Первые ласточки Элизабет Вернер
        Colombina
        Любовь пришла кним сраннею весной. Такаяже страстная исмелая, какпервый полет ласточек. Спервого взгляда надевушку Эдмунд понял, чтоникогда нерасстанется спрекрасной Гедвигой. Нокаким быть вместе, если сдавних пор их семьи ведут междоусобную войну?! Какпоступить, чтобы совместное счастье оказалось возможным?
        КНИГА ТАКЖЕ ВЫХОДИЛА ПОДНАЗВАНИЕМ «ГОНЦЫ ВЕСНЫ».
        Элизабет Вернер
        Первые ласточки
        Elisabeth Burstenbinder
        Fruhlingsboten
                
* * *
        Глава1
        —Ивы называете это весной! Метель все сильнее исильней, атут еще этот «приятный» северо-восточный ветер. Дует стакой силой, словно хочет перевернуть карету. Черт-те что!
        Всамом деле, почтовая карета, пассажир которой ругался напогоду, незная, накого еще обрушить свою ярость, елеползла поглубокому снегу. Несмотря навсе усилия кучера, лошади шли почти шагом, ипассажиры кареты почти потеряли терпение.
        Тому изних, ктобыл помоложе, одетому вочень элегантный, нослишком легкий длятакой погоды костюм, едвали исполнилось двадцать четыре. Еготемные глаза сверкали настоящей отвагой или, скорее, молодецким задором итак смело взирали набожий мир, чтосразу становилось ясно: никакая тень еще неомрачала чело этого юноши. Красивые черты лица говорили облагородном происхождении. Даивовсей его внешности имелось что-то удивительно привлекательное. Номолодой путешественник чрезвычайно нетерпеливо относился ктяготам путешествия ивсевозможными способами выражал свое недовольство.
        Темравнодушнее казался его спутник, который, закутавшись всерый плащ, примостился вдругом углу экипажа. Онбыл, по-видимому, несколькими годами старше, новего внешности небыло ничего привлекательного. Еголицо выглядело неприятным: хотя черты имогли претендовать накрасоту илиправильность, новних было что-то отталкивающее. Глубокая горечь исуровость тяжелых жизненных испытаний еще немогли быть присущи его возрасту, ивсеже, несомненно, наего лице лежал отпечаток чего-то, чтоделало его старше, чемнасамом деле. Густые темные волосы гармонировали стакимиже темными бровями, ноего глаза были того неопределенного цвета, который, какправило, несчитается красивым. Ивних действительно небыло ничего привлекательного, никакой жизнерадостности, никакой мечтательности илистрастности, которыми обычно так богата юность. Холодный, безрадостный взгляд, какився внешность молодого человека, поражали своей суровостью.
        Досих пор он спокойно глядел наметель; теперьже обернулся иответил нанетерпеливое восклицание своего спутника:
        —Тызабываешь, Эдмунд, чтомы невИталии. Внаших широтах, даеще здесь, вгорах, март полностью принадлежит зиме.
        —Моядивная Италия! Мыоставили ее всолнечных лучах, вцвету, аздесь, народине, насвстречает снежная буря прямо сСеверного полюса! Вэтом климатеты, очевидно, чувствуешь себя превосходно. Даивсе путешествие наюг было длятебя только неприятной обузой. Неотрицай, Освальд, тысбольшим удовольствием осталсябы дома сосвоими книгами.
        Освальд пожал плечами:
        —Отом, чегобы я желал илинежелал, небыло вообще речи. Тынедолжен был ехать безпровожатого, поэтому пришлось просто подчиниться необходимости.
        —Да,ты был приставлен комне вкачестве ментора, — расхохотался Эдмунд, — свысочайшим поручением надзирать замной ивслучае нужды обуздать.
        —Чтомне совершенно неудалось. Тыдостаточно-таки наделал глупостей.
        —Кчему вообще молодость ибогатство, если нельзя наслаждаться жизнью! Положим, япроделывал это один. Да,Освальд, тынебыл хорошим товарищем. Почему ты так упрямо имрачно замыкался всебе?
        —Потому что знал: то, чтодозволено владельцу майората, графу Эттерсбергу, или, вкрай-нем случае, будет прощено ему лишь снежным упреком, мнебудет инкриминировано кактяжкое преступление, — сухо возразил Освальд.
        —Данет, неправда! — воскликнул Эдмунд. — Тыведь великолепно знаешь, чтовлюбом случае всю ответственность занас обоих я взялбы насебя. Конечно, яитак беру всю вину насебя лично. Ну,приговор относительно меня небудет слишком строг, новот когда ты повозвращении выскажешь свои планы набудущее, тотебе неминовать жестокой бури.
        —Язнаю это.
        —Инаэтот раз я небуду натвоей стороне, кактогда, когда ты так решительно отказался отвоенной службы, — продолжал молодой граф. — Тогда я помог тебе, таккакдумал, чтоты поступишь награжданскую службу. Мывсе так думали, аты вдруг нистого ниссего являешься сосвоей безумной идеей.
        —Идея далеко нетак безумна инетак нова, какты полагаешь. Уменя она созрела еще тогда, когда я вместе стобой поступил вуниверситет. Яделалвсе, чтобы моя мечта осуществилась, нохотел избавиться отдолголетних ибесполезных споров, поэтому имолчал досих пор; сейчасже все должно решиться.
        —Ая говорю тебе, чтоты заставишь возмутиться всю семью. Даэто действительно неслыханное дело. Один изЭттерсбергов — адвокат, защищающий первого попавшегося вора илимошенника! Мать никогда несогласится наэто ибудет совершенно права. Когда ты поступишь награжданскую службу…
        —Топройдут годы, пока я осилю первые ступени, — переубедил его Освальд, — адотех пор я буду полностью зависеть оттебя итвоей матери.
        Втоне последних слов было столько горечи, чтоЭдмунд подскочил наместе.
        —Освальд! Разве я когда-нибудь давал тебе почувствовать это?
        —Ты — нет, ноименно поэтому я сильнее чувствую это.
        —Ну,здесь мы опять намертвой точке; тыможешь выкинуть самую нелепую штуку, лишьбы избавиться отэтой так называемой зависимости. Ночто это значит? Почему остановилась карета? Право, мнекажется, чтомы совсем застряли вснегу.
        Темвременем Освальд уже успел опустить окно кареты ивысунуться изнего.
        —Чтослучилось? — спросилон.
        —Непроехать, — последовал равнодушный ответ почтальона, находившего такое положение вещей весьма естественным.
        —Непроехать! — сгневной усмешкой повторил Эдмунд. — Иэтот господин объявляет нам это стаким философским спокойствием! Итак, мызастряли. Чтоже дальше?
        Освальд ничего неответил, нооткрыл дверцу ивышел изкареты. Положение, вкотором очутились путешественники, можно было оценить одним взглядом; приятнымего, вовсяком случае, назвать было нельзя. Дорога спускалась вэтом месте довольно круто всторону, иузкий горный проход, который надо было проехать, былсовершенно занесен снегом, такчто продвижение вперед казалось совершенно невозможным. Кучер илошади, по-видимому, прекрасно поняли это, потому что последние стояли, понуро склонив головы, акучер бросил вожжи итак смотрел насвоих пассажиров, словно ждал отних ответа илипомощи.
        —Этапроклятая срочная почта! — воскликнул Эдмунд, последовавший засвоим спутником. — Почему мы невелели выслать нам собственных лошадей! Теперь мы низачто непопадем вЭттерсберг донаступления сумерек. Кучер, намнеобходимо ехать!
        —Никак невозможно, — сневозмутимым спокойствием объявил тот. — Господа исами понимают это.
        Молодой граф намеревался было выругаться, однако Освальд взял его заруку ипроизнес:
        —Онправ. Проехать действительно невозможно; сдвумя лошадьми здесь ничего неподелаешь. Намничего неостается, какотправить почтальона доближайшей станции еще запарой лошадей иподождать здесь, вкарете, пока он вернется.
        —Чтобы тем временем нас здесь совсем занесло снегом? Втаком случае я предпочитаю пешком отправиться напочтовую станцию.
        Освальд оценивающим взглядом окинул дорожный костюм своего спутника, больше пригодный дляжелезнодорожного купе илиудобного экипажа.
        —Вэтом костюме ты хочешь пройти полесу, гденакаждом шагу можно поколени завязнуть всугробах? Даивообще ты простудишься здесь нарезком ветру. Возьми мой плащ!
        Сэтими словами он снял ссебя плащ инакинул его наплечи графа, энергично, нотщетно пробовавшего сопротивляться.
        —Оставь, ато ты окажешься совершенно незащищенным отметели.
        —Мнеэто неповредит. Яненеженка.
        —По-твоему, янеженка? — спросил задетый заживое Эдмунд.
        —Нет, тытолько избалован! Нотеперь влюбом случае необходимо принять какое-нибудь решение. Илимы останемся вкарете иотправим почтальона, илипопытаемся идти дальше пешком. Решай скорее, чтобудем делать.
        —Ах,еслибы ты небыл так ужасно категоричен! — совздохом промолвил Эдмунд. — Тыпостоянно ставишь передо мной эти «или — или». Разве я знаю, можноли пройти пешком?
        Здесь разговор был прерван. Невдалеке послышалось фырканье лошадей, исквозь туман изавесу падающего снега можно было различить вторую карету. Сильные животные сравнительно легко преодолевали трудности пути, ноиони вынуждены были здесь остановиться. Кучер потянул вожжи, посмотрел, покачав головой, напрепятствие инагнулся кокну кареты. Егосообщение, по-видимому, было немногим более утешительно, чемсообщение почтальона, ипринято также нетерпеливо, потому что звонкий молодой голос, отвечавшийему, звучал сердито:
        —Какбы то нибыло, Антон, мыдолжны проехать.
        —Ночтоже делать, барышня, если про-ехать нельзя!
        —Глупости! Этонеобходимо. Ясейчас посмотрю сама.
        Дверца кареты открылась, иизнее выскочила очень молоденькая барышня. Очевидно, онабыла прекрасно знакома смартовской погодой вгорах, таккакее костюм был совсем зимний. Опушенный мехом жакет облегал стройную фигуру втемном дорожном платье, игустая вуаль, прикрепленная кшляпе, почти совсем закутывала голову. Казалось, ееочень мало трогало, чтоона почти пощиколотки утопала вмягком снегу; онахрабро сделала несколько шагов вперед, ноостановилась, заметив впереди себя другую карету.
        Обамужчины также обратили нанее свое внимание. Правда, Освальд бросил лишь беглый взгляд навновь прибывших ивсе свое внимание снова обратил насвое критическое положение, зато Эдмунд сразу потерял кнему всякий интерес. Предоставив все своему спутнику, онвследующее мгновение очутился возле незнакомки исреди снежных сугробов поклонился столь безупречно, словно находился всалоне.
        —Простите, сударыня, но, какя вижу, нетолько нас настигла эта несравненная весенняя погода. Все-таки, знаете, утешительно иметь товарищей понесчастью, атак какнам угрожает, очевидно, одинаковая опасность быть засыпанными здесь снегом, товы, надеюсь, разрешите предложить вам наши услуги.
        Граф Эттерсберг приэтом совсем забыл, чтоон иОсвальд сами были совершенно беспомощны. Набеду, егопоймали наслове, таккакбарышня, нисколько несмущаясь, тотчасже заявила своим прежним уверенным тоном:
        —Втаком случае, будьте добры, проложите нам дорогу вснегу!
        —Я? — спросил изумленный Эдмунд. — Ядолжен?..
        —Проложить нам дорогу вснегу!
        —Свеличайшим удовольствием, сударыня, еслибы вы объяснили, счего мне начать.
        Маленькая ножка снетерпением топнула поземле, инеменее нетерпеливо прозвучал ответ:
        —Ядумала, что, предлагая мне свою помощь, выуже знали, какэто сделать. Вовсяком случае, намвочтобы то нистало необходимо проехать.
        Сэтими словами говорившая откинула вуаль, чтобы осмотреть местность. Ното, чтоскрывалось подтемно-синей тканью, было так необыкновенно прекрасно, чтоЭдмунд забыл свой ответ. Идействительно, едвали можно было увидеть более очаровательное зрелище, чемразрумяненное морозом личико этой девушки. Еетемно-каштановые волосы шаловливыми кудрями упрямо выбивались из-под шелковой сетки, тщетно старавшейся удержатьих. Втемно-синих глубоких глазах совершенно небыло того спокойствия икротости, каких обычно отних ожидают; онисверкали скорее смелым задором, обычно присущим только счастливой юности. Когда она смеялась, наее щечках образовывались очаровательные ямочки, новокруг маленького ротика ложилась морщинка, несомненно указывавшая наупрямство, анемного запрокинутая назад головка ясно давала понять, сколько вней скрывалось всяких причуд икапризов. Но,может быть, этоибыло какраз то, чтопридавало этому личику своеобразное очарование иприковывало кнему восхищенные взоры.
        Отдевушки, конечно, неускользнуло восхищение, произведенноеею, инаее устах мелькнула легкая улыбка. Впрочем, изумление Эдмунда продолжалось недолго. Смущение изастенчивость никогда небыли его пороками, ион уже хотел рассыпаться вкомплиментах, какОсвальд перебилего.
        —Всезатруднения мы сможем преодолеть, — слегким поклоном промолвилон. — Есливы, сударыня, разрешите припрячь ваших лошадей впереди наших, томожно будет переправить сперва нашу карету, азатем такимже способом ваш экипаж.
        —Необыкновенно практично! — сдосадой воскликнул Эдмунд, чрезвычайно рассердившись нато, чтоему недали договорить комплименты.
        Ноидевушка была, по-видимому, поражена тем сухим тоном, каким было сделано предложение. Ввысшей степени непрактичное изу-мление графа Эттерсберга ей было, очевидно, гораздо приятнее, чемпрактичное равнодушие его спутника.
        —Распоряжайтесь, пожалуйста, каквам угодно, — также сухо ответила она иприказала кучеру исполнять все распоряжения Освальда, асама направилась ккарете, чтобы спрятаться отнепрекращавшейся метели.
        Эдмунд поспешно последовал заней. Оннашел необходимым помочь ей сесть, атакже остаться наподножке, чтобы уведомлять обовсем, чтотак энергично проделывал Освальд.
        —Вотони тронулись, — докладывал он ей вопущенное окно. — Ониеле-еле продвигаются припомощи четырех лошадей; наподъеме дело обстоит серьезнее, несчастная почтовая карета трещит повсем швам. Обакучера ничего неумеют. Счастье, чтовсем командует мой спутник. Да,вот они уже перевалили через самый большой сугроб! Освальд уже стоит наверху иуказывает им направление.
        —Авы тем временем стоите наподножке иничего неделаете, — усмехнулась девушка.
        —Нонеможетеже вы требовать, — стал защищаться Эдмунд, — чтобы я бросил вас одну среди дороги. Кто-нибудьже должен был остаться длявашей защиты.
        —Недумаю, чтобы здесь можно было бояться разбойничьего нападения; насколько я знаю, наши дороги вполне безопасны. По-видимому, выочень довольны своим местом.
        —Конечно, потому что отсюда мне очень удобно любоваться такой непревзойденной красотой!
        Этот смелый комплимент, очевидно, вовсе непонравился девушке, таккактемно-синяя вуаль мгновенно закрыла хорошенькое личико. Увидев свою оплошность, граф Эттерсберг немного смутился истал сдержаннее.
        Прошло почти четверть часа, пока почтовую карету переправили через опасное место. Освальд вернулся, заним следовали кучера слошадьми. Эдмунд все еще стоял наподножке и, должно быть, ужеполучил прощение засвою дерзость, потому что между ним идевушкой происходил очень оживленный разговор.
        —Ядолжен попроситьвас, сударыня, вый-ти изкареты, — сказал Освальд, подходя кним. — Подъем очень крутой, аснег очень глубокий. Наша почтовая карета несколько раз могла опрокинуться, аваш экипаж значительно тяжелее; ехать былобы очень рискованно.
        —Но,Освальд, подумай, чтоты говоришь! — воскликнул Эдмунд. — Неможетже наша спутница идти здесь пешком… Этоневозможно!
        —Неневозможно, атолько неособенно приятно, — последовал равнодушный ответ. — Колеса проложили довольно глубокую колею, иесли ее придерживаться, тоидти уже будет нетак трудно. Ноесли вы нерешаетесь…
        —Янерешаюсь? — возмущенно перебила его девушка. — О,прошу вас неприписывать мне такой боязливости. Ярешусь прилюбых обстоятельствах.
        Сэтими словами она вышла изкареты ивследующий миг уже стояла надороге. Тотчасже ветер подхватил иподнял ее вуаль; крошечные ручки девушки ухватились занее, пытаясь поправить; новуаль крепко зацепилась зашляпу, и, квеличайшему удовольствию Эдмунда, онаничего немогла сней поделать.
        Между тем лошадей запрягли вовторую карету. Таккакдорога была уже проложена, тодело шло быстрее; темнеменее Освальду все время приходилось направлять кучеров. Метель все еще непрекращалась, аветер гнал икрутил снежные хлопья. Неясно, словно сквозь белую пелену, пообе стороны дороги вырисовывались ели, ався даль была скрыта туманом. Надо было иметь много юношеского задора июмора, чтобы находить эту дорогу сносной илидаже приятной. Ксчастью, этими качествами молодые путники обладали вполной мере. Навсе они смотрели какнаувеселительную прогулку. Тяжелая дорога, гденакаждом шагу они поколени погружались вснег, непрестанная борьба светром, всемалые ибольшие препятствия, которые приходилось преодолевать, служили дляних неисчерпаемым источником веселья. Разговор непрерывался нинаодну минуту, этобыла настоящая перепалка; каждое слово подхватывалось налету ивозвращалось обратно. Нивнасмешке, нивподдразнивании никто неоставался вдолгу, ивсе это было так непринужденно, такестественно, словно они были знакомы друг сдругом очень давно.
        Наконец подъем благополучно миновали. Дорога, разделявшаяся здесь, непредставляла вдальнейшем таких препятствий, которые были только что преодолены. Кареты уже стояли рядом, илошади были снова перепряжены насвои места.
        —Теперьнам, вероятно, придется расстаться, — сказала девушка. — Вы,конечно, поедете побольшой дороге, амой путь лежит вэтом направлении.
        —Но,вовсяком случае, неслишком далеко? — поспешно спросил Эдмунд. — Прошу прощения, ноэто дорожное приключение сосвоими препятствиями лишило возможности соблюдать этикет. Мыдосих пор даже неотрекомендовалисьвам. Разрешите мне вэтом несовсем обычном положении представитьсявам: граф Эдмунд фон Эттерсберг, имеющий, кроме того, удовольствие представить вам своего двою-родного брата Освальда фон Эттерсберга. Отнеобходимых салонных поклонов вам придется нас избавить, ато этот милый норд-ост немедленно бросит нас вснег квашим ногам.
        Приупоминании фамилии Эттерсбергов девушка вздрогнула.
        —Граф Эдмунд? Владелец майората Эттерсберга?
        —Квашим услугам!
        Нагубах незнакомки скользнула мимолетная усмешка.
        —Ивы были моим спасителем. Мыпомогали друг другу выпутаться избеды? О,это неподражаемо!
        —Моеимя, по-видимому, знакомовам? — сказал Эдмунд. — Ятоже могу узнать…
        —Ктоя? Нет, граф, этого вы неузнаете нивкоем случае. Ноя советую вам вЭттерсберге промолчать обэтой встрече. Тоже самое дома сделаю ия, потому что нам все-таки изрядно попадет, если мы сознаемся, хотя мы свами решительно нивчем невиноваты.
        Здесь самообладание покинуло говорившую, иона залилась таким звонким, веселым смехом, чтоОсвальд сизумлением взглянул нанее, Эдмундже, наоборот, тотчас стал вторитьей.
        —Следовательно, между нами существуют такие тайные отношения, окоторых я пока неимею нималейшего понятия, — сказалон. — Вовсяком случае, увас, кажется, очень веселый характер, атак каквы низачто нехотите раскрыть свое инкогнито, торазрешите, покрайней мере, посмеяться вместе свами. — Ион стал хохотать также весело иотвсего сердца, какиона.
        —Карета готова, — прервал Освальд их бурное веселье. — Пора садиться.
        Обатотчасже перестали смеяться, иих лица очень ясно показывали, чтотакое вмешательство они считали очень неделикатным. Молодая девушка закинула головку назад, сголовы доног смерила говорившего взглядом и, отвернувшись отнего, безлишних слов направилась кэкипажу. Эдмунд, конечно, пошел следом, отстранил кучера, стоявшего уподножки, помог девушке сесть изакрыл дверцы.
        —Ия действительно недолжен знать, кого именно столь милостиво, но, ксожалению, такненадолго послал мне случай намоем пути? — спросилон, склонившись вокно.
        —Нет, граф! Может быть, выполучите разъяснение вЭттерсберге, если мои приметы там известны. Яже ничего вам нескажу. Ещеодин вопрос! Скажите, вашкузен всегда так учтив иучастлив, каксегодня?
        —Выдумаете так потому, чтовпродолжение всего пути он несказал нислова? Да,ксожалению, унего всегда такая манера относиться кнезнакомым, чтоже касается его вежливости, — вздохнул Эдмунд, — товы неповерите, сударыня, сколько раз мне приходилось вмешиваться, чтобы исправить этот его недостаток.
        —Ну,вы относитесь кэтой задаче сполным самопожертвованием, — насмешливо улыбнулась девушка, — ивообще увас невероятная любовь ккаретной подножке. Выопять стоите наней.
        Эдмунд действительно стоял там ипростоялбы еще долго, еслибы кучер, взявшийся завожжи, очень ясно невыказывал своего нетерпения.
        Прекрасная незнакомка ласково кивнула Эдмунду головой исказала:
        —Благодарю вас запомощь! Прощайте!
        —Могуже я надеяться на«досвиданья»?
        —Ради бога, нет! Отэтого мы должны отказаться… Давы исами поймете это. Прощайте, граф фон Эттерсберг!
        Прощанье закончилось такимже, какраньше, задорным смехом. Лошади тронулись, играф сбольшой неохотой спустился сподножки.
        —Тысоблаговолишь наконец сесть? — раздался голос Освальда. — Тытак спешил домой, амы порядочно опоздали.
        Эдмунд кинул еще один взгляд вслед уезжавшему экипажу, скрывавшемуся заповоротом дороги, азатем спросил:
        —Ктоэта барышня, Освальд?
        —Откудаже я могу это знать?
        —Тыже долго пробыл около кареты, могспросить кучера.
        —Невмоем характере расспрашивать кучеров, да, кроме того, меня это очень мало интересует.
        —Нозато очень интересует меня! — раздраженно воскликнул Эдмунд. — Впрочем, этоочень похоже натебя. Тынеудостоился задать ниодного вопроса притакой интересной встрече. Незнаю, чтомне делать сэтой девушкой! Онаудивительно хороша, ноочень оригинальна: притягивает исразуже отталкивает. Восхитительный маленький чертенок!
        —Нострашно избалованный иупрямый! — отрезал Освальд.
        —Тыужасный педант! — возразил молодой граф. — Тывсюду найдешь что-нибудь дурное. Какраз этот веселый задор делает девушку неотразимой. Нокто она может быть? Надверцах кареты нет герба, накучере нет ливреи, значит, представительница какого-нибудь буржуазного семейства изокрестностей, нотем неменее знаетнас, по-видимому, очень хорошо. Однако почемуже она отказалась назвать свое имя? Чтозначит ее намек науже существующие отношения? Ятщетно ломаю себе голову надразрешением этой загадки.
        Освальд, очевидно, находивший ломание головы надтакими пустяками совершенно излишним, молча откинулся вугол кареты; путешествие продолжалось безособых препятствий, нопо-прежнему медленно. Навсех станциях, квеликому недовольству графа, вместо требуемых четырех лошадей им давали только двух, итаким образом путешественники смомента выезда сжелезнодорожной станции опоздали больше чем надва часа. Ужедавно наступил вечер, когда экипаж въехал, наконец, водвор замка Эттерсберга, гдепутников снетерпением ждали.
        Двери большого, ярко освещенного подъезда были широко раскрыты, имногочисленные слуги поспешно выбежали им навстречу. Один изних, ужепожилой человек, одетый вбогатую ливрею Эттерсбергов, сразуже подошел ккарете.
        —Добрый вечер, Эбергард! — радостно воскликнул Эдмунд. — Вотимы, несмотря наметель ибурю. Надеюсь, унас все благополучно?
        —Слава богу, ваше сиятельство! Нографиня была озабочена таким опозданием ибоялась, какбы свами неслучилось несчастья.
        Сэтими словами Эбергард откинул подножку; вэто время наверху лестницы, ведущей изподъезда внутрь замка, появилась высокого роста дама втемном шелковом платье.
        Выскочить изкареты, вбежать вподъезд ивзлететь поступенькам наверх было дляЭдмунда делом одного мгновения, ивследующую секунду он уже был вобъятиях матери.
        —Мамочка! Родная моя мамочка, наконец-то я вижу тебя снова!
        Вэтом восклицании небыло иследа той шутливой беспечности, какую молодой граф выказывал досих пор. Внем слышался настоящий голос сердца, итоже самое выражение страстной нежности было налице ивтоне графини, когдаона, заключив сына вобъятия ицелуяего, повторила несколько раз:
        —МойЭдмунд!
        —Мыопоздали, правда? — спросилон. — Виной этому явились занесенные снегом дороги ижалкие почтовые клячи, акроме того, унас было еще маленькое приключение.
        —Какможно было вообще ехать втакую погоду! — снежным упреком промолвила графиня. — Якаждую минуту ждала известий, чтоты остановился вБ. иприедешь только завтра.
        —Неужели я смогбы быть вразлуке стобой еще целые сутки? — перебил ее Эдмунд. — Нет, мама, этого я никак несмогбы вынести, иты сама неверишь вэто.
        —Конечно, нет, — улыбнулась мать, — ипотому-то я так волновалась впоследние два часа. Нотеперь пойдем! После холодной иутомительной дороги тебе надо отдохнуть.
        Онахотела взять сына подруку, нотот остановился, проговорив слегким упреком:
        —Мама, разве ты невидишь Освальда?
        Освальд фон Эттерсберг следовал задвоюродным братом. Сейчас он стоял втени лестницы иподошел кграфине лишь тогда, когда последняя обратилась кнему:
        —Добро пожаловать, Освальд!
        Этоприветствие было произнесено очень холодно, итакже холодно иофициально Освальд приложился круке тетки.
        —Тынасквозь промок; чтослучилось?
        —Боже мой, ясовсем забыл обэтом! — воскликнул Эдмунд. — Онотдал мне свой плащ ивынужден был испытать насебе все прелести такой непогоды. Ямогбы вернуть его тебе, покрайней мере, вкарете, Освальд, почему ты ненапомнил мне онем? Из-за этого тебе пришлось битых два часа ехать вмокром. Какбы это только неотразилось натвоем здоровье!
        Онпоспешно сбросил ссебя плащ ипощупал совершенно мокрый костюм Освальда, нотот нетерпеливо отстранилего:
        —Оставь, пожалуйста! Стоитли говорить обэтом.
        —Тоже самое думаю ия, — заметила графиня, которой, по-видимому, очень ненравилась такая заботливость сына. — Тыведь знаешь, чтоОсвальд вовсе неподвержен простудам. Надо только переменить костюм. Ступай, Освальд! Ах,еще одно, — добавила она словно мимоходом, — явелела приготовить тебе другую комнату, наверху, вбоковом флигеле.
        —Зачемже? — удивился Эдмунд. — Мыпостоянно жили рядом.
        —Втвоих комнатах я сделала некоторую перестановку, мойдруг, — сказала графиня тоном, недопускающим возражений, — ия вынуждена была занять комнату Освальда. Он,наверное, ничего небудет иметь против, темболее что прекрасно может устроиться наверху.
        —Конечно, милая тетушка!
        Ответ прозвучал вполне спокойно иравнодушно, однако внем, несомненно, крылось что-то такое, чтопоразило молодого графа. Оннахмурил брови инамеревался возразить, ноостановился, взглянув наокружающих слуг. Вместо этого он внезапно подошел кдвоюродному брату ивзял его заруку.
        —Ну,все устроится клучшему. Атеперь, Освальд, ступай исейчасже переоденься! Слышишь, немедленно! Сделай это дляменя, ато я все время буду упрекать себя. Вовсяком случае, мыбудем ждать тебя застолом.
        —Эдмунд, яжду тебя, — резко промолвила графиня.
        —Сиюминуту, мама! Эбергард, посветите господину фон Эттерсбергу иприготовьте ему сухое платье!
        Эдмунд подал матери руку, чтобы отвести ее наверх.
        Напроявление такой сердечной заботливости Освальд неответил нислова. Несколько секунд он глядел им вслед изатем, взяв устарого слуги подсвечник, сказал:
        —Спасибо, Эбергард. Янайду дорогу один. Позаботьтесь омоем чемодане!
        Затем он исчез вслабо освещенном коридоре, ведшем вбоковой флигель замка.
        Свеча бросала яркий свет налицо Освальда, которое сейчас, когда он остался один, потеряло равнодушное выражение. Губы были плотно сжаты, брови мрачно нахмурены, ивыражение почти ненависти исказило его черты, когда он вполголоса сказал:
        —Когдаже, наконец, ябуду свободен?
        Глава2
        Родграфов Эттерсбергов некогда был очень многочислен, ностечением лет смерть отдельных членов илизамужество женщин постепенно отрубали одну ветвь задругой, иковремени настоящего рассказа, кроме овдовевшей графини, жившей вЭттерсберге, вживых были только два представителя рода: граф Эдмунд, настоящий владелец майората, иего двоюродный брат Освальд.
        Последний разделял участь всех младших сыновей тех родов, имения которых представляют собой майорат. Неимея состояния, онбыл вполной зависимости отстаршего вроде, вовсяком случае дотех пор, пока незавоюет себе известность.
        Правда, такбыло невсегда; наоборот, когда Освальд появился насвет божий, родители приветствовали его какбудущего наследника майората. Тогдашний глава рода, отец Эдмунда, былбездетным истал вдовцом вуже довольно преклонном возрасте; поэтому его единственный брат, значительно моложеего, служивший вармии, могсполным правом считать себя будущим наследником, иему казалось особым счастьем, чтоунего родился сын. Доэтого унего были только дочери, умиравшие вочень раннем возрасте. Дядя радостно приветствовал событие, обеспечивавшее продолжение его рода, ивтечение первых лет жизни виды набудущее маленького Освальда были самыми блестящими.
        Новдруг произошли совершенно неожиданные изменения. Старый граф, которому стукнуло уже далеко зашестьдесят, женился вторично надвадцатилетней девушке. Молодая графиня была прекрасна, ноизобедневшей, хотя иблагородной семьи. Вто время рассказывали, чтоее родственники предпринимали всевозможные меры, чтобы добиться этой очень выгодной партии, хотя этот брак немог удовлетворить влечение сердца молодой девушки, темболее что он разрывал, какутверждали многие, союз двух любящих сердец. Чтоздесь больше подействовало — принуждение илиуговоры, — никто этого незнал; какбы то нибыло, молодая девушка согласилась набрак, дававший ей завидное положение всвете. Старый граф Эттерсберг настолько отдался так поздно вспыхнувшей страсти, чтозабыл все остальное, икогда судьба послала ему неожиданное счастье — держать вруках наследника майората, прекрасная иумная женщина была полновластной хозяйкой.
        Понятно, чтомладший брат сбольшим огорчением почувствовал крушение своих надежд, итакже понятно, чтоон непитал особенных чувств кневестке. Прежние сердечные отношения, существовавшие между братьями, сменились холодностью иотчуждением, которые продолжались досмерти младшего. Ониего жена вскоре умерли друг задругом, иосиротевший мальчик был взят вдом дяди, гдевоспитывался вместе смолодым наследником майората.
        Ностарый граф Эттерсберг ненадолго пережил брата. Всвоем завещании опеку надсыном иплемянником он передал шурину, брату жены, всегда помогавшему сестре, когда ей бывала необходима помощь мужчины.
        Вобщем, этозавещание давало графине полнейшую свободу исамостоятельность, онасама управляла всеми имениями иследила завоспитанием обоих мальчиков.
        Теперь оно было завершено; граф Эдмунд втечение зимы вместе сдвоюродным братом долго путешествовал поФранции иИталии инаконец возвратился домой, чтобы ознакомиться суправлением своих имений, закоторое он должен был взяться сам после наступления совершеннолетия, между тем какОсвальд готовился поступить наслужбу.
        Наследующий день поприезде обоих молодых людей погода улучшилась, небо прояснилось, новсе выглядело еще совершенно по-зимнему. Графиня ссыном сидела всвоем будуаре. Несмотря насорокапятилетний возраст, онасумела сохранить почти всю свою ослепительную красоту. Вэтой благородной, почти девичьей фигуре трудно было предположить мать двадцатичетырехлетнего сына, темболее что они были совершенно непохожи друг надруга. Эдмунд сосвоими темными волосами иглазами, сбурной горячностью ивеселостью, выражавшимися вкаждом жесте ивкаждом слове, былполнейшей противоположностью своей прекрасной матери, белокурые волосы иголубые глаза которой великолепно гармонировали схолодным спокойствием, обычно присущимей. Лишь поотношению ксвоему любимцу оно уступало место более теплому выражению.
        Молодой граф, по-видимому, только что окончил свою исповедь оприключениях, которые Освальд называл «безумиями», но, должно быть, емубезособых усилий удалось получить прощение, таккакмать хотя икачала головой, нозаговорила скорее снежностью, чемсупреком:
        —Ахты своевольник! Пора тебя опять прибрать крукам. Ты,кажется, насвободе совсем забыл оматеринской узде. Выдержишьли ты ее снова?
        —Если она будет втвоих руках всегда! — заверил ее Эдмунд, счувством поднося кгубам ее руку, нозатем, опять впадая всвою прежнюю беспечность, продолжал: — Язаранее предсказывал Освальду, чтоприговор мне будет милостивым. Язнаю свою маму.
        Лицо графини омрачилось.
        —По-видимому, Освальд был ненавысоте своих обязанностей, — возразилаона. — Яви-дела это уже потвоим письмам. Какстарший иболее благоразумный, ондолжен был всюду сопровождать тебя, авместо этого он давал тебе полную свободу. Еслибы твой собственный характер непредохранял тебя отболее дурного, чемпросто глупости, Освальд, наверное, тоже несделалбы этого.
        —Ну,предупреждал он достаточно, — вступился Эдмунд, — ия сам виноват, если неслушалего. Нотеперь прежде всего один вопрос, мама! Почему Освальд сослан вбоковой флигель?
        —Сослан? Чтозавыражение! Тыведь видел перестановку, которую я сделала втвоих комнатах. Разве тебе ненравится такое обновление?
        —Да,но…
        —Тебе необходимо теперь жить вотдельном помещении, — перебила графиня сына. — Когдаты, какхозяин майората, примешь свои имения, тебе будет неудобно находиться водних комнатах сдвоюродным братом. Онсам поймет это.
        —Нодляэтого ненадо было загонять его встарое здание, которым пользуются только висключительных случаях, — заметил Эдмунд. — Взамке комнат достаточно. Твое распоряжение оскорбило Освальда; яясно видел это. Возьми его обратно, прошу тебя.
        —Янемогу сделать этого, непоказавшись смешной вглазах прислуги, — сказала графиня. — Если ты хочешь пойти наперекор моему приказанию, можешь сделать это.
        —Мама! — снедовольством воскликнул молодой граф. — Тыведь знаешь, чтоя никогда невмешиваюсь втвои распоряжения. Ноэто было никчему; Освальд ибезтого покинет нас через несколько месяцев.
        —Да,осенью! Дотех пор мой брат предпримет необходимые меры, чтобы открыть ему доступ нагосударственную службу.
        Эдмунд уставился впол.
        —Мнекажется, уОсвальда другие планы набудущее, — неуверенно проговорилон.
        —Другие планы? — повторила графиня. — Янехочу думать, чтоон вторично нас непослушает. Тогда, когда речь шла овступлении его навоенную службу, только ты вырвал уменя согласие наего отказ отэтого. Тывсегда был наего стороне. Тогдашнего его упрямства я непростила ему досих пор.
        —Этобыло вовсе неупрямство, — защищал брата Эдмунд, — атолько убеждение Освальда, что, какофицер ипредставитель старого дворянского рода, оннесмогбы служить, непользуясь втечение очень продолжительного времени моей поддержкой.
        —Которую ты ему иоказалбы слихвой.
        —Нокоторую он низачто нехочет принять. Онобладает несокрушимой гордостью.
        —Скажи лучше — несокрушимым высокомерием, — возразила графиня. — Язнаю это; мнепришлось бороться сэтим стого самого дня, когда он вошел кнам вдом. Еслибы мой муж незавещал, чтоон должен учиться ипутешествовать вместе стобой, яникогда неоставлялабы тебя вего обществе. Онникогда небыл мне симпатичен. Яневыношу этих холодных, испытующих, настороженных взглядов, которые завсем следят иоткоторых неможет укрыться ничто, даже самое сокровенное.
        Эдмунд громко расхохотался.
        —Но,мама, тыизображаешь Освальда настоящим сыщиком. Ондействительно очень наблюдательный; этовидно поего метким замечаниям относительно людей иобстоятельств, совершенно ускользающим отдругих. Ноздесь, вЭттерсберге, этоникчему; унас, слава богу, нетникаких тайн.
        Графиня склонилась надбумагами, лежавшими настоле, по-видимому, что-то разыскивая среди них.
        —Невероятно! Яникогда немогла понять твою слепую привязанность кОсвальду. Тысосвоим мягким, открытым характером, всецело ибезраздельно отдающийся другим, иледяная замкнутость Освальда! Выпохожи друг надруга, какогонь ивода.
        —Может быть, поэтому нас так итянет друг кдругу, — улыбнулся Эдмунд. — Освальд неласков, ясогласен сэтим, асомной вособенности. Итем неменее меня влечет кнему, точно также ион любит меня, язнаю это.
        —Тыдумаешь? — холодно спросила графиня. — Ошибаешься. Освальд принадлежит кнатурам, ненавидящим тех, откого они должны принимать благодеяния. Онникогда непроститмне, чтомое замужество разрушило их сотцом надежды, иточно также непростит тебе, чтоты стоишь между ним имайоратом. Язнаю его лучше, чемты.
        Эдмунд замолчал; онзнал поопыту, чтоего защита только ухудшит дело, таккакздесь говорила материнская ревность, просыпавшаяся каждый раз, кактолько сын открыто выражал свою симпатию двоюродному брату итоварищу детства. Даипродолжение разговора должно было прекратиться само собой, таккакпоявился его виновник.
        Приветствие Освальда было такимже официальным, аответ тетки такимже холодным, какивчера; каковбы нибыл характер отношений тетки сплемянником, утренние приветствия были законом. Наэтот раз только что оконченное путешествие дало повод кболее продолжительной беседе. Эдмунд рассказал несколько приключений; Освальд дополнил изакончилих, и, таким образом, визит, ограничивавшийся обычно двумя-тремя минутами, продолжался более четверти часа.
        —Выоба сильно изменились заэти шесть месяцев, — сказала наконец графиня. — Вособенноститы, Эдмунд, стаким смуглым лицом кажешься теперь совсем южанином.
        —Меня очень часто принимали занего, — согласился Эдмунд. — Вэтом отношениия, ксожалению, ничего неунаследовал отмоей прекрасной белокурой мамы.
        Мать улыбнулась.
        —Ну,я думаю, тымогбы быть доволен тем, чтодала тебе природа. Наменяты, вовсяком случае, совсем непохож, скорее наотца.
        —Надядю? Едвали! — заметил Освальд.
        —Какты можешь судить обэтом? — спросила графиня. — Иты, иЭдмунд были еще мальчиками, когда умер мой муж.
        —О,нет, мама, нетрудись, пожалуйста, искать какое-нибудь сходство! — вступился Эдмунд. — Я,правда, помню папу очень мало, новедь унас есть его большой портрет внатуральную величину. Уменя нет ниодной черты, похожей нанего. Собственно говоря, этовесьма странно, потому что именно внашем роду фамильное сходство выражается очень резко. Взгляни наОсвальда! Истинный Эттерсберг, сголовы допят. Онизумительно похож настарые, висящие внашем зале портреты предков, укоторых изпоколения впоколение повторяются теже черты. Богзнает, почему я неудостоился этого исторического фамильного сходства. Чтоты так смотришь наменя, Освальд?
        Молодой человек действительно испытующе смотрел надвоюродного брата.
        —Янахожу, чтоты прав, — ответилон. — Утебя нет ниодной черты Эттерсбергов.
        —Этоопять одно изтвоих необоснованных предположений, — резким тоном сказала графиня. — Такие фамильные черты очень часто отсутствуют вюношеском возрасте, зато тем резче выступают взрелости. Тоже самое будет исЭдмундом.
        —Едвали, — сосмехом покачал головой молодой граф. — Ясоздан совсем издругого материала ичасто спрашиваю себя, каким образом я сосвоею кипучей, подвижной натурой, сэтими легкомыслием иотвагой, из-за которых мне так часто читают нотации, попал вэтот род, снезапамятных времен отличавшийся предельной серьезностью ирассудительностью иприэтом порядочной тупостью искукой. Освальд былбы гораздо лучшим главой рода, чемя.
        —Эдмунд! — воскликнула графиня, однако было неизвестно, относилосьли это восклицание кпоследней его фразе иливообще клегкомысленному выпаду против предков.
        —Ах,да, — промолвил слегка сконфуженный Эдмунд. — Прошу прощения утеней моих пращуров. Видишь, мама, я, ксожалению, ничего неунаследовал отих талантов, даже рассудительности.
        —Мнекажется, тетушка думала другое, — спокойно промолвил Освальд.
        Графиня закусила губы. Наее лице ясно отразилось, чтоона снова чувствовала полнейшее отвращение к«холодному, пытливому взору», остановившемуся теперь наней.
        —Бросьте, наконец, этот спор офамильном сходстве! — оборвала она разговор. — Внаследственности бывают какправила, такиисключения. Освальд, мнехочется, чтобы ты посмотрел эти бумаги. Тыведь юрист. Нашповеренный считает это дело сомнительным, яже думаю, иЭдмунд тогоже мнения, чтомы обязаны довести его доконца. — Иона подвинула племяннику бумаги, лежавшие перед ней настоле.
        Тотбросил наних беглый взгляд ипроизнес:
        —Ах,вот что! Речь идет опроцессе против советника Рюстова изБрюннека.
        —Боже мой, неужели эта история еще неокончена? — спросил Эдмунд. — Процесс был начат еще донашего отъезда.
        Освальд насмешливо улыбнулся:
        —По-видимому, утебя довольно свое-образное понятие опродолжительности судебных дел такого рода. Этоможет длиться годами. Еслиты, тетя, позволишь, явозьму бумаги ссобой, чтобы просмотреть их посвободе, если только Эдмунд…
        —Нет-нет, увольте меня, ради бога! — замахал руками граф. — Янаполовину уже забыл всю эту историю. Этот Рюстов, кажется, женился надочери дяди Франца ипредъявляет теперь права наДорнау, который дядя всвоем завещании отказалмне?
        —Ивполне справедливо, — заключила графиня, — таккакэта свадьба состоялась против его воли. Егодочь своим неравным браком порвала сним исосвоей родней. Вполне естественно, чтоон совсем лишил ее наследства, итакже естественно, чтоон, таккаквживых небыло более близких родственников, захотел присоединить Дорнау кмайорату нашего рода и, следовательно, завещал его тебе.
        Приэтом объяснении полицу Эдмунда пробежала тень недовольства.
        —Может быть, всеэто итак, нодляменя это дело крайне неприятно. Длячегомне, владельцу Эттерсберга, обладание еще каким-то Дорнау? Япредставляю себя вторгающимся вчужие владения, которые, вопреки всяким семейным разладам изавещаниям, всеже принадлежат прямым наследникам. Мнекажется, былобы лучше всего, чтобы было заключено какое-нибудь соглашение.
        —Этоневозможно, — безапелляционно заявила графиня. — Упрямство Рюстова ссамого начала придало делу такое направление, которое исключает всякое соглашение. Тотспособ, которым он стал оспаривать завещание, иобраз действий, скаким он выступил против тебя, законного наследника, были буквально оскорбительны ивсякую уступчивость снашей стороны делали непростительной слабостью. Кроме того, тынеимеешь права выступать против ясно выраженной воли нашего родственника. Онвочтобы то нистало хотел лишить наследства эту госпожу Рюстов.
        —Даведь ее уже несколько лет какнет вживых, — заметил Эдмунд, — аее муж неимеет нанаследство никаких прав.
        —Нет, ноон предъявляет иск отимени своей дочери.
        Обамолодых человека одновременно взглянули друг надруга, иЭдмунд, словно ужаленный, привскочил наместе.
        —Своей дочери? Значит, унего есть дочь?
        —Конечно! Девушка лет восемнадцати, насколько я знаю.
        —Значит, этабарышня ия — враждующие претенденты нанаследство?
        —Разумеется! Ночто тебя вдруг так заинтересовало?
        —Победа, янашелее! — воскликнул Эдмунд. — Освальд, ведь это наша вчерашняя очаровательная незнакомка. Вотпочему наша встреча показалась ей такой смешной; вотпочему она отказалась назвать нам свое имя; вототкуда намек наотношения между нами!.. Всеэто сходится точь-в-точь! Теперь вэтом нет нималейшего сомнения.
        —Нескажешьли тымне, наконец, чтовсе это значит? — спросила графиня, очевидно, находившая такое оживление сына весьма неподходящим кслучаю.
        —Конечно, мама, сейчасже! Мыпознакомились вчера содной молодой особой, или — вернее — япознакомился сней, потому что Освальд, посвоему обыкновению, нисколько неинтересовался этим. Ну,зато я старался занас обоих. — Имолодой граф совсеми подробностями начал рассказывать овчерашнем приключении, откровенно радуясь тому, чтооткрыл инкогнито своей прекрасной незнакомки.
        Несмотря наэто, емунеудалось вызвать улыбку налице матери. Онамолча слушала его и, когда он закончил свой воодушевленный рассказ, сказала ледяным тоном:
        —По-видимому, тысмотришь наэту встречу какнаразвлечение. Мненатвоем месте она показаласьбы очень неприятной. Неприятно сталкиваться слицами, скоторыми находишься вовраждебных отношениях.
        —Враждебных? — воскликнул Эдмунд. — Квосемнадцатилетним девушкам я никогда неотношусь враждебно, акэтой иподавно, хотябы она даже претендовала насамый Эттерсберг. Ясудовольствием положилбы кее ногам весь Дорнау, еслибы…
        —Прошу тебя, Эдмунд, неотноситься кэто-му стаким легкомыслием, — перебила его графиня. — Язнаю, тылюбишь подобные глупости, норечь идет осерьезных вещах. Процесс ведется противниками сожесточением ивраждебностью, исключающими всякие личные отношения. Янадеюсь, чтоты поймешь это ибудешь решительно избегать дальнейших встреч. Ятребую этого.
        Сэтими словами она поднялась и, чтобы сын несомневался относительно ее крайнего недовольства, вышла изкомнаты.
        Молодой владелец майората, овысоком положении которого мать напоминала прикаждом случае, по-видимому, ещедалеко невышел из-под опеки, таккакнепытался возражатьей, хотя процесс касался, собственно, егоодного.
        —Этого надо было ждать, — промолвил Освальд, когда заграфиней закрылась дверь. — Почему ты незамолчал вовремя?
        —Дамогли я знать, чтомою откровенность примут так немилостиво? По-видимому, сэтим Рюстовом идет настоящая война. Ноэто неимеет значения, явсе-таки отправлюсь вБруннек.
        Освальд уронил бумаги, просмотром которых занялся.
        —Нехочешьли ты нанести визит советнику?
        —Конечно, хочу! Неужели ты думаешь, яоткажусь отэтого очаровательного знакомства, потому что наши адвокаты ведут процесс, который дляменя, посуществу, ввысшей степени безразличен? Наоборот, явоспользуюсь случаем, чтобы представиться моей прекрасной противнице вкачестве врага иответчика. Наэтих днях я отправлюсь туда.
        —Советник вышвырнет тебя задверь, — сухо заметил Освальд. — Своей невероятной грубостью он известен всем.
        —Втаком случае тем вежливее будуя! Наотца такой дочери я вообще обижаться немогу, да, наконец, иуэтого медведя естьже, вероятно, какие-нибудь человеческие чувства. Несмотри так мрачно, Освальд! Может быть, тыревнуешь? Втаком случае ты волен ехать сомной исам попытать свое счастье.
        —Избавь меня отподобных комедий! — холодно ответил Освальд, поднимаясь сместа иотходя кокну.
        Вего движениях итоне слышалось струдом скрываемое раздражение.
        —Какхочешь! Ноеще одно! — Молодой граф внезапно стал серьезным. Озабоченно взглянув надверь соседней комнаты, онпродолжал: — Нерассказывай пока освоих планах набудущее! Почва дляних далеко неблагоприятна. Яхотел прозондировать ее иоблегчить тебе неизбежное объяснение, ноэто вызвало такую бурю, чтоя предпочел умолчать отом, чтознаю.
        —Кчему это? Вближайшее время мне придется поговорить обэтом стетей. Яневижу никакой пользы ототсрочки.
        —Нуможешь ты помолчать, покрайней мере, снеделю? — сердито воскликнул Эдмунд. — Мояголова занята сейчас совсем другим, иуменя нет никакой охоты все время быть вкачестве ангела-примирителя между тобой имамой.
        —Разве я тебя просил обэтом? — спросил Освальд так резко, чтограф вздрогнул.
        —Освальд, тызаходишь слишком далеко. Правда, япривык ктому, чтоты всегда отталкиваешь меня подобным образом, идействительно непонимаю, почему выношу оттебя то, чего никогда непростилбы никому другому.
        —Потому что вомне ты видишь униженного, зависимого родственника ичувствуешь себя обязанным быть великодушным поотношению… кбедному двоюродному брату.
        Вэтих словах слышалась такая безграничная горечь, чтоЭдмунд сразуже успокоился.
        —Тыобиделся, — примирительно промолвилон. — Иты прав. Нопочемуже завчерашнее ты заставляешь отвечать меня? Яведь совсем невиноват вэтом! Тызнаешь, янемогу серьезно противоречить маме, хотя решительно несогласен сней. Новэтом случае она уступит; илитвои комнаты будут завтраже находиться рядом смоими, илия сам перееду вбоковой флигель ипоселюсь утебя, несмотря нинапыль, ниналетучих мышей.
        Горькое выражение исчезло слица Освальда, ион заговорил мягче:
        —Ты,конечно, былбы всостоянии сделать это, нооставь, пожалуйста, Эдмунд! Право, неважно, гдея буду жить эти несколько месяцев своего пребывания здесь. Вофлигеле очень спокойно иудобно заниматься. Мнетам гораздо приятнее, чемздесь, ввашем замке.
        —«Ввашем замке»! — повторил задетый заживое Эдмунд. — Какбудто он небыл когда-то родным итебе! Ноты именно стараешься показатьнам, чтоты — чужой. Натебе, Освальд, лежит немалая часть вины зате мучительные отношения, которые создались между тобой имоей матерью; тыникогда невыказывал кней нирасположения, ниуступчивости. Не-ужели ты неможешь пересилить себя?
        —Там, гдетребуется слепое подчинение, твердое нет, даже еслибы речь шла овсем моем будущем!
        —Ну,втаком случае всамом недалеком будущем нам снова надо ждать семейной сцены! — уныло промолвил Эдмунд. — Значит, тынехочешь менять комнату?
        —Нет!
        —Какхочешь! Прощай!
        Эдмунд направился кдвери, ноеще недошел донее, какОсвальд поспешно вышел изоконной ниши ипоследовал заним.
        —Эдмунд!
        —Ну? — спросил, останавливаясь, граф.
        —Явлюбом случае останусь вбоковом флигеле, ноочень благодарен тебе.
        Молодой граф улыбнулся.
        —Правда? Этопочти извинение. Ядаже недумал, чтоты можешь так тепло благодарить, Освальд. — Онвдруг сердечно положил руку наплечо двоюродного брата. — Правдали, чтоты ненавидишь меня, потому что судьба сделала меня владельцем майората, потому что я стал напути между тобой иЭттерсбергом?
        Освальд посмотрел нанего. Этобыл снова тотже странный, пытливый взгляд, который, казалось, искал что-то вчертах лица молодого графа, нотеперь этот взгляд был освещен теплым, искренним чувством.
        —Нет, Эдмунд! — последовал его твердый, серьезный ответ.
        —Ятак изнал, — воскликнул Эдмунд. — Итак, оставим впокое все наши недоразумения! Чтоже касается нашего дорожного знакомства, тонаперед говорю тебе: ясосредоточу всю свою так часто прославляемую любезность, чтобы произвести вБруннеке небывалый эффект, несмотря натвое мрачное лицо, несмотря нагнев матери. Ия произведуего, можешь несомневаться!
        Сэтими словами он схватил двоюродного брата заруку исосмехом увлек его изкомнаты.
        Глава3
        Бруннек, владение советника Рюстова, былрасположен вдвух часах езды отЭттерсберга иуже много лет подряд находился вруках теперешнего своего хозяина. Этобыло солидное, обширное имение сомногими постройками иугодьями. Советник считался первым вокруге сельским хозяином, егоавторитет вэтом деле почитался всеми, атак какон, кроме того, былобладателем одного изпрекраснейших имений, тоего положение вовсей окрестности было весьма влиятельным. Сгромадными имениями Эттерсбергов Бруннек, конечно, немог равняться; темнеменее все утверждали, чтобогатство Рюстова нисколько неуступало богатству его сиятельного соседа. Хозяйственные нововведения, которые он произвел всвоем имении ипродолжал вводить снеутомимой энергией, стечением времени дали превосходные результаты изначительно увеличили его состояние, между тем каквЭттерсберге все хозяйство было вруках управляющих ивелось так безалаберно, чтоокаком-либо доходе симений небыло иречи.
        Какуже было упомянуто, обасемейства были друг сдругом вродстве, ноэти родственные отношения взаимно отрицались содинаковыми ожесточением ивраждебностью. Всвоем теперешнем положении советник могбы сбольшим правом просить руки графини фон Эттерсберг. Тогда, двадцать слишком лет тому назад, молодой хозяин, только что намеревавшийся полностью отдаться своему призванию, сосвоим более чем скромным состоянием был совершенно неподходящим женихом, нолюбовь молодых людей незаботилась ниопредрассудках, ниопрепятствиях. Когда их разлучили, когда все просьбы, всякая борьба оказались бесполезными, Рюстов сумел уговорить свою невесту, достигшую тем временем совершеннолетия, нарешительный шаг. Онабежала изродительского дома ипротив воли отца обвенчалась сизбранником своего сердца. Молодая парочка надеялась, что, когда их брак станет совершившимся фактом, прощение последует само собой; ноэта надежда неоправдалась. Ниповторявшиеся несколько раз состороны молодой женщины попытки ксближению ипримирению, нирождение внучки, нидаже изменившееся положение Рюстова, быстро достигшего известности ибогатства, несмогли
смягчить отцовский гнев. Онвсецело зависел отсвоей родни, презиравшей мещанский брак.
        Госпожа Рюстов умерла, непомирившись сотцом, асее смертью вообще исчезла всякая возможность кпримирению. Следствием этого явилось упомянутое ныне завещание, вкотором неговорилось ниовнучке, ниоее матери ипокоторому Дорнау переходило кстаршему вроде, владельцу майората. Этозавещание было обжаловано Рюстовым, протестовавшим против отрицания своего брака ижелавшим добиться признания своей дочери полноправной внучкой изаконной наследницей деда. Совершенно безнадежным процесс назвать было нельзя, таккакпокойный упустил извиду иточно иопределенно невыразил свою волю олишении наследства. Ондовольствовался лишь тем, чтосчитал свою внучку просто несуществующей исообразно сэтим распорядился своим состоянием. Этаинекоторые другие юридические оплошности, выяснившиеся впоследствии, делали завещание спорным. Исход дела был, вовсяком случае, весьма проблематичным, иадвокатам обеих сторон предоставлялась хорошая возможность изощряться востроумии идемонстрировать свою сообразительность.
        Господский дом вБруннеке небыл нитак обширен, нитак великолепен, какграфский замок вЭттерсберге, ностарое ивместительное здание все-таки производило весьма внушительное впечатление. Вовнутреннем убранстве небыло никакой роскоши, нооно вполне соответствовало положению исостоянию владельца. Вбольшой комнате, выходившей набалкон, гдеобычно собиралась вся семья, сегодня сидела пожилая дама ипросматривала хозяйственные счета. Этобыла старая родственница хозяина, ужевосемь лет (содня смерти жены Рюстова) исполнявшая обязанности хозяйки изаменяющая его дочери мать.
        Склонившись надстолом, онавнимательно изучала счета, делая наних различные пометки, каквдруг стремительно открылась дверь ивкомнату поспешно вошел сам советник.
        —Чертбы побрал всякие процессы, акты исуды вместе сгосподами адвокатами! — воскликнулон, стакой силой хлопая дверью, чтоего родственница вздрогнула.
        —Но,Эрих, каквы можете так пугать меня! Стех пор какначался этот несчастный процесс, свами нет никакого сладу. Неужели вы неможете потерпеть доконца?
        —Потерпеть? — седкой усмешкой повторил Рюстов. — Хотелбы я видеть того, ктоздесь непотеряет терпения! Этивечные отсрочки, вечные протесты иапелляции. Надкаждой буквой завещания они ломают голову, рассуждают, доказывают, ипривсем том дело стоит натойже точке, чтоиполгода назад!
        Сэтими словами он плюхнулся вкресло.
        Эрих Рюстов был еще полон сил издоровья, ипоего теперешнему виду можно было судить, какон был красив вмолодости. Правда, теперь его лоб илицо были изборождены морщинами иносили насебе следы забот итреволнений трудовой жизни.
        —ГдеГедвига? — спросил он после небольшой паузы.
        —Частому назад уехала верхом, — ответила старушка, снова принимаясь заработу.
        —Верхом? Даведь яже запретил сегодня кататься. Привнезапно наступившей оттепели дороги небезопасны, авгорах еще лежит глубокий снег.
        —Совершенно верно, новедь вам известно, чтоГедвига всегда делает все наоборот.
        —Да,это удивительно; онаименно так делает, — подтвердил помещик, который, казалось, находил это только странным инегневался из-за этого, какобычно полюбому поводу.
        —Этовы воспитали девочку совершенно независимой. Сколько раз я просила вас хоть надва, натри года отдать Гедвигу вкакой-нибудь институт, новедь вас никак нельзя было уговорить разлучиться сней.
        —Потому что я нежелал, чтобы она стала чужой мне исвоей родине. Ядостаточно держал длянее здесь, вБруннеке, всяких учителей ивоспитательниц, иона превосходно всему научилась.
        —О,да, конечно, вовсяком случае, онавеликолепно умеет тиранить вас ивесь Бруннек.
        —Ах,да непричитайте вы постоянно, Лина! — сердито проговорил Рюстов. — Вывсегда находите вГедвиге что-нибудь дурное. Тоона длявас слишком легкомысленна, тонедалекая, тонедостаточно чувствительна. Дляменя она хороша! Яхочу иметь свежего, жизнерадостного, здорового ребенка, анечувствительную даму «снастроениями» и«нервами».
        Говоря это, онмногозначительно посмотрел наЛину, ноона ответила ему втомже тоне:
        —Ну,я думаю, чтовБруннеке можно отних отвыкнуть, высами обэтом очень заботитесь.
        —Да,заэти восемь лет ваши нервы полностью успокоились, — снескрываемым удовольствием промолвил Рюстов. — Ночувствительность увас еще осталась. Каквы расчувствовались третьего дня, когда Гедвига повсем правилам отказала вашему протеже, барону Зандену!
        Лицо старушки побагровело отгнева.
        —Ну,зато тем бесчувственнее была Гедвига. Онавысмеяла предложение, которое всякая другая девушка хотябы выслушала серьезно. Бедный Занден! Онбыл вполном отчаянии.
        —Онутешится, — решил Рюстов. — Во-первых, ядумаю, чтокакего страсть, такиего отчаянье относились больше кмоему Бруннеку, чемкмоей дочери. Ееприданое какраз подошлобыему, чтобы спасти его обремененное долгами имение. Во-вторых, онсам виноват, чтополучил отказ; мужчина должен знать, начто может рассчитывать, прежде чем идти нарешительное объяснение. Автретьих, явообще недалбы своего согласия наэтот брак, потому что нехочу, чтобы Гедвига вышла зааристократа. Яуже достаточно испытал насвоей собственной женитьбе. Извсего знатного общества, терзающего вас своими посещениями, никто, говорю явам, никто неполучит моей дочери. Ясам выберу ей мужа, когда подойдет время.
        —Ивы думаете, чтоГедвига станет ждать? — насмешливо спросила старушка. — Досих пор все женихи были ей безразличны, нокактолько она почувствует влечение, такинеподумает спрашивать, принадлежит ее суженый каристократии илинет; онапоступит наперекор убеждениям своего отца, авы, Эрих, какивсегда, подчинитесь воле своей любимицы.
        —Лина, несердите меня! — воскликнул Рюстов. — Вы,кажется, думаете, чтоя нивчем немогу противоречить моей дочери?
        Онгрозно посмотрел насвою родственницу, ноона глядела нанего безбоязненно.
        —Нивчем! — уверенно ответилаона, собрала свои бумаги ивышла изкомнаты.
        Рюстов был внесебя, может быть, именно потому, чтонемог оспаривать справедливость этого утверждения. Быстрыми шагами он метался покомнате инаповороте столкнулся слакеем, вошедшим вкомнату свизитной карточкой.
        —Чтотам такое? Опять какой-то визит? — Сэтими словами Рюстов взял карточку, ноотудивления чуть невыронилее. — Эдмунд граф фон Эттерсберг! Чтоэто значит?
        —Граф желает лично видетьвас, — доложил слуга.
        Рюстов снова взглянул накарточку. Какнинепонятно было само посебе это посещение, емунеоставалось ничего другого, какпринять этот странный визит.
        Кактолько слуга вышел, появился молодой граф истакой непринужденностью иуверенностью поклонился досих пор совершенно незнакомому хозяину, какбудто этот визит был чем-то вполне естественным.
        —Вы,конечно, разрешитемне, господин советник, лично познакомиться смоим ближайшим соседом? Ябы уже давно сделал это, нозанятия ипутешествие вынуждали меня отсутствовать вЭттерсберге. Ябывал там всегда очень недолго илишь теперь всостоянии заполнить пробел.
        Впервое мгновение Рюстов был настолько ошеломлен такой манерой держаться, чтосразу немог даже рассердиться. Онпромычал что-то вроде приглашения садиться. Эдмунд сразуже, незадумываясь, воспользовался этим, итак какего противник необнаруживал никакого желания начать беседу, онвзял этот труд насебя иначал говорить охозяйстве вБруннеке, познакомиться скоторым желал уже давно.
        Между тем Рюстов успел смерить гостя взглядом сголовы доног ипришел кубеждению, чтовся его внешность очень мало соответствовала хозяйственным интересам. Поэтому он довольно невежливым вопросом прервал восторженные излияния Эдмунда.
        —Могу я спросить, граф, чемобязан честью вашего посещения?
        Эдмунд увидел, чтодолжен изменить план нападения. Обычная вежливость здесь негодилась; молодой граф был наслышан огрубости Рюстова иподготовился кэтому.
        —Кажется, вынеособенно доверяете моим хозяйственным способностям? — снаилюбезнейшей улыбкой промолвилон.
        —Авы, кажется, совсем забыли, чтомы нетолько соседи, но, самое главное, ипротивники всудебном процессе, — возразил Рюстов, начинавший раздражаться.
        Эдмунд небрежно играл хлыстом.
        —Ах,да! Выподразумеваете этот скучный процесс из-за Дорнау?
        —Скучный? Выхотите сказать, бесконечный, этобудет вернее. Ведь дело известно вам также хорошо, какимне.
        —Нет, ономне совершенно неизвестно, — свеличайшей непринужденностью сознался Эдмунд. — Язнаю только, чтодело касается завещания моего дяди, отказавшего мне Дорнау, которое вы оспариваете. Яполучил бумаги изсуда, целые тома, носовсем их нерассматривал.
        —Но,граф, ведь выже ведете процесс! — воскликнул Рюстов, которому такая беспечность была непонятна.
        —Простите, пожалуйста, еговедет мой поверенный, — возразил Эдмунд, — ион полагает, чтоя обязан вочтобы то нистало исполнить волю своего дяди. Лично я кобладанию Дорнау отношусь совершенно безразлично.
        —Недумаетеливы, чтоим дорожуя? — резко спросил Рюстов. — МойБруннек стоит полудюжины таких имений, амоя дочь вовсе ненуждается вдедовском наследстве!
        —Такиз-за чегоже мы тогда спорим? Если дело обстоит так, томожно былобы заключить какое-либо соглашение, которое удовлетворилобы обе стороны…
        —Нежелаю я никакого соглашения! — неистово воскликнул советник. — Дляменя важно ненаследство, апринцип, изанего я буду бороться доконца. Еслибы мой тесть категорически высказался залишение наследства — прекрасно! Мыпоступили против его воли — онимел право лишить нас наследства. Янесталбы оспариватьего. Нотого, чтоон самым обидным образом непризнавал моего брака, словно тот был незаконным, чторебенка отэтого брака он непризнавал своей внучкой, яинаходясь вгробу никогда непрощу ему ипротив этого протестую. Брак должен быть признан назло именно тем, ктоего отрицал; моядочь должна быть признана законной иединственной наследницей, ивот, когда суд вынесет этот неоспоримый приговор, тогда пусть Дорнау летит ковсем чертям иливмайоратное владение вашей семьи.
        «Воткогда начинает прорываться его грубость!» — подумал граф, которого эта сцена очень забавляла.
        Онявился ствердым намерением низачто необижаться наРюстова, апотому, приняв иэтот выпад сюмором, ответил какнельзя более вежливо:
        —Выизволили привести весьма лестное сопоставление, дорогой сосед. ЧтоДорнау полетит ковсем чертям — едвали вероятно; отойдетли он кЭттерсбергу илиБруннеку, нампридется обождать; ведь это дело суда. Откровенно признаюсьвам, чтомне весьма любопытно узнать, какое мудрое решение вынесут господа судьи.
        —Ну,я должен сказать, чтотакого отношения кделу мне еще неприходилось встречать, — заявил изумленный Рюстов.
        —Нопочемуже? Выборетесь, каксказали сами, только из-за принципа; я, сосвоей стороны, выступаю лишь представителем воли своего родственника. Мыодинаково незаинтересованы вэтом обстоятельстве. Итак, предоставим нашим адвокатам вести процесс сБожьей помощью дальше! Этонисколько немешает нашим добрососедским отношениям.
        Рюстов уже намеревался энергично отклонить эти «добрососедские отношения», каквдруг дверь распахнулась, инапороге появилась его дочь. Девушка воблегающем костюме дляверховой езды, сраскрасневшимся отбыстрой езды лицом казалась сегодня еще очаровательнее, чемнедавно взимнем костюме. Тоже самое нашел иЭдмунд, вскочивший сместа гораздо поспешнее, чемэтого требовала обычная вежливость. Гедвига, вероятно, ужеузнала отслуги, ктонаходился уотца, и, нисколько неудивляясь, полуофициальным кивком ответила напоклон графа; новеселый огонек, сверкнувший вее глазах, показалему, чтоона, также какион, незабыла их встречи. Волей-неволей советник должен был снизойти допредставления, атон его голоса, когда он произносил досих пор ненавистное имя Эттерсбергов, показывал, чтоносительего, несмотря навсе, ужеприобрел некоторый шанс.
        —Ялишь недавно узнал, кого послала мне судьба впротивники попроцессу, — обратился Эдмунд кмолодой девушке, — поэтому поспешил представиться вам вкачестве врага ипротивника.
        —Следовательно, выявились вБруннек, чтобы ознакомиться сместоположением неприя-теля? — спросила Гедвига, переходя назадорный тон.
        —Непременно! Всилу действующих обстоятельств это моя обязанность. Вашбатюшка уже простил мне вторжение навражескую территорию. Очень может быть, чтоя могу надеяться натоже самое иотвас, хотя недавно вы решительно отказались назвать мне свое имя.
        —Чтотакое? — вмешался Рюстов. — Тызнаешь графа?
        —Конечно, папа, — нисколько несмущаясь, ответила Гедвига. — Ведь тебе уже известно, что, возвращаясь изгорода, явместе сАнтоном чуть незастряла вснегу; ярассказывала тебе одвух незнакомцах, спомощью которых мы выбрались изущелья.
        Только теперь советнику стало понятно, откуда уего молодого гостя появилось добрососедское расположение. Досих пор он тщетно ломал надэтим голову; ноиэто открытие, по-видимому, неочень его обрадовало, потому что он ответил дочери довольно недружелюбно:
        —Так, значит, этобыл граф Эттерсберг! Почемуже ты скрыла отменя его имя?
        —Потому что знала твое предубеждение, папа, — звонко расхохоталась Гедвига. — Ядумаю, чтоеслибы нас застигла какая-нибудь лавина, тынепростилбымне, чтоменя засыпало вместе содним изЭттерсбергов.
        —Нанаших дорогах лавин небывает, — нахмурился Рюстов, которому очень ненравилась эта веселость.
        —О,нет, нечто подобное случилось недавно вдолине, — вмешался Эдмунд. — Уверяювас, положение было очень опасным. Ябыл очень счастлив предложить фрейлейн Гедвиге свою помощь.
        —Но,граф, ваша помощь выражалась лишь втом, чтовы почти все время стояли наподножке кареты, — насмешливо возразила девушка. — Вашмолчаливый спутник вызволил нас избеды. Он, — онанемного замялась, — конечно, неприехал свами.
        —Освальд незнает, чтоя какраз сегодня поехал вБруннек, — сознался Эдмунд. — Он,несомненно, будет упрекать меня зато, чтоя лишил его счастья…
        —О,пожалуйста, нетрудитесь убеждать меня! — перебила его девушка, делая недовольную гримасу инадменно закидывая голову. — Яуже достаточно познакомилась свежливостью вашего двоюродного брата исовсем негорю желанием возобновить наше знакомство.
        Эдмунд необратил внимания нараздраженный тон этих слов. Оннаходил вполне естественным, чтозабыли обугрюмом необщительном Освальде, вто время когдаон, граф Эттерсберг, расточал всю свою любезность иделал это стакой непринужденностью, чтоего обаянию поддался даже Рюстов. Правда, онпротивился этому изовсех сил, старался сохранить свое недовольство иразличными едкими замечаниями давал понять это, нонито нидругое ему неудавалось: ихарактер, ивнешность молодого графа скаждой минутой все больше ибольше захватывалиего. Эдмунд старался уничтожить создавшееся против него предубеждение; онблистал остроумием, очаровывал разговором ибыл бесконечно любезен. Недружелюбно настроенный помещик был побежден раньше, чемотдал себе вэтом отчет; подконец он совсем забыл, скем имеет дело, икогда наконец Эдмунд собрался уходить, случилось нечто невероятное — Рюстов проводил его инапрощанье даже пожал руку.
        Онопомнился лишь возвратившись вкомнату, икнему вернулось прежнее раздражение. Когдаже помещик увидел, чтоГедвига, стоя набалконе, отвечала напрощальный привет графа, буря разразилась вовсю.
        —Ну,это переходит всякие границы. Такую наглость мне еще неприходилось встречать! Этот граф запросто является сюда, разыгрывает сплошную любезность, кпроцессу относится каккпустяку, говорит осоглашении, одружеских чувствах, очем угодно, очаровывает своими манерами, такчто неуспеваешь опомниться… Вдругой раз я этого недопущу. Если он пожалует снова, яприкажу ответить, чтоменя нет дома.
        —Тыэтого несделаешь, папа, — сказала Гедвига, подойдя кнему иласково обнимая зашею. — Дляэтого он слишком понравился тебе самому.
        —Да? Кажется, итебе тоже? — Отец окинул ее критическим взглядом. — Тыдумаешь, янезнаю, чтопривело этого молодого человека вБруннек? Тыдумаешь, янезаметил, какон поцеловал твою руку напрощанье? Ноподобные вещи я запрещаю вам навсегда. Нискаким Эттерсбергом я нежелаю иметь дела; яслишком хорошо знаю это общество. Высокомерие, себялюбие, безрассудное упрямство — вототличительные черты этого рода; всеони одним миром мазаны.
        —Неправда, папа! — решительно заявила Гедвига. — Моямать также была изЭттерсбергов, аты был сней очень счастлив!
        Этозамечание было столь веским, чтоРюстов немного опешил.
        —Такона была исключением, — нашелся он наконец.
        —Мнекажется, чтограф Эдмунд также исключение, — доверчивым тоном промолвила Гедвига.
        —Да? Тебе так кажется? Всвои восемнадцать лет ты удивительно разбираешься влюдях! — воскликнул советник истал читать дочери нотацию.
        Гедвига слушала отца стаким видом, который ясно доказывал, чтодлянее этот разговор ввысшей степени безразличен, иеслибы отец мог прочитать ее мысли, он, наверное, снова нашелбы очень «удивительным», чтоона инаэтот раз предполагала сделать обратное тому, чтоей было приказано.
        Глава4
        Март идаже большая часть апреля уже прошли, иснежные метели ихолода окончились. Темнеменее весна еще ненаступила. Всевокруг было пусто иголо, атепла исолнечного света небыло ивпомине.
        Вовраждебных отношениях между Эттерсбергом иБруннеком напервый взгляд ничего неизменилось. Процесс шел своим чередом; каждая сторона отстаивала свою точку зрения. Графиня приводила доказательства отимени своего сына, длякоторого это дело по-прежнему непредставляло нималейшего интереса, аРюстов выступал представителем своей несовершеннолетней дочери, укоторой вообще немогло быть еще своего мнения.
        Ноэти два главных лица, которые, собственно, вели друг сдругом процесс, держали себя далеко нетак пассивно, какэто казалось, исвеличайшим упорством отстаивали свои права, неподозревая, какой сюрприз готовился тем временем.
        Последние недели Рюстов вообще нежил вБруннеке. Участие водном крупном промышленном предприятии требовало его продолжительного присутствия вгороде.
        Когда попрошествии недели граф Эттерсберг нанес повторный визит вБруннек, онуже незастал там хозяина; ноГедвига стеткой были дома, иЭдмунд непреминул явиться кдамам. Завторым визитом вскоре последовали третий ичетвертый, истех пор стали происходить удивительные «случайные» встречи: всякий раз, какобе дамы выезжали напрогулку, вгости илисвизитом, молодой граф непременно встречался сними надороге. Этовсегда давало повод кболее илименее продолжительной беседе. Короче говоря, добрососедские отношения все больше ибольше налаживались.
        Рюстов, конечно, ничего обэтом незнал. Егодочь ненаходила нужным всвоих письмах упоминать оподобных обстоятельствах, аЭдмунд придерживался такойже тактики поотношению кматери. Правда, своему двоюродному брату он свосторгом рассказал освоем первом «вторжении навражескую территорию», нотак какОсвальд сделал ему несколько резких замечаний инашел неудобными близкие отношения собитателями Бруннека впродолжение всего процесса, тоион небыл удостоен посвящения вдальнейшее их развитие.
        Былконец апреля. Водин довольно прохладный ипасмурный день граф Эттерсберг иОсвальд шли через лес. Это, по-видимому, небыла прогулка, таккакони внимательно осматривали окрестности, иОсвальд настойчиво повторял брату:
        —Вотполюбуйся насвоих лесничих! Прямо-таки невероятно, какздесь хозяйничают впоследние годы; онинаполовину вырубили лес. Непонимаю, какэто тебе небросилось вглаза; тыведь почти каждый день ездишь верхом.
        —Ну,я необращал наэто внимания, — сказал Эдмунд. — Тыправ, этодействительно наводит нагрустные размышления, ноуправляющий утверждает, чтотолько таким образом он мог покрыть расходы.
        —Управляющий может утверждать что угодно, атак какон утвоей матери вбольшой милости, тоона слепо доверяетему.
        —Япоговорю обэтом смамой, — заявил молодой граф. — Собственно, былобы лучше, еслибы это сделалты. Тыумеешь объяснить илучше, иубедительнее меня.
        —Тызнаешь, чтоя никогда нелезу сосвоими советами ктвоей матери, — холодно возразил Освальд. — Даиона принялабы их какнеуместное вторжение вее дела инепременно отверглабы.
        Эдмунд промолчал, ончувствовал справедливость этих слов.
        —Тысчитаешь управляющего нечестным? — после непродолжительного молчания спросилон.
        —Нет, носовершенно бездарным. Оннеумеет нираспоряжаться, ниорганизовывать. Тоже, чтоты видишь влесу, происходит ивовсем хозяйстве. Каждый изслужащих хозяйничает по-своему, иесли так будет продолжаться, отвсех твоих имений вскоре иследа неостанется. Взгляни наБруннек, кактам поставлено дело! Советник извлекает изодного своего имения столькоже, сколько ты изовсех своих поместий, авЭттерсберге имеются еще идругие источники доходов. Досих пор ты должен был полагаться надругих, нотеперь сам здесь иможешь взять управление имениями всвои руки. Теперь необходимо энергично взяться заних.
        —Чего только ты неузнал заэти шесть недель! — сискренним изумлением промолвил Эдмунд. — Если дело находится втаком положении, тоя, конечно, энергично возьмусь занего. Толькобы мне узнать, счего, собственно, нужно начать.
        —Сначала уволь всех служащих, которые оказались неспособными, изамени их лучшими! Боюсь только, чтотебе придется поменять весь состав.
        —Ради бога, нет! Недовольства инеприятностей необерешься! Ятерпеть немогу новых людей, да, кроме того, пройдут месяцы, пока они привыкнут кновой работе. Ая тем временем должен буду все взять насебя.
        —Нато ты ихозяин. Покрайней мере, тыможешь тогда приказывать.
        Эдмунд засмеялся:
        —Да,еслибы уменя была твоя страсть командовать, авпридачу итвой талант! Тызамесяц совершенно преобразилбы Эттерсберг, азатри года создалбы изнего такоеже образцовое хозяйство, какБруннек. Еслибыты, покрайней мере, остался сомной, Освальд, уменя былабы тогда поддержка. Ноты вочтобы то нистало хочешь уехать осенью, ия останусь один сненадежными иличужими людьми. Прекрасная перспектива! Яеще невступил вовладение майоратом, аон уже стал дляменя мукой.
        —Носудьба сделала тебя хозяином майората, — насмешливо сказал Освальд, — значит, тыдолжен нести это тяжелое бремя. Повторяю, Эдмунд, используй последнюю возможность что-нибудь сделать здесь. Обещаймне, чтосразуже примешься заработу!
        —Да,конечно, непременно, — воскликнул молодой граф, которому этот разговор, видимо, наскучил, — кактолько уменя будет время; теперьже голова уменя занята совсем другим.
        —Более важным, чемпроцветание илигибель твоих имений?
        —Может быть! Нотеперь я должен идти. Тыотсюда вернешься домой?
        Этот вопрос был несколько странен, ноОсвальд необратил нанего внимания.
        —Конечно!.. Разве ты непойдешь сомной?
        —Нет, мненадо сходить клесничему. Онвзял ксебе длядрессировки мою Диану; ядолжен посмотреть.
        —Неужели это так необходимо сейчас? — удивленно спросил Освальд. — Тыведь знаешь, чтосегодня изгорода приедет твой поверенный насовещание стобой итвоей матерью, иты обещал быть дома вовремя.
        —О,дотого времени я успею вернуться, — сказал Эдмунд. — Прощай, Освальд! Неделай такого мрачного лица. Обещаю тебе, чтозавтра илипослезавтра я обязательно поговорю суправляющим. Вовсяком случае, этопроизойдет наднях.
        Затем он свернул натропинку ивскоре исчез задеревьями. Освальд угрюмо смотрел ему вслед.
        —Низавтра, нипослезавтра ничего неизменится ивообще никогда. Опять унего вголове разные глупости, из-за них весь Эттерсберг может пойти прахом. Собственно, чтомне задело доэтого? — Полицу молодого человека пробежало выражение глубокой горечи. — Ячужой был иостанусь таковым. Если Эдмунд ничего нехочет слушать, пусть иотвечает запоследствия! Янебуду больше беспокоиться.
        Носказать было легче, чемсделать. Взгляд Освальда непрестанно возвращался кбезжалостно вырубленному лесу. Егогнев поповоду такого опустошения неулегался, и, собираясь вернуться домой, онподнялся вгору, чтобы взглянуть надругую часть леса. Здесь тоже небыло ничего утешительного; туттакже повсюду похозяйничал топор, итолько наверху кончалось это варварство. Нотам начинались уже владения Бруннека, где, конечно, всевыглядело гораздо лучше.
        Сначала только ради сравнения Освальд вступил вчужие владения, нопривиде этого роскошного, заботливо ухоженного леса его недовольство возросло еще больше. Содня смерти старого графа все имения Эттерсберга находились вруках служащих. Графиня, окруженная богатством ироскошью спервыхже дней своего замужества, считала вполне естественным, чтовсе хозяйство ведут подчиненные ипочти непосвящают внего хозяев. Кроме того, всевдоме было поставлено наширокую ногу; дляэтого были необходимы средства, ихозяева добывали их любыми путями. Брат графини, опекун Эдмунда, жилвстолице, гдезанимал высокий пост, ибыл очень занят своей службой. Онвообще вмешивался вдела только вособых случаях, когда сестра просила его совета илипомощи. Правда, ссовершеннолетием Эдмунда это должно было закончиться, ночего можно было ждать отмолодого хозяина, онпоказал сейчас. Освальд безогорчения немог смотреть нато, какодно изсамых богатых вовсей стране имений вследствие беззаботности иравнодушия своих владельцев шло кнеминуемой гибели. Сознание этого было длянего настолько тяжелым, чтоему казалось, будто немедленное энергичное
вмешательство моглобы еще все спасти. Через пару лет будет, пожалуй, слишком поздно.
        Задумавшись, молодой человек все больше углублялся влес, нонаконец остановился ивзглянул начасы. Прошло больше часа, какон расстался сЭдмундом, который уже давно должен был находиться напути кдому. Освальд также решил вернуться, новыбрал дляэтого другую, более дальнюю дорогу. Емунезачем было торопиться; егоприсутствие насовещании небыло нинеобходимым, нижелательным.
        Должно быть, странные мысли роились вголове молодого человека, когда он медленно брел потропинке. Онуже давно недумал ниолесничих, ниобуправлении имением. Еголоб грозно хмурился, аналице было такое угрюмое, неприязненное выражение, словно он готовился ксражению сцелым светом. Этобыло мрачное раздумье, беспокойно сосредоточившееся наодной мысли; онтщетно старался освободиться отнего, нооно все больше ибольше овладевало им.
        —Нехочу я больше думать обэтом, — промолвил наконец Освальд вполголоса. — Ипочему только меня постоянно преследует это несчастное подозрение, откоторого я немогу отделаться? Уменя нет никаких доказательств, которые подтверждалибыего, атем неменее оно отравляет каждый час, каждый миг моей жизни. Прочь, прочь!
        Онпровел рукой полбу, словно желая прогнать мучительные думы, ибыстрее пошел подороге, выходившей излеса. Через некоторое время он вышел наоткрытый холм, ноостановился каквкопанный привиде совершенно неожиданного зрелища, представившегося его глазам.
        Недальше каквдвадцати шагах наопушке леса натраве сидела какая-то девушка. Онасняла ссебя шляпу, такчто можно было свободно видеть ее лицо, акто хоть однажды видел это очаровательное личико ссияющими темными глазами, тотнетак легко мог его забыть. Этобыла Гедвига Рюстов, арядом сней вдовольно непринужденной позе сидел граф Эдмунд. Обабыли заняты оживленной беседой, ноона, по-видимому, небыла нисерьезной, нисодержательной. Скорее это была все таже игра слов, которую они вели припервой встрече, смех ишутки безконца, только сегодня это имело вид очень тесной близости. Эдмунд шутливо взял шляпу изрук девушки ибросил ее натраву, между тем каксам овладел ее руками истал неистово их целовать, аГедвига инедумала возражать, словно это было вполне естественно.
        Втечение нескольких минут Освальд стоял неподвижно, глядя наобоих, азатем повернулся, желая уйти незамеченным. Однако треск сломавшейся подего ногой ветки выдал его присутствие. Гедвига иЭдмунд подняли глаза, ипоследний, быстро вскочив, воскликнул:
        —Освальд!
        Молодой человек, убедившись, чтобегство невозможно, приблизился кпарочке.
        —Этоты! — промолвил Эдмунд таким тоном, вкотором слышались смущение идосада. — Откуда ты взялся?
        —Излеса! — кратко ответил тот.
        —Новедь ты хотел сразуже вернуться домой?
        —Аты хотел отправиться клесничему, домкоторого находится всовершенно противоположном направлении.
        Молодой граф прикусил губу. Он,по-видимому, понимал, чтоего свидание сГедвигой нельзя было назвать случайным; кроме того, егострастные поцелуи, несомненно, были замечены Освальдом. Поэтому он старался какможно изворотливее выпутаться изнеловкого положения.
        —Тыведь уже знаком сфрейлейн Рюстов снашей первой встречи, — непринужденно произнесон, — следовательно, мненечего представлять тебя.
        Освальд холодно поклонился девушке, азатем произнес:
        —Прошу извинить меня, чтопомешал; этопроизошло совершенно невольно смоей стороны. Яникоим образом немог предполагать, чтоздесь встречу брата. Поэтому вы разрешите мне сразуже удалиться?
        Гедвига тоже встала. Неловкость положенияона, очевидно, ощущала сильнее, чемЭдмунд, потому что ее лицо было залито краской смущения, аглаза опущены. Лишь ледяной тон вежливой поформе фразы Освальда, обращенной кней, заставил ее поднять глаза. Ихвзгляды встретились, идевушка, должно быть, прочитала вглазах Освальда что-то очень оскорбительное, таккакее темно-синие глаза засверкали, авголосе, только что звеневшем веселым смехом, послышались гневные нотки.
        —Господин фон Эттерсберг, япрошу вас остаться!
        Освальд, намеревавшийся уйти, удив-ленно остановился. Гедвига стояла рядом сЭдмундом и, положив свою руку наего, промолвила:
        —Эдмунд, тынеотпустишь так своего брата. Тыобязан дать ему необходимые разъяснения сразуже, несходя сместа! Тывидишь, чтоон заблуждается!
        Услышав это «ты», Освальд невольно отступил назад. НоиЭдмунд, казалось, былкрайне изумлен этим энергичным, почти повелительным тоном, которыйон, несомненно, слышал изэтих уст впервые.
        —Но,Гедвига, тыже сама велела мне молчать, — промолвилон, — иначе я никогда нескрылбы отОсвальда нашей любви. Тыправа, мыдолжны посвятить его внашу тайну, иначе мой ментор всостоянии прочитать итебе, имне строгую нотацию. Итак, пусть представление состоится повсем правилам. Освальд, этомоя невеста итвоя будущая двоюродная сестра, которую я поручаю твоим родственным чувствам любви иуважения.
        Молодой граф иприэтом представлении неоставил своего шутливого тона, ноГедвига, раньше готовая вторитьему, теперь была, по-видимому, очень им недовольна. Онамолча стояла рядом сженихом инапряженно смотрела навсе еще молчавшего будущего родственника.
        —Ну? — удивленно спросил Эдмунд, обиженный этим молчанием. — Чтоже ты непоздравляешьнас, Освальд?
        —Во-первых, ядолжен извиниться, — сказал тот, обращаясь кдевушке. — Кэтой новостия, конечно, совершенно небыл подготовлен.
        —Вэтом ты сам виноват, — засмеялся Эдмунд. — Зачем ты так сурово принял мой рассказ омоем первом посещении Бруннека? Утебя были все основания стать моим поверенным. Неправдали, Гедвига, невезет нам снашим свиданием? Сегодня мы впервые встретились сглазу наглаз неподтеплым крылышком тети Лины, инас сразуже застал этот Катон, налице которого привиде того, какя поцеловал твою руку, настолько отчетливо отразился ужас, чтомы немедленно должны были успокоитьего, объявив онашей помолвке. Надеюсь, Освальд, теперь ты возьмешь назад свою дерзкую фразу относительно того, чтопомешалнам, ивообще мы ждем оттебя поздравлений.
        —Желаю тебе счастья. — Освальд пожал протянутую ему руку двоюродного брата идобавил, обращаясь кГедвиге: — Ивам также.
        —Ой,каксухо! — воскликнул Эдмунд. — Неужели иты хочешь записаться вряды наших противников? Этого еще недоставало! Снас довольно предстоящего возмущения наших родителей. Буря надвигается собеих сторон, иты необходим мне покрайней мере каксоюзник.
        —Тызнаешь, чтоутетушки я непользуюсь никаким авторитетом, — спокойно проговорил Освальд. — Вэтом случае ты должен положиться исключительно насвои силы. Ноименно поэтому теперь тебе необходимо былобы избегать всяких поводов кстычкам сматерью, аэто обязательно случится, если ты пропустишь сегодняшнее совещание. Твой поверенный, конечно, ужевЭттерсберге, атебе дозамка, покрайней мере, целый час ходьбы. Простите, — обратился он кдевушке, — ноя должен напомнить брату ободной обязанности, явно им забытой.
        —Утебя совещание? — спросила Гедвига, став удивительно молчаливой.
        —Да,поповоду Дорнау, — засмеялся Эд-мунд. — Мыиз-за него все еще воюем друг сдругом. Стобойя, конечно, забыл иопроцессе, иовсяких совещаниях; счастье, чтоОсвальд напомнил мне оних. Волей-неволей мне придется сегодня смамой иадвокатом ломать голову надтем, какнам отсудить упротивника Дорнау. Ониинеподозревают, чтомы оба покончили спроцессом несовсем, правда, обычным, новвысшей степени практичным путем — нашей предстоящей свадьбой.
        —Акогда они узнают обэтом? — спросил Освальд.
        —Едва лишь мне станет известно, какотнесется кделу отец Гедвиги. Онвозвратился вчера, иименно поэтому мы должны были на-едине обсудить план своих дальнейших действий. Ноэто неудастся, инам придется открыть нашу тайну. Эттерсберг иБруннек придут, конечно, вужас ивтечение некоторого времени будут разыгрывать роли Монтекки иКапулетти, номы позаботимся отом, чтобы драма неимела печального исхода, аокончилась веселой свадьбой.
        Всловах молодого графа было столько веселого задора, аулыбка, которой ему ответила Гедвига, была полна такой уверенности впобеде, чтовидно было, насколько непринималось врасчет мнение родителей. Юная парочка была полностью убеждена всвоей власти надотцом иматерью.
        —Атеперь мне необходимо домой, — воскликнул Эдмунд. — Этоверно, янеимею права вызывать недовольство мамы инедолжен заставлять ее ждать. Прости, Гедвига, чтоя непровожу тебя через лес! Вместо меня это сделает Освальд. Тывообще должна познакомиться сним поближе, каксродственником; онневсегда бывает так молчалив, какприпервой встрече. Освальд, торжественно поручаю свою невесту подтвое покровительство. Итак, прощай, мояненаглядная Гедвига!
        Оннежно поцеловал руку невесты, кивнул брату ипоспешно пошел потропинке.
        По-видимому, оставшиеся вовсе небыли приятно поражены заявлением Эдмунда идалеко нетак скоро, какон предполагал, нашли тон родственной доверчивости.
        —Изсвоих отношений свами мой двоюродный брат делал такую тайну, — начал, наконец, Освальд, — чтосегодняшнее ее открытие чрезвычайно поразило меня.
        —Выпоказали это очень наглядно, — ответила Гедвига. Удивительно, какгордо иуверенно могла она говорить, когда была действительно сердита.
        Освальд медленно приблизился кней:
        —Выобиделись, ивы правы, новэтом больше виноват Эдмунд. Яникогда немог подумать, чтосвою невесту, свою будущую жену он поставит внастолько неловкое положение, чтобы я мог, хотя иневольно, оскорбитьвас.
        Гедвига снова густо покраснела:
        —Упрек вы адресуете Эдмунду, аотноситься он должен комне; ведь я сама вэтом виновата. Чтоэто было неосторожно, японяла повашему взгляду итону.
        —Яуже раз попросил прощения, — серьезно сказал Освальд, — иповторяю эту просьбу снова. Нопосудите сами, какотнессябы кэтому свиданию любой посторонний человек, которому нельзя былобы так быстро, какмне, всеобъяснить! Яостаюсь присвоем мнении: мойдвоюродный брат недолжен был допускать этого.
        —Эдмунд постоянно называл вас своим ментором, — снескрываемым раздражением вырвалось уГедвиги. — По-видимому, выимеете теперь право поучать именя, егоневесту?
        —Яхотел только предостеречь, анеобидеть. Вывольны принять илинепринять мое предостережение.
        Гедвига ничего неответила. Очень серьезный тон, которым были произнесены последние слова, неостался безвнимания, хотя инеуспокоилее.
        Онаопустилась натраву иподняла все еще валявшуюся наземле шляпу, чтобы поправить смявшиеся наней цветы. Нарядная весенняя шляпа немного пострадала отсырой травы; вообще она мало подходила кстоявшей вданный момент суровой, прохладной погоде. Вгорах весна наступает поздно, анаэтот раз оней вообще ничто ненапоминало. Всевокруг было пусто иголо, несмотря наапрель. Освальд неделал попытки завязать разговор; Гедвига тоже молчала, ноей было непосебе, иона воспользовалась первым удобным случаем, чтобы проронить несколько слов:
        —Какой неприятный апрель! Словно туманная осень, имы должны готовиться кзиме. Наэтот раз все наши весенние надежды будут обмануты.
        —Разве вы так любите весну?
        —Хотелабы я знать, ктоее нелюбит. Вмолодости надо наслаждаться ароматом цветов исолнечным светом. Иливы, может быть, другого мнения?
        —Невсякая весна богата цветами исолнечным светом, равно какиневсякая молодость.
        —Разве ввашей небыло нитого нидругого?
        —Нет!
        Это«нет» прозвучало очень решительно исурово.
        Гедвига скользнула взглядом пособеседнику; просебяона, по-видимому, подумала, чтоон также суров инеприветлив, какэтот весенний день, вызвавший ее недовольство. Громадная разница была также между этим разговором ибеззаботной болтовней, которой еще так недавно занимались жених иневеста. Ниединого серьезного слова ими небыло произнесено; даже сам «план военных действий» против родителей был разработан сшутками иприбаутками, икаждая мысль окакихбы то нибыло препятствиях была высмеяна ими наславу. Нотеперь, когда перед Гедвигой стоял этот серьезный Освальд фон Эттерсберг, унее пропала нетолько вся веселая беспечность, нодаже иохота кней; этот серьезный разговор казался вполне естественным, вего продолжении девушка находила даже своего рода прелесть.
        —Правда, ведь вы очень рано потеряли своих родителей, — произнеслаона. — Яэто знаю отЭдмунда. Новедь вЭттерсберге вы нашли вторую родину ивторую мать.
        Полицу молодого человека снова пробежало прежнее, исчезнувшее было суровое инеприязненное выражение, иего губы незаметно дрогнули.
        —Выподразумеваете мою тетку, графиню?
        —Да. Разве она незаменила вам матери?
        Губы Освальда снова дрогнули, ноотнюдь неулыбкой; всеже он ответил совершенно спокойно:
        —О,конечно! Новедь есть разница между тем, когда человек живет вдоме какединственное, любимое дитя, как, например, выиЭдмунд, иликогда его берут вдом какчужого.
        —Эдмунд смотрит навас совсем какнародного брата, — заметила Гедвига. — Оночень горюет, чтовы скоро хотите разлучиться сним.
        —Относительно меня Эдмунд, по-видимому, былочень словоохотлив, — холодно произнес Освальд. — Значит, ониобэтом уже рассказалвам?
        Гедвига слегка покраснела.
        —Даведь вполне естественно, чтоон знакомит меня совсеми взаимоотношениями всемье, вкоторую через некоторое время я должна буду вступить. Онжаловался, чтовсе его старания уговорить вас остаться вЭттерсберге были тщетны!
        —Остаться вЭттерсберге? — снескрываемым изумлением повторил Освальд. — Серьезно думать мой брат совершенно неможет. Вкачестве когоже я должен былбы остаться?
        —Вкачестве старого друга иродственника.
        Молодой человек горько засмеялся.
        —Вынеимеете представления оположении такого совершенно лишнего друга иродственника, впротивном случае непредлагалибы мне терпеть его дольше, чемэтого требует необходимость. Некоторые люди заблуждаются относительно удобств такой жизни. Яникогда необладал способностью кэтому. Вообще уменя небыло намерения долго оставаться вЭттерсберге, атеперь иподавно нет — низачто насвете!
        Припоследних словах глаза Освальда загорелись. Этобыл странный, молниеносный луч, присутствия которого вэтих холодных глазах даже нельзя было предположить. Онтолько намиг скользнул подевушке итотчасже снова потух, инельзя было сказать, чтоскрывалось внем — вовсяком случае, ненежное восхищение, читать которое Гедвига привыкла вовзгляде Эдмунда.
        —Почемуже именно теперь нет? — удивленно спросилаона. — Чтовы хотите этим сказать?
        —О,ничего, абсолютно ничего!.. Семейные обстоятельства, которые вам еще неизвестны, — поспешно ответил Освальд.
        По-видимому, ондосадовал насвою откровенность и, словно гневаясь насамого себя, сломал ветку, сорванную им спервого попавшегося кустика.
        Гедвига молчала, нообъяснение ее неудовлетворило. Оначувствовала, чтовнезапная страстность игоречь, скоторыми уее собеседника вырвались эти слова, имели другую причину. Может быть, ониотносились кее вступлению всемью? Неужели иэтот новый родственник ссамого начала будет враждебно кней относиться? Ичто должен был означать этот загадочный взгляд? Онавсе еще раздумывала надэтим, между тем какОсвальд отвернулся исмотрел впротивоположную сторону.
        Вдруг ввышине раздался отдаленный инеж-ный шум; онзвучал какптичье щебетанье, будучи втоже время протяжным иоднозвучным. Гедвига иОсвальд одновременно подняли глаза; высоко надними порхала ласточка; затем она опустилась ниже, почти пронеслась надих головами, чуть незадев их налету, ивдруг снова поднялась внедосягаемую высь. Запервой последовала вторая, третья, ивслед затем изтуманной дали вынырнула целая стая, всеприближаясь иприближаясь кним. Ониносились вовлажном воздухе, кружились надгорами илесом, разлетались вразные стороны, словно приветствуя свою родину. Этобыли первые гонцы весны! Впустынных небесах вдруг наступило оживление. Легкими взмахами крыльев стройные, изящные птицы рассекали воздух, сбыстротой молнии носились вовсе стороны, наполняя окрестности своим безумолчным инежным щебетанием.
        Гедвига очнулась отзадумчивости; внезапно все отошло назадний план. Широко раскрыв свои блестящие глаза, онасвосхищением ивосторженностью ребенка воскликнула:
        —Ах,милые ласточки!
        —Да,действительно, этоласточки! — подтвердил Освальд. — Выможете пожелать себе счастья; посмотрите, какони радостно приветствуютвас.
        Словно ледяным дыханием мороза повеяло отхолодного тона этих слов насветлую радость девушки; повернувшись, онапечальным взглядом смерила своего рассудительного собеседника ипромолвила:
        —Вы,видно, вообще непонимаете, какможно радоваться чемубы то нибыло. Вовсяком случае, вывтаком грехе неповинны, ибедным ласточкам, наверное, никогда неуделяли нималейшего внимания.
        —О,нет! Явсегда завидовал им втом, чтоони могут лететь вдаль, завидовал их свободе. Ведь вжизни нет ничего выше свободы.
        —Ничего выше? — обиженно инедовольно спросила Гедвига.
        —Нет, покрайней мере дляменя! — решительно ихолодно ответил наэто Освальд.
        —Похоже нато, чтодосих пор вы изнывали вцепях, — снескрываемой насмешкой промолвила Гедвига.
        —Разве необходимо непременно томиться втемнице, чтобы стремиться ксвободе? — темже тоном спросил Освальд, только его насмешка перешла уже всарказм. — Жизнь кует такие цепи, которые часто гнетут тяжелее, чемнастоя-щие оковы узника.
        —Тогда надо сбросить эти цепи.
        —Совершенно верно, надо их сбросить. Только это гораздо легче сказать, чемсделать. Ктоникогда небыл лишен свободы, тот, конечно, непонимает, чтодругие борются занее долгие годы, чтоони должны пожертвовать всем зато благо, которое остальным дается само собой. Вконце концов это неважно, лишьбы завоевать это благо.
        Освальд отвернулся и, казалось, внимательно наблюдал заполетом ласточек.
        Снова наступило молчание, длившееся наэтот раз значительно дольше иеще больше прежнего мучившее Гедвигу. Этипаузы вразговоре были длянее инеобычны, иневыносимы. Этот несносный Освальд фон Эттерсберг позволял себе бог знает что: во?первых, онсказал ей дерзость заее свидание сЭдмундом, затем самым резким, почти оскорбительным образом заявил, чтонизачто насвете неостанется вдоме своего брата; потом он говорил отемнице ицепях, атеперь замолчал иуглубился всвои мысли, вто время каквего обществе находилась молодая барышня, невеста его ближайшего родственника! Гедвига нашла, чтомера неуважения кней переполнилась, иподнялась, коротко сказав:
        —Мнепора возвращаться домой.
        —Какугодно! — произнес Освальд инамеревался было последовать вместе сней, ноона недовольно отмахнулась.
        —Благодарювас, господин фон Эттерсберг, япрекрасно знаю дорогу.
        —Эдмунд настоятельно велел мне проводитьвас.
        —Ая отпускаювас, — заявила девушка таким тоном, который ясно показывал, чтоприказания молодого графа ничего длянее незначили, когда она хотела поступить по-своему. — Япришла одна ивернусь также одна.
        —Тогда вам придется поторопиться, — холодно заметил Освальд. — Надвигаются тучи, онивсе ближе иближе, ичерез полчаса польет дождь.
        Гедвига испытующим взглядом посмотрела нагрозовые тучи.
        —Дотех пор я буду уже дома, авхудшем случае небеда, если весенний дождь промочит меня. Ведь ласточки своим прилетом сообщили нам оприходе весны.
        Последние слова прозвучали почти каквызов, ноброшенная перчатка небыла поднята. Освальд только вежливо поклонился, вследствие чего уизбалованной девушки исчез кнему последний остаток снисходительности. Она, всвою очередь, постаралась повозможности холоднее попрощаться, азатем легко ибыстро, каксерна, направилась кБруннеку.
        Ноэта поспешность небыла вызвана страхом перед дождем; едва миновав холм, Гедвига замедлила шаг. Ейхотелось только уйти подальше отнесносного ментора, который, поучаяее, былприэтом неслыханно невежлив. Когда она отклонила выраженное им желание проводитьее, ондаже ничего невозразил наэто. Ей,конечно, было всеравно, нонедостаток простой вежливости всеже оскорблялее. Нуда бог сним! Он,очевидно, былочень рад, чтоизбавился отнеприятной обязанности. Юная девушка благодаря своей красоте, аможет быть, ибогатству, избалованная вниманием ивсеобщим поклонением, такое равнодушие считала оскорблением, идаже когда уже вышла излеса иувидела перед собой Бруннек, тоитогда еще немогла успокоиться.
        Освальд остался один, но, видно, совсем забыл онадвигавшемся дожде, таккак, прислонившись соскрещенными нагруди руками кдереву, несобирался никуда уходить.
        Тучи спускались все ниже иниже; лесокутывался туманом, иласточки летали надсамой землей, кое-где таившей еще следы ночного мороза, почти касаясь ее своей грудью. Новгустом тумане прохладного дня затаилась новая жизнь, дремавшая вмиллионах набухших почек, итолько ждала теплого дыхания, первых солнечных лучей, которые должны были пробудитьее. Словно дыхание весны носилось веще холодном воздухе голого леса. Казалось, чтовокруг кипела таинственная жизнь, безмолвная инезаметная, ноона чувствовалась ипонималась даже этим одиноким человеком, который, забывшись, глядел втуманную даль.
        Доэтого, когда он одиноко шел через лес, всебыло пусто имертво, ион неслышал ниодного звука, такясно понятого им теперь. Оннезнал илинехотел знать, какое новое чувство проснулось внем, носуровая, враждебная морщинка исчезла сего лица, авместе сней — воспоминание опечальной, безрадостной юности безлюбви исолнечного света, исчезли ненависть игоречь, скоторыми гордая, энергичная натура переносила подчинение изависимость. Грезы юности вдруг посетили сурового, холодного Освальда, может быть, впервые, нотем сильнее нанего подействовали. Надним все также неутомимо носились ласточки, всетакже слышалось их радостное приветствие, иэто приветствие, ивеяние весны, иголос сердца повторяли все тоже, чтораньше торжествующе иуверенно говорили другие уста: «Настанетже, наконец, весна!»
        Глава5
        Втечение ближайших дней план «военных действий», задуманный Эдмундом иГедвигой, действительно стал выполняться. Откровенное признание, сделанное юной парочкой родителям, возымело каквЭттерсберге, такивБруннеке ожидаемое действие — сильнейшее возмущение, упреки, мольбы иугрозы и, наконец, твердое инепреклонное «нет» собеих сторон. Молодому графу пришлось выслушать отматери решительный отказ изаявление, чтоона никогда недаст согласия наэтот брак, аГедвига Рюстов была вынуждена выдержать страшный взрыв отцовского гнева; советник буквально вышел изсебя приизвестии, чтоодин изЭттерсбергов, член ненавистной семьи иего противник попроцессу, должен стать его зятем. Однако весьма решительный отказ родителей непроизвел намолодых людей особенно сильного впечатления. Им,конечно, запретили всякие свидания, ноони сразуже принялись записьма.
        Советник Рюстов быстро шагал пообширному залу своего дома. После первой горячей схватки Гедвига нашла длясебя более удобным уйти всвою комнату ипредоставить отца самому себе. Атак какдочери здесь небыло, товесь свой гнев он обрушил насвою родственницу-домоправительницу ижестоко упрекал ее втом, чтоона была виновата вовсем своей непростительной уступчивостью.
        Старая дева сидела насвоем обычном месте уокна ислушала, неотрываясь отработы. Онатерпеливо ждала, когда, наконец, еенеистовый родственник замолчит, чтобы перевести дух; наконец это случилось, иона очень спокойно промолвила:
        —Даскажитемне, пожалуйста, Эрих, чтовы, собственно, имеете против этого брака?
        Советник внезапно остановился; этобыло слишком! Битый час он надрывался, давая выход своему гневу ивозмущению, ивдруг его сбезмятежным спокойствием спрашивают, чтоон имеет против этого брака! Этот вопрос настолько вывел его изсебя, чтоон сразу ненашелся, чтоответить.
        —Я,право, непонимаю вашего возму-щения, — темже тоном продолжала старушка. — Здесь речь идет обискренней сердечной привязанности собеих сторон; граф Эттерсберг — ввысшей степени симпатичный человек. Несчастный процесс, целую зиму портящий вам настроение, благодаря этому браку будет закончен самым простым образом; кроме того, рассуждая здраво, дляГедвиги это блестящая партия. Почемуже вы возмущаетесь?
        —Почему? Почему? — воскликнул Рюстов, ещеболее раздосадованный этим спокойствием. — Потому что нежелаю, чтобы моя дочь вышла замуж заодного изЭттерсбергов, потому что запрещаю это раз инавсегда.
        Лина Рюстов пожала плечами.
        —Недумаю, чтобы Гедвига подчинилась этим доводам. Онасошлется например родителей, которые также безсогласия отца…
        —Тамбыло совсем другое! — воскликнул внесебя Рюстов. — Совсем другое!
        —Совершенно одно итоже, только тогда обстоятельства были далеко нетак благоприятны, кактеперь, когда действительно счастью юной парочки мешают лишь упрямство ипредрассудки родителей.
        —Нечего сказать, любезными комплиментами вы меня осыпаете! — снова приходя вярость, закричал советник. — Предрассудки, упрямство! Нетли увас взапасе еще таких ласковых слов? Нестесняйтесь, пожалуйста! Яжду.
        —Свами сегодня опять нельзя говорить, — заметила старушка, спокойно принимаясь заработу. — Мыпоговорим обэтом потом, когда вы станете поспокойнее.
        —Лина, выизводите меня своим невозмутимым спокойствием, — продолжал бушевать Рюстов. — Бросьте, покрайней мере, этопроклятое шитье! Терпеть немогу, когда вы стакой методичностью мелькаете иглой уменя перед глазами, вто время какя…
        —Готовы перевернуть вверх дном весь дом. Нетрудитесь, онпо-прежнему будет стоять наместе: успокойтесь, всеостанется по-старому.
        —Конечно, онбудет стоять, даже если все будут против меня, авы вместе совсеми. Но,слава богу, уменя есть союзник вЭттерсберге, аименно графиня-мать. Онаеще упрямее меня, вэтом вы можете быть уверены. Мытерпеть неможем друг друга; всудебном процессе мы делаем всякие каверзы, новэтом вопросе мы сней одинакового мнения. Онавразумит сына, иэто меня весьма радует; тоже самое сделаю ия сдочерью.
        —Ятакже недумаю, чтографиня даст свое согласие сразу, — холодно возразила Лина, — нодобиться этого — дело Эдмунда.
        —Эдмунда! — повторил Рюстов, возмущавшийся сегодня каждым словом. — Этоуже чересчур родственно. Высмотрите нанего, кажется, совсем какнаплемянника? Ноизэтого ничего невыйдет. Яговорю нет иеще раз нет, итак это иостанется.
        Сэтими словами он каквихрь вылетел изкомнаты итак хлопнул засобой дверью, чтовсе стекла зазвенели. Старушка, очевидно, привыкла ктаким выходкам, таккакдаже невздрогнула приужасном шуме, атолько задумчиво покачала головой вслед сердитому родственнику итихо проговорила:
        —Хотелабы я знать, сколько времени пройдет, пока он согласится!
        ВЭттерсберге, конечно, таких бурь небыло, однако виды набудущее длямолодой парочки были неболее благоприятны. Графиня считала это дело настолько важным, чтовызвала своего брата, барона Гейдека, вовсех важных случаях являвшегося длянее советником иопорой. Онсразуже приехал изстолицы, иЭдмунду предстояло выдержать бой сматерью иопекуном одновременно.
        Барон прибыл взамок лишь несколько часов тому назад инаходился вкомнате графини. Онбыл нанесколько лет старше сестры, новто время какона сумела сохранить очень моложавый вид, онпредставлял ей полную противоположность. Холодный, серьезный, сосдержанными манерами иречью, ужеодна его внешность говорила онем каковажном чиновнике. Онмолча ивнимательно слушал графиню, только что закончившую свой рассказ.
        —Какя уже тебе писала, сЭдмундом ничего нельзя поделать. Онупрямо настаивает наэтой свадьбе ипросит меня осогласии. Яненашла иного средства помочь себе, каквызвать тебя.
        —Ипрекрасно сделала, таккакя боюсь, чтоты несможешь устоять, когда речь идет осердечном влечении твоего любимца. Но,думаю, мыедины втом, чтониприкаких обстоятельствах этот брак неможет быть допущен.
        —Конечно, — подтвердила графиня. — Спрашивается только, какмы сможем помешатьему. Эдмунд вскоре станет совершеннолетним исможет сам распоряжаться своей судьбой.
        —Досих пор он всегда подчинялся твоей воле. Тебя он любит больше всех.
        —Досих пор! — сгоречью произнесла графиня. — Теперь, кроме своей матери, онлюбит еще одну женщину. Надо еще доказать, по-прежнемули он будет слушаться меня?
        —Оставь свою материнскую щепетильность, Констанция! — возразил брат. — Вовсем виновата она одна. Тывсегда любила сына стакой исключительной ревностью, чтодлятебя была недопустима даже мысль оего женитьбе. Только поэтому ты отклонила мое предложение оприличном браке, которое я делал тебе впрошлом году икоторый тогда легко было осуществить. Тывидишь, чтоизэтого вышло. Нотеперь нам надо выяснить положение дел. Этот Рюстов очень богат?
        —Покрайней мере, считается таким вовсей округе.
        —Вгороде также! Онтолько недавно внес колоссальные средства водно изнаших промышленных предприятий. Кроме того, егопризнают все какочень компетентного всвоем деле; даже вминистерстве ценят его мнение посельскохозяйственным вопросам. Кэтому еще надо прибавить его родство ссемейством Эттерсбергов, которое, несмотря навсе, — несомненный факт. Поэтому наэтот брак нельзя смотреть какнамезальянс[1 - Мезальянс — неравный всоциальном илиимущественном отношении брак.].
        —Нет, ия думаю, чтоЭдмунд именно наэто ирассчитывает.
        —Онрассчитывает только натвою безграничную любовь кнему, откоторой надеется добиться всего идобилсябы, еслибы я невмешался. Ноты обязана выступить отимени ивпамять твоего супруга, который никогда недопустилбы такого брака. Вспомни, какон резко осуждал тогда брак своей двоюродной сестры сэтим Рюстовом! Тынепременно должна действовать втакомже духе.
        —Дая так ипоступала, — сказала графиня, — ноесли Эдмунд нехочет слышать…
        —Тогдаты, всеравно каким путем, должна суметь заставить его слушаться тебя. Мещанский побег недолжен больше появляться народословном древе Эттерсбергов, довольно одного раза.
        Барон Гейдек говорил медленно, сударением, играфиня побледнела подего почти угрожающим взглядом.
        —Арман, чтоэто такое? Я…
        —Яговорил оженитьбе Рюстова надвоюродной сестре твоего мужа, — холодно перебил ее брат, — и, думаю, этонапоминание было необходимо, чтобы предупредить тебя, чтоты недолжна быть слаба. Раньше ты немогла жаловаться нанедостаток энергии, поотношениюже ксвоему Эдмунду ты была всегда слишком нежной матерью.
        —Может быть! — седкой горечью промолвила графиня. — Онбыл единственным, кого я смела любить, стех пор какты вынудил меня выйти замуж заграфа.
        —Тебя вынудил нея, аобстоятельства. Ядумаю, вмолодости ты достаточно натерпелась отбедности илишений, чтобы благословлять руку брата, вырвавшую тебя изнищеты ивознесшую навершину достатка.
        —Благословлять? — тихо, прерывающимся голосом повторила графиня. — Нет, Арман, яникогда неделала этого.
        Барон нахмурил лоб:
        —Тогда я действовал подолгу исовести. Отцу надо было обеспечить последнюю радость жизни, матери — беззаботную старость, тебе самой — блестящее, завидное положение. Если я заставил тебя, насильно оторвал отдетской страсти, такэто делалось ствердым убеждением, чтодляграфини Эттерсберг прошлое небудет существовать. Яникоим образом немог предвидеть, чтоэта ноша будет длямоей сестры слишком тяжелой.
        Последние слова заставили графиню вздрог-нуть иотвернуться.
        —Оставь эти воспоминания, Арман! Янемогу их выносить.
        —Тыправа, — ответил Гейдек. — Оставим впокое прошлое; здесь речь идет онастоящем. Эдмунд недолжен делать эту мальчишескую глупость. Ямимоходом поговорил сним подороге состанции, когда мы ехали сюда. Янарочно избегал говорить подробнее, прежде чем неузнал всего оттебя. Ноуменя сложилось такое впечатление, чтоздесь вовсе нет той глубокой исерьезной страсти, которая ниспровергает все насвоем пути, чтобы добиться цели. Обэтом нет иречи. Онпросто влюблен вмолодую и, какон говорит, прекрасную девушку иготов сегодняже жениться. Номы позаботимся, чтобы этого неслучилось. Против таких нелепых затей унас еще имеется достаточно средств.
        —Ятакже надеюсь наэто, — промолвила графиня, явно принуждавшая себя говорить спокойно. — Поэтому-то я ипросила тебя приехать. Тыопекун.
        Гейдек покачал головой:
        —Моеопекунство все время было только формальным, ачерез несколько месяцев оно исовсем закончится. Ему-то едвали Эдмунд подчинится, нотебе он подчинится наверняка, потому что привык, чтобы ты им руководила. Поставь ему условие — илиты, илиего избранница; пригрози, чтоуедешь изЭттерсберга, если он приведет сюда свою невесту! Онвсей душой привязан ктебе инезахочет потерять свою мать.
        —Да,этого он незахочет, — убежденно подтвердила графиня. — Вего любви я еще уверена.
        —Можешь быть уверена ивпредь, если сумеешь использовать свою власть надним, ая несомневаюсь, чтоэто случится именно так. Тыведь знаешь, Констанция, чтосемейные традиции поотношению ктвоему сыну вочтобы то нистало должны быть соблюдены, особенно поотношению ктвоему сыну! Обдумай это!
        —Язнаю это, — стяжелым вздохом сказала графиня. — Небеспокойся, пожалуйста.
        Наступила короткая пауза, изатем снова заговорил барон:
        —Атеперь перейдем кдругим неприятным событиям. Может быть, тыпозовешь Освальда? Мнехотелосьбы поговорить сним относительно его поразительных планов набудущее.
        Графиня позвонила иприказала вошедшему слуге:
        —Передайте господину фон Эттерсбергу, чтобарон Гейдек желает видеть его иожидает здесь.
        —Надо признаться, — насмешливо продолжал барон, — Эдмунд иОсвальд друг перед другом всеми силами стараются опорочить ослепительный блеск имени Эттерсбергов. Один хочет жениться надочери бывшего откупщика, другой — заняться адвокатурой! Немогже Освальд прийти кэтой идее неожиданно.
        —Ядумаю, ондолгие годы вынашивалее, нотолько молчал, — сказала графиня, — илишь теперь, когда ему предстоят экзамены, раскрыл свои планы. Ноя решительно объявилаему, чтообэтом неможет быть иречи ичто он поступит нагосударственную службу.
        —Ачто он наэто ответил?
        —Каквсегда, ничего! Тыведь знаешь его упорное мрачное молчание, которое он выказывал еще мальчиком прикаждом выговоре, прикаждом наказании, знаешь этот взгляд невыносимого упрямства, который всегда унего наготове, когда его уста безмолвствуют. Яубеждена, чтоон тем упрямее будет настаивать насвоем безумном плане.
        —Этопохоже нанего, новданном случае ему придется подчиниться. Ктосовершенно неимеет средств, какОсвальд, тотнавсех жизненных перипетиях зависит отпомощи своих родственников. Непослушание обошлосьбы ему слишком дорого.
        Приобсуждении последних обстоятельств разговор принял совершенно другой тон. Раньше, когда речь шла обЭдмунде, графиня ибрат говорили, правда, озабоченно исерьезно, нокаждое слово было полно внимания кизбалованному сыну иплемяннику. Онитолько хотели его образумить, только отвлечь отбезумной женитьбы, иединственной мерой принуждения была лишь любовь матери. Ностого момента, какбыло произнесено имя Освальда, разговор принял совершенно иную окраску. Здесь уже стали обсуждаться самые суровые меры принуждения. Барон Гейдек, по-видимому, вполной мере разделял отвращение сестры кмолодому родственнику.
        Появился Освальд исобычным спокойным видом поздоровался стеткой иопекуном, которого он видел только мельком, ноболее внимательный наблюдатель могбы заметить, чтоон подготовился кпредстоящему объяснению.
        —Тыприготовил нам своеобразный сюрприз, — обратился кнему барон Гейдек, — главным образоммне, таккакя уже намеревался предпринять меры длятвоей будущей карьеры. Чтозанелепые идеи вдруг приходят тебе вголову! Военную карьеру ты отверг; теперь ты тоже самое проделываешь сгосударственной службой. Какраз утебя, втвоем зависимом положении, такое поведение недопустимо.
        —Самя никогда неколебался, потому что мне никогда небыло предоставлено собственного выбора, — спокойно возразил Освальд. — Неспросив моего желания, меня определили нагосударственную службу, какраньше — вармию.
        —Почемуже ты невозражал инисловом необмолвился, чтовконце концов тебе будет угодно отказаться иотэтого предложения? — спросила графиня.
        —Обэтом нетрудно догадаться, — вмешался барон, — онопасался продолжительной борьбы стобой исомной, гдевсе-таки боялся потерпеть поражение, инеожиданным заявлением надеялся сломить наше сопротивление. Ноты ошибаешься, Освальд. Сестра уже заявила тебе, чтоимя иположение графов Эттерсбергов мы считаем несовместимыми садвокатурой, ия повторяю тебе, чтонаэто ты никогда неполучишь нашего согласия.
        —Очень жаль, — последовал твердый ответ. — Втаком случае я вынужден буду идти избранным мной путем безсогласия своих родственников.
        Графиня хотела было подняться скресла, нобрат удержалее.
        —Оставь, Констанция! Время покажет, сможетли он сделать это. Я,право, непонимаю тебя, Освальд, — суничтожающей насмешкой продолжал барон, — тыдовольно долго пробыл вуниверситете, долго путешествовал, чтобы иметь представление обокружающем тебя мире. Неужели ты никогда недумал отом, чтобезсредств ты несможешь нисдать экзамен, нипрожить несколько лет, пока тебе неудастся добыть себе какой-либо заработок, ичто этих средств ты небудешь получать, если дойдешь доразрыва сосвоей семьей? Вероятно, тырассчитываешь нащедрость Эдмунда иего симпатию ктебе, новэтом случае сестра позаботится, чтобы он неподдерживал твоего упрямства.
        —Кроме какнасамого себя, янинакого нерассчитываю, — ответил Освальд. — Эдмунд уже знает, чтоя никогда невоспользуюсь его помощью.
        —Втаком случаеты, может быть, разрешишьмне, кактвоему бывшему опекуну, спросить тебя, какты, собственно, представляешь себе свое ближайшее будущее? — темже ироническим тоном спросил Гейдек.
        —Во-первых, яотправлюсь встолицу кприсяжному поверенному Брауну. Надеюсь, чтоэто имя вам знакомо?
        —Конечно. Онпользуется заслуженной известностью какпрославленный специалист погражданскому праву.
        —Онбыл другом иповеренным моего покойного отца ичасто бывал тогда внашем доме. Всякий раз, когда я ездил сЭдмундом вгород, янавещалего, имы сним продолжали дружить. Ужевовремя моего пребывания вуниверситете он давал полезные советы, какмне распределять силы длязанятий потогда уже избранной мной профессии, истех пор мы непрерывали своих отношений. Внастоящее время Браун хочет иметь помощника, авпоследствии преемника всвоей слишком большой практике ипоокончании экзаменов предоставляет это местомне. Навремя экзаменов он сам предложил мне жить вего доме, ия сблагодарностью принял это предложение.
        Освальд рассказал все это совершенно спокойно, нокрайне озадачил своих слушателей, длякоторых такие новости были полной неожиданностью. Одним словом, онидумали рассеять «нелепые идеи» непокорного племянника, всецело находившегося вих руках ввиду своей материальной зависимости, ивдруг столкнулись ствердо иобдуманно разработанным планом, совершенно избавлявшим молодого человека отих власти. Неприятная неожиданность отчетливо выразилась вовзглядах, которыми они обменялись между собой.
        —Этозамечательные новости, — вырвалось, наконец, уграфини, которая немогла больше сдержать свое раздражение. — Следовательно, занашей спиной ты скаким-то чужим человеком составлял против нас настоящий заговор. Иэтот заговор продолжался уже несколько лет.
        —Идлякакой надобности! — добавил Гейдек. — Вто время каквармии илинагосударственной службе твое древнее дворянское имя обеспечивает тебе карьеру, тыради какой-то адвокатуры отказываешься отвсего. Явсеже думал, чтоты более честолюбив. Неужели утебя такое удивительное влечение кэтой профессии?
        —Нет, — холодно возразил Освальд, — нималейшего! Нонавсяком другом поприще я буду вынужден долгие годы пользоваться теми благодеяниями, которые принимал досих пор, ая этого нехочу. Адвокатура — единственный путь, который приведет меня кнезависимости исвободе, ия жертвую всем исключительно дляэтой цели!
        Вэтих словах слышались нетолько непоколебимое решение, ноигорький упрек, иего прекрасно поняла графиня.
        —Ты,вовсяком случае, такдолго принимал эти благодеяния, чтоочень легко можешь отказаться отних теперь, — проронилаона.
        Тонее слов был еще оскорбительнее, чемсодержание, иОсвальд невыдержал. Короткое, прерывистое дыхание выдавало его волнение, когда он ответил втомже оскорбительном тоне:
        —Если досих пор меня держали вцепях зависимости, товэтом виноват, конечно, нея. Эттерсбергу небыло дозволено самому избирать себе карьеру, какэто делается вмещанских семьях. Ядолжен был подчиниться традиции своего рода иждать того момента, когда, наконец, пособственному усмотрению буду всостоянии избрать себе будущее.
        —Иты делаешь это слишком бесцеремонно, — свозрастающим раздражением промолвила графиня, — сполнейшим равнодушием кэтим традициям, открыто выступая против семьи, которой ты обязан всем. Еслибы мой муж мог предвидеть это, тоникогда недалбы своего согласия нато, чтобы ты воспитывался сего сыном ижил вдоме какродной ребенок. Изаэто ты так отблагодарил! Правда, благодарность — такое слово, которого ты вообще, кажется, никогда незнал.
        Глаза Освальда вспыхнули грозным недобрым огнем.
        —Язнаю, тетушка, какое тяжелое бремя возложил натебя дядя своим завещанием, но, поверьмне, ястрадал отэтого еще больше тебя! Еслибы меня, сироту, выбросили наулицу, еслибы меня воспитали чужие люди, мнебылобы легче, чемжить вэтих раззолоченных палатах, гдемне ежедневно иежечасно напоминали омоем ничтожестве, гдегордая кровь Эттерсбергов немогла возмутиться вомне безтого, чтобы ее тотчасже неохладили. Дядя взял меня вдом, нозаступиться заменя никогда непытался, адлятебя я всегда был лишь отпрыском ненавистного зятя. Ябыл принят сотвращением, терпим снедовольством, иэто сознание слишком часто приводило меня вотчаяние. Еслибы небыло Эдмунда, единственного, ктоотносился комне слюбовью и, несмотря навсе ваши усилия отдалитьего, былгорячо привязан комне, яневыдержалбы этой жизни. Тытребуешь отменя благодарности? Яникогда нечувствовал ее ктебе иникогда небуду чувствовать, потому что вглубине души часто слышу голос, говорящиймне, чтонеблагодарить я должен здесь, аобвинять.
        Освальд резко игрозно бросил последнее слово; плотина была прорвана, ився ненависть, всягоречь, которые он долгие годы скрывал всебе, вдиком возмущении вылились против той, кто, покрайней мере формально, заменял ему мать. Графиня тоже поднялась итакже стала пристально смотреть ему вглаза. Какдва смертельных врага перед началом боя, онимерили друг друга враждебными взглядами, идальнейшие слова привелибы, может быть, кокончательному разрыву, еслибы непоспешное вмешательство барона Гейдека.
        —Освальд, тызабываешься, — воскликнулон. — Каким тоном ты осмеливаешься обращаться ктетке?
        Холодный, резкий голос барона образумил одновременно обоих. Графиня медленно опустилась вкресло, аплемянник отступил шаг назад. Несколько секунд длилось томительное молчание.
        —Выправы, ядолжен извиниться, — ледяным тоном начал Освальд, — новместе стем прошу также разрешить мне беспрепятственно идти своей дорогой. Онанавсегда, должно быть, удалит меня отЭттерсберга ипорвет все дальнейшие отношения между нами. Ядумаю, чтоэто наше взаимное желание и, вовсяком случае, самое лучшее длянас! — Недожидаясь ответа, онповернулся ивышел изкомнаты.
        —Чтоэто такое? — упавшим голосом промолвила графиня, когда заОсвальдом закрылась дверь.
        —Угрозы! — ответил Гейдек. — Неужели ты непоняла этого, Констанция? По-моему, этобыло достаточно ясно! — Онвскочил сместа ибыстро ибеспокойно заходил покомнате; даже его холодная натура невыдержала этой сцены. Наконец он остановился перед сестрой. — Нампридется уступить. Энергичное противодействие снашей стороны былобы опасно — этопоказали мне последние минуты.
        —Тыдумаешь?
        Слова почти машинально срывались суст графини; онавсе еще неподвижным взглядом смотрела надверь, закоторой исчез Освальд.
        —Безусловно! — уверенно подтвердил Гейдек. — Этот молодец догадывается обольшем, чемнужно; раздражать его опасно. Если он вочтобы то нистало хочет быть свободным, пусть идет навсе четыре стороны. Даведь мы ибезтого невправе задерживатьего; онстал неуязвимым. Кэтомуя, правда, совершенно небыл подготовлен, нотеперьмы, покрайней мере, знаем, чтоскрывается заего кажущимся спокойствием иравнодушием.
        —Яуже давно знала это, — сказала графиня, лишь теперь, по-видимому, начавшая приходить всебя. — Недаром я всегда боялась его холодных, испытующих взглядов. Когда он еще впервый раз ребенком взглянул наменя, японяла, чтокогда-нибудь эти глаза принесут гибель мне имоему сыну.
        —Глупости! — промолвил барон. — Чтобы нивоображал себе Освальд, унего могут быть только подозрения, ион непосмеет выразить их словами. Лишь глубокое раздражение могло вырвать унего этот намек. Новсе равно, такие сцены недолжны повторяться. Вовсяком случае, онправ, чтосамое лучшее, если он навсегда покинет Эттерсберг. Тогда, наконец, прервутся иего отношения сЭдмундом. Всвоих собственных интересах мы должны предоставить ему свободу.
        Между тем Освальд поспешно прошел впокои графини иуже собирался выйти изних, новстретил Эдмунда, шедшего кматери. Тот, каквсегда, веселый, беззаботный ибеспечный, остановил двоюродного брата изадержалего.
        —Ну,Освальд, какпрошла сцена суда? Теперь мы должны крепко держаться друг задруга; мыстобой водинаковых условиях иположении, только мое — романтическое, атвое — юридическое. Яуже вкарете, едучи сюда состанции, подвергся предварительному следствию, атеперь мне предстоит исамое мучительное испытание. Что, дядя очень немилостив?
        —Поотношению ктебе едвали он будет таким…
        —О,да, янисколько небоюсь! — воскликнул Эдмунд. — Одну маму я уже давно перетянулбы насвою сторону. Ксожалению, оназнает это ивызвала ксебе напомощь дядю. Сним, конечно, справиться труднее, ноион небудет очень жесток комне. Ноты, Освальд, — онвплотную подошел кдвоюродному брату ииспытующе заглянул ему влицо, — тыснова так мрачен исуров. Они, должно быть, очень помучили тебя?
        —Тызнаешь, чтовтаких случаях необходится безрезких споров, — уклоняясь отпрямого ответа, заметил Освальд, — однако, несмотря наэто, япоставил насвоем. Ноеще одно, Эдмунд! Я,вероятно, покину Эттерсберг раньше, чеммы договорились; может быть, уженаэтих днях.
        —Почему? — воскликнул Эдмунд. — Чтослучилось? Тыже решил остаться доосени. Тебя, очевидно, оскорбил дядя, иоттого ты ихочешь уехать? Яэтого недопущу; янемедленно заставлю…
        —Яведь сказал тебе, чтовсе устроилось, всекончилось, — перебил его Освальд. — Ничего неслучилось. Тетя иее брат, понятно, сердиты наменя, ноони нестанут больше мешать мне идти своей дорогой.
        —Серьезно? — удивленно спросил Эдмунд, очевидно, невсостоянии объяснить себе эту внезапную уступчивость.
        —Совершенно серьезно; даты сам услышишь это отних. Атеперь иди насвой суд! Длятебя это небудет слишком трудно; тебе надо только обратиться клюбви своей матери, тогда какя должен был призвать напомощь страх.
        Эдмунд смотрел нанего сизумлением.
        —Страх? Перед кем? Иной раз ты прибегаешь кудивительно загадочным выражениям.
        —Иди, иди! — настаивал Освальд. — После я расскажу тебевсе, чтобыло.
        —Нухорошо! — Эдмунд направился кдвери, однако остановился еще раз. — Ноя должен сказать тебе, Освальд, чтотебе неудастся скоро уехать отсюда. Тыобещал мне остаться доосени, ираньше я низачто неотпущу тебя. Довольно скверно уже ито, чтопотом я надолгие месяцы буду лишен тебя, таккакдоокончания экзаменов тебе едвали удастся приехать вЭттерсберг; янаперед знаю это.
        Онушел. Освальд мрачно посмотрел ему вслед.
        —Долгие месяцы? Нет, нампридется расстаться навсегда, — произнесон, азатем упавшим голосом закончил: — Ноя всеже никогда непредполагал, чтоэто будет так тяжело дляменя!
        Глава6
        Прошло более двух месяцев. Была уже половина лета, ноЭттерсберг иБруннек, каквыражался Эдмунд, находились всостоянии войны, какМонтекки иКапулетти. Ниграфиня, ниРюстов недавали своего согласия набрак своих детей, зато тем настойчивее стояли насвоем молодые люди. Вопреки запретам они виделись очень часто иеще чаще писали друг другу. Чтобы легче было осуществлять свои свидания, онивключили всвой заговор старушку Лину Рюстов, которая сочла более удобным взять эти встречи подсвою защиту, понимая, чтоиначе они всеравно будут происходить; онавообще была настороне юной парочки, сравнительно легко переносившей свою участь. НиЭдмунд, ниГедвига небыли склонны относиться ккратковременной разлуке сентиментально илидаже трагически. Брак безкаких-либо препятствий показалсябы им, пожалуй, слишком банальным, родительскоеже противодействие только придавало ему вих глазах необходимую романтику. Ониокунулись внее совсем рвением своих восемнадцати идвадцати четырех лет инаходили свою любовь ввысшей степени интересной ипоэтичной. Обэпилоге своего романа они небеспокоились, прекрасно зная, чтокакизбалованные любимцы
своих родителей они настоят вконце концов насвоем.
        Развязка наступила скорее, чемпредполагали все действующие лица. Лина Рюстов уехала нанесколько дней вгород запокупками и, ничего неподозревая, возвратилась вБруннек, который она оставила всамом разгаре вражды сЭттерсбергом. Несколько озадаченная тем, чтоее встретил только Рюстов ичто Гедвиги небыло дома, онаспросила оплемяннице.
        —Гедвига? — повторил Рюстов нето смущенно, нето снедовольством. — Еесейчас нет дома, она, должно быть, скоро вернется.
        Старушка нестала больше расспрашивать. Очевидно, уотца сдочерью снова произошел спор поповоду свадьбы, аэто никогда небывало приятно дляокружающих, потому что советник имел обыкновение изливать свой гнев наком угодно, только ненадочери. Нонаэтот раз уЛины была такая новость, которая могла прогнать всякое дурное настроение, и, кактолько они вошли вкомнату, онапринялась рассказывать ее советнику:
        —Япривезла вам новость, Эрих. Вашадвокат хотел послать вам телеграмму, ноя упросила его предоставить мне возможность принести вам радостную весть. Напервом этапе процесс выиграливы. Дорнау присужден Гедвиге.
        Странное дело: этостоль желанное ине-ожиданное известие неоказало наРюстова никакого особенного действия. Правда, егомрачное лицо немного просияло, ноон произнес все-таки снескрываемым раздражением:
        —Эторадует меня… радует, несмотря навсе, чтопроизошло. Ах,еслибы эта весть пришла недели надве раньше! Теперьже испорчено все удовольствие. Значит, процесс выигралимы?
        —Напервом этапе. Однако наш поверенный надеется выиграть его идальше. Противники, конечно, подадут апелляцию.
        —Нет, этого они несделают! — проворчал Рюстов, инаего лице снова появилось прежнее странное выражение смущения.
        —О,нет! Вэтом нельзя сомневаться. Нашповеренный уже приготовился кследующей инстанции.
        —Онможет успокоиться, — вырвалось уРюстова. — Никто нестанет апеллировать. Процесс решен окончательно, ивконце концов Дорнау всеже перейдет кЭттерсбергу.
        —КЭттерсбергу? Даведь говорюже явам… но, господи, Эрих, чтозначит ваше мрачное лицо ипочему я невижу Гедвиги? Чтослучилось? Онабольна или…
        —Неволнуйтесь, пожалуйста! — прервал Рюстов тревожные вопросы. — Гедвига вполне веселая издоровая ивнастоящий момент вЭттерсберге усвоей будущей свекрови. Дасадитесь, Лина! Янисколько несержусь навас, чтовы так удивились; тоже самое было исомной.
        Старушка опустилась настул иизумленно глядела народственника.
        Между тем он продолжал:
        —Этамолодежь невероятно везучая. Мывсе были наволоске отсмерти, Лина. Графиня чуть неутонула, амы чуть несломали себе шеи.
        —Господи, боже мой! Иэто вы называете невероятным везением? — вужасе воскликнула старушка.
        —Яже сказал «чуть». Вконце концов это завершилось помолвкой, ивсе пошло вверх ногами. Смертельная опасность, потрясение, объятья — мывкачестве тронутых иблагословляющих родителей. О,эти проклятые эттерсбергские рысаки! Хотелосьбы мне отучить их отбезумной скачки! Почему мои лошади никогда так ненесутся?
        —Ночто мне задело доваших лошадей? — вотчаянии перебила старушка. — Таким образом я никогда неузнаю, что, собственно, случилось. Расскажитеже все какследует.
        —Да,правда, ядолжен рассказать вам все спокойно, — загремел Рюстов, принявшись очень быстро ходить покомнате, чтообычно служило доказательством высшей степени его волнения. — Да,так вот… Третьего дня едем мы сГедвигой вНейенфельд. Вамведь известно, чтоприэтом надо перевалить через крутую гору Гиршберг, анаее вершине дорога так узка, чтодва экипажа могут разъехаться только сбольшим трудом. Какраз наэтом месте нам встречается эттерсбергский экипаж сграфиней. Мы,конечно, игнорируем друг друга, нонаши кучера относятся далеко нетак, асловно сумасшедшие летят один надругого. Правда, помоему приказу Антон останавливает лошадей, ноэттерсбержцы несутся нанас, илошади сталкиваются. Дикие эттерсбергские рысаки становятся надыбы, скачут мимонас, такчто почти ломают унас колеса и, пока кучер проделывает разные нелепости, начинают нестись словно бешеные. Явыскакиваю изколяски, но, ксожалению, поздно; лошади графини сбезумной скоростью несутся подгору. Кучер летит скозел; лакей, вместо того чтобы схватить вожжи, цепляется засиденье; графиня кричит, призывает напомощь, ивсе это несется прямо козеру, словно
нарочно расположенному уподножия горы длятого, чтобы внем можно было захлебнуться.
        Лина слушала затаив дыхание.
        —Ужасно! Неужели там небыло никого, ктомогбы оказать помощь?
        —Ну,там быля, — сухо возразил Рюстов. — Принеобходимости ия могу иной раз сыграть роль ангела-хранителя, хотя это вовсе немое обычное занятие. Долго раздумывать было нечего, абежать вслед неимело смысла. Ксчастью, мынаходились около крутой тропинки, больше чем наполовину сокращающей дорогу. Какя оказался внизу, незнаю; какбы то нибыло, яочутился внизу одновременно сэкипажем иостановил его усамого озера.
        —Слава богу! — совздохом облегчения воскликнула старушка.
        —Да,тоже самое сказал ия, только позже, новто время я был страшно взбешен, потому что держал наруках графиню вглубоком обмороке, алакей отстраха иужаса был почти втакомже состоянии, какиего барыня. Пару диких коней я еще могу усмирить, если потребуется, ночто делать сдамами вобмороке, совсем незнаю. Нотут потропинке прилетела Гедвига, затем пришел Антон, азаним кучер, правда, хромая исогромной шишкой налбу, нотак ему инадо — несчастье случилось из-за его безумной езды.
        —Аграфиня?
        —Ну,графиня, ксчастью, непострадала. Мыперенесли ее вблизлежащий дом полевого сторожа, итам она понемногу пришла всебя. Одальнейшем путешествии нечего было идумать. Милые рысаки доставили себе еще одно лишнее удовольствие, сломав кузов экипажа итак повредив нашу коляску, чтоона немогла сдвинуться сместа. Лакея я послал вЭттерсберг задругим экипажем, Антона исторожа — наместо происшествия, чтобы они как-нибудь стащили сдороги нашу коляску, акучера — кего вороным чудовищам, которых он благополучно привел домой. Мывтроем остались. Этобыло наредкость приятное общество.
        —Надеюсь, Эрих, чтоздесь вы непозволили себе грубости? — укоризненно промолвила старушка.
        —Нет, ксожалению, этого небыло, — сискренним огорчением ответил Рюстов. — Графиня все еще была бледна каксмерть ипочти безчувств. Ятакже получил отметину, простую царапину наруке, ноизнее тем неменее лила кровь, иГедвига, бедное дитя, бегала виспуге отодной кдругому, незная, кому помочь первому. Втаких случаях вежливость приходит сама собой. Поэтому мы были страшно вежливы друг сдругом, чрезвычайно беспокоились друг одруге, ноя всеже надеялся, чтодело ограничится простой благодарностью, иснетерпением ждал экипажа изЭттерсберга. Вместо него прискакал граф Эдмунд. Посбивчивому рассказу слуги он вообразил, чтоего мать ранена илиубита, и, недожидаясь, пока запрягут экипаж, вскочил напервую попавшуюся лошадь иприлетел сам, словно речь шла оего собственной жизни. Яникогда непредполагал, чтоэтот легкомысленный сорванец такой сердобольный. Каксумасшедший ворвался он вдом, кинулся вобъятия матери ивпервую минуту вообще невидел инеслышал никого, кроме нее. Мнеэто понравилось, очень понравилось. Должно быть, онстрастно любит мать.
        Голос рассказчика вдруг стал необыкновенно мягок.
        Кнесчастью, Лина вытащила платок иприложила его кглазам; усоветника сразуже испортилось настроение.
        —Мнекажется, высобираетесь плакать? — возмутилсяон. — Этинежности я категорически запрещаю; мыдостаточно отних настрадались. Тут, конечно, пошли вопросы, рассказы, — продолжал он дальше, — вкоторыхя, несмотря насопротивление, оказался спасителем игероем. Графиня стала изливаться вблагодарностях, аЭдмунд вдруг бросился мне нашею истал утверждать, будто я спас жизнь его матери идлянего нет ничего приятнее, какбыть обязанным заэто отцу его Гедвиги. — Здесь лицо Рюстова снова стало мрачным, ион быстрее заходил покомнате. — Да,он сказал это безвсякого стеснения: отцу его Гедвиги! Яхотел высвободиться изего объятий, нотут Гедвига схватила меня сдругой стороны истала лепетать туже самую историю оматери ее Эдмунда; затем комне подошла графиня, протянула руку… ну, аостальное вы можете себе представить. Короче говоря, мыначали обниматься иопомнились лишь тогда, когда подъехал экипаж, посланный заграфиней. Таккакнаш экипаж вышел изстроя, тонеоставалось ничего другого, каксесть всем вместе иехать сначала вЭттерсберг. Вконце концов Гедвига осталась там уграфини, которая действительно была страшно потрясена,
ая… я сижу вБруннеке один какперст.
        —Кактак? Даведь я-то — человек, — обиженно воскликнула Лина. — Иливы меня несчитаете зачеловека?
        Рюстов промычал что-то невнятное. Вэтот миг вошел слуга сдокладом оприходе пастора изБруннека.
        —Нувот, уженачинается, — сотчаянием воскликнул советник. — Пастор, конечно, явился длятого, чтобы поздравить невесту. История уже стала известна повсюду. Ссамого утра, стоит мне только выйти задверь, каквсе начинают улыбаться инамекать на«радостное событие». Ноя этого невыдержу. Мнееще надо привыкнуть кэтому. Лина, сделайте мне великое одолжение — примите вы этого почтенного господина, потому что втеперешнем своем состоянии я всякие поздравления пошлю кчерту.
        Глава7
        День совершеннолетия Эдмунда был отмечен очень торжественно. Именно этот день графиня считала самым подходящим, чтобы показать всю пышность, накакую еще был способен Эттерсберг, иэто удалось ей наславу. Просторные, залитые светом залы замка были наполнены многочисленной публикой, длякоторой это празднество имело особый интерес. Юная парочка, обручение которой недавно было отпраздновано вБруннеке втесном семейном кругу, впервые показалась вбольшом обществе.
        Помолвка возбудила вовсей окрестности много толков, ивместе сэтим событием все одновременно узнали оего причине.
        Онообъясняло многое, чтовдругом случае показалосьбы совсем непонятным. Вобщем, выбору графа Эдмунда завидовали, вособенности его сверстники. Наследница Бруннека иДорнау была весьма подходящей партией даже дляграфа Эттерсберга.
        Барон Гейдек напразднике неприсутствовал, хотяего, несомненно, ждали какбывшего опекуна; оннетак легко отказывался отсвоей точки зрения, какграфиня, иостался присвоем мнении. Ксчастью, Эдмунд позаботился отом, чтобы дядя узнал опомолвке лишь тогда, когда она была объявлена официально. Графиняже нивкоем случае немогла взять своих слов обратно, такчто протест брата слишком запоздал. Несмотря наэто, онвписьме жестоко упрекал сестру зауступчивость инизачто нехотел понять, какможно было из-за минутного потрясения пожертвовать своими принципами.
        Поэтому он был чрезвычайно возмущен иотказался присутствовать напразднике. Написьмо племянника, вкотором тот понастоятельному желанию матери приглашал его напразднество, барон холодно икратко ответил, чтоуехать изгорода ему непозволяет служба.
        Эдмунд кего отказу отнесся очень спокойно, зато графиня сильно огорчилась. Онавсегда находилась подвлиянием брата итем тяжелее переносила его недовольство, что, посуществу, была одного сним мнения. Несмотря наэто, онапонимала, чтотеперь, когда решительный шаг сделан, свою позицию необходимо защищать, иделала это стаким тактом инепринужденностью, такубедительно, словно согласие, ккоторому ее только вынудили обстоятельства, было дано ею вполне добровольно.
        Графиня встречала гостей вместе ссыном иего невестой. Онабыла поистине прекрасна, одетая вбогатый иизысканный туалет, инисколько непроигрывала рядом сочаровательной ицветущей красотой своей юной будущей невестки. Взгляд Эдмунда часто свосторгом останавливался напрекрасной, гордой матери, которая, казалось, почти также восхищалаего, какиневеста.
        —Графиня сегодня великолепна, — сказал Рюстов, подходя кЛине, — поистине великолепна, ипраздники она умеет устраивать, надо отдать ей должное. Всеудивительно величественно. Ипритом уэтой барыни замечательный талант быть вцентре внимания, каждого обласкать, каждому сказать что-нибудь приятное; вэтом отношении Гедвига может унее многому научиться.
        —Вы,кажется, очень любите крайности, — заметила Лина, усевшаяся вуголке надиване ивнимательно наблюдавшая оттуда завсем происходящим. — Отсовершенно безосновательной ненависти, которую вы питали кграфине, выпереходите кбезграничному восхищениюею. Выдаже поцеловали ей руку.
        —По-вашему, яопять поступил неправильно? Повашему требованию я дал вам торжественное обещание быть сегодня вечером любезным, и, хотя прилагаю кэтому невероятные усилия, выдаже незамечаете.
        Старушка насмешливо улыбнулась.
        —О,какже! Янастолькоже поражена вашими «невероятными усилиями», насколько ивашими светскими манерами, чего раньше даже инепредполагала. Васвсе привыкли видеть окутанным грозовой тучей, ия никак немогу объяснить себе это внезапное солнечное сияние. Ах,вот еще один вопрос, Эрих! Чтопроизошло между Гедвигой иОсвальдом? Ониизбегают друг друга так демонстративно, чтоэто прямо вглаза бросается.
        —Сдвоюродным братом Эдмунда? Ничего, насколько я знаю. Гедвига его терпеть неможет, и, мнекажется, онатоже неочень-то ему нравится.
        Последние слова были произнесены очень грустно. Советник никак немог себе представить, чтоего дочь могла кому-нибудь ненравиться.
        —Нодолжнаже иметь какую-нибудь причину эта взаимная антипатия. Впрочем, младший Эттерсберг неотличается особенной любезностью.
        —Нозато какталантлив вобласти сельского хозяйства! — восторженно воскликнул Рюстов. — Еслибы он владел майоратом, здесь все былобы иначе. Оннасквозь видит все хозяйство инедавно, когда был уменя вБруннеке, давал мне разные советы, которые заставят меня вмешаться, если Эдмунд ничего непредпримет. Мыочень подробно говорили обэтом.
        —Да,иочень долго, — заметила старушка. — Уменя даже создалось впечатление, чтоОсвальд фон Эттерсберг вочтобы то нистало хотел задержать вас разговором, чтобы неслушать нежностей, какими Эдмунд осыпал свою невесту.
        —Боюсь, чтоунего аристократические манеры. Помолвка его нерадует, яэто заметил, когда он встречал нас здесь, вЭттерсберге, после катастрофы, аЭдмунд наруках вынес свою невесту изэкипажа. Молодой человек сделал такое лицо, словно нанас вдруг обрушилось небо, иокинул обоих очень непонравившимся мне взглядом. Правда, онсейчасже спохватился ибыл очень вежлив, ноего сожаления поповоду несчастья стеткой ипоздравления брату были высказаны настолько холодно илаконично, чтоясно чувствовалась их неискренность. Мягкосердечным его неназовешь, новсе-таки всельском хозяйстве — онгений.
        —Этолестное определение относится комне? — спросил Эдмунд, подходя сневестой иуслышав последние слова.
        —Ктебе? — обернулся Рюстов. — Нет, мыговорили отвоем двоюродном брате. Утебя, ксожалению, нетникаких практических навыков.
        —О,нет, нималейших! — сосмехом подтвердил Эдмунд. — Этомне стало совсем ясно только недавно вБруннеке вовремя бесконечных дебатов поповоду лесонасаждений исвиноводства. МысГедвигой лишь изредка улавливали отдельные слова, ноэто было чрезвычайно скучно!
        —Нечего сказать, симпатичная черточка упомещика! — сердито промолвил советник. — Итак, тынашел это скучным? ТыиГедвига? Правда, вынесказали ниодного разумного слова; увас были лишь смех ишутки безконца. Ивсеже тебе необходимо было прислушаться. Твои леса…
        —Ради бога, папа, избавь меня сегодня отэтого! — перебил его Эдмунд. — Если ты вочтобы то нистало должен вести разговоры осельском хозяйстве, тоя приведу тебе твоего замечательного гения. Освальд всостоянии целый вечер беседовать стобой окультуре лесов. Ногдеон? Яневижуего. Эбергард, выневидели господина Эттерсберга? Может быть, онвтанцевальном зале?
        —Нет, ваше сиятельство, ятолько что был там, — ответил проходивший мимо старик лакей.
        —Тогда мне придется самому поискатьего. Втаких случаях наОсвальда никогда нельзя рассчитывать; всезаботы поустройству праздника он возложил наменя. Пойдем, Гедвига! Скоро должны начаться танцы; посмотрим, всели сделано, чтонадо.
        Сэтими словами молодой граф взял невесту подруку иповел втанцевальный зал, расположенный впротивоположном конце замка.
        Залбыл еще совсем пуст, также какипримыкавший кнему зимний сад, и, вероятно, поэтому-то Освальд уединился там. Против первоначального его намерения немедленно покинуть Эттерсберг воссталивсе. Воглаве был Эдмунд, горячо настаивавший натом, чтобы брат остался, упрекая иуговаривая его одновременно. Ноиграфиня, ибарон нашли очень неудобным, если их строптивый племянник нескроет отокружающих полного разрыва сними, ивоспротивились его отъезду. Атак какего планам набудущее больше нечинили препятствий, тоОсвальд вынужден был согласиться остаться доосени, какибыло решено раньше.
        Онстоял перед цветущим кустом камелий и, казалось, сглубоким интересом рассматривалего. Вдействительностиже он был неизмеримо далек отвсего окружающего. Выражение его лица мало соответствовало блеску иторжественности дня, вводившего молодого собственника майората вполное ибезраздельное владение своими поместьями, ион понимал, чтостаким плохим настроением нельзя появляться среди веселого общества. Ивот здесь, вуединении, снова наступил один изтех моментов, когда снего спала маска спокойного равнодушия, которую он надел насебя путем долголетних усилий исамообладания икоторая чрезвычайно мало соответствовала его истинному характеру. Поего учащенному дыханию икрепко стиснутым зубам было видно, чтоон немог выдержать блеска раззолоченной толпы ивынужден был бежать сюда, вуединенный зимний сад, лишьбы избавиться отвсех бушевавших внем мыслей. Может, этобыла лишь черная зависть неблагодарного, сненавистью отвергшего полученные блага, который немог примириться стем, чтосудьба сделала двоюродного брата богачеего? Поза Освальда выражала невысказанный, ногрозный протест против блеска этого праздника, гордое
упорство униженного иповерженного права.
        —Таквот где ты обретаешься? — раздался голос Эдмунда.
        Освальд вздрогнул иобернулся.
        Вдверях зимнего сада стоял молодой граф, который быстро приблизился кнему исупреком продолжал:
        —По-видимому, тысчитаешь себя сегодня исключительно гостем. Тыудаляешься отобщества испокойно любуешься здесь камелиями, вместо того чтобы помогать мне поддерживать порядок вдоме.
        Освальду достаточно было лишь одного мгновения, чтобы овладеть собой, нотем неменее он ответил соскрытой горечью:
        —Собственно, это — исключительно твое дело; тыведь герой сегодняшнего дня.
        —Да,герой вдвойне, — улыбнулся Эдмунд, — какпризнанный владелец майората икакжених. Впрочем, ядолжен сделать тебе выговор. Тызабыл попросить уГедвиги хоть один танец, амежду тем мог предвидеть, чтоее станут осаждать совсех сторон. Ксчастью, явступился затебя иангажировал наединственный вальс, который унее еще остался. Надеюсь, тыдостойно оценишь мое самопожертвование!
        Ксожалению, этобыло, по-видимому, нетак; покрайней мере, Освальд ответил удивительно холодно:
        —Тыочень любезен. Собственно, уменя было намерение нетанцевать сегодня совсем.
        —Нет, эточерт знает что! — возмутился молодой граф. — Почемуже? Раньшеже ты танцевал.
        —Потому что раньше тетушка непозволяла мне отказываться, номне это всегда было втягость. Тыведь знаешь, чтоя нелюблю танцевать.
        —Всеравно, вальс ты должен будешь танцевать вочтобы то нистало, таккакя настойчиво требовал его длятебя.
        —Если фрейлейн Рюстов согласна.
        —Фрейлейн Рюстов! Совершенно тотже тон, которым Гедвига сказаламне: «Если господину фон Эттерсбергу угодно»! Сколько раз я просил вас бросить эту официальность идать волю более родственным чувствам, новы скаждой встречей все больше ибольше чуждаетесь друг друга.
        —Мнекажется, яниразу ненарушил должного уважения ктвоей невесте.
        —Ах,нет, конечно, нет! Наоборот, вытак невероятно вежливы друг сдругом, чтоупосторонних мороз покоже продирает. Янепонимаю тебя, Освальд; какраз поотношению кГедвиге ты так сдержан, чтодействительно несмеешь жаловаться, если она иной раз бывает недостаточно внимательна ктебе.
        Освальд отнесся кэтому упреку очень равнодушно.
        —Оставь это, Эдмунд, — рассеянно ответилон, теребя цветущий куст, — иповерь, чтосвоей сдержанностью я иду навстречу желаниям твоей невесты! Таккакты выпросил вальс отмоего имени, тоя, конечно, буду его танцевать, вообщеже ты должен освободить меня отучастия вбале; уменя действительно было намерение нетанцевать сегодня.
        —Ну,какхочешь! Если ты непременно желаешь лишить наших дам танцора, заставить я тебя немогу, асердиться нехочу. Этобылобы неблагодарно сегодня, когда исполняется каждое мое желание. Видишь, мысГедвигой были совершенно правы, когда несмотрели трагически напрепятствия нашей любви. Правда, герой-ский поступок ее отца привел дело кразвязке значительно скорее, чеммы могли рассчитывать. Враждебные дома примирились, инаш роман кончается веселой свадьбой. Яведь знал это!
        Беззаботный ипобедный задор, ярко выражавшийся вовсем существе молодого графа, представлял собой полную противоположность мрачной серьезности Освальда.
        —Ты — дитя счастья, — медленно промолвилон. — Судьба подарила тебевсе.
        —Все? — лукаво повторил Эдмунд. — Нет, тыошибаешься. Например, безграничное восхищение моего тестя выпало натвою долю. Онпрямо-таки считает тебя гением всельском хозяйстве, бредит твоими практическими идеями и, конечно, сожалеет отвсей души, чтонеты стал его зятем.
        Какнибеспечно была брошена эта шутка, наОсвальда она произвела очень тяжелое впечатление. Оннахмурился иответил раздраженным тоном:
        —Сколько раз я просил тебя избавить меня отподобных поддразниваний! Неужели ты неможешь отказаться отэтого?
        Эдмунд громко расхохотался:
        —Успокойся, пожалуйста! Против такой замены я сталбы протестовать изовсех сил, иедвали Гедвига согласиласьбы наэто. Вообще я ненамереваюсь раскрывать тебе свои права. Ну,атеперь пойдем, намсамое время возвратиться кобществу.
        УОсвальда неоставалось больше повода держаться встороне, имолодые люди вместе вернулись взал. Здесь отсутствие графа было замечено. Глаза графини искали сына снекоторым нетерпением, таккакона хотела приказать начать танцы; ноналицо Гедвиги, стоявшей рядом сней, набежало облачко, когда двоюродные братья вошли вместе. Девушка находила совершенно излишним, чтоЭдмунд отправился лично разыскивать своего необщительного брата, исовершенно непростительным, чторади этого он бросил ее одну. Нелюбила она этого нового родственника сего холодной сдержанностью, ниразу неснизошедшего довыражения восхищения ее красотой. Поэтому она почти нескрывала, чтоее согласие навальс было вынужденным.
        Освальд волей-неволей должен был поблагодарить заэто, но, казалось, онвообще был очень мало тронут оказанной ему милостью.
        Темвременем бал действительно начался ивскоре увлек юную часть общества. Только Освальд был исключением. Оноставался верен своему слову и, квеликому недовольству графини, нетанцевал. Теможивленнее наслаждались танцами Эдмунд иГедвига, обастрастно любившиеих. Трудно было найти более прекрасную пару, чеммолодой граф иего невеста; ониносились позалу, сияя молодостью, красотой ирадостью, окруженные блеском богатства исчастья, удивительно щедро осыпавшего их своими дарами. Ниединая тень неомрачала безоблачного горизонта их будущего.
        Протанцевали три иличетыре танца; наступила очередь вальса, который Эдмунд выпросил усвоей невесты дляОсвальда, ион, подойдя кней, собычной холодной вежливостью предложил ей руку.
        —Высегодня еще совсем нетанцевали, господин фон Эттерсберг, — слегкой насмешкой заметила Гедвига. — Кажется, только мне ввиде исключения выпала эта честь. Правдали, какутверждает одна дама, чтовы вообще презираете танцы? О,тогда я искренне сожалею, чторади меня вы принесете такую жертву. Вероятно, здесь было настойчивое желание Эдмунда, который хотел, чтобы этим вальсом вы отдали долг этикету?
        Стрела пролетела мимо; Освальд остался совершенно спокоен, нонеуклонился отответа напредательский вопрос имногозначительно возразил:
        —Янезнал, чтомог безвсяких рассуждений принять обещание Эдмунда ичто сперва надо было заручиться вашим согласием.
        Гедвига закусила губку. Еепредположение неподтвердилось, ноэтот невежливый родственник даже несделал попытки отрицать, чтоздесь речь шла онекотором насилии состороны жениха, аспокойно предоставил ей самой сделать вывод. Казалось, Эдмунду предстояло поплатиться заэто, таккакналице Гедвиги появилось то выражение упрямства, скоторым он уже давно успел познакомиться. Однако взять назад раз данное обещание было нельзя, темболее что вальс уже начался.
        —Итак, разрешите, — промолвил Освальд, указывая напронесшуюся мимо парочку.
        Гедвига, ничего неответив, положила свою руку наего плечо, ивследующий миг они уже неслись позалу.
        Несмотря навсю принужденность, скакой эти молодые люди начали вальсировать только длятого, чтобы соблюсти светские приличия, дляних обоих он был удивителен. Гедвига решила проделать это какможно быстрее иофициальнее, ивсеже, когда ее кавалер положил ей руку наталию, онапочувствовала какое-то странное смущение. Досих пор они ниразу неподавали друг другу руки, ограничиваясь привстрече лишь официальным поклоном, ивдруг оказались так близко. Доэтого Освальд почти необращал внимания наочаровательную красоту своей дамы; наоборот, онточно нарочно избегал смотреть нанее, иона считала это даже оскорблением длясебя. Теперьже его глаза были словно прикованы кее лицу, немогли отнего оторваться иговорили совершенно другое, чемплотно сжатые губы; грудь Освальда вздымалась вкоротком прерывистом дыхании, арука, обвившая стройный стан девушки, дрожала.
        Гедвига чувствовала это; онаподняла удивленные глаза, иони встретили тоже самое загадочное выражение, чтоираньше, когда она иОсвальд остались сглазу наглаз нагорной вершине. Тогда она непоняла этого так внезапно итак жарко вспыхнувшего пламени, хотя довольно часто размышляла отом, чтооно означало; теперь понимание случившегося тайком подкрадывалось кней. Кактень, постепенно принимающая образ, выплывало оно перед ней, пугало ее еще издалека и, завораживая, медленно, нонеуклонно манило ксебе все сильнее исильнее.
        Девушка танцевала машинально, какбудто вполусне. Ярко освещенный зал, опьяняющая музыка, вальсирующие пары — всеэто расплылось перед ней иотошло далеко назад. Гедвиге казалось, чтоона была тут совсем одна, сглазу наглаз стем, ктодержал ее всвоих объятиях, одна подочарованием этих глаз, из-под власти которых стремилась освободиться икоторые беспощадно неотпускалиее. Внезапно среди этого потока неясных инеосознанных чувств вней мощно вспыхнуло какбы откровение доселе неизведанного, нобезграничного счастья.
        Вальс окончился. Онпродолжался неболее десяти минут, нодляОсвальда иГедвиги этого было достаточно. Ихвзгляды встретились еще раз инасекунду остановились; Освальд низко поклонился иотступил нашаг назад, вполголоса проговорив:
        —Благодарювас, сударыня!
        Гедвига ничего неответила; оналишь слегка кивнула головой. Даей инеоставалось времени дляответа, таккакЭдмунд стоял уже рядом, торжествуя, чтоисполнилось его желание, иснова готовый дать волю своим шуткам. Однако наэтот раз ему это неудалось; после окончания танцев парочки разделились, граф иего невеста были окружены совсех сторон иначалась оживленная светская болтовня.
        Эдмунд был впрекрасном настроении исразуже стал центром внимания. Гедвига также смеялась, ноее ответы были как-то странно вялы, асмех натянут. Искрящееся веселье, непокидавшее ее втечение вечера, внезапно куда-то исчезло. Доэтого она всей душой отдавалась удовольствию находиться вэтой оживленной ивеселой толпе, каквродной стихии; теперь все это стало длянее чужим идалеким. Всешутки, всекомплименты вее адрес проносились мимо ее ушей, почти непроизводя никакого впечатления. Словно туман опустился наее душу, исловно туманом заволокло все великолепие празднества.
        Освальд воспользовался приходом гостей, чтобы незаметно покинуть зал. Граф Эдмунд все-таки сделалбы лучше, еслибы так задорно неприводил висполнение своего желания. Он,конечно, незнал, чтоего брат нарочно хотел отказаться оттанцев, чтобы избежать этого «долга приличия», откоторого иначе никак немогбы избавиться, ивот этот долг был ему навязан. Освальд чувствовал, чтодоизвестной степени выдал себя, итеперь ничто немогло больше помочьему, хотя гнев бурно вскипал внем против самого себя. Чтоон досих пор все еще отрицал, вчем низачто нехотел себе признаться, то, наконец, ясно показал этот несчастный вальс. Теперь он знал, чтоэто зачувство.
        Ноему неудалось побыть наедине сосвоими мыслями. Водной изсоседних комнат он увидел советника Рюстова, отдыхавшего там отнепривычной длянего вежливости. Сегодня вечером он превзошел самого себя иоказывал графине истинно рыцарские услуги; новконце концов ему стало всеже непосебе, ион сразу уцепился заслучай, предоставивший ему возможность «разумно» побеседовать. Онсразуже атаковал Освальда, итот волей-неволей вынужден был поддерживать разговор.
        —Ксожалению, выбыли правы! — заговорил Рюстов. — Повашему совету я тщательно осмотрел эттерсбергские поместья. Этопрямо-таки возмутительная бесхозяйственность! Всеслужащие никуда негодятся, управляющий ниначто неспособен, аграфиня целый год полагалась нанего одного. Ну,отнее, конечно, нельзя итребовать серьезного подхода кделу, носвоего зятюшку я серьезно возьму воборот. Досих пор, правда, сним нельзя было сварить кашу; унего вголове небыло ничего, кроме жениховских бредней, нотеперь это должно прекратиться. Сегодняшний день делает его единственным настоящим владельцем Эттерсберга, нотеперь он будет один иотвечать завсе идолжен все привести впорядок.
        —Эдмунд ничего нестанет делать, — заявил Освальд. — Онбудет обещатьвсе, чтоугодно, будет ссылаться начто угодно, ноизэтого ничего невыйдет. Можете быть вэтом уверены!
        Рюстов остолбенел, услышав такую категоричную характеристику.
        —Выполагаете, чтоЭдмунд несозрел длярешения такой задачи? — протяжно спросилон.
        —Нет! Оночень милый, любезный, превосходный человек, нонеделовой, безынициативный, аздесь необходима полная отдача. Вампридется взяться задело самому, если вы захотите спасти ему имение.
        —Апочему вы раньше несделали этого? — супреком спросил Рюстов. — Ведь, возвратившись, вывидели, какздесь все запущено.
        —Янеимею права вмешиваться вчужие дела.
        —Чужие? Ядумал, выравноправный член этой семьи, фамилию которой носите.
        Освальд промолчал; оннизачто нехотел объяснять тестю Эдмунда, какие отношения унего были стеткой икакмалополезным былобы вмешательство сего стороны. Поэтому он уклончиво возразил:
        —Яеще весной открывал брату глаза навсякие недостатки вуправлении итребовал, чтобы он энергично взялся задело, номои советы неувенчались успехом. Навашей стороне теперь отцовский авторитет; Эдмунд вообще охотно подчинитсявам, кактолько вы подведете его ксознанию необходимости сделать что-либо самому.
        Рюстов задумчиво смотрел перед собой. Казалось, оннебыл восхищен характеристикой своего будущего зятя, услышанной, быть может нечаянно, отОсвальда.
        —Эдмунд еще молод, — сказал он наконец, какбы оправдываясь, — идосих пор ему еще мало приходилось бывать всвоих поместьях. Вместе свластью унего появится иинтерес кним. Вовсяком случае, безалаберному хозяйничанию влесах должен быть положен конец.
        После этого знаменитый помещик стал развивать свои хозяйственные планы итак углубился вних, чтосовершенно незаметил, чтоговорил только он один. Лишь когда ответы Освальда стали односложными, аголос — уставшим, Рюстов стал внимательнее.
        —Вам, верно, нездоровится, господин фон Эттерсберг? — спросилон. — Выочень побледнели.
        Освальд вынудил себя улыбнуться ипровел рукой полбу.
        —Ах,пустяки!.. Этообычная головная боль, мучающая меня ссамого утра. Самое лучшее дляменя былобы вовсе неприсутствовать напразднике.
        —Втаком случае вам неследовало, покрайней мере, танцевать, — заметил Рюстов. — Этотолько усиливает подобное страдание.
        Губы молодого человека задрожали.
        —Совершенно верно, мненеследовало танцевать. Этоникогда больше неслучится.
        Егоголос был такой подавленный иглухой, чтоРюстов серьезно забеспокоился ипосоветовал ему выйти натеррасу, гденасвежем воздухе головная боль пройдет скорее. Освальд ухватился заэто предложение.
        Вечер протекал, какобычно натаких праздниках, очень шумно ивесело. Эттерсберг сегодня подтвердил свою былую славу, таккакграфиня была действительно мастерицей устраивать подобные праздники. Ужеглубокой ночью гости покинули замок, икареты сгрохотом стали развозить их подомам. Члены семьи также вскоре разошлись. Эдмунд проводил доэкипажа будущего тестя, который возвращался сосвоей родственницей вБруннек, между тем какГедвига, которая должна была еще несколько дней оставаться уграфини, пожелала ей спокойной ночи ипоспешно ушла ксебе вкомнату.
        Ещетак недавно шумные залы замка опустели, хотя были полностью освещены. Здесь оставалась только одна графиня. Погруженная вмысли, онастояла перед портретом своего мужа, подаренным им перед свадьбой иукрашавшим теперь большой приемный зал. Изогромной золотой рамы нанее смотрело добродушное, приветливое лицо, ноэто было лицо старика, аженщина, стоявшая перед ним, ещеитеперь неутратила былой красоты. Еегордая, царственная фигура вбогатом атласном платье, сдрагоценными украшениями наруках инашее еще исегодня несмотреласьбы рядом состариком, закоторого ее выдали замуж больше четверти века тому назад! Вконтрасте этих двух образов таилась целая история жизни, аможет быть, истрасти.
        Тоже самое пришло теперь вголову играфине. Еевзгляд, устремленный напортрет, становился все мрачнее, икогда она отвернулась ипробежала глазами подлинному ряду комнат, поражавших своей пышностью, вокруг ее рта образовалась горькая складка. Блеск ипышность этой обстановки ясно определяли занятое графиней Эттерсберг положение всвете, гдеона долгие годы была единственной повелительницей. Быть может, этагоречь относилась кмысли, чтовремя полного владычества уйдет безвозвратно, когда сюда вступит новая, более молодая хозяйка, аможет быть, икдругим воспоминаниям. Случалисьже моменты, когда эта обычно гордая женщина, полная сознания своей силы, несмотря наблестящую роль, выпавшую наее долю, немогла простить, чтобыла принесена вжертву.
        Голос только что возвратившегося Эдмунда вернул графиню кдействительности.
        —Папа Рюстов еще раз шлет тебе свой привет, — весело промолвилон. — Тыпросто покорилаего. Онбуквально рассыпался влюбезностях втвой адрес ицелый вечер был неслыханно вежлив, такчто я даже неузналего.
        —Сним легче сойтись, чемя думала, — возразила графиня. — Этонесколько грубоватая, нооткрытая иэнергичная натура, иего надо принимать таким, каков он есть. Зато твоя невеста праздновала свой триумф. Тысделал прекрасный выбор.
        —Да,Гедвига сегодня вечером была очаровательна. Исреди присутствующих находилась лишь одна-единственная дама, которая моглабы соперничать сней, аименноты, моямать.
        Графиня слегка улыбнулась. Онапрекрасно знала, чтобыла красивее илучше девушек иженщин, бывших гораздо моложеее, инеуступала покрасоте даже своей будущей невестке. Ноее самодовольство исчезло перед более глубоким чувством, когда она спросила сына:
        —Доволенли ты теперь своей матерью?
        Молодой граф страстно поцеловал протянутую руку матери.
        —Тыспрашиваешь сегодня, когда исполняется каждое мое желание? Язнаю, чтосвоим согласием ты принесла мне жертву, знаю, какую борьбу тебе придется выдержать из-за меня сдядей.
        Приупоминании имени брата графиня подавила свой вздох.
        —Арман никогда непростит мне моей уступчивости. Может быть, ониправ. Мояобязанность, конечно, вочтобы то нистало блюсти традиции нашего дома, новопреки всему я немогла устоять перед твоими просьбами. Покрайней мере, яхотела видеть тебя счастливым.
        Еевзгляд невольно скользнул попортрету мужа. Эдмунд поймал этот взгляд ипонял смысл ее слов.
        —Тынебыла счастлива? — тихо спросилон.
        —Завсю мою супружескую жизнь уменя никогда небыло повода кжалобе. Моймуж был постоянно добр ивнимателен комне.
        —Ноон был стариком, — Эдмунд посмотрел наприятные ивтоже время увядшие черты отца, — аты была молода ипрекрасна, какГедвига, и, какона, имела такоеже право требовать отжизни счастья. Бедная моя мамочка! — Голос его задрожал отподавляемого волнения. — Лишь когда я сам стал таким счастливым, японял, какой пустой, должно быть, была твоя жизнь рядом сотцом. Несмотря насвою доброту, оннемог дать тебе той любви, которая свойственна молодости. Правда, тымужественно несла свой крест, нотем неменее это был жестокий жребий — вечно склоняться перед чувством долга изаставлять умолкать голос, зовущий ксчастью ижизни…
        Онзамолчал, таккакграфиня быстрым движением вырвала унего свою руку иотвернулась отнего ипортрета.
        —Оставь, Эдмунд! — резко оборвалаона. — Тымучаешь меня.
        Сынвпервые позволил себе подобные рассуждения иникак непредполагал, чтоони могут оскорбить мать.
        —Прости! — после небольшого молчания сказалон. — Ведь это небыло упреком памяти моего отца. Конечно, неего вина, чторядом сним тебе приходилось отмногого отказываться.
        —Янивчем себе неотказывала! — срвением воскликнула графиня. — Нивчем! Ведь уменя былты, мойЭдмунд. Тыбыл дляменя всем, тывсе заменилмне; стех пор я неискала никакого другого счастья. Правда, — ееголос стал глуше, — яобладала этой любовью одна, атеперь должна разделить ее сдругой, которая отныне будет занимать втвоем сердце первое место.
        —Мама! — нето смольбой, нето супреком воскликнул Эдмунд. — Тыостанешься дляменя темже, кембыла всегда.
        Графиня медленно покачала головой:
        —Яведь уже давно знала, чтопридет время, когда мать должна будет уступить место невесте; этовремя пришло, иона явилась. Какя ниготовилась кэтому, дляменя это тяжко, тактяжко, чтоиной раз я серьезно подумываю отом, чтобы после твоей свадьбы покинуть Эттерсберг ипереселиться вШенфельд, моевдовье имение.
        —Никогда! — порывисто воскликнул Эдмунд. — Тынеможешь, неимеешь права делать этого. Тынедолжна уходить отменя, мама; тызнаешь, чтоя никем немогу заменить тебя, даже Гедвигой. Какнигорячо я ее люблю, онаникогда незаменит мне того, чтоя потеряю ствоим уходом.
        Графиня прислушивалась ксловам сына соскрытым торжеством. Оназнала, чтоЭдмунд говорил правду. Дляневесты унего небыло ничего другого, кроме шуток иласковых комплиментов; Гедвига знала только приятную, привлекательную, новнешнюю сторону его характера, известную всем. Чтовнем действительно было серьезного, глубокого иискреннего, то, какипрежде, принадлежало исключительноей, матери. Она, конечно, знала это давно, и, может быть, втом, чтографиня так хорошо приняла свою будущую невестку, Гедвига была обязана только этому ее ощущению. Горячо истрастно любимая невеста вматеринской ревности моглабы иметь жестокого противника, нотеперь ее терпели, потому что она непредставляла опасности материнской власти.
        —Тише, тише! Пусть этого никто неслышит! — шутя сказала графиня снескрываемой нежностью. — Негодится жениху заявлять так открыто, чтоон неможет жить безматери. Неужели ты думаешь, чтомне былобы легко уйти оттебя?
        —Аты думаешь, яотпустилбы тебя? Моесовершеннолетие нисколько незатрагивает наших взаимоотношений.
        —О,нет, Эдмунд! — серьезно сказала графиня. — Сегодняшний день значит длятебя гораздо больше, чемпростая формальность. Досих пор ты был только моим сыном, только наследником, опекой надкоторым я ведала. Ссегодняшнего дня ты — глава дома, глава рода. Отныне ты должен представлять собой фамилию ирод Эттерсбергов. Дабудет это сопряжено сосчастьем иблеском! Тогда никакая жертва дляменя небудет большой, тогда я срадостью забуду отом, чтоперенесла ради тебя.
        Вее словах слышалось глубокое внутреннее удовлетворение, и, быть может, вних скрывался идругой смысл, кроме того, который понимал Эдмунд. Онблагодарил ее только засогласие насвою свадьбу. Когда он склонился, чтобы поцеловать мать, графиня ответила наего объятия, новдруг вздрогнула, иее руки крепко обхватили сына, словно она должна была защитить его отопасности.
        —Чтостобой? — спросил удивленный Эдмунд, следуя понаправлению ее взгляда. — Ведь это только Освальд.
        —Освальд… конечно, — пробормотала графиня, втоже время мысленно заканчивая фразу: «Он,ивсегда толькоон».
        Этобыл действительно Освальд, открывший снаружи стеклянную дверь террасы иявно очень удивившийся привиде родственников.
        —Ядумал, чтовзалах никого уже нет, — сказалон, подходя ближе.
        —Ая думала, чтоты давно уже усебя, — промолвила графиня. — Гдеты был?
        —Впарке, — коротко ответилон, необращая внимания нарезкий тон вопроса.
        —После полуночи? — вмешался Эдмунд. — Еслибы небыло оскорблением подозревать тебя вмечтаниях прилуне, тоя поверилбы, чтонасегодняшнем празднике твое сердце пленила какая-нибудь дама. Втаких случаях появляется неудержимое желание рассказать звездам освоем счастье илинесчастье. Дачто стобой? Тыуже обижаешься инаэто? Освальд, мама только что торжественно провозгласила меня главой дома, главой рода. Ивот, имея такие чрезвычайные полномочия, язапрещаю тебе этот мрачный взгляд исовсей строгостью приказываю развеселиться. ВЭттерсберге я хочу видеть только счастье.
        Граф по-прежнему хотел доверчиво положить руку наплечо двоюродного брата, однако его мать внезапно встала между ними. Этобыл немой, нотакой энергичный протест против близости молодых людей, чтоЭдмунд невольно отступил назад.
        Освальд взглянул натетку, иона ответила ему тем же; нитот нидругая несказали нислова, нодостаточно говорило выражение непримиримой ненависти, пылавшей вих глазах.
        —Только счастье! — холодно повторил Освальд. — Боюсь, чтоты слишком далеко распространяешь свои полномочия. Приказывать неследовалобы ниглаве дома, ниглаве рода. Спокойной ночи, Эдмунд! Ябольше небуду мешать нитебе, нитете.
        Онпоклонился графине и, непоцеловав ее руки, какэто было всегда, вышел иззала.
        Эдмунд, недовольно посмотрев ему вслед, произнес:
        —Освальд скаждым днем становится все более резок инедоступен. Тытакже находишь это, мама?
        —Зачем ты заставил его остаться здесь? — сгоречью проговорила графиня. — Тывидишь, какон платит тебе затвою любовь!
        —Нет, этонето. Комне его странное поведение неотносится. Освальда что-то гнетет. Явижу это совершенно ясно, хотя он никогда нислова нехочет сказатьмне. Правда, поотношению ктебе он всегда был резок, ноя знаю, каков он насамом деле, ипотому так люблюего.
        —Ая ненавижуего, — вырвалось уграфини. — Язнаю, чтоунего длянас всегда спрятан камень запазухой. Сейчас, когда измоих уст так горячо вырывалось благословение счастья, онпоявился внезапно, кактень, истал между нами, каквестник несчастья. Зачем ты удержалего, когда он хотел уехать отсюда? Пока он живет вЭттерсберге, янемогу свободно дышать.
        Эдмунд испуганно взглянул намать. Страстные порывы были так несвойственныей, чтовэтот миг он совершенно неузналее. Длянего ее неприязнь кОсвальду небыла новостью, нотакую страшную раздражительность он всеже немог себе объяснить.
        Приход Эбергарда иеще одного слуги положил конец разговору. Онитушили втанцевальном зале свечи ихотели сделать тоже самое издесь. Графиня, обычно привыкшая сдерживать себя вприсутствии слуг, быстро овладела собой итеперь; она, по-видимому, ужераскаивалась, чтозашла так далеко. ИЭдмунду это было приятно. Онисматерью были разного мнения обОсвальде.
        Впышных покоях вскоре стало тихо итемно. Двери были закрыты, иприслуга удалилась спать. Вкомнатах графини иЭдмунда также вскоре погас свет, только два окна светились вцелом замке — вбоковом флигеле, гдежил Освальд фон Эттерсберг, ивдругой комнате вглавном здании, рядом спокоями графини.
        Гедвига также еще неложилась. Онасидела вкресле, закинув назад голову инеобращая внимания нато, чтомяла розы икружева своего шелкового платья. Перед ней настолике лежал свадебный подарок жениха — дорогое жемчужное ожерелье, которое она надевала сегодня впервые; ноона даже невзглянула нанего, хотя несколько дней тому назад согромной радостью приняла подарок.
        Вообще сегодняшний вечер был богат событиями. Гедвига впервые вступила всвет вкачестве невесты. Наее долю выпал завидный жребий стать хозяйкой гордого Эттерсберга, завидный даже длятакой богатой наследницы, какГедвига Рюстова. Никогда еще она непользовалась таким успехом, никогда невидела такого поклонения, какое ей выпало сегодня. Итем неменее налице молодой девушки невидно было улыбки счастья илиудовлетворенного тщеславия. Сложив нагруди руки, онаотрешенно смотрела перед собой. Туман, окутывавший ее душу, нерассеивался; грезы все еще продолжали рисовать свои причудливые узоры. Онивели Гедвигу далеко отблестящих картин бала, кодинокой лесистой возвышенности, гденанее смотрело серое пасмурное небо, аласточки носились вовлажном воздухе, посылая свой привет земле. Тогда они ивправду принесли весну. Глубоко подзамерзшей корой земли таилась скрытая, номогучая жизнь весны, авокруг бесшумно инезаметно, словно нити таинственных сил, происходило какое-то движение. Конечно, весна обязательно наступит каквприроде, такивчеловеческой жизни, ноиной раз она приходит слишком поздно.
        Глава8
        Наступил сентябрь. Граф Эдмунд принял насебя управление своими имениями, ноотэтого ничего неизменилось, всеосталось по-старому. Правда, поэнергичному требованию Рюстова управляющему вработе было отказано, нодоначала будущего года он еще оставался всвоей должности, инион, нипрочие служащие нестали работать лучше.
        Граф Эдмунд находил совершенно лишним инеудобным заботиться отаких пустяках. Онслюбезной готовностью выслушивал предложения ипланы своего тестя, вовсем соглашался сним иубедительно уверял, чтозавтраже возьмется задело, ноэто «завтра» никогда ненаступало. Предсказание Освальда подтвердилось; вскоре Рюстов увидел, чтоесли он хочет, чтобы дело сдвинулось смертвой точки, тодолжен взяться заэто сам.
        Эдмунд был абсолютно согласен стаким оборотом дела, зато Рюстов наткнулся нане-ожиданное сопротивление состороны графини, находившей совершенно лишним, чтобы руководили ее сыном, иникак несклонной вручать тестю всю полноту власти, которой досих пор пользовалась сама. Кроме того, перемены, предложенные советником, были вовсе неповкусу этой светской даме. Всякие меры, годившиеся дляБруннека, совершенно неподходили аристократическому Эттерсбергу. Пусть часть служащих была лишней, пусть способ хозяйничанья был слишком дорог — этовелось уже сдавних пор исоответствовало привычкам большого света, вкотором они привыкли жить. Ограничение числа служащих, неприятный контроль надкаждой мелочью управления, которых требовал Рюстов, казались графине чем-то мещанским, атак какрешающий голос вЭттерсберге по-прежнему был заней, тоее протест подействовал. Между ней исоветником происходили горячие споры; хотя благодаря своевременному вмешательству Эдмунда они кончались мирно, новсеже оставляли неприятный осадок.
        Восхищение Рюстова графиней заметно поубавилось стех пор, какон узнал, кактвердо она умела защищать свои права, аграфиня тоже поняла, чтовхарактере советника имеются некоторые особенности, скоторыми неочень легко можно мириться. Короче говоря, гармония отношений была нарушена, инаясном досих пор небе семейного мира стали собираться тучи.
        Освальд держался встороне отвсех этих споров. По-видимому, онуже смотрел насебя какначужого вдоме, который вскором времени должен будет покинуть. Кроме того, подготовка кпредстоящему юридическому экзамену занимала унего все время идавала повод отказываться отвсяких приглашений, которыми были засыпаны жених иневеста сих семьями.
        Наступил назначенный срок отъезда Освальда встолицу. Приготовления были сделаны, прощальные визиты нанесены, иотъезд назначен напослезавтра. Надо было съездить попрощаться вБруннек; присуществующих родственных отношениях избежать этого было нельзя, иОсвальд отложил это посещение напоследний день. Оннамеревался съездить туда вместе сЭдмундом, нокакраз наэтот день граф принял приглашение наохоту, и, таким образом, Освальду неоставалось ничего иного, какотправиться одному. Несмотря нанеоднократные дружеские приглашения Рюстова, Освальд небыл унего вдоме стого дня, кактам праздновалось обручение, накотором он волей-неволей должен был присутствовать. Темнеменее он нередко видел невесту своего двоюродного брата, таккакГедвига очень часто приезжала сотцом вЭттерсберг. Тамуже начали готовить одну часть замка длямолодой супружеской четы.
        Рюстов сидел насвоем обычном месте ичитал газету, между тем какего родственница стояла сбоку устола ииспытующим взглядом осматривала различные принадлежности туалета, разложенные нанем. Этобыли образцы, лишь недавно полученные изстолицы ипредназначенные Гедвиге, приданое длякоторой спешно готовили подруководством Лины множество мастериц.
        Советник, видимо, неособенно интересовался газетой; наконец он отбросил ее всторону инетерпеливо спросил:
        —Неужели вы еще незакончили свыбором, Лина? Почему вы незаставите Гедвигу помочьвам?
        —Гедвига, какобычно, заявила, чтовсе предоставляетмне. Придется, должно быть, выбрать все мне одной.
        —Непонимаю, какэто молодая девушка неинтересуется подобными вещами! — сказал Рюстов. — Речь идет оее собственном приданом, аведь раньше туалеты были длянее делом чутьли негосударственной важности.
        —Да,раньше! — сударением сказала Лина.
        Наступила пауза; упомещика, очевидно, было еще что-то насердце; внезапно он встал иподошел кродственнице.
        —Лина, мненадо поговорить свами! Гедвига ненравитсямне.
        —Мнетакже, — сказала старушка вполголоса, стараясь приэтом несмотреть набрата ивнимательно разглядывая образцы кружев.
        —Ненравится? — закончил Рюстов, вмоменты раздражения всегда искавший причину дляспора. — Ну,ая думал, чтотеперь-то она должна былабы вам очень нравиться. Гедвига всегда казалась вам слишком легкомысленной; теперь она стала так невероятно рассудительна, чторазучилась из-за этого смеяться. Нидуха противоречия, нишалостей, ничего вней неосталось. Просто хоть беги вон издома!
        —Потому что прекратились противоречия ишалости?
        Рюстов необратил внимания наиронию, а, встав перед родственницей вугрожающей позе, продолжал:
        —Чтослучилось сдевочкой? Куда девалась моя жизнерадостная, задорная дочка, мойсорванец, незнавший конца выдумкам ишуткам? Ядолжен это знать.
        —Несмотрите наменя так свирепо, Эрих! — спокойно сказала Лина. — Вашему ребенку я ничего несделала.
        —Новы должны знать, чтовызвало эти перемены, — согорчением воскликнул озабоченный отец. — Покрайней мере, выдолжны разузнать это.
        —Иэтого я немогу, потому что ваша дочь никогда неделала меня своей поверенной. Нонепринимайте этого так близко ксердцу, Эрих! Правда, Гедвига стала очень серьезной, новедь ей предстоит серьезный шаг — разлука сотчим домом, вступление вновую жизнь, совершенно новые отношения. Ейприходится еще кое счем бороться, кое-что победить, нокогда она выйдет замуж, чувство долга даст ей необходимое спокойствие.
        —Чувство долга? — спросил Рюстов, остолбенев отизумления. — Даразве ее помолвке непредшествовал самый настоящий любовный роман? Разве она иЭдмунд неудовлетворили своего желания наперекор графине имне? Разве Эдмунд — несамый нежный, внимательный жених? Авы толкуете очувстве долга! Конечно, этовесьма похвальное качество, ноесли молодая женщина ввосемнадцать лет неприносит своему мужу ничего другого, тоэто будет совсем жалкий брак. Вэтом можете быть уверены.
        —Вынетак меня поняли, — успокоила его старушка. — Яхотела сказать, чтоГедвиге придется серьезно относиться ксвоим обязанностям, когда она будет жить вЭттерсберге. Дела там, кажется, далеко нетак прекрасны, какмы предполагали вначале.
        Рюстов незаметил намерения отвлечь его отобсуждаемой темы итотчасже ухватился заброшенное замечание.
        —Нет, поистине нет! — сжаром воскликнулон. — Если так пойдет дальше, мнеснова придется серьезно сразиться сграфиней. Очембы я ниначал говорить, чтобы нипредложил, непременно натыкаюсь наэти проклятые аристократические нравы, которым все должно подчиняться. Графине низачто невтолкуешь, чтотолько энергичным вмешательством можно задержать разорение, грозящее всем имениям. Всепредложения отвергаются, разони неокружены так называемым ореолом старинного графского рода, ивообще там негодитсявсе, чтосопряжено спорядком ибережливостью. Настоящий владелец Эттерсберга вообще ничего неделает. Онсчитает, что, выслушав получасовой доклад своего управляющего, ужеитак сделал много, авобщем преклоняется перед своей мамочкой, считая ее кладезем мудрости исовершенства. Гедвиге придется серьезно позаботиться отом, чтобы сохранить себе мужа, иначе она будет отодвинута назадний план.
        Расходившийся помещик еще долго продолжалбы изливать душу, ноего прервал стук подъехавшего экипажа. Лина, стоявшая уокна, выглянула водвор.
        —Этогосподин фон Эттерсберг, — сказалаона, отвечая напоклон гостя.
        —Освальд? — спросил Рюстов. — Вероятно, онприехал проститься, наэтих днях он хотел уехать. Велите позвать Гедвигу! Онавпарке.
        Старушка медлила.
        —Янезнаю, мнекажется, Гедвига хотела куда-то пойти прогуляться… Еененайти. Акроме того, ивы, ия здесь.
        —Ну,былобы более чем невежливо, еслибы Гедвига незахотела показаться припрощальном визите своего будущего родственника, — снедовольством промолвил Рюстов. — Пусть слуга, покрайней мере, посмотрит, нетли ее впарке.
        Онхотел позвонить, ноЛина опередилаего.
        —Япошлю заней, авы между тем примите господина фон Эттерсберга!
        Сэтими словами она вышла изкомнаты ивернулась назад лишь через несколько минут. Онаочень хорошо знала, чтоГедвига находилась впарке, но, несмотря наэто, никого заней непослала.
        Освальд действительно приехал проститься, ноунего еще было несколько неотложных дел иприготовлений котъезду, которые непременно необходимо было сделать сегодня, апотому он немог задерживаться. Беседовали обовсем; Рюстов выразил сожаление, чтоего дочь ушла напрогулку, сказал, чтоуже посылал заней впарк, нослуга, должно быть, ненашелее. Освальд также очень вежливо выразил свои сожаления ипросил передать Гедвиге его поклон ипрощальный привет именьше чем через четверть часа ушел.
        Стяжелым сердцем расставался Рюстов сосвоим любимцем; Линаже, напротив, только тогда вздохнула свободно, когда экипаж уехал содвора.
        Освальд откинулся вугол коляски. Онбыл рад, чтоэто прощанье состоялось; так, покрайней мере, онговорил себе. Ондостаточно долго боялся этого момента или, может быть, ждалего.
        Всеравно, вовсяком случае, такбыло лучше всего. Споследним «прости», вкотором ему отказал случай, онизбежал бесполезного мучения. Теперь борьба последних недель идней была окончена, борьба, которой, правда, никто невидел, нокоторая все-таки грозила выбить молодого человека изколеи. Было самое время удалиться. Может быть, после отъезда он забудет обовсем, еслиже нет, тонужно будет заставить себя все забыть. Теперь следовало полностью окунуться вновую жизнь, работать, бороться и, если удастся, забыть. Вто время какОсвальд все повторял себе это, егосердце болезненно ныло, сотчаянием твердя, чтоэтой муки он жаждал какпоследнего счастья. Онуходил, чтобы никогда невозвращаться.
        Экипаж уже огибал парк; Освальд обернулся иеще раз взглянул назад. Вдруг вмаленькой, густо заросшей беседке он заметил стройную девичью фигурку, ивтотже миг все мудрые мысли исоветы рассудка превратились впрах. Ещеодин-единственный раз! Перед этой мыслью все рассуждения идоводы разума отошли назадний план. Вследующий миг Освальд крикнул кучеру остановиться ивыскочил изэкипажа.
        Коляска была послана вперед, чтобы ждать его задеревней, Освальдже через калитку вошел впарк. Ночем ближе он подходил кбеседке, темвсе медленнее становились его шаги, икогда он наконец поднялся поступенькам иГедвига пошла ему навстречу, онснова уже владел собой, словно только исполнял долг вежливости, остановившись проездом, чтобы попрощаться сневестой своего двоюродного брата.
        —Ятолько что нанес прощальный визит вашему батюшке, — началон, — инепреминул, конечно, лично откланятьсявам.
        —Выскоро уезжаете? — спросила Гедвига.
        —Послезавтра.
        —Эдмунд как-то говорилмне, чтовскоре предстоит ваш отъезд. Емуочень будет недоставатьвас.
        —Мнетакже, ножизнь неспрашивает онаших чувствах, когда требует разлуки.
        Этафраза должна была быть шутливой, нобыла произнесена достаточно грустно; втоже время взгляд молодого человека скользнул поГедвиге, слегка опиравшейся надеревянные перила. Озабоченность Рюстова была, пожалуй, слишком преувеличена: егодочь была такойже розовой ицветущей, такойже прелестной, какираньше; вее внешности ничто неизменилось, ивсе-таки она была совсем другая, чемта задорная, изменчивая фея, которая некогда, искрясь весельем ижизнерадостностью, появилась среди снежной бури. Выросший насолнце цветок, накоторый вдруг упала тень, также остается неизменным; унего теже формы икраски, тотже запах, носолнечный блеск пропал. Такаяже тень лежала теперь налице счастливой невесты графа Эттерсберга, авглазах было какое-то особенное влажное сияние, словно они познакомились счем-то, чтодоселе было чуждо им, — сослезами.
        —Следовательно, разлука все-таки тяжела длявас? — продолжала разговор Гедвига.
        —Конечно! Встолице я очень часто буду вспоминать Эдмунда и… горы.
        —АЭттерсберг нет?
        —Нет!
        Этобыло произнесено Освальдом так твердо ирешительно, чтоГедвига изумленно взглянула нанего.
        —Простите! — произнесон. — Язабыл, чтоЭттерсберг вскоре будет родным длявас. Моислова касаются только отношений, делавших мое пребывание там мучительным идавно уже известныхвам.
        —Новедь все уже уладилось. Семья уже больше непрепятствует вашей юридической карьере.
        —Да,после того какя потребовал себе свободу действий. Адотех пор сколько было борьбы! Ведь нелегко говорить смоей теткой. Вамэто еще придется испытать.
        —Мне? — удивленно спросила Гедвига. — Недумаю, чтобы уменя появился повод дляразногласий сосвекровью.
        —Боюсь, чтоэто вас неминует.
        Гедвига выпрямилась игордым инедовольным взглядом смерила своего собеседника, нотот мужественно его выдержал.
        —Может быть, смоей стороны вообще неделикатно, чтоя затрагиваю этот вопрос, и, может быть, выотвергнете мое вмешательство какнепрошеное, ноя немогу уехать, непредупредиввас. Тетушка очень часто говорит отом, чтопосле свадьбы хочет покинуть Эттерсберг ипоселиться вШенфельде. Эдмунд постоянно протестует против этого плана, авы поддерживаетеего. Неделайте этого! Наоборот, заставьте его согласиться науход матери. ВЭттерсберге нет места длямолодой госпожи, пока старая неуступит ей своего, ведь вместе состарой враждой появится иновое разногласие.
        —Янепонимаювас, — сказала взволнованная Гедвига. — Разногласия? Вражда? Неможетеже вы подразумевать старый процесс оДорнау.
        —Непроцесс, ното, чтодало кнему повод. Вы,вероятно, незнаете, ктоподдерживал вашего дедушку вего решении изаставилего, наконец, непризнать гражданского брака его дочери. Новаш батюшка знает иошибается, полагая, чтографиня отказалась отсвоих предубеждений против подобных брачных союзов. Правда, впервый момент отнеожиданности впорыве благодарности своему спасителю иглавным образом изчувства любви ксвоему сыну она согласилась. Чего она несделает ради него! Норано илипоздно она пожалеет освоей уступчивости, если неделает этого уже теперь, иискупать это будет неЭдмунд, авы.
        Гедвига слушала свозрастающим волнением. То,что ей так ясно ибезжалостно открывалось теперь, онавпоследнее время уже сама чувствовала вобращении кней графини, правда, как-то смутно ибезотчетно длясебя.
        —Досих пор уменя небыло причин жаловаться набудущую свекровь, — промолвилаона. — Онавсегда была сомной ласкова илюбезна.
        —Исердечна?
        Молодая девушка промолчала.
        —Недумайте, пожалуйста, чтонамои суждения влияют мои личные отношения ктетке, — продолжал Освальд. — Я,несомненно, несталбы сеять недоверие, еслибы незнал, какможет быть опасна безграничная вера. Земля вЭттерсберге горяча, ивам, покрайней мере, необходимо раньше узнать обэтом. Ваша матушка также должна была сначала добыть себе счастье борьбой, нозато, покрайней мере, всупруге она имела твердую опору имужественного защитника. Увас эта борьба начнется только после свадьбы, ноона непощадитвас, потому что вы входите вкруг тех предрассудков, изкоторого вырвалась ваша мать; да, кроме того, найдетели вы влице Эдмунда необходимую опору, должно еще показать время. Вовсяком случае, лучше всего полагаться лишь насебя. Япрошу вас еще раз: нивкоем случае несоглашайтесь насовместную жизнь сосвекровью. Эдмунд должен оставить эту мысль.
        Гедвига тихонько покачала головой.
        —Этобудет трудно, если неневозможно. Онлюбит свою мать…
        —Больше, чемсвою невесту?
        —Господин фон Эттерсберг! — воскликнула Гедвига.
        —Этовас оскорбляет? Конечно, этооскорбительно, ноименно поэтому вы должны учиться смотреть правде вглаза. Досих пор вы слишком беззаботно играли любовью Эдмунда иполучали взамен только игру да шутки. Всеболее глубокие его переживания вы предоставляли матери, охотно поддерживавшей это. Эдмунд умеет больше, чемтолько шутить. Подсвоей веселой внешностью он скрывает теплые, даже страстные чувства, ноих необходимо разбудить, адосих пор это умела делать только мать. Укрепите засобой то, чтопринадлежитвам! Навашей стороне еще власть невесты, власть первой юношеской любви; когда этот ореол исчезнет, может быть, будет слишком поздно.
        Гедвига слушала молча, опустив голову. Несколько месяцев тому назад подобное предупреждение она сочлабы оскорблением илиедко высмеялабыего. Освальд был прав — оначувствовала это; нопочему эти советы были сказаны именно его устами?
        —Вымолчите? — спросил Освальд, тщетно ожидавший ответа. — Выотвергаете мое непрошеное вмешательство?
        —Нет, — ответила Гедвига сглубоким вздохом. — Благодарювас, потому что знаю, чтозначит такое предупреждение изваших уст.
        —Ачего оно мне стоит!.. — невольно вырвалось уОсвальда, ноон недокончил фразы.
        Ласточки перекликались наверху, собираясь стаями котлету наюг. Онипрощались сприродой, слюдьми, прощались ссолнцем, сродиной, сосчастьем.
        Гедвига первая нарушила тягостное молчание, наступившее вслед запоследними словами Освальда.
        —Ласточки также хотят покинутьнас, — сказалаона, указывая наверх. — Ониотлетают.
        —Ия сними, — закончил Освальд. — Лишь стой разницей, чтоя уезжаю навсегда.
        —Навсегда? Выже будете иногда приезжать вЭттерсберг?
        —Недумаю, чтобы это было возможно. Уменя будет мало времени, даивообще тому, кто, какя, окончательно порывает сосвоим кругом, лучше всего держаться отнего подальше иполностью окунуться вновую атмосферу. Эдмунд, конечно, нехочет понять этого. Онкакраз незнает, чтотакое обязанности.
        —Ивсе-таки он больше думает овас ивашем будущем, чемвы полагаете, — проронила Гедвига.
        Освальд презрительно улыбнулся.
        —Пусть он оставит эти заботы! Янепринадлежу ктем, ктоберется зато, чтоим непосилам, изатем наполпути малодушно опускает руки. То,что я начал, яобязательно закончу итаким образом избавлюсь отоков зависимости.
        —Неужели эти оковы так тяжко гнетутвас?
        —Пригибают ксамой земле!
        —Вынесправедливы ксвоим родственникам!
        —Инеблагодарен, — свырвавшейся горечью добавил Освальд. — Выдовольно часто слышали это отмоей тетки, неправдали? Сосвоей точки зренияона, может быть, иправа. Мнеследовалобы терпеливо играть роль, уготованную судьбой. Ноя немогу. Вынепредставляете себе, чтозначит постоянно подчиняться чужой воле, подчиняться вкаждом своем чувстве, каждом движении, никогда несметь прекословить. Язнаю, чтомое будущее полно преград итерний, несомненно, чтонанего я должен положить все силы, ноэто — моебудущее, мояжизнь, которая принадлежит только мне инебудет больше зависеть отчужих благодеяний. Иесли я даже ипогибну наизбранном мной жизненном пути, тоуменя всеже останется право своего собственного выбора.
        Освальд выпрямился иглубоко вздохнул. Казалось, чтовместе спрошлым душа молодого человека освобождалась оттак долго давившей его тяжести. Онсмело смотрел вбудущее, ипоего лицу было видно, чтоон был всостоянии бороться сосветом ипобедить вэтой борьбе, какбы нибыли все враждебно кнему настроены.
        Гедвига впервые поняла, чтодолжен был вытерпеть этот гордый, непреклонный характер втех условиях, которые другим представлялись столь завидными, потому что были неразделимы сблеском эттерсбергского дома.
        —Атеперь я должен проститься свами, — снова начал Освальд, иего голос сразу стал едва слышным. — Яведь приехал проститься.
        —Эдмунд ждет вас вдекабре, хотябы нанесколько дней, — тихим, прерывающимся голосом сказала Гедвига. — Оннадеется, чтовы будете присутствовать нанашей свадьбе.
        —Язнаю это, атакже ито, чтоон сочтет неделикатным смоей стороны, если я неприеду. Пусть так, ядолжен примириться сэтим.
        —Значит, вынеприедете?
        —Нет!
        Освальд неприбавил нислова, никакого предлога воправдание своего отказа, даему всеравно неповерилибы. Только его взгляд остановился наглазах Гедвиги, давая объяснение этому кратко звучавшему «нет». Ион был понят — этоон видел поответному взгляду. Какнибольно отзывалась всердцах обоих горечь разлуки, словами они ее невыразили.
        —Тогда прощайте! — Гедвига протянула Освальду руку.
        Оннагнулся; горячие, трепещущие уста намиг прижались ксудорожно вздрагивавшей руке. Почти сразуже он выпустил руку иотступил назад.
        —Незабывайте меня совсем! Прощайте!
        Онушел, иГедвига осталась одна. Ееруки невольно схватились закусты, чтобы раздвинуть их иеще раз взглянуть наОсвальда, нобыло слишком поздно — онуже исчез задеревьями. Когда ветви кустарника снова сомкнулись, первые блеклые листья упали надевушку, иона вздрогнула, точно отпервого предостережения. Да,наступала осень, хотя все кругом еще было залито солнечным светом. Тотсуровый, бурный весенний день был так богат обещаниями сосвоей незримой могучей жизнью, сосвоими тысячами таинственных голосов, шептавших совсех сторон. Теперь все звуки затихли; жизнь отцвела имедленно приближалась кугасанию. Повсюду было пусто итихо.
        Гедвига стояла безмолвно, облокотившись оперила беседки; онанеплакала, недвигалась; только ее взгляд сбесконечной грустью устремился нагорную вершину, азатем поднялся коблакам, гдестаями собирались перелетные птицы. Сегодня ласточки неспускались кземле сприветом исобещанием счастья, кактогда; внедосягаемой вышине они летели вголубую даль, ивнизу был слышен их прощальный привет, какпоследний отзвук сболью произнесенных здесь слов: «Прощайте, прощайте!»
        Глава9
        Наступил следующий день, последний, который Освальду предстояло провести вЭттерсберге. Граф Эдмунд еще невернулся сохоты, ноего ждали счасу начас, зато изстолицы около полудня прибыл барон Гейдек. Оннашел длясебя удобным неприсутствовать напраздновании совершеннолетия племянника, соединенном софициальным объявлением его помолвки; лишь теперь, более чем через два месяца, онрешился посетить Эттерсберг. Несмотря нато что помолвка племянника состоялась иотменить ее уже было нельзя, унего ссестрой поэтому поводу произошел, по-видимому, очень серьезный разговор. Больше часа они оставались на-едине, ноупреки Гейдека непривели никкакому результату, хотя графиня вглубине души уже исама сожалела освоей «поспешности».
        Наконец графиня, явно расстроенная, ушла ксебе вкомнату. Усевшись записьменным столом, онаоткрыла сейф. Разговор сбароном, должно быть, разбередил илипробудил старые воспоминания, ито, чтоона вынула изсейфа, было связано сними. Этобыл довольно большой, старинной работы медальон, по-видимому, спортретом внутри; он, вероятно, долгие годы лежал нетронутый, таккакпожелтел отвремени. Графиня открыла медальон истала внимательно его рассматривать. Наее лице появилось какое-то странное выражение, несвойственноеей. Этобыли смутные, почти полубессознательные грезы, заставляющие человека забывать настоящее иуносящие вдавно прошедшее, гдеснова просыпаются воспоминания, давно забытые радости истрадания ивоскресают образы, долгие годы находившиеся взабвении.
        Графиня незамечала времени ивздрогнула наполовину отиспуга, наполовину отнедовольства, когда вдруг неожиданно открылась дверь. Быстрым движением захлопнув медальон, онаприкрыла его рукой ивтоже время снедовольством взглянула натого, ктонарушил ее уединение. Этобыл старый слуга Эбергард. Онбыл очень взволнован и, недожидаясь вопросов своей госпожи, прерывающимся голосом начал свой доклад:
        —Егосиятельство господин граф только что возвратились.
        —Нутак гдежеон? — спросила графиня, привыкшая, чтоповозвращении сын прежде всего являлся кней.
        —Усебя вкомнате, — доложил Эбергард. — Когда подъехал экипаж, господин фон Эттерсберг был случайно внизу налестнице ипроводил господина графа наверх.
        Графиня побледнела.
        —Проводил наверх? Чтоэто значит? Разве что-нибудь случилось?
        —Да,мне кажется, — запинаясь, промолвил старый слуга. — Кучер говорит онесчастном случае наохоте. Ружье господина графа нечаянно разрядилось иранилоего…
        Эбергарду неудалось закончить свой доклад, таккакграфиня сгромким криком ужаса откинулась назад, азатем, ничего больше неспрашивая инеслушая, бросилась впокои сына. Старый слуга хотел было поспешить заней, новэтот момент всалон сдругой стороны вошел Освальд.
        —Гдететя? — быстро спросилон.
        —Вероятно, ужеугосподина графа, — ответил Эбергард, указывая наоткрытую дверь. — Графиня очень испугалась, когда я принес им известие онесчастье.
        —Какможно быть таким неосторожным! — недовольно передернул плечами Освальд. — Уграфа небольшая рана наруке, ибольше ничего. Из-за этого вовсе ненадо было так пугать графиню. Теперь ступайте исообщите обовсем барону Гейдеку, чтобы ион неиспугался этого известия!
        Эбергард ушел исполнять приказание; Освальд намеревался также покинуть комнату, новдруг его взгляд, рассеянно иравнодушно скользнувший пописьменному столу, упал належавший медальон.
        Любопытство небыло пороком Освальда, ион счелбы нескромным рассматривать что-нибудь хотябы лежавшее иоткрыто вкомнате его тетки; новданный момент им управляло очень простительное заблуждение. Онеще вчера просил графиню отдать ему портрет покойного отца, находившийся некогда уего брата и, вероятно, валявшийся где-нибудь ввещах. Графиня обещала посмотреть, иОсвальд, решив, чтоона, вероятно, нашла то, чтоон просил, схватил медальон иоткрылего.
        Вмедальоне действительно находился портрет, писанный послоновой кости, нонетот, который рассчитывал увидеть Освальд. Ужеприпервом взгляде нанего молодой человек остолбенел и, казалось, чрезвычайно изумился.
        —Портрет Эдмунда? — вполголоса промолвилон. — Странно, чтоя досих пор никогда невиделего!.. Даведь он никогда неносил формы.
        Свозрастающим изумлением смотрел он то напортрет молодого графа, тонастаромодный потускневший медальон, вкоторомон, очевидно, находился давно. Дело было ввысшей степени загадочным.
        «Чтоэто значит? — задумался Освальд. — Портрет старый, ивсеже нанем Эдмунд такой, какой теперь. Хотя сходство всеже неполное: здесь есть какая-то совершенно чужая черточка и… Ах!»
        Словно молния, молодого человека осенило сознание истины иразрешило загадку. Онпорывисто подошел вплотную кбольшому портрету графа Эдмунда, написанному масляными красками ивисевшему настене, исоткрытым медальоном вруках стал сличать оба. Наобоих портретах были одни итеже черты, теже линии, даже темные волосы иглаза, только выражение лица набольшом портрете было нетаким, какнамаленьком, такобманчиво похожем наЭдмунда, словно он сам позировал длянего, ивтоже время изображавшем другого, совершенно другого!
        —Итак, значит, ябыл прав всвоем подозрении! — глухо вырвалось уОсвальда.
        Вэтом восклицании небыло ниторжества, низлорадства; наоборот, внем слышался непритворный ужас. Нокогда его взгляд упал написьменный стол ивсе еще открытый сейф, всякое другое чувство уступило место прорвавшейся горечи.
        —Совершенно верно! — пробормотал Освальд. — Онатщательно запрятала это, ипосторонний глаз никогда неувиделбыего, еслибы страх заЭдмунда неослепил ее сознание. Инужноже было попасть этому какраз вмои руки… здесь более чем случай. Явсе-таки думаю, — здесь Освальд гордо игрозно выпрямился, — чтоимею право спросить, ктоизображен наэтом портрете, идотех пор невыпущу его изрук, пока мне небудет дан ответ. — Сунув медальон вбоковой карман, онбыстро вышел изкомнаты.
        Страшное известие, принесенное Эбергардом графине, оказалось вдействительности более чем преувеличенным. Несчастный случай сЭдмундом небыл столь серьезным. Принеосторожном прыжке через кочку его ружье разрядилось, новыстрел задел, ксчастью, только левую руку, причем это была скорее царапина, чемрана. Несмотря наэто, всевзамке заволновались; барон Гейдек тотчасже поспешил кплемяннику, аграфиня неуспокоилась дотех пор, пока спешно вызванный доктор незаверилее, чтонет нималейшей опасности ичто отцарапины через несколько дней неостанется иследа.
        СамЭдмунд относился кпроисшествию сюмором. Онвысмеивал ивышучивал все заботы матери, энергично протестовал против того, чтобы сним обращались каксраненым, иедва подчинился предписанию доктора невставать сдивана.
        Наступил вечер. Освальд был один усебя вкомнате, которой непокидал современи своего открытия. Горевшая настоле лампа слабо освещала большую имрачную комнату стемными обоями. Настоле лежали различные письма ибумаги, которые Освальд перед отъездом хотел привести впорядок. Нотеперь он больше недумал обэтом, анеутомимо ходил покомнате, причем сильная бледность лица ивысоко вздымавшаяся грудь выдавали его глубокое волнение. То,что смутным, мучительным подозрением долгие годы таилось вего душе, чтоон часто-часто всеми силами отгонял отсебя, сполной очевидностью обнаружилось теперь. Хотя связь событий иистория портрета оставались длянего загадкой, ноони превращали вуверенность долго тлевшее подозрение ивызывали внем целую бурю противоречивых чувств.
        Наконец Освальд остановился перед письменным столом иснова взял роковой портрет, лежавший там среди бумаг.
        —Вконце концов, чтопользы извсего! — горько сказалон. — Мнененадо теперь никакого другого доказательства, ноуменя нехватает подтверждения, аединственный человек вовсем мире, ктоможет датьего, будет молчать. Онаскорее умрет, чемвыскажет признание, которое уничтожит одновременно иее, исына, азаставить сделать это признание я немогу. Янесмею отдать напоругание честь нашего рода, даже еслибы речь шла овладении Эттерсбергом. Ивсе-таки я должен иметь уверенность, да, вочтобы то нистало!
        Онмедленно закрыл медальон иснова положил его настол, вмрачной задумчивости глядя перед собой.
        —Есть, может быть, единственный путь. Что, если я покажу этот портрет Эдмунду ипопрошу его выяснить это? Ондобьется правды уматери, если очень захочет, аон захочет, когда я зароню вего душу подозрение; вэтом отношении я знаюего. Конечно, удар жестоко поразит Эдмунда сего легко ранимым чувством чести, сего честным, открытым характером, никогда незнавшим никакой лжи. Онбудет вырван избезмятежного спокойствия, изполноты счастья, заклеймен позорным убеждением, чтобыл орудием обмана!.. Ядумаю, поняв это, онпогибнет.
        Любовь кдругу юности вспыхнула вдуше Освальда спрежней силой, новместе сней проснулись идругие, враждебные чувства. Онигрозно указывали нанеслыханный обман ишептали молодому человеку лукавые речи:
        «Неужели ты действительно смолчишь иоткажешься отмести, которую тебе вручает сама судьба! Неужели ты молча уйдешь отсюда втемное, зыбкое будущее, подчинишься посторонним, будешь струдом пробивать себе дорогу и, может быть, погибнешь внапрасной борьбе, между тем какможешь стать господином натой земле, которая поправу принадлежит тебе? Неужели эта женщина, бывшая всегда твоим лютым врагом, должна торжествовать, предоставляя сыну все блага жизни, вто время кактебя, униженного, изгоняют изземли твоих предков? Ктоспрашивает тебя отвоих чувствах, отвоей борьбе? Употреби оружие, посланное тебе случаем! Тызнаешь место, гдеоно поразит наверняка».
        Этиобвинительные голоса были правы инаходили слишком громкий отклик всердце Освальда. Всеунижения, всеобиды, испытанные им втечение многих лет, снова встали перед ним, терзая его душу. Всечувства превратились вненависть. Графиня задрожалабы отужаса, еслибы увидела теперь лицо племянника. Оннемог выступить против нее соткрытым обвинением, нознал, чемлегко было ее уязвить.
        —Другого пути уменя нет! — решительно проговорилон. — Мнеона неуступит нишага, будет бороться допоследнего дыхания. Только Эдмунд способен вырвать унее тайну. Такпустьже он узнает! Янежелаю больше быть жертвой предательства.
        Легкие шаги вкоридоре прервали ход его мыслей. Онбыстро спрятал медальон подбумаги, лежавшие настоле, ибросил недовольный взгляд надверь, новздрогнул, увидев входившего, ивоскликнул:
        —Эдмунд, ты?
        —Ну,непугайсяже так, словно ты видишь перед собой привидение! — промолвил молодой граф, тщательно закрывая засобой дверь. — Яеще пока живой идаже пришел собственной персоной показать тебе, чтоты, вопреки моей так называемой ране, неимеешь никакой надежды намайорат.
        Эдмунд неподозревал, какпоразили двоюродного брата его появление инепринужденная шутка именно вэтот момент. Освальду пришлось приложить невероятное усилие, чтобы овладеть собой, ион почти сурово ответил брату:
        —Какможно быть таким неосторожным иидти подлинному холодному коридору! Тебе ведь нельзя сегодня покидать своей комнаты.
        —Яочень мало обращаю внимания намудрые предписания доктора, — легкомысленно заметил Эдмунд. — Неужели ты думаешь, чтоя позволю обращаться ссобой какстяжело раненным из-за того, чтоуменя оцарапана рука? Ради матери я выдержал несколько часов, атеперь довольно. Мойслуга получил строгий наказ говорить всем, чтоя сплю, ая пришел ктебе поболтать. Янемогу обойтись безтебя, Освальд; ведь сегодня ты проводишь вЭттерсберге последний вечер.
        Впоследних словах было столько теплоты, чтоОсвальд невольно отвернулся.
        —Тогда пойдем, покрайней мере, ктебе вкомнату, — поспешно предложилон.
        —Нет, здесь безопаснее, — стоял насвоем Эдмунд, опускаясь вкресло. — Мненужно много рассказать тебе… например, какя получил эту знаменитую рану, взволновавшую весь Эттерсберг, хотя оней нестоилобы говорить.
        Освальд беспокойно взглянул набумаги, подкоторыми лежал спрятанный медальон.
        —Какэто случилось? — рассеянно спросилон. — Мнесказали, что, когда ты прыгал через кочку, твое ружье разрядилось?
        —Да,так мы рассказали прислуге, имама сдядей также неузнают ничего другого. Ноперед тобой мне нечего скрывать. Ядрался надуэли содним изприглашенных наохоту гостей, бароном Занденом.
        —СЗанденом? — насторожился Освальд. — Чтоже произошло между вами?
        —Онпозволил себе оскорбительное выражение вмой адрес. Япотребовал унего объяснений; слово заслово разгорелся спор, ивконце концов мы решили наутро свести наши счеты. Каквидишь, обошлось довольно благополучно. Мнепридется самое большее снеделю носить руку наповязке, аЗанден отделался такойже царапиной наплече.
        —Значит, из-за этого ты оставался там лишнюю ночь?! Почемуже ты невызвал меня нарочным?
        —Каксекунданта? Этобыло лишнее, этууслугу мне оказал наш хозяин, авкачестве огорченного родственника ты всеравно явилсябы слишком поздно.
        —Эдмунд, неговори так легкомысленно осерьезных вещах! — снедовольством промолвил Освальд. — Вовремя любой дуэли накарту приходится ставить жизнь.
        —Боже мой! По-твоему, мненадо былобы сначала составить завещание, торжественно вызвать тебя дляпрощания иоставить трогательное «прости» Гедвиге. Ктаким вещам следует относиться какможно проще иполагаться насвое счастье.
        —Каквидно, слова противника были длятебя далеко нетак безразличны. Чемон, собственно, такоскорбил тебя?
        —Речь зашла остаром процессе из-за Дорнау. Меня дразнили тем, чтоя проникся практической идеей закончить процесс свадьбой. Ябеспечно ответил наэту шутку. ТутЗанден произнес такую фразу: «ТаккакДорнау переходит кЭттерсбергу, товсе предыдущие старания вэтом отношении были совершенно напрасны».
        —Тыведь знаешь, чтотвоя невеста отказала барону, — пожимая плечами, сказал Освальд. — Естественно, чтоприкаждом удобном инеудобном случае он готов уколоть тебя.
        —Да,ноего фраза была направлена против моей матери, — проворчал Эдмунд. — Ведь нидлякого нетайна, чтоона решительно восстала против брака своей двоюродной сестры сРюстовом ивсегда была настороне разгневанного отца. Онаочень высокого мнения освоем происхождении исвоих сословных правах исчитала своей обязанностью совсей энергией вступаться заних. Именно поэтому я так высоко ценю жертву, которую она приноситмне. Носвои слова барон Занден произнес так, будто завещание было внушено дяде Францу изкорыстных целей, чтобы Дорнау досталосьмне. Неужели я должен терпеть это?
        —Тызаходишь слишком далеко. Недумаю, чтобы Занден думал именно так.
        —Всеравно, японял это именно так. Почемуже он неотрицал, когда я потребовал унего объяснения? Может быть, яипогорячился, новэтом отношении я очень щепетилен. Тычасто упрекаешь меня влегкомыслии, ноесть границы, закоторые оно непереходит, итогда я смотрю навещи серьезнее, чемты.
        —Язнаю это, — медленно сказал Ос-вальд. — Вдвух случаях ты можешь чувствовать глубоко исерьезно: когда затрагиваются твое чувство чести итвоя мать!
        —Иони составляют одно целое! — почти грозно воскликнул Эдмунд. — Икто оскорбит их хоть тенью подозрения, тотбудет иметь дело сомной!
        Онвскочил игордо выпрямился. Обычно веселое ибеспечное выражение его лица сменилось глубокой серьезностью, аглаза горели страстным волнением.
        Освальд замолчал; встав около письменного стола, онприготовился отбросить бумаги ивынуть портрет, но, услышав последние слова графа, невольно остановился. Почему вэтот момент должен был состояться именно такой разговор?
        —Яникогда неподозревал, чтоэто завещание могло дать повод ктакому толкованию, — снова начал Эдмунд. — Впротивном случае уже тогда, когда умер дядя, яотказалсябы отнаследства иникогда недопустилбы процесса. Еслибы Гедвига осталась мне чужой исудьба присудила мне Дорнау, мнекажется, клеветники непобоялисьбы сделать меня пособником обмана.
        —Можно быть ижертвой обмана, — глухо проговорил Освальд.
        —Жертвой? — повторил граф, быстро оборачиваясь кбрату. — Чтоты хочешь этим сказать?
        Рука Освальда лежала набумагах, скрывавших роковой медальон, ноон холодно ответил:
        —Ничего! Янедумал сейчас оДорнау. Намведь известно лучше, чемкомубы то нибыло, чтодядя Франц действовал посвоей воле. Нозавещание составлено втвою пользу, вущерб дочери; втаких случаях есть место клевете, иона толкует опостороннем влиянии. Вданной ситуации, чтовполне естественно, могли подумать, чтомать требовала всего винтересах сына.
        —Тогда это былобы мошенничеством, — снова вспыхнул Эдмунд. — Янепонимаю тебя, Освальд. Какты можешь стаким равнодушием говорить отаком позоре? Иликакты это назовешь, когда законного наследника отстраняют, аего место занимает другой, емудостается все имущество? Яназываю это обманом, поступком бесчестным, иодна мысль отом, чтонечто подобное можно связать сименем Эттерсбергов, заставляет закипать вомне кровь.
        Рука Освальда медленно скользнула постолу, ион отошел вугол комнаты, куда непадал свет лампы.
        —Подобное подозрение ктебе былобы жестокой несправедливостью, — сказал он сударением. — Носвет всегда судит зло; правда, емучасто приходится делать неприятные открытия. Какраз внашем кругу подчас разыгрываются темные семейные драмы, долгие годы скрывающиеся отвсех. Новдруг поволе случая они становятся известны, икто-нибудь, занимающий блестящее положение, таит всебе сознание вины, которая, еслибы открылась, уничтожилабыего.
        —Ну,я небылбы способен наэто, — ответил граф, поворачивая кбрату свое прекрасное открытое лицо. — Ядолжен смотреть насвет инасебя честными глазами, должен свободно дышать ииметь возможность презирать всякое преступление, всякий обман, иначе дляменя нет больше жизни. Темные семейные драмы! Конечно, ихбывает больше, чемполагают, ноя непотерпелбы такой тени намоем роде исам вывелбы все начистую воду.
        —Аеслибы ты вынужден был молчать ради семейной чести?
        —Тогдая, вероятно, умербы, потому что немогбы жить ссознанием, чтонамне инамоем имени клеймо позора.
        Освальд провел рукой полбу, покрытому холодным потом, между тем какего взгляд напряженно следил закаждым движением брата. Быть может, теперь вовсе нетребовалось помощи сего стороны, случай снимал снего тяжелую обязанность, которая все-таки должна быть выполнена. Эдмунд подошел кписьменному столу и, продолжая возбужденно говорить, перебирал бумаги, неглядя наних. Ещенемного, ион мог увидеть медальон, старомодная форма которого должна будет обратить насебя его внимание, итогда катастрофа неминуема.
        —Покрайней мере, теперь знают, какя отношусь ктакого рода намекам, — продолжалон, — аурок, полученный Занденом, послужит напользу идругим. Дляклеветы нет ничего святого; своим жалом она поражает ито, чтодлядругого составляет высокий ичистый идеал.
        —Идеалы падают вгрязь, — проронил Освальд. — Ты,конечно, этого еще неиспытал.
        —Яговорил омоей матери, — сглубоким чувством промолвил молодой граф.
        Освальд ничего неответил, он, ксчастью, стоял втени, поэтому собеседник невидел, какмучил его этот серьезный разговор. Крайне редко случалось, чтобы Эдмунд был серьезен, икакраз сегодня он был втаком состоянии, какраз сегодня выказывал всю глубину своих чувств. Приэтом правой рукой он продолжал машинально перебирать бумаги, приближаясь кроковому месту. УОсвальда дрожали руки, онхотел отвлечь отстола ничего неподозревавшего брата, ноничего непридумал, имолодой человек остался насвоем месте.
        —Тыпонимаешь теперь, почему я несказал маме обэтой дуэли, несмотря наее благоприятный исход, — снова начал Эдмунд. — Онаспросилабы опричине, иэто оскорбилобыее. Пока я жив, нималейшее оскорбление недолжно ее коснуться. Яскорее лишусь жизни, чемдопущу, чтобы ее оклеветали.
        Лист залистом перекладывал он отдельные бумаги ивзялся уже запоследний, подкоторым лежал медальон; новтотже миг Освальд схватил его заруку ипомешал откинуть лист всторону.
        —Чтоэто значит? — удивленно спросил Эдмунд. — Чтостобой?
        Вместо ответа Освальд, обнявего, отвел всторону.
        —Пойдем, Эдмунд! Сядем лучше надиване.
        —Почему ты насильно уводишь меня отсвоего письменного стола? Утебя такой вид, словно он сейчас взорвется. Неположилли ты туда мины?
        —Может быть! — состранной улыбкой ответил Освальд. — Оставь бумаги ипойди сюда!
        —О,тебе нечего бояться нескромности смоей стороны, — сволнением заметил граф. — Дляэтого вовсе ненадо было стаким строгим видом класть руку набумаги. Яиневзглянулбы наних; явзял их вруки совершенно случайно. По-видимому, утебя имеются там секреты, ия вообще мешаю тебе приводить впорядок твои бумаги. Тогда я лучше уйду.
        Онсделал было движение, какбы желая уйти, ноОсвальд крепко схватил его заруку, воскликнув:
        —Нет, Эдмунд, такты несмеешь уйти отменя. Вовсяком случае, несмеешь сегодня.
        —Да,правда… ты ведь проводишь здесь последний вечер, — наполовину ворчливо, наполовину уже примирительно промолвил Эдмунд. — Тыделаешьвсе, чтотолько возможно, чтобы показатьмне, какты равнодушен кэтому.
        —Тынеправ! Разлука дляменя тяжелее, чемты думаешь. — Голос Освальда задрожал так заметно, чтоЭдмунд сизумлением взглянул нанего, ивсю его обидчивость какрукой сняло.
        —Боже мой, чтостобой? Тыбледен каксмерть. Вообще, тыбыл крайне странен весь вечер. Впрочем, ядогадываюсь. Встарых бумагах иписьмах ты нашел что-нибудь такое, чтовызвало воспоминания отвоих родителях, иэти воспоминания тяжелы.
        —Ода, очень тяжелы! — сглубоким вздохом промолвил Освальд. — Нотеперь я справился сними. Тыправ, меня расстроили старые воспоминания. Теперь я навсегда покончу сними.
        —Втаком случае я уйду, — заявил Эдмунд. — Язабыл, чтотебе еще многое необходимо привести впорядок, арано утром мы еще увидимся. Спокойной ночи, Освальд!
        —Спокойной ночи, Эдмунд! Часто я был резким ихолодным поотношению ктебе, вто время когда ты так тепло относился комне. Ноя все-таки очень любил тебя, иглубину этого чувства я понял только теперь, вэтот час.
        —Вчас разлуки! — упрекнул Эдмунд, сердечно отвечая наего объятие. — Иначе это признание никогда несорвалосьбы ствоих уст. Несмотря наэто, явсе-таки знал, чтозначу длятебя.
        —Ивсеже несовсем. Ясам узнал это только ссегодняшнего дня. Нотеперь ступай! Тебе все-таки неследует долго оставаться наногах ствоей раной. Идииложись впостель!
        Положив руку наплечо двоюродного брата, онпроводил его задверь ипокоридору. Тамони расстались, но, прежде чем граф успел вернуться ксебе вкомнату, Освальд снова стоял уписьменного стола спортретом вруках. Онеще раз глянул нанего, азатем решительно закрыл медальон, проговорив вполголоса:
        —Онумербы из-за этого; такой ценой я нехотелбы стать владельцем майората.
        Глава10
        Наследующее утро зазавтраком, таккакотъезд Освальда был назначен дополудня, сошлись только трое мужчин. Граф Эдмунд исегодня очень мало обращал внимания напредписания доктора, заставлявшие его оставаться вкомнате. Онявился сперевязанной рукой, нободрый ивеселый, исмеялся надупреками барона Гейдека, советовавшего ему беречься. Зато графиня сегодня совсем непоказалась. Онажестоко страдала отнервного припадка, вероятно, вследствие испуга отпервой преувеличенной вести онесчастье ссыном.
        Эдмунд, побывавший уже уматери, нашел ее встрашнейшем нервном возбуждении инавопрос, можетли Освальд прийти проститься кней, получил ответ, чтоона слишком страдает, чтобы видеть кого-либо, заисключением сына. Молодой граф чувствовал себя крайне неловко, сообщая это двоюродному брату; онпонимал, какнеделикатно было отказать впрощании уезжавшему, идумал, чтомать сможет все-таки побороть себя, чтобы хоть нанесколько минут принять племянника.
        Кизвестию отом, чтоон больше неувидит тетки, Освальд отнесся очень спокойно ибезвсякого удивления. Ондогадался, какая связь существовала между бесследным исчезновением медальона инервным припадком. Графиня, конечно, узнала отЭбергарда, чтосразуже после ее ухода изсвоей комнаты туда пришел ее племянник иоставался там некоторое время один.
        Разговор зазавтраком неотличался оживлением. Барон Гейдек невыказывал особенной сердечности племяннику, который сделал такой решительный поступок наперекор его воле. Эдмунд был расстроен разлукой, почувствовав всю ее тяжесть именно теперь, когда она была так близко, итолько Освальд сохранял серьезное спокойствие. Когда встали из-за стола, молодого графа вызвали кприехавшему доктору. Барон Гейдек хотел пойти заним, чтобы уговорить доктора быть построже слегкомысленным пациентом, ноего остановил тихий голос Освальда. Кактолько они остались вдвоем, последний вынул избокового кармана небольшой, тщательно сложенный изапечатанный сверток ипроизнес:
        —Янадеялся перед отъездом еще переговорить стетей, нотак какэто невозможно, тоя прошу вас передать ей отменя последний привет. Приэтом я убедительно прошу вручить этот пакет всобственные руки графини, илишь тогда, когда она будет одна.
        —Чтоэто затаинственное поручение? — удивился Гейдек. — Ипочему ты выбрал меня, анеЭдмунда?
        —Едвали тетушка пожелалабы, чтобы Эдмунд узнал что-нибудь опередаче илисодержании этого свертка. Повторяю мою просьбу: передать ей это наедине.
        Ледяной холод этих слов игордый, грозный взгляд, сопровождавшийих, были единственной местью, которую позволил себе молодой человек. Гейдек непонялего, ноему стало ясно, чтоздесь речь шла очем-то необычном, ион, взяв сверток, произнес:
        —Хорошо, явыполню твое поручение.
        —Благодарю! — сказал уходя Освальд.
        Разговор дальше продолжаться немог, таккаквкомнату всопровождении доктора вошел Эдмунд, пожелавший, чтобы врач навестил его мать, состояние здоровья которой очень его беспокоило.
        Мнение доктора относительно обоих пациентов было весьма успокоительным. Рана графа заживала, аграфиня страдала обычным нервным расстройством, явившимся следствием вчерашнего испуга. Обоим был предписан покой, аЭдмунд даже выпросил позволение проводить брата доэкипажа.
        Прощание Освальда сбароном Гейдеком было очень коротким ихолодным, зато прирасставании докрайности был расстроен Эдмунд. Оночень просил Освальда вочтобы то нистало приехать насвадьбу вЭттерсберг, асам обещал вскоре приехать встолицу. Освальд слушал его спечальной улыбкой; онзнал, чтонитого, нидругого небудет — графиня, несомненно, найдет средство удержать сына отобещанного посещения. Ещеодно последнее объятие, иэкипаж укатил, поднимая клубы пыли.
        Возвратившись взамок, Эдмунд почувствовал пустоту отразлуки сдругом детства.
        Прошло более двух часов после отъезда Освальда, илишь тогда барон Гейдек отправился ксестре исполнить принятое насебя поручение. Оннеторопился, таккакприсуществовавших натянутых отношениях между Освальдом итеткой едвали можно было предположить, чтобы этот «последний привет» был приятен. Поэтому он сначала решил отложить его доследующего дня, новзгляд итон Освальда припередаче пакета показались ему такими значительными, чтоон решил покончить сделом сегодняже. Поего желанию графиня выслала камеристку сприказанием никого непускать, ибрат ссестрой долгое время оставались одни.
        Бледная ивзволнованная графиня сидела накушетке. Было видно, сколько она выстрадала совчерашнего вечера истрадала еще теперь, безмолвно выслушивая упреки брата, который соткрытым пакетом стоял перед ней.
        —Итак, тыдействительно немогла расстаться сэтим несчастным портретом! — произнесон, правда, пониженным, ноочень возбужденным голосом. — Ядумал, онуже давно уничтожен. Чтозабезумие хранитьего!
        —Небрани меня, Арман! — прерывающимся отслез голосом воскликнула графиня. — Этоединственное воспоминание, которое я сохранила. Яполучила его споследним приветом, когда он погиб.
        —Иради этой сентиментальности ты небоялась навлечь насебя исына такую страшную опасность? Разве черты лица недостаточно красноречивы? Когда Эдмунд был еще ребенком, сходство небыло таким ярким; теперьже, когда он втомже возрасте, вкаком был тот, онопрямо поразительно. Тызнаешь, вчьих руках находился портрет?
        —Язнала это совчерашнего вечера. Боже мой, чтопосле этого может произойти?
        —Ничего! — холодно проговорил Гейдек. — Доказательством тому служит возвращение. Освальд слишком опытный юрист, чтобы несмог понять, чтопростой портрет еще непредставляет собой доказательства ичто нанем нельзя обосновать никакого обвинения. Несмотря наэто, онвсеже поступил великодушно, возвративего. Другой употребилбы его дляшантажа. Этот портрет недолжен больше существовать.
        —Яуничтожуего, — тихо пролепетала графиня.
        —Нет, этосделаюя, — возразил брат, тщательно пряча медальон вкарман. — Тыопять поддашься романтическим мечтам. Однажды мне уже пришлось спасать тебя отопасности, Констанция, теперь я должен сделать тоже самое. Прах погребен несколько лет назад, недай ему воскреснуть снова, ато он легко может разрушить все счастье вЭттерсберге. Этот несчастный медальон должен исчезнуть сегодняже. Того, чтонаходится внем, Эдмунд совершенно недолжен знать, также какэтого неподозревал твой муж…
        Последние слова он произнес невольно повышенным тоном, новдруг замолчал, таккаквтуже минуту открылась дверь соседней комнаты, инапороге появился Эдмунд.
        —Чтоя недолжен знать? — резко ибыстро спросилон. Молодой граф недопускал имысли, чтоприказ графини никого непринимать относился также икнему. Чтобы небеспокоить матери, онтихонько прошел через соседнюю комнату. Призакрытых дверях ипониженном тоне разговора ему трудно было услышать что-нибудь, кроме последних слов дяди. Обэтом говорило ивыражение его лица, накотором было написано изумление, нонеужас. Несмотря наэто, графиня вздрогнула, идлятого, чтобы заставить ее овладеть собой, потребовалось безмолвное, номногозначительное предупреждение барона, ссилой сжавшего ее руку.
        —Чтоя недолжен знать? — повторил Эдмунд, подойдя ближе иобращаясь кбарону.
        —Неужели ты подслушивалнас? — спросил тот, чувствуя, какунего захватывает дух приодной мысли овозможности подобного.
        —Нет, дядя, — снедовольством возразил молодой граф, — янеспособен натакую низость. Яслышал только твои последние слова, когда намеревался открыть дверь. Весьма понятно, чтоя хочу знать, чтоони означают ичто именно скрывали досих пор отменя также, какотмоего отца.
        —Тыведь слышал, чтоя просил сестру неговорить тебе обэтом, — ответил барон, овладевший собой. — Дело касается одного печального обстоятельства извремен нашей юности, которое нам лучше оставить впокое. Тыведь знаешь, чтонаша юность была суровее игораздо тяжелее, чемтвоя. Намприходилось подчас бороться из-за того, очем ты неимеешь нималейшего понятия.
        Объяснение было очень правдоподобным, иЭдмунд, по-видимому, поверилему, новтоне его обращения кматери, несмотря навсю нежность, послышался горький упрек:
        —Досих пор я никак непредполагал, мама, чтоотменя утебя есть тайна.
        —Немучай маму! — заметил Гейдек. — Тывидишь, какона расстроена.
        —Именно поэтому ты должен пощадить ее инепробуждать сегодня мрачных воспоминаний, — слегким раздражением ответил Эдмунд. — Япришел сообщить тебе, мама, чтотолько что приехала моя невеста сотцом. Яведь могу привести ктебе Гедвигу? Если ты здорова настолько, чтовсостоянии говорить сдядей, то, вероятно, сможешь принять иее?
        —Конечно, голубчик! — поспешно согласилась графиня. — Ячувствую себя значительно лучше. Сейчасже приведи Гедвигу комне!
        —Япойду заней. — Уходя, Эдмунд обернулся еще раз, иего странный, испытующий взгляд скользнул поматери идяде.
        Граф еще накануне послал вБруннек нарочного сизвестием, чтонаохоте он слегка повредил себе руку ипотому неможет приехать, ипросил небеспокоиться из-за этого. Темнеменее Рюстов сдочерью наследующий день поехал вЭттерсберг, новид Эдмунда, каквсегда веселого, рассеял их опасения. Почти одновременно сними навестить больного приехал ссыном сосед-помещик, вусадьбе которого приключился несчастный случай.
        Таким образом, первая встреча барона Гейдека сновым родственником прошла гораздо непринужденнее, чемможно было ожидать. Красота молодой невесты, конечно, повлияла настрогого дядюшку, который, несмотря насвои аристократические предубеждения, немог неодобрить выбора племянника. Лишь поотношению ксоветнику Гейдек сохранил несколько холодный, хотя безупречно вежливый тон.
        Присутствие посторонних делало разговор оживленным иобщим, только Эдмунд был не-обыкновенно молчалив ирассеян, нонизачто нехотел сознаваться, чтоэто каким-либо образом связано сего раной, аобъяснял свое расстройство разлукой сОсвальдом. Может быть, оннехотел признаться даже самому себе, чтоего угнетало нечто другое.
        Гости оставались недолго, ачерез несколько часов иРюстов сдочерью уехали вБруннек. Эдмунд проводил невесту доколяски инежно простился сней. Затем он вернулся ксебе вкомнату, ноему было непосебе; еготерзало какое-то странное беспокойство. Наконец он лег насофу ипопробовал читать, нонепонимал смысла прочитанного. Наобычно ясном челе молодого графа сегодня собирались крупные морщины, какая-то навязчивая мысль сверлила его мозг, всевремя возвращаясь ктем словам, которые он услышал вкомнате матери. Чтоон недолжен был знать? Чтотак тщательно скрывалось отнего?
        Эдмунд вовсе непривык чувствовать себя чем-нибудь недовольным, задумываться надчем-либо загадочным, итакое состояние было длянего невыносимо. Вконце концов он бросил книгу, встал инаправился кдяде.
        Барон Гейдек, приезжая ксестре, обычно поселялся вкомнатах длягостей, находившихся наверхнем этаже, ивскоре после отъезда гостей ушел ксебе. Онстоял перед камином, старательно растапливаяего. Привиде племянника он изумился, ноего изумление, казалось, было неизприятных.
        —Япомешал тебе? — спросил Эдмунд, заметивший это.
        —О,нисколько, но, по-моему, ствоей стороны крайне легкомысленно, чтоты необращаешь нималейшего внимания насвою рану ибродишь позамку, вместо того чтобы спокойно лежать усебя надиване.
        —Мнеже позволено выходить изкомнаты, — возразил Эдмунд, — ая хотел поговорить стобой. Тыприказал затопить камин? Тебе небудет жарко присегодняшней погоде?
        —Янахожу, чтоздесь очень прохладно, вособенности квечеру, — ответил барон, опускаясь встоявшее укамина кресло ижестом приглашая племянника сесть против него.
        НоЭдмунд остался стоять.
        —Яхотел просить тебя объяснить мне те слова, которые случайно услышал привходе кмаме, — безлишних слов началон. — Вприсутствии мамы я нехотел настаивать наэтом, онадействительно очень расстроена. Нотеперь мы одни, аэти слова недают мне покоя! Чтоони означают?
        Гейдек нахмурился:
        —Яуже сказал тебе! Яговорил оботношениях внашей семье, которые, впрочем, ужедавно разрешены изабыты, однако могут больно задеть тебя.
        —Ноя уже неребенок, — снеобыкновенной серьезностью промолвил Эдмунд, — и, вероятно, могу попросить, чтобы меня посвятили внаши семейные дела. Речь шла отайне, которая моглабы разрушить счастье здесь, вЭттерсберге. Сейчас я — владелец Эттерсберга, следовательно, дело касается меня, ия имею право спросить обэтом. Разинавсегда, дядя, яхочу знать, вчем дело!
        Требование было выражено так энергично, чтововсе было несвойственно характеру молодого графа, нобарон Гейдек только пожал плечами.
        —Оставь меня впокое сосвоими вопросами, Эдмунд! — нетерпеливо ответилон. — Какты можешь стаким упрямством привязываться кслову? Ведь это были просто слова, которые сплошь ирядом встречаются вразговоре инеимеют никакого значения.
        —Ноты говорил очень возбужденным тоном.
        —Аты, несмотря насвое отвращение кподслушиванию, всеже стоял некоторое время удвери.
        —Еслибы я хотел настолько унизиться, тозналбы теперь больше имне ненужно былобы просить утебя объяснения, — раздраженно возразил Эдмунд.
        Гейдек закусил губы. Онмог предполагать, чтослучилосьбы, еслибы племянник действительно унизился доподслушивания, ноосознавал необходимость отклонить его дальнейшие вопросы ипотому ответил схолодной решимостью:
        —Этообстоятельство касается главным образом меня, ипотому я нежелаю подробно разбиратьего. Думаю, чтоэтого более чем достаточно длятебя итебе нечего больше осаждать вопросами мать. Апотому перестань говорить обэтом!
        Натакое объяснение, данное сполной решительностью ивсем авторитетом бывшего опекуна, ничего нельзя было возразить. Эдмунд замолчал, ночувствовал, чтоему нетолько несказали правды, но, наоборот, даже старались отвлечь отнее. Темнеменее он видел, чтоотдяди ничего недобьется ичто ему нужно отказаться отдальнейших расспросов.
        Гейдек, по-видимому, хотел совсем уйти отразговора. Онсхватил кочергу исшумом стал мешать ею дрова вкамине. Егодвижения выражали крайнюю степень беспокойства иструдом сдерживаемого волнения. Приэтом он неосторожно нагнулся слишком низко, икогда огонь вдруг вспыхнул ивырвался изкамина, Гейдек сподавленным стоном отдернул руку назад.
        —Тыобжегся? — спросил Эдмунд, очнувшись.
        Гейдек смотрел наруку, накоторой появилась красная полоса ожога.
        —Удивительно глупо сделан этот камин! — воскликнулон, давая выход своему раздражению, ибыстро выхватил изкармана носовой платок, чтобы приложить его кобожженной руке.
        Новместе сплатком вылетел идругой предмет, упавший напол ипокатившийся ксамым ногам Эдмунда, Гейдек сразуже наклонился заним, нобыло уже поздно — племянник опередил его иподнял раскрывшийся медальон, ослабевший замок которого припадении несмог удержать крышку. Какой-то рок висел надэтим несчастным портретом! Перед самым уничтожением он попал вруки именно того, ктоникогда недолжен был его видеть!
        —Мойпортрет? — свеличайшим изумлением спросил Эдмунд. — Откуда он утебя, дядя?
        Слица барона сбежала вся краска, нотолько наодин миг. Онзнал, чтоздесь было поставлено накарту. Страшным напряжением воли ему удалось сохранить самообладание, ион ответил, стараясь воспользоваться ошибкой племянника:
        —Нуда! Почемубы мне инеиметь твоего портрета? — Вместе стем он сделал попытку взять медальон изрук графа, однако тот отступил отнего иневозвращал своей добычи.
        —Ноя никогда непозировал длянего. Ичто значит форма, которой я никогда неносил?
        —Эдмунд, отдай мне медальон! — кратко иповелительно приказал Гейдек, снова пытаясь завладеть медальоном.
        Егостарания были тщетны. Небудь предыдущего разговора вкомнате графини, Эдмунд, вероятно, удовлетворилсябы любым объяснением, потому что подозрение инедоверчивость были вовсе несвойственны его открытому характеру. Нотеперь ито идругое было внушеноему, теперь он знал, чтозаэтим скрывается какая-то тайна. Инстинкт подсказывалему, чтоэто было связано сэтим портретом, ион настойчиво искал ответ насвой вопрос, неподозревая, чемэто может закончиться.
        —Откуда утебя этот портрет, дядя? — снова спросилон, ноуже повышенным тоном.
        —Ятебе скажу, когда ты мне возвратишьего, — резко возразил барон.
        Вместо ответа Эдмунд подошел кокну, гдебыло еще совсем светло, иначал тщательно разглядывать портрет.
        Последовала долгая, томительная пауза… Гейдек судорожно сжимал спинку кресла, скоторого вскочил. Емуприходилось молча смотреть, таккакон считал, чтовсякое насилие сего стороны может все испортить; ното, чтоон испытывал, было мучительно.
        —Ну,рассмотрел? — спросил он попрошествии нескольких минут. — Получу я наконец медальон?
        Эдмунд обернулся.
        —Этонемой портрет, — медленно проговорилон. — Здесь только невероятное, неслыханное сходство, которое спервого взгляда вводит взаблуждение. Ктоздесь изображен?
        Барон Гейдек уже предвидел этот вопрос иприготовился кнему, поэтому ответил беззапинки.
        —Родственник, умерший много лет тому назад.
        —Один изЭттерсбергов?
        —Нет, член нашей семьи.
        —Воткак! Почемуже я никогда неслышал обэтом родственнике иобэтом удивительном сходстве?
        —Случайно, должно быть! Ах,боже мой, даперестань ты все время смотреть напортрет! Такого рода сходства очень часто случаются между родственниками.
        —Часто? — машинально повторил Эдмунд. — Может быть, именно здесь искрывается «несчастное воспоминание», которое еще сегодня должно было исчезнуть? Онодолжно исчезнуть, поэтому-то ты ивелел затопить камин?
        Смертельно бледный молодой граф шаг зашагом приближался кпропасти, оглубине которой даже недогадывался. Гейдек видел это исделал последнюю отчаянную попытку спастиего.
        —Эдмунд, моетерпение кончилось! — воскликнулон. — Неможешьже ты серьезно требовать, чтобы я отвечал тебе наподобные дикие вопросы?
        —Ятребую, чтобы мне объяснили тайну этого портрета! — выходя изсебя, крикнул Эдмунд. — Яхочу знать, ктонанем изображен. Дядя, тыдашь мне ответ! Сейчас, сиюминуту!.. Недоводи меня докрайности!
        Гейдек напрасно ломал себе голову, придумывая выход. Оннеумел лгать и, кроме того, чувствовал, чтоплемянник недаст больше обмануть себя. Единственное, чтоему оставалось, — этовыиграть время.
        —Тыузнаешь это впоследствии, — уклонился он отпрямого ответа. — Теперь ты слишком взволнован иеще неоправился отпоследствий раны.
        —Значит, тынежелаешь мне отвечать? — возмутился Эдмунд. — Тынеможешь инехочешь? Тогда я пойду испрошу мать; онадолжна будет дать мне ответ!
        Онвихрем вылетел изкомнаты истремительно сбежал слестницы. Дядя неуспел удержать его ипоспешил заним, нонапрасно. Когда барон подошел ккомнате сестры, Эдмунд успел уже запереть засобой дверь. Невозможно было также услышать, чтопроисходило зазакрытыми дверями. Гейдек видел, чтоему придется отказаться отвсякого вмешательства.
        —Да,это большое несчастье, — глухо промолвилон. — Бедная Констанция! Боюсь, чтовозмездие тяжелее, чемтого заслуживает твой грех!
        Глава11
        Наследующий день была неприятная осенняя погода. Туман икосой дождь заволокли всю окрестность, инацветах икустарниках показались следы первого ночного мороза.
        ВЭттерсберге слуги ломали головы испрашивали себя, чтослучилось; ачто что-то случилось, было несомненно. Вчера после обеда, когда приезжали господа изБруннека, всебыло нормально; ностого момента, какмолодой граф вышел изкомнаты матери, происходило что-то непонятное. Граф заперся иневыходил изсвоей комнаты, графиня, какуверяла ее горничная, серьезно заболела, ноникого непускала ксебе идаже невелела звать доктора. Наконец, барон Гейдек сегодня уже два раза напрасно пытался попасть кплемяннику, ноидлянего дверь оставалась закрытой.
        Время близилось уже кполудню. Гейдек только что втретий раз попытался попасть кплемяннику, ноинаэтот раз безуспешно. Старик Эбергард удрученно стоял рядом сбароном, решительно заявившимему:
        —Вочтобы то нистало я должен пройти кплемяннику. Неможет быть, чтобы он неслышал моего зова истука. Там, наверное, что-то случилось.
        —Явсе время слышал, какего сиятельство ходили взад ивперед покомнате, — ответил Эбергард. — Только сполчаса там все стихло.
        —Всеравно! — заявил Гейдек. — Отраны унего могла произойти потеря крови, сним мог случиться обморок. Ничего неподелаешь, придется взломать дверь.
        —Может быть, есть другое средство, — нерешительно промолвил Эбергард. — Маленькая дверь, ведущая изгардеробной вспальню графа, вероятно, незаперта; еслибымы…
        —Иэто вы говорите только теперь? — раздраженно перебил его Гейдек. — Почему вы несообщили мне обэтом еще сегодня утром? Сейчасже покажите мне вход!
        Старый слуга молча выслушал упрек. Онневерил нивобморок, нивпотерю крови, которыми барон хотел прикрыть свое насильное вторжение; онпрекрасно слышал шаги молодого барина, атакже чувствовал, чтотот вочтобы то нистало хотел остаться один. Теперь ему ничего неоставалось, какпоказать вход. Оноказался незакрытым.
        Гейдек знаком приказал слуге уйти, асам прошел кплемяннику, тщательно закрыв засобой маленькую дверь гардеробной. Спальня была пуста, кровать несмята. Быстрыми шагами барон прошел всоседнюю комнату, иоблегченный вздох невольно вырвался изего груди, когда он увидел Эдмунда.
        —Эдмунд, этоя, — промолвил он вполголоса.
        Ответа непоследовало; молодой граф, казалось, неслышал приближавшихся шагов, неслышал слов, обращенных кнему. Онлежал надиване, уткнувшись лицом вподушки, впозе смертельно уставшего человека.
        —Какты можешь так пугатьнас! — супреком проговорил Гейдек. — Трираза я напрасно стоял утвоих дверей инаконец почти насильно вошел ктебе.
        Инаэтот раз Эдмунд непошевелился. Дядя подошел ближе исклонился надним:
        —Ответьжемне, покрайней мере! Вчера ты убежал, каксумасшедший, ничего неслушая, ниначто необращая внимания. Надеюсь, теперь ты стал спокойнее иможешь хотябы выслушать меня. Ятолько что вернулся оттвоей матери.
        Последнее слово произвело, наконец, некоторое действие. Эдмунд вздрогнул иподнялся; нопривзгляде нанего барон сужасом отступил назад.
        —Обоже, чтостобой? Какты можешь так убиваться? — Действительно, черты лица молодого графа так изменились, чтоего трудно было узнать. Открытие, поразившееего, уничтожило внем всю силу, всемужество; обэтом говорили его потухшие глаза ивыражение полного бессилия вголосе ипозе.
        —Чтоя могу еще услышать?
        —Даведь тыже незнаешь никаких подробностей. Неужели тебе неочем спросить меня?
        —Нет!
        Барон сбеспокойством взглянул наплемянника; вспышка гнева былабы длянего приятнее, чемтакая полная апатия. Онсел сним рядом исхватил его заруку. Эдмунд неоказывал никакого сопротивления, по-видимому, онедвали осознавал, чтопроисходит вокруг него.
        —Вчера я принимал все меры ктому, чтобы скрыть оттебя истину, — продолжал барон, — потому что, может быть, отчасти ия виноват вэтом несчастном деле. Тогда я единолично инасильно вмешался всудьбу двух человек, иэто тяжко отразилось навсех. Моинамерения, конечно, были самые лучшие. Язнал, чтомолодой офицер, который любил мою сестру искоторым она тайно обручилась, былтакже беден, какона сама. Оннемог дать ей никакого будущего, могповести ее квенцу только через несколько лет, ая слишком горячо любил Констанцию, чтобы дать ей увянуть взаботах ипечали. Разрушив их брак, язаставил Констанцию принять предложение графа Эттерсберга; яделал это втвердом убеждении, чтоздесь было только мимолетное романтическое влечение, которое кончится вместе сзамужеством сестры. Еслибы я мог предположить, какглубока была эта страсть, тоникогда невмешалсябы. Лишь через год, когда я узнал, чтополк, вкотором служил возлюбленный Констанции, расположился пососедству сЭттерсбергом, уменя появилось предчувствие опасности; Увы! уже первое мое посещение превратило это предчувствие вуверенность. Старая любовь припервомже свидании
вспыхнула сновой силой ипревратилась встрасть, разрушившую все преграды. Когда я узнал обэтом ипопытался заставить их вспомнить освоем долге, было уже слишком поздно.
        Гейдек замолчал и, казалось, ждал ответа. Эдмунд вырвал унего свою руку и, встав сместа, упавшим голосом сказал:
        —Дальше!
        —Мнебольше нечего прибавить; после разлуки все было кончено. Яже говорил тебе вчера, чтонапортрете изображен давно умерший. Онпогиб через год, став жертвой вспыхнувшей тогда войны. Моясестра никогда больше его невидела. Теперь тебе известновсе. Попытайсяже овладеть собой! Японимаю, чтоудар был длятебя слишком жестоким, ноты должен принять его каквеление судьбы.
        —Да,судьбы! — повторил Эдмунд. — Тывидишь, чтоменя она уже поразила.
        —Неследует пасовать перед первыми жизненными препятствиями, — серьезно промолвил Гейдек. — Тыдолжен приучить себя нести свой крест. Атеперь успокойся иперестань безуспешно ломать голову надтем, чего невозможно изменить. Пойдешь ты наконец кматери?
        Молодой граф вздрогнул отужаса.
        —Нет, дядя! Нетребуй отменя этого!
        —Эдмунд, будь благоразумен! Неможешьже ты вечно сидеть взаперти усебя вкомнате?
        —Япокину ее еще сегодня. Через два часа я уезжаю.
        —Тыуезжаешь? Куда?
        —Вгород, кОсвальду.
        —КОсвальду! — воскликнул Гейдек, вскакивая сместа. — Тысума сошел?
        —Неужели вы думаете, чтоя стану со-участником обмана? — Неестественное спокойствие Эдмунда сменилось лихорадочным возбуждением. — Неужели вы действительно могли думать, чтоя буду молчать ипродолжать разыгрывать роль владельца майората, между тем какзаконный наследник, изгнанный издома своих предков, будет вести жизнь, полную лишений? Вымогли так поступать, ноя немогу! Какя перенесу весь этот ужас ивообще смогули его перенести, этого я незнаю. Нознаю одно: ядолжен ехать кОсвальду, должен сказатьему, чтоего обманули, чтоон законный наследник Эттерсберга. Ондолжен знатьвсе, асомной пусть будет что будет!
        Гейдек слушал его сужасом. Онбоялся всего, нотакого оборота непредполагал. Если Эдмунду станет известно, чтоОсвальд уже знает тайну или, покрайней мере, подозревает оней, тообъяснение между ними будет неизбежно, итогда все пропало. Дядя лучше своего племянника понимал последствия такого несчастья ивочтобы то нистало решил предотвратитьего.
        —Тызабываешь, чтоздесь речь идет нетолько отебе, — сказал он сударением. — Подумаллиты, против кого будет направлено твое признание?
        Эдмунд вздрогнул, игорячая краска, только что заливавшая его лицо, сменилась мертвенной бледностью.
        —Освальд всегда был врагом твоей матери, — продолжал Гейдек. — Онвсегда ненавиделее, иона никогда незаблуждалась вего чувстве. Иты хочешь признатьсяему, пойти кнему сповинной, которая уничтожит твою мать? Онбудет торжествовать, увидев ненавистную женщину уничтоженной, когда ее собственный сын…
        —Дядя, замолчи! — сдиким воплем перебил его Эдмунд. — Яневынесу этого.
        —Янедумал, чтоты хоть один миг будешь выбирать между матерью иОсвальдом, — мрачно произнес барон. — Утебя вданном случае вообще нет выбора; тыобязан покориться судьбе.
        Эдмунд упал вкресло изакрыл лицо руками; тихий стон вырвался изего груди.
        —Тыдумаешь, мнелегко было молчать иподдерживать то, чтоты называешь обманом? — снова заговорил дядя после недолгого молчания. — Но,повторяю, утебя нет другого выхода. Майорат передавать нельзя, ведь он принадлежит тебе какграфу. Тыдолжен илиостаться владельцем Эттерсберга, илиоткрыть тайну всему миру, итогда честь иЭттерсбергов, иГейдеков погибнет навсегда. Другого выхода нет. Тоже самое я говорил своей сестре, когда она намеревалась все открыть своему мужу, иэтоже я говорю теперь тебе. Тыдолжен молчать! Хотя приэтом будет принесено вжертву все будущее Освальда, мыневсилах ничего изменить. Честь рода выше, чемего право.
        Барон говорил следяным спокойствием, нотем сильнее действовали его слова, иЭдмунд понимал, насколько они справедливы. Этобыла отчаянная борьба между чувством долга инеобходимостью, которую так настойчиво ему навязывали. Вглубине его души еще звучал вопрос Освальда: «Аеслибы ты вынужден был молчать ради чести семьи?» Он был, конечно, далек отмысли придавать этому вопросу более глубокий смысл илиподозревать, чтоОсвальд знает всю правду. Тотразговор произошел неожиданно ибыл вполне понятен. Тогда молодой граф был страшно возмущен тем, чтонашелся человек, осмелившийся бросить упрек его матери вкорыстных расчетах. Онгордо, презрительно заявил тогда, чтонепотерпит всвоей жизни нилжи, нитени подозрения, чтоон смело ипрямо должен смотреть вглаза всему свету. Этобыло всего два дня назад, атеперь…
        Барон Гейдек нетерял времени, чтобы довершить свою победу. Онрешил использовать последнее исамое действенное средство.
        —Атеперь ступай кматери! — мягко промолвилон. — Тынезнаешь, вкаком она состоянии совчерашнего вечера. Всмертельной тоске она ждет оттебя вести, ласкового слова изтвоих уст. Ступай!
        Эдмунд прошел сдядей несколько шагов, ноудвери вдруг остановился.
        —Немогу!
        Гейдек, успевший уже открыть дверь, необратил никакого внимания наего колебание истарался заставить племянника войти; нотот оказывал решительное сопротивление.
        —Янемогу видеть мать. Незаставляй меня, дядя, непринуждай!.. Иначе тебе придется пережить вчерашнюю сцену! — Онвырвался изрук барона ипозвонил. Вошел Эбергард. — Прикажите оседлать мою лошадь! — приказал Эдмунд.
        —Данеужелиже все мои слова были напрасны? — сотчаянием воскликнул Гейдек, когда Эбергард ушел. — Неужелиже ты еще можешь думать оботъезде?
        —Нет, яостанусь, ночтобы незадохнуться, мненадо наволю, навоздух. Пусти меня, дядя!
        —Сперва дай мне слово, чтоты несделаешь никакого безумства! Сейчас ты способен навсе! Чтомне сказать матери?
        —Чтоугодно. Ятолько хочу часа два побыть насвежем воздухе. Может быть, после этого мне будет лучше!
        Сэтими словами Эдмунд стремительно сбежал вниз.
        Барон непытался больше удерживатьего. Онвидел, чтоздесь непомогут ниуговоры, нисоветы. Может быть, лучше дать буре стихнуть…
        Проходил час зачасом, уженаступил вечер, амолодой граф все невозвращался. Беспокойство взамке увеличивалось скаждой минутой. Барон Гейдек только упрекал себя зато, чтоотпустил племянника втаком состоянии, нонесмел выказывать беспокойство, авынужден был утешать сестру, терявшую отстраха голову. Онаходила изкомнаты вкомнату, отокна кокну ивовсе неслушала барона, утешавшегоее. Онаотлично знала, чего ей следовало бояться.
        —Бесполезно, Констанция, рассылать гонцов, — сказал Гейдек, становясь рядом сней уокна. — Мыдаже приблизительно незнаем, вкаком направлении уехал Эдмунд, апересудов среди прислуги отэтого будет больше. Наверное, онвдоволь наскакался итеперь, несомненно, возвращается домой, ведь уже смеркается.
        —Илион все-таки уехал, — прошептала графиня, неотрывая взгляда оталлеи, ведущей кзамку.
        —Нет! — уверенно заявил Гейдек. — После того какя объяснилему, кому повредит его откровенность, этого бояться больше неследует. КОсвальду он непоедет нивкоем случае…
        Взглянув награфиню, онзапнулся. Теперь ион начал бояться какого-нибудь безумного шага отплемянника, какого-нибудь решения, которое былобы еще хуже, чемпризнание Освальду.
        Снова наступило горестное молчание. Вдруг графиня слегка вскрикнула ивысунулась изокна. Гейдек, последовавший ее примеру, ничего немог увидеть, номатеринский глаз, несмотря натуман исумерки, узнал сына, показавшегося вконце аллеи. Больше сдерживать себя графиня немогла; недумая отом, чтоприслуга считала ее еще больной, неспрашивая себя, какее встретит сын, онабросилась кнему навстречу, содним желанием только увидетьего.
        Барон еле поспевал следом.
        Внизу им еще пришлось ждать несколько минут, таккакмолодой граф, ускакавший издома бешеным галопом, возвращался шагом. Еголошадь, покрытая пеной, дрожала всем телом. По-видимому, онаедва держалась наногах, новтакомже состоянии находился ивсадник. Он,обычно слегкостью соскакивавший слошади, струдом слез снее, и, по-видимому, емустоило немалых усилий подняться нанесколько ступенек накрыльцо.
        Графиня стояла натомже месте, гдекогда-то встречала его после возвращения изпутешествия, когдаон, сияя счастьем, бурно упал вее объятия. Сегодня он даже незаметил матери.
        Егоплатье насквозь промокло отдождя, мокрые волосы падали налоб, ион медленно, неподнимая глаз, направился клестнице.
        —Эдмунд!
        Восклицание графини было полно мольбы, нооборвалось наполуслове. Эдмунд поднял глаза итолько теперь заметил мать. Больше она несказала нислова, новее глазах он прочитал всю смертельную муку, весь ужас последних часов, и, когда она простерла кнему руки, оннеотшатнулся, асклонился кней. Егогубы едва коснулись ее лба ипрошептали лишь ей одной понятные слова:
        —Будь спокойна, мать! Ради тебя я попробую нести свой крест.
        Глава12
        Освальд уже почти два месяца жил встолице инашел там самый радушный прием. Среди тамошних ученых-юристов адвокат Браун занимал одно изведущих мест ивовсех отношениях был полезен сыну своего покойного друга. Онвполне понимал молодого человека, решительно отказавшегося отудобств иблеска из-за того, чтонемог принимать благодеяния изчужих рук иради этого быть вполной зависимости.
        Адвокат иего жена были бездетны, имолодой гость был принят ими почти каксын. Освальд сострастной энергией взялся заработу; предстоящий экзамен совершенно неоставлял ему времени думать отех, кого он покинул вЭттерсберге; темнеменее его очень удивляло, чтоон неполучал оттуда никаких известий. Наего первое очень подробное письмо Эдмунд ответилему, правда, всего несколько строк, написанных, по-видимому, сбольшой неохотой. Краткость своего ответа он объяснял еще незажившей раной. Анавторое письмо ивообще небыло ответа, хотя прошло уже несколько недель.
        Освальд, конечно, знал, что, возвращая портрет, онразрывал сграфиней все отношения ичто она предпримет все меры ктому, чтобы разрушить связь, ещесоединявшую его сее сыном; нонельзя было предположить, чтобы Эдмунд так быстро поддался ее влиянию. Какнилегкомыслен был молодой граф, онвсегда был верен своей дружбе сдвоюродным братом изанесколько недель немог забыть друга юности. Вероятно, было нечто другое, чтомешало ему писать.
        Было начало декабря. Освальд блестяще выдержал экзамен итотчасже хотел начать свой новый жизненный путь; ноБраун решительно воспротивился этому, потребовав, чтобы он хоть немного отдохнул отзанятий исчитал себя гостем вего доме. Освальд согласился, чувствуя, чтовстрастном стремлении ксамостоятельности он слишком положился насвои силы итеперь нуждается вотдыхе.
        Браун только что кончил свои дела, когда кнему вкабинет вошел Освальд списьмом вруках иположил его впочту, отправляемую обычно вэто время слугой.
        —Вынаписали вЭттерсберг? — спросил его адвокат. Освальд ответил утвердительно; онизвещал Эдмунда обудачно сданном экзамене. Долженже, наконец, последовать ответ наэто письмо; такое продолжительное молчание начинало действительно беспокоитьего.
        —Ятолько что говорил опоместьях вашего двоюродного брата, — заметил адвокат. — Один измоих клиентов намеревается закупить там большую партию леса иприходил комне дляобсуждения некоторых пунктов договора.
        Освальд насторожился.
        —Большую партию леса? Здесь какое-то недоразумение. ВЭттерсберге впоследние годы вырублено так много леса, чтоодальнейших порубках неможет быть иречи. Эдмунд знает это иникоим образом немог согласиться наподобный шаг.
        Адвокат пожал плечами.
        —Однако могу вас уверить, чтодело обстоит именно так. Правда, мойклиент ведет переговоры нессамим графом, асего управляющим; нотот, должно быть, имеет доверенность.
        —Внедалеком будущем управляющий оставит свое место, — заметил Освальд. — Обэтом ему было объявлено еще летом. Поэтому он уже неможет иметь очень больших полномочий. Ядумал, чтоЭдмунд, вступив вовладение имуществом, отобрал унего доверенность; не-ужели он несделал этого?
        —Этобылобы непростительной небрежностью состороны молодого графа, — проговорил адвокат. — Безумие оставлять такого рода полномочия вруках служащего, которого он увольняет икоторым недоволен. Неужели вы считаете это возможным?
        Освальд промолчал; онзнал невероятную беззаботность иравнодушие Эдмунда ксвоим делам ибыл убежден, чтоименно так ибыло вдействительности.
        —Продажная сумма очень значительна, — продолжал адвокат, который понял это молчание, — темнеменее цена, какпризнает исам покупатель, очень низка, таккакуплатить потребовали немедленно наличными.
        —Боюсь, чтоздесь нечто худшее, чемпростая нерадивость управляющего, — сбеспокойством заметил Освальд. — Досих пор его считали честным, нотеперь, когда он потерял место, он, может быть, поддался искушению мошенническим образом извлечь последнюю выгоду. Мойбрат, конечно, немог дать согласие натакое опустошение своих лесов; яубежден, чтоему ничего неизвестно обэтом деле.
        —Весьма возможно. Ноесли доверенность неуничтожена, емупридется признать договор, заключенный отего имени. Вамследовалобы послать телеграмму; может быть, необходимо своевременно предупредить вашего брата.
        —Конечно, если только телеграмма придет своевременно. Когда должен быть заключен договор?
        —Наэтих днях… может быть, даже послезавтра.
        —Втаком случае я должен сам ехать вЭттерсберг, — решительно заявил молодой человек. — Телеграмма непринесет никакой пользы. Здесь надо действовать решительно, потому что, какмне кажется, тутнеобходимо предупредить обман. Эдмунд, ксожалению, втаких делах чрезвычайно доверчив илегко поддается всяким уговорам. Ясейчас свободен ичерез три дня могу возвратиться обратно. Вовсяком случае, лучше, если я сам введу Эдмунда вкурс дела иуговорю его действовать безпромедления.
        Адвокат согласился. Емунравилось, чтомолодой человек, почти порвавший сосвоей родней всякие отношения, такрешительно старался оградить ее отбольших убытков.
        Освальд еще вечером приготовился котъезду. Эттерсберг был недалеко; уехав сутренним поездом, онкполудню мог уже быть наместе. Подлюбым предлогом ему нетрудно было ограничить свое пребывание там одним-двумя днями, асвадебные торжества, избежать которых он хотел вочтобы то нистало, должны были состояться лишь насвятках.
        ВЭттерсберге, конечно, непредполагали оего предстоящем визите. Тамбыло погорло дел сприготовлениями ксвадьбе исотделкой комнат длямолодых. Кроме того, надо было подготовить Шенфельд кприезду графини-матери, которая хотела переселиться туда сразуже после свадьбы.
        Решение графини покинуть Эттерсберг после свадьбы сына было совершенно неожиданным. Она, правда, всевремя говорила обэтом, ноникто, аменьше всех она сама, непридавал серьезного значения ее словам, иона весьма охотно согласилась настрастные уговоры Эдмунда, нежелавшего ислышать оразлуке. Нотеперь, по-видимому, обаизменили свои взгляды. Однажды графиня заявила, чтопереселится вШенфельд, оставленный ей покойным мужем, иЭдмунд нислова невозразил наэто. ВБруннеке, конечно, очень удивились такому внезапному решению, ноохотно согласились сним. Рюстов все время боялся совместной жизни дочери сосвекровью, инеожиданный ход событий был слишком приятен длянего, чтобы заставлять раздумывать надего причинами.
        Вообще, запоследние два месяца события разворачивались чрезвычайно быстро. Передача иустройство Дорнау, приготовления кблестящим свадебным торжествам, многочисленные приглашения ивизиты совсех сторон недавали опомниться. Повсюду происходили большие охоты, которые чередовались свеселыми балами. Ссентября все жили вкаком-то чаду развлечений, иесли выдавался день, когда приходилось сидеть дома ибезгостей, тонаходилось столько тем дляразговоров исоветов, чтооспокойном времяпрепровождении небыло иречи. Рюстов уже нераз заявлял, чтодолго так невыдержит, ижелал, чтобы свадьба состоялась поскорее, чтобы обрести себе наконец долгожданный покой. Срок был уже назначен, венчание должно было состояться вБруннеке через три недели, имолодые планировали затем переселиться всвое будущее гнездышко.
        Когда всалоне эттерсбергского замка, гдеобычно собиралась вся семья, никого небыло, сюда приходила графиня скнигой ичитала или, покрайней мере, делала вид, чточитает. Гедвига, приехавшая, какэто часто случалось, нанесколько дней ксвекрови, стоя уокна, смотрела напокрытый снегом ландшафт.
        —Эдмунда все еще нет, — нарушила она царившее молчание. — Чтозаудовольствие кататься втакую погоду!
        —Тыведь знаешь, чтоон делает это ежедневно, — ответила графиня, неотрываясь откниги.
        —Да,нотолько снедавних пор. Раньше он был очень чувствителен кнепогоде, идождь сразуже загонял его вдом. Теперьже, наоборот, он, кажется, больше всего любит скакать вбурю инепогоду ицелыми часами носится пополям.
        Вэтих словах слышалась нескрываемая тревога. Однако графиня ничего неответила; онаперевернула страницу, ноеслибы кто внимательно наблюдал заней, тоувиделбы, чтоона инедумала читать.
        Гедвига отвернулась отокна иподошла ксвекрови.
        —Тыненаходишь, мама, чтозапоследнее время Эдмунд сильно изменился?
        —Изменился? Вчемже?
        —Вовсем.
        Графиня оперлась головой наруку, промолчав инаэтот раз. Она, видимо, хотела избежать объяснений, нодевушка стояла насвоем.
        —Яуже давно хотела поговорить стобой обэтом, мама. Немогу несказать, чтоповедение Эдмунда теперь часто беспокоит идаже пугает меня. Онстал совсем другим, чемраньше, таким импульсивным, изменчивым внастроении, даже власках. Тоон слихорадочной поспешностью подгоняет приготовления кнашей свадьбе, товдруг так равнодушен кней, такбезучастен, чтоуменя появляется мысль, нехочетли он отказаться отвсего.
        —Успокойся, дитя мое! — сказала графиня участливым тоном, вкотором звучала глубокая горечь. — Тынеутратила его любви, онпо-прежнему нежен стобой. Мнеказалось, тыдолжнабы чувствовать это. Эдмунд немного утомился запоследнее время, сэтим я согласна. Ончересчур много сил тратит наразвлечения, откоторых, конечно, имы немогли отказаться. Отвсех этих обедов, охот, празднеств голова идет кругом. Вэтом отношении ты слишком понадеялась насвои силы, именя нисколько неудивляет, чтоты тоже стала нервной отэтой бурной жизни.
        —Ясудовольствием отказаласьбы отполовины приглашений, — возразила Гедвига, — новедь Эдмунд настаивал натом, чтобы мы их принимали. Начиная ссентября мы носимся содного бала надругой, делаем визиты завизитами, акогда собираемся отдохнуть, Эдмунд является сновым предложением илиприводит новых гостей. Создается такое впечатление, словно он часа неможет остаться один здесь иливБруннеке, будто одиночество длянего — жестокая пытка.
        Губы графини дрогнули, и, какбудто случайно отвернувшись всторону, онаответила, стараясь говорить спокойно:
        —Глупости! Откуда утебя такие мысли! Эдмунд всегда любил общество, иты также раньше незнала большего наслаждения, чеможивленная светская жизнь. Оттебя я меньше всего ждала жалоб наэто. Неужели ты так быстро изменила свои привычки?
        —Потому что боюсь заЭдмунда, — созналась будущая невестка, — потому что вижу, чтоион ненаходит радости вэтих удовольствиях, несмотря нато что неустанно ищетих. Вего веселости есть теперь что-то такое дикое, лихорадочное, чтомне доглубины души делается больно занего. Мама, непытайся ничего отрицать! Невозможно, чтобы ты незаметила этой перемены. Боюсь, чтовтайне ты боишься неменьше меня.
        —Чему может помочь мой страх? Эдмунд инеспрашивает обэтом! — почти резко сказала графиня, но, словно спохватившись, чтосказала слишком много, продолжала сделаным спокойствием: — Тебе следует приучиться, дитя мое, одной справляться схарактером инастроениями твоего будущего мужа. Егонетак легко укротить, какты думала вначале. Ноон любит тебя, следовательно, тебе нетрудно будет найти правильный подход. Ярешила никогда нестановиться между вами; тывидишь, чтоя даже отказалась отмысли жить вместе свами.
        Отэтих слов наГедвигу повеяло холодом. Сколько раз она пыталась откровенно поговорить сосвекровью икаждый раз встречала отпор. Сослов Освальда она знала, каким опасным противником длянее будет материнская ревность, нозаметила, чтоэтот отпор происходил нетолько отревности. Между матерью иЭдмундом что-то произошло; Гедвига уже давно заметила это, какнистарались они сохранить видимость прежних отношений. Всамом начале после помолвки сына графиня совсем небыла склонна уступить невестке пальму первенства; откудаже вдруг такой поворот, вовсе несоответствовавший ее характеру?
        Заразговором дамы неуслышали топота копыт скакавшей лошади. Ониобернулись лишь тогда, когда открылась дверь инапороге появился молодой граф. Онуже успел снять пальто ишляпу, нонаего темных волосах оставалось еще несколько снежинок, апоразгоряченному лицу можно было догадаться, какбыстро он скакал верхом. Эдмунд быстро вошел истремительно, почти находу поцеловал невесту, поднявшуюся ему навстречу.
        —Эдмунд, тыпропадал два часа, — супреком обратилась кнему Гедвига. — Еслибы метель началась дотвоего отъезда, янизачто неотпустилабы тебя.
        —Тыхочешь изнежить меня? Ялюблю именно такую погоду.
        —Скаких это пор? Раньше ты всегда любил солнце.
        Лицо Эдмунда слегка нахмурилось.
        —Этобыло раньше! — кратко ответилон. — Теперь все иначе.
        Сэтими словами он подошел кматери ипоцеловал ее руку. Теперь он необнимал мать, какраньше, икакбудто случайно несел вкресло, стоявшее между дамами, аопустился настул подругую сторону невесты. Егодвижения были какие-то беспокойные иторопливые, этаже торопливость инеуравновешенность чувствовалась вего голосе иманере разговора, таккакон бесконечно перескакивал содной темы надругую.
        —Гедвига уже беспокоилась поповоду твоего продолжительного отсутствия, — заметила графиня.
        —Беспокоилась? — повторил Эдмунд. — Чтотебе вздумалось, Гедвига? Неужели ты боялась, чтовтакую погоду меня может занести снегом?
        —Нет, ябоялась только твоей бешеной скачки втакую погоду. Снекоторых пор ты стал удивительно неосторожен.
        —Перестань! Тысама — страстная наездница ивовремя наших прогулок никогда ничего небоялась.
        —Сопровождая меня, тыобычно бываешь осторожнее, одинже пускаешься втакую безумную скачку, чтодаже смотреть страшно. Этоже действительно опасно!
        —Опасно! Мненестрашна никакая опасность, можешь быть вэтом уверена.
        Этислова небыли наполнены тем веселым, беспечным задором, какэто было раньше; теперьже вних слышался какбы вызов судьбе.
        Графиня медленно подняла глаза итяжелым, мрачным взглядом посмотрела насына, нотот, казалось, незаметил этого ипродолжал еще более легкомысленным тоном:
        —Завтра, надеюсь, погода длянашей охоты будет благоприятнее. Яжду нескольких человек, которые приедут, вероятно, ужесегодня после обеда.
        —Тытолько третьего дня собирал всех наохоту вЭттерсберг, — сказала Гедвига, — апослезавтра тоже самое нам предстоит вБруннеке.
        —Неужели ты недовольна, чтоя пригласил гостей? — пошутил Эдмунд. — Впрочем, да!.. Ведь мне надо было сначала взять высокомилостивое разрешение дам, ия чрезвычайно огорчен, чтоупустил это извиду.
        —Гедвига права, — заметила графиня. — Тыслишком полагаешься нанаши силы. Вотуже несколько недель унас постоянно илигости, иливыезды. Ябуду очень рада, когда поселюсь всвоем тихом Шенфельде, предоставив вам одним вести веселую светскую жизнь.
        Двамесяца тому назад упоминание опредстоящей разлуке вызвалобы состороны Эдмунда страстные мольбы, таккакон всегда утверждал, чтонеможет жить безматери, сегодняже он молчал.
        —Боже мой, ведь гостей вы видите только застолом! — воскликнулон, какбудто нерасслышав последней фразы матери. — Целый день эти господа проводят влесу.
        —Иты сними, — докончила Гедвига. — Мыхоть завтра надеялись провести день вместе стобой.
        Эдмунд громко расхохотался.
        —Какэто лестно дляменя! Гедвига, вотты действительно изменила свой характер. Досих пор я незамечал втебе этой романтической склонности кодиночеству. Может быть, тыстала мизантропкой?
        —Нет, ятолько устала. — Этобыло сказано тоном, действительно выражавшим крайнее утомление.
        —Какможно говорить обусталости ввосемнадцать лет, когда речь идет обудовольствиях! — насмешливо заметил Эдмунд иначал нежно, какбывало раньше, поддразнивать невесту.
        Этобыл настоящий водопад шуток иострот, ноему недоставало прежней непринужденности, вкоторой граф был удивительно обаятелен. Гедвига неошиблась — вего веселости было что-то дикое, лихорадочное. Егошутки часто превращались внасмешку, задор — всарказм. Приэтом смех звучал так громко ирезко, аглаза блестели таким огнем, чтобыло больно смотреть ислушатьего.
        Старик Эбергард, остановившись напороге, доложил, чтонарочный, которого хотели послать вБруннек, ждет приказаний; барышня хотела отправить сним какое-то поручение господину советнику. Гедвига поднялась сместа ивышла изкомнаты. Почти следом заней встал иЭдмунд, тоже намереваясь уйти, нографиня окликнулаего:
        —Тытакже хочешь что-то передать нарочному?
        —Да,мама. Яхотел сказать, чтобы он предупредил онашем непременном участии вохоте послезавтра.
        —Этоуже известно вБруннеке, и, кроме того, тоже самое писала Гедвига. Поэтому никчему повторять одно итоже.
        —Какприкажешь, мама!
        Молодой граф нерешительно закрыл дверь и, казалось, незнал, вернутьсяли напрежнее место илинет.
        —Янеприказываю, — ответила графиня. — Ятолько думаю, чтоГедвига вернется через пять минут, ипоэтому тебе нечего искать причины, чтобы неоставаться сомной наедине.
        —Я? — вздрогнул Эдмунд. — Яникогда…
        Онзамолчал, недокончив фразы, таккакснова встретился спечальным, полным упрека взглядом матери.
        —Тыникогда неговорил этого, — заметила графиня, — ноя вижу ичувствую, какты избегаешь меня. Яитеперь незадержалабы тебя, еслибы недолжна была обратиться ктебе спросьбой. Брось, пожалуйста, этудикую погоню заразвлечениями, этипродолжительные безумные скачки верхом! Тыизводишь себя. Освоем страхе затебя я уже неговорю, тыдавно необращаешь наэто никакого внимания, носвоей деланой веселостью тебе неудастся долго вводить взаблуждение итвою невесту. Только что, вовремя твоего отсутствия, явынуждена была выслушать, какона боится затебя.
        Онаговорила тихо; ееголос звучал утомленно иглухо, итем неменее внем слышалось скрытое страдание. Эдмунд медленно подошел ближе иостановился устола против матери.
        —Сомной ничего неслучится! — ответилон, неподнимая глаз. — Высовершенно напрасно беспокоитесь обомне.
        Графиня промолчала, ноее губы сейчас дрожали также нервно, какираньше, когда она видела беспокойство Гедвиги, иэто говорило отом, чтоее по-прежнему тревожит беспечность сына.
        —Наша жизнь вообще полна беспокойств иволнений, — продолжал Эдмунд. — Будет лучше только тогда, когда Гедвига навсегда переселится вЭттерсберг.
        —Икогда я буду вШенфельде! — сгоречью добавила графиня. — Этослучится очень скоро.
        —Тынесправедлива, мама. Разве я виноват втвоем отъезде? Тыведь сама настойчиво желаешь этой разлуки.
        —Таккаквижу, чтоона необходима нам обоим; ведь жить вместе так, какмы жили последние два месяца, невозможно. Тыужасно расстроен, Эдмунд, ия незнаю, чемвсе кончится, если женитьба неизменит твоего настроения. Удастсяли Гедвиге сделать тебя снова спокойным исчастливым? Твоя любовь кней — мояединственная надежда, потому что я больше неимею надтобой власти.
        Должно быть, чаша терпения переполнилась, если гордая женщина, раньше так непоколебимо уверенная влюбви сына, дошла дотакого признания. Впоследних ее словах небыло нигоречи, ниупрека, нотон был так трогателен, чтоЭдмунд вволнении подошел кматери исхватил ее заруку.
        —Мама, прости меня! Янехотел обижать тебя, конечно, нехотел. Тыдолжна быть снисходительна комне.
        Вего голосе слышались нотки прежней нежности, иэтого было довольно, чтобы заставить графиню позабытьвсе. Онапротянула кнему руки, какбудто хотела привлечь ксебе нагрудь, но, словно подчиняясь какому-то внушению, Эдмунд отшатнулся, однако затем внезапно опомнился и, склонившись кматери, молча поцеловал ее руку.
        Графиня побледнела, хотя уже давно знала, чтосын избегает ее объятий и, чтобы необидетьее, струдом пытается это скрыть. Такпродолжалось уже два месяца, номать немогла инехотела понять, чтоутратила любовь сына.
        —Подумай омоей просьбе! — проговорилаона, овладев собой. — Пожалей себя ради Гедвиги!
        Сэтими словами она поднялась ипошла изкомнаты, однако намиг остановилась напороге. Быть может, онанадеялась, чтоЭдмунд удержитее… увы! — напрасно. Эдмунд неподвижно стоял наместе, неподнимая глаз дотех пор, пока она невышла изкомнаты.
        Лишь оставшись один, граф выпрямился. Еговзгляд некоторое время был неподвижно устремлен надверь, закоторой скрылась мать, затем он подошел кокну иприжался горячим лбом кхолодному стеклу.
        Теперь, когда Эдмунд знал, чтозаним ненаблюдают, маска оживления спала сего лица, сменившись выражением мрачного, безнадежного отчаяния. Погруженный втяжелые думы, онсмотрел нанепрерывно падавший снег инеслышал, каквернулась невеста; только когда шлейф ее платья прошуршал около него, онвздрогнул иобернулся.
        —Ах,этоты. Тынаписала папе, чтомы приедем завтра?
        Неотвечая наего вопрос, девушка положила ему руку наплечо итихо спросила:
        —Эдмунд, чтостобой?
        —Сомной? Ничего! Ятолько что сердился напогоду — онаиназавтра необещает ничего хорошего. Пожалуй, из-за снега итумана мы несможем ехать влес.
        —Такотложи охоту! Ведь всеравно ты вней ненаходишь никакого удовольствия.
        —Почему нет? — вызывающе спросил Эдмунд, нахмурив лоб.
        —Этот вопрос я хотелабы задать тебе. Почему ты ненаходишь больше радости втом, чтотак любил прежде? Неужели я никогда неузнаю, чтотак тяготит имучит тебя? Мнекажется, япервая имею наэто право.
        —Даэто — настоящая пытка! — схохо-том воскликнул Эдмунд. — Какты можешь серьезно обращать внимание наслучайное расстройство! Атеперь припервом удобном случае говоришь таким грустным тоном. Еслибы ия уподобился тебе, томы представлялибы замечательно сентиментальную парочку, асентиментальность всегда смешна.
        Оскорбленная, Гедвига отвернулась. Уженевпервые Эдмунд отпугивал ее резкой насмешкой, когда она пыталась проникнуть взагадочную перемену его характера. Казалось, словно он перед целым светом идаже перед ней решил защищать эту загадку.
        Чтовообще случилось срадостной, сиявшей счастьем парочкой, считавшей вполне естественным, чтожизнь исчастье осыпали ее своими дарами, исбеззаботностью взиравшей вбезоблачное будущее? Ониоба слишком скоро столкнулись ссуровостью жизни.
        Гедвига пошла квыходу, нонеуспела сделать инескольких шагов, какЭдмунд обнял иудержалее, спрашивая:
        —Разве я оскорбил тебя? Брани меня, Гедвига, упрекай, нонеуходи так отменя. Этого я немогу выносить.
        Вэтой мольбе было столько горячности, столько искренности, чтооскорбленное чувство невыдержало. Медленно склонив голову наплечо Эдмунда, Гедвига едва слышно ответила:
        —Боюсь, чтоты сам себе причиняешь страдание своими насмешками. Тынезнаешь, какгорько ирезко они звучат!
        —Должно быть, ябыл очень несносен впоследнее время? — спросил Эдмунд, пробуя снова отшутиться. — Темнежнее я буду после свадьбы. Мыоставим тогда весь этот шумный вихрь светских удовольствий изаживем взамке вдвоем. Только теперь, теперь я немогу выносить одиночества. Ноя снетерпением ожидаю дня, когда мы соединимся стобой навсегда.
        —Этоправда? — Гедвига неотрывала взгляда отего лица. — Досих пор мне казалось, чтоты боишься этого дня.
        Горячая краска, залившая лицо графа, какбудто подтверждала справедливость этих слов, ноей противоречила страстная нежность, скоторой он привлек ксебе свою невесту.
        —Боюсь? Нет, Гедвига! Мыведь любим друг друга, и, неправдали, твоя любовь принадлежит одномумне? Невладельцу майората, графу Эттерсбергу? Тымогла выбирать среди многих, которые предложилибы тебе тоже, чтоия, аты выбрала меня.
        —Господи боже мой, откуда утебя такие мысли? — воскликнула испуганная иоскорбленная Гедвига. — Какты мог предположить, чтоуменя могут быть подобные мысли?
        —Дая этого инеделаю, — сглубоким вздохом промолвил Эдмунд, — ведь я искренне верю, чтоты принадлежишь лишь мне одному. Втвою любовь я еще верю; покрайней мере, онанеложь. Еслибы иона обманула меня, еслибы ивтебе мне пришлось сомневаться, тогда — лучше всему конец!
        —Эдмунд, тыневыразимо пугаешь меня своими словами! — воскликнула Гедвига. — Тынездоров, иначе ты немогбы говорить так.
        Этислова заставили Эдмунда опомниться. Онпопытался овладеть собой, иему даже удалось улыбнуться.
        —Ну,иоттебя я должен выслушивать тоже самое! — произнесон. — Недавно имама твердиламне, чтоя стал нервным, раздражительным, насамомже деле ничего этого нет; этопройдет, каквообще все проходит внашей жизни. Небеспокойся инебойся, Гедвига! Атеперь мне надо взглянуть, всели Эбергард приготовил кприему гостей. Язабыл дать ему необходимые приказания. Извини меня, через десять минут я снова буду здесь!
        Эдмунд выпустил невесту изобъятий ипоспешно удалился. Этобыло обыкновенное бегство; оннехотел объяснений. Невозможно было найти решение загадки; какграфиня, такиЭдмунд были одинаково недоступны вэтом отношении.
        Гедвига вернулась напрежнее место и, опершись головой наруку, погрузилась вмрачное раздумье. Эдмунд что-то скрывал отнее, ивсе-таки она непотеряла его любви; ейподсказывало это собственное сердце. Наоборот, казалось, чтоон любил ее даже страстнее, чемраньше, когда мать занимала вего сердце первое место. Нокакстранно, какустрашающе было поведение Эдмунда! Почему он так бурно требовал отнее уверений, чтоее любовь принадлежит лишь одномуему? Ичему он хотел «положить конец», если эта уверенность обманетего? Первое было также загадочно, какивторое.
        Гедвига, конечно, чувствовала, чтоона должна былабы броситься кжениху нагрудь идобиться отнего откровенности. Хотя он упрямо отмалчивается, новсеже, несомненно, должен будет уступитьей, если она станет умолять его совсей искренностью любви; ноименно этого-то она инемогла сделать. Словно тайное сознание своей виновности удерживало ее оттого, чтобы употребить всю свою власть, новсеже она так храбро боролась против грез, постоянно рисовавших перед ней образ другого, который был так далеко теперь икоторогоона, может быть, никогда больше неувидит!
        Содня своего отъезда Освальд фон Эттерсберг, казалось, почти пропал безвести. Графиня никогда неговорила освоем племяннике инавопросы Рюстова отвечала холодно икратко, чтоОсвальд прекрасно чувствует себя встолице, ночто он очень редко пишет своим родственникам. Очевидно, онанежелала касаться этой темы ипотому всегда старалась избегатьее. Ностранно было то, чтоЭдмунд никогда неупоминал имени своего двоюродного брата, ккоторому всегда питал горячее чувство, чтонапоминание онем было неприятно иему. Вероятно, перед отъездом Освальда между ним иЭдмундом произошла новая ссора, иразрыв стал окончательным.
        Утомленная раздумьем игрезами, Гедвига откинулась вкресле. Онахорошо слышала, какоткрылась дверь соседней комнаты, какраздались приближавшиеся шаги, но, полагая, чтоэто возвратился Эдмунд, непеременила позы, итолько когда пришедший вошел вкомнату, устало повернула голову вего сторону.
        Девушку словно поразило громом. Вспыхнув горячей краской, всятрепеща, онавскочила сместа, глядя надверь. Чтоона испытывала, онанезнала, неотдавала себе отчета, ноимя, бессознательно сорвавшееся сее уст, итон, которым она произнеслаего, выдаливсе:
        —Освальд!..
        Напороге действительно стоял Освальд. Отправляясь вЭттерсберг, ондолжен был подготовиться квозможности свидания сГедвигой, однако идлянего эта встреча была совершенно неожиданной. Впервый момент он стоял внерешительности, нокогда услышал свое имя изуст любимой девушки, осмелел. Водин миг он очутился рядом сней ивоскликнул:
        —Гедвига, яиспугалвас?
        Действительно, Гедвига была почти безчувств. Новсеже она нашла всебе силы произнести:
        —Выявились так неожиданно, таквнезапно…
        —Мненекогда было известить освоем приезде. Дело касается одного очень важного обстоятельства, поповоду которого мне необходимо лично переговорить сЭдмундом.
        Освальд произносил слова, недавая себе отчета втом, чтоговорит; оннеотрываясь смотрел надевушку. Один миг свидания уничтожилвсе, чтосгромадным трудом было достигнуто втечение двухмесячной разлуки.
        Гедвига хотела была повернуться иуйти.
        —Я… я позову Эдмунда, — пролепеталаона.
        —Омоем приезде ему уже доложено. Небегите так отменя, Гедвига! Неужели вы нехотите подарить мне хотябы одну минуту?
        Девушка остановилась. Этот упрек приковал ее кместу, ноона непосмела ничего нанего ответить.
        —Яприехал неради своих интересов, — продолжал Освальд. — Завтра я уже уеду. Янемог предполагать, чтосейчас вы находитесь вЭттерсберге, иначе я избавилбы нас обоих отэтого свидания.
        «Насобоих»! Сквозь горечь этих слов словно прорвался луч счастья. Еенеосторожное восклицание далоему, наконец, уверенность втом, очем он досих пор только подозревал, ихотя Освальд немог инедолжен был связывать сэтим никаких надежд, низакакие сокровища он неотказалсябы отэтой уверенности. Вовремя прощания молодой человек еще владел собой, нотеперешнее неожиданное свидание грозило сорвать сего уст печать молчания. Долго скрытая страсть готова была вспыхнуть ярким пламенем. Гедвига заметила это поглазам Освальда ипостаралась овладеть собой.
        —Втаком случае, покрайней мере, сократим свидание, — тихо, нотвердо сказала она иотвернулась.
        Номолодой человек пошел следом заней:
        —Итак, выхотите уйти отменя? Неужели я немогу сказать вам ниодного слова?
        —Боюсь, чтомы уже слишком много сказали друг другу. Пустите меня, господин фон Эттерсберг, прошувас.
        Освальд отступил назад, чтобы пропустить Гедвигу. Онабыла права, ихорошоеще, чтохоть она сохранила самообладание, между тем какон чуть было непотерял головы. Онмолча, печально смотрел ей вслед, нобольше неделал попытки удержать.
        Едва Гедвига скрылась вкомнатах графини, сдругой стороны вошел Эдмунд. Оприезде двоюродного брата ему было доложено, нонаего лице вовсе небыло радостного изумления. Наоборот, молодой граф, казалось, былочень взволнован, почти встревожен. Когда Освальд поспешил кнему навстречу испрежней сердечностью хотел протянуть ему руку, Эдмунд отшатнулся, иего приветствие прозвучало удивительно странно инатянуто:
        —Какая неожиданность, Освальд! Вотнепредполагал, чтоты посетишь нас вЭттерсберге!
        —Тебе это неприятно? — Освальд, оскорбленный совершенно неожиданным приемом, опустил протянутую руку.
        —Вовсе нет! — поспешно воскликнул Эдмунд. — Напротив! Новедь ты могбы написать мне оприезде.
        —Письма я должен был ждать оттебя, — супреком ответил Освальд. — Намое первое письмо ты прислал всего несколько строк, анавторое ивовсе ничего неответил. Ятакже мало мог объяснить себе это молчание, кактеперь твой прием. Тыбыл болен иличто-то случилось?
        Молодой граф расхохотался; этобыл опять тотже громкий смех, часто срывавшийся теперь сего уст.
        —Счего ты взял? Видишь, ясовершенно здоров. Просто уменя небыло времени писать.
        —Небыло времени? — обиженно сказал Освальд. — Втаком случае уменя, несмотря намои усиленные занятия, нашлось длятебя больше времени. Яприехал единственно ради того, чтобы избавить тебя отбольших убытков, аневгости. Скажи, пожалуйста, тынеотобрал усвоего управляющего доверенности?
        —Какой доверенности? — рассеянно спросил Эдмунд, по-прежнему избегая взгляда брата.
        —Старой доверенности, которую выдал ему барон Гейдек, кактвой опекун, оттвоего имени, онауполномачивала его совершенно самостоятельно управлять Эттерсбергом. Неужели он по-прежнему пользуетсяею?
        —Да,вероятно, потому что я непотребовал ее обратно.
        —Какможно быть таким неосторожным иоказывать доверие человеку, которого ты сам считаешь ненадежным! Повсей вероятности, онпостыднейшим образом злоупотребил им, или, может быть, тебе известно, чтотреть твоих лесов должна быть вырублена ипродана?
        —Воткак? Когдаже это будет? — спросил Эдмунд все также рассеянно.
        По-видимому, этоизвестие непроизвело нанего никакого впечатления.
        —Даопомнисьже! — воскликнул Ос-вальд. — Если тебе ничего неизвестно обэтом, если это происходит безтвоего согласия, такведь обман налицо. Покупная сумма — настоящая насмешка — должна быть выплачена наличными деньгами, и, прежде чем все откроется, управляющий надеется присвоитьих. Яузнал обэтом совершенно случайно итотчасже поспешил сюда, чтобы предупредить тебя острашных убытках.
        Эдмунд провел рукой полбу, словно ему было трудно собраться смыслями.
        —Да,это очень мило ствоей стороны. Такради этого ты иприехал? Ну,мы можем поговорить обэтом вдругое время.
        Привиде такого полного безразличия изумление Освальда росло, ноеще больше вызывало недоумение застывшее выражение лица молодого графа, который сосвоими мыслями, видимо, витал где-то совсем вдругом месте.
        —Эдмунд, разве ты неслышал, очем я говорил тебе? Дело ввысшей степени важное инетерпит нималейшего отлагательства. Тынемедленно должен объявить доверенность недействительной, иначе тебе придется признать договор, который совершенно опустошит твои леса ипринесет майорату непоправимый ущерб.
        —Майорату? — повторил Эдмунд, извсей речи Освальда, казалось, уловивший только одно это слово. — Да,конечно, здесь недолжно быть причинено убытков. Освальд, возьмись заэто дело сам, всеравно ты уже начал им заниматься.
        —Я? Какя могу распоряжаться втвоем имении, когда ты сам находишься здесь? Япри-ехал предупредить тебя иоткрыть глаза наобман, нодействовать долженты; ведь ты — владелец Эттерсберга.
        Лицо графа дрогнуло, словно отскрытой муки, иего глаза сострахом опустились перед изумленным ивопрошающим взглядом двоюродного брата. Онкрепко сжал губы ипромолчал.
        —Нучтоже? — после некоторого молчания спросил Освальд. — Тывелишь позвать управляющего?
        —Если ты находишь необходимым.
        —Конечноже! Идаже немедленно.
        Эдмунд подошел кстолу ихотел позвонить, однако Освальд, последовавший заним, внезапно положил руку ему наплечо испросил серьезным, настойчивым тоном:
        —Эдмунд, чтоты имеешь против меня?
        —Против тебя? Ничего абсолютно! Тыдолжен извинить меня, если я сейчас немного рассеян. Уменя вголове бог знает что — неприятности сослужащими. Поодному этому случаю суправляющим ты можешь представить, какие вещи приходится узнавать.
        —Нет, этонето, — уверенно проговорил Освальд. — Твое недовольство относится только комне. Каксердечно ты прощался сомной икактеперь встречаешь! Чтопроизошло?
        Споследними словами он обнял графа ипопытался заглянуть ему вглаза, нотот вырвался изего объятий.
        —Данемучьже меня все время подобными подозрениями! — пылко воскликнулон. — Неужели я должен отдавать тебе отчет вкаждом слове, вкаждом взгляде?
        Освальд отступил нашаг искорее изумленно, чемоскорбленно посмотрел нанего. Этавспышка, длякоторой небыло никакого повода, была ему совершенно непонятна.
        Вэто время снизу донеслись шум подъехавших экипажей игромкий лай собак. Эдмунд глубоко вздохнул, словно избавившись отнестерпимой муки.
        —А,наши гости! Прости, Освальд, чтоя оставляю тебя. Яподжидал несколько человек наохоту, которая состоится завтра. Ты,конечно, также примешь вней участие?
        —Нет, — холодно ответил Освальд. — Яприехал недляудовольствия изавтраже должен уехать.
        —Такскоро? Этоочень неприятно дляменя, нотебе лучше знать, какрасполагать своим временем. Яприкажу приготовить тебе комнату. — Эдмунд был уже напороге, нообернулся еще раз. — Да,еще одно, Освальд! Объяснись, пожалуйста, суправляющим! Уменя нет ниумения, нитерпения. Чтобы ты нисделал, янавсе заранее согласен. Досвиданья!
        Впоследних словах снова слышалась торопливость, стремительно сменившая прежнюю безучастность. Затем граф исчез так быстро, словно унего земля горела подногами.
        Оставшись один, Освальд незнал, сердитьсяли ему натакой прием илибеспокоиться. Что, собственно, произошло? Освальд мог только одним объяснить странное поведение двоюродного брата — Эдмунд вошел всалон почти сразу после того, какоттуда вышла Гедвига. Может быть, онпришел раньше ислышал изсоседней комнаты их краткий, нотакой многозначительный разговор. Хотя приэтом инебыло произнесено ниодного слова, указывавшего напризнание, всеже этого было достаточно, чтобы открыть глаза Эдмунду, показать, чтобыло между Освальдом иневестой молодого графа, достаточно, чтобы зажечь внем пламя ревности. Этим объяснилось ито, чтоон отшатнулся, когда Освальд протянул ему руку, атакже его равнодушие кгрозившим ему убыткам, еговзволнованность ирасстройство.
        —Таквот что это! — вполголоса проговорил Освальд. — Вероятно, ончто-то слышал. Ну,втаком случае он должен был слышать, насколько неожиданной длянас была эта встреча, иесли мне придется говорить сним, явсе ему объясню.
        Глава13
        Погода дляпредстоящей охоты оказалась благоприятнее, чемможно было ожидать; метель прекратилась, атакже исчез густой туман, инаступившее утро обещало хотя ихмурый, нопрекрасный день дляохоты.
        Было еще очень рано, когда Освальд покинул свою комнату инаправился впомещение, занимаемое Эдмундом. Изгостей еще никого небыло видно, ноприслуга водворе уже готовила все необходимое котъезду, намеченному сразу после завтрака.
        Ксвоему удивлению, Освальд нашел комнату брата запертой, хотя обычно унего никогда небыло этой привычки. Лишь наповторный стук Эдмунд открыл дверь.
        —Ах,Освальд! Чтотак рано?
        Вего голосе звучало неприятное удивление. Темнеменее Освальд вошел кнему ипроизнес:
        —Тыуже одет, какя вижу, значит, янепомешаю тебе своим ранним визитом?
        Граф насамом деле уже переодевался вохотничий костюм; онбыл чрезвычайно бледен, иего глаза лихорадочно блестели.
        Еголицо носило отпечаток бессонной ночи. Видно было, чтосовчерашнего вечера он неимел нисна, нипокоя.
        —Очевидно, тыпередумал ипришел мне сказать, чтопримешь участие вохоте? — спросил Эдмунд, избегая, однако, пытливого взгляда Освальда иделая вид, чтоищет что-то написьменном столе.
        —Нет, — ответил Освальд, — тыведь знаешь, чтопосле обеда я уеду. Может быть, тыктому времени еще невернешься, поэтому я сейчас хотел проститься стобой.
        —Разве это необходимо сделать сглазу наглаз?
        —Несомненно, потому что я должен переговорить стобой кое очем важном. Раньше, Эдмунд, тыникогда неизбегал меня так, кактеперь. Вчера я тщетно старался хоть минуту побыть стобой. Тыбыл так занят гостями ивообще так возбужден, чтоя отказался отнамерения поговорить стобой оделах.
        —Оделах? Ахда, тыимеешь ввиду этот случай суправляющим. Ну,ты поговорил сним, какя тебя просил?
        —Ябыл вынужден сделать это, таккак, несмотря намои неоднократные предостережения, тыничего непредпринял. Дело обстояло именно так, какя идумал, атак какуправляющий увидел, чтоя очень хорошо осведомлен обовсем, топерестал отнекиваться. Япредоставил ему выбор: илиотвечать завсе перед судом, илисегодняже покинуть Эттерсберг. Он,конечно, предпочел второе. Вотвсе доверенности, которые он передалмне, ноты хорошо сделалбы, еслибы официально объявил обих уничтожении. Навсякий случай я записал адрес покупателя ипотелеграфу сообщилему, чтосделка неможет быть заключена, таккакдоверенность, выданная управляющему твоим опекуном, уничтожена ипереговоры велись безтвоего согласия.
        Освальд рассказывал все это спокойно иделовито, неподчеркивая, чтовсе сделано именно благодаря его энергичному вмешательству. Однако Эдмунду нетрудно было почувствовать, какмногим он был обязан вмешательству своего двоюродного брата, хотя это, казалось, даже удручалоего.
        —Яочень благодарен тебе, — кратко сказалон. — Яведь знал, чтовтаких делах ты способен действовать энергичнее, чемя.
        —Вданном случае действовать следовалобы тебе, — супреком заметил Освальд.
        —Яведь уже говорил тебе вчера: ябыл невнастроении.
        —Явидел это ипонял твое настроение, потому что знаю его причину.
        Эдмунд вздрогнул ибыстро обернулся кнему:
        —Тызнаешь? Чтоэто значит? Чтоты знаешь?
        —Причину твоего странного приема, твоего почти враждебного отношения комне, иименно поэтому я ипришел сюда. Между нами должно быть все ясно, Эдмунд. Кчему это умалчивание, скрытность? Притех отношениях, какие связывают нас стобой, откровенность лучше всего.
        Молодой граф ухватился застол, чтобы неупасть. Онничего неответил, атолько побледнел каксмерть инеподвижно уставился наговорившего.
        Между тем Освальд спокойно продолжал:
        —Тебе нестоит держать всебе объяснения, ясмело их выслушаю. Ялюблю Гедвигу инебоюсь признаться тебе вэтом; ячестно боролся сэтой страстью иуехал, поняв, чтонесправлюсь сней. Мыникогда несказали друг другу онаших чувствах ниединого слова, иесли я увлекся вчера донамека, такэто было впервый ипоследний раз. Неожиданное свидание помутило мой рассудок, нолишь намиг, ия сразуже поборол себя. Если ты сочтешь это виной, ядумаю, чтомогу взять насебя ответственность занее.
        Смелое, открытое признание оказало совершенно неожиданное действие. Полное ужаса изумление, охватившее Эдмунда раньше, постепенно исчезало, нограф, по-видимому, немог еще понять двоюродного брата.
        —Тылюбишь Гедвигу? — воскликнулон. — Ты? Этоневозможно!
        —Разве длятебя это еще тайна? — спросил озадаченный Освальд. — Чтоже, если неревность, встало между нами ссамой первой минуты после моего приезда?
        Эдмунд необратил внимания наэтот вопрос; егогорящие глаза были устремлены налицо Освальда.
        —АГедвига? — через силу спросилон. — Онаотвечает натвое чувство? Оналюбит тебя?
        —Яуже сказал тебе, чтомы необъяснялись.
        —Зачем объясняться? Тызнаешь, тыдолжен знать, любимлиты. Эточувствуется вкаждом взгляде, вкаждом движении. Яже чувствовал, чтомежду нами небыло настоящей любви; нашим чувствам мешало нечто постороннее. Былли ты этим «нечто»? Говори! Вочтобы то нистало я хочу знать правду!
        Освальд опустил глаза итихо ответил:
        —Гедвига, какия, будет свято чтить данное слово.
        Этот ответ был достаточно красноречив. Несколько минут царило тягостное молчание; слышалось только короткое, прерывистое дыхание молодого графа.
        —Значит, иэто также! — промолвил он наконец.
        Освальд озабоченно взглянул нанего. Онприготовился кбурной сцене, кгорьким упрекам, иего крайне удивило это покорное спокойствие, вовсе несоответствовавшее характеру Эдмунда.
        —Мыпереживем это, — снова заговорил Освальд. — Мыникогда недумали овозможности брака между нами; еслибы даже Гедвига была свободна, янедолжен былбы питать никакой надежды. Явсегда презирал тех ловкачей, которые всем обязаны богатству своих жен, между тем каксами ничего немогут им дать. Меня такие отношения страшно удручалибы, ия немогбы их вынести. Амоя карьера еще только должна начаться. Долгие годы мне придется трудиться, чтобы заработать только насвою жизнь, вто время какты уже сейчас можешь полностью обеспечить Гедвигу.
        Этислова вырвались уОсвальда безо всякого намека. Онидолжны были только успокоить Эдмунда, нопроизвели совершенно обратное действие. Намек набогатство вывел Эдмунда изсебя; онвздрогнул, егоголос изменился, иневыразимая горечь, страшная боль слышались вего словах, скоторыми он обратился кОсвальду:
        —Незавидуешьли ты мне заэто блестящее положение, данное мне судьбой? Яведь дитя счастья, мневсе удается, все! Тыошибся всвоих предсказаниях, Освальд! Мыпоменялись ролями. Ядумал, чтообладаю, покрайней мере, любовью Гедвиги; одну ее я еще считал своей. Ноиэто уменя отнимают. Тыотнимаешь… О,это уже чересчур!
        —Эдмунд, тыневладеешь собой, — проговорил обеспокоенный Освальд. — Опомнись! Мыспокойно…
        —Оставь меня одного! — сбешенством прервал его Эдмунд. — Сейчас меня все раздражает, атвое присутствие больше всего. Уходи, уходи!
        Освальд хотел подойти кнему, успокоить, нонапрасно. Вкрайнем возбуждении, граничившем почти сбезумием, граф оттолкнулего, воскликнув:
        —Яхочу побыть один, говорю тебе! Разве я нехозяин усебя вкомнате? Илимне надо ударить тебя, чтобы заставить уйти?
        —Нет, этого ненадо, — сказал оскорбленный Освальд. — Яникак неожидал, чтомое откровенное ичестное признание будет принято таким образом, иначе промолчалбы. Тыскоро поймешь, какбыл несправедлив комне, но, пожалуй, ужебудет слишком поздно, чтобы сохранить нашу дружбу. Прощай!
        Освальд ушел, даже невзглянув надруга.
        После его ухода граф упал вкресло. Удар, только что поразившийего, был, может быть, несамый тяжелый, ноон переполнил чашу терпения исразилего.
        Часспустя все общество собралось встоловой. Мужчины были впревосходном настроении, таккакпогода предвещала удачную охоту. Графиня сосвойственным ей умением поддерживала разговор. Несмотря навсе, чтоудручало ее икамнем лежало насердце, онабыла слишком светской дамой, чтобы выдать себя перед посторонними. Гедвига точно также принуждала себя быть веселой.
        Разговор был очень оживленный; молчалив изамкнут был только Освальд, однако это неудивляло никого изприсутствовавших, таккаквсе уже привыкли видеть его таким.
        Граф Эттерсберг явился кгостям очень поздно, сославшись нато, чтоему надо было еще сделать необходимые распоряжения поподготовке кохоте, истарался загладить свою вину заопоздание удвоенной любезностью.
        Эдмунд уже небыл таким бледным, какчас назад. Наоборот, наего щеках играл лихорадочный румянец, вовсех его движениях была торопливость. Онсразуже завладел разговором иувлек всех. Шутки, остроты, охотничьи рассказы так исыпались. Казалось, онстарался убедить всех всвоем превосходном настроении, иэто ему вполне удалось. Помнению пожилых мужчин, молодой граф никогда небыл так любезен, каксегодня. Молодые охотники тоже увлеклись его настроением ивторилиему. Время застолом пролетело незаметно, пока хозяин неподал знака вставать.
        Освальд продолжал молчать, нонепереставал сволнением наблюдать задвоюродным братом. После всего, чтопроизошло, оннисколько неудивлялся, чтоЭдмунд еще больше, чемвчера, старался избегатьего, ондаже необращался кнему вразговоре, ноименно поэтому его обеспокоило это лихорадочное оживление. После сцены, происшедшей сегодня утром, только крайнее отчаяние могло быть причиной такого неуемного веселья. Только теперь, когда улеглось чувство оскорбленной гордости, Освальду припомнилось, какрасстроен ивзволнован был Эдмунд еще доего признания. Значит, ондействительно ничего неподозревал оего любви, значит, неревность вызвала его странное, непонятное поведение. Такчтоже тогда?
        Между тем все поднялись из-за стола истали готовиться котъезду. Мужчины прощались схозяйкой дома исОсвальдом. Всежалели, чтоиз-за скорого отъезда он немог принять участия вохоте.
        Эдмунд уже простился сневестой стойже самой бурной веселостью, которая, казалось, нинаминуту непокидала его сегодня. Двоюродному брату он находу крикнул: «Прощай, Освальд!» — нотак поспешно икратко, чтотот ничего неуспел ответитьему; онпо-прежнему демонстративно продолжал избегать Освальда инехотел даже протянуть ему руку. Затем он подошел кматери, разговаривавшей содним изгостей, исказал:
        —Яхотел проститься стобой, мама!
        Этислова были произнесены поспешно, новних чувствовался прежний сердечный тон, иухо матери тотчасже уловилоего. Онавзглянула вглаза сыну ивпервые запоследнее время прочитала вних неслепой ужас, такневыразимо мучившийее; сейчас вних было что-то другое, неизъяснимое, ноупрека небыло. Рука графини, протянутая сыну, слегка дрожала. Эдмунд уже давно непроявлял поотношению кней никакой ласки, атолько холодно, официально целовал ее руку. Онитеперь склонился кней, новдруг мать почувствовала жаркие объятия сына, иего трепещущие губы прижались кее устам. Этобыло первое объятие стого дня, какон узнал ужасную тайну.
        —Эдмунд! — прошептала графиня, ивее голосе послышались ибоязнь, инежность.
        Граф ничего неответил; онлишь наодно мгновение крепко прижал мать ксебе, ноона почувствовала, чтовэтот миг внем снова вспыхнула вся его прежняя любовь. Онеще раз крепко поцеловалее, азатем быстро, норешительно высвободился изее объятий, сказав:
        —Прощай, мама! Надо ехать, пора!
        Онприсоединился кгостям, сразуже окружившимего, ившумных возгласах прощания иотъезда уграфини небыло никакой возможности сказать ему еще хоть одно слово.
        Мужчины поспешно удалились. Никто незаметил короткой сцены между сыном иматерью, никто ненашел ничего необычного вих объятиях. Только Освальд неспускал глаз собоих ииспытующе следил заграфиней, когда она выходила изкомнаты. Должно быть, ейнехотелось оставаться наедине сплемянником, что, несомненно, произошлобы, таккакГедвига спустилась вниз проводить жениха истояла уподъезда, глядя наотъезжающих.
        Водворе замка царила оживленная суета. Несколько саней стояли наготове, чтобы принять охотников иотвезти их кдовольно отдаленному месту охоты. Слуги сновали взад ивперед; егерь графа, державший свору собак, едва мог обуздать их нетерпение, застоявшиеся лошади рыли копытами снег инетерпеливо ржали.
        Беспокойнее всех были два великолепных рысака, запряженные вмаленькие сани, вкоторых можно было поместиться только двоим. Этобыли теже самые неукротимые лошади, скоторыми случилось несчастье наГиршберге, гдечуть было непогибла графиня. Стех пор она никогда наних невыезжала исудовольствиембы продала, ноЭдмунду очень нравились эти великолепные кони. Онисегодня приказал запрячь их всвои сани и, таккакправил ими всегда сам, взял вожжи изрук конюха.
        Всебыло готово, ноотъезд задержался. Какая-то фраза Эдмунда вызвала спор, ивнем оживленно участвовали мужчины; Освальд слышал громкий смех иговор, нозакрытые окна мешали расслышать слова. Эдмунд спорил горячее всех, некоторые изпожилых мужчин кивали головами и, казалось, отговаривали отчего-то. Новот все смолкли иприготовились котъезду. Эдмунд также сел всвои сани. Ноон почему-то ехал один; место рядом сним осталось свободным, кучер поего знаку также остался наместе. Охотники послали последний прощальный привет находящимся уподъезда, гдестояла невеста хозяина. Тоже самое сделал иЭдмунд, нозатем бросил взгляд наокна матери. Графиня, вероятно, стояла уокна, таккакглаза сына некоторое время были устремлены туда. Онкивнул головой итуда, иэто последнее «прости» было гораздо горячее истрастнее, чемто, которое предназначалось невесте. Вэтот миг сквозь наигранное веселье Эдмунда прорвалось долго скрываемое мучительное страдание. Впрощальном взгляде, обращенном кматери, можно было прочитать немую истрастную мольбу. Затем его бич сосвистом прорезал воздух, игорячие кони рванули вперед, поднимая копытами
тучу снега искрывая вней легкие сани. Освальд вужасе отшатнулся отокна.
        —Этобыло очень похоже напоследнее прощание! — пробормоталон. — Чтоэто значит? Чтозадумал Эдмунд?
        Онбросился квыходу, новсоседней комнате встретился сЭбергардом, возвращавшимся содвора.
        —Из-за чего произошла задержка перед отъездом? — торопливо спросил Освальд. — Чтотам случилось ипочему граф поехал один?
        —Онизаключили пари, — ссокрушенным видом ответил старый слуга. — Господин граф хотел ехать через Гиршберг…
        —Через крутой Гиршберг? Сразу после метели? Ведь этоже очень опасно!
        —Тоже самое толковали игоспода, ноего сиятельство посмеялся надих боязливостью исказал, чтоесли он поедет через Гиршберг, то, покрайней мере, наполчаса раньше других попадет влес. Тутнепомогли никакие уговоры, никакие просьбы, даже просьбы барышни — пари состоялось. Ну,да всебы ничего, еслибы неэти отчаянные кони!
        —Ноктоже именно сегодня приказал заложить их всани брата? — перебил его Освальд. — Онездит обычно надругих лошадях.
        —Таков был строгий приказ самого графа. Дляэтого он сам спускался вниз перед завтраком.
        —Акучер? Почему осталсяон?
        —Также поприказанию его сиятельства! Граф пожелал непременно ехать один.
        Освальд несказал нислова инемедленно поспешил вкомнаты тетки. Графиня все еще стояла уокна, хотя охотничий поезд уже давно скрылся извиду. Онаничего незнала осцене, происшедшей утром усына, но, должно быть, что-то предчувствовала, чего-то боялась, потому что была страшно бледна, аглаза были полны слез.
        Онаиспуганно вздрогнула, когда Освальд так внезапно явился кней. Впервые содня его отъезда они оказались одни. Графиня немогла ожидать никакой пощады отчеловека, имевшего теперь повод быть ее злейшим врагом. Хотя он великодушно выпустил изрук свое самое опасное оружие, новсе-таки знал онем, иодно это уже давало ему силу. Однако графиня всеже приготовилась крешительному отпору.
        Нотого, чего она ждала ибоялась, изуст Освальда она неуслышала. Быстро подойдя кней, онспросил ее подавленным голосом:
        —Чтопроизошло сЭдмундом?
        —СЭдмундом? Чтоты хочешь сказать?
        —Онужасно изменился стех пор, какя расстался сним. Несомненно, случилось что-то такое, чтовыводит его изсебя иповременам даже грозит лишить его рассудка. Вначале мне казалось, чтоя нашел причину, нотеперь вижу, чтоглубоко ошибался. Чтослучилось, тетя?
        Графиня непроронила ниединого звука. Оналучше всех видела страшную перемену всыне, нонемогла признаться вэтом Освальду.
        —Прости, чтоя должен задать тебе неприятный вопрос, — продолжалон, — нокогда надо предотвратить смертельную опасность, ненужно бояться мелких неприятностей. Перед отъездом я передал твоему брату пакет, причем настойчиво предупреждалего, чтоон предназначается тебе одной, аЭдмунд ничего недолжен знать оего содержании. Может быть, онвсе-таки…
        Очевидное беспокойство иволнение обычно холодного ирассудительного племянника убедили графиню всуществовании опасности, которую доэтого она только предчувствовала.
        —Почему Эдмунд поехал один? — сострахом спросила она вместо ответа. — Чтоозначал тот поклон, который он послалмне? Тызнаешь это, Освальд?
        —Янезнаю ничего, нопосле того, чтопроизошло сегодня утром, опасаюсь всего. Эдмунд заключил безумно смелое пари, заявив, чтовтакую погоду поедет через крутой перевал Гиршберга. Поего настойчивому приказанию всани заложены бешеные рысаки, акучер остался дома. Видишь, ядолжен знать правду. Эдмунду известно содержание того свертка?
        Изуст графини вырвалось сдавленное «да». Одним этим словом она призналась вовсем, всецело отдавая себя вруки племянника, носейчас она недумала обэтом. Речь шла ожизни исмерти сына; моглали мать втакой момент думать осебе самой?
        —Боже мой, тогда он задумал нечто ужасное! — воскликнул Освальд. — Теперь мне понятновсе.
        Графиня вскрикнула; онапоняла смысл прощального привета сына.
        —Мненадо ехать заним, — решительно заявил Освальд, хватаясь заколокольчик. — Нельзя терять ниминуты.
        —Я… я поеду стобой, — прошептала графиня, намереваясь подойти кнему, нопокачнулась и, еслибы племянник неподдержалее, могла упасть.
        —Нельзя, тетя, тынеперенесешь этого. Кроме того, всесани заняты наохоте, авколяске нельзя проехать из-за снега. Яверхом поеду заним следом; этоединственный выход! — торопливо произнес Освальд, азатем обернулся квошедшему Эбергарду: — Прикажите оседлать Вихря! Только какможно скорее!.. Япоеду заграфом.
        Старый слуга бросился выполнять приказание. Онпонял, чтомолодого барина хотели уберечь отопасности.
        Освальд снова подошел кбледной итрепещущей графине и, пытаясь успокоитьее, произнес:
        —Мужайся! Ещеневсе потеряно. Вихрь — один излучших скакунов, иесли я поеду через Нейенфельд, тосокращу дорогу почти наполовину. Ядолжен догнать Эдмунда!
        —Если ты даже догонишьего, — сотчаянием воскликнула графиня, — онвсе-таки непослушает тебя, какнепослушал меня исвоей невесты.
        —Меня он послушает, — серьезно сказал Освальд, — потому что только я могу разрешить несчастный спор. Еслибы сегодня утром я знал, чторазделялонас, дотакой развязки дело недошлобы никогда. Невозможно, чтобы друзья детства несмогли преодолеть это недора-зумение. Мужайся, тетя, явозвращу тебе сына!
        Энергичная решительность молодого человека немного успокоила встревоженную мать. Онацеплялась занадежду, которую подавал ей племянник, цеплялась заненавистного Освальда какутопающий засоломинку. Онанемогла выговорить нислова, нововзгляде, обращенном кнему, было столько мольбы, столько отчаянной муки, что, глубоко потрясенный, Освальд крепко пожал ей руку. Всмертельном страхе затого, кого они любили содинаковой нежностью, угасла долгая вражда, были забыты ненависть излоба.
        Освальд обнял почти падающую графиню инежно посадил ее вкресло, азатем бегом бросился квыходу. Надежда навозможность спасения придала ему мужество иуверенность, номать, которая немогла ничего сделать ивотчаянии вынуждена была остаться дома, почти умирала отстраха. Оназнала, чтогнало ее сына насмерть, иэто чувство было причиной ее мук втечение последних недель. Барон Гейдек был прав: бедная женщина несла более тяжкое наказание, чембыл ее грех.
        Эбергард действовал быстро: когда Освальд вышел иззамка, лошадь была уже подана; онвскочил вседло ипомчался содвора.
        Можно было суверенностью сказать, чтоЭдмунд выберет обычную проселочную дорогу. Самая короткая дорога через Нейенфельд шла большей частью лесом ибыла такой неудобной иузкой, чтонасанях почти нельзя было про-ехать. Длявсадникаже она непредставляла никаких трудностей, аВихрь был действительно великолепным скакуном; егокопыта почти некасались земли, покрытой снегом. Такон летел вперед поскованному морозом лесу, попокрытым снегом лугам, пословно вымершей деревне, ивсеже слишком медленно длянетерпеливого всадника.
        Освальд ниминуты несомневался, чтоотчаянному решению Эдмунда надо было помешать; нобыло всего одно средство разрешить этот несчастный спор. Еслион, Освальд, необвинял инетребовал никаких объяснений вообще, тоникто неимел права делать этого. Вобществе можно было промолчать, какмолчали досих пор, ипохоронить неприятную тайну. Носреди всех этих надежд ипредположений снова звучали слова Эдмунда, произнесенные им вразговоре вечером накануне отъезда Освальда:
        «Янемогбы жить ссознанием, чтонамне лежит пятно. Смело, соткрытым лицом должен я смотреть навесь свет инасебя самого».
        Лесная дорога соединялась спроезжей, иснее хорошо просматривались окрестности. Всадник намиг придержал коня иосмотрелся. Ноон неувидел ничего, кроме широкой белой равнины итемных елей Гиршберга вдали. Кругом было пустынно, ниодного живого существа. Надежда обогнать ивстретить здесь Эдмунда неоправдалась; онбыл уже далеко впереди — следы его саней отчетливо виднелись наснегу. Впервые уОсвальда дрогнуло сердце, поколебалась уверенность, ноон нехотел слушать то, чтонашептывали ему дурные предчувствия, а, давшпоры коню, понесся еще быстрее вперед, пока недостиг подошвы Гиршберга иподъем вгору незамедлил его галопа.
        Неочень высокий, ноочень крутой Гиршберг считался весьма неудобным перевалом, иего все старались избегать. Зимой его покрытые льдом иснегом обрывы были крайне опасны; этоиспытал насебе Освальд, лошадь подкоторым нераз спотыкалась. Ксчастью, конь был стольже ловок, сколь осторожен всадник, иэто помогалоему; онрешил вочтобы то нистало догнать Эдмунда.
        Фыркая итяжело дыша, Вихрь поднялся навершину иснова поскакал поровному месту. Немного дальше гора также круто опускалась книзу. Следы саней все еще были видны, нонедальше каквста шагах, какраз накраю самого опасного обрыва, снег был взрыт копытами вздыбившихся лошадей. Низкий кустарник, росший вдоль дороги, былсломан ипомят, молодые ели пригнуты кземле, какбудто надними пронесся ураган, авнизу, надне обрыва, виднелась темная неподвижная масса — лошади исани, разбившиеся пристрашном внезапном падении.
        Увидев это, Освальд забыл обосторожности. Оннедумал больше особственной безопасности иизовсех сил погнал лошадь вниз. Спустившись, онсоскочил слошади ипробрался вовраг.
        Сани были разбиты вдребезги, лошади лежали подих обломками, авнескольких шагах неподвижно распростерся наземле Эдмунд. Припадении его далеко выбросило изсаней; толстый слой снега смягчил удар, нокаменистое дно оврага неспасло его отгибели. Изранки назатылке сочилась тонкая струйка крови, окрашивая белый снег.
        Освальд упал перед братом наколени, стараясь остановить кровь ипривести его вчувство. Вначале все его усилия были тщетны. Наконец, после долгих томительных минут, Эдмунд открыл затуманенные глаза, но, казалось, ничего невидел. Лишь призвуке голоса Освальда сознание постепенно вернулось кнему.
        —Освальд! — едва слышно проговорилон.
        Всягоречь, всеволнение последних часов исчезли, иего мертвенно-бледное лицо было спокойно.
        —Эдмунд, почему ты недоверилсямне? — сгорьким упреком спросил Освальд. — Почему я только теперь должен был узнать, чтозаставило тебя искать смерти? Ягнался затобой, ноприехал слишком поздно.
        Затуманенный взгляд Эдмунда несколько просветлел ивопросительно устремился наговорившего.
        —Тызнаешь? — прошепталон.
        —Все!
        —Втаком случае ты поймешь меня, — устало произнес Эдмунд. — Больше всего я страдал оттого, чтодолжен был лгать тебе; ябольше немог выносить твой взгляд. Теперь все кончилось… ты станешь владельцем Эттерсберга.
        —Ценой твоей жизни! — сгоречью воскликнул Освальд. — Яведь давно знал эту тайну; злополучный портрет был вмоих руках дотого, какты увиделего. Яделалвсе, чтомог, чтобы он непопал втвои руки, таккакзнал, чтоты непереживешь этого. Итвоя жертва принесена напрасно. Скажи ты мне сегодня утром откровенно хоть одно слово, ивсе былобы хорошо.
        Эдмунд болезненно улыбнулся:
        —Нет, Освальд, яникогда несмогбы вынести нивечной лжи, нивечного стыда перед людьми иперед самим собой. Неделями, месяцами я пытался пересилить себя. Тынезнаешь, чтоя выстрадал стого ужасного часа. Теперь все хорошо, мать будет чиста… Всеэто можно было разрешить только таким образом!
        Освальд держал умирающего всвоих объятиях. Онвидел, чтовсякая помощь ему бесполезна. Невозможно было остановить кровь, невозможно было удержать уходившую жизнь; онмог лишь принять последние слова изуст умирающего:
        —Моямать… скажией, чтоя несмогбы нести этот крест. Прощай!
        Эдмунд замолчал; егопрекрасные темные глаза, подернутые туманом смерти, угасли; ещенесколько мгновений — иОсвальд, склонившись перед усопшим, прижался устами кего лбу.
        —Боже всемогущий! Неужели это должно было так кончиться? — сотчаянием воскликнулон.
        Глава14
        Стех пор какмогильный холм покрыл останки Эдмунда фон Эттерсберга, ужедважды прилетали иулетали ласточки. Теперь они втретий раз принесли ссобой весну, икогда земля после льда иснега снова оделась впышный наряд, изслез, пролитых надего могилой, выросла новая счастливая жизнь.
        Смерть молодого графа Эттерсберга вызвала увсех величайшее сожаление иучастие. Острашной тайне никто даже неподозревал. Эдмунд добился того, чего хотел: егомать осталась вневсяких подозрений, анастоящий наследник вступил всвои права.
        Всамом Эттерсберге запоследние два года многое изменилось. Теперешний владелец майората, граф Освальд, ккоторому вместе споместьями перешел ититул покойного двоюродного брата, очень серьезно отнесся кисполнению своих новых обязанностей. Перемена, происшедшая вего судьбе, была так внезапна, какредко бывает вжизни. Егоюридическая карьера окончилась, неуспев начаться.
        УОсвальда появились другие, более значительные задачи, ион принялся заних совсем пылом своего энергичного характера.
        Заброшенные изапущенные имения он спас отокончательного упадка какраз вовремя. Почти все служащие были заменены, управление организовано совершенно по-другому; значительные суммы, прежде уходившие наподдержание блеска графского дома, впоследние два года расходовались исключительно наего благоустройство.
        Новый помещик вел пока одинокий изамкнутый образ жизни, непредпринимая никаких шагов кженитьбе. Этообстоятельство очень удивляло его соседей. Онисчитали, чтографу вего возрасте нетолько пора, ноинужно подумать обраке, таккакон был единственным ипоследним отпрыском рода Эттерсбергов. Заботливые мамаши ломали себе головы, какбы заполучить такого завидного жениха длясвоих засидевшихся дочек, новсе их ухищрения истарания были тщетны.
        Совершенно такиеже планы строили ипоотношению кБруннеку, ноуже состороны женихов. Гедвига снова стала свободной. Какниискренне было всеобщее участие кневесте покойного графа, всепонимали, чтовосемнадцатилетняя девушка невечно будет горевать опогибшем женихе, имногие снова стали питать приятные надежды.
        Ноиздесь все было напрасно, таккакГедвига еще доконца траура покинула Бруннек, чтобы сопровождать мать Эдмунда вИталию. Смомента смерти сына графиня тяжело заболела, иболезнь, несмотря навсе принимаемые меры, такпрогрессировала, чтоврачи видели спасение только впродолжительном пребывании наюге. АГедвига вочтобы то нистало хотела покинуть дом, чтобы уйти отсоблазна замужества, таккакэто казалось ей преступлением поотношению кумершему.
        Почти полтора года дамы провели наюге. Напрасно советник Рюстов уговаривал дочь вернуться домой, онанеобращала наэто никакого внимания иссылалась насостояние здоровья графини, которую инехотела, инемогла покинуть.
        Наконец путешественницы возвратились домой вместе сРюстовым, который встретил их ипоехал сдочерью вБруннек, вто время какграфиня отправилась ксебе вШенфельд, гдеона поселилась после смерти Эдмунда.
        Наследующий день после приезда дам Рюстов пообыкновению сидел сосвоей родственницей усебя встоловой. Онбыл очень рад идоволен, чтопосле долгой разлуки его дочь снова дома ипрекрасно выглядит. Онбезустали твердил, чтоона стала гораздо красивее, умнее имилее прежнего, иизлияние своей отцовской гордости закончил торжественным уверением, чтоон никогда иникуда неотпустит отсебя своей любимицы.
        Старушка Лина наэтот раз была такогоже мнения, но, услышав последние слова, покачала головой.
        —Неследовалобы вам говорить это стакой уверенностью, Эрих, — сказала она сударением. — Ктознает, небудутли увас вБруннеке оспаривать право наисключительное обладание Гедвигой.
        —О,этого я недопущу, — возмутился Рюстов. — Янесомневаюсь, чтографиня судовольствием целыми неделями держалабы ее вШенфельде, ноизэтого ничего невыйдет. Яслишком долго был лишен своей дочурки, чтобы уступить свои отцовские права нанее.
        —Граф Эттерсберг, вероятно, былнастанции, когда вы третьего дня приехали сдамами? — перевела Лина разговор надругую тему.
        —Конечно. Сего стороны было очень любезно, чтоон сам приехал затеткой, чтобы отвезти ее вШенфельд. Попутно он хотел повидаться исГедвигой.
        —Да,попутно! — насмешливо улыбаясь, вполголоса проговорила Лина.
        —Раньше граф неочень-то ладил стеткой, — продолжал советник, — нопосле несчастья, сломившегоее, онудивительно внимателен инежен сней. Онвообще очень любезен, ачто касается его хозяйничанья вЭттерсберге…
        —Да,он — настоящий хозяин, — подтвердила Лина. — Этовы поняли еще тогда, когда никто еще даже неподозревал, чтоон станет владельцем майората.
        —Да,былобы ввысшей степени несправедливо, еслибы судьба сделала изтакого человека юриста, — торжественно провозгласил Рюстов. — Яитеперь еще судовольствием вспоминаю, какон принялся хозяйничать вЭттерсберге, какзатри месяца вышвырнул оттуда весь балласт, долгие годы высасывавший изимений все соки. Яникогда непредполагал, чтобы хозяйство могло так подняться затакой короткий срок. Собственно, меня это должнобы злить, таккакдосих пор вовсей округе лишь Бруннек считался образцовым хозяйством, атеперь Эттерсберг оспаривает унего пальму первенства.
        —Боюсь, чтоон будет оспаривать еще кое-что другое. Новы будете терпеливо взирать наэто, Эрих, таккакграф Освальд всегда был вашим любимцем.
        —Даон иостался им, ноунего есть большой недостаток; оннизачто нехочет жениться. Кругом все только иговорят обэтом. Якак-нибудь серьезно поговорю сним.
        —Лучше неделайте этого! — заметила старушка. — Этосовершенно никчему, темболеевам.
        Рюстов непонял скрытого смысла слов и, приняв их занедоверие ксвоим дипломатическим способностям, жестоко оскорбился.
        —Вы,вероятно, полагаете, чтосватовством умеют заниматься только женщины? Ядокажувам, чтотоже знаю вэтом толк. Граф Освальд очень прислушивается кмоим советам.
        —Вэтом отношении, конечно. Ядаже убеждена, чтоон неженится, неспросив вашего согласия. Дасидите вы спокойно, Эрих! Яговорю это совершенно серьезно, акроме того, вижу коляску графа; смотрите, онауже подъехала. Язнала, чтоон приедет сегодня.
        —Откуда вы могли это знать? Выведь даже иневидели мою новую паровую машину.
        —Какую паровую машину?
        —Совершенно новое иввысшей степени практичное изобретение, которое я недавно выписал изгорода. Вы,пообыкновению, неинтересуетесь этим, нограф, которому я рассказывал оней третьего дня, горит желанием посмотреть нанее. Вывидите, какон аккуратен.
        Устарушки, по-видимому, были свои взгляды натакую аккуратность иусердие, таккакона многозначительно пожала плечами, вто время каксоветник поспешил навстречу гостю, вместе скоторым вскоре вернулся вкомнату.
        Внешне Освальд неизменился ивсе-таки производил совершенно другое впечатление, чемраньше. Глубокая складка вокруг рта пропала, равно какиледяная холодность. Правда, унего небыло той открытой веселой любезности, которой когда-то покорял сердца Эдмунд, ноего серьезное, уравновешенное спокойствие, егочувство собственного достоинства привсей простоте вобращении показывали, чтоновый владелец Эттерсберга умел лучше властвовать иповелевать, чемего покойный брат.
        Граф приехал, конечно, единственно ради замечательной паровой машины, ивследствие большого волнения, которое он тщетно старался скрыть, егоинтерес кэтому полезнейшему изобретению был прямо-таки страстным. Однако он рассеянно слушал восторженные отзывы советника инеспускал глаз сдверей. По-видимому, онждал кого-то сминуты наминуту, пока, потеряв, наконец, терпение, необратился кстарушке ссамым невинным вопросом:
        —Фрейлен Гедвига, вероятно, впарке? Мнепоказалось, что, проезжая мимо, явидел ее там.
        Старушка взглянула нанего так, словно хотела сказать: «Тогда ты наверняка небылбы здесь!» — новслух ответила сполной непринужденностью:
        —Выошиблись, граф! Моей племянницы, ксожалению, совсем нет дома, онапошла прогуляться ипосле долгой разлуки взглянуть насвои любимые места.
        Любимые места своей родины! Граф Освальд сейчасже принял это ксведению. Внезапно он вспомнил, чтоунего очень мало времени ичто ему необходимо какможно скорее вернуться вЭттерсберг, ноэто мало ему помогло. Рюстов принял это заявление какновый комплимент своей машине, которую его гость хотел посмотреть несмотря нато, чтоунего даже нет свободного времени, ибезжалостно потащил его кней. Освальду битый час пришлось выслушивать восторженные объяснения помещика, вто время какон еле сдерживался отнетерпения, покаему, наконец, неудалось распрощаться.
        Слегка разочарованный таким необычайно кратким испешным визитом, хозяин вернулся вдом.
        —Графа сегодня словно подменили, — сердито началон. — Онбыл чрезвычайно рассеян ипочти несмотрел намашину; сейчас он вихрем мчится назад вЭттерсберг. Ради такого короткого посещения нестоило так далеко ехать.
        —Зато вы ужасно мучили бедного графа, — насмешливо улыбнулась старушка. — Почти целый час вы удерживали его около своей скучной машины, аведь приехал он неради нее ивовсе невозвращается сейчас вЭттерсберг.
        —Кудаже он втаком случае поехал? — спросил Рюстов, отудивления даже необративший внимания наоскорбление, нанесенное его машине эпитетом «скучный».
        —Вернее всего, чтоон инеедет, а, отослав экипаж, отправился влес, иливгоры, илиеще куда-нибудь. Откуда я знаю, гдебродит теперь Гедвига.
        —Гедвига? Этоеще что такое? Недумаетеливы…
        —Ядумаю, чтоГедвиге суждено стать графиней Эттерсберг, инаэтот раз она непременно станетею. Можете мне поверить!
        —Лина, мнекажется, выневсвоем уме! — воскликнул Рюстов. — Гедвига иОсвальд? Ониникогда невыносили друг друга! Этоневозможно, совершенно невозможно! Этоопять одна изваших романтических выдумок!
        —Ну,так подождем, пока они вернутся оба, — ответила Лина, — ноприготовьтесь тогда благословитьих, потому что вашего благословения они потребуют влюбом случае. Граф Освальд незахочет терять время, аон ждал достаточно долго. По-моему, Гедвига была уж слишком деликатна; онаоставила даже отца иуехала, чтобы наопределенное время сделать невозможной всякую попытку ксближению сОсвальдом.
        —Что? Ради этого она поехала сграфиней вИталию? — воскликнул советник, словно свалившись слуны. — Нестанетеже вы утверждать, чтоэта взаимная симпатия существовала уже прижизни Эдмунда?
        —Здесь речь идет неопростой симпатии, аонепобедимой страсти, стоившей немалых страданий им обоим. Гедвига, конечно, ниразу иненамекнула мне обэтом; оназамкнулась всебе, ноя все-таки видела, какона мучилась оттого, чтонеобдуманно, незная нисебя, нисвоего сердца, дала слово другому. Несомневаюсь, чтоона сдержалабыего, ночто былобы приэтом сней иОсвальдом, знает только Бог.
        Сложив руки какнамолитву, советник сглубоким изумлением смотрел насвою двоюродную сестру.
        —Ивсе это вы видели? Лина, ясчитаю, чтовы удивительно умны!
        —Выдействительно так считаете? — сдовольным видом спросила почтенная старушка. — Поздноже вы стали замечать мои способности!
        Рюстов ничего неответил, ноего лицо прояснилось примысли отом, чтоего любимец, егогений посельскому хозяйству станет вбудущем его зятем. Отрадости он бурно обнял свою родственницу ивоскликнул:
        —Ясогласен навсе, чтовам угодно, Лина! Нотак быстро, каквы думаете, этопроизойти неможет. Граф также мало знает, гдеГедвига, какимы свами.
        Старушка сосмехом высвободилась изего объятий.
        —Этоуж его дело; из-за этого нам нестоит ломать голову. Влюбленные втаких случаях испытывают необыкновенное счастье. Ятакже недумаю, чтограф Освальд знает, гдеГедвига, потому что тогда ему незачем былобы приезжать вБруннек, ноон найдетее, если она даже сидит вдремучем лесу илинасамой вершине горы. Онивернутся домой вместе, даювам слово, Эрих!
        Этопредположение исполнилось почти буквально. Освальд действительно доехал только додеревни, отпустил коляску ипешком направился вгоры. Внутреннее чутье, вероятно, было развито унего очень сильно, потому что, ниминуты немешкая инеколеблясь, онпошел потропинке кзаветной лесной возвышенности. Ондогадался, куда прежде всего направится Гедвига.
        Ласточки снова прилетели встарые любимые гнезда. Легкими взмахами крыльев рассекали они — первые гонцы весны — напоенный солнечными лучами воздух, огибали горы илеса иснова приветствовали родные места.
        Идлятех двоих, чтостояли назалитой солнцем вершине, наступила весна. Долго им пришлось ждатьее, новот она явилась вовсем своем великолепии.
        —Какдолго я должен был страдать! — сказал Освальд, ивстрастной нежности его слов слышался скрытый упрек. — Какбесконечно долго! Больше года я невидел тебя идаже несмел писать. Иной раз я думал, чтоты совсем забыла меня.
        Гедвига сквозь слезы улыбнулась.
        —Нет, Освальд, этого ты немог думать. Тызнал, чтоя также жестоко мучилась, какиты, нообязана была молчать ради памяти Эдмунда истраданий его матери. Тыведь видел ее поприезде, иее вид должен был объяснить тебе, почему уменя нехватало решимости стать счастливой, пока я была сней.
        —Онаочень изменилась. Значит, пребывание наюге неулучшило ее состояния?
        —Нет. Боюсь, чтоона приехала сюда умереть.
        —Да,я знал, чтоона неперенесет этого удара.
        —Можно выучиться переносить страдания, — тихо покачала головой Гедвига, — авремя — лучший доктор, ното, чтоснедает эту жизнь, настолько тревожно, мучительно ибеспокойно, чтоя посчитала это возмездием завину. Когда-то ты взял сменя обещание неприставать свопросами ипросьбами копасно больной тогда женщине. Ясдержала обещание иниодним словом некоснулась того, чтотак тяжко угнетало меня. Дляменя так много непонятного изагадочного вовсем, чтопредшествовало исопровождало смерть Эдмунда! Яподозреваю только одно — онискал смерти. Почему? Этоосталось дляменя тайной досих пор. Номежду нами, Освальд, недолжно быть никаких тайн. Тыдолжен сказать мне всю правду, если я спрошу тебя сейчас. Янехочу видеть тебя омраченным.
        Освальд крепко сжал ее всвоих объятиях.
        —Да,Гедвига! Между нами недолжно быть секретов, унас все должно быть ясно иоткрыто. Нонетеперь инездесь я могу открыть тебе ужасные сплетения обмана игреха. Своей невесте я немогу еще сказать этого. Нокогда ты станешь моей женой, сразу узнаешь, чтозаставило Эдмунда искать смерти итак неудержимо влечет заним мать. Никакая тень недолжна омрачать сейчас наше счастье, окотором я так много мечтал стого момента, когда впервые увидел твое милое личико среди снежной бури. Онобыло каквнезапно оживший весенний день. Тогда я несмел надеяться, чтоэта мечта осуществится.
        Гедвига взглянула нанего сочаровательной улыбкой.
        —Почемуже нет? Ведь когда мы впервые встретились, надвигалась весенняя буря; здесь, наэтом самом месте, тытак мрачно говорил ожизни, опрошлом, итогда я сказала тебе: «Наступитже наконец весна!»
        Словно вответ наее слова, свыси, изподнебесья, раздались тихие, приветственные крики ласточек, кружившихся надгорой. Носегодня они купались вярком солнечном свете, аневсером тумане пасмурного дня. Ониподнимались все выше ивыше, пока непотонули внеобозримой синеве весеннего неба. Маленькие крылатые гонцы, после долгого томительного зимнего сна принесшие земле обещание новой жизни, наэтот раз, после долгой борьбы иожиданий, принесли людям новую весну счастья илюбви.
        notes
        Сноски
        1
        Мезальянс — неравный всоциальном илиимущественном отношении брак.