На грани безумия Джеймс Кэмирон Гейтсбери
        Пройдя жестокие испытания детства, девушка-сирота попадает в дом, где сталкивается с человеком, способности которого удивляют и шокируют её. То, что он представляет собой находится за гранью разума.
        Глава I
        Охваченные дрожью, холодным дождливым вечером мы наконец-то вернулись домой. Мои озябшие синие пальцы стали согреваться, и я подумала: «Как приятно ощутить это долгожданное пленительное тепло».
        Мой взгляд невольно остановился на окне, за которым со свирепствующей, надрывной силой бил в дребезжащие тонкие стёкла сильный ветер. На мгновение я притихла, прислушиваясь к его неугомонному шуму. Но тут, как гром среди ясного неба, меня заставил очнуться злой свербящий голос. Моё сердце в этот момент сжалось от ужаса.
        - Противная, мерзкая девчонка. Долго ты ещё будешь там возиться? Быстро иди за стол!
        Я медленно, с трудом преодолевая внутреннее волнение, как на каторгу, поплелась в гостиную. Тётя Эрна, пожилая и высокая, нескладного телосложения черноволосая женщина с крупными грубыми чертами лица и смотрящими из-под густых насупленных черных бровей ядовитыми маленькими глазками, пробуравила меня своим испепеляющим холодным надменным взглядом, когда я подошла к ней. Движением морщинистой крупной руки она указала мне на стул, и я, повинуясь, молча села. Сейчас мне казалось, что меня пригвоздили к этому стулу, я чувствовала себя замкнутой и безжизненной и ожидала в следующую минуту чего-то безысходного и невыносимого. К сожалению, мои внутренние ощущения оправдались. Тётя Эрна поставила передо мной большую тарелку горячего супа.
        - Ешь, - отрывисто бросила она в мою сторону, хотя её холодные жёсткие глаза даже не соизволили взглянуть на меня. Я ожидала, что одно моё неправильное движение сейчас же вызовет у неё взрыв эмоций и бурю негодования. Каждый раз, когда мама задерживалась на работе, либо по каким-то еще причинам, ей приходилось оставлять меня с этой злой женщиной, и мне казалось, что в ее присутствии в жилах стынет кровь от ужаса: мое хладнокровие на нее не распространялось. Еще не было ни одного случая, чтобы при ней я не испытывала бы физическую или душевную муку или, хуже того, неотвратимое унижение.
        Вот уже несколько месяцев мы с мамой снимали жильё у этой пожилой женщины, после того как мой отец однажды не вернулся из поездки по работе. Как нам сообщили, он погиб в автокатастрофе. До этого мы жили в большом роскошном доме, который арендовал для нас отец, после его гибели мы оказались на улице. Судьба свела нас с тётей Эрной, оставаться наедине с которой было для меня сущим адом.
        - Ну, долго я буду ждать? Ешь, я сказала, и иди к себе в комнату, - услышала я жёсткий голос, который заставил меня прийти в себя. Я машинально потянулась за ложкой.
        - Рукава… - отрывисто сказала она. Я вздрогнула от её резкого указания.
        - Не ставь локти на стол, - продолжала она. Я молча наклонилась над тарелкой, словно пытаясь таким образом отгородиться от всего мира и в первую очередь от неё.
        - Выпрями спину, - не унималась она.
        - Я сказала, сядь прямо, - закричала она.
        Я невольно еще больше ссутулилась, пытаясь защититься. Увидев, что я не реагирую на её замечания, она окончательно вышла из себя. В следующую минуту она, сильно размахнувшись, ребром своей грубой ладони ударила меня по спине. Я механически выпрямилась, почувствовав щемящую боль в области позвоночника, которая потянула меня назад. Есть я больше не могла, потому как внутри меня все сжалось в нервный комок.
        - Что? - снова закричала она. Я видела, как её ноздри расширяются от злости, а тонкая нижняя губа нервно трясется от возмущения.
        - Ты… решила устроить мне бойкот? Этого еще не хватало. Терпеть здесь каких-то выродков. А ну, быстро ешь и убирайся к себе, и чтобы глаза мои здесь тебя больше не видели! - воскликнула она.
        Я пыталась себя пересилить, всё ещё терпя боль в спине, и поесть, но тщетно. Я не могла справиться со своими чувствами.
        - Ешь, я сказала, - крикнула она в очередной раз и от несдержанности толкнула на меня тарелку. Тарелка тут же опрокинулась, и горячий суп вылился мне на колени. Я почувствовала, как мои ноги обжигает острая боль. Возможно, другой бы ребёнок на моём месте в этот момент закричал либо громко заплакал. Но я привыкла усилием воли подавлять в себе боль и эти чувства, тем более что это было не в первый раз. Лишь сквозь слёзы, которые сейчас застыли в моих глазах, я молча посмотрела на неё. На мгновение она замолкла, вытаращив на меня свои злобные тёмные глаза.
        Уже у себя в комнате я медленно сняла колготки и увидела, что мои колени сильно покраснели, а в некоторых местах начали покрываться волдырями. Боль была невыносимой, сильно жгло. Потом я вспомнила, что должна прийти мама, поэтому осторожно надела колготки снова.
        Мне не хотелось, чтобы она узнала о произошедшем, тем более что тётя Эрна не раз обещала мне, что если я пожалуюсь матери, то она немедленно выгонит нас на улицу.
        Глава II
        Иногда в тёте Эрне, как ни странно, всё же просыпались маленькие лучики некой доброты,, но, увы, ненадолго, так как укоренившиеся и, казалось, глубоко вросшие в неё корни зла брали верх, пробуждая всё тот же деспотический и жестокий характер.
        И в этом я имела возможность убедиться, и не раз.
        Недалеко от нас, в соседском доме, жила тихая застенчивая девочка с большими карими глазами и короткими тёмно-русыми волосами. Девочка была примерно моего возраста. Она имела привычку нервно подёргивать плечами, если её вдруг что-то пугало или вызывало сильное волнение. Мы познакомились с ней в парке, расположенном недалеко от нашего дома, где мы любили подолгу сидеть и беседовать. Парк напоминал собой цветущий и благоухающий сад или сквер, где рядом со старинными металлическими скамейками цвели большие кусты роз, которые обвивали скамейки, цепляясь со всех сторон за их спинки. Девочку звали Элла. После нашего знакомства она почти каждый раз, выходя на прогулку, заходила за мной, приглашая меня погулять с ней. Шло время, приближались рождественские праздники. В эти дни Эллу словно подменили: обычно тихая и скромная, казалось, она проснулась от долгого сна и неожиданно превратилась в весёлую и озорную девочку. Меня удивили столь странные перемены в ее характере, но позже Элла рассказала мне о причине своего неутомимого веселья. Как оказалось, к ним приехала её горячо любимая тётя, и она намерена
задержаться у них на все рождественские каникулы.
        Элла в подробностях описала мне все подарки, привезённые для нее тётей. На следующий день утром Элла прибежала ко мне, чтобы рассказать мне все новости, произошедшие в её доме. Когда мы проходили с ней мимо гостиной, собираясь выйти на прогулку, услышали вдруг у себя за спиной голос:
        - Вы уже уходите? И не хотите посмотреть на рождественскую ёлку? Элла удивлённо посмотрела на меня. Я же в этот момент сжала её локоть. Элла не понимала, что происходит, но как я могла ей объяснить, что голос, прозвучавший только что, был голосом тёти Эрны, и что слышать подобное от неё было крайне нелепо, если не сказать абсурдно. Моё сердце бешено забилось в предчувствии новой неотвратимой тревоги. Эрна подошла к нам и тихо, спокойно, что ей было совершенно не свойственно, взяв нас за плечи, повернула к себе. На мгновение яркий свет упал на её фигуру, и мы увидели перед собой элегантно одетую даму в тёмно-синем брючном костюме, из-под которого выглядывали белоснежная, с длинным воротом на мелких, как бусинки, перламутровых пуговицах блузка, а на длинной морщинистой, как у жабы, шее - бусы из крупного жемчуга. Она слегка улыбнулась, подавшись немного к нам, но её улыбка показалась мне недоброй.
        - Прошу вас, - указав нам рукой на гостиную, сказала тётя Эрна и открыла перед нами двери. Как только они распахнулись, мы увидели высокую рождественскую ёлку, роскошную, с пушистыми зелёными ветвями, под самый потолок, украшенную разноцветными гирляндами и большими блестящими шарами. Рядом с ёлкой стоял массивный стол из красного дерева, он был накрыт белой скатертью, на которой стояла небольшая странная вещица, которая тут же привлекла наше с Эллой внимание. Заметив наше любопытство и восторженные взгляды, брошенные на сувенир, тётя Эрна сказала:
        - А это рождественский сувенир, его мне прислала из Америки моя хорошая приятельница.
        Мы подошли с Эллой поближе к столу, чтобы рассмотреть диковинную вещицу. Рождественский сувенир представлял собой стеклянный снежный шар. Внутри него была небольшая, почти с ладошку, избушка с подсветкой, она была запорошена хлопьями снега, вокруг неё стояли пушистые зелёные ёлки, на фоне которых кружилась искусственная метель. В самом верху висела большая, жёлтая луна, ярко освещающая дорогу к избушке в тёмной ночи. Лёгким движением руки Тётя Эрна взяла диковинный шар и несколько раз встряхнула его. Внутри шара тут же посыпался белый пластмассовый снег, и мы услышали новогоднюю мелодию, исходившую от этого шара.
        В этот момент из фойе послышался телефонный звонок, и тётя Эрна ненадолго оставила нас, удалившись из гостиной. Элла тут же потянулась рукой к рождественскому шару и, взяв его, поднесла к своей груди, начала внимательно рассматривать, и я, не удержавшись, присоединилась к ней. Послышались быстро приближающиеся шаги тёти Эрны. Элла испуганно посмотрела в сторону двери и собралась поставить рождественский шар на место, но вдруг от неловкости рук шар выпал из её ладоней и, упав на пол, разбился. Элла от страха вскрикнула. Неприятный запах от разбитого шара разнёсся по комнате и ударил мне в лицо. В это время в комнату вошла тётя Эрна.
        - Что это? - воскликнула она. - Что здесь происходит?
        Она подошла к разбитой игрушке, затем в ужасе уставилась на нас ядовитыми тёмными глазами.
        - Кто это сделал? - закричала она, сверкая уже не видящими от злости глазами.
        - Мы хотели только… - попыталась что-то промямлить едва слышным голосом Элла.
        - Я спрашиваю, кто это сделал? - кричала тётя Эрна. Элла, испуганно глядя на меня, задёргала нервно плечами.
        - Я, - преодолевая свой внутренний страх и охватившее меня чувство безысходности, глухо ответила я.
        - Ах ты, мерзкая девчонка! Даже сегодня ты умудрилась испортить мне настроение!
        С этими словами она, размахнувшись, больно ударила меня по лицу своей крупной рукой. Я покачнулась и, не удержавшись на ногах, упала руками прямо на разбитую игрушку. Я почувствовала, как осколки вонзились в ладони, и увидела, как оттуда быстрой струйкой засочилась кровь. Послышался крик Эллы, и я взглянула на неё: она вся дрожала и испуганно смотрела на меня. Заметив кровь на моих руках, она выбежала из комнаты.
        - Я и подумать не могла, что тётя Эрна может быть таким злым человеком, - сказала в задумчивости Элла, когда мы несколько дней спустя сидели с ней в парке на нашем прежнем месте.
        - Да, но мы разбили дорогой ей сувенир, который ей прислали из Америки, - подумав, сказала я.
        - Не понимаю, как ты можешь находить оправдание таким людям? - недоуменно посмотрев на меня, сказала дрогнувшим голосом Элла. - Ведь она с такой жестокостью толкнула тебя на разбитые стёкла, причём, как мне показалось, намеренно, потому что хотела сделать тебе больно. Я и представить себе не могла, с каким монстром вы живёте в одном доме. Как ты это всё терпишь? - спросила Элла, тяжело покачав головой и не ожидая ответа.
        Глава III
        Я всегда задавалась вопросом: что движет людьми? Что движет их поступками? Ответы, которые приходили мне в голову, как правило, были неоднозначны и противоречивы. Даже сейчас, когда размышляю над этой дилеммой, мне нередко приходят на ум воспоминания из моего детства. К сожалению, тётя Эрна, чей образ ярко запечатлелся в моей памяти, была далеко не единственным нашим жизненным испытанием. Появление новой фигуры, как правило, обозначается чем-то непредвиденным и неизвестным. Никогда не знаешь заранее, чего можно ожидать от неизвестного. Часто мы поддаёмся своему внутреннему голосу или порыву, иначе сказать, велению души, и человек, которого мы видим впервые, либо захватывает нас целиком и полностью, заставляя нас проявлять к нему неподдельный, но скрытый интерес, либо, наоборот, не вызывает у нас никакого любопытства, и всё исходит лишь от его внешних проявлений. Мы видим образ, всматриваемся в него, слышим голос человека, зрительно следим за мимикой и жестами. Но порой мы видим лишь то, что хотелось бы тому, за кем мы наблюдаем. Бывает же, наоборот, с виду строгий, вдумчивый и совершенно, на наш
взгляд, безликий и неинтересный человек может оказаться по-настоящему искренним и совершенно неординарным для нас, захватив однажды наше внимание. Разве не так?
        Довольно взрослый сын тёти Эрны, которому было уже тридцать пять лет, был кем-то вроде своей матери, точнее сказать, внешне на нее походил. Нет, его характер не был таким деспотичным и жестоким, но в нём была скрыта другая неуловимая угроза: как змея, обвивающая свою жертву, он гипнотизировал ее льстиво, обволакивающе, под маской дружелюбия и искренности, а затем больно жалил так, что жертва не успевала опомниться, тем более спастись.
        Сын тёти Эрны не удосуживался трудиться и находился на содержании у своей мамочки, которая души не чаяла в своём любимом чаде. Сыночек был довольно высоким, крепкого телосложения, с гладко зачёсанными назад волосами, которые неприятно лоснились от лака, придававшего им жирный и неряшливый вид. Он имел одну скверную, на мой взгляд, привычку - выливать на себя полфлакона дурно пахнущих духов, от чего я нередко закашливалась или чихала, если проходила мимо него. Его маленькие чёрные бегающие глазки, как у его матери, и большие нескладные руки вызывали у меня какое-то странное неприятное чувство. Ещё в первый день, когда мы появились в их доме, его взгляд почему-то задержался на моей маме. Было в этом взгляде что-то ехидное и насмешливое. В последнее время он заходил к нам довольно часто, если учесть, что жил он отдельно и далеко от матери. Как правило, он приходил ближе к вечеру, после шести, в это время мама возвращалась с работы. Под любым предлогом он стучался к нам в комнату и предупредительно и вежливо, поздоровавшись, спрашивал, не нужна ли нам в чем-то помощь, затем, подбирая слова, приглашал
маму прогуляться с ним или вместе поужинать, от чего она тут же отказывалась, ссылаясь на дела. Я видела, что мамин отказ вызывал в нем негодование, и он, насупившись и тяжело вздыхая, уходил от нас ни с чем, а однажды я даже заметила, как слова мамы вывели его из себя, и он, в злобе выходя из нашей комнаты, процедил сквозь зубы:
        - Ну, ничего. Мы ещё посмотрим…
        Несмотря на свой характер, тётя Эрна каждую субботу собирала гостей. Это были люди примерно ее возраста - лет пятидесяти пяти. Среди них были три грузные женщины и двое седовласых, но ещё статных мужчин. Каждый раз их приход сопровождался бурным весельем и шумом. Они собирались в большой гостиной, это была одна из самых уютных и роскошных комнат в этом доме. Два огромных окна во всю комнату были задрапированы темно-синими шторами, из-под которых выглядывал белоснежный тюль, что придавало комнате особый уют. Посередине комнаты находился большой круглый стол, возле него старинные стулья из красного дерева с мягкой кожаной обивкой, и всё это располагалось на цветном персидском ковре, он придавал комнате особое величие. Гости проходили в гостиную и рассаживались на мягкие уютные сиденья, после чего непринуждённо вели громкую беседу, обсуждая политические и общественные новости, что, я замечу, было привилегией мужчин, а женщины говорили о погоде или о своих знакомых, рассказывая, как им казалось, интересные случаи из их жизни. Их голоса были слышны даже в коридоре. В эту субботу маму снова срочно
вызвали в школу, как она мне пояснила, на совещание. Она работала учителем в начальной школе, и мне пришлось в очередной раз остаться с тётей Эрной. После того как мама ушла, тётя Эрна, быстро покормив меня, сказала, чтобы я отправилась к себе в комнату и сидела там тихо, как мышь, и чтобы даже не смела обращаться к ней с глупыми просьбами и тем самым не отвлекала её от милых ей гостей. Но когда я, уже поев, собралась уходить к себе, то краешком глаза заметила, как тётя Эрна в гостиной на круглом столе, застеленном длинной белой скатертью так, что её края едва касались пола, расставляет какие-то маленькие фигурки, а посередине ставит серый ситцевый мешочек. Это вызвало у меня сильное детское любопытство. Когда ей позвонили по телефону, и она вышла в фойе. Так как её разговор длился долго, а моё любопытство не унималось, я медленно и озираясь по сторонам подошла к столу. Когда голос тёти Эрны доносился особенно громко, я вздрагивала и собиралась вернуться назад, но неуёмный интерес снова толкал меня на безрассудный поступок. И вот, я, подойдя к столу, всякий раз оглядываясь назад, всматриваясь, не идёт
ли тётя Эрна, взяла с него деревянные фигурки и начала их рассматривать, совершенно забыв об осторожности. Это были маленькие деревянные бочонки, на которых чёрным шрифтом были выгравированы крупные цифры: шесть, тринадцать и семь. Заглянув в мешок, я увидела там те же самые деревянные бочонки, большие вытянутые прямоугольные карточки, а на самом мешке надпись «Лото». Неожиданно близко раздались голоса тети Эрны и её гостей, а в следующую минуту я услышала уже их шаги. Меня охватил ужас. Я не знала, что делать, куда спрятаться, но в этот момент открылась дверь, и я от безысходности тут же забралась под этот большой круглый стол, спрятавшись, как мне казалось, под его длинной белой скатертью, свисавшей почти до пола, довольно надежно. Уже вблизи послышались шум, голоса и звуки пододвигающихся к столу стульев. Затем, как я поняла, началась игра. Она длилась довольно долго. Во всяком случае, мне так показалось, потому как мои ноги онемели от усталости, а руки свело судорогой от того, что я сидела в одном положении, склонившись на корточках. Я вся съёжилась, а со всех сторон мне были видны ноги гостей.
Пространство было очень ограничено. Я попыталась шевельнуться, чтобы хоть как-то ослабить напряжённую спину и ноги, и это, как оказалось, было опрометчивым решением, поскольку в этот момент я потеряла равновесие и, покачнувшись, рукой упала на чьи-то ноги. Тут же послышался дикий крик:
        - Господи, что это?
        После этого медленно приподнялись концы скатерти, и я была застигнута врасплох.
        - Ах ты, противная вредная девчонка! Ты всё это время подсматривала за нами, как ищейка? Бесстыжая! - услышала я злой крик тёти Эрны. В следующую минуту она силком вытащила меня из-под стола, грубо схватив за ворот кофты.
        - Какая невоспитанная девочка. Ужас. Её нужно наказать, чтобы ей неповадно было в следующий раз, - услышала я перешёптывания и возмущённые голоса гостей. Я подняла голову и увидела лица двух пожилых женщин. У первой было худощавое треугольное лицо, возмущенно говоря мне что-то, она нервно тряслась. Её большие светлые глаза казались неестественно выпученными. Костлявый длинный указательный палец с большим старинным перстнем злобно грозил перед моим носом, а её тонкая морщинистая шея, казалось, вот-вот выскочит из белого строгого воротничка тёмно-синего длинного платья. Рядом с ней показалось лицо второй пожилой дамы, оно было совершенно противоположным первому: округлые и припухлые щёки в обрамлении лёгкой пышности седых волос, широкие, крупные черты лица, выпирающий вперёд огромный нос. Я уже не видела ни её губ, ни подбородка, только заметила непомерно широкие, неженственные плечи и фигуру, занимающую, как мне показалось в тот момент, большую часть гостиной. К ним присоединился мужчина, более спокойный, хотя и ядовито наблюдающий сквозь прозрачную оправу очков за всем происходящим вокруг. Тётя
Эрна незамедлительно последовала их просьбе и, жёстко толкнув меня в плечо, больно сжала мою руку и, как напроказившую собачонку, потащила меня за большой мрачный шкаф с огромным зеркалом, стоявшим перед входом в гостиную. Какое-то время она за моей спиной шарила по стенным полкам, беспокойно что-то ища среди них, затем подошла ко мне с большой металлической банкой в руках, высыпала передо мной большую горсть крупного гороха и тут же толкнула меня на него. Я упала на горох коленями и почувствовала, как в ногах пульсирует кровь. Тетя Эрна, наклонившись, сквозь зубы прошипела над моим ухом:
        - Будешь стоять до тех пор, пока не образумишься и не попросишь у всех прощения.
        После этого она, громко отстукивая каждый шаг, удалилась к гостям. Изнурительное ощущение, словно тебе в коленки вставили крупные спицы, заставляло меня несколько раз предпринять попытку сойти с гороха. Но тётя Эрна, словно всё это время зорко следящая за мной и прислушивающаяся к моему малейшему движению, грозным голосом грозила мне тем, что сейчас, же подойдёт ко мне и придумает ещё более суровое наказание, чем это. На какое-то мгновение я подняла голову и увидела перед собой зеркало во весь шкаф, а в нем - маленькую беззащитную и хрупкую девочку, которая навела на меня чувство тоски и безысходности. Из отражения на меня тихо и печально большими серыми глазами смотрело бледное худенькое существо с растрепанными длинными волосами цвета пшеницы. Бледное, казалось, фарфоровое личико было словно видением из другого мира. Неожиданно ко мне подошла тётя Эрна, которую, похоже, насторожило то, что я притихла. Я вздрогнула, когда она прошептала слова, которые показались мне ядовитым шипением приближающейся ко мне, как смерть, змеи:
        - А я думаю, что это ты вдруг так притихла? Теперь я понимаю, в чём дело, оказывается, это для тебя не наказание вовсе.
        Она грубо оттолкнула меня в сторону и, покопавшись над местом моего наказания, высыпала передо мной две большие горсти крупной соли. Я посмотрела на свои красные коленки: они были покрыты свежими царапинами и ссадинами. Тётя Эрна толкнула меня на соль и снова удалилась. Не прошло и получаса, как мои истёртые горохом и до того израненные ноги начала изъедать соль. На этот раз боль была невыносимой. Я думаю, она превосходила все мои внутренние мучения, у меня было ощущение, словно мои коленки наживую режут острым лезвием ножа. Я снова подняла голову и всё в том же огромном зеркале увидела, что моё лицо побледнело от боли. Оно стало белым, как полотно. Когда же боль стала совсем нестерпимой, я против своей воли и страха попыталась позвать тётю Эрну.
        - Пожалуйста, разрешите мне встать. Я больше не буду.
        Я чувствовала, как меня всю начало колотить. Мои руки затряслись.
        - Что ты не будешь? - передразнила она меня с надменным, как мне показалось, ехидством в голосе.
        - Я больше не буду, - уже сквозь слезы выдохнула я.
        - Не слышу, что? - продолжала она издеваться, протяжно проговаривая каждое слово. Похоже, она совсем не собиралась ко мне подходить. Наконец моя боль достигла пика.
        - Я… больше… не буду… - едва произнесла я, как меня всю затрясло, и в следующую минуту я потеряла сознание.
        Глава IV
        Когда я очнулась, то увидела, что нахожусь в своей комнате. Я не думала тогда о том, кто перенёс меня в комнату из гостиной тёти Эрны, но нетрудно догадаться, что здесь не обошлось без нее. Думаю, то, что произошло со мной, в какой-то степени её отрезвило, и она, испугавшись ответственности за меня, попыталась сделать вид, как будто она здесь ни при чём. Я всё ещё не решалась подняться, потому что нечаянные движения ног напомнили мне о том, что произошло накануне. При мысли об этом моё сердце снова нервно сжалось, а к горлу подступил удушающий ком, так, что мне казалось, будто мне не хватает воздуха. Приятная атмосфера комнаты - тишина и покой - немного усмирили мою тревогу и душевное беспокойство. Большое окно с зелеными портьерами и позолоченными балдахинами придавали комнате особый уют и тепло. Моя детская кроватка, находившаяся возле окна, казалась мне в этот момент каким-то маленьким особым мирком, скрытым от человеческого взгляда, где я могла сейчас уединиться от всех жизненных невзгод. Через какое-то время постучали в дверь, и я вздрогнула. Мне казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из
груди, если вдруг дверь откроется, и на пороге я снова увижу тётю Эрну и услышу её противный голос. К счастью, мои ожидания не оправдались: я увидела крестную - молодую красивую женщину двадцати восьми лет с аккуратно уложенными тёмно-русыми волосами. Она смотрела на меня открыто и добродушно. Рядом с ней стоял её сын - подросток лет тринадцати, высокий, стройный, со светлыми волосами и удивительно умными проницательными глазами, его все называли Максом.. Он почему-то вызывал у меня всегда странные и непонятные мне чувства. При виде него я часто терялась и старалась отвести глаза в сторону, а если в этот момент о чем-либо говорила, то тут же затихала, оборвав фразу на полуслове. С самого детства я замечала, что он относится ко мне как-то по-особенному. Он никогда не задирался, не подтрунивал надо мной, что было характерно для юношей его возраста. Он смотрел на меня особым внимательным взглядом, при этом его глаза источали тихий таинственный свет. Я медленно поднялась и осторожно села. Крёстная села рядом со мной, а Макс устроился на стуле напротив меня. Крёстная потянулась ко мне рукой и, погладив по
голове, произнесла:
        - Ты какая-то бледная, Кристина. Ты случайно не заболела?
        Я отрицательно покачала головой и попыталась встать с кровати, но боль в коленках парализовала меня, и я, сжавшись, остановилась.
        - Что такое? - спросила крёстная. Похоже, мои ощущения не укрылись от её пристального взгляда.
        - Что случилось, Кристи? - с беспокойством спросил меня Макс и, облокотившись на кровать, нечаянно задел мои ноги. Я зажмурилась, стараясь не показать свою боль. Крёстная, всё это время наблюдавшая за мной, заметила:
        - Что у тебя с ногами?
        Она протянула ко мне руки, желая осмотреть меня, но я воспротивилась.
        - Ты где-то поранилась? - тревожно спросила она, но я молчала.
        - Но, Крис? - подключился Макс. В это время громко стукнула входная дверь и в следующую минуту в комнату, как ураган, ворвалась мама. Она была вся вспотевшая и раскрасневшаяся. Было видно, что она торопилась, потому что её до сих пор преследовали одышка и периодический кашель. Она заговорила отрывисто и бессвязно, а затем, немного успокоившись, устало улыбнулась и подошла к нам. Обменявшись радостными знаками приветствия с крёстной и Максом, она присела рядом со мной и прижала меня к себе.
        - Ну, как ты тут, моя девочка? - спросила она, погладив меня горячей, слегка дрожащей рукой по плечу.
        - Всё хорошо, мама, - ответила я. Крёстная, всё это время тихо наблюдавшая за мной, тяжело покачала головой.
        - Что-то случилось? - заметив её беспокойный взгляд, устремленный на меня, спросила мама.
        - Мне кажется, что-то здесь не так, - произнесла в задумчивости крёстная.
        - Что же?
        - Нам показалось, что… - но тут крёстная замолчала, потому что заметила мой взгляд, умоляющий не говорить обо мне ничего больше. Она нахмурила брови и перевела разговор на другую тему, расспрашивая уже маму об успехах на работе. Я облегчённо вздохнула. Когда же мама поинтересовалась, почему я долго не встаю с постели, я ответила, что у меня немного разболелась голова и что это скоро пройдёт, но, к сожалению, мой обман был скоро раскрыт. Уже поздно вечером, когда мы с мамой собрались проводить крёстную с Максом до остановки, мне пришлось переодеться в тёплые гамаши. Когда я, отвернувшись от них, попыталась снять колготки, неожиданно услышала у себя за спиной дрогнувший голос мамы:
        - Ну-ка, покажи мне.
        - Нет. Мама. Не надо.
        Увидев мои обожжённые и разодранные коленки, она воскликнула:
        - Что же это такое? Я знала. Тебя нельзя было оставлять с ней.
        - Но я сама опрокинула на себя эту тарелку, - сказала я в замешательстве. Но мама лишь тяжело покачала головой.
        - Ты не умеешь врать, Кристина. Это опять она? Скажи мне.
        - Нет, мама, нет, - попыталась я её заверить. На мгновение она отвернулась от меня, я же чувствовала себя растерянно и неловко. Ко мне подошёл Макс и презрительно покачал головой.
        - Она всё никак не угомонится, эта злая вздорная женщина!
        Я не раз слышала, как мама рассказывала крёстной про наши тяжёлые взаимоотношения с хозяйкой дома и о том, что она опасается оставлять меня с ней наедине. От этого каждый раз её сердце не на месте, но, к сожалению, у нас не было другого выхода.
        - Так не может больше продолжаться. Не может, - сквозь зубы процедил Макс, злобно ударив кулаком по столу, и тут же опрометью бросился к двери.
        - Макс, ты куда? - вскрикнула крёстная и кинулась за ним, а следом мы с мамой. Мы остановились у распахнутой двери комнаты тёти Эрны и увидели, как Макс, почти вплотную приблизившись к ней, бесстрашно и грозно смотрел ей в глаза, выражая всем своим видом гнев и ненависть.
        Его ноздри в этот момент широко раздувались от негодования.
        - Вы… не человек! Как вы можете издеваться над маленькой беззащитной девочкой? Кто вам дал такое право? Вы думаете, что её некому защитить? Так вот, вы ошибаетесь. Я вижу, в вас нет ничего человеческого. Как вы вообще смеете так обращаться с детьми? - сказал Макс, при этом его щеки сильно раскраснелись, а дыхание участилось и стало жёстким. Какое-то время он продолжал выкрикивать отрывистые фразы в адрес тёти Эрны, презрительно глядя прямо ей в глаза. Она стояла, ошеломленная дерзкой выходкой мальчишки, вытаращив глаза, но затем её лицо вдруг резко переменилось, и, окинув нас всех странным взглядом, она вдруг дико рассмеялась, словно её рассудок помутился. Мы стояли в полном замешательстве, не понимая, что всё это значит. Наконец она закричала: - Что? Ещё этого не хватало. Не нравится? Убирайтесь вон! Вас здесь никто не держит. Не хватало, чтобы ещё кто-то, с улицы… указывал мне, что делать в своём собственном доме. Здесь я хозяйка! Слышите? Я!
        Она снова рассмеялась. После этого случая лицо тёти Эрны, искажённое злобной гримасой, ещё долго стояло у меня перед глазами. Впечатленная до глубины души, проснувшись однажды ночью от кошмара, я сквозь слёзы потянулась к полотенцу, висевшему на спинке моей кровати. Я хотела вытереть лицо, потому что проснулась в холодном поту, и волосы прилипли к моему лицу. В тот момент мне привиделось лицо тёти Эрны, она бесчувственно смеялась надо мной, громко выкрикивая обрывки фраз: «Ну, ничего ха-ха-ха… Я ещё до тебя доберусь. Поверь мне, придёт время…» Из-за ночного неведения и ужаса, охватившего моё детское сознание, мне почему-то померещилось, что полотенце, сложенное вдвое и висевшее у меня над головой, превратилось во что-то длинное и узкое и движется сейчас прямо на меня. Но что это? Что? В один миг мне показалось, что прямо на меня ползёт шипящая змея. Неожиданные галлюцинации, охватившие меня, сильно меня потрясли. Сквозь сон услышав мои всхлипывания, проснулась мама. Вскочив с постели, она включила свет и бросилась ко мне. Лихорадочно расспрашивая меня обо всём, она принялась успокаивать меня.
После всего произошедшего крёстная предложила нам переехать в их старинную усадьбу, но мама наотрез отказалась, сказав, что не хочет никого обременять нашими проблемами и что в ближайшее время она сама подберёт нам что-нибудь подходящее, и мы сразу съедем от тёти Эрны.
        Но каждый раз, возвращаясь домой, усталая и удручённая, она тяжело разводила руками. Это означало одно: ей снова не удалось найти для нас другого убежища, так как цены, которые просили хозяева, намного превышали наш семейный бюджет.
        Однажды я заметила то, что посеяло во мне мучительную тревогу. Вот уже который вечер подряд мама, склонившись над тетрадками своих учеников, проверяя их домашние задания, доставала из своей сумочки какие-то маленькие таблетки. Её лицо в этот момент силилось преодолеть внутреннюю боль, хотя она и старалась не показывать мне этого, но, как выяснилось, мы не зря пытались как можно скорее покинуть дом тёти Эрны, потому как наши злоключения на этом не закончились…
        Глава V
        Наступила зима. Лютые холода сковали землю глубоким слоем изморози. А леденящий душу свирепствующий сильный ветер захватил природу в свои суровые дикие объятия. Из-за сильных морозов я редко выходила на улицу и продолжительными тёмными вечерами ждала, когда наконец придёт с работы мама, стараясь по возможности не покидать комнату, чтобы лишний раз не натолкнуться на тётю Эрну. Нам так и не удалось ещё съехать из её дома, потому что мы не могли себе позволить что-либо подходящее. Поздним тихим вечером, когда казалось, снежная буря утихла, а ветер покинул широкие горизонты земли, я и мечтать не могла о прогулке, которую мне предложила мама, как только вернулась домой. В тот момент, когда мы уже начали собираться, к нам неожиданно постучали в дверь.
        - Кто там? - с тревогой в голосе спросила мама. Чей-то приглушённый голос ответил что-то совершенно невразумительное. Мама неуверенно открыла дверь. К нашему удивлению, в комнату тут же ввалился сын тёти Эрны. Его сильно качало из стороны в сторону. Невооружённым взглядом можно было заметить, что он был пьян.
        На нём был чёрный пиджак, из-под которого выглядывала тёмно-синяя расстегнутая на три верхние пуговицы рубашка, она открывала часть его волосатой груди. Слегка помятые чёрные брюки ещё больше подчёркивали его огромную нескладную фигуру. Копна нерасчёсанных тёмных волос лишь ухудшала его и без того грубый образ. Он стоял над нами, как высокий толстый столб, закрывая нас своей тенью.
        - Хм… Что, не ждали? - бросив на маму ехидный взгляд, протяжно произнёс он. Его затуманенные чёрные глаза играли бесовским блеском.
        - Нет, - в растерянности отпрянув от него, произнесла она. Мужчина нагло вошёл в комнату и плотно закрыл за собой дверь, направившись к маме. С каждым шагом она отходила от него назад до тех пор, пока не оказалась возле окна и не упёрлась в подоконник локтями. В её глазах была тревога и мольба прекратить всё это, но мужчина не обращал на это никакого внимания. - Ну, что, вот и пришёл мой час. Как видите. Я здесь… - продолжал он, усмехаясь. Затем грубой рукой потянулся к маминому лицу. - Прошу вас. Не надо, - сказала она, нервно убирая его руку. - Не надо? Я что, недостаточно хорош для вас? - Нет, вы… - попыталась объяснить мама. - Что я? - наклонившись к ней и стискивая при этом её руку, сказал он.
        - Что вы делаете? - покраснев, произнесла она. - А вы не догадываетесь? Ведь я, как-никак, нахожусь в собственном доме, а значит, могу делать то, что хочу. Разве не так? - разведя руками, сказал он. - Или вы забыли, кто здесь хозяин? - уже придавив маму своей грудью, самодовольно произнёс он. - Вы не имеете права! - пытаясь вырваться, сказала она, беззащитно ссутулившись. В коричневом длинном платье с белоснежным воротничком она казалась ещё более худой, чем обычно, но несмотря на это, её охрипший от волнения голос был твердым.
        - Ха-ха-ха! Кто не имеет право? Я? - Да, мы снимаем у вас жильё, но это не значит, что вы можете так обходиться с нами. - То, что вы платите сущие копейки за эту конуру, ещё ничего не значит, и этого недостаточно, поверьте мне.
        Он снова подпёр маму своей грудью к подоконнику. Я видела, как она всеми силами пытается вырваться из его крепких рук, но тщетно. Всё это повергло меня в ужас и вызвало сильное чувство тревоги, поэтому я, недолго думая, кинулась к нему и, схватив его за рукава кофты, начала с силой отрывать от мамы.
        - Не трогайте ее! - закричала я. - Что? - оборачиваясь по сторонам, словно ища что-то невидимое, ехидно произнёс он. - Не трогайте, - не отступала я. Было видно, как он потешается над моей детской храбростью, и, похоже, это его сильно забавляло, но, обратив свой взгляд на маму, он сказал: - Что, сама недотрога и дочь такой же растишь?
        Его руки ещё сильнее сжали мамины. - Нет, - закричала я, пытаясь изо всех сил, что только были во мне, оттолкнуть его от мамы, и он, поскольку и без того неустойчиво стоял на ногах, еще сильней покачнулся в сторону, так, что чуть не упал, и уже в бешенстве закричал:
        - Ах ты, чёртова девчонка, - при этом он сильно толкнул меня, так, что я упала на пол и ударилась головой. Мама, тут же с силой оттолкнув его, бросилась ко мне и, подняв меня с пола, прижала к себе.
        - Уходите, прошу вас, немедленно уходите, иначе я…
        - Что вы? Ну, что вы? Ладно, я ещё доберусь до вас, доберусь, - сквозь зубы процедил он и, шатаясь, вышел из нашей комнаты. Мама тут же кинулась к двери и быстро закрыла её на засов и подошла ко мне, снова обняв.
        - Мама, скажи, почему люди так злы? - твердила я, не унимаясь, вспоминая при этом тётю Эрну, её гостей и её грубого сына.
        - Тебе не нужно забивать себе этим голову, детка. Ты ещё слишком мала для этого, - в печальной задумчивости произнесла она. - Просто… Они сами не ведают, что творят, и в погоне за желаемым всё больше погрязают в своих грехах.
        Я не осознавала до конца, что означали её последние слова. В моём детском сознании сформировался определённый образ этих злых, безжалостных людей. Как ни странно, наблюдая за людьми, по их глазам, мимике и жестам я словно догадывалась, к какому поступку склонна их душа, и, видя всё это, сторонилась их. Я вела себя, как дикая загнанная в клетку птичка. Но иногда, когда дело касалось близких и родных мне людей, я словно вырывалась из оков этой беззащитности и всем сердцем бросалась защитить того, кто мне был так дорог, и мне было уже совсем не важно, что будет со мной дальше, и какие последствия ждут меня. Я должна была во что бы ни стало помочь тому, кто так нуждался во мне.
        - Мама, - вдруг встрепенувшись, сказала я. - «Доберусь до вас» - это значит, что он нас не оставит в покое?
        - Ты верно всё поняла, детка. Уходить нам надо отсюда.
        Она снова прижала меня к себе и мягко погладила по голове.
        - Я постараюсь как можно скорее найти нам другое пристанище.
        Но спустя несколько дней сын тёти Эрны снова пришёл к нам. На этот раз его наглость не имела границ, а вседозволенность дошла до предела.
        - Ну, вот и я. Я же обещал вернуться. Я всегда выполняю свои обещания, - зловеще произнёс он. Мама в ужасе отпрянула от него, кинувшись закрыть дверь, но было уже поздно, он стоял на пороге и собирался пройти в комнату. - Я вижу, мне тут не особо рады? - усмехнулся он издевательски и, оскалившись, посмотрел на меня. - Ну, ничего, - продолжал он. - Я терпеливый, и когда возьму своё, то сам уберусь отсюда ко всем чертям, - уже со злобой глядя на маму, произнёс он. Неожиданно он подошёл ко мне и, присев передо мной на корточки, стал внимательно рассматривать моё лицо своими маленькими чёрными и злыми, как у тёти Эрны, глазками. Затем, оглянувшись на маму, произнёс:
        - Хм, как я этого раньше не заметил. А у твоей девочки ангельское личико, - он протянул ко мне свою потную и дурно пахнущую руку и взял меня за подбородок.
        - У-у-у, я бы даже сказал, как ни странно, красивее ребёнка я ещё не видел, а эти большие бездонные глаза, только они чего стоят.
        Я с отвращением и презрением отвернулась от него.
        - Ха-ха-ха! - засмеялся вдруг громко и раздражительно он, затем, снова повернув к себе моё лицо и вглядываясь в него, произнёс:
        - Жаль только, что она ещё слишком мала. Сколько ей лет? Семь, восемь? - спросил он, у мамы бросив на неё беглый взгляд. На тот момент мне было около семи.
        - Ничего, подождем, когда подрастет, - заключил он с насмешкой в голосе.
        - Не трогайте её, - загородив меня грудью от него, твердо сказала мама.
        - О, да, конечно. С неё ведь пока нечего взять, зато есть то, что мне вполне подойдет сейчас, - прошипел он и снова схватил грубо за руку маму.
        - Нет, отпустите меня, - вырываясь из его рук, взмолилась мама. - Ну, прошу вас, не трогайте вы нас!
        Но в последний момент, когда она попыталась вырваться из его рук, оттолкнув его от себя, он от злости молниеносно занёс над ней руку и больно ударил её по лицу. Она в ужасе вскрикнула. Увидев всё это, я, словно обезумев, бросилась к нему и со всей силы укусила его за руку. Он, как ошпаренный, бешено закричал. В это время мама вырвалась из его рук и подбежала ко мне. На его крик в комнату ворвалась тётя Эрна. Она была в тёмно-синем шёлковом халате до пят, а её растрёпанные волосы, которые она, по всей видимости, не успела ещё прибрать, делали её вид ещё более отталкивающим.
        - Что здесь происходит? - возмущённо закричала она и, посмотрев на своего сына, который со стоном склонился над своей прокушенной рукой, с беспокойством бросилась к нему.
        - Что они с тобой сделали?
        - Это благодарность за то, что мы их тут приютили, - злобно поглядывая на нас, произнёс сын тёти Эрны, сплёвывая сквозь зубы. Его глаза, казалось, налились кровью.
        - А эта гадкая девчонка совершенно дикая и неуправляемая. Вот, посмотри, что она сделала. Она прокусила мне руку.
        Увидев посиневшую руку своего сына и следы зубов на ней, она в ужасе закричала:
        - Как? Что это за дикость? Этого ещё не хватало, - уже в бешенстве сказала она. - Ну, всё, с меня хватит. Больше я этого терпеть не намерена. Быстро собирайте свои вещи и убирайтесь отсюда вон, и чтобы духу вашего здесь больше не было.
        Я чувствовала, как у мамы в этот момент опустились руки, она стояла, вся побледнев, глядя на всё невидящими глазами.
        - Вон! Я сказала, вон отсюда! - уже истерично прокричала тётя Эрна и, указав нам рукой на дверь, остановилась в ожидании. Мама машинально начала собирать вещи в чемодан, а я тем временем быстро оделась, после чего мы направились к выходу. Тётя Эрна всё ещё бежала за нами по лестнице и кричала нам вслед:
        - И чтобы ноги вашей больше здесь не было! Оборванцы! Нищие!
        Её голос ещё долго звенел у меня в ушах, казалось, что мир в этот момент окончательно обрушился на нас, а фигура тёти Эрны грозной тенью продолжала ещё какое-то время злобно следовать в моём подсознании повсюду за нами.
        Глава VI
        Итак, мы оказались на улице. Невыносимый жестокий холод тут же сковал наши лица и руки. Ветер неистово стенал и гулом завывал в потрескивающей вершине деревьев, а опускаясь на землю, вихрем поднимал снег и, кружа перед нами, больно, как осколки режущего стекла, впивался нам во всё тело. Иногда мимо нас проходили люди, укрываясь руками, как и мы, от снежной бури. Долго и утомительно, преодолевая снежные препятствия, мы добрели до покрытой изморозью скамейки, одиноко стоявшей среди заснеженных деревьев. Мама тяжело опустилась на неё. Я заметила по выражению её лица, будто она внутренне преодолевает какую-то сильную боль. Увидев моё беспокойство, она тут же произнесла:
        - Сейчас, дочка. Я немного передохну, и пойдём дальше.
        Наконец приподнявшись, она тут же схватилась рукой за грудь.
        - Что с тобой, мама? - в замешательстве, спросила я.
        - Ничего, дочка не беспокойся. Это сейчас пройдет, - сказала она, пытаясь меня успокоить, но её лицо говорило о том, что она всё ещё с трудом преодолевает боль в груди. Она свернулась комочком в своём сером драповом пальто, которое казалось очень лёгким для зимы. Она утерла покрасневшей рукой лицо от слёз, которые выбил из её глаз сильный ветер, в обрамлении пушистой белой шапочки её лицо казалось совсем бледным и осунувшимся, несмотря на холод. Вскоре она, будто очнувшись, поднялась со скамейки, а я следом за ней. Мы медленно побрели дальше.
        - А куда мы идём? - спросила я, нарушив молчание, которое нарушало разве что гулкое завывание ветра.
        - К крёстной, Кристина. Нам ведь больше не к кому идти. У нас никого больше нет.
        Мы дошли до очередной скамейки, и мама снова тяжело опустилась на неё. Я присела рядом. Вскоре я заметила, как она что-то долго ищет у себя в кармане, после чего она вытащила оттуда маленький клочок свёрнутой бумаги и протянула его мне.
        - Здесь адрес, Кристина, если со мной что-нибудь случится, - её губы в этот момент сильно посинели, она дрожащими руками вложила мне в ладони листок с адресом. Затем, тяжело потянувшись рукой к сердцу, она наклонилась немного вперёд…
        - Мама, тебе плохо? - беспокоилась я, видя её болезненное состояние.
        - Нет. Нет. Сейчас пройдёт, - успокаивая меня, ответила она.
        - Но я же вижу, что что-то не так.
        - Сейчас отпустит, - взяв меня левой рукой за руку, сказала она. - Всё хорошо, Кристина, всё хорошо.
        Через какое-то время, всё еще сидя на заснеженной скамейке, я почувствовала, как её рука тяжело упала ей на колени.
        - Мама, мама? - встрепенувшись и вскочив со скамейки, я бросилась трясти её за руки.
        - Мама, очнись! Что с тобой? - сквозь жестоко хлеставший мои глаза сильный ветер кричала я, но он заглушал мой крик. Она сидела неподвижно. Я продолжала трясти её, сколько во мне только было сил, но её тело в ответ вдруг тяжело опустилось, а затем упало на скамейку. Меня охватил ужас.
        - Нет! Нет! Мама, прошу тебя, очнись! Мама! - уже плача, твердила я.
        Мимо проходили люди, и, казалось, никто из них не обращал на нас никакого внимания. Они продвигались вперёд, сквозь снежную бурю, пытаясь призрачно бороться с ней движениями рук, устремляясь вперёд, и были целиком увлечены своими мыслями и чувствами до самозабвения, не замечая, что творится вокруг. Я не раз задавалась вопросом: что происходит с людьми? Откуда в них это равнодушие и безразличие? Что вообще происходит с миром? Но каждый раз моё сознание заходило в тупик. Кто мы и что мы делаем на этом свете? Созидаем ли мы добро или безжалостно творим зло, опрометчиво следуя своим страстным желаниям? Что движет душой человека, его помыслами и чувствами? Сейчас мне ясно одно: злость и жестокость, неотъемлемо следуя друг за другом, укореняются в нашей жизни. Судьба безжалостно калечит и ломает, кого-то делая злым и мстительным, а кого-то - слабым и бесхарактерным. Но есть и те, у кого сквозь это тяжёлое бремя жизни проявляется луч света, словно их душа понимает что-то, чего не могут понять многие из нас. Хотя они нам кажутся наивными и странными, но именно они несут добро и свет миру, и если бы их
было больше, то, возможно, мир бы просветлел от этого чувства разума и души, которая и должна нести свет в человеке…
        Просидев довольно долго на скамейке возле мамы, я начала чувствовать, как мои руки и ноги начинает щипать сильный мороз, но мне было уже всё равно. Я сидела, как обречённая, пригвожденная к морозной скамейке. Вскоре острый холод своим болезненным пощипыванием начал отпускать меня, а ему на смену пришло спокойствие. Мои глаза начали медленно смыкаться, я постепенно погружалась в сон, он принёс с собой другое леденящее ощущение в теле.
        - Девочка, девочка, - словно с неба кто-то позвал меня на эту землю, но мой сон был так сладок, что я совершенно не хотела просыпаться.
        - Девочка, очнись!
        Кто-то грубо начал трясти меня за руки, за ноги, затем я почувствовала резкие удары по щекам:
        - Очнись же. Очнись! Неожиданный голос своим велением и движением Божьим вернул меня на землю.
        - Господи, да ты вся замёрзла. Ты закоченела вся. А ну-ка, вставай. Вставай, детка. Рано тебе ещё на тот свет. Рано, поверь мне…
        Перед моими глазами, как в бреду, мелькнуло лицо пожилой дамы в очках с внимательными светлыми глазами. Я начала приходить в себя. Только это возвращение стоило мне невыносимо тяжёлых, я бы даже сказала, адских мук, потому как моё почти омертвевшее тело начало отходить от сна и пробуждаться к жизни. Женщина тем временем, присев рядом со мной, стала с силой тереть мне руки и ноги. Я почувствовала, как волна тепла хлынула к моим жилам, и кровь, почти застоявшись уже в них, пробудившись, новой жизнью с болью бросилась по всему моему телу, так, что у меня выбились слёзы из глаз.
        - Больно, - твердила я. Женщина, оглядываясь по сторонам, начала кричать:
        - Люди! Помогите! Кто-нибудь! Женщине плохо, и девочка совсем замёрзла… Помогите!
        Я смутно помню, что было дальше, кажется, к нам, наконец, подошло несколько человек. Они вызвали скорую помощь, после чего маму увезли, а меня эта женщина привезла к себе домой. Мне запомнились быстрота и лёгкость в движениях этой пожилой женщины. Несмотря на свой возраст, всё, что бы она ни делала: разливала ли чай по чашкам, расставляла ли столовые приборы на столе, - всё она делала с лёгкостью и грациозностью. Её маленькая хрупкая фигура и мягкое выражение лица производили впечатление доброго и внимательного человека.
        Обстановка в её доме призрачно пронеслась перед моими глазами и не оставила особого следа, потому как я чувствовала себя настолько усталой и измождённой, что только свет, выбивавшийся из-под красного абажура, бросился мне в тот миг в глаза. Женщина напоила меня горячим чаем с лимоном и попыталась покормить, хотя мне и крошка хлеба не шла в горло после всех сегодняшних испытаний. После она спросила, есть ли у нас здесь кто-то из родных или знакомых, чтобы сообщить им, где я нахожусь. Тогда я вдруг вспомнила, что мама напоследок сунула мне в руки клочок бумаги с адресом. Странное дело, при всех происшествиях сегодняшнего дня скомканный листок бумаги до сих пор находился в моём сжатом кулачке. Словно это был последний остаток моей жизни, точнее, остаток той жизненной силы, который не дал мне уйти туда, угаснуть. Женщина уложила меня в тёплую постель, укрыв пушистым мягким пледом. Слишком тяжёлыми оказались для меня воспоминания сегодняшнего дня, они были для меня непосильной ношей, поэтому сон тут же сморил меня, как только моя голова коснулась пуховой подушки.
        Проснувшись, я увидела взволнованное лицо крёстной. Она, тяжело качая головой, протянула ко мне свои тонкие руки и обняла меня, заботливо прижав к себе. Вскоре я оказалась в её доме. Это была старинная красивая усадьба, вокруг неё был расположен большой сад, правда, сейчас все деревья в нем, скамейки для отдыха и лужайка были покрыты толстым слоем снега, словно белым пушистым покрывалом. Создавалось впечатление, что всё здесь было сковано тихим таинственным сном. Внутри дом выглядел уютно и просторно. При входе я оказалась в огромном фойе, по правую сторону которого находились три больших окна. Их украшали объемные бордовые портьеры, они тяжело опускались на пол и по бокам были собраны позолоченными крупными кистями в подхваты. Сверху над окнами опускались пышные оборки. Перед входом был расположен большой персидский ковёр с красно-зелёным узором на пастельном фоне, окаймленным крупными цветами роз. Тут же возносилась вверх парадная лестница с широкими гранеными ступеньками, она вела на второй этаж. По левую сторону фойе находились гостиная и кухня. На втором же этаже были расположены несколько
спален, уборная и комнаты для отдыха. Дом произвёл на меня неизгладимое впечатление, невозможно было не восхищаться теплом и уютом здешней обстановки, они невольно погружали в атмосферу жизни дома и его обитателей. Не говоря уже об огромной библиотеке с многочисленными полками старинных книг и бесценной, на мой взгляд, картотекой. Всю центральную стену в библиотеке занимал камин из тёмно-коричневого гранита. Над ним висела большая картина в позолоченной раме с изображением прекрасного пейзажа в летнюю тёмную пору, в центре сияла таинственно-робкая луна, сквозь серые лёгкие облака, плавно проплывающие синеватой дымкой, отблеск этой луны падал на озеро, в котором отражались струйками блики, исходящие от небесного светила. Крёстная познакомила меня со всем домом, затем провела наверх и показала мне мою комнату, которая меня сразу расположила к себе. Спокойные тона стен защитного цвета, шторы и ковёр во весь пол под цвет стен и письменный стол, расположенный напротив большого светлого окна, а рядом - уютный, с роскошной обивкой, мягкий диван. Крёстная решила оставить меня одну, чтобы дать мне время
оглядеться и привыкнуть к обстановке, сказав, что перед обедом она обязательно зайдёт за мной.
        На следующий день я, уже немного освоившись, спустилась вниз, в фойе, и хотела пройти в библиотеку, но так как гостиная была неподалёку от неё, я заметила чуть приоткрытую дверь. Я услышала громкие голоса, которые привлекли моё внимание, и я тихо подошла к двери гостиной, но то, что я услышала в следующее мгновение, повергло меня в смятение. Опустившись на корточки и обхватив руками коленки, я тихо заплакала. Через какое-то время я почувствовала, как меня кто-то трогает за плечо.
        - Кристи, Кристи…
        Я подняла от колен заплаканные глаза и увидела Макса.
        - Кристи, что случилось? - внимательно глядя на меня, спросил он. - Почему ты плачешь?
        Я в ответ попыталась рукавом утереть накатывающиеся на глаза слёзы.
        - Моя мама, она… Она умерла! Меня теперь отдадут в детский приют?
        - С чего это ты взяла, Кристи? - удивился он.
        - Но как? Ведь у меня теперь никого нет. Я осталась совсем одна, - сказала, всё ещё всхлипывая, я.
        - Что ты такое говоришь, Кристи? Как это никого нет? У тебя есть крёстная и я - твой крёстный брат, - сказал он и, попытавшись меня успокоить и подняв меня с пола, взял меня за руку.
        - Ничего не бойся, Кристи. Ведь я рядом!
        Похороны мамы состоялись через три дня. Как ни странно, в это утро выглянуло солнце, оно неожиданно пробралось сквозь призрачно-слабые тучи, которые медленно проплывали по небу, подгоняемые лёгким ветром. Было что-то во всей природе тихое смиренное, упоённое покоем и тишиной.
        Всё утро я отрешенно молчала, следуя за похоронной процессией. Но когда в последний раз были сказаны прощальные слова, и гроб накрыли плотной крышкой, опустив его затем в глубокую чёрную яму, тогда я вздрогнула, а когда на него начали бросать комья сухой промёрзшей земли, я вдруг почувствовала отчуждённость, полную глубокого одиночества. Я поняла, что мама ушла навсегда, что её больше нет, и не будет. Чувства протеста и глубокого осознания того, что я осталась одна на этом свете, разволновали меня настолько сильно, что вызвали бурю раздирающих душу эмоций.
        - Нет, нет, - прошептала я. Слёзы настолько сильно стали душить меня, разрывая все мои детские чувства, что я в отчаянии и с криком в сердце закричала и бросилась бежать, куда глаза глядят, лишь бы ничего этого больше никогда не видеть.
        - Кристи, постой! - доносились за моей спиной чьи-то голоса, но я уже ничего не слышала и не видела. Я бежала сломя голову неведомо куда и зачем и, казалось, уже выбилась из сил, но остановиться не могла.
        Внутренний протест против всего, что произошло в моей жизни за последнее время, вывернул всю мою душу наизнанку и поработил мою детскую волю.
        - Постой же, ну, Кристи, - услышала я уже близко, за моей спиной, как неожиданно кто-то пересек мне дорогу. Какое-то время меня долго трясли за плечи, пытаясь образумить и привести в чувство, но из-за слёз я ничего не видела перед собой и не слышала. Затем я почувствовала, как меня обняли и, успокаивая, начали гладить по голове.
        - Успокойся, Кристи. Прошу тебя, успокойся. Я знаю, как тебе сейчас плохо, и что ты сейчас чувствуешь. Лучше поплачь. Поверь, тебе станет легче. Я испытывал такие же чувства, что и ты. Со мной было то же самое, когда умер мой отец.
        Но я слышать ничего не хотела. Я продолжала вырываться и сильно била кулаками по груди того, кто не давал мне вырваться из крепких тисков. Когда же мои силы окончательно иссякли, а руки отказались подниматься на того, кто всё это время смиренно и безропотно терпел мои отчаянные побои, я подняла глаза и сквозь пелену слез увидела Макса. Он крепко сцепил руки за моей спиной, чтобы я не вырвалась и не убежала. Почувствовав, по-видимому, что я немного успокоилась, он посмотрел на меня. В его глазах тоже стояли слёзы.
        - О, Крис, - покачал он головой. Затем снова прижал меня к своей груди, желая тем самым оградить от всего.
        Прошло несколько месяцев. Спустившись однажды в гостиную, крёстная сообщила, что очень скоро Макс уедет учиться в Англию, этому поспособствовало то обстоятельство, что единственный брат крёстной - солидный мужчина пожилого возраста - имел свою большую строительную компанию и был довольно состоятельным человеком, но одиноким и бездетным, и единственной его надеждой был племянник - Макс, на которого он возлагал большие надежды. Как он не раз сообщал об этом крёстной, он мечтает, чтобы Макс получил блестящее образование в Англии, все расходы, соответственно, он возьмёт на себя, а затем он хочет передать ему дело всей своей жизни. Таким образом, он не раз уговаривал крёстную выполнить его единственную просьбу. После долгих и тяжёлых раздумий и колебаний, поговорив с Максом и обсудив всё с братом, она, наконец, дала своё согласие, и Макс начал собираться в дорогу.
        - Кристи, - столкнувшись однажды со мной в дверях гостиной, произнёс взволнованно он. - Меня не будет здесь какое-то время. Но знай, это совсем не значит, что я не слышу и не вижу тебя.… Помни, я чувствую всё, что с тобой происходит, даже на расстоянии. Я могу ощущать всё то, что ощущаешь ты. Поэтому у меня к тебе будет одна просьба: будь хорошей девочкой. Слушайся крёстную и… Марию, они ничего плохого тебе не посоветуют. Ведь они тебя любят, как и…, - он вдруг замолчал, но затем продолжил:
        - А главное… Береги себя. Одевайся теплее и не принимай все невзгоды близко к сердцу. И помни, я буду переживать всё то, что переживаешь ты, и если ты будешь полна печали, то и я тоже буду грустить. А теперь давай простимся, Кристи.
        И, подойдя ко мне, он обнял меня, бережно и крепко прижав к своей груди. Я слышала, как громко и отчётливо бьётся его сердце, отдаваясь и стуча в моих висках каким-то странным и непонятным мне чувством, словно это моё сердце бьётся так у меня в груди, и я слышу его отчётливый стук. После отъезда Макса крёстная занялась оформлением опекунства надо мной. За всё время, что Макс провёл в Англии, а это было несколько долгих лет, я видела его лишь несколько раз, и каждый его приезд был совершенно неожиданным для нас, как снег, свалившийся на голову жарким июльским днем. Но каждый раз его появление вызывало во мне очень странные и непонятные мне чувства. Ощущения, словно подо мной разверзается земля, и мне некуда приткнуться, чтобы избежать этих плохо сочетающихся чувств самообладания с волнением и полной растерянностью.
        Глава VII
        Я оканчивала начальную школу. Так как по своей природе я была любознательной и любила много читать, то разного рода науки давались мне без каких-либо трудностей и усилий.
        В те редкие ненастные и ураганные дни, когда природа была охвачена особым буйством и негодованием погоды, крёстная встречала меня из школы. Но однажды, к моей большой неожиданности, в один из таких ненастных дней за мной пришел Макс. Я уже складывала последние учебники в портфель, изредка посматривая на окно, за которым буйствовала свирепая непогода, как какая-то неведомая мне странная внутренняя сила заставила меня обернуться в сторону классной двери и, подняв глаза, я увидела Макса. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, и в толпах сверстников быстрым взглядом кого-то искал. Наконец остановив на мне свой пронзительный взгляд, с минуту он стоял неподвижно, затем я заметила, как моя учительница подошла к нему и о чём-то бегло с ним заговорила, после чего повернулась ко мне и рукой дала мне знак, чтобы я подошла к ним. Она была невысокой худощавой женщиной лет тридцати пяти, круглолицей, со светлыми раскосыми глазами и светло-русыми густыми волосами. Строгая и в меру справедливая, она была для меня непререкаемым авторитетом, как, впрочем, и у большинства учеников в классе.
        Я медленно направилась к ним, при этом в моих коленках чувствовалась какая-то скованность. У меня было ощущение, что мои ноги отказываются идти, они словно онемели, а по телу то и дело проносилась волна странного жара. Уже стоя рядом с Максом, я чувствовала, как мои щеки заливаются краской. Я не сразу поняла, о чём они говорят, так как всё ещё находилась в каком-то состоянии оцепенения, но когда моё чувство растерянности стало постепенно покидать меня, я смогла вникнуть в суть их разговора. Насколько я поняла, речь шла о моей успеваемости в школе. Выслушав внимательно учителя и уже размышляя о чём-то, Макс в задумчивости произнёс:
        - Скажите, может, нам нужны какие-нибудь дополнительные занятия… Да, и как у нас обстоят дела с английским?
        На это моя учительница, мягко ему улыбнувшись, сказала:
        - Что вы, у меня нет абсолютно никаких сомнений по поводу её знаний.
        Впрочем, вы можете сами в этом убедиться. Если вас не затруднит пройти прямо по коридору и свернуть налево. Там на стене висит большое табло, обратите на него внимание… - сказав это и попрощавшись с нами, она вышла из класса. В это время все ученики, как я заметила, уже разошлись по домам.
        - Ну, здравствуй, Кристи, - обратившись уже ко мне, произнёс Макс и, сделав ко мне навстречу шаг, обнял меня, бережно прижав к себе. Я слышала его тихий голос, который сквозь мои волосы шептал:
        - Как же долго я не видел тебя, Кристи. Слишком долго, чтобы…
        Он окинул меня пристальным взглядом.
        - А ты выросла, Кристи. Правда, немного. В остальном же нисколько не изменилась. Разве что этот взгляд… он стал ещё более взрослым.
        Макс взял в одну руку мой портфель, а другой - меня за руку. Я почувствовала, как его горячие пальцы сжимают мои.
        Мы вышли из класса и прошли по длинному светлому коридору, подойдя к большому табло, висевшему на левой стороне стены. В самом верху была надпись большими красными буквами «Гордость школы» и среди нескольких портретов я увидела свой. Судя по взгляду Макса, он тоже остановился на нём. С минуту он молча и внимательно рассматривал его. С портрета на нас смотрела девочка с большими серыми глазами, не по-детски взрослыми. Выражение лица и мягкая улыбка застыли в странном покое. Высокий открытый лоб, светлые волосы, аккуратно собранные по бокам на макушке в два больших хвоста, роскошные белоснежные банты. В целом портрет производил впечатление недетской серьёзности. В какую-то минуту мне показалось, что это вовсе не я. Что это портрет совершенно чужой девочки, строго и внимательно смотревшей сейчас на нас так, словно она заглядывала к нам из какого-то другого мира. В моём сознании фотография всегда ассоциировалась с чем-то вечным и не проходящим. В этот момент Макс перевёл взгляд с портрета на меня.
        - Хм… - он улыбнулся. - Так ты у нас отличница, Кристи? И тобой по праву гордится школа? Почему же ты нам не говорила об этом?
        - Вы не спрашивали, - тихо сказала я и, смутившись, опустила голову.
        - Не удивительно, - задумчиво произнёс он, глядя на меня. - Тем более что скромность тоже является твоей отличительной чертой. Ну, что, Кристи, расскажи мне, как ты тут поживаешь, особенно… - он вдруг замолчал, остановившись на последнем слове. Я, недолго думая, ответила, что у меня всё хорошо.
        - Хм, и сомнений быть не могло, что ты так ответишь. А поподробнее? Не грустишь ли ты здесь и не скучала ли ты всё это время?.. - он снова замолчал. Я смутно понимала, о чём он говорит и что значат его слова, и лишь продолжала молча слушать его.
        - Может у тебя за это время появились какие-нибудь друзья, Кристи?
        Я пожала плечами. Несомненно, я лукавила, у меня действительно появилась одна школьная подруга, но говорить о ней было не в моих правилах.
        - Ты не хочешь говорить об этом, Кристи? - уже усмехнувшись, сказал он.
        - Ты и впрямь необычная девочка. Другие бы девчонки уже защебетали о своих подружках, но только не ты, вне всяких сомнений. Он снова улыбнулся, покачав головой. Мы направлялись по длинному коридору в школьную раздевалку. С трудом отыскав в раздевалке своё пальто, я принялась искать в рукавах и карманах шарф и перчатки, но, к сожалению, не обнаружила ни того ни другого, только свою вязаную шапку.
        - Что-то случилось, Кристи? - настороженно посмотрев на меня, спросил Макс.
        - Нет, - ответила я, подумав про себя, что если завтра смогу прийти в школу пораньше, то, возможно, найду свои потерянные вещи, и, молча одевшись, направилась к выходу.
        - Постой, Кристи, - сказал он, догнав меня, когда мы вышли на улицу.
        - Разве ты не видишь, что на улице холодно? Где твой шарф? Я смотрю, и шея вся открыта, и что с твоими варежками? - посмотрев на мои оголённые руки, спросил он. Я молчала, не зная, что ответить.
        - Ясно, - помолчав, сказал он. - Среди такого количества вещей, что находится в вашей раздевалке, мы вряд ли, конечно, сейчас что-либо найдём. Он присел передо мной на корточки и начал быстро снимать с себя длинный вязаный шарф, вытащив его из-под чёрного длинного пальто, затем пошарил у себя в карманах и достал оттуда тёплые варежки и, подавшись ко мне вперёд, начал укутывать меня в свой шарф. Я попыталась воспрепятствовать этому, заметив его голую шею.
        - Не надо, - покачав головой, сказала я.
        - Не противься, Кристи, - произнёс строго он, не обращая внимания на мои возражения, и надел на мои руки свои тёплые варежки, которые были мне слегка великоваты. Неожиданно ветер утихомирился, и пошёл белый, мягкий, как вата, пушистый снег. Я чувствовала, как узорчатые снежинки облипают мои ресницы, а подставив руку, заметила, как они одна за другой садятся мне на варежки. Мы медленно шли по заснеженной дорожке, по сторонам которой, как в сказочной картине, сияли белоснежные дома, покрытые снегом. Деревья, как в сонной лощине, тихо стояли, замерев от ослепительно белой шубы, накрывшей их с головой.
        Приближалось Рождество…
        Я всегда находилась под сильным впечатлением от этого светлого, на мой взгляд, таинственного и сказочного праздника. Особенно меня завораживали маленькие хрупкие фигурки ангелов, сделанные из белого стекла. Отражения ночного света и ярких свечей на стеклянных витринах магазинов, казалось, влекли меня к себе с особой силой, так, что проходя мимо витрин, я с замиранием сердца смотрела на них. Вот и сейчас мы с Максом проходили мимо этих витрин, и я приостановилась, невольно засмотревшись на них.
        - Кристи, что так заворожило тебя? - заметив мой взгляд, невольно брошенный на стеклянные витрины магазина, спросил он. - Хотя, постой. Я, кажется, догадался.… Пойдём со мной.
        И, взяв меня за руку, он потянул меня к двери магазина. Оказавшись внутри, я стала с любопытством осматриваться по сторонам. Моему восхищению не было конца. У входа в магазин стояла большая рождественская ёлка, украшенная волшебными новогодними игрушками, на полу возле неё находились сказочные персонажи, сделанные из папье-маше: весёлая озорная белочка держала в пушистых лапах большой орех; принагнувшись под ёлкой и прячась под её густыми ветвями, выглядывал заяц. Повсюду висели картины на любой, даже самый придирчивый вкус. В подсвечниках горели ароматизированные свечи. На стенах висели старинные зеркала, обрамлённые то в золотую, то в красно-дубовую рамку, а по правую сторону на стеклянной витрине находились те самые маленькие стеклянные фигурки ангелов. Макс уверенным шагом направился к витрине с ангелами, быстро увлекая меня за собой.
        - Ну, Кристи… Выбирай любую фигурку, ту, что больше всего придётся тебе по душе.
        Я с удивлением посмотрела на Макса.
        - Ну же, Кристи, смелее! - сказал он, улыбнувшись. Я нерешительно протянула руку к одному из ангелов на витрине, хотя их было так много, что я не знала, какую выбрать. В это время послышался громкий и хриплый голос продавца за моей спиной:
        - Вы что-то выбрали?
        И я, вздрогнув от неожиданности, выронила фигурку ангела из рук, она с грохотом упала на пол. Продавец тут же поспешил к нам.
        - Что здесь происходит? - грубо сказал он. - Кто это сделал?
        Я вся покраснела от волнения и собиралась ответить, что это я, но не успела, так как услышала рядом голос Макса:
        - Извините нас, мы сейчас же возместим все убытки. Будьте любезны, посчитайте нам все расходы. Кроме этого… Мы хотели бы купить у вас вот этих двух ангелов, - он указал продавцу на фигурки, на которых недавно остановился мой взгляд. Продавец, вдруг смягчившись, протянул руку к витрине.
        - Я так понимаю, вы хотите вот этих ангелов?
        Макс, проследив в этот момент за моим взглядом, сказал:
        - Да, именно их.
        Продавец аккуратно подал нам пару белоснежных хрупких фигурок.
        - Это твоё, Кристи, - произнес Макс, подав мне ангелов. - Пусть это будет тебе подарок от меня. С наступающим Рождеством тебя, Крис, - сказал Макс, слегка наклонившись ко мне.
        - Но как, ведь я… - всё ещё чувствуя свою вину за разбитую фигурку, попыталась ответить я.
        - Кристи, ты ни в чём не виновата. Это я недосмотрел, что ты не смогла дотянуться до фигурки. Я должен был это предвидеть и прежде сам подать её тебе. Ну же, улыбнись, Кристи. Ведь скоро Рождество!
        Я посмотрела на две маленькие фигурки в моей ладошке, и улыбнулась.
        - Вот, так-то лучше, - сказал Макс и, ненадолго оставив меня, направился к кассе.
        За праздниками и суматохой время пролетело так стремительно и незаметно, что мы и оглянуться не успели, как остались позади рождественские хлопоты. А затем и вечера, проведённые возле рождественской ёлки, а также тихие тёплые дни в библиотеке возле согревающего ярким пламенем камина за обсуждением новых и полюбившихся ранее нам с Максом книг.
        Мария - наша помощница по дому, немного полная темноволосая женщина, всегда строго и аккуратно одетая, но при этом, на мой взгляд, весьма добродушная и покладистая, однажды подавая нам с крёстной на стол во время ужина, спросила:
        - А что, Макс уже уехал?
        - Да, Мария, - ответила крёстная, тяжело при этом вздохнув.
        - Вы знаете, - вдруг в задумчивости произнесла Мария. - Когда он ещё только прилетел, я была поражена, подумав, что преодолеть такое расстояние - это ведь всё равно, что лететь с одной точки земного шара в другую. На что он мне ответил: «Я слишком много скучаю, Мария, для того чтобы не преодолеть это расстояние. Мне нужно надышаться… наслышаться и… насмотреться, чтобы, наконец, вместить в себя все эти ощущения, которые помогут мне выжить все эти годы там…»
        Глава VIII
        Прошёл год…
        Спустившись однажды в гостиную, крёстная, как мне показалось, была чем-то сильно взволнована, потому как её до того всегда бледные щёки покрылись розовым румянцем, а глаза лихорадочно блестели. Не приседая в кресло, она прочитала нам с Марией телеграмму, которую только что принёс почтальон. Из нее мы узнали, что к нам приезжает одна гостья, давняя подруга крёстной, с которой они не виделись несколько долгих лет и которая собирается погостить у нас какое-то неопределённое время. На мгновение лицо крёстной осветилось задумчивой улыбкой, словно её посетили неожиданно нахлынувшие воспоминания давно минувших лет.
        Начались приготовления к приезду этой женщины. В основном они легли на плечи Марии и крёстной, а когда настал тот день и незнакомка появилась в нашем холле, мы все, не скрою, испытывали лёгкое волнение. Но к нашему с Марией удивлению, мы увидели не то, что ожидали увидеть. Прямо с порога женщина начала жаловаться на несносную погоду, на скверное обслуживание такси, она критиковала всех и всё вокруг.
        Это была эксцентричная и высокомерная женщина. Одета она была элегантно и ярко, а стройная фигура, высокий рост и прямая осанка придавали её походке особую важность и статность. Короткая стрижка чёрных волос и элегантная чёрная шляпа под цвет брючного костюма сводили её образ к даме из высшего общества. К её приезду крёстная приболела и выглядела бледно и устало, что не укрылось от её пристального взгляда, и она не замешкалась ей об этом сказать. Во время обеда гостья заметила, что наша помощница по дому Мария, никуда не годится. Что она абсолютно не внимательна к гостям и совершенно не умеет готовить. Я видела, что Марию сильно смутили и оскорбили слова гостьи, тем более что она говорила об этом во всеуслышание. После чего, обратив внимание на меня, она принялась разглядывать меня, что не замедлило вызвать у неё бурю новых впечатлений, а когда я, выйдя из-за стола, направилась к себе, она тут же принялась расспрашивать крёстную обо мне.
        Удаляясь из гостиной, я слышала её громкий голос:
        - А это кто? Что это за девочка? Расскажи мне о ней.
        Через какое-то время я решила выйти в сад и, проходя мимо гостиной, снова услышала голос гостьи:
        - Насколько я поняла из этой запутанной истории, ты удочерила эту девочку, точнее, взяла опекунство над ней?
        Её голос в этот момент звучал надменно и осуждающе.
        - Не понимаю, зачем ты это сделала. Ты и так одна воспитываешь Макса, а тут ещё этот довесок.… Да, нужно отдать должное твоему брату, насколько я поняла, он очень состоятелен и души не чает в своём единственном племяннике. Это просто неимоверное везение, что он отправил учиться Макса в Англию за свой счет, к тому же хочет сделать его своим приемником в бизнесе и вообще занимается его будущим. Это мне ещё понятно. Но зачем тебе эта девочка, совершенно чужой ребёнок? Тем более посмотри на себя, ты уже не молода, да и, как я вижу, не так здорова, как хотелось бы. Зачем тебе нести это бремя обязанностей, которые могут тебя саму свести в могилу?
        Последние слова этой женщины глубоко задели меня, более того, они вызвали помрачнение моего духа.
        - Я считаю, что тебе не нужно было торопиться с этим решением, - закончила она. На что крёстная попыталась возразить ей, но та и слушать её не хотела. Я тяжело вздохнула, остановившись в это время на лестнице, и задумалась: но ведь это так. Кто я здесь? Я была и всегда буду чужой. Иногда мне казалось, что я вообще чужда этому миру, тем более что мои родители уже давно один за другим покинули этот мир, не задержавшись здесь надолго. Не понимаю, что всё ещё на этом свете делаю я?
        Изо дня в день нападки этой взбалмошной и склочной женщины не прекращались, и каждый последующий день она всё больше отравляла нам жизнь.
        Подавая как-то утром нам завтрак, Мария расставляла чашки на столе, от волнения неловко взмахнула рукавом и задела поднос с посудой, и он, опрокинувшись, упал на пол рядом с гостьей, обрызгав ей одежду. Её возмущению, казалось, не будет конца. В бешенстве, как ошпаренная, она вскочила со стула и закричала:
        - Ах ты, безрукая! Ты совсем не видишь, что творишь?
        Мария вся покраснела, от волнения у неё задрожали руки.
        - Извините… Я нечаянно. Я сейчас всё уберу, - пробормотала Мария еле слышно, на что та в ответ ещё больше набросилась на неё:
        - Тут никакие извинения не помогут!
        После чего, обратившись к крёстной, она воскликнула:
        - Почему ты её не выгонишь? Как можно держать в доме такое? - бросив презрительный взгляд в сторону Марии, произнесла она.
        - Но Мария, она… Думаю, это произошло от неловкости. Она давно в нашем доме и неплохая помощница, по крайней мере, всегда справлялась со своей работой. Просто она, по-видимому, была чем-то взволнована, - попыталась встать на сторону Марии крёстная.
        - Наивная, неужели ты не видишь, кто окружает тебя здесь? Эта совершенно неумелая и неаккуратная домработница, да ещё этот ребёнок, что всё время молчит и испытывающее следит за всем происходящим в этом доме. Надо же, пригрела у себя на шее неизвестно кого. А когда она вырастет, что ты будешь делать? Неизвестно, что ещё вырастет. Не понимаю, зачем тебе всё это?
        Женщина, по-видимому, забыла, что находится здесь не одна, а среди тех, кого сейчас так отчаянно и ненавистно ругала. Крестная, тяжело вздохнув, с сожалением посмотрела на меня. В её глазах были горечь и стыд, и этот взгляд заставил меня положить конец всем этим мучительным разговорам обо мне и Марии. Сдержав слёзы, я выбежала из гостиной и бросилась куда глаза глядят, а когда пришла в себя, то увидела, что раздетая в одном лёгком платьишке и туфельках нахожусь на улице, в саду. Облокотившись на корявое большое дерево, я пыталась отдышаться, словно за мной гнались все демоны из преисподней. Холодное зимнее утро охватило меня зыбкой дрожью с головы до ног. Корявые голые ветки деревьев, покрытые сизым инеем изморози, отчаянно трепал зловещий ветер. Я стояла, словно тростинка на ветру. Мороз до костей пронизывал всё моё тело. С моих губ слетали отрывистые фразы:
        - Зачем? Зачем я живу на этом свете? Ведь я никому не нужна. Никому. Самоуничижение душило меня настолько сильно, что я, возможно, простояла бы ещё не знаю сколько на морозе, как вскоре ко мне подбежали взволнованные Мария и крёстная, они с трудом оттащили меня от дерева, в которое я крепко вцепилась своими тонкими замерзшими пальцами, словно во что-то последнее в своей жизни.
        Этой же ночью я проснулась от кошмара. Мне приснилось, что за мной гонится кто-то в чёрном длинном плаще и в капюшоне, закрытом так, что я не вижу его лица, а под моими ногами с нарастающей силой разверзается земля, и этот кто-то был всесильным и зловещим. Сквозь ужас, охвативший меня во сне, я с криком открыла глаза. Крестная, сидя возле меня, прикладывала к моему лбу холодной компресс. Мария, стоя рядом со скрещенными на груди руками и слегка наклонившись надо мной, печально всматриваясь в моё лицо, произнесла:
        - Похоже, у неё сильный жар. Она бредит.
        Я действительно пыталась что-то сказать, но пересохшие губы мешали мне это сделать. Мария прикоснулась рукой к моему лбу и тут же отпрянула от меня, воскликнув:
        - Господи, да у неё все сорок. Нужно срочно вызывать врача.
        Что-то тяжёлое и свербящее мою грудь с болью вырвалось наружу, после чего последовали сильные приступы кашля.
        Я смутно помню, как меня осматривал врач, потому как у меня всё ещё был жар, и я всю ночь бредила. Вскоре выяснилось, что у меня воспаление лёгких, и меня положили в больницу.
        Я долгое время не шла на поправку, возможно, потому, что отказывалась от лечения и почти ничего не ела. Меня охватило полное безразличие ко всему. Я только и делала, что подолгу и без конца смотрела в большое окно напротив моей кровати, в котором продолжала свирепствовать снежная буря, навевая на меня лишь ещё большую тоску.
        - Кристина, девочка моя, тебе нужно лечиться. Так нельзя, - пыталась поговорить со мной крёстная, каждый раз приходя ко мне и присаживаясь с краю на моей кровати. Я видела, как её подзывает к себе мой лечащий врач, высокий пожилой мужчина с задумчивым взглядом тёмных глаз, сквозь позолоченную оправу очков он смотрел на меня строго и сурово.
        Прошло уже две недели, а моё состояние не улучшалось, что вызывало беспокойство у всех.
        Проснувшись однажды утром, я с трудом открыла глаза, почувствовав при этом какое-то странное, необъяснимое чувство. Словно присутствие кого-то заставило меня повернуть голову в сторону двери, я ощущала на себе пристальный и долгий взгляд, и тут я замерла: в дверях стоял Макс. Он смотрел на меня тихо и строго. Я с трудом узнала его, так как он сильно изменился. Он возмужал, стал широк в плечах, это был уже не мальчик-подросток, а красивый молодой человек с умными синими глазами. Он подошёл ко мне и, сев возле меня на кровати, взял меня за руку. Его голос, слегка охрипший, звучал глубоко и проникновенно.
        - Ну, здравствуй, Кристи. Расскажи мне, как ты тут? А также… почему ты не хочешь лечиться и вставать с постели? В чём причина такого поведения? На мгновение он замолчал, словно размышляя над чем-то, затем сказал:
        - Впрочем, я догадываюсь, в чём тут дело. Но только… это всё напрасно и совершенно не стоит твоего душевного состояния. Поверь мне… Больше никто и никогда. Слышишь, никогда не посягнет на твой душевный покой. И вообще… как ты могла подумать, что ты можешь быть лишней, тем более никому ненужной? Ума не приложу, как такое могло прийти тебе в голову, Крис?
        Странное ощущение пронеслось по мне. Меня вдруг пронзила мысль о том, как он может настолько точно и глубоко чувствовать мои мысли и ощущать моё внутреннее состояние, так близко, как могу ощущать себя только я сама.
        - И потом, - продолжал он. - Ты не можешь поступать так с теми, кто тебя… любит, - выдохнул он. - Думаю, что и твоей… маме тоже вряд ли понравилось бы то, что она сейчас увидела бы. Поверь, она всё… видит оттуда, - он указал взглядом наверх. При этих словах моя рука дрогнула, на что он ещё крепче сжал её. И чувствуя, по-видимому, моё нарастающее волнение, он решил уже перевести разговор на другую тему.
        - Да, кстати, Кристи. Я тут пополнил нашу библиотеку новыми, на мой взгляд, довольно интересными книгами, заслуживающими, несомненно, твоего внимания, - сказал он, улыбнувшись. - Я обязательно принесу тебе, что-нибудь, договорились?
        Я молча кивнула головой. В это время в палату зашёл мой лечащий врач. Он внимательно посмотрел на меня, затем перевёл взгляд на Макса. Макс, тут же поднявшись, направился к врачу, после чего они стали о чём-то долго и серьёзно беседовать.
        Когда я, наконец, выздоровела и смогла вернуться домой, то Макса там уже не было. Как сказала мне Мария, он снова улетел в Англию. После болезни мне всё увиделось в другом свете. Наш дом, гостиная, холл, как ни странно, особенно моя комната показались мне ещё более уютными и светлыми. По-особенному радостно и с большей заботой меня встретили крестная и Мария. Во время чаепития, когда крестная удалилась по каким-то срочным делам, Мария рассказала мне откровенно о разговоре крёстной по телефону с Максом из Англии.
        - Их разговор был каким-то нервным и длился долго. В тот момент они о чём-то упорно спорили, а когда хозяйка положила трубку, я заметила, как она, побледнев, присела за стол в гостиной и попросила у меня стакан воды. Помолчав немного, словно размышляя о чём-то, она сказала:
        - Не понимаю, откуда он узнал?
        - Что узнал? - не сдержав любопытство, спросила я. На что она подняла на меня странный взгляд задумчивых глаз:
        - То, что Кристина серьёзно больна.
        - Действительно, странно. Может ему кто-то сообщил? Но кто?
        - Я вначале сделала такое же предположение, Мария.
        - И что он вам на это ответил?
        - Бред какой-то… Он сказал, что сам почувствовал это.
        - Вы хотите сказать, что он на расстоянии от неё смог почувствовать, что она заболела?
        - Вот именно, Мария. Он сказал: «Я чувствую, что с Кристи что-то случилось». А когда я подтвердила его догадки, он сообщил мне, что немедленно вылетает первым же рейсом.
        - А что вы? - спросила, не унимаясь, я. Сказала Мария.
        - Я хотела его отговорить, сказав, что мы сами со всем справимся. Но он и слушать ничего не хотел.
        - М-да. Прямо мистика какая-то, - сказала, поражённая всем услышанным я. Ответила Мария.
        - Мария? - обратившись вдруг ко мне, всё ещё находясь в глубоком раздумье, сказала она. - А вам не кажется, что между Кристиной и Максом существует какая-то странная, необъяснимая связь?.. Иначе как он мог почувствовать на расстоянии всё, что с ней происходит?
        - Не знаю, - пожала я плечами. - Всё это очень странно, - сказала я.
        - Вот и я о том же, Мария, - сказала, закончив, хозяйка.
        То, что рассказала мне сейчас Мария, обескуражило меня. Я даже не знала, что сказать, и какое-то время молчала, потрясённая её рассказом. Размышляя про себя уже о том, как это возможно? Что это? Провидение свыше или какие-то неведомые силы иногда говорят с ним обо мне?
        Глава IX
        После окончания школы я твёрдо решила поступить в педагогический колледж и посвятить, таким образом, всю свою жизнь маленьким детям.
        На мой выбор в какой-то степени повлияло и то обстоятельство, что моя мама тоже была педагогом. Я помню, как, побывав однажды у неё в классе на уроке, я увидела радостные, горящие светлым огоньком любознательности глаза маленьких детей. Нередко перед моими глазами возникали воспоминания о том, как она учила их писать, считать и читать, а поздними тихими вечерами, засиживаясь до полуночи, она проверяла детские тетрадки, склонившись над ними, как над чем-то важным в своей жизни, при этом её лицо озарялось особым лучезарным светом. Мои чувства и душевные порывы в этот момент, ни минуты не терзаясь и малейшими сомнениями, были страстно охвачены мечтой принести в этот мир что-то доброе, прекрасное и не ускользающее во времени. Мне отчаянно хотелось нести свет мысли, свет чувств и справедливого отношения к миру, пробуждая подобные чувства в детских, на мой взгляд, ещё чистых, как неисписанный дневник, сердцах. Дневник жизни - это как окно, по ту сторону которого находится ещё совершенно неведомый нашим чувствам и мыслям мир. Мир, который целиком и полностью захватывает наше сознание, после познания
которого в нас формируется своё восприятие этого мира, и у каждого человека оно своё, особенное.
        Все последующие годы я посвятила изучению педагогических наук. Я не заметила, как быстро пролетело время.
        И вот я уже учусь на последнем курсе педагогического колледжа.
        Начало осени в ту пору выдалось особо благодатным. Природа, казалось, продолжала нас радужно баловать своим мягким теплом после жарко-томящего лета, стремительно уносившегося в призрачную даль.
        Осеннее свежее утро, подёрнутое слабой дымкой тумана, переходило днём в яркое, овеянное лёгким ветерком солнце, а к вечеру - в свежую прохладу, возникающую в виде яркого заката на небе.
        В один из таких осенних погожих дней в наш дом с утра стремительно ворвалась необычная новость, которая захватила всех и всё вокруг. И теперь весть о возвращении Макса не сходила с уст крёстной и Марии.
        Мария в этот день, не переставая, хлопотала на кухне и по дому. Крестная следила за тем, чтобы к приезду Макса был готов соответствующий приём.
        Я решила не метаться у них перед глазами, к тому же мне нужно было бежать в колледж, поэтому я, быстро собравшись, постаралась никем не замеченной ускользнуть из дома, чтобы не мешать их праздничным приготовлениям.
        Весь день меня не покидало странное чувство волнения, из-за этого на занятиях я была рассеянна и невнимательна, что не замедлило вызвать чувство удивления и непонимания у преподавателей. Наконец, когда этот тяжёлый для меня день закончился и вечером я вернулась домой, то мне показалась странной воцарившаяся неожиданно в доме тишина - это было для меня всё равно лучше, чем неугомонный шум и бесконечное веселье.
        Я решила пройти в сад, мне хотелось хоть немного стряхнуть с себя усталость и тяготы сегодняшнего дня. Именно в саду, в его тихих благоухающих просторах я могла хоть как-то отдохнуть. Я медленным шагом направилась туда, в своё укромное место, что находилось в тени раскидистой ивы, где одиночно стояла вросшая уже от времени в землю скамейка, с неё открывался прекрасный вид на водоём, в котором, как в зеркале, отражалась вся природа вокруг. Я шла по узкой терновой дорожке, окружённой со всех сторон густо поросшими и источающими невероятно благоухающий тонкий аромат цветов роз, среди которых были чайные розы. Я остановилась, мимо этого куста я не могла пройти, потому как зарождающаяся в маленьком розовом бутоне жизнь начинала обретать новые формы. На какое-то мгновение моё дыхание замерло, мне почудилось, что бутон прямо на моих глазах начинает распускаться, и я склонилась над ним, слегка подавшись вперёд, чтобы внимательнее рассмотреть его, как тут я услышала шорох и обернулась. Передо мной стоял Макс.
        - Здравствуй, Кристи, - сказал он, долго всматриваясь в моё лицо, затем шагнул ко мне на встречу и обнял меня с такой тёплой нежностью, что она пронеслась по мне невероятным ощущением, согревая меня от вечерней прохлады. Так мы стояли с минуту, мне же казалось, что в это время передо мной пронеслась вечность. Наконец, он, словно опомнившись, отпустил меня, а осмотревшись по сторонам и заметив рядом скамейку, сказал:
        - Присядем, Кристи.
        И, не дожидаясь моего ответа, он взял меня за руку и усадил возле себя. Заметив на одном из кустов яркий распустившийся бутон розы, он потянулся к нему, аккуратно сорвал и подал мне. Я заметила, что он сосредоточенно о чём-то думает, но, словно почувствовав мой взгляд, он сказал:
        - Прости, Кристи. Я всё еще не могу прийти в себя. Боюсь, для этого понадобится ещё какое-то время… Я знаю, ты думаешь, что меня утомила дорога, - он покачал головой. - Но это не так… Скорее наоборот, - продолжал он. - Расстояние, которое отделяло меня все эти годы… - он пристально посмотрел на меня. - От всего, что я сейчас вижу, чем дышу и что слышу. Ты не представляешь себе, Крис, как это мучительно, когда душа, мысли и… чувства находятся на одной точке земного шара, а физическая оболочка на другой, и такая раздвоённость уничтожает… Я думал, это никогда не кончится, но, слава Богу, я здесь. О, какое это упоённое чувство - осознание того, что твоя душа вернулась наконец-то в физическую оболочку. Это всё равно, что снова обрести самого себя или заново родиться, - сказал уже взволнованно он.
        - Не знаю, слышала ли ты когда-нибудь, Кристи, что человеческие мысли - это особого рода энергия, и что сильнее их нет ничего на свете? Вот почему порой говорят, что мысли могут материализоваться, но только, думаю, в том случае, если они сопряжены с высшей силой.
        - Ты хочешь сказать, что мысли, переданные с особой силой чувств и эмоций, могут управлять нами? - сказала я.
        - И не только нами, Кристи. Они могут управлять даже природой, - закончил он. - Сама подумай, Кристи, разве жизнь - это не чувства, ощущения и мысли - всё то, что воплощает в себя человеческая душа? А душа порой может вмещать в себя весь мир, и для этого не обязательно путешествовать по миру, и может, наоборот, нужно отказаться от всего, потому что её мир может воплощать себя в чём-то одном, точнее, в ком-то одном, - сказал он.

«Что он имел в виду?» - проскользнуло у меня в мыслях. Я посмотрела в задумчивости на него, и мой взгляд тут же столкнулся с его взглядом. Ну же, Кристи, догадайся: в ком одном? Кто он? Кто может вмещать в себя весь мир и посвятить ему всю жизнь? Я покачала головой, пытаясь скинуть с себя это навязчивое мысленное оцепенение.
        - Ну же, Кристи? - не унимался он, уже сказав свои мысли вслух. - Что говорит тебе твой голос разума? Загляни в свои самые потаённые глубины души. Ведь в те самые глубины удаётся заглянуть далеко не каждому, потому как над этим нужно или много размышлять, или иметь чуть ли не гениальную интуицию и чувства, то, что исходит искрой, озарением изнутри человеческой души… Или, - продолжал он, - духовно соединиться с тем наивысшим, что может быть только в твоей душе, скажем, с истоком самого возвышенного и гениального чувства на земле. Да, но для этого, Кристи, нам нужно беречь своё сердце от лукавых мыслей и страстей, а чувства от скверных впечатлений. Что, к сожалению, нам очень редко удаётся, но даже в этом случае гениальной интуиции или… озарения может не произойти. Потому что для познания этих искренних чувств одной чистоты может быть недостаточно, а вот именно в противоречиях с самим с собой, в душевных терзаниях между добром и злом, между одержимостью и страстью человек может порой быстрее заглянуть в те самые великие глубины своего сердца и прийти к его познанию.

«И этим познанием может служить кто-то тот один?» - подумала я про себя, но, сама того не ведая, произнесла свои мысли вслух, и он услышал их.
        - Совершенно верно, - заключил он. - Иногда один человек может представлять для другого настолько глубокий интерес, что может затмить собой весь мир, всё вокруг, даже вселенную. И это чувство хранит в себе бесконечное множество тайн, как, впрочем, и сама вселенная, что вечно влечет к себе человеческое познание, но так и остаётся никогда не раскрытой для него до конца.
        Слушая его, я духовно всё больше проникалась его мыслями и чувствами и тем больше ловила себя на мысли, что он, сам того не ведая, раскрывает какую-то сущность и моего мировоззрения. При этом он обнажал мысли, которые я вряд ли имела дерзновение, присущее ему, высказать вслух. Но оно было для меня удивительным и поражало своей точностью сходства с моим мнением.
        - Кристи, этот волнительный и глубокий свет в твоих глазах говорит мне о том, что это мироощущение подвластно только нам.
        Я вздрогнула, мне показалось в какой-то момент, что он читает мои мысли.
        - Скажи, Кристи, почему разговор с тобой даёт мне такую необъяснимую и неистовую свободу мысли и духовное проникновение в чувства? Ты не представляешь, какое это счастье, когда ты услышан, тем более тем, кого больше всего на свете… - он, не договорив, вдруг умолк, словно какое-то чувство, внезапно пробившееся изнутри, резко остановило его.
        - И ничто не подвластно этой силе, - уже в задумчивости произнёс он.
        - Что же, Кристи, перейдём к другой теме. Расскажи мне, как ты жила все эти годы и чем были наполнены твои мысли и чувства?
        Я в задумчивости, подняла на него глаза.
        - Впрочем, - продолжил он. - Мне не трудно догадаться. Ты была погружена в изучение наук. Целиком, отдавая себя трудам познания, верно?
        - Да, - ответила я.
        - Я не раз представлял себе, как ты вечером в своей комнате, склонившись над письменным столом, при свете настольной лампы шепчешь слова из мудрых книг. Засидевшись допоздна, но с облегчённым чувством достоинства, что выполнила всю работу, ты, усталая и сонная, бредёшь к кровати и засыпаешь затем, можно сказать, праведным сном.
        Сейчас я, широко открыв глаза, удивлённо смотрела на него. У меня возникло ощущение, что за всё то время, что Макса не было рядом, его дух без устали следил за мной, будто чьё-то око.
        - Что? - хрипло переспросила я.
        - Ты удивлена, Кристи? Не правда ли?
        - Но… как это возможно? - сказала я.
        - Сейчас тебе показалось, Кристи, что за тобой всё это время следило чьё-то око или невидимый дух неотступно следовал за тобой повсюду?
        Я была в растерянности, его слова поражали и удивляли меня, а в дальнейшем даже напугали. Он продолжал:
        - Порой ты, не находя полного и исчерпывающего ответа в одной книге, отправлялась в библиотеку. Там ты чувствовала что-то особенное, вернее, на тебя находили странные волнительные чувства. Потому как всё в этой комнате напоминало тебе каким-то образом…

«Нет, это невозможно, - подумала я. - Или он смеётся надо мной, или пытается разыграть меня, играя со мной в пророка или ясновидца».
        - Нет, Кристи, это не то и не другое, - пристально глядя на меня, сказал он. Я не верила своим ушам.
        - Я понимаю, тебя это сильно удивляет, и я вижу, даже пугает. Поверь, Кристи, но я и сам порой страшусь своих чувств и ощущений. Но вот что странно: все они почему-то связаны с тобой. И всё это я чувствую на расстоянии. Не просто чувствую, а ощущаю настолько сильно, словно всё, что происходит с тобой, происходит со мной. Всё, что чувствуешь или переживаешь ты, переживаю я. Словно твой дух - это мой дух. А твоё тело - это моё тело. И я не в силах объяснить всё это. И, думаю, никто не в силах. Разве только силы свыше или… Бог, - с волнением в голосе произнёс он, при этом его взгляд пронзительно остановился на мне, и он не отвёл его даже тогда, когда до нас донёсся голос крёстной. Я в то время привстала со скамейки, пытаясь скинуть с себя эти мысленные противоречия, и, повернувшись в сторону дома, увидела, как крёстная, заметив нас в саду, быстрым шагом направляется к нам.
        Вечером, находясь у себя в комнате, я довольно долго размышляла над разговором с Максом. В моей голове до сих пор не укладывались странные и необъяснимые человеческой логикой его способности и ощущения. Мне приходилось слышать об экстрасенсорных способностях по роду своей деятельности, но то, что в этом случае представлял собой Макс, было не сравнимо ни с чем.
        Глава X
        Жарким осенним днём я возвращалась из колледжа домой.
        Идя по узкой просёлочной дороге, я тихо вслушивалась в весёлое, а порой неугомонное и громкое щебетание птиц. Где-то в высокой, слегка пожелтевшей от солнца траве неудержимо стрекотал кузнечик. Лёгкое дуновение ветра мягко колыхало уже выгоревшую на жарком солнце и усохшую листву деревьев. Сквозь это веяние я почувствовала странный запах, скорее похожий на запах дыма и гари. Оглянувшись по сторонам, я остановилась и тут увидела, как вдалеке находившегося на самом отшибе дома стелятся большие клубы дыма. Необъяснимое волнение охватило меня, и ноги уже сами понесли меня туда. По мере того, как я приближалась к этому дому, запах гари и клубы дыма усиливались. Наконец, миновав длинную тропинку, ведущую к дому, я оказалась возле него. С чердака валил сильный дым, он быстро разносился по округе. Я остановилась в полном замешательстве. Вокруг не было ни души. Неожиданно до меня вдруг донёсся детский плач, вначале я подумала, что мне это показалось, но, прислушавшись, поняла, что слух не обманул меня, и в следующую минуту я уже бросилась на этот звук в дом. Ворвавшись внутрь, я, как безумная, начала
метаться по комнатам. Дымом заволокло весь коридор и комнаты. Так, что невозможно было что-либо разглядеть вокруг, тем более дышать. Я закрыла часть лица рукой и продолжила пробираться вдоль коридора, отчаянно ища того, чей голос не давал мне покоя. Наконец оказавшись возле комнаты, из которой, как мне казалось, всё громче звучал детский плач, я кинулась к её двери и попыталась открыть её, но это удалось мне не сразу. Приложив немало усилий, прежде чем дверь поддалась мне, я ворвалась в комнату. Забившись в дальний угол за шкафом, возле большого затуманенного окна сидела маленькая девочка лет трёх с растрепанными волосами и испуганными глазами. Она не могла проронить ни слова и лишь сильно плакала. Я бросилась к ней и, схватив её за руку, попыталась вытащить из угла. В этот момент рядом с нами с окна упала охваченная огнём гардина со шторой, едва не задев нас. Девочка с ужасом ещё сильнее забилась в угол, и в ответ на мои отчаянные порывы вытащить её оттуда она ещё сильнее стала отмахиваться от меня руками и продолжала реветь.
        - Прошу тебя, я хочу лишь помочь тебе. Нам нужно выбраться отсюда. Не бойся, я помогу тебе. Ну же, иди ко мне, - уговаривала я её.
        - Нет! Нет! - кричала она в ответ. - Я боюсь…
        - Ну, пожалуйста. Я прошу тебя. Не бойся. Я выведу тебя отсюда, - протягивая к ней руки и пытаясь вызволить ее оттуда, твердила я. Послышался сильный грохот, в этот момент с потолка на пол упала огненная балка, перекрыв тем самым нам дорогу к выходу из комнаты. Прошло ещё какое-то время, а я всё ещё не могла вызволить девочку, испуганно и отчаянно забившуюся в угол.
        - Прошу тебя, - уже взмолилась я. - Нам нужно уходить отсюда.
        Запах дыма и гари окончательно окутал всю комнату, мы начали закашливаться… Но неожиданно сквозь туманное неведение к нам пробрался какой-то высокий крепкий человек. Он был в чёрном брезентовом плаще, сквозь дым я не могла видеть его лица, тем более что оно было накрыто капюшоном. Он быстрым и уверенным движением подхватил девочку на руки, несмотря на её протесты, и, накрыв меня сверху своим длинным плащом, вывел нас из комнаты. Когда мы оказались на свободе, человек в брезентовом плаще, отпустив нас, на какое-то мгновение замешкался у порога. Но затем шагнул навстречу к нам, как тут с потолка на него обрушилась горящая балка, и он, пошатнувшись, упал на землю замертво…
        Откуда-то к нам начали сбегаться люди, по-видимому, они сбежались, увидев пожар. Я бросилась к мужчине в брезентовом плаще. Ко мне на помощь подоспело ещё несколько человек, мы оттащили его на безопасное расстояние от дома.
        - Пожарные уже едут. Скорую вызвали? В доме больше никого нет? - доносились до меня со всех сторон тревожные голоса людей.
        Склонившись над человеком в брезентовом плаще, я попыталась снять с него капюшон, но это удалось мне не сразу, так как он был без чувств и неподвижен. Но когда мне все же удалось это сделать, то моё сердце обмерло… Я была поражена, увидев перед собой лицо… Макса. Принявшись трясти его, я пыталась привести его в чувства. Кто-то из людей, подойдя к нам, брызнул ему в лицо воды и замер рядом, с кружкой в руках в ожидании. На какое-то мгновение холодная вода оказала своё действие, и Макс пошевелился.
        - Слава Богу, - взмолилась я, увидев, что он наконец приходит в себя. Я услышала, как с его губ сходят едва отчётливые слова:
        - Кристи… Где ты? - позвал он.
        - Я здесь… Здесь… - подавшись к нему и беря его за руку, с беспокойством глядя ему в лицо, сказала я. Но его голова вдруг тяжело упала мне на руки. Я попыталась приподнять его, но он был неподвижен. Неожиданно я почувствовала, как что-то тёплое тонкой струйкой стекает по моей ладони. Взглянув на неё, я застыла от ужаса. Моя рука была вся в крови… Казалось, чувство здравого смысла совсем покинуло меня в этот момент, и я, уже потеряв самообладание, кинулась трясти Макса изо всех сил.
        - Макс… Очнись. Прошу тебя, очнись. Господи, не забирай его… Умоляю. Но он по-прежнему был неподвижен.
        - Не уходи Макс… - шептала я. Какой-то мужчина крепкого телосложения с чёрными тихими глазами и маленькой бородкой, склонившись над нами, снова облил лицо Макса водой и попытался привести его в чувства.
        - Макс, - твердила я, держа его за руку. - Милый… родной.…
        Кажется, снова случилось чудо, и он пошевелился и что-то прошептал, но невнятно.
        Послышалась сирена скорой помощи, затем я увидела, как к нам уже спешат люди в белых халатах. Они осмотрели Макса, после чего уложили на носилки и понесли к машине скорой помощи. Я медленно шла за ними, ноги, казалось, отказывались меня вести и были словно ватными.
        - Что с ним? - услышала я голос человека, помогающего быстро затаскивать каталку в машину скорой помощи.
        - Большая потеря крови! - ответил мужчина. Максу надели на лицо кислородную маску.
        - В реанимацию. Срочно! - сказал нервно человек в белом халате. - Он умирает… Мы можем не довезти его… Быстрее! - Услышала я последние слова врачей и, как оглушённая, опустилась на землю.
        - Девушке плохо… Воды, скорее… - услышала я уже смутно доносившийся до меня чей-то голос со стороны. После чего мне в лицо плеснули холодной воды, но я, казалось, находилась в полуобморочном состоянии. Меня начали трясти, бить по щекам, пытаясь привести в чувства, но я уже ничего не чувствовала и не слышала. Медленно закрыв глаза, я словно провалилась куда-то. Передо мной вдруг предстало странное видение: сквозь яркие блики света в широко расстилающейся и утопающей в зелени долине я увидела Макса, он стоял в чёрном брезентовом плаще, накрытым с головой капюшоном и спиной ко мне.
        - Макс? - позвала я. Он молча повернулся ко мне и с минуту смотрел на меня неподвижно, словно какой-то невидимый дух.
        - Что ты здесь делаешь? - спросила я его.
        - Не удивляйся, Кристи. Главное… я успел, - сказал он. - Не печалься, я всегда буду рядом, Кристи, где бы ты ни была.
        - Будешь рядом? - переспросила я. - Что это значит?
        Он мягко улыбнулся и, отвернувшись от меня, направился в туманно-призрачную даль, залитую таинственным светом. Я бросилась за ним и схватила его за руку.
        - Нет! Ты не можешь уйти!
        - Но, Кристи, значит, так надо. Значит, пришло время… - услышала я его спокойный голос.
        - Нет… Нет… Так не должно быть!
        - Это ничего не изменит. Но знай, я всё равно всегда буду там, где ты… Даже если ты не сможешь меня видеть.
        Я ещё крепче сжала его руку и взмолилась:
        - Прошу тебя, не уходи… Слышишь, не уходи!
        Судорожно открыв глаза, я уже увидела перед собой человека в белом халате.
        - Ну, девушка, вы нас сильно напугали. Находиться без сознания несколько минут…
        - Макс? Где Макс? Что с ним? - озираясь по сторонам, твердила я.
        Глава XI
        Нервно посматривая на часы, я всё ещё опасалась, что могу опоздать в колледж, и в нетерпении переводила взгляд то на часы, то на большое окно в гостиной. Из него открывался прекрасный вид на лужайку с садом, а возле самого окна от живого неистового ветра к стёклам прижимались длинные раскидистые ветви распустившейся плакучей ивы, они так низко склонялись над нашими окнами, словно пытались заглянуть в сам дом. Яркое солнце, поднявшееся с утренней зарёй, посылало свои лучи в гостиную, освещая всю комнату и пробуждая её своим теплом.
        Наконец, Мария поспешным шагом принесла горячий завтрак, затем вошёл …Макс, он присел за стол напротив меня.
        - Доброе утро, Крис, - сказал, улыбнувшись, он и неожиданно нахмурился. Я заметила, как его лицо исказилось в болезненной гримасе.
        - Больно? - наклонившись к нему, с тревогой спросила я.
        - Нет, Кристи. Не беспокойся, это сейчас пройдёт.
        С тех пор, как выписали Макса, прошло три дня, всё это время крёстная и Мария ходили за ним буквально по пятам, постоянно спрашивая его, всё ли с ним в порядке и не нужно ли ему чего? Что, замечу, нередко раздражало, а порой и выводило его из себя, при этом он начинал про себя чертыхаться, а вслух говорил: «Да перестаньте мне докучать. Я же сказал вам, я абсолютно здоров: руки, ноги целы, голова на месте. Что ещё нужно?» На что они, беспомощно разводя руками, оставляли, наконец, его в покое.
        - Мария? - обратился он к женщине, которая, казалось, не отходила от него ни на шаг. - Долго вы ещё будете стоять возле меня и рассматривать меня, как сфинкса? Вы так ещё дырку протрёте на моём лбу. Я же сказал, со мной всё в порядке. Всё, идите… - сказал жёстко Макс, заметив, как Мария, подав завтрак, вот уже несколько минут стоит возле него, как вкопанная. После чего она, недовольно покачав головой, направилась на кухню. Ненадолго задумавшись, Макс, будто что-то вспомнив, вдруг пристально посмотрел на меня и, сжав свою левую руку у запястья, сказал:
        - Странно. Находясь где-то в далёкой и туманной долине, я собирался отправиться в дальний путь, и этот путь мне показался иным миром. Но чьи-то руки, крепко схватив меня в тот момент за руку, почему-то не дали мне уйти туда. Я даже до сих пор помню этот голос, Кристи: «Прошу тебя, не уходи!» - твердил он. Затем какая-то неведомая сила толкнула меня, и я стремительно и долго летел в темноте, приближаясь к свету. А придя в себя, я увидел солнечные лучи, они застилали всю комнату и резали мне глаза. Кристи, ты не догадываешься, кто вернул меня оттуда?
        Я вся побледнела. Мой мозг отказывался поверить во всё услышанное.
        - Не нужно бояться, Кристи, - сказал вдруг Макс, кротко заглянув мне в лицо.
        - Даже находясь там, я всё равно был бы здесь… с тобой. А когда пришло бы время и тебе освободиться от бренной жизни, то мой дух непременно бы пришёл за тобой и забрал бы тебя навсегда, где мы могли бы вместе бродить в вечно цветущей долине, залитой солнечным светом.
        Сейчас мне казалось, что я окончательно схожу с ума, а Макс безумно бредит. Но как объяснить то, что я действительно его звала, находясь в другом сознании, и как он смог услышать меня, если его дух, как он говорит, был слишком далёк отсюда, на грани с другим миром… По-видимому, он, вскоре заметив мою полную растерянность и то, что я побледнела, как мел, сказал, переведя разговор на другую тему:
        - Да, Кристи, у меня раньше не было такой возможности спросить у тебя…
        Он снова замолчал, испытывающе посматривая на меня.
        - Спрашивай, - ответила я, обратившись вся во внимание.
        - Тогда… Там… во время пожара, мне показалось… или я был в бреду?
        - Что показалось? - не понимая, о чём он, переспросила я.
        - Мне кажется… я слышал там тогда слова, которые, на мой взгляд, могут вернуть любого с того света.
        - Слова? - переспросила я, хотя смутно догадывалась, о чём он, и слегка покраснела.
        - Там звучало что-то о родственных душах. Не помнишь? Ты назвала меня, кажется… родным и даже… милым, - слегка рассмеявшись, самодовольно произнёс он. Затем посерьезнев и снова пытливо посмотрев на меня, сказал:
        - Так это правда? Или мне показалось?
        Я, улыбнувшись, покачала головой. Он нарочито вздохнул.
        - О нет, ведь это не то, что я думаю. Это были не слуховые галлюцинации, потому как я находился в бреду? Хотя этого и следовало ожидать, а я-то, глупец, надеялся. Несомненно, такие слова и признания могут звучать только в предсмертный час. Значит, для того, чтобы снова усладить свой слух такими восхитительными словами и уж тем более такой желанной исповедью, мне придётся ещё не раз бросаться в языки пламени и спасать маленьких прехорошеньких детей, - с сарказмом заметил он.
        Я вдруг нахмурилась, вспомнив перипетии и волнения того дня, от которых у меня до сих пор в жилах стыла кровь.
        - Кристи, но всё же обошлось, - пытаясь успокоить меня, сказал он, заметив, по-видимому, мои чувства.
        - Да. Я хотела… спросить, - уже придя в себя, продолжала я. - Как ты там оказался? Во время пожара? - задала я ему, наконец, вопрос, который не давал мне покоя с самого момента, когда всё произошло.
        Его лицо в этот момент выпрямилось, посерьёзнело, и он, немного задумавшись, словно его мысли унеслись куда-то далеко, можно сказать, в мир других сущностей, как мне показалось, вдруг сказал:
        - Ты не поверишь, Кристи. Я сам не понимаю, как это произошло, но я вдруг резко всем своим существом почувствовал, что ты находишься в опасности. Причём… в смертельной. У меня в тот момент внутри всё сжалось. Затем с разрывающей силой вырвалось наружу, и словно какие-то силы свыше заставили душу вынести из оков и направиться туда, где была ты! И я без конца благодарен им за то, что в тот момент смог оказаться в нужном месте и в нужный час.
        Его взгляд сейчас настолько сильно пронизывал меня своей внутренней силой, что я невольно смутилась. Вскоре он, уже более жёстко посмотрев на меня, сказал:
        - Но я до сих пор не понимаю, Кристи, - покачав головой, продолжал он. - Как ты умудряешься попадать в такие ситуации, которые неминуемо сопряжены с опасностью для жизни? Что это? Злой рок или провидение свыше? И он носит для тебя губительный характер, причём ты не осознаёшь, насколько это может быть губительным и для тех, кто тебя…
        Его глаза остановили на мне тихий усталый взгляд.
        - Неужели рядом не было больше никого, кто мог бы спасти эту девочку?
        Я даже боюсь, себе представить, что могло бы случиться, и даже подумать об этом страшусь. О, всевидящее око, что если бы я не почувствовал в тот момент всем своим существом такой опасности для тебя?
        - Никого, - сказала задумчиво я. - Я одна услышала её голос. Поблизости тогда никого не было. Значит, поступить по-другому я не могла. Но даже если сейчас повернуть всё назад, я, не задумываясь, поступила бы так же, как тогда, - сказала я. С минуту мы молчали, затем он произнёс:
        - Другого ответа я от тебя и не ожидал, и наставлять тебя я вижу, тоже бессмысленно. Остаётся только одно. Могу я хотя бы взять с тебя слово, что при малейшей опасности ты сразу дашь мне о себе знать?
        Я отрицательно покачала головой.
        - Что означает это отрицание? - продолжал он.
        - Я не стану рисковать чужой жизнью ради своей.
        - Это слишком самонадеянно, Крис, - уже жёстко понизив голос, сказал он.
        - Ты можешь воспринимать это как хочешь. Но я не отступлюсь от своих убеждений.
        - Ты считаешь, что есть место каким-то убеждениям, когда речь идёт о жизни и смерти?
        - Я знаю только одно: есть особое свойство души… чувство долга, и этого ничто не изменит.
        - Хм… это спорное мнение, Кристи, и это чувство может быть развито у всех по-разному.
        - В моём случае другого мнения быть не может.
        - Ты слишком категорична, Крис. Хотя со свойствами характера трудно спорить. Так… могу я попросить тебя об одном очень важном для меня одолжении?
        Я в знак согласия кивнула головой.
        - Прошу тебя. Будь осторожна! - твёрдо сказал он. - Пообещай мне это!
        - Хорошо, - ответила я после некоторых раздумий. Он всё ещё не сводил с меня пристального взгляда и, чувствуя это, я добавила:
        - Я постараюсь.
        Услышав, наконец, от меня, как мне показалось, желаемый ответ, он привстал из-за стола и, наклонившись ко мне, сказал:
        - Надеюсь, ты так же не изменишь своего обещания, как не изменяешь своим жизненным убеждениям и взглядам. В чём я только что имел возможность убедиться!
        Глава XII
        После того, как Макс вернулся из Англии, его дядя выполнил своё давнее обещание, передав ему в управление свою компанию, а сам удалился на покой, лишь издали помогая Максу советом по её управлению. В связи с этим наш дом начали навещать разные незнакомые нам люди. Как я понимала, все они были по работе Макса. А однажды к нам в дом пожаловала одна молодая особа. Девушке с виду было лет двадцать пять, как и Максу. Она была стройной, высокой, с длинными чёрными волосами и броскими карими глазами. Выражение её лица, впрочем, как и вся фигура, в том числе осанка, говорили о неком высокомерии, я бы даже заметила, равнодушии и пренебрежении ко всему окружающему. Думаю, таким людям свойственно скорее отталкивать от себя людей, чем располагать их к себе. Я заметила девушку ещё в окне холла, когда она направлялась в наш дом. Не считая её надменного, а порой грубого взгляда, девушку можно было вполне назвать красивой. Я направлялась по центральной лестнице к себе в комнату, когда она вошла в наш дом и заговорила внизу с Марией, которая вышла открыть ей дверь, услышав звонок из парадной.
        - Я бы хотела видеть Макса…
        - Его нет, - ответила Мария.
        - А когда он будет? - спросила девушка.
        - Он на работе. А что вы хотели? - спросила учтиво Мария.
        - Я спросила вас о том, когда он будет, а не о том, где он сейчас, - жёстко ответила девушка.
        - Извините, может, я не совсем правильно вас поняла, - ответила растерянно Мария.
        - Послушайте, я так и не услышала от вас, во сколько он вернётся?
        - Но он возвращается каждый раз по-разному, а может задержаться и допоздна, - сказала уже нерешительным голосом Мария. - Может вам следует ему позвонить?
        - Вы знаете, я сама решу, что мне следует делать. А вы, я так понимаю…
        - Я помощница по дому, - ответила Мария.
        - А, ну, всё понятно, - буркнула равнодушно женщина. - Что ж, тогда я зайду в другой раз… Предварительно созвонившись с ним. Да, передайте ему, что приходила его давняя знакомая, Вероника.
        - Хорошо, передам, - сказала Мария. - Всего хорошего!
        Ничего не ответив, девушка ушла.
        Вечером, когда Макс вернулся с работы и мы все сели ужинать, Мария, подавая нам на стол, рассказала о том, что к нам сегодня приходила одна молодая женщина, назвавшаяся Вероникой, и спрашивала Макса. Он вначале напрягся, припоминая, кто это, затем, посмотрев на меня, почему-то улыбнулся.
        - Ах, да, Мария. Это моя старая знакомая, мы с ней вместе учились. Она приходила ко мне на днях в компанию, и… как я понял, ей нужна работа.
        - Вы хотите взять её к себе? - с удивлённой ноткой в голосе спросила Мария. Мы с крёстной переглянулись.
        - Почему бы и нет… Что вас так смущает, Мария? - он вопросительно посмотрел на неё.
        - Да, нет. Ничего… просто она показалась мне… - Мария замолчала, затем, уже спохватившись, сказала:
        - Впрочем, это не моё дело, простите.
        - Ну почему же, Мария. Меня интересует любое мнение членов моей семьи, а так как вы находитесь в нашем доме много лет, то я и вас считаю одним из них.
        Мария в ответ благодарно улыбнулась.
        - Так чем вам не угодила эта самая Вероника, Мария?
        - Просто мне показалось, что она… Даже не знаю, как вам это сказать… Есть в ней что-то такое…
        - Вы хотите сказать отталкивающее? - сказал, задумчиво глядя на Марию, Макс.
        - Да, - размышляя, кивнула головой Мария.
        - Ну, не спешите судить о людях сгоряча, Мария. Тем более с первого взгляда, а вдруг она вам ещё понравится? - уже усмехнувшись, сказал он.
        - Кстати, хочу вас обрадовать или, уж не знаю, огорчить, Мария… но я пригласил эту девушку к нам… - с саркастической улыбкой, всё ещё посматривая на Марию, сказал Макс. После чего его взгляд надолго остановился на мне. Мария в ответ покачала головой. Наконец молчавшая всё это время крёстная спросила Макса:
        - А когда к нам пожалует эта девушка?
        - Думаю, на следующей неделе, я покажу ей нашу компанию и заодно представлю вам. Надеюсь, вы не откажитесь?
        - О, нет, конечно. Тем более, что, как мы поняли, ты хочешь взять её на работу в компанию?
        - Думаю, да. Она имеет опыт работы в данной деятельности и, как я понял, неплохое образование, возможно, это пригодится нам. Впрочем, посмотрим, время покажет, - сказал он, со странной улыбкой на лице.
        Шло время, моя загруженность в колледже редко давала мне возможность, придя домой, отдохнуть, особенно посидеть в саду на маленькой уютной скамейке возле зелёной лужайки и больших кустов чайных роз. И только однажды, вернувшись раньше, я, пройдя по узкой тропинке в сад, подойдя к скамейке, присела.
        Сейчас, когда я, наконец, смогла обратить внимание на краски и звуки природы, я почувствовала какую-то сладко-щемящую, пленительную истому в сердце. Бодрящий осенний воздух с налётом лёгкой прохлады в преддверии скорых зимних стуж и морозов, окутывал меня своими последними лучами солнца, уходящего далеко в закат. На мгновение наступила глубокая тишина, и казалось, что замерло всё вокруг, даже сама природа, и в этот момент в моей душе пронеслась смутная тревога, какое-то глубокое и печальное чувство, вдруг вырвавшееся из оков моей души, оно охватило все мои мысли и чувства. В моей голове пронеслась мысль, что, возможно, я никогда больше не смогу вот так тихо и безмятежно посидеть в этом саду, наслаждаясь чудесными звуками природы и испытывать при этом то чувство лёгкости и наслаждения, когда душа, кажется, в своём безграничном покое и свободе может возноситься до небес…
        - Нет, - я попыталась скинуть с себя это странное оцепенение, подобно неприятному образу, пронёсшемуся передо мной в виде облака призрачных волнений.
        - Этого не может быть, - прошептала я. Но мой внутренний голос почему-то ответил мне, тихо насмехаясь надо мной:
        - Да… да… Ты скоро покинешь и этот дом… и этот сад.… Вот увидишь! Моё сердце снова учащённо забилось. А чувства, казалось, совсем смутились. Я резко встала со скамейки в желании прекратить эту борьбу с внутренним голосом и уверенным шагом направилась в дом, как неожиданно в конце сада возникла фигура Макса, я хотела тут же свернуть с пути, но было поздно, он заметил меня и уже направлялся ко мне. В его руках был белый распустившийся бутон розы, он подошёл ко мне и протянул его мне, затем в задумчивости произнёс:
        - Не правда ли в это время года сад особенно цветёт и благоухает и наполнен богатством красок и цветов? Впрочем, одно из его творений сейчас у тебя в руках.
        Заметив, по-видимому, моё состояние, он сказал:
        - Кристи, ты чем-то взволнована?
        - Нет, - ответила я, не желая давать ему лишнего повода для беспокойства.
        - Хм, почему-то мне так не кажется. Может, появилось обстоятельство, которое так взволновало тебя?
        Я посмотрела на него, не понимая, что со мной происходит, но то щемящее чувство угнетения и тоски почему-то до сих пор не оставляло меня.
        - Кристи, что происходит? Что вызвало такое смятение в тебе?
        Я отрицательно покачала головой.
        - Нет, ты не уйдёшь так просто от ответа. Так, что это? Может, тебя смутило неожиданное появление в нашем доме той девушки?
        Я вопросительно посмотрела на него. Его лицо в этот момент исказилось в ироничной усмешке.
        - Что же, я снова ошибся в своих предположениях, - сказал он, уже горько усмехнувшись. - И тебя совершенно не интересует, что за девушка приходила в наш дом?
        Я покачала головой.
        - Разве это должно меня интересовать?
        - Кристи? - он взволнованно взял меня за руку. - Это ли ты хотела сказать? Подумай.
        Его взгляд пристально и надолго остановился на мне, так, что на мгновение мне показалось, что в его глазах промелькнуло что-то необъяснимое и волнительное, что он… Но неожиданно его лицо расплылось в медленной улыбке, переходя затем в сдавленный и предательский смех. По-видимому, он догадался по моему растерянному взгляду о том, что могли мне сказать его глаза.
        - Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - услышала в ответ я. - Кристи, почему ты так странно смотришь на меня, словно думаешь, что я..? Ха-ха-ха! Не слишком ли ты дерзка в своих мыслях, раз подумала такое?
        Я густо покраснела, его слова обезоружили меня. Он не унимался:
        - Но, Кристи, не стоит обольщаться на мой счёт. Я испытываю к тебе… лишь братские чувства.
        Последние слова ещё больней кольнули меня, так, что, разволновавшись, я больно сжала свои руки, забыв о том, что у меня в руках роза с шипами. От острой боли меня передёрнуло.
        - Кристи, - воскликнул встревоженно Макс и схватил меня за руку, в которой я сжала розу.
        - Раскрой ладонь, Кристи, - с беспокойством произнес он, испуганно глядя на меня. - Прошу тебя, раскрой.
        Но я словно не в силах была этого сделать. Он попытался силой разомкнуть мою руку, и когда ему это удалось, он поднял на меня свой странный взгляд.
        - Что ты наделала, Крис? Придётся немного потерпеть, - сказал он, склонившись над моей рукой. Я увидела, как крупные шипы розы крепко вонзились мне в ладонь. Резким движением руки он вынул их из моей руки, тут же засочилась кровь, он прильнул к моей ладони своими губами. Я замерла от боли, слёзы выбились из глаз и потекли по моим щекам. Отвернувшись от Макса, я быстро украдкой вытерла их рукой, но он вдруг перехватил мою руку и попытался губами прильнуть к моим слезам на пальцах.
        - Нет, - сказала я, резко остановив его и высвободила свою руку.
        - Что я наделал, Кристи? Прости, - тихо сказал он, тяжело покачав головой. Я отвернулась от него и быстрым шагом направилась в дом. Через какое-то время я, обработав у себя в комнате руку специальным раствором, спустилась вниз. Мне нужно было взять в библиотеке несколько книг по психологии, чтобы подготовиться к предстоящему в колледже зачёту. Проходя мимо гостиной, я услышала голос Марии, которая окликнула меня, заметив, как я прохожу мимо.
        - Вы не знаете, что происходит? - спросила она меня.
        - Нет, а что? - переспросила я.
        - Хозяин сейчас ворвался в дом в таком подавленном состоянии. Я его ещё таким никогда не видела, словно за ним сам чёрт с бесами гнались. Он, как обезумевший, только и твердил одно: «Господи, что я наделал! Безумец!» И пронёсся здесь так, что чуть стол со стульями не сшиб, после чего вихрем поднялся к себе наверх. Ужас какой-то, - покачала в недоумении головой Мария. Я в задумчивости посмотрела на неё.
        Спустя несколько дней в нашем доме снова появилась та самая незнакомка.
        Макс учтиво провёл её в гостиную, после чего представил всем членам семьи. На этот раз я заметила, что девушка сменила своё резкое выражение лица и тон голоса, она стала более дружелюбна. В поведении же её была учтивость и сдержанность. Всё время, проведенное за ужином, она довольно мило улыбалась и шутила. Когда время стало приближаться к позднему вечеру, и мы начали расходиться, я уже направилась к себе в комнату, но на какое-то мгновение остановилась на лестнице, увидев напротив себя в большом окне холла таинственно мерцающую жёлтую луну, вокруг которой туманно призрачной дымкой образовались облака в виде плывущих странных образов, - эта картина заворожила меня, но тут до меня из гостиной донёсся голос незнакомки:
        - А эта девушка… Кристина, кажется? Кто она? Кем она тебе приходится? - спросила наша гостья, на что Макс в ответ слегка рассмеялся.
        - Хм… Тебя так сильно заинтересовала моя крёстная сестра? - шутливо сказал он.
        - То есть, вы не родственники, как я поняла? - в её голосе было удивление.
        - Нет. Всё гораздо сложнее. Вероника. Мы духовные брат и сестра, - он снова странно рассмеялся. - Хм, а могу я спросить, почему ты так интересуешься ей? - уже серьёзным голосом спросил Макс.
        - Ну… я подумала… ты так на неё…
        - Тебе не понравилась Кристи? - перебил он резко её, не дав договорить.
        - Нет, я не то хотела сказать, - ответила поспешно девушка.
        - Что же тогда? - не унимался Макс.
        - Просто у неё такое лицо… - раздумывая, произнесла она.
        - Что с её лицом? - переспросил Макс.
        - Думаю, ты слышал когда-нибудь выражение «ангельское лицо»?
        - Ангельское лицо? - в задумчивости произнёс Макс. - У кого? У Кристи? Но даже если и так, что ты хотела этим сказать? - уже нервно рассмеявшись, сказал он.
        - Просто, это не всегда означает, что и сам человек ангел.
        - Что? - переспросил недоумённо Макс.
        - Ничего, прости… я сейчас несла какой-то бред. Ну, всего хорошего, - сказала она и поспешила удалиться. Я услышала легкий стук её каблучков, а её голос при этом показался мне странным, словно затаившим в себе что-то…
        Глава XIII
        Вернувшись как-то домой после полудня, я заметила у нас в гостиной незнакомого мне человека, точнее незнакомую солидных лет даму.
        Услышав, по-видимому, мои шаги, крёстная попросила меня зайти к ним. Я последовала её просьбе и вошла в гостиную. Женщина повернулась ко мне лицом и тут я, побледнев, замерла. Передо мной стояла… мама, точнее, это была её копия: такой же рост, фигура, цвет волос и даже выражение глаз - это было её лицо.

«Силы небесные, - подумала я. - Что это, призрак явился мне с того света или это сумасшедший обман моего зрения?» Но в следующую минуту женщина вдруг бросилась ко мне и начала меня слёзно обнимать, я, находясь в полном недоумении, стояла, как вкопанная, не зная, что делать.
        - Кристина. Познакомься, это твоя родная тётя Элеонора, - подойдя ко мне, сказала крёстная. - Не удивляйся, что ты ничего о ней не знала. Мы сами не ведали об этом. Твоя тётя когда-то очень давно уехала жить за границу и ничего не знала о твоём существовании. Они тогда перестали переписываться с твоей мамой и потеряли всякую связь, ты родилась после того, как она уехала. Спустя много лет она, вернувшись на Родину, узнала, что у неё есть ты - родная племянница.
        - Как? - недоуменно глядя на них, произнесла я. - Разве такое возможно?
        - Да, Кристина. Возможно! Я родная сестра-близнец твоей мамы, - сказала, наконец, женщина.
        - Но мама мне никогда не рассказывала о вас, - заметила я.
        - Её можно понять. Ведь она не хотела, чтобы я уезжала навсегда… на другой край земли, и обиделась на меня. Поэтому мы прекратили переписку с ней, поэтому я даже не знала, что у меня есть племянница. Сейчас я живу в городе Н… это довольно далеко от вас, и приехала в родной город, чтобы решить свои дела, а тут узнала, что сестра давно умерла, - женщина снова обняла меня, прослезившись. - И что у меня есть племянница…
        Немного помолчав, она продолжила:
        - Я живу одна. Детей у меня нет, а с мужем мы давно расстались, поэтому у меня осталась только ты - моя единственная родственница.
        Слишком сложной сейчас оказалась задача для моего погружённого мысленно в хаос восприятия осознать всё то, о чём я и в жизни никогда подумать не могла. Мне нужно было время для того, чтобы прийти в себя, и когда наконец я всё переосмыслила, мы уже сидели с тётей в уютных креслах в гостиной и беседовали о жизни за чашкой горячего чая.
        Когда я окончательно осознала, что у меня на этой земле есть ещё хоть какая-то родная кровь, я воспряла духом и уже была безгранично рада этому новому обстоятельству, так неожиданно возникшему в моей жизни.
        Тётя Элеонора остановилась временно в гостинице, куда не раз приглашала меня в гости, но в основном она часто наведывалась к нам сама. Как я заметила, она подружилась с крёстной, более того, я видела, как крёстная с доброй и светлой улыбкой встречала тётю Элеонору каждый раз, когда она к нам приходила. Иногда у меня интуитивно возникала мысль, что тётя Элеонора напоминает ей всем своим обликом мою маму - её давнюю и любимую, как сестру, подругу, о которой она печалилась после её смерти все эти годы.
        Однажды я всё-таки посетила гостиницу, где остановилась тётя Элеонора, это случилось в предпоследний день её отъезда. Перед моими глазами открылось большое высокое здание, напоминающее собой больше дворец, чем обычную гостиницу. Перед центральным входом возвышались статные белоснежные колонны, а парадная лестница была выложена тёмно-коричневым мрамором. Оказавшись в просторном большом фойе, я невольно подняла голову и увидела, как над ней висит огромная роскошная люстра с нескончаемым множеством белых, как слеза, подвесок в виде капель дождя. Высокий потолок казался величественным. В холле меня уже ждала тётя Элеонора, которая затем проводила меня в свой номер. Мы засиделись с ней до самого позднего вечера за чашкой чая, рассматривая альбомы с фотографиями моей мамы и тёти Элеоноры, которые пробудили у меня те тревожные и одновременно счастливые чувства из детства, когда ещё была жива мама.
        Вскоре тётя Элеонора вернулась в свой город. На прощание мы пообещали друг другу как можно чаще звонить и писать, а при возможности навещать друг друга.
        Приближались новогодние каникулы. Всех занимала предпраздничная суета и то радостное состояние духа, когда человек ожидает в это время чего-то сказочного и необычного. Тётя Элеонора не раз за это время приглашала меня к себе погостить, но, так как я училась в колледже и пропускать занятия было нельзя, я не могла поехать к ней. Но буквально за три дня перед новым годом она, поздравляя нас с наступающими праздниками, пожаловалась на своё плохое самочувствие и сказала, что, к сожалению, не сможет приехать к нам на праздники. Заметив при этом, что было бы неплохо, если бы я на каникулах смогла навестить её, что ей так одиноко и за ней совсем некому присмотреть. В её голосе звучали такие волнение и грусть, что я немедленно пообещала ей приехать, как только закончатся последние занятия в колледже. И когда, наконец, это случилось и нас отпустили на каникулы, то мне оставалось только одно: предупредить о своём решении поехать к тёте Элеоноре крёстную. Поэтому за день до этого я, вечером спустившись в гостиную и разыскав крёстную, в то время занятую новогодними украшениями, рассказала ей о звонке тёти
Элеоноры и о своём решении поехать к ней на новогодние каникулы. В то время, когда мы вели с ней эту беседу, неожиданно вернулся Макс и, завидев нас в гостиной, направился к нам.
        - О чём это мы тут секретничаем? - шутливо спросил он.
        - Да вот, мы думали, что вместе справим новогодние праздники, но, увы, - в задумчивости произнесла крёстная.
        - Что-то случилось? - обратившись весь во внимание, спросил он.
        - Кристина… уезжает, - сказала крёстная.
        - Как уезжает? Куда? - широко раскрыв глаза и остановив на мне недоумённый взгляд, спросил он. Тут с кухни крёстную позвала Мария и она, оставив нас одних, ушла. Макс в это время принялся с пристрастием обо всём расспрашивать меня.
        - Так, ничего не понимаю, - озадаченно, сказал он. - Куда это мы собрались? И зачем?
        - Я должна навестить свою тетю, - собравшись с духом, ответила я.
        - А что, она сама не может навестить нас? И вообще, какого черта? - уже начиная раздражаться, произнёс он. - Я не слышу, Кристи, почему она сама не может…
        - Потому что она больна, - ответила я.
        - Но неужели ничего нельзя сделать и…
        - Нет, - сказала я.
        - Чёрт возьми, - выругавшись в сторону, сказал он, затем снова недовольно посмотрел на меня. - И сколько это займёт времени? - не унимался он.
        - Не знаю, не могу сказать.
        - И всё же, Кристи, сколько?
        - Может, неделю, а может, и больше, - ответила я.
        - Что? Он одарил меня резким негодующим взглядом, после чего принялся нервно ходить по комнате. - Так, стоп! - остановившись, сказал он сам себе, словно его осенила какая-то мысль.
        - А скажи мне, Кристи, сколько длятся ваши каникулы?
        - Две недели, - ответила я.
        - Слава Богу, что не месяц, иначе я бы тут сошёл с ума… - он резко осекся, не договорив фразу.
        - Время летит незаметно, - сказала я в задумчивости.
        - Незаметно? О, да, для кого-то незаметно, а для кого-то это целая вечность, - покачал он головой. - Я не понимаю, что я буду делать всё это время… - он снова замолчал, затем сказал:
        - И когда ты уезжаешь? - уже с какой-то неминуемой обречённостью в голосе произнёс он.
        - Завтра утром, - ответила я.
        - Как, уже завтра утром? Так, подожди, Кристи. Давай присядем.
        Он сел в кресло и, взяв меня за руку, усадил напротив себя.
        - Мне нужно прийти в себя. Ещё раз, ты уезжаешь завтра? Утром, на две недели? Уму непостижимо, целых две недели, - он потёр лоб в замешательстве, но я вернула его из этого состояния, сказав:
        - Мне пора. Я должна собрать вещи.
        - Постой, Крис. Значит, завтра мы уже не увидимся? - глядя пристально мне в глаза, сказал вдруг он.
        - Думаю, нет, - ответила я.
        - Тогда мы должны хотя бы попрощаться. Думаю, на правах крёстного брата я могу обнять тебя?
        Не дожидаясь моего ответа, он шагнул ко мне навстречу и обнял меня, прижав к себе так, словно мы расстаемся навсегда. Я чувствовала, как быстро и отчётливо бьётся сердце в его груди.
        - Мне пора, - сказала я.
        - Кристи, - покачал он головой, умоляюще глядя на меня, всё ещё не выпуская меня.
        В пути я могла долго и с наслаждением наблюдать великолепные пейзажи, быстро проносившиеся у меня перед глазами.
        Особенность их великолепия заключалась в том, что в это раннее зимнее утро, подёрнутое лёгкой изморозью, небо было овеяно розово-дымчатой полосой алеющего на горизонте восхода. Мгновенно мелькающие деревья с тонкими корявыми ветками мягко накрывал лёгкой насыпью белый, сверкающий на розовом восходе снег.
        Под равномерное постукивание колёс поезда я погрузилась в глубокую задумчивость. Я впервые в своей жизни отправлялась в столь дальнее путешествие, в совершенно не знакомые мне места. Моё волнение ещё больше усилилось, когда мы подъезжали к вокзалу. Я в то время начала тревожно выглядывать из окошка, а когда вышла из вагона и оказалась на перроне, то с минуту внимательно смотрела по сторонам, но вскоре я, наконец, увидела свою тётю. Несмотря на свой недуг, она все же пришла встречать меня.
        - Кристина, девочка моя, - воскликнула она, отыскав меня взглядом среди большой толпы, и бросилась ко мне с объятиями, я счастливо улыбнулась ей.
        - Как ты доехала? Надеюсь, всё было хорошо? - спросила она. При лихорадочном волнении лицо её было бледным, а губы посинели от холода. Она взяла меня под руку, и мы направились к такси, которое уже ожидало нас у ворот вокзала. За разговорами с тётей я не успела рассмотреть пейзажа здешних мест. У тёти же был небольшой домик в окрестностях города Н… Он показался мне тёплым и уютным. В доме всё говорило о новогодних праздниках, которые мне предстояло провести здесь. При входе, в холле стояла большая пышная новогодняя ёлка, сказочно украшенная разноцветными гирляндами и весёлыми игрушками. Рядом с ёлкой располагался во всю стену камин из белоснежного мрамора, в нём, тихо потрескивая, сверкали ярко пылающие дрова. Вскоре к нам подошла невысокая женщина с мягкой улыбкой на лице. Как я поняла, это была соседка по дому, одинокая пожилая дама, как мне пояснила тётя, они давно дружили, и она во всём ей помогала.
        - Как вы добрались, Кристина? - с участием спросила меня милая женщина.
        - Спасибо, хорошо, - ответила я.
        - Вот видите, как я ни уговаривала вашу тётю, она несмотря ни на что сама отправилась встречать вас на вокзал, хотя я и предлагала ей свою помощь. О, если можете, повлияйте на неё хоть как-нибудь. Иначе не знаю, чем всё это может кончиться. Ведь врач прописал ей постельный режим и по возможности не выходить на улицу из дома, особенно в такой мороз.
        - Да, конечно, я сделаю всё возможное, - заверила я её и добавила: - Спасибо вам.
        - Да не за что. Когда я однажды прихворала, она тоже ухаживала за мной. Вот так мы и помогаем друг другу, - ответила уже в задумчивости женщина. - Старость никого не красит, детка.
        К вечеру состояние тёти резко ухудшилось. Всю ночь я просидела возле неё, не смыкая глаз. Наутро к нам пришла та самая соседка и помогла мне в уходе за тётей. Пока она сидела с ней, я сходила в аптеку за новыми лекарствами, а ближе к вечеру она помогла мне испечь праздничный пирог к новогоднему празднику. За столом я с большим интересом слушала разговор двух пожилых женщин. Их лица при свете яркого костра в камине и больших ароматических свеч в позолоченных канделябрах, расставленных среди празднично накрытого стола, казались мне какими-то особенно таинственными, они рассказывали мне историю двух проживших нелёгкую длинную жизнь женщин. При их мягкой задумчивой улыбке во время повествования я временами замечала проглядывающую сквозь этот свет лёгкую грусть, особенно когда они заговорили об одинокой и неотвратимой старости.
        - Молодость - это неутомимая жажда страсти, - сказала моя тётя.
        - О, да, это всепоглощающее чувство терзания, бесконечного поиска себя. Ведь человек зачем-то появился на этот свет, - заметила наша соседка.
        - И при этом он стремится испытать всё и сразу. Боясь, что может чего-то не успеть. И в этой погоне он порой не видит главного, не замечает настоящего, истинного, того, о чём, упустив однажды, он жалеет всю свою жизнь, а то, как он прожил эту жизнь, он склонен называть в старом возрасте, ошибками молодости, - сказала моя тётя. - Но та же старость позволяет увидеть прожитую жизнь со стороны разума.
        - Увы, - сказала с печальной улыбкой наша соседка. - Старость уже ничего не изменит, она уже прошла свой путь и лишь со стороны видит то, каким он был.
        За долгими беседами по вечерам, порой смешными до слёз, я не заметила, как быстро пролетели эти две недели и настал тот день, когда мне нужно было возвращаться домой, потому как через два дня у меня начинались занятия в колледже. Тётя в тот момент слёзно обняла меня, сказав мне на прощание, что ей очень тяжело расставаться со мной…
        И вот осталась позади длинная и утомительная дорога, как я тихим ранним утром, когда ещё, казалось, все спали вокруг, ступила ногой на ступеньки нашего дома. Остановившись на мгновение, я подумала: «Как приятно вернуться в стены родного дома, где прошла большая часть твоей жизни, где всё вокруг было до боли родное и милое твоему сердцу». Я достала из кармана свой ключ и, бесшумно открыв им входную дверь, попыталась осторожно пробраться в свою комнату. Но как только я оказалась возле её порога, то почувствовала за спиной какой-то шорох. Я резко обернулась, так, что мои волосы ударили по лицу… Макса. Он стоял сейчас настолько близко ко мне, что я замерла от неожиданности, но то, что я увидела в следующую минуту, окончательно повергло меня в полную растерянность, перехватив прядь моих волос, он наклонился к ним и, закрыв глаза, медленно поцеловал. Затем, посмотрев на меня, он, по-видимому, заметил моё замешательство и неожиданно для меня вдруг рассмеялся прямо мне в лицо. Смех у него в эту минуту получился какой-то нервный и неестественный.
        - Кристи… Что ты подумала? - неуверенно произнёс он.
        - Уж не пришло ли тебе в голову неведомо что?
        При этих словах я густо покраснела. Как и в позапрошлый раз, в саду, меня снова охватили нервная дрожь и чувства стыда. Я почувствовала себя, как зверь, загнанный в клетку. Чувство противоречивости надвигалось на меня сейчас тяжёлой мрачной тенью. Я тихо пробормотала, будто себе под нос:
        - Я… Нет… Мне показалось, - сказала я и уже хотела зайти к себе в комнату, но он не унимался:
        - Показалось? - переспросил он. - Уж не подумала ли ты, Кристи, что я тебя…?
        В этот момент снова раздался его издевательский смех.
        - Не ожидал от тебя этого, Кристи. Как только такое могло прийти тебе в голову… Уму непостижимо… Чтобы я… Да тебя… - он снова засмеялся, так, что на его глазах сквозь смех выступили слёзы. Затем он вдруг умолк и в упор посмотрел на меня, при этом нервно кусая губы. - Не много ли ты берёшь на себя, Кристи? Мне, кажется, это переходит уже все границы…
        Его последние слова, как мне показалось, были сказаны с особой жёсткостью и насмешкой, что не замедлило подействовать на меня, как ушат ледяной воды, вылившийся мне на голову. Какой-то внутренний ужас в эту минуту сковал все мои чувства и волю. Я чувствовала, как вся дрожу, хотя и постаралась сдержать себя, насколько только это было возможно. Одного я не смогла только сделать, за что потом кляла себя, зайдя уже к себе в комнату, в моих глазах в тот момент застыли слезы, и он это видел!
        - Извини. Мне… действительно показалось… - едва выдохнув, ответила я и, молниеносно влетев к себе в комнату, запершись на ключ, я прислонилась к дверному косяку, затем медленно опустившись на корточки, тихо заплакала.
        Нетрудно было передать словами, что я сейчас испытывала. Стыд вперемешку с позором, более отвратительные чувства я ещё не испытывала в свое жизни. Я слышала, как ко мне в дверь стучат и уже доносившиеся до моего слуха слова:
        - Кристи. Открой! Открой дверь! Ну, открой же. Я прошу тебя, - кричал Макс, но я и слышать ничего не хотела. Я была настолько поглощена неистовством охвативших меня буйных чувств, что с большим трудом дошла до кровати, а опустившись на неё, сквозь слёзы прошептала:
        - Эх, ты, глупая! И ты ещё на что-то смела надеяться? Разве можно быть такой наивной? - твердил мне мой внутренний голос.
        Все последующие дни я старалась не показываться Максу на глаза. Меня до сих пор терзало чувство стыда и опрометчивости моих мыслей, которые тогда сыграли со мной злую шутку. Поэтому я уходила в колледж как можно раньше, пропуская завтрак, а приходила поздно вечером, подолгу задерживаясь в библиотеке колледжа, стараясь с головой погрузиться в учёбу и хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.
        Но быть изгоем вечно, как известно, невозможно…
        Глава XIV
        За всеми этими перипетиями и волнениями я не заметила, как наступил мой день рождения. Я и думать о нём забыла.
        Весенним ярким утром я почувствовала, как тонкий сладкий аромат едва доносится до моего обоняния. Я всё ещё боялась открыть глаза, потому как мне чудилось, что это прекрасный чудесный сон, но открыв их и окинув комнату рассеянным взглядом, я застыла… Потянувшись на локтях, я присела в кровати. Признаться, такого я ещё не видела в своей жизни.
        Вся моя комната была усыпана великим множеством алых роз: розы были на столе в вазе, на кровати, ими был усыпан весь пол, вся дорожка, даже моя подушка, с которой я приподнялась, была усеяна этими ароматными цветами.
        Неожиданно приоткрылась дверь и, в следующую минуту, вошёл Макс.
        - С днём ангела, Кристи, - сказал он со светлой улыбкой на лице и присел с краю на мою кровать.
        - Как тебе? - спросил он, взглядом указав на множество цветов в моей комнате.
        - У меня нет слов, - находясь всё ещё в восхищении, ответила я. Затем, словно вспомнив о чём-то, я отвернулась. Заметив мои чувства, он взял мои руки и, проникновенно заглянув мне в глаза, произнёс:
        - Кристи, прости. Я не знаю, что на меня нашло тогда. Я был вне себя. И был не прав. Это даже не те слова, для такого поступка. Я чувствую, что сильно обидел тебя.
        Я покачала головой и сказала в задумчивости:
        - Разве можно обижаться на чувства людей, они говорят лишь то, что думают и чувствуют.
        Его руки дрогнули.
        - Откуда ты можешь знать, что я чувствую?
        - Ты прав, - наконец подняв на него глаза, сказала я. - Не могу, и ты дал мне это отчётливо понять.
        Я чувствовала, что мой голос отказывается сейчас меня слушать, и тяжело отвернулась в сторону, пытаясь взять себя в руки, а когда мне, наконец, удалось это сделать, я снова посмотрела на него, но уже со слабой улыбкой. - Всё хорошо, - сказала со смирением я. - Каждый путник должен знать свой путь.
        - О чём ты, Кристи? - глядя мне в глаза, спросил он.
        - Так, ни о чем, - сказала я и попыталась выбраться из кровати, но он остановил меня и, взяв за плечи, произнёс:
        - Я и не думал, что могу настолько сильно ранить тебя, Кристи.
        - Не стоит, тем более, что ты был прав, заблуждаться по поводу чужих чувств непозволительно. Иначе однажды может настигнуть… Что, впрочем, и случилось, - тихо сказала я. Неожиданно он, разволновавшись так, что его бросило в жар, и крепко сжав мои плечи, стал неистово трясти меня.
        - Нет. Нет. Ты не можешь так говорить. Ты ничего не знаешь, Кристи. Не знаешь…
        От волнения он сильно прикусил губу, и из неё потекла кровь. Я, тут же спохватившись, взяла с тумбочки свой носовой платок и наклонилась к нему.
        - У тебя кровь, - сказала я, тяжело покачав головой, уже пожалев о том, что сказала ему, и приложила к его губам свой платок.
        - Кристи, - не унимался он. - Сейчас ты сильно заблуждаешься в том, о чём думаешь. А то, что я тогда сказал тебе, это всё не то, слышишь, не то…
        - Это уже неважно, - тихо сказала я.
        - Как неважно? Как может быть неважным то, что сильнее всего на свете, сильнее жизни, сильнее…
        Он тряс меня так сильно, что у меня вдруг закружилась голова, а в глазах резко потемнело. От бессилия я упала на подушку.
        - Кристи, что с тобой? Ты вся побледнела, твои губы… посинели, тебе плохо?
        - Нет, сейчас это пройдёт, - едва проговорила я и на мгновение закрыла глаза. В последнее время со мной происходило такое довольно часто. Однажды мне стало плохо на уроке, и я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, он поднял меня с подушки и прижал к себе.
        - Кристи, что это? - все крепче прижимая меня к себе, шептал он. - Скажи же, что? Ты сейчас находилась без сознания несколько минут. Скажи же мне… О, не пугай меня так, слышишь. Ведь я никому. Никому и никогда не отдам тебя. Слышишь, никому: ни Богу, ни чёрту. Лишь со мной. Слышишь, только со мной…
        Он прижимал меня к себе так, словно опасался, что меня могут отнять.
        Макс настоял на том, чтобы меня срочно осмотрел врач. После долгих обследований мне сказали, что у меня ничего страшного нет, а скорее всего это было сильное переутомление вследствие какого-то стресса или нервного срыва. Мне посоветовали как можно больше отдыхать, чаще бывать на воздухе и не принимать всё близко к сердцу.
        Как-то раз, вернувшись из колледжа, я сразу направилась в домашнюю библиотеку. Нам задали почитать древних философов, Канта и Ницше. При виде книг моё сердце забилось волнительно. Именно здесь, мне казалось, находилась вся сокровищница мира - мысли, чувства, переживания и ощущения великих, мудрых и гениальных людей!
        Полка с книгами древних философов находилась с правой стороны библиотеки, я знала это, потому как не раз обращалась к ней, и в свободное от занятий время кое-что перечитывала из них.
        Я начала увлечённо перебирать книги в поисках нужных мне авторов, но неожиданно моё внимание нарушили странные звуки. Я обернулась и увидела, как возле камина, уткнувшись в кресло, сидит Макс. Он обнаружил себя в тот момент, когда начал помешивать кочергой горящие угли в камине, именно этот звук заставил меня вздрогнуть и оглянуться.
        - Кристи? - воскликнул он, заметив меня и то, что я ищу книгу на полках с философами, удивлённо спросил:
        - Ты интересуешься философией?
        - В некоторой степени, - всё ещё осматривая огромную полку с книгами, ответила я.
        - Что же, неожиданно, - заключил он и, поднявшись из кресла, подошёл к той же полке, у которой сейчас остановилась я. Он достал одну из книг философов и, держа её в руках, но не открывая, произнёс:
        - Мыслить - значит говорить с самим собой… Слышать самого себя, - напевно произнёс он. - Правда, я запамятовал. Кто это?
        - Кант, - вслушиваясь в его слова, сказала я.
        - Хм. Верно, - немного удивившись, ответил он. - Всё извне входит в душу посредством чувств, тщетно, если ты не одерживаешь победу над самим собой… - сказал он.
        - …и ничто не войдёт в ум, если прежде не войдёт через чувство, как сказал Аристотель, - закончила я.
        - Ты не перестаёшь меня удивлять, Кристи.
        Он подошёл вдруг ко мне настолько близко, что мне показалось, что я услышала его дыхание.
        - Ну, тогда поговорим о более высоких чувствах. Надеюсь, ты догадываешься, о чём я, Крис. Так, что ты думаешь о таком философском мнении: «Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлён Богом»?
        Сейчас его взгляд настолько сильно пронизывал меня, что я невольно смутилась и опустила глаза.
        - Ты не ответила, Кристи, - продолжал он. Поразмыслив немного, я сказала:
        - Пожалуй, я соглашусь с этим.
        - Хм… Странное дело вкусов, особенно когда они совпадают, - заметил он. - Хотя куда важнее, когда ум и сердце в ладу с чувствами. Если учесть, что мир чувств тоньше мира мыслей. Что ты об этом думаешь, Кристи?
        - В том случае, если сила чувств идёт из самых глубин сердца, - сказала я.
        - Ты хочешь сказать, раз сердце лежит ближе к душе, то и все чувства имеют особую связь с ним? - произнёс он. Сейчас его взгляд источал мягкий, лучезарный свет.
        - Хорошо, Кристи, тогда почему то, о чём мы говорим, не смешивают с чувственными привязанностями, и считают, что оно царит над хаосом низших чувств?
        - Чувственная привязанность, как мне известно, имеет внешние проявления, а не духовную природу и её суть, - сказала я.
        - Что свойственно мирским впечатлениям, которые не дают ни уму, ни сердцу покоя, - с иронией сказал Макс. - Именно так, разум познаёт мир вещей.
        - Но тот, же рассудок, обладающий чувственным восприятием, порождает желание получать…
        - …наслаждение. Ты это хотела сказать, Кристи? Что свойственно низким чувствам.
        Я с удивлением посмотрела на него.
        - Духовный и физический миры всегда взаимодействуют друг с другом, хотя каждый и несёт свою жизненную суть. Вопрос в том, что сильнее в человеке - духовное начало или физическое.
        Судя по его виду, он вошёл во вкус, потому как его глаза ещё больше загорелись.
        - А что если мы, допустим, представим, что я исследователь, - не унимался он.
        - И безумно, безумно… люблю свой объект исследований. Не просто люблю, а обожаю, - более низким, бархатным голосом произнёс он, глядя на меня странным взглядом. Я почувствовала, как мои щёки снова покраснели. Он продолжал:
        - Ты не представляешь себе, Кристи. Какое это наслаждение - исследовать свой объект любви, какой это невероятный подъём чувств, это такая душевная эйфория, что даже трудно передать словами. В таком состоянии человек полностью переосмысливает самого себя и доходит в своих познаниях порой…
        - …до озарения духа? - произнесла я.
        - Великолепно! Как такое возможно, чтобы один человек настолько глубоко и сильно мог понимать другого… Уму непостижимо. Теперь я точно знаю, что такое бездонное поглощение того, кого… этому нет конца, нет предела - это вечное! Вечное… чувство самоотречения, освобождающее от влияния инстинктов и позволяющее следовать сильнейшему движению души, в этом случае ты обретаешь безграничную свободу, потому как ни от чего не зависишь - вот что даёт это чувство!

«Два безумца!» - подумала я, вдруг очнувшись от этого очень пространного, на мой взгляд, разговора, но он, словно прочитав мои мысли, сказал:
        - Ты считаешь, что это бред, Кристи? Ты не веришь в это? Тогда иди за мной, - сказал он. Мы вышли в сад, прошли через длинную аллею и вскоре оказались на небольшой возвышенности за домом.
        - Подойди сюда, Кристи!
        Он встал на возвышенность, казалось, открытой небу и земле. Я подошла к нему.
        - Дай мне свою руку, Кристи.
        Я молча подала ему руку. Он крепко сжал её.
        - А теперь посмотри на небо. Видишь эти мрачные чёрные тучи, как они всё сильнее сгущаются?
        Действительно, всё небо заволокло грозными тучами, а кое-где сверкала зловещая молния, пугая своим грохотом, словно в небе разгневался сам Бог.
        - А теперь, - сказал он, - смотри, что может творить сила чувств.
        Он замолчал, пристально глядя на небо, словно произнося про себя какую-то молитву. Через мгновение я, подняв глаза, замерла. Неожиданно тучи разомкнулись, и сквозь них солнце опустило на землю свои яркие лучи. Всё небо начало светлеть.
        - Вот видишь, - медленно произнёс он, всё ещё не отводя глаз от неба. - Эта сила может отодвинуть грозное небо, раздвинуть тучи и прояснить солнце. Только это должна быть не просто сила, а сила, подобная… вселенной. Так она смотрит с неба на разбитое сердце мира, а истощённые души питаются, приблизившись к ней, - сказал он, всё ещё крепко сжимая мою руку.
        Глава XV
        В последнее время природа, казалось, всё больше играла с человеком злую шутку, и её злой умысел обходился человечеству слишком дорого.
        Сильные ураганные ветра достигали наивысшего пика, сметая всё на своём пути. Крутясь и извиваясь высоко в небе, затем зловеще опускаясь на землю, они разрушали и опустошали всё после себя вокруг.
        Наши края тоже не миновала эта участь. Природа с каждым разом всё отчётливее давала понять человеку, кто истинный хозяин на земле…
        Шёл июнь. Уже две недели стояла жаркая удушливая погода, даже зелёная листва на деревьях обгорела, перейдя раньше времени в яркие краски осени. В воздухе стоял запах придорожной пыли и зноя.
        Было тихо, казалось, ничто не предвещало ухудшения погоды, но ходили слухи о возможно приближающемся урагане, который уже охватил центральную часть России, и его последствия были устрашающими. Ненастье охватило наш край неожиданно, стремительно ворвавшись и дико захватив всё в свои владения.
        После полудня я увидела следующую картину: жестокий свирепый ветер с неимоверной силой начал гнуть деревья низко к земле. Тучи надвигались тяжёлой чёрной массой, принеся с собой сильный дождь, который затем перешёл в град. Я с большим усилием пыталась преодолеть расстояние от колледжа до остановки, но жестокий ветер сбивал меня с ног, не давал мне двигаться вперед. Дождь перешёл в ливень. Я чувствовала, что промокла вся насквозь, откуда-то со стороны слышались громкие крики и возгласы людей. Сильный ливень в одно мгновение образовал из луж непереходимые реки, которые со свирепым ветром уносило в водоворот.
        Людьми овладела паника, каждый бросался, куда кто мог, лишь бы спастись. Меня едва не занесло на женщину, которая переходила через бурно несущийся водоворот на дороге. В этот момент, расталкивая всех, сзади пробирался вперёд мужчина. Его лицо было бешеным: дико выпученные глаза смотрели с ужасающей силой, он грубо толкнул женщину впереди меня, она, не удержавшись в водовороте, упала. Я попыталась помочь ей встать. Поднявшись, она обратила на меня свой взгляд. В этот момент я отшатнулась, на мгновение замерев. Мужчина рядом закричал, он был в сильном опьянении, но, как ни странно, на ногах, в отличие от нас, стоял твёрдо и с дьявольской силой пробирался по намеченному пути. Взглянув на жертву своего поступка, он, злобно выплюнув, сказал:
        - Ещё калек не хватало здесь. Вы-то хоть куда лезете? Нормальным-то людям спастись бы.
        Я строго посмотрела на мужчину, но он не обратил внимания. Женщина-калека, как выразился мужчина, посмотрела на меня каким-то задумчивым взглядом. Но разве кто-то мог упрекнуть её в праве на жизнь? Прихрамывая, она старалась двигаться дальше. На мгновение она приподняла свой большой и нескладный подбородок, и я увидела, что её правый глаз наполовину прикрыт веком, а левый она нервно закатывала вверх, её нижняя губа тряслась, при этом она пыталась что-то сказать, но совершенно невнятно. В мгновение ока сильным рывком мужчина обошёл нас и перебрался на другую часть дороги. С огромным усилием мы, миновав несущий нас водоворот, выбрались на другую часть дороги. Женщина направилась в противоположную мне сторону, отказавшись от моей помощи и, по-видимому, не желая обременять меня. Со всех сторон летели ветки с деревьев, в некоторых местах слышался треск их стволов. Невозможно было предугадать, что можно ожидать от природы в следующую минуту. Жизнь казалась маленькой тростинкой в бури стихии и зависела разве, что от… Бога.
        - Это всё кара небесная всем нам! - услышала я у себя за спиной и обернулась, чтобы посмотреть, кто сказал это, и увидела, как рядом со мной пробирается сквозь непогоду какой-то нищий. На нём была грязная рваная одежда, худая, и без того промокшая от дождя. Неряшливая, покрытая сединой бородка и усы, сквозь которые едва выглядывало несколько гнилых зубов.
        - Да, да, - заметив мой взгляд и воспрянув вдруг духом от своей, как ему казалось, правоты, воскликнул он:
        - Кара небесная всех настигнет нас. Уж поверьте. И в этом виноваты мы, люди! Это всё наши злые, будь они неладны, поступки и мысли. Злые, чёрствые и равнодушные, и это всё мы. Что же в ответ может нам сказать природа? Но настанет день, и мы за всё ответим!
        Кто-то из людей, пробираясь мимо, чертыхнулся на нищего и бросил ему презрительно вслед:
        - Сумасшедший…
        Я с трудом добралась до угла какого-то дома, жестокий и свирепый ветер продолжал сбивать меня с ног. Я захотела переждать дождь за стеной большого кирпичного дома, который возник на моём пути, но тут с ужасом увидела, как в воздухе на меня летят обрывки крыши. Я быстро перебралась на другую сторону улицы. Ветер продолжал упорно сбивать меня с ног. Я чувствовала, как в воздухе резко похолодало. Всё кругом заливало водой. Люди продолжали перебираться через дорогу вброд, будучи по колено в воде. Быстрые потоки дождевого ручья поднимались над землёй всё выше.
        Вымотавшись и выбившись из сил, я, наконец, добралась до остановки, но увидела ещё более жуткое зрелище: её затопило так, что вокруг не было ни души, словно все вокруг повымерли, и мне пришлось пешком добираться дальше…
        В центре топило всё: машины, остановки, дома, магазины; тех, кто хотел перейти дорогу, сбивало сильными потоками ручья. Образовался такой поток, что он уносил машины и людей сильным течением. Изворотливый ненастный ветер жестоко склонял беззащитные деревья к земле, некоторые из них выворачивало с корнями наружу, а некоторые ломало и с грохотом валило. Люди всё ещё в панике бросались кто куда, дико крича непонятные из-за ливня слова.
        Ветер обрывал электрические провода. Натиск урагана продолжал усиливаться. Пошёл снова сильный град, его размеры казались невероятно большими, словно с неба на землю падали тяжёлые камни, они больно отбивали руки, ноги, голову, плечи. Заслонившись от града руками и прикрывая голову и лицо, я продолжала пробираться вперёд, уже ничего не видя перед собой, как неожиданно что-то сильное и большое толкнуло меня вперёд, и я упала на землю. Какое-то время я лежала неподвижно, чувствуя, как что-то тяжёлое навалилось на меня. Наконец, с трудом приподнявшись, я увидела, как рядом со мной лежит огромное дерево с вывернутыми наружу корнями, а его ветки придавили меня своей тяжестью. Я попыталась выбраться из-под них, но они словно не выпускали меня из своих цепких объятий, больно втыкаясь мне во все тело. Мучительно и больно изодрав себе руки и ноги, я, наконец, приложив все силы, какие только ещё были во мне, всё-таки выбралась из-под колючих веток. Оказавшись на воле, я увидела, что у меня нет ничего: ни сумки, ни телефона, ни денег. Шатаясь и едва стоя на ногах я, ещё долгое время продолжила пробираться
сквозь ненастье непогоды.
        До дома я добралась поздним вечером, когда уже совсем стемнело.
        Силы, казалось, совсем покинули меня, когда я подошла к калитке нашего дома и, пробираясь вдоль неё, дошла до центральной двери. Собравшись с последними силами, я нажала на ручку двери, но тут дверь вдруг сама распахнулась передо мной, а в следующую минуту я почувствовала, что теряю сознание, и меня подхватывают чьи-то руки.
        Не помню, сколько времени я находилась без сознания и в бреду, но очнулась я к следующему вечеру.
        Приоткрыв глаза, я увидела ярко-трепещущие языки пламени в камине. Я лежала в это время на диване, укрытая мягким тёплым пледом. В горле у меня всё пересохло, хотелось сильно пить. Заметив возле дивана столик, на котором стоял стакан с водой, я попыталась потянуться к нему рукой, но я была ещё настолько слаба, что от неловкости руки стакан опрокинулся и с грохотом упал на пол. Тут я заметила, как неподалёку от меня в кресле кто-то пошевелился, это был Макс. Неожиданный шум, похоже, разбудил его. Он встал из кресла и подошёл ко мне.
        - Ну, наконец-то. Я думал, ты никогда не придёшь в себя, - сказал он и, налив из графина стакан воды, подал мне, затем присел с краю на диван возле меня, поправил на моём лбу холодный компресс и приложил свою руку к моему лбу.
        - Температура спала, - заметил он. - У тебя всю ночь был сильный жар, и поднялась высокая температура, - сказал усталым голосом он. Я попыталась приподняться с постели, но Макс снова уложил меня. Я заметила, что на мне надета чужая одежда - это была голубая мужская рубашка. Я вопросительно посмотрела на Макса.
        - Извини, мне пришлось переодеть тебя в свою одежду, твоя была насквозь мокрой и изодранной. Я отдал её Марии. Да, я натёр тебя уксусным раствором, потому что температура долго не спадала.
        Я всё ещё чувствовала слабость, поэтому, закрыв глаза, вскоре снова забылась, уносясь в сон.
        Проснувшись ночью, я почувствовала, как сильно онемела моя правая рука, что-то тяжёлое лежало на ней. Я попыталась пошевелить ей и тут услышала:
        - Извини, Кристи. Я совсем забылся и уснул на твоей руке.
        Я посмотрела на Макса, он поднял голову с моей руки, сидя на полу возле меня.
        - Онемела? - указав на мою руку взглядом, спросил он. Я видела, что у него усталый и измученный вид, а под глазами виднелись тёмные круги.
        - Ты… - хотела я сказать, но он в ответ накрыл мою руку своей ладонью.
        - Молчи, Кристи, тебе сейчас не надо разговаривать. Ты слишком ещё слаба. Лучше поспи, - сказал он и плотнее укрыл меня пледом. Я снова закрыла глаза.
        На следующий день мне стало гораздо лучше. Приходил врач, он осмотрел меня и выписал необходимые лекарства, после его ухода я, взглянув в окно, от напряжения глаз зажмурилась, солнце яркими бликами играло на стекле, переливаясь лучезарным светом ярких красок дня. Я медленно поднялась с дивана, оделась и попыталась дойти до гостиной, но уже на пути к ней я снова почувствовала слабость, меня сильно пошатнуло в сторону, и я ухватилась за стенку, сзади в это время чьи-то руки подхватили меня за талию.
        - Кристи, ты ещё слишком слаба, чтобы перемещаться на такое расстояние. Я подняла голову и увидела всё то же лицо Макса. На этот раз он казался более бодрым и даже слегка улыбался. На нём был чёрный строгий костюм, галстук в тон рубашки, а дорогой одеколон источал приятный аромат. Он довёл меня до стола и усадил, пододвинув ближе к нему.
        - Мария? - позвал он. - Подавайте завтрак. Я сейчас подойду.
        Похоже, он что-то забыл у себя в кабинете, собираясь на работу. Тут ко мне подошла Мария, она поставила на подносе две чашки ароматного кофе и бутерброды с ветчиной и сыром.
        - Ну, Слава Богу, я смотрю, вам стало лучше. Мы так переживали за вас. Что творилось в тот день, какой был ураган. Как вы ещё уцелели. В новостях сообщили, что погибло несколько человек. Как вы нас с хозяином напугали. Он в таком волнении приехал с работы, а вас дома нет. Он начал вам звонить, а вы не отвечаете, тогда он сел в машину и кинулся вас искать. Через какое-то время он вернулся в надежде, что застанет вас дома, но этого не случилось, и он снова направился вас искать. Рассказывали, что столько деревьев повалило, даже люди погибли. Какой ужас. Такого урагана я ещё в своей жизни не видела. Так вот, - продолжала Мария, - когда хозяин, измотавшись, вернулся домой, но вас по-прежнему не застал здесь, то уже весь разъярённый, он направился к выходу, но тут, открыв дверь, мы увидели, как вы вся мокрая и измождённая упали без сознания, он вовремя подхватил вас и понёс наверх, в комнату.
        Двое суток он не отходил от вас ни на шаг, пока вам не стало лучше. Ой, кажется, он идёт. Умоляю, не говорите ему ничего про то, что я рассказала, иначе мне не поздоровится, - уже в беспокойстве пробормотала Мария. Я пообещала ей, что ничего не расскажу, и она тут же удалилась.
        Вернувшись, Макс присел за стол и, перебрав кое-какие документы уложил их в папку, затем приступил к завтраку. Я молча наблюдала за ним.
        - Кристи, ты почему не ешь? - уже уставившись на меня, произнёс он. - Я не отпущу тебя из-за стола, пока ты что-нибудь не съешь. Или ты предлагаешь мне и дальше ходить за тобой по пятам и следить за тем, чтобы ты нигде не свалилась без сил?
        Я наклонилась над тарелкой и попыталась поесть. Прядь волос неожиданно спала мне на глаза. Макс наклонился ко мне и поправил волосы, откинув назад. Пришла Мария и поставила на стол горячий чай.
        - Кристи, что это? - уставившись на меня, произнёс Макс. Я подняла на него глаза. - Что? - не понимая, о чём он, переспросила я.
        - Твой лоб… лицо… Да, и… когда я натирал твои ноги, руки, они были все исцарапаны, а местами разодраны. Где ты так? Я видел, в городе повалило много деревьев, но… При этих словах я вздрогнула, и он это заметил.
        - Постой, ты хочешь сказать… это не то, что я думаю?
        Но по моему взгляду он и Мария, похоже, догадались обо всём. Передо мной пронеслись воспоминания того ужасного дня. Тут голос Марии заставил меня очнуться.
        - Какой ужас! Господи, ведь вас могло убить насмерть, - воскликнула вдруг она, в смятении прикрыв лицо руками. При этих словах Макс побледнел.
        Сейчас он смотрел на меня так, словно увидел во мне что-то из ряда вон выходящее. Затем, медленно выйдя из-за стола, он, бледный, как мел, молча ушёл.
        - Что это с ним? - промолвила Мария. - Хотя нетрудно догадаться. Он так переживал за вас. Видели бы вы его тогда. Он ворвался в дом таким диким. Его глаза прямо горели каким-то адским, сатанинским блеском. Он только твердил одно: «Где она, Мария? Где Кристи? Я чувствую, что с ней может случиться непоправимое. Слышите меня?» Знаете, порой мне даже кажется, что в нём есть что-то такое… Не от людей, что ли. Эта его проницательность, более всего она почему-то касается именно вас. Иногда мне кажется, что он не от мира сего, что он видит то, что другим видеть не дано и с чем это связано… известно разве, только Богу, - сказала Мария.
        Я в задумчивости покачала головой. Шло время, но Макс не возвращался. Мы заметили с Марией, что он никуда не выходил, иначе мы бы услышали стук двери.
        - Не случилось ли с ним чего? - подумала я, уже тревожно посмотрев на Марию. - Такое странное затишье, - сказала я. - Я пойду, посмотрю, Мария, - сказала я и решительно направилась к выходу.
        Проходя мимо библиотеки, я заметила приоткрытую дверь и, заглянув внутрь, увидела Макса. Сидя в кресле, склонившись возле окна, он с кем-то разговаривал, но с кем? На мгновение я замерла, прислушиваясь к его голосу, но то, что я услышала, отказывалось подчиняться логике.
        - Я знаю, ты испытываешь меня. И это мне наказание за то, что она превыше тебя. Ты суров. Но не знаешь одного, ведь ты и есть та сила, которая живёт во мне, и с которой всё чувствую я, ты не хочешь с этим мириться? Что же, тогда… забери меня, но не её, потому как если не будет её, значит, не станет и меня, ты этого хочешь? Ведь она, как корень, глубоко вросший в меня и моё дыхание. Но разорвать этот корень - это значит убить заживо, меня… разве ты этого не видишь?
        Сейчас мне казалось, что я схожу с ума или у меня начались слуховые галлюцинации. Я стояла в полном оцепенении, не зная, что делать. Мой мозг отказывался что-либо понимать, но неожиданно Макс обратился ко мне. Я вздрогнула.
        - Кристи, тебе лучше не стоять в прохладном коридоре, ты ещё не совсем выздоровела, - сказал он, по-прежнему сидя ко мне спиной, не поворачиваясь. Я, ничего не сказав, направилась к себе, всё ещё не понимая, как он почувствовал, что это я стою в дверях, а не Мария.
        К счастью, обстоятельства сложились так, что о последствиях урагана в нашей местности крёстная узнала только по приезду, потому как до этого времени она была вынуждена уехать к своей дальней родственнице, за которой ей пришлось какое-то время ухаживать.
        Глава XVI
        Когда я, наконец, окончательно поправилась, то смогла выйти в вечерний сад… Время, когда природа затихает вокруг таинственным образом, и сейчас, прислушавшись к ней, я могла услышать те особые звуки природы, которые едва ли возможно услышать днём. Например, как мимо меня едва слышно пролетает стрекоза, плавно взмахивая прозрачными крыльями, а небо затаило в себе особую тишь, переходя в неуловимую тайну природы.
        Отдельные звуки жизни проносились сейчас над моим ухом, они навевали покой и умиротворение. Откуда-то повеял лёгкий ветерок и до моего обоняния донёсся запах дорогой сигары, поняв, что в саду я не одна, я решила повернуть назад в дом, но сделав всего два шага, я услышала за спиной знакомый и слегка насмешливый голос:
        - Почему же мы убегаем, Кристи?
        Я повернулась, почувствовав, что Макс стоит возле меня. Слабый свет луны упал на его лицо, внезапно озарив его особым светом.
        - Тебе не холодно, Крис? - сказал он, заметив мою дрожь, снял с себя пуловер и накинул мне на плечи.
        - Посмотри, как таинственно светит луна, а её очертания настолько изящны и красивы, что, действительно, диву даёшься, насколько природа может удивлять человеческий разум своим проявлением жизни… Хотя бы взять во внимание то, что луна имеет идеальные женские черты лица.
        Да, действительно, меня и саму всегда поражало это необъяснимое сходство.
        - Природа - это верх совершенства и сознания правильности мира. Но, стоит заметить, лишь тогда, когда рука человека, особенно со злым умыслом, не притрагивается к ней. Она же всегда предпочитает пребывать в тихой таинственности.
        Я глубоко вдохнула чистый вечерний воздух, сейчас, с наступлением позднего вечера, он стал особенно свежим и благоухающим.
        - Да, Кристи, - заметив мои движения, сказал он. - Воздух сейчас просто пьянящий. - Природа великодушна к нам, - сказал он. - До тех пор, пока мы не заставим её быть к нам жестокой…
        - Жестокой? - переспросила я.
        - А ты как думаешь, Кристи, почему происходят такие катаклизмы в природе; ураганы, цунами и землетрясения? Потому что мы бросаем ей вызов.
        - Но человек всегда хотел владеть миром природы, - сказала я.
        - Думаю, владеть всем её миром без остатка она не позволит, отсюда все эти атаки с её стороны, таким образом, она пытается лишь защититься и образумить человека, - закончил он.
        - Чем больше он погружается в бездну этих мыслей и поступков, тем сильнее она наказывает его, - сказала я.
        - Хм… - пробурчал Макс, остановив на мне долгий задумчивый взгляд. - Неудивительно, что природа более к тебе мягка, иначе бы ты не стояла рядом со мной. Думаю, она чувствует, как ты её понимаешь. Но не надейся, что она и дальше будет к тебе благосклонна, потому как за злыми мыслями и поступками людей может крыться большее. Она в свою очередь будет и дальше их наказывать до тех пор, пока человек не примет её свободу, и как в наказание в последнем случае, боюсь, тебя она может не заметить в своей жестокой расправе над ним, - сказал он. - Ты не задумывалась над этим, Крис?
        В этот момент мои мысли вдруг унеслись в воспоминание о том страшном урагане, особенно мне почему-то припомнились женщина-калека и те жестокие слова мужчины, обращённые к ней во время этого стихийного бедствия. Похоже, мои чувства не укрылись от его взгляда, потому как он вскоре обратился ко мне:
        - Кристи, тебя что-то гнетёт?
        Я посмотрела на Макса, перед моими глазами, казалось, всё ещё стояла та жестокая картина воспоминаний.
        - Нет, ничего, - ответила я. Его голос в этот момент зазвучал так проникновенно и располагающе:
        - Кристи, ты можешь поведать мне все, о чём думаешь. Ведь я понимаю тебя, как никто другой, и не мудрено, потому что я… - на последних словах он умолк и тяжело покачал головой. Я поведала Максу о случае, произошедшем на моих глазах во время стихии между обезумевшим в желании спастись мужчиной и женщиной-калекой, которой была нужна помощь.
        С минуту он молчал, угрюмо насупив брови. Затем посмотрев на меня, сказал:
        - Такова жизнь, Кристи… и выживает в ней сильнейший, возможно, это ты должна услышать от меня, впрочем, как и от многих…, но нет! Это не так!
        Не должен человек быть бесчувственным и равнодушным и уж тем более относиться с презрением к тем, кого в чём-то обделила природа и сделала слабым и беспомощным. В этом-то и кроятся все беды человечества, в его глубокой и жестокой безнравственности, и чем дальше он в ней погрязает, тем больше обрекает себя на погибель… Но почему-то сложнее в этой жизни тем, у кого добрее сердце, у кого светлее душа. Они всё видят под другим углом зрения, а значит, больше переживают, пытаясь хоть какую-то искорку своего добра пустить в этот мир, хотя она и ничтожна, мала, но они не задумываются об этом. Хотя, знаю одно, как сказал Фридрих Ницше: «Тот, кто озаряет жизнь других, никогда не останется сам без света…», как и то, что кто борется и не сдаётся, становится сильнее, закалённее духом.
        - У человека, нет таких огромных сил, делать всем… добро, но у него есть возможность никому не причинять зла, - сказала я.
        - Всё верно, Кристи. Но только человек ведь замечает в мире лишь то, что уже несёт в себе изначально.
        - Ты хочешь сказать, что весь корень бедствий идёт из его….
        - Именно так, - поняв ход моих мыслей, сказал он. - …А вернее, какие жизненные уроки были извлечены оттуда, и каким образом они повлияли на него, его окружение… воспитание, хотя… это спорный вопрос. Иногда человек, выросший в тяжёлой грубой среде, может стать волевым, сильным и многого добиться в жизни. Но это всё, опять же, очень спорно и в большей степени зависит от определённых обстоятельств, в том числе природных наклонностей, прирождённых данных, - закончил Макс, но затем заметил:
        - Но есть такой тип людей, которые изначально вызывают особую внутреннюю симпатию, желание приблизиться к ним, ими искренне восхищаются, добрые тянутся к ним, а насмешливые и злые завидуют, а порой и мстят. Таким людям гораздо сложнее идти по жизни, но именно на них, на мой взгляд, держится земля.
        Глава XVII
        Собравшись однажды в уютной гостиной возле ярко-пылающего камина, мы услышали от Макса известие, которое скорее удивило нас, чем обрадовало. Он рассказал нам о той девушке, что не так давно посещала нас и с которой мы уже имели возможность познакомиться, что во время стихийного бедствия пострадал её дом, и она, возможно, какое-то время погостит у нас, во всяком случае, пока ведутся восстановительные работы в её доме.
        Вскоре девушка переехала к нам. Это была… Вероника.
        Мне пришлось каждый день наблюдать, как она мягкой и лениво-кошачьей походкой повсюду неотступно следовала за Максом, куда бы он ни шёл, она не отходила от него ни на шаг. Нам приходилось встречать её утром, во время завтрака; вечером, во время ужина и вообще, куда бы невольно ни был брошен взгляд, Вероника занимала собой всё пространство. Марию, как я заметила, присутствие этой женщины сильно раздражало, она не раз мне высказывалась по этому поводу. Крёстная же молчала, а я, видя, как она странно посматривает на меня, с какой-то надменностью и презрением, при этом замечала, что внимание Макса к ней возрастало каждый раз всё больше, особенно когда мы были вынуждены видеть их вдвоём. Всё это заставило меня отстраниться. Я просто перестала спускаться к завтраку, да и совсем появляться в гостиной, чтобы лишний раз не сталкиваться с Максом и Вероникой. Так как я уже проходила практику в школе в должности учителя, то мне приходилось довольно рано уходить из дома, а по вечерам, когда уходили все ученики, я подолгу засиживалась в классе за проверкой тетрадей с домашним заданием своих учеников. Иногда я
даже брала стопки тетрадей с собой домой, не успев их проверить в классе, что говорило о моей большой загруженности в школе. Вот и в этот раз я прихватила с собой очередную стопку тетрадей учеников, решив проверить их на выходных. Сидя за учительским столом, я взглянула в окно и заметила, как начала быстро портиться погода, поднялся сильный ветер, и уже стал накрапывать мелкий дождь, стало темнеть. Я, быстро собравшись, направилась к выходу. Добравшись, наконец, до дома, я смахнула мокрый зонт, остановившись возле порога двери и, закрыв его, стремительно открыла входную дверь. В холле стоял таинственный полумрак, я попыталась проскользнуть в свою комнату, наверх, как тут неожиданно зажёгся свет, я обернулась и увидела перед собой Макса. Неожиданно послышался сильный грохот, распахнулось окно, и неистовый ветер порывами подул с такой силой, что несколько тетрадей моих учеников буквально вырвало у меня из рук, и они рассыпались на пол. Макс бросился закрывать окно, а я, склонившись на корточках, принялась собирать тетради. Он подошёл ко мне и, наклонившись, подобрал последние тетради. Я собралась пойти
к себе, поблагодарив его за помощь, но услышала:
        - Постой, Кристи, - остановил он меня. - Так… не может больше продолжаться. Ты избегаешь меня?
        Я в ответ отрицательно покачала головой, но он продолжал:
        - Что происходит? Ты можешь мне объяснить? Я не вижу тебя вот уже несколько дней… Ты не появляешься ни в гостиной, ни в библиотеке, тебя нет нигде.
        Я всё ещё молчала.
        - Ясно, именно поэтому, как видишь, мне пришлось прибегнуть к одной известной притче «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам идёт к горе».
        - Извини, но на меня в последнее время навалилось много работы, и я должна всё успеть, - сказала я.
        - Судя по школьным тетрадкам, мы сейчас учительствуем в школе? - сказал он. Я в ответ кивнула головой. - Кристи, ты действительно настолько загружена работой или пытаешься таким образом уйти от самой себя?
        Я недоумённо посмотрела на него. Его тёмно-синие глаза неотрывно сейчас смотрели на меня и, казалось, крепко вцепились, словно пытаясь вынести всю душу наружу и окончательно разобраться в ней.
        - Так вот, - продолжал он. - В первом случае я не позволю тебе перетруждать себя. Достаточно одного взгляда, чтобы убедиться в том, что ты истязаешь себя.
        - Это не так, - ответила я.
        Макс продолжал:
        - Но ты же и думать о том не смеешь, Кристи, что, истязая себя, ты истязаешь и меня!
        Его последние слова окончательно привели меня в полную растерянность.
        - Так вот, я хочу знать, долго ты ещё будешь мучиться и мучить меня?
        - Что? - переспросила я, бросив на него взгляд, полный непонимания.
        - Убегать утром, когда ещё все спят и приходить за полночь, когда уже никого невозможно увидеть, и так каждый раз: изо дня в день, из ночи в ночь… Не доедать, не досыпать… Лишь бы бежать… от самой себя? - уже лихорадочно и громко твердил он.
        - Достаточно! - остановила я его, казалось, ещё немного, и я не выдержу этого накала, потому как чувствовала, насколько точно и глубоко он всё видит и ощущает. Сейчас мне казалось, будто его око сидит глубоко во мне и следит за каждым моим жизненным шагом.
        - Чего ты хочешь? - взяв себя в руки, спокойно произнесла я.
        - Только одного, Кристи. Чтобы ты жила полной и свободной жизнью и чтобы ни в чём себя не ущемляла и спокойно, не крадучись, передвигалась по дому и как прежде, могла быть жизнерадостной и доброй девочкой, какой ты и являешься. Да вообще, чёрт возьми, Кристи. Тебе не нужно настолько загружать себя работой. Ведь для этого есть я. Неужели ты сомневаешься в том, что я смогу прокормить и обеспечить тебя на всю жизнь?
        Я покачала головой.
        - Я не собираюсь сидеть ни на чьей шее. Слава Богу, я здорова, мои ноги и руки целы, и я нахожусь в полном здравии и в том состоянии, когда сама способна позаботиться о себе и прокормить себя, тем более заработать себе на кусок хлеба!
        Он вдруг усмехнулся, услышав мои последние слова.
        - И в этом вся Кристи, необузданная, гордая, не преломленная жизненными обстоятельствами. Непоколебимая! Я знаю всё о тебе, Кристи, всё! Но вот вопрос, насколько знаешь ты себя, Кристи?
        Я с удивлением посмотрела на него.
        - Вот именно, - сказал он, уже глядя в сторону. - Кристи, не смотри так на меня. Ты сейчас вцепилась в меня взглядом, словно перед тобой возник сфинкс в моём обличии. Я даже чувствую, как твой взгляд пробивает меня до костей. Но это ничего, ведь настоящая истина в том, Кристи, что мы представляем собой в этой жизни.
        Я вопросительно посмотрела на него. Он повернулся ко мне и остановил на мне долгий и пытливый взгляд.
        - Если говорить о соблазнах, желая познать которые, человек бросается в бурно несущуюся реку. Неважно, какие затем жизненные уроки он вынесет оттуда, хотя его толкала на это страсть к жизни, к её чувственному ощущению и познанию; к её ярким краскам, но кто может упрекнуть его в том, что он подался во все тяжкие? О тебе же, Кристи, можно сказать иное. Есть люди, к которым чужая грязь не прилипает, как бы при этом все ни старались, потому что замарать себя, а уж тем более пуститься во все тяжкие - это не твоё! О, это желание справедливости во всём. Неукоснительное следование жизненным правилам: не брать чужого, не осквернять святое; не возноситься над людьми; не осуждать и не быть судимым самому и так до бесконечности. Я понимаю, это всё христианские заветы, и они должны, на мой взгляд, быть общечеловеческими. Но, Кристи, сейчас не об этом, ты забыла, что на свете есть одно очень великое чувство, очень, потому что более великого я не припомню. Так вот, это чувство может сломать в человеке все стереотипы и все его жизненные устои. Я думаю, ты догадываешься, о чём я сейчас с тобой говорю. Я хочу
спросить тебя, Кристи, возможно ли такое чудо, что при появлении в тебе этого чувства, ты можешь отдаться его потоку?
        Его вопрос застал меня врасплох, более того, он завел меня в тупик, хотя вряд ли он мог подразумевать, что это чувство уже давно живёт во мне.
        - Ты хотел сказать, смогла бы я потерять голову…
        - Вот именно, Кристи.
        Я в задумчивости покачала головой.
        - Что же, этого и следовало ожидать, другого нельзя было предвидеть. Я знаю, Кристи, что ты глубокомысленный и чувственный человек, но ты не покажешь своих чувств, а будешь подолгу переживать их внутри себя. И, к великому сожалению, выудить из тебя эти чувства, так, чтобы они хотя бы мельком показались снаружи, невозможно. И вот в чём парадокс: что же нужно сделать такого сверхъестественного, чтобы хоть как-то заставить их обнаружить себя?
        - Обнаружить что? - переспросила я.
        - То… что, наконец, явит истину мне.
        - Я не понимаю, - в замешательстве ответила я.
        - Именно так же, Крис, как и я не понимаю себя, когда пытаюсь разглядеть в тебе всё то, что…, но всё настолько скрыто пеленой тайны, что я не в силах её разорвать. Из-за этого я становлюсь безрассудным, иногда, мне кажется, чуть не до сумасшествия, чтобы разобраться в тебе. Делая шаги, я чувствую, что это не то, что это снова провал, что я опять ошибся, Кристи. Ну, скажи же мне, наконец, скажи, долго ты ещё будешь мучить меня, а соответственно, - я тебя! Потому как это противоречие скоро разорвет меня на части!
        Его слова шокировали меня. Что он хочет от меня? Узнать правду? Но это невозможно. Ведь в моём подсознании уже давно поселилась одна тревожная мысль: а что если это всё шутка и что он, сейчас может, как тогда, жестоко рассмеяться мне в лицо, и это будет его очередной победой над моими и без того расстроенными чувствами.
        - Извини, я не понимаю, о чём ты и… сомневаюсь, что смогу тебе помочь, - сказала уже я в желании закончить этот разговор и удалиться, но тут услышала:
        - И в этом вся ты, Кристи! Но невозможно вынуть душу из тела, это всё равно, что она перестанет существовать здесь и сейчас; так же, как и вырвать сердце из груди, а потом заставить его что-то чувствовать. Именно это ты пытаешься сделать?

«Господи, - подумала я. - Ну почему каждый раз после разговора с ним я нахожусь подолгу в глубоком и сильном противоречии с самой собой. И это всегда приводит меня в непонятные и странные мне чувства». Я в замешательстве подняла на него глаза.
        - Что же, Кристи, если мне пока не удаётся последнее, то могу я хотя бы оставить за собой право заботиться о тебе?
        - Спасибо, но, думаю, я сама могу о себе позаботиться. Тем более что у меня нет никаких прав на это.
        - Прав на что? Договаривай, Кристи, - подхватил он мои слова. - Прав на мою заботу и участие в твоей жизни?
        - Да, - сказала я.
        - Нет, это не так, Кристи.
        - Именно так, - сказала твёрдо я.
        - Но почему, Кристи?
        - Потому как эти права имеют…
        - …либо сестра, либо жена, ты это хотела сказать, Кристи?
        - Именно так, я же не являюсь ни тем, ни другим, поэтому… - мои мысли уже путались, и я желала поскорее закончить этот разговор.
        - Это совершенно не имеет никакого значения в первом случае. Во втором же, я хочу спросить… так за чем же дело, Кристи? - сказал вдруг он, поразив меня своим вопросом. Я ещё в большей растерянности посмотрела на него.
        - Что? - переспросила я. Он, немного помолчав, по-прежнему не сводя с меня пристального взгляда, словно чего-то ожидая от меня, наконец, сказал:
        - Хорошо, Кристи. Я вижу, ещё не время. Мы поговорим об этом немного позже. А сейчас скажи мне… ты себя в зеркале видела, Крис? На твоём лице остались «одни глаза», и ещё, позволь тебя спросить, ты вообще хоть что-нибудь ешь или питаешься одним воздухом?
        - У нас есть школьная столовая, - заметила я.
        - Хм, даже так, - усмехнулся он. - О, да, это заметно, Кристи, особенно по твоему внешнему виду.
        - Ну, допустим, ты не хочешь видеть меня и Веронику, а о своей крестной ты подумала? Она беспокоится за тебя.
        Наступило глубокое молчание, которое затем нарушила я.
        - Хорошо, я… постараюсь, - в задумчивости сказала я.
        - Очень на это надеюсь, - с горькой усмешкой в голосе произнёс он. После этого я наконец поднялась к себе наверх.
        На следующее утро я, как и обещала, спустилась в гостиную, чему несказанно обрадовались крёстная и Мария. Я заметила, как приятная улыбка проскользнула у них на лицах. Макс в это время строго посматривал на меня, а Вероника без конца, как мне показалось, буравила меня испытывающим взглядом. Крёстная, оживившись при моём появлении, начала расспрашивать меня, как обстоят мои дела в колледже. Я рассказала ей о том, что сейчас нахожусь в школе на учительской практике, и что не за горами получение диплома. Мария, внимательно слушая меня всё это время, я заметила это по её лицу, тоже порадовалась за меня. В это время в холле зазвонил телефон, и Мария пошла посмотреть, кто бы это мог быть. Буквально через минуту она позвала в холл крёстную, таким образом, я осталась за столом с Максом и Вероникой. Не успев ничего поесть, я решила выйти из-за стола, так как чувствовала себя при виде Макса и Вероники скованно и угнетённо, но как только я попыталась это сделать, Макс тут же перехватил меня, схватив за руку.
        - Нет, Кристи, ты совсем ничего не поела, - и он снова усадил меня за стол, пристально следя за мной. Увидев это, недовольная происходящим Вероника сильно возмутилась, особенно её злоба разгорелась ещё больше после того, когда она увидела, как я попыталась высвободить свою руку из руки Макса, а он ещё крепче сжал её. Тут она, казалось, окончательно вышла из себя и, не выдержав, сказала:
        - Не слишком ли ты внимателен к ней, Макс? Может, ты уже отпустишь наконец её? Или…
        - Что или? - хладнокровно сказал Макс, даже не глядя в её сторону.
        - …Или, в таком случае, придётся уйти мне.
        - Это твоё право, Вероника, - всё ещё не сводя с меня глаз, сказал он, равнодушно бросив в её сторону.
        - Но это переходит уже все границы… тебе что, вообще всё равно, что я думаю? - не унималась она.
        - Ты можешь думать, что хочешь, - с таким же равнодушием, как и прежде, ответил он.
        - Нет, так больше не может продолжаться, - злобно ответила она и, нервно выйдя из-за стола, отправилась в холл.
        После этого случая мне не хотелось ещё больше накалять и без того обострённую обстановку, поэтому я, как и прежде, решила не попадаться им на глаза и по возможности избегать любой встречи с Максом и Вероникой.
        Прошло несколько дней, возвращаясь поздно вечером домой, я, как и в очередной раз, тихо, как мышка, попыталась проскользнуть в свою комнату, но уже на лестнице мне резко преградили дорогу, застукав меня, как школьницу.
        - Не надоело? - резко сказал Макс, недовольно глядя на меня. - Я имею в виду избегать всех?
        Сейчас я молча стояла перед ним, от неловкости опустив голову.
        - Послушай, Кристи, если ты не жаждешь видеть всех нас, то это не значит, что и мы горим таким же желанием. И вообще, чёрт возьми, как такое возможно, жить под одной крышей, но при этом словно находиться на двух разных полюсах земли и не видеть друг друга несколько дней подряд, - уже выходя из себя, произнёс он. Я продолжала молчать, потому как не знала, что ему ответить.
        - Значит, мы сделаем так, через полчаса я жду тебя в гостиной к ужину. Более того, я попросил Марию подавать ужин позже, раз ты так поздно приходишь.
        - Но я… - что-то попыталась в замешательстве ответить я. Он вопросительно посмотрел на меня.
        - Если ты о Веронике, то не беспокойся, её не будет. Она уехала. Да, кстати, ответы о том, что ты поела в школьной столовой или где-то ещё, нисколько меня не убедят, достаточно посмотреть на тебя, чтобы убедиться в этом…
        Глава XVIII
        Приближался мой выпускной. Так произошло, что он совпал с днём рождения крёстной, поэтому все последующие дни, предшествующие этому, были особенно хлопотными и суетными. За это время было разослано множество приглашений для гостей. Мне же, в свою очередь, предстояла примерка моего выпускного платья. В доме была полная неразбериха, но, несмотря на всё это, когда знаменательный день, наконец, настал, всё сразу улеглось само собой. Меня охватывало странное внутреннее волнение. Мне предстояло выйти в свет в совершенно ином, не похожем на мои предыдущие наряды образе, потому как я привыкла одеваться скромно и строго, как требовали того устои педагогического колледжа. Моя одежда в большей степени напоминала собой одежду из офиса, чем парадную. Как правило, это был чёрный брючный костюм с белой блузкой с накрахмаленным воротником, выглядывающим из-под пиджака или жилетки. Либо это была чёрная или тёмно-синяя юбка чуть выше колен и такого же тона блузка с манжетами на рукавах. Тонкие, тёмного цвета колготки с туфлями на небольшом каблучке, под цвет костюма или юбки. У меня всегда были строго подстрижены
волосы до плеч, с чётким очертанием длины, или собраны наверху в конский хвост, таким, как правило, был мой повседневный образ. В этот же день к нам был приглашён парикмахер. С утра он занимался крёстной, а ближе к обеду, так как все церемонии были назначены на вторую половину дня, он занялся мной. Когда всё было готово, я, представ перед зеркалом в совершенно ином для меня виде, с трудом могла узнать себя. Передо мной была хрупкая юная девушка с лёгким макияжем на лице, едва порозовевшими щеками и слабым налётом красного оттенка на губах. Золотистые, цвета пшеницы кольца волос плавно рассыпались по моим плечам, заколотые справа жемчужной заколкой. Платье голубоватого оттенка, к низу феерически расходилось прозрачными воланами с пышностью лепестков роз. Большие взволнованные глаза смотрели тихо и проникновенно. В какой-то момент мне показалось, что это вовсе не я, а какое-то иное существо из другого, совершенно не похожего на этот мира. Бой часов неожиданно заставил меня прийти в себя. Ещё с утра я поздравляла крёстную и помогала ей в подготовке дня рождения, сейчас же, находясь в своей комнате, я уже
слышала, как до меня доносились звуки гостей, собравшихся внизу холла. «Как жаль, - подумала я, - что в холле нет другой, потайной лестницы, по которой я могла бы не замеченной никем исчезнуть из дома, попросту испариться». Сейчас же мне предстояло спуститься вниз только одним путем - по парадной центральной лестнице. От этой мысли меня охватывало волнение. Наконец, собравшись с силой духа, я направилась к лестнице. Ступив на первую верхнюю ступеньку, я посмотрела вниз: там было много гостей, они пили шампанское, поздравляли крёстную и, смеясь, о чём-то беседовали. Неожиданно их взгляды устремились на меня. В это время зазвучала песня Mariah Carey «Without you». Я, медленно спускаясь вниз, дрожа вся внутри от неудержимого волнения, слегка придерживалась рукой за объёмные перила. Ко мне подошёл молодой человек невысокого роста, статный, с гладко уложенными назад тёмными волосами, улыбнувшись, он протянул мне руку и пригласил на танец, но тут ему преградил дорогу… Макс, он появился, казалось, как привидение, ниоткуда. Макс подал мне руку.
        - Можно тебя пригласить, Кристи?
        Я растерянно смотрела то на Макса, то на незнакомца. Но мне не пришлось делать выбор, потому как Макс сделал его за меня. Он взял мою руку и положил себе на плечо, а вторую вложил в свою ладонь, и в следующую минуту мы закружились в медленном танце. Глаза Макса всё это время неотвратимо держали меня в своей странной власти.
        - Крис, ты восхитительна! - сказал он, проникновенно глядя на меня.
        - Более прекрасного создания я не встречал, хотя всегда подразумевал это. Я чувствовала, как лёгкая дрожь охватывает мои руки при его прикосновении, заметив, по-видимому, это, он произнёс:
        - Ты вся дрожишь, тебе холодно, Крис?
        Я покачала головой, но, несмотря на это, он сильнее прижал меня к себе и продолжил кружить в танце. Я растерянно посмотрела на него, поняв, в чём дело, он сказал:
        - Я пытаюсь всего лишь согреть тебя, Крис. Мне показалось, что ты замёрзла, или я неправ? - уже испытывающее глядя на меня, сказал он бархатным голосом. Я не находилась, что ответить, хотя внутреннее волнение и лёгкая дрожь по всему телу не отпускали меня. Наконец, танец закончился, и как только я отступила от Макса назад, ко мне снова подошёл тот молодой человек, что хотел пригласить меня первым, но Макс, увидев это, резко преградил ему дорогу и снова взял меня за руку.
        - Извините, - сказал он холодно молодому человеку, учтиво кивнув ему головой. - Но этот и все последующие танцы эта девушка танцует только со мной.
        Зазвучала мелодия One Republic «Apologize». В этот момент в глаза бросились большие старинные часы, висевшие на центральной стене в холле, перед входом. Я тут же вспомнила, что в четыре вечера я должна быть в колледже на церемонии вручения дипломов, поэтому, как только закончился этот танец, я постаралась поскорее скрыться в толпе, сославшись на важность безотлагательных дел. Макс отпустил меня, долго провожая пристальным взглядом.
        Спустя некоторое время Мария рассказала мне о неприятной для нас с ней новости. Якобы та самая Вероника, что не так давно обитала в нашем доме, снова возвращается к нам, что это решение Макса, которое, как он заметил, обсуждению не подлежит. Я обратила внимание, с каким лихорадочным волнением сообщила мне об этом Мария. По ней я увидела, что эта новость ей неприятна, более того, вызывает в ней чувства сильного раздражения. Впрочем, и меня эта новость, замечу, мало обрадовала, достаточно вспомнить хотя бы тот холод и пренебрежение, сквозившее между нами с Вероникой. Но это было решение Макса и, как выразилась Мария, обсуждению не подлежало.
        - Что поделать, Мария. Ведь мы не вправе, что-либо изменить, - сказала я в задумчивости.
        - Конечно, не вправе, потому как сам чёрт только ведает, что творится в голове у хозяина. Нет, вы посмотрите, только съехала и на тебе, уже обратно въезжает. Такое ощущение, что ей здесь маслом намазано. Хм, не мудрено, - передернув плечами, заметила Мария. - Такой жених - и богат и красив, к тому же… умён, правда, иногда мне кажется, что у него какие-то странности в голове происходят, особенно, я заметила, это вас касается.
        В этот момент она бросила на меня цепкий и испепеляющий взгляд.
        - О чём, вы Мария? - не понимая, что она хочет этим сказать, переспросила я.
        - Ох, если бы я сама знала, о чём. Ведь его совершенно невозможно понять. Он, как сфинкс, не знаешь, что скажет или сделает в следующую минуту. Не должна я, конечно, в это дело вмешиваться, тем более что там сам чёрт ногу свернёт, но всё-таки скажу, нет больше моих сил молчать… Мне всегда казалось, что единственная девушка, которая только существует для него, так это… - она остановила на мне долгий пронзительный взгляд и, не договорив, замолчала, но после продолжила:
        - Но его невозможно понять… слишком всё мудрёно в его голове, и вообще никак не пойму, чего он добивается всем этим, - с отвращением и недовольством произнесла Мария.
        Слова Марии заставили меня задуматься, действительно, в последнее время появление этой девушки в нашем доме стало закономерностью. Было очевидно, что Вероника делает всё, чтобы быть ближе к Максу, но ведь и он не отвергает её порывов. Более того, он сам настоял, по словам Марии, на том, чтобы она снова оказалась в нашем доме. Но тогда… не значит ли это, что Вероника и он… - от этой мысли я вздрогнула. Меня охватила смутная тревога. Где-то в глубине души у меня начала проясняться мрачная и уже тяготеющая меня мысль, что это всё имеет какой-то определённый смысл.
        Но нет. Я не должна об этом думать. У меня нет права делать какие-либо выводы и предположения по поводу их отношений. Но, с другой стороны… Я же… «Нет, я не должна больше думать об этом», - сказала я себе вслух и встала со стула, желая окончательно сбросить с себя это тягостное оцепенение. Но почему эта мысль меня так волнует? Почему, находясь в постоянном внутреннем противоречии с собой из-за странного и порой из ряда вон выходящего, неподвластного моему пониманию поведения Макса, я претерпеваю эту внутреннюю дикость чувств и ощущений? Почему мой ум постоянно доводит меня до изнурения, а порой чуть не до безрассудства, словно я нахожусь на раскалённом огне и, сделав шаг, упаду в пропасть, но смогу ли я когда-нибудь, Господи, выбраться из этого душевного ада? Его поведение то устрашало меня, то давало малую, хотя, может, и несбыточную надежду. Но нет… Он снова жестоко смеётся мне в лицо, словно по-прежнему насмехаясь над моими чувствами и слепыми и, как оказывается, глупыми мыслями, а его лицо каждый раз стоит перед моими глазами, иронично усмехающееся надо мной.
        Глава XIX
        На этот раз Вероника казалась более сдержанной и вела себя весьма учтиво и любезно. Вот только терпения и такта ей хватило ненадолго. Она старалась не смотреть в мою сторону, а если получалось так, что она невольно проходила мимо меня, то вместо знаков приветствия, она по-прежнему одаривала меня своим высокомерным взглядом, словно я была для неё человеком второго сорта. Иногда она смотрела на меня так, как одаривают взглядом ненавистного соперника или врага, который, как бельмо на глазу, и мешает, и избавиться от него невозможно.
        Веронику разместили в комнате для гостей, в той, что находится на втором этаже, впрочем, там же, где находились комната Макса и моя.
        Однажды ночью я проснулась от сильного шума, как будто что-то с сильным грохотом упало на пол и разбилось. Поднявшись с постели, я подошла к двери и прислушалась, не показалось ли мне всё это. Может, это был сон, но ничего не услышав, я приоткрыла дверь, чтобы удостовериться в этом. Тут я увидела, что в нескольких шагах от моей двери, на полу, возле тумбочки лежат осколки большой, что всегда стояла на тумбочке, вазы, а из комнаты Макса, что находилась ближе к выходу на лестницу, доносились голоса. Оттуда, из приоткрытой двери, падал слабый свет, он освещал какую-то часть коридора. Неожиданно послышались крики, сильный грохот двери, после чего я увидела, как Вероника, вся раскрасневшаяся и вне себя, выскочила из комнаты Макса и быстро направилась к себе. Я решила вернуться в свою комнату, но тут услышала у себя за спиной голос:
        - Кристи!
        Обернувшись, я увидела, что Макс вышел из своей комнаты и направляется ко мне.
        - Что-то случилось, Кристи? - возбуждённо спросил он, подойдя ко мне.
        - Нет. Просто… я услышала шум…
        - Ах, да. Вероника, - он посмотрел на разбитую вазу на полу.
        - Я смотрю, она уже и тут успела побуянить, - с беспокойством посмотрев на меня, сказал он. - Надеюсь, она не побеспокоила тебя?
        - Нет, - пожав плечами, сказала я. - Но что ей было нужно? - спросила я и в следующую минуту уже пожалела об этом, возможно, неуместном вопросе, потому как тут на лице Макса появилась саркастическая улыбка.
        - А ты не догадываешься, Кристи? Как ты думаешь, что может быть нужно молодой эксцентричной женщине в такую красивую лунную ночь от мужчины?
        Мои щёки покраснели. Он продолжал с улыбкой на лице наблюдать за мной.
        - Я просто думала, что, может, ей нужна помощь?
        В этот момент Макс, не удержавшись, рассмеялся.
        - Помощь? Хм, занятно. Я уже говорил тебе, Крис, какая ей была нужна помощь.
        Пристально вглядевшись в моё лицо, он сказал:
        - Поэтому я, пожурив её, отправил спать, замечу, без всякой помощи, - снова засмеявшись, сказал он.
        - Извини, я пойду, - сказала я, чувствуя неловкость своего положения, но он остановил меня и, взяв за руку, сказал:
        - Неужели тебе совсем не интересно, Кристи, что могло бы быть, если бы я не отправил Веронику к себе?
        Его взгляд испытывающее остановился на мне.
        Я чувствовала, что мои щёки снова краснеют, но нашла в себе силы и ответила:
        - Нет.
        - Ты уверена в этом? - не унимался он.
        - Меня это… не касается, - уже тихо сказала я.
        - Прекрасно! Просто замечательно, - сказал, процедив сквозь зубы, он.
        Я видела, что мои слова разозлили его, более того, они окончательно вывели его из себя.
        - Значит, тебе абсолютно всё равно, что касается наших отношений с Вероникой?
        Я растерянно молчала. Его лицо сейчас всё горело от негодования. При этом он ещё сильнее сжал мою руку, я попыталась высвободить её, но тщетно.
        - Отчего же мы так вырываемся? - продолжал злорадствовать он. - Или нам не терпится вернуться в свою каморку?
        Сейчас его слова начали выводить из себя уже меня. Я рывком высвободила свою руку и строго посмотрела на него, но он не мог успокоиться и, взяв меня уже за плечи, начал трясти.
        - Ну, Кристи, посмотри на меня. Посмотри внимательно… Неужели ты ничего не видишь? Или не хочешь видеть? Его голос подавленно дрожал. Я, сильно разволновавшись, чувствовала, как больно начало стучать у меня в висках, как кровь прилила к ним и уже не выдержав, взмолилась:
        - Опусти меня…
        Казалось, ещё немного, и я не выдержу этого накала. Неожиданно он, внимательно посмотрев на меня, словно опомнившись, перестал трясти меня, а вместо этого взял за руку и тут заметил:
        - Ты вся дрожишь, Кристи. Ты замёрзла?
        Его взгляд упал на мои ноги. Я действительно стояла в ночной рубашке и босиком, хотя и не понимала, дрожу от холода или от чувств, которыми сейчас охвачена.
        - О, прости, Крис. Я совсем бессердечен с тобой и бессмысленно тебя мучаю. Давай же простимся по-доброму, как брат и сестра, и пожелаем друг другу спокойной ночи.
        И, не дожидаясь моего ответа, он привлёк меня к себе и обнял. Я слышала, как он тихо шепчет мне на ухо:
        - Моя… Кристи.
        Затем он посмотрел мне в лицо, но, словно не найдя там того, что так долго искал, сказал:
        - Хорошо, Кристи. Иди к себе, тебе нужно согреться, - с какой-то обречённостью произнёс он и отпустил меня. Я медленно зашла в свою комнату.
        Меня всё ещё трясло, то ли от холода, то ли от его объятий и сказанных им слов, но сейчас я, казалось, ничего не понимала, моё сознание настолько выбило меня из колеи, что мне казалось, будто я окончательно разучилась что-либо понимать. Лёжа в кровати, я ещё долгое время не могла уснуть. Всё произошедшее этой ночью стремительной картиной проносилось в моей памяти и всё больше запутывало моё сознание.
        Утром я заметила, что, как ни странно, от ночной злости и обиды Вероники не осталось и следа. Она как ни в чём не бывало мило улыбалась и жеманно прижималась к Максу, стоя с ним в холле. По её внешнему виду можно было сказать, что она всем довольна, и ничто не омрачает её мысли. Я, молча и с какой-то непонятной мне обречённостью, продолжала смотреть, как она, кокетливо беря Макса за локоть, опирается подбородком на его плечо. Он, отпрянув от Вероники, одарил её недоумённым взглядом, но при виде меня его суровость вдруг, как по мановению палочки, сменилась на мягкую и беззаботную учтивость. Я, поприветствовав их, прошла мимо, направляясь через холл к выходу. Возле ворот дома стоял чёрный джип Макса. В то время, когда я выходила из калитки, я вдруг услышала его голос:
        - Кристи, постой. Может тебя подвезти до колледжа?
        - Нет, спасибо, я сама доберусь, - обернувшись, ответила я, после чего услышала голос Вероники:
        - Что ты с ней всё время возишься?
        Я заметила, как Макс с раздражением посмотрел на неё и недовольно убрал её руку из-под своего локтя. Отвернувшись от них, я направилась своей дорогой.
        Вечером по приходу из колледжа меня в холле ожидал весьма неприятный разговор. Ещё раздеваясь в холле, я услышала звуки твёрдо отстукивающих каблуков, затем увидела, как по центральной лестнице быстро спускается Вероника. Сейчас она направлялась ко мне, при этом она часто осматривалась по сторонам, будто опасалась, что её могут увидеть. Худощавая, с длинными чёрными волосами, уложенными в высокую причёску, она была на высоких каблуках-шпильках, в короткой чёрной юбке, плотно обтягивающей бёдра, и в белой блузке с расстегнутыми верхними тремя пуговицами, и выглядела весьма эффектно, более того, я бы даже сказала, соблазнительно для мужчины. Она стремительным шагом подошла ко мне и, немного подавшись ко мне, так как она была немного выше меня, с ядовитой усмешкой на лице произнесла:
        - Послушай, как там тебя? - замялась она, силясь припомнить моё имя.
        - Кристина, - ответила я.
        - Ах, да, - поморщившись, сказала она. - Мне бы хотелось поговорить с тобой.
        - Я слушаю вас, - пожав в недоумении плечами, ответила я.
        - Я думаю, ты уже заметила, каковы наши взаимоотношения с Максом?
        От этих слов у меня пробежала дрожь по всему телу, но я старалась не показать ей своего волнения.
        - Так вот, думаю нетрудно догадаться, что я не просто так здесь нахожусь, а быть точнее, в качестве кого?
        Я продолжала молча слушать её.
        - Хотя, я вижу, ты и сама уже всё поняла. Да, - продолжала самодовольно она, - я нахожусь здесь в качестве невесты Макса.
        Её последние слова с тревогой пронеслись в моём сердце.
        - Я вижу, для тебя это неожиданная новость. Думаю, Макс и сам собирался сказать тебе об этом, но всё никак не находил время. А теперь, подумай, что в этом случае следовало бы сделать тебе. Не догадываешься? Что же, я тебе подскажу. Лучшее, что ты можешь сделать, так это покинуть этот дом.
        Я подняла на неё растерянные глаза.
        - Кстати, чем скорее ты это сделаешь, тем лучше для тебя. Я, конечно, понимаю, - продолжала она. - Ты привыкла к этому дому. Насколько я поняла, над тобой взяли опеку, когда ты была ещё маленькой девочкой. Сейчас она, сама того не понимая, затронула мои самые глубокие и болезненные стороны души. После чего она дала мне понять, что я здесь абсолютно никто и что меня взяли в этот дом из милости, то есть пожалели. И теперь она, как будущая невеста Макса, указывала мне на дверь. Я должна убраться из этого дома вон!
        - И потом, ну сама подумай, - продолжала она. - Ну сколько ещё в этом доме могут все возиться с тобой? А Макс… - она недовольно закатила глаза. - Долго он ещё будет за тобой присматривать? Он отрастил себе такое непомерное чувство долга по отношению к тебе, что я прихожу от этого в ужас. Ведь ты, по сути, ему никто, ты не родственница, не сестра. Ну, кто ты? Кто? Почему он должен какую-то часть, нет, не какую-то, а всю оставшуюся жизнь посвящать тебе? Да кто ты такая? У него из-за тебя даже нет времени… - тут она осеклась и на мгновение замолчала, пытаясь подобрать какие-то слова. - Не знаю, как ещё тебе объяснить, чтобы ты, наконец, поняла, что…
        - Не нужно ничего объяснять, - собравшись, сказала я. - Я всё поняла.
        - О, я очень на это надеюсь, - пристально посмотрев мне в глаза, словно пытаясь загипнотизировать меня, сказала она и плавно, как ленивая кошка, направилась по парадной лестнице наверх.
        Какое-то время я стояла тихо, опустив руки, и, казалось, не могла сдвинуться с места, словно меня к нему пригвоздили, убив во мне всю силу воли куда-либо идти. Наконец, постепенно приходя в себя, я медленно поплелась в свою комнату.
        Глава XX
        Весь день у меня не было возможности подумать о том, что мне делать дальше, так как с утра я вела уроки в начальной школе, после обеда занималась с отстающими по программе детьми и допоздна проверяла тетради детей. Домой я вернулась, как всегда, поздним вечером, устало поднявшись к себе.
        Итак, теперь я, наконец, могла подумать над тем, что не выходило у меня из головы весь день, а именно как поступить дальше и что делать, как найти выход из сложившегося положения. Те несколько вариантов, которые я перебирала в уме, как мне казалось, никуда не годились. Последним из них был вариант поехать к своей родной тёте, которая жила далеко отсюда. Казалось бы, выход найден, но меня смущало одно обстоятельство: она бы непременно начала у меня выпытывать, почему я покинула дом крёстной, что произошло такого, что толкнуло меня на этот поступок, к тому же мне не хотелось обременять её заботой о моём устройстве. Так я продолжала размышлять дальше до тех пор, пока ответ сам не пришёл ко мне, так как неожиданно внутренний голос, который всё это время молчал, вдруг ответил мне: «Ты можешь попросить распределения в колледже, в другой город или в какую-нибудь местность, которая будет находиться далеко отсюда», и эта идея показалась мне куда лучше всех предыдущих. Повинуясь совету своего внутреннего голоса, я на следующий же день направилась в колледж, где попросила распределения в другую местность,
чем сильно удивила своего классного руководителя. Эта внимательная добрая женщина со светлым облаком кудрявых волос, невысокого роста и худощавая, имела привычку при каких-либо неблагоприятных обстоятельствах нервно качать головой и погружаться при этом в глубокую задумчивость. Вот и сейчас она с удивлением посмотрела на меня и, разведя в растерянности руками, забормотала:
        - Как же так, детка? Как же так? Ведь ты одна из лучших учениц колледжа, и тебя ждут сразу в нескольких школах этого города… Ничего не понимаю. Ты хочешь поехать неведомо куда, то есть к чёрту на кулички. Что? Что же такого произошло в твоей жизни?
        - Я не могу, к сожалению, вам всего рассказать, но так сложились обстоятельства… Прошу вас, если можно отправьте меня…
        - Куда, детка? - всё ещё не понимая, спросила она. Тут я вспомнила о своей однокурснице Елене Б… Это была застенчивая кроткая девушка, чуть пухлая и с нежной белой кожей. Она всегда казалась мне задумчивой и одинокой, словно тоже жила в каком-то своём особенном мире. Её тёмно-русые пышные волосы на концах завивались в кольца, а зелёные тихие глаза смотрели из-под густо заросших бровей отрешённо и невозмутимо. Ещё раньше, задолго до этого, она поделилась со мной своими мыслями по поводу получения ею педагогического образования.
        - Никогда не хотела быть учителем. И зачем родители заставили меня поступить сюда. Ведь это совершенно не моё занятие. У меня нет к нему никакой тяги и стремления.
        Позже я заметила, какое пристрастие имела моя сокурсница. Это выяснилось на одном из музыкальных вечеров в колледже. Она в то время имела возможность показать себя и несказанно удивить нас прекрасной игрой на пианино. Затем, она объяснила мне свои способности влечением к музыке с самого детства. Как оказалось, Елена не так давно закончила музыкальную школу по классу фортепьяно. Она хотела и дальше продолжить в этом направлении своё образование, но, к сожалению, её родители настояли на другом выборе для своей единственной дочери, сказав ей, что великими музыкантами становятся единицы, а педагогическое образование подходит для девушки как нельзя лучше. Оно поможет ей в дальнейшем и в семейной жизни, и при воспитании своих детей. Поэтому она поделилась со мной своими опасениями по поводу её распределения, так как её успеваемости, по её словам, вряд ли кто мог позавидовать, и однажды заметила:
        - Наверное, меня распределят в какую-нибудь захолустную местность, совершенно далёкую от города, из-за моего диплома. Как бы мне хотелось быть на твоём месте, ведь тебя ждут сразу в нескольких школах города.
        И тут мне пришла в голову одна идея:
        - Если можно отправьте меня туда, куда вы хотели послать мою однокурсницу Елену… а ее, если можно, вместо меня, она очень хотела остаться в городе, - сказала я.
        - Все хотят, детка, но только не все добросовестно грызли гранит педагогических наук все эти годы, чтобы заслужить это право.
        Она тяжело вздохнула и, подумав немного, сказала:
        - Хорошо, мы подумаем, что можно сделать.
        И вот я уже с тревогой и волнением ожидала решение комиссии, ведь от него каким-то образом зависела теперь моя дальнейшая судьба.

…Наконец, через три дня мне сообщили, что моя просьба удовлетворена и меня направляют в далёкую местность С…, хотя, как позже сообщил мой классный руководитель, это назначение было получить очень непросто, потому как члены комиссии изначально были решительно против, объяснив тем, что такие специалисты нужны им здесь, на месте.
        Наконец-то я почувствовала хоть какое-то облегчение.
        Так как меня ждали в начальной школе в местности С… только через месяц, мне пояснили, что именно в этот срок учительница с прежнего места уходит на заслуженный отдых, поэтому у меня ещё было время собраться и сообщить о своём решении крёстной и всем остальным родственникам. Я стала понемногу складывать свои вещи, достав из шкафа свой старый придорожный чемодан, честно говоря, не думала, что он когда-нибудь мне понадобится.
        Мысль о том, что мне скоро предстоит переезд, захватила меня на какое-то время целиком и полностью. Иногда я даже рисовала себе мысленно картину, как учительствую далеко отсюда, как учу читать и писать маленьких детей…
        Спустившись однажды в холл, я случайно столкнулась с Марией. Увидев меня, она тяжело развела руками.
        - Как же так, вы, кажется, совсем забыли про нас. Хозяин уже не раз спрашивал у меня о вас, и хозяйка обеспокоена тем, что с вами происходит. Одна только эта… - она недовольно сморщила лицо, как я поняла, речь шла о Веронике, - всем довольна и ничто её не заботит…
        - Хорошо, Мария, я исправлюсь, - уже улыбнувшись ей, сказала я, подумав про себя, что очень скоро мне придётся расстаться с этой доброй милой женщиной, которую я знала с детства и которая, как я заметила, относилась ко мне всегда с особой заботой и вниманием, и расстаться, думаю, придётся навсегда!
        Этим же вечером я спустилась к ужину, что в последнее время делала крайне редко. Но на этот раз я пообещала это Марии. К тому же было уже всё решено в моей жизни, и мне оставалось отдаться в руки своей судьбы. Единственной на этот момент твердой светлой мыслью было: «Я буду учителем и всю себя без остатка посвящу маленьким детям, точно так же, как когда-то посвятила себя им моя мама».
        За ужином крестная, увидев меня, очень обрадовалась и начала подробно расспрашивать меня о том, как обстоят мои дела в колледже и всё ли у меня успешно, как, впрочем, она и делала всегда. К ней снова присоединилась Мария, подавая на стол, она в солидарности с крёстной интересовалась моими успехами на практике в школе.
        Я решила пока ничего не говорить им о том, что скоро уеду, потому как у меня был ещё целый месяц. Вероника в то время, равнодушно сложив ногу на ногу и нервно ими болтая, думала о чём-то своём. Вот только Макс, как мне показалось, всё время за ужином как-то странно смотрел на меня. Возможно, он заметил какую-то непонятную ему перемену, произошедшую во мне за последнее время.

…После ужина Макс, выходя из-за стола, вдруг обратившись ко мне, сказал:
        - Кристи, зайди, пожалуйста, в библиотеку. Мне нужно поговорить с тобой. Да, и… прошу, нас не беспокоить, - обратившись уже ко всем остальным, сказал он. Но тут Вероника, молчавшая весь вечер, вдруг заёрзала на стуле и, беспокойно посмотрев на Макса, наклонилась к нему и, демонстративно беря его за руку, сказала:
        - Макс, но я хотела…
        Он высвободил свою руку и жёстко сказал:
        - Разве я неясно выразился, Вероника?
        Его тон заставил её подчиниться, и она, молча выйдя из-за стола, направилась к себе, при этом бросив в мою сторону ядовитый и злобный взгляд.
        Глава XXI

«Итак, мне предстояло спуститься в библиотеку для разговора с Максом», - размышляла сейчас я, сидя за столом в своей комнате, склонившись над настольной лампой.
        Разговор будет не из лёгких, по крайней мере, для меня. Я догадывалась о том, что может мне сообщить сейчас Макс. Но внутри я уже, казалось, настолько смирилась со всем, что понимала: всё равно ничего не могу изменить. Я была просто бессильна что-либо сделать, и теперь мне оставалось только одно: собраться с силой духа и стойко выслушать всё то, что он сейчас мне скажет, а затем молча уйти. Я всё ещё не решалась встать и какое-то время колебалась, но всё-таки заставила себя подняться и направиться в библиотеку.
        Когда я вошла туда, то увидела, что Макс стоит возле окна, глубоко погрузившись в свои мысли. Напротив меня горел камин, яркие языки пламени которого всё сильнее охватывали лёгкой дымкой потрескивающие дрова, освещая часть комнаты, где сейчас находилась я.
        - Присядь, Кристи, - сказал Макс, указав мне рукой на кресло, находившееся напротив окна и камина. Я молча выполнила его просьбу. Так как кресло находилось рядом с камином, я невольно протянула к нему руки и попыталась согреть свои холодные пальцы. Пока я шла сюда, у меня внутри всё холодело, какая-то непонятная мне дрожь охватывала меня ежеминутно с головы до ног.
        - Итак, что на этот раз? - тяжело вздохнув, сказал он, отвлекая меня от моих неприятных ощущений. Я недоумённо посмотрела на него. В эту минуту наши взгляды встретились.
        - Что случилось такого, что ты снова перестала появляться… Лишая нас возможности хоть иногда видеть тебя, - с иронией в голосе произнёс он. Я молчала.
        - Может, ты объяснишь мне наконец, что происходит? - начиная выходить из себя, сказал он. Я не знала, что ответить, вернее с чего начать. Чувствуя, по-видимому, моё замешательство, он вдруг сказал:
        - Впрочем, дай-ка я угадаю. Меня осенила одна мысль. Всему виной Вероника. Если это так, то я даже не знаю, что тебе сказать и как объяснить, что… - он долго подбирал слова.
        - Не нужно ничего объяснять, - наконец сказала я. - Мне и так всё ясно. Я сделаю так, как должна… Думаю, так будет лучше для всех, - выдохнув, произнесла я. Хотя эти слова дались мне нелегко. Именно ими я сейчас подводила черту в своей жизни, обрекая себя на то, что мне меньше всего хотелось - на пожизненное скитание и.…Но ведь другого выхода у меня не было!
        - Лучше для всех? - не понимая, о чём я, переспросил он. - Что это значит, Кристи? - уже в упор глядя на меня, спросил он. И тут мой внутренний голос, словно вырвавшись из заточения душевных оков, разрывая эти оковы, заговорил, отдаваясь всей болью в моём сердце, и я, высказала всё, о чём думаю и что чувствую, всё, что так долго теснилось в моём сердце:
        - Я знаю, что вы с Вероникой скоро поженитесь, поэтому будет лучше, если я уеду отсюда. Я не хочу никому мешать, уж тем более быть… лишней. Я уеду через месяц. Мне дали распределение в другую… далёкую отсюда местность… - Я замолчала, не зная, что ещё сказать и посмотрела на него. Он, казалось, был неподвижен.
        - Или у меня и этого времени нет? Я должна собраться прямо сейчас? - спросила я. Но, снова не услышав ответа на свой вопрос, я сказала:
        - Хорошо, я постараюсь, если так нужно, уехать сейчас, я что-нибудь придумаю, - с этими словами я встала из кресла и направилась к выходу, невольно бросив на него свой последний взгляд, и вдруг увидела, что его лицо всё побледнело, сейчас он смотрел на меня, широко открыв глаза, полные непонимания.
        - Что? - глухо сказал он. - Я ничего не понял, Кристи… Что это было? Ещё раз с самого начала, - проведя рукой по лицу, будто желая снять с себя внезапное оцепенение, произнёс он. - Куда ты собралась? В какую местность?
        Сейчас он смотрел на меня с какой-то дикостью, слегка покачнувшись, он взялся за спинку кресла и присел в него.
        - Ну, Кристи? - вопросительно глядя на меня, сказал он. - Я слушаю тебя внимательно.
        - Но я уже всё сказала, мне нечего добавить, - ответила я.
        - Нечего? Прекрасно!
        Он вдруг рассмеялся мне прямо в лицо, причём настолько сильно, что у него сквозь смех выступили слёзы на глазах. Он весь раскраснелся, кровь густо прилила к его лицу.
        - Хм, значит, я и Вероника, мы должны… пожениться? Так? Но кто мог сказать тебе такое, Кристи? Что за бред? Хотя, постой. Можешь не отвечать, тут не трудно догадаться. Хм… и ты, конечно же, поверила в это? Да, Кристи? Но как? Скажи… Как такое возможно, если во мне всю жизнь живёт одно-единственное чувство. Даже мелькнув слабой искрой надежды, оно являет мне весь смысл жизни. Всего меня, всё из чего состою и существую я. Да, я живу этим одним чувством, и оно даёт мне такую безграничную свободу, что мне порой, кажется, что я могу духовно вобрать в себя всю вселенную, весь мир, это - чувство безграничности, Кристи. Утрата даже отблесков этой надежды опустошает меня и делает глубоко несчастным и я… О, эта извечная пытка душевных терзаний, Крис. Из крайности в крайность; то счастлив ты, что есть эта надежда, то глубоко несчастен, и жизнь тогда теряет всякий смысл. Я то высоко взмываю в небо, паря в нём, словно птица, то падаю на землю, разбиваясь… и это состояние схоже с безумством, и чем сильней во мне два эти противоречия, где борются между собой эти чувства, тем слабее моя душа, боюсь, она может не
выдержать и дойти до безрассудства.
        Его взгляд всё это время не отпускал меня ни на миг. Неожиданно он снова легко и непринуждённо рассмеялся.
        - Кристи, похоже, я окончательно смутил тебя этими откровениями. Мне и самому порой кажется, что я… сумасшедший, потому как чтобы вместить в себя всё это, то, что без конца терзает и рвёт на части, нужно, наверное, действительно быть сумасшедшим. Каким сейчас я и являюсь тебе.
        Он снова засмеялся. Затем, вцепившись в меня взглядом, произнёс:
        - Я пугаю тебя, Кристи? Ты страшишься меня? Ведь я несу бред, да?
        - Нет, - ответила я, покачав головой. Его глаза ещё сильней впились в меня с пронзительной силой, так, что я, не выдержав, опустила своё лицо и произнесла:
        - Сила чувств понятна разве только… Богу.
        - О, вечное дыхание истины. А истина в том, что един дух, едина мысль, едино чувство, и оно в том, что я - это ты, а ты - это я. Я дышу, потому что ты есть моё дыхание. Я живу, потому что ты есть моя жизнь. Потому, что я целиком и полностью состою из тебя, и мои чувства и мысли всегда и повсюду будут неотступно следовать за тобой, и смерть не разлучит их!
        Господи, Кристи.
        Он подошел ко мне ещё ближе и взял меня за руки.
        - Ну, посмотри же на меня. Посмотри внимательно… Неужели ты и сейчас ничего не видишь?
        Я в растерянности смотрела на него. Мои мысли путались, а что, если это очередной подвох, его очередной розыгрыш, и через мгновение, он снова, как тогда, жестоко рассмеётся мне в лицо? Нет, я не выдержу больше такого испытания. Я попыталась высвободиться из его рук.
        - Не вырывайся, Кристи, - ещё крепче сжав мои руки, сказал он. - Ещё раз прошу тебя, посмотри на меня внимательно. Ну же… Но неужели ты не видишь? Не видишь того, что я… Господи, да я же… люблю тебя. Люблю безумно… сильно. Люблю больше всего на свете. Больше жизни! Люблю так, как ещё никто никогда никого не любил на свете!
        Я в замешательстве подняла на него глаза. В какой-то момент его слова, казалось, подняли меня до небес, но мой внутренний голос неожиданно злобно и с усмешкой погрозил мне пальцем, говоря ехидно: «Берегись, ты забыла про те случаи».
        Я снова попыталась вырваться от него, потому как мучительным было осознание того, что мне приходится сейчас стоять перед тяжёлым и терзающим всю мою душу выбором. Я словно онемела вся. В моей голове быстро и бездушно проносились мысли о том, что вот сейчас он снова засмеётся надо мной, нанеся мне в следующую минуту сокрушительный удар, который окончательно разорвёт мне душу. Но тут сквозь эти мысли меня охватило другое, нарастающее и усугубляющее своё превосходство чувство, что он говорит правду, и об этом сейчас свидетельствовало всё его лицо: его мимика, его жесты, абсолютно всё. Но нет, я попыталась, как и тогда, собрать всю свою волю, чтобы не позволить себе сделаться в очередной раз мишенью для его жестоких шуток и безграничных усмешек надо собой, которые позже могут стать поводом для моего очередного самоедства и окончательно сломить меня. Сквозь эти мысленные противоречия, я снова услышала его голос:
        - Ты не веришь мне? - с беспокойством произнёс он. Я молчала в ответ.
        - Но, Кристи…?
        Тогда я, не выдержав, сказала:
        - Ты уже однажды посмел…
        - Ах, вот в чём дело, - поняв, о чём я, встрепенулся он. - Вот почему ты не веришь ни единому моему слову, - закончил он. - И поэтому никогда не смеёшься и очень редко улыбаешься? Кристи, но я уже извинялся за те случаи. Я полностью признал свою ошибку и тогда, там, на лестнице, я побоялся раньше времени обнаружить свои чувства, лишь потому, что было слишком рано, я так думал. Мне хотелось прежде хоть как-то обнаружить твои чувства, но тщетно… видимо, злость и негодование заставили меня совершить этот опрометчивый поступок. Я боялся, что ты не поймёшь меня, но самое страшное - я боялся, что ты можешь отвергнуть меня, этого бы я точно не пережил. Поэтому я не придумал ничего другого, как обратить всё в шутку, но, как позже понял, это была злая шутка с моей стороны. Прости меня, Крис, - сказал он. - Но я действительно люблю тебя. Люблю до безумия, люблю очень сильно, - шептал он.
        Но, снова не услышав моего ответа, он взял моё лицо своими дрожащими руками и поцеловал меня.
        Я почувствовала, как у меня закружилась голова.
        - Ну, теперь ты веришь мне, Кристи? - снова посмотрев мне в глаза, спросил он. Не услышав и на этот раз ответа, он поцеловал меня снова, с еще большим чувством.
        - Ну, же… Кристи?
        Наконец, заметив, по-видимому, в моих глазах то, что он хотел всё это время увидеть, он вдруг взмолился:
        - О, силы небесные. Она наконец-то услышала меня. Слава тебе, Господи!
        Через какое-то время мы уже сидели возле камина, не размыкая рук друг друга. Наши лица таинственно освещал пылающей дымкой приятно потрескивающий и сильно разгорающийся в камине костёр.
        - Кристи, - в задумчивости произнёс Макс, вспоминая эпизоды из нашего детства. - Когда ты ещё только родилась, и я увидел перед собой необычайно крохотное существо, завёрнутое в белые пелёнки, я тогда не удержался и с любопытством заглянул тебе в лицо, а когда увидел твои глаза, то моя душа тут же обомлела раз и навсегда. Я увидел необъяснимо живые, захватывающие дух глаза; твоё лицо всё сияло необычным светом, казалось, что солнце заглянуло к нам в дом и осталось в нём навсегда! При этом ты была такой беззащитной и хрупкой, что мне хотелось непременно защитить тебя от всех… от всего мира! Я прикоснулся к твоим маленьким крохотным пальчикам, и так и остался навсегда в том детском воспоминании. Я соглашусь, что в сознании новорожденных действительно нет места, времени, и пространства, что у них нет разницы между материальным и духовным, они могут вызывать только чистые и светлые, на мой взгляд, чувства, но ты вызвала во мне такое необыкновенное душевное потрясение, что я… - он покачал головой. - В тот момент почувствовал, как глубоко ты проникла в моё сознание и как всецело овладела всем моим
существом! Я улыбнулась его словам.
        - Почему ты улыбаешься, Крис? Ты не веришь мне? Ты думаешь, что я заношусь в своих мыслях? Но ведь это объяснимо… Любовь - несравнимое ни с чем чувство, оно не нуждается ни в каких доказательствах, ни в каких основаниях, и ни в каких мотивах…
        Глядя на него, я испытывала неосознанный духовный подъём: сказать иначе - я была счастлива! Сидеть вот так рядом с ним, смотреть в его глаза и беседовать с ним, неважно о чём, быть рядом, слышать его голос, возможность притронуться к его руке возносила меня наверх всех возможных душевных чувств. Неожиданно он встрепенулся, словно вспомнил о чём-то важном.
        - Кристи… закрой глаза, - сказал он. Я, молча повинуясь его просьбе, закрыла глаза, а когда открыла, то увидела на своём безымянном пальце красивое обручальное кольцо с выгравированной надписью «… с любовью, Макс». Первые слова мне не удалось прочитать, потому что Макс отвлёк моё внимание.
        - Кристи, не догадываешься, что это означает? Я прошу твоей руки и сердца. Умоляю, выходи за меня. Стань моей женой, и я буду наисчастливейшим человеком на свете!
        Я, казалось, всё ещё не верила в то, что сейчас происходит со мной.
        - Ну же, Кристи, я жду твоего ответа. Не молчи, не мучай так меня. Скажи же, ты согласна? О, Господи, твоё молчание сейчас сведёт меня с ума.
        Я подняла на него глаза.
        - Да, - сказала я.
        - Да? - переспросил он. - О, Крис! - радостно закричал он и, подхватив меня на руки, быстро закружил в воздухе. - Завтра. Завтра же мы идём в церковь. Мы будем венчаться, а затем поженимся. О, неужели это не сон, а реальность, Крис? - сквозь слезы, неожиданно появившиеся в его глазах, произнёс он. Всё ещё не выпуская меня из своих объятий, он уткнулся своим лицом мне в плечо и шептал:
        - Кристи. Моя Кристи!
        Через какое-то время я попыталась выбраться из его объятий, подумав о том, что уже поздний час и мне пора идти к себе. На что он, нехотя отпустив меня, тут же метнул на меня, словно огненную молнию, недовольный и злобный взгляд.
        - Кристи. Неужели ты думаешь, что я могу посметь обидеть тебя? Да я скорее отрублю себе руку, чем поступлю так с тобой. Ты всё ещё не доверяешь мне? О, Господи, неужели я дал право усомниться в себе? Но это невозможно, Крис. Ну, конечно же, чёрт меня возьми, слепой самонадеянный чурбан. Я сейчас же должен пожелать тебе спокойной ночи и на этом расстаться с тобой, - сказал он, уже злобно сплюнув в сторону. Я встала и направилась к двери.
        - Ну, постой же, Крис, - услышала я у себя за спиной. - Ты что, так и уйдёшь, даже не попрощавшись со мной?
        Он подошёл ко мне и обнял, снова заключив в свои объятия.
        - Мне нужно идти, - сказала я и попыталась выскользнуть из его рук.
        - Кристи, - покачал он тяжело головой. - Ты продолжаешь мучить меня. Ты хоть понимаешь что, отталкивая меня, ты рвёшь меня на части, это всё равно, что наживую отрезать руку или ногу. О, жестокая, ведь ты вросла в меня всем своим существом, - съехидничал он. - Хорошо, иди, - сказал он, чертыхнувшись злобно в сторону. - Иначе… Не дай Бог, я и в самом деле не сдержу своего слова, и тогда придётся действительно лишить себя руки или, чего ещё хуже, ноги. Чёрт бы меня разобрал за мой язык.
        Я улыбнулась его словам.
        Когда я вышла из библиотеки и быстрым шагом направилась к себе, то уже на самом пороге своей комнаты какое-то внутреннее чувство заставило меня обернуться, и тут я увидела Веронику. Она зашла в библиотеку к Максу. Это обстоятельство на какое-то мгновение смутило меня, но затем я, успокоившись, подумала, что не стоит придавать этому особого значения.
        Добравшись, наконец, до кровати, я и заметить не успела, как меня тут же сморил сон. Возможно, потому что мои эмоции сегодня были настолько сильны, что истощили все мои внутренние силы.
        Утром я встала, как обычно, в семь. Умывшись и причесавшись, я решила спуститься вниз. Выйдя из своей комнаты, я направилась по коридору к лестнице. Проходя мимо комнаты Макса, я заметила, что дверь его комнаты была приоткрыта, а внутри горел свет, но при этом было тихо, что навело меня на волнительные мысли. Я неосознанно заглянула в комнату. Но то, что я увидела, привело меня в полную растерянность…
        Глава XXII
        На большой широкой кровати среди роскошных шёлковых простыней лежал Макс, глаза его были закрыты, казалось, что он спит. Его плечи и грудь были по пояс оголены, остальная часть тела прикрыта простынями. Рядом с ним в ажурном чёрном пеньюаре, обнимая его за плечи, лежала Вероника. Заметив меня, она встала с постели и ленивой, слегка покачивающейся походкой, подошла ко мне. Я отпрянула от комнаты.
        - Не терпится узнать, что здесь произошло? - насмешливо глядя на меня, облокотившись о косяк двери, сказала она. Я, побледнев, покачала головой, не проронив ни слова.
        - Да, это то, о чём ты думаешь… Разве не очевидно? Или ты думала, что может быть иначе? Да, мы немного повздорили с Максом на днях, но с кем не бывает. Вчера же вечером… как видишь, мы помирились.
        У меня в голове стремительно пронёсся вчерашний вечер. Голос Вероники снова вывел меня из задумчивости.
        - И, как видишь, - продолжала она, - примирение закончилось… феерично, - указав на кровать, где лежал Макс, насмешливо сказала она.
        - Ах, да, совсем забыла сказать, как-то вылетело из головы, можешь нас поздравить, скоро у нас свадьба! А теперь, пожалуй, мне нужно отдохнуть, сама понимаешь, бурная ночь совсем вымотала меня. Всего хорошего, - закончила она, дав мне тем самым понять, что мне следует отправиться ко всем чертям, и как можно подальше, захлопнув при этом передо мной дверь.
        Сейчас мне казалось, что у меня под ногами разверзлась земля, и я уже стремительно лечу в пропасть, и сделать ничего нельзя. Какое-то время я стояла неподвижно, во мне не было даже сил сдвинуться с места, настолько всё произошедшее поразило мой мозг, мои чувства, что я, казалось, окончательно пала духом. Я ещё долго не могла прийти в себя, но осознав всё-таки скоро, что же произошло на самом деле, и что это вовсе не кошмарный сон, я направилась к себе. Чувство безысходности охватило меня, так, что я даже не могла дышать, внутри меня, как в детстве, всё сжалось в нервный комок. В своей комнате я устало села за стол и схватилась за голову. Вряд ли я могла сейчас думать о чём-то ещё, кроме как обо всем увиденном. Вот насколько глубоко можно заблуждаться на чей-то счет, и вознестись до небес, а затем упасть больно на землю, и уже не подняться. Точно так же невозможно свернуть с дороги, по которой стремительно несешься в ад…», - подумала я. От бессилия я положила руки на стол и уронила на них голову, почувствовав, как что-то металлическое стукнуло по столу, подняв голову, я увидела на своём безымянном
пальце обручальное кольцо от Макса. Я тут же сняла кольцо с пальца и положила на стол. Стиснув больно руки, чтобы не заплакать и не дать воли слезам, я молча встала из-за стола и начала собирать вещи… Я не стала писать никакой записки, потому как у меня не было для этого ни желания, ни сил. Ещё бы немного, и то, что надтреснуто во мне, могло бы окончательно сломаться. Собрав все вещи, я направилась к выходу. «Хорошо, что все ещё спят», - подумала я. Это к лучшему, так мне будет легче уйти незамеченной, и не нужно будет, по крайней мере, никому ничего объяснять. Я вышла из дома.
        Но странное дело, что случилось с небом, что вообще происходит с природой? Только что светило яркое солнце, и мою комнату заливало утренними лучами, словно само солнце зашло ко мне в комнату, а сейчас, что происходит сейчас? Небо резко заволокло чёрными гнетущими тучами, всё вокруг потемнело. Где-то далеко мелькнула грозная молния, затем ударил сильный гром, его раскаты показались мне устрашающими. Солнце тут же померкло среди серости и тяжести чёрных туч. Глядя на небо, я подумала: «Как же быстро может меняться состояние природы, неужели и чувства человека могут быть такими непостоянными». Сейчас же мне казалось, что природа отзывается на мои чувства и переживания, казалось, что она находилась в единении со мной. Ещё с трудом осознавая, что я буду делать дальше, но следуя уже своему внутреннему голосу, я направилась в сторону вокзала.
        Сидя на одном из жёстких сидений в фойе вокзала среди серых, поблекших от старой краски стен, я достала из сумки свои документы, среди них было направление на работу учителем в совершенно далекую и незнакомую мне местность. Я ещё долго размышляла о том, как решиться поехать туда, где тебя ждут только через месяц. Не будет ли это неразумно и опрометчиво с моей стороны, но другого выхода у меня не было. Пересилив, наконец, своё чувство нерешительности, я направилась к кассе за билетом, после чего вздохнув, присела в ожидании прибытия своего поезда. К счастью, у меня с собой было немного накопленных денег, и я подумала, возможно, на месяц мне хватит этих сбережений, в том случае, если меня не сразу возьмут на должность учителя и, вверив свою судьбу в руки Господа, я вскоре направилась к поезду, услышав о его прибытии.
        Когда поезд тронулся, я погрузилась в наблюдение живописных пейзажей здешних мест. Большие крепкие деревья с пышной зелёной кроной листьев, которые открылись моему взгляду, развевал неугомонный бойкий ветер. Тёмные грозовые тучи, всё ещё нависая над городом, одна за другой проносились прочь. Один живописный пейзаж быстро сменялся другим. И вот появилась роскошная долина, усыпанная красивыми лилово-розовыми луговыми цветами среди зелёной пышной травы, словно выстриженной под газон, она смотрелась, как лужайка в роскошном саду. Судя по времени, проведённому в пути, местность, куда я направлялась, находилась очень далеко, потому как в пути я провела двое, по крайней мере, мне так показалось суток. По приезду я начала выяснять, где находится начальная школа в местечке С… К моему облегчению, не составило особого труда её найти. Несколько человек, встретившихся на моём пути, объяснили мне, как туда добраться. Таким образом, через некоторое время я стояла возле серого и мрачного, на мой взгляд, здания, выстроенного из старинного, уже начинающего разрушаться красного кирпича в два этажа. Большие старые
окна были открыты навстречу ветрам. Немного повременив, я, наконец, осмелившись, решительно вошла в здание школы. Тёмные широкие коридоры с высокими потолками, обшарпанные двери маленьких классных комнат, временами мне казалось, что им не хватает света. Я зашла в кабинет секретаря. Девушка, в больших круглых очках и с гладко зачёсанными назад и собранными в конский хвост волосами, худенькая, в тёмно-сером коротеньком пиджачке и длинной юбке, привстала из-за стола.
        - Добрый день, - сказала она мягким голосом. - Чем я могу вам помочь? - спросила она. После того как я рассказала ей зачем я здесь и показала направление, то она сразу же повела меня к директору школы. Я зашла в соседнюю дверь, там меня встретила женщина лет пятидесяти с пышной короткой стрижкой каштановых волос. Её прямая и статная осанка наводила на мысль, если быть наблюдательным, о том, какую должность она занимает. Её глаза сквозь прозрачные круглые очки какое-то время внимательно и с интересом рассматривали меня. После короткого приветствия она попросила меня присесть напротив неё. У нас начался довольно долгий и обстоятельный разговор, в ходе которого она пыталась выяснить, откуда я и с какой целью прибыла. Когда женщина узнала, что я приехала к ним по распределению, учителем начальных классов, то она попросила мои документы и, просмотрев их, к моей приятной неожиданности уже выразила ко мне своё расположение.
        - Ну, слава Богу, - развела она радостно руками. - А нам сообщили, что вы только через месяц приедете. Это ещё и лучше, что вы к нам прибыли раньше. Успеете подготовить класс к новому учебному голу. Познакомитесь с учениками, с коллективом. Единственное затруднение сейчас может быть в том, что мы пока не можем предоставить вам жильё, но у нас есть хорошая женщина, которая нам поможет в этом.
        После того, как я написала заявление о приёме на работу и отдала документы секретарю, мне дали адрес, где я могла остановиться на первое время. От школы это было относительно недалеко. Поэтому я добралась пешком, что меня нисколько не утомило, а скорее наоборот, дало возможность подумать обо всех переменах, которые произошли за последнее время в моей жизни.
        Возле небольшого кирпичного домика меня встретила пожилая внимательная женщина с проседью тёмных коротких волос. Она была опрятно и строго одета. Рассматривая меня какое-то время, она спросила, кто я и откуда приехала, на что я ответила, что меня направили от школы и что я новый учитель начальных классов. Мне показалось, что женщина с первого взгляда прониклась ко мне какой-то внутренней симпатией, потому как чем дольше продолжался наш разговор, тем мягче и добрее становилось выражение её лица. А жесты и мимика всё больше располагали к себе. Женщина показала мне мою комнату, где мне предстояло остановиться на какое-то время, после чего оставила меня одну, сославшись на неотложные дела.
        Новая обстановка и совершенно другая атмосфера - это как новая глава в романе, в которую входишь с новыми чувствами и новыми мыслями, ещё совершенно не зная, что будет дальше… Комната показалась мне небольшой, но довольно уютной. В ней было всё необходимое. Большой письменный стол из светлого дерева. Деревянные, с мягкой обивкой диван и стул. Рядом стоял высокий шкаф с большим, во весь мой рост, зеркалом. Посередине комнаты лежал светлый ковёр с мелкими красно-зелёными цветами. На окнах висели цветные, собранные пышными сборками, занавески, из-под которых выглядывал белоснежный тюль. Я начала раскладывать свои вещи, а когда управилась, то подошла к окну, за ним было слышно весёлое и дерзкое щебетание птиц. Солнце яркими лучами врывалось в комнату, освещая её особым тёплым светом.
        Перед моим взглядом открылся красивый сельский пейзаж: приятная зелёная лужайка, из-за которой выглядывала лесная долина из деревьев хвои, берёз и сосны. Посередине долины, петляя извилистыми зигзагами, тянулась тропинка, стремительно уносившаяся в призрачную даль. После всего, что со мной произошло за последнее время, сейчас, находясь уже далеко от того дома, где прошли все мои годы детства и юности, я чувствовала себя как-то совершенно иначе. Теперь мне предстояло начать совершенно другую жизнь. Жизнь, полную иных испытаний.
        На следующий день я, проснувшись и приведя себя в порядок, направилась в школу. Там директриса представила меня как нового молодого педагога, по её предположениям, возможно, подающего в будущем большие надежды, новому коллективу, где меня приняли довольно учтиво и радушно.
        Мы, как мне показалось, быстро подружились с хозяйкой дома, где я остановилась. Она попросила называть её Эммой, хотя из-за её возраста я смущалась следовать её просьбе, но спорить с ней было бесполезно. Эмма была подвижным и бодрым человеком и любила заниматься садоводством и кухней, что у неё неплохо получалось. Она шутливо называла меня «детка» или «девочка моя», потому как я, по её словам, напоминала ей её единственную дочку, которая вышла замуж и уехала с мужем далеко отсюда.
        День за днём проходили стремительно…
        За всей школьной суматохой и подготовкой к учебному году я не заметила, как наступила осень. Хрупкие жёлтые и красно-коричневые листья просвечивали тонкими дырочками, окутанные лёгкой паутинкой, слабо просматривающейся на солнечном свете. Они мягко стелились под ногами, осыпая всю землю красочным ковром.
        Солнце светило по-прежнему ярко, хотя и уходило после полудня из вида. Но его тепло и свет давали особый уют осенней природе.
        Меня радовали задорные детские глаза, наивные милые улыбки и маленькие детские руки, когда на уроках, желая ответить, они в нетерпении тянулись высоко вверх. Всё это каким-то образом согревало мою печальную и ещё не затянувшуюся от прошлых ран душу.
        Шло время, я уже, казалось, окончательно привыкла к здешней обстановке и целиком и полностью погрузилась в учительский труд, который приносил мне неимоверное наслаждение, как вскоре на смену всему этому пришло новое испытание. Так, когда я однажды вернулась из школы, ко мне подошла Эмма. Остановив на мне внимательный взгляд, она сказала:
        - Девочка моя… тебя ищут.
        - Что? - переспросила я, остановившись в растерянности. Моё сердце бешено забилось.
        Глава XXIII
        Она недоумённо покачала головой и развела руками, вопросительно глядя на меня.
        - Приходил мужчина. Довольно статный, лет сорока пяти, приятно одетый - в чёрный строгий костюм. Он был высоким, с быстрыми чёрными глазами и маленькой поседевшей бородкой. Он спросил, здесь ли проживает Кристина Э…
        Моё сердце от этого сообщения замерло, а в душу ещё глубже закралась непонятная и мучительная тревога. «Кто бы это мог быть?» - пронеслось у меня в мыслях. Эмма продолжала:
        - Он с таким глубоким интересом выспрашивал у меня всё о тебе, а после показал фото, по-видимому, хотел убедиться, ты ли это.
        На мгновение она замолчала.
        - И… что было дальше? - уже с нетерпением спросила я.
        - Несомненно, на фото была ты. Только там ты какая-то особенная… в голубоватом атласном платье, с локонами распустившихся по плечам золотистых волос. Я вздрогнула. Откуда у этого мужчины моя фотография, сделанная во время выпускного в колледже? Такая фотография, если мне не изменяет память, стояла в позолоченной рамке в гостиной нашего дома… Кто этот человек? Кто? Я лихорадочно размышляла, пока ответ сам не пришёл ко мне. Меня ищет крёстная или… Макс. «Нет», - подумала в смятении я и тяжело покачала головой. Только не это! Зачем? В это время меня заставил очнуться внимательный голос Эммы, она продолжила свой рассказ, который с новыми подробностями интриговал меня всё больше.
        - Но самое интересное было впереди! Когда я спросила его, зачем он тебя ищет, он вдруг не нашёлся, что мне ответить. Но после того, как я сказала ему, что в таком случае не стану с ним больше ни о чём говорить до тех пор, пока он не скажет мне, кто он и зачем здесь, он, немного помолчав, словно раздумывая о чём-то, наконец, сказал:

«Эту девушку ищут родственники… меня нанял Макс Э… Но, прошу вас, не говорите пока ей об этом, потому что…» - она снова замолчала, словно продолжая испытывать моё терпение.
        - Почему? - снова в лихорадочном нетерпении спросила я.
        - Потому что… этот Макс… должен сам сюда приехать, - заключила она.
        - Что? Нет… Нет, - схватившись за голову и окончательно пав духом, твердила уже я. - Этого не должно быть! Не должно!
        - Что с тобой, девочка? - кинувшись ко мне и уже заботливо обняв меня за плечи, спросила она. - Почему, ты не хочешь, что бы этот, как его там, Макс Э… приезжал сюда?
        - Этого не должно быть. Не должно, - всё ещё продолжала твердить я, словно обезумев, и разволновалась в этот момент настолько сильно, что меня охватила какая-то непонятная мне сильная дрожь, казалось, меня начало трясти, а в глазах застыли слёзы.
        - Господи, что же это такое? Ну, успокойся. Успокойся, детка. Что же с тобой происходит? Тебя всю трясёт. Ты не на шутку разволновалась, будь оно неладно. Что же он сделал такого, что ты так не хочешь его видеть? Что?
        - Я… не могу этого сказать.…Не могу. Извините, мне лучше побыть одной, - сказала я, после чего молча ушла к себе в комнату.
        Я долгое время не могла уснуть, мучительно и нервно думая о том, что рассказала мне Эмма. Мой возбуждённый мозг и встревоженные чувства, казалось, были накалены до предела. Всё это время я пыталась понять, зачем Макс хочет явиться сюда. Иногда сквозь эти воспалённые мысли меня снова начинали охватывать противоречивые чувства, а что если мой внезапный отъезд вызвал лишние расспросы и домыслы у крёстной и Марии, и он, чтобы хоть как-то оправдать всё это, решил найти меня, но лишь для того чтобы избежать новых расспросов. Вернувшись же, я буду вынуждена снова терпеть его унижения и насмешки Вероники. Тем более то, что я увидела в последний раз, даёт мне право предполагать, что они действительно скоро поженятся. Тогда, что ещё убийственнее он задумал для меня? Видеть их всё время вместе? Более жестокого и злого наказания не придумать. «За что он так со мной? За что?» - твердила я, а ближе к вечеру у меня началась истерика. Я долго не могла успокоиться и отрицала всё, что приходило мне в голову, а уже ночью моё воспалённое воображение сыграло со мной злую шутку. Мне приснился сон, который окончательно
сломил мою волю. Мне снилось, что я одна среди глубокой тихой ночи бегу по широкой длинной дороге, усыпанной большими камнями-булыжниками. Спотыкаясь о них, я падала, затем снова вставала и бежала, бежала… в никуда… Силы мои были на исходе, когда я снова упала на камни, потому что вымоталась до предела и подняться больше уже не могла. Но тут я услышала издалека, словно с небес, знакомый мне голос:
        - Вернись… Вернись.
        - Нет… Нет, - отвечала я. Но снова слышала всё тот же неумолимый голос:
        - Вернись… вернись…Мгновение и один сон сменился другим, еще более ужасным, чем прежний: на этот раз мне снилось, что я тону, отчаянно и быстро идя ко дну, но в последний момент, вдруг начинаю подниматься на поверхность, словно кто-то или что-то вдохнуло в меня новую жизнь. Только на этом всё не закончилось. Через какое-то время мне приснилось, что я отчаянно оглядываюсь по сторонам, словно ищу кого-то и подняв голову я, сталкиваюсь лицом к лицу с Максом, глаза в глаза. Только Макс был… он был весь седой. Вся его голова была белой, как снег, а лицо будто неживое… какое-то безумное, казалось, он не подавал никаких признаков жизни.
        - Нет! Нет! - закричала я в ужасе и проснулась. Рядом со мной на кровати сидела Эмма, она заботливо держала меня за руку.
        - Господи, что же это такое? Я смотрю, детка, психика у тебя совсем расстроена, - сказала она, тяжело покачав головой. Я всё ещё с трудом приходила в себя от кошмарного сна и шептала:
        - Нет. Нет.
        - Ну, успокойся. Успокойся, - гладя меня по руке, говорила она. - Повезло тебе, девочка, что я на твоём пути повстречалась. Я ведь в прошлом много лет проработала врачом в психиатрической клинике и много чего на своём веку повидала, так что знаю, что в таких случаях делать. Она встала и куда-то ненадолго вышла, а вернувшись, сказала:
        - Вот, сейчас мы сделаем тебе укол, и всё будет хорошо. Только ты не волнуйся так.
        Склонившись надо мной, она поставила мне укол в руку.
        - Вот так, сейчас всё пройдёт. Всё будет хорошо, и ты успокоишься.
        Сидя рядом и в задумчивости глядя на меня, она по-прежнему качала головой.
        - Похоже, жизнь сильно тебя потрепала, девочка, раз ей удалось надломить твою психику до такого предела. Но это ничего, ничего, - похлопала она меня по руке. - Надломила - это ещё не сломала, а значит, всё ещё поправимо. Мы справимся, поверь мне, - сказала она. Вскоре я заснула.
        Прошло несколько дней, но мысль о том, что я должна как можно скорее покинуть это место, уехать и скрыться в более далёкой местности, чтобы меня никто и никогда больше не мог найти и чтобы обо мне наконец все забыли, не покидала меня! Когда я окончательно утвердилась в этой мысли, ведомая всё той же внутренней силой и убеждением, что только в этом случае меня перестанут искать, я всё же забрала документы из школы, хотя мне это далось нелегко. Директриса недоумевала, в чём тут дело, и была сильно огорчена моим уходом. Вернувшись, домой, я быстро собрала свои вещи. Медлить нельзя. Так как Макс может приехать в любую минуту. На мгновение я задержалась, решив написать прощальную записку Эмме, в которой благодарила её за заботу и приют, после чего направилась к выходу. Я снова бежала. Неведомо куда, неведомо зачем, порой мне казалось, что я бегу от самой себя…
        Перед моими глазами снова, как ветер, быстро проносились поезда. Я стояла на вокзале, встревоженная и в полной растерянности. Найдя укромный уголок внутри помещения, где, к счастью, оказалось не так много людей, я, тяжело опустившись на сиденье, начала лихорадочно думать о том, что мне делать на этот раз и куда ехать. Заметив сидевшую рядом со мной маленькую худенькую сморщенную старушку в больших светлых очках, сквозь которые она внимательно вычитывала какие-то слова из объявлений, я встрепенулась. Меня вдруг осенила мысль, нужно купить газету с объявлениями, возможно, что-нибудь там натолкнёт меня на определённые мысли, и я тут же поспешила к киоску. Вернувшись, я присела на прежнее место и начала просматривать объявления о работе и жилье. Только на этот раз я всё искала в ещё более глубинной и далёкой местности, чтобы меня никто больше не нашёл. Наконец, вскоре, как мне показалось, мне удалось найти что-то подходящее. Объявление гласило о том, что в К… крае в селе Б… требуется учительница в начальную школу, ниже указывался номер телефона, по которому можно было позвонить и выяснить всю
интересующую информацию, а также адрес и место нахождения школы. Я тут же направилась к телефону. К моему глубокому облегчению, мне даже показалось в тот момент, что сами силы небесные помогают мне… Им действительно была нужна учительница, причём на этот раз ей предоставлялось жильё, и это был последний факт, который окончательно утвердил меня в мысли, что я должна поехать именно туда. Я поспешила к кассе, в которой, к счастью, не было сейчас народа, и через три с половиной часа я уже была в пути…
        Глава XXIV
        Направляясь вдоль просёлочной дороги, я всматривалась в открывшуюся перед моим взглядом, глубоко утопающую в растительности долину.
        Передо мной открылся вид на множество небольших домиков, словно змейкой, рассеянных повсюду. По краям местности мелькали сосны и пихты. От лёгкого дуновения ветра воздух казался особенно глубоко насыщенным и чистым.
        Добравшись до первого дома, что находился на самом отшибе проселочной дороги, я, подойдя к нему, подумала, что мне следует постучаться в дверь и спросить, как добраться до начальной школы в местности Б.., и в правильном ли направлении я иду. Но моё внимание насторожило одно обстоятельство: окна дома были грубо и небрежно заколочены старыми облупившимися досками, сквозь них просматривались покрытые паутиной и пылью окна, там виднелись старые серые занавески, полностью закрывавшие окна изнутри, так, что снаружи дома невозможно было просмотреть, что происходит внутри. В попытке найти хоть какие-то признаки жизни в этом доме, я ещё раз окинула его внимательным взглядом. Дом представлял собой довольно мрачное зрелище. Чёрные смоляные брёвна, заколоченные со всех сторон окна, казалось, он несёт в себе тяжёлый отпечаток безжизненности и даже пугающей таинственности, об этом я сделала вывод, когда неожиданно увидела, что на крыше дома из высокой дымоходной трубы клубится дым. Всё говорило о том, что в доме кто-то есть, несмотря на его видимую безжизненность. Я снова подошла к двери дома и, постучав
железным кольцом в виде ручки, спросила:
        - Есть здесь кто-нибудь? Пожалуйста, откройте.
        Но мои усилия не увенчались никаким успехом. В ответ стояла мёртвая тишина, никто не откликнулся на мой голос и призыв. Постояв так ещё немного, я, и без того уставшая от длительного пути и невыносимой жары, солнце как раз сейчас находилось в самом разгаре, был полдень, повернулась к долине и направилась прочь по той же просёлочной дороге в сторону селения.
        Прошло две недели. За это время я успела поселиться и устроиться в начальную школу учителем в местности Б…, замечу, что моё первое впечатление от школы было иным, не тем, что сформировалось впоследствии. Здание школы показалось мне очень старинным, так как при входе над парадной дверью школы была выгравирована надпись «Тысяча девятьсот тринадцатый год», то есть зданию было больше века. Мелкие, углубившиеся в стены, как изваяние, красные кирпичи и узкие длинные полутёмные коридоры с немного покосившимися дверями, придавали школе окончательно ветхий вид. Школьные парты и вся методическая литература были потрёпаны так, что порой приходилось подолгу сидеть над дряхлыми книгами. В них нередко отсутствовали или были исписаны учениками до не узнаваемости страницы, что мешало разобраться в тексте и ознакомиться с учебным материалом.
        У меня был набран класс первоклассников из двадцати трёх детей. Озорные, иногда насмешливые, но с невероятным любопытством в глазах, они производили на меня странное волнительное впечатление. Засиживаясь допоздна, я занималась с несколькими детьми, отстающими по программе. Мы прописывали с ними буквы, цифры и упражнялись в чтении и счёте.
        Среди всех детей в классе была одна ученица, которая невольно привлекла моё внимание. Её большие светлые глаза, мягкие шелковистые русые волосы, заплетенные в небрежные косички и тоненькая хрупкая фигура производили впечатление беззащитной и испуганной девочки. Мне хотелось хоть как-то помочь ей, поддержать и приободрить её. Ещё в самом начале меня насторожило в ней то, что она всего боится. Она вздрагивала при одном упоминании её имени на уроке, а при неожиданном крике или звуке случайно упавшего на пол предмета она растерянно оглядывалась по сторонам, словно загнанный в клетку зверёк. Но при этом она стоически терпела нападки и издевательства по отношению к ней со стороны одноклассников, которые довольно часто показывали ей язык, дёргали за косички и прятали её портфель под партой, крича её вслед:
        - Ненормальная… дочь сумасшедшей! Твою мать выпустили из психической больницы!
        Мне не раз приходилось делать детям строгие замечания по поводу их поведения в попытках образумить их. Но позже я поняла причину столь странного поведения детей.
        Однажды за девочкой в школу пришла её мать. Увидев женщину в первый раз, я даже смутилась и оторопела. Передо мной предстала рослая крепкая женщина с грубыми, я бы даже сказала, чопорными чертами лица. Большие выпуклые глаза, взгляд которых постоянно бегал, не задерживаясь подолгу на чём-то одном, было в этих глазах что-то пугающее, отталкивающее. Из-под заросших чёрных бровей глаза казались ещё более злыми и дикими.
        Всклокоченные неухоженные волосы были небрежно уложены в хвост. Помятая, грязная одежда при всей громоздкой фигуре сидела на женщине, как мешковина. Ко всему этому, когда женщина заговорила со мной, я поняла, что она малограмотна; слова её путались, она говорила отрывисто, резко и не всегда понятно.
        - Как она учится? - спросила меня женщина. Её руки в этот момент без конца что-то искали на своей одежде, то пуговицы, то карманы. Я сообщила ей, что девочка в целом учится неплохо, но если позаниматься дополнительно, то можно добиться ещё большего успеха. Она, тут же дико уставившись на девочку, пробуравила её жестоким взглядом. После чего у девочки от волнения начали трястись губы и руки, казалось, что она вот-вот расплачется, хотя я не понимала причину столь странного поведения. Ведь я как учитель должна давать родителям советы по закреплению и усовершенствованию учебного материала детьми, нацеливая их на более успешный результат в учебной деятельности. Но мама этой девочки восприняла всё по-иному. Похоже, она тут же сделала вывод, что её ребёнок отстаёт во всём и сразу, несмотря на то, что мои пожелания были не значительными, так как в основном девочка справлялась с учебной программой.
        - Собирайся, Алика. Дома разберёмся, - крикнув на девочку, сказала женщина. - Чего она ещё не понимает? - обратившись ко мне, спросила она.
        - Алика справляется со всей программой, но она очень смышленая девочка и при хорошем раскладе может быть одной из лучших учениц в классе, - сказала я.
        Девочка, которую мне всегда хотелось защитить от нападок детей, теперь, как выяснялось, нуждалась в защите от собственной матери.
        Спустя несколько дней, во время урока, я, проходя мимо парты, где сидела Алика, невольно бросила на неё взгляд и заметила, что она неловко прикрывает свою шею воротничком школьной блузки и робко прячет лицо и руки. Присмотревшись к её странному поведению, я вдруг увидела то, что заставило меня содрогнуться. На её бледной щеке виднелся синяк, но побои были не только на лице, они были на шее в виде синеватых кругов и в виде припухлостей на локтях, а в некоторых местах была разодрана кожа, в основном на руках, между пальцами.
        Заметив мой пристальный взгляд, Алика снова попыталась от неловкости прикрыть свою шею и руки. Я попросила девочку задержаться после уроков.
        Когда все дети разошлись по домам, я подошла к ней и, осторожно беря её за руку, спросила:
        - Алика, откуда у тебя эти синяки на лице, на шее?
        Она, покраснев, опустила глаза и, пряча от меня лицо, молчала.
        - Не хочешь говорить? - заметила спокойно я, насколько только это было возможно. - В таком случае… мне придётся поговорить с твоими родителями, - сказала я после некоторого молчания.
        На что она, тут же схватив меня за руку, судорожно и быстро заговорила:
        - Пожалуйста. Умоляю, вас… не говорите ничего маме… Иначе она… Она убьёт меня…
        - Так это твоя мама? Но за что?
        Я не понимала, вернее, в моей голове никак не укладывалось, как вообще возможно так жестоко относиться к ребёнку. Девочка запинаясь, забормотала:
        - Она попросила меня принести ей её любимую вазу, но из-за неловкости моих рук, ваза упала на пол и разбилась вдребезги. Тогда… она…
        Девочка начала всхлипывать, казалось, ещё немного, и она расплачется. Я бережно прижала её к себе и заботливо погладила по голове. На мгновение она подняла голову и посмотрела на меня сквозь слёзы.
        - Вы… ведь ничего не скажете ей, правда? Ни ей, ни папе? Иначе… она… Она бьёт меня больно-пребольно.
        На мгновение она зажмурилась и из её глаз потекли слёзы, но, чтобы я этого не видела, она снова уткнулась лицом в мои руки.

«Господи, - подумала я, сидя рядом с ней в смятении. - Почему мы так злы? Что движет нами? Какие силы заставляют нас быть такими злыми и беспощадными со своими детьми, быть жестокими друг к другу?
        Почему нам так не хватает терпения, доброты? Умения выслушать и понять? Неужели в людях уже не осталось ничего, что питает в человеке самые светлые чувства, чувства любви?»
        - Я обещаю, я ничего не скажу, - гладя её по мягким шелковистым косичкам, сказала я, чувствуя, как сильная человеческая боль пронизывает меня от горькой правды осознания того, что я не в силах что-либо сделать и хоть чем-то помочь.
        - Спасибо, - снова подняв на меня глаза, полные уже лёгкого просветления, прошептала она.
        В последнее время я начала замечать, что Алика привязывается ко мне с каждым разом всё больше и больше. На её лице то и дело появлялась улыбка, если я начинала шутить по какому-либо поводу, иногда она даже заливалась детским озорным, как журчащий ручеёк, смехом. В этот момент казалось, что всё было хорошо и безмятежно.
        Но это продолжалось до тех пор, пока…
        Однажды к нам после урока зашла директриса. Она сделала нам некоторые сообщения о предстоящей комиссии, которая должна наведаться к нам на следующей неделе. Она пояснила нам как нужно себя при этом вести. А именно: как быть одетыми, что дети должны быть обязательно в парадной форме; мальчики в белых рубашках и с накрахмаленными воротничками. Девочки же - в чистых манжетах и в белых фартуках. Таким образом, её наставления заняли около получаса нашего времени. После этого мы были вынуждены остаться после уроков, чтобы записать домашнее задание, которое я была вынуждена наспех нацарапать мелом на доске, чтобы не задерживать больше детей. В это время с грохотом неожиданно распахнулась дверь, и в классную ворвалась мать Алики.
        Её лицо было полно дикого и непонятного мне лихорадочного возбуждения и негодования.
        - Что это значит? Почему она до сих пор в школе? Это вы её задерживаете, да?
        И, подойдя к парте Алики, она начала нервно и быстро собирать принадлежности девочки в портфель. Я попыталась что-то сказать ей в ответ, но она, казалось, совсем не слышала меня.
        - Я что тебе сказала, а? Чтобы ты после школы, не задерживаясь, сразу шла домой. А ты что делаешь? Я смотрю, ты совсем от рук отбилась? Ты меня не слушаешься, да? Или ты не хочешь идти домой? Говори мне, ты не хочешь идти домой? Не хочешь? Это так? - Женщина занесла руку над девочкой и хотела уже её ударить, но я, стремительно ринувшись к ним, в последнюю минуту перехватила её руку и уберегла девочку от нависшего над ней удара.
        - Не смейте! - сказала я, с жёсткостью глядя на женщину.
        - Что? Да кто вы такая? И вы ещё будете мне указывать, что делать с собственным ребёнком?
        Женщина снова со свирепым взглядом в глазах хотела вцепиться в девочку, но я преградила ей путь.
        - Нет. Вы не смеете бить ребёнка, - сказала я. - Мы задержались не по своей воле, нас задержали в связи со школьной проверкой. Так нельзя. Битьём вы ничего не добьётесь. Это жестоко!
        В это время в класс ворвался мужчина, невысокий, коренастый, с чёрной копной коротких волос; с лихорадочно бегающими глазами. Его лицо всё пылало, было видно, что он чем-то сильно взволнован.
        - Ах, вот вы где? - воскликнул он и ринулся к матери Алики.
        - Ты что себе позволяешь? - закричал он, уставившись злобно на неё. - Пока меня нет дома, ты избиваешь нашу дочь до посинения? Ты что, совсем обезумела?
        Мать Алики попятилась назад.
        - Нет… я… Я ничего не делала. Я только хотела…
        Но он продолжал:
        - Ты думаешь, что люди мне ничего не расскажут о том, как ты издеваешься над ней?
        При этом он схватил её грубо за руку, так, что её пальцы побелели, и она хрипло взмолилась:
        - Я ничего… не делала…
        - Прошу вас, прекратите! Это не место для выяснения отношений, - вмешалась я, желая остановить всё это.
        Тут мужчина неожиданно уставился на меня. С минуту он рассматривал меня с ног до головы, так, что я почувствовала себя неловко, после чего он сказал:
        - А вы, я так понимаю, и есть та самая учительница? Хм… А люди правы.
        - Простите, вы о чём? - переспросила я.
        - Ну, то, что вы… природа действительно не поскупилась на краски для вас.
        - Что? - не понимая, о чём он говорит, спросила я.
        Тут мать Алики неожиданно кинулась на мужчину с кулаками и передо мной снова разыгралась жуткая картина.
        - Ах ты… Ты дьявол! Неуёмный дьявол! Ты опять взялся за старое! Всё никак не угомонишься, как только увидишь хорошенькое лицо… - процедила она сквозь зубы, пытаясь нанести ему несколько ударов, которые он с небрежностью и лёгкостью миновал, словно это происходило не впервые. Наконец он, словно развлекаясь её жестокостью, снова схватил её за руку, грубо заломив её за спину.
        - Прекрати. Я сказал, прекрати! - сквозь зубы, наклонившись над ней, процедил он. Затем, угомонив женщину, он, всё еще пылая, как в жару, жёстко сказал:
        - Быстро домой! Там я с тобой ещё разберусь!
        Толкнув женщину к двери, а девочку взяв за руку, он быстро направился к выходу. Я медленно, будто меня всю вымотали и вывернули наизнанку, подошла к учительскому столу и, присев за него, тяжело опустила голову на руки. В какой-то момент мне показалось, что мои нервы натянулись до предела, а немного ослабнув, принесли с собой такую душевную пустоту и тоску, что моя душа, сейчас раздираемая множеством противоречий, казалось, кричала изнутри, настолько тяжело ей было, и я ничего не могла с этим поделать.
        Как я позже поняла, тот самый мужчина, ворвавшийся к нам в класс, был отцом Алики, и моя догадка вскоре подтвердилась.
        - Это был мой папа, - сказала Алика на следующий день, при этом на её лице несмотря ни на что промелькнула светлая улыбка. - Он хороший. Он не такой, как мама и он никогда не бьёт меня, - закончила уже с гордостью в голосе девочка.
        Глава XXV
        Спустя несколько дней, вечером, когда в школе наступило полное затишье, я задержалась, засидевшись за учительским столом, просматривая поступившую в школу новую методическую литературу. Неожиданно постучали в дверь классной, и в следующую минуту вошел мужчина, внешность которого мне показалась очень знакомой. Услышав его голос, я окончательно убедилась: это был отец Алики. Но что ему здесь было нужно в столь поздний час?
        Он, поприветствовав меня с какой-то странной, я бы даже сказала настораживающей улыбкой - было в ней что-то такое, что ввело меня в непонятное ощущение, принеся с собой неловкость и смущение, - он подошёл ко мне ближе. Его самонадеянная и наглая походка ещё больше смутила меня.
        - Я вижу, ваши ученики уже все разошлись? - бросив небрежный взгляд на классную комнату, при этом дерзко ухмыльнувшись, произнёс он.
        - Вы, наверное, ищите Алику? Так она уже давно ушла. Разве вы не пересеклись с ней? - спросила я, подумав, что он пришёл забрать девочку.
        - Нет. Я не поэтому пришёл.
        Я вопросительно посмотрела на мужчину и столкнулась с неприятным, скользящим по моему лицу взглядом. В его чёрных глазах было что-то бесовское и неуловимо-дерзкое. Я встала из-за стола и начала собираться домой, решив, что будет лучше просмотреть остальную литературу дома, там, во всяком случае, мне никто не будет мешать. Но так как мужчина всё ещё стоял возле меня, не двигаясь с места, то я сказала:
        - Так что вы хотели? Поговорить об Алике? Если так, то я могу сказать одно: у вашей девочки всё хорошо. Она старается и пока со всем справляется.
        - Вовсе нет. Я не об этом хотел поговорить с вами.
        С этими словами он остановил меня, преградив мне дорогу.
        - Не понимаю, что вам нужно? - более строго произнесла я.
        - Но ведь вам некуда спешить, не правда ли?
        - Что? - возмущённо сказала я.
        - Ну, ну, не торопитесь… Куда вы так торопитесь?
        - Послушайте, по-моему, вы не понимаете… - с волнением произнесла я.
        - Чего я не понимаю? - наклонившись ко мне очень близко, так, что я почувствовала, как жадно и тяжело он дышит, от него сейчас разило алкоголем и табаком. Я отвернулась от него, пытаясь высвободиться из замкнутого пространства, но мужчина неожиданно схватил меня за плечи.
        - Что вы делаете? - возмутилась я и попыталась жёстко убрать его руки. В эту минуту резко распахнулась дверь и в класс ворвалась мать Алики, вся взъерошенная и задыхающаяся. Её лицо было раскалено до предела; глаза смотрели по-зверски жестоко. Она тут же кинулась к нам.
        - Ах, вот вы чем здесь занимаетесь?
        Мужчина тут же перехватил её. Я видела, что её руки были готовы сейчас же схватить и растерзать меня. Я не понимала, что здесь сейчас происходит. Всё вызывало у меня полное недоумение.
        Глядя на меня бешеными глазами, она в истерике закричала:
        - Мало того, что вы отнимаете у меня единственную дочь… Ваше имя не сходит с её языка… Так вы ещё решили отнять у меня и мужа! Да я… вас… - и она снова ринулась ко мне, но мужчина держал её настолько крепко, что она даже не могла вывернуться. В какой-то момент, глядя на их жестокие и обезумевшие лица, полные ярости и негодования, я подумала: как похожи и как близки все соприкасающиеся друг с другом грязные отвратительные чувства. Чувства, что рождаются в людях от бессмысленного и неоправданного зла, которое ещё большее затягивает, из которого выбраться, кажется, уже невозможно. Но что движет злом? Гнев, несправедливость, неоправданные ожидания от жизни, следовательно, мстительность и зависть. В их же случае - затмевающая всё вокруг слепая ревность. Но разобраться в этих чувствах и глубоко проникнуться в корень этого зла не всем под силу. Так же, как и понять настоящую и глубокую истину добра, что идёт от света, исходящего изнутри человеческого бытия. Но, увы, не всем дано обладать этим светом, иначе бы изменился весь мир…
        - Что ты здесь делаешь? - закричал он сквозь зубы со странной злобой в глазах. - Почему ты не дома? Чёрт тебя возьми. Тебе вообще нельзя выходить, или ты опять захотела вернуться в логово чёрта.
        С ужасом глядя на разыгравшуюся передо мной картину, я, казалось, всё ещё не понимала, что происходит. Затем мужчина начал грубо выталкивать женщину к выходу, по-прежнему сильно стискивая её цепкие худые руки, она, оборачиваясь на меня, кричала:
        - Только посмейте! Если я узнаю, что вы…
        Мужчина попытался закрыть ей рот рукой, продолжая крепко держать, пока она с силой не укусила его ладонь, он закричал и собрался ударить её по лицу, но я воскликнула:
        - Нет! Остановитесь!
        Мужчина странно посмотрел на меня и опустил занесённую над женщиной руку, скрутив её. Женщина вела себя как обезумевшая и всё никак не унималась:
        - Берегитесь, я ни перед чем не остановлюсь. Вы за всё ответите. Слышите? За всё!
        Я чувствовала, как кровь прилила к моим вискам, как учащённо забилось моё сердце. Вся эта ситуация привела меня в сильное замешательство, я не понимала, в чём меня обвиняют, и вообще, что происходит? Жестокая сцена, разыгравшаяся перед моими глазами, на какое-то мгновение унесла меня в мысли о том, что, возможно, это насилие разворачиваются и на глазах у маленькой испуганной девочки, моей ученицы Алики. И такую жизнь девочка, проживает каждый день, и изо дня в день она видит такие взаимоотношения в семье. И что же после этого может дать ей в будущем это чувство внутреннего страха, чувство бессилия перед этой жестокой и несправедливой взрослой жизнью, и как этому противостоять? Но разве может детская психика справиться со всеми этими чувствами? Слишком непосильный груз для детского понимания этого мира. Неудивительно, что, взрослея, человек становится или слабым и немощным, или жестоким и мстительным, или несправедливым и грубым. Сама жизнь поставила его в эти жестокие рамки, в которых его чувства обращаются злой монетой, платой обществу, неся в себе все породившие в жизни протесты, и так из
поколения в поколение. Разве не в этом кроется корень зла человечества?
        Я очнулась от нахлынувших чувств и мыслей, потому что в этот момент проходившая мимо класса одна из родительниц, похоже, слышавшая все, что здесь происходило, заглянула к нам в класс. Мужчина в этот момент насильно вытолкнул мать Алики, и они, наконец, вышли из класса. Подойдя ко мне, женщина слегка наклонилась ко мне и заговорила вполголоса:
        - Послушайте, возможно, это не моё дело, но хочу дать вам совет: остерегайтесь этой женщины. Я знаю, вы новый человек в наших краях, поэтому многого не знаете. Так вот, эта женщина, которая сейчас вам угрожала, ненормальная, более того, вот уже несколько лет она состоит на учёте в психиатрической клинике. Во всяком случае, как говорят люди, причиной помутнения её рассудка стали бесконечные похождения её мужа. Даже ходят слухи, что она неоднократно пыталась покончить с собой, но её во время останавливали, а однажды одной из его женщин она плеснула в лицо серной кислоты, обезобразив ее до неузнаваемости. Поэтому будьте осторожны, - предупредила напоследок меня женщина, после чего быстро ушла.
        Чувство страха, ведомое человеком, возможно, заставило бы его задуматься о том, что может быть…? Только это чувство почему-то не нашлось во мне, как в простом нормальном человеке. Инстинкт самосохранения, как ни странно, затерялся в моём подсознании, ещё с детства, когда перед моими глазами проносились самые жестокие испытания в моей жизни, оставившие неизгладимый след. Нет, я не бросалась в объятия смерти, но и не бежала от того, что мне уготовила судьба. Я лишь всегда следовала велению и порывам своей души, которые нередко приводили меня к пропасти под обрывом, и эти чувства мне приходилось испытывать не раз.
        Глава XXVI
        Наступила зима. Холод оцепил, сковал всю землю, покрыв её тяжёлым белым покрывалом снежной лавины.
        По ночам надломленным скрежещущим голосом завывала вьюга. Казалось, природа неистово стенала в ветках деревьев с жаждой вырваться на свободу и разогнаться в полях, чтобы, наконец, окончательно утвердиться в своей власти над порабощённой землёй.
        В маленьком домике, который снаружи завалило снегом до самых окон и в котором я проживала всё это время, была одна небольшая комната. Бледно-зелёные выцветшие обои придавали ей особую ветхость и лёгкую таинственность. Под цвет обоев, до самого пола свисали тяжёлые драпированные шторы, я повесила их по приезду, захватив по бокам тесьмой.
        Несколько маленьких обрамлённых картин уютно висели на стене. На одной из них была изображена утопающая в зелени лесная чаща, сквозь которую сверху пробивались яркие блики солнечного света. На другой картине - прозрачное, как стекло, светло-голубое озеро, заливающееся с неба пленительным розовым закатом, а на последней - морская лазурь в глубине сурово-скалистых гор, над которыми высоко в небе парили чайки.
        В комнате также находился тёмный полированный письменный стол со стулом в мягкой обивке, напротив стоял большой широкий книжный шкаф, в котором не было ни одной пустой полки: я усиленно всё это время пыталась создать собственную библиотеку. Всё это каким-то образом напоминало мне часть библиотеки дома из прошлого. Уютная кухня дышала особым уютом и теплом, потому как в ней постоянно жарко пылал огонь, языки пламени которого не раз заставляли меня задуматься о давно минувших днях и; узкий коридорчик, из него постоянно веяло прохладой и тенью, он завершал, можно сказать, мою скромную обитель.
        Когда я вернулась из школы, было уже четверть десятого. Закоченев до костей от сильного холода, так, что, казалось, мои руки и ноги вот-вот откажутся меня слушаться, я, преодолевая усталость и боль, затопила печку. Медленно присев возле неё на низкую табуретку, подавшись вперёд, я пыталась согреть онемевшие от холода пальцы; всё ещё содрогаясь от холодного ветра, который пронизывал меня насквозь, пока я шла от школы до дома.
        Яркие языки пламени, от которых я сейчас не могла оторвать своего взгляда, снова унесли меня в воспоминание о прошлом. Мне невольно привиделось, как вот точно так же, возле старинного камина в гостиной, согревая руки и ноги, я смотрела на красновато-синие языки пламени, находясь в уютной библиотеке нашего большого дома, занимательно беседуя с Максом о книгах, о погоде. Наши лица в таинственном свете огня, казалось, были охвачены каким-то особым, ведомым лишь нам двоим чувством. Мы словно были оторваны от всего мира, нас ничто не занимало, и ничто не существовало, кроме нас самих: наших взглядов, жестов и тихих таинственных голосов. Моя душа, с болью таившаяся всё это время, в этот момент неожиданно захотела выбраться наружу, разрывая все оковы, захватившие меня тогда, в тот последний день. Передо мной вдруг снова живо предстало лицо Макса. Но вдруг мягкие и добрые черты лица стали злыми, а затем и вовсе с ядовитым оскалом превратились в дьявольское и бесовское выражение лица, после чего послышался отдалённый, затем уже близкий, громкий и даже пугающий смех. Как гром среди ясного неба, я услышала
его хохот.
        Он смеялся отрывисто и беспощадно, глядя прямо мне в глаза. От ужаса, охватившего всю меня в эту минуту и пронёсшегося по моему телу холодной дрожью, я зажмурила глаза и покачала головой, пытаясь снять с себя это внезапное оцепенение. Эти воспоминания настолько сильно охватили меня, что я не сразу услышала стук в дверь.
        Вначале мне показалось, что это всё тот же ветер изворотливо и дико стенает вокруг дома, но затем звуки усилились и стали угрожающими. Накинув себе на плечи тёплую пуховую шаль, я выглянула на улицу.
        На пороге, к моему удивлению, стояла совершенно незнакомая женщина. Я плохо могла разглядеть сейчас её черты лица и внешность, вокруг стоял полумрак, но рядом с ней я заметила девочку, и это обстоятельство удивило меня ещё больше, - это была Алика.
        Я тут же впустила неожиданных гостей в дом.
        Женщина подвела девочку к печке и сама склонилась над ней, желая, по-видимому, согреться.
        - Извините, что мы вот так неожиданно ворвались к вам, - хриплым голосом, едва откашливаясь, сказала она. Тут она подняла на меня глаза. На мгновение яркий свет пламени из печи осветил её лицо, и я в ужасе отпрянула от неё.
        Большая часть её лица была изуродована безобразным шрамом. Но её глаза были особенными: большими, светлыми, и, как мне показалось, в них затаилась глубокая сдерживаемая тоска. Её невысокая стройная фигура в странном облачении в какое-то старое дряхлое пальто, повязанное сверху, вокруг талии, красно-клетчатым платком, выглядела нелепо. На её голове была тёмно-коричневая накидка, из-под которой выбивались пряди тёмных длинных волос. Несмотря на это по движениям и молодым рукам женщины, можно было сказать, что в этом теле всё ещё живёт неуёмная энергия молодости. Женщина продолжила:
        - Я привела к вам эту девочку. Она, как я поняла, искала именно вас, но в темноте и в бурю забрела не туда, куда нужно, оказавшись на самой окраине местности, там, где живу я. Возможно, вы когда-то видели мою старую заколоченную избушку, та, что находится на самом отшибе. Так вот, девочка едва не обморозилась, хорошо, что я услышала её плач у себя за дверью. Хотя, согласитесь, при таком ветре, это непросто. Я вышла на улицу посмотреть, кто там, и тут увидела, как она уже вся замерзшая, - при этом рассказчица тяжело покачала головой. - Скребётся в мою дверь. Я, как могла, попыталась отогреть её, но она всё время звала вас. У меня ей оставаться было нельзя, потому как если узнает её… мать, - она снова в задумчивости покачала головой, с горькой усмешкой глядя на огонь. - Боюсь, в этом случае, девочке будет несдобровать. А вы, как-никак, её учительница, - заключила она, всё ещё глядя на языки пламени. Согревшись, женщина скинула с себя тёплый платок, обнажив при этом голову и плечи - смоляные красивые локоны тут же распустились по её плечам вихрами волос. Я увидела часть красивой женской фигуры:
длинную гладкую шею и точёный подбородок, а когда женщина полностью развернулась ко мне, то я заметила, что изуродована только правая часть её лица, левая была молодой, с гладкой бархатной кожей. Сейчас меня охватила одна неудержимо и стремительно ворвавшаяся в мой мозг мысль: что произошло такого в жизни этой, если смотреть с одной стороны лица, - красивой женщины, что впоследствии обезобразило ее до такого ужасного вида. Что за испытания выпали на её долю, которые наложили вечное табу на её жизнь? Ведь с такой внешностью, она, вероятно, была вынуждена быть изолированной от общества. И немудрено, если её сторонятся все люди в этой округе и не только. Мой интерес вспыхивал всё сильнее, пока её голос не заставил очнуться меня.
        - Вы рассматриваете меня? - сказала она, зорко бросив на меня свой взгляд.
        - Простите, - ответила я, смутившись своего поведения, и подошла к девочке.
        Она стояла возле огня, едва дыша. Всё происходящее, похоже, настолько её уморило, что она уже с какой-то отрешённостью смотрела сейчас на всё происходящее. Я взяла её за руку, она казалась мне усталой и полусонной и отвела в комнату, а затем, раздев, уложила в кровать, укутав в тёплый плед. После того, как девочка легла отдыхать, я вернулась к незнакомке.
        - Ну, что же, я свою миссию выполнила. Думаю, мне пора, - сказала женщина, поднимаясь, всё ещё не сводя взгляда с языков пламени, занимающихся в печи.
        - Но куда вы пойдёте в такой холод? Оставайтесь, места всем хватит, - сказала я, остановив её. Она резко подняла на меня глаза, тут я увидела в её взгляде какой-то странно проскользнувший сквозь печаль свет.
        - Как? И вы не боитесь?
        - Не боюсь чего? - переспросила я, не понимая, что она хочет этим сказать. Она в ответ усмехнулась.
        - Ну, как же… Разве вы ничего не слышали обо мне в здешних краях?
        Я пожала плечами.
        - Ну, допустим, а мой внешний вид, разве он не пугает вас?
        - Мне гораздо важнее ваш поступок, чем всё остальное, - ответила я.
        - Хм, - пробурчала что-то она себе под нос и снова склонилась над огнём. - Я слышала, что вы приехали издалека?
        Я в ответ кивнула головой.
        - А вы не боитесь вот так… одна в чужой местности, никого не зная… пускать чужих людей к себе, а вдруг… - её глаза в этот момент блеснули. - И всё же? - она снова посмотрела на меня. - Разве вы не видите во мне ничего отвратительного, отталкивающего? Я никого вам не напоминаю?
        Я в ответ спокойно подошла к ней и сказала:
        - Я думаю, вы замёрзли, и вам нужно согреться. Я подогрею чай.
        - Вы необычная и странная девушка, - немного подумав, сказала она.
        - Отчего же? - спросила я.
        - Ну, как, впустить в дом незнакомого человека, тем более меня… женщину, которая… ведь я, по здешним поверьям, ведьма, то есть изгнанный из общества человек. Разве вы этого не знали?
        Я покачала головой.
        - Нет, но даже если и так, это ничего бы не изменило. Вы привели мне девочку, которую спасли от мороза. Возможно, от верной смерти, и теперь переживаете за неё, думая о том, как бы её мать не сделала ей чего плохого. Вы даже сами не осознаёте того, что ваши поступки заслуживают к вам другого отношения, не того, какое вы привыкли, судя по вашим словам, получать, они всё сами за себя говорят - вот вам и мой ответ, - заключила я. Женщина удивлённо повела бровями.
        В глубокой ночи послышался грохот - кто-то бился в дверь. Я, тут же проснувшись, вскочила с постели, не понимая, что произошло. Следом за мной приподнялись Алика и незнакомка. Я накинула на плечи пальто и выглянула на улицу…
        Глава XXVII
        Из мрака ночи меня кто-то сильно толкнул назад, я отпрянула, и увидела лицо, полное дикого и свирепого негодования, это была… мать Алики.
        Она с криком ворвалась в дом и, откинув меня назад, бросилась искать девочку.
        - Ах, вот ты где? Я так и знала.
        Завидев Алику в углу комнаты, она кинулась на неё с кулаками, но я тут же, опередив её, преградила ей путь.
        - Не смейте бить ребёнка! - жёстко сказала я, пряча девочку за своей спиной.
        - Да кто вы такая? - закричала в бешенстве она. Поняв, что девочка просто так не выйдет к ней, потому что сильно напугана, она вдруг резко сменила интонацию и стала более благосклонна к ней. При этом она начала всячески уговаривать Алику выйти из-за моей спины, и когда девочка, уже поддавшись её уговорам, сделала к ней шаг, женщина грубо схватила её за руку.
        В это время из кухни вышла моя ночная гостья. Увидев её, мать Алики неожиданно замерла, широко раскрыв глаза, словно увидела приведение.
        - Ты? Ты ещё жива? - в замешательстве произнесла она.
        - Как видишь, - надменно глядя в глаза матери Алики, произнесла моя гостья.
        - Но ты… Тебя же изгнали. Ты ведьма. Ведьма.
        Неожиданно женщина вся побледнела, её грузное тело начало тяжело и беспомощно опускаться на пол, она начала причитать. Эти причитания перешли затем в истерику, из её глаз потекли слёзы. Увидев это, Алика, всё это время прячась от матери, бросилась к ней и начала её успокаивать. Казалось, женщина на какое-то мгновение проявила в себе материнские чувства. Она начала гладить Алику по голове, бормоча при этом что-то невразумительное. После, словно опомнившись, будто ею снова овладели дьявольские силы, схватила девочку и, злобно пятясь назад, к выходу, с бесовской усмешкой на лице и безумной искрой в глазах прошипела:
        - Я сожгу вас. Всех сожгу! Вы будете гореть в аду, синим пламенем. Слышите? Сожгу!
        Дверь с грохотом захлопнулась, и лишь сгусток холодного дымчатого воздуха остался на пороге дома.
        Я стояла, как статуя, не в силах какое-то время сдвинуться с места. Я не знала, что может женщина в таком состоянии сделать с ребёнком, но одна только мысль об этом приводила меня в смятение и ужас. Голос незнакомки отвлек меня:
        - Не завидую я этой маленькой девочке. Даже трудно себе представить, что её может ожидать, потому как это сам дьявол в женском обличии, и она ни перед чем не остановится. Я понимаю ваши чувства, мне тоже очень жаль эту девочку, но и вам теперь нужно быть осторожней, поверьте мне. Достаточно посмотреть на меня, чтобы убедиться в том, насколько действенны обещания и угрозы этой сумасшедшей. Как всё-таки порой может быть жестока и несправедлива к нам жизнь, - с тяжестью в голосе сказала женщина.
        На следующее утро я пришла в школу раньше обычного, потому что всю ночь не могла уснуть, меня беспокоила судьба девочки. Зайдя в класс, я всё ещё беспокоилась, в голове у меня промелькнуло, что, возможно, Алика сегодня не придёт в школу, что мать не отпустит её, но, к моему удивлению, во время звонка на урок девочка медленно вошла в класс и прошла за свою парту. Взглянув на неё, я побледнела, а моё сердце больно отдалось внутри. Алика была снова избита: расплывшиеся синяки на руках, на шее, под щеками и кровоподтёк над правой бровью, она старалась прикрываться рукой, дети начали перешёптываться у неё за спиной и показывать на неё пальцем. Я присмирила класс. Мне тяжело было вести урок, потому что моё внимание каждый раз невольно обращалось к девочке, моё сердце в этот момент обливалось кровью, меня терзало чувство несправедливости. Всё во мне внутри бунтовало и противилось этому деспотическому и жестокому отношению к ребёнку.
        После уроков, когда все дети начали расходиться по домам, я, взглянув на девочку, вдруг заметила, как она смотрит в сторону двери. Тут я увидела, как в класс входит мать Алики. Неожиданно девочка бросилась ко мне и, крепко обхватив меня своими маленькими тонкими ручками, зашептала, с мольбой глядя на меня:
        - Не отдавайте меня… Не отдавайте, умоляю вас. Она убьёт меня. Женщина подошла к нам и, по-видимому, решив использовать свои хитрые уловки, начала ласково упрашивать девочку пойти домой, но Алика лишь сильней вцепилась в меня своими детскими ручонками.
        - Вы снова избили её, - едва сдерживая негодование и волнение в голосе, сказала я. - Я не отдам вам ребенка, по крайней мере, до тех пор, пока вы не исправитесь. Более того, я вынуждена написать заявление о её систематическом избиении. Я не могу оставить это безнаказанным. Также мне придётся обратиться в отдел по правам и защите детей и в соответствующие органы.
        В это время в класс вошла директриса, высокая, крепкого телосложения женщина лет пятидесяти с кудрявыми чёрными волосами и тонкими губами. По-видимому, она проходила мимо нашего класса во время разговора и невольно услышала его.
        - Что здесь происходит? - сказала она, надменно взглянув на меня. Её осанка в этот момент выпрямилась, словно палка. Она злобно поджала губы и смотрела сейчас на меня вызывающе и дерзко.
        - Вот, посмотрите, ваша учительница не хочет отдавать мне моего ребёнка, - запричитала вдруг мать Алики, пытаясь вызвать у директрисы сочувствие.
        - Ещё этого не хватало. Отпустите девочку немедленно! - приказала мне директриса.
        - Но девочку систематически избивают. Посмотрите на неё, она боится даже идти домой.
        Но директриса, казалось, и слушать меня не хотела, более того, она даже не удостоила взглядом девочку, чтобы убедиться в правдивости моих слов, и лишь холодно, всё так же стоя перед нами, как жандарм, процедила сквозь зубы:
        - Отпустите ребёнка, я вам сказала. Это её мать. Родителям видней, что делать со своими детьми.
        - Но как же так… - запротестовала я. - Как ребёнок? Кто защитит её…
        - От родителей, вы хотели сказать? - закончила за меня всё тем же жёстким голосом директриса. - Это не ваша забота. Вы обязаны учить детей. Давать им знания. А всем остальным должны заниматься родители. Мать Алики подошла и грубо оторвала девочку от меня, потащив её к выходу.
        - Я так это не оставлю, - сказала с твёрдостью я.
        - А вам не кажется, что вы слишком много на себя берёте? - злобно уставившись на меня, произнесла директриса. - И вообще, - продолжила она, - вы человек новый в наших краях и многого не знаете. Вы не знакомы с менталитетом и обычаями здешних мест, поэтому мой вам совет: занимайтесь непосредственно своими обязанностями и не лезьте в чужие дела. Вам всё понятно? - сказала она, глядя на меня цепким взглядом, ожидая при этом, как я поняла, беспрекословного подчинения.
        - Но…
        - Никаких «но». Ещё раз повторяю… Занимайтесь своими обязанностями.
        Я заметила, как мать Алики сверкнула на меня своим пронзительным недобрым взглядом, выходя из класса. Было в этом взгляде что-то затаённое и зловещее…
        Прошло несколько дней. Я занималась своим обычным делом, после того как уроки закончились раньше времени, потому как было объявлено о приближающейся непогоде и резком похолодании. Надвигался сильнейший ураган, и он принёс с собой беспощадный суровый ветер, который со стремительной силой срывал всё вокруг, и тем суровее он казался, что его сила была охвачена леденящей душу жестокой метелью. Замело всё вокруг так, что люди с трудом пробирались сквозь снега.
        Я решила подольше задержаться в школе, подумав о том, что, возможно, к вечеру ненастная погода утихнет, и я смогу спокойно добраться до дома. Чтобы не терять время напрасно, я начала готовиться к предстоящим завтра урокам и просмотрела методическую литературу. За этим занятием я не заметила, как стремительно пронеслось время и как быстро начало смеркаться. В какой-то момент мне вдруг показалось, что стукнула входная дверь школы и послышались шорохи. Вначале я замерла, прислушиваясь к этим странным звукам, но после подумала, что мне это только показалось, и продолжила свои занятия.
        Заметив, что за окном совсем темно, я поняла, что пора собираться и, выйдя из-за учительского стола, направилась к выходу. Я нажала на ручку классной двери и попыталась открыть её, но тщетно, дверь не поддавалась мне. Я ещё раз приложила все усилия, чтобы открыть её, но, увы, дверь была заперта снаружи. Внезапно я почувствовала запах дыма, после чего увидела, как по комнате мягко и плавно стелются клубы дыма, от которого я вскоре начала закашливаться. Меня охватила паника. Прикрывая лицо рукой, я начала со всей силы стучать в дверь классной и кричать:
        - Откройте! Кто-нибудь! Откройте!
        Но никто не откликался. Я оказалась взаперти. Запах гари и сильный дым усиливались. Я бросилась к окнам, но, к сожалению, они были закованы в железные решётки, и я снова бросилась к двери.
        - Откройте! Кто-нибудь! Откройте дверь!
        Я ещё какое-то время усиленно дёргала дверь, пытаясь её открыть, но я была совершенно бессильна что-либо сделать, дверь не поддавалась. Моя борьба продолжалась до тех пор, пока я от удушья не упала на пол и не потеряла сознание.
        Глава XXVIII
        Отступление
        Высокий крепкий мужчина с поредевшей проседью в волосах и аккуратно подстриженной бородкой, в строгом чёрном костюме, который придавал его походке более совершенный и деловитый вид, направлялся к дому, где его уже давно ожидали.
        Всю дорогу его не переставало мучить одно тяжёлое обстоятельство, из-за которого он всё ещё медлил заходить в дом. В глубине души его тяготила неотвратимая мысль о том, что ему придётся сейчас сообщить… непоправимое. Собравшись всё-таки с духом, мужчина вошёл в дом.
        - Ну, что, вы нашли её? - воскликнул молодой человек, приподнявшись и выходя из-за рабочего стола, увидев желанного посетителя и направляясь в нетерпении к нему. Мужчина долго подбирал слова:
        - Да… то есть нет…
        - Что значит «нет»? - удивлённо взглянув на детектива, переспросил молодой человек.
        - Даже не знаю, как вам сообщить об этом, - мужчина тяжело покачал головой и вздохнул, после чего медленно протянул молодому человеку свёрнутую газету и добавил:
        - Вот… прочтите это… - детектив раскрыл газету и указал на огромную заметку во весь лист, в центре которой была чёрно-белая фотография.
        - Вы сами всё поймёте. Простите, мне очень жаль… - произнёс сочувственно низким голосом мужчина и замер в ожидании. Молодой человек начал пробегать глазами заметку и бросившуюся в глаза фотографию, на которой были изображены обломки сгоревшего дома после пожара. Но чем дальше он продвигался в её прочтении, тем сильнее его охватывало волнение. Дочитав заметку до конца, он потрясенно поднял глаза на детектива.
        - Что? - не веря своим глазам, сказал он и ещё раз кинулся читать конец статьи.
        - «Во время пожара погибла молодая учительница… Девушку похоронили на местном кладбище…» - что это? - уставившись дико на детектива, произнёс он. - Вы хотите сказать, что…
        Детектив сочувственно кивнул головой.
        - Нет. Этого не может быть. Это бред какой-то… Не может!
        Уже в следующую минуту ужас охватил молодого человека. Он был настолько потрясён тем, что узнал, что у него перехватило дыхание. Сдавило горло и грудь, из-за этого было трудно дышать, он нервно расслабил галстук на шее, вышел в коридор и направился прочь из дома. На его пути снова возник детектив, молодой человек посмотрел на него потухшими глазами.
        - Этого не может быть. Слышите, не может, - остановился он перед мужчиной и схватил его за плечи. - Не может! Слышите! Я не верю, не верю в это! Не может! - тряся пожилого мужчину, кричал молодой человек. Но мужчина, опустив руки молодого человека, проникновенно заглянув ему в глаза, сказал:
        - Мне действительно очень… жаль, но я был там, на месте происшествия, и видел всё своими глазами. Также я побывал на могиле этой девушки. Она действительно погибла во время пожара в школе… На могиле висит её фотография. Мне очень жаль… Прошу вас, держитесь! Молодой человек побледнел, его глаза на мгновение заволокла пелена слёз. Он шел, не зная куда. Ему по-прежнему не хватало воздуха, последние пуговицы рубашки не расстегивались, но они мешали ему дышать, и он с силой разорвал их.
        Оказавшись в саду, забредя туда совершенно случайно, он вдруг остановился и поднял глаза к небу. Но как резко переменилось оно. Тяжёлые тучи сковали угрюмое небо. Сверкнула резко молния, затем налетевший неожиданно сильный ветер начал отчаянно трепать и склонять к земле ветки деревьев. «Молодая девушка, погибшая во время пожара в школе, как выяснилось, была…» Его мысли путались, а слова встали как ком в горле, словно ад, свербящий своим злым дыханием, охватил всего его с головы до ног. Сейчас молодому человеку казалось, что земля развёрзлась под его ногами.
        - Нет… Нет, - шептал он. Напротив мужчины стоял глубоко проросший своими корнями, так, что их было видно снаружи, дуб. Ветер начал свирепствовать ещё сильнее, будто совсем обезумев. С неба метая огненные искры, светилась грозная молния. Молодой человек упал коленями на землю. Пошёл сильный дождь, который омывал сейчас его безумное лицо. Неожиданно природа, не на шутку разволновавшись, грозно ударила в небо и, снова сверкнув, молния ударила в ствол старого дуба, и он загорелся. Молодой человек, не выдержав сильных душевных мук, что охватили его сверх меры, раздирая на своей груди рубашку, закричал изо всех сил, какие только были в нём:
        - Нет…! Кристи… Нет!
        Женщина, старше сорока лет, с гладко зачёсанными назад волосами с проскальзывающей в них проседью; худощавая и с большими светлыми глазами, устало шатаясь от бессонницы, постучала в запертую дверь взрослого сына. Вот уже как три дня прошло, а он всё не выходил из своей комнаты.
        - Макс. Ты меня слышишь? Пожалуйста, открой. Ты уже три дня не выходишь, после того как… - Она на мгновение замолкла. - Я понимаю, мы все скорбим, поверь, но прошу тебя, Макс…
        - Оставьте меня, - медленно произнес молодой человек.
        - Но, Макс, ты не выходишь из своей комнаты несколько дней и ничего не ешь. Я принесла тебе… Наконец мужчина сжалился над матерью и, поддавшись её уговорам, открыл дверь.
        Женщина вошла в комнату, и, взглянув на сына, вскрикнула, уронив поднос с посудой на пол. То, что она увидела, шокировало её, она, не удержавшись, закрыла лицо руками. Ужас пронёсся по всему её телу. Она стояла, вся побледнев. Мужчина молча и отрешенно смотрел на мать.
        - Макс, - произнесла сквозь слёзы женщина, протянув руку к сыну, прикоснувшись к его голове. - Ты… весь… седой.
        Мужчина молчал.
        - Ты видел… себя? - заикаясь, произнесла она.
        - О чём ты, мама? - равнодушно сказал молодой человек.
        - Но ты… - слёзы одна за другой потекли по её щекам. - Ты весь поседел.
        Перед женщиной сейчас стоял молодой красивый мужчина, но с полностью седой, как снег, головой. Женщина, вдруг покачнувшись, схватилась рукой за грудь, в её сердце отдалась острая боль. Сын, очнувшись от своих мыслей, поддержал мать за руку.
        - Что с тобой, мама? Мария! - позвал он, крикнув из комнаты. Через какое-то время внизу показалась встревоженная помощница по дому.
        - Что-то случилось? - преодолевая одышку, воскликнула женщина, спеша на помощь.
        - Да. Мария, маме плохо, - сказал молодой человек. - Помогите ей.
        Посмотрев в этот момент на мужчину, женщина ахнула и остановилась, как вкопанная.
        - Что с вами, Мария? Вы словно призрака увидели, - сказал спокойно мужчина.
        - Матерь Божья. Что с вами стало? Невероятно, что с вами сделало это несчастье… - побледнев вся, произнесла женщина. Не обращая внимания на слова женщины, он произнёс: - Помогите лучше мне.
        Когда женщине оказали необходимую помощь и всё улеглось, мужчина вернулся в свою комнату. Его взгляд вдруг остановился на зеркале, которое висело напротив письменного стола. На этот раз он задержался в нём дольше обычного.
        В зеркале, как ни странно, на него смотрело совершенно чужое лицо, но его мысли сейчас мало что-то занимало, они были очень далеки отсюда.
        Яркие солнечные лучи, наконец, принесли с собой свежее дыхание весны, освободив природу от зимнего гнёта. Лёгким пробуждением стали расцветать в саду первоцветы: ярко-жёлтые лепестки лютика стремительно пробивались сквозь зелёную траву. С фиолетовыми и лилово-розовыми лепестками, удлинённо поднятыми вверх, к солнцу, в форме колокольчика, высовывались, прекрасные крокусы. В некоторых местах в виде пушистой лёгкой шапочки принося с собой аромат цитрусовых и фруктов, распускался гиацинт.
        Среди этого благоухающего и прекрасного цветения в саду, глубоко задумавшись о чём-то и совершенно не обращая никакого внимания на оживление в природе, опустив тяжело голову, в кресле сидел молодой человек. Взгляд его был совершенно отсутствующим. Но подул лёгкий ветерок, и листва таинственно зашуршала в ветках деревьев, молодой человек вдруг оживился, он огляделся по сторонам. Ему вдруг показалось, что он услышал знакомый голос, принесённый ветром, и этот голос был тихим, спокойным и зовущим к себе.
        - Кристи? Это ты? - вслушиваясь в звуки природы, произнёс мужчина.
        - Ты здесь… Я знал, что ты придёшь. Прошу тебя, не уходи…
        Немного помолчав, глядя на крокусы и лютики, он произнёс:
        - А помнишь, Кристи, как ты любила рассматривать эти первоцветы, появившиеся с первым оживлением природы, с приходом самой весны? Ты могла подолгу рассматривать их, склонившись над ними так низко, словно видела в них что-то особенное и совершенно незаметное чужому взгляду. В этот момент твоё лицо озарялось такой светлой улыбкой и казалось таким одухотворённым, что я мог тихо наблюдать за твоей улыбкой, движением твоих рук, развевающимися на ветру лёгкими прядями волос. Почему ты так редко приходишь, Кристи? Куда подевались наши долгие беседы в саду? В библиотеке? Прошу тебя, приходи всегда! Ни на минуту не оставляй меня. Слышишь? Тебе не следует этого делать, иначе может случиться…
        Молодой человек был так увлечён беседой с кем-то, что не мог заметить, как к нему подошла его мать, лицо которой было усталым и озабоченным, и его дядя, высокий статный мужчина, но уже в том возрасте, когда прожита большая часть жизни. Морщины возле его глаз и губ усилились при виде единственного племянника. Он стоял весь в напряжении, по его телу то и дело пробегала дрожь. Он слегка наклонил свою голову к сестре. Всё это время они молча слушали разговор молодого человека с самим собой.
        - Что происходит? - спросил в ошеломлении брат у сестры. Она тяжело покачала головой и тихо сказала:
        - Так он разговаривает с ней каждый день, словно она жива и находится где-то рядом. Что с ней ничего не случилось. Я не знаю, что делать. Мне кажется, я сама скоро сойду с ума от всего этого.
        Сестра внимательно посмотрела на брата. В её взгляде была мольба о помощи, хоть о какой-то надежде на искру просветления сознания её сына.
        Понаблюдав ещё какое-то время за племянником, мужчина, тяжело качая головой, произнёс:
        - Странное поведение. Очень странное. Боюсь, мы даже можем быть здесь бессильны. И есть только один выход… Думаю, нам придётся обратиться за помощью.
        Сестра тревожно взглянула на брата.
        - Да, именно так, у нас нет другого выхода, - заметив тревогу сестры, сказал брат и, помолчав немного, добавил:
        - У меня есть один знакомый… психиатр.
        Сестра вздрогнула, последнее слово больно резануло ей по сердцу.
        - У него одна из лучших клиник в городе, - продолжал мужчина. - Думаю, медлить нельзя. Нужно восстановить его как можно скорее… пока не поздно. Эх, Макс, Макс, - покачав головой, с тревогой глядя на единственного племянника, произнёс пожилой мужчина. - Не думал я, что ты способен на такие чувства, - сказал он в тихой задумчивости.
        Глава XXIX
        Весенние лучи солнца, пробивающиеся сквозь голубоватую дымку небосвода, уже ярко заливали землю своим светом, пробуждая природу к новой жизни. Всё вокруг дышало, жило, выбиралось наружу, стремясь к этим нежным лучам весны.
        В это утро молодой человек, энергичной походкой спустившись в гостиную, был необычайно бодр и полон надежд.
        Его приподнятое настроение и прекрасное расположение духа не могли не укрыться от окружающих, что вызвало удивление и непонимание.
        - Макс, что случилось? - в растерянности произнесла женщина, ожидавшая всё это время его внизу.
        - Ты сегодня какой-то не такой… Не такой как…
        - Как раньше? - заметил мужчина. - То есть, как сумасшедший… ты это хотела сказать, мама? - произнёс молодой человек, не глядя даже матери в глаза.
        Женщина в очередной раз поймала себя на нестерпимо-гнетущем её чувстве, что с ним всё ещё происходит что-то не то. Что его мысли по-прежнему находятся где-то далеко от неё. Что он не здесь, не с ней.
        - И всё-таки, что произошло такого, что так изменило тебя? - не унималась женщина.
        - Кристи жива! Я это чувствую, она жива, она не погибла в том пожаре. Это не она, - уже возбуждённо глядя куда-то вдаль, произнёс мужчина.
        - Господи, ты совсем сошёл с ума! - обомлела женщина, услышав эти слова.
        - Как же так, Макс, я понимаю, что тебе тяжело смериться с этим, но… Но её больше нет, понимаешь? Нет. Она погибла!
        - Это вы так думаете, но она жива! Безумец! Я, как и вы, едва не поверил в это. И это чуть не свело меня с ума. В какой-то миг все мои чувства затмила пелена полного неведения и даже то, что я всегда ощущал и чувствовал её на расстоянии как самого себя, вдруг помрачило моё сознание. Но ведь Кристи - это всегда была я! А я - был всегда Кристи! Её душа - это моя душа, её сердце всегда было моим сердцем. Боль, которую переживает она, точно так же отдаётся во мне болью. Даже в детстве, когда погибли её родители, как сильно разрывала мне душу эта боль. Я чувствовал то же, что она. Только я, чувствовал все её страдания, они были моими. Точно так же, как её муки, - это были мои муки, - мужчина, тяжело вздохнув, на мгновение замолк, затем продолжил всё с тем же волнением:
        - Думаю, вам трудно всё это понять, и человечеству не до конца объяснимы эти чувства, но возможно такое, когда один настолько близко чувствует другого, что даже самые большие расстояния не могут этому помешать. Только, боюсь, со мной дело обстоит куда хуже… возможно, я ненормален или сумасшедший, думайте, как хотите. Возможно, я совершенно не вписываюсь в этот мир и далёк от вашего понимания, мне и самому странны мои «неправильные» что ли, эти запредельные чувства. Ведь я не просто чувствую на расстоянии, что происходит с ней, но и то, какие чувства, ощущения и мысли сопровождают её в этот момент. Я уже не говорю о том, сколько мук и испытаний принесли ей мои поступки, так как каждое мое действие с болью отзывалось во мне же самом, - её видением, её ощущением и её чувствами. Глупец! Как можно заставить страдать самого себя, понимая при этом, что это ты и есть - источник своих страданий, и это неизбежность! Одно только удручает, что когда была счастлива Кристи, то я в этот момент, казалось, сам возносился, как и она, до самых высот счастья.
        Наконец молодой человек встал.
        - Сейчас она вне опасности, и я должен успеть…
        Выслушав всё это, женщина была в полном замешательстве. Мужчина же стремительно направился к выходу.
        - Куда ты, Макс? - воскликнула женщина и кинулась следом за ним. Но молодой человек, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг. Он сел в чёрный джип. В это время, подбежав к машине, женщина, запыхавшись, воскликнула:
        - Макс!
        - Я должен найти её, иначе… Машина резко тронулась с места, после чего скрылась за поворотом, оставив после себя клубы пыли.
        - О, Господи, - воскликнула женщина, в ужасе закрыв лицо рукой. Не зная, что делать, она, вдруг опомнившись, бросилась в дом, к гостиной, где находился телефон. Нервно, волнующейся рукой женщина набрала номер телефона брата, а когда наконец услышала его голос, быстро и сбивчиво заговорила:
        - Макс, он, кажется, совсем обезумел. Он сел в машину и поехал искать её.
        - Кого искать? Ту девушку? - уже догадавшись, о ком говорит сестра, воскликнул брат.
        - Да, он сказал, что она жива!
        Тут женщина, не выдержав, разрыдалась и в истерике села в кресле. Трубка беспомощно повисла в воздухе, из неё продолжал доноситься взволнованный мужской голос:
        - Ему нельзя. Слышишь, нельзя, в таком состоянии садиться за руль. Чёрт возьми. Я сейчас же еду!
        Чёрный Ленд Крузер с большой скоростью мчался по трассе.
        Молодой человек, сидевший за рулём, смотрел на дорогу отрешенным взглядом. Его мысли сейчас были погружены в воспоминания, так, что он, казалось, ничего не видел перед собой.
        - Зачем? Зачем ты тогда сбежала, Кристи? Ты не должна была это делать. Ведь ты ничего не знаешь о том, что тогда произошло. Мужчина вдруг судорожно рассмеялся:
        - Хм, Вероника и я? Как тебе могло прийти такое в голову. Неужели ты так и не поняла, я не смог бы так поступить с тобой. Не смог!
        На какое-то мгновение мужчина выпустил руль из рук, продолжая отрицать свои мысли и споря с невидимым духом, он устремил свой взгляд куда-то в пустоту, словно обезумев и совершенно забыв о дороге.
        Через какое-то время неуправляемая машина на большой скорости врезалась в стоящее возле обочины дороги дерево. Голова молодого человека тихо и неподвижно покоилась на руле, на висок тонкой струйкой стекала алая кровь.
        Вдоль широкой аллеи, расположенной в глубине цветущей и благоухающей чащи, медленно катилась инвалидная коляска, в ней сидел молодой с совершенно седой и поникшей головой человек. Лицо его было задумчивым и отрешённым, он смотрел куда-то далеко, в призрачную пустошь, казалось, его сознание находилось за пределами этого мира. Сзади его сопровождали пожилой мужчина и женщина лет сорока восьми. Она внимательно следила за каждым движением сына и была глубоко взволнована, когда они, миновав длинную аллею, подъехали к центральному входу длинного двухэтажного белого здания. Коляска остановилась возле парадной лестницы, стремительно возносившейся вверх.
        Молодой человек поднял глаза, и его взгляд остановился на центральной вывеске при входе в здание, на которой была надпись «Психиатрическая клиника». Но ничто не дрогнуло в его сердце при виде этого учреждения, он по-прежнему оставался отстранённым от всего. Вокруг него проходили люди, со всех сторон доносились голоса и звуки, но он не придавал этому значения. Он жил в своём, казалось, совершенно закрытом от человеческого взгляда, мире…
        Глава XXX
        Прошло несколько дней с тех пор, как я пришла в себя. Как оказалось, меня вынесли из горящего дома, и моей спасительницей была… кто бы вы думали? Да, это была та самая женщина, которая привела ко мне однажды в суровую зимнюю стужу Алику. В дальнейшем я узнала имя этой женщины - Абигель, именно так звали мою спасительницу. Когда я очнулась после всего произошедшего, то долгое время не могла понять, где нахожусь.
        В комнате, где я лежала, был полумрак, и лишь слабый свет настольной лампы, что стояла возле меня на прикроватной тумбочке, освещал узкую часть комнаты. Одно маленькое, углублённое в основание стены окно, находившееся напротив старого деревянного стола, было плотно занавешено коричневой драпировкой. В комнате, кроме кровати, на которой я лежала, стояла тумбочка с настольной лампой и два стула в кожаной обивке. Перед входом в комнату, возле двери, находился большой тёмно-коричневый шкаф. На полу вдоль всей комнаты была расстелена одна длинная серая дорожка. Подняв глаза, я увидела, что вдоль всей комнаты на длинной верёвке висят в ряд веники из душистых засушенных трав, их запах наполнял комнату ароматом луговых сушёных цветов.
        Через какое-то мгновение в комнату вошла женщина, которая вызвала у меня сильное удивление, это была Абигель.
        - Я вижу, вы пришли в себя? - сказала она, поправляя при этом пучки трав, висевших вдоль комнаты.
        - Где я? - спросила я, пытаясь приподняться с постели, как резкая боль в спине и ногах, заставила меня замереть на месте. Я с трудом перевела дыхание.
        - Вам сейчас нельзя вставать. Лишние резкие движения могут ещё больше навредить вам. Я нашла вас под развалинами. Думаю, понадобится не один месяц на ваше восстановление. Но сейчас, по крайней мере, вы уже не в опасности, - сказала она, присев рядом со мной на кровати.
        - Я ничего не помню, только то, что пыталась вырваться из закрытого класса, но не смогла…
        - Не мудрено, - покачала головой в задумчивости Абигель. - Вы чуть не сгорели в нём заживо, - заключила уже она, внимательно глядя на меня. - Точнее, вас хотели сжечь. Заживо сжечь, но, к счастью, у неё это не получилось. Так что можете поблагодарить своих ангелов хранителей. Я в то время проходила неподалёку и увидела сильный дым, сквозивший из школы. Почувствовав что-то неладное, я поспешила туда. Хорошо, что я подоспела во время, иначе бы она свершила свой злой умысел.
        - Она? - взволнованно и недоумённо глядя на Абигель, переспросила я. - Но, кто - она?
        - А вы не догадываетесь? - задумчиво взглянув на меня, сказала Абигель. Я в растерянности пожала плечами.
        - Хм, наша общая знакомая, - сказала, тяжело вздохнув, она. - Та, кому я обязана уродством и ненавистью окружающих к себе. На этот раз она вздумала расправиться и с вами. Как всё-таки может быть извращён человеческий ум под действием лютой ненависти и злости.
        Я с трудом осознавала, всё, что мне рассказывала Абигель, и всё ёщё находилась в недоумении, но она продолжала:
        - Когда я догадалась, в чём дело, потому как мельком сквозь дым увидела, как она запирает класс на деревянный засов и поджигает всё вокруг. Видели бы вы её. О, силы небесные. Такого человеческого беснования в образе чёрта, безудержно радующегося, замыслившего новую смерть, я ещё в жизни не видела. Когда я кинулась отворять засов, то она набросилась на меня, как дьявол в плоти, которому помешали завершить задуманное злодеяние. Только подожжённое всё вокруг с ней же и сыграло злую шутку… Когда она набросилась на меня, я оттолкнула её, хотя она в этот момент была, казалось, неимоверно сильна, похоже, она ударилась обо что-то и упала. За это время я успела быстро открыть засов и вытащить вас из занимающейся огнём комнаты. Хотя удалось мне это не сразу, вы уже лежали под обломками сгоревших балок. Вытащив вас из комнаты, я поняла, что наши злоключения ещё не закончились, потому как наша мстительница неожиданно пришла в себя и кинулась снова препятствовать тому, чтобы мы выбрались живыми из школы. Думаю, в тот момент, она, воспользовавшись случаем, жаждала смерти нам обеим.
        Только её же верные помощники - чёртовы силы и бесы - снова с ней сыграли злую шутку, и когда она ринулась на нас, желая преградить нам дорогу к выходу, на её голову сверху упали загоревшиеся обломки с крыши, что свалили её насмерть. Когда я вытащила вас на улицу, то увидела, что дом начали быстро пожирать огни пламени. Через какое-то время от него не осталось ничего… вместе с нашей злоумышленницей. Она живо сгорела вместе со школой. Грех, конечно, говорить такое, но туда ей и дорога, - заключила Абигель своё долгое повествование, тяжело при этом вздохнув. Я, всё ещё находясь под сильным впечатлением от её рассказа, качала головой. Затем, взглянув на Абигель, сказала:
        - Значит, я обязана вам своей жизнью?
        - Это ничего… Там, - она, подняв глаза вверх, указала на небо. - Думаю, там нам всем зачтётся. Но это ещё не всё. Вы не знаете главного.
        Она, вдруг уставившись на меня и остановив на мне пристальный взгляд больших серых глаз, сказала:
        - Теперь вы считаетесь погибшей! Более того, вас похоронили, и за поселением находится ваша могила. Никто не знает, что вы живы, а умершая - она, та, что хотела уничтожить нас заживо. Та самая сумасшедшая, что столько лет держала в страхе всю округу.
        Её рассказ сейчас с трудом укладывался в моей голове. Всё, что она рассказала, походило на кошмар из ужасного и слишком трагичного, чтобы быть реальностью - сна!
        Моё восстановление было долгим и изнурительным и заняло несколько месяцев. Я заново научилась ходить, а со временем и свободно двигаться, и всё это благодаря строгому и умелому присмотру за мной Абигель. Изо дня в день она отпаивала меня, по её словам, имеющими неимоверную целительную силу травами; заставляла делать полезные упражнения для позвоночника и ног. Но несмотря на моё спасение, я чувствовала себя в её доме, как птица, запертая в клетке, и это ощущение не покидало меня на протяжении всего времени, что я находилась у Абигель. Отчасти такое ощущение давала мне незыблемая замкнутость пространства. Ведь мне почти нельзя было выходить из дома, потому как меня, несмотря на то, что дом Абигель находился на самой окраине местности, был заброшенным и его сторонились, меня могли заметить люди, которые очень редко, но все же держали путь недалеко от её дома. Я на тот момент считалась погибшей, и слухи в одночасье могли бы облететь все окрестности вокруг. Но бывали те редкие дни, когда под самый глубокий вечер я могла всё-таки ненадолго выйти на воздух и посидеть возле дома на старой деревянной
скамейке. Тогда я погружалась в благоухание свежего осеннего ветра, принесённого, казалось, издалека, из других мест, в нём было столько запаха свежести, лёгкой прохлады осенней листвы и скошенных, слегка подопревших сушеных трав. Мой слух в этот момент наслаждался не только шумом лёгкой листвы, мягко подгоняемой ветром, но и там, где-то вдалеке укромно спрятавшегося в обгоревшей от солнца и слегка засохшей траве последнего кузнечика. Иногда моё внимание неожиданно привлекала небольшая, красиво пролетающая высоко в небе над моей головой стая птиц. Я также могла наблюдать в это время и одно, на мой взгляд, странное явление природы - большую круглую луну с красивыми и правильными женскими чертами лица. Иногда мне казалось, что она таинственно улыбается мне и влечет меня к себе своим загадочным образом. А иногда строго и пристально смотрит на меня, словно следит за каждым моим жизненным движением.
        Когда несколько месяцев моего каждодневного изнурительного выздоровления подошли к концу и я окончательно поправилась, мне пришлось серьёзно задуматься над тем, какие предпринять следующие шаги в своей жизни, чтобы окончательно вернуться в этот мир, в мир людей.
        Итак… Я считаюсь погибшей. Мне пришлось мучительно и долго передумывать всё новые и новые варианты моей последующей жизни. Но в голову пока ничего, кроме того, что для начала я должна покинуть это место, а затем попытаться восстановить свои права как личность, мне ничего не приходило. Но для этого я должна была вернуться в город, где провела основную часть своей жизни и который так стремительно покинула в надежде забыться. Передумав все варианты и придя к окончательному решению, я вскоре сообщила о нём Абигель. На что она, задумчиво глядя на меня, сказала:
        - Возможно, это и правильное решение. Ведь если вы неожиданно воскреснете для всех, то придётся долго и усердно всем объяснять, что же произошло на самом деле в тот роковой день во время пожара.
        При этом она тяжело вздохнула, в её глазах и голосе промелькнула какая-то печаль.
        В день, когда я простилась с Абигель, я ещё раз поблагодарила её за своё спасение. Мы, как подруги, обнялись на прощание, а когда я в последний раз взглянула на Абигель перед тем как отправиться в путь, то увидела, как она украдкой прячет слезу, появившуюся на её щеке.
        Всё, что произошло со мной за последний период времени, я чувствовала, в какой-то степени изменило моё сознание. Я стала по-другому смотреть на некоторые вещи. Во мне появилось твердое убеждение в том, что в мире всё противоречиво и неоднозначно. Что порой нам даётся такое испытание свыше, после которого мы приобретаем жизненный урок, и он в корне меняет нашу человеческую сущность, наше человеческое сознание и глубоко затрагивает душу, заставляя нас переосмыслить происходящее по-новому и уже твёрдо смотреть на правильные стороны жизни.
        Мне предстояло вернуться туда, где была прожита основная часть моей жизни. Туда, откуда я была гонима непредсказуемыми событиями и теми обстоятельствами, которые заставили меня скитаться на чужбине. Мне нужно было решить некоторые вопросы по восстановлению моих документов. Нет, я ни в коем случае не собиралась возвращаться в дом крёстной и Макса, тем более что меня тогда заверили в том, что это было бы совершенно нелепо и неуместно, вернуться туда, где тебя не ждут.
        Моё сердце трогательно и волнительно забилось, когда я, подъезжая к вокзалу, увидела знакомые мне места. Большое, в старинном стиле «барокко» здание с многочисленными колоннами и лепным великолепием. Голубовато-небесного цвета своды стен играли солнечными бликами.
        Постояв с минуту на вокзале, я перевела, наконец, дух и направилась к стеклянным стеллажам с газетами и журналами.
        Для начала мне нужно было купить местную газету с объявлениями и найти себе какое-нибудь пристанище, чтобы затем заняться дальнейшими делами.
        Как только газета последним числом оказалась у меня в руках, я тут же погрузилась в чтение.
        Перевернув несколько газетных страниц с объявлениями о сдаче жилья и бегло пробежав их глазами, я неожиданно наткнулась на статью. В ней всю центральную часть занимала чёрно-белая фотография. На ней были изображены снесённые ураганным ветром крыши домов, затопленные дороги, машины, потопленные ливневыми дождями улицы. Статья начиналась со следующих слов:

«Ураган повторился… на этот раз он унёс ещё большее количество жизней…»
        Что? Не может быть. Сильное волнение охватило меня в тот же момент. Я подумала о том, что, пока меня не было, на город снова обрушился смертоносный ураган. Стихийное бедствие повторилось. Казалось, природа никак не может успокоиться в своей жестокой расправе с человеком. По всему моему телу пробежала нервная дрожь. Я лихорадочно начала читать дальше. Но лучше бы я не видела этой газеты и этой статьи, потому как дальше в ней указывались места, которые подверглись, наибольшему удару стихии и среди них была долина, в окрестностях которой находился дом крёстной и Макса. Как я поняла, она пострадала больше всего, что вызвало множество разрушений домов, которые впоследствии были снесены. «Макс и крёстная», - пронеслась у меня в голове ужасная мысль, охватив меня до мозга костей.

«Нет, только не это», - уже гнала я от себя ненавистные мысли. Я должна немедленно поехать туда. Немедленно, чтобы убедиться, что с ними ничего не случилось. Я должна видеть всё собственными глазами. Нет, я вовсе не собиралась врываться к ним в дом. Но посмотреть хотя бы издали и убедиться в том, что они все живы, что с ними ничего не случилось, я могла. Я вскочила со скамейки, газета в этот момент выпала у меня из рук, и, как обезумевшая, бросилась к месту происшествия. Моё сердце каждый раз замирало от одной только мысли: «Живы ли они?»
        Глава XXXI
        Несмотря на то, что в газетной заметке говорилось о том, что стихийное бедствие обрушилось на здешние края примерно месяц назад, с языка людей по-прежнему не сходили слова об этом происшествии, оставившем неизгладимый след.
        Все они говорили одно: что этот ураган был страшнее предыдущего, что он свирепствовал целых три дня и что нанёс природе неизгладимый урон. Что на этот раз было ещё больше подтоплено домов и унесено много человеческих жизней.
        - Близится конец света, - проговорила в задумчивости одна старушка, укутанная в тёплый клетчатый платок, опершись на костыль. Она сидела на скамейке возле остановки и была неподвижна в своей задумчивости. Её морщинистые руки нервно подёргивались, а губы, вокруг которых обозначилось несколько глубоких морщин, что-то начали шептать:
        - Да, это нам наказание за наши прегрешения, за всё человеческое зло и непонимание природы. Только если бы это понимали люди. Как бы изменился тогда мир, как бы изменилось всё, вокруг…
        Она тяжело качала головой, по-видимому, не веря в действенность своих мыслей. На мгновение у меня в голове промелькнула мысль, что я уже где-то слышала эти слова, и не раз.
        Всю дорогу меня не покидала одна мучительная мысль, и чем ближе был конец моего пути, тем сильнее меня охватывало беспокойство.
        Долгий и утомительный путь был проделан, мои ноги, наконец, коснулись благодатной земли. Перед моими глазами предстала та самая долина, которую я желала и одновременно боялась всем сердцем увидеть. По узкой тропинке, петляющей по сторонам, уносившейся затем вниз, в ложбину долины, я стремительно направилась вперёд.
        Но чем ближе я подходила к заветным местам, тем больше хаос вокруг меня повергал меня в ужас.
        Я увидела, как до сих пор идут восстановительные работы, как люди чинят крыши, пытаясь восстановить свои дома, всё то, что ещё можно было восстановить. Некоторые дома выглядели совсем плачевно и казались разрушенными до основания. Пройдя мимо ещё нескольких дворов, я повернула за угол и вышла…
        Но что это? У меня внутри вдруг всё оборвалось. Где дом крёстной и Макса? Где тот прекрасный, цветущий сад с оранжереей из роз? Где та старинная большая усадьба? Я застыла на месте, потому как увиденное никак не укладывалось у меня в голове. На месте усадьбы и сада находилась помятая высохшая и выгоревшая от солнца трава, место казалось одинокой пустошью и было совершенно безлюдным. Лишь некоторые обломки в виде досок и веток остались от прошлого дома. Но как это возможно? Сейчас меня охватило ощущение, что здесь никогда и не было никакой старинной усадьбы. Что это место было забыто Богом и людьми. А моя жизнь, которая проходила здесь когда-то, была всего лишь иллюзией и вымыслом. Я в полном смятении закрыла глаза, мысленно отрицая всё происходящее на моих глазах. Не помню, сколько времени я простояла отрешённая от всего, как неожиданно, чей-то голос окликнул меня, он вывел меня из этого ужасного состояния. Ко мне подошла одна крепкая невысокая светловолосая женщина. Её лицо мне не было знакомым. Полная фигура придавала ей какую-то особую мягкость во всём. С минуту её небольшие карие глаза с
любопытством рассматривали меня, затем она, поздоровавшись со мной, сказала:
        - Ваше лицо кажется мне незнакомым, вы не здешняя? Кто вы?
        Я сказала женщине, что я дальняя родственница, не желая путать её в объяснениях. На что она с участием ответила:
        - Мне очень жаль… Такого стихийного бедствия ещё не бывало в наших краях.
        С минуту мы молчали. Затем женщина заметила:
        - Много жизней унесло это бедствие. Я искренне сочувствую вам. Примите мои соболезнования.
        Моё сердце в этот момент объял внутренний ужас. С моих губ вот-вот пытался сорваться один вопрос и женщина, словно прочитав его в моих глазах, сказала:
        - К сожалению, вашим родственникам не удалось выжить. Они все погибли!
        - Как? - прошептала я. Внутри меня снова всё оборвалось. Сильная пронзительная дрожь охватила меня до костей.
        - Об этом ещё в газетах писали, - продолжала женщина. Но я уже ничего не слышала и не видела перед собой. Внутренние силы окончательно покинули меня, я чувствовала, как почва уходит у меня из-под ног. Я сильно пошатнулась.
        - Помогите, кто-нибудь, - закричала вдруг женщина, подхватывая меня под руки. - Девушке плохо. Скорее…
        Через какое-то время придя в себя, я увидела, как надо мной низко склонилось несколько человек, это были две женщины и мужчина, примерно одного возраста. Их лица беспокойно смотрели на меня. Мне в лицо побрызгали холодной водой, а после дали попить, и я сделала несколько глотков. Неожиданно нас отвлёк чей-то голос, я увидела, как вдалеке показалась фигура женщины. По-видимому, заметив нас, она сейчас направлялась к нам. Когда женщина подошла к нам ближе, я смогла полностью рассмотреть её. Маленькая и худенькая фигура, как у подростка, хотя и в почтенном возрасте; каштановые волосы, собранные на затылке в длинный хвост, живые карие глаза и мелкие черты лица с пухлыми губами говорили о добром нраве. Женщина со всеми поздоровалась, хотя в её улыбке промелькнула печаль и какая-то внутренняя усталость. Она была одета в мужскую серую рубашку, завязанную на талии в тугой узел. Широкие коричневые брюки были заправлены в короткие сапожки, казалось, что женщина трудилась над уборкой строительного мусора, потому как белые перчатки на её руках были покрыты мелкими щепками, а на волосах оседла пыль.
        - Что-то случилось? - внимательно глядя на соседей и на меня, спросила женщина.
        - Да вот, девушка, видимо, приехала проведать родственников. А тут такое… - сказала моя спасительница, тяжело покачав головой и разведя беззащитно руками. - Такое несчастье. Надо же было всем погибнуть, - заключила она. Тут женщина, подошедшая к нам, в задумчивости произнесла:
        - Как всем? Нет… не всем. Они не все погибли!
        Я подняла на неё глаза, полные надежды и сильного волнения.
        - Что? - едва нашла в себе силы сказать я. Голос меня в этот момент совсем отказывался слушать, но женщина в ответ ещё раз уверенно и твёрдо произнесла:
        - Да, кое-кто из них остался жив.
        Сейчас мы все замерли в ожидании того, что она скажет дальше, и она не заставила себя долго ждать.
        - Сын хозяйки, кажется… Макс, так его звали, он выжил.
        Я почувствовала, как кровь прилила к моим вискам и сердцу, заставив их биться с новой силой. Женщина продолжала:
        - Но он не погиб, думаю, лишь потому, что на тот момент находился в психиатрической клинике.
        - Что? - не веря своим ушам и содрогнувшись от этих слов, воскликнула я.
        - Да, именно так, - заверила меня женщина. - Это довольно долгая и очень трагическая история… Её взгляд упал на наши заинтригованные и необращенные к ней лица. Увидев со стороны такой неподдельный интерес, женщина решила продолжить свой рассказ:
        - Ах, да, - вдруг встрепенувшись, воскликнула она. - Ещё, кажется, выжила их помощница по дому, не помню точно её имени…
        Я сразу поняла, о ком идёт речь, несомненно, это была Мария. На чьих глазах мы с Максом, можно сказать, выросли.
        - Перед тем как это всё произошло, - продолжала женщина. - Она была вынуждена на какое-то время уехать к дальней родственнице, которая сильно заболела, незадолго до этого. А вот сама хозяйка… к сожалению, её нашли под обломками развалин, - закончила с тяжёлой нотой в голосе женщина. Мне вдруг сильно сжало грудь, так, что я с трудом могла сейчас дышать, преодолевая нервный ком, стоявший у меня в горле. На мгновение мои глаза застлала пелена слёз. Одна новость, следовавшая за другой, охватывала меня всё новой волной ужаса.
        - Постойте, это тот молодой успешный человек? - вдруг встрепенулась женщина, которая первая встретила меня у дороги.
        - Да, он самый, - заметила наша рассказчица.
        - Но как, он же…
        - Это очень необычная история… Там всё так запутано.
        - Странно, почему я ничего об этом не слышала.
        - Я и сама узнала об этом недавно, - ответила рассказчица.
        - И что же там произошло на самом деле? - с любопытством начала расспрашивать женщина. Наша рассказчица хотела закончить свой рассказ, но увидев, как мы всё ещё смотрим на неё, не выдержала и продолжила:
        - Этот молодой человек… Макс, кажется, очень сильно любил одну девушку, она выросла вместе с ним в этом доме, - она вдруг бросила беглый взгляд на землю, на которой ничего не осталось от прежней усадьбы, и тяжело вздохнула. - Вскоре в доме появилась другая женщина… Не знаю, что там у них произошло, но та, которую, как говорят люди, он безумно любил, сбежала. Он долгое время искал её повсюду. Поговаривают, что он даже нанимал частного детектива на её поиски, но, как потом оказалось, с девушкой произошло несчастье. Она погибла в одной местности во время пожара в школе, где учительствовала. Говорят, это известие чуть не свело его с ума и что он пытался покончить с жизнью, не мысля без неё дальнейшего существования. Но, к счастью, у молодого человека был очень хороший и любящий дядя; так как у дяди не было ни жены, ни детей, и он любил его как собственного сына, то он неоднократно пытался вытащить его из этой пропасти. У этого дяди были обширные связи в разных кругах, и он в какое-то время устраивал его в психиатрическую клинику закрытого типа. Но вскоре произошло новое несчастье - молодой человек
после выхода из клиники попал в автокатастрофу, никто так до сих пор и не знает, намеренно он это сделал или это действительно был несчастный случай.
        - Какой ужас! - не выдержав, воскликнули женщины. Мужчина тяжело покачал в задумчивости головой. Я же, казалось, совсем онемела от услышанного. У меня даже не было сил пошевелиться, меня словно всю парализовало.
        - И что же было дальше? - не унимались все.
        - После автокатастрофы сказали, что молодой человек вряд ли сможет ходить, разве что случится какое-то чудо… Он снова ушёл в депрессию. Говорят, он до сих пор разговаривает с той девушкой, хотя её уже давно нет в живых. Дядя снова поместил его в психиатрическую клинику, опасаясь, как бы тот ещё чего не сделал с собой или не сошёл окончательно с ума.
        - Ну и дела, - тяжело вздохнув, произнес седовласый мужчина.
        - И что же теперь с ними со всеми стало? Где они? - не унимались женщины.
        - У дяди этого молодого человека есть обширное поместье в нескольких километрах отсюда. Говорят, он очень богат и у него есть своя компания, к тому же он накопил большое состояние за свою жизнь, вложив свои деньги в какие-то прибыльные акции. Он перевёз своего единственного племянника туда, в то поместье. Там за ним ухаживает их верная помощница, которая работала у них ещё при хозяйке, когда та была жива. Говорят, что Макс и та погибшая девушка выросли у неё на глазах. Но на этом их несчастья не закончились. Узнав о гибели сестры, брат, то есть дядя молодого человека, очень сильно переживал, и так как он был не молод, говорят, у него часто пошаливало сердце, он вскоре не выдержал кончины единственной сестры и ушёл следом за ней. Он умер от болезни сердца.
        - Какой ужас, - произнесла моя первая знакомая.
        - Историю, подобную этой, я ещё не слышала, - сказал кто-то из присутствующих. - Иногда диву даёшься, насколько природа человеческих чувств может быть необыкновенна…
        - Хм, сверхчувства… - сказал мужчина, стоя рядом с нами и задумчиво глядя куда-то вдаль, он медленно потирал свою рыжую с проседью бородку.
        К концу их разговора меня уже волновал один-единственный вопрос, который я, наконец, набравшись смелости, удосужилась задать им.
        - И где находится это поместье?
        Женщина, та, что поведала нам эту историю, немного поразмыслив, сказала:
        - Это будет километров в сорока отсюда… Говорят, очень красивое место, а дом больше напоминает собой замок, чем поместье. Он находится, кажется в местности Б…
        Я спросила, как можно туда добраться, после чего поблагодарив их всех, отправилась снова в путь…
        Глава XXXII
        Около часа мне пришлось провести в пути, и за это время передо мной открылись обширные зелёные поля с цветущими луговыми цветами, и лишь кое-где среди них мелькали маленькие, отдалённые от пешеходной дороги дома. Автобус остановился у безлюдной одинокой остановки. Я вышла и осмотрелась. Повсюду по-прежнему простирались зелёные поля, больше напоминающие собой аккуратно выстриженные газоны, чем луговые заросли.
        Солнце находилось в самом зените и парило высоко в небе, обжигая всю землю горячими лучами. Я увидела одну длинную вьющуюся тропинку, уносившуюся затем в призрачную даль. Дорога показалась мне вначале пути лёгкой и приятной. Передо мной то и дело пролетали стрекочущие с прозрачными воздушными крыльями стрекозы, а где-то далеко в траве издавал отдельные звуки кузнечик, и лишь иногда до меня доносилось пение и щебетание весёлых птиц, появившихся внезапно в небе. Со временем дорога стала утомительней. Мне казалось, что моему пути уже не будет конца. Где-то на полпути я заметила в траве один невысокий старый пенёк и присела на него, решив отдохнуть немного и дать свободу своим уставшим ногам, но ненадолго, так как солнце по-прежнему ещё не располагало к отдыху: было жарко и душно, поэтому я снова отправилась в путь. От нестерпимой жары у меня пересохло горло, меня одолевала сильная жажда. Очень хотелось пить, но, к сожалению, у меня не было с собой ни глотка воды. Когда я, вымотавшись и обессилев от длительного пути и неимоверной жары, остановилась, то вдалеке, присмотревшись, увидела наконец
долгожданный указатель, добравшись до него, я с облегчением вздохнула, прочитав название той самой местности Б… поняв, что я иду в нужном направлении, я ускорила шаг.
        И вот перед моим взором уже открылась великолепное видение. Большое красивое белокаменное поместье, напоминающее собой усадьбу и утопающее в цветах и зелёных деревьях. Подойдя ближе к дому, так, что меня отделяла от него всего лишь невысокая стальная калитка, я взялась за её ручку, и она вдруг с лёгкостью мне поддалась, и я вошла…
        Но то, что я увидела в следующее мгновение, о, силы небесные, заставило меня застыть на месте…
        В нескольких шагах от меня, возле большого раскидистого дерева в инвалидной коляске сидел… мне показалось вначале, что это был пожилой мужчина, потому как вся его голова была покрыта сединой, и я с трудом могла на расстоянии различить отчётливо черты его лица, к тому же мужчина сидел, сильно склонившись, и, по-видимому, о чём-то глубоко задумался. Я набралась духа и сделала ещё несколько шагов навстречу ему, в этот момент мужчина, прислушавшись к шороху, вдруг поднял голову. Его взгляд пронзительно остановился на мне. Я застыла, как статуя, и была неподвижна. Передо мной был… Макс.
        - Кристи…? - услышала я до боли знакомый голос. Его лицо вдруг исказилось в ужасной гримасе. - Нет, этого не может быть, - он покачал головой, отрицая увиденное. - Я снова схожу с ума… Я брежу.
        - Нет. Это не бред. Это я, - произнесла как можно спокойней я, хотя мой голос при этом дрожал и, казалось, совершенно отказывался мне подчиняться.
        - Что? - всматриваясь в меня, произнёс он. - Кристи, ты? Это действительно ты? Ты жива, это не бред?
        - Да, - сказала я. Вдруг он вскрикнул и резко встал из кресла. Затем, сделав мне навстречу несколько шагов, он сильно пошатнулся. Я кинулась к нему навстречу, чтобы не дать ему упасть. Он опёрся на меня всем телом, затем обнял меня так крепко, словно желая убедиться, что это действительно я, а не какой-нибудь призрак.
        - Но как… Господи, как это возможно? Кристи, ты жива. Я поверить в это не могу. Ты… Ведь мне сказали, что ты…
        В его глазах стояли слёзы. Я медленно подвела его к скамейке, что была в нескольких шагах от нас. Он по-прежнему держал меня за руку, сильно сжимая её.
        - Ты не представляешь, Кристи, что значит услышать слова о том, что тебя больше нет. Что ты погибла. Это всё равно, что самому умереть. Как им не понять, что сообщить мне об этом, - значит сказать мне, что это меня больше нет. Что это я больше не существую. Что ты и есть моё я, а я есть ты. Что без тебя не может быть меня как чего-то единого целого. Что если дышишь ты, то дышу я. Если перестанет биться твоё сердце, то и моё не будет жить.
        Он на мгновение умолк, но затем сказал:
        - Не знаю, поверишь ли ты в это, Кристи, но я знаю точно, что существует тесная взаимосвязь между душевными сущностями, и она происходит на самом высоком уровне, куда вхож не каждый дух, и тем таинственнее связь между ними, чем она более скрыта от внешних взглядов и проникновений. Именно такая связь питает наши с тобой сущности. Без чего нас просто не может быть, а так… мы вечны. И даже смерть не разлучит нас, потому как твой дух и мой вместе едины, и время не в силах разлучить их, и никакая любая сила свыше… потому как вместе они… бессмертны!
        Его глаза сейчас лихорадочно горели, а руки дрожали от сильного волнения, и это волнение невольно передалось мне.
        - Кристи, - он снова крепко сжал мои руки. - Но где-то в глубине души я, несмотря ни на что, чувствовал, что ты жива, хотя все пытались заверить меня в ином. Но что это, ты вся дрожишь, Кристи, - вдруг спохватившись, сказал он и снял с себя пиджак, чтобы накинуть мне на плечи. В это время я услышала стук двери калитки и, подняв голову, заметила, как к нам направляется Мария. Увидев меня, она от неожиданности вскрикнула и закрыла лицо руками.
        - Как, это вы? - медленно убирая руки с лица и всматриваясь в меня, как во что-то неземное, она покачала головой, словно не веря всё ещё своим глазам.
        - Но ведь вы… Вы же.…
        Макс поспешил заверить её:
        - Да, Мария, это не обман вашего зрения и уже тем более не иллюзия. Это действительно Кристи, и, как видите, она жива и здорова!
        - Боже, Святые! - уже опустив тяжело руки и облегчённо выдохнув, произнесла она. - Но как? Как же так?
        У меня в этот момент промелькнула мысль, что, глядя на Марию, можно было сказать, что она нисколько не изменилась, разве что ещё немного располнела, но её светлые добрые глаза смотрели на меня всё так же доверчиво и внимательно.
        - Ну, хоть сейчас, Мария, вы не будете отрицать тот факт, что я не сумасшедший? - сказал с иронией Макс, глядя на Марию.
        - Действительно, только вы один чувствовали, что она жива, и пытались убедить в этом всех нас, - в задумчивости произнесла Мария. - Я всегда удивлялась вашей интуиции, но иногда, только не обижайтесь, мне действительно казалось, что вы немного… сумасшедший.
        - Не мудрено, Мария, и не вы одна так думали, если не сказать все, - продолжал он всё с той же иронией на лице.
        - Простите, - сказала Мария, опустив голову и смутившись. - Просто всё это…
        - Не смущайтесь, Мария, тем более что в ваших подозрениях была доля истины. Возможно, я действительно был недалёк от сумасшествия. Я и сам тогда поймал себя на мысли, что и вправду становлюсь таковым. Разве бред и бесконечные разговоры с самим собой не признаки потери рассудка? Что вы скажете на это, Мария?
        Мария в ответ густо покраснела, а Макс громко и от души рассмеялся. Затем по-доброму, но всё еще с иронией на губах, взглянув на Марию, произнёс:
        - Ладно, Мария, не будем больше об этом и останемся, как и прежде, добрыми друзьями, не так ли?
        Мария подняла глаза, и я увидела, как её лицо просветлело в доброй улыбке.
        После ужина, который нам охотно приготовила Мария, мы ещё какое-то время просидели в гостиной возле уютного камина, внутри которого пленительно пылали яркие языки пламени. Мы всё ещё обменивались новостями, которые произошли за время моего отсутствия. Лишь после полуночи я, уже уставшая, но с какой-то необъяснимой мне лёгкостью и радостью в сердце, поднялась наверх, в свою комнату, в которую меня охотно проводила Мария. Она ещё какое-то время хлопотала возле меня, потому как снизу до нас то и дело доносился нетерпеливый голос Макса:
        - Мария, вы обо всём позаботились? Надеюсь, в комнате, где остановилась Кристи, достаточно свежо? Вы ничего не забыли?
        Мы с Марией, переглянувшись, улыбнулись, затем, пожелав друг другу спокойной ночи, простились.
        Мягкий таинственный свет настольной лампы привлёк моё внимание. На мгновение я оглянулась по сторонам и заметила, что эта комната похожа на мою комнату в том, старом доме, который был так дорог моему сердцу, но которого, к сожалению, уже не существовало.
        Точно такой же, из светлого дерева, стол сейчас стоял напротив большого окна, выходившего в сад. Портьеры, мебель и ковёр на полу - всё напоминало мне образ моей комнаты из прошлого, той, где я провела свои годы детства и юности. Сейчас мои мысли последовали дальше, и мне окончательно припомнились гостиная, холл и парадная лестница этого дома. Всё в нём каким-то образом действительно напоминало атмосферу и обстановку того дома из прошлого.
        Вскоре я почувствовала, как от сильной усталости меня начало клонить в сон. Как только моя голова коснулась мягкой подушки, я тут же заснула глубоким сном.
        Утром следующего дня я проснулась необыкновенно бодрой, полной новых жизненных сил и энергии, так, по крайней мере, мне казалось с самого начала. Встав с постели, я направилась в уборную, а после того, как привела себя в порядок, решила спуститься в гостиную, вниз. После того, как я попыталась открыть дверь своей комнаты, то почувствовала, как что-то тяжёлое мешает мне её открыть. Я попыталась ещё раз надавить на ручку двери, приложив все свои силы и открыть её, но через мгновение дверь вдруг сама приоткрылась, и я, выйдя из комнаты, тут же лицом к лицу столкнулась… с Максом.
        - Извини, Крис. Я всё время прислушивался к твоим шагам и движениям и был не уверен, тут ли ты?
        Поняв, о чём он, я тут же попыталась заверить его, сказав:
        - Я никуда не уйду!
        С минуту он пристально смотрел мне в глаза.
        - К сожалению, я не уверен в этом, - поразмыслив, сказал он, стоя возле моей двери, облокотившись о косяк, рядом с которым стояла его коляска.
        - Не смотри так на меня, Кристи. Ты думаешь, что я сумасшедший? Возможно, но нужно быть слепцом, чтобы не понимать того, что если ты не захочешь здесь остаться, тебя ничто не удержит… - он вдруг горько усмехнулся. - Неудивительно, разве может старая дряхлая развалина, которая даже не может ходить, удержать юную прекрасную девушку… Слишком разителен контраст между чудовищем и…
        - Ты жесток к себе! Тем более что ты далеко не дряхлый и не старый. Более того, если ты ещё не заметил, ты стоишь на ногах, а твоя седина, которую ты принимаешь за старость, делает тебя ещё мужественнее.
        - Достаточно, Кристи. Не нужно меня жалеть.
        - И в мыслях не было этого.
        - Это лишь подтверждает моё предположение, - неожиданно заключил он.
        - Потому как не в твоём духе говорить человеку о его безнадёжности, тем более сгущать краски не в его пользу, это далеко не твоя стихия. Неожиданно он схватил меня за руку и сильно сжал в своих пальцах, настолько сильно, что я почувствовала острую боль в своей руке, но стерпела…
        - Я никогда. Слышишь, никогда не смирюсь, Кристи, с тем, что ты… Ты… О, я не злой и какой-то бессердечный чурбан. Какого же ты мнения обо мне, однако, Кристи? Ведь ты не понимаешь, что я… Я… Слишком, слышишь, слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе мучиться с беспомощным инвалидом, даже в угоду собственному счастью. Я не могу так поступить с тобой. Не могу!
        Он резко опустил мою руку и мучительно, преодолевая боль в ногах, направился к инвалидной коляске. Когда он удалялся от меня, я слышала тяжёлые обрывки его фраз:
        - Ненавижу себя! Ненавижу. Никчемный дряхлый инвалид!
        У меня уже не было ни сил, не желания куда-то идти. Потрясённая происходящим, я смогла лишь шагнуть назад в свою комнату и больше не выходила из неё на протяжении всего дня.
        Лишь вечером, когда Мария, постучавшись в мою дверь и войдя, принесла мне на большом серебристом подносе дымящийся горячий ужин, я встала из-за письменного стола. Весь день я не переставала размышлять о нашем разговоре с Максом. Нет, я ни в коем случае не судила его, скорее, наоборот, пыталась понять. Я видела, как мучительно и жестоко раздирая свою волю, он сказал мне последние слова. Наверное, я должна покинуть это место и оставить его. Но почему при этой мысли моя душа заходится в такой безысходной боли. Нет, я не могу его оставить, каким бы ни был суров его приговор. Да, я могу уехать отсюда, чтобы не мозолить ему глаза, но я всё равно буду неподалёку и хотя бы иногда смогу приезжать сюда, хотел бы он этого или нет. Ведь я могу стоять неподалёку и хотя бы издали краешком глаза смотреть на него, и этого мне будет достаточно! Я буду знать, что он жив и с ним ничего не случилось, что он ещё ходит по этой земле и дышит одним со мной воздухом. И это будет главным для меня! После этих размышлений я, немного успокоившись и усмирив свою волю, решила больше не давать ход тяжёлым для меня мыслям.
Поэтому в течение дня пыталась заняться написанием писем своей родной тёте, которая, я думаю, переживала за меня, не зная, что со мной и где я, и Абигель, потому как она просила меня непременно дать ей знать о себе, отправить хоть какую-нибудь весточку о том, что я жива и здорова.
        - Вы весь день не выходили из своей комнаты, - с беспокойством в голосе произнесла Мария. - Я подумала, не случилось ли с вами чего? И хозяин сегодня, смотрю, совсем не в себе. Я его таким ещё никогда не видела. Если бы вы видели, что он вытворяет. Он стоит возле окна гостиной и бьёт кулаками стену. Иногда угрюмо сидит в кресле, тяжело склонив голову и поносит самого себя, сильно, чертыхаясь. Это просто жуть, смотреть, как он мучается, выламывая себе от безумия руки, - сказала Мария. Я подняла на неё свои измученные глаза. Думаю, она тут же всё поняла сама, ведь её слова и без того вызвали во мне муки. Она тяжело вздохнула и, ничего больше не сказав, направилась к двери. Но что я могла ей сказать? У меня не было на всё это ответа. Зная характер Макса, я понимала, что броситься к нему и начать убеждать его в ином - это наверняка значило бы ещё больше рвать ему душу. Неизвестно, до чего бы это всё дошло.
        - Да, Мария, - преодолевая свои чувства, окликнула я её, когда она уже собралась выходить из комнаты. - Мне нужно отправить завтра несколько писем. Я хотела бы сама это сделать, - заметила я, подумав, что прогулка отвлечет меня от тяжёлых мыслей. - Не подскажете мне, далеко ли отсюда находится почтовое отделение?
        Она тут же попыталась мне объяснить, каким путём туда лучше добраться. Я поняла, что путь туда будет длинным, бездорожным и нелёгким. Что же, возможно, тем лучше для меня.
        На следующее утро я, проснувшись и управившись с некоторыми домашними делами, отправилась на почту.
        Передо мной снова открылись зелёные поля, среди которых таинственно затерялась одна очень длинная извилистая тропинка. Уже на полпути, я, взглянув на небо, заметила, как резко начала меняться погода. Тяжёлые пунцовые тучи мрачно и быстро начали сгущаться надо мной. Но, несмотря на это, я успела добраться до почты, миновав надвигающуюся непогоду. Быстро опустив письма в почтовый ящик, я поспешила в обратный путь, так как тучи уже совсем сомкнулись надо мной. Они начали сильно чернеть и смотрели на меня уже угрожающе. Из-за них я отвлеклась от собственных мыслей… Я быстро шла, одна, среди многоликих зелёных полей. Как и в позапрошлый раз, дорога показалась мне снова бескрайней, а под конец пути она была утомительной.
        Вскоре, пошёл тихий мелкий дождь, затем он перешел в сильный ливень.
        Среди неба мелькнула огненная молния, после чего раздался сильный гром. Я ускорила шаг, а под конец пути, побежала, желая как можно быстрее добраться до дома, чтобы не промокнуть насквозь.
        И вот, я стою почти у дома, запыхавшаяся и промокшая. Убирая со лба спавшие на лицо мокрые волосы, я нажала на ручку двери, но дверь неожиданно сама распахнулась передо мной настежь. Я замерла на месте. На пороге стоял Макс, с минуту он тревожно смотрел на меня, затем, бросившись ко мне, прижал меня к себе.
        - Кристи, как ты меня напугала. Я уже думал, что ты как тогда… О, если бы ты ушла и не вернулась. Я бы больше не пережил это. Слышишь? Не пережил. Мне бы тогда уже незачем было жить. Понимаешь? Незачем, - тряся меня за плечи, говорил лихорадочно он, всё крепче прижимая меня к своей груди.
        - Господи, ты вся промокла, Кристи… насквозь.… Ещё не хватало, чтобы ты заболела. Тебе нужно срочно переодеться.
        Он позвал Марию и дал ей указание отыскать для меня в доме сухую одежду, а ту, что на мне, выстирать и высушить. Мария, выслушав его поручение, тут же направилась в гардеробную, а я пошла в свою комнату.
        - Кристи, - крикнул Макс мне вслед. - Пожалуйста, как только переоденешься, спустись в гостиную, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно!
        Когда Мария принесла мне более-менее подходящее платье из гардеробной, - на мою тонкую и маленькую фигуру, как она заметила, было довольно трудно что-либо там подобрать, - я, подпоясавшись, чтобы одежда хоть как-то сидела на мне, и приведя себя в порядок, как и просил Макс, спустилась в гостиную. Завидев меня, он привстал из кресла, находившегося возле камина, рядом с ним стояло ещё одно, тёмно-зелёное, обитое упругой твёрдой тканью, как раковина, большое кресло.
        - Тебе сейчас нужно поближе к огню, Крис. Ты должна согреться, - с беспокойством глядя на меня, произнес Макс, указав мне на второе кресло возле него.
        Не успела я сесть, как в гостиную вошла Мария. Она принесла горячий грог и ужин.
        - Выпейте горячий грог. Это должно помочь, - сказала она, склонившись надо мной и подавая мне горячую чашку на блюдце.
        - Спасибо, Мария, - сказала я.
        Я чувствовала, как чашка с горячим грогом согревает мои озябшие, слегка покрасневшие пальцы, а чудодейственный напиток приятным теплом уже разливается по всему телу.
        Наконец, действие грога и тепло, исходящее от ярко-пылающего пламени в камине, оказали на меня своё действие, и я согрелась.
        Подняв взгляд на Макса, я неожиданно для себя заметила, как он всё это время пристально смотрит на меня, терпеливо ожидая, когда я согреюсь.
        Когда наши взгляды встретились, он привстал из кресла и, облокотившись при этом на металлическую арку камина, сказал:
        - Кристи, нет смыла больше скрывать, я не могу больше бороться с собой… это всё равно, что бороться с невидимым духом, и это есть безумие, потому как я настолько сильно люблю тебя… что любая борьба здесь бессмысленна. Ты занимаешь всего меня всецело и это необратимо. Поэтому я всё же осмелюсь, несмотря на все обстоятельства, сыгравшие со мной злую шутку и обернувшиеся против меня, просить тебя… Я прошу тебя, несмотря ни на что, выйти за меня. Пожалуйста, будь моей женой! - с этими словами он достал из внутреннего кармана пиджака коробочку, в которой находилось обручальное кольцо и, наклонившись ко мне, надел мне его на безымянный палец.
        - Это, - он посмотрел на кольцо. - Ты забыла, когда сбежала от меня. С тех пор я храню его вот в этом кармане, рядом со своим сердцем, - сказал он, улыбнувшись. - Да, но, почему ты молчишь, - вдруг встрепенулся он. - Ты, не ответила мне… ты согласна, Крис?
        Я не знала, что вот так сразу ему ответить, у меня в голове вдруг всё перемешалось. Ведь буквально день назад он заверил меня в том, что это невозможно, а сегодня вдруг всё так изменилось. Я стояла всё ещё в задумчивости, заметив это, он неожиданно разразился хохотом. Я испуганно посмотрела на него. «Но что с ним происходит?» - пронеслось в моих мыслях. Его внезапный смех напугал меня.
        - Слепой! Наивный слепой, - ударив себя по лбу, уже сквозь смех, из-за которого у него на глазах выступили слёзы, закричал он.
        - Господи… Что я возомнил о себе? Разве возможно обмануть саму природу? Разве возможно, чтобы человеческую немощь и уродство полюбило сердце?
        О, нет, с природой не поспоришь, - это никому ещё не удавалось, - сказал с горькой усмешкой он. На что я сказала:
        - Я согласна!
        - Довольно, Кристи! Это всё жалость, а жалость и сочувствие - это, конечно, добрые чувства, и с этим не поспоришь, но они совершенно унизительны, особенно для того, кто так… любит, - он поднял глаза, указывая на всевышнюю силу. - Тем более, такой любовью, - закончил он.
        - Это не жалость, - ответила я. - И не сочувствие. Я согласна не потому, что жалею или сочувствую, а потому, что… люблю тебя, - произнесла, наконец, я. На мгновение он затих, с минуту пристально буравя меня всепоглощающим взглядом, словно отчаянно ища подтверждение тому, что я сейчас сказала. И, похоже, мой спокойный уверенный взгляд, который всё это время ни разу не отступил от его взгляда, заставил его задуматься.
        - Но, Кристи. Разве это возможно?
        Я в ответ молча кивнула головой.
        - Ты действительно любишь меня?
        - Да, - твердо ответила я.
        - И… ты, - я отрицательно покачала головой, желая предостеречь его от новых сомнений, и лишь продолжала пристально смотреть на него.
        - О, Кристи! - наконец, не выдержав, воскликнул он и, шагнув ко мне, обнял меня.
        - Ты сейчас даже не представляешь себе. Каким счастливым человеком ты сделала меня. Даже не представляешь… - шептал он мне.
        Эпилог
        После того как нас навестил лечащий врач Макса, он долго удивлялся тому, что Макс сам ходит:
        - Невероятно… Это просто чудо! Но что могло послужить этому? Что же, теперь вам предстоит долгий период реабилитации. Так что вам остаётся только одно - набраться терпения.
        Рано утром в прохладный июньский день, когда мы ещё только собрались в путь, я заметила, что надвигаются тёмно-серые тучи. Солнце в это время пыталось слабо проглянуть в некоторых местах сквозь пунцовые тучи.
        Но странное дело, после венчания, которое состоялось в маленькой местной церкви, когда мы с Максом вышли на её порог и наши глаза невольно обратились к небу… Мы, увидели, что всё вокруг вдруг просветлело странным радужным светом, а само солнце уже ярко парило в небе, освещая нам путь. Макс, в это время держа меня за руку, сказал:
        - Вот видишь, Кристи, само небесное светило и всё вокруг радуется нашему счастью.
        На нашей свадьбе было немного народа. В основном это были родные и близкие. За несколько дней до свадьбы приехала моя родная тётя. Она охотно помогла мне в приготовлениях к свадьбе и в выборе подвенечного платья. Также, по нашему с Максом приглашению, приехала Абигель. Незадолго до этого Макс расспросил меня о том, как я выжила в том страшном пожаре, что произошёл в школе. И мне пришлось всё рассказать ему. Конечно же, я не могла не упомянуть имя своей спасительницы, Абигель, а также о нашей общей знакомой с ней, о той, что желала нам обеим верной смерти. Не смогла я утаить и печальную историю Абигель, что произошла с ней задолго до моего приезда. И, выслушав меня внимательно, он вдруг сказал:
        - Она спасла тебе жизнь, Кристи. А это значит, что и меня возвратила к ней. И если мы можем ей чем-то помочь, то мы непременно должны это сделать. Я охотно согласилась с ним.
        Вскоре мы навестили Абигель. Мы приехали к ней неожиданно, но, как я заметила, она была несказанно рада нашему приезду. Макс поблагодарил её за моё спасение. После нашего отъезда он перечислил на её счёт необходимую сумму денег на операцию. Таким образом, на нашу свадьбу Абигель приехала уже красивой солидной дамой, а от бывшего большого шрама и ожога на её лице не осталось и следа… К тому же мы были приятно удивлены, когда она неожиданно представила нам своего жениха, серьёзного статного мужчину, как она пояснила, бывшего военного в отставке. Ну и, конечно же, свадьба не могла обойтись без нашей верной помощницы Марии, на плечи которой немалой долей возлегли хлопоты о свадьбе. Хотя, как она нас долго уверяла в этом, это были самые приятные хлопоты в её жизни.
        Мы с Максом очень счастливы! Я без конца благодарю все силы свыше за то, что, несмотря на все жизненные испытания, мы прошли этот путь и обрели великое счастье!
        - В оформлении обложки использована фотография слицензии ССО.