Звоночек Эмиль Вениаминович БРАГИНСКИЙ
        Рассказы #
«… С чемоданом в руке Майя заглянула в соседнюю комнату. Гуннар развалился в кресле и, как обычно, читал латышскую газету, которую получал по подписке. Мужа Майя вывезла из Латвии.
        - Я ухожу!- сказала Майя.
        - Куда?- спросил Гуннар.- Ты помнишь Матиса, вот тут написано: он на каком-то конкурсе получил первую премию!
        - Я ухожу насовсем!- продолжила Майя.
        - Как это говорят у вас по-русски,- Гуннар не выказал ни малейшего беспокойства, - не мели чепухи!
        Олимпийское спокойствие Гуннара было той самой чертой характера, которая раздражала Майю больше всего. Она развернулась и нервно, нарочито широким шагом, неестественным при ее маленьком росте, шагнула к выходу. Гуннар продолжал читать газету. …»
        Эмиль Вениаминович Брагинский
        Звоночек
        Майя сняла с антресолей элегантный кожаный чемодан и стала укладывать в него самое необходимое - всякие там мэйк-апы, крем дневной, крем ночной, крем для рук, тушь для ресниц, коробочку с разноцветными красками для век, разные карандаши для подводки глаз, лосьон для протирки лица, коробочки с масками - грязевой и фруктовой, коробочки с прессованной пудрой, всякие кисточки и пуховки, дезодоранты, духи, маникюрный прибор, фен, потом положила лифчики, трусики, шелковую пижаму, пару туфелек, пару кофточек, вельветовые джинсы. Потом добавила крайне необходимую вещь - длинный пестрый шарф. Застегнула чемодан. Приподняла - нет, не тяжелый. Майя заглянула в сумку - денег там было, по ее мнению, достаточно. Даже доллары имелись, правда немного, Майя пересчитала - шестьдесят пять. Губная помада лежала, вернее, две помады - коралловая и бесцветная. Тут Майя всполошилась. Метнулась в ванную комнату, вынесла оттуда зубную щетку и тюбик разрекламированной зубной пасты «Сигнал». Щетку и пасту тоже кинула в сумку. Кажется, все. Погляделась в зеркало - черт побери, я прелесть! Это была, кстати, сущая правда.
        С чемоданом в руке Майя заглянула в соседнюю комнату. Гуннар развалился в кресле и, как обычно, читал латышскую газету, которую получал по подписке. Мужа Майя вывезла из Латвии.
        - Я ухожу!- сказала Майя.
        - Куда?- спросил Гуннар.- Ты помнишь Матиса, вот тут написано: он на каком-то конкурсе получил первую премию!
        - Я ухожу насовсем!- продолжила Майя.
        - Как это говорят у вас по-русски,- Гуннар не выказал ни малейшего беспокойства, - не мели чепухи!
        Олимпийское спокойствие Гуннара было той самой чертой характера, которая раздражала Майю больше всего. Она развернулась и нервно, нарочито широким шагом, неестественным при ее маленьком росте, шагнула к выходу. Гуннар продолжал читать газету.
        Во дворе у самого подъезда Майю поджидал автомобиль василькового цвета. Однако в машину Майя не села. Она лишь поглядела на нее и улыбнулась. «Жигули» были записаны на ее имя, муж ездил по доверенности. Но Майя уходила, оставив все материальные ценности. Думая об этом, Майя любовалась сама собой, своим неслыханным благородством, редкостным в наши денежные времена. Но она вот такая!
        Майя вышла на улицу и села в трамвай номер двадцать третий. Он без проблем доставил ее до остановки, которая называлась улица Лизы Чайкиной. Майя и чемодан перешли на другую сторону Ленинградского проспекта, потом прошагали в глубь квартала, потом свернули во двор, где высился престижный дом светло-розового кирпича. В подъезд можно было зайти запросто - ни кнопочного кода, ни хитрого домофона, зато внутри дежурили два битюга. Один из них сначала вперился глазами в чемодан, затем лениво передвинул ноги навстречу Майе:
        - Вы к кому?
        - К Мокрых Всеволоду Ивановичу!
        - Минуту!- Второй битюг набрал номер телефона: - Всеволод Иванович, к вам…
        - Майя Шустрова,- подсказала посетительница.
        - Госпожа Майя Шустрова,- официально повторил второй битюг, положил трубку и сказал: - Сейчас Всеволод Иванович спустится.
        Майе это не понравилось. Но Всеволод уже бежал вниз по лестнице с максимальной скоростью, на которую был способен.
        - Вот я к тебе и пришла!- во всеуслышание, звонко провозгласила Майя, оправдывая прозвище Звоночек.
        Всеволод машинально оглянулся на охранников, те делали вид, будто происходящее их вовсе не интересует, но делали вид так старательно, что становилось ясно: очень даже интересует.
        На лбу Всеволода выступила испарина. Нервным движением он потер ладони одна о другую:
        - Может быть, выйдем во двор, поговорим?
        - Мне стесняться нечего!- громко объявила Майя, теперь она смотрела на любовника с нескрываемым презрением.- У тебя ладони от страха липкие!
        - Понимаешь,- лепетал Всеволод,- она ведь здесь тоже прописана и имеет все права на площадь. Она вернулась и…
        Под прокурорским взглядом Майи Всеволод замолчал и понурил голову.
        - Ты потный слизняк!- вынесла приговор Майя.- Открой мне дверь!
        - Да-да, конечно.- Всеволод угодливо распахнул входную дверь.- Ты меня извини, Майя, я ведь тебя…
        - Не надо!- перебила Майя.- Пойди домой и сразу прими душ, а то от тебя дурно пахнет!- И ушла от Всеволода навсегда.
        Сводная сестра Майи Алина курила американскую сигарету «Кэмел», мелкими глоточками отхлебывала кофе и сочиняла при этом на компьютере очередную критическую статью на актуальную тему «Кино и галлюцинации». Что писала Алина, не понимал никто, но ее охотно печатали. Во-первых, Алина знала всех и вся, считалась модной журналисткой, а во-вторых, стыдно признаться, что не понимаешь написанного. Комната Алины была насквозь прокурена, как московский мужской туалет или лондонский паб.
        - Открой форточку!- попросила Майя.- Здесь нечем дышать!
        - Я прочла у одного писателя: «От свежего воздуха люди простужаются и умирают, а от затхлого - никогда!» Терпеть не могу проветривать! Ты уходила от Гуннара к этому, к Вячеславу… Менять шило на швайку!
        - Он не Вячеслав. Он Всеволод!
        - Я и говорю: Мокрых Станислав. Как можно спать с такой фамилией. Фамилия непременно накладывает на человека отпечаток. Мокрых! Ты что, русалка?
        Майя знала, что спорить с кинокритиком - занятие абсолютно бессмысленное, и потому не стала возражать, а Алина продолжала вещать, не прекращая при этом насиловать компьютер:
        - Вот был такой авиаконструктор Лавочкин. Если б появились пассажирские самолеты
«Лавочкин», я бы никогда ими не пользовалась. Лавочки должны не летать, а торчать перед избами. Что ты нашла в этом мокром Всеволоде, отвечай!
        - У него необыкновенно ласковые пальцы!- мечтательно произнесла Майя, и это возмутило Алину:
        - Чушь! Нельзя влюбляться в пальцы! Пальцами ковыряют в носу! Вот, теперь твой голубой Всеволод Мокрых проник в мою статью!
        - Он подлец и трус,- сказала Майя,- но уж никак не голубой!
        - Ничего, он отлично вписался в статью, послушай: «Режиссер, ползая на поводу у сценариста, не понял, что вместо банальной лошади, лошади устарели, надо было вводить в кадр голубого Мокрых, это было бы адекватно современному пофигизму!» Ну как?
        - Гениально!- Майя искала пристанище и потому шла на откровенную лесть.
        - Я убеждена, что гениально!- кивнула Алика.- А твой Всеволод - он… он не подкаблучник, он хуже, даже не знаю, как его обозвать!
        Майя рассмеялась.
        Алина все не успокаивалась:
        - Его жена расселась на нем рыхлой задницей…
        Майя искренне удивилась:
        - Ты видела его жену?
        - Не видела и не желаю видеть! Только не вздумай просить прощения у Гуннара! Ничего ему не рассказывай! Ты обиделась на него, оскорбилась, придумай на что, и ушла ко мне. Если он позвонит, я его пошлю по матери! И замолчи, ты мне мешаешь работать!
        Майя поднялась и ушла на кухню пореветь. Она была сильной женщиной, но все-таки женщиной. Еще вчера вечером Всеволод умолял ее уйти к нему, а сегодня… Майя плакала и размышляла - любит ли она Всеволода или нет? Пришла к выводу, что не любит, и заплакала еще пуще.
        На кухне показалась Алина:
        - В холодильнике пельмени с творогом! Вон кастрюля, свари и поешь! Без секса жить можно строго определенное время, зато без еды никак нельзя! Ты не возражаешь, если я вставлю твой банальный случай в статью? Тебя не назову.
        - Возражаю!
        - Спасибо, я вставлю!- И Алина ушла.
        Майя перестала плакать. На холодильнике лежали сигареты. Майя взяла сигарету, отыскала спички, зажгла, закурила.
        Тотчас опять возникла Алина и отняла:
        - Ты же не куришь! Курить вредно, это известно любому кретину! И не распускай слюни! Хочешь, я поделюсь с тобой моим киноактером?
        - Нет.
        - Ну как хочешь!
        В кухне было тепло и уютно. Сидя на табурете, Майя прислонилась к кафельной стене, белой с розочками. Жить Майе не хотелось, а спать хотелось. Она заснула. Когда проснулась, то увидала, что напротив, на таком же табурете сидит Гуннар, высоченный, золотоволосый, и читает латышскую газету.
        - Ты еще откуда взялся?- спросила Майя. Злости в ее голосе не было.
        - Добрый день!- Гуннар сложил газету и улыбнулся: - Сегодня отличная погода, я прогулялся и решил зайти сюда, разумеется за тобой!
        - Алина не послала тебя по матери?- строго спросила жена.- Она обещала непременно послать!
        - Нет. Как раз наоборот. Она позвонила, посоветовала приехать и забрать тебя отсюда. Ты забыла, Майя, что сегодня вечером мы идем в театр.
        Майя внимательно поглядела на мужа, в глазах ее плясала хитринка.
        - Совершенно забыла,- согласилась Майя,- ты когда взял билеты?
        - Только что.
        В кухню влетела Алина:
        - Не ходите в театр. Театр - это реликт, аппендикс прошлого. Театр безнадежно устарел.
        - Да,- сказал Гуннар,- это старый театр. Это театр Маяковского.
        - Он театр имени Маяковского,- сообщила Алина,- потому что в нем за семьдесят с лишним лет лишь однажды поставили Маяковского, да и то скверно!
        - Мы на что идем?- Майя поднялась со стула.
        Гуннар тоже встал. Майя не доходила ему до плеча, и это ей очень нравилось. Впрочем, ему тоже.
        - Понятия не имею,- искренне признался Гуннар,- в принципе, мне было все равно. Купил билеты, и точка!
        - О Боже!- воскликнула Алина.- С кем я имею дело!
        - Я люблю эту пьесу, на которую Гуннар взял билеты!- с вызовом заявила Майя.
        Алина возмутилась:
        - Что ты несешь? Люблю! Ты же не знаешь, какая именно пьеса? Нельзя идти на что попало! Это безграмотность и быдлизм!
        - Мне всегда нравилась неизвестность!- возразила Майя.- И не учи меня жить!
        - Чемодан где?- спросил Гуннар у жены.
        - В комнате.- Оставив рассерженную хозяйку на кухне, Майя повела его забирать чемодан.
        Гуннар вышагивал рядом с женой как ни в чем не бывало. Потом вдруг широко и беззаботно улыбнулся:
        - Ты забыла положить в чемодан, как это, в круглой коробочке, красные…
        Гуннар не мог вспомнить нужное русское слово.
        - Румяна,- подсказала ему Майя. Они уже пришли в комнату Алины.
        - Ты всегда что-нибудь забываешь,- Гуннар поднял чемодан, другой рукой обнял Майю и повел к выходу,- в прошлый раз ты забыла взять ночной крем, Звоночек мой…
        - Интересно, что я забуду в следующий раз?- Голос Майи хрустально звенел, она лукаво сверкнула глазами и прижалась к мужу.