Микстура от разочарований Элен Бронтэ
        После смерти родителей Сара осталась одна, и ей пришлось переехать к своему дяде, которого она увидела впервые только на похоронах отца. Жизнь в доме скупца нелегка: старые изношенные платья, пронизывающий до костей холод, экономия, граничащая с безумием… Единственной радостью девушки стало общение с новой подругой — бойкой и веселой Бобби. Но эта же дружба принесла Саре сердечную боль: девушка страстно полюбила брата своей подруги блистательного Артура Уэвертона, предмет тайных мечтаний всех юных барышень округи. Ответит ли молодой человек на ее чувства?..
        Элен Бронтэ
        Микстура от разочарований
        Июль 1833
        Сара перевернула последнюю страницу романа и захлопнула потрепанную книгу. Каждый раз, когда она прощалась с очередной романтической историей, становилось немного грустно и одиноко. Книжные герои были ее самыми верными друзьями. Откровенно говоря, ее единственными друзьями.
        Девочка еще некоторое время сидела на траве в тени старого вишневого дерева и размышляла о том, что мистер Уайсвелл мог бы написать роман и потолще, а не заканчивать его свадьбой главного героя, ведь теперь ей совсем нечего будет читать. Нельзя же назвать увлекательным чтением французскую грамматику или сборник назидательных историй для маленьких девочек!
        Французскую грамматику Сара не любила, но ее еще можно было стерпеть, а вот поучительные истории она попросту ненавидела, и тому имелись очень веские причины. Во-первых, в тринадцать лет она уже не считала себя маленькой девочкой, а во-вторых, ее гувернантка, мисс Брук, руководствовалась в своих воспитательных приемах именно этим трактатом и ему подобными.
        Сара не винила мисс Брук за ее невежество и бесконечные нотации, она знала, что в прошлом та была всего лишь компаньонкой раздражительной старой леди. Некрасивой и бедной мисс Брук не оставалось ничего другого, как превратиться с годами в копию своей бывшей хозяйки и третировать порученную ее заботам девочку точно так же, как раньше ее саму третировала ворчливая старуха.
        Четыре года назад, когда матушка была еще жива, она нашла для Сары чудесную гувернантку, молодую и хорошенькую. Сара забыла ее фамилию, но до сих пор помнила веселую мисс Люси, какие занимательные истории она рассказывала и как часто они втроем, матушка, мисс Люси и Сара, вместе читали и пели, как много смеялись…
        После смерти миссис Мэйвуд мисс Люси пробыла у Мэйвудов еще несколько месяцев и постаралась, как могла, облегчить горе Сары и мистера Мэйвуда, а потом внезапно уехала, и с тех пор Сара ничего не знала о ней. Однажды девочка подслушала, как кухарка перешептывалась с горничной о каких-то слухах и недостойном поведении некоторых леди, излишне задирающих нос перед прислугой, но домоправительница очень быстро прервала болтовню обеих женщин и приказала им не лезть не в свое дело.
        Сара ничего не поняла из этого разговора, но ей почему-то показалось, что служанки говорили о мисс Люси. Она не раз пыталась узнать у отца, куда уехала ее гувернантка и когда она вернется, но мистер Мэйвуд с потерей жены утратил интерес к жизни и едва замечал дочь. Он проводил много времени в своем кабинете, но не писал писем и не изучал отчеты управляющего, а подолгу лежал на узком диване и потухшим взглядом смотрел на потемневшие от времени потолочные балки. Его слабое сердце все хуже и хуже справлялось со своими обязанностями, сам же мистер Мэйвуд не думал, что в его случае может помочь какой-нибудь доктор, и не намерен был искать медицинской помощи.
        Сара оказалась предоставлена самой себе, но неожиданная свобода не приносила никакой радости, ведь она досталась слишком дорогой ценой. Домоправительница несколько раз просила мистера Мэйвуда нанять для маленькой леди другую гувернантку, женщину постарше и с крепкими моральными устоями, и в конце концов ей удалось заставить его выслушать себя. Впрочем, только для того, чтобы услышать приказ заняться этим делом, как будто у нее мало других дел!
        Все же почтенная женщина, прослужившая в этом доме почти три десятка лет, не могла допустить, чтобы дочь миссис Мэйвуд выросла невежественной и ленивой, и вскоре в доме появилась мисс Брук. Ее возраст и моральные устои не оставляли желать лучшего, с точки зрения домоправительницы, а что касается образования, которым та могла поделиться с девочкой, мисс Брук продемонстрировала экономке глубокие познания в области религиозных трудов и некоторые навыки во французском, после чего незамедлительно получила так нужное ей место.
        Когда была жива миссис Мэйвуд, в дом часто приезжали друзья, устраивались праздники и пикники, и первое время после ее смерти соседи навещали Мэйвудов и приглашали их к себе, стараясь ободрить, но мистер Мэйвуд отклонял всякие попытки поддержать его и не отпускал дочь погостить у кого-либо из подруг покойной жены, и в конце концов их оставили в покое.
        Мэйвуды не считались богатыми людьми, но обладали кое-каким состоянием, способным обеспечить их детям достойное будущее. Так вышло, что Сара оказалась единственной дочерью и должна была в свое время унаследовать дом и небольшое поместье, принадлежавшее семье ее матери. Мистер Мэйвуд получил от родителей только некоторую денежную сумму, а все остальное досталось его старшему брату, много лет назад променявшему свои обширные фермы на благодатные виноградники Италии.
        Из живущих в Англии родственников у мистера Мэйвуда остался только кузен, проживавший достаточно далеко для того, чтобы не интересоваться судьбой своей родни.
        Все это предисловие служило единственной цели — объяснить читателю, почему бедная Сара Мэйвуд находила общество книжных героев единственно приятным. Ее мать любила читать романы, а мисс Люси успела привить девочке пристрастие к чтению, и за прошедшие годы та успела прочитать почти все книги в библиотеке, способные развлечь ее. Сегодняшний роман был последним, и Саре предстоял нелегкий выбор — попросить отца заказать новые книги или приступить к чтению исторических трудов, занимающих в библиотеке отдельный шкаф. И то, и другое равно пугало ее. В конце концов Сара решила подождать, пока отец сам не вспомнит о ней и не спросит о ее успехах в учении. Обычно это случалось по субботам, когда к обеду приходил викарий.
        Добрый старый священник неизменно считал своим долгом навещать осиротевшую семью и каждый раз ласково пенял мистеру Мэйвуду на то, что тот проявляет недостойную слабость. Вместо того чтобы лелеять свое горе, мистеру Мэйвуду стоило бы заняться делами поместья и воспитанием дочери. Мисс Сару через три-четыре года надо будет вывозить в свет, а девочка растет дикаркой и совсем не умеет держать себя, как подобает благонравной молодой леди.
        Мистер Мэйвуд после этого мягкого, но настойчивого внушения обычно виновато смотрел на Сару, словно только сейчас замечая, как она выросла из своего платья и в каком беспорядке находятся ее светлые с золотистым блеском локоны.
        После ухода викария отец и дочь, как правило, некоторое время беседовали о счастливых прошлых временах и строили планы на будущее, но заканчивались эти разговоры одним и тем же — мистер Мэйвуд начинал сокрушаться о безвременно покинувшей его супруге, Сара убегала в слезах, и до следующего визита викария их общение сводилось к нескольким скупым фразам во время обеда.
        До субботы оставалось еще три дня, и их надо было чем-то занять…
        —Мисс Мэйвуд! — Пронзительный голос мисс Брук напоминал неприятный звук самой тонкой из органных труб в их старенькой церкви.
        Сара нехотя поднялась и медленно пошла к дому — встреча с гувернанткой была не тем событием, которое девочке хотелось приблизить.
        —Мисс Мэйвуд, вы опять помяли и запачкали платье! — Желтоватые щеки мисс Брук заколыхались от возмущения.
        —Простите, мисс Брук, — Сара виновато опустила голову: она прекрасно знала, что такое поведение — самый верный способ избежать длительной нотации.
        —Понять не могу, почему вы не способны хотя бы два часа вести себя прилично! — мисс Брук страдала несварением желудка и в период приступов была особенно раздражительной. — Я запретила вам выходить в сад, пока вы не запомните, наконец, основные события Столетней войны!
        Сара не понимала, каким образом ей могут пригодиться в дальнейшем все эти древние имена и бесконечные войны, и она вовсе не была уверена, что сама мисс Брук имеет отчетливые представления о Столетней войне. Девочка не раз уже замечала прорехи в познаниях своей гувернантки, а каждый заданный Саре урок мисс Брук неизменно проверяла по книге, не надеясь на собственную память. И все же Сара была во власти этой невежественной женщины!
        —Извольте пройти в свою комнату и выучить урок! — Мисс Брук явно спешила на кухню выпить травяного отвара и не стала на этот раз долго мучить ученицу. — Сегодня ваш отец не выйдет к обеду, мы с вами будем обедать вдвоем в моей комнате. А после вы перескажете мне все, что я вам задала, и пеняйте на себя, если окажется, что вы опять ленились!
        Мисс Брук подождала, пока девочка войдет в дом, и отправилась на кухню только после того, как убедилась, что мисс Мэйвуд поднялась по лестнице в свою комнату.
        Саре оставалось только порадоваться тому, что она предусмотрительно спрятала только что прочитанный роман в тайнике под старой каменной скамьей, прежде чем встретиться с мисс Брук. Достойнейшая женщина не выносила романов и поначалу даже пыталась жаловаться мистеру Мэйвуду на неподобающие пристрастия его дочери, правда, очень скоро поняла, что не найдет поддержки своему стремлению привить девочке все необходимые добродетели. Мистер Мэйвуд некоторое время с рассеянным интересом смотрел на мисс Брук, словно не понимая, кто она такая и откуда взялась в доме, после чего кротко попросил не огорчать оставшегося сиротой ребенка, отбирая у девочки ее немногие радости, и впредь не беспокоить его самого подобными мелочами. Мисс Брук едва не задохнулась от возмущения, однако вовремя вспомнила, что от отношения к ней этого джентльмена зависит ее будущее, и гордо удалилась.
        С того дня мисс Брук объявила романам единоличную войну, но не в ее воле было лишить мисс Мэйвуд возможности передвигаться по собственному дому и заходить в библиотеку, когда та пожелает. Быстро сообразив, каких неприятностей стоит ждать от гувернантки, Сара благоразумно старалась не попадаться с книгой в руках ей на глаза, и мисс Брук со временем начала думать, что ее регулярные нравоучительные беседы оказывают на девочку благотворное влияние. К счастью, мисс Брук проводила довольно много времени на кухне или в своей комнате в беседах с экономкой, чтобы маленькая мисс могла развлекаться доступными ей способами — бегать на птичий двор, лазать по деревьям и читать неподходящую литературу.
        Сегодняшний день, похоже, настроился приносить одни огорчения. Сначала закончился роман, мисс Брук требует выучить ненавистный урок, а теперь еще оказалось, что папенька нездоров и не хочет ее видеть… Не говоря уж о предстоящем обеде с мисс Брук — а эти обеды в последнее время повторялись все чаще и чаще…
        Сара некоторое время простояла у окна, выходившего на вечно пустынную подъездную аллею, раздумывая, заплакать или не заплакать, но презрение к гувернантке дало ей силы сдержаться, и девочка осторожно выскользнула из своей комнаты и направилась в другое крыло дома. Мисс Брук будет сидеть на кухне со служанками не менее часа, с удовольствием предаваясь жалобам на тяготы неблагодарного труда по воспитанию юной леди, наносящего урон ее здоровью, и у Сары достаточно времени, чтобы взять книгу и вернуться к себе.
        Девочка тихонько вошла в пустынный коридор, на мгновение задержалась у дверей отцовского кабинета — оттуда не доносилось ни звука, и двинулась дальше. В самом конце коридора находилась спальня ее матери, туда-то Сара и приходила в минуты уныния.
        В этой комнате все оставалось таким, как при миссис Мэйвуд, — персиковые шторы и обитые той же тканью стулья и кресла, панели из светлого дерева, изящное бюро и большое зеркало в причудливой оправе. Миссис Мэйвуд не любила мрачные цвета в отделке и стремилась окружить себя красивыми вещами.
        Сара смутно помнила, что она часто забиралась с ногами в одно из кресел и слушала, как матушка поет протяжные народные песни, в то время как служанка укладывает ей волосы, одобрительно кивая в такт пению.
        Миссис Мэйвуд была моложе своего супруга лет на пятнадцать, и по всему ей предстояло пережить его, но внезапная лихорадка оборвала ее жизнь, оставив близких неутешными. Два года назад на Рождество приезжала старая тетка миссис Мэйвуд, мисс Пратчерс, и настоятельно советовала мистеру Мэйвуду оставить хандру и вступить в новый брак. Сара в тот вечер засиделась на ковре в гостиной с новыми куклами, привезенными гостьей, и слышала, как мисс Пратчерс увещевает ее отца:
        —Вы уже почти два года в трауре, довольно терзать себя, не дело это! Я сама так сильно любила бедняжку Мэйбелл, но и то понимаю, что вам надлежит бросить затворничество и жениться снова! Пока вы еще в подходящих летах, выберите славную девушку из небогатой семьи или нестарую вдову спокойного нрава…
        —Никто не сможет заменить мне дорогую супругу, мисс Пратчерс, а моей девочке — мать!
        —И все же, Саре нужна женская опека, не будьте эгоистичным, как все мужчины, и подумайте о дочери! Будь я помоложе, сама бы занялась ее воспитанием, но жизнь моя отмеряет уже не годы, а месяцы или дни… Я не смогу спокойно спать в могиле, зная, что дитя моей несчастной Мэйбелл растет в глуши, подобно сорной траве!
        И все же мистер Мэйвуд оказался тверд и не желал даже думать о повторном браке. Он женился в почтенном возрасте, после того как многие годы был убежден, что ни одна леди не тронет его сердце, и жестокая судьба отняла у него горячо любимую жену, а вместе с ней и саму жизнь. Он не жил теперь, он пребывал еще в этом мире, но стал далек от всего, и даже ради дочери не мог отринуть грезы о былом счастье и заняться делами насущными.
        Сара часто приходила в комнату матери, садилась в то самое кресло и мечтала, как и отец. Как было бы чудесно проснуться однажды и увидеть матушку живой, полной счастья и любви, забраться к ней на колени и рассказать об ужасном сне, в котором Сара и батюшка остались одни, забытые в старом доме, и вместе улыбнуться и с облегчением вздохнуть — это только сон!
        В девять лет ей казалось, что стоит хорошенько захотеть и побольше молиться — и Господь вернет матушку и мисс Люси, но со временем пришло понимание неотвратимости потерь, и сегодня Сара, забравшись в любимое кресло, вдруг всерьез задумалась над теми, давними речами мисс Пратчерс. Старушка умерла нынешней зимой, и поверенный сам привез мистеру Мэйвуду завещание, по которому мисс Пратчерс оставляла Саре кое-какие драгоценности и деньги на приданое. Сара очень плохо помнила старую тетку матери, а вот ее слова застряли до поры в памяти девочки пустыми, гулкими комнатами в ожидании, пока она вырастет настолько, чтобы вновь пройти по этим комнатам и осознать в полной мере смысл услышанного когда-то.
        —Наверное, тетя была права, — как и все одинокие люди, Сара часто говорила сама с собой вслух. — Как бы ни грустно было нам с папенькой видеть на мамином месте чужую леди, нам нужен кто-то, кто мог бы навести здесь порядок и прогнать мисс Брук! А если бы еще эта дама смогла снова научить батюшку смеяться и вернула мисс Люси, я простила бы ей то, что она станет моей мачехой…
        Сара поерзала в кресле — слово «мачеха» пугало ее, девочка слышала перешептывания в церкви, когда там появлялся мистер Дэйрдри с молодой женой и тремя детьми. Люди говорили, что миссис Дэйрдри занимается только собственным ребенком и заставляет двух падчериц делать домашнюю работу, а сама беспрестанно ездит по модным магазинам и устраивает приемы, при этом тратит гораздо больше, чем может себе позволить мистер Дэйрдри. Вид у обеих мисс Дэйрдри и впрямь был не очень счастливый, и Сара не раз благодарила Бога за то, что ее отец не нашел себе жену, похожую на миссис Дэйрдри.
        И все-таки, может быть, лучше бы мистер Мэйвуд женился снова и перестал лежать на диване в кабинете с таким видом, будто здесь присутствует лишь его тело, а душа находится где-то далеко-далеко.
        —Как бы мне поговорить с батюшкой… — размышляла Сара. — Пожалуй, я попрошу викария, когда он придет в субботу, завести разговор на эту тему и поддержу его. Когда отец увидит, что я вовсе не против его женитьбы на какой-нибудь леди, он, возможно, согласится почаще выезжать из дому, чтобы найти себе жену. Только пусть она будет доброй, Господи, пусть будет доброй!
        Мечты и планы Сары перемежались молитвами до тех пор, пока она не взглянула случайно на стоявшие на камине часы.
        —О боже, мисс Брук лишит меня десерта, если не найдет прилежно сидящей над уроком!
        Сара спрыгнула с кресла, скинула туфельки и взяла их в руки, после чего бесшумно пробежала по коридору и укрылась в своей комнате за пять минут до того, как мисс Брук покинула кухню и важно направилась посмотреть, чем занимается ее воспитанница.
        Благонравный вид девочки не тронул высохшее сердце старой девы, и она только сухо сообщила Саре, что через четверть часа будет подан обед, а значит, мисс Мэйвуд надлежит привести себя в подобающий благовоспитанной леди вид.
        Утром мистер Мэйвуд не вышел к завтраку, и Саре пришлось с отвращением наблюдать, как мисс Брук поглощает без разбору все, что подали на стол, словно пытаясь восполнить не один год вынужденного поста. При хозяине дома гувернантка вела себя гораздо скромнее, но Сары она не стеснялась, и девочка ненавидела эти совместные трапезы.
        К счастью или к несчастью, обильная пища усугубляла нездоровье мисс Брук, и сразу после завтрака она приказала Саре идти к себе и подготовить урок, так и не выученный вчера, а сама направилась на кухню за спасительным отваром.
        Сара отнюдь не торопилась выполнять распоряжение мисс Брук. Если вчера отсутствие отца за обедом можно было объяснить его всегдашней хандрой, то сегодня она всерьез обеспокоилась и, преодолев неловкость, постучала в дверь кабинета. Никто не ответил, но Сара к этому привыкла. Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы могла войти такая худышка, как она, и боком протиснулась внутрь.
        Мистер Мэйвуд лежал на диване, его бледное лицо в сумрачном свете, едва пробивавшемся сквозь полузашторенные окна, отливало синевой, и Сара сперва испугалась — показалось, что отец не дышит.
        —Отец! — вскрикнула она громче, чем следовало послушной девочке, но это восклицание возымело эффект.
        Мистер Мэйвуд то ли нехотя, то ли с трудом приоткрыл голубоватые глаза и посмотрел на дочь.
        —Дитя мое, что-то случилось? — апатично спросил он.
        Сара с облегчением выдохнула и заговорила быстро и невнятно, как и каждый раз, когда чувствовала смущение в присутствии отца.
        —Я пришла… ну, я боялась… вы не пришли завтракать, батюшка, а книжки закончились… мисс Брук не позволяла мне…
        Она сбилась и замолчала. Отец вымученно улыбнулся — было видно, что вникнуть в бессвязный детский лепет ему непросто, но он хотя бы попытался, и уже за одно это Сара почувствовала благодарность.
        —Милая, я нездоров сегодня. Позже я встану, и мы с тобой пойдем гулять… К нашему озеру. Или оседлаем пони и поедем кататься. Иди, поиграй немного, — он помолчал. — Ах да, книжки… возьми любую, какая тебе нравится, в библиотеке.
        Конечно, Сара знала, что отец не поднимется с дивана ради того, чтобы пойти прогуляться с дочерью. Но, по крайней мере, он не рассердился на нее за то, что потревожила его, и позволил взять новую книжку. Она решила зайти еще дальше и попросить отца выполнить ее самое горячее желание.
        —Батюшка, я прочла все книги в нашей библиотеке, которые смогла понять. Почему бы вам не заказать несколько новых? Я бы могла читать вам вслух…
        Мистер Мэйвуд поглядел на девочку с новым интересом: похоже, эта идея привлекла его внимание.
        —Ты чудесно придумала, дорогая моя. Я отдохну еще полчаса и напишу записку, Джером отвезет ее книготорговцу в город, и через неделю у тебя будет множество новых книг. А теперь беги, играй.
        Сара на основании собственного опыта была настроена слишком скептически, чтобы поверить, что все произойдет именно так, но упрямая надежда не оставляла ее до самого обеда, который мистер Мэйвуд опять предпочел пропустить.
        Еще один унылый день и скучный вечер… Сара очень боялась, что однажды она проснется и не сможет вспомнить, как все было при матушке. Забудет ее ласковые руки и звенящий нежным ручейком смех, улыбки и песни. В доме имелось два портрета миссис Мэйвуд — большой парадный висел в кабинете отца, а изящная миниатюра хранилась под подушкой у Сары. На нем миссис Мэйвуд было лет шестнадцать, ее неумело, но с чувством изобразила на фарфоровой пластине подруга, наверняка такая же молодая и полная мечтаний о пугающем и одновременно манящем будущем.
        Сара могла не опасаться, что лицо матери изгладится из ее памяти, но постепенно забывались все те мелкие, повседневные радости, которыми только и полна жизнь. Почему-то мысль о том, что эти счастливые воспоминания покинут ее, пугала девочку больше, чем перспектива провести еще не один год в обществе мисс Брук и назидательных трактатов.
        Если бы только они с отцом не были так одиноки! Если бы нашелся тот, кто заставил бы его покинуть свое убежище и вернуться к привычной жизни, пусть и без обожаемой супруги! Сара неустанно молилась бы о здоровье этого человека, но, похоже, кроме викария, никто больше не желал иметь дело с Мэйвудами, считая их слишком странными и нелюдимыми. Так что Саре оставалось только бродить по запущенному саду и придумывать воображаемые истории о героях любимых книг.
        Мистер Мэйвуд не вышел к завтраку на следующий день, и Саре удалось подслушать, как его камердинер Джером жалуется домоправительнице, что господин отказался сегодня покинуть спальню и выглядит совсем больным.
        Девочке хотелось пойти к отцу, но она не могла преодолеть страх — перед глазами тотчас вставало бледное, осунувшееся после изнурительной лихорадки лицо матери. Сара тогда тайком пробралась в комнату миссис Мэйвуд и с тех пор, как немного подросла, неустанно благодарила Господа за то, что смогла попрощаться с матерью. А тогда она была еще слишком маленькой, к тому же лихорадку сочли заразной, и Саре запретили выходить из детской, но ей удалось убежать от расстроенной мисс Люси и увидеть мать, а через два дня миссис Мэйвуд не стало.
        Сейчас Сара испытывала какой-то суеверный ужас, едва ли не мрачное предчувствие: казалось, если она увидит отца в постели, больным и одиноким, это будет их последняя встреча. Девочка спряталась за портьерой в коридоре, ведущем в комнаты родителей, и довольно долго ждала там, глотая слезы и надеясь, что отец вот-вот выйдет из спальни и направится в кабинет. И тогда она бросится ему в объятия и со слезами станет умолять больше не запираться от всего мира и от нее, Сары.
        Но время шло, а в коридоре все так же царила пустота, и даже пылинки, не потревоженные ничьими шагами, мирно лежали на полу, как бы ни хотелось им закружиться в разноцветных всполохах, что создавали солнечные лучи, пробивающиеся сквозь окно, искусно сделанное когда-то из разноцветного стекла. Саре показалось, что прошло несколько часов, и она уже удивлялась, почему мисс Брук не ищет ее и не зовет к обеду, когда на самом деле миновало всего полчаса.
        В конце концов она почувствовала дурноту от запаха пыльных портьер: домоправительница проводила гораздо больше времени на кухне, присматривая за кухаркой и беседуя с мисс Брук, чем в заботах о процветании этого дома. При миссис Мэйвуд прислуга не осмелилась бы пренебрегать своими обязанностями, но все прекрасно знали, что мистеру Мэйвуду нет никакого дела до чистоты оконных стекол или свежести скатертей, были бы порядок в комнате его супруги и тишина в его кабинете. Отсутствие хозяйской руки превращает даже самых добросовестных слуг в лентяев и воришек, и дом Мэйвудов не являлся исключением из этого правила.
        Верный Джером, как умел, пекся о своем господине, но и его все чаще и чаще тянуло на кухню — средоточие всех сплетен, да и кухарка приветливо поглядывала на него, что выражалось в лишнем куске пирога к обеду и кружке портера к ужину.
        Все же Сара решила избрать союзником именно Джерома. Девочка оставила потайное местечко, зашла ненадолго в свою комнату, после чего спустилась вниз и устроилась в уголке между стеной и старинным ларем для хлеба, выставленным вон из кухни за ненадобностью, но слишком ценным, чтобы быть сожженным в печи.
        Здесь ожидание не было столь мучительно длинным. Во-первых, сквозь неплотно прикрытые двери кухни она слышала, как непочтительно отзывается мисс Брук о своей старой, ныне покойной хозяйке, а во-вторых, довольно скоро Джером покончил с трапезой и собрался вывести лошадь мистера Мэйвуда на прогулку. Он делал это каждый день, скорее ради собственного удовольствия прокатиться на прекрасном животном, и Сара бесшумно направилась за ним на конюшню.
        —Маленькая мисс Сара! Что это вам понадобилось здесь? — Джером обнаружил ее присутствие, едва только девочка двинулась по проходу между стойлами. — Вы запачкаете платье, и мисс Брук заставит вас пятьдесят раз написать «Я буду аккуратной девочкой» или что-нибудь в этом духе!
        Джером, как и прочие слуги, за исключением экономки, не жаловал мисс Брук и втихомолку сочувствовал бедняжке мисс Мэйвуд, получившей вместо любящей матери и прекрасной гувернантки этого желчного тирана.
        —Я беспокоюсь о батюшке, Джером, — тут же отозвалась Сара.
        —Я тоже, мисс, но что мы тут можем поделать? Ваш отец и до женитьбы был подвержен меланхолии, а уж как скончалась ваша матушка, упокой, Господи, ее святую душу, так и вовсе стал не в себе. Уж я его уговаривал сегодня встать, порадовать вас, поговорить, может, прокатиться куда в гости, так ведь нет же, лежит, что твой покойник…
        Сара ахнула, и слуга умолк, сообразив, что сболтнул лишнее.
        —Это я не серьезно, мисс, не бойтесь, — пробормотал он. — А все же, ступайте-ка вы в сад или к себе в комнату, это правильнее будет.
        Сара справилась с волнением и покачала головой.
        —Джером, мы должны помочь отцу, даже если он этого не желает!
        —Это как же, мисс Сара?
        —Вы же все равно поедете на прогулку, так я вас попрошу заехать к доктору Стоуну и позвать его к нам, посмотреть на батюшку.
        —Но как же, мисс, хозяин-то ведь не приглашал никакого врача! — озадачился слуга.
        —Скажите, что я его приглашаю! — Сара смотрела на камердинера так решительно, что ему оставалось только согласиться.
        Все ж таки дочка его господина, в будущем — хозяйка всего имущества, как ей отказать?
        —А если он меня не послушает да и прогонит прочь? — попытался еще как-то отгородиться от щекотливого поручения Джером.
        —На всякий случай я написала ему записку, — заявила девочка. — Вы отвезете ее доктору, и он не откажется приехать к нам.
        Возражать дольше Джером не осмелился, взял записку и вывел коня из стойла.
        —Что ж, мисс Сара, я ради здоровья своего господина многое готов сделать, а уж такой пустяк и вовсе труда не составит.
        —Я буду ждать вас здесь через час, — ответила девочка. — Вы передадите мне ответ доктора.
        Возвращаться в дом Сара не захотела из опасений попасться на глаза мисс Брук, поэтому забралась в пустующее стойло и уселась на какой-то ящик. Искать ее здесь гувернантке не пришло бы в голову — Сара боялась лошадей, после того как в семь лет ее сбросил купленный для нее пони. После этого случая пони продали, мистер Мэйвуд решил подождать, пока девочка подрастет, и тогда уже учить ее ездить на одной из своих лошадей.
        Но эти планы, как и многие другие, остались позабытыми, и Сара уже несколько лет не бывала в конюшне.
        Тут, как и везде, чувствовалось небрежение, хотя сами лошади выглядели ухоженными — как правило, в поместьях встречаются ленивые садовники или горничные, но ни один сквайр не станет держать на службе нерадивого конюха.
        Сара тревожно прислушивалась к легкому непрерывному шороху, издаваемому животными, — вот одна лошадь переступила с ноги на ногу, другая шумно вздохнула, третья взмахнула хвостом, чтобы отогнать насекомых.
        Девочке не терпелось поскорее выйти в залитый солнцем сад, но между огромными, чужими ей лошадьми и такой знакомой мисс Брук она выбрала лошадей. Поручение, данное Лжерому, было слишком важным, чтобы не постараться узнать о результатах его поездки немедленно по возвращении слуги.
        Время тянулось и тянулось. Сара слышала, как мисс Брук зовет ее сперва из открытого окна своей комнаты, ленясь выйти из дома, затем, уже более сердитым голосом, — из сада. Девочка не беспокоилась, что ее застигнут в конюшне, убежище было слишком неожиданным для узколобой мисс Брук. Отчаявшись найти воспитанницу среди разросшихся кустов, гувернантка вернулась в дом в надежде, что негодница прячется где-нибудь внутри, скорее всего неподалеку от библиотеки.
        Сара мысленно сопровождала гувернантку в ее поисках и едва ли не хихикала, представляя, как мисс Брук с торжествующим видом заглядывает за портьеру или в оконную нишу и разочарованно вздыхает, не обнаружив там непослушную девчонку.
        Эти размышления помогли Саре скоротать время, и вскоре топот копыт предвосхитил появление довольного собой Джерома. Еще бы, он хорошо исполнил наказ маленькой мисс, прокатился по деревенской улице на прекрасной лошади и получил несколько одобрительных улыбок от хорошеньких обитательниц маленьких домиков, стоящих вдоль дороги.
        —Ну, мисс Сара, я вас обрадую. — По своей простоте Джером не стал тянуть с рассказом и говорить сперва о погоде, а потом уж о делах, как поступил бы джентльмен. — Доктор Стоун приедет через полчаса, самое большее — через час, он уж собирался, когда я с ним простился.
        —Я не забуду вашей доброты, Джером, — с достоинством ответила девочка. — Тогда я пойду встречать доктора у ворот, надо объяснить ему, что он должен говорить батюшке.
        Джером не стал задерживать малышку, ему не терпелось триумфально явиться в кухню и рассказать прислуге о своей столь приятной прогулке верхом.
        Как правило, в нашем обществе встречаются два типа докторов. Первый из них — добродушные толстяки, всегда готовые одним своим жизнерадостным видом вселить в вас надежду на скорое избавление от всех недугов не тем, так другим способом. От такого доктора даже смертный приговор услышать не так страшно, можно быть уверенным, что он сопроводит вас едва ли не до небесных чертогов и будет при этом сыпать анекдотами и уверять, что вы легко отделались по сравнению с вашим соседом, который обречен еще лет на десять-двадцать адских мучений со своим насморком.
        Бывают и другие доктора — мрачные, сухопарые фигуры с узким крючковатым носом и всклокоченными бакенбардами. Эти представители своей профессии способны умертвить вас одним тяжелым взглядом холодных водянистых глаз. Если по недомыслию вы не распознали суть этого взгляда, тяжкие вздохи и безнадежное покачивание головой окончательно убедят, что вы не жилец на этом свете.
        Как бы ни различались эти два типажа, у них есть одно несомненное сходство: они не позволят вам спокойно умереть в своей постели от настигшей болезни — только лишь от лечения. Исключения из этого правила столь редки и примечательны, что о них стоит поговорить отдельно. Тем более приятно встретить в глуши средней Англии какого-нибудь нетипичного персонажа, а именно таким и был доктор Абрахам Стоун.
        Во внешности доктора Стоуна тотчас угадывался второй тип, при этом его манеры оказались явно позаимствованы у первого, а горячее участие к пациентам доктор добавил от себя лично. Его супруга, полная его противоположность с виду, в душе так же была готова творить добро, даже если ее об этом не просили. Именно она, не дослушав пространные речи Джерома, немедленно велела мужу собираться и заставить мистера Мэйвуда отбросить хандру и настроиться на деятельный лад, как и подобает отцу и землевладельцу.
        Доктор легко выпрыгнул из своей небольшой открытой коляски, едва только заметил Сару, рассеянно обрывающую плющ, покрывавший въездные ворота.
        —Дитя мое, я не ошибусь, если предположу, что вы поджидаете тут мою скромную персону?
        Его нарочито веселый голос показался Саре скрывающим жалость, и она безнадежно всхлипнула. Доктор тут же приобнял девочку одной рукой, другой удерживая вожжи.
        —А вот так не годится, милая, ничего страшного ведь не случилось?
        —Мой отец… — Сара вздохнула — что тут еще объяснять?
        —Все так же не хочет вставать со своего дивана и развлекать хорошенькую дочку поездками на пикники и ярмарки, — подхватил доктор.
        —Все еще хуже, — Сара неприлично шмыгнула носом. — Он не поднимается с постели… Я очень, очень боюсь, доктор, а вдруг он совсем болен?
        —Давайте-ка, мисс, поднимайтесь в повозку и поедем к дому, — скомандовал доктор. — Моя жена передала вам целую корзину спелых вишен, ваши, по ее мнению, совсем одичали.
        —Они все же сладкие, — заступилась за честь своего сада девочка, но послушно забралась в коляску.
        —Конечно, сладкие, но, я думаю, эти тоже на что-нибудь сгодятся. Попросим вашу кухарку испечь пирог, и даже мистер Мэйвуд не откажется, я думаю, попить с нами чаю, — доктор уселся и направил лошадь по подъездной аллее к широкому крыльцу.
        Сара вздохнула — хотелось бы ей, чтобы отец попросил пирога к чаю, но такого не случалось уже много-много месяцев.
        В холле мисс Брук громко жаловалась экономке, что никак не может найти мисс Сару. Едва только девочка появилась, гувернантка раскрыла рот, чтобы как следует отчитать провинившуюся, но сразу закрыла его, как только следом за Сарой вошел доктор Стоун. Мисс Брук любила советоваться с ним относительно своего здоровья и каждое воскресенье караулила при выходе из церкви — другого случая повидать доктора ей почти никогда не представлялось.
        Но сегодня даже она поняла, что со своими недугами ей следует пока обождать — доктор кратко поздоровался с женщинами, отдал экономке шляпу и попросил мисс Мэйвуд проводить его к ее батюшке. Сара помчалась вверх по лестнице, доктор почти не отставал от нее, а обе почтенные женщины с изумлением уставились друг на друга. Могло ли случиться что-то, чего они не знали? Неужели мистер Мэйвуд заболел, а их никто не предупредил? И когда успел приехать врач?
        Все эти вопросы они поспешили обсудить в кухне. Джером предусмотрительно не рассказывал о своем визите к мистеру Стоуну и сейчас наслаждался неведением остальной прислуги.
        Сара сидела на обитой потертым бархатом банкетке в коридоре и ждала, когда доктор Стоун осмотрит отца. Доктор торжественно обещал после визита к пациенту поговорить с его дочерью и рассказать, чего он сумел добиться с помощью своего искусства и дара убеждения.
        Девочка чувствовала, что мистер Стоун не очень-то поверил в кажущиеся ей такими серьезными симптомы необычного поведения мистера Мэйвуда, и теперь испугалась, что отец просто решил побыть там, где ему будут докучать еще меньше, чем в кабинете, а доктор станет ругать ее за свою напрасную поездку к ним.
        Но она могла не опасаться выговора — когда доктор вышел из спальни мистера Мэйвуда, у него был мрачный, едва ли не подавленный вид, а на Сару он посмотрел с нескрываемой жалостью.
        Девочка почувствовала, как у нее сразу же замерзли руки, а сонная тишина в коридоре вдруг сделалась пронзительной и жуткой.
        —Пройдем в библиотеку, я хотел бы поговорить с вами, мисс Мэйвуд, — доктор, должно быть, заметил испуг бедняжки и заговорил с ней мягко и просто, без обычных шуток и приговорок.
        Сара едва поднялась с банкетки, так она была взволнована, и поплелась следом за доктором в пустующую библиотеку.
        Врач заботливо поддержал ее под локоть, когда она споткнулась о неровный край ковра, и осторожно усадил на диван. Сам он уселся рядом с девочкой, чтобы постараться усмирить ее неминуемые слезы. Не раз и не два за свои пятьдесят три года доктору Стоуну приходилось сообщать безутешным родственникам о предстоящей им потере, и всякий раз это причиняло ему боль. А говорить такие ужасные вещи маленькой одинокой девочке и вовсе было жестоко и неправильно, но мистер Стоун обещал сказать ей правду, следовало что-то предпринять для ее будущего, пока не стало слишком поздно…
        —Дитя мое, я буду честен с вами, — начал он, невольно стремясь как можно скорее покончить с тягостной обязанностью. — Скоро вам предстоит нелегкое испытание, и лучше будет, если вы постараетесь подготовиться…
        —Мой отец очень болен? — перебила его Сара. — Я так и думала! Но ведь вы сможете помочь ему, сможете?
        Доктор Стоун едва сдержал неожиданную слезу — так отчаянно девочка надеялась на чудо, которое он не мог ей дать.
        —Увы, милая моя, это не в моих силах. Его давняя сердечная болезнь не считалась бы опасной, если бы он не потерял желание жить. Тогда хватило бы укрепляющих настоев, прогулок и поездок на курорт. Но ваш отец сам стремится покинуть этот мир, и сердце только служит ему проводником…
        Доктор от волнения заговорил как-то витиевато, но девочка уловила общий смысл сказанного. Она уткнулась лицом в колени и жалобно, горько заплакала.
        Врач знал, что надо терпеливо переждать этот первый приступ, он вряд ли будет длинным: детская натура не способна сразу же смириться с неизбежным, и через несколько минут малышка начнет цепляться за самые слабые ниточки, лишь бы отвратить неизбежное горе.
        Так и случилось: наплакавшись, Сара достала платок, вытерла лицо, высморкалась, не стесняясь доктора, и снова посмотрела на него. «Бедный ребенок, она так добра, что даже не сердится на меня за плохие вести», — подумал мистер Стоун.
        —И отец… умрет, как умерла мама? — Она так хотела услышать, что ошибается!
        —Я постарался объяснить ему, насколько серьезна болезнь и насколько он не прав, запираясь от вас, мисс Сара, — вместо ответа стал объяснять доктор. — Может быть, он услышал меня, и, если он вернется к вам, его болезнь отступит. Надеяться на чудо никогда не поздно, но надо помнить, что чудеса случаются… гораздо реже, чем мы желали бы.
        Доктор неловко закончил фразу, ему не хотелось напрасно расстраивать девочку, но и как ободрить ее, он не знал.
        —Я буду много молиться, — серьезно сказала Сара. — Спасибо вам, доктор Стоун! Вы ведь еще придете к нам?
        —Разумеется, моя дорогая, я приду завтра, и послезавтра, столько, сколько понадобится. — Врач почувствовал некоторое облегчение — ребенок выдержал удар, а значит, справится и дальше. — И я бы посоветовал вам в присутствии отца выглядеть хорошей девочкой, веселой и беззаботной, как и подобает в ваши годы. Его сейчас опасно расстраивать, а заплаканные глаза и унылый вид — как раз то, что может огорчить его.
        —Конечно, сэр, я сделаю все, чтобы ему было хорошо, — Сара как-то разом повзрослела.
        Доктор еще немного поговорил с девочкой, ему казалось, что она гораздо больше нуждается в помощи, чем ее отец. Мистеру Мэйвуду уже не в силах помочь никто из людей, только лишь божий промысел, а девочке нужны силы, крепкое здоровье и кто-то, на кого она смогла бы опереться.
        Врач решил прислать себе на смену супругу: миссис Стоун не мешало бы навести порядок в этом слегка запущенном доме, а ее решительный вид может заставить мистера Мэйвуда подняться с постели скорее, чем все советы доктора.
        Мистер Стоун попрощался с Сарой не раньше, чем убедился, что она способна вести себя разумно, и оставил девочку расстроенной, но хотя бы не заходящейся в рыданиях.
        Мистер Мэйвуд поверг в изумление прислугу и собственную дочь тем, что не только вышел к обеду, как ни в чем не бывало, но и оказался в прекрасном настроении, хорошо ел и попросил испечь пирог из вишен. Сара тут же решила, что свершилось чудо, обещанное доктором Стоуном, ведь после его отъезда она до самого обеда молилась о выздоровлении отца.
        Все же, присмотревшись, девочка заметила и бледность мистера Мэйвуда, и его утончившиеся пальцы, и то, как его мягкий, ласковый взгляд то и дело становится отрешенным. О выздоровлении после одного только визита врача говорить, конечно же, рано, но девочка так хотела верить, что теперь все будет по-другому.
        Ближайшие два месяца укрепили ее надежды. Казалось, мистер Мэйвуд стал совсем другим человеком. Он снова начал интересоваться делами поместья, выписал целую коробку новых книжек для себя и дочери, рассчитал, не без помощи миссис Стоун, нерадивую прислугу, запретил мисс Брук грубо разговаривать с Сарой, даже несколько раз выезжал в гости. И, наконец, проводил с девочкой почти все время! Словом, превратился именно в такого отца, о каком мечталось Саре последние четыре года.
        Она была так счастлива, что не замечала, как все более бледным и худым становится его лицо, как все короче и короче делаются их совместные прогулки, превратившиеся, наконец, в долгие беседы в саду, когда оба сидели рядышком на новой скамье или устраивали маленькие пикники под старой вишней.
        И уж, конечно, Сара не подозревала, как именно доктору удалось вытащить пациента из его добровольного заточения. Мистер Стоун смог придумать только один действенный способ, принесший успех.
        Добросердечному доктору на полчаса пришлось превратиться в суровый голос совести и воззвать к отцовским чувствам мистера Мэйвуда. Врач не стал скрывать, насколько серьезно тот болен, и с намеренной жестокостью укорил его в эгоизме, побуждающем лелеять свое горе и не замечать, как страдает покинутый ребенок и в каком упадке находятся все дела.
        —Я поступаю против своих правил, когда говорю вам все это, сэр, — сказал доктор. — Но вы должны, наконец, прозреть. Ваша болезнь зашла слишком далеко, теперь, даже если вы захотите справиться с нею, мое искусство уже бессильно. Что тогда будет с мисс Сарой? Кто воспитает ее без отца и матери?
        —Мой добрый друг, вам давно следовало поговорить со мной так откровенно, — ответил мистер Мэйвуд. — Боже, как вы правы! Я мечтал поскорее соединиться со своей дорогой Мэйбелл и так мало думал о Саре!
        —То же самое вам многократно говорил викарий, — возразил мистер Стоун. — А мои визиты столь очевидно докучали вам, что я — вероятно, напрасно, — оставил вас в покое.
        —Конечно, викарий старался помочь, но он больше упрекал меня в том, что моя вера в Божье милосердие утрачена, и повторял, что я — большой грешник, если молю о смерти. Все это только раздражало меня, ведь он не в силах понять мое горе, и его увещеваний хватало только на два-три дня моей отцовской заботы о бедной девочке. Вы же показали, насколько я приблизился к тому, что казалось избавлением от страданий, и в тот же миг заставили желать совсем другого…
        —Я рад, если мне это удалось, сэр, — со вздохом ответил доктор Стоун. — Возможно, просто настало время вам понять, сколь не правы были вы до сих пор в своем стремлении уйти вслед за супругой, противоречащем вере, здравому смыслу и самой человеческой природе. Надеюсь от всей души, что еще не поздно исправить вред, нанесенный вам и вашей дочери этими недостойными сильного человека побуждениями.
        В таком духе они проговорили еще четверть часа, но и позже, оставшись в одиночестве, мистер Мэйвуд много думал и заново переживал последние четыре года. Вышел из спальни он совсем другим человеком, намеренным впредь исполнять свои обязанности отца, джентльмена и христианина, но при этом не обольщался призрачной надеждой и втайне от Сары старался, сколько мог, привести в порядок дела и найти того, кто позаботится о девочке впоследствии.
        Доктор Стоун, как и обещал, ежедневно навещал Мэйвудов, один или с женой, и с удовлетворением отмечал, как повеселела Сара, заново обретшая отца. В то же время доктор видел, как прогрессирует болезнь, и тревожился о девочке сильнее, чем прежде, — бедняжке заново предстоит пройти весь путь от надежды к отчаянию.
        В конце августа Саре исполнилось четырнадцать лет. Отец хотел устроить по этому поводу пышный праздник, ведь его малышка уже превращалась из угловатого подростка в молоденькую девушку, но Сара не привыкла к шумным сборищам, а отношения Мэйвудов с соседями едва-едва начали налаживаться, и общество незнакомых людей пугало ее. Поэтому на праздничный обед были приглашены только доктор с супругой, но и это уже оказался настоящий праздник для Сары, ведь предыдущие четыре дня рождения она встречала только вдвоем с отцом.
        Миссис Стоун подарила Саре ее первую изящную шляпку, а мистер Мэйвуд, по ее совету, заказал несколько тканей, чтобы сшить девочке новые наряды: пора уже бедняжке избавиться от поношенных платьев и начать выглядеть как настоящая маленькая леди.
        Правда, все эти чудесные ткани так и остались лежать в гардеробе Сары, так как последующие события заставили всех ее друзей позабыть о модистке.
        Мистеру Мэйвуду с приходом сырой осенней поры стало хуже, он перестал выходить из дому и опять проводил много времени в кабинете, только теперь с ним вместе находилась Сара, которая то читала отцу книги, то пересказывала прочитанное по-своему, добавляя различные детали и приключения главных героев. Она не всегда была уверена, что отец слышит ее, но не забывала о данном доктору Стоуну обещании не расстраивать отца унылым видом.
        —Дитя мое, сегодня я получил письмо от моего кузена, Эндрю Фоскера, он приедет ненадолго погостить у нас, — сказал мистер Мэйвуд.
        Сара очень мало слышала об этом кузене, а потому удивилась.
        —Но ведь вы немного больны, отец, стоит ли нам сейчас принимать гостей? — заботливо спросила она.
        —Мы не виделись уже много лет, и его визит развлечет меня. Сколько я помню, кузен всегда был жизнерадостным, несмотря на множество постигших его ударов судьбы.
        —У него неприятности?
        —Его отец, муж моей тетки Энн, вложил деньги в какую-то ненадежную компанию, и Эндрю досталось совсем небольшое наследство. Несколько раз и сам Эндрю ввязывался в какие-то концессии с целью поправить дела, но всякий раз неудачно, — объяснил мистер Мэйвуд. — В последние десять лет я мало слышал о нем, знаю только, что он осел в городишке Сент-Клементс где-то на севере, кажется, приобрел там домик и живет уединенно.
        —Почему он никогда не приезжал к нам раньше? — удивилась Сара.
        —Видишь ли, он несколько раз одалживался у меня, но так и не смог отдать весь долг, — нехотя ответил мистер Мэйвуд. — Думаю, ему неловко приезжать сюда, хотя я давно и думать забыл об этих деньгах.
        —Тогда почему все-таки он приезжает теперь? — допытывалась Сара.
        —Я пригласил его, дорогая. У нас не так много родни, не стоит терять связь с родственниками только оттого, что они бедны.
        Ответ отца вполне удовлетворил девочку, хотя на уме у мистера Мэйвуда было совсем другое.
        Сентябрь 1833
        Мистер Фоскер, или дядюшка Эндрю, как называла его Сара, вскоре появился на пороге дома своего кузена и сразу же принялся давать советы относительно домашних дел. Он был моложе мистера Мэйвуда лет на десять, но излишняя полнота придала его лицу нездоровый оттенок, хотя двигался и говорил он живо и проворно.
        Первые несколько дней Сара редко видела дядю, он все больше уединялся с ее отцом в кабинете. Каждый раз, когда девочка заглядывала туда, она видела мистера Фоскера сидящим на стуле около дивана, где расположился отец. Оба джентльмена изучали какие-то бумаги, и мистер Мэйвуд мягко отсылал девочку пойти поиграть или позаниматься.
        Мисс Брук, похоже, очень заинтересовалась приезжим, поскольку старалась как можно чаще попадаться ему на глаза и непременно заговаривала с ним о каких-нибудь пустяках. Но мистер Фоскер то ли не понимал, то ли намеренно не замечал любезного внимания старой девы, и уязвленная мисс Брук еще больше изводила Сару своими придирками и нотациями.
        Дядя разговаривал с племянницей ласково и явно сочувствовал девочке, заполучившей столь малоприятную гувернантку, чем заслужил симпатии племянницы. Мистер Фоскер был подобающим образом одет и причесан, и Сара недоумевала — дядя не походил на бедного человека, в ее представлении. Однако же у него не имелось собственного поместья и экипажа, а это говорило в пользу его бедности, и девочка думала: «Жаль, что он не приехал к нам в прошлом году, нам с отцом было бы веселее, дядя мог и вовсе жить с нами, ездить с отцом на охоту и в гости, помогать управляться с делами… Вот если бы еще он не так часто жаловался на отсутствие денег…»
        Увы, этим страдают многие и более обеспеченные люди, так что мистеру Фоскеру при всем его обаянии можно простить эту маленькую слабость.
        Мистер Мэйвуд благоразумно не обращал на жалобы кузена внимания, его здоровье ухудшалось на глазах, и у Сары больше не было сил делать вид, что у них в семье все просто великолепно. Девочка часто уходила в свою комнату поплакать, и теперь уже мистер Мэйвуд притворялся, что не замечает ее осунувшегося личика и отсутствия аппетита. Только мистер Фоскер ел и пил за двоих, болтал, шутил и смеялся, чем безмерно раздражал доктора Стоуна и его супругу.
        Через две недели с начала визита дядюшки Эндрю мистер Мэйвуд не смог подняться утром с постели, слабость одолевала его, и домочадцы сидели по обе стороны его кровати и развлекали больного чтением и беседами.
        Доктор Стоун приезжал так же часто, как и прежде, но скорее для того, чтобы своим присутствием ободрить Сару и не дать возможности мистеру Фоскеру болтать без умолку.
        —Девочка моя, вы показали себя большой умницей в последнее время, — говорил врач Саре. — Прошу вас и дальше стараться изо всех сил и не поддаваться унынию. Помните, что на небесах ваш отец соединится с вашей матушкой, а это именно то, чего он больше всего хотел.
        —Но как же я буду здесь… совсем одна? Мне так не хватает матушки, а теперь… — Девочка прижала ладони к щекам, не смогла удержать слезы.
        —Они будут вашими ангелами-хранителями, — доктор пытался и никак не находил нужных слов. — А на земле о вас позаботится ваш дядя.
        —Дядя? Но я знаю его всего лишь две недели! — от удивления слезы Сары мгновенно прекратились.
        —Ваш отец решил назначить его опекуном, дитя мое. Насколько я понял, это единственный родственник, кому он может доверить управление поместьем и ваше воспитание.
        Сара знала, что отец не общается со своим братом, живущим за границей, и, наверное, дядя Эндрю и вправду единственная подходящая кандидатура, но мысль о том, что придется жить с дядей все время, расстроила ее: пока что этот человек был для нее чужим.
        —Я не хочу оставаться одна… Не хочу, чтобы батюшка оставил меня с дядей.
        —Так решил ваш отец, мисс Сара, и не в моей власти что-то изменить, я не Господь Бог, дитя мое. Придет время, и вы утешитесь.
        Но это время было еще далеко впереди, а пока Саре пришлось пролить очень много слез, когда однажды ясным сентябрьским утром доктор сказал ей, что мистер Мэйвуд тихо скончался во сне.
        Дядюшка принялся деловито хлопотать о похоронах, но миссис Стоун с приятельницами решительно взяла эти обязанности на себя, в доме появилось множество чужих людей, и Сара опять оказалась забытой всеми, так как мисс Брук принимала самое деятельное участие во всех событиях, до тех пор пока мистер Фоскер не предложил ей собрать вещи и немедленно покинуть этот дом.
        Это случилось вскоре после похорон, когда соседи разъехались и дядя пришел поговорить с племянницей относительно планов на будущее. Он прервал мисс Брук на середине ее вдохновенной речи о недостойном поведении мисс Мэйвуд, опять не выучившей урок. Выражения мисс Брук дядюшка расслышал еще на лестничной площадке и появился на пороге комнаты, пылая праведным гневом.
        —Мисс… как вас называть… мисс Брук? — начал он. — Я имею честь сообщить вам, что с этого дня в этом доме не нуждаются в ваших услугах.
        Сара встрепенулась, не веря своим ушам, мисс Брук оторопело уставилась на вошедшего джентльмена.
        —То есть как? — не нашла ничего лучшего, чем спросить, гувернантка.
        —Я уже некоторое время замечаю, как грубо вы разговариваете с маленькой мисс, но терпение мое иссякло теперь, когда я вижу, как вы обращаетесь с девочкой, понесшей тяжкую утрату самого близкого человека. Вы можете получить расчет до конца этого месяца, и уже до обеда я не желаю видеть вас здесь!
        Округлое брюшко дяди Эндрю тряслось от возмущения, и точно так же заколыхались щеки мисс Брук, заметно увеличившиеся в размерах за те годы, что она прожила у Мэйвудов.
        —Как вы смеете прогонять меня? После всего что я сделала для этой неблагодарной девчонки? Да и сами вы, с какой стати вы распоряжаетесь здесь? Меня нанял мистер Мэйвуд…
        Мистер Фоскер поморщился, как от зубной боли, и прервал эти излияния.
        —Как душеприказчик покойного мистера Мэйвуда и опекун его дочери, я имею право управлять этим домом по собственному разумению. Вы не нужны нам более, и вы пойдете собирать вещи, если не желаете, чтобы их за вас собрали лакеи.
        Сара в удивлении подумала, куда это делось все добродушие дяди, а мисс Брук выскочила вон из комнаты, громогласно жалуясь на несправедливость, причиненную ей в этом доме.
        —Надеюсь, мы больше никогда не услышим об этой женщине, — обратился дядя к племяннице.
        Сара со слезами бросилась обнимать дядюшку — это было первое ее проявление родственных чувств к мистеру Фоскеру, и растерявшийся джентльмен принялся неуклюже гладить девочку по голове.
        —Ну-ну, не стоит плакать, моя дорогая, тебе следовало давно пожаловаться мне на эту фурию. Ее услуги стоят слишком дорого, а толку в воспитании от нее не больше, чем от твоей чернильницы. К тому же мы все равно скоро уедем отсюда, не тащить же нам с собой всякий хлам!
        Сара отпрянула и в еще большем удивлении посмотрела на дядю.
        —Уедем? Куда?
        —Присядь, дитя, и послушай меня.
        Дядюшка подал пример, усевшись на маленький стульчик, всхлипнувший под его весом, и девочка послушно села напротив.
        —Мы с твоим батюшкой много говорили о том, как устроить твою жизнь после того, как он покинет этот мир ради лучшего… нет-нет, только не начинай плакать! Дела поместья расстроены, управляющий, похоже, прилично обогатился за счет имущества твоего отца, и лучший выход, который мы придумали с моим бедным кузеном… — тут дядя подобающе вздохнул и сделал паузу, — это найти хорошего арендатора и сдать ему поместье до тех пор, пока ты не вырастешь и не достигнешь совершеннолетия.
        —Но где же я буду жить? — Сара все еще ничего не понимала.
        —Со мной, конечно же! Как твой опекун, я буду заботиться о тебе до тех пор, пока ты не станешь взрослой и не выйдешь замуж! — дядя широко улыбнулся. — В Сент-Клементсе у меня есть чудный домик, там вполне хватит места для такой маленькой девочки, как ты!
        Сара не улыбнулась шутке, она была слишком растеряна. Покинуть родной дом и уехать куда-то далеко на север… не иметь возможности молиться на могилах матери и отца… эти перемены не укладывались в ее голове.
        —Это необходимо? — жалобно спросила она. — Я бы не хотела так скоро уезжать… Мне страшно.
        —Совершенно необходимо, милая. Ты ничего не понимаешь в делах, иначе я объяснил бы тебе все подробно. Мои средства очень скудны, и деньги, что заплатят нам арендаторы, пойдут на твое воспитание и образование, — терпеливо увещевал дядюшка. — Пойми, дома у меня есть и свои заботы, я не могу остаться здесь надолго. А тебе пойдет на пользу перемена мест, тут ты видела только свою мисс Брук, а в нашем городе познакомишься с соседями, у тебя появятся друзья… В Сент-Клементсе сложилось очень приличное общество, где твои дядя пользуется заслуженным уважением, и тебя сразу же примут со всей приветливостью, какой заслуживает моя племянница.
        Сара поняла, что за мягкостью и добродушием дяди скрываются твердые намерения и все ее споры с опекуном ни к чему не приведут. Ей было горько покидать этот дом, но, пожалуй, еще горше оставаться в нем без отца и матери.
        —Но когда же вы найдете арендатора? — она попыталась уцепиться за шанс оттянуть немного неизбежный отъезд.
        —Некоторое время назад я написал нескольким своим знакомым, и одна почтенная семья, давно подыскивающая жилье в этом благословенном краю, приедет через пять дней, чтобы ознакомиться с состоянием дел и принять решение. Но я уверен, им здесь понравится! Тогда через неделю мы с тобой сможем уехать.
        «Уже через неделю! — ахнула про себя Сара. — И когда он успел написать этим людям, ведь батюшка еще был жив! Выходит, дядя заранее искал арендаторов, не надеясь на выздоровление отца!»
        Эта мысль показалась ей ужасной, и девочка снова заплакала. Дядя Эндрю, похоже, начал терять терпение, он поерзал немного на узком стуле, после чего предложил племяннице успокоиться и посмотреть на предстоящие перемены разумным взглядом. Тогда она тотчас поймет, как хорошо все оборачивается для нее в такой тяжелый момент и как ей повезло, что у нее такой дальновидный опекун, который все продумал и так славно устроил. С этими словами мистер Фоскер ушел, справедливо полагая, что девочка должна осмыслить новости своим детским умом, и когда она поймет все выгоды подобного устройства, то горячо поблагодарит дядю за заботы о своем будущем.
        Мистер и миссис Эммерсон со своими тремя детьми прибыли в назначенный день и с удовольствием провели два часа за осмотром поместья. Мистер Фоскер постарался представить все в выгодном свете, заставил экономку вычистить все в доме, а слуг — навести порядок во дворе и служебных помещениях. Он даже не поскупился устроить великолепный обед, чтобы продемонстрировать гостям таланты кухарки, хотя предыдущую неделю на стол подавалась едва ли не половина от тех блюд, что были заведены при мистере Мэйвуде.
        Мистер Эммерсон остался вполне доволен и будущим имуществом, и предложенной суммой арендной платы, так что, едва только прибыл поверенный, договор оказался заключен, и дяде с племянницей оставалось только собрать вещи и двинуться в путь.
        Октябрь 1833
        —Это твоя комната, дорогая моя, — дядя жизнерадостно улыбнулся, словно не замечая растерянности девочки. — Конечно, не совсем то, к чему ты привыкла, но со временем мы здесь все переделаем.
        «Как только у нас будут деньги», — эту фразу дядюшка Эндрю не сказал, но Сара достаточно часто слышала ее на всем протяжении долгого пути, чтобы догадаться, что означает эта пауза. «Мы купим тебе новые платья и книжки, конечно же, как только у нас появится достаточно денег от аренды поместья» или «Мы пригласим тебе лучших учителей, едва лишь наши средства это позволят». Все эти громкие заявления в различных вариациях дядюшка делал с самым искренним рвением, и его племяннице оставалось только чуть-чуть подождать, пока на нее просыплются серебристым дождем всяческие блага, недоступные ранее.
        Что ж, ей оставалось только потерпеть до счастливого дня, а пока удовольствоваться этой странной вытянутой комнатой на втором этаже дядиного дома.
        —Теперь я тебя оставлю, надо дать миссис Дроуби указания относительно ужина. Разбери свои вещи и можешь немного погулять в саду.
        Дядя Эндрю послал девочке воздушный поцелуй и исчез за скрипящей дверью.
        Сара осторожно присела на жесткий стул, стоящий около кровати, и с недоумением осмотрела убежище, заменившее ей покинутый дом. Для того чтобы обозреть длинную узкую комнату, пришлось повернуть голову сперва влево, а потом вправо.
        Старый тюдоровский особняк дядюшка приобрел у какой-то дальней родственницы, скорее всего, не особенно при этом потратившись. Сара уже поняла, что мистер Фоскер не любит распространяться о своей прошлой жизни, до того момента, когда ему пришлось стать опекуном осиротевшей девочки, и старалась не задавать вопросов. Как бы там ни было, дом, вероятно, неоднократно перестраивался и теперь выглядел жалко и комично, словно потрепанный игрушечный Пьеро с полуоторванной рукой и трагически сведенными бровями.
        В этой части второго этажа, прямо над входом в дом, из двух комнат явно попытались устроить что-то вроде совершенно неуместной здесь галереи с большими светлыми окнами — Саре сразу же подумалось, что когда-то тут, возможно, жил художник. Или хотя бы была мастерская шляпницы.
        Последующие владельцы заделали окна, оставив только две узкие щели, наверняка из соображений экономии — чтобы протопить это помещение, понадобилось бы слишком много угля. Впоследствии еще кто-то сократил галерею, чтобы расширить находящийся за ней коридор, ведущий через весь второй этаж и заканчивавшийся узкой лестницей на чердак.
        По другую сторону коридора находилась спальня кухарки, большая пустующая комната, непригодная для жилья вследствие протекающего потолка, и кладовая, хранящая следы пребывания едва ли не всех обитателей этого дома, когда-либо владевших им, — старую мебель, пыльные изломанные безделушки, в которых уже невозможно было признать фарфоровую пастушку или модель парусника, старомодную одежду в полурассохшихся сундуках и многое другое.
        Впоследствии эта кладовая стала любимым местом Сары и источником всех ее сокровищ. Сейчас же ей думалось, что впереди не ждут никакие радости, уж очень грустным показалось новое пристанище.
        Вдоль одной из длинных стен ее комнаты стояла громоздкая скрипучая кровать, явно недавно перетащенная сюда из той самой кладовой и зрительно еще более сужавшая комнату, напротив у окна поместился маленький туалетный столик, знававший лучшие времена. Несколько непохожих друг на друга стульев и устрашающего вида черный гардероб дополняли меблировку. В торцевой стене, как и положено, находился камин, но слишком далеко до кровати, чтобы спящей девочке можно было не бояться застудить себе руки и ноги. Перед камином на пыльном коврике поставили уютное кресло — явный знак дядиного расположения к племяннице, по совести говоря, единственный.
        В камине горел аккуратный, экономный огонь, и Сара после непродолжительного раздумья забралась с ногами в кресло и закуталась в связанный из разноцветных остатков шерсти плед — творение какой-нибудь давно почившей рукодельницы.
        —И все-таки хорошо, что мы хоть куда-то приехали! — сказала Сара вслух, чтобы нарушить промозглую тишину комнаты.
        Путешествие с дядей Эндрю никак нельзя было назвать приятной поездкой. Он и слышать не хотел о том, чтобы нанять экипаж, и весь путь дядя и племянница проделали в дилижансе. Зажатая между какой-нибудь полной дамой и пропахшим чесноком сельским викарием, Сара порой с трудом удерживалась от обморока, тщетно пытаясь вдохнуть хотя бы немного свежего воздуха.
        Девочка слышала, как экономка пыталась уговорить мистера Фоскера взять побольше вещей племянницы и ее любимые книги, но дядя в притворном ужасе замахал руками и затянул свое бесконечное: «Что вы, что вы, оплата багажа стоит так дорого! Лишь только наши дела поправятся, мы с малышкой Сарой заведем собственный выезд, а пока что прекрасно сможем попутешествовать и в дилижансе. Девочке будет интересно повидать новые места, это отвлечет ее от тяжких мыслей».
        После этого домоправительница презрительно скривила губы, развернулась и покинула мистера Фоскера без всякого почтения. Так уж повелось, что домашняя прислуга не выносит скряг из числа джентльменов, и мнение экономки о мистере Фоскере уже ничто не могло бы изменить. Единственное, от чего он не стал отказываться при сборах, — это приготовленная добросердечной кухаркой большая корзина с провизией, которую дядя Эндрю почти весь путь держал на коленях, время от времени запуская руку внутрь, чтобы вытащить кусок пирога или сочное осеннее яблоко.
        Сара настолько утомилась за эти два долгих дня, что даже не могла плакать. Ее горе также словно подернулось дымкой усталости, и девочка крепко заснула в старом кресле в чужом, враждебном ей доме.
        Через час ее разбудил дядюшка, громогласно призывающий племянницу идти ужинать. Сара не сразу поняла, где она находится, таким странным показалось ей это место в тусклом свете затухающего дня. Девочка покрутила головой, чувствуя покалывание в шее — следствие неудобной позы, расправила складки на новом черном платье и нехотя выбралась из теплого кокона, в который сумела превратить старый плед.
        В маленьком зеркале, висящем между окошками, отразилось бледное, почти незнакомое ей создание, едва ли не призрак кого-то из старых жильцов, и только густые волосы несомненно принадлежали ей, Саре Мэйвуд. Впервые за последние три года платье оказалось ей впору, но сейчас девочка меньше всего склонна была этому порадоваться. Миссис Стоун позаботилась о том, чтобы ей сшили целых три приличных траурных платья, и даже дядя Эндрю не смел возражать в присутствии решительной докторши.
        Благодаря миссис Стоун и еще нескольким добрым соседям похороны мистера Мэйвуда прошли, как подобает в кругу зажиточных сельских сквайров. Убогой расчетливости, свойственной таким натурам, как мистер Фоскер и мисс Брук, не нашлось места ни на церемонии, ни на последовавшем за ней траурном обеде. Некоторые дамы едва не плакали от умиления и сочувствия, глядя на бедную дочь Мэйвудов, и запоздало сожалели, что приняли в девочке слишком мало участия. Эти угрызения вылились во множество ласковых слов и подарков, в основном это оказались игрушки и мелкие предметы одежды, но среди них обнаружились и книги, полезные и не очень (последние, конечно, были Саре гораздо милее).
        Подарков набралось так много, что мистер Фоскер отказался взять их с собой, но мистер Стоун, на счастье оказавшийся рядом в нужный момент, обещал на свои средства прислать маленькой мисс Мэйвуд все эти милые вещицы, призванные ободрить бедняжку. Против такого подхода мистер Фоскер не возражал, и Сара удовольствовалась пока только тремя книгами, на первое время, самой маленькой из кукол и пушистой серой муфтой, в которой прятала миниатюру с портретом матери.
        Перед тем как покинуть комнату, Сара спрятала муфту с ее драгоценным содержимым среди складок пледа. Девочка осторожно спустилась по темной, скрипучей лестнице на первый этаж и из крошечного холла вошла в небольшую столовую.
        Мистер Фоскер уже сидел за столом, но и не подумал ругать племянницу за задержку. Хмурая кухарка, встречавшая приезжих на пороге, поставила перед Сарой тарелку и неодобрительно оглядела ее тонкую фигурку.
        —Вашей племяннице не мешало бы съедать зараз по две порции пудинга, — заявила она мистеру Фоскеру.
        Дядя Эндрю расхохотался, словно кухарка рассказала самый популярный в Лондоне анекдот, и энергично закивал:
        —Не беспокойтесь, миссис Дроуби, через два-три месяца это дитя превратится в хорошенькую пухленькую малышку. Долгая дорога и пережитая трагедия повлияли на ее внешность, но это поправимо.
        Сара удивилась — ей показалось, что дядя оправдывается перед кухаркой, недовольной внешним видом гостьи, — и ужаснулась, едва взглянув на упомянутый пудинг. Правда, о нем как раз и можно было сказать, что внешность нередко бывает обманчива, — на вкус он оказался довольно приятным. Миссис Дроуби не утруждала себя приданием блюдам изящного или хотя бы аппетитного вида, но готовила она хорошо. Дядюшка Эндрю весьма ценил ее труды, что выражалось в постоянно растущей окружности его живота. Сегодня за ужином он успевал воздавать должное сытному рагу и одновременно шумно выражать радость оттого, что вернулся под крышу своего милого дома. Саре не были понятны причины этой восторженности, но она уже не пыталась заикаться о том, что дядюшка мог остаться вместе с ней в поместье Мэйвудов и жить там в довольстве и комфорте.
        Она съела треть своей порции и постаралась словами благодарности смягчить миссис Дроуби, недовольную таким пренебрежительным отношением к ее стряпне. Сара не поняла, удалось ли ей понравиться кухарке, но, по крайней мере, после ужина миссис Дроуби дала девочке масляную лампу, при свете которой можно было даже читать, если, конечно, придвинуть лампу едва ли не к самому носу.
        После ужина дядя Эндрю пожелал племяннице приятного отдыха и удалился в свою спальню, служившую также кабинетом. Кроме кухни, столовой и упомянутой спальни на первом этаже помещалась еще довольно просторная гостиная окнами в садик.
        Сара осторожно поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Пламя в камине стало еще более неуверенным, и две трети помещения терялись во мгле. Девочке это даже понравилось, хотя, возможно, следовало испугаться того, что может скрываться в темных углах.
        Сара подтащила к камину высокий табурет, поставила на него лампу и забралась в кресло. Теперь ей казалось, что она находится в маленьком уютном домике, а путь до кровати превратился в полное опасностей путешествие. В доме своего отца она часто придумывала подобные игры, но они перестали быть увлекательными, по мере того как Сара изучила в нем каждый потайной уголок, каждое углубление за портьерой и каждый чулан под лестницей.
        В доме мистера Фоскера ее воображение увидело перед собой неизведанные просторы, пусть и не громадные, как какой-нибудь старинный шотландский замок, но все же достаточные для того, чтобы скрасить одиночество девочки.
        Возможно, в том, чтобы уехать так далеко от поместья Мэйвудов, провидением был заложен некий смысл. Тому, кто понес самую горчайшую из утрат, тяжело находиться там, где он сперва испытывал безмятежность и счастье, а затем познал всю тоску и безысходность. Сара была уже слишком взрослой, чтобы не понимать, как велики ее потери, и все-таки еще ребенком, чтобы позволить милосердному детству находить для себя маленькие радости, способные отвлечь и утешить в самый, казалось бы, безнадежный миг.
        Она вытащила из муфты портрет миссис Мэйвуд и некоторое время любовалась им, при этом, конечно, чуть-чуть поплакала. Ее мать не одобряла уныния, и даже маленькая Сара это хорошо запомнила, а потому старалась как можно реже плакать в присутствии материнского изображения. Девочка верила, что, когда она смотрит на потрет, матушка взирает на нее с небес и видит все, что она делает.
        Сара решила по-прежнему хранить потрет матери под подушкой в надежде, что миссис Дроуби и приходящая служанка не станут шарить в ее постели. Потом девочка достала книжку и попробовала читать, но усталость и тяжелая пища на ужин неумолимо влекли ее ко сну.
        —Что ж, пора, пожалуй, ложиться спать, — сказала она своим новым друзьям — героям рома-па. — А завтра я постараюсь узнать, что скрывает слуга мисс Фрэй, и передать это мистеру Гримлоку.
        Так звали заглавных героев книги, и Сара всерьез подозревала, что между ними неминуемо возникнет нежное чувство. Девочка взяла лампу и осторожно двинулась в сторону кровати. Миссис Дроуби и не подумала разбирать саквояж с ее вещами, и Сара просто вытряхнула свою одежду на кровать, чтобы разыскать ночную рубашку.
        Ей подумалось, что неплохо бы сложить все аккуратно в гардероб, но открывать его ночью она все же не решилась, несмотря на всю свою храбрость. Поэтому Сара просто перетащила все вещи в кресло и оставила их там в надежде, что дядя не придет к ней рано поутру и не станет упрекать в лени и неаккуратности.
        Ее разбудил не дядюшка, а миссис Дроуби. Едва устроившись под толстым тяжелым одеялом, Сара сразу же заснула так крепко, что не слышала, как кухарка шумно поднималась по лестнице и как хлопнула дверью в свою спальню. Утром сон измученной девочки был так же тревожен, и она не узнала, в котором часу поднимается миссис Дроуби, когда приходит молочник и почтальон, а когда — соседки, немного посплетничать на кухне.
        —Мисс, что же это — вы спите двенадцать часов кряду и пропустили завтрак! — Непонятно, что больше возмутило почтенную женщину, первое или второе.
        Сара растерянно моргала, едва узнавая эту женщину в тусклом свете осеннего утра.
        —Простите, я и сама не знаю… — начала оправдываться она, но кухарке некогда было выслушивать детскую болтовню.
        —Как подниметесь с постели, умойтесь, я принесла вам в кувшине теплой воды, и ступайте в кухню. Ваш дядя уже поел и пошел к себе писать письма, а я покормлю вас за большим столом в кухне.
        Сара кивнула с некоторым облегчением — сперва миссис Дроуби показалась ей чем-то похожей на мисс Брук, но кухарка явно не собиралась заниматься воспитанием маленькой мисс. Похоже, она принадлежала к тем людям, кому совершенно все равно, вырастет мисс Мэйвуд изысканной леди или же нет. И за одно это Сара уже испытывала к ней благодарность, как до того — к дяде, за то, что он прогнал мисс Брук.
        После завтрака девочка вышла в садик, о котором ей вчера говорил дядя. В отличие от неуютного дома садик выглядел ухоженным, по крайней мере та его часть, что выходила на улицу. В глубине сада, за домом, кусты разрослись сильнее, чем положено, а грядки и клумбы явно страдали от недостатка внимания ввиду своего неудачного расположения.
        —Кажется, дядя Эндрю и здесь не прочь немного похвастаться: соседям видна только часть сада, там он и трудится больше всего, — снисходительно улыбнулась Сара. — Я попрошу у него разрешения ухаживать за этими клумбами, и весной здесь будет очень красиво. Особенно если кто-нибудь починит скамью и научит меня копать землю.
        Дома Саре и в голову не приходило самой ухаживать за цветами: сначала за растениями следил садовник, а позже они постепенно обрели свободу и. росли, как им вздумается. Сегодня Сара вдруг решила, что неплохо бы ей заняться чем-нибудь полезным и трудоемким, чтобы время тянулось не гак медленно. Она чувствовала, что с новыми книгами в доме дяди Эндрю будет так же туго, как и в ее родном доме, а значит, нужно придумать себе какие-то каждодневные дела.
        Если два дня назад она была почти на краю лета, то здесь, на севере, уже вовсю распоряжалась осень. Сара скоро замерзла в своей легкой пелерине и вернулась в дом. Как раз вовремя для того, чтобы познакомиться со служанкой, приходящей три раза в неделю убирать дом и чистить одежду.
        —А вы, значит, мисс Мэйвуд, — обратилась к Саре долговязая девица с немного выпученными глазами и тонкими желтыми волосами, торчащими из-под куцей коричневой шляпки.
        —Да, мисс, меня зовут Сара Мэйвуд, — с достоинством ответила девочка.
        —А меня, значит, Лизамон, — гордо ответила служанка. — Такое вот имечко выдумал мой покойный батюшка!
        Сара не поняла, гордится Лизамон своим необычным именем или сердится на выдумки отца, но на всякий случай заинтересованно кивнула. Лизамон приняла этот интерес за чистую монету и тут же выложила свою нехитрую историю. Ее отец был местным бочаром, а мать вязала из шерсти разные теплые вещи и продавала соседям и друзьям. Кроме Лизамон, в семье имелось еще немало детей, и почти все они удачно устроились прислугой в состоятельные дома Сент-Клементса и соседние поместья. Самой большой мечтой Лизамон было выйти замуж, и она как раз собралась поведать мисс Мэйвуд о своих поклонниках, реальных или воображаемых, когда миссис Дроуби своим появлением избавила Сару от сведений, не совсем подходящих для ее возраста.
        —Что это ты тут болтаешь? Помогла бы лучше мисс разложить вещи и погладила ей платья! — напустилась она на служанку.
        Лизамон надула губы, но тут же охотно согласилась услужить маленькой мисс Саре, так как сообразила, что за делом можно продолжить болтовню с такой доброжелательной девочкой, бедной сироткой. А сирот Лизамон всегда жалела, даже плакала, когда одного из мальчишек из сиротского приюта насмерть задавила бочка, случайно упавшая с телеги ее отца.
        Сара прошла вместе со служанкой в свою комнату, и девушка споро привела ее наряды в приличный вид, застелила постель, к счастью, не заглянув под нижнюю подушку, и притащила угля, чтобы вечером разжечь камин, ведь: «Здесь в эту пору зябко, мисс, а зимой вы просто закоченеете, если не будете просить своего дядюшку топить получше».
        Сара подумала, что дядя Эндрю наверняка пообещает купить уголь, когда сможет располагать достаточными средствами, но не стала делиться своими соображениями с Лизамон. По правде сказать, болтовня служанки утомила ее, к тому же девочка понимала едва ли половину того, что та говорила, то ли из-за необычного выговора, то ли из-за того, что Лизамон была, в понимании Сары, не очень умной и совсем необразованной. Навряд ли она умела хотя бы разбирать буквы, но Сара не собиралась задавать щекотливые вопросы девушке, которая должна прибираться в ее комнате.
        Лизамон убедилась, что у мисс Мэйвуд все в порядке, и снова направилась вниз, помочь миссис Дроуби разделать мясо к обеду. В этом случае она всегда получала от кухарки немного и для себя, о чем, конечно же, не подозревал мистер Фоскер.
        Сара тоже спустилась, чтобы осмотреть дом, пока он не закутался в ранние сумерки, и встретила дядю, только вернувшегося откуда-то.
        —Моя дорогая, я вижу, ты вполне освоилась! — обрадовался племяннице мистер Фоскер. — Ты уже видела нашу гостиную? Там висят настоящие акварели, а диван точь-в-точь такой, как у одного графа, я сам видел в мой последний визит в Лондон.
        Сара покачала головой, и дядюшка любезно показал девочке гостиную и даже позволил заглянуть в свою спальню, только для того, чтобы она убедилась, как много почты скопилось на его столе за время отсутствия. После этого мистер Фоскер провел племянницу наверх, чтобы она увидела кладовую, а после этого могла подняться на чердак.
        —Здесь полно всякого старого хлама! — он говорил с той интонацией, с какой устроители аукциона обычно представляют зрителям бесценные бриллианты или старинный египетский саркофаг. — Дети любят копаться в подобных вещах, ты наверняка найдешь себе тут много интересных безделушек, чтобы поиграть и развлечься. Должен сказать, я часто бываю очень занят и не смогу уделять тебе много времени. Пока мы не найдем подходящую гувернантку или учителей, тебе придется побыть очень самостоятельной девочкой.
        Сара промолчала: в душе она ничуть не возражала против самостоятельности, увиденное одним глазом содержимое кладовой уже манило ее неизведанными богатствами.
        —В воскресенье в церкви ты познакомишься с нашими соседями и их детьми и наверняка подружишься с кем-то из них. А теперь я оставлю тебя, в это время я обычно пишу письма своему поверенному.
        И дядюшка резво порысил вниз. Сара с некоторой завистью смотрела ему вслед — похоже, мистера Фоскера ничуть не смущала скрипучая лестница, то и дело грозившая проходившим по ней вывихом или чем-то похуже, вроде падения с верхней площадки, если неудачно наступишь на плохо закрепленную ступеньку.
        Но дядя Эндрю, конечно же, прекрасно знал особенности собственного дома и лестницы, и дом не смел угрожать своему требовательному владельцу.
        Сара же вернулась в свою комнату, предусмотрительно надела фартучек, чтобы не испачкать в пыли черное платье, и отправилась на поиски сокровищ.
        Как она убедилась в последующие три дня, дядя оказался действительно очень занятым человеком. Он постоянно писал кому-то письма или проводил целые часы за размышлениями, как с наибольшей выгодой вложить свои скромные средства, к которым теперь прибавился такой солидный кусок, как арендная плата за поместье Мэйвудов. Немало времени мистер Фоскер посвящал визитам к соседям, частенько оставаясь обедать — тогда чей-либо слуга приходил сказать миссис Дроуби, чтобы она сохранила приготовленные блюда до ужина, а мисс Мэйвуд скушала что-нибудь легкое на кухне. К счастью для Сары, кухарка по-своему трактовала понятие легкой пищи, иначе девочке приходилось бы сидеть голодной до вечера. Холодная сырая погода не позволяла выходить на прогулки так часто, как хотелось бы Саре, но несколько новых книг, молитвы и содержимое кладовой поглощали все ее время, и девочка ничуть не скучала из-за отсутствия дяди — скорее наоборот, его излишне жизнерадостный вид казался ей неуместным и повергал в печальное недоумение.
        Она уже уверилась, что ее жизнь в Сент-Клементсе будет такой же уединенной, как в доме отца, и единственным обществом по-прежнему останутся книжные герои, когда произошла встреча, навсегда переменившая ее отношение к этому маленькому городку и к своему вынужденному одиночеству.
        В воскресенье дядя и племянница торжественно направились в церковь. Как заметил мистер Фоскер, это был первый выход в свет для мисс Мэйвуд, и по этому поводу ей надлежало привести себя в самый элегантный вид. Сара не сумела бы добиться многого сама, но, к счастью, Лизамон помогла ей справиться с волосами и кое-как затолкала две толстые косы под черную шляпку.
        Дядя Эндрю отметил траур по почившему кузену черной лентой на шляпе и потертыми черными перчатками, Сара надела теплую пелерину, и оба двинулись в путь.
        Рядом с домом мистера Фоскера находилась небольшая старинная церквушка, но он предпочитал проделывать долгую дорогу до главной площади Сент-Клементса. На ней располагалась большая церковь, которую посещали представители самых почтенных и родовитых фамилий города, селившиеся на площади и вокруг нее. Также по воскресеньям сюда приезжали состоятельные владельцы окрестных поместий, чтобы послушать проповедь и продемонстрировать горожанам свои модные туалеты. Мистер Фоскер никогда не упускал случая сказать комплимент даме или угоститься сигарой у какого-нибудь джентльмена.
        Сегодняшнее его появление с хорошенькой девочкой в трауре не осталось незамеченным, и довольный мистер Фоскер улыбался и раскланивался, не забывая время от времени испускать тяжкие вздохи и бросать на племянницу сочувственный взгляд. К окончанию службы все уверились, какой благородный труд взял на себя мистер Фоскер и какое горячее участие принимает он в дочери своего бедного умершего кузена.
        При выходе из церкви мистер Фоскер остановился переброситься парой фраз с викарием и еще двумя джентльменами, а Саре предложил пойти познакомиться и поиграть с другими детьми, ожидавшими, пока их отцы и матери обменяются новостями и сплетнями.
        Сара осторожно огляделась, но не нашла себе подходящей компании. Несколько детей помладше бегали друг за другом между плитами на кладбище, а три юных леди чуть старше ее прогуливались с независимым видом вдоль церковной ограды, то и дело бросая быстрые взгляды на группку джентльменов шестнадцати-семнадцати лет, оживленно обсуждавших чью-то лошадь и совершенно не замечавших раздосадованных леди.
        Сара не решилась подойти к девушкам, а играть с малышами ей уже не подобало, и она присела на холодный каменный парапет и принялась рассматривать всех этих людей, их наряды и манеру держать себя. Она с огорчением думала, что мисс Брук не научила ее тому, что надлежит знать любой леди, когда вдруг услышала звонкий голос:
        —Матушка, посмотрите, вон там сидит та самая грустная девочка, которую привел смешной толстый джентльмен, мистер Фоскер!
        —Тише, Бобби, когда уже ты научишься вести себя как полагается! Эта девочка сидела позади нас и вела себя прилично, ты же вертелась всю проповедь, а теперь еще неподобающе высказываешься о взрослых!
        Заинтригованная, Сара повернула голову в направлении говоривших. Ей показалось, что голос принадлежал девочке, но имя «Бобби», несомненно, принадлежало мальчишке. Прямо на нее смотрела высокая худая девочка в бордовом пальто, отделанном дорогим мехом. Из-под шляпки выбивались пряди темно-рыжих волос, а треугольное личико так густо облепили веснушки, что казалось, будто его обладательница только что упала лицом в мокрый песок и не успела отряхнуться. Большие светло-серые глаза на этом лице выглядели как-то… неуместно — лучше всего подошли бы карие или зеленые, но девочка, похоже, была весьма высокого мнения о своей персоне.
        Рядом стояла ее мать, очень красивая женщина с такими же рыжеватыми локонами, но ее ореховые глаза прекрасно гармонировали как с волосами, так и с полными вишневыми губами на мягком округлом лице. Если предположить, что с годами каждая дочь становится похожа на мать, то малышку Бобби ожидали всеобщие восторги и толпы поклонников.
        Девочка увидела, что Сара смотрит на нее, и тут же безо всякого стеснения подошла к незнакомке. Ее мать с улыбкой последовала за дочерью, вероятно, немного опасаясь, что та, со своей не всегда уместной прямотой, допустит какую-нибудь бестактность.
        —Напрасно ты сидишь на этом камне, сегодня слишком холодно, — сказала девочка, и Сара тут же поднялась, почему-то чувствуя себя виноватой.
        —Меня зовут Бобби Уэвертон.
        —А меня — Сара Мэйвуд. — Саре очень хотелось спросить, почему у мисс Уэвертон такое странное имя, но она постеснялась.
        —Я наблюдала за тобой в церкви. Ты, похоже, любишь молиться и слушать проповедь. А мне все это кажется таким скучным!
        Сара ужаснулась, услышав подобные речи, а мисс Брук, вероятно, и вовсе упала бы в обморок.
        —Бобби, твои смелые высказывания, похоже, смутили бедняжку, — вмешалась леди Уэвертон. — Моя дочь, мисс Мэйвуд, всегда говорит только то, что думает.
        —Разве это неправильно? — Саре показалось, что мать словно извиняется за Бобби.
        —Скажем так, это не всегда удобно и прилично, — ответила леди. — Ваш дядя, мистер Фоскер, теперь опекает вас, мисс Сара?
        Девочка кивнула.
        —Да, после того как мой отец… он умер, а перед тем попросил дядю быть моим опекуном. И дядя сдал наше поместье семье Эммерсон и привез меня жить к себе.
        —Лучше бы ты оставалась дома, — безапелляционно заявила Бобби. — У твоего дяди, кажется, совсем нет денег, и поэтому он не может жениться на мисс Принс.
        —Роберта! Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не пересказывала сплетни о взрослых, тем более что ты в них ничего не понимаешь! — на этот раз голос миссис Уэвертон звучал действительно строго.
        Сара поняла, что девочку на самом деле зовут Роберта, но от этого не стало понятнее, почему ее называют мужским уменьшительным именем.
        —Если сплетни никто не будет пересказывать, они исчезнут! — бойко возразила мисс Уэвертон.
        Ее мать только покачала головой, и в это время к ним подошел мистер Фоскер, уже заметивший, что племянница беседует с представительницами самой богатой из окрестных семей.
        —Леди Уэвертон, мисс Уэвертон, счастлив приветствовать вас, — улыбка дядюшки Эндрю превзошла радушием все, виденные Сарой до сих пор.
        Обе дамы поздоровались с мистером Фоскером гораздо более сдержанно, после чего леди Уэвертон распрощались, сославшись на ожидающий их экипаж, и выразила надежду, что они еще увидятся с мисс Мэйвуд.
        Бобби же высказалась гораздо проще:
        —Я бы хотела встретиться с тобой еще и поболтать подольше. Здесь так мало девиц, у кого в голове не одни только кавалеры. Надеюсь, у тебя есть какие-то разумные мысли.
        Сара не знала, что ответить, кроме того, что уж о кавалерах-то она точно не думает, но ей помог дядя:
        —Что вы, мисс Уэвертон, моя племянница больше всего интересуется книгами. О кавалерах она будет думать года через два, осмелюсь предположить, и вы тоже в положенное время уделите внимание этому вопросу.
        Бобби поморщилась, ее мать улыбнулась, кивком попрощалась с мистером Фоскером и повела дочь к ожидавшей за воротами коляске, а дядя с племянницей потихонечку направились в обратный путь. Дядя, казалось, пребывал в прекрасном настроении.
        —Я очень, очень рад, что ты успела познакомиться с Уэвертонами. Они — самая состоятельная семья на многие мили вокруг, и дружба с мисс Уэвертон будет тебе полезна.
        Сара попыталась возразить, что едва успела обменяться с мисс Уэвертон парой слов, но дядя тут же прервал ее:
        —Мисс Уэвертон отличается удивительной для ее возраста категоричностью суждений и ни за что не станет беседовать с теми, кто ей не по нраву.
        —А почему ее называют «Бобби»? Разве это имя не для мальчика?
        —Да, конечно, но мисс Роберта ведет себя именно как мальчишка: лазает по деревьям, стреляет из лука, знает слова, неподобающие леди… словом, это прозвище очень ей подходит. Ее назвали в честь отца, Роберта Уэвертона, он хотел, чтобы родился еще один сын…
        —Значит, у него уже есть сыновья?
        —Да, брат мисс Уэвертон, Артур, на два-три года старше ее. Сегодня ни его, ни лорда Уэвертона не было видно в церкви — скорее всего, готовятся к большой охоте. К ним часто приезжают гости из самого Лондона…
        Дядюшка вздохнул, и Сара поняла, что он не прочь поучаствовать в охоте, но его, скорее всего, не пригласят. Ей очень хотелось спросить, правда ли то, что говорила Бобби о намерении дяди Эндрю жениться на какой-то мисс Принс, но не отважилась и вместо этого сказала:
        —Мисс Уэвертон показалась мне очень элегантной, по ней не скажешь, что она лазает по деревьям.
        Сара несколько раз пыталась залезть на старую вишню в своем саду, но всякий раз эти попытки заканчивались царапинами, порванным платьем и суровым выговором от мисс Брук.
        —Не может же она появиться в церкви с ободранными коленями, ее мать ни за что не позволила бы этого, хотя, пожалуй, чересчур разбаловала дочь, — словно прочел ее мысли дядюшка. — И потом, мисс Уэвертон очень повзрослела за последний год и, кажется, наконец смирилась с тем, что она девочка.
        —Разве ей не нравилось быть девочкой? — Саре и в голову не приходило захотеть быть кем-то другим.
        —Я не так близко знаком с этой семьей, дорогая, думаю, если ты подружишься с мисс Робертой, узнаешь все сама. Я только слышал, что она всегда стремилась делать то же, что и ее брат, но то, что дозволяется джентльмену, не всегда подходит леди, а мисс Роберта очень не любит, когда ограничивают ее свободу.
        На этом разговор прервался, так как навстречу им шел какой-то знакомый мистера Фоскера, и Саре пришлось опять ждать, пока дядя обменяется приветствиями и новостями с этим господином. Ее все больше заинтересовывала мисс Уэвертон. До сих пор Сара почти не разговаривала с детьми своего возраста и была уверена, что все девочки, как и она, любят читать романы и придумывать удивительные романтические истории. Бобби Уэвертон показалась ей необыкновенной, но Сара слишком мало успела узнать о ней, чтобы понять, в чем именно состоит ее своеобразие, кроме смелости и острого язычка. Все же ей показалось, что Бобби скорее склонна осуществлять свои собственные замыслы, чем сочинять истории о ком-то другом.
        Сара подумала, что было бы неплохо как-нибудь встретить мисс Уэвертон, но маловероятно, чтобы такие изящные дамы, как Бобби и ее мать, могли оказаться на грязноватой улочке с маленькими старыми домишками, в одном из которых жила Сара со своим дядей.
        Декабрь 1833
        —Мисс Сара! Ваш дядя пригласил к обеду викария с супругой и миссис Принс с дочерью, нужно, чтобы вы почистили яблоки для десерта! — громкий призыв кухарки заставил Сару сначала вздрогнуть, потом нехотя оторваться от сундука со старыми вещами.
        Девочка только вздохнула — в последнее время миссис Дроуби все чаще просила ее помочь на кухне, и сами по себе эти просьбы не раздражали Сару. Напротив, ей нравился кухонный уют, там всегда было намного теплее, чем в ее комнате, но кухарка каждый раз выбирала неудачный момент. То Сара молилась, то дочитывала книгу, то, как сейчас, вот-вот могла отыскать в груде тряпья что-то действительно стоящее, и вдруг зычный голос миссис Дроуби портил все очарование момента, и возможная удача ускользала из рук.
        Уже спускаясь по лестнице, Сара внезапно поняла, что в словах кухарки прозвучала знакомая фамилия — Принс. Она не сразу вспомнила, при каких обстоятельствах услышала ее, но, едва вошла в кухню и увидела на столе блюдо с красными, блестящими спелым глянцем яблоками, давняя встреча с мисс Уэвертон отчетливо припомнилась. Сара не знала, почему именно яблоки напомнили Бобби Уэвертон — возможно, они так же полны жизни, как ее рыжие локоны.
        За прошедшие два месяца Сара несколько раз видела леди Уэвертон и ее мужа, высокого, едва начавшего седеть джентльмена с благородным, немного усталым лицом, но ни Бобби, ни ее брата с ними не было. Дядя Эндрю узнал от кого-то из знакомых, что мисс Уэвертон заразилась какой-то тяжелой формой лихорадки и передала инфекцию брату. Сара очень переживала из-за болезни этой едва знакомой девочки и с сочувствием посматривала на Уэвертонов — она-то хорошо знала, сколько переживаний приходится испытывать тем, чьи близкие тяжело больны.
        Наконец, недели две назад, гость дяди Эндрю, старый доктор Брегенс, сообщил мистеру Фоскеру и его племяннице, что молодые Уэвертоны поправляются, но пока не выходят из дому. Холодная погода многих удерживала дома в эту пору, и Сара не раз и не два с сожалением вспоминала свою жарко натопленную комнату в доме Мэйвудов. Здесь же она нередко мерзла по ночам, пока не догадалась натаскать из кладовой старых, прорванных во многих местах покрывал. Они выглядели не лучшим образом, но хорошо согревали, и Лизамон даже выпросила у Сары одно из них, чтобы починить и использовать для украшения своего дома.
        Сара сперва хотела спросить разрешения у дяди, но вскоре сообразила, что все, что мистер Фоскер, а затем и миссис Дроуби сочли ценным, они уже давным-давно извлекли из кладовки, чтобы так или иначе использовать, а оставшиеся там вещи представляли интерес только для девочки и глуповатой служанки.
        Так или иначе, зима в Сент-Клементсе не нравилась Саре. Дядя экономил на угле, что позволяло ему тратить на свой стол сколько ему было угодно, а об обещанных племяннице учителях и переделках в ее комнате больше не заговаривал, хотя уже дважды получал от арендаторов положенную плату.
        Доктор Стоун, в отличие от мистера Фоскера, сдержал свое обещание, и Сара получила свои прощальные подарки, игрушки и книги. Она была уверена, что дядя не станет тратить деньги на книги, поэтому старалась читать как можно медленнее, чтобы растянуть удовольствие на всю зиму. Весной можно будет заниматься в саду и чаще ходить на прогулки, но долгими зимними днями оставалось только сидеть в кресле с книгой, с трудом разбирая написанное при тусклом свете единственной лампы.
        Во всем остальном дядя Эндрю старался быть заботливым опекуном: ежедневно справлялся о самочувствии и настроении племянницы, сетовал, что она до сих пор не подружилась ни с кем из местных жителей, и советовал подождать хорошей погоды, когда толпы молодых леди устремятся в рощи и луга вокруг городка, чтобы собирать первоцветы и дышать свежим воздухом.
        Сегодня Сара почувствовала, что предстоящий обед будет интереснее, чем все предыдущие. Мистер Фоскер предпочитал ходить в гости, нежели приглашать к себе, но иногда все же следовало устраивать ответные обеды для близких друзей. До сих пор Сара не видела миссис и мисс Принс, и ни миссис Дроуби, ни сам дядя Эндрю не упоминали о них, тем любопытнее ей было узнать о них побольше.
        Девочка уселась за стол, взяла нож и принялась старательно очищать одно из яблок, в этом деле она уже успела выработать некую сноровку, хотя все еще не могла как следует замешивать тесто.
        —А кто эти дамы, миссис и мисс Принс? — спросила она у кухарки.
        Миссис Дроуби восприняла вопрос как нечто само собой разумеющееся, ведь мисс Мэйвуд приезжая, и вполне естественно, что она интересуется местными жителями.
        —Миссис Принс — бедная вдова, она живет на другом конце города и редко выходит из дому. Ее муж был стряпчим и некоторое время занимался делами вашего дяди. В память о старой дружбе он время от времени навещает миссис Принс, но еще ни разу не приглашал ее домой.
        —А мисс Принс? — по правде сказать, мисс Принс интересовала Сару гораздо больше.
        —Мисс Принс — это ее дочь, — пояснила кухарка. — Очень приятная с виду молодая леди, но, к сожалению, отсутствие приданого мешает ей удачно выйти замуж.
        —Разве приданое обязательно? — наивно спросила Сара. — Ведь если леди и джентльмен любят друг друга и у одного из них есть деньги, они могут пожениться и быть счастливы!
        Кухарка засмеялась.
        —Так, наверное, пишут в ваших книжках.
        И деньги обязательно должны быть у жениха, желательно в сочетании с замком и кучей прислуги, а невесте не пристало даже думать о приданом, не так ли?
        —Да, чаще всего именно так и бывает, — Сара не поняла, отчего миссис Дроуби насмехается над романами, которых не читает.
        —Мисс Мэйвуд, вы уже очень взрослая девушка, чтобы забивать себе голову этой книжной чепухой! Ваш дядя уделяет вашему воспитанию мало времени, что очень прискорбно, хотя его можно оправдать, он — весьма занятой человек. И все же вам не мешало бы кое-что знать и о реальной жизни.
        —Но разве в книгах пишут неправду? Я имею в виду, не в детских сказках, а в романах, — никак не унималась Сара.
        —Книги пишутся для тех, кому нечем заняться. Я их не читаю и не посоветовала бы своей дочери тратить время на романы, когда у бедной женщины всегда полно работы. Вы выросли в доме джентльмена, и вам положено читать, чтобы считаться образованной, но вы должны понимать, что на самом деле любовь не так важна, если влюбленным не на что жить. И не у каждого кавалера есть замок, иногда бывает и по-другому.
        —Ну, конечно, случается и наоборот, небогатый молодой человек женится на наследнице большого состояния, — вынуждена была признать Сара. — И все-таки я не понимаю, почему деньги должны быть у обоих, когда достаточно, если они есть у кого-то одного.
        Миссис Дроуби покачала головой, Сара казалась ей славной девочкой, но не очень-то разумной, скорее, склонной к фантазиям. А фантазии могут слишком далеко завести девушку, у которой нет ни матери, ни старшей сестры, чтобы вовремя предостеречь от ошибки.
        —Денег никогда не бывает много, мисс Сара. Часто джентльмен со средствами ищет способ улучшить свое состояние, прикупить еще земли, или лошадей, или что-нибудь в этом роде. А обладательница хорошего приданого не пожелает потратить его на строительство приличного дома для мужа, когда она может сразу же найти жениха с обширным поместьем. Не расстраивайтесь, браки по любви тоже случаются, но не всегда они бывают так удачны, как в случае, если оказались следствием правильного расчета.
        —Моя гувернантка тоже не любила романы, и теперь я, кажется, понимаю, почему, — медленно проговорила Сара.
        —Думаю, ваша гувернантка, мисс, очень правильно делала, что не тратила времени на книжную премудрость, — одобрила поведение мисс Брук миссис Дроуби.
        —Она просто не вышла замуж, — возразила девочка. — У нее не было приданого, и красивого лица тоже, видно, ни один джентльмен не захотел на ней жениться.
        —Каждому свое, мисс, — изрекла кухарка. — А теперь давайте-ка заканчивать с яблоками, за этой болтовней мы не успеем подготовиться к приему гостей.
        Сара послушно вернулась к работе, но не удержалась еще от нескольких вопросов:
        —А эта мисс Принс, она очень красивая? Она образованная леди?
        —Не так хороша, как ваша матушка на портрете, мисс Сара, но все же очень мила, — ответила кухарка, которой Сара однажды показывала миниатюру миссис Мэйвуд. — Скоро вы сами ее увидите и сможете решить, красива она или только привлекательна. Что касается ее образования, тут я ничего не могу сказать, мисс Принс умеет танцевать и немного поет, хотя навряд ли у нее была гувернантка.
        Саре оставалось удовлетвориться этим ответом, и до появления гостей она гадала, насколько права Бобби Уэвертон, говорившая о желании дядюшки Эндрю жениться на мисс Принс.
        В положенное время явился викарий Прайдуэлл со своей полной близорукой супругой, а следом за ними у дверей позвонили и долгожданные гостьи.
        Сара поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, чтобы оттуда как следует рассмотреть пришедших. Викария она уже несколько раз видела, его жена не представляла ничего интересного, а вот миссис и мисс Принс сразу привлекли внимание своей непохожестью.
        Миссис Принс, очень маленькая и худая, казалась старухой в старомодном траурном платье, хотя ей не должно быть больше сорока семи — сорока восьми лет. Черты лица ее дочери, к счастью, ничем не напоминали материнские — у мисс Мери Принс не имелось ни крючковатого носа матери, ни ее близко посаженных выпуклых глаз, ни, конечно же, огромной бородавки, почти скрывающей маленький узкий подбородок.
        Сара подумала, что мисс Принс, вероятно, похожа на своего покойного отца. Будь Сара старше лет на двадцать, она бы задалась вопросом, как мог такой интересный мужчина, как мистер Принс, взять в жены женщину столь незначительной внешности. Но это любопытное наблюдение было пока недоступно девочке, и Сара с интересом разглядывала обеих дам.
        Мисс Принс исполнилось двадцать четыре года — очень солидный возраст для незамужней леди, который она тщательно скрывала. К высокому росту и внушительной фигуре прилагалось хорошенькое личико, немного простоватое, но все еще свежее и моложавое. Через два-три года, вероятнее всего, оно должно будет поблекнуть, но пока вздернутый носик, большие серые глаза под широкими темными бровями и полная нижняя губка привлекали внимание джентльменов определенного возраста, уже преодолевших тот рубеж, когда молодого человека притягивают романтическая томность во взоре и хрупкая фигурка какой-нибудь юной леди.
        Мисс Принс не могла похвалиться разве что густыми локонами, всего остального у нее имелось в избытке. Но она научилась так взбивать и укладывать волосы, что этот единственный недостаток почти не был заметен, во всяком случае представителям противоположного пола, так легко попадающим в сети мелкого обмана, которые ежечасно расставляют предприимчивые дамы.
        Мистер Фоскер приветствовал миссис Принс и ее дочь с таким пылом, что Сара невольно сравнила его с героем последнего прочитанного романа, двадцатилетним юношей, вызволившим свою избранницу из рук семнадцати разбойников без единой царапины для себя и без урона девичьей чести для нее.
        —Миссис Принс! Мисс Принс! Я так рад, что вы дали себе труд выбраться из дому и дойти до моего скромного убежища в такую отвратительную погоду! Вечером за вами приедет экипаж и отвезет домой сначала викария и миссис Прайдуэлл, а затем вас, дорогие дамы!
        При этих словах мисс Принс заметно оживилась, а викарий посмотрел на дядюшку с таким видом, как будто вот-вот начал бы упрекать его в мотовстве, но сдержался. Сара тоже удивилась — до сих пор дядя мало пекся о том, как будут добираться домой его гости, и это особое внимание к семье Принс говорило в пользу утверждения мисс Уэвертон.
        —Вы очень любезны, сэр, — каркающим голосом ответила миссис Принс, а мисс Мери одарила дядю Эндрю очаровательной улыбкой.
        Мистер Фоскер представил гостям свою племянницу, и Саре пришлось покинуть удобное для наблюдений местоположение и поклониться, после чего дамы, конечно же, принялись восхвалять христианские добродетели дяди, взявшего на себя такую заботу. «Отнюдь не бесплатно!» — ядовито сказала себе Сара и тут же испугалась дерзости своих мыслей.
        Весь вечер она молчала, что позволило всем трем леди счесть ее милой и благовоспитанной девочкой, а на неумение Сары держать спину прямо и правильно пользоваться столовыми приборами никто не обратил внимания.
        В целом вечер прошел очень приятно, и кухня миссис Дроуби тому немало способствовала. Мистер Фоскер еще не раз удивил своих гостей заявлениями о предстоящих улучшениях в доме, которые он собирался предпринять, едва погода станет менее холодной. Дядюшка Эндрю пожелал перестроить дымящий камин в гостиной и отремонтировать крышу над гостевой комнатой, а также купить фортепьяно, чтобы его племянница могла упражняться в игре на инструменте и развлекать гостей.
        Сара слушала все это с полной невозмутимостью, уверенная, что подобные проекты так и останутся плодами дядиной фантазии.
        Тем больше она была поражена, когда, едва наступила непродолжительная оттепель, в дом мистера Фоскера явилось несколько нанятых работников, одни из которых принялись чинить крышу, а другие — разбирать и переделывать дымоход.
        После этого она уже не удивилась бы и фортепьяно, но пока что мистер Фоскер не торопился доставлять племяннице такое изысканное удовольствие. К тому же Сара подозревала, что дядюшка не собирается нанимать ей учителя музыки, а без него девочка не смогла бы услаждать слух гостей даже самыми простыми мелодиями.
        Миссис Дроуби, похоже, не меньше Сары дивилась этим преобразованиям и не одобряла их. Кажется, она начала что-то подозревать, так как однажды в разговоре с Лизамон заметила:
        —Ох не к добру все эти перемены. На что мистеру Фоскеру комната для гостей, если у нас их никогда не бывает? Мисс Мэйвуд вполне хватает места, да и хозяин до сих пор не жаловался на тесноту.
        —Может быть, он думает, что пол в той комнате прохудится и вода станет заливать гостиную? — предположила Лизамон.
        —Боюсь, дело тут совсем в другом… — посетовала кухарка. — Не ждут ли нас большие перемены…
        Сара, присутствовавшая на кухне, почти сразу догадалась, что миссис Дроуби имеет в виду женитьбу дяди Эндрю, а Лизамон так и пошла убираться наверху, ни о чем не подозревая.
        Через неделю после того, как ремонт был более или менее завершен, дядюшка Эндрю повел племянницу на рождественскую службу. Нарядной публики в церкви оказалось столько, что Сара почувствовала себя неловко в своем черном платье и постаралась спрятаться за широкой спиной дяди.
        Мистер Фоскер попытался сесть рядом с миссис Принс и ее дочерью, и Саре пришлось примоститься на самом краешке скамьи. Обычно обе дамы Принс ходили на службу в церковь, расположенную рядом с их домом, но Сара слышала, как на обеде мистер Фоскер уговаривался встретиться с ними в главном соборе. Сегодня мисс Принс выглядела особенно привлекательно в украшенной лентами коричневой шляпке и почти элегантном пальто, и на нее посматривали другие джентльмены, не только дядюшка Эндрю, что заставляло мистера Фоскера беспокойно оглядываться и придвигаться поближе к мисс Принс.
        Сара последовала примеру дяди и принялась глазеть по сторонам, но не для того, чтобы продемонстрировать свое право сидеть рядом с Принсами. Ей хотелось увидеть мисс Уэвертон, и на этот раз девочка не обманулась в своих ожиданиях.
        Уэвертоны сидели на передней скамье, и вся семья наконец-то была в сборе. Со своего места Сара видела только ярко-зеленую шляпку Бобби с выбившимися, по обыкновению, локонами, но этого оказалось достаточно, чтобы убедиться, что мисс Уэвертон вполне здорова. Рядом с мисс Робертой сидел юный джентльмен с темными волосами, небрежно облокотившийся на спинку. Судя по тому, как часто к нему обращалась Бобби, это и был ее старший брат Артур. Леди Уэвертон явно пыталась одергивать своих детей, но ни тот ни другой даже не старались сосредоточиться на проповеди, впрочем, как и лорд Уэвертон, безмятежно смотревший на витражное окно все время, пока шла служба.
        Саре очень хотелось, чтобы Бобби обернулась и увидела ее, как в день их первой встречи, но вместо этого голову повернул ее брат. Сара успела заметить прямой нос и ямочку на подбородке, прежде чем молодого Уэвертона закрыли от нее шляпки двух сидящих впереди девушек, склонившихся друг к другу, чтобы поболтать немного. Сара без труда услышала их перешептывание.
        —Элси, ты видела, видела? Артур Уэвертон, кажется, посмотрел на Диану Рейнбридж!
        —Не может быть, Бет! — прошипела Элси. — В прошлую субботу на званом вечере он совсем не обращал на Диану внимания, как она ни строила ему глазки.
        —Тогда куда он смотрел? Не на Энн же Воллмер!
        —Он просто повернулся, шея затекла, наверное, вот и все! Или эта нахальная девица, его сестра, надоела ему своими дерзкими высказываниями!
        —Да уж, тут ты права, малышка слишком возомнила о себе! Вот бы ее как-нибудь проучить! Ты помнишь, как она назвала меня тощей индейкой?
        —Ладно, хотя бы не толстой! — хихикнула Элси, и сидящая рядом с ней мать или тетка тотчас призвала обеих леди к порядку.
        Сара подумала, что Элси, возможно, действительно глупа, как индейка, иначе Бобби бы так не выразилась, и тут же почувствовала угрызения совести из-за того, что отвлеклась от проповеди ради глупой болтовни двух семнадцатилетних девиц.
        Она склонила голову и не видела, что ближе к концу проповеди мисс Уэвертон, похоже, начала терять терпение и стала все чаще оглядываться. Признаться, Бобби никогда не нравилось сидеть на передней скамье, ведь все самое интересное происходило позади нее. Она сразу же приметила мистера Фоскера рядом с мисс Принс, а опущенная головка в темной шляпке справа от него могла принадлежать только его племяннице.
        По окончании службы Бобби принялась проталкиваться к выходу, не дожидаясь родителей и брата, но она могла не опасаться, что мистер Фоскер уведет Сару домой. Как и следовало ожидать, он остановился обменяться приветствиями со знакомыми, в то время как стоящая подле него мисс Принс самодовольно улыбалась, а ее матушка перешептывалась с приятельницами с самым многозначительным видом. Сара благоразумно отошла в сторону, ей хотелось увидеть мисс Уэвертон и поговорить с ней немного, но сама она не отважилась бы подойти к Бобби.
        —Сара Мэйвуд! — Сара поспешно обернулась на зов. — Как давно мы не виделись!
        —Да, мисс Уэвертон, целых два месяца, — поторопилась согласиться Сара. — Я слышала, вы были больны…
        —Называй меня просто «Бобби»! — заявила ее собеседница и небрежно отмахнулась. — Да, мы с братом заразились какой-то нелепой лихорадкой, которой болеют только летом, по крайней мере так утверждал наш врач. Но теперь я вполне здорова и очень рада тебя повидать!
        —Я тоже… Бобби, — робко ответила Сара.
        —Смотри, вот идут мои родители, а за ними плетется мой брат. Он — самый красивый из молодых джентльменов в округе, и все девицы от пяти до двадцати лет влюблены в него! — по выражению лица было видно, что думает Бобби об этих девушках.
        Сара вспомнила разговор двух леди, сидящих перед ней, и кивнула.
        —Я слышала, как две девушки шептались о том, что он посмотрел на кого-то. И еще одна из них сказала, что ты назвала ее тощей индейкой!
        Обе девочки, не сговариваясь, рассмеялись.
        —О, да-а, значит, это была Бет Хиллсток, — пояснила Бобби. — Она не умнее курицы, но воображает себя самой образованной леди в Сент-Клементсе и за его пределами.
        Сара не успела ответить — к девочкам подошли остальные Уэвертоны, и ей пришлось приседать и кланяться мистеру и миссис Уэвертон. Родители Бобби ласково поздоровались с мисс Мэйвуд, а мистер Артур Уэвертон с улыбкой сказал ей:
        —Похоже, моя сестра нашла родственную душу и теперь, наконец, прекратит донимать меня своими детскими фантазиями.
        —Можно подумать, ты сам очень взрослый, — фыркнула Бобби, но не стала отрицать родство своей души с душой мисс Сары. — Матушка, посмотрите на мистера Фоскера! Он крутится возле мисс Принс, как будто у него в башмаках горячие угли!
        Миссис Уэвертон бросила взгляд в сторону дядюшки Эндрю, потом с явным сочувствием обернулась к Саре.
        —В прошлый раз вы назвали меня сплетницей, — продолжала Бобби. — Но я уверена, еще до Пасхи он женится на мисс Принс.
        —А малышка, пожалуй, права, — вмешался лорд Уэвертон. — Мисс Мэйвуд, я надеюсь, женитьба вашего дяди не повлияет тягостно на вашу жизнь.
        —Я не знаю, — смущенно пробормотала Сара. — Кажется, мисс Принс вовсе не злая…
        —О, конечно, нет, — поспешила утешить ее миссис Уэвертон. — Она очень мила и, наверное, будет хорошей женой и матерью. Вы хотели бы, чтоб у вас появились маленькие кузены и кузины?
        Сара пожала плечами — она задумывалась только о возможной свадьбе дядюшки, но ей и в голову не приходило, что у него и его супруги могут появиться собственные дети.
        —Наверное, да, мадам, — неуверенно ответила она.
        Мистер Фоскер не мог долго оставаться в стороне, когда его племянница так непринужденно беседует с Уэвертонами, и приблизился к ним вместе с мисс Принс. Бобби тут же дернула Сару за рукав, предлагая отойти подальше и поболтать вволю, пока взрослые обмениваются новостями и пожеланиями счастливого Рождества.
        Артур Уэвертон не пошел с девочками, а направился к троим молодым джентльменам, его ровесникам, ведущим оживленный разговор поодаль от старших родственников. В стороне группка юных леди все так же пыталась привлечь их внимание, как и каждое воскресенье, и все так же безуспешно. Бобби назвала новой подружке имена девушек, но из всех этих леди Сара запомнила только Бет Хиллсток, Элси Лейнс и Диану Рейнбридж.
        Девочкам казалось, что они должны переговорить обо всем на свете, узнать мнение друг друга и высказать свое собственное, но через десять минут холодная погода и нежелание Уэвертонов долго оставаться в обществе мистера Фоскера и мисс Принс прервали их увлекательное общение.
        —Бобби, нам пора, — сообщил лорд Уэвертон.
        —Но мы только-только завязали интересную беседу, — обиженно протянула Роберта.
        —Мы пригласим мисс Мэйвуд погостить у нас, если ее дядя не будет возражать, — вмешалась леди Уэвертон, и лицо Бобби просияло.
        —Конечно, не будет. Ведь правда же, мистер Фоскер? Сара погостит у нас, а вы можете пригласить к себе мисс Принс!
        Дядюшка Эндрю добродушно улыбнулся и закивал, а мисс Принс покраснела и с трудом удержалась от того, чтобы не сделать злоязычной девчонке замечание. Но положение Уэвертонов было столь высоким, что многие, кому не нравились заявления Бобби, предпочитали сдерживать свою досаду.
        На прощание Бобби послала Саре воздушный поцелуй, Артур легко взмахнул рукой, а их родители с ласковой улыбкой пообещали девочке, что скоро пригласят ее в свое поместье на целый день, и уж тогда подруги смогут вдоволь наговориться.
        Дорога домой для Сары оказалась довольно утомительной. Мистер Фоскер счел своим долгом проводить миссис Принс и ее дочь до дому, за этим последовало ответное приглашение на чай. В крошечной, жарко натопленной гостиной Принсов у Сары сразу же начали закрываться глаза, а поданного к чаю кекса было слишком мало, чтобы проголодавшейся девочке захотелось отбросить дремоту и принять участие в обсуждении рождественской проповеди.
        Чуть позже миссис Принс возжелала непременно показать мисс Мэйвуд портрет своего покойного мужа, висевший в его кабинете, и Саре пришлось покинуть продавленное кресло и пойти вслед за пожилой леди. Мистер Фоскер и мисс Принс остались вдвоем, и это, похоже, никого не смущало.
        Кабинет мистера Принса явно был переделан из какого-нибудь чулана, портрет джентльмена занимал едва ли не всю центральную стену. Даже если местный художник польстил стряпчему, между ним и мисс Мери наблюдалось несомненное сходство. Сара неловко выразила положенное удовольствие по поводу созерцания этого шедевра и уже собиралась вернуться в гостиную, но миссис Принс еще четверть часа удерживала девочку в кабинете своими пространными рассуждениями о прошедших счастливых годах супружеской жизни с мистером Принсом.
        Визит к Принсам затянулся, но к обеду дядюшка и племянница все же добрались домой. За едой дядя беспрестанно говорил то о любезности Уэвертонов, то о достоинствах мисс Принс, и Саре оставалось только кивать.
        —Я думаю, тебе стоит почаще видеться с мисс Уэвертон. После того как ты погостишь у них, пригласи ее к себе. К тому времени нам уже привезут фортепьяно, и я задумал обновить диван и кресла в гостиной. Они еще очень крепкие, чтобы выбрасывать, и я распоряжусь, чтобы их заново обтянули какой-нибудь красивой тканью. Как ты считаешь?
        —Голубой! — не задумываясь, выпалила Сара.
        Дядюшка улыбнулся.
        —Что ж, голубой цвет вполне подходит. Мы добавим несколько безделушек, и в нашей гостиной будет не стыдно принять даже таких гостей, как Уэвертоны.
        Сара набралась смелости попросить кое-что и для себя.
        —Дядя Эндрю, а можно мне купить еще одно одеяло? И новую лампу — я очень устаю, когда читаю при слабом свете старой.
        —Конечно же, дитя мое, тебе следовало сразу сказать мне, что ты мерзнешь!
        Сара жаловалась на холод в своей комнате по меньшей мере четыре раза, поэтому сейчас она кротко поблагодарила дядюшку за заботу и поднялась к себе. День был длинным и утомил девочку, но он хотя бы оказался насыщен событиями — праздничная служба, чаепитие у Принсов и, самое главное, встреча с Уэвертонами.
        Сара забралась в свое кресло, закуталась в старые покрывала и принялась мысленно перебирать поочередно каждое слово, сказанное Бобби и ее родственниками.
        Как мила и любезна леди Уэвертон! Как приветлив ее супруг, настоящий джентльмен, он чем-то напомнил Саре покойного отца, которого в последние месяцы ей так не хватало! Веселая болтовня Роберты с ее колкими замечаниями попеременно то смешила, то шокировала Сару. Она успела узнать, что Бобби всего на полгода старше ее, но мисс Уэвертон, кажется, прочитала все книги, которые могла назвать Сара, и множество других, о путешествиях и исторических событиях.
        Сара почувствовала себя невеждой, но Бобби, кажется, сочла ее вполне достойной своего общества и даже успела предложить мисс Мэйвуд пользоваться библиотекой лорда Уэвертона сколько пожелает. Правда, о героях любимых романов Сары Бобби отзывалась весьма критически. Героини казались ей глуповатыми и нерешительными, а герои — напыщенными и скучными. Сара готова была защищать своих верных друзей, но для хорошего, интересного спора девочкам не хватило бы и двух часов, не говоря уж о десяти минутах.
        —Только бы миссис Уэвертон не забыла пригласить меня к ним в гости! — горячо воскликнула Сара.
        Нельзя сказать, чтобы в отцовском доме ее дни наполняло общение с людьми, но темные зимние вечера в этой узкой холодной комнате иногда казались Саре такими одинокими, что она едва ли не мечтала о компании мисс Брук. Стоит ли удивляться тому, с каким пылом она стремилась посвятить всю себя новым друзьям! Бобби Уэвертон казалась Саре неисчерпаемым источником знаний и впечатлений, ее родители — самыми приятными людьми из виденных ею взрослых, уж во всяком случае приятнее, чем миссис Принс или викарий Прайдуэлл. К тому же оставался еще брат Бобби.
        Сара была готова согласиться с новой подругой в том, что Артур Уэвертон — самый привлекательный семнадцатилетний джентльмен в Сент-Клементсе и окрестностях. Даже если в его внешности и имелись какие-то изъяны, солидное наследство, ожидающее юношу в будущем, с лихвой покрывало все мелкие недостатки, вроде не очень высокого роста или по-женски тонких рук.
        Артур показался ей похожим на одного ее давнего друга — принца из старой сказки об украденной злым чародеем королеве Изабел: такой же изящный, красивый и легкомысленный с виду и бесстрашный и великодушный по своей натуре. По крайней мере, Сара надеялась, что Артур окажется именно таким.
        Темные волосы и благородные черты лица юноше достались от отца, глаза же у него были материнские, чуть более темные, но такие же манящие, словно в противовес сестре, похожей на леди Уэвертон и при этом получившей в наследство светлые глаза лорда Уэвертона.
        Сара сама не поняла, почему ей захотелось оставить воспоминания об Артуре Уэвертоне напоследок, когда она уже вволю насладилась мыслями о внешности и словах остальных Уэвертонов. Теперь же ничто не мешало подумать немного и об Артуре. Сначала она представила, как он поворачивает голову в церкви, потом восстановила в памяти разговор двух девушек, так некстати заслонивших от нее молодого джентльмена, потом перед ее глазами словно промелькнули отдельные мгновения — вот он улыбается и взмахивает рукой на прощание, а вот смеется над чем-то сказанным одним из его друзей…
        За прошедшие два месяца Сара семь раз была в церкви и видела уже не одного юного джентльмена, но никто не возвращался в ее мысли после окончания службы. Почему это произошло теперь — девочка не знала. Вероятно, потому, что Артур принадлежал к этой загадочной и интересной семье Уэвертонов. Ей приятно было думать о каждом из них по отдельности и обо всех вместе.
        «Интересно, много ли времени он проводит с сестрой? Бобби, наверное, всегда придумывает какие-нибудь игры и развлечения. Неужели мне позволят участвовать в них?» — думала Сара, засыпая.
        На следующий же день, во время завтрака, мистеру Фоскеру принесли записку от леди Уэвертон. Она приглашала мисс Мэйвуд провести в своем доме первый день нового года и обещала прислать за гостьей экипаж.
        —Ну что ж, моя дорогая, вот у тебя и появились светские знакомства, — с удовольствием отметил дядя. — Очень хорошо, что ты поедешь к Уэвертонам первого января. На этот день у меня есть приглашение от кузины миссис Принс, она живет в маленьком городке в пяти милях от Сент-Клементса, и дорога в наемном экипаже показалась бы тебе утомительной.
        —Вы наймете карету? — расточительность дяди удивила Сару.
        —Хрупкое сложение мисс Принс не позволяет ей поехать в дилижансе, — объяснил дядюшка Эндрю.
        Сара не рассмеялась: благодаря своим романам она уже поняла, что дядюшка влюблен в мисс Принс, а влюбленному предмет его ухаживаний просто обязан казаться хрупким и воздушным созданием. Подумав немного, девочка осмелилась спросить:
        —Вы сделаете мисс Принс предложение?
        —Я намерен сделать его, как только позволят мои доходы, — ограничился привычной фразой мистер Фоскер.
        Его племянница ничего другого и не ожидала, но дядюшка счел нужным дать пояснения.
        —Я сделал несколько выгодных вложений и теперь жду пополнения своего капитала. Надеюсь, через два-три месяца у меня уже будет что предложить мисс Принс. Я бы хотел предоставить своей будущей супруге все необходимые удобства.
        На месте Сары мисс Роберта Уэвертон не преминула бы заметить, что вложения, про которые говорил дядя, это не что иное, как арендная плата за поместье Мэйвудов, но Сара была недостаточно практична, чтобы глубоко задумываться о том, на что идут ее деньги. Дядюшка тратил их, как свои собственные, и только вчера его племянница набралась смелости попросить у опекуна что-то и для себя.
        —Думаю, ты не будешь возражать против того, чтобы у тебя появилась добрая, заботливая тетушка? — прибавил мистер Фоскер.
        —Конечно же нет, дядя Эндрю! — ответила Сара именно то, чего от нее и ждали.
        —Ради нашей свадьбы тебе можно будет снять траурное платье пораньше.
        Если дядя думал, что этим обрадует племянницу, он оказался не прав. Черные платья не тяготили Сару, они скорее служили знаком ее траура для других людей, сама же она не нуждалась ни в каких дополнительных напоминаниях о своих горьких утратах.
        —Это совсем не обязательно, я спрячусь куда-нибудь и постараюсь не испортить вам свадьбу, — сказала девочка.
        —Ну что ты, милая, ты будешь прелестной подружкой невесты! А если еще твоя подруга мисс Уэвертон согласится быть второй, для мисс Принс это станет огромной радостью.
        Мистер Фоскер, вероятно, уже представлял себе, как его с супругой станут принимать в самых почтенных домах Сент-Клементса те люди, которые сейчас лишь здороваются с ним в церкви, а Сара задумалась о том, понравится ли Бобби быть подружкой на свадьбе, и остаток завтрака прошел в молчании.
        Сара едва дождалась наступления нового года, и даже рождественский подарок дяди Фоскера — щенок шотландской овчарки — не мог отвлечь ее от волнующего предвкушения. Миссис Дроуби сердилась на щенка за то, что малыш грызет все, что попадет ему на зубки, дядя Эндрю только смеялся в ответ на ее жалобы, викарий Прайдуэлл и доктор Брегенс едва ли не каждый день заходили на рюмочку кларета, пользуясь невиданной щедростью влюбленного друга, и жизнь в доме мистера Фоскера показалась Саре как никогда суетливой и шумной.
        Наконец утепленная зимняя карета остановилась у калитки, едва проехав по занесенной снегом узкой улице, кучер подсадил мисс Мэйвуд, и Сара торжественно направилась в гости.
        —Сара, ну наконец-то! — Бобби Уэвертон в материнской шали буквально подпрыгивала от нетерпения, на широком крыльце центрального входа.
        Подскочивший слуга помог гостье выйти из кареты и проводил по отчищенным от снега ступеням к парадной двери.
        —Мисс Уэвертон… Бобби! — Сара неловко поклонилась, но подруга без всяких церемоний схватила ее за руку и втащила в дом.
        —Я ужасно замерзла, поджидая тебя! Дженкинс, похоже, клевал носом всю дорогу, — Бобби болтала без умолку, пока горничная помогала Саре освободиться от пальто и шляпки.
        Сара всегда считала дом своей семьи довольно большим, но особняк семейства Уэвертон показался ей просто огромным. Весь он был выстроен в едином стиле, без таких привычных пристроек, мансард, флигелей и флигельков, которые обычно оставляет после себя каждое поколение старинной семьи. Толстые стены из местного серого камня надежно защищали своих обитателей в холодную зиму и дарили прохладу летом, а светлая отделка и расставленные на террасе статуи не позволяли дому казаться мрачным.
        Бесконечная череда элегантно обставленных комнат, каждая из которых могла похвастаться собственным стилем, потрясла воображение Сары. Ей вдруг подумалось, что особняк Уэвертонов состоит из множества соединенных вместе домов поменьше, описанных в ее любимых романах, и, переходя из зала в зал, она будет поочередно встречать тех или иных героев. Вместо этого она замечала портреты давно почивших Уэвертонов, мужчин и дам в костюмах по моде прежних лет. Кто-то из них был в офицерской форме или стоял на палубе корабля, кто-то блистал кружевами и бриллиантами… Сара мимолетно подумала, что у каждого из них имелась своя история, возможно, не менее интересная, чем описываемые в романах, но подруга не дала ей времени поразмыслить о предках нынешних хозяев поместья.
        Не столь романтично настроенная Бобби Уэвертон буквально пробежала через вереницу комнат к дальней лестнице, не такой внушительной, как парадная, и Саре пришлось последовать за подругой. Выросшая среди этой роскоши, мисс Уэвертон не находила ничего увлекательного в том, чтобы рассматривать безделушки на каминной полке или слушать истории о привезенных из дальних стран редкостях, наполнявших стеклянные горки.
        —Как красиво! — на ходу выдохнула Сара, когда девочки проходили мимо стеклянных дверей в зимний сад, наполненный цветущими деревьями.
        —Мы сходим туда позже, если тебе захочется, — нетерпеливо бросила Роберта. — Поверь мне, во всем нашем доме есть только одно стоящее место — чердак. Туда мы и отправимся. Ну и еще крыша, но зимой выходы на нее запираются, и тебе придется подождать три-четыре месяца, прежде чем ты увидишь птичьи гнезда и сможешь пройти по самому узкому карнизу, какой только можно представить.
        Сара не была уверена, что ей хочется гулять по карнизу, но уже поняла, что последует за Бобби куда угодно.
        Чердак, к счастью, оказался таким, каким и должен быть чердак в любом мало-мальски приличном доме. Это значило, что там не царил тот идеальный порядок, что так раздражал Бобби внизу.
        Конечно, и эти обширные помещения точно так же чистились и проветривались, здесь нельзя было запутаться в паутине или испачкаться в известке, как на чердаке у мистера Фоскера, но всяческого старого хлама здесь имелось предостаточно для двух молодых леди, никак не желавших прощаться с детством, одна — потому что оно оказалось слишком грустным, а ей хотелось заполучить хотя бы несколько светлых мгновений, другая — потому что ей очень нравилось быть счастливым, избалованным ребенком и не обращать внимания на требования света к прелестным юным леди.
        Бобби усадила гостью на старый диван, обитый цветастым ситцем. Перед диваном уже стоял накрытый к чаю овальный столик, чьи царапины и облупившийся лак прятались под белоснежной скатертью.
        —Ты когда-нибудь пила чай на чердаке? — торжествующе спросила мисс Уэвертон, заранее зная ответ.
        —Нет, мне никогда не приходилось… — начала было Сара, но Бобби тут же прервала ее.
        —Не бойся, ты не замерзнешь, за спиной — дымоход самого большого из наших каминов. Я нарочно перетащила диван сюда, и теперь здесь можно пить чай даже зимой! А теперь попробуй торт!
        Сара с удовольствием съела два куска торта — за прошедшие месяцы она отвыкла от изысканной пищи, хотя и не жаловалась на стряпню миссис Дроуби.
        Роберта не столько ела, сколько старалась развлечь гостью любопытными сведениями о своей семье, соседях, книгах и игрушках, обо всем сразу и попеременно.
        Только в четырнадцать лет можно слушать всю эту невероятную мешанину из сплетен, стихов, рассказов и песенок и не запутаться в ней, не потерять ни единой ниточки и не забыть ни одного важного слова.
        Правда, у не привыкшей к долгим беседам Сары через некоторое время начала слегка кружиться голова, тем более что Бобби и не думала останавливаться. К счастью, молодую леди прервал ее собственный брат, с недовольным видом внезапно появившийся в проеме между одной из труб и старинным гардеробом. В сумерках чердака неясная тень напугала Сару, и девочка слегка взвизгнула от неожиданности. Не умевшая бояться Бобби сердито воззрилась на пробирающегося к ним Артура Уэвертона.
        —Что ты здесь делаешь?
        —Матушка попросила меня найти вас и привести в гостиную. Скоро приедут гости, а ты наверняка выглядишь чумазой замарашкой с чердака и превратила в такую же дикарку и мисс Мэйвуд.
        «Гости?» — Сара смутилась, она-то думала, что проведет день у Уэвертонов только вдвоем с Бобби, ну и, может быть, еще некоторое время — с ее родителями и братом.
        Похоже, мисс Уэвертон хотела того же самого.
        —Ты ведь знаешь, как я не люблю этих гостей. Вот если бы приехала тетя Гринскотт, с ней было бы так весело! А все эти Хиллстоки и Рейнбриджи… бр-р! Общение с ними не доставляет мне никакого удовольствия!
        —Не сомневаюсь, — рассмеялся Артур. — Но, будь уверена, им тоже не в радость встречаться с тобой. Бет Хиллсток надолго запомнит, как ты сказала ей, будто под столом только что пробежала крыса!
        Сара округлила глаза — она бы ни за что не осмелилась так подшутить над кем-нибудь из знакомых!
        —Если она так глупа — поделом ей! — Бобби пожала худенькими плечиками.
        —Она вовсе не такая глупышка, как ты думаешь, — попытался защитить мисс Хиллсток Артур.
        —Ты так думаешь только потому, что она строит тебе глазки! — отрезала мисс Уэвертон.
        —Как, по-твоему, могут быть связаны эти две вещи? — молодой Уэвертон то ли принял шутливый тон сестры, то ли на самом деле не понимал ее своеобразных высказываний.
        —Ты воображаешь себя самым блестящим джентльменом в округе и счел бы глупышкой любую девчонку, обратившую внимание на кого-то другого. Но если уж леди выбрала тебя, значит, она знает, что делает!
        Артур Уэвертон громко расхохотался.
        —У тебя безупречная логика, Бобби, но ты ошибаешься. Я не считаю глупышкой мисс Мэйвуд, а она ведь не строит мне глазки!
        —Потому что она приезжая, болван, и не знает, что всем девицам положено восхищаться тобой! — уничтожающим тоном ответила его сестра.
        Сара невольно покраснела: было странно слышать, как о ней говорят в ее присутствии, словно ее здесь нет. Артур первый заметил смущение бедняжки и решил положить конец шутливой перепалке.
        —Ну хватит, Бобби, — сказал он строгим тоном. — Если мы задержимся еще на пять минут, матушка сама поднимется посмотреть, что здесь происходит, и запретит тебе устраивать эти вечеринки на чердаке! Иди, приведи себя в должный вид, а я покажу мисс Мэйвуд комнату, где она сможет умыться и отряхнуть платье от паутины.
        —Здесь нет паутины, — проворчала Бобби, но послушно направилась в сторону лестницы.
        Сара заторопилась следом, она была уверена, что ни за что не найдет выход самостоятельно. Артур Уэвертон шагал за ней, готовый подхватить девочку, если та споткнется, и его присутствие волновало Сару, заставляя краснеть даже кончики ее ушей.
        Миссис Уэвертон ласково поздоровалась с девочкой, усадила ее рядом с собой и принялась мягко расспрашивать. Сара и не заметила, как рассказала о своей жизни — о смерти матери, отъезде мисс Люси, последовавшей за этим болезни отца и, наконец, о путешествии в Сент-Клементс. Леди Уэвертон смотрела на бедняжку с сочувствием, и даже Бобби притихла в своем кресле, а лорд Уэвертон то и дело неодобрительно качал головой, когда Сара говорила о поездке в ужасном дилижансе или о своей холодной комнате в доме дяди Фоскера.
        Долго побеседовать им не удалось — к обеду ожидалось множество гостей. Сара робко спросила, нельзя ли ей поехать домой пораньше, чтобы не стеснять блестящее общество своим черным платьем, но леди Уэвертон и слушать об этом не захотела.
        —То и дело кто-нибудь рождается или умирает, дорогая моя, и среди наших гостей будут люди, недавно потерявшие близких. Траур — это часть нашей жизни, и тебе не следует думать о том, что кому-то не понравится твое платье.
        —Пусть только Бет или Лиана скажут что-нибудь! — запальчиво воскликнула Бобби. — Я тогда всем расскажу, как в прошлом году Бет…
        —Умоляю тебя, Бобби! — со смехом перебил ее брат. — Оставь в покое бедную мисс Хиллсток!
        —Похоже, мой сын взял на себя роль рыцаря-защитника мисс Хиллсток, — улыбнулся лорд Уэвертон. — Мисс Мэйвуд, вы успели уже познакомиться с нашими соседями?
        Саре внезапно стало не по себе, и только много позже она поняла, отчего. Ей неприятно было слышать, как Артур защищает мисс Хиллсток. У Сары не имелось ни братьев, ни сестер, к кому она могла бы ревновать родителей или любимую няню, и до сих пор она не знала, что такое ревность. Этот первый неясный укус поверг ее в смятение, и она порадовалась, что леди Уэвертон оставила ее и Бобби немного поговорить вдвоем, а сама вместе с супругом направилась проверить, все ли готово к приему гостей.
        За обедом Сара предпочла помалкивать, впрочем, от нее, как и от всех отпрысков благородных семейств, и не требовалось никаких речей. Беседу вели старшие, а молодежь переглядывалась, улыбалась и воздавала должное кухне Уэвертонов. Сара с огорчением поняла, что ее манеры не вполне подходят для светского общества — часть столовых приборов оказалась незнакомой, она то и дело вздрагивала, когда слуга неслышно склонялся над ней, предлагая попробовать то или иное блюдо, которое она не знала, как правильно есть. Леди Уэвертон не упускала обычно ни одной мелочи из происходившего в ее доме и сразу заметила смущение девочки и ее неловкость.
        «Бедняжка! — подумала она. — Чувствует, что ей не хватает хорошего воспитания, но не знает, что с этим делать. Придется незаметно направлять ее, нельзя допустить, чтобы такая милая девочка выросла в неуклюжую девушку с дурными привычками. А ее дяде, похоже, нет никакого дела до этого, для него главное — деньги от аренды поместья, ее поместья!»
        Свое намерение леди Уэвертон выполнила, и к семнадцати годам никто не упрекнул бы мисс Мэйвуд в отсутствии необходимого юной леди очарования. Но до этого было еще очень далеко, а пока Сара старалась казаться как можно более незаметной в тени блестящих молодых девушек в модных платьях.
        После обеда дамы постарше устроились в гостиной леди Уэвертон, мужчины, как и подобает, удалились в кабинет хозяина поговорить об охоте и о политике, а неуемная молодежь захотела потанцевать в прилегающей к гостиной музыкальной комнате. Таким образом, соблюдались все приличия, так как при желании любая матушка или тетушка могли посмотреть, чем заняты их дочери или племянники.
        Сара и Бобби не танцевали. Подружки сидели рядышком на диване и шептались. Бобби пересказывала Саре все, что ей было известно о соседях, особенно о тех молодых леди, которые ей не нравились. Иногда мисс Уэвертон повышала голос, и в паузе между музыкальными пассажами сидевшей за роялем гувернантки Бобби язвительные замечания доносились до ушей мисс Хиллсток или мисс Лейнс.
        Мисс Бет Хиллсток, миловидная, но чрезмерно худая девушка с жеманными манерами, наконец не выдержала и громко обратилась к танцующему с ней Артуру Уэвертону:
        —Мистер Уэвертон, пора бы уже вам успокоить сестрицу, если этого не может сделать ее гувернантка! Детям самое место в детской, а не на балу! Пускай упражняется в остроумии в обществе своих кукол!
        Бобби вспыхнула, музыка смолкла, и Сара с ужасом подумала, что сейчас разразится скандал, но Артур только невозмутимо пожал плечами.
        —Мисс Хиллсток, слова моей сестры не должны задевать вас, ведь вы не думаете, что ее высказывания обращены к вам, не так ли?
        Бобби перед тем как раз успела заметить, что некоторые девицы очень много думают о своих волосах, забывая при этом, что у них есть длинный нос крючком, и мисс Хиллсток, чей нос, действительно, был чуть длинноват, ни за что бы не созналась мистеру Уэвертону, что приняла на свой счет болтовню Бобби.
        Поэтому ей оставалось только покачать головой с самым возмущенным видом, и Артур неспешно продолжил:
        —В таком случае, пусть болтает. Мисс Мэйвуд — новая подруга моей сестры, и, конечно же, Бобби хочется пересказать ей все сплетни. Однако ради вас, мисс Хиллсток, я готов прервать словесный поток сестрицы.
        Бобби одарила брата негодующим взглядом, мисс Хиллсток презрительно поджала губы и в то же время торжествующе взглянула на свою соперницу Лиану Рейнбридж — убедиться, что мисс Рейнбридж оценила старания молодого Уэвертона понравиться ей, мисс Бет Хиллсток. Но Артур тут же разочаровал самодовольную леди, так как отпустил ее руку и направился к дивану, где сидели Сара и Бобби.
        —Заставить мою сестру помолчать может только отсутствие собеседников, поэтому я прошу вас, мисс Мэйвуд, немного потанцевать со мной.
        Сара покраснела еще сильнее, чем перед тем — Бобби.
        —Но, сэр, я… я не уверена, что сумею, — едва ли не шепотом ответила она.
        —Какие пустяки, мисс Мэйвуд! Я тотчас научу вас!
        Артур Уэвертон, похоже, не умел замечать каких-либо препятствий на пути исполнения своих желаний.
        Бобби злорадно хихикнула, заметив, как вытянулось лицо мисс Хиллсток. Саму Роберту поспешил пригласить на танец приятель Артура, полный, всегда добродушный мистер Ченсли, знакомый с Бобби всю свою жизнь и столько же времени тайком в нее влюбленный.
        Таким образом, две барышни семнадцати лет лишились на этот танец кавалеров, которых и без того было меньше, чем леди, и мисс Хиллсток вместе с подругами уселись на диван, с которого только что встали Сара и Роберта, и в свою очередь принялись подвергать разбору внешность и манеры девочек. Мисс Бет с удовольствием отметила, как неловко держится мисс Мэйвуд. «Интересно, где она воспитывалась, скорее всего, ею никто не занимается! И это жуткое черное платье…» — мисс Хиллсток довольно долго упражнялась в подобных высказываниях, так как Артур Уэвертон, похоже, задался целью научить свою партнершу всем модным танцам по очереди.
        —Смелее, мисс Мэйвуд, у вас уже получается! — подбадривал он взволнованную девочку.
        —Боюсь, совсем нет, — честно ответила Сара.
        —Берите пример с моей сестры! Если она не знает какой-то фигуры, она ее придумывает. Бедняге Джеффри приходится все время подстраиваться под ее движения, чтобы не оттоптать Роберте ноги.
        Но для Сары всего этого было слишком много. Непривычная музыка, веселые глаза молодого Уэвертона, насмешливые девицы на диване… От волнения ей стало жарко, Сара краснела и все чаще сбивалась. Наконец Артур догадался, что не стоит больше мучить бедняжку, и предложил ей посмотреть библиотеку лорда Уэвертона.
        —Бобби говорила, что вы любите читать романы.
        —Да, сэр, — едва переводя дыхание после быстрого танца, ответила Сара.
        —Я думаю, на сегодня уроков танцев достаточно, мисс Мэйвуд. Хотите посмотреть нашу библиотеку?
        —О, конечно! — воодушевление тут же заставило девочку забыть о смущении.
        —Разумеется, вы можете выбрать для чтения любую книгу, какую пожелаете, кроме, пожалуй, старинных фолиантов, высоко ценимых моим отцом. Но, я уверен, вы и сами не захотите продираться сквозь труды древних. Мне, во всяком случае, не хватило для этого ни сил, ни желания.
        Сара кивнула, и мистер Уэвертон собрался проводить гостью, но. за ними тут же увязалась Роберта вместе со своим кавалером. Разозленные леди на диване вынуждены были обратить внимание на других молодых джентльменов, несколько теряющих свою привлекательность в присутствии Артура Уэвертона.
        Поздно вечером карета доставила засыпающую Сару в дом дядюшки Эндрю.
        —Как тебе понравилось в гостях? — спросил дядя.
        —Очень, очень понравилось! — горячо воскликнула племянница.
        —Что ж, раз ты довольна, то и я доволен тоже, — благодушно улыбнулся мистер Фоскер. — Надеюсь, ты как-нибудь пригласишь мисс Уэвертон побывать у нас. А теперь иди скорее спать, ты еле держишься на ногах.
        Сара последовала этому совету, и какой же холодной и унылой показалась ее скромная обитель после блестящего поместья Уэвертонов! Уже засыпая, она упорно снова и снова вспоминала события этого длинного дня, переполненного разговорами, взглядами…
        Апрель 1834
        —Матушка, вы только подумайте, этот противный мистер Фоскер заставляет Сару снять траурное платье и быть подружкой невесты! — возмущение Бобби вполне разделял и ее брат, отвлекшийся от завтрака при первых же словах сестры. — И он отдал соседям щенка Сары — его невеста, понимаете ли, не выносит собак!
        —Конечно, это совершенно недопустимо, — согласилась леди Уэвертон, а лорд Уэвертон только улыбнулся горячности, с которой его дочь защищала подругу. — Но не стоит так переживать, дорогая моя, Сара ведь может играть с нашими собаками, сколько пожелает.
        —Но что же делать? Эта злосчастная свадьба уже через неделю! — кипятилась Бобби, которую мало волновала судьба щенка и гораздо больше — неуместные требования дядюшки Сары. — Мало того, мистер Фоскер возмечтал, чтобы и я была там рядом с Сарой!
        Ее гувернантка, давно махнувшая рукой на характер своей воспитанницы и следившая только за тем, чтобы мисс Уэвертон вовремя выполняла уроки, на этот раз согласилась с Робертой. За последние три месяца мисс Принс невероятно возгордилась и начала смотреть свысока почти на всех своих прежних знакомых, как будто она уже принята в высшем обществе. А ведь она выходила замуж всего-навсего за мистера Фоскера! До тех пор, пока ему не посчастливилось стать опекуном молоденькой мисс Мэйвуд и взять в свои руки управление ее капиталом, никто и не рассматривал мистера Фоскера как выгодного жениха! А теперь, пожалуй, не одна жительница Сент-Клементса и окрестностей была бы не против составить ему партию. «И повезло же этой мисс Принс!» — читалось на лицах некоторых леди при виде того, как мисс Принс с гордым видом входит в церковь под руку со своим женихом.
        —Не стоит так переживать, дорогая, — как всегда, леди Уэвертон успокоила свою взбалмошную дочь одним терпеливым, но твердым взглядом. — Сегодня вечером мы обещали взять Сару покататься, и на обратном пути я сама поговорю с мистером Фоскером. У него нет никакого права принуждать девочку расстаться с траурным платьем, если оно так много для нее значит. Лучше бы ей вовсе не присутствовать на свадьбе, по крайней мере, одного венчания будет достаточно, а тебе и вовсе нечего там делать.
        —Но я хочу взглянуть, как будет пыжиться мисс Принс, изображая леди! Да и Саре нужна поддержка, — тут же возразила мисс Роберта.
        —Еще бы, — усмехнулся ее брат. — Бобби не упустит случая позлословить над бедной невестой!
        —Перестань, ты завидуешь, потому что сам нисколько не остроумен! — парировала Бобби.
        Лорд Уэвертон укоризненно посмотрел на своих отпрысков, а его супруга предложила на этом закончить обсуждение предстоящей свадьбы мистера Фоскера и вернуться к прерванному завтраку.
        В маленьком садике едва взошли крокусы, и Сара с грустью рассматривала свои грядки.
        —У нас дома уже, наверное, все поля усеяны цветами, а сад пестрит красками, — сказала она себе.
        Зима в Сент-Клементсе оказалась не такой длинной и холодной, как она опасалась в ноябре, но не потому, что погода радовала оттепелями и солнечными днями. Все эти месяцы Сару согревало чувство, что она не одинока, что теперь у нее есть друзья.
        Уэвертоны заменили ей утраченную семью, взяв на себя роль, отведенную мистером Мэйвудом своему кузену. Конечно, дядя Эндрю был добр к племяннице, регулярно справлялся о ее здоровье, но ни обещанных учителей, ни новых книжек она так и не увидела. В январе и феврале мистер Фоскер занимался обустройством своего дома для удобства молодой супруги. На втором этаже, в прежней комнате для гостей, была оборудована спальня для будущей миссис Фоскер. Мистер Фоскер не желал находиться так далеко от своей жены и вознамерился переехать наверх. Все вещи из кладовой подняли на чердак, к большой радости Сары, не желавшей терять свои еще не до конца исследованные сокровища. Перегородку между комнатой миссис Ароуби и кладовой сломали и превратили полученное пространство в спальню мистера Фоскера и небольшой будуар, находящийся между спальнями супругов. В будущем мистер Фоскер мечтал проводить там долгие вечера за чтением газеты, в то время как его жена будет вышивать.
        Прежнюю комнату мистера Фоскера разгородили на две, и в одну из них предстояло переехать Саре, а другую должна была занять кухарка. В бывшей комнате мисс Мэйвуд ее дядюшка собирался устроить детскую для будущих маленьких Фоскеров, но пока что не торопился заниматься ее обустройством, предпочитая добавить уюта в гостиную.
        Саре нравились все эти перемены, тем более что на время проведения работ ее частенько приглашали к себе Уэвертоны. Их дом стал ей почти родным, ей даже отвели собственную комнату рядом со спальней Роберты, где она могла оставаться на ночь, сколько пожелает. Сперва девочке казалось неловким злоупотреблять гостеприимством леди Уэвертон, но уговоры Бобби и собственное горячее желание лишили Сару привычной стеснительности.
        Она еще не могла признаться себе, что не только все новые и новые затеи Бобби и материнская доброта леди Уэвертон влекут ее к ним.
        Артур Уэвертон неизменно был приветлив с девочкой, не отмахивался от детской болтовни, подобно его приятелям, имевшим младших братьев и сестер. Очень скоро Артур стал называть гостью Сарой и даже как будто позабыл, что мисс Мэйвуд — не его родная сестра.
        Сара при встречах с юношей уже не так робела и не отмалчивалась во время общих разговоров, но взгляд его светло-карих глаз иногда казался ей таким загадочным, а иногда — таким понимающим… И этот взгляд тревожил, волновал, заставлял краснеть не вовремя или забывать, что хотелось сказать за минуту до того.
        Скоро Артур Уэвертон должен был уехать, чтобы получить достойное джентльмена образование, и Бобби нередко с огорчением говорила подруге:
        —Иногда он так раздражает меня своим мужским самолюбованием, но мне будет очень, очень не хватать его, когда он уедет. Из всех наших соседей я бы никого не выбрала своим старшим братом. Ну разве что Джеффа Ченсли, хотя он и не так умен, как Артур.
        Сара не осмелилась сказать, что будет скучать по молодому Уэвертону так же, как его сестра. В своей почти детской наивности (или осознанном самообмане?) она полагала, что ей просто жаль терять кого-то из членов новой семьи и что она чувствовала бы то же самое, приди охота кому-нибудь еще из Уэвертонов покинуть свое поместье.
        По правде говоря, совсем скоро ей предстояла разлука со всей этой семьей — леди Уэвертон хотелось пожить немного в их лондонском доме, а затем поехать куда-нибудь на курорт. Она любила свой северный край, но ничто не сердило ее больше, чем вялая, нерешительная весна в Сент-Клементсе с затяжными дождями и отвратительной слякотью на дорогах. Поэтому Уэвертоны предпочитали проводить в более теплых краях время до середины июля, когда, наконец, погода могла порадовать их и в собственном имении.
        Вот почему Сара грустила нынче утром, и хилые крокусы были только предлогом, чтобы немного пожалеть себя.
        «Дядя скоро женится, и мисс Принс станет здесь всем распоряжаться. Кто знает, может быть, она захочет и вовсе отослать меня куда-нибудь, в школу для девочек, например, вроде той, откуда сбежала Бобби».
        В жизни мисс Уэвертон уже имелось немало эскапад, и одной из наиболее сильно питающих ее гордость был побег из пансиона, куда ее поместили в двенадцать лет, чтобы девочка привыкла к более строгой, нежели дома, дисциплине и немного усмирила свой буйный темперамент. Но Роберте удалось перебраться через высокую стену в саду по осыпающимся старым кирпичам, после чего она умудрилась сторговаться с кучером дилижанса и проехала двадцать миль на крыше экипажа в обмен на стопку своих книжек, которые неизвестно для чего могли пригодиться едва умеющему написать свое имя возчику.
        После этого на ее воспитание махнули рукой, и девочка осталась дома с гувернанткой, отделавшись вместо заслуженного наказания только обещанием вырасти образованной леди. До сих пор Бобби неохотно его сдерживала, но с появлением Сары все изменилось. Леди Уэвертон распорядилась давать уроки обеим девочкам, и, так как Сара охотно посещала занятия, а Бобби не хотела расставаться с подругой, учение, наконец, начало приносить свою пользу.
        Сара припомнила мысленно стихотворение, которое ей надлежало выучить, еще немного повздыхала над крокусами и направилась в дом, почитать до обеда. Множество новых романов и старинных преданий поджидало ее в библиотеке Уэвертонов, и, если бы не Артур, любезно согласившийся стать ее проводником в царство книг, Сара ни за что бы не смогла сделать выбор и вечно бродила между дубовыми стеллажами.
        «Как будет грустно, когда они все уедут! Три месяца придется каждый день проводить только с дядей и его женой, если, конечно, мне позволят остаться здесь», — Сара поджала ноги — весенние сквозняки гуляли по комнате, но она все же оставила окна открытыми, чтобы прогнать запах сырости.
        Девочка еще не знала, что леди Уэвертон без особых церемоний высказала мистеру Фоскеру все, что думала по поводу его желания задействовать племянницу и мисс Уэвертон в качестве подружек невесты. Не ожидавший такой отповеди, дядюшка Эндрю подумал про себя, что понимает, в кого уродилась нравом мисс Роберта, вслух же пообещал исполнить все желания столь уважаемой им леди Уэвертон и не причинять никаких огорчений сиротке-племяннице ни до своей свадьбы, ни после нее.
        Вот так и получилось, что Сара присутствовала на венчании дяди и мисс Принс, прелестно выглядевшей в пене немного пожелтевших, но тем более ценных старинных кружев, только в качестве зрительницы. Сразу после церемонии, когда немногочисленные гости отправились на свадебный обед, за мисс Мэйвуд прибыл экипаж Уэвертонов, чтоб отвезти ее к дорогим друзьям.
        —Как чудесно, что ты погостишь у нас, пока твой дядя принимает поздравления от этих скучных людей! — воскликнула Бобби после того, как расцеловала подругу и заставила Сару подробно рассказать о венчании.
        —Бедняжка мисс Принс, — заметил присутствовавший тут же Артур. — Мистер Фоскер вовсе не походит на сокровище, ради которого молодой леди стоило бы приложить немало усилий, чтобы уложить свои локоны.
        Бобби по непонятной причине терпеть не могла мисс Принс, скорее всего, потому, что эта леди должна была стать кем-то вроде мачехи для ее дорогой Сары. Поэтому она поторопилась заступиться за мистера Фоскера, хотя в другой ситуации, вероятно, посмеялась бы над его упитанным брюшком, еле-еле втиснутым в тесный свадебный сюртук.
        —Еще неизвестно, кто из них более заслуживает сочувствия, — заявила она. — Мистер Фоскер — вполне достойный джентльмен, ведь он кузен батюшки нашей Сары.
        —Это не делает его умным или дальновидным человеком, — пожал плечами Артур. — Конечно, бывают женихи и похуже его, но мисс Принс не следовало так торопиться принимать приглашение.
        —Похуже? — разъярилась не на шутку мисс Уэвертон. — Ты, например!
        —При чем здесь я? — удивился ее брат.
        Сара устроилась поудобнее в своем кресле — перепалки молодых Уэвертонов с некоторых пор доставляли ей немалое удовольствие.
        Бобби и сама уже не знала, за что сердится на брата, но упрямство не позволяло отступить.
        —При том, что ты напрасно критикуешь мистера Фоскера, в то время как сам не обладаешь столь блестящими достоинствами, чтобы иметь на это право! Еще неизвестно, пошла бы мисс Принс замуж за тебя!
        Артур расхохотался, и его смех еще больше разозлил Бобби.
        —Думаю, когда мне придет охота жениться, я уж как-нибудь переживу утрату мисс Принс в качестве возможной партии.
        —Конечно, мисс Хиллсток всегда наготове, чтобы утешить тебя, — фыркнула Бобби. — И еще полдюжины этих безмозглых кокеток!
        —Я уже повторял не раз, что ты несправедлива к этим леди, — Артур уже начал уставать от бесполезного спора. — Если ты не желаешь видеть мисс Хиллсток в качестве родственницы, я женюсь на ком-нибудь другом.
        —Ну да, мисс Рейнбридж или еще какая-нибудь мисс Курица или мисс Индюшка тебе подойдут!
        —Так, значит, они тебя тоже не устраивают? Тогда я женюсь на нашей Саре, надеюсь, тут тебе нечего будет возразить?
        И Артур откинулся на спинку дивана, чтобы насладиться произведенным эффектом. Обе подружки на некоторое время утратили дар речи и только в изумлении смотрели на него. Но если Сара покраснела и готова была убежать, то Бобби очень скоро опомнилась и с удовольствием продолжила шутку брата.
        —Вот это просто замечательно! Сара такая умница, особенно когда не воображает себя героиней романа, она бы смогла и тебя заставить быть серьезным.
        —Ты правда хочешь, чтобы я стал серьезным? — улыбнулся Артур.
        Бобби задумалась — она и представить себе не могла, чтобы ее брат стал другим. Сара старательно смотрела в окно, меньше всего ей хотелось встретиться взглядом с Артуром и прочесть в нем насмешку или, того хуже, понимание.
        —Кто знает, может, она еще и не пойдет за тебя! — вывернулась, наконец, Роберта.
        Артур согласно кивнул:
        —Очень может быть, после того как ты выставляешь меня шалопаем и бездельником! — и повернулся к смущенной девочке. — Сара, скажи уже моей сестрице, ты пошла бы за меня замуж?
        Сара сжалась в комочек, покраснела едва ли не до слез, но все же кивнула — солгать или ответить в шутливом тоне ей не пришло в голову.
        —Вот видишь, Бобби, как бы ты ни старалась очернить меня в глазах подруги, разумная Сара оценила мои достоинства, как они того заслуживают! — торжествующе заявил юный джентльмен.
        Ответить Бобби помешала вошедшая леди Уэвертон, и Сара тотчас почувствовала облегчение — наконец-то этот нелепый разговор прервался.
        —Чем вы тут заняты, молодые люди? — спросила леди Уэвертон. — Наверняка перемываете косточки мистеру Фоскеру и его супруге!
        Сара неловко опустила голову — в этих словах ей почудился упрек в неблагонравном поведении, а Бобби весело кивнула.
        —Ну, конечно, мама, как мы можем пропустить такое событие!
        —Я не удивлена, что вы двое щебечете о свадьбе, но ты, Артур! — леди Уэвертон с шутливой суровостью нахмурила изогнутые брови. — Не подобает джентльмену принимать участие в обсуждении соседей!
        —Каюсь, матушка, никак не мог удержаться, — засмеялся Артур.
        —К тому же завтра мистер Фоскер с женой уезжают в Лондон, наверное, за новыми туалетами для миссис Фоскер, и у нас не будет темы для разговора, — прибавила неуемная мисс Уэвертон. — Бедняжка Сара остается вдвоем с кухаркой в этом ужасном доме!
        Сара на самом деле вовсе не чувствовала себя несчастной, напротив, отъезд дяди и его супруги радовал ее — миссис Дроуби не станет следить за тем, чем занята девочка, и можно читать до утра и сколько угодно гулять по только начавшим зеленеть лугам вокруг Сент-Клементса. Но леди Уэвертон удивила ее.
        —Разумеется, все время, пока мистер Фоскер проведет в Лондоне, Сара будет жить у нас. Недопустимо, чтобы молодая леди осталась дома только с кухаркой!
        Бобби с радостным воплем бросилась матери на шею, Артур ободряюще улыбнулся растерянной Саре.
        —Правда же, это так чудесно! — восклицала Роберта. — Ах, хоть бы твой дядя вовсе не возвращался оттуда!
        Сара сперва обрадовано улыбнулась, но тут же на ее личике появилась тень озабоченности.
        —Но ведь вы же должны сами ехать в Лондон, — пробормотала она.
        —Конечно, мы поедем, моя дорогая, — согласилась леди Уэвертон. — Но еще десять дней или две недели мы вполне можем пробыть здесь. Вряд ли твой дядя задержится в столице на более долгий срок.
        Роберта бросилась от матери к Саре, схватила подругу за руки, и обе девочки закружились в каком-то неуклюжем, но живописном танце.
        Глядя на них, леди Уэвертон и Артур много смеялись, и недавний шутливый разговор был забыт. Не забыла слова молодого Уэвертона только Сара…
        Май 1837
        —Сара, ну где же ты!
        Мисс Роберта Уэвертон ворвалась в маленький садик подобно внезапному порыву северного ветра, иногда налетающего невесть откуда в разгар жаркого летнего дня.
        Миссис Фоскер, сидящая на скамье под кустом сирени, от неожиданности уронила в траву свое рукоделие, а копающаяся на грядке с левкоями Сара подняла голову, заслоняя глаза от солнца ладонью.
        За прошедшие годы Бобби не раз вот так врывалась в скромный мирок Сары, чтобы увлечь ее в свой, яркий и наполненный событиями. Сара всегда послушно следовала за подругой, ведь именно этого ей и хотелось больше всего на свете — быть там, где Роберта, умеющая самый скучный день превратить в невероятное приключение.
        Экономка Уэвертонов не раз с ужасом вспоминала плавание двух юных леди к островку посередине находящегося во владениях лорда Уэвертона озера, почти успешно осуществленное ими на перевернутой старой кровати, невероятными усилиями спущенной девочками с чердака. Путешествие завершилось в нескольких ярдах от травянистого берега. К счастью, добротно сделанная мебель еще способна была послужить наследнице прежних хозяев. Обратно перепачканных илом и тиной подружек привез на лодке старший садовник, к большому удовольствию Артура Уэвертона, не упускавшего случая поддразнить сестру и ее неразлучную спутницу мисс Мэйвуд. Лорд Уэвертон строго выговорил обеим, за преувеличенным гневом скрывая страх за жизнь дочери и мисс Сары, а леди Уэвертон приказала экономке провести инспекцию сваленного на чердаке имущества с тем, чтобы впредь у мисс Роберты не оказалось возможностей для подобной эскапады.
        В другой раз Бобби совершенно необходимо было поехать на ярмарку в соседний городок. Ее брат наотрез отказался сопровождать девиц и беззаботно отправился на прогулку с друзьями, уверенный, что Роберта и Сара не отважатся управлять коляской самостоятельно. Какими угрозами и посулами удалось Бобби уговорить младшего конюха приготовить упряжку, в то время как мисс Уэвертон запрещалось выезжать одной, никто так и не узнал. Но, когда вечером лорд и леди Уэвертон вернулись из гостей, они не нашли дома ни одного из своих детей и некоторое время пребывали в блаженной уверенности, что Артур и его сестра присматривают друг за другом. Когда час спустя вернулся младший Уэвертон, последовало разбирательство, затем прислугу подвергли суровому допросу, и несчастный конюх сознался, что позволил обеим леди уехать в двуколке.
        Мудрый лорд Уэвертон не уволил конюха, так как прекрасно знал, как легко умеет его дочь добиваться желаемого от кого угодно. Необходимо было начать поиски девочек, и тут уже досталось Артуру.
        —Но я и представить не мог, что они уедут одни! — оправдывался тот.
        —Это тебя не извиняет! — гремел в холле голос его обычно такого спокойного отца. — Ты знаешь, если Роберта что-то вобьет себе в голову — она это непременно выполнит! Даже если ей придется рисковать своей упрямой головой!
        —С ней не случится ничего плохого, отец, — постарался успокоить лорда Уэвертона Артур. — Ведь с ней же Сара, а она сумеет удержать Бобби от какой-нибудь скандальной выходки.
        —Мисс Мэйвуд, похоже, не отличается особым благоразумием, если позволяет моей дочери помыкать собой, как той будет угодно! Не забывай, мисс Сара тоже еще совсем девочка. Кто защитит их на дороге от злоумышленников?!
        Тут уже вмешалась леди Уэвертон. Она обычно единственная сохраняла хладнокровие, словно была уверена, что у ее непокорной дочери есть ангел-хранитель, который никому не позволит причинить Роберте зло.
        —В наших краях давно не слышали о разбойниках. По-моему, вы проводите слишком много времени за этими спорами, вместо того чтобы отправляться в путь. Артур, в наше отсутствие сестра была оставлена на твое попечение, тебе и следует теперь искать ее. Собирай слуг, и езжайте по разным дорогам — девочки могли заблудиться. А я пошлю кого-нибудь узнать у мистера Фоскера — возможно, Бобби решила сперва отвезти Сару, а затем вернуться домой. Вам же, дорогой, я советую немного успокоиться и выпить рюмочку бренди.
        Оба джентльмена, как и всегда, последовали этому мягкому приказанию и разошлись по своим делам. Артуру с лакеем посчастливилось найти Роберту и Сару спустя лишь полтора часа поисков.
        Девочки в вечерних сумерках не заметили вымоину на дороге, и в результате неудачных маневров коляска съехала одним боком в канаву. В остальном же путешествие прошло весьма удачно, обе юные леди получили немало новых впечатлений на ярмарке и значительно пополнили свой лексикон простонародными ругательствами. Бобби довольно умело справлялась с лошадьми, и Сара заподозрила, что им не стоило уезжать надолго одним, только когда было уже слишком поздно сетовать на свою глупость.
        —Так-так, — задумчиво протянул Артур Уэвертон, разглядывая в свете фонаря ущерб, нанесенный экипажу и пассажиркам. — Что я здесь вижу? Две молодые леди сидят в канаве и даже не пытаются выбраться. Мне кажется или кто-то проливал слезы?
        Бобби гордо вскинула голову — уж она-то ни за что не стала бы плакать из-за такого пустяка, а Сара, напротив, смущенно потупилась — она не на шутку испугалась, когда лошади рванулись в сторону от дороги и коляску сильно тряхнуло. К тому же в темноте ей было совсем неуютно, хотя Бобби и утешала подругу тем, что их непременно отыщут и вернут домой.
        —Ничего подобного! — запальчиво воскликнула мисс Уэвертон. — А ты так и будешь глазеть на нас или все-таки поможешь выбраться?
        —Можно подумать, это я перепугал всех, уехал без разрешения и похитил мисс Мэйвуд! — непонятно было, озадачен Артур всерьез напором сестры или просто подшучивает. — В наказание за свою дерзость ты поедешь домой на лошади Война, а Сара сядет впереди меня.
        Сара вспыхнула и тут же порадовалась скудному освещению — в неверном свете фонаря, который держал слуга Артура, ее румянец оказался незаметен. Краску на щеках вызвала упоительная мысль — вот если бы Артур и вправду похитил ее, как в романе, и они бы неслись сейчас по дороге куда-то в ночь… Уж он-то ни за что бы не допустил, чтобы коляска съехала в канаву. А еще лучше и вовсе ехать верхом… Но грезить не было времени — сам Уэвертон во плоти и крови уже подавал ей руку, чтобы помочь выбраться из поврежденного экипажа на дорогу.
        Сара никогда не забудет эту ночь. Возвращение в поместье лорда Уэвертона на лошади Артура показалось ей самой длинной и самой короткой поездкой в ее жизни. Во тьме, едва прерываемой светом фонаря, слышалось ворчание Бобби, сидящей позади своего спутника и беспрестанно упрекавшей брата в том, что он не взял запасную лошадь, но даже это не отвлекало Сару от романтических мечтаний. Ведь сама она сидела перед Артуром, и он запросто обнимал девочку одной рукой за талию, чтобы помочь ей удержаться, а другой уверенно правил лошадью. И сердце подпрыгивало куда-то и с неслышным звоном падало с каждым перестуком копыт…
        Конечно, по возвращении их ждал неприятный разговор. Леди Уэвертон всегда одинаково ругала за проделки как собственную дочь, так и Сару — не повышая голоса, но ясно давая понять, сколь серьезны их проступки. Обычно Бобби начинала доказывать свою правоту или отмалчивалась, если чувствовала вину, а Сара стыдилась и краснела за двоих, но в тот вечер она едва слышала, что говорит леди Уэвертон. Мысленно она все еще была там, на темной пустынной дороге…
        Подобных приключений подруги пережили немало, по крайней мере до тех пор, пока им не исполнилось по шестнадцать лет. Тогда даже Бобби внезапно прониклась увещеваниями матери и гувернантки и стала вести себя, почти как подобает воспитанной молодой леди. Но только почти: мисс Уэвертон никак не хотела смириться с тем, что детские годы миновали, и время от времени придумывала кое-какие шалости.
        Сара Мэйвуд выглядела и вела себя как настоящая леди, без всякого «почти», но иногда Бобби удавалось уговорить подругу посыпать веер мисс Хиллсток нюхательной солью или перемешать ноты так, чтобы посреди романтической сонаты мисс Лейнс вдруг начала играть отрывок из стремительного танца.
        —Подумать только, Сара, в будущем году нам предстоит пережить свой первый сезон! — восклицала Бобби, теребившая остатки старинного веера.
        После того как огромный чердак Уэвертонов был приведен в надлежащий вид и лишился, по мнению Бобби, всех своих сокровищ, подруги проводили немало времени на чердаке мистера Фоскера, куда перед его венчанием перетащили вещи из старой кладовой. Обе уже наизусть могли перечислить каждый предмет, находящийся там, и все равно копаться в пыльном хламе одинаково нравилось обеим.
        Сара не стала напоминать Бобби, что лондонский сезон ожидает только мисс Уэвертон. Сама она, конечно же, и мечтать не могла о том, чтобы дядюшка вывез ее в свет, а траурное платье собиралась снять только через полгода после этого самого сезона.
        Миссис Фоскер с первого же дня пребывания в роли хозяйки дома выбрала наиболее подходящую мачехе политику — она словно не замечала свою новоприобретенную племянницу, ограничиваясь пожеланиями доброго утра и ночи. Мистер Фоскер доверил супруге следить за тем, чтобы Сара выглядела подобающим образом для того круга, в котором теперь вращалась, и, после того как она сняла трехлетний траур по своему отцу, у девушки появились кое-какие новые туалеты. В остальном же ее жизнь в доме дяди после его женитьбы почти не изменилась, только за столом их стало трое.
        Маленьких Фоскеров пока не появилось, но супруги не утратили надежду на пополнение семейства, а Сара проводила гораздо больше времени в поместье Уэвертонов, нежели в старом доме дяди. Своими безупречными манерами и аккуратным внешним видом она была целиком и полностью обязана леди Уэвертон, не жалевшей для девочки ни ласкового слова, ни тактичного замечания относительно допускаемых ею мелких оплошностей.
        В положенное время Артур уехал в университет, и Сара заменила лорду и леди Уэвертон оставившее родовое гнездо дитя. Все в доме, да и в округе, скучали по веселому, беззаботному юноше, и в каждый его приезд на каникулы устраивался бал, пикник или какое-то другое празднество. Всякий раз Артур замечал, как выросла Сара, и в шутку спрашивал, не пора ли ему называть свою вторую сестрицу «мисс Мэйвуд». Девушка смеялась и слегка краснела, но Бобби тут же осаживала брата едким замечанием относительно того, что он-то ничуть не изменился и учение все никак не идет на пользу его уму.
        На балу Артур обязательно танцевал с Сарой, но мисс Хиллсток и ее подруги давно перестали воспринимать мисс Мэйвуд как возможную соперницу — со временем они уверились, что молодой Уэвертон видит в Саре лишь еще одну сестру и ничуть не увлечен ею. Сама же мисс Мэйвуд не умела скрыть светившегося в глазах чувства, однако, на ее счастье, мало кто утруждался заглядывать ей в глаза. Громогласнее всех проявлялась сестринская любовь Бобби, заметно тоскующей по насмешливому братцу. При всяком случае мисс Уэвертон критиковала знакомых молодых джентльменов, сравнивая их с Артуром, и сравнение обязательно было не в пользу последних.
        В положенный срок родители отвезли Роберту в Лондон, где она, конечно же, не осталась незамеченной среди роя дебютанток. Кто-то обратил внимание на ее роскошные волосы и удивительные светлые глаза, а кому-то больше запомнились нетипичные для такой юной леди уверенные манеры и острый язычок.
        Дядюшка Фоскер время от времени поговаривал, что племянница выросла в прелестную девушку, которую надо представить свету, но, как и с обещанными когда-то учителями, дальше грандиозных планов дело не пошло. Все эти годы семейство Эммерсон регулярно вносило арендную плату и вполне успешно сумело выправить дела поместья Мэйвудов. Даже Сара была уже не так наивна, чтобы не понимать, что все нововведения, затеваемые дядюшкой в его старом доме с целью порадовать супругу, делаются на деньги из ее наследства, но девушка не обладала решительностью мисс Уэвертон, чтобы требовать принадлежащее ей по праву. Непритязательной Саре хватало нескольких скромных платьев, а библиотека Уэвертонов все еще служила для нее неисчерпаемым источником радости и новых знаний. Правда, теперь ей не требовались друзья из книг, и за знакомство с Бобби и ее семьей Сара неизменно благодарила Господа во время утренней и вечерней молитвы.
        Леди Уэвертон была так добра, что предложила взять в Лондон и Сару, но девушка отказалась под предлогом того, что еще не готова снять траур, ведь для выезда в свет необходимо сшить новый гардероб, удовлетворяющий требованиям моды для дебютанток. На самом деле траур являлся не единственной причиной. Сара сознавала, что не вправе так бесцеремонно пользоваться покровительством леди Уэвертон. И без того за прошедшие годы это семейство очень много сделало для нее, чтобы навязывать им в столице заботу еще об одной девушке.
        Леди Уэвертон не настаивала, она знала, что мисс Мэйвуд никогда не переступит границ приличия, определенных ею самой. У Сары была собственная комната в доме лорда Уэвертона, она получала подарки на Рождество и день рождения наравне с Бобби, но мягко отказывалась от предложения сшить ей новое платье или поехать вместе с семьей на курорт. Это ненавязчивое стремление к независимости импонировало леди Уэвертон, но никак не могло быть понято Робертой.
        —Сара, ну почему, почему ты не хочешь поехать с нами? — вопрошала она. — Что я буду делать в Лондоне без тебя? С кем поделюсь радостями от посещения театров и галерей и наблюдениями за танцующими на всех этих балах?
        Но на этот раз Сара оказалась тверда в своей уверенности, что поступает правильно, не принимая чрезмерной благотворительности. У нее была своя гордость, и Бобби пришлось отступить.
        Сара втайне боялась, что в Лондоне Бобби найдет кавалера, обручится и быстренько выйдет замуж, но этого не случилось. Ни один джентльмен не показался мисс Уэвертон достойным ее внимания, а родители не торопились подыскивать для своей любимицы подходящую партию, впереди еще будет не один сезон… К тому же принудить Бобби к чему-либо еще никому не удавалось.
        Сара уже с огорчением думала, что осенью опять расстанется с подругой на два долгих месяца. Однако сегодняшнее известие подняло ей настроение — приезжает Артур Уэвертон, он пропустил день рождения Бобби в феврале, и теперь наверняка будет устроено какое-нибудь необыкновенное празднество.
        Свое восемнадцатилетие Роберта встретила в Лондоне. Там, конечно, состоялся бал с подобающим количеством подарков и знатных гостей, но без брата и лучшей подруги именинница не была в должной степени счастлива, и леди Уэвертон пообещала дочери повторить день рождения летом в поместье, где будут самые дорогие ей люди. А в августе Уэвертоны собирались с не меньшим размахом отпраздновать день рождения Сары, правда, ничего не говорили ей заранее из опасений смутить бедняжку.
        Именно о возвращении брата и хотела сообщить Бобби, когда с обычной своей бесцеремонностью ворвалась в скромный садик Фоскеров. Миссис Фоскер тотчас удалилась в дом, она чувствовала неприязненное отношение к себе мисс Уэвертон, впрочем, Бобби его и не скрывала.
        —Подумать только, мой брат — уже наполовину образованный джентльмен, — хихикала Бобби, сидя на скамейке и неприлично болтая ногами. — Надеюсь, он не станет смотреть высокомерно на своих деревенских подружек, иначе мисс Хилл-сток умрет от тоски.
        —По-моему, тебе только этого и хочется, — засмеялась Сара, продолжавшая пропалывать грядку.
        —Еще бы, все ее подруги уже вышли замуж, а бедняжка Бет все еще надеется, что Артур женится на ней. А ведь ей уже минуло двадцать один! — ехидно заметила Роберта.
        Сара промолчала, и после паузы мисс Уэвертон продолжила:
        —Артуру осталось учиться еще целых два года, к тому времени Бет Хиллсток исполнится двадцать три года, и ее станут называть старой девой.
        —А нам будет уже двадцать, — задумчиво и невпопад ответила Сара.
        —Уж лучше бы двадцать один, — тут же откликнулась Роберта. — Тогда ты наконец-то сможешь избавиться от опеки дяди и заниматься делами своего поместья!
        —Я все равно ничего в этом не понимаю, — отмахнулась Сара.
        —Отец найдет для тебя честного управляющего, и останется только получать доход и тратить его, как угодно тебе, а не твоему скряге-опекуну! Покупать красивые платья и шляпки, новые книги и ездить, куда захочешь!
        Подобные разговоры нередко повторялись между подругами, Роберта никак не могла смириться с тем, что в доме дяди ее подруга лишена тех удобств и радостей, каких заслуживает по праву рождения и состояния.
        —Прекрати, Бобби, ты знаешь, я не люблю, когда ты так говоришь, — поморщилась Сара. — Дядюшка Эндрю заботится обо мне как умеет, и мне вовсе не так уж хочется иметь много платьев.
        —Но ведь ты хотела бы увидеть родной дом! — скромность подруги возмущала Роберту не меньше, чем скаредность ее дяди. — А мистер Фоскер ни разу не согласился отвезти тебя домой!
        —Конечно, мне очень хотелось бы вернуться туда! — горячо согласилась Сара. — Я уже начинаю забывать, как выглядела моя комната… И я так давно не была на могилах отца и матери. Доктор Стоун пишет, что за ними ухаживают как положено, но я должна делать это сама…
        Доктор Стоун или его супруга регулярно присылали мисс Мэйвуд письма, и за эту связь с родными местами Сара была очень благодарна этим добрым людям.
        —Вот видишь! Ты смогла бы увидеть и другие города и страны, Лондон, Париж, что угодно…
        —Я не уверена, что так богата, — попыталась отшутиться Сара. — Давай больше не будем говорить об этом. Ваш садовник обещает хорошее лето, и мы постараемся не пропустить ни одного солнечного дня!
        —А платьев тебе все-таки не хватает, — конечно же, последнее слово всегда оставалось за мисс Уэвертон.
        Эти слова подруги Сара вспоминала через неделю, когда одевалась в своей комнате, чтобы ехать к Уэвертонам. Сегодня ожидали Артура, и считалось само собой разумеющимся, что мисс Мэйвуд должна встретить его вместе с родными.
        —Что же мне надеть? — детская привычка разговаривать с самой собой все еще была ей присуща.
        Голубые глаза и светлые волосы часто встречаются у наших английских леди, однако выразительный изгиб бровей, прямой нос и четкий кок-тур губ выделяли Сару Мэйвуд из толпы фарфоровых блондинок со вздернутыми кукольными носиками и вечно удивленным выражением лица. Броская внешность Бобби Уэвертон притягивала к себе взгляды, но про Сару никто бы не сказал, что она всего лишь тень своей подруги. Часто Сара казалась чрезмерно серьезной, но когда она улыбалась, видно было, что в этой девушке нет ни капли неискренности или гордыни.
        —Похоже, остается только синее, — Сара поочередно прикладывала к себе платья и всякий раз отвергала то одно, то другое.
        Синий цвет оттенял солнечные блики в ее волосах, хоть Бобби и уверяла, что это платье придает Саре излишнюю бледность. Сама мисс Уэвертон предпочитала, как и ее мать, зеленые оттенки, но иногда ей приходила охота появиться в винно-красном, что в сочетании с рыжими волосами и веснушками делало Бобби похожей на отблеск пламени лесного пожара.
        Горничная миссис Фоскер, нанятая взамен глуповатой Лизамон, помогла Саре уложить густые локоны и поправить складки на платье, после чего Сара, скорее по привычке, чем из желания одобрения, показалась дяде и тете, отдыхающим в гостиной после плотного завтрака.
        Как обычно, дядя Эндрю похвалил внешность племянницы, и миссис Фоскер вяло с ним согласилась. Похоже, она слегка завидовала Саре из-за се легкой фигурки и густых волос, так как была лишена и того, и другого. Миссис Дроуби по-прежнему готовила много сытных блюд, и супруги Фоскер за три года прибавили на двоих не меньше двадцати фунтов. К счастью, талия Сары оставалась тонкой, хотя ее аппетит, к удовлетворению кухарки, значительно улучшился со времени переезда в Сент-Клементс.
        Карета Уэвертонов уже ждала ее, поэтому Сара послала дяде и тете воздушный поцелуй и выбежала из дома. Все полчаса, что занимала дорога, девушка с волнением раскрывала и снова складывала веер. Она не видела Артура Уэвертона с Рождества и боялась и мечтала найти в его отношении к ней некие перемены.
        В доме лорда Уэвертона никогда не властвовала тишина, но сегодня радостное оживление превосходило повседневную суету. Слуги ожидали прибытия молодого джентльмена с неменьшим нетерпением, чем его родители и сестра. Праздничный обед был почти готов, любимые цветы Артура расставлены в вазах по всему дому, музыкальные инструменты настроены, а его лошадь вычищена с особой тщательностью.
        —Сара, ты прелестно выглядишь сегодня, — улыбнулась леди Уэвертон.
        Бобби пожала плечами: в ее понимании подруге следовало надеть белое или голубое.
        Сара поблагодарила леди Уэвертон, но внезапно почувствовала неприятное смущение, едва ли не страх. Ей казалось, что ореховые глаза ее заботливой наставницы подмечают то, чему она сама до сих пор боится дать название. Времени поразмышлять о том, насколько проницательна леди Уэвертон, у нее не оказалось — Роберта тут же принялась пересказывать подруге свои идеи, как провести грядущее лето. Этих идей хватило на три четверти часа, когда горничная доложила, что лакей, наблюдающий из окна чердака за дорогой, заметил карету мистера Артура.
        Разговор тотчас прервался, лица леди и лорда Уэвертон осветились радостью, глаза Бобби засверкали подобно двум зимним звездам, и Сара с таким же нетерпением, как и все они, уставилась на дверь в гостиную.
        Еще несколько минут ожидания, и дверь, наконец, стремительно распахивается. Повзрослевший, но все такой же обаятельный и жизнерадостный, Артур Уэвертон вернулся в отчий дом.
        Сперва он, как полагается, обнял отца, затем поцеловал мать и только после этого повернулся к изнывающей от нетерпения Роберте.
        —Ну, Бобби, как, по-твоему, я выгляжу умнее, чем на Рождество? — со смехом спросил он.
        Сестра со свойственной ей порывистостью бросилась ему на шею, и как в этот миг Сара завидовала ей! Только расцеловав брата, Бобби ответила:
        —Не сказала бы, что ты похож на кого-либо из своих профессоров, но я буду любить своего брата, даже если его прогонят из университета!
        —На это я бы не стал надеяться, как бы тебе ни хотелось, чтобы Артур поскорей вернулся, — заметил лорд Уэвертон. — А теперь дай ему поздороваться с Сарой.
        —Да, где же еще одна моя сестрица? — Артур повернулся к зардевшейся Саре. — Надеюсь, ты также рада меня видеть.
        Девушка улыбнулась ему с такой искренней радостью, что молодой Уэвертон мог не сомневаться — Сара скучала по нему не меньше, чем все остальные. Правда, она осталась стоять на месте, и Артур сам подошел к ней, чтобы поприветствовать. Молодой человек без всяких церемоний хотел обнять подружку своей сестры, но внезапно замер и с некоторой растерянностью всмотрелся в ее светящееся лицо.
        —Ты совсем взрослая, — медленно произнес он без улыбки, не так, как всегда, с насмешливым удивлением, а с легкой задумчивостью.
        Сара молча пожала плечами, и Артур ласково взял девушку за обе руки и слегка сжал их в своих ладонях. Леди Уэвертон едва заметно нахмурилась, и лорд Уэвертон тут же предложил сыну сесть и рассказать всем, каких успехов добился юный джентльмен на поприще науки.
        Его рассказов хватило на то, чтобы весело провести время до самого обеда. Правда, достижения Артура сводились в основном к победам в спортивных состязаниях, на паркете бальных зал и в дружеских пари, но рассказывал он так занимательно, что даже лорд Уэвертон не вспомнил о том, что именно он спрашивал у сына.
        Август 1837
        —Напрасно ты отказалась от розового! — ворчала Бобби, в то время как Сара поворачивалась к зеркалу то одним боком, то другим, а модистка торопливо закалывала ткань в нужных местах.
        —В розовом я похожа на торт, — возразила Сара.
        —До каких пор ты будешь слушать, что болтает Артур! Пора бы тебе уже решать самой, — мисс Уэвертон сердито посмотрела на модистку, как будто та была виновата в неверном выборе ее подруги.
        —Я и решила, — спокойно ответила ей подруга. — В конце концов, это всего лишь праздничный обед. Или нет?
        Последние слова она добавила с неподдельной тревогой, так как замечала перешептывания и заговорщические взгляды всех Уэвертонов.
        —Ты ведь сама захотела, чтобы это был семейный обед, а не пикник, как предлагал Джефф!
        —Мистер Ченсли не подумал о погоде: через неделю уже начнутся осенние дожди, а на деревьях не останется и половины листьев. Пикник оказался бы безнадежно испорчен.
        —Какая ты рассудительная, как будто тебе исполняется не восемнадцать лет, а двадцать восемь, — наморщила Бобби веснушчатый носик. — Зато какое могло бы получиться приключение! Ты только представь — корзинки с пирожными уносит ветром, шляпки и зонтики дам улетают вслед за ними, мужчины строят шалаш из веток и пледов, и мы сидим там в темноте и рассказываем страшные истории! Никто бы не забыл твой день рождения.
        Сара постаралась не замечать упрека, прозвучавшего в словах подруги. Сама она подумала, что Бобби слишком упорно сражается с подступающим взрослением и все равно проигрывает.
        Страшные истории в шалаше были хороши три года назад, но теперь… Это несерьезно и вызовет только насмешки. А насмешек Сара всегда боялась, не умея отвечать на них. Особенно если насмехаться будет один молодой джентльмен. К ее радости, модистка прервала спор.
        —Все готово, мисс. Теперь осталось только подшить там, где я заколола булавками, и подобрать вам украшения.
        —Украшений не надо, — поспешно ответила Сара.
        Платье оплачивал дядя Фоскер, и Саре вовсе не хотелось признаваться, что он просил племянницу быть скромнее в своем выборе, так как не располагает крупной суммой, чтобы потратить ее на наряд на один вечер. Девушка выбрала ткань жемчужно-серого цвета, расшитую маленькими букетиками ландышей, и опасалась, что платье покажется дяде чрезмерно дорогим.
        Бобби кивнула то ли словам Сары, то ли своим мыслям, модистка помогла мисс Мэйвуд переодеться и отправилась доделывать незаконченное платье. В ожидании девушки некоторое время бродили по главной улице Сент-Клементса, разглядывая витрины и здороваясь со знакомыми.
        Сара чувствовала себя уставшей. Иногда она даже жалела, что ее день рождения пришелся на двадцать восьмое августа вместо того, чтобы пройти в июне. Слишком уж стремительным и беспокойным выдалось прошедшее лето.
        Бесконечные пикники, катания на лодках, танцы и поездки на ярмарки сменяли друг друга, и везде Саре приходилось не отставать от неугомонной Бобби и ее брата, придумывавшего все новые и новые затеи, как будто он внезапно захотел вернуться в детство и перещеголять свою сестру по части всяческих проказ.
        Джеффри Ченсли и еще несколько молодых леди и джентльменов образовали подле молодых Уэвертонов кружок неунывающих юных натур с горячими сердцами и прекрасно проводили время. Кое-кто, вроде мисс Хиллсток, следовал за веселой компанией не из стремления повеселиться, а преследуя собственные цели, но Бобби безжалостно высмеивала любое проявление кокетства, корысти или просто лени.
        Сара почти не появлялась в доме дяди, к большому удовольствию миссис Фоскер. Когда мисс Ирине выходила замуж за мистера Фоскера, он преподнес знакомство своей племянницы с семьей Уэвертонов как дополнительный плюс к своим достоинствам, и некоторое время до замужества и после него миссис Фоскер была уверена, что ее вот-вот начнут приглашать Уэвертоны и другие видные семейства. Когда же этого не произошло, она разочаровалась и потеряла всякий интерес к Саре и ее друзьям, по крайней мере, она так утверждала, что не мешало ей регулярно обмениваться светскими сплетнями со своей матушкой и супругой викария.
        Когда Сара сообщила дяде и тете, что лорд Уэвертон желает устроить праздник по случаю ее восемьнадцатилетия и приглашает Фоскеров приехать вместе с ней, миссис Фоскер сочла это приглашение всего лишь справедливым. Кому, как не ей и ее супругу, надлежит находиться рядом с опекаемой ими девушкой, не заслужившей, в сущности, подобного признания со стороны родовитых соседей, в то время как она сама находится в забвении. Дядя же Эндрю явно почувствовал укол совести из-за того, что кто-то другой берет на себя его заботу, даже скорее обязанность, и предложил сшить племяннице нарядное платье. Своей супруге, разумеется, тоже.
        Сара упросила лорда и леди Уэвертон пригласить на обед лишь нескольких соседей из тех, с кем она состояла в дружеских отношениях, и кто относился к ней с искренним участием. Разумеется, мисс Хиллсток среди них не оказалось, зато был добродушный Генри Коул, этим летом особенно часто оказывавший Саре знаки внимания.
        Роберта называла его рыцарем Сары, так же как она считала своим рыцарем верного Джеффа Ченсли, и Артур иногда шутливо говорил, что ревнует девушек к своим приятелям. Бобби однажды заметила, что лучше бы ему ревновать Бет Хиллсток, принимающую ухаживания некоего джентльмена, очевидно, отчаявшись дождаться от Артура признания в любовной страсти.
        —Я могу не опасаться, что мисс Хиллсток выйдет замуж, — уверенно ответил Артур.
        —По-твоему, это она пытается добиться твоей ревности? — понимающе усмехнулась Роберта.
        —Вовсе нет. Я уверен, ты сама расстроишь ее помолвку с кем бы то ни было, лишь бы мисс Бет не вышла замуж, а ты не лишилась вечного объекта своих колкостей.
        На это Бобби не сразу нашлась, что ответить, ведь в чем-то Артур оказался прав. Сейчас в их компании только мисс Хиллсток была ровесницей Артура, всех остальных девушек Роберта знала с самого детства и относилась к ним вполне по-дружески, ведь никто из них не пытался привлечь внимание ее брата.
        Артур торжествующе улыбнулся, немного подумал и добавил:
        —Пожалуй, ты бы обрадовалась, если бы я и в самом деле женился на мисс Хиллсток. Ведь тогда бы в любую минуту могла бы упражняться в остроумии.
        Сара вздохнула — иногда она боялась, что шутливая защита от выпадов сестры, которую оказывал Артур мисс Хиллсток, на самом деле скрывает более серьезное чувство. Но Бобби неожиданно смутила ее своим ответом.
        —Чепуха, чем скорее она выйдет замуж и уедет отсюда, подобно Диане Рейнбридж или Элси Лейнс, тем лучше. Иногда я начинаю терять терпение, так она мне надоела. К тому же ты обещал жениться на Саре, разве ты забыл?
        Артур улыбнулся и миролюбиво кивнул сестре.
        —Никто не сказал бы про тебя, что ты обладаешь таким достоинством, как терпение, дорогая сестрица. Разумеется, я помню, что обещал взять в жены мисс Мэйвуд, и за прошедшие три года она ни разу не заставила меня раскаяться в своих словах. В то время как ты, Бобби, довольно часто заставляешь жалеть, что ты моя сестра.
        Конечно, Роберта принялась спорить и выяснять, за какие грехи неблагодарный брат отрекается от любящей сестры, а Саре оставалось только гадать, что именно хотел сказать Артур на самом деле.
        Этот разговор состоялся в начале июля, и с тех пор Артур ни разу не шутил относительно своего будущего брака, а Бобби находила и другие поводы для насмешек. Подобные перепалки брат и сестра позволяли себе только в присутствии Сары, а в это лето им почти не удавалось побыть втроем, все время рядом находилось двое, трое, а то и пятеро друзей. Но Сара не забыла ни слова, как не забывала она ничего, что хоть как-то связано с Артуром Уэвертоном.
        Утром двадцать восьмого августа дядюшка Эндрю преподнес племяннице неожиданный сюрприз. Сара едва успела надеть новое платье, и горничная заканчивала делать ей прическу, как мистер Фоскер вошел в комнату со свертком в руках.
        —Мое дорогое дитя — ведь ты позволишь своему старому дяде называть тебя так, несмотря на то что ты выросла в прелестную леди, — я хотел бы порадовать тебя в этот день чем-то особенным.
        Сара с удивлением воззрилась на дядю, хотя и должна была привыкнуть уже к его высокопарным фразам. Мистер Фоскер осторожно развернул сверток, и девушка увидела небольшую темно-синюю бархатную шкатулку.
        —Я попросил Эммерсонов найти и прислать к твоему дню рождения украшения, принадлежавшие твоей матушке. Теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы носить их, моя дорогая!
        Сара со слезами приняла из рук дяди шкатулку и долго сидела перед зеркалом, перебирая немногочисленные браслеты и колье. Что-то она смутно помнила из детства, что-то видела в первый раз, но все эти вещицы были дороги ей не своей ценностью, а тем, что являлись еще одной ниточкой, связавшей ее с покойной матерью. Дядюшка, весьма довольный своей благородной заботой о племяннице, тихонько удалился, горничная некоторое время наблюдала за девушкой, потом предложила ей выбрать из шкатулки что-нибудь, подходящее случаю, и закончить туалет. Ведь еще нужно было одеть миссис Фоскер.
        Сара опомнилась и тут же выбрала скромный жемчужный гарнитур, как раз подходивший к ее платью. Правда, посреди колье висел в оправе из мелких жемчужин довольно крупный сапфир, но Сара недостаточно хорошо разбиралась в драгоценностях, чтобы оценить роскошь камня, и сочла его подходящим, так как он оттенял ее голубые глаза. К колье прилагались серьги и браслет из нескольких жемчужных нитей.
        —Вы выглядите очень элегантной леди, — одобрила горничная и направилась помогать своей хозяйке приготовиться к долгожданному визиту в дом Уэвертонов.
        Как и обещал лорд Уэвертон, за столом присутствовало не более двадцати гостей. Сара всем без исключения показалась необыкновенно красивой сегодня, совсем взрослой изящной молодой леди. Пожелания благополучия и восхищенные возгласы сменяли друг друга, но дороже всего для именинницы был одобрительный взгляд Артура. Лорд Уэвертон сам повел мисс Мэйвуд к столу, но Артур успел шепнуть ей пару искренних комплиментов.
        Мистер Фоскер словно бы оробел в изысканном обществе, во всяком случае, его словоохотливость почти никак себя не проявляла, а его супруга, напротив, вела себя так, словно имеет полное право находиться здесь. В другой день Саре было бы неприятно поведение тетки, свидетельствующее о недостатке ума, но сегодня она настроилась видеть вокруг только хорошее. Ей казалось, что материнский жемчуг согревает ее, а искренние и доброжелательные улыбки гостей говорили о том, что она заслуживает того, чтобы почувствовать себя счастливой.
        Бобби подарила подруге модную шляпку, выписанную из самого Лондона, настоящую взрослую шляпку, шедевр искусства и результат многодневного труда модистки! Сара едва ли не с благоговением приняла дорогую вещь, хотя на секунду ей захотелось отдернуть руку — шляпка показалась еще одним знаком прощания с детством.
        Артур Уэвертон пообещал вручить свой подарок позже, а лорд и леди Уэвертон вообще сперва ничего не говорили о подарках. Сара восприняла это как само собой разумеющееся, ведь они устроили для нее праздничный обед, и с радостью получала подарки других гостей — несколько изящно переплетенных томиков Шекспира от Генри Коула, расписной итальянский веер от его матушки, приятные любой девушке мелочи и безделушки…
        Обед уже подходил к концу, когда лорд Уэвертон неожиданно сделал заявление, глубоко поразившее и смутившее Сару.
        —Моя дорогая девочка, я рад сообщить, что на этом празднование такого важного для тебя дня не закончится. Твои друзья хотят вволю повеселиться по случаю твоего восемьнадцатилетия, а для молодежи обед — не самое лучшее развлечение. Поэтому вечером состоится бал, где все смогут танцевать хоть до самого утра! Этот сюрприз — мой тебе подарок, а моя супруга приготовила еще один, ты найдешь его в своей комнате.
        Сара покраснела и смущенно залепетала слова благодарности. Судя по радостным, но неудивленным лицам гостей, все, кроме нее и четы Фоскеров, были осведомлены о грядущем сюрпризе.
        После обеда Бобби и Сара поднялись в комнату, отведенную для мисс Мэйвуд в доме Уэвертонов. Роберте явно не терпелось показать подруге сюрприз от леди Уэвертон, она едва ли не тащила Сару за собой и, наконец, с торжествующим видом распахнула дверь и отступила в сторону, предлагая имениннице войти первой.
        Сара послушалась, она тоже сгорала от нетерпения, и ее любопытство было тотчас вознаграждено. На кровати лежало самое красивое бальное платье, какое она только могла себе представить. Молочного цвета, почти белое, украшенное атласными ленточками и замысловатой вышивкой по подолу и вдоль довольно глубокого, «взрослого» декольте, оно показалось девушке подарком фей.
        —Это так прекрасно, — прошептала она, не в силах оторвать глаз от сокровища.
        —Прекрасна будешь ты, когда его наденешь, — возразила Бобби. — А теперь пошли в сад, посмотришь, как будут зажигать фонарики, у нас есть еще два часа до того, как начнут съезжаться гости. Ну, что ты стоишь?
        —Я чувствую себя очень неловко, — внезапно поникла головой Сара. — Лорд и леди Уэвертон…
        —Если ты снова начнешь говорить о том, как много тебе следует благодарить отца и матушку за все это, я попрошу экономку выдать тебе достаточно ведер воды и тряпок, чтобы вымыть всю бальную залу! — пригрозила Роберта. — Тогда ты будешь чувствовать себя спокойно?
        Бобби всегда умела рассмешить ее, и Саре пришлось признать, что она готова поработать на благо дома Уэвертонов, но только после бала.
        Обе девушки спустились в сад. Последние летние дни не радовали солнцем, но сегодня погода благоприятствовала затее лорда Уэвертона — дождь прекратился под утро, дорожки успели высохнуть, и он решился все же устроить танцы на террасе перед домом. На деревья слуги уже повесили разноцветные фонарики, в наспех сооруженных павильонах расставили столы и стулья для тех из гостей, кто захочет отдохнуть от танцев и перекусить немного. На небольшом балконе слева от террасы разместились кресла и маленькие столики в окружении нескольких жаровен с углями — в угоду старшему поколению, забота о тетушках и матушках, опасающихся ночных холодов.
        Сара и Бобби обежали весь сад, смеясь и болтая, и вернулись как раз в тот момент, когда леди Уэвертон уже послала горничных искать девушек, чтобы начать приготовления к балу.
        Через час Сара любовалась собой в огромном зеркале, умелая горничная закончила прическу и ушла помогать другим леди. Девушка боялась присесть, чтобы не измять платье, и просто смотрела на свое отражение, узнавая и не узнавая в нем маленькую Сару Мэйвуд, когда раздался осторожный стук в дверь. Сара попросила стучавшего войти, и в дверях показался Артур Уэвертон. Одну руку он держал за спиной, и Сара поняла, что ее ждет еще один подарок.
        На мгновение ее старый друг замер на пороге, потом улыбнулся и совсем по-мальчишески присвистнул — привычка, позаимствованная немалым количеством молодых джентльменов у своих конюхов.
        —Я не перестаю удивляться, до чего же ты сегодня хорошенькая, — заявил он. — Как будто этот день, день твоего восемьнадцатилетия, внезапно изменил тебя.
        Сара постаралась ответить шуткой — она до сих пор не верила, что комплименты насмешника Уэвертона могут быть искренними.
        —По-твоему, за один день я вдруг постарела? Вчера еще была девочкой, а сегодня превратилась в солидную даму?
        —Ну, до солидной дамы тебе придется подождать еще лет тридцать, но в остальном ты, пожалуй, права, — поддержал шутливый тон и Артур. — Хотя, возможно, этот день изменил не тебя, а всех нас.
        —Как это может быть? — озадаченно переспросила Сара.
        —Мы привыкли смотреть на вас с Бобби как на проказливых девчонок, а вы вдруг превратились в леди. И прозрение наступило только сегодня, когда ты надела бальное платье и драгоценности.
        —Но Бобби уже полгода как восемнадцать!
        —Признаюсь, в моей сестре меньше от леди, чем в тебе. Роберта никогда не стремилась стать взрослой и продолжает пребывать в иллюзиях, что ей все еще четырнадцать лет. Ты же…
        Артур сделал паузу, и Сара не осмелилась поторопить его продолжать. Похоже, молодой Уэвертон был так же смущен, как и она сама, он внезапно и довольно неловко сменил тему разговора.
        —Кстати, о драгоценностях. До сих пор ты никогда не надевала их, и я подумал, что у тебя вовсе нет украшений и надо исправить это упущение в твоем гардеробе.
        Сара поняла, что Артур хотел сделать ей сюрприз и теперь разочарован, и поспешила успокоить его.
        —До этого дня у меня была только цепочка с крестиком, но утром дядюшка подарил мне шкатулку, полную украшений. Все эти вещи принадлежали моей матушке, и дядя Эндрю попросил прислать их сюда к моему дню рождения.
        —Подарил! — сердито усмехнулся Артур, но, поглядев на выражение лица девушки, не стал более распространяться о том, что он думает о щедрости мистера Фоскера. — Что ж, если так, у тебя сегодня действительно день сюрпризов. Я долго выбирал, что же подарить тебе, пока случайно не наткнулся в Лондоне на эту вещицу.
        Сара благодарно улыбнулась — Артур был в Аондоне ранней весной, и уже тогда, так давно, думал о подарке для нее! И неважно, что это будет, главное — он сам выбирал его! Впрочем, едва Артур вынул руку из-за спины и открыл белую атласную коробочку, Сара поняла, что содержимое очень даже имеет значение!
        —Какая красота! — ахнула она и по-детски спросила: — Это мне?
        —Ну конечно же, — рассмеялся Артур Уэвертон.
        На атласной подкладке лежал кулон на золотой цепочке. Из нескольких крупных жемчужин рука ювелира искусно сотворила цветок лилии, притягивающий взгляд своей благородной простотой. Никакой вычурности, никаких режущих глаз камней, только солнечный блеск золота и матовое сияние жемчуга.
        —Я знаю, что ты любишь эти цветы. Ты и сама похожа на лилию, Сара, — медленно сказал юноша. — Такая же чистая и нежная. Надеюсь, мой подарок принесет тебе счастье… Правда, жаль, что у тебя уже есть жемчуг.
        —Ничего страшного! — ей так хотелось обрадовать его. — Серьги и браслет от маминого гарнитура прекрасно подойдут сюда, а то ожерелье, что я надевала к обеду, слишком тяжелое и парадное, чтобы носить его каждый день.
        Артур просветленно улыбнулся и медленно потянул за цепочку, чтобы вынуть украшение из коробки.
        —Позволь, я сам надену на тебя свой подарок, — попросил он, кажется, робея.
        Сара неловко кивнула, не смея отказать.
        —Повернись спиной, — скомандовал Артур.
        Девушка послушно развернулась, взглянула на отражение Артура и тут же отвела взгляд. Уэвертон положил коробку на туалетный столик, приблизился к Саре и осторожно застегнул крошечный золотой замочек. Цветок скользнул по шее девушки и занял свое место как раз над краем декольте, сразу же превратив образ юной леди в законченное произведение искусства — хоть сейчас можно позировать для портрета!
        Чтобы надеть украшение, Артуру пришлось отодвинуть несколько локонов, и прикосновения молодого джентльмена заставили Сару пережить самые волнующие мгновения ее жизни. Это чувство напомнило ей тщательно лелеемое воспоминание о долгом пути по ночной дороге, когда Артур вез ее домой на своей лошади. Но сейчас волнение было более сильным и напугало девушку.
        К счастью, Артур то ли не заметил, что юная красавица едва не дрожит, то ли и сам смутился, чувствуя, что переступает рамки дозволенного приличиями, но он поспешил поправить сбившиеся локоны и тут же отступил на шаг назад.
        —Ну вот, теперь ты готова к балу, — преувеличенно оживленным тоном сказал он. — Надеюсь, первый танец за мной?
        Сара послушно кивнула, преодолевая себя, и в это время в комнату, по обыкновению стремительно, ворвалась Бобби, едва не зацепившись платьем за изогнутую дверную ручку.
        —Ты уже подарил ей кулон? — быстро заговорила она, обращаясь поочередно к брату и подруге. — Ах, Сара, сколько же мне потребовалось выдержки, чтобы не проговориться тебе о подарке, который приготовил Артур. Уж лучше бы он вовсе не показывал мне его!
        Такая привычная болтовня подруги тут же вернула Сару на землю из мира туманных грез.
        —Да, кулон необыкновенно красив, и я очень рада, что ты не испортила сюрприз. Ты заслужила поцелуй!
        Сара не могла позволить себе обнять дарителя, поэтому обняла и расцеловала подругу, в ответ на что Бобби насмешливо округлила глаза и показала брату язык. Артур без труда понял эту пантомиму и покорно наблюдал, как его сестра получает поцелуй, предназначенный на самом деле вовсе не ей.
        —Что ж, Бобби, ты, как всегда, пользуешься незаслуженными благами, — с притворным унынием заметил он. — Но зато мисс Мэйвуд обещала мне первый танец!
        —Тут тебе придется отступить, братец, — не сдавалась Бобби. — Отец сам намерен открыть бал с виновницей торжества, ты же не станешь возражать?
        —О нет, лорд Уэвертон — единственный джентльмен, кому я могу позволить танцевать первый танец с моей дорогой сестрицей Сарой. Но хотя бы второй танец обещан мне?
        —Конечно! — горячность в голосе Сары вызвала довольные улыбки на лицах брата и сестры.
        —А теперь идемте же, — подвела итог Бобби.
        Сара уже так много танцевала этим летом, что должна была привыкнуть и к духоте бальной залы, и, напротив, к прохладному ночному ветерку, если танцы устраивались на улице, и к бесконечной череде сменяющих друг друга танцевальных фигур, и к неуклюжим партнерам, иногда наступающим на ноги…
        Но около полуночи она, по обыкновению, почувствовала себя настолько утомленной, что захотелось спрятаться в своей комнате, скинуть бальные туфли и немного полежать на кушетке, как она обычно и делала. Правда, Роберта почти всегда обнаруживала отсутствие подруги уже через четверть часа и являлась за ней, чтобы заставить вернуться на праздник.
        Сегодня о том, чтобы сбежать, нечего было и думать: это ее бал, и она должна танцевать, улыбаться и выглядеть счастливой, ведь все эти гости явились сюда не ради Уэвертонов, а ради нее, еще не так давно никому не известной Сары Мэйвуд! И юной леди надлежало быть благодарной и почтительной. Но, боже, как же она устала!
        После очередного танца около нее внезапно появился Артур Уэвертон.
        —Вы позволите ненадолго похитить вашу даму? Есть одна персона, которая также желает поздравить мисс Мэйвуд, — любезно обратился Артур к кавалеру Сары, на что тому оставалось только кивнуть.
        —Идемте, мисс Мэйвуд.
        Официальный тон юноши смутил Сару, и она послушно последовала за Артуром в глубь сада, недоумевая про себя, кто мог захотеть увидеть ее втайне, вроде бы все приглашенные уже успели пожелать ей всяческих благ.
        —Куда ты меня ведешь? — наконец спросила она.
        Артур лишь лукаво улыбнулся и продолжал уводить девушку подальше от бальной круговерти. Они шли до тех пор, пока музыка не стала слышаться лишь как легкий гул, а цветные фонарики на деревьях почти перестали встречаться. У заброшенного колодца, выкопанного бог весть в какие времена и сохраненного Уэвертонами как памятник старины, Артур все-таки остановился.
        Прислонившись к краю колодца, он с улыбкой повернулся к Саре:
        —Признайся, тебя мучает любопытство?
        Девушка огляделась и никого не увидела. Темнота аллеи не пугала ее, все дорожки здесь она давно обегала вместе с Бобби и могла с закрытыми глазами найти дорогу к дому. Но самое главное — с ней Артур, похоже, не собирающийся раскрывать секрет.
        —Я не понимаю, Артур, кроме нас, тут никого нет…
        —И не должно быть, дорогая мисс Мэйвуд. Я пошутил!
        Возмущенная, Сара поискала глазами что-то, чем можно запустить в смеющегося юношу, но вокруг были лишь одни деревья, уже начавшие ронять на дорожку желтеющие листья.
        —Негодяй! Ты заставил меня пройти четверть мили просто ради того, чтобы пошутить!
        —По совести говоря, ты должна благодарить меня за то, что я избавил тебя от следующего танца, а вместо этого смотришь так сердито! Воистину, Бобби плохо на тебя влияет, раньше ты так не ругалась!
        Сара устало присела на каменный обод колодца — что толку спорить и негодовать, если Артуру пришла охота позабавиться! Он обманом завлек ее сюда и сейчас явно доволен собой, точь-в-точь как его сестра, когда ей удается какая-нибудь шалость.
        Артур почувствовал обиду девушки и тотчас прекратил смеяться.
        —Прости, сестрица, на самом деле я видел, как ты измучена этими бесконечными танцами, и решил устроить для тебя небольшой отдых. Твой поклонник — кстати, я его не одобряю — не позволил бы увести тебя, если б я не привел веский довод.
        Сара тут же перестала сердиться. Во-первых, Артур на свой лад позаботился о ней, во-вторых, его слова о поклоннике так напоминают ревность… Но она все же ворчливо заметила:
        —Для этого не обязательно было заводить меня так далеко! Из этого колодца всегда пахнет сыростью.
        —О, прости, я не подумал, что ты можешь замерзнуть. Пожалуй, нам лучше пойти в дом и попросить сделать тебе чашку горячего шоколада со сливками, — внезапно опомнился молодой человек.
        —Давай чуть-чуть посидим здесь. — На самом деле Сара вовсе не торопилась прервать эти минуты уединения. — Я не уверена, что смогу дойти до дома, если не отдохну хотя бы пять минут.
        —Я могу отнести тебя, — предложил джентльмен то ли шутя, то ли всерьез. — Нельзя допустить, чтобы ты простудилась в этом легком платье!
        —Благодарю, но я уж лучше потихоньку пойду сама. Если ты меня уронишь, этому платью придет конец.
        Артур не ответил, и некоторое время они сидели рядом и думали каждый о чем-то своем. Наконец Уэвертон повернулся к девушке и решительно взял ее за руку.
        —Идем, наверное, тебя уже ищет Бобби. И о чем только я думал, когда увел тебя так далеко!
        Сара без возражений двинулась в обратный путь, все ее чувства сейчас сосредоточились на ощущении тепла от его сильной ладони. Через это касание мир ее фантазий снова нашел лазейку в разум, и представилось, будто они идут вдвоем по зачарованному лесу, полному опасностей и тайн, но ей не стоит бояться, пока рука рыцаря сжимает ее пальцы…
        Это прежде, когда ей было четырнадцать, Артур в ее воображении казался принцем из какой-нибудь детской сказки, но сейчас, едва он вернулся таким блистательным джентльменом, Сара поняла, как она ошибалась. Почти в каждом прочитанном ею за последние пять лет романе оказывался герой, так или иначе напоминающий Артура, — остроумный, галантный, красивый. И при этом — вполне современный молодой человек, образованный и модно одетый. Никаких больше сказок, рыцари в начищенных доспехах давно уже не появлялись в ее фантазиях, на смену им пришли ловкие, предприимчивые мужчины, умеющие преодолеть все трудности и разрушить козни соперников или коварных дядюшек, чтобы восстановить справедливость, получить неправедно отнятое наследство и соединиться со своей избранницей в прекрасном поместье.
        Но иногда она с удовольствием перелистывала старые книги, а видения волшебных замков не оставляли ее, особенно во время прогулок по отнюдь не волшебным, но живописным окрестностям Сент-Клементса. И сегодня был как раз такой вечер, всей своей атмосферой способствующий непрошеному возвращению детских фантазий.
        Грезы рассеялись, едва они вышли на освещенную полянку. Ветер теребил развешанные по деревьям фонари, и Сара поежилась, впервые почувствовав, насколько свеж на самом деле ночной воздух. Артур остановился и повернулся к девушке.
        —Я так и знал, ты совсем замерзла! Моя лилия…
        Его руки обняли ее прежде, чем она успела ответить, и долгожданный, столько раз виденный ею во сне и в мечтах поцелуй оказался для Сары полной неожиданностью…
        Чья-то болтовня из соседней аллеи заставила обоих вздрогнуть, сердца на мгновение замерли и тут же стремительно заколотились, но Артур опомнился почти сразу и с прежним своим азартом воскликнул:
        —Бежим!
        Забывшая о недавней усталости, Сара подхватила юбки, и они помчались по дорожке, словно за ними гналась целая свора злых собак, потревоженных внезапным вторжением чужаков.
        Бобби Уэвертон, отправившаяся на поиски подруги, с удивлением смотрела, как Сара и Артур выбежали из боковой аллеи и пронеслись мимо, не заметив ее.
        —Постойте же! — воскликнула она, бросаясь следом.
        Артур остановился так резко, что Сара налетела на него, едва переводя дух, и юноше пришлось обнять ее, чтобы удержать от падения. В этом положении их и застала подоспевшая Бобби.
        —Может быть, вы объясните, что происходит? — напустилась она на друзей, уверенная, что пропустила какое-то развлечение.
        Сара только судорожно глотала ртом воздух, непривычно туго затянутый корсет мешал ей вздохнуть, а от стыда хотелось провалиться сквозь землю — что подумала Бобби, когда увидела ее в объятиях своего брата?
        Джентльмен понимал, что объяснения придется давать ему, причем Роберта не удовлетворится полуправдой. Он медленно опустил руки, позволяя Саре отступить в сторону.
        —Сару утомили эти танцы, и я подумал, что ей следует немного отдохнуть… — начал он, но сестра его тут же перебила:
        —Поэтому вы бегаете, как будто внезапно потеряли рассудок?
        —Ну, мы немного прогулялись, но сегодня холодновато, и Сара начала замерзать. Я предложил ей немного пробежаться, чтобы согреться…
        —Ничего лучшего не мог придумать? Вас еще кто-нибудь видел? — выходка казалась вполне в духе Артура, и Бобби ничуть не удивилась.
        —Надеюсь, нет. Иначе можно было подумать, что мы спасаемся от какого-нибудь дикого зверя, а это тотчас посеяло бы панику среди гостей, — усмехнулся уже вполне пришедший в себя Артур.
        —В таком случае, идемте в дом через оранжерею. Сара совсем испортила прическу, и ей надо выпить чего-нибудь горячего, а то она и вправду заболеет после этой пробежки! — рассудила Бобби.
        —Идите, а я, пожалуй, отведаю пунша на террасе, мне-то не надо поправлять локоны, — с этими словами Артур послал девушкам воздушный поцелуй и беззаботно направился к виднеющейся в конце аллеи террасе.
        —Не позволяй ему втягивать тебя в такие эскапады! — напустилась Бобби на подругу, едва они поднялись в комнату Сары. — Мы уже не дети, и он может тебя скомпрометировать!
        —Раньше ты сама втягивала меня… — попыталась возразить Сара.
        —Вот именно, раньше ты была разумнее и еще и меня старалась удержать от глупостей! Куда делось твое здравомыслие, Сара? — с притворным изумлением вопрошала Бобби.
        —Прошу тебя, не надо нотаций, я едва держусь на ногах!
        Сара упала в кресло, уже ничуть не заботясь о сохранности платья.
        —Ладно, я знаю, даже если Артур предложит тебе спрыгнуть с крыши каретного сарая, ты не будешь спрашивать, зачем это нужно, а пойдешь и прыгнешь, — махнув рукой на собственный туалет, Бобби плюхнулась в другое кресло.
        —Ты преувеличиваешь, — вяло возразила подруга.
        —Но по сути я права. Иногда мне кажется, что ты любишь его больше, чем меня!
        Сара не знала, что ответить на эту совсем детскую реплику. Как объяснить Бобби, что бывает такая разная любовь, что с самого первого дня их знакомства она не могла относиться к брату и сестре одинаково? Роберта не поймет, пока сама не почувствует то же самое.
        Поэтому Сара не стала ничего говорить, просто посмотрела на Бобби с ласковой укоризной, и подруга тут же улыбнулась и поднялась на ноги.
        —Знаю-знаю, никто не заменит меня в твоем сердце. А теперь давай пригладим твои волосы и сойдем вниз. Твой бал еще не закончился, и не дело имениннице и ее лучшей подруге сидеть в одиночестве, когда все веселятся!
        Июнь 1839
        —Сара, не смотри так уныло, сегодня ведь моя свадьба, а не похороны! — Бобби Уэвертон недовольно тряхнула непослушными рыжими локонами — даже сегодня они уложены не так аккуратно, как ей бы хотелось, а тут еще подруга выглядит совсем нерадостной!
        Сара с суеверным ужасом посмотрела на Роберту, но мисс Уэвертон все было нипочем, и Сара как можно мягче произнесла:
        —Бобби, ты уверена, что поступаешь правильно?
        —Конечно, уверена! — Бобби с удовольствием взглянула на лежавшую на кровати кружевную фату и снова повернулась к подруге. — Ты ведь знаешь, Джефф любит меня всю свою жизнь!
        —Знаю, это так, но ведь ты его не любишь, — тихо возразила Сара.
        —Мой бог, ну разумеется, я его люблю! Если ты — моя лучшая подруга, то Джефф — мой лучший друг с самого детства!
        —Я говорю о другой любви, — все еще пыталась возражать Сара. — О той, которая нужна, чтобы люди были счастливы в браке…
        Роберта не ответила, пытаясь перевести разговор с неприятной ей темы. Пусть, ведь сегодня ее свадьба, одернула себя Сара. Бобби только озвучила ее самые тайные, самые важные мечты. Впрочем, не такие уж тайные. Сара знала, что не умеет скрывать свои чувства и все Уэвертоны, включая и самого Артура, прекрасно осведомлены о силе ее привязанности.
        —Ты думаешь, это случится? — спросила она не для того, чтобы отвлечь Бобби, а чтобы лишний раз услышать из уст подруги подтверждение собственных надежд.
        —О, Сара! — в голосе Роберты прозвучал шутливый укор. — Артур обещал на тебе жениться, еще когда нам было то ли по четырнадцать, то ли по пятнадцать лет, и все знают, что рано или поздно он сделает тебе предложение. Теперь, когда он закончил все-таки свой университет, полагаю, это случится скорее рано, чем поздно!
        Сара покачала головой — ждать столько лет иногда казалось ей невыносимым. К тому же неясно было, испытывает ли Артур к ней что-нибудь большее, чем братская любовь и нежная дружба. С того дня, когда он поцеловал ее на балу, устроенном лордом Уэвертоном в честь восемнадцатилетия Сары, Артур ни разу не выходил за рамки своей обычной покровительственно-насмешливой манеры держаться.
        Особенно огорчительным казалось, что за прошедшие два года они так мало виделись! Прошлым летом Артур, подобно многим товарищам по университету, путешествовал по континенту, чтобы расширить кругозор и отдохнуть перед последним, самым тяжелым годом обучения. На Рождество он приезжал домой, но привез с собой троих приятелей, и в череде бесконечных развлечений невозможно было ни с кем обменяться даже парой слов с глазу на глаз, в доме Уэвертонов постоянно толпились гости, как всегда с приездом Артура.
        Конечно, он не мог пропустить свадьбу сестры, но из-за затянувшихся экзаменов приехал только накануне ночью и сейчас отсыпался, чтобы не захрапеть во время венчания, как он объяснил тормошившей его Роберте.
        Сара мечтала поскорее увидеть его, но беспокойство о подруге отодвигало на задний план ее собственные переживания.
        Никто, знавший Роберту Уэвертон хотя бы несколько недель, не смог бы поверить, что она выйдет замуж за добродушного толстяка Джеффри Ченсли. Принца, герцога или хотя бы графа прочили ей в мужья соседи. Они же, правда, не удивились бы побегу и тайному венчанию Роберты с каким-нибудь фермером или помощником викария, настолько непредсказуемой в их глазах была мисс Уэвертон. Но все оказались едины в одном мнении — Бобби вступит в брак только с тем, кого полюбит всей душой.
        И вдруг мисс Уэвертон приняла предложение не верящего в свою удачу Джеффа Ченсли! Есть о чем поговорить в гостиных в дождливую погоду, а этот июнь отличается от предыдущих лет обилием дождей и пронизывающих ветров.
        Одна Сара знала, что скорее сама Бобби сделала Джеффу предложение на ней жениться, а ему оставалось лишь бессвязно заверять ее, как сильно он влюблен и насколько будет стараться сделать ее жизнь счастливой.
        Не то чтобы это решение далось Бобби с трудом — напротив, когда она вернулась из Лондона в феврале, чтобы отметить свое двадцатилетие дома, она почти сразу объявила близким, что намерена вскорости стать миссис Ченсли. Никакие увещевания родителей, предложения подождать немного и проверить свои чувства не дошли до ушей Роберты, уверенной в правоте выбранного пути.
        Что произошло в Лондоне, Сара так толком и не поняла. Бобби то ли не хотела, то ли не могла рассказать лучшей подруге всю правду. Она коротко, сухим равнодушным тоном, совершенно ей не свойственным, сообщила Саре, что полюбила одного выдающегося джентльмена, но он оказался помолвленным с другой леди и, судя по всему, даже не узнал, что похитил сердце рыжеволосой красавицы. Со своей обычной уверенностью Бобби прибавила, что никогда не сможет полюбить снова с той же силой, а потому постарается сделать счастливым человека, который давно влюблен в нее и к которому она действительно привязана.
        Все время венчания лорд и леди Уэвертон выглядели несколько напряженными, и Сара разделяла их опасения. Бобби могла сотворить что угодно, например, передумать прямо у алтаря. Но мисс Уэвертон держалась с непривычным для нее достоинством, а мистер Ченсли сиял от радости, круглое лицо его напоминало большое серебряное блюдо Уэвертонов.
        Сара едва не хихикнула в самый неподходящий момент, когда ей пришло в голову это сравнение. Она сдержалась, но обязательно решила рассказать о своих мыслях Бобби после свадьбы. Тогда они с подругой вместе посмеются над шуткой. Сара смутно чувствовала, что Роберте потребуется немало мужества, чтобы сохранять довольный вид на протяжении всего праздника.
        «Как это — выходить замуж за кого-то, когда на самом деле любишь другого человека?» — думала Сара, стоя чуть позади Бобби в компании еще троих подружек невесты в одинаковых светло-зеленых платьях. Зеленый был любимым цветом Роберты, и она очень мало задумывалась о том, что выбранный оттенок идет далеко не всем девушкам. Светлокожая Сара в этом платье казалась бледной русалкой, но ради подруги она согласилась бы одеться во что угодно, если Бобби от этого станет чуть более счастливой. «Что, если мне сделает предложение Генри Коул? Он иногда так умоляюще на меня смотрит… Если дядя узнает, он будет уговаривать меня принять предложение, ведь Коулы довольно богаты… А если Артур никогда не станет относиться ко мне иначе, чем как к сестре? Что тогда?» — Сара уже много месяцев думала об этом и надеялась на наступающее лето — Артур приедет, и что-нибудь, наконец, разъяснится. Ведь он не может все время поддразнивать ее, как маленькую девочку, когда-нибудь придет пора говорить серьезно!
        Дженни Коул, сестра Генри, стоявшая рядом с Сарой, ощутимо подтолкнула ее локтем под ребра, заставляя вспомнить, где они находятся, и та поспешила придать своему лицу выражение восторга и легкой зависти — именно это требовалось от подружек невесты.
        Наконец обряд завершился, и мистер и миссис Ченсли приготовились принимать поздравления от родственников и друзей. Лень выдался холодным и дождливым, о том, чтобы устроить танцы в саду, не могло быть и речи. К счастью, бальная зала в доме мистера Ченсли позволяла вместить всех гостей. На следующий день лорд и леди Уэвертон собирались устроить прием и бал в честь молодоженов, а после них подобные празднества ожидались во всех окрестных поместьях, так что свадьба Бобби должна была растянуться на неделю, а то и дней на десять. Откровенно заметим, что Роберта Уэвертон заслужила такое внимание, как никто другой, ведь она столько лет развлекала соседей остроумными замечаниями и дерзкими выходками!
        Сара чувствовала, что Бобби нуждается в обществе, и чем более обширным оно будет — тем лучше. Среди праздничного гула не так слышен внутренний голос, нашептывающий, какую ошибку ты совершила и как много у тебя впереди времени, чтобы понять, насколько тяжело терпеть рядом с собой близкого и родного, но нелюбимого мужчину.
        Вскоре после свадьбы Сара спросила Роберту, почему она не желает поехать с мужем хотя бы ненадолго в Лондон или Уэймут, ведь свадебное путешествие непременно должно следовать за венчанием.
        Бобби болезненно вжала голову в плечи.
        —Я хочу веселиться здесь, среди моих друзей! — но тон ее был далек от радостного.
        —Ты не больна? Все эти праздники могут принести к тому, что лодыжки опухнут от нескончаемых танцев, не говоря уж о несварении желудка.
        —Я боюсь ехать в столицу или на курорт, — тихо пробормотала Бобби, не глядя в глаза подруге.
        —Боишься? Но почему? — Сара села ближе и обняла поникшую Роберту. — Скажи мне, что с тобой происходит? Ты сожалеешь о свадьбе?
        —О нет, нет! — горячность Бобби, очевидно, должна была заменить искренность в ее голосе. — Просто еще слишком рано. Я боюсь увидеть его…
        Сара сразу поняла, что подруга говорит о своем возлюбленном, и постаралась не давить на Бобби, требуя откровенности, из опасения, что Роберта снова примет притворно-оживленный вид.
        —Ну, конечно, дорогая, если ты не хочешь… — мягко ответила она.
        —Мне страшно как-нибудь выдать себя и огорчить Джеффа, — вздохнула Бобби. — Я не должна причинять ему боль, а для этого нужно так много сил, Сара, так много!
        —Все пройдет, милая, — Сара не знала, как утешить подругу сейчас. — Ты только подожди немного… И подумай и о себе, не только о Джеффри… Это лихорадочное веселье может навредить тебе.
        —Пустяки, — привычно отмахнулась Бобби, похоже, она уже вполне овладела собой. — Если я начну жалеть себя, всем будет только хуже. А Джефф — это та дверь, за которой я могу спрятаться от себя самой. Одна бы я страдала гораздо больше.
        Сара отнюдь не была в том уверена, ей казалось, что в одиночестве горе пусть и не уйдет быстрей, но хотя бы не нужно притворяться перед кем-то денно и нощно, что его и вовсе нет. Но она благоразумно не стала спорить с подругой, еще не зная, что скоро ей придется на себе проверить стойкость своих убеждений и, возможно, отказаться от них в пользу доводов Роберты.
        Через две недели после венчания миссис Ченсли и мисс Мэйвуд завтракали в садовой беседке, специально обновленной мистером Ченсли в угоду супруге.
        —Наконец-то мы вдвоем! — Бобби утомленно откинулась на спинку плетеного кресла. — Видеть не могу всех этих гостей, а от бесконечных свадебных пирогов меня просто тошнит!
        —Давай я налью тебе еще чаю, — невпопад ответила Сара.
        —Ты опять грустишь? — Роберта сделала вид, что сердится. — Я не просила чаю!
        —Прости, я просто немного задумалась, — виновато потупилась ее подруга.
        —Я попрошу Артура приехать сюда и объясниться, как он смеет так долго мучить тебя! — Бобби и в самом деле начала злиться.
        —Пожалуйста, не надо! — взмолилась Сара. — Со мной все хорошо, только немного болит спина от нескончаемых танцев, но в этом виновата ты со своей свадьбой, а вовсе не Артур!
        Отчасти Сара была права: мало кто способен пережить без ущерба для здоровья две недели балов, пикников и катаний на лодках. Погода сжалилась над юными супругами, и уже на третий день после венчания июньское солнце набрало силу и пробилось сквозь толстый слой туч подобно тому, как весной бесстрашные подснежники устремляются к нему через пласт промерзшей земли.
        Бобби отказалась ехать в свадебное путешествие летом, всем, кроме Сары, она отговаривалась тем, что не готова еще так сильно изменить свою жизнь, достаточно того, что теперь она живет в доме своего супруга. Конечно же, Джеффри настроен во всем потакать своей обожаемой жене, и Рождество Ченсли собирались встретить в Италии, а пока же миссис Ченсли пригласила Сару погостить у них, не желая слушать никаких возражений.
        Трудно догадаться, что было на уме у Роберты. То ли она нуждалась в поддержке, чтобы в безмятежном здравомыслии Сары черпать силы для новой жизни, которую выбрала сама, то ли не желала упустить ни одной подробности романа своего брата и лучшей подруги.
        Как это часто бывает с молодыми девушками после замужества, Бобби захотелось устроить судьбу своей подруги как можно скорее. Она находила молчание Артура уже просто неприличным — романтически окрашенное время свадебных торжеств как нельзя лучше подходит, чтобы еще кто-то мог сделать предложение своей избраннице.
        Когда Бобби осмелилась заговорить о своих надеждах на скорый брак своего легкомысленного братца и Сары, лорд Уэвертон очень удивился.
        —Дитя мое, ты в самом деле думаешь, что Артур влюблен? По-моему, наша дорогая Сара просто еще одна сестра для него, не более.
        —Матушка, вы тоже так думаете? — растерянная Роберта повернулась к матери. — Разве они не любят друг друга?
        —Никто не усомнится, что для Сары Артур является любовью всей ее жизни, — осторожно ответила леди Уэвертон. — Что касается моего сына… Я бы не пожелала для него лучшей супруги, но его чувства до сих пор неясны. Возможно, твой отец прав, и Артур найдет свое счастье где-то далеко отсюда, а может статься, поймет, что не надо искать его в других краях, когда можно обрести желаемое, не выходя из дома.
        Бобби не стала говорить Саре об этом разговоре с родителями, но в душе была уверена, что оба они ошибаются. Как может Артур не любить Сару, он же не слепой, в конце концов! Она так мила, добросердечна и благонравна — именно такая жена нужна молодому Уэвертону, чтобы оставить юношеские забавы, остепениться и стать хорошим отцом и мужем, подобно своему батюшке.
        Роберта порадовалась, что уехала из родительского дома и забрала с собой Сару. В разлуке Артур скорее поймет, как ему не хватает подруги детства, и, несомненно, приедет за ней к Ченсли. Вот почему она не удивилась, когда увидела своего мужа, направляющегося к беседке в компании младшего Уэвертона.
        С утра Джеффри ездил поговорить с арендатором на отдаленную ферму, находящуюся поблизости от границ поместья Уэвертонов, и где-то по дороге повстречал Артура.
        —Рад видеть вас такими умиротворенными, сестрички! Угостите брата чаем?
        Артур одарил каждую из девушек братским поцелуем и беззаботно развалился в кресле напротив сестры. Джеффри уселся рядом с Робертой и то и дело осторожно касался ее руки, словно не верил, что это действительно его супруга, которая не исчезнет с порывом летнего ветерка.
        Бобби неодобрительно покачала головой, но Сара тут же поднялась со своего места и стала хлопотать у стола.
        —Мы не виделись всего два дня, а я уже заскучал по вам обеим, — продолжил Артур. — Как же мне будет не хватать вас, когда я уеду!
        —Уедешь? Куда? — Бобби резко выпрямилась, заставив Джеффри испуганно вздрогнуть.
        —Вероятно, сначала в Бат, затем в Лондон, — пожал плечами Артур.
        Роберта быстро посмотрела в сторону подруги и помрачнела. Выражение лица Сары оставалось по-прежнему спокойным, но глаза ее чуть сузились и потемнели от огорчения.
        —Тебе обязательно ехать? Ты же только что вернулся, и я думала, ты проведешь с нами все лето!
        Джеффри кивнул, поддерживая супругу.
        —Понимаешь ли, Бобби, — медленно начал Артур. — Я так стремился поскорее окончить учебу и вернуться домой, но стоило мне приехать, как я понял, что привычная обстановка тяготит меня. Если бы не твоя свадьба, я бы уехал десять дней назад.
        —Как родной дом может прискучить! — Бобби готова была наброситься на брата с упреками и обвинениями в легкомыслии и непостоянстве, но присутствие мужа и Сары пока останавливало се. — Я замужем всего полмесяца и уже чувствую, как не хватает мне нашего дома, хотя езжу туда каждый день!
        —Ты не понимаешь, — вздохнул Артур. — Все то же, и словно бы другое. Более мелкое, что ли… Я вырос, а мир вокруг остался прежним, стал тесен мне. Мне скоро будет двадцать четыре года, и я способен на большее, чем участие в охоте и деревенских танцах. Придет время, и я…
        Сестра не дала ему договорить.
        —Можно подумать, в Бате или Лондоне ты не будешь танцевать! Там все то же самое, Артур, я же была там и видела все это!
        —Я мог бы заняться политикой… или чем-то еще, — миролюбиво ответил Артур. — Пройдет два-три года, и я поумнею и стану таким же скучным, как Генри Коул…
        Сара встрепенулась при этих словах. Что Артур хотел этим сказать? До сих пор она слушала его, не слыша. Только одна мысль билась в ее голове, как бабочка об оконное стекло, — он уезжает, он опять уезжает! А она остается, опять остается одна…
        —Кроме всего остального, когда-то надо подумать и о продолжении рода. Не забывай, я — единственный сын и наследник! Негоже, если маленькие Ченсли появятся на свет раньше малышей Уэвертонов!
        Все трое в замешательстве воззрились на Артура, он же недоумевающе перевел взгляд со своей сестры на ее мужа, не понимая, что в его словах их так поразило. Первой не выдержала Сара. Осторожно, словно боясь упасть, она выбралась из своего кресла и бесцветным голосом сообщила друзьям:
        —Я, пожалуй, немного пройдусь по саду, в беседке слишком жарко.
        Артур с удивлением посмотрел ей вслед, а Бобби тем временем выразительно взглянула на своего супруга. Джеффу не надо было прилагать много усилий, чтобы понять намек жены, и он послушно поднялся и потрусил к дому с самым озабоченным видом, как будто внезапно вспомнил о ненаписанном письме или неотданном визите.
        Роберта с выражением нескрываемого отвращения повернулась к брату, и Артур поторопился задать вопрос:
        —В чем дело, в конце концов? Почему друзья разбежались, как кролики, а ты смотришь на меня взглядом фурии? С твоими волосами ты напоминаешь горгону Медузу, Бобби!
        —Нашел время шутить! — рявкнула Бобби, оправдывая сравнение. — Неужели ты так туп, что не понимаешь? Не могу в это поверить!
        —Ты о Саре? — как оказалось, Артур кое о чем догадывался. — Конечно, она обиделась, что я уезжаю сразу после того, как ты покинула ее, выйдя замуж, но она уже взрослая девушка, как и ты, дорогая. Вы обе должны понимать, что я не смогу вечно пускать с вами кораблики в пруду или искать, когда заблудитесь ночью! Мужчина должен повидать свет, прежде чем найдет свое место… Я не говорю о таком характере, как у Джеффа, он всегда знал, что его место рядом с тобой…
        Роберта не дала ему договорить. Не находя другого выхода своему гневу, она запустила в брата чашкой с остатками чая. Артур в последний момент увернулся, и дорогой фарфор разлетелся в мелкое крошево, ударившись о каменные плиты, устилавшие пол беседки.
        —Да ты, похоже, не в себе! — Артур знал, как легко Бобби начинает злиться, но она уже много лет не пыталась затеять драку. — Твое поведение просто недопустимо, Роберта!
        —Ты мне отвратителен! — Бобби покосилась на чайник, и Артур благоразумно отставил его в сторону. — Не могу поверить, что ты не догадываешься!
        —Да о чем, скажешь ты наконец или мне хорошенько встряхнуть тебя, пока твоего муженька нет поблизости? — Артур не был бы братом Роберты, если бы не утратил терпение уже через пять минут перепалки.
        —Ты сделал ее очень, очень несчастной, — тихо ответила внезапно сникшая Бобби и принялась бездумно переставлять чайную посуду на столе.
        Артур недоверчиво посмотрел на сестру, потом подошел и ласково обнял за плечи.
        —Бобби, она так же дорога мне, как и ты, но она все поймет. Из-за чего ты так расстроилась, а?
        Роберта уткнулась носом в плечо брата и неожиданно всхлипнула.
        —Какие вы, мужчины, слепые и бессердечные, — пробормотала она. — Сара любит тебя столько лет, и ей нужен вовсе не старший брат… Я думала, теперь, когда ты вернулся, вы поженитесь…
        Джентльмен начал понимать и мягко покачал головой.
        —Этого не случится, Роберта. Я люблю Сару как родную сестру, и всегда буду любить только так…
        —Ты говорил, что женишься на ней, давным-давно… — Бобби редко плакала, но сейчас казалось, что из ее серых глаз по капле вытекает расплавленное серебро.
        —Мне очень жаль, Бобби. В самом деле жаль нельзя же воспринимать всерьез все, что я болтал, когда мы были детьми… А теперь, если уж все так сложилось, мне следует поговорить с Сарой, — и Артур решительно отстранился.
        —Ты причинишь ей боль, — Бобби поежилась, как будто от холода. — Ты повинен в ее самом большом несчастье со времени смерти ее отца…
        —Мне придется просить прощения за то, чего я не совершал, но нельзя откладывать объяснение, — Уэвертон оставил сестру в беседке и двинулся в глубь сада.
        —Боже мой, за что ты так наказываешь ее? За что наказываешь нас обеих? — пробормотала Роберта, глядя на беспорядок на столе и не видя его.
        Артур увидел Сару издали и сразу понял, что Бобби не преувеличила, когда говорила о страданиях бедняжки, а он, признаться, надеялся, что сестра дала волю воображению и придумала историю несчастной любви своей дорогой подруги…
        Сара стояла к нему спиной на берегу небольшого пруда и плакала, закрыв лицо руками. Артур помедлил. Мужчина чувствовал себя растерянным и против воли виноватым — он стал причиной слез обеих его дорогих сестер. Но он понимал, что надо постараться хоть что-то исправить, и пошел к пруду, стараясь нарочно двигаться как можно более шумно. Артур был уверен, что Сара еще больше огорчится, если он застанет ее плачущей, и хотел дать девушке время подготовиться к его приближению.
        Поглощенная собственным горем, Сара услышала шаги, когда оказалось уже поздно доставать платочек и делать вид, будто в глаз ей попала мушка. Она едва не бросилась бежать вдоль берега пруда, но Уэвертон удержал ее.
        —Сара! Прошу тебя, не уходи!
        Услышав дорогой голос, Сара резко остановилась, но не повернула головы. Артур сам подошел к ней и осторожно обошел девушку, чтобы заглянуть ей в глаза.
        —Ну, не надо плакать, дорогая, — ласково сказал он. — Я не знал, я действительно не знал, насколько сильно ты огорчишься из-за того, что я намерен покинуть эти места.
        Бобби нашла бы тысячу слов, но Сара не знала, что ответить. Как можно сказать ему правду? И как удержать себя от признания, как сохранить достоинство и соблюсти приличия, когда сердце умирает?
        —Послушай… — не дождавшись ответной реплики, Артур вынужден был продолжать говорить, лишь бы пауза не затягивалась. — Роберта сказала мне кое-что, но я хотел бы спросить у тебя. Ты любишь меня не так, как надлежит любить брата?
        Как он может быть так жесток?! Вот о чем думала Сара в этот момент. Неужели слов Бобби ему недостаточно, нужно еще унизить ее, заставить первой объясниться в любви, при этом зная, что ответного признания не последует!
        —Пожалуйста, оставь меня одну, — прошептала она.
        —Ну уж нет! — Артур злился на собственную резкость, но не мог вести себя иначе.
        Слишком долго он оставался в неведении, и это привело обоих в тупик, из которого нельзя выбраться, не разрушив дружбу, связывающую их долгие годы.
        —Я не уйду, пока ты не простишь мне мое легкомыслие. Когда-то я сболтнул лишнее, в шутку пообещав жениться на тебе, и вы с Бобби, очевидно, решили, что…
        —Да разве дело в этом!
        Сара прямо посмотрела на него и с неожиданной для себя самой страстностью воскликнула:
        —Как могут наши чувства зависеть от чьей-то шутки? О, Артур, я не виновата в том, что полюбила тебя, едва узнав, что позволила себе поверить, будто и ты тоже любишь меня не так, как Бобби! И тогда, на балу, ты поцеловал меня… совсем не как сестру, разве ты не помнишь?
        Артур молча кивнул, старательно пытаясь подобрать правильные слова. Признать, что она была так красива в тот вечер и он ненадолго потерял голову? Что он и вправду в тот волшебный миг в саду почувствовал себя влюбленным? Нет, это началось раньше, когда он надел ей на шею кулон в виде лилии, или еще раньше, когда вернулся из университета и увидел ее такой… незнакомой. Нет, сказать ей правду — значит невольно подарить надежду, а потом снова причинить боль.
        Уэвертон понимал, почему сестра так разозлилась. Вряд ли он когда-нибудь еще встретит такую девушку, как Сара Мэйвуд, он и сам прекрасно это знает. Тогда почему бы ему не склониться перед ней, не попросить прощения за необдуманные слова и не предложить забыть все недоразумения и начать все заново? Ухаживания, прогулки, быстрые взгляды, когда никто не наблюдает за ними… И уже в конце лета — помолвка, а под Рождество можно будет приглашать гостей на свадебный бал…
        Мгновение Артуру казалось, что именно этого он хочет больше всего, но наваждение растаяло. Ведь он Уэвертон, а все Уэвертоны отличались в молодости беспокойным нравом. Его отец был намного старше матери и, прежде чем остепениться, немало поездил по свету, побывал даже в колониях за океаном, как и его отец, дослужившийся до чина адмирала. А дед нынешнего лорда и вовсе, говорят, сделал состояние на плантациях и не брезговал морским разбоем. Да что там, даже его младшая сестра и после замужества не превратилась в почтенную матрону! Артур всерьез задумывался, что побудило Роберту выйти замуж за столь непохожего на нее Джеффа Ченсли, но Бобби не была на этот раз откровенна и впредь не собиралась посвящать брата в свои сердечные тайны.
        Нет, он еще не готов стать мужем и отцом, слишком рано для человека его склада. Возможно, он ошибается и делает неправильный выбор, поддавшись обыкновенному любопытству, желанию заглянуть за привычный горизонт, за дальние пастбища и фермы… Возможно, через несколько лет или даже месяцев он поймет, что не может жить без Сары Мэйвуд… Что ж, если это случится, он попросит ее сделать его счастливым. И никого не станет винить, кроме себя, если она больше никогда не захочет разговаривать с ним. А сейчас, когда он не уверен в том, что любит ее так, как должно, ей лучше расстаться с ним. Она не заслуживает любви не в полную силу, только половины счастья.
        Сара заметила, как дважды изменилось выражение его лица, но не могла постичь суть его мыслей.
        —Тот поцелуй, Сара… Как я мог забыть? — голос его звучал глухо, устало. — Тот вечер оказался таким сказочным, таким романтичным, и я поддался минутному порыву. Я не должен был делать этого.
        —Так, значит, ты жалеешь… — пробормотала девушка, ей стало еще более горько от пришедшего осознания.
        —Я жалею, что поступил не как подобает джентльмену, — торопливо принялся объяснять
        Артур. — Иногда мужчина проявляет слабость, и я не исключение. Но тот поцелуй навсегда останется для меня одним из самых прекрасных воспоминаний юности!
        Сара поняла. Едва он заговорил о воспоминаниях, стало ясно, что никакие другие слова уже не требуются. Мягко, но решительно он дал ей понять, что она является для него лишь частью ушедшего детства. Много позже Сара оценила, с каким терпением и тактом он вел беседу с ней, как старался не нанести урон ее девичьей гордости, но в те минуты ей достало сил только на то, чтобы прошептать сквозь слезы:
        —Простите и мне мою слабость, мистер Уэвертон. И тогда, и теперь. Я больше не заговорю с вами о своих чувствах, и вы скоро позабудете болтовню глупой девчонки.
        Она не стала просить его сохранить эту сцену в секрете от родных и друзей, будучи слишком расстроенной, но Артур и сам никогда бы не стал предавать ее, достаточно уже того, что он сделал девушку несчастной, чтобы еще испортить ее репутацию.
        Как ни неприятно это говорить, а придется признать, что Артур почувствовал себя лучше, когда она ушла. Тягость неизбежного объяснения спала с его души, и Уэвертон с грустью на сердце, но без чувства вины направился в обход дома на конюшню, чтобы сразу же уехать. Вряд ли Бобби сейчас захочет его увидеть…
        Февраль 1840
        —Никогда, никогда я больше не уеду из дому так надолго! — Миссис Ченсли сбросила пелерину на руки горничной и поочередно расцеловала отца и мать.
        Лорд и леди Уэвертон смотрели на свою взрослую дочь и чувствовали, как их тревога успокаивается. В письмах Бобби иногда проглядывала такая тоска по дому и еще по чему-то, чему леди Уэвертон боялась дать название…
        Однако, похоже, если Роберте чего и не хватало, так это Рождества в Сент-Клементсе в семейном кругу. Стоило ей переступить порог родного дома, как выражение нетерпеливого ожидания, которое в последние три недели ежедневно наблюдали ее муж и лучшая подруга, уступило место восторженности. Бобби оказалась не в состоянии устоять на одном месте, ей хотелось обежать весь дом, проверить, на месте ли безделушки и картины, не покрашен ли заново косяк в ее старой детской, где лорд Уэвертон со смехом отмечал, как растет его дочь…
        Джеффри Ченсли, если и вынужден был собирать по крупицам все свое терпение, чтобы приспособиться к выходкам жены, не подавал виду, оставаясь все таким же полным и добродушным, и леди Уэвертон со вновь проснувшейся тревогой повернулась к третьей путешественнице.
        Сара Мэйвуд скромно стояла чуть поодаль, и те, кто знал ее так давно и хорошо, как добрые друзья Уэвертоны, сразу могли бы сказать — девушка предается воспоминаниям, и воспоминания эти не из приятных. Сара не была в доме Уэвертонов уже много месяцев, с тех пор, как июньским днем ее мечты развеялись по ветру, подобно семенам одуванчика. Бобби жила в поместье супруга, и остаток лета Сара чаще проводила там, изредка заглядывая в дом своего дядюшки Фоскера. В доме Уэвертонов все слишком живо напоминало бы ей о последних шести годах жизни… Жизни, полной смехом, надеждами и… Артуром.
        Артур Уэвертон уехал через несколько дней после объяснения у пруда, и супруги Ченсли постарались сделать все, чтобы смягчить для Сары боль расставания с тем, кого она так долго и преданно любила. Бобби делала для подруги то, что считала правильным — развлекала ее как могла или оставляла в одиночестве, когда, как ей казалось, Саре нужно побыть одной, чтобы справиться с одолевавшей ее печалью.
        Бедняга Джеффри безропотно согласился с решением жены взять Сару с собой в Италию, он уже понял, что вместо одной молодой женщины с непредсказуемым нравом в его доме будут жить две. Старая миссис Ченсли, благоволившая к мисс Мэйвуд едва ли не больше, чем к взбалмошной Роберте Уэвертон, по-матерински обласкала девушку и охотно предоставила ей кров, как до этого — леди Уэвертон. И Саре оставалось только оценить эту заботу и неизменно выглядеть благодарной и приветливой, улыбаться и уверять друзей, что она прекрасно себя чувствует и с удовольствием выпьет чаю или поедет на пикник. Даже если на самом деле ей хотелось спрятаться в своей комнате и рыдать до головной боли. Бобби как никто другой понимала чувства подруги, но если и она не могла позволить себе всегда показывать только истинные чувства, что уж тогда говорить о такой блюстительнице приличий, как Сара?
        Один летний день тянул за собой другой, как ребенок тянет за веревочку деревянную лошадку, и чем меньше Сара плакала, тем глубже ощущала унылое равнодушие к прежде любимым занятиям. Ни долгие прогулки, ни новые романы, ни пестрое великолепие летнего сада не радовали ее, и часто в отсутствие Джеффри они с Робертой сидели молча вдвоем в комнате для рисования, поочередно вздыхая о собственных горестях и о бедах друг друга.
        Все-таки жизнелюбие Бобби и привязанность к близким одержали победу над разочарованием в любви. Она вышла замуж за хорошего человека и до сих пор не жалела об этом. Значит, такой рецепт сгодится и для Сары, ведь Сара создана для замужества гораздо в большей степени, чем излишне независимая Роберта. А это означает, что надо действовать безотлагательно. Перед собственной свадьбой Бобби черпала силы у неизменно любящей и такой рассудительной подруги, теперь пришла ее очередь служить опорой и утешением, и, надо признать, новая роль неплохо удавалась Роберте.
        По случаю двадцатилетия Сары супруги Ченсли устроили грандиозный праздник, куда было приглашено немало джентльменов подходящего возраста и положения. Бобби не возлагала особых надежд на постоянство Генри Коула. Нет, Саре нужно новое чувство, и она скорее обратит свое любопытство к человеку незнакомому, способному заинтересовать и увлечь ее. Именно поэтому на балу оказалось немало кузенов и приятелей ближайших соседей Ченсли, так удачно гостивших у своих друзей в ожидании большой осенней охоты.
        Разумеется, Сара выглядела очаровательно в нежно-розовом платье с фестонами, даже невзирая на некоторую худобу и бледность. Имениннице опять, как и в предыдущие два года, дарили шляпки, книги и изящные фарфоровые безделушки, а леди Уэвертон преподнесла своей протеже старинный браслет с изумрудами. Сара испытывала неловкость, принимая такой подарок, но леди Уэвертон убедила ее отнестись к украшению не как к дорогой вещице, а как к сувениру на память от любящих друзей.
        Леди Уэвертон понимала, что девушка отдаляется от их семьи, и не могла винить ее за это. Видеть людей, напоминавших ей об Артуре, Саре было так же тяжело, как и приезжать в их дом. Что ж, из неуклюжей девочки в тусклых платьях выросла прелестная леди, умеющая вести себя в обществе и сохранять достоинство в сложных обстоятельствах, и при этом нежная и скромная. Такой дочерью могла бы гордиться любая мать, и леди Уэвертон находила, что неплохо потрудилась и может не опасаться за будущее Сары хотя бы в том смысле, что у девушки есть соответствующее ее талантам положение в обществе. К сожалению, большего для Сары лорд и леди Уэвертон сделать не могли. Устроить свою судьбу ей предстояло без их помощи, как бы Бобби ни была уверена в обратном.
        Миссис Фоскер, после стольких лет брака ожидавшая, наконец, появления наследника, на этот раз не портила Роберте настроение своим присутствием. Дядюшка Эндрю остался утешать жену, немало раздраженную тем, что она не смогла блеснуть на балу новыми кружевами.
        Все остальные гости не скрывали своего удовольствия, особенно молодые девушки, обнаружившие небывалое количество кавалеров. Бобби не задумывалась, что ее желание рассеять грусть подруги повлечет за собой целых четыре помолвки, и по возвращении из Италии придется немало потанцевать на свадебных торжествах благодарных друзей.
        Генри Коул едва не испортил благоприятное впечатление от праздника, вознамерившись объявить Саре о своих чувствах или даже сделать предложение вступить с ним в брак. К счастью для всех, Бобби постаралась не терять Сару из виду и не оставлять ее наедине с нежелательными поклонниками. Едва она заметила, как Генри старается отвести мисс Мэйвуд в сторону от танцующих пар, одновременно напуская на себя серьезный и торжественный вид, как тотчас вмешалась и увлекла Сару на другой конец зала, за что подруга была ей очень благодарна.
        Неизвестно, как бы повел себя мистер Коул в дальнейшем, если бы Бобби с обычной своей прямотой не сказала его сестре Дженни, чтобы она вразумила брата и предостерегла его от возможности попасть в неловкую и неприятную ситуацию, так как мисс Мэйвуд не рассматривает его в качестве жениха.
        Этот день рождения остался для Сары всего лишь еще одним балом, каких так много уже было и еще наверняка будет. Она против воли сравнивала его с праздником по случаю своего восемьнадцатилетия, как делала это и в прошлом году. Тогда Артур тоже отсутствовал, его путешествие продлилось дольше ожидаемого, и Уэвертон отправился с континента прямо в университет. Но из Германии он прислал Саре прелестную фарфоровую скульптуру, изображающую группу кавалеров и дам за игрой в карты, сопроводив подарок длинным письмом со множеством шутливых замечаний и занятных наблюдений об увиденном в чужих странах. Сара целых две недели пребывала в состоянии радостного волнения — Артур не забыл о ней вдали от дома, он опять старался выбрать подарок, который бы подходил только для нее. Две из сидящих за карточным столиком девушки напомнили ему дорогих сестер, именно поэтому он выбрал эту безделушку среди всех возможных.
        Теперь же скульптурная группа стояла на камине в комнате Сары в доме мистера Фоскера, где она почти не появлялась, а кулон с жемчужной лилией был надежно заперт в шкатулку. Сара не желала видеть эти милые вещицы из боязни начать проливать слезы каждый раз, как брошенный на них взгляд напомнит о дарителе.
        Супруги Ченсли уговорились не обсуждать при Саре новости об Артуре. Часть лета он провел в Уэймуте, затем погостил у друзей в Шотландии, а осенью намеревался обосноваться в Лондоне и попробовать свои силы на дипломатическом поприще. Дальний родственник лорда Уэвертона готов был оказать юноше протекцию, хотя сам лорд Уэвертон предпочел бы видеть сына дома, прилежно вникающим в тонкости управления большим поместьем. Но молодому джентльмену надобно испытать себя — так принято думать в наше время, и отец и мать будущего лорда отнюдь не стремились стеснять его свободу, уверенные, что в положенный срок Артур вернется и уже не захочет уезжать. Так поступали все его предки, так поступит и он.
        Сара не представляла, как переживет осень с ее затяжными дождями и тягостными мыслями, но помощь пришла с неожиданной стороны.
        В октябре миссис Фоскер надлежало разрешиться от бремени, и мистер Фоскер, озабоченный предстоящими переменами в своем семейном укладе, не сразу вспомнил о пришедшем некоторое время назад письме от семейства, арендующего поместье Мэйвудов.
        Эммерсоны знали, что его владелице в будущем году исполнится двадцать один год и, вероятно, договор аренды будет прекращен, так как молодая леди захочет вернуться и жить в собственном доме с компаньонкой, а может быть, к тому времени уже выйдет замуж. Доктор Стоун, исправно переписывающийся с Сарой, внес свою лепту в формирование у Эммерсонов правильного представления о мистере Фоскере, и добросердечные люди решили пригласить мисс Мэйвуд погостить у них, чтобы заново узнать родной дом, оставленный ею в очень юном возрасте. Дядюшка Эндрю счел приглашение весьма своевременным: молодой леди полезно побыть вдали от Сент-Клементса до тех пор, пока жизнь Фоскеров не войдет в новое русло.
        Комната Сары могла понадобиться для сиделки или няньки, и отъезд девушки пришелся бы очень кстати. Учитывая, как редко мистер Фоскер давал себе труд озаботиться делами племянницы в последние шесть лет, его желание избавиться от нее сейчас нельзя было назвать иначе, как проявлением черствости и эгоизма. Он долгое время разделял надежды Сары на брак с младшим Уэвертоном и теперь испытывал разочарование, что заметно сказалось на его манере обращения с племянницей.
        У Эммерсонов, кажется, имелся сын или кузен подходящего возраста, и дядя подумал, что Саре будет полезно знакомство с ними. Что касается поместья Мэйвудов, мистер Фоскер не собирался ничего менять до тех пор, пока является опекуном мисс Мэйвуд, даже если она выйдет замуж до истечения срока его полномочий.
        —Подумай, Сара, осенняя охота, балы, жаренная на вертеле дичь! Как ты можешь оставить все это? — убеждала Бобби, не желавшая расставаться с подругой.
        —Милая, я столько лет не была дома! Мне так хочется увидеть его, посмотреть, такой ли он большой, как мне помнится, или это я была слишком мала, чтобы оценить его истинные размеры! Побывать на могилах родителей, в нашей церкви, поговорить с доктором Стоуном… Ты должна понять, Бобби! — оборонялась Сара как могла.
        И Роберта уступила. В конце концов, эта поездка занимала нынче все мысли Сары, румянец вернулся на ее щеки, глаза прояснились, и девушка уже не выглядела бледной тенью самой себя.
        —Хорошо, мне придется отпустить тебя, — вздохнула Бобби. — В ноябре мы с Джеффом немного погостим у его тетки в Линкольншире, а затем приедем и заберем тебя, чтобы отправиться в Италию. Заодно ты покажешь мне дом, где провела детство.
        Таким образом, все устроилось наилучшим образом. Сара и не представляла сперва, как благотворно повлияет на нее эта поездка. Заново открывать знакомые места, встречаться с соседями, помнившими ее маленькой девочкой, пройтись по дому и вновь выглядевшему ухоженным саду… Это чудесно!
        Эммерсоны оказались очень приветливыми людьми, правда, упомянутый кузен уже был помолвлен, но Саре бы и в голову не пришло поехать к этим людям с какими-то своими, корыстными целями.
        Она осталась очень довольна тем, как Эммерсоны следят за поместьем. Экономка и старые слуги продолжали служить здесь и искренне обрадовались, увидев молодую хозяйку такой хорошенькой и воспитанной леди. Правда, экономка была уверена, что своими манерами Сара обязана мисс Брук, и девушка не стала разочаровывать добрую женщину. Она узнала, что мисс Брук сумела опять найти себе место компаньонки при старой даме, и это занятие подходило ей как нельзя лучше, в отличие от работы гувернанткой юной леди.
        Доктор Стоун постарел, но ни он, ни его супруга не утратили бодрости духа. Миссис Стоун посетовала на худобу Сары, не напрасно заподозрив
        сердечную рану, а доктор с удовольствием выслушал рассказ девушки о женитьбе мистера Фоске-ра. Как и Роберта Ченсли, Стоуны уговаривали Сару вернуться в родной дом, едва ей исполнится двадцать один год.
        —Мисс Брук могла бы явиться к вам и предложить свои услуги компаньонки, — со смехом сказал доктор Стоун.
        Сара тоже рассмеялась, как только представила себе жизнь в большом доме вдвоем с мисс Брук.
        —Дядя все эти годы был так добр ко мне, — сказала она, отсмеявшись. — Я не смогу поступить так неблагодарно по отношению к нему и его супруге, ведь арендная плата за поместье — их единственный источник дохода! И потом, Эммерсоны…
        —Это неразумно, дитя мое. Эммерсоны поймут твое стремление избавиться от тягостной опеки, к тому же их старшая дочь, вероятно, скоро выйдет замуж и уедет в Кент, и они захотят купить или нанять дом поближе к ней. Вы не должны заботиться о своем дядюшке больше, чем он этого заслуживает!
        Сара не стала спорить с доктором, желавшим ей только добра, и обещала подумать о будущем позже, когда подойдет следующий август и ее день рождения.
        Супруги Ченсли приехали двадцатого ноября, и размеренная жизнь Эммерсонов ненадолго прервалась. Если они и были поражены своеобразием манер Роберты Ченсли и безграничным терпением ее мужа, то постарались не подавать виду и принять друзей мисс Мэйвуд как подобает. Но, скорее всего, они испытали немалое облегчение, когда тяжелая дорожная карета Ченсли выехала за подъездные ворота и увезла всех троих гостей. Бобби нашла Сару окрепшей и почти довольной жизнью, а предстоящая поездка по Европе обещала столь много нового, что все трое совершенно не обращали внимания на унылую слякоть за окном и дурные постели в придорожных гостиницах. Италия не разочаровала никого из них, разве что иногда Бобби видела, что веселье Сары несколько преувеличено и скрывает тоску по родным местам, а возможно, и по одному джентльмену с лукавыми ореховыми глазами. Точно так же Сара время от времени присматривалась к подруге, с болью отмечая тень усталости или печали на ее покрытом веснушками личике. Они больше не говорили о несчастной любви, выпавшей на долю каждой из них, а лишь поддерживали и оберегали друг друга, а Джеффри
Ченсли, знавший так много о Саре и так мало о своей жене, одинаково заботился об обеих.
        Сумрачным зимним днем их корабль пристал к родному берегу, но прошло еще немало дней, прежде чем путешественники добрались до Сент-Клементса. Бобби пожелала немедленно увидеть родителей, и Джеффри пришлось уступить ей, отложив возвращение в собственный дом. Сара пыталась уговорить подругу отвезти ее к дядюшке Фоскеру, но Бобби просто отмахнулась.
        —Тебе нечего бояться в нашем доме, Артур все еще в Лондоне, а отец и мать и без того обижены, что ты пренебрегаешь их обществом, — заявила она.
        Это был первый раз за последние полгода, когда Роберта заговорила о брате, и Сара почувствовала, что так и должно быть. В конце концов, она не сделана из фарфора, как статуэтки на каминной полке, и друзьям незачем каждый раз задумываться, не заденут ли ее их слова перед тем, как что-то сказать. Артур — часть своей семьи, Уэвертоны любят его не меньше, чем Сара, и имеют право свободно вспоминать о нем. А вот ей самой пора о нем забыть…
        Она не пожалела, что навестила лорда и леди Уэвертон. Бобби права — она не должна проявлять неблагодарность по отношению к этим людям, ведь они сделали все, чтобы Сара получила свой кусочек счастливого детства и безмятежную юность.
        Вечер прошел за разговорами. Главным образом, об Италии рассказывала Бобби, а Сара и Джеффри только вставляли отдельные реплики. Наконец Сара спросила леди Уэвертон, не приходилось ли ей встречать мистера и миссис Фоскер с маленьким Леонардом.
        —Конечно же, мы виделись с твоим дядей и тетей в церкви, — отозвалась леди Уэвертон. — Было слишком холодно, чтобы брать малыша с собой, но миссис Фоскер рассказывала всем, кто хотел ее слушать, какой он чудесный ребенок, совсем не доставляет проблем.
        —Я хочу его увидеть! — воскликнула Сара. — Завтра же поеду к дяде.
        Роберта скривилась — она-то надеялась, что завтра приедут гости, чтобы поздравить их с возвращением и послушать рассказы о том, как они чудесно провели время. А после обеда можно будет устроить танцы. И тут вдруг подруга вознамерилась лишить их своего общества!
        Но Сара была непреклонна. Признаться, ей даже хотелось немного отдохнуть от неуемной энергии Бобби, побыть в одиночестве и подумать, как жить дальше, что надлежит делать и чего хотеть в будущем. Будущем, где нет места наивным надеждам.
        Леонард Фоскер пока был слишком мал, чтобы Сара могла понять, что у него будет за характер и насколько он походит на мать или отца, хотя оба они неустанно развлекали себя поиском у ребенка черт одного или другого. Казалось, дядя Эндрю искренне рад видеть племянницу после долгой разлуки, а миссис Фоскер приветливо встретила девушку и охотно переложила на нее часть заботы о крошечном кузене.
        Сара нашла ребенка забавным и с удовольствием пела ему колыбельные и поила подогретым молоком, пока его мать с гордостью демонстрировала приятельницам привезенные Сарой итальянские веера и шелковые шали.
        После утомительной поездки по зимним дорогам даже свою, как и прежде, холодную комнату Сара воспринимала как уютный уголок, а крик младенца по ночам не мешал ей спокойно спать. Бобби требовала, чтобы подруга поскорее вернулась под гостеприимный кров Ченсли, но Сара не могла пользоваться добротой Джеффри с той же легкостью, с какой принимала покровительство леди Уэвертон.
        Конечно, она давно отвыкла от маленьких комнат, скромной обстановки и кухни миссис Дроуби, но уже через две недели смирилась с необходимостью самой делать себе прическу и помогать готовить пирог к обеду.
        Бобби приезжала едва ли не каждый день, нервируя миссис Фоскер своими насмешливыми замечаниями и вызывая зависть роскошными туалетами. Дядя Эндрю намекал Саре, чтобы она пореже приглашала свою подругу к ним в дом, но Роберте не требовались приглашения мистера Фоскера, чтобы навестить Сару. К большой радости достойного джентльмена, в марте Уэвертоны и Бобби с мужем отправились на несколько недель в столицу, на свадьбу к какой-то кузине, и в доме Фоскеров потянулись безмятежные дни, наполненные домашним трудом, детским плачем и однообразными разговорами.
        Апрель 1840
        —Бобби! Ты написала, что вернешься тринадцатого, а сегодня уже двадцать второе! — Сара обнимала подругу, любуясь ярче проступившими после зимней бледности веснушками и сверкающими серебром глазами.
        —Ох, Сара, я так хотела поскорее уехать из этого смрадного города, но у Джеффри нашлись какие-то дела, потом матушка простудилась, и все мы ждали ее выздоровления…
        Роберта застала Сару одну, чему оказалась очень рада. Ей нужно было сообщить новость, которая неминуемо должна расстроить девушку, и сперва Роберта оттягивала неприятный момент, пересказывая лондонские сплетни и анекдоты, пока Сара разливала чай. Мистер Фоскер с женой и сыном направились навестить захворавшую миссис Принс, а кухарка воспользовалась отсутствием хозяев и пошла посплетничать с соседкой.
        Обе подруги присматривались друг к другу в поисках перемен. Сара находила, что Бобби выглядит вполне счастливой и воодушевленной, как это всегда бывало, когда Роберта возвращалась домой из какой-нибудь поездки — уж очень сильно она привязана к родным местам. А Бобби с тревогой заметила, что Сара, хоть и старается казаться бодрой и довольной жизнью, все так же не находит себе покоя и нуждается в лекарстве от одиночества. А тут еще Роберте придется так сильно огорчить ее…
        Наконец она решилась. Не в ее привычках было болтать попусту и умалчивать о важных делах. Бобби отставила чашку и обратилась к подруге.
        —Сара, мне нужно кое-что сказать тебе… Видит бог, мне это не нравится, но лучше ты услышишь это от меня, чем от сплетниц вроде Дженни Коул.
        Сара ни мгновения не сомневалась, что речь пойдет об Артуре Уэвертоне. Уже полчаса она видела, что Бобби собирается с духом для серьезного разговора, и была уверена, что никакая другая тема не смутила бы ее прямолинейную подругу.
        —Что ж, Бобби, мы всегда доверяли друг другу, и ты хорошо знаешь меня, чтоб не сомневаться — я не упаду в обморок, какую бы весть ты ни принесла.
        Роберта кивнула — у Сары достанет сил пережить и это горе, но лучше бы ей уехать куда-нибудь подальше…
        —Я должна сообщить тебе… Артур помолвлен, — выпалила Бобби.
        Сара помолчала. Роберта терпеливо ждала, как отреагирует подруга на это известие. Слезы, истерический припадок или угрюмое молчание — Бобби была готова ко всему, всю дорогу она старалась подобрать правильные слова, чтобы утешить Сару.
        —Что ж, надеюсь, он будет очень, очень счастлив со своей избранницей, — Сара произнесла именно то, что следовало говорить в таких случаях, но Бобби не удовлетворилась.
        —Говори это нашим соседям или своему дядюшке Фоскеру! Мне же ты должна сказать правду, Сара! — воскликнула Бобби. — Что ты чувствуешь? Лично я очень разозлилась, когда узнала! По-моему, он делает большую глупость!
        Сара знала, что Бобби не успокоится, пока не добьется от нее вразумительного ответа, но она и сама не знала толком, какие чувства испытывает. Было, конечно, больно, но эта боль оказалась глухой, нудной и почти не отличалась от ощущений последних месяцев. В конце концов, прошло уже много дней с того разговора у пруда, и у Сары имелось достаточно времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что она никогда не станет леди Уэвертон.
        —Ты не можешь злиться на него, — мягко ответила она подруге. — Он поступает так, как требует его сердце, и ты должна порадоваться за него. Что касается меня… я потеряла его не сейчас, Бобби, а давным-давно. Точнее сказать, он никогда не принадлежал мне, его чувства…
        —Что ж, ты, кажется, скоро исцелишься от этой любви, — с некоторой завистью заметила Роберта. — Я думала, ты все еще надеешься…
        —Так будет лучше, Бобби, поверь мне. Я действительно иногда думала, что когда-нибудь случится чудо и он поймет, что я нужна ему… Так тяжело все время ждать письма, смотреть на дверь, едва зазвонит колокольчик у порога, думать — а вдруг он приедет, когда меня нет дома… Это так мучительно, Бобби!
        —Я знаю, — тихо ответила Роберта. — Ты права, теперь тебе станет легче. Эти бесплотные надежды иссушают, за ними ты не видишь других людей, радости и возможности…
        —Ты тоже пережила это, — Сара сжала горячую ладонь подруги.
        —Не так долго, как ты, — невесело улыбнулась Бобби. — Френк был помолвлен уже тогда, когда я только узнала его, и я сама очень скоро решилась на брак с Джеффри…
        Роберта первый раз назвала имя джентльмена, которого полюбила, и Сара решила, что может спросить о том, о чем до сих пор не решалась.
        —Скажи, ты хотя бы немного счастлива теперь?
        Бобби понимала, что подруга спрашивает не из праздного любопытства, что Сара невольно примеряет на себя ее судьбу. Принесет ли ей утешение брак? Сумеет ли она перебороть свою склонность и привязаться к кому-то другому? Будет ли это честно по отношению к своему сердцу и к чувствам этого другого человека? Все эти вопросы Бобби решила практически, Сара же могла теперь опереться на ее опыт.
        —Я скажу тебе — да, — просто ответила она. — Это не значит, что я не плачу, когда остаюсь одна, или что я время от времени не жалею, что все не сложилось иначе. Но я чувствую себя умиротворенной, насколько это чувство вообще мне присуще, любимой и нужной кому-то… Это дорого стоит, Сара.
        —Думаешь, мне следует как можно скорее выйти замуж?
        —Не уверена, что мой рецепт подойдет тебе.
        Почему ты считаешь, что другая привязанность не настигнет тебя однажды, когда ты уже будешь связана брачными узами не с тем человеком? Мы еще так молоды, два или три года можно не торопиться…
        —Но ты ведь не стала ждать, — возразила Сара.
        —Ну так я — это я, — усмехнулась Роберта. — При всей моей взбалмошности я знаю, что будет для меня самым лучшим. Джеффри и есть это лучшее, и я была бы глупышкой, если б позволила ему жениться на какой-нибудь другой женщине. А у тебя есть время, я как-то чувствую это…
        —Не замечала в тебе склонности к пророчествам, — засмеялась Сара. — Но я и сама знаю, что не готова еще искать себе жениха, а очереди из претендентов у моего порога ты ведь не заметила, не так ли?
        Бобби подхватила шутливый тон, но вскоре вернулась к вопросу, столь часто обсуждаемому подругами в течение последнего года.
        —Тебе надо вернуться домой! Улицы Сент-Клементса слишком узки, чтобы вместить очередь желающих предложить тебе руку и сердце! Я уж не говорю о твоем дядюшке… Он-то своего не упустит.
        —Бобби, прошу тебя, хватит об этом! Как ты себе представляешь этот разговор? Дядя Эндрю, мне исполнился двадцать один год, и я уезжаю домой, а вы с женой и малышом умирайте с голоду в вашем маленьком городишке?
        —Не драматизируй, мы не на домашней сцене, — нахмурилась Бобби. — Не так, но суть ты уловила верно. С чего ты взяла, что твой дядя останется совсем без средств? Он вполне благополучно жил до твоего появления и так же прекрасно проживет и дальше.
        —Он неудачно вкладывал свои деньги, и, если б отец не назначил его моим опекуном, его положение было бы плачевно. А еще теперь у него есть семья, жаль только, миссис Фоскер не принесла ему почти никакого приданого.
        —А ты знаешь размеры своего приданого? Ты уверена, что дядя не вложил и твои средства в какое-то сомнительное предприятие?
        Бобби злилась каждый раз, как Сара проявляла, по ее мнению, ненужную заботу о корыстном дядюшке.
        —Хотя бы напиши своему поверенному и узнай, в каком состоянии твои дела! — сердито сказала Бобби.
        Эта мысль впервые пришла ей в голову, и Сара посмотрела на подругу с уважением.
        —Пожалуй, ты права, я так и сделаю. Наконец-то ты предложила что-то, вместо того чтобы ругать меня за излишнюю мягкость!
        —Действительно, почему я сразу не подумала об этом… Наверное, это влияние Джеффри — он очень разумно ведет свои дела, и я стараюсь соответствовать образу примерной жены.
        —Не переигрывай, Бобби, — предостерегла Сара. — Джеффри полюбил тебя такой, какая ты есть, со всеми капризами и безумными идеями — не разочаровывай его, превращаясь в кого-то другого!
        —О, у меня есть замечательный пример — моя мать, — легкомысленно отмахнулась Роберта. — Отец говорил, что я очень похожа на нее характером. Сперва матушка тоже любила всяческие затеи и проказы, но после того как у нее появились дети, она превратилась в заботливую мать и умелую хозяйку. Так что со временем все произойдет само собой, и Джефф и не заметит, как я повзрослею.
        —Ничего не происходит само собой, — задумчиво протянула Сара. — Чтобы управлять домом, надо учиться, а воспитывать детей… наверное, очень сложно. Миссис Фоскер до сих пор не привыкла, что Леонард пачкает так много пеленок, и раздражается из-за того, что служанка постоянно занята стиркой.
        —Чепуха! — изрекла Бобби. — У меня достаточно прислуги, чтобы справиться с хозяйством, а заставить всех делать то, что мне нужно, не составит труда. Миссис Ченсли полна здоровья и сил, так что еще лет десять мне не потребуется вникать в тонкости управления домом.
        Роберта была готова говорить о чем угодно, лишь бы отвлечь Сару от мыслей о предстоящей женитьбе Артура. Именно поэтому она ловко перевела разговор на тему предстоящего совершеннолетия Сары, зная, что подруга тотчас пустится в спор и забудет о том, что они говорили вначале.
        Некоторое время Бобби удавался ее маневр, но вскоре она заметила, как выражение лица Сары становится печальным, и попыталась снова переменить тему.
        —Ты не хочешь поехать в июне в Брайтон? Джеффри говорит, там соберется прекрасное общество, семья его дяди и еще какие-то родственники. Всем нам будет очень весело там, весна в этом году затяжная, и здесь мы еще долго не дождемся хорошей погоды.
        —Нет, Бобби. Я хочу пожить с дядей и тетей. Поезжайте вдвоем, из-за меня вы с Джеффри проводите так мало времени наедине…
        —Опять твоя щепетильность, Сара! Если бы Джефф был недоволен, он так бы и сказал. Он вообще не такой тихоня и увалень, как ты можешь вообразить, судя лишь по его кроткому виду! Поедем, прошу тебя. К тому же в июне сюда приедет Артур… со своими гостями.
        Сара поняла, что Бобби нарочно хочет оградить ее от встречи с молодым Уэвертоном, а гости могли быть только семейством его будущей супруги.
        —Кто она? — тихо спросила Сара.
        Роберта тотчас поняла, о ком идет речь, и нехотя стала рассказывать.
        —Ее зовут мисс Люси Маннер, и ей недавно исполнилось девятнадцать. Ее родители умерли, Отец довольно давно, а мать — два года назад, простудилась в церкви и больше не встала с постели. У Люси есть два старших брата, один из них, лорд Маннер, унаследовал все состояние и титул, а другой захотел стать доктором и практикует где-то в предместье Лондона. Его жена умерла во время родов, и у него осталась маленькая дочь…
        —Она красивая? — перебила Сара словесные излияния подруги.
        —Люси? — Бобби хмыкнула. — Она хорошенькая, но слишком вертлявая и, по-моему, немного глуповата. Во всяком случае, она частенько смотрела на меня, разинув рот.
        Сара подумала, что в этом нет ничего удивительного, к манерам Бобби непросто привыкнуть.
        —И Артур… очень любит ее? — вопрос дался Саре с трудом, но она не могла не спросить об этом.
        —Когда мы приехали в Лондон, он встречал нас и уже тогда выглядел как-то… странно. Острил невпопад, не захотел говорить о своей будущей карьере, как будто она его больше не интересует… Отец спросил в шутку, не влюблен ли он, и Артур, против обыкновения, не стал придумывать отговорки, а покраснел и молча кивнул. Позже он признался мне, что познакомился с Люси на обеде у джентльмена, который обещал помочь ему устроиться в министерство иностранных дел, и тут же позабыл о том, что хотел повидать мир и послужить короне.
        Как больно слушать это! Столько лет она любит Артура, и он никогда не стремился ради нее изменить свои планы, а теперь готов бросить все, едва познакомившись с мисс Маннер!
        Сара не удержалась, несколько слезинок сбежали по ее щекам, но Бобби упрямо продолжала, чтобы выложить все новости разом и не возвращаться к тягостному разговору снова и снова.
        —В общем, отцу пришлось дать согласие на помолвку, и Артур поехал к лорду Маннеру просить руки Люси. Она, хоть и не очень умна, не стала отказывать.
        «Да и кто бы отказался!» — подумала Сара.
        —Дата свадьбы уже известна? — спросила она сквозь слезы.
        —О да, они поженятся в июле и сразу же уедут но Францию. Люси считает, что только французы все знают о моде, и ей надо обязательно побывать в Париже и приобрести гардероб замужней женщины, прежде чем она станет наносить визиты родственникам и знакомым как миссис Уэвертон! — Бобби презрительно фыркнула.
        —Что ж, надеюсь, она любит его так же сильно… как он ее.
        Сара хотела сказать «как я люблю его», но не стала расстраивать Роберту. Бобби еще некоторое время поболтала о разных пустяках, словно хотела убедиться, что подруга оправилась от горестного известия, после чего поехала домой.
        Сара вышла в сад. Скоро должны были вернуться Фоскеры, и ей не хотелось сейчас улюлюкать над малышом и выслушивать подробный рассказ миссис Фоскер о том, кого они встретили по дороге и кто что говорил о малыше.
        Итак, Артур вскоре женится. Рядом с ним теперь всегда будет эта женщина, Люси Маннер. Сара не знала ее и постаралась не думать о ней плохо, несмотря на отзывы Бобби. Артур выбрал ее, значит, она этого достойна. Сара слишком высоко ценила достоинства Артура, чтобы признать, что и он может оказаться слепым или недальновидным, она привыкла полагаться на его наблюдения и верила, что этот джентльмен — самый умный и обаятельный мужчина на свете. Так и должно быть, вот только подобные убеждения молодой леди лучше иметь в том случае, если этот мужчина собирается на ней жениться. Думать так о чужом женихе не только вразрез с приличиями, но и означает, что леди неумна и плохо воспитана, раз не уяснила себе, что влюбляться можно только в человека, который имеет по отношению к ней серьезные намерения.
        Увы, такое отношении света к способностям молодым девушек означает, что умными и прекрасно воспитанными, словом, настоящими леди являются такие дамы, как миссис Фоскер или леди Гросберри, в девичестве мисс Бет Хиллсток, уверившиеся, что любят своих избранников, только после того как было объявлено об их помолвке.
        Мисс Роберту Уэвертон, то есть миссис Ченсли, свет, не задумываясь, также отнес бы к этой категории, особенно, если бы стало известно о ее подлинных чувствах. Вовсе не допустить склонности к неподходящему человеку — задача любой леди, но, если уж такая склонность все же возникла, перебороть ее и стать достойной супругой уважаемого джентльмена — вот к чему должна стремиться эта самая леди. Как видите, Бобби это вполне удалось, и, к счастью для нее, в обществе не знали о ее душевной борьбе и считали, что, против всяких ожиданий, из эксцентричной дочери лорда Уэвертона выросла самая заурядная девушка, выбравшая себе такого же заурядного супруга.
        Роберте было все равно, что о ней болтают, но позволить соседям вести пересуды о ее семье — немыслимо! Поэтому она дни напролет думала, как избежать встречи Сары с Артуром и его невестой, ведь все чувства Сары написаны на ее личике, и любой, кто посмотрит на нее, сразу сможет заметить, как страдает бедняжка.
        Бобби осмелилась даже откровенно сказать брату, чтобы тот постарался ограничить визиты мисс Маннер в Сент-Клементс, хотя бы до их венчания. Потом они уедут в Европу, затем поживут в лондонском доме… А к тому времени Сара, возможно, смирится с неизбежным и научится сохранять безмятежный вид даже в присутствии миссис Уэвертон. Артур был потрясен, узнав от сестры, как сильно Сара переживает, и обещал сделать все возможное, чтобы не травмировать подругу детства, но нельзя же ему в угоду мисс Мэйвуд всю жизнь избегать собственного дома! Роберте пришлось с этим согласиться, и она добилась только обещания Артура как можно реже приезжать домой до свадьбы и не попадаться на глаза Саре.
        Бобби продолжала размышлять, где найти для Сары подходящего жениха, и отказ подруги поехать в Брайтон нарушил ее планы. В этом городе летом полно блестящей молодежи, и вполне возможно, что кто-то мог бы понравиться мисс Мэйвуд. В конце концов Роберта решила перезнакомиться с как можно большим количеством молодых джентльменов и пригласить наиболее привлекательных из них погостить в доме Ченсли на время осенней охоты. Там опять будет множество балов и других подходящих случаев укрепить новое знакомство.
        Пока Бобби вынашивала все эти планы, Сара работала в саду, требующем уборки после весенних ветров, играла с маленьким Леонардом и по вечерам в уединении своей комнатки воображала, как могла бы сложиться ее жизнь в тех или иных обстоятельствах.
        —Если б отец остался жив, я выросла бы в родном доме, — рассуждала она по привычке вслух. — И никогда бы не познакомилась с Бобби! Поистине, это было бы ужасно, хотя, наверное, у меня появились бы подружки, но уж такой веселой и доброй, как Бобби, наверняка не нашлось бы среди детей наших соседей. С другой стороны, я бы не узнала и не полюбила Артура и была бы, наверное, гораздо счастливее, чем теперь! Но главное, отец бы не умер и не оставил меня одну!
        Как бы ни были добры к ней лорд и леди Уэвертон и, по-своему, дядя Эндрю и его жена, временами Саре не хватало задушевной беседы с родным человеком, отцом или матерью. Конечно, она говорила с ними каждый день, после молитвы, и иногда ей даже казалось, что она слышит ответ, но все же это совсем, совсем не то, что прижаться зимним вечером к материнскому плечу и поверить все свои печали. Или попросить отца почитать ей, как в детстве.
        Увы, все эти мечты были недостижимы, как и многие другие, и Саре приходилось призывать на помощь свое хваленое благоразумие, чтобы не встречать утро в слезах после бессонной ночи. Ей казалось даже забавным слушать, как ее ставят в пример подрастающим девицам как образец рассудительной, благонравной леди, особенно если учесть, как далеко порой заводило ее воображение.
        —Можно подумать, у меня есть выбор! — горько вздыхала она, оставаясь одна. — Это Бобби может позволить себе творить все, что угодно, и. никто ничего ей не скажет, ведь ее отец — самый богатый лорд в округе, а в ней самой столько обаяния, что на нее просто нельзя сердиться! А позволь себе какую-нибудь дерзкую выходку еще недавно никому не известная Сара Мэйвуд — да меня тотчас начнут сторониться и перестанут приглашать в гости. Достаточно и того, что мне достается часть внимания, которое привлекает Бобби.
        Нет, Сара не завидовала подруге. Роберте просто посчастливилось родиться в такой семье, как Уэвертоны, но даже ее родители не смогли уберечь дочь от разочарования в любви. Эта напасть может настигнуть любого, будь он владельцем старинного родового поместья или скромным ремесленником. И в этой своей печали подруги сравнялись и стали еще ближе друг другу, словно и впрямь были родными сестрами.
        В отсутствие Бобби леди Уэвертон снова стала приглашать Сару провести у них в доме день или даже несколько дней, и девушка не могла обидеть свою покровительницу отказом. Она понимала, как осиротел дом без Бобби и Артура, как не хватает в нем смеха и шуток. О свадьбе Артура женщины не говорили, хотя Сара не имела бы ничего против. Иногда она даже испытывала какое-то болезненное любопытство, ей хотелось как можно больше узнать о девушке, пленившей сердце легкомысленного Уэвертона, но она не решалась задавать вопросы. А леди Уэвертон дала себе слово щадить бедняжку хотя бы до тех пор, пока не случится неизбежное и Артур не вернется домой вместе с молодой супругой.
        Сара накинула легкую шаль и вышла в сад. Девушка с удовольствием оглядела свой уголок, убежище, неизменно дарящее ей радость и утешение.
        Ее многолетние старания принесли свои плоды, и теперь соседи восхищались ее грядками, успевающими несколько раз сменить цветочный убор за время короткого северного лета. Иногда она отдавала работе в саду больше сил, иногда меньше, в зависимости от того, сколько времени проводила у дяди в доме или в поместье Уэвертонов, а затем Ченсли.
        —Этим летом я пересажу все розы, обещаю, — сказала она вслух, словно цветы могли слышать ее.
        Как странно… После рассказа Бобби о невесте Артура Сара действительно почувствовала себя лучше. Уже не нужно ждать и надеяться, и тихая грусть, пришедшая на смену отчаянию, гораздо больше соответствовала ее натуре. Единственное, чего ей сейчас не хватало — это достойного предмета, чтобы занять свои мысли, так уж она была устроена. В детстве Сара сочиняла романтические истории, в которых участвовали ее друзья — герои любимых книг. Позже, когда она переехала в Сент-Клементс, оставалось не так много времени для воображаемых приключений — Бобби Уэвертон с завидным постоянством обеспечивала себе и подруге настоящие. И все же, перед тем как уснуть, Сара находила очень приятным хотя бы четверть часа воображать себя и Бобби сказочными королевами, посетившими замок Фата Морганы, или кем-то в этом роде. Несколько позже в мире се фантазий прочно занял свое место Артур Уэвертон. В грезах Сары он почти всегда выступал великим полководцем или лишенным наследства герцогом, отправленным в изгнание своим коварным отчимом. Конечно же, герой всегда одерживал победу над неправедными людьми и получал награду в виде
руки и сердца прелестной барышни, удивительно напоминающей мисс Сару Мэйвуд.
        Сюжеты подобных историй Сара во множестве черпала из любимых романов и игр, придуманных Бобби. Иногда Артур и сам подбрасывал ей тему для очередной фантазии, как в ту ночь, когда вез Сару на своей лошади после незабываемой поездки на ярмарку. А уж сколько разных вариаций поцелуя, которым обменялись Сара и Артур в день ее восемьнадцатилетия, воплощалось в ее воображении за последние два года — трудно даже вообразить. За поцелуем неизменно следовало предложение составить его счастье и непременное венчание в заброшенной полуразрушенной церкви или в освещенном тысячами свечей соборе…
        И вот теперь с этими мечтами приходится навсегда распроститься. К чести нашей героини надо заметить, что она никогда не думала об Артуре дурно. На ее месте Роберта бы видела перед мысленным взором только одну картину — как ее герой покидает нелюбимую невесту и покаянно возвращается к ней, чтобы на коленях молить о прощении. И она, немного поломавшись, прощает и награждает его неземным счастьем.
        Думать так об Артуре означало бы для Сары признать его чувства непостоянными, а его самого — неверным обманщиком. Нет, она вовсе не надеялась, что Уэвертон разорвет помолвку с мисс Маннер, раз уж он полюбил ее — должен любить вечно, и никак иначе. Ее избранник — человек безупречных достоинств, и она позволяла ему иметь лишь один недостаток — не любить ее.
        Что же теперь ей остается? Артур уже не может быть героем ее грез, а избавиться от них вовсе Сара пока еще не могла, несмотря на то что давно вышла из соответствующего возраста. Снова придумывать продолжения прочитанных книг? Пожалуй, но и вполовину не так волнующе, как сочинять истории о себе и Роберте.
        —Похоже, наши с Бобби истории закончились, не успев начаться, — пробормотала Сара, с трудом разгибая спину после работы на грядке. — Жаль, что я не так образованна, чтобы пойти работать гувернанткой или учительницей. Иметь маленьких слушателей, которые одновременно будут и героями рассказов, — поистине чудесно. Придется подождать, пока подрастет малыш Леонард. Сколько же сказок он от меня услышит!
        Бобби не раз говорила подруге, что, вместо того чтобы придумывать приключения уже известных персонажей, Саре следовало бы найти своих собственных и записывать их истории. По крайней мере, она могла бы быть постоянно занята делом, да еще и получать деньги от издателя. Но Сара ни за что не решилась бы отдать свой воображаемый мир на растерзание критиков.
        Даже с Бобби она делилась нечасто, разве только зимними вечерами, когда гости уезжали и заняться оказывалось больше нечем. Тогда девочки усаживались в полутьме у камина, служащего единственным источником света, и Бобби наконец-то умолкала, чтобы дать возможность говорить подруге. Обычно это продолжалось недолго, так как Роберта начинала почти сразу же задавать неуместные вопросы или ругать поведение действующих лиц, находя его глупым. Сара обижалась и останавливала рассказ, Бобби просила прощения, и все начиналось заново.
        Позже и эти посиделки у камина прекратились, не могла же Сара рассказать подруге, что в ее нынешних фантазиях царствует брат Роберты, а его сердце в них неизменно принадлежит Саре!
        Теперь придется развлекать себя как-то иначе. Сара начала понимать, почему девушке ее лет лучше бы уже выйти замуж. Новые обязанности и заботы займут все время, и его не останется на девические мечты и пустую болтовню. Хотя у Бобби его предостаточно…
        Сара отряхнула запачканное землей платье. Как бы там ни было, у нее есть сад, книги и маленький кузен. На лето занятий хватит, а потом приедет Бобби и затянет ее в бесконечный водоворот танцев и развлечений. Сара подозревала, что Роберта что-то задумала относительно устройства судьбы своей подруги, но была намерена решительно противостоять всем попыткам Бобби управлять ею, как позволяла в годы детства. Они обе уже слишком взрослые, и замужество — не игра, что бы там ни считала по этому поводу молодая миссис Ченсли.
        —Смогу ли я когда-нибудь полюбить другого человека? — вслух подумала Сара и пошла в дом — собирался дождь…
        Июль 1840
        —Ты слышала, дорогая? Артур Уэвертон женился на прошлой неделе! Миссис Гриди в церкви слышала, как об этом говорили! Как это его помолвка ускользнула от нашего внимания?
        —Да, тетя, я знаю, что он был помолвлен и назначил дату свадьбы, — Сара отложила вилку, чтоб не стало заметно, как она дрожит в похолодевших пальцах.
        Меньше всего ей хотелось обсуждать венчание Артура Уэвертона со своей теткой. Она сразу же решила ничего не сообщать Фоскерам о помолвке Артура: миссис Фоскер неминуемо посвятила бы этому вопросу не один вечер, а Сара не готова была вежливо поддерживать разговор, когда ее душа поет, как от зубной боли.
        Бобби уговорила родителей не делать помолвку достоянием всего Сент-Клементса, а их друзья не входили в число близких знакомых миссис Фоскер и подобных ей дам. Маннеры не приехали погостить к Уэвертонам, так как мисс Люси непременно хотела побывать на свадьбе у кузины в Форчайлде, пока сама еще не замужем и может быть среди подружек невесты, а заодно и похвалиться своим женихом.
        Сара только порадовалась этому, она отнюдь не спешила познакомиться с мисс Люси Маннер. Но весь последний месяц считала дни, оставшиеся до девятого июля, когда Артур Уэвертон собирался стать счастливейшим мужчиной на свете со своей избранницей.
        С этой даты прошла уже неделя, и вот первые новости донеслись и до Сент-Клементса. Сара кашляла и не пошла в это воскресенье в церковь, словно чувствовала, что услышит там много огорчительного для себя. Девушка могла представить, как ахают и перешептываются подруги миссис Фоскер, не случайно она опоздала домой почти на час. Мистер Фоскер уехал на пару дней, и обсуждение удивительного известия за семейным столом еще только предстояло Саре. Тетушка уже накинулась на нее, раздраженная тем, что племянница сохраняла в тайне столь важный факт, и пришлось давать объяснения. Якобы Уэвертоны не хотели во всеуслышание заявлять о помолвке, и ей оставалось только хранить секрет.
        —Не потому ли, что новая миссис Уэвертон имеет дурную репутацию? — тут же заинтересовалась миссис Фоскер. — Или у нее длинный нос?
        —Я не видела мисс Маннер, то есть миссис Уэвертон, — Сара едва не подавилась, когда впервые произнесла фамилию жены Артура. — Но, по словам Роберты, она хорошенькая, а Бобби редко кого соглашается назвать хорошенькой, вы же знаете, тетя.
        —О да, — поджала губы миссис Фоскер. — И все же, ты могла бы сказать нам. Тогда я не выглядела бы перед миссис Гриди совершеннейшей невеждой в этом вопросе. Ты уже послала поздравление молодым?
        —Господи, нет, конечно! — признаться, Саре это даже в голову не пришло.
        —Невежливо с твоей стороны, — неодобрительно заметила миссис Фоскер. — Они всегда так заботились о тебе. Ну ладно, я напишу от нас всех.
        Сара подумала, что Артур вряд ли вспомнит, кто такая миссис Фоскер, но не стала озвучивать свою мысль, она бы не пришлась по вкусу ее дорогой тетушке.
        В начале августа лорд и леди Уэвертон и супруги Ченсли вернулись в свои поместья, и Бобби немедленно послала за Сарой коляску.
        —Как я соскучилась! — пылко воскликнула она, обнимая подругу.
        —Я тоже скучала, — искренне ответила Сара.
        Если в начале лета она наслаждалась внезапно наступившим покоем и возможностью побыть наедине со своими мыслями и своими грядками, то последние несколько недель испытывала глубокую грызущую тоску.
        Необходимость проводить ежедневно много часов в обществе миссис Фоскер заставила Сару невольно делать сравнения, невыгодные для тетушки. Насколько же отличалось искреннее жизнелюбие Бобби от завистливой тяги миссис Фоскер к высшему свету! Не говоря уж о ее пристрастии к сплетням.
        После того как тетушка узнала о свадьбе Артура Уэвертона, Саре не выпало ни одного спокойного дня. Намеки и предположения, притворно сочувственные вздохи в адрес племянницы, упустившей выгодную партию, — все это безмерно раздражало Сару, а порой доводило до слез, вынуждая искать убежища на кухне или в своей комнате. В хорошую погоду она довольно часто уходила гулять по окрестным лугам и возвращалась с ноющей поясницей и запачканными ботинками, но хотя бы немного умиротворенная.
        Мистер Джеффри Ченсли встретил Сару как близкую родственницу и довольно улыбнулся, найдя ее вид вполне цветущим, а не бледным и унылым, вопреки опасениям Бобби. Он приветливо поздоровался с девушкой и почти сразу ушел, предоставив подругам возможность вдоволь поговорить обо всем, что их волновало.
        Сара опасалась возвращения Бобби только по одной причине — она не желала видеть сочувствие в глазах подруги и постоянно замечать настойчивые попытки как-нибудь ее развлечь. В то же время хотелось услышать подробный рассказ о венчании Артура, хотя бы даже он и расстроил ее.
        Как оказалось, у Бобби были новости касательно ее самой, и именно с них-то она и начала, когда подруги уселись за чайный стол.
        —Ах, Сара! Я никак не могу поверить, и в этом мне нужна твоя помощь! Ты с твоей рассудительностью тотчас убедишь меня, что все это мне не приснилось! — Роберта, как всегда, собралась поразить подругу невероятными известиями. — Ты только подумай, дорогая, я — Бобби Уэвертон — вдруг стану матерью! Моя старая детская еще помнит наши с тобой игры, а вскорости там будет играть мой сын или дочь!
        —Ты уже не Бобби Уэвертон, ты миссис Роберта Ченсли, — ответила Сара только после того, как от души расцеловала подругу и посмеялась над формой, в которую Бобби облекла свое невероятное сообщение. — Кроме того, твоя дочь — мне почему-то кажется, что это будет девочка, — станет играть в бывшей детской мистера Джеффри, а и твоей детской обоснуются отпрыски Артура.
        Бобби пристально посмотрела на подругу. Сара сама начала говорить об Артуре Уэвертоне и выглядела при этом безмятежной. Роберта знала, что придется рассказывать о свадьбе брата, но сперва хотела поделиться собственной радостью, чтобы обе леди могли перейти к обсуждению неприятной для одной из них темы в более или менее благодушном настроении.
        —Что ж, тебе, наверное, хочется узнать, как все происходило, — осторожно начала она.
        —Конечно, хотя бы для того, чтобы рассказать моей любопытной тетке, — грустно усмехнулась Сара. — Ничего нельзя изменить, и я смирилась, Бобби, клянусь тебе!
        Роберта не стала спорить: в конце концов, кто знает, может быть, Сара больше любила в Артуре старшего брата, которого никогда не имела, чем мужчину, чьей женой ей хотелось стать в будущем. Когда кузены, кузины и прочие родственники или близкие соседи часто встречаются, их дети растут вместе и неминуемо в положенное время начинают влюбляться друг в друга. Но из такой детской привязанности редко получается что-нибудь настоящее, и собственная судьба укрепляла Бобби в этом мнении. Она была привязана к Джеффри как к старому другу или еще одному брату, но полюбила незнакомца, никогда ею прежде не виданного. И то, что она стала женой Джеффри, ничуть не опровергает ее уверенности в том, что Саре следует поискать свое счастье где-нибудь подальше от Сент-Клементса, как это сделали все юные леди, некогда влюбленные в Артура, — Бет Хиллсток, Диана Рейнбридж и кое-кто еще.
        Вполне успокоенная, в своем описании Бобби не упустила ни одной детали, за исключением разве что чрезмерно затянувшегося поцелуя молодоженов. По ее словам выходило, что Люси так же способна очаровать окружающих, как это умеет делать Артур, а значит, в этом они схожи. Но по части ума миссис Уэвертон далеко не только до самой Роберты или Сары, что само собой разумеется, но даже до леди Гросберри, известной подругам как мисс Бет Хиллсток.
        Сара не вполне полагалась на суждение Бобби в отношении ее новообретенной сестрицы Люси, она допускала, что Роберта склонна преувеличивать. Похоже, Бобби еще не смирилась с женитьбой брата, к тому же на девушке, которая ей не нравится и не может стать в будущем близкой подругой. Сара очень хотела взглянуть на миссис Уэвертон, но при этом надеялась, что их встреча не состоится еще долгие месяцы, до тех пор, пока она не сможет посмотреть на жену Артура без отчаяния в глазах.
        —А теперь расскажи, как ты провела эти два месяца! — как всегда, неожиданно сменила тему разговора Роберта. — Вероятно, тетушка Фоскер донимала тебя своими злобными сплетнями?
        —Не больше обычного, — улыбнулась Сара. — Правда, она до сих пор не в силах простить мне, что я не рассказала ей сразу же о помолвке Артура и она не смогла блеснуть своей осведомленностью перед подругами.
        —Да уж, могу себе представить, — сочувственно вздохнула Бобби. — А с дядей ты еще не говорила?
        Сара покачала головой с недовольным видом — Бобби опять оседлала любимого конька и явно собирается начать уговаривать подругу уехать от дядюшки и жить в собственном поместье.
        —Я писала тебе, что получила ответ от поверенного отца, мистера Гиббонса, больше мне нечего тебе сообщить.
        Из переписки с подругой Бобби знала, что мистер Фоскер отказался от услуг мистера Гиббонса сразу же, как стал опекуном Сары. Поэтому поверенный не смог сообщить мисс Мэйвуд, как обстоят дела с ее состоянием, но не пренебрег просьбой дочери своего покойного клиента и набросал несколько цифр, долженствующих, по его представлению, с большой долей истины обрисовывать положение дел на данный момент.
        Сара была одновременно обрадована и неприятно удивлена. Как оказалось, ее доход мог составлять значительную сумму, если, конечно, мистер Фоскер не вложил ее в какое-то убыточное предприятие. И при этом дядя Эндрю еще постоянно жалуется на скудость своих средств, как, впрочем, и всегда, и отказывает племяннице едва ли не в самом необходимом! Гнев Сары обрадовал Бобби, она надеялась, что подруга найдет в себе решимость и поставит перед мистером Фоскером вопрос о своем скором возвращении в отчий дом, однако Сара до сих пор не сделала этого.
        —Через три недели тебе исполнится двадцать один! — воскликнула она. — К этому времени ты уже можешь упаковать свои вещи, а моя карета в твоем распоряжении. Прошлые жильцы охотно потеснятся, и ты поживешь вместе с ними, пока не вникнешь в хозяйственные дела, а они не подыщут другой дом.
        —К чему мне уезжать сейчас, Бобби? — Сара постаралась отвлечь подругу. — Там у меня почти нет друзей, кроме доктора и миссис Стоун, а здесь есть ты. Разве я могу оставить тебя теперь, когда в твоей жизни произошло столь чудесное событие!
        Но Бобби нелегко было провести.
        —Чудесное событие произойдет лишь в марте, и ты еще несколько раз успеешь съездить туда и вернуться обратно. Да и я еще долгое время буду в состоянии выезжать и обязательно навещу тебя и помогу советами, как заново отделать дом. Не забудь, тебе надо подобрать компаньонку, когда Эммерсоны уедут, ведь ты не сможешь жить одна!
        —Вот именно, еще и компаньонка! Кроме тебя, у меня нет ни одной близкой подруги, а пригласить на место компаньонки какую-нибудь одышливую старую даму, вроде моей бывшей гувернантки, — нет уж, уволь!
        —Матушка что-нибудь придумает, у нее достаточно связей, чтобы ей рекомендовали какую-нибудь по-настоящему добрую женщину. Уверяю тебя, она будет лучше твоей тетушки Мери Фоскер!
        Сара постаралась воззвать к дружеским чувствам Бобби:
        —Неужели ты настолько хочешь избавиться от меня? Видеться раз в несколько месяцев, и при этом ты не любишь писать письма — подумай, Бобби!
        Роберта подумала. Вернее сказать, только этим она и занималась на протяжении долгих месяцев, и возвращение Сары в ее родной дом казалось наиболее правильным решением, как ни горько ей самой будет терять подругу. Бобби подергала за развившийся от этого упражнения рыжий локон, подбирая слова.
        —Меня нередко упрекают в эгоизме, Сара, вот я и решила измениться, — заявила она. — Не в моем праве удерживать тебя подле себя, когда тебе нужны перемены!
        Сара продолжила бы этот бесполезный спор, если б служанка не подала Бобби только что пришедшее письмо.
        Обе леди тотчас узнали знакомый почерк Артура, и обе почувствовали волнение, побуждавшее поскорее узнать содержание письма. Бобби поспешно развернула послание и пробежала глазами, а Сара напряженно замерла в ожидании.
        Наконец Роберта опустила руку, держащую письмо, и повернулась к подруге с весьма удивленным и даже, быть может, чуть встревоженным видом.
        —Артур пишет, что они с Люси отплывают из Франции через десять дней и скоро будут здесь, как раз к началу сезона охоты!
        —Как, уже? — Сара растерянно смотрела на лист бумаги в руке Бобби.
        —Я в полном недоумении — они собирались пробыть в Лондоне до Рождества, а на Рождество приехать домой или навестить брата Люси, лорда Маннера. Почему они так внезапно переменили свои планы, Артур не пишет…
        Молодые женщины тут же, не сговариваясь, подумали, что причина возвращения молодоженов может крыться в точно такой же новости, какой Бобби полчаса назад делилась с подругой. Но, с другой стороны, миссис Уэвертон, похоже, обладала капризным нравом, и путешествие могло ей прискучить. Как бы там ни было, в одночасье все изменилось, и Бобби почти удалось убедить подругу, что ей в самом деле лучше на некоторое время покинуть Сент-Клементс.
        Обеспокоенные, леди прервали приятное времяпровождение за чайным столом. Бобби решила поехать к матери, возможно, родителям Артур открыл больше, чем сестре, а Саре надо было снова и снова подумать о предстоящей встрече с четой Уэвертон и понять, насколько она готова к этому событию.
        Вечером Бобби заехала к подруге по дороге домой и сказала, что лорд и леди Уэвертон не меньше удивлены внезапным приездом сына и невестки. Надлежало поскорее отделать комнаты для них, подготовиться к приему в честь молодоженов и сообщить соседям, которые также непременно захотят устроить в своих домах балы и обеды по тому же поводу. Роберта заметила, что подруга выглядит усталой и расстроенной, и не стала возвращаться к обычным уговорам оставить Фоскеров и вернуться в свой прежний дом.
        Теперь, когда Артур будет жить так близко со своей женой, Саре и самой захотелось уехать. Она не была уверена, что сможет сохранять спокойствие, глядя, как он улыбается другой, как наклоняется к ней, чтобы прошептать что-то ласковое, как с гордостью ведет ее в центр бальной залы…
        Несколько дней Сара готовила себя к разговору с дядей, затем однажды вечером, когда миссис Фоскер укладывала спать сына, вошла в кабинет, где дядюшка, по обыкновению, перебирал какие-то бумаги.
        —Сара, дорогая моя, случилась какая-то неприятность? — тут же встрепенулся дядя Эндрю.
        До сих пор племянница никогда не заходила к нему, чтобы побеседовать в уединении, все домашние вопросы решались за обеденным столом.
        —О, вовсе нет, — заверила она и уселась в кресло напротив дяди. — Я бы хотела поговорить с вами о своем будущем.
        —В самом деле? Неужели ты нашла себе жениха? — оживился мистер Фоскер.
        —Нет, напротив… то есть я хотела сказать, я не собираюсь пока выходить замуж, но хочу изменить свою жизнь. Через тринадцать дней мне исполнится двадцать один год…
        —О да, дорогая, конечно же, мы все помним о твоем дне рождения, — бодро перебил ее дядя.
        —Я хотела говорить вовсе не о дне рождения, — с некоторой досадой возразила Сара. — Я хотела бы вернуться домой.
        —Домой? — дядя Эндрю, казалось, был озадачен. — Ты и так дома, милая, хотя и проводишь с нами гораздо меньше времени, чем нам бы того хотелось.
        —Я имею в виду, в дом моих родителей, в мой дом, — выразительно ответила его племянница.
        —Но ты же знаешь, дитя, что там сейчас живут другие люди, ты у них гостила и видела, как тесно там даже им самим, не говоря уж о дополнительных жильцах. Тебе там будет неуютно.
        Дядя, наверное, продолжал бы свои излияния, но Сара, раз уж решилась на этот разговор, не была настроена позволить сбить себя с толку и увлечь беседу в другое русло.
        —Я не говорю о том, чтобы жить там вместе с ними. Я собираюсь жить там сама, найду компаньонку…
        Мистер Фоскер побагровел, его глаза наполнились гневом, но он пока был намерен сдерживаться и не выдавать своих истинных мыслей.
        —Ты хочешь отказаться от аренды поместья? — недовольным тоном спросил он. — Разве молодая леди может принимать такие важные решения, когда у нее есть опекун, способный обо всем позаботиться?
        Сара пожала плечами — к подобной отповеди она готовилась, и пока что дядя не сказал ничего, чего бы она не ожидала услышать.
        —Я вот-вот стану совершеннолетней и смогу сама распоряжаться собственным имуществом, — с достоинством ответила она. — Я только хотела заранее предупредить вас…
        —Предупредить! Она хотела нас предупредить! — язвительным тоном заговорил мистер Фоскер, его полные щеки колыхались в такт словам. — Когда я все эти годы заботился о тебе как о собственной дочери, когда моя жена всегда готова уступить тебе лучшее место и лучший кусок, мог ли я подумать, что из тебя вырастет такая неблагодарная особа! В ответ на всю нашу доброту ты заявляешь мне, что хочешь оставить мою семью без средств к существованию!
        Сара пожалела, что Бобби не присутствует здесь, чтобы поддержать ее. Роберта предлагала явиться к мистеру Фоскеру вместе с подругой, а еще лучше — попросить лорда Уэвертона защищать интересы Сары, но она неразумно отказалась и теперь должна выдерживать этот натиск в одиночку.
        —Дядя Эндрю, — начала она, стараясь сохранять спокойный вид и не дать страху сдавить ей горло и заставить голос дрожать и заикаться. — Все эти годы вы получали доход с моего поместья, и я никогда не забуду вашей доброты, но настало время мне самой строить свою судьбу. В конце концов, я имею на это право.
        Мягкие слова девушки произвели на мистера Фоскера большее впечатление, чем если бы она доказывала свою правоту криком и истерическими слезами, как, увы, поступает немало леди в схожих обстоятельствах.
        Он передернул плечами, схватился за воротничок, словно тот мешал ему дышать, и заговорил тягучим, приторным голосом:
        —Конечно, ты имеешь право, моя дорогая племянница. Я и не заметил, как ты повзрослела, и вот уже решила, что тебе не нужны мудрые советчики. Но все же я слишком люблю тебя, чтобы позволить навредить самой себе. Ты не сможешь справиться с делами управления поместьем, тебе будет очень одиноко там, вдали от всех, кого ты любишь, ведь я все же надеюсь, что ты хоть немного любишь своих дядю и тетю, а также маленького кузена.
        Сара не стала этого отрицать, она и вправду по-своему привязалась к дяде, хотя и не сумела научиться любить миссис Фоскер.
        Дядюшка умильно улыбнулся и продолжил:
        —И самое главное — я не могу допустить такого вопиющего удара по твоей репутации. Мыслимо ли, чтобы молодая леди, не будучи замужем, жила одна в большом доме! Что о тебе подумают люди? Конечно же, как только ты соберешься выйти замуж и переехать в дом своего супруга, я не стану чинить этому препятствий. Но пока ты не помолвлена, я не могу отпустить тебя!
        —Я же сказала вам, дядя, леди Уэвертон приищет мне компаньонку! — Сара не собиралась отступать так скоро.
        Мистер Фоскер скорчил гримасу, как будто у него внезапно заболел желудок. Сара упомянула Уэвертонов, а значит, они посвящены в ее замыслы. Перед мысленным взором мистера Фоскера предстала весьма неприятная картина, как лорд Уэвертон со своими адвокатами и поверенными являются к нему и требуют отчета о каждом пенни, полученном им от дохода за аренду поместья племянницы. Увы, у малышки Сары появились влиятельные защитники, и мистер Фоскер не сомневался, кто уговорил ее явиться к нему и высказывать одну за другой все эти дерзости — не кто иной, как миссис Ченсли. Сама бы кроткая, покладистая Сара ни за что не додумалась до подобного плана — выгнать Эммерсонов из дома Мэйвудов и тем самым обречь Фоскеров на незавидную участь.
        Да, тут было о чем поразмыслить. Следовало посоветоваться с миссис Фоскер и сообща решить, как отвести нависшую над ними угрозу. Поэтому мистер Фоскер снова ласково улыбнулся племяннице и примирительно сказал:
        —Не будем так спешить, дорогая моя. Сегодня мы оба немного погорячились, но как только ты обдумаешь мои слова, сразу же поймешь, насколько я прав в своем желании защитить тебя от тягот, связанных с заботами о доме и поместье. Ступай к себе, отдохни и успокойся, а после твоего дня рождения мы вернемся к этому разговору и найдем правильное решение вместе.
        —Эммерсоны все равно собираются искать другое жилье, поближе к дому своей замужней дочери, — Сара уже поняла, что ничего не добьется, но хотела вытащить последний козырь.
        —Да, дорогая, мистер Эммерсон как-то упоминал об этом в одном из своих посланий, — небрежно ответил мистер Фоскер. — Я уже написал своим знакомым в Лондон, чтобы они подыскали других арендаторов.
        —И вы ничего мне не сказали! — вспыхнула Сара.
        Как он мог поступать с ее наследством подобным образом? Как будто был полноправным хозяином, а не временным распорядителем!
        —Никогда не думал, что должен обсуждать свои дела с юными леди! Если так пойдет и дальше, скоро маленькие девочки начнут указывать министру иностранных дел, как ему вести свою политику! — саркастически ответил мистер Фоскер, но Сара слишком разозлилась, чтобы попросить прощения, как ожидал ее дядя.
        —Вы немедленно должны написать вашим знакомым, чтобы они прекратили поиски! Если я захочу сдавать свое поместье, я сама найду арендаторов! — громко и отчетливо выговорила она и резко поднялась на ноги.
        Мистер Фоскер не стал даже вставать, в его понятии бессовестная девчонка не заслуживала никакого уважения. Сара хлопнула дверью и убежала в свою комнату, чтобы излить обиду в слезах, а мистер Фоскер поспешил в супружескую спальню — миссис Фоскер следовало поскорее узнать обо всем случившемся.
        В эту ночь супруги долго не спали, их встревоженные голоса отчетливо слышны были в тишине старого дома, и Сара с тоской думала, что-то ждет ее назавтра, когда против нее объединятся дядя и тетя.
        За завтраком все шло как обычно — сытные блюда, пересказ вчерашних сплетен, только дядя ел меньше, чем всегда, а болтовня тетушки казалась несколько более принужденной.
        Сара видела плохие сны и едва смогла сделать несколько глотков чаю, ей становилось дурно при одном взгляде на тарелку с копченым лососем. Едва завтрак окончился, она поторопилась в сад, уже полный предчувствия осени.
        Но в одиночестве насладиться последними, самыми яркими из своих роз Саре не удалось: миссис Фоскер устремилась за ней, как только мистер Фоскер сделал знак следовать за племянницей.
        Сара покорно согласилась присесть на скамью и послушать дорогую тетю. Нет особой надобности приводить здесь все то, что говорила миссис Фоскер на протяжении трех четвертей часа. В целом ее речи повторяли высказывания мужа, но она строила свои доводы более тонко, упирая на сострадание и добросердечие Сары. Она убеждала девушку поверить, как им будет не хватать ее общества, как грустно и одиноко будет она чувствовать себя в чужих краях… да-да, конечно, это ее дом, никто с этим и не спорит, но все же она слишком давно порвала связи с ним, чтобы почувствовать себя там счастливой. В Сент-Клементсе и окрестностях живут все ее друзья, и кто знает — может быть, кто-то из них составит ей пару… На это Сара только горько усмехнулась, но слова тети посеяли сомнения в ее белокурой головке. Кто знает, может быть, она действительно поступает жестоко, намереваясь оставить родственников в нищете?
        Тетушка перешла к вреду, который будет нанесен ее репутации столь несообразным статусу юной леди поступком, и, наконец, заговорила о благодарности, какую, по ее мнению, надлежит испытывать мисс Мэйвуд за все те невероятные усилия, что приложил ее дядя, чтобы вырастить из неуклюжей девочки настоящую леди.
        —Подумай о том, как старался твой дядя дать тебе образование… — продолжить ей не удалось.
        Миссис Роберта Ченсли, не видевшаяся с подругой уже два дня, решила исправить эту оплошность и явилась к Фоскерам, чтобы обсудить с Сарой предстоящий день рождения. Наклонившись, чтобы понюхать розы, Бобби услышала кое-что из того, что говорила миссис Фоскер, и появилась ппезапно, как кара небесная.
        —Образование? — без колебаний перебила она разглагольствования миссис Фоскер. — О каком образовании вы говорите, мадам? Разве вы видели в этом доме хоть одного учителя Сары?
        Потрясенная этим выпадом, а особенно его неожиданностью, миссис Фоскер утратила дар речи, что Бобби, конечно же, никогда не могло угрожать.
        —Долгие годы ваш супруг не трудился покупать племяннице платья и отапливать ее комнату, угрожая ее здоровью, что уж тут говорить об образовании!
        —Как вы можете… — миссис Фоскер задохнулась, возмущенная и немало напуганная.
        Бобби внушала ей страх едва ли не со дня ее свадьбы, когда она так опрометчиво пожелала видеть мисс Уэвертон подружкой невесты.
        —О, еще как могу, миссис Фоскер, — Роберта нарочно не обращала внимания на умоляющие взгляды Сары, призывающие ее замолчать. — Ваш муж дал Саре крышу над головой и пропитание, конечно, в те короткие промежутки времени, что она проводила в его доме, а не в гостях у кого-либо из друзей. Что ж, за эти благодеяния она вполне расплатилась с ним, если вспомнить о том, как безбедно он жил эти семь лет. Вряд ли он смог бы позволить себе брак с вами, будь это иначе!
        Сара закрыла лицо руками, ей больше всего хотелось уйти и не видеть продолжения этого скандала, но ведь Роберта защищала ее! А увести Бобби в дом не представлялось никакой возможности, уж очень много накопилось у нее претензий к дядюшке своей дорогой подруги, и теперь она с наслаждением высказывала их, не заботясь, что ее могут услышать соседи Фоскеров.
        В конце концов поле брани покинула миссис Фоскер. Опровергнуть высказывания ненавистной ей миссис Ченсли было трудновато, а каждое слово возражения могло подвигнуть Роберту на новые обвинения. Миссис Фоскер подхватила юбки и почти бегом направилась домой, чтобы во всех подробностях поведать супругу обо всем, что случилось.
        —Бобби, ну зачем ты наговорила все это? — Сара расплакалась, но Роберту это ничуть не смутило.
        —Перестань плакать, дорогая. Я услышала немного из ее отвратительно лживых заявлений, но не могла удержаться, чтобы не выступить в роли гласа справедливости. Насколько я понимаю, твоя тетушка неспроста затеяла такие речи. Неужели ты осмелилась мечтать о свободе от Фоскеров?
        Любопытство Бобби не знало удержу, и Сара, помня об особом состоянии подруги, вынуждена была все время потакать ей. Поэтому она пересказала Роберте содержание вчерашней беседы с мистером Фоскером и получила одобрение за то, что начала действовать, и порицание за то, что не допела начатое до конца.
        —Пойдем, побеседуем с твоим дядюшкой еще разок, — подруга потянула Сару за собой.
        —Ох, Бобби, как я теперь смогу жить с ними под одной крышей? Ты довела миссис Фоскер едва не до истерического припадка, она никогда не простит мне своего унижения!
        —Вот и прекрасно, тебе давно стоило уехать отсюда и письменно сообщить о своем намерении вести дела самостоятельно, лишь только тебе исполнится двадцать один! — Роберта явно не находила в случившемся ничего ужасного. — Идем же, пока твои тетя и дядя не явились сюда сами! Я видела вон за теми кустами чью-то шляпку — думаю, ваша соседка получила отличную тему для послеобеденной беседы с подругами.
        Сара испуганно покосилась на живую изгородь, отделяющую ее садик от соседского, и поплелась следом за подругой, не будучи уверена, что лучше — остаться здесь или войти в дом Фоскеров.
        Мистер Фоскер, конечно же, уже успел выслушать жалобы супруги, правда, за неимением времени она опустила некоторые подробности, чтобы вернуться к ним позже, после того, как выпьет чаю и хотя бы отчасти успокоится. Понятно было, что совсем забыть этот кошмар удастся не скоро.
        Едва обе молодые леди вошли в плохо освещенную переднюю, им навстречу выступил из полутьмы мистер Фоскер. Он даже не взглянул на племянницу, но с самым суровым видом повернулся к Роберте.
        —Миссис Ченсли, я был бы очень признателен вам, если бы вы никогда больше не нарушали покой этого дома своим присутствием, — с ледяной учтивостью объявил он.
        —С удовольствием, мистер Фоскер, — усмехнулась Бобби, похоже, с трудом удерживаясь от того, чтобы не показать дядюшке Сары язык. — Тем более что у нас скоро и вовсе не останется повода даже для случайных встреч, ну разве только в церкви. Вы ведь уже, вероятно, знаете, что Сара скоро уедет из Сент-Клементса, чтобы жить в собственном поместье, а до тех пор она будет моей гостьей.
        Мистер Фоскер посмотрел на съежившуюся под этим взглядом племянницу, а Бобби торжествующе закончила свою тираду:
        —Собери пока самое необходимое, Сара, за остальным я пришлю карету завтра. Хотя, я полагаю, этого остального наберется так мало, что вполне подойдет небольшая коляска.
        Оскорбительные замечания миссис Ченсли показали мистеру Фоскеру, что все его манипуляции с наследством племянницы, а также условия, в которых воспитывалась и до сих проживала Сара, не остались незамеченными Робертой и, надо полагать, ее семейством. Видение толпы адвокатов снопа возникло перед глазами мистера Фоскера, и он постарался вернуться к своему обычному добродушному тону, как бы ни хотел на самом деле вышвырнуть обеих девушек вон.
        —Сара, прошу тебя, дорогая, не совершай этой ошибки! После нашего вчерашнего разговора я думал, что мы уладим это маленькое дельце по-семейному, однако ты предпочла втянуть в него посторонних людей. Мне жаль, что ты выбираешь не тех советчиков, милая, но все же я надеюсь, что ты одумаешься и не станешь рвать связь со своей семьей из-за этого недоразумения. Обещаю тебе, если ты останешься дома, мы снова все обсудим, и, клянусь, твои интересы будут приоритетными, как, впрочем, всегда.
        Бобби презрительно скривила губы — неужели этот человек считает, что лживость его обещаний не бросается в глаза? Что кто-то поверит ему после того, как он много лет корыстно пользовался чужим имуществом?
        Но Сара заколебалась. У нее не имелось других родственников, кроме Фоскеров, и покинуть их вот так, со скандалом, лишить их привычного дохода и даже не спросить, на что они будут жить, — нет, она была слишком добра и благородна, чтобы поступить подобным образом. Лаже если эти люди обходились с ней не слишком честно, они всегда проявляли дружелюбие и не изводили ее нотациями. Смутно Сара осознавала, что им просто нет до нее никакого дела, но очень хотелось верить, что дядя хоть немного любит ее. Если она расстанется с дядюшкой Эндрю, порвется последняя ниточка, связывающая ее с детством, с отцом, ведь дядя знал его, говорил с ним, иногда рассказывал что-то о молодых годах мистера Мэйвуда, а все эти связи с утраченным прошлым все еще были очень ценны для Сары.
        Она виновато посмотрела на Бобби, и Роберта тут же сердито наморщила веснушчатый нос.
        —Бобби, я, пожалуй, еще немного побуду здесь. Нехорошо прощаться, будучи в ссоре.
        —Совершенно верно, дитя мое, — мистер Фоскер победно усмехнулся, отворачиваясь от миссис Ченсли.
        Роберта не желала уговаривать Сару в присутствии отвратительного ей человека, она поняла, что его хитрость нашла свою цель и Сара сомневается и боится сделать шаг за порог. С трудом Бобби сдержала негодующие возгласы и медленно кивнула.
        —Я жду тебя завтра на чай, надеюсь, ты привезешь мне благоприятные новости.
        —Я провожу тебя. — Сара вышла с подругой к калитке. — Я знаю, ты назовешь меня глупой и трусливой… но я не могу поступить иначе, Бобби.
        —Я вовсе не думаю так, — возразила Роберта. — Конечно, ты делаешь глупость, позволяя ему манипулировать твоими родственными чувствами, но кто знает, как поступила бы я сама в подобной ситуации. Не приведи господь когда-нибудь пережить то, что переживаешь ты.
        Девушки обнялись, и Роберта рассталась с подругой, почти не сердясь. Она была уверена, что это только начало и Сара все же сумеет разглядеть истинное лицо мистера Фоскера и принять необходимое, пусть и тягостное решение. К тому же скорое возвращение Артура с женой поможет ей собраться с силами и уехать из Сент-Клементса,
        Сара вернулась в дом, где ее ждал мистер Фоскер. Он уже вполне владел собой и вежливо предложил племяннице пройти в его кабинет и снова поговорить обо всем, как добрые друзья.
        —Нам не нужны третьи лица, чтобы разрешить все разногласия, как бы миссис Ченсли не хотела нас рассорить, — начал он.
        —Бобби волнуется, потому что любит меня, — вступилась Сара, защищать подругу ей всегда было легче, чем себя саму.
        —О, конечно же, все мы знаем, как самоотверженна и преданна своим близким миссис Ченсли, — немедленно согласился дядя Эндрю. — И все же она не имела права вести себя подобным образом. Она очень, очень расстроила твою тетю!
        Сара не стала отвечать на эти слова из опасения, что дядюшка опять начнет говорить о посторонних вещах и уклонится от самого важного. Она молча, выжидающе смотрела на мистера Фоскера, слезы ее высохли, но она чувствовала себя изнуренной этими словесными баталиями.
        Мистер Фоскер верно истолковал ее взгляд и заговорил о том, что беспокоило племянницу, хотя было видно, с какой неохотой он идет на уступки.
        —Дитя мое, весь вчерашний вечер и часть нынешнего дня я размышлял о том, как наилучшим образом соблюсти твои интересы, и у меня возник следующий, полагаю, весьма неплохой план.
        Сара испугалась — слова дядюшки не предвещали ничего хорошего, но мистер Фоскер удивил ее.
        —Дорогая моя, как мне ни грустно сознавать, что ты выросла, а твой дядя постарел, но придется с этим согласиться. Разумеется, никто не собирался лишать тебя законных прав на наследство, и, если ты желаешь прекратить аренду поместья, мы так и сделаем. Ты же не будешь возражать, если мы дадим Эммерсонам немного времени для того, чтобы обустроить себе другое жилье?
        Девушка кивнула — это намерение дяди казалось весьма справедливым по отношению к семье, которая добросовестно старалась поправить дела поместья в течение нескольких лет, и не без успеха.
        —Твое желание не искать других арендаторов также будет исполнено, — продолжил мистер Фоскер с тяжким вздохом. — Ты вскоре поймешь, что управлять всеми делами гораздо тяжелее, чем просто получать плату за аренду, но я не буду больше убеждать тебя в своей правоте. Ты вскоре почувствуешь, как изменятся условия нашей жизни, когда мы станем получать только малую часть наших прежних доходов. Состояние поместья оставляет желать лучшего, и то, что нам останется, — ничтожно по сравнению с той суммой, какую платили Эммерсоны…
        —Я думаю, вы немного ошибаетесь, дядя, — осмелилась произнести Сара, едва мистер Фоскер замолчал, чтобы передохнуть. — Мистер Гиббоне писал мне, что я могу располагать суммой, вполне достаточной для моих скромных нужд, и мое приданое, хоть и оставляет желать лучшего, отнюдь не является ничтожным.
        Удар потряс мистера Фоскера, и он несколько мгновений оторопело смотрел на племянницу. Подумать только, девочка не только осмелилась требовать чего-либо после того, как столько лет довольствовалась тем, что ей давали, но и тайно, за спиной опекуна, навела справки о своем капитале! И у кого — у поверенного, от чьих услуг ее опекун отказался давным-давно!
        Вчерашнее потрясение было, несомненно, сильнее, поскольку его стержнем оказалась новизна, а сегодня мистер Фоскер уже успел подготовиться к повторному разговору с племянницей, но миссис Ченсли ненадолго смешала его карты своим появлением. И все же мистер Фоскер не ожидал от молодой девушки подобной предусмотрительности и практичности. Он тотчас понял, что не стоит опровергать ее слова, если хочется сохранить с ней родственные отношения, и принужденно улыбнулся.
        —Вряд ли мистер Гиббоне знает точные размеры твоего состояния, но он, безусловно, близок к истине. И эти немалые средства тебе придется вложить, чтобы восстановить былое великолепие самого дома и поместья в целом. Поэтому я прошу позволить мне помогать тебе в ведении дел с управляющим, ведь давать ему разумные поручения и получать правдивые отчеты — не так просто, как ты можешь вообразить. Когда же все будет готово, чтобы встретить молодую хозяйку, нам с твоей тетей, скрепя сердце, придется отпустить тебя. Безусловно, если ты к тому времени найдешь себе компаньонку.
        Сара слушала внимательно и все равно не могла понять, чего добивается дядя этими словами. После небольшой паузы мистер Фоскер ответил ей на незаданные вопросы.
        —Нам с твоей тетей и маленьким Леонардом придется продать этот дом и переехать куда-нибудь в деревню, в южные графства, где жизнь значительно дешевле. Будь я по-прежнему холостяком, мне бы хватило того дохода, что поддерживал меня прежде, пока я не был твоим опекуном. Но сейчас об этом не может быть и речи. Как ты знаешь, твоя тетя не принесла мне приданого, и ее ожидаемое наследство — только крошечный дом ее матери. Полагаю, мы продадим и его и переедем все вместе, не подобает оставлять старуху в одиночестве.
        Сара невольно почувствовала укоры совести: дядя выглядел таким покорным, таким смирившимся с печальной судьбой, словно это не он четверть часа назад гневно указывал Роберте Ченсли на дверь.
        —Вы могли бы переехать вместе со мной и жить в моем доме, дядюшка, — мягко сказала она. — Тогда вам вовсе не потребуется собственный.
        —Ты рано или поздно выйдешь замуж, дорогая моя, и мы будем причинять неудобства твоей будущей семье, — возразил мистер Фоскер, но глаза его радостно блеснули. — И потом, мне, старику, быть на иждивении у племянницы — нет, это не по мне. У меня всегда находились богатые покровители, способные оказать помощь, но я сам предпочитал оказывать им кое-какие услуги и не требовал благодарности. Независимость — вот моя черта!
        Сара могла бы с этим поспорить, но видение маленького Леонарда, неуверенно переступающего ножками по грязному двору убогого деревенского дома, привело ее в смятение. Девушке казалось, что ее загнали в угол, откуда невозможно выйти без ущерба либо для своей свободы, либо для своей совести. Ей ничего не оставалось, как согласиться с предложением дяди подождать два-три месяца, пока Эммерсоны не съедут, и вернуться к обсуждению остальных вопросов позже.
        Ни тот ни другой не были в полной мере удовлетворены результатами беседы, но хотя бы видимость мира вернулась в дом Фоскеров. Миссис Фоскер за обедом выглядела чуть бледнее обычного, но разговаривала с Сарой так, будто ничего не случилось, а мистер Фоскер скрывал довольную улыбку — он добился необходимой отсрочки, а дальше будет видно.
        На самом деле ему не очень-то хотелось покидать Сент-Клементс, где у него были знакомые и кое-какие возможности. Конечно, переехать в дом Сары означало жить в гораздо более комфортных условиях, но он не обольщался насчет отношения к нему соседей Мэивудов. На похоронах мистера Мэйвуда его едва терпели, а это значит, им с женой придется лишиться привычного общества, не приобретя взамен никакого другого. Мистер Фоскер уверился, что при следующем разговоре с племянницей сумеет убедить ее и дальше жить под его крышей, а значит, придется искать других арендаторов, хочет она того или нет.
        Сара радовалась, что одержала пусть не полную, но значительную победу. Настаивать на своем она просто не привыкла, да ей до сих пор особенно этого и не требовалось. За Бобби она всегда следовала с охотой, а лорд и леди Уэвертон мягко спрашивали ее мнения перед тем, как предпринять что-нибудь, затрагивающее ее. И вот она убедила дядюшку, что может распоряжаться собой и своим достоянием, и он обещал советоваться с ней, как лучше управлять ее имуществом! А дальше — кто знает…
        Сентябрь 1840
        —Признаться, от болтовни Люси у меня каждый раз начинает болеть голова, — недовольно сказала Бобби.
        Сара приехала навестить подругу, как только получила ее записку с жалобами на скуку. Сентябрь сразу же зарядил дождями, и Джеффри запрещал жене выезжать, опасаясь, что она простудится и нанесет вред своему здоровью и растущему внутри ее плоду. Бобби провела пару дней у родителей, но выносить супругу брата дольше она оказалась не в состоянии, да еще из-за плохой погоды охотники проводили время дома, за картами и бильярдом, и общее настроение многочисленных в эту пору гостей Уэвертонов определялось словом «уныние».
        —Одна лишь Люси рада, что уговорила Артура прервать свадебное путешествие и вернуться сюда. Ее тщеславие беспредельно, ей хочется блистать на балах по всей округе, как будто до ее приезда у нас тут не было ни одной мало-мальски хорошенькой девушки!
        —Ты становишься раздражительной, — с мягким укором ответила Сара. — В твоем состоянии это вредно…
        —И ты туда же, — обреченно вздохнула Роберта. — Мне только и напоминают, что о моем состоянии! А мне так хочется танцевать!
        Сара улыбнулась, она знала, что обычно мягкий Джеффри Ченсли внезапно превратился в супруга-тирана и тщательно следил за тем, чтобы Бобби соблюдала все необходимые меры предосторожности, чем очень злил свою жену. Хотя, надо признать, Роберта с приближением материнства сделалась несколько более покладистой и даже иногда не перечила мужу — к сожалению последнего, лишь только иногда.
        —Кстати, скоро день рождения матушки, и ты приглашена! — неожиданно вспомнила Роберта. — Будет бал, раз уж охота не удалась, все хотят как следует повеселиться, и, в отличие от меня, тебе-то никто не запретит танцевать хоть до самого утра.
        Сара помрачнела, но ее подруга продолжила:
        —Ты не можешь вечно отсиживаться дома, дорогая моя! Гости уже спрашивали о тебе, твое отсутствие может вызвать ненужные подозрения! Ты даже не была в церкви последние два воскресенья!
        —Я еще не готова… встретиться с ним. И с ней, — Сара ссутулилась и опустила глаза.
        Ее день рождения в этом году прошел тихо и незаметно, как она того и хотела. Роберта устроила праздничный обед, на который приехали лорд и леди Уэвертон, и на этом все закончилось. Умы соседей занимала новая миссис Уэвертон, и, хотя Сара получила поздравления и небольшие подарки от друзей, никто не упрекнул ее в том, что она не приглашает соседей на ежегодный бал. Приемы и честь супруги Артура Уэвертона едва закончились, как начались балы охотничьего клуба, так что жителям Сент-Клементса и округи некогда было вспоминать о мисс Мэйвуд.
        Сара про себя радовалась этому временному забвению, она все еще не виделась с Артуром и его женой, намеренно не появляясь в тех местах, где могла бы встретить их. Но Бобби права — прятаться бесконечно она не вправе, это говорит о ее слабости. А слабым людям не стоит и надеяться вновь стать когда-нибудь счастливыми.
        —Я буду на дне рождения леди Уэвертон, — Сара подняла голову и прямо посмотрела в глаза подруге. — И не стану грустить и бросать на Артура страдальческие взгляды!
        —Ну наконец-то! — Бобби вздохнула с явным облегчением. — Среди толпы гостей никто не начнет к тебе особенно присматриваться. Дженни Коул вот-вот будет помолвлена, и все займутся рассматриванием ее жениха. Да ведь есть еще Люси, она постоянно привлекает к себе внимание, требуя восхищения!
        —По-моему, ты несправедлива к ней, — Сара не могла представить, чтобы Артур женился на такой женщине, какой представляется ей Люси по описаниям Роберты.
        —Сама увидишь, — лаконично ответила Боб би и прибавила: — Через три дня приедет ее брат, доктор Маннер, вот это вполне разумный и приятный джентльмен, в отличие от Люси и ее другого брата, лорда Маннера, спесивого и заносчивого.
        Сара помнила, что из всей родни Люси Роберте понравился только этот человек, доктор Лорет Маннер, не так давно овдовевший мужчина.
        —Он приедет с дочерью?
        —Да, конечно же. Малышка Харриет просто очаровательна. Если у меня будет такой же прелестный ребенок, я согласна претерпеть все необходимые муки! — засмеялась Бобби. — Отцу стоило немалого труда уговорить его приехать, мистер Маннер все еще подавлен и редко бывает в обществе.
        —Зачем тогда вообще было его уговаривать? — удивилась Сара.
        —Он понравился моим родителям, к тому же он врач, и отец счел, что в моем положении неплохо бы всегда иметь под рукой опытного доктора. А матушка сочувствует ему в его горе и хочет развлечь, совсем как я тебя.
        Сара кивнула, стремления Уэвертонов принимать участие в судьбах других людей ее уже давно перестало удивлять. Что ж, с доктором Маннером или без него в поместье Уэвертонов будет достаточно людей, перед которыми придется сохранять беззаботный вид. И ей непременно следует лично поздравить Артура и его супругу, он заслужил хотя бы одно доброе напутствие от подруги детства.
        Вечером Сара сидела в гостиной с рукоделием, и то время как ее дядя читал газету, а тетушка шила рубашку для Леонарда. Со дня ее совершеннолетия прошло всего несколько дней, и никто из троих не возвращался больше к неприятной теме наследства Сары. Она все же написала Эммерсонам о своих предполагаемых намерениях и получила ответ, полный понимания и заверений, что они не будут стеснять хозяйку дольше, чем это потребуется. Если дядя и видел, как его племянница читала письмо, он ничего не сказал, а миссис Фоскер и вовсе предпочитала разговаривать с Сарой как можно меньше.
        —Скоро у леди Уэвертон день рождения, — нарушила тишину Сара.
        Ее тетка тотчас оторвалась от своего занятия.
        —О да, в самом деле. Ты, вероятно, приглашена?
        —Да, Бобби говорила, что будет бал.
        —Странно, что они не пригласили тебя раньше, ведь вы с мисс Робертой и мистером Артуром были так дружны! — ехидно заметила миссис Фоскер.
        —Вы знаете, тетя, что я кашляла и старалась поменьше выходить из дому, и они сами все эти дни разъезжали по гостям, — в который раз повторила девушка.
        Миссис Фоскер пожала плечами: в конце концов, какая разница, чем заняты Уэвертоны, если они так и не ввели ее в круг своих близких знакомых? Надежды миссис Фоскер разбились так давно, что она уже успела с этим смириться и даже послала Артуру Уэвертону поздравительное письмо, как и собиралась, и получила любезный, но краткий ответ от молодой миссис Уэвертон.
        Сара же имела другую цель, нежели уведомил, своих родственников о предстоящей поездке к леди Уэвертон.
        —Я бы хотела сшить себе новое платье к балу, — сказала она.
        —Как, опять? Ты же шила платье ко дню рождения! — тетушка Мери едва не подскочила на стуле.
        —У меня нет подходящего бального платья, — кротко ответила Сара.
        Мистер Фоскер отложил газету и выразительно посмотрел на жену.
        —Разумеется, дорогая, ты не можешь выглядеть плохо одетой среди всех тех людей, что будут у леди Уэвертон. Поезжайте завтра с Мери в Норткомб и закажите платье из самой лучшей ткани, какую только можно найти!
        Миссис Фоскер кивнула с притворным воодушевлением. Ей не нравилось, что супруг вознамерился во всем потакать неблагодарной племяннице и по несколько раз в неделю напоминал, что от расположения Сары зависит их благополучие.
        —В таком случае, я закажу новое платье и колье, — заявила она тоном, не допускающим возражений со стороны мужа.
        Мистер Фоскер понял, что ради мира в семье придется потратиться больше, чем он рассчитывал, и не стал спорить с женой.
        Наутро обе леди отправились в наемной карете и соседний Норткомб, известный жительницам Сент-Клементса модными лавками.
        Сара выбрала ткань модного синего оттенка, напоминающего море в Уэймуте в солнечный лень, и отделку из кремового кружева, а миссис Фоскер не смогла оторваться от вишневого шелка, к которому собиралась добавить серые атласные ленты, подходящие по цвету к ее глазам. Сара одобрила выбор тетки, хотя ткань показалась ей чересчур яркой для желтоватого цвета лица миссис Фоскер. С годами тетушка Мери утратила свежесть, пленившую когда-то мистера Фоскера, а постоянное завистливо-обиженное выражение лица привело к тому, что кончики губ ее постоянно были опущены, придавая миссис Фоскер сходство с ее матушкой.
        Платья обещали доставить накануне бала у леди Уэвертон, и миссис Фоскер решила устроить обед для своих друзей в тот день, когда племянницы не будет дома. Удачный случай похвалиться новым платьем и вдоволь посплетничать об Уэвертонах. В церкви уже два раза видели молодого мистера Уэвертона с супругой, и каждый раз она вызывала восхищенное перешептывание своими туалетами и модной прической.
        Сара поднялась по лестнице на террасу, такую пустынную сейчас, когда кадки с пальмами и апельсиновыми деревьями вновь заняли свое место в оранжерее до следующей весны.
        На мгновение девушка задержалась на террасе, в задумчивости постояла, прежде чем двинуться дальше. Сколько раз она входила в эти высокие двери, сколько раз весело вбегала через французское окно прямо в гостиную или пробиралась вместе с Бобби через вход для слуг на кухню, чтобы выпросить у кухарки сладких пирожков! Никогда еще она не приходила сюда с таким тяжелым сердцем, но Роберта права — нельзя отказаться от приглашения и дать повод для пересудов. Такое поведение может бросить тень не только на нее, но и на Артура. Невозможно допустить, чтобы до его жены дошли какие-то сплетни — нет, Сара не сделает сегодня ничего такого, что могло бы огорчить ее дорогую покровительницу, леди Уэвертон. Гости уже толпились в холле, спускались по парадной лестнице, беседовали на площадке второго этажа. Сару тотчас заметили, комплименты по поводу ее внешности перемежались вопросами — почему этим летом ее так мало видели в обществе? Конечно, маленький кузен требовал заботы, и помочь тетушке — ее непременная обязанность, но так ли уж необходимо было скрываться от всех? Дженни Коул не без ехидства сообщила ей, что
Генри Коул намерен последовать за сестрой и вскоре объявить о помолвке с одной молодой леди, чье приданое составляет пятнадцать тысяч фунтов. Ничуть не задетая тем, что бывший поклонник направил свои устремления в другую сторону, Сара от души поздравила Дженни и выразила надежду, что и она, и ее брат будут очень счастливы со своими избранниками. Все как подобает, мило, с улыбкой и тяжестью на сердце.
        Постепенно перемещаясь вместе с другими гостями в бальную залу, Сара с трепетом ожидала встречи, избегать которой старалась все последние недели. Она подошла к леди Уэвертон, принимающей поздравления в центре залы, и постаралась улыбнуться как можно более беззаботно, едва только заметила тень тревоги в ее глазах. Лорд Уэвертон также внимательно посмотрел на Сару и, видимо, успокоенный относительно ее душевного состояния, повернулся, чтобы подозвать сына и невестку.
        —Артур, посмотри, кто навестил нас наконец-то! Наша заблудшая овечка отбилась от стада и теперь возвращается туда, где ей надлежит быть! — лорд действительно радовался Саре.
        Роберта говорила подруге, что лорд и леди Уэвертон были бы очень довольны, если б она подолгу гостила у них, когда обоих их детей не будет рядом. Роберта вскоре вовсе не станет покидать дом своего мужа, Артур, скорее всего, отправится с женой в Лондон на всю зиму, и общество Сары поможет вернуть опустевшему дому очарование молодости. Сара обещала подруге, что не оставит лорда и леди Уэвертон своим вниманием, но только после того, как Артур и в самом деле уедет. Сейчас же она терпеливо ждала, когда тот представит ей свою супругу.
        «Он повзрослел, но все такой же красивый», подумалось ей. Артур подвел к ней изящную девушку, маленького роста, но пропорционально сложенную.
        —Сара, как же я рад тебя снова увидеть! — он, как и все Уэвертоны и Сара, играл в игру под на званием «У нас все просто прекрасно, лучше и быть не может». — Позволь, я представлю тебе свою женушку. Люси, это Сара Мэйвуд, конечно же, ты о ней слышала, они с моей сестрой неразлучны вот уже семь или восемь лет.
        —Ну разумеется, мисс Мэйвуд! В этом доме ваше имя произносят так же часто, как имя Роберты. Странно, что вы не присутствовали на нашей свадьбе! — жизнерадостно обратилась к Саре Люси.
        —У моей тетки недавно родился ребенок, миссис Уэвертон, — заученно начала объяснять Сара. — А поскольку тетушка уже не так молода, чтобы справляться со всем самой, мне приходится много помогать ей…
        —Да, я слышала, конечно, и очень рада наконец-то познакомиться с вами!
        «Пожалуй, Бобби права насчет того, что от ее болтовни может заболеть голова», — отстранение подумала Сара, разглядывая Люси.
        Смуглая кожа, темные волосы и голубые глаза — все эти черты можно встретить едва ли не у каждой второй леди, и Сара, признаться, не могла понять, что в этой женщине заставило Артура лишиться покоя и сна до тех пор, пока она не стала принадлежать ему. Но любовь еще никто не смог перехитрить, и та настигла Артура в образе очаровательной мисс Маннер.
        Люси продолжала что-то говорить, лорд и леди Уэвертон повернулись к вновь прибывшим гостям, а Сара смотрела на Артура и не находила в себе тех чувств, которых боялась. Ей не хотелось ни плакать, ни укорять его, ни броситься бежать прочь из зала — ничего этого не было. Она еще не успела разобраться, что же именно она испытывает, когда Люси кивком головы указала ей на темноволосого мужчину, стоявшего поодаль с бокалом вина.
        —Теперь, когда Артур перезнакомил меня со всеми своими сестрами, я хочу представить вам моего брата. Лоренс!
        Мужчина обернулся на этот призыв и тут же подошел к ним. Одежда в темно-синих тонах придавала смуглому лицу мрачноватый оттенок, но черты лица можно было назвать красивыми, в то время как его сестре вполне подходило определение «очень хорошенькая». Хотя они, несомненно, походили друг на друга: вздернутый, чуть раздвоенный на самом кончике носик Люси лишал ее черты благородства, заменяя его пикантным лукавством, в то время как прямой нос мистера Лоренса Маннера придавал его лицу оттенок благородной простоты, чему способствовала и простая аккуратная прическа.
        —Познакомься, Лоренс, это мисс Сара Мэйвуд, подруга Роберты, почти сестра, как говорят хором они с Артуром. Сара — вы ведь позволите называть вас Сара, — это мой брат, Лоренс, однажды ему пришла в голову охота стать доктором, и теперь он зовется «доктор Маннер».
        —Рад встрече с вами, мисс Мэйвуд, — послушно произнес мистер Маннер, словно бездумно выподнял волю сестры, не имея собственного мнения.
        —Я тоже рада знакомству, — столь же бесцветным голосом ответила Сара, и в этот момент к ним пробралась через толпу Роберта.
        «О боже, и она смотрит на меня так же встревожено, как будто я вот-вот упаду в обморок или начну биться в истерике!» — Саре уже в самом деле надоело это озабоченное внимание со стороны Уэвертонов, и она обратилась к доктору Маннеру, как к одному из двух находящихся рядом с ней людей, не знавших о ее давней привязанности к Артуру. Вторым человеком была Люси, но Артур уже показывал ей еще кого-то из гостей и шепотом называл имена.
        —Как вам нравятся наши края, мистер Маннер? Погода в этому году не балует охотников.
        —Признаться, я даже рад, мисс Мэйвуд, — ответил доктор. — Эта отсрочка спасет жизни нескольких бедных животных.
        —Вы не любите охоту? — Сара удивилась, до сих пор она не слышала, чтобы мужчина не любил охотиться, если, конечно, мог себе позволить это развлечение.
        —Я нахожу эту забаву жестокой и лишенной смысла. Браконьер, добывающий пропитание своей голодной семье, считается у нас бандитом, а убийство множества живых существ ради увеселения — благородным занятием, — на этот раз в голосе его не было сухого равнодушия.
        —Признаться, я думаю точно так же, как и вы, — тише сказала Сара, чтобы ее не услышала Бобби, ярая поклонница охоты. — Но мы ничего не сможем с этим поделать, такова традиция…
        —Вы правы, мисс Мэйвуд, — кивнул мистер Маннер. — Но мы можем попробовать убедить в своей правоте кого-то еще, и одним охотником станет меньше. А если каждый из нас постарается, то и двумя.
        Слабая улыбка мелькнула на его губах, и Сара решила, что этот человек, к счастью, способен шутить, уж очень мрачным он ей показался сперва. «По сравнению с ним мое горе — пустяк, — подумала она. — Он по-настоящему потерял любимую жену, а я всего лишь утратила надежду на счастье, но Артур жив, здоров, и мне следует благодарить Бога за это».
        Последние гости собрались, музыканты заиграли громче, и леди Уэвертон открыла бал в паре со своим супругом. Сару пригласил на танец кузен Джеффри, мистер Тимоти, приятный джентльмен, лишь немного полноватый, как и все родственники Джеффа Ченсли. Во время танца Сара старалась не следить взглядом за Артуром, танцующим со своей супругой, и вовремя отвечать на реплики партнера. Похоже, мистер Тимоти собирался немного поухаживать за ней, и Сара думала — его ли это желание, или Роберта приставила к ней кавалера, чтобы не оставлять одну и не позволить предаваться грусти.
        Так или иначе, мистер Тимоти ей понравился, он обладал тем же добродушным чувством юмора, что и его кузен, и не наступал на ноги. «Вот было бы забавно выйти замуж за Алана Тимоти, — Сара едва не хихикнула. — Мы с Робертой стали бы настоящими сестрами, и наши дети, наверное, оказались бы похожи, пухленькие розовощекие малыши… Правда, тогда и Артур с Люси стали бы мне настоящими братом и сестрой… Нет, пока я не в состоянии даже думать о том, чтобы видеть их так часто!»
        Бал продолжался и был так же хорош, как и всегда. В своем новом платье Сара могла затмить если и не всех бывших здесь сегодня красавиц, то уж, во всяком случае, выглядела не менее хорошенькой, чем молодая миссис Уэвертон.
        Сара протанцевала уже не менее часа и ни разу не осталась без партнера, когда к ней подошел очередной джентльмен, чтобы пригласить на танец. Она смотрела в это время чуть в сторону и сперва увидела только протянутую к ней руку. Повернувшись, она замерла в смятении — перед ней стоял Артур Уэвертон.
        —Не откажетесь протанцевать со своим братом, мисс Мэйвуд? — он улыбался, но чуть вопросительно приподнял бровь.
        Сара поняла намек — она ведь не станет отказывать будущему лорду Уэвертону при всех? Особенно учитывая свои связи с этой семьей! Поэтому она послушно положила свою ручку поверх его и позволила отвести себя в центр залы.
        Какое-то время они танцевали молча, и она старалась думать только о фигурах танца и о том, как сохранять безмятежное выражение лица.
        —Сара! — наконец нарушил молчание Уэвертон. — Скажи мне, что ты не несчастна!
        Девушка удивленно подняла на него глаза.
        —Что вы хотите сказать, сэр? — неловко спросила она.
        —Ты же не будешь называть меня «сэр» после стольких лет дружбы! — он, казалось, был задет.
        —Прости, я не ожидала, что ты начнешь так странно говорить со мной, — она все же покраснела.
        —Я беспокоился о тебе, несколько раз даже собирался нанести визит, чтобы убедиться, что ты не сердишься на меня…
        —Конечно, я не сержусь, — она почувствовала, как защипало в носу.
        Зачем он говорит ей все это? Не лучше ли было ему держаться от нее подальше и соблюдать лишь обычную вежливость? Мужчины так мало понимают в тонкостях женской натуры, да и не пытаются понять! Об этом нередко говорила Бобби, но Сара не хотела применять все эти рассуждения к Артуру, не хотела верить, что он не лишен тщеславия и эгоизма, подобно многим другим. Похоже, напрасно.
        —А ты счастлив? — она не удержалась, чтобы не спросить этого.
        —О да, — он мечтательно поднял глаза к лепному потолку и тут же снова стал серьезным. — Единственное, что омрачает мне жизнь, — мысль о том, что ты страдаешь по моей вине!
        —Я вовсе не страдаю, — она лгала так уверенно, что сам дядюшка Фоскер мог бы ею гордиться. — Что дает тебе повод думать иначе?
        —Я не забыл наш разговор у пруда и твои глаза, — он и вправду выглядел немного виноватым. — И Бобби не позволяет мне забыть о том, как гадко я поступил с тобой…
        Сара нетерпеливо передернула плечами.
        —У Бобби слишком сильно развито воображение. Да, я была влюблена в тебя, как все девочки влюбляются в детстве в старших братьев своих лучших подруг. Но ты раскрыл мне глаза на суть нашей привязанности друг к другу, и со временем, не сразу, конечно, я поняла, что ты действительно дорог мне как брат. И только лишь.
        Лицо Артура просветлело, и Сара обрадовалась, увидев это облегчение. Как бы там ни было, из них двоих хотя бы он должен быть счастлив без сомнений и оговорок. Пусть верит тому, что она сказала, и больше не думает о том, что оставил позади чье-то разбитое сердце!
        Танец закончился, Артур поцеловал ей руку и отвел на место, чтобы вернуться к Люси. Похоже, он ничуть не усомнился в ее словах или не захотел сомневаться. Артур обладал легким нравом и никогда не любил предаваться мрачным размышлениям о собственных ошибках или позволять уколам совести испортить ему вечер. И с этим ничего нельзя было поделать.
        Сара никогда не читала романов, где главный герой поступал бы подобным образом с героиней. Вернее, время от времени между ними случались размолвки, обычно из-за происков неблагожелательных родственников или соперников, но после всегда следовало примирение, когда герой на коленях молил о прощении, и растроганная героиня соглашалась принять его руку и состояние.
        Если бы Сара не утратила в последний год часть своего здравомыслия, она бы справедливо рассудила, что все дело в том, что Артур Уэвертон вовсе не главный, а всего лишь герой второго плана в ее истории. Но она скорее готова была признать, что это она не героиня, чем согласиться с тем, что место Артура в ее сердце может занять кто-то еще.
        Разговор отнял у Сары слишком много сил, и ей захотелось немного побыть одной, чтобы привести мысли в порядок. Бобби говорила, что ее прежняя комната в доме остается за ней и все подготовлено для того, чтобы сегодня мисс Мэйвуд ночевала здесь. Уверенно лавируя между болтающими, флиртующими гостями, она вышла в холл и поднялась по лестнице.
        Когда до площадки оставалось пройти всего несколько ступеней, она увидела между резными колоннами, поддерживающими перила, чьи-то блестящие глаза, смотревшие прямо на нее без страха, с любопытством.
        Сара улыбнулась, преодолела последние ступени и присела на верхнюю.
        —Как тебя зовут, малышка? — обратилась она к обладательнице сияющих глаз.
        —Хаиет, — звонко ответила девочка.
        Светлые волосы кудряшками обвивали круглое личико, не утратившее еще детской припухлости, но ямочки на щеках и яркие синие глаза она должна была сохранить на всю жизнь.
        У Сары не осталось сомнений: эта девочка — дочь доктора Маннера, мисс Харриет Маннер, еще не способная внятно произнести свое имя, но уже явно интересующаяся миром взрослых. Сара подумала, давно ли малышка сидит тут и почему она еще не в постели. Вернее, судя по длинной ночной рубашке, как она смогла сбежать из своей комнаты, ведь за ней наверняка должна присматривать нянька, а может быть, и не одна.
        —А я Сара, — ласково улыбнулась она ребенку. — Харриет, тебе совсем не хочется спать, верно?
        Действительно, глаза девочки выражали лишь живой интерес к происходящему и вовсе не казались сонными.
        —Хаиет хочет пирожных, — уверенно ответила малышка.
        —А где твоя няня? — Сара не знала, какая комната отведена для ребенка, но подозревала, что, возможно, бывшая детская Роберты.
        —Бесси легла спать, — ответ девочки прозвучал презрительно, она явно не одобряла такое поведение Бесси.
        —Что ж, пойдем, поищем пирожных, а потом я отнесу тебя в постельку, согласна? — Сара не сомневалась, что без пирожных мисс Харриет не вернется в свою комнату.
        Девочка немного подумала, внимательно еще раз оглядела Сару. Красивое платье и добрая улыбка вполне удовлетворяли представлениям ребенка о хороших людях, и Харриет послушно позволила Саре взять ее на руки и спуститься по лестнице обратно в холл. Сара уже распахнула дверь, ведущую на половину прислуги, когда услышала за спиной мужской голос:
        —Мисс Мэйвуд! Куда вы идете с моей дочерью?
        Малышка извернулась на руках у Сары и радостно залепетала:
        —Папа, папа!
        Сара отпустила ручку двери и повернулась к мистеру Маннеру.
        —Мисс Маннер предпочла оставить свою комнату ради того, чтобы понаблюдать за танцующими с площадки второго этажа, но согласилась снова лечь спать при условии, что получит несколько пирожных, — исчерпывающий ответ заставил доктора улыбнуться.
        —Она очень непоседлива, знаете ли, — смущенно ответил он. — И нередко убегает от своей няньки. Бесси, к сожалению, засыпает гораздо быстрее девочки.
        —Почему вы не найдете другую няньку? — Сара недовольно качнула головой. — Это небезопасно — оставлять девочку без присмотра. Сегодня она могла упасть с галереи, расстояние между колоннами вполне достаточное для того, чтобы мог протиснуться ребенок ее возраста.
        Доктор Маннер слегка побледнел и невольно обернулся в сторону лестницы. Сара почувствовала его страх потерять ребенка, как он потерял жену, и пожалела о своих пугающих словах.
        —У меня есть маленький кузен, и он точно так же хочет быть самостоятельным. К счастью, до сих пор не случилось ничего страшнее нескольких синяков и царапин, — прибавила она, чтобы успокоить мистера Маннера.
        —К сожалению, я не могу нанять другую женщину следить за Харриет, — объяснил он. — Мои средства не так велики, а Бесси соглашается на то, что я ей плачу, так как я бесплатно лечу ее больную мать.
        Сара подумала о несправедливости подобного распределения средств. Старший брат Люси и Лоренса, лорд Маннер, получил в наследство большое состояние, Люси как его сестре досталось немалое приданое, и только мистер Лоренс Маннер, как младший брат, вынужден пробиваться в жизни собственными трудами.
        —Леди Уэвертон очень добра, она не откажет вам, если вы попросите помощи какой-нибудь горничной. В доме полно прислуги, и кто-нибудь может иногда заменять вашу Бесси, — сказала она.
        Доктор Маннер кивнул и тут же спохватился:
        —Давайте я возьму ее, мисс Мэйвуд. Она довольно плотный ребенок, и вы, вероятно, уже устали держать ее, пока я тут отвлекаю вас разговорами.
        —Вовсе нет, — Сара с нежностью посмотрела на кудрявую головку девочки. — Но вы очень поможете, если откроете мне дверь.
        —Конечно, мисс Мэйвуд, — он поспешил исполнить ее требование. — Но куда ведет эта дверь? Я ни разу не входил в нее и даже едва замечал, она выглядит какой-то… потайной.
        —Это дверь в царство экономки, — усмехнулась Сара. — Через этот коридор удобнее всего пройти в кухню, где мы найдем пирожные. Идемте!
        —Вы полагаете это удобным? — джентльмен, казалось, был обеспокоен вторжением.
        Сара открыто рассмеялась.
        —Не бойтесь, экономка здесь, конечно, женщина сурового нрава, как и требуется для управления таким большим домом, но мы с ней давнишние приятельницы!
        Мистер Маннер не стал спорить, и вскоре все трое уже спускались по боковой лестнице в огромную кухню, состоявшую из трех обширных помещений.
        Кухарка и многочисленные помощницы хлопотали над последними приготовлениями к ужину, который должен был вскоре прийти на смену балу, и суета и нервозность, царящие в кухне, поразили доктора Маннера. Он и сам начал испуганно озираться, явно опасаясь, что их всех попросят покинуть это сердце дома, но из облака дыма и пара к ним уже шла экономка, сухопарая женщина средних лет.
        —Мисс Мэйвуд! — ее суровое лицо осветилось приветливостью. — Захотели проведать нас? Вы можете испачкать бальное платье! А этот джентльмен и малышка гостят у нас, мистер Маннер и мисс Маннер, не так ли?
        По лицу экономки доктор понял, что, если Сара, по мнению экономки, имеет право находиться здесь, то присутствие его самого и ребенка требует объяснений. К счастью, Сара пришла ему на помощь.
        —Я знаю, дорогая миссис Реддок, насколько им сейчас заняты подготовкой к ужину, но вот эта маленькая мисс, дочь доктора Маннера, отказывается ложиться в постель прежде, чем отведает пирожных.
        Миссис Реддок с новым интересом взглянула на мистера Маннера, потом улыбнулась девочке.
        —Ну конечно же, мисс Мэйвуд, мы не откажем ребенку в такой малости. Погодите чуток в моей комнате, и я сама принесу вам чаю и пирожных, ведь вы и доктор тоже, полагаю, не откажетесь попробовать?
        —О нет, конечно же, я так давно не ела здешних пирожных. — Сара повернулась, чтобы выйти, а экономка обратилась к мистеру Маннеру:
        —Доктор, не откажете ли вы мне в небольшой просьбе? В последнее время меня беспокоит колено. Не могли бы вы взглянуть на него?
        Мистер Маннер, к удивлению Сары, заметно помрачнел, но все же принужденно кивнул.
        —Завтра, в любой час, как вам это будет угодно, я осмотрю вас, миссис Реддок.
        Экономка кивнула и устремилась в глубь кухни, а Сара с девочкой на руках направилась в небольшую комнату неподалеку, где миссис Реддок обычно проверяла счета, пила чай с кухаркой и занималась прочими полезными делами.
        Мистер Маннер хотел посадить девочку себе на колени, но Харриет, до сих пор молчавшая пол впечатлением от увиденного на кухне, решительно воспротивилась, всячески давая понять, что желает сидеть на коленях у красивой мисс Мэйвуд. Мистер Маннер развел руками и уселся на против Сары за маленький круглый стол.
        —Простите за все это беспокойство, мисс Мэйвуд, надеюсь, после чая она позволит отнести ее в кроватку.
        —Ну что вы, доктор Маннер, она такая славная девчушка, что мне доставляет удовольствие держать ее на руках, — заверила его Сара.
        Мужчина снова нахмурился.
        —Жаль, что вы назвали меня доктором в присутствии этой женщины, — с укором сказал он.
        —Но почему? — Сара не могла понять, чем он недоволен. — Разве вы не практикующий врач?
        Он внимательно посмотрел на нее.
        —Вероятно, вам не сказали. В последние два года я не практикую, помогаю иногда соседям, вроде матери нашей Бесси, но не более того.
        —Простите, я и вправду не знала этого, — смутилась Сара. — Бобби… то есть миссис Ченсли говорила, что вы работаете в каком-то городке близ Лондона…
        —Ну, скорее это деревня, — усмехнулся невесело доктор Маннер. — Дело в том, что два года налил я оставил практику и теперь занимаюсь своей дочерью и кое-какими научными изысканиями.
        Сара подумала — что же, в таком случае, составляет источник его дохода? А мистер Маннер нехотя продолжил:
        —С тех пор как умерла моя жена, я не могу заниматься врачеванием.
        —Почему же? — осторожно спросила Сара.
        —Если я не смог спасти ее, какое право имею помогать другим? — с неожиданным надрывом воскликнул мужчина. — Я негодный врач, если не сумел помочь своей жене!
        Харриет вздрогнула и прижалась к Саре — отец напугал ее, и мистер Маннер виновато улыбнулся дочери.
        —Простите меня, мисс Мэйвуд, я не должен был говорить это. Харриет, дитя мое, папочка вовсе не хотел испугать тебя. Скорей бы уже принесли эти пирожные!
        Сара поняла эту скрытую просьбу сменить тему разговора, и до появления миссис Реддок с подносом они обсуждали стол Уэвертонов. Мистер Маннер сдержанно похвалил красоту поместья Уэвертонов, живые нотки словно исчезли из его голоса вместе с тем внезапным порывом, когда он явно сказал больше, чем намеревался. В конце концов, он видел мисс Мэйвуд впервые, и молодой хорошенькой девушке не дано понять, как может страдать тридцатилетний мужчина, потерявший разом любимую женщину и уверенность в правильности выбранного однажды пути.
        Харриет довольно быстро наелась, уже после первого пирожного ее синие, отцовские, глаза начали слипаться, но она упрямо не желала отказываться от второй порции, хотя осилила только половину. Мистер Маннер и Сара с умилением смотрели на ребенка, сами они почти не разговаривали. Сара не знала, о чем говорить с этим человеком, он слишком мало походил на ее знакомых джентльменов, а мужчине хотелось побыстрее закончить это нежелательное чаепитие и уложить спать свою девочку. Он совсем не знал Сару, хотя и был уже наслышан о ее тесных связях с семьей Уэвертон и чувствовал неловкость оттого, что невольно показал ей, насколько глубоко он переживает.
        Наконец Сара осторожно вытянула ложку из пухлых пальчиков Харриет, вытерла лицо малышки салфеткой и повернулась к ее отцу.
        —Думаю, она вот-вот заснет, мистер Маннер. Если вы покажете мне ее комнату, я уложу девочку в постель.
        —Не стоит затрудняться, мисс Мэйвуд. Я сам отнесу ее, — поспешил отказаться доктор Маннер. — Вас, вероятно, уже ждут в бальной зале.
        Сара передала ему ребенка и распахнула дверь в коридор. Она не собиралась быть навязчивой, а ее теперешнее настроение подсказывало, что должен чувствовать доктор Маннер.
        —Идемте, я провожу вас в холл, не уверена, что вы сами найдете дорогу, — ответила она.
        —Вы правы, я не подумал об этом, — сознался мистер Маннер.
        Не говоря больше ни слова, она прошла обратно знакомым путем и принялась подниматься по парадной лестнице на второй этаж. Гостей здесь уже не было, видимо, все направились ужинать. Саре не хотелось есть, и она все так же стремилась в свою комнату.
        —Спасибо, мисс Мэйвуд, вы очень добры, — услышала она слова идущего позади джентльмена. — Но дальше я уже и сам способен разобраться в этих коридорах.
        Она полуобернулась, недовольная тем, что он так настойчиво желает избавиться от ее общества.
        —Я иду в свою комнату, доктор Маннер, — спокойно сказала она и продолжила подъем.
        —О, простите, — пробормотал он и прибавил, очевидно, сознавая, что был не очень-то вежлив: — Разве вы не идете на ужин?
        —Нет, сэр, — Сара остановилась на площадке. — Я немного устала и хотела отдохнуть у себя в комнате, когда вот здесь увидела вашу малышку.
        —Я еще раз прошу прощения, что Харриет нарушила ваши планы.
        Сара вовсе не хотела сказать, что полчаса с девочкой были ей в тягость, и стало неловко, что он именно так истолковал ее слова.
        —Вовсе нет, мистер Маннер! — искренне ответила она. — Малышка просто прелестна, и мне доставило большое удовольствие кормить ее пирожными.
        Он вдруг улыбнулся, по-доброму, мягко.
        —Счастье, что она не испачкала ваше прекрасное платье, мисс Мэйвуд. Харриет действительно милый ребенок, но, боюсь, она несколько избалована.
        —Как и должно быть, мистер Маннер, — уверенно ответила Сара. — Дети должны знать, что они любимы, а излишняя строгость может сделать их замкнутыми и печальными…
        Она чуть нахмурилась, и доктор понял, что она говорит о чем-то близком ей, но не стал расспрашивать. Сара слегка поклонилась и свернула в сторону своей комнаты, а отец с дочерью на руках пошел к боковой лестнице, ведущей на третий этаж, к детской.
        Комната выглядела по-прежнему, даже несколько фарфоровых статуэток, некогда полученных Сарой в качестве подарков на дни рождения, стояли на каминной полке. Девушка подошла поближе, чтобы рассмотреть фигурки двоих детей, играющих с ручным кроликом. «Они бы понравились Харриет», — подумала она.
        Как странно — встреча с маленькой девочкой, точно так же, как и она сама, лишившейся матери, совершенно переменила настроение Сары. У нее уже не было никакой охоты перебирать в памяти подробности разговора с Артуром, припоминать его взгляды и улыбки, обращенные не к ней.
        —Наверное, я скоро и вовсе смогу смотреть на них с улыбкой и желать им счастья от всей души, без единой печальной мысли! — сказала она себе.
        В общем, Люси скорее понравилась ей, а судить о поведении Артура сейчас не хотелось. Стоило ли ему вот так подойти к ней и начать расспрашивать о ее чувствах? Не было ли это проявлением эгоизма, хотел ли он очистить свою совесть, узнав, что она вполне довольна своей жизнью? Эти вопросы крутились где-то на заднем плане сознания, а мысли возвращались к Харриет и ее отцу.
        Как это ужасно — умереть во время родов! Оставить безутешного супруга с младенцем на руках, даже не успеть обнять свое дитя! Сара вздрогнула, почувствовав внезапно укол тревоги за Бобби.
        —Нет-нет, у Роберты все будет прекрасно! — громко сказала она, отгоняя страхи в неосвещенные углы комнаты.
        Миссис Ченсли не заставила себя долго ждать, явилась, как только поняла, что Сара не намерена появляться в большой столовой.
        —Я так и знала! — Бобби ворвалась в комнату с прежней легкостью, ее особенное состояние не бросалось в глаза, и мало кто догадывался о нем. — Матушка спрашивает, куда ты подевалась, но от меня тебе не удастся сбежать!
        —Да я и не пыталась, — слабо возразила Сара — она уже поняла, что сойти вниз ей неминуемо придется.
        —Знаю-знаю, ты сидишь тут и думаешь о том, что говорил тебе Артур. Я тоже хотела бы это знать, иначе послала бы за тобой горничную!
        —Вовсе нет! — с чуть излишней горячностью воскликнула Сара. — Я думала совсем о другом.
        —Ты могла бы солгать ему, но меня не обманешь, — Роберта уселась напротив и явно настроилась на исповедь подруги.
        —Бобби, я правда думала не об Артуре, а о мистере Маннере и его ребенке.
        —О докторе Маннере? — Бобби была удивлена. — Вы же обменялись едва двумя-тремя словами, о чем тут думать? Он очень мало разговаривает, я даже не понимаю, как он вообще согласился приехать сюда, когда так заметно, что веселье его угнетает.
        Сара пересказала Роберте подробности происшедшей недавно встречи с малюткой Харриет, а затем и с ее батюшкой, и Бобби тут же закивала.
        —Да, эта ее нянька никуда не годится! Скажу матери, чтоб приставила к девочке кого-нибудь порасторопнее. А малышка и в самом деле способна очаровать каждого, я тебе уже говорила, и теперь ты сама убедилась.
        —Она совсем не похожа на отца, разве только у нее его глаза.
        —Видимо, она похожа на свою мать, бедняжку.
        Бобби помрачнела, и Сара поняла, что подруга подумала о том же, о чем недавно думала она сама.
        —Такое иногда случается, Роберта. Возможно, у нее изначально было слабое здоровье…
        —Да, конечно же, — Бобби тряхнула локонами и улыбнулась. — Однако нам нельзя терять время, а то матушка пришлет сюда еще кого-нибудь. Расскажи мне, о чем вы говорили с Артуром, и идем в столовую.
        —Теперь уже не стоит, мы сильно опоздали! — смутилась Сара.
        —Не беспокойся о приличиях, гостей в доме столько, что они все время сменяют друг друга за столом, а в малой столовой устроились всякие бабушки и тетушки, тебе стоит на это взглянуть!
        Сара знала, что Роберта не оставит ее в покое, и, стараясь говорить как можно более лаконично и не придавать голосу никаких эмоции, передала подруге содержание разговора с Артуром.
        —Что ж, он, конечно, повел себя бестактно, но он и в самом деле обеспокоен твоим состоянием, — чуть подумав, сказала Бобби. — Если ты не солгала ему хотя бы наполовину, я начинаю думать, что скоро ты совсем оправишься.
        Сара покраснела и едва не кинула в Бобби расшитой подушечкой. Подруга засмеялась и поднялась с места.
        —Довольно сидеть тут, когда внизу полно джентльменов, мечтающих с тобой потанцевать. Я не говорю уж о мистере Тимоти, он тщетно выглядывал тебя в толпе в надежде пригласить на второй танец.
        —Второй танец? Это уже серьезно! — Сара в шутливом испуге округлила глаза.
        Она была рада перейти от все-таки неприятного для нее разговора об Артуре к обмену обычными шутками. Они уже давно не смеялись беззаботно с Бобби, и сегодняшний вечер действительно мог стать первой ступенькой на пути к исцелению Сары. А Роберту, похоже, исцелила надежда на будущее материнство. Или преданная любовь Джеффри — Сара не знала точно, но была очень довольна тем, что все реже видит в глубине светлых глаз Бобби тоску по несбывшемуся.
        Когда обе леди спустились в столовую, ужин едва достиг середины, и обе с легкостью нашли себе места подальше от Люси, умудрявшейся болтать едва ли не со всеми сидящими за столом, несмотря на то что длина последнего составляла никак не менее двадцати пяти ярдов!
        После ужина танцы продолжились, и мистер Тимоти исполнил свое намерение еще немного потанцевать с мисс Мэйвуд. Сара не возражала против присутствия этого джентльмена рядом с ней, тем более что он был вполне вежлив и добродушен. Гораздо больше она удивилась, когда пригласить ее на танец подошел мистер Лоренс Маннер.
        —Харриет уснула? — спросила Сара, когда они уже танцевали.
        —Да, спасибо за заботу, мисс Мэйвуд. Кажется, я не поблагодарил вас как подобает.
        —Пустяки, я уже говорила вам, что немного поболтать с малышкой мне не в тягость. Да и кому может быть в тягость такой чудесный ребенок!
        —Иногда она так напоминает свою мать… — не к месту сказал вдруг мистер Маннер. — Мне бывает больно смотреть на нее, ведь она стоила своей матери жизни.
        Сара бросила на него недоверчивый взгляд.
        —Вы ведь не станете из-за этого стечения обстоятельств меньше любить бедняжку? — в голосе ее невольно прозвучало неодобрение.
        Доктор Маннер на некоторое время замолчал, и Сара уже подумала, что до окончания танца этот странный человек не произнесет больше ни слова, но он все-таки ответил:
        —Бог мой, нет, конечно! Я скорее возненавижу себя за то, что не спас их обеих, но я не могу избавиться от воспоминаний…
        «Я тоже», — подумала Сара, против воли отыскивая глазами Артура Уэвертона.
        —Вам надлежит быть сильным, кто позаботится о Харриет, если вы испортите свое здоровье тягостными мыслями?
        —Вы не знаете, о чем говорите, мисс Мэйвуд! — почти сердито сказал он. — Как я могу забыть о ней…
        —Я знаю, о чем говорю! — Сара разозлилась. — И знаю из собственного опыта!
        Теперь уже доктор Маннер смотрел на нее с недоумением, и Саре пришлось продолжать. Она не собиралась откровенничать с малознакомым джентльменом, но ей понравилась Харриет, а мысль о том, что девочка может в недалеком будущем остаться без обоих родителей, как некогда осталась она сама, показалась Саре чудовищно несправедливой.
        —Моя мать умерла, когда мне было девять. На мою долю выпало несколько лет безмятежного детства, полного любви обоих родителей, чего уже лишена бедняжка Харриет, — Сара старалась успеть сказать как можно больше, пока танец не закончился. — А после мой отец… сперва он не выходил из кабинета, лежал на диване и тосковал по ней, а позже уже не смог покинуть свою спальню…
        —Он был болен? — мистер Маннер слушал девушку с подлинным вниманием.
        —Его сердечная болезнь могла и не развиться, если б он совладал со своим горем и продолжил вести обычный для его круга образ жизни, двигался, выезжал… Во всяком случае, так говорил наш доктор.
        —И ваш отец умер, оставив вас совсем одну, — теперь он, кажется, начал лучше понимать ее.
        —Да, — Сара остановилась с последним тактом. — И я осталась совсем одна…
        Договорить она все же не успела: к ним приблизилась Люси, чтобы показать брату на кого-то из гостей, кто привлек ее внимание, с другой стороны подошел лорд Уэвертон, чтобы потанцевать со своей второй дочерью, как он шутливо называл Сару, но на лице мистера Маннера Сара успела заметить отсвет не только печали, но и легкой задумчивости. «Может быть, мои слова помогут ему не совершить ошибки, и его дочь не останется сиротой, как осталась я. Если бы кто-нибудь из наших соседей вот так же вразумил моего отца раньше, возможно, он был бы жив до сих пор… — Сара отвечала лорду Уэвертону невпопад, занятая собственными мыслями. — Хотя тетя ведь пыталась, и доктор Стоун… Лишь бы мистер Маннер не оказался так же упрям!»
        В конце сентября капризная погода отвернула от Сент-Клементса свой заплаканный лик, и на несколько дней ее солнечная улыбка озарила промокшие луга и леса вокруг городка.
        Гости Уэвертонов и их соседи немедленно воспользовались удачей и оживленной толпой устремились на охоту.
        После дня рождения леди Уэвертон Сара несколько раз навещала старых друзей. С каждой встречей с Люси и Артуром она чувствовала все меньше сердечной боли, хоть и знала, что вовсе эта боль никогда не исчезнет.
        Люси была с ней очень приветлива: очевидно, по сравнению с Робертой, не проявляющей к жене брата особой доброжелательности, спокойная, мягкая Сара казалась Люси вполне подходящей подругой. Артур же явно считал, что его сестрам и жене надлежит стать близкими друг другу, и Саре ничего не оставалось, как выслушивать мнения Люси по любому поводу, будь то новая мебель в их с Артуром спальне или прочитанный роман.
        —Зачем ты терзаешь себя, разговаривая с ней больше, чем этого требует обычная вежливость? — недоумевала Бобби.
        —Я вовсе не страдаю от того, что приходится общаться с Люси. Ведь это же не она повинна в том, что Артур не полюбил меня так, как мне бы хотелось.
        —Но он женился на ней, а должен был взять в жены тебя! — Роберта возмущенно притопнула ножкой.
        —Бобби, ну при чем здесь Люси? Артур сказал мне, что не влюблен, еще когда он даже не знал ее. Он мог бы никогда с ней не познакомиться, и все равно не женился бы на мне!
        Саре хотелось как-то объяснить подруге, что, чем реже Бобби будет напоминать ей о разочаровании в любви, тем скорее она почувствует себя снова счастливой, но Роберта, похоже, и сама не могла простить брату женитьбы на женщине, которая ей не понравилась. К счастью, в доме Уэвертонов в эту пору редко кому удавалось оказаться в компании меньшей, чем три-четыре человека, и внимание Люси рассеивалось и на других гостей, а маленький Леонард все еще оставался удобным поводом для того, чтобы Сара могла ускользнуть из дома Уэвертонов, как только ее душевное равновесие давало трещину.
        Она несколько раз встречалась с Харриет. В плохую погоду нянька, румяная деревенская девушка, часто водила девочку в зимний сад, где малышка бегала и играла между кадками с деревьями. Девочка хорошо запомнила добрую леди, накормившую ее пирожными, и всякий раз, завидев Сару, радостно начинала что-то лепетать и показывать свою великолепную куклу — подарок леди Уэвертон.
        Видела Сара и ее отца, мистер Маннер был, по обыкновению, равнодушно-любезен, словно жалел о своей случайной откровенности.
        Едва охотничий сезон возобновился, Сара сочла возможным навещать Уэвертонов не чаще, чем раз в три-четыре дня — гости больше не заперты в доме, где каждая хорошенькая девушка делает скуку меньше, а значит, ее отсутствия не заметят. Она выполнила долг перед обществом и рассеяла сомнения относительно истинных причин своего долгого отсутствия, если таковые хоть у кого-то имелись.
        Ей хотелось застать последние солнечные дни в полях вокруг Сент-Клементса, собрать букет пряных трав, подышать прохладным, чистым воздухом, отряхивая с лица приносимую порывами ветра паутину. Во время таких прогулок Сара чувствовала свою общность с этим краем, как будто здешние места были ее родиной. И она с меньшим пылом ожидала известия о переезде Эммерсонов и возможности вернуться в родной дом, а ее дядюшка и вовсе не заговаривал об этом, втайне надеясь, что одержал победу над упрямой племянницей.
        Сара присела на край старой каменной изгороди и принялась рассматривать стадо черных овец, пасущихся на краю поля. Она устала и запачкала юбки, но не торопилась возвращаться домой. Сегодня Фоскеры должны обедать у викария Прайдуэлла, а малыша Леонарда забрала к себе миссис Принс, и обедать в одиночестве под брюзжание кухарки, миссис Дроуби, у Сары не было никакого желания.
        Она продолжала смотреть на такую близкую линию горизонта, как в детстве, представляя себе, что там, за полем, стоит на скале сказочный замок с заточенной в нем принцессой. Надо только перебежать поле, разогнать стерегущих замок чудовищ и освободить ее.
        —Раньше я бы знала, кто может это сделать… А теперь принцессе, похоже, придется томиться в замке всю свою жизнь, глядя из высокого окошка на эти поля, — пробормотала она.
        —Простите, что помешал вам, мисс, — раздался за ее спиной голос, так неожиданно, что Сара едва удержалась на своем месте. — О, я напугал вас… мисс Мэйвуд?
        —Мистер Маннер, — Сара обернулась и посмотрела на человека, нарушившего ее уединение.
        —Я не узнал вас, хотя должен был догадаться.
        —Почему? — она немного удивилась.
        —Вы говорили, что не любите охоту. Сегодня все уехали рано утром, но вас среди охотников не было, — просто объяснил он.
        —Как и вас, — чуть улыбнулась Сара — она вспомнила его горячую обличительную речь.
        —Я чудом избежал опасности быть увезенным силой, — тоже улыбнулся доктор Маннер. — Ваша подруга иногда очень… убедительна.
        —Бобби поехала на охоту? В ее состоянии? — ужаснулась Сара и тут же замолчала, неловко было говорить с джентльменом об особом положении Роберты.
        —Миссис Ченсли поехала в карете следом за охотниками, чтобы проследить за подготовкой пикника, — ответил мистер Маннер. — Как врач могу сказать вам, что не стоит резко изменять привычный образ жизни, это может только навредить матери и ребенку. Ваша подруга не привыкла проводить день в покойном кресле, не стоит принуждать ее к этому теперь…
        Он осекся и помрачнел.
        —Простите, мисс Мэйвуд, мне не стоит давать медицинских советов. Пожалуй, я не стану долее отнимать у вас время.
        Он размашистым шагом двинулся было через поле, но Сара вскочила со своего каменного сиденья и громким возгласом постаралась остановить его.
        —Не ходите туда, мистер Маннер!
        Джентльмен удивленно обернулся и замер, сделав два шага.
        —Что такое, мисс Мэйвуд?
        —Это поле в низине, мистер Маннер, и весной и осенью вы не перейдете его, если только на вас нет пастушьих сапог.
        —Вот как, — он внимательно посмотрел себе под ноги. — Жаль, я хотел узнать, что там, за этим полем…
        —Еще одно, точно такое же, — Сара пожала плечами. — С этой стороны Сент-Клементса нет ничего примечательного.
        —Тогда почему же вы гуляете в этих местах, мисс Мэйвуд? — доктор Маннер посмотрел на девушку с любопытством. — Я уже был у реки и к роще, а с холма открывается приятный вид на городок…
        —Оттуда видно слишком далеко, — ответили Сара и замолчала, но, чувствуя, что собеседник не понял, что она хотела сказать, медленно добавила: — Когда я сижу на этой ограде осенью, я вижу только убранное поле и несколько овец. И ничего не мешает мне вообразить себе что угодно за кромкой поля — горы или море, другие страны или бескрайнюю пустыню…
        Сара все же не стала говорить о сказочных замках — это звучало бы слишком по-детски, но мужчина и не думал насмехаться.
        —Мне не приходило в голову, что для того, чтобы дать волю своему воображению, нужно какое-то особое место, мисс Мэйвуд, — серьезно сказал он. — Разве не лучше мечтать обо всем этом в тепле и уюте, у зажженного камина? Здесь вы рискуете подхватить простуду, а если промочите ноги, то и кое-что похуже.
        —Не думаю, что мне что-то угрожает, — засмеялась Сара. — Я уже пять лет прихожу сюда каждую осень. Конечно, у камина приятно посидеть с книгой, но почему-то именно тут я чувствую себя настоящей странницей, хотя на самом деле очень мало путешествовала…
        —Вы так молоды, мисс Мэйвуд, я уверен, вас ожидает еще множество приятных поездок.
        То ли он был просто любезен, то ли говорил искренне, Сара не поняла, но не стала рассказывать о жизни в доме своего дяди. Вместо этого она предложила показать ему сухую дорогу в обход поля, ведущую к небольшой живописной деревне со старой церковью.
        Деревенька, всегда привлекавшая внимание Сары своими старыми домами и аккуратными садиками, где трудолюбивые хозяйки пытались победить в умении выращивать цветы и овощи как друг друга, так и неблагоприятный северный климат, напомнила мистеру Маннеру деревню, в которой жил он сам. Сара была даже несколько разочарована — ей хотелось показать ему что-то действительно красивое после сырых полей, но мистер Маннер уверил ее, что вполне удовлетворен прогулкой.
        На этом они распрощались, чтобы увидеться снова в воскресенье, сперва в церкви, а затем на музыкальном вечере у леди Уэвертон.
        Сара возвращалась домой, с трудом переставляя ноги от усталости, да еще намокшие юбки отягощали движение, но настроение вовсе не было унылым. К ее удивлению, ей оказалось интересно беседовать с мистером Маннером. Он много прочел, умел делать наблюдения над явлениями природы и поведением людей, к тому же он оказался уже зрелым мужчиной. Почти все джентльмены, знакомые Саре до сих пор, были либо молодые люди, либо их отцы и дядюшки. Первые то подшучивали над юными леди в манере Артура Уэвертона, то пытались флиртовать с ними, а вторые делились воспоминаниями о своей молодости или одобрительно похваливали хорошенькую девушку.
        Мистер Маннер был далек и от того, и от другого. Сама Сара не могла не преисполниться сочувствия к человеку, потерявшему, подобно ей, свою любовь. Правда, в отличие от ее судьбы, мистеру Маннеру было дано три года счастливого брака, а Саре — лишь несколько лет бесплодных надежд. Но и крушение этих надежд у них обоих оказалось несравнимо по тяжести, и Саре становилось стыдно за свои девичьи слезы перед лицом истинного горя.
        Доктор Маннер тоже думал о девушке, неспешным шагом двигаясь по аллее к дому лорда Уэвертона. Она не проявляла нарочитого сострадания к нему, как многие почтенные дамы, и не кокетничала, как леди помоложе. Не была чрезмерно тщеславной, как его сестра Люси, или слишком жизнерадостной, как миссис Роберта Ченсли. Всех остальных леди, приезжающих на вечера или гостящих постоянно в этом доме, он даже не потрудился запомнить. И они отвечали ему таким же равнодушием, если не сказать больше — его мрачноватый, замкнутый вид не вызывал особого желания вступить в беседу на легкие, светские темы. И, наконец, мисс Мэйвуд проявила бескорыстную заботу о маленькой Харриет, что не могло не найти отклика у ее отца.
        На самом деле мистер Маннер знал о Саре больше, чем она могла предположить. Однажды Люси спросила что-то о семье Сары, и миссис Ченсли начала расхваливать свою подругу и сетовать на ее доброту и уступчивость, которыми самым бессовестным образом пользовался ее дядя, живущий на доходы от порученного его опеке имущества мисс Мэйвуд. Супруг Роберты мягко пытался утихомирить жену, но остановить Бобби, когда она распространялась о ненавистном ей семействе Фоскеров, было почти невозможно.
        Артур Уэвертон не произвел на доктора Маннера особенного впечатления, так как ничем не отличался от молодых людей его возраста, а его сестра то забавляла, то раздражала Маннера.
        Ему стоило немалого труда сдерживаться и не отвечать резко, когда у него просили медицинского совета, но наблюдательная леди Уэвертон взяла его под свое покровительство и старалась оберегать от чрезмерно назойливых гостей. С лордом Уэвертоном доктор нередко беседовал в курительной, не находя практически ни единого общего взгляда ни на одну сторону жизни, но получая удовольствие от спора с умным человеком. Леди Уэвертон казалась ему удивительной женщиной, а супруг ее — достойным зависти, настолько хозяйка дома выгодно отличалась от своих приятельниц свежим и молодым видом, как и свежими суждениями, лишенными налета ханжества и лицемерия.
        Словом, мистер Маннер счел, что визит к Уэвертонам — не вполне бесполезное времяпровождение, так как в этом доме есть несколько приятных людей, с кем он может обменяться двумя-тремя фразами помимо обычных приветствий.
        К счастью, на будущей неделе большая часть гостей собиралась разъехаться по своим поместьям. Доктор Маннер намеревался также вернуться домой, но Люси и слышать не хотела о том, что ее брат с ребенком станет прозябать в холодном, сыром домишке, когда все остальные его родственники будут веселиться. Со старшим братом доктор Маннер почти не поддерживал связей, но к Люси привык относиться со снисходительным терпением, а то, что новая семья сестры без оговорок приняла его как своего, немного согрело его исстрадавшееся сердце.
        И мистер Маннер согласился остаться еще на несколько недель, тем более что малышке Харриет здесь было гораздо лучше, чем в отцовском доме. Леди Уэвертон приставила к ней сразу двух горничных, а Бесси тут же воспользовалась этим обстоятельством, чтобы навестить какую-то кузину, живущую всего лишь в двадцати милях от Сент-Клементса.
        Если бы воскресным вечером какой-нибудь заблудившийся путник искал себе убежище, то принял бы сияющие огни дома Уэвертонов не просто за путеводную звезду, а за целое созвездие. Обитатели и гости дома наслаждались музыкой в большой гостиной, тепло камина и пламя сотен свечей окутывало плечи дам золотистым покрывалом, а за окнами ветер срывал с деревьев последние листья, и каждый путник стремился поскорее достигнуть какого-нибудь приюта, пусть даже пастушьей хижины или деревенского трактира.
        Сара не умела играть настолько хорошо, чтобы осмелиться выступать на публике, хотя они с Бобби выучили несколько дуэтов, но больше для того, чтобы посмешить своих близких забавными песенками или комическими ариями.
        Сегодня блистали талантами другие дамы, джентльмены помогали им, переворачивая ноты, а те из них, кто обладал хорошими вокальными данными или хотя бы был в этом уверен, принимали участие в исполнении парных арий.
        Сара и Роберта предусмотрительно уселись в самый дальний угол, чтобы без помех подвергнуть разбору каждый номер. Вернее, говорила, как обычно, Бобби, а Сара хихикала, закрываясь веером, или с притворным возмущением пыталась урезонить подругу, если высказывания последней становились слишком смелыми.
        Когда даже самые пылкие ценители музыки или прелестных музыкантш несколько утомились, вечер прервался для того, чтобы можно было размять ноги и потанцевать в ожидании второй его половины.
        Сара, вдоволь насмеявшаяся во время концерта над остроумными замечаниями подруги, отнюдь не испытывала желания танцевать, тем более что Артур Уэвертон сегодня как-то особенно нежно поглядывал на свою молодую супругу.
        Сара еще утром в церкви вспомнила, что уже несколько дней не видела малышку Харриет, и сейчас девушке захотелось пойти посмотреть на ребенка. Леди Уэвертон беспокоилась из-за того, что девочка кашляет, а ее отец называет это пустяками и не желает и слышать о том, чтобы пригласить врача, если уж сам не намерен заниматься лечением. Сара, как и ее добрая подруга, подивилась упрямству этого человека, она не могла понять и даже считала непростительным прегрешением поведение мистера Маннера. Этот человек тратил время и силы на то, чтобы выучиться лечить людей, а теперь не применял ни данные Богом способности, ни полученное образование во благо других. «Если б я знала медицинские науки, я бы ни за что не пренебрегала ими, как бы горько мне ни было! — думала она. — На свете столько страданий, и этому человеку по силам умерить их, а он весь отдается печали вместо того, чтобы позабыть о ней в праведных трудах!»
        Сара взяла из вазы в гостиной самый спелый персик и легко взбежала по лестнице. Малышка Харриет капризничала, и горничная леди Уэвертон никак не могла уложить ее спать, девочка упрямо садилась в постели и хныкала.
        —Мисс Мэйвуд! — Лиззи радостно обернулась к Саре. — Я никак не могу успокоить маленькую мисс, она зовет папочку, а ведь он уже заходил пожелать ей спокойной ночи!
        —Ну-ка, Харриет, угадай, что я тебе принесла? — спросила Сара, пряча за спиной руку с персиком.
        Левочка радостно захлопала в ладоши в предвкушении гостинца, и персик, к радости горничной, был принят вполне благосклонно.
        Сара рассказала девочке одну из тех сказок собственного сочинения, что помогали ей усыпить маленького кузена, и довольная Харриет согласилась положить головку на подушку и закрыть глазки, а после Саре и Лиззи оставалось только несколько минут подождать в тишине, пока ребенок не заснет. Едва дыхание малышки стало медленным, сонным, Сара поцеловала Харриет и вышла из комнаты.
        Она уже почти спустилась по боковой лестнице, когда заметила, что бант на ее зеленой туфельке развязался й атласная ленточка тянется следом, словно изумрудная змейка. Сара порадовалась, что вовремя заметила упущение в своем туалете — если бы кто-то наступил на ленточку, неприятного падения и конфуза было бы не избежать. Она присела на нижнюю ступеньку и принялась завязывать бант заново, когда услышала в коридоре женские голоса. Сара уже приподнялась, чтобы не создать неловкой ситуации, когда она может невольно подслушать часть задушевной беседы, не предназначенной для посторонних, как вдруг услышала свое имя и замерла в неудобной позе, опираясь одной рукой на ступеньку.
        —Ты просто завидуешь мисс Мэйвуд, Бет! — этот голос Сара узнала не сразу.
        —Да ты смеешься надо мной, Элси! Я буду завидовать этой нищенке! — а вот этот голос, вне всяких сомнений, принадлежал леди Гроссбери, некогда звавшейся мисс Хиллсток.
        После того как она назвала имя подруги, Сара поняла, что второй голос принадлежал миссис Трувелл, давней подруги Бет, в девичестве мисс Элси Лейнс.
        «Она назвала меня нищенкой! Как же это ужасно — услышать такое, пусть даже и от известных сплетниц, — подумала Сара. — Бобби на моем месте появилась бы тут же и высказала все, что думает!» Но самое неприятное оказалось еще впереди: пока Сара решала, стоит ей показаться обеим леди или вернуться на третий этаж и спуститься по другой лестнице, дамы продолжили сплетничать, прохаживаясь по коридору, в то время как музыканты отдыхали между танцами.
        —Ну признай, Бет, ты всегда хотела быть так же близка к Уэвертонам, как это удалось малышке Мэйвуд! И не смотри так сердито, все мы в пору юности были влюблены в Артура Уэвертона!
        —Не спорю, он мне нравился, — неохотно признала леди Гроссбери. — И я, как и ты, терпеть не могла этих несносных девчонок, особенно Бобби Уэвертон. Сара Мэйвуд все-таки не такая дерзкая и нахальная, как ее подружка.
        —Что есть, то есть, Роберта просто отвратительна, впрочем, такой она и осталась, теперь она третирует жену своего брата.
        —Еще бы, не может простить ему, что он не женился на ее дорогой подружке, — фыркнула леди Гроссбери.
        —Ты полагаешь, они обе считали, что Артур женится на никому не известной мисс Мэйвуд?
        —Ну конечно же! Ты только посмотри на выражение ее лица, когда она смотрит на Артура! Как ребенок на витрину со сладостями! Тихоня Сара всегда мечтала об Артуре, поверь мне, и все эти их шутки, что они как брат и сестра, меня не убеждали.
        —Но мне казалось, так оно и было. Артур шалил с ними обеими, как с сестрами, вспомни, мы ревновали Артура к другим девушкам, но вовсе не к ней, — возразила миссис Трувелл.
        —Это ты так думала, а я в душе не сомневалась, что Сара мечтает выйти за него замуж. Но я не считала ее соперницей, ведь очевидно было, что он не женится на такой скучной, бледной девице, скорее уж найдет кого-то подобного своей сестре и матери, он привык к ярким женщинам! — уверенно сказала леди Гроссбери.
        —О да, — подхватила ее подруга. — Миссис Уэвертон весьма яркая личность, хотя и не в том смысле, как Бобби. Не повезло же Джеффри…
        Дальше Сара не расслышала, обе леди удалились на достаточно большое расстояние, и голоса их превратились в невнятное бормотание.
        Сара съежилась на ступеньке, обхватив руками колени. Ее била дрожь, обида и ужас смешались в какой-то странный пудинг, словно бы липким коконом окруживший девушку.
        —Боже мой, боже, — шептала она в полутьме лестницы. — Так, значит, мне никого не удалось обмануть, и все это время все гости замечали, как я несчастна, как стараюсь делать вид, что Артур меня не интересует, и, в свою очередь, делали вид, что вовсе не насмехаются надо мной. Как мне теперь смотреть в глаза им всем? Что сказать Люси? Эти женщины наверняка расскажут ей за чайным столом, если уже не рассказали, как дурочка Сара Мэйвуд любит ее супруга, и все вместе они вволю посмеются над тихоней, над нищенкой!
        В коридоре послышался смех, еще чьи-то голоса, и Сара испуганно вскочила на ноги.
        —Нельзя сидеть здесь, когда в любой момент меня может кто-нибудь увидеть, — пробормотала она.
        Сара вернулась на третий этаж и прошла к другой лестнице. Ею больше пользовались слуги, и там не было опасности встретить кого-либо из гостей. Больше всего девушке хотелось вернуться домой, но ее внезапное исчезновение могло вызвать не только удивление, но и злорадные улыбки некоторых леди, как она теперь знала. Сара шла неуверенно, ее шатало, голова кружилась. Подумать только, она так радовалась, что может встречаться с Артуром и его женой, не чувствуя смятения, видеться с лордом и леди Уэвертон, не боясь увидеть жалость и сострадание в их глазах… Словом, снова вернуться в покинутую ею семью и почувствовать себя если не счастливой, то успокоенной.
        И вдруг злые слова двух завистливых женщин разрушили все, что она сумела построить в своей душе. Саре не приходило в голову, что так о ней думают далеко не все, что она услышала лишь частное мнение. Ее неуверенность в умении держать себя тут же вернулась, словно ей снова было четырнадцать лет, и она не знала, какую выбрать вилку во время обеда.
        Единственное, что пришло в голову расстроенной девушке, — спрятаться в своей комнате и постараться успокоиться насколько возможно, чтобы, когда она спустится к ужину, никто не смог разглядеть на ее безмятежном лице признаки печали или разочарования.
        В комнате уютно горел камин, свежий букет оранжерейных цветов должен был порадовать леди, но Саре показалось, что ей совсем нечем дышать в натопленной комнате, а от запаха лилий закружилась голова. От недавнего озноба не осталось и следа, теперь ее лицо пылало, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди и мертвой бабочкой упадет на ковер.
        Сара несколько раз прошла по комнате от кровати к окну и решительно повернула к двери.
        Кое-кто из гостей заметил, как мисс Мэйвул стремительно прошла мимо них, почти пробежала, но мало ли какие срочные дела могут быть у молодой леди? Не останавливаясь, чтобы поболтать, Сара, наконец, очутилась в мокром саду. Она не надела ни шляпки, ни плаща, и дуновение ночного ветра показалось ей благом.
        С утра шел дождь, и никому в доме не пришло бы в голову выйти прогуляться в сырую тьму, так что Сара не опасалась быть застигнутой любопытными дамами. Единственное, что ей грозило, — намочить зеленые туфельки, подходившие по цвету к новому платью изумрудного шелка, что Люси привезла из Парижа. Сара сперва не хотела принимать такой подарок, но миссис Уэвертон считала, что должна равно одарить обеих сестер своего мужа, раз уж Сара таковой считается.
        Быстрая ходьба и необходимость уворачиваться от мокрых веток помогли ей немного сосредоточиться, и слезы отступили, но облегчения она не почувствовала. Сара подумала, что давно у нее не было такого тяжелого года, пожалуй, со смерти отца, когда пришлось покинуть родной дом и жить с дядей.
        Она почувствовала, что начинает замерзать, и повернула к дому. В холле ей повстречался мистер Маннер, и Сара заметила, как удивленно он смотрит на капли воды на ее растрепавшихся волосах, но не стала останавливаться и заговаривать с ним. Она снова поднялась в свою комнату, немного привела в порядок туалет, но сменить мокрые туфли ей было не на что.
        —Что ж, пора идти, — она посмотрела на себя в зеркало и поморщилась. — Иначе Бобби явится сюда и начнет шуметь, а у меня начинает болеть голова…
        Бледное лицо с яркими пятнами на скулах грустно усмехнулось ей из зеркала, и Сара сердито распрямила спину. Если б она только знала, что вечер будет так безнадежно испорчен, ни за что бы не приняла приглашение леди Уэвертон, придумала бы какую-нибудь отговорку, хоть и не любит лгать.
        Внизу гости как раз возвращались в гостиную, чтобы послушать продолжение концерта. Миссис Люси Уэвертон придумала играть в музыкальные загадки — недавно вошедшее в моду развлечение. Кто-нибудь из дам играл на рояле известную мелодию, а двое или трое гостей изображали в виде пантомимы действие совсем из другой песни, название которой и надо было угадать. Музыка сбивала с толку, гости путались и много смеялись, но Сара с трудом могла сосредоточиться. Роберта, сидевшая рядом с подругой, случайно задела руку Сары и с удивлением повернулась к ней.
        —Сара, что с тобой? Твои руки совсем ледяные, а щеки пылают! Ты не заболела?
        —О, вовсе нет, — беззаботно рассмеялась Сара, погромче, чтобы услышали леди Гроссбери и миссис Трувел.
        Бобби прищурилась:
        —И где ты была, когда все танцевали?
        —Вышла немного подышать свежим воздухом, у вас сегодня слишком душно.
        —В такую погоду? А я-то думаю, почему твои волосы так блестят. А они, похоже, мокрые! Сара, да ты сошла с ума, выйти без шляпки в такую сырость!
        —Тише, мы мешаем гостям угадывать песню, — Сара не стала уточнять, что вышла не только без шляпки, но и без плаща.
        —Какая ерунда! — отмахнулась Бобби. — Люси затеяла все это, чтобы показать, как легко она может перевоплотиться в ту или иную героиню, а по-моему, она играет отвратительно! Лучше посмотри на себя, у тебя и подол платья мокрый, и туфли наверняка тоже!
        Сара виновато подобрала ноги под платье — и надо же было Бобби проявить так не вовремя свою наблюдательность!
        —Идем сейчас же! Тебе надо переодеться! — Бобби поднялась на ноги и бесцеремонно потянула подругу за собой, не обращая внимания на недовольный взгляд Артура — ведь его жена как раз блистала в роли то ли пастушки, то ли принцессы.
        Саре не хотелось привлекать к себе излишнее внимание, она и без того получила уже сегодня хороший урок, а потому последовала за подругой. В коридоре Роберта неодобрительно посмотрела на мокрые следы, остающиеся от туфелек Сары на светлом ковре, и повела подругу вверх по лестнице.
        Они уже почти добрались до комнаты Роберты, сохранявшейся за ней в родительском доме, когда Сара внезапно пошатнулась и прислонилась к стене.
        —Дорогая, что с тобой? У тебя закружилась голова? — голос Бобби доносился до Сары глухо, как будто на ней была зимняя шляпка из толстого фетра. — Потерпи еще чуть-чуть, еще пять шагов, и ты сможешь прилечь, тебе надо отдохнуть…
        —Да, я просто очень устала, так устала… — и Сара, несмотря на все попытки подруги удержать ее, сползла вниз по стене.
        Октябрь 1840
        Поля, однообразные желто-серые поля. Она проходит одно, и сразу перед ней расстилается следующее, под ногами хлюпает холодная вода, остатки жесткой травы цепляются за платье, но ей нужно идти вперед. Там, где-то за полями, сказочный замок, и в нем ее ждет томящийся в одиночестве принц.
        —Артур! — зовет она, но полям этим нет конца.
        —Она опять зовет мистера Уэвертона. Миссис Ченсли, вы не думаете, что стоит позвать его? — мистер Маннер повернулся к бледной Роберте.
        —Это ни к чему, уверяю вас, она все равно его не узнает, — мрачно ответила Бобби. — Прошу вас, доктор, помогите ей!
        —Вы ведь послали за врачом, — коротко ответил он.
        —Да ведь вы же сами врач! — Бобби наконец потеряла терпение. — Наш доктор уехал к своему кузену в Форчайлд, а его помощника нет дома, и служанка не знает, к кому из больных он отправился!
        —Вы же знаете, миссис Ченсли, я не могу больше лечить людей… У нее сильная лихорадка, я, как мог, постарался снизить жар, но у меня нет моего саквояжа с лекарствами…
        Роберте захотелось отвесить этому человеку полноценную пощечину. Впервые в жизни она готова была ударить человека, настолько сильны оказались страх за подругу и злость на этого упрямца.
        После того как Сара упала прямо в коридоре, Бобби позвонила прислуге, и девушку отнесли в постель. Сомнений не было — бедняжка серьезно больна, и Роберта, не потерявшая хладнокровия, попросила горничную привести доктора Маннера и осторожно сообщить о случившемся леди Уэвертон. Ни к чему привлекать внимание гостей, и до сих пор о болезни Сары знали только Бобби и ее мать, а также слуги и мистер Маннер.
        Он велел переодеть ее в сухую одежду, как только Бобби сказала, что Сара выходила гулять по саду, сделать холодный компресс на лоб и послать за местным доктором. Леди Уэвертон вернулась к гостям, но Роберта отказалась покинуть подругу, хотя мать и мистер Маннер убеждали ее сделать это из боязни, что болезнь мисс Мэйвуд может оказаться заразной.
        И вот уже два часа они сидели у постели больной в ожидании помощника врача. Больше Бобби не могла ждать. Она напустилась на доктора Маннера с такой яростью, что он испугался за ее состояние не меньше, чем за состояние мисс Мэйвуд. Миссис Ченсли обвиняла его в трусости, малодушии, отсутствии христианского милосердия, как по отношению к Саре, так и к другим людям, которых он мог бы спасать от тяжких недугов, но отказывается делать это из нелепых предубеждений. Словом, она высказала ему все, что думала Сара, но не осмеливалась произнести вслух.
        —У нас дома имеются различные лекарства, я велю служанке принести ящик, и вы посмотрите, что там есть. Если нужно что-то другое, я сама поеду и разбужу аптекаря в Сент-Клементсе, но вы будете лечить ее, иначе мне придется заставить вас силой!
        Мужчина даже не смог улыбнуться этому чересчур смелому высказыванию. Слова миссис Ченсли задели его за живое, и он попытался возразить.
        —Вы не понимаете, о чем говорите! Если б вы знали, как это тяжело — лишиться любимой женщины, матери твоего ребенка, и знать, что ты дол жен был помочь ей, но не сделал этого! Не дай вам бог пережить мои муки!
        Бобби презрительно передернула плечами.
        —Что вы знаете о муках? Вы полагаете, будто вы один в этом мире страдали? Ваша жена умерла, и это страшное горе, но не думайте, что видеть, как человек, которого любишь с самого детства, женится на другой, намного легче!
        Мистер Маннер на некоторое время утратил дар речи. Он не знал, что возразить этой женщине, тем более что ее нельзя было нервировать в ее состоянии, а она совершенно не думала о своем здоровье! Сейчас ее беспокоила подруга, что, несомненно, говорило в пользу душевных качеств миссис Ченсли.
        Сара снова забормотала что-то в беспамятстве, и опять несколько раз позвала Артура. Мистер Маннер проверил ее пульс, нахмурился, затем повернулся к Роберте, чтобы ответить на ее гневную тираду.
        —Вы говорили сейчас о себе или о вашей подруге?
        —Не думаю, что это вас касается! — Бобби дернула за шнурок, чтобы потребовать принести ящик с лекарствами. — Так вы спасете ее?
        —Ни один человек, имеющий хоть каплю совести, не откажется попытаться спасти другого, даже если ему это не по силам, — холодно ответил мистер Маннер.
        Леди Уэвертон снова зашла в комнату, чтобы спросить о состоянии больной, и озабоченно покачала головой, когда посмотрела на Сару и услышала, как та зовет Артура.
        —Бедняжка, — тихо сказала она. — Все-таки мы слишком рано стали надеяться, что она вполне оправилась.
        —Мисс Мэйвуд была больна? — тут же спросил доктор Маннер. — Скажите, леди Уэвертон, мне важно это знать, чтобы лечить ее!
        —О нет, не физически, мистер Маннер, — тут же ответила леди Уэвертон, не замечая предостерегающих взглядов дочери. — Но ее постигло печальное разочарование, и это ослабило ее дух, а вместе с ним, вероятно, и тело.
        Доктор Маннер кивнул, он не стал расспрашивать дальше, и без того все было понятно. Он отчетливо припомнил некоторые слова Сары, и они обрели для него новый смысл. А вместе с сочувствием к девушке к мистеру Маннеру пришло и осознание своего долга. В конце концов, он и в самом деле врач, и он не должен позволить этой женщине умереть!
        —Так когда принесут лекарства? — раздраженно крикнул он, и Бобби удивленно подскочила на своем месте.
        Четыре дня доктор Маннер почти не отходил от постели Сары. То, что он узнал из ее лихорадочного бреда, подтвердило его догадки и прибавило сочувствия к бедняжке. Ему почему-то казалось очень важным, чтобы ее тайны остались нераскрытыми, и он старался не подпускать к ней других сиделок, за исключением Роберты Ченсли, которая явно все знала и которую никакие силы не могли заставить вернуться в дом своего супруга. Гости потихоньку разъезжались. Конечно, им сказали, что мисс Мэйвуд сильно простудилась, но в это время года болезнь следовала по пятам за хрупкими молодыми леди, и никого не удивило, что мисс Мэйвуд слегла и ее оставили в доме Уэвертонов.
        В пятницу утром Роберта тихо вошла в комнату подруги и вопросительно посмотрела на мистера Маннера. Осунувшийся, усталый, он неловко улыбнулся ей, стесняясь своего небритого лица и измятого воротничка.
        —Сегодня я могу сообщить вам благоприятные новости, миссис Ченсли. Мисс Мэйвуд еще довольно долгое время проведет в постели, но она, несомненно, поправится.
        —Слава богу! — воскликнула Бобби и с облегчением опустилась в кресло рядом с кроватью Сары. — И что ей взбрело в голову идти в сад в такую погоду!
        —На этот вопрос я смогу вам ответить, — сказал мистер Маннер.
        —В самом деле? Она говорила вам? — Роберта напряженно подалась вперед.
        —Ну, честно говоря, не мне, она просто бормотала в бреду… А я оказался лишь невольным слушателем, — несколько сконфуженно ответил доктор.
        —Вы проявили очень большую деликатность по отношению к моей подруге, — мягко сказала Бобби. — Я бесконечно благодарна вам за заботу о ней…
        —Любой врач сделал бы то же самое, я просто оказался рядом, — возразил он, отвыкший от похвал и потому смущенный.
        —Промедление иногда может привести к непоправимым последствиям. Пока мы искали помощника доктора, Сара могла бы… — Бобби замолчала, потом все же поддалась любопытству. — Так почему она покинула гостиную и ушла в сад?
        —Я узнал у горничной, что она поднималась к моей дочери, пожелать ей спокойной ночи. Харриет очень привязалась к мисс Мэйвуд… — доктор Маннер, казалось, был этим недоволен. — Дальнейшее я понял из ее отрывочных фраз. Вероятно, она как-то услышала беседу двух дам, в которой леди весьма недоброжелательно отзывались о ней и высмеивали ее особое отношение к мистеру Уэвертону…
        —Можете не продолжать, мне все понятно! — Роберта вскочила на ноги и сердито одернула складки на платье. — Одна из этих женщин, несомненно, леди Гроссбери! А другая — кто-нибудь из ее подруг-сплетниц! О, как они мне противны! Я всегда не выносила эту завистницу Бет Хиллсток, и замужество ее ничуть не изменило!
        Доктор Маннер с некоторым испугом поторопился успокоить собеседницу.
        —Прошу вас, сядьте, миссис Ченсли! Вам не стоит так бурно предаваться эмоциям. К тому же вы можете потревожить больную, — добавил он, заметив, что его слова не производят должного впечатления.
        —Называйте меня просто Робертой, мы же родственники, — оборвала его Бобби, но послушно уселась и бросила опасливый взгляд на лежавшую в постели Сару. — Она могла умереть из-за них, как вы не понимаете! Я просто в бешенстве! Никогда больше не приглашу их к себе и попрошу матушку тоже не присылать им приглашений.
        —Тогда вы дадите новый повод для сплетен, только и всего, — резонно заметил мистер Маннер. — Ваша подруга, видимо, так сильно огорчилась услышанным, что искала уединения в саду, и этот опрометчивый поступок едва не стоил ей жизни. Не следует обращать внимания на болтовню этих дам, если и вы, и ваша подруга знаете их склонность к злословию.
        —Вы думаете, это так легко? Весь год Сара боролась с собой, чтобы вытравить из сердца любовь всей своей жизни, и это ей почти удалось! Она снова стала спокойной и даже жизнерадостной, сумела найти в себе силы встречаться с Артуром и его женой без слез и сетований — и тут вдруг услышать, как эти дурные женщины насмехаются над ее чувствами! Вы не сможете понять этого, если не переживали подобного…
        —Если бы я стремился покончить с собой после каждого насмешливого взгляда или злобного замечания в мой адрес, моя дочь давно бы осталась полной сиротой, — горько вздохнул мистер Маннер. — Поверьте, после смерти моей супруги я достаточно наслушался от ограниченных людей и о своем умении лечить, и о том, что ей не следовало выходить за меня замуж, себе на погибель, и бог знает что еще…
        Бобби сочувственно посмотрела на мистера Маннера. Она узнала о нем за последние четыре дня гораздо больше, чем за предыдущие четыре недели, что он прожил в гостях у ее родителей.
        —Она вовсе не пыталась нарочно повредить себе, я уверена, а просто оказалась очень расстроена. Как бы там ни было, она поправится, благодарение Господу и вашим талантам, но ей опять придется начать все заново. Уверена, она спрячется в доме своего дяди и будет сидеть там до Рождества, как просидела все лето, и плакать в одиночестве, если только это семейство даст ей хоть не много покоя!
        —Вы не очень-то расположены к родственникам мисс Мэйвуд, — сказал мистер Маннер, что бы хоть как-то отвлечь Роберту от мыслей о леди Гроссбери и ее подругах.
        Бобби пожала плечами и коротко рассказала мистеру Маннеру об обстоятельствах проживания Сары в доме мистера Фоскера. Кое-что доктор уже слышал от самой Сары и понял из замечаний Роберты, но сейчас перед ним предстала полная картина. Он допускал, что миссис Ченсли склонна к преувеличениям, но по всему выходило, что мистер Фоскер — дурной человек, и мисс Мэйвуд лучше было не слушать его и уехать к себе домой, как только Артур Уэвертон с супругой вернулись в Сент-Клементс.
        За Робертой пришел муж, и мистер Маннер снова остался вдвоем с больной. Теперь, когда он уже не опасался за ее жизнь и она не бредила, он мог поручить ее заботам сиделок и вернуться к одиноким прогулкам и занятиям с дочерью. Но ему внезапно не захотелось оставлять эту девушку надолго, даже в болезни она оставалась красивой и трогательной… Доктор Маннер сидел рядом с ней, держа на коленях книгу, но не читал, а думал о судьбе Сары. Так мало счастья оказалось в этой судьбе, но она находила его крупицы повсюду и бережно хранила в своей душе — дружба с Уэвертонами, мечты о дальних краях и другие, о которых она никому не рассказывала… Он был уверен, что развитое воображение, надежно скрытое за маской благоразумия, порой заводит ее так далеко в мир фантазий, что это может быть даже опасным в ее годы. Сидеть на ограде и смотреть на дальние поля уместно в семнадцать лет, но никак не в двадцать один.
        Он снова взглянул на ее безмятежное лицо. Теперь она просто спала, набираясь сил, и напомнила ему нежную лилию, такую хрупкую и прекрасную. Ждущую, когда ее разбудит какой-нибудь герой из мифов и легенд…
        —Кажется, это заразительно, — пробормотал он. — Скоро и я, подобно мисс Мэйвуд и миссис Ченсли, превращусь в мечтателя и фантазера. А впрочем, почему бы и нет? Разве я так стар, что уже не могу мечтать ни о чем, кроме счастья моей дочери?
        Доктор Маннер позвал горничную и велел ей смотреть за состоянием больной, а сам поднялся по лестнице в детскую.
        Бывшая детская Роберты потрясла впечатлительную Харриет обилием игрушек, и малышка проводила здесь все время, кроме еды и сна. Холодная погода не способствовала прогулкам, и, хотя мистер Маннер не хотел вырастить из дочери слабое, болезненное создание, здешний суровый климат пугал его, особенно после болезни мисс Мэйвуд.
        Сегодня девочка играла с большой деревянной каретой, куда вмещались целых две куклы. Раскрашенная лошадь стараниями Бобби Уэвертон и ее брата утратила почти всю гриву, а дверца кареты никак не хотела закрываться, но все равно у малышки никогда не было таких дорогих игрушек, ее отец просто не мог себе этого позволить.
        —Я вижу, тебе нравится играть здесь, — мистер Маннер улыбнулся и присел на ковер рядом с дочерью.
        Лиззи, приставленная к малышке, сидела поодаль и не сводила с ребенка бдительного взгляда — в доме леди Уэвертон прислуга знала свое дело.
        —Девочка капризничала с утра, сэр, она хочет видеть мисс Мэйвуд, — сказала Лиззи.
        Мистер Маннер посмотрел на ребенка. Харриет подняла к нему синие глаза и капризно протянула:
        —Хочу пирожных и Сару.
        —Мисс Мэйвуд заболела, — попытался объяснить ребенку отец. — То есть Сара заболела, но, как только она поправится, она обязательно придет к тебе и принесет пирожных.
        «Мне не надо поддерживать стремление малышки видеться с мисс Мэйвуд. Через две-три недели мы уедем, и Харриет будет скучать не только по этим игрушкам, но и по доброй леди», — подумал он.
        —Тогда пойдем к ней, — потребовала девочка.
        —Нельзя, малышка, — мягко ответил доктор Маннер. — Лиззи поиграет с тобой, а завтра, если будет тепло, мы выйдем в сад, посмотрим, остались ли еще листья на деревьях.
        Девочка упрямо надула губку, но горничной удалось отвлечь ее с помощью яблока, нарочно приготовленного для подобного случая.
        Отец пробыл с Харриет полчаса, после чего понял, что тревога за оставленную пациентку мешает ему сосредоточиться на бесконечных вопросах дочери и отвечать понятным для ребенка языком. Он поцеловал малышку и снова прошел к Саре.
        «Как я мог два года жить без своей работы? — думал он, пока размашистым шагом шел по длинному коридору к комнате больной. — Мисс Мэйвуд права, бесконечно права — какое право я имел бросить все и предаваться своему горю? Не говоря уже о том, что без жалованья я лишил свою дочь хотя бы минимального комфорта. Каково ей будет вернуться в нашу хижину после этого блестящего дома? И, наконец, как вернуть доверие моих пациентов?»
        Сара пришла в себя на следующий день. Обрадованная Бобби тут же выложила подруге все, чего Сара не помнила — как она едва не упала в коридоре, как все беспокоились за ее состояние и, наконец, как самоотверженно доктор Маннер боролся за ее выздоровление.
        —Миссис Ченсли преувеличивает, — резко возразил доктор, присутствующий тут же. — Я сделал только то, что должен был, вы поправитесь милостью Господней, его и стоит благодарить.
        Роберта уже знала, что за резкостью мистер Маннер прячет смущение, но Сара посмотрела на него едва ли не с испугом. Бобби укоризненно покачала головой.
        —Не слушай его, Сара, он это не всерьез. Мы никак не успели бы найти другого врача вовремя, и даже Господь не спас бы тебя без участия мистера Маннера!
        Доктор не сдержал улыбки — миссис Ченсли явно не страдала особой религиозностью, впрочем, как и вся ее семья.
        —Я буду молиться ему, мистер Маннер, за себя и за вас, — слабый голос Сары звучал ясно и немного печально.
        —С вами все будет в порядке, мисс Мэйвуд, но вы еще очень далеки от полного выздоровления. Я уверен, здесь о вас будут хорошо заботиться…
        —Разве вы уезжаете? — Сара не поняла, что он имел в виду.
        —Мой визит сюда продлился намного дольше, чем я планировал первоначально, — пожал плечами доктор Маннер. — Думаю, нам с Харриет пора вернуться домой.
        —Неужели вы думаете, что мы отпустим вас раньше, чем Сара полностью поправится? — Бобби насмешливо передразнила его жест.
        —И раньше, чем моя супруга разрешится от бремени? — добавил вошедший в комнату Джеффри.
        —Вы знаете, что я не могу… — начал растерянный от этих нападок доктор.
        —Мы прекрасно знаем, что можете. Пора и вам поверить в свои силы, — благодушно сказал мистер Ченсли. — Теперь, когда в семье появился свой врач, боюсь, вы заимеете обширную практику! Моя мать страдает желудочными коликами, а лорд Уэвертон недавно жаловался на боли в спине…
        Бобби рассмеялась, увидев, каким испуганным стало лицо Маннера, и даже Сара улыбнулась.
        —Вам лучше сдаться, мистер Маннер, они все равно не оставят вас в покое и не позволят сбежать, — тихо сказала она.
        —Что ж, если моя пациентка желает, чтобы я остался, придется пробыть здесь еще какое-то время, — обреченно вздохнул доктор.
        —Конечно, вы же не можете покинуть ее, не доведя лечение до конца, — вмешалась Роберта, а ее муж с интересом посмотрел сперва на Сару, затем на мистера Маннера.
        —Кажется, вы тут веселитесь, — привлеченная шумом, доносящимся из комнаты Сары, зашла и леди Уэвертон.
        —Матушка, доктор Маннер решил бросить нас, и нам едва удалось уговорить его не уезжать, — тут же пожаловалась Бобби.
        —В самом деле? — леди Уэвертон слегка подняла красивые брови, и доктор почувствовал себя напроказившим мальчишкой. — Это было бы большой потерей для нашего кружка. Мы все очень привязались к вам и маленькой Харриет.
        —Я не удивлен, что вы полюбили мою малышку, иначе и быть не может, — отозвался мистер Маннер. — Но я слишком угрюм и замкнут, чтобы желать моего общества.
        —Вы смотрите в зеркало и видите там совсем не то, что видят другие, — загадочно ответила леди Уэвертон и обернулась к дочери. — А теперь ступайте, я сама посижу со своей девочкой.
        Через неделю Саре уже позволяли прогуливаться по оранжерее. Мистер Фоскер с супругой приезжали навестить ее, но не остались надолго из опасений повстречаться с миссис Ченсли и услышать о себе еще парочку нелестных отзывов.
        Едва Сара начала вставать, как Бобби прочла ей целую проповедь о безрассудном поведении. Саре пришлось рассказать о подслушанном разговоре, и Роберта потребовала у подруги обещания никогда больше не поступать подобным образом, не рисковать своей жизнью, что бы она ни услышала. Все Уэвертоны старались развлечь ее, на стол подавались только любимые ею блюда, а маленькая Харриет сама собрала в оранжерее букет для своей дорогой Сары.
        Происшествие, повлекшее за собой ее болезнь, почти забылось, Сара и без нотаций Роберты раскаялась в своей глупости и пожалела о неумении стойко выдерживать эти даже не удары, а уколы судьбы. Единственным, что смущало и тревожило, было знание о том, что мистеру Маннеру известен ее секрет. Конечно, он ни разу не заговорил с ней о том, что услышал и понял из ее бормотания в беспамятстве, но Роберта сказала подруге, что он вполне разобрался в ее состоянии. Да и сама Бобби созналась, что добавила ясности в представления мистера Маннера о прошлой жизни Сары.
        —Боже мой, ну зачем, Бобби? — Сара мучительно покраснела и едва не расплакалась от стыда.
        —Он же врач, он должен знать, какие скрытые недуги есть у его больной! Поверь мне, он вовсе не болтливый человек, тебе нечего опасаться, что то, что он узнал, станет известно кому-то еще.
        —Не понимаю, для чего врачу знать о моей несчастной любви! — Сара все никак не могла успокоиться. — Какое это имеет отношение к моей болезни!
        —Самое прямое, как причина и следствие! — решительно заявила Роберта. — Твой организм ослабел от бесконечных терзаний и легко поддался болезни. К тому же доктору Маннеру небезразлично, что с тобой случится, поверь мне! Он ведет себя с тобой гораздо мягче, чем со всеми нами.
        —Он жалеет меня. О господи, как стыдно, — Сара без сил опустилась на скамью под апельсиновым деревцем.
        —Он просто стал лучше понимать тебя. А может быть, и себя самого, — задумчиво сказала Роберта и тоже уселась.
        —Что ты хочешь сказать?
        —Он в своем ослеплении привык считать, что только он один может страдать, а все остальные не столь возвышенны или не столь достойны, или что он там еще мог подумать… Глядя на тебя, он убедился, что женщины переживают горе гораздо более стойко, чем мужчины, и, мне кажется, устыдился своих небрежных манер и чрезмерной замкнутости. И потом, он говорил, что хочет снова вернуться к медицине!
        —Это будет настоящим благом для него! Такому человеку нельзя прозябать в бездействии! — с горячностью отозвалась Сара.
        —Вот видишь, он вылечил тебя, а ты излечила его. Иногда даже такое печальное обстоятельство, как болезнь, может приносить пользу, — философски изрекла Бобби и добавила: — Пойдем выпьем чаю, здесь слишком душно, у меня начинает кружиться голова от этого запаха!
        —Это лилии, — пожала плечами Сара. — Удивительно, что они цветут в такое время. Поистине, ваши садовники творят чудеса!
        —Не понимаю, за что ты так любишь эти цветы, — поморщилась Бобби. — Когда они стоят в моей комнате, меня начинает тошнить, а миссис Ченсли каждый раз забывает об этом и непременно добавляет их в букет!
        —Это все из-за твоей беременности, Бобби, — уверенно отозвалась подруга. — Кстати, ты и правда хочешь, чтобы доктор Маннер помог тебе с рождением малыша?
        —Это идея Джеффа. Он считает, что только удачные роды могут полностью избавить мистера Маннера от страха перед занятием медициной.
        —И твой муж готов принести тебя в жертву страхам доктора Маннера? — Сара искренне удивилась.
        —Он уверен в Маннере, как в себе самом. Уж не знаю, с чего, но Джефф считает его вполне надежным человеком и доверит ему меня без колебаний. Признаться, я тоже думаю, что случай с супругой доктора явился просто трагическим стечением обстоятельств, а сам он сделал все, что сделал бы любой опытный врач на его месте.
        —Да, мне тоже так кажется, и с вашей стороны очень благородно помочь ему вернуть веру в себя. Без нее он никогда не обретет покоя. Но ведь тогда ему придется пробыть здесь до марта! А это так долго!
        —Пожалуй, ему и правда придется обосноваться здесь. Надеюсь, это пойдет на пользу и ему, и малышке Харриет. Идем же, поговорим в гостиной! Скоро Джеффри приедет за мной, а мы еще не обсудили так много разных вещей! — заторопилась Бобби.
        —Вы все-таки нарушили мой запрет и вышли, — за спиной Сары послышались шаги и одновременно с ними — укоризненный голос.
        —Я не могу уже больше находиться в доме, мистер Маннер, прошу вас, не ругайте меня.
        —Я не имел такого намерения, мисс Мэйвуд, — он предложил ей опереться на его руку. — Моей целью было увериться, что вы достаточно тепло одеты и не станете гулять слишком долго.
        —Как видите, меня укутали едва ли не во все теплые вещи, что нашлись в этом доме, — улыбнулась Сара. — А на долгую прогулку у меня, к сожалению, еще не достанет сил.
        —Вот и прекрасно, дойдем до той скамьи, отдохнем немного и повернем к дому, — решил доктор.
        —Всего лишь? — разочарованно переспросила девушка.
        —Завтра я позволю вам прогуляться до мостика через ручей, — смилостивился мистер Маннер.
        —Только до мостика? А когда же можно будет перейти его? — лукаво спросила девушка.
        —Хотите узнать, что находится за ним? — с неожиданной для себя самого легкостью подхватил ее тон и джентльмен.
        —Я это слишком хорошо знаю, сэр. Ручей впадает в озеро, где мы с Бобби однажды чуть не утонули.
        —Поделитесь со мной этой драматической историей?
        —Если вам угодно.
        —О, да. Моя сестра никогда не совершала ничего такого, о чем интересно рассказывать через много лет, а о приключениях миссис Ченсли я уже наслышан, и, насколько понимаю, вы участвовали в каждом из них.
        —Вовсе нет, первые четырнадцать лет в моей жизни не было Бобби, — покачала головой Сара. — Но зато потом мы восполнили упущенное время.
        Оба рассмеялись и не заметили, как скамья, служившая конечной точкой прогулки, осталась позади…
        Из окна Джеффри Ченсли следил глазами за прогуливающейся парой до тех пор, пока поворот дорожки не скрыл обоих.
        —Роберта, как ты, с твоей деятельной натурой, можешь равнодушно наблюдать за этим и не пытаться предпринять хоть что-нибудь? — с притворным возмущением спросил он жену.
        —А разве нужно что-нибудь делать? — Бобби посмотрела на супруга невинным взглядом.
        —Надо заказать твой портрет, — отвлекся Джеффри от созерцания сада, но вновь сосредоточился на том, что его беспокоило. — Разве тебе не кажется, что из них получилась бы прекрасная пара?
        —Ты забыл об интересах своего кузена Алана? — продолжала поддразнивать его Роберта.
        —Признаюсь, Лоренс подходит Саре гораздо лучше, чем мой кузен, — вздохнул Джеффри.
        —И чем же это? — конечно, у Бобби было свое мнение, но ей стало любопытно послушать, что скажет муж, вроде бы неискушенный в наблюдении за сердечными тайнами других людей.
        —Он старше, мудрее, рассудительнее, чем Алан. Именно такой спутник и нужен Саре, серьезный, надежный. Ты сама видела, к чему привело ее увлечение молодым вертопрахом!
        —Ты говоришь о моем брате, не забывай об этом! — шутливо рассердилась Роберта. — Но в остальном ты прав. Оба многое пережили и лучше смогут понять друг друга. И еще у них сразу будет общая забота — малышка Харриет, к которой они так привязаны. Это объединит их и не оставит времени для ненужных сожалений, а там, глядишь, появятся и другие дети…
        —Тебя не смущает, что он вдовец? Такой судьбы ты бы хотела для своей подруги? — спросил Джеффри.
        —Вовсе не смущает. Он достойный человек, только это и имеет для меня значение теперь. — Бобби задумалась, ее лицо на мгновение потемнело, но она тут же снова улыбнулась. — Лишь бы сама Сара хотела именно этого.
        —Вот это меня и беспокоит. Ты думаешь, они смогут полюбить друг друга глубоко и сильно? Не будет их брак попыткой ухватиться за слабую ниточку надежды, необходимым выбором?
        Бобби снова удивленно покачала головой — похоже, Джеффри набрался где-то житейской мудрости. Она гордилась своим супругом — добрым, верным, сильным. Достойным. Разве этого мало для счастья?
        —Не знаю, Джефф, — сказала она после паузы. — Надеюсь, они оба не станут торопиться и обманывать свое сердце. Вряд ли Сара согласится выйти замуж, только чтоб не возвращаться под кров дяди Фоскера. А Лоренс так явно скучает, когда ее нет в комнате…
        —Кстати, о мистере Фоскере. Я написал поверенному, этому Гиббонсу, как ты и просила. Утром я получил ответ: он готов представлять интересы Сары в борьбе с ее корыстным дядюшкой. Необходимо только получить ее согласие.
        —Боюсь, сейчас ей не до своего состояния, и мистер Фоскер может спать спокойно, — усмехнулась Бобби.
        —Но Лоренс беден, и состояние Сары будет единственным, на что они смогут рассчитывать! Счастье, что она обеспечена, им не придется прозябать в этой его деревушке!
        —Ты говоришь так, как будто они вот-вот поженятся! — фыркнула Бобби. — Он еще может не захотеть жениться на ней, из-за своей гордости. Ему-то нечего ей дать…
        —Кроме своей любви, — возразил Джеффри. — Думаю, этого будет достаточно. Он горд, но не страдает гордыней и не станет отказываться от своего счастья из мальчишеского упрямства, он для этого слишком умен.
        —Что ж, посмотрим, — заключила Роберта. — Если к Рождеству он сделает ей предложение, я сама поеду в Сент-Клементс и сообщу эту радостную новость миссис Фоскер!
        —Ты жестока к бедной женщине, дорогая, — расхохотался Джеффри. — Боюсь, ты и без того снишься ей в кошмарах!
        —Что ж, ей придется пережить несколько кошмарных минут наяву. Сара уже не станет проявлять к ним излишнюю доброту, когда ей придется заботиться о муже и ребенке. Ей пригодится каждый пенни!
        —Ты ведь будешь скучать по ней, Бобби, — Джеффри сел рядом с женой и взял ее за руку. — Столько лет вы были почти неразлучны…
        —Я как-нибудь это переживу, дорогой, лишь бы она обрела свое счастье, — Роберта положила голову ему на плечо. — И потом, мы же ездили в Лондон и на море, расставались с ней иногда на два-три месяца. Не думаю, что в будущем эта разлука окажется дольше, всегда можно сесть в карету и поехать к Маннерам!
        —Забавно, ты уже говоришь «Маннеры», — заметил Джеффри. — Как удачно все совпало, его фамилия начинается с той же буквы, что и ее. Не нужно будет менять метки на носовых платках!
        —Действительно, какая хорошая возможность для экономии!
        И счастливые супруги весело рассмеялись.
        —Вы сегодня чем-то огорчены, мистер Маннер? — спросила Сара.
        Они прогуливались по террасе — в саду было слишком сыро, и врач не позволил мисс Мэйвуд идти туда.
        —Вы поправляетесь…
        —Вас это огорчает? — девушка удивленно посмотрела прямо в его синие глаза.
        —Я слышал, как вы говорили леди Уэвертон, что скоро вернетесь в дом своего дяди. Здесь многие будут скучать по вашему обществу…
        —Знаю. Лорд и леди Уэвертон, Харриет…
        —Не только они, мисс Мэйвуд. Мне тоже будет не хватать наших прогулок, наших бесед…
        —Сент-Клементс не так далеко, как вы думаете. Вы ведь приедете навестить меня? — она смутилась, но не отводила взгляд.
        —Конечно, мисс Мэивуд, я же должен убедиться, что вам обеспечен надлежащий комфорт. Вы еще так слабы…
        —Боюсь, вы будете разочарованы. Дом моего дяди походит на ваш, как вы его описывали. Там частые сквозняки и скверный камин…
        —Тогда я не разрешаю вам уехать! — решительно сказал мистер Маннер.
        —Я не могу оставаться здесь так долго, сэр. — Сара пошевелила носком ботинка несколько почерневших листьев.
        —Вы… все еще чувствуете боль из-за того, что здесь живет моя сестра? — вдруг спросил он.
        —Люси? — Сара покачала головой. — Надеюсь, это я уже пережила. Просто мне всегда неловко, если мои визиты затягиваются. Мне кажется, я превращаюсь из гостьи в приживалку…
        —Насколько я понимаю, вы никогда не были здесь просто гостьей, мисс Мэивуд. Вас любят, как близкую родственницу, и ценят, как верного друга. Только ваша невероятная скромность мешает принять это окончательно и бесповоротно!
        Сара мягко улыбнулась.
        —Я знаю, что это так, мистер Маннер. Дело не в том, что думают они, а в том, что чувствую я… А я чувствую, что пора возвращаться домой, к дяде и тете.
        —Вы просили меня остаться, и я остался, — ответил доктор Маннер. — Теперь я прошу вас — побудьте здесь еще немного!
        —Но ведь все равно придется уезжать, неделей раньше или позже… — Сара не знала, что и думать о его настойчивых просьбах не покидать дом Уэвертонов.
        —Дайте мне еще две недели, мисс Мэивуд, — вдруг сказал джентльмен.
        —Хотите убедиться, что я вполне оправилась от болезни? — Саре не нравились недомолвки, но он не давал объяснений.
        —Да, пожалуй, что так, — задумчиво, словно говорил сам с собой, произнес мистер Маннер.
        —А вы сами, сэр, вы действительно не уедете отсюда до марта? — ей почему-то было важно знать ответ.
        —У меня пока не появилось определенного решения… Для Харриет, конечно, лучше бы побыть здесь еще, в нашей деревне мы почти ни с кем не встречаемся, и девочка растет дикаркой. Но, с другой стороны, я, как и вы, не хотел бы навязывать Уэвертонам свое общество. В конце концов, Уэвертон — моя сестра, а не я.
        Сара могла его понять, но как же Роберта Ченсли и просьба ее супруга?
        Мистер Маннер догадался, о чем она хочет спросить.
        —Я бы предпочел, чтобы миссис Ченсли пригласила другого врача, но она и слышать об этом не желает. А значит, мне придется уступить и либо остаться здесь на все эти месяцы, либо вернуться к нужному сроку.
        Девушка не знала, что еще сказать, и некоторое время они прогуливались молча, погруженные каждый в свои мысли, пока горничная не позвала их пить чай с лордом и леди Уэвертон.
        Артур и Люси разъезжали по гостям, пока состояние дорог позволяло забираться еще дальше на север, леди Гроссбери и миссис Трувелл пока не появлялись в доме Уэвертонов, и Сара, пусть и не без усилий, смогла заставить себя не думать о возможных происках этих двух злонравных женщин. Но ей необходимо было чем-нибудь занимать свои мысли, а значит, следовало срочно найти тему для размышлений, далекую от молодого Уэвертона, его жены и всего, что с ними связано. Так уж вышло, что больше всего в последние дни Сара провела в обществе мистера Маннера, и о нем-то она и думала теперь чаще всего.
        Открытие, что он ей нравится, не слишком поразило ее. Пусть он и не был так уж молод, но обладал красивой, благородной внешностью, в величине его ума и силе духа она не сомневалась, а что еще нужно молодой леди, чтобы увлечься подходящим джентльменом? Конечно, уверенность в том, что и она ему небезразлична. К удивлению Сары, она поняла, что почти не сомневается в этом. Она уже достаточно слышала о мистере Маннере, чтобы понять — так, как с ней, он не ведет себя ни с одной леди. Должна же быть его интересу какая-то причина!
        Она пыталась говорить о докторе Маннере с Робертой, но подруга на этот раз подвела ее. Да, Бобби охотно поддерживала разговор, но начинала всячески превозносить его талант врача и совсем не уделяла внимания его натуре. Саре пришлось махнуть рукой на свое стремление поделиться с подругой душевными порывами и разбираться самой в том, что было нынче у нее на сердце. Если бы она знала, что Бобби нарочно не замечает перемен в ее чувствах, Сара бы, пожалуй, рассердилась, но любые странности в поведении Роберты объяснялись ее особенным состоянием, и Сару, как и других, не удивляло, что Роберта временами отвечает невпопад или вовсе словно не слышит, что ей говорят.
        Две недели прошли неожиданно быстро, и с каждым днем Сара становилась все более беспокойной, словно ей передалась частичка взбалмошности Бобби. На самом деле ее занимало только одно — помнит ли мистер Маннер о двух неделях, что он просил у нее, и для чего ему нужны эти две недели?
        Они почти каждый день прогуливались вдвоем по саду, если погода благоприятствовала прогулкам, или втроем, с Харриет, в зимнем саду, если на улице шел дождь или дул сильный ветер.
        Они уже столько узнали друг о друге, что Саре начинало казаться, будто мистер Маннер был точно так же товарищем ее детских лет, как Бобби и Артур Уэвертон, будто всех их связывает давняя дружба…
        Леди Уэвертон не единожды хотела поговорить со своей любимицей, спросить, осознает ли та, какие мысли возникают у окружающих, когда они наблюдают за ее прогулками с мистером Маннером, но неожиданно на защиту интересов Сары встал Джеффри Ченсли.
        —Оставьте ее в покое, миледи, прошу вас. Сара всю свою жизнь старалась делать то, что должно, пускай же она теперь делает то, что хочет. Это никому не принесет вреда, поверьте мне.
        —Лишь бы это не принесло вреда ей самой, — озабоченно вздохнула леди Уэвертон и повернулась к дочери. — Бобби, твой муж, похоже, решил сосватать твою подругу, тебя это не удивляет?
        —О, нет, — засмеялась Бобби. — Я знаю Джеффа с самого детства, но только сейчас начинаю открывать в нем все новые и новые стороны. Признаться, я этому рада, с ним невозможно соскучиться.
        —Как и с тобой, дорогая, — улыбнулся ее любящий супруг.
        Терпением и любовью, безграничным доверием и нежностью он сумел добиться ее расположения и никогда не спрашивал жену о том, что побудило ее выйти за него замуж, была ли на то какая-нибудь особенная причина. Если у него и имелись какие-то догадки, добродушный толстяк Джеффри Ченсли навсегда сохранил их при себе.
        Двадцать седьмого октября миновал срок, назначенный мистером Маннером для Сары, и этим утром она намеревалась сказать ему, что завтра же вернется к Фоскерам.
        С утра погода для разнообразия осыпала окрестности дождем со снегом, и гостей в доме не предвиделось. Роберта в кои-то веки пребывала в доме своего супруга, разумеется, с ним вместе, молодая чета Уэвертонов гостила у друзей в Форчайлде, мисс Маннер была еще слишком мала, чтобы завтракать вместе со взрослыми, и за утренним столом собрались всего четверо — лорд и леди Уэвертон, Сара и мистер Маннер. Разговор поддерживал в основном лорд Уэвертон, а темой служила, конечно же, погода. Как-никак, первый снег в этом году, а значит, совсем немного осталось и до Рождества.
        Лорд Уэвертон расписывал доктору Маннеру прелести Рождества в Сент-Клементсе, леди Уэвертон молча наблюдала за Сарой, а молодая леди с обнадеживающим аппетитом поглощала завтрак.
        —Пожалуй, сегодня нам не стоит ждать гостей, — сказала леди Уэвертон, когда все поднялись из-за стола. — Я думаю, стоит воспользоваться этим и осмотреть комнаты на третьем этаже. Раз уж впереди Рождество с его многочисленными визитами, надо кое-что подновить в комнатах для гостей. Вы ведь пройдетесь вместе со мной, дорогой? Мне понадобятся ваши советы, главным образом, относительно средств, которые мне будет позволено затратить на смену обстановки.
        Лорд Уэвертон с готовностью подал жене руку и попросил мистера Маннера оказать ему любезность и занять мисс Мэйвуд приятной беседой до их возвращения.
        Доктор Маннер тут же предложил Саре пройти в малую гостиную, где в это время светлее всего, и молодой леди будет удобно заниматься рукоделием, в то время как сам он постарается развлечь ее. Сара послушно последовала за ним и уселась в указанное им же кресло у камина.
        Вместо того чтобы сесть поодаль, мистер Маннер остановился напротив нее и заговорил:
        —Мисс Мэйвуд, не знаю, насколько то, что я хочу вам сказать, позабавит вас или будет вам приятно, но я не уверен, что в ближайшем будущем мне представится столь же удобный случай поговорить с вами.
        Сара удивленно смотрела на него, запрокинув голову.
        —Сэр, мне казалось, мы с вами свободно беседовали каждый день на протяжении почти целого месяца, — возразила она.
        —Вы правы, и все же я нахожу сегодняшний день вполне подходящим для кое-каких объяснений. Ведь сегодня как раз две недели с тех пор, как я просил вас не уезжать отсюда.
        «Значит, он помнит!» — радостно встрепенулась Сара.
        —Я собираюсь сделать вам одно предложение, которое, вероятно, удивит вас…
        —Отчего же? Я вовсе не удивлена, — Сара поднялась, чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза, и поразилась своему спокойствию.
        Джентльмен, напротив, был несколько озадачен ее невозмутимым видом, но продолжил начатое:
        —Что ж, прекрасно. Вы умны и наблюдательны, к тому же я не умею искусно скрывать свои чувства, и вы, должно быть, замечали, как сильно я привязан к вам… Так сильно, что хотел бы видеть вас своей женой!
        —Иными словами, вы любите меня? — Сара желала услышать самое главное признание, все остальное для нее было уже делом решенным.
        —Да, мисс Мэйвуд, я люблю вас, — с готовностью подтвердил мужчина. — Вне всяких сомнений.
        —И ваше предложение основано на любви, а не просто на желании прервать свое одиночество и вновь стать человеком семейным?
        —Именно так, дорогая мисс Мэйвуд. Я совершенно не испытывал необходимости вступить в повторный брак до встречи с вами! — мало-помалу его тон становился все более пылким. — Каждый день прибавлял силы моей любви, и сегодня я готов открыть вам душу, если только у вас будет желание заглянуть в мое сердце! Вы ведь не сказали, что вы думаете обо мне…
        Он встревожено взял ее за руки и посмотрел в глаза. Его пугали эти хладнокровные расспросы, он ожидал чего угодно — решительного отказа, обморока или слез, трепетного признания, но не этой деловитости.
        Но Сара улыбнулась так ласково, так мягко, что доктор Маннер почти тут же с облегчением перевел дух.
        —Вы правда хотите знать, что я думаю о вас? Или, все же, что я чувствую? — за лукавством она скрывала смущение.
        —Пожалуй, я выберу второе, — он все еще держал ее за руки.
        —Я думаю, что вы — самый чудесный человек на свете, хотя и не без недостатков, — словно дразня его, начала Сара. — А чувствую я, что не смогла бы расстаться с вами долее, чем на один или два дня. Это то, что вы хотели услышать, Лоренс?
        Лоренс Маннер вздрогнул и прижал свою избранницу к груди.
        Пусть он уже не так молод, но его сердце все еще способно любить и останется таким, что бы ему ни пришлось пережить в будущем. Страх новой потери мешал Маннеру осознать, как ему нравится эта девушка, до тех пор, пока он и в самом деле едва не потерял ее. Но с первых же дней ее болезни он знал — если она полюбит его, хотя бы немного, он снова станет живым и поблагодарит Господа за избавление от печалей так же горячо, как до этого сетовал на то, что Бог отвернулся от своего чада.
        Сара все-таки расплакалась, но это проливались слезы счастья. Она была так напряжена все эти дни, так ждала от Лоренса каких-то нужных слов, так часто представляла себе этот разговор, что, когда он начался, отвечала, словно во сне или в грезах, не веря сперва, что это происходит на самом деле. Когда она опомнилась, доктор Маннер увидел перед собой совсем другую девушку — нежную, страстную, влюбленную. Ей больше не надо было воображать себе сказочного принца, теперь она точно знала, кто этот принц.
        Леди Уэвертон со своей интуицией догадалась, что сегодня мистер Маннер намерен совершить что-то, что изменит его жизнь, и провела в верхних комнатах вместе с мужем ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы Сара и Лоренс посвятили друг друга в тайну рождения их взаимной любви.
        Они не стали держать своих добрых друзей в неведении, и уже перед обедом слуга на самой быстрой лошади повез записку миссис Ченсли, а наутро супруги Ченсли прибыли к Уэвертонам, чтобы расцеловать Лоренса и Сару. Бобби переживала, что подруга приняла такое скоропалительное решение, ведь ее любовь к Артуру длилась так много лет, возможно ли, чтоб она прошла за один месяц?
        Сара только засмеялась, ничуть не задетая этими подозрениями.
        —Я полюбила Артура, едва увидела, а на то, чтобы излечиться от этой любви, мне понадобилось полтора года. Разве это мало, Бобби?
        Роберта некоторое время что-то подсчитывала про себя, а потом вдруг расхохоталась.
        —Подумать только, Сара, со мной произошло то же самое! Как будто наши судьбы повторяют друг друга!
        —Вот видишь, ты же любишь Джеффри, хотя было время, когда…
        —Да, теперь люблю, я это знаю наверняка, — перебила ее Роберта. — Что ж, Лоренс и есть тот, с кем ты будешь счастлива, в этом я не сомневалась вот уже целый месяц!
        —Но как же… Почему ты не помогла мне разобраться во всем этом? Понять себя лучше? — Сара чуть обиженно посмотрела на подругу.
        —Я хотела, чтобы ты решила все сама, дорогая, — мягко ответила Бобби. — Мы с Джеффом могли только мечтать о том, чтобы все случилось именно так, и наши чаяния исполнились. Правда, во всем этом есть один недостаток…
        —Какой же? — встревожилась Сара.
        —Люси станет и твоей сестрой тоже! — Бобби фыркнула. — А впрочем, почему я одна должна нести этот крест? Теперь мы разделим бремя пополам.
        —Ты ведь знаешь, мне придется уехать из этих мест… — приуныла Сара.
        —Надо же! А я-то думала, что ты будешь жить вместе с мужем и ребенком под крышей дядюшки Фоскера! — ехидно заметила Роберта.
        —О, я должна сообщить обо всем дяде и тете, про них-то я совсем забыла, — встрепенулась Сара.
        —Не трудись, дорогая, по дороге сюда мы заехали к ним, и я поделилась этой радостной новостью. Думаю, миссис Фоскер понадобится немного времени, чтобы набраться сил поздравить тебя.
        Бобби так и сияла: ее сокровенная мечта еще раз поставить на место миссис Фоскер, и потом больше никогда не слышать об этой женщине, сбылась.
        Джеффри Ченсли подошел к делу гораздо серьезнее. В один из ноябрьских дней он прибыл к мистеру Фоскеру вместе с поверенным Сары, мистером Гиббонсом, и предложил дядюшке Эндрю мирно передать все бумаги, касающиеся имущества племянницы, в руки мистера Гиббонса и благодарить ее за то, что она не станет требовать отчета о потраченных за семь лет средствах. Сара настояла на этом, и Лоренс поддержал ее, хотя супруги Ченсли горели праведным желанием добиться справедливости. Мало того, Сара даже пожелала закрепить за маленьким Леонардом Фоскером некую сумму из своих доходов до тех пор, пока он не станет зарабатывать на жизнь достаточно для того, чтобы содержать себя и свою семью.
        Джеффри едва не назвал Сару неблагоразумной, но лорд Уэвертон напомнил зятю, что мисс Мэйвуд не должна уподобиться своему дяде и проявленное ею великодушие сторицей возвратится к ней.
        Свадьба была назначена на апрель, на этом настояла Бобби, желавшая веселиться от души, не беспокоясь о своем состоянии.
        Мистер Маннер спросил дочь, хочет ли она жить вместе с Сарой, и Харриет с восторгом приняла эту новость, хотя и не понимала еще ее подлинного смысла.
        Сара и Лоренс, вместе с мистером Гиббонсом, посетили дом Мэйвудов и определили, какие приготовления необходимо проделать для приема хозяев, и Лоренсу пришлось смириться с тем, что будущая супруга довольно богата.
        Сара преследовала этой поездкой еще одну цель. Знакомство с доктором Стоуном пошло на пользу Лоренсу. Здравомыслие и чувство юмора старого врача помогли Маннеру по-новому взглянуть на свои прежние переживания, а доктор Стоун, как раз подумывавший о том, чтобы отойти от дел, внезапно обрел полного сил преемника.
        Сара не сомневалась, что обоих джентльменов свяжет крепкая дружба, и радовалась, что добрые друзья похвалили ее выбор. Лоренс был счастлив, что сможет по-прежнему заниматься своим делом, его совсем не привлекала перспектива управления поместьем, но мистер Гиббонс подыскал для Маннеров подходящего управляющего, и Сара намеревалась сама следить за его работой.
        Артур и Люси поздравили Сару и Лоренса с помолвкой, и, надо заметить, поздравления со стороны Люси были более искренними и теплыми.
        В положенное время у Бобби родился маленький Роберт, названный так в честь матери и дела, и доктор Маннер выполнил свои обязанности спокойно и деловито, как и подобает настоящему врачу. В начале этой истории упоминались два наиболее часто встречающихся типа докторов, но к какому из них принадлежит мистер Маннер, предстояло решать его пациентам. А семейство Ченсли осталось вполне довольно своим домашним врачом и будущим родственником.
        На венчание, проходившее, конечно же, в Сент-Клементсе, Сара надела к своему белому атласному платью жемчужную лилию, когда-то подаренную ей Артуром Уэвертоном, и, с легкой руки Роберты Ченсли, вся округа долго еще повторяла: «Какое счастье, что Лоренс нашел свою лилию».