Тот, кто меня не отпустит (Он - мой лёд) Ольга Борискова
        Татьяна Минаева
        Мы катались с Тимуром в паре. Он меня ненавидел, а я его боялась. Поэтому год назад сбежала в Америку и встала в пару с другим.
        Но мир фигурного катания узок. И нам вновь предстоит встреча. Только теперь мы - непримиримые соперники. И я точно знаю, что в этот раз взгляда своего не отведу. Я больше его не боюсь! А он… почему-то не желает меня отпускать.
        Ольга Борискова и Татьяна Минаева
        Тот, кто меня не отпустит (Он - мой лёд)
        ГЛАВА 1
        ГОД СПУСТЯ
        ОЛЯ
        Разливающаяся над катком нежная музыка была настолько прекрасна, что заставляла забыться и полностью окунуться в танец.
        На льду нас было только двое: я и Паша. Мгновение, и я, чувствуя в себе невероятную внутреннюю силу, коснулась льда лезвием конька, выезжая с выброса. Улыбнулась немногочисленным зрителям, пришедшим посмотреть на нашу тренировку и поймала взгляд партнёра. Тройной прыжок, вращение - в каждом движении синхронность, лёгкость, дающая мне всё большую уверенность. Заход на поддержку - глаза в глаза…
        Неожиданно для самой себя я споткнулась и, успев только мысленно выругаться, полетела на лёд, увлекая за собой Пашку.
        Музыка мгновенно оборвалась, пришедшая ей на смену тишина вернула нас в реальность.
        - Мать твою, Журавлёва, ты ластами поосторожнее махай! - взвыл мой партнер, корчившийся сейчас на льду, закрыв лицо руками. - Ты мне нос сломала!
        - Ой, мальчика обидели, - подъехавшая к нам Маша по-дружески обняла меня за плечи и хмыкнула: - Меньше будешь ворон считать!
        - Машка, ты такая грубая, - протянул Павел, но глаза его светились смехом. - Хоть бы пожалела!
        В памяти же у меня кадр за кадром мелькали картинки из прошлого. Другой каток, другие руки, другие глаза. Холодные, синие…
        Глаза человека, мужчины, превратившего мою жизнь в ад, из которого я только теперь начинала выбираться. День за днём, месяц за месяцем я воскрешала себе ту, которой была до момента нашей встречи с Богдановым. Но воспоминания, возвращающиеся порой точно так же, как в это мгновение, не отпускали меня.
        Я помнила всё: бесконечные унижения, жёсткие пальцы, вжимающиеся в моё тело, презрение, сквозящее в его взгляде. Всё. И ту последнюю встречу у лифта, его прикосновения к голому животу, забыть которые почему-то не получалось, как я ни пыталась сделать это.
        - Нечего тебя жалеть, да, Ольк? - Заставила меня вынырнуть из воспоминаний Маша. - И вообще, хватит лежать! Сейчас Роман Юрьевич придет, а вы тут прохлаждаетесь!
        - Мы не прохлаждаемся, - я все-таки решила встать на защиту партнера. Зарядила я ему действительно сильно, пусть даже для парников подобное было в порядке вещей. - Мы отрабатывали элементы для короткой программы.
        - Да видела я, как вы их отрабатываете, только и слышен ваш хохот! - наигранно возмутилась Маша и тут же сама широко улыбнулась.
        Поднявшийся со льда Жаров поморщился, щупая нос, состроил недовольное лицо. С носом у него было всё в полном порядке, в чём я, в общем-то, и не сомневалась.
        Подхватив Пашку, Анохина крутанулась вокруг него.
        - Эх, вот отчего я одиночница? Везет тебе, Оль, не так страшно на льду, если что, можно неудачный прокат списать на косяки Жарова! А мне, - она скорбно вздохнула, - если только на трещинку во льду.
        - Анохина, хватит язвить, - Паша взял Машкину ладонь в свою и потянул на себя. - Ты Журавлёвой не завидуй, я бы посмотрел, с каким визгом ты падаешь с поддержки. А она ничего, держится.
        - Если бы у тебя были не крюки, а руки, она бы не падала!
        Паша только недовольно покривил губами.
        Повернувшись к бортику, я заметила приближающегося Рудова. Перехватившая мой взгляд Маша попыталась напустить на себя серьёзный вид, хотя обе мы знали - смысла в этом нет никакого.
        Роман Юрьевич человеком был строгим, но справедливым и никогда не повышал голоса без надобности. Критиковал жестко, но по делу, умел грамотно распределять нагрузку. Одним словом, работать с ним было комфортно. В особенности мне, имеющей за плечами совершенно другой опыт.
        - Молодежь! - Рудов подошёл к бортику. - Быстро разбежались, не создаем затор и работаем, а не болтаем! Или у кого-то из вас много свободного времени?
        Голос тренера звучал строго, даже несколько резко, но возразить никто из нас даже не подумал. Здесь, в Штатах, система тренировок значительно отличалась от той, что была в России. Готов работать - работай, нет - что же… Заставлять никто никого не собирался. Да это было и не нужно. Каждый из нас знал, для чего он тут. В том числе и я. Жёсткие руки, синие, с застывшими в них осколками льда глаза…
        - Ты что застыла? - спросил Паша, коснувшись моей ладони.
        Я лишь качнула головой.
        - Ничего, - ответила негромко и повторила, но уже не ему, а скорее самой себе: - Ничего.
        А в мыслях снова и снова прошлое. Лёд, унижения, страх. И понимание, что совсем скоро нам предстоит встреча. Совсем скоро, потому что до чемпионата России осталось буквально несколько недель, а это значит, что волей-неволей нам придётся столкнуться. Возможно, не только на льду, но и вне его. И этого, наверное, боялась я куда сильнее.
        ГЛАВА 2
        ОЛЯ
        Как правило, после тренировки мы втроём: я, Пашка и Маша заходили в одно из ближайших кафе, чтобы перекусить и обсудить последние новости.
        Но сегодня настроя на дружеские посиделки ни у кого из нас не было. Уже завтра нам предстояло вылететь в Россию на чемпионат.
        Переживала ли я? Да. Отрицать это было бесполезно.
        - Я так давно дома не была, - призналась Маша, когда мы остались вдвоём.
        Жили мы с ней в одной квартире, которую, снимал нам тренер, ибо тех денег, что удавалось заработать беря подкатки, хватало только на еду и самое необходимое. Однокомнатная, расположенная неподалёку от катка квартира была достаточно уютная, так что жаловаться не приходилось. Да и какое у меня вообще было право жаловаться?!
        - Извини, - добавила Маша, не услышав от меня в ответ ни слова.
        - Всё в порядке, - вздохнула я, поправив на плече лямку сумки с коньками.
        Несмотря на то, что жизнь текла своим чередом, к шумной Америке до конца я так и не привыкла. На Родину меня тянуло безумно, но я знала - нельзя! Не для того я сбежала, бросила всё, что мне было дорого.
        Да и куда мне было возвращаться? Своего у меня не было ничего, а квартира матери… Как я могла назвать домом место, где никогда не чувствовала себя по-настоящему свободной, не была счастлива? Да и о том, что мать простит меня, можно было забыть хотя бы потому, что просить прощения я не собиралась - было не за что. Кто из нас кого предал - не важно. Важным было лишь то, что даже спустя год я всё ещё оставалась чужой. И там, в России, и здесь.
        Всё, что я могла, как и прежде работать, работать и ещё раз работать. Только теперь я знала для чего именно, и сама хотела этого.
        - Когда-нибудь у меня будет то место, которое я смогу назвать домом, - после затянувшегося молчания, всё-таки сказала я и посмотрела на идущую рядом Машу.
        Она ответила мне одним лишь взглядом, без лишних, ненужных слов. На два года младше меня, она была весёлой, жизнерадостной и в то же время не по годам мудрой. Что она могла ответить мне? Как и Паша, она читала одно из недавно вышедших интервью моей матери, где та заявила, что у неё больше нет дочери.
        Совсем скоро… Совсем скоро я увижу её. И Тимура. Я очень надеялась, что мой страх перед ним ушел в небытие и никак не повлияет на выступление. Потому что он и так сломал во мне слишком многое, слишком многое отобрал. Большего позволить ему я просто не имела права.
        - Ольк, - мы уже легли спать и выключили свет, когда вдруг послышался встревоженный голос Машки.
        - А?
        - Завтра едем в Россию и… я так переживаю! А что, если я завалю выступления и не попаду на чемпионат Европы?
        - Завалишь - поедешь на следующий год, - после недолгого молчания отозвалась я, вынырнув из опять некстати нахлынувших воспоминаний.
        Ещё несколько дней назад мне казалось, что я готова к этой поездке, к предстоящим встречам, а теперь вдруг поняла, что нет.
        Что придёт в голову Тимуру, когда мы снова окажемся рядом? Как я могу быть готова к тому, о чём даже представления не имею?!
        Вздохнув, я перевернулась на живот. И без того не идущий сон рассеялся окончательно.
        - Да и вообще, Маш, что за пессимизм? Не верю, что это говорит мне Мария Анохина! - поддразнила её, пытаясь хоть как-то встряхнуть нас обеих. - Та, что всегда уверена в себе и не отступает ни при каких обстоятельствах! Куда она подевалась?
        - Она уехала в отпуск, - невесело хмыкнула подруга и призналась: - Меня колотить начинает при одной мысли, что я реально могу поехать на чемпионат Европы!
        - Мне бы твои переживания, - снова вздохнула и подмяла под себя подушку, в темноте пытаясь разглядеть силуэт Маши. - У меня другие страхи. Увижусь с Богдановым и… Не знаю, что будет. Как бы ни накрыло меня, - теперь невесело усмехнулась уже я. - Впервые нам придется соперничать друг с другом на соревнованиях.
        Анохина молчала. Привыкнув к темноте, я начала различать контуры мебели, неясные детали комнаты. С улицы раздался резкий звук автомобильного гудка, затем вновь повисла тишина. Поняв, что не усну, я присела и, подобрав ноги, обвила их руками.
        - Знаешь, - заговорила снова, - весь этот год я пыталась понять его. Пыталась понять, что двигало им эти годы. Два года, Маш. Два года мы катались вместе. Это ведь не две недели и не два месяца…
        Неожиданно для самой себя я поняла, что впервые говорю о наших с Тимуром отношениях настолько откровенно. Только откровенность эта не осталась бесследной для меня же самой - горло неожиданно сдавило, к глазам подступили незаметные в темноте, но хорошо слышащиеся в голосе слёзы. А я-то думала, что больше не плачу… Даже находясь за тысячи километров от меня, проклятый Богданов делает меня слабой.
        - Почему он так относился ко мне? - тихо спросила я. Не подругу, может быть, саму себя, а может быть, пустоту.
        Машка заёрзала, и я поняла, что она тоже присела в постели. Судя по всему, сон сегодня не грозил ни одной из нас.
        - Ну, тут все просто! Он завидовал тебе, - вдруг выдала она.
        Мышление у неё вообще было странное. Порой казалось, что она смотрит на некоторые вещи с тех сторон, с которых другому человеку бы в жизни на них взглянуть не подумалось.
        - Мне? - не скрывая скептицизма, переспросила я.
        - Да, - немного подумав, подтвердила Маша. - Когда вы встали с ним в пару, у тебя, фактически, не было никакого прошлого. Над тобой ничего не довлело, Оль. Как бы странно это ни звучало - ты была свободна. Да и возраст… Сколько ему сейчас?
        - Двадцать пять.
        - А тебе только двадцать недавно исполнилось! - в тишине послышался её выдох. - С одной стороны - не так много для парника, а с другой…
        - Ерунда это всё, - отмахнулась я и, откинув одеяло, поднялась. Подошла к окну и повторила по слогам: - Е-рун-да.
        Небо было чистым, висевшие в вышине светлячки звёзд напоминали рассыпанные по чёрному бархату бриллианты.
        Распахнув окно, я впустила в нашу квартирку свежий ночной воздух. Услышала шаги позади.
        - Не ерунда, - возразила Маша. - Ты сама знаешь, что такое в фигурном катании пять лет.
        - Ему же не тридцать, - губы мои невольно тронула грустная улыбка.
        Встав рядом, Машка опёрлась локтями о подоконник.
        - Тем более, с его данными. Каким бы он ни был мерзавцем, таланта у него не отнять. Да и чисто внешне…
        На этот раз подруга просто презрительно фыркнула.
        - На себя посмотри, - она как будто даже немного разозлилась. - Сама красавица ещё какая. И таланта у тебя ничуть не меньше, чем у него, Оль! У тебя все впереди, а насчёт него… тут я бы поспорила. Амбиций много, но что от них толку? Он же понимал, что в то время, когда ты только раскрываешься, его звёздочка катится к закату…
        - Не сочиняй, - устав слушать её бредни, только и сказала я. Отошла от подоконника и, включив свет, позвала: - Пойдём чаю выпьем, раз уж всё равно не спим.
        - Я не сочиняю, - никак не успокаивалась Машка.
        Как были босые, в тонких пижамных майках и белье, мы вышли на кухню. Тряхнув головой, Маша провела по тёмным волосам. Включила чайник и уверенно посмотрела на меня:
        - Тимур просто-напросто начал тебя под себя подминать. Хотел, чтобы без него ты себя чувствовала никем и, надо сказать, у него это получилось. Сама подумай: что было бы, если б ты поняла, что с кем-то другим шансов у тебя больше? Что бы он стал делать?
        - Хватит! - оборвала её я уже раздражённо. - Когда мы встали в пару, ему было двадцать два, Маша. Двадцать два. Поэтому то, что ты говоришь… - Я приподняла руку, не желая ни продолжать, ни слушать и повторила. - Хватит.
        Должно быть, она и сама поняла, что в словах её нет никакой логики, потому что продолжать не стала. Взяла чашки и, поставив на стол, опустилась на деревянную табуретку. Волосы её рассыпались по плечам, в глазах отразилась задумчивость.
        - Тогда не знаю, - наконец выговорила она, и смысла в этом было куда больше, чем во всём, что она сказала раньше.
        - Вот и я не знаю, - слушая, как шумит вода в чайнике, отозвалась я.
        Зависти со стороны Тимура не было никогда. Всё, что было - ненависть. Обычная, неконтролируемая ненависть, выросшая из ниоткуда и не имеющая под собой ничего рационального. Чёрная, жгучая ненависть, вот и всё.
        ГЛАВА 3
        ОЛЯ
        Самолет приземлился в Москве ранним утром. Одиннадцать часов в воздухе, а впереди еще перелет до Саранска. Вся наша немногочисленная группа расположилась в зале ожидания, дожидаясь объявления своего рейса.
        - У меня всё болит! - прохныкала Маша, пытаясь размять затёкшие мышцы. - Господи, как спать-то хочется…
        Бессонная ночь не прошла бесследно. Спать действительно хотелось так, что я бы многое отдала за несколько часов в тихом гостиничном номере. Болтаясь в небе над океаном, я сумела на пару часов задремать, но толку от этого не было никакого.
        - Даже знать не хочу, что вы с Журавлёвой делали ночью, - отозвался разлёгшийся рядом в кресле Жаров, вяло покручивая в руках наушники от телефона.
        - Да кто же тебе скажет, - язвительно отозвалась подруга, слегка скривив губы.
        Паша смерил её как будто оценивающим взглядом и хмыкнул.
        Недолго думая, Машка выхватила у него телефон. Вот только улизнуть ей не удалось - Жаров тут же перехватил её руку и рванул на себя.
        Что и говорить, реакция у него всегда была отменная. Немного понаблюдав за их вознёй, я пошла в другой конец зала.
        Как будто назло, над Москвой разразилась настоящая снежная буря. На табло то и дело появлялась информация о всё новых задерживающихся рейсах, наш среди которых исключением, увы, не стал. Буря… Вот и внутри у меня была как будто бы буря. Ожидание, волнение, усталость: всё смешалось в одно. Снежная буря, льдинки в синих глазах…
        Тяжело вздохнув, я остановилась у кофейного аппарата и бегло прочитала примитивный список предлагаемых напитков, сама не зная, хочу ли я что-нибудь или нет.
        Внезапно на плечо моё опустилась ладонь: широкая, тёплая, мужская.
        Испуганно вздрогнув, я резко обернулась и, наткнувшись взглядом на Рудова, выдавила улыбку.
        - Ром… это ты, - голос мой прозвучал как-то сипло, неуверенно.
        - Оль, что с тобой? - Рудов пристально вглядывался в моё лицо.
        Что выгляжу я погано, мне было известно: бледная, с залёгшими под глазами тенями. Чуть раньше, вытряхнув перед зеркалом в женском туалете дорожный набор косметики, я попыталась привести себя в порядок - бесполезно. Можно было списать всё на ночь, которую мы с Машкой так и провели на кухне, не ложась, на перелёт, вот только я знала - это тут ни при чём.
        - Ты вся как на иголках с тех пор, как мы вылетели из Америки, - продолжил он.
        - Ничего, - ответила я честно. - Просто… волнуюсь.
        - Ты должна собраться. Знаешь, сколько трудов мне стоило доказать Федерации, что ты перспективная спортсменка, что они должны дать тебе шанс?
        Я молчала. Смотрела на Рудова, понимая его правоту. Конечно же, я должна собраться, должна, чёрт возьми, взять себя в руки! Должна! Потому что если уже сейчас я раздёрганная настолько, что вздрагиваю от каждого шороха, что будет дальше?!
        - Тебе не хуже меня известно, что мать твоя добивалась обратного, - твёрдо говорил он, не жалея меня.
        Он никогда меня не жалел. Порой я была ему за это благодарна, порой хотела, чтобы он замолчал. Вот только Рудов не молчал. Никогда. И сейчас тоже.
        - Президент Федерации поверил мне, Оля, - слова зазвучали ещё твёрже. Взглядом он держал меня, и я знала - права отвернуться у меня нет. Потому что это будет проявлением слабости. А слабых Рудов не любил. - Поверил тебе. Ты не имеешь права отступить.
        - Я все понимаю, - я действительно понимала. - Обещаю, что соберусь и не буду думать ни о чем постороннем.
        - Вот и хорошо, - тренер удовлетворённо кивнул. Посмотрел на стоящий за моей спиной кофейный аппарат. Достав из кармана купюру, скормил ему и выбрал из списка латте.
        Аппарат зашумел, Роман же не говорил больше ни слова. Просто стоял рядом и ждал. Только когда кофе был готов, он достал стаканчик и, подав мне, произнёс:
        - Год назад ты пришла ко мне для того, чтобы я сделал из тебя нечто большее, чем ты была. Я сделал. Но именно сейчас твоё будущее зависит в большей степени от тебя самой.
        - Я знаю, - сделала глоток.
        На удивление, кофе оказался вполне приличным, к тому же, от стаканчика исходило тепло, согревающее пальцы. Роман взял его у меня, отпил и вернул обратно.
        - Рад это слышать, - проговорил он и направился к вышедшему в зал сотруднику авиакомпании.
        Посмотрев ему вслед, я обхватила стаканчик обеими руками. Да, теперь многое зависит от меня. Даже не так - теперь от меня зависит всё. От меня и от того, смогу ли я быть сильнее собственного прошлого.
        ГЛАВА 4
        ОЛЯ
        Я отвернулась к окну. Снег на улице валил, не переставая. Всегда любившая морозные снежные зимы, в другой день я бы была только рада этому, но только не сегодня. Не сегодня и не сейчас. Единственное, чего мне хотелось - чтобы буря наконец закончилась, и мы смогли вылететь в Саранск. Только кто-то сверху, судя по всему, решил укрыть город толстым белым покрывалом. Всего неделя до Нового года…
        Несмотря ни на что, мне хотелось бы встретить этот праздник здесь, в России. Но нет. Сразу после завершения чемпионата я опять улечу в Штаты. Теперь мой дом был там, пусть даже до конца я всё ещё не могла принять этого.
        - Оль, ты идешь?! - раздался сбоку от меня голос Маши. Тут же я почувствовала прикосновение к руке и, допив оставшийся в стаканчике кофе, обернулась.
        - Куда? - столкнулась с ней взглядом.
        Судя по тому, как она смотрела на меня, задумавшись, я пропустила нечто важное. Издали посмотрела в сторону табло, но различить ничего, конечно же не сумела.
        - Объявили посадку? - с надеждой спросила я. - Я не слышала.
        - Какую посадку, Оль?
        Для того, чтобы прибавить тону ещё большую красноречивость, Анохиной оставалось разве что у виска покрутить. Сделать она этого, конечно, не сделала. Только внимательно посмотрев мне в лицо, осведомилась с лёгким укором:
        - Ты где витаешь? Вернись, пожалуйста, на эту грешную землю.
        - Маш…
        - Рейс отменили из-за снегопада, - пояснила она, поняв, видимо, что я действительно несколько не в себе. - Едем в гостиницу.
        - А как же чемпионат? - глупо спросила я, сжав в пальцах пустой стаканчик.
        Почувствовала себя так, словно мне было не двадцать, а лет восемь от силы. Сколько раз уже случалось такое: рейсы задерживали, отменяли… Не через час же он, этот чемпионат, в конце концов!
        - Чемпионат от тебя не убежит, - нетерпеливо ответила Машка. Именно так, если бы я на самом деле была неразумным ребёнком. - Оль, Оль, пойдём. Вернись в реальность, в самом-то деле!
        Молча кинув стакан в ведёрко возле аппарата, я в последний раз посмотрела в окно. Настоящая русская зима, разве что солнца не хватает.
        Чувства у меня были смешанные - с одной стороны, казалось, что только вчера я точно так же стояла у окна перед вылетом в Штаты в ожидании нашего рейса. А с другой… С другой у меня было ощущение, что с того момента прошла вечность.
        Вот только изменила ли меня эта вечность? На этот вопрос ответа у меня не было.
        - Пойдём, - наконец вздохнула я.
        Анохина тут же схватила меня за руку. Как будто боялась, что я потеряюсь среди окружающих нас людей или снова с головой окунусь в не оставляющие меня в покое мысли.
        Порывистая, несдержанная, она напоминала мне вихрь. Наверное, если бы не она, воспоминания о Тимуре сожрали бы меня. Особенно в первые недели, когда ночью, во сне, я видела его перед собой, чувствовала дыхание, касания. Когда взгляд его холодных глаз пронзал меня насквозь, а в сознании звучал голос, слова: «без меня ты никто».
        - Ма-а-аш, подожди, я забыла чемодан… - притормозила я Анохину на пол-пути.
        Неожиданно подруга остановилась. Резко, так, что я едва не врезалась в неё. Как и там, у окна, посмотрела на меня и выговорила:
        - Паша давно погрузил его в такси, пока ты тут ворон считаешь! - покачала головой. - А вообще, вы стоите друг друга. Что один уши наушниками заткнул, в телефон уткнулся и ничего не слышит, что вторая…
        Я только вздохнула. Маша снова повела меня вперёд - быстро, ловко маневрируя в людском потоке. В самом деле, сколько бы я ещё простояла с остывшим кофе, если бы не она? Пожалуй, долго.
        Выйдя из здания аэропорта, мы подошли к поджидавшему нас такси.
        - Оля, ну чего ты как неживая? - пробурчала подруга, двигая меня и садясь рядом на заднее сиденье. - Опять о своем Богданове думаешь?
        - Нет! - мгновенно возразила я и откинулась на спинку сиденья, прикрыв глаза. - Просто устала…
        - Просто устала, - передразнила меня она, прекрасно понимая, что мои мысли по-прежнему далеки от настоящего.
        Но продолжать Маша не стала. Потому что… Потому что иначе и быть не могло. Я вернулась туда, откуда год назад сбежала фактически в никуда. Именно в никуда, ибо всё, что тогда у меня было - наспех собранные чемоданы, купленный Пашей билет и его же убеждённость в том, что всё будет в порядке. Только это и ничего больше, потому что, уезжая, я даже не спросила нового тренера, готов ли он принять меня в группу.
        Но всё сложилось так, как сложилось. И вот теперь, спустя год, я снова еду в такси. А рядом… подруга, новый тренер и новый партнёр.
        В гостинице мы провели целый день. Каждую минуту ожидали, что снегопад закончится, и мы сможем наконец добраться до столицы Мордовии - Саранска. Вот только время шло, а ничего не менялось.
        Ближе к вечеру Рудов «обрадовал» нас известием, что и следующий день нам тоже придется провести в Москве.
        Успокаивало в этой удручающей обстановке только одно - выехали мы на чемпионат заранее, чтобы успеть привыкнуть к смене часовых поясов. И какая, собственно, разница, где будем привыкать - в Москве или Саранске?
        Под конец второго дня я готова была на стенку лезть от пребывания в четырех стенах, поэтому, оставив Машку в номере развлекаться просмотром российских новостей, отправилась подышать свежим воздухом. И даже сильный снегопад нисколько не смущал.
        Гуляла по заснеженным улочкам Москвы, рассматривала красочные витрины, напоминающие, что скоро праздник. Улыбнулась, увидев маленькую девочку, требующую у мамы на праздник плюшевого медведя. Я тоже всегда мечтала об огромном плюшевом медведе! Увы, но мама никогда не вникала в подобные «мелочи», поэтому моя мечта так и осталась мечтой…
        Остановившись, я непонимающе уставилась на огромный спортивный комплекс, подсвеченный снаружи тысячами маленьких лампочек. Сама не заметила, как тут оказалась. Не то чтобы каток находился далеко от гостиницы - примерно час ходьбы. Должно быть, собственное подсознание в очередной раз сыграло со мной злую шутку.
        - Ты с ума сошла, - шепнула я самой себе, когда, вместо того, чтобы убраться, пока меня никто не заметил, сделала ещё несколько шагов вперёд.
        Страх смешался с каким-то ненормальным желанием доказать самой себе, что я смогу. И… как знать, возможно, моя мать сейчас на катке.
        Разговаривать я с ней не собиралась, хотела просто… посмотреть издали. Да, чем ближе я подходила к зданию, тем сильнее понимала, что мне это нужно и нужно именно сейчас. Не в последний момент, а сейчас.
        На вахте никого не было, и я поспешно прошла дальше. Сердце бешено колотилось, едва уловимые, но так хорошо знакомые запахи воскрешали всё новые и новые воспоминания. Боже…
        Со стороны льда была слышна музыка. Что-то неуловимо знакомое. Замедлив шаг, я почти остановилась, издали глядя на скользящую по льду совершенно незнакомую мне пару. И тренер…
        Вглядываясь в черты стоящей у борта женщины, я понимала - это не моя мать. Что же. Возможно, оно и к лучшему.
        Сердцебиение стало утихать, волнение, что я чувствовала последние минуты, ослабло.
        - Значит, не судьба, - едва слышно сказала я, не сводя взгляда с фигуристов, и буквально в тот же миг почувствовала жёсткую хватку на локте.
        - И кто это тут у нас? Давно не виделись, да? Как к тебе теперь обращаться? - обжигающее щеку дыхание, тихий шепот и глухие удары вновь зашедшегося бешеным галопом сердца. - Мисс Ольга Журавлёва? Слишком вычурно, тебе так не кажется? Лучше по-простому, - ладонь на моём бедре. - Дрянь, - дыхание совсем близко, ещё тише. - Дря-я-янь, - низкий, глухой голос.
        Пренебрежение и ярость.
        Этот голос я никогда не забуду…
        ГЛАВА 5
        ОЛЯ
        Богданов развернул меня лицом к себе и, продолжая крепко держать за руку, ядовито усмехнулся:
        - Неужели соскучилась?
        Я уставилась на него с диким страхом. Зачем я пришла?! Зачем?! Не нужно было делать этого.
        Сейчас я желала лишь одного: чтобы стоящий передо мной Тимур оказался лишь иллюзией, донельзя прорисованной моим подсознанием иллюзией. Вот только сдавливающие мой локоть пальцы свидетельствовали о том, что всё происходящее - самая настоящая реальность.
        - Чего молчишь, дрянь? - медленно он провёл рукой по моему бедру и резко, стремительно сжал второй локоть. - Язык проглотила?
        - Отпусти меня, - прохрипела, но Тимур и не подумал сделать этого, наоборот, рванул на себя.
        Нервно выдохнув, я запротестовала, упёрлась ему в грудь. Куда там! Как и год назад, я была щепкой по сравнению с ним.
        - Отпустить? - вкрадчиво выговорил он и действительно отпустил. Отпустил одну мою руку и тут же обхватил ладонью шею.
        Глядя мне в глаза, медленно погладил пальцами и, не говоря больше ни слова, поволок к раздевалкам.
        - Тим… - я упёрлась в косяк, когда он распахнул дверь, всё ещё надеясь освободиться. Быстро посмотрела на него через плечо.
        - Пошла! - рыкнул он, вталкивая меня внутрь. - Пошла, я сказал, - толкнул сильнее и, стоило мне, едва держась на ногах, переступить порог, захлопнул дверь с такой силой, что звук удара прокатился эхом по небольшой комнатке.
        Повернув ручку, Тим запер замок, линия его губ на миг неуловимо искривилась.
        - Вот мы и встретились, моя милая партнёрша, - тихо выговорил он, глядя на меня так, как мог бы хищник, желающий развлечься со своей добычей перед тем, как прикончить.
        Я испуганно отшатнулась от него, осмотрелась в надежде найти путь к отступлению.
        Но другого выхода из раздевалки не было, и я отлично это знала.
        - Рассказывай, - Богданов упёрся ладонью в шкафчик.
        Стоя в паре метров, он нагло, внимательно рассматривал меня.
        На мне была тёплая зимняя куртка, джинсы, сапоги, а я всё равно почувствовала себя обнажённой. Как будто одним взглядом он раздел меня догола и теперь касался кожи, тела.
        Волна удушья сменилась ознобом, ознобом. В глубине глаз Тимура горел странный огонек, словно он… остался доволен увиденным.
        - Что тебе рассказывать? Как я здесь оказалась? - Нашла силы поднять голову и спокойно, размеренно произнести: - Наш самолет задержали из-за непогоды, поэтому мы на несколько дней вынуждены остаться в Москве.
        Тимур продолжал смотреть. Всё так же: оценивающе, нагло, прямо.
        Мне опять стало жарко. Обмотанный вокруг шеи шарф душил, вспыхнувшее внутри раздражение самой себе казалось каким-то… бессильным. Пытаясь избавиться от этого ощущения, я продолжила:
        - А почему пришла? Без понятия!
        Он молчал. Молчал и смотрел, не отводя тяжёлого, подавляющего взгляда.
        Несмотря на то, что сама я горела, руки у меня были холодными настолько, что я почти не чувствовала пальцев. Внутренне я сжималась, но скорее умерла бы, чем показала свой страх.
        Всё так же молча он приблизился, сократив всё ещё разделявшее нас расстояние до ничтожных сантиметров. Я не отступила. Хотя отступать, в общем-то, было некуда.
        - Я не ожидал тебя тут увидеть, - проговорил он достаточно сдержанно. - Твой побег… - хмыкнул. - Я вообще думал, что ты никогда не вернешься в Россию.
        - Это был не побег! - выпалила в сердцах. - Мне просто осточертело твое ко мне отношение! Осточертел этот лёд! Я уехала туда, где мне были рады, где в меня поверили! Знаешь, за этот год я ни разу не пожалела, что ушла от тебя!
        Я чувствовала его близость, чуть ощутимый запах его одеколона. Как ни пыталась совладать с собой, меня начало потряхивать.
        - Через несколько дней встретимся в Саранске, - взгляда я не отвела. - Пропусти меня, Тим, - Отношения будем выяснять на льду. А сейчас я ухожу. Меня ждут.
        Попыталась обойти Тимура, желая поскорее оказаться подальше, убежать, скрыться от его взгляда. Но не успела сделать и нескольких шагов, Богданов схватил меня за запястье и с силой рванул назад.
        - Не смей уходить! - услышала у себя над ухом и вздрогнула, почувствовав его руки на талии.
        - Что ты…
        Я рванулась было от него, но он стиснул ещё сильнее и, не успела я понять, что происходит, не успела окончательно испугаться, почувствовала его всем телом. Так близко, так остро, что сердце бухнулось в рёбра, дыхание перехватило.
        Удерживая меня, Тим шагнул к шкафчикам, вжал меня, накрыл своим телом и впился в мои губы жестким, грубым поцелуем.
        - Тимур… - засипела было я, извиваясь, отворачиваясь.
        Он глухо зарычал и, стянув с меня шапку, кинул её на пол. Намотал волосы на руку и оскалился, глядя мне в глаза. Чёрные зрачки с горящим в глубине пламени, обрамлённые радужкой из колотого льда…
        - Что ты… - я рванулась снова и поморщилась.
        Ещё крепче сжав волосы, Тимур заставил меня задрать голову.
        - Ты никуда не пойдёшь, - процедил он и снова накрыл мой рот своим, втолкнул язык и принялся целовать так… Так, что я совершенно потерялась. Болезненно, настырно, не оставляя мне даже шанса на сопротивление, на возможность уйти. Уйти до тех пор, пока он не отпустит.
        Я закрыла глаза, сердце бешено стучало, а ноги подкашивались. Казалось, вокруг всё плывёт, качается. Инстинктивно я схватилась за руку Богданова, и в ту же секунду ощутила свободу.
        - Встретимся в Саранске, моя маленькая партнёрша, - сипло проговорил он, глядя мне прямо в глаза и, напоследок ещё раз оценивающе осмотрев с головы до ног, вышел.
        Растерянная, опустошённая, сбитая с толку, я опустилась на скамейку не понимая, что только что произошло.
        Что это было? Как это понимать и как объяснить? Чего он пытается добиться?! Новая игра Тимура Богданова, призванная заставить меня нервничать и провалить чемпионат?
        - Ненавижу тебя! - со злостью ударила кулаком о скамейку и поднялась.
        И уже про себя: «будь ты проклят, Тим».
        Обратную дорогу я почти не помнила: быстро прошла всё по тем же коридорам, вихрем пролетела мимо вахтёра и направилась в сторону гостиницы.
        Я не позволю ему снова заставить играть меня по своим правилам.
        Войдя в свой номер, упала на кровать и накрылась одеялом, ни слова не говоря обескураженной Маше.
        Заснула, правда, я не сразу. Как ни отгоняла от себя невеселые мысли, они все равно лезли в голову. Встреча с Богдановым вновь вернула, казалось, давно забытое ощущение. Ощущение страха и чувство безнадежности. Да еще этот больше похожий на укус, на приказ подчиниться поцелуй…
        Прижала руку к губам и прерывисто вздохнула, мысленно обещая себе, что больше никогда не позволю Тимуру приблизиться ко мне. Какую бы игру он не затеял…
        ГЛАВА 6
        ОЛЯ
        По приезду в Саранск, нас всех заселили в одну гостиницу, расположенную недалеко от недавно построенного спортивного комплекса, где и должны были проводиться соревнования.
        Я боялась снова встретить Богданова, но еще больше - свою мать. Тимур, наверное, рассказал ей, что я приходила. Что ждать от неё? Встреча с Бгдановым, к которой я, как ни уверяла себя, оказалась не готова от слова «совсем», и без того заметно нарушила моё внутреннее равновесие. Испытывать собственные нервы ещё больше я не хотела. Тем более сейчас, когда до начала соревнований времени оставалось совсем немного.
        Именно поэтому без надобности я теперь из номера не выходила. К счастью, ни с Тимом, ни с матерью, наши пути не сошлись. Пока.
        В день начала чемпионата России у спортивных пар была назначена утренняя тренировка, за ней - короткая программа у танцевальных дуэтов, торжественное открытие и, собственно, выступление парников.
        Мы с Пашей и Романом Юрьевичем пришли на тренировочный каток одними из первых.
        - Ольга, Павел, задерживаться не будем. Перед стартом вам ещё нужно отдохнуть, - проговорил он, когда мы, размявшись, подъехали к бортику. - Сейчас повторите прыжки и выброс. После этого я хочу, чтобы вы прокатали короткую от начала до конца. На этом, думаю, всё на сегодня. Что вы готовы, мне и так известно. Побережём силы на старт.
        От меня не укрылась звучавшая в голосе Рудова натянутость. Несколько раз я видела, как он озирается по сторонам, словно был настороже. Словно бы на катке могла появиться…
        - Роман Юрьевич, вы с ней встречались, да? - внимательно посмотрела я на него, не спеша приступать к выполнению элементов.
        - С кем?
        - С моей матерью.
        Рудов отвел взгляд, на скулах его выступили желваки. Немного помолчав, он проговорил, уже глядя на меня:
        - Да, Оль. И, если честно, я не хочу, чтобы вы виделись с ней. По крайней мере, до соревнований.
        Я кивнула, грустно усмехнувшись.
        - Боитесь, что я сорву выступление?
        - Я просто не хочу, чтобы ты расстраивалась. Вера Журавлёва, она…
        - Она сделает всё, чтобы лишний раз показать мне, что я подлая дрянь, которая «предала» её, - закончила за тренера и вскинула голову. Ответила ему твёрдым, уверенным взглядом. - Не переживайте! Этого не будет. Я не подведу вас. Вы дали нам… мне возможность реализовать себя. Я собираюсь эту возможность использовать.
        Пашка, молчавший всё это время, сжал мою ладонь. Рука его была тёплая, почти горячая. Простое прикосновение в знак поддержки, но для меня оно значило много.
        - Благодаря вам у нас с Пашей есть шанс. Мы используем его. Во что бы то ни стало, мы попадём в сборную и поедем на чемпионат Европы.
        - А там и на мир замахнемся, - вставил Пашка.
        Посмотрев на него, я увидела решимость в его взгляде. Точно такую же решимость, что пылала внутри меня. Разве что разбавленную тёмными чёртиками-смешинками.
        - Вперёд, партнёрша, - Жаров жестом показал на лёд.
        Я немного замешкалась, и он, поняв, что мне нужно немного времени наедине с Рудовым, без лишних слов отъехал от нас.
        - Ты уверена, что сможешь справиться с этим? - негромко спросил Роман, когда мы остались у борта вдвоём.
        - Я слишком много поставила на этот чемпионат, - помолчав пару секунд, так же тихо отозвалась я. Рудов накрыл мою лежащую на бортике ладонь своей. - Придётся справиться, Ром, - моя ладонь под его сжалась в кулак. - Выбора нет.
        - Нет, - согласился он и кивком указал на лёд. - Время, - напомнил коротко.
        Ладонь его исчезла. Разговор был окончен, и я широкими подсечками поехала к разминающемуся Паше. Остановилась рядом и улыбнулась, хотя делать этого не особо-то и хотелось.
        Мама… Как бы мне хотелось другого. Но вряд ли с этим уже можно что-то поделать.
        - Жаров, - взяла Пашу за руку и потянула на себя. - Что стоим, кого ждем?
        - Журавлёва, и как тебе это удается? - улыбнулся Пашка, обнимая меня за талию. - Минуту назад казалось, что ты вот-вот в себя уйдёшь, а сейчас…
        - А сейчас, Паша, давай уже кататься! - подмигнула партнеру и подала знак включать музыку.
        ТИМУР
        Я стоял у входа в раздевалку и неотрывно наблюдал за парой, находящейся сейчас на льду. Изящные линии, синхронные вращения, оригинальные поддержки…
        Нечего сказать, они были хороши. Очень хороши, хотя и не лучше нас с Натальей. Ничем не лучше.
        Только вот эта нежность в каждом движении, каждом взгляде.
        Чёрт подери, если это игра, не слишком ли правдоподобно?! И что за игры у Журавлёвой с собственным тренером?
        Я отлично видел, как несколькими минутами ранее они стояли у борта. И его руку на её я тоже видел.
        - Вот, значит, как, - процедил я, когда, закончив программу, моя бывшая партнёрша снова подкатила к бортику. Сказав что-то, показала ладонь и негромко засмеялась. Смех её звоном зазвучал в башке, вызывая внутри чёрную ярость.
        Руки сжались в кулаки. Прошло около минуты прежде, чем партнёр её тоже подкатил к борту. Обняв, прижал Журавлёву к себе и поцеловал в щёку. Она снова засмеялась, усиливая и без того хлещущуюся в крови злость.
        Смеётся? И что же её, чёрт подери, так развеселило? Рука партнёра на талии или взгляд Рудова? Вот уж не ожидал…
        - Эй, Тимка, чего встал, идем на лед! - вдруг раздалось позади меня. Каримова, чёрт её дери!
        Повернулся и прошипел:
        - Не указывай мне, что делать, поняла?
        - Да кто же тебе указывает? - фыркнула она и пошла вперед, размахивая коньками.
        Высокомерная, немного истеричная, она порядком действовала мне на нервы. Даже несмотря на то, что в первую же нашу встречу я предельно ясно объяснил ей, что свой характер ей придётся держать при себе. Что она, в общем-то, и делала.
        Одно радовало - она не заваливала программы, как это раньше делала Оля, только вот…
        - Тимур, - сегодня она, видимо, всё-таки решила вывести меня из себя. - Ты идешь или нет?! - Наташа посмотрела на меня с недовольством.
        - Иду! - отозвался сквозь зубы, понимая, что на лёд действительно пора и пошел следом.
        ГЛАВА 7
        ОЛЯ
        Безошибочно выполненный, пусть пока только на тренировке прокат короткой программы, заметно поднял мне настроение. Ещё и Пашка, сравнивший меня в поддержке с крейсером…
        - А что? - продолжал он веселить меня. - Разве не похожа?
        Едва я собралась ответить ему, в сознание ворвался другой голос. Жёсткий, резкий, заставивший мигом позабыть обо всём на свете.
        Порывисто обернувшись, я встретилась взглядом с Тимуром. Прищурившись, он смотрел прямо на меня. Так, будто желал пригвоздить к месту, вывернуть мне всё нутро, душу.
        «Опять злой», - пронеслось в голове.
        Я отвернулась и заставила себя опять улыбнуться Паше. Пусть знает, что я абсолютно счастлива, что у меня все хорошо!
        - Ой, Журавлёва-а-а, - Каримова! Я подняла голову и усмехнулась прямо в лицо Наташе. - Тоже приехала на чемпионат?
        - Ты что-то важное мне сказать хотела?
        Наташа презрительно поморщилась и усмехнулась:
        - Да нет, просто предупреждаю, что можешь ни на что не рассчитывать.
        - Это все?
        - Всё, - ответила она и одарила нас с Пашей полным превосходства взглядом.
        Пашка только сильнее прижал меня к себе, осмотрев Наташку с головы до ног с таким видом, будто перед ним стояла не белокурая красавица, а нечто, на что и внимания-то обращать не стоило.
        Действительно не стоило, в этом он был прав.
        - Знаешь хорошую такую присказку? - всё-таки обратился он к ней. - Проходя мимо, проходите мимо.
        - Присказка действительно неплохая, - не стушевалась Каримова. - Какой смысл задерживаться возле чего-то, не стоящего и пяти секунд времени?
        - Даже так? - Жаров хмыкнул. - Я, конечно, не засекал сколько ты здесь уже стоишь, но не пять секунд точно. Так что…
        Если бы не стремительно подъехавший к нам Тимур, пикировка, наверное, продолжилась бы. Но ответить своей партнёрше он не дал - крепко взял за локоть. Наградил нас с Пашкой обжигающе-холодным взглядом и, бросив партнёрше несколько неласковых слов, отволок от нас.
        Я выдохнула и поехала к дверце. Посмотрев в сторону трибуны, увидела наблюдающего за нами Рудова. На губах его играла чуть заметная улыбка. Я ответила ему такой же - почти неуловимой. Да, я справилась. По крайней мере сейчас, благодаря Пашке, но справилась, и мы понимали это.
        - Эй, Олька, ты куда? - нагнал меня Жаров.
        - Мы закончили, Паша. Тут становится слишком тесно, - ответила я и поймала его понимающий взгляд. - Спасибо тебе, - сказала уже совсем тихо.
        Он только хмыкнул и опять обхватил меня за талию, а, стоило нам оказаться возле калитки, открыл её передо мной, пропуская вперёд.
        Оказавшись за пределами катка, я взяла протянутые Рудовым чехлы от лезвий. Надевала их и знала - Тим смотрит. Неотрывно смотрит на меня, и этот его прожигающий взгляд я чувствовала буквально каждой клеткой своего тела, каждым нервом.
        По жребию нам довелось выступать последними, Богданов же с Каримовой открывали разминку.
        Наверное, только ленивый не обсуждал сложившуюся ситуацию, обмусоливая последние сплетни. Порой это доходило до крайностей, из которых следовало, что я год назад бросила Богданова из-за того, что он изменял мне с Каримовой.
        Стоило Машке преподнести мне эту «новость», в деталях обмусоливавшуюся болельщиками, как оказалось, уже далеко не первый день, я чуть не подавилась минералкой.
        - Прекрати собирать сплетни! - возмущённо воскликнула я. - На кой они тебе сдались?
        - Вообще-то, не мне, а тебе, - как ни в чём не бывало, заметила подруга, подкрашивая губы алой помадой. Взгляды наши встретились в зеркале.
        - Мне они тем более не нужны, - продолжила я тем же тоном. - Пожалуйста, Маш, не нужно больше пересказывать мне эту грязь.
        Немного помолчав, я всё-таки добавила уже спокойнее:
        - Что только в головах у людей творится? Неужели совсем заняться нечем? Откуда они только всё это берут?
        - «Диванные комментаторы», - Маша убрала тюбик с помадой в косметичку и посмотрела на меня уже прямо. - Как будто ты не знаешь.
        Я только состроила мученическое выражение лица. Как же не знать? Отдельная категория любителей фигурного катания, которой, якобы, известно всё лучше, чем самим фигуристам: мотивы, желания, цели…
        - Но согласись, - продолжила Маша, - такой накал страстей, любовный треугольник, ревность… М-м-м…
        - Замолчи, Анохина! - оборвала я её, но смешок всё-таки сдержать не смогла, правда получился он какой-то нервный.
        Уму непостижимо! Я и Богданов… И как можно было такое придумать? Да мне только в кошмарах такое привидеться и могло.
        Вставив в уши наушники, я включила музыку, села в раздевалке и прикрыла глаза в ожидании своего выхода. Прокаты соперников я никогда не смотрела - ещё давным-давно поняла, что это только сбивает. Откатаются конкуренты плохо, может появиться необоснованная уверенность, откатаются хорошо - напротив, ненужный и неуместный страх совершить ошибку.
        Паша опять где-то бродил, и я нутром чувствовала, что Машка ошивается неподалёку от него. В открытую о том, что Жаров ей нравится Маша мне не говорила, но намёки были уже не раз. Да и неоднозначные взгляды её в сторону моего партнёра не заметить было сложно. Почему бы и нет?
        Улыбнувшись своим мыслям, я сосредоточилась на мелодии. «Танго любви», наша музыка для произвольной программы. Танго…
        Неожиданно я поняла, что не одна.
        Острое, тревожное ощущение, какое бывало рядом с…
        Резко открыв глаза я увидела стоящего прямо напротив меня Богданова. Раздевалка в мгновение стала слишком тесной, воздух куда-то подевался. Тим возвышался надо мной, закрывая собой свет, и на какую-то секунду я снова почувствовала себя беспомощной.
        А потом… В памяти мелькнул разговор с Рудовым во время утренней тренировки, его взгляд, обещания, данные мною ему, партнёру и, прежде всего самой себе.
        - Чего тебе от меня надо, а? - ощущение беспомощности отступило, на его месте появилось раздражение.
        Тим лениво присел рядом и только тогда спокойно ответил:
        - Тебе не кажется, что эта раздевалка - общая?
        Раздевалка, напоминающая скорее комнату для спортсменов, ожидающих своего выхода на лёд, действительно была общая. Женская находилась дальше по холлу, поэтому большинство фигуристов, чей стартовый номер был уже близко, настраивалось на прокат именно тут. Спорить с этим было трудно, да я и не собиралась.
        - Общая, - согласилась я и встала, намереваясь уйти, но он поймал меня за руку и потянул обратно. - Богданов, чего ты добиваешься? - непонимающе посмотрела на Тимура.
        Он не ответил. Погладил большим пальцем моё запястье, заставляя меня нервничать. Я попыталась выдернуть руку, только, как обычно, безуспешно. Тим опять потянул меня к себе, колени наши ударились друг о друга.
        - Хотя можешь не говорить, - гневно зашипела я, упираясь. Вторая моя ладонь оказалась на его плече, его рука легла на мою талию. Поспешно я подалась назад, чувствуя, как раздражение и гнев становятся всё сильнее. И снова почти забытое ощущение ожога - ожога в том месте, где на моей талии поверх платья лежала его рука. - Я и так прекрасно знаю, чего ты хочешь!
        - И что же? - Губы его тронула жёсткая ухмылка.
        - Хватит, Тимур! - всё-таки высвободила руку и тут же впилась пальцами в его запястье. Сбросила ладонь с талии. - Ты не выведешь меня из равновесия, не старайся.
        - Ты уже вышла из равновесия, - спокойно заметил он. Только глаза блеснули темнотой со сверкающими в ней синими льдинками.
        Отступив от него, я посмотрела прямо, чувствуя, как эта темнота проникает в меня, как льдинки царапают душу, сердце, колют и жалят. Но отвести взгляд - значило проиграть. Заранее проиграть не только сражение, но и весь бой.
        - Нет, Тимур, - ответила я как можно сдержаннее. - Нет. И скоро ты это поймёшь.
        Сказав это, я пошла к двери, изо всех сил пытаясь не ускорять шаг. Чувствовала, что он смотрит мне вслед. Снова этот взгляд. А на спине… На спине будто мишень для выстрела, в которую один за другим вонзались осколки льда.
        - А ты, я смотрю, бодрячком, - Паша покосился на меня, нервно постукивая по бортику лезвием конька.
        - А ты, я смотрю, совсем расклеился, - в тон ему отозвалась я.
        Может быть, мне только показалось, но он как будто нервничал.
        - Да нет, я в полном порядке, просто что-то… - Паша сделал глубокий вздох и тихонько пробормотал, чтобы, не дай Бог, не услышал Рудов, стоявший от нас в нескольких шагах: - Короче, Олька, не представляешь, как меня сейчас колотит. Так что если вдруг рухнешь с поддержки, я не виноват. Это нервы.
        - Спасибо, Паша! - кивнула. - Как же приятно быть за партнером, как за каменной стеной.
        В действительности, как бы ни нервничал Пашка, в том, что этого не случится, я была уверена настолько, насколько вообще может быть уверена парница в своём партнёре. Даже в самые сложные моменты он реагировал мгновенно, стараясь сделать всё, чтобы я была в безопасности. Жизнь и здоровье партнёрши во многом зависит от партнёра - простая, но непререкаемая истина, которая была всем отлично известна. И Пашке тоже.
        Может быть, к своим двадцати трём он и не достиг больших успехов в спорте, но парником был, что говорится, от Бога.
        Наклонившись к его уху, я по-заговорщицки, вполне искренне призналась:
        - Скажу по секрету, меня тоже трясет, но Рудов нам не простит, если мы завалим прокат. И я тоже нам этого не прощу, Жаров. Так что мы с тобой сейчас забываем о нервах и выходим на лед. И катаемся так, как никогда не катались. Понял?
        - Умеешь ты приободрить, - он по-доброму усмехнулся. - Я говорил, что обожаю тебя?
        - Сегодня еще нет, - мягко улыбнулась и взяла его за руку.
        В ответ он крепко сжал мою ладошку.
        Музыка, под которую каталась предыдущая пара, отзвучала последними нотами, буквально через пару мгновений фигуристы замерли в финальной позе.
        - С Богом, - только и сказал Рудов, положив ладонь мне на плечо, и уже в следующую секунду мы с Пашей вышли на лёд.
        Пока объявляли оценки, я прокатилась вдоль бортика и нашла взглядом Романа. Он ободряюще улыбнулся и показал сжатые кулаки. Подвести его я не могла, не имела права. Что бы было со мной, если бы не он? Он верил в меня, он отвоевал мое право выступать у Федерации, и я могла только догадываться, сколько усилий ему потребовалось на это.
        Наконец оценки предыдущей пары были объявлены. Четвертое текущее место. Лидировали же до сих пор Каримова и Богданов.
        Стоило ли удивляться? Учитывая, что катались они вместе, как и мы, всего год, это было отличным результатом. Пусть даже на внутренних соревнованиях. С другой стороны - опыт. Тимур опытный парник, Наташа - тоже вполне себе.
        - «На лед для исполнения короткой программы приглашаются Ольга Журавлёва и Павел Жаров», - проговорил диктор по стадиону, и зал взорвался аплодисментами, приветствуя нас.
        Я в последний раз обвела взглядом трибуны и вдруг похолодела от ужаса, увидев на тренерском мостике у бортика свою мать.
        Она смотрела на лёд. На нас. На меня. И я могла поклясться, что ещё несколько секунд назад её там не было.
        ГЛАВА 8
        ОЛЯ
        - Вот же… - отвернувшись, я выругалась, чувствуя, как только-только начавшее отступать волнение охватило меня с новой силой.
        Резко развернулась и, совершенно дезориентированная, едва не налетела на борт.
        Паша моментально оказался возле меня. Я даже опомниться не успела, как он, дотронувшись до моего локтя, спросил, не скрывая напряжения и тревоги:
        - Оль, что такое? - глаза его казались темнее обычного, взгляд был пристальным, серьёзным. - Ты в порядке? На тебе лица нет.
        - Паша, та… там… ОНА… - глубоко вздохнула, стараясь унять бешено стучащее сердце.
        Вот только понимание, что успокоиться я не смогу, было слишком ясным. Тех мгновений, что остались до начала выступления, слишком мало. Слишком.
        - Прости… - тихо шепнула я, заведомо зная, что что бы ни сделала - не поможет.
        Нужно было встретиться с ней раньше. За три, четыре дня. За неделю, как там, в Москве, с Тимуром. Тогда бы я успела взять себя в руки, хоть что-нибудь сделать с проклятым сердцем. Если бы только там, в Москве, я послушала собственную интуицию, если бы не отсиживалась трусливой мышью. Если бы…
        - Посмотри на меня, - негромко, сдержанно попросил Паша, бережно обхватив меня за плечи и заставив заглянуть ему в глаза. - Ты не сдашься сейчас, поняла? Ни сейчас, ни когда-либо. Вспомни, что ты сказала утром Рудову. Мы отберёмся в сборную и поедем на этот чёртов чемпионат Европы. Что бы ни сделала твоя мать. Ты поняла меня? Поняла, Журавлёва?
        Вместо ответа я всхлипнула и обняла Пашу, совершенно позабыв, что мы стоим на льду и на нас смотрят. Не только тысячи болельщиков, сидящие на трибунах, но и те, что наблюдают за соревнованиями дома, включив трансляцию в интернете и расположившись возле телевизоров.
        Почувствовала, как Паша потянул меня к центру катка и, не особо понимая, что делаю, послушно поехала за ним. Стоило нам остановиться, он опять обнял меня. Погладил по волосам и прошептал:
        - Пора.
        Подняв на него взгляд, я заставила себя проглотить вставший в горле ком и кивнула.
        В последний раз Паша посмотрел мне в глаза, как будто пытался передать частицу собственных сил, вновь вселить в меня уверенность, и мы разъехались в разные стороны.
        Едва я, кое-как собравшись, встала в начальную позу, заиграла наша мелодия. Я даже опомниться не успела, как она полилась над катком, окутывая нотами весь каток. Наполняя окружающее пространство - каждый его сантиметр, каждого, кто был на трибунах. Каждого, только не меня.
        Движения - лишь заученные, почти неживые, взгляды - согласно постановке, ни ощущения единения с программой, ни эйфории. Только стук собственного сердца и боязнь, что я не смогу.
        Первым же элементом стоял параллельный прыжок. Заходя на тройной сальхов, я думала только об одном: не упасть, только не упасть. Закрыла глаза, оттолкнулась и вздохнула с облегчением, когда конек благополучно коснулся льда, и я заскользила дальше.
        Но как бы я ни пыталась выкинуть из головы мысли о присутствии матери, не могла этого сделать. Я чувствовала её взгляд, чувствовала, что она наблюдает за мной, ждет, когда споткнусь и распластаюсь на льду. Тогда она будет довольна…
        И я упала.
        На выбросе не удержалась на ногах и упала, раскрывшись слишком рано. Встала и мельком посмотрела на Пашу. Одного его короткого взгляда хватило, чтобы я поняла - он не злится. Напротив, как и перед началом проката он как будто пытался вселить в меня уверенность, так необходимую сейчас. Мысленно поблагодарила Бога за такого партнера.
        Проезжая мимо борта не удержалась. Моя мать… Всё там же. Неотрывно смотрит на лёд. Меня трясло. Едва ли не на ровном месте я споткнулась, коснулась льда рукой. Господи… А дальше, как в тумане: поддержка, вращение… Остальные элементы мы исполнили на достаточно высоком уровне. Вот только падение. Касание рукой и несколько мелких помарок, которых я поначалу даже не заметила… Другое дело, что без ошибок сегодня не обошёлся никто.
        Если бы не падение, мы вполне могли бы претендовать на первое место, а так…
        - Ну что же они там так долго? - не выдержав, тихо шепнула я, устремив взгляд на табло над катком, где были высвечены наши с Пашей фамилии.
        Паша сжал мою руку. Сидящий рядом Рудов был напряжён. Бёдра наши соприкасались, и я ясно чувствовала это. Черты его лица казались жёстче обычного, по взгляду трудно было сказать о мыслях.
        - Главное попасть в тройку, - обратился он ко мне негромко. Конечно же, ожидал он другого, и это явственно сквозило в голосе.
        Вздохнув, я кивнула, и почувствовала, как он коснулся второй моей руки. Так я и сидела между ними - между двумя мужчинами, ставшими для меня самыми важными в жизни, верившими в меня даже сейчас.
        - Ольга Журавлёва, Павел Жаров, - наконец диктор начал объявление. Я напряглась, перехватила Пашкину руку и крепко сжала его ладонь, он в ответ обнял меня, так же не сводя взгляда с табло, - набирают за короткую программу сумму шестьдесят шесть и пятьдесят три сотых балла. Это четвертое место.
        Рудов шумно выдохнул через нос, стиснул зубы.
        - Чёрт подери, - тихонько ругнулся он и тут же посмотрел на меня, совершенно убитую, опустошённую. - Значит так, - выговорил очень тихо: - Это только полпути. Завтра произвольная.
        - Роман Юрьевич, простите меня, - пробормотала разбито. - Я вас подвела. Как увидела её, так сразу и…
        - А ты больше по сторонам смотри, - недовольно, с раздражением, ответил он и поднялся с диванчика, где мы сидели в ожидании оценок.
        Мы с Пашей тоже встали.
        Отойдя от камер, Рудов остановился и заговорил снова:
        - Журавлёва не упустит возможность понаблюдать за тобой. Чего ты ждала, Оля? - он смотрел на меня прямо. - Что она будет сидеть и ждать? Не будет.
        - Не будет, - согласилась я, понимая, что он прав.
        - И я бы не стал на её месте, - говорил он жёстко, но спокойно.
        Я могла бы возразить, что он и не оказался бы на месте моей матери, но не стала. В том, что произошло сегодня, была лишь моя вина. Не моей матери - моя и ничья больше.
        - Все, собирайтесь и в гостиницу, - отрезал Роман. - Можете прогуляться, если хотите, но осторожно. Помните, что впереди произвольная. Никакой экстремальной кухни. Если пойдёте на улицу - одевайтесь тепло. И не забудьте, что вам нужно отдохнуть. Всё поняли?
        Мы с Пашей синхронно кивнули, чем вызвали у Рудова чуть заметную усмешку.
        Застегнув молнию на толстовке, я поплелась к раздевалке. Мысли были отнюдь не весёлые. Паша, Роман, да и я сама… Я всех подвела. Всех нас. Это ж надо! Настраивалась столько времени, а одно появление матери выбило меня из колеи. Если завтра буду кататься так же, никакой чемпионат нам не светит.
        Что же делать? Не смотреть по сторонам? Смешно…
        Погружённая в мрачные мысли, я не заметила небольшую ступеньку. Запнулась и полетела было на бетонный пол, но неожиданно кто-то подхватил меня.
        Крепкие тёплые руки… Только-только начавшее успокаиваться после проката сердце застучало с новой силой, с губ слетел выдох.
        Уже собиралась было поблагодарить неожиданного «спасителя», как услышала тихое:
        - Что на льду, что вне льда, какая же ты неуклюжая, Журавлёва.
        Опять Богданов! И опять оскорбляет!
        Я резко развернулась и хотела ответить что-нибудь грубое, но слова застряли у меня в горле, стоило мне наткнуться на взгляд Тимура. Лукавый блеск. Всё та же чернота, только льдинки блестели как-то странно.
        - Да пошёл ты, - процедила и, скинув его руки, быстро пошла дальше.
        Этот взгляд… Он был не похож на все прежние. Но чем? Этого я понять не могла, как ни пыталась. Просто не похож и всё.
        ГЛАВА 9
        ОЛЯ
        - Как насчёт прогулки? - нагнал меня Пашка уже на выходе.
        Открыв передо мной дверь служебного входа, пропустил вперёд.
        Я остановилась, не спеша спускаться с небольшого крылечка. На улице уже стемнело, в окнах стоящих на отдалении домов горел свет. Достав из кармана тёплые варежки, я надела их, поправила лямку спортивной сумки и только после этого ответила:
        - Я лучше одна, Паш, - посмотрела на него, надеясь, что он поймёт. - Пройдусь до гостиницы, успокоюсь.
        - Заодно самоедством позанимаешься, - добавил он слегка язвительно.
        - Не без этого, - призналась честно, понимая, что врать всё равно не имеет смысла.
        Жаров знал меня слишком хорошо, чтобы не понимать - так или иначе, но просто взять и зачеркнуть сегодняшний день не выйдет. Анализ ошибок после неудачи - обычное дело для каждого спортсмена. Вот только на этот раз анализировать что-либо было бесполезно, потому что причина моих срывов понятна и так. Занервничала, не смогла собраться.
        Вот только всё это не оправдание. Выходя на лёд стороннее нужно оставлять за его пределами. Проблемы, переживания, личное: абсолютно всё. Иначе никак. Тем более если ты претендуешь на место в сборной и право представлять свою страну на крупных соревнованиях международного класса. А что я? Ничего.
        - Давай, - протянул он руку, глядя на меня всё ещё с лёгким раздражением и упрёком. - Сумку давай, - уловив моё непонимание, пояснил он и, не дожидаясь, стянул с моего плеча лямку. - Оль…
        - Я просто пройдусь, - перебила его и мягко улыбнулась.
        Мороз пощипывал щёки, кончик носа. Редкие снежинки кружили в воздухе и беззвучно падали на белый настил своих предшественниц.
        - Паш, - тихонько позвала я его, когда он было отвернулся.
        Ухватилась за лямку и потихоньку потянула.
        - Что тебе, Журавлёва?
        Ничего не сказав, я просто обняла его. На миг прижалась всем телом и почувствовала ладонь на своих плечах. Сделала вдох, тыкаясь носом в Пашкину холодную куртку и чувствуя при этом некое подобие умиротворения.
        Как же хорошо было понимать, что даже сейчас я не одна. Несмотря на сегодняшний провал, несмотря на допущенные мной ошибки, Пашка оставался моим партнёром. И на льду, и вне его, готовым разделить на двоих и сладость победы, и горечь поражения.
        - Как хорошо, что ты у меня есть, - шепнула, отстранившись.
        - Согласен, - его губы тронула усмешка, и я тихонько засмеялась. Не могла не засмеяться, глядя на него, видя в его карих глазах отсвет болтающегося над входом фонаря и озорные смешинки. - Может быть, всё-таки пройдёмся? - снова предложил он.
        Я отрицательно качнула головой.
        - Не сегодня.
        На миг Пашка поджал губы. Кивнул и, больше ничего не говоря, спустился по ступеням вниз.
        Проводив его взглядом, я тоже хотела было спуститься, но что-то заставило меня задержаться. Лёгкий порыв ветра принёс с собой терпкий запах табачного дыма. До сих пор мне казалось, что рядом никого нет. Только вдалеке, на расстоянии нескольких десятков метров время от времени проходили люди, но тут…
        Я огляделась. Никого. Сделала было шаг и тут увидела мелькнувший в темноте огонёк. Снова уловила запах и почувствовала, как беспокойно, тревожно забилось сердце. Огонёк вспыхнул в последний раз и погас совсем, до меня донеслось тихое поскрипывание снега.
        - Эй, - крикнула было я, но голос прозвучал слишком тихо. У губ повисло и сразу же рассеялось облачко пара, вдоль позвоночника пробежал холодок.
        Звук шагов растворялся в темноте, но как я ни пыталась увидеть хотя бы очертания силуэта, сделать этого не смогла. Этот кто-то наблюдал за нами с Пашей. За нами… Нет. За мной. Почему-то я была уверена в этом.
        Оказавшись на оживлённой обочине дороги, я почувствовала себя спокойнее. К мыслям о матери, о Богданове, прибавились и новые - о том самом мелькавшем в темноте огоньке. Кто мог наблюдать за мной? Так часто посещавшее меня в последние дни чувство тревоги стало, казалось, перманентным. Чтобы как-то отвлечься, я рассматривала проезжающие мимо машины, идущих навстречу людей, но вскоре это насучило. В памяти тут же услужливо всплыли воспоминания о моём «па» в коридоре. И надо же было как раз в этот момент оказаться рядом Богданову…
        Только вот что интересно - его руки. Только теперь я вдруг поняла, что поймал он меня уверенно, но как-то… осторожно. Пальцы его не впивались в тело, да и угрозы я не чувствовала.
        - Прекрати думать об этом, - едва слышно сказала я самой себе.
        До гостиницы оставалось всего-ничего, я как раз свернула на пустующую, занесённую снегом аллейку. Хотелось разбавить стоящую вокруг тишину. Звук собственного голоса показался тихим и одновременно громким, несколько снежинок влажно коснулись губ.
        Остановившись, я посмотрела на здание гостиницы. Рядом, на большом стенде, была размещена афиша с рекламой чемпионата России по фигурному катанию. На ней - лидеры сборной в одиночном катании и спортивная пара.
        - Когда-нибудь… - снова шепнула я.
        Привычки разговаривать с собой у меня не было, но этот вечер, эта тишина, этот огонёк…
        Договаривать я не стала, только мысленно: когда-нибудь и наши с Пашей фотографии будут украшать подобные афиши. Обязательно будут.
        Зайдя в номер, я убрала куртку в шкаф и растёрла начавшие замерзать пальцы. Только сейчас почувствовала, что окрепший к вечеру мороз сделал-таки своё дело, но эта прогулка действительно пошла мне на пользу.
        Уставшая и в то же время снова готовая к борьбе, я бросила на кровать толстовку. Вначале душ, потом лёгкий ужин. А после… После, как и посоветовал Роман, отдых. И ничего кроме: ни мыслей о матери, ни о Богданове.
        Подставив лицо тёплым струйкам, я блаженно застонала.
        - Господи, как же хорошо… - в последний раз провела ладонями по телу, по мокрым волосам и, вдохнув влажный, наполненный сладковатым запахом геля для душа воздух, выключила воду. Отдёрнула шторку и, не глядя, потянулась за полотенцем, которое оставила…
        Я точно помнила, что оставила его на крючке рядом с душевой. Только сейчас…
        Блаженная расслабленность мгновенно растворилась. Я распахнула глаза.
        - Красивая татуировка, - сухо проговорил Тим, переведя взгляд с моего плеча на лицо и, сняв со своего плеча перекинутое полотенце, прищурился. - Очень красивая, - медленно осмотрел меня с головы до ног и ещё медленнее - обратно.
        Глаза его вспыхнули опасным пламенем, зрачки расширились. Сделав шаг ко мне, он расправил полотенце и коснулся им моего живота, заставляя меня отшатнуться к стене.
        - Очень, - с сиплыми нотками, а в глазах… в глазах чернота и объятый пламенем лёд.
        ГЛАВА 10
        ОЛЯ
        Происходящее казалось очередным кошмарным сном. Сознание отказывалось воспринимать действительность.
        - Перестань, - выдавила я вместо того, чтобы сказать что-нибудь действительно стоящее. Схватилась за полотенце, пытаясь отобрать его, но Тим только жёстко хмыкнул. Жёстко и… Опять в его взгляде, в его усмешке было презрение, к которому я так привыкла.
        Одно стремительное движение, и он, обхватив меня за талию, поставил рядом с собой. Тут же сделал шаг вперёд, заставляя меня, шумно, испуганно дыша, прижаться к раковине. Холодная, она словно бы обожгла поясницу, а контрастом - его руки на моём теле, на влажной коже.
        - Не смей ко мне прикасаться! - вскрикнула я гневно и в то же время истерично.
        - Это ещё почему? - вкрадчиво, проведя ладонью ниже, к моему бедру, к ягодицам, осведомился он. В глазах вспыхнула злость. - Всем можно, а мне нельзя? - прижался ко мне ещё сильнее.
        Разгневанная, напуганная, я впилась ногтями в его руку. Так сильно, как только могла. Тим зашипел, ладонь его исчезла. Пальцы теперь впивались в моё запястье.
        - Если ты ещё раз… - начал было он, склонившись ко мне.
        Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я замахнулась. Звук хлёсткого удара, обжигающая боль в ладони…
        Тимур дёрнулся, ослабил натиск, и я, воспользовавшись этим, метнулась к двери.
        - Стоять! - раздалось позади, и тут же Богданов рванул меня назад.
        Спиной я впечаталась в его грудь, каждой клеткой своего существа понимая - таким злым он не был ещё никогда. - Ты доигралась.
        Не прикладывая особых усилий, он крепко сжал оба моих запястья одной рукой. Чем сильнее я пыталась высвободиться, тем крепче он сжимал меня. И… О, Боже! На миг замерла, чувствуя его желание, и тут же, рыча, принялась вырываться ещё яростнее.
        - Что ты здесь забыл?! - вскрикнула, не собираясь поддаваться ему.
        Ударила его локтём по рёбрам. Терять мне уже было нечего. Что будет, если он захочет… Мысль об этом шарахнула по нервам так, что меня заколотило. Вода стекала с волос по телу, я начинала замерзать. И в то же время мне было жарко. Жарко от его дыхания, от его рук.
        - Убирайся, Тим! - зарычала, пытаясь ударить его снова. Но на этот раз он намертво прижал меня к себе.
        - Будешь так делать, - пальцы оказались на моём животе, устремились выше. Прямо над колотящимся сердцем и…
        - Нет! - дёрнулась. - Не смей!
        - Посмею, - неожиданно он прикусил мочку моего уха. Коснулся языком. - Ещё как посмею. - Медленно он обрисовал бутон розы на моем плече. - А раньше её не было.
        От звука его голоса меня затрясло пуще прежнего. Ярость, паника и ещё… Что-то противоречивое, не поддающееся логическому объяснению.
        - Раньше много чего не было, - процедила я.
        - Н-да… - даже не видя его лица, я почувствовала пренебрежение. Но оно было какое-то… Незнакомое мне. - Много чего, - внезапно он повернул меня к себе лицом.
        Держа руки, смотрел в глаза и продолжал водить рукой по телу. Вдоль позвоночника, по пояснице, как будто получал от этого какое-то непонятное, садистское удовольствие. Собрал мои волосы и, крепко сжав, потянул назад. Взгляды наши встретились.
        - И кто из них лучше? - неожиданно он сжал мои запястья так сильно, что я едва смогла удержать вскрик.
        Ненависть… Вот что теперь отражалось в его глазах.
        - Так кто, Оля? - пальцы впились в запястья до ломоты. Я поморщилась, начисто потеряв связь с реальностью.
        - Ты совсем свихнулся? - всё-таки выдавила. Сглотнула и повела руками. - Мне больно, Тимур. Отпусти!
        Он смотрел на меня ещё несколько секунд. Так, будто знал что-то, что было не известно мне самой. Так, будто у ненависти его действительно были причины.
        Одна за другой о поддон душевой ударились несколько капель воды и буквально тут же к ним примешался другой стук. Стук… Кто-то стучал в дверь комнаты.
        Пальцы Тимура разжались. Толкнув от себя, он поднял с пола полотенце. Швырнул мне.
        Сглотнув, я перевела дыхание. Небольшая ванная была слишком тесной. Влажный воздух никак не хотел поступать в лёгкие.
        - Оля? - донеслось из комнаты. Рудов…
        Поспешно я прижала полотенце к груди. Господи, вот этого только ещё не хватало!
        Тимур смотрел на меня, загнанную в угол, растерянную, а на лице его… Это было даже не презрением. Что-то куда более сильное и разрушительное. Что-то, что не поддавалось никаким объяснениям.
        - Я принёс твою косметичку, - выговорил он. - Дверь номера была не заперта.
        Больше не глядя на меня, Богданов вышел из ванной. Сквозь шум в ушах из комнаты до меня донёсся голос Романа, короткий, обрывистый ответ Тима. Косметичку? Какую, к чёрту косметичку?!
        Я судорожно сжала края полотенце. Косметичка. Я вдруг поняла, что там, в общей комнате, у меня действительно была косметичка. А потом… потом её не было.
        - Оля?! - на пороге ванной появился Роман. - Ты…
        - Всё в порядке, - нашла в себе силы выговорить я.
        - Что он сделал?! - Рудов, кажется, не услышал моих слов. Напряжённый, злой, как дьявол, вглядывался в моё лицо. Взгляд его скользнул по моим плечам, по телу, ногам.
        - Ничего, - выдохнула я, постепенно приходя в себя. - Я же сказала, что всё в порядке. Он… он принёс косметичку.
        - В душ? - Рудов не верил ни единому моему слову, и это было ясно, как божий день.
        - В душ, - неожиданно я вновь почувствовала раздражение.
        Только теперь стала понимать, насколько сильно меня трясёт. Ноги подгибались, руки ходили ходуном, кожа горела, хотя внутри всё как будто покрылось инеем.
        - Прости, Ром, - добавила примирительно.
        - Если он что-то…
        - Нет, - заверила я.
        Возможно, стоило рассказать о том, что случилось. Но нет. Ни за что. Почему? Потому что рассказывать было нечего. Потому что для начала я должна была сама понять, что это было. Косметичка…
        Богданов хотел меня, и я это чувствовала. Чувствовала так явственно, как никогда и ничего прежде. Вот только Рудову знать об этом было не нужно.
        - Дай мне несколько минут, - попросила я. - Я оденусь и выйду.
        Стоило Роме закрыть дверь, я привалилась к стене и, прикрыв глаза, шумно выдохнула. Коснулась пальцами татуировки.
        Завтра произвольная. Только это и имеет сейчас значение. А обо всём остальном… Обо всём остальном я обязательно подумаю. Но только после того, как выйду на лёд и откатаю программу. Откатаю, чёрт подери, пусть даже для этого мне придётся забыть о том, что случилось несколько минут назад. Забыть до завтрашнего вечера, а вот потом…
        Что будет потом, я не знала. Знала только, что что-то обязательно будет. Взгляд, которым одарил меня Тим перед тем, как уйти, говорил об этом яснее ясного.
        ГЛАВА 11
        ОЛЯ
        «Завтра» наступило для меня слишком быстро.
        Настроиться на прокат оказалось сложно. Одно дело - дать себе обещание не думать, отбросить всё стороннее, другое - действительно сделать это. Настырные мысли о Тимуре и его непонятном поведении так и лезли в голову, да ещё и мать… О возможной встрече с ней не думать я тоже не могла. Я была уверена, что сегодня она тоже будет наблюдать за мной, и боялась, что опять сорву прокат, потому что не смогу совладать со своими эмоциями.
        Маша, как могла, подбадривала меня, но я продолжала в напряжении ходить по номеру в ожидании вечера.
        - Слушай, Оль, не переживай, все будет хорошо! Займете вы это третье место и поедете на чемпионат, - Анохина подкрашивала тушью ресницы, рассматривая меня в зеркало.
        - Тебе хорошо говорить, ты-то лидируешь, - произнесла со вздохом и бросила взгляд на Машку. - Поэтому, Анохина, крась давай свой глаз и не приставай ко мне.
        - Не знала бы тебя, обиделась бы, - буркнула Маша, отложила в сторону тушь, поднялась и подошла ко мне. Положила руки на плечи. - А лидирую я только потому, что каталась первой после заливки льда. Трещинок не было, - мягко улыбнулась она и убрала руки. - Так что, Журавлёва, ты больно-то мной не гордись! Сегодня все решится. Сначала у вас, а потом и у меня.
        Улыбка её сменилась сдержанностью. Здесь она была права - всё решится сегодня, и обе мы это понимали, как понимали и другие участники чемпионата.
        Отойдя, Маша присела на подлокотник дивана.
        - А если серьезно, Ольк, мой тебе совет - поменьше думай. У тебя все проблемы от этого.
        - Легко сказать, - грустно улыбнулась. - Но я попытаюсь. Отступать некуда, от сегодняшнего проката зависит, как сложится моя дальнейшая судьба. Да и не только моя, - проговорила я негромко. - Пашу я подвести права не имею. И Рудова тоже.
        - Да - согласилась она.
        Это её короткое «да» напомнило мне о том, для чего всё. Ради чего.
        Когда-то я мечтала о первых местах, стремилась. А потом… Потом забыла о своих мечтах. Но теперь они снова жили во мне, звучали в ударах сердца. чемпионат Европы - первая большая цель. И чтобы достичь её, я должна сегодня сделать то, что должна.
        Машка кивнула на столик, за которым недавно сидела сама:
        - Давай-ка, приступай. Вам выступать через пару часов, а ты до сих пор не в лучшем виде. Заодно и мысли ненужные выкинешь из головы.
        - Зато ты при полном параде, - приподняла бровь и криво усмехнулась
        - Именно, - поднявшись, Маша пошла в к ванной, а я уселась к зеркалу и задумчиво покрутила кисточку для век.
        В конце концов, Анохина права. Прокат совсем скоро. И я, чёрт возьми, забуду. Тем более о Богданове.
        Невольно я посмотрела в сторону ванной, за дверью которой зашумела вода. О Богданове - в первую очередь.
        - «На лед для исполнения произвольной программы приглашаются Ольга Журавлёва и Павел Жаров» - объявил диктор.
        Конечно же, я знала. Знала о том, что из всех выступающих на чемпионате пар одинаковая музыка у нас только с одной. С кем именно? Догадаться об этом было не трудно. До последнего мы, как и Богданов с Каримовой, не объявляли о том, какую композицию выбрали, а потом буквально в один день… Какой бы неприятной неожиданностью это не оказалось, отреагировала я спокойно. Вот только теперь, когда мы находились в одном пространстве, когда атмосфера соревнований окутала нас, абстрагироваться стало труднее.
        - Не могли же мы поменять музыку, - с досадой озвучил мои собственные мысли Пашка.
        - Не могли, - отозвалась я.
        И это было истиной. Не мы первые, не мы последние. Просто стечение обстоятельств. Просто… Чёрт подери, вот только почему обстоятельства эти стеклись именно с Богдановым?!
        - На лед! - приказал Рудов, строго посмотрев на нас.
        Понял, видимо, ход моих мыслей. Я вскинула голову, расправила плечи, всем видом стараясь показать ему, что подобные мелочи не имеют для меня значения.
        Ни подобные мелочи, ни вчерашний визит Тимура в мою ванную.
        Понимала, что непрозвучавшие вопросы так и повисли между нами в воздухе, но отвечать на них я не собиралась. Просто-напросто потому, что отвечать мне было нечего.
        Вложив чехлы от лезвий в ладонь Рудова, я открыла дверцу и ступила на лёд.
        Как и накануне, трибуны отозвались всплеском тысяч ладоней. Я сделала вдох, впуская в себя исходящий ото льда холод, позволяя предвкушению проникнуть в меня, охватить целиком. Сегодня, сейчас, я здесь, и это единственное, что важно. Сегодня и сейчас у меня есть только этот момент и только этот шанс. Нет ни прошлого, ни будущего - только этот лёд, только эти трибуны, только красное, расшитое бисером платье и партнёр, которому я могу доверить свою жизнь.
        Только что под сводами спорткомплекса отгремело танго в программе Каримовой и Богданова. Откатали они четко, без единой помарки, разве что разошлись на вращениях, но это не помешало им с большим отрывом возглавить турнирную таблицу. Та же музыка, что и у нас - «Либертанго». Судьи и зрители будут сравнивать два выступления… В чью пользу будет сравнение? К чему думать об этом?
          - С Богом, - шепнула я, на миг остановившись. Осмотрела трибуны.
        - Сейчас главное в тройку попасть, - остановившийся рядом Паша взял меня за руку, и дальше мы поехали уже вместе.
        - Да…- взглядом я против воли блуждала вдоль бортика. Знала, что нужно заставить себя перестать. Уже было отвернулась и тут…
        Как и вчера, я увидела мать. Выпрямившись, она стояла, глядя на каток, и я могла бы поклясться, что на её лице играет победная улыбка.
        ГЛАВА 12
        ОЛЯ
        Не рановато ли?
        Внутри настырным шёпотом прозвучало - нет. Я не смогу перепрыгнуть её пару. Мы не сможем, тем более, на данный момент находимся лишь на четвертом месте.
        «Что ж ты меня так ненавидишь?», - хотелось подойти и спросить мне прямо, глядя ей в глаза.
        Вздохнула и вдруг увидела, как к матери подходит Богданов. Свободная рука сжалась в кулак. И этот тоже решил посмотреть на нас? Напомнить о том, что было вчера? Ну нет…
        Я сделала разворот и снова кинула взгляд в сторону борта. Увидела, как Тим что-то говорит моей матери. Нехотя она отвела ото льда взгляд. Нахмурилась и… пошла вслед за Тимуром.
        Времени до начала проката почти не осталось. Единственное, что я понимала - мать ушла.
        Облегченно выдохнула и мысленно поблагодарила Бога за это. На душе стало спокойнее. Теперь, когда я не чувствовала давления, не чувствовала, что она смотрит на меня, даже дышать стало как будто легче.
        - У нас всё получится, - сказал Паша, посмотрев в глаза, когда мы встали в начальную позу. - Но на всякий случай… - он слегка, невидимым движением приобнял меня. - Ты лучшая, помни это.
        - Лучшая разве что вместе с тобой, - быстро шепнула в ответ.
        Да… дышать однозначно стало легче.
        Музыка, танго… Первые движения, а после мелькание лиц, руки Паши, стук собственного сердца. Как в тумане я скользила по льду, на автомате выполняя заученные элементы, и по окончании проката даже не поняла, хорошо мы откатались или нет. Только когда услышала радостное восклицание Паши, подняла голову и, улыбнувшись, спросила:
        - Я не упала?
        Задай вопрос кому-нибудь другому, меня точно посчитали бы сумасшедшей, но Паша только покачал головой в ответ и стиснул меня в объятиях:
        - Я так тобой горжусь!
        Судорожно выдохнув, я закрыла глаза и уткнулась ему в шею. Горло сжималось предательскими слезами. Как будто это и не чемпионат России вовсе, а Олимпийские игры. Вот только в данный момент чемпионат был для меня, может быть, даже важнее.
        - А я горжусь тем, что ты - мой партнёр, - совершенно искренне призналась я и, не удержавшись, шмыгнула носом. Посмотрела на него, поймала улыбку и тихонько засмеялась.
        Всё, что нам теперь оставалось - сидеть в «уголке слёз и поцелуев» в ожидании вердикта судей. Попадём ли мы в тройку? Или останемся за чертой призеров и, соответственно, за бортом чемпионата Европы?
        Долгие минуты ожидания, словно судьи специально тянули с выставлением оценок, чтобы помучить нас еще сильнее. Хотя куда уж больше - нервы и так были натянуты до предела.
        По выражению лица сидящего рядом Романа невозможно было понять, доволен ли он прокатом.
        - Роман Юрьевич, - позвала я и взяла у него из рук бутылку воды, которую он покручивал, глядя в монитор.
        - Что тебе? - он перевёл на меня взгляд, и только я хотела спросить, что он думает, над стадионом наконец зазвучал голос диктора:
        - «Ольга Журавлёва и Павел Жаров за произвольную программу получают сумму сто сорок пять целых и сорок одну сотую балла. Это второй результат».
        Второй результат… Два слова, эхом отдавшиеся в моём сознании. Секунда, и я оказалась в объятьях Паши. Смеялась, а слёзы, которые я смогла сдержать на льду, текли по щекам.
        - Олька! Олька, мы это сделали, - горячо шептал Паша мне на ухо. - Слышишь, родная? Мы сделали это. Ты самая лучшая партнерша, которую мне могла подарить судьба!
        - Паша, спасибо тебе! - всхлипывая, прижалась к нему.
        Почувствовала, как на плечо мне опустилась тёплая ладонь, и мгновенно оказалась уже в других руках. Прильнула к Рудову и повторила:
        - Спасибо. Спасибо, Ром. Роман Юрьевич…
        На льду уже готовилась к выступлению следующая пара. Последняя на этом чемпионате. Последняя, а это значит, что независимо от их проката, в тройку мы попадаем и едем на Европу!
        - Я горжусь вами, - сказал Рудов, пожимая руку Паши.
        Я вытерла слёзы, поднялась с диванчика и, не сдержавшись, послала болельщикам воздушный поцелуй. Ещё один - в камеру. Помахала трибунам, безуспешно пытаясь остановить льющиеся нескончаемым потоком слезы.
        Повернулась к боковому выходу и… встретилась взглядом с Тимуром. Звуки как будто стали дальше, шум тише. В руках Тима была… красная роза. Поднеся её к лицу, он коснулся бутона губами, а после… Кинул розу в мою сторону и скрылся под трибунами. А я против воли дотронулась до татуировки. Татуировки, пылающей так, словно только что его губы касались совершенно других лепестков.
        ГЛАВА 13
        ОЛЯ
        - Слышала последние новости? - спросила Машка едва ли не с порога номера.
        Прошла к столу и, поставив на него бумажный пакет с логотипом находящейся на первом этаже гостиницы кондитерской, молча посмотрела на меня.
        Я оторвала взгляд от телевизора и покачала головой:
        - Нет, не слышала. Опять сплетни собираешь?
        - Какие уж там сплетни, - Маша усмехнулась, опёрлась обеими ладонями о край стола. Губы её снова тронула усмешка. - В общем, хотела твоя мать посмотреть на ваше с Пашкой выступление, но…
        Взяв пакет, Анохина зашуршала им. Вытащила стаканчик с кофе и подала мне.
        - Подозреваю, что ожидала, что ты снова с нервами не справишься. А тут Тимур…
        Этот момент я помнила так отчётливо, что могла бы нарисовать в мельчайших деталях. Вплоть до того, какого цвета была надпись на толстовке Богданова, вплоть до того, с каким выражением лица уходила моя мать. Но говорить об этом Маше я не стала. Просто взяла у неё кофе и кивком попросила продолжать.
        - В общем, он ей сказал, что травма у Каримовой. Что та чуть ли не кровью в раздевалке истекает, - сказав это, Маша вытащила из пакета коробочку с маленькими круглыми печеньями и, как ни в чём не бывало открыв, хрустнула одним. Взяла второе, покрутила в руках и тоже положила на язык.
        Я едва кофе не подавилась. Травма?!
        - И? - обеспокоенно поторопила я. - Что-то серьезное с Наташей?
        Маша протянула коробочку мне, но мне было не до этого. Не только потому, что в случае снятия с чемпионата Европы первой пары сборной место их заняли бы мы. Нет. Мне… Мне хотелось борьбы. Честной, сильной, и сейчас я это понимала. Весь этот год я думала о том, как мы встретимся с Тимом на льду. И теперь… Разочарование? Да, я чувствовала разочарование.
        - В том-то и дело, что ничего такого, - Маша захрустела третьим по счёту печеньем. - Журавлёва едва ли не бегом в раздевалку влетает. А у Наташи… - Анохина сделала многозначительную паузу. - Царапина на руке. Видимо, лезвием зацепила. Неприятно, конечно, но до травмы там…
        Не договорив, подруга отпила кофе и уселась на край стола, взяв стаканчик обеими руками.
        Я озадачилась. Какой смысл Богданову врать? Царапина и царапина… Сколько у каждого из нас было этих царапин - не сосчитать. Синяки, ссадины…
        - Ох, как она Тимура крыла, - красноречиво посмотрела на меня Машка. Хмыкнула и кинула в меня печенькой. Та угодила мне прямо на коленки. Спасибо, что хоть не в стаканчик! Меткая, зараза!
        - Погоди-ка, - я продолжала смотреть на подругу с непониманием. Нахмурилась. Взяла печенье, но есть не спешила. Не потому, что боялась поправиться - с одной штучки вряд ли, а потому… разрозненные мысли не укладывались в голове. - А с чего Богданов взял, что у неё травма?
        - Без понятия, - отозвалась Маша. Уж не думаю, что он не в состоянии отличить травму от царапины. Да и… Эту царапину наверняка твоя мать и сама видела.
        Ничего на это не сказав, я подобрала под себя ноги. Пила кофе, думая, что всё это слишком странно. С чего Тимуру врать своему любимому тренеру о травме партнерши? Зачем сочинять такое? Разве только… хотел, чтобы она ушла? Но для чего? Неужели…
        - Не может быть, - неверяще прошептала я, не обращая внимания на удивленную моими словами Машку. - Глупости.
        - Может быть, ты всё-таки со мной поговоришь? - забрав пакет, Маша переместилась на диван, поближе ко мне. Пододвинула коробочку, но я, вместо того, чтобы взять печенье, бросила в неё то, что держала в руках.
        - Прости, Маш, - подвинулась, чтобы она могла устроиться поудобнее. - Просто задумалась. - За последнее время у меня появилось столько тем для размышлений, что впору было вывернуть себе мозги. И, что самое интересное, сводились они к одному знаменателю - Тимуру Богданову. Мужчине, оставшемуся в моём прошлом и вместе с тем неотступной тенью следующему за мной в настоящем. Лёд… Нет, одним льдом наши встречи не ограничатся.
        - Хватит трескать, - я отодвинула от Анохиной коробочку, когда та было снова потянулась к ней. - Будешь потом ныть, что худеть нужно.
        Скажи мне лучше, Рудов не говорил, когда мы вылетаем?
        - М-м- м… - не спеша отвечать, Анохина покрутила стаканчик. Так же, как и я, забралась на диван с ногами и вернула себе печенье.
        - Маш? - настороженно позвала я, чувствуя какой-то подвох.
        Машка глянула на меня с каким-то сочувственным выражением лица. Пригубила кофе и протянула печенье. Поняв, что она не отстанет, я всё-таки положила его на язык. Кунжутное, хрустящее… Действительно вкусное. Всё бы ничего, если бы не взгляд подруги.
        - Говорил, но тебе это придется не по душе, - даже голос её звучал как-то виновато.
        - Ты меня пугаешь, Маш, говори! Что? Опять из-за непогоды не сможем улететь в Детройт?
        - Хуже, Оль, - вздохнула она. - Мы вообще не полетим в Детройт. По крайней мере, в ближайшие месяцы.
        - Не поняла… А где же мы будем тренироваться? И вообще, что случилось? - нехорошее предчувствие становилось всё сильнее.
        Я требовательно смотрела на Машу в ожидании ответа. Та отвела взгляд и язвительно буркнула:
        - И почему именно на меня свалили обязанность тебе все рассказать? Вот сам бы Рудов взял и рассказал...
        - Маша...
        Машка опять подняла голову, но продолжать не спешила. Устроилась ещё удобнее, поставила стаканчик донышком на коленку.
        - Вроде как лучшая подруга… - невесело хмыкнула она. - Лучшей подруге проще подобрать слова, - глотнула кофе и мельком посмотрела на экран работающего телевизора.
        - Анохина!
        Я взяла пульт и вдавила кнопку выключения.
        - Роману Юрьевичу вчера позвонил руководитель катка, где мы тренируемся, - со вздохом заговорила она наконец по существу, и сообщил «радостное» известие, что там крыша обвалилась и каток закрыли на ремонт. Рудов пошел разговаривать с президентом Федерации, чтобы нам выделили лед хотя бы до чемпионата Европы, ну и…
        - Не выделили?
        - Выделили… Теперь мы будем тренироваться на том же катке, где работает… твоя мать, - договорив, Маша нервно обхватила стаканчик. Взгляд её был острым, губы поджаты.
        Меня начало подташнивать. Всё, что было раньше не шло ни в какое сравнение с тем, что я услышала сейчас. Крыша, каток… Моя мать и…
        - Ты сейчас пошутила, да? - тихо переспросила я. - Маш, неудачная шутка!..
        Но в глазах подруги не было и намёка на смешинки. Всё тот же острый прямой взгляд, тонкие пальцы на стакане и совсем тихое, прозвучавшее подобно грому:
        Это не шутка.
        ГЛАВА 14
        ОЛЯ
        - А ты и не видел! - попыталась забрать открытку, но Богданов мгновенно, как будто только и ждал этого, перехватил мою руку.
        Я тут же попробовала отдёрнуть её, но выпустил он не сразу.
        - Зато слышал, - задержал на пару секунд и только после разжал пальцы.
        Я убрала ладонь, но сделала это скорее по привычке, чем из-за страха. Страха я, как ни странно, не чувствовала. Скорее какое-то непонятное беспокойство, тревожное напряжение.
        - Как там Каримова? - он сидел слишком близко, и я всё-таки отодвинулась. Буквально на пару сантиметров. Отодвинулась бы дальше, но упёрлась в подлокотник дивана. - Много крови потеряла?
        Наши с Тимуром взгляды встретились. Я могла бы поклясться, что в глубине его обжигающих холодом глаз затаились лукавые искорки - контраст льда и пламени, только усиливший мою тревогу. Однако выражение его лица оставалось непроницаемым, как обычно. Как будто черты были высечены из камня.
        - Простой порез, - совершенно спокойно отозвался он. - Неприятно, но не более того. Наташа считает травмой любую царапину, поэтому вышло много шума из ничего.
        Я хмыкнула. На первый взгляд звучало вполне правдиво. Возможно, Машка просто что-то не так поняла. И всё равно я как будто слышала в словах Богданова некую недоговорённость, усмешку, так и не тронувшую его губы. Как бы там ни было, значения это уже не имеет.
        Откинувшись на противоположный подлокотник небольшого дивана, Тим рассматривал меня. Небрежно, медленно, как будто… не смотрел, а ощупывал. Ноги, колени…
        - Мне пора, - выдохнула я, чувствуя, как начинаю теряться. Во рту неожиданно пересохло. Взгляд его был слишком собственническим, откровенным, и скрыть эту откровенность Тимур даже не пытался.
        - И куда это ты собралась?
        - Хочу поговорить с тренером, - я хотела было встать, но Тим удержал.
        Миг, и его ленивой небрежности как не бывало. Пальцы сжались вокруг запястья, тепло руки просочилось сквозь кожу, заставив меня вздрогнуть.
        - Отпусти, - выплюнула я.
        Вопреки моим ожиданиям, он покорно разжал пальцы. Я поспешно поднялась. Нужно убираться отсюда от греха подальше. Ничем хорошим это всё равно не закончится. Ибо… ибо ни одна наша с ним встреча ещё не закончилась ничем хорошим. Для меня, так точно.
        - Ты правда думаешь, что сможешь меня перепрыгнуть? - проговорил он, когда я уже уходила.
        Я остановилась и, обернувшись, посмотрела ему в глаза:
        - Да, - ответила ему твёрдо. - Я действительно так думаю.
        ТИМУР
        Я невесело усмехнулся, глядя, как Журавлёва, обойдя стеклянный столик, направилась к лифтам. Она изменилась. Стала куда более уверенной в себе. Расправленные плечи, джинсы, объёмный свитер, делающий её, как ни странно, ещё более женственной… А глаза как горят, когда она на меня смотрит. Дерзит, отвечает. Злится… Перестала бояться меня, как когда-то и, черт возьми, такой она нравится мне гораздо больше!
        Уже было собравшись пойти к себе, я увидел на диване забытую Олей статуэтку. Выдержки ей всё-таки ещё не хватает. Забыла, торопясь побыстрее уйти.
        Покрутив фигурку в руках, встал и пошёл следом.
        Стоя у лифта, она ожидала, когда раскроются двери. Не замечая меня, заправила за ухо прядку волос, склонила голову.
        - Журавлёва!
        - Богданов, хватит ходить за мной! - огрызнулась она.
        - Даже не думал, - не сдержался и положил ладонь на её талию. Почувствовал, как она напряглась, как задержала дыхание и, сделав ещё крохотный шаг, выговорил тихо: - Ты кое-что забыла.
        Отступив, она мазнула взглядом по моему лицу, посмотрела на фигурку.
        - Спасибо, - схватила фигуристку и опять отвернулась.
        Я стоял позади и смотрел ей в затылок. Волосы её были собраны в хвост, только несколько прядей из отросшей челки обрамляли лицо, и ещё одна, непослушная, выбившаяся, касалась шеи. Не удержавшись, подул на неё.
        Оля вздрогнула и резко повернулась, едва не оказавшись у меня в руках. Впрочем, исправить это было не долго.
        - Зачем ты это сделал? - зло выговорила она, убирая мои руки с талии.
        - Без понятия, - понял, что голос мой прозвучал хрипло.
        Провёл по её бёдрам, впился взглядом в лицо, задержался на губах. Чёрт подери! Куда она там шла?! Искать своего тренера?!
        Лёгкий запах её духов щекотал ноздри, дурманом проникая внутрь, глаза непокорно блестели. Зелёные, колдовские.
        Да пошло оно всё! Больше ни слова не говоря, я привлёк Олю к себе и накрыл её рот своим. Хотелось подчинить её, взять. Хотелось снова терзать её мягкие, сладкие губы, чувствовать её запах, вкус, дрожь. В этот раз она не стояла в оцепенении. Тяжело дыша, отворачивалась, вырывалась изо всех сил, но я держал её слишком крепко.
        Не так быстро, девочка. Прижал к себе ещё ближе, обхватил за шею и, зарычав, усилил натиск. Сейчас я был не готов выпустить её. Слишком близко, слишком жарко, слишком вкусно и мало.
        - Ну что ты вырываешься? - просипел. - Знаешь же, что будет по-моему, - снова губы в губы.
        Прикусил - не сильно, так, чтобы она поняла - действительно будет так, как хочу я. Лизнул, прикусил снова, обхватывая её, гладя по спине. Задрал свитер и провёл по голой коже над джинсами. Вначале с нажимом, потом едва касаясь, понимая, что схожу с ума. Проклятая девчонка! Бархат тела, изгиб позвоночника…
        Неожиданно для самого себя понял, что она дрожит. Только не от страха. Тело её отзывалось, как бы она ни противилась этому. На мгновение она приоткрыла губы, впуская мой язык. Дотронулась до моего плеча, выдохнула. Губы её шевельнулись в ответном движении, лишая меня последних капель здравого смысла, кончик языка коснулся моего.
        ОЛЯ
        Не знаю, что это было. Меня как будто охватило огнём: губы Тимура, его ладони на спине, и я сама… Распахнувшиеся за спиной двери лифта заставили меня очнуться. Боже… Я отшатнулась, совершенно сбитая с толку. Кожа на спине горела, на губах всё ещё чувствовался вкус поцелуя. Глаза Тимура потемнели, синева смешалась с чернотой расширенных зрачков.
        Попятившись, я врезалась в стену. Только что он снова поцеловал меня. Зачем?! Зачем, чёрт возьми?! И ладно бы только он. Я сама…
        - Я… я пойду пешком, - сдавленно выговорила я и, не оборачиваясь, поспешно пошла к лестнице.
        Только оказавшись за закрытой дверью своего номера, я смогла выдохнуть. Прижалась спиной к стене и сглотнула, понимая, что вся дрожу какой-то ненормальной нервной дрожью. Бежала на шестой этаж по лестнице, словно ошпаренная, боясь, что Богданов пойдёт следом и…
        Что «и», я не знала. Не знала! Потому что там у лифта…
        - Господи… - дотронулась до губ и, будто пьяная, прошла в комнату. Как подкошенная, рухнула на диван. Что происходит?
        Зачем он это делает?! Что он задумал?! И я… Как я могла ответить ему? Хорошо, не совсем ответить, но…
        Разжав пальцы, я выпустила из рук статуэтку, которую всё это время так и продолжала сжимать.
        Права Машка, я слишком много думаю… Все равно я сейчас ничего изменить не смогу, а завтра мы вылетаем в Москву и будем тренироваться там месяц до чемпионата Европы. И буду продолжать видеться с Богдановым. Никуда от этого не деться. Никуда не деться. Ни-ку-да.
        Застонав, я накрыла лицо руками и качнула головой.
        - Что бы ты ни задумал, Тимур, - прошептала, убрав руки, - ты… - на этом мысли мои кончились.
        Коробка с Машкиным печеньем так и лежала на диване, и я, открыв её, взяла несколько кружочков. Высыпала на ладонь и, встав, включила чайник. Лучше уж печенье, чем вкус поцелуя, что я так и чувствовала на губах. Вкус поцелуя мужчины, который меня ненавидит и который, почему-то, не хочет отпустить.
        ГЛАВА 15
        ОЛЯ
        - Где мы жить-то будем? - спросил Жаров, закидывая на плечо лямку сумки. - Сомневаюсь, что Федерация раскошелится на съёмное жильё.
        - Не раскошелится, - весьма жёстко отозвался Рудов. Сегодня он, равно как и я сама, был не в лучшем расположении духа. - Проблемы с жильём нам придётся решать самим.
        - Я уже с тётей договорилась, - вставила Маша, и Рудов удовлетворённо кивнул.
        - Насколько я знаю, - снова обратился он к Пашке, - у тебя здесь тётка и бабушка. Ты с ними ещё не разговаривал?
        Жаров недовольно поморщился. Понятное дело, за проведённое в Штатах время привык к вольной, самостоятельной жизни. Как и у нас с Машкой, квартира у него там была съёмная - крохотная студия на последнем этаже. Но… Отдельная. Делай, что хочешь.
        - Всё в порядке, - только и ответил он, не вдаваясь в подробности. Выспрашивать эти самые подробности у него никто не стал.
        Рудов же тем временем посмотрел на меня.
        - С тобой, Оль, тоже решим. - Взяв чемодан, он уложил его в багажник, следом - Машкин и мой.
        Вещей никто из нас с собой много не брал. Откуда же нам было знать, что всё сложится таким образом? Тренировочная форма, костюмы для выступлений, пижама и кое-что по мелочи. Глядя на свой крохотный чемодан, я думала о том, что месяц будет непростым. Но трудности меня не пугали. Как и каждому из нас, мне было за что бороться и что терять.
        - Так, давайте, садитесь, - поторопил нас Роман, открыв дверцу такси. - Нечего время терять.
        Я поспешно нырнула в салон. Тем более, что на улице было прохладно, а перчатки я, выйдя из здания аэропорта, так и не надела.
        Время терять было действительно нечего, пусть даже теперь, когда чемпионат России остался позади, можно было выдохнуть. Нет, не так - сделать глубокий вдох перед тем, как с головой погрузиться в подготовку к предстоящим стартам.
        В Москву мы прибыли ранним утром, город еще спал, застыв в предновогодней дымке. Через три дня Новый Год. На второе же января уже были расписаны тренировки. Каждый из нас знал, как быстро пролетят дни до предстоящего чемпионата Европы, как знал и то, что потерять ни один из них он не в праве. И я тоже это знала.
        Сидя на заднем сиденье мчащей нас по полусонному городу машины, я окунулась в собственные мысли. Сейчас, в преддверии Нового года, мне как никогда хотелось побыть несколько дней дома. Хотелось поделиться с мамой всем, что накопилось за эти месяцы, расспросить о том, как она, встретить с ней праздники, выпить по бокалу шампанского. Много всего у нас было… И хорошее ведь было тоже. Я вспомнила, как в один из вечеров во время сборов в Италии мы гуляли по берегу моря. Как она рассказывала мне о своей юности, как подобрала с песка ракушку и, отдав мне, сказала, чтобы я берегла её.
        - На удачу, - одними губами шепнула я, дотронувшись до внутреннего кармана сумки. С того дня эта ракушка всегда была со мной. Были и другие моменты… Куда всё подевалось?
        Куда? Сейчас, глядя на заснеженные улицы, я знала лишь одно - у меня и дома-то, по сути, не осталось. Рудов пообещал что-нибудь придумать. Что же… Пусть придумывает. Придётся жить там, где он скажет. Какая, собственно, разница, где именно.
        - Оль, - Роман посмотрел на меня, - я договорился с руководством катка. Тебе временно выделят комнату в общежитии.
        В машине помимо нас и водителя больше никого не было. Машу мы завезли первой, следом - Жарова. То, что направляемся мы к спорткомплексу, я поняла и так. Даже слов было не нужно. То ли почувствовала, то ли что ещё - сама не знаю. Должно быть, подсознательно понимала, что все дороги ведут туда. От прошлого не убежишь.
        Что же, бегать я больше и не собиралась.
        - Хорошо, - отозвалась безразлично.
        Меньше всего сейчас хотелось думать о том, где и как я буду жить. В общежитии, так в общежитии. Я не привередливая.
        - Уверена, что не хочешь поехать ко мне? - он внимательно посмотрел на меня.
        Я отрицательно покачала головой. К этому я была не готова, да и стеснять его не хотела. Отвлекаться мне не стоило - нужно было сосредоточиться на тренировках и предстоящих соревнованиях. За этот год событий в моей жизни произошло слишком много. И тех, к которым я была готова, и тех, которых не ожидала совсем. Общежитие при спорткомплексе было новым, благоустроенным. Да и до катка рукой подать. Единственное - Богданов и… мама. Только вряд ли кто-то из них решит ни с того ни с сего нагрянуть ко мне в гости.
        Рудов поджал губы, на лицо его набежала тень.
        - Всё ещё считаешь, что я мог что-то изменить?
        - Нет, Ром, - я встретилась с ним взглядом. Немного смутилась.
        В Саранске мы немного повздорили. Вернее, я не сдержалась и вывалила на Рудова много того, чего вываливать не следовало. Благо, он вовремя поставил меня на место, коротко и ясно объяснив, что в Федерации прихоти мои никого не волнуют. Для того, чтобы диктовать свои условия, я пока ещё никто. Одна из многих, свой путь в спорте кому только предстоит пройти. Федерация предоставила нам лёд и возможность проводить полноценные тренировки как на катке, так и вне его. Не устраивает? Хорошо. В таком случае я могу найти то, что меня будет устраивать. Сама. И оплатить. Тоже сама.
        - Извини, если был слишком жёстким.
        - Это ты меня извини, - совершенно искренне сказала я. - Это всё просто так неожиданно было…
        - Для меня тоже, - хмыкнул он и накрыл мою ладонь своей.
        Я едва заметно улыбнулась. Отвечать не стала. Так и сидела, чувствуя тепло его руки и понимая - без этого мужчины не было бы ничего. Вообще ничего. И этого дня бы тоже не было. Не было бы мечты, робко, но снова расправившей крылья в моей душе, мыслей о том, что, несмотря ни на что, я всё-таки смогу. Всё-таки когда-нибудь услышу гимн своей страны, играющий в мою честь.
        ГЛАВА 16
        ОЛЯ
        - Подождите меня полчаса, - попросил Рудов, когда наше такси остановилось на парковке возле спорткомплекса.
        - Конечно, - услужливо ответил водитель и вышел на улицу, чтобы помочь достать мои вещи.
        Взяв чемодан, Рудов направился ко входу. Я последовала за ним. Как-то само собой подняла взгляд, всматриваясь в вырисовывающиеся в бледном зимнем рассвете линии. Само общежитие находилось в соседнем корпусе и было соединено с катком сводчатым переходом. По сути, напоминало оно скорее мини-отель с одноместными, обустроенными всем необходимым, номерами. Несколько раз я бывала там, как-то, в период особенно напряжённой подготовки, даже провела несколько ночей.
        - Доброе утро, - поздоровался с нами незнакомый мне вахтёр. Взял наши документы и, посмотрев, проговорил: - Директор предупреждал, что вы приедете. Не забудьте оформить на себя и своих ребят временные пропуска.
        - У меня есть пропуск, - зачем-то сказала я.
        Поймала на себе взгляды мужчин и открыла сумку, за ней - кармашек с ракушкой. Коснувшись её кончиками пальцев, нашла пропуск и отдала охраннику. Взяв его, он глянул на фото, после на меня. Я ждала, что он скажет, что пропуск мой давно не действителен и уже сотню раз мысленно обругала себя. Однако этого не случилось.
        - Проходите, Ольга, - вернул он мне карточку и обратился к Рудову: - А вы не забудьте про пропуск.
        Ничего не сказав, Роман повёз мой чемодан вперёд. Я же шла за ним, чувствуя себя очень странно. Как будто вернулась куда-то… Куда-то, где никогда не была. Как будто я была частью чего-то, что никогда не было частью меня самой.
        - Отдыхай, - Роман поставил мой чемодан у стены.
        Обошёл комнату и как будто остался доволен.
        - Не забудь, что второго числа тренировка. И, Оль, я, конечно, понимаю, что Новый год, но… - он многозначительно замолчал. Взгляд его стал строгим.
        - Никаких «но», - сняв сумку, я положила её на кресло. - У нас подготовка к Европе, Ром. Какие могут быть «но»?
        - И всё же выпей бокал шампанского, - на губах его появилась улыбка. Подойдя, он дотронулся до моего плеча. - Ты заслужила.
        Приобнял меня, провёл ладонью по спине и, выпустив, посмотрел в лицо. Коснулся волос и пошёл к двери.
        Оставшись в одиночестве, я, как и Роман до этого, осмотрела небольшую, но уютную комнату. Немного постояла у окна, зашла в ванную с душевой и удобной раковиной, по обеим сторонам от которой находилось множество полочек и шкафчиков. Подумалось, что когда у меня будет своя квартира… свой дом, где я смогу чувствовать хозяйкой, обязательно сделаю что-то подобное. Но всё это когда-нибудь потом.
        Приоткрыв окно, я принялась разбирать вещи. Хотя разбирать было, по большому счёту, и нечего.
        Как я ни пыталась отказаться, Роман перевёл мне на карточку достаточно большую сумму для того, чтобы я могла купить всё необходимое. Тратить эти деньги я не хотела, думала вернуть ему при первой возможности. Однако теперь, положив на одну из полок так и оставшегося почти пустым шкафа единственный свитер, начала сомневаться. Причём сразу во всём.
        Вспомнила наш разговор, тяжёлый и твёрдый взгляд Рудова в тот момент, когда он, сделав перевод, убрал мобильный.
        - Я лучше знаю, что тебе нужно, а что нет, - отрезал он, глядя на меня.
        Я поджала губы, не желая спорить с ним. Отвернулась, но он взял меня за руку и заставил посмотреть на него.
        - Запомни, Оля, это ни к чему тебя не обязывает, - выговорил куда мягче. - Просто разреши мне тебе помочь.
        - Ты мне и так помог, - возразила я. - Дело не в том, что это меня обязывает, а…
        - Тогда в чём? - голос опять стал резким, а взгляд, казалось, ещё более тяжёлым.
        В чём, я и сама толком не знала, поэтому ничего не ответила. Вздохнула, высвободила руку и, после недолгой паузы, воцарившейся между нами, сдалась:
        - Хорошо, - ответила, глядя на него, а мысленно пообещала, что не потрачу ни рубля. Проверить он всё равно не сможет, а я… Я действительно не буду чувствовать себя обязанной ему больше, чем уже есть.
        Раздумывая над этим, я закончила с вещами, включила телевизор и легла на кровать. Переключила несколько каналов, надеясь найти хороший фильм и отвлечься от не приводящих ни к чему, а потому бессмысленных мыслей, но, поддавшись собственной слабости, положила голову на маленькую декоративную подушку. Зевнула…
        Проснулась я от невнятного шума, и, только прогнав остатки сна, поняла, что это так и не выключенный телевизор. Комнату наполняли звуки попсовенькой песенки, по сцене на экране расхаживали девицы в коротких обтягивающих платьях. Концерт… Взглянула на часы - половина восьмого вечера.
        - Ничего себе! - выдохнула с удивлением, понимая, что уснула около часа.
        С самого утра я ничего не ела, выпила лишь кофе в аэропорту перед вылетом. Голод напомнил о себе лёгкой слабостью, вот только помимо нескольких чайных пакетиков и лежащего в сумке яблока у меня больше ничего не было.
        По пути в спорткомплекс Рудов предложил заехать в магазин, но я отказалась. И сейчас пожалела об этом. Наверное, мне в самом деле стоит попробовать пустить его в свою жизнь. Не как тренера, а как…
        Шумно вздохнув, я встала. В комнате стало прохладно, и я, поспешно закрыв окно, простояла пару минут, задумчиво глядя в опустившуюся на город темноту.
        Голод не отступал. Напротив, казалось, стал ещё сильнее. Разрезав яблоко на несколько долек, я положила одну в рот и начала собираться в магазин.
        Выпавший ещё до нашего отлёта в Саранск снег так и не растаял. Всё вокруг было белым-бело. Настоящая русская зима - искристая, морозная. Не желая сразу возвращаться к себе, на обратном пути я свернула в находящийся по пути парк. Любуясь укрытыми белыми шапками деревьями, прошлась по аллеям и понимала - соскучилась. По таким вот зимам, по этим самым дорожкам…
        Незаметно для самой себя я дошла до спорткомплекса. Свет в окнах почти не горел, все разошлись по домам. На посту был всё тот же вахтёр, что и утром.
        Кивнув ему, я пошла к себе. Есть, как ни странно, перехотелось, но я всё-таки сделала несколько глотков питьевого йогурта. Выспавшаяся, понимала, что уснуть в ближайшие несколько часов не смогу. Подумала было снова пойти на улицу, а потом…
        Вытащив коньки, я, не колеблясь, направилась туда, где не была целый год. Целый год, казавшийся непреодолимой пропастью между прошлым и настоящим. Как же много было на этом льду… И сколького не было, сколько так и не сложилось.
        - Добрый вечер, - поздоровался со мной невысокий мужчина, когда я подходила к катку.
        Я улыбнулась ему. Помнила его - он и раньше работал тут. Занимался заливкой катка, когда все мы расходились по домам после тренировок.
        - Добрый, - ответила и собралась было пойти дальше, но поняла, что он хочет спросить что-то ещё и задержалась.
        - Решили покататься? - улыбнулся он, взглянув на коньки в моих руках и, когда я кивнула, улыбнулся снова: - Лёд в порядке. Так что приятного вам вечера, Оля. Рад снова видеть вас тут.
        - Спасибо, - улыбнулась я и, когда работник кивнул на прощание, вышла к катку.
        Окинув лёд взглядом, судорожно вдохнула. На миг прикрыла глаза. Что же…
        Через пару минут лезвия моих коньков уже касались холодной глади. Доехав до центра катка, я остановилась. Раскинула руки в стороны и запрокинула голову. Да, лёд я любила. Даже этот, несчастливый для меня. Этот каток помнил все мои падения, все мои слезы, разбитые в кровь коленки и разодранные ладони. Ну и что? Без прошлого не может быть будущего. А я… Теперь я другая. И мне есть, что показать: болельщикам, зрителям у экранов телевизоров, судьям и этому самому льду.
        Немного размявшись, я сделала несколько кругов по периметру катка. За ними - вращение, ещё одно… Коротко выдохнула, замерев в финальной позе и поняла - мало. Эмоции переполняли, бились во мне. Ещё несколько кругов, и я, свободная, словно лишённая земного притяжения, зашла на прыжок. Оттолкнулась ото льда, сгруппировалась, сделала три оборота и, разведя руки, плавно выехала, чувствуя внутри удовлетворение и всё ту же бьющуюся энергию.
        Этот лёд увидит… обязательно увидит не только мои падения. Улыбнулась, глядя на пустующую трибуну и вдруг услышала за спиной аплодисменты. Обернулась и застыла как вкопанная, встретившись со взглядом матери. Она стояла у бортика и хлопала в ладоши. Стояла и хлопала…
        ГЛАВА 17
        ОЛЯ
        - Браво! - театрально выкрикнула мама, оглушая меня резкостью голоса, холодностью, которой веяло от неё: от каждого походящего на выстрел хлопка, от сдержанности позы. - Браво! Этот год не прошёл для тебя бесследно. Поздравляю.
        От её тона всё внутри похолодело. Лёд по сравнению с ним казался горячим, раскалённым, как песок в июльскую жару.
        Я тяжело вздохнула и медленно поехала к бортику. Нам нужно было поговорить. Мне нужно. Когда, если не сейчас?
        Сколько я представляла себе нашу встречу. Боялась этого самого момента и ждала его одновременно. Мысленно подбирала слова, которые скажу, опасалась, что чувства, которые испытаю, оглушат меня. А сейчас… Сейчас я спокойно смотрела на маму и с растерянностью и долей ужаса понимала, что не чувствую ничего. Ни радости, ни огорчения, ни страха, ни чувства вины.
        - Мама, здравствуй, - подъехав, выговорила негромко, глядя ей прямо в глаза.
        - Не смей меня так называть, - резко ответила она, пресекая всякие мысли о том, что мы сможем спокойно поговорить. - У меня нет дочери. Умерла год назад. Сбежала в Америку, и в тот же день умерла. Предала и меня, и своего партнера. Выбрала легкую жизнь в другой стране.
        - Какое предательство?! - повысила я голос, не сдержавшись. - Это было не предательство, а попытка оставить в себе хоть что-то, что вы с Богдановым ещё не успели во мне убить! - упёрлась ладонями в борт.
        Так мы и стояли, разделённые считанными сантиметрами, превратившимися для нас в нерушимую стену. Глядя на маму, я понимала - у неё своя правда. Такая же истинная для неё, как моя для меня.
        - Я не слышала от вас ни единого слова поддержки. Только упреки.
        Я не хотела говорить всего этого. Действительно не хотела - не потому, что боялась ссоры. Нет. Зачем?
        Для того, чтобы тешить себя иллюзиями, что мои откровения заставят Веру Журавлёву оглянуться назад и переосмыслить всё случившееся с нами, я знала её слишком хорошо. Не заставят. Потому что назад она оглядывалась только в тех случаях, когда ей нужно было провести «работу над ошибками». Увы, не в личном - только в том, что касалось льда.
        - Мама! - Я впилась пальцами в край бортика. Разжала руки и отступила назад. - Я ненавидела этот чертов лед! Я ненавидела Богданова! Я тебя ненавидела! Каждый день был для меня каторгой!
        - Я всегда хотела для тебя лучшего, Оля! А ты…
        - А я просто ушла туда, где в меня верили и не унижали по малейшему поводу! Знаешь, я так боялась встречи с тобой, потому что… потому что безумно скучала. Но знаю, что ты меня не примешь, поэтому давай просто не будем мешать друг другу. У тебя своя жизнь, у меня - своя. Я не хочу, чтобы всё было вот так… - последние слова произнесла очень тихо. Поднявшаяся во мне волна гнева улеглась, оставив на своём месте пустоту - руины, и ничего больше. - Не хочу, чтобы ты считала меня врагом.
        - Я не считаю тебя врагом, - просто сказала она. - Я тебя презираю. Предательство я не прощаю, запомни это. И жизни спокойной я тебе не дам, Оля.
        - Как ты … - меня всё-таки накрыли эмоции. Голос дрогнул, грудь сдавило. Снова подъехав к борту вплотную, я попыталась было дотронуться до её руки, но мама отпрянула от меня, как от прокаженной. Качнула головой и молча, больше ничего не сказав, скрылась под трибунами. Только звук её размеренных шагов отдавался у меня в ушах ещё несколько секунд, а после стих и он.
        Низко склонив голову, я стояла, навалившись на борт и чувствовала, что не могу. Ни уйти с катка не могу, ни шевельнуться, ни даже вдохнуть полной грудью. Казалось, что из меня вытянули все силы, раздробили кости.
        Сдавшись, сползла вниз и уселась прямо на лёд. Вытерла струящиеся по лицу слёзы.
        Вот и поговорили. А чего я хотела, чего ждала? Что мама скажет, что тоже скучала по мне? Что, что бы ни случилось, я - её ребёнок и она любит меня? Наверное, любит… Любит, я это знала, как знала и то, что не простит, не примет. Никогда. Слишком категоричная и слишком принципиальная. Слишком.
        Сколько просидела на льду, я не знала. Должна была чувствовать холод, но не чувствовала. Не чувствовала ровным счётом ничего, только внутреннее опустошение. Последняя тонкая ниточка - живая, пульсирующая кровью оборвалась болезненно, резко.
        Поёжившись от внутреннего озноба, я рвано выдохнула и, прижавшись затылком к борту, закрыла глаза. К такому нельзя быть готовой. Просто нельзя.
        Вдруг на плечи мне опустились ладони. Широкие, тяжёлые. Ещё секунда, и я уже стояла, привалившись к борту бедром.
        - У тебя с головой всё в порядке? - резко выговорил Богданов, глядя на меня. Взгляд его был холодным. Как всегда. - Тебе проблем захотелось? Или свободных мест мало? - мимолётным жестом указал он на пустующую трибуну неподалёку от нас.
        Отлично! Только его мне и не хватало. Раз сегодня у меня вечер откровений…
        - А тебе какое дело?! - Грубо спросила я, скидывая его руки. Отъехала от него, только сейчас понимая, что действительно замёрзла. Совершенно несобранная, споткнулась и снова оказалась на льду.
        На этот раз меня накрыло по-настоящему. Подтянув к себе ноги, я обессиленно уронив голову на колени и заплакала. Рыдания душили, рвались из горла, и справиться с ними я не могла, как ни пыталась. Всё это на глазах у Богданова… Да и чёрт с ним!
        Но не прошло и нескольких секунд, как я снова почувствовала прикосновение. Тимур вновь поднял меня, теперь уже крепко держа за локти, чтобы не вырвалась.
        - Чего тебе от меня надо? - выкрикнула я нервно, истерично. - Тоже отомстить хочешь?! Мсти! Давай! Начинай прямо сейчас, Богданов! За то, что я терпела тебя два с лишним года! Молча проглатывала все твои обвинения, все твои выходки, угрозы! Может быть, ты скажешь наконец, за что так ненавидишь меня?! За что, чёрт тебя возьми?! Неужели ты не понимаешь, что не могла я нормально кататься с тобой! И виноват в этом ты сам! Ты, Тимур, а не я! Я лишнее движение рядом с тобой сделать боялась, глаза на тебя боялась поднять! Я тебя боялась, понимаешь ты или нет?! Как можно было требовать от меня хороших результатов при таких отношениях в паре?! Я хотела! Хотела, чтобы мы поладили, стали партнёрами, командой, а ты… - всхлипнула, мотнула головой, дёрнулась от него, всё ещё пытаясь отъехать подальше.
        Он отпустил меня, и я тут же отъехала - не на много - на метр или два.
        - Ты пришёл и посмотрел на меня так… Как будто я была никем. Я и была для тебя никем, Тимур. Не партнёршей, не другом - просто никем. Ты сам всё испортил, ясно тебе?! И это я, слышишь, это я ненавижу тебя за это! Отстань от меня! Умоляю, не попадайся мне на глаза… Я так долго избавлялась от этого кошмара - находиться рядом с тобой…
        - Все сказала? - проговорил он, смотря на меня тяжёлым взглядом. Как будто и не было моих слов.
        Подъехал, крепко взял за локоть и заставил подъехать к дверце. Открыл её и толкнул вперёд, а после усадил на скамейку.
        - Переобувайся, - приказал, швырнув под ноги ботинки.
        Я шмыгнула носом. Не знаю почему, но я послушалась. Пока расшнуровывала коньки, снимала их, чувствовала на себе мрачный взгляд. Замёрзшие пальцы слушались плохо, и я просто заткнула шнурки ботинок внутрь, подняла коньки и сжала их в пальцах.
        Тимур тоже переобулся. Забрал коньки у меня из рук и, рывком подняв со скамьи, сдержанно проговорил:
        - В покое я тебя не оставлю, и не мечтай.
        Глаза его сверкнули льдистой чернотой. Подтянув меня ближе, он заговорил снова:
        - Я долго ждал, когда ты мне всё выскажешь. Хорошо, что ты всё-таки сделала это, - криво усмехнулся, глаза как будто потемнели ещё сильнее. - О нашей с тобой ненависти мы тоже обязательно поговорим. Только не сейчас.
        - Богданов…
        - Идём, - всё так же крепко держа за руку, Тим повел прочь с катка.
        Куда? Об этом я не имела не малейшего понятия. И что-то подсказывало мне, что спрашивать бесполезно - ответы закончились. Ответы, которых и не было.
        ГЛАВА 18
        ОЛЯ
        - Куда ты меня тащишь? - всё-таки не выдержала я, когда мы оказались в ведущем к общежитию переходе.
        Замедлила шаг, понимая, что ему известно о том, где я остановилась. Откуда? От моей матери или от кого-то ещё? Да какая разница!
        - Я не пойду с тобой! - остановилась и выдернула руку из его пальцев.
        Ему всегда было известно обо мне куда больше, чем мне о нём. И сейчас, и в прошлом. Закрытый, немногословный, он никогда не говорил лишнего. Непроницаемый взгляд, жёсткие черты лица. Сколько раз я пыталась понять его - его мысли, его желания. Всё было тщетно. Он оставался закрытым для меня, тогда как я сама… Дура! Наивная дура.
        - Где твоя комната? - Вместо ответа Тимур наградил меня тяжёлым взглядом
        - Откуда ты знаешь, что я живу тут? - всё-таки спросила я.
        Богданов ещё раз посмотрел на меня и молча пошёл вперёд. Я направилась следом, ибо выбора у меня не было хотя бы потому, что коньки мои по-прежнему находились у него.
        Шла следом, смотря ему в спину и ругала себя за то, что не сумела сдержаться. Что там, на льду, высказала ему всё, что было внутри. Этим я только подчеркнула свою слабость.
        И всё-таки я снова не понимала, что происходит. Он мог бы накинуться на меня с ответными обвинениями, мог бы сделать ещё что-то… что-то такое, чтобы сделать мне больнее, но не сделал этого. Хотя… кто знает, что он задумал? Вполне возможно, это только короткая передышка.
        - Показывай, где твоя комната, - повторил он, когда переход остался позади.
        Горло всё ещё сдавливало, в голове звучали отголоски слов матери. К новому витку нашей борьбы этим вечером я была не готова, и Тимур вне всяких сомнений понимал это
        - Зачем? - выдавила я немного сипло.
        С губ Тимура слетел тихий недобрый смешок. Уголок рта дёрнулся.
        - Не бойся, на твою честь не посягну, - выговорил он, небрежно пройдясь по мне равнодушно-пренебрежительным взглядом, от которого я почувствовала себя… тенью. Всего лишь его тенью. Как когда-то. Только теперь ощущение это вызвало внутри меня протест, даже гнев.
        Тимур остановился на лице и добавил:
        - Хочу быть уверенным, что ты в порядке.
        - Будто тебе есть до этого дело… - выплюнула я и прошла мимо дальше по коридору. Остановилась возле своей двери.
        Достав из кармана олимпийки ключ-карту, отперла и, не спеша проходить в комнату, с ожиданием посмотрела на Тимура.
        - Как видишь, я в порядке, - выговорила, надеясь, что после этого он наконец уберётся ко всем чертям.
        - Вижу, - бросил он и толкнул дверь.
        Я вскинула голову, посмотрела ему в глаза и поджала губы. Нет, он не уберётся - это ясно читалось в его взгляде. Не уберётся до тех пор, пока сам не решит, что ему надоело.
        Резко ударив по клавишам на стене, я включила свет. Сделала несколько шагов и опять повернулась к Богданову.
        Захлопнув дверь, он по-хозяйски прошёл в комнату, бросил коньки на диван и только после этого окинул комнату взглядом. Можно было подумать, что сделал он это просто так, ни на чём не останавливаясь, но я знала - от него не ускользнула ни одна деталь, ни одна мелочь.
        - Спасибо, - сдержанно поблагодарила я, не спеша приближаться к нему ещё хоть на сантиметр.
        Довольно. Хватило и того, что случилось в Саранске у лифта. Там мы хотя бы не находились в замкнутом пространстве, а тут… Тревожное чувство, что я испытывала с момента, как он появился сегодня на катке, как дотронулся до моих плеч, усилилось.
        - За что? - отозвался Тим.
        И опять он смотрел на меня - пристально, немного прищурившись. Опять. Опять, чёрт подери, я не могла понять его, потому как выражение его лица, его глаз оставалось непроницаемым, тогда как меня, должно быть, он мог читать, как открытую книгу.
        - За Саранск. За то, что дал мне возможность откатать без давления матери.
        - При чём тут ты? Наташа…
        - С Наташей все было в порядке, - оборвала его. - Я могу относиться к ней как угодно, но одного у неё не отнять - она отдала льду всю жизнь. Так же, как ты и я, Тимур. Поэтому не нужно говорить мне, что она устроила истерику из-за царапины. Не поверю. Ты соврал моей матери, чтобы она ушла с нашего проката. Не знаю, для чего ты это сделал, но я тебе благодарна. Правда.
        Тим хмыкнул, неспешно приблизился ко мне почти вплотную и, понизив голос, спросил:
        - Хочешь узнать, зачем я это сделал?
        - Да, - на этот раз я не отступила. Напротив, посмотрела на него твёрдо.
        Он был куда выше меня, но сейчас я вдруг перестала чувствовать себя жалкой. То ли дело было в той опустошённости, что образовалась во мне после встречи с матерью, то ли в его наглости, пробуждающей во мне гнев, то ли в чём ещё - не разберёшь. Я больше не была зависима от него, от его настроения, его желаний, и сейчас, глядя на него снизу вверх, понимала - мы соперники. Соперники, за которыми тянется шлейф прошлого - не отречься от него, не избавиться.
        Я кивнула.
        - Я привык соревноваться на равных и с сильнейшими, - сказал Тимур всё так же тихо, не пытаясь дотронуться до меня. Только взгляд его проникал в самую мою сущность, обжигал, усиливал волнение и заставлял быстрее бежать неожиданно ставшей горячей кровь.
        Отступив, он в несколько шагов преодолел расстояние до двери. Хлопок…
        Я же так и стояла посреди комнаты с ощущением, что всё это мне только привиделось. Что эти несколько минут вырваны из какой-то другой реальности и в то же время понимая, что это не так. Понимая, что только что мой бывший партнёр действительно сказал это: «с сильнейшими», «на равных».
        ГЛАВА 19
        ОЛЯ
        Вечер накануне приближающегося с каждой минутой Нового года я провела вместе с друзьями. Неожиданное предложение Маши прогуляться по центру закончилось тем, что мы оказались средь многочисленных павильончиков и ларьков рождественской ярмарки, развёрнутой в считанных метрах от Красной площади.
        - Вкусно как, - Машка сделала глоток горячего имбирного чая.
        Только что все мы взяли в одном из ларьков по большому стакану и теперь, отойдя в сторону, рассматривали переливающуюся огоньками улицу.
        Несмотря на то, что до полуночи оставались какие-то часы, народу было много. Ощущение праздника так и витало в воздухе.
        - Держи, - протянула я ей бумажный пакетик с карамелью ручной работы, которую купила тут же, на ярмарке.
        Не успела Маша протянуть руку, Жаров запустил в пакет пальцы.
        - Тебе не предлагали, - мигом заявила Маша, когда он достал сразу несколько карамелек.
        - Моя партнёрша - имею право, - отозвался он и оторвал зубами здоровый кусок хот-дога.
        Если даже мы с Машкой проголодались, гуляя на морозе, что говорить о нём? Я только улыбнулась, искоса посмотрев на Жарова. Потянулась к нему, оторвала кусок хот-дога и в ответ на его возмущение ответила:
        - Имею право.
        Настроение у меня, несмотря ни на что, было приподнятое. Всегда считавшая Новый год праздником семейным, сейчас я была благодарна судьбе за то, что не одна, за то, что она вернула мне Жарова, а вместе с ним преподнесла подругу и… Романа.
        Телефон в кармане завибрировал. Достав его, посмотрела на дисплей. Как будто почувствовал, что я думаю о нём…
        - Да, - ответила я и, подав друзьям знак рукой, отошла в сторону. - Гуляю, - улыбнулась. Очередь к ларьку, где мы недавно взяли чай, стала ещё больше, такая же тянулась к соседнему - со сладкой выпечкой. Обходя людей, я прошла немного дальше. - Не знаю пока… Да даже если одна… Нет, Ром… Извини. Я… - заметив вдалеке скопление народа, как-то само собой задержала взгляд. Прошла ещё немного вперёд и поняла, что дальше находится… каток. Именно каток, к которому и стекались люди. - Не правда, - улыбнулась, услышав звучащую фоном голоса Рудова музыку и чей-то негромкий смех. - Уверена, что компания у тебя есть.
        Он усмехнулся, убеждая меня в собственной правоте. Новый год - семейный праздник…
        - И тебя с наступающим. - Да… встретимся второго. Да… Спасибо.
        Взяв в попавшейся на обратном пути палатке большой крендель, я вернулась к ребятам. Отломила нам с Машкой по кусочку, остальное же отдала Пашке.
        К этому моменту он уже успел разделаться с хот-догом и теперь пил чай, грызя карамельки.
        - Это тебе, как самому лучшему на свете партнёру, - улыбнулась я в ответ на его вопросительный взгляд: - Кстати, там каток, - кивнула в сторону, откуда только что вернулась. Пойдём?
        - А если потихонечку? - по лисьи улыбнулась Маша охраннику, только что объявившему нам, что билетов на начавшееся полчаса назад шоу не осталось.
        От мороза она разрумянилась и в своём светлом пуховике была сейчас настолько хорошенькой, что на месте бедняги я бы точно не устояла. Он, судя по всему, тоже колебался.
        - Мы фигуристы, - вставил своё веское слово Пашка. - Перед вами, между прочим, чемпионка России, - положил Анохиной ладонь на плечо. Глянул на охранника с неким ожиданием. Однако должного эффекта слова его не произвели. Судя по появившейся на губах охранника скептической ухмылке, словам его он не поверил ни на секунду.
        - Пожалуйста, - просто попросила Маша, крепко ухватив Жарова под руку, и опять улыбнулась. - Мы много места не займём.
        Подумав ещё немного, мужчина всё-таки отодвинул железное заграждение и кивком указал нам на проход ко льду.
        - Только в честь праздника, - напоследок выговорил он.
        - С Наступающим, - ответила Маша и пошла было вперёд, но притормозила. Выпустила руку Пашки, за которого держалась всё это время и, вернувшись, вытащила из кармана брелок - один из тех, что продавались перед недавно прошедшим чемпионате в Саранске.
        - Маленький подарок от чемпионки России, - вручила охраннику с лучезарной улыбкой и, не оборачиваясь, вернулась к нам.
        - Как будто льда вам мало, - выговорил Пашка, когда мы начали спускаться к катку.
        Мороз не только не напугал собравшихся посмотреть новогоднее представление, а, казалось, был в радость и взрослым, и детям. Укутанные в шарфы, они хлопали как раз завершившей своё выступление фигуристке, не обращая внимания ни на стоящие на улице минус десять, ни на время от времени поднимающийся ветер.
        - Это другое, - заметила я, подойдя почти вплотную к борту.
        Несмотря на то, что людей вокруг было много, нам, на удивление, удалось отыскать хорошее местечко. На находящемся напротив нас большом экране замелькали зимние абстрактные картинки, диктор объявил имя только что показавшей свой номер девушки, и та, задорно улыбаясь, объехала каток по периметру, а после скрылась в боковом проходе.
        - Что на тренировке, что тут - всё одно и то же, - Жаров приобнял меня за талию. Второй рукой обхватил Машку, прижимая нас обеих к себе, - холод собачий.
        - Это не холод, - заметила Анохина, наблюдая за выехавшей на лёд группой акробатов. - Это…
        В разлившейся над катком громкой музыке слов её я не расслышала. Наблюдала за слаженным катанием ребят, демонстрирующих зрителям своё мастерство, хлопала вместе со всеми и при этом понимала, сколько труда и сил вложено в каждый дающийся им на первый взгляд так легко трюк. Сколько за этим скрыто пота, крови и слёз. Сколько отдано каждым из них льду и сколько получено взамен.
        - Акробатический квартет «День и ночь», - объявил диктор, дублируя высветившееся на экране название группы.
        - Молодцы, ребята! - выкрикнула Маша, хлопая изо всех сил. - Вы великолепны!
        - Между прочим, с той рыжей… - начал было Паша, глядя вслед уезжающей со льда девушке в коротком свитере и обтягивающих лосинах, - я…
        - Что ты? - резко обернулась к нему Анохина.
        Я тоже посмотрела на него с интересом. Жаров усмехнулся, почесал переносицу.
        - На летних сборах я с ней был лет десять назад, - отозвался он, выразительно глянув на меня.
        Снова приобнял, погладил через куртку по талии. Странно, но неожиданно я почувствовала себя неуютно. Как будто кто-то тронул изнутри холодными пальцами. Пашка продолжал говорить, ладонь его так и лежала на моей талии, а я не могла понять, в чём дело. Знала только одно - его прикосновение тут точно ни при чём.
        - На льду бронзовые призёры чемпионата Европы, бронзовые призёры чемпионата России, танцевальный дуэт…
        На льду появилась танцевальная пара. Больших успехов в спортивной карьере они так и не достигли - несколько бронзовых медалей, несколько побед на мелких турнирах… Зато сразу же после окончания карьеры проявили себя в шоу и теперь были желанными участниками едва ли не всех ледовых проектов. Хотя главным их достижением, как они сами сказали в одном из интервью, стал появившийся после ухода из спорта сын и кольца на пальцах. Не думала, что увижу их тут, на открытом катке, входной билет на который стоит сто рублей.
        - Какие же они красивые, - восхищённо вздохнула Машка, когда фигуристы, поклонившись, взялись за руки и поехали к выходу. - Всегда ими любовалась. Такие…
        - Да, - согласилась я, прекрасно понимая, о чём она.
        Заметила, как Маша украдкой подняла взгляд на Пашку, как тихо вздохнула и опять перевела взгляд на каток.
        В первое мгновение не поверила собственным глазам. Но… Открыв дверцу на противоположном бортике, на льду появился… Тимур. В несколько подсечек он достиг центра катка и остановился, посмотрев… прямо на меня. В глаза, проникая внутрь холодом, царапая сердце льдинками взгляда. Секунда, две, а после он…
        Я так и замерла, поняв, что он направляется к нам. Прямо под взглядом собравшихся вокруг людей, не обращая внимания на то, что вот-вот должна была зазвучать музыка для его номера.
        - Следишь за мной? - подъехав, встал он прямо напротив меня. Положил ладонь на борт и посмотрел на Жарова. В глазах его мелькнул недобрый огонёк.
        - Да кто же думал, что ты докатился… - начала было Машка. Вот только слова её звучали для меня как будто издали.
        - Я могу уйти, - выдохнула, понимая, что и правда могу. Могу, но… Нет. Я хотела посмотреть. Посмотреть его выступление и ещё… Почему он один?
        - Не можешь, - жёстко выговорил Тим, глядя мне в глаза. И прежде, чем зазвучала музыка, я услышала: - Не можешь и не хочешь.
        ГЛАВА 20
        ОЛЯ
        Смотря на Тимура, на то, как он двигается - легко и в то же время уверенно, я понимала - он действительно один из лучших. Было в его катании что-то… Что-то такое, что отличало его от других. В каждом движении - сила, в каждом вскользь брошенном взгляде - твёрдость.
        - И что в нём особенного? - фыркнула Маша, когда Тим, свободно взмыв в воздух, скрутил три оборота и, впечатал лезвие конька в лёд, выехал - чисто, красиво.
        Его катание завораживало. Не только меня - всех, кто был на катке, и я чувствовала это.
        - Всё, - негромко сказала я, не уверенная, что подруга расслышала что-то сквозь льющуюся мелодию. - И ты сама это понимаешь.
        Не дожидаясь ответа Анохиной, я вновь перевела взгляд на лёд.
        Несколько шагов по льду - каждый точно в такт, поворот и взгляд… Взгляд на меня.
        Дыхание неожиданно перехватило, сердце подпрыгнуло. Господи, и с этим мужчиной я каталась два года… Наверное, только теперь я понимала, насколько он красив. В простом чёрном свитере крупной вязки и брюках он…
        - Я пойду, - выдохнула я, когда Тимур, закончив номер вращением, встал в финальной позе и, ничего не объясняя, начала пробираться к выходу.
        Паша нагнал меня и, схватив за руку, впился взглядом в лицо. Тут же подоспела и Машка.
        - Я в порядке, - поспешила заверить я.
        Была ли я в самом деле в порядке? Да. Но… Я посмотрела на лёд. Какая-то девушка с противоположной стороны катка подозвала Тима и вручила ему мягкую игрушку. Поклонницы у него были всегда, но я не помнила, чтобы он хоть кого-то выделял. Закрытый. Сдержанный… Но на льду он был другим. Как и сегодня: холод и страсть, лёгкость и жёсткость. Кто он?! Какой он на самом деле? И что ему нужно от меня?
        - Оль… - начал было Жаров, но я прервала его коротким взмахом.
        - С наступающим, - сказала быстро и побежала вверх по ступеням.
        Боялась ли я встречи с Тимуром? Вряд ли… Что тогда?
        - Имбирный чай, - попросила я, подойдя к палатке, очередь к которой, как ни странно, рассосалась будто по мановению волшебной палочки. Забрала стаканчик и отошла подальше.
        Прикрыв глаза, вернулась назад, в те минуты, когда Тим под тягучую блюзовую мелодию рассекал лезвиями лёд перед собравшимися на открытом катке зрителями. Грела пальцы о картон стакана и понимала: всё не так. Всё идёт не так. И я… Тот поцелуй у лифта, то, что я чувствовала. Глядя сегодня на лёд: всё не то и не так. Абсолютно всё.
        Часы на Спасской башне Кремля показывали начало восьмого вечера, но ехать домой мне не хотелось. Устав от шума, я свернула на одну из небольших улочек - здесь народа было куда меньше. Витрины мелькали огоньками, в воздухе так и витало предвкушение. Предвкушение чего-то нового: новых надежд, новых открытий, новых свершений…
        Время загадывать желания ещё не наступило, но я всё равно закрыла глаза и мысленно представила нас с Пашей на вершине пьедестала чемпионата мира. Смело, но… Почему бы и нет? Мечты должны быть смелыми.
        - Вы… Ольга? - неожиданно спросила вышедшая из дверей бутика девушка. - Ольга Журавлёва?
        Пальто она явно накинула наспех, из-под ворота виднелся край форменной блузки.
        - Да, - растерянно отозвалась я.
        Девушка улыбнулась и, спустившись, протянула мне открытку.
        - Я так люблю фигурное катание, - бесхитростно сказала она. - Смотрела чемпионат России. Ваша пара с Павлом Жаровым… Вы мне ещё в юниорах нравились.
        Смутившись, я оставила на фотографии автограф. Фотография, а на ней мы с Пашкой - кадр с запечатлённым на нём моментом нашей произвольной в Саранске.
        - Желаю вам гладкого льда на чемпионате Европы, - забрав открытку, девушка снова улыбнулась. - Там будет жарко.
        - Очень жарко, - согласилась я, благодарная за то, что она не сказала никаких банальностей вроде «уверена, что вы будете первыми». - Победит тот, кто достоин этого.
        - Я буду болеть за вас, - кивнула она и, ещё раз пожелав нам с Пашей гладкого льда, скрылась за дверьми.
        Гладкий лёд… Достав телефон, я вызвала такси. Что бы было, если бы мы с Тимом всё-таки смогли? Если бы он… Я остановила себя. К чему думать о прошлом?
        - Мы будем бороться на равных, - тихо сказала я, стоя перед мигающей гирляндой витриной. - Сильнейшая с сильнейшим. Только так.
        Водитель мне попался довольно разговорчивый. За полчаса пути рассказал про свою семью, про младшую сестру моего возраста, попутно задавая вопросы, отвечать на которые я не спешила. Даже не потому, что, находящаяся в собственных мыслях, не хотела разговаривать, а потому, что говорить мне было не о чём. Не рассказывать же мне о своей ссоре с матерью и её проклятиях в мой адрес. Или о Тимуре…
        - С наступающим, - остановившись возле входа в спорткомплекс, сказал он с улыбкой.
        - Спасибо, и вас! - отозвалась я и, открыв дверцу, вышла на улицу.
        В полнейшей тишине дошла до корпуса общежития и, оказавшись на нужном мне этаже, чертыхнулась: какой-то умник выключил свет. Видимо, кто-то начал отмечать праздник ещё до его начала и переусердствовал с этим.
        Найдя в кармане ключ карту, я осторожно, наощупь пошла к своей комнате, всем сердцем надеясь, что не промахнусь.
        Первая дверь, вторая… Следующая должна быть моей. Вставила было ключ и тут же услышала совсем рядом:
        - Твоя следующая…
        Сердце бухнулось о рёбра, дыхание на миг остановилось.
        - Ты с ума сошёл? Что ты тут делаешь? - придя в себя, зло спросила я у Тима. Прошла к своей двери, чувствуя его совсем близко, в каких-то сантиметрах от себя.
        - Жду тебя, - просто ответил он и, коснувшись моей руки, забрал ключ карту.
        - Зачем? - я разозлилась ещё сильнее.
        - Кажется, я не разрешал тебе уходить?
        Он открыл дверь, но в комнату заходить не спешил. В темноте я начала различать его силуэт - широкие плечи, твёрдые черты лица…
        - Разве не так?
        ГЛАВА 21
        ОЛЯ
        Слова его окончательно вывели из себя.
        - Кто ты мне такой, чтобы что-то разрешать или не разрешать! - гневно выпалила я, проходя мимо него в комнату. С силой хлопнула ладонью по выключателю. Развернулась к нему. - Ты слишком много на себя берёшь, Богданов. Не находишь?
        - Нет, - совершенно спокойно отозвался он, щурясь от вспыхнувшего света.
        Только теперь я заметила бутылку шампанского, которую он держал в руках. Вскинула голову и зло спросила:
        - Это ещё что?
        - Шампанское, - пройдя к столику, Тимур посмотрел на этикетку и поставил бутылку на стол. - Самое лучшее из того, что было.
        - Что это шампанское, я и так вижу! Зачем?!
        Его близость была слишком опасной. Понятия не имею, что и в какой момент перевернулось, но теперь я ясно понимала - присутствие Тимура будит во мне нечто… Нечто, объяснить что я не способна даже самой себе.
        Бесстрастный, сдержанный и в то же время способный подчинить себе одним лишь взглядом, он стоял в каких-то метрах от меня. Как и там, на открытом катке, от него исходила скрытая сила. Она чувствовалась буквально в каждом его движении, во взгляде, таилась в небрежности, с которой он говорил. Но я знала - достаточно доли секунды, чтобы сила эта вырвалась наружу, чтобы в глазах его вспыхнуло холодное пламя. Чёрное пальто, перекинутый через шею шарф… От него пахло свежестью: зимним вечером с тонкими нотками дерева, кедра, сандала, и я, вдыхая этот запах, невольно понимала - мне нравится. Нравится, чёрт возьми, как от него пахнет.
        - Хочу выпить с тобой за уходящий год, - ответил он и, подойдя, двумя пальцами приподнял мою голову за подбородок. - Хороший был год, не так ли? - тихо, вкрадчиво, глядя прямо мне в глаза.
        Я откинула его руку, отступила на шаг. Да чего он хочет от меня в самом деле?!
        - Богданов, уходи, пожалуйста. Я не желаю сейчас выяснять отношения, и видеть тебя тоже не желаю! - я шире распахнула дверь.
        Он и не подумал сдвинуться с места. Высокий, темноволосый, в чёрном пальто на фоне прямоугольника дверного проёма, за которым расползался мрак, Богданов выглядел угрожающе. Как будто тень, что проникала из коридора, окутывала его.
        - Нет, - ответил он.
        Простое «нет», означающее именно то, что он хотел сказать - нет. И я понимала, что всё бесполезно.
        Сколько бы ни злилась, как бы ни пыталась выставить его - нет. Потому что он так решил и потому, что, будь он неладен, будет именно так, как нужно ему!
        - Нет? - переспросила я, сжимая руку в кулак. - Ты забываешься, Тим! Это моя комн…
        Неожиданно он подошёл совсем близко. Инстинктивно я было отшатнулась от него, но он обхватил меня за талию. Второй рукой провёл по спине, собрал в горсть волосы. Сбитая с толку, я на секунду замерла и тут же принялась вырываться.
        Удерживать меня Тимур не стал. Выпустил и, вернувшись к столику, принялся откупоривать бутылку.
        - Вечер хороший. Пойдём прогуляемся. - Не вопрос. Приказ.
        Я поправила свитер. Спину как будто кипятком ошпарили, его запах мигом въелся в меня. Так и казалось, что теперь я сама пахну им.
        - Ты действительно считаешь, что я с тобой куда-то пойду?
        - Да, - он швырнул на стол фольгу от пробки и начал разматывать проволоку. И опять эта уверенность - будет так, как сказал он. Вот только я стала другой. И эта другая не собиралась играть в его игры. Тем более по правилам, которые известны только ему.
        - Нет, Тимур, - собрав всё своё самообладание, постаралась ответить я к как можно спокойнее. - Я с тобой никуда не пойду.
        Проволока с тихим стуком упала к фольге, а ещё буквально через секунду комнату огласил хлопок. Пробка упала на пол, к ногам Тима.
        - Хорошо, - он смерил меня взглядом. - Расстегнул верхнюю пуговицу пальто. - Значит, останемся тут.
        За первой пуговицей последовала вторая. Расстегнув пальто, он подошёл к шкафчику с посудой, открыл его и вытащил два высоких стеклянных стакана. Всё это время я молча смотрела на него, понимая, что нервы мои на пределе. С улицы раздались звуки хлопков, радостные возгласы, смех. Проводы старого года… В один из стаканов потекла золотистая струйка шампанского.
        - Хорошо! - Я знала - он не отступит. - Хорошо, Тим, пойдём прогуляемся. Но потом ты оставишь меня в покое.
        - Я тебе ещё несколько дней назад сказал, что этого не будет, - взяв стаканы, он отдал один из них мне. - Но… - коснулся своим моего, - на эту ночь, так и быть, оставлю.
        - Ненавижу тебя, - процедила я, сделав глоток. Наградила его злым взглядом. - Знал бы ты, как сильно я тебя ненавижу!
        - Знаю, - голос его был бархатным, окутывающим. Ни намёка на усмешку. Только глаза вспыхнули недобрым чёрным пламенем, а ладонь легла на мою талию. - Поверь, Оля, знаю.
        Знает? Отлично! Вот только слова мои были ложью. Никакой ненависти я не чувствовала. Ещё недавно мне казалось, что она переполняет меня, а теперь… Это было чем угодно, только не ненавистью. Гнев, напряжение, бессилие, тревога, только не ненависть. Самое страшное, что внезапно до меня дошло - его прикосновения больше не пугают и не заставляют вздрагивать. По крайней мере, вздрагивать от страха, от неприятия. Напротив. Тепло его пальцев проникло через одежду, дурманя меня, сбивая с толку. Подобно пузырькам шампанского, что было у меня в бокале.
        - Но сперва всё-таки выпьем за уходящий год, - едва я хотела отойти от него подальше, он сам убрал руку. Приподнял стакан. - Он действительно был хорошим.
        Не ответив, я сделала несколько небольших глотков.
        Был ли этот год для меня хорошим? Вряд ли слов этих было достаточно, чтобы уложить в них всё произошедшее за минувшие двенадцать месяцев. Вот только шампанское я пила совсем не за уходящий год… Мне срочно нужно было прогнать дурман. Запах Тимура, его близость…
        - Ты хотел прогуляться? - поставив бокал, я застегнула куртку и подошла к двери, рассудив, что чем быстрее мы уйдём, тем быстрее вернёмся.
        Уголок губ Тима дрогнул. Очевидно, ход моих мыслей был ему ясен. Вот и хорошо. Только… усмешка его мне совсем не понравилась, и я, замешкавшись, посмотрела на него очень серьёзно.
        - Но потом ты уйдёшь, Тимур, - выговорила твёрдо. - Ты обещал.
        - Обещал, - согласился он и, взяв откупоренную бутылку, вывел меня всё в такой же тёмный коридор.
        ГЛАВА 22
        ОЛЯ
        - Я не понимаю тебя, Тимур, - откровенно призналась я, пройдя сквозь кованные ворота парка.
        За всё это время мы не обменялись и десятком слов. Шли рядом, изредка соприкасаясь рукавами - знакомые друг с другом и одновременно с этим как будто встретившиеся первый раз в жизни. Улицы опустели. Лишь изредка нам навстречу попадались припозднившиеся прохожие.
        - Что именно ты не понимаешь? - Тимур остановился.
        Причудливая игра тени и света, исходящая от стоящего рядом фонаря, делала черты его лица твёрже, чем они были на самом деле. Тёмная щетина, покрывавшая скулы, казалась ещё темнее, так же, как и глаза.
        - Всё, - я тоже остановилась. - Тебя в первую очередь. Чего ты добиваешься, Тим? К чему это? - я посмотрела на убегающую вглубь парка дорожку.
        Поодаль от нас один за другим раздались несколько хлопков, небо окрасилось золотистыми, красными и зеленоватыми бликами. Меня не покидало ощущение, что меня завели в лабиринт, по которому я плутаю в поисках выхода с того самого дня, когда мы встретились впервые. Но чем сильнее я стараюсь выбраться, чем увереннее становлюсь в том, что вот-вот окружающие меня стены расступятся, тем сильнее запутываюсь.
        Он усмехнулся. Как-то совсем невесело. Посмотрел на новые блики, озарившие небо.
        - В последнее время ты задаёшь слишком много ненужных вопросов, - наконец он снова посмотрел на меня. Откупорил бутылку, которую нёс всё это время и приглашающим жестом указал на дорожку. - Лучше просто пройдёмся.
        Стиснув зубы, я пошла вперёд, понимая, что сейчас действительно ненавижу его. Но не той ненавистью, которой должна ненавидеть. Скорее… Злой, колючей, острой. Услышала, как поскрипывает рядом снег, почувствовала прикосновение к спине и, снова остановившись, порывисто вскинула голову. Наткнулась на взгляд Тима.
        - Шампанское, - он подал мне бутылку.
        Я нервно выдохнула. Это его «шампанское» прозвучало так… Так, будто он коснулся меня, совершенно нагой, беззащитной.
        Глядя ему в глаза, я обхватила пальцами горлышко и сделала глоток. Демонстративно, с некоторым вызовом, показавшимся смешным даже мне самой. Вот только смешно мне не было.
        - Хорошая девочка, - сняв перчатку, он накрыл мою ладонь своей.
        Я едва не задохнулась от контраста холодного стекла и тепла его руки и поспешила избавиться от этого непонятного наваждения. Мороз покусывал щёки, нос, а внутри было жарко.
        - Разве тебе не с кем провести этот вечер? - тихо спросила я, но в окружающей нас звенящей тишине голос прозвучал неожиданно громко.
        - Есть, - снова бархат, обволакивающий, волнующий и опасный.
        - Тогда в чём дело, Тим? - не поддаваясь, спросила я. - Объясни мне. Хотя бы это ты мне можешь объяснить?!
        - Могу, - он опять поймал мою руку.
        Я дёрнулась, как будто меня током ударило, не зная, что он придумал на этот раз. Но Тим всего лишь высвободил горлышко бутылки.
        Боже, я и не чувствовала, как сильно сжимаю его, пока он не разжал мои пальцы. Сделал глоток и поставил шампанское на лавочку, прямо в пушистый снег.
        - Так объясни! - взвилась я. - Объясни, Богданов! - уже вскрикнула я, встревожив присевших рядом замёрзших снегирей.
        - Я хотел провести его с тобой, - ответил он так просто, что я едва не зарычала. Слишком! Слишком просто!
        Мотнула головой, выдохнула и… ничего не сказала - просто не нашлась.
        - Ты самоуверенный мерзавец! - выпалила я.
        На этот раз губы его тронула усмешка, а на щеке неожиданно появилась ямочка. И чёртики в ледяной синеве глаз…
        - Ты только сейчас это поняла? - услышала его смешок.
        Зарычала, сгребла со скамейки пригоршню снега и запустила в него что есть силы. Снег разлетелся по сторонам, но кое-что всё-таки попало Богданову на пальто. Я хотела было собрать пригоршню побольше, но он тут же перехватил мою руку. Притянул меня к себе.
        - Не боишься, что я могу дать сдачи?
        - Отпусти! - процедила я, упираясь в его плечи. - Отпусти, Тим! Иначе я…
        - Что «ты»? - он продолжал усмехаться. - Что?
        Я не ответила. Потому что и сама не знала, что «я». Рвано выдохнула, поняв, что он снова находится слишком близко. Слишком - так близко, что я могла чувствовать его через разделяющую нас одежду. Вдыхала его запах, смотрела в его глаза, чувствовала на своём теле руки и…
        Губы его коснулись моих - холодные, жёсткие. Замычав, я попыталась вывернуться.
        - Перестань! - отворачиваясь, процедила я. - Тимур, Перестань! Хватит!
        Он сдавил меня ещё крепче. То незначительное пространство, которое было между нами, исчезло, и это было единственным, чего я добилась. Хотя… нет. Ещё его щетина. Жёсткая, она царапала мои щёки, скулы, и это было странно-незнакомо мне.
        Отталкивая Тима, в какой-то момент я перестала понимать, где заканчиваются попытки высвободиться и начинается борьба ради борьбы. Только когда языки наши встретились, всё растворилось. Дыхание смешалось, грохот сердца в груди слился с новыми залпами салютов, пузырьки шампанского, его запах…
        - Ненавижу… - прошептала я горячо. - Зачем, Тим? - сквозь поцелуй, цепляясь за ворот его пальто, не зная, оттолкнуть или прижаться ближе.
        Шапка, покорная его пальцам, слетела с волос, и я ощутила холод. Холод и жар. Он обхватил мой затылок, смял последнее сопротивление, впечатал в себя. Я понимала, что творю нечто из ряда вон, нечто, не поддающееся логике и всё равно отвечала ему. Немного пьяная от шампанского, от мороза, уставшая искать ответы на вопросы.
        - Оля… - сипло выдохнул он, сжимая меня обеими руками. Взгляд его был шальным, глаза чёрными.
        Прижимаясь к нему, я облизнула губы. Хотела что-то сказать, попросить отпустить, но не смогла. Вообще ничего не смогла: ни оттолкнуть его, ни выдернуть руку, когда он, переплетя наши пальцы, ничего не говоря, потянул меня обратно к воротам.
        - Шапка… - только и шепнула я, покорно идя за ним, и не узнала собственный голос.
        - К чёрту шапку, - он сжал мою руку ещё крепче и посмотрел так, что я поняла - нужно бежать. Пока не поздно. Бежать… Высвободить руку и нестись без оглядки.
        - Тим…
        Я было остановилась. Тут же снова оказалась в кольце его рук и почувствовала губы. Новый год, шампанское, фейерверки…
        И понимание - он не отпустит. Слишком поздно.
        ГЛАВА 23
        ОЛЯ
        - Тимур, нет, - к моменту, когда мы оказались перед дверью моей комнаты, я всё-таки сумела овладеть собой и собственным разумом. Отступила назад, прочь от него и повторила: - Нет.
        - Нет? - он даже не удивился. Как будто был готов к этому. Только взгляд стал колючим и злым. Линия его губ пренебрежительно искривилась.
        В какое-то мгновение мне показалось, что он, не слушая, просто втолкнёт меня в комнату. Однако Тимур так и стоял, смотря на меня со смесью сожаления и пренебрежения.
        - Тогда просто выпьем шампанского, - выговорил он и, забрав у меня ключ-карту, вошёл первым. Сам включил свет.
        Разгорячённая, я чувствовала, как пылают мои щёки и понимала, - мороз этому далеко не единственная причина.
        - Я уже выпила, - пройдя следом, стянула шарф и кинула его на стоящую у двери тумбочку. - Тебе пора, Богданов. Шампанского с меня на сегодня хватит.
        Не ответив, он достал из холодильника бутылку, которую я поставила туда ещё утром. Уверенно, спокойно, как будто знал, что она стоит именно там.
        В который раз меня охватил гнев. Я смотрела, как Тимур, расстегнув пальто, небрежно кинул его на диван, как, оставшись в чёрном свитере, подтянул рукава и принялся открывать бутылку.
        - Я не буду пить, - твёрдо выговорила я, злясь всё сильнее. - Сказала же - мне хватит.
        - Ты выпила не так много, - он прошёлся по мне взглядом. Задержался на груди, на лице, на припухших от поцелуев губах, и я опять почувствовала охвативший меня жар. - Вряд ли тебе повредит ещё один бокал.
        - Я выпила достаточно, - отрезала я, снимая куртку.
        Тимур прищурился. И снова я заметила недобрый блеск в его глазах. На лицо его словно бы набежала тень.
        Отставив шампанское, он медленно приблизился ко мне.
        - С кем?
        Я обомлела. Он не спрашивал - требовал от меня ответа. Подобравшийся, злой и раздражённый, буквально впивался в меня взглядом, вонзая под кожу тёмные льдинки.
        - С друзьями, - ответила я, собираясь обойти его.
        Он схватил меня за руку и вернул на прежнее место.
        - С друзьями? - вкрадчиво, с угрозой спросил он. И опять я почувствовала недоброе. - С кем именно из друзей?
        - Какая тебе разница? - выпалила я, чувствуя, как ускоренно забилось сердце.
        Что это?! Что значат его слова и этот взгляд?!
        Лихорадочно я пыталась сообразить, что всё это значит. Потому что для игры было уже слишком. Слишком правдиво, слишком остро.
        - Так с кем?! - прорычал Тим. - С Рудовым?
        - При чём тут Рудов?! - в голове всё перемешалось. Охваченная гневом, пониманием, чем может быть эта темнота в его взгляде, сбитая с толку собственным жаром, я мгновенно вспылила. - При чём тут он?! Ты прекрасно знаешь, с кем я была этим вечером.
        - Понятия не имею, - процедил он, подтягивая меня к себе. - Но если ты про Жарова… Его ты тоже к друзьям относишь? Он ведь тебе куда больше, чем друг. Так?
        - Богданов, ты с ума сошел? - нервно выкрикнула я, кое-как высвободив руку. Вот только пальцы его снова сжались на моём локте. Пристально он смотрел мне в лицо, и я терялась, не могла связать такие простые звенья в одно целое, не могла поверить в то… в то, что это может быть ревность. Какая ревность?! Бред!
        - Знаешь самое главное правило в отношениях парников? - внезапно выговорил он очень тихо, с прежней угрозой.
        - Знаю, - огрызнулась я яростно неожиданно даже для самой себя. - Относиться к партнёру с уважением и быть ему опорой. Всегда. Что бы ни случилось.
        - Нет, Журавлёва, - вкрадчивый голос, заволакивающий сознание. - Главное правило - никогда не мешать работу и личное. Не завязывать отношения внутри пары. Это будет началом конца. Поверь мне.
        - Что ты несёшь? - процедила я сквозь зубы, опять пытаясь вырваться.
        И опять Тим не отпустил меня. Сильнее прижал к себе и продолжил, впечатывая в меня буквально каждое слово:
        - Знаешь, что происходит, когда смешивается работа и личная жизнь? - дыхание его щекотнуло лицо, пальцы поднялись выше по руке.
        Тим замолчал буквально на пару секунд. Держал меня взглядом, не позволяя сбросить оцепенение, освободиться от его непонятной власти надо мной.
        - Поначалу кажется, что всё идёт отлично. Личное привносит в работу, в катание нужный нерв, искренние эмоции. Даже играть не приходится. Вот только проходит месяц, другой, третий… - пальцы его опять опустились ниже. Исчезли с моей руки и скользнули по бедру.
        Взяв меня за петельку джинсов, Тимур потянул на себя, но уже не резко, потихоньку. Я ощутила, как рука его оказалась под свитером. Нервно выдохнула. Он усмехнулся. Не над этим выдохом - чему-то своему.
        - У каждого свой срок. Только итог один: личное и работа переплетаются так тесно, что просто перестают разделяться. Становится не ясно, где заканчивается одно и начинается другое. Ссоры вне льда переходят в ссоры на льду, грань стирается, и всё катится к чертям. Все стремления, весь проделанный путь. Этакий снежный ком, несущийся с самой верхушки горы и в конечном итоге сметающий всё попадающееся на пути, - всё это он сказал, не спуская с меня пристального, тяжёлого взгляда.
        Я же и слова в ответ сказать не могла. Он будто бы действительно завладел моей волей. Кончики его пальцев касались моего тела, взгляд проникал в самую сущность, звук голоса прокрадывался в сознание. Во взгляде его был всё тот же холод, но помимо него я видела и нечто другое. Это была даже не страсть, не смешинки, что я замечала уже несколько раз. Что-то глубокое и болезненное, наполненное сожалением.
        - Тимур, отпусти меня, - проговорила я не своим голосом, отводя взгляд. - Мы с Пашей хорошие друзья, не более. А если бы даже было иначе… Это тебя не касается.
        - С Пашей, значит, друзья, - последние мои слова он будто не услышал. Только к сожалению снова прибавилось презрение.
        Оставив петельку на поясе, он схватил меня за свитер. Подтянул к себе так близко, что между нами не осталось пространства.
        - Думаешь, с тренером по-другому? - голос зазвучал ещё более холодно.
        От звука его у меня мороз прошёлся вдоль позвоночника. Льдинки глаз уже не просто впивались - резали всё моё существо.
        - Ни черта не по-другому, Оля!
        - Да какого тебе вообще надо?! - я вцепилась в его руку. Оттолкнула и тут же почувствовала хватку на запястье. Толкнула Богданова другой рукой. - Не знаю, что ты…
        - Не знаешь?! - рявкнул он и грубо стиснул мою руку. - Да… Не знаешь. И не нужно тебе знать. Но запомни - до добра твои отношения с Рудовым не доведут.
        О чём он говорит, я соображала плохо. Знала только, что он должен уйти. От его касаний меня потряхивало, близость была слишком непредсказуемо опасной, гнев, раздражение, волнение, непонятная тяга смешивались, составляя опасный, готовый вот-вот взорваться коктейль.
        - Уйди, пожалуйста, - выдавила я.
        По скулам Тима ходили желваки, вена на шее вздулась. Ничего не сказав, он разжал пальцы и пошел к двери.
        Но ручки так и не коснулся, развернулся, в два шага снова оказался возле меня и прорычал, собрав мой свитер в кулак:
        - Прости, но я не могу.
        ГЛАВА 24
        ОЛЯ
        Тёплая дымка сна рассеивалась медленно. Как будто ещё расслабленная, умиротворённая, не осознающая действительности, я понимала - утро не принесёт ничего хорошего.
        Шумный, походящий на продолжение сна выдох донёсся до меня словно издали, на тело ту же опустилась тяжёлая рука. Не сон… Конечно же, сном это не было. Ни это утро, ни то, что случилось ночью.
        Открыв глаза, я повернулась на бок и встретилась взглядом с Тимуром.
        Могла ли я вчера оттолкнуть его, сказать твёрдое «нет»? Наверное… Хотя, вполне возможно, это ничего не изменило бы. Теперь думать об этом уже слишком поздно.
        В тот момент, когда он, прижав к себе, жадно накрыл мой рот своим, наскоро склеенное здравомыслие разлетелось брызгами. Брызгами того самого шампанского, что так и стояло на столике возле дивана.
        - Почему сегодня ты катался один? - совершенно глупо, неуместно спросила я, когда он снял с меня свитер. Почему-то мне показалось это таким важным…
        - Потому что у Наташи на вечер были другие планы, - прошептал он, гладя по спине. Судя по тому, как сипло звучал его голос, смеяться он не собирался.
        Я только застонала. Должно быть, я сошла с ума, раз делаю всё это, раз позволяю ему делать всё это со мной.
        - Планы? - касалась его голого живота. - Она бы могла…
        И опять губы на моих губах. Мысли кончились, равно как и глупые слова. Я чувствовала только настырные тёплые губы, уверенные ласки и желание Тима. Его и своё собственное, до этого дня закрытое во мне, походящее на крохотный уголёк, из которого Тимур внезапно разжёг яркое пламя. Именно в этом пламени я и горела, лёжа на постели под ним, шепча что-то неразборчивое. Именно это пламя обожгло меня в тот момент, когда он оказался внутри, когда заглушил мой болезненный вскрик поцелуем, когда покусывал кожу на плече, обводил вытатуированный бутон розы кончиком языка, когда потом смотрел мне в глаза, беря уверенно, не давая опомниться даже на мгновение…
        Сейчас он тоже смотрел на меня. Лежал, подперев голову рукой, и пристально, немного прищурившись, разглядывал меня, как будто снова оценивал. Как будто минувшей ночи ему оказалось недостаточно, и теперь он, удовлетворённый, раздумывал над тем, стоило ли оно того.
        Утро наступило слишком быстро. Вчера, отвечая на его поцелуи, я знала, что рано или поздно оно придёт, но так быстро… Мгновенно я ощутила неловкость. Реальность обрушилась на меня всей своей неотвратимостью, кончики пальцев стали ледяными, несмотря на то, что в комнате было тепло.
        Отодвинувшись подальше, я скинула с себя его руку и подтянула выше одеяло. Поджала ноги и отвела взгляд. Черт, что же я натворила?!
        - Доброе утро, - его низкий, бархатный голос заставил меня вздрогнуть.
        На коже выступили мурашки, и без того ноющий живот заболел ещё сильнее. Разве мало мне было?! В прошлом, в настоящем?! Теперь ещё и это. Почему я не остановилась?! Почему не остановила его?!
        - Ты… ты… Уйди, пожалуйста… - прошептала, так и не смотря на него. Чувствовала только, что он так и разглядывает меня. И к какому выводу пришёл?
        Растерянная, смущённая, я не понимала, как вести себя. Сделать вид, что ничего не было? Да разве я смогу? Ещё и лёд… Один лёд на двоих - ни спрятаться, ни скрыться.
        - Понятно, - пренебрежительно усмехнулся Богданов. - Жалеешь? Только не вздумай обвинять меня. Я тебя ни к чему не принуждал. Ты сама…
        - Я знаю, что я сама, - желая оказаться как можно дальше от него, я неуклюже встала, кутаясь в одеяло.
        Посмотрела постель, заметила оставшиеся на простыни пятна крови, на Тима и поспешила отвернуться.
        Нагой, он лежал на моей постели и не сводил с меня взгляда. Широкая грудь, рельефный живот…
        - Я всё знаю, Тимур, - начиная нервничать, немного повысила голос. - Разве я тебе что-то сказала? Я просто попросила тебя уйти.
        Неспешно он поднялся с кровати. Размял плечи, одарил меня ещё одним взглядом. Как я ни пыталась не смотреть на него, это было выше моих сил. Стояла, комкая в непослушных пальцах одеяло и боялась сделать лишнее движение.
        Подняв с пола джинсы, он надел их прямо на голое тело. Резкими, порывистыми движениями принялся застёгивать ремень.
        - Просто новогодняя ночь, - заговорила я. - Это ничего не значит. Забудем о том, что случилось и…
        - Хорошо, - не дослушав меня, он поднял свитер. Надел его - чёрный, мягкий. Я помнила, какой он мягкий. И тепло кожи под пальцами я тоже помнила. И… Господи, как теперь мне забыть это?! Как?!
        Больше не пытаясь отворачиваться, я смотрела ему в спину, смотрела, как он обувается. Проведя ладонью по взъерошенным волосам, он резко повернулся ко мне, заставив вспыхнуть с новой силой.
        Плотно сдвинув ноги, я подтянула одеяло едва ли не до подбородка. С самого начала нужно было понять, к чему всё ведёт. Он всегда подавлял меня, подчинял. Вот и теперь… А дальше подготовка к чемпионату Европы. Один каток на двоих…
        - Так что там с твоей ненавистью? - выговорил он холодно. Миллион… миллиард льдинок с размаху вонзились в меня. - Ненавидишь? Пришёл, соблазнил хорошую девочку… Да, именно этого я и хотел. Хотел тебя, чёрт возьми, - в его глазах вспыхнула злоба. - Хотел и получил, - он понизил голос, - Потому что всегда получаю, то, что хочу. Будь то место на пьедестале или женщины. Ты не исключение.
        Он приблизился ко мне и, выдернув одеяло, швырнул его на пол. Осмотрел меня: плечи, грудь, живот. Коснулся розы на плече.
        - Ты не исключение, Оля, - выговорил он, глядя в лицо. - Быстро же ты сдалась. Даже как-то… скучно, - приподнял голову за подбородок. - Может быть, повторим? Как тебе?
        Говорить я не могла - дыхание перехватило, горло так и сдавило слезами. Изо всех сил сдерживая их, я стояла перед Богдановым и смотрела в его сине-чёрные глаза. Смотрела, а внутри всё как будто было покрыто инеем. Вот он - настоящий Тимур. Того, которого я знала, тот, кто был мне так хорошо знаком. Тот Тимур, что почему-то так сильно ненавидел меня, презирал и не желал оставлять в покое.
        - Убирайся, - только и прошептала я. - Убирайся, Тим.
        - Именно это я и собирался сделать, - он погладил меня по щеке. Ласково, вот только это показалось ударом.
        Не выдержав, я отшатнулась от него. Врезалась спиной в подоконник и, ухватившись за край, прикрыла грудь рукой.
        Подняв с пола одеяло, Тим швырнул его в меня. Вот только поймать я его не смогла, и оно опять упало на пол, укрывая мои лодыжки. Секунда, две, три…
        Дверь за Тимом закрылась с оглушительно громким хлопком, а я так и продолжала стоять возле окна - голая, оледеневшая, изнутри покрытая инеем.
        ГЛАВА 25
        ОЛЯ
        - Оля, что с тобой?
        - А что со мной?
        - Ты сегодня зажатая какая-то, напряженная… - Паша взял меня за руку и пристально посмотрел в глаза.
        Как ни пыталась я привести себя в порядок, выглядела, должно быть, всё ещё не лучшим образом, потому как после нескольких секунд молчания Паша спросил, причём весьма уверенно, как будто скорее утверждал:
        - Ты плакала?
        - Нет, Паша, все хорошо! - я вырвала руку и отъехала от Жарова в центр катка.
        Расспросы сейчас нужны мне были меньше всего. Мало того, что я и так с трудом заставила себя собраться, так ещё любое напоминание о собственной глупости возвращало к вопросу «как». Как я могла позволить случиться тому, что случилось?!
        - Давай тренироваться, - пресекая дальнейшие разговоры, довольно жёстко выговорила я и, заметив во взгляде партнёра сомнение, добавила: - Все со мной в порядке.
        - В порядке, так в порядке, - ответил Пашка сухо и покатил в сторону.
        Тренировка началась вот уже полчаса назад, а я никак не могла сосредоточиться, пропускала мимо ушей замечания Рудова и постоянно смотрела на дверь. Вздрагивала едва ли не от каждого шороха и ждала появления Тимура. Неосознанно, сама не желая того. Стоило уловить стороннее движение, отзвук чужого голоса, внутри всё так и натягивалось струной. Этого он, чёрт возьми, добивался?! Этого?!
        Понять, что случилось за день, пока мы не виделись, Паша не мог. Только накануне Нового года, тридцать первого декабря, когда мы втроём гуляли по центру, я была полна оптимизма и веры в успех. Шампанское в итальянском ресторанчике, чай с имбирём на ярмарке перед походом на каток. Ледовое шоу, Тимур, уверенно и красиво скользящий по льду…
        Сейчас я, пожалуй, куда больше походила на нервную, растерянную девчонку, какой Пашка встретил меня год назад. Вот только вместо неуверенности - злость и раздражительность. Что хуже - тот ещё вопрос.
        - Я же уже сказала тебе, что всё в порядке, - огрызнулась я, когда Паша снова спросил меня, в чём дело.
        В боковом проходе в этот момент как раз показался сотрудник из обслуживающего персонала. Высокий, темноволосый, широкоплечий. Вот и всё, что было в нём схожего с Тимуром, однако этого хватило, чтобы меня как будто кипятком ошпарили. Вначале кипятком, и сразу же окатили талым льдом.
        - Если у тебя проблемы, ты можешь просто сказать об этом, - Паша хотел было опять взять меня за руку, но я отдёрнула кисть.
        - Нет у меня никаких проблем, Жаров, - получилось как-то совсем резко, и я поспешила успокоиться. - Просто… Каток этот, сам понимаешь…
        Не знаю, поверил он мне или нет, вопросов больше не последовало. Вот только нервозность моя в итоге передалась и ему - он начал ошибаться, я же и вовсе завалила почти все прыжковые элементы. После каждого падения молча поднималась, хватала Жарова за руку, и мы продолжали тренировку.
        Рудов молчал. Мрачный, наблюдал за всем этим действом и не говорил ни слова. Сложив руки на груди, стоял у борта, неотрывно смотря на то, как его лучшая пара срывает один элемент за другим. До старта чемпионата Европы всего несколько недель, а я… Богданов в очередной раз показал мне, насколько легко меня сломать. Разве что раньше для этого было достаточно одних лишь взглядов и слов, теперь же удар потребовался посущественнее.
        Остановившись, я посмотрела на Романа. Долгий, пристальный взгляд. Выдохнула и, тряхнув головой, обернулась к Паше.
        - Прости, - сказала я. Сама взяла его за руку.
        Сделав круг, мы показали тренеру связующие шаги и зашли на поддержку. Легко подхватив, Паша поднял меня над собой. Убрал одну руку. Несколько мгновений, взгляд в сторону прохода… Только начав менять положение, я поняла, что рано. Дёрнулась, попыталась выровняться, но стало только хуже. Равновесие потеряла не только я, но и партнёр. Ещё одна секунда, удар о холодную твердь льда…
        Упав, я шумно выдохнула. Лежала так несколько секунд, пытаясь унять сердцебиение, справиться с пронзившей бедро болью.
        - Оля, - оказавшийся возле меня Жаров был встревожен не на шутку. Не мудрено, чёрт его подери! - С тобой все в порядке? Сильно ударилась?
        - Отвали от меня! - зло выговорила я. Держась за бедро, подобрала ноги. - Ты можешь поаккуратнее? Тебе руки на что?! - вспыхнувший внутри гнев был иррациональным, несвойственным мне, но поделать с ним я ничего не могла.
        Вслед за прозвучавшими словами с языка слетело несколько совсем грубых. Хотелось одновременно кричать, ругаться и плакать, вот только последнего позволить я себе не могла. Почему, сама не знала. Не могла и всё.
        Ничего подобного Паша от меня не ожидал. Стоял рядом, глядя с непониманием и появившимся в нём самом раздражением. Наверное, впервые я нагрубила ему после сорванной поддержки. Впервые нагрубила так явно, жёстко, неприкрыто.
        - Это мне нужно сейчас тебя матом крыть, - разозлился он. - Если у тебя проблемы, о которых ты не хочешь говорить, разбирайся сама. И не приплетай сюда меня. Сама виновата!
        Оставив меня сидеть на льду, он покатил к бортику. Сама виновата… Именно, что сама.
        Так я и сидела, чувствуя себя той ещё сволочью. И чем я, спрашивается, лучше стоящего в проходе Богданова? Но не скажешь же ему, Жаров прав - наше падение - только моя вина. И злость моя не на него, а на себя саму. На собственную слабость. На то, что от одного вида Богданова у меня внутри все переворачивается. Именно это и стало причиной срыва поддержки. Это и ничего кроме. Тимур. Снова Тимур!..
        Не думая больше ни секунды, я поднялась и поехала следом за партнёром.
        - Паша! Стой! - догнала я Жарова уже у раздевалки и потянула за край футболки. - Извини меня, - выпалила, едва только он обернулся. - Не знаю, что на меня нашло. Я не хотела …
        - Всё нормально, Оль, - он заставил меня разжать пальцы. Но так и продолжал смотреть в лицо. - Дело-то не в извинениях и не в обидах. Я за тебя переживаю, пойми ты.
        Я снова почувствовала себя сволочью. Вздохнула и ответила Пашке умоляющим взглядом. Расправила помятую ткань его футболки и опять посмотрела в глаза.
        - Извинения приняты?
        - Приняты, - усмехнулся Паша. Расспрашивать ни о чём он меня не стал, и я была ему за это благодарна. Потому что ответить на вопросы всё равно бы не смогла. Не смогла и всё.
        - Тренировка, как понимаю, окончена? - на всякий случай уточнила я.
        Мне Рудов ничего не сказал, но с Пашей они несколькими словами перебросились.
        Судя по тому, что происходило сегодня на льду, продолжать не стоило. Мало того, что никакого толку, так ещё и опасно. Не хватало ещё кому-нибудь из нас получить травму, а при моей сегодняшней несобранности это было вполне возможно.
        - Да, - только и ответил Пашка. - Иди переодевайся. Рудов, думаю, захочет сказать тебе пару неласковых, но с ним разберёшься сама. Это точно без меня.
        Стоило Жарову скрыться в раздевалке, я метнула взгляд в сторону катка. Богданов все еще был там. Стоял, прислонившись к стене, и делал вид, что наблюдает за другой парой.
        Что ему нужно?! Пришел закрепить свой успех?
        Почти весь вчерашний день я провела в постели. Не хотелось ни есть, ни пить - полная апатия и безразличие ко всему. Чувствовала себя так, будто меня распяли. Вывернули, выпотрошили, а потом ещё и грязью облили. Не помог ни душ, ни горячая вода, ни жёсткая мочалка, которой я тёрла себя до тех пор, пока кожа не покраснела и не стала болезненной.
        Больно. Больно и обидно. Первое января… Начало нового года, чудеса, волшебство…
        - С Новым годом, - только и сказала я себе, убрав со столика так и не открытую бутылку и опять легла в постель, сменив перед этим бельё, пропитанное, казалось, насквозь нашим запахом.
        И всё же к вечеру я заставила себя встать. Не позволю я себе сломаться. И взгляд отводить при встрече с Тимуром не буду. Хватит! Это последний урок, который ему удалось преподать мне. На этот раз действительно последний.
        Много говорить Рудов не стал. Сказал лишь, что ждёт нас с Жаровым на вечернюю тренировку, и, если к тому времени я не возьму себя в руки, на этом всё закончится. Не потому, что он примет такое решение, а потому, что всё действительно закончится, ибо на льду нет места подобному сегодняшнему.
        - Я знаю, - выговорила я, когда Роман замолчал. - Знаю.
        - Видимо, плохо знаешь, - взгляд его был суровым.
        - Больше подобного не повторится, Роман, - я стояла перед ним, не пряча глаз. Он был прав. Прав!
        - Уверена?
        - Обещаю тебе.
        Я присела на скамью, принялась расшнуровывать коньки. Рудов стоял надо мной, закрывая собой каток. Наблюдал, как я касаюсь пальцами шнурков, как стягиваю ботинки.
        - Может быть, в таком случае ты объяснишь, что с тобой происходит?
        - Уже ничего, - разувшись, я вытянула стопы.
        Услышала, как хрустнула косточка и поморщилась. Нужно было сходить на массаж и в баню. Да… в баню - самое то. Погреться, снять напряжение, а заодно и избавиться от посторонних мыслей.
        Переобувшись, я медленно, но уверенно направилась к выходу. Прошла мимо Тимура, не посмотрев на него, и с облегчением вздохнула, оказавшись на безопасном расстоянии. Оглянулась и убедилась - за мной он не пошёл.
        Всё так же неспешно я прошла по переходу к общежитию, поднялась на свой этаж, а у комнаты… У комнаты меня ждал сюрприз.
        Прямо на полу возле двери лежал букет красных роз. Секунду помедлив, я подняла цветы и только потом заметила синюю коробочку.
        ГЛАВА 26
        ОЛЯ
        Поклонник…
        Обычно подарки он дарил только после выступлений. Получить букет и очередную коробочку мне было тем более странно, потому что мало кто знал, что я остановилась в общежитии при спорткомплексе. С другой стороны, большой тайной это тоже не было.
        Вдохнув свежий, чарующий аромат роз, я невольно улыбнулась. Цветы были такими душистыми и свежими, как будто их только что срезали с куста.
        Уже не раз я ловила себя на мысли, что хотела бы встретиться с тем, кто весь этот год незримо присутствовал в моей жизни, вселял уверенность и верил в меня даже тогда, когда моя собственная вера была на грани. С мужчиной, от выведенных на открытках слов которого на душе всегда становилось тепло и спокойно. Вот и сейчас я поймала себя на мысли, что хотела бы увидеться с ним.
        Обернувшись, я посмотрела в конец коридора, но там, конечно же, никого не было. Другого я и не ожидала. Никогда не была любительницей примитивных мелодрам, где оказавшаяся на моём месте героиня непременно бы встретилась взглядом с героем. А дальше…
        Дальше я открыла дверь комнаты и, войдя, положила тяжёлый букет на стол. Сняла с коробочки крышку и провела пальцем по миниатюрной статуэтке.
        - Привет, - улыбнулась я, очертя крохотный конёк.
        Тронула складки платья. Исполняющая «ласточку» девушка-фигуристка была столь совершенной, что казалась живой. Каждая черта, каждая мелочь. Казалось, что она вот-вот взмахнёт рукой, что юбка её платья колыхнётся в такт движению.
        Как ни пыталась я найти в интернете хоть что-то подобное - безуспешно. Он как будто хотел показать мне, что я особенная. Не знаю почему, но я понимала - так оно и есть. Особенные слова, предназначенные лишь мне одной, цветы - простые и в то же время свежие, красивые, слова…
        «С Новым годом, Оля!
        Пусть этот год для тебя будет ещё более успешным, чем предыдущий. Желаю тебе счастья. Знай, что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на меня. Желаю тебе удачи на чемпионате Европы. Ты сильная. Сильный человек и одна из самых сильных фигуристок современности. Покажи эту силу другим».
        - Спасибо, - невесело усмехнулась я.
        Сильная… Особенно сильной я была позапрошлой ночью. Сильно глупой и сильно доверчивой.
        Закрыв коробку, я положила её рядом с букетом. Меньше всего хотелось разочаровать того, кто так верил в меня. Порой даже казалось, что, выходя на лёд, я стараюсь быть лучше именно для этого мужчины. Почему? Мы ведь даже не виделись ни разу. Но именно он помог мне, как Фениксу, восстать из пепла.
        Там, в Америке, я смотрела на выставленные за стеклом фигурки и понимала - не отступлю. Ни за что не отступлю.
        - Постараюсь тебя не разочаровать, - тронула я коробочку.
        Поставив цветы в воду, я с ногами забралась на постель и щёлкнула пультом. С экрана продолжали сыпаться поздравления с Новым Годом, разряженные артисты натянуто улыбались, отрабатывая полученные гонорары.
        Смотря новогоднее шоу, я чувствовала только одно - грусть. Как ни пыталась я отсечь, перечеркнуть недавние события, ничего не получалось. Предоставленная сама себе, я невольно возвращалась в вечер тридцать первого декабря и снова чувствовала хрустящий под ногами снег. Вкус шампанского, вкус поцелуев на губах. Чувствовала, как Тимур стягивает с меня шапку и как потом, держа за руку, ведёт обратно по усыпанной снегом аллее.
        Если бы Паша знал про всё это, не задавал бы ненужных вопросов…
        Вот только знать ему было ни к чему.
        - Я должна забыть, - уперевшись лбом в колени, выдохнула я. Рассеянным взглядом посмотрела на букет в вазе. - Должна…
        Целый месяц мне предстояло сталкиваться с Тимуром, ловить на себе его взгляды. Но сейчас к этому я была готова. Почти готова. Утренняя тренировка послужила мне хорошим уроком, быстро заставила прийти в себя. Тим одержал победу. Пусть так. Раньше моя ненависть к нему была только отголосками страха, теперь же… теперь я действительно ненавидела его и… Что ещё? Почему провела с ним ночь? И, черт возьми, почему мне было так хорошо в его руках, почему его поцелуи так сильно пьянили меня? Почему мне нравилось… Какой смысл обманывать саму себя? Мне нравилось чувствовать его прикосновения, его дыхание на коже, жёсткую щетину и обжигающий взгляд.
        Почему именно он? Злая шутка судьбы: мой первый поцелуй и первая ночь случились с Тимуром. Я себе подобного даже в самых безумных фантазиях представить не могла, но уж как есть…
        Размышления мои прервал короткий стук в дверь.
        - Открыто, - спустив ноги с постели, отозвалась я и тут же пожалела. Что, если это…
        Но в комнату вошёл не Тимур. Машка.
        Оценивающе оглядев меня, Анохина заявила:
        - Вроде всё как всегда. Или мне только кажется?
        - Маш, ты заболела? - вяло отозвалась я, не оценив ни её тона, не выражения лица, с которым она на меня смотрела.
        - Журавлёва, это ты, кажется, заболела! - Маша присела рядом и посмотрела на меня очень внимательно. Почти как Пашка утром. - Ничего не хочешь мне рассказать?
        - Нет, - ответила я.
        Машка молчала, и я, подняв взгляд, снова наткнулась на её - ставший тяжёлым и ещё более пристальным. Было ясно - она не просто не верит мне - чувствует, что что-то не так.
        - Когда Жаров рассказал мне, что ты творила на тренировке… - она покачала головой. Коснулась моей руки, а затем крепко сжала её. - Оль, что случилось? Только не надо говорить мне, что всё в порядке. Я не Паша и даже не Рудов. Не поверю. И в покое тебя не оставлю, пока не объяснишь, что случилось. На пустом месте такого не бывает.
        Несколько секунд я молчала. Стоящая в комнате тишина была разбавлена только звуками новогоднего шоу, вовсе не кажущегося мне смешным. Да оно, по сути, смешным и не было.
        Машина рука всё так же грела мою, напоминая о том, что я не одна. У меня есть подруга. Хорошая подруга, которой я могу довериться. Которой я должна довериться, иначе мысли просто разорвут меня, сведут с ума.
        - Я переспала с Богдановым, - тихо сказала я и перевела взгляд с экрана на Анохину. - В новогоднюю ночь, Маш. С Богдановым…
        ГЛАВА 27
        ОЛЯ
        - Что ты сделала?! - после продлившегося ещё пару секунд молчания, недоверчиво переспросила Маша. - Оль… Я что-то не так поняла?
        - Всё ты правильно поняла, - я всё-таки высвободила руку. Вздохнула и, встав с постели, выключила телевизор. Посмотрела на так и сидящую на кровати подругу. - Тимур пришёл вечером тридцать первого с бутылкой шампанского. И как-то всё…
        - Одно радует - ты не в здравом уме это сделала, - отозвалась Маша.
        Для того, чтобы не назвать меня дурой ей, должно быть, потребовалась вся её выдержка. Правда в голосе всё равно промелькнули саркастические нотки, а во взгляде - упрёк. Осуждать она меня не осуждала, я знала это, но и говорить, что случиться может всякое, не спешила, как и сыпать обвинениями в адрес одного лишь Тимура.
        - Боюсь спросить, сколько было шампанского…
        - Несколько глотков, Маш.
        - Тогда я ничего не понимаю, - Анохина по-прежнему смотрела на меня. Вдумчиво, пристально. Поняла, что всё становится слишком сложным? Скорее всего, поняла. - Несколько дней назад ты говорила мне, что ненавидишь его. А теперь что? Если причиной тому, что ты легла с ним в постель, не шампанское, тогда что? - спросила она и умолкла, но потом всё-таки добавила негромко, с осторожностью: - Он принудил тебя?
        - Нет, - ответила я и отвернулась, потому что смотреть Машке в глаза мне не хотелось.
        Стыдно не было, но и выдержать её взгляд оказалось выше моих сил. Потому что она была права. Вот только ответить ей мне было нечего.
        - Понятно, - Анохина тоже поднялась. Подошла к столику, где стоял чайник и, налив в стакан воды, развернулась ко мне. Сделала пару глотков и оперлась о столешницу ладонью. Весь вид её выражал неодобрение. - И что? Он наутро запел тебе любовные серенады?
        - Нет, - повторила я уже с невесёлым смешком. - Наутро он заявил, что только этого и добивался. Что хотел меня и получил своё. Повторить предложил…
        - Вот же скотина! - всё-таки не сдержалась Машка. Поставила стакан рядом с чайником и подошла ко мне. - Я с ним поговорю. Хватит. Пора… - она было развернулась в сторону двери, но я успела схватить её за рукав кофты.
        - Нет, Маша, - снова развернула подругу к себе и, глядя на неё, повторила, качнув головой: - Нет. Ты ничего ему говорить не будешь, поняла?
        - Но…
        - Нет, - сказала в третий раз и разжала пальцы. Маша осталась стоять на месте. Так мы и смотрели друг на друга. - Не хочу лишний раз давать ему повод, что для меня это что-то значит.
        - А для тебя это что-то значит? - спросила Маша негромко.
        Упрёка в её голосе уже не было, равно как и во взгляде. Скорее некоторая осмысленность. Первые эмоции схлынули, оставив за собой понимание - то, что случилось, уже случилось. Исправить этого нельзя. Что же до остальных вопросов… Как я могла сказать ей хоть что-то, если сама ничего не понимала? Если мысли, чувства, противоречия, коих во мне с каждым днём становилось всё больше, туго сплелись в клубок, распутать который я была уже не способна?
        - Я не знаю, - призналась честно. - Знаю только, что этот месяц лёгким не будет. Но я справлюсь, - посмотрела на Анохину уже с уверенностью, решительностью. - Справлюсь, Маш. А потом мы вернёмся в Штаты, и всё будет по-прежнему.
        - Тебе не всё равно, - сделала вывод Машка. Губы её тронула невесёлая усмешка.
        Возражать я не стала. Мне действительно не было всё равно. Хотя бы потому, что я всё ещё чувствовала горечь. Всё ещё слышала отзвук жёстких слов Тимура и как будто ощущала на себе его пренебрежительный взгляд. Первый опыт, первый мужчина… Первый соблазн и разочарование. Далеко не первое, но настолько болезненное, что я знала - не забуду. Не забуду ещё очень долго.
        - Пообещай мне, что ничего ему не скажешь, - попросила я. - Я просто переступлю через это. Было и было. Всё, давай закончим на этом.
        - Делай, как знаешь, Ольк, - просто сказала подруга. - Жизнь-то твоя. Только не мешай её с работой, хорошо? Сосредоточься на подготовке к чемпионату.
        - Именно это я и собираюсь сделать, - теперь уже я взяла Машку за руку. - Спасибо тебе. Если бы я продолжала держать всё в себе… - Страдальчески глянула на неё и, разжав пальцы, предложила: - Может, чаю выпьем?
        Неожиданно Маша хитро улыбнулась. Сама включила чайник. В глазах её блеснуло лукавство, заплясали весёлые дьяволята.
        - Что?
        - Как он тебе? Богданов?
        - Маша! - чуть повысила я голос, чувствуя, как на щеках выступает румянец. Стоило вспомнить губы Тимура, большие горячие ладони на обнажённом теле, его шумное дыхание и низкий, хриплый шёпот, сердце пропустило удар, а к лицу прилила краска. Мне и говорить ничего было не нужно - Машка и так всё поняла.
        - Задница у него, что надо, - хмыкнула она. - Мерзавец он ещё тот, но, чёрт… Красавчик. Этого у него не отнять.
        - Вот и забирай его себе! - отозвалась я. Сильные плечи под моими ладонями, губы на шее, на плече…
        - Нет уж, спасибо, - Машка поморщила носик. - Мы его оставим для Каримовой. Отличная пара - мерзавец и отъявленная стерва.
        Я не удержалась от улыбки. Удивительно, как в Машке уживалась абсолютно взрослая серьёзность и безбашенная непосредственность. Настроение она умела поднять мне, как никто другой. Всего несколько минут назад я чувствовала себя разбитой, сейчас же смотрела на неё и понимала - я действительно переступлю через то, что случилось между нами с Тимуром. Тешить себя иллюзиями, что это окажется просто, я не собиралась, но знала - я справлюсь.
        Чайник, зашумев, отключился, и Маша взялась было за чашки. Тут же поставила их обратно.
        - Так, чай откладывается, - как будто опомнилась она. Я чего пришла-то, Рудов требует тебя на лед.
        - Уже?
        - Да, он там что-то придумал для вашей короткой программы и, пока наше время не вышло, решил опробовать. Паша уже ждет тебя на льду.
        - Хорошо, идем, - взяв с дивана олимпийку, я решительно направилась к двери.
        Переговариваясь, мы почти дошли до катка. Свернули в ведущий ко льду проход и тут же увидели стоящих возле льда Рудова и… и мою маму.
        - Нет! - гневно выпалила она в ответ на слова Рудова, различить которые мне не удалось.
        Маша так и застыла на месте, я тоже замедлила шаг, пытаясь понять, в чём дело, однако разобрать разговор не смогла.
        Понимала только, что Роман, обычно спокойный и сдержанный, сейчас не на шутку разгневан. Взмахнув рукой, он что-то жёстко выговорил моей матери. Та в долгу не осталась.
        - Кажется, нам лучше уйти, - Маша схватила меня за руку и попыталась увести обратно. - Мы не вовремя, Оль, - крепче сжала мою кисть, когда я возразила ей.
        - Вовремя, - уверенно проговорила я. - Как раз вовремя, Маш, - высвободила руку и твёрдо пошла к катку.
        Вовремя. Потому что прятаться я больше намерена не была. И чувствовать вину за то, в чём не была виновата - тоже.
        ГЛАВА 28
        ОЛЯ
        - Меня не интересуют твои договоренности с директором, - смогла разобрать я обращённые к Рудову слова матери, как только подошла немного ближе. - По плану сейчас тренировка у моей группы. Что там у тебя - меня не волнует. Освободи лёд.
        Каждое слово мама выговаривала жёстко и как будто сдержанно. Только глаза её блестели гневом. Теперь я понимала - не только привычная сдержанность Рудова куда-то подевалась. Мама, всегда сосредоточенная, не позволяющая себе лишней эмоциональности, казалось, едва держалась, чтобы не повысить голос ещё сильнее.
        - Забирай своих и убирайся отсюда, Роман, - махнула она рукой. - Роман… Юрьевич… - в последнем сказанном ею слове так и сквозило пренебрежение. Как будто этим она пыталась дать Рудову понять, что серьёзным соперником она его не считает и считать никогда не будет.
        - Этого не будет.
        В то время, как мама начинала распаляться, теряла контроль над собой, Рудов, напротив, взял себя в руки. Черты лица его были твёрдыми, напряжёнными, но голос звучал спокойно и в то же время так, что было ясно - последнее слово останется за ним.
        - У моих ребят ещё полчаса льда. Через полчаса мы освободим каток. Ни раньше, ни позже. Можешь хоть на пол лечь и устроить истерику, Вера.
        - Я не собираюсь… - начала было мама, но ждать продолжения я не стала. Всё и так было понятно, как дважды два.
        - Простите, что так долго, Роман Юрьевич, - остановившись в паре шагов, обратилась к тренеру, намеренно не смотря на мать. Зачем? Несколько дней назад она сама сказала, что дочери у неё больше нет.
        Чувствовала на себе её взгляд, но на этот раз я была готова ко встрече. Готова куда больше, чем в тот вечер, когда она застала меня одну на катке.
        Была ли пройдена нами точка невозврата, я понятия не имела. Но тогда грань она переступила. Переступила её и я, только немного позже - сейчас.
        - Маша сказала, что вы хотели что-то попробовать?
        - Да, - ответил Роман. - Надевай коньки. Времени нам как раз хватит. Если всё получится так, как я думаю, продолжим вечером.
        - Хорошо, - от его сдержанности, спокойствия, я сразу же почувствовала себя ещё более уверенно.
        Мать продолжала смотреть на меня, однако внезапно это потеряло значение. Я была частью команды. Частью единого целого, где каждый был другому поддержкой и опорой.
        - Дайте мне минуту, - попросила я.
        Не ожидавшая от меня подобного мама стояла молча. Избегать её взгляда дальше было глупо, и мне пришлось обернуться к ней. Без утайки, без боязни сорваться.
        Было ли мне трудно? Да. Уверена, что Рудов знал, насколько трудно мне было пойти против неё. Насколько трудно было сейчас стоять рядом и чувствовать, как нутро обжигает холодом. Но иначе я не могла. Не могла именно здесь и сейчас. За минувший год Роман стал мне по-настоящему близок. Как наставник, как человек, как друг, как…
        - Вера Александровна, через полчаса лед освободится, - стоя плечом к плечу с Рудовым, выговорила я. - А пока вам здесь делать нечего. Если вам нечем заняться, можете провести это время в кафе за углом. Там подают прекрасный кофе.
        - Да что ты себе позволяешь, мерзавка! - глаза мамы блеснули бессильной яростью. Остатки сдержанности рассеялись. Никогда не видела её такой…- Кто ты такая, чтобы разговаривать со мной в подобном тоне?! Нашла себе защитника?
        - Я никого себе не искала! - процедила я, глядя матери в глаза. - Это ты когда-то нашла себе развлечение. Думала, всё так и закончится?! Думала, я не узнаю?!
        - Ах ты… - не сдержавшись, она замахнулась на меня.
        Я зажмурилась, ожидая пощечины, но пощёчины так и не последовало. Вместо этого я услышала шипение матери и металлом прозвучавший голос Романа:
        - Не смей поднимать руку на мою дочь.
        ГЛАВА 29
        ОЛЯ
        Внешне Рудов казался по-прежнему спокойным. Крепко держа мать за руку, он буквально припечатал её к месту взглядом. Карие глаза его казались почти чёрными, и без того бывшие твёрдыми черты лица были словно высечены из камня.
        - Никогда не смей поднимать на неё руку, - повторил он на этот раз ещё тише. Вот только от тона, которым он это сказал, стало не по себе даже мне.
        Мама отшатнулась от него, дёрнулась назад, вот только отпускать её он не спешил. Так и смотрел, удерживая ладонь. Они как будто поменялись местами. От ощущения гордого превосходства, что обычно исходило от моей матери, не осталось и следа.
        С губ моих слетел судорожный выдох. К этому я готова не была. Не была готова, что всё откроется вот так - внезапно, совершенно некрасиво. Результаты полученного нами с Рудовым несколько месяцев назад теста ДНК не оставили мне сомнений - я его дочь. Но привыкнуть к этому я всё ещё не могла. Когда-то Роман тренировался у моей матери, когда-то она отчислила его из группы, когда-то…
        - Это было самой большой моей ошибкой, - мама-таки выдернула руку.
        Она тоже собралась. Маленькая, хрупкая по сравнению с Романом, старалась держаться равной, хотя это было невозможно. Неожиданно и совершенно неуместно я подумала, что рядом с ним она никакая не олимпийская чемпионка - просто женщина. Начинающая увядать женщина рядом со зрелым, но по сути, совсем ещё молодым и статным мужчиной. - И ты тоже, - повернулась она ко мне.
        - Достаточно, Вера Александровна, - раздался совсем рядом голос Богданова.
        Выражение его лица было непроницаемым, только глаза… чёрно-синие колючие льдинки, предназначенные на этот раз вовсе не мне. Когда он появился на катке, я и не заметила. Маша стояла молча, не двигаясь с места и даже не шевелясь, Тимур же подошёл ещё ближе и негромко проговорил:
        - У вас есть ещё одна дочь?
        Продлившаяся несколько секунд тишина была оглушительной. Не знаю, ждал ли Богданов ответа моей матери. Честно говоря, я не понимала, о чём он. Ещё одна дочь…
        - Нет, - сам ответил Тимур. - Так может, пора задуматься об этом?
        У меня начало шуметь в голове. Хотелось присесть и, накрыв лицо руками, стряхнуть с себя охватившее меня непонимание. В какой-то момент стало казаться, что я перестала улавливать смысл происходящего, что моё сознание искажает действительность. Вот только это было не так. Обнажившаяся правда о том, что Рудов - мой отец, жёсткий взгляд Тима, направленный на мою мать, его слова.
        - Не вмешивайся, - резко ответила мама. - Это тебя не касается.
        - Касается, - выговорил Тимур всё так же негромко. Так же, как и в Романе, в нём чувствовалось напряжение, скрытая где-то внутри угроза. - Меня это касается, - повторил он, едва шевеля губами.
        Лёд глаз стал ещё чернее. Только это и выдавало бушующие внутри Тимура эмоции. Какие? Вот этого понять мне было не дано.
        Бежащие вперёд секунды походили на ртуть. Я так и слышала, как они, тяжёлые, ядовитые, падают вниз и растекаются кляксами до тех пор, пока время не остановилось совсем.
        Нервы сдали. В звенящей тишине я подалась назад. Налетела на бортик.
        Перехватила взгляд Маши, но сказать ничего не смогла. Только качнула головой и быстро пошла прочь с катка.
        - Через полчаса лед будет свободен, - сказал Рудов твёрдо.
        Это было последним, что я услышала прежде, чем скрылась под трибунами. Нет… Ещё я почувствовала. Почувствовала направленный мне в спину взгляд и против воли ускорила шаг, понимая, что если сейчас хотя бы на несколько минут не останусь одна, свихнусь окончательно.
        - Оля! Услышала я резкий окрик Богданова, когда шла по переходу к общежитию. - Подожди!
        Чувство было такое, что меня к стене припечатали, хотя он не то что не прикасался - нас разделяло несколько метров.
        Замедлив шаг, я на миг остановилась. Обернулась к нему и опять пошла вперёд - теперь ещё быстрее прежнего.
        Всё такой же мрачный, похожий на тень, он приближался, и я понимала - даже если попробую убежать - бесполезно. Быстрыми шагами он нагнал меня и, схватив за руку, развернул к себе.
        - Подожди, я сказал, - резко произнес он, гневно глядя мне в глаза.
        - Зачем ты меня преследуешь? Что за цирк ты устроил? - воскликнула я, понимая, что голос звучит немного истерично. Дёрнула рукой - как обычно он не отпустил. Да и к чёрту!
        - Было бы лучше, если бы я промолчал?!
        - Да! - выкрикнула я ещё громче. - Да, лучше! Я бы не чувствовала себя обязанной тебе!
        - Выходит, сейчас ты чувствуешь себя мне обязанной? - Тимур как-то совсем невесело усмехнулся. Глаза были тёмными, но темнота не казалась колючей. Скорее похожей на небо в бурю. Пальцы его чуть сильнее сжались на моей руке, взгляд впился в лицо.
        - А сейчас чувствую! - выговорила я уже тихо. Тихо и немного сипло, как будто с криком из меня вышибло все силы. - А не должна, понимаешь?! То ты об меня ноги вытираешь, то это всё! Что ты за человек такой?! Что тебе от меня надо?
        - Какая же ты дура, - процедил он. Глаза потемнели ещё сильнее. Поморщившись, он покачал головой. Презрительно поморщился. Знакомая мне кривая полуулыбка тронула его губы и тут же пропала.
        - Да, я дура, - ответила я. - Дура, Тимур. Только ты кто? Мерзавец, который не думает ни о ком, кроме себя? Которого только собственные чувства и волнуют?! Захотел - отыгрался, захотел - развлёкся… - я всё-таки высвободила руку. Отступила на шаг и, смотря ему в лицо, качнула головой. - Лучше уж быть дурой, Тим. Оно, может быть, больнее, но если выбирать между тем, чтобы быть дурой и самовлюблённой сволочью… - я не договорила. Грустно усмехнулась и замолчала, продолжая смотреть на него.
        По скулам Богданова гуляли желваки. Мне стоило развернуться и пойти прочь, вот только почему-то сделать этого я не могла. С этим мужчиной я провела первую, наполненную страстью ночь, с ним же узнала горечь и сладость поцелуев. Он столько раз унижал меня, столько раз доводил до отчаяния, а я так и продолжала стоять на месте.
        - Прости меня, - внезапно сказал Тимур. Не громко, но прямо, не отводя взгляда. - Прости.
        Это его «прости» стало для меня той самой пощёчиной, что я не получила от матери. И снова я не понимала, почему. За что он просит прощения? Зачем?! Во мне вдруг поднялась такая злость, какой я, должно быть, не чувствовала никогда прежде. И опять мне хотелось кричать. Вот только кричать я не стала.
        - Простить? - вместо этого спросила я немного резко, отрывисто. Сделала ещё один шаг прочь. - За что? За что я должна простить тебя, Тимур? Ты сам хотя бы это понимаешь?
        - Понимаю, - Богданов опять оказался рядом. Опять его пальцы на моей руке.
        - Не понимаешь, - выговорила я, глядя на него снизу вверх. - Нет, - покачивая головой, уверенно глядя на него. - Не понимаешь, Тимур. Сегодня ты просишь прощения, а что завтра? Завтра опять всё с начала? Я не верю тебе. Я не знаю, кто ты. Не знаю, какой ты.
        Вытянув руку, я бросила на него ещё один взгляд и пошла прочь, уверенная, что за мной он не пойдёт. И действительно. Дошла до конца перехода, но звука шагов за спиной не услышала. Только направляясь к лестнице вдруг различила что-то похожее на удар. Удар… Как будто кто-то с размаху впечатал в стену кулак.
        - Чёрт подери, - остановившись, различила я вдруг рычание.
        Сердце подпрыгнуло к горлу, а я… я, больше не сдерживаясь, побежала вверх по лестнице. Несколько минут наедине с собой - сейчас они нужны мне, наверное, даже больше, чем воздух.
        ГЛАВА 30
        ОЛЯ
        Время полетело так быстро, что я не заметила, как наступила середина января. Опомнилась только поняв, что уже через неделю нам предстоит вылет в Швейцарию, где и должен был состояться чемпионат Европы по фигурному катанию. Подумать только…
        Вряд ли можно было преувеличить для нас с Пашей значимость этого старта. Именно от того, как мы покажем себя на международных соревнованиях подобного уровня, зависело наше будущее в сборной, куда в этом сезоне мы попали только третьей парой. Отчасти это было хорошо - больших ставок Федерация на нас не делала, поэтому особого давления мы не чувствовали. И всё же попасть на пьедестал было вполне реально. Вполне. И мы собирались сделать это.
        Сильных пар в Европе было всего ничего, с главными соперниками нам предстояло встретиться только на чемпионате мира. Но для этого на него нужно было попасть.
        - Давайте сюда, - крикнул нам стоящий возле бортика Рудов.
        Судя по его тону, что-то было не так. Да я и сама это чувствовала.
        После стычки с моей матерью у катка, Роман внимательно следил за тем, чтобы мы не пересекались с её группой. Судя по всему, новых встреч она и сама не желала.
        Две недели… Две недели, и за всё это время ни разу я не наткнулась на Богданова. Поначалу, каждый раз возвращаясь к себе, ожидала встретиться с ним возле двери, вот только один день сменял другой, а этого так и не случилось.
        Чувствовала ли я облегчение? Ответить на этот вопрос мне было сложно даже самой себе. С одной стороны - да, а с другой… С другой я постоянно чего-то ждала, и это неоправданное ожидание вызывало внутри меня разочарование. Одно было хорошо - я смогла целиком и полностью сосредоточиться на тренировках и собраться.
        - Еще раз прокатайте вторую часть произвольной, - довольно строго выговорил Рудов, когда мы оказались возле борта. Заново включил музыку, под которую мы катали произвольную и молчал до тех пор, пока она, сменив ритм, не наполнилась экспрессией.
        - Ещё раз? - Постепенно я стала понимать, о чём он. Понял, кажется, и Паша.
        - Там, где ритм меняется, вы должны показать характер музыки, её настроение. Судьи и болельщики должны видеть не просто двух фигуристов - они должны видеть мужчину и женщину. Вам должны верить. Это не просто красивая музыка - это танго. Вы должны быть пропитаны страстью, эмоциями - каждый взгляд, каждое движение.
        - Да, - только и кивнула я в ответ, тогда как Паша вообще промолчал. - Да. Я… мы…
        - Почему я должен объяснять вам такие простые вещи за неделю до чемпионата? - голос тренера зазвучал ещё строже.
        Пашка недовольно поджал губы, я же почувствовала себя неловко. Ведь действительно не должен. После того, как правда о нашем родстве с Рудовым открылась, ничего не поменялось. Больше всего я боялась, что новость разлетится, подобно выпущенному из хлопушки конфетти, однако этого не случилось. Ни звонков от журналистов, ни громких заголовков, подобных тем, коими пестрили пестрили все возможные СМИ после моего отлёта в Штаты, ни сплетен. Только друзьям я тем же вечером рассказала обо всём чуть более откровенно, прекрасно зная, что дальше них это никуда не пойдёт.
        - Вы ещё тут? - Роман взглядом указал нам на центр катка, и мы, не сговариваясь, повернули обратно.
        - Что, покажем всем, какие мы страстные? - хмыкнул Пашка, обхватив меня за талию.
        Взгляд его вспыхнул, как будто он был горячим знойным сеньором, только что оставшимся наедине со своей сеньоритой.
        - Давай попробуем. - Я положила Паше руку на плечо и из-под ресниц посмотрела в глаза. Томно, как будто только и ждала этой встречи.
        Провела по его плечу и прошептала:
        - Главное, не заиграйся, Жаров.
        - Это вряд ли, - в глазах всё те же угли, на губах лукавая усмешка. - Хотя…
        - Вперёд, - громко сказал Рудов.
        Почти сразу же надо льдом зазвучало танго, и мы, встряхнувшиеся, начали программу, чётко выполняя все указания.
        Настроение, с которым мы катались на этот раз, было совсем другим. Должно быть, именно пинка от тренера нам и не хватало.
        Танго… Сейчас мне казалось несколько странным, что именно эту музыку мы взяли для произвольной. Лучше бы взяли что-то медленное, романтичное. Как правильно сказал Роман, танго - это страсть. Двое - мужчина и женщина. Любовь и ненависть, желание и томление, звенящее напряжение и огонь. Грани откровения… А какая, спрашивается, грань может быть между нами с Жаровым?
        Неожиданно я подумала о том, что было бы, если б это танго мы катали с Богдановым? Грань… Страсть и ненависть, откровенность и напряжение. Год назад я не смогла бы даже взглянуть во время проката на него, но сейчас…
        Никогда! Никогда больше я не выйду на лёд с Тимуром. Это в прошлом. И всё, что было между нами помимо льда, тоже в прошлом.
        Выброс, поддержка…
        Кончики наших с Пашкой пальцев соприкоснулись, взгляды встретились. Он - горячий итальянец, я - его сеньорита…
        Заход на прыжок, толчок, три оборота в воздухе. Сил почти не осталось, но исполненный во второй части элемент приносил дополнительные баллы. Сейчас, когда на высокие компоненты рассчитывать не приходилось, баллы эти нам были нужны особенно сильно.
        Неладное я не увидела - почувствовала. И в то же мгновение услышала сдавленный рык. Обернулась и увидела партнера, лежавшего на льду.
        - Паша! - бросилась к Жарову, чувствуя, как меня колотит. - Что случилось?!
        Опустилась возле него на колени, лихорадочно всматриваясь в искажённое болью лицо.
        - Паша…
        - Колено! Черт! - Паша попробовал разогнуть ногу и поморщился от боли. Грязно выругался и стиснул зубы.
        - Пашка… - наши взгляды встретились.
        В этот момент мы думали об одном и том же. Если это не ушиб, а нечто большее, других вариантов, кроме как сняться с чемпионата, у нас не останется. Про мир тоже придётся забыть. Забыть и начать всё с нуля. Потому что со стороны Федерации поддержки на этот раз мы не дождёмся. Третья пара. Всего лишь третья пара, не успевшая ни проявить себя, ни зарекомендовать на международной арене. Потому что в сущности, пока мы никто. Именно это я видела во взгляде Жарова, именно это понимала сама. И всё, что могла сделать - сжать его руку.
        ГЛАВА 31
        ОЛЯ
        - Отойди! - я даже не успела понять, когда Рудов успел оказаться возле нас.
        Оттолкнув меня в сторону, он принялся уверенно и в то же время осторожно ощупывать колено Жарова.
        Я же так и стояла рядом на коленках, молча, с замиранием сердца смотря на мужчин и про себя молясь, чтобы это был всего лишь ушиб. Чтобы всё обошлось, и наши надежды не осыпались пеплом на этот самый лёд.
        - Тут? - сухо и отрывисто спросил Роман, в очередной раз тронув колено. Паша с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы, и Рудов резко вскинул голову, поднимая на него взгляд.
        - Чёрт, - зло процедил Жаров. Тёмные глаза его блестели досадой и вместе с тем непримиримостью. - Да.
        Одного его взгляда было достаточно, чтобы понять - если есть хоть малейший шанс, он не сдастся. Будет кататься на обезболивающих, на уколах, но не отступит. В этом я понимала его, возможно, как никто. Окажись я на его месте - не сдалась бы. Не сдалась до последнего, и знала, что Паша тоже не сдастся.
        - Вот же… - Жаров крепко выругался, попытался подняться и зашипел, кривясь от боли.
        Господи! И надо было этому случиться!
        - Я с тобой, - шепнула я, придерживая Пашку, когда он всё-таки встал. Помогла ему добраться до борта и крепко сжала руку. Почувствовала, как в ответ смыкаются его пальцы на моей ладони, поймала решительный взгляд.
        Появившиеся буквально через пару минут врачи увели Пашку на осмотр, Рудов пошёл следом. Я же так и осталась стоять у борта. Всё, что мне оставалось - ждать. Один прыжок…
        Так оно порой и бывает: один неудачный прыжок, шаг, падение, и всё. Все надежды, мечты, ожидания разбиваются о холодную гладь льда подобно хрупкому хрустальному сосуду, куда они так долго и бережно складывались на протяжении всей жизни.
        Но думать о худшем было рано. Слишком рано, чёрт возьми! Перед тем, как Паша ушёл с врачами, именно это он мне и сказал.
        - Не хорони нас раньше времени, - крепко сжал мои пальцы напоследок и только после, прихрамывая, ушёл с катка.
        Вот только сколько я ни пыталась отогнать невесёлые мысли, сделать этого не выходило. Время, казалось, остановилось. Мечта… Стоит ли она того? Непосильных нагрузок, постоянных ограничений, невозможности порой заниматься самыми простыми вещами. Мечта даётся в руки единицам, остальным же… Остальным достаются только напоминающие о себе всю жизнь после завершения карьеры травмы и горький вкус разочарований.
        Стоит?
        Да, стоит. Верхняя ступень пьедестала, гимн страны, звучащий в честь победителя, поднимающийся вверх флаг и осознание - вот она, мечта.
        Стоит!
        - Что-то случилось? - совсем рядом раздался до боли знакомый голос, но я даже не посмотрела на Тимура, только тихо произнесла:
        - Паша неудачно упал с прыжка. Возможно, у него травма, - проехала мимо Тимура, но он остановил меня, охватив за запястье. Неожиданно мягко, почти нежно. Потянул к себе.
        Я попробовала высвободиться, но совсем вяло. Присутствие Тимура рядом сейчас было меньшим из того, что меня беспокоило. Вернее… Это беспокоило меня, но совсем иначе. Его пальцы на моём запястье, его низкий голос, пристальный взгляд, пробирающийся в самую мою сущность, тогда как сама я даже приблизительно не могла понять, что творится в душе у Тима.
        - Не нагнетай раньше времени, - совершенно серьёзно выговорил он. - Всё с твоим партнёром будет в порядке. Я уверен.
        - А вот я не уверена, - всё-таки подняла на него взгляд и поинтересовалась: - Вот скажи, - сама не зная почему, вдруг решила спросить я, - у тебя были такие случаи, когда ты все ставил на карту, а в итоге… в итоге ничего?
        - Были, - немного помедлив, сказал Богданов. Помолчал ещё несколько секунд и добавил: - Мне кажется, все об этом знают, - говорил он, как и раньше, сдержанно, однако мне показалось, что в голосе мелькнули нотки сожаления.
        - Я не знаю, - вгляделась в его лицо.
        Может быть, хотя бы сейчас мне удастся немного приоткрыть его для себя? Зачем? Об этом я подумаю после. Если вообще будет, о чём думать.
        - Разве ты не выяснила, кто я и что, когда мы встали в пару? - он усмехнулся. Как всегда немного пренебрежительно. Пальцы его прошлись по моему запястью, под краем рукава надетой на мне толстовки, и от прикосновения этого по телу у меня побежали мурашки. Вот только руку я так и не убрала.
        - Как-то не до того было… - выдохнула я. Пальцы Тима пробрались немного глубже под кофту, и я всё-таки высвободила кисть.
        - Если хочешь, расскажу, но только не здесь, - не став удерживать, отозвался он.
        Опёрся о бортик, преграждая мне путь к дверце и стоял, глядя сверху вниз.
        Странно было находиться с Тимуром вдвоём на катке и говорить вот так. Спокойно, не чувствуя страха, не боясь встречаться с ним взглядом. От касаний его пальцев на запястье как будто остался ожог. Как год назад, когда он дотрагивался до меня в подъезде. Так давно и так недавно…
        Ощущения те вдруг стали настолько близкими, что я не удержала судорожный выдох. Посмотрела Тимуру прямо в глаза.
        - Приглашаю тебя вечером в кафе.
        - Ты серьёзно? - недоверчиво усмехнулась. - Правда думаешь, что я пойду с тобой в кафе?
        - Да, - Тимур привалился к борту бедром.
        Мы по-прежнему смотрели друг на друга - я на него, он на меня. Вот только заглянуть за ледяную синеву мне так и не удавалось.
        - Нам надо поработать над нашими отношениями. Они слишком натянутые, не находишь?
        - Нет у нас никаких отношений, Богданов, - на всякий случай я немного отъехала назад.
        Его близость вдруг начала казаться мне опасной. Синева глаз… Да, единственное, что мне удалось разглядеть - вспыхнувший огонёк.
        - А та ночь… - объехав его, я всё-таки открыла дверцу.
        Тимур лениво обернулся ко мне. Оглядел с головы до ног.
        - Что та ночь?
        - Не считается, - ответила уверенно, так и держа дверцу открытой.
        Несколько секунд прошли в молчании. Наконец я всё-таки ушла со льда и надела на лезвия чехлы, но стоило мне сделать это, Богданов выговорил:
        - Я буду ждать тебя у выхода в семь вечера.
        - Я не приду, - обернулась к нему, уже направляясь прочь от катка
        - Тогда приду я. К тебе в комнату.
        ГЛАВА 32
        ТИМУР
        Ничего не ответив, Журавлёва дошла почти до конца прохода, ведущего к раздевалкам. Только там остановилась.
        - Я буду в семь, - раздражённо сказала она, наградив меня гневным взглядом и скрылась под трибунами.
        Я усмехнулся уголком губ. Придёт, куда денется. Не придёт, ей же хуже.
        Простоял у борта ещё с минуту и начал раскатываться в ожидании партнёрши и тренера. Сделал круг, в несколько подсечек пересёк каток по диагонали и опять заскользил вдоль борта.
        После произошедшей пару недель назад стычки с командой Рудова, Журавлёва-старшая несколько дней вела себя со мной довольно прохладно. Говорила мало и только по существу. На подготовке к чемпионату это, впрочем, никак не отражалось. Рудов - отец Ольги… Кто бы мог подумать?! С другой стороны, чего удивляться? Её мать и сейчас, спустя двадцать лет, была женщиной достаточно интересной. Тогда же… Молодой амбициозный тренер… И всё же подобное в голову мне никогда не приходило. Ну да чёрт с ним!
        Постепенно увеличивая интенсивность раскатки, я несколько раз пересёк каток. Из головы не шли мысли о том, что если Жаров действительно получил серьезную травму, продолжить подготовку к Европе Ольга не сможет. Всё бы ничего, но сейчас на счету был буквально каждый день. Сняться за неделю до старта, на который поставлено если не всё, то очень и очень и очень многое… Как же она ошибалась, думая, что мне неведомо это.
        - Тимур, - услышал я раздавшийся от борта голос Наташи. - Слышал, что тут говорят?
        Я напрягся. Притормозил и посмотрел на партнёршу. Какой бы стервой ни была Наташка, стоило отдать ей должное: выглядела она всегда отменно.
        Ступив на каток, она застегнула олимпийку под горло и направилась ко мне.
        - Что ещё? - прохладно осведомился я.
        - Есть вероятность, что претендентов на пьедестал Европы стало меньше, - оказавшись на расстоянии пары метров, проговорила Наташа и чуть заметно улыбнулась. Впрочем, без особого злорадства. - Я сейчас случайно услышала разговор Рудова с местным врачом. У Жарова что-то с коленом. Что именно, я не поняла, но мне показалось, что выглядит Рудов напряжённым.
        - Это ни о чём не говорит, - отрезал я, не собираясь продолжать разговор.
        Отношения между нами с Наташей всегда были рабочими и не более того. Не сказать, чтобы вне льда мы не общались совсем, но случалось это крайне редко.
        - Не говорит, - согласилась Каримова. Улыбка её совсем пропала. Потерев лицо руками, она шумно выдохнула.
        Последние несколько дней для нас были тяжёлыми: подготовка к чемпионату отнимала всё время, сил хватало только на то, чтобы доехать от катка до дома и вернуться обратно. И всё-таки расслабиться себе Наташка не позволяла. Собранные в тугой хвост светлые волосы, аккуратный маникюр. Яркая, достойная, да и, мать её за ногу, талантливая, но…
        - Давай разминаться, скоро придёт Вера, - сдержанно проговорил я, кивком указав на каток. - Времени лишнего, как ты сама знаешь, у нас нет.
        - Не умничай, Богданов, - неспешно она поехала к центру катка. Обернулась на меня, смерила взглядом. - Поставишь музыку? Хочу прочувствовать настроение прежде, чем мы перейдём к тренировке.
        Ничего не ответив, я включил композицию. Танго. Эту музыку выбрал я сам. Что со своей первой партнёршей, что с Ольгой, чаще всего все предыдущие годы я катался под классику. Захотелось чего-то нового, свежего. Мне нужны были краски: контрастные тона, звучащие сейчас над катком. Танго. Страсть, ненависть, любовь…
        - Мне нравится эта музыка, - неожиданно сказала Наташа. Когда мы снова оказались рядом. Подала мне руку.
        Я сжал её ладонь и, повторяя один из фрагментов программы, дёрнул партнёршу на себя. Криво усмехнулся.
        - Мне тоже.
        Музыка мне действительно нравилась. Ни разу не пожалел о выборе, однако катать под неё с Каримовой было довольно сложно. Технически Наташка была сильной парницей, здесь вопросов не возникало. Другое дело, что никакой искры между нами не вспыхивало, каждый взгляд, каждую эмоцию приходилось буквально тянуть из себя, отыгрывать из пустого.
        Сейчас я ясно понимал, что у Журавлёвой и Жарова проблемы схожие. Это поначалу мне показалось, что там есть нечто большее, чем просто игра. Теперь же, понаблюдав за ними, я убедился: всё, что их связывает - дружба.
        Мда… Какая ирония, чёрт возьми.
        Я опять усмехнулся собственным мыслям. Поймал взгляд Наташи и отрицательно качнул головой. Танго, чтоб его!
        Что было бы, если бы это танго стало фоном нашего проката с Олей? Смогли бы мы? Год назад - нет. А вот сейчас…
        ГЛАВА 33
        ОЛЯ
        Когда я, выйдя из своей комнаты, направилась к ведущей к переходу лестнице, не было ещё и семи. Но ждать дальше выдержки у меня не хватило. Каждый доносящийся из-за двери шорох действовал на и без того натянутые нервы, потому как я понятия не имела, как поведёт себя Тимур. Что, если он решится не дожидаться назначенного времени и заявится ко мне? Что будет, если мы снова окажемся наедине в небольшом, отрезанном от посторонних взглядов пространстве?
        Собираясь, я ругала себя на чем свет стоит. Почему я вновь поддалась? Почему не послала его к лешему со всеми его угрозами?! Ведь не потому, что боялась. Совсем нет.
        Злясь на саму себя, порывисто оторвала было бирку от новенького спортивного костюма, намереваясь надеть его.
        Никакого свидания! Даже намёка на то, что это свидание!
        Вот только стоило мне затянуть верёвочки на штанах и встретиться взглядом с собственным отражением, сознание пронзила мысль, что хочу я совсем другого. Хочу выглядеть сегодня если и не подчёркнуто неотразимо, то по крайней мере совсем не так, как обычно. Хочу, чтобы Тимур увидел меня другой. Не такой, какой привык видеть на тренировках. И даже не такой, какой видел прежде на тех немногочисленных мероприятиях, что мы посещали вместе, когда катались в паре. Совсем другой.
        Заметив у дверей стоящего ко мне спиной Богданова, я в нерешительности остановилась на пару мгновений.
        - Да, Паш… - стоило мне почувствовать, как завибрировал телефон, поспешно взяла я трубку, продолжая смотреть на Тимура. Перед выходом я несколько раз набирала партнёру, но в ответ слышала лишь долгие гудки.
        Ещё несколько часов назад Жаров позвонил мне и сказал, что прогнозы врачи дают благоприятные. Разрыва нет, трещины тоже. Колено припухло, но ничего критичного не было. Однако, чтобы убедиться, что всё действительно обошлось, нужно было пройти полное обследование в больнице. Оставалось только ждать. Ожидание… Не всегда оно бывает худшим из возможного. Как сегодня. Потому что сегодня ожидание подарило нам надежду и оставило шансы.
        - Да, я поняла… - вздохнула, услышав, что ночь Жаров проведёт в больнице, и медленно пошла к двери. - Ты вообще как? А нога? Нет… Может быть, мне приехать? И кто? - улыбнулась, услышав его усмешку, пусть и невесёлую. - Так это девушка? Маша?
        Богданов слегка развернулся, встал ко мне полу-боком. На фоне сизой дымки валящего на улице крупными влажными хлопьями снега, чётко выделялся его профиль. Заметив, как блеснул возле его пальцев огонёк, я снова остановилась. На мгновение даже потеряла нить разговора.
        - Не говори, если не хочешь… - опомнившись, ответила я, глядя на то, как в прохладном воздухе растворяется сизый дым, как вспыхивает и угасает красновато-рыжий уголёк.
        - Да… Позвони, пожалуйста, когда всё будет ясно окончательно… Да понимаю, что и так ясно… Хорошо, почти ясно. Паш… Просто позвони, пожалуйста, когда тебе что-нибудь ещё скажут, - попросила я и попрощалась как раз в тот момент, когда Тимур обернулся.
        Только теперь я обратила внимание на небольшой букет алых роз, который он держал. Красновато-оранжевый огонёк и букет…
        Само собой в памяти мелькнули воспоминания о вечере после короткой программы на чемпионате России в Саранске. Чуть уловимый запах горького дыма и тихий скрип снега под удаляющимися шагами. Богданов? Или просто совпадение?
        Убрав телефон в карман пуховика, я медленно пошла навстречу Тиму. Хотела было открыть разделяющие нас стеклянные двери, но не успела - он сделал это за меня. Уголёк вспыхнул ещё раз и пропал в тёмном проёме стоящей возле входа в спортивный комплекс урны.
        - Я знал, что ты придёшь, - удовлетворённо осмотрев меня, проговорил Тим и протянул цветы.
        Я как-то само собой взяла их. Взяла и тут же ощутила нежный волнующий запах свежих бутонов и примешанный к нему - лёгкий табака.
        Тим посмотрел на часы.
        - Вовремя, - убрал руки в карманы. - Ещё две минуты, и мне бы пришлось выполнить своё обещание, - уголок его рта дрогнул. - Мне всегда нравилась твоя пунктуальность.
        - Точность, - вежливость королей, - бросила я как можно пренебрежительнее.
        - И королев, - добавил он совершенно серьёзно. Ни намёка на ещё недавнюю усмешку. Ни на губах, ни во взгляде.
        ТИМУР
        Хороша, чёрт её подери! Она всегда была хороша, но сегодня… Всё та же зеленоглазая девчонка с рассыпанными по плечам волосами цвета спелой пшеницы и в то же время другая. Совсем другая. Элегантная, обаятельная, знающая себе цену и умеющая держаться молодая женщина, а не та девчонка, какой я встретил её несколько лет назад.
        - Только не строй на этот вечер больших планов, - сдержанно проговорила она и, держа розы, стала спускаться вниз по ступеням.
        Я последовал за ней. Машина была припаркована рядом, и всё же стоило нам выйти из-под козырька, липкие снежинки белыми мухами тут же опали на плечи и лицо. Достав брелок, я снял машину с сигнализации. Поспешил открыть перед Ольгой дверцу и усмехнулся, когда она, остановившись, с вызовом посмотрела на меня.
        - Мне завтра рано вставать на тренировку, - выговорила резко, словно бы я что-то успел ответить ей на предыдущую фразу.
        Нет… Всё же что-то от прежней девчонки в ней осталось. Но это мне даже нравилось - непосредственность, импульсивность. Они всегда отличали её от других.
        - Как Паша? - ничего не сказав, поинтересовался я.
        - До конца пока не ясно, - немного смягчилась она. - Но разрыва нет. Прогноз благоприятный. Он пока на обследовании, но если ничего не обнаружится, за несколько дней он должен будет встать на ноги.
        - Легко отделался.
        - Это точно, - выдохнула она, немного крепче прижав к себе букет. Смахнула с лица влагу от снега и нырнула в салон машины.
        - В любом случае, несколько дней придётся ему обойтись без льда, - отложив букет, сказала она, глядя на меня снизу вверх.
        Снег повалил сильнее, и я, захлопнув машину, обошёл её спереди. Уселся за руль и, поморщившись, смахнул с волос капли воды. Завёл двигатель и тут же включил климат-контроль. Букет снова был у Оли в руках, и я мимолётно бросил взгляд на него, на её узкие кисти, длинные пальцы.
        - Куда мы едем?
        - Скоро узнаешь, - я тронул машину с места. Посмотрел в зеркало заднего вида, потом на Олю.
        Ждал, что она что-нибудь ответит, но она просто откинулась на спинку сиденья. Провела кончиками пальцев по бархатному бутону розы и, словно почувствовав мой взгляд, подняла голову. Коснулась ключицы, плеча. Будто бы невзначай, будто поправляла ремень. Скорее всего, так оно и было, но я тут же вспомнил другой бутон. Ту розу, что была вытатуирована на её бархатной коже. Ту, которой я совсем недавно касался губами и языком, чувствуя при этом тепло её тела.
        ГЛАВА 34
        ОЛЯ
        Сидя за накрытым скатертью богатого шоколадного цвета столиком, я смотрела на Тимура. Он не переставал удивлять меня. Богатым был не только цвет скатерти: всё здесь было пропитано роскошью. Тяжёлые портьеры на окнах, перехваченные толстыми верёвками с кистями, убранство зала, ненавязчиво звучавшая живая музыка: никакой вычурности.
        Никогда прежде я не бывала в подобных местах и теперь чувствовала себя несколько неловко. Моё лучшее платье, которое я взяла с собой из Штатов лишь затем, чтобы надеть на банкет по случаю окончания чемпионата России, казалось мне слишком простым, как и лежащая на коленях сумочка.
        - Богданов, и это твоё кафе? - негромко проговорила я, когда принёсший два меню официант, нагнувшись в лёгком поклоне, отошёл, чтобы мы могли определиться с заказом.
        - Кафе мы оставим на другой раз, - Тимур смотрел точно так же, как и я на него - прямо, без утайки.
        Разделённые столиком, мы как будто испытывали друг друга на прочность. Только устремлённый вверх огонёк зажжённой свечи слегка подёргивался, будто бы ему передалось витавшее между нами напряжение.
        Проведя пальцами по краю кожаной книжицы меню, я едва заметно улыбнулась. Посмотрела в сторону сцены, где расположилось трио: тонкая, будто жёрдочка, скрипачка в расшитом бисером платье, седовласый мужчина с испанской гитарой и ласкающий пальцами чёрно-белые клавиши пианист. На первый взгляд совершенно разные, музыканты составляли единое целое.
        Понаблюдав за ними с минуту, я открыла меню, но вчитываться в строчки не спешила. Чуть заметно улыбнулась самой себе и, снова посмотрев на Тима, призналась:
        - Я хотела надеть спортивный костюм. - Услышав собственные слова, потихоньку засмеялась и тут же увидела появившуюся в уголках губ Богданова ответную улыбку. Холод его глаз как будто тоже смягчился, отражённый в зрачках огонёк свечи согревал лёд.
        - Вряд ли это испортило бы вечер, - бесстрастно ответил он, как будто появись я в тренировочных штанах и олимпийке, это бы ничуть его не смутило. - Ты выглядишь великолепно.
        Под взглядом его я смутилась. Почувствовала, как к лицу прилила краска и поспешила сделать вид, что увлечена выбором заказа, который нам предстояло сделать. В действительности же я только мельком читала названия блюд и напитков, не акцентируя ни на чём внимания. Букет роз, что Тим подарил мне, стоял рядом, и я чувствовала их запах. Такой знакомый запах…
        Снова и снова я думала о том, кто он. Сколько масок есть у него в запасе? В какие игры он готов играть и для чего? Но главное, где он настоящий? Как понять это, как не ошибиться, не поддаться соблазну принять иллюзию за действительность?
        В том, что Тимур умеет перевоплощаться в считанные секунды, возможность убедиться я уже имела. Даже не раз. В равной степени он может быть эгоистичным мерзавцем и мужчиной, видеть рядом с собой которого желала бы каждая. А ещё… ещё ему отлично даётся роль обольстителя.
        - Помнится, ты обещал мне рассказать о себе, - заметила я, оставив меню в покое.
        Положила ладони поверх, понимая, что должна начать первой. Потому что в противном случае разговор мог пойти совсем не туда. Судя по тому, что я чувствовала, по тому, как смотрел на меня Тимур, до этого было совсем не далеко.
        - Обещал, - согласился он нехотя.
        Между нами воцарилось молчание. Снова лишь подёргивающийся огонёк, беспокойная скрипка, сливающаяся с гитарой и клавишами, и его взгляд, направленный прямо мне в душу.
        - Если ты сейчас скажешь, что это был всего лишь предлог, - предупредила я совершенно серьёзно, - и слово своё ты держать не собираешься, я встану и уйду.
        - Это был предлог, - выговорил он, но я чувствовала, что это ещё не всё. Потеребив браслет на запястье, я ждала. Опять эта борьба… - Но от слова своего я не отказываюсь, Оля. Хотя не думаю, что в этом есть что-то интересное.
        - И всё же.
        - Всё же… - он невесело усмехнулся. Почти незаметно, отстранённо и в то же время как будто вернувшись в собственное прошлое.
        Сейчас он был почти понятен мне. Почти… Далёкий и в то же время ставший неожиданно близким, словно бы эта усмешка стёрла невидимую грань, позволив мне подойти на расстояние вытянутой руки.
        - Думаю, ты знаешь, что с юности я катался с одной партнёршей, - снова заговорил он. - Сама знаешь, как это бывает - не получилось в одиночном…
        - Иди в пары, - закончила я, прекрасно понимая, что это негласный закон. Есть, конечно, и те, для кого парное катание - выбор осознанный, но это скорее исключение.
        - Да, - ещё одна усмешка на губах Тима. - Нас с ней в один день привели на каток. До сих пор помню это… Пожалуй, мы стали неразлучны с первого дня, потом партнёры…
        - Как понимаю, перспектива стать парником тебя не особо-то и расстраивала?
        - Я быстро свыкся с этой мыслью, - Тим, как и я раньше, посмотрел на музыкантов. Девушка в красном платье, опустив смычок, прошлась по сцене и остановилась возле гитариста. Задумчиво, Тимур проговорил: - С моим ростом в одиночниках редко у кого складывается. Так что это было ожидаемо.
        - И ты встал в пару со своей подругой, - не знаю откуда взялась лёгкая язвительность, мелькнувшая в моём голосе. Это вышло как-то само собой.
        Я помнила их - красивых, перспективных, готовых покорять мировые подиумы…
        - Да, - повернувшись ко мне, просто сказал Богданов, не обратив внимания на мой тон. - И это было лучшим, что могло случиться на тот момент. Мы отлично понимали друг друга. Порой спорили по пустякам, но никогда не ссорились. Один старт за другим… Мы повыигрывали все возможные турниры по юниорам. Стали в своем возрасте чемпионами мира.
        - Да, это я знаю, - кивнула, снова потеребив браслет. Хотелось куда-нибудь деть руки, но куда, я не знала. Сейчас бы не лишним была чашка или хотя бы, стакан с водой.
        Видимо, поняв это, Тимур отыскал взглядом официанта и кивнул, чтобы тот подошёл к нам, а после заговорил снова, глядя на меня:
        - Нам казалось, что ещё один шаг, и вот она - Олимпиада. Олимпийский пьедестал, гимн. Мы были молодыми, амбициозными и… влюблёнными, - взгляд его устремился уже даже не в душу мне - в сердце. В сердце, в самые потаённые его уголки. - Влюблённые, самолюбивые и жаждущие побед…
        ГЛАВА 35
        ОЛЯ
        Тимур поджал губы, я же не сводила с него удивлённого взгляда. Готова ли я была к подобным откровениям? И да, и нет…
        - Вы готовы сделать заказ? - вежливо осведомился остановившийся возле стола официант.
        - Принесите нам для начала бутылку хорошего красного вина, - попросил Богданов. - С остальным мы определимся через несколько минут.
        - Вино сухое?
        - Да, - несмотря на недавно прозвучавшее признание, говорил Тим всё так же спокойно, ровно, сдержанно.
        Во мне же окрепло понимание: я не просто не знаю его - я вообще ничего не знаю. Голые факты, да и те обрывками. Сосредоточенная на себе, на своих проблемах, я никогда не пыталась узнать хотя бы немного больше.
        - Ирина Бестужева… - сказала тихо. - Твоя первая партнёрша…
        - Да, - Тим откинулся на спинку стула. - Она самая. Мы постоянно были вместе, Оля. На катке, вне его…
        - Так вот откуда все эти эмоции на льду, - моментально кусочки мозайки стали целым. Ирина Бестужева и Тимур Богданов… Им пророчили большое будущее. Я помнила тот юниорский чемпионат мира, на котором они стали первыми, помнила яркую короткую программу и абсолютно взрослую - чувственно-нежную произвольную. На том чемпионате равных им не было, более того, не было им равных и в сборной среди взрослых. По крайней мере, тогда.
        - А потом травма, - снова проговорила я негромко.
        Тимур поморщился, как будто воспоминания всё ещё задевали его. Было ли это так на самом деле, я не знала. Вряд ли. Но взгляд его снова стал непроницаемым.
        - Всё так. Это была самая обычная тренировка перед чемпионатом России. Самая обычная…Ты спрашивала, случалось ли мне ставить всё на кон и всё терять? Именно так оно и было. На том чемпионате мы должны были получить место в сборной, а вместо этого… - собранность, с которой он говорил, внезапно куда-то подевалась. Вздохнув, Тим покачал головой. - Лезвие моего конька угодило в полосу на льду. Проклятую полосу… Это могло бы показаться даже забавным, если бы не перелом. Сезон для нас был закончен.
        - Извини, - как-то само собой вырвалось у меня.
        Тим пренебрежительно фыркнул. Какое дело было ему до моего запоздалого и ненужного «извини»? Но ничего другого на ум мне не приходило - только это короткое «извини».
        - Ты тут ни при чём, - просто сказал он.
        Обслуживающий нас официант снова появился возле столика, и мы ненадолго замолчали. Продемонстрировав нам бутылку, он откупорил её и хотел было разлить вино по бокалам, однако Тимур остановил его. Мне вдруг захотелось оказаться в комнате общежития. Разуться и, забравшись на диван с ногами, обхватить ладонями этот самый бокал, согревая его своим теплом. Укутаться в плед и, выключив в комнате свет, смотреть, как кружат за стеклом снежинки. Пожалуй, я даже не стала бы запирать дверь. Не стала бы, если бы была уверена, что Тим откроет её и, присев рядом, разделит со мной вечернюю тишину.
        - Она не винила тебя? - спросила я, когда он, взяв бутылку, налил понемногу в каждый из бокалов.
        - Нет. Тогда мне казалось, что нет.
        Музыка смолкла, и в зале ненадолго воцарилась наполненная гулом вечера тишина. Тишина, которой тут просто не могло быть.
        - Тогда? - я всё-таки обхватила ладонями стекло.
        - Тогда, - подтвердил Тимур. - Как могла, Ирка поддерживала меня. Говорила, что всё в порядке, что всё у нас ещё будет. Думаю, она и сама верила в это.
        - Тогда, - вновь сказала я, но уже без вопроса.
        - Тогда, - снова подтвердил Богданов.
        - Очень скоро я стал понимать, что она отдаляется. Мы начали ссориться. Вначале так себе… - он тоже взял бокал и задумчиво посмотрел на отливающее рубиновым цветом вино. Качнул головой. - Ничего серьёзного, мелочи. Знаешь, когда бывает, что думаешь - всё в порядке. Вроде как бывает. А потом смотришь назад и понимаешь, что точка необратимости уже пройдена. Так и у нас. С каждым разом наша грызня становилась всё злее и злее. По поводу, без повода… Мы цеплялись друг к другу, хлопали дверьми, говорили то, чего говорить не стоило. Потом, вроде бы, успокаивались. А через несколько дней опять.
        Слушая его, я понимала, к чему был тот выпад относительно наших «отношений» с Пашкой. Так просто и так сложно… Отпустил ли Тимур прошлое? Смотря на него, я думала именно об этом, однако ответов, как всегда, не находила.
        Затихшая мелодия сменилась новой - только двое - скрипка и гитара. Я отпила вино, поставила бокал на стол и спросила прямо:
        - Ты так и не отпустил это, да?
        Не спеша отвечать, Тимур, казалось, просто тянул время. Вот только я понимала - это не так. Он раздумывал над повисшим между нами вопросом, но говорить что-либо не торопился. Не хотел? Скорее всего.
        - С тех пор прошло довольно много времени, Оля, - наконец выговорил он довольно холодно. - Отпустил или нет… Всё уже давно в прошлом.
        Мне хотелось возразить ему, однако вместо этого я спросила:
        - Что было дальше? Вы ведь в скором времени перестали существовать, как пара, если я правильно помню?
        - Перестали, - подтвердил Тим, и мне показалось, что теперь то, что было раньше, не важно. Уже нет. Только в какой именно момент это стало не важным, я не знала. Три года назад, год, месяц или минуту?
        - По сути, это случилось в тот день, когда я получил травму. Всё, что было дальше… - не договорив, он подлил нам ещё немного вина, хотя в моём бокале и так было достаточно. Но возражать я не стала, да и вряд ли бы Тимур воспринял мои возражения всерьёз.
        Вернув бутылку на прежнее место, он приподнял бокал.
        - Давай выпьем за прошлое.
        - За прошлое? - я скептически усмехнулась. - Думаешь, стоит за него пить?
        - Думаю, да, - ответил Тим.
        Поколебавшись, я всё же тронула стекло своим и пригубила вино.
        - Мы выбирали музыку для постановки программ. Если честно, я даже не помню, чего мы хотели друг от друга. Слово за слово…
        - Хуже слов нет ничего, - задумавшись, вставила я. Вспомнила о сказавшей мне, что её дочь умерла матери, о Романе, пригласившем как-то меня в ресторан затем, чтобы рассказать о проведённой много лет назад с ней ночи. О Пашке, день за днём повторявшем мне, что у меня всё получится…
        - Порой бывает, Тимур, - на этот раз откровения принадлежали мне, - что всего нескольких слов достаточно, чтобы за спиной раскрылись крылья. Такие… Что один шаг, и ты как будто в небе, возле самого солнца. Но оно не обжигает. Словами можно убить, можно начать войну…
        - Для того, чтобы говорить о подобном, мы ещё слишком мало выпили, не находишь?
        В этом он был прав. Я замолчала и предложила:
        - Давай выпьем за правильные слова?
        Хмыкнув, он снова коснулся своим моего бокала.
        - Собственно, больше рассказать мне тебе нечего, - мрачно проговорил Тим. - Оба мы были слишком амбициозные, как я уже говорил. И, как понимаю сейчас, к тому же слишком самолюбивые.
        - А может быть, просто слишком глупые? - без улыбки осведомилась я.
        - И слишком глупые, - согласился Тим.
        Я даже не удивилась. То ли виной тому было несколько глотков выпитого на пустой желудок вина, то ли я больше ничего не желала анализировать. Просто слушала, открывая для себя сидящего напротив мужчину, как будто это была если и не первая, то одна из первых наших с ним встреч.
        - В конечном итоге мы обложили друг друга на чём свет стоит. Ира ушла, не став ничего объяснять, да объяснения её мне были и не нужны.
        - Так себе история, - вздохнула я.
        Прядка волос, выбившись, щекотнула шею, и я дотронулась до виска, поправляя её. Поймала взгляд Богданова и увидела уже знакомые огоньки в глубине зрачков, не имеющие никакого отношения ни к прошлому, ни к его бывшей партнёрше, ни к их истории. Только этот вечер, он и я в дорогом, наполненным звуками живой музыки ресторане, окутанные запахом роз и недосказанностью, так и витавшей между нами.
        - Что ты почувствовал, когда они с Озеровым взяли олимпийское золото? - знала, что вопрос этот слишком прямолинеен и, может быть, даже болезнен. Вот только задать его у меня было полное право. Тимур был должен мне слишком много. Горечь унижений, слёзы… Хотела ли я, чтобы он рассчитался за это со мной? Хотела ли я отплатить ему? Нет. Единственное, чего я хотела, чтобы этот вечер не оказался очередной его постановкой для единственного зрителя - меня.
        - Как думаешь, что мог почувствовать парник, брошенный партнёршей и вынужденный кататься по шоу?
        - Ты бы мог, как и она, встать в пару и продолжить карьеру. Если Бестужева попала на Олимпиаду, кто мешал попробовать сделать тебе то же самое?
        - Не кто, а что, - разговор действительно был неприятен Тиму. В голосе его появились напряжённые, пронзённые сталью нотки, в глазах блеснули льдинки. - Травма. Чёртова травма! Ещё несколько месяцев она давала знать о себе.
        - Хочешь сказать, что у тебя не было никаких предложений относительно продолжения карьеры? - я допила вино и поставила бокал с лёгким стуком. - Не поверю, Богданов. Не-по-ве-рю.
        Врать он не стал. Глядя на меня в упор, выговорил:
        - Были.
        - И что же?
        - Меня они не устраивали, - он замолчал на пару секунд. Чуть прищурился и произнёс: - Не устраивали до тех пор, пока меня не нашла твоя мать и не предложила попробовать с тобой.
        ГЛАВА 36
        ОЛЯ
        Я молчала. Пила вино и просто рассматривала Тима. Разрозненные мысли, догадки, предположения постепенно цеплялись друг за друга, складываясь в единую цепочку.
        - А если бы не моя мать? - осведомилась я. - Если бы не её предложение? Что тогда?
        Ненадолго мы как будто поменялись ролями. Теперь я, чувствуя себя совершенно спокойно, царапала Тима вопросами, отвечать на которые, я знала, он не хотел.
        Я заставляла его возвращаться туда, где он был когда-то - в собственную безысходность. Безысходность ли? Вероятно, это было не совсем уместным определением того времени, но сути это не меняло. Я давила на больные места, пусть даже делала это не с целью задеть его. Мне было действительно интересно, что бы было, если бы моей матери не пришла в голову идея сделать из нас пару. Увы, идея не такая уж, как показало время, удачная. Не потому, что интуиция, позволяющая матери выводить спортсменов на самый высокий уровень, подвела её. Нет. Дело было в другом.
        - Скорее всего, ничего, - снова честно ответил Тимур. - Я был в тупике. Долгое время нормально не тренировался. Выступал по второсортным шоу, чтобы заработать хоть какие-то деньги…
        - А твой бывший тренер?
        - Мы расстались не слишком хорошо, - резко выговорил Тим.
        Вопрос был действительно совсем неуместным, ибо задав его, я вспомнила, что Бестужева со своим новым партнёром остались в прежней группе. Уйти пришлось Тиму. Удивляться, в общем-то, было нечего: при прочих равных на тот момент Ирина могла продолжать кататься, тогда как спортивное будущее Тимура оставалось под вопросом. Спорт не терпит слабостей, человеческий фактор далеко не всегда стоит во главе угла.
        Вздохнув, я предложила:
        - Давай закажем что-нибудь к вину?
        Тим кивнул. Осмотрел зал, ища официанта. Тот принимал заказ у сидящей через несколько столиков от нас пожилой пары. Седовласая женщина с тонкой ниткой жемчуга на дряблой шее, мужчина в элегантном костюме… Несмотря на то, что было им, должно быть, далеко за восемьдесят, назвать их стариками у меня бы не повернулся язык. Сколько лет они вместе? Десять? Двадцать? Всю жизнь?
        А в глазах нежность…
        - Ты выбрала, что будешь? - вновь поймав мой взгляд, спросил Тим.
        Честно говоря, есть мне особенно не хотелось. Чувство голода, ещё недавно довольно сильное, притупилось после всего, что я услышала за то недолгое время, что мы пробыли тут. Но вино - терпкое, пьяное, делало своё дело, и я понимала, что если так пойдёт дальше, ничего хорошего не будет.
        - Я бы обошлась чем-нибудь лёгким, - не открывая меню, я отложила его на край стола. - Не хочу горячее.
        - Салат и сырная тарелка?
        - Да, - Тим взял вино, и я сама протянула ему бокал.
        Неожиданно Тимур перехватил мою руку. Большой палец его прошёлся по косточке на запястье. Я вздрогнула. Хотела убрать кисть, но он удержал. Сдавил сильнее, продолжая поглаживать. Секунда, две, три… Звуки скрипки показались мне невозможно громкими, но даже они не смогли заглушить грохот моего сердца. Сорвавшееся, оно как будто билось о рёбра, разгоняя по венам кровь с такой быстротой, что у меня закололо в кончиках пальцев, а дыхание перехватило.
        - Тебе нужно лучше есть, - в последний раз проведя по запястью, Богданов выпустил мою руку. - Ты сильно похудела.
        - Когда-то ты именно этого и хотел, - отгоняя наваждение, я сделала большой глоток вина.
        Огонёк в глубине зрачков Тима становился всё заметнее. Это было уже не злостью, не раздражением. Желание. И скрыть его он не пытался.
        - То, что было когда-то, уже не имеет значения, - чуть глухо, с сипловатыми нотками.
        - Разве? - осведомилась я с вызовом.
        Теперь я понимала всё, что происходило с нами, с нашей парой куда лучше. Понимала или, по крайней мере, надеялась, что понимаю. Восстановившийся физически, Тимур замкнулся в себе, озлобился. Тогда как партнёрша его, стоя на высшей ступени олимпийского пьедестала вместе с новым партнёром слушала звучащий в их честь гимн России, он оставался фактически никем. Ещё и постоянные напоминания… Слишком хорошо мне было известно, как умеют журналисты ненароком обронить фразы, оставляющие внутри болезненные ожоги. Как комментаторы порой проводят параллели, рассуждая о том, чего на самом деле не знают.
        - К чему сейчас это всё? - спросила я, когда официант принял у нас заказ. - Чего ты хочешь от меня?
        - Тебя, - ответил Тим просто.
        - Меня, - я усмехнулась. Покачала головой и позволила бокалу лечь на пальцы. Покрутила его, глядя как вино омывает стенки и коротко выдохнула. - Я была у тебя два года, Тимур. И что? Что? - повторила, не дождавшись ответа.
        Синий лёд его глаз был одновременно колючим и раскалённым. Что он мог ответить мне? Сейчас, спустя столько времени, после всё ещё неоконченного разговора, произойти который должен был ещё давно. Мы опоздали. Опоздали на три года, но винить в этом одного лишь Тима было бы с моей стороны несправедливо.
        - Ты ведь боялся, что со мной тоже ничего не получится, верно? - сдавшись, нарушила я молчание первой. - Злился на самого себя.
        - Я боялся повторения, - не дав мне договорить, отрезал он и впился взглядом в моё лицо.
        - Повторения?
        - Ты так ничего и не поняла, - тронувшая уголок его рта усмешка была наполнена сожалением. - Случается так, что в попытке избежать прошлых ошибок, мы совершаем новые. Какие в конечном итоге оказываются более разрушительными - сказать сложно.
        - Хочешь сказать… - догадка, пронзившая меня, ошпарила нервы. Я сделала новый глоток, но вино показалось безвкусным.
        Тимур же просто смотрел на меня пристально, прямо, и по взгляду его было ясно - на этот раз я поняла всё правильно.
        - Но…
        - Достаточно на сегодня, - резко выговорил он, пресекая дальнейший разговор. Взгляд стал тяжёлым, совсем тёмным.
        Хотела ли я продолжить? Этого я не знала сама.
        - Пойдём, - поднявшись, он подал мне ладонь и показал в сторону сцены.
        Там. На небольшом пространстве, несколько пар покачивались в танце под тихую песню фортепьяно, сплетённую с голосом отложившей скрипку девушки. Только сейчас я поняла, что она уже не играет - поёт. Испанский…
        - Пойдём, - вложила я свою ладонь в руку Тима, понимая, что ближайшие несколько минут нам лучше действительно не разговаривать. Ни о чём. Или хотя бы ни о чём важном, имеющем значение в настоящем, в прошлом и, может быть, даже в будущем.
        ГЛАВА 37
        ОЛЯ
        Остановившись, Тимур развернул меня к себе. Обхватил ладонь и посмотрел прямо в глаза.
        - Слышишь? - спросил он негромко. Бархатные нотки его голоса окутывали, пьянили меня подобно только что выпитому вину.
        - Что? - спросила я с придыханием.
        Он опять легонько поглаживал моё запястье, пробуждая во мне чувственную дрожь. Немного пьяная, я чувствовала себя расслабленной и одновременно с этим была напряжена до предела. Смотрела ему в глаза, видела плавящийся вокруг зрачков лёд и понимала, что не могу оставаться безучастной. Не могу и, более того, не хочу.
        Тимур так и смотрел мне в глаза, я же вдруг поняла. Девушка в красном больше не пела. Голос её сменился пока что тихим, но таким знакомым звуком клавиш…
        - Танго, - шепнула я, сделав шаг вслед за Тимуром.
        Это действительно было танго: то самое, под которое была поставлена наша с Пашкой произвольная программа. То самое, под которое катались в своей произвольной Тимур с Наташей. Танго, под которое могли бы кататься мы с ним и под которое скататься нам, увы, было не суждено.
        - Танго, - подтвердил он, проведя ладонью по моей спине, и повёл за собой - уверенный, настойчивый. - Расслабься, - наклонившись ко мне, выговорил он.
        Опустил ладонь на поясницу и сделал ещё несколько шагов в такт музыки.
        Расслабиться?! Как я могла расслабиться, когда он смотрел на меня? Когда взгляд его, проникая в самую глубь меня, будоражил откровенностью? Язычки синего пламени словно бы танцевали вокруг нас, а мы двое, находящиеся здесь и сейчас в этом зале, были далеки от реальности.
        Покорная, я сделала несколько шагов вслед за Тимуром. Он вёл меня уверенно. Удерживал за руку и неотрывно смотрел в глаза, не давая мне возможности опомниться даже на секунду.
        - Ты специально попросил сыграть их это танго? - только и спросила я, когда напряжение в музыке стало чуть менее заметным.
        - Нет, - шаг, разворот.
        Не знаю, что именно заставило меня сорваться в омут: звук ли голоса Тимура, пробирающийся сквозь ткань платья жар его ладони, беспокойная ли песня струн и клавиш. Я как будто потерялась во времени. Чувствовала только нас двоих. Танго звучало всё резче и громче. Страсть, ненависть…
        - Тим… - немного испуганно выдохнула я, когда он заставил меня откинуться на его руку. Всё вокруг замелькало, закружилось. Вторая ладонь легла в его, и он снова повёл меня. Шаг, разворот, ещё шаг.
        В какой-то момент я прижалась к нему, почувствовала всем телом. Вскинула голову с вызовом и тут же отступила назад. Переступили ли мы уже грань или всё ещё шли по ней?
        - Ненавижу тебя, - выдохнула я, коснувшись его груди. - Ты отвратителен.
        - Я знаю, - снова его пальцы на моей спине и тут же ниже - по бедру.
        Каждое его касание было откровением, каждый его взгляд - приглашением, на которое я не спешила ответить «нет».
        - Говорят, что от ненависти до любви… - усмехнулся он, разворачивая меня. Подхватил под коленкой. Порывисто, резко, закинул ногу себе на бедро и заставил откинуться на его ладонь. Снова. Скрипка, гитара…
        - Говорят, - подтвердила я, стоило нам продолжить танец. Прижалась к нему всем телом и посмотрела снизу вверх.
        Танго звучало последними аккордами, сердце моё колотилось так же сильно, как и сердце Тимура под моей ладонью. Ещё один резкий перелив клавиш, нервные ноты. Звук, таящий в воздухе и… Губы на губах.
        Наплевав на всё, я провела пальцами по шее Тима. Коснулась его волос и приоткрыла рот, отвечая на поцелуй. Тут же отстранилась и, посмотрев в сторону, поймала на себе взгляд пожилого мужчины. Так же, как меня Тим, он держал за руку свою спутницу.
        - Танго, - сказал он внезапно, обращаясь к нам обоим. - Этот танец никогда не врёт. Наше первое танго было больше шестидесяти лет назад, - он сжал руку женщины крепче. - Больше шестидесяти лет… И продлилось оно всю жизнь, - он улыбнулся уголками тонких губ.
        Сжав ладонь спутницы, посмотрел на неё так, как мог бы смотреть двадцатилетний мужчина на женщину, которую желал больше самой жизни, на женщину, которая и была его жизнью. В этом взгляде было всё: страсть, желание, пламя неугасающих чувств и любовь. Непростая, раскрашенная самыми разными оттенками, но пронесённая через года и по-прежнему яркая, живая.
        - Пусть в вашей жизни всегда будет танго, - вновь обратив взор к нам, проговорил он и повёл жену к столику.
        Вышли из ресторана мы уже за полночь. Коснувшаяся лица ночная прохлада тут же обожгла кожу, и я потуже затянула пояс на пуховом пальто. Голова немного кружилась от выпитого, и я почувствовала благодарность, когда Тим обхватил меня за талию.
        - Надеюсь, ты не собираешься садиться за руль? - спросила я, когда мы вышли к дороге.
        - Нет, - отозвался он и указал на остановившуюся неподалёку машину. - Наше такси.
        Не задавая больше вопросов, я пошла за ним, ступая по вязкому мокрому снегу. Щёки горели, по телу разливалась приятная расслабленность, но в то же время я понимала, что ночь наступила слишком быстро. Взглянув на мелькающую огоньками фар дорогу, я выдохнула и, стоило Тимуру открыть дверцу, нырнула в салон.
        - Домой? - спросил он, усевшись рядом на заднее сиденье.
        Не дожидаясь ответа, назвал водителю адрес спортивного комплекса, но я остановила его, положив руку ему на колено.
        - Не хочу, - сказала я тихо. Стоило ему повернуться ко мне, посмотрела в глаза и повторила: - Не хочу.
        - Что не хочешь? - так же тихо переспросил он.
        - Домой, - ладонь моя с его колена переместилась на руку. - Поехали к тебе Тим.
        Ничего не ответив, он долго смотрел мне в лицо, будто искал подтверждение тому, что слова мои осмысленные, не сказанные просто так. Что причиной всему не вино.
        - Поехали, - шепнула я тихо, и он, вновь обернувшись к водителю, назвал адрес. Не адрес комплекса, а совершенно другой, пусть даже улица и находилась не так далеко от той, куда мне предстояло поехать изначально.
        ГЛАВА 38
        ОЛЯ
        Никогда раньше я не была у Тимура. Ни разу за то время, что мы выступали вместе не перешагивала порог его квартиры. Сейчас же, стоя в широком, слабоосвещённом коридоре, я почти не испытывала неловкости. Разве что вздрогнула, когда Богданов, коснувшись моих плеч, помог снять пуховое пальто.
        - Спасибо, - обернулась к нему и присела на пуфик. Расстегнула молнию на высоком сапоге. Почувствовав на себе взгляд, посмотрела снизу вверх с вопросом, отвечать на который Тим не стал.
        И он, и я знали, чем закончится этот вечер. Смысла увиливать, скрывать что-либо не было. Понимала ли я, что делаю? Да. Понимала ли зачем? Вряд ли.
        - Не пожалеешь? - спросил он, убирая моё пальто в шкаф-купе.
        Ответа на этот вопрос я не знала. Сняла сапог и взялась за застёжку на молнии второго.
        - Может быть, и пожалею, - сказала прямо. - Но это будет только завтра.
        Поднявшись, я подошла к Тиму, уже успевшему расстегнуть своё пальто и положила ладони ему на грудь. Посмотрела в глаза и, ощутив, как запах его одеколона дурманом пробирается в лёгкие, потихоньку выдохнула. Провела ладонями вверх и, обвив его шею, взъерошила волосы на затылке. Рука его опустилась на мою талию, через тонкую ткань платья я ощутила тепло и буквально тут же губы на губах.
        Не думая, ответила на поцелуй. В памяти всплыли недавно обращённые к нам слова пожилого мужчины, до сих пор не разучившегося танцевать танго, и мне до безумия захотелось того же. Захотелось, чтобы спустя много лет кто-то привёл меня в дорогой ресторан, где на небольшой сцене музыкальное трио выводило бы наполненную страстью, ненавистью и любовью мелодию. Чтобы этот кто-то, уверенно взяв меня за руку, вывел на площадку и, стирая все возможные предрассудки, прижал к себе в пронесённом через всю жизнь танце. Кто-то… Тот, кто, назвав однажды своей, никогда больше не позволил бы мне уйти. Не отпустил бы, несмотря на все уготовленные судьбой трудности.
        - Учти, если попробуешь в чём-нибудь меня завтра обвинить, - горячо выдохнул Тим возле моих губ. Потихоньку прикусил нижнюю. Ладонь его с моей поясницы переместилась на бедро, смятый, подвластный пальцам подол обнажил ногу, - я опять могу не сдержаться и наговорить тебе какой-нибудь ерунды.
        - Если ты это сделаешь, - я перехватила его руку, укусила в ответ и, немного отстранившись, глянула в глаза, - я тоже чего-нибудь тебе наговорю. Поверь, я могу быть ещё той дрянью, Богданов.
        Незаметно для себя, я опять оказалась прижатой к нему. Запустила ладони под распахнутое пальто и прикрыла глаза, когда он принялся поглаживать меня пониже спины. Кровь, горячая, как будто пряная, неслась по венам, разгоняемая тяжело бьющимся в груди сердцем.
        Я чувствовала губы Тима, его пальцы, его ладони и с каждым мигом понимала - это уже не остановить. Не остановить ни его, ни меня, ни пламя, что подобно вырвавшемуся из-под контроля лесному пожару, окутало нас своими языками.
        - Сколько же в тебе граней, - сипло выговорил Тим.
        - Не больше, чем в тебе, - в тон ему отозвалась я.
        Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Всё могло бы произойти здесь и сейчас, буквально за считанные минуты, однако торопиться нам было некуда, и мы знали это. Обхватив мою ладонь, Тимур провёл подушечкой большого пальца по костяшкам на кисти, по запястью. Забрался под узкий рукав, поглаживая мягко, неспешно и повёл меня по коридору вглубь квартиры.
        Сняв пальто, он бросил его на пуфик, где я сидела до этого.
        Такой же неяркий, как и в коридоре свет, озарил комнату. Гостиная. Большая, с высоким потолком и мягким пушистым ковром насыщенного коричневого цвета под ногами.
        - Хочешь ещё вина? - спросил Богданов, повернувшись ко мне.
        Вина на этот вечер было достаточно, но отказываться я не стала. Понимала, что утром и ему, и мне нужно быть на тренировке, что до чемпионата Европы остались считанные дни, что, должно быть, творю глупости. И всё равно не стала.
        - Хочу, ответила я.
        Улыбка, почти неразличимая, тронула только самые уголки его губ. Лежащая на моём бедре ладонь оказалась на ягодицах. Стопы утопали в ворсе ковра, а я летела в чёрно-синюю бездну его глаз, понятия не имея, разобьюсь ли о холодные льдинки или же сгорю в голодном пламени.
        - Мне нравится твоё платье, - пальцы прошлись по ключицам, по круглому, отделанному вышивкой вороту.
        - Только платье? - стоило ему убрать руку, спросила я. Отступила, осматриваясь, и тут же снова встретилась с Тимом взглядом. Он стоял на прежнем месте, наблюдал за мной.
        - Думаю, если бы оно было надето не на не на тебе, я бы не обратил на него внимания, - отозвался Тим и, больше ничего не сказав, вышел из комнаты.
        Проводив его взглядом, я прошла до окна. Отодвинула портьеру, посмотрела на открывающийся с высоты тринадцатого этажа вид. Сейчас, ночью, внизу виднелись лишь редкие огоньки работающих до утра клубов и ресторанов, всё остальное же было укутано чернотой. И всё равно эти далёкие огоньки завораживали, как и те искры, что тлели в глубине чёрных зрачков мужчины, которому принадлежал этот дом.
        Позволив портьере скрыть окно, я снова осмотрелась и снова пересекла комнату.
        - Так и знал, что застану тебя тут, - прямо передо мной возник бокал, наполненный красным вином.
        Тимур стоял совсем близко. Стоило мне сделать крохотный шаг назад, я бы прижалась к нему всем телом, сейчас же просто чувствовала его.
        Пригубив вино, я открыла стеклянную дверцу шкафа и, взяв с подставки одну из медалей, положила её на ладонь. Широкая атласная лента скользнула между пальцев одновременно с тем, как ладонь Тимура опустилась на мою талию.
        - Бестужева дура, - я обернулась к нему. - Просто дура.
        Сколько же у Тимура было наград! Большинство - по юниорам, завоёванных в паре с Ириной, но были и другие - по детским стартам. По взрослым тоже были. Куда меньше - то, что успелось до травмы. Совсем немного - наших общих и несколько - незначительных, уже с Наташей.
        Казалось, что лёд для Тимура - родная стихия. Сейчас, глядя на него, я понимала, что так оно и есть. Он и сам лёд. Он - мой лёд…
        Ничего не ответив, он взял одну из небольших медалей. Бронза турнира серии B - совсем ерундовая. У меня и у самой была такая.
        - Помнишь? - спросил он, переплетая красную ленту между пальцев.
        - Помню, - эхом ответила я.
        Глаза в глаза, вкус вина на языке, вкус его поцелуя, а дальше… Негромкий звук разъезжающейся молнии, прохлада воздуха с контрастным жаром его ладоней. Губы… Снова губы.
        - Ты - лёд, - только и выдохнула я, когда голой спины коснулся мягкий ворс ковра.
        Почувствовала влажное прикосновение губ к розе на ключице и застонала, помогая Тиму избавить меня от скомканного на талии платья.
        ГЛАВА 39
        ОЛЯ
        Густой, волнующий запах кофе я почувствовала, ещё не успев до конца проснуться. Тихо застонав, приоткрыла глаза и увидела сидящего на другой стороне постели Тимура. Пристально, изучающе он смотрел на меня. Почти так же, как утром первого января и в то же время совсем иначе.
        - Привет, - голос мой звучал немного глухо со сна.
        Прикрыв грудь одеялом, я присела в постели. Волосы рассыпались по плечам, и это, судя по всему, не осталось незамеченным Тимуром.
        Минувшая ночь напоминала о себе лёгким тянущим чувством внизу живота, на коже как будто всё ещё чувствовались следы касаний и поцелуев. Пустой бокал от вина стоял на тумбочке возле постели, и я вспомнила, как ночью, совершенно обнажённая, забрала его из гостиной. Проблески рассвета уже разбавили тьму ночи. Как будто кто-то выплеснул немного молока в чашку чёрного кофе так же, как только что это сделал Тимур.
        - Что скажешь? - подав кофе мне, спросил он.
        - А я должна что-то сказать?
        - Понятия не имею, - взяв вторую, стоявшую на тумбочке с другой стороны, отозвался он.
        Всё ещё не отогнавшая от себя остатки сна, я рассматривала его широкие плечи, покрытую тёмными колечками волос грудь и невольно думала о том, как хорошо мне было с ним. Вначале там, на полу в гостиной, потом на широкой постели в спальне. Он как будто чувствовал все мои желания, знал, как прикасаться ко мне, тогда как даже я сама, ведомая одними лишь инстинктами, до конца не знала этого.
        Кофе был крепким, горячим. Сделав глоток, я облизнула губы и снова поймала на себе взгляд Богданова.
        Не сказав друг другу больше ни слова, несколько минут мы пили утренний кофе. Всё так же молча Тимур подал мне несколько квадратиков горького шоколада, и я взяла их. Молча. Девяносто девять процентов какао. Неприкрытое сладостью откровение, как и то, что чувствовалось между нами.
        - Я сама захотела поехать к тебе, - наконец не выдержала я. - Вино тут ни при чём.
        - Совсем? - он как будто испытывал меня, мою выдержку.
        Бросив бумажку от шоколадки на постель, я приподнялась выше, и одеяло почти что открыло грудь. Поправлять его я намеренно не стала. Подцепив зубами край обёртки, вытащила ещё один кусочек шоколада и положила на язык. Вчера я обещала ответить ему. Пусть и не на грубость - на вызов. Моя выдержка не безгранична, вот только вряд ли безгранична и его.
        - А как же истерика? - он небрежно усмехнулся.
        - Истерика? - с непониманием переспросила я. Шоколад таял. Горький шоколад, горький, с несколькими каплями молока кофе… А на губах по-прежнему сладость поцелуев.
        - Я ведь соблазнил тебя, - он тоже развернул квадратик. Откусил половинку и, глядя мне в глаза, подал оставшийся кусочек. Пальцы наши соприкоснулись, когда я взяла его. Внутри нарастало волнение, низ живота начал ныть ожиданием.
        - Пьяную? - облизнула губы. Небольшой кусочек шоколада хрустнул, когда я откусила от него самый уголочек. - Разве что немного пьяную, раз ты настаиваешь. Хотя мне казалось, что это было обоюдно.
        - Твоя версия мне нравится больше, - допив свой кофе, Тимур поставил чашку на пол. Забрал мою и опустил туда же. Пальцы наши опять соприкоснулись. Согретый шоколад вернулся к нему и тут же коснулся моих губ.
        - А сейчас как? - голос его стал хриплым. - Обоюдно?
        - Дай подумать, - я провела пальцами по его плечу.
        Тим попытался притянуть меня ближе, но я не торопилась. Как и я, он пах кофе и шоколадом. Кофе, шоколадом и немного - горьким дымом.
        - Значит, это ты был в Саранске возле служебного входа, - прошептала я, подаваясь к нему. Замерла, когда между наших губ осталась пара миллиметров. - Ты… - моя ладонь прошлась по его плечам. - Не вздумай говорить, что не ты.
        - А то что? - ещё на миллиметр ближе.
        Ответа я не знала. Да и мыслей уже не осталось. Среди прочих запахов я уловила свежий - мужского геля для душа и не смогла удержать стон. Тимур всё-таки прижал меня к себе. Завладел губами и с ходу принялся целовать жадно и голодно, как будто не делал этого буквально несколько часов назад. Его дыхание, его желание, его стремление взять меня: всё это находило во мне отклик. Я жаждала того же - его. Несмотря на прошлое, о котором думать сейчас не хотела, на будущее, думать о котором была не готова и даже на настоящее, потому что о нём думать просто не стоило, оно было здесь и сейчас. Было и всё.
        - Мы опоздаем на тренировку, - заметил Тим, не собираясь, впрочем, отпускать меня.
        - Констатация факта, - отозвалась я и, подчиняясь ему, легла на спину. Снова обхватила его за шею, посмотрела снизу вверх и шепнула: - Хочу…
        - Чего хочешь? - лижущие лёд языки чёрного пламени в глазах.
        - Тебя хочу, - откровенно призналась.
        Подумать только, когда-то я боялась его, а теперь… Боялась ли я его сейчас? Нет. Куда больше я боялась саму себя. Понимала - того, что происходит, происходить было не должно никогда. Что это? Умопомрачение? Неконтролируемое влечение? Моя распущенность или его умение подчинять? Подчинять меня себе. Ведь он всегда умел делать это.
        - Раньше я так боялась тебя… - выгибаясь под его руками, простонала я. Он опять влажно целовал мои ключицы, бутон розы на плече. - А сейчас…
        - Боялась? - он вдруг обхватил мою голову ладонью. Долгим взглядом посмотрел вглубь меня и качнул головой. - Ты боялась…
        - Тимур, - позвала я, чувствуя, что в этот момент мы идём по тонкому-тонкому льду. Протянула руку и коснулась его скулы.
        Отпустив мою голову, он перехватил кисть. Поцеловал ладонь и потихоньку прикусил запястье.
        - Знаешь, в чём твоя ошибка? - просипел он, всё так же глядя мне в глаза.
        Я вопросительно кивнула. По телу моему один за другим пробегали горячие импульсы. Скручивались внизу живота одним тугим комком желания, делали чувствительной грудь, заставляли терять саму себя в одном лишь «хочу».
        - Смотришь на меня так…
        - Как? - новый выдох.
        - Так, что меня выкручивает, - невесело усмехнулся он. - Три года назад я пришёл на каток, думал, встану в пару с девчонкой. И всё. Ничего из прошлого. Ничего личного. А эта девчонка…
        - А эта девчонка? - опять выдохнула я.
        - А эта девчонка… - он резко выпустил мою руку и навис сверху. - Эта девчонка, будь она проклята…
        Я приоткрыла губы, собираясь что-нибудь сказать, но так и не сказала. Тронула его живот и тут же почувствовала, как напряглись мышцы. Провела ниже, глядя Тиму прямо в глаза. Ещё ниже и ещё… Шёлковая дорожка волос, желание…
        - Мы опоздаем на тренировку, - просипел Тим. Как будто в этих словах ещё оставался какой-то смысл.
        - Ну и что, - мой выдох смешался с его. Запах кофе и шоколада. Лёгкий дым…
        - Ты ведь понимаешь, что назад дороги нет?
        - Ну и что?
        - С огнём играешь… - прорычал Тимур, склонившись ниже. В самые губы, покусывая, лаская.
        - Ну и что, - укус в ответ. - Девчонка выросла, Тимур. А ты просто идиот…
        ГЛАВА 40
        ОЛЯ
        - Мне напомнить тебе, что со дня на день мы вылетаем на чемпионат? - осведомился Рудов, когда я, наспех переодевшаяся у себя в комнате, появилась на катке.
        Просить прощения смысла не было. Слишком хорошо я понимала значимость каждой упущенной минуты. Значимость, прежде всего, для меня самой. Если у Рудова была возможность заниматься сразу с несколькими спортсменами, вырастить не одно поколение, у меня - нет.
        Поджав губы, я отвела взгляд и всё-таки выговорила:
        - Простите.
        На катке рядом с нами находилось несколько посторонних: один из тренеров младшей группы, двое сотрудников обслуживающего персонала. После стычки с матерью я старалась быть ещё более сдержанной на людях, хотя с каждым днём официальное «Вы» звучало всё более притянуто.
        - Где ты была? - не обратив внимания на мою бестолковую попытку сгладить неприятный момент, довольно холодно осведомился он. - И не говори, что у себя. Ты знаешь, вранья я не люблю.
        Должна ли я была отвечать ему? Сейчас, накануне одного из важнейших стартов, он имел полное право спросить меня об этом. Я же… Я имела право промолчать. Хотя бы раз. Хотя бы сегодня. Ибо всё, что произошло за последние время между мной и Тимуром, только нас двоих и касалось.
        - Не скажу, - только и ответила я, тем более врать мне и самой не хотелось. Да и толку? Выкручиваться, находить оправдания…
        Проведённый в Штатах год научил меня многому. Прежде всего, ответственности перед самой собой. Ответственности, которой я пренебрегла, должно быть, первый раз в жизни.
        Роман только покачал головой. Взгляда с меня он не сводил, как будто пытался решить, что со мной делать и чего ждать дальше. Вопрос, который интересовал не только его. Чего ждать дальше?
        - Будь добра, - продолжил он, - отложи личное хотя бы на ближайшую неделю. Ещё лучше - до конца сезона. - Рудов махнул рукой. - Да что я тебе говорю, как ребёнку? Ты же взрослый человек…
        Перехватив мой выразительный взгляд, он замолчал. Не знаю, что заставило меня улыбнуться. Неожиданно нахлынувшее ощущение того, что всё в порядке, что всё идёт своим чередом. Лучше, хуже, но идёт. Скованность, не покидавшая меня с момента прилёта в Москву, рассеялась, как лёгкий туман под лучами солнца. Как будто до этого она незримо, совсем незаметно жила внутри, а теперь вдруг исчезла бесследно.
        - Пап, - тихо сказала я и качнула головой. - Я ведь действительно взрослый человек.
        Моё «пап» прозвучало так просто, что не вызвало у нас неловкости. Только уголок губ Рудова чуть заметно дрогнул в усмешке.
        - Думаешь, стоит назвать меня папой и всё? - он, вроде бы, продолжал говорить строго, сдержанно, но глаза выдавали его. Оба мы понимали, что значит для меня назвать его отцом и не просто тет-а-тет, а здесь, на катке, когда в любой момент кто-то может совсем не вовремя оказаться рядом.
        - Я надеялась на это, - улыбнулась. Но тут же улыбка моя исчезла, и я проговорила очень серьёзно: - Только не подгоняй меня, ладно? Ты правильно сказал про личное - это потом. И наше с тобой личное тоже.
        - Да, - согласился он и указал мне на лёд. - Сегодня Павла не будет. У него физиопроцедуры. Но тебе стоит поработать над прыжками, сама знаешь.
        - Знаю, - ответила я, обернувшись к катку. Ещё раз посмотрела на отца и начала разминаться прямо возле бортика. Времени на зал уже не было. Заметила, как Рудов разговаривает с Машей, после - её полный интереса взгляд, направленный на меня, и жестом дала понять, что всё потом. Потом, может быть.
        - Что случилось? - спросила Маша, стоило мне выехать на лёд. - Я пыталась до тебя дозвониться, но твой телефон недоступен.
        - Я его выключила, - просто сказала я.
        - Зачем?
        - Не хотела, чтобы мне мешали, - я неспешно поехала вперёд, давая себе почувствовать лёд. Его холодная твёрдость под лезвиями коньков была для меня столь же привычной, как и обычный асфальт, как шёлк травы под босыми ступнями.
        Машка ехала рядом, терпеливо ожидая продолжения, я же вспоминала медали, грамоты, кубки, что были расставлены в шкафу гостиной Богданова.
        Что было бы, если бы Бестужева дождалась его? Что было бы, не случись той травмы? Стали бы они олимпийскими призёрами, чемпионами? Смогли бы взять золото мира? Скорее всего, да. Уверенный в себе, талантливый парник, снова и снова вынужденный начинать едва ли не с нуля. Раньше я не думала о том, что в этом мы с ним схожи, сейчас же понимала это.
        - Оль! - позвала меня Маша, так и не дождавшись ответа. - Если не хочешь говорить, скажи прямо. Я пойму.
        - Не хочу, - призналась я. На секунду между нами возникла неловкость, однако Машка поняла всё правильно. Ещё раз посмотрела мне в глаза и легко улыбнулась.
        - Ты не обижаешься? - всё-таки спросила я.
        - Вряд ли у меня есть на это право.
        - Я была с Тимом, - всё-таки призналась я.
        - Я догадывалась, - как ни странно, Маша даже не удивилась. Не удивилась и не стала допытываться, а только спросила: - Не жалеешь?
        Несколько секунд между нами царило молчание.
        - Нет, - ответила уверенно и, разогнавшись, вошла во вращение. Легко, плавно, чувствуя себя так, будто за спиной у меня распустились огромные крылья.
        - Может быть, достаточно на сегодня? - сделав глоток воды из поданной Романом бутылки, осведомилась я.
        После только что выполненных один за другим нескольких прыжков дыхание было сбившимся, пульс частым. Закрыв было крышку, я снова отвинтила её и отпила ещё. Выдохнула и протянула воду обратно.
        - Жаров со своей коленкой прохлаждается, а я…
        - А у тебя чемпионат Европы через несколько дней, - снова напомнил он. - Три минуты на отдых.
        Мимо меня, подняв встречный ветерок, проехала Маша. В несколько подсечек описала круг и затормозила рядом с дверцей. Тренировка для неё была окончена, тогда как мне предстояло ещё поработать.
        - Спасибо, - Анохина взяла поданные Рудовым чехлы от лезвий, надела их и накинула на плечи толстовку. Попрощалась до вечера и пошла к раздевалкам, тогда как мы с отцом остались один на один.
        - Я тебя не узнаю, - проговорил Роман, положив ладони на бортик перед собой. Пальцы его оказались рядом с моими.
        С каждым разом я находила в нас всё больше схожего: взгляд, черты, даже форма ногтей у нас была одинаковая. Задумчиво посмотрев на наши руки, я подняла голову.
        - Что со мной не так?
        - Ты несобранная, - заметил Роман. - Даже не так. Скорее развязная.
        Развязная… Пожалуй, он был прав. Даже сейчас я думала не о прыжках, а о том, что мы с Богдановым договорились в перерыве между тренировками выпить кофе в кофейне за углом. Нужно было притормозить, в этом Рудов был прав. Притормозить хотя бы до возвращения с чемпионата Европы. Тем более что нырять в омут с головой с моей стороны было бы слишком опрометчиво, да я и не собиралась делать этого.
        - Продолжай, - проговорил Рудов.
        Ничего не сказав, я было поехала к центру катка, как вдруг почувствовала направленный мне в спину взгляд.
        Развернулась и увидела Тимура.
        Подойдя к борту, он поздоровался с Рудовым и встал рядом.
        - Роман Юрьевич, - внезапно проговорил он, - вы не будете против, если мы с Олей немного покатаемся вместе?
        Как-то само собой я снова оказалась возле тренера. Тот посмотрел вначале на меня, потом резко - на Тимура и переспросил:
        - Вместе?
        - Каток просторный, - Тимур обвёл лёд взглядом, а потом посмотрел мне в глаза. - Как думаешь, нам двоим хватит места?
        - Думаю, да, - тихо отозвалась я, ответив ему таким же прямым взглядом.
        ГЛАВА 41
        РОМАН
        Глядя на бывшего партнёра своей дочери, я пытался понять, что между ними происходит. Первое желание попросить Богданова подождать своего времени, пропало в тот момент, когда я перехватил направленный на него взгляд Оли. Чёрт подери!
        - Я то не буду, - проговорил сдержанно, наблюдая сразу за обоими. - Но тебе не кажется, что это неуместно?
        - Неуместно? - переспросил Тимур.
        Неуместно… Я и сам понимал, что это не вполне подходящее слово для того, что я имел в виду. Теперь я с почти полной уверенностью мог сказать, где провела Оля эту ночь. Где и с кем. Имел ли я право учить её, одёргивать, лезть в её жизнь? Вряд ли. По крайней мере, как отец, которого у неё никогда не было. Красивая молодая женщина, она вольна была выбирать с кем ей быть, как строить свою жизнь, и я понимал это. Единственное, что я мог - помочь ей достичь высот, которых она была достойна.
        - Н-да… - я жестом указал Богданову на лёд.
        Заметил вспыхнувшие во взгляде Оли искорки и заставил себя усмирить внутренних демонов. Наслышанный о непростом характере Вериного ученика, об отношениях внутри их с Ольгой пары, когда они ещё выступали вместе, я напряжённо наблюдал за скользящей по льду парой.
        - Думаю, моё участие в тренировке закончено? - осведомился, когда Оля, что-то сказав Тимуру, обернулась на меня. Губы сами собой сложились в усмешку, стоило мне заметить мимолётное соприкосновение ладоней.
        Оставив Богданова, Ольга вернулась к бортику.
        - Мне нужно попросить прощения? - негромко спросила она.
        Я только отрицательно качнул головой. Моя взрослая дочь…
        - Не тебе, - выговорил я, накрыв её ладонь своей. Легко сжал. - Не тебе и не у меня.
        - А кому? - Она была моим отражением. Всё самое сильное и самое слабое, что жило во мне, жило и в ней.
        - Иди, Оля, - убрал я руку и взглядом указал на каток.
        Должно быть, она хотела сказать что-то ещё или что-то спросить, но не стала. Только губы её беззвучно приоткрылись, и это напомнило мне о её матери.
        - Поставь танго, - попросила она перед тем, как лёгкой птицей заскользить к середине катка.
        Выполнять её просьбу я не спешил. Некоторое время просто смотрел на лёд, испытывая одновременно гордость и сожаление. Гордость за то, что у меня есть такая стойкая, талантливая красивая дочь и сожаление, потому что обрёл я её так поздно.
        Не подъезжая, Оля снова посмотрела в мою сторону, и я всё-таки включил воспроизведение. Жестом показал ей, что поставил отсрочку на две минуты. Танго…
        Когда-то я тоже думал о произвольной под танго, но в итоге остановился на другой музыке. Жалел ли я сейчас об этом? Нет. Именно с той программой я стал олимпийским чемпионом, именно та программа запомнилась своими яркими решениями и настроением, подобающим олимпийскому прокату. Классика мирового фигурного катания. Вот только танго на льду прожить мне так и не случилось, зато теперь, глядя на свою дочь, я чувствовал удовлетворение. Каким бы великолепным ни было танго в исполнении одиночника, танец этот всё же должен принадлежать двоим.
        - Нет, - донёсся до меня отзвук голоса дочери. Остальных её слов я не расслышал. Слившиеся с негромким голосом Богданова, они превратились в шорох, а после потонули в первых аккордах музыки.
        Пальцы Оли оказались спрятанными в широкой ладони Богданова. Остановившись на несколько мгновений, он и она посмотрели друг другу в глаза. Одного этого взгляда мне было достаточно, чтобы понять - вот оно. Безотчётно я подошёл ближе к борту.
        Резко, порывисто Тимур притянул Олю к себе. Его шаг назад, её - навстречу ему. Руки их соприкасались, в каждом движении чувствовалось напряжение. Не скованность или неуверенность, а именно сдержанное напряжение, ожидание вспышки.
        - Чёрт возьми, - тихо ругнулся я, стоило мне понять, что эти двое делают заход на выброс. Хотел крикнуть, чтобы даже не смели, но быстро понял - не стоит.
        Богданов знал тело Оли, она - его. И дело было не в личных отношениях - об этом думать я не хотел. Два года они катались в паре, и даже то время, что было после, не смогло изменить того, что было очевидным - они чувствовали друг друга.
        Чистая импровизация, не имеющая ничего общего ни с одной из программ, поставленных под это танго для текущего сезона. Ни с его, ни с её. Нечто новое, самобытное, имеющее отношение только к ним двоим. Такого выброса я, пожалуй, не видел никогда. Нет, однажды - на одном из чемпионатов мира в исполнении канадской пары, после проката которой трибуны стоя рукоплескали несколько минут. Пролётный, высокий…
        Внезапно я ощутил возле себя движение. Мельком посмотрел в сторону и заметил остановившуюся в нескольких метрах от меня Веру.
        - Что ты здесь делаешь? - сухо спросил я. - Время тренировки твоей группы ещё не настало.
        Ничего не сказав, она так и продолжала смотреть на лёд. На пару, способную совершить переворот в мире фигурного катания. Для этого у них было всё: мастерство, амбициозность, талант и желание. Всё это и ещё скрытый внутри огонь, полную силу которого можно было понять, только когда они были вместе. Но… Время безвозвратно ушло. Время пары, которую она так и не смогла раскрыть и совсем не из-за отсутствия знаний.
        - Не боишься доверять свою спортсменку сопернику накануне чемпионата? - осведомилась Вера, лишь слегка повернувшись ко мне.
        - Я бы поставил вопрос иначе, - отозвался я. Музыка сменила темп. Оля с Тимуром, не сговариваясь, затормозили. Она вскинула голову, он обхватил её запястье, дёрнул к себе и повёл за собой. Повёл, а она пошла затем, чтобы почти тут же оказаться надо льдом. Поддержка…
        - И как же? - Вера всё-таки отвела взгляд от пары.
        - Думаю, тебе стоило спросить, доверяю ли я своей дочери настолько, чтобы не сомневаться в её решениях, Вера, - твёрдо посмотрел я на женщину, к которой когда-то давно действительно испытывал чувства. Сильные, глубокие. Чувства, от которых теперь не осталось и следа.
        - Вижу, не боишься, - бросила она.
        - Не боюсь, - подтвердил я.
        Танго всё ещё звучало под сводами катка. Завершающие ноты…
        Стоило последней, вспыхнув, раствориться в воздухе, Вера, резко развернувшись, пошла прочь. Звук её удаляющихся шагов был нервным, чётким. Да чтоб её! Двадцать… чёрт возьми, уже почти двадцать один год! Пора было поставить точку.
        - Вера! - окрикнул я Журавлёву, направляясь следом, но остановиться она не подумала, напротив, лишь прибавила шаг. - Вера, мать твою за ногу, - нагнав, я схватил её за плечо и рывком развернул к себе. - Достаточно. Тебе не кажется, что нам уже давно пора поговорить?
        - Не кажется, - она попыталась высвободиться. Голос её звенел гневом.
        - Допустим, - согласился я. - Но мы всё равно поговорим. Хочешь ты этого или нет.
        ГЛАВА 42
        РОМАН
        Толкнув дверь ближайшего к нам зала, я с удовлетворением понял, что она не заперта.
        - Нам не о чём разговаривать, Роман, - отрезала Вера, когда я силой завёл её внутрь.
        - Не о чём? - включив верхний свет, закрыл зал. Невесёлая усмешка сама собой тронула губы.
        - Не о чём, - всё так же резко выговорила Вера, хотя нам обоим было известно, что всё это напускное. Маска, призванная скрыть настоящее.
        Ещё несколько лет назад я бы, возможно, поверил, но не теперь. Теперь же я отчётливо видел страх, который она так усиленно и успешно скрывала все эти годы не только от окружающих, но и от самой себя. Вжившаяся в роль настолько, что та стала её сущностью, Вера и теперь не собиралась отступать. Другое дело, что в отличие от неё, я понимал - отступать ей некуда. Позади - руины. Руины и ничего кроме.
        Поджав губы, я мотнул головой.
        - Что? - с гневом спросила она, поймав мой взгляд.
        - Мне жаль тебя, - признался я, ибо мне действительно было её жаль.
        - Да пошёл ты! - процедила она. Глаза её вспыхнули яростью - настоящей, а не той, что была завесой для страха.
        Её попытка обойти меня закончилась тем, что я, схватив, припечатал её к стене. Вся она так и пылала негодованием - невысокая, стройная и всё ещё красивая, несмотря на прошедшие годы. Время пощадило её, почти не тронув черты лица. Только в самых уголках тёмно-серых глаз появились крохотные лапки морщинок и уголки губ опустились вниз.
        - Я ведь действительно любил тебя… - сказал, сам не зная зачем. - Почему ты не сказала мне про дочь?
        - Потому что моя дочь - не твоё дело, - выплюнула она и попыталась оттолкнуть.
        - Не моё?! - слова её вызвали у меня раздражение. Толкнув её обратно, я наклонился к ней ближе: - Не моё, мать твою?! Двадцать лет ты молчала о том, что у меня есть дочь! Молчала, будь ты проклята! - внутри клокотала ярость, несравнимая ни с чем, что я чувствовал прежде.
        В этот момент мне хотелось ударить её, но я знал, что не сделаю этого. Не сделаю не только потому, что ни разу в жизни не поднял руку на женщину, а… Да чёрт её знает, почему! Возможно, именно потому, что я понимал - у неё нет ничего, кроме льда. Льда, работы и времени, которого уже не вернуть. К жалости примешалось презрение.
        - Я молчала, - голос её звенел от напряжения и гнева. - А ты что?! Разве ты хотел что-то знать?! Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз появился и спросил, кто отец Ольги!
        Чем дольше я смотрел на неё, тем сильнее становилось моё желание сделать нечто такое, за что потом я сам себя не прощу. Что разговора у нас не получится, было ясно, как божий день. Казалось, она специально провоцировала меня, пыталась довести до грани. После той единственной ночи, случившейся много лет назад после моей победы на чемпионате Европы, пути наши разошлись. И разошлись совсем не потому, что мне этого хотелось. Не успели мы вернуться в Москву на родной каток, Вера жёстко заявила, что я отчислен из группы. Ни сожаления, ни объяснения причин. Последнего, в общем-то, и не требовалось, так как они были очевидны. Тогда казалось, что очевидны, хотя на самом деле ясно понял я всё куда позже.
        - Ты считаешь, я следил за твоей жизнью? - вкрадчиво осведомился я, заставив её вжаться в стену. - По-твоему после того, как ты выставила меня, я должен был подбитым псом бегать за тобой, Вера? - покачал головой. - Как я тебе уже сказал, я любил тебя. Но бросать свою жизнь к лезвиям твоих коньков… - покачал снова.
        Она всё ещё пыталась держаться. Потемневшие глаза блестели на бледном лице, губы приоткрылись и сомкнулись вновь, напомнив мне её прежнюю.
        - Я строил свою собственную жизнь, Вера, - жёстко выговорил я, не отводя взгляда. - Жизнь, которую ты едва не разрушила. Чего ты ждала? Что я приползу и буду скулить, чтобы ты взяла меня обратно? Чего? Или, может быть, что я брошу фигурное катание? Брошу дело, которому отдал всю свою жизнь?
        Напряжение между нами достигло апогея. Мне казалось, что нервы мои натянуты до такой степени, что стоит тронуть - полопаются нахрен. Вера же так и продолжала молчать. Смотрела на меня снизу вверх и, чтоб её, молчала.
        - Чего ты ждала?! - рявкнул я, ударил кулаком о стену и отошёл от неё. Сделав несколько шагов по залу, снова повернулся к ней.
        Она всё ещё стояла у стены и, казалось, была бледнее прежнего.
        - Я хотела, чтобы ты убрался из моей жизни, - просипела она. - Только этого.
        - Нет, Вера, - возразил я. - Не этого. Ты испугалась. Ты и сейчас боишься.
        - Испугалась? - переспросила она надменно и как будто удивлённо. Ещё одна маска. От меня не укрылась ни едва заметная дрожь её голоса, ни обнажившийся ещё сильнее испуг.
        - Сильная ты только на льду, - подошёл я вновь.
        Успевший взять под контроль всё, что бушевало внутри, теперь я говорил спокойно. Когда-то она была тренером, я - всего лишь её учеником. Одним из фигуристов, занимающихся под руководством олимпийской чемпионки Веры Журавлёвой - одной из самых ярких знаменитостей последних лет существования Советского Союза. Вот только Советский Союз развалился, а страх осуждения никуда не делся…
        - Сильная, решительная, - встал напротив, на расстоянии метра. - Но каким бы ты ни была выдающимся тренером, за пределами катка ты не можешь ничего.
        - Я не собираюсь выслушивать эту чушь! - вскинулась она и опять было пошла к двери. Удерживать её я не стал. Смотрел в спину до тех пор, пока она не оказалась у самого выхода, и только тогда проговорил:
        - Тебя пугают отношения. Любые отношения с людьми.
        - К чему всё это, Ром? - она вдруг обернулась. Маска, которую она так долго носила, спала. Не до конца, и всё же теперь я видел перед собой её настоящую, не пытающуюся показать мне то, чего в ней нет.
        - Оля любит тебя, - немного помолчав, ответил я. - Пока ещё любит. Я тоже когда-то любил…
        - Когда-то, - она чуть заметно усмехнулась - не губами. Усмешка мелькнула в её голосе, в едва заметном движении плеч.
        - Когда-то, - повторил я твёрдо, смотря на неё прямо. - Мой тебе совет: постарайся сделать так, чтобы это «когда-то» не коснулось любви нашей дочери. Поверь, до этого тебе не так далеко.
        Вера поджала губы. Отвернулась от меня, ожидая, по всей видимости, продолжения. Продолжать я не стал - обошёл её и покинул зал. Для более двадцати лет молчания слов и так было более, чем достаточно. На сегодня, так точно.
        ГЛАВА 43
        ОЛЯ
        Последние звуки танго, отразившись от стен, от свода катка, растаяли в воздухе, а мы так и стояли, глядя друг на друга теперь уже в звенящей тишине.
        Чувствовала, как в такт моему стучит сердце Тима: сильно, громко, и причиной тому была не только наша импровизация. Никогда, катаясь под эту музыку с Пашкой, я не чувствовала ничего подобного. Я вообще никогда прежде не чувствовала ничего подобного, выходя на лёд.
        - Наотмашь, - выдохнула, глядя на Тимура.
        Не знаю почему, но это было первым, что пришло мне на ум. Наотмашь. Чувства, эмоции. Как будто не было ничего «до» и «после. Как будто осталось только одно - танго.
        - Наотмашь, - отозвался Тимур сипло.
        Провёл ладонью по моей спине. Я опять летела в льдистую мглу. Опять. Только проникающего под кожу холода больше не было - лишь язычки сине-чёрного пламени.
        - Я бы хотела что-то вернуть… - выдохнула, высвобождая руку.
        Отразившееся сожалением во взгляде Тимура признание повисло в воздухе. Оба мы знали, что это невозможно. Отмотать время вспять, вовремя найти нужные слова, смелость быть слабым…
        - Теперь у нас есть только то, что есть, - отозвался он.
        - Может быть, оно и к лучшему, - я медленно поехала вперёд.
        Тимур последовал за мной. Рукава наши слегка соприкасались в такт движениям, лезвия коньков бесшумно касались льда. Сказать, что я чувствую, мне было слишком сложно. Всё то же сожаление, переплетённое с грустью, ожидание и желание двигаться дальше.
        Обернувшись, я посмотрела в сторону, где стоял Рудов, но возле бортика его не было.
        - Ты давно знаешь, что он - твой отец? - спросил Богданов, проследив за моим взглядом.
        - Нет, - качнула головой. Выдохнула, пытаясь унять всё ещё частый пульс. - Несколько месяцев.
        - Мать никогда не рассказывала тебе о нём?
        В ответ я только отрицательно покачала головой. Говорить об этом мне сейчас не хотелось. Отзвучавшее в нашем исполнении танго было ещё слишком живо во мне. Перестав сдерживаться, я резко развернулась к Тиму и, коснувшись его груди, посмотрела в глаза. Рука его мигом опустилась на мою талию. Я почувствовала твёрдость его тела - мышцы были как будто каменными.
        - Когда-нибудь мы выступим с этим танго в шоу, - шепнула я. - Пообещай.
        - Обещаю, - выговорил он так, будто это обещание было одним из самых важных из всех, что он давал когда-либо.
        Окружающая нас действительность постепенно растворялась. Трибуны, проходящие время от времени вдоль борта люди… Только мы и лёд. Кончики пальцев покалывало от желания коснуться лица Тимура, почувствовать его жёсткую щетину.
        - Как думаешь, что будет, если я тебя поцелую?
        - Прямо тут? - слова его вызвали во мне трепет, горячий отклик.
        Низ живота сладко и немного щекотно затянуло, только-только угомонившееся сердце замерло, но лишь затем, чтобы снова забиться в груди мотыльком.
        - Прямо здесь, - голос Богданова зазвучал ещё более глухо, синий огонь в глазах стал опасным. - Прямо сейчас.
        Нервно выдохнув, я попыталась было отстраниться. Происходящее было неконтролируемым. Всегда сдержанная, я вдруг поняла, что это сильнее меня. Что со мной? Как вышло, что считанные дни, часы, минуты настолько вывернули моё сознание?
        - Не стоит, - всё-таки отозвалась я и подалась назад.
        На этот раз держать меня он не стал. Глаза его недобро блеснули темнотой. Порывисто отвернувшись, он провёл ладонью по волосам, оскалился, как дворовой пёс и, разогнавшись, зашёл на прыжок.
        Отъехав к борту, я наблюдала как один за другим он скрутил несколько двойных. Зашёл на очередной прыжок, вывернул на сей раз три оборота и, впечатав лезвие конька в ледяную гладь, наконец успокоился.
        - Полегчало? - спросила я, подъехав.
        - Не так чтобы сильно, но всё же…
        Губы его искривила знакомая презрительная усмешка. Всё, что мне оставалось, наградить его красноречивым взглядом. Отведённое для тренировки нашей группы время подходило к концу, и я снова посмотрела в сторону бортика, но Рудова по-прежнему не было.
        - Твоя партнёрша, - увидев вместо Романа подходящую к катку Наташку, сказала негромко.
        Тим тоже заметил её. Выглядела Наташа, мягко говоря, недовольной. И винить её за это я не могла. Вряд ли бы я и сама обрадовалась, застав партнёра на льду с бывшей партнёршей. Учитывая наши с ней отношения - тем более.
        - Как это понимать, Тимур? - прохладно спросила Наташа, когда мы оказались возле бортика. На меня она посмотрела только мельком. - Я не понимаю…
        - Всё в порядке, - не дожидаясь, пока она скажет что-то ещё, выговорил Тимур. Наташа так и смотрела на него, ожидая, по всей видимости, объяснений.
        - Всё в порядке, Наташа, - повторил он с нажимом.
        - Тогда что ты делал на льду с ней? - ещё один взгляд на меня, после - на Тимура.
        - Катался, - просто сказал он и, открыв дверцу, вышел за пределы катка. Подал мне чехлы от лезвий и только потом снова обратился к партнёрше: - Через час жду тебя на льду.
          - Это я тебя через час жду на льду, - раздражённо выговорила Каримова и пошла прочь. Спина её была прямой, плечи расправленными, в каждом шаге чувствовалось раздражение.
        - Наташ, - окликнул её Тим, когда она отошла на несколько метров.
        Остановившись, она немного помедлила, но всё же обернулась. Молча, ничего не говоря, ожидая продолжения.
        - Не накручивай, хорошо? Не порть настроение ни себе, ни мне. Ничего не изменилось.
        Она как будто бы выдохнула. Взгляд смягчился.
        - Через час, - голос зазвучал уже не так натянуто. Дождавшись от Тима кивка, она скрылась под трибунами.
        - Кофе? - обратился Тим уже ко мне.
        - Да, - ответила я.
        Хотела сказать что-нибудь по поводу появления Наташи, но не стала. Заметно было, что отношения у них не самые лучше, но… Ещё год назад он бы не стал останавливать Наташу, в этом я была уверена. За время, прошедшее с момента моего переезда в Штаты многое изменилось не только во мне, но и в нём. И теперь я ясно понимала это.
        ГЛАВА 44
        ОЛЯ
        В составе сборной России по фигурному катанию в швейцарский Берн мы, вылетели за несколько дней до старта самого чемпионата Европы. Последние тренировки перед началом соревнований должны были пройти на льду, где нам с Тимом предстояло встретиться уже в качестве соперников.
        - Так странно… - сказала я ему в ночь перед отлётом.
        Мой собранный заранее чемодан, с которым я и приехала к нему после окончания тренировки, стоял в прихожей рядом с его собственным. Несмотря на просьбу Романа отложить личное до окончания сезона, сделать это было выше моих сил. И, судя по тому, как смотрел на меня Тимур, когда колёсики чемодана, подпрыгнув, перекатились через порог, и выше его.
        - Что странно? - спросил он, поднявшись с постели. Взял лежащую на подоконнике картонную пачку и приоткрыл створку окна. В полумраке комнаты вспыхнул язычок пламени, вслед за ним - оранжевый уголёк.
        Поднявшись, я, ничем не прикрытая, подошла к Тиму и коснулась его голой спины. Вдохнула всё-таки пробравшийся в комнату дым.
        - Всё странно, - ответила просто, потому что так оно и было. Всё происходящее в последнее время было странным: наши стремительно завязавшиеся и столь же стремительно развивающиеся отношения, соперничество на льду, наше прошлое.
        Тимур усмехнулся. В тишине снова вспыхнул уголёк.
        - Тебе бы не стоило… - начала было я, но, поймав на себе взгляд Богданова, умолкла.
        Когда-то давно я случайно услышала не предназначавшиеся для меня слова французского тренера, обращённые к своей ученице - не пытайся перекроить человека под себя. Сколько раз меня саму пытались перекроить? И что? Разве помогло мне это стать самой собой?
        И всё-таки я коснулась плеча Тима, посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
        - Оно тебе надо?
        - Чёрт его знает, - запах дыма стал чуть заметнее.
        Огонёк вспыхнул и потух, стоило Тиму прижать его к краю прозрачного блюдца. Закрыв окно, он обнял меня за талию и прижал к себе - резко и так тесно, что пространства между нами не осталось. Шумно втянул носом воздух у моего виска, провёл немного прохладной ладонью вдоль позвоночника по спине, а потом вниз - до ягодиц.
        - Волнуешься? - чувствуя, что я напряжена, Тимур запустил пальцы мне в волосы и, заставив отклониться, посмотрел в лицо.
        Несколькими минутами ранее, лёжа рядом с ним в постели, я призналась, что не представляю, как всё пройдёт. Два предыдущих дня мы с Пашей пытались наверстать время, которое упустили из-за его ушиба. Программы были вычищены до блеска, и всё равно унять беспокойство я не могла. Тем более, что его колено до сих пор напоминало о себе, и кататься приходилось пусть и на лёгких, но всё же обезболивающих.
        - Очень, - честно призналась я, положив ладонь на бедро Тима. Вздохнула, почувствовав, как он поглаживает пальцами мой затылок, массируя, лаская. Вздохнула ещё раз и потихоньку застонала.
        - Я мог бы тебе сказать, что не стоит, - прижал ближе, - но не буду.
        - И не надо, - отозвалась я. - Не люблю бессмысленные слова.
        - Я тоже.
        - Знаешь, - как только он перестал поглаживать меня, я отошла на несколько метров. Взяла с кресла халат и набросила на плечи. - чемпионат России в психологическом плане был для меня сложным. А чемпионат Европы… - покачала головой. - Это как космос. Ещё и мир… Как представлю, что это для нас вполне реально… - снова качнула и посмотрела на Тимура, зная, что он понимает, о чём я.
        - Не думай пока про мир, - посоветовал он и опять подошёл ко мне. Положил руку на плечо. - Этим ты только всё усложняешь.
        - Знаю, - согласилась со вздохом. Взяла его халат и подала с лёгкой улыбкой.
        Обнажённый, он был великолепен. Тимур Богданов на льду и вне его…
        Губ моих коснулась усмешка, стоило подумать, сколько бы болельщиц сейчас желало оказаться на моём месте. Хорошие девочки выбирают дрянных мальчишек, и я, как оказалось, не исключение. Вот только был ли Тим этим самым дрянным мальчишкой?
        Я опять посмотрела на него. Какой уж там мальчишка… Мужчина, когда-то ненавидевший меня и теперь не желающий отпускать только потому, что он решил именно так. Мужчина, не терпящий компромиссов и собственной слабости. Но разве я - его слабость?
        - Хочешь, я заварю чай? - спросила, выходя из спальни.
        На самом деле нам стоило лечь пораньше, но что-то подсказывало мне, что пораньше всё равно не получится. В любом случае, ещё полчаса в запасе у нас оставалось. Сейчас, накануне чемпионата, позволить себе слишком много вольностей не мог ни он, ни я.
        - Чёрный, - ответил он.
        Я чувствовала его взгляд, направленный мне в спину. Прямо между лопаток. Почти так же, как и раньше - месяц, год назад… Почти, но теперь совсем по-другому. Не осколки льда, вонзающиеся в кожу, в сердце, а пробегающие вдоль позвоночника язычки горячего синего пламени.
        - Господи, - уже когда мы сидели за столом, всё-таки не сдержалась я и, накрыв лицо ладонями, застонала. - Я так боюсь, что что-то пойдёт не так. Боюсь не справиться, Тимур.
        - Перестань, - выговорил он очень жёстко. Как мог бы выговорить Рудов - не отец - тренер. Нет, даже ещё жёстче. - Чтобы больше этого не было.
        - Ты прав, - согласилась я, заставив себя собраться. Настраиваться нужно было на успех, а то, что делала я… Непозволительно.
        - Ты выйдешь на лед и откатаешь так, как каталась сегодня на тренировке, - теперь Тимур говорил тихо, и голос его словно бы пробирался внутрь меня. Словно бы просачивался в каждую клетку тела.
        - Ты видел нашу сегодняшнюю тренировку? - сделала глоток чая и поставила чашку на стол.
        - Концовку.
        Я кивнула. Сегодняшняя тренировка, равно как и те несколько, что были до неё, прошла хорошо. Спокойно, без надломов. Обычная, совершенно рабочая.
        Согнув левую ногу, я поставила её на край стула. Упёрлась подбородком в колено и, глядя на Тимура, проговорила:
        - Ты так веришь в меня…
        - Это не просто вера, - ответил он очень серьёзно. - У вас с Жаровым есть все шансы взять золото. Я смотрю объективно, Оля. В Европе мало стоящих пар. Вы вполне можете соперничать с каждым, кто заявлен в Берне.
        - Даже с вами?
        - Даже с нами.
        - Не верится, что ты говоришь мне это, - выдохнула, не поднимая головы и по-прежнему глядя на мужчину, подобного вечера с которым год назад даже представить себе не могла. Мужчину, чувства к которому с каждой проведённой рядом минутой становились всё безудержнее, всё сильнее завладевали мной. Как будто на протяжении времени, что мы были знакомы, они хранились где-то в недоступном мне месте, а теперь вдруг раскрылись, словно цветок под солнцем.
        - У тебя всё впереди, - нарушил он снова возникшее было молчание. Тот же пробирающийся внутрь, тихий голос. Только взгляд… Что-то в этом взгляде заставило меня насторожиться, как и прозвучавшие дальше слова: - Моя спортивная карьера долго не продлится. У вас же с Жаровым большое будущее.
        - Не говори глупостей, ты еще… - он протянул руку и дотронулся пальцем до моих губ, заставляя замолчать. Тут же убрал.
        - Ты приняла правильное решение, когда перешла в группу Рудова, Оля. Знаешь… - он приподнял чашку, призывая сделать меня то же самое. - Иногда нужно рискнуть всем. Зачастую большие цели требуют больших решений.
        - Предлагаешь выпить за риск и большие решения? - потихоньку засмеялась я, и коснулась его чашки своей.
        - За риск и большие решения, - подтвердил он, отпив чай. - И за тебя.
        - За меня и за тебя, - отозвалась я и сделала то же самое.
        ГЛАВА 45
        ОЛЯ
        Разместили нас в находящейся неподалёку от спортивной арены, где совсем скоро свои программы предстояло продемонстрировать лучшим фигуристам Европы.
        С Тимуром в оставшиеся до старта дни мы почти не виделись. Лишь изредка, почти случайно, встречались во время завтрака и вечером, когда и у него, и у меня оставалось немного свободного времени. Сосредоточившиеся на последних перед соревнованиями тренировках, мы знали - остальное потом.
        - Всё в порядке? - спросила я остановившегося возле бортика Пашу.
        Как бы ни пытался он держатся, колено всё ещё напоминало о себе. Посвятившие всю свою жизнь спорту, мы понимали, чем это может обернуться, но выбора не было. О том, чтобы сняться с соревнований, речи быть не могло, и всё же травма Пашки внушала некоторые опасения. Вот и сейчас я заметила, как после исполнения параллельного прыжка, он стиснул зубы, как по лицу его пробежала тень.
        - Да, - отозвался он.
        Стоявший по другую сторону борта Рудов внимательно наблюдал за нами. Вскинув голову, Паша посмотрел на него твёрдо и повторил тоном, не дающим усомниться в том, что он сделает всё от него зависящее, чтобы показать достойный уровень катания:
        - Всё в порядке, Роман Юрьевич. Не хуже, чем было.
        - Но и не лучше, как я понимаю, - Рудов продолжал немного хмуриться, взгляд его был мрачным, тяжёлым.
        Сделав пару глотков воды, Паша поставил бутылку на борт. Мотнул головой.
        - Критичного ничего нет. Все мы видели снимки - могло быть куда хуже.
        Здесь он был прав. Я коснулась его плеча. Дождалась, пока Жаров посмотрит на меня. На миг прижалась к нему и тут же почувствовала, как он приобнимает меня в ответ. Поймала его усмешку.
        - Я горжусь тем, что мой партнёр - ты, - призналась я совершенно искренне и выпустила его из рук. - Спасибо за то, что тогда… - улыбнулась уголками губ. - За то, что тогда ты купил мне билет.
        - Заметь, в один конец, - Жаров опять усмехнулся.
        - В один конец, - подтвердила я. - Так что выбора у нас нет.
        Слова эти не имели никакого отношения к моему перелёту в Детройт. Мы с Пашей понимали это, как понимал и Рудов. Билет в один конец. К высшей цели, к мечте. Не отступая и не оглядываясь назад, на прошлые неудачи. Потому что они - прошлое, существующее лишь затем, чтобы стать опытом. Опытом, служащим очередной ступенью на пути вперёд. К золотой олимпийской мечте. И мечта эта была у нас одна.
        Вечер перед началом соревнований выдался напряжённым. Несмотря на понимание, что сейчас лучше всего отпустить себя и выбросить из головы ненужные мысли, сделать это в действительности было не так-то просто.
        Сидя на диване в своем номере, я задумчиво рассматривала статуэтку, самую первую из тех, что подарил мне «тайный поклонник-болельщик». Эта фигурка стала моим талисманом. Каждый раз, уезжая на соревнования, я брала её с собой, каждый раз, перед тем, как выйти на лёд перед стартом, я сжимала её, лежащую в кармане толстовки, в кулаке. Машущая невидимым зрителям фигуристка…
        - Ты красивая, - провела я кончиками пальцев по её светлым волосам, по складкам опавшего на бёдра платья.
        Счастливая, она, казалось, только что сделала что-то очень важное. Будто бы только что она закончила прокат с ясным пониманием - победа. Об этом говорила её улыбка - открытая, совершенно искренняя. Тронет ли точно такая же улыбка и мои губы? Получится ли у нас с Пашей? Хотелось верить, что да.
        Из головы не шёл наш состоявшийся ещё в Москве разговор с Тимуром. Привыкший добиваться своего, никогда не ставивший под сомнение собственные силы, собственный талант, он открыто сказал, что верит в нашу с Жаровым пару больше, чем в кого бы то ни было. Больше, чем в их пару с Наташей. Что-то в его словах не давало мне покоя, вот только что, понять я не могла. Одно мне было ясно - подобное признание для Тимура значит очень много. Может быть даже больше, чем какое-либо из всех возможных. Больше, чем признание в чувствах. Впрочем, об этом думать сейчас было точно не время.
        Будто бы подводя черту под моими размышлениями, раздался короткий стук в дверь. Отложив статуэтку на столик, я откинула плед и встала. Кто там ещё? Пашка?
        - Привет, - улыбнулась я, открыв дверь.
        На пороге стоял вовсе не Жаров. Пройдясь по мне взглядом, Тимур остановился на лице. Судя по едва различимым искоркам в его зрачках, увиденным он остался доволен.
        Без приглашения Богданов зашёл в номер и, закрыв дверь, привалился к ней спиной. Сунув пальцы за петельки на поясе джинсов, снова прошёлся по мне взглядом, на этот раз ещё более пристальным и наглым. Не знаю, как это ему удавалось, но я тут же почувствовала тёплое волнение. Стояла на расстоянии пары метров, понимая - если бы в комнате вдруг зазвучали звуки танго, придумывать нам бы ничего не пришлось. Хмыкнула, вздергивая бровь.
        - Привет, - бархат его голоса заставил меня выдохнуть. На руках выступили мурашки.
        Медленно, лениво оттолкнувшись от двери, он подошёл ко мне. Касаться не спешил - встал рядом так, что расстояния между нами почти не осталось.
        - Тебе не кажется, что времени для того, чтобы ходить по чужим номерам, уже довольно много? - выдохнула я и поняла, что бархатом звучит и мой собственный голос.
          Напряжение, возникшее между нами, моментально наэлектризовало воздух. Неслышимые звуки гитары и скрипки, переплетение чёрного и красного. Дотронувшись до его груди, я медленно провела вверх, скомкала ткань его свитера, но сказать ничего не успела - моя ладонь оказалась в плену его. Крепко он сжал мою кисть. Напряжение усилилось, взгляд, которым он проник мне в самую душу, заставил меня судорожно выдохнуть.
        - Как думаешь, это могло бы быть начальной позой? - в бархат вплелись сиплые нотки.
        - Смотря для чего, - отозвалась я, не отводя глаз.
        С каждой секундой близость наша становилась всё опаснее. Оба мы знали, что сегодня ни одному из нас это не нужно, но всё равно шли по краю. Кто-то должен был остановиться. Кто?
        Ладонь Тимура легла на моё бедро, крохотные угольки в зрачках полыхали всё ярче и ярче.
        - Зачем ты пришёл? - я всё-таки заставила себя отступить.
        Отошла к дивану и присела на подлокотник, чувствуя, что вся горю. По венам словно струился жидкий огонь, хотя на деле между нами не произошло ничего слишком уж откровенного. Потёрла лицо ладонью, убрала за ухо выбившуюся прядь волос.
        - Понятия не имею, - Тимур, судя по всему, тоже сумел справиться с собой. Приблизился и, заметив на столике статуэтку, взял её. Положил на ладонь, как и я до этого.
        - Подарок? - снова посмотрел на меня.
        - Да, - забрала у него статуэтку. Улыбнулась уголками губ и убрала статуэтку в карман толстовки.
        - От кого? - Тимур потянул меня вверх, вынудив подняться. Мы опять оказались близко, почти прижатые друг к другу, но прежнего искрящегося напряжения не было.
        - От болельщика, - ответила я, просто наслаждаясь моментом. Чувства, что будил во мне Тимур, были самыми разными: от жаркой страсти до умиротворения. Именно его я чувствовала сейчас. Как будто бы танго, отзвучав, сменилось нежными звуками вальса.
        - У меня таких несколько. - По одной на каждый старт.
        - Да?
        - Да, - отозвалась я серьёзно, с прежней едва касающейся губ улыбкой. Немного помедлила и всё же призналась: - Статуэтка, букет цветов и записка.
        - Записка?
        - Со словами поддержки, - почувствовала, как он обхватил мою ладонь.
        Почти так же, как и у двери, но иначе. Танго и вальс, тлеющие угольки в глубине чёрных зрачков, тающий лёд… Страсть и… Глядя на Тимура, я понимала, что, несмотря на прошлое, мне легко говорить ему о вещах, имеющих для меня большое значение. О том важном, что есть в моей жизни, есть внутри меня.
        - Эти слова очень помогли мне, Тим, - выговорила я тихо. - Знаешь… Порой на первый взгляд не такие уж значимые вещи дают нам очень много. Вот и эти записки… Они много мне дали.
        - И что же твой болельщик в них писал? - он, вроде бы, усмехался - пренебрежительно, немного скептически, только я знала, что это ничего не значит. Потому что взгляд Тима оставался серьёзным, внимательным.
        - Ты читал одну из них, - напомнила я. - В Саранске. После чемпионата России.
        Тим едва заметно нахмурился, меж бровей мелькнула складочка.
        - В лобби отеля, перед тем, как у лифта…
        Снова искорки. На мгновение они вспыхнули, как будто вместо воспоминаний о записке пришли совершенно другие. Скорее всего, это именно так и было.
        - В этих записках он писал, что верит в меня, - обвила его шею рукой, продолжая смотреть в глаза. - Что гордится мной. Я бы хотела познакомиться с ним.
        - Зачем? - ещё одна усмешка в уголке губ. Ревность?
        - Просто так, - обвила шею второй рукой и приподнялась на носочки, прижимаясь ближе. - Мне бы хотелось сказать ему спасибо. Хотелось бы сделать что-то… - качнула головой, сама до конца не понимая, зачем всё это говорю ему. - Но пока всё, что я могла сделать - стараться быть лучше. Выходить на лёд и кататься.
        - Может быть, ему этого достаточно? - ладонь Тимура опустилась на мою талию.
        - Может быть, - согласилась я. - И всё-таки я бы хотела сказать ему спасибо лично.
        - Возможно, он неказистый, маленький и просто не хочет показываться тебе на глаза, - попытался пошутить Богданов, но шутку я не оценила.
        - Это не важно, - сказала в ответ очень серьёзно. - Не важно, Тимур. Этот человек верил в меня, когда многие верить перестали и…
        Я замолчала. Положила голову ему на плечо и просто вздохнула, чувствуя, как он прикасается к моей спине. Тим погладил меня вдоль позвоночника, сгрёб волосы, сжал и выпустил. Слишком близко, слишком опасно и слишком… слишком хорошо.
        - Если так, - вздохнул он, - единственное, что тебе остаётся, выйти завтра на лёд и показать ему, что верил он не напрасно.
        - Это я и собираюсь сделать, - согласилась я. Подняла голову и поймала взгляд Тимура. Быстро коснулась его губ своими.
        Вот только высвободиться из его рук он мне не дал - снова стиснул волосы. Прежде, чем поцеловать, долго смотрел в глаза. Так, как будто взгляд этот был признанием. Так и не прозвучавшим вслух, но окутавшим нас, замершим в воздухе. Признанием, вкус которого я почувствовала вместе со вкусом поцелуя - страстного и нежного, наполненного желанием и приносящего спокойствие.
        ГЛАВА 46
        ОЛЯ
        - На лед для исполнения короткой программы приглашаются Наталья Каримова и Тимур Богданов. Россия, - разнеслось под сводами катка, и зал взорвался бурными аплодисментами, приветствуя одну из самых ярких на этом чемпионате пар.
        Я невольно залюбовалась ими. Когда-то мама сказала мне, что важно уметь учиться у соперников, уметь оценивать их сильные стороны равно так же, как и слабые. И вот сейчас, глядя на лёд, я видела двух взрослых, красивых, статных фигуристов. Соперников, достоинства которых унижать я не желала.
        - Чертовски хороши, - проговорил стоящий рядом со мной Пашка. Посмотрев на него, я поняла, что под этим «хороши» в виду он имеет совсем не Тимура.
        Сами мы только-только завершили прокат и, дождавшиеся оценок, приходили в себя. Поставленные судьями баллы были высокими - лучший результат в нашей пока ещё недолгой карьере, текущее первое место. Однако радоваться было рано. Помимо Наташи и Тимура на лёд ещё только предстояло выйти сильным немцам, весьма техничным французам и нескольким другим парам, вполне способным сдвинуть нас с верхней строчки турнирной таблицы.
        - Тебе нравится Наташа? - пристально посмотрев на Жарова, спросила я. От неожиданного понимания этого, даже рот приоткрыла, не зная, что ещё сказать. Только вчера Машка говорила мне, что присмотрела неподалёку от гостиницы маленькое семейное кафе, где подают отличные стейки и салаты. После окончания чемпионата она хотела позвать Пашку поужинать, а тут…
        - Да, - ответил Паша спокойно. В воздухе как будто повисли слова о том, что каждый из нас имеет право на собственный выбор.
        До этого момента я не задумывалась, что известно моему партнёру о нас с Тимуром, сейчас же мне стало ясно - достаточно для того, чтобы иметь возможность осудить и при этом не осуждать меня.
        Так больше ничего и не сказав, Паша ушёл в подтрибунное помещение. После проката он немного прихрамывал, но откататься сегодня колено ему, слава Богу, не помешало. Оставалось надеяться, что не помешает оно ему справиться и с произвольной.
        Оставшаяся стоять у бортика, я наблюдала, как Тимур и Наташа готовятся к выступлению. И снова в памяти штрихами вырисовывался вечер перед вылетом в Берн. Уютная, окутанная полумраком кухня квартиры Тимура, наш разговор, его слова о том, что я только начинаю свой путь, тогда как он…
        Моя мать, незадолго до этого давшая своим спортсменам последние перед прокатом наставления, стояла неподалёку, буквально в нескольких метрах от меня. Чувствовала ли я что-нибудь? Волновало ли меня её присутствие? Да. Глупо бы было отрицать это. И всё же, взволнованная собственным прокатом, ещё не до конца унявшая бешеный стук сердца, я больше не боялась ни её осуждения, ни неодобрения.
        - Оля, - неожиданно позвала она меня.
        Я даже не сразу поняла, что обращается она ко мне. Наташа и Тимур уже застыли в начальной позе, ожидая момента, когда надо льдом зазвучит их музыка. Обернувшись, я встретилась с матерью взглядом.
        - Вы показали достойное катание, - только и сказала она. Посмотрела на меня. Спокойно, без раздражения или злости, которые я ожидала увидеть в её глазах. Скорее с удовлетворением.
        Поколебавшись, я подошла к ней и дотронулась до плеча.
        - Не сейчас, - голос её прозвучал напряжённо.
        Зазвучавшая музыка заставила меня забыть обо всём и, поправив накинутую на плечи олимпийку, застыть у борта. В самом деле не сейчас.
        Что видели собравшиеся на арене этим вечером болельщики? Что видели те, кто следил за чемпионатом сквозь расстояние через экраны телевизоров и компьютерные мониторы? Кто смотрел его на дисплеях телефонов? Красивую пару? Мужчину - высокого, статного, способного увлечь почти любую и яркую девушку? Наполненный лёгкостью и грацией прокат, где каждое движение, каждый элемент - деталь прекрасного? Да. И лишь немногие знали, что скрыто за всем этим.
        Нервно я сжала пальцами край бортика в момент, когда Наташа без страха и раздумий зашла на поддержку, когда Тим поднял её над собой. Улыбнулась, стоило ей снова оказаться на льду. Хотела ли я, чтобы золото досталось нам с Пашкой - вне всяких сомнений? Желала ли я осечки паре, выведенной на лёд матерью? Нет.
        Выброс, подкрут… Каждый раз я замирала и переставала дышать. И каждый раз, стоило нашим соперникам выполнить элемент, выдыхала, как будто бы сама была сейчас там, на льду. Совсем немного… До окончания проката оставалось совсем немного, и я уже почти было успокоилась.
        - Тимур! - вскрикнула мама. Параллельный прыжок, как и у нас стоящий у её пары во второй половине программы, закончился падением.
        Нервно выдохнув, я снова сжала борт. Падение…
        Поднявшись, Тимур продолжил прокат. Вот только что-то было не так. Всё было не так! Прежние грациозность и лёгкость, однако я понимала - теперь это только видимость. Сердце, унявшееся было после того, как мы с Жаровым покинули лёд, зашлось пуще прежнего, в висках загрохотало. Чтобы досмотреть выступление до конца, мне пришлось пересилить себя. Нога…
        Стоило паре оказаться возле борта, мама молча прошла мимо меня и встретила их. Подала чехлы вначале Наташе, потом Тиму. Перехватив его взгляд, я увидела ярость. Бессильную, болезненную. Тяжело дыша, он опёрся ладонью о бортик и поморщился.
        Через несколько секунд все трое уже сидели на диванчике в «уголке слёз и поцелуев», дожидаясь оценок. Тяжёлым взглядом Тимур смотрел в монитор, тогда как рука Наташи лежала на его колене. Ревности я не чувствовала - только злость. Но причиной этому была не ладонь Каримовой. Он знал. Знал ещё до вылета в Берн! Всё встало на свои места. Старая травма…
        - … это текущее второе место, - окончание фразы разбавили хлопки тысяч ладоней.
        Несмотря ни на что, болельщики запомнили выступление пары, приняли его.
        Молча встав, Тимур ушёл под трибуны. Недолго думая, я последовала за ним. Догнала уже в коридоре и, схватив за руку, заставила развернуться.
        - Тимур, - голос мой звучал звонко и одновременно с этим в нём проскальзывали какие-то незнакомые сдавленные нотки.
        - Не здесь, - указал он на раздевалку и, прихрамывая куда сильнее, чем прихрамывал Пашка, пошёл вперёд.
        Удивительно, но раздевалка оказалась пустой.
        - Почему ты не сказал раньше? - требовательно спросила я.
        Тим не ответил. Только посмотрел на меня мрачно и устало. Я покачала головой, чувствуя такую же бессильную злость, которую видела в его глазах, когда он уходил со льда после выступления.
        - Я надеялся, что мы дотянем до Олимпийских игр, - всё так же прихрамывая, он подошёл ближе.
        - Когда? - выдавила я.
        - Пару месяцев назад, - остановился в двух шагах. - Неудачный сальхов. Нога и раньше временами давала о себе знать, Оля.
        - И что дальше? - голос мой прозвучал ещё глуше.
        - Ничего, - твёрдый взгляд мне в глаза.
        - Хочешь сказать, что вы сниметесь? - злость, и без того сильная, разгорелась пуще прежнего.
        Я даже подумать не могла, что старый перелом лодыжки, полученный Тимуром ещё в юности, может напомнить о себе вот так… Так внезапно. Они с Каримовой ещё столького не сделали, столько не показали! Верить в происходящее я не желала. Вот только не верить было бы глупо. Потому что глядя в глаза Тимура, я понимала - если бы можно было что-то изменить, он бы изменил.
        - Вы не сниметесь, - я схватила его за рубашку. - Ты не посмеешь.
        - Оля, - он перехватил мою руку.
        - Завтра ты выйдешь и откатаешь танго, - дёрнула на себя. - Откатаешь так, как последний раз в жизни, ясно тебе, Богданов?! - вглядывалась в его лицо, осознавая, что даже если он сделает это, скорее всего «как» будет неуместно.
        Наступив на травмированную ногу, Тимур стиснул зубы. Крепко сжал моё запястье. Долгий взгляд мне в глаза.
        - В этом нет смысла, - сказал он негромко. - Тем более… - цинично, презрительно усмехнулся, но презрение его не имело никакого отношения ко мне.
        - Что тем более?
        - Тем более в нашей сборной есть пара, способная принести России золото.
        - Я хочу бороться с лучшими, - процедила, дёрнув его за рубашку. - Понял, Тимур? Только с лучшими, - опять покачала головой. - Господи… Ты всё знал. Какая же я дура… Должна была сразу понять.
        - Прости, - он шумно, с рычанием, выдохнул.
        - Завтра ты выйдешь на лёд, - повторила я, глядя на него. Прямо ему в глаза. Прямо в синий-синий лёд. Потому что этот лёд был моим - я поняла это в тот момент, когда, стоя у борта, смотрела прокат короткой, когда поняла - его победе я буду рада так же, как и своей собственной. Для меня это было больше, чем признанием в чувствах, больше, чем признанием в любви.
        - Пообещай, - крепче сжала его рубашку. - Пообещай, Тим, что сделаешь это. На уколах, но выйдешь и откатаешь так, чтобы зал встал.
        И снова глаза в глаза. Лёд, окаймляющий черноту зрачков, стук его сердца совсем рядом и горячие пальцы вокруг моего запястья.
        - Обещаю, - бархатный шёпот под кожу, по моему нутру и горячий лёд по сердцу. Горячий лёд его взгляда.
        ГЛАВА 47
        ОЛЯ
        Этот вечер для меня оказался ещё более сложным, чем предыдущий. Несколько раз я порывалась пойти к Тимуру, чтобы… Чтобы что? Поговорить? Поддержать? Расспросить обо всём в мелочах? Злость во мне смешивалась с негодованием и досадой.
        Ни разу за те два года, что мы с Тимом катались вместе, я не подумала о его старой травме. Что было бы, если бы мы всё ещё продолжали вдвоём? Ответов на эти вопросы не было ни у кого, и я понимала, что уже не будет. Но теперь наше общее прошлое стало для меня ещё яснее. Яснее, чем в ту ночь после похода в ресторан, где мы, немного пьяные от вина, в первый раз узнали, что такое одно на двоих танго.
        Уже засыпая, я вдруг вернулась в нашу первую встречу. Ту, когда он, высокий, серьёзный и очень далёкий, появился на катке в сопровождении моей матери. Ту, когда я, совсем ещё девчонка, подумала, что он, должно быть, самый интересный из всех мужчин, с которыми я когда-либо встречалась…
        - Тимур, - набрав его номер, сонно сказала я, услышав его голос. - Ты всегда был мерзавцем.
        Услышала его невесёлую усмешку и сама усмехнулась.
        - Ты звонишь мне только чтобы сказать это?
        - Нет, - вздохнула я. - Я действительно хочу, чтобы завтра вы с Наташкой откатались наотмашь. Она ведь всё знает, да?
        - Да, - не стал отрицать Тим.
        Мы оба замолчали. Несколько долгих секунд эта тишина висела между нами - размеренная, спокойная. Неожиданно я поняла, что злости больше нет. Ни на прошлое, ни на настоящее. Только лёгкий привкус горечи, не способный изменить равным счётом ничего.
        - Успеха завтра, - нарушила я наконец молчание и, услышав в ответ «и вам», не прощаясь, положила трубку.
        Сумевшие удержать за собой второе место, на лёд Тимур и Наташа выходили с нами в одной разминке. Четыре сильнейших по результатам короткой программы пары старого света… И мы среди них. Не просто среди - лидеры, ибо подвинуть нас не удалось ни немцам, ни французам, ни кому-либо ещё.
        - Как тебе? - Машка показала мне фотографию, где на фоне отделанной деревянными панелями стены стояло несколько квадратных столиков.
        Погружённая в свои мысли, я не сразу поняла, о чём она. По жребию Тимур и Наташа выступали третьими, сразу после них, закрывая не только разминку сильнейших, но и соревнования пар на чемпионате Европы, мы с Пашкой.
        - Прилично, - вернув подруге телефон, отозвалась я. Посмотрела на неё, не зная, нужно ли говорить про то, что зря она всё это. С другой стороны, нужно ли?
        Вздохнув, я остановилась у поворота к раздевалке. До начала разминки оставалось всего-ничего.
        - Я уже заказала столик, - убрав телефон, продолжила Маша. - Надеюсь, что он не примет это за что-то такое…
        - Маш, - я хотела было остановить её, хотя бы намекнуть на то, что всё может пойти совсем не так, как она себе придумала, что не стоит ей прежде времени строить иллюзии.
        Хотела. Но прежде, чем успела сделать это, Маша открыла дверь раздевалки и застыла на пороге.
        Первым, что попалось мне на глаза, были коньки. Лежащие возле скамьи белоснежные коньки с змейками шнурков.
        - Мы… - Маша выпустила ручку двери.
        Я заметила, как ладонь её с тонкими длинными пальцами упала вниз, мазнула по бедру, как она сделала почти невидимый шаг назад. Подняла взгляд на Пашу.
        Тот, придерживая за талию Каримову, смотрел на нас, не говоря ни слова. Не успевшие отойти друг от друга, они стояли почти так же близко, как и несколькими секундами ранее. Её помада на его губах…
        - Тебе пора, - Наташа всё-таки высвободилась из его рук. Не глядя на нас, опустилась на скамью и взяла один конёк.
        По руке моей мазнул рукав Машкиной кофты, запах её духов стал немного заметнее от порывистого движения.
        - Маш! - крикнула ей вслед. Хотела было броситься за ней, догнать, попытаться успокоить, но времени на это уже не было, как не было в этом и смысла.
        - Не стоит, - будто в подтверждение моих собственных мыслей, сказал Паша и качнул головой.
        Что ответить ему я не знала.
        - Так бывает, Оля, - подошёл ко мне Пашка.
        Я посмотрела на Наташу. Перехватила её взгляд и прошла в раздевалку. Сняла с плеча сумку и присела рядом с Каримовой.
        - Гладкого льда, - услышала я слова Паши, обращённые к ней и её негромкий ответ:
        - И тебе, Паш.
        Дверь за ним закрылась с чуть слышным хлопком. Оставшиеся наедине, мы с Наташей в молчании зашнуровывали каждая свои коньки, готовые уже через несколько минут встретиться на льду. Встретиться в качестве соперниц. Но сейчас, в эту самую минуту, каждая из нас была просто женщиной, ищущей своё счастье и, дай Бог, нашедшей его. Я знала, что после проката обязательно найду Машку и постараюсь… Постараюсь сказать хоть что-то - бестолковое и, по большому счёту, ненужное. Просто потому, что порой это бывает важным. Потому, что она сделала бы для меня то же самое. В действительности же, самым большим, что я могла было пожелать ей встретить своего человека. Того, кто станет для неё её собственным льдом, её пламенем, её нежностью и страстью. Того, кто просто будет её.
        ГЛАВА 48
        ОЛЯ
        - С Богом, - отец забрал у меня толстовку. Взял за руку и легко сжал, как будто пытался передать часть своей уверенности. Часть силы, когда-то позволившей ему воплотить в жизнь самые дерзкие мечты.
        - С Богом, - отозвалась я.
        Стоявший рядом Пашка молчал. Рудов по-мужски хлопнул его по плечу. Кивнул.
        - Дерзайте, - отец посмотрел уже на нас обоих.
        К творящемуся на трибунах я старалась не прислушиваться. Только-только свой прокат завершила пара, выступавшая перед нами. Наталья Каримова и Тимур Богданов. Я слышала, как в едином порыве встречаются сотни ладоней, слышала доносящиеся до нас выкрики и понимала - Тимур сдержал данное мне слово.
        Но это был их с Наташей прокат, их выступление. Нам же только-только предстояло показать зрителям и судьям своё. Обернувшись ко льду, я увидела всё ещё находящуюся на катке пару.
        - Пора, - Рудов положил ладонь мне на плечо, и я пошла вперёд.
        Волны оваций продолжали разноситься над катком. Будто бы зрители чувствовали, что больше никогда не увидят пару, так быстро и стремительно занявшую место в их сердцах, и не желали отпускать её. Ряд за рядом, люди поднимались со своих мест, на лёд летели цветы и игрушки.
        - Они - достойные соперники, - на миг обернулась я к отцу.
        - Достойные, - согласился он.
        Вложив в его руку лезвия от чехлов, я ступила на лёд. Увидела встретившую у борта Наташу и Тимура мать и отвернулась, не желая ни смотреть, ни слушать. Всё, что имело сейчас значение - эта самая минута. Здесь и сейчас мы начинали свой собственный путь к мечте. Здесь и сейчас мы продолжали начатый когда-то путь к цели, невозвратный билет к которой был взят нами лишь в один конец.
        Под раздавшиеся уже для нас аплодисменты, мы поприветствовали трибуны. Сделали круг по катку в то время, пока сидящие в уголке слёз и поцелуев Тимур и Наташа дожидались выставления оценок.
        - Как ты? - спросил Паша, коснувшись моего локтя.
        - В порядке, - ответила я ему.
        Удивительно, но волнения я действительно не испытывала. Ещё недавно не дающее мне покоя, оно отступило, оставив лишь желание борьбы, желание доказать самой себе, что всё не просто так. Впервые за долгое время я чувствовала уверенность в собственных силах. Знала, что её, так же, как и тревогу, нельзя выпускать из-под контроля и потому целиком и полностью сосредоточилась на своих ощущениях. На чувстве льда под лезвиями коньков, на энергии внутри себя, на понимании, что я должна сделать в следующие минуты.
        - За произвольную программу Наталья… - зазвучал голос диктора на английском, и я мысленно устремилась в наше с Пашкой танго, делая всё, чтобы не услышать оценки. Знала, что выставленные судьями баллы высоки, однако в данный момент значения это не имело.
        Новые овации, смешавшиеся с восторженными вскриками. Мельком я заметила стоящих в первом ряду девочек. Совсем ещё юные, они подняли небольшую растяжку, где на фоне синего льда были изображены мы с Жаровым. Надпись на ней была короткой - только два слова.
        - Только вперёд, - прочитала я и повернулась к партнёру как раз в тот момент, когда диктор объявил наше выступление.
        Не сговариваясь, мы поехали к центру катка и, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Встали в изначальную позу.
        - Только вперёд, - отозвался Паша, глядя на меня с абсолютно мужской уверенностью.
        Именно за эту уверенность я была ему благодарна: уверенность во мне, в нас. Каждый раз, выходя с ним на лёд, я знала, что могу не сомневаться в нём, что бы ни случилось. И сейчас я тоже не сомневалась. Ни мгновения. Как бы мы ни выступили сейчас, какое бы место ни заняли, дальше мы пойдём вместе. Рука об руку к мечте.
        Не сдержавшись, я посмотрела в сторону бортика и увидела стоящую рядом с Рудовым мать. Мимолётно улыбнулась ей, понимая, что по-прежнему не боюсь. Когда-нибудь мы поговорим, сейчас же…
        ВЕРА
        - Хоть что-то достойное мы с тобой сделали, - проговорила я, смотря на стоящую в центре катка дочь.
        Лиф её алого платья, как и подол, украшала ажурная вышивка, волосы были собраны крупной красно-чёрной заколкой с камнями, мерцающими сейчас в свете ламп. Каждая деталь, каждый штрих продуман до мелочей.
        Когда она только успела так повзрослеть? Ещё недавно она была совсем девчонкой - угловатой, не способной разобраться с собственными руками, сейчас же я видела перед собой полную изящества молодую женщину.
        - Что-то? - услышала я голос Рудова.
        Сделала глубокий вдох, не спеша отвечать. Дочь была его отражением. Всё в ней напоминало его: черты лица, осанка, но главное - взгляд. Наша с ней внешняя схожесть всегда была только видимостью.
        - Давай посмотрим прокат, Роман, - только и ответила я. - Это всё, что нам с тобой осталось.
        Он невесело усмехнулся, и я, не удержавшись, всё-таки посмотрела на него. Роман тоже обернулся ко мне. В глазах его только на миг отразилась тень прошлого, а после он, возмужавший и всё такой же по-мужски интересный, устремил взгляд на каток. И на тот же миг я позволила себе задуматься о том, могло бы у нас что-то получиться, если бы я была смелее? Если бы не испугалась разницы в возрасте, осуждения? Если бы позволила себе немного больше?
        - Наша дочь - лучшее, что у нас могло получиться, - сказал Рудов. - И, как бы там ни было, я благодарен тебе за то, что она у меня есть.
        Слова его сменились воцарившейся над катком тишиной и последовавшими за ней буквально в следующие секунды звуками музыки. Танго. Узнав о том, что пары наши будут выступать под одинаковое музыкальное сопровождение, я испытала нечто странное: злость, негодование. Позже пришло желание доказать то ли Роману, то и Оле, то ли самой себе… Что доказать? Сейчас, глядя на то, как моя дочь и парень, таланта которого я когда-то не оценила в полной мере, не смогла раскрыть, свободно и легко исполняют элемент за элементом, я и сама не знала.
        Юбка Олиного платья взметнулась красным всполохом, когда она, оттолкнувшись ото льда, взмыла в воздух в начатом со сложного захода прыжке. От неё, так же, как и от стоящего рядом со мной у борта мужчины, исходила уверенность. В этом они тоже всегда были схожи. Моя дочь была смелее меня. Во всём. Во всём, что не относилось к фигурному катанию, во всём, где лёд не был главным. Впрочем… И в том, где был, тоже.
        - Да! - Рудов рубанул кулаком воздух, когда она, сделав несколько оборотов после высокого пролётного выброса, коснулась лезвием тверди катка, буквально впечатав его в лёд. Улыбнулась и, расправив плечи, продолжила прокат.
        В момент поддержки я заметила мелькнувшую по лицу её партнёра тень. Уверена, что заметил это ещё один человек - Рудов. Больше никто. Знавшая о травме колена Жарова, я наблюдала за тем, как он поднял Олю над собой, за тем, как она, красиво изогнув спину, сменила положение и, улыбаясь, воспарила над катком.
        - Молодцы, - выдохнул Роман. - Давайте, ребята. Совсем немного! Давайте!
        Прекрасно понимая, что только-только начавшей свой совместный путь паре оценки судьи придержат, я не могла не признать - пара Рудова достойна высших баллов. Сожалела ли я в эти минуты о том, что не мне предстоит выводить её на лёд в дальнейшем? Нет. Только о том, что противостояние наше, как тренеров на данном этапе с большой вероятностью окончено. Тимур… Два невероятных проката, два невероятных по эмоциям выступления.
        - Рудов, - позвала я Романа, едва только Ольга и Павел остановились в центре катка. Зрители снова повскакивали с мест и теперь рукоплескали уже не моим - его спортсменам. - Я тоже.
        - Тоже? - он дышал неровно, будто бы сам только что завершил прокат.
        - Тоже благодарна тебе, - сказала, глядя в глаза. - За дочь. За то, что она у меня… у нас есть.
        - Только не говори, что наконец…
        - Её выступление тут ни при чём, Роман, - на лёд прямо напротив нас упал запакованный в бумагу букет. Следом - мягкий белый мишка.
        В последний раз посмотрев на машущую трибунам пару, я пошла прочь. Этот момент принадлежал только им: фигуристам, преодолевшим самих себя, доказавшим, что сила земного притяжения - ничто, и их тренеру. Человеку, вложившему в них душу, отдавшему им часть своей жизни. Потому что только так, иначе ничего бы не случилось. Иначе невозможно, и мне было известно это, как никому.
        - Тимур? - наткнувшись на смотрящего в сторону льда Богданова, только и сказала я. В руках он держал две красные розы.
        - Спасибо, - отдал мне одну и, больше ничего не сказав, пошёл к катку.
        ОЛЯ
        - Ольга Журавлёва и Павел Жаров за произвольную программу получают сумму в сто сорок целых и пятьдесят три сотые балла. Общая сумма за две программы составляет двести десять целых и двадцать две сотые балла. Это второе место!
        Улыбнувшись, я помахала в камеру, продолжая сжимать в пальцах второй руки красивую алую розу с тяжёлым бархатистым бутоном.
        Спортивная арена наполнилась овациями, с одной из трибун до меня донеслось отчётливое «браво» на русском.
        - Оля! - поднявшийся с дивана Паша прижал меня к себе. Обнял и помахал болельщикам.
        Прижимая к себе розу, я послала воздушный поцелуй и ещё один - снова в камеру. Посмотрела на турнирную таблицу, верхнюю строчку которой украшали имена: Наталья Каримова - Тимур Богданов. Снова улыбнулась и почувствовала такую же улыбку Паши.
        В этот момент он понимал меня, как никто. Потихоньку сжал моё плечо и посмотрел в глаза.
        - Серебро, как золото, - шепнула я ему.
        - Если кому-то и уступить, так только им, - ответил мне Паша.
        Сожаление от понимания, что не мы будем стоять на верхней ступени пьедестала, было настолько лёгким, похожим на всю ту же серебристую, с золотым отливом дымку, что не тронуло сердце грустью. В этот самый момент я мысленно спросила саму себя, что такое любовь? И самой же себе ответила - любовь именно в этой дымке. Любовь в тёплых лепестках алой розы, во взгляде Пашки, устремлённым сейчас на стоящую в отдалении у борта белокурую девушку в чёрном платье.
        - Я горжусь вами обоими, - сказал Рудов, приобняв меня за талию и посмотрел на Жарова. Крепко пожал ему руку.
        Возможно, в этот момент им он гордился даже немного больше, чем мной. Потому что несмотря на травму, на боль, Паша сделал то, что сделал бы далеко не каждый на его месте - не сдался.
        - Спасибо вам, Роман Юрьевич, - ответил он. - За то, что столько лет верили в меня. За то, - усмехнулся, посмотрев мне в глаза, - дали выбрать партнёршу. Да чёрт возьми! - он потихоньку засмеялся. Крепче пожал тренеру руку и, дёрнув на себя, хлопнул по спине, больше не сдерживая радости. Рудов тоже похлопал его. Качнул головой и вскинул вверх сжатую в кулак руку.
        - Спасибо, пап, - сказала я тихо, осматривая арену.
        Остановилась взглядом на дающих интервью Наташе с Тимом и опять улыбнулась. Поднесла к лицу розу и вдохнула свежий аромат, мысленно сказав спасибо Тиму за тот отрезок пути на льду, что мы прошли вместе. Потому что без прошлого настоящее было бы невозможно. А без настоящего невозможно будущее.
        ГЛАВА 49
        ОЛЯ
        Вечер превратился в одну сплошную вспышку - яркую, разноцветную, наполненную поздравлениями и объятьями. Как ни хотелось мне остаться наедине с Тимуром хотя бы на несколько минут, сделать этого не удалось. Всё вокруг нас словно бы кружилось с неимоверной скоростью.
        - Вечером, - только и сказал он перед тем, как нас позвали на пресс-конференцию. - Всё вечером.
        - Да, - я сжала его руку, опасаясь, как бы это не стало поводом для разговоров, причём ничуть не меньшим, чем наши четыре на две пары медали - их с Наташей золото и значащее так много для нас с Пашей серебро.
        Вот только вечером встретиться у нас тоже не получилось. Стоило мне, вернувшись в гостиницу, принять душ и прилечь с мыслью, что через полчаса я обязательно встану, стало ясно - нет. Усталость, как физическая, так и эмоциональная, накатила резко, волной. Всё, на что у меня хватило сил - отправить Тиму короткое сообщение с пожеланием доброй ночи и словами, что на сегодня я не способна ни на что. Ни на что от слова «совсем».
        Разбудила меня Маша. Вернее, её сообщение в мессенджере, в котором она спросила, может ли зайти ко мне через полчаса.
        Ответив, что буду ждать, я заставила себя подняться и включила стоящий на тумбочке чайник. Яркое зимнее солнце вовсю пробивалось сквозь неплотно задвинутые занавески. Раздёрнув их, я прищурилась, глядя на присыпанные снегом аккуратные улицы Берна.
        Не успела я налить себе чашку кофе, в дверь постучали.
        - Быстро… - начала я было, открыв дверь, собираясь сказать подруге, что не то что получаса - десяти минут-то ещё не прошло, но за дверью стояла вовсе не Маша.
        - Я пройду? - спросила мама, посмотрев на меня. Холодно ли? Сдержанно?
        Немного растерянная, я отступила, пропуская её в номер и только теперь заметила в её руках небольшой подарочный пакет насыщенного изумрудного цвета с серебристыми ручками-ленточками. Не знаю почему, но именно он показался мне самым ярким во всём этом утре - не солнце, не лежащий на тумбочке возле постели футляр с медалью, а именно этот пакет.
        - Я тебя разбудила? - снова спросила мама, войдя в комнату вслед за мной.
        К чему был этот вопрос, я не знала. Наверняка она почувствовала запах кофе. Наполняющий комнату.
        - Нет, - ответила я. - Я недавно встала.
        - Хорошо, - она как будто испытывала неловкость. Так же, как и я.
        Должен ли был кто-то из нас просить прощения? Было ли за что? Стоя друг напротив друга, мы молчали, зная, что ни одна из нас не сделает этого. Должно быть, я действительно повзрослела. Должно быть, она поняла это и поняла не в эту минуту, а раньше.
        - Зачем ты пришла? - хотела, чтобы прозвучало это более отстранённо, может быть, даже жёстко, но вышло устало, на выдохе.
        Запах кофе манил сделать глоток, и я, не удержавшись, взяла чашку. Тепло её обожгло пальцы. Сделав глоток. Я опять посмотрела на мать, тогда как та не сводила взгляда с меня.
        - Принесла тебе кое-что, - сказала она наконец.
        Я ожидала банальностей вроде «хотела поздравить тебя», однако не услышала ничего похожего.
        - Открой, - подала мне пакет.
        Пальцы мои коснулись ручек не сразу. Долго я молча смотрела в глаза женщины, во многом благодаря которой была здесь и сейчас. Без прошлого нет настоящего, без настоящего - будущего…
        - Что это? - ленты легли в мою ладонь.
        Отвечать мама не стала, отошла к окну и, повернувшись ко мне спиной и устремила взгляд вдаль. Лица её касалось солнце. Падая на волосы, оно золотило их, вырисовывало мелкие морщинки вокруг её глаз. Раскрыв пакет, я достала бархатную коробочку. Распахнула, хотя нужды в этом не было, потому что я и так знала, что внутри.
        - Зачем? - тихо спросила я.
        В коробочке на бархатной подложке лежала медаль. Золотая олимпийская медаль моей матери - главная в её жизни. Главная медаль в жизни любого спортсмена.
        Снова повернувшись ко мне, мама расправила спину.
        - Это мой тебе подарок, Ольга.
        - Но…
        - Не всегда я была права, - она подошла немного ближе, но разделявшее нас расстояние всё равно оставалось довольно большим. - Не всегда поступала правильно и принимала правильные решения. Не только в отношениях с тобой, но и вообще. Но я хочу, чтобы ты знала - я никогда не жалела о том, что родила тебя. Никогда не жалела о том, что ты моя дочь.
        Сказав это, она пошла к двери. Я же так и стояла возле стола, держа в руках коробку с медалью. И только когда поняла, что мама вот-вот выйдет в коридор, бросилась следом.
        - Мам! - крикнула, нагнав её уже на пороге. Порывисто схватила за руку.
        Она обернулась ко мне. Слёз в её глазах не было, как и в моих, и всё же она первой обняла меня. Прижала, и я сделала то же самое.
        - Вчера я сказала твоему отцу спасибо за тебя, - голос её зазвучал глухо. - Сегодня я говорю спасибо тебе за то, что ты моя.
        - Мам… - выдавила я. Нет. Всё-таки вот они - слёзы…
        - Ты можешь быть кем угодно, Ольга, - она отстранила меня. Сдавленные нотки всё ещё звучали, но вернулась и прежняя твёрдость. - Можешь жить где угодно и заниматься чем хочешь. От этого быть моей дочерью, ты не перестанешь.
        - И всё-таки ты подарила мне свою медаль…
        - Да, - она коснулась ручки двери.
        - Зачем? - спросила я снова.
        - Хочу, чтобы она была у тебя.
        - Только за этим? - я достала медаль из коробочки. Положила на ладонь и посмотрела на неё, потом опять на маму.
        - Не только, - та ответила мне спокойным, прямым взглядом. - Ещё затем, чтобы когда-нибудь ты положила рядом с ней свою. Чтобы помнила - мечта даётся в руки только тем, кто стремится к ней. Чтобы помнила - вчерашний день уже вчерашний. Он - только шаг на пути к цели. Прошлые победы уже в прошлом. Если ты хочешь добиться большего - продолжай работать.
        - А ты уверена, что вот это, - я опять посмотрела на медаль и тут же - на маму, - моя цель.
        - Уверена, - ответила она и отворила дверь.
        - Почему? - я вышла вслед за ней, остановилась на пороге.
        - Потому что ты - дочь своих родителей, - сказала она и, больше не останавливаясь, пошла вперёд по коридору. Спина её была выпрямлена, плечи расправлены.
        Я коснулась пальцами медали и вернулась в номер. Закрыла за собой дверь.
        - Я - дочь своих родителей… - прошептала и сжала медаль, позволив ленточке скользнуть по запястью. - Да… Ты права, мама.
        - Так странно… - Сидя на краю моей постели, Маша держала в руках чашку с кофе, к которому так и не притронулась. - Только-только мне казалось, что всё может быть, а вот так раз…
        Поймав её взгляд, я не нашлась, что ответить.
        В действительности, что я могла сказать ей? Что всё ещё может быть? Что она встретит кого-нибудь другого? Конечно же, могла. Я могла бы наговорить ей всякой ерунды, но поняла, что не хочу. Подошла к креслу, куда вчера сложила мягкие игрушки - подарки болельщиков. Градом засыпавшие лёд после нашего выступления, теперь они занимали почти всё кресло. Тут и там в номере стояли вазы с цветами. Никогда ещё я не получала столько цветов, никогда ещё мне не дарили столько игрушек: мишки, слоны, зайцы… Вытянув из горы длинношеего жирафа, я присела на подлокотник кресла.
        Через несколько часов нам предстояло выйти на лёд в показательных выступлениях, но ни я, ни Маша ещё и не думали собираться. Ещё несколько часов…
        - Я не знала, - сказала честно. - Вернее… Поняла, что Наташа нравится ему только накануне. Заметила, как он смотрит на неё, когда они с Тимом вышли на лёд и…
        - Не надо, - прервала меня Анохина. Поставила нетронутую чашку на тумбочку и качнула головой. - Я просто слишком много себе придумала.
        - Маш…
        - Не надо, - повторила она. - Вернёмся в Штаты, а там…
        При напоминании о Штатах я почувствовала, как внутри поднялась горечь. Ещё вчера Рудов сказал нам, что работы по восстановлению повреждённого участка крыши нашего тренировочного катка подошли к завершению. Слишком быстро…
        Раскрыв один из лежащих на кресле пакетов, я достала розовую коробочку. Среди подарков было ещё несколько: красная, жёлтая… Не было только синей. И букета роз - ароматных, алых, тоже не было, как и записки. Чувство беспокойства смешалось с лёгким чувством разочарования. Понимание, что я должна сказать спасибо человеку, который незримо был рядом весь этот тяжёлый год, только окрепло.
        - Жизнь продолжается, Маш, - всё-таки ответила я.
        - Да, - она сложила ладони на коленях. - Я знаю, Оль. И у меня на эту жизнь большие планы.
        - Иногда я поражаюсь тебе, - честно призналась я. - Сама как подумаю о том, что придётся лететь в Детройт, что мы с Тимом… - договорить не смогла. Замолчала на середине предложения. У каждой из нас своя личная драма. Какое право я имею плакаться о перелёте через океан, тогда как Машка не может надеяться даже на любовь сквозь расстояние?!
        - Так тоже бывает, - Анохина встала и, подойдя, ласково приобняла меня. Я её в ответ.
        - Я знаю, - сказала тихо. - Выбора нет. Знаю, Маш.
        - Если он любит тебя, что-нибудь придумает.
        - Да, - разжала руки и тоже встала. Взяла чашку с остывшим Машиным кофе и, пройдя в ванную, вылила его в раковину. Посмотрела в зеркало и беззвучно выговорила: - Если любит…
        Несмотря на то, что признаний между нами так и не было, я чувствовала - всё не просто так. Вот только что делать с расстоянием, как быть теперь? У нас с Пашей - подготовка к чемпионату мира, у Тимура… Что за цели поставил он перед собой, мне было неизвестно. Единственное, на что я могла надеяться, так это на то, что у происходящего между нами всё-таки есть «завтра».
        ГЛАВА 50
        ОЛЯ
        - Как ты? - спросила я, встретив Тимура в холле первого этажа.
        Ещё во время показательных выступлений мы договорились увидеться вечером и провести несколько часов вдвоём. Чемпионат Европы был завершён, завтрашний рейс должен был унести нас за километры от Берна.
        Сама я только-только вернулась в гостиницу. Успела разве что занести в номер вещи: коньки и костюм, в котором выступала на посвящённом окончанию соревнований Гала-шоу. Наверное, стоило дождаться Тимура на арене, но я не смогла. Своим номером они с Наташей закрывали выступления, после - только общий номер лучших из лучших. Стоя у борта в то время, как Тимур и Наташа скользили по льду под медленную, лирическую композицию, я понимала, что едва могу сдержать слёзы. Понимала - это прощание. Его прощание с большим спортом. Завершающий штрих, такой же прекрасный, как и всё, что он делал на льду.
        - Ты почему не дождалась меня? - как будто озвучивая мои собственные мысли, спросил Тимур.
        Его чемодан с коньками, на ручку которого он сейчас опирался, был немногим больше моего собственного. Обклеенный дорожными бирками, он повидал немало самолётов. Говорить Тиму, почему уехала раньше него, я не стала - сама до конца не понимала этого. Как-то разом накатило так много… Осознание того, что на чемпионат мира мы с Пашей поедем первой парой, окончательное понимание, что больше мы с Тимом не встретимся на соревновательном льду, усталость, эйфория…
        - Решила, что целовать тебя на людях как-то… - улыбнувшись, отшутилась я и взглядом показала в сторону лифтов.
        Судя по чуть заметной усмешке Тимура, он понял, что говорить об этом я не хочу. Выпытывать он не стал.
        - Как твоя нога? - снова спросила я, забрав у него чехол с костюмом, и пошла к лифтам.
        - Терпимо. - Он немного прихрамывал, и это было единственным, что выдавало его. - Вот только боюсь, что на танго сегодня меня уже не хватит, - невесёлая, пренебрежительная усмешка, в глубине которой скрывалась злость и горечь.
        Мне было прекрасно известно, что вопрос о снятии их с Наташей пары с показательных выступлений стоял буквально до последнего. Врач сборной, прилетевший вместе с нами в Швейцарию, рекомендовал отказаться от выхода на лёд, однако Тим ответил резким и твёрдым отказом. Другого я от него и не ожидала.
        - Можешь целовать, - стоило створкам лифта закрыться за нами, он ухватил меня за край свитера и притянул к себе.
        За те секунды, что мы поднимались на этаж, я только и успела, что обхватить его за шею и мягко коснуться губ. Вдохнула знакомый, немного терпкий и пьянящий запах с чуть ощутимой примесью дыма, провела пальцами по свисающему с шеи Тимура шарфу и отступила.
        Хотела уже отойти к дверям, но Тим удержал меня за руку. Между ладоней наших оказалось что-то твёрдое, похожее на… Тимур выпустил мою ладонь. Вышел в холл. Держа в руках синюю коробочку, я вышла за ним. Мимо нас прошла девушка. Кивнула, спросив, что-то на английском, но слов её я не разобрала. Смотрела на Тимура, чувствуя, как сжимается всё внутри. Улыбнувшись, он обмолвился с заговорившей с нами несколькими словами и, как только она зашла в кабинку, посмотрел на меня.
        - Встретил тут твоего болельщика… - ответил он на мой вопросительный взгляд. - Знаешь… Он ничего так. Вроде даже не прыщавый…
        - Не лысый, не коротышка и… - голос мой дрогнул, - и даже не старый. Только прихрамывает немного, да?
        - Есть такое дело, - мы так и смотрели друг на друга, стоя в нескольких метрах от дверей поднявшего нас лифта. - Но, думаю, это у него пройдёт. Так что ты вполне можешь дать ему шанс.
        - Мне кажется, я уже… - подошла ещё ближе. Подняла голову. Коробочка лежала в руке приятной тяжестью, а на глаза всё-таки навернулись слёзы.
        Сколько всего в этом мужчине? Смогу ли я когда-нибудь познать его до конца? Глядя на него, я пыталась понять это. Но главным было другое - я пыталась понять, что ждёт нас дальше. Теперь, когда он волен распоряжаться своей жизнью, как ему вздумается, а я по-прежнему отдана в невенчанные жёны холодной тверди льда.
        - Уже? - опираясь на ручку чемодана, он коснулся моей талии второй рукой.
        - Уже дала ему шанс. Все шансы, которые только могла дать.
        Замолчав, я ждала, что он скажет. Но Тимур не говорил ничего. Ни о настоящем, ни о будущем. Облизнув пересохшие губы, я нервно выдохнула. От пальто его пахло морозной свежестью, в воздухе витали вопросы и недоговорённость.
        - Это последняя, - негромко сказал он. Выпустил меня из рук, забрал коробочку и, открыв, достал маленькую фигурку. Взял мою кисть и, перевернув, положил на ладонь, а после собрал мои пальцы в кулак. - Больше у меня их нет.
        На несколько секунд он задержал свою руку на моей, а после убрал. Я разжала пальцы с недоверием и недоумением глядя на фигуристку. Как всегда изящная, в ярком алом платье. Как будто живая она смотрела на меня, улыбаясь уголками губ. Подол её платья украшал имитирующий вышивку рисунок, пальцами же крохотной руки она касалась… медали. Маленькой золотой медали, свисающей с шеи на тоненькой ленточке.
        - Это был ты, - только и вымолвила я. Покачала головой, всё ещё до конца не веря тому, что человек, незримую поддержку которого я чувствовала весь этот год, человек, находивший для меня так нужные мне слова в моменты, когда мне это было важно, как дыхание - он. Тот, кто, как мне казалось, ненавидел меня всем сердцем, тот, кто не желал отпускать уже после возвращения. - Это был ты… - повторила я. - Я должна была догадаться…
        - Вряд ли, - он опять взял фигурку. Положил в коробочку и вернул мне.
        Сказать я ничего не смогла. Так и смотрела на него, держа в руках синюю коробку, к которой на этот раз не прилагалось ни букета, ни записки. Только его близость, его взгляд и запах. Сглотнула вставший в горле ком, неровно выдохнула.
        - Идём, - первым нарушил повисшее молчание Тимур и покатил чемодан по холлу. Несколько секунд я так и стояла на месте, глядя как он, прихрамывая, идёт вперёд. Открыла крышечку и снова посмотрела на гордую девушку в красном. Утончённая, самодостаточная и… неуловимо похожая на меня.
        - Можем заказать ужин сюда, - сказал Тимур, убрав пальто в шкаф. - Или ты всё-таки хочешь спуститься вниз и поужинать в ресторане?
        - Завтра ночью мы вылетаем в Детройт, - вместо того, чтобы ответить ему, сказала я, пройдя следом.
        Поймала его взгляд. Спокойный, непроницаемый. Лёд… Может быть, не такой холодный, не пронзающий меня крохотными лезвиями-иголками, но по-прежнему твёрдый. Его молчание подняло во мне неожиданно сильную волну гнева. Что хочет сказать этим молчанием?! Или говорить должна только я?
        - Тимур! - я подошла немного ближе. - Завтра ночью мы вылетаем в Детройт, ты меня слышишь?
        - Слышу, - сказал он коротко.
        Ничего в нём не изменилось - ни спокойствие, с которым он смотрел на меня, ни ровный тон голоса.
        Закрыв шкаф, он кинул на постель шарф. С такой небрежностью, как будто только что я не сказала ничего важного, как будто это вообще ничего не значило.
        Все предыдущие дни я только и делала, что гнала от себя мысли о том, что мы будем делать, когда мне придётся вернуться в Штаты. Пока момент этот оставался как будто далёким, расплывчатым, справляться с ними у меня получалось. Сейчас же, когда всё решилось, смысла в этом не осталось.
        - Я улетаю, Богданов! - дёрнула его за руку, разворачивая к себе. - Понимаешь ты это?
        - Понимаю, - он снова посмотрел на меня.
        - И что? Ты ничего не скажешь?! - зло, с отчаянием.
        - Разве я должен что-то говорить? - моя злость ничуть не трогала его.
        Разве что глаза стали темнее.
        - А разве нет? - выпустила его руку. Почувствовала льдинки, вонзившиеся в сердце. Не знаю, что я хотела услышать от него, но только не это.
        - Хоть что-то, Тимур! - повысила я голос. - Что дальше?
        - Дальше ты улетаешь в Детройт.
        - Так просто? - у меня вырвался нервный смешок. Короткий, отрывистый. - Это всё?
        - Не всё, - он крепко сжал мой локоть. - Ты улетаешь в Детройт, там начинаешь подготовку к чемпионату мира. Что ты ещё хочешь услышать от меня? Что, Ольга?! - в нём тоже закипело раздражение, даже ярость.
        - Хоть что-то, что имело бы отношение к нам! - выдернула руку. - Не к спорту, а к нам с тобой, Тим!
        - Вы с Жаровым едете первой парой на чемпионат мира, - выговорил он жёстко. Так, как будто я не знала об этом или посмела забыть. - Это всё, что сейчас должно быть для тебя значимым.
        - Но это не всё! - возразила я. - Дальше что, Тимур?! Что с нами?!
        - Время покажет.
        - Время? - меня как будто ударили. Глаза его потемнели ещё сильнее, синева стала мглой. Лёд уже не синим - чёрным.
        - Хорошо, - я отступила. - Хорошо, Тимур! Я улечу в Детройт. Начну подготовку к чемпионату мира. Выступлю на нём. А дальше?!
        - Время покажет, - повторил он ещё жёстче, чем раньше.
        - Да пошёл ты к чёрту! - я не сдержалась. Сжала коробочку и отступила ещё на несколько шагов. Время покажет?! И что это значит?
        К глазам снова подступили слёзы, только теперь злые, жгучие. Я ждала, что он ещё хоть что-то скажет, но делать этого Тим не собирался.
        - Хорошо, - подбородок дрожал. - Хорошо, Тимур! - процедила я. - Чемпионат мира, новый сезон… Потом Олимпиада! Так?! - И уже с немного истерично, не выдерживая гнетущей тишины: - Так ты хочешь?! И пусть со всем остальным разбирается твоё чёртово время! Только может случиться, что мне потом будет уже ничего не нужно! Ни то, что нужно сейчас, ни ты, ни… - я хотела сказать, что «мы» мне тоже, вполне возможно, потом будем не нужны, но не смогла. Это «мы» комом застряло у меня в горле.
        Быстро я пошла к двери и уже через мгновение оказалась в холле. Смахнула с лица крупные горячие слёзы и ускорила шаг.
        - Оля! - услышала я окрик Тима.
        - Время! - обернулась к нему. Меня буквально трясло, слёзы душили. - Пусть со всем разбирается время, Тим!
        Выкрикнула и бегом бросилась к лестнице, уже не ожидая, что он пойдёт следом. И правильно. Потому что следом он не пошёл.
        ГЛАВА 51
        ОЛЯ
        Весь вечер я провела в номере в одиночестве. Поначалу хотела было позвать Машу прогуляться неподалёку от гостиницы, заглянуть в пару местных магазинов, но так и не сделала этого.
        - Не сегодня, - ответила я, когда отец, заглянув ко мне, предложил поужинать вместе. - Хочу лечь пораньше.
        - Всё в порядке, Оля? - под его проницательным взглядом я чувствовала себя неловко. Казалось, что он видит меня насквозь.
        - В порядке, - улыбнуться я даже не попыталась.
        Стоило пригласить его зайти в комнату, может быть даже, рассказать о подаренной матерью медали, но я не сделала ничего из этого. Ничего, что стоило бы сделать. Только сказала, что слишком сильно устала за последние дни и хочу насколько это возможно восстановить силы перед долгим перелётом.
        В Москве нам предстояло пробыть всего несколько часов, едва ли достаточных для того, чтобы просто собрать нужные вещи, не говоря уж о том, чтобы провести время с близкими. Если смотреть на всё риторически, тут мне, наверное, было куда проще, чем Маше и даже Жарову.
        Жаров… Им с Наташей предстояло то же, что и нам с Тимуром. Погружённая в свои переживания, почему-то я совсем не подумала об этом. Теперь же, стоя возле окна с картонным стаканчиком душистого горного чая, доставленного пятью минутами ранее из ресторана, я, как и утром, смотрела в окно. Город погрузился в темноту, но от света окружающих гостиницу фонарей всё вокруг казалось каким-то особенно очаровательным. Как будто наполненным волшебством, совсем как в преддверии давно прошедшего Рождества.
        Подаренная сегодня Тимуром статуэтка - изящная фигуристка в красном, стояла на подоконнике передо мной рядом с другой - машущей невидимым трибунам.
        Почему раньше я не могла различить в этих фигурках собственные черты? Почему не обращала внимание на тонкое, едва ощутимое и всё-таки сходство?
        Сделав очередной глоток, я заметила появившуюся в пятне фонарного света пару. Тонкая хрупкая девушка с покрытой светлым платком головой, и мужчина рядом с ней. Высокий, широкоплечий, он слегка прихрамывал, и только это выдавало его. Только это в нём напоминало о недавно полученном на тренировке ушибе, о том, что на старт и в короткой, и в произвольной программе выходил он на обезболивающих. Вот только мне было хорошо известно, насколько велик был риск того, что он вообще не сможет выступить. Что ему придётся сняться со старта. Потому что мужчиной этим был мой партнёр. А девушкой рядом с ним - Наташа.
        Неожиданное понимание того, что здесь и сейчас я просто теряю время, коснулось языка привкусом горечи, хотя чай, который я пила, был подслащён мёдом. Сделав ещё один глоток, я поставила его на подоконник рядом с фигурками. Взяла снятую недавно толстовку и, накинув прямо поверх майки, пошла было к двери. Но вернулась и набрала номер ресторана.
        - Будьте добры бутылку сухого красного вина в четыреста седьмой. Да. Да, вполне подойдёт… Нет. Больше ничего. Хотя… Ещё набор конфет ручной работы из горького шоколада и… У вас есть розы? Пусть на подносе будет одна алая роза.
        - Привет, - сказала я, как только Тимур открыл дверь. Посмотрела на него из-под ресниц.
        Всего несколько дней назад он почти так же пришёл ко мне, но теперь то время казалось очень далёким. И то «привет», которое прозвучало в вечер перед стартом короткой программы у пар - тоже.
        - Можно зайти? - неловко спросила я, так и не дождавшись приглашения.
        Ничего не ответив, Тимур пропустил меня в номер. Футболки на нём не было - только домашние штаны на шнурке. Это немного сбивало с трезвых мыслей. Неожиданно я поняла, что соскучилась по прикосновениям к нему и что, оказавшись в Штатах, буду скучать ещё сильнее. Но он был прав. Всё, что меня должно волновать сейчас - подготовка к чемпионату мира. Первые эмоции - ненужные, обидные, схлынули, оставив ясное понимание этого.
        - Зачем пришла? - поинтересовался он довольно холодно.
        Свет был включен только в комнате, коридорчик же, где мы стояли, тонул в полумраке. На лицо его, и без того мрачное, суровое, падала тень, и только глаза привычно блестели льдистой чернотой, как будто лёд был частью его сущности.
        Помогать мне Тимур не собирался, как и говорить, что погорячились мы оба. Это было не так - погорячилась только я, и мы знали это. Потому что билет в один конец был взят не только моей матерью, моим отцом и нами с Жаровым. Билет этот когда-то взял и Тимур. Но для него сегодняшние показательные выступления стали финальной станцией.
        - Помнишь, - прикрыв за собой дверь, заговорила я, - я говорила, что хочу поблагодарить своего болельщика?
        Тимур продолжал молчать. Мне же оставалось только вздохнуть. Отбросив всякую игру слов, условности и ещё не до конца отпустившую меня обиду, я подошла к нему.
        - Спасибо, - сказала негромко, коснувшись его живота. Почувствовала, как под пальцами мгновенно напряглись мышцы, тепло его кожи и запах шампуня. Только теперь заметила, что волосы у него немного влажные. - Спасибо тебе, Тимур.
        - Не стоит, - уголок его рта дёрнулся, взгляд едва заметно потеплел.
        - Стоит, - возразила я.
        Взяла его за верёвочку на штанах и потянула на себя. Что-то внутри встало на место, давившее несколько минувших часов на сердце ощущение потери отпустило, стоило ему коснуться моих волос и пропустить их сквозь пальцы.
        Прикрыв глаза, я потёрлась щекой о его руку и прижалась к нему.
        - Знаешь, Богданов… - снова посмотрела на него. - Я тут подумала… Раз у нас с тобой есть всего несколько часов, глупо терять их? Как считаешь?
        Ответить ему не дал стук в дверь. Гостей он, должно быть, не ожидал - резко вскинул голову и нахмурился, как будто готов был послать любого к чертям собачьим. Скорее всего, так оно и было. Но сделать этого я ему не дала - отворила сама и, когда официант вкатил в коридорчик тележку, отдала ему несколько евро чаевых. Не прошло и минуты, как мы с Тимуром снова остались одни. Тусклый свет отражался на стекле больших округлых бокалов, играл на стекле бутылки.
        - Даже так?
        - Даже так, - отозвалась и, взяв бутылку, бросила на этикетку взгляд. Подала вино Тимуру. - Откроешь?
        Лежащая на столике коробка была перехвачена широкой тёмно-коричневой лентой, рядом с концами которой алела роза. Проведя по банту пальцами, я развязала его. Вытянула ленту и зажала в кулаке. Стебель розы был покрыт крупными шипами, бутон же напоминал тёплый бархат.
        Взяв цветок, я прошла в комнату. Лента волочилась за мной по полу, но поняла я это, только когда остановилась возле постели. Оглянулась на наблюдающего за мной Тимура и, приподняв волосы, собрала их в хвост. Перевязала атласом и положила на стол телефон как раз в тот момент, когда Тим занялся пробкой.
        - Не хватает только танго, - проговорил он спустя ещё минуту, подойдя ко мне с двумя наполненными бокалами.
        Я стояла, держа в руках красную розу. Поддел лямку моей майки и тут же отпустил.
        - Разве? - я оживила дисплей телефона лёгким касанием. Нота за нотой, аккорд за аккордом комнату наполнила негромкая музыка: клавиши, испанская гитара и истеричная плаксивая скрипка.
        Поддерживая розу под бутоном, я подала её Тимуру, он мне - бокал. Поднёс цветок к лицу, втянул запах и отложил на стол.
        - За то, чтобы время было нашим союзником, - проговорила я негромко и пригубила вино. После коснулась своим бокалом бокала Тима.
        - За танго, - он тоже сделал глоток. Забрал у меня вино и поставил оба бокала на стол. Взяв мою руку в свою, он положил вторую ладонь мне на талию. Глаза в глаза.
        - А как же твоя нога? - только и спросила я, когда он сделал первый резкий шаг. Скрипка, гитара…
        - До твоего отлёта в Штаты у нас есть несколько часов, - ответил он. В глубине его зрачков взметнулось пламя. Голос - низкий, бархатный, пронизанный сипловатыми нотками, окутал меня, проник в сознание, вызвал жаркую волну, прошедшуюся по всему телу и обжёгшую особенно сильно в тех местах, где Тимур касался меня. - Глупо терять их, как считаешь?
        - Глупо, - согласилась я, откидываясь на его руку. Выпрямилась, покорная его воле, прижалась, выдохнула отрывисто. - Тем более, что у нас есть хорошее вино.
        - И танго, - мы замерли посреди комнаты.
        Танго продолжало кружиться вокруг нас всё набирая ритм, становясь ярче, наполняясь страстью. Скрипка истерила, нервная гитара пела ей в такт, клавиши беспокоились, а в глазах Тимура, так же, как, я не сомневалась, в моих собственных, всё ярче разгорался огонь.
        - Тим… - стоило ему прижать меня к себе так тесно, что я почувствовала его всего - его тепло, удары его сердца и его нетерпение стать ещё ближе, прошептала я. - Я тебя…
        - Тихо, - он приложил пальцы к моим губам, заставляя замолчать. - Не нужно.
        - А что нужно? - всё так же, шёпотом. - Ты так и не сказал, что дальше.
        - Время покажет, - ответил он, не отпуская меня. - А пока… пока у нас есть несколько часов и танго.
        Его дыхание на губах, его запах, влажные волосы под пальцами, скрипка. И пропитанное терпкостью сухого вина, наполненное неизвестностью всего, что будет дальше, касание губ. Лента с волос на пол, ладони по обнажённой коже…
        Музыка оборвалась, и во внезапно наставшей тишине остался лишь звук нашего дыхания, средь которого прозвучал мой выдох:
        - Сделай так, Богданов, чтобы наше танго никогда не заканчивалось.
        ГЛАВА 52
        ОЛЯ
        Сказать, летели ли дни быстро или тянулись уходящим в никуда караваном, было сложно. Похожие один на другой, они просто сменяли друг друга неделя за неделей. На смену январю пришёл февраль, за ним - весна.
        Хотелось ли мне, чтобы Тимур был рядом? Конечно. Скучала ли я по нему? Этого делать мне было некогда. Подготовка к чемпионату мира занимала всё моё время, все мои мысли, всё, что было во мне.
        Сосредоточенная на цели, утром я приходила в тренировочный центр, покидала его на несколько часов днём, а потом возвращалась к вечерней тренировке. Только ложась в постель я понимала, как сильно хочу почувствовать рядом мужчину, странным образом ставшего не только частью моей жизни, но и частью меня самой. Но всё, чего я могла - написать несколько слов в мессенджере и иногда послать фотографию, чтобы получить в ответ несколько слов.
        - Резче, - раздалось от борта очередным вечером.
        Я едва не застонала.
        Остановившись в дальнем углу катка, запрокинула голову и, прикрыв глаза, несколько раз подряд коротко выдохнула.
        - Оля! - снова окрикнул меня отец.
        О том, что смазала поворот, я знала и без него. Пару дней назад мы добавили в окончании произвольной пару незначительных штрихов. Не влияющие на оценки они, тем не менее, добавляли нашему с Пашей танго нужные оттенки. Вот только время от времени я отыгрывала фрагмент недостаточно импульсивно.
        - Не смотри так на меня, - выдохнула, поймав на себе взгляд Паши.
        Уставший, сегодня он был немного раздражённее обычного. Конец сезона вообще был для нас непростым - мало того, что после возвращения в Детройт нам пришлось сделать перерыв в несколько дней, чтобы привести его ногу в порядок, мало того, что справляться с накопленной за этот очень непростой для нас сезон физической и эмоциональной усталостью становилось всё труднее, так ещё и личное.
        - Как? - отозвался он.
        - Как собака на палку, - тут я, пожалуй, сильно перегнула. Зато Пашка, смерив меня взглядом, как будто хотел сказать, что недостаточно резкого поворота головы для этого точно мало.
        Заметив направляющуюся к нам Машку, я повернулась к ней. На первый взгляд всё между ними с Пашей осталось по-прежнему, но только на первый. Совместные походы в кафе после прилёта из России стали реже, а после и вовсе сошли на нет. Маша не отпустила, но смирилась. Паша же… Вряд ли кто-либо мог обвинить его за не взаимность.
        - Какая-то бесконечная неделя, - Анохина потёрла бедро. Только что она упала со стоящего одним из последних элементов её программы прыжка.
        Неделя действительно тянулась долго. Даже не верилось, что завтра нас ожидал выходной. Не так давно Рудов сказал нам, что в конце сезона произойдут некоторые изменения в тренерском штате, но какие именно - не уточнил. Изменения… Я даже об этом подумать, как следует не могла. Мысли были заняты совершенно другим. После чемпионата мира нас ожидал ещё командный старт - не такой значимый для каждого из нас, как для фигуриста, зато коммерческий. Как бы ни было нам с Машей комфортно жить вместе, речь о том, чтобы снять две студии по соседству, заходила уже не один раз. Порой, возвращаясь домой после изнурительной, изматывающей тренировки, каждой из нас хотелось побыть в одиночестве, и это было вполне нормально.
        - Может быть, сходим завтра в кино? - предложила я Анохиной.
        Посмотрела в сторону бортика, где стоял Рудов, ожидая поймать его тяжёлый взгляд, но увидела совсем другое…
        - Это же… - Анохина приоткрыла рот и замолчала на полуслове. Договаривать не было смысла, потому что я и сама видела, кто стоит у борта вместе с Рудовым.
        Медленно, не чувствуя ни того, как соприкасаются лезвия коньков с твёрдым льдом, ни стука собственного сердца, не слыша привычных звуков, я поехала вперёд.
        Притянутая взглядом синих глаз, загипнотизированная, остановилась напротив Тимура, всё ещё не способная говорить. На бортике перед ним лежала роза. Красная. С длинным, усеянным шипами стеблем и тяжёлым бархатным бутоном.
        - Знакомьтесь, - как сквозь туман донёсся до меня голос Рудова, - это наш новый тренер. Тимур Александрович Богданов. Он будет отвечать за техническую составляющую, - посмотрел куда-то за моё плечо.
        Я поняла, ребята тоже подъехали к бортику, что смотрит он в данный момент на Машу, но всё это было не важно. Важным был только мужчина, стоящий от меня в каких-то сантиметрах и ещё несколькими секундами ранее казавшийся почти нереальным здесь, на этом катке.
        - Привет, - глухо шепнула я, остановившись по другую сторону борта от него, прямо напротив. Положила руки на бортик, пальцами едва касаясь стебля розы и почувствовала, как он сделал то же самое, только с другой стороны.
        - Привет, - отозвался так же тихо.
        - Давай знакомиться? - улыбнулась. - Я Оля. Оля Журавлёва, - с каждым словом голос мой как будто бы звучал ещё тише, хотя я знала, что это не так. - Вообще-то с техникой у меня, вроде бы, порядок. Но хороший специалист в команде - это всегда… - улыбнулась снова, - всегда хорошо.
        - Насколько хорошо - покажет время, - он протянул руку через борт, прямо над шипастым стеблем и мягко сжал мою ладонь. - Тимур. Тимур Богданов.
        - Рада нашему знакомству, Тимур Богданов, - почувствовала, как пальцы его сжались. Голос мой дрогнул, улыбка стала шире.
        - Сильно рада? - провёл большим пальцем по костяшкам.
        - Время покажет, - отозвалась совсем глухо и, не выдержав, потихоньку шмыгнула носом, а уже в следующую минуту Тим обхватил меня, перетянул через борт и поставил перед собой. Шип розы царапнул меня по ноге, лезвие конька едва не зацепилось, а я сама, ухватившись за его плечи, едва устояла на ногах. Но всё это было ерундой в сравнении с тем, что я чувствовала его руки, вдыхала чуть заметный запах его одеколона и смотрела в его синие-синие глаза. Мой лёд. Холодный и тёплый, колючий и нежный.
        - Ты - мой лёд, - сказала, стоя рядом с ним, чувствуя его руки на талии. - Лёд - моя жизнь. Не отпускай меня больше от себя, Тим.
        - Не отпущу, - проговорил он твёрдо, с бескомпромиссной уверенностью, так, что не поверить ему у меня просто не было шансов, даже если бы я хотела этого. А я не хотела. Совсем.
        ГЛАВА 53
        ОЛЯ
        - Почему ты ничего не сказал мне? - спросила я, сидя рядом с Тимуром в такси, везущем нас по подсвеченной фонарями и витринами магазинов улице.
        - Что именно? - он погладил меня по кисти и убрал руку.
        Моё желание прикасаться к нему было каким-то ненормальным, я и сама понимала это. Как будто все прошедшие дни я сдерживала себя, а сейчас, когда нужды в этом больше не было, отпустила чувства.
        - Что приедешь, что собираешься работать тут, в Детройте, - принялась перечислять. Потом просто покачала головой и немножко повысила голос - не возмущаясь, скорее не в силах сдержать эмоции: - Да обо всём, Тимур!
        - Не хотел дёргать тебя, - он опять накрыл мою руку, как будто пытался унять моё волнение, как будто знал, что творится у меня внутри, как трудно мне сохранять хотя бы подобие спокойствия. - Не хотел, чтобы ты ждала, потому что сам до конца не знал, как и когда всё решится.
        - Что решится? - всё никак не успокаивалась я.
        Мне бы стоило замолчать и начать думать прежде, чем заваливать его вопросами, вот только умом понимая это, справиться с собой я не могла.
        - Вопросы с рабочей визой, с Федерацией, - лёгкое поглаживание по руке.
        Я вздохнула. Чувствовала себя глупой девчонкой, тогда как он сохранял спокойствие. Наверное, в какой-то степени так оно и было - мои первые отношения, мой первый мужчина, первые чувства. Первые и, я верила в это всем сердцем - единственные. Нет, не просто верила - знала.
        - Прости, - вздохнула и привалилась к его плечу. Щеки коснулась мягкая шерсть пальто. - Всё так неожиданно…
        Тимур приобнял меня, крепче прижал к себе.
        - Прощаю, - бархатный голос, пренебрежительная усмешка.
        Мне захотелось ударить его, но вместо этого я снова потёрлась щекой о его плечо и прикрыла глаза, чувствуя спокойствие, которого не чувствовала с той самой ночи в Берне, когда мы, лёжа в постели, грелись теплом друг друга зная, что уже через несколько часов самолёт унесёт нас в будущее. В будущее, не подчиняющееся ничему и никому, неизвестное, подвластное лишь времени.
        По-прежнему обнимая меня, он на совершенно чистом американском английском обратился к водителю. Попросил его свернуть через два переулка, а потом остановиться возле утопленного в глубине двора дома. Многоэтажный и, вроде бы, ничем не отличающихся от других таких же, он был окружён пока ещё голыми деревьями и кустарниками.
        Посмотрев в окно, я увидела на противоположной стороне улицы пекарню и небольшой магазин, похожий на те, где всегда можно найти свежую домашнюю кулинарию и кофе. Пожилая женщина, поднявшись по нескольким ступенькам, нырнула в светлое нутро пекарни, навстречу ей вышла несущая в руках крохотную собачку и бумажный пакет девочка лет четырнадцати. Большой помпон её шапки-колпака подрагивал в такт шагам, когда она спускалась по ступеням, пытаясь одновременно с этим справиться с перепутанным поводком.
        - Спасибо, - отвлёк меня снова раздавшийся голос Тимура.
        Я поймала себя на том, что, глядя на девочку, улыбаюсь мыслям, уловить которые даже не могла.
        - Приехали? - снова спросила я глупо. И снова улыбнулась, на этот раз собственному же вопросу.
        Выйдя на улицу, Тимур подал мне руку и помог сделать то же. Закинул на плечо ремень моей спортивной сумки. Привезшее нас такси зашуршало по асфальту шинами, я же, подняв взгляд, рассматривала возвышающийся передо мной дом, пока не почувствовала, как Тимур тянет меня к подъезду.
        - Завтра перевезём твои вещи, - сказал он, включив свет в просторной прихожей, ведущей в кухню-гостиную.
        Стянув с шеи шарф, я положила его на пуфик.
        - Приглашаешь меня переехать к тебе? - расстегнула пуговицу на вороте пуховика.
        Тимур опустил мою сумку рядом с шарфом, снял свой и взялся за пальто.
        - Не приглашаю, - разделавшись с двумя верхними, выговорил он. - Ставлю перед фактом.
        Я только и могла смотреть на него. Смотреть и молчать, потому что говорить не хотелось.
        Не разуваясь и не снимая пуховик, я прошла в гостиную и остановилась возле ведущей на широкий балкон двери. Открыла её. Ветерок тут же коснулся моего лица, шелохнул тяжёлую портьеру.
        Выйдя на балкон, я остановилась возле перил, глядя на мерцающие внизу разноцветные огоньки. Почувствовала, как Тимур, подойдя, встал у меня за спиной. Ладони его легли по обе стороны от моих, и я, как в машине, оказалась под его защитой, в коконе его тепла.
        - Почему Детройт, Тим? - обернулась я к нему. - Ты бы мог остаться в Москве. Уверена, моя мама сумела бы найти для тебя место в команде.
        - Сумела бы, - не стал отрицать он.
        Я смотрела на него с ожиданием, не желая торопить. Да и могла ли я торопить его? Этот мужчина всегда жил по своим правилам и сам решал, что говорить и что делать. Сам выбирал свои дороги, совершал свои собственные ошибки и сам исправлял их, если считал нужным. И меня он тоже выбрал сам. Именно поэтому сейчас рядом с ним была я, а не какая-то другая из тысячи возможных. Сейчас я не сомневалась - там, в Берне, он решил, что не отпустит меня. И не отпустил.
        - Тогда почему? - всё-таки спросила я тихо.
        - Потому что я люблю тебя, - сказал он так просто, как будто эти слова были единственным возможным, что он вообще мог сказать. Да и…
        Мне стало ясно, что так оно и есть. Больше ничего говорить ему было не нужно, а мне - не нужно слышать. Только это было важным здесь и сейчас. Для него и для меня.
        - Любишь? - отозвалась я шёпотом, взволнованно глядя ему в лицо.
        Меня охватил трепет, ветер, время от времени напоминающий о себе лёгкими порывами, был холодный и тёплый одновременно. А может быть, это меня то окатывало теплом, то бросало в озноб?
        - Люблю, - повторил Тимур. - И, знаешь… - он развернул меня к себе спиной, обхватил за талию и проговорил, глядя на огоньки поверх моей головы. - Мне кажется, это случилось не сейчас. Когда-то давно…
        - Как только ты увидел меня?
        - Может быть, - задумчиво ответил он. - А может быть, ещё раньше.
        - Раньше? - я опять обернулась.
        - Сейчас мне кажется, что всё в моей жизни вело меня к тебе. В этот вечер.
        Больше ничего не сказав, он взял меня за руку и завёл в квартиру. Закрыл дверь и кинул пальто на кожаный диван.
        - Тим, - позвала я, когда он, пройдя в кухонную зону, хотел достать что-то из шкафа.
        Он посмотрел на меня. Не подходя ближе, я сказала так же просто, как и он до этого:
        - Я тоже тебя люблю.
        Сказала и поняла, что дыхание перехватило, а подбородок, как и голос, предательски дрожит. Уголки глаз наполнились слезами, но губы мои тронула улыбка - точно такая же, едва заметная, как и его.
        - Ты невыносимый, - расстегнула пуховик. - Самолюбивый, - сняла и бросила поверх пальто. Сделала пару шагов к Тимуру. - Ещё ты… - задумалась, пытаясь подобрать нужные слова.
        - Отвратительный, - подсказал он.
        - Не без этого, - согласилась, подходя ближе. - Временами просто ужасно отвратительный, - ещё ближе, вплотную к нему.
        Тим перехватил мою руку и рывком потянул на себя.
        - Но? - шепнул, глядя в глаза. Его горячее дыхание опалило мои истосковавшиеся по поцелуям, по страсти и нежности губы.
        - Но я, - обвила его за шею, - всё равно люблю тебя. И…
        - И? - тихо, уже едва ощутимо касаясь губ, подхватывая в первом невесомом порыве.
        - И ты прав, - на выдохе, чуть слышным шёпотом. Пальцы его оказались под моим свитером, по телу прошлись миллионы маленьких импульсов, кровь мигом стала горячей, желание чувствовать ещё ближе, ещё острее - невыносимым.
        - Прав?
        - Да, - прикрыла глаза, погладила затылок, откинула голову, подставляя губам шею. - Всё, что было в прошлом, вело в этот вечер. Не только тебя, но и меня. Наверное, я любила тебя очень давно. Любила, когда ещё даже не знала.
        - С сотворения мира? - больше не медля, он потянул мой свитер вверх.
        - С сотворения мира, откликнулась я и сама нашла его губы.
        Прикосновение языков, его вкус, его запах.
        Я отвечала на поцелуй, изнывая в крепких, горячих, сильных руках. В пальто загудел телефон, буквально через миг кухню наполнили звуки танго. Ещё через мгновение с опозданием на секунду с ней смешалась точно такая же. Расходящиеся, они как будто отдавались эхом в стенах квартиры, в глубине сердца.
        - А ты романтик, Богданов, - я сняла с него тонкий кашемировый свитер, провела ладонями по груди и, ошалевшая от нежности, от желания, от собственных чувств, посмотрела в превратившиеся в чёрно-синий омут глаза.
        - Ещё какой, - хрипло отозвался он и снова прижал меня, не давая больше ни мгновения. Ни мне, не себе самому. Только губы, только руки, только кожа к коже, только сбивчивое дыхание.
        - А дальше что, Тим? - постанывая, только и спросила я, когда он, подхватив, усадил меня на столешницу.
        - Дальше - чемпионат мира, - сапоги мои упали на пол.
        - А дальше?
        - Командный чемпионат мира, - джинсы оказались расстёгнутыми, его ремень - тоже.
        - А дальше?
        - Постановка программ и новый сезон. Учти, Оля, я буду спрашивать с тебя по полной.
        - Не сомневаюсь в этом, - прикоснулась к его животу, расстегнула пуговицу на джинсах. - А дальше?
        - А дальше… - он обхватил мой затылок и, прежде чем впечатать в рот жадный, голодный поцелуй, сказал: - Дальше покажет время. Но одно я знаю точно - что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. Только тебя.
        ЭПИЛОГ
        - Куда мы едем? - спросила я уже в третий раз, но Тимур снова не ответил мне. Бросил только короткое «наберись терпения» и опять устремил взгляд на залитую лучами утреннего солнца дорогу.
        Решив последовать его совету, я опустила стекло. Обхватила картонный стаканчик с кофе ладонями, но крышку открывать не спешила. Только что мы отъехали от придорожной забегаловки, названия которой я не то что не запомнила - даже не обратила на него внимания. Аромат кофе, всегда такой приятный, не вызывал желания сделать даже глотка. В последнее время с желаниями у меня вообще было не очень.
        - Хватит думать, - выговорил Тимур жёстко, вырывая меня из размышлений.
        Вздохнув, я сняла-таки со стаканчика крышку и сделала глоток. Кофе действительно оказался вкусным. Приправленный корицей, он словно бы дополнял солнечное утро.
        Дотянувшись до пакета, я достала ореховый батончик. Развернула и отломила кусочек. Игривый ветер перебирал листву стоящих по обеим сторонам дороги деревьев, то и дело в салон проникал звук птичьих голосов.
        - Решил отвезти меня на озеро? - догадалась я, как только Тимур свернул с дороги. Отпила ещё немного кофе и, вытянув правую ногу, покрутила ступнёй.
        Два месяца… Два месяца назад я получила надрыв связок. Параллельный тройной, приземление и… Травма, до сих пор напоминающая о себе после долгой нагрузки.
        До начала сезона оставалось всего-ничего, а я чувствовала себя совершенно растерянной. Предыдущий сезон, такой успешный для нас с Пашкой, как будто забрал у меня слишком много меня самой, вывернул наизнанку. Серебряные призёры чемпионата Европы, чемпионы мира, золото на командном…
        - Открой бардачок, - сказал Тимур спустя ещё пару минут, когда я, отломив от батончика кусочек, хрустнула орешком.
        Сделав, что он просил, посмотрела искоса, ожидая дальнейших распоряжений. За те несколько прошедших с момента появления в нашей команде Тимура месяцев, я убедилась - он не шутил. Не шутил, когда говорил, что требовать с меня будет по полной. Даже когда я получила травму, он находил для меня возможности поддерживать форму. И дома впадать в уныние не давал мне тоже именно он. Окончательно я поняла это, когда неделю назад он улетел в Россию решать рабочие вопросы. Долгая, неспокойная неделя, наконец закончившаяся вчерашним вечером…
        - Пакет возьми, - снова сказал он коротко. Машину подбросило на кочке, и я, едва не выпустив стаканчик, крепче сжала его. Перебрала лежащие в бардачке бумаги и нашла среди них пакет.
        - Что это?
        - Открой и посмотри, - сегодня он был не слишком-то разговорчив. В общем, как и всегда.
        Моя манера задавать вопросы тогда, как я вполне могла сама получить на них ответы, нередко раздражала его, и я знала это. Пользуясь тем, что внимание его сосредоточено на дороге, состроила рожицу и раскрыла-таки пакет.
        Внутри лежала перевязанная тонкой ленточкой коробочка и маленькая открытка.
        «Пусть новый сезон для тебя будет ещё успешнее предыдущего.
        Увидимся на открытых прокатах».
        Ниже этих коротких, но таких нужных мне сейчас слов, стояли две буквы: «ВЖ».
        - У твоей матери две новые пары, - сказал Тимур. Я разглядывала простые, но очень красивые серьги из белого золота с маленькими бриллиантами, которые нашла внутри коробки. - Неплохие ребята. Но работать с ними конечно… - многозначительная пауза, последовавшая за словами, была весьма красноречивой.
        Убрав серёжки в пакет, я вернула всё в бардачок. Как ни странно, настроение стало лучше. Наши с мамой отношения сложно было назвать близкими или доверительными, но всё же я понимала, что стали они именно тем, что могло быть. Большего требовать я не могла ни от неё, ни от себя самой. Да и зачем? Ведь теперь, прилетая на несколько дней домой, я могла зайти к ней и провести хотя бы несколько часов в квартире, где прошло моё детство. Недолгие и нечастые разговоры, простое «как ты»… Именно этого мне не хватало в первый год в Штатах и, как я теперь понимала, не хватало и ей.
        - Им на Олимпиаду всё равно не ехать, - заметила я, отломив ещё один орешек. Перехватила взгляд Тимура и опять пошевелила ногой. - Надеюсь, что больше ничего не случится.
        - Не случится, - отозвался он твёрдо.
        Как всегда, как будто мог знать это. Не мог. И всё-таки его уверенность придавала мне силы даже в те моменты, когда я начинала сомневаться в себе. Так и не ставший в полном смысле этого моим партнёром на льду, он стал моей поддержкой и опорой вне его. Стал мужчиной, рядом с которой я могла быть собой, стал моим вторым крылом, тем, кто мотивировал меня, тем, кто мог рассмешить и просто принести чашку чая после тяжёлого дня на катке. Кем стала для него я? На этот вопрос он как-то ответил мне очень коротко - всем.
        - Здесь так красиво, - завороженная первозданной природой, я смотрела на воду.
        Лето только закончилось. Воздух и земля были ещё тёплыми, но Тимур всё равно расстелил на берегу плед.
        Присев, я подтянула к себе ноги и зажмурилась, глядя на поднимающееся всё выше солнце.
        - Я знал, что тебе понравится, - Тимур опустился позади меня. Я оказалась меж его бёдер. Откинулась ему на грудь, подставила губы поцелую.
        - Спасибо, - сказала тихо.
        Ещё один поцелуй - невесомый. Нежный, как и предыдущий.
        Согретая, я переплела наши пальцы. Рядом с ним все проблемы казались решаемыми, все сложности были преодолимыми. Теперь я в самом деле понимала - наши жизни сложились именно так, как и должны были. Будто бы кто-то сверху создал нас друг для друга, но не привёл друг к другу простыми путями, а вынудил пройти определённые дороги. Для чего? Может быть, для того, чтобы мы научились ценить то, что нам дано, может быть, для чего-то ещё, пока неведомого нам.
        - Знаешь, о чём я тут подумала? - когда мы всё-таки вернулись в действительность, заговорила я. Тим с вопросом кивнул, и я продолжила: - Если бы ты не встал в пару с Наташей, возможно, у них с Пашей ничего бы не сложилось. Это так странно…
        - Что они вместе?
        - Нет, - я погладила его ладонь. Посмотрела на наши переплетённые пальцы, снова ему в лицо. - Что всё вообще так.
        - Как?
        - Так, как есть. - Тимур перехватил мою кисть. Теперь уже он поглаживал мою руку, касаясь пальцами запястья под рукавом накинутой на плечи толстовки. - Ведь если подумать… Мы ведь все счастливы. - Я вытянула ноги, напрягла ступни. - Несмотря ни на что. А было бы всё это, если бы мы с тобой продолжили вместе на льду?
        Вопрос этот относился к тем, ответа на который дать был не в силах никто. Даже Тимур. Но именно ему я могла задать его, зная, что он поймёт, что я имею в виду.
        Как кусочки причудливой мозайки один к другому, наши жизни складывались в целое. Что вело нас? Судьба или мы сами, правильность принятых нами решений и наш собственный выбор? Как объяснить то, что несколько месяцев назад к Наташе обратились организаторы знаменитого ледового шоу с предложением принять в нём участие. Принять участие в ледовом шоу, гастролирующим по нескольким штатам Америки? Как объяснить, что главный каток, где готовились фигуристы и ледовые акробаты, находился в Детройте? Как?!
        - Это бы смогло показать только время, - отозвался Тимур. Отпустил мою руку. - Но по большому счёту, мы с тобой и продолжаем вместе на льду.
        Я только склонила голову на бок. Достала из принесённой с собой сумки для пикника бутылку с водой и сделала несколько глотков, а когда убрала обратно, увидела у него в руках синюю коробочку. Точно такую же, как та последняя, которую он подарил мне в Берне, только с выпуклой алой розой на крышке. Уже приоткрыла губы, чтобы спросить его, что это, но поняла, что это уже смешно.
        - Подарок, - как будто прочитав мои мысли, сказал он.
        - От болельщика? - взяла коробочку и, развязав ленту, открыла.
        - Да чёрт его знает… - его руки легли на мои бёдра. - То ли этот парень болельщик, то ли тренер, то ли он просто без ума от тебя.
        В коробке лежала статуэтка. Девушка в красном платье с перехваченной лентой волосами смотрела на высокого мужчину. Ладонь его лежала на её талии, взгляд глаза в глаза… Без сомнений, это была та самая фигуристка, которая получила своё золото, фигуристка, махавшая невидимым трибунам, кружащаяся во вращении и исполняющая «ласточку». Та самая…
        - Я подумал, что она тоже имеет право на личную жизнь, - ответил Тимур на мой немой вопрос.
        - И на танго, - подтвердила я, достав фигурку.
        Застывшая в страстном движении пара, казалось, вот-вот сделает следующий шаг. Стоит только зазвучать скрипке, фортепьяно и гитаре, как они, наполненные желанием, охваченные чувствами, закружатся в соединившем их танго, позабыв о реальности, обо всём, что их окружает.
        - Это последняя? - с улыбкой спросила я, бережно убрав статуэтку обратно в коробку.
        - Не думаю.
        Я снова посмотрела на Тимура с вопросом. Неожиданно он стал очень серьёзным. Забрав у меня коробочку, отложил в сторону, сжал мои локти. Взгляд его устремился мне в душу, пальцы были твёрдыми.
        - Ты спрашивала, что было бы, если бы мы продолжили с тобой кататься вместе? - выговорил он негромко. - Может быть, мы стали бы с тобой олимпийскими чемпионами. Может быть нет… Но это уже не важно. Мы с тобой всё равно станем ими, - стиснул мои локти сильнее.
        Взгляд его был решительным, голос - бархатным и твёрдым одновременно. Ещё не слыша слов, я поняла, что он скажет. Поняла и почувствовала, как чаще забилось сердце. Отчего? Я и сама не знала этого. От его ли уверенности в себе, во мне, в нас? От силы ли его несгибаемой воли? Даже закончив спортивную карьеру, он не свернул с выбранного пути. Я была не права, когда думала, что его рейс с билетом в один конец прибыл на конечную станцию. Нет. Тимур шёл вперёд, та же станция… Она была пересадочным пунктом. Вынужденной остановкой. Теперь наш рейс был одним - один на двоих рейс, один на двоих билет.
        - Ты станешь олимпийской чемпионкой, Оля, - сказал он, глядя мне в глаза. - Я - тренером олимпийской чемпионки. Только так.
        - Только так, - немного помолчав, подтвердила я и кивнула собственным словам. Не потому что так решил он - потому что я и сама хотела этого. Потому что я была дочерью своих родителей, потому что выбрала для себя именно эту дорогу. И сейчас понимала ещё одно - именно поэтому я выбрала для себя этого мужчину. Не только он меня, но и я его. Он - моя жизнь, он - мой лёд, он - мои крылья.
        - Только так, - подтвердила я. - У твоей фигуристки должно быть не только танго, но и золото Олимпиады.
        - Оно у неё будет, - ответил Тимур.
        - Обещаешь?
        - Обещаю, - проговорил твёрдо и, взяв меня за подбородок, посмотрел в глаза. - Обещаю, - сказал и завладел моими губами. Решительно, дерзко, настырно, ни на миг не давая мне усомниться в том, что и это обещание он тоже сдержит.
        КОНЕЦ