноградного торта. Когда от него не осталось ни крошки, я откинулась назад и требовательно уставилась на Бена:
        - И что теперь?
        Пока я ела, он, конечно, тоже не терял времени даром, хотя и был не так голоден, как я.
        - А теперь мы подождём, пока у тебя в крови не нормализуется уровень сахара, - ответил Бен. - И пока ты сама не признаешь, что твоя идея фикс насчёт киднеппера - чистой воды фантазия. - Он пододвинул мне тарелку, на которой громоздились пирожные со взбитыми сливками. - Пока ты спала, я встретил Дона с родителями в ресторане. Он прекрасно себя чувствует: как увидел меня, сразу высунул язык. Ты думаешь, он бы не рассказал своим родителям, если бы кто-то попробовал его усыпить и похитить?
        - Совсем не обязательно. - Я в задумчивости вертела в пальцах пирожное со сливками. - Вообще-то я уже наелась… - Подруге подруги двоюродной сестры моей подруги Делии однажды подсыпали в клубе какую-то химию в джин-тоник. Когда она проснулась, то вообще не помнила, что была в том клубе.
        - Ты хочешь сказать, что киднеппер тоже подсыпал Дону и Даше в джин-тоник какую-то химию, но, когда они заснули, забыл их похитить? - сухо заметил Бен.
        Мои губы практически против воли разъехались в улыбке.
        - Ну ладно, - сдалась я. - Может быть, всё это и правда чушь. Но разве не глупо вообще не допускать вероятности того, что Киднеппер из гранд-отелей действительно существует и сейчас находится здесь?
        - Особенно если ты точно знаешь, что это господин Хубер из номера сто семнадцать?
        - Можешь не смотреть на меня с такой насмешкой.
        - Это не насмешка - это беспокойство, - возразил Бен.
        - Но послушай: господин Хубер, - я изобразила в воздухе кавычки, - оказывается, не работает на Егоровых. Они здесь одни, без телохранителя! Тебе не кажется подозрительным тот факт, что одинокий мужчина, у которого под пиджаком огнестрельное оружие, поселился рядом с панорамным люксом? Рядом с номером, в котором живут самые богатые постояльцы этого отеля, а возможно, и самые богатые люди в мире, у которых есть маленькая дочь? Только не рассказывай мне, что это одинокий романтик, которому приспичило потанцевать на новогоднем балу.
        - Огнестрельное оружие под пиджаком?
        - Да. Хочешь - спроси месье Роше. Ему-то ты, я надеюсь, поверишь.
        Какое-то время Бен хранил молчание. От возбуждения я в конце концов всё-таки откусила кусок пирожного.
        - Ну хорошо, - признал он наконец. - Этим Хубером нам действительно следует заняться вплотную. А месье Роше должен был сообщить нам о том, что тот носит оружие.
        - Теперь-то ты мне веришь?
        Бен покачал головой:
        - Пока тебя не было, я погуглил Киднеппера из гранд-отелей. Просто ради интереса. Да, действительно, в течение последних тридцати лет было несколько случаев похищения детей из дорогих отелей. Но ничто не указывает на то, что их устраивал один и тот же человек, а ведь писатель говорил именно об этом. Газетные статьи противоречат друг другу, а про картину Ван Гога, которую якобы затребовали в качестве выкупа, я вообще не нашёл ни строчки. Нет, я не верю, что в истории, которую нам рассказал писатель, есть какое-либо рациональное зерно. И я тем более не верю, что таинственный похититель проживает в нашем отеле.
        - Но тогда кто такой Хубер? Наёмный убийца, которого завербовало русское правительство? Тайный возлюбленный Стеллы Егоровой? Частный детектив, который… Мм-пф!
        Бен запихал мне в рот остаток пирожного.
        - Фанни, пожалуйста, давай сменим тему. Ты мне так нравилась, пока не погрузилась с головой в эти конспирологические теории.
        Я обиженно посмотрела на него. Сравнивать меня с людьми, считающими, что в человеческую расу внедрились рептилоиды, а правительство распыляет с вертолётов вещества, изменяющие сознание, - это было просто нечестно.
        - Тогда я не собираюсь с тобой целоваться! - оскорблённо выпалила я. Но из-за того, что у меня во рту всё ещё было пирожное, получилось что-то вроде «тофга-я-не- шобиваюсь-ш-кабой-шоловашша».
        Бен наверняка решил, что именно так между собой говорят сторонники теории заговоров. Гораздо хуже было то, что при этом приличный кусок пирожного вылетел у меня изо рта и угодил Бену на плечо. Мне послышалось, как он тихо, но явственно плюхнулся.
        Со стыда я готова была провалиться сквозь землю.
        К счастью, в этот момент из кухни в столовую хлынула толпа народу - после того как наверху гостям раздали последний десерт, большинство поваров и поварих освободились. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы сбежать, - умный тактический ход, хотя и не слишком смелый. Не дав Бену и слова сказать, я быстро затерялась среди гостей и поспешила наверх.
        Мой первый за много месяцев свободный вечер я провела просто замечательно: вместо того чтобы наконец поцеловаться с Беном, я заплевала ему пиджак и позорно сбежала. Теперь он наверняка не только считает, что у меня не все дома, но и испытывает ко мне отвращение.
        Каждый раз, проходя мимо «Несчастной гардеробщицы», я буду ненавидеть себя за то, что не придержала язык и не оставила свои предположения при себе!
        «Боюсь, что Золушка и принц не воспользовались подходящим моментом, - написала я Делии, закрыв наконец на замок дверь своей комнаты и бросившись на постель, даже не включив свет. - Увы, но я ему больше не нравлюсь».
        Делия немедленно ответила: «Какой идиот! Врезать бы ему как следует».
        «Я в него плюнула», - написала я.
        И Делия прислала мне три больших пальца, поднятых вверх.
        Потом я немножко всплакнула, краем уха прислушиваясь к звукам в коридоре и надеясь, что Бен всё же постучится в мою дверь. Но он, к сожалению, не постучался.
        20
        Весь следующий день царила отвратительная погода. Таким же отвратительным было моё настроение. Хотя снег почти не шёл, а ветер утих и немного потеплело, поднялся густой туман, окутавший «Шато Жанвье». Он был настолько плотный, что при выходе из здания возникало ощущение, будто находишься в облаке и это облако хочет проникнуть через вертящуюся дверь и похитить у людей последние воспоминания об изумрудно-зелёной траве и ярко-голубом небе.
        Когда посыльный Нико, отправившийся выгуливать пуделей Мары Маттеус, не вернулся, все испугались, что в тумане он подошёл слишком близко к пропасти и сорвался с обрыва. По словам старого Штукки, горные духи и злобные демоны, витавшие в воздухе, обожали сгущать туман, чтобы сбивать невинных людей с пути. Правда, именно старик в результате и нашёл несчастного Нико. Когда конюх направился в конюшню, собаки учуяли человека и подняли лай.
        Бедный посыльный стоял по колено в снегу, твёрдо уверенный в том, что отошёл от отеля на несколько километров и теперь непременно замёрзнет в снежной пустыне. В действительности же парень всего лишь описал круг. Сугроб, возле которого он сдался, представлял собой занесённую снегом табличку «Добро пожаловать в „Шато Жанвье“!».
        Разумеется, в такую погоду мы даже не помышляли о прогулках с детьми, хотя Грейси рвалась в бой и предложила повесить каждому ребёнку на шею бубенчик, как у коровы, чтобы было легче искать друг друга в тумане. Но нет, после вчерашнего происшествия мы с Каролин не хотели рисковать и глаз не спускали с детей, вверенных нашему попечению (в первую очередь, конечно, с Дона и Даши). Мы не пускали их одних даже в туалет.
        Конечно, при сложившихся обстоятельствах нам приходилось прикладывать ещё больше усилий, чтобы поддерживать в игровой хорошее настроение, но у нас неплохо получалось. По отрывочным сведениям, которые до меня доходили, со взрослыми дело обстояло куда хуже. Месье Роше возвышался в ложе консьержа, словно незыблемая скала, и невозмутимо раздавал таблетки от головной боли, пакетики с травяным чаем от плохого настроения, витамин С и мудрые советы. Консьерж заверял каждого, что завтра погода улучшится, а в новогоднюю ночь синоптики вообще обещают безоблачное звёздное небо и прекрасный вид на долину, где ожидается фейерверк. По традиции в самом Замке в облаках фейерверк не устраивали. На Новый год здесь запускали в небо лёгкие китайские фонарики из бамбука и тонкой рисовой бумаги, которые к тому же не представляли угрозы для окружающей среды. Моя мама от этого зрелища пришла бы в восторг. Однако даже эта радужная перспектива не могла смягчить раздражённых гостей.
        Невозможность выйти погулять и депрессивный настрой постояльцев, вызванный туманом, выливались в самые причудливые капризы. Отец Гретхен забыл об очередной годовщине свадьбы и рано утром приказал доставить в отель букет из двадцати одной красной розы, по возможности немедленно. Мать Дона неоднократно просила как-нибудь обеспечить тишину, а именно: чтобы альпийские галки шумели потише, потому что у неё болит голова. Писатель потребовал из кухни сырого молочного поросёнка, который был нужен ему в качестве наглядного пособия во время публичного чтения его последнего романа. И это была лишь малая часть капризов постояльцев!
        Персонал отеля сбился с ног, пытаясь выполнить желания гостей, хотя, сказать по правде, мало кто из них заслуживал такого рвения. Отцу Гретхен доставили желаемые красные розы (правда, два часа спустя), о которых он спросил целых семнадцать раз, долго ли ещё ждать. Галок шуганули на другую сторону отеля, где они могли кричать в своё удовольствие. Писателю, конечно же втайне от шеф-повара, удалось вместо молочного поросёнка всучить большую варёную курицу, которой, хотя и с видимой неохотой, ему пришлось довольствоваться. С неохотой - потому что при демонстрации методов серийного убийцы из романа «Резчик хештегов» из неё не шла кровь. Но что поделаешь…
        Чтение романа состоялось вечером того же дня в малой музыкальной гостиной и, в противоположность лекции дамы-политика, имело большой успех. Так что внизу, в спа-центре, мы провели более или менее спокойный вечер, и господин Хеффельфингер отпустил меня наверх уже в половине десятого.
        До этого момента мне удавалось не сталкиваться с Беном. Весь день я старательно обходила фойе, а также все остальные места, где мы встречались до сих пор.
        Теперь смена Бена закончилась, и теоретически я могла проскользнуть в фойе и пожелать месье Роше спокойной ночи. С другой стороны, возможно, лучше было не рисковать и воспользоваться лифтом. Бен никогда не ездил на лифте. В голове у меня не переставая вертелся наш вчерашний разговор, и чем дольше я размышляла о нём, тем сильнее переживала. Мы познакомились с Беном меньше недели назад. Видимо, это было его обычное развлечение - невинно флиртовать на каникулах с горничной или практиканткой. Ну показал он мне террасу на крыше, ну и что? Не говоря уже о том, что ни один юноша, беседуя с девушкой, которая ему нравится, не воспользовался бы пирожным со взбитыми сливками, чтобы заткнуть ей рот. На свете было достаточно других способов заткнуть мне рот. Более приятных.
        Теперь я, как никто другой, понимала Эми, которой всё хуже удавалось скрывать свои переживания из-за Эйдена. Гретхен и Элла обзывали её влюблённой дурочкой. Нет уж, у меня до этого не дойдёт!
        Астматически сипя, лифт прибыл на подвальный этаж. Гостиничных лифтов я побаивалась, однако когда работала горничной под началом фрейлейн Мюллер, то достаточно покаталась на них с уборочными тележками и бельевыми мешками и они всегда работали безупречно. Они скрипели, дёргались туда-сюда, что, конечно, не внушало особого к ним доверия, зато, прибыв в пункт назначения, они каждый раз издавали мелодичное «динь!».
        Вместе со мной в лифт вошла одна из девушек, которых на праздники взяли помогать на кухне. Она была ненамного старше меня и очень симпатичная, хотя сейчас выглядела усталой и расстроенной. Закрыв тяжёлые дверцы лифта, она сняла свою накрахмаленную шапочку и расстегнула верхнюю пуговицу белой поварской куртки. Я не видела её раньше, но, когда она прислонилась к стенке лифта и вздохнула, мне почему-то показалось, что ей можно доверять.
        А когда она открыла рот - тем более.
        - Любовь делает из людей идиотов, правда?
        - Это точно! - подтвердила я. - Наверное, ключевые области мозга блокируются, если постоянно о ком-то думаешь.
        - Вот так всегда: бережёшься-бережёшься, держишься подальше от сомнительных парней, а потом в один прекрасный день бац! - и всё, твоё сердце тебе уже не принадлежит.
        - Ты совершенно права! - с жаром закивала я. - А тому, кому оно принадлежит теперь, оно на фиг не нужно. Хотя оно лежит прямо у него перед носом!
        Покряхтывая, лифт тронулся с места.
        - Вообще-то есть только три варианта. - Незнакомая девушка заправила за ухо прядь волос, и я обратила внимание на её изящные серёжки, похожие на капельки воды. - Ну, или четыре, если считать вариант, при котором твоё несчастное сердце так и останется лежать в грязи, пока не перестанет биться.
        - Нет, это, конечно, идиотизм.
        - Второй вариант - подобрать сердце и вставить его обратно, причём так, чтобы никогда в жизни его больше не терять. - Она выжидательно посмотрела на меня. Я покачала головой. Озлобленность и печаль были мне решительно не по душе.
        - Третий вариант - поднять своё сердце, почистить его как следует и бережно вложить этому идиоту прямо в руки, - предложила девушка.
        - Слишком опасно. Он же может снова его уронить или даже выбросить. - Перед моими глазами возникла чёткая картина, как это всё происходит. Если бы писатель мог прочитать мои мысли, он, несомненно, получил бы большое удовольствие. - Или положить его на полку рядом с другими подаренными разбитыми сердцами и запереть на ключ.
        Раздалось мелодичное «динь!». Мы прибыли на третий этаж.
        Открывая внутренние створки лифта, девушка вымученно улыбнулась мне:
        - Ну да, некоторый риск имеется. Но иногда оно того стоит.
        - А какой четвёртый вариант? - спросила я, выходя из лифта.
        Девушка не последовала за мной: ей нужно было выше.
        - Очень простой. Ты оставляешь своё сердце лежать там, где оно лежит, а вместо него забираешь его сердце. - Девушка повысила голос, перекрикивая скрип закрывающейся решётки: - Эту возможность ты всю дорогу упускаешь из виду, Фанни!
        Это сравнение мне так понравилось, что я машинально бросила взгляд на пол - проверить, не лежит ли там чьё-то сердце. Ничего там, естественно, не было. Когда я снова подняла глаза, лифт уже тронулся с места. Я не успела спросить девушку, как её зовут и откуда ей известно моё имя. И даже мои душевные переживания.
        - Вот ты где! - произнёс знакомый голос за моей спиной.
        Это был Бен. Он стоял прислонившись к двери, за которой находились комнаты персонала. Так как я только что воображала себе всякие ужасы, которые он вытворял с моим сердцем, мне не составило труда одарить его мрачным взглядом. Даже с учётом того, что ждал он здесь явно меня. Выглядел Бен невероятно мило - честные голубые глаза, руки в карманах, волосы растрёпаны (что вполне естественно после долгого и сложного рабочего дня).
        - Ты что-то хотел? - угрюмо поинтересовалась я.
        - Узнать, как твои дела, - ответил он. - Ты вчера так внезапно исчезла.
        Угу, потому что я плюнула пирожным на твой пиджак. (Плюх! - теперь этот звук преследовал меня даже в ночных кошмарах.) После того как ты обозвал меня любительницей конспирологических теорий.
        - Мне нужно было срочно смастерить шапочку из фольги, - ответила я. - Для встречи любителей конспирологии. Старый Штукки и писатель тоже участвуют.
        Бен ухмыльнулся:
        - У тебя сейчас есть время? Можем поужинать вместе. Я хотел рассказать тебе про господина Хубера из номера сто семнадцать.
        Меня чуть не разорвало на части. С одной стороны, проклятый «плюх!» ещё недостаточно выветрился из моей памяти, чтобы, как и прежде, непринуждённо болтать с Беном (а уж тем более что-то при нем жевать!). С другой стороны, мне было ужасно интересно, что он раскопал про этого Хубера.
        Впрочем, решение за меня приняла стая гиен в горошек из Лозанны, которые в этот момент выпорхнули из лифта. Вся четвёрка была одета в гостиничную униформу и выглядела усталой - точно так же, как девушка с кухни, с которой я говорила в лифте. Я хотела просто пропустить их - со своей стороны, они продолжали игнорировать меня, что было чрезвычайно приятно, - но, как назло, в дверь, многозначительно ухмыляясь, проскользнули только Гортензия, Камилла и Ава.
        Как-её-там остановилась возле Бена и обворожительно улыбнулась.
        - Привет, Бенни! Пожалуйста, скажи, что у тебя всё получилось!
        «Нет уж! Пожалуйста, скажи, чтобы она убиралась куда подальше, Бенни!» - промелькнуло у меня в голове.
        Однако Бен улыбнулся ей, затем сунул руку в карман, вытащил мобильный телефон и вручил его Как-ей-там:
        - Он теперь как новый.
        Как-её-там восторженно взвизгнула, немедленно прикрыла ладошкой рот и шёпотом продолжила:
        - Бенни, ты просто душка! Спасибо, спасибо, спасибо! - И пока до меня медленно доходило, что Бен ждал здесь совсем не меня, а Как-её-там, она встала на цыпочки и бурно поцеловала его куда-то между ртом, носом и щекой, хотя я была уверена, что целилась она в губы. - Ты лучший!
        Худшее заключалось не в том, что она его поцеловала, а в том, что Бен покраснел - не слегка, а как рак.
        - Ариана… - сказал он сконфуженно. Он явно чувствовал себя неловко. Вероятно, потому, что всё это произошло на моих глазах и я пялилась на них с отвисшей челюстью.
        Ну уж нет! С меня хватит! Я нащупала за спиной дверную ручку и задом наперёд протиснулась в коридор. Последнее, что я слышала, прежде чем с силой захлопнуть дверь, был счастливый смех Как-её-там.
        Только когда я добралась до своей комнаты, до меня дошло, что я могла бы вернуться, соскрести своё сердце с пола и положить его снаружи на снег, чтобы за ночь оно замёрзло. Это был вариант номер пять.
        На самом деле всю эту болтовню о сердце, которое тебе больше не принадлежит, я считала полной чушью. Я снова закрыла замок в своей комнате на два оборота, как и вчера, и бросилась на постель, не зажигая свет. Я не теряла своего сердца, оно нигде не валялось. Нет, оно колотилось как сумасшедшее в груди. И ужасно болело!
        Как по заказу, дисплей моего смартфона засветился: пришло сообщение. Мама прислала мне фотографию папы и братьев на прогулке. Они стояли на зелёном лугу под серым зимним небом и улыбались в объектив. Меня потрясли не знакомые лица, а зелень лугов.
        Впервые за всё время, что я работала в Замке в облаках, я ощутила нечто вроде тоски по дому. По плоской, как тарелка, земле и по моей старой жизни.
        В дверь кто-то поскрёбся. Это была Запретная кошка.
        Когда я впустила её, она запрыгнула на кровать, где сразу замурлыкала и свернулась клубком. Я знала: она пришла меня утешить.
        21
        На следующий день, едва увидев меня, Грейси заявила:
        - Эми проплакала всю ночь.
        - Не всю, - немедленно возразила Эми. - Максимум полчаса. И не смей всем об этом рассказывать, болтушка!
        - Я же не всем… - Грейси обиженно скривила рот. - Я только Фанни. Она все понимает.
        Да, я всё понимала, в том числе причину, по которой Эми сегодня нацепила тёмные очки. Мне бы тоже стоило последовать её примеру - не только для того, чтобы скрыть заплаканные глаза, но и чтобы уберечь их от ослепительно яркого света.
        Как по волшебству, облачная пелена приподнялась и раздвинулась. Ещё за завтраком в ней одна за другой стали появляться прорехи, через которые прорывались солнечные лучи, образуя на снегу причудливую игру света и тени. На фоне последних пасмурных дней такое количество света казалось просто невероятным. Даже мы с Эми, несмотря на разбитые сердца, не могли не поддаться эйфории, вызванной солнечным светом.
        Сегодня был последний день перед балом и предпоследний день старого года. С самого утра в отеле и его ближайших окрестностях развернулась лихорадочная деятельность различного рода. Подъезжали фургоны, доставлявшие в Замок в облаках то цветочные композиции, то партии продуктов, то огромную ледяную скульптуру, заказанную для завтрашнего гала-ужина. Старый Штукки и Яромир пытались справиться с гигантским количеством снега, выпавшим за последнюю неделю. Снежные стены, окаймлявшие расчищенные дорожки, высились метра на два. Передвигаясь вдоль них, людям казалось, что они бродят по белому лабиринту.
        Возле подъездной площадки тоже громоздилась гигантская куча снега, которую мы с Каролин, недолго думая, использовали в качестве горки для детей. Наши неугомонные подопечные резвились на ней целый день. Те, кому хотелось более спокойных игр, присоединились к нам с Эми. Рядом с горкой мы «пекли» с малышами снежные куличики, которые тут же и продавали в воображаемой снежной булочной воображаемым снежным покупателям. Собственно, для полного счастья детям всего этого хватило с лихвой. Я вспомнила слова Виктора Егорова о том, что в этом месте не может случиться ничего по-настоящему плохого. Сегодня я тоже готова была подписаться под этими словами. Конечно, я бы никогда не призналась в этом Бену, но, возможно - возможно! - я действительно слегка переборщила со своими подозрениями и опасениями на тему Киднеппера из гранд-отелей. Начиная с полудня на небе уже не было ни облачка, и в такой сияющий день моя мания преследования забилась в дальний угол и не показывалась.
        В отличие от Романа Скандалиста.
        - Ты в курсе, что этот подлый маленький посыльный заложил Монфору Запретную кошку? - спросил меня Пьер ещё за завтраком.
        Тот факт, что Нико сфотографировал Запретную кошку и показал фотографии владельцу отеля, стал сенсацией дня. Он даже принёс в качестве доказательства кошачьи шерстинки. И будто в отеле было решительно нечем заняться за день до Нового года, Роман Монфор не придумал ничего лучше, как вместе с Нико и фрейлейн Мюллер периодически прочёсывать подвал и комнаты персонала в поисках проклятого животного (или кошачьего туалета, или, на худой конец, кошачьих консервов). Опять двадцать пять! Я очень надеялась, что Запретная кошка спрячется получше. Всю ночь она спала у меня на кровати и только под утро улизнула через окошко на крышу. Я, конечно, заправила постель как полагается, но мне было страшно неприятно думать о том, что отец Бена и фрейлейн Мюллер будут рыться в чемодане под моей кроватью или обозревать кучу скрученных чулок, заполнивших всю полку, служившую мне шкафом. Уж конечно, чулки фрейлейн Мюллер лежали в шкафу аккуратными стопками, любо-дорого посмотреть.
        Нигде не обнаружив ни единого признака присутствия кошки, Роман Монфор окончательно взбесился. Он решил устроить страшный разнос Нико за то, что тот лишь сфотографировал кошку, вместо того чтобы поймать её, и тем самым заставил его, Монфора, тратить своё драгоценное время на глупые поиски. Вместо ожидаемого продвижения по карьерной лестнице (чтобы избежать необходимости носить на голове шапочку в виде шляпной картонки) Нико одним махом настроил против себя весь персонал отеля.
        Даже его приятель Йонас не желал больше иметь с ним дел. Отвратительное настроение отца Бена в течение дня всё больше ухудшалось, и даже мы с Каролин, развлекая детей на расчищенной площадке, не сумели избежать его гнева. После обеда радостные вопли детей так достали Романа Скандалиста, что он выскочил из здания и потребовал от Каролин сию минуту увести нашу ораву на другую сторону отеля.
        Каролин спокойно возразила, что у неё не хватит духу испортить малышам настроение, отогнав их от горки, но если господин Монфор будет так любезен и сам объяснит детям, почему им необходимо уйти, то, само собой разумеется, она уведёт их в другое место. С её стороны это был ловкий ход: естественно, Роман Монфор не посмел лично испортить настроение детям своих именитых гостей. Ему пришлось скрепя сердце терпеть весёлый гомон, периодически посылая Каролин испепеляющие взгляды. По всей видимости, на площадке он чего-то или кого-то ждал, иначе что мешало ему вернуться в отель и там, в тишине, восстанавливать своё драгоценное душевное спокойствие?
        Наша снежная булочная служила мне прекрасным наблюдательным пунктом. Ненадолго к Монфору присоединился Буркхардт-старший, держа под мышкой рулон бумаги, - вероятно, план будущего поля для гольфа. Во всяком случае, во время беседы с Монфором он размахивал руками во все стороны и чертил в воздухе воображаемые линии.
        У меня защемило сердце. За многочисленными проблемами я совершенно забыла о предстоящей продаже «Шато Жанвье». Таким сияющим днём, как сегодня, я при всём желании не могла представить себе, как можно намеренно разобрать на винтики такое волшебное здание, как это.
        - На месте вон той ёлки мы построим четырёхэтажное здание с гостевыми апартаментами, - сообщил Дон, внезапно вынырнув из воздуха рядом со мной, и махнул ледянкой в сторону Полумесячной ели.
        - О боже!.. - пробормотала я.
        - А от самого отеля останется только фасад, - продолжал мальчишка. Я внимательно посмотрела на него, но в виде исключения не обнаружила на его лице ни тени насмешки или злорадства. - Во всяком случае, его верх. Мой отец считает, что все эти завитушки вышли из моды.
        - А тебе вообще можно рассказывать мне всё это? - поинтересовалась я, несколько сбитая с толку. Я считала, его планы ещё держатся в тайне.
        - А я думал, что вы с Беном Монфором не разлей вода и тебе уже давно всё это известно, - парировал «оленёнок» глазом не моргнув.
        - Мы с Беном не… - начала было я.
        Но Дон закатил глаза и перебил меня:
        - Мне до лампочки, что вы там с Беном Монфором, Фанни Функе! - Походя он толкнул Грейси прямо на снежную стену, шлёпнулся на ледянку и понёсся вниз, издевательски хохоча.
        Грейси как раз собиралась ринуться в погоню, но тут её внимание привлёк кое-кто другой.
        - Смотрите, вон идёт Тристан!
        Она бросилась навстречу ему и многочисленным молодым Барнбрукам, которые в полном горнолыжном снаряжении поднимались к отелю с парковки. Многие гости с самого утра отправились на горнолыжный спуск в Эволен и теперь потихоньку возвращались. Хотя Эми обожала горные лыжи, она не поехала с ними из-за Эйдена. Ну и, конечно, из-за Эллы и Гретхен, которые, к сожалению, прекрасно выглядели, в том числе и в лыжных комбинезонах.
        - Я, как сейчас, вижу обновления в инстаграме Гретхен с хештегами #селфивкреселке #сладкоеличиковшапке и #какзаставитьмальчиканеститвоилыжи… - пробурчала Эми и напряжённо уставилась себе под ноги, пока Эйден, нагруженный тремя парами лыж, проходил мимо нас в направлении лыжного подвала. - Пусть только не воображает себе, что мне есть дело до того, что он попирает ногами моё разбитое сердце.
        И тут я вспомнила свой вчерашний разговор с той славной девушкой в серёжках с кухни.
        - Слушай, но ведь может быть, что вы просто неправильно поняли друг друга! - воскликнула я. - Вероятно, он вообще не заметил, что ты в него влюбилась. Потому что ты, так сказать, тайком подложила ему своё сердце в укромный уголок, вместо того чтобы открыто вручить его.
        - Я спросила его, хочет ли он пойти со мной на новогодний бал! - зашипела на меня Эми.
        - Знаю. Но, может, он понял это как-то иначе. Может, он решил, что ты жалеешь его, потому что он глухонемой. И что язык жестов ты учишь именно поэтому.
        - Зачем ему выдумывать эту чушь, ведь он знает, что я из себя представляю!
        Я пожала плечами:
        - С каждым бывает, что зачем-то выдумываешь себе всякую чушь.
        На подъездную площадку перед входом в «Шато Жанвье» вышел Виктор Егоров. Он встал рядом с Романом Монфором и взглянул на свои наручные часы. Теперь они уже вдвоём явно чего-то ждали. Альпийские галки, весь день описывавшие над нами круги, теперь всемером уселись на козырёк вертящейся двери и завели между собой выразительную беседу.
        Монфор с отвращением поднял на них глаза.
        - Ненавижу этих гарпий!.. - прошипел он сквозь зубы. - Настоящие летучие крысы.
        Хуго-одноногий обиженно возмутился: «Кьярр! Кьярр!» Остальные же птички продолжали весело верещать: «Юп-юп-юп!», не обращая внимания на оскорбления. А если бы они были внимательнее во время наших утренних бесед, то сейчас могли бы небрежно ответить директору отеля: «Цыц, невежда!» - и тем ввергнуть его в ступор. Хотя нет, у них в запасе имелось оружие получше. Как по команде они разом взвились в воздух, и кто-то из Хуго что-то уронил… И это что-то большой белой кляксой расплылось на плече чёрного пиджака Романа Монфора. Ухо тоже немножко забрызгалось.
        - Плюх! - с чувством глубокого удовлетворения произнесла я, однако моя реплика потонула в ужасающих ругательствах директора отеля.
        Ему пришлось слегка почистить пиджак носовым платком и этим довольствоваться, ибо в эту минуту на подъездную площадку отеля медленно вкатил чёрный лимузин. Из него вылезли двое мужчин. Очевидно, именно их ожидали Егоров и Монфор. Из окна своего номера 301 всю эту картину через объектив своего фотоаппарата внимательно наблюдал господин фон Дитрихштайн. Я очень надеялась, что момент с белой кляксой он тоже запечатлел.
        - Интересно, да?
        Я не заметила, как Тристан оказался между мной и Эми, и от неожиданности вздрогнула.
        - Наблюдать за тем, как четверо мужчин пожимают друг другу руки? Да нет, не особенно.
        - Даже если у одного из них бронированный чемоданчик, прикованный цепочкой к руке? - В голосе Тристана, как всегда, звучал беззаботный интерес.
        - Ой! - Теперь и я заметила.
        - Внутри наверняка находится то самое знаменитое колье, которое этот русский подарил жене на годовщину свадьбы, - предположила Эми. - Она наденет его завтра на новогодний бал.
        Я удивлённо посмотрела на неё. Похоже, в отеле не осталось ни одного человека, который был бы не в курсе истинного имени так называемых Смирновых и их ювелирных изделий.
        Тристан кивнул.
        - Легендарный голубой бриллиант «Надежда», - тихо добавил он. - В нынешней огранке его вес составляет невероятные тридцать пять целых пятьдесят шесть сотых карата. Огранка «подушка», обрамлён двенадцатью бриллиантами чистейшей воды, в оправе из восемнадцатикаратного белого золота. Когда-то принадлежал Екатерине Второй. После Октябрьской революции, в течение нескольких десятилетий, считался утерянным.
        Четверо мужчин тем временем направились к вертящейся двери и один за другим скрылись за ней.
        - На этом бриллианте якобы лежит проклятие, - продолжал Тристан. - Легенда гласит, что в семнадцатом веке его украли из тайного храмового комплекса в индийском городе Мадурае, где он играл роль третьего глаза золотой статуи богини Кали.
        - Как интересно! Откуда ты всё это знаешь? - восхитилась Эми.
        Тристан пожал плечами:
        - О знаменитых драгоценностях я знаю более или менее всё: дедушка рассказывал мне эти истории, когда я был маленьким. С индийской богиней Кали лучше не связываться. Жаль, что грабители семнадцатого века этого не знали. Не случайно Кали носит юбку из отрубленных рук и держит в ладонях меч и чашу, наполненную кровью. Это богиня смерти, одержимая жаждой разрушения, а её обязанность - сохранять равновесие в мире. Неудивительно, что её третий глаз никому не принёс счастья.
        Эми передёрнуло:
        - Я бы не хотела надевать этот камень!
        - Однако он сказочно прекрасен, - ответил Тристан и, улыбнувшись, посмотрел наверх, на окно номера 301, которое господин фон Дитрихштайн как раз закрывал. - И чрезвычайно фотогеничен.
        - И очень востребован, - добавила я, потому что в этот момент господин Хубер из номера 117 пересёк подъездную площадку и вошёл в вертящуюся дверь, явно следуя за Егоровым, Монфором и приезжими. Откуда он вдруг взялся?
        - Это уж точно, - тихо согласился Тристан. - На чёрном рынке камень вполне реально продать за ту же цену, что и на официальном аукционе. В мире полно богатых безумцев, которым плевать на закон. Они бы отдали всё на свете за то, чтобы напялить этот бриллиант на себя. Абсолютно всё!
        О господи! А я ведь только что более или менее успокоилась и засунула подальше свою манию преследования (вместе с воображаемой шапочкой из фольги).
        - Прекрати пугать нас! - огрызнулась я на Тристана, краем глаза поймав изумлённый взгляд Эми.
        Тристан тонко улыбнулся.
        - Русское слово «надежда» говорит само за себя, - ответил он и красиво запрыгнул на снежную стену. - Кстати о надеждах. Эми, ты ведь в курсе, что Эйден в тебя влюблён? Парень просто слишком горд и не может тебе в этом признаться, потому что боится, что ты будешь общаться с ним из жалости. - Тристан даже не остановился, чтобы посмотреть, как недоверие на лице Эми сменялось смущением, а затем - неописуемым восторгом, а просто легко соскочил со стены, неторопливо пересёк подъездную площадку и скрылся в отеле.
        В этот день я с ним больше не встречалась, иначе бы обязательно поблагодарила: после этого разговора мрачное настроение Эми как рукой сняло. Если его предположения соответствовали действительности, счастье Эйдена и Эми больше ничто не могло омрачить.
        Ну и ладно. Хорошо, что хотя бы одна из нас будет счастлива. Я радовалась за Эми от всей души.
        В отличие от неё моих душевных сил в настоящий момент не хватало даже на то, чтобы спокойно пройти мимо стойки регистрации. Я страшно злилась, что Бен улыбается мне как ни в чём не бывало. Пусть не воображает, что вчерашняя сцена меня хоть как-то задела! Я попыталась мило улыбнуться в ответ и даже приветливо помахала ему, прежде чем подняться по лестнице. Когда-то я читала, что, если улыбаться в течение минуты, в организме начинает выделяться гормон счастья - эндорфин. В данный момент я была не в состоянии удержать на лице улыбку даже в течение тридцати секунд. Потому что на самом деле вчерашняя сцена меня ужасно задела! Возможно, в моём организме выработка гормонов счастья прекратилась раз и навсегда.
        Видимо, именно поэтому у меня на лбу созрел здоровенный прыщ, который я обнаружила чуть позже перед зеркалом. Я даже обрезала себе прядь волос на лбу, чтобы скрыть его, что, конечно, было верхом идиотизма. Теперь у меня на лбу образовались сразу две достопримечательности: огромный прыщ и обрезанная четвертушка чёлки. В совокупности это выглядело хуже некуда.
        Понятное дело, что эти изменения на моём лице сразу бросились в глаза Бену, когда мы столкнулись в следующий раз. Перед началом вечерней смены в спа-центре я собиралась ненадолго заглянуть к Павлу. Когда я вошла туда, первое, что увидела, это по пояс голого Бена, стоявшего на табуретке. Вокруг него расхаживал Павел, закалывавший булавками красовавшиеся на Бене чёрные брюки.
        - Ой, я не знала, что ты здесь… - невнятно пробормотала я. Вообще-то это была правда, ведь смена Бена ещё не закончилась.
        - Что с твоими волосами? - тут же поинтересовался Бен.
        После этого воцарилась тишина. В роли посредника и комментатора выступил Павел:
        - Бедному мальчику нужен смокинг для завтрашнего вечера, и он только что об этом вспомнил. В смокингах хорошо то, что они никогда не выходят из моды, их только нужно подогнать по фигуре. Сам смокинг мы уже посадили на булавки. Мальчик позаимствовал папину рубашку, и я её уже перешил. Нужно только выгладить. - Он указал на белоснежную рубашку для смокинга, висевшую на спинке стула. - Если хочешь мне помочь… Ой, твои волосы странно выглядят, Фанечка, что ты с ними сделала?
        - Там прыщ, - насупившись ответила я, взяла рубашку и понесла её к гладильной доске.
        - Но зачем из-за этого сразу себя уродовать? - удивлённо спросил Бен.
        - Очень большой прыщ. Не меньше восемнадцати карат, - объяснила я.
        Бен захихикал.
        Я наклонилась, чтобы включить утюг.
        - Я рада, что у тебя такое замечательное настроение, Бенни! - Я попыталась сымитировать высокий голос Как-её-там и при этом слегка шепелявила: - Ты такой дуфка, Бенни! Ты лущший!
        Бен перестал хихикать.
        - Что я могу поделать, если… нравлюсь окружающим! - огрызнулся он. - Я ей телефон починил, и больше ничего.
        - Пожалуйста, будь осторожна с рубашкой. - Увидев, как яростно я наглаживаю её, Павел озабоченно наморщил лоб. - Она у нас одна. А бал уже завтра.
        - Ладно-ладно.
        Нет, я не буду, ни за что не буду упоминать ни Гретхен, ни тот факт, что Бен должен танцевать с ней вальс…
        - Что там в результате с господином Хубером из номера сто семнадцать? - вместо этого спросила я.
        Господи, неужели он не может наконец одеться? Всё время мои глаза возвращались к его голому торсу, особенно когда Бен скрестил на груди тренированные мускулистые руки. Похоже, всё своё свободное время он делал то приседания, то отжимания, то поднимал штангу, иначе как ему удавалось поддерживать такую физическую форму?..
        - Я как раз хотел рассказать тебе о нём вчера вечером, - заметил Бен. - Но ты вдруг сбежала.
        - Да нет, это не я - это инопланетяне внезапно телепортировали меня на конференцию конспирологов в свою летающую тарелку. - Я поставила утюг на подол рубашки, чтобы прогладить его. - Ну давай, говори уже, что ты выяснил.
        Павел вздохнул:
        - Я не люблю, когда вы ругаетесь. Хотите, пойдём завтра вечером со мной на концерт в иезуитскую церковь в Сьоне. Там будет прекрасная церковная музыка. Для души самое то. Я всегда туда хожу на Новый год. Она наполняет меня спокойствием и силой.
        - Павел, но мы же не ругаемся, мы просто разговариваем. Я не виновата, что из Бена всё нужно клещами вытягивать. Наверное, потому, что на самом деле он ничего не выяснил, он был слишком занят - чинил мобильные телефоны и работал душкой.
        - А вот и выяснил, - возразил Бен. - Его зовут Александер Хубер, ему сорок три года…
        - Вау, круто! - Я ехидно перебила его, потому что ничего не могла с собой поделать - мне непременно нужно было вставить колкость. - Это ты в карточке гостя вычитал? Ну ты Шерлок Хо-олмс!
        Бен принял обиженный вид.
        - Если хочешь знать, я потребовал у него показать мне паспорт, а кроме того, созвонился с учётным ведомством и фирмой, на которую он работает. - Он замолчал, явно только для того, чтобы позлить меня. - Я даже видел его разрешение на оружие, - добавил наконец Бен. - Господин Хубер здесь совсем не для того, чтобы кого-то похитить, а из-за колье семейства Егоровых.
        Ага, всё-таки я была права!
        - И он так просто тебе в этом признался?
        Бен, довольный собой, кивнул.
        - Он обрадовался возможности прояснить все недоразумения заранее. Дело в том, что он - сотрудник страховой компании, которая, в свою очередь, страхует компанию, в которой Егоров застраховал своё колье.
        Упс! Это надо было переварить.
        - Колье стоит огромных денег. - Бен явно обрадовался, что ему удалось впечатлить меня. - Однако Егоров на всякий случай дополнительно застраховал его на ещё более крупную сумму. Поэтому страховая компания хочет постоянно быть в курсе, где оно находится. Если колье не лежит в банковском сейфе, банк обязан сообщать обо всех его перемещениях страховой компании, сотрудником которой является господин Хубер.
        - Фанни, не держи утюг на одном месте так долго! - вновь предостерёг меня Павел.
        - Но… Егоров ведь его не знает… - Я в задумчивости покусывала нижнюю губу.
        - Правильно. Егоров не знает о том, что страховая компания, которая в результате несёт финансовую ответственность, наняла специального человека, основная обязанность которого - следить за перемещениями колье, - пояснил Бен, по-видимому ожидавший этого вопроса. У него был страшно довольный вид. - Потому что нельзя исключить возможность, что владелец украшения сам организует его кражу, чтобы получить страховку. Видимо, это случается чаще, чем кажется.
        - Готово, - объявил Павел и похлопал Бена по ноге.
        Бен, однако же, не обратил внимания на Павла, потому что торжествующе смотрел на меня.
        - Ещё вопросы, мисс Шапочка-из-фольги?
        - Обязательно! - выпалила я.
        Если говорить начистоту, аргументы Бена уже давно убедили меня, а от идеи с похитителем я и сама отказалась ещё до этого. Но самодовольный вид Бена в сочетании с голым торсом и воспоминание о том, как нежно он вчера вечером ворковал с Как-её-там, решительно не позволяли мне признать это.
        - Во-первых, колье привезли только сегодня, а Хубер приехал в отель больше недели назад. Как это понимать? Во-вторых, что он делал в комнатах для персонала в прошлую субботу? И в-третьих, когда ты уже наконец оденешься? Ты думаешь, твоя голая грудь может меня сколько-нибудь впечатлить?
        Бен поспешил слезть с табуретки. Он снова покраснел, пусть и не так сильно, как вчера, когда его чмокнула Как-её-там.
        - О нет! - воскликнул Павел. - Фанни, ты насмерть загладила складку на рубашке!
        - Под этим дурацким смокингом её всё равно никто не заметит… - И вообще, я загладила её нарочно.
        - К сожалению, с рубашкой придётся подождать, Фанни, - перебил меня мягкий голос, и я испуганно подняла голову. Месье Роше крайне редко покидал ложу консьержа, и я вообще не видела, чтобы в это время дня он спускался в подвал. У него на руках, нежась, мурлыкала Запретная кошка. - Тебя срочно требуют.
        «О господи, зачем?» - хотела было спросить я, как вдруг в отдалении послышались ещё голоса.
        - Я поймал её, посадил в ящик и заклеил его упаковочной лентой. Консьерж должен был только проследить, чтобы она не сбежала до вашего прихода. Но вы так долго не шли… - Это был голос предателя Нико, а раздражённый бас, отвечавший ему, принадлежал не кому иному, как Роману Монфору.
        - Вы что, собираетесь диктовать, где мне находиться?! - загремел он. - Вам вообще повезло, что мне по делу понадобилось спуститься в подвал.
        Голоса приближались, и я поняла, что нужно срочно что-то делать, - в том числе потому, что месье Роше выжидательно смотрел на меня. Если сюда ворвётся Роман Монфор, он увидит здесь не только Запретную кошку, но и меня в компании своего сына в полураздетом виде. Которому я только что испортила его краденую рубашку для смокинга.
        - Но это же правда! Клянусь жизнью моей матери! - взвыл Нико.
        - Вашу мать можно только пожалеть! - гремел Монфор. - Немедленно вернитесь на свой пост, вы, безмозглый кретин!
        Тут я отставила утюг, выскочила в коридор и едва успела прикрыть за собой дверь, как навстречу мне по коридору из-за угла вынырнул отец Бена. Сощурившись, он уставился на меня, и я чуть было не поддалась искушению прижаться спиной к двери и заголосить: «Только не бейте их!»
        - А-а, вот и вы! Можно вас на два слова, госпожа… э-э-э… - произнёс Монфор.
        Я сразу всё поняла. Он обнаружил шерсть Запретной кошки на моей постели и теперь собирался вышвырнуть меня с работы. Круто! Наконец-то он мог отделаться от практикантки, которая не соображает, где её место, и к тому же по уши влюбилась в его сыночка и поэтому всю дорогу с ним препирается.
        - Мне сообщили, что вас можно найти внизу. - Он с ног до головы окинул меня ледяным взглядом, и мне стоило значительных усилий сохранять самообладание. - Вы знакомы с семейством Смирновых из панорамного люкса, правильно? - продолжал Монфор. На нём был новый пиджак, без следов птичьего помёта. И голос у него стал относительно приветливым. Однако я прекрасно знала, что расслабляться из-за этого не стоит.
        Я осторожно кивнула.
        - Завтра вечером Смирновы собираются пойти на бал, и им потребуется няня, которая бы присматривала за маленькой Дашей, - мелодичным голосом продолжал отец Бена. - И господин Смирнов спросил меня, не смогли бы вы, госпожа… э-э-э…
        - Функе, - ошарашенно произнесла я.
        - В спа-центре завтра вечером, вероятно, будет не много дел, и господин Фингерхаймер справится и без вас. Будьте любезны явиться в панорамный люкс ровно в девятнадцать часов. И пожалуйста, в гостиничной униформе.
        Он повернулся на каблуках и собрался уже отправиться по своим делам, как вдруг снова обернулся:
        - Вы, случайно, не видели где-нибудь здесь месье Роше с кошкой? Или просто кошку?
        Я молча покачала головой.
        - Я так и думал. - Он отвернулся и разочарованно прищёлкнул языком.
        Я подождала, когда на лестнице затихнут его шаги, а потом на подкашивающихся ногах снова поплелась в прачечную. Ни месье Роше, ни кошки там уже не было. Вероятно, они вышли через какую-нибудь из многочисленных дверей. Павел тем временем спас чуть было не испорченную мной рубашку, разгладив складку, и повесил её на плечики. А Бен натянул футболку.
        Я обессиленно плюхнулась на стул.
        - На чём мы остановились? Ах да! Если господин Хубер всё-таки одно лицо с Киднеппером из гранд-отелей, я должна узнать об этом немедленно. - То есть прежде, чем мы с маленькой Дашей останемся одни в панорамном люксе завтра вечером. А господин Хубер со своим пистолетом будет за стенкой.
        Бен закатил глаза:
        - Что, опять двадцать пять? Я же тебе только что всё подробно объяснил… Знаешь, с меня хватит! Я пошёл.
        - Иди-иди, - бросила я ему в спину. - Там наверху наверняка есть ещё куча телефонов, которые нужно срочно починить.
        22
        Даша прыгала по огромной родительской постели размера «кингсайз», восторженно выкрикивая моё имя. Сна у неё не было ни в одном глазу.
        - Она очень устала, - невзирая на это, сообщил мне Егоров. - После возни в снегу на свежем горном воздухе она засыпает моментально.
        Я разгладила отсутствующие складки на своей безупречно сидящей гостиничной униформе и изобразила на лице заговорщицкую улыбку Мэри Поппинс. Пусть Егоров не думает, что скачущие дети способны меня напугать. Кроме того, ребёнок в этот раз был всего один!..
        Даша попробовала сделать на постели «колесо» и что-то прощебетала. Я не поняла, что она хотела мне сказать, - возможно, «Фанни, давай кувыркаться вместе со мной!», что внушало мне некоторые опасения.
        - Она поужинала, зубы мы почистили, и книжку на ночь я ей уже почитал. - Егоров нервно теребил свой чёрный галстук-бабочку. Как и на всех остальных участниках новогоднего бала, сегодня на нём красовался шикарный смокинг. И хотя его смокинг, несомненно, стоил раз в двадцать дороже смокингов других гостей, он, по правде сказать, особо ничем от них не отличался.
        Когда я явилась в панорамный люкс, то, к моему глубокому сожалению, не застала там Стеллы Егоровой. Прихватив с собой собачку, она уже спустилась на праздничный фуршет с шампанским, где, пользуясь возможностью, хотела дать супругам фон Дитрихштайн эксклюзивное интервью (разумеется, с бриллиантом «Надежда» на шее).
        А я-то надеялась, что мои обязанности няни позволят мне первой увидеть знаменитую драгоценность. Грейси, Эми, Мэдисон и госпожа Людвиг страшно мне завидовали по этому поводу, хотя старушка интересовалась прежде всего платьем миллиардерши.
        Я встретила их с господином Людвигом, когда они под ручку возвращались в номер, выпив послеобеденный кофе с пирожными. Точнее, госпожа Людвиг была так взволнована, что не смогла проглотить ни кусочка, да и господин Людвиг явно нервничал. Пока он в одиночестве повторял в фойе па вальса, его супруга тараторила как сумасшедшая, перескакивая с одной темы на другую. День, о котором она мечтала столько лет, наконец настал!.. Узнав о том, что я собираюсь провести вечер в панорамном люксе, госпожа Людвиг воодушевилась до предела.
        - О, какая вы счастливица! - воскликнула она. - Вам удастся первой увидеть истинную королеву бала. Как вы думаете, она наденет голубое платье к голубому бриллианту? Хотя вообще-то её цвет - красный, она ведь брюнетка. Красный ей невероятно идёт! Ей вообще всё идёт, в отличие от меня, старухи… Боюсь, что мне будет неловко появиться на балу в таком открытом платье. В моём возрасте не следует экспериментировать с декольте. Я ужасно боюсь опозориться. И подол слишком длинный, поэтому я могу передвигаться только маленькими шажками. Что, если я споткнусь и упаду? Возможно, даже во время вальса?
        Господин Людвиг накрыл её ладонь своей:
        - Всё будет хорошо, моя красавица! Я буду ждать тебя здесь, внизу лестницы, а ты спорхнёшь ко мне сверху, словно ангел, я уверен. А во время вальса ты споткнёшься, только если я, слон этакий, наступлю тебе на ногу.
        Госпожа Людвиг рассмеялась и положила свою голову, всю в седых букольках, мужу на плечо.
        Господи, какие же они славные! Когда мне будет столько же лет, сколько им, я тоже хотела бы, чтобы у меня был такой господин Людвиг. Который бы с любовью целовал меня в пробор.
        Голос миллиардера прервал мои мечты о счастливой старости.
        - Вот обезьянка, с которой Даша всегда засыпает. Её зовут Алексей, - инструктировал меня Егоров, пока малышка продолжала демонстрировать чудеса акробатики на кровати. - Она сидит в детской у Даши на подушке. Если дочка захочет, пусть спит в нашей постели, я ей разрешил. - В его улыбке засквозило смущение. - Она всё равно почти всегда приходит к нам ночью…
        Я понимающе кивнула. Как по мне, Даша спокойно могла ещё немножко попрыгать, я не имела ничего против. И я с удовольствием вспомню детство и проверю, получается ли у меня ещё «колесо». Только, естественно, когда Егоров уйдёт.
        Заботливый отец бросил взгляд на часы.
        - В случае чего, - он показал на пол, - вы найдёте нас с женой внизу, в бальном зале.
        Я снова кивнула. И правда, бальный зал находился всего в двух шагах. Стоило только выйти из номера, немножко пройти направо, спуститься по лестнице - и всё, ты уже там.
        В панорамном люксе даже была слышна музыка, раздававшаяся снизу. Удивительно, что она звучала настолько приглушённо, хотя номер Егоровых находился прямо над оркестровой сценой, где специально приглашённый гала-оркестр репетировал с обеда. Как раз сейчас под нами настраивали свои инструменты скрипачи. Бальный зал совершенно преобразился: вокруг танцплощадки были расставлены столы, застеленные штофом, на них красовались причудливые канделябры и пышные цветочные композиции. Стены украсили цветами. Ровно в восемь вечера должны были зажечься двести семдесят шесть свечей цвета слоновой кости, которые вместе с двенадцатью люстрами окутают зал тёплым золотым светом. Такое же количество свечей лежало наготове, чтобы заменить сгоревшие, - об этом мне поведал месье Роше. По его словам, чтобы следить за свечами, специально наняли двух дополнительных официантов. Во время бала они будут прохаживаться с подносами вдоль стен и столов и незаметно следить, чтобы воск со свечей не капал на пол или, упаси бог, огонь никуда не перекинулся. Я не завидовала тем, кто работал на новогоднем балу. Пожалуй, я немного
завидовала только Гретхен Барнбрук, которая скоро будет танцевать вальс с Беном. Наверное - нет, даже наверняка! - она будет выглядеть сногсшибательно, ведь на ней будет потрясающее платье. (Грейси и Мэдисон описали мне его во всех подробностях, и хотя в результате я забыла, какого оно цвета, твёрдо усвоила, что оно ну просто супер-пупер-классное!)
        С другой стороны, ни продуманная концепция освещения, ни струнный оркестр, ни бальное платье - ничто из вышеперечисленного не могло перещеголять наш вальс на крыше. И независимо от того, что между мной и Беном произойдёт дальше, никто не сможет отнять у меня этот момент. Вероятно, я буду рассказывать о нём даже внукам лет через пятьдесят, когда превращусь в сварливую старую каргу. То есть нет, не сходится. Если я уже сейчас такая сварливая, у меня не появится ни детей, ни внуков. Разве что тощая недовольная кошка.
        Егоров вздохнул:
        - Кажется, я всё сказал… Ничего не забыл?
        - Совершенно верно, всё. - Я послала ему ещё одну улыбку в духе Мэри Поппинс. - Не волнуйтесь: мы с Дашей приятно проведём время до вашего возвращения.
        - Может быть, я разок-другой загляну к вам во время бала, - ответил он.
        - Да, конечно. Здесь же близко.
        - Я принесу вам пару бутербродов, - пообещал Егоров, застёгивая пуговицы смокинга и целуя на прощание дочурку.
        Хорошо бы! Бутерброды на балу наверняка подадут божественные.
        - Нет, спасибо, - мужественно отказалась я. Фрейлейн Мюллер наверняка бы мной гордилась. - Я уже поела. Желаю вам приятно провести вечер!
        Даша скакнула на постели и воскликнула по-русски что-то вроде: «Ну иди уже давай!», потому что Егоров улыбнулся и наконец отправился развлекаться.
        Хотя моё беспокойство относительно Киднеппера из гранд-отелей практически улеглось, я закрыла за Егоровым дверь на замок и на цепочку. Вероятно, мой бывший главный подозреваемый сейчас пьёт шампанское вместе с другими гостями, неустанно пялясь при этом на колье Стеллы Егоровой. Она небось решит, что он ненормальный.
        Я тщательно проверила, все ли двери и окна закрыты на замок. Даша в это время соскочила с кровати и притащила из другой комнаты обезьянку и книжку с картинками.
        Книжка была на русском, но нас это не смутило. Мы уселись рядом на постель и стали рассматривать картинки и рассказывать друг другу историю, о которой говорилось в книжке, по-русски и по-английски соответственно. Периодически в разговор вступал Алексей, который (с моей помощью) издавал всякие смешные звуки. Дашу это очень забавляло.
        В самый разгар всего этого безобразия в дверь позвонили. Звонками оснащены были далеко не все номера, а только некоторые люксы, состоящие из нескольких комнат.
        Звонок панорамного люкса дребезжал на редкость немелодично, так, будто в стене прятался неприветливый дворецкий, желавший избавить хозяев от посещений любого рода.
        Я на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок.
        В коридоре перед дверью в халате стояла совершенно заплаканная госпожа Людвиг.
        Я торопливо отперла дверь:
        - Господи, что случилось? Вы ведь уже давно должны быть внизу, на фуршете с шампанским!
        Старушка шмыгнула носом:
        - Слава богу, вы здесь, моя милая… Я просто не знала, к кому мне ещё обратиться.
        За рукав халата я втянула её в номер и захлопнула дверь, снова заперев её на замок и цепочку.
        - Мадам, что-то случилось с господином Людвигом? - спросила я.
        Даша, конечно, не понимала наш разговор и с беспокойством посмотрела на незваную гостью с кровати родителей.
        - Нет, - покачала головой госпожа Людвиг и вытерла нос рукавом халата. - Он ждёт меня внизу. У подножия лестницы, как и обещал. Только…
        - Да что стряслось-то?!
        Она выглядела такой несчастной, что мне ужасно хотелось обнять её и успокоить, что всё будет хорошо.
        - Моё платье!.. - всхлипнула несчастная дама, развязывая пояс халата. - Я вся извертелась, но не в состоянии застегнуть эту ужасную молнию сама.
        - И только-то? - Я облегчённо вздохнула. Перед моим внутренним взором успели пронестись разные ужасы. К примеру, что у господина Людвига только что случился инфаркт. - Ну, с молнией мы быстро разберёмся. Давайте я посмотрю.
        Под халатом на госпоже Людвиг оказалось чёрное вечернее платье, расшитое блёстками. На спине и впрямь располагалась длинная и крайне неудобная застёжка-молния.
        Осторожно застёгивая её, я успокаивала госпожу Людвиг:
        - Ваше платье не застегнула бы даже женщина-змея. С такой молнией кому угодно понадобится помощь. Вот и всё! Готово. Вы выглядите как королева.
        Даша вручила госпоже Людвиг бумажную салфетку с туалетного столика и пропищала что-то по-русски, прежде чем снова забраться под одеяло и забиться в подушки.
        На лице дамы заиграла улыбка.
        - Что за славный ребёнок! И вы тоже, моя милая! Простите меня, пожалуйста, я совершенно изнервничалась. Обычно я себя так не веду.
        - Я всё понимаю, госпожа Людвиг. Столько лет ждать новогоднего бала - и тут заедает проклятая молния! - Я тепло улыбнулась ей. Я не могла дождаться, когда же дедушка Тристана наконец скажет ей, сколько её кольцо стоит на самом деле. Но даже в этот момент она наверняка не была бы счастливее, чем сейчас. - А теперь поторопитесь: господин Людвиг ждёт.
        Однако гостья не торопилась. Она огляделась вокруг, жадно впитывая взглядом каждую деталь, и направилась к двуспальной кровати королевского размера, зажав под мышкой свой халат.
        - Вот, значит, как выглядит панорамный люкс. Какой большой! И сколько окон… А портьеры такие же, как у нас. А где же собачка Егоровых?
        - Пережидает бал в номере триста один, вместе с мопсом фон Дитрихштайнов, - ответила я.
        - Ах, какая прелесть! - Госпожа Людвиг с умилением улыбнулась Даше. - Кто-то, я вижу, ужасно устал. Тебе можно спать в постели у мамы с папой? Я тоже своим детям всегда разрешала спать у нас. Это твоя обезьянка? - Она погладила Дашины кудряшки, выпрямилась и глубоко вдохнула, будто набираясь смелости для новогоднего бала своей мечты.
        Я открыла было рот, чтобы сказать ей что-нибудь ободряющее, но тут в дверь постучали.
        - Кто это? - Госпожа Людвиг испуганно вздрогнула.
        - Понятия не имею, - ответила я и снова засеменила к глазку.
        За дверью оказался Бен, застёгивающий смокинг.
        - Это Бен Монфор, - сообщила я, отпирая дверь.
        - О господи… - Госпожа Людвиг нервно скомкала бумажную салфетку. - Он наверняка удивится, что я здесь делаю. Вам не попадёт за то, что вы впустили меня?
        - Нет-нет, он всё поймёт, - заверила я её, открывая дверь, и впустила наконец Бена.
        - А-а, вот вы где! - сказал он, обнаружив госпожу Людвиг. - Ваш муж уже давно вышагивает туда-сюда возле лестницы…
        - У меня возникла маленькая женская проблема, но эта отзывчивая барышня помогла мне решить её. - Госпожа Людвиг снова набрала воздуха в грудь: - Ну, тогда я пойду… Держите за меня кулаки, молодые люди.
        Я не могла не чмокнуть её в щёку.
        - Пусть это будет ваш вечер, - сказала я. - И пусть он будет незабываемым!
        - Что за женская проблема у неё была? - поинтересовался Бен, когда я в очередной раз заперла дверь на засов и цепочку.
        - Не могла застегнуть молнию на платье. - Происшедшее тронуло меня до глубины души, и по моему голосу это было заметно. Я оглянулась на кровать и увидела, что Даша неподвижно лежит поверх одеяла, - очевидно, она только что заснула. Её отец оказался прав: девочка засыпала мгновенно.
        Я осторожно подложила ей под голову подушку и укрыла её. - А ты что хотел? - шёпотом спросила я.
        - Хотел просто зайти и узнать, как у тебя дела. - Бен поднял с пола Дашину обезьянку.
        - А-а! Понятно. А я думала, ты хотел зайти и показаться, какой ты красавчик в смокинге.
        Надо признать, смокинг очень ему шёл! Увидев Бена, я внутренне съёжилась: в своей гостиничной униформе я действительно выглядела как Золушка. Правда, дурацкий прыщ, созревший на лбу, за ночь ухитрился бесследно исчезнуть. Павел помазал его грушевым шнапсом шурина старого Штукки, и, как оказалось, эта штука подействовала как антибактериальный бальзам. Отрезанную прядь волос я убрала сбоку заколкой.
        - Спасибо. - Бен слегка покраснел. - Ты тоже прекрасно выглядишь, Фанни.
        Я не могла не ухмыльнуться:
        - Угу, на мне шикарные медицинские колготки!
        - Ты всегда прекрасно выглядишь, вне зависимости от того, во что ты одета. - Бен откашлялся. - Я серьёзно. Ты просто… ты такая… - И он замолчал.
        Я подождала пару секунд, а затем осторожно спросила:
        - Слушай, тебе не пора вниз? Твой вальс может начаться в любой момент.
        Бен кивнул:
        - Да. Я только хотел до бала… Я хотел тебе сказать, что… - Он снова замолчал, и я снова обратилась в слух.
        И тут внизу заиграли скрипки.
        - О господи… - вздохнула я. - Что бы ты ни хотел мне сказать, давай ты скажешь мне это потом? Твой отец убьёт тебя, если ты немедленно не явишься в бальный зал.
        - Да… - промямлил Бен, направляясь к двери и отпирая её. - Это точно. - Он обернулся: - Может быть, я скоро ещё раз зайду к тебе. - И, оставив меня в недоумении, он поспешил прочь.
        Тем не менее я внезапно почувствовала себя гораздо лучше. Окрылённая, я порхнула к двери и в который раз закрыла её на замок и цепочку.
        23
        Будильник на тумбочке показывал всего лишь без четверти восемь. Получается, Бен совсем не опаздывал на бал. Наверное, оркестр просто репетировал или музыкантов попросили сыграть что-нибудь короткое, чтобы пригласить гостей в бальный зал после фуршета с шампанским и праздничного гала-ужина. В любом случае прошло почти полчаса, прежде чем бал начался по-настоящему: гул внизу стих, и послышался голос Мары Маттеус, усиленный микрофоном.
        Очень жаль, но здесь, наверху, невозможно было разобрать, что она говорила, - старинные потолки плохо пропускали звук. Однако я превосходно представляла себе, что происходит внизу. А когда голос Мары Маттеус сменил мелодичный мужской, я сразу поняла, что это Роман Монфор лицемерно приветствует гостей, которые, конечно, смеются и аплодируют. Вероятно, он дипломатично не упомянул, что традиция новогоднего бала, который проводится в «Шато Жанвье» по заветам его прадеда, со следующего года прервётся. Это будет последний бал.
        Даша крепко спала. Её не беспокоил ни гул голосов, доходивший до панорамного люкса, ни музыка, ни объявления Мары Маттеус и Монфора. Лёжа посреди огромной кровати - такая маленькая, разбросав ручки в стороны, с разметавшимися локонами, она выглядела как фарфоровая кукла.
        Я положила обезьянку ей под бочок и сама с удовольствием прилегла бы вместе с ней, но, к сожалению, постель была не моя, а наших особенных гостей. Мне бы не хотелось, чтобы Виктор Егоров, если он действительно придёт проведать нас, застал меня спящей на его подушке. Бог его знает, может, у меня изо рта во сне слюна потечёт? Поэтому я села на диван напротив, расстроившись, что (из уважения к запретам фрейлейн Мюллер) не взяла с собой мобильный. С каким удовольствием я бы сейчас початилась с Делией, вместо того чтобы скучать и бездельничать! На тумбочке Виктора Егорова, как я и предполагала, лежало несколько книг, но они, как и Дашина книжка с картинками, были на русском.
        Шум внизу смолк. В тишине торжественно зазвучали трубы, флейты и скрипки. Раздались первые такты вальса «Голубой Дунай», тихие и многообещающие, и вместе с ними в моей голове помимо воли начали возникать разнообразные картины. В ярком свете люстр и канделябров Бен ведёт Гретхен на середину зала. Он приобнимает её за талию, серьёзно смотрит ей в глаза. Раздаётся знаменитая напевная мелодия, затем она крепнет, увлекает их за собой, они кружатся в танце ещё и ещё, супер-пупер-классное платье Гретхен струится и развевается, а она счастливо улыбается ему…
        В дверь постучали, причём довольно настойчиво. Потом раздался звонок. Первое, что я подумала, - это Бен бросил Гретхен на середине вальса, чтобы вернуться ко мне. Однако, направляясь к двери, я решительно отбросила эту мысль. Гораздо вероятнее, это Виктор Егоров пришёл проведать дочурку. Но за дверью снова стояла не кто иная, как госпожа Людвиг, нервно теребившая свою расшитую пайетками сумочку.
        О господи! Ну что ещё-то могло случиться?! В эту секунду она должна была быть в бальном зале и танцевать наконец вальс, о котором мечтала всю жизнь. Я поторопилась открыть замок, однако внезапно у меня из-за спины возникла рука, которая закрыла мне рот, и кто-то с силой поволок меня прочь от двери.
        До этого момента я и понятия не имела, что это такое - испытать шок. И что такое по-настоящему испугаться - тоже.
        Самое ужасное заключалось в том, что я ничего не могла поделать с моим похитителем. Я вырывалась как сумасшедшая, махала руками во все стороны, но человек, удерживавший меня, оказался гораздо сильнее, поэтому моё сопротивление ничего не изменило. Он крепко держал меня сзади и тащил по направлению к ванной. В голове вертелась отчаянная просьба: «Нет, пожалуйста, не надо!», которая, по правде говоря, была совершенно бессмысленной. Вот теперь я хорошо понимала, как это - от страха наделать в штаны. Ещё немножко, и я бы тоже…
        Похититель втащил меня в ванную, захлопнул дверь, прижал меня к ней изнутри своим телом и только тогда зажёг свет.
        Это был Тристан! Тристан Браун из номера 211!
        - Ш-ш-ш!.. - предостерегающе прошипел он. - Тихо! Только не бойся, Фанни, это всего лишь я.
        Парень сильно запоздал со своим замечанием: от ужаса меня буквально парализовало. Тристан медленно разжал руку, которой удерживал меня. Однако вторая его рука по-прежнему закрывала мне рот, и он всё ещё прижимал меня к двери своим телом.
        - Пожалуйста, выслушай меня, Фанни. И доверься мне. - Свободной рукой он пошарил в кармане смокинга и тихо выругался: - Проклятье! Я, должно быть, выронил телефон, когда лез по фасаду. Ладно. У нас мало времени. Слушай. Перед дверью панорамного люкса стоят Киднепперы из гранд-отелей собственной персоной, и нам нужно исчезнуть отсюда немедленно, пока они не проникли в номер. - Он говорил тихо, но очень настойчиво. Сейчас он совсем не походил на Тристана, которого я знала, - высокомерного юношу, убеждённого в своей исключительности, который ничего и никого не воспринимал всерьёз. Казалось, этот Тристан был сильно напуган. - Ты оденешь ребёнка, а потом мы все вылезем через окно наружу и спрячемся в каком-нибудь безопасном месте. Если ты поняла, что я сказал, кивни.
        Я кивнула. Он что, совсем свихнулся?
        Никакие киднепперы за дверью люкса не стояли - там была только госпожа Людвиг!
        Тристан нетерпеливо вздохнул:
        - Я понимаю: всё это слишком внезапно и невероятно. Я тоже хотел бы знать обо всём этом заранее, тогда нам не пришлось бы ломать голову, как теперь отсюда выбраться. Но я только что узнал правду. Если я не буду зажимать тебе рот, ты закричишь?
        Я снова кивнула, и Тристан осторожно убрал руку с моего лица. Даже если бы я хотела позвать на помощь, то смогла бы выдавить из себя лишь еле слышный хрип.
        - Т-ты ошибаешься. За д-дверью стоит несчастная г-гос-пожа Людвиг, - заикаясь, промямлила я. - А г-господин Хубер п-показал Бену своё разрешение на оружие. Никакого киднеппера здесь нет… - На дальнейшее у меня в груди не хватило воздуха.
        Тристан ухватил меня за локти и слегка встряхнул.
        - К сожалению, всё-таки есть, причём именно здесь. - Он отпихнул меня от двери ванной и заглянул в комнату, чтобы посмотреть, что там творится. Из ванной была видна кудрявая головка Даши, которая мирно спала на кровати. - Я тоже повёлся на её сентиментальные нежности с супругом и всяческое «ах, ах, я так волнуюсь». Как и все остальные. Хотя её кольцо меня, безусловно, озадачило. Но ведь на этом основании невозможно решить, что они киднепперы. - Он схватил меня за руку и потащил в большую комнату.
        В дверь снова постучали, и из коридора послышался плаксивый голос госпожи Людвиг:
        - Фанни? Милая моя, вы там?
        В её голосе звучало неподдельное беспокойство. Одна часть меня хотела рвануть к двери, отпереть её и заорать: «Помогите! На меня напал сумасшедший британец, который мелет всякую чушь!» Но другая половинка начинала верить Тристану. Хорошо бы, у меня была ещё и третья половинка, которая бы знала, как поступить и которая всё спокойно разложила бы по полочкам.
        - Мне ещё раз нужна ваша помощь! Это срочно! - завопила госпожа Людвиг.
        - Ещё раз? - Тристан снова встряхнул меня, теперь сильнее. - Фанни! Она что, уже была в этой комнате сегодня?
        Я кивнула:
        - Да, полчаса назад. У неё молнию на платье заело.
        - Чёрт! - Тристан выпустил меня, ринулся к кровати и стал будить Дашу. Вообще-то он тормошил её довольно сильно и при этом здорово ругался. - Она, наверное, уже усыпила её. - Юноша начал внимательно осматривать Дашу - засучил рукава её платьица, раздвинул кудряшки на шее. - Вот, - произнёс он и показал на красное пятнышко. - Возможно, это след от инъекции.
        О господи! Перед моим внутренним взором возникла картина: госпожа Людвиг ласково наклоняется к Даше, гладит её по голове…
        Какая же я идиотка!
        - Людвиги - Киднепперы из гранд-отелей?! - прошептала я.
        Тристан мрачно кивнул:
        - Похоже на то! Трогательная пожилая парочка, всеобщие любимцы…
        - Фанни, дорогая моя! - Старушка снова постучала в дверь. Плаксивость в её голосе исчезла, зато появилось нетерпение.
        Тристан лихорадочно огляделся.
        - Но тогда я не понимаю, почему она не нейтрализовала тебя за компанию с Дашей и не довела дело до конца. Она ведь сейчас за этим сюда рвётся.
        Пожилая дама хочет кого-то «нейтрализовать»! Это звучало ужасно неправдоподобно. Уму непостижимо! И всё же, всё же… Я вспомнила, как глубоко она вздохнула перед тем, как в дверь постучали.
        - Она ушла, потому что ко мне заявился Бен… - прошептала я.
        - Тогда директорский сынок нечаянно спас тебе жизнь. - Тристан поднял Дашу на руки. - Мы понесём её… Фанни, не смей!
        Я направилась к двери. Но не затем, чтобы открыть её (чего, вероятно, и опасался Тристан), а чтобы послушать, что говорит второй голос, тихий и низкий, который только что послышался в коридоре.
        - Не открывает, - сообщила госпожа Людвиг.
        - Может, она в ванной? - предположил второй голос. (Он принадлежал господину Людвигу, теперь я его узнала.) - Или она не послушалась хозяев и выскользнула наружу, потому что малышка крепко спит. - Он тихо рассмеялся. - Возможно, когда ты была у них, она что-то заметила?
        - Нет, она ничего не заподозрила, - заверила его супруга.
        К сожалению, она была совершенно права. Я абсолютно ничего не заподозрила.
        От следующей реплики мои волосы встали дыбом.
        - Универсальный ключ у тебя? - спросил господин Людвиг так спокойно, будто обсуждал завтрашнюю погоду. - Вообще-то я хотел всё провернуть до того, как кончится вальс. Ах, мой старый вальтер ППК был лучше, этот «глок» просто шикарная хлопушка. Хотя глушитель у него неплохой.
        Я в ужасе отшатнулась от двери.
        - У них есть универсальный ключ! - ошарашенно прошептала я Тристану. - И пистолет с глушителем.
        Тристан мрачно кивнул, держа на руках бесчувственную Дашу.
        - С замком и цепочкой они справятся за несколько секунд. Это же профессионалы. Мы в это время незаметно вылезем в окно. Если забаррикадировать дверь, возможно, нам удастся выиграть ещё немного времени до тех пор, пока они не поймут, что вы сбежали. Внизу мы найдём кого-нибудь, кто поможет нам. И я тебе подробно объясню, как обо всём узнал. Будем надеяться, что у них нет сообщников, которые наблюдают за отелем снаружи.
        - Мы не можем вылезти в окно, Тристан. Я боюсь высоты. Даша без сознания. Мы… мы… - Я беспомощно огляделась. Мой взгляд упал на телефон, и я чуть не расплакалась от облегчения. Господи, почему мы раньше об этом не подумали!.. - Я позвоню в ложу консьержа, и месье Роше вызовет полицию и пришлёт нам кого-нибудь на подмогу… Господина Хубера, к примеру, у него ведь есть пистолет… Ой, что это?
        За дверью кто-то вскрывал замок. Кроме того, внезапно я снова услышала, как внизу играет музыка, хотя, вероятно, она и не смолкала, просто я на несколько минут перестала воспринимать её. Мелодия вальса как раз достигла своего апогея. Мне было понятно: если мы, скажем, заберёмся на террасу на крыше и будем вопить: «На помощь!», нас не услышит ни одна живая душа. Сейчас все танцевали внизу, в бальном зале. Все, кроме месье Роше. На него всегда можно было положиться. Он наверняка остался в ложе консьержа, несокрушимый, как скала.
        Дрожащими пальцами я набрала его номер, но зря потратила несколько драгоценных секунд. Телефон не работал! Снова и снова я шептала в трубку: «Алло!», пока не додумалась проследить, куда ведёт телефонный провод, и не наткнулась на его обрезанный конец.
        Кто-то перерезал его.
        Госпожа Людвиг! Значит, когда она побывала в номере, то успела позаботиться и об этом. Вероятно, я обессиленно уселась бы на пол и не была способна к каким-либо дальнейшим действиям, если бы Тристан не потащил меня в детскую, находившуюся рядом. Дашу он при этом перекинул через плечо. Пропустив нас, он запер дверь.
        - Давай, Фанни. - Он щёлкнул пальцами у меня перед носом. - Не сдавайся! Ну же, ты сможешь!
        В отличие от него, я не была в этом уверена. Мои пальцы дрожали так, что мне еле удалось надеть на Дашу соболью шубку, висевшую в изножье детской кроватки на вешалке. Тристан в это время пододвинул к двери комод.
        - Этого не может быть!.. - пробормотала я, натягивая на кудряшки девочки соболью шапочку, ту самую, которую мне поручили принести из панорамного люкса, как мне казалось, уже тысячу лет назад. Тот случай казался мне теперь чем-то из другой жизни.
        - Мы находимся на втором этаже, - успокаивал меня Тристан. - С этой стороны отеля до земли самое большее пять метров. К тому же снаружи толстый мягкий слой снега, ты приземлишься на него, как на матрац. Мы просто спрыгнем. Сначала ты. Потом я сброшу тебе Дашу и прыгну сам. И мы спрячемся в каком-нибудь безопасном месте.
        За уговорами он втащил меня на подоконник. Окно было уже открыто (вероятно, Тристан проник в панорамный люкс именно через него). Тяжело дыша, я вцепилась в оконную раму.
        - Это сумасшествие! Мы не можем просто выбросить из окна четырёхлетнего ребёнка, усыплённого каким-то препаратом…
        Я боязливо прислушалась к звукам, доносившимся из другой комнаты.
        - Можем. Нам придётся! Просто шагни вперёд. Внизу снег не убирали, ты приземлишься прямо в мягкий сугроб. Всё будет хорошо, обещаю тебе.
        С этими словами Тристан столкнул меня вниз.
        24
        Тристан оказался прав. Снег действительно показался мне мягче любого матраца, с той лишь разницей, что он был глубоким и холодным. Не успела я выбраться из снежной ямы, которую проделала при падении, как мои плотные колготки уже промокли, а снег попал в туфли и начал таять. Но больше всего я волновалась за Дашу. До конца своих дней не забуду это зрелище - бесчувственное тело девочки летит из окна. Каким-то непостижимым образом мне удалось поймать её, не причинив боли. Во всяком случае, я надеялась, что это так. Мороз был несильный, примерно минус шесть, но в спешке я не успела надеть на Дашу колготки и сапожки, поэтому малышку нужно было немедленно отнести в тепло. В какое-нибудь тихое и безопасное место!
        Наивная дурочка, я полагала, что, если мы окажемся внизу и останемся живы и здоровы, весь этот кошмар как по волшебству закончится. На самом деле нам по-прежнему грозила опасность. Мы не предполагали, что Людвиги прыгнут в окно вслед за нами. Вероятно, они не собирались мириться с тем, что намеченная жертва так легко сбежит от них.
        По-кошачьи приземлившись рядом со мной, Тристан потянул меня к стене отеля, слившись с которой нас было сложнее заметить, и предостерегающе показал наверх. Я затаила дыхание. Возможно, Людвиги уже обнаружили открытое окно и смотрели вниз, прямо на нас. Интересно, они выстрелят, если мы двинемся с места, или свяжутся по телефону с каким-нибудь своим сообщником, который патрулирует отель и в любой момент может показаться из-за угла? Перед моим внутренним взором возникла чёткая картина: парочка киднепперов спускается по лестнице, держась за руки и мило улыбаясь, чтобы схватить нас, прежде чем мы проберёмся внутрь и поднимем тревогу.
        Возвращение в здание оказалось гораздо более сложной задачей, чем можно было предположить. Мы приземлились позади бального зала и теперь стояли по пояс в снегу прямо под празднично освещёнными полукруглыми окнами, где никому до нас не было дела. Я почувствовала себя матросом, потерпевшим кораблекрушение, который беспомощно барахтается в воде посреди безбрежного океана, а совсем рядом возвышается отвесный борт круизного лайнера, где всем наплевать на несчастного. Чтобы дойти до ближайшей двери - до чёрного хода в спа-центр, откуда я на прошлой неделе увидела Тристана, тайком карабкавшегося по фасаду, нужно было обойти южное крыло целиком или обогнуть восточную сторону здания, обойти главный корпус и добраться до главного входа. Этот вариант нравился мне больше: в фойе всегда толпился народ, а в присутствии посторонних Людвиги не осмелились бы продолжить преследование (во всяком случае, я надеялась на это).
        Проблема заключалась в том, что и тот и другой путь предстояло проделать по глубокому снегу, да ещё в кромешной темноте, с Дашей на руках, которая по-прежнему была без чувств. Луна ещё не взошла, а свет, падавший из окон, не мог рассеять мрак зимней ночи вокруг Замка в облаках.
        И тут меня осенило: горка для угля! Вообще-то её нельзя было считать входом в отель, но люк, через который в былые времена засып?ли уголь в подвал, казался достаточно широким, чтобы через него мог пролезть человек. И этот люк находился гораздо ближе, почти рядом, с восточной стороны, в том месте, где южное крыло соединялось с главным корпусом. Нам нужно было преодолеть всего лишь около тридцати метров по снегу, держась за стены здания, и мы были бы у цели. Мы так и сделали. Хотя угольная горка больше не использовалась, люк открылся легко. К счастью, мои опасения, что он заперт, заржавел или примёрз, оказались беспочвенными.
        Вот где пригодилось моё знание ходов и переходов отеля! В своё время Павел познакомил меня далеко не со всеми потайными уголками подвального этажа, но бывший угольный подвал примыкал непосредственно к прачечной, поэтому я знала о его существовании. Здесь нас точно никто не будет искать.
        Тристан оглянулся и соскользнул в угольный люк, чтобы съехать первым и затем поймать Дашу. Я последовала за ними. Ощутив под ногами твёрдый пол и вдохнув затхлый воздух подвала, я облегчённо вздохнула.
        Наконец-то! Мы в безопасности!
        Мне было ужасно жалко Дашу. Несчастный ребёнок, которого сначала выкинули из окна, а теперь ещё и спустили по угольной горке… Завтра утром она наверняка будет вся в синяках. Но это было лучше, чем оказаться в руках похитителей.
        - Неплохо мы срезали, - уважительно заметил Тристан, когда я повернула выключатель и открыла дверь в прачечную.
        Это была массивная противопожарная дверь, которую снаружи теоретически могли заложить тяжёлым засовом. Какое счастье, что никому не пришло в голову сделать это! К сожалению, в прачечной было необычно тихо, темно и пусто. Только теперь я вспомнила: Павел же собирался сегодня в Сьон на новогодний концерт! Как назло, именно сегодня. И всё же после панической беспомощности, охватившей меня в сугробе, прачечная показалась мне родным домом.
        Я включила все имеющиеся лампы. Мне ужасно хотелось запустить парочку стиральных машин и сушилок для белья, чтобы снова всё было как всегда. Потом я взяла на руки Дашу и попыталась согреть ей ножки, растирая их руками. Довольно бессмысленная затея, надо сказать: её ноги, как и мои руки, были ледяными.
        - Как ты думаешь, препарат, которым её усыпили, может навредить ей? - боязливо спросила я.
        Слава богу, цвет лица у девочки был нормальный и дышала она равномерно.
        Похоже, мы с Тристаном мыслили в одном направлении. Он покачал головой.
        - Думаю, нет, иначе она бы выглядела по-другому, - ответил он, оглядываясь по сторонам.
        - А теперь что? - спросила я и живо представила себе, как мы вламываемся в бальный зал с воплями: «Спасите! Киднепперы!»
        Тристан, судя по всему, тоже не успел пока придумать ничего вразумительного.
        - Шут их знает, сколько у них сообщников… А здесь мы пока что в безопасности, - пробормотал он.
        - Нам всем не помешала бы согревающая программа в сушилке! - нервно усмехнулась я.
        Ощущение того, что на мою жизнь покушались, но я осталась жива, подействовало на меня так, словно мне дали обухом по голове. Не каждый день прыгаешь со второго этажа! Однако теперь мне в голову полезли многочисленные вопросы, которые на время вытеснил адреналин.
        Пока я устраивала Дашу на куче белья и растирала ей ножки полотенцем, Тристан открыл дверь в коридор и прислушался.
        - Здесь есть телефон?
        Я покачала головой.
        - Ближайший телефон на кухне. Ещё один есть в спа-центре. До них примерно одинаково далеко. Слушай, как ты понял, что Людвиги - киднепперы? И как тебе удалось пробраться в номер как раз вовремя, чтобы спасти нас? Ведь ещё секунда - и я впустила бы сладкую парочку. - При мысли об этом меня прошиб холодный пот.
        - Да, ещё бы секунда - и всё! - Тристан снова прикрыл дверь. - Я просто слишком поздно узнал, что представляют собой Людвиги на самом деле. Тогда они уже направлялись в люкс, так что мне ничего не оставалось, как проникнуть в номер другим путём. Я понимал, что тебе будет сложно объяснить, что происходит, поэтому сначала зажал тебе рот. Прости, пожалуйста. - Он криво ухмыльнулся. - Однако, должен сказать, ты чрезвычайно быстро прониклась ситуацией.
        Это было не совсем так, ну да ладно.
        Происходящее казалось мне нереальным. Сначала Бену понадобилось несколько дней, дабы убедить меня в беспочвенности идеи о Киднеппере из гранд-отелей. А теперь оказывается, что он всё-таки существует. Точнее, они существуют. И это мои любимцы Людвиги! Нет, всё это решительно не помещалось в моей бедной голове.
        - Как ты догадался?
        - Всё началось с кольца, - принялся объяснять Тристан. - Мне показалось странным, что госпожа Людвиг уже столько лет носит на пальце баснословно дорогое украшение и за это время ей никто не объяснил, что оно платиновое, а не серебряное. И она сама этого якобы не замечала. Я уже не говорю о камне! Он даже не похож на берилл. Розовый бриллиант такого качества и размера не купишь в ювелирном за углом. Подобные камни - большая редкость. История с барахолкой показалась мне совершенно неправдоподобной, моему дедушке - тоже. Поэтому я сфотографировал кольцо, а дед послал эти фотографии нашему… скажем так, знакомому. Мы решили, что, возможно, выявили парочку грабителей мелкого пошиба. Нам и в страшном сне не могло присниться, что они преступники высокого ранга. Но когда два дня назад ты рассказала мне о Киднеппере из гранд-отелей, я по-настоящему испугался.
        - Не понимаю почему.
        От растирания Дашины ножки потеплели, и я переключилась на ручки.
        Тристан прислонился к двери.
        - Мой дед сразу вспомнил подробности похищений, которые приписывали Киднепперу из гранд-отелей, потому что преступник действовал весьма необычно. Помимо денег в качестве выкупа он требовал другие ценности, причём, по-видимому, обладал превосходным вкусом. Он точно знал, что находилось в распоряжении родителей похищенных детей: драгоценности, живопись, скрипка работы Страдивари стоимостью в несколько миллионов евро. К сожалению, для того чтобы сделать надлежащие выводы, нам потребовалось время. К тому же незадолго до начала бала нам наконец ответил наш знакомый. Он сравнил наше фото розового бриллианта с материалами об известных ему похищениях детей, и сомнений не осталось. Камень в кольце госпожи Людвиг когда-то украшал брошь, находившуюся в собственности семьи издателя, чью маленькую дочь похитили из отеля на озере Лаго-Маджоре в тысяча девятьсот девяносто седьмом году.
        Мне понадобилось время, чтобы воспринять и переварить эту невероятную информацию.
        - Это значит, что розовый бриллиант позволит доказать их причастность к этому преступлению? Какое потрясающее совпадение, что твой дедушка - геммолог и проводит праздники в том же отеле, в котором… - Я умолкла.
        Тристан усмехнулся:
        - Хочешь знать, в чём заключается действительно потрясающее совпадение? В том, что именно Стелла Егорова стащила это кольцо. Если бы не это, госпожа Людвиг не рассказала бы историю про барахолку и я никогда бы не заподозрил, что они с супругом не те, за кого себя выдают.
        - Что-то многовато совпадений получается… - пробурчала я, держа Дашину ручку в своей.
        Совершенно случайно Тристан узнал о том, что Стелла Егорова - клептоманка, и поэтому заподозрил, что именно она украла кольцо. Совершенно случайно он прекрасно лазал по фасадам и поэтому беспрепятственно проник в люкс, где случайно было открыто окно и где - несомненно, тоже по чистой случайности! - кольцо валялось в ящике прикроватной тумбочки, а не лежало в сейфе. А у дедушки Тристана, опять же случайно, оказался знакомый, у которого был доступ к банку данных Интерпола.
        Нет уж, хватит мне лапшу на уши вешать!
        - Дедушка говорит, что случайности - на самом деле логика Всевышнего. - Тристан вздохнул, как будто прочитал мои мысли.
        - Кто ты на самом деле, Тристан? - вырвалось у меня.
        Он снова вздохнул:
        - Я когда-нибудь тебе врал, агент Фанни?
        Я-то откуда знаю? Слишком часто он оставлял мои вопросы без ответа, задавая вместо этого свои, вот как сейчас. Я встала, инстинктивно заслоняя собой кучу белья, на которой посапывала Даша.
        - Нет, не врал. - Тристан сбросил с себя смокинг. - С первой нашей встречи я нахожу тебя очаровательно обезоруживающей. Или обезоруживающе очаровательной, как тебе больше нравится.
        - Что ты делаешь? - спросила я, сбитая с толку.
        - Демонстрирую тебе правду. Без доказательств ты мне всё равно не поверишь. - Тристан снял свой элегантный чёрный галстук-бабочку и начал расстёгивать рубашку.
        Я ошеломлённо уставилась на него.
        - Мы с дедушкой не просто так приехали сюда на каникулы, - продолжал он. - Мы здесь из-за бриллианта «Надежда». История с Людвигами напугала нас в первую очередь потому, что мы решили, что они - наши конкуренты.
        Не может быть. Не может быть!..
        - Х-хочешь сказать, что ты и вправду гостиничный в-вор? И твой дедушка - т-тоже? И вы здесь потому, что действительно хотите украсть к-колье? - заикаясь, промямлила я.
        - А-а, с колье я уже давно разобрался. - Тристан театральным жестом распахнул на себе рубашку. На его идеальной мускулистой груди сверкало колье, отделанное бриллиантами в два ряда и с большим голубым камнем, обрамлённым драгоценностями поменьше в центре.
        Мне пришлось ухватиться за край рабочего столика Павла, чтобы не грохнуться в обморок.
        - Потрясающе, правда? - Тристан умелым жестом расстегнул колье и сунул мне его под нос. - Вот он, третий глаз богини Кали. Видишь, как сияет? В нём словно пылает божественный огонь. Хочешь примерить?
        Я отступила на шаг:
        - Нет, не хочу. Я хочу… - А кстати, чего же мне хотелось? Убежать? Позвать полицию? - Хочу, чтобы всё это оказалось неправдой, - шёпотом договорила я.
        - Да всё хорошо, Фанни! - Тристан, улыбнувшись, взглянул на меня. - Мы ничего не крадём. Мы только возвращаем вещи их законным владельцам. Этот камень должен находиться в тайном храме в индийском городе Мадурае. Там, откуда его когда-то украли. Мы вернём его богине Кали. Он не предназначен для того, чтобы им владели люди.
        - Ты что, сумасшедший сектант-язычник? - спросила я и отступила ещё на шаг назад.
        Парень весело рассмеялся и внезапно снова стал похож на прежнего Тристана, которого я знала. Тристана, которого всё на свете забавляло и который всех превосходил. Он повертел украшение в руках, и голубой бриллиант засверкал в свете лампы.
        - Господи, нет конечно! Но я действительно работаю на тайное общество, которое… скажем так, заинтересовано в том, чтобы восстанавливать справедливость. Соблюдать равновесие в этом мире.
        - На иллюминатов[20 - Иллюминаты (от лат. illuminati - «просвещённый», «просветлённый») - название тайных орденов, братств, обществ мистического характера, бывших в оппозиции к политическим и религиозным властям.] что ли?.. - промямлила я.
        - Нет. Хотя… Я думаю, иллюминаты среди наших тоже есть. Послушай. Колье никто не хватится. На балу Стелла Егорова, сама того не зная, носит копию высочайшего качества, а мой дедушка много раз заверял её, что у неё на шее висит самый красивый и дорогой бриллиант в мире. Страховщик тоже убеждён, что всё в порядке. То, что колье - подделка, обнаружится, только если Егоровы решат его продать, а я надеюсь, что они не продадут его никогда. К тому же бриллианты, обрамляющие копию «Надежды», настоящие. Только центральный камень - цирконий, а не бриллиант, потому что похожего алмаза найти не удалось.
        На другом конце подвала хлопнула дверь, и мы оба вздрогнули.
        - Наверное, нам всё-таки следует попробовать добраться туда, где есть люди, - сказал Тристан как ни в чём не бывало. - Как ты думаешь, сколько сейчас времени? Я понятия не имела, сколько времени прошло с момента, когда он зажал мне рот в панорамном люксе. Видимо, не слишком много, ведь всё происходило очень быстро. Похоже, за несколько минут можно было успеть как выскочить из окна, так и несколько раз получить обухом по голове. Фигурально выражаясь, конечно.
        - Ты не думаешь, что Людвиги теперь могут просто плюнуть на свою затею? - с надеждой поинтересовалась я.
        Шут с ними, с гостиничными ворами и тайными обществами! Тристан, в конце концов, только что уберёг нас с Дашей от похитителей.
        - Нет, это маловероятно, - ответил он. - Они ведь не знают, что мы их раскрыли. Они думают, что ты с Дашей просто забралась в какой-нибудь уголок и трясёшься от ужаса. Может быть, они даже вернутся на бал и потанцуют там, чтобы обеспечить себе алиби, пока их сообщники будут прочёсывать отель.
        - Сообщники? - переспросила я. - До сих пор ты говорил только об одном сообщнике. Почему ты вдруг решил, что их много? - И вероятно, у каждого из них было по пистолету с глушителем.
        Тристан пожал плечами:
        - А может, они работают и одни. Теоретически от них вполне можно этого ожидать.
        - Но они не знают, что мы с тобой… так ведь?
        - Нет, не знают. - Лицо Тристана вдруг просветлело. - Откуда им об этом знать? Людвиги ведь не в курсе, что с помощью кольца мы с дедушкой напали на их след. Они предполагают, что ты с Дашей сбежала одна. - Он взглянул на дочурку олигарха, возлежавшую на куче белья, словно принцесса на горошине - на своих перинах. - Это означает, что я спокойно могу выйти отсюда и подняться наверх, не боясь, что сладкая парочка меня сцапает. - Парень улыбнулся: - Извини, мне следовало додуматься до этого раньше. Просто я впервые имею дело с преступниками такого масштаба.
        - Да ладно, ты быстро привыкаешь, - буркнула я.
        Тристан был уже возле двери.
        - Я поднимусь в бальный зал и разоблачу Людвигов, потом вернусь к вам. Никуда без меня не ходите!
        - Прежде чем ты вернёшься, я собираюсь вызвать сюда полицию, - заметила я. - Или ты от этого не в восторге, гостиничный вор?
        Тристан поднял колье выше.
        - Я уже говорил: мы не считаем грабежом то, что мы делаем. Это называется «возврат неправомерно изъятых сокровищ мировой культуры». Но если ты мне не доверяешь… - Парень снова подошёл ко мне и, не успела я и глазом моргнуть, сунул мне в руку украшение. - Тогда оно останется у тебя в качестве залога до моего возвращения. Только никому его не показывай!.. - Он пристально посмотрел мне в глаза и торжественно добавил: - Теперь нас связывает общая тайна, меня и тебя, агент Фанни. Я доверяю тебе, а ты - мне!
        Я ошарашенно наблюдала, как он опять идёт к двери.
        На пороге он ещё раз обернулся:
        - Пожелай, чтобы там, наверху, мне побыстрее поверили. Людвигов же все обожают…
        - Расскажи всё Бену. На него можно положиться.
        Тристан скривился:
        - Сделаю, что смогу. - И на этом окончательно исчез.
        Я осталась одна с бесчувственным ребёнком и третьим глазом богини Кали на руках. Опершись на швейный столик Павла, я судорожно хватала ртом воздух.
        25
        Так. Спокойно. Без паники.
        Я уставилась на бутылку с грушевым шнапсом изготовления шурина старого Штукки, всё ещё стоявшую у Павла на столике, и пыталась дышать глубоко и равномерно. Вдох - вы-ыдох, вдох - вы-ыдох…
        Всё в порядке. Даша была тёплая, дышала нормально, пульс у неё тоже был в порядке. И к нам скоро прибудет помощь.
        А что, если не прибудет? Вдруг Людвиги сообразили, что нам кто-то помог сбежать из панорамного люкса, если они всё же видели Тристана вместе с нами, когда мы пробирались к угольному подвалу? Или если они заметили, что Тристана не было в бальном зале? Наверняка Элла Барнбрук громогласно сокрушалась по поводу отсутствия своего партнёра по танцам, а киднепперы, возможно, просто сложили два и два?
        Может, Тристану понадобится слишком много времени для того, чтобы убедить всех в правдоподобности своей версии событий, а тем временем сообщники Людвигов обыщут подвал и обнаружат нас здесь? Перед моим внутренним взором в очередной раз возникла убедительная картина: Людвиги, взявшись за руки, трогательно уверяют, что они ни в чём не виноваты…
        Идея остаться здесь и ничего не предпринимать внезапно показалась мне бессмысленной, более того - опасной. Нет, я тоже должна постараться позвать помощь. Мне нужно добраться до одного из телефонов и дозвониться месье Роше. Он-то уж позаботится обо всём, в этом я не сомневалась.
        Но сперва нужно спрятать Дашу так, чтобы она была в безопасности, пока я не вернусь. И я уже придумала куда. В барабане Старой Берты хватило бы места для целого детского сада! Я устроила там для Даши уютное гнёздышко из полотенец, уложила её туда и закрыла - тоже полотенцами - так, чтобы оставались свободны только рот и нос. Потом я выдернула вилку Старой Берты из розетки - на тот совершенно невероятный случай, если кому-то вдруг придёт на ум в новогоднюю ночь отправиться в прачечную и что-нибудь постирать.
        Так! Ладно, с этим разобрались! Теперь оставалось только куда-нибудь спрятать колье. Или я поступлю как Тристан и надену его под одежду, на голое тело. Бриллиантовая застёжка защёлкнулась у меня на шее практически сама - выдающееся качество ювелирного мастерства было видно сразу. Но, боже мой, какое же оно тяжёлое, это колье! Я искренне надеялась, что, хотя третий глаз богини Кали теперь болтался около моего лифчика, её проклятие на меня не падёт.
        Я приоткрыла дверь в коридор и, глядя в щёлку, прислушалась. Вроде бы всё тихо. Расстояние до кухни и до спа-центра было примерно одинаковым. Но я решила отправиться на кухню, потому что сегодня, когда весь отель танцевал на рождественском балу, господин Хеффельфингер мог уже запереть спа-центр и уйти домой.
        Первый поворот я преодолела неуверенно, опасаясь, что за ним обнаружится господин Людвиг со своим пистолетом, но потом решила ускорить шаг. Чем быстрее я окажусь у телефона, тем скорее закончится этот кошмар.
        Я понеслась вперёд и за следующим поворотом врезалась в Пьера, тащившего огромную корзину булочек. Несколько булочек выпали и раскатились по полу.
        - Фанни! - изумлённо воскликнул Пьер.
        Я чуть не разревелась от облегчения, что это он, а не кто-нибудь другой.
        - О господи!.. - выдавила я. - Какое счастье, что это ты! Скажи: ты не видел каких-нибудь… э-э-э… подозрительных личностей здесь, внизу?
        - Конечно, видел, их тут целая куча, - ответил Пьер. - На кухне, например, ошивается множество подозрительных личностей, и шеф-повар - первый. Меня от них всех уже воротит. Доработаю эту смену и возьму два отгула. И угадай: чем я займусь? - Только теперь он заметил, что, похоже, со мной не всё в порядке. - Боже мой, Фанни, что стряслось? Ты выглядишь так, будто тебе явилось привидение!
        Ах, если бы!..
        - Пьер, ты должен мне помочь! - вырвалось у меня. - Кое-кто хочет похитить дочку русского олигарха и потребовать бриллиант «Надежда» в качестве выкупа. Поэтому я с Дашей сбежала из панорамного люкса. Но они по-прежнему гонятся за нами. У них оружие, и они очень опасные преступники.
        На лице Пьера отразилось беспокойство, которое сменили недоверие и явные сомнения по поводу моего душевного здоровья. Не отводя от меня пристального взгляда, он медленно склонил голову набок, и я вдруг поняла, как должен был чувствовать себя Тристан, когда объяснял мне то же самое в ванной панорамного люкса. Никто в здравом уме и твёрдой памяти не мог бы поверить в подобную историю. Человеческий мозг был на это органически не способен.
        - Ага-а!.. - задумчиво протянул он. - Ты хочешь сказать, что сбежала вместе с ребёнком этих русских, потому что за вами охотятся вооружённые киднепперы, которые хотят заполучить бриллиант «На… как-его-там»?..
        - Я знаю: это звучит по-идиотски, - перебила его я. - Полный идиотизм! Но это правда! Мне нужно позвонить месье Роше из кухни и всё ему рассказать. Пусть он вызовет полицию и сообщит обо всём Егорову. Ты мне поможешь?
        - Конечно, помогу. - По лицу Пьера я не могла сказать, что полностью убедила его, но, во всяком случае, его насмешливая улыбка уступила место сосредоточенности. Очевидно, серьёзность положения постепенно начала до него доходить.
        - Где девочка находится сейчас?
        - Я оставила её в прачечной.
        - Что?! Совсем одну?! - Пьер набрал в грудь воздуха. - Ладно. Мы поступим вот как: ты вернёшься к ребёнку и подождёшь. Я всё сообщу месье Роше и вызову полицию. А потом я возьму свой самый острый нож и буду охранять прачечную. Ни один ребёнок из отеля не пропадёт! - Не обращая внимания на оставленную корзину с булочками, он поспешил в противоположном направлении. - Можешь на меня положиться, Фанни! - крикнул Пьер, на ходу обернувшись ко мне.
        Ну вот. Теперь всё будет хорошо. Я вернулась в прачечную и вытащила Дашу из её гнёздышка внутри Старой Берты. Мне только так показалось или она стала дышать беспокойнее? Возможно, внутри стиральной машины было недостаточно воздуха? С девочкой на руках я подсела к столику Павла, покачивая Дашу, как младенца.
        - Ещё чуть-чуть - и твой папа придёт и заберёт тебя, - произнесла я.
        Когда дверь распахнулась, в неё вошёл Пьер. Как и обещал, он прихватил с собой нож. Правда, он был не особенно велик, зато, несомненно, наточен, как бритва, и Пьер прекрасно умел с ним обращаться.
        - Я всем всё сообщил… - выдавил он, запыхавшись. - Месье Роше вызовет полицию и оповестит руководство отеля. Ещё я попросил моего друга Лукаса взять огнетушитель, встать за лестницей и поливать пеной любого, кто покажется ему подозрительным. Ой, это та малышка, которую хотели похитить? Какая славная! Она спит? Почему ты плачешь, Фанни?
        Я и не заметила, что по моим щекам катились слёзы.
        - Это от облегчения. Хотя Лукаса я не знаю. Спасибо тебе… - произнесла я, судорожно всхлипывая. - Теперь всё правда будет хорошо. Ты не представляешь, что мы пережили!
        - Почему же, представляю. - Пьер плюхнулся на стул, на котором обычно сидел Павел. - Один только прыжок из окна - с ума сойти! Там до земли метров пять-шесть, не меньше.
        - Я… я же не говорила, что мы выпрыгнули из окна… - В этот раз страх накатывал на меня мучительно долго. У меня было ощущение, будто мой желудок медленно выворачивается наизнанку.
        - Правда. Не говорила. - Пьер пожал плечами и начал выцарапывать ножом какой-то узор на поверхности стола.
        Нет! Только не всё сначала. Ну пожалуйста! Только не Пьер!
        Пьер, который с такой любовью кормил Запретную кошку холодным мясом. Пьер, который каждое утро лукаво улыбался мне, и улыбка преображала его милое длинноносое лицо. Пьер, который оставлял мне пирожные с малиной и снабжал меня сдобными булками для Хуго!
        - Ты не звонил месье Роше, ведь так? - глухо спросила я. Вообще-то ответ на этот вопрос я уже знала, но хотела услышать его от Пьера.
        - Нет, не звонил! - весело мотнул головой Пьер. - Но я позвонил другому человеку, и он очень обрадовался, что вы с девочкой сидите в прачечной живые и невредимые. - Повар улыбнулся - лукаво, как всегда. - Ну ты даёшь, Фанни! Выпрыгнуть из окна вместе с ребёнком, который без сознания! Всё это могло плохо кончиться. Госпожа Людвиг ужасно злится, хочу я тебе сказать. А господин Людвиг хотел уже плюнуть на всю эту операцию.
        Я опустила глаза на Дашу. Сейчас мне хотелось тоже как-нибудь потерять сознание, тогда мне хотя бы не пришлось всё это выслушивать. Эх, если бы я сидела в прачечной смирно…
        - Я бы тебя всё равно обнаружил, - продолжал Пьер, словно читая мои мысли. - Ежу понятно, что ты должна была пробраться назад в отель через какую-нибудь из подвальных дверей, - кстати, как ты сюда в результате пробралась? - а прачечную ты знаешь лучше всего. - Он откинулся на спинку стула, ловко поигрывая ножом между пальцами. - А ты как думала, зачем мне нужна была большая корзина с булками? Чтобы незаметно вынести малышку из отеля. Никто ничего не заподозрит. Шеф-повар не только разрешил мне захватить с собой чёрствые булочки, но прямо-таки потребовал сделать это.
        «А как же я?» - хотела было спросить я, хотя ответ на этот вопрос тоже знала и мне не хотелось его слышать. Хватило взгляда на острый кухонный нож Пьера.
        - А я-то думала, мы друзья… - Это было единственное, что пришло мне в голову.
        Пьер улыбнулся мне поверх горлышка бутылки с грушевым шнапсом:
        - Ты мне нравишься, Фанни. Правда, ты славная девушка. Но тот факт, что я периодически оставлял для тебя лакомства, ещё не делает нас друзьями. Ты понятия не имеешь, как устроена жизнь. Например, знаешь, сколько зарабатывает повар? - Я молчала, но он и не ожидал, что я отвечу. - Знаешь, что мне приходится терпеть? Это справедливо, по-твоему? Одни пашут как лошади и всё равно всегда без гроша, а другие, у которых денег куры не клюют, приезжают сюда на отдых и устраивают скандал, если им подали недостаточно удавшуюся яичницу онсэн-тамаго! Ведь это несправедливо, не так ли? Каждый в этом проклятом мире сам за себя, и я не собираюсь отказываться от предложения, которое позволит мне раз и навсегда освободиться из кухонного рабства. Ты же понимаешь, что я имею в виду, правда?
        Я слышала, что он говорил, но понимала ли я его? Вряд ли. Мои мысли разбегались, как тараканы. Сколько времени прошло с тех пор, как Пьер сообщил Людвигам, где мы находимся, и сколько времени им понадобится, чтобы спуститься в подвал? И что они сделают со мной? Одурманят, как Дашу, и возьмут с собой, чтобы я их не выдала? Но я вряд ли помещусь в корзину для булочек. Вероятнее всего, они меня просто сразу пристрелят. Или, возможно, Пьер расправится со мной своим ножом - за те деньги, что они ему пообещали?..
        Нужно было хотя бы попытаться предпринять что-то. Ради Дашиного и моего спасения. И ради моих родителей. Они не переживут, если я умру, не получив школьного аттестата!.. Нет, так думать было, конечно, нечестно. И совершенно не к месту.
        Я бросила взгляд на ангельское личико спящей Даши и встала.
        - Только не делай глупостей, Фанни! - Пьер тоже поднялся, помахивая ножом.
        - Я только хочу переложить её вон туда. - Я показала на кучу белья, на которой девочка лежала, когда мы пробрались в прачечную.
        Пьер кивнул:
        - Ладно. А потом ты снова сядешь на место, понятно?
        - Понятно.
        Я побрела к белью с видом человека, только что потерявшего последнюю надежду, и осторожно уложила Дашу. Я понятия не имела, что делать, но что-то надо было делать. И немедленно.
        Когда я обернулась, свет на потолке замигал. Не одна лампа, а почему-то все сразу. Наша огромная прачечная то погружалась в темноту, то снова освещалась. И вдруг одна из стиральных машин загрохотала. Могу поклясться, что подобные звуки издавала только Старая Берта, однако до этого я сама отключила её от розетки!
        - Что за чёрт?!
        Пьер вскочил и, не выпуская нож из руки, прыгнул мимо меня к стиральным машинам.
        Это был мой шанс. Я схватила бутылку с грушевым шнапсом и со всей силы хватила ею Пьера по голове. Бутылка, как ни странно, не разбилась. По инерции она вылетела у меня из рук и обиженно покатилась по полу. Пьер упал на колени. К сожалению, вырубить его мне не удалось, разве что слегка оглушить.
        Бывают же на свете такие люди с железными черепами! К тому же он по-прежнему держал в руке нож.
        Я огляделась по сторонам и лихорадочно схватила первое, что попалось мне под руку. Это оказался утюг.
        Шатаясь, Пьер поднялся на ноги. Ни в коем случае нельзя было дать ему окончательно прийти в себя, поэтому я схватила утюг за провод, размахнулась и запустила его Пьеру в ноги. Где-то я читала, что голень - самая крупная кость человеческого организма и что, если её повредить, у человека просто глаза вылезут на лоб от боли.
        Похоже, так оно и было, особенно если в голень со всей силы врезается металлический утюг, раскрученный на проводе, как камень на верёвочке. Пьер заорал и снова упал на колени. На этот раз он выронил нож. Острый край утюга даже порвал ему брючину.
        Старая Берта или какая-то другая неожиданно загрохотавшая техника тем временем умолкла. Свет тоже перестал мигать.
        Яростно сопевший Пьер пытался подняться на ноги, уцепившись за Толстую Бабёху. Вопреки своей всегдашней привычке, Павел сегодня выключил её, не догладив бельё. В катке осталась пятиметровая парадная дорожка из штофа, ширина которой была около пятидесяти сантиметров, одна из тех, которые в ресторане использовались для сервировки праздничного ужина. Две трети дорожки оставались неглажеными.
        Недолго думая, я схватила свободный конец дорожки и воткнула его между валиками Толстой Бабёхи с другой стороны от Пьера, барахтавшегося рядом, так, что он оказался как бы в петле из ткани, перевела выключатель сбоку в положение «вкл» и отскочила назад.
        Пьер и моргнуть не успел, как оказался вплотную прижатым к бельевому катку, куда слева и справа от него затягивало дорожку. А то, что затянуло бельевым катком, освободить можно было только с большим трудом - уж это было известно всем в прачечной. Хотя повар бешено размахивал руками, дотянуться до выключателя он не мог.
        - Ты, коварная дрянь! - проревел Пьер, когда до него дошло, что он оказался в ловушке, притянутый к одному из самых мощных гладильных катков в отрасли прачечных услуг. В смысле, когда Толстую Бабёху приобрели, так оно, без сомнения, и было. - Я тебя всё равно замочу!
        - Скорее уж каток тебя разгладит так, как праздничную скатерть, - сказала я.
        На всякий случай я наподдала ногой по ножу, и он улетел под плиссировочную машину, стоявшую тут же.
        - Ну ладно, я пока пойду. - Я вежливо попрощалась и взяла Дашу с кучи белья. - Если уж я пробралась через угольный подвал внутрь, то наверняка выберусь через него и наружу. - Привет Людвигам!
        Пьер проорал что-то такое нецензурное, что смутило бы даже Грейси.
        Мои слова насчёт угольного подвала, конечно, были отвлекающим манёвром. На самом деле я собиралась вылезти через лыжный подвал. Крутая угольная горка прекрасно подходила для того, чтобы проникнуть внутрь, но вылезти наружу через неё было значительно сложнее, особенно с бесчувственным ребёнком на руках. Хорошо, что Пьер, прижатый к Толстой Бабёхе, не мог подсмотреть, куда я направилась на самом деле. Для этого ему пришлось бы вывернуть голову на сто восемьдесят градусов. Впрочем, он и не пытался: каток неотвратимо засасывал его, а он изо всех сил сопротивлялся. Я чуть не испустила победный вопль. Однако рано радоваться, ведь ни я, ни Даша ещё не были в безопасности. В тот момент, когда я собиралась нырнуть в проход, соединявший прачечную с лыжным подвалом, по моим волосам скользнуло что-то влажное. Я, испугавшись, остановилась. И очень правильно сделала, потому что в следующую секунду увидела, как на стекло двери, ведущей к наружной лестнице, упала чья-то тень. Затем дверь отворилась.
        Я едва успела нырнуть в угол и вместе с Дашей втиснуться за шкафчик, в котором держали лыжную мазь. Я затаилась, как мышка, всей душой надеясь, что в полутьме нас не разглядят. Из прачечной по-прежнему раздавалась громкая брань, к которой теперь присоединился женский голос. Госпожа Людвиг наконец-то добралась до своего сообщника. А господин Людвиг решил проникнуть в отель через чёрный ход. Очень умно! Ещё бы две секунды - и я угодила бы прямо в его объятия. Однако теперь он торопился на шум и в нашу сторону, слава богу, даже не взглянул.
        Я перевела дух. Теперь у меня было два пути. Один - бежать с Дашей через лыжный подвал. Или же…
        Послышался щелчок - и Толстая Бабёха перестала гудеть.
        - Она смылась через угольный подвал! - В голосе Пьера звучала неприкрытая ярость. - Вам нужно вон туда!
        Я осторожно опустила Дашу на пол, положив её голову на веник. Выйдя из-за шкафчика, я прокралась обратно, перебегая от машины к машине. Как я теперь была благодарна фрейлейн Мюллер за то, что она требовала от всего персонала носить туфли, не производящие шума! Будем надеяться, я ещё успею её поблагодарить. Притаившись за сушилкой, я наблюдала, как Пьер направился к угольному погребу. За ним поспешно последовали пушистые седые головы обоих Людвигов.
        - Если она ещё не вылезла из подвала, она моя! - услышала я слова Пьера.
        - Судя по всему, она хитрая маленькая тварь, - это сказал господин Людвиг. Он шагнул в угольный подвал последним. В руке у него был пистолет, заставивший меня на секунду оцепенеть.
        Я понимала: то, что я задумала, крайне легкомысленно, но, если у меня всё получится, я одним ударом отделаюсь от всех троих. Я набрала воздуха в грудь, выскочила из моего укрытия и на цыпочках побежала к двери.
        Ещё два метра. Полтора. Метр!
        Я оказалась возле двери угольного подвала и осторожно налегла на неё. Я ощутила, как она тронулась с места, медленно, потом быстрее… И тут она скрипнула.
        Людвиги обернулись. Голова Пьера уже торчала в люке. Господин Людвиг поднял пистолет.
        Нет, нет, нет! Не для того я преодолела столько всего, чтобы сейчас сдаться! Что-то хлопнуло, как будто из бутылки шампанского вылетела пробка. Из последних сил я налегла на дверь, навалившись на неё всем телом, и опустила тяжёлый литой засов.
        Получилось!
        Только теперь я ощутила острую боль в плече. Когда я потянулась рукой пощупать, что там, пальцы намокли. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что в меня стреляли. Красное на моей руке - это была моя кровь.
        Прав был господин Людвиг: глушитель у его пистолета был и правда отменный.
        26
        Совершенно обессилевшая, я снова стояла по колено в снегу. Из бального зала доносились чудесные звуки скрипок. На шее висел чужой бриллиант весом в тридцать пять карат, а на руках лежал ребёнок без чувств, тоже чужой.
        К тому же в суматохе я успела, как Золушка, потерять туфельку.
        - О господи, Фанни, у тебя кровь течёт! - Это был Тристан.
        - Пьер всё-таки мне друг… - почему-то прошептала я.
        Возможно, это было следствием шока, но сейчас я совершенно не могла вспомнить, как я сюда попала и откуда здесь внезапно взялся Тристан. Последнее, что я помнила, - как, шатаясь, я добралась до лыжного подвала и снова взяла на руки Дашу. Людвиги в это время бушевали за запертой противопожарной дверью угольного подвала в компании Пьера. Интересно, была ли эта дверь ещё и бронированной? И сколько времени им понадобится для того, чтобы выбраться наружу через угольную горку? А впрочем, всё равно. Я страшно устала. Если бы у меня не болела каждая косточка, я бы давно заснула прямо тут.
        - Извини меня, ради бога. Я бы пришёл гораздо раньше, но эта идиотка Элла бежала за мной, вешалась на меня и пыталась устроить сцену. - За разговором Тристан лихорадочно старался прощупать моё плечо.
        Но, во-первых, было слишком темно, а во-вторых, он всё равно не был профессиональным медиком. Он был… а кем он, собственно, был?..
        - А когда я наконец добрался до лестницы, ведущей в прачечную, перед ней дежурил какой-то тип с пистолетом, и мне пришлось отступить. Возможно, он меня даже заметил… Потом я хотел пробраться в прачечную через лыжный подвал, увидел следы крови и пошёл по ним. Ты куда направлялась? - продолжил он.
        Я понятия не имела. По всей видимости, я просто шла куда глаза глядят, и теперь мы находились на полдороге к конюшне, возле Полумесячной ели. Может, я инстинктивно собиралась спрятаться под ней - там же, где прятались мальчишки, за которыми мне пришлось следить в мой первый рабочий день в качестве няни. Как их там звали?
        - Эшли и Джереми, - пробормотала я. - Или что-то в этом роде. На них были белоснежные зимние комбинезоны. - Странно, мой голос сейчас звучал совсем не так, как обычно, а так, будто я слышала его со стороны, как если бы он не принадлежал мне. - Белоснежные! С ума сойти. Может быть, когда вырастут, шалуны станут стоматологами. Или поварами. Хотя работа на кухне очень портит характер…
        - Я не понимаю, о чём ты говоришь! Какие капюшоны? Какие стоматологи? Фанни, Фанни! Сколько крови ты потеряла! - По-видимому, Тристан зачем-то стал расстёгивать рубашку. Он вытащил её из брюк и теперь немилосердно сдирал с себя, адски чертыхаясь.
        Музыка в бальном зале зазвучала громче. Почему музыканты вообще продолжают играть? Все должны были уже давно высыпать наружу в поисках Даши (и, возможно, меня).
        - Почему они продолжают танцевать на балу с Гретхен, в то время как мне одной приходится запирать киднепперов в угольном погребе? - Я подняла глаза на Тристана. - Ты что, забыл поднять тревогу?
        - Нет, я всё рассказал дедушке и консьержу, месье Роше. Полиция спешит сюда, он сразу же её вызвал, но я не хотел ждать их прибытия, а решил побыстрее вернуться к тебе. Если бы Элла меня не задержала…
        - Тебе нужно было рассказать всё Бену. Я тебя об этом просила… - Моя речь становилась всё более невразумительной. - Но шут с ним… - промямлила я. - Больше всего на свете мне хочется спать. И Даша хочет спать. Хотя она только что так странно вздрогнула… Под ёлкой, наверное, очень уютно сидеть… Хочешь, пошли с нами? Нас там никто не найдёт. Если, конечно, не хихикать. - Я уставилась на Тристана. - Хотя здесь слишком много снега. У тебя нет с собой лопаты? - Я закрыла глаза. Возможно, мне удастся заснуть прямо так, стоя. Только нужно как-нибудь не уронить Дашу. Покрепче ухватить её…
        - Фанни, не засыпай! - Тристану наконец-то удалось разорвать свою рубашку. Оторванной полосой ткани он замотал моё плечо. Я почувствовала острую боль - такую острую, что некоторое время не могла дышать. - Ну давай, ты преодолела столько всяких препятствий не для того, чтобы сейчас сдаться. Нам нужно убираться отсюда.
        - Иди пока без меня. Можешь взять Дашу и колье. А я останусь здесь и чуть-чуть посплю. Я догоню вас, как только… приду в себя.
        Тристан легонько потряс меня:
        - Ты должна взять себя в руки, слышишь!
        И тут он поцеловал меня. Поцеловал как-то отчаянно, словно не зная, что ещё сделать. Он взял мою голову обеими руками и прижал свои губы к моим. Эффект от поцелуя был сравним с эффектом от стакана грушевого шнапса шурина старого Штукки. Поцелуй словно прожёг меня насквозь, наполнив живым теплом.
        - Я мечтал об этом с тех пор, как впервые увидел тебя… - прошептал он, отпустив меня.
        - Да! Да! Я проснулась!.. - выдавила я. И это была правда. Никогда в жизни я не была такой бодрой. - Давай убираться отсюда.
        - И поскорее! - Тристан с облегчением рассмеялся. - Если я прошёл по кровавому следу, который ты оставила, это смогут сделать и другие.
        И тут чей-то незнакомый голос ответил:
        - Совершенно верно.
        Нет, этого просто не могло быть! С меня хватит. Сколько можно!
        - Стойте, где стоите. Одно движение - и я стреляю.
        Из тёмного пространства за ближайшей снежной стеной отделилась мужская фигура и выступила на свет. Хотя что значит - на свет! Не на свет фонаря, естественно. За это время успела взойти луна, а на Полумесячной ели сияла гирлянда из лампочек, и в этом неверном свете можно было распознать, что перед нами стоит незнакомый человек среднего роста, в чёрной куртке и брюках. На нём были такие же чёрные кожаные перчатки, чего я необъяснимым образом испугалась больше, чем направленного на нас дула пистолета. Пистолет был с глушителем. Может быть, господин Людвиг закупил эти глушители оптом? Оптом всегда дешевле. Другой рукой человек прижимал к уху мобильный телефон.
        - Я их накрыл. Внизу, недалеко от парковки, возле большой ёлки. Вы были правы: они не одни. Юнец азиатского вида в смокинге… Прямо сейчас? Здесь? Ладно. - Он сунул телефон в карман.
        Прямо здесь и сейчас - что, пристрелить нас?!
        - Послушайте, я не знаю, какую сумму они вам пообещали, но в любом случае я в состоянии предложить вам больше, - сказал Тристан.
        - Да, у нас в руках колье. Причём настоящее, - добавила я. Если бы у меня не были заняты руки, я бы театральным жестом распахнула у себя на груди форменное платье, чтобы камень ослепительно засиял.
        - Когда вы, богачи, трясётесь за свою шкуру, все вы одинаковы. Одурачить меня вам не удастся. - Человек на шаг приблизился к нам, и теперь можно было разглядеть его лицо. Он выглядел таким… обыкновенным. - Извините, но на карте моя репутация. В этой операции я выполняю чёрную работу. - И, не рассуждая больше, он навёл пистолет прямо Тристану на лоб. - Прости, малыш, ничего личного.
        - Послушайте… - ещё раз начал Тристан.
        А потом случилось несколько невероятных вещей одновременно.
        Палец, затянутый в перчатку, согнулся, чтобы спустить курок. Но вдруг из ниоткуда прилетела лыжа и врезала человеку в перчатках по затылку. С диким криком кто-то прыгнул на нашего противника сзади и со всей силы боднул его головой.
        Я, правда опять с некоторым опозданием, сообразила, что этот кто-то - Бен. Ещё некоторое время понадобилось мне, чтобы понять, что наш противник успел выстрелить. Пуля задела ухо Тристана. Судя по ругательствам, которые изрыгал раненый, ему было ужасно больно.
        Вместо того чтобы свалиться наземь, сообщник Людвигов лишь зашатался и непроизвольно шагнул вперёд, к Полумесячной ели. Пистолет он не выронил. Если он сейчас обернётся, всё пропало. Я крепче прижала Дашу к себе и поняла, что мои силы на исходе и долго её на руках больше не продержу. Чёрт подери, ну почему удача ради разнообразия не могла переметнуться на нашу сторону? Мы это заслужили!
        Тем временем убийца снова овладел собой. Стоя перед ёлкой, он выпрямился, повернулся - и тут по ветвям, покрытым снегом, словно бы прошёл порыв ветра - порыв, которого я почему-то не почувствовала. Ветви Полумесячной ели закачались, и на нашего противника свалился целый сугроб. Человек с пистолетом упал на колени. Но это было только начало. Одна за другой ветви пригибались, избавляясь от снежного груза. Дерево одним махом стряхнуло с себя весь снег, нападавший за предыдущие дни. Снег низверся на того, кто оказался под елью, словно лавина, которая в результате погребла его под собой полностью, до кончиков волос на макушке.
        Бен, Тристан и я отступили на несколько шагов и, не веря своим глазам, молча смотрели на гигантский сугроб.
        - Ну что, отсюда ему так быстро не выбраться, - с чувством глубокого удовлетворения произнёс Бен. Он забрал у меня из рук Дашу - очень вовремя, а то их уже начало сводить в судороге. - Чёрт, у тебя кровь!
        Я понимала, что мне нужно что-то ему ответить, но не могла выдавить из себя ни слова.
        Вместо меня это сделал Тристан:
        - Ты что, только сейчас это заметил? Я думал, ты нашёл нас по каплям крови, которые оставила Фанни. - Парень прижал ладонь к уху. Через его пальцы на снег тоже стекала кровь. - Ну, супер, и меня задело! Чёрт подери, я не понимаю, почему преступники с пистолетами расхаживают по отелю как у себя дома, а к нам на помощь что-то никто не торопится!
        - Я пришёл к вам на помощь, - обиженным тоном возразил Бен. - Причём как раз вовремя, чтобы не дать киллеру пристрелить тебя, ты, ублюдок неблагодарный! И я бы пришёл гораздо раньше, если бы знал хоть о малой доле того, что здесь происходит… - Он оглянулся, набрал воздуха в грудь и облегчённо вздохнул. - Ёлки-палки, никто же не знал, что вы около ёлки! Мне сказали, что вы в подвале, туда все и побежали. Месье Роше захватил свою трость, а мой дядя - скобозабиватель…
        - Просто супер, - заметил Тристан.
        - Я бы тоже отправился в подвал, если бы какая-то милая девушка не уверила меня, что мне нужно к Полумесячной ели, - продолжал Бен. - Наверное, она одна из тех, кого взяли помогать на кухне на праздники. Я её раньше не видел.
        - Очень интересно! - саркастически ответил Тристан. Однако его сарказм немедленно улетучился.
        Мы услышали шаги.
        Они направлялись прямо к нам с подъездной площадки перед отелем. И даже не старались говорить тише.
        - Вон она, большая ель, - сказала госпожа Людвиг.
        А Пьер захихикал:
        - Очень удобно, и до машины близко!
        Господин Людвиг ничего не говорил, а только поглаживал на ходу свой пистолет.
        Если бы по сторонам не возвышались снежные горы, образовавшиеся при чистке дорожек, мы бы их уже давно увидели. А они - нас. Но пока они нас не заметили, у нас был шанс.
        - Нам лучше разделиться, - прошептал Бен. - Ты попробуешь увести их вон туда и задержать на какое-то время. А мы с Фанни и девочкой постараемся добраться до конюшни. Не зажимай ухо - пусть кровь капает на снег.
        Удивительно, но Тристан кивнул и, пригнувшись, немедленно направился прочь от нас по кольцевой дорожке, по которой старый Штукки вчера в очередной раз ездил на снегоуборщике. Мне подумалось, что это не лучшая идея, тем более что дорожка вела прямиком в рощу, где не было ни души. Однако Бен, державший на руках Дашу, молча кивнул в противоположном направлении, к конюшне. Так как мне больше не нужно было тащить бесчувственную малышку, у меня получалось идти быстрее, но из-за потерянной туфли и страшной боли в плече это всё равно требовало некоторых усилий. Хотя мы очень старались не шуметь, снег под нашими ногами всё же поскрипывал, только необутой ногой я ступала бесшумно.
        Когда мы наконец добрались до конюшни, Бен распахнул ворота и практически втолкнул меня внутрь. Для меня оставалось загадкой, как ему удавалось удерживать Дашу одной рукой. Со стороны это выглядело так, будто у него под мышкой была зажата кукла ростом с пятилетнюю девочку. Но ладно, шут с ним! У Людвигов ей пришлось бы куда хуже.
        Пока Бен запирал ворота, я перехватила у него Дашу и прислушалась к её дыханию. Всё было в порядке. И вообще после всего, что ей пришлось испытать, девочка выглядела удивительно нормально: только её щёчка была немного запачкана моей кровью и где-то потерялась соболья шапочка, а ножки снова стали ледяными.
        При виде нас Жестик и Жилетик радостно зафыркали. У них был общий денник, и они с любопытством просунули морды поверх невысокой загородки. Держа Дашу на руках, я обвела взглядом конюшню в поисках укрытия. Надо сказать, спрятаться тут было где. Крутая лестница вела наверх, на сеновал, в отдельной каморке хранились упряжь и сёдла, а вдоль стен громоздились сундуки, ящики, попоны и мешки с кормом для лошадей. Однако где спрятаться от пистолета, из которого можно было прострелить любой сундук и пристрелить любую лошадь? Тем не менее я положила Дашу на ящик в дальнем углу и накрыла её лошадиной попоной. Потом я оглянулась в поисках какого-никакого оружия - вот, например, вилы для сена. Против пистолета они, конечно, не помогут, но всё же лучше, чем ничего.
        Бен за это время успел открыть задвижку денника - понятия не имею, с какой целью. Возможно, он собирался натравить Жестика и Жилетика на Людвигов, чтобы преступники погибли под их копытами. Вообще Бен - в смокинге, с растрёпанными волосами, угрюмым выражением лица, прислонившийся к стене возле ворот и державший в руках металлическую табличку: «В конюшне не курят» - представлял собой живописнейшее зрелище, когда-либо виденное мной.
        - Как ты думаешь, как там Тристан? - спросил он. - Если все трое погонятся за ним, ему придётся худо.
        - С каких это пор ты беспокоишься за Тристана?
        - Я за него не беспокоюсь: терпеть его не могу, - ответил Бен. - Но, к сожалению, не могу пристукнуть этого нахала, потому что он спас тебе жизнь.
        По моему лицу расплылась улыбка. С моей точки зрения, Бен слегка преувеличивал. Однако, заставив меня сигануть из окна панорамного люкса, Тристан, несомненно, избавил меня от незавидной судьбы няни, пренебрегшей своими обязанностями. Всё остальное, собственно, произошло именно потому, что он меня спас, если быть точным.
        - Это я должен был тебя спасти, - горестно продолжал Бен. - Вместо этого я тебя только разубеждал в том, что в наш отель проникли киднепперы, а потом вообще обозвал сумасшедшей.
        Вообще-то так оно и было.
        Бен серьёзно взглянул мне в глаза.
        - Я тогда хотел тебе сказать, но всё-таки не решился… Фанни, я тебя люблю. Ты самая замечательная, весёлая, умная и смелая девушка, какую я когда-либо встречал. Когда я услышал от месье Роше, какая опасность тебе угрожает, страшно пожалел о том, что не признался раньше. Потому что испугался, что уже никогда не успею сказать тебе об этом.
        У меня на глаза навернулись слёзы. Больше всего на свете мне хотелось отбросить вилы, броситься ему на шею и поцеловать его.
        Однако мне это не удалось. Снаружи послышались шаги и приглушённые голоса.
        - Я счастлива, что мы с тобой успели познакомиться! - прошептала я, не будучи уверенной, что он услышал мои слова.
        Однако Бен понял меня.
        - Прости, что я пришёл слишком поздно, - прошептал он в ответ.
        Ну, во всяком случае, вовремя, чтобы умереть вместе со мной.
        Кто-то постучал в дверь конюшни. Негромко и вежливо, как полагается.
        - Фанни, милая моя, вы здесь? - Невероятно, но голос господина Людвига по-прежнему оставался голосом очаровательного пожилого джентльмена.
        Интересно, он был один? Или с ним кто-то был? Пьер или его супруга? А может быть, оба? Или тот, кто собирался делать «грязную работу», выбрался наконец из своего сугроба?
        - Если бы вы так не упрямились, лежали бы сейчас в панорамном люксе и спокойно спали, - бодро промолвил господин Людвиг. - Пусть потом даже вас немножко и пожурили бы за то, что вы залезли в мини-бар и напились пьяной, а ваша маленькая подопечная, воспользовавшись этим, сбежала и куда-то спряталась, как она часто делает. Но по сравнению с тем, что вам светит сейчас, это, безусловно, было бы меньшим злом.
        Вот теперь мне всё стало понятно! Людвиги недавно действительно усыпили Дона и Дашу и спрятали их на полках в малой музыкальной гостиной, чтобы в ночь похищения все подумали, что Даше опять пришло на ум сбежать. Никто сразу не додумается, что ребёнка похитили, если этот ребёнок обожает прятаться в самых неожиданных уголках. И если няня безмятежно спит в кресле и от неё пахнет вином. Тем самым Людвиги собирались выиграть время. Их план был прост и гениален. И он бы, несомненно, осуществился, если бы писатель случайно не наткнулся на историю о Киднеппере из гранд-отелей и не поделился ею с нами.
        Как там говорил дедушка Тристана? «Случайности - логика Всевышнего»?
        Мы с Беном переглянулись. Похоже, он тоже понял план, по которому действовали Людвиги, и скривил рот в смущённой улыбке.
        - Не пора ли вам наконец сдаться? - деликатно поинтересовался господин Людвиг. - Вы всё равно не в состоянии сопротивляться нам. Зачем усложнять друг другу жизнь? Отдайте нам ребёнка - и с вами не случится ничего плохого.
        Бен молча покачал головой, а Жестик фыркнул.
        - Подумайте о девочке, - увещевал нас Людвиг. - На что вы обрекаете бедную крошку!
        За сегодняшний вечер я успела испытать практически все эмоции, на которые только способен человек, однако теперь меня охватила такая всепоглощающая ярость, такой священный гнев, какого я за собой не упомню. Всё это было настолько вопиюще несправедливо! Я не собиралась умирать. У нас с Беном ещё даже не случилось первого поцелуя! И может не случиться второго и третьего…
        - Это вам лучше сдаться, господин Людвиг - или как вас там зовут по-настоящему! - заорала я. - Сейчас приедет полиция: они знают обо всём. Убирайтесь отсюда, пока не поздно!
        Господин Людвиг рассмеялся.
        - Ну ладно, не хотите по-хорошему, будет по-плохому. - Послышались два глухих удара, и я не сразу поняла, что это расстреливали замок. Ворота распахнулись. - Ты могла бы сбежать через заднюю дверь, глупая девочка. Сама виновата. Слишком поздно.
        В каморке для упряжи действительно располагалась ещё одна дверь, о которой мы совсем забыли, и осознание этого факта камнем легло мне на сердце.
        Господин Людвиг шагнул в проём ворот. Бен бросился на него с диким криком, так же, как чуть раньше - на убийцу в перчатках, хотя металлическая табличка против пистолета была делом совершенно безнадёжным. Из последних сил я повернулась к задней двери.
        Однако это действительно было слишком поздно. Позади меня вдруг возникла госпожа Людвиг. Я увидела блестящую иголку шприца, направленную прямо на меня, и провалилась в темноту…
        27
        Открыв глаза, я увидела перед собой стену с книжными полками. А сразу после этого надо мной склонилось ласковое лицо месье Роше.
        - Я умерла? - поинтересовалась я.
        Он покачал головой:
        - Конечно нет. Хотя, безусловно, на свете есть люди, которые представляют себе рай в виде огромной библиотеки.
        С запозданием я поняла степень идиотизма собственного вопроса. Рана в моём плече горела, нога болела, и на мне по-прежнему красовалась гостиничная униформа, хотя и с оторванным рукавом. Я с комфортом возлежала на широком, обитом бархатом подоконнике в библиотеке Замка в облаках, обложенная подушками со всех сторон. За окном было темно. Значит, ночь ещё не кончилась. Вероятно, для того, чтобы мне было уютнее, оконные шторы были наполовину задёрнуты, но за ними слышались возбуждённые голоса, звон бокалов и смех - по всей видимости, новогодняя вечеринка всё ещё продолжалась. Отовсюду: из коридоров, фойе, из бара - доносился гул разговоров, как будто там было полно народу.
        Кто-то профессионально обработал мою рану: к моему плечу был приклеен пластырь. Мне казалось невероятным, что его было достаточно для того, чтобы залепить рану, из которой вытекло так много крови.
        - Это была царапина. Немного больно, но опасности не представляет, - объяснил месье Роше. - Мне удалось уговорить врача из скорой помощи не везти тебя в больницу, а оставить здесь. Я решил, что тебе будет комфортнее с нами, когда ты придёшь в себя. Господин Монфор настоял на том, чтобы уложить тебя в библиотеке, - очевидно, ему не хотелось, чтобы те, кто придёт тебя навещать, видели твою тесную каморку. Кстати сказать, тебя хочет навестить куча народа. Все с нетерпением ждут, когда ты наконец очнёшься. Хотя писатель из номера сто шесть настаивает на том, что полиция смогла задержать Киднепперов из гранд-отелей исключительно благодаря его дедуктивным способностям. Но мы-то все знаем, кто настоящая героиня дня. - Он ласково улыбнулся, глядя на меня поверх очков.
        - Что с Беном и Дашей? - Я попыталась приподняться. - А что случилось с Тристаном? Людвигов поймали? А Пьера?
        Месье Роше нежно уложил меня обратно на подушки.
        - О, извини, пожалуйста! Конечно, мне следовало рассказать тебе об этом первым делом. Людвиги, Пьер и другой их сообщник находятся в руках полиции. У Бена всё отлично. Он не отходил от тебя ни на шаг и постоянно держал за руку. По-моему, он даже немножко всплакнул. Малышка Даша проснулась ещё два часа назад, и врач утверждает, что её здоровье в полном порядке. Её отец тоже не удержался от слёз. А молодому господину Брауну перевязали ухо, и он тоже в порядке. Насколько я знаю, рыдать он не рыдал, но тоже регулярно к тебе заглядывал. Они с дедушкой сегодня улетают домой, в Лондон.
        Я схватилась за грудь. Украденное бриллиантовое колье по-прежнему было здесь, под одеждой. Вообще-то мне даже не нужно было трогать его: оно было такое тяжёлое, что не заметить его было невозможно. К счастью, его пока никто не обнаружил.
        Н-да, неудивительно, что Тристан регулярно ко мне заглядывал… Интересно, долго он мёрз в роще?
        - Сколько сейчас времени?
        - Почти полвторого, - сообщил месье Роше. - Однако из-за случившегося события мы забыли отпраздновать Новый год и запустить в небо китайские фонарики. Так рано новогодний бал ещё никогда не заканчивался. Всем сразу расхотелось танцевать и веселиться, когда стало известно о похищении Даши. Полиция и неотложка уехали буквально только что.
        - Но спать никто не пошёл. - Я кивнула в сторону бара, откуда гул голосов доносился громче всего.
        - Конечно нет! Все очень возбуждены. И все сгорают от любопытства. У тебя тоже наверняка хватает вопросов, на которые ты хотела бы получить ответы.
        Это уж точно. И больше всего меня интересовало, как нам с Беном удалось выйти из передряги в конюшне целыми и невредимыми. Как оказалось, в спешке мы не подумали не только о том, что в конюшне имеется задняя дверь. Мы, к сожалению, не подумали и о том, где в это время находился старый Штукки. А также о том, как присутствие чертыхающихся незнакомцев, размахивающих пистолетами, повлияет на поведение лошадей в открытом деннике.
        Вот как всё произошло. Тем вечером старый Штукки собрался ещё раз заглянуть к лошадям - якобы потому, что к этому настойчиво побуждал его внутренний голос. Подходя к стойлу, он заметил, что супруги Людвиг - или, как он выразился, «смые отвртитльные злдеи из тх, ктрых стрый Шткки пвдал на свом вку», - собрались отстрелить замок, и ужасно разозлился. И хотя конюх был дряхлым старичком, ростом метр с кепкой, у него хватило сил для того, чтобы защитить от врагов свою территорию.
        «Кто стнвтся на пти у строго Шткки, тот см сбе рот мгилу, - сообщил он позже полиции. - Птму лчше дже и не прбвать».
        Очевидно, тех же принципов придерживался не только он, но и оба коня. Вероятно, ночные посетители помешали им спать, а может быть, Жестик обрадовался, что ему наконец представилась возможность оправдать своё громкое имя, поэтому он - естественно, широким жестом - так лягнул господина Людвига, что тот выронил пистолет, пролетел метра два по воздуху и врезался в стену, а вдобавок ещё и получил от старого Штукки ведром для овса по голове. А потом ещё кучей других тяжёлых предметов, которые нашлись в стойле и были худо-бедно пригодны для использования в этих целях.
        Ох, с каким удовольствием я бы на это посмотрела! Однако к тому моменту госпожа Людвиг, к сожалению, уже успела меня вырубить. Пистолета у неё не было, однако милая дама заранее приготовила несколько шприцев с усыпляющим препаратом. Один из них она выставила перед собой, словно нож, когда Бен (чей противник внезапно был нокаутирован сначала конём, а потом дряхлым дедом, причём старый Штукки на всякий случай продолжал не переставая дубасить бесчувственного Людвига чем попало) стал наступать на неё, в свою очередь выставив перед собой табличку: «В конюшне не курят». Увидев, что я лежу на полу без чувств, он пришёл в ярость и отшвырнул бесполезную табличку, схватил вилы, которые только что выронила я, и прижал ими госпожу Людвиг к стене при поддержке Жилетика, который тоже решил не оставаться в стороне. Увидев, что от поверженного супруга бесполезно ждать подмоги, госпожа Людвиг поняла, что проиграла. Она выронила шприц, подняла руки и со слезами на глазах принялась упрашивать Бена сжалиться.
        - О том, что произошло дальше, тебе будет приятнее услышать от самого Бена, - наконец сказал месье Роше, поднимаясь. - А я пойду приготовлю тебе чашечку чая - тебе нужно подкрепиться. Кстати о том, чтобы подкрепиться. Мадам Клео принесла тебе эти потрясающие трюфели. Вообще-то они предназначались для дамы из номера триста три, но мадам Клео решила, что тебе они нужны больше.
        Было ужасно странно возлежать на подоконнике посреди библиотеки, на бархатных подушках, в ожидании Бена, как королева, и позволять за собой ухаживать. Мне подложили подушку под колени, ещё одну - под спину. Павел лично притащил для меня из прачечной кашемировый плед и укрыл меня. Он тоже немножко поплакал по поводу того, что его не оказалось в прачечной, когда в меня стреляли, и разразился совсем уж неутешными рыданиями, когда узнал, что Старая Берта послужила укрытием для маленькой Даши.
        - Вот видишь, а все считают, что Старая Берта больше ни на что не годится! - Перед уходом он расцеловал меня в обе щеки (историю с Толстой Бабёхой я благоразумно решила сообщить ему завтра, и потактичнее) и пообещал передать мою благодарность старому Штукки. Ведь, получается, этот немощный, дряхлый старичок спас жизнь нам с Беном. Вместе с Жестиком и Жилетиком, разумеется, которых я завтра непременно угощу за это морковкой.
        Павла немедленно сменили Грейси, Эми и Мэдисон, которые притащили мне тарелку с нарезанными фруктами (к которой в результате никто даже не притронулся, ведь у нас были трюфели мадам Клео!) и забросали меня вопросами. Должна признаться, было довольно-таки увлекательно рассказывать, что пережили мы с Дашей. Киднепперы, караулившие нас с пистолетами и усыпляющими препаратами в шприцах, словно коварный волк - козлят в одноимённой сказке, прыжок из окна, бегство по глубокому снегу, крутая горка в угольный подвал - всё это звучало как захватывающее приключение. При этом настоящие приключения ещё даже не начались, ведь самое интересное произошло дальше. Грейси всерьёз обиделась на Людвигов за то, что они похитили не её. Пока она горевала над своей неудавшейся судьбой, Эми сообщила мне, что они с Эйденом объяснились и наконец-то прояснили все недоразумения, возникшие между ними. Вообще-то ей даже не надо было ничего говорить: она прямо-таки светилась от счастья, и я сама обо всём догадалась. Эйден, который в ожидании Эми подпирал дверь в библиотеку, тоже сиял как начищенный пятак.
        В отличие от них Элла и Гретхен были вне себя от ярости. Тристан вообще не счёл нужным появляться на новогоднем балу, а Бен, хотя и присутствовал, витал в облаках до такой степени, что во время вальса грохнулся на пол, утянув за собой не только Гретхен, но и даму-политика с мужем. Мэдисон засняла эту кучу-малу на мобильный и тайно опубликовала в «Инстаграме» Гретхен с хештегами #гламурвовсейкрасе, #groggygretchen[21 - Пьяная Гретхен. (Примеч. перев.)], #волшебнаясилаискусства.
        Теперь я ещё с б?льшим нетерпением ждала, когда же наконец Бен придёт меня проведать. Однако он заставлял себя ждать. Вместо него ко мне в библиотеку со скучающим видом явился Дон. Как и Грейси, ему уже давно пора было спать, однако я могла его понять: сегодня в отеле произошло столько всего интересного! К примеру, он собственными глазами видел, как полиция арестовала настоящего киллера в кожаных перчатках. Сообщнику Людвигов так и не удалось освободиться из сугроба, который обрушился на него с Полумесячной ели. Только прибывшие в отель пожарные смогли его откопать. Да, хорошо, что Полумесячная ель была в числе наших союзников! Каким-то чудом киллер не обморозился и после длительного пребывания в снегу отделался лишь лёгким переохлаждением.
        - Ты правда в одиночку сражалась с бандой вооружённых преступников и победила их? - спросил Дон.
        - Только ненадолго, - скромно призналась я. - Ну да, мне удалось запереть их в угольном подвале.
        - Возможно, ты всё-таки не самая плохая на свете няня, Фанни Функе из Ахима под Бременом, - уважительно произнёс Дон.
        Может быть, это была правда. И вероятно, Дон тоже не был самым зловредным на свете мальчиком. Наверное, можно найти и похуже. Если как следует поискать.
        Даже его величество Роман Монфор снизошёл до того, чтобы навестить меня в моём временном убежище, необычно приветливо осведомиться о моём самочувствии и проронить пару слов о моей, как он выразился, «похвальной сообразительности». Однако мне вскоре стало понятно, что вообще-то он только хотел убедиться в том, что мои родители не собираются подавать на него в суд от моего имени. Видимо, он опасался, что ситуация со страховкой несовершеннолетней практикантки, которой во время работы пришлось выпрыгнуть из окна, получить пулю в плечо и вдобавок укол усыпляющего препарата, была не вполне однозначной…
        Я заверила его в том, что в своих собственных интересах не собираюсь рассказывать родителям ничего, что случилось этой ночью - боже сохрани!.. - и успокоенный директор ушёл восвояси.
        В конце концов я попросила Эми помочь мне встать. Прежде чем ко мне зайдёт кто-нибудь ещё - конечно же совершенно случайно! - пока я лежу и жду Бена, мне срочно нужно было посетить туалет. Эми, Грейси и Мэдисон образовали почётный караул, сопровождавший меня до туалетной комнаты, как фрейлейн Мюллер упорно именовала дамский туалет возле фойе. Девочки Барнбрук понимали, что мне было страшно неудобно идти мимо толпы гостей, собравшейся в холле, чтобы наконец-то запускать китайские фонарики, в платье с оторванным рукавом и в одной туфле. Грейси тоже собиралась выйти из отеля вместе со всеми. Она успела надеть пальтишко и шапочку с кошачьими ушами. В баре кто-то наигрывал на рояле оду «К радости» Бетховена.
        - Смотри, а вот и Тристан! - воскликнула Грейси. - Жалко, что он переоделся. До этого на нём была разорванная рубашка, закапанная кровью. Мэдисон непременно хотела сфотографировать его вместе с Эллой, но Элла отказалась.
        И правда, в фойе, прислонившись к колонне, рядом с дедушкой стоял Тристан и улыбался мне. Его ухо было замотано бинтом, но выглядел он почти так же сногсшибательно, как обычно. Парень по-прежнему оставался самым красивым юношей, какого я когда-либо видела. И с которым я когда-либо целовалась. Вообще-то нет, не совсем так. Это он меня поцеловал. И если быть совсем уж точным, это был не столько поцелуй, сколько срочная реанимация. Боже мой! Мне казалось, что эта реанимация произошла сто лет назад и будто случилась не со мной, а с кем-то другим. В другой жизни.
        Мне на ум пришла невероятная история, которую Тристан рассказал мне внизу, в прачечной. История о том, что он не грабитель, а действует, как и его дедушка, по поручению некоего тайного общества, возвращающего ценности их законным владельцам. История эта была настолько абсурдна, что я решила: ладно, пусть она будет правдой. Кроме того, тогда выходит, что Тристан действительно мне ни разу не соврал.
        Я вознамерилась немедленно вернуть ему колье, чтобы богиня Кали наконец получила обратно свой третий глаз и вселенная снова пришла в равновесие. Теоретически для этого мне пришлось бы снова утащить Тристана в какой-нибудь укромный уголок - в нишу или шкаф, как в старые добрые времена. Но мне в голову пришла идея получше.
        - Грейси, одолжи мне, пожалуйста, ненадолго твою кошачью шапочку, - попросила я, когда мы добрались до туалетной комнаты.
        Грейси с готовностью стащила её с головы и протянула мне. Девочка и глазом не моргнула, когда я взяла её любимую шапку в туалетную кабинку. Там я сняла с себя колье, завернула его в несколько слоёв мягкой туалетной бумаги и положила в шапку.
        - Слушай, Грейси, у меня к тебе ещё одна просьба, - сказала я, выходя из кабинки. - Ты не могла бы передать Тристану Брауну в своей шапочке тайное послание? Имей в виду: это может быть опасно!
        - Ой, конечно! - воскликнула Грейси.
        А Мэдисон добавила:
        - Я тоже хочу!
        - Ладно, идите вдвоём. Чрезвычайно важно, чтобы то, что лежит в шапочке, видел только Тристан, и никто другой. Грейси, ты передашь ему шапку и скажешь: «Большой привет от агента Фанни. Приятного путешествия!» А ты, Мэдисон, добавишь: «Да здравствует равновесие!» Запомнили?
        Девочки с готовностью кивнули и, абсолютно счастливые, исчезли за дверью. Мы с Эми (которая была так любезна и не задала ни одного вопроса) остались в туалетной комнате. Поймав в огромном зеркале в золочёной раме своё отражение, я заметила, что, вопреки всему, выгляжу неплохо. Не хуже обычного. Тем не менее Эми достала из вечерней сумочки расчёску и привела мои волосы в порядок.
        Когда мы вышли из туалета, в фойе не было ни Тристана, ни его дедушки, что меня слегка уязвило. Сияющие Грейси и Мэдисон сообщили, что передача тайного послания прошла без сучка без задоринки.
        - Мы должны передать тебе, что… Как там было, агент Мэдисон?
        - Что «третий глаз всевидящ и что мир благодарит агента Фанни», - продолжила Мэдисон. - И чтобы ты оставила окошко открытым, если директорский сынок окажется идиотом.
        - Что бы это ни значило, - добавила Грейси.
        - Хм-м! - произнесла Эми и при этом сделалась удивительно похожа на месье Роше.
        Вернувшись в библиотеку, я забралась на свой подоконник. Рядом, в баре, пели песню «Старое доброе время»[22 - Шотландская песня Auld Lang Syne на стихи Р. Бёрнса, которую изначально пели в новогоднюю ночь, чтобы почтить память умерших в только что ушедшем году. Песня переведена на многие языки, в том числе на русский С. Маршаком под названием «Старая дружба». (Примеч. перев.)]. Высыпавшие на открытую террасу гости стали зажигать китайские фонарики.
        - Вы не спите? - В дверях стоял Виктор Егоров.
        - Как себя чувствует Даша? - спросила я.
        - С ней всё в порядке. - Егоров подошёл ближе. Он был гораздо бледнее обычного, а под глазами залегли тёмные круги. - Благодаря вам. Помните, я говорил, что в этом отеле ни с кем не может случиться ничего дурного. Возможно, это действительно правда. - Он склонился ко мне и взял за руку. - Но не потому, что здесь существует какая-то особенная магия, а благодаря замечательным людям, которые тут работают. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас? Ради спасения моей дочери вы рисковали жизнью!
        - Ну, я же была не одна, мне помогали, - ответила я, стараясь не смотреть на дорожки слёз, которые текли по щекам Егорова. - Тристан, и Бен, и… Я бы не называла это магией места, но… - Я вспомнила о лампочках в прачечной, которые внезапно замигали. О том, что, когда я направлялась в лыжный подвал, моего лица коснулось что-то влажное, как бы призывая меня остановиться. И о том, как с Полумесячной ели вдруг обвалился весь снег. - А может, это всё-таки магия… - пробормотала я.
        Виктор Егоров выпустил мою руку и перевёл взгляд на окно, за которым всё ещё чернела новогодняя ночь.
        - Когда много-много лет назад я впервые приехал в Замок в облаках, то был почти ребёнком. Я находился в сложной ситуации. Моё положение казалось настолько отчаянным, что я твёрдо решил расстаться с жизнью, - тихо продолжал он. - Однако… однако это место и хорошие люди, встретившиеся здесь, спасли меня. Они удержали меня от самоубийства и помогли найти мужество, чтобы жить дальше. Я никогда не забуду, что вы совершили для моей дочери! И очень хотел бы отблагодарить вас. Если я могу что-либо для вас сделать, - безразлично, сколько это будет стоить, - скажите мне об этом, пожалуйста.
        Он вытер с лица слёзы и улыбнулся.
        Я оказалась в щекотливой ситуации. С одной стороны, я только что косвенно приняла участие в краже принадлежащего ему колье стоимостью в несколько миллионов. С другой стороны, я ведь не собиралась оставить его себе. Я хотела, чтобы Тристан вернул его богине Кали. Если повезёт, Егоров никогда не обнаружит подмены…
        - Если вы хотите сохранить этот отель в его нынешнем виде, то да, вы могли бы кое-что для меня сделать, - медленно произнесла я. - Ну то есть не только для меня, а для всех, кто здесь работает. Но для этого вам придётся войти в гостиничный бизнес.
        - Продолжайте, - произнёс Егоров. У него внезапно сделался очень деловой вид, а улыбка стала шире.
        - Вообще-то это секрет, но «Шато Жанвье» выставлен на продажу. Вам придётся предложить более высокую цену, чем тот, кто рассчитывает купить его.
        Егоров рассмеялся.
        - Это мой конёк, - ответил он. - Я разберусь.
        В этом-то у меня сомнений не было. Пусть у Буркхардта в запасе был чемодан, набитый наличными, и вообще он был тёртый калач, но, думаю, с русским олигархом он тягаться не сможет. Когда Егоров решительным шагом направился к выходу из библиотеки, я прямо видела, как наполеоновские планы Буркхардта по строительству дополнительных корпусов и гольф-салонов распадаются в пыль.
        А потом - наконец-то! - ко мне пришёл Бен.
        Он влетел в библиотеку, совершенно запыхавшись:
        - Извини, что я так поздно!
        - Тебе что, пришлось чинить ещё один мобильный телефон?
        Бен ухмыльнулся:
        - Нет! Меня допрашивала полиция. А кроме того, я нашёл вот это. - Он вытащил из-за спины руку, в которой была… моя туфля. - Она лежала на лестнице в лыжном подвале. Давай примерим её тебе, Золушка.
        - Спасибо, ваше высочество. - Я протянула ему ступню. (Делия будет в восторге! Даже если учесть, что это не хрустальная туфелька, а всего лишь бесшумная обувь для гостиничных служащих по рекомендации фрейлейн Мюллер.)
        - Как влитая! - Уголки рта Бена раздвинулись в улыбке. - Теперь мы можем выйти на террасу, запустить в небо китайский фонарик и что-нибудь загадать. - Он махнул рукой в сторону террасы. - Смотри - и Егоровы с Дашей тоже пришли.
        Егоров держал малышку на руках. Она была совершенно очаровательна: кудрявый ребёнок с огромными глазами, задравший голову к ночному небу. По-видимому, недавние события и правда не причинили ей никакого вреда. Мать крепко вцепилась в крохотную ручку, боясь выпустить её.
        - Хорошо бы, Людвигов упекли за решётку на весь остаток жизни, - сказала я. - Кстати, полиция знает, что обручальное кольцо старушки в действительности было частью выкупа, который они потребовали с родителей одного из детей, похищенных ими ранее?
        - Что?! То кольцо с розовым камнем? Которое сначала стащила мадам Смирнова и которое ты потом стащила у неё из тумбочки?
        Я кивнула. Когда-нибудь я, конечно, расскажу Бену, что произошло на самом деле, но не прямо сейчас.
        - Тогда полиции удастся однозначно связать похищение Даши с тем, старым похищением.
        Бен ошеломлённо поглядел на меня.
        - К сожалению, это невозможно, потому что… - И тут он рассказал мне, что произошло в конюшне после того, как он схватил вилы и прижал госпожу Людвиг к стене.
        Госпожа Людвиг ссутулилась, видимо чтобы казаться маленькой и хрупкой, испуганно посмотрела на Бена и нежным голоском стала умолять его: «Прошу вас, только не делайте мне больно! Всё это ужасное недоразумение, я так боюсь вас…» Потом даже пустила слезу и стала, заикаясь, уверять его, как ей жаль, что всё так вышло.
        - Я был страшно на неё зол! Ведь это из-за неё ты лежала на полу конюшни без сознания, это из-за неё тебе пришлось столько всего вынести! Но я не мог ударить плачущую старушку. Даже если эта старушка - исчадие ада. Вместо этого я сделал ей самую большую пакость, какая только пришла мне в голову. Я сорвал с её пальца любимое обручальное кольцо и выкинул его через ворота наружу, в снег, чтобы хоть так ей досадить. Она немедленно прекратила рыдать и начала ругаться как пьяный извозчик. Ты не представляешь себе, какой у неё богатый словарный запас!
        - Ты выкинул её кольцо?!
        Бен кивнул с несчастным видом:
        - Я же не знал, что это вещественное доказательство…
        - Стоимостью в три миллиона евро… - добавила я.
        - Что-о?! - Бен вытаращил на меня глаза. - Завтра, прямо с утра, мы непременно поищем его. Даже если нам придётся перелопатить каждый квадратный сантиметр снега перед конюшей. К счастью, в качестве доказательства оно уже не понадобится. Людвиги во всём признались, а показания Пьера и того типа в кожаных перчатках довершат картину. А теперь пошли. - Он протянул мне руку: - Пойдём на террасу к остальным. Иначе все фонарики улетят и нам не удастся загадать желание.
        Я встала с подоконника. Голоса в баре затихли: пианист, по-видимому, устроил себе перерыв. С лёгким вздохом погасла люстра у нас над головами, а свечи, горевшие перед окнами, наоборот, запылали ярче. Однако всё это мне было не нужно: я и без того понимала, что мы с Беном потеряли кучу времени. Я подошла к Бену и обняла его за шею. Он, как и я, похоже, тоже решил, что китайские фонарики могут подождать. С тихим вздохом он притянул меня к себе и поцеловал - нежно, по-настоящему, так, что у меня закружилась голова.
        Возможно, поцелуй Тристана в снегу около отеля навсегда останется самым необычным в моей жизни. Но этот поцелуй всё равно был лучше. Я знала: то, что происходило сейчас, было единственно верным.
        Несколько месяцев спустя
        Здесь, в горах, я особенно люблю сентябрь. В начале осени солнечный свет становится необыкновенно мягким, всё вокруг: зелень альпийских лугов, еловый лес и папоротники - словно подёрнуто золотой паутинкой, а Замок в облаках выглядит лучше, чем когда-либо.
        По дороге из конюшни, где я кормила Жестика и Жилетика, я остановилась, чтобы полюбоваться башнями отеля во всей красе. Ровно триста шестьдесят пять дней назад я впервые увидела его. Завтра официально исполнится год с тех пор, как я сюда поступила. Никто, конечно, не признавался, но Бен и месье Роше в последнее время слишком уж оживлённо что-то обсуждали, замолкая на полуслове в моём присутствии, а Павел, у которого я пыталась выяснить, что всё это значит, немедленно менял тему разговора. Из всего этого я давно уже поняла, что они собираются как-то отметить этот факт и готовят мне сюрприз. Ну и ладно. Буду притворяться, что ни о чём не подозреваю, а в день сюрприза ка-а-ак удивлюсь!
        Драматические события новогодней ночи отодвинулись далеко в прошлое. О них вспоминали всё реже, только старый Штукки всё ещё любил с горящими глазами рассказывать о том, как он лупил отвратительного господина Людвига по голове всем, что попадалось под руку, «а птм кк вржу ему кнской сбруей!». Невзирая на самые тщательные поиски, мнимое обручальное кольцо госпожи Людвиг так и не нашлось. Мы надеялись, что оно обнаружится самое позднее тогда, когда стает снег, но оно как сквозь землю провалилось. Хотя Людвиги по совету своего адвоката забрали назад свои показания, полиция располагала многочисленными другими доказательствами их причастности к делу, и их с лихвой хватило для того, чтобы признать обоих старичков виновными и засадить за решётку. Оказывается, изначально они планировали похитить не Дашу, а Дона, и потребовать с его отца чемодан с наличными в качестве выкупа. Однако, обнаружив, что под псевдонимом Смирновых в отель приехало семейство русского олигарха, владеющее украшением астрономической стоимости, они скорректировали свои планы и решили вплотную заняться малышкой Дашей. Кто знает, если
бы их не подвела жадность, возможно, им удалось бы ещё раз остаться безнаказанными. Так или иначе, дело было закрыто раз и навсегда, и теперь Людвиги отсиживали длительный срок в тюрьме. Каждый раз, появляясь в отеле, чтобы проследить, как продвигается его реконструкция, Егоров рвался обнять меня, и каждый раз при этом на его глаза наворачивались слёзы. По всей видимости, так проявлялась его чувствительная русская душа.
        Егоров сдержал своё обещание и вложил в Замок в облаках крупную сумму. Роман Монфор сначала был против этой затеи, однако быстро понял, что с Егоровым можно заключить гораздо более выгодную (и при этом абсолютно законную) сделку, чем с его старым приятелем Буркхардтом. И так как Монфор всегда предпочитал дружбе звонкую монету, он согласился на предложение Егорова. После этого он, правда, вышел из дела, официально переписав свою долю участия в Замке в облаках на Бена, которого Егоров назначил управлять отелем вместе с Руди Рохлей. В последний раз мы виделись с отцом Бена в марте, когда он объявил нам, что расстался со своей тогдашней пассией в Сьоне и переезжает во Франкфурт, к Маре Маттеус. Похоже, они оба серьёзно влюблены. Настолько серьёзно, что назначили на следующую весну свадьбу, которую собираются праздновать в Замке в облаках. Подумать только! К тому времени капитальный ремонт, который шёл полным ходом, должен был закончиться. Егоров бережно обращался с традициями отеля, но одновременно вложил в него средства, предполагавшие его полную реконструкцию - от фундамента до мансард под самой
крышей (а не только ремонт номеров и люксов, как обычно).
        Строительные леса, закрывавшие фасад, убрали только на прошлой неделе, и Замок в облаках уже сиял в новом блеске.
        За раздумьями я почти дошла до подъездной площадки и услышала пение Павла, доносившееся из широко открытого подвального окна прачечной. Павел пел печальную песенку Шуберта «Пастух на скале», в которой несчастный влюблённый взывает к возлюбленной, оставшейся в долине. Но вместо слов «в глухой тоске скитаюсь я меж каменных теснин, надежды свет не для меня, я вновь совсем один»[23 - Перевод Игн. Ивановского. (Примеч. перев.)] Павел бодро выводил: «В глухой Москве, в Китае я муж каменных тех Нин, надежды свет не для меня, я в нос совсем един». Я решила не выяснять, как именно он понимает текст Шуберта, тем более что припев он пел более-менее правильно, и, направляясь к главному входу в отель, замурлыкала себе под нос: «Сердца летят на небеса, движимы волшебством». Ах!..
        Самые глобальные изменения в Замке в облаках происходили в подвале, причём не в прачечной, а в спа-центре. К нему пристроили террасу с шезлонгами и большой открытый бассейн, а в леднике, где когда-то хранили продукты, сейчас оборудовали русскую баню. Господин Хеффельфингер был вне себя от счастья: Егоров предоставил ему полную свободу во всём, что касается оформления спа-центра. Стелла Егорова тоже отнеслась к этому вопросу с энтузиазмом и настояла на том, чтобы в ассортимент услуг спа-центра входил целый ряд косметических процедур, без которых, по её мнению, он не заслуживал своего названия. Не только потому, что теперь она решила часто наезжать сюда сама, но прежде всего потому, что она собиралась приглашать в отель своих многочисленных знакомых, знаменитостей со всего света, и Замок в облаках должен был удовлетворять их многочисленным требованиям.
        Действительно, на следующий год к нам собиралась приехать куча народу, а последние номера на рождественские праздники были раскуплены ещё в апреле. К нашему величайшему удивлению, на Новый год Буркхардты снова забронировали Большой башенный люкс, и я, честное слово, радовалась тому, что вновь увижу Дона. Кто бы мог подумать!.. Но ещё больше я радовалась тому, что на Новый год к нам планировали приехать и Барнбруки в полном составе, в том числе Грейси, Мэдисон и Эми, с которой мы часто переписывались. Грейси и Мэдисон теперь активно занимались карате и готовились стать тайными агентами, когда вырастут.
        Иногда я задавалась вопросом, действительно ли Тристан, его дедушка и прочие члены тайного общества, на которое Брауны якобы работали, вернули голубой бриллиант из колье в индийский храм. В любом случае, здесь, наверху, мир, несомненно, находился в полном равновесии. По вечерам фрейлейн Мюллер по-прежнему тайком дымила сигарой из своего окошка. Каждый третий вторник Павел, месье Роше и старый Штукки играли в прачечной в скат[24 - Скат - немецкая карточная игра. (Примеч. перев.)]. Шеф-повар регулярно орал на своих подчинённых, а мадам Клео усердно заботилась о том, чтобы уровень сахара у нас в крови, упаси бог, не понизился.
        Не хватало только Яромира. Стало известно, что он был тайным агентом чешской службы безопасности, расследовавшим махинации Буркхардта-старшего, который владел многочисленными мусоросжигательными и мусороперерабатывающими заводами в Чехии и которого давно подозревали в отмывании денег. Яромир и господин Хубер (получается, он полностью провалил порученное дело и до сих пор не подозревал об этом) были знакомы, потому что раньше оба служили в Интерполе. В то утро, когда мы познакомились с Тристаном, господин Хубер специально ходил в общежитие для персонала, чтобы поговорить с Яромиром. Коллеги пообещали друг другу молчать о том, что они не те, за кого себя выдают. Так как Буркхардт-старший больше не использовал Замок в облаках для того, чтобы проворачивать свои тёмные делишки, Яромиру было больше нечего здесь делать. Мы отпускали его скрепя сердце: тайный агент там или нет, но он был лучшим завхозом, когда-либо работавшим в отеле. К счастью, Яромир пообещал, что когда-нибудь приедет к нам в отпуск и привезёт семью.
        Кстати, вероятность того, что Егоровы никогда не заметят подмену колье, была весьма велика: Стелла Егорова обожала его и не желала с ним расставаться ни за какие деньги. Она считала, что лично нейтрализовала проклятие, связанное с бриллиантом «Надежда».
        Я толкнула вертящуюся дверь, медленно пересекла фойе, кивнула Дениз на стойке регистрации, погладила рыжую Запретную кошку, которую, строго говоря, можно было больше так не называть, потому что ей никто не запрещал жить в отеле, и договорилась с месье Роше в четыре часа вместе попить кофе.
        В своей комнате я широко распахнула окно и выглянула наружу в поисках стайки Хуго. Я больше не жила в маленькой мансарде наверху: как и все остальные комнаты в южном крыле, её сейчас ремонтировали. Вместе с Беном мы теперь занимали номер 210. Это был угловой номер с балконом и двумя окнами, одно из которых выходило на юг (из него была видна долина, а за ней - вершины-четырёхтысячники), а другое - на запад (перед ним росла моя хорошая знакомая - Полумесячная ель). Я предвкушала, как совсем скоро, когда ещё немного похолодает, буду топить здесь камин. Фрейлейн Мюллер и её команда горничных получили указание не заглядывать сюда: мы предпочитали сами наводить у себя порядок. Я мысленно представила себе, как фрейлейн Мюллер заправляет нашу с Беном постель, - бр-р-р! Фрейлейн Мюллер по-прежнему была со мной строга. Но даже она не придралась бы к тому, как я заправляю нашу постель. Я даже клала по традиции на наши подушки мини-шоколадки. Каждый день по две штуки.
        Иногда я скучала по своей маленькой каморке и по странным звукам, которые издавали трубы в её стене. Возможно, на рождественские каникулы мы с Беном снова переедем туда и освободим номер 210 для гостей отеля, ведь он был одним из лучших. На осенних каникулах нас навещали мои родители и братья, и Бен непременно хотел поселить их в Большом башенном люксе. Перед знакомством с моей семьёй Бен ужасно нервничал - похоже, он боялся, что может не понравиться моим родным. На этот счёт я могла успокоить его. Во-первых, у него был школьный аттестат. Во-вторых, после реконструкции отель превратился в исключительно экологичное заведение (спасибо Егорову!), от чего моя мать пришла в восторг. И в-третьих, мне было совершенно всё равно, что мои родители подумают о Бене.
        Сразу после выпускных экзаменов ко мне в гости приезжала Делия. Несмотря на то что перестройка отеля в это время была в самом разгаре, Замок в облаках ей очень понравился. До такой степени, что она чуть не отменила свою годовую поездку в Америку по программе аu-pair[25 - По программе аu-pair молодёжь уезжает жить в другую страну, в семью иностранцев, чтобы работать нянями, и имеет возможность выучить язык.]. В результате она всё-таки уехала и писала мне теперь забавные сообщения из штата Вайоминг.
        Единственное, что нам с Беном так и не удалось прояснить, - откуда взялась милая девушка, с которой я в лифте вела философский разговор о том, как обращаться с человеческими сердцами. Та же самая неизвестная девушка в новогоднюю ночь уговорила Бена бежать не в подвал, куда ринулись все, а к Полумесячной ели. Бен хорошо запомнил её серёжки-капельки, и наши словесные описания её внешности совпадали. И тут начинались странности. Получалось, что никто, кроме нас, никогда не видел в отеле эту девушку. Повара клялись, что на кухне такой не было. Желая отблагодарить её за помощь, Бен не поленился просмотреть все личные дела сотрудников и не обнаружил никого похожего. Получается, её не существовало в природе?.. Перебрав все варианты, я решила поверить в то, что, возможно, мы имели удовольствие говорить с Белой дамой, принявшей современное обличье.
        Резкие крики альпийских галок вернули меня к действительности. Не прошло и минуты, как стайка из семерых Хуго шумно приземлилась на наш карниз и набросилась на сдобные булки. К сожалению, мне так и не удалось научить их говорить, но Хуго-клептоман привык ко мне до такой степени, что позволял себя гладить.
        Уничтожив очередную порцию лакомства, галки одна за другой поднялись в воздух: сначала Хуго-бука, потом Хуго-меланхолик и наконец последним - Хуго-клептоман. Однако, когда я уже собиралась закрыть окно, Хуго-клептоман снова подлетел к окну, сел на карниз и подскочил ко мне, лукаво склонив чёрную головку. В клюве он держал что-то блестящее и требовательно глядел на меня.
        Я протянула руку, он открыл клюв и уронил блестящий предмет на мою ладонь. Я не сразу поняла, что это, а когда до меня дошло, у меня перехватило дыхание. В руке сдержанно поблёскивала платина, а розовый бриллиант сиял, будто только что побывал в ювелирной мастерской.
        Оно всё-таки нашлось. Круг замкнулся.
        Хуго-клептоман принёс мне пропавшее обручальное кольцо госпожи Людвиг.
        Действующие лица
        Персонал Замка в облаках
        Фанни Функе, 17 лет, из Ахима под Бременом, чрезвычайно любопытная особа без школьного аттестата.
        Бен Монфор, 18 лет, сын владельца отеля Романа Монфора и пожизненный практикант Замка в облаках.
        Роман Монфор (Скандалист), совладелец отеля, беспринципный человек, имеет брата Рудольфа.
        Руди Монфор (Рохля), совладелец отеля, брат Романа Монфора.
        Месье Роше, консьерж Замка в облаках. Добрый дух отеля, и этим всё сказано. При крещении получил имя Петрус.
        Запретная кошка, называется так потому, что вообще-то животные в Замок в облаках не допускаются. Говорят, эту рыжую красотку гладил ещё Райнер Мария Рильке, когда сочинял здесь стихи.
        Фрейлейн Мюллер, 42 года, тощая строгая кастелянша Замка в облаках. Наводит порядок и заботится о гостях настолько тактично и незаметно, что в коридорах отеля её никогда не видно. Любимый инструмент - метёлка для пыли из перьев египетского страуса. Презирает мадам Клео, потому что та регулярно снабжает персонал своими соблазнительными птифурами. Знает, сколько калорий содержится в ломтике копчёного огурца.
        Гортензия, Камилла и Ава учатся в гостиничном колледже в Лозанне и приехали в Замок в облаках на праздники в качестве подкрепления команды горничных фрейлейн Мюллер, которая приходится Камилле тётей. Обладают низменными инстинктами пятнистых гиен. Обожают загонять антилоп гну.
        Как-её-там, тоже принадлежит к подвиду гиен. Ни Фанни, ни автор не в состоянии запомнить её имя. Если вам оно позарез нужно, можете спросить у Бена или у месье Роше.
        Нико, 19 лет, посыльный, хотел бы получить диплом бакалавра наук в сфере международного гостиничного менеджмента, однако в настоящий момент вынужден щеголять в дурацкой ливрее посыльного и шапке-коробке, выслушивая насмешки со всех сторон.
        Йонас, 19 лет, тоже посыльный, в отличие от Нико, действительно получит диплом бакалавра наук в сфере международного гостиничного менеджмента, в том числе потому, что носит ливрею посыльного с чуть большим достоинством, чем его приятель, и не высовывается.
        Яромир Новак, чех по национальности, неутомимый труженик на благо Замка в облаках, ужасно скучает по жене и детям.
        Павел, болгарин, покрытый татуировками с ног до головы, повелитель прачечной. Выглядит устрашающе, но в душе кроток, как агнец божий. Не может жить без яблочного пирога с корицей, Иисуса Христа и оперы Моцарта «Волшебная флейта».
        Старый Штукки, дряхлый старичок. Штукки - поистине неотъемлемая составляющая Замка в облаках. Мадам Клео печёт специально для него мягчайшие бриоши, которые можно жевать одними дёснами. Придерживается жизненного принципа «на мом вку бвло и хже».
        Анни Мозерша, древняя старушка, хотя в беге на сто метров она легко обгоняет мопса фон Дитрихштайнов и вообще до сих пор является лучшей на свете горничной.
        Жестик и Жилетик (полностью их зовут Широкий Жест и Белый Жилет), два коня-тяжеловоза норикийской породы. Не очень хорошо понимают диалект швейцарского кантона Валлис, на котором изъясняется старый Штукки, потому что выросли в Австрии, но всё равно обожают своего заботливого конюха Штукки.
        Мануэль Хеффельфингер, менеджер спа-центра, махнувший рукой на свою карьеру. Сознание этого факта написано у него на лбу большими буквами, и даже маска из водорослей по собственному рецепту, которую он делает себе каждое утро, не может его скрыть.
        Шеф-повар Замка в облаках, которого панически боятся подчинённые. Любит поджаривать молодых поваров на гриле и скармливать их Запретным животным.
        Мадам Клео, прославленная кондитерша, которая уже давно работает в Замке в облаках. Обожает готовить десерты: божественные эклеры, птифуры, пирожные-макароны. Слова бессильны описать её изделия. Это настоящие произведения искусства!
        Пьер, 22 года, младший повар и бармен Замка в облаках. Ежедневно подвергается нападкам шеф-повара и приберегает для Фанни лучшие блюда. Способен на неожиданные сюрпризы.
        Каролин Имхофф, воспитательница детского сада и, наверное, самая смелая и гордая женщина в мире.
        Пианист из бара, ведёт ожесточённую войну со своей медицинской страховой компанией. Она отказывается признавать постоянный звон в ушах, которым пианист страдает после исполнения хита Last Christmas, профессиональным заболеванием.
        Дениз со стойки регистрации, в отпуске.
        Манфред, который чуть не нашёл кольцо, но в результате всё-таки не нашёл.
        Старая Берта, 34 года, стиральная машина, внутри которой спокойно могли бы разместиться Грейси, Эми, Мэдисон и малютка Эмма и, конечно, Даша Егорова.
        Толстая Бабёха, 35 лет, бельевой каток, о который Фанни обожглась в свой первый рабочий день в прачечной, но с которым потом всё-таки смогла наладить отношения.
        Гости Замка в облаках
        Тристан Браун, 19 лет, юноша, который так хорош собой, что мог бы сойти за ожившее художественное полотно. Другие таланты, впрочем, у него тоже имеются.
        Дон Буркхардт-младший, 9 лет, малолетний хулиган из Цюриха, способный довести до слёз даже суровых мужиков.
        Дон Буркхардт-старший, мутный тип, глава мусорной мафии, способен подкупить всех и каждого и бессовестно пользуется этим.
        Госпожа Буркхардт, так запугана мужем и сыном, что предпочитает сидеть в отдельной комнате Большого башенного люкса с задёрнутыми портьерами и жаловаться на мигрень.
        Виктор Егоров (псевдоним - Виктор Смирнов), ужасно богатый русский олигарх (см. также плеоназм), питает к Замку в облаках сентиментальные чувства.
        Стелла Егорова (псевдоним - Стелла Смирнова), супруга ужасно богатого русского олигарха, которая хотела бы проводить праздники не в Замке в облаках, а в Санкт-Морице.
        Даша Егорова, 4 года, дочь супругов Егоровых, которая, к счастью, характером пошла в отца. Будущая обладательница безупречного чувства стиля в одежде, которое у неё воспитывалось с пелёнок (в буквальном смысле слова: дизайнером её пелёнок был не кто иной, как Кристиан Диор).
        Александер Хубер, одинокий господин из номера 117, носит оружие.
        Профессор Браун, 69 лет, искусствовед и геммолог. Дедушка Тристана Брауна (честное слово).
        Баронесса фон Подшипников, состоятельная меценатка, настоящее имя которой на стойке регистрации знают, но скрывают. Приезжает в Замок в облаках каждый год на рождественские праздники, и каждый раз - с новым спутником.
        Автор триллеров с супругой и сыновьями Элиасом и Антоном, очаровательное семейство, которое всегда хочет как лучше, но склонно к дискуссиям кровавого толка. Строго придерживаются веганской диеты, приводя гостиничных поваров в отчаяние.
        Фармацевтический промышленник с супругой и дочерью Феей, у которой страшно течёт из носа. Занимают люкс Фаберже.
        Мара Маттеус, бывшая мировая звезда фигурного катания, которая во время Олимпийских игр 1992 года выиграла не золотую, а всего лишь серебряную медаль и из-за этого накинулась на свою конкурентку-американку с баллончиком спрея для волос (успев, правда, до этого завоевать 16 золотых медалей на различных Олимпийских играх и чемпионатах мира). В настоящее время зарабатывает деньги, проводя различные публичные мероприятия, сочиняя книги и дрессируя собак.
        Швейцарская дама-политик из номера 206, ужасно хотела бы, чтобы ей уделяли больше внимания, но редактор этой книги была неумолима.
        Два карликовых пуделя, мопс и собачка, которую носят в сумочке, все вместе - Запретные животные. Так как они принадлежат Маре Маттеус, фон Дитрихштайнам и Стелле Егоровой, запрет на них не распространяется.
        Барнбрук (Папаша), текстильный магнат из Чарльстона, Южная Каролина, США.
        Миссис Барнбрук, его супруга.
        Хэнк и Люсиль Барнбруки, старший сын и невестка Папаши Барнбрука и миссис Барнбрук, родители Харпер, Гретхен и Клауса.
        Том и Барбра Барнбрук, младший сын и вторая невестка Барнбрука и миссис Барнбрук, родители Эллы, Эми, Джейкоба, Мэдисон и Грейси.
        Харпер и Джереми Барнбрук-Джеймс, старшая дочь Хэнка и её муж.
        Элла и Гретхен (произносится как «Грэ-э-этшн») Барнбрук, 17 лет, двоюродные сёстры, истинные красотки из южных штатов США, по характеру хуже злых сестёр Золушки и Скарлетт О’Хары, вместе взятых.
        Эми Барнбрук, 15 лет, предпочитает проводить время в библиотеке или в различных укромных уголках Замка в облаках, углубившись в книгу. Вскоре становится подружкой Фанни.
        Мэдисон Барнбрук, 10 лет, обладает таким же острым язычком, как и её старшая сестра Элла, но в остальном значительно симпатичнее её.
        Грейси Барнбрук, 8 лет, любит одалживать шапки и чрезвычайно изобретательна. Никто не подозревает, что позже маленькая Грейси вырастет в настоящую красавицу и вый-дет замуж за писаного красавца с отвратительным характером, с которым она познакомилась в детстве в одном швейцарском отеле при весьма необычных обстоятельствах. Они будут жить долго и счастливо и умрут в один день.
        Эйден Барнбрук, 18 лет, глухонемой, приёмный сын Папаши Барнбрука и миссис Барнбрук. Давно и крепко дружит с Эми Барнбрук, невзирая ни на какие каверзы злобных родственниц (то есть Эллы и Гретхен Барнбрук).
        Клаус и Джейкоб Барнбруки, 17 и 12 лет, двоюродные братья, обожают хоккей и горные лыжи.
        Малютка Эмма, грудной младенец нескольких дней от роду, дочь Харпер и Джереми Барнбрук-Джеймса, самая младшая представительница семейства Барнбрук и первая правнучка Папаши Барнбрука. Почти всё время спит.
        Супруги фон Дитрихштайн, эксперты в сфере светской жизни аристократии и независимые журналисты. Господин Дитрихштайн ещё и фотограф, часто проводит фотосессии светской жизни со знаменитыми гостями. Детей у них нет, зато есть мопс. Их имена известны только месье Роше и Дону-младшему.
        Очаровательные пожилые супруги Людвиг, могут похвастаться чрезвычайно романтической историей жизни, вызывающей слёзы умиления не только у Фанни. Они экономили всю жизнь, чтобы хоть раз провести праздники в Замке в облаках. Госпожа Людвиг так же любопытна, как Фанни и Запретная кошка, вместе взятые, а это что-нибудь да значит!
        Знаменитый британский актёр, за 60. Он единственный раз в жизни не играет главной роли.
        Близнецы Бауэр (для всех, кто не в состоянии запомнить, как их зовут, а также для Фанни, если эта информация ей понадобится, их зовут ДЖЕЙДЕН и ЭШ Бауэры из Лимбурга-на-Лане) уезжают из Замка в облаках в самом начале книги. Позже Эш Бауэр станет непризнанным поэтом. Судьбу Джейдена можно посмотреть в статье Цинальротхорн.
        Супруги Бауэр, родители близнецов, не имеют ни малейшего отношения к делу.
        Леон Термен (Лев Сергеевич Термен, 1896 - 1993), в 1920 году изобрёл электромузыкальный инструмент, названный в его честь терменвоксом. Во время своего мирового турне он останавливался в Замке в облаках, в связи с чем один из гостиничных люксов был назван в его честь.
        Райнер Мария Рильке (1875 - 1926), поэт, который тоже останавливался в Замке в облаках (как и Отфрид Пройслер, Яша Хейфец, Элизабет Шварцкопф, Генри Киссинджер и Элизабет Тейлор, последняя, правда, без Ричарда Бёртона).
        Белая дама, тоже входит в число гостей Замка в облаках, однако её история насчитывает уже более ста лет. Согласно гостиничным слухам и легендам, в 1912 году в отель приехала молодая красивая барышня, только что вышедшая замуж, которая выпрыгнула из окна Большого башенного люкса, потому что была тайно влюблена в женатого человека. После смерти призрак Белой дамы стал являться несчастным влюблённым.
        Дама из номера 303, узнала о Замке в облаках от автора триллеров, с которым они были соседями за круглым столом во время Франкфуртской книжной ярмарки. К сожалению, она вообще не выходит из номера, чтобы успеть сдать книгу в срок. Из сострадания мадам Клео периодически подкидывает ей миндальные печенья «Флорентинер» с шоколадом «Вальрона» и жутко дорогую королевскую клубнику «сембикия».
        Разные другие персонажи
        Хуго - жуткий обжора, Хуго-пухлячок, Хуго-бука, Хуго-клептоман, Хуго-меланхолик, Хуго-одноногий и Хуго-попрыгун, смышлёные альпийские галки, имена которых говорят сами за себя.
        Утробно Завывающие Трубы - первое сантехническое оборудование в мировой литературе, играющее одну из ключевых ролей в романе.
        Мама Функе, чрезвычайно бдительная учительница труда.
        Финн и Леон Функе, младшие братья Фанни. Собственно, именно благодаря обширному опыту в обращении с ними Фанни получила место практикантки в Замке в облаках.
        Делия, 17 лет, лучшая подруга Фанни, которая торчит в Ахиме под Бременом и психует из-за предстоящих выпускных экзаменов.
        Обиженный Пауль, бывший друг детства Делии, которому, честно говоря, нечего делать в списке действующих лиц и который вообще-то входит в число персонажей совершенно ненужных (как и муж швейцарской дамы-политика из номера 216, а также Клайв Кристиан).
        Иисус Христос и Махатма Ганди, прекрасные примеры для подражания.
        Лукас, он же Человек в кожаных перчатках, совершенно не подходит в качестве примера для подражания.
        35 номеров и люксов, в том числе Малый и Большой башенные люксы, люкс имени Термена и люкс Фаберже (ужасно уродливый), номер 203 (который на самом деле вовсе не гостиничный номер), бальный зал, ресторан, бар, милая малая гостиная, библиотека, спа-центр с бассейном (который недостаточно глубок для того, чтобы гостиничный спа-менеджер мог утопиться в нём, сгорая со стыда), прачечная, тайные уголки и многочисленные подвалы, чердаки, конюшня и многое-многое другое…
        Вершины-четырёхтысячники с прекрасными названиями - Обер-Габельхорн, Дан-Бланш и Цинальротхорн. С последней из упомянутых вершин в один прекрасный день очертя голову прыгнет с парашютом Джейден Бауэр из Лимбурга-на-Лане и непостижимым образом останется невредим, хотя его парашют не раскроется.
        Словарик
        Брачный период - термин из весьма обширного и неизменно поразительного словарного запаса Дона Буркхардта-младшего. Обозначает период спаривания, когда все живые существа… э-э-э… стараются привлечь внимание противоположного пола. Будем надеяться, Дон почерпнул этот термин из энциклопедии животных для начальной школы.
        Бриошь - потрясающе вкусная французская дрожжевая выпечка с большим количеством масла и яиц, при виде которой фрейлейн Мюллер бледнеет и повторяет: «В каждой женщине скрывается кусочек дрожжей, и нужно приложить все усилия, чтобы эти дрожжи не поднялись».
        Кушетка - полудиван-полукресло, очень удобное для того, чтобы полулежать на нём и потягиваться.
        Chamois - горные козы (фр.).
        Консьерж (или консьержка). В отелях класса люкс консьерж (в переводе с французского это слово когда-то означало «хранитель замка») предлагает постояльцам «обслуживание экстра-класса и удовлетворение самых взыскательных пожеланий в целях обеспечения полного счастья». Это означает, что консьерж в состоянии организовать всё, что угодно: встречу с английской королевой, индивидуальный концерт Курта Кобейна в отдельно взятом номере (тот факт, что Курт Кобейн давно уже умер, не играет роли). Кроме того, консьерж, как правило, знает про тебя всё, даже то, как будут звать твоих будущих детей.
        Ложа консьержа. В некоторых отелях, в том числе в Замке в облаках, консьерж сидит за специальной стойкой, которая немного похожа на газетный киоск. Помимо газет и открыток там в любое время дня можно получить массу полезных советов и таблетки от головной боли (если они вам нужны, конечно).
        Эполет - наплечные украшения, знаки различия воинского звания и декоративная отделка старинных ливрей. Прекрасно подходит для использования в качестве ругательства, если ничего больше не приходит в голову. «Эй, ты, эполет несчастный!» - и у вашего противника временно отвисает челюсть.
        Этикет - правила поведения. Не путать с этикетками, которые зачастую приходится долго и безуспешно отдирать с одежды после покупки.
        Горные козы - пугливые животные, которых можно встретить во время прогулок по горам и позавидовать им, потому что они без видимых трудностей карабкаются на крутые скалы. Если вы хотите немного передохнуть, а ваши спутники ещё не устали, можно как бы между делом остановиться, показать пальцем на коз и процитировать слова фрейлейн Мюллер: «Горные козы - рогатые парнокопытные млекопитающие, обитающие в горах и превосходно умеющие лазать».
        Хумидор (хьюмидор) - специальная шкатулка или шкаф для хранения сигар. Внутри хумидора поддерживаются определённая температура и уровень влажности.
        Инвестор - тот, кто вкладывает в какое-либо предприятие свои средства. Если совсем для чайников, то тип, который платит деньги на постройку чего-то и за эти деньги хочет решать, что и как следует строить.
        Олигарх - промышленный магнат, имеющий возможность влиять на политические решения с помощью экономических рычагов (в свою пользу, естественно). Олигарх необязательно должен быть из России, но русских миллионеров и миллиардеров часто называют «олигархами» (см. также плеоназм).
        Онсэн-тамаго - яичница по-японски, считается идеальным рецептом яичницы. В ходе приготовления онсэн-тамаго происходит денатурация белка кональбумина при температуре 64,5 °C. Вопросы есть?
        Птифур - в дословном переводе с французского «маленькая печь». Хотя птифур необязательно печётся в духовке. Это просто очень маленькое и ужасно вкусное лакомство.
        Плеоназм. Можете блеснуть этим словом в школе и при случае растолковать его Фанни! Плеоназм - оборот речи, в котором происходит дублирование смысла, скопление слов, выражающих, по сути, одно и то же: круглый шар, скоростной лихач, - одним словом, масло масляное. Может использоваться как стилистическое средство. «Но, дорогая Фанни, олигарх - совсем не обязательно гражданин России, а просто богатый человек любой национальности». Поэтому сочетание слов «русский олигарх» не плеоназм.
        Перина - чрезвычайно мягкое, тёплое и уютное пуховое одеяло (если же не отвечает этим требованиям, значит, это просто одеяло).
        Портьера - занавес из плотной ткани на окнах или дверях. В Замке в облаках портьеры преимущественно бархатные.
        Практи - распространённое ругательство, примерно того же ранга, что и «коровьи задницы». Входит в число семи немецких ругательств, которые Грейси в конце книги произносит практически без акцента.
        Святки. Согласно швейцарским народным верованиям, а также утверждению старого Штукки, Святки - это время перед Рождеством, когда активизируются злобные духи и привидения. Сестра старого Штукки, к примеру, не рекомендует развешивать около замка бельё в эти дни (возможно, чтобы привидения не запутались в пододеяльниках), хотя фрейлейн Мюллер решительно не разделяет этого убеждения.
        Радужные капкейки. Мы намеренно не приводим на этих страницах рецепт этой кулинарной пакости, потому что душа мадам Клео этого не вынесет и она попытается сбежать из книги, а мы бы хотели этого избежать.
        Грязные коровы. Салаги! - выражения на тайном языке. К сожалению, мы не уполномочены сообщить, что оно означает, ведь тогда этот язык перестанет быть тайным.
        Строить глазки. Словарное определение гласит: «кокетничать, стараться привлечь к себе внимание, флиртовать».
        Рождественская тарелка. Здесь автор и редактор так и не пришли к консенсусу на тему того, термин ли это. Возможно, в каждой семье такие вещи называются по-своему. Если коротко, то это специальная тарелка, куда накладывают сладости, которые дарят детям на Рождество.
        Диадема - украшение в виде короны, которое носят на голове девочки, девушки и женщины. Диадема, которую носит на голове папа римский, называется «тиара».
        Вандалы - группа древнегерманских племён, которые в конце эпохи Античности поселились на территории Римской империи. Хотя вообще-то слово «вандализм» в значении «хулиганство» не имеет исторической подоплёки. За более подробной информацией обратитесь к любому учителю истории, он будет в восторге.
        Вестибюль - фойе, холл, зал сразу возле парадного входа в здание.
        Благодарности
        (Я знаю: на них никогда не хватает ни денег, ни времени, но я всё-таки быстренько скажу пару слов, ладно? Очень хочется! Можете напечатать их мелким шрифтом.)
        Я благодарю сотрудников издательства «Фишер» (Fischer FJB), ведь они готовили эту книгу с таким энтузиазмом и одновременно терпением, особенно Ингу Лихтенберг, которой пришлось работать в выходные по совершенно невозможному графику.
        Я благодарю Еву Шёффманн-Давидофф за чудесную обложку.
        Я благодарю мою швейцарскую родственницу Клаудию, которой пришлось переводить на швейцарский диалект реплики старого Штукки и по словам которой диалект кантона Валлис настолько сложен, что ей каждый раз приходилось советоваться со своим другом Томасом на эту тему. Огромное спасибо вам обоим! (Я уже предчувствую, как буду читать «Замок в облаках» в городке Бриг O, где вы живёте… О-о-о, это будет нечто!)
        Я благодарю Кристиану Дюринг за консультации и редактуру в любое время дня и ночи, даже во время переезда на поезде, а также за прекрасный список действующих лиц и словарик терминов.
        Я благодарю мою подругу Катарину, в жилетку которой я регулярно плачусь. Да, это тоже бывает нужно время от времени.
        И наконец, я благодарю всех моих читателей за интерес к моим книгам, за предвкушение новых книг. Всё это даёт мне силы и мотивацию для того, чтобы творить дальше.
        Я никого не забыла? Наверняка ведь кого-то забыла. Но… Спасите! У меня из рук выдирают клавиатуру цуэждчясллмолдмпвао уча телефонов, которые нужно срочно починить.
        notes
        Примечания
        1
        Мат?ра - европейский аналог ЕГЭ.
        2
        «Хайди, или Волшебная долина» - повесть швейцарской писательницы Йоханны Спири, считающаяся классикой немецкой детской литературы XIX в. В те времена к незамужним женщинам до глубокой старости обращались со словом «фрейлейн». (Примеч. перев.)
        3
        Махатма Ганди (1869 - 1948) - индийский политический и общественный деятель, один из руководителей движения за независимость Индии от Великобритании.
        4
        О чёрт возьми! (англ.)
        5
        «Край молчаливый, где безмолвствуют прозренья» - цитата из сборника «Валезанские катрены» Р. М. Рильке, катрен № 6. (Примеч. перев.)
        6
        Ворчунья Гретхен (англ.). (Примеч. перев.)
        7
        Отважная Гретхен (англ.). (Примеч. перев.)
        8
        Яша Хейфец (Иосиф Рувимович Хейфец) - величайший скрипач XX в., которого по праву называют «императором скрипки».
        9
        Эл?забет Шварцкопф - выдающаяся немецкая оперная певица XX в., обладательница удивительного по красоте серебристого тембра голоса.
        10
        Отфрид Пройслер - немецкий детский писатель, автор сказок «Маленькая Баба-Яга», «Маленькое привидение», «Маленький водяной», ставших классикой детской литературы.
        11
        Чирлидеры - участницы группы поддержки, развлекающей зрителей во время пауз на спортивных мероприятиях.
        12
        O holy night («О святая ночь») - знаменитая рождественская песня, традиционно исполняемая во время полуночной рождественской мессы в католической церкви.
        13
        Let it snow («Пусть идёт снег») - одна из самых известных рождественских песен на английском языке.
        14
        Gloria in excelsis Deo (лат. «Слава в вышних Богу») - древний христианский богослужебный гимн. (Примеч. перев.)
        15
        Старый Штукки изъясняется на швейцарском диалекте немецкого языка, который с трудом разбирают даже немцы, не живущие в Швейцарии.
        16
        Песня А. Хаммонда и К. Байер-Сейджер, получившая мировую известность благодаря британскому исполнителю Лео Сейеру. (Примеч. перев.)
        17
        «Когда ты мне нужна, я просто закрываю глаза - и я рядом с тобой», в «женском» варианте исполнения - «Когда ты мне нужен…» (Англ. - Примеч. перев.)
        18
        Румпельштильцхен - злобный карлик из одноимённой сказки братьев Гримм.
        19
        Текст из оригинальной сказки братьев Гримм «Золушка». (Примеч. перев.)
        20
        Иллюминаты (от лат. illuminati - «просвещённый», «просветлённый») - название тайных орденов, братств, обществ мистического характера, бывших в оппозиции к политическим и религиозным властям.
        21
        Пьяная Гретхен. (Примеч. перев.)
        22
        Шотландская песня Auld Lang Syne на стихи Р. Бёрнса, которую изначально пели в новогоднюю ночь, чтобы почтить память умерших в только что ушедшем году. Песня переведена на многие языки, в том числе на русский С. Маршаком под названием «Старая дружба». (Примеч. перев.)
        23
        Перевод Игн. Ивановского. (Примеч. перев.)
        24
        Скат - немецкая карточная игра. (Примеч. перев.)
        25
        По программе аu-pair молодёжь уезжает жить в другую страну, в семью иностранцев, чтобы работать нянями, и имеет возможность выучить язык.