Дневники Кэрри Кэндес Бушнелл
        Дневники Кэрри #1 До «Секса в большом городе» Кэрри Брэдшоу была обычной провинциальной школьницей. Выпускной класс и первый день в школе. В радостной атмосфере предвкушения витают названия именитых университетов, приглашения на вечеринки и слухи о юном симпатичном новичке, который вот-вот появится в школе. Кэрри Брэдшоу мечтает стать писательницей. Но не все так просто. После отказа, полученного с курсов для начинающих писателей, Кэрри остается лишь смириться со своей участью, поступить в Брауновский университет и заниматься точными науками. К тому же у нее до сих пор нет парня, в то время как подруги уже вовсю крутят романы с мальчиками. У нее есть лишь год, чтобы попытаться что-то изменить и добиться своей цели в этой жизни.
        Кэндес Бушнелл
        Дневники Кэрри
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Принцесса с другой планеты
        Говорят, что за одно лето может произойти масса вещей.
        Или не произойти ничего.
        Сегодня мой первый день в выпускном классе, но мне кажется, что я совсем не изменилась с прошлого года, как и моя лучшая подруга Лали.
        - В выпускном классе нам нужно наконец начать с кем-нибудь встречаться,- говорит Лали, заводя двигатель своего красного пикапа, который ей достался от одного из старших братьев.
        - Что за чушь!- Я открываю дверь и забираюсь в машину. Мы собирались обзавестись бойфрендами еще в прошлом году, но у нас ничего не вышло.- Может, стоит забить на всю эту историю с парнями?- Я укладываю свои книги на заднее сиденье и прячу письмо из летней школы в учебник по биологии, где, как мне кажется, оно не сможет причинить мне неприятностей.- Мы и так знаем всех парней в нашей школе, и ни один из них нам не нравится. Ты что, забыла?
        - На самом деле не всех!- говорит Лали, оборачиваясь назад и переключая рычаг передач на заднюю скорость. Из всех моих подруг Лали - лучший водитель. Дело в том, что ее отец - полицейский, и он настоял на том, чтобы она научилась водить, когда ей было еще двенадцать.- Я слышала, у нас новый ученик,- говорит она.
        - И что?
        Последний новенький, который, пришел в нашу школу, оказался укурком и все время ходил в одной и той же одежде.
        - Джен Пи говорит, что он симпатичный, действительно симпатичный.
        - Ага. Джен Пи, была главой фан-клуба Донни Осмонда в шестом классе.- Если он действительно симпатичный, то достанется Донни ЛаДонне.
        - У него какое-то странное имя,- продолжает Лали.- Себастьян как-там-его. Себастьян Литтл, что ли?
        - Себастьян Кидд?- Моя челюсть так и отвисла от изумления.
        - Точно,- говорит она, въезжая на парковку старшей школы. Она смотрит на меня подозрительно: - Ты его знаешь?
        Я в замешательстве: пальцы крепко сжимают дверную ручку, а сердце готово выпрыгнуть наружу, например, через рот, если я его открою, чтобы что-то сказать. Поэтому я просто трясу головой в ответ.
        Мы проходим через главный вход, когда Лали обращает внимание на мои ботинки. Они из белой лакированной кожи и на одном носке немного потрескались, но это раритетные модные туфли начала семидесятых. Я считаю, что эти туфли прожили гораздо более интересную жизнь, чем я.
        - Брэдли,- говорит она, рассматривая мою обувь с презрением,- как твоя лучшая подруга, я не могу позволить тебе явиться в таких туфлях в первый день выпускного года.
        - Слишком поздно,- радуюсь я.- Кроме того, должен же хоть кто-то как следует встряхнуть это место.
        - Не меняйся.- Лали складывает пальцы в форме пистолета, целует воображаемое дуло и направляет его на меня. Совершив ритуал, она идет к своему шкафчику.
        - Удачи, Ангел,- говорю я.
        Меняться. Ха. У меня не так много возможностей для этого. Особенно после письма.
        Дорогая Мисс Брэдшоу,
        Спасибо за Вашу заявку на участие в летнем литературном семинаре Нью Скул. Несмотря на то что Ваши рассказы многообещающи и полны соображения, мы с сожалением сообщаем Вам, что не можем предоставить Вам место в этой программе.
        Я получила письмо в прошлый вторник. Я перечитала его раз пятнадцать, чтобы удостовериться, что я правильно все понимаю, а затем была вынуждена смириться. Не то чтобы я думала, что я очень талантлива, но один раз в жизни я надеялась, что да, я талантлива.
        И все же я никому об этом не рассказала. Я даже никому не говорила, что подала заявку, в том числе моему отцу. Он закончил Брауновский университет и ожидал, что я последую за ним. Он думает, что из меня выйдет хороший научный работник, ну а если я не смогу посвятить себя естественным наукам, то всегда будет возможность переключиться на биологию и изучать жучков.
        Я уже на полпути из холла, когда замечаю Синтию Вианде и Тимми Брюстера - золотую парочку школы Каслбери. Тимми - центровой в баскетбольной команде и не отличается особым умом. Синтия же президент выпускного класса, глава комитета по организации выпускного бала, почетный член Национального общества почета[Школьная организация в США, созданная для объединения учеников с хорошей успеваемостью.] и получила все значки скаутских организаций для девочек к тому времени, когда ей исполнилось десять. Она и Тимми встречаются три года. Я стараюсь не обращать на них особого внимания, но по алфавиту моя фамилия идет прямо перед фамилией Тимми, поэтому мой шкафчик находится рядом с его. А еще мне приходится сидеть рядом с ним на школьных собраниях, так что я вынуждена постоянно встречаться с ним - и, конечно, с Синтией.
        - Не строй на собрании глупых рож,- ругается Синтия.- Это очень важный для меня день. И не забудь об ужине у папы в субботу.
        - А что насчет моей вечеринки?- возмущается Тимми.
        - Ты можешь устроить ее в пятницу вечером,- огрызается Синтия.
        Наверное, в Синтии где-то глубоко внутри живет хороший человек, но если это и так, то я его никогда не видела.
        Я так резко открываю дверь моего шкафчика, что Синтия неожиданно поднимает глаза и замечает меня. Тимми переводит на меня отрешенный взгляд, словно не имеет ни малейшего представления, кто я такая, но Синтия слишком хорошо воспитана, чтобы вести себя так же.
        - Привет, Кэрри,- говорит она так, как будто ей не семнадцать лет, а все тридцать.
        Меняться. Довольно сложно добиться успеха в этом маленьком городе.
        - Добро пожаловать в чертову школу, - раздастся позади меня голос. Это Уолт. Он встречается с еще одной моей лучшей подругой - Мэгги. Уолт и Мэгги вместе два года, и мы трое составляем отличную компанию, которая почти никогда не расстается. Это звучит, конечно, странно, но Уолт похож на девочку: с ним можно вести себя совершенно естественно и говорить о чем угодно.
        - Уолт,- обращается к нему Синтия,- мужчина ты или нет, я хочу это знать.
        - Если ты хочешь позвать меня в комитет по подготовке к выпускному балу, то мой ответ - нет.
        Синтия пропускает мимо ушей шутку Уолта.
        - Это касается Себастьяна Кидда. Он действительно возвращается в Каслбери?
        Неужели опять! Мой мозг среагировал на это имя и послал сигнал нервным окончаниям, которые вспыхнули, как новогодняя елка.
        - Так говорит Дорин.
        Уолт, пожимает плечами так, словно ему на это наплевать. Дорин - это мать Уолта и школьный психолог в старшей школе Каслбери. Она заявляет, что знает все, и с удовольствием делится своей информацией с Уолтом - хорошей, плохой и временами совершенно неправдоподобной.
        - Я слышала, его выгнали из частной школы за то, что он распространял наркотики,- говорит Синтия.- Мне нужно знать, если у нас скоро появится проблема.
        - Не имею ни малейшего представления,- говорит Уолт, одаривая ее невероятно фальшивой улыбкой. Уолт считает Синтию и Тимми практически такими же надоедливыми, какими они кажутся мне.
        - Какого рода наркотики?- спрашиваю я, когда мы отходим от этой парочки.
        - Обезболивающее или успокоительное?
        - Как в «Долине кукол»?- Это тайно любимая мной книга, вместе с
«DSM-III»[Справочник по диагностике и статистике психических расстройств, выпускаемый американской психиатрической ассоциацией.] , небольшим справочником по психическим расстройствам.- Где, черт возьми, в наши дни можно достать обезболивающие?
        - О, Кэрри, не знаю,- говорит Уолт, которого эта тема уже не интересует.
        - Его мать?
        - Вряд ли.- Я пытаюсь собрать в памяти воспоминания о моей единственной и неповторимой встрече с Себастьяном Киддом, но они куда-то ускользают из моей головы. Мне было двенадцать, и у меня как раз начинался переходный период. У меня были тощие ноги, два прыща на месте груди и кудрявые волосы. Я носила очки в форме кошачьих глаз, потрепанную копию «Как насчет меня?» Мэри Гордон Ховард[Мэри Гордон Ховард - вымышленная писательница, автор ряда феминистских произведений.] и была одержима идеей феминизма. Моя мать делала ремонт на кухне семейства Кидд, и мы остановились около их дома, чтобы посмотреть, как идут дела. Неожиданно на пороге появился Себастьян. В этот момент я безо всяких на то причин начала быстро декларировать:
        - Мэри Гордон Ховард уверена, что большинство форм полового сношения может быть классифицировано как изнасилование.
        На какой-то момент воцарилась тишина. Миссис Кидд улыбалась. Это был конец лета, и ее загар оттеняли розовые с зеленым шорты свободного кроя. Из косметики на ней были только белые тени и розовая помада. Моя мама всегда говорила, что миссис Кидд очень красива, так оно и было.
        - Надеюсь, что вы измените свое мнение, когда выйдете замуж,- первой нарушила молчание миссис Кидд.
        - Ну что вы, я не планирую выходить замуж. Это легализованная форма проституции.
        - О боже!- Миссис Кидд рассмеялась, а Себастьян, который застыл во дворе около дома, сказал:
        - Я ухожу.
        - Опять, Себастьян?- воскликнула миссис Кидд с некоторым раздражением.- Но Брэдшоу только пришли.
        Себастьян пожал плечами:
        - Пойду к Бобби, поиграю на барабанах.
        Я смотрела вслед Себастьяну, пораженная им до глубины души. Очевидно, Мэри Гордон Ховард никогда не встречалась с Себастьяном Киддом.
        Это была любовь с первого взгляда.
        На собрании я занимаю свое место рядом с Тиммом Брюстером, который бьет тетрадью по голове ребенка, сидящего перед ним. Девушка в проходе спрашивает, нет ли у кого тампона, две девочки за моей спиной возбужденно шушукаются о Себастьяне Кидде, вокруг которого, похоже, появляется все больше слухов - каждый раз, когда кто-нибудь произносит его имя.
        - Я слышала, он был в тюрьме…
        - Его семья потеряла все свои деньги…
        - Ни одна девушка не смогла удержать его около себя больше трех недель…
        Я заставляю Себастьяна Кидда покинуть мои мысли, представляя, что Синтия Вианде не просто моя одноклассница, а необычный вид птицы. Среда обитания: любая сцена, куда ее пригласят. Оперение: твидовая юбка, белая блузка, кашемировый свитер, удобные туфли и нитка жемчуга, скорее всего натурального. Она продолжает перекладывать карточки с текстом своей речи из одной руки в другую и оттягивать вниз свою юбку. Похоже, несмотря ни на что, она немного нервничает. Я знаю, я бы точно нервничала. Я не хотела бы, но все равно нервничала бы. Мои руки тряслись бы, а голос перешел бы на писк, и в конце концов я возненавидела бы себя за то, что не сумела совладать с ситуацией.
        Директор школы, мистер Джордан, поднимается к микрофону и говорит набор скучных и банальных вещей о том, что нужно не опаздывать на занятия, и что-то о новой системе дисциплинарных взысканий, затем миссис Смидженс сообщает нам о том, что школьная газета «Мускатный орех» ищет репортеров и что в ближайшем номере будет потрясающая история о еде в кафетерии. Наконец к микрофону подходит Синтия.
        - Это самый важный год в нашей жизни. Сейчас мы балансируем на краю страшного обрыва, и уже через девять месяцев наши жизни безвозвратно изменятся,- говорит она так, будто думает, что она не кто иной, как Уинстон Черчилль или кто-то в этом духе. Я почти поверила, что она сейчас добавит, что нам нужно бояться самого страха, но вместо этого она продолжила: - Итак, этот год будет всецело посвящен нашей выпускной жизни. Жизни, которую мы запомним навсегда.
        Неожиданно на лице Синтии появляется беспокойство, так как все головы начинают поворачиваться в центр аудитории. По проходу шествует Донна ЛаДонна. Она одета, как невеста, в белое платье с глубоким V-образным вырезом, ее пышное декольте украшено крошечным бриллиантовым крестом на платиновой цепочке. У нее белоснежная кожа, на одном запястье набор серебряных браслетов, которые звенят, как колокольчики, когда она двигает рукой. В аудитории воцаряется молчание.
        Синтия Вианде тянется к микрофону.
        - Привет, Донна. Так рада, что ты смогла прийти.
        - Спасибо,- говорит Донна и присаживается.
        Все смеются.
        Донна кивает головой Синтии и делает легкое движение рукой, давая знак, что та может продолжать. Донна и Синтия - подруги лишь потому, что имеют общий круг друзей и вынуждены общаться, но на самом деле в душе они друг друга недолюбливают.
        - Как я говорила,- снова начинает Синтия, пытаясь вернуть внимание аудитории,- этот год будет посвящен нашей выпускной жизни. Жизни, которую мы никогда не забудем.
        Она делает знак диджею, и из колонок вырывается песня «Мэмориз». Я тяжело вздыхаю, прячусь за тетрадью и начинаю хихикать вместе с остальными, но затем я вспоминаю письмо, и это вновь ввергает меня в депрессию.
        Но каждый раз, когда мне становится плохо, я пытаюсь вспомнить, что однажды сказала мне одна маленькая девочка. У нее был настолько сильный характер, что, даже будучи уродиной, она была невероятно милой. И ты твердо знаешь, что она все это понимает.
        - Кэрри?- спросила она.- Что, если я принцесса с другой планеты? И никто на этой планете не знает об этом?
        Я часто думаю об этом. Я имею в виду, разве это не правда? Кем бы мы ни были здесь, мы могли бы быть принцессами где-то в другом месте. Или писателями. Или учеными. Или президентами. Или… да кем угодно, черт возьми, кем здесь, если верить другим, мы быть не можем.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Целая толпа
        - Кто знает разницу между интегральным и дифференциальным исчислением?
        Эндрю Цион поднимает руку:
        - Это как-то связано с различным использованием дифференциалов?
        - Почти,- говорит наш учитель, мистер Дуглас.- Есть другие варианты?
        Мышь поднимает руку:
        - В дифференциальном исчислении вы берете бесконечно малую точку и считаете скорость изменения одной переменной в зависимости от другой. В интегральном вы берете небольшое приращение и интегрируете его от нижнего до верхнего предела, то есть суммируете все бесконечно малые точки и получаете результат.
        Ничего себе. Откуда, черт возьми, Мышь знает это?
        Мне кажется, я никогда не смогу разобраться в нынешнем курсе, и впервые в жизни я близка к тому, чтобы провалить математику. С самого детства этот предмет давался мне очень легко: я все время делала домашние задания, сдавала тесты на отлично, и мне не нужно было прилагать для этого особых усилий. Но сейчас, очевидно, придется взяться за учебники.
        Пока я сижу и размышляю, как бы мне сдать этот курс, раздается стук в дверь, и в кабинет входит Себастьян Кидд собственной персоной в темно-синей рубашке-поло. У него карие глаза и длинные ресницы, его волосы, выгоревшие на солнце, приобрели красивый темно-русый оттенок. На носу небольшая горбинка, как перелом после драки. И это, пожалуй, единственное, что не позволяет назвать его чересчур привлекательным.
        - А, мистер Кидд. Я уже начал думать, планируете ли вы вообще показаться на уроке, - говорит Дуглас.
        Себастьян смотрит ему прямо в глаза, не испытывая ни малейшего угрызения совести.
        - У меня были дела, с которыми нужно было разобраться.
        Я прячу лицо за ладони и через пальцы подсматриваю за ним. Похоже, кто-то действительно прилетел с другой планеты - планеты, где все люди имеют идеальную фигуру и роскошные волосы.
        - Пожалуйста, садитесь.
        Себастьян осматривается и замечает меня. Его взгляд скользит с моих модных белых туфель вверх, переходит на светло-голубую клетчатую юбку, жилет с большим воротом, а потом - на мое лицо, которое рдеет от смущения. Он улыбается одним уголком рта, выражая иронию, затем на его лице появляется замешательство, но спустя долю секунды он уже абсолютно спокоен. Себастьян проходит мимо меня и занимает место в конце класса.
        - Кэрри,- обращается ко мне Дуглас,- можете ли вы сказать нам базовое уравнение движения?
        Слава богу, мы учили это уравнение в прошлом году, и я выпаливаю его на одном дыхании:
        - X в пятой степени, помноженный на Y в десятой, минус случайное целое число, которое обычно обозначается N.
        - Совершенно точно,- говорит Дуглас. Он пишет уравнение на доске, отходит назад и смотрит прямо на Себастьяна. Я кладу ладонь на грудь, чтобы немного успокоить сердцебиение.- Мистер Кидд?- спрашивает он.- Можете ли вы сказать мне, что значит это уравнение?
        Я перестаю прикидываться скромницей, оборачиваюсь к Кидду и пристально смотрю на него. Себастьян откидывается назад и стучит ручкой по калькулятору. Он натянуто улыбается: либо не знает ответ, либо знает, но не может поверить в то, что кто-то настолько глуп, чтобы его об этом спрашивать.
        - Оно означает бесконечность, сэр. Но не старую бесконечность, а бесконечность, которая существует в черной дыре.- Он перехватывает мой взгляд и подмигивает. Вау, его глава - это действительно черная дыра.
        - Себастьян Кидд в моем классе по математическому анализу,- шепчу я Уолту, который стоит передо мной в очереди в кафетерии.
        - О боже! Кэрри,- Уолт закатывает глаза,- только не ты. Все девушки в школе только и говорят, что о Себастьяне Кидде. Включая Мэгги.
        На горячее все та же пицца, которую в нашей школе готовят десятилетиями: она имеет характерный блевотный привкус, достичь которого, очевидно, можно, только если узнаешь тайный рецепт нашего повара. Я беру поднос, на который кладу яблоко и кусок лимонной меренги.
        - Но Мэгги встречается с тобой.
        - Попытайся объяснить это Мэгги.
        Мы несем подносы к нашему обычному столу. «Инопланетяне», самые популярные ученики школы, сидят в противоположной части кафетерия, рядом с торговыми автоматами. Будучи выпускниками, мы должны были бы претендовать на столик рядом с ними. Но мы с Уолтом уже давно поняли, что в высшей школе царит такая же кастовая система, как в Индии, и поклялись не принимать в этом участия и, в первую очередь, никогда не менять свой столик. К сожалению, как и большинство протестов против глупости человеческой натуры, наш так и остался незамеченным большинством старшеклассников.
        К нам присоединяется Мышь, и они с Уолтом начинают обсуждать латынь, в которой оба разбираются гораздо лучше меня. Затем подходит Мэгги. Мэгги и Мышь - приятели, но друзьями их назвать сложно. Мышь не хочет сближаться с Мэгги из-за того, что та слишком эмоциональна. Хотя, на мой взгляд, эта ее эмоциональность даже привлекательна, и потом, с Мэгги всегда легко отвлечься от своих проблем. Сейчас, очевидно, Мэгги вот-вот готова расплакаться.
        - Меня только что вызывали в кабинет куратора! Опять! Она заявила, что мой свитер слишком открытый!
        - Это возмутительно,- говорю я.
        - Это ты мне говоришь.- Мэгги втискивается между Уолтом и Мышью.- Она просто придирается ко мне. Я сказала, что у нас нет дресс-кода и она не имеет права диктовать мне, что носить, а что нет.
        Мышь смотрит на меня и давится от смеха. Вероятно, она вспоминает ту же историю, что и я,- тогда Мэгги отправили домой из скаутской организации за то, что она носила слишком короткую униформу. О’кей, это было семь лет назад, но когда ты всю свою жизнь живешь в маленьком городке, то такие случаи непременно запоминаются.
        - И что она ответила?- спрашиваю я.
        - Она сказала, что не отправит меня домой на этот раз, но если она увидит меня в этом свитере снова, то отстранит от учебы.
        - Вот стерва.
        - Что это за дискриминация по типу свитера?
        - Может, нам стоит обратиться с жалобой в школьный совет - и ее уволят?- предлагает Мышь.
        Я уверена, что она не хотела, чтобы в ее словах прозвучал сарказм, но он там определенно был. Мэгги разревелась и убежала в направлении женского туалета.
        Уолт осматривает сидящих за столом.
        - И кто из вас пойдет за ней?
        - Я сказала что-то не то?- невинно спрашивает Мышь.
        - Нет,- вдыхает Уолт.- Она постоянно психует.
        - Я пойду.- Я откусываю кусок от яблока, убегаю за Мэгги, громко хлопая дверьми кафетерия, и с размаха влетаю в Себастьяна Кидда.
        - Тпру!- восклицает он.- Где пожар?
        - Извини,- бормочу я. Такое ощущение, что я неожиданно перенеслась назад во времени и мне сейчас двенадцать лет.
        - Это кафетерий?- спрашивает он, показывая на двери, и заглядывает внутрь.- Выглядит отвратительно. Можно здесь где-нибудь перекусить за пределами кампуса?
        За пределами кампуса? С каких это пор школа Каслбери стала кампусом? И что, он предлагает мне сходить с ним на обед? Нет, невозможно. Не мне. Но может быть, он забыл, что мы раньше встречались.
        - Вверх по улице есть закусочная, где готовят гамбургеры. Но туда добраться можно только на машине.
        - Я за рулем,- говорит он.
        Мы просто продолжаем стоять на одном месте, уставившись друг на друга. Я чувствую, что мимо проходят другие люди, но я их не замечаю.
        - Ну что ж, спасибо,- говорит он.
        - Ага, хорошо,- киваю я, вспоминая про Мэгги.
        - Увидимся,- отвечает он и уходит.
        Правило номер один: «Почему в то время, когда симпатичный парень завязывает с тобой разговор, у тебя непременно находится подруга, которая попала в беду?»
        Я вбегаю в женский туалет.
        - Мэгги? Ты не поверишь, что только что произошло.
        Я заглядываю под дверки и вижу в одной из кабинок туфли Мэгз.
        - Я унижена,- причитает она.
        Правило номер два: «Униженная лучшая подруга всегда получает преимущество перед симпатичным парнем».
        - Мэгвич, нельзя, чтобы слова других людей так сильно на тебя влияли.
        Я знаю, что это бесполезно, но мой папа постоянно так говорит, и это единственное, что пришло мне сейчас в голову.
        - И что же мне делать?
        - Смотреть на всех, как будто они дураки. Давай, Мэгз. Ты же знаешь, что высшая школа - это сборище идиотов. Меньше чем через год мы отсюда свалим и больше никогда никого из них не увидим.
        - Мне нужна сигарета,- тяжело вздыхает Мэгги.
        В этот момент дверь открывается, и входят две Джен: Джен Эс и Джен Пи - девушки из группы поддержки и члены Касты «инопланетян». У Джен Эс прямые темные волосы, и она выглядит, как красивая маленькая булочка. Джен Пи была моей лучшей подругой в третьем классе. Она была вполне нормальной до того, как мы перешли в старшую школу и она начала делать социальную карьеру. Два года она занималась гимнастикой, чтобы ее приняли в группу поддержки, и даже встречалась с лучшим другом Тимми Брюстера с зубами, как у скаковой лошади. Я колебалась в своих чувствах: то ли жалеть ее, то ли восхищаться ее отчаянной решимостью. В прошлом году ее попытки были вознаграждены, и она, наконец, стала частью «инопланетян», что свело ее общение со мной к минимуму. Но сегодня по какой-то причине она решает обратить на меня внимание и восклицает: «Привет!» Так, как будто мы до сих пор лучшие подруги.
        - Привет,- отвечаю я с таким же фальшивым энтузиазмом.
        Джен Эс, кивает мне. Обе Джен достают из своих сумочек помаду и тени. Однажды я слышала, как Джен Эс рассказывала какой-то девочке, что если та хочет заполучить парня, то должна иметь «фирменный знак» - что-то, что будет все время выделять ее из толпы. Для Джен Эс это, очевидно, толстая полоса темно-синей подводки на верхнем веке. Надо же! Как все просто. Она подходит ближе к зеркалу, чтобы убедиться, что подводка не размазалась. А в это время Джен Пи поворачивается ко мне и спрашивает:
        - Угадай, кто вернулся в Каслбери?
        - Кто?
        - Себастьян Кидд.
        - Да ты что…
        Я смотрю в зеркало и начинаю тереть глаз, притворяясь, что в него что-то попало.
        - Я хочу с ним встречаться,- говорит она, выражая мне свое полное и безусловное доверие.- Судя по тому, что я слышала, он мог бы стать для меня идеальным бойфрендом.
        - Почему ты хочешь встречаться с кем-то, кого ты даже никогда не видела?
        - Просто хочу, и все. Мне не нужны никакие причины для этого.
        Я улыбаюсь. Конечно, у нее есть причина, но она никак не связана с личностью Себастьяна Кидда.
        - Мэгги?- тихонько спрашиваю я.
        Мэгги молчит. Она ненавидит двух Джен и не выйдет, пока они не покинут туалет.
        - Кто самые симпатичнее мальчики в истории старшей школы Каслбери?- скандирует Джен Эс, как будто руководит труппой поддержки.
        - Джимми Уоткинс.
        - Рэнди Сэндлер.
        - Бобби Мартин.
        Джимми Уоткинс, Рэнди Сэндлер и Бобби Мартин выступали в футбольной команде, когда мы были еще второкурсниками. Все они выпустились по меньшей мере два года назад. Но кому какая разница? Мне хотелось кричать от тупости происходящего.
        - Себастьян Кидд!- восклицает Джен Эс.
        - Зал славы ему обеспечен. Так ведь, Кэрри?
        - Кому?- Я спрашиваю, просто чтобы позлить ее.
        - Себастьяну Кидду,- отвечает Джен Пи, после чего она и Джен Эс уходят.
        Я думаю над тем, насколько легко их одурманить, когда вздох Мэгги приводит меня в чувство.
        - Они ушли?
        - Да.
        - Слава богу!- Мэгги выходит из кабинки и направляется к зеркалу. Она запускает палицы в волосы вместо расчески.- Не могу поверить, неужели Джен Пи думает, что она сможет заполучить Себастьяна Кидда. У этой девушки совершенно отсутствует чувство реальности. Так что ты собиралась мне рассказать?
        - Ничего,- говорю я, и меня неожиданно начинает тошнить от Себастьяна. Если я еще раз услышу, как кто-то произносит его имя, я застрелюсь.
        - Так что там с Себастьяном Киддом?- спрашивает Мышь всего через несколько минут в библиотеке, куда мы пришли, чтобы позаниматься.
        - В смысле?
        Я выделяю уравнение желтым маркером и думаю, насколько бесполезны эти выделения. Это заставляет тебя думать, что ты что-то учишь, но на самом деле ты учишься только тому, как использовать маркер.
        - Он подмигнул тебе. На уроке математического анализа.
        - Да ты что?
        - Брэдли,- с недоверием говорит Мышь.- Даже не пытайся убедить меня, что ты не заметила.
        - Откуда ты знаешь, что он подмигивал именно мне? Может, он подмигивал стене?
        - Откуда мы знаем, что бесконечность существует? Это все теория. И моя теория заключается в том, что он тебе нравится.
        Неожиданно я чувствую, что чем-то подавилась и у меня вот-вот начнется приступ кашля. Но на самом деле мне это только кажется. Да и Мышь сидит напротив и видит меня насквозь.
        - Я думаю, ты должна куда-нибудь с ним сходить, говорит она, не двигаясь с места. - Из него получится хороший бойфренд. Он симпатичный и умный.
        - И все девочки школы мечтают его заполучить. Включая Джен Пи.
        - И что из этого? Ты тоже симпатичная и умная. Почему бы тебе не сходить с ним на свидание?
        Правило номер три: «Лучшие друзья всегда считают, что ты заслуживаешь самого лучшего парня, даже если этот парень едва знает о твоем существовании».
        - Потому что ему, возможно, нравятся только девушки из группы поддержки?
        - Неудачное оправдание, Брэдли. Ты не знаешь этого наверняка.- Затем она принимает мечтательный вид и кладет подбородок на руки.- Парни могут быть полны сюрпризов.
        Такая мечтательность не характерна для Мыши. У нее много друзей мужского пола, но она всегда была слишком практичной, чтобы, закрутить с одним из них роман.
        - Что это значит?- спрашиваю я, пытаясь понять эту новую Мышь.- Ты встречалась с какими-то удивительными парнями?
        - Только с одним,- отвечает она.
        И правило номер четыре: «Лучшие подруги тоже могут быть полны сюрпризов».
        - Брэдли.- Она делает паузу.- У меня есть парень.
        Что? Я настолько шокирована, что даже не могу говорить. Мышь никогда ни с кем не встречалась. Она даже никогда не ходила на настоящее свидание.
        - Он довольно стильный,- говорит она.
        - Стильный? Стильный?- каркаю я, мой голос постепенно ко мне возвращается.- Кто он? Я должна знать все об этом стильном типе.
        Мышь хихикает, что тоже очень на нее не похоже.
        - Мы познакомились летом, в лагере.
        - Ага.
        Я ошеломлена и немного уязвлена, потому что я ничего не слышала об этом загадочном бойфренде Мыши раньше, но сейчас это становится понятно. Я не видела Мышь летом, потому что она уезжала в специальный правительственный лагерь в Вашингтон. И неожиданно я понимаю, что очень рада за нее. Я подпрыгиваю, обнимаю ее и качаю на стуле, словно маленький ребенок получивший подарок на Рождество. Я не знаю, почему это так важно для меня. Это ведь всего лишь парень. Но тем не менее.
        - Как его зовут?
        - Дэнни.- Она отводит глаза и задумчиво улыбается, как будто прокручивает в голове какое-то известное только ей кино.- Он из Вашингтона. Мы вместе курили марихуану и…
        - Подожди минутку.- Я опираюсь о стол руками.- Марихуану?
        - Мне рассказала о ней моя сестра, Кармен. Она говорит, что травка помогает расслабиться перед сексом.
        Кармен на три года старше Мыши и самая правильная девушка, которую я когда-либо видела. Она даже летом носит колготы.
        - Какое отношение Кармен имеет к тебе и Дэнни? Она что, курит марихуану и занимается сексом?
        - Послушай, Брэдли. Даже умные люди занимаются сексом.
        - Ты имеешь в виду, что нам тоже нужно заниматься сексом?
        - Говори за себя.
        Вот это да! Я забираю у Мыши ее учебник по математическому анализу и громко захлопываю его:
        - Послушай, Мышь. О чем ты говоришь? У тебя был секс?
        - Ну да.- Она кивает головой, как будто для нее это ничего не значит.
        - Как это ты уже занималась сексом, а я нет? Предполагалось, что для тебя на первом месте учеба. Предполагалось, что ты изобретешь лекарство от рака, не делая это на заднем сиденье какой-то машины, наполненной дымом марихуаны.
        - Мы делали это в подвале дома его родителей,- говорит Мышь, забирая назад свою книгу.
        - Ты делала это?- Я пытаюсь представить Мышь раздетой в кровати с каким-то парнем в сыром подвале. И не могу.
        - Как это было?
        - Подвал?
        - Секс!- Я практически кричу, пытаясь вернуть Мышь с небес на землю.
        - А, это. Хорошо. Действительно забавно. Но ты не можешь сразу начать получать удовольствие, над этим нужно работать.
        - Правда?
        Я подозрительно щурюсь. Я не понимаю, как мне следует воспринимать эти новости. Все лето, пока я писала какой-то глупый рассказ, чтобы попасть на глупый литературный семинар, Мышь теряла девственность.
        - Как ты поняла, что нужно делать в первый раз?
        - Прочитала книгу. Сестра сказала, что прежде чем переходить к практике, все должны прочитать учебное пособие, чтобы знать, чего ожидать, иначе можно очень сильно разочароваться.
        Я задумалась, добавляя книгу о сексе к образу Мыши и Дэнни, занимающихся этим в подвале дома его родителей.
        - Как ты думаешь, ты собираешься… продолжать?
        - О да!- говорит Мышь.- Он будет учиться в Йеле, как и я.
        Она улыбается и возвращается к учебнику по математическому анализу, как будто тема нашего разговора исчерпана.
        - Эммм.
        Я складываю на столе руки. Хотя, наверное, все это не лишено здравого смысла: Мышь такая организованная, неудивительно, что она начала постигать романтическую сторону жизни, встречаться с парнем и заниматься сексом к тому времени, как ей исполнилось восемнадцать.
        Тогда как мне просто нечего было постигать.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Двойные проблемы
        - Я не знаю, как смогу закончить этот год.- Мэгги достает пачку сигарет, которую она стянула у матери, и чиркает зажигалкой.
        - Угу,- отвечаю я, но мои мысли витают где-то далеко. Я до сих пор не могу прийти в себя от новости, что Мышь занимается сексом. Что, если все уже занимаются сексом?
        Чушь какая-то. Я рассеянно беру номер «Мускатного ореха» и читаю прямо-таки кричащий заголовок: «В кафетерии появился йогурт». Я закатываю глаза в шоке от того, что печатают в этой газете, и побыстрее откладываю ее в сторону. Мне кажется, что за исключением той горстки людей, которые выпускают «Мускатный орех», других читателей у него быть не может. Хотя кто-то же оставил его на старом столике в помещении бывшего коровника, который находится рядом со школой. Этот стол стоит здесь уже целую вечность. Он весь исцарапан инициалами влюбленных, годами выпусков и общими мнениями, о старшей школе Каслбери, которые сводятся к тому, что это полный отстой. Учителя никогда сюда не заходят, поэтому это место стало неофициальной зоной для курения.
        - По крайней мере, в этом году у нас будет йогурт,- говорю я, даже не задумываясь над разговором. Что, если я никогда не буду заниматься сексом? Что, если я погибну в автокатастрофе еще до того, как у меня появится шанс переспать с кем-нибудь?
        - Что ты имеешь в виду?- спрашивает Мэгги.
        Итак, мне кажется, я догадываюсь, о чем после моей дурацкой фразы о йогуртах пойдет речь - о проблеме стройности. Мэгги скажет, что она думает, что она толстая, я отвечу, что, на мой взгляд, у меня фигура, как у парня. Мэгги помечтает о том, чтобы ей быть такой же, как я, а я - о том, чтобы стать похожей на нее. И этот разговор будет совершенно бессмысленным, потому что все равно ничего не изменится. Наши фигуры останутся прежними, а мы только будем корить себя за то, что не можем ничего изменить. Как и решение Нью Скул отказать мне в участии в семинаре.
        Что, если есть парни, которые хотели бы заняться со мной сексом, а я просто слишком сильно этого боюсь и поэтому не обращаю на них внимания?
        Как я и ожидала, Мэгги спрашивает:
        - Я выгляжу толстой? Я ведь просто жирдяйка! Я чувствую, что это так.
        - Мэгги, ты не толстая.- Мальчики истекают слюной по Мэгги с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, но этот факт она, похоже, предпочитает игнорировать. Я осматриваюсь вокруг и в темноте, в дальнем конце коровника, вижу свет от горящей сигареты.- Здесь кто-то есть,- шепчу я.
        - Кто?- Мэгги оборачивается как раз в тот момент, как из тени выходит Питер Арнольд.
        Питер - второй самый умный мальчик в нашем классе и своего рода сопляк. Он был круглолицым: коротышкой с бледной кожей, но за лето с ним что-то произошло. Он подрос. И вероятно начал курить.
        Питер - хороший друг Мыши, но я его практически не знаю. Когда дело касается дружбы, то мы все похожи на маленькие планеты с нашими собственными солнечными системами друзей. В моей системе есть Мышь, но нет Питера, зато он есть в системе Мыши. Если верить законам, то солнечные системы редко пересекаются, но иногда это происходит.
        - Вы не против, если я присоединюсь?- спрашивает он.
        - На самом деле против. У нас тут женский разговор.
        Не знаю, почему я так веду себя с парнями, особенно с такими заучками, как Питер. Мне кажется, это одна из моих дурных привычек. Она даже хуже, чем курение. Но я не хочу, чтобы этот Питер портил наш разговор.
        - Да нет, мы совсем не против.- Мэгги пинает меня под столом.
        - Между прочим, я не думаю, что ты толстая,- говорит Питер.
        Я ухмыляюсь, пытаясь перехватить взгляд Мэгги, но она смотрит, ну, конечно, на Питера. Мне ничего не остается, как тоже обратить внимание на него. У него отрасли волосы, и он избавился от большинства прыщей, но это не все: что-то еще в нем изменилось. Он стал… уверенным в себе. Черт побери, сначала Мышь, теперь Питер. Неужели все будут меняться в этом году?
        Мэгги и Питер продолжают игнорировать меня, поэтому я поднимаю газету и притворяюсь, что читаю ее. Это привлекает внимание Питера.
        - Что ты думаешь о «Мускатном орехе»?- спрашивает он.
        - Полная чушь,- отвечаю я.
        - Спасибо,- говорит он.- Я редактор.
        Просто замечательно. Я сделала это снова.
        - Если ты такая умная, то почему бы тебе не попробовать писать для газеты?- спрашивает Питер.- Я имею в виду, разве ты не говорила всем, что хочешь стать писателем? Что ты уже написала?
        Возможно, он не хотел, чтобы его слова звучали агрессивно, но этот вопрос застал меня врасплох. Может ли Питер откуда-нибудь знать о письме из Нью Скул? Нет, это невозможно. И я разозлилась:
        - Какое тебе дело до того, что я уже написала?
        - Если ты говоришь, что ты писатель, это означает, что ты пишешь,- ухмыляется Питер.- Ну, а если это не так, то тебе стоит стать членом группы поддержки или что-то типа того.
        - А тебе стоит засунуть свою голову в котел с кипящим маслом.
        - Может, я так и сделаю,- добродушно смеется он. Питер, должно быть, один из тех типов, которые настолько привыкли, что их постоянно, оскорбляют, что уже не обращают на это внимания.
        И тем не менее этот разговор выбил меня из колеи. Я забираю свою сумку с вещами для плавания и говорю, что иду на тренировку, притворяясь, что все происходящее мне безразлично.
        - Что с ней такое?- спрашивает Питер, когда я убегаю от них.
        Я иду через холм, что напротив стадиона, хлюпая каблуками в траве. Почему все время все так происходит? Я говорю людям, что хочу быть писательницей, и никто не воспринимает это всерьез. Это сводит меня с ума, особенно учитывая, что я пишу с шести лет.
        У меня очень богатое воображение: например, я писала рассказы под названием
«Второй номер» о семействе карандашей, которые все время пытались убежать от плохого мальчика, по имени Точилка. Затем я написала повесть о маленькой девочке с загадочным заболеванием, из-за которого она выглядела, как девяностолетняя старуха. И этим летом для того, чтобы попасть в программу для писателей, я сочинила целую книгу о мальчике, который превратился в телевизор, и никто в семье не заметил этого, пока он не израсходовал все электричество в доме. Если бы я рассказала Питеру правду о том, что я написала, то он рассмеялся бы мне в лицо. Как те люди из Нью Скул.
        - Кэрри!- окликает меня Мэгги, пытаясь догнать.- Извини Питера. Он говорит, что пошутил насчет писательства. У него очень странное чувство юмора.
        - И не говори.
        - Ты не хочешь прогуляться по магазинам после тренировки по плаванию?
        Я смотрю на высшую школу и на огромную стоянку за ней. Ничего не меняется.
        - Почему бы и нет?
        Я вытаскиваю письмо из учебника по биологии, мну его и засовываю в карман.
        Кому какое дело до Питера Арнольда? Кому какое дело до Нью Скул? Однажды я стану писателем. Однажды, но, возможно, не сегодня.
        - Блин, меня так тошнит от этого места,- говорит Лали, кидая свои вещи на скамейку в раздевалке.
        - Меня тоже.- Я расстегиваю молнию на ботинках.- Сегодня только первый день тренировки по плаванию, а я уже все это ненавижу.
        Я достаю из сумки один из своих старых купальников «Спидо» и вешаю его в шкафчик.
        Я начала плавать еще до того, как научилась ходить. На моей любимой фотографии мне пять месяцев, и я сижу на маленьком желтом буйке в проливе Лонг-Айленд и лучезарно улыбаюсь. На мне милая белая шляпка и купальник в горошек.
        - С тобой-то все будет хорошо,- говорит Лали.- А вот у меня действительно проблема.
        - Какая же?
        - Эд,- она строит гримасу, изображая своего отца.
        Я киваю. Иногда Эд больше похож на ребенка, чем на отца, даже несмотря на то что он полицейский. На самом деле он больше, чем полицейский, он детектив - единственный в нашем городе. Мы с Лали все время смеемся над этим, так как он даже не может точно сказать, что он расследует, потому что в Каслбери никогда ничего серьезного не происходит.
        - Сегодня он подъехал к школе,- говорит Лали, раздеваясь,- и мы поругались.
        - Что случилось на этот раз?
        Семейство Кэндеси постоянно ругается, но у них это всегда больше похоже на игру, они отпускают шуточки и колкости в отношении друг друга или строят козни,- например, отбирают водные лыжи, чтобы другой ехал по воде голыми пятками. Иногда они и меня затягивают в свои «перебранки», и временами мне хочется, чтобы я родилась в семье Кэндеси вместо Брэдшоу, потому что тогда я бы все время смеялась, слушала рок-н-ролл и играла в семейный баскетбол летними вечерами. Мой отец, скорее всего, умер бы, если бы узнал об этом, но в жизни все совсем не так.
        - Эд не будет платить за колледж.- Лали беззащитно смотрит мне в глаза снизу вверх, сложив руки на коленях.
        - Что?
        - Не будет платить,- повторяет она.- Он сказал мне об этом сегодня. Он сам никогда не ходил в колледж и чувствует себя прекрасно. Теперь у меня есть два варианта: я могу пойти в военную школу или устроиться на работу. Ему совершенно наплевать на то, что хочу я.
        - О, Лали.- Я изумленно смотрю на нее. Как такое могло произойти? В семье Лали пятеро детей, поэтому у них всегда было туго с деньгами. Но Лали и я предполагали, что она пойдет в колледж - мы обе пойдем, а затем мы сделаем что-нибудь такое, что о нас все узнают. В темноте, лежа в спальном мешке на полу рядом с кроватью Лали, мы шепотом делились нашими самыми сокровенными тайнами. Я собиралась стать писательницей, Лали хотела завоевать золотую медаль по фристайлу. Но сейчас мне отказали в Нью Скул. А Лали даже не сможет пойти в колледж.
        - Я полагаю, что я застряла в Каслбери навсегда,- раздраженно говорит Лали.- Может быть, я смогу работать в магазине «Энн Тэйлор» и получать пять долларов в час, а может, я устроюсь в супермаркет. Или…- Она шлепает себя по лбу.- Я смогу работать в банке. Но думаю, что им нужен диплом из колледжа, чтобы быть простым кассиром.
        - Так не должно быть,- настаиваю я.- Что-то обязательно произойдет…
        - Что?
        - Ты получишь стипендию по плаванию…
        - Плавание - это не профессия.
        - Ты все еще можешь пойти в военную школу. Твои братья…
        - Оба в военной школе, и оба ее ненавидят,- огрызается Лали.
        - Ты не можешь позволить Эду разрушить твою жизнь,- говорю я с напускной смелостью.- Найди что-то, что ты хочешь делать, и просто делай это. Если ты действительно чего-то хочешь, никакой Эд не сможет тебя остановить.
        - Ну да.- В голосе Лали полно сарказма.- Сейчас все, что мне нужно сделать, это выяснить, что это что-то, чего я так хочу.- Она держит свой купальник и просовывает в него ноги.- Я не такая, как ты, о’кей? Я не знаю, чем я хочу заниматься всю свою жизнь. Мне всего семнадцать, и все, что мне сейчас нужно, это чтобы никто не ограничивал мои возможности.
        Она разворачивается, хватает свою плавательную шапочку и случайно сваливает мою одежду на пол. Я наклоняюсь вперед, чтобы поднять ее, и вижу, что письмо из Нью Скул выскользнуло из моего кармана прямо к ногам Лали.
        - Я подниму,- говорю я и тянусь за письмом, но она меня опережает.
        - Что это?- спрашивает она, поднимая измятый кусочек бумаги.
        - Ничего,- беспомощно отвечаю я.
        - Ничего?- Ее глаза расширяются, когда она смотрит на обратный адрес.- Ничего?- повторяет она, разглаживая письмо.
        - Лали, пожалуйста…
        Ее глаза двигаются слева направо, сканируя содержание.
        Вот черт. Я знала, что должна была оставить это письмо дома. Я должна была разорвать его на мелкие кусочки и выкинуть или сжечь. А вместо этого я носила его с собой, надеясь, что оно станет стимулом, чтобы я старалась еще больше. Сейчас я понимаю, что была полной идиоткой.
        - Лали, не надо,- умоляю я.
        - Еще минутку,- говорит она, перечитывая текст снова. Она поднимает глаза, качает головой и сжимает губы в сочувствии.- Кэрри, мне очень жаль.
        - Мне тоже.- Я пожимаю плечами, пытаясь как-то разрядить обстановку. Я чувствую себя так, как будто меня изнутри наполнили битым стеклом.
        - Да я не только об этом.- Она складывает письмо и возвращает его мне.- Я тут жалуюсь на Эда, а у тебя-то проблема посерьезнее - тебе отказали в Нью Скул. Что за отстой.
        - Что-то типа того.
        - Похоже, что мы обе зависнем здесь на какое-то время,- говорит она, кладя мне руку на плечо.- Даже если ты поступишь в Брауновский университет, то мы все равно будем часто видеться, он ведь всего в сорока пяти минутах езды отсюда.
        Она толкает дверь в бассейн, и нас окутывает запах хлорки и моющего средства. Я думаю попросить ее не рассказывать никому о том, что мне отказали, но понимаю, что это только усугубит ситуацию. А вот если я поведу себя так, как будто для меня это не так уж и важно, то Лали скоро забудет о письме.
        Без промедления она бросает полотенце на кресла для зрителей и бежит к бассейну.
        - Последний, кто окажется в воде,- тухлое яйцо!- кричит она и прыгает в воду.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Большая любовь
        Я возвращаюсь в свой сумасшедший дом, а иначе место, где я живу, назвать сложно, и что же я вижу: пацаненок, стриженный под панка, бежит через двор, его преследует отец, за ним несется моя сестра Доррит, а дальше еще одна моя сестра Мисси.
        - И не смей здесь больше появляться, тебе же хуже будет!- кричит отец вслед Поли Мартину, который уже оседлал свой велосипед и мчится прочь.
        - Что здесь, черт возьми, происходит?- спрашиваю я Мисси.
        - Бедный папа.
        - Бедная Доррит,- говорю я и крепче прижимаю к себе книги, которые держу в руках. В довершение всего не хватает, чтобы у меня выпало письмо из Нью Скул. Ну, сколько уже можно думать об этом письме! Я достаю его, иду в гараж и выбрасываю. Только я это делаю, как тут же начинаю ощущать, что мне чего-то не хватает, поэтому я ничего не могу с собой поделать и достаю письмо обратно.
        - Ты видела это?- гордо спрашивает отец.- Я только что прогнал этого ублюдка с нашего участка.- Затем он обращается к Доррит: - А ты иди в дом. И даже не думай звонить ему.
        - Пап, Поли не такой уж плохой, он просто ребенок,- говорю я.
        - Он маленькое дерьмо,- говорит отец, который гордится тем, что редко ругается.- Он хулиган. Ты знаешь, что его арестовали за то, что он покупал пиво?
        - Поли Мартин покупал пиво?
        - Об этом писали в газете!- восклицает отец.- В «Каслбери Ситизен». И сейчас он пытается развратить Доррит.
        Мы с Мисси обмениваемся взглядами. Зная Доррит, все, скорее всего, наоборот. Доррит росла милым маленьким ребенком. Она делала все, что мы с Мисси велели ей, в том числе всякие глупости,- например, изображала, что она и наша кошка близнецы. Она любила что-то мастерить своими руками - собирала альбомы для наклеек, делала вязаные подставки под чайник, а в прошлом году решила, что хочет стать ветеринаром, поэтому проводила практически все свободное время в лечебнице, где помогала тем, что держала животных, пока им делали уколы.
        Но сейчас, когда ей почти тринадцать, она изменилась до неузнаваемости. Не проходит и дня, чтобы Доррит не закатила очередной скандал, не наорала на нас с Мисси, и потом у нее постоянно случаются необоснованные вспышки гнева. Мой отец продолжает утверждать, что это такой возраст и что она его перерастет, но мы с Мисси не разделяем его уверенности.
        Мой отец - великий ученый, он вывел формулу какого-то нового металла, который используется при строительстве космических кораблей «Аполлон». И мы с Мисси постоянно шутим, что если бы люди были не человеческими существами из плоти и крови, а различными теориями, то папа знал бы о каждом из нас все. Но Доррит - это не теория.
        Не так давно мы с Мисси обнаружили, что из наших комнат пропали кое-какие вещи - тут сережки, там губная номада - мелочи, которые легко теряются и которые вечно забываешь, куда положил. Мисси уже собралась проследить за Доррит, когда мы нашли большинство наших вещей, спрятанных под подушками на диване. Мисси уверена, что Доррит выбрала путь, который превратит ее в маленькую преступницу, а я больше переживаю из-за того, что она постоянно озлоблена на весь мир. Дело в том, что и я, и Мисси проказничали в тринадцать лет, но вот никто из нас не может припомнить, чтобы мы были такими агрессивными.
        Через несколько минут у порога моей комнаты появляется Доррит, готовая к очередной ссоре.
        - Что здесь делал Поли Мартин?- спрашиваю я.- Ты знаешь, отец считаешь, что ты еще слитком маленькая, чтобы ходить на свидания.
        - Я уже в восьмом классе,- упрямится Доррит.
        - Это даже не старшая школа. Ты должна подрасти, чтобы встречаться с парнем.
        - У всех есть парни.- Она ковыряет облезающий с ногтей лак.- Почему у меня не должно быть?
        Вот почему я надеюсь, что никогда не стану матерью.
        - Потому что если все что-то делают, это не означает, что и ты должна делать то же самое. Запомни,- добавляю я, подражая отцу,- мы Брэдшоу. Мы не обязаны быть такими же, как все остальные.
        - Еще немного, и меня начнет тошнить из-за того, что я одна из старых глупых Брэдшоу. В конце концов, что такого хорошего в том, чтобы быть Брэдшоу? Если я захочу встречаться с парнем, то я буду это делать. А вы с Мисси просто завидуете, потому что у вас нет бойфрендов.- Она одаривает меня ослепительной улыбкой, убегает в свою комнату и захлопывает дверь.
        Я нахожу отца в его кабинете, где он потягивает джин-тоник и смотрит телевизор.
        - Что ты полагаешь, я должен был сделать?- беспомощно спрашивает он.- Устроить ей трепку? Когда я был мальчиком, девочки не вели себя подобным образом.
        - Пап, это было тридцать лет назад.
        - Неважно,- говорит он, потирая виски.- Любовь - это священное таинство.- Если он заговорил на эту тему, то останавливать его бесполезно.- Любовь - это божественный дар. Это самопожертвование, обязательство, смирение. Не бывает истинной любви без смирения. И уважения. Когда ты перестаешь уважать партнера, настает конец отношений.- Он делает паузу.- Это хоть что-то для тебя значит?
        - Конечно, пап,- отвечаю я, не желая оскорбить его чувства. Несколько лет назад, после того как наша мама умерла, мы с сестрами пытались как-то поддержать его и найти ему подругу, но он отказался даже думать об этом. Отец сказал, что никогда больше не пойдет на свидание, потому что он уже испытал большую любовь всей своей жизни, а все остальное будет лишь притворством. Он был счастлив. Он говорил, что ему повезло, потому что на его пути встретилась настоящая любовь, пусть и не вечная. Ведь большинство людей могут жить очень долго, но так и не узнать свою истинную любовь, не почувствовать этого счастья.
        Никогда не подумаешь, что этот черствый ученый - мой отец - на самом деле в душе романтик, но он именно такой. Иногда я даже переживаю из-за этого. Не из-за отца, а из-за меня самой, потому что я такая же.
        Я поднимаюсь в свою комнату, сажусь перед старой пишущей машинкой моей матери и заряжаю лист бумаги.
        - Большая любовь,- печатаю я, затем добавляю знак вопроса.
        Что дальше?
        Я открываю ящик и достаю рассказ, который написала несколько лет назад, когда мне было тринадцать. Это глупая история о девочке, которая спасла больного мальчика, пожертвовав ему свою почку. До своей болезни он никогда ее не замечал, хотя она просто сохла по нему, но после операции он изменился и влюбился в нее до беспамятства.
        Эту историю я никому не показывала: она слишком примитивная, но у меня никогда не хватало мужества выкинуть ее. Вот это меня и пугает. Получается, что на самом деле я такой же романтик, как мой отец. А романтиков сжигают на кострах, в Тиру! Каких еще кострах?
        Джен Пи была права. Можно влюбиться в парня, которого ты не знаешь.
        Тем летом мне было тринадцать, мы с Мэгги любили сидеть у Каслберийских водопадов на противоположной стороне от каменного утеса, с которого мальчики ныряли в глубокий бассейн, иногда там бывал Себастьян.
        - Давай,- подстрекала меня Мэгги.- Ты ныряешь лучше, чем эти парни.
        Я трясла головой и в качестве защиты обнимала руками колени. Я была слишком стеснительной. Мысль о том, что меня увидят, пугала меня, но наблюдать за другими мне нравилось. Особенно за Себастьяном. Если совсем честно, то, когда он карабкался на утес, а затем выделывался перед остальными, стоя наверху, я не могла оторвать от него глаз. Мальчишки постоянно пихались, пытались друг друга сбросить, выделывали различные трюки, чтобы поэффектнее войти в воду. Себастьян всегда был самым смелым, забирался выше других и прыгал вниз с бесстрашием, которое говорило, что он никогда не задумывался о смерти.
        Он был свободным.
        Он был единственный. Большой любовью.
        Но затем я забыла о нем. Вплоть до настоящего момента.
        Я достаю из кармана измятое и испачканное письмо с отказом из Нью Скул и убираю его в ящик вместе с историей о девочке, которая отдала свою почку. Я кладу подбородок на руки и задумчиво смотрю на печатную машинку. В этом году со мной обязательно произойдет что-то хорошее. Я верю в это.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Жертвы обмана
        - Мэгги, выбирайся из машины.
        - Я не могу.
        - Ну, пожалуйста…
        - Что еще?- спрашивает Уолт.
        - Мне нужна сигарета.
        Я, Мэгги и Уолт сидим в машине Мэгги, припаркованной в тупике в конце улицы, где стоит дом Тимми. И это продолжается уже по меньшей мере пятнадцать минут. Дело в том, что Мэгги до ужаса боится толпы, и каждый раз, когда мы приезжаем на очередную вечеринку, она отказывается вылезать из машины. У нее, конечно, отличнейшая машина: это гигантский, совершенно неэкономичный «Кадиллак», в который влезает девять человек, с обалденной стереосистемой и бардачком, забитым мамиными сигаретами. Но это не повод не идти на вечеринку.
        - Ты уже выкурила три сигареты.
        - Мне так плохо,- стонет Мэгги.
        - Может, тебе было бы лучше, если бы ты не выкурила все эти сигареты за раз,- говорю я, удивляясь тому, что ее мама не замечает, что каждый раз, когда Мэгги возвращает машину, в ней не хватает около сотни сигарет. Я как-то спрашивала об этом Мэгги, но она только разводит руками и говорит, что ее мама настолько рассеянная, что не заметит, даже если в их доме взорвется бомба.
        - Давай,- уговариваю я ее.- Ты же прекрасно понимаешь, что ты просто боишься.
        Она пристально смотрит на меня:
        - Мы даже не приглашены на эту вечеринку.
        - Но нам и не говорили, чтобы мы не приходили. А значит, мы приглашены.
        - Я не выношу Тимми Брюстера,- ворчит Мэгги и складывает руки на груди.
        - С каких это пор тебе нужно кого-то любить, чтобы ходить на его вечеринки?- замечает Уолт.- С меня достаточно! Я пошел.
        Мэгги свирепо смотрит на нас.
        - Я тоже,- неожиданно я соглашаюсь с Уолтом, и мы выскальзываем из машины. Мэгги смотрит на нас через лобовое стекло, прикуривает еще одну сигарету и показательно запирает все четыре двери. Я в замешательстве: - Ты хочешь, чтобы я осталась с ней?
        - А ты хочешь просидеть в машине всю ночь?
        - Не очень.
        - Я тоже,- говорит Уолт.- И я не планирую потворствовать ее глупости весь выпускной год.
        Я удивлена такой реакцией Уолта - обычно он спокойно терпит нервные припадки Мэгги и никогда не жалуется.
        - Если она будет так себя вести, к чему это приведет?- добавляет он.- Она залезет обратно на дерево?
        - Ты прав.- Я осматриваюсь вокруг.- К тому же тут нет никаких деревьев,- пытаюсь я пошутить.
        Мы направляемся к дому Тимми. С одной стороны, я не очень люблю Каслбери за то, что здесь скучно, но с другой - мне нравится этот городок тем, что он красив в любое время года. Даже этот новый район, где практически нет деревьев, зато трава на газонах ослепительно зеленая и дорога невероятно черная и блестящая, похожая на резиновую. Сейчас тепло, и в небе висит полная луна. Фонари освещают дома и поля за ними, в октябре на них будет куча тыкв.
        - У вас с Мэгги проблемы?
        - Не знаю,- говорит Уолт.- Она огромная заноза в заднице. Я не понимаю, что с ней происходит. Ведь раньше она была забавной.
        - Может, у нее ПМС?
        - Ага, все лето. И я должен ей потакать, как будто у меня нет своих проблем.
        - Каких, например?
        - Разных.
        - Слушай, а вы тоже занимаетесь сексом?- неожиданно спрашиваю я. Если хочешь получить от кого-то интересующую тебя информацию, постарайся застать оппонента врасплох. Люди обычно пребывают в шоке и говорят правду.
        - Мы на третьей базе[Американская молодежь разделяет свидания на три базы, заимствуя термин из бейсбола. На первой базе можно целоваться, на второй - обниматься в одежде, на третьей - без одежды и только потом можно переходить к сексу.] , - отвечает Уолт.
        - И это все?
        - Не уверен, что хочу идти дальше.
        Я присвистываю, демонстрируя свое недоверие его словам:
        - Разве не все парни думают о том, чтобы пойти дальше?
        - Это зависит от парня,- говорит он.
        Громкая музыка в исполнении Джетро Талл угрожает разрушить дом Тимми до основания. Мы уже подходим к входу, как на улице раздается рев быстро приближающейся желтой машины, которая резко разворачивается в тупике, возвращается и тормозит у обочины позади нас.
        - Кто это, черт побери?- раздраженно спрашивает Уолт.
        - Не имею ни малейшего представления. Но желтый цвет круче красного.
        - Мы знаем кого-нибудь, кто водит желтый «Корвет»?
        - Неа,- заинтригованно говорю я. Я люблю «корветы». Отчасти потому, что мой отец думает, что они дрянного качества, но в основном из-за того, что в нашем консервативном городе они смотрятся эффектно и показывают, что ее владельцу совершенно наплевать на мнение окружающих. В Каслбери есть автомастерская, специализирующаяся на «корветах», и каждый раз, когда я прохожу мимо, я думаю, какую машину я бы выбрала, если бы у меня была возможность. Но однажды мой отец чуть не погубил всю мою любовь, показав, что кузов «Корвета» сделан из пластика, а не из металла, и если человек попадет в аварию, вся машина разобьется вдребезги. Поэтому теперь каждый раз, когда я вижу «Корвет», я представляю себе пластик, который разлетается на миллион частиц. Но это не мешает мне втайне восхищаться этой машиной.
        Водитель медлит, прежде чем выйти из машины, зажигая фары, опуская и поднимая стекла, сдавая назад, как будто он не может решить, хочет ли он идти на эту вечеринку. В конце концов дверь открывается, и около машины вырастает Себастьян Кидд, как Великая Тыква[Герой американских комиксов «Пинатс», впервые опубликованных в 1950 году. Великая Тыква - это волшебный персонаж вроде Санта-Клауса, который появляется один раз в году на Хэллоуин.] , если бы ей было восемнадцать лет, у нее был рост метр восемьдесят и она курила «Мальборо». Он осматривает дом, ухмыляется и направляется к двери.
        - Добрый вечер,- говорит он, кивая мне и Уолту.- По крайней мере, я надеюсь, что это неплохая вечеринка. Вы заходите?
        - Только после вас,- говорит Уолт и закатывает глаза.
        Мои ноги превращаются в желе.
        Себастьян моментально исчезает в толпе, пока мы с Уолтом прокладываем себе дорогу к бару, где берем пару банок пива. С пивом в руке я возвращаюсь к входной двери, чтобы убедиться, что машина Мэгги никуда не делась. Увидев, что ничего не изменилось, я иду к Мыши и Питеру.
        - Надеюсь, тебе не нужно в туалет!- кричит Мышь вместо приветствия.- Джен Пи впервые увидела Себастьяна Кидда, и из-за того, что он оказался таким клевым, она потеряла самообладание и у нее начался припадок. Сейчас они с Джен Эс заперлись в туалете.
        - Н-да,- говорю я, внимательно изучая Мышь. Я пытаюсь понять, стала ли она выглядеть иначе с тех пор, как начала заниматься сексом, но вроде все осталось по-прежнему.
        - Если ты спросишь, что я думаю на этот счет, то мне кажется, что Джен Пи выпила очень много гормонов,- добавляет Мышь, не обращаясь ни к кому конкретно.- Даже не знаю, законно ли это.
        - Что это?- громко спрашивает Питер.
        - Ничего,- говорит Мышь, осматриваясь вокруг.- Где Мэгги?
        - Прячется в своей машине.
        - Ну да, точно.- Мышь кивает и делает большой глоток пива.
        - Мэгги здесь?- спрашивает Питер, оживляясь.
        - Она все еще в своей машине,- объясняю я.- Может, ты сможешь вытащить ее оттуда. Я уже сдалась.
        - Без проблем!- кричит Питер и убегает, как на срочное задание.
        Происходящее в туалете и вокруг него слишком интересно, чтобы это пропустить, поэтому я поднимаюсь наверх. Туалет находится в самом конце длинного коридора, вдоль которого уже выстроилась очередь желающих. Донна Ла Донна стучит в дверь:
        - Джен, это я. Позволь мне войти!- приказывает она.
        Дверь приоткрывается, и Донна проскальзывает внутрь. Очередь беснуется.
        - Эй! А как же мы?- кричит кто-то.
        - Я слышал, на первом этаже тоже должен быть туалет.
        Несколько недовольных ребят идут вниз, в то время как Лали поднимается наверх:
        - Что за бред тут происходит?
        - У Джен Пи началась истерика из-за Себастьяна Кидда, и она вместе с Джен Эс заперлась в ванной, сейчас внутрь проникла Донна ЛаДонна и пытается их оттуда выкурить.
        - Что за ерунда,- заявляет Лали, подходит к двери, начинает в нее колотить и орать: - Вы, кретинки, немедленно проваливайте оттуда. Люди хотят писать!- В течение нескольких минут Лали продолжает ломиться в дверь и кричать, но все бесполезно. Тогда она обращается ко мне: - А давайте пойдем в «Эмеральд».
        - Не вопрос.- Я отвечаю так, как будто мы завсегдатаи этого заведения. «Эмеральд» - это один из немногих баров нашего города и, как говорит мой отец, притон сомнительных личностей: алкоголиков, разведенных и наркоманов. Я была там всего трижды и каждый раз пыталась найти хоть одного так называемого дегенерата, но у меня не получалось. На самом деле подозрительно выглядела там только я - тряслась и боялась, что кто-нибудь спросит мое удостоверение личности и, когда я не смогу его предоставить, позвонит в полицию.
        Но это было в прошлом году. В этом мне семнадцать, Мэгги и Мыши почти восемнадцать, а Уолт вообще будет полноправным посетителем, которого никто не сможет выгнать.
        Мы с Лали находим Уолта и Мышь - они тоже хотят пойти с нами. Всей толпой мы подходим к машине Мэгги, где она и Питер ведут беседу. Меня это немного раздражает, но я не могу понять почему. Мы решаем, что Мэгги повезет Уолта, Мышь - Питера, а я поеду с Лали.
        Благодаря тому что Лали быстро ездит, мы первыми подъезжаем к «Эмеральд» и паркуемся подальше от входа.
        - Слушай, все это выглядит немного странно,- говорю я, пока мы ждем остальных.- Ты обратила внимание, как Мэгги и Питер разговаривали? Мне это не нравится, особенно после того, как Уолт сказал, что у них с Мэгги проблемы.
        - Как будто это сюрприз,- фыркает Лали.- Мой отец думает, что Уолт - гей.
        - Твой отец думает, что все геи, включая Джимми Картера. Однако Уолт не может быть геем. Он встречается с Мэгги уже два года. И я знаю, что они определенно делают больше, чем просто ходят вместе. Он сам мне сказал.
        - Мужчина может заниматься сексом с женщиной и все равно быть геем,- настаивает Лали.- Помнишь мисс Кратчинс?
        - Бедная Кратчинс,- вздыхаю я. Она учила нас английскому в прошлом году. Ей было около сорока, и она никогда не была замужем. Затем она встретила «прекрасного мужчину» и постоянно нам о нем рассказывала. Через три месяца они поженились. Но затем, спустя месяц, она заявила перед всем классом, что аннулирует брак. Ходил слух, что ее муж оказался гомосексуалистом. Кратчинс никогда не признавала этого, но она постоянно рассказывала нам некоторые вещи, из которых мы уже сами делали выводы. Например, она говорила, что «есть несколько вещей, с которыми женщина не может смириться». После всего произошедшего Кратчинс, которая всегда была жизнелюбивой, начала замыкаться в себе, сдуваться, как воздушный шар.
        Мышь на зеленом «Гремлине» останавливается рядом с нами, за ней пристраивается
«Кадиллак». Ненавижу, когда говорят, будто женщины - никудышные водители, но если речь идет о Мэгги, то это, пожалуй, правда. Когда она паркуется, то наезжает передними колесами на бордюр, выходит из машины, смотрит, что случилось, пожимает плечами и оставляет все, как есть.
        Затем мы прикидываемся достаточно взрослыми и проходим в «Эмеральд», который совсем не выглядит старым, как я думала раньше, особенно если не присматриваться к мелочам. В нем стоят красные кожаные диванчики и есть маленькая танцплощадка, над которой висит зеркальный диско-шар. К нам подходит старшая официантка с высветленными волосами и большой грудью, которая не умещается в блузке.
        - Столик на шестерых?- спрашивает она, не интересуясь нашим возрастом и тем, можем ли мы уже пить алкоголь.
        Мы заваливаемся на диванчик. Я заказываю коктейль «Сингапурский слинг», самый экзотический напиток в меню - раз уж я в баре, то нужно попробовать что-нибудь этакое. В «Сингапурский слинг» входят несколько видов алкоголя, включая что-то, что называется «Галльяно», а еще он подается с консервированной вишней и зонтиком. Питер, который заказал виски со льдом, ухмыляется, глядя на мой напиток.
        - Не слишком хороший выбор,- говорит он.
        - Почему это?- невинно спрашиваю я, потягивая коктейль через трубочку.
        - Ты что, малолетка? Только малолетки заказывают напитки с зонтиком и фруктами. И трубочкой,- добавляет он.
        - Возможно, но зато у меня будет зонтик, который я заберу домой. А что будет у тебя, кроме похмелья?
        Мышь и Уолт решают, что это довольно забавно, и договариваются все оставшееся время заказывать только напитки с зонтиками, Мэгги, которая обычно пьет «Белый русский», выбирает виски со льдом. Это доказывает, что между Мэгги и Питером определенно что-то происходит. Если Мэгги нравится парень, то она начинает все за ним повторять: пьет те же напитки, носит такую же одежду, неожиданно начинает интересоваться теми же видами спорта, которые нравятся ему, даже совершенно дурацкими, такими как рафтинг на реке с порогами. Когда мы были второкурсниками, еще до того как Мэгги и Уолт начали встречаться, Мэгги нравился один странный тип, который всю осень каждые выходные сплавлялся по реке. Сложно сказать, сколько точно часов я провела на вершине утеса, околевая от холода и ожидая, пока его каноэ проплывет мимо нас. О’кей - я знала, что это было не совсем каноэ, это был каяк, но я настаивала на том, чтобы называть его каноэ, просто чтобы позлить Мэгги за то, что я сидела и отмораживала попу.
        Тут дверь в «Эмеральд» открывается, и на какой-то момент все забывают о том, кто что пьет. Рядом со старшей официанткой стоят Донна ЛаДонна и Себастьян Кидд. Рука Донны лежит на его шее, а он двумя пальцами показывает, на сколько человек им нужен столик. Затем Донна второй рукой поворачивает к себе лицо Себастьяна и начинает его целовать. Так проходит секунд десять, и Мэгги первая начинает выступать против такого явного проявления ласки.
        - Как это некрасиво!- восклицает она. - Донна - такая потаскушка. Не могу в это поверить.
        - Она не такая уж плохая,- высказывает свое мнение Питер.
        - Откуда ты знаешь?- спрашивает Мэгги.
        - Я помогал ей пару лет назад с учебой. На самом деле она забавная. И смышленая.
        - Это все равно не значит, что она может выделываться с каким-то парнем в
«Эмеральд».
        - Не похоже, что он особенно против,- бормочу я, помешивая коктейль.
        - Кто этот парень?- спрашивает Лали.
        - Себастьян Кидд,- откликается Мышь.
        - Я знаю, как его зовут,- огрызается Лали.- Но что он из себя представляет?
        - Этого никто не знает,- говорю я.- Раньше он ходил в частную школу.
        Лали не может отвести от него взгляда. И не одна она: похоже, никто в баре не может оторваться от происходящего спектакля. Неожиданно мне становится совершенно все равно, как ведет себя Себастьян Кидд и что он делает. Я щелкаю пальцами перед лицом Лали, чтобы привлечь ее внимание:
        - Давай потанцуем.
        Мы с Лали идем к музыкальному автомату и выбираем несколько песен. Так как мы выпиваем довольно редко, то сейчас от небольшого количества алкоголя нам уже стало невероятно хорошо - мы чувствуем легкое головокружение, а все вокруг кажется забавным. Я выбираю мою любимую песню группы «Систер Следж», а Лали - «Зи-Зи Топ». И мы идем на танцплощадку. Я исполняю некое сочетание пони, электрик слайд, бамп и хастл[Популярные в США направления простых танцев, которым учат в школе.] и разбавляю их движениями собственного сочинения. Музыка меняется, и мы с Лали переключаемся на сумасшедший танец, который мы сочинили несколько лет назад. Сначала мы делаем волну руками, затем сгибаем колени и трясем задницей. Когда мы выпрямляемся, то видим, что на площадку выходит Себастьян Кидд. Оказывается, он достаточно хороший танцор, хотя я в этом и не сомневалась. Он танцует немного с Лали, а затем поворачивается ко мне, берет меня за руки и начинает танцевать хастл. Этот танец мне дается особенно хорошо, и в некоторые моменты его ноги оказываются между моими, а я трусь о него бедрами, потому что это, в конце концов,
законная часть танца.
        Он говорит:
        - Ведь я тебя знаю?
        И я отвечаю:
        - Вообще-то да.
        Затем он говорит:
        - Точно. Наши матери дружат.
        - Дружили,- поправляю я.- Они вместе учились в колледже Софии Смит.
        Затем музыка заканчивается, и мы возвращаемся каждый к своему столику.
        - Это было уморительно.- Мышь одобрительно кивает головой.- Ты должна была видеть выражение лица Донны ЛаДонны, когда он танцевал с тобой.
        - Он танцевал с нами обеими,- поправляет Лали.
        - Но в основном он танцевал с Кэрри.
        - Ну, это только потому, что Кэрри ниже меня,- замечает Лали.
        - Как бы то ни было.
        - Точно,- говорю я и поднимаюсь, чтобы пойти в туалет. Он находится в конце узкого коридора в противоположной части бара. Когда я выхожу из туалета, то почти натыкаюсь на Себастьяна Кидда, который, очевидно, ждет своей очереди.
        - Привет,- говорит он. И это звучит так фальшиво, как будто все происходящее часть какого-то кино. Но он так хорошо выглядит, что я решаю не обращать на это внимания.
        - Салют,- осторожно отвечаю я.
        Он улыбается, а затем произносит нечто поразительно нелепое:
        - Где же ты так долго пропадала?
        Я готова рассмеяться, но он выглядит серьезным. Я прокручиваю в голове несколько возможных вариантов ответа и в конце концов выдаю:
        - Извини, но разве ты не на свидании с другой девушкой?
        - Кто сказал, что это свидание? Я встретил ее на вечеринке.
        - Если честно, то мне это кажется свиданием.
        - Мы просто веселимся,- говорит он.- Ты живешь все в том же доме?
        - Думаю, что да…
        - Замечательно. Я заеду как-нибудь повидаться.
        И он уходит прочь.
        Это одна из самых странных и необычных ситуаций, в которых я когда-либо оказывалась. И несмотря на то что все это смахивает на плохое кино, я действительно надеюсь, что он имел в виду именно то, что говорил.
        Я возвращаюсь к нашему столику, полная возбуждения, но атмосфера изменилась. Мышь без энтузиазма разговаривает с Лали, Уолт выглядит угрюмо, а Питер нетерпеливо размешивает кубики льда в своем стакане. Мэгги неожиданно решает, что она хочет уйти.
        - Я думаю, это означает, что я тоже ухожу,- вздыхает Уолт.
        - Сначала я заброшу тебя,- говорит Мэгги,- а потом подвезу Питера. Он живет рядом со мной.
        Мы рассаживаемся по соответствующим машинам. Я сгораю от желания рассказать Лали о моей встрече с пресловутым Себастьяном Киддом, но, прежде чем успеваю произнести хоть слово, Лали заявляет, что она сердита на Мышь.
        - Почему?
        - Из-за того, что она сказала. Об этом парне, Себастьяне Кидде. Что он танцевал с тобой, а не со мной. Разве она не видела, что он танцевал с нами обеими?
        Правило номер пять: «Всегда соглашайся с подругами, даже в ущерб себе, чтобы они не расстроились».
        - Я знаю,- отвечаю я, ненавидя себя.- Он танцевал с нами двумя.
        - И почему бы ему танцевать с тобой?- спрашивает Лали.- Особенно если он пришел с Донной ЛаДонной?
        - Понятия не имею.
        Но затем я вспоминаю, что сказала Мышь.
        Почему бы Себастьяну не танцевать со мной? Я так плоха? Не думаю. Может быть, он считает меня умной, и интересной, и необычной. Как Элизабет Беннет в «Гордости и предубеждении».
        Я роюсь в сумке и нахожу одну из сигарет Мэгги. Прикуриваю ее, глубоко затягиваюсь и со свистом выдыхаю дым в открытое окно.
        - Ха!- вслух произношу я, ни к кому конкретно не обращаясь.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Из каких ингредиентов складываются отношения
        Я встречалась с мальчиками и раньше, но, если честно, эти отношения не принесли мне ничего, кроме разочарования. Нет-нет, с парнями все было в порядке. Все дело во мне, потому что с мужчинами я становилась своего рода снобом. Все парни, с которыми я общалась, казались мне недостаточно умными, и в конечном счете я порывала с ними, ненавидя себя за то, что потратила на них свое время. Я понимала, что у нас все могло бы получиться, как у других пар, но для этого мне пришлось бы притворяться и вести себя так, как хочет парень,- так делали другие девушки. И я для себя поняла, что если женщина начинает подстраиваться под мужчину еще в школе, то затем она делает это всю оставшуюся жизнь, пока что-то не происходит и она не взрывается, давая волю своим чувствам, а за этим следует нервный срыв. Именно это происходило в семьях некоторых моих друзей. Ни с того ни с сего мать семейства вдруг сваливалась от неизвестной болезни года на три.
        Но я отвлеклась. Итак, бойфренды. Серьезных у меня было двое: неудачник и наркоман Сэм и баскетболист Даг. Из этих двоих мне больше нравился Сэм. Возможно, я его даже любила, но это не могло продолжаться вечно. Сэм был красивым, но тупым. Он говорил, что занимается в мастерской, где их учат обрабатывать дерево, но я думала, что он меня обманывает, пока на День святого Валентина он не подарил мне собственноручно сделанную деревянную шкатулку. Несмотря на недостаток интеллекта Сэма, а может быть, что меня особенно пугает, благодаря ему, когда я встречалась с ним, он казался мне настолько привлекательным, что у меня было ощущение, будто моя голова вот-вот взорвется. После школы я заходила к нему домой, и мы с его старшими братьями сидели в подвале, слушали «Обратную сторону Луны» «Пинк Флойда» и передавали по кругу косяк. Затем мы с Сэмом поднимались в его комнату и часами целовались и обнимались.
        С одной стороны, я переживала, что не должна была так поступать, что тратила свое драгоценное время на совершенно бесполезное занятие (как сказал бы мой отец, распоряжалась временем «нерационально»). Но с другой стороны, мне было так хорошо, что я не могла уйти. Мой разум говорил мне, что нужно встать, пойти домой, позаниматься, написать рассказ, попытаться сделать свою жизнь лучше, но мое тело было как у бесхребетного морского существа, которое не могло двигаться по суше. Я не помню, чтобы когда-нибудь беседовала с Сэмом. Это были только бесконечные поцелуи и прикосновения. Мы жили в своем пузыре, который создали благодаря нашим чувствам и который защищал нас от настоящей жизни.
        Затем мой отец повез меня и сестер в двухнедельный познавательный круиз на Аляску, и я встретила Райана. Он был высоким, холеным, в нем не было ни единого изъяна, как на полированном дереве. Он собирался поступать в Дьюк[Университет Дьюка находится в Северной Каролине, США, считается одним из лучших высших учебных заведений США.] , и я влюбилась в него. Когда я вернулась в Каслбери, то едва могла смотреть на Сэма. Он все время спрашивал, не встретила ли я кого-то другого. Я струсила и сказала, что нет, что было отчасти правдой, потому что Райан жил в Колорадо и я знала, что никогда больше его не увижу. Тем не менее Райан проткнул наш с Сэмом пузырь, и от него осталось маленькое мокрое мыльное пятно. В конце концов все пузыри состоят из воздуха и мыла.
        Но достаточно про хорошие составляющие отношений, ведь, несмотря ни на что, нам с Сэмом удалось надуть свой пузырь. А вот если изначально взять неподходящие друг другу компоненты, то никакого пузыря и в помине не получится. Вот, например, я и Даг. Определенно, мы с самого начала были плохими ингредиентами для создания отношений.
        Даг был выпускником, я училась на год младше. Он был баскетболистом, дружил с Тимми Брюстером, Донной ЛаДонной и остальными из компании «инопланетян». Даг, как и Сэм, не отличался особым умом и был не настолько красив, чтобы стать мечтой школьниц. Он был достаточно мил, но все портили прыщи на лице - один или два, но постоянно воспаленные. Я знала, что я тоже не идеальна, и если хотела с кем-нибудь встречаться, то понимала, что мне придется переносить прыщи. Нас познакомила Джен Пи, и в конце недели он уже поджидал меня около моего шкафчика, чтобы спросить, не хочу ли я пойти с ним на танцы.
        Все шло хорошо. Даг заехал за мной на маленькой белой машине своей матери. Я сразу представила себе, как должна была выглядеть его мать, если выбрала такой автомобиль: нелепая женщина с бледной кожей и тугими кудрями, которая постоянно давила на своего сына. Мне это не понравилось, но я решила завершить начатое дело. На танцах я общалась с обеими Джен, Донной ЛаДонной и некоторыми старшеклассницами. Вся компания выбрала одинаковую позу: отставила в сторону одну ногу. Я встала точно так же, чтобы не выделяться.
        - С верха Мотт-Стрит открывается отличный вид,- сказал Даг после танцев.
        - Это не то место рядом с домом с привидениями?
        - Ты веришь в привидения?
        - Конечно. А ты нет?
        - Неа,- сказал он.- Я даже в Бога не верю. Это все девчачьи заморочки.
        Я поклялась меньше походить на девчонку. С Мотт-Стрит действительно открывался хороший вид. За яблоневыми садами сверкали огни соседнего Хартфорда. Мы сидели в машине, Даг заглушил мотор, но оставил радио включенным, после чего он взял меня за подбородок, подтянул к себе и поцеловал. Это не было ужасно, но я ничего не почувствовала.
        Потом он сказал, что я хорошо целуюсь, я искренне удивилась.
        - Я думаю, ты часто целуешься,- сказал он.
        - Совсем нет.
        - Это правда?
        - Да.
        - Просто я не хочу встречаться с девушкой, у которой были отношения со всеми парнями в школе.
        - Я ни с кем не встречалась в школе.- Я подумала, что, должно быть, он сумасшедший. Он что, ничего не знает обо мне?
        Вокруг нас парковались другие машины, а мы все продолжали разговаривать. Этот вечер начал меня угнетать. Что здесь происходит? А, точно - свидание в стиле
«инопланетян». Выглядело это примерно следующим образом: куча машин на парковке, в каждой из которых по парочке, которые думают, как далеко у них зайдет на этот раз. Мне стало интересно, все от этого получали удовольствие? Или был хоть кто-то, как я, кому было откровенно скучно и неинтересно?
        Несмотря на наше первое, не самое удачное свидание, я продолжала общаться с Дагом: смотрела баскетбольные игры с его участием, заходила к нему в гости после учебы, хотя мне и хотелось заняться чем-нибудь другим, например, почитать какую-нибудь романтичную книжку. Его дом оказался таким же скучным, каким я его себе и представляла,- крошечный на маленькой улице - и он с таким же успехом мог находиться в любом американском городе. Я думаю, что, если бы я была влюблена в Дага, это не имело бы никакого значения. Хотя, кто знает, возможно, все было бы наоборот: если я была влюблена в Дага, то я осмотрелась бы вокруг, поняла, что все это может стать моей жизнью, и это разрушило бы все мои мечты. Вместо того чтобы просто сказать «Даг, я не хочу больше тебя видеть», я взбунтовалась. Это произошло после очередных танцев. Я была готова пустить Дага на третью базу, поэтому, возможно, он решил, что настало время надавить на меня. Его план заключался в том, чтобы поехать в одной машине с другой парочкой - Донной ЛаДонной и парнем по имени Рой, капитаном баскетбольной команды. Они сидели впереди, мы сзади, и
направлялись туда, где никто не сможет нас найти: на кладбище.
        - Надеюсь, ты больше не веришь в привидения,- сказал Даг, сжимая мое колено.- Если веришь, то тебе же хуже, потому что ты будешь чувствовать, что они подсматривают за нами.
        Я ничего не ответила. Я изучала профиль Донны ЛаДонны. У нее были белоснежные локоны, похожие на сахарную вату, и я подумала, что она выглядит, как Мэрилин Монро. Хотела бы я выглядеть, как Мэрилин Монро. Уж она, мне кажется, точно знала бы, что делать в этой ситуации.
        Даг расстегнул свои брюки и попытался наклонить вниз мою голову, и тут я поняла, что с меня довольно. Я вылезла из машины. «Фарс» - это слово постоянно крутилось у меня в голове. Все происходящее иначе назвать было нельзя.
        Я была слишком зла, чтобы что-то бояться, поэтому пошла по узкой дорожке, которая вилась между надгробиями. Возможно, я и верила в привидения, но нисколько их не боялась. Я думала о том, что наверняка найдутся люди, которые скажут, что я идиотка, что не дала Дагу то, что он хотел, ведь это делают все девушки. В тот момент я представляла себя пластилиновой фигуркой, которую сдавливала какая-то невидимая рука, пока наконец пластилин не превратился в бесформенный комок.
        Чтобы как-то отвлечься, я начала разглядывать могилы. Захоронения были довольно старыми, некоторым было больше ста лет. И я начала искать детскую могилку. Это было ужасно, зато полностью соответствовало моему настроению. И конечно, нашла: Джебедия, 4 месяца, 1888 год. Я подумала о матери Джебедии и о той боли, которую она испытывала, предавая земле свою малышку. Готова поспорить, это было еще ужаснее, чем роды. Я присела на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась.
        Даг, наверное, считал, что я сама скоро вернусь, потому что он даже не вылез из машины, чтобы пойти за мной. Через какое-то время я услышала шум подъезжающего автомобиля, он остановилась рядом со мной, дверь открылась, и голос Дага велел:
        - Залезай.
        - Нет.
        - Сука,- сказал Рой.
        - Садись в машину,- приказала Донна ЛаДонна.- Хватит устраивать представление. Ты хочешь, чтобы сюда приехали копы?
        Я подчинилась.
        - Видишь?- Донна ЛаДонна обратилась к Дагу.- Я же говорила, что это бесполезно.
        - Я не собираюсь заниматься сексом с каким-то парнем только ради того, чтобы произвести на тебя впечатление,- парировала я.
        - Вот, блин,- сказал Рой.- А она действительно сука.
        - Не сука,- ответила я.- Просто женщина, у которой есть свое мнение.
        - Ты уже женщина?- усмехнулся Даг.- Ну и ну.
        Я знала, что все это должно было привести меня в замешательство, но я была настолько рада, что все это закончилось и никто меня больше не побеспокоит. Я была уверена, что Даг не отважится снова пригласить меня куда-нибудь. Но он это сделал. Даг был первым, кого я увидела, когда пришла в школу в понедельник утром. Он стоял около моего шкафчика.
        - Мне нужно поговорить с тобой,- сказал он.
        - Ну так говори.
        - Не сейчас. Позже.
        - Я занята.
        - Ах ты скромница,- прошипел он,- фригидная скромница.- Когда я ничего не ответила, он добавил тоном, от которого мурашки побежали по коже: - Все нормально. Я знаю, что с тобой не так. Я все понимаю.
        - Отлично,- сказала я.
        - Я зайду к тебе после школы.
        - Не надо.
        - Ты не должна приказывать, что мне делать, а что нет,- сказал он, вращая воображаемый баскетбольный мяч на пальце.- Ты не моя мать.- Он забросил воображаемый мяч в корзину и ушел.
        Даг действительно пришел ко мне домой тем днем. Я выглянула из-за моей печатной машинки в окно и увидела трогательную белую машину, которая рывками парковалась по подъездной аллее. Это напомнило мне мышь, которая, оглядываясь, мелкими шашками крадется к сыру.
        Нестройные аккорды Стравинского, которые Мисси извлекала из пианино, прервались, и сестра сбежала вниз по лестнице.
        - Кэрри,- закричала Мисси,- к тебе пришли!
        - Скажи, что меня нет дома.
        - Это Даг.
        - Спускайся, прокатимся на машине!- прокричал Даг.
        - Я не могу,- умоляю я.- Я занята.
        - Послушай,- говорит он.- Ты не можешь так со мной поступать.- Он просил, и я начала чувствовать себя виноватой перед ним.- Ты должна мне,- прошептал он.- Это просто поездка на машине.
        - О’кей,- смилостивилась я. Я решаю, что, возможно, действительно должна ему, потому что поставила его в неловкое положение перед друзьями.- Ну, хорошо,- сказала я, когда мы сели в машину и поехали в сторону его дома.- Прошу прощения за ту ночь. Это просто…
        - О! Я знаю. Ты еще не готова,- ответил Даг.- Я понимаю. Особенно после того, через что ты прошла.
        - Нет, я не это имела в виду.
        Я понимала, что это не имело никакого отношения к смерти моей матери, но я не могла собраться с духом, чтобы сказать Дагу правду. Я так себя вела просто потому, что не считала его хотя бы немного привлекательным.
        - Все в порядке,- сказал он.- Я тебя прощаю. Я собираюсь дать тебе еще один шанс.
        - Ха,- отвечаю я, надеясь, что это была шутка.
        Даг проехал мимо своего дома и продолжал двигаться дальше, вниз по грунтовой дороге, которая ведет к реке. Маленькую улицу, где стоял его дом, и реку разделяли километры фермерских земель, которые в ноябре пустовали. Я начала беспокоиться.
        - Даг, остановись.
        - Почему?- спросил он.
        - Нам нужно поговорить.
        Я знала, что парни ненавидят фразу: «Нам нужно поговорить», и испугалась:
        - Куда мы едем? Здесь же ничего нет.
        - Здесь находится «оружейное дерево»,- сказал он.

«Оружейное дерево» росло в самом низу около реки, его так назвали из-за того, что однажды и него попала молния и расколола его таким образом, что оно стало похоже на пистолет. Я начала оценивать свои шансы на побег. Если мы все время будем ехать вдоль реки, то я смогу выпрыгнуть из машины и побежать по узкой тропинке, которая проходила между деревьями. Даг не сможет преследовать меня на своей машине. Но он, конечно, сможет побежать за мной. И что будет, когда он меня догонит? Изнасилует? Он может изнасиловать меня, а затем убить. Я не хотела отдавать свою девственность Дагу Хаскеллу просто так и уж тем более таким образом. Я решила, что ему придется сначала убить меня.
        Но может быть, он действительно хочет просто поговорить со мной.
        - Послушай, Даг. Я очень извиняюсь за то, что произошло ночью.
        - Действительно?
        - Конечно. Я просто не хотела заниматься сексом в машине с другими людьми. Это как-то вульгарно.
        Мы были в полумиле от цивилизации.
        - Да. Хорошо, я думаю, я могу это понять. Но Рой - капитан баскетбольной команды и…
        - Рой отвратителен. На самом деле, Даг. Ты намного лучше его. Он просто дурак.
        - Он один из моих лучших корешей.
        - Ты должен был быть капитаном баскетбольной команды. Я имею в виду, что ты выше и симпатичнее. И умнее. Если ты спросишь меня, Рой использует тебя.
        - Ты так думаешь?- Он отвлекся от дороги и посмотрел на меня. Дорога стала еще более ухабистой, рассчитанной на тракторы, а не на машины, и Дагу пришлось ехать медленнее.
        - Ну, конечно,- сказала я, глазом не моргнув.- Все знают это. Все говорят, что ты играешь лучше, чем Рой…
        - Да.
        - И…- Я бросила беглый взгляд на спидометр - двадцать миль в час. Если я хочу отсюда выбраться, то нужно это делать сейчас.- И, Даг, мне нужно домой.- Я опускаю стекло. Порыв холодного воздуха ударяет мне в лицо.- Машина вся в грязи - мать убьет тебя.
        - Она и не заметит.
        - Да ладно, Даг. Останови машину.
        - Мы едем к «оружейному дереву». А затем я отвезу тебя домой.
        Но в его голосе не слышится уверенности.
        - Я выхожу.
        Я дергаю дверную ручку. Даг пытается схватить мою руку, машина съезжает с дороги и скатывается в кукурузное поле.
        - Боже, Кэрри. Какого черта ты это сделала?
        Мы вылезаем из машины, чтобы оценить ущерб. Все не так плохо: большую часть засохшей кукурузы словил бампер.
        - Если бы ты не…- говорю я,- если бы ты не хотел доказать своим глупым друзьям, что ты не лузер…
        Даг уставился на меня, от него валил пар, как от сухого льда. Кстати, почему от него всегда шел пар, для меня до сих пор загадка. Затем он ударил рукой по капоту машины:
        - Да я бы не трахнул тебя, даже если бы ты предложила мне денег!- кричит он, делая паузу, чтобы набрать воздуха.- Тебе повезло… повезло, что я вообще намеревался заняться с тобой сексом. Ты должна быть счастлива, что я выбрал тебя. Я сделал это только из жалости к тебе.
        Что еще он мог сказать.
        - Хорошо. Тогда ты должен быть счастлив, что тебе не пришлось этого делать.
        - О да, я вполне счастлив.- Он пнул переднее колесо.- Я счастлив, как черт.
        Я развернулась и пошла по направлению к дороге. Я ощущала, как в мою спину летят громы и молнии. Когда я отошла на пятьдесят футов, то начала посвистывать. Когда я была в сотне футов, то услышала тихий звук медленно приближающейся машины, но продолжала идти. В конце концов Даг проехал мимо меня, глядя прямо перед собой, как будто меня не существовало. Я подняла сухую траву и растерла ее пальцами, наблюдая, как разлетается пыль. Я рассказала о том, что произошло, Мыши, Мэгги и даже Уолту. Я рассказывала об этом снова и снова, но история моего приключения получилась забавной, причем настолько, что Мышь не могла удержаться от смеха. Смех всегда заставляет забывать о неприятностях.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Раскрась город в красный цвет
        - Кэрри, вы не сможете просто отшутиться,- говорит миссис Гивенс, показывая на банку с краской.
        - Я и не собиралась шутить,- настаиваю я, притворяясь невинной овечкой. Но если честно, у меня всегда плохо получается общаться с начальством: по непонятным причинам я становлюсь настоящей размазней и не могу постоять за себя.
        - Что же тогда вы собирались делать с этой краской?
        Гивенс - это одна из тех женщин среднего возраста, на которую смотришь и думаешь: если я когда-нибудь стану такой же, лучше застрелиться прямо сейчас. Ее прическа с невероятным начесом напоминает большой куст, который, такое ощущение, может самовозгореться в любую минуту. Я неожиданно представляю Гивенс с пожаром на голове, бегущую через коридоры старшей школы Каслбери, и чуть не лопаюсь со смеху.
        - Кэрри?- требовательно спрашивает она.
        - Это краска для моего отца - для одного из его проектов.
        - Это не похоже на вас, Кэрри. У вас никогда раньше не было неприятностей.
        - Клянусь, миссис Гивенс. Все именно так, как я говорю.
        - Очень хорошо. Вы можете оставить краску у меня и забрать ее после занятий.
        - Гивенс конфисковала мою банку с краской,- шепчу я Мыши, когда мы входим в класс, где будет урок математического анализа.
        - Как она ее нашла?
        - Увидела, как я пыталась засунуть ее в свой шкафчик.
        - Черт,- говорит Мышь.
        - Точно. Нам придется прибегнуть к плану «Б».
        - Что еще за план «Б»?
        - Пока не знаю, но мы все равно должны выполнить то, что задумали,- отвечаю я.- Я что-нибудь придумаю.
        Я занимаю свое место за партой и поворачиваюсь к окну. На дворе октябрь: самое время, чтобы найти идеальный красный осенний листок, отгладить его, высушить и спрятать в вощеную бумагу для гербария. Или утыкать гвоздикой хрустящее яблоко, которое потом всю зиму будет лежать в шкафу, источая приятный аромат и отпугивая моль. А может, заняться приготовлением «головы» к Хэллоуину: вытащить из тыквы мякоть и семечки, пожарить их, а затем уже в оставшейся тыкве вырезать глаза, нос и рот. Но самое главное, сейчас самое время, чтобы написать год нашего окончания школы на крыше коровника, который стоит за школой.
        У этой традиции долгая история: каждую осень несколько учеников выпускного класса залезают на крышу и краской рисуют на ней свою дату, чтобы было видно из окон школы. Обычно это делают мальчики, но в этом году мы с Мышью решили взять все в свои руки: почему все веселье должно доставаться парням?! Затем мы привлекли Лали. Она собирается принести лестницу, а мы с Мышью обеспечим нас краской. Потом к нам захотела присоединиться Мэгги. Она, конечно, совершенно бесполезна в таких делах, но я решила, что и она может пригодиться - принесет выпивку и сигареты. Но Мэгги все растрепала Питеру, хотя я ее просила никому ничего не говорить, но она, судя по ее словам, не смогла удержаться. Теперь Питер заражен этой идеей не меньше нашего, хотя он и говорит, что не будет лично принимать участия, раз уж девушки все хотят сделать сами. Вместо этого он будет стоять и руководить.
        После математического анализа я иду к коровнику, чтобы еще раз все осмотреть и проверить. Ему не меньше ста лет, но стены перекрытия выглядят достаточно крепкими, а вот крыша - выше и круче, чем я себе представляла. Но нам ни в коем случае нельзя сдаваться, потому что на следующей неделе за дело наверняка возьмутся парни, а мне этого совсем не хочется. Больше никаких упущенных возможностей. Я хочу оставить какой-нибудь след в школе Каслбери, чтобы, когда я состарюсь, я могла сказать: «Я сделала это. Я нарисовала год нашего выпуска на старом коровнике».
        В последнее время старшая школа не раздражала меня, как обычно, и у меня было довольно хорошее настроение. Сегодня я надела комбинезон, сникерсы и футболку в красную и белую клетку, купленную специально для этого в винтажном магазине. Я заплела волосы в косы и надела кожаную повязку. И вот я стою здесь, уставившись на крышу, когда меня неожиданно охватывает чувство непостижимого счастья и я чувствую себя героем Джона Белу из «Зверинца». Я обегаю вокруг коровника и, когда возвращаюсь туда, откуда начала, вижу Себастьяна Кидда, который стоит и с любопытством меня разглядывает.
        - Развлекаешься?- скрашивает он.
        - Ну да,- говорю я. Я должна была смутиться, но не сделала этого: ненавижу, когда девушки постоянно смущаются, поэтому уже давно решила, что в любой ситуации буду сохранять спокойствие.- А что насчет тебя? Тоже развлекаешься?
        - Что-то типа того.
        Уверена, он развлекается, но не со мной. После той ночи в «Эмеральд» от него не было ни слуху ни духу - он не позвонил, не зашел. Все, чего я была удостоена,- это брошенных в мою сторону хитрых взглядов на уроках математического анализа, в коридорах или вот сейчас, в коровнике. Я убеждаю себя, что не стоит из-за этого переживать, я ведь все равно не собираюсь ни с кем встречаться, но это не помогает мне сохранять контроль над своими чувствами каждый раз, когда он оказывается рядом. Ощущение, как тогда, когда мне было двенадцать. Даже хуже, напоминаю я себе, потому что сейчас я должна лучше разбираться в отношениях.
        Я смотрю на Себастьяна, думая о том, как же хорошо, что он не может читать мои мысли, но он уже не обращает на меня никакого внимания. Он смотрит через мое плечо на двух Джен, которые поднимаются на холм, аккуратно вышагивая на каблуках, как будто они никогда раньше не ходили по траве. Их появление меня нисколько не удивляет. Две Джен повсюду следуют за Себастьяном, как два маленьких забавных прицепа.
        - Посмотри-ка!- говорю я.- Вот и твой фан-клуб.
        Он вопрошающе смотрит на меня, но ничего не говорит. В моих фантазиях Себастьян обладает великим, рассудительным умом. Но в реальности я ничего о нем не знаю.
        Лали подъезжает к моему дому на пикапе в девять часов вечера. Мы одеты в черные водолазки, черные джинсы и сникерсы. В небе светит полная луна. Лали дает мне пиво, я включаю радио, и мы начинаем громко подпевать, пытаясь перекричать музыку. Я практически уверена, что это будет лучший поступок, который мы когда-либо совершали, самый яркий момент нашей «выпускной жизни» - момент, который мы запомним, как сказала бы Синтия Вианде.
        - Да пошла ты к черту, Синтия Вианде!- кричу я без какой-либо причины.
        - Пошла к черту старшая школа Каслбери!- кричит Лали.- Пошли к черту
«инопланетяне».
        Мы выезжаем на дорогу, ведущую к школе, со скоростью около восьмидесяти миль в час, пытаемся проехать прямо через холм по траве, но пикап буксует, поэтому мы решаем припарковаться на неосвещенной части стоянки. Пока мы вытаскиваем лестницу из багажника, я слышу предательский шум восьмицилиндрового двигателя, и рядом с нами останавливается Себастьян Кидд на своей машине.
        Какого черта он здесь делает?
        Он опускает стекло:
        - Девочки, вам нужна какая-нибудь помощь?
        - Нет.
        - Да,- говорит Лали и взглядом приказывает мне заткнуться. Я отвечаю ей тем же выражением лица.
        Себастьян вылезает из машины и облокачивается о капот. Он похож на леопарда, которого разбудили во время дневного сна. В подтверждение моих мыслей он сладко зевает:
        - Долгая ночка?
        - Можно и так сказать,- говорит Лали.
        - Ты можешь сделать ее короче, если оторвешь свой зад и поможешь нам. Раз уж ты все равно не собираешься уходить,- добавляю я.
        - Можем ли мы тебе доверять?- спрашивает Лали.
        - Это зависит от того, что вы хотите мне доверить,- говорит он.
        Когда мы в конце концов приставили лестницу к коровнику, к нам присоединяется Мышь с краской и большой кистью. Две яркие блуждающие по стоянке фары говорят о том, что приехала Мэгги. Мэгги никогда не может отличить, какой свет она включила - ближний или дальний, поэтому регулярно слепит других автомобилистов. Она паркуется и поднимается на холм вместе с Уолтом и с Питером - Питер первым делом рассматривает краску.
        - Красная?- говорит он, а затем, как будто мы не услышали его в первый раз, повторяет: - Красная?!
        - Что плохого в красном цвете?
        - Это не тот цвет, которым традиционно пишут год выпуска в Каслбери. Вы должны были купить синюю краску.
        - Мы захотели красную,- противлюсь я.- Кто рисует, тот и выбирает цвет.
        - Но это неправильно,- настаивает Питер.- До конца года я буду смотреть в окно и видеть год нашего выпуска в красном цвете вместо синего.
        - Это действительно так важно?- спрашивает Себастьян.
        - Красный цвет - это наш вызов. Это значит: да пошли вы со своими традициями,- говорит Уолт.- Я думаю, что все дело в этом.
        - Точно, братишка,- кивает Себастьян.
        Мэгги вкладывает руки на груди:
        - Я боюсь.
        - У меня есть сигарета,- замечает Уолт.- Это успокоит твои нервы.
        - Кто принес выпивку?- спрашивает Лали. Кто-то протягивает ей бутылку виски, и она делает большой глоток, вытирая рот рукавом кофты.
        - Итак, Брэдли. Поднимайся,- командует Мышь.
        Все вместе мы поднимаем головы и смотрим вверх. Оранжевая луна поднялась из-за крыши, которая теперь отбрасывает прямоугольную черную тень. В призрачном свете конек крыши кажется таким же высоким, как Эверест.
        - Ты собираешься залезть наверх?- изумляется Себастьян.
        - Брэдли была хорошей гимнасткой,- говорит Мышь.- Очень хорошей. Правда, пока ей не исполнилось двенадцать. Помнишь, тогда ты прыгала на гимнастическом бревне и приземлилась прямо на свою…
        - Лучше бы я этого не помнила,- перебиваю я, украдкой глядя на Себастьяна.
        - Я могла бы это сделать, но я боюсь высоты,- объясняет Лали. На самом деле это единственное, чего она боится, ну или, по крайней мере, признается она только в этом.- Каждый раз, когда я переезжаю мост в Хартфорд, я сползаю на пол, чтобы у меня не закружилась голова.
        - А что, если ты одна в машине и ты за рулем?- спрашивает Мышь.
        - Тогда она останавливается посреди дороги и трясется от страха, пока не приезжает полиция и не отбуксовывает ее машину,- говорю я, находя свою версию забавной.
        Лали смотрит на меня недовольно:
        - Это неправда. Если я за рулем, то это другое дело.
        - Ага,- говорит Уолт.
        Мэгги делает глоток виски:
        - Может, нам стоит пойти в «Эмеральд». Я начинаю замерзать.
        - О, нет. Только не сейчас, когда все практически готово.
        - Ты иди в «Эмеральд», Мэгвич. А я собираюсь сделать то, зачем мы сюда пришли,- я пытаюсь говорить так, чтобы мои слова звучали как можно решительнее. Питер растирает Мэгги плечи, и этот жест не ускользает от внимания Уолта:
        - Давайте останемся. Мы можем пойти в «Эмеральд» позже.
        - Правильно,- поддерживает его Мышь.- Те, кто не хочет остаться, могут сваливать прямо сейчас. Те, кто хочет остаться, пусть просто заткнутся.
        План очень простой: Лали и Питер держат лестницу внизу, пока я поднимаюсь. Когда я буду наверху, за мной поднимется Себастьян с кистью и банкой краски. Я делаю первый шаг: лестница оказывается очень холодной и рифленой на ощупь. Смотреть вверх, напоминаю я себе. Будущее впереди. Не смотреть вниз. Никогда не оглядываться. Никогда не показывать им, что тебе тяжело или страшно.
        - Давай, Кэрри.
        - Ты можешь это сделать.
        - Она уже наверху. О боже мой! Она на крыше!
        Это Мэгги.
        - Кэрри?- окликает меня Себастьян.- Я прямо за тобой.
        Полная оранжевая луна трансформировалась в яркий белый шар, окруженный миллионами звезд.
        - Здесь, наверху, очень красиво!- кричу я.- Вам всем нужно посмотреть.
        Я медленно поднимаюсь выше и встаю на корточки. Это не так сложно. Я напоминаю себе обо всех тех ребятах, которые уже проделывали это раньше: если они смогли, то и у меня получится. Себастьян стоит наверху лестницы с банкой краски в одной руке и кистью в другой, я ползу к краю крыши и начинаю рисовать. Группа внизу скандирует:
        - Один… Девять… Восемь.
        - Тысяча девятьсот восемьдесят…- И как раз когда я собираюсь нарисовать последнюю цифру, мои ноги начинают скользить. Банка выпадает из моей руки, один раз подпрыгивает и катится по крыше вниз, оставляя за собой огромное пятно. Мэгги кричит. Я падаю на крышу, карабкаюсь, чтобы ухватиться за деревянный конек, слышу глухой звук, с которым банка ударяется о газон. И больше… ничего.
        - Кэрри?- неуверенно спрашивает Мышь.- Ты в порядке?
        - Да.
        - Не двигайся!- кричит Питер.
        - Не буду.
        Я так и делаю. Но проходит меньше минуты, и я мучительно медленно начинаю сползать вниз. Я пытаюсь пальцами ног упереться о кровлю, чтобы остановиться, но мои сникерсы скользят прямо по блестящему пятну красной краски. Я убеждаю себя, что не умру, что мое время еще не настало. Ведь если бы я умирала, я бы это знала, правильно? Какая-то часть моего мозга понимает, что что-то царапает мои ладони, но я пока не ощущаю боли. Я уже представляю себя в гипсе, когда неожиданно какая-то сильная рука хватает меня за запястье и тащит наверх к коньку. В этот момент я вижу, как лестница сползает с края крыши, а затем раздается хруст веток, и я понимаю, что лестница упала в кусты.
        Стоящие внизу начинают кричать.
        - Мы в порядке. С нами все хорошо. Мы не пострадали,- отвечает им Себастьян, когда вой полицейской сирены пронизывает воздух.
        - Спрячьте лестницу в коровнике,- командует Лали.- Если копы спросят, то мы просто стоим здесь и курим.

- Мэгги, дай мне бутылку,- говорит Уолт. Он кидает ее в коровник, и она разбивается.
        Себастьян тянет меня за руку.
        - Нам нужно перебраться на другую сторону.
        - Зачем?
        - Не задавай вопросов, просто делай, что я говорю,- приказывает он, пока мы карабкаемся через конек крыши.- Лежи ровно на спине, чуть согнув колени.
        - Но так я не смогу видеть, что происходит,- протестую я.
        - Слушай меня, не двигайся, ничего не говори и молись, чтобы копы нас не заметили.
        Сердце у меня в груди устроило настоящий барабанный бой, но я стараюсь не обращать на это внимания и прислушиваюсь к тому, что происходит внизу.
        - Здравствуйте, офицеры,- обращается Уолт к подъехавшим полицейским.
        - Что вы, ребята, здесь делаете?
        - Ничего. Просто стоим курим,- отвечает Питер.
        - Вы пили?
        - Нет, ну что вы,- отвечают все в один голос.
        Тишина, а затем шлепание ног по мокрой траве.
        - Это что еще такое, черт побери?- спрашивает один из копов. Свет от его фонарика скользит по крыше и по небу.- Вы, ребята, красите коровник? Это преступление - нарушение частной собственности.
        - А ну, Марон,- обращается Лали к одному из копов.- Это же я.
        - Вау,- говорит Марон.- Лали Кэндеси. Эй, Джек. Это Лали, дочка Эда.
        - Может, осмотрим все вокруг?- осторожно спрашивает Джек коллегу теперь, когда перед ним дочь босса.
        - Не. Мне кажется, все в порядке,- говорит Марон.
        Джек фыркает:
        - Хорошо, детки. Вечеринка окончена. Мы хотим убедиться, что вы сядете в машины и в безопасности доберетесь до дома.
        И они все уходят.
        Мы с Себастьяном продолжаем лежать и мерзнуть на крыше. Я смотрю на звезды, мысленно думая о человеке, который находится всего в нескольких дюймах от меня. Если это не романтично, то я не знаю, как еще это назвать.
        Себастьян перегибается через край крыши:
        - Я думаю, они ушли.
        Неожиданно мы смотрим друг на друга и начинаем смеяться. Смех Себастьяна - я никогда не слышала ничего подобного - глубокий, хриплый и немного мелодичный, похож на спелый фрукт. Я воображаю, что его губы тоже немного фруктовые на вкус, но в то же время сильные. Жалко, что губы парней всегда оказываются не такими, как ты себе их представляешь. Иногда они жесткие и сильные, а иногда похожи на мягкие пуховые подушки.
        - Итак, Кэрри Брэдшоу,- говорит он.- Каков твой великий план теперь?
        Я подтягиваю колени к груди:
        - Никакого.
        - У тебя нет плана? Наверное, это впервые.
        Неужели он думает обо мне, что я какая-то нервная тупица? Я что, произвожу впечатление человека, у которого на все случаи жизни заготовлен план? Я всегда считала, что поступаю в большинстве случаев спонтанно:
        - У меня не всегда есть план.
        - Но ты всегда выглядишь так, как будто точно знаешь, что делаешь.
        - Я?
        - Ну да. Ты ходишь такая целеустремленная, что я просто не успеваю за тобой.
        Что это значит? Это сон? Я действительно сижу и разговариваю с Себастьяном Киддом?
        - Ты мог бы позвонить…
        - Я звонил. Но твой телефон вечно занят. Поэтому сегодня ночью я хотел заехать к тебе домой, но увидел, как ты садишься в пикап Лали, и последовал за вами. Я решил, что вы надумали что-то интересное.
        Он говорит, что я ему нравлюсь?
        - Ты определенно девушка с характером,- добавляет он.
        С характером? Это хорошо или плохо? Я имею в виду, разве парни влюбляются в характер?
        - Я думаю, иногда я могу быть… забавной.
        - Ты очень забавная. Ты очень интересная, и это замечательно. Большинство девушек скучные.
        - Да?
        - Да ладно, Кэрри. Ты девушка, и ты должна это знать.
        - Я думаю, что большинство девушек довольно интересные. Я имею в виду, они интереснее, чем парни. Вот ребята действительно скучные.
        - Я скучный?
        - Ты? Ты совсем не скучный. Я просто имела в виду…
        - Я знаю.- Он пододвигается, немного ближе.- Тебе холодно?
        - Я в порядке.
        Он снимает свой пиджак. Пока я его надеваю, он обращает внимание на мои исцарапанные во время падения ладони.
        - О, боже,- говорит он.- Это, должно быть, больно.
        - Немного.- На самом деле ладони дико горят в тех местах, где я содрала кожу.- Это не самое ужасное, что со мной происходило. Однажды я упала с пикапа Кэндеси и сломала ключицу. Я не знала об этом до следующего дня, пока Лали не отвела меня к врачу.
        - Лали - твоя лучшая подруга?
        - Точно. Она моя лучшая подруга с тех пор, как нам исполнилось по десять лет. Эй, - спрашиваю я,- а кто твой лучший друг?
        - У меня его нет,- отвечает он, рассеянно глядя на деревья.
        - Я думаю, что у мальчишек всегда с этим проблемы,- задумчиво говорю я и оцениваю свои руки.- Как ты думаешь, мы когда-нибудь слезем с этой крыши?
        - А ты этого хочешь?
        - Нет.
        - Тогда не думай об этом. Когда-нибудь кто-нибудь придет и снимет нас. Может быть, Лали или твоя подруга Мышь. Она клевая.
        - Угу,- киваю я.- У нее вся жизнь просчитана. Она подала раннее прошение в Йельский университет. И ее определенно примут.
        - Это, должно быть, хорошо,- говорит он с оттенком горечи.
        - Тебя заботит твое будущее?
        - А разве не всех оно заботит?
        - Наверное… Но я думала… Я не знаю. Я думала, что ты собираешься в Гарвард или что-то типа того. Разве ты не учился в частной школе?
        - Учился. Но я понял, что я не очень-то хочу в Гарвард.
        - Как кто-нибудь может не хотеть в Гарвард?
        - Потому что все это чушь. Стоит мне поступить в Гарвард, и все пойдет по накатанной. Мне придется пойти в юридическую или бизнес-школу. Потом я начну носить костюм, работать в большой корпорации, каждый день ездить на электричке в Нью-Йорк-Сити. А затем какая-нибудь девица женит меня на себе, и пока я успею это осознать, у меня уже будут дети и ипотека. Все. Игра закончена.
        - Эммм.- Это не совсем то, что девушка хочет услышать от парня, но я должна присудить ему дополнительные очки за то, что он был откровенен.- Я понимаю, что ты имеешь в виду. Вот я всегда говорю, что не собираюсь вообще выходить замуж. Это слишком просто и предсказуемо.
        - Ты изменишь свое мнение. Все женщины рано или поздно выходят замуж.
        - Но не я. Я собираюсь стать писателем.
        - Ты похожа на писателя,- говорит он.
        - Я?
        - Угу. Ты выглядишь так, как будто в твоей голове постоянно роятся какие-то мысли.
        - У меня прозрачная голова?
        - Немного.- Он наклоняется и целует меня. И в этот момент моя жизнь разделяется на две части - до и после этого поцелуя.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Превратности любви
        - Повтори мне слово в слово, что он сказал.
        - Он сказал, что я интересная. И что у меня есть характер.
        - Он сказал, что ты ему нравишься?
        - Я думаю, что произвела на него впечатление.
        - Если он под впечатлением от тебя, то это не обязательно значит, что ты ему нравишься,- говорит Мэгги.
        - Я думаю, что если парень говорит, что ты интересная и что у тебя есть характер, то он имеет в виду, что ты особенная,- считает Мышь.
        - Но это не означает, что он хочет быть с тобой. Может быть, он думает, что ты особенная… и странная,- говорит Мэгги.
        - Итак, что произошло после того, как мы ушли?- перебивает ее Мышь.
        Пришла Лали и спасла нас. Себастьян сказал, что получил достаточно впечатлений за одну ночь и уехал домой.
        - С тех пор вы не общались, я правильно понимаю?- спрашивает Мэгги.
        Я притворяюсь, что у меня зуд, и начинаю чесать раздраженное место:
        - Неа.
        Но ведь это ничего не значит…
        - Он позвонит,- уверяет меня Мышь.
        - Конечно, позвонит. Он просто обязан позвонить,- говорит Мэгги с излишним энтузиазмом.
        С той ночи, когда мы пытались написать год нашего выпуска на коровнике, прошло четыре дня, а наша компания все никак не может успокоиться. Вот, например, сейчас мы уже, наверное, раз в двадцатый обсуждаем, что случилось после того, как приехали копы и всех, кроме меня и Себастьяна, разогнали. Сначала вернулась Лали и спасла нас. Затем подъехали Мышь и Уолт, но к тому моменту мы уже ушли, забрав с собой лестницу, поэтому они решили, что все в порядке, и отправились по домам. Но по-настоящему смешно было в понедельник, когда мы пришли в школу: стоило кому-то из нас выглянуть в окно и увидеть цифры 198 и большое красное пятно, как он начинал смеяться так, будто вот-вот лопнет.
        Тем утром на собрании Синтия Вианде затронула вопрос произошедшего и официально заявила, что вандализм не остался незамеченным и что злоумышленникам, если их поймают, будет предъявлено обвинение. На что мы зафыркали, как котята. Все, за исключением Питера.
        - Неужели копы могут быть такими кретинами?- продолжает он спрашивать нас снова и снова.- Они же там были и видели нас.
        - И что же они видели? Кучку ребят, стоящих около старого коровника?
        - Этот Питер - беее,- говорит мне Лали немного позже.- Он такой параноик. Что, черт возьми, он там делал?
        - Я думаю, ему нравится Мэгги.
        - Но Мэгги встречается с Уолтом.
        - Я знаю.
        - Так что, получается, она встречается с ними обоими? Разве это нормально - гулять с двумя парнями одновременно?
        - Послушай.- Питер догоняет меня в коридоре.- Я не уверен, что мы можем доверять Себастьяну. Что, если он нас сдаст?
        - Не переживай. Он последний человек, кто может это сделать.
        После того поцелуя одно упоминание имени Себастьяна стало для меня невыносимым, теперь его образ невидимой тенью повсюду следует за мной: в душе он подает мне шампунь, его лицо всплывает между строк в моих тетрадях. В воскресенье Мэгги, Уолт и я ездили на блошиный рынок, и, роясь в корзинах с футболками шестидесятых годов, я постоянно думала, какая из них понравилась бы Себастьяну.
        Конечно, он позвонит.
        Но он все не звонил.
        Прошла неделя, наступило утро субботы, и мне нужно было собираться ехать на собеседование в Брауновский университет. В полном недоумении я смотрела на одежду, которую разложила на кровати, чтобы затем упаковать ее в маленький чемоданчик. Вещи напоминали бессвязные мысли тысяч незнакомцев: о чем я думала, когда покупала этот расшитый бисером свитер из пятидесятых? Или эту розовую бандану? Или зеленые леггинсы в желтую полоску? Мне нечего надеть на собеседование. Как я могу выглядеть нормально во всей этой разношерстной одежде? А что значит быть нормальной? Просто быть собой? Но кто я?
        Что, если он позвонит, когда меня не будет? Почему он еще не позвонил? Может, с ним что-то случилось? Что, например? Я видела его каждый день в школе, и с ним все было в порядке.
        - Кэрри?- зовет меня отец.- Ты готова?
        - Практически.- Я кладу в чемодан клетчатую юбку, свитер с блестками, широкий ремень и напоследок кидаю старый платок «Эрмес», который принадлежал еще моей матери. Она купила его несколько лет назад, когда они с отцом ездили в Париж.
        - Кэрри?
        - Иду-иду.
        Я спускаюсь по ступенькам.
        Мой отец всегда нервничает, когда мы куда-нибудь едем. Он тщательно изучает карты, рассчитывает время и расстояние. Ему нравятся неизвестные данные только в уравнениях, в жизни же все должно быть определенно. Я в который раз напоминаю ему, что это не такая уж дальняя поездка. Его альма-матер, Университет Брауна, всего в сорока пяти минутах езды. Но он все равно волнуется: отвозит машину на мойку, снимает со счета наличные деньги, проверяет на месте ли расческа. Доррит закатывает глаза:
        - Ты уезжаешь меньше чем на двадцать четыре часа!
        Всю дорогу идет дождь. Я смотрю по сторонам: листья уже готовы покинуть ветви деревьев, а птичьи стаи отправляются на зимовку на юг.
        - Кэрри,- говорит отец,- не обращай внимания на всякую ерунду. И не переживай ты так сильно.
        Он часто чувствует, что со мной что-то не так, хотя и не догадывается, в чем именно дело.
        - Я стараюсь, пап.
        - Потому что если ты так сильно волнуешься,- продолжает он, воодушевляясь одной из своих любимых тем,- ты дважды оказываешься в проигрыше. Во-первых, ты страдаешь из-за того, что уже произошло, но в то же время ты упускаешь то, что происходит в настоящем. Это жизнь, и не все в нашей власти. Мы… мы не можем ее контролировать.
        Но мы должны. Должен быть какой-то закон, по которому, если мальчик целует девочку, он должен позвонить ей в течение трех дней.
        - Другими словами, старина, жизнь, она такая: мучаешься, а потом все равно умираешь.- Я говорю это так, что мой папа смеется. К сожалению, я слышу, как на заднем сиденье вместе с нами смеется Себастьян.
        - Кэрри Брэдшоу, правильно?- Парень по имени Джордж в одной руке держит мои документы, а другой пожимает мне руку.- А вы, сэр, должно быть, мистер Брэдшоу.
        - Совершенно точно,- говорит мой отец.- Выпуск 1958-го.
        Джордж оценивающе смотрит на меня.
        - Вы нервничаете?
        - Немного.
        - Не стоит.- Он ободряюще улыбается.- Профессор Хоукинс - один из лучших. Он доктор наук по английской литературе и физике. Я читал в вашем заявлении, что вам интересно заниматься наукой и писать рассказы. Здесь, в Брауне, вы можете научиться и тому, и другому.- Он немного краснеет, как будто понимает, что ведет себя, как продавец на рынке, расхваливающий свой товар, и неожиданно добавляет: - Кроме всего прочего, вы выглядите превосходно.
        - Спасибо,- бормочу я, чувствуя себя, как ягненок перед забоем. Но затем я вдруг понимаю, что веду себя глупо и излишне все драматизирую. Джордж прав: в Брауне все идеально от очаровательных зданий кампуса Пемброк-Колледжа из красного кирпича до Колледжа Грин, заросшего пышным вязом, который до сих пор не скинул листву, и роскошного здания с колоннами, где располагается библиотека Джона Картера, остается добавить себя на эту картинку с открытки.
        Тем временем все идет своим чередом. Сначала собеседование в офисе профессора, где царит творческий беспорядок. «Какие у вас цели, мисс Брэдшоу?» - «Я хотела бы как-то повлиять на общество, сделать что-то значимое». Затем экскурсия по кампусу, химическим лабораториям, компьютерному классу, дортуару первокурсников[Общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.] и, наконец, ужин с Джорджем на Тайер-стрит. Я чувствую себя, как бумажная кукла, которую переставляют в разные места и которая так измотана, что в любой момент может порваться. Во время ужина Джордж упоминает, что в «Эйвоне» сегодня выступает рок-группа, и я чувствую, что не могу отказаться, даже несмотря на то что вместо вечеринки предпочла бы лежать в гостиничном номере и думать о Себастьяне.
        - Сходи,- настаивает отец. Он уже поведал мне, что был бы рад, если бы Джордж пригласил меня на свидание, потому что он интеллигентный и у него хорошие манеры.
        - Тебе понравится Браун,- говорит Джордж, переходя на «ты», когда мы сидим в его машине. Он водит СААБ, достаточно мощный, недешевый европейский автомобиль. Если бы моим сердцем и мыслями не владел Себастьян, я, наверное, нашла бы Джорджа привлекательным.
        - Почему ты так сильно любишь Браун?- спрашиваю я.
        - Я вырос в Нью-Йорк-Сити, и Браун стал для меня своего рода побегом из тюрьмы. Здесь у меня появилась масса возможностей для самореализации. Например, в Брауне есть отличная интернатура, и благодаря ей летом я поеду в Сити, чтобы работать в
«Нью-Йорк Таймс».
        Неожиданно Джордж открывается для меня с новой, более интересной стороны.
        - Я всегда хотела жить в Сити,- говорю я.
        - Это лучшее место в мире. Но сейчас мне комфортнее в Брауне.- Он нерешительно улыбается.- Мне нужно было разобраться в себе, и университет мне в этом помог.
        - А каким ты был раньше?
        - Зацикленным,- говорит Джордж и усмехается.- А как насчет тебя?
        - О, я тоже немного зацикленная,- говорю я, думая о Себастьяне. Но когда мы останавливаемся около клуба, я торжественно обещаю себе выкинуть Себастьяна из своих мыслей. Снаружи за маленькими французскими столиками стайками сидят студентки, они пьют пиво и флиртуют с парнями. Мы же пытаемся пробраться внутрь через толпу около входа. Джордж кладет руку мне на плечо и слегка сдавливает его - я улыбаюсь.
        - Ты на редкость милая, Кэрри Брэдшоу,- шепчет он мне на ухо.
        Мы остаемся в клубе до самого закрытия, а когда садимся назад в машину, Джордж целует меня. Он целует меня еще раз, пока мы едем к отелю. Это простой и чистый поцелуй мужчины, который точно знает, чего хочет. Он достает из бардачка ручку:
        - Могу я попросить номер твоего телефона?
        - Зачем?- спрашиваю я.
        - Чтобы я мог позвонить тебе, дурочка.
        Он пытается поцеловать меня снова, но я отворачиваюсь.
        Я чувствую себя немного пьяной и, как только падаю на кровать, понимаю, что я не то что немного пьяна, я прилично перебрала с алкоголем. Я спрашиваю себя, дала бы я Джорджу свой телефон, если бы не была так пьяна? Да я бы даже не позволила ему поцеловать себя. И наверняка сейчас мне позвонит Себастьян. Парни всегда звонят, когда тобой начинает интересоваться другой мужчина. Они, как собаки: никогда не замечают, что ты подстриглась, зато отлично чувствуют, когда на их территории прорвался чужак.
        Мы возвращаемся в Каслбери днем в воскресенье, но моя теория терпит крах: Себастьян не звонил. Правда, звонила Мэгги, причем несколько раз. Я уже собираюсь набрать ее номер, как она сама мне перезванивает.
        - Что ты делаешь? Можешь зайти ко мне?
        - Я только что вернулась,- говорю я, неожиданно сдувшись от напряжения и ожидания.
        - Кое-что произошло. Кое-что очень важное. Я не могу объяснить это по телефону, нам нужно встретиться и поговорить.- Голос Мэгги звучит ужасно, и первая мысль, которая приходит мне в голову, что ее родители разводятся.
        Мать Мэгги - Анита - открывает мне дверь. Она выглядит изможденной, но невооруженным взглядом видно, что раньше она, вероятно, была очень красивой. На самом деле Анита - очень хорошая, даже слишком хорошая и поэтому мне все время кажется, что это только оболочка, внутри которой прячется другой человек, который однажды вырвется на свободу и сделает что-то ужасное, например подожжет свой дом.
        - О, Кэрри,- говорит Анита.- Я так рада, что ты здесь. Мэгги отказывается выходить из своей комнаты и говорить мне, что произошло. Может быть, ты сможешь заставить ее спуститься вниз. Я была бы тебе очень благодарна.
        - Я позабочусь об этом, миссис Стивенсон,- успокаиваю я ее. Сколько я знаю Мэгги, она с завидной регулярностью запирается в своей комнате. Даже не могу припомнить, сколько раз точно мне приходилось уговаривать ее покинуть свое убежище.
        У Мэгги обалденная комната с панорамными окнами с трех сторон и шкафом для одежды на всю стену. Практически все в городе знают дом Стивенсонов: он в основном состоит из стекла, а его дизайн разработал известный современный архитектор. Однако внутри дома все довольно аскетично, потому что отец Мэгги терпеть не может нагромождения мебели. Я приоткрываю дверь в комнату Мэгги:
        - Мэгвич?
        Мэгги лежит на кровати в белой хлопковой ночнушке и вылезает из-под одеяла как неприветливое привидение.
        - Анита!- ворчит она на мать, которая выглядывает из-за моей спины.- Я же просила тебя оставить меня одну.
        Анита выглядит одновременно встревоженной, виноватой и беспомощной, в чем нет ничего удивительно: она всегда так реагирует на истерики дочери. Она быстро исчезает, а я захожу в комнату.
        - Мэгз?- беспокоюсь я.- С тобой все в порядке?
        Мэгги усаживается на кровати, скрестя ноги по-турецки, упирается локтями в колени и кладет голову на руки.
        - Я не знаю. Я сделала что-то ужасное.
        - Что?
        - Не знаю, как тебе сказать.
        Всем своим видом я демонстрирую, что не собираюсь никуда уходить и в любом случаю дождусь объяснений, что бы она ни скрывала. Я сажусь на пухлый, набитый ватой предмет, который в этой комнате заменяет кресло. По мнению отца Мэгги, это эргономичное хитроумное изобретение шведского дизайна для формирования правильной осанки, которое предотвращает боли в спине. Это изобретение, помимо прочего, пружинит, поэтому я немного покачиваюсь. Мне уже начинают надоедать проблемы других людей.
        - Послушай, Мэгз,- настойчиво говорю я,- у меня не так уж много времени. Мне нужно забрать Доррит из «Гамбургер Шэк».
        Я ее даже не обманываю, ну, по крайней мере, в моих словах есть доля правды: мне действительно нужно будет забрать сестру из закусочной, но не прямо сейчас.
        - Но там будет Уолт!- выкрикивает она.
        - И что?
        Родители Уолта настаивают на том, чтобы тот работал после школы, чтобы накопить денег на колледж. «Гамбургер Шэк» - это единственное место, куда его взяли, но это сдельная работа за четыре доллара в час, и я сомневаюсь, что Уолт сможет набрать денег хотя бы на один семестр.
        - Это означает, что ты его увидишь.
        Мэгги вот-вот задохнется от волнения.
        - Ты собираешься ему сказать, что видела меня?
        Меня это все больше и больше раздражает.
        - Я не знаю. Я должна ему сказать, что видела тебя?
        - Нет!- восклицает она.- Я избегаю его все выходные, сказала, что поеду навестить брата в Филадельфию.
        - Зачем?
        - Ты что, не понимаешь?- Она драматически вздыхает.- Питер.
        - Питер?- повторяю я, несколько озадаченно.
        - Я переспала с ним.
        - Что?
        Мои ноги запутались, и я наклоняюсь так неудачно, что падаю, увлекая за собой всю шведскую конструкцию.
        - Тссс!- говорит Мэгги.
        - Я ничего не понимаю,- говорю я, пытаясь выпутаться из захватившего меня в плен стула.- Ты занималась сексом с Питером?
        - У меня были с ним половые отношения.
        В наших рядах девственниц стало еще на одного человека меньше.
        - Когда?- спрашиваю я, после того как мне, наконец, удается встать на ноги.
        - Прошлой ночью. В лесу за моим домом,- говорит она.- Ты помнишь, той ночью, когда мы красили коровник, он все время крутился около меня? Затем он позвонил мне вчера утром и сказал, что ему нужно меня увидеть. Он сказал, что был тайно влюблен в меня в течение трех лет, но боялся подойти ко мне, потому что думал, что я такая крутая, что даже не буду с ним разговаривать. Затем мы пошли погулять и сразу начали целоваться.
        - И что потом? Вы просто сделали это? Прямо в роще?
        - Не удивляйся ты так сильно,- голос Мэгги звучит немного обиженно и самодовольно одновременно,- только потому, что ты этого не делала.
        - Откуда ты знаешь, что не делала?
        - А что, делала?
        - Пока нет.
        - Ну вот.
        - Так ты просто сделала это. Прямо на земле, на листьях? Как насчет веток: они ведь могли, впиться тебе в задницу?
        - Поверь мне, когда ты занимаешься сексом, то не замечаешь таких мелочей, как ветки.
        - Правда?- Я вынуждена признать, что мне чрезвычайно любопытно.- Как это было?
        - Изумительно,- вздыхает она.- Я не знаю, как точно описать, но это было лучшее чувство, которое я когда-либо испытывала. Нужно только начать, и тогда тебе хочется этого снова и снова. И…- Она делает театральную паузу для пущего эффекта. - Я думаю, что я испытала оргазм.
        У меня отваливается челюсть.
        - Это невероятно.
        - Я знаю. Питер говорит, что девушки практически никогда не испытывают оргазм в первый раз. Вероятно, я очень чувственная.
        - Питер занимался этим раньше?
        Если да, то я готова застрелиться.
        - Должно быть,- самодовольно говорит Мэтти.
        На какую-то долю минуты в комнате повисает тишина. Мэгги мечтательно перебирает бахрому на покрывале, я смотрю за окно,- удивляясь тому, как сильно я от всех отстала. Неожиданно мир кажется мне разделенным на два типа людей - на тех, кто занимался сексом, и на тех, кто не занимался.
        - Итак,- говорю я наконец, - это означает, что вы с Питером встречаетесь?
        - Я не знаю,- шепчет она.- Думаю, что я в него влюбилась.
        - А как же Уолт? Я была уверена, что ты любишь Уолта.
        - Нет.- Она качает головой.- Я его любила два года назад. Но в последнее время он стал для меня скорее другом, чем парнем.
        - Понимаю.
        - Мы уже перешли на третью базу, но на ней Уолт и остановился. Он ни как не хочет идти дальше, я даже задумалась, возможно, Уолт меня не любит. Мы вместе уже два года, а парень отказывается от секса. Ну, разве это нормально?
        Я хочу сказать, что, возможно, он хочет сохранить себя, но правда в том, что это действительно очень странно.
        - Так ты хотела, а он нет?- спрашиваю я, чтобы все прояснить.
        - Я хотела переспать с ним на мой день рождения, а он отказался.
        - Странно,- говорю я.- Определенно странно.
        - И это о чем-то должно говорить.
        Необязательно. Но у меня нет сил спорить с ней. Ни с того ни с сего я вдруг чувствую огромную потерю; Мэгги, Уолт и я были единым целым. В течение последней пары лет мы везде ходили вместе: тайком проникали в загородный клуб ночью и воровали гольф-кары, охлаждали упаковку пива в реке, разговаривали, и разговаривали, и разговаривали обо всем на свете - от математических терминов до того, с кем встречается Джен Пи. Что теперь будет с нашей троицей? У меня как-то совсем не получается представить Питера на месте Уолта в наших дурацких приключениях.
        - Я думаю, что мне нужно порвать с Уолтом,- говорит Мэгги.- Но я не знаю как. Вот что я должна ему сказать?
        - Ты можешь попытаться сказать ему правду.
        - Кэрри?- вкрадчиво спрашивает она.- Я бы хотела узнать, может быть, ты можешь…
        - Что? Порвать с ним? Ты хочешь, чтобы я рассталась с Уолтом за тебя?
        - Ну, просто подготовь его,- говорит Мэгги.
        Мэгги и Питер? Я не могу представить двух других людей, которые бы меньше подходили друг другу: Мэгги - такая ветреная и эмоциональная и Питер - такой серьезный. Но может, их личности уравновешивают друг друга.
        Я заезжаю на стоянку около «Гамбургер Шэк», глушу двигатель машины и думаю:
«Бедный Уолт». «Гамбургер Шэк» - это закусочная, известная своими гамбургерами, украшенными сверху луком и перцем. В наших местах это считается чуть ли не высокой кухней: жители Каслбери просто обожают жареный лук и перец. Мне очень нравится, как они пахнут, а вот Уолт, который готовит лук и перец на гриле, говорит, что его тошнит от этого запаха. Он залезает ему под кожу, и даже когда он спит, ему снятся только лук и перец.
        Я замечаю Уолта за стойкой около гриля. Единственные посетители, кроме меня,- три девочки-подростка с волосами, выкрашенными в разные оттенки розового, голубого и зеленого. Я уже прохожу мимо них, как неожиданно понимаю, что один из этих панков - моя сестра. Доррит ест луковое кольцо, как будто ничего не происходит.
        - Привет, Кэрри,- говорит она. И нечто вроде «Как тебе мои волосы?» Она берет свой молочный коктейль и шумно осушает стакан.
        - Отец тебя убьет,- предупреждаю я, но Доррит только пожимает плечами.- Иди в машину. Я буду через минуту.
        - Я еще не закончила с луковыми кольцами,- невозмутимо отвечает она. Ненавижу то, как моя сестра отказывается слушаться старших, особенно меня.
        - Немедленно в машину,- настаиваю я и ухожу.
        - Куда ты идешь?
        - Мне нужно поговорить с Уолтом.
        На Уолте испачканный передник, и у него испарина на лбу.
        - Ненавижу эту работу,- говорит он, прикуривая сигарету, когда мы выходим на стоянку.
        - Но гамбургеры тут хорошие.
        - Когда я отсюда выберусь, не хочу больше видеть ни одного гамбургера.
        - Уолт,- говорю я.- Мэгги…
        Он прерывает меня:
        - Она не ездила к брату в Филадельфию.
        - Откуда ты знаешь?
        - Во-первых, как часто она к нему ездит? Раз в год? И во-вторых, я достаточно хорошо знаю Мэгги и вижу, когда она врет.
        Мне интересно, знает ли он о Питере.
        - Что ты собираешься делать?
        - Ничего, я думаю. Подожду, пока она порвет со мной, а я уверен, что к этому все идет.
        - Может, тебе стоит самому расстаться с ней.
        - Слишком много чести.- Уолт бросает окурок в кусты.- Почему я должен суетиться, если результат все равно будет тем же?
        Уолт, я думаю, немного пассивен.
        - Но может, если ты сделаешь это первым…
        - То спасу Мэгги от чувства вины? Не думаю.
        Моя сестра идет со своей новой люминесцентной прической.
        - Тебе будет лучше, если отец не увидит, как ты куришь,- говорит она.
        - Послушай, детка. Во-первых, я не курю, во-вторых, тебе стоит побеспокоиться кое о чем другом, например о своей прическе.
        Пока Доррит залезает в машину, Уолт качает головой:
        - Мой маленький брат ведет себя точно так же. Молодежь… Никакого уважения к старшим.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Хитрый лис
        Вот мы с Доррит и дома. Бедному отцу достаточно одного взгляда на ее прическу, чтобы едва не лишиться сознания. Затем он берет себя в руки и поднимается в комнату Доррит. Чувствую я, стоит ожидать самого худшего: когда отец приходит в твою комнату для беседы, он всегда пытается тебя приободрить, но от этого ты чувствуешь себя еще ужаснее, чем до разговора. Обычно он вспоминает какую-нибудь длинную нравоучительную историю из своей жизни или пытается объяснить все происходящее с точки зрения мировых законов человеческого развития. Именно этим, уверена, он сейчас и занимается в комнате Доррит.
        Дверь в ее комнату закрыта, но нашему дому сто пятьдесят лет, поэтому достаточно просто встать рядом с дверью, и ты услышишь все до последнего слова, что мы с Мисси и делаем.
        - Итак, Доррит,- говорит отец.- Я подозреваю, что твои действия в отношении твоих… эээ… волос косвенно связаны с проблемой перенаселения, которая все острее встает перед нашей планетой, хотя ты и не осознаешь своей причастности к этому. Люди в густонаселенных регионах стремятся выделиться из толпы, как и ты,- это естественный человеческий инстинкт, но иногда он проявляется все более и более экстремально, и результатом становится нанесение увечий человеческому телу - пирсинг, окраска волос, татуировки… Ты понимаешь, о чем я говорю?
        - Нет.
        - Я имею в виду,- продолжает он,- что ты должна стараться противостоять этим глупым, ничем не оправданным инстинктам. Успешный умный человек может подавлять свои неразумные желания. Становится понятнее?
        - Конечно, пап,- саркастично говорит Доррит.
        - В любом случае, я все равно тебя люблю,- говорит отец, что означает: «беседа» закончена. После нее он обычно плачет, а ты чувствуешь себя настолько ужасно, что клянешься никогда больше его не расстраивать. На этот раз, однако, плач прерывается телефонным звонком. Пожалуйста, пусть это будет Себастьян, молюсь я, когда Мисси снимает трубку. С хитрым видом она прикрывает рукой микрофон:
        - Кэрри, тебя. Это парень.
        - Спасибо,- спокойно отвечаю я, беру трубку, ухожу в свою комнату и закрываю дверь.
        Это должен быть он. Кто же еще?
        - Алло?- небрежно спрашиваю я.
        - Кэрри?
        - Да?
        - Это Джордж.
        - Джордж,- отвечаю я, стараясь скрыть разочарование.
        - Вы нормально добрались до дома?
        - Конечно.
        - Ну и хорошо. Я прекрасно провел время в субботу вечером, и мне хотелось бы знать, может, мы встретимся еще как-нибудь?
        Я не знаю. Но он так любезно просит, что отказать невозможно. И потом, я не хочу обижать его чувства.
        - О'кей.
        - Между Брауном и Хартфордом есть милый загородный ресторанчик.
        - Звучит прекрасно.
        - Я думаю, может быть, мы сможем туда сходить в следующую субботу. Я заеду за тобой около семи. Мы поужинаем в восемь, и я смогу доставить тебя домой к одиннадцати.
        Я вешаю трубку и иду в ванную посмотреть, как я выгляжу. У меня вдруг появляется желание радикально изменить свой образ: может, покрасить волосы в розовый или голубой, как Доррит? Или сделать ультрамодную рваную стрижку-пикси? Или стать блондинкой? Я крашу губы красной помадой, а затем карандашом делаю контур, опуская уголки губ вниз, после чего рисую две большие слезы на щеках и отхожу подальше от зеркала, чтобы оценить результат. Неплохо.
        С лицом грустного клоуна я иду в комнату Доррит. Она болтает по телефону, обмениваясь впечатлениями с одной из своих подруг, но, заметив меня, вешает трубку.
        - Ну?- спрашиваю я.
        - Что ну?
        - Что ты думаешь о моем макияже? Я думала пойти так в школу.
        - Это имеет какое-то отношение к моим волосам?
        - Что бы ты почувствовала, если бы завтра утром я появилась в школе в таком виде?
        - Мне наплевать.
        - Спорю, что нет.
        - Почему ты такая вредная?- кричит Доррит.
        - С чего это я вредная?- Но она права. Я вредничаю, и у меня отвратительное настроение. И все это из-за Себастьяна. Иногда я думаю, что все проблемы в мире из-за мужчин: если бы не было мужчин, женщины всегда были бы счастливы.- Да ладно, Доррит. Я просто шучу.
        Доррит трогает свои волосы.
        - Это действительно смотрится ужасно?- шепчет она.
        Моя идея с маской печального клоуна уже больше не безобидная шутка, потому что сестре стало по-настоящему грустно. Когда мама впервые заболела, Доррит спросила меня, что будет дальше. Я изобразила на лице улыбку, потому что я где-то прочла, что сокращение отвечающих за улыбку мышц заставляет мозг думать, будто ты счастлив, и посылать радостные импульсы окружающим. «Что бы ни произошло, у нас все будет хорошо»,- сказала я тогда Доррит. «Обещаешь?» - «Конечно, Доррит. Вот увидишь».
        - Здесь кто-то есть!- кричит Мисси. Мы с Доррит смотрим друг на друга, наша маленькая размолвка забыта. Мы спускаемся вниз - на кухне стоит Себастьян. Он переводит взгляд с моей маски грустного клоуна на розово-голубые волосы Доррит и медленно качает головой.
        - Если ты собираешься к Брэдшоу, то тебе нужно быть во всеоружии: здесь можно ожидать чего угодно.
        - Не смешно,- говорит Себастьян. На нем черный кожаный пиджак, тот же, что был на нем на вечеринке Тимми Брюстера и тем вечером, когда мы лазили на коровник - когда мы впервые поцеловались.
        - Ты всегда носишь этот пиджак?- спрашиваю я, когда Себастьян переключает машину на пониженную передачу перед поворотом на шоссе.
        - Тебе не нравится? Я его купил, когда жил в Риме.
        Я вдруг чувствую себя так, как будто меня окатило волной. Я была во Флориде, Техасе и везде в Новой Англии, но никогда в Европе. У меня даже нет паспорта. Парень, который жил в Риме,- как романтично это звучит.
        - О чем думаешь?- спрашивает Себастьян.
        Я думаю, что, возможно, я тебе не понравлюсь, потому что я никогда не была в Европе и я недостаточно опытная.
        Но вместо этого я спрашиваю:
        - А ты был в Париже?
        - Конечно,- отвечает он.- А ты?
        - Немного.
        - Звучит, как «немного беременна». Ты либо была там, либо нет.
        - Я не была там лично. Но это не означает, что я не путешествовала в Париж в моих мечтах.
        Он смеется:
        - Ты очень странная девушка.
        - Спасибо.
        Я смотрю в окно, чтобы скрыть улыбку. Мне все равно, что он считает меня странной. Сейчас я просто невероятно счастлива видеть его, и я не спрашиваю, почему он не позвонил и где пропадал. Когда я увидела его на своей кухне, прислонившегося к столешнице, словно он был у себя дома, я притворилась, что это совершенно нормально и нисколько меня не удивляет.
        - Я чему-то помешал?- спросил он, как будто в том, что он неожиданно решил объявиться, не было ничего странного.
        - Зависит от того, зачем ты пришел.
        Моя душа наполнилась множеством бриллиантов, которые при появлении Себастьяна озарились солнечным светом и засверкали в нем.
        - Не хочешь прогуляться?
        - Конечно.
        Я бегу наверх и смываю клоунскую маску, зная, что я должна была сказать нет или, по крайней мере, позволить ему себя уговорить, потому что какая девушка согласится пойти на свидание, если ее застигли в такой момент? Это создает плохой прецедент, который заставляет парня думать, что он может видеть тебя, когда только захочет, и вести себя, как ему вздумается. Но у меня не было сил отказаться. Пока я обувалась, я думала, что скорее всего еще пожалею, что так легко согласилась.
        Но сейчас я нисколько ни о чем не жалею.
        В любом случае, кто выдумал все эти правила насчет свиданий? И почему я не могу быть исключением? Он так непосредственно кладет свою руку на мою ногу, как будто мы уже долгое время встречаемся. Интересно, если бы мы действительно уже давно встречались, вызвал бы этот жест такое же ощущение, какое я испытываю сейчас, смесь смущения и головокружения. Я решаю, что да, даже не представляю, что могу себя чувствовать как-то по-другому, когда он рядом. И вот я уже теряю ход беседы.
        - Знаешь, не такая уж она и шикарная,- говорит он.
        - Кто?
        Я поворачиваюсь к нему, мое счастье сменяется необъяснимой паникой.
        - Европа,- говорит он.
        - А,- облегченно вздыхаю я.- Европа.
        - Два года назад, когда я жил в Риме, я побывал во многих странах - Франции, Германии, Швейцарии, Испании - и, когда вернулся сюда, понял, что это место такое же прекрасное…
        - Каслбери?- удивляюсь я.
        - Такое же прекрасное, как Швейцария,- говорит он.
        Себастьяну Кидду на самом деле нравится Каслбери?
        - Но я всегда думала, что ты бы идеально вписался,- нерешительно говорю я,- в Нью-Йорк или Лондон. Или какой-нибудь другой полный развлечений город.
        Себастьян морщится.
        - Ты недостаточно хорошо меня знаешь.- Он, видимо, замечает, что я готова умереть от страха из-за того, что могла его обидеть, поэтому добавляет: - Но ты обязательно узнаешь. На самом деле я уже давно хочу отвезти тебя на одну выставку. Уверен, это поможет нам лучше понять друг друга.
        - Ага,- киваю я. Я ничего, черт возьми, не понимаю в искусстве. Почему я не учила историю искусства, когда у меня была такая возможность. Я настоящий лузер. Себастьян поймет это и бросит меня еще до того, как у нас состоится настоящее первое свидание.
        - На Макса Эрнста,- говорит он.- Это мой любимый художник. А кто твой?
        - Питер Макс?- Это единственное имя, которое приходит мне в голову.
        - Ты такая забавная,- смеется он.
        Он везет меня в Художественный музей Уодспорта Атенеума, который находится в Хартфорде. Я была здесь миллион раз со школьными экскурсиями и ненавидела, что приходилось держаться за липкую руку одноклассника, чтобы не потеряться, и маршировать под ругань помощницы учителя - матери одного из учеников. Где же, интересно, тогда был Себастьян? Он берет меня за руку, я опускаю глаза на наши переплетенные пальцы и вижу кое-что, что поражает меня. Себастьян Кидд грызет ногти?
        - Пойдем,- говорит он, таща меня за собой. Мы останавливаемся перед картиной, на которой изображены мальчик и девочка, сидящие на мраморной скамейке около волшебного озера в горах. Себастьян стоит за мной, положив свою голову сверху моей и обняв меня за плечи.- Иногда мне хочется оказаться на этой картине, тогда я закрываю глаза и просыпаюсь там. Я бы остался на этой скамейке навсегда.

«А как же я?» - кричит голос у меня в голове. Мне не нравится, что меня нет в его фантазии:
        - Тебе бы не было там скучно?
        - Нет, если бы рядом со мной была ты.
        Я чуть ли не теряю сознание. Предполагается, что парни не должны говорить таких вещей. Или нет, они должны, но никогда этого не делают. Кто же тогда может такое говорить? Парень, который до сумасшествия, безумно влюблен в тебя. Парень, который видит, насколько ты невероятная и восхитительная, даже если ты не член группы поддержки и далеко не самая красивая девушка в школе. Парень, который думает, что ты красивая такая, какая ты есть.
        - Мои родители в Бостоне,- говорит он.- Хочешь поехать ко мне?
        - Конечно.
        С ним я готова поехать куда угодно.
        У меня есть теория, что по комнате человека можно многое рассказать о нем самом, но в случае с Себастьяном она не работает. Его комната больше похожа на комнату в старомодном пансионе, чем на настоящую берлогу молодого парня. На кровати белое с красным стеганое одеяло ручной работы, на стене висит старый деревянный штурвал. Никаких постеров, фотографий, бейсбольных карточек, билетов с футбольных матчей - нет даже ни одного грязного носка. Я смотрю за окно на увядающее коричневое поле и ярко-желтое кирпичное здание санатория вдали, закрываю глаза и пытаюсь представить себя и Себастьяна на рисунке Макса Эрнста на берегу озера, под лазурным небосклоном.
        Сейчас, когда я в его комнате - о боже мой, неужели,- мне становится немного страшно. Себастьян берет меня за руку, ведет к кровати, мы садимся, и он начинает меня целовать. У меня перехватывает дыхание. Это все по-настоящему: я и… Себастьян Кидд.
        Через какое-то время он поднимает голову и смотрит на меня. Он так близко, что я могу увидеть крошечные темно-синие вкрапления на радужке его глаз. Я даже могу их сосчитать, если попытаюсь.
        - Эй,- говорит он.- Ты никогда не спрашивала, почему я не позвонил.
        - А должна была?
        - Большинство девушек спрашивают.
        - Может, я - не большинство девушек.
        Это звучит немного высокомерно, но я, безусловно, не собираюсь ему рассказывать, что последние две недели провела в страшной панике, подпрыгивая каждый раз, когда звонил телефон, бросая в его сторону косые взгляды на занятиях, обещая себе, что я никогда-никогда не буду больше делать ничего плохого, если только он поговорит со мной так же, как тогда, на крыше коровника… А еще я ненавидела себя, что постоянно о нем думала, что поступала, как глупая девчонка.
        - Ты думала обо мне?- хитро спрашивает он.
        Ну и хитрый ты лис. Если я скажу нет, то обижу его. Если скажу да, то это будет звучать лишком трогательно.
        - Возможно, немного.
        - Я думал о тебе.
        - Тогда почему ты не позвонил?- шутливо спрашиваю я.
        - Я боялся.
        - Меня?- Я смеюсь, но он, похоже, говорит серьезно.
        - Я переживал, что смогу влюбиться в тебя, а я совсем не собирался ни в кого влюбляться.
        - О!- Мое сердце провалилось в желудок.
        - Все в порядке?- спрашивает он, гладя меня по щеке.
        Ага, улыбаюсь я, еще один из его хитрых вопросов.
        - Может быть, ты просто еще не встретил подходящую девушку,- шепчу я.
        Он приближается губами к моему уху:
        - Я надеялся, ты скажешь это.
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Спасите меня
        Мои родители познакомились в библиотеке, в которой моя мама работала после колледжа, а отец пришел взять несколько книг. Они увидели друга, влюбились и через шесть месяцев поженились.
        Все говорят, что моя мама была похожа на Элизабет Тейлор, но в те времена любой симпатичной девушке говорили, что она похожа на эту актрису. Тем не менее я все время представляю себе, как именно Элизабет Тейлор/мама скромно сидит за дубовым столом, к ней подходит мой отец, долговязый, в очках, со светлым «ежиком» на голове. Элизабет Тейлор/мама встает, чтобы помочь ему. На ней невероятно модная в пятидесятые годы пышная розовая юбка с аппликацией в виде пуделя. Эта юбка сохранилась до сих пор и лежит сейчас где-то на чердаке вместе с ее остальными вещами: свадебным платьем, двухцветными кожаными туфлями, балетками и рупором лидера группы поддержки, на котором выбито ее имя - Мими.
        Я практически никогда не видела свою мать небрежно одетой, без укладки и макияжа. Она сама шила себе и нам вещи, готовила по кулинарной книге Джулии Чайлд, обставляла дом старинной мебелью, у нее был самый ухоженный дворик перед домом и самая лучшая рождественская елка. Мы все еще удивляемся, как тщательно она собирала рождественские и пасхальные корзины, которые сохранились с тех пор, когда мы еще верили в Санта-Клауса и пасхальных зайцев. Моя мама была такая же, как все остальные матери, но немного лучше, потому что она думала, что ее дом и семья должны выглядеть наилучшим образом, и делала для этого все. Несмотря на то что она пользовалась духами «Уайт Шоулдерс» и считала джинсы одеждой для фермеров, она допускала, что феминизм имеет право на существование.
        Летом, перед тем как я пошла во второй класс, моя мама и ее подруги начали читать
«Консенсус» Мэри Гордон Ховард. Они все время носили с собой этот роман, переходя из одного пляжного клуба в другой, пряча его в больших сумках среди полотенец, солнцезащитных лосьонов и средств от укусов насекомых. Каждое утро они устраивались в шезлонгах вокруг бассейна и одна за другой доставали «Консенсус». Я до сих пор помню, как выглядела обложка книги: голубое море с одинокой брошенной лодкой, а вокруг черно-белые школьные фотографии восьми молодых женщин. На обратной стороне была фотография самой Мэри Гордон Ховард в профиль, которая в моих глазах походила на Джорджа Вашингтона, если бы тот надел твидовый костюм и жемчужную нить.
        - Ты уже дошла до части о пессарии?- Одна женщина шепотом спрашивала другую.
        - Шшш. Нет еще. Не выдавай себя.
        - Мам, что такое пессарий?- спросила я.
        - Тебе не следует об этом думать, пока ты маленькая.
        - А когда я вырасту, мне нужно будет об этом думать?
        - Может, да, может, нет. К тому времени, наверное, будут новые методы.
        Я провела все лето, пытаясь выяснить, что такого в этой книге, которая захватила внимание всех женщин в пляжном клубе, причем настолько, что миссис Девиттл даже не заметила, как ее сын Дэвид упал с трамплина для прыжков в воду, и ему пришлось накладывать на голову десять швов.
        - Мам!- попробовала я как-то отвлечь ее внимание от «Консенсуса».- Почему у Мэри Гордон Ховард две фамилии?
        Моя мать закрыла книгу, заложив место, где она остановилась, пальцем.
        - Гордон - это девичья фамилия ее матери, а Ховард - это фамилия отца.
        Я обдумала это и выдала:
        - Я что будет, если она выйдет замуж?
        Моя мама, похоже, была рада такому вопросу:
        - Она замужем уже в третий раз.- Тогда мне показалось, что нет ничего лучшего, чем три раза выйти замуж. В то время я не знала никого, кто хоть раз бы разводился.- Но она никогда не брала фамилии мужей. Мэри Гордон Ховард - великая феминистка. Она уверена, что женщины имеют право на самоопределение и не должны позволять мужчинам порабощать их личность.
        И мне показалось, что нет ничего лучше, чем быть феминисткой.
        До того как вышел «Консенсус», я никогда не думала, что книги могут обладать такой властью. Я прочитала тонны иллюстрированных книг, все произведения Роальда Даля и
«Хроники Нарнии» Клайва Льюса. Но тем летом я все чаше думала о такой книге, которая может изменить людей, и мне хотелось стать ее автором и, возможно, феминисткой.
        В тот год на Рождество, когда мы сидели за праздничным столом и ели рождественское полено[Традиционный французский десерт на основе бисквитного теста и шоколадного крема.] , мама сделала объявление: она решила вновь пойти учиться и получить диплом архитектора. Она пообещала, что в нашей жизни ничего не изменится, кроме того, что папе иногда придется кормить нас ужином.
        Несколько лет спустя моя мама получила работу в архитектурном бюро «Бикон и Бикон». После школы я любила заходить к ней в офис, который располагался в старинном доме в центре города. Все комнаты были устланы коврами, а в воздухе стоял запах бумаги и чернил. Там был забавный наклоненный стол, за которым работала мама: она рисовала сложные и в то же время очень элегантные чертежи, делая твердой рукой четкие штрихи и линии. На нее работали два человека - оба молодые мужчины, которые, похоже, боготворили ее. Мне же она казалась настоящей феминисткой, потому что я не считала, что колготы, высокие каблуки, красивая заколка в волосах противоречат тому понятию, ведь главное - это то как ты себя ведешь и как строишь свою жизнь. А моя мама была самостоятельной, уверенной в себе женщиной.
        Когда мне было тринадцать, я прочитала в частной газете, что Мэри Гордон Ховард будет встречаться с читателями и подписывать книги в нашей городской библиотеке. В это время из-за болезни мама чувствовала себя уже слишком плохо, чтобы выходить из дома, поэтому я решила сделать ей сюрприз: сходить в библиотеку подписать книгу. Я надела желтое платье с рисунком в индийском стиле, заплела косы, завязала их желтыми лентами и дополнила образ сандалиями на платформе. Прежде чем уйти, я зашла к матери.
        Она лежала на кровати, шторы в комнате были закрыты. Как всегда, старые дедовские часы размеренно отсчитывали минуты: тик-тик-так. И я представила, как маленькие зубчики механизма с каждым тик-таком откупают кусочки времени, отведенного маме, неумолимо сокращая его.
        - Куда ты собралась?- спросила мама. Ее голос, прежде ласкающий слух, превратился в писклявый скрежет.
        - В библиотеку.- Я так и сияла от того, как мне хотелось раскрыть ей секрет.
        - Это хорошо,- сказала она.- Ты выглядишь мило.- Она глубоко вздохнула и продолжила: - Мне нравятся твои ленты. Где ты их взяла?
        - В твоей старой коробке для шитья.
        Она кивнула:
        - Мой отец привез их из Бельгии.
        Я потрогала ленты, усомнившись, можно ли было мне их брать.
        - Нет-нет,- угадав ход моих мыслей, сказала мама.- Носи их. Они же для этого и предназначены, так ведь? И потом,- повторила она,- ты выглядишь очень мило.
        У мамы опять начался приступ кашля. Впервые он появился за год до того, как выяснилось, что она больна. Я боялась этого звука - пронзительного и слабого одновременно, он напоминал мне стон задыхающегося беспомощного животного. Услышав, что маме плохо, в комнату вошла сиделка. Она сняла зубами колпачок со шприца и зажала мамину руку двумя пальцами.
        - Все хорошо, дорогая, все хорошо,- успокаивающе сказала она, осторожно вводя иглу.- Сейчас ты уснешь, а когда проснешься, будешь чувствовать себя лучше.
        Мама посмотрела на меня и подмигнула.
        - Сомневаюсь я в этом,- сказала она, начиная проваливаться в сон.
        Я села на велосипед и поехала по Мейн-стрит к библиотеке. И пока я жала на педали, в моей голове начала формироваться идея, что Мэри Гордон Ховард здесь, чтобы спасти меня. Она признает меня: увидит и инстинктивно почувствует, что я тоже писатель и феминистка и однажды напишу книгу, которая изменит мир. И я начала еще яростнее крутить педали, понимая, что опаздываю на свое драматическое преображение.
        Добравшись до библиотеки, я бросила велосипед в кусты и побежала наверх в главный читальный зал. Двенадцать рядов женщин сидели на складных стульях. Великая Мэри Гордон Ховард стояла перед ними за трибуной. Она выглядела, как женщина, готовая к борьбе, в классическом костюме стального цвета с огромными накладными плечами. Я ощутила скрытую враждебность в воздухе и прошмыгнула за стеллаж.
        - Да?- Мэри Гордон Ховард рявкнула женщине в первом ряду, которая подняла руку. Это была наша соседка, миссис Агноста.
        - Все, что вы говорите, очень хорошо,- аккуратно начала Агноста.- Но что, если вы не счастливы в жизни? Я имею в виду, я не уверена, что жизнь моей дочери должна отличаться от моей. На самом деле, я хочу, чтобы моя дочь была такой же, как я.
        Мэри Гордон Ховард нахмурила брови. В ее ушах были невероятные голубые камни, а когда она подняла руку, чтобы поправить серьги, я заметила на ее запястьи прямоугольные часы с бриллиантами. Почему-то я не ожидала, что Мэри Гордон Ховард будет усыпана украшениями. Затем она опустила голову и уставилась на миссис Агносту, как бык, готовый на нее напасть. На долю секунды я даже испугалась за Агносту, которая, без сомнения, понятия не имела, куда она шла, а просто хотела культурно провести день.
        - Это, моя дорогая, потому, что вы классический самовлюбленный человек,- заявила Мэри Гордон Ховард.- Вы так любите себя, что уверены, что люди могут быть счастливы, только если они «такие же, как вы». Вы - показательный пример женщины, которая является препятствием, мешающим другим женщинам развиваться.- Что ж, подумала я, возможно, это и правда, и если бы все женщины были похожи на миссис Агносту, то они целыми днями пекли бы печенье и чистили унитазы.
        Мэри Гордон Ховард оглядела комнату, и на ее лице появилось выражение триумфа.
        - Сейчас, если вопросов больше нет, я с радостью подпишу ваши книги.
        Вопросов больше не было: все были слишком напуганы властностью и авторитетом писательницы. Я встала в очередь, прижимая к груди мамин «Консенсус». Главный библиотекарь, мисс Детутен, которую я знаю еще с детства, стояла рядом с Мэри Гордон Ховард, подавая ей книги. Писательница подписала несколько книг, после чего с выражением досады на лице повернулась к мисс Детутен и проворчала:
        - Боюсь, что им уже не поможешь - темные, непросвещенные домохозяйки.
        К этому моменту я была уже третьей в очереди и все прекрасно слышала:
        - О нет! Это совсем не так.
        Я хотела рассказать ей о своей матери, о том, как «Консенсус» изменил ее жизнь. Мисс Детутен сжалась и зарделась от смущения, затем обернулась и заметила меня:
        - Это же Кэрри Брэдшоу,- объявила она слишком счастливым голосом, словно она была рада, что я здесь, потому что Мэри Гордон Ховард хотела бы со мной познакомиться.
        Мои пальцы впились в книгу, я не могла пошевелиться, а на лице застыла глупая, застенчивая улыбка. Гордон, как я сейчас стала ее про себя называть, посмотрела в мою сторону и продолжила подписывать книги.
        - Кэрри собирается стать писательницей,- разглагольствовала Детутен.
        - Это так, Кэрри?
        Я кивнула и неожиданно привлекла внимание Гордон. Она даже отложила ручку.
        - И почему?- спросила она.
        - Извините?- прошептала я. Мое лицо горело.
        - Почему ты хочешь стать писателем?
        Я смотрела на мисс Детутен в поисках поддержки, но она выглядела так же испугано, как и я.
        - Я… я не знаю.
        - Если у тебя нет достойной причины, чтобы стать писателем, то забудь об этом,- огрызалась Гордон.- Писатель должен иметь что-то, что он хочет рассказать людям. И лучше, если это будет что-то интересное. Если ты не можешь сказать ничего интересного, то зачем тебе быть писателем. Начни заниматься чем-нибудь полезным. Стань, например, врачом.
        - Спасибо,- прошептала я.
        Гордон потянулась к книге моей мамы. В какой-то момент я подумала о том, чтобы схватить ее и убежать, но я была слишком испугана. Гордон небрежно надписала свое имя резким, мелким почерком.
        - Спасибо, что пришла, Кэрри,- сказала мисс Детутен, отдавая мне книгу.
        Во рту у меня пересохло, поэтому я могла только кивнуть, после чего, спотыкаясь, побрела прочь. Я была слишком слаба, чтобы ехать на велосипеде, поэтому я села на обочину, пытаясь восстановить силы. Я ждала, пока ядовитые волны стыда за то, что я стояла там и молчала, накроют меня, и, когда они прошли, вновь почувствовала свое тело и начала мыслить, но у меня было ощущение, что вся моя прежняя система координат разрушена и я не знаю, что мне делать дальше. Потом я села на велосипед и поехала домой.
        - Как съездила?- шепотом спросила меня мама позже, когда была в сознании. Я сидела на стуле рядом с ее кроватью и гладила ее руку, думая, что она всегда хорошо заботится о руках, даже сейчас, если смотреть только на ее руки, никогда не догадаешься, что она тяжело больна. Я пожала плечами:
        - У них не было нужной мне книги.
        - Может быть, в следующий раз.
        Я так и не сказала маме, что ходила на встречу с ее кумиром - Мэри Гордон Ховард, что та подписала ее книгу. И конечно, мама так и не узнала, что Мэри Говард Ховард не была феминисткой. Разве можно быть феминисткой и обращаться с другими женщинами, как с грязью? В этом случае ты оказываешься просто дрянной девчонкой вроде Донны ЛаДонны. Я никому так и не рассказала о том, что произошло. Но эта история осталась со мной, как страшная порка, которую можно заставить себя выкинуть из головы, но следы на теле никогда не дадут окончательно о ней забыть.
        Я до сих пор чувствую обиду и стыд, когда думаю об этой встрече. Я хотела, чтобы Мэри Гордон Ховард спасла меня, но это было так давно, а я уже совсем не та девочка, я не должна чувствовать себя пристыженной. Я переворачиваюсь на другой бок, кладу подушку под щеку и опять думаю о Себастьяне. Меня больше не нужно спасать.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Конкуренция
        - Я слышала, Донна ЛаДонна встречается с Себастьяном Киддом,- говорит Лали, поправляя очки для плавания.
        Что? Я пробую ногой воду в бассейне, поправляю лямки своего купальника «Спидо» и пытаюсь успокоить себя.
        - Правда?- спрашиваю я, придавая твоему голосу будничность.- Откуда ты это взяла?
        - Она сказала двум Джен, а они растрепали всем остальным.
        - Может, она все выдумывает,- говорю я, разминая ноги.
        - Зачем ей это нужно?
        Я пожимаю плечами, и мы с Лали занимаем соседние дорожки.
        - На старт… Внимание… Марш!- командует тренер Нипси, и, когда мы с Лали одновременно прыгаем в воду, я вдруг кричу: «Я была на свидании с Себастьяном Киддом». И успеваю заметить выражение шока на лице Лали, когда она животом плюхается в воду.
        Вода холодная, около двадцати трех градусов. Я проплываю одну дорожку, разворачиваюсь и, когда вижу, что Лали меня догоняет, начинаю усиленно грести. Лали плавает лучше меня, зато я лучше ныряю. Мы дружим уже почти восемь лет и очень много времени проводим вместе. Перед соревнованиями мы встаем в четыре утра, проглатываем странную стряпню из сырых яиц, которая делает нас сильнее, и раскрашиваем наши лица в цвета школы. Летом мы ездим в специальные лагеря для пловцов, где веселимся по полной: меняемся одеждой и обувью, придумываем смешные танцы и демонстрируем их на дискотеках. На нас кричат тренеры, ругаются матери, из-за нас плачут маленькие дети. Нас определенно считают плохим тандемом, но мы все еще вместе, и никто не смог помешать нашей дружбе.
        Мы плывем восемь изнурительных кругов разными стилями. Лали обходит меня на шестом круге, и, когда я, наконец, доплываю до финиша и дотрагиваюсь рукой до стенки, она уже стоит надо мной.
        - Хороший способ сорвать соревнование,- говорит она, хлопая меня по ладони.
        - Кроме того, что это правда,- говорю я, сгребая полотенце и вытирая голову.
        - Что?
        - Вчера вечером он пришел ко мне домой. Мы съездили в музей, а затем отправились к нему домой, где полночи целовались.
        - Ага.- Она сгибает ногу, похлопывает себя по бедру, чтобы снять напряжение с мышц, и начинает делать растяжку.
        - И он провел лето в Риме. И…- я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает,- он грызет ногти.
        - Ну, хватит, Брэдли.
        - Лали,- шепчу я.- Я серьезно.
        Она перестает тянуться и пристально смотрит на меня. Сначала мне кажется, что Лали сердится, но потом она ухмыляется и выпаливает тоном:
        - Да ладно, Кэрри. С чего бы это Себастьян стал встречаться с тобой?
        На какое-то мгновение мы обе ошеломлены этими ужасно неловкими словами. Так бывает между друзьями, когда вы как будто встаете по разные стороны баррикад. Что будет дальше? Ты говоришь что-то противное, чтобы защищаться. Она говорит что-то жестокое из вредности. Ты задумываешься, а будете ли вы после этого вообще разговаривать. Но возможно, она это имела в виду, поэтому ты даешь ей еще один шанс.
        - А почему бы и нет?- спрашиваю я, пытаясь прояснить ситуацию.
        - Только из-за Донны ЛаДонны,- говорит она.- Я имею в виду, если он встречается ней… Тебе бы тоже показалось странным, что он встречается с кем-то еще.
        - Может, между ними ничего нет.
        У меня сжимается горло. Я так ждала, когда смогу рассказать Лали о нашем свидании, все в мельчайших подробностях, что он сказал и что сделал,- но сейчас не могу. Что, если он действительно встречается с Донной ЛаДонной? Я буду выглядеть как полная дура.
        - Брэдшоу!- кричит тренер Нипси.- Что, черт возьми, с тобой сегодня происходит? Быстро на трамплин.
        - Прости,- говорю я Лали, как будто в чем-то виновата, беру полотенце и иду к мостикам для прыжков.
        - Мне нужно, чтобы к четвергу ты научилась делать половину сальто назад и пируэт! - кричит тренер Нипси.
        Великолепно. Я поднимаюсь по ступенькам, ведущим к трамплину, пытаясь представить прыжок. Но вместо этого у меня в голове воспоминания о той ночи в «Эмеральд», когда Донна ЛаДонна и Себастьян целовались у всех на виду. Может, Лали права: зачем ему добиваться моей благосклонности, если у него есть Донна ЛаДонна? Хотя, может, он и не встречается с ней, и Лали просто пытается ввести меня в заблуждение. Но зачем ей это делать?
        - Брэдшоу!- кричит тренер Нипси.- Я не могу ждать тебя целый день.
        Ну, хорошо. Я поднимаюсь еще на четыре ступени, отталкиваюсь левой ногой и подпрыгиваю вверх и вперед. Как только я оказываюсь в воздухе, я понимаю, что прыжок будет ужасным. Мои руки и ноги разлетаются в разные стороны во время исполнения сальто, и я плюхаюсь в воду, ударяясь головой и спиной.
        - Ну и что это было, Брэдшоу? Ты даже не стараешься,- распекает меня тренер Нипси.
        Обычно я стойко переношу удары, но сейчас у меня в глазах стоят слезы, и я не уверена, что это только из-за боли от неудачного входа в воду - мое эго уязвлено не меньше моей спины. Я смотрю на сидящую на трибуне Лали, надеясь на сочувствие, но она не обращает на меня никакого внимания. И представьте мое удивление, когда буквально в футе от нее я вижу Себастьяна. Почему он продолжает появляться так неожиданно? Я решительно не готова к этому.
        Я возвращаюсь назад на мостик, не осмеливаясь даже посмотреть на него, но я чувствую, он не отрывает от меня глаз. Моя вторая попытка выходит немного лучше, и, когда я вылезаю из воды, вижу, что Лали и Себастьян разговаривают. Лали смотрит на меня и поднимает руку с зажатым кулаком, чтобы подбодрить меня:
        - Давай, Брэдли!
        - Спасибо,- машу я в ответ.
        Себастьян перехватывает мой взгляд и подмигивает.
        Мой третий прыжок получается совсем неплохо, но Лали и Себастьян слишком увлечены беседой, чтобы заметить это.
        - Эй,- говорю я, выжимая воду из волос, перешагивая через ряды кресел, чтобы добраться до них.
        - О, привет,- говорит Лали, как будто она меня сегодня еще не видела. Сейчас, когда Себастьян здесь, мне кажется, она должна чувствовать неловкость за то, что наговорила.
        - Было больно?- спрашивает Себастьян, когда я сажусь рядом с ним. Он гладит меня по голове.- Со стороны это выглядело ужасно.
        Я смотрю на Лали: ее глаза расширяются.
        - Да ну, ерунда,- пожимаю я плечами.- Такое часто случается.
        - Мы только что разговаривали о той ночи, когда лазили на коровник,- говорит Лали.
        - Вот это было шоу,- подхватываю я, пытаясь вести себя так, как будто все в порядке вещей, словно я нисколько не удивлена, что Себастьян ждет меня здесь.
        - Хочешь, я подвезу тебя домой?- спрашивает он.
        - Конечно.
        Он провожает меня до двери в раздевалку, и мне становится легче: я вдруг понимаю, что злилась из-за того, что он разговаривал с Лали, а я не хочу его ни с кем делить. Ведь мы так мало знакомы, поэтому все время должны проводить вместе. И затем я чувствую себя ужасно: как вообще я могу так думать, ведь Лали - моя лучшая подруга.
        Чтобы лишний раз не встречаться с Лали, я решаю пройти к парковке через спортивный зал. Я так и не досушила волосы, а джинсы, надетые на мокрое тело, неприятно липнут к бедрам. Я вижу машину Себастьяна - она на противоположном конце стоянки - и направляюсь к ней. Вдруг прямо передо мной проезжает и останавливается бежевая
«Тойота». Открывается окно, и из него высовывается Джен Эс.
        - Привет, Кэрри,- как ни в чем не бывало говорит она.- Куда идешь?
        - Никуда.
        Из-за нее выглядывает Джен Пи:
        - Хочешь съездить в «Гамбургер Шэк»?
        Я одариваю их скептическим взглядом. Они никогда раньше не предлагали мне сходить в «Гамбургер Шэк», черт, да они вообще никогда никуда меня не приглашали. Они что, действительно думают, что я идиотка?
        - Я не могу,- неясно отвечаю я.
        - Почему нет?
        - Мне нужно идти домой.
        - Но у тебя же найдется время на гамбургер,- говорит Джен Эс. Возможно, все дело в моем воображении, но я слышу легкую угрозу в ее голосе.
        Себастьян нажимает на клаксон. Я подпрыгиваю от неожиданности. Джен Эс и Джен Пи обмениваются взглядами.
        - Залезай,- настаивает Джен Пи.
        - Действительно, девчонки, спасибо, но как-нибудь в другой раз.
        Джен Эс свирепо смотрит на меня. И в этот раз в ее голосе определенно слышится враждебность.
        - Делай, как тебе нравится,- говорит она и поднимает стекло.
        Затем они просто сидят в машине и смотрят, как я иду к машине Себастьяна и сажусь в нее.
        - Привет,- говорит он и целует меня.
        Я отстраняюсь.
        - Лучше не стоит. За нами следят.- Я показываю на бежевую «Тойоту».- Две Джен.
        - Ну и что?- говорит он и целует меня снова. Я отвечаю на его поцелуй, но через несколько секунд отстраняюсь.
        - Две Джен - это лучшие подруги Донны ЛаДонны.
        - И?
        - Ну, очевидно, они ей все расскажут, о тебе и обо мне,- осторожно говорю я, не желая казаться слишком мнительной.
        Он морщится, поворачивает ключ зажигания, и машина с визгом трогается со второй передачи. Я оборачиваюсь назад: «Тойота» едет прямо за нами.
        - Не могу поверить,- бормочу я.- Они преследуют нас.
        - О, ради бога,- говорит он, глядя в зеркало заднего вида.- Может, сейчас самое время преподать им урок.
        Он переключает рычаг на четвертую передачу, и двигатель начинает реветь, как дикое животное. Мы резко сворачиваем на шоссе и едем со скоростью семьдесят пять миль в час. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как там «Тойота».
        - Думаю, мы от них отрываемся.
        - Зачем они это делают?
        - От скуки: им просто нечем больше заняться.
        - Лучше бы они нашли себе какое-нибудь другое развлечение.
        - Или что? Ты собираешься их зверски избить?- хихикаю я.
        - Что-то вроде того.- Он гладит мою ногу и улыбается. Мы резко съезжаем с шоссе на Мэйн-стрит и притормаживаем около моего дома.
        - Не здесь,- снова паникую я.- Они увидят твою машину на подъездной аллее.
        - Где тогда?
        Я задумываюсь.
        - В библиотеке.
        Никто не догадается искать нас здесь, кроме, может быть, Мыши: она знает, что городская библиотека Каслбери - мое любимое место. Библиотека располагается в белом кирпичном доме, построенном в начале 1900-х, когда Каслбери был быстроразвивающимся фабричным городом и в нем жили миллионеры, которые хотели показать свой достаток, строя большие дома на реке Коннектикут. Но когда деньги на их содержание у жителей Каслбери закончились, они перешли в государственную собственность.
        Себастьян подъезжает к библиотеке и паркуется за углом. Я поспешно вылезаю и осматриваюсь по сторонам: бежевая «Тойота» медленно едет по Мэйн-стрит мимо библиотеки. Две Джен готовы свернуть головы, лишь бы найти нас. Они так забавно вертятся в машине, что похожи на трубочки в коктейле, которыми кто-то помешивает лед. Я не могу удержаться и складываюсь пополам от смеха. Каждый раз, когда я пытаюсь выпрямиться, я смотрю на Себастьяна, и у меня вновь начинается истерика. Я спотыкаюсь и падаю на землю, держась за живот.
        - Кэрри,- говорит он,- это действительно настолько смешно?
        - Да,- хохочу я. И меня накрывает новая волна смеха, пока Себастьян смотрит на меня и прикуривает сигарету.
        - Держи.- Протягивает он мне ее.
        Я поднимаюсь, опираясь о него.
        - Это же смешно, ты не находишь?
        - Это весело.
        - Почему же ты не смеешься?
        - Я смеюсь, но мне больше нравится смотреть, как ты смеешься.
        - Правда?
        - Да. Это делает меня счастливым.
        Он обнимает меня, и мы заходим внутрь.
        Я веду его на четвертый этаж. Тут мало кто бывает, потому что здесь стоят книги по машиностроению, ботанике и непонятным научным исследованиям, ради которых большинство людей не затрудняют себя преодолением четырех пролетов. В середине зала - старый, покрытый ситцем диванчик. К нему мы и направляемся.
        Мы целуемся уже примерно полчаса, когда слышим громкий злой голос:
        - Привет, Себастьян. А мне было интересно, куда это ты убежал.
        Себастьян лежит сверху меня. Я смотрю через его плечо и вижу Донну ЛаДонну, нависшую над нами, подобно злой Валькирии. Ее руки сложены на груди, подчеркивая пышный бюст. И если бы дыханием можно было убить, я была бы уже мертва.
        - Ты отвратителен,- бросает она Себастьяну, пока не переводит внимание на меня: - А ты, Кэрри Брэдшоу. Ты еще хуже.
        - Не понимаю,- тихо говорю я.
        Себастьян выглядит виноватым:
        - Кэрри, прости меня. Я не представлял, что она так отреагирует.
        А что же он «представлял», интересно мне. С каждой минутой злость во мне нарастает: завтра утром в школе это станет темой номер один, и я буду выглядеть или дурой, или стервой. Себастьян кладет руку на подлокотник, ковыряя деревянное покрытие обгрызанным ногтем, как будто он смущен происходящим не меньше моего. Возможно, я должна наорать на него, но он выглядит таким милым и невинным, что я не могу этого сделать. Я строго смотрю на него, сложив руки:
        - Ты встречаешься с ней?
        - Все так запутанно.
        - Как?
        - Мы с ней не то чтобы встречаемся.
        - Это как «я не то, чтобы беременна». Ты либо встречаешься с ней, либо нет.
        - Я - нет, но она думает, что да.
        И чья это ошибка?
        - Разве ты не мог ей сказать, что между вами ничего нет?
        - Это не так просто. Я ей нужен.
        Теперь с меня точно довольно. Как уважающая себя девушка должна реагировать на такую чушь? Предполагается, что я скажу: «Нет, пожалуйста, ты мне тоже нужен»? И что это за старомодная формулировка - «я ей нужен»?
        Он подвозит меня к дому и паркуется.
        - Кэрри…
        - Я лучше пойду,- резко говорю я.
        Что еще я должна делать? Что, если ему больше нравится Донна ЛаДонна и он просто использует меня, чтобы она приревновала? Я выхожу из машины, громко хлопаю дверью и иду к дому. Уже около двери я слышу его быстрые уверенные шаги позади. Он берет меня за руку.
        - Не уходи,- говорит он. Я позволяю ему развернуть меня к себе и положить руки на мои волосы.- Не уходи,- шепчет он и наклоняется к моему лицу.- Может быть, мне нужна ты.
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Ты не можешь всегда получать то, что хочешь
        - Мэгги, что случилось?
        - Ничего,- холодно говорит она.
        - Ты злишься на меня?- удивляюсь я.
        Она останавливается, поворачивается и смотрит прямо на меня. И вот оно - лицо девушки, которое одинаково во всех странах и которое означает: «Я зла на тебя, и ты должна знать почему, я ничего не собираюсь объяснять».
        - Что я сделала?
        - Что ты не сделала.
        - Хорошо, что я не сделала?
        - Это ты скажи мне,- говорит она и идет прочь.
        Я обдумываю несколько возможных сценариев, что я такого не сделала, но не могу найти ответ.
        - Мэгз.- Я следую за ней по коридору.- Прости меня за то, что я не сделала. Но я честно не знаю, о чем речь.
        - Себастьян,- огрызается она.
        - Эээ?
        - Ты и Себастьян. Я прихожу в школу утром, и все о вас знают. Все, кроме меня. И я, предполагается, одна из твоих лучших подруг.
        Мы уже около двери в аудиторию, где проводят общешкольное собрание и где мне придется лицом к лицу столкнуться с подругами Донны ЛаДонны и с теми, кто ее друзьями не являются, но очень хотят ими быть.
        - Мэгги,- защищаюсь я.- Так уж вышло. И у меня не было времени позвонить тебе, я собиралась рассказать все сегодня утром.
        - Лали знала,- говорит она.
        - Лали все видела. Мы с ней были в бассейне, когда пришел Себастьян, чтобы встретить меня и проводить домой.
        - И что?
        - Перестань, Мэгвич. Не хватает еще, чтобы ты тоже злилась на меня.
        - Посмотрим.- Она толкает дверь в аудиторию.- Поговорим об этом позже.
        - Хорошо,- вздыхаю я, когда она уходит. Я крадусь вдоль задней стены, быстро спускаюсь по лестнице к своему месту, стараясь привлечь как можно меньше внимания, и когда я, наконец, подхожу к своему ряду, то понимаю, что что-то не так. Я проверяю прикрепленную табличку, на которой, как я и ожидала, написана буква «Б», что означает, что я ничего не перепутала. Все в порядке, это мой ряд, вот только мое место занято - там сидит Донна ЛаДонна. Я оглядываюсь в поисках Себастьяна, но его нет. Трус. У меня же нет выбора, и я намерена сама выпутаться из сложившейся ситуации.
        - Извини,- говорю я, проходя мимо Сюзи Бэк, которая последние три года каждый день носит исключительно черную одежду, Ральфа Боменски, болезненно бледного парня, чей отец владеет заправочной станцией и заставляет Ральфи работать там в любую погоду, и Эллен Брэк, в которой почти два метра роста, и она всегда выглядит так, словно хочет сжаться в маленький комочек и испариться - сейчас я ее понимаю, как никогда. Следующая на моем пути - Донна ЛаДонна. Ее волосы напоминают гигантский пушистый белый одуванчик, который закрывает всем остальным обзор. Она с большим воодушевлением разговаривает с Тимми Брюстером - это самая долгая беседа между ними, которую я когда-либо видела. Ее голос такой громкий, что его можно расслышать за три ряда.
        - Некоторые люди не знают своего места,- говорит она.- А ведь везде существует своя иерархия. Ты знаешь, что происходит с цыплятами, которые лезут за кормом вперед, а не ждут отведенной им очереди?
        - Нет,- тихо говорит Тимми. Он заметил меня, но быстро перевел взгляд на более подходящий объект - лицо Донны ЛаДонны.
        - Их заклевывают до смерти,- зловеще говорит Донна.- Другие цыплята.
        Ну что ж, достаточно. Я не могу стоять здесь вечно. Колени бедной Эллен Брэк поднялись до ушей, так как вдвоем поместиться на узком пятачке очень сложно.
        - Извини,- вежливо говорю я, обращаясь к голове-одуванчику.
        Никакой реакции: Донна ЛаДонна продолжает свою речь:
        - И в добавление ко всему, она пытается увести парня у другой девушки.
        Да неужели? Донна ЛаДонна в разное время увела парней практически у всех своих подруг, просто чтобы напомнить им, что она все может.
        - Заметь, я сказала «пытается». Потому что самое трогательное во всем этом то, что у нее ничего не получится. Он позвонил мне прошлой ночью и сказал, что…- Донна наклоняется к Тимми и шепчет ему что-то на ухо, из чего я могу разобрать только слово «она». Тимми громко смеется, Себастьян звонил ей? Не может быть. Я не позволю ей все испортить.
        - Извини,- повторяю я снова, но на этот раз гораздо громче.
        Если она не оглянется, она будет выглядеть как полная идиотка, так как меня слышало пол-аудитории. Она оборачивается: ее глаза прожигают меня насквозь, как кислота.
        - Кэрри,- говорит она и улыбается.- Так как ты, похоже, человек, который любит нарушать правила, я подумала, что сегодня мы поменяемся с тобой местами.
        Ловко придумано, но, к сожалению, невозможно.
        - Почему бы нам не поменяться местами в другой раз?- предлагаю я.
        - Ох,- с издевкой говорит она.- Ты божишься, что будут неприятности, ты же такая паинька. Не хочешь испортить свою драгоценную характеристику?
        Тимми откидывает голову назад, как будто это тоже невероятно смешно. Боже! Да он будет смеяться над палочкой, если ему сейчас ее кто-нибудь покажет.
        - Ну, хорошо,- говорю я.- Если ты не хочешь уходить, я думаю, мне придется залезть тебе на голову.
        Понимаю, что это несерьезно, однако действует, как оказывается, эффективно.
        - Ты не осмелишься.
        - Неужели?
        И я поднимаю сумку, как будто собираюсь положить ее ей на голову.
        - Извини, Тимми,- говорит Донна, вставая,- но некоторые люди все еще не выросли и не заслуживают того, чтобы с ними вообще связываться.
        Выбираясь, она намеренно толкает меня и наступает мне на ногу. Я притворяюсь, что ничего не замечаю. Но даже когда она ушла, спокойнее не стало. Мое сердце бьется, как целый духовой оркестр, руки трясутся. Неужели Себастьян действительно ей звонил? И где он вообще?
        Я высиживаю собрание, браня себя за свое поведение. О чем я думала? Зачем я облила мочой самую влиятельную девушку в школе из-за парня? Потому что у меня была такая возможность, вот почему. И я воспользовалась ею. Я просто не смогла сдержаться, что делает меня не очень логичной и, возможно, не очень милой девушкой. И у меня определенно будут из-за этого проблемы. Что ж, вероятно, я этого заслужила. Что, если все будут злиться на меня до конца года? Если так, то я напишу об этом книгу и пошлю ее вместе с заявлением на участие в летнем литературном семинаре в Нью Скул и на этот раз точно получу место. Затем я перееду в Нью-Йорк, заведу новых друзей и покажу им всем.
        Когда мы выходим с собрания, первой меня находит Лали.
        - Я горжусь тобой,- говорит она.- Не могу поверить, что ты выступила против Донны ЛаДонны.
        - Эээ, да ничего особенного не произошло.- Я пожимаю плечами.
        - Я все время наблюдала за вами. Я боялась, что ты начнешь плакать или что-то в таком духе, но ты выдержала.
        Вообще-то я не плакса и никогда ею не была, но такое вполне могло произойти. К нам присоединяется Мышь.
        - Я тут подумала… Может, когда Дэнни приедет навестить меня, мы сможем сходить на двойное свидание: ты, я, Дэнни и Себастьян?
        - Конечно,- говорю я, жалея, что она сказала это при Лали. Достаточно того, что Мэгги злится на меня, не хватает еще, чтобы Лали почувствовала себя брошенной и тоже обиделась.- Может, мы выберемся куда-нибудь все вместе, нашей большой компанией? С каких это пор нам стали нужны бойфренды, чтобы повеселиться?
        - Ты права,- говорит Мышь, понимая мое положение.- Знаешь, говорят, что женщине нужен мужчина, как рыбе нужен велосипед.
        Мы все дружно киваем, соглашаясь. Рыбе, возможно, и не нужен велосипед, но ей наверняка нужны друзья.
        - О-па!- Кто-то толкает меня в спину. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть одного из лейтенантов Донны ЛаДонны, но вместо них за мной стоит Себастьян, держа в руке ручку и смеясь.
        - Ты как?- спрашивает он.
        - Отлично,- не без сарказма отвечаю я.- Донна ЛаДонна сидела на моем месте, когда я пришла на собрание.
        - Эх,- уклончиво говорит он.
        - Я не видела тебя на собрании.
        - Потому что меня там не было.
        - Где же ты был?
        Не могу поверить, что я только что сказала это: когда я успела превратиться в его мать?
        - Это важно?- спрашивает он.
        - Был скандал. С Донной ЛаДонной.
        - Мило.
        - Это было не мило, а гадко. Теперь она действительно ненавидит меня.
        - Ты знаешь мой девиз,- говорит он, играючи тыча мне в нос карандашом.- Любой ценой избегай женских разборок. Что ты делаешь сегодня днем? Пропусти тренировку по плаванию, и давай куда-нибудь сходим.
        - Так что насчет Донны ЛаДонны?- Я пытаюсь разузнать, звонил ли он ей, но не хочу спрашивать его в лоб.
        - Что насчет нее? Хочешь, чтобы она тоже пошла?
        Я свирепо смотрю на него.
        - Тогда забудь о ней. Она для меня не важна,- говорит он, когда мы занимаем наши места на уроке по математическому анализу. Он прав, думаю я, открывая учебник на главе про целые числа. Мне должно быть наплевать на Донну ЛаДонну. Математический анализ - вот на чем нужно сосредоточить свое внимание.
        - Кэрри?
        - Да, мистер Дуглас?
        - Вы можете выйти к доске и закончить уравнение?
        - Конечно.- Я беру кусочек мела и смотрю на цифры на доске. Кто бы мог подумать, что математический анализ окажется проще, чем любовные отношения.
        - Итак, ты победила,- говорит Уолт, с удовольствием вспоминая происшествие на собрании. Он прикуривает сигарету и откидывает голову назад, выпуская дым в стропила коровника.
        - Уверена, ты ему нравишься,- ликующе говорит Мышь.
        - Мэгз?- спрашиваю я.
        Мэгги пожимает плечами и смотрит в сторону. Она все еще не разговаривает со мной. Она тушит сигарету ботинком, берет учебники и уходит.
        - Что ее гложет?- спрашивает Мышь.
        - Она злится на меня, потому что я не рассказала ей о Себастьяне.
        - Это глупо,- говорит Мышь. Она смотрит на Уолта.- Ты уверен, что она не злится на тебя?
        - Я ничего не сделал,- настаивает Уолт. Уже прошло два дня с тех пор, как Уолт и Мэгги «поговорили», он воспринял разрыв удивительно спокойно, и их отношения, похоже, остались такими же, как были раньше, за исключением того, что теперь Мэгги официально встречается с Питером.
        - Может, Мэгги злится на тебя, потому что ты не переживаешь из-за расставания с ней?- добавляю я.
        - Она сказала, что думает, мы сможем быть лучше друзьями, чем любовниками. И я полностью согласен,- говорит Уолт.- Ты не можешь принимать решение, а потом, когда другие люди с тобой соглашаются, злиться.
        - Можешь,- говорит Мышь.- Потому что Мэгги не самый логичный человек.
        - Зато самый милый.
        Я думаю, что лучше мне пойти за ней, но в этот момент появляется Себастьян.
        - Давай выбираться отсюда,- говорит он.- Ко мне только что приставал Тимми Брюстер, который спрашивал что-то о цыплятах.
        - Вы, ребята, такие милые,- говорит Уолт, качая головой.
        - Просто как Бонни и Клайд.
        - Что будем делать?- спрашивает Себастьян.
        - Не знаю. Что ты хочешь делать?
        Сейчас, когда мы сидим в машине Себастьяна, я вдруг чувствую себя неуверенно. Мы видим друг друга три дня подряд. Что это значит? Мы встречаемся?
        - Мы можем поехать ко мне.
        - Или, может, нам стоит чем-нибудь заняться.
        Если мы поедем к нему домой, все, что мы будем делать,- это целоваться. А я не хочу быть девушкой, которая просто с ним целуется. Я хочу большего - быть его подругой. Но как, черт возьми, добиться этого?
        - Хорошо,- говорит он, кладет руку на мою ногу и скользит вверх по бедру.- Куда ты хочешь поехать?
        - Не знаю,- хмурюсь я.
        - В кино?
        - Да,- оживляюсь я.
        - В кинотеатре Честерфилда идет хорошая ретроспектива фильмов с Клинтом Иствудом.
        - Замечательно.- Не уверена, что я точно знаю, кто такой Клинт Иствуд, но, согласившись, я не знаю, как признать это.- О чем кино?
        Он смотрит на меня и широко улыбается.
        - Ты что,- говорит он, как будто не может поверить, что я задаю такой вопрос.- Это не одно кино. Ретроспектива подразумевает несколько фильмов. Если поедем прямо сейчас, то попадем на «Хороший, плохой, злой» и «Джоси Уэйлс - человек вне закона».
        - Фантастика,- говорю я, как мне кажется, с энтузиазмом, который призван скрыть мое невежество. Но в этом совершенно нет моей вины: у меня нет братьев, поэтому я вообще ничего не знаю о мужской культуре. Я сижу и улыбаюсь, решив отнести это свидание к антропологическому приключению.
        - Это замечательно,- говорит Себастьян, кивая головой, как будто ему все больше нравится его план.- Действительно замечательно. И ты знаешь что?
        - Что?
        - Ты замечательная. Я умирал от желания сходить на эту ретроспективу с девушкой, но, кроме тебя, я никого не мог представить рядом с собой.
        - О!- Мне очень приятно это слышать.
        - Обычно девушкам не нравится Клинт Иствуд. Но ты другая, ты знаешь?- Он отвлекается на долю секунды от дороги и смотрит на меня так искренне, что мое сердце тонет в бассейне с липким сладким сиропом.- Я имею в виду, это как будто ты больше, чем девушка.- Он запинается, пытаясь подобрать нужные слова.- Ты как… как парень в теле девушки.
        - Что?
        - Спокойно. Я не сказал, что ты выглядишь, как парень. Я имел в виду, что ты думаешь, как парень. Ты и прагматик, и хулиганка. Ты не боишься приключений.
        - Слушай, малый. Если человек - девушка, это не означает, что она не может быть хулиганкой и прагматиком и любить приключения. Большинство девушек именно такие, пока они не приближаются к парням. Тогда парни заставляют их вести себя глупо.
        - Ты знаешь, что говорят: все мужики - дураки, а все женщины - сумасшедшие.
        Я снимаю ботинок и ударяю его.
        Четыре часа спустя мы, спотыкаясь, выходим из кинотеатра. Мои губы пересохли от поцелуев, у меня немного кружится голова, волосы спутались, и, я уверена, тушь размазана по всему лицу. Когда мы выходим из темноты на свет, Себастьян сгребает меня в охапку, снова целует и теребит мне волосы.
        - Так что ты думаешь?
        - Довольно неплохо. Мне понравилась часть, где Клинт Иствуд ловит арканом Элая Уоллака.
        - Да,- говорит он, обнимая меня,- это тоже мой любимый момент.
        Я приглаживаю волосы, пытаясь выглядеть немного респектабельнее, а не так, как будто полдня целовалась с парнем в кинотеатре.
        - Как я выгляжу?
        Себастьян отходит назад и неожиданно начинает смеяться.
        - Ты похожа на Туко.
        Я шлепаю его по попе: Туко - это имя героя Элая Уоллака, он же «Злой».
        - Думаю, что теперь буду называть тебя именно так,- говорит он, смеясь.- Туко. Маленький Туко. Что ты об этом думаешь?
        - Я тебя убью,- говорю я и всю дорогу к машине через парковку изображаю погоню за ним.
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Создания любви
        На несколько следующих дней я решаю залечь на дно: пропускать общешкольные собрания, не ходить в кафетерий во время ланча - в общем, любыми способами избегать встречи с Донной Ла Донной. Но уже на третий день моего добровольного отшельничества Уолт выслеживает меня в библиотеке, где в секции самообслуживания, спрятавшись за этажерками, я читаю «Знаки любви» астролога Линды Гудман, тщетно пытаясь выяснить, есть ли у нас с Себастьяном совместное будущее. Проблема в том, что я не знаю, когда у него день рождения. Остается только надеяться, что он Овен, а не Скорпион. Потому что с первым меня ждет удача, а со вторым нет.
        - Астрология? О, нет. Только не ты, Кэрри,- говорит Уолт.
        Я захлопываю книгу и кладу ее обратно на полку.
        - А что не так с астрологией?
        - Это глупо,- презрительно говорит Уолт,- думать, что можешь что-то предсказать только по знаку зодиака. Ты знаешь, сколько людей рождается каждый день? Два миллиона пятьсот девяносто девять. Как у двух миллионов пятисот девяноста девяти человек может быть что-то общее?
        - Тебе уже кто-нибудь говорил, что в последнее время у тебя ужасное настроение?
        - О чем это ты? Я всегда такой.
        - Это из-за разрыва с Мэгги, да?
        - Нет, не из-за этого.
        - Тогда из-за чего?
        - Мэгги с самого утра рыдает,- неожиданно говорит он.
        - Это из-за меня?- вздыхаю я.
        - Не все крутится вокруг тебя, Брэдли. По-видимому, она поссорилась с Питером и попросила меня найти тебя. Она в женском туалете около химической лаборатории.
        - Ты не должен бегать по ее поручениям.
        - Мне не сложно,- говорит Уолт, как будто ситуация безнадежна.- Проще сделать то, что она просит, чем объяснять, почему я не буду этого делать.
        С Уолтом что-то определенно не так, думаю я, когда бегу к Мэгги. Он всегда был немного саркастичным и циничным, и это мне в нем нравилось, но я никогда не замечала у него упаднического настроения, словно он несет на плечах гигантский камень и у него нет больше сил тащить его.
        Я захожу в маленький туалет в старой части школы, которым сейчас уже вряд ли кто-нибудь пользуется: зеркало грязное, всей сантехнике уже лет шестьдесят, не меньше, кабинки исписаны. Моя любимая надпись: «Хочешь хорошо провести время - звони Миртл». Ей, наверное, тоже шестьдесят лет. Интересно, когда в последний раз родители называли своего ребенка Миртл?
        - Кто здесь?- кричит Мэгги.
        - Это я.
        - С тобой есть еще кто-нибудь?
        - Нет.
        - Хорошо,- говорит она и выходит из кабинки, ее лицо опухло и покрылось пятнами от плача.
        - О господи, Мэгги,- говорю я и протягиваю ей бумажное полотенце.
        Она высмаркивается и смотрит на меня.
        - Я знаю, что сейчас ты думаешь только о Себастьяне, но мне нужна твоя помощь…
        - О’кей,- осторожно говорю я.
        - Потому что мне нужно пойти к… одному врачу. И я не могу сделать это одна.
        - Конечно,- улыбаюсь я, радуясь, что мы, похоже, помирились.- Когда?
        - Сейчас.
        - Сейчас?
        - Если у тебя нет занятия поинтересней…
        - Нет, конечно. Но почему сейчас, Мэгги?- спрашиваю я с нарастающей тревогой.- И к какому врачу?
        - Ну, ты знаешь,- говорит она, понижая голос.- Врачу, который занимается… эээ… женскими проблемами.
        - Например, абортами?- не могу удержаться я.
        Мэгги в панике:
        - Даже не говори об этом.
        - Ты…?
        - Нет,- говорит она возбужденным шепотом.- Но я думала, что возможно, пока в понедельник не начались месячные.
        - Вы что, не предохранялись?
        - Не всегда можно спланировать, что, где и как, понимаешь,- пытается она защититься.- И он всегда успевает вытащить прежде, чем кончить.
        - О, Мэгги.- Даже несмотря на то, что я никогда не занималась сексом, я кое-что в этом понимаю: во всяком случае мне точно известно, что прерванный половой акт не всегда помогает предотвратить беременность. И Мэгги тоже должна это знать.- Ты не пьешь противозачаточные?
        - Пока нет, но собираюсь.- Она пристально смотрит на меня.- Вот почему мне нужно поехать к врачу в Ист-Хартфорд.
        Ист-Хартфорд - это соседний с нашим город, но он считается очень криминальным, поэтому не пользуется популярностью и туда никто старается не ездить. Честно говоря, я не могу поверить, что там вообще может быть кабинет частного врача.
        - Как ты нашла этого доктора?
        - В «Желтых страницах».- По тому, как она-то говорит, я вижу, что она врет.- Я позвонила, записалась на 12:30. И ты должна поехать со мной, потому что ты единственный человек, кому я доверяю. Я ведь не могу поехать с Уолтом?
        - Почему бы тебе не поехать с Питером? Он ведь тоже несет ответственность?
        - Он сильно разозлился,- говорит Мэгги,- когда узнал, что, возможно, я залетела, страшно бесился и не разговаривал со мной целые сутки.
        Что-то здесь не так.
        - Но, Мэгги.- Я пытаюсь разобраться в ситуации.- Когда я видела тебя в воскресенье днем, ты сказала, что в ночь до этого ты первый раз занималась сексом с Питером…
        - Я такого не говорила.
        - Нет, говорила.
        - Я не помню.- Она берет побольше бумажных полотенец и пытается спрятать за ними глаза.
        - Это был не первый раз, так?- говорю я. Она качает головой.- Ты спала с ним и до этого.
        - Той ночью, после «Эмеральд».
        Я медленно киваю, иду к крошечному окну и выглядываю на улицу.
        - Почему ты не сказала мне?
        - О, Кэрри, я не могла,- плачет она.- Мне так жаль. Я хотела тебе рассказать, но я боялась… боялась, что все узнают. Все бы думали, что я потаскушка.
        - Я бы никогда такого о тебе не подумала, пусть бы ты даже переспала с сотней мужчин.
        Похоже, мои слова ее развеселили.
        - Ты думаешь, женщина может переспать с сотней мужчин?
        - Думаю, что да, но ей пришлось бы изрядно потрудиться. Представляешь, тебе бы пришлось каждую неделю заниматься сексом с разными парнями. И так в течение двух лет. У тебя бы не оставалось свободного времени ни на что другое.
        Мэгги выкидывает полотенце, смотрит на себя в зеркало и умывается холодной водой:
        - Это наверняка понравилось бы Питеру: он думает только о сексе.
        Ни фига себе. Кто знал, что этот тупица Питер окажется таким извращенцем?
        До врача нам нужно было ехать пятнадцать минут, мы уже проехали тридцать и до сих пор его не нашли. За это время мы чуть не врезались в две машины, когда сдавали задом, наехали на четыре бордюра и разбросали по дороге кучу картошки фри. По настоянию Мэгги мы заехали в «Макдоналдс», а когда вернулись в машину с едой, Мэгз так быстро тронулась, что вся моя картошка вылетела в окно.
        Ну все, с меня достаточно! Я уже готова кричать, но не могу, не сейчас, когда я пытаюсь доставить одну из моих лучших подруг к какому-то ненормальному доктору, чтобы получить рецепт на противозачаточные таблетки. Поэтому я смотрю на часы, показываю Мэгги, что мы опаздываем, и ненавязчиво предлагаю заехать на заправку.
        - Зачем?- спрашивает Мэгги.
        - У них есть карты.
        - Нам не нужна карта.
        - Да что с тобой, подруга?- Я открываю бардачок в поисках сигарет, но он оказывается пуст.- И потом, нам нужны сигареты.
        - Моя проклятая мамаша,- говорит Мэгги.- Она в очередной раз пытается бросить курить. Ненавижу.
        К счастью, желание покурить пересиливает страх перед Ист-Хартфордом, и мы заезжаем на заправку. Мэгги сразу бежит в грязный туалет, а я пытаюсь выяснить у прыщавого заправщика, как нам найти врача. Я показываю ему кусочек бумаги, на котором написан адрес.
        - Да, конечно, я знаю это место,- говорит он.- Прямо за углом.
        Затем он демонстрирует мне свое умение складывать ладони таким образом, что тени, которые они отбрасывают, превращаются в животных.
        - Заяц у тебя получается лучше всего,- говорю я.
        - Я знаю,- отвечает он.- Я собираюсь уволиться отсюда и устраивать шоу теней на детских праздниках.
        - Уверена, у тебя не будет отбоя от клиентов.
        Неожиданно я чувствую какую-то нежность к этому милому прыщавому парню, который хочет устраивать шоу теней для детей. Он ничем не отличается от тех, кто учится в старшей школе Каслбери. Затем появляется Мэгги, и мы садимся в машину. Когда мы отъезжаем, я изображаю «лающую собаку».
        - Что это было?- спрашивает Мэгги.- С каких это пор ты изображаешь руками тени животных?
        С тех пор как ты решила заниматься сексом и не говорить мне об этом, хочу ответить я, но решаю, что лучше будет промолчать. Вместо этого я говорю:
        - Я всегда их делала. Ты просто никогда не замечала.
        Судя по адресу, кабинет врача находится на жилой улице с маленькими домами, прилепленными один к другому. Когда мы, наконец, находим сорок шестой номер, то замираем от удивления и недоверия: он ничем не отличается от соседних - маленькое голубое ранчо с красной дверью. Возможно, мы что-то перепутали? Но тут мы замечаем сбоку небольшую дверь с надписью, где говорится, что это частный врачебный кабинет. Когда путь пройден и остается только войти внутрь, Мэгги решает отступить. Похоже, она сильно испугана.
        - Я не могу этого сделать,- говорит она, хватаясь за руль.- Я не могу туда пойти.
        Знаю, что я должна быть обиженной на нее за то, что она заставила меня проделать весь этот путь в Ист-Хартфорд просто так, но вместо этого я понимаю, что именно она чувствует. Хочет уцепиться за прошлое, когда не было никаких проблем, и боится идти вперед, потому что не знает, что ее там ожидает. Хотя, вероятно, уже слишком поздно, чтобы отступать.
        - Смотри,- говорю я,- я пойду внутрь и все проверю. Если все в порядке, я вернусь за тобой. Если меня не будет через пять минут, вызывай полицию.
        К двери прикреплен листочек, на котором написано, что нужно стучать громче. Я стучу так громко, что мне кажется, у меня на костяшках будут синяки. В двери приоткрывается щелка, и средних лет женщина в униформе медсестры высовывает голову:
        - Да?
        - У моей подруги запись.
        - На что?
        - Противозачаточные таблетки,- шепчу я.
        - Вы и есть подруга?- спрашивает она.
        - Нет,- говорю я, оборачиваясь.- Моя подруга в машине.
        - Лучше бы она быстрее подошла. У доктора сегодня плотная запись.
        - Хорошо,- говорю я, постоянно кивая. Я сейчас, наверное, похожа на игрушку с головой на пружине, которые водители грузовиков ставят на приборные доски своих машин.
        - Или ведите свою «подругу», или заходите,- говорит медсестра.
        Я поворачиваюсь и машу Мэгги. И впервые в жизни она сама, без уговоров, выходит из машины. Мы заходим внутрь в крошечную приемную, которая, возможно, раньше была комнатой для завтраков. Я делаю такой вывод, потому что на обоях изображены чайники. Здесь шесть металлических стульев, на одном из которых сидит девушка примерно нашего возраста, кофейный столик из МДФ с журналом для детей «Хайлайтс».
        - Врач скоро вас примет.- Медсестра обращается к Мэгги и уходит.
        Мы садимся. Я осматриваю девушку, которая с враждебностью уставилась на нас: ее волосы подстрижены по последней моде - короткие спереди и довольно длинные сзади, на веках нарисованы черные стрелки, напоминающие два крыла, из-за чего кажется, что глаза легко могут улететь с лица. Она выглядит крутой и жалкой одновременно. И еще мне кажется, что она хочет нас покусать. Я пытаюсь ей улыбнуться, но в ответ получаю свирепый взгляд. Она демонстративно берет «Хайлайтс», затем откладывает его и спрашивает:
        - На что уставилась?
        Я не переживу еще одну женскую схватку, поэтому отвечаю так мягко, как только могу:
        - Ни на что.
        - Да?- говорит она.- Лучше бы ты действительно смотрела ни на что.
        - Я никуда не смотрю, клянусь.
        Наконец, прежде чем это успевает зайти дальше, дверь открывается, и выходит медсестра, поддерживая другую молодую девушку за плечи. Девушка выглядит практически так же, как ее подруга, кроме того, что она бесшумно плачет и размазывает слезы ладонями по щекам.
        - Ты в порядке, дорогая,- неожиданно добро говорит медсестра.- Доктор говорит, что все прошло хорошо. Никакого аспирина в течение трех дней. И никакого секса в течение по меньшей мере двух недель.
        Девушка кивает. Ее подруга подпрыгивает к ней и кладет руки на лицо плачущей девушки:
        - Все хорошо. Все будет хорошо.
        И, бросив еще один свирепый взгляд в нашу сторону, она уводит подругу.
        Медсестра качает головой и затем смотрит на Мэгги:
        - Сейчас доктор вас примет.
        - Мэгги,- шепчу я.- Тебе не обязательно это делать. Мы можем пойти куда-нибудь еще…
        Но Мэгги уже встала, на ее лице читается решимость.
        - Я должна это сделать.
        - Правильно, дорогая,- говорит медсестра.- Лучше предохраняться, чем потом мучиться от последствий. Я бы хотела, чтобы все девушки предохранялись.
        И по какой-то причине она смотрит прямо на меня. Спокойно, леди. Я еще девственница. Но возможно, уже ненадолго. Может, мне тоже нужны таблетки, просто на всякий случай.
        Проходит десять минут, и Мэгги, улыбаясь, выходит из кабинета, она выглядит так, словно с ее плеч упал тяжелый груз. Она не перестает благодарить медсестру, и это настолько затягивается, что я вынуждена напомнить, что нам нужно возвращаться в школу. Уже на улице Мэгги говорит мне:
        - Это было так просто, я даже не раздевалась. Врач только спросил, когда у меня в последний раз были месячные.
        - Отлично,- говорю я, садясь в машину. Я не могу избавиться от мыслей о рыдающей девушке. Она плакала от грусти или от облегчения? Или просто от испуга? В любом случае, это было ужасно. Я приоткрываю окно и закуриваю.
        - Мэгз,- спрашиваю я.- Как ты узнала об этом месте? Только на этот раз скажи мне правду.
        - Меня отправил сюда Питер.
        - А он откуда его взял?
        - От Донны ЛаДонны,- шепчет она.
        Я киваю, выпуская сигаретный дым в холодный воздух. Наверное, я еще не готова ко всему этому.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        Держись изо всех сил
        - Мисси!- говорю я, стучась в дверь ванной.- Мисси, мне тоже туда нужно.
        Тишина.
        - Я занята,- наконец говорит она.
        - Чем?
        - Не твое дело.
        - Мисси, пожалуйста. Себастьян будет здесь уже через полчаса.
        - И что? Он может подождать.
        Нет, он не может, думаю я. Или это я не могу: я хочу быстрее уехать отсюда, из этого дома, из этого города. Всю неделю я твержу себе, что мне нужно «отсюда выбираться», но куда, как, когда - этого я пока не знаю. Может быть, я просто хочу убежать от себя, от своей жизни? В течение двух последних недель после происшествия в библиотеке две Джен постоянно преследуют меня. Они приходят на тренировки по плаванию, зажимают носы и мычат, когда я ныряю. Они ходят за мной на почту, в гипермаркет и даже в аптеку, где они наверняка получают незабываемые впечатления, наблюдая, как я покупаю тампоны. Вчера в своем школьном шкафчике я обнаружила открытку, на лицевой стороне был изображен грустный бассет-хаунд с термометром в пасти и грелкой на голове, а внутри кто-то дописал «Не» перед напечатанным пожеланием «Поправляйся побыстрее», а в конце добавил: «Хотел бы, чтобы ты умерла».
        - Донна никогда не сделала бы ничего подобного,- выступил в ее защиту Питер. Я, Мэгги и Мышь свирепо посмотрели на него, но он лишь развел руками.- Вы хотели услышать мое мнение, я его высказал.
        - Кто-то еще хочет что-нибудь сказать?- спросила Мэгги.- Она единственная, у кого была причина подложить Кэрри открытку.
        - Не обязательно,- сказал Питер.- Послушай, Кэрри. Я не хочу оскорбить твои чувства, но я уверен, что Донна ЛаДонна даже не знает, кто ты такая, какое ей дело до твоего шкафчика.
        - Она знает,- протестует Мышь.
        - С чего ты взял, что она не знает Кэрри?- шокирована Мэгги.
        - Я не имею в виду, что она в буквально смысле не знает, кто такая Кэрри Брэдшоу. С этим, я думаю, проблем нет. Но Кэрри Брэдшоу не находится на первых строчках в списке вещей, до которых Донне есть дело.
        - Спасибо большое,- сказала я Питеру.
        Моя ненависть к нему усиливалась с каждой минутой. А еще меня все больше бесила Мэгги, потому что она встречалась с ним, и Мышь, потому что она дружила с ним. Но сейчас меня просто выводит из себя моя сестра Мисси, потому что занимает ванную.
        - Я вхожу,- с угрозой в голосе говорю я и дергаю дверь. К моему удивлению, она не заперта. Мисси стоит в ванной: ее ноги намазаны средством для удаления волос
«Нэр».
        - Ты не возражаешь?- говорит она и задергивает шторку.
        - Это ты не возражаешь?- спрашиваю я, отходя к зеркалу.- Ты уже здесь двадцать минут. Мне тоже нужно привести себя в порядок.
        - Что с тобой такое?
        - Ничего,- огрызаюсь я.
        - Тебе бы лучше сменить настроение, или Себастьян не захочет с тобой никуда идти.
        Я выбегаю из ванной, возвращаюсь в свою комнату, достаю «Консенсус» и открываю его на титульной странице, где красуется подпись ведьмы - Мэри Гордон Ховард. Я швыряю книгу под кровать, ложусь на спину и закрываю лицо руками.
        Я бы даже не вспомнила про эту чертову книгу и чертову Мэри Гордон Ховард, если бы не провела последний час в поисках моей любимой французской сумки, доставшейся мне в наследство от мамы. Это была очень дорогая сумка, но мама купила ее на свои деньги. И несмотря на то, что она всегда говорила, что каждая женщина должна иметь одну хорошую сумку и одну хорошую пару обуви, мама рассказывала, что чувствовала себя ужасно, думая, что тратит так много денег на сумку, хотя могла бы найти им другое применение.
        Сейчас эта сумка - одна из немногих вещей, которыми я дорожу больше всего на свете. Я достаю ее только в особых ситуациях, как драгоценное украшение, и после того как схожу с ней куда-нибудь, всегда укладываю обратно - сначала в хлопковый мешочек, а потом в оригинальную коробку, которую храню в глубине шкафа. Но сегодня коробки на месте не оказалось. Зато я нашла «Консенсус», который прятала там же.
        Последний раз я доставала сумку шесть месяцев назад, когда мы с Лали ездили в Бостон. Лали все никак не могла оторвать взгляд от нее и даже спрашивала, могу ли я как-нибудь ее одолжить. Я сказала, что да, могу, даже несмотря на то, что мне стало дурно, когда я представила Лали с сумкой моей мамы. Интересно, попросила бы она сумку, если бы знала, что та для меня значит? Я хорошо помню, как после поездки получше припрятала сумку, решив не доставать ее, пока не поеду в Нью-Йорк. Но затем Себастьян предложил поужинать в модном французском ресторане «Браунстоун» в Хартфорде, и мне показалось, что это как раз та особенная ситуация, для которой и нужна сумка. И сейчас она исчезла. Весь мой мир рухнул.

«Доррит»,- вдруг подумала я. Она перешла от мелкого воровства моих сережек к крупному - сумке. И я бегом направляюсь к ее комнате. На этой неделе Доррит вела себя тихо, что само по себе подозрительно. Сейчас она лежит на кровати и разговаривает по телефону. На стене над кроватью - постер с изображением кошки, висящей на ветке дерева. «Держись изо всех сил»,- гласит подпись.
        Доррит прикрывает рукой микрофон телефона:
        - Да?
        - Ты не видела мою сумку?
        Она отводит взгляд, что заставляет меня задуматься, что она действительно виновата.
        - Какую сумку? Твою кожаную авоську? Я думаю, что видела ее на кухне.
        - Мамину сумку.
        - Эту… нет, не видела,- излишне невинно отвечает она.
        - Разве ты не заперла ее в своем шкафу?
        - Ее здесь нет.- Доррит пожимает плечами и пытается вернуться к телефонному разговору.
        - Не возражаешь, если я обыщу твою комнату?- осторожно спрашиваю я.
        - Валяй,- говорит она. Ну и хитра же она, понимает, что если откажет мне, то только усилит подозрения. Я осматриваю ее шкаф, комод, смотрю под кроватью. Ничего.
        - Видишь?- триумфально говорит Доррит в таком тоне: ну-я-же-тебе-говорила. Но и в этот самый момент ее взгляд падает на гигантскую плюшевую панду, которая сидит на кресле-качалке в углу комнаты. Этот медведь - ровесник Доррит, это был подарок от меня на ее рождение.
        - О нет, Доррит,- говорю я, качая головой.- Только не мистер Панда.
        - Не трогай его!- кричит она, вскакивая с кровати и бросая телефон. Я хватаю мистера Панду и убегаю. Доррит следует за мной. Что-то мистер Панда стал подозрительно тяжелым, замечаю я, втаскивая его в свою комнату.
        - Оставь его,- требует Доррит.
        - Почему?- спрашиваю я.- Мистер Панда в чем-то провинился?
        - Нет!
        - А я думаю, да.
        - Я обхожу медведя вокруг и вижу, что сзади он был распорот, а затем тщательно скреплен с помощью английских булавок.
        - Что происходит?
        К нам подбегает Мисси, с ее ног стекает пена.
        - Это!- говорю я, расстегивая булавки.
        - Кэрри, не надо,- плачет Доррит, когда я засовываю руку в игрушку. Первое, что я достаю, это серебряный браслет, который я не видела уже много месяцев. За браслетом следует маленькая трубка, с помощью которой курят марихуану.
        - Это не моя… Клянусь! Это моей подруги, Шэрил,- настаивает Доррит.- Она попросила меня спрятать.
        - Ага,- говорю я, передавая трубку Мисси. И затем мои руки нащупывают мягкую зернистую кожу маминой сумки.
        - Вот она!- восклицаю я, с размаху вытаскиваю ее на свет, кладу на кровать… и мы втроем с ужасом смотрим на то, что когда-то было дорогой французской сумкой.
        Она испорчена. Вся передняя часть с маленьким накладным кармашком, где мама хранила чековую книжку и кредитные карточки, заляпана розовыми пятнами, цвет которых точь-в-точь совпадает с тоном лака на ногтях Доррит. Я слишком потрясена, чтобы что-то сказать.
        - Доррит, как ты могла?- ругается Мисси.- Это была мамина сумка. Как ты могла ее испортить? Ты не могла, например, что-нибудь сделать со своей сумкой?
        - Почему Кэрри должны были достаться все мамины вещи?- спрашивает Доррит.
        - Не должны,- говорю я, удивляясь тому, насколько спокойно и разумно звучит мой голос.
        - Мама оставила эту сумку Кэрри, потому что она старшая,- говорит Мисси.
        - Нет, не поэтому,- причитает Доррит.- Она оставила ее Кэрри, потому что любила ее больше.
        - Доррит, это неправда…
        - Нет, правда. Мама хотела, чтобы Кэрри - во всем была похожа на нее. Кроме того, что мама умерла, а Кэрри до сих пор жива.
        От этих слов Доррит внутри меня все сжимается. Она выбегает из комнаты, а я начинаю рыдать. Я не умею красиво плакать, как, например, героиня «Унесенных ветром», хотя так, наверное, бывает только в кино. Мое лицо опухает, из носа течет, и я не могу дышать.
        - Что сейчас сказала бы мама?- спрашиваю я Мисси между всхлипами.
        - Ну, я думаю, сейчас она бы точно ничего не сказала,- отвечает Мисси.
        И вот оно: черный юмор - что бы мы без него делали.
        - Я имею в виду,- улыбаюсь я между иканием.- Это же просто сумка, так? Это не человек.
        - Я думаю, что нам стоит раскрасить мистера Панду в розовый цвет,- говорит Мисси. - Давай проучим Доррит. Она оставила розовый лак открытым под раковиной, я чуть не перевернула его, когда искала «Нэр».
        Я бегу в ванную.
        - Что ты делаешь?- протестует Мисси, когда вместо мистера Панды я беру сумку и начинаю раскрашивать ее лаком. Когда процесс завершен, я поднимаю сумку наверх, чтобы получше рассмотреть, что получилось.
        - Вот это круто,- говорит Мисси, одобрительно качая головой.
        Мне тоже кажется, что получилось действительно очень здорово.
        - Если это сделано преднамеренно,- говорю я, неожиданно кое-что понимая,- то это модно.
        - О боже мой! Я обожаю твою сумку.- Старшая официантка в восторге от моей работы. На ней надеты полосатые леггинсы, а волосы скручены в маленькие пучки, напоминающие безе.- Я никогда не видела ничего подобного. На ней твое имя? Кэрри?
        Я киваю.
        - Меня зовут Айлин,- говорит она.- Я бы хотела иметь такую же сумку с моим именем.
        Она берет два меню и провожает нас к столику на двоих рядом с камином.
        - Самое романтичное место в ресторане,- шепчет она, подавая нам меню.- Веселитесь, ребята.
        - Постараемся,- говорит Себастьян, быстро разворачивая свою салфетку.
        Я не выпускаю сумку из рук.
        - Она тебе нравится?
        - Это же просто ридикюль, Кэрри,- говорит он.
        - Это, Себастьян, не просто ридикюль. И потом, ты не должен называть сумку ридикюлем. Ридикюли существовали в семнадцатом веке. В то время люди использовали для взаиморасчета не бумажные деньги, а монеты, они их складывали в ридикюли, а те прятали среди одежды, чтобы их не украли. Сумка же предназначена не только для того, чтобы носить в ней деньги или другие вещи, это еще и модный аксессуар, и его должны все видеть. И потом, это не просто какая-то старая сумка. Она принадлежала моей маме…
        Тут я умолкаю, его совершенно не интересует происхождение моей сумки. Эх, мужчины, думаю я, открывая меню.
        - Мне все-таки больше нравится обладательница сумки, чем сама сумка,- говорит он.
        - Спасибо.
        Я все равно немного обижена на него.
        - Что ты будешь?
        Я думаю, что мы должны вести себя, как взрослые, раз уж пришли в такой модный ресторан, поэтому решаю подумать, прежде чем сделать выбор.
        - Я еще не решила.
        - Официант?- говорит он.- Будьте добры, два «Мартини». С оливками вместо украшения из цедры апельсина.
        Затем он обращается ко мне:
        - У них лучший «Мартини» в городе.
        - Я бы хотела «Сингапурский слинг».
        - Кэрри,- говорит он,- ты не можешь заказать «Сингапурский слинг».
        - Почему?
        - Потому что здесь принято пить «Мартини». К тому же «Сингапурский слинг» - это ребячество.- Он бросает на меня взгляд поверх меню.- И кстати, о ребячестве. Что с тобой сегодня происходит?
        - Ничего.
        - Хорошо. Тогда попробуй вести себя нормально.
        Я открываю меню и начинаю его изучать.
        - Здесь очень хорошо готовят отбивные из барашка, а французский луковый суп просто великолепен. Когда я жил во Франции, это было мое любимое блюдо.- Он смотрит на меня и улыбается: - Просто пытаюсь быть услужливым.
        - Спасибо,- говорю я с легким сарказмом. И сразу же извиняюсь: - Прости меня.
        Что со мной происходит? Почему у меня такое отвратительное настроение. Я никогда не вела себя так ужасно с Себастьяном.
        - Итак,- говорит он, беря меня за руку.- Как прошла неделя?
        - Ужасно,- отвечаю я, когда подходит официант с нашим «Мартини».
        - Тост,- провозглашает Себастьян.- За ужасные недели.
        Я делаю маленький глоток и осторожно ставлю бокал.
        - Честно, Себастьян. Эта неделя была очень плохой.
        - Из-за меня?
        - Нет, не из-за тебя. Я имею в виду, не совсем из-за тебя. Просто Донна ЛаДонна ненавидит меня…
        - Кэрри,- говорит он.- Если ты так воспринимаешь все, что происходит вокруг нас, то тебе не нужно со мной встречаться.
        - Да нет же…
        - В таком случае, хорошо.
        - А что, когда ты с кем-то встречаешься, вокруг вас всегда разгораются скандалы?
        Он откидывается назад и выглядит самодовольно:
        - Как правило.
        Ага, Себастьян любит драмы, я их тоже обожаю. Возможно, мы идеально подходим друг другу - нужно будет обсудить это с Мышью.
        - Так как насчет французского лукового супа и отбивных из барашка?- спрашивает он и передает наш заказ официанту.
        - Замечательно,- говорю я и улыбаюсь. Но все не так хорошо, как я пытаюсь изобразить: я не хочу французский луковый суп. Я ем лук и сыр всю свою жизнь, поэтому мне хотелось бы попробовать что-нибудь экзотическое, утонченное, например улиток, но уже поздно. Почему я всегда делаю то, что хочет Себастьян?
        Я ставлю бокал, и в этот момент на наш столик чуть ли не падает пьяная женщина в красном платье с ярко-красными накрученными волосами. Она толкает меня и разливает половину моего напитка.
        - Простите меня, любезная,- говорит она заплетающимся языком. Она делает шаг назад и осматривает нас с Себастьяном.- Романтики,- усмехается она и, шатаясь, отходит, пока я салфеткой промакиваю разлитый вермут.
        - Что это было?
        - Пьяная немолодая женщина,- пожимает плечами Себастьян.- Нет ничего хуже, чем слишком много выпившая женщина.
        - Почему это?
        - Да ладно, Кэрри. Все знают, что женщины не умеют пить.
        - А мужчины умеют?
        - Почему мы вообще это обсуждаем?
        - Судя по всему, ты считаешь, что женщины еще не умеют водить машину и писать диссертации.
        - Есть исключения: твоя подруга, Мышь.
        Простите?
        Принесли наш луковый суп, украшенный тертым сыром.
        - Будь осторожна,- говорит он.- Горячо.
        Я вздыхаю и начинаю дуть на ложку, полную липкого сыра.
        - Знаешь, я все-таки хочу как-нибудь съездить во Францию.
        - Я тебя отвезу,- говорит он. У него все так просто.- Может, у нас получится поехать следующим летом?- Затем, воодушевленный составлением плана, он наклоняется вперед: - Мы начнем с Парижа. Затем на поезде доедем до Бордо, это винная провинция. А после отправимся на юг Франции - Канны, Сен-Тропе…
        Я представляю себе Эйфелеву башню, белую виллу на холме, скоростные лодки, бикини и глаза Себастьяна, серьезные и чувственные. Он смотрит прямо на меня. «Я люблю тебя, Кэрри,- шепчет он в моих мечтах.- Ты выйдешь за меня замуж?»
        Я все еще надеялась поехать в Нью-Йорк этим летом, но если Себастьян хочет отвезти меня во Францию, то почему бы и нет.
        - Добрый вечер.
        - А?
        Я поднимаю глаза и вижу блондинку с повязкой на голове и лошадиной улыбкой.
        - Я вынуждена вас побеспокоить: почему у вас сумка стоит на столе?
        - Прошу прощения?- Себастьян обращается к блондинке. Он снимает сумку со стола и кладет ее на пол. Женщина уходит, а Себастьян заказывает еще напитки. Но настроение испорчено, и, когда приносят наши отбивные, мы едим их в полном молчании.
        - Эй,- говорю я.- Мы ведем себя, как старая женатая пара.
        - Как это?- спрашивает он.
        - Сидим, ужинаем вместе и при этом не разговариваем - воплощение одного из моих кошмаров. Когда я вижу подобные, едва смотрящие друг на друга пары в ресторане, мне становится за них обидно. Зачем, спрашивается, напрягаться, идти куда-то? Если вам нечего друг другу сказать, почему бы просто не остаться дома и так же сидеть и молчать?
        - Возможно, в ресторане лучше еда.
        - Смешно.- Я кладу свою вилку, тщательно вытираю рот и смотрю по сторонам.- Себастьян, что происходит?
        - Что с тобой происходит?
        - Ничего.
        - Тогда все в порядке,- говорит он.
        - Что-то не так, я чувствую.
        - Я ем, хорошо? Я могу поесть свою отбивную без твоего непрерывного ворчания?
        Я сжимаюсь от смущения и становлюсь крошечной. Я расширяю глаза и заставляю себя не моргать, чтобы не расплакаться. Но, черт, как же мне обидно.
        - Конечно,- спокойно говорю я. Мы ссоримся? Как вообще это могло произойти? Я тыкаю вилкой мою отбивную, затем складываю приборы: - Я сдаюсь.
        - Тебе не нравится барашек?
        - Нет, он вкусный. Но ты из-за чего-то злишься на меня.
        - Я не злюсь.
        - Но ты точно выглядишь недовольным.
        Теперь он откладывает свои приборы.
        - Почему все девушки постоянно спрашивают «Что случилось?» Что, если все в порядке. Может, парень просто пытается поесть.
        - Ты прав,- тихо говорю я и встаю.
        В следующую секунду он начинает паниковать:
        - Куда это ты собралась?
        - В дамскую комнату.
        Я иду в туалет, мою руки и тщательно рассматриваю себя в зеркале. Почему я так себя веду? Может, со мной что-то не так? И вдруг я понимаю, что напугана: я же не переживу, если с Себастьяном что-то случиться. Или, что еще хуже, он передумает и решит вернуться к Донне ЛаДонне, тогда я точно умру. Но важнее всего то, что завтра у меня свидание с Джорджем. Я хотела отказаться, но отец не позволил мне.
        - Это будет невежливо,- сказал он.
        - Но он мне не нравится,- ответила я, надувшись, как ребенок.
        - Он очень хороший парень, и нет причин так с ним поступать.
        - Будет невежливо, если я буду водить его за нос.
        - Кэрри,- сказал отец и вздохнул.- Я хочу, чтобы ты была поосторожнее с Себастьяном.
        - Что не так с Себастьяном?
        - Ты проводишь с ним много времени.
        И у отца есть чутье на эти вещи. На других мужчин.
        Тогда я злилась на отца, но свидание с Джорджем тем не менее не отменила. Что, если Себастьян узнает об этом и расстанется со мной? Я убью отца! Я действительно это сделаю. Почему я не могу сама контролировать свою жизнь? Я хотела бы сейчас сбежать, но не могу, мне нужно вернуться за сумкой, которая осталась под столом, куда ее убрал Себастьян. Я делаю глубокий вдох, заставляю себя встряхнуться, улыбнуться и пойти назад, сделав вид, что все хорошо.
        Когда я возвращаюсь, наши тарелки уже… унесли.
        - Ну что,- начинаю я разговор с наигранной веселостью.
        - Ты будешь десерт?- спрашивает Себастьян.
        - А ты?
        - Я первый спросил. Ты можешь принять решение?
        - Конечно. Давай закажем десерт.
        Почему все так ужасно? Наверное, китайская пытка менее мучительна, чем наш ужин.
        - Два чизкейка,- говорит он официантке, вновь делая заказ за меня.
        - Себастьян…
        - Да?- Его глаза сверкают.
        - Ты все еще злишься?
        - Послушай, Кэрри, я потратил кучу времени, планируя это свидание, привез тебя в шикарный ресторан, и все такое. А ты только и делаешь, что пилишь меня.
        - Что?- говорю я, застигнутая врасплох.
        - У меня такое чувство, что я все делаю неправильно.
        В этот момент я застываю от ужаса. Что я творю? Конечно, он прав. Я полная тупица: я так боюсь потерять его, что невольно отталкиваю его от себя, прежде чем он сам решит со мной расстаться. Он сказал, что хочет отвезти меня во Францию? О господи, чего еще я хочу?
        - Себастьян?- тихонько спрашиваю я.
        - Да?
        - Прости меня.
        - Все в порядке.- Он берет меня за руку.- Все ошибаются.
        Я киваю, глубже усаживаясь в кресло, настроение Себастьяна улучшается. Он перетаскивает мое кресло к себе поближе и целует меня на виду у всего ресторана.
        - Весь вечер я ждал этого момента,- шепчет он.
        - Я тоже,- отвечаю я. Но через несколько секунд я отстраняюсь - я все еще немного злюсь. Я делаю еще глоток «Мартини», и он притупляет мою злость, отправляя ее вниз к туфлям, где она уже не будет доставлять мне неприятностей.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        Маленькие преступницы
        - Вау,- говорит Джордж.
        - Что «вау»?- спрашиваю я, входя в кухню. Джордж с моим отцом потягивают джин-тоник, как будто они старые приятели.
        - Эта сумка,- говорит Джордж.- Она мне нравится.
        - Эээ, нравится тебе?
        Джордж был последним человеком, которого я хотела сейчас видеть. Особенно после свидания с Себастьяном, похожего на американские горки, которое закончилось тем, что когда мы вроде бы помирились и сидели целовались в его машине около моего дома, отец начал включать и выключать уличное освещение, окончательно испортив обоим настроение.
        - Я тут подумала,- говорю я Джорджу. - Вместо того, чтобы ехать в такую даль в этот загородный ресторанчик, почему бы нам не сходить в «Браунстоун»? Он ближе и еда там действительно хорошая.
        Я поступаю жестоко, приглашая Джорджа в тот же ресторан, где я была с Себастьяном, но любовь превратила меня в дьявола. Джордж, конечно, ничего не имеет против. Ох, как же меня раздражает это его любезность.
        - Мне понравится любое место, какое ты выберешь.
        - Веселитесь,- с надеждой в голосе говорит отец.
        Мы садимся в машину, и Джордж наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я поворачиваю голову, и он целует меня в уголок губ.
        - Как ты тут?- спрашивает он.
        - Схожу с ума.- Я уже почти готова рассказать ему о двух последних сумасшедших неделях с Себастьяном и о том, что за мной постоянно следят Донна ЛаДонна и две Джен, и об ужасной открытке в моем шкафчике, но я останавливаю себя - Джорджу пока не стоит знать о Себастьяне. Вместо этого я говорю: - Мне нужно было съездить с подругой к врачу, чтобы ей выписали противозачаточные, и там была девушка, которой, очевидно, только что сделали аборт и…
        Он качает головой, не отрывая глаз от трассы.
        - Так как я вырос в Сити, мне всегда было интересно, чем люди занимаются в маленьких городках. Но как я понимаю, проблемы у людей одни и те же, что в маленьких городках, что в мегаполисах.
        - Ха. А ты читал «Пейтон-Плейс»[«Пейтон-Плейс» - роман-бестселлер Грейс Металиус
1956 года о жизни провинциального американского городка, где за фасадами респектабельности и скуки скрываются жестокость и насилие.] ?
        - Если я читаю книги не по учебе, а для удовольствия, то выбираю биографические произведения.
        Я киваю. Мы вместе всего десять минут, но я уже чувствую себя так неловко, что не могу представить, как переживу этот вечер.
        - А вы так называете Нью-Йорк,- смущенно спрашиваю я,- «Сити»? Или Нью-Йорк и Манхэттен?
        - Сити,- говорит он, слегка улыбаясь.- Я знаю, это звучит высокомерно, как будто Нью-Йорк - это единственный город в мире. Но ньюйоркцы действительно несколько высокомерны и думают, что Манхэттен - это центр Вселенной. Большинство ньюйоркцев не могут себе даже представить, чтобы жить где-то в другом месте.- Он бросает на меня взгляд.- Это звучит ужасно?
        - Совсем нет. Я бы хотела жить в Манхэттене.- Я хотела сказать «в Сити», но побоялась, что это прозвучит слишком самонадеянно.
        - А ты когда-нибудь там бывала?
        - Раз или два, когда была маленькой. Мы со школой ездили в планетарий и смотрели на звезды.
        - Я практически вырос между планетарием и Музеем естественной истории - раньше я все знал о звездах и динозаврах. Моя семья живет на Пятой авеню, и когда я был ребенком, то слышал, как по ночам в зоопарке Центрального парка рычат львы. Круто, да?
        - Очень круто,- говорю я, растирая себе плечи: меня вдруг начинает знобить. И тут меня пронзает предчувствие - я обязательно буду жить в Манхэттене и слушать, как рычат львы в Центральном парке. Я пока не знаю, как это все осуществится, но что так будет, я даже не сомневаюсь.
        - У твоей семьи свой дом?- глупо спрашиваю я.- Я думала, в Нью-Йорке все живут в апартаментах.
        - Это и есть апартаменты,- говорит Джордж.- Классические восьмикомнатные, если быть точным. Еще в Нью-Йорке есть таунхаусы и браунстоуны[Таунхаусы и браунстоуны - характерные для Нью-Йорка постройки конца XIX - начала XX века. Это плотно примыкающие друг к другу дома от 3 до 5 этажей с парадным входом с главной улицы для одной семьи. Браунстоуны отличаются тем, что строились из коричневого песчаника, отсюда название - «дома из коричневого камня». Сегодня в них все чаще живет по несколько семей.] . Но все в Сити называют свое жилье домом, не спрашивай меня почему. Еще одно притворство, я предполагаю.- Он отрывается на секунду от дороги и улыбается мне.- Ты должна как-нибудь приехать ко мне в гости. Моя мать проводит все лето в своем доме в Саутхемптоне, поэтому в апартаментах никто не живет. В них четыре спальни,- быстро добавляет он, чтобы я не истолковала неправильно его предложение.
        - Конечно, это было бы замечательно.
        А если я смогу попасть на эти проклятые летние курсы, будет езде лучше. Если я, конечно, не уеду с Себастьяном во Францию, вместо всего этого.
        - Эй,- говорит он.- Знаешь, я скучал по тебе.
        - Тебе не следовало, Джордж,- скромно говорю я.- Ты ведь совсем меня не знаешь.
        - Я знаю тебя достаточно, чтобы скучать по тебе. Тебя это смущает?
        Я должна сказать ему, что у меня уже есть парень, но еще слишком рано, я едва его знаю, поэтому я улыбаюсь и ничего не говорю.
        - Кэрри!- приветствует меня Айлин, старшая официантка в «Браунстоун», как будто я ее старая подруга. Она осматривает Джорджа с головы до ног и одобрительно качает головой.
        Джордж изумлен.
        - Тебя здесь знают?- спрашивает он, беря меня за руку, когда Айлин проводит нас к столику. Я загадочно киваю.
        - Чем славится это место?- спрашивает он, открывая меню.
        - «Мартини»,- улыбаюсь я.- Неплох французский луковый суп и отбивные из барашка.
        Джордж усмехается.
        - Да - «Мартини» и нет - луковому супу. Это одно из тех блюд, которые американцы считают французским, но ни один уважающий себя француз никогда его не закажет в ресторане.
        Я хмурюсь, он опять меня смутил. Интересно, сколько еще раз за вечер я вот так буду чувствовать себя дурочкой. Джордж заказывает улитки и кассуле[Бобы в горшочке.] - все то, что я хотела заказать прошлым вечером, но не смогла, потому что Себастьян все выбрал сам.
        - Я хочу узнать о тебе побольше,- говорит Джордж, беря меня за руку через стол.
        Я осторожно вытаскиваю руку, притворяясь, что хочу сделать еще один глоток
«Мартини».
        - Что ты хочешь знать?
        - Для начала - могу ли я ожидать, что увижу тебя в Брауне следующей осенью.
        Я опускаю глаза.
        - Мой отец хочет, чтобы я поступила в Браун, но мне всегда хотелось жить в Манхэттене.- И прежде чем я успеваю подумать, я рассказываю ему все о своей мечте стать писательницей и о том, как я пыталась попасть на летний литературный семинар в Нью Скул и как мне отказали.
        Он не находит ничего удивительного в этой истории.
        - Я знал несколько писателей,- хитро говорит он.- Отказ - это часть процесса. По крайней мере, вначале. Множество писателей даже не публикуются, пока не напишут две-три книги.
        - Правда?- Я чувствую прилив сил и надежд.
        - Ну, конечно,- со знанием говорит он.- В издательском деле полно историй о рукописи, которую отвергли двадцать издателей, пока кто-то не рискнул и не превратил ее в настоящий бестселлер.
        Это же моя история: я выдаю себя за самую обычную девушку, но где-то внутри меня живет звезда, которая ожидает, пока кто-нибудь даст ей шанс.
        - Эй,- говорит он.- Если хочешь, я бы с удовольствием почитал что-нибудь, что ты пишешь. Может, я смогу помочь.
        - Ты?- изумленно спрашиваю я. Никто никогда не предлагал мне помощь. Никто не поддерживал меня. И тут я смотрю в большие карие глаза Джорджа и тону в них от нежности и благодарности. Он такой милый. И, черт побери, я хочу попасть в эту летнюю школу, жить «в Сити», ездить в гости к Джорджу и слушать львов в Центральном парке. Я вдруг хочу, чтобы мое будущее стало реальностью.
        - Разве было бы не здорово,- если бы ты была писателем, а я редактором в
«Нью-Йорк Таймс»?
        Да! Я хочу кричать. Осталась только одна проблема: у меня есть парень. Я не могу позволить себе обманывать Джорджа, поэтому должна прямо сейчас все ему рассказать. Иначе получается нечестно.
        - Джордж, я должна тебе кое-что сказать…
        Я уже собираюсь раскрыть свою тайну, когда к нашему столику с хитрым выражением лица подходит Айлин.
        - Кэрри,- говорит она,- тебе звонят.
        - Мне?- взвизгиваю, я, переводя взгляд с Джорджа на Айлин.- Кто мне может звонить?
        - Тебе лучше пойти и узнать.
        Джордж приподнимается, когда я встаю из-за стола.
        - Алло?- говорю я в трубку. У меня дикая мысль, что это Себастьян. Он выследил меня, узнал, что я на свидании с другим парнем, и он в ярости. Вместо этого я слышу голос Мисси.
        - Кэрри?- спрашивает она таким ужасным голосом, что я сразу представляю, что отец или Доррит убиты.- Тебе лучше прямо сейчас вернуться домой.
        У меня подгибаются колени.
        - Что случилось?- спрашиваю я севшим голосом.
        - Доррит. Она в полицейском участке.
        Мисси делает паузу, прежде чем сообщить самое страшное:
        - Ее арестовали.
        - Не знаю, как вы,- говорит незнакомка, запахивая старую шубу, надетую поверх шелковой пижамы,- но с меня достаточно. Баста. Эта девчонка мне все нервы вымотала.
        Мой отец сидит рядом с ней на пластиковом стуле и качается.
        - Мы так долго хотели девочку,- продолжает женщина, часто моргая.- У нас было четверо парней, но нет, нужна была еще девчонка. Затем она родилась. И вот сейчас я думаю, что лучше бы она так и не появилась на свет. Не важно, кто что говорит, с девочками определенно больше проблем, чем с мальчиками. У вас есть сыновья, мистер…
        - Брэдшоу,- резко отвечает отец.- И нет, у меня нет сыновей, только три дочери.
        Женщина качает головой и похлопывает моего отца по колену.
        - Бедняга,- говорит она. Это, вероятно, мать печально известной курением марихуаны подруги Доррит - Шэрил.
        - Кто знает,- говорит мой отец и вместе со стулом отодвигается от нее подальше. Его очки сползли на кончик носа.- В целом,- замечает он, пускаясь в одну из своих теорий о детском воспитании,- предпочтение родителями детей одного пола над другим часто приводит к прирожденной неполноценности менее любимого ребенка…
        - Папа!- говорю я, бросаясь к нему с помощью. Он надевает очки на место, встает и распахивает объятия:
        - Кэрри!
        - Мистер Брэдшоу,- говорит Джордж.
        - Джордж.
        - Джордж?- Мать Шэрил встает и начинает хлопать глазами, как бабочка крыльями.- Я Кони.
        - Ага.- Джордж кивает головой, как будто это имеет какое-либо значение.
        Кони уже льнет к руке Джорджа:
        - Я мать Шэрил. И на самом деле, она не такая уж плохая девочка…
        - Уверен, что это так,- вежливо говорит Джордж.
        О господи. Мать Шэрил флиртует с Джорджем? Я жестом предлагаю отцу отойти. Я вспоминаю о маленькой трубке для курения марихуаны, которую нашла внутри мистера Панды.
        - Это из-за…- Я не могу себя заставить произнести слово «наркотики» вслух.
        - Из-за жвачки,- устало отвечает отец.
        - Жвачки? Ее арестовали за то, что она украла жвачку?
        Должно быть, это ее третий проступок. Ее уже дважды ловили за воровство в магазине, но полиция ее отпускала. На этот раз ей не так повезло.
        - Мистер Брэдшоу? Я Чип Марон, офицер, который арестовал вашу дочь,- говорит молодой человек в униформе.
        Марон - коп из коровника.
        - Я могу увидеть свою дочь, пожалуйста?
        - Мы должны взять у нее отпечатки пальцев. И сделать фото.
        - За воровство жвачки?- не сдерживалось я.
        Отец бледнеет:
        - Против нее возбудят уголовное дело? Моя тринадцатилетняя дочь будет проходить по делу как обычный преступник?
        - Таковы правила,- говорит Марон.
        Я подталкиваю локтем отца:
        - Извините. Но мы очень хорошие друзья семьи Кэндеси…
        - Это маленький город,- говорит Марон, потирая щеки.- Многие люди знают Кэндеси…
        - Но Лали практически член нашей семьи, мы знаем их всю жизнь. Так ведь, пап?
        - Кэрри,- говорит отец,- ты не можешь просить людей нарушать законы. Это неправильно.
        - Но…
        - Может, нам стоит позвонить им… как вы говорите, Кэндеси?- предлагает Джордж.- Просто на всякий случай.
        - Я гарантирую, что у моей маленькой Шэрил никогда раньше не было неприятностей,- говорит Кони, сжимая руку Джорджа и подмигивая Марону.
        Мне кажется, мы таки достали Марона, и он решает позвонить Кэндеси.
        - Посмотрю, что я смогу сделать,- бормочет он и снимает телефонную трубку.- Хорошо,- говорит он по телефону.- Да. Без проблем.
        Он кладет трубку и свирепо смотрит на нас.
        - Общественные работы,- пыхтит Доррит.
        - Тебе еще повезло, что ты так легко отделалась,- говорит отец.
        Джордж, отец, Доррит и я собрались у нас дома, чтобы обсудить произошедшее. Марон согласился отпустить Доррит и Шэрил с условием, что они предстанут в среду перед судьей, который, скорее всего, предпишет им выполнение общественных работ.
        - Надеюсь, тебе нравится собирать мусор,- шутливо говорит Джордж, пальцем тыча Доррит в ребра. Она смеется. Отец велел Доррит идти в кровать, но она отказалась, и теперь они с Джорджем сидят на диване и дурачатся.
        - Тебя когда-нибудь арестовывали?- спрашивает Доррит Джорджа.
        - Доррит!
        - Что?- говорит она, решительно уставившись на меня.
        - На самом деле, да. Но мое преступление было намного хуже твоего. Я перепрыгнул через турникет в метро и вмазался прямо в копа.
        Доррит уставилась на Джорджа глазами, полными обожания:
        - А что было потом?
        - Он позвонил моему отцу. И будь отец проклят, он заплатил штраф, а за это я был вынужден каждый день проводить в его офисе, разбирая дела в алфавитном порядке и заполняя выписки с банковского счета.
        - Правда?- Глаза Доррит расширились от страха.
        - Мораль истории такова, что всегда нужно платить за проезд.
        - Ты слышала это, Доррит?- говорит отец. Он стоит, его плечи опущены, он выглядит изможденным.- Я иду спать. И ты тоже, Доррит.
        - Но…
        - Немедленно,- тихо говорит он.
        Доррит еще раз смотрит на Джорджа долгим взглядом и убегает наверх.
        - Спокойной ночи, дети,- говорит отец.
        Я рассеянно расправляю юбку.
        - Извини за все это. За отца, за Доррит…
        - Все в порядке,- говорит Джордж и берет меня за руку.- Я понимаю. Ни одна семья не идеальна, в том числе и моя.
        - Да?- Я пытаюсь вытащить свою ладонь из его, но не могу. Вместо этого я решаю сменить тему разговора: - Похоже, ты понравился Доррит.
        - Я хорошо лажу с детьми,- говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.- Так было всегда.
        - Джордж.- Я отворачиваюсь.- Я действительно очень устала…
        Он вздыхает:
        - Я все понял: время ехать домой. Но я ведь увижу тебе еще раз?
        - Конечно.
        Он поднимает меня на ноги и обнимает за талию. Я прячу лицо у него на груди, пытаясь избежать того, что непременно последует дальше.
        - Кэрри?
        Он гладит мои волосы. Мне приятно, но я не могу позволить ему большего.
        - Я так устала,- жалуюсь я.
        - О’кей.- Он отступает, приподнимает мою голову и легко касается моих губ своими. - Я позвоню завтра.
        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Как далеко ты зайдешь?
        - Почему так долго?- спрашивает Себастьян.
        - Нужно поправить макияж,- говорю я.
        Он отводит своей рукой мою и пытается меня поцеловать.
        - Тебе не нужна косметика.
        - Стой,- шиплю я.- Только не дома.
        - У тебя не возникает проблем, когда мы целуемся у меня дома.
        - У тебя нет двух младших сестер, одна из которых…
        - Я знаю, была арестована за то, что украла жвачку,- говорит он с пренебрежением. - Что занимает одно из последних мест в хрониках криминальных происшествий, наряду с бросанием петард в почтовые ящики.
        - И с этого начинается преступная жизнь,- говорю я, медленно закрывая дверь в ванную перед его носом.
        Он стучится.
        - Да-да?
        - Поспеши.
        - Спешу,- говорю я.- Спешу и суечусь.
        И то, и другое неправда. Я тяну время и жду звонка от Джорджа. С ареста Доррит прошло две недели, и сначала все было прекрасно: Джордж позвонил мне на следующий день, как и обещал, а потом и на следующий за следующим, а затем я спросила его, был ли он серьезен, когда говорил, что хочет прочесть один из моих рассказов, и он сказал «да». Поэтому я отправила ему свой рассказ и в течение последних пяти дней ничего от него не слышала. До вчерашнего дня, когда он через Доррит оставил сообщение, что позвонит мне сегодня между шестью и семью вечера. Черт бы его побрал. Если бы он позвонил в шесть, Себастьян бы еще не крутился тут. Уже почти семь. Себастьян будет в ярости, если я начну разговаривать по телефону, как раз когда мы соберемся выходить.
        Я раскручиваю тушь, наклоняюсь к зеркалу и мажу щеточкой ресницы. Это уже второй слой, и мои ресницы начинают изгибаться и слипаться. Я уже собираюсь нанести еще один слой, как звонит телефон.
        - Телефон!- кричит Мисси.
        - Телефон!- вопит Доррит.
        - Телефон!- ору я, выскакивая из ванной с такой же скоростью, как спасатель на пляже.
        - Э?- говорит Себастьян, высовывая голову из моей спальни.
        - Это может быть инспектор, приставленный к Доррит.
        - К Доррит приставили инспектора? За то, что она украла жвачку?- спрашивает Себастьян, но у меня нет времени, чтобы что-то ему объяснять.
        Я хватаю телефонную трубку в комнате отца прямо перед тем, как к ней добирается Доррит:
        - Алло?
        - Кэрри? Это Джордж.
        - О, привет!- говорю я с замиранием дыхания и закрываю дверь.
        Что ты думаешь о моем рассказе? Мне нужно это знать. Сейчас.
        - Как дела?- спрашивает Джордж.- Как Доррит?
        - Она в порядке.
        Ты читал его? Ты его ненавидишь? Если ты его ненавидишь, то я убью себя.
        - Она выполняет общественную работу?
        - Да, Джордж.- Мучения убивают меня.
        - Что ей предписали делать?
        Какая разница?
        - Собирать мусор на обочине дороги.
        - А, старая добрая мусорная рутина. Всегда срабатывает.
        - Джордж,- я стесняюсь.- Ты прочел мой рассказ?
        - Да, Кэрри.
        - И?
        Долгая тишина, в течение которой я обдумываю, как лучше порезать бритвой вены на запястьях.
        - Ты определенно писатель.
        Я? Писатель? Я представляю, как бегаю по комнате, прыгаю и кричу: «Я писатель, я писатель!»
        - И у тебя есть талант.
        - Ах.- В экстазе я падаю на кровать.
        - Но…
        Я сажусь назад, со злостью сжимая трубку.
        - У тебя действительно неплохо получилось. Это история о девушке, которая живет на стоянке автоприцепов в Кей-Уэсте во Флориде и работает в «Дайри Куин»… Ты когда-нибудь была в Кей-Уэсте?
        - Вообще-то да. Несколько раз,- гордо говорю я.
        - Ты жила в прицепе? Работала в «Дайри Куин»?
        - Нет. Но почему я не могу притвориться, что да.
        - У тебя очень богатое воображение,- говорит Джордж.- Но я знаю кое-что об этих летних школах. Они ищут что-то, в чем чувствовались бы личный опыт и аутентичность.
        - Не понимаю,- говорю я.
        - Ты знаешь, сколько им присылают историй о детях, которые умирают? И все это звучит неправдоподобно. Ты должна писать о том, что ты знаешь.
        - Но я ничего не знаю!
        - Уверен, что знаешь. И если тебе ничего не приходит в голову, просто подумай и найди.
        Моя радость рассеялась, как утренний туман.
        - Кэрри?- Себастьян стучит в дверь.
        - Я могу перезвонить тебе завтра?- быстро спрашиваю я, прикрывая рукой микрофон. - Я должна идти на вечеринку для команды по плаванию.
        - Я позвоню тебе. И мы вместе придумаем план твоего рассказа, хорошо?
        - Конечно.- Я кладу трубку и хватаюсь за голову от безысходности. Моя карьера писателя окончена. Закончилась, не успев начаться.
        - Кэрри,- с другой стороны двери раздается громкий и недовольный голос Себастьяна.
        - Готова,- говорю я и открываю дверь.
        - Кто это был?
        - Кое-кто из Брауна.
        - Ты собираешься туда поступать?
        - Я думаю, что да.- Я чувствую, как будто меня душит толстая зеленая слизь.- А что ты думаешь насчет колледжа?
        Странно, что я не спрашивала его об этом раньше.
        - Я собираюсь один год отдохнуть,- говорит он.- Прошлой ночью я посмотрел на количество заданий, которые мне нужно сделать и отправить вместе с заявкой в Дьюк, и понял, что не хочу делать этого. Я не хочу быть частью этой системы. Это, вероятно, шокирует тебя?
        - Нет. Это твоя жизнь.
        - Ну да, а что ты думаешь по поводу того, чтобы встречаться с бездельником?
        - Ты не бездельник. Ты умный, очень умный.
        - Я самый обычный человек,- говорит он. И в следующую секунду меняет тему: - Нам нужно идти на эту вечеринку?
        - Да,- настаиваю я.- Лали проводит ее каждый год. Если нас там не будет, она сильно обидится.
        - Ты босс,- говорит он. Я иду за ним из дома, тоже желая, чтобы мы не пошли на эту вечеринку.

«Пиши о том, что ты знаешь» - это лучшее, что Джордж мог мне посоветовать? Клише? Черт его побери. Черт побери все на свете. Почему все так сложно?
        - Если бы это было так просто, то все бы поступали в хорошие университеты,- говорит Питер, выступая перед маленькой группой детей, которые толпятся около дивана. Питер только что узнал, что его досрочно приняли в Гарвард.- Биоинженерия - это надежда будущего,- продолжает он, когда я хожу вокруг в поисках Мэгги. Я нахожу ее сидящей в углу вместе с Мышью. Мышь выглядит так, словно ее здесь держат в заложниках.
        - Честно, Мэгги,- говорит она.- Питеру так повезло. Мы же всегда радуемся, когда кто-нибудь из Каслбери поступает в Гарвард.
        - Это не имеет к нам никакого отношения,- считает Мэгги.
        - Не могу поверить, что Питера приняли в Гарвард,- говорит Лали, останавливаясь по пути на кухню.- Разве это не прекрасно?
        - Нет,- отрезает Мэгги.
        Все очень рады за Питера - все, похоже, кроме Мэгги. Я могу понять охватившее ее отчаяние. Мэгги - одна из миллиона подростков, которые не имеют представления, что дальше делать со своей жизнью, как Себастьян или как Лали. А когда близкий тебе человек точно знает, что его ждет в будущем, то ты начинаешь еще сильнее переживать из-за своей нерешительности.
        - Гарвард всего в полутора часах езды,- успокаивающе говорю я, пытаясь отвлечь Мэгги от того, что ее на самом деле беспокоит.
        - Не важно, насколько он близко или далеко,- печально говорит она.- Гарвард - это не просто какой-то старый колледж. Если ты идешь в Гарвард, то становишься одним из тех, кто закончил Гарвард, и до конца твоих дней люди будут говорить о тебе: «Он учился в Гарварде»…
        Может, это потому, что я никогда не поступлю в Гарвард и завидую, но я ненавижу все эти аристократические разговоры. Человек не должен определяться тем, какой институт он закончил. Хотя, похоже, в жизни все иначе.
        - И если Питер потом всегда будет парнем, который «учился в Гарварде»,- продолжает Мэгги,- то я всегда буду девушкой, которая нигде не училась.
        Мы с Мышью обмениваемся взглядами.
        - Если ты не против, я сбегаю за пивом,- говорит мне Мышь.
        - Вот Мышь собирается в Йель,- говорит Мэгги, провожая Мышь взглядом.- Она будет девушкой, которая «училась в Йеле». Иногда я думаю, что Мышь и Питер должны встречаться. Они бы идеально подошли друг другу.- В ее голосе слышится неожиданная обида.
        - У Мыши есть парень,- мягко говорю я.- Припоминаешь?
        - Точно,- вспоминает она.- Но мы его никогда не видели.
        Она отмахивается от меня, у нее нарушена координация, и я понимаю, что она пьяна.
        - Давай прогуляемся.
        - На улице холодно,- протестует Мэгги.
        - В самый раз для нас.
        Выходя на улицу, мы проходим мимо Себастьяна и Лали: Лали привлекла его к работе - доставать мини хот-доги из духовки и класть их на тарелку.
        - Мы скоро будем!- кричу им я.
        - Хорошо.- Лали едва смотрит в нашу сторону. Она что-то говорит Себастьяну, и он смеется. На какую-то секунду я чувствую себя неспокойно. Затем я пытаюсь увидеть и светлую сторону происходящего: по крайней мере, мой парень и моя лучшая подруга неплохо ладят друг с другом.
        Когда мы выходим, Мэгги хватает меня за руки и шепчет:
        - Как далеко ты можешь зайти, чтобы получить то, что ты хочешь?
        - Что?- спрашиваю я. На улице холодно, наше дыхание превращается в пар, который напоминает мне летние облака.
        - Что, если тебе очень сильно чего-то хочется, но ты не знаешь, как это получить, или знаешь, но ты не уверена, что так стоит поступать. Как далеко ты зайдешь?
        Сначала мне кажется, что она говорит о Лали и Себастьяне, но затем я понимаю, что речь о Питере.
        - Давай пойдем в коровник,- предлагаю я.- Там теплее.
        В старом коровнике за домом Кэндеси держат несколько коров, больше для антуража, чем с практичной целью. Наверху есть чердак, где хранится сено, мы с Лали сотни раз туда залезали, чтобы поделиться секретами. На чердаке тепло и вкусно пахнет. Я залезаю на стог сена.
        - Мэгги, что происходит?- спрашиваю я, задумываясь, сколько раз за последние три месяца я задавала ей этот вопрос. Похоже, я начинаю повторяться. Она достает пачку сигарет.
        - Здесь нельзя курить,- говорю я,- иначе мы все спалим.
        - Тогда давай отсюда выбираться.
        - На улице холодно. И ты не можешь курить каждый раз, когда тебе плохо, Мэгз. Ты становишься зависимой.
        - И что?- зло смотрит на меня Мэгги.
        - Что ты имела в виду, когда спрашивала, как далеко тебе стоит зайти?- спрашиваю я.- Не думаешь же ты… о!.. ты принимаешь противозачаточные?
        - Конечно.- Она смотрит в сторону.- Когда вспоминаю о них.
        - Мэгз.- Я пододвигаюсь к ней поближе.- Ты сошла с ума?
        - Нет, не думаю.
        Я откидываюсь назад в сено, собирая воедино все, что я знаю. Я смотрю в полоток, который природа украсила паутиной. Природа и инстинкт против нравственности и логики. Вот как мой отец поставил бы вопрос.
        - Мэгз,- начинаю я.- Я знаю, что ты переживаешь, что можешь потерять его. Но то, о чем ты думаешь, это не способ удержать его.
        - Почему нет?- упрямо спрашивает она.
        - Потому что это неправильно. Ты же не хочешь стать девушкой, которая заставит парня остаться с ней только потому, что она беременна.
        - Женщины все время так поступают.
        - Но это не означает, что так нужно делать.
        - Моя мама так сделала,- говорит она.- Предполагается, что никто этого не знает. Но я посчитала, и получается, что моя старшая сестра родилась через шесть месяцев после того, как родители поженились.
        - Это было давно. Тогда даже не существовало противозачаточных.
        - Возможно, было бы лучше, если бы их до сих пор не изобрели.
        - Мэгги, что ты говоришь? Ты же не хочешь родить ребенка в восемнадцать лет? Дети - это сплошная проблема. Все, что они делают,- это едят и какают. Ты хочешь менять пеленки, в то время как все остальные будут веселиться? А как же Питер? Это может разрушить всю его жизнь.
        - Мне наплевать,- говорит она и начинает плакать.
        Я беру ее лицо в руки и внимательно смотрю на нее:
        - Ты ведь еще не беременна?
        - Нет!- резко отвечает она.
        - Да ладно, Мэгз. Ты же даже кукол не любишь.
        - Знаю,- говорит она, вытирая глаза.
        - И Питер без ума от тебя. Возможно, он и собирается в Гарвард, но он же не бросает тебя, и ты будешь знать, где он.
        - Я не поеду в Бостонский университет,- вдруг говорит она.- Вчера я получила от них письмо с отказом, в то же время, когда Питера пригласили в Гарвард.
        - О, Мэгз!
        - Скоро все разъедутся… Ты, Мышь, Уолт…
        - Ты поступишь куда-нибудь еще,- пытаюсь убедить ее я.
        - А что, если нет?
        Хороший вопрос. И до сегодняшнего момента я никогда так прямо не сталкивалась с этой проблемой: что, если вдруг все пойдет не так, как ты рассчитываешь? Нельзя же просто сидеть здесь и ждать неизвестно чего.
        - Я скучаю по Уолту,- говорит она.
        - Я тоже,- поддакиваю я, подтягивая колени к груди.- Кстати, а где он?
        - Хороший вопрос. Я его уже три недели не видела. Это так на него не похоже.
        - Ага,- соглашаюсь я, думая о том, насколько циничным Уолт был раньше.- Давай пойдем позвоним ему.
        Мы возвращаемся в дом - вечеринка в самом разгаре. Себастьян танцует с Лали, что немного меня раздражает, но у меня есть более важные проблемы, чем моя лучшая подруга и мой парень. Я снимаю телефонную трубку и набираю номер Уолта.
        - Алло?- отвечает его мать.
        - Уолт дома?- спрашиваю я, пытаясь перекричать музыку.
        - А кто это?- подозрительно спрашивает она.
        - Кэрри Брэдшоу.
        - Его нет, Кэрри.
        - А вы не знаете, где он?
        - Он сказал, что встречается с тобой,- быстро говорит она и кладет трубку.
        Странно, думаю я, качая головой. Определенно странно. Тем временем Мэгги уже в центре внимания: она залезла на диван и исполняет стриптиз. Все свистят и хлопают, кроме Питера, который притворяется, что ему нравится, но на самом деле, я знаю, он чувствует унижение. Я не могу позволить Мэгги тонуть в одиночку, по крайней мере, не в таком состоянии, в каком она сейчас находится. Я снимаю ботинки и залезаю к ней на диван.
        Да, я знаю, что никого не интересует стриптиз в моем исполнении, но люди привыкли, что я всегда выставляю себя на посмешище. На мне дешевая, расшитая бисером юбка, которую я купила в дисконтном магазине, и белые хлопковые колготы. Их я и начинаю медленно стягивать со ступней. Через несколько секунд к нам присоединяется Лали, лаская себя руками вверх и вниз, она отпихивает нас с Мэгги локтями в стороны. Потеряв баланс, мы падаем на пол и начинаем истерически смеяться.
        - С тобой все в порядке?- спрашивает Питер, наклоняясь к Мэгги.
        - Прекрасно,- хихикает она. И это действительно так, по крайней мере, сейчас, когда Питер рядом с ней.
        - Кэрри Брэдшоу, ты плохо влияешь на окружающих,- ругается Питер, уводя Мэгги.
        - А ты чванливый зануда,- бормочу я, натягивая колготы и вставая на ноги. Я смотрю на Питера, который наливает Мэгги виски, на его заботливое и в то же время самодовольное выражение лица.
        Как далеко ты можешь зайти, чтобы получить то, что хочешь? И в это время у меня происходит прозрение - я могу писать для школьной газеты! Так у меня будет материал, который я смогу послать в Нью Скул. Это будут истории из самой что ни на есть реальной жизни. «Нет,- протестует мой внутренний голос.- Только не
“Мускатный орех”. Это уж слишком. Кроме того, если ты будешь писать для
“Мускатного ореха”, тебе придется лицемерить. Ты никогда никому не сможешь сказать, что ненавидишь эту газету, включая Питера, который ее редактирует. Да, но разве у тебя есть другие варианты? Если ты даже не попробуешь написать для
“Мускатного ореха”, ты, возможно, никогда не попадешь на этот литературный семинар».
        Ненавидя себя, я иду к бару, наливаю себе водку с клюквенным соком и направляюсь к Мэгги и Питеру.
        - Привет, ребята,- говорю я, потягивая напиток.- Итак, Питер. Я тут подумала, может, мне все-таки стоит что-нибудь написать в эту твою газету.
        Он делает глоток и непонимающе смотрит на меня:
        - Это не моя газета.
        - Ты понимаешь, о чем я говорю.
        - Нет, не понимаю. Очень сложно общаться с человеком, который не может точно выражать свои мысли. А в журналистике точность - это самое главное.
        Да-да, а еще «аутентичность» и «знание того, о чем пишешь».
        - Я знаю, что фактически это не твоя газета, Питер,- оправдываюсь я, подражая его манере говорить.- Но ты же редактор. А я всего лишь взывала к твоим полномочиям. Но если ты ни за что не отвечаешь…
        Он бросает взгляд на Мэгги, которая смотрит на него с недоумением.
        - Я не это имел в виду,- говорит он.- Просто если ты будешь писать для газеты, то будешь работать со мной. Но чтобы тебя приняли в редакцию, тебя должен утвердить наш куратор - мисс Смидженс.
        - Без проблем,- мило говорю я.
        - Как это хорошо,- говорит Мэгги.- Я очень хочу, чтобы вы, ребята, подружились. - Мы с Питером смотрим друг на друга. Этого никогда не будет. Но ради Мэгги мы готовы притворяться.
        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        Заманить и подменить
        - Уолт!- кричу я, догоняя его в холле. Он останавливается и откидывает со лба прядь волос. Волосы у Уолта длиннее, чем он носит обычно, и от него пахнет потом.
        - Где ты был в субботу вечером? Мы ждали тебя на вечеринке у Лали.
        - Не смог прийти,- говорит он.
        - Почему? Что еще ты мог делать в этом городе?- Я пытаюсь, чтобы мои слова звучали, как шутка, но Уолт воспринимает их всерьез.
        - Веришь ты или нет, но у меня есть и другие друзья.
        - Да ты что?
        - За пределами школы Каслбери тоже есть жизнь.
        - Да ладно,- говорю я, слегка подталкивая его локтем.- Я же пошутила. Мы скучаем по тебе.
        - Я тоже скучаю по вас,- отвечает он, перекладывая книги из одной руки в другую. - Мне пришлось взять дополнительные часы в «Гамбургер Шэк», и у меня теперь совсем нет свободного времени, а в то, что остается после работы, я занимаюсь.
        - Это так скучно.- Мы доходим до учительской, и я останавливаюсь, прежде чем войти.- Уолт, с тобой все нормально? Точно?
        - Абсолютно,- говорит он.- А почему ты вообще об этом спрашиваешь?
        - Не знаю.
        - Ну тогда увидимся позже,- говорит он.
        Когда он удаляется, я понимаю, что он врет - насчет дополнительных часов в
«Гамбургер Шэк» точно. Я забирала оттуда Мисси и Доррит два раза за последнюю неделю и ни разу не видела там Уолта. Нужно выяснить, что с ним происходит на самом деле, думаю я, открывая дверь в учительскую. Там мисс Смидженс, куратор
«Мускатного ореха», и мисс Пижчик, которая преподает домоводство и машинопись. Они обе курят и обсуждают консультацию по подбору цвета, которая проходит в торговом центре в Хартфорде.
        - Сюзи рассказывает, что эта консультация изменила ее жизнь,- говорит Пижчик.- Раньше она носила синий цвет, а оказалось, что ей больше идет оранжевый.
        - Оранжевый - это цвет тыквы,- считает Смидженс. Я тоже так думаю, и поэтому она мне начинает нравиться.- Вся шумиха вокруг этого цветоанализа яйца выеденного не стоит. Это еще один способ завладеть деньгами доверчивых дураков.
        Я с ней полностью согласна. Какая разница, какой цвет носить, если у тебя серая неухоженная кожа из-за того, что ты выкуриваешь по три пачки сигарет в день.
        - Но все равно это забавно,- по-прежнему считает Пижчик. Мы хотим пойти туда женской компанией, а потом где-нибудь перекусить.- Она неожиданно оборачивается и видит меня, стоящую в дверях.- Да?- резко спрашивает она. Ученикам строго запрещено заходить в учительскую.
        - Мне нужно поговорит с мисс Смидженс.
        Смидженс, наверное, настолько устала от Пижчик, что вместо того чтобы выпроводить меня, предлагает остаться:
        - Кэрри Брэдшоу, правильно? Ну, хорошо, входите. И закройте за собой дверь.
        Я улыбаюсь, пытаясь задержать дыхание. Несмотря на то что я иногда курю, когда я оказываюсь в компании двух женщин, которые дымят, как паровозы, у меня появляется невольное желание закрыть нос рукой, но я понимаю, что это будет некорректно, поэтому пытаюсь дышать ртом.
        - Я тут интересовалась…- начинаю я.
        - Я знаю. Ты хочешь узнать насчет газеты,- говорит мисс Смидженс.- Это бывает каждый год: после первого семестра ко мне вдруг подходят выпускники, которые ни с того ни сего хотят работать в «Мускатном орехе». Я знаю, тебе нужно повысить свою оценку по внеклассным занятиям, так?
        - Нет,- говорю я, надеясь, что мне не станет плохо от дыма.
        - Тогда зачем тебе это нужно?
        - Я думаю, что смогу привнести в газету что-то новое.
        Очевидно, что я говорю какую-то глупость, потому что она отвечает так, как будто слышала все это миллион раз:
        - Да ты что?
        - Я думаю, что я неплохой писатель,- осторожно говорю я, отказываясь сдаваться.
        На Смидженс это не производит никакого впечатления.
        - Сейчас все хотят писать, нам нужны люди, которые могут делать макет.- Похоже, она действительно пытается избавиться от меня, но я не сдаюсь и продолжаю стоять, задержав дыхание, когда мои глаза уже готовы вылезти из орбит. Мое лицо, наверное, ее немного пугает, потому что она смягчается.- Я думаю, что если бы ты делала макет, то мы могли бы дать тебе попробовать что-нибудь написать. Редколлегия три раза в неделю в четыре часа - по понедельникам, средам и пятницам. Если пропустишь хотя бы одно собрание - до свидания.
        - Хорошо,- бормочу я, энергично кивая головой.
        - Тогда увидимся сегодня в четыре.
        Я слегка киваю и пулей вылетаю из учительской.
        - Готова поспорить, Питер собирается бросить Мэгги,- говорит Лали, убирая свою одежду. Она голой делает растяжку, а затем надевает свой «Спидо». Я всегда восхищалась отсутствием скромности у Лали в том, что касалось ее тела. Я же всегда чувствую себя некомфортно без одежды и поэтому всячески извиваюсь, переодеваясь.
        - Ни в коем случае.- Я заворачиваюсь в полотенце, снимая нижнее белье.- Он ее любит.
        - Он ее хочет,- поправляет меня Лали.- А это не одно и то же. Себастьян говорил мне, что Питер спрашивал его о других женщинах, с которыми он встречался. Особенно о Донне ЛаДонне. Это похоже на парня, который в кого-то безумно влюблен?
        Когда я слышу имя Донны ЛаДонны, у меня до сих пор все внутри сжимается, хотя с момента нашей ссоры прошли недели. И хотя сейчас она вроде прекратила откровенно поливать меня грязью, а ограничивается лишь злорадными взглядами в коридорах, я подозреваю, что она что-то затеяла и просто ждет подходящего момента. Возможно, совращение Питера тоже входит в ее планы.
        - Это Себастьян тебе рассказал?- хмурюсь я.- Странно, что я ничего об этом не знаю. Если Питер говорил Себастьяну, что интересуется Донной, то Себастьян должен был хоть как-то упомянуть это.
        - Может, он не все тебе рассказывает,- как ни в чем не бывало говорит Лали.
        Что это значит? Но она, похоже, ничего не знает о дружественном этикете и продолжает делать наклоны вперед и разминать руки.
        - Ты думаешь, нам стоит рассказать об этом Мэгги?
        - Я не собираюсь этого делать,- говорит Лали.
        - Но он же пока ничего не сделал, так ведь? Тогда, возможно, это просто разговоры. Кроме того, Питер всегда хвастался, что он дружит с Донной.
        - Разве Себастьян с ней не встречался?- спрашивает Лали.
        Еще один странный вопрос: Лали прекрасно знает, что встречался. Похоже, она использует любой повод, чтобы поговорить о Себастьяне. И вот еще одно подтверждение моей теории.
        - Через несколько недель в «Шабу Инн» будут выступать «Ацтек Ту-Степ». Я тут подумала, может, ты, я и Себастьян сходим туда вместе. Я хотела предложить тебе сходить вдвоем, но в последнее время ты не расстаешься с Себастьяном, и тебе, наверное, будет приятно, если он тоже пойдет с нами. Кроме того, он хорошо танцует.
        - Звучит неплохо,- говорю я.
        - Это будет круто,- соглашается Лали.
        - Я спрошу его сегодня днем.
        Я собираю волосы и убираю их под резиновую шапочку.
        - Не переживай,- говорит Лали, как будто все так и должно быть.- Я сама спрошу его, когда увижу.- И она выходит из раздевалки. А я вспоминаю, как Лали танцевала с Себастьяном на вечеринке у нее дома.
        Я занимаю свое место на соседней с Лали дорожке.
        - Себастьян встречает меня после тренировки в четыре, и я смогу с ним все обсудить, так что не волнуйся.
        Она смотрит на меня и пожимает плечами:
        - Как знаешь.
        Когда мои ноги отрываются от земли, я вспоминаю, что у меня в четыре редколлегия. Мое тело становится деревянным, и я плюхаюсь в воду, как бревно. На какой-то момент у меня шок от удара, но затем руки и ноги автоматически начинают грести, и вот я уже плыву.
        Вот черт, я забыла сказать Себастьяну о редакционной встрече. Что, если я уйду, не дождавшись, когда он приедет? Тогда Лали наверняка не упустит случая пообщаться с ним. Я настолько расстроена, что проваливаю самый простой прыжок в моей программе - прыжок ласточкой.
        - Что с тобой не так, Брэдшоу?- спрашивает тренер Нипси.- Ты бы лучше собралась к пятнице.
        - Обещаю,- говорю я, вытирая лицо полотенцем.
        - Ты слишком много времени проводишь со своим бойфрендом,- ехидничает он,- и поэтому не можешь сконцентрироваться.
        Я смотрю на Лали, которая наблюдает за нашей беседой. В какой-то момент я замечаю легкую улыбку на ее лице, но она быстро исчезает.
        - Я думал, мы сходим в торговый центр,- говорит Себастьян и раздраженно смотрит в сторону.
        - Прости меня.
        Я хочу взять его за руку, но он делает шаг назад.
        - Не надо - ты мокрая.
        - Я только что из бассейна.
        - Вижу,- хмуро говорит он.
        - Я задержусь всего на часик.
        - Почему ты вообще хочешь работать над этой вшивой газетенкой?
        Как я могу ему объяснить? Сказать, что я пытаюсь позаботиться о своем будущем? Себастьян не поймет. Он делает все, чтобы у него его не было.
        - Да ладно,- умоляюще говорю я.
        - Я не хочу ходить по магазинам один.
        Лали стоит рядом и выжимает полотенце.
        - Я могу составить тебе компанию,- вызывается она.
        - Супер,- говорит он и улыбается мне: - Тогда мы увидимся позже, хорошо?
        - Конечно.
        Все это выглядит вполне невинно. Почему же слово «мы» заставляет меня вздрогнуть? Я решаю плюнуть на редакционное собрание и пойти за ним. Я даже поднимаюсь, чтобы догнать его, но останавливаюсь. Неужели я буду вести себя подобным образом всю жизнь: сначала решать заняться чем-то важным, а потом бросать все это ради парня?
«Слабачка, Брэдли, ты самая настоящая слабачка».- Я слышу свой внутренний голос, который почему-то очень похож на голос Мыши.
        Я все-таки иду на редколлегию. Из-за моего замешательства я немного опаздываю. Все уже сидят вокруг большого стола, за исключением мисс Смидженс, которая стоит около окна и украдкой курит сигарету. Так как она не принимает участия в обсуждениях, она первая замечает, что я пришла.
        - Кэрри Брэдшоу,- говорит она.- Вы все-таки решили почтить нас своим присутствием.
        Питер поднимает глаза, и мы смотрим друг на друга. Подонок, думаю я, вспоминая, что Лали мне только что рассказала о нем и Донне ЛаДонне. Если Питер попробует строить мне козни в «Мускатном орехе», я напомню ему, что он говорил Себастьяну.
        - Все присутствующие знакомы с Кэрри? Кэрри Брэдшоу?- спрашивает она.- Она из выпускного класса. И я думаю, она… ээ… решила присоединиться к нашему коллективу.
        Все смотрят на меня безучастно. Кроме Питера я узнаю еще троих выпускников. Еще четыре человека, похоже, на год или на два младше, плюс одна девочка, которая выглядит совсем юной, очевидно первокурсница. Все не так ужасно, решаю я.
        - Давайте вернемся к обсуждению,- говорит Питер, когда я сажусь за стол.- Какие предложения на ближайший номер?
        Юная девушка, у которой черные волосы и плохая кожа, одна из тех, кто собирается-преуспеть-даже-если-это-убьет-их, поднимает руку:
        - Я думаю, что нам стоит написать о еде в кафетерии: где ее берут и почему она такая плохая.
        - Мы уже осветили эту проблему,- устало говорит Питер.- Мы пишем об этом практически в каждом номере. И ничего не меняется.
        - Ну, почему же,- говорит ботаник в очках с толстыми линзами.- Два года назад школа согласилась поставить в кафетерии автоматы со здоровой пищей. По крайней мере, теперь у нас есть семечки.
        Ага, так вот почему у нас есть группа учеников, которые постоянно грызут семечки, как колония грызунов.
        - Как насчет спортивного зала?- предлагает девушка, чьи волосы заплетены в тугую косу.- Почему бы нам не выступить с пропагандой видеокурсов по шейпингу вместо баскетбола?
        - Не думаю, что парни захотели бы заниматься в спортзале аэробикой,- иронично отвечает Питер.
        - И вообще, разве это не глупо - писать о вещах, которые люди могут сами делать дома?- говорит ботаник.- Это было бы все равно, что заставлять всех ходить в прачечную.
        - И это все вопрос выбора, правильно?- говорит первокурсница.- Тогда, может, нам стоит написать о костюмах болельщиц, которые излишне вызывающие и выделяются по сравнению с тем, как одеваются остальные ученики.
        - О нет,- вздыхает Питер.- Кэрри, а что ты думаешь?
        - Разве кто-то не пытался в прошлом году провести закон о дискриминации в группе поддержки и он в результате провалился?
        - Мы не будем сдаваться,- настаивает первокурсница: - Группа поддержки дискриминирует некрасивых людей. Это неконституционно.
        - Да?- спрашивает Питер.
        - А я думаю, что должен быть специальный закон против некрасивых девушек,- говорит ботаник и начинает громко фыркать. Очевидно, он так смеется.
        Питер строго смотрит на него и обращается к первокурснице:
        - Гейл, я думал, что мы уже все обсудили. Ты не можешь использовать газету, чтобы сводить счеты и решать семейные проблемы. Мы все знаем, что твоя сестра хотела быть болельщицей и что Донна ЛаДонна дважды ей отказала. Если бы она не была твоей сестрой, то, возможно, мы бы еще раз попробовали. Но иначе это выглядит так, как будто газета оказывает давление на группу поддержки, чтобы они, наконец, приняли твою сестру. Это против всех журналистских конвенций…
        - Как-как?- спрашиваю я, неожиданно проявив интерес. Особенно если учесть, что все это очень смахивает на то, что Питер пытается защитить Донну ЛаДонну.- Разве не главная цель журналистов донести до людей, что плохого происходит в мире? А плохое начинается дома или прямо здесь, в школе Каслбери.
        - Она права!- восклицает ботаник, ударяя кулаком по столу.
        - Хорошо, Кэрри,- недовольно морщится Питер.- Ты напишешь статью.
        - О нет, она не может,- говорит мисс Смидженс, подходя к столу - Я знаю, что Кэрри в выпускном классе, но в газете она должна заниматься составлением макета.
        Я благодарно пожимаю плечами, как будто я совсем не против. Через несколько минут мы с Гейл направляемся в угол комнаты, чтобы сделать макет на большом линованном листе. Работа невыносимо скучная и монотонная, поэтому я с интересом разглядываю Гейл, которая хмурится то ли из-за концентрации, то ли из-за злости. Она сейчас переживает самый неприятный подростковый период, что выражается в прыщах и жирных волосах.
        - Как это типично,- говорю я,- они всегда заставляют девушек делать самую неинтересную и незначительную работу.
        - Если они не сделают меня репортером в следующем году, то я обращусь в попечительский совет,- решительно говорит она.
        - Хмм. Я всегда думала, что существует два способа получить то, что ты хочешь. Заставить людей отдать это тебе или сделать так, чтобы они сами захотели тебе это отдать. Мне кажется, что второй вариант лучше. Я думаю, если бы ты поговорила с мисс Смидженс, она бы смогла тебе помочь. Она мне кажется разумным человеком.
        - Она неплохая. Это все Питер.
        - Что с ним?
        - Он отказывается дать мне шанс.
        Подозревая, что мы разговариваем о нем, Питер подходит к нам.
        - Кэрри, тебе не обязательно это делать.
        - Да я, в принципе, не против,- беззаботно отвечаю я.- Я люблю творчество и ремесло.
        - Любишь?- спрашивает меня Гейл, когда Питер отходит.
        - Шутишь? В моем самом страшном ночном кошмаре я моделировала рельефную карту, а еще я провалилась на курсах шитья, когда была в команде скаутов.
        Маленькая Гейл хихикает:
        - Я тоже. Когда вырасту, я хочу стать второй Барбарой Уолтерс[Барбара Уолтерс - американская телеведущая, журналистка и писательница, первая женщина - ведущая вечерней программы новостей на телевидении.] . Интересно, она когда-нибудь делала макеты?
        - Возможно.
        - Думаешь?- воодушевленно спрашивает Гейл.
        - Я знаю,- просто так говорю я. Следующую минуту мы работаем в тишине, а затем я спрашиваю: - А что случилось между твоей сестрой и Донной ЛаДонной?
        Она смотрит на меня подозрительно:
        - Ты знаешь мою сестру?
        - Конечно.
        Это не совсем правда. Я не знаю ее лично, но я предполагаю, кто она такая. Это, вероятно, старшеклассница, которую зовут Рамона и которая очень похожа на Гейл, только менее прыщавая и более изящная. Я никогда с ней особо не общалась, потому что она перешла в нашу школу, когда мы уже были на первом курсе, и сразу подружилась с другой компанией.
        - Она действительно хорошая гимнастка,- говорит Гейл.- По крайней мере, была, когда мы жили в Нью-Джерси. Когда ей было тринадцать, она была чемпионом штата.
        Я удивлена:
        - Тогда почему она не входит в сборную по гимнастике?
        - Она выросла. У нее появились бедра и грудь, что-то произошло с ее центром тяжести.
        - Понимаю.
        - Но она все еще отлично садится на шпагат, делает колесо и все остальное, что делают болельщицы. Она принимала участие в конкурсах, чтобы попасть в команду, и была уверена, что ее примут, потому что она намного лучше других девочек, в том числе Донны ЛаДонны, которая даже не может до конца сесть на шпагат. Ее даже не взяли в запасные. Она попыталась снова в прошлом году, после чего Донна ЛаДонна встала и сказала, глядя ей прямо в глаза, что ее не примут, потому что она недостаточно красива.
        - Она прямо так и сказала?- От изумления у меня отвисла челюсть.
        Гейл кивает.
        - Я только повторяю ее слова: «Ты недостаточно красива, чтобы тебя приняли в группу поддержки, поэтому не трать свое и наше время».
        - Вау. И что сделала твоя сестра?
        - Она рассказала все директору.
        Я киваю, думая, что, возможно, эта Рамона ябеда и всегда все выкладывает старшим, а Донна узнала об этом и не захотела принимать ее в команду. Но тем не менее.
        - Что сказал директор?
        - Он сказал, что не может в это вмешиваться. И моя сестра заявила, что это дискриминация. Дискриминация против девушек, у которых нет прямых волос, маленьких носиков и идеальных сисек. И он рассмеялся.
        - Вот подонок. Все это и так знают.
        - Но это неправильно. Поэтому моя сестра и ведет эту борьбу с группой поддержки.
        - И ты хочешь про это написать?
        - Я бы написала, но Питер мне никогда не позволит. А если и позволит, то потом Донна ЛаДонна настроит против меня всю школу, и со мной никто не будет общаться, боясь ее гнева. Давай посмотрим правде в глаза: Донна ЛаДонна управляет всей школой.
        - Или, по крайней мере, она так думает.
        В этот момент возвращается Питер.
        - Я собираюсь встретиться с Мэгги в торговом центре. Не хочешь пойти с нами?
        - Конечно,- говорю я и собираю свои вещи.- Я все равно встречаюсь там же с Себастьяном.
        - Пока, Кэрри,- говорит Гейл.- Было приятно с тобой познакомиться. И не переживай, я не буду пытаться с тобой заговорить, если встречу тебя в коридоре.
        - Не глупи, Гейл. Подходи и разговаривай со мной.
        - Гейл, вероятно, тебе все рассказала о Донне ЛаДонне и ее сестре Рамоне,- говорит Питер, пока мы идем к его ржавому желтому универсалу.
        - Эмм,- бормочу я.
        - Это все такая куча дерьма, что в нее даже не хочется лезть. И потом, кому интересны девчачьи разборки?
        Я открываю пассажирскую дверь, бросаю кучу бумаги на пол и сажусь.
        - Забавно, я всегда думала, что тебе интересно все, что касается женщин.
        - Что ты имеешь в виду?- Питер выжимает педаль газа и поворачивает ключ зажигания. Ему требуется несколько попыток, чтобы заставить двигатель работать.
        - Я никогда не думала, что ты из разряда парней, которые не выносят женского мнения. Знаешь, такие парни, которые говорят своим подругам заткнуться, когда те пытаются им что-то сказать.
        - С чего ты взяла, что я такой? Тебе Мэгги что-то рассказала?
        - Если нет, то почему ты не разрешаешь Гейл написать статью? Или все дело в Донне ЛаДонне?- как бы между прочим спрашиваю я.
        - К ней это не имеет никакого отношения,- говорит он, грубо переключая передачу.
        - Насколько хорошо ты ее знаешь? Только честно?
        Он подозрительно смотрит на меня:
        - Зачем это тебе?
        Я пожимаю плечами:
        - Я слышала, ты говорил о ней на вечеринке у Лали.
        - И что?
        - Мэгги - моя очень хорошая подруга и замечательная девушка, я не позволю тебе обидеть ее.
        - Кто говорит, что я собираюсь ее обидеть?
        Лучше тебе действительно этого не делать.
        Мы едем дальше, когда Питер говорит:
        - Ты не должна этого делать.
        - Чего?
        - Быть милой с Гейл. Она настоящая заноза в заднице. Стоит тебе с ней заговорить, и ты никогда от нее не избавишься.
        - Мне показалось, что она хорошая.
        Я недоброжелательно смотрю на него, вспоминая, что он даже не поехал с Мэгги к врачу за противозачаточными таблетками. И несомненно, он чувствует себя виноватым.
        - Если хочешь написать статью в газету, то можешь это сделать,- говорит он.- Мне кажется, что я твой должник.
        - За то, что съездила с Мэгги к врачу? Думаю, да.
        - Разве не лучше, когда девушки вместе делают такие вещи?
        - Не знаю,- говорю я.- Что, если бы Мэгги забеременела?
        - Этого я и пытаюсь избежать. Я думаю, я заслужил дополнительные очки за то, что являюсь хорошим парнем и заставляю ее принимать таблетки,- говорит Питер, как если бы он заслужил, чтобы его в знак одобрения похлопали по спине.
        - Я думаю, что Мэгги и сама достаточно умна, чтобы знать, что ей нужно принимать таблетки.
        - Эй, я не это имел в виду…
        - Проехали,- раздраженно говорю я и вспоминаю ту девушку, которая все плакала и плакала после того, как сделала аборт. Парня, от которого она забеременела, там тоже не было. Я должна рассказать Питеру о ней, но я не знаю, с чего начать.
        - В любом случае, это было очень мило с твоей стороны,- признается он.- Мэгги сказала, что ты ей очень помогла.
        - Это тебя удивляет?
        - Не знаю, Кэрри,- он мнется.- Я думал… я всегда думал, что ты… несколько дурашливая.
        - Дурашливая?
        - Ты всегда шутишь, придумываешь приключения на свою задницу. И я никогда не мог понять, что ты делаешь на занятиях по математическому анализу.
        - Почему? Потому что я забавная? Разве девушка не может быть одновременно забавной и умной?
        - Я не говорил, что ты не умная…
        - Или это потому, что я не еду в Гарвард?
        Мэгги постоянно говорит мне, что ты замечательный человек. Но я этого не вижу. Или, возможно, ты изменился в последние три дня.
        - Эй-эй. Спокойнее. Не стоит сходить с ума. Почему вы, девушки, всегда все принимаете так близко к сердцу?- спрашивает он.
        Я сижу, положив ногу на ногу, и молчу. Питеру становится неловко, и он елозит на водительском сиденье.
        - Эмм…- говорит он.- Ты должна что-нибудь написать в газету. Может, биографический очерк об одном из учителей? Они всегда хорошо выходят.
        Я вытягиваю ноги и кладу их на приборную панель.
        - Я подумаю об этом,- говорю я. Мы уже въезжаем на стоянку у торгового центра, а я все никак не могу успокоиться. И еще меня гложет мысль о том, как я смогу дружить с Мэгги, пока она встречается с этим негодяем. Я выбираюсь из машины и громко хлопаю дверью, что, конечно, неправильно, но я не могу удержаться.- Я пойду внутрь, хорошо?
        - Давай,- говорит он. Он явно нервничает.- Мы будем в «Миссис Филдс».
        Я киваю и, пока иду через парковку, нахожу в сумке сигарету, прикуриваю ее и немного успокаиваюсь. И тут я вижу, как на стоянку въезжает желтый «Корвет» и паркуется в десяти футах от меня. Это Себастьян и Лали. Они смеются и хохочут, вылезая из машины. У меня в желудке все переворачивается: где они были последние полтора часа?
        - Привет, крошка,- говорит Себастьян и целует меня в губы.- Мы были такими голодными, что заехали в «Гамбургер Шэк».
        - Вы видели Уолта?
        - Ага,- говорит Лали. Себастьян обнимает меня одной рукой, а затем другой рукой обнимает Лали. Так втроем мы идем в магазин.
        Единственное, что меня успокаивает, то, что я знаю, что Себастьян не врал насчет
«Гамбургер Шэк». Когда он целовал меня, от него пахло луком и перцем вперемешку с резким запахом табака.
        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        Клики создаются, чтобы их разрушать
        - Что ты думаешь по этому поводу?- спрашиваю я у Мыши, постукивая по столу ручкой.
        - Критиковать Донну ЛаДонну в первой же статье, написанной для «Мускатного ореха»? Рискованно, Брэдли. Особенно если учесть, что ты не знаешь ее точку зрения.
        - Даже и пытаться нет смысла,- отвечаю я.
        Это не совсем верно. Я не спускала с нее глаз, это правда, но и встречаться с ней лицом к лицу в мои планы не входило. На самом деле я три раза ездила к ее дому. Ее семья живет в большом, новом и поразительно уродливом доме на холме. У дома две колонны, одна стена из кирпича, вторая отделана итальянской штукатуркой, а две другие - деревом, так что возникает впечатление, что тот, кто работал над архитектурным проектом, просто не мог определить, чего он хочет, и, отчаявшись, решил сделать сразу все. Отношение Донны ЛаДонны к мужчинам можно охарактеризовать подобным же образом, так мне кажется.
        Я подъезжала к дому три раза, и дважды он был пуст, но в третий раз я видела Тимми Брюстера, который выходил из дома в сопровождении Донны. Прежде чем сесть в машину, Тимми сделал в ее сторону выпад, как будто пытался поцеловать, но она оттолкнула его с притворным гневом и рассмеялась. Тимми еще сидел в заведенном автомобиле, когда на подъездную дорожку въехала другая машина - голубой
«Мерседес», и из него вышел очень симпатичный высокий парень, он прошел мимо Брюстера прямиком к Донне и обнял ее за талию, после чего они, даже не оглянувшись, проследовали в дом.
        Да, если говорить об отношениях с парнями, Донна придерживается своеобразных принципов.
        И вот теперь между Мышью и мной происходит такой разговор.
        - Почему бы не начать с менее спорной темы, чем Донна ЛаДонна? Не стоит ли для начала приучить людей к мысли, что ты теперь один из авторов «Мускатного ореха»?
        - Если не о Донне, о чем мне тогда вообще писать?- жалуюсь я.
        Я кладу ноги на стол и откидываюсь в кресле.
        - У Донны есть одно замечательное качество - ее все боятся. Скажи мне, что еще есть такого в старших классах, от чего бы страдали все сразу?
        - Клики.
        - Клики? Да мы не принадлежим ни к какой клике.
        - Ну это как посмотреть. На протяжении последних десяти лет мы общаемся практически с одними и теми же людьми, поэтому можно сказать, что принадлежим.
        - Я всегда считала, что мы - противники всяческих клик.
        - Разве нельзя сказать, что противники клик образуют свою клику?- спрашивает меня Мышь.
        Лежа в кресле, я некоторое время размышляю, потом соглашаюсь:
        - Да, возможно, это неплохой сюжет.
        От того, что я лежу практически параллельно столу, ноги соскальзывают, и я падаю на пол, сбивая со стола несколько книг. Оказавшись на полу, с креслом, лежащим на голове, я осторожно выглядываю из-под сиденья и вижу, как ко мне склоняется малышка Гейл.
        Кто-то должен рассказать девочке правду о «Клерасил».
        - Кэрри?- спрашивает она в изумлении.- С тобой все в порядке?
        Диковато оглядываясь по сторонам, она собирает с пола упавшие книги.
        - Лучше тебе подняться прежде, чем сюда придет библиотекарша. Если она застанет тебя в таком положении, она нас выгонит.
        Мышь разражается смехом.
        - Я не понимаю,- говорит Гейл, прижимая к себе стопку книг. Глаза ее наполняются слезами.
        - Дорогая,- говорю я.- Мы не издеваемся над тобой. Просто мы - взрослые. Нам плевать, выгонит нас библиотекарша или нет.
        - Если она попытается, мы ей сами такого зададим,- добавляет Мышь.
        Мы смотрим друг на друга и тихо смеемся.
        - А, ну да.
        Гейл нервно закусывает губу. Я придвигаю для нее стул и предлагаю сесть рядом.
        - Присядь.
        - Зачем?
        - Это Роберта Кастеллс,- говорю я, и Гейл боязливо присаживается.- Известная также под именем Могучая Мышь. Или просто Мышь.
        - Привет,- говорит Гейл застенчиво.- Я о тебе много слышала. Ты - легенда. Говорят, ты самая умная в школе. Жаль, что я не такая. Не самая умная. Да и самой красивой я никогда не буду.
        Две Джен входят в библиотеку, принюхиваясь, словно гончие, замечают нас и садятся за стол неподалеку.
        - Видишь девочек,- киваю я в сторону вновь прибывших.- Как ты считаешь, они красивые?
        - Две Джен? Они прекрасны.
        - Сейчас, да,- говорю я.- Но через пару лет…
        - Через пару лет они будут выглядеть очень и очень старыми. Они будут выглядеть лет на сорок,- подхватывает Мышь.
        Малышка Гейл прикрывает рот рукой.
        - Почему? Что с ними случится?
        - Они достигли наивысшей точки жизни к старшим классам,- объясняю я.
        - Что?
        - Верно,- соглашается Мышь и одобрительно кивает.- А после старших классов все начнет катиться под гору. Дети. Мужья-обманщики. Бесперспективная работа. Плохо, когда расцвет приходится на старшие классы. Жизнь потом оказывается сплошной катастрофой.
        - Я никогда об этом не думала,- говорит Гейл и смотрит на двух Джен так, словно они - уродливые пришельцы с другой планеты.
        - Кстати,- говорю я.- Что тебя больше всего раздражает в старших классах?
        - Хм… Еда?
        - Нет, это несерьезно. Столовые навевают уныние, это правда, но… И не Донна ЛаДонна, верно?
        - Я думаю, речь идет о кликах.
        - О кликах,- киваю я и смотрю на Мышь, приподняв бровь.- Почему?
        - Потому что из-за них невозможно чувствовать себя в безопасности. Ты можешь понять, что не принадлежишь к определенному кругу, потому что эти люди с тобой не разговаривают. Или, наоборот, ты принадлежишь к клике, и тогда все происходит, как в «Повелителе мух». Никогда не знаешь, за кем сегодня охотятся.
        Она снова прикрывает ладонью рот.
        - Я слишком много говорю?
        - Нет-нет, продолжай.
        Я открываю блокнот, нахожу чистый лист и принимаюсь записывать.
        - Ну что ж, работа над материалом, который я готовлю для «Мускатного ореха», идет неплохо,- говорю я, вынимая из плиты противень с печеньем, посыпанным шоколадной стружкой. Себастьян переворачивает страницу журнала «Тайм».
        - Прости, забыл, о чем статья?
        Я говорила ему об этом, по крайней мере, уже дюжину раз.
        - О кликах. Я уже взяла интервью у десятка людей, и многие истории оказались довольно интересными.
        - Гм,- говорит Себастьян, определенно не испытывая большого интереса. Не обращая внимания на его реакцию, я продолжаю рассказывать.
        - Уолт сказал, что клики дают возможность чувствовать себя защищенным, но могут затормозить развитие личности. Что ты думаешь по этому поводу?
        - Что я думаю?- переспрашивает Себастьян, не отрываясь от журнала.- Я думаю, что у Уолта есть проблемы.
        - Какие проблемы?
        - Тебе это действительно интересно? Себастьян смотрит на меня поверх очков для чтения, напоминающих формой классическую модель от «Рей Бэн». Всякий раз, когда он их надевает, сердце мое тает. У него есть недостаток. Плохое зрение. Это так чертовски мило.
        - Да, конечно.
        - Поверь, тебе о них лучше не знать,- резюмирует Себастьян и возвращается к чтению журнала.
        Я аккуратно снимаю с противня теплое печенье и перекладываю на блюдо. Затем ставлю блюдо перед Себастьяном и сажусь напротив. Он рассеянно берет в руки печенье и откусывает кусок.
        - О чем ты читаешь?- спрашиваю я.
        - Об экономическом кризисе,- отвечает Себастьян, перелистывая страницу.- Нет смысла сейчас искать работу, это обречено на провал. Да и в колледж, похоже, ходить бесполезно. Вероятно, нам предопределено прожить остаток жизни в подвале дома родителей.
        Я неожиданно хватаю его за руку:
        - Что ты знаешь об Уолте?
        - Я видел его,- пожимает плечами Себастьян.
        - Где?
        - В одном месте, которого ты не знаешь, и знать тебе о нем не нужно.
        Интересно, о чем это он?
        - Что за место?
        Себастьян снимает очки:
        - Забудь об этом. Мне скучно, поехали в торговый центр.
        - Зато мне не скучно. Я хочу узнать про Уолта.
        - Я не хочу об этом говорить.
        - Хм.
        Я беру печенье, отламываю половину и кладу в рот.
        - Я не могу ехать в торговый центр. Мне нужно работать над материалом.
        Себастьян выглядит озадаченным.
        - Для «Мускатного ореха».
        - Делай, как считаешь нужным. Но я не буду сидеть и дожидаться, пока ты допишешь.
        - Но я хочу сделать хороший материал.
        - Отлично,- отвечает Себастьян.- Увидимся позже.
        - Подожди!- кричу я, хватаю пальто и устремляюсь за ним.
        Он обнимает меня за талию, и мы идем забавной походкой, которую изобрели однажды ночью в «Эмеральд». Дурачась, мы подходим к машине.
        Когда мы отъезжаем от дома и выруливаем на улицу, я оборачиваюсь, и меня охватывает чувство вины. Я не должна уезжать. Мне нужно сидеть дома и работать. Как я могу стать писательницей, если не обладаю дисциплиной?
        Но у Лали новая работа в торговом центре. Теперь она работает в магазине «Гэп» и по большей части предоставлена самой себе. Себастьян наверняка захочет зайти повидаться с ней, и, когда они начнут говорить, про меня совершенно забудут. Мне неприятно думать, что я не могу доверять Себастьяну и Лали, но уж слишком они сдружились за последнее время. Каждый раз, когда я вижу, как они обмениваются шутками или по-приятельски хлопают друг друга по рукам, у меня появляется нехорошее предчувствие. Это как слушать тиканье часов, в котором интервалы между звуками постепенно увеличиваются. Все реже и реже, а потом раз - и тишина.
        На сцене, лицом к публике, стоит Синтия Вианде и держит в поднятой руке номер
«Мускатного ореха».
        - На этой неделе в номере опубликована статья Кэрри Брэдшоу о кликах.
        Раздаются умеренные аплодисменты, все встают.
        - Ты написала хорошую статью, Брэдли. Отличная работа,- говорит Мышь, подбегая ко мне.
        - Нам не терпится ее прочесть,- говорят немногочисленные ученики, проходя мимо и скашивая глаза в мою сторону.
        - Рада, что все это закончилось?- спрашивает Себастьян, подмигивая Мыши.
        - В каком смысле?- спрашиваю я.
        - Я имею в виду историю с «Мускатным орехом»,- поясняет Себастьян, а затем обращается к Мыши:
        - Она тебя тоже доставала бесконечными вопросами с видом заправского репортера?
        Мышь смотрит на него с удивлением:
        - Нет.
        Я вспыхиваю от смущения.
        - Ну ладно. Главное, дело сделано,- говорит Себастьян и улыбается.
        Мышь многозначительно смотрит на меня, я в ответ посылаю ей взгляд, призванный сказать: «Мужчины, что с них взять?»
        - Да вот же она!- кричит Мэгги.- Вот она, наша звезда.
        - Ой, прекрати, Мэгвич. Это же просто заурядная статья для «Мускатного ореха».
        Тем не менее я польщена. Сажусь рядом с ней за стол для пикников, который стоит в нашем амбаре. Земля совсем замерзла, и в воздухе чувствуются холод и сырость, и так будет продолжаться еще много месяцев. Будет то немного теплее, то холоднее. На мне вязаная шапочка в виде длинного колпака с помпоном. Мэгги делает вид, что зимы не существует, поэтому не носит ни шапок, ни перчаток, разве что во время лыжных прогулок. Она курит одну сигарету на двоих с Питером и потирает руки в перерывах между затяжками. На Лали надеты мужские ботинки, такие носят строители. Вероятно, последний писк моды.
        Лали просит у Мэгги затянуться, что странно, ведь курит она редко.
        - Статья отличная,- скупо хвалит меня Питер.
        - Все, что делает Кэрри, хорошо,- говорит Лали. Из ноздрей она выпускает завитки дыма.- Правда? Кэрри всегда будет сопутствовать успех.
        Я не могу понять, она что, специально старается меня задеть? Или просто говорит в своем обычном стиле? Не могу определить. Смотрит она на меня с вызовом, словно специально хочет, чтобы я поломала голову над этим вопросом.
        - Мне не всегда сопутствует успех,- оправдываюсь я, вынимая сигарету из пачки, которая принадлежит матери Мэгги. Она как раз оставила очередную попытку бросить курить.
        - На самом деле обычно у меня ничего не получается,- говорю я, стараясь перевести разговор в шутку. Затем прикуриваю, делаю затяжку, задерживаю дым во рту и выпускаю несколько красивых, ровных колец.- Иногда мне везет.
        - Да ладно тебе.- Мэгги нетерпеливо перебивает меня, давая понять, что я напрасно принижаю свои достижения.- Ты пишешь для «Мускатного ореха», у тебя, кажется, четыре награды за прыжки с вышки, и ты увела Себастьяна у Донны ЛаДонны. По мне, так у тебя все есть.
        На какое-то время воцаряется неловкое молчание.
        - Ну, не знаю,- прерывает его Мышь.- Кто-нибудь может сказать, что у нее все есть?
        - Ты можешь,- отвечает Мэгги.- Ты и Питер.
        - И Лали,- добавляю я.- И ты, Мэгги. Кстати, я Себастьяна у Донны не уводила. Он говорит, что не встречался с ней. Да если бы даже и встречался, она мне не подруга. Я ей ничего не должна.
        - Ты ей об этом скажи,- ухмыляется Лали и давит окурок сигареты ботинком.
        - Да кому есть дело до Донны ЛаДонны?- громко вопрошает Мэгги и смотрит на Питера.- Она меня достала уже. Слышать о ней больше не хочу.
        - Я тоже,- говорит Питер неохотно.
        - Ну да,- соглашаюсь я.
        Питер смотрит в сторону, гасит сигарету и поворачивается ко мне.
        - Ты знаешь, что Смидженс хочет, чтобы ты написала еще одну статью для газеты?
        - Да? Здорово.
        - О чем будешь писать?- спрашивает Лали. Она вынимает из пачки новую сигарету, смотрит на нее, затем кладет за ухо.
        - Ну, придется подумать,- отвечаю я, пытаясь понять, отчего Лали сегодня такая странная.
        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Пе-р-р-ремены
        - Мэгги, это неправильно,- шепчу я раздраженно.
        Уроки только что закончились, мы с Мэгги и Мышью прячемся в «Кадиллаке» Мэгги.
        - Ладно, бог с ним. А вот что с Лали?- спрашивает Мышь, меняя тему.- Она не показалась тебе странной, когда мы утром сидели в амбаре?
        - Она ревнует,- говорит Мэгги.
        - Я тоже так думаю,- соглашается Мышь.
        - Она все время ревнует,- добавляет Мэгз.
        - Нет, неправда,- возражаю я.- Лали просто амбициозна, а люди неправильно ее понимают.
        - Ну, не знаю, Брэдли,- говорит Мышь.- На твоем месте я бы поостереглась.
        - Так, вот он. Все пригнулись!- командует Мэгги, и мы прячемся за сиденьями.
        - Это неправильно,- бормочу я.
        - Ты же хочешь быть писательницей,- отвечает Мэгги.- Тебе нужно все знать.
        - Да, правильно, но не таким же способом. Почему бы не спросить его прямо?
        - Потому что он нам не расскажет,- возражает Мэгги.
        - Мышь? Твое мнение?
        - Мне все равно. Я просто хочу прокатиться,- отвечает Мышь с заднего сиденья.
        Она высовывает голову из-за спинки и смотрит через заднее стекло.
        - Он в машине! Выезжает со стоянки! Быстрее, а то потеряем его.
        Да уж, думаю я, сразу видно, что Мыши все равно.
        Мэгги быстро распрямляется, включает передачу и нажимает на газ. Мы едем не в ту сторону, и, заехав в тупик, Мэгги перебирается через бордюр.
        - Боже мой!- восклицает Мышь, цепляясь за спинку переднего сиденья, когда мы резко поворачиваем налево. Через несколько секунд от оранжевого хэтчбэка Уолта нас отделяют две машины.
        - Отличная конспирация, Мэгз,- замечаю я сухо.
        - Уолт не заметит,- между делом отвечает Мэгги.- Он никого не видит, когда сидит за рулем.
        Бедный Уолт. Зачем я вообще участвую в этой глупой затее? Мэгги так легко удалось уговорить меня проследить за Уолтом. Помню, когда мы спорили о вреде противозачаточных таблеток, она так же легко переубедила меня. Я не умею говорить людям «нет». Никому не могу отказать, будь то Мэгги, Себастьян или даже Лали. Теперь вот Лали взяла билеты на «Ацтек Ту-Степ», и мы все обязаны пойти на концерт в первый уик-энд после рождественских каникул. Правда, это будет через несколько недель, а сейчас я должна признать, что мне до смерти интересно, куда Уолт ездит тайком после школы.
        - Спорим, у него новая подружка,- говорит Мэгги.- И наверняка она старше его. Как миссис Робинсон. Наверное, это чья-нибудь мама. Вот почему он так старательно заметает следы.
        - А может, он просто изучает что-нибудь,- продолжает Мэгги, глядя на меня.- Ну ты знаешь, Уолт - умный парень. Школьные задания для него ничто. Даже если он говорит, что занимается, на самом деле он делает что-то другое. Например, читает про ночные горшки восемнадцатого века.
        - А что, Уолт увлекается антиквариатом?- спрашивает Мышь удивленно.
        - Он об этом знает все,- гордо отвечает Мэгги.- У нас был план: мы собирались переехать в Вермонт, чтобы Уолт открыл там антикварный магазин, а я разводила овец, сучила шерсть и вязала из нее свитеры.
        - Да уж… Весьма эксцентрично,- говорит Мышь, поймав мой взгляд.
        - Еще я собиралась выращивать овощи,- добавляет Мэгги.- И продавать их летом с лотка на фермерских ярмарках. Мы собирались стать вегетарианцами.
        И что случилось с этим планом, думаю я, пока мы преследуем Уолта в городе.
        Уолт проехал мимо торгового центра и продолжает двигаться по главной улице. Возле одного из двух светофоров в городе он поворачивает налево и направляется к реке.
        - Так и знала,- говорит Мэгги, сжимая руль.- У него тайное свидание.
        - В лесу?- спрашивает Мышь насмешливо.- Здесь нет ничего, кроме деревьев и пустых полей.
        - Может быть, он случайно убил кого-нибудь. Убил и похоронил в лесу, а теперь возвращается на это место, чтобы убедиться, что труп покоится в земле.
        Я зажигаю сигарету и откидываюсь на спинку, гадая, как далеко может зайти наше преследование.
        Вместо того чтобы свернуть на проселочную дорогу, ведущую к реке, Уолт снова резко поворачивает и проезжает под путепроводом, по которому проходит шоссе.
        - Он едет в Ист-Хартфорд,- провозглашает Мэгги, словно это совершенно очевидно.
        - А что находится в Ист-Хартфорде?- спрашивает Мышь.
        - Там есть знакомый доктор.
        - Кэрри!- восклицает Мэгги.
        - Может быть, он устроился на работу медбратом?- говорю я, прикидываясь дурочкой.
        - Кэрри, ты не могла бы помолчать?- отрезает Мэгги.- Это серьезно.
        Почему бы ему не устроиться медбратом? Эта профессия будет очень респектабельной в ближайшие десять лет.
        - Женщины станут врачами, а мужчины - медбратьями,- резюмирует Мышь.
        - Не хотела бы я, чтобы за мной ухаживал медбрат,- говорит Мэгги, поеживаясь.- Я бы возражала, если бы мужчина, которого я не знаю, дотрагивался до моего тела.
        - А как насчет случайной связи?- подшучиваю я.- Представь, ты едешь куда-нибудь и встречаешь парня. Вам кажется, что вы без ума друг от друга. И спустя всего три часа после знакомства вы предаетесь любви?
        - Я без ума от Питера, ясно?
        - Это не важно,- говорит Мышь.- Согласись, если ты общаешься с человеком на протяжении трех часов, можно сказать, что ты знаешь его, правда?
        - Это что-то вроде «потрахались и разбежались», как сказала Эрика Джонг в «Страхе полета».
        - Пожалуйста, не произноси при мне слово «трахаться», ненавижу, его. Лучше уж
«заниматься любовью»,- говорит Мэгги.
        - А в чем разница между «трахаться» и… «заниматься любовью»? Мне кажется, смысл один и тот же,- спрашиваю я.
        - «Трахаться» - это синоним «полового сношения», вроде бы так. А «заниматься любовью» - это половое сношение и все остальное, вместе взятое,- говорит Мышь.

- Поверить не могу, что вы с Себастьяном до сих пор не занимались сексом,- заявляет Мэгги.
        - Ну…
        Мэгги оборачивается и смотрит на Мышь с недоверием, так что мы чуть не съезжаем с дороги. Справившись с управлением, Мэгги продолжает:
        - Ты все еще девственница.
        Она говорит это таким тоном, словно это преступление.
        - Я никогда не думаю о себе, как о «девственнице». Мне больше нравится термин
«сексуально нераскрытая». Как-то так. Как будто я еще не закончила курс.
        - Но почему?- спрашивает Мэгги.- В этом нет ничего сложного. Пока ты это не сделала, кажется, что это серьезное событие. А после думаешь: «Боже, и зачем я так долго ждала?»
        - Слушай, Мэгги, у каждого свое расписание. Может, Кэрри еще не готова,- поддерживает меня Мышь.
        - Да я просто хочу сказать, что если ты не сделаешь это с Себастьяном в ближайшем будущем, то сделает кто-нибудь другой,- зловеще пророчествует Мэгги.
        - Если это будет так, значит, Себастьян не тот парень, с которым она должна быть, - возражает Мышь.
        - Да я, кстати, думаю, «кто-нибудь» с ним уже это делал,- усмехаюсь я.- Мы с ним только два месяца встречаемся, ладно вам.
        - Я с Питером только два дня встречалась, прежде чем мы сделали это,- говорит Мэгги.- Конечно, у нас были особые обстоятельства - Питер был много лет влюблен в меня.
        - Мэгги, по поводу Питера…- начинает Мышь.
        Мне хочется предупредить ее, что сейчас, возможно, не лучший момент резать правду матку по поводу Питера, но уже поздно.
        - Мне кажется, для него «старшие классы» и «колледж» - совершенно разные категории. Когда он уедет в Гарвард, Каслбери останется позади, иначе просто быть не может. Или успеха ему не добиться.
        - Это почему же?- спрашивает Мэгги язвительно.
        - Мэгз,- встреваю я, глядя на Мышь.- Она не имеет в виду тебя, само собой. Мышь говорит, что ему придется много заниматься, и времени на романтические отношения останется меньше. Для всех скоро наступят перемены. Так, Мышь?
        - Лично я меняться не собираюсь,- упрямо заявляет Мэгги.- Мне все равно, что там будет дальше, я останусь собой. Я думаю, именно так должны вести себя люди. Это порядочно.
        - Правильно,- соглашаюсь я.- Неважно, что нас ждет впереди. Мы должны поклясться, что останемся собой в любые времена.
        - У меня есть выбор?- спрашивает Мышь сухо.
        - Где мы находимся?- интересуюсь я, оглядываясь.
        - Хороший вопрос,- бормочет Мышь себе под нос.
        Мы едем по разбитой асфальтовой дороге, которая, похоже, ведет в никуда.
        По обеим сторонам тянутся поля, покрытые валунами, изредка попадаются жалкие домишки. Мы проезжаем автосервис, затем желтое строение, на котором висит вывеска, говорящая о том, что здесь расположена мастерская по ремонту кукол, больших и маленьких. Едущий впереди Уолт внезапно сворачивает в небольшой проезд, идущий вдоль белого здания заводского типа.
        В здании единственная большая металлическая дверь, окна затемнены. Выглядит оно заброшенным.
        - Что это за место?- спрашивает Мэгги, пока мы медленно катимся вдоль здания.
        Мышь откидывается на спинку и скрещивает руки.
        - Не похоже, чтобы тут было что-нибудь хорошее, это уж точно.
        Мы проезжаем немного дальше, пока Мэгги ищет, где можно развернуться.
        - Место, о котором тебе знать не нужно,- произношу я громко фразу Себастьяна, которая мне вспомнилась.
        - Что?- спрашивает Мэгги.
        - Ничего,- быстро отвечаю я, обменявшись с Мышью взглядами. Мышь похлопывает Мэгги по плечу.
        - Мне кажется, пора ехать домой. Не думаю, что тебе здесь понравится.
        - Что понравится?- Спрашивает Мэгги.- Это просто здание. А наш долг, как друзей, узнать, что задумал Уолт.
        - Не стоит,- пожимает плечами Мышь. Мэгги игнорирует ее, объезжая здание с торца, где мы обнаруживаем скрытую стоянку, которую не видно с дороги. На ней стоят несколько автомобилей, включая хэтчбэк Уолта.
        Незаметная дверь с задней стороны здания украшена неоновыми знаками, из которых можно понять, что здесь к вашим услугам «видео», «игрушки» и, словно вышеупомянутого недостаточно, еще и пип-шоу.
        - Я чего-то не понимаю,- говорит Мэгги, таращась на яркие фиолетовые и голубые знаки.- Здесь торгуют порнографией.
        - Мэгги, тебе не стоит туда ходить,- снова пытается отговорить ее Мышь.
        - Да почему?- спрашивает Мэгги.- Думаешь, я этого не вынесу?
        - Нет, я этого не вынесу,- говорю я, испытывая сочувствие к Мэгги.- И там внутри даже не мой бывший парень.
        - А мне все равно,- заявляет Мэгги, останавливает машину возле помойки, хватает пачку сигарет и выходит из автомобиля.- Если вы, девочки, со мной пойдете, это будет хорошо. Если нет, оставайтесь в машине.
        А вот, кажется, и начинаются перемены. Я высовываюсь в окно и обращаюсь к ней:
        - Мэгз, ты не знаешь, что там.
        - Я должна пойти и разузнать.
        - Надеюсь, ты не собираешься встречаться с Уолтом лицом к лицу? Что он подумает, когда узнает, что ты шпионишь за ним?
        Мэгги уходит. Мы с Мышью переглядываемся, выходим из машины и идем за ней.
        - Слушай, Мэгвич, это непорядок, вот так следить за кем-то. Особенно если он хранит свои поездки в секрете. Поехали отсюда.
        - Нет!
        - Хорошо,- говорю я, отступая, и показываю на контейнер с мусором: - Давай спрячемся за этой штукой, подождем несколько минут и, если ничего не произойдет, поедем домой.
        Мэгги щурится на дверь:
        - Хорошо.
        Мы прячемся за мусорным контейнером. Мне холодно, приходится прижать руки к груди и начать подпрыгивать, чтобы согреться.
        - Прекрати,- шипит на меня Мэгги.- Кто-то идет.
        Я ныряю в кусты позади контейнера, залезаю поглубже и присаживаюсь на корточки. На стоянку, визжа шинами, влетает тюнингованный «Мустанг». Дверь открывается, из машины под оглушительные звуки «Блэк Саббат» выходит водитель. Это крупный мускулистый парень, и, пока он настороженно оглядывается, я узнаю его. Это Рэнди Сэндлер, защитник из нашей футбольной команды. Он старше нас на два года.
        - Елки-палки, это Рэнди Сэндлер,- говорю я после того, как он заходит внутрь.
        - Рэнди Сэндлер?- переспрашивает Мышь, они с Мэгги подползают ближе ко мне.
        - Это я виновата,- говорит Мэгги.- Если бы я не перестала встречаться с Уолтом, ему не пришлось бы приезжать сюда в поисках секса. У него, наверное, яйца лопаются от желания.
        - Яйца не могут лопнуть, это миф,- шепчу я громко.- Это одна из историй, которыми мужчины добиваются от женщин согласия заняться сексом.
        - Не могу в это поверить,- стонет Мэгги.- Бедный Уолт.
        - Тсс!- командует Мышь, так как в этот момент дверь распахивается. На пороге появляется Рэнди Сэндлер, но на этот раз он не один. За ним выходит Уолт. Видно, как он щурится от яркого света. Они перебрасываются парой фраз, смеются и вместе садятся в машину Рэнди.
        Двигатель «Мустанга» пробуждается к жизни, но, прежде чем ребята уезжают, Рэнди наклоняется к Уолту и целует его в губы. В течение пары минут ребята целуются, после чего Уолт опускает солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркало и поправить прическу. Онемев от неожиданности, мы сидим в кустах. Слышен только мерный рокот двигателя. Затем «Мустанг» срывается с места и уезжает. Мы, не шевелясь, продолжаем сидеть на корточках и прислушиваемся к удаляющемуся звуку, пока он окончательно не стихает.
        - Да уж,- произносит Мэгги, вставая и к отряхиваясь.- Вот оно что.
        - Слушай,- говорит ей Мышь нежно.- Знаешь что? Все к лучшему. Ты - с Питером, а Уолт - с Рэнди.
        - Это как у Шекспира в комедии «Сон в летнюю ночь». Каждый оказывается с тем, с кем ему положено быть,- говорю я с надеждой.
        - Угу,- отвечает Мэгги безучастно, направляясь к машине.
        - Нельзя отрицать, что Рэнди - симпатичный парень. Он один из самых красивых парней в футбольной команде.
        - Да,- поддерживаю я.- Представь, сколько девчонок сгорело бы от ревности, если бы узнали, что Рэнди…
        - Гей?- неожиданно кричит Мэгги.- Что Рэнди и Уолт «голубые»? И что они не признаются в этом другим?
        Мэгги в сердцах распахивает дверь.
        - Прекрасно, просто прекрасно. Нет, вы представьте, какой-то парень влюблен в тебя на протяжении двух лет, а ему даже девочки не нравятся. Все это время он думает…- Мэгги делает паузу, переводит дыхание, а потом пронзительно кричит: - О другом парне!
        - Мэгги, не принимай это близко к сердцу,- говорит Мышь.
        - Как я могу не принимать близко к сердцу? Каким образом?
        Мэгги заводит двигатель, потом глушит его и закрывает лицо руками.
        - Мы собирались переехать в Вермонт. Открыть там антикварный магазин. И киоск с зеленью. Я ему верила. А он лгал все это время.
        - Уверена, что не лгал,- говорит Мышь.- Он и не знал об этом, скорей всего. Потом, когда вы разорвали отношения…
        - Он любил тебя, Мэгз. Он тебя действительно любил. Все об этом знают, говорю я.
        - А теперь все узнают, какая я дура. Представляете, какой идиоткой я себя сейчас чувствую? Как вы думаете, есть на свете кто-нибудь тупее меня?
        - Мэгги,- говорю я, легонько похлопывая ее по руке.- Как ты могла об этом знать? Я имею в виду, сексуальная ориентация - вроде как личное дело каждого человека, так ведь?
        - Только если это не затрагивает других людей.
        - Уолт никогда бы не причинил тебе зла умышленно,- говорю я, стараясь урезонить подругу.
        - Кроме того, Мэг. Это дело Уолта. К тебе это не имеет отношения.
        Ух ты! Такой злости я еще никогда не видела на лице Мэгги.
        - Да?- рычит она.- Не хочешь побыть на моем месте для разнообразия?
        Сказав это, она ударяется в слезы.
        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Скользкие склоны
        - Это лучшие дни нашей жизни,- говорю я траурным голосом.
        - О, Кэрри,- говорит Джордж и пытается изобразить улыбку.- Как тебе в голову приходят такие сентиментальные мысли? Если ты проведешь исследование, то узнаешь, что половина взрослых ненавидит свои школьные годы и ни за что не хотела бы в них вернуться.
        - Но я не хочу принадлежать к этой половине.
        - Ты и не будешь, не беспокойся. Слишком уж ты жизнерадостная. И ты умеешь прощать, как никто другой.
        - Знаешь, недавно я поняла, что люди иногда не могут поступать иначе,- говорю я, чувствуя его интерес.- То, что они делают, на самом деле не имеет к тебе отношения. Они, как бы это правильно объяснить, инстинктивно поступают так, как будет лучше для них, а о последствиях думают потом. Как-то так?
        Джордж смеется, а я вдруг понимаю, что, как это не неприятно, но мое собственное поведение как нельзя лучше подпадает под это определение.
        От порыва ветра с верхушек деревьев в наши лица летит мелкая снежная труха, заставляя меня поежиться.
        - Тебе холодно?- спрашивает Джордж, проводит рукой по моему плечу и крепче прижимает меня к себе.
        Вдыхая морозный воздух, я киваю. Глядя на снег, на сосны и милые бревенчатые домики, я пытаюсь представить, что мы где-то далеко-далеко, например в Швейцарии.
        Мы с Мышью заставили Мэгги поклясться, что никогда, никому, включая Питера, не расскажем, что мы видели в тот день в Ист-Хартфорде, потому что это личное дело Уолта и только он вправе решать, с кем встречаться и кому об этом рассказывать. Однако у Мэгги был нервный срыв, так что ей пришлось пролежать два дня в постели, и в школу она не ходила. Когда на третий день Мэгги все-таки пришла на занятия, лицо у нее было опухшее, а глаза скрыты за темными очками. До конца недели она одевалась исключительно в черное. Мы с Мышью делали все, что в наших силах: кто-то из нас всегда сопровождал Мэгги на переменах, и даже в столовой мы брали для нее еду, так что ей не приходилось стоять в очереди. Но все равно, глядя на нее, можно было подумать, что умерла любовь всей ее жизни. Это слегка раздражало. Если посмотреть на это дело с точки зрения логики, не произошло ничего из ряда вон выходящего: она встречалась с парнем в течение двух лет, потом они разорвали отношения, и каждый нашел себе кого-то другого. Какая разница, парень или девушка этот «кто-то другой»? Но Мэгги решительно не желает смотреть на вещи таким
образом. Она настаивает, что все произошло исключительно по ее вине, что она не была «в достаточной степени женщиной» для Уолта. Так что когда позвонил Джордж и позвал кататься на лыжах, я была счастлива на несколько часов позабыть о повседневной жизни.
        В ту минуту, когда я увидела его спокойное и жизнерадостное лицо, я почувствовала желание рассказать ему все о неприятностях, связанных с Уолтом и Мэгги, и про то, как в «Мускатном орехе» вышла моя статья, а моя лучшая подруга повела себя в связи с этим очень странно. Я рассказала ему все, за исключением того, что у меня появился парень. Но я расскажу ему сегодня, когда настанет нужный момент. Но пока он не наступил, так приятно расслабиться и совсем не хочется портить обстановку.
        Я знаю, что веду себя эгоистично. Хотя Джордж находит мои рассказы весьма интересными. «Ты могла бы использовать это для следующей статьи»,- сказал он, пока мы ехали в горы.
        - Нет, что ты,- возразила я.- Если бы я написала о чем-нибудь подобном в
«Мускатном орехе», меня бы тут же выгнали из школы.
        - Ты просто стала жертвой извечной писательской дилеммы - искусство против желания защитить тех, кого ты знаешь и любишь.
        - Нет, это не для меня,- ответила я.- Я бы никогда не позволила себе ранить кого-нибудь ради моего писательства. Я бы потом не смогла жить в ладу с собой.
        - Ты согреешься, когда мы начнем кататься,- говорит Джордж.
        - Если начнем,- отвечаю я.
        Я осматриваю подъемник с сиденьями, прикрепленными к тросу. Горнолыжный склон представляет собой широкую просеку, окаймленную соснами. По снегу мчатся лыжники, они одеты в разноцветные костюмы и движутся зигзагами. Снуют по белому снегу, напоминая иглы для вышивания, в которые продеты разноцветные нити. Пока я стою внизу, в безопасности, спуск на лыжах не кажется мне таким уж сложным видом спорта. Если они могут, почему бы и мне не прокатиться?
        - Тебе страшно?- спрашивает Джордж.
        - Нет,- говорю я беспечно, хотя каталась на лыжах всего три раза в жизни, да и то на заднем дворе дома Лали.
        - Помни, при сходе с подъемника нужно держать носки лыж кверху. Тогда кресло просто вытолкнет тебя, и все.
        - Конечно,- отвечаю я, цепляясь за ручку кресла. Мы почти на вершине, и я только что осознала, что еду на подъемнике впервые.
        - Тебе просто нужно будет сойти,- говорит Джордж весело.- Если не сойдешь, придется отключать подъемник, и другие лыжники будут висеть на нем без движения. Им это не понравится.
        - Я бы не хотела злить этих снежных зайцев,- бормочу я, готовясь к худшему. Через несколько секунд, однако, я легко съезжаю вниз с небольшого возвышения, и подъемник оказывается позади.
        - Ух ты, все оказалось просто,- говорю я, оборачиваясь к Джорджу, и тут же опрокидываюсь.
        - Неплохо для начинающего,- подбадривает Джордж, помогая мне подняться.- Увидишь, ты быстро научишься. Ты - самородок, точно тебе говорю.
        Джордж такой милый.
        Для начала мы идем на учебный склон, где я пытаюсь тормозить «плугом» и поворачивать. Пару раз прокатившись, я набираюсь уверенности, и мы переходим на тренировочный склон.
        - Нравится?- спрашивает Джордж, когда мы в четвертый раз оказываемся на подъемнике.
        - Не то слово!- восклицаю я.- Так классно.
        - Это ты классная,- говорит Джордж и нагибается, чтобы поцеловать меня. Я ненадолго подставляю щеку, чувствуя себя при этом последней сволочью. Что бы подумал Себастьян, если бы увидел меня с Джорджем здесь?
        - Джордж…- говорю я, решив рассказать ему, наконец, о Себастьяне, прежде чем он снова захочет меня поцеловать, но он не дает мне договорить.
        - С тех пор как я с тобой познакомился, я все время пытался понять, кого же ты мне напоминаешь. И наконец, понял.
        - Кого?- спрашиваю я, сгорая от любопытства.
        - Сестру моей бабушки,- говорит Джордж с гордостью.
        - Сестру бабушки?- переспрашиваю я, делая вид, что сержусь.- Я что, выгляжу такой старой?
        - Дело не в том, как ты выглядишь. Она такая же задорная, как ты. Сестра моей бабушки принадлежит к такому типу людей, вокруг которых все собираются.
        Дальше Джордж говорит то, что оказывается для меня взрывом бомбы.
        - Она писательница.
        - Писательница?- от удивления я теряю способность дышать.- Настоящая?
        Джордж кивает.
        - Она была знаменита в свое время. Теперь ей около восьмидесяти.
        - Как ее зовут?
        - А этого я тебе не скажу,- говорит Джордж с хитрым видом.- По крайней мере, пока. Но я обещаю сводить тебя к ней в гости.
        - Скажи!- требую я, игриво шлепая Джорджа по руке.
        - Неа. Я хочу сделать тебе сюрприз.
        Джордж полон загадок и тайн. Я чувствую, что отлично провела время.
        - Мне очень хочется, чтобы ты с ней познакомилась. Я думаю, вы друг другу очень понравитесь.
        - Я тоже очень хочу с ней познакомиться,- мгновенно отвечаю я, испытывая прилив энтузиазма.- Надо же, настоящая писательница.
        Я никогда еще не была знакома ни с одной писательницей, за исключением разве что Мэри Гордон Ховард.
        Мы соскальзываем с подъемника на вершине горы. Я смотрю на спуск и вдруг понимаю, какой он крутой.
        Очень крутой.
        - Я бы хотела попробовать скатиться с этого склона,- говорю я, волнуясь.
        - У тебя получится,- говорит Джордж убедительно.- Не разгоняйся, делай больше поворотов.
        Сначала все идет нормально. Но перед первым трамплином я неожиданно испытываю сильный страх. Я останавливаюсь, от паники у меня кружится голова.
        - Я не могу прыгнуть,- говорю я и делаю гримасу.- Может, лучше снять лыжи и сойти вниз пешком?
        - Если ты так сделаешь, будешь выглядеть полнейшей трусихой,- говорит Джордж.- Давай, малыш. Я поеду впереди. Ты за мной, и повторяй все, что я буду делать. Все будет хорошо.
        Джордж начинает спускаться. Я приседаю, представляя себе, как я буду выглядеть в гипсе на всем теле. Мимо проезжает молодая женщина. Я успеваю лишь мельком разглядеть ее профиль, но он кажется мне до странности знакомым. Я также отмечаю, что она очень хороша собой, у нее длинные прямые светлые волосы, на голове обруч, отороченный кроличьим мехом, и одета она в горнолыжный комбинезон, по бокам которого нашиты серебристые полосы. И не только я ее замечаю.
        - Амалия!- кричит Джордж.
        Красавица Амалия, которая легко могла бы стать лицом рекламной кампании какой-нибудь зубной пасты с натуральным вкусом, делает плавный вираж, останавливается, снимает очки и, просияв, восклицает в ответ:
        - Джордж!
        - Эй!- кричит Джордж и продолжает спуск вслед за ней.
        Да уж, думаю я, вот тебе и «повторяй все, что я буду делать».
        Джордж догоняет девушку, целует в обе щеки, обменивается с ней парой фраз и смотрит вдоль склона вверх.
        - Кэрри!- кричит он и машет мне рукой.- Спускайся, я тебя с подругой познакомить хочу.
        - Приятно познакомиться!- кричу я сверху.
        - Спускайся!- отвечает Джордж.
        - Мы не можем к тебе подъехать, так что тебе придется к нам спуститься,- добавляет эта Амалия, которая уже начинает меня раздражать тем, что у нее так все замечательно получается. Ясно, что она из тех, кто научился кататься на лыжах раньше, чем ходить. Ну где наша не пропадала! Я прижимаю колени друг к другу и отталкиваюсь палками. Фантастика, я качусь прямо к ним. Есть, правда, одна проблема: я не могу остановиться.

«Берегись!» - кричу я. Каким-то чудесным образом я миную Амалию, но проезжаю по кончикам ее лыж, ломая их. Я хватаю ее за руку, чтобы остановиться, и падаю, увлекая ее за собой, в результате чего она заваливается на меня. Упав, мы некоторое время лежим лицом к лицу, и у меня снова появляется неприятное ощущение, что я знаю Амалию, но не понимаю откуда. Может быть, она актриса или что-то в этом роде?
        Очень быстро нас окружают лыжники. Никто вам этого не расскажет о горнолыжном спорте, но, если вы упадете, через несколько секунд вам на помощь придет множество людей, готовых дать самые разные советы. А еще через некоторое время появляется горнолыжный патруль с носилками.

«Со мной все в порядке,- пытаюсь я сказать несколько раз.- Это пустяки».
        Амалия уже на ногах и может спуститься своим ходом, в конце концов, она просто опрокинулась, а вот со мной все не так хорошо. Я напугана одной только мыслью о том, что мне предстоит еще один безудержный полет вниз по спуску. Но мне говорят, что одна из моих лыж уже находится внизу. Она уехала туда сама по себе, врезалась в дерево, и теперь на ней образовалась трещина. Нельзя сказать, чтобы я была этим расстроена.
        - Лучше уж лыжа, чем твоя голова,- повторяет Джордж снова и снова. В общем, опять изображать аэросани имени Кэрри Брэдшоу мне не придется.
        К сожалению, оказывается, что иначе чем на носилках спуститься вниз я не могу. Это страшно, стыдно и чрезвычайно драматично.
        Лежа на носилках, я поднимаю руку в варежке и печально машу Джорджу и Амалии. Они опускают очки, втыкают в снег палки и стремглав уносятся в бездну.
        - Часто катаетесь?- спрашивает парень из патруля, затягивая ремень поперек моей груди.
        - Не очень.
        - Вам нужно кататься на склоне средней сложности,- распекает он меня.- Мы здесь придаем большое значение безопасности. Катающиеся должны выбирать склоны согласно своим возможностям.
        - Главная причина травм - переоценка своих возможностей,- подхватывает второй парень.- На этот раз вам повезло. Попробуете еще раз - и принесете неприятности не только себе, но и другим лыжникам.
        - Ну, прости-и-и-и-ите меня.
        Теперь я чувствую себя полным ничтожеством.
        Старина Джордж, добрый и преданный друг, ждет меня у подножия.
        - С тобой правда все в порядке?- спрашивает он, наклоняясь над носилками.
        - Все хорошо. Пострадало в основном мое эго. Тело, кажется, осталось неповрежденным.
        И, по всей вероятности, готово к новым унижениям, думаю я про себя.
        - Отлично,- отвечает Джордж и берет меня за руку.- Я сказал Амалии, что мы встретимся на базе за чашкой ирландского кофе. Она мой старый друг из Брауна. Не волнуйся,- добавляет он, неверно истолковав мое выражение лица.- Она тебе не соперница. Да она и на пару лет старше.
        Мы вваливаемся на базу, где стоит пар и толпятся люди. Все очень довольны и громко хвастаются своими спортивными успехами. Амалия сидит возле камина, она уже сняла куртку, и теперь на ней облегающий серебристый топик. Она успела причесаться, подкрасила губы помадой и выглядит, как девушка из рекламы лака для волос.
        - Амалия, это Кэрри,- говорит Джордж.- Кажется, у меня еще не было возможности представить вас друг другу как полагается.
        - Да, верно,- отвечает Амалия, дружески пожимая мою руку.- Так или иначе, ты в этом сам виноват. Ему не стоило брать вас с собой на этот спуск. Такой уж Джордж человек, быть с ним рядом опасно.
        - Да?- спрашиваю я, усаживаясь в кресло.
        - Помнишь, как мы переправлялись через пороги на лодках?- обращается Амалия к Джорджу, а затем поясняет для меня, словно я понимаю, о чем речь: - В Колорадо.
        - Тебе же не было страшно,- возражает Джордж.
        - Еще как. До костей проняло.
        - Теперь точно понятно, что ты шутишь.
        Джордж показывает пальцем на Амалию, чтобы показать, что он достаточно проницателен, чтобы судить о том, кто шутит, а кто - нет. Другой рукой он нежно поглаживает мою руку.
        - Амалия ничего не боится.
        - Это неправда. Я боюсь не пройти на юридический факультет.
        Ух ты. Эта Амалия не только красива, но и умна.
        - Откуда ты, Кэрри?- спрашивает она, чтобы как-то вовлечь меня в разговор.
        - Из Каслбери. Наверное, ты никогда о таком не слышала. Небольшой такой фермерский городишко у реки…
        - О, да я все знаю о Каслбери,- прерывает меня Амалия с благожелательной улыбкой. - Я там выросла.
        Меня неожиданно начинает мутить.
        - Прости, не запомнила твою фамилию?- спрашивает Амалия с интересом.
        - Брэдшоу,- отвечает за меня Джордж, подзывая официантку.
        Брови Амалии ползут вверх, сигнализируя о том, что моя фамилия ей знакома.
        - Меня зовут Амалия Кидд. А ты, насколько я понимаю, встречаешься с моим братом.
        Мое лицо становится красным.
        - А?- спрашивает Джордж, переводя взгляд с Амалии на меня.
        - С Себастьяном?- каркаю я, как ворона. Помнится, Себастьян упоминал о старшей сестре и о том, какая она необыкновенная. Но по его словам выходило, что она учится в колледже в Калифорнии.
        - Он о тебе все время рассказывает.
        - О, правда?- бормочу я.
        Украдкой бросив взгляд на Джорджа, я обнаруживаю, что его лицо сильно побледнело и только на щеках горят два красных пятна. Он определенно меня игнорирует.
        - Расскажи мне подробно, чем ты занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз,- просит он Амалию.
        Я покрываюсь потом, жалея о том, что не сломала-таки ногу.
        Большую часть пути домой мы проделываем в молчании.
        Да, следовало рассказать Джорджу, что у меня есть парень. Надо было все ему объяснить еще в тот вечер, когда мы впервые вместе ужинали. Но тогда арестовали Доррит, и на разговоры времени просто не было. Я могла рассказать по телефону, но, если быть честной, он помогал мне со статьей, и я не хотела все испортить. А сегодня я бы рассказала ему, но мы столкнулись с Амалией, которая оказалась сестрой Себастьяна. Возможно, не вся вина лежит на мне, так как Джордж никогда не спрашивал, есть ли у меня парень. Может быть, и не стоит спрашивать, есть ли у девушки кто-нибудь еще, если она соглашается встретиться с тобой однажды и не прерывает отношений впоследствии. Вероятно, отношения между людьми регулируются моральным кодексом: если ты помолвлена с кем-то, немедленно рассказать об этом тому, кто хочет встречаться с тобой,- дело чести.
        Проблема в том, что люди не всегда этот кодекс соблюдают.
        Как мне объяснить это Джорджу? И как быть с Себастьяном? Половину времени я трачу на переживания, как бы Себастьян меня не обманул, хотя следовало бы в первую очередь думать о себе.
        Я смотрю на Джорджа. Он так внимательно и хмуро смотрит на дорогу, словно для него это вопрос жизни и смерти.
        - Джордж,- говорю я печально.- Я очень сожалею, честное слово. Я хотела рассказать тебе…
        - На самом деле, я тоже встречаюсь с другими девушками,- отвечает он холодно.
        - Замечательно.
        - И мне не нравится, когда меня ставят в ситуацию, в которой я выгляжу идиотом.
        - Ты не идиот. И ты мне очень, очень нравишься…
        - Но Себастьян Кидд нравится тебе больше,- прерывает меня Джордж.- Не беспокойся, я понял тебя.
        Мы поворачиваем в проезд, ведущий к моему дому.
        - Можем мы хотя бы остаться друзьями?- умоляю я, делая последнюю отчаянную попытку исправить ситуацию. Джордж смотрит вперед, не отрываясь.
        - Да, конечно, Кэрри Брэдшоу. Я вот что тебе скажу. Ты мне позвони, когда у тебя с Себастьяном все будет кончено. Ваши отношения с ним долго не продлятся, можешь мне поверить.
        На какое-то время я замираю от неожиданности, потом отвечаю:
        - Хорошо, если хочешь закончить на такой ноте, ради бога, но я не хотела тебя обидеть. Я же сказала, что мне жаль.
        Я собираюсь выйти из машины, но Джордж хватает меня за руку.
        - Прости, Кэрри,- говорит он с неожиданным раскаянием в голосе.- Я не хотел грубить. Но ты же знаешь, за что Себастьяна выгнали из школы, так?
        - За продажу наркотиков?- говорю я холодно.
        - Ох, Кэрри,- отвечает Джордж со вздохом.- У Себастьяна кишка тонка стать драгдилером. Его выгнали за обман.
        Я ничего не отвечаю. Потом неожиданно испытываю приступ гнева.
        - Спасибо, Джордж,- говорю я, выходя из машины.- Благодарю за прекрасный день.
        Я стою в проезде и смотрю, как он уезжает. Полагаю, я не поеду в Нью-Йорк, чтобы навестить Джорджа. И определенно никогда не познакомлюсь с писательницей, сестрой его бабушки. Как бы ее ни звали.
        Из дома выходит Доррит и присоединяется ко мне.
        - Куда это Джордж уехал?- спрашивает она печально.- Почему он в гости не зашел?
        - Думаю, мы больше не увидим Джорджа,- говорю я тоном, полным фатализма и одновременно облегчения.
        Когда я ухожу, Доррит стоит в проезде с крайне расстроенным видом.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Стена
        Судьи подняли таблички с оценками. Четыре, точка, один. Три, точка, девять. Трибуны ответили единодушным ревом. Теперь я на предпоследнем месте.
        Я беру полотенце, накидываю на голову и вытираю мокрые волосы. Нипси, мой тренер, стоит на краю бассейна, скрестив руки, и изучает табло с результатами.
«Сконцентрируйся, Брэдшоу»,- кидает он мне.
        Я возвращаюсь на трибуну и сажусь рядом с Лали.
        - Не повезло,- говорит она.
        Лали на этот раз сопутствует удача. Она выиграла заплыв на свою любимую дистанцию - двести метров вольным стилем.
        - У тебя осталась еще одна попытка,- сообщает она, стараясь подбодрить меня.
        Я киваю, шаря глазами по противоположной трибуне в поисках Себастьяна. Он в третьем ряду рядом с Мэгги и Уолтом.
        - У тебя месячные?- спрашивает Лали.
        Возможно, потому что мы так много времени проводим вместе, циклы у нас совпадают. Я бы и рада была списать неуспех на гормональный фон, но это не так. Я проводила слишком много времени с Себастьяном, и это сказывается.
        - Нет,- отвечаю я мрачно.- А у тебя?
        - На прошлой неделе были,- отвечает Лали. Она смотрит на противоположную трибуну, находит Себастьяна и машет ему. Он машет в ответ.
        - Себастьян смотрит,- говорит Лали.- Не упусти последний шанс.
        Я вздыхаю. Взбираясь по лестнице, стараюсь сконцентрироваться. Я стою на краю вышки, руки плотно прижаты к телу, ладони обращены назад. Вдруг мне в голову приходит тревожная, но вполне определенная мысль: я не хочу больше заниматься прыжками.
        Я пробегаю четыре шага по доске и отталкиваюсь. Тело выбрасывает вверх, но, вместо того чтобы взлететь, я неожиданно падаю. На долю секунды я представила себе, что упала со скалы, и думаю о том, что будет, когда падение закончится. Очнусь я или умру?
        Я вхожу в воду с согнутыми коленями, слышится громкий, неспортивный плеск. Я проиграла. Бреду в раздевалку, стягиваю костюм, и направляюсь в душ. Всегда знала, что однажды оставлю спорт.
        Я никогда не думала, что свяжу с ним все будущее, понимала, что всегда буду слишком плохо прыгать для того, чтобы войти в команду колледжа. Но для меня прелесть занятий спортом никогда не заключалась, собственно, в самих прыжках. Мне нравились шумные автобусные поездки в другие школы, бесконечная игра в триктрак в перерывах между соревнованиями, возбуждение, которое испытываешь, когда знаешь, что можешь выиграть, и удовлетворение, которое получаешь, когда тебе это удается. Конечно, бывали и тяжелые дни, когда прыжки мне не удавались. Я ругала себя, давала себе обещания собраться, больше тренироваться и улучшать результаты. Но сегодня я чувствую, что отвратительно выполненные прыжки нельзя отнести на счет неудачного дня. Сегодня я ощущаю поражение, как нечто неизбежное, словно я достигла потолка возможностей и дальше мне уже не двинуться.
        Со мной покончено.
        Я выхожу из душа и оборачиваюсь полотенцем. Вытерев запотевшее зеркало, вглядываюсь в свое лицо. Выгляжу я как обычно, но чувствую себя другой.
        Это не я. Встряхнув головой, я расправляю волосы и подгибаю кончики, стараясь понять, как бы я выглядела, если бы постриглась короче. Лали укоротила волосы, теперь на макушке у нее хохолок, который она ставит при помощи лака, хранящегося у нее в ящике. Раньше Лали не сильно заботило, как выглядят ее волосы, но когда я ей об этом сказала, она ответила: «Мы в таком возрасте, когда стоит начать думать о том, как мы выглядим перед парнями». Я решила тогда, что она пошутила.
        - Какими парнями?- спросила я.
        - Перед всеми,- ответила Лали, оглядела меня с ног до головы и улыбнулась.
        Имела ли она в виду Себастьяна?
        Если я уйду из команды по прыжкам, то смогу проводить с ним больше времени.
        С того момента, когда я упала, катаясь на лыжах с Джорджем, прошло две недели. Несколько дней я боялась, как бы Амалия, сестра Себастьяна, не рассказала ему, как встретила меня в компании Джорджа, но пока он об этом не упоминал. Это может означать, что либо она не рассказала, либо рассказала, но ему все равно. Я даже решила спровоцировать его на разговор, спросив его о сестре, но он сказал только, что она «очень классная» и что, может быть, он «меня однажды с ней познакомит».
        Потом я спросила его, почему он оставил частную среднюю школу и приехал учиться в Каслбери. Я не хотела верить в то, что Джордж сказал мне правду о Себастьяне. Действительно, зачем нужно было кого-то обманывать, если Себастьян такой умный, что ходит на курсы по математическому анализу? Однако Себастьян в ответ на мой вопрос лишь рассмеялся и сказал: «Мне нужно было сменить обстановку».
        Я решила, что Джордж просто ревновал.
        Поскольку со стороны Джорджа попытки завязать отношения прекратились, мне ничего другого не оставалось, как сблизиться с Себастьяном. К сожалению, ценой этому стало то, что большую часть своих повседневных дел мне пришлось принести в жертву этим отношениям. Например, прыжки с вышки. Почти каждый день Себастьян подбивал меня не ходить на тренировку и заняться чем-нибудь другим.
        - Пойдем в «Таинственный аквариум» и посмотрим на китов-убийц.
        - У меня тренировка в бассейне, а потом нужно заниматься.
        - Аквариум очень занимателен.
        - Не думаю, что наблюдение за китами-убийцами поможет мне в колледже.
        - Ты такая зануда,- говорил он, чтобы дать понять, что, раз я не хочу с ним гулять, найдется другая девчонка, которая захочет.
        - Пропусти тренировку, сходим в кино на «Инопланетянина»,- сказал он однажды.- В кинотеатре можно целоваться.
        Я согласилась на это предложение. Погода была плохая, и сидеть в холодном бассейне мне хотелось меньше всего на свете. Однако в кино я не могла избавиться от чувства вины, и Себастьян достал меня тем, что постоянно перекладывал мою руку себе на джинсы, чтобы я сжала его член. В смысле секса Себастьян был куда более продвинутым, чем я,- он постоянно как бы случайно намекал на неких «подруг», с которыми он встречался, когда учился в частной школе. Но похоже, отношения с
«подругами» никогда больше нескольких недель не продолжались.
        - Что с ними происходило?- спрашивала я.
        - Они сходили с ума,- отвечал Себастьян таким тоном, словно всем должно быть ясно, что встречаться с ним и не сойти с ума - невозможно.
        Я резко открываю дверцу своего шкафчика, и мне приходит в голову, что, похоже, меня поразил тот же недуг.
        Мой шкафчик пуст.
        Я захлопываю дверцу и проверяю, не ошиблась ли номером. Это мой шкафчик, нет никакого сомнения. Снова открываю дверцу, надеясь, что меня подвело зрение, но внутри по-прежнему пусто. Я проверяю шкафчики слева и справа. В них тоже ничего нет. Обернув талию полотенцем, я присаживаюсь на банкетку. Где, черт возьми, мои вещи? И вдруг меня осеняет: Донна ЛаДонна и две Джен.
        Я вспоминаю, что видела их перед соревнованием. Они сидели на трибуне и хихикали, но я не придала этому особого значения. Я заподозрила, что они затевают какую-то пакость, но и представить себе не могла, как далеко они могут зайти, учитывая, что мне известно о том, что Донна встречается с новым парнем, тем самым, которого я видела у ее дома. Две Джен усердно распространяли слухи по их поводу. Всякий, кому было интересно, мог узнать, что парень старше Донны, что он - известный манекенщик, что он снимался для рекламы Пако Рабанна. Вскоре на двери шкафчика Донны появилась приклеенная скотчем страница, вырванная из журнала. На фотографии был парень с пузырьком лосьона после бритья в руке. Картинка провисела несколько дней, потом Лали не выдержала и нарисовала возле головы модели кружок с надписью
«я дурак».
        Донна наверняка подумала, что это сделала я, и решила отомстить таким вот образом. Я распахиваю дверь, ведущую в бассейн, и собираюсь выйти, но мне приходит в голову, что соревнования в самом разгаре и Лали как раз участвует в очередном заплыве. Я не могу выйти на всеобщее обозрение в решающий момент соревнований, когда на мне нет ничего, кроме полотенца. Заглядываю за дверь, ведущую на трибуны. Донна ЛаДонна и две Джен исчезли. Себастьян поглощен соревнованиями, он болеет за Лали и поднимает вверх кулак, когда она делает кувырок и резко отталкивается от стенки бассейна, переходя на очередную дистанцию. Теперь она плывет первой. Уолт оглядывается, похоже, он планирует бегство. Мэгги сидит рядом с ним и пронзительно кричит.
        Мэгги. Нужно добраться до Мэгги. Я бегу в противоположный конец раздевалки, открываю дверь, несусь по коридору, затем стремглав пересекаю холл, распахиваю дверь и оказываюсь на улице. Холодно. Ноги у меня голые, зато никто меня пока не заметил. Я торопливо обегаю здание, оказываюсь у задней стены и проскальзываю в дверь, ведущую и помещение под трибуной, на которой находятся ребята. Я крадусь мимо целого леса ног и хватаю Мэгги за лодыжку. Она вскакивает и озирается.
        - Мэгз,- шепчу я.
        - Кэрри?- спрашивает она, вглядываясь между планками, из которых сделана трибуна. - Что ты там делаешь? И где твоя одежда?
        - Дай мне пальто,- требую я.
        - Зачем?
        - Мэгги, пожалуйста,- говорю я и тяну за край ее пальто, лежащее на трибуне рядом с ней.- Не спрашивай. Встретимся в раздевалке, я все объясню.
        Заполучив пальто, я бегу назад в раздевалку. Через несколько минут Мэгги присоединяется ко мне.
        - Кэрри?- Ее голос отдается эхом в пустом помещении.
        - Я здесь,- отзываюсь я, копаясь в корзине с грязными полотенцами, думая, что, возможно, Донна спрятала мою одежду туда. Я нахожу гимнастические трусы огромного размера, грязный носок и желтый головной платок.
        - Донна ЛаДонна украла мои вещи,- поясняю я, когда мне надоедает рыться в корзине.
        Глаза Мэгги сужаются:
        - Откуда ты знаешь?
        - Да что тут сложного, Мэгз,- говорю я, кутаясь в ее пальто. После пробежки по улице мне все еще холодно.- Кто еще мог это сделать?
        Она плюхается на банкетку рядом со мной.
        - Это надо прекратить.
        - Расскажи как.
        - Нет, Кэрри, серьезно. Надо это прекратить.
        - И что я должна сделать?
        - Тебе и не нужно ничего делать. Пусть Себастьян что-нибудь сделает. Заставь Себастьяна прекратить это.
        - Да он же не виноват.
        - На самом деле именно он и виноват. Ты что, не помнишь, что он гулял с Донной ЛаДонной, а потом бросил ее ради тебя?
        - Он ей сказал, что между ними не было ничего серьезного. Что он только что вернулся в город и хотел бы встречаться и с другими людьми.
        - Ну, допустим. В конце концов, он получил то, что хотел.
        - Правильно,- говорю я.
        Я чувствую, что моя ненависть к Донне ЛаДонне стала физическим объектом, круглым и твердым, и лежит где-то на дне желудка.
        - Он должен защитить тебя от нее.
        - А если нет?
        - Тогда нужно порвать с ним отношения.
        - Но я не хочу с ним расставаться.
        - Я вот знаю, что Питер меня бы точно защитил,- отвечает Мэгги.
        Она в ярости. Интересно, она намеренно подталкивает меня к решению порвать с Себастьяном? Может быть, вокруг меня созрел заговор, о котором я не знаю?
        - Прибегать к защите мужчины так старомодно,- говорю я резко.- Мы что, сами за себя постоять не можем?
        - Мне нужен парень, который способен постоять за меня,- упрямо заявляет Мэгги.- Это как с друзьями, ты бы стала дружить с человеком, который не встал бы на твою сторону?
        - Нет,- неохотно соглашаюсь я.
        - Ну то-то же.
        Дверь распахивается, и в раздевалку врывается Лали в сопровождении других членов ее команды. Они обмениваются рукопожатиями в честь победы и шутливо хлопают друг друга мокрыми полотенцами по спинам.
        - Ты где была?- спрашивает Лали, стягивая костюм.- Я выиграла.
        - Я была уверена, что так и будет,- отвечаю я и в знак поздравления хлопаю по протянутой мне ладони.
        - Нет, серьезно. Ты исчезла. Ты не расстроена, нет? По поводу неудачных прыжков?
        - Нет, все хорошо.
        В данный момент у меня есть много других поводов для расстройства.
        - У тебя есть запасная пара обуви?
        - Мне кажется, это просто умора,- говорит Лали.- Я так хохотала, что чуть в штаны не написала.
        - Угу,- отвечаю я со злобным сарказмом в голосе.
        - До сих пор смешно.
        - Нет, ну признайся, это очень забавно,- присоединяется Себастьян.
        - Я ничего не обязана признавать,- заявляю я, скрестив руки на груди.
        Мы поворачиваем в проезд, ведущий к моему дому. Меня вдруг охватывает бешенство:
        - Я думаю, в этом нет ничего смешного.
        Выйдя на улицу из автомобиля, я со всей силы захлопываю за собой дверь и бегу к дому, представляя себе, как Себастьян и Лали сидят в машине огорошенные. А потом смотрят друг на друга и начинают смеяться.
        Надо мной.
        Я бегу по ступенькам, ведущим к двери моей комнаты.
        - Что случилось?- спрашивает Мисси, когда поднятый мной вихрь достигает ее.
        - Ничего!
        - Я думала, ты на танцы пойдешь.
        - Я иду!- кричу я, захлопывая дверь спальни.
        - Боже,- отзывается Доррит с другой стороны.
        Меня все достало. Довольно. Хватит. Открыв шкаф, я начинаю разбрасывать по комнате туфли.
        - Кэрри?- спрашивает Мисси, стучась в дверь спальни.- Можно войти?
        - Да, если не боишься получить ботинком в глаз!
        - Что случилось?- кричит Мисси, входя в спальню.
        - Меня тошнит от того, что когда я собираюсь выйти куда-то со своим парнем, моя лучшая подруга всегда болтается где-то рядом. Тошнит от того, что они надо мной смеются. И меня просто выворачивает от маленьких злобных идиоток,- здесь я практически срываюсь на визг, кричу так громко, как только могу,- которые преследуют меня и превращают мою жизнь в кромешный ад!
        Я так сильно размахиваю бабушкиной туфлей с тонким длинным каблуком, что, заехав им по книге, пробиваю обложку насквозь.
        Мисси невозмутима. Она садится на кровать, кладет ногу на ногу и задумчиво кивает.
        - Я рада, что ты об этом заговорила. Я уже некоторое время и сама хочу с тобой поговорить. Мне кажется, Лали делает подкоп под ваши с Себастьяном отношения.
        - И не говори,- ворчу я, откидывая занавеску, чтобы посмотреть в окно. Себастьян и Лали не уехали. Они сидят в машине и смеются. Но что я могу сделать? Если я выйду и устрою скандал, я буду выглядеть человеком, который ни в чем не уверен. Если я ничего не скажу, все так и будет продолжаться.
        Мисси складывает руки и опирается на них подбородком.
        - Знаешь, в чем проблема? Мама никогда не учила нас женским хитростям.
        - А что, должна была?
        - Думаю, да. Потому что мы ничего не знаем о парнях. Ни как найти друга, ни как его сохранить.
        - Это все потому, что, когда мама встретила папу, они тут же полюбили друг друга, а вскоре папа предложил ей выйти замуж,- говорю я грустно.- Ей даже и делать ничего не пришлось, не говоря уже о том, чтобы выдумывать какие-то схемы. И с Лали ей иметь дело тоже не пришлось. Или с Донной ЛаДонной. Или с этими двумя Джен. Она, вероятно, думала, что с нами будет так же, как с ней. Просто появятся ребята, и тут же немедленно случится любовь, так что нам не о чем будет беспокоиться.
        - Мне кажется, что когда речь идет о мужчинах, мы обречены,- заключает Мисси.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Танцующие дураки
        - Ну и что ты думаешь?- спрашивает Мышь застенчиво, засовывая палец в пузырек с блеском и накладывая его на губы.
        - Он чудесный, Мышь. Достоин восхищения.
        Мышь наконец выполнила свое обещание познакомить нас со своим таинственным вашингтонским поклонником по имени Дэнни Чан и привела его на танцы. Это высокий, утонченный юноша с черными волосами, в очках и с приятными манерами. Он нашел место для наших пальто и принес нам два бокала пунша, в которые предусмотрительно добавил водки из фляжки, спрятанной в кармане куртки. Я никогда еще не видела Мышь в состоянии такой неуверенности в себе. Она постоянно тянет меня в дамскую комнату, где проверяет, хорошо ли лежат волосы и красиво ли заправлена рубашка в джинсы.
        - Я также восхищена тем, что ты решилась воспользоваться блеском для губ,- поддразниваю ее я.
        - Слишком много?- спрашивает она тревожно.
        - Нет. Прекрасно выглядит. Я просто хотела сказать, что ни разу прежде не видела блеска у тебя на губах.
        Мышь смотрит в зеркало, оценивая, как выглядит блеск.
        - Может, стоит его стереть. Я бы не хотела, чтобы он подумал, что я слишком сильно стараюсь ради него.
        - Мышь, он не подумает, что ты слишком сильно стараешься. Он подумает, что ты красивая.
        - Кэрри,- Мышь шепчет, как ребенок, когда хочет поведать секрет,- мне кажется, он мне очень, очень нравится. Я думаю, это точно мой парень.
        - Это прекрасно,- говорю я и обнимаю подругу.- Ты заслуживаешь человека, которым можно восхищаться.
        - Как и ты, Брэдли.
        Мышь секунду колеблется, потом, как бы невзначай, продолжает:
        - А что с Себастьяном?
        Я пожимаю плечами и притворяюсь, будто что-то потеряла в сумочке. Как я могу ей объяснить? Я с ума схожу по Себастьяну, и это кажется одновременно забавным, пугающим, невыносимым и даже нездоровым. Когда я начала встречаться с Себастьяном, все вокруг было как в волшебном сне, а теперь я все больше ощущаю себя измотанной. Настроение меняется каждую минуту, мне то хорошо, то плохо, иногда я понять не могу, правильно ли то, что ж говорю и делаю. Даже нет уверенности, что у меня все в порядке с головой.
        - Брэдли?
        - Не знаю,- отвечаю я, вспоминая, как Лали и Себастьян смеялись над тем, как Донна ЛаДонна и две Джен украли мою одежду.- Иногда я думаю…
        - Что?- нетерпеливо спрашивает Мышь.
        Я качаю головой. Нет, я не могу сделать это.
        Не могу сказать Мыши, что иногда мне кажется, что Себастьяну моя лучшая подруга нравится даже больше, чем я. Это прозвучало бы жалко и чересчур отдавало бы паранойей.
        - Я думаю, Лали нужен парень,- говорит Мышь.- У Себастьяна нет друга, с которым ее можно было бы познакомить?
        Вот оно - решение. Если бы у Лали был молодой человек, она была бы слишком занята для того, чтобы болтаться рядом со мной и Себастьяном. Не то чтобы я была против того, чтобы она водила с нами компанию. Я даже чувствую себя немного виноватой в том, что у меня есть парень, а у нее нет, и не хотела бы, чтобы она чувствовала себя брошенной. Не хотела бы стать одной из тех девочек, кто забывает своих подруг, как только в поле зрения появляется молодой человек.
        - Надо поработать над этим.- Внезапно я ощущаю, как ко мне возвращается часть моей былой уверенности в себе.
        Но стоит мне открыть дверь в спортзал, как меня немедленно постигает сокрушительный удар. В зале из динамиков разносится оглушительная танцевальная музыка, и я вижу за головами танцующих макушку Себастьяна, которая подпрыгивает и покачивается под аплодисменты и улюлюканье тех, кто его окружает. Он танцует хастл, но с кем? У меня перехватывает горло. Я решаю, что он танцует с Лали, но та возникает рядом со мной и хватает меня за руку:
        - Я думаю, тебе нужно выпить.
        - Да у меня уже есть выпивка,- говорю я, показывая бокал с пуншем, смешанным с водкой.
        - Тогда тебе стоит выпить еще.
        Я продвигаюсь вперед к тому месту, где танцует Себастьян.
        - Брэдли! Тебе не нужно этого видеть,- в голосе Лали звучат панические нотки, а я пробираюсь ближе к центру.
        Себастьян танцует с Донной ЛаДонной.
        Первым импульсом, который я ощущаю, становится желание наброситься на него и выплеснуть содержимое бокала ему в лицо. Прекрасно представляю себе, как моя рука летит вперед и липкая сладкая жидкость заливает бледное лицо, как он сначала стоит в шоке, потом делает жалкие попытки утереться. Но Лали останавливает меня:
        - Не надо, Брэдли. Не тешь их самолюбие.
        Она быстро убегает и находит Дэнни с Мышью. Мышь что-то сердито шепчет в ухо приятелю, по всей видимости, объясняет всю неприятность положения.
        - Прости, пожалуйста,- говорит Лали, встревая между ними.- Не возражаешь, если мы одолжим твоего кавалера?
        И прежде чем бедный Дэнни успевает возразить, Лали берет его за руку и ведет на танцпол, другой рукой увлекая за собой меня. Дэнни зажат между нами, мы заставляем его двигать руками и ногами, крутим его в разные стороны, и в результате этой неразберихи его очки падают на пол. Бедный Дэнни. К сожалению, я не в состоянии всерьез за него переживать, так как слишком занята собой и тем, чтобы старательно игнорировать Себастьяна и Донну ЛаДонну. Наше кривляние привлекает внимание толпы, мы с Лали танцуем, расходясь и сходясь, Дэнни посередине. Донна ЛаДонна ретируется ближе к краю танцпола, на лице ее непроницаемая улыбка. Позади неожиданно оказывается Себастьян и обнимает меня за талию. Я разворачиваюсь, прижимаюсь губами к его уху и шепчу:
        - Пошел ты.
        - А?- поражается Себастьян. Потом он улыбается, не веря в то, что я могу говорить серьезно.
        - Ты слышал. Пошел ты.
        Не могу поверить, что я это сказала. В течение какого-то времени я упиваюсь своим гневом, гудение в голове гасит все посторонние звуки. Затем понимание того, что я сказала, проникает в мое сознание, как яд после укуса змеи, мне становится страшно и стыдно. Я не помню, чтобы когда-нибудь кому-либо говорила эти слова раньше, разве что случайно и малознакомым людям, да и то вполголоса, чтобы они не слышали. Но чтобы так, прямо в лицо… Теперь эти два слова воздвиглись между нами, словно две огромные, уродливые скалы, и как их обойти, я не знаю.
        Говорить «извини» слишком поздно. Да я и не хочу, потому что виноватой себя не чувствую. Он танцевал с Донной ЛаДонной. На глазах у всех.
        Это непростительно, не так ли?
        Лицо Себастьяна становятся суровым, глаза прищурены. Он похож на ребенка, которого застали за чем-то запретным, и его первый импульс - отрицать все и обвинять того, кто его застал.
        - Да как ты посмел?- спрашиваю я. Голос звучит пронзительней, чем я ожидала, и достаточно громко, чтобы небольшая группа людей, окружающая нас, могла слышать.
        - Да ты с ума сошла,- говорит он и отступает на шаг назад.
        Внезапно я замечаю, как шевелится толпа вокруг. Все придвигаются ближе, головы кивают, на лицах улыбки любопытства. Я замираю, не зная, что делать дальше. Если я сделаю шаг к Себастьяну, он может меня оттолкнуть. Если развернусь и уйду - это, скорей всего, будет означать конец наших отношений.
        - Себастьян…
        - Что?
        - Забудь об этом.
        И прежде чем Себастьян нашелся что ответить, я убегаю.
        Меня тут же окружают друзья.
        - Что случилось?
        - Что он сказал?
        - Почему он танцевал с Донной ЛаДонной?
        - Да я из него дурь выбью,- это Лали.
        - Нет, не нужно. Все и так плохо.
        - Теперь, я надеюсь, с ним покончено?- спрашивает Мэгги.
        - А у нее есть выбор?- говорит Лали.
        Я молчу, потом поворачиваюсь к Мыши:
        - Я правильно поступила?
        - Абсолютно. Он ведет себя как свинья.
        - Что мне делать?
        - Не подходи к нему ни при каких условиях,- говорит Дэнни, присоединяясь к разговору.- Игнорируй его. Если ты не сделаешь этого, будешь выглядеть жертвой.
        Этот Дэнни - умный малый. Несмотря на его слова, я не могу не искать глазами Себастьяна. Его нет. В сердце закрадывается холод.
        - Мне, наверное, стоит поехать домой,- говорю я неуверенно. Мышь и Дэнни обмениваются взглядами.
        - Мы тебя отвезем,- говорит Мышь твердо.
        - Лали?- спрашиваю я.
        - Да, лучше тебе поехать домой,- соглашается она.- У тебя сегодня был поганый день.
        - Да уж. Если Себастьян…
        - Я о нем позабочусь,- говорит Лали и бьет кулаком одной руки по ладони другой.
        Я позволяю Мыши и Дэнни увести себя. Машина Себастьяна все еще на стоянке, на том же месте, где мы оставили ее час назад, когда были еще счастливой влюбленной парой. Как это возможно? Как могут отношения, длившиеся три месяца, закончится за какие-то пятнадцать минут? Но мир имеет свойство меняться в считанные секунды. Бывают автомобильные катастрофы, которые происходят внезапно, и люди в результате умирают. Говорят, что хорошо, если знаешь, что скоро умрешь. По крайней мере, есть возможность попрощаться.
        У меня подгибаются колени. Я спотыкаюсь о бордюр и окончательно теряю самообладание.
        - Кэрри, что с тобой?
        Я с несчастным видом киваю в знак того, что все нормально.
        - Может быть, мне не стоит уезжать. Возможно, следует остаться и поговорить.
        Мышь и Дэнни переглядываются словно между ними налажена тайная экстрасенсорная связь.
        - Не уверен, что это хорошая мысль,- говорит Дэнни успокаивающим голосом.- Вероятно, он пьян. И ты немного выпила. Не стоит общаться с ним, пока он пьян.
        - Почему?- спрашиваю я, с удивлением думая о том, где Мышь умудрилась найти такого парня.
        - Потому что пока мужчина пьян, он думает только о том, как победить и не потерять лицо.
        - Уолт,- говорю я.- Нужно найти Уолта. По идее, Уолт должен быть на работе в закусочной.
        - Ты точно сама доберешься?- спрашивает Мышь.
        - Да, все нормально, говорю я беззаботным голосом, потому что знаю, что Мыши хочется остаться с Дэнни наедине.
        Дэнни провожает меня до выхода. Когда он прощается, я вижу в его глазах глубокое понимание и симпатию и завидую Мыши. С парнем вроде Дэнни можно чувствовать себя спокойной. Ей не придется волноваться по поводу того, что он начнет флиртовать с лучшей подругой или танцевать со злейшим врагом! Хотела бы я знать, будет ли у меня когда-нибудь такой парень. И если будет, хватит ли у меня ума удержать его.
        - Эй,- говорит Уолт, когда я медленно подхожу к стойке. На часах около девяти тридцати, закусочную пора закрывать, и Уолт занят уборкой. Он складывает нарезанный лук и перец в герметичный пластиковый контейнер для хранения продуктов.
        - Надеюсь, ты не за едой пришла.
        - Я пришла повидать тебя,- говорю я, а потом внезапно понимаю, что умираю с голоду.- Хотя от чизбургера не отказалась бы.
        Уолт смотрит на часы:
        - Мне уже пора уходить…
        - Уолт, ну пожалуйста.
        Он смотрит на меня со странным выражением, но разворачивает гамбургер и кладет его на гриль.
        - Где твой парень?- говорит он таким тоном, словно произносить слово «парень» ему неприятно.
        - У нас с ним все кончено.
        - Отлично,- произносит Уолт.- Похоже, у тебя была неделя не лучше, чем у меня.
        - А у тебя что?- спрашиваю я, вытягивая из металлического ящичка несколько салфеток.- Тоже с кем-нибудь все кончено?
        Уолт резко оборачивается:
        - Ты это о чем?
        - Да нет, ни о чем,- отвечаю я, имитируя невинность.- Да что с тобой, Уолт? Мы же были друзьями. Рассказывали друг другу все.
        - Не все, Кэрри.
        - Ну не все, но многое.
        - Так было, пока ты не перестала общаться со мной из-за Мэгги,- замечает он саркастически, затем быстро добавляет: - Не расстраивайся. Я же не расстраиваюсь. Когда мы с Мэгги разошлись, я ожидал, что каждый займет чью-то сторону. Но Мэгги получила всех наших друзей.
        Я смеюсь:
        - Мне тебя не хватало.
        - Да, можно сказать, мне тебя тоже не хватало.
        Уолт переворачивает гамбургер, накрывает его сложенным пополам ломтиком сыра, распаковывает булочку, отделяет верхнюю половинку от нижней и кладет возле гриля.
        - Положить тебе перец и лук?
        - Конечно.
        Я хожу вокруг, держа в руках бутылочки с перцем и горчицей. В конце концов, совесть начинает меня мучить так, что я больше не выдерживаю:
        - Уолт, я должна тебе кое-что рассказать. Это ужасно, и тебе наверняка захочется убить меня, но я тебя прошу, не надо, ладно?
        Уолт кладет гамбургер на нижнюю половинку булочки.
        - Дай-ка я догадаюсь. Мэгги беременна?
        - Что, правда что ли?- спрашиваю я. Эта новость шокирует меня.
        - Откуда мне знать?- говорит Уолт, перезакладывая чизбургер на пластиковую тарелку и пододвигая ее мне.
        Я, не отрываясь, смотрю вниз на чизбургер.
        - Уолт, я знаю.
        - Значит, она беременна,- говорит он с некоторым облегчением, словно для него этот факт всегда был более или менее очевидным.
        - Не о Мэгги,- разуверяю его я, откусывая кусочек от чизбургера.- О тебе.
        Уолт вытирает тряпкой стойку:
        - Могу тебя заверить, я не в положении.
        - Перестань, Уолт.
        Я замешкалась, не зная, как продолжить. Чизбургер я держу в руках перед собой, как щит. Я должна рассказать ему, немедленно.
        - Не бесись только, пожалуйста. Ты так странно себя вел. Я думала, у тебя неприятности. А потом еще Себастьян…
        - Что Себастьян?- спрашивает он сурово.
        - Сказал, что видел тебя в этом месте. А потом Мышь и я, в общем, мы проследили за тобой.
        Ну вот, я сказала это. А про то, что с нами была Мэгги, не расскажу. Может быть, потом. После того как он переварит то, что я уже рассказала.
        Уолта разбирает нервный смех:
        - И что же вы видели?
        Мне так приятно видеть, что он не разозлился. Я откусываю еще кусочек от чизбургера.
        - Тебя,- говорю я с полным ртом.- И Рэнди Сэндлера.
        Он застывает, потом резко, через голову снимает фартук.
        - Прекрасно,- говорит Уолт с горечью.- И кто еще, кроме вас, знает об этом?
        - Никто,- заверяю я.- Мы никому ничего не рассказывали. И не будем, потому что это твое личное дело.
        Уолт швыряет фартук в раковину и убегает через дверь в задней части кухни.
        Я вздыхаю. Может ли сегодня приключиться что-то еще более гадкое?
        Хватаю пальто и бегу за ним. Он стоит у задней стены ресторана и пытается прикурить сигарету.
        - Уолт, прости.
        Он качает головой, делая глубокую затяжку, потом долго держит дым в легких и медленно выпускает.
        - Все равно все бы всплыло,- говорит он, делая еще одну затяжку.- Хотя я хотел сохранить это в тайне, пока не уеду в колледж и от отца.
        - А зачем? Что он тебе сделает?
        - Закопает. Или отправит к одному из тех врачей, в чьи задачи входит вправлять людям мозги. А может быть, к священнику, который станет рассказывать, какой я грешник. Забавно, да?
        - Я чувствую себя отвратительно.
        - Да почему ты себя должна чувствовать плохо? Ты же не лесбиянка,- говорит Уолт, снова глубоко затягивается и смотрит в небо.- В принципе, это не будет для него таким сюрпризом. Он и так зовет меня гомиком и педиком, а еще за спиной он меня любит называть неженкой.
        - Твой отец?
        - Да, Кэрри, мой отец,- отвечает Уолт, давя окурок ногой.- Да пошел он,- внезапно продолжает он.- Он все равно не заслуживает уважения с моей стороны. Если ему будет стыдно, это его проблемы.
        Уолт смотрит на часы и говорит:
        - Я так понимаю, на дискотеку ты возвращаться не собираешься.
        - Я не могу туда пойти.
        - Рэнди скоро за мной заедет. Мы с ним кое-куда собираемся. Хочешь с нами?
        Через несколько минут появляется Рэнди на своем тюнингованном «Мустанге». Они о чем-то переговариваются приглушенными голосами, потом Уолт машет мне, чтобы я залезала в машину.
        Через десять минут мы уже на шоссе 91, я сижу, с трудом умещаясь на маленьком заднем сиденье. Играет громкая музыка, и у меня никак не укладывается в голове, что я еду на прогулку с Рэнди Сэндлером, настоящим мужчиной и бывшим защитником школьной футбольной команды, и Уолтом, моим другом и его парнем. Мне казалось, я достаточно знаю о людях, но, выходит, это не совсем так. Мне еще нужно многому научиться, и меня радует такая перспектива.
        - Куда мы едем?- спрашиваю я, стараясь перекричать музыку.
        - В город «Н».
        - Провинстаун?
        - Да, приходится ехать в соседний штат, чтобы проводить время вместе,- отвечает Рэнди.- Вот фигня, правда?
        Да уж. Провинстаун находится в самом конце полуострова Кейп-Код, от нас не менее часа езды. Наверное, мне не стоило с ними ехать. Будут проблемы. Но я вспоминаю о Себастьяне и Донне ЛаДонне и о других обстоятельствах своей жалкой жизни и думаю - какого черта? Я всегда стараюсь поступать правильно, и куда меня привело это стремление?
        Никуда.
        - Тебя устраивает Провинстаун?
        - Да, меня все что угодно устраивает.
        - Значит, этот Себастьян Кидд танцевал с твоим злейшим врагом?- кричит Рэнди, заглушая музыку.
        - Да,- в ответ мне приходится в буквальном смысле орать, чтобы он меня слышал.
        - Он, кстати, видел нас у Чаки,- сообщает Уолт Рэнди.
        - Может, он тоже гей?- кричу я.
        - О, я, кажется, знаю этого парня,- заявляет Рэнди, кивая Уолту.- Такой высокий, волосы светлые. Выглядит как мальчик из рекламы Ральфа Лорена?
        - Точно, он!- подтверждаю я.
        - Он прикольный,- говорит Рэнди.- Но не гей. Я видел, как он брал в прокате порнофильм. «Сиськи» или что-то в этом роде.
        Порнофильм? «Сиськи»? Да кто же такой этот Себастьян?
        - Отлично!- кричу я.
        - Забудь этого ублюдка!- орет Рэнди.- Скоро увидишь две сотни парней, которые будут тебя просто обожать.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Уравнение со случайными величинами
        - Кэрри?- зовет меня Мисси.
        - Проснись!- кричит Доррит мне в ухо.
        Я со стоном просыпаюсь, стараясь прогнать остаток сна, в котором мельтешат танцующие и вертящиеся мужские бедра.
        - Кэрри? Ты жива?
        - Ну, так,- отвечаю я, чувствуя, что меня мутит.
        - О-хо-хо…- произносит Доррит, когда я сбрасываю одеяло.
        - С дороги!- отвечаю я, выпрыгиваю из кровати и мчусь в ванную, где меня тошнит.
        Когда я оказываюсь в силах оглядеться, то вижу, что Мисси и Доррит рядом. На лице у Доррит улыбка триумфатора. Выглядит она, как Гринч, уверенный, что ему удалось-таки стащить Рождество[Герой фильма «Как Гринч украл Рождество», который ненавидел Рождество и решил украсть у людей этот праздник, чтобы больше не чувствовать себя несчастным в этот день.] .
        - Папа знает?
        - Что ты пришла домой в три ночи? Не думаю,- шепчет Мисси.
        - Не говорите ему,- предупреждаю я, глядя на Доррит.
        - Себастьян внизу,- сообщает она сладким голоском.
        Серьезно?
        Он сидит у стола в столовой, напротив отца.
        - Если X равен Y в минус десятой степени,- говорит отец и пишет уравнение на задней стороне конверта,- тогда очевидно, что Z становится случайным числом.
        Закончив, он подталкивает конверт Себастьяну, который вежливо разглядывает уравнение.
        - Привет,- говорю я, слегка помахав рукой.
        - Доброе утро,- отвечает отец.
        По его лицу можно догадаться, что он не прочь поговорить со мной на тему моего потрепанного вида, но уравнение пока что ему интереснее.
        - Видишь, Себастьян?- продолжает он, постукивая кончиком карандаша по букве X.- Опасность здесь представляют возможные значения X…
        Я бегу дальше, на кухню, и ищу завалявшуюся там банку с растворимым кофе. Найдя, высыпаю половину содержимого банки в кружку и жду, пока закипит вода в чайнике. В голову приходит фраза: «Если смотреть на чайник, он никогда не закипит». Однако утверждение оказывается неверным. Если включить газ достаточно сильно, вода в итоге закипает вне зависимости от того, смотришь ты на чайник или нет. Сегодня как раз такой случай. Хотя, возможно, чайник закипает лишь в моем воображении.
        Я беру чашку с кофе, несу ее в столовую и сажусь за стол. Папа уже перешел от математического анализа к допросу Себастьяна по поводу его будущего.
        - В какой, говоришь, ты собираешься поступать колледж?- спрашивает он настороженно.
        По голосу отца можно догадаться, что Себастьяну не удалось произвести на него впечатление познаниями в области случайных величин.
        - Я ничего такого не говорил,- улыбается Себастьян, поглаживая меня по ноге с видом собственника.
        Это гарантированный способ вывести папу из себя. Я сжимаю его руку, чтобы он прекратил.
        - Я подумываю о том, чтобы поступить на следующий год,- говорит Себастьян.- Попутешествую по миру. Гималаи там, все такое…
        На лице папы скептическое выражение. Я сижу и пью кофе. Он все еще слишком горячий, и консистенция что-то слишком плотная.
        - Я пока не готов впрячься в работу,- продолжает Себастьян, словно подобными фразами можно оправдать недостаток амбициозности.
        - Тогда у тебя должны быть деньги.
        - Пап!- восклицаю я.
        - Да, они у меня есть. Когда умер дедушка, мы с сестрой получили в наследство все, чем он владел.
        - Ага,- кивает отец.- Я понял. Ты удачливый молодой человек. Полагаю, если ты попадешь в беду, всегда найдешь способ выйти сухим из воды.
        - Насчет этого я пока ничего не знаю, сэр,- говорит Себастьян вежливо.- Но я удачлив, это верно.
        Он смотрит на меня и кладет руку поверх моей.
        - По крайней мере, мне повезло встретиться с вашей дочерью.
        Я думала, что подобное заявление меня напугает, а вышло, что мне снова захотелось сбегать в ванную, только и всего. Какую новую игру он затеял?
        Папа смотрит на меня, и по взгляду его можно прочесть, что этому парню он не верит. В ответ я лишь улыбаюсь слабой улыбкой человека, которого мутит.
        - Как бы там ни было,- говорит Себастьян, хлопая в ладоши.- Я как раз собирался спросить, не хочешь ли ты отправиться на каток?
        Кататься на коньках?
        - Скорей допивай кофе.
        Он встает и пожимает папину руку.
        - Рад был видеть вас, мистер Брэдшоу.
        - Взаимно,- отвечает отец.
        Папа, по всей видимости, не пришел к определенному мнению по поводу Себастьяна, потому что после рукопожатия он дружески похлопывает его по плечу.
        Мужчины такие странные.
        Интересно, я сама должна затеять разговор или оставить это на откуп Себастьяну? Или будем прикидываться, что вчера вечером ничего не случилось?
        - Ну как там Донна ЛаДонна? Как ты думаешь, ты можешь ее попросить вернуть мои вещи?
        Моя неожиданная атака застает Себастьяна врасплох.
        Ноги перестают слушаться его, и он взмахивает руками, чтобы не потерять равновесия и не упасть на лед.
        - Ха. Вообще-то это я должен задавать вопросы.
        Он восстанавливает равновесие, и мы скользим дальше в молчании, пока я размышляю над его заявлением.
        Я виновата?
        И что же я такого сделала? Я натягиваю шапочку на уши и вижу, что в нашу сторону несется мальчишка на хоккейных коньках. Нас он не видит, потому что смотрит через плечо на своих товарищей и смеется. Ему нет дела до десятков других людей, которые катаются на пруду. За мгновение до столкновения Себастьян хватает парня за плечи и отталкивает в сторону.
        - Смотри, куда едешь!- говорит он.
        - Сам смотри!- огрызается хоккеист.
        Я качу туда, где стоят барьеры, установленные для того, чтобы катающиеся не выезжали на тонкий лед. В середине - прорубь, видно, как на зазубренные края выплескивается темная вода.
        - Это ты куда-то исчезла вчера ночью,- объясняет Себастьян. В его голосе звучат самодовольные победные нотки.
        Я смотрю на него со смешанным чувством удивления и злорадства.
        - Я тебя везде искал. А потом Лали сказала, что ты ушла. Да-да, Кэрри,- говорит он, качая головой.- Это было невежливо.
        - А танцевать с Донной ЛаДонной было вежливо?
        - Мы же просто танцевали. Именно за этим люди и ходят на дискотеку.
        Себастьян достает из внутреннего кармана кожаной куртки пачку сигарет.
        - Без сомнения. Но они не танцуют со злейшими врагами их девушек. К тому же она украла мою одежду!
        - Кэрри,- говорит он терпеливо.- Донна ЛаДонна не крала твою одежду.
        - Тогда кто это сделал?
        - Лали.
        - Что?
        - После того как ты исчезла, я долго разговаривал с ней,- говорит Себастьян, зажав сигарету между большим и указательным пальцами и закуривая.- Она хотела пошутить.
        Меня снова начинает мутить, даже сильнее, чем раньше, так как холодный воздух не помог мне справиться с похмельем.
        - Не злись. Она боялась сказать, потому что ты приняла все так близко к сердцу. Я ей сообщил, что собираюсь тебе все рассказать, а она просила, чтобы я этого не делал, так как боялась, что ты разозлишься.
        Он берет паузу, делает еще несколько затяжек, а затем выкидывает сигарету в прорубь с темной водой. Попав в воду, окурок шипит, как испорченная петарда, а потом его затягивает под зазубренный ледяной край.
        - Мы с ней знаем, какая ты чувствительная.
        - Так я чувствительная?
        - Ну, конечно. Учитывая, что случилось с твоей мамой…
        - Лали с тобой и о моей матери разговаривала?
        - Нет,- защищается Себастьян.- Ну, возможно, пару раз она об этом упоминала. Но какая разница? Все знают об этом…
        Чувствую, меня снова стошнит. Только маму не нужно приплетать. Не сегодня. Я не выдержу. Не говоря ни слова, я беру щепку и бросаю ее в прорубь.
        - Ты плачешь?- спрашивает Себастьян с сочувствием, разбавленным долей иронии.
        - Нет, конечно.
        - Плачешь.
        В голосе его звучит уже почти ликование.
        - На людях ты ведешь себя хладнокровно, словно тебя ничто не тревожит, но наедине с собой ты не можешь смириться. Ты - романтик. Тебе нужен кто-то, кто будет тебя любить.
        Меня, кажется, и так все любят? Я собираюсь сказать это, но что-то в его голосе останавливает меня. Наряду с состраданием в нем присутствует оттенок враждебности. Я не могу понять, то ли он предлагает мне любовь, то ли насмехается над моими чувствами?
        Я не знаю, что сказать. Мне кажется, я навсегда запомню, как он выглядит в этот момент, именно потому, что не могу понять его намерений.
        - Зачем,- наконец спрашиваю я.- Зачем Лали красть мою одежду?
        - Потому что ты ее достала.
        - Каким образом?
        - Я не знаю. Она сказала, что между вами розыгрыши - обычное дело. Рассказывала, как ты дала ей слабительную пастилку перед соревнованиями.
        - Нам тогда было двенадцать лет.
        - И что?
        - В смысле?
        - Теперь ты захочешь, чтобы мы больше не встречались?- внезапно спрашивает он.
        - О боже…
        Я натягиваю на лоб вязаную шапочку. Так вот зачем он сегодня пришел с утра ко мне домой. Вот зачем позвал на каток. Он хочет разорвать отношения, но боится делать это, поэтому подстроил все так, чтобы я сама их прекратила. Вот почему он танцевал вчера с Донной ЛаДонной. Он будет вести себя все хуже и хуже, пока у меня не останется выбора.
        Нет, я и сама об этом размышляла последние двенадцать часов. Пока я танцевала с Уолтом и Рэнди в клубе, мысль о том, чтобы «послать ублюдка» уносила меня в стратосферу, как реактивный двигатель - ракету, и от возможности расстаться с Себастьяном меня накрывала волна беззаботной эйфории. Я танцевала все быстрей и быстрей, скидывая с себя бремя вчерашнего вечера. И в атмосфере непрекращающегося карнавала, среди полуголых танцующих мокрых тел, сверкающих и светящихся, как ночные насекомые, мне было весело и хорошо.

«Пошел ты, Себастьян!» - кричала я, подняв руки над головой, словно одурманенный фанатик во время мессы. И Рэнди ходил возле меня с гордым и значительным видом, повторяя: «Дорогая, у всего есть свои причины».
        Но сейчас я не так уверена в своих чувствах. Действительно ли я хочу расстаться с ним? Мне будет его не хватать. И конечно, без него будет скучно. Невозможно расстаться с чувствами за один день. А может быть - ведь вполне может быть - именно Себастьяну сейчас страшно. Возможно, для него нестерпима мысль о том, что он разочаровал девушку, что не был достаточно хорош, и он старается оттолкнуть меня, прежде чем я пойму, что он - не тот самый невероятный, особенный парень, которым он хочет казаться. Когда он сказал, что внешне я хладнокровна, а внутренне жажду любви, возможно, он сказал это не обо мне. Может быть, таким образом он не прямо, но говорил о себе.
        - Не знаю. Я что, должна решить прямо сейчас?- говорю я и, сдвинув шапочку на затылок, смотрю вверх на него.
        Наверное, я сказала именно то, что нужно, потому что он смотрит на меня и смеется:
        - Ты сумасшедшая.
        - Как и ты.
        - Ты уверена, что не хочешь порвать отношения со мной?
        - Только потому, что ты уверен в том, что я хочу. Я не так проста, знаешь ли.
        - Да, я знаю,- соглашается он.
        Себастьян берет меня за руку, и мы катимся через пруд.
        - Я хочу сделать это, но не могу,- шепчу я.
        - Почему?
        Мы в его комнате.
        - Ты боишься?- спрашивает он.
        - Немного,- отвечаю я, откатываюсь на бок и опираюсь на локоть.- Не знаю.
        - Больно бывает не всегда. Некоторым девочкам нравится это с самого первого раза.
        - Да. Так было с Мэгги.
        - Ну, видишь? Все твои подруги этим занимаются. Тебе не кажется глупым, что ты одна все никак не можешь?
        По сути - нет, но я отвечаю утвердительно.
        - Тогда почему бы нам этим не заняться?
        - Может быть, это никак не связано с тобой.
        - Этого быть не может,- отвечает он, садится и начинает натягивать носки.- Потому что иначе ты бы со мной этим занималась.
        - Но я никогда ни с кем этим не занималась.
        Я подкрадываюсь и обнимаю его за плечи.
        - Пожалуйста, не сердись на меня. Я просто не могу… Не могу сегодня. Сделаем это в другой раз, обещаю.
        - Ты всегда так говоришь.
        - На этот раз я говорю серьезно.
        - Хорошо,- предупреждает он.- Но не надейся, что я буду ждать долго.
        Он натягивает джинсы, а я падаю обратно на кровать, хихикая.
        - Что смешного?- спрашивает он.
        Меня душит хохот, и я едва в силах говорить:
        - Ты всегда можешь посмотреть порнофильм. «Сиськи»!
        - Откуда ты об этом узнала?- спрашивает он со злостью в голосе.
        Я прикрываю лицо его подушкой:
        - Ты до сих пор не понял? Я знаю все.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Цирк приезжает в город
        - Еще два дня,- говорит Уолт, затягиваясь сигаретой с травкой.- Еще два дня свободы, и потом все.
        - А как же лето?- спрашивает Мэгги.
        - Ах, да. Долгое лето, Мэгги,- тихо говорит Уолт.- Загорать у бассейна, мазаться детским маслом…
        - Заплетать волосы солнцем…
        - Ты заплетаешь волосы солнцем,- говорит Мэгги, поворачиваясь.
        - Это правда,- соглашаюсь я.
        - Скучно,- говорит Лали и встает с кушетки.- Вы - грядка овощей. Дайте мне затянуться.
        - Я думала, ты никогда не попросишь,- отзывается Мышь, передавая ей сигарету.
        - Ты точно хочешь покурить?- спрашиваю я, поддразнивая Лали.- Последний раз, когда ты курила, ты съела полкило бекона. Сырого. Помнишь?
        - Он был не сырой!- восклицает Лали.- Боже, Кэрри. Почему ты вечно все выдумываешь?
        - Потому что это смешно?
        Нас шестеро: Уолт, Мэгги, Мышь, Лали, Питер и я. Мы сидим без дела в старой комнате отдыха над гаражом Мыши. На дворе - канун Нового года, а мы самодовольно поздравляем друг друга с тем, что мы настолько круты, что нам лень идти на праздник. На самом деле, нет и праздника-то такого, куда нам бы хотелось отправиться. Есть танцы для пожилых людей в «Кантри-Клаб» - «мертвечина», как сказала Мышь. Есть еще ночь кино в библиотеке - «Высоколобые консерваторы, которые хотят казаться интеллектуалами», как сказал Уолт. Есть еще пафосный обед у Синтии Вианде, на который девушки должны прийти в длинных платьях, а мальчики - в арендованных смокингах. Они там, по всей вероятности, будут пить детское шампанское и прикидываться взрослыми. Однако туда приглашены только двадцать самых близких и дорогих друзей, если, конечно, уместно говорить о двух Джен и Донне ЛаДонне как о задушевных людях, способных на дружбу. Никто из нас в этот круг не входит, только Питер получил в последнюю минуту приглашение от Синтии, да и то потому, что ей понадобился «еще один мужчина». Чтобы Питеру не досталась такая незавидная роль,
мы решили собраться у Мыши, чтобы курить травку, пить коктейли
«Белый русский» и делать вид, что мы не неудачники.
        - Эй,- говорит Питер Мэгги, постукивая по пустой банке.- Еще одному мужчине нужна еще одна баночка пивка.
        - Еще один мужчина может и сам сходить,- отвечает Мэгги, хихикая.- Разве еще один мужчина не для этого? Чтобы делать лишнюю работу?
        - Как насчет еще одной женщины?- спрашивает Лали.- Почему никому не нужна еще одна женщина?
        - Потому что «еще одна женщина» - это любовница.
        - Или третье колесо,- добавляет Мышь.
        Я кашляю и сползаю со старого доброго кресла, на котором отдыхаю уже час.
        - Кому-нибудь еще принести выпить?- спрашиваю я, глядя на Мышь.
        Она пожимает плечами, давая понять, что сказала то, что сказала. Если Лали и обиделась, то вида не показывает.
        - Мне, и можно двойную порцию.
        - Сейчас сделаю.
        На старинном ломберном столике стоят бутылки с разнообразными алкогольными напитками и пластиковые стаканчики. Есть и пакет со льдом. Я смешиваю коктейли в двух стаканчиках. В тот, который предназначен для Лали, я наливаю чересчур много водки, так что ее коктейль получается слишком крепким, что, впрочем, можно сказать и о моих чувствах по отношению к ней. С тех пор как Себастьян рассказал мне о том, что это Лали украла мою одежду, я держу на нее зуб. Мы вместе посмеялись над тем случаем, но какое-то напряжение между нами осталось, оно висит, словно одинокое облако на залитом солнцем небосклоне. Так бывает: смотришь вверх и понимаешь, что гроза может разразиться в любую минуту.
        - Когда возвращается Себастьян?- спрашивает Лали с хорошо разыгранной незаинтересованностью, и этот вопрос может быть с ее стороны всего лишь реакцией на высказывание Мыши по поводу «третьего колеса». Ведь она знает, что каникулы, которые Себастьян проводит со своей семьей, заканчиваются завтра. И ей, конечно, известно, что на воскресенье запланирован поход на концерт «Ацтек Ту-Степ» в «Шабу Инн». Она все время только об этом и говорила, только сейчас сменила тему.
        - Завтра,- отвечаю я, делая вид, что мне это безразлично. Лали совершенно необязательно знать, с каким отчаянием я считаю дни, оставшиеся до возвращения Себастьяна. В уме я проигрывала сцену встречи много раз: он подъезжает к дому в своем желтом «Корвете», я бегу к нему, а Себастьян заключает меня в объятия, страстно целует и приговаривает: «Я люблю тебя». Есть один нюанс. Когда я проигрываю сцену, вместо себя я вижу Джулию Кристи из фильма «Доктор Живаго». Мне двадцать с небольшим лет, у меня темные волосы, а на голове шляпка из меха белого горностая.
        - Сколько времени?- внезапно спрашивает Уолт.
        - Пятнадцать минут одиннадцатого.
        - Не уверена, что досижу до двенадцати,- стонет Мэгги капризно.
        - Ты обязана это сделать,- настаиваю я.- Если уж мы неудачники, это не значит, что и слабаки тоже.
        - Говори за себя,- отвечает Уолт, берет бутылку водки и делает большой глоток.
        - Уолт, это слишком много,- ворчит Мэгги.
        - Ты никогда не говорила так, когда мы целовались,- парирует Уолт.
        - Эй!- кричит Питер, вскакивая на ноги и делая боксерскую стойку. Он машет кулаками, нанося воображаемые удары в голову Уолта.
        - Да ладно, расслабься, друг,- говорит Уолт, глядя на меня и делая еще глоток из горлышка.
        - Дать тебе стакан?
        - Нет.
        Уолт ставит бутылку на стол и хлопает в ладоши.
        - Итак, слушайте все,- громко заявляет он.- Я должен сделать заявление.
        Черт, вот оно. Момент, которого все мы ждали, настал. Я быстро окидываю взглядом Мышь и Мэгги. Мышь кивает в знак одобрения, глядя на Уолта, как на пятилетнего ребенка, который только что показал карандашный рисунок, где изображена его семья, Мэгги закрыла руками рот и смотрит то на Мышь, то на меня бешеными глазами, словно надеясь, что мы подскажем, что ей делать.
        - Ты поступил в Пенн[Пенн Стейт, университет штата Пенсильвания.] , - предполагает Питер.
        - Нет.
        Я сдвигаюсь туда, где Уолт не может меня видеть, прикладываю палец к губам и делаю гримасу, предостерегая Мэгги от каких-либо высказываний.
        - Эй, что происходит?- спрашивает Лали, поймав мой взгляд.- Ты получил место менеджера в закусочной?
        - Да типун тебе на язык,- отвечает Уолт.
        Я раньше не слышала, чтобы он так говорил. Вероятно, фраза почерпнута у Рэнди.
        - Сюрприз гораздо интересней,- говорит Уолт, слегка покачиваясь.- Я собирался дождаться полночи, но есть подозрение, что к этому моменту я уже буду в отключке.
        Уолт оглядывает комнату, чтобы удостовериться, что он привлек всеобщее внимание. Затем продолжает, и кое для кого его слова посильнее разрыва бомбы.
        - Для тех, кто еще не понял, я теперь официально гей.
        На мгновение в комнате воцаряется молчание, словно каждый решает, как ему реагировать на заявление Уолта, вне зависимости от того, знали они об этом или нет. Молчание прерывает сдавленный смешок Лали.
        - И это все?- спрашивает она.- Ты гей? В этом сюрприз?
        - Огромное тебе спасибо,- отвечает Уолт с наигранным возмущением.
        - Поздравляю, мужик,- говорит Питер.
        Он пересекает комнату, осторожно прижимает Уолта к себе и похлопывает по спине.
        - И когда ты об этом узнал?- спрашивает он, словно Уолт только что объявил, что ждет ребенка.
        - А когда ты узнал, что ты натурал, Питер?- хихикаю я.
        - Ну,- говорит Мэгги жеманно,- мы знали об этом.
        На самом деле, об этом знали не все. Да и сама Мэгги после того, как мы устроили за Уолтом слежку, с головой ушла в организацию их с Питером поездки в палаточный лагерь, так что оскорбление, нанесенное Уолтом ее чувству собственного достоинства, быстро забылось.
        Я подняла свой стаканчик.
        - За Уолта!- сказала я, а затем добавила: - И за нас. За тысяча девятьсот восемьдесят…
        Внезапно кто-то громко стучит в дверь.
        - Черт…- говорит Мышь, пряча принадлежности для курения марихуаны под диванные подушки. Питер ставит бутылку водки за кресло. Мы проводим руками по волосам, сдуваем с груди сигаретный пепел.
        - Заходите,- предлагает Мышь.
        Это ее отец, мистер Кастеллс. Несмотря на то что ему много лет, меня всегда поражает, до чего же он красив. Мышь утверждает, что когда он был молод, его называли Кэрри Грантом с Кубы.
        - Надеюсь, вы неплохо проводите время,- вежливо спрашивает он, входя в комнату. По его выражению лица я догадываюсь, что он не просто так зашел.
        - Кэрри,- говорит он.- Звонит твой отец. Ему необходимо немедленно поговорить с тобой.
        - По всей видимости, у них есть старая машина, которой никто не пользуется. Они даже не подозревали, что ее нет на месте, пока я не позвонил,- говорит отец. По всему видно, что он напуган и шокирован.
        - Пап, я уверена, все обойдется,- заверяю его я, молясь в душе, чтобы он не заметил, что вместо одной дочери-отступницы он имеет двух: беглянку Доррит и наркоманку - меня. Хотя я необыкновенно быстро протрезвела, да и действия марихуаны в голове как ни бывало.
        - Как далеко они могли уехать? Ни у одной, ни у другой нет прав. Откуда Шерил вообще известно, как водить машину?
        - Загадка. Я вообще ничего не знаю об этой семье, кроме того, что мама Шерил трижды была замужем.
        Я киваю, глядя на дорогу. Несмотря на то, что на дворе канун Нового года, на улицах пустынно и темно. У меня есть уверенность в том, что новый кризис с Доррит случился отчасти по моей вине. Нужно было уделять ей больше внимания. Но откуда мне было знать, что она собирается куда-то уехать? Она сказала, что пойдет на ночь кино в библиотеке. Папа даже довез ее и подождал, пока она встретится со своей подругой Морой, которую мы знаем тысячу лет. Мама Моры сказала, что заберет девочек в семь и доставит Доррит домой, прежде чем они с Морой поедут к кому-то справлять Новый год. Однако, когда мама Моры появилась в библиотеке, дочь сказала ей, что Доррит ушла в торговый центр и ее кто-нибудь подвезет оттуда. Когда в девять она так и не появилась, папу охватила паника. Он звонил маме Моры, но та не брала трубку до десяти. Затем он позвонил в дом Шерил, надеясь, что Доррит, возможно, заехала к ней в гости, никого не предупредив, но ее младший брат сказал, что Шерил нет дома, а родители пошли в «Эмеральд». Папа позвонил в «Эмеральд», и тогда мама и отчим Шерил отправились домой и обнаружили пропажу старой
машины. Теперь мы едем в дом Шерил, чтобы понять, как быть дальше.
        - Пап, мне жаль, что так вышло.
        Отец ничего не отвечает, только сокрушенно покачивает головой.
        - Она, наверное, в торговом центре или на поле для гольфа. А может, просто где-нибудь гуляет.
        - Я так не думаю,- говорит отец.- Она взяла пятьдесят долларов из ящика, где хранятся чистые носки.
        Когда мы съезжаем с главной улицы, я отвожу глаза, чтобы посмотреть на «Эмеральд», словно я этого места никогда раньше не видела. Мы проезжаем еще немного вперед и поворачиваем на узкую улицу, битком набитую потрепанными домами. Наконец мы останавливаемся возле фермерского дома, окрашенного в голубой цвет. Видно, что краска сильно облупилась, зато крыльцо несет на себе следы недавнего капитального ремонта. Сквозь закрытые жалюзи пробиваются лучи света, и, пока мы рассматриваем дом, на крыльце появляется мужчина и смотрит на нас. У человека ярко-красное лицо, но, кажется, дело тут не в освещении.
        - Я так и думал,- говорит папа мрачно.- Мэк Келлер.
        - Кто это?
        - Местный мастер по ремонту и строительству,- говорит отец таким тоном, словно эти слова все объясняют.
        Мы заворачиваем в проезд, ведущий к дому, и останавливаемся позади пикапа. Сбоку к дому пристроен гараж для двух автомобилей. Он выглядит заброшенным. Одна из дверей открыта, внутри горит лампочка без плафона.
        - Что это значит?- спрашиваю я.
        - Мэк Келлер, что называется, мутный тип.
        Папа отстегивает ремень безопасности и снимает очки, чтобы оттянуть неизбежный разговор.
        - Мама отказывалась иметь с ним дело. У нее с ним были какие-то проблемы, которые касались строительства домов. Однажды мы застали Мэка Келлера в проезде у нашего дома, он стоял с ломом наперевес.
        Как странно, что я этого не помню. Хотя, возможно, помню. Мне кажется, какие-то смутные воспоминания о склоке и о том, как нам, трем маленьким девочкам, велели спрятаться в подвале, у меня остались.
        - Ты вызывал полицию?
        - Нет. Мама вышла и поговорила с ним. Мне было очень страшно, а она, казалось, совсем не была напугана. Ну, ты знаешь маму,- говорит отец, и в голосе его появляются слезы.- Она была маленькая, но смелая, как черт. С Мими все боялись связываться.
        - Я помню. А еще ей никогда не приходилось повышать голос,- добавляю я печально, чтобы внести свою лепту в воспоминания о маме.- Это была важная черта ее характера…
        - Она была леди с головы до пят, и мужчины знали это,- вторит мне отец, вздыхая. - Она сказала Мэку Келлеру всего пару слов, и он убрался восвояси, поджав хвост.
        Да, вот такой была моя мама. Леди с большой буквы. Даже когда я была маленькой, и то понимала, что мне такой никогда не стать. Я была слишком грубой и неловкой. Я вечно хотела поехать в те места, которые родители считали неподходящими. Например, в Нью-Йорк. Я заставила Мисси и Доррит сжечь кукол Барби на костре. Я рассказала кузинам, что Санта-Клауса на самом деле не существует. Подозреваю, маме всегда было понятно, что леди из меня не выйдет и что я никогда не буду на нее похожа. Но видимо, ей это было не важно.
        - Как ты думаешь, Доррит знает что-нибудь про Мэка Келлера? Про то, кем его считала мама? Если знала, возможно, в этом заключается одна из причин поведения Доррит. Пап, я думаю, Доррит надо сводить к психотерапевту.
        Я уже предлагала это отцу несколько раз, но он всегда отвергал мое предложение. Он родом из поколения, которое считает, что психотерапевты - это зло. Даже при таких серьезных обстоятельствах мнение отца остается непоколебимым.
        - Не сейчас, Кэрри,- отвечает он. Когда папа вылезает из машины, вид у него такой, словно ему нужно идти на казнь. Прежде чем мы успеваем постучать, дверь открывается, и на пороге появляется Мэк Келлер и загораживает нам дорогу. Он красив, но в его внешности есть что-то пошлое, так что, когда глядишь на него, испытываешь неизвестно откуда взявшийся стыд.
        - Брэдшоу?- ухмыляется он и отвечает на свой собственный вопрос.- Ну, понятно. Входи.
        Надеюсь, у него за дверью не припрятан лом.
        - Сюда,- говорит он, указывая в сторону гостиной рукой, в которой зажата бутылка с пивом. Мы бочком, нерешительно, проходим в комнату, не зная, чего ожидать. Вдоль одной из стен стоит гигантский телевизор с двумя колонками по бокам. В комнате есть кирпичный камин, на полу лежит грубый белый ковер, усыпанный игрушками, на котором сидят два пуделя со слезящимися глазами. У другой стены стоит длинный раскладной диван. На нем, растянувшись, лежит мама Шерил, которую зовут Конни. В одной руке она держит стакан, в котором предположительно джин с тоником, а в другой руке - пакет со льдом.
        - Моя маленькая девочка,- начинает рыдать она, завидев нас.
        Она отставляет стакан с выпивкой и лед и тянется к нам. У нас нет другого выбора, кроме как взять ее за руки.
        - Она же еще маленькая девочка.
        - Да не такая уж и маленькая,- ворчит Мэк Келлер.
        - А что, если их похитили?- спрашивает Конни, часто моргая.- Что, если они лежат где-то в канаве?..
        - Заканчивай, Конни,- говорит Мэк Келлер.- Они взяли машину и поехали куда-то пить. Когда Шерил вернется, задам ей трепку. Вот и все.
        Папа тем временем под благовидным предлогом высвободился из цепких рук Конни и теперь стоит с независимым видом, словно ситуация не имеет к нему прямого отношения.
        - Вы в полицию звонили?
        - А зачем ее вмешивать?- спрашивает Мэк Келлер.- От них одни неприятности. Кроме того, заявления о пропаже людей не принимаются в течение, по крайней мере, двадцати четырех часов.
        - Когда их уже может не быть в живых!- кричит Конни.
        Она тяжело дышит и прикладывает руку к сердцу.
        - Вот что я получаю за свою жалкую жизнь. Моя дочь - малолетняя преступница, а муж - пьяница и бездельник.
        - Хочешь по мозгам получить?- спрашивает Мэк Келлер.- Я же сказал, чтобы ты заткнулась.
        Мы с отцом в ужасе переглядываемся.
        - Думаю, нам нужно начать их искать,- говорю я, глядя на часы.- Сейчас десять сорок пять. Их нет уже не менее трех часов…
        - За это время они могли доехать до Бостона!- восклицает Конни. Она смотрит на мужа.
        - Я возвращаюсь в «Эмеральд»,- заявляет он. Видя наши шокированные физиономии, он ухмыляется.- В конце концов, это не мой ребенок. А меня ждет в баре мужик, которого зовут Джек Дэниэлс.
        Отец, Конни и я ездим по городу, разыскивая Доррит и Шерил. Мы ищем в полях, в
«Кантри-Клаб» и в нескольких маленьких барах, известных Конни. Ни мне, ни отцу совершенно непонятно, впрочем, почему Конни думает, что кто-то будет наливать алкоголь тринадцатилетним девочкам. Тем не менее мы продолжаем бесплодные поиски и сдаемся только к двум часам ночи.
        - Вы нашли ее?- визжит полная надежды Мисси, когда мы входим в дом.
        - Нет.
        - Что же нам делать?
        - А что мы можем сделать?
        - Как это могло случиться?- плачет Мисси.
        - Не знаю. Если она не вернется к шести часам утра, идем в полицию.
        В течение некоторого времени мы стоим в напряженном молчании, потом я на цыпочках отправляюсь туда, где уединился папа, чтобы предаться страданиям в одиночестве. Он сидит на диване и медленно листает страницы семейного альбома, который завела мама, когда они обручились. Я возвращаюсь в кухню, чтобы подкрепиться перед долгой и трудной ночью. Достаю из холодильника хлеб, сыр и майонез, чтобы приготовить сэндвич.
        Звонит телефон.
        Звонок раздается так громко и пронзительно, что, кажется, от него невозможно укрыться. Я бросаю хлеб и хватаю трубку.
        - Кэрри?- я слышу мужской голос.
        - Джордж?- спрашиваю я в крайнем удивлении. Потом наступает разочарование, которое сменяется злостью. Зачем Джордж звонит так поздно? Полночь давно прошла, и Новый год уже наступил. Должно быть, он пьян.
        - Джордж, сейчас неподходящее время…
        - Тут кое-кто хочет поговорить с тобой,- перебивает он меня.
        - Кто?
        - С Новым годом,- говорит на том конце Доррит, хихикая в трубку.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Строгая изоляция в Бралькатрасе
        Все утро я избегаю подходить к телефону.
        Я знаю, что нужно поступить так, как положено. И чем раньше ты поступаешь, как положено, тем лучше. Ты перешагиваешь через препятствие, и тебе больше не о чем беспокоиться.
        Но кто так поступает в реальной жизни? На деле ты откладываешь, потом сидишь и думаешь об этом, потом еще раз даешь себе отсрочку, снова думаешь, пока муха не вырастает у тебя в голове до размеров слона. Да это же просто телефонный звонок, говорю я себе.
        Но находится громадное количество невероятно важных вещей, которыми я просто обязана озаботиться, прежде чем сделать звонок. Например, совершенно необходимо помыть пол в комнате над гаражом. Там я и нахожусь, одетая в жакет из овечьей шерсти, накидку из меха норки и пушистые варежки. Накидка принадлежала бабушке, она сделана по тогдашней ужасающей моде,- шкурки животных с каждого конца венчают головки и маленькие лапки несчастных животных. Я прикладываю головки норок друг к другу и делаю вид, словно они умеют разговаривать:
        - Привет.
        - Как дела?
        - Не очень здорово. Кто-то отрезал у меня хвост и задние лапы.
        - Гм… Кому нужен хвост, хотела бы я знать?
        Я нашла накидку, когда рылась в старой коробке, набитой вещами бабушки. Помимо накидки в коробке оказалась целая россыпь прекрасных фантастических старых шляп, с вуалями и перьями. Я надела одну из них и спустила вуаль себе на нос. Сделав это, я представила, как иду по Пятой авеню в «Плаза» на завтрак и по дороге останавливаюсь перед витриной «Тиффани».
        Не снимая шляпы с головы, я отставляю в сторону еще несколько коробок. Я что-то ищу, но не знаю что. Когда найду - узнаю.
        В нос бьет запах плесени, идущий от старых картонных ящиков. Я открываю один из них, на боку его красуется полустертый логотип производителя консервированной кукурузы «Дель Монте». Бабушка всегда называла себя «великой читательницей», хотя ее пристрастия ограничивались романами на любовную тему и греческой мифологией. Летом мы отдыхали в ее коттедже у моря. Я вместе с ней жадно читала романы, проглатывая их, словно пирожки, и думала о том, как однажды стану писательницей. Я пролистывала книги до конца и разглядывала фотографии авторов с высокими прическами, возлежащих на шезлонгах или кроватях с балдахинами. Эти женщины-писательницы, я знала, были фантастически богаты, в отличие от героинь их романов, зарабатывали деньги самостоятельно, не нуждались в мужчинах, которые могли прийти им на помощь. Мысль о том, чтобы примкнуть к рядам этих писательниц, наполнила меня возбуждением, почти сексуальным, таким пугающим. Еще бы, если женщина способна позаботиться о себе, зачем вообще ей мужчина? Захочет ли она делить с ним кров? И если ей не нужен мужчина, какой женщиной она будет? Да и вообще, останется
ли она женщиной? Ведь если ты - женщина, в сущности, все, что тебе нужно,- это мужчина. Кажется, мне было тогда около восьми лет, может быть, десять. Хотя, может, и двенадцать. Вдыхать запах этих старых книг - все равно это дышать тем же воздухом, которым я дышала в детстве. С тех пор я усвоила одну вещь: не важно, что происходит, но мне, вероятно, мужчина нужен будет всегда. В этом, наверное, есть что-то жалкое?
        Я закрываю ящик и перехожу к следующему. И вдруг нахожу то, что искала: старую прямоугольную коробку с пожелтевшими краями. В такие укладывают мужские рубашки в прачечной. Снимаю крышку, вынимаю старую толстую тетрадь и открываю ее на первой странице. На ней моей детской нетвердой рукой написано: «Приключения Пинки Уизертон».
        Старая добрая Пинки! Я придумала ее, когда мне было шесть. Пинки была шпионкой, обладавшей особыми способностями. Она могла уменьшиться до размера наперстка и умела дышать под водой. Пинки могли смыть водой с раковины в канализацию, а она проплывала по трубам и вылезала из сливного отверстия в ванне.
        Я аккуратно вынимаю другие вещи, хранящиеся в коробке, и раскладываю по полу. Кроме тетради с описанием похождений Пинки, я обнаруживаю самодельные карты, рисунки и дневники с металлическими застежками. Я никогда не могла вести их долго, дело обычно кончалось одной-двумя записями, хотя, помню, как наказывала себя за недостаток дисциплины, так как знала, что даже настоящие писатели ведут ежедневные журналы. На самом дне лежат мои первые рассказы, строчки пляшут по бумаге, ведь они напечатаны на старой маминой машинке фирмы «Роял». Находка оказывается для меня радостной неожиданностью, я испытываю чувство восторга, как будто друзья неожиданно входят в дверь целой толпой, чтобы поздравить меня с днем рождения. Но кроме радости, я ощущаю, что мне был дан тайный знак. Я беру коробку и несу ее вниз. Смысл поданного знака в том, что я должна позвонить Джорджу.
        - Нужно позвонить Джорджу,- этими словами папа встретил меня утром.
        - Хорошо, пап, не волнуйся, я так и сделаю,- сказала я, хотя в душе рассердилась.
        Я дала себе обещание никогда больше не разговаривать с Джорджем после того, что он сказал о Себастьяне. Даже если бы мне довелось попасть на учебу в Браун, что в последнее время приобрело характер неизбежности, так как более-менее конкурентоспособной альтернативы мне найти так и не удалось, я и там планировала избегать его общества. И тем не менее Джордж умудрился сделать так, что наши жизни снова пересеклись, а это было неправильно.
        Я не хотела видеть его в своей жизни. Я знала, что мои чувства неверны и Джордж ни в чем не виноват, но мне казалось, что в случившемся все же есть доля его вины. Если бы он не уделял так много внимания Доррит, когда ее арестовали, если бы он не был таким милым, сестра никогда бы не решилась на побег к нему. Да, это было одно из тех сентиментальных необдуманных решений, на которые так падки подростки, когда, например, девочка решает бежать из дома и следовать за смазливым молодым исполнителем. Это можно понять, но каким образом Джордж стал объектом такого поклонения? Он симпатичный, но красавцем его не назовешь. Он не был даже опасным роковым злодеем. Хотя, возможно, Доррит как раз искала не опасности, а стабильности. А может быть, в этом побеге заключался элемент соревнования. С каждым новым достижением, таким как кража сережек или блеска для губ или захват сумочки, принадлежавшей ранее маме, Доррит становилась все смелее. Если проследить весь этот путь, становится понятно, почему Джордж оказался для Доррит важным трофеем.
        Вернувшись из помещения над гаражом в дом, я нахожу папу в той же позе, в которой я оставила его пару часов назад. Он сидит у небольшого столика, на котором лежит извлеченная из ящика почта, сжимает в руке карандаш и смотрит на чистый лист бумаги.
        - Ты уже позвонила Джорджу?- спрашивает отец, подняв голову, когда я вхожу в комнату.
        - Я как раз собираюсь это сделать. Прямо сейчас.
        - Ты просто обязана ему позвонить. Представь, что бы было, если бы его не было дома? И как мне теперь отблагодарить его за то, что он оказался таким ответственным человеком?
        На миг в голове появляется ужасная мысль: папа мог бы предложить Джорджу меня в качестве благодарности. Я повторила бы судьбу одной из героинь бабушкиных романов. В них часто случалось так, что семья заставляет девушку выйти замуж за человека, которого она не любит. И потом Себастьяну придется спасать меня. Правда, у него ничего не получится, так как отец запретил нам всем выходить из дома без присмотра. Даже по телефону нам запрещено разговаривать, пока мы не объясним папе, кому и зачем мы звоним. Я иду вверх по лестнице в свою комнату, испытывая ненависть к отцу, Доррит и особенно к Джорджу.
        Коробку с рассказами я кладу под кровать и беру трубку. Может быть, Джордж еще спит. Или его нет дома. По крайней мере, я смогу с чистой совестью сказать, что звонила. Он отвечает после второго гудка.
        - Ну, ты как там, держишься?- спрашивает он.
        - Со мной все в порядке.
        - А Доррит?
        - Заперта в комнате,- отвечаю я и делаю паузу, прежде чем продолжить.- В любом случае я бы хотела выразить благодарность. Без тебя мы бы не справились.
        На последней части фразы я делаю упор, стараясь изо всех сил, чтобы мои слова звучали искренне. Но кажется, мне это не совсем удается. Впрочем, Джордж, кажется, ничего не заметил.
        - Да без проблем,- отвечает он голосом, по которому можно догадаться, в каком он отличном настроении.- Такое случается время от времени. Рад, что смог помочь.
        - Спасибо тебе еще раз.
        Я уплатила долг вежливости и собираюсь повесить трубку, но вдруг совершаю фатальную ошибку.
        - Джордж,- спрашиваю я.- Почему она выбрала тебя?
        - А что, звучит ужасно?- смеется он в ответ.
        - Нет. Ты прекрасный парень…
        - О, правда?- спрашивает он с воодушевлением.
        - Да, без сомнения,- тяну я, стараясь понять, как теперь избежать ловушки.- Но ей только тринадцать. Украсть машину и уехать в Провиденс - очень необычный для нее поступок…
        В этот момент я слышу характерный звук, который означает, что папа взял трубку в гостиной и слушает наш разговор.
        - Я хотел поговорить с тобой на эту тему,- говорит Джордж тихо.- Возможно, я смогу приехать на следующей неделе.
        - Надо будет у папы спросить,- вздыхаю я, зная, что папа скажет «да», и удивляюсь, как это он сам до сих пор не вступил в беседу.
        Когда мы с Джорджем заканчиваем разговор, я спускаюсь вниз, чтобы разобраться с папой.
        - Ты теперь собираешься прослушивать все телефонные звонки?
        - Мне жаль, Кэрри, но это так. Я не прослушиваю, просто проверяю, кто говорит.
        - Прекрасно,- говорю я саркастически.
        - И если ты собираешься позже встретиться с Себастьяном, забудь об этом. Я не хочу, чтобы этот маленький мерзавец отирался в нашем доме.
        - Но, пап…
        - Извини, Кэрри.
        - Но это мой парень.
        - Как я сказал, так и будет,- отвечает отец, который словно не замечает, насколько явно я расстроена.
        - Никаких парней. Это касается и Себастьяна.
        - У нас тут что, Алькатрас[Тюрьма для особо опасных преступников, расположенная на острове в заливе Сан-Франциско.] ?
        Отец ничего не отвечает.
        О, черт. Гнев ворочается внутри меня, словно доисторическое одноклеточное существо, как взрывоопасный вирус зла, парализующий способность мыслить рационально. Его действие так разрушительно, что я уже не могу думать ни о чем другом, кроме как…
        - Я тебя убью!- кричу я, взбегая по ступенькам к комнате Доррит. Запрыгиваю на нее сверху, но она готова к нападению и задрала вверх ноги, чтобы защищаться. Мне известно, что где-то в огромном мире существуют идеальные семьи, в которых сестры не дерутся. Но у нас не тот случай. Мы можем дать фору профессиональным боксерам или борцам в том, какие удары ногами мы способны наносить или как мы умеем выкручивать руки. Для нас обычное дело гоняться друг за другом с садовой лопатой или граблями, запереть кого-нибудь в машине или оставить на улице перед закрытой дверью. Мы часто прячемся в шкафах, стряхиваем друг друга с деревьев или преследуем, как собаки кролика. Я снова кричу: «Да я тебя убью!», поднимаю подушку над головой и собираюсь обрушить ее на Доррит, а она бьет меня ногами в пах. Снова заношу подушку, чтобы попасть сестре в лицо, но она отползает и падает на пол, затем вскакивает на ноги и запрыгивает мне на спину. Я встаю на дыбы, как лошадь, но не могу стряхнуть ее. Отчаянно стараюсь удержать равновесие, но мы падаем и оказываемся на кровати, я - сверху, Доррит - подо мной.
        Затем поток эмоций иссякает, и мы истерически смеемся.
        - Не смешно,- пытаюсь сказать я. По моему лицу от хохота ручьем текут слезы.- Ты сломала мне жизнь. Ты заслуживаешь смерти.
        - Что происходит?- спрашивает Мисси, появляясь в дверном проеме. Доррит показывает на нее пальцем. В появлении Мисси, равно как и в самом жесте, нет ничего смешного, но нас настигает новый приступ истерического веселья.
        - Прекратите смеяться,- требует Мисси ворчливо.- Я только что говорила с папой. Он думает отослать Доррит в исправительную школу.
        - Где мне придется носить форму?- спрашивает Доррит, корчась от смеха.
        - На этот раз папа говорит серьезно,- убеждает нас Мисси хмуро.- Он сам сказал, что не шутит. У нас серьезные неприятности. У всех. Нам даже запрещено иметь друзей.
        - Мы в Бралькатрасе[Слово, образованное от слияния фамилии Брэдшоу и названия тюрьмы Алькатрас.] , - говорю я.
        - Ха,- пренебрежительно отзывается Доррит.
        Она слезает с кровати и смотрит в зеркало, накручивая на палец прядь волос, выкрашенную в голубой цвет, которая свисает у нее перед глазами.
        - Скоро у него это пройдет. У него всегда так,- говорит она угрожающе.
        - Доррит…
        - Я вообще не понимаю, как так вышло, что у нас остался только он. Это папа должен был умереть, а мама остаться.
        Она вызывающе смотрит на меня и Мисси, на наших лицах застыло ошеломленное выражение. Пожалуй, она высказала то, о чем все думали, но никогда не позволили бы себе произнести вслух.
        - И мне плевать, отправит он меня в исправительную школу или нет,- добавляет она. - Все, что угодно, только не застрять в этой семье.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Масло попадает в огонь
        В тишине за окном раздается гудок машины, стоящей в проезде возле нашего дома. Хоть бы это была Мышь, молю я.
        Мисси, Доррит, папа и я вместе сидим за столом и завтракаем. С нашей стороны это бесплодная попытка создать видимость нормальной семейной жизни. Услышав гудок, отец подходит к окну, отдергивает занавеску и смотрит на улицу.
        - Это Роберта,- говорит он, подтверждая мое предположение. Я подскакиваю, хватаю пальто и разрисованную сумочку. У меня все наготове.
        - Не спеши. Давай еще раз все повторим,- говорит папа, а Доррит закатывает глаза. - Ты едешь в Хартфорд, чтобы пойти на спектакль «Как важно быть серьезным». Ты позвонишь во время антракта. Дома будешь в одиннадцать.
        - В одиннадцать, может, чуть позже,- говорю я, всовывая руки в рукава пальто.
        - Я буду дожидаться,- говорит отец и смотрит на Мисси и Доррит. Они глядят в тарелки и делают вид, что заняты едой и не знают, куда я на самом деле еду.
        - Конечно, папа,- говорю я, обматывая шею старой бабушкиной норковой накидкой. При обычных обстоятельствах я бы не стала ее надевать, но, раз уж по легенде я отправляюсь в театр, нужно позаботиться о достоверности.
        Когда я быстро иду к машине, возникает ощущение, что у меня на спине мишень. Я солгала, но не во всем. Мы с Мышью идем на шоу, но не в Хартфорде. На самом деле мы должны встретиться с Себастьяном и Лали на концерте «Ацтек Ту-Степ». Конечно, в моих мечтах встреча с Себастьяном была обставлена иначе, но теперь это уже не имеет значения. Каждая клеточка тела поет в предвкушении.
        Я открываю дверь «Гремлина», и в лицо мне ударяет поток горячего, сухого воздуха. Когда я аккуратно застегиваю пряжку ремня безопасности, Мышь смотрит на меня с видом триумфатора.
        - Были какие-нибудь проблемы?- спрашивает она.
        - Нет. Он ничего не заподозрил.
        Когда мы беспрепятственно покидаем проезд и оказываемся на шоссе, я смеюсь. Голова кружится от возбуждения, я нервно смотрю в зеркальце, вделанное в солнцезащитный козырек, проверяя, не стерлась ли помада.
        - Поверить не могу, что мы это сделали,- визжу я.- Мышь, ты лучшая!
        - Эй,- говорит она.- Зачем еще нужны друзья?
        Я откидываюсь на спинку и улыбаюсь, как умалишенная.
        Когда Себастьян позвонил вчера в три часа, а папа сказал ему, что меня нет дома, для семьи Брэдшоу наступил черный день. Я кричала и угрожала, что выдеру волосы с корнем, но на папу это никак не подействовало. Он вынул все телефонные шнуры из розеток, а сам заперся в ванной. Тогда мы с сестрами решили украсть машину, но оказалось, что папа предусмотрительно спрятал ключи. Мы пытались вломиться в ванную, но когда нам показалось, что мы слышим, как он плачет, пошли в спальню и легли втроем на одну кровать, как испуганные сироты. В конце концов, когда отец пришел к нам в комнату, Мисси сдалась и сообщила, что сожалеет обо всем, после чего разрыдалась. Папа сказал: «Это не твоя вина. Просто я слишком люблю своих девочек». Мы согласились попробовать стать лучше в будущем. Но на самом деле я могла думать только о Себастьяне и о том, как с ним связаться. От того, что до него можно добраться за считанные минуты, но я не могу его увидеть, у меня появилось чувство, словно я проглотила крысу, которая теперь грызет мои внутренности. Устав от бесплодных усилий, я ушла наверх, достала коробку со своими старыми
рассказами и постаралась забыться в мечтах о лучшем будущем, в котором я нахожусь в Нью-Йорке, пишу книги и у меня совершенно другая жизнь. Я думала о своем будущем, как о бриллианте, сокрытом где-то в глубине моего существа. Драгоценность нельзя просто так достать, даже будучи заключенной Балькатраса на всю оставшуюся жизнь. Пока я предавалась грустным размышлениям, в комнату незаметно вошел папа.
        - Я не хотел так жестоко поступать с тобой,- сказал он.
        Пожалуй, если я буду разумной и спокойной, подумала я, у меня есть шансы на освобождение.
        - Да, я понимаю, папа.
        - Я просто стараюсь быть справедливым. Если я выпущу тебя и Мисси, мне придется выпустить и Доррит. А что, если она снова задумает побег?
        - Да уж, пап,- ответила я, чтобы успокоить его.
        - Это не навсегда. Неделя, другая, и все. Придется подождать, пока я придумаю, как поступить правильно.
        - Я понимаю.
        - Понимаешь, Кэрри, все дело в системе. И в нашем доме ее как раз не хватает. Если бы можно было придать поступкам людей большую систематичность… Если бы можно было вернуть людей к равенству, которое у них есть на молекулярном уровне… В конце концов, мы все состоим из молекул, электронов и тому подобного. А микромир управляется набором строгих правил. В общем,- заключил папа, вставая с таким видом, будто правильное решение все-таки пришло ему в голову,- я знал, что могу рассчитывать на тебя. И я тебе благодарен. Да-да.
        Папа неловко обнял меня и сказал то, что он обычно говорит в подобных ситуациях:
        - Помни, я не просто тебя люблю. Ты мне еще и нравишься.
        - Ты мне тоже нравишься,- ответила я, составляя в уме комбинацию.- Пап, могу я позвонить кое-кому?- быстро добавила я. Мне нужно поговорить с Мышью. Я собиралась с ней встретиться.
        Думаю, папе и вправду было не по себе, потому что он позволил мне это сделать.
        Сегодня утром страсти улеглись, и отец разрешил телефонные разговоры, хотя и настаивал по-прежнему, что на все звонки будет отвечать сам. Мышь позвонила и поговорила с ним, а я подслушивала, стоя у другого аппарата.
        Я знаю, Кэрри нельзя выходить из дома, но мы купили билеты несколько месяцев назад. Они на спектакль в хартфордском театре, и их нельзя сдать. Кроме того, посещение спектакля было рекомендовано нам на занятиях по английской литературе. Идти, конечно, не обязательно, но это может выгодно отразиться на оценках.
        И вот она - свобода. Мы, покуривая, едем в «Гремлине», звук выкручен на полную, мы во всю глотку подпеваем песне группы «Би-52», которая играет по радио. От наглости совершенного бегства у меня стоит гул в ушах. Да, я готова зажечь сегодня как следует. Сегодня я неукротима.
        Хотя кто знает. На полпути к тайному месту я начинаю волноваться. Вдруг Себастьян опоздает? Или вообще не появится? Хотя почему я думаю о том, что события могут развиваться по такому плохому сценарию? Кто знает, вдруг верна старая примета, согласно которой, если думаешь о плохом, все будет плохо? Может быть, мои опасения - тайный знак?
        Но желтый «Корвет» на месте, он стоит в грязном проезде, ведущем к клубу. Я рывком открываю входную дверь. Он сидит у барной стойки, и я на ходу замечаю, что Лали тоже здесь.
        - Эй!- кричу я.
        Лали замечает меня первая. На лице ее странная вялость, все мимические мышцы словно расслабились. Выражение разочарованное. Что-то с ней не так. Он поворачивается, и Лали ему что-то шепчет. Себастьян с ног до головы покрыт загаром и производит впечатление беспечного пляжного мальчика. Видимо, часть его существа все еще находится там, на отдыхе, и он не в состоянии пока полностью скинуть маску крутого парня, которую носил там.
        Он кивает мне и натянуто улыбается. Не такой реакции я ждала от человека, которого люблю больше жизни, да еще и после двух недель разлуки. Но может быть, с ним как с собакой, которую оставил хозяин. Требуется время, чтобы он снова ко мне привык.
        - Привет!- восклицаю я. Голос мой звучит слишком громко и слишком полон энтузиазма. Я заключаю его в объятия и начинаю прыгать вверх-вниз.
        - Ух ты,- отзывается он и целует меня в щеку.- У тебя все нормально?
        - Конечно.
        - А как Доррит?- спрашивает Лали.
        - А, ты про это,- отмахиваюсь я.- Это ерунда. С ней все в порядке. Я так счастлива, что я здесь.
        Я пододвигаю к стойке табурет для себя, сажусь рядом с Себастьяном и заказываю пиво.
        - А где Мышь?- спрашивает он.
        Мышь? А как же я?
        - Она в туалете. Так когда ты вернулся?- спрашиваю я нетерпеливо, хотя мне это известно, ведь он мне звонил.
        - Вчера после обеда,- отвечает Себастьян, почесывая руку.
        - Извини, не смогла с тобой поговорить. Но Мышь же тебе перезвонила, верно? Так что ты в курсе, что случилось с Доррит?
        Лали и Себастьян обмениваются взглядами.
        - Понимаешь,- говорит он.- Когда твой отец не подозвал тебя к телефону, я позвонил Лали. Она и рассказала мне, что случилось с Доррит в пятницу вечером.
        - Мы с Себастьяном пошли в «Эмеральд»,- продолжает за него Лали.
        - Я понял, что с тобой что-то не так,- быстро добавляет Себастьян, постукивая меня по носу пальцем.- В общем, не хотелось проводить еще один вечер с родителями.
        Я чувствую себя так, словно проглотила камень и он разрывает мои внутренности.
        - Как прошли каникулы?
        - Скучно,- отвечает он.
        Через плечо Себастьяна я ловлю взгляд Лали. У нее нездоровый вид. Что-то случилось прошлой ночью? Неужели Лали и Себастьян… Нет, она же моя лучшая подруга, а он мой парень. Они и должны дружить. Не будь такой ревнивой, укоряю я себя. А то будешь выглядеть слабой.
        - Привет всем,- говорит Мышь, подходя к бару. Себастьян обхватывает ее, как медведь.
        - Мышь!- восклицает он.
        - Эй,- отвечает Мышь, похлопывая Себастьяна по спине. Она, как и я, смущена его несдержанным поведением. Себастьян никогда себя так дружественно не вел с ней раньше. Я глотаю свое пиво. Интересно, это я сошла с ума или действительно происходит что-то странное?
        - Мне нужно в туалет,- говорю я, соскакиваю с табурета и обращаюсь к Лали: - Пойдешь со мной?
        Она в нерешительности смотрит на Себастьяна, затем ставит бокал с пивом на стойку:
        - Пойдем.
        - Мне кажется или Себастьян ведет себя странно?- спрашиваю я Лали из кабинки.
        - Я ничего не заметила.
        - Да? Не может быть. Он правда странно себя ведет.
        Когда я выхожу из кабинки, Лали стоит возле раковины, смотрит на свое отражение в выцветшем зеркале и взбивает волосы. На меня она упорно смотреть не хочет.
        - Возможно, это от того, что он был в отъезде.
        - Думаешь, что-то случилось, пока он уезжал? Может, он другую девушку встретил?
        - Может быть.
        Это неверный ответ. Правильно было бы сказать: нет, ни в коем случае. Он с ума по тебе сходит. Или что-то в этом роде.
        - Значит, вы ходили в «Эмеральд» вчера вечером?
        - Ага.
        - Он что-нибудь говорил по поводу другой девушки?
        - Нет.
        Лали очень сильно занята прядью волос на шее.
        - Долго сидели?
        - Не знаю. Выпили немного. Ему нужно было выбраться из дома. Мне тоже. В общем…
        - Ну, понятно,- киваю я.
        Меня тянет выведать все подробности. Какие песни они слушали, что пили, танцевали или нет. Я хочу устроить ей допрос, забраться внутрь ее черепной коробки и узнать, что же произошло вчера. Но не могу. Я не хочу слышать то, с чем мне не справиться. Когда мы возвращаемся, Мышь поглощена беседой с Себастьяном.
        - О чем вы говорите?- спрашиваю я.
        - О тебе,- отвечает Себастьян, поворачиваясь ко мне. На лице его застыло серьезное выражение, что не характерно для Себастьяна.
        - О чем именно?- спрашиваю я с легким смешком.
        - О том, как нелегко тебе приходится.
        О, только не об этом.
        - Да ничего особенного,- говорю я пренебрежительно, допиваю пиво и заказываю еще одну кружку. Потом заказываю стопку водки.
        - Давайте все выпьем,- предлагает Себастьян.
        При мысли об алкоголе настроение у всех улучшается. Мы подымаем стопки и чокаемся - за новый год, за предстоящее лето и за наше будущее. Обняв меня за плечи, Себастьян курит сигарету. Мышь беседует с Лали. Я прижимаюсь к Себастьяну и затягиваюсь его сигаретой.
        - Что-то не так?
        - Что ты имеешь в виду?- говорит он, затягиваясь. Он отворачивается от меня, и в его тоне появляется агрессивная нотка.
        - Не знаю. Ты себя забавно ведешь.
        - Правда? Я бы сказал, что это ты себя ведешь странно.
        - Я?
        - Ты,- подтверждает он и смотрит на меня широко открытыми глазами.
        Я решаю, что пора совершить небольшое тактическое отступление.
        - Все может быть. Вся эта история с Доррит…
        - Вот как?- замечает он, отворачиваясь, чтобы затушить сигарету.
        - В любом случае я бы не хотела погружаться в это слишком сильно. Мне хочется проводить время за более интересными делами.
        С этими словами я тащу его танцевать.
        Потом у меня происходят чересчур уж интересные дела. На сцену выходит группа, мы поем вместе с ней. Алкоголь творит чудеса, и вскоре я понимаю, что мне уже на все наплевать. Я снимаю накидку и предлагаю норкам выпить пивка. Видя, как у нас весело, вокруг собираются люди. Стрелки часов приближаются к девяти, затем идут дальше, а я этого не замечаю до тех пор, пока не оказывается слишком поздно.
        В десять пятнадцать Мышь показывает на часы:
        - Брэдли, пора ехать.
        - Я не хочу ехать.
        - Еще две песни,- предупреждает она.- И едем.
        - Хорошо.
        Я хватаю бокал с пивом, прорываюсь сквозь толпу к самой сцене и ловлю взгляд вокалиста, который радостно мне улыбается. Он симпатичный. Очень симпатичный. У него гладкое лицо и длинные курчавые волосы, как у мальчика с полотна эпохи Возрождения. Лали заочно влюблена в него с тех пор, когда нам было по четырнадцать лет. Мы слушали песни группы, и Лали с тоской смотрела на его фотографию. Когда заканчивается песня, он наклоняется и спрашивает, что бы я хотела услышать.
        - Моя космическая леди!- кричу я.
        Группа начинает играть. Вокалист не спускает с меня глаз, я вижу, как движутся его губы над микрофоном, музыка играет все громче, и песня обволакивает меня, как плотное облако гелия. Возникает ощущение, что на свете нет ничего, кроме музыки и вокалиста с его полными, мягкими губами. Затем, внезапно, я снова оказываюсь в том клубе в Провинстауне, с Уолтом и Рэнди, дикая и свободная. Мне уже мало просто слушать музыку, я должна принять участие. Я должна спеть…
        На сцене. На виду у всех.
        Вдруг оказывается, что желания могут материализовываться. Вокалист протягивает мне руку, я хватаюсь за нее, и он втягивает меня на сцену и отодвигается от микрофона, давая мне место.
        И вот я уже пою, от всей души. А потом внезапно оказывается, что песня кончилась, и публика смеется и аплодирует нам. Вокалист склоняется к микрофону:
        - Это была…
        - Кэрри Брэдшоу!- кричу я, и мое имя отдается в зале громовым эхом.
        - Давайте еще раз поаплодируем Кэрри Брэдшоу,- говорит вокалист.
        Я слабо машу рукой публике, спрыгиваю со сцены и зигзагами пробираюсь сквозь толпу. Голова у меня кружится от глупости собственного поведения. Я… Я здесь. Вот все, о чем я в состоянии думать.
        - Не могу поверить, что ты была на сцене,- говорит пораженная Лали, когда я возвращаюсь к стойке.
        - Почему?- спрашиваю я и перевожу взгляд с Лали на Себастьяна, а после на Мышь. Потом я дрожащей рукой беру бокал с пивом.- Что в этом плохого?
        - Да нет в этом ничего плохого,- говорит Себастьян.
        - Брэдли, ты была великолепна!- восклицает Мышь.
        Я смотрю на Себастьяна с подозрением.
        - Я не знал, что ты поешь,- говорит он. В голосе его снова слышится попытка защититься.- Я просто удивлен, вот и все.
        - О, Кэрри всегда пела,- говорит Лали голосом, полным яда.- Она пела в школьной опере, когда была в третьем классе.
        - Нам точно пора ехать,- заявляет Мышь.
        - Вечеринка окончена,- говорит Себастьян. Он наклоняется и быстро целует меня в губы.
        - Вы едете с нами?- спрашиваю я.
        Лали и Себастьян снова обмениваются загадочными взглядами. Потом Лали отводит глаза в сторону.
        - Да, через минуту.
        - Поехали, Брэдли. Твоему папе точно не нужны новые проблемы,- нервничает Мышь.
        - Конечно,- отвечаю я, наматывая на шею накидку с норками.
        - Ну…- говорю я смущенно.
        - Ну…- отзывается Себастьян.- Увидимся завтра, ладно?
        - Да,- соглашаюсь я, разворачиваюсь и отправляюсь вслед за Мышью.
        Чуть позже, на стоянке, меня вдруг начинает мучить совесть.
        - Может, не стоило это делать?
        - Что делать?
        - Подниматься на сцену. Себастьяну, наверное, это не понравилось.
        - Если так, то это его проблемы. Мне кажется, это было здорово,- безапелляционно заявляет Мышь.
        Мы садимся в машину, и она заводит двигатель. Мы сдаем задом, когда я неожиданно стучу по панели кулаком.
        - Останови машину.
        - Что?- удивляется Мышь, нажав на тормоз.
        Я выскакиваю из машины.
        - Что-то не так. Мне нужно извиниться. Себастьян обижен. Я не могу ехать домой с таким чувством.
        - Кэрри, не надо!- кричит Мышь мне вслед, но уже поздно.
        Я стою на пороге входной двери и оглядываю помещение. Я обшариваю взглядом каждый уголок, и меня охватывает замешательство. Там, где мы их оставили, пусто. Как они могли уехать раньше нас? Я подхожу к стойке на несколько шагов и понимаю, что ошиблась. Они на том же месте, возле стойки. Но я сразу их не узнала, потому что они сидят, крепко прижавшись друг к другу лицами, их тела сплетены, и целуются они так, словно кроме них на планете больше не осталось людей.
        Это невозможно. Должно быть, у меня галлюцинации. Я слишком много выпила.
        - Эй,- зову я.
        Глаза меня не обманывают: они целуются. Но мое сознание отказывается верить, что я вижу это наяву.
        - Эй,- говорю я снова.- Эй!
        Оба разом скашивают на меня глаза и, как мне кажется, неохотно разнимают губы. На мгновение разыгрывается немая сцена, как будто мы попали в стеклянный шар, внутрь которого помещен макет бара и наши фигурки. Я внезапно ловлю себя на том, что киваю. Голос в голове говорит «да». Ты знала, что все именно так и будет. А потом я слышу свой голос:
        - Ты думала, я ничего не узнаю?
        Я разворачиваюсь, чтобы уходить, и вижу боковым зрением, как Лали спрыгивает с табурета, ее губы шевелятся, по ним можно прочесть мое имя. Себастьян протягивает руку и хватает ее за запястье. Я пересекаю бар и направляюсь к выходу, не оборачиваясь. «Гремлин» стоит на стоянке у входа, двигатель работает. Я запрыгиваю в машину и захлопываю за собой дверь.
        - Поехали.
        На полпути к дому я снова прошу Мышь остановить машину. Она встает поближе к обочине, я выхожу, и меня несколько раз тошнит.
        Когда мы добираемся до проезда, ведущего к нашему дому, я вижу, что на крыльце горят огни. Я твердой походкой поднимаюсь по тропинке и вхожу в дом. Войдя, я останавливаюсь у кабинета и заглядываю внутрь. Папа сидит на кушетке и читает. Он поднимает глаза, закрывает журнал и аккуратно кладет его на чайный столик.
        - Я рад, что ты дома,- говорит он.
        - Я тоже.
        Мне приятно, что папа не стал меня отчитывать за то, что я не позвонила в девять часов.
        - Как спектакль?
        - Нормально.
        В голове у меня возникает изображение карточного домика, на каждой карте написано
«Что, если?» Карты начинают падать, они разлетаются и превращаются в пепел. Что, если Доррит не убежала бы из дома? Что, если я смогла бы повидаться с Себастьяном вчера? Что, если бы я не вылезла на сцену на всеобщее посмешище? Что, если бы я ему отдалась?
        - Спокойной ночи, пап.
        - Спокойной ночи, Кэрри.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Девочка, которая…
        Типичный гроб. Конечно, на самом деле это не гроб, а что-то вроде лодки. Она отплывает, и я должна на нее попасть, но какие-то люди загораживают мне путь. Я не могу пройти мимо. Одна из них - Мэри Гордон Ховард. Она хватает меня за рукав пальто и тянет назад. Она глумится надо мной.
        - Ты никогда не забудешь это. Клеймо останется на всю жизнь. Тебя никогда не полюбит ни один мужчина…
        - Нет. Н-е-е-е-е-е-т!
        Просыпаюсь. Состояние отвратительное. Вспоминаю, что вчера случилось что-то ужасное.
        Припоминаю, что именно.
        Не могу поверить, что это правда.
        Знаю, что это правда.
        Размышляю над тем, что делать. Сойти с ума, позвонить Лали и Себастьяну и устроить скандал? Или вылить на них ведро свиной крови, как в кино? Но где достать эту кровь, да еще и в таком большом количестве? Или заработать серьезную болезнь, предпринять попытку самоубийства? Им, конечно, будет жаль меня, но зачем давать им повод чувствовать себя такими важными персонами? Может быть, сделать вид, что ничего не случилось? Вести себя так, словно мы с Себастьяном счастливы вместе, а эпизод с Лали был просто небольшим сбоем в отлаженном механизме прекрасных отношений.
        Проходит пять минут. В голову приходят странные мысли. Например, о том, что девушки делятся на четыре типа. Девушка, которая играла с огнем. Девушка, которая открыла шкатулку Пандоры. Девушка, которая дала Адаму яблоко. И девушка, которая украла у подруги ее любимого.
        Нет. Он не может любить ее больше, чем меня. Не может. Хотя может.
        Почему? Я бью по постели кулаком, пытаюсь сорвать одежду. На мне фланелевая пижама, не помню, когда я переоделась. Кричу в подушку. Падаю на спину в прострации. Лежу, глядя в потолок, как вдруг меня словно громом поразило: что, если никто никогда не захочет заниматься со мной сексом? Что, если я останусь девственницей на всю жизнь?
        Я пулей вылетаю из кровати, бегу вниз, хватаю телефон.
        - Что-то ты не слишком здорово выглядишь,- говорит Доррит.
        - С тобой я позже разберусь,- рычу я, прыгая вверх по лестнице, как белка. Осторожно закрываю дверь. Дрожащей рукой набираю номер Лали.
        - Здравствуйте, можно Лали?
        - Кэрри?- отвечает она. Голос у нее напуганный, но не до смерти, как я надеялась. Плохой знак.
        - Скажи мне, что того, что я видела вчера вечером, на самом деле не было.
        - Гм. Ну, на самом деле - было.
        - Зачем?
        - Что зачем?
        - Как ты могла это сделать?- кричу я с неистовостью умирающего.
        Наступает тишина.
        - Я не хотела тебе говорить…
        Лали делает паузу, во время которой в моей душе проносится ураган чувств. Смерть кажется неизбежной.
        - В общем, я встречаюсь с Себастьяном.
        Вот так, просто, буднично. Бесспорно. Невозможно поверить, что это происходит со мной на самом деле.
        - Мы уже некоторое время встречаемся,- добавляет она.
        Я так и знала. Я видела, что между ними что-то происходит, но не верила своим глазам. Да и сейчас не могу поверить.
        - Как долго?- требую я.
        - Ты правда хочешь знать?
        - Да.
        - С тех пор, как он уехал на каникулы, мы вместе.
        - Что?
        - Я знаю только одно. Он нуждается во мне.
        - Он и мне говорил, что я ему нужна!
        - Наверное, он передумал.
        - Или ты ему в этом помогла.
        - Думай, что угодно,- говорит она грубо.- Он хочет меня.
        - Нет, не хочет!- кричу я в трубку.- Это ты хочешь его больше, чем меня.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Не понимаешь? Мы больше не друзья. Никогда уже не будем ими. Как я вообще могу с тобой разговаривать?
        Следует долгая, ужасающая пауза.
        - Я люблю его, Кэрри,- в конце концов произносит Лали. Слышен щелчок, потом непрерывный сигнал. Я сижу на кровати в состоянии шока.
        Не хочу встречаться с людьми. Прокрадываюсь в кладовую, где хранятся молочные продукты. Может быть, я проведу здесь целый день. Выкурю десять сигарет подряд. Здесь офигительно холодно. Я решаю использовать слово «офигительно» как можно чаще.
        Как это могло произойти? Что такое есть у Лали, чего нет у меня? Хотя понятно. Вероятно, я неадекватна. Или я этого заслуживаю. Я увела его у Донны ЛаДонны, а теперь Лали увела его у меня. Как аукнется, так и откликнется. В конце концов, у Лали его тоже кто-нибудь отберет. Почему я была так глупа? Я всегда знала, что не смогу удержать его. Я не была достаточно интересной. Или достаточно сексуальной. Или достаточно красивой. Или умной. А может быть, я была слишком умной?
        Обхватываю голову руками. Иногда я вела себя с ним как дура. «Ой, что такое?» - спрашивала я, хотя отлично понимала, о чем он говорит. Иногда я не могла понять, кто я или кем я должна быть. Я нервно смеялась над тем, что на самом деле не было смешным. Я слишком пристально следила за тем, что говорю, как жестикулирую. Я жила с черной дырой, в которую, я знала, в любую минуту может провалиться мое благополучие. Это чувство пришло, как незваный гость, в мое сознание. Знаете, бывают такие люди, которые постоянно жалуются на то, как плохо их принимают, а уезжать не хотят. Я должна испытывать облегчение. Ведь то, как я жила, больше напоминало войну.
        - Кэрри?- произносит нерешительно Мэгги.
        Я поднимаю глаза и вижу ее. Румяные щечки, две косы волнистых волос. Она прижимает руки в варежках к губам.
        - У тебя все нормально?
        - Нет.
        - Мышь рассказала мне о том, что случилось,- шепчет Мэгги.
        Я киваю. Вскоре все будут знать. Надо мной будут исподтишка смеяться и шушукаться за моей спиной. Я стану предметом острот. Девушка, которая не смогла удержать своего парня. Девушка, которая не была достаточно хороша. Девушка, которую подставила ее лучшая подруга. Девушка, о которую можно вытирать ноги. Девушка, о которой не стоит говорить.
        - Что будешь делать?- спрашивает Мэгги, нарушая молчание.
        - А что я могу сделать? Она сказала, он говорит, что она ему нужна.
        - Она лжет!- восклицает Мэгги.- Она вечно врет. Все время хвастается тем, какая она крутая. Это очень на нее похоже. Украла Себастьяна, потому что завидовала.
        - Может, она ему действительно нравится больше,- говорю я устало.
        - Не может быть. А если так, тогда он дурак. Они оба злые, мерзкие люди и заслуживают друг друга. Хорошо, что ты от него избавилась. Он для тебя был недостаточно хорош.
        Нет, был. Он был таким парнем, о котором я мечтала. Мы подходили друг другу. Я никогда не смогу любить другого так, как я любила его.
        - Нужно что-то предпринять,- говорит Мэгги.- Что-то с ней сделать. Взорвать ее пикап.
        - Ох, Мэгвич,- отвечаю я, подняв голову.- Я слишком устала.
        Во время урока математики я прячусь в библиотеке и исступленно читаю книгу по астрологии. Лали - Скорпион, Себастьян (ублюдок)- Лев. Судя по книге, в сексуальном плане у них все должно быть прекрасно.
        Я стараюсь понять, что меня больше всего бесит в этой ситуации. Позор, которому я подверглась? Потеря подруги и любимого человека? Предательство? Они, должно быть, планировали это несколько недель. Говорили обо мне и о том, как от меня избавиться. Делали секретные приготовления. Обсуждали, как сказать мне. У них не хватило чувства приличия. Ничего другого, кроме как поставить меня перед фактом, им в голову не пришло. Они так и не нашли другого способа, просто позволили мне застать себя. Они не думали о моих чувствах. Я была для них просто препятствием, им не было до меня дела. Я для них никто.
        А ведь столько лет дружили…
        Неужели все это было ложью?
        Я помню, когда мы были в шестом классе, Лали не пригласила меня на день рождения. Однажды я пришла в школу, а Лали со мной не разговаривает, как и все остальные. По крайней мере, мне так показалось. Мэгги и Мышь, правда, со мной продолжали общаться. А вот Лали и другие девочки, с которыми я дружила, перестали. Например, Джен Пи. Я не знала, что делать. Мама посоветовала позвонить Лали. Я так и сделала, а ее мама сказала, что Лали нет дома, хотя я слышала, как она и Джен Пи хихикают в комнате.
        - Почему они со мной так поступили?- спросила я у мамы.
        - Я не могу тебе объяснить,- сказала она беспомощно.- Просто девочки порой себя так ведут.
        - Но почему?
        - Это зависть,- сказала мама и покачала головой.
        Но я думаю, дело было не в зависти. Это было инстинктивное поведение. Так ведут себя животные в естественной среде. Бывает, они выгоняют из стаи одного из членов и оставляют его умирать в одиночестве.
        Было страшно, ведь девочке трудно жить без друзей.
        - Не обращай внимания,- посоветовала мама.- Веди себя так, словно ничего не случилось. Лали сама к тебе подойдет. Вот увидишь.
        Мама была права. Я не обращала внимания, день рождения Лали наступил и прошел, и спустя четыре дня мы с ней таинственным образом снова дружили.
        Однако в течение нескольких последующих недель, когда Лали вспоминала о своем дне рождения и о том, как она в компании шести других девочек ходила в парк развлечений, щеки мои краснели от стыда, потому что я вспоминала, как меня обошли. Наконец я решила спросить Лали, почему она меня не пригласила. Лали посмотрела на меня с удивлением.
        - А разве ты не приходила?- спросила она.
        Я покачала головой.
        - О,- сказала она.- Наверное, ты вела себя, как дура, или что-то такое.
        - Лали твоя - сволочь порядочная,- прокомментировала мама.
        Этими оскорбительными словами мама всегда называла людей, которые, по ее мнению, принадлежали к человеческим существам низшей категории.
        Я не придала инциденту большого значения. Списала на то, что «девочки так поступают». А как быть с нынешним предательством? Неужели девочки поступают и так тоже?
        - Эй,- зовет Мышь, обнаружив меня среди книжных полок.- Себастьяна не было на математике. А ее не было в раздевалке. Наверное, им стыдно показываться людям на глаза.
        - А может быть, просто трахаются где-нибудь в гостинице.
        - Ты не должна позволять им занять выигрышное положение. Они не должны одержать верх. Нужно вести себя так, как будто тебе наплевать.
        - Но мне не наплевать.
        - Я знаю. Но иногда приходится вести себя не так, как люди ожидают. Они думают, что ты сойдешь с ума. Будешь их ненавидеть. Чем больше ты их ненавидишь, тем более сильными они себя чувствуют.
        - Я просто хочу знать почему.
        - Трусы,- говорит Уолт, ставя поднос рядом с моим.- У них не хватает смелости даже на то, чтобы прийти в школу.
        Я смотрю вниз, в тарелку. Жареная курица неожиданно напоминает мне большое насекомое, а пюре - лужу клея цвета перламутра.
        Я отталкиваю тарелку.
        - Зачем он это сделал? Скажи мне с точки зрения парня.
        - Она другая. И так легче. Начинать отношения всегда легко,- отвечает Уолт, затем делает паузу. Это может даже не иметь к тебе никакого отношения.
        Тогда почему я себя чувствую так, словно все это имеет ко мне самое непосредственное отношение? Я иду на все оставшиеся уроки. Физически я в школе, но в голове беспрерывно прокручивается одна и та же картинка: я вижу ошеломленное лицо Лали, такое же, как вчера, когда я застала их целующимися. Я вижу, как рот Себастьяна кривится от неудовольствия, когда он понимает, что я вернулась. Возможно, он надеялся, что ему удастся ходить от меня к Лали и обратно.
        - Она - маленькая сучка,- говорит Мэгги.
        - Ты вроде бы говорила, что она тебе нравится,- задаю я каверзный вопрос. Мне нужно понять, кто действительно на моей стороне.
        - Она мне и вправду нравилась,- говорит Мэгги, нервно крутя руль «Кадиллака», отчего машина едва вписывается в поворот, так что мы оказываемся на полосе встречного движения.- Пока она не сделала это.
        - Стало быть, если бы она этого не сделала, ты бы по-прежнему с ней дружила?
        - Не знаю. Возможно. Я никогда не была от нее в восторге. Она вечно такая надменная и самоуверенная. Вроде как все, что она делает, так круто.
        - Да уж,- говорю я с горечью.
        Фраза Лали «Я нужна ему» отдается звоном в ушах. Открываю ящичек для перчаток и достаю из него сигарету. Руки дрожат.
        - Знаешь, что самое страшное? Если бы она это не сделала, я бы и сама по-прежнему с ней дружила.
        - И что?
        - Странно, не находишь? Дружишь с кем-то так долго, а потом раз - он делает что-то такое, и дружбе конец. А раньше этот кто-то был нормальным человеком. По крайней мере, ты так думал. Так что приходится гадать, всегда ли этот человек мог поступить с тобой плохо и просто ждал подходящего случая или это происходит неожиданно для него самого. Тогда, получается, человек остается нормальным, просто ты ему больше не можешь доверять.
        - Кэрри, Лали так поступила,- говорит Мэгги так, словно ей приходится объяснять мне азбучную истину.- Значит, она плохой человек. Просто раньше ты этого не замечала. Но рано или поздно ты бы это поняла.
        Мэгги притормаживает, когда в поле зрения появляется кирпичный фасад дома Себастьяна. Мы медленно проезжаем мимо. Красный пикап Лали стоит в проезде за желтым «Корветом» Себастьяна. Меня сводит судорога, словно я получила удар в живот.
        - Я тебе говорила,- говорит Мэгги с видом триумфатора.- Надеюсь, теперь ты начнешь вести себя, как нормальный человек, и признаешь, что тебе нужно ее ненавидеть?
        День второй. Я просыпаюсь злая и разбитая. Всю ночь мне снился сон, в котором я пыталась ударить Себастьяна по лицу, но никак не могла дотянуться.
        Я лежала в постели, никак не решаясь встать. В голове не укладывается, что мне приходится жить в новых обстоятельствах. Это когда-нибудь закончится?
        Они наверняка придут сегодня в школу. Я не могу не появляться в раздевалке и не ходить на математику два дня подряд.
        Прибываю в школу. Решаю выкурить сигарету, прежде чем встретиться с ними. Вероятно, Себастьяну пришла в голову та же мысль. Когда я захожу в амбар, застаю их там вместе с Лали. Они с Уолтом сидят у стола для пикников.
        - Привет,- говорит он как ни в чем не бывало.
        - О, отлично!- восклицает Уолт нервно.- У тебя есть сигареты?
        - Нет,- отвечаю я, прищуриваясь.- А у тебя?
        Лали пока никак не реагирует на мое появление.
        - Возьми у меня,- предлагает Себастьян, протягивая пачку.
        Я смотрю на него с подозрением, но сигарету беру. Он открывает крышку зажигалки с изображением вставшей на дыбы лошади и дает мне прикурить.
        - Спасибо,- говорю я, глубоко затягиваясь и выпуская дым.
        Что они здесь делают? На секунду у меня возникает смутная надежда, что они пришли, чтобы извиниться, что Себастьян признает, какую он совершил ошибку, а то, что я видела два дня назад, не то, о чем я подумала. Но вместо этого он украдкой кладет ладонь на запястье Лали, потом спускается ниже и берет ее за руку. Она несмело поглядывает в мою сторону, на губах появляется неуверенная улыбка. Это тест, понимаю я. Они проверяют, как далеко можно зайти прежде, чем я взорвусь.
        Я стараюсь не смотреть на них.
        - Слушай,- говорит Себастьян Уолту.- Лали сообщила мне, что ты сделал серьезное заявление перед Новым годом…
        - Ой, да заткнись ты,- обрывает его Уолт.
        Он бросает сигарету и уходит. Я поднимаю руку, бросаю окурок на землю и давлю его ногой.
        Уолт ждет меня на улице.
        - Я хочу сказать тебе только одно слово,- говорит он.- Месть.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Красивые картинки
        Проходит неделя. Каждый раз, когда я встречаю Лали, мое сердце начинает биться учащенно, и становится страшно. Появляется чувство, что жизнь моя в опасности. Я старательно избегаю ее. На деле это означает, что мне приходится постоянно ее высматривать. Я обшариваю взглядом холл, ища глазами ее голову со взбитыми на макушке волосами. Мало того, я постоянно оглядываюсь, нет ли за спиной ее красного пикапа, и даже заглядываю под закрытые дверцы кабинок в туалете, проверяя, нет ли там знакомой обуви.
        Я так хорошо знаю Лали. Мне знакома ее походка, я помню, как она размахивает руками возле лица, когда старается объяснить что-то важное, знаю, что ее передние зубы слишком вызывающе торчат вперед. В общем, я могу отличить Лали в толпе, даже если она будет от меня на расстоянии мили.
        При всех моих предосторожностях мы дважды сталкиваемся лицом к лицу. Каждый раз у меня перехватывает дыхание, и мы стараемся не смотреть друг на друга, расходясь, как два безмолвных айсберга в тумане. Я постоянно слежу за Лали, когда она на меня не смотрит.
        Мне не хочется наблюдать за ней, но я не могу себя преодолеть.
        Они с Себастьяном больше не садятся рядом с нами во время ланча.
        Они не каждый день ходят в школьную столовую. Иногда, поднимаясь в гору, на которой стоит наш амбар, я наблюдаю, как желтый «Корвет» Себастьяна отъезжает от школы, и вижу на пассажирском сиденье Лали. В столовой они теперь сидят с двумя Джен, Донной ЛаДонной, Синтией Вианде и Тимми Брюстером. Может быть, Себастьян всегда считал, что это его компания, но из-за меня не мог с ними общаться. Кто знает, возможно, именно поэтому он предпочел меня Лали.
        Кстати, последнее время Джен Пи ведет себя странно. Однажды она села за наш стол во время ланча. Во время еды она хихикала и вела себя так, словно мы с ней закадычные подруги.
        - Что произошло между тобой и Себастьяном?- спросила она, сгорая от девичьего любопытства.- Мне казалось, у вас все хорошо.
        На лице ее при этом воцарилось такое неискреннее, такое лицемерное выражение - просто любо-дорого посмотреть.
        Потом она спросила Питера и Мэгги, не хотят ли они стать членами комитета по организации выпускного вечера для учеников старших классов.
        - Конечно,- ответил Питер и повернулся к Мэгги за одобрением.
        - Почему бы и нет!- воскликнула Мэгги.
        Странно услышать такое от человека, который так ненавидит вечеринки, что не может заставить себя выйти из машины, чтобы пойти на одну из них. Иногда я спрашиваю себя, не начинаю ли я ненавидеть всех и каждого. На самом деле, есть только два человека, с которыми я могу находиться рядом,- Уолт и Мышь. С Уолтом мы над всеми насмехаемся. Свободное время мы проводим в своем амбаре. Мы смеемся над тупостью Тимми Брюстера, над родимым пятном на шее Джен Пи и над тем, как глупо со стороны Мэгги и Питера было согласиться вступить в комитет по организации вечера. Обсуждая выпускной, мы обещаем себе, что бойкотируем его, потом решаем, что все-таки пойдем, но все вместе, и оденемся при этом, как панки.
        В среду после полудня Питер останавливается возле моего шкафчика, пока я копаюсь в нем.
        - Эй,- спрашивает он голосом, который тут же вызывает подозрение, что он пытается сделать вид, будто ему неизвестно, что произошло между мной и Себастьяном.- Ты идешь на встречу авторов газеты?
        - А что?- спрашиваю я, соображая, что, вероятно, спросить об этом его подговорила Мэгги.
        - Подумал, ты захочешь пойти,- отвечает он, пожимая плечами.- Впрочем, не мое это дело.
        Он уходит, а я продолжаю стоять, пристально глядя в глубину шкафчика. Потом я захлопываю дверь и бросаюсь вдогонку. Нет уж, я не дам ему так легко закончить разговор.
        - Что ты думаешь по поводу Себастьяна и Лали?- спрашиваю я, догнав его.
        - Я думаю, что мы в выпускном классе.
        - В смысле?
        - В смысле, не так уж все это и важно. Время, проведенное в выпускном классе,- для многих не самое лучшее воспоминание. Но это лишь короткий промежуток жизни. Через пять месяцев у нас начнется другая жизнь. Через пять месяцев у всех будут другие заботы.
        Тут он не прав. Кое для кого пережитое останется в памяти надолго. Например, для меня.
        Вслед за ним я поднимаюсь по лестнице в кабинет, где происходит встреча авторов. Никто, похоже, не удивлен тем, что я пришла. Я сажусь у стола. Мисс Смидженс кивает мне. Вероятно, она перестала придавать серьезное значение обязательному посещению. Первая половина года прошла, и, наверное, уже не стоит слишком сильно стараться.
        Входит малышка Гейл и садится возле меня.
        - Я расстроена,- говорит она.
        О, господи. Даже младшие знают обо мне и Себастьяне? Все хуже, чем я думала.
        - Ты говорила, что напишешь статью о группе поддержки. Сказала, что выведешь Донну ЛаДонну на чистую воду. Ты вроде бы…
        - Я много чего говорила, так ведь?
        - Зачем же ты так сказала, если у тебя на самом деле не было намерения…
        Я приложила палец к губам, чтобы она замолчала.
        - Я не говорила, что не буду писать. Я просто пока не нашла для этого времени.
        - Значит, ты все-таки напишешь?
        - Посмотрим.
        - Но…
        Внезапно я понимаю, что больше не хочу терпеть приставания Гейл. Не думая, я делаю то, что мне всегда хотелось сделать, но я никогда себе этого не позволяла: собираю книги, встаю и ухожу. Легко и просто, даже ни с кем не попрощавшись.
        Как хорошо.
        Стуча каблуками, я сбегаю вниз по лестнице и выхожу на улицу, чтобы глотнуть холодного зимнего воздуха.
        Что теперь?
        Надо пойти в библиотеку. Это одно из немногих мест, где воздух не испорчен присутствием Себастьяна или Лали. Она никогда не любила ходить в библиотеку. А когда Себастьян однажды зашел туда со мной, я была счастлива.
        Буду ли я когда-нибудь снова счастлива?
        Не думаю.
        Спустя несколько минут я осторожно пробираюсь через слякоть перед входом в библиотеку. Навстречу попадается несколько человек. Похоже, в библиотеке сегодня много посетителей. Милая библиотекарша, мисс Детутен, стоит возле лестницы.
        - Привет, Кэрри,- говорит она.- Давненько тебя не было видно.
        - Было много дел,- бормочу я.
        - Ты пришла на занятия по фотографии? Если да, то поднимайся по лестнице.
        Занятия по фотографии? Почему бы и нет? Я всегда этим интересовалась, хотя не могу сказать, что очень сильно.
        Я поднимаюсь, чтобы заглянуть в помещение, где будет лекция. Комната небольшая, в ней стоит около двадцати складных стульев.
        Большая часть уже занята людьми разного возраста. Наверное, занятия организованы специально для того, чтобы люди ходили в библиотеку. Я сажусь в последнем ряду. Возле стола стоит достаточно симпатичный лектор с темными волосами и тонкими усиками. На вид ему лет тридцать. Он оглядывает комнату и улыбается.
        - Отлично. Похоже, все в сборе,- начинает он.- Меня зовут Тод Апскай. Я профессиональный фотограф, работаю в городе, точнее, в газете «Каслбери Ситизен». Я считаю себя фотохудожником, но также занимаюсь съемкой свадеб. Так что, если кто-нибудь из ваших знакомых собирается устроить свадьбу, вы можете смело направлять их ко мне.
        Фотограф привычно улыбается, видимо, это его дежурная шутка. Публика одобрительно посмеивается.
        - Курс рассчитан на двенадцать недель,- продолжает он.- Мы будем встречаться раз в неделю. К каждому занятию вы будете делать фотографии, печатать их и показывать мне, а потом мы будем обсуждать, что получилось и что…
        Он обрывает фразу на полуслове и смотрит в конец комнаты. По лицу фотографа понятно, что он чем-то приятно удивлен.
        Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть. О, нет. Только не это. В дверях стоит Донна ЛаДонна. На ней толстый стеганый пуховик и наушники, отороченные кроличьим мехом.
        Какого черта она здесь делает?
        - Простите, я опоздала,- говорит она чуть слышно.
        - Нет проблем,- отвечает Тод Апскай, улыбаясь необыкновенно широко.- Подыщите место и садитесь. Например, туда.
        Фотограф указывает на пустой стул, стоящий рядом со мной.
        Черт.
        Пока Донна ЛаДонна снимала пуховик и наушники, приглаживала волосы и запихивала под стул сумку с камерой, я ни разу не вздохнула. Нет, это все не со мной происходит.
        - Итак,- продолжает Тод Апскай, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание всех присутствующих.- У кого есть камера?
        Несколько человек, включая Донну, поднимают руки.
        - У кого нет?
        Я поднимаю руку, гадая, сколько времени понадобится, чтобы выбраться из комнаты.
        - Отлично,- продолжает Тод.- Сейчас мы сформируем команды. Те, у кого есть камеры, выберут себе пару из тех, у кого камер нет. Например, вы, мисс,- кивает фотограф в сторону Донны.- Почему бы вам не взять в пару девушку, сидящую рядом?
        Девушку?
        - Когда пары сформируются, мы выйдем на улицу и сделаем снимки природы. Можно выбрать дерево, корень или что-нибудь другое. Главное, чтобы предмет как-то вас заинтересовал, чтобы заработало воображение. У вас пятнадцать минут,- заключает Тод.
        Донна поворачивается ко мне, ее губы приоткрываются, на лице появляется улыбка. Возникает впечатление, что я смотрю в пасть аллигатора.
        - Имей в виду, мне нравится фотографировать не меньше, чем тебе,- сообщаю я.
        Донна поднимает камеру:
        - Зачем ты решила пойти на эти курсы?
        - А ты зачем?- отвечаю я вопросом на вопрос.
        Большой вопрос, думаю я, пойду ли я на следующее занятие. Особенно теперь, когда я узнала, что на них ходит Донна.
        - Если ты не догадалась, я собираюсь стать моделью.
        - Я всегда считала, что модели находятся по другую сторону объектива.
        Подбираю ветку и бросаю ее вверх что есть сил. Ветка крутится в воздухе и падает в двух футах от нас.
        - Лучшие модели знают о фотографии все. Я знаю, ты высокого мнения о себе, но ты не единственная, кто выберется из Каслбери в будущем. Двоюродная сестра посоветовала мне стать моделью, она живет в Нью-Йорке. Я послала ей несколько фотографий, она перешлет их в «Эйлин Форд».
        - А, ну да,- отвечаю я саркастически.- Желаю, чтобы твои мечты сбылись. Надеюсь, ты станешь моделью и мы увидим твое лицо на обложке каждого журнала в нашей стране.
        - Именно это я и планирую сделать.
        - Да кто бы сомневался,- говорю я.
        От моих слов так и веет цинизмом.
        Донна снимает небольшой кустик с голыми ветками.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Да ничего,- отвечаю я и протягиваю руку за камерой. На глаза мне попался пенек, который может получиться интересно. Он очень напоминает мою жизнь: такой же безжизненный, обрубленный и слегка подгнивший.
        - Слушай, мисс сарказм,- отрывисто говорит Донна,- если ты пытаешься сказать, что я недостаточно красива…
        - Что?- продолжаю ерничать я, пораженная тем, что Донна, оказывается, не так уж уверена в своей внешности. Похоже, у нее все-таки есть слабое место.
        - Я позволю себе сообщить, что разные придурки уже пытались сказать мне что-то в этом роде.
        - О, правда?- говорю я, сделав снимок и возвращая камеру.
        Оказывается, находятся «придурки», которые говорят ей нелицеприятные вещи. Интересно, а как насчет тех гадостей, на которые не скупится она сама? Что насчет тех ребят, жизнь которых стала кошмаром благодаря Донне ЛаДонне?
        - Прости, но большая часть людей именно так и полагает.
        Когда я нервничаю, вечно начинаю использовать словечки вроде «полагать». Определенно, я слишком много читаю.
        - Нет, ты меня прости,- отвечает Донна,- но ты не имеешь понятия о том, о чем говоришь.
        - Рамона Маркуарт?- говорю я.
        - Кто?
        - Девочка, которая хотела стать членом команды болельщиц. Ты отвергла ее кандидатуру, потому что сочла слишком уродливой.
        - Она?- спрашивает Донна удивленно.
        - Тебе когда-нибудь в голову приходило, что, возможно, тем самым ты испортила ей жизнь?
        Донна ухмыляется:
        - Ты так думаешь?
        - А как еще?
        - Может быть, я избавила ее от позора. Что бы случилось, как ты думаешь, если бы я позволила ей выйти на поле? Люди жестоки, если ты еще до сих пор этого не поняла. Ее бы засмеяли. Парни сделали бы ее объектом шуток. Ребята ходят на футбол не ради того, чтобы смотреть на уродливых женщин.
        - Ты шутишь, что ли?- спрашиваю я, делая вид, что ее слова меня не убедили. Хотя, на самом деле, она права. Возможно, не во всем. Ужасный мир. Однако я не готова разделить ее точку зрения.- Ты так и собираешься поступать в дальнейшей жизни? Постоянно оглядываться на то, что нравится парням? Это патетично.
        Она самоуверенно улыбается:
        - А что здесь такого? Это жизнь. И если в ней есть что-то патетичное, так это ты. Девушки, не способные найти парня, всегда считают, что с теми, кто может, что-то не так. Если бы ты была способна находить парней, уверена, мы бы с тобой здесь об этом не разговаривали.
        - Ты думаешь?
        - Я тебе скажу только два слова: Себастьян Кидд,- смеется она.
        Мне приходится стиснуть зубы изо всех сил, чтобы удержаться. Я бы с удовольствием прыгнула на нее и разбила кулаком лицо, которое она считает таким красивым.
        А потом меня разбирает смех:
        - Он и тебя бросил, забыла?
        Я мерзко ухмыляюсь:
        - Помнится, на попытки испортить мне жизнь у тебя ушла большая часть весны. Ведь тогда я встречалась с Себастьяном, а не ты.
        - Себастьян Кидд?- насмешливо говорит Донна.- Ты думаешь, мне есть дело до Себастьяна Кидда? Да, он ничего. Где-то даже сексуален. Но он у меня уже был! А значит, он бесполезен. Себастьян Кидд не оставил в моей жизни никакого следа.
        - А зачем тогда было так напрягаться…
        - Да, я хотела испортить тебе жизнь, потому что ты дура,- пожимает плечами Донна.
        Я разве дура?
        - Ну, в этом мы сходимся. Я о тебе такого же мнения.
        - На самом деле, ты хуже, чем дура. Ты - сноб.
        - Вот как?
        - Если хочешь знать правду,- говорит она,- я тебя ненавижу с того дня, как мы впервые встретились в детском саду. И не я одна.
        - С детского сада?- изумленно спрашиваю я.
        - У тебя были красные туфельки «Мэри Джейн». И ты считала себя особенной. Ты думала, что лучше всех остальных. Потому что у тебя были красные туфельки, а у нас не было.
        Да, я помню эти туфли. Мама подарила мне их в честь того, что я стала ходить в детский сад. Я их все время носила, даже спать в них пыталась лечь. Но это же были просто туфли.
        Кто мог подумать, что они могут стать причиной такой ревности?
        - Ты ненавидишь меня из-за туфель, которые я носила, когда мне было четыре года?- недоверчиво спрашиваю я.
        - Нет, не из-за туфель,- возражает Донна.- Из-за отношения к жизни. Тебя и твою идеальную маленькую семью. Девочки Брэдшоу,- передразнивает она.- Разве они не прекрасны? А как хорошо воспитаны.
        Да уж. Знала бы она.
        Внезапно я чувствую усталость. Зачем девочки годами носят в душе такую чепуху? Интересно, с мальчиками такая же история?
        На ум мне приходит Лали, и я ежусь. Донна смотрит на меня, издает победное восклицание и уходит в библиотеку.
        А я остаюсь на месте и размышляю, что делать. Пойти домой? И все? Но если я уйду, значит, Донна ЛаДонна выиграла. Она решила, что курсы по фотографии - ее территория и, если я уйду, значит, ей удалось изгнать меня. Нет, я не дам ей одержать победу. Даже если мне придется терпеть ее общество раз в неделю.
        Интересно, может в жизни произойти что-то худшее?
        Я открываю тяжелую дверь, устало тащусь вверх по лестнице и сажусь рядом с Донной.
        В течение последующего получаса, пока Тод Апскай толкует о выдержке и диафрагме, мы сидим рядом молча и отчаянно делаем вид, что не замечаем друг друга.
        Точно так же, как с Лали.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Гордон
        - Почему бы тебе об этом не написать?- спрашивает Джордж.
        - Нет,- отвечаю я, отламывая тонкий, нежный кончик ветки. Я смотрю на него, растираю древесину между пальцами, потом бросаю в лес.
        - А почему нет?
        - Потому,- отвечаю я и быстро иду вперед по крутой горной тропе. Я слышу, как Джордж тяжело дышит от усилий позади. Я хватаюсь за молодое упругое деревце, и сила согнутого ствола выталкивает меня на вершину.- Я не для того хочу стать писательницей, чтобы писать о своей жизни. Скорее, я хотела бы этого избежать.
        - Тогда не становись писательницей,- отвечает Джордж, отдуваясь.
        Да уж.
        - Меня тошнит от того, что каждый пытается сказать, что мне делать и чего не делать. Может быть, я буду не такой писательницей, какую ты себе представляешь? Думал об этом когда-нибудь?
        - Эй,- отвечает он,- не надо так напрягаться.
        - Нет, я буду напрягаться. И не буду слушать ни тебя, ни кого-либо другого. Знаешь почему? Все считают, что они, черт их возьми, знают все обо всем. На самом деле ни черта они не знают.
        - Ну, извини,- говорит Джордж.
        Его губы вытянуты в струнку. Видно, мои слова ему не по душе.
        - Я просто хотел помочь.
        Себастьян бы посмеялся надо мной, думаю я, издыхая. Мне было бы на какое-то время обидно, а потом я бы посмеялась вместе с ним. А Джордж все воспринимает всерьез.
        Хотя он прав, конечно. Старается помочь. А Себастьяна нет. Он бросил меня, как Джордж и говорил.
        Я должна быть благодарна Джорджу. По крайней мере, ему хватает такта не напоминать мне о том, что он говорил.
        - Помнишь, я хотел познакомить тебя с сестрой бабушки?- спрашивает он.
        - А, с писательницей?- отзываюсь я, все еще испытывая некоторую обиду.
        - Да, верно. Ты хочешь с ней познакомиться?
        - О, Джордж,- говорю я, испытывая чувство вины.
        - Я хочу организовать встречу на следующей неделе. Надеюсь, ты от этого приободришься.
        Я просто готова дать самой себе пинка. Джордж такой хороший. Если бы я только могла полюбить его!
        Проехав почти весь Хартфорд, мы поворачиваем на широкую улицу, вдоль которой растут клены. Дома здесь расположены достаточно далеко от проезжей части. Это большие, белые здания, практически дворцы, с колоннами и красивыми окнами, в которых вместо больших стекол вставлено несколько маленьких, в английском стиле. Это западный Хартфорд, здесь живут старинные богатые семьи. Я думаю о том, что, наверное, здесь принято держать садовников, которые ухаживают за розами, бассейнами и теннисными кортами с покрытием из красной глины. Меня не удивляет, что мы с Джорджем приехали именно сюда. Джордж из богатой семьи. Он никогда об этом не говорит, но иначе и быть не может, потому что он живет в квартире с четырьмя спальнями в Нью-Йорке на Пятой авеню, вместе с отцом, который работает на Уолл-стрит, а его мама проводит каждое лето в Хэмптонсе, хоть я и не знаю, где это. Мы заворачиваем на покрытую гравием подъездную аллею с декоративной изгородью по сторонам. Джордж останавливает машину у дома с мансардой и башенкой на крыше.
        - Сестра твоей бабушки живет здесь?
        - Я тебе говорил, она успешный человек,- отвечает Джордж с таинственной улыбкой.
        Я испытываю приступ легкой паники. Одно дело - представлять себе человека с деньгами, другое дело - столкнуться с материальными признаками богатства лицом к лицу. Покрытая плиткой дорожка огибает дом и заканчивается возле застекленной оранжереи, в которой можно разглядеть растения и причудливую, садовую мебель. Мы подходим к двери, ведущей в зимний сад, Джордж стучится, затем открывает ее, и нас окутывает облако теплого, влажного воздуха.
        - Кролик?- кричит он.
        Как? Кролик?
        Из другого конца помещения появляется рыжеволосая женщина в серой рабочей одежде.
        - Мистер Джордж!- восклицает она.- Вы меня напугали.
        - Здравствуйте, Гвинет. Это моя подруга, Кэрри Брэдшоу. А Кролик дома?
        - Она вас ждет.
        Мы идем за Гвинет через большой холл, проходим столовую, библиотеку и входим в огромную гостиную.
        В одну из стен комнаты встроен камин с мраморной доской, над которой висит картина. На ней изображена молодая женщина в платье из розового тюля. У нее широкие карие глаза и властный взгляд. Я уверена, что мне он знаком. Но откуда?
        Джордж подходит к медной тележке, на которой стоят напитки, и поднимает бутылку шерри.
        - Выпьешь?- спрашивает он.
        - Это уместно?- Спрашиваю я шепотом, не отрывая взгляда от портрета.
        - Конечно. Кролик любит шерри. И она злится, если люди отказываются с ней выпить.
        - Ты говоришь, Кролик. Она что, милая и пушистая?
        - Ну уж нет.
        Глаза Джорджа широко открываются от сдерживаемого смеха, когда он подает мне хрустальный бокал, наполненный янтарной жидкостью.
        - Некоторые люди считают, что она чудовище.
        - Это кто так говорит?- раздается громовой голос.
        Если бы я не знала, что Кролик - женщина, наверняка подумала бы, что голос принадлежит мужчине.
        - Привет, пожилая родственница,- говорит Джордж, пересекая комнату, чтобы поприветствовать обладательницу громового голоса.
        - А кто у нас здесь?- спрашивает она.- Кого на этот раз ты притащил чудовищу?
        Джордж совершенно не смущен. Видимо, он привык к мрачному чувству юмора тети.
        - Кэрри,- говорит он с гордостью.- Это моя тетя Кролик.
        Едва дыша, я только и могу, что вяло кивнуть и протянуть руку для приветствия.
        - К-к-к…- заикаюсь я, не в силах вымолвить ни одного слова.
        Под кличкой Кролик скрывается Мэри Гордон Ховард.
        Мэри Гордон аккуратно усаживается на кушетку, двигаясь осторожно, словно она - из китайского фарфора. Физически она кажется мне более хрупкой, чем в первый раз, хотя, конечно, я помню, что ей восемьдесят лет. Но ее личность остается для меня все такой же пугающей, как в нашу первую встречу четыре года назад, когда она атаковала меня в библиотеке.
        У меня снова возникает чувство, как будто все, что я вижу, происходит не со мной.
        У Мэри Гордон густые, седые волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Глаза усталые, зрачки карих глаз выцвели, словно время наполовину стерло их первоначальный цвет.
        - Итак, дорогая,- говорит она, делая глоток из бокала с шерри и быстро облизывая губы языком.- Джордж сказал, ты хочешь быть писательницей.
        О, нет. Только не это. Опять. Я поднимаю бокал дрожащей рукой.
        - Она не хочет стать писательницей. Она уже писательница,- с нескрываемой гордостью сообщает Джордж. Я читал ее рассказы, у нее есть потенциал…
        - Понятно,- говорит МГХ со вздохом. Несомненно, она слышала эти слова уже много раз. Видимо, по привычке она начинает читать лекцию: - Есть два вида людей, из которых получаются хорошие писатели, настоящие мастера: выходцы из господствующего класса, получившие отличное образование, и те, кому в жизни пришлось много страдать.
        - Выходцы же из среднего класса,- продолжает она, глядя на меня,- бывает, способны произвести на свет некое подобие произведений искусства, но они либо слабы, либо сделаны с откровенно коммерческой целью, следовательно, реальной ценности не имеют. Их назначение - быть развлечением на потребу толпы.
        Я ошеломленно киваю. Мне представляется лицо матери. Щеки ввалились, головка стала маленькой, как у ребенка.
        - Знаете, м-м… Мы с вами уже однажды встречались,- говорю я почти шепотом.- В библиотеке города Каслбери.
        - О, боже. У меня так часто бывают небольшие чтения.
        - Я попросила вас подписать книгу. Для мамы, она умирала.
        - Она умерла?- требовательно спрашивает Мэри Гордон.
        - Да.
        - О, Кэрри,- говорит Джордж, переминаясь с ноги на ногу.- Какая ты умница. Это здорово, что ты попросила тетю подписать книгу.
        Внезапно Мэри Гордон наклоняется и говорит, внимательно глядя на меня:
        - А, точно. Я вспомнила тот случай. Когда мы встречались, у тебя в волосах были желтые ленты.
        - Да.
        Как она могла вспомнить? Неужели я произвела на нее впечатление?
        - Полагаю, я посоветовала тебе не становиться писательницей. И ты, я вижу, моим советом не воспользовалась.
        Мэри Гордон поглаживает волосы с видом триумфатора.
        - Я никогда не забываю лица.
        - Тетушка, ты гений!- восклицает Джордж.
        Я перевожу взгляд с него на Мэри Гордон и обратно. Они, похоже, играют в какую-то дурацкую игру.
        - А почему Кэрри не стоит становиться писательницей?- смеется Джордж. Похоже, ему кажется, что все, произнесенное «тетушкой Кроликом», чрезвычайно забавно.
        Знаете что? Я тоже могу поиграть.
        - Она слишком красива,- отвечает «тетушка Кролик».
        - Простите, что?- переспрашиваю я, чуть не подавившись шерри, который кстати, напоминает по вкусу микстуру от кашля.
        Вот ведь ирония судьбы: я слишком красива, чтобы стать писательницей, но не настолько, чтобы удержать парня.
        - Не настолько красива, чтобы стать кинозвездой. Вернее, не того типа красоты,- продолжает Мэри Гордон.- Но достаточно красива, чтобы считать, что можно пройти по жизни, полагаясь на красивые глазки.
        - А с какой целью я должна использовать «красивые глазки»?
        - Чтобы заполучить мужа,- отвечает она, глядя на Джорджа.
        Ага, вот оно что. Тетушка Кролик считает, что я охочусь за ее племянником. Все это слишком смахивает на творчество Джейн Остин и кажется мне каким-то бредом.
        - Я считаю, Кэрри очень красива,- возражает Джордж.
        - И конечно, ты захочешь иметь детей,- констатирует МГХ голосом, полным яда.
        - Тетя Кроль,- спрашивает Джордж, улыбаясь до ушей,- как ты догадалась?
        - Потому что каждая женщина хочет иметь детей. Если, конечно, она не уникум. Я, например, никогда не хотела детей.
        Тетушка передает бокал Джорджу, жестом давая знать, что ей требуется новая порция.
        - Если ты хочешь стать действительно великой писательницей, ты не сможешь иметь детей. Книги должны стать твоими детьми!
        И тут я понимаю, что не в силах сдержаться. Слова слетают с языка помимо воли.
        - А книги тоже нужно пеленать, как детей?- спрашиваю я голосом, полным сарказма.
        У тетушки Кролика отвисает челюсть. Определенно, она не привыкла, чтобы кто-то бросал вызов ее авторитету. Она смотрит на Джорджа, который пожимает плечами, давая понять, что я - сама невинность. А потом Мэри Гордон разражается смехом. Она хохочет самым непосредственным образом, похлопывая рукой по кушетке, на которой сидит.
        - Напомни мне, как тебя зовут, дорогая? Кэрри Брэдшоу?
        Мэри Гордон смотрит на нас с Джорджем и подмигивает.
        - Садись, посиди, так Джордж мне все время говорит. Если уж я становлюсь старухой, так хоть посмеяться я могу вволю?

«Жизнь писательницы», автор - Мэри Гордон Ховард.
        Я открываю книгу и читаю посвящение на титульном листе: «Кэрри Брэдшоу, не забывай пеленать детей».
        Переворачиваю страницу. Глава первая: «Как важно вести журнал». Ух. Я кладу книгу и беру в руки тяжелую тетрадь в черном кожаном переплете - подарок Джорджа.
        - Я же говорил, ты ей понравишься!- воскликнул он, когда мы ехали домой в его машине. А потом, возбужденный встречей с тетушкой, он сам настоял на том, чтобы мы остановились у супермаркета и купил мне эту тетрадь. Я раскрываю книгу, положив ее поверх тетради, и перелистываю страницы. Наконец останавливаюсь на четвертой главе. Она называется «Как развивать характер».
        Читатели часто спрашивают, правда ли, что персонажи книг имеют прототипы в реальной жизни. Конечно, первым импульсом, который ощущает новичок, становится желание написать о ком-то, кого он знает. Профессионал же, наоборот, понимает, что задача эта невыполнима. Человек, перед которым стоит задача создания персонажа, должен знать о нем больше, чем кому-либо удается угнать о жизни реально существующего человека. Автор должен знать все о своем персонаже: что он надевал наутро после Рождества, когда ему было пять лет, какие подарки получал, кто и как их дарил. Стало быть, персонаж и есть реальное существо, живущее в параллельном измерении, в другой Вселенной, порожденной авторским восприятием реальности.
        Пишите о том, что вы знаете. Не о том, что лежит на поверхности, а о том, что скрыто внутри.
        ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
        Несчастные случаи будут
        Я пишу короткий рассказ о Мэри Гордон Ховард. Горничная добавляет яд в ее шерри, и она умирает долгой мучительной смертью. Я написала шесть страниц и застряла. Кладу рассказ в стол.
        Я часто и подолгу разговариваю с Джорджем по телефону. Вожу Доррит к психотерапевту, которого он нашел для нее в западном Хартфорде. Чувство такое, словно я вынуждена выполнять формальную работу. Доррит сердита, но больше на неприятности не нарывается.
        - Папа говорит, ты будешь учиться в Брауне,- говорит она однажды днем, когда я везу ее домой после встречи с доктором.
        - Меня еще пока не приняли.
        - Я сплю и вижу, чтобы ты поступила. Папа всегда хотел, чтобы кто-то из нас пошел учиться в его альма-матер. Если ты поступишь, мне уже не придется беспокоиться.
        - А если я не хочу учиться в Брауне?
        - Тогда ты дура,- резюмирует Доррит.
        - Кэрри!- кричит Мисси, выбегая из дома нам навстречу и размахивая толстым конвертом.- Это из Брауна.
        - Посмотрим?- спрашивает Доррит. Даже она заинтригована.
        Я разрываю конверт. В нем полным-полно расписаний, карт и других бумаг. В глаза бросаются заголовки вроде «Студенческая жизнь». Я нахожу письмо и разворачиваю его трясущимися руками.

«Дорогая мисс Брэдшоу,- написано в нем.- Мы поздравляем…»
        О боже!
        - Я поступила в Браун!
        Я с ликованием прыгаю вверх-вниз, обегаю вокруг машины, потом вдруг замираю. Прошло всего сорок пять минут. Моя жизнь будет такой же, как прежде, но теперь я знаю, что поступила в колледж. И не в какой-нибудь, а в Браун. Что чрезвычайно лестно. Серьезное дело, что ни говори.
        - Браун!- визжит Мисси.- Папа будет счастлив!
        - Да, знаю,- отвечаю я, наслаждаясь моментом.
        Кто знает, вдруг мне все-таки повезло. Как знать, может, жизнь, наконец, покатилась в нужную сторону.
        - Пап, слушай,- говорю я через некоторое время отцу, который успел уже меня обнять, похлопать по спине и сказать все приличествующие случаю фразы вроде: «Я знал, малыш, что ты можешь это сделать, если постараешься…».- Раз уж я еду учиться в Браун…
        Я в нерешительности останавливаюсь, подыскивая слова, пригодные для того, чтобы описать то, что я хочу попросить, в самом выгодном свете.
        - Я хотела спросить тебя, нельзя ли мне провести лето в Нью-Йорке?
        Видимо, папа не ожидал такого вопроса, но он слишком растроган тем, что я поступила в Браун, и не в состоянии оценить его серьезность.
        - С Джорджем?- спрашивает он.
        - Да нет, не обязательно с ним,- говорю я быстро.- Я тут пыталась поступить на курсы писательского мастерства…
        - Писательского мастерства?- спрашивает отец. - Если ты собираешься учиться в Брауне, это вроде как означает, что ты готовишься стать инженером.
        - Пап, я пока еще не знаю.
        - Это не важно,- говорит он, махнув рукой с видом, означающим, что он не видит, о чем тут можно говорить.- Важно то, что ты поступила в Браун. А строить планы на всю оставшуюся жизнь в данный момент не обязательно.
        Вскоре наступает день начала нового сезона занятий в бассейне.
        Перерыв закончен. Придется снова встретиться с Лали.
        Прошло шесть недель, а они с Себастьяном по-прежнему вместе.
        Мне совершенно не обязательно туда идти. Я вообще теперь ничем никому не обязана. Меня приняли в колледж. Папа уже послал чек. Я могу прогуливать, бросить занятия прыжками в воду, приходить в школу в пьяном виде, и со мной уже ничего не сделаешь. Меня приняли.
        Так что, возможно, с моей стороны прийти в холл бассейна и отправиться в раздевалку - просто извращение.
        Она здесь. Стоит возле наших шкафчиков, где мы всегда переодевались. Такое впечатление, что она заявляет права на наше общее пространство точно так же, как заявила права на Себастьяна. Кровь закипает в моих жилах. Из нас двоих не права - она, именно Лали поступает неправильно. Могла бы, по крайней мере, перебраться в другой шкафчик.
        Голова внезапно словно наливается свинцом.
        Я бросаю спортивную сумку рядом с ее вещами. Она напрягается, почувствовав мое присутствие, так же как я чувствую ее, даже если она находится в противоположном конце коридора. Я с силой распахиваю дверцу шкафчика, она со стуком ударяется о ее дверцу так, что почти прищемляет Лали палец. В последний момент она успевает отдернуть руку. Смотрит на меня сначала с удивлением, потом со злобой.
        Я пожимаю плечами.
        Мы раздеваемся. Но теперь я не ухожу в себя, как обычно, чтобы отстраниться от ощущения наготы. Да она все равно на меня не смотрит, а старательно натягивает костюм. Вот она надевает бретельки, которые хлопают ее по плечам. Через мгновение ее не будет в раздевалке.
        - Как Себастьян?- спрашиваю я.
        И вот когда мне удается заглянуть в ее глаза, я вижу там все, что хотела узнать. Она никогда не извинится передо мной. Никогда не признает, что совершила нечто нелицеприятное.
        Никогда не допустит, что причинила мне боль. Никогда не скажет, что ей меня не хватает или что ей без меня плохо. Она будет жить как ни в чем не бывало, как будто ничего не случилось. С мыслью, что мы были друзьями, но никогда не были особенно близки.
        - Отлично,- отвечает она и уходит, помахивая плавательными очками, зажатыми в руке.
        Отлично. Я одеваюсь. Мне больше ничего не нужно от нее. Пусть занимается плаванием. И пусть владеет Себастьяном. Если он нужен ей больше, чем дружба, мне ее жаль. Когда я выхожу из здания бассейна, из спортзала доносятся крики. Я заглядываю внутрь сквозь проделанное в деревянной двери окошко. У группы поддержки футбольной команды репетиция.
        Я иду через весь зал по блестящему, начищенному полу, поднимаюсь на трибуну и выбираю кресло в четвертом ряду. Сажусь, опершись подбородком на руки, и задаю себе вопрос, что я здесь делаю.
        Члены команды одеты в трико или леггинсы в сочетании с футболкой. Волосы зачесаны и убраны в пучок на затылке. Помимо гимнастической одежды на них старомодные сапоги для верховой езды. В углу стоит магнитофон, из которого разносятся звуки марша «Плохой, плохой Лерой Браун», обильно сдобренные духовыми инструментами. В гулком помещении звуки музыки отдаются эхом. Девочки строятся в колонну, размахивают помпонами, делают шаг вперед, затем назад, поворачиваются направо, затем каждая кладет руку на плечо соседки, и, наконец, они по очереди, с разной степенью умения и грации делают шпагат.
        Музыка заканчивается, девочки вскакивают на ноги, трясут помпонами над головами и кричат: «Команда, вперед!»
        Честно? Очень плохо.
        Девочки расходятся. Донна ЛаДонна вытирает потное лицо белой повязкой, которая во время репетиции была у нее на лбу. Она и еще одна девочка из группы поддержки по имени Наоми идут к трибунам и садятся двумя рядами ниже, не подозревая о моем присутствии.
        Донна сушит волосы, тряся головой.
        - Бекки надо что-то делать с дурным запахом,- говорит она об одной из девочек, которая на пару лет моложе нас.
        - Может, подарим ей упаковку дезодорантов?- предлагает Наоми.
        - Дезодорант не поможет. Не от такого запаха. Я думаю, не поучить ли ее азам женской гигиены,- говорит Донна, ухмыляясь. Наоми гнусно хихикает над ее глубокомысленным замечанием. Донна снова заговаривает, на этот раз громче и на другую тему:
        - Ты можешь поверить в то, что Себастьян Кидд все еще встречается с Лали Кэндеси?
        - Слышала, он любит девственниц,- отвечает Наоми.- Конечно, пока они не перестают ими быть. Потом он их бросает.
        - Да уж, своего рода помощь в потере девственности,- продолжает Донна еще громче, словно она не в состоянии сдержать волну переполняющего ее веселья.- Интересно, кто следующий? Вряд ли это будет симпатичная девочка. Все симпатичные - уже не девственницы. Это будет уродина. Как эта, как ее, Рамона. Помнишь, которая пыталась попасть к нам в команду три года подряд? Некоторые люди просто не в состоянии понять, что им говорят. Это печально.
        Неожиданно она оборачивается, видит меня, и на лице ее появляется выражение неподдельного удивления:
        - Кэрри Брэдшоу!- восклицает она.
        Донна широко открывает глаза, а на лице ее начинает играть жизнерадостная улыбка.
        - Мы как раз о тебе говорим. Расскажи, как Себастьян? Я имею в виду, каков он в постели? Он реально так хорош, как описывает Лали?
        Я подготовилась. Ожидала чего-нибудь в этом духе.
        - Более, Донна,- говорю я с невинным выражением.- Ты что, не знаешь? Ты что, не завалилась с ним в постель через час после знакомства? Или я ошибаюсь и вы были знакомы всего пятнадцать минут?
        - Нет, Кэрри,- отвечает она, жмурясь.- Я думала, ты меня лучше знаешь. Себастьян для меня слишком неопытен. Я не сплю с мальчиками.
        Я наклоняюсь вперед и смотрю ей прямо в глаза.
        - Всегда было интересно узнать тебя поближе,- говорю я, затем обвожу взглядом зал и вздыхаю.- Теперь мне ясно, что быть тобой весьма утомительное занятие…
        Я беру вещи и спрыгиваю с трибуны. Когда я иду к двери, слышу, как она кричит мне вдогонку:
        - Размечталась, Кэрри Брэдшоу! Ты у нас такая везучая.
        Ага, ты тоже. Ты мертва.
        Зачем я это делаю? Зачем я раз за разом ставлю себя в ситуацию, когда шансов на выигрыш нет? Но похоже, не делать этого выше моих сил. Это затягивает, как игра с огнем. Однажды обжигаешься, потом привыкаешь к ощущению боли, а потом хочется обжечься снова и снова. Просто чтобы доказать, что ты жив. Напомнить себе, что ты все еще способен чувствовать.
        Психиатр, к которому ходит Доррит, говорит, что лучше чувствовать хоть что-нибудь, чем совсем ничего. А Доррит, считает он, перестала чувствовать. Сначала она боялась проявлять чувства, потом боялась стать бесчувственной. Вот и начала проявлять беспокойство доступным ей путем.
        Для всего находится разумное и убедительное объяснение. Укрась свои проблемы ленточкой с большим бантом, и тебе покажется, что это подарок.
        На улице, у входа, который ведет непосредственно в бассейн, я замечаю Себастьяна Кидда. Он ставит машину на стоянку.
        Я бегу.
        Нормальный человек побежал бы прочь, а я бегу к нему. Он находится в блаженном неведении и не подозревает, что сейчас произойдет. Сидит и разглядывает лицо в зеркале заднего вида. Я хватаю самый тяжелый учебник из тех, что у меня есть. Это математический анализ. Продолжая бежать, я изо всех сил швыряю книгу в его машину. Тяжелый том слегка задевает багажник и падает на мостовую обложкой вверх. Книга лежит на асфальте, страницы ее раскрыты. В таком положении она напоминает девочку из группы поддержки, выполняющую шпагат. Однако удар оказывается достаточно сильным, чтобы отвлечь Себастьяна от его самовлюбленной задумчивости. Он быстро поворачивает голову, чтобы посмотреть, что происходит. Я подбегаю ближе и бросаю в машину еще одну книгу. На этот раз под руку мне попалась «Фиеста» в бумажном переплете. Она попадает в стекло двери. Через несколько секунд Себастьян уже снаружи. Он готов к бою.
        - Что ты делаешь?
        - А ты как думаешь?- ору я, целясь ему в голову учебником по биологии. Обложка у книги из глянцевой бумаги, она скользкая, и кидать ее неудобно. Я поднимаю книгу над головой и бросаюсь на него.
        Он закрывает машину руками, стараясь защитить ее от удара.
        - Не делай этого, Кэрри,- предупреждает он меня.- Не трогай машину. Никто не может безнаказанно царапать мою девочку.
        В голове у меня возникает картинка, изображающая его машину, разбитую на миллион кусков. Осколки пластика и стекла разлетелись по стоянке, как после взрыва. Потом до меня доходит, как он смешон и как нелепо то, что он только что сказал. Я останавливаюсь, но лишь на мгновение. Глаза мои наливаются кровью, и я снова налетаю на него.
        - Да мне плевать на твою машину. Я хочу врезать тебе.
        Замахиваюсь книгой, но он успевает выхватить ее прежде, чем она попадает ему по голове. Я в ярости проскакиваю мимо него и его машины, оступаясь, бегу по гравию, которым покрыта площадка, пока на моем пути не попадается бордюр, которым ограничена территория стоянки. Споткнувшись об него, я падаю на замерзшую траву. Вслед мне летит учебник биологии, он падает, ударившись о землю в нескольких футах от меня.
        Я не горжусь своим поведением. Но отступать уже некуда, я зашла слишком далеко.
        - Да как ты посмел?- ору я, поднимаясь на ноги.
        - Прекрати, прекрати!- кричит он в ответ, хватая меня за руки.- Ты с ума сошла.
        - Расскажи мне почему!
        - Не расскажу,- отвечает он мне.
        Видно, как здорово мне удалось его взбесить. Я счастлива тем, что смогла вывести его из равновесия.
        - Ты обязан.
        - Я тебе ни черта не должен.
        Он отталкивает мои руки, как будто прикасаться ко мне для него нестерпимо. Он старается убежать, а я запрыгиваю на него, как черт из коробочки.
        - В чем дело? Ты меня боишься?- издеваюсь я.
        - Отвали.
        - Ты должен объясниться.
        - Хочешь узнать?- спрашивает он, остановившись. Теперь он развернулся ко мне и выставил на меня лицо.
        - Да.
        - Она лучше,- произносит он.
        Лучше?
        Что за чушь?
        - Я хороша,- говорю я, стуча себя кулаком в грудь. В носу начинает пощипывать - верный признак подступающих слез.
        - Давай закончим с этим?- просит он, приглаживая волосы рукой.
        - Нет уж. Не дождешься. Это несправедливо…
        - Она просто лучше, ясно?
        - Да что это за чушь?- стенаю я.
        - Она… с ней не надо спорить.
        С Лали? Спорить не надо?
        - Да она самая упрямая из тех, кого я знаю.
        Он трясет головой:
        - Она хорошая.
        Хорошая… Хорошая? Да чего он привязался к этому слову! Что он хочет сказать? И вдруг на меня снисходит озарение. Хорошая - значит, не сопротивляется. Она занимается с ним сексом. Идет на все. А я - нет:
        - Надеюсь, вы будете счастливы вместе,- говорю я и отступаю на шаг назад.- Надеюсь, вы счастливо поженитесь и заведете кучу детишек. Надеюсь, вы останетесь в этом паршивом городишке навсегда и сгниете, как… как пара червивых яблок.
        - Ну, спасибо,- саркастически отвечает он, направляясь к бассейну. Больше я его не останавливаю. Я просто стою и кричу ему вслед всякие глупости. Слова вроде
«амебы», «плесень» и прочее.
        Я глупая, знаю. Но мне уже все равно.
        Я беру чистый лист бумаги и заправляю в старую мамину машинку фирмы «Рояль». Подумав несколько минут, я пищу: «Чтобы быть пчелой-королевой, необязательно быть красавицей. Главное - трудолюбие. Красота помогает, но если у тебя нет стимула прорываться на самый верх и нет сил, чтобы оставаться на вершине, красивая пчела остается просто красивой пчелой на подхвате».
        Через три часа я перечитываю то, что написала. Неплохо. Теперь нужно придумать псевдоним. Такой, чтобы люди понимали, что тут все серьезно и со мной не стоит связываться. Но нужно еще подумать над тем, чтобы в имени сквозило чувство юмора, может быть, даже абсурдность. Я в задумчивости разглаживаю листы, размышляя над именем. Перечитываю название - «Хроники Каслбери: путеводитель по флоре и фауне старших классов». Дальше написано - «Глава первая. Пчела-королева». Я беру ручку и щелкаю кнопкой. Щелкаю, щелкаю, и вдруг имя само приходит мне на ум. «Автор - Пинки Уизертон»,- пишу я аккуратными печатными буквами.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Пинки берет Каслбери штурмом
        - Мэгги заставляет меня идти на заседания этого комитета по организации выпускного вместе с ней,- говорит Питер почти шепотом.- Сможете без меня сдать газету в печать?
        - Да, без проблем. Иди спокойно. Мы с Гейл все сделаем.
        - Не говорите Смидженс, ладно?
        - Не скажу,- обещаю я.- Можешь на меня полностью положиться.
        Питер, похоже, не убежден на все сто процентов, но у него нет выбора. В отдел верстки и дизайна входит Мэгги и останавливается возле него.
        - Питер?- зовет она.
        - Уже иду.
        - Ладно, Гейл,- говорю я, когда ребята уже в холле и не могут нам помешать.- Пора заняться делом.
        - Ты не боишься нажить неприятности?
        - Нет. Писатель не должен бояться.
        Да. Писатель должен быть с когтями, как дикое животное.
        - Кто так говорит?
        - Мэри Гордон Ховард.
        - Это кто?
        - Не важно. Ты что, не рада: тому, что мы поквитаемся с Донной ЛаДонной?
        - Рада. Но что, если она не догадается, что написанное относится к ней?
        - Если она не догадается, все остальные поймут. Это точно.
        Мы работаем быстро. Убираем статью Питера об отмене экзаменов по физкультуре для старшеклассников и заменяем ее на мой рассказ о пчеле-королеве, то есть о Донне ЛаДонне. Закончив, мы с Гейл относим макет завтрашнего номера «Мускатного ореха» в компьютерный класс, где пара отщепенцев-компьютерщиков превратит его в газету, напечатанную на бумаге. Питер и мисс Смидженс взбесятся, это ясно. Но что они смогут сделать со мной? Уволят? Не думаю.
        На следующий день я просыпаюсь рано. Первый раз за долгое время меня тянет в школу. Я бегу в кухню, там папа варит яйцо себе на завтрак.
        - Ты уже проснулась!- восклицает он.
        - Ага,- отзываюсь я, намазывая масло на кусок хлеба, поджаренного в тостере.
        - Ты выглядишь счастливой,- осторожно замечает папа, подходя к столу с яйцом.- Так ли это?
        - Конечно, пап. Почему бы мне не быть счастливой?
        - Я не хотел об этом говорить,- продолжает отец. Когда ему приходится говорить о вещах, требующих деликатного подхода, папа становится таким странным. Видно, как ему неловко.- Мисси немного рассказала о том, что случилось с этим Себастьяном. В общем, я не хотел причинять тебе боль, но, знаешь, я уже несколько недель хочу сказать тебе, что в вопросах собственного счастья не стоит полагаться на других людей.
        Папа прокалывает желток яйца и покачивает головой, как бы соглашаясь с тем, что подсказывает ему мудрость.
        - Я знаю, ты считаешь, что я просто твой старый папа и не очень разбираюсь в том, что происходит. Но ты знаешь, я хороший наблюдатель. И я наблюдал, какое горе принес тебе этот инцидент. Я все время хотел как-то помочь тебе. Можешь поверить, нет ничего хуже для отца, чем видеть, что твоему ребенку кто-то причинил боль. Но я понимал, что ничего не могу сделать. Когда происходят вещи такого рода, ты остаешься с ними один на один. Жаль, что это так, но это - жизнь. И если тебе удается справиться с таким в одиночку, ты становишься по-человечески сильней. На развитие личности очень сильно влияет знание того, что ты можешь упасть, а потом…
        - Спасибо, папа,- говорю я, целуя его в затылок.- Я поняла.
        Иду наверх и шарю в своем шкафу. Сначала я думаю, что стоит надеть что-нибудь вызывающее, например полосатые легинсы с клетчатой рубашкой, потом решаю, что это слишком. Мне бы не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Надеваю свитер из хлопка с горлом, вельветовые джинсы и школьные ботинки на плоской подошве.
        На улице один из слишком теплых не по сезону дней, которые случаются в апреле. В такие дни ясно, что весна уже не за горами. Я понимаю, что не стоит пренебрегать такой погодой, и решаю отправиться в школу без машины. Если ехать на автобусе, до школы примерно четыре мили. Однако мне известно, где можно срезать, и, поблуждав по маленьким переулкам позади школы, я дохожу туда за двадцать пять минут. По дороге я прохожу мимо дома Уолта, похожего на красивую маленькую солонку, стоящую за длинным забором. Внутри благодаря стараниям Уолта идеальная чистота, но я всегда удивляюсь, как его многочисленная семья помещается в таком маленьком жилище. В доме пять детей и всего четыре спальни, а это значит, что Уолту всегда приходилось делить комнату с младшим братом, которого он ненавидит.
        Когда я оказываюсь возле дома Уолта, замечаю нечто необычное. В дальнем конце двора стоит зеленая палатка, к которой протянут яркий оранжевый провод - удлинитель, такие применяют, чтобы подключать электроприборы для использования на улице. Уолт, я точно знаю, никогда бы не позволил, чтобы кто-то устанавливал в его дворе палатку. Он бы счел, что это - нонсенс. Я подхожу ближе, и вдруг полог палатки откидывается, и из нее выходит Уолт собственной персоной. На нем мятая футболка и джинсы, которые выглядят так, как будто он в них спал. Волосы не причесаны. Он протирает глаза и видит дрозда, который прохаживается вокруг в поисках червей.
        - Давай отсюда. Пошел!- говорит Уолт, делая шаг к дрозду и размахивая руками.
        - Чертовы птицы,- добавляет он, когда дрозд улетает.
        - Уолт?
        - Ага?- отвечает он, глядя на меня искоса. Уолту нужно носить очки, но он категорически отказывается это делать, мотивируя тем, что от очков глазам один вред.- Кэрри? Ты что здесь делаешь?
        - Что ты делаешь в палатке?- спрашиваю я с не меньшим удивлением.
        - Это мой новый дом,- отвечает он со смесью иронии и сарказма в голосе.- Что, нравится?
        - Не понимаю.
        - Подожди. Мне нужно пописать. Сейчас вернусь.
        Он уходит в дом, а через несколько минут возвращается с чашкой кофе.
        - Я бы тебя пригласил в свой новый дом, но, уверен, тебе там не понравится.
        - Да в чем дело?- спрашиваю я, следуя за ним в палатку.
        На полу лежит кусок брезента, поверх него спальный мешок, накрытый грубым армейским одеялом. Рядом - куча одежды, чуть дальше - небольшой пластиковый стол, на котором стоит старая лампа. Рядом с ней - открытая коробка с печеньем «Орео». Уолт шарит в куче одежды, находит пачку сигарет и берет ее.
        - Одно из достоинств жизни на улице. Никто не может запретить тебе курить.
        - Ха,- отзываюсь я, садясь на спальник в позе йога.
        Прикуривая, я пытаюсь понять, как такое могло произойти.
        - Значит, дома ты не живешь?- спрашиваю я Уолта.
        - Нет,- отвечает он.- Съехал пару дней назад.
        - Не слишком ли холодно для житья в палатке?
        - Ну, сегодня точно нет.
        Уолт нагибается и стряхивает пепел в угол.
        - Как бы там ни было, я уже привык. Трудности меня не пугают.
        - Серьезно?
        - А ты как думаешь?- спрашивает он со вздохом.
        - Как же ты тут оказался?
        Уолт вздыхает снова. На этот раз долго и протяжно.
        - Из-за отца. Ричард узнал о том, что я - гей. Да-да,- продолжает он, наблюдая за тем, как меняется мое лицо, когда до меня доходит смысл сказанных им слов.- Брат прочитал мой дневник…
        - Ты ведешь дневник?
        - Конечно, Кэрри,- говорит он нетерпеливо.- Я его веду, сколько себя помню. В основном записываю туда архитектурные идеи, вклеиваю вырезки из журналов, на которых изображены здания, которые мне нравятся. Но кое-что личное там тоже есть. Например, несколько фотографий, где я и Рэнди вместе. Так вот, мой тупица-брат каким-то образом сумел сложить два и два и донес родителям.
        - Черт.
        - Да уж,- говорит Уолт, тушит сигарету, потом незамедлительно закуривает следующую.- Маме вообще все равно. Конечно, у нее же есть брат-гей, хотя об этом не принято говорить. Они предпочитают называть его «закоренелым холостяком». Но отец просто рехнулся. Он такой сукин сын, что ты бы никогда не подумала, что он религиозен, но это так. Он считает, что гомосексуализм - смертный грех или что-то в этом роде. В общем, мне запрещено ходить в церковь, что для меня хорошо. Но отец решил, что не может позволить мне спать в доме. Он боится, как бы я не совратил братьев.
        - Уолт, это же смешно.
        - Могло быть и хуже,- говорит он, пожимая плечами.- По крайней мере, разрешил мне пользоваться ванной и кухней.
        - Почему ты мне ничего не сказал?- спрашиваю я.
        - Ну, ты вроде как была занята собственной драмой.
        - Это правда, но у меня всегда бы нашлось время для друзей с их драмами.
        - Боялся, ты не примешь меня всерьез.
        - О, боже. Я что, была плохой подругой?
        - Нет, не плохой. Просто ты была по горло в собственных проблемах.
        Я подтягиваю колени к груди, обнимаю их и мрачно смотрю на холщовые стены палатки.
        - Прости, Уолт. Я не знала. Приходи пожить к нам, пока инцидент не будет исчерпан. Отец не будет злиться на тебя вечно.
        - Спорим, будет?- говорит Уолт.- Он считает, что я исчадие ада. Он отрекся от меня.
        - Почему бы тебе не уехать? Не сбежать?
        - И куда мне ехать?- спрашивает он ворчливо.- Да и зачем? Ричард отказывается платить за обучение в колледже. Так он решил наказать меня за то, что я гей. Он боится, что я в колледже буду только рядиться и ходить по дискотекам. В общем, приходится считать каждое пенни. Думаю, поживу в палатке до сентября, а потом поеду учиться в Род-айлендскую школу дизайна.
        Уолт откидывается на отсыревшую подушку:
        - Не так уж тут и плохо. Мне даже нравится.
        - А мне не нравится. Ты поедешь жить к нам. Я буду спать в спальне сестры, а тебе отдам свою…
        - Мне не нужна благотворительность, Кэрри.
        - Но, наверное, твоя мама…
        - Она никогда не пойдет против воли отца, когда на него находит. От этого только хуже становится.
        - Ненавижу правильных людей.
        - Да уж,- отзывается Уолт.- Я тоже.
        Я настолько шокирована тем, что случилось с Уолтом, что не сразу понимаю, что в школе сегодня что-то не так. В аудитории тише, чем обычно, и, когда я сажусь рядом с Тимми Брюстером, замечаю, что он поглощен чтением «Мускатного ореха».
        - Ты это видела?- спрашивает он, встряхивая газетой.
        - Нет, отвечаю я,- стараясь сохранять равнодушный тон.- А что?
        - Я думал, ты пишешь для этого листка.
        - Да, однажды мою статью напечатали. Но это было несколько месяцев назад.
        - В таком случае рекомендую почитать,- убеждает меня Тимми.
        - Ну, ладно,- соглашаюсь я и пожимаю плечами.
        Чтобы моя незаинтересованность была очевидней, я поднимаюсь и иду в начало аудитории и беру экземпляр «Мускатного ореха» из стопки, лежащей на краю сцены.
        Обернувшись, я обнаруживаю трех девочек, учениц младших классов. Они стоят и подталкивают друг дружку.
        - Можно нам взять газету?- наконец решается одна из них.
        - Я слышала, там есть статья о Донне ЛаДонне,- говорит другая.
        - Нет, ну надо же. Неужели кто-то решился об этом написать?
        Я даю им три газеты и возвращаюсь на место. По дороге я впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы руки не тряслись.
        Черт. Что, если меня поймают? Но меня не поймают, если я буду вести себя как ни в чем не бывало, а Гейл будет держать язык за зубами.
        Есть у меня такая теория: человека невозможно ни в чем уличить, если он ни в чем не признается и ведет себя так, словно ничего дурного не сделал.
        Разворачиваю газету и делаю вид, что читаю, а сама тайком оглядываю аудиторию, проверяя, не пришел ли Питер. Оказывается, он уже пришел и, как и все, поглощен чтением. Щеки у него красные, как свекла, а желваки на скулах так и ходят.
        Вернувшись на место, я обнаруживаю, что Тимми дочитал статью и, очевидно, пришел в негодование.
        - Кто бы это ни сделал, его надо с позором выгнать из школы.
        Он смотрит на первую страницу, чтобы узнать фамилию автора.
        - Пинки Уизертон? Кто это? Никогда о нем не слышал.
        О нем?
        - Я тоже,- говорю я, поджав губы, словно так же озадачена. Надо же, Тимми думает, что Пинки Уизертон учится в нашей школе. Кроме того, он считает его парнем. Но раз уж Тимми сам это предложил, я ему подыграю.
        - Наверное, кто-нибудь из новеньких.
        - В школе за последнее время из новичков появился только Себастьян Кидд. Думаешь, он мог такое сделать?
        Складываю руки на груди и смотрю в потолок, словно ответ прячется где-то там.
        - Ну, он же встречался с Донной ЛаДонной. И она его вроде бы бросила. Может, он решил отомстить таким образом?
        - Да, точно,- отвечает Тимми, подняв указательный палец.- Мне всегда казалось, что он какой-то неприятный тип. Ты знаешь, что он раньше учился в частной школе? Я слышал, он из богатой семьи. Смотрит на нас, обычных ребят, свысока. Думает, наверное, что он лучше нас.
        - Угу,- киваю я с энтузиазмом.
        Тимми в негодовании бьет кулаком по ладони.
        - Мы должны что-то сделать с этим парнем. Проколоть ему шины или добиться, чтобы его выкинули из школы. Эй,- внезапно останавливается он и чешет голову.- А ты разве с ним не встречалась? По-моему, я слышал…
        - Да, было пару раз,- соглашаюсь я прежде, чем Тимми успевает сложить два и два. - Но он оказался мерзким типом, как ты и сказал. Реальный подонок.
        Во время математики я ощущала, как Питер сверлит меня взглядом. Себастьян тоже здесь, но после инцидента на стоянке я старательно избегаю встречаться с ним глазами или смотреть на него.
        Однако, когда он вошел в аудиторию, я не смогла сдержать улыбку. Он испуганно на меня посмотрел, потом улыбнулся в ответ. Видимо, подумал, что я на него больше не злюсь.
        Ха! Знал бы он.
        Когда звенит звонок, я пулей вылетаю из аудитории, но Питер настигает меня.
        - Как это случилось?- спрашивает он требовательно.
        - Что?- говорю я, демонстрируя некоторое раздражение.
        - Как это - что?- отвечает Питер, вращая глазами.
        Похоже, он считает, что я затеяла с ним игру.
        - Откуда взялась статья в «Мускатном орехе»?
        - Понятия не имею,- отвечаю я и собираюсь уходить.- Я сделала в точности, как ты сказал. Отнесла макет компьютерщикам…
        - Ты что-то с ним сделала,- настаивает он.
        - Питер,- отвечаю я со вздохом.- Честное слово, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
        - Тогда тебе лучше быстренько понять. Смидженс вызвала меня в свой кабинет. Требует, чтобы я немедленно явился. И ты идешь со мной!
        Он хватает меня за руку, но я вырываюсь.
        - Ты уверен? Хочешь рассказать ей, что не присутствовал при сдаче?
        - Черт,- отвечает он, пристально глядя на меня.- Ты лучше быстренько придумай, что сама будешь ей говорить.
        - Да никаких проблем.
        Желание стать свидетелем сцены, которая произойдет между Питером и мисс Смидженс, настолько велико, что я не в состоянии ему сопротивляться. Я чувствую себя, как человек, совершивший поджог и знающий, что ему нужно бежать, но огонь производит на него такое магическое воздействие, что ноги сами несут его к месту преступления.
        Мисс Смидженс сидит за столом, перед ней - развернутый номер «Мускатного ореха». Сигарета в ее руке истлела почти до основания, превратившись в столбик пепла длиной в добрых два дюйма. Пепел может упасть в любую секунду.
        - Привет, Питер,- говорит она, поднося к губам то, что осталось от сигареты. Я зачарованно смотрю на столбик пепла, который все никак не падает. Она бросает потухшую сигарету в пепельницу, полную окурков, а пепел остается там же, где был. Часть окурков продолжает тлеть, и над большой керамической пепельницей витают клубы дыма.
        Питер садится. Мисс Смидженс кивает мне, но видно, что она не очень хочет, чтобы я присутствовала при разговоре. Тем не менее я тоже сажусь.
        - Ну,- спрашивает она, прикуривая новую сигарету.- Пинки Уизертон - это кто?
        Питер таращится на нее, потом резко поворачивается ко мне.
        - Он из новеньких,- отвечаю за него я.
        - Он?
        - Или она. В общем, кто-то из новичков.
        Мисс Смидженс не убеждена.
        - Да с чего вы взяли? Откуда же она или, как вы говорите, он?
        - Может, м-м, из Миссури,- брякает Питер наугад.
        - А почему он или, может быть, она не значится в списке учеников?
        - Он только что приехал,- подсказываю я.- Может, вчера, хотя, может, и раньше. На прошлой неделе, как-то так.
        - Его, наверное, еще в компьютер не занесли,- предполагает Питер.
        - Понятно,- говорит мисс Смидженс и берет в руки газету.- Этот Пинки, должна вам сказать, отлично пишет. Так что я бы хотела, чтобы его или, может, ее работы и в дальнейшем появлялись на страницах «Мускатного ореха».
        - Ну, конечно,- отвечает Питер с сомнением.
        Мисс Смидженс смотрит на него со зловещей улыбкой на лице. Помахивая сигаретой, она собирается продолжать, как вдруг большой столбик пепла отламывается от фильтра и падает ей прямиком в разрез на груди. Мисс Смидженс вскакивает и начинает вытряхивать пепел из-под блузы, а мы, пользуясь случаем, пытаемся поспешно ретироваться. Мы уже у двери, когда она останавливает нас:
        - Стойте.
        Мы медленно поворачиваемся.
        - Насчет Пинки,- говорит она, щурясь в клубах дыма. На губах ее снова играет улыбка, не предвещающая ничего хорошего.- Я хочу встретиться с ним. Или с ней. Скажите ему, чтобы определился с полом.
        - Вы это видели?- спрашивает Мэгги, хлопая газетой по столу в столовой.
        - Ну да,- отвечает Мышь, наливая кипяток в пластиковый стаканчик с супом быстрого приготовления.- Вся школа об этом говорит.
        - Как так получилось, что я узнала об этой статье только сейчас?- осведомляется Мэгги, глядя на Питера осуждающе.
        - Наверное, потому, что сильно занята делами комитета по организации выпускного?- говорит Питер, протискиваясь на место между Мэгги и Мышью. Мэгги берет газету и указывает на заголовок:
        - Что это за имя - Пинки Уизертон?
        - Может, кличка?- делаю предположение я.- Как у Мыши?
        - Но ее на самом деле не Мышью, а Робертой зовут. Я имею в виду, что, когда она подписывается, она ведь не пишет там «Мышь».
        Питер смотрит на меня, потом гладит Мэгги по голове:
        - Не стоит ломать голову над внутренними делами «Мускатного ореха». Все под контролем.
        На лице Мэгги появляется выражение удивления и любопытства.
        - Да? А как вы собираетесь объясняться с Донной ЛаДонной? Она наверняка сильно на вас обиделась.
        - На самом деле,- говорит Мышь, дуя на суп.- Ей, кажется, все это нравится.
        - Серьезно?- спрашивает Мэгги.
        Она оборачивается и вглядывается в противоположный конец столовой. Мышь права. Донна ЛаДонна наслаждается вниманием. Она сидит у своего обычного стола, окруженная поклонниками и пчелками из ее улья. Они собрались вокруг нее так плотно, словно они - телохранители кинозвезды, которой во что бы то ни стало нужна защита от фанатов. Донна распускает перышки. Она улыбается, опускает лицо вниз и глядит исподлобья. Плечи она при этом соблазнительно приподнимает, словно каждое ее движение снимает невидимая камера. А вот Лали и Себастьяна рядом с ней как-то не видно. Я их так и не вижу, пока не встаю, чтобы опустошить поднос. И только тогда я их нахожу. Они ютятся на краю пустого стола в углу столовой.
        Я уже собираюсь выйти из столовой, когда меня окликает сама Донна ЛаДонна.
        - Кэрри!- кричит она громким и звонким голосом.
        Я поворачиваюсь и вижу, как она машет мне рукой над головой Тимми Брюстера.
        - Привет, что?- говорю я, осторожно приближаясь.
        - Ты читала статью обо мне в «Мускатном орехе»?- спрашивает она, и я окончательно убеждаюсь, что она совершенно не потеряла самообладания и, даже наоборот, польщена.
        - Ну, как же, как я могла пропустить?
        - С ума сойти,- говорит она, показывая, что внимание со стороны всей школы - это невыносимо, но здорово.- Я тут сказала Тимми и Джен Пи, что тот, кто написал эту статью, знает меня очень, очень хорошо. Кто бы это ни был.
        - Да уж, это точно,- говорю я мягко.
        Она смотрит на меня, хлопая ресницами, и вдруг, кто бы мог подумать, я понимаю, что не в силах уже ее ненавидеть. Я хотела ее сломать, но она умудрилась перевернуть все с ног на голову и получить выгоду от ситуации со статьей.
        Это здорово, думаю я, выходя из столовой.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Принц-ботаник
        - Ты знала о том, что Уолт живет в палатке?- спрашиваю я Мэгги. Мы идем, держа в руках пакеты с конфетти.
        - Нет,- говорит Мэгги недоверчиво.- Зачем ему жить в палатке?
        - Отец узнал, что он гей, и не позволяет Уолту спать в доме.
        Мэгги качает головой:
        - Ох уж этот Ричард. Он, конечно, глупый человек, но никогда бы не заставил Уолта спать на улице.
        Мэгги наклоняется ко мне и переходит на громкий шепот:
        - Уолт становится чертовски театральным. Раз уж он теперь… Ну, ты поняла.
        - Гей?
        - Ну, да,- отвечает она, когда мы входим в спортзал.
        Гм. Не слишком уж она добросердечна для близкой подруги.
        После того как я узнала, что Уолт живет в палатке, я подумала: а ведь он прав, я была слишком зашорена, чересчур погружена в свои переживания по поводу Себастьяна и его предательства. Я практически не замечала, что творится с друзьями. Вот почему я согласилась, когда Мэгги попросила меня помочь ей украсить спортзал перед выпускным вечером для старшеклассников. В виде исключения, заверила я себя. Это только ради того, чтобы провести время с Мэгги.
        - О, прекрасно!- восклицает Джен Пи, вскакивая из-за стола.- Конфетти. Вам удалось найти двенадцать пакетов?
        - Угу,- кивает Мэгги.
        Джен Пи критически оглядывает пакеты, которые мы держим в руках.
        - Я не уверена, что этого достаточно. Как вы думаете, нам этого хватит?
        По виду Мэгги можно подумать, что она - генерал, который только что потерпел поражение. Хорошим организатором она никогда не была. Я удивлена тем, что она так долго продержалась в комитете, занимаясь планированием.
        - А сколько конфетти понадобится по твоему мнению?- спрашиваю я.
        - Ладно, кладите сюда, после разберемся,- распоряжается Джен Пи, указывая туда, где уже лежат груды вымпелов и рулоны шелковой бумаги. Мы уже собираемся уходить, но она еще не закончила разговор.
        - Кстати,- спрашивает она Мэгги.- Ты читала статью в «Мускатном орехе»? Где говорится о том, кто будет королевой и королем выпускного бала? Пинки Уизертон прав. Как может Донна ЛаДонна быть королевой, если она собирается привести парня, который не учится в нашей школе? Кому интересно смотреть на фотографии с выпускного вечера старших классов, не зная даже, кто был у них королем бала? Синди Вианде и Тимми думают, что королем и королевой должны быть они. Но я тоже рассчитываю посоревноваться за право быть королевой. Если бы у меня был парень, я бы так и сделала.
        Джен переводит дыхание, слегка подталкивает Мэгги локтем и продолжает:
        - Но Пинки правильно сказал: никогда нельзя знать заранее, чем все закончится. Вы с Питером могли бы выступить в роли темных лошадок. В конце концов вы уже шесть месяцев встречаетесь.
        Укладывая принесенные пакеты с конфетти, я думаю о том, какого монстра я, похоже, породила.
        В статье Пинки Уизертон, которая вышла в «Мускатном орехе» за эту неделю, говорится, что каждая пара из числа старшеклассников имеет право претендовать на титул короля и королевы выпускного бала. Теперь об этом судачит вся школа. Каждый раз, стоит мне обернуться, я тут же слышу, как кто-нибудь цитирует статью: «Мы должны обсудить каждую пару, оценить вклад, привнесенный ею в дело развития школы, а также то, насколько искренне партнеры любят друг друга». Не знаю, что заставило меня вставить фразу об искренности отношений. Вероятно, я сделала это затем, чтобы Себастьян с Лали даже думать не смели о том, чтобы претендовать на право быть королем и королевой.
        Мэгги переполняют эмоции:
        - Я никогда не хотела быть королевой бала. Да я бы умерла, если бы мне пришлось стоять на виду у всех.
        - Правда? А мне бы понравилось. Каждому свое, верно?- говорит Джен Пи, похлопывая Мэгги по плечу. Затем она смотрит на меня проницательным взглядом и отходит.
        - Да уж,- говорю я чуть слышно. Я украдкой гляжу на Мэгги. Вид у нее растерянный.
        Может, и не стоило писать эту статью.
        С того дня, как состоялся дебют Пинки Уизертона в «Мускатном орехе», прошел уже месяц. Все это время Пинки Уизертону пришлось трудиться в поте лица, так как его статьи выходили каждую неделю. За это время вышли: «Рабовладельческая сущность клик» о девочке, ставшей всеобщей «шестеркой» в надежде услужливостью пробить себе дорогу наверх, «Принц-ботаник» о парне, который был ботаником в младших классах и стал донжуаном в старших, и наконец «Каслберийское дерби! Кто станет королем и королевой выпускного бала?» Пинки закончил еще одну статью - «Как украсть чужого парня? О тех, кто крадет и кого крадут» - почти неприкрытая сатира на отношения Себастьяна и Лали. Однако Пинки пока придерживает эту статью с целью опубликовать ее в последнюю неделю своего пребывания в школе.
        Пока суд да дело, я сняла фотокопии со всех пяти статей и отослала их в Нью Скул. Джордж настоял, чтобы я позвонила туда и удостоверилась в том, что копии попали по назначению. Обычно я не проверяю, получил ли кто-то корреспонденцию, которую я ему направила. Однако Джордж убедил меня сделать это, сказав, что в мире много людей и их интересы часто пересекаются. Для того чтобы иметь дополнительное конкурентное преимущество, стоит порой сделать лишний звонок, чтобы нужные люди запомнили твое имя. Со своей стороны я внесла предложение пробежаться по холлу Нью Скул голышом, но, кажется, шутка Джорджу не понравилась. В общем, пришлось позвонить.
        - Да, мисс Брэдшоу,- ответил мне глубокий и звучный мужской голос на другом конце линии.- Мы получили ваши публикации и свяжемся с вами.
        - Когда?
        - Мы свяжемся с вами,- повторил мужчина и повесил трубку.
        Мне, наверное, никогда не стать слушателем этой программы.
        - Она такая наглая!- восклицает Мэгги, нахмурившись.
        - Джен Пи? Я думала, она тебе чем-то даже нравится.
        - Сначала так и было. Но уж слишком она дружелюбна, тебе не кажется?- Мэгги загоняет пакеты с конфетти на место ногой.- Она все время где-то поблизости. Я клянусь, Кэрри, с той самой поры, когда Пинки Уизертон написал статью о Питере…
        О-хо-хо… Только не это.
        - «Принц-ботаник»?- спрашиваю я.- Откуда ты знаешь, что там говорится о Питере?
        - А о ком же она еще может быть? Что, в школе есть еще какой-то парень, который, как Питер, был ботаником в младших классах, пока я не превратила его в крутого парня?
        - Хм…- говорю я, припоминая текст статьи.
        Такие работы всегда овладевают школьницами последних классов в сентябре. Если ты - девушка-старшеклассница, ты начинаешь оглядываться и думать о том, будет ли у тебя парень, который мог бы составить тебе пару во время выпускного. И если такого парня нет, то где его найти? В результате таких раздумий и появляются принцы-ботаники.
        Вы смотрели свысока на этого парня в младшей и средней школе. Сначала он был коротышкой с писклявым голосом. Потом он стал долговязым парнем с угрями. А потом что-то произошло. Его голос стал глубже. Он стал носить контактные линзы. И вот вы сидите рядом с ним на уроке биологии. Вы думаете о том, что, в сущности, вам нравится этот парень.
        У принца-ботаника есть свои плюсы. Он не привык к тому, что все считают его классным парнем, и не развращен этим. Наоборот, он знает, что такое благодарность. На него не кричал тренер, его не топтали на тренировках школьной команды. Поэтому в его душе достаточно тепла и доброты. Вы можете ему доверять…
        Мэгги складывает руки на груди, смотрит вслед Джен Пи и продолжает:
        - С тех пор как в газете появилась эта статья, Джен Пи охотится за Питером. Ты только посмотри, как она на него смотрит…
        - Перестань, Мэгвич. Я уверена, ты не права. Кроме того, Питеру никогда не понравится Джен Пи. Он ненавидит таких девочек.
        Мэгги не согласна со мной. Она качает головой:
        - Не знаю, Кэрри. Он изменился.
        - В каком смысле?
        - Похоже, он считает, что заслуживает большего.
        - Лучше тебя никого нет, Мэгз,- говорю я ей нежно.- И он знает об этом.
        - Может, он и знает, но Джен Пи на это наплевать.
        Затем, словно для того, чтобы проиллюстрировать наш разговор, в спортзал входит Питер. Мэгги машет ему, но он ее не видит, возможно, по причине того, что Джен Пи молниеносно подбегает к нему смеясь и размахивая обеими руками. Питер кивает ей и улыбается.
        - Мэгги…- произношу я, обращаясь к подруге, которой, оказывается, и след простыл.
        Я нахожу ее на стоянке. Она вся в слезах, сидит в своем «Кадиллаке», заперев двери.
        - Мэгги,- зову я, стучась в ветровое стекло.
        Она трясет головой, потом закуривает и, наконец, опускает боковое стекло.
        - Что?
        - Мэгги, перестань. Они просто разговаривали.
        Да-да, точь-в-точь как Себастьян и Лали. Они поначалу тоже просто разговаривали. Мне становится не по себе.
        - Впусти меня.
        Мэгги отпирает двери, и я заползаю на заднее сиденье.
        - Зайка, у тебя паранойя.
        Эх, боюсь, не паранойя это. Может, в этом есть доля моей вины? Если бы я не написала статью о принце-ботанике…
        - Ненавижу Пинки Уизертона,- жалуется Мэгги.- Если я его когда-нибудь встречу, выскажу все, что думаю. Из-за этой статьи Питер заважничал. Думает, он подарок судьбы.
        Внезапно Мэгги поворачивается ко мне.
        - Ты же пишешь для «Мускатного ореха». Должна бы знать, кто такой Пинки Уизертон.
        - Мэгги, клянусь, не знаю.
        - Ну, хорошо,- спрашивает она и щурится на меня с подозрением.- А кто тогда знает?
        - Не могу тебе сказать,- беспомощно отвечаю я.- Человек, который скрывается под псевдонимом Пинки Уизертон отдает статьи Гейл, а та…
        - Кто такая Гейл?- требует ответа Мэгги.- Может, она и есть Пинки Уизертон.
        - Не думаю, Мэгз,- отвечаю я, разглядывая ногти.- Гейл все-таки еще в младших классах.
        - Мне нужно поговорить с Питером.
        - Это хорошая мысль,- отвечаю я ласково.- Уверена, Питер, сможет все объяснить.
        - Стало быть, ты на его стороне?
        - Я на твоей стороне, Мэгги. Просто стараюсь помочь.
        - Тогда найди его,- командует она.- Иди в спортзал и найди его. Скажи, мне нужно его видеть. Немедленно.
        - Конечно.
        Я выскакиваю из машины и спешу назад в спортзал. Джен Пи никак не выпустит Питера из плена. Она болтает о том, как важно украсить зал воздушными шариками.
        Я прерываю разговор и передаю ему послание Мэгги. Он раздражен, но идет вслед за мной к выходу, неохотно простившись с Джен Пи. Он машет ей рукой и заверяет, что скоро вернется. Я наблюдаю за ним, пока он идет по стоянке. С каждым шагом его гнев становится все сильней и сильней. Он так зол, что, подойдя к машине, рывком открывает дверь и, сев, с силой захлопывает ее за собой.
        Вероятно, Пинки Уизертону пора возвращаться в Миссури.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Держись за штаны
        Мышь приходит на ужин в субботу вечером. Я собираюсь подать курицу в вине, и на приготовление у меня уходит целый день. Однако попутно я обнаруживаю, что занятия кулинарией - прекрасный способ отвлечься от проблем, а результаты позволяют почувствовать, что я сделала что-то собственными руками. Что-то полезное, несмотря на то что свидетельства моей работы будут съедены всего через несколько часов. Кроме того, кулинария дает возможность проводить больше времени дома, с Доррит. Психиатр, к которому она ходит, говорит, что ей нужно чувствовать, что она член нормально функционирующей семьи. В соответствии с его рекомендациями я теперь раз в неделю делаю что-нибудь сложное и требующее долгого приготовления по рецепту из поваренной книги Джулии Чайлд.
        Папа, конечно, очень любит Мышь, ведь она говорит на языке теорем почти так же хорошо, как он сам. Поговорив немного о математике, мы переходим на тему колледжей, и Мышь рассказывает, как ее радует мысль о том, что она поедет учиться в Йель, а я - в Браун. Затем разговор каким-то образом сбивается на тему о парнях.
        Мышь рассказывает отцу о Дэнни, а потом, естественно, всплывает имя Джорджа.
        - У Кэрри есть один довольно симпатичный парень, который ею интересуется,- говорит папа многозначительно.- Но она отвергла его.
        - Я его не отвергала, пап,- говорю я, со вздохом.- Мы все время с ним по телефону разговариваем. Мы - друзья.
        - Когда я был юношей, ребята и девушки не были «друзьями». Если вы назывались
«друзьями», это означало, что…
        - Я знаю, что это означало, пап,- прерываю я.- Теперь все иначе. Ребята и девушки, бывает, просто дружат.
        - Кто этот Джордж?- спрашивает Мышь.
        Я тяжело вздыхаю. Каждый раз, когда Джордж звонит, а это происходит примерно раз в неделю, он приглашает меня на свидание, а я отвечаю, что не готова, и отклоняю предложение. Но на самом деле мне кажется, в случае с Джорджем я никогда не буду готова. Но Мыши я просто говорю, что Джордж - это парень, который учится в Брауне.
        - Он очень милый парень,- присоединяется папа.- Как раз такой, какого все отцы желают видеть в качестве жениха дочери.
        - И как раз такой, с каким, как представляется дочери, стоит встречаться, но она этого почему-то не делает. Потому что он ее не привлекает.
        Папа всплескивает руками:
        - Да кому нужна какая-то там привлекательность? Дело в том, любишь ты его или нет.
        Мы с Мышью переглядываемся и смеемся. Если бы я только чувствовала влечение к Джорджу, не было бы никаких проблем. По крайней мере, было бы с кем пойти на выпускной. Я бы и сейчас могла его позвать, и он бы пришел, но мне не хочется снова понапрасну морочить ему голову. Это было бы несправедливо.
        - Нельзя ли поговорить еще о чем-нибудь?
        И вдруг, как будто бы в ответ на мои молитвы, раздается громкий стук в заднюю дверь.
        - Это Мэгги!- кричит Мисси.
        - Не могла бы ты сказать ей, чтобы она входила?- спрашивает папа.
        - Она говорит, что не будет входить. Она хочет поговорить с Кэрри наедине и немедленно.
        Мышь закатывает глаза:
        - Ну, что там еще случилось?
        Я кладу салфетку на стол и иду к двери.
        У Мэгги лицо опухло от слез. Волосы торчат в разные стороны, словно она пыталась их вырвать с корнем. Она жестом просит меня выйти на улицу. Я пытаюсь обнять ее, но она отстраняется. Ее буквально трясет от гнева.
        - Я так и знала, что это случится. Так и знала.
        - Что знала?- спрашиваю я. В моем голосе - усиливающаяся тревога.
        - Не могу здесь об этом говорить. Тут твой папа может услышать. Встретимся в
«Эмеральд» через пять минут.
        - Но…- говорю я, оглядываясь на дом.- У меня в гостях Мышь и…
        - Приходи вместе с ней,- отрывисто отвечает Мэгги.- В «Эмеральд», через пять минут. Будьте там.
        - Да в чем дело?- спрашивает Мышь, когда мы останавливаемся возле машины Мэгги. Ее в машине нет, а это значит, что Мэгги ушла в бар одна, и это само по себе повод для беспокойства.
        - Не знаю,- отвечаю я в полной растерянности.- Боюсь, это имеет отношение к Питеру. И к статье в «Мускатном орехе». Про принца-ботаника.
        Мышь делает гримасу.
        - Там же не написано конкретно, что это - Питер.
        - Мэгги так думает.
        - Это для нее типично. Она все воспринимает на свой счет.
        - Да я понимаю, но…- говорю я, раздумывая, не рассказать ли Мыши о том, кто такой на самом деле Пинки Уизертон. Но тут дверь бара открывается, и из нее высовывается голова Мэгги.
        - А, вот вы где!- мрачно восклицает она и снова исчезает внутри.
        Она сидит у бара и пьет что-то весьма похожее на чистую водку, в которой нет даже льда. Мышь заказывает скотч, а я свой обычный коктейль с соком сахарного тростника. Я чувствую, что разговор будет неприятным, и мне требуется что-нибудь вкусное в качестве компенсации.
        - Итак,- заявляет Мэгги.- Она его заполучила.
        - Кто эта «она» и кого ей удалось заполучить?- спрашивает Мышь.
        Я знаю, она не хотела, чтобы ее слова звучали саркастически, но все равно так оно и вышло, хотя и не слишком заметно.
        - Роберта,- говорит Мэгги сердито.- Я тебе точно говорю, сейчас не время для этого.
        Мышь воздевает руки и пожимает плечами.
        - Что, уже и спросить нельзя?
        - Мне кажется, в этом есть доля твоей вины,- говорит Мэгз, отпив изрядный глоток из бокала с водкой.- Это же ты нас познакомила.
        - С Питером? Прекрати, Мэгги. Ты же его уже много лет знаешь. Просто раньше ты его не замечала, и кстати, я не помню, чтобы советовала тебе им заняться.
        - Да уж,- вмешиваюсь я.- Согласись, никто не побуждал тебя заниматься с ним сексом.
        - Знаешь, уж тебе-то точно не стоит об этом…
        - Знаю, знаю. Потому что я - девственница. Очень хорошо. Я разве виновата в этом? Я бы переспала с Себастьяном, если бы Лали его не украла.
        - Правда?- спрашивает Мышь.
        - Ну, да. Почему бы и нет? С кем еще мне было спать?
        Я обвожу глазами бар.
        - Хотя можно вот тут кого-нибудь подцепить и сделать это на автостоянке…
        - Извини,- прерывает меня Мэгги, ударяя бокалом по барной стойке.- Мы сейчас обо мне говорим, ага? У меня неприятности. И я просто с ума схожу от этого, Я готова на самоубийство…
        - Не делай этого,- говорит Мышь.- Слишком много мороки…
        - Прекрати!- кричит Мэгги.
        Мы с Мышью переглядываемся и немедленно умолкаем.
        - Хорошо,- говорит Мэгги после долгого вздоха.- Это случилось. Мой самый большой кошмар. Оказался реальностью.
        Мышь поднимает глаза к потолку.
        - Мэгги,- говорит она терпеливо.- Мы не сможем тебе помочь, пока ты не расскажешь, что случилось.
        - Ты что, не знаешь?- практически стонет Мэгги.- Питер порвал отношения со мной и теперь встречается с Джен Пи.
        Я чуть не падаю с табурета.
        - Да, это правда,- рычит Мэгги. - Сначала мы с ним сильно поругались. Это было в среду днем, ты помнишь,- говорит она, глядя на меня.- В тот день, когда он флиртовал с Джен Пи в спортзале. Мы долго кричали друг на друга, но потом мы занимались сексом, и я подумала, что все улеглось. А сегодня днем он звонит мне и сообщает, что нам нужно поговорить.
        - Ого!
        - Он приходит и…
        Плечи Мэгги опускаются при воспоминании о разговоре.
        - Он… Он сказал, что больше не может со мной встречаться. Сказал, что все кончено.
        - Но почему?
        - Потому что его интересует Джен Пи. Он хочет встречаться с ней.
        Черт. Это моя вина. Как я могла быть такой глупой? Но я никогда не думала, что кто-то воспримет мои статьи в «Мускатном орехе» так серьезно.
        - Не может быть,- говорит Мышь, прерывая изумленное молчание.
        - Еще как может,- отвечает Мэгги.
        Она снова заказывает водку, делает глоток и ставит бокал на стойку. Язык у нее уже слегка заплетается.
        - Он сказал, что поговорил с мамой. Нет, ну вы только представьте - с мамой! И она думает, что он слишком молод для серьезных отношений с одной девушкой. Ему видите ли, нужно попробовать «что-то еще». Вы когда-нибудь такое слышали? И его не мама надоумила, это точно. Он сам додумался. Использовал маму, чтобы оправдаться.
        - Отвратительно. Тряпка,- говорю я, нервно потягивая коктейль через соломинку.
        - На самом деле Питер - не тряпка,- говорит Мышь.- Он, конечно, дурак, но…
        - Он тряпка с хорошей прической. С прической, которую я для него придумала!- восклицает Мэгги.- Я первая сказала, что ему следует следить за волосами. На самом деле это я превратила его в привлекательного парня, а теперь его хотят другие девчонки. Я его сделала. А он мне чем отплатил? Это вопиющее безобразие.
        - Послушай, Мэгги. Ты ни в чем не виновата. Питер - обычный мальчик. Самое правильное - смотреть на парней, как будто это электроны, элементарные частицы. У них есть заряд, положительный или отрицательный. И им всегда требуется ниша, в которую их этот заряд затягивает…
        - Ты что, о члене говоришь?- спрашивает Мэгги, пристально глядя на меня.
        - Нет, ну не о члене, это было бы слишком,- отвечает за меня Мышь, присоединяясь к моей теории.- Мы говорим не о материальных вещах. Скорее, о первобытной энергии…
        Мэгги скрежещет зубами:
        - Он идет с ней на выпускной вечер.
        На меня наваливается такой груз вины, что приходится опереться о стойку. Нужно рассказать Мэгги всю правду. Она, наверное, после этого больше никогда не будет со мной разговаривать, но…
        К нам бочком подходит мужчина и садится на табурет рядом с Мэгги.
        - Похоже, вы очень расстроены,- обращается он к Мэгги, деликатно прикасаясь к ее руке.- Вы позволите мне вас чем-нибудь угостить?
        А? Мы с Мышью переглядываемся и смотрим на Мэгги.
        - Почему бы и нет,- говорит она, поднимая пустой бокал.- Наполните его.
        - Мэгги,- предупреждаю я ее.
        - Что? Я хочу выпить.
        Я смотрю на нее, распахнув глаза и стараясь донести до нее тот факт, что мы не знаем этого парня и, следовательно, не должны допускать, чтобы он угощал нас выпивкой. Но послание мое до нее не доходит.
        - Водки,- говорит она с улыбкой.- Я пью водку.
        - Простите,- спрашивает мужчину Мышь.- Мы знакомы?
        - Не думаю,- отвечает он, обворожительно улыбаясь.
        Он не стар, ему, наверное, около двадцати пяти лет, но для нас он слишком взрослый. На нем толстовка в белую и синюю полоску и блейзер вроде тех, что носят яхтсмены, с золотыми пуговицами.
        - Меня зовут Джексон,- говорит он, протягивая руку для приветствия.
        Мэгги пожимает ее.
        - Меня зовут Мэгги. Это - Кэрри и Мышь.
        Она икает и поправляется:
        - Я хотела сказать, Роберта.
        - Приятно познакомиться,- отвечает Джексон, поднимая бокал.
        - Повторите, пожалуйста, моим новым друзьям,- просит он бармена.
        Мы с Мышью снова переглядываемся.
        - Мэгги,- говорю я, похлопывая подругу по плечу.- Наверное, нам пора.
        - Не раньше, чем я выпью,- отвечает она, пиная меня в лодыжку.- Кроме того, я хочу поговорить с Джексоном.
        - Что вы здесь делаете?- спрашивает она мужчину, склонив голову.
        - Я только что переехал в Каслбери.
        Он кажется вполне разумным человеком, в том смысле, что не выглядит сильно пьяным. По крайней мере, пока.
        - Я банкир,- добавляет он.
        - О-о, банкир,- произносит Мэгги заплетающимся языком.- Мама всегда говорила, что нужно выходить замуж за банкира.
        - Правда?- спрашивает Джексон, вытягивая руку, чтобы поддержать Мэгги за спину, так как есть риск, что она упадет с табурета.
        - Мэгги,- говорю я отрывисто.
        - Тсс,- отвечает она, приложив палец к губам.- Мне тут хорошо. Что, нельзя уже человеку себя хорошо чувствовать?
        Она сползает с табурета и, воскликнув «Уборная!», пошатываясь, убегает. Спустя пару минут Джексон извиняется и тоже исчезает.
        - Что нам с ней делать?- спрашиваю я Мышь.
        - Думаю, надо закинуть ее на заднее сиденье машины, и ты отвезешь ее домой.
        - Отличный план.
        Но когда Мэгги через десять минут все еще нет, мы впадаем в панику. Идем в уборную, но там ее тоже нет. Рядом с туалетом находится небольшой коридор, а в конце его - дверь, ведущая на стоянку. Мы выскакиваем на улицу.
        - Машина на месте,- говорю я с облегчением.- Далеко уйти она не могла.
        - Может, она спит на заднем сиденье?
        Может, Мэгги, конечно, и спит, но с ее машиной при этом происходит что-то непонятное. Она размеренно покачивается, и стекла как-то странно запотели.
        - Мэгги?- кричу я, стучась в заднее окно.- Мэгги?
        Мы пытаемся открыть двери. Они все заперты, за исключением одной.
        Я рывком открываю ее. Мэгги лежит на заднем сиденье, Джексон - на ней.
        - Черт!- восклицает он.
        Мышь просовывает голову внутрь вслед за мной.
        - Ты что тут делаешь? Убирайся! Вон из машины!
        Джексон старается нащупать над головой ручку двери. Ему удается отпереть ее, и, когда дверь неожиданно распахивается, он вываливается на мостовую. Половина одежды, как я с облегчением замечаю, все еще на нем. Мэгги тоже почти одета.
        Мышь подбегает к нему и кричит прямо в лицо:
        - Ты что, извращенец?
        - Спокойно,- отвечает Джексон, отстраняясь.- Это не я затеял. Она сама хотела…
        - Да мне плевать,- рычит Мышь. Она поднимает свитер и бросает в Джексона: - Забирай свой свитер и убирайся отсюда, пока я не вызвала полицию. И чтобы я тебя больше не видела!
        Джексон, прикрываясь одеждой, поспешно удаляется.
        - Что тут происходит?- спрашивает Мэгги, которая находится в состоянии полусна.
        - Мэгги,- зову я, похлопывая ее по лицу.- Ты в порядке? Он что, он тебя не…
        - Напал на меня? Нет,- хихикает Мэгги.- Это я на него напала. Вернее, пыталась. Но не смогла стащить с него штаны. Знаешь,- говорит она, икая.- Мне это понравилось. Это очень, очень здорово. Правда.
        - Кэрри? Ты сердишься на меня?
        - Нет,- отвечаю я.- За что мне на тебя сердиться, Мэгвич?
        - Ну, за то, что у меня было больше парней, чем у тебя,- отвечает она, икая и улыбаясь.
        - Не волнуйся. Однажды я тебя догоню.
        - Надеюсь. На самом деле это здорово, знаешь. Это как… Власть. Как будто ты обладаешь властью над этими парнями.
        - Угу,- осторожно соглашаюсь я.
        - Питеру не рассказывай, ладно?
        - Не расскажу. Это будет наш маленький секрет.
        - И Мыши скажи, ладно? Пусть и для нее это останется нашим секретом.
        - Конечно…
        - Хотя, если подумать,- говорит она, подняв палец.- Может, и стоит рассказать Питеру. Я хочу, чтобы он ревновал. Хочу, чтобы знал, что потерял.
        Мэгги кашляет и прикладывает руку ко рту. Я останавливаю машину у обочины. Мэгги выбирается из машины, ее тошнит. Я аккуратно придерживаю ее волосы, чтобы они не закрывали лицо.
        Когда она возвращается в машину, заметно, что она уже почти протрезвела и в связи с этим помрачнела.
        - Я сделала глупость, правда?- стонет она.
        - Не волнуйся, Мэгз. Все мы иногда делаем глупости.
        - О боже, я же шлюха,- заявляет она, закрывая лицо руками.- Я чуть было не занялась сексом с чужим мужчиной.
        - Прекрати, Мэгги, ты не шлюха,- разуверяю я ее.- Вопрос не в том, со сколькими парнями ты спишь, а в том, как и когда ты с ними спишь.
        - Что это значит?
        - Понятия не имею. Но звучит здорово, правда?
        Стараясь не производить шума, я загоняю машину в проезд, ведущий к ее дому. Родители крепко спят, и мне удается незаметно провести Мэгги в спальню и переодеть ее в халат. Я убеждаю ее принять пару таблеток аспирина, запив их стаканом воды. Она заползает в постель и лежит, глядя в потолок. Затем сворачивается в клубочек, как младенец.
        - Знаешь, иногда так хочется снова стать маленькой.
        - Да уж,- отвечаю я со вздохом.- У меня часто бывает такое же чувство.
        Я некоторое время сижу возле кровати, а потом, убедившись, что она заснула, выключаю свет и незаметно выскальзываю из дома.
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Перевоплощение
        Уважаемая Мисс Брэдшоу.
        Так начинается письмо.
        Мы счастливы сообщить вам, что у вас появилась возможность принять участие в летнем семинаре, посвященном писательскому мастерству. Руководитель семинара - Виктор Грин, автор романов, лауреат Национальной книжной премии. Если вы принимаете приглашение, пожалуйста, проинформируйте нас о своем решении как можно скорее, так как количество мест ограничено. Администрация Нью Скул.
        Меня приглашают! Приглашают, приглашают, приглашают! По крайней мере, так можно понять из письма. Там действительно написано, что приглашают именно меня?
«Появилась возможность принять участие в летнем семинаре…» Что, в последнюю минуту? Кто-то выбыл? Я что, во втором составе? «Количество мест ограничено…» Ага. Значит, если я откажусь, пригласят кого-то другого. У них, наверное, десятки людей в очереди, может, даже сотни…
        - Па-а-а-п?
        - Что?- отвечает отец испуганно.
        - Мне надо… У меня тут письмо… Из Нью-Йорка.
        - Прекрати перепрыгивать от одного к другому и расскажи мне, в чем дело.
        Я прикладываю руку к груди, чтобы унять сердцебиение.
        - Меня приняли в программу по писательскому мастерству. В Нью-Йорке. И если я не соглашусь прямо сейчас, они возьмут на мое место кого-то другого.
        - В Нью-Йорке!- вырывается у папы.- А как же Браун?
        - Пап, ты не понял. Видишь? Здесь написано: курсы писательского мастерства, с двадцать второго июня по девятнадцатое августа. А в Брауне занятия начинаются после Дня труда. Так что времени еще много останется…
        - Ну, не знаю, Кэрри.
        - Но, пап…
        - Я думал, писательство - твое хобби.
        Я в ужасе смотрю на него.
        - Нет, пап. Это то, чем мне очень хочется заниматься.
        Не могу найти подходящих слов, чтобы выразить, насколько сильно мне хочется этим заниматься. Да и пугать папу не хочется.
        - Мы подумаем на эту тему, ладно?
        - Нет!- кричу я.
        Папа будет думать об этом, потом опять думать, еще думать, а когда надумает, будет уже поздно. Я сую ему письмо под самый нос.
        - Мне нужно дать ответ прямо сейчас. Или…
        - Ну, не знаю,- говорит он.- Нью-Йорк летом? Это может быть опасно.
        - Миллионы людей живут в этом городе. И с ними все в порядке.
        - Хм…- отзывается папа, размышляя.- А Джорджу известно об этом?
        - О том, что меня пригласили? Нет еще. Но именно он побудил меня отослать им копии моих статей. Джордж полностью за.
        - Ну…
        - Пап, пожалуйста.
        - Если Джордж там будет…
        Да почему Джордж должен иметь к этому отношение? Кому интересен Джордж? Тут речь идет о моей жизни, а не о его.
        - Он будет в городе все лето. У него стажировка в «Нью-Йорк Таймс».
        - О, действительно?- Похоже, мои слова произвели впечатление на отца.
        - Так что поездку летом в Нью-Йорк можно рассматривать как отличную прелюдию к Брауну.
        - Туда ехать далеко…
        - Два часа.
        - Да это другой мир. Мне уже неприятно думать о том, что я тебя теряю.
        - Пап, да мы все равно расстанемся, рано или поздно. Почему бы не сделать это рано, а не поздно? В таком случае у тебя хотя бы будет время привыкнуть к этому.
        Папа смеется. Да, я с ним договорилась.
        - Полагаю, два месяца в Нью-Йорке не принесут вреда,- размышляет он вслух, стараясь уговорить самого себя.- В Брауне первый год самый трудный. И предыдущий год у тебя был нелегким.
        Папа трет нос, оттягивая время перед неизбежным решением.
        - Вы, дочки, так много для меня значите.
        Потом, словно по сценарию, он начинает плакать.
        - Ты меня поражаешь,- говорит Донна ЛаДонна несколько дней спустя.- Ты круче, чем я думала.
        - Угу,- отвечаю я, глядя в видоискатель.- Поверни голову вправо. И постарайся не выглядеть такой счастливой. Подразумевается, что ты устала от жизни.
        - Я не хочу выглядеть уродливой.
        Я вздыхаю и отстраняюсь от видоискателя.
        - Просто постарайся не выглядеть безумной девицей из группы поддержки, ладно?
        - Ну, хорошо,- соглашается Донна неохотно.
        Она подтягивает колено к подбородку и глядит на меня из-под ресниц, обильно покрытых тушью.
        - Прекрасно,- говорю я, щелкая затвором.
        Взгляд Донны напомнил мне о ее «большом секрете» - она ненавидит свои ресницы. Без туши они выглядят как короткая толстая щетина. К тому же они слишком светлые. В общем, как у собак. Это самый большой кошмар Донны: однажды какой-нибудь парень увидит ее без туши и с криком выскочит из комнаты. Вот беда. Делаю еще несколько снимков.
        - Готово!- кричу я.
        Кладу камеру, и Донна спускает ноги с перил крыльца.
        - Когда будем сниматься в образе Мэрилин?- спрашивает она, когда мы вместе идем в дом.
        - Можем заняться образом Мэрилин сегодня днем. Тогда завтра будем делать из тебя панка.
        Она поднимается по ступенькам, склонив голову набок:
        - Ненавижу панк. Он такой вульгарный.
        - Мы из тебя сделаем андрогина,- заявляю я, стараясь нарисовать как можно более привлекательную перспективу.- Такого, как Дэвид Боуи. Раскрасим все тело красной краской.
        - Ты с ума сошла.
        Донна быстро убегает, чтобы переодеться, но я уверена, что она не сердится на меня. Я так много о ней знаю. Донна делает вид, что раздражена, чтобы подразнить собеседника. Я отодвигаю в сторону открытый пакет с овсянкой и сажусь у стойки с мраморной столешницей. Дома у Донны настоящий музей текстур. Тут тебе и мрамор, и золото, и тяжелая шелковая драпировка. Все это как-то не сочетается друг с другом, и создается впечатление, что ты попал в балаган, оформленный в самом дурном вкусе. Но за последние несколько дней я привыкла к интерьеру.
        Наверное, ко всему можно привыкнуть, если долго находиться рядом.
        Можно даже привыкнуть к мысли, что твоя бывшая лучшая подруга все еще встречается с твоим бывшим парнем и что они будут парой во время выпускного. Но это не значит, что с ними нужно общаться. Более того, это не значит, что о них стоит вообще говорить.
        Это просто еще одно испытание, которое выпало на твою долю.
        Я беру в руки камеру и смотрю на объектив. Аккуратно сдуваю пылинку и закрываю крышку.
        - Донна?- кричу я.- Давай скорей.
        - Не могу молнию застегнуть,- отзывается она.
        Я закатываю глаза и аккуратно кладу камеру на стойку. Опять смотреть на нее в нижнем белье? Донна, как я успела заметить, принадлежит к тому типу девочек, которые любят превращать одежду и раздевание в легкую провокацию. Не стоит ей этим заниматься, лучше соблюдать некоторые приличия. Когда мы пришли к ней домой из школы, она тут же заявила, что хочет снять одежду. Она сказала, что всегда так делает.
        - Я думаю, что человеческое тело прекрасно,- сказала она, снимая юбку и свитер и бросая их на кушетку.
        Я пыталась не смотреть, но справиться с собой не смогла.
        - Угу. Если это тело, как у тебя.
        - Да у тебя тело тоже ничего,- ответила она беззаботно.- Может, стоит подправить кое-какие формы, и все.
        - Ну, идеальную грудь просто так не раздают, как конфеты на празднике, знаешь ли. Я имею в виду, что в магазине ее не купишь.
        - Это смешно. Помню, когда была маленькой, бабушка рассказывала нам, что детей приносят из магазина. И она здорово ошибалась.
        Я снова направляюсь наверх, в спальню Донны, в очередной раз поражаясь тому, что мы стали подругами. Ну, или приятельницами. Все-таки на самом деле мы не подруги. Мы слишком разные для этого. Я никогда не смогу ее понять на сто процентов, а ей просто неинтересно копаться в закоулках моей души. Но если не брать это во внимание, Донна - неплохой человек.
        Сейчас кажется, что с тех пор, как я вошла в помещение, где проводились курсы по фотографии, и оказалась с ней в паре, прошел миллион лет. Я продолжала посещать курсы, она - тоже, и, после того как вышла статья о пчеле-королеве, ее отношение ко мне стало смягчаться.
        - Я до сих пор не могу понять, как работает диафрагма,- сказала она однажды.- Вид лепестков диафрагмы в объективе навевает на меня мысли о сексе. Ничего не могу с собой сделать.
        - М-да, лепестки - это сексуально,- пошутила я.- У цветов еще пестики и тычинки есть, если помнишь.
        После этого Донна перестала меня ненавидеть и решила, что я клевая, прикольная и сумасшедшая девочка. И когда нас снова попросили выбрать себе пару, Донна решила, что лучшего партнера ей не найти.
        На эту неделю нам дали задание - выбрать тему и сделать по ней съемку. Мы с Донной выбрали «перевоплощение». Вообще-то тему придумала я, но Донна радостно согласилась.
        С ее внешним видом, решила я, мы легко сможем сделать из нее трех разных женщин при помощи трех комплектов одежды. А я сделаю съемку.
        - Донна?- зову я.
        Дверь ее комнаты открыта, но я ради вежливости стучусь. Она нагнулась вперед и силится застегнуть молнию черного шелкового винтажного платья, которое я нашла среди старых маминых вещей. Она поворачивает голову и упирает руки в боки.
        - Кэрри, боже мой, стучать совершенно не обязательно. Лучше подойди и помоги мне.
        Она поворачивается спиной, и при виде ее в старом мамином платье мне кажется, что прошлое и будущее сошлись в одной временной точке, как две реки, впадающие в море. А я чувствую себя человеком, которого высадили на необитаемом острове. Или матросом, спасшимся на лодке с корабля, затонувшего посреди океана.
        - Кэрри?- спрашивает Донна.- Что-то не так?
        Я глубоко вздыхаю и отрицательно качаю головой. У меня есть весло, напоминаю я себе. Пора плыть в будущее.
        Подхожу к Донне и застегиваю молнию.
        - Спасибо,- говорит она.
        Внизу Донна старается принять на кушетке соблазнительную позу, а я ставлю штатив.
        - Ты прикольная, знаешь об этом?- спрашивает она.
        - Ну, наверное,- отвечаю я с улыбкой.
        - Не в смысле комичная,- говорит она, отклоняясь назад, чтобы опереться на локти. - В другом смысле. Ты не такая, какой кажешься.
        - Как это?
        - Ну, я всегда думала, что ты зануда. Ну, что-то вроде ботаника. Нет, ты симпатичная и все такое, но мне всегда казалось, что ты не из тех, кто хочет пользоваться своей красотой.
        - Наверное, я хотела пользоваться мозгами.
        - Нет, не совсем так,- продолжает Донна задумчиво.- Я думала, что смогу легко через тебя переступить. А потом прочитала статью в «Мускатном орехе». Мне вроде бы следовало обидеться, но я, наоборот, почувствовала, что восхищаюсь тобой. Я подумала: «Эта девушка может постоять за себя. Причем не перед кем-нибудь, а передо мной. Не так много таких найдется».
        Донна склоняет голову:
        - Ведь Пинки Уизертон - это ты, верно?
        Я уже было собралась разразиться тирадой, полной возражений и аргументов, в соответствии с которыми я не имею к Пинки никакого отношения, но что-то заставило меня промолчать. Нет больше нужды прикидываться.
        - Да,- просто ответила я.
        - Хм. Ты, конечно, многих одурачила. Не боишься, что они все узнают?
        - Это уже не важно. Нет больше необходимости писать в «Мускатный орех».
        Помедлив, я делюсь с ней новостями:
        - Меня приняли на курсы писательского мастерства. Я еду в Нью-Йорк на все лето.
        - Вот как.
        По голосу Донны можно догадаться, что новость произвела на нее впечатление. Она даже немного завидует. Чтобы не ударить в грязь лицом, она говорит:
        - Помнишь, я рассказывала о кузине, которая живет в Нью-Йорке?
        - Угу,- киваю я.- Миллион раз рассказала.
        - Она большой человек в мире рекламы. И возле нее вечно трется множество разных парней. Она очень красивая.
        - Это здорово.
        - Нет, ты не понимаешь. Она действительно очень красивая и успешная. Ну, так вот…
        Донна делает паузу и поправляет платье.
        - Я думаю, тебе надо с ней познакомиться.
        - Хорошо.
        - Я серьезно,- настаивает Донна.- Я дам ее номер. Ты должна позвонить и встретиться с ней. Она тебе понравится. Она еще круче, чем я.
        Я поворачиваю в проезд, ведущий к дому, и останавливаюсь в замешательстве. Напротив гаража стоит красный пикап. Спустя секунду я понимаю, что это машина Лали и что она приехала в мой дом и дожидается меня.
        Ко мне в голову закрадывается шальная мысль о том, что они с Себастьяном расстались и Лали приехала, чтобы попросить прощения. А это значит, что есть пусть слабая, но надежда на то, что мы с Себастьяном сможем опять встречаться и, как знать, быть может, мы снова будем дружить с Лали…
        Ставя машину возле пикапа, я делаю недовольную гримасу. О чем я думаю? Мне теперь ни при каких обстоятельствах не нужно больше встречаться с Себастьяном. Для меня он испорчен, как любимый свитер с огромным отвратительным пятном. А дружба с Лали? Она же разрушена навеки. Так какого черта она здесь делает?
        Я обнаруживаю Лали на веранде. С ней сидит Мисси. Моя сестра всегда такая вежливая - сидит и пытается вести непринужденную беседу. А в душе наверняка огорошена появлением Лали не меньше, чем я.
        - Как поживает мама?- спрашивает Мисси, испытывая неловкость.
        - Хорошо,- отвечает Лали.- Папа подарил ей щенка, поэтому она счастлива.
        - Замечательно,- говорит Мисси с дежурной улыбкой на лице. Она смотрит в сторону и видит, что я шагаю по дорожке.- Кэрри!- восклицает она, вскакивая.- Хорошо, что ты приехала. Мне нужно заниматься.
        Сестра делает пальцами движения, изображающие игру на пианино.
        - Рада была тебя видеть,- говорит Лали. Она смотрит вслед Мисси, пока та не скрывается в доме. Потом поворачивается ко мне.
        - Ну?- спрашиваю я, скрещивая руки на груди.
        - Да как ты смела?- говорит Лали с нажимом.
        - Что?- удивляюсь я, пораженная ее вопросом. Я ожидала, что она начнет просить прощения, а она вместо этого на меня нападает?
        - А ты как посмела?- задаю я тот же вопрос, не зная, что сказать.
        И тут я замечаю в ее руке свернутую в трубку рукопись. Сердце дает сбой. Я точно знаю, что держит в руках Лали: это моя статья о ней и Себастьяне. Та самая, которую я отдала Гейл несколько недель назад и которую собиралась попросить ее не публиковать.
        - Как ты могла такое написать?- спрашивает Лали. Я делаю шаг по направлению к ней и осторожно сажусь на стул по другую сторону стола. Она играет в крутую девчонку, но я вижу, что глаза у нее беспомощно распахнуты и полны слез. Она явно вот-вот расплачется.
        - О чем ты говоришь?
        - Об этом!
        Она хлопает рукописью по столу, листки разлетаются, но она быстро их собирает.
        - Даже не пытайся лгать. Ты знаешь, что сама это написала.
        - Я?
        Лали поспешно вытирает уголок глаза.
        - Ты меня не обманешь. Здесь говорится о вещах, которые только ты могла знать.
        Вот ведь черт. Теперь мне становится очень не по себе. Я испытываю чувство вины.
        Но, как бы то ни было Лали затеяла весь этот бедлам, не я. Откидываюсь на спинку стула и кладу ноги на стол.
        - Где ты это взяла?
        - У Джен Пи.
        Джен Пи, наверное, болталась с Питером по комнате, где делается макет газеты, нашла рукопись в папке Гейл и украла.
        - Зачем Джен Пи отдала это тебе?
        - Я давно ее знаю,- медленно произносит Лали.- Некоторые люди проявляют дружеские чувства.
        Она так отвратительна. Ведь мы с ней не меньше знакомы, это уж точно. Наверное, ей не очень хочется об этом сейчас говорить.
        - А, ну да. Тут, наверное, действует принцип «рыбак рыбака видит издалека». Ты украла Себастьяна, она - Питера.
        - О, Кэрри,- говорит она со вздохом.- Ты никогда не разбиралась в парнях. Нельзя украсть у девушки молодого человека просто так. Это можно сделать только в том случае, если он сам хочет, чтобы его украли.
        - О, правда?
        - Ты такая злая,- продолжает она, тряся рукописью.- Как ты могла такое написать?
        - Вероятно, ты заслуживаешь этого?
        - Кто ты такая, чтобы судить, чего я заслуживаю? Что ты о себе думаешь? Ты думаешь, ты - бог? Ты всегда уверена, что ты чуть лучше, чем другие люди. Вечно думаешь, что с тобой случится что-то хорошее. Ты считаешь, что вот это все,- говорит Лали, указывая на двор моего дома,- не твоя жизнь. Думаешь, что это - просто ступень в какую-то лучшую жизнь.
        - Может, так оно и есть,- возражаю я.
        - А может быть, и нет.
        Воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, пораженные тем, какой силы достигла вражда между нами.
        - Кстати,- спрашиваю я, вскидывая голову.- Себастьян видел рукопись?
        От этого вопроса Лали, похоже, еще сильней распаляется. Отворачивается и закрывает глаза руками. Она делает глубокий вдох, словно принимает очень важное решение. Затем отнимает руки от лица и перегибается через стол ко мне. Лицо ее ходит ходуном от боли.
        - Нет.
        - А что так? Я думала, эта рукопись послужит еще одним кирпичиком в крепкой стене системы ваших взглядов, построенной на ненависти к Кэрри.
        - Он не видел и никогда не увидит.
        Лицо ее приобретает суровое выражение.
        - Мы расстались.
        - Правда?- говорю я писклявым от волнения голосом.- Почему?
        - Потому, что я застала его страстно целующимся с младшей сестрой.
        Я беру страницы рукописи, которые Лали разбросала по столу. Собрав, я постукиваю краем стопки об стол, пока она не становится практически ровной. У меня вырывается смешок. Я стараюсь сдержаться, но это невозможно. Рот сам собой открывается, и оттуда вырывается гомерический хохот.
        - Это не смешно!
        Лали подскакивает, чтобы уйти, но вместо этого бьет кулаком по столу.
        - Не смешно,- повторяет она.
        - Ой, нет, это очень смешно,- киваю я, истерически смеясь.- Это просто уморительно!
        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Свободный человек в Париже
        Двадцатое июня
        Я сижу и пишу. Прижав костяшки пальцев к губам, смотрю в окно.
        Поезд Национальной компании железнодорожных пассажирских сообщений. Папа, Мисси и Доррит подвезли меня до станции и готовятся прощаться. Я просила Мисси и Доррит не ехать на вокзал. Пыталась объяснить, что в моей поездке нет ничего особенного. Я просто еду на лето. Но когда пришла пора выходить из дома, все засуетились и занервничали, схватили мои вещи и забегали с ними, натыкаясь друг на друга. На дворе не 1893 год, я отправляюсь не в далекий Китай и вообще не происходит ничего сверхъестественного. Но все вели себя так, словно мы расстаемся надолго.
        И вот мы стоим на старенькой расшатанной платформе и пытаемся поддерживать непринужденную беседу.
        - Ты знаешь адрес?- спрашивает папа уже в бог знает какой раз.
        - Да, пап. Адрес записан в блокноте.
        Чтобы успокоить его, я вынимаю блокнот из сумочки и читаю адрес вслух.
        - Восточная сорок седьмая улица, дом двести сорок два.
        - А деньги, деньги у тебя есть?
        - Двести долларов.
        - Это на случай непредвиденных обстоятельств. Ты не потратишь их все сразу?
        - Нет.
        - И ты позвонишь, когда доберешься до места?
        - Я постараюсь.
        Последняя фраза тонет в долгом печальном гудке приближающегося поезда. Одновременно оживает система оповещения пассажиров.
        - Поезд номер одиннадцать ноль три до станции Пенн, Нью-Йорк Сити, далее до Вашингтона, округ Колумбия, прибывает через одну минуту.
        - До свидания, до свидания.
        Все вокруг прощаются, обнимают друг друга. Папа берет мой чемодан и заносит его вверх по ступенькам в вагон. Я снимаю шляпку, чтобы попрощаться.
        - До свидания, до свидания.
        Поезд вздрагивает и трогается, и сердце уходит в пятки.
        - До свидания, до свидания.
        Все, поехали. Я иду по проходу между креслами, покачиваясь, как пьяный матрос.
«Нью-Йорк»,- думаю я, опускаясь на сиденье, покрытое потрескавшейся красной кожей, и доставая журнал.
        Вчера я попрощалась с друзьями. С Мэгги, Уолтом, Мышью. Мы встретились в закусочной, чтобы съесть напоследок по гамбургеру с луком и перцем. Уолт там больше не работает. Он теперь отвечает на звонки в юридической конторе. Отец сказал ему, что, несмотря на то что он не может простить ему его сексуальной ориентации, он тем не менее считает себя обязанным проследить за тем, чтобы у Уолта жизнь сложилась должным образом. Мышь едет в государственный лагерь, а Мэгги проведет лето в Хилтон Хеде, ее брат с женой сняли там коттедж. Мэгги будет помогать им приглядывать за детьми, попутно, естественно, не забывая крутить романы со спасателями. Я слышала, что Лали будет учиться в Хартфордском университете, на факультете бухгалтерии. Оставался единственный человек, с которым мне хотелось увидеться, хотя я понимала, что делать этого не стоило, но не могла удержаться.
        Меня одолевало любопытство. Или, возможно, я хотела убедиться, что все кончено. Я должна была удостовериться, что он меня не любит и никогда не любил.
        Утром в субботу я подъехала к его дому, не ожидая, впрочем, застать его там. Предварительно я решила, что оставлю ему записку, в которой сообщу, что отправляюсь в Нью-Йорк, и пожелаю ему хорошего лета. Я убедила себя в том, что это - жест вежливости, который к тому же позволит мне почувствовать себя великодушным человеком.
        Его машина оказалась на месте. Я пообещала себе, что не буду стучаться в дом. Просто оставлю ему записку под дворником на лобовом стекле. Потом я услышала доносящуюся из дома музыку. Дверь была открыта, и проход преграждала только сетка от насекомых, и я вдруг почувствовала, что не могу уехать, не увидев его еще один, последний раз.
        Я постучала.
        - Да?- Его голос, в котором сквозило легкое раздражение, донесся откуда-то из глубины гостиной.
        Я снова постучала:
        - Да кто там?- услышала я.
        На этот раз в его голосе отчетливо слышалось раздражение.
        - Себастьян?- позвала я.
        И вот он уже стоит у двери и смотрит на меня сквозь сетку от насекомых.
        Я бы хотела сказать, что его вид не произвел на меня впечатления, что я была разочарована. Но это было бы неправдой. Я чувствовала, что меня тянет к нему так же, как в тот день, когда я впервые увидела его на уроке математики.
        Себастьян выглядел удивленным.
        - В чем дело?
        - Я приехала попрощаться.
        - А,- сказал он, открывая дверь и выходя на улицу.- Куда ты едешь?
        - В Нью-Йорк. Меня приняли на курсы писательского мастерства,- сказала я быстро. - Я написала тебе записку. Хотела оставить ее под дворником на лобовом стекле, но…
        Я достала свернутый в трубочку листок и передала ему. Он бегло просмотрел записку.
        - Ну,- произнес Себастьян с глуповатой улыбкой.- Желаю удачи.
        Он скомкал записку и вернул ее мне.
        - Что будешь делать? В смысле летом,- быстро спросила я, опасаясь, что он вот-вот уйдет, и желая задержать его хоть на мгновение.
        - Франция,- ответил он.- Поеду во Францию. Хочешь со мной?- внезапно ухмыльнувшись, спросил он.
        У меня есть теория: если кто-то тебя однажды обидел, второй раз ему уже этого не сделать.
        Поезд подрагивает на ходу. Мы проезжаем мимо выселенных зданий, сплошь покрытых граффити, щитов с рекламой зубной пасты и крема от геморроя. Изображенная на одном из щитов девушка одета, как русалка. Она указывает на слова «Позвони мне!», написанные крупными заглавными буквами. Потом пейзаж за окном исчезает - мы заехали в туннель.
        - Нью-Йорк Сити,- возвещает кондуктор.- Станция Пенн.
        Я закрываю журнал и залезаю в недра чемодана. Лампы освещения вагона мигают, затем отключаются. И, подобно новорожденному, я иду в новый мир сквозь тьму.
        Эскалатор. Бесконечная лента, которая движется вечно. Я попадаю в огромное помещение, пол которого покрыт плиткой, как в ванной. В нем стоит резкий запах мочи и горячего пота. Станция Пенн. Везде люди.
        Останавливаюсь, чтобы поправить шляпку. Она из гардероба бабушки, с длинным плюмажем и коротенькой вуалью. По какой-то причине я подумала, что ее нужно надеть. Мне хотелось прибыть в Нью-Йорк в шляпке.
        Такая фантазия пришла мне в голову.
        - Смотри, куда идешь!
        - С дороги!
        - Ты вообще видишь, куда идешь?
        Я вижу даму средних лет в черном костюме, взгляд ее еще мрачнее, чем ткань одежды.
        - Выход? Такси?- спрашиваю я.
        - Туда,- отвечает она, указывая на другой эскалатор, конца которого не видно. Такое впечатление, что ступени ведут в никуда. Я вступаю на него, стараясь не уронить чемодан. За мной на лестнице оказывается человек в полосатых брюках и забавной кепке. Он размахивает руками. Глаза его скрыты за зелеными стеклами очков в золотой оправе.
        - Эй, малышка, ты, кажется, потерялась.
        - Нет,- отвечаю я.
        - Точно?- спрашивает он.- А то у меня есть отличное местечко, где ты могла бы остановиться. Очень хорошее местечко. Горячий душ, свежие простыни. Давай помогу тебе с чемоданом, дорогая, он, похоже, очень тяжелый…
        - У меня есть где остановиться. Спасибо.
        Он пожимает плечами и уходит куда-то сквозь раздвижные двери.
        - Эй, эй!- кричит кто-то нетерпеливо.- Тебе такси нужно или как? Я не буду стоять тут весь день…
        - Да, конечно,- отвечаю я покорно и тащу чемодан через улицу к желтому такси. Дойдя до тротуара, я обессиленно опускаю чемодан на бордюр и ставлю на него сумочку, подхожу к открытому окну машины.
        - Сколько?- спрашиваю я.
        - Куда ехать?
        Я оборачиваюсь, чтобы взять сумочку, достать блокнот и сказать таксисту адрес.
        - Что?
        - Минутку, сэр…
        - В чем дело?
        - Ни в чем.
        Я заглядываю за чемодан в поисках сумочки. Наверное, она упала. Сердце екает, и я краснею от ужаса и стыда.
        Сумки нет.
        - Куда ехать?- отрывисто повторяет таксист.
        - Вы едете на этом такси или нет?- спрашивает мужчина в сером костюме.
        - Я… Нет…
        Человек протискивается мимо меня, садится в машину и захлопывает за собой дверь.
        Меня ограбили.
        Я смотрю в открытое жерло станции Пенн. Нет. Назад я не поеду. Ни за что.
        Но денег у меня больше нет. И даже нет адреса того места, где я должна остановиться. Я могла бы позвонить Джорджу, но теперь у меня нет и его телефона.
        Мимо проходят двое. У одного в руках огромный бумбокс. Из динамиков грохочет музыка диско. Композиция называется «Мачо».
        Поднимаю чемодан. Поток людей несет меня через Седьмую авеню. Я оказываюсь напротив блока телефонных будок.
        - Простите,- обращаюсь я к прохожим.- У вас не найдется мелочи позвонить?
        В Каслбери я бы никогда не позволила себе попрошайничать. Но мне совершенно ясно, что я уже не в Каслбери. Мною овладевает отчаяние.
        - Дам тебе пятьдесят центов за шляпку,- обращается ко мне веселый молодой человек.
        - За шляпку?
        - Да,- говорит он.- Это перо. Слишком уж длинное.
        - Она принадлежала моей бабушке.
        - Ну, понятно. Пятьдесят центов. Бери, если хочешь.
        - Хорошо.
        Молодой человек кладет мне в руку пять даймов.
        Я закладываю в щелку первую монету.
        - Оператор.
        - У вас есть номер Джорджа Картера?
        - У меня в списке пятнадцать Джорджей Картеров. Какой адрес?
        - Пятая авеню?
        - На Пятой авеню, угол Семьдесят второй, живет Уильям Картер. Дать вам номер?
        - Да.
        Она диктует номер, я повторяю его снова и снова и закладываю в щелку автомата вторую монетку.
        Трубку берет женщина.
        - Алло?- говорит она с сильным немецким акцентом.
        - Здесь живет Джордж Картер?
        - Мистер Картер? Да, здесь.
        Слава богу.
        - Могу я с ним поговорить?
        - Его нет.
        - Нет?
        - Да, его нет дома. Я не знаю, когда он вернется. Он никогда мне не сообщает.
        - Но…
        - Хотите оставить для него сообщение?
        - Да,- отвечаю я в отчаянии.- Пожалуйста, сообщите ему, что звонила Кэрри Брэдшоу.
        Кладу трубку и закрываю лицо рукой. Что теперь делать? Внезапно я чувствую себя усталой и расстроенной. В крови бурлит адреналин. Беру чемодан и собираюсь уходить. Пройдя один квартал, приходится сделать остановку. Сажусь на чемодан, чтобы отдохнуть. Вот черт. У меня в кармане всего тридцать центов, в чемодане только одежда и журнал. Внезапно я вскакиваю, открываю чемодан и вынимаю журнал. Неужели мне повезло? Тогда в доме Донны ЛаДонны он был при мне.
        Быстро листаю страницы, проскакиваю записи, сделанные для статьи о пчеле-королеве, о принце-ботанике и о Лали с Себастьяном, и наконец нахожу нужную мне запись. Она на странице - единственная. Сделана безумным витиеватым почерком Донны и трижды обведена. Телефонный номер и имя под ним.
        Тащу чемодан к углу дома, где расположен еще один блок телефонных будок. Трясущейся рукой закладываю в щель третью монету. Набираю номер. Слушаю долгие гудки. Семь. Девять. Десять. После двенадцатого гудка кто-то берет трубку.
        - Наверное, ты по мне уже сильно соскучился.
        Голос томный, сексуальный. Стою, стараюсь дышать ровно, не знаю, что сказать.
        - Алло? Чарли, это ты?- И далее, дразня: - Если ты не хочешь со мной разговаривать…
        - Подождите,- пищу я в трубку.
        - Да?- В голосе появляется оттенок подозрительности.
        Перевожу дыхание.
        - Саманта Джонс?- спрашиваю я наконец.
        notes
        Примечания

1
        Школьная организация в США, созданная для объединения учеников с хорошей успеваемостью.

2
        Справочник по диагностике и статистике психических расстройств, выпускаемый американской психиатрической ассоциацией.

3
        Мэри Гордон Ховард - вымышленная писательница, автор ряда феминистских произведений.

4
        Американская молодежь разделяет свидания на три базы, заимствуя термин из бейсбола. На первой базе можно целоваться, на второй - обниматься в одежде, на третьей - без одежды и только потом можно переходить к сексу.

5
        Герой американских комиксов «Пинатс», впервые опубликованных в 1950 году. Великая Тыква - это волшебный персонаж вроде Санта-Клауса, который появляется один раз в году на Хэллоуин.

6
        Популярные в США направления простых танцев, которым учат в школе.

7
        Университет Дьюка находится в Северной Каролине, США, считается одним из лучших высших учебных заведений США.

8
        Общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.

9
        Традиционный французский десерт на основе бисквитного теста и шоколадного крема.

10

«Пейтон-Плейс» - роман-бестселлер Грейс Металиус 1956 года о жизни провинциального американского городка, где за фасадами респектабельности и скуки скрываются жестокость и насилие.

11
        Таунхаусы и браунстоуны - характерные для Нью-Йорка постройки конца XIX - начала XX века. Это плотно примыкающие друг к другу дома от 3 до 5 этажей с парадным входом с главной улицы для одной семьи. Браунстоуны отличаются тем, что строились из коричневого песчаника, отсюда название - «дома из коричневого камня». Сегодня в них все чаще живет по несколько семей.

12
        Бобы в горшочке.

13
        Барбара Уолтерс - американская телеведущая, журналистка и писательница, первая женщина - ведущая вечерней программы новостей на телевидении.

14
        Герой фильма «Как Гринч украл Рождество», который ненавидел Рождество и решил украсть у людей этот праздник, чтобы больше не чувствовать себя несчастным в этот день.

15
        Пенн Стейт, университет штата Пенсильвания.

16
        Тюрьма для особо опасных преступников, расположенная на острове в заливе Сан-Франциско.

17
        Слово, образованное от слияния фамилии Брэдшоу и названия тюрьмы Алькатрас.