Сицилиец Юля Белова
        - Останови! Останови машину! - я кричу и стучу кулаками по двери и дёргаю ручку. - Останови, не то я на ходу выпрыгну!!! Он останавливается на обочине, и я выскакиваю наружу. Из глаз льются слёзы. - Ты этого хотел? - выкрикиваю я. - Если я такая безнравственная дрянь, что ты прилепился ко мне?! Отстань от меня! Оставь в покое! Марко известный винодел. У него есть деньги и успех, но это не даёт ему права поступать со мной так жестоко. Я не игрушка и ничем этого не заслужила. Не могу поверить, что когда-то мечтала о нём. Единственное, что я хочу - держаться от него подальше. Но отец отправляет меня на Сицилию, а значит мы будем сталкиваться снова и снова. Кроме того, меня втягивают в семейные разборки, толкающие прямо в лапы сицилийской мафии.
        Пролог. Вечер того дня
        Марко берёт меня за локоть, с силой поворачивает к себе и протягивает бокал:
        - Пей.
        Мы любуемся Москвой с крыши отеля «Ритц Карлтон». Стоит тёплая июньская ночь, мерцают бледные далёкие звёзды, скользят редкие призрачные тени посетителей. Ленивые звуки города, доносящиеся снизу, вязнут в медленной, стонущей и соблазняющей музыке. И я уже не понимаю, где она звучит - здесь, на террасе или только в моей голове. Свет притушен, и мы растворяемся в полутьме.
        От сладкого смятения и тревоги кружится голова, а в воздухе ещё витают запахи недавней весны. Манежная площадь и пряничные кремлёвские башни лежат у наших ног, ночные огни и магические энергии делают реальность неузнаваемой и прекрасной. Картинка немного плывёт.
        - Пей, - повторяет Марко.
        Он говорит это тихо, но голос звучит как приказ, как откровение, как указание свыше.
        «Да с какой это стати?» - внутренне пытаюсь слабо перечить я, но попытка совершенно бесперспективна. Моя воля сломлена и сопротивление подавлено прямым взглядом его тёмных глаз, животными токами, исходящей от него силой и шампанским. Мы пьём уже вторую бутылку «Дом Периньон».
        Я начинаю размышлять о шампанском, в который раз стараюсь анализировать его цвет, аромат, но сама себя останавливаю. Обмануть разум невозможно, и я знаю, что всё это значит. Это сознание пытается подавить рвущегося из недр моего первобытного, алчного, изголодавшегося злодея. Тьфу. Что я несу, зачем я так опьянела?
        Понятно зачем. Ответ мне известен - чтобы не было так страшно… У меня психологическое расстройство, боязнь секса, страх перед близостью. Вот же я дура, размечталась. Какого секса? Ничего ведь не будет.
        Губы растягиваются в глупой улыбке. Я делаю большой глоток, Марко удовлетворённо кивает и отворачивается к сказочным огням Кремля. Мне кажется, он делает это слишком картинно, по-киношному, и я фыркаю.
        - Когда мне было пятнадцать я потерял родителей, - говорит он. - Думаю, ты можешь понять, что это значит.
        Могу… Я сама потеряла маму, когда мне было семнадцать. У нас есть кое-что общее, помимо профессиональных интересов. Теперь я смотрю на него даже с теплом и нежностью. Но он этого не замечает, он любуется Кремлем.
        - После похорон близкий друг моего отца привёз меня в Рим. До этого я ни разу не покидал Сицилию. Была такая же ночь, мы ездили на машине по самому центру, по пустому городу - Колизей, площадь Венеции, фонтан Треви, Ватикан. Огромный величественный Рим, погруженный во мрак и яркие огни, освещающие вечность. Меня это потрясло. Скажи, тебя потрясла первая встреча с Москвой?
        Я мотаю головой.
        - А с Римом?
        Да нет, же нет, разве ты не видишь, что меня потрясла встреча с тобой? Неужели тебе всё равно? Конечно. Разве может быть по-другому… Кто ты и кто я… Плевать… Зато не будет страха… и боли. Ещё глоток. И ещё один. Никакого страха.
        Я ставлю бокал на столик:
        - Мне уже пора. Надо ехать…
        Сейчас, когда тормоза изрядно отпущены, я могу признаться себе, что второй день неотрывно думаю об этом мужчине. Меня влечёт к нему, и даже одна мысль о нем вызывает сердцебиение… и ужас, конечно, тоже. Его ироничный взгляд, хриплый голос, сильные руки - всё приводит к волнению и вызывает жуткую панику. Моя паника - это совсем не шутка и когда-то она уже срывала далеко идущие планы, так что… Но сегодня, кажется, причин паниковать уже не предвидится. Ну и ладно, ну и хорошо…
        Я отхожу от края террасы вглубь, беру свою сумочку, достаю телефон, вызываю такси. Какое-то время Марко стоит, будто не слышит или не решается оторваться от видения ночной Москвы, потом сбрасывает заклятье и медленно подходит ко мне, смотрит в глаза. Ничего, я выдерживаю, не отвожу взгляд.
        - Хорошо, идём.
        Мы выходим, вызываем лифт и молча ждём. В области сердца немного горячо, голова отчаянно кружится. Входим в замкнутое пространство кабины. Мы одни, никто не войдёт. И что, интересно, он будет делать?
        Марко стоит напротив. Очень близко. Я чувствую его запах, это запах хищника, он разгорячён, смотрит прямо в глаза. На этот раз выдержать его взгляд трудно, и я отворачиваюсь.
        - Нет! Не отворачивайся!
        - Что?
        Он притягивает меня к себе и жадно целует. Ноги слабеют… Я чувствую его вкус - «Дом Периньон», цедра, и немного горького дикого мёда. Его язык проникает в меня, мне не хватает воздуха. Ещё миг и я начну задыхаться, уж я-то знаю… Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я вжата в зеркало, раздавлена, парализована и мне очень страшно, но и сладко… Тело разрывается изнутри, в нём бесчинствуют томление и жар, огонь и озноб.
        Марко разжимает объятья, отрываясь от меня. Нет, он не насытился, ему просто надо остановить лифт. Он нажимает кнопку своего этажа. Дверь открывается. Он делает шаг, замирает в дверях и поворачивается ко мне:
        - Идём.
        Алкоголь замедляет реакции, и паническая атака приходит не сразу, но теперь меня накрывает по полной. Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Надо перевести дух, отдышаться:
        - Я с тобой не иду.
        - Идёшь.
        Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки, пакеты. Я запинаюсь и падаю. Он перешагивает, проходит в комнату и срывает с кровати покрывало.
        1. Первая встреча с Марко
        Курортный сезон едва начался, но самолёт из Симферополя забит под завязку. В зале прилётов тоже не протолкнуться. Я отыскиваю водителя со своим именем на табличке и подкатываю к нему чемодан.
        К радости от того, что скоро я увижу папу, примешивается тяжесть от предстоящей встречи с Ингой. Глупо думать о ней, но выбросить её из головы не получается.
        Москва встречает меня пробками, необычной для июня жарой и такси с испорченным кондиционером. Окна в машине открыты, пахнет бензином и пылью. Это Вася подсказал компанию. Спасибо ему. Едем мы долго и не очень комфортно. Когда подъезжаем к дому, я уже вся взмыленная и чуть живая.
        Дома никого, меня ждут только завтра, хотя «ждут», это слишком оптимистичное слово. Ждать меня особо некому. Отец пропадает на работе, а Инга, как всегда, болтается неизвестно где. Было бы здорово вообще с ней не встречаться, но вряд ли мне так повезёт.
        Тамара, жена отца и мать Инги уже давно здесь не живёт. Почти через год после начала моей учёбы во Флоренции, Тамара уехала в Рим и обосновалась в роскошной квартире, купленной отцом. Там было всё обустроено, консьерж, гараж, буржуазный район. Не жизнь, а сказка.
        Будь я на месте папы, выпнула бы её гораздо раньше и не в Рим, а куда подальше. Но он до самого развода терпел все её закидоны, позволял спускать на тряпки огромные средства и делать всё что вздумается. В конце концов они развелись, и ей досталась римская квартира и куча денег.
        В общем, дома никого нет. Я оставляю чемодан в прихожей и сразу иду на задний двор, к бассейну. После долгой дороги и жары мне хочется как можно скорее окунуться в его прохладу.
        Я стягиваю пропотевшую футболку, жаркие джинсы, бельё и совершенно голая прыгаю в воду. Блаженство. Проплываю от стенки до стенки, ложусь на спину, раскидываю руки и закрываю глаза. День перевалил далеко за половину, но солнце ещё вовсю припекает, и я подставляю ему лицо.
        Я расслабленно и бесконтрольно покачиваюсь, слушая загадочные вздыхающие звуки воды, плещущейся в бетонных стенах бассейна. Мне слышатся шаманские хрипы, стоны, и космическая музыка.
        Какое-то время я беззаботно дрейфую, а потом мне чудится странный звук, будто во сне, словно сквозь воду кто-то пытается прокричать моё имя: «Ли-и-и-и-и-з-а-а-а-а-а!». Я приподнимаю голову и вдруг отчётливо слышу голос Инги:
        - Лиза, блядь! Ты не охерела?!
        Как вспугнутый сомнамбула, я начинаю болтать руками и ногами, пока не встаю на дно бассейна. Протерев глаза, я вижу высокого стройного мужчину, бесстыдно меня изучающего.
        Из-за солнца, бьющего в глаза, я не могу как следует его разглядеть, зато он, похоже, успел рассмотреть меня очень хорошо, во всех подробностях. Под его взглядом я съёживаюсь, прикрываю грудь и приседаю в воде. Кровь бьёт в голову, и щёки заливает краска.
        Инга стоит рядом с ним и злобно шипит:
        - Тебя только здесь не хватало. Какого хрена ты опять припёрлась, сиротка? Это не твой дом! Даже не думай, что тебе хоть что-то перепадёт. Сколько ты ещё будешь тянуть наши деньги, ненасытная сучка? Свали уже из нашей жизни! Ты и так получила намного больше, чем заслуживаешь.
        И уже по-английски, совершенно другим, томным и жеманным голосом добавляет:
        - Пойдём, Марко, она просто сумасшедшая, не обращай внимания.
        Слова Инги бьют наотмашь и сердце заполняет горячая обида. Я раньше от неё и не такое слышала, но надеялась, что за те несколько лет, что мы не виделись, она успокоилась. Она возненавидела меня со дня нашей первой встречи, вернее ещё раньше, как только узнала о моём существовании.
        Даже не понимаю, как я раньше выдерживала постоянные нападки с её стороны. Вспоминаю, как она меня называла. Моя ублюдочная сводная сестра. Позор моего отца. Шлюхина дочь… Тамара всегда смеялась, когда это слышала.
        Инга берёт мужчину за руку и тянет в дом. Он нехотя, отводит от меня взгляд и следует за ней. По пути дважды оглядывается, а я стою по шею в воде, прижимаю руки к груди и молча жду, когда они уйдут.
        От слов Инги рот будто наполняется кровью, слюна становится густой, а желудок сковывает болезненным спазмом. Я выбираюсь из бассейна и беру из стопки полотенце. Завернувшись в него, присаживаюсь на край шезлонга. Если пойду сейчас, опять столкнусь со сводной сестрой и её гостем. Может у неё полный дом гостей. Это она любит.
        На душе противно и тоскливо. Отец хочет, чтобы я жила здесь, но оставаться в одном доме с Ингой совершенно невозможно. Поэтому план, составленный перед возвращением, становится особенно актуальным. Как можно скорее устроиться на работу и снять квартиру. Работу папа мне предложит, это ясно, но вот насчёт съёмной квартиры будет возражать, мы это уже обсуждали.
        Просидев минут десять, я подхватываю свои пожитки и иду к дому, надеясь незаметно проскользнуть в свою комнату. Конечно же, в коридоре снова наталкиваюсь на этого Марко. Он смотрит прямо, без тени улыбки. Я стараюсь пройти, не глядя на него, но замечаю его взгляд.
        Тёмно-карие, горящие огнём глаза прожигают меня насквозь. От этого по спине и по всему телу разбегаются электрические мурашки, и я чувствую что-то странное, смутное волнение и желание укрыться, спрятаться подальше.
        - Очиен красива! - говорит он на ломаном русском, сохраняя совершенно серьёзное лицо.
        Наглец. Я снова краснею, как школьница, представляя, как он меня разглядывал. И ещё, меня цепляет этот голос, низкий и немного хриплый. В нём есть что-то первобытное и неуправляемое. От удивления я поднимаю глаза и, встречаясь с ним взглядом, даже останавливаюсь, будто налетела на преграду.
        В этот момент из гостиной выходит папа. Он видит меня и на его лице появляется широкая улыбка:
        - Лиза! Ты дома! Вот это сюрприз! Знакомься, а это Марко Леоне!
        Я неловко и смущённо киваю:
        - Я сейчас, буду через минутку, только оденусь.
        - Да-да, конечно, давай, присоединяйся к нам, мы приехали ненадолго - хотел показать Марко свою коллекцию шампанского. Сейчас выпьем и поедем ужинать. Так что переодевайся скорее и сразу выдвинемся. Как я рад, что ты здесь!
        - Что?!!! - Инга почти кричит.
        Она выходит из гостиной вслед за папой и останавливается в дверях, уперев руки в бока:
        - Я с этой ошибкой природы никуда не поеду! Тоже мне, королева. Пусть отработает сначала всё, что ты в неё вложил.
        2. Знакомимся чуть ближе
        - Дочь моя неразумная, - говорит папа, обращаясь к Инге, - во-первых, если ты немедленно не придёшь в чувство и не прекратишь орать при моём госте, то действительно ни на какой ужин со мной не пойдёшь. Не только сегодня, но и в будущем тоже.
        Он улыбается и его голос совершенно спокоен и благодушен. Марко не должен заметить, как отец зол.
        - Давай-ка, сбавь обороты, не веди себя, как истеричка и извинись перед Лизой. А ты, Лиза, - обращается он ко мне, - не стой здесь, как наяда. Беги быстро переодевайся и не обращай внимания на эту невоспитанную дрянь.
        Невоспитанная дрянь быстро приходит в себя и елейным голосом отвечает:
        - Прости, папочка, но ты же знаешь, как я не люблю всевозможных прилипал, мерзких, беспринципных и алчных, особенно незаконнорождённых.
        - Заткнись.
        - Должно быть непросто управляться с двумя дочерями, - по-итальянски говорит Марко.
        - Не то слово, - сокрушённо отвечает отец.
        ***
        Я чувствую себя, как оплёванная. Опозорилась перед Марко Леоне. Я много о нём слышала и очень хотела познакомиться. Он из тех виноделов, что вызывают горячий интерес - молодой, дерзкий и успешный. Я знала, что он приедет на выставку и ждала этой встречи, но представляла её совсем иначе. А теперь, когда наши взгляды случайно встречаются, моё лицо мгновенно становится пунцовым.
        Ну а про Ингу и говорить нечего. Сука она. Знаю же, что нельзя на неё реагировать, но всегда очень тяжело переживаю, особенно когда она задевает маму.
        При жизни мамы отец не знал о моём существовании, но незадолго до смерти она нашла его и всё рассказала. Когда она умерла, папа приехал в Новосибирск и забрал меня к себе. Я к тому времени только закончила школу. Для его жены и дочери это был жестокий удар, так что вся их ненависть к моей маме обрушилась на меня.
        Тамара меня просто не замечала, а Инга постоянно цеплялась и изводила. Отец всё время пропадал на работе и защитить меня не мог, да его и самого нещадно клевали за измену столетней давности. Сколько раз я думала сбежать, уехать куда глаза глядят. Хотела пойти работать, снять квартиру, но отец не разрешил.
        Когда папа решил отправить меня учиться в Италию, это всех устроило. Отец построил успешный и самый крупный в России бизнес по импорту вина и отправил меня учиться на энолога*. Специальность я сама выбрала и он это одобрил.
        *(Энолог - специалист, создающий вино)
        - Лиза! - Доносится до меня голос папы. - Лиза!
        Я отрываюсь от воспоминаний и поднимаю глаза. Наверное выгляжу я отстранённо. Мы сидим за столом в ресторане «Пушкин», это обычный пункт программы для многочисленных папиных гостей.
        - Я же говорила, что она дурочка, - по-английски произносит Инга и заливисто смеётся, опуская свою руку поверх руки Марко.
        От этих слов, адресованных не мне, а постороннему человеку я вспыхиваю.
        - Прекратишь ты уже? - по-русски одёргивает её папа.
        Конечно, не прекратит, это же Инга. Марко бросает на неё немного удивлённый взгляд и поворачивается ко мне:
        - Лиза, ты во Флоренции училась?
        Он смотрит прямо и беспардонно, обшаривает моё лицо, соскальзывает на шею, обжигает взглядом ключицы и надолго задерживается на груди, припоминая, должно быть, что у меня там под платьем. И опять этот голос, адресованный мне. Я снова краснею и страшно на себя злюсь.
        - Да, - отвечаю я и опускаю глаза на льняную салфетку, лежащую на коленях. Провожу по ней пальцами и её шероховатая поверхность немного меня успокаивает.
        - А вам Пьерджорджио Аурелли не читал лекции?
        - Да. Мы единственный поток, у которого он вёл занятия, - говорю я, собрав силы.
        - У тебя отличный итальянский.
        - Спасибо.
        - Как у настоящей итальянки.
        Я расплываюсь в улыбке. Люблю, когда хвалят, но он остаётся абсолютно серьёзным и это выглядит немного странно.
        - Что ты сказал? - по-английски спрашивает Инга, но Марко не отвечает.
        - Пьерджорджио скоро начнёт работать у меня в хозяйстве, - говорит он мне, - и попробует сделать мои вина ещё лучше.
        Ничего себе, самомнение. Пьерджорджио, между прочим, лучший энолог Италии.
        - Да куда уж лучше, - язвительно замечаю я.
        - Лиза, - отец делает страшные глаза, - ты думай, пожалуйста, что говоришь.
        Ну вот кто меня за язык вечно тянет. Моя насмешка, кажется, задевает Марко и он отворачивается к Инге, внезапно теряя ко мне интерес.
        В течение дальнейшего разговора он на меня больше не смотрит. Обиделся, что я не бросилась его расхваливать, ведь главное его вино попало на первые места в самых престижных международных рейтингах.
        - Момент исторический, - говорит папа, когда разговор возвращается к вину, сделанному Марко, - никогда ещё сицилийское вино не занимало такое высокое место.
        Вино действительно получилось очень хорошим, даже потрясающим, и я прекрасно понимаю сколько для этого потребовалось труда, сил и таланта.
        Добившись такого успеха, наверное, есть от чего закружиться голове, но нельзя же так явно показывать своё высокомерие окружающим, а Марко явно его демонстрирует, когда отец его хвалит. Меня это бесит. И я не могу понять, что со мной, поскольку бесить меня начинает всё вокруг.
        Бесит брезгливость с которой он пробует окрошку… Хотя нет, с окрошкой получается смешно, и я не могу удержаться чтобы не рассмеяться, глядя на его растерянное лицо, когда он отправляет ложку в рот.
        Ещё меня бесит, как вокруг него увивается Инга, находящаяся в вечном поиске богатого жениха. Вот уж кто на самом деле бесстыдная прилипала. Она гладит его по руке, то и дело опускает голову на плечо и что-то нашёптывает на ухо. Но больше всего бесит, что он позволяет ей делать это. Неужели такая насквозь фальшивая пустышка может ему понравиться?
        Впрочем, мне-то что, пусть хоть взасос целуются посреди ресторана, меня это не касается. Не касается, но к своему удивлению я чувствую странные уколы в сердце, напоминающие ревность.
        Так же меня раздражает, что отец расхваливает меня, как овцу на базаре - какая я умная, и как хорошо я училась, и как Аурелли меня ценит. Я понимаю, что папа, наверное, испытывает гордость, но мне это кажется неуместным. Пусть бы лучше эту кочергу Ингу рекламировал, она бы наверняка порадовалась.
        Я чувствую упрямую силу, исходящую от Марко, животную неукротимость и ярость хищника, который привык брать, всё, что ему необходимо. И эта сила меня пугает. И от этого совершенно непонятного страха я бешусь ещё сильнее, а ещё от того, что он так на меня и не смотрит.
        И конечно я злюсь на саму себя за то, что краснею, как школьница и за то, что мне нравятся его, темно-карие глаза, усталый, проницательный взгляд и неулыбчивая серьёзность. Нравятся густые чёрные волосы, покрытый густой щетиной подбородок, элегантность, с которой он одет, спортивное мускулистое тело, угадываемое под дорогим синим костюмом, нравится и то, как он держит бокал, его сильные руки привыкшего к труду человека. Но больше всего мне нравится его голос.
        И что это со мной такое? Я в уме? А то Инга может быть права и я действительно сумасшедшая? Похоже, я сегодня переволновалась. С чего этот человек, которого я впервые вижу, производит на меня такое впечатление?
        Я ловлю себя на мысли, что пялюсь на него. Он замечает это и снова отворачивается. Со мной такое впервые - я не могу оторвать от него взгляд, и это меня злит. Но ещё больше меня злит щебетание Инги, и то, что Марко, похоже, это приятно.
        Ну почему эта тупая пробка не могла улететь в своё любимое Монако или Дубай? Почему именно сейчас эта наглая бессовестная корова находится здесь?
        Для отца сегодняшняя встреча важна, поскольку он хочет уговорить Марко на эксклюзивный контракт на поставки в Россию. Из-за высоких оценок его вино стало хитом и все хотят немедленно его купить - англичане, американцы, немцы, русские.
        Эксклюзив был бы очень выгодным, принёс бы хорошую прибыль. Марко это отлично понимает и не спешит давать ответ, он говорит, что вообще не уверен стоит ли ему делать поставки в Россию, с пренебрежением сравнивая русский рынок с британским.
        Отцу несколько раз звонят с работы - завтра открывается «Вин Экспо», крупнейшая в стране выставка, и её организовывает папа, вернее его компания. И если бы не желание уговорить Марко на эксклюзив, папа ни за что не тратил бы время на ресторан перед открытием выставки. Но уговорить этого самовлюблённого, как мне теперь кажется, человека совсем не просто.
        Мы говорим по-английски, но постоянно переходим на итальянский. Папа отлично говорит на обоих языках, а вот мой английский не слишком хорош, так что я постоянно переспрашиваю, и сама говорю в основном на итальянском. Инга итальянского не знает, поэтому всё время меня одёргивает:
        - Ну сколько можно! Говори по-английски! Выучи уже язык в конце концов. А то только и можешь, что сиськи показывать.
        Хорошая сестра у меня…
        ***
        В конце ужина Инга так тесно прижимается к Марко, что это выглядит уже совершенно неприлично, но я стараюсь не смотреть в их сторону не из-за приличий, а потому что мне просто больно смотреть на это. Я жду, когда же наш ужин наконец закончится. Скорее бы. Зачем я вообще согласилась пойти сюда?
        Инга обещает Марко показать завтра вечернюю Москву:
        - В Италии ты никогда такого не увидишь. Это Москва, здесь абсолютно всё возможно! этого нигде больше нет! Нигде! Завтра всё поймёшь. Поверь, ты просто станешь другим человеком. Ты готов?
        Марко говорит, что готов, и Инга остаётся довольной. Мы выходим из ресторана, но она так от него и не отлипает и дважды его расцеловывает на прощание. Мы ждём, когда подъедет выделенный Марко автомобиль.
        К моменту, когда машина подъезжает, Марко уже несколько раз попрощался с любвеобильной Ингой. Теперь он обнимается с папой и трясёт его руку. В момент, когда очередь обниматься приходит мне, получается так, что Инга отвечает на телефонный звонок и отходит в сторону, а отец инструктирует водителя Марко, так что никто из них на нас не смотрит.
        Марко подходит ко мне и обнимает, но не так, как того требует этикет. Он кладёт руку мне на спину и крепко прижимает к себе. Его объятие сильное и горячее. Меня накрывает облаком едва ощутимого аромата парфюма и воска, исходящего от него, а также нестерпимым жаром. Сердце выпрыгивает из груди и лицо заливает краска, впрочем это меня сейчас нисколько не волнует.
        Я пытаюсь освободиться, но утрачиваю контроль над телом и не могу им управлять. Кажется, управлять им сейчас может только Марко. И он решает воспользоваться своей силой. Он притягивает меня к себе и целует в губы. Сердце останавливается, в груди становится горячо, а мозг пронзает ужас и восторг.
        3. Спасибо, папа, за доверие
        Всю дорогу домой я не говорю ни слова.
        - Лиза, ты чего притихла, устала? - Спрашивает отец.
        Инга фыркает. Она не знает, что молчу я не из-за усталости. Я молчу, потому что совершенно ошеломлена. Я никак не могу объяснить себе, что это было. Да и как вообще такое объяснить?
        Я то и дело касаюсь кончиками пальцев своих губ, будто ища подтверждение, что всё это произошло на самом деле. Во рту до сих пор сохраняется вкус Марко - вино, горьковатый дикий мёд, засахаренные фрукты…
        Сердечко стучит, а мысли мечутся. Мне вроде и лестно, что так ему понравилась, тем более, что сам он произвёл на меня скорее приятное впечатление… Зачем врать самой-то себе? Я глаз с него не сводила, так что впечатление он произвёл какое надо. Правда, бесил весь вечер… Может, он подумал, что я свободная и доступная? Хожу дома голая, трахаюсь со всеми налево и направо.
        Ну да, то-то щёки весь вечер полыхали. Да и как он вообще с дочерью своего делового партнёра… В общем, я не знаю, что думать.
        - Лиза, ты же завтра со мной? - Снова заговаривает отец. - На выставку едешь?
        Ну естественно, как я могу не ехать? Такое событие. Только… Если я туда поеду, обязательно встречусь с Марко. От одной мысли я прихожу в смятение. И что мне делать, что говорить? Ох…
        - На выставку? - неуверенно переспрашиваю я.
        - Ты что, не хочешь ехать? А я так рассчитывал на твою помощь. Ты же хотела, дождаться не могла. А теперь что?
        Да уж, ситуация… Я пытаюсь взять себя в руки.
        - Да еду, конечно еду, просто задумалась, не сообразила сразу. Как я могу не поехать!
        - Ну ладно, а то я уж заволновался.
        - Задумалась она, - вклинивается в разговор Инга. - Знаю я, о чём ты задумалась. Смотри, на чужой каравай рот не разевай. К Марко чтоб на три версты не подходила. Поняла?
        Знала бы она насколько близка к истине.
        ***
        В отель «Лотте Плаза» мы приезжаем за два часа до начала, но здесь уже шумно и оживлённо - последние приготовления, уборка, лёгкий мандраж, проверка готовности. Повсюду снуют участники выставки, слышится звон бутылок, люди носят коробки, раскладывают рекламные брошюры и каталоги. В общем, всё как обычно перед открытием. «Вин Экспо» - важное и ожидаемым событие.
        Отца сразу начинают рвать на части. Он убегает, а я брожу по залам, надеясь, что так рано Марко вряд ли здесь появится. У стенда его хозяйства никого нет, только папа даёт кому-то распоряжения.
        - Лиза, вот ты где! Не скучаешь?
        - Что ты, пап, мне интересно. Хожу, смотрю.
        - Вот, знакомься - Это Валя Колесниченко, звезда русского винного мира. Можешь ей помочь?
        - Привет. Постараюсь, а что надо делать?
        - Привет, да перевести с итальянского. Хочу с несколькими производителями договориться об участии в наших винных играх, они по-английски плохо говорят, а переводчик не подошёл пока.
        - Да, не вопрос, конечно переведу.
        Папа уходит по своим делам, а я иду с Валей.
        - Это ты помогала Крюкову и Аурелли с вином? - Спрашивает она.
        - Да, я.
        - Класс! Очень хочу попробовать, что вы там наколдовали. Вася уже все уши прожужжал своим супервином. Он, кстати, завтра прилетит, да?
        - Ну, вино надо подождать, результаты ещё нескоро будут, - я улыбаюсь. Мне приятно, что о нашей работе знают и ждут как событие. - А насчёт Васиного приезда не уверена, он и сам ещё вчера этого не знал.
        - Ну и какой он, Аурелли? Я с ним близко не знакома.
        - Классный. Такого специалиста я ещё не встречала. Да он и человек замечательный.
        - Слушай, а ты пойдёшь сегодня на Марко Леоне? Он будет проводить закрытую дегустацию.
        Марко… Он уже успел немного выветриться из моей головы, но имя, произнесённое вслух, моментально оживляет мои переживания и я боюсь, как бы Валя не заметила растерянности на моём лице.
        - Вообще-то не планировала… Не знаю… Думаю, не пойду.
        Ни за что! Совершенно точно, я туда не пойду. От одной мысли об этом ноги подкашиваются. Что я скажу, когда увижу его, как буду себя вести? Лучше не ходить…
        - Ты что! Не вздумай пропустить. Во-первых, его вино, то, что получило призовые баллы, действительно прекрасно, ты его уже пробовала?
        - Да.
        - Всё равно… а, во-вторых, Марко просто необыкновенный человек, красавчик, персона номер один, главный гость выставки. Я вчера с ним познакомилась. Честно говоря, под большим впечатлением, просто влюбилась в него. Надеюсь, сегодня сможем пообщаться поплотнее. Мероприятие будет впечатляющим, поверь. Обязательно иди, обязательно! Так, мы на месте. Проходи вот сюда.
        ***
        К середине дня у меня уже голова идёт кругом. Валя перезнакомила меня со всеми, с кем только было можно, и мы перепробовали море вина. Все люди невероятно классные и интересные. Как же мне их не хватало! Я ясно понимаю, что хочу остаться в Москве - подобной энергии, профессионализма, напора и интереса к жизни нет нигде.
        С вином, конечно, везде здорово работать, особенно после третьего бокала, но такого кипения как здесь я ещё не встречала, так что никакой Италии мне не надо. Остаюсь здесь.
        Я покачиваюсь на волнах эйфории и любви к миру, как вдруг мои глаза замечают знакомую вывеску. «Терре дей Леони», Земля Львов. Это название хозяйства, принадлежащего Марко.
        Как только я это осознаю, сразу получаю выстрел в сердце. Душа холодеет, а ноги подгибаются. Прямо сейчас, в этот самый момент появляется Марко. Он скользит по моему лицу коротким взглядом и проходит мимо, заходит на свой стенд и начинает что-то говорить своим подчинённым.
        Я подхожу поближе и выбрав удачный момент окликаю его:
        - Марко.
        Он оборачивается.
        - Здравствуй, Лиза, - без тени улыбки кивает он.
        Ну, хотя бы узнал.
        - Ты что, пила?
        - Что?
        На винной выставке? Ну да, разумеется, я пила вино, уже столько интереснейших производителей посетила. Что за вопрос? Что он хочет?
        - У тебя не очень свежий вид.
        А он не слишком любезен…
        - Побывала на нескольких дегустациях.
        - Понятно, - говорит он. - Ладно, увидимся позже.
        Он тут же отворачивается к посетителю, забывая о моём присутствии.
        Опять мои щёки заливаются краской и опять разрывается сердце и ноги отказываются слушаться. В этот момент мне кажется, что все окружающие смотрят прямо на меня и чуть ли не носом тычут в мою же собственную глупость. Поэтому я тороплюсь поскорее исчезнуть.
        И что это было? Кажется, я только что получила сигнал, что ничего не было. Только бы не разреветься прямо здесь. Я поднимаюсь наверх атриума, полагая, что там в туалете будет гораздо меньше людей, чем внизу. По пути я встречаю папу, он заканчивает давать интервью «РБК».
        - Лиза, подожди пару минут, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить. У тебя всё нормально? Ты не плакала?
        - Что ты, всё хорошо! Я вернусь ровно через минутку.
        В туалете я умываюсь и, вглядываясь в зеркало, стараясь стереть с лица следы разочарования. Так, всё, надо успокоиться. Ничего не случилось. Я всё себе навыдумывала. Всё. Хватит. Так даже лучше, ситуация разрешилась безо всяких мелодрам. Мне сейчас не до этого. Надо работать, строить карьеру. И вообще, наши жизненные орбиты пересеклись случайно, и вряд ли это произойдёт когда-нибудь снова…
        Придя немного в себя, я возвращаюсь к отцу.
        - Лиза, ну ты как? Я так хотел тебя со всеми познакомить, но мне не дают ни одной свободной минуты.
        - Да все хорошо, пап, меня Валя со всеми познакомила.
        - Валя? Да, она знает всех, даже тех, кого я не знаю. Что ж, спасибо ей… Послушай, хочу тебя попросить…
        В этот момент у него зазвонил телефон.
        - Извини, надо ответить… Да, Олег, что там?
        Его лицо становится напряженным, он внимательно слушает, потом резко отнимает трубку от уха, смотрит на экран и говорит:
        - Олежек… Олежек! Повиси, не отключайся. Ефремов звонит… Да, Борис Семёнович, здравствуйте ещё раз… Нет, в том-то и дело… Что называется без объявления войны. Никакой дополнительной информации нет. Нет-нет… Да, изъяли всю документацию, забрали компьютеры и одновременно с этим на таможне огромную партию арестовали. Да нет, что вы, всё, как обычно, документы оформлены, всё чётко, мы же постоянно ввозим… Нет, причину не говорят. Да, Борис Семёнович, огромное спасибо. Огромное спасибо. Обязательно! Скоро буду.
        Он проводит пальцем по экрану и снова говорит:
        - Олег, ты здесь? Ну короче, ничего не обещает. По налоговой будет узнавать откуда ветер дует и что им надо, сейчас поеду с ним на таможню. Да, пока так. Перезвоню.
        - Пап, неприятности?
        - Представляешь, в самый неподходящий момент. Налоговая и таможня. Одновременно, с двух сторон. И я даже не понимаю, кто за этим стоит. Ничего, не переживай, я всё улажу. Но мне нужна твоя помощь. Мне придётся уехать. Здесь у меня и Юра, и Костя остаются, они молодцы, справятся. Но сегодня Марко проводит дегустацию, а мне бы там обязательно надо было присутствовать. Там будут и «Винная Империя» и «ВНЗ». И они будут к Марко подкатывать, сто процентов. Не только я хочу с ним контракт. Не думаю, что это кто-то из них наезд организовал - кишка тонка, но моим отсутствием они точно воспользуются. Поэтому я прошу тебя взять Марко под контроль.
        Что? Снова встречаться с Марко?
        - Я точно не смогу, - моментально выпаливаю я.
        - Сможешь, дочь. Кроме тебя некому, поверь. Ничего сложного не будет.
        - Давай Валю попросим или Краскова, он по-итальянски говорит.
        - Исключено. Я планировал сам переводить. Хотел, чтобы всё было по-семейному, по-дружески. Но теперь придётся тебе. А потом покажешь ему Москву, буквально парочку мест, затем отвезёшь на ужин. Ресторан заказан. Держи карту, заплатишь ты. Ужин деловой, мы принимающая сторона, он наш гость. Вот, запиши телефон. Это Сергей, его водитель. Будет в твоём распоряжении сколько потребуется.
        Ещё и развлекать целый вечер? Марко, ты не хочешь меня поцеловать? А может, на грудь девичью взглянуть? Ужас! Кровь стучит в жилах, голова идёт кругом.
        - Да куда я его повезу?
        - Придумай, подготовься. У тебя получится. Поговори с Сергеем, он все московские красоты знает, постоянно гостей катаем. Главное, смотри, чтобы никто из конкурентов к вам не прилепился.
        - А Инга?!
        - А что Инга?
        - Она же с Марко договорилась на сегодняшний вечер…
        - Послушай, Инга не вариант. Если надо загубить дело зови Ингу. Она наверняка уже и не помнит, что вчера наобещала. Могу только тебе довериться, и пора уже начинать вникать в мои дела.
        Спасибо, папа, за доверие.
        4. Дегустация
        Желающих попасть на дегустацию много, гораздо больше, чем мест за тремя круглыми столами, и я оказываюсь в гудящей толпе перед закрытой дверью. От всего выпитого за день основательно кружится голова, но волнение и тревога не притупляются, а наоборот становятся настойчивее.
        Вообще, я пью мало. Непьющий энолог, конечно, смешно, но, на самом деле, во время дегустации не обязательно всё пить. Можно, сделав глоток-два, вылить вино из бокала в специальный кувшин, хотя если дегустировать целый день, то и один глоток из каждого бокала будет убийственным. Поэтому можно не глотать, а сплёвывать вино. Чтобы понять его вкус, достаточно просто подержать его во рту.
        Но я осознанно стала глотать всё, что попадало в рот после того как узнала, какую казнь приготовил мне отец. Да что за хрень, ой… я вообще-то не ругаюсь обычно. А этот, значит, налюбовался на мои не особо развитые прелести, сорвал поцелуй, а потом волком смотрит, да и вообще не замечает. В общем, чтобы не быть зажатой и не краснеть от каждого взгляда, я решила немного затуманить реальность.
        И вот я стою перед входом в конференц-зал, где прямо сейчас должна начинаться дегустация Марко. У меня нет ни пригласительного, ни бейджа организатора, поэтому непреклонный охранник уже минут десять выясняет можно ли впустить не очень трезвую меня. Наконец, из зала выглядывает Константин, отцовский заместитель, и отыскав меня в толпе, заводит в зал.
        Я иду достаточно уверенно и прямо, но чем ближе подхожу к Марко, тем меньше моё тело меня слушается.
        - Наконец-то, - зло говорит Марко, оглядывая меня с ног до головы. Он стоит посреди зала и все здесь ждут только меня.
        Ну, простите, я не виновата.
        - Что же, Лиза нашлась, теперь можно начинать, она будет переводить. Извините за эту техническую задержку. Пожалуйста, Марко, - говорит Константин. - Дорогие, друзья, желаю вам хорошего вечера, наслаждайтесь выдающимися винами кантины «Терре дей Леони». Они, как вы знаете, оказались на вершине престижных международных рейтингов. И сегодня свои вина представит их создатель и владелец хозяйства синьор Марко Леоне.
        - Что он сказал? Переведи.
        Поцелуй, тогда скажу, мысленно отвечаю я, и быстро прикрываю рукой внезапно слетевшую с губ улыбочку. Кажется, надо срочно протрезветь. Всё, успокойся.
        - Он тебя представил. Имя назвал твоё. Сказал, чтобы ты начинал. Давай.
        - Ну, если ты и меня так будешь переводить…
        - Нормально переведу. Не бойся.
        Марко недовольно смотрит на меня и несколько секунд прожигает взглядом. Я даже зажмуриваюсь, чтобы хоть как-то защититься от этого незримого огня. Наконец он поворачивается к залу:
        - Прежде чем я начну, прошу наполнить бокалы, сначала только первый образец, пожалуйста.
        Я перевожу. Пока двое молодых людей разливают вино, рискую бросить взгляд на Марко. Он выглядит неприступным, холодным, надменным. Ему подают бокал с вином.
        - Ой-ой, мне тоже пожалуйста, - требую я.
        - Ты тоже будешь пить? Сможешь переводить-то? - тихонько цедит Марко.
        - Не сомневайтесь, ваше величество, - я смотрю прямо и широко улыбаюсь. Это непросто, но мне кажется, я неплохо справляюсь. За это надо выпить.
        - Итак. Посмотрите на это вино, вдохните аромат, сделайте глоток. Что вы можете сказать?
        Учитывая, что на дегустации присутствуют в основном профессионалы, сказать они могут много чего, но это вино оказывается очень простым и его даже можно назвать несколько разочаровывающим для дегустации, которую ждали с таким нетерпением. Поэтому вопрос вызывает молчаливое замешательство.
        - Это несколько прямолинейное, базовое вино, с довольно большим остаточным содержанием сахара, ароматический ряд отличается пряными и фруктово-цветочными нотами, - говорит дама за центральным столом. Остальные не торопятся высказываться, пытаясь разгадать смысл происходящего.
        Я перевожу.
        - Что ж… А что ты думаешь об этом вине? - Обращается он ко мне.
        Я кручу бокал, приближаю его к носу, вдыхаю, делаю глоток, а затем ещё один.
        - Я думаю, - говорю по-итальянски, что это память о той Сицилии, которую мы уже никогда не увидим. Мне кажется, что ты решил остановить время и сделать вино, в том стиле, которого уже нет. Современные вина из Грилло лёгкие, фруктовые и тонкие, а это вино можно было бы представить в сицилийской деревне скажем, в восьмидесятых годах. Это вино - мемориал. Оно не для рынка, оно для тебя и вот этих людей, которые собрались здесь.
        Я поднимаю глаза от бокала и поражаюсь, каким взглядом Марко на меня смотрит. Кажется, он онемел. Я что, что-то не то ляпнула?
        - Браво! - вдруг восклицает Иван Красков, хорошо говорящий по-итальянски, и начинает аплодировать. - Переведи остальным, чтобы все услышали.
        - По правде сказать, я поражён, Лиза, ты попала в точку. Я никак не ожидал, что ты так ясно всё выскажешь. Переводи, переводи, - подтверждает Марко.
        Я смущаюсь и перевожу то, что только что сказала участникам дегустации. Да что ж такое, даже вино не помогает!
        - Главной идеей этого вина действительно было желание остановить время. Мой отец родился в Америке - туда эмигрировали дедушка и бабушка. С моей мамой он встретился там же, когда она училась в университете. Отцом всегда владела мысль о возвращении на родину, он мечтал переехать на Сицилию.
        Его родители сумели заработать капитал, и после их смерти он решил осуществить мечту. Но мечтой было не просто возвращение домой. В то время сицилийское виноделие не было развитым, вина были слабыми, многие производители продавали их в качестве виноматериала.
        Отец верил, Сицилия - это место, где могут рождаться исключительные вина, которые высоко оценят далеко за пределами острова. Мне бесконечно жаль, что он не может видеть, как сегодня его заветная мечта осуществляется.
        Это вино сделано из винограда с маленького виноградника, первого, купленного моим отцом. И с самого первого дня там делалось именно это вино, то что вы пьёте сейчас. Мы не меняем его на протяжении многих лет, чтобы помнить с чего всё начиналось и понимать, куда мы идём.
        Я уверен, никто из вас раньше не пил это вино, потому что мы его не продаём. Я дарю его близким и друзьям. И сегодня, благодаря моему хорошему другу Андрею, организовавшему эту дегустацию, я хочу подарить его вам, каждый из вас получит бутылку вина, с которого начиналась земля львов - «Терре дей Леони».
        Марко говорит, и с каждым произнесённым словом он меняется, становится, как мне кажется, настоящим. С каждой секундой, с каждым глотком вина, с каждой фразой он все меньше походит на того человека, с которым я познакомилась днём раньше. В такого Марко и влюбиться не грех.
        Так вот какой ты на самом деле? Без маски высокомерия, без холодной отстранённости. А может это просто вино? Вино делает тебя таким, или вино - это твоя единственная настоящая страсть и только, когда ты говоришь о вине становишься другим человеком? А может это все игра, маркетинг и лицедейство?
        Я не могу этого понять, и в очередной раз испытываю смущение. Его голос имеет надо мной особую силу. Он проникает в голову и подчиняет меня. Сейчас я готова сделать всё, что он пожелает. Я безоговорочно выполню любой его приказ, лишь бы эти волшебные звуки, заставляющие меня томиться и вибрировать никогда не смолкали. Так… Пить надо меньше…
        Когда дегустация заканчивается, все участники обступают нас со всех сторон.
        - Марко, слушайте, дегустация была невероятной. Я Игорь Ашуков, «Винная Империя», вот моя визитка. Хочу поблагодарить за замечательный вечер и пригласить вас на товарищеский ужин в кругу коллег. Вы уже успели познакомиться с Москвой?
        - У меня программа, всё пребывание расписано. Сегодня моя переводчица проводит экскурсию.
        - Так мы вас с переводчицей приглашаем, - сально смеётся этот Ашуков - покажем такие чудеса, не поверите. Ночная жизнь Москвы, огни, сумасшедший драйв, всё самое лучшее в мире.
        - Скажи ему, я всё же выберу свою переводчицу. Что? Почему ты так смотришь?
        5. Предчувствия и желания
        На сегодняшний вечер он выбирает переводчицу, то есть меня. Как-то это двусмысленно. А я прям как школьница перед завучем. Сама себя запугиваю, а не сказала ли лишнего, а как он посмотрит, а что подумает.
        Я вроде и радуюсь, что целый вечер проведу с ним наедине, но будь моя воля, отказалась бы. И тянет к нему, и в то же время, хочу спрятаться подальше. Если честно, лучше бы поехала домой и спать завалилась, а то что-то я перебрала, он мне за это всю кровь выпьет.
        - Лиза! - доносится до меня требовательный голос.
        Я вздрагиваю и поворачиваю голову.
        - Да?
        - Ты переводить будешь или нет? Ты спишь уже?
        Будто мысли читает. Да и что переводить-то, всё уже по третьему кругу идёт, одно и то же.
        - Давай, скажи им большое спасибо и что нам пора идти. У нас насыщенная программа.
        Насыщенная? Я чего-то не знаю?
        - Дорогие друзья, большое спасибо за ваш интерес…
        ***
        Мы, наконец, уходим, распрощавшись с участниками дегустации. Когда выходим из гостиницы, автомобиль уже стоит перед входом. У нас запланирован ужин в «Белом кролике». Отъезжаем от отеля и наглухо встаём в пробку.
        - Это с чего у нас такая пробка огромная? - спрашиваю у водителя.
        - Не знаю, но на карте, смотрите, красным вон аж куда тянется, так что будем ехать не меньше часа.
        - Что он говорит? - Недовольно спрашивает Марко.
        - Говорит, час будем ехать.
        - А что, это лучшее место в Москве? Почему в ресторан надо целый час добираться?
        - Да в это время во все стороны не меньше часа.
        Он выругивается. Но я-то здесь не причём? Это Москва, детка.
        - Ладно, - говорит Марко, - пусть остановится. Лучше пройдём пешком.
        - А ужин?
        - Поедим по дороге, найдём что-нибудь. В любом случае, так я лучше почувствую город, чем глядя через окно «Мерседеса».
        Ну ладно, погулять я не против. Я здесь в своё время всё обходила, каждый переулочек знаю. Когда только переехала в Москву при любом удобном случае пыталась улизнуть из дома, чтобы не видеть Ингу с Тамарой.
        - Как ты хочешь? Прямиком к отелю займёт минут тридцать, а можем пройти по Садовому до Маяковки и дальше - по Тверской. Это около часа.
        Он выбирает длинный маршрут и мы шагаем по разогретому асфальту, глотаем московскую пыль и глохнем от множества машин. Я люблю Москву.
        - Ни на что не похоже - крутит головой Марко, - как прекрасная картина, написанная грубыми уродливыми мазками.
        Странный комплимент.
        - Ты не похожа на сестру, - говорит он, бросая на меня быстрый взгляд.
        - Это точно. У нас разные матери.
        - Но Инга, кажется, старше тебя.
        - Да.
        Он смотрит вопросительно, но ничего не говорит и вдруг останавливается, как вкопанный:
        - Я есть хочу. У тебя уже есть идея, куда мы пойдём на ужин?
        - В «Пушкин», это вон там - показываю я рукой.
        - Нет-нет, в «Пушкин» больше не пойдём.
        - Тебе же понравилось. Там окрошка шикарная.
        - А-крож-ка - ужас! Нет, только не а-крож-ка, пожалуйста.
        Я смеюсь. На его лице тоже проскальзывает тень улыбки и, замечая её, я начинаю хохотать в голос.
        - А мне нравится окрошка, - говорю я, отсмеявшись.
        - Да, ты очень странная, я знаю.
        Он снова улыбается. Ничего себе, он умеет улыбаться.
        - Кто бы говорил.
        - Вон, смотри ресторан какой-то.
        - Грузинский. Можем зайти, если хочешь, но вино тебе не понравится, сразу предупреждаю. Зато еда вкусная.
        В ресторане полно народу, но столик для нас находится. Нас ведут в дальний зал. Я вдруг понимаю, что тоже проголодалась и заказываю нам гору еды - хачапури, люля, пхали, сациви и хинкали.
        - Возьмём побольше всего, так ты сможешь получить более полное представление о кухне.
        - Не многовато ли будет? - Удивляется Марко, когда на стол начинают ставить блюдо за блюдом.
        - Ешь, настоящий джентльмен в жизни должен попробовать всё, кроме инцеста и фольклорных танцев!
        Он вдруг смеётся:
        - Это ещё что за дребедень?
        - Не знаю, прочитала когда-то в журнале, чья-то цитата. А ты и смеяться умеешь?
        - Иногда.
        Нам наливают вино.
        - Ты снова будешь пить? - Спрашивает он, прищуриваясь.
        - Буду. По крайней мере, попробую, а то я что-то протрезвела, а рядом с тобой мне не очень нравится быть трезвой.
        - С чего это? - Он удивляется.
        - Так проще. А что это за пунктик такой, ты почему меня целый день спрашиваешь, пила я или нет и буду ли ещё? Я вообще-то энолог. У меня даже диплом имеется.
        - Стать энологом тебе ещё только предстоит, если удастся, - он снова становится серьёзным. - Просто я не люблю всю эту золотую молодёжь, типа твоей сестры. Они ничего в жизни не добились, получили от родителей всё готовое, но ничего из себя не представляют. Ты мне вчера очень понравилась, а сегодня я увидел тебя на выставке и разозлился, потому что подумал, будто и ты такая же. Узнал, что ты будешь переводить дегустацию и снова разозлился, что мне неопытную соплячку дают, которая уже до обеда на ногах не стоит. Только из уважения к твоему отцу сдержался и не стал возражать. А ты оказалась на удивление профессиональной.
        Я вспыхиваю. Из всего, что он сказал я понимаю только «ты мне вчера очень понравилась».
        - Хотя, ты опоздала и едва держалась на ногах.
        - Что?! Не правда! - от возмущения мои глаза распахиваются и становятся, как блюдца.
        Марко снова смеётся.
        - Пей, я не возражаю, если ты будешь навеселе. Так проще, - возвращает он мне мою же фразу.
        - Ничего себе! Что значит проще? - по телу разливается приятное тепло.
        - Ты сама так сказала, - улыбается он и пожимает плечами.
        - Неужели я действительно показалась тебе похожей на сестру?
        - Ты мне приглянулась значительно больше, поэтому я поцеловал тебя, а не её.
        Надо же, даже не покраснела.
        - Тебе что, не понравилось? Ты не возражала и даже ответила на мой поцелуй.
        - Тебе показалось, - чуть слышно говорю я.
        - Я знаю, что это не так, - его голос понижается и становится более хриплым, а улыбка исчезает. И смотрит на меня он сейчас иначе. Этот взгляд меня завораживает, потому что в нём читается жгучее желание, голод, тёмная бездна, огонь и неукротимая животная сила. Будто в Марко, с которым я сижу за столом и ем грузинскую еду, вселился дерзкий дух, требующий роскошного пиршества.
        Его взгляд, мазнув по губам, соскальзывает на шею, касается ключиц и спускается на грудь. Он обжигает кожу и, кажется проникает под одежду. Я чувствую себя, будто снова лежу совершенно голая на волнах бассейна. От этого делается стыдно и тревожно, но в то же время очень сладко и, пытаясь сглотнуть слюну, я понимаю, что во рту стало страшно сухо.
        Моё тело реагирует моментально, наполняя живот тяжестью, заставляя сжаться грудь и заостряя соски. Сердце замедляется и тает в жаркой истоме. Пауза затягивается. Мы молчим и смотрим друг на друга.
        Я отвожу глаза и Марко меняет тему:
        - Как оказалось, что вы сёстры, где твоя мать?
        - Умерла.
        - Давно?
        - Семь лет назад.
        - И отец забрал тебя в свою семью?
        - Да.
        - Расскажи.
        - Да что рассказать…
        Конечно, рассказать есть что, но не буду же я сейчас выкладывать ему всё, что случилось.
        - В общем, была любовь и расставание и папа не знал о моём существовании. А потом узнал. Как-то так, короче. Потом расскажу.
        На лице Марко не отражается никаких эмоций. Может быть, он даже ничего не слышит, потому что думает о другом. Он думает обо мне, о моём теле. Я не сомневаюсь в этом.
        - Еда вкусная, молодцы грузины, хотя вино не такое, как делают в Италии - говорит он.
        - Я предупреждала, что тебе может не понравиться.
        Он не отвечает, но его горящие глаза не могут скрыть его мыслей.
        Он платит за ужин:
        - Пусть для тебя это просто бизнес, но я не допущу, чтобы за меня платила девушка.
        Мы выходим наружу. Уже почти совсем темно. Звонит отец, я коротко рассказываю, как дела. Он говорит, что я молодец и что в принципе могу довести Марко до отеля и ехать домой, а он сегодня не приедет, останется в офисе.
        - Ну что, куда теперь меня поведёшь? - Рассеянно спрашивает Марко.
        - Извини, я не особенно знаю разные тусовочные места, здесь бы тебе, пожалуй, больше пригодилась Инга.
        - Да я и не любитель тусовочных мест. Лучше давай погуляем.
        Мы идём в сторону отеля. Он молчит и лишь изредка на меня поглядывает. Я тоже бросаю на него взгляды. В груди неспокойно, от предчувствий и ожиданий. Я ощущаю неясное томление, понимая, что может случиться, и тогда начнётся что-то совершенно новое, что может изменить даже меня саму. И, вместе с тем, я испытываю опасения, что ничего не случится и всё останется как раньше, без изменений…
        - Ну что же, вот и отель, надеюсь, прогулка была для тебя не слишком утомительной.
        - Устал неимоверно, Москва слишком большая. Как вы здесь живете?
        Теперь наши слова ничего не значат, это пустые звуки скрывающие наши мысли и, я уверена, эти мысли сейчас у нас одинаковые.
        - Да уж, не просто приходится. Ладно, мне пора ехать, я вызову такси.
        - Нет-нет, подожди, ты не можешь уехать так рано. Нам надо осмотреть Кремль с крыши отеля, там прекрасный вид.
        - Н-е-е-т, - я качаю головой и улыбаюсь. - Было здорово, но мне пора, я устала.
        Его лицо мгновенно меняется и на нём на мгновенье снова появляется то выражение, которое я заметила в ресторане - томление и желание.
        - Ты пока не уезжаешь, пойдём, - говорит он, направляется к двери и, сделав несколько шагов, оборачивается, - идёшь?
        Сердце начинает стучать быстрее, и я на секунду замираю, думая, что вот прямо сейчас я должна решить, как сложится моя дальнейшая судьба.
        6. То, что должно было случиться
        Мы поднимаемся на террасу, заказываем шампанское, пьём и любуемся огнями Кремля. Звучит тихая чувственная музыка, в воздухе витают ароматы летней ночи. Разговор как-то не клеится и ничего особенного не происходит. Я начинаю понимать, что, кажется, нафантазировала лишнего и интерес Марко ко мне не более, чем странная шутка или моё разыгравшееся воображение.
        Зато можно успокоиться и не ждать, что меня накроет волна паники. Это ещё одна причина, по которой я столько пью сегодня. Впрочем, тревожная чёрная дыра под сердцем никак не успокаивается и продолжает засасывать остатки моего спокойствия. Так что, заливать панику вином, кажется, не слишком хорошая идея.
        Марко берёт меня за локоть, с силой поворачивает к себе и протягивает бокал:
        - Пей.
        Я глупо улыбаюсь и делаю глоток. Сопротивляться бесполезно, да я и не хочу. Я хочу делать, как он скажет. Только вот зачем ему, чтобы я продолжала пить? Не боится же он, что будь я трезвая, не согласилась бы… переспать с ним. Переспать? Дурацкое словечко…
        Основания опасаться паники у меня есть. Мне почти двадцать пять и у меня ни разу не было секса. Последнюю попытку я предприняла около пяти лет назад во Флоренции.
        Перед тем, как поступить в университет, нужно было год учить язык. Папа снял мне маленькую квартирку, присылал деньги, а иногда и сам приезжал. Учиться было интересно, и я быстро втянулась. Там я сдружилась с однокурсником из Питера. Его звали Никита. Приятный, красивый мальчик, избалованный, но очень образованный, тонкий…
        Он таскал меня по галереям, каким-то закрытым тусовкам и концертам. Мы до одури целовались, и мне казалось, я влюблена в него. Я помнила, конечно, про свою проблему, но надеялась, что это уже в прошлом.
        В общем, я была влюблена и он тоже, вроде бы. Юные, оторванные от целого мира, влюблённые. Что ещё нужно? И вот я решилась. Мы накупили еды и вина и устроили вечеринку для нас двоих.
        Я его предупредила, что у меня были проблемы, связанные вроде как с первым негативным опытом, и он отнёсся с пониманием. Он меня целовал и нежно обнимал, и всё было нормально. И когда он меня раздевал, всё ещё, в общем-то, было нормально. Почти.
        Но, когда ласки стали более волнующими, когда он попытался раздвинуть мне ноги, меня накрыло. Приступ был нешуточный. В ушах поднялся невообразимый звон, мне стало страшно до жути, сердце стучало так, что чуть из груди не выпрыгнуло, тошнота, головная боль, словом, всё что можно представить, обрушилось на мою голову.
        Мне пришлось столько потом с психологами заниматься, не хочу вспоминать. Никита, в ту пору, ясное дело, исчез с горизонта, но мне и не до него было долгое время. У меня шла терапия, и меня убедили, что я могу теперь смело трахаться налево и направо. Но установить правда ли это, пока не довелось.
        И вот сейчас я могла бы это проверить. Ну да что ж теперь. Плевать… Зато гарантировано не будет страха… и боли. Ещё глоток. И ещё один. Никакого страха.
        Я допиваю шампанское и ставлю бокал на столик:
        - Мне уже пора. Надо ехать, - говорю я, глядя на Марко.
        Чуть помедлив, он кивает и мы выходим в фойе, вызываем лифт и молча ждём. В области сердца немного горячо, голова отчаянно кружится. Что ж, вот и всё, вечер подошёл к концу. То о чём в глубине души я мечтала, не сознаваясь в этом себе самой, не произошло.
        Мы входим в замкнутое пространство кабины. Кроме нас здесь никого нет и никто не войдёт. Марко стоит напротив меня, так близко, что я ощущаю запах его кожи. Она невероятно горячая, я чувствую это даже на расстоянии, и от неё пахнет корой дерева и душистыми полевыми травами, а ещё от неё пахнет сексом, и я понимаю, что он до предела возбуждён.
        И я тоже возбуждена, наэлектризована и запутана своими мыслями настолько, что даже не задумываюсь ни о какой панике. Так чего же ты ждёшь?
        Марко вдруг притягивает меня к себе и жадно целует. Мои ноги слабеют и я ощущаю напор его языка, чувствую его вкус. В нём - «Дом Периньон», цедра, и немного горького дикого мёда. Мне не хватает воздуха и я почти задыхаюсь…
        Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я вжата в зеркало, раздавлена, парализована и мне очень страшно, но и сладко… Тело разрывается изнутри, в нём бесчинствуют томление и жар, огонь и озноб.
        Марко нажимает кнопку своего этажа и лифт останавливается. И вот сейчас, когда мне не нужно думать и что-то решать, когда надо просто следовать за человеком, при мысли о котором у меня сжимается сердце, я чувствую ужас надвигающейся паники.
        - Идём, - командует Марко
        Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Надо перевести дух, отдышаться:
        - Я с тобой не иду.
        - Идёшь.
        Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки и пакеты. Я запинаюсь и падаю. Он перешагивает через меня, проходит в комнату и срывает с кровати покрывало.
        - Раздевайся! - он наклоняется надо мной, поднимает, ставит на ноги и снова впивается в мои губы. Быстро и коротко.
        Я не успеваю сказать или хоть как-то дать знак, что меня разрывает удушающий приступ коитофобии* из-за моего идиотского одноклассника Сашки Зайцева.
        *(Коитофобия - это навязчивое состояние, выражаемое в ужасе перед половым актом)
        Марко ищет тайные крючки на моей блузке, стягивает юбку. Меня колотит, и я не могу дышать, я действительно задыхаюсь, но сил сопротивляться у меня нет. Он рывком разворачивает меня и целует шею чуть ниже затылка, проводит рукой по моему лицу, шее, спускается ниже.
        Обеими руками он больно сжимает мою грудь и я громко выдыхаю. От этой боли я на миг забываю и об однокласснике и своём ужасе, и фиксируюсь только на ощущениях испытываемых телом.
        - Раздевайся! Быстро! - Приказывает Марко низким хриплым голосом.
        Он мнёт, целует и сжимает меня а потом вдруг отпускает, отстраняется и начинает расстёгивать свою рубашку. Меня трясёт, и я не понимаю, что со мной, что это вообще такое - сомнамбулизм, электричество или может быть, лихорадка Эбола. Только задень - сразу разряд, эпидемия, шаровая молния.
        Я начинаю медленно падать, судорожно глотая воздух. Свет фонарей из окна искажает реальность, и я вижу всё происходящее как в кино.
        Марко подхватывает меня и целует невероятно долгим поцелуем, и я вдруг начинаю понимать, что уже не задыхаюсь и даже могу стоять на ногах. Я неуверенно начинаю нащупывать свои замочки и пуговки, мы стоим напротив друг друга и молча раздеваемся.
        Сквозь ужас паники и смятение пробивается новая неудержимая сила, заставляющая меня ликовать и захлёбываться сладкой истомой.
        Я путаюсь в юбке и застреваю, пытаясь высвободить ногу. Марко оказывается проворнее и стоит передо мной уже совершенно голый. До меня доходит его жар, и я ловлю ноты его утреннего парфюма, мускуса и желания. Он прижимается целует меня в шею, а его член упирается в меня, прижимается к животу, и мне передаётся его пульсацию, огонь и сила. И я понимаю, что не хочу больше сдерживаться.
        Марко поднимает меня на руки и опускает на кровать, срывает намотавшуюся на ногу юбку, наклоняется, кладёт руку на живот и целует в губы, вламывается своим сильным языком, заставляет задыхаться и терять сознание. Он проводит кончиками пальцев по груди, сжимает, гладит, целует и лижет.
        Я не знаю, не понимаю, не осознаю того, что он делает. Он проводит ладонью мне между ног и по телу проносится электрический импульс. Я совершенно мокрая. Он двигает пальцы по моим трусикам, подносит руку к лицу, вдыхает мой запах, и обезумев, стягивает их с меня.
        Моя последняя броня исчезает, и я остаюсь совершенно открытая и незащищённая. Инстинктивно сжимаю колени, но Марко с силой разводит их в стороны и в этом движении, в раскинутых ногах в разверзнутой плоти, в готовности, мягкости и податливости - мой великий дар, жертва Молоху, направляющему его вздыбленный, жаждущий крови член.
        - Это мой первый раз, - шепчу я.
        Марко на миг замирает, а потом нежно целует в губы.
        - Не бойся, - шепчет он прямо мне в рот и я сжимаюсь от благодарности и ласково глажу его затылок и крепкое, сделанное из мрамора плечо.
        Он проводит пальцами по моему животу, скользит ниже, по волоскам, по складкам, гладит, прижимает и целует. Я дрожу, изгибаюсь, запрокидываю голову, мой живот напряжен, руки раскинуты. Я впиваюсь пальцами в простыни, порывисто, как задыхающийся астматик, дышу и не могу сдержать стоны.
        Его язык скользит по животу и, не останавливаясь, перемещается ниже. Ах! Что ты делаешь! Да… да! Пожалуйста, не останавливайся! Ещё… ещё! Ещё!
        Он и не останавливается. Нежно, или напористо, то едва касаясь, то с силой, ускоряясь и почти замирая, он доводит меня до невесомости, до потери во времени, до безумия. Меня трясёт, будто ко мне подключили электроды. По телу прокатываются волны, сладкие конвульсии, они катятся и катятся, и я взрываясь, кончаю. Я чуть дышу и продолжаю вибрировать.
        Не успеваю я опомниться, как гора мускулов, взгромоздившаяся сверху, вдавливает меня в кровать. Марко находит мои губы и в его поцелуе я чувствую свой собственный вкус и сладость.
        - Не бойся! - Ласково повторяет он и в ту же секунду проникает в моё тело.
        В одно мгновенье он переполняет меня, раздвигает и разрывает плоть…
        Я хриплю. Нет! Этого я и боялась… Мне больно…
        - Подожди… подожди…
        Он замирает, а потом медленно возобновляет движение и извлекает из меня раз за разом хриплые и протяжные стоны… ещё и ещё… и ещё…
        Мои ноги согнуты в коленях, боль постепенно отступает, оставляя только сладкое томление, с каждым новым толчком разливающееся по всему телу. Он выскальзывает и снова проникает в мою истекающую мякоть. Это движение причиняет муку и дарит наслаждение… И я понимаю, что двигаюсь ему на встречу, извиваюсь, сжимаюсь, всхлипываю и кричу. Теперь я кричу по-настоящему, но очень тихо, чтобы не разбудить весь отель, кричу закусив губу, почти беззвучно.
        Времени больше не существует, есть только бесконечная сладкая вечность. Я уже на пределе, и я сомневаюсь, возможно ли всё это выдержать. Я обхватываю его голову обеими руками и притягиваю к себе. Он рычит и начинает двигаться во мне с такой силой, с такой скоростью, что я не выдерживаю и ору, начинаю дико содрогаться, и задыхаюсь, и ощущаю восторг, и кажется, теряю сознание. На меня обрушивается гигантская волна, и я больше не чувствую Марко внутри себя, зато чувствую горячие капли на животе, груди и лице. И потом новая волна, и ещё одна полностью забирают мои силы. Я ошеломлена и лишена возможности пошевелиться или издать звук.
        - - -
        Дорогие мои читательницы и читатели. Благодарю вас за комментарии. Мне очень приятно, что вы читаете и высказываете своё мнение о книге. Не забывайте, пожалуйста, ставить звёздочку, если книга вам нравится и добавлять в библиотеку, чтобы вовремя получать уведомление о новых главах.
        К сожалению, уведомления иногда не приходят. Наверняка эта проблема в ближайшее время будет устранена. Но пока она проявляется, напоминаю вам, что новые главы выкладываются каждый день.
        Также хочу сообщить, что параллельно я пишу и публикую вторую книгу, она называется «Фатальное трио». Она будет полностью бесплатной с ежедневными обновлениями. Приглашаю вас заглянуть на её страницы и надеюсь, что книга вам понравится и будет приносить радость.
        7. Утро нового дня
        Просыпаюсь внезапно. И сразу сердце начинает бешено стучать. Необъяснимая тревога, словно случилось что-то непоправимое, а я не знаю, что именно. Вроде все нормально… Нет. Не нормально. Сажусь на кровати. Ай! Жжёт. Зачем же я так напилась…
        Я обхватываю голову. Кажется, я сделала ого какую ошибку… И голова болит очень. Вообще не понимаю, как со мной такое могло произойти. Ведь я даже не собиралась. Даже не думала об этом! Хотя вообще-то думала и ещё как собиралась…
        За окном уже светло, хотя ещё очень рано. Этой ночью я практически не спала. Поворачиваюсь и смотрю на Марко. Его сон спокоен и безмятежен, как у мальчишки. Я рассматриваю его лицо, прямой нос, чувственные, чётко очерченные губы. Мне вдруг очень хочется прикоснуться к этим губам. Я вытягиваю руку и легко провожу по ним пальцем. Он хмурится, но не просыпается.
        Его подбородок, щеки и шея покрыты густой щетиной. Мне нравится его разглядывать. Я скольжу взглядом по его сильным рукам, рассматриваю синего оскалившегося льва на левом плече, старый шрам на бедре. Он весь жилистый, сплетённый из мускулов римский легионер, голливудский Марк Антоний, мой первый мужчина…
        Всего каких-то пару часов назад я задыхалась в его объятиях, а теперь между нами утренний свет и реальность. А реальность такова, что ждать от этого всего мне особо нечего. Он известный винодел, а я просто девчонка, дочь его партнёра… Блин! Папа! Как же стыдно…
        Я закрываю глаза и вижу все подробности ночи. Не может же всё это ничего для него не значить… Потом начинаю думать, а что если он в меня влюбился? Глупо, конечно, я ведь на самом деле всё прекрасно понимаю. Для него это просто секс, московское приключение. Это как «здравствуйте» сказать.
        Вот сейчас он проснётся и что тогда? Что я скажу, как буду смотреть? И, главное, как посмотрит и что скажет он? Вот тебе сто евро на такси? Что он подумает! Да он уже всё подумал… Что тут вообще можно подумать?
        Подхожу к окну. Тверская уже проснулась, но ещё не превратилась в бесконечный железный поток. Стою, смотрю на проезжающие машины, и эта обыденная картина возвращает меня к реальной жизни. Так! Ладно. Надо уходить.
        Спешно собираю разбросанную одежду. Она несвежая, измятая, но вроде целая. Иду в ванную, умываюсь, наспех привожу себя в порядок. Главное - быстро и тихо. Через пару минут выхожу, чувствуя себя немного лучше. Марко лежит на животе. Одна нога выпрямлена, другая чуть согнута, одеяло на полу. Я стою и не могу отвести от него взгляд. Да что ж, его Микеланджело изваял, что ли? Он вздыхает и засовывает руку под подушку. Лучше прямо сейчас, пока не проснулся. Беру сумочку и тихо, стараясь не хлопнуть дверью, выхожу из номера.
        Больше всего сейчас не хочется натолкнуться на понимающий взгляд швейцара. Это было бы слишком унизительно… Спускаюсь на лифте, в лобби пустынно, никого нет. С облегчением выскальзываю из дверей отеля и некоторое время стою растерянно озираясь, словно не узнаю город, улицу и этот разреженный землистый воздух. Раннее прохладное утро, машин мало, людей тоже. Решаю пройтись пешком, немного прийти в себя.
        Шагаю по Тверской. Новый день, новый мир, новая жизнь. Сворачиваю на Тверской бульвар. Вот «Пушкин», здесь мы позавчера ужинали с Марко…
        Дворники метут, поливают, подкрашивают, город оживает, и я очень хочу ожить вместе с ним. Убеждаю себя, что в общем-то ничего плохого не случилось. Мы оба взрослые люди. Мне уже давно было пора расстаться со своей дурацкой девственностью, и он мне очень помог. И главное, теперь я точно знаю, что у меня нет этой дурацкой боязни.
        Вот так и нужно к этому всему относиться! Прагматично. Мне даже на какое-то время кажется, что я себя убедила. Иду и дышу полной грудью. Привет, Москва! Погружусь с головой в работу - столько всего интересного предстоит. А с Марко мы, наверное, больше и не увидимся никогда…
        Стоп! Чувствую сильный укол в сердце, и даже останавливаюсь. Ведь звучит это очень грустно. А вдруг я влюбилась? Ну уж нет! Только секс и ничего больше…
        Ничего больше… Как это, ничего больше? До меня доходит настоящий смысл этого «ничего больше», я опускаюсь на лавочку и вдруг начинаю плакать. Я понимаю, что дело совсем не в том, что подумает Марко, и не в том, как я выгляжу во всей этой истории. А плачу я оттого, что мне становится совершенно ясно, сегодняшняя ночь - это прошлое, история, она никогда больше не повторится, не будет срывающегося от страсти голоса, прикосновений, поцелуев, больше не будет ничего, не будет самого Марко и даже память об этой ночи станет похожей на тающий дым.
        Я чувствую себя бесконечно одинокой, заброшенной и ненужной. Мне становится горько и тоскливо, я сижу и смотрю в никуда, прямо перед собой. По щекам текут слёзы. И никому в целом мире нет до меня дела…
        Я представляю Марко. Вот он просыпается, садится на кровати, понимает, что меня нет, облегчённо выдыхает…
        Дзинь. Сердце подпрыгивает - это телефон, сообщение в Вотсапп. Сердце стучит, рвётся из груди. Кто это в такую рань? Он? Достаю телефон. Он!!!
        «Где ты?»
        Я читаю, не открывая приложения, чтобы не было видно, что сообщение прочитано. Где ты? Где ты! Вот она, вот она я! Дура! Обрадовалась. Может быть, это ничего не значит. Я встаю и вытираю ладонью лицо.
        - Значит! Ещё как значит! - говорю я вслух.
        Вызываю такси и пока жду машину, отправляю ответ:
        «Я дома. Всё хорошо. Спи, ещё рано».
        Тут же приходит новое сообщение:
        «Мы увидимся сегодня?»
        Не знаю. Наверное…
        ***
        Я еду домой, а сердце ликует. Марко хочет меня увидеть. Я радуюсь, но не представляю, что из этого может получиться. После всех утренних переживаний и горьких рыданий наваливается усталость.
        «Как маленькая девочка», - говорю я себе.
        И ещё по мере приближения к дому, растёт тяжесть на сердце и тревога. Надо будет пробраться к себе и ни с кем не встретиться. Не хочу, чтобы папа увидел меня в таком виде, а он может приехать в любую минуту или уже приехал.
        Но гораздо сильнее меня беспокоит встреча с Ингой. Она меня с потрохами сожрёт и даже папа не поможет. Она ведь хотела показать Марко Москву. И серьёзно меня предупредила… Но в конце концов, не убьёт же она меня… Не убьёт, но оказаться с ней вдвоём в доме очень не хочется
        А если бы она с ним поехала, а не я, оказалась бы в его постели? Сердце на мгновенье холодеет, но сил на переживания больше нет. Я не хочу. Прижимаюсь лбом к стеклу и безучастно смотрю на летящие навстречу дома, людей и машины.
        Такси подвозит меня к дому. Вхожу беззвучно, как мышка. Останавливаюсь и прислушиваюсь - никаких звуков. Надеюсь, Инга ещё спит. Очень тихо, на цыпочках я крадусь в свою комнату. Проскальзываю внутрь и запираю дверь. Уфф… можно выдохнуть.
        Я подхожу к окну, поворачиваю жалюзи и впускаю свет - яркое летнее солнце, озон и электрические искорки. Я чувствую восторг, заново переживая сегодняшнюю ночь, необъяснимое внутреннее ликование. Обнимаю себя за плечи и кружусь… Как же это прекрасно - жить, чувствовать, задыхаться от любви и содрогаться в сладких муках! Марко-Марко-Марко-Марко-Марко….
        В этот момент раздаётся настойчивый стук в дверь и дверная ручка несколько раз дёргается.
        8. Планы на день
        - Лиза, ты проснулась?
        Уфф… Я выдыхаю, это папа.
        - Да… уже встаю, пап.
        - Замечательно. Хочу тебя попросить, чтобы ты, как умоешься, сразу шла на кухню. Позавтракаем и проведём небольшую планёрку.
        Поспать, похоже, не удастся.
        - Через сколько?
        - Давай максимум через полчаса.
        - Хорошо …
        Раздеваюсь и иду в душ. Горячие струи текут по моему телу, они обжигают дерзкими ласками, покрывают кожу гусиными пупырышками, стирают, слизывают и отмывают порочные следы ночи… Я больше не чувствую запаха Марко, запаха любви, запаха страсти…. Скучная, бодрая оптимистичная чистота, вербена, роза и что-то ещё… Да здравствует новый день! Выхожу из душа, и мокрая кручусь перед зеркалом, глажу шею, плечи, грудь, живот.
        - Лиза, ну ты как там?
        - Иду! Иду… ещё минуточку.
        Накидываю халат и двигаю на кухню. Босая, с мокрыми волосами. Жалко, что ты этого не видишь, мой ночной повелитель, тебе бы понравилось…
        Кофе, омлет, масло. Как же чудесна жизнь! Папа уже приготовил завтрак.
        - Доброе утро, пап. Ты когда вернулся?
        - Да вот, полчаса назад. И снова сейчас поеду.
        - Вообще не спал? Удалось что-нибудь выяснить?
        Папа подходит к двери и кричит:
        - Инга! Давай поскорее, пожалуйста, мне уезжать надо!
        Ой. А её-то зачем? Не буди лихо…
        - Да пока всё непонятно.
        Потом он подаёт мне тарелку с омлетом и наливает чашку кофе.
        - Явный заказ, потому что у нас все документы в полном порядке, всё в рабочем режиме, никаких отклонений. Кто-то хочет либо прибрать меня к рукам, либо освободить рынок для конкурентов. Второе - вряд ли, слишком уж мощные ресурсы задействованы. У меня с замминистра в минэкономразвития хорошие отношения, он с налоговиками неплохо работает, но здесь, говорит, пока не может ничего сделать, даже узнать не может что к чему.
        - Это тот, что звонил вчера?
        - Да. Вчера ездили с ним на таможню, но там не было никого из начальства, хотя он договаривался заранее о встрече. Сейчас снова поедем. Надеюсь, хоть что-то выяснится. А потом надо в налоговую. Так что выставка закончится, похоже, без моего участия. Обидно, прямо до слез. Но ничего, выкрутимся. Где наша не пропадала!
        Входит заспанная Инга.
        - Что за переполох? Зачем было в такую рань будить?
        - Садись. Омлет будешь?
        - Какой омлет! Я ещё не проснулась, не буду, конечно.
        Увидев меня, Инга заметно взбадривается и её лицо моментально из капризного делается злым:
        - Что за дела, Золушка? Ты берега что ли попутала? Я договорилась с Марко встретиться вчерашним вечером, и ты об этом знала, так? И какого тогда хрена? Тебе жизнь опостылела? Я тебе, уродка, сказала, чтоб ты о нём даже не думала? Ты наверно как мамаша твоя по чужим мужикам спец?
        В одно мгновенье закипает обида за маму. Мне очень хочется надеть на голову Инге тарелку с омлетом и выплеснуть в лицо горячий кофе, чтобы она не смела даже думать о моей маме. Но я никогда ничего такого не сделаю, и она это знает.
        - Не смей касаться мамы, - говорю я тихо, едва сдерживая слёзы. - Ты и волоска с её головы не стоишь.
        У неё аж рот открывается. Привыкла, что все её нападки я сношу молча.
        - Долли, - усмехается Инга, - у тебя голосок что ли прорезался?
        Долли - это имя знаменитой клонированной овцы. Такое иносказание вполне в духе Инги.
        - Так, замолчите, обе! - Стучит по столу отец.
        Обе. Хоть бы раз встал на мою сторону… Хотя, что это я, он и так вон сколько для меня сделал и продолжает делать. Ингу он вырастил и воспитал с пелёнок. Она - его плоть и кровь, а я подкидыш, великовозрастная сиротка, которая вроде тоже плоть и кровь, а вроде и нет. Чужачка.
        - Это я попросил Лизу занять вчера Марко, - строго говорит он. - Мы работаем, понимаешь? Работаем, а не развлекаемся. Это для тебя жизнь состоит из одних удовольствий, но кто-то должен зарабатывать деньги. И это явно не ты. Лиза вчера весь день на выставке была, провела дегустацию, а потом до ночи ещё работала с нашим партнёром.
        - Работала она, ага. Каким местом? Не перетрудилась?
        - Так! Хватит! Не выводи меня! Некогда чепуху слушать. Я пригласил Марко к нам домой на ужин.
        - Домой? Как-то странно. А в ресторан нельзя пойти? - Моментально забывая обо мне, переключается Инга.
        - Нет, нельзя. Он хочет домашнюю обстановку. Инга, пожалуйста, мне надо, чтобы ты организовала всё для этого ужина. Позвони в кейтеринг или какой-то ресторан. Закажи, что необходимо на четырёх человек, составь меню. Ориентируйся на восемь вечера. Займись.
        - На моё усмотрение?
        - Да.
        Инга довольно кивает:
        - Закажу на троих. Овцу за стол нельзя сажать.
        - Только попробуй, - прикрикивает отец. - Так, Лиза. Теперь с тобой. Ты поедешь на выставку. Там запланировано несколько важных встреч, а меня целый день не будет. Костя всё сделает, просто помоги ему с переводом, ну и послушай, поучись. И ещё момент. В вечернюю программу мы включили выступление Васи Крюкова. Сегодня у нас панель по российскому виноделию. Можешь и ты поучаствовать, если захочешь. Но ещё надо забрать у Васи образцы - он балбес не передал их, когда ты летела. Я собираюсь после выставки в Италию, поэтому пообещал Пьерджорджио их привезти. Забери. Договорились?
        Конечно, договорились.
        Когда я уже полностью готова ехать, дверь без стука распахивается и на пороге я вижу Ингу:
        - Слушай меня, сучка, - зло говорит она. - То, что отец за тебя заступается ничего не значит. Он человек вежливый, зато я научена говорить прямо. Здесь тебе не место. Скажи спасибо, что приютили пока тебе восемнадцати не было. Теперь ты сама по себе. И не смей путаться под ногами, а глянешь в сторону Марко - пожалеешь.
        ***
        Я приезжаю на выставку и погружаюсь в рабочую суету. Работаем в хорошем ритме, время летит, но из головы не выходит прошедшая ночь. Настроение приподнятое, сердце трепещет, щеки румянятся. Сегодня к нам домой придёт Марко! На выставке его не будет, так что увидимся только вечером. Как мы встретимся? Что он скажет? Что будет дальше? Что потом? Да какая разница! Всё самое важное уже произошло! Он меня любит! Точно!
        - Лиза! Привет!
        - Вася! Привеееет!
        Мы обнимаемся, как будто не виделись сотню лет.
        - Ну, я смотрю ты здесь уже освоилась. Молодец - и на винограднике, и на конференции - везде звезда.
        - Да-да, я такая!
        Смеёмся. И вроде нет никакой неловкости, недосказанности или напряжённости - весело и непринуждённо болтаем, как старые добрые друзья. Да так оно как бы и есть.
        9. Сюрприз от Васи
        Мы с Васей последний раз виделись три дня назад. В Крыму я трудилась, можно сказать, под его началом. После университета я искала работу. Хотела сама, а не чтобы папа пристроил. Обратилась к Пьерджорджио Аурелли, поскольку он у нас читал курс. Он и предложил мне поехать в Крым и быть его носом и языком.
        Дело в том, что он заключил контракт с хозяйством Васи Крюкова. Он должен был создать несколько вин, отработать технологию и всё такое. Так российские предприятия часто делают - нанимают спецов в Италии и Франции, чтобы они помогли сделать первоклассное вино.
        Сам Пьерджорджио не мог приезжать часто, поэтому настоял, чтобы взяли и меня и я стала его постоянным представителем в хозяйстве. По сути я сама делала вино под его руководством.
        В общем, я уехала в Крым. С первых дней я погрузилась в работу, невероятно интересную и увлекательную - незнакомые сорта винограда, другой климат, другие требования рынка, предпочтения покупателей. Пьерджорджио сказал, что потенциал очень хороший, но надо было поменять кое-что в технологии, поэкспериментировать с бочками, с урожайностью.
        Он приезжал не часто, а нам с Василием приходилось работать от зари до зари. Васиного партнёра и основного инвестора, по сути настоящего хозяина предприятия, я никогда не видела, при мне он ни разу не появлялся, но звонил довольно часто. Вася всё сразу бросал, любое даже самое важное дело:
        - Тихо все, это Сухих! Да, Эдуард Германович, конечно, могу.
        Мы с Васей много работали и вскоре подружились. Он казался мне хорошим, порядочным парнем. Правда то, как он вился вокруг папы, когда тот приехал посмотреть, как я устроилась, было неприятно. Как уж скользкий - так хотел понравиться, так хотел попасть на полки папиных магазинов.
        - Да попадёшь, попадёшь, не бойся, я же не зря тут над твоим вином работаю. Замолвлю за тебя словечко перед родителем, - посмеивалась я.
        Ну это так, мелочи, отдельные моментики. В целом, с Васей отношения были хорошими, но никак не романтическими. Он время от времени намекал, что не против более близких контактов, но я не воспринимала это всерьёз, да и на влюблённого Ромео он никак не походил.
        Внешность он имел неприметную - загорелый, светловолосый, коренастый мужчина лет тридцати. У него была немного неопрятная причёска и бесцветные, довольно близко посаженные глаза. Но мне было всё равно.
        Иногда мы ходили с ним в кино, в ресторан, но нечасто, и я полагала, что мы просто друзья-приятели, поэтому была очень удивлена, когда он меня поцеловал.
        Он подвёз меня домой после работы - предприятие сняло для меня небольшую квартиру. Я вышла из машины и засмотрелась на небо. Было темно, звёздно, тепло. Ветерок чуть развевал мои волосы и играл подолом тонкого платья. На сердце было радостно и свободно. Контракт мой подходил к концу и мыслями я была уже в Москве. Пьерджорджио должен был приезжать и контролировать работы ещё около года, а я уже была не нужна и хотела двигаться дальше.
        - Вася, посмотри какая красота! - Сказала я. - Млечный путь! Видишь? Давай договоримся каждый год в этот самый день в девять вечера по Москве смотреть на небо. Будем вспоминать, как мы тут лучшее в мире вино делали. Я буду смотреть на звёзды и думать, ну как там Вася…
        Он подошёл, встал напротив, но смотрел не на звёзды, а на меня. Я не успела опомниться, как он резко привлёк меня к себе и поцеловал. Поцелуй получился мокрым и неприятным, и я его оттолкнула.
        - Вася, ты чего? Что на тебя нашло?
        Он отвернулся, отошёл, помолчал…
        - Ты знаешь… ты такая… Я тебе совсем не нравлюсь, да? Нет, не отвечай, пожалуйста, я сейчас какие-то глупости говорю…
        Он сказал, что жалеет, что я скоро уеду, сказал, что привязался ко мне и что-то ещё в этом духе. Сказал, что будет скучать.
        - Васенька, ну ты что… Ты очень хороший. Я тоже к тебе привязалась, но как к другу.
        Я попросила его не разрушать то доброе, что у нас было и могло бы остаться на всю жизнь. Ведь мы бы наверняка встречались на разных мероприятиях, ездить друг к другу в гости, быть на связи, оставаться друзьями. Он смотрел на меня как побитый пёс, но не возражал, даже согласился, попросил прощения.
        Всё это выглядело нелепо и глупо. Мы договорились не вспоминать это маленькое происшествие, но не вспоминать не получалось и я чувствовала, что между нами возникло напряжение. Небольшое, несущественное, но ощутимое.
        Мне оставалось работать около недели, но я решила, что будет лучше если я уеду прямо сейчас. Не стоило углублять отчуждение. Потом всё забудется, сотрётся, изгладится. Я сказала Васе, что мне неожиданно перенесли дату медицинского обследования, которого я ждала очень долго и буду очень признательна если он отпустит меня в Москву немного раньше.
        Никакого обследования, разумеется, не было и я просто соврала. Наверное, он это понял, но возражать не стал, держался свободно, дружески. Когда он вёз меня в аэропорт, сказал, что может быть приедет в Москву на выставку. Ещё он весело вспоминал, сколько мы вместе сделали, сколько ещё всего предстоит, сердечно благодарил, был настроен очень оптимистично, и я успокоилась.
        ***
        И вот сейчас он стоит передо мной. Прошло всего-то три дня, как мы расстались, а у меня такое чувство, будто целая вечность пролетела.
        - Идёшь на панельную дискуссию? - Спрашивает Вася.
        - Ну как я могу пропустить? Ты ж там выступать будешь! Я, можно сказать, только ради этого и пришла сегодня, и ещё ради образцов, что ты привёз.
        - Упс…
        - Что такое?
        - Образцы…
        - Неужели забыл? Ты что?!
        - Ёлки… Да я их дома оставил… В смысле здесь, в Москве. Я их привёз, но сейчас они дома. Вот же дурак. Слушай, давай после мероприятия ко мне заскочим и я их отдам, это недалеко здесь, на Пионерской. Тебе же по пути.
        - Нет, Вася, вечером не могу, я сегодня занята. Ты тогда сам папе завтра привези. Думаю, так проще всего будет.
        - Да я завтра рано улетаю, не успею, выручи, Лиза, пожалуйста! Всю жизнь буду твоим должником.
        - Вася, ну ты почему такой, а? Я не могу сегодня, мне домой надо.
        - Ну пожа-а-а-а-луйста, у тебя это всего-то минут двадцать займёт, а если я поеду сначала к себе, а потом к вам, потом назад - посчитай сколько времени потрачу, а я ведь только на один день приехал, у меня ещё куча дел на сегодня намечена. С Сухих надо обязательно встретиться.
        Я сопротивляюсь, не поддаюсь, но в конце концов он меня уговаривает. Ладно, всего-то минут двадцать. Опоздаю на ужин - не беда. Пусть Марко подождёт. Чего ради он к нам домой напросился, не из-за Инги же? И опять волнение, пульс, румянец…
        - Ладно, Вася, уговорил.
        После выставки едем к нему. Он за рулём, я рядом. Чувствую, что он доволен - из семи русских производителей к нему было больше всего вопросов, настоящий интерес. Скоро его вина станут модными. Я это понимаю, он тоже.
        - Ну вот, моя хижина, - говорит Вася, пропуская меня вперёд.
        Я вхожу. Небольшой элегантный лофт, грубые кирпичные стены, дорогой паркет, большие окна, космические светильники, современные картины. Но в этом всем нет жизни, сразу понятно, что сейчас здесь никто не живёт - повсюду на полу коробки с вином, шкафы полупустые, неуютно.
        - Круто, Вася! Очень круто! Можно посылать в «Архитектурный дайджест», приберись только немного.
        - Нравится? Я рад. Шампань?
        - Какая Шампань - давай скорее образцы, мне ехать пора, я уже такси вызываю.
        - Да подожди минутку, давай по бокальчику опрокинем и поедешь. Смотри, это же «Селебри» девяносто восьмого года.
        - Искуситель ты, Вася, но нет. Не уговаривай - надо ехать.
        - За успех нашего вина мы должны выпить!
        - Да мы уже миллион раз за это пили.
        - Иди сюда, не разувайся. Смотри, я уже налил.
        Ладно, только один бокал. Подхожу к стойке и беру холодный стеклянный тюльпан. Вдыхаю аромат, делаю глоток. Восхитительно!
        - За наше вино!
        - Я пью за тебя, Лиза, без тебя не было бы никакого вина, это точно!
        Я поворачиваюсь к нему спиной, ставлю пустой бокал и хочу сказать, что все это глупости, что вино было бы и без меня и даже без Пьерджорджио и что-то ещё, но не успеваю. Я попадаю в тиски Васиных объятий. Он хватает меня сзади, прижимает к себе и слюняво целует мою шею, шарит по груди, громко и горячо дышит в затылок.
        Я пытаюсь вырваться, оттолкнуть его, но он крепко сжимает руки, и я чувствую, как в меня упирается его напрягшейся член.
        10. Как ты мог!
        Наша молчаливая борьба длится несколько мгновений, наконец я вырываюсь, отталкиваю его и бегу к двери, но тут же спотыкаюсь о коробку с вином, пытаюсь сохранить равновесие, делаю два огромных нелепых шага и с грохотом падаю на пол. Он тут же подлетает, переворачивает меня на спину, наваливается всем телом, разводит в стороны руки и прижимает к полу.
        От него пахнет потом, дрожжами и чем-то сладким. Я встречаюсь с ним глазами и мне становится до ужаса страшно. От взгляда его пустых ничего не выражающих блёклых глаз кровь стынет в жилах.
        Он с силой втискивает между моих сжатых ног колено. Мне больно, его джинсы обдирают кожу. Я извиваюсь, пытаясь сбросить с себя его тушу. Но это нереально. Он заводит мои руки за голову и перехватывает левой рукой, правой задирает подол платья и трогает меня между ног, лезет в трусики, сует в меня палец.
        От прикосновения его горячих и влажных пальцев меня передёргивает и на глазах выступают слёзы. Нет! Что ты делаешь! Я пытаюсь его скинуть, но ничего не получается. Он молчит и шумно дышит, мне больно. Я плюю ему в лицо, но он ничего не чувствует. Его взгляд ничего не выражает, никаких эмоций. Что делать?!!!
        Слышу треск ткани - это мои трусики. Он расстёгивает джинсы, пытается стянуть их с себя, но одной рукой это сделать непросто. Он ослабляет хватку, и я вырвав руку, без раздумий, с размаху бью его по лицу. Я впиваюсь ногтями в его щёку, разрывая кожу. Он отшатывается и хватается за лицо руками. Мне достаточно одного мгновенья, чтобы вскочить на ноги.
        Я быстрее, чем он - спущенные до колен, джинсы мешают ему встать. Он отводит руки от лица и я вижу кровь и его обезумевший взгляд. Успеваю подумать, что Вася, наверное, стал оборотнем и теперь мне не спастись. Хватаю со стойки недопитую бутылку шампанского и бью его по голове.
        Раздаётся глухой звон, бутылка не разбивается, но крови много. Вася охает и хватается за голову, кровь течёт по рукам. Я подбегаю к двери, открываю её и оборачиваюсь. Он стоит на коленях из головы хлещет кровь, она струится по лицу, стекает на грудь, заливает все вокруг. Его руки распростёрты, джинсы спущены, всё в кровище, и я вижу его тонкий, загнутый кверху член с маленькой фиолетовой головкой. Выскакиваю из квартиры и с шумом хлопаю дверью.
        Хорошо, что сегодня надела балетки - мчусь по лестнице перепрыгивая через ступеньки, вылетаю на улицу. Всё, кажется в безопасности. Но страх гонит меня дальше, и я бегу без остановок минут пять и только потом перехожу на шаг.
        Скотина! Меня колотит, сердце, как бешеный барабан, тяжело дышу. Урод! Ну надо же так! Да он просто с ума сошёл… Скорее домой. Надо вызвать такси. Нет! Внезапно я понимаю, что сумка осталась у Васи. Там деньги и телефон. Вот попала. Что делать? Садиться в такси без денег и телефона я точно не хочу.
        В кармане звякает мелочь - спасибо, что не высыпалась на васин пол - хватит на электричку. Это значит, что надо дойти пешком до Филей, думаю, займёт около получаса, потом минут сорок на поезде до Барвихи и там снова пешком до дома минут пятнадцать. Не так трагично. Иду. Скорее отсюда. Во мне всё кипит, меня трясёт, долго не могу успокоиться. Желудок режет, в ушах стучит и начинает болеть голова.
        Я опаздываю на поезд на пять минут и жду целый час, когда придёт следующий. Он задерживается. Сегодня, похоже, всё против меня. Времени достаточно чтобы всё обдумать, и я снова и снова прокручиваю в голове произошедшее, но так и не понимаю, почему он так поступил, зачем сжёг все мосты…
        Наконец приходит электричка. Людей почти нет. Я сижу у окна и всматриваюсь в ночь. Темно. Редкие огни медленно проплывают мимо. Начинает капать дождь.
        Добираюсь до дома очень поздно. На сердце противно, гадко. Вася-Вася… Хочу вымыться, смыть его прикосновения. Дождь в тему… Будто это я разливаюсь слезами.
        Вася, что ж ты так все испортил? И как же погано, Вася, какая ж ты скотина. Как теперь с тобой здороваться, в глаза смотреть… Теперь, как только гляну на тебя, перед глазами будет твой подлый, кривой, тонкий член. И в Крым я к тебе не поеду уже. Да…
        От станции идти минут пятнадцать. Выхожу из вагона в тёплый дождь. Грустно. На голову и плечи падают крупные тёплые капли, я глубоко вдыхаю густой влажный воздух и мне становится легче. Меня больше не колотит, остаётся только отстранённая усталость. Отпускает. Медленно бреду к дому. Струйки текут по лицу. С волос на шею, на спину, под платье.
        Окна тёмные, только в гостиной тусклый свет. Значит Марко нет…
        Как только в голове раздаётся его имя, сердце моментально учащается. Наверное, он звонил, но я не могла ответить и прочитать сообщения… Почему же он не пришёл? Я-то думала, он ждёт дома. А может был и уже ушёл? Как же ему позвонить?
        Стоп! Хватит! Ты чего так разволновалась? Сейчас самое главное скорее упасть в постель, а все остальное будет не сейчас. Завтра…
        Не хочу с кем-нибудь столкнуться, поэтому план такой: тихо затворить дверь, и как мышка прошмыгнуть в свою комнату. Смотри же, не звякни ключами. Крадусь как тать. В гостиной, наверное, Инга - чувствую её любимые ароматические свечи. Навязчивый восточный запах. Почему она так его любит? Дура она все-таки. И приглушенная музыка со стонами - это в её духе. Разумеется, опять напивается. Ладно, она мне никто, мы почти даже и не разговариваем.
        Нужно пройти мимо открытой двери. Тихонечко подхожу и заглядываю. Сначала вижу только её. Да, это Инга, кто ж ещё. Она стоит на коленях и что-то делает. Молится что ли? Я подвигаюсь совсем чуть-чуть и выглядываю из-за портьеры.
        Пока ничего не понимаю. Я подаюсь вперёд ещё совсем чуточку. Вот Инга. Она стоит на коленях. Разметала по голым плечам свои золотые кудри. Весь день, наверное, крутила. Её руки тянутся…
        Не-е-т…
        Опора уходит из-под ног как-то очень быстро и пугающе. Меня начинает кружить, мотать и кувыркать, что-то очень больно и сильно бьёт под дых, в затылок, по вискам. Чувствую только, как подводит живот и накатывает тошнота.
        Марко, все-таки здесь…
        11. Отстаньте, оставьте меня в покое
        Я не могу пошевелиться, цепенею и не отрываясь смотрю, как моя сводная сестра расстёгивает его брюки. Мне бы что-то сделать, крикнуть, остановить их, пока ещё не поздно, но я словно парализованная, стою и только смотрю.
        Она ловко извлекает член Марко. Он готов, возбуждён и твёрд, и Инга берет его в рот. Она берёт в рот член Марко. Как в замедленном кино… Волны пробегают по локонам - она приближает и отдаляет от Марко голову, вбирает и выпускает его из себя. К нему - от него, к нему - от него… У него каменное злое лицо.
        Он хватает двумя руками голову Инги, сминая все её кудряшки, всю архитектуру, всю эту магию соблазна и резко вгоняет член в самое горло. Ещё, ещё, ещё. Она захлёбывается, течёт слюна, шея раздувается при каждом толчке. Кажется, она здесь больше не главная. Потом он отстраняется. Инга хватает мокрым ртом воздух и как собака смотрит на него снизу.
        Марко довольно грубо тянет её за руку, поднимает, ставит на ноги и подводит к дивану. Это совсем близко, я вижу всё очень ясно. Он разворачивает Ингу спиной к себе и толкает вперёд, она падает на диван, неловко заваливается, наступает коленями на подол платья, старается подняться. Он хватает её за бёдра и рывком тянет вверх, устанавливая задом к себе.
        Платье длинное и это неудобно, одним движением его не задрать. Марко это злит. Он совсем не щадит этот тонкий, беззащитный, струящийся шёлк. Трусиков на Инге нет - она всё знала наперёд. Марко плюёт на ладонь и проводит у неё между ног. Инга изгибается, и я смотрю на её белые, красивые ноги и на вывалившуюся из лёгкого платья грудь.
        Марко кладёт одну руку Инге на крестец, а другой направляет свой член. Он входит в неё быстро и резко. Всё тело Инги напрягается, она выгибается и подаётся вперёд. Я вижу, как напрягается и наливается кровью её шея, вздуваются вены. Она чуть поворачивает голову, рот открыт, брови сведены - всё напряжено до предела. Просто античная скульптура. Инга громко дышит ртом. Марко делает резкое короткое движение вперёд, и она издаёт рычание. Она рычит и хрипит как зверь. Каждый новый толчок заставляет Ингу рычать и хрипеть:
        - Д-а-а-а! Д-а-а-а…
        Я снова смотрю на её ноги. У неё маленькие мизинцы. Сейчас эти мизинчики выскользнули из-под лямочек босоножек и очень неудобно и нелепо зацепились за них.
        Я смотрю, как дёргаются эти босоножки и мне становится их очень и очень жалко, и себя жалко, и вообще всех - даже Ингу, с вот этими её мизинчиками и порванным платьем… На моих глазах выступают слезы. Я поднимаю взгляд и вижу, что голова Марко повёрнута, и он смотрит на меня. Должно быть я выгляжу обескураженно и жалко. Его губы презрительно изгибаются, совсем чуть-чуть. И он отворачивается к Инге.
        Я пячусь и двигаюсь к своей комнате. Не чувствую ничего, не понимаю, как иду и как я ещё не умерла. Запах соков моей сестры и сладкие благовония мне кажутся трупным ядом. Я вхожу в свою комнату, закрываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и сползаю вниз. Меня нет, я больше не существую.
        ***
        - Лиза!
        В дверь стучат
        - Она точно там?
        - Да там она. Второй день уже.
        - Ты что, серьёзно? Почему раньше не сказала? Лиза, у тебя все нормально?
        Нормально. Просто отлично. Лучше некуда. Папа с Ингой проявляют заботу.
        - Да всё норм. Болею. Отстаньте! - все силы уходят на эти несколько слов.
        - Лиза, открой, пожалуйста, я посмотрю на тебя.
        - Нет!
        - Ну так же нельзя, надо поесть хоть немного. Я твой телефон принёс, Крюков передал, ты у него забыла.
        - Ну, я ж говорила, что она у него была.
        Отстаньте, оставьте меня в покое. В детстве надо было заботу проявлять, папа. Иди ты вместе со своим Крюковым, и с Ингой, и с выставкой, и с Марко, и со всем вином. Смотрю на открытую бутылку у кровати. Ладно, вино пусть остаётся.
        - Потом поем.
        - Что?
        - Потом поем!
        Сажусь на кровати.
        - Да, пап есть захочет - поест. Голод оздоравливает. Не беспокойся, я о ней позабочусь.
        - Лиза, что у тебя? Температура? Позаботишься ты, о себе не можешь позаботиться.
        - О себе-то я точно смогу позаботиться, вот увидишь, - удаляющиеся шаги.
        Зачем же по дому на каблуках? Цок-цок-цок прямо в мозг.
        - Лиза, какие лекарства принести?
        Да не надо мне ничего, просто уйди. Я встаю и медленно подхожу к двери:
        - Всё нормально у меня. Просто устала. Перенапряжение. Нужно отлежаться. Завтра буду в порядке. У меня так бывает. Не волнуйся, - стараюсь говорить помягче.
        - Точно?
        Точнее некуда.
        - Да, точно.
        - Ну возьми телефон хотя бы, я тебе позвоню попозже.
        - Ладно, там положи. Потом возьму.
        Иду в туалет. Главное не смотреть в зеркало. Получается. Возвращаюсь в кровать. Эх, надо было бутылку чуть поближе поставить. Ладно, потом.
        Лежу. Голая. Жалкая. Как вчера выползла из душа сразу упала в постель. Смотрю в потолок. Что ж так плохо-то, мамочка… Ну почему я такая несчастная? И пожалеть некому, и поплакаться некому, и приткнуться не к кому. Что со мной случилось? Размечталась, да? А ведь не надо было.
        Да ладно, понятно всё. Только поздно, надо было раньше соображать. Потянуло к крутому парню? Не устояла перед животной страстью? Да, от него прямо чистый секс исходит. Поэтому понравилось? Нет, мне не понравилось. Не понравилось. Просто получила опыт - сексуальный и жизненный. И про мужиков многое поняла. И Вася ещё помог, спасибо тебе, Вася, тебя только в этом всём недоставало.
        Бедная я, глупая, неопытная идиотка. Недотёпа. Рот разинула. Дала первому встречному. Лучше б тогда в школе с Сашкой Зайцевым…
        Что ж я дура-то такая? Не думала же я, что он меня взял и полюбил, что я такая неотразимая и неземная и что он теперь только мой? Или думала? Надеялась? Хоть чуть-чуть? Может и думала, может и надеялась, может и верила. Я же его полюбила.
        Что!? Нет! Конечно нет. Он просто меня трахнул. Затянул к себе и оттрахал. А на следующий день пришёл ко мне домой и оттрахал мою сестру. Сестра, тоже мне. Сука. Хотя её мне тоже жалко. Она же ничего не знала. А если бы знала? Вот именно… Сука и есть.
        Тянусь за бутылкой. Там примерно половина. Пью. Ничего, бутылки дома везде валяются, вон у двери коробка, там ещё пять штук. Дома. Да какой мне это дом? Временное пристанище, замок пыток.
        Пью, не особо чувствуя вкус. Меня переполняет жалость к себе, такая мучительная и красивая, невыносимая и сладкая, как шотландская баллада, как свирель, как мой первый тихий, слышный только мне самой стон.
        Слёзы наполняют глаза. Как же их во мне много. Плечи содрогаются. Беззвучные рыдания - моя суперсила. Обнимаю себя, сжимаю эти жалкие костяшки. Жалею, даю себе волю, как маленькая глупенькая обиженная девочка. Потом делаю ещё несколько больших глотков и роняю на пол пустую бутылку.
        Ну почему мне с ним так хорошо было? Так хорошо было… страшно, сладко… Не вспоминать! Я и не вспоминаю, просто забыть не могу. Этого и не забыть, это теперь навсегда. Я теперь всегда в невесомости, в полёте. Блузка расстёгнута, и я лечу, падаю на белоснежную простынь в номере «Ритц-Карлтона». Медленно. Медленно… Его рука на моей щеке, шее, на груди. Сердце - гонг.
        Я тяну подбородок вверх и сжимаю руками свои грудки.
        Он склоняется надо мной и целует. Губы, подбородок, шею, грудь, живот. Он гладит мои плечи, руки, бёдра, щиколотки, стопы.
        Я чуть сгибаю ноги в коленях и развожу их в стороны, веду правую руку по животу, вниз. Он, едва касаясь, проводит кончиком пальца, и я сейчас делаю то же самое… Провожу по волоскам, по складкам. Ногтями легонько провожу по внутренним сторонам бёдер. Глажу бёдра. Чуть сильнее, чуть ближе.
        Подбородок, шея, грудь. Всё, как делал он. Это не я, это его рука. Ерошу, шевелю, приглаживаю и снова ерошу гущу своего ёжика. Обеими руками. Палец проскальзывает внутрь, погружается в нежный горячий крем.
        Горячо и скользко. Давай, Марко, давай. Он раздвигает мою плоть, проникает в меня, наполняет собой. Ещё, ещё, ещё, Марко. Я вижу каждую деталь, каждое движенье и каждое мгновенье той ночи, я проживаю её снова. Да, да, как же хорошо! Вот он склоняется ко мне. Вот он движется во мне. Вот я с силой прижимаю его. Я изгибаюсь, двигаюсь ему навстречу, обхватываю руками, ногами, хочу проглотить, впихнуть в себя.
        Давай же, Марко, я уже почти! Вдруг я вижу Ингу, сжатую как пружина. Все её мышцы напряжены, сухожилия натянуты. Ноги согнуты, руки впиваются в спинку дивана, пальцы побелели, рот открыт, течёт слюна. И эта её напряженная шея с вздувшимися венами. Она хрипит и рычит. А Марко - фавн, зверь, кентавр трахает её сзади. Толчок, толчок, ещё один и я кончаю.
        Лежу не двигаясь. Время останавливается. Всё суета и томление духа. Это точно. Проваливаюсь в темноту.
        Опять стучат в дверь. Не отвечаю.
        - Лиза, - тоненький голосок Инги.
        - Ну чего тебе?
        - Дай мне номер Марко.
        - У тебя же есть. Ты ему звонила.
        - Блин, ну это русский номер был, а он уехал вчера.
        Уехал… Ну да, уехал. Что ему здесь делать? Уехал и отлично. Я же этого и хотела. Никогда его больше не видеть и не слышать о нем.
        - Лиза! Ты что, уснула?
        - Возьми у папы.
        - Я с ним поссорилась из-за тебя. Дай номер Марко.
        - Отстань, Инга.
        Отстань.
        12. Туда мне точно не надо!
        Утром просыпаюсь голодная. В общем-то чувствую себя, можно сказать, неплохо. Надеюсь, худшее уже позади. В груди ноет, но уже не хочется только лежать и беззвучно рыдать. Да и чего рыдать? Я себе сказала, что это не моего поля ягода? Сказала. Убедилась, что так оно и есть? Убедилась. Ну вот, значит я мудрая женщина. Круто. Всё, никаких страданий, никаких Марко - только работа. Работа и ещё раз работа. Сказать, конечно, легко, ну вот и посмотрим, что получится. Накидываю большущий банный халат - я в нём как в доспехах - и иду на кухню. Плевать на трагедии. Я человек с вырванным сердцем.
        Окно открыто, солнце, пахнет цветами, жара ещё не началась. За окном сад, занавески легко развиваются, кондиционер выключен. По баночке с алтайским мёдом ползает оса. А жизнь, оказывается, мне нравится. Особенно, когда есть свежий кофе. Что тут можно съесть? Пока жарится омлет, ем сыр, ветчину. Ну-ка иди сюда, йогурт.
        О! Паштет! Фуа гра в шампанском. Класс! Дома всегда есть что-то вкусное. Отец привозит и друзья его многочисленные - итальянцы, французы, испанцы и представители всех остальных винных наций. Набиваю рот - вкусно. Обычно, конечно, так плотно я не завтракаю, но и к итальянскому завтраку за шесть лет учёбы не привыкла.
        Итальянская классика - сладкая булка, круассан, а потом глоток эспрессо. Для особо изнеженных - капучино. А учитывая, что на сладости я стараюсь не налегать, приходится либо до обеда жить на кофе, либо самой готовить. Ну как готовить? Йогурт, фрукты, овсянка. Если буду есть булки быстро растолстею и прощай сексуальная субтильность, недосягаемая красота и… А может мне растолстеть, правда? И жизнь станет проще. Я набиваю рот. Или сложнее.
        - Лиза! - отец заходит на кухню. Смотрит испытующе. Видок у меня тот ещё - нечёсаная, немытая, помятая, опухшая, круги под глазами, с полным ртом.
        - Привет, пап.
        - Приве-ет, - он немного тянет букву «е». - Ну ты как? Аппетит есть - это хорошо, а то я волновался.
        Ага, верю. Волновался ты. С твоим ритмом, сумасшедшей работой, с проблемами этими дурацкими ты уже через пять минут забыл обо мне. Да я не парюсь, всё нормально.
        - Всё отлично, не волнуйся. Сейчас умоюсь и буду в строю. Готова к труду и обороне.
        - Это хорошо.
        - Надеюсь, что загрузишь меня работой. Любой, можешь даже чёрной - так руки чешутся. Я снимаю крышку со сковороды - беру её без прихватки и тут же бросаю. Горячая. Машу рукой, озираюсь, ищу чем за неё взяться. Омлет уже подгорает.
        Отец хмыкает.
        - Ладно, ты завтракай, а потом зайди ко мне в кабинет, пожалуйста. Только не тяни - мне скоро на работу ехать.
        Зайду-зайду, но только поем хорошенько, а потом зайду.
        - В смысле, умоешься потом, сначала поговорим.
        - Да, через пять минут буду.
        Быстро проглатываю гору еды и иду в кабинет. Могла бы ещё что-нибудь съесть, но ладно, надо уметь вовремя остановиться. Отец разговаривает по телефону:
        - Да, ну а что ещё сделать? Продам десять процентов. Понимаю, что безумие, ну вот ты мне скажи, что делать… Да я звонил… И ему тоже… Ну не знает он, кто это всё мутит и сделать ничего пока не может, а время не на нас работает. Я думаю, что риск потерять всё значительно серьёзней продажи десяти процентов.
        Он сидит за своим огромным столом, откинувшись на спинку кресла. Здесь каждая бумажка знает своё место. Мне кажется, у него болезненная склонность к порядку. Как это называется, мизофобия? Как-то так вроде. Я не такая. А вообще-то мне в его кабинете нравится. Интерьер современный, мебель, разумеется, итальянская. И аромат такой богатый - дерево, табак, ваниль.
        Картину вот я бы убрала. Она довольно большая, метра полтора в ширину. Это неумелый натюрморт, выполненный детской рукой. Бутылки, бокал. Что ж ещё? Инга нарисовала, когда в художественную школу ходила. Я немного ревную, хотя чего там, я-то в то время с мамой за больной бабушкой ухаживала, на стену повесить нечего.
        На стеллажах пустые бутылки - выпитые папой исключительные вина. Книги о вине, справочники. Многие - с автографами. Да тут и папины книжки имеются о вине и об Италии, целых пять штук.
        - Лиза, слушай, - отец закончил разговор и смотрит на меня. - Хорошо, что хочешь работать. У меня для тебя есть очень важное дело.
        - Супер! Но только, чтоб в Москве.
        - А почему?
        - Думаю, что здесь самые трудные и нужные дела, тем более что сейчас все эти проблемы надо разгребать.
        - Да, проблемы, это точно. Все, собственно, из-за них. М-да…
        Отец подходит к большой плоской витрине на стене. Там капсулы от шампанского, такие маленькие крышечки, которые обычно находятся между пробкой и проволочкой. Я люблю их рассматривать, они все разные - где-то рисунок, где-то герб или просто название дома. Маленькие разноцветные кружочки на черном фоне. Отец открывает дверцу и поправляет одну крышечку, которая чуть наклонилась, готовясь выпасть из своей круглой лунки.
        - Так почему Москва? У тебя здесь кто-то появился?
        - Кто?
        - Ну не знаю, ты девушка красивая. Что, никого нет?
        Я мотаю головой:
        - Никого нет, просто хочу здесь поработать. Тут же винный бум, все только о вине и говорят, кипение, энергия, сумасшедший ритм. Хочу испытать себя.
        - Понятно, - он закрывает витрину и подходит ко мне, смотрит прямо в глаза, руки в карманах, - А я вот хотел тебя послать на Сицилию.
        - Что? Нет! Точно, нет! На Сицилию я не поеду. Если у тебя здесь для меня работы нет, я пойду в какой-нибудь ресторан устроюсь или винный бар.
        - Да работу тебе дать не проблема. У меня таких специалистов как ты мало. Но ты мне там очень нужна.
        - Там же Фабио, зачем мне ехать?
        - Ну, Фабио управляющий, а не энолог. Он человек опытный, сделает всё, что надо, но он - это не ты.
        - Ха. А что там делать-то? Там вина - всего ничего. Всё в бочках. Наливай да пей. Ну будет урожай через три месяца. Но все же отработано, справлялся же Фабио раньше.
        - Да как отработано? Ничего не отработано. К тому же планы приходится корректировать.
        - Значит надо нанять кого-то. Не хочу в Италию, не поеду.
        - Ты что? У тебя язык, понимание, ты уже многих там знаешь. Ты там шесть лет прожила! Ты вино любишь! Кто же если не ты туда может поехать? Инга?
        - О, да! Я могу! - ласково и немного жеманно говорит Инга. Она входит в кабинет и садится на диван. Дорогущая сумка, сумасшедшие очки, туфли, её за этим всем и не видно - это Инга. Она невинно улыбается.
        - Хорошо, - отвечает ей отец, - поезжай. Выучи язык, закончи там университет, стань классным энологом и тогда я тебя отправлю на Сицилию. Но ты же не хочешь учиться. И работать ты не хочешь. Ты хочешь покупать сумочки «Луи Витон» да «Эрмес» и тусоваться.
        Инга строит задумчивую гримаску.
        Ну а мне как быть? Нет, ехать на Сицилию никак нельзя. Я ведь только что исцелилась, всё решила забыть, а теперь снова должна оказаться там же, где и… он. Ужас! Я мотаю головой:
        - Но я-то не классный энолог, я выпускница универа, вот и все.
        - У тебя способности, мне Пьерджорджио сказал, а это не пустые слова. Он сейчас снова работает с Марко, это рядом с нами, он тебе поможет, если что.
        - Бли-и-и-н!
        - Да в чем проблема-то?
        - Да, вот именно, в чем проблема? Что я там делать должна? Блин! Да не хочу я туда!
        - Послушай, Лиза, ситуация, если честно, сейчас аховая. Ты знаешь, нас прижала налоговая. Склады арестованы, продажи почти остановились. А деньги людям я платить должен, и аренду платить должен, и коммунальные и рекламу, и все остальное тоже. Надо Марко перевод делать, контракт фантастический, сама знаешь, а у меня денег не хватает. Ты же слышала, я с Олегом говорил, буду вот десять процентов акций продавать. Поэтому нужно срочно всё наше вино сицилийское готовить и отгружать по возможности скорее. Экспериментировать и доводить его до совершенства теперь некогда. Сейчас нужно ехать и проводить ассамбляж*, постараться купить у мелких производителей приличный виноматериал и смешать с нашим вином. Что хорошо, материалом Сицилия славится. Я договорился с «Лентой», будем поставлять прямо на них, и они сразу пустят в продажу. Будут нужны живые деньги. Это, конечно, не решит все проблемы, но очень серьёзно поможет.
        *(Ассамбляж - смешивание сортов винограда для улучшения качества вина)
        Я стою, схватившись за голову:
        - Да разве ж я справлюсь?
        - Лиза, справишься. Так и становятся мастерами. Я не сомневаюсь, ты сможешь. Рассчитывай на Пьерджорджио, он тебе советом поможет. Но учти, вино должно быть, на сколько возможно, хорошим и недорогим. Я уже говорил с Фабио, он начнёт проверять предложения, но ты нужна. Ведь ты вино будешь делать, тебе и винный материал надо покупать. Ну что скажешь, Лиза, выручишь?
        13. Привет, Сицилия!
        Пустота такая вещь, что её нельзя ни увидеть, ни потрогать, да и описать трудно. Но зато её можно почувствовать, ощутить. Вот я сейчас очень хорошо её ощущаю внутри себя. Ни боли, ни радости, ни страдания - одна только пустота и ещё тоски немножко.
        Ну что я могла ответить папе? Собрала вещи и - в путь. В тот же день.
        Лечу. Ремень пристегнут, спинка в вертикальном положении, шторка поднята - я идеальный пассажир, тихий, послушный, без специальных запросов. Пытаюсь спать. Получается с переменным успехом. Ох, не надо было мне соглашаться на эту поездку. Начинаю проваливаться в дремоту, вспоминаю Марко и открываю глаза.
        Приносят обед, предлагают что-то купить, что-то без конца объявляют - наш полёт проходит на высоте миллион километров, температура за бортом абсолютный ноль… Здоровый белобрысый парень в соседнем кресле непоколебимо занимает своими каменными ручищами всё пространство подлокотников. Ох, не надо было соглашаться…
        Пытаюсь читать какой-то журнал, но замечаю, что слова пролетают мимо, не задерживаясь в голове. Вспоминаю первую поездку на Сицилию. После неё я бывала там ещё несколько раз, но первые впечатления всегда самые яркие. Перед тем, как отправить учиться, отец взял меня в поездку по Италии. Я тогда восхищена была. Первый раз за границей и столько всего необычного, яркого и красивого.
        Мы тогда сначала полетели на Сицилию. Отец как раз незадолго до этого купил там небольшое винное хозяйство. Я была под впечатлением, конечно. Он много мне рассказывал о вине, о сортах винограда, о том, что сделать хорошее вино - это настоящее искусство. Думаю, проверял, зацепит меня это или нет. Зацепило.
        В тот раз меня поразили все люди, которые нам встречались - Фабио, наш управляющий, другие виноделы, фермеры, да и вообще все - открытые, дружелюбные и удивительно приветливые.
        Ну вот, наконец, и он, мой новый дом на ближайшие месяцы. Я вглядываюсь вниз, пытаясь отгадать, что меня там ждёт. Выжженая земля, расчерченная линиями дорог, курящаяся Этна, деревушки, чёрные поля, соломенно-жёлтые поля, большие квадраты зелени, море, море, море. Жарит солнце. Ни облачка.
        В тесном аэропорту Катании суета и толкотня. Получаю багаж и выхожу в толпу. Так, где Фабио?
        - Ли-и-за! Ли-и-за!
        Улыбаюсь. Уже соскучилась по тому, как итальянцы произносят моё имя - сочно, проговаривая каждую букву, будто происходит что-то экстраординарное и я единственная Лиза на свете.
        - Фабио, чао!
        Он проталкивается ко мне, обнимает. Дважды прижимается щеками - чмок, чмок. Светится радостью.
        - Лиза дальи окки блу! Привет, привет, моя красавица! Ну как ты? Голодная?
        Берёт чемодан.
        Он всегда элегантный и подтянутый - модные коричневые туфли, узкие светлые брюки, белая рубашка, ярко-голубой спортивный пиджак, на левой руке обручальное кольцо, на правой перстень с камнем, браслет. Ему за шестьдесят, он сухощавый, улыбчивый, загорелый, густые волосы богато украшены сединой.
        «Лиза дальи окки блу» значит голубоглазая Лиза. Эта песня Марио Тессуто из старого-престарого фильма когда-то была популярной. Когда папа впервые привёз меня сюда, он сказал: «Это Лиза». Фабио расцвёл: «Лиза дальи окки блу!» С тех пор так и повелось. Каждый раз, когда я приезжала Фабио называл меня голубоглазой Лизой.
        Мы двигаемся к выходу. Он вдруг останавливается, отпускает чемодан, широко разводит руками:
        - Твоих любимых канноли здесь больше нет, представляешь? Но ничего, Паола сама приготовила, они лучше, чем были здесь. Зачем они всё переделали? Не понимаю, - он одновременно поднимает руки и плечи. Итальянская экспрессия. За полгода я уже немного отвыкла.
        Я кручу головой. Правда, почти все кафешки с аранчини, канноли, пиццей уступили место офисам проката авто. В них полно людей, очереди, суета.
        - Не волнуйся, Фабио, я совсем не голодная и огромное спасибо Паоле, лучше, чем её канноли я ничего в жизни своей не ела.
        - Да, да, сама ей скажешь.
        Мы выходим на парковку. Он забрасывает чемодан в багажник старого белого джипа. Едем. Фабио лихо подрезает, обгоняет, перестраивается и виртуозно врезается в потоки машин, демонстрируя старую сицилийскую школу. Минут пятнадцать несёмся по автостраде через Катанию, потом съезжаем на узкую дорогу и мчимся по деревням в сторону Этны.
        - Ну что, Лиза, значит будешь работать?
        - Да, Фабио, буду помогать, если ты не против.
        - Отлично-отлично. Знаешь, мы здесь как на вулкане живём.
        Я смеюсь. Знаю, конечно. Самый большой действующий вулкан в Европе. И хотя от нас до жерла довольно далеко, наше хозяйство находится, разумеется, на вулкане. В этом и ценность - делать здесь вино для любого винодела безумно интересно.
        - Когда думаешь приступить?
        - Прямо сейчас.
        - Превосходно. Сегодня поешь, отдохни, приди в себя после дороги, а завтра утром поедем с тобой в Рагузу добывать Неро д’Авола.
        - Неро д’Авола? А может Капуччо* ещё сможем найти?
        *(Неро д’Авола и Капуччо - сицилийские сорта винограда)
        - Посмотрим, но он будет дороже, ты же понимаешь, да и сейчас у людей уже мало что осталось.
        Дорога меняется. Едем всё время вверх, деревушек становится меньше. Земля черно-серая, вулканическая. Кругом виноградники, много большущих кактусов, на которых растут розовые и оранжевые шишки. Осенью их собирают - мякоть внутри съедобная, сладкая, с большим количеством твёрдых мелких косточек. Вдали время от времени открывается вид на низину, на горы. Когда проезжаем мимо указателя «Тенута Терре дей Леони» сердце начинает быстро стучать.
        - Почти приехали, - говорит Фабио, - Видишь указатель? Это хозяйство Марко Леоне. Осталось десять минут.
        Я вспыхиваю:
        - Он от нас так близко? Мне казалось его хозяйство подальше.
        - До него от дороги минут пятнадцать. То есть не больше получаса от нас.
        С обеих сторон мелькают кактусы. Фабио притормаживает, поворачивает направо и мы съезжаем на грунтовую дорожку. Вот и наш виноградник. Он тянется отсюда вдаль по холму. Подъезжаем к большим железным воротам, перегораживающим дорогу.
        По узкой и уже не такой ухабистой дорожке попадаем к двухэтажному производственному зданию. Здесь мы делаем вино. Тут же находится офис и дегустационный зал. Есть ещё погреб. Ленивые собаки без интереса смотрят на нас, но не двигаются с места. Жарко. Мы едем мимо крепости из пластмассовых ящиков для винограда, сворачиваем на небольшую гранатовую аллею и медленно подкатываем к вилле, стоящей в тени больших оливковых деревьев. Тут мне и предстоит поселиться.
        Оштукатуренные стены светло-розового, почти белого цвета, деревянные ставни, черепичная крыша. Мне здесь всегда нравилось, я представляла, что это домик феи. Перед входом маленькая зелёная лужайка, на террасе цветы в огромных керамических мавританских головах, чуть поодаль лимонная рощица и оливковая роща побольше, стайка кактусов.
        За ними сумасшедший вид на далёкие горы, на зелёное ущелье, по дну которого разбросаны деревни, виноградники, зелёные заросли. Я чувствую лёгкий трепет, как от встречи со старым другом, и торопливо вхожу в дом.
        Сразу попадаю в просторный салон - камин, диваны, современные картины на стене, керамика из Кальтаджироне. Над интерьером работал известный московский дизайнер, уж он постарался создать здесь настоящую сказку.
        Если коротко, массивная деревянная мебель, невероятные светильники и космос туалетных комнат. Из салона можно попасть в жилую часть дома и на кухню с большой столовой.
        Фабио заносит чемодан и ведёт меня на кухню.
        - Лиза, давай, ешь, - забавно говорит он по-русски, и я смеюсь. Он знает несколько русских фраз и любит ими блеснуть.
        Фабио включает газовую плиту, гремит кастрюльками, звенит посудой, хлопает дверками:
        - Давай-давай, это Паола приготовила. Она сама не могла приехать, ты знаешь, но она обязательно хочет с тобой увидеться.
        - Спаси-и-и-бо! Вот это да! - я удивлённо ахаю и охаю. На столе появляется целая гора еды.
        - Так, это капоната, здесь аранчини, не знаю с чем, попробуешь, так, это равиоли с мясом и грибами, это что-то она из овощей ещё придумала, здесь на плите осьминожки с оливками в томате, так… что ещё? Ну в холодильнике кое-какие продукты на первое время… яйца, прошутто, сыр, фрукты… А, да, вот твои канноли, - он достаёт из холодильника огромный бумажный свёрток с моими любимыми сицилийскими трубочками.
        - Где вино сама знаешь.
        Я обнимаю Фабио. Он улыбается, похлопывает меня по плечу.
        - Всё, я побежал.
        - Ты что, пообедай со мной!
        - Нет, сегодня никак, извини, надо ребятам дать задание. Отдыхай. Завтра в восемь за тобой заеду. Нормально?
        - Да, конечно!
        Он достаёт из кармана телефон.
        - Скажи свой номер.
        Я диктую. Он проверяет:
        - Да, тот же самый, не изменился. Хорошо.
        Я предупреждаю, что у меня телефон разряжен, но через полчаса уже будет включён. Спрашиваю номер Паолы, чтобы позвонить и поблагодарить. Фабио уходит. После этого беру чемодан и иду в комнату, где всегда жила, когда приезжала сюда. Это небольшая гостевая комнатка. В доме есть ещё три спальни, но подумав, выбираю её. Мне хватит. Туалет и душ есть, все необходимое тоже.
        Ищу переходник и включаю в розетку зарядку, подключаю телефон - черный экран, разряжен наглухо. Распаковываю чемодан, раскладываю вещи в шкаф, достаю мамину фотографию, ставлю на тумбочку. Умывальные, банные и гигиенические. Всё расставляю основательно - думаю, я здесь надолго.
        Пикает телефон. Что, оживаешь? Хорошо. У меня в нём две симки - одна итальянская, одна московская - я всегда на связи. За исключением нескольких последних дней… Ну, что тут у тебя? Беру его в руки. Ух-ты, квадриллион пропущенных. Ладно, сначала папе надо позвонить. Ему похоже совсем некогда, но он отвечает на мой звонок, благодарит, что позвонила и обещает перезвонить. Потом звоню жене Фабио, разливаюсь в благодарностях, нахваливаю еду. Паоле очень приятно. Я ещё не ела, но ей говорю, что всё попробовала. Она рада меня слышать, и мы договариваемся поскорее увидеться. Теперь можно и пообедать, я, честно говоря, проголодалась. Иду на кухню с телефоном и с зарядкой, включаю и проверяю список пропущенных. Папа, Инга, ей-то что надо было и… 17 звонков от Марко. Сердце взрывается, опускаюсь на стул.
        14. Под анестезией
        Семнадцать пропущенных? Я смотрю историю звонков. И один отвеченный. Это тот самый день, когда… Ну что же. В общем-то какая теперь разница? Звонил-звонил, не дозвонился и решил воспользоваться тем, что имелось в наличии. Инга, разумеется, изначально была настроена на добывание трофеев. На ловца и зверь бежит.
        Зря я разволновалась. Надо поскорее выбросить это из головы… Надо, конечно, но почему так выть хочется? Похоже, нужно спуститься в папин тайник. В подвале виллы оборудован небольшой винный погреб, и я иду туда.
        Включаю свет, спускаюсь по лестнице. Выпью-ка я пузырьков. Выбираю Франчакорту - итальянское шампанское. Открываю тут же и наливаю в бокал, делаю несколько больших глотков. Становится лучше. Здесь есть и столик, и высокие стулья, и бокалы. Рассматриваю стеллажи и холодильники. В холодильниках то, что нуждается в строгом поддержании температуры. Ладно, для разгона возьму что-нибудь попроще. Беру со стеллажа красное Неро д’Авола - заодно подготовлюсь к завтрашней поездке с Фабио.
        Я возвращаюсь на кухню, выпиваю ещё бокал Франчакорты и убираю бутылку в холодильник. В животе становится тепло, настроение постепенно улучшается, все сомнения и вопросы отступают в область непроглядного тумана. Теперь надо поесть.
        Начну с капонаты, нет, лучше с аранчини. Кусаю большую, размером с мой кулак, шишку оранжевого цвета. М-м-м-м…. Неполезно, конечно, но как же вкусно. Это рис, смешанный с сыром, оливками, томатом и специями. Из него сделан шар, обваленный в муке и обжаренный во фритюре. Передать не могу, как вкусно. Наливаю в бокал красного и иду пробовать по всему списку. Капоната - фантастика. Это традиционное сицилийское рагу с баклажанами. Сицилийские баклажаны - это что-то абсолютно особенное. Пробую всё. Когда дохожу до осьминогов слышу стук в дверь. Бегу открывать - это Пьерджорджио!
        - Лиза! Привет!
        - Пьерджорджио! Бон джорно! Заходи, пообедай со мной!
        Высокий, могучий Пьерджорджио вваливается в мой дом. У него большие руки, крупные черты лица и смеющиеся глаза. Он всегда громко говорит и открыто улыбается. Иногда производит впечатление простака, но это не так - он умник и хитрец.
        - Пойдём на кухню.
        - О, как у тебя здесь красиво.
        - Ну, это заслуга отца. Пошли. Что выпьешь - Франчакорту или Неро д’Авола?
        - А что у тебя?
        - «Оккипинти», - называю я производителя красного.
        - Уф-ф, ну давай.
        Он садится за стол, смотрит на этикетку и склоняет свою лысеющую голову над бокалом. Засовывает туда огромный нос, потом поднимает бокал на уровень глаз, смотрит на свет, крутит, снова засовывает нос, нюхает, снова крутит, снова нюхает, затем делает большой глоток, громко и долго булькает, причмокивает и, наконец, глотает.
        - Неплохо, да? - Пьерджорджио смеётся. - Нет, есть я не буду, я уже обедал. Ты ешь-ешь.
        - Попробуй аранчини.
        - Нет, ладно, давай немного осьминогов.
        Я подаю тарелку и подливаю ещё вина.
        - Спасибо. Что скажешь про вино?
        - Хорошее Неро д’Авола. Округлое, достаточно яркое. Мне этот сорт, в принципе, немного простоватым кажется, но это вино отличное.
        - Не бывает простых сортов.
        Я открываю рот, чтобы возразить, но он тут же добавляет:
        - Кроме Глеры!
        И мы оба заливаемся от смеха. Из Глеры делают просекко, а мы его вином не считаем, потому что, как постоянно говорит Пьерджорджио, это довольно бедный виноград и превратить его в хорошее вино просто невозможно.
        - Ты винный сноб, - говорю я.
        - Да, я знаю. Надеюсь, ты тоже.
        Вино разливается по телу, и я чувствую эйфорию. Оказывается, всё-таки здорово, что я приехала. Сейчас мне даже кажется, что это и есть мой настоящий дом.
        - Сколько же мы с тобой не виделись? - качаю я головой.
        - Вечность, Лиза, целую неделю!
        И мы опять хохочем как ненормальные.
        - Ну что, в Крыму всё закончила? - просмеявшись спрашивает Пьерджорджио.
        Вот про Крым сейчас не надо, ладно? Я киваю в ответ.
        - Хорошо. А какие здесь идеи?
        - Завтра с Фабио поедем пробовать что-то в Рагузу. Я так понимаю, что выбирать сейчас уже не из чего, так что сначала купим что будет, а потом будем решать, что с этим делать.
        - Смотри, думаю, что сейчас вы не купите ничего, кроме Неро д’Авола, но это неплохо. Только помни, что это нервный, капризный сорт, всё обязательно попробуй и выбери лучшее. Пойдём, посмотрим, что там у вас имеется в закромах.
        Мы выходим из дома и идём туда, где у нас делается вино. Пьерджорджио сворачивает к винограднику и мы идём между лозами. Он внимательно осматривает ещё не сформировавшиеся грозди.
        - А что будете делать в следующем году? Как сейчас или планируете что-то стоящее? Если хочешь сделать что-то классное, обрати внимание на гроздь.
        Он берет в руки гроздь покрупнее, ягодки на ней ещё маленькие, совсем незрелые, собирать будем только в октябре.
        - Да, я понимаю, ты имеешь в виду, что нужно убрать лишнее.
        - Браво! Молодец! Убери это, это и это. Оставь только лучшие ягоды, и они отблагодарят тебя в вине. Знаешь Давиде Бароне?
        - Ну, слышала про него, конечно. И вино какое-то пробовала, но не топовое. Лично не знакома.
        - Нам надо обязательно к нему съездить. Удивительный человек и такие чудеса творит, просто невероятно. Я тебя к нему свожу. Он рядом с Неаполем и там ведь тоже вулкан. Везувий.
        - Да, было бы очень круто!
        Мы заходим в кантину и сталкиваемся с Фабио. Берём бокалы, огромные пипетки для проб и все вместе идём к бочкам и нержавеющим танкам. В бочках вино излишне танинное, вину в танках, на мой взгляд немного не достаёт тела. Ну, собственно, это ещё не вино, а то, из чего мне только предстоит его сделать. Сначала я глотаю всё, что попадает в рот, но это длится недолго, я быстро пьянею и начинаю выплёвывать, но уже поздно - алкоголь уже в крови. Смотрю на Пьерджорджио и губы растягиваются в улыбке. Он тоже уже хороший.
        - Баста, - наконец говорит он, - вы тут продолжайте, а я должен возвращаться, а то Марко меня уволит.
        Он уходит шаткой походкой.
        - Как ты поедешь? - кричу ему в след.
        Он не останавливается и только нетрезво машет рукой.
        - Давай-ка, Лиза, ты тоже иди, - смотрит на меня Фабио. - Надо хорошо отдохнуть перед завтрашним днём.
        Я киваю. Возвращаюсь в дом. «Да вы нарезались, ваше благородие», - говорю себе. И вот, что любопытно. Пьерджорджио назвал имя Марко, а я даже не побледнела и пульс не стал более частым. Лишь что-то неясно шевельнулось на задворках сознания. Это как лечить зуб под анестезией.
        - Как под анестезией, - повторяю я вслух и падаю на кровать. Но я не засыпаю. В голове слишком много мыслей. Слишком быстро всё меняется в моей жизни в последнее время.
        - Слишком быстро, - шепчут оливковые деревья за приоткрытым окном.
        Я смотрю в окно, лёжа в постели, всматриваюсь в подкрадывающиеся сумерки, в шевеление ветвей, и мне кажется, что это экран, по которому проносятся мои воспоминания. Я уже почти засыпаю, как вспоминаю, что завтра одной из точек нашего маршрута будет хозяйство, которое хочет купить Марко. И мне приходит мысль, что он тоже может оказаться там.
        От этой мысли я немного трезвею и уже долго не могу заснуть.
        15. За вином
        В восемь утра я уже сижу рядом с Фабио в его машине. Ещё утро, но уже жарко, и я подкручиваю кондиционер. Нам предстоит проехать от Рагузы до Аволы и перепробовать целое море вина.
        До Рагузы ехать часа полтора. В голове немного шумит после вчерашнего - не рассчитала я силы. Сегодня всё буду сплёвывать, ни капли не проглочу. И надо пить больше воды. Я беру большую бутылку и делаю несколько глотков - Фабио забросил в машину целую упаковку перед выездом.
        - Завтракала?
        - Нет.
        - Сейчас заедем в бар.
        Я киваю. Минут через десять Фабио сворачивает на заправку в небольшом городке. Тут куча машин на парковке, и мы тоже паркуемся здесь.
        - Пойдём, у Альфредо отличный кофе.
        Вообще-то в Италии он везде хороший. Но если итальянец говорит, что где-то делают отличный кофе, значит это действительно что-то особенное. Заходим в бар, нас встречает сильный и очень приятный кофейный аромат. Здесь всё по-простому - витрина с выпечкой и несколько пластмассовых столиков. Все они заняты.
        - Чао, Фабио! - приветствует хозяин бара.
        - Чао, Альфредо, чао Симона. Как дела?
        Проходим к витрине.
        - Что будешь?
        Я выбираю круглую булку с шишечкой, чем-то похожую на женскую грудь.
        - Кофе?
        Я киваю.
        - Нормальный?
        Опять киваю.
        Фабио подходит к кассе и высыпает мелочь. Симона, яркая дама неопределённого возраста в белом чепчике из семидесятых годов, благосклонно ему улыбается. Грузный Альфредо с седой шевелюрой ставит на прилавок две чашечки эспрессо. Я показываю, что выбрала и он протягивает мне булку, а Фабио подаёт слойку с шоколадом и тут же поворачивается к следующему посетителю. Мы стоим у прилавка и завтракаем. Кофе действительно замечательный.
        - В следующий раз я плачу.
        Фабио делает движение чуть согнутой ладонью, как будто обмахивается. Довольно универсальный жест, который сейчас означает: «Ну, о чем ты говоришь».
        После кофе и булочки я чувствую себя лучше. Мы возвращаемся в машину и едем дальше. Съехав с вулкана, вижемся по равнине. За окном неяркая зелень, кусты и много выгоревшей травы, хотя ещё только начало лета.
        Вскоре появляются лимонные рощи густого изумрудного цвета, за ними тянутся холмы, покрытые кактусами. Кактусы, кактусы, кактусы…
        У меня вдруг начинает звонить телефон. Это моя подруга Юлька Котович.
        - Котя, - радостно кричу я, - привет!
        - Привет! Лизка, поздравь меня! Я защитилась!
        Юлька отучилась в Карловом университете в Праге на социолога.
        - Круто! Молодчина! Празднуешь? Алло, Юля?
        - Да-да, слышу.
        «Вотсапп» заикается - здесь, где мы едем, сигнал плохой, связь постоянно пропадает.
        - Приезжай ко мне! - говорю я.
        - А ты где, ещё в Крыму?
        - Нет, я на Сицилии. Вчера только прилетела.
        - Ого! А долго пробудешь?
        - Минимум до зимы, а может и дольше.
        - О! Клёво! А у тебя там можно остановиться?
        - Конечно можно, говорю же, приезжай! Сицилию посмотришь, тут еда вкусная, вино. Я тебе покажу всё. Давай! Наплаваемся. От тебя лететь часа полтора, наверное. Прилетай!
        - Слушай, хочу! Мы ведь уже долго не виделись. Я соскучилась.
        - Я тоже соскучилась.
        - Ладно, сейчас поищу билеты. Интересно, есть от нас прямой рейс? Я как раз буду свободна две недели, правда не прямо сейчас, надо ещё кое-какие дела доделать… Я посмотрю, а потом тебе перезвоню, ладно?
        Фабио сворачивает на совершенно пустую грунтовую дорожку с ямами, кочками, ухабами и колдобинами. Здесь это нормально. Начинаются виноградники. Едем, едем, едем и упираемся в сарай. Всё открыто, внутри не очень чисто, ящики, пластиковые бочки, шланги, металлические танки. Никого нет. Фабио несколько раз звонит по телефону. Нет ответа. Наконец он дозванивается и минут через десять приезжает старый пикап. Из него выходит всклокоченный дед со злым лицом, крючковатым носом и круглыми птичьими глазами. Он в грязном мешковатом комбинезоне. Мы здороваемся и жмём руки.
        - Синьор Моретто, мы бы хотели попробовать. - говорит Фабио.
        Дед наливает вино из бочки в пластиковую бутылку из-под минералки, а из неё в маленькие гранёные стаканчики.
        Мы пробуем. Отрава! Я ищу взглядом куда бы выплюнуть? Но дед смотрит в упор. Как ворон. Глотаю. Фабио тоже. Мы с ним даже не переглядываемся. Выпивать весь стакан я не хочу, но не на землю же выливать. Старик нас тут же и закопает, я уверена. Фабио для приличия просит дать нам образец и спрашивает об условиях отгрузки. Дед отдаёт нам эту же бутылку. Пока он отворачивается я выливаю вино из стакана. Он называет цену на всю партию. Мы обещаем подумать и позвонить, но покупать у него не собираемся, это даже обсуждать не зачем. Мы прощаемся и идём к машине.
        - Пять Евро, - говорит синьор Моретто нам в спину.
        - Что?
        - Заплатите пять Евро за бутыль и вино.
        Когда отъезжаем я начинаю смеяться, а Фабио качает головой:
        - Нет, ты видела засранца? Пять Евро! Он с нас ещё и деньги взял! Да все его вино столько не стоит!
        Это точно. Мы едем дальше.
        - Этот Моретто просто был по пути, поэтому я решил к нему заглянуть, но главная наша цель Аугусто Коломбо. Семь гектаров Неро д’Авола. Хозяйство старое и довольно приличное. Я тебе говорил, его хочет купить Марко Леоне.
        Да, говорил, но всё равно, от имени, произнесённого вслух делается не по себе.
        - Аугусто сейчас продаёт всё полностью - кантину, виноградники, запасы вина - всё хозяйство целиком. Поэтому можно купить нормальное вино по цене дешёвого виноматериала. Если Марко будет не против.
        Хозяйство действительно выглядит очень хорошо. Большой чистый цех, ухоженный двор, отличные виноградники, всё по уму. Хожу рассматриваю. Хозяин приятный, улыбчивый. Ему лет пятьдесят, он невысокий, лысоватый, с животиком. Джинсы, выцветшее поло неопределённого цвета, жёлтая металлическая оправа очков.
        Он с удовольствием все показывает и рассказывает. В этих бочках - вино с того виноградника, в этих - с другого и так далее. Прямо в погребе садимся за стол. Перед каждым из нас по три бокала. Аугусто дегустирует вместе с нами, подробно рассказывая о каждом вине. Мне нравятся все три. Просто, без особой утончённости, но ярко, настоящая Сицилия, большой простор для творчества. Я загораюсь, начинаю представлять, что смогу с ними сделать.
        Фабио спрашивает о цене. Аугусто сначала мнётся, потом называет цену. Смотрю на Фабио, он едва заметно кивает. Значит цена хорошая и, если дело дойдёт до сделки будет ещё лучше. Фабио сможет его додавить. Отлично!
        - Только такое дело, э-э-э… я не могу прямо сейчас вам всё подтвердить. Я получил предварительное предложение от Марко Леоне. Его, в первую очередь, интересуют виноградники, но может быть, он решит сохранить бренд. Тогда вино ему тоже будет нужно, и я не смогу его вам продать. Говорю, как есть, потому что не хочу подвести. Я буду понимать ситуацию не раньше, чем через неделю.
        Мы выходим, договариваемся созвониться и прощаемся.
        - Фабио, а образцы? - вспоминаю я, когда мы подходим к машине. - Давай возьмём все три.
        - Ох, точно!
        Фабио возвращается, Аугусто подзывает кого-то из работников, и они втроём уходят в погреб. Я стою и жду у машины. В этот момент во двор въезжает черный сияющий джип. Из него выходит мужчина, которого при иных обстоятельствах можно было бы назвать роскошным. У него густые чёрные волосы и бронзовый загар. На нём модные чёрные очки и белоснежная рубашка с закатанными рукавами и расстёгнутая до груди.
        На левой руке сияют часы, а правая увита кожаными ленточками браслетов. Я бросаю затравленный взгляд на его широкие плечи и узкую талию и тут же отворачиваюсь, опираясь о машину. Почему-то ноги немного подгибаются, а ещё меня начинает подташнивать. Чуть-чуть, самую малость.
        16. Сицилийские страсти
        - Что ты здесь делаешь? - Марко стоит прямо передо мной и смотрит в упор, буквально прожигает взглядом.
        - Привет, - говорю я, не глядя на него.
        - Ты же с женихом уехала.
        - С каким женихом?
        - С твоим женихом, я с ним говорил.
        - Это какая-то шутка, или что? Я не понимаю.
        - Ой, да не надо вот этого. Мы разговаривали, когда ты была в душе!
        - Ты ненормальный?
        - Что ты мне голову морочишь! Я прекрасно знаю, какая ты на самом деле, уж точно не такая, как хочешь казаться. Зачем ты прилетела? Чего тебе от меня надо? Думаешь я поверю теперь хоть одному твоему слову? Что бы ты ни задумала, держись подальше и не приближайся ко мне!
        - Что мне от тебя надо? - я широко распахиваю глаза. - Да ты дурак самовлюблённый! Думаешь весь мир только вокруг тебя вертится, и все только о тебе одном мечтают? Ты не забыл, что с моей сестрой сделал? И после этого я тебе голову морочу?
        Меня берёт такое зло, что теперь я смотрю на него совершенно без страха и от гнева начинаю повышать голос.
        - Это по-твоему нормально? Ну и как, понравилось? Сначала меня трахнул, а потом и её за компанию, чего добру пропадать. А двоих нас одновременно не хотел? И жениха моего в придачу! Да плевать мне на тебя! Я приехала работать! Вино покупать. Может думаешь, тебя выслеживаю? Идиот!
        - Здесь всё вино моё! - он тоже начинает орать. - Здесь ты точно ничего не купишь! Ни капли!
        Он поворачивается и идёт в сторону погреба. Проходит мимо Фабио и едва ему кивает, а я забираюсь в машину. Меня трясёт и колотит. Я вся бледная, уши горят, желудок режет и дышать трудно.
        - Лиза, Лиза, что случилось, почему вы так кричали?
        - Он сказал, что вина нам не д-а-а-а-с-т, - я заикаюсь и подвываю, а из глаз капают слезы.
        Фабио не знает, что со мной делать.
        - Ну Лиза, ну что ты! Здесь вокруг целое море вина. Мы сейчас с тобой найдём ещё лучше, ну не расстраивайся.
        ***
        Мы целый день колесим по кантинам, ищем, пробуем и торгуемся, но я не чувствую ни вкуса, ни интереса. Фабио отбирает несколько подходящих вариантов, и я со всем соглашаюсь, думая лишь о встрече с Марко. Перед глазами стоит его грозное и гневное лицо.
        Что-то не складывается у меня в голове. Что это было вообще? Защитная реакция? Ведь по моим соображениям это он поступил отвратительно и низко. Почему он тогда так орал на меня. Чем я так ему насолила, что он настолько разозлился из-за моего появления?
        Уже поздно и становится совсем темно, когда Фабио привозит меня домой. Бегают собаки, охранник весело нас приветствует и помогает выгрузить все добытые контейнеры с вином. Я понуро иду к себе, и меня не радует ни душистая ночная прохлада, ни звезды, которые опустились так низко, что я могла бы прикоснуться к ним рукой.
        Я не здесь. Не здесь… Я переношусь в Москву, и весь тот день мелькает перед моим мысленным взором. Как умирающий, гибнущий, отчаявшийся человек, связь которого с настоящим уже практически разорвана, я вижу яркие картины своей жизни, снова переживаю то, что было всего несколько дней назад, но теперь отделено от меня невидимой и непроницаемой границей мира живых.
        ***
        Каждый день начинай с чистого листа. Переверни страницу, не топчись на прочитанной главе, двигайся вперёд, иначе сойдёшь с ума. Я уже давно пытаюсь сделать это правилом, надеясь, что оно будет помогать в жизни. Вот и сейчас, стоя на террасе с чашкой кофе в руке, я убеждаю себя, что именно так и нужно жить, так и нужно действовать.
        Утро, солнце, звуки, ароматы - как же это чудесно. Глядя на зелёную долину, причудливую линию гор, все эти лимоны, гранаты и виноградники невозможно поверить, что в жизни бывают какие-то огорчения.
        Ведь здесь голубое небо, пряные травы, сладкие помидоры, приветливые лица, горячее солнце и аквамариновые волны. Разве всего этого мало, чтобы ощутить неуязвимость перед проблемами и неудачами? Нужно просто забыть вчерашний день. Только вот не пойму, как.
        Ладно, пора идти работать. Надо постараться сделать вино из того, что мы вчера насобирали.
        - Лиза! Доброе утро! - приветствует меня Фабио. - Ну что, готова сделать что-то прекрасное?
        Да, я готова. Образцов мы насобирали много, так что соорудим что-нибудь. Мы проходим через офис и попадаем в небольшую светлую комнату.
        - Так, ну вот твоя лаборатория.
        Здесь есть всё, что нужно. На столе стоят бокалы, мерные цилиндры, лабораторное стекло. В пенопластовых коробках канистры со вчерашними винами. Все упакованы и подписаны. Отдельно стоит вино нашего хозяйства во всех своих вариантах - разные виноградники, бочки, танки. Все отдельно.
        Работа предстоит непростая. Мне нужно соединить все наши варианты в определенной пропорции с вариантами от четырёх производителей, которых мы вчера посетили. В общем примерно, как сделать духи из десятков ароматов, только нужно работать ещё и со вкусом.
        - Лиза, послушай. Вот в этих контейнерах четыре вчерашних хозяйства, того старого дурака за пять евро я в расчёт не беру.
        Я смотрю и вижу пять контейнеров.
        - В пятой коробке вино Аугусто, то которое нам больше всего понравилось. Поработай с ним тоже, пожалуйста. Я попробую поговорить с Марко, может мне удастся его убедить, чтобы он продал его нам. Я думаю, ему оно совсем не нужно. Оно ему не подходит по стилю. Просто, какое-то недопонимание произошло, я уверен.
        - Нет, Фабио! - вспыхиваю я. - Ни в коем случае! Не надо с ним говорить, здесь всё предельно ясно. Очень тебя прошу, не делай этого. Материала нам хватит, вот увидишь всё нормально получится и без Аугусто.
        Я представляю, как Фабио упрашивает Марко, а тот думает, что его подослала я. Уши вспыхивают, я качаю головой.
        - Фабио, нет! - я делаю быстрый, режущий жест, как настоящая горячая сицилийка.
        Он разводит руками, внимательно смотрит на меня, но я непреклонна. Нет и точка. Сажусь за стол, достаю свои вчерашние записи, начинаю работать.
        - Ладно, работай, я к тебе присоединюсь после обеда, сейчас поеду в Катанию, нужно в банк заглянуть. Привезти что-нибудь?
        - Нет, спасибо, - я уже погружена в решение задачи.
        Наливаю, приливаю, нюхаю, пробую, смотрю на свет, записываю, составляю соотношения. Когда нос перестаёт различать нюансы, делаю перерыв - нюхаю кожу на запястье, ем хлеб и пью воду, чтобы очистить нёбо, вернуть восприимчивость языку. Через пару часов у меня уже есть несколько черновых вариантов, ни один из которых мне не нравится.
        Во время следующего перерыва я не спускаю глаз с контейнера с наклейкой «Коломба Росса» - красная голубка. Это название хозяйства Аугусто Коломбо. Профессиональное любопытство заставляет меня попробовать, что может получиться с этим вином. Просто ради интереса. Делаю несколько вариантов. Даже самый скверный из них получается лучше всех предыдущих. Не надо было этого делать. Чувствую себя расстроенной.
        За дверью раздаются громкие голоса. Входит Пьерджорджио.
        - Как успехи?
        - Ну вот предварительно наметила несколько вариантов.
        Он пробует и комментирует каждый:
        - Терпимо, поменьше Неро д’Авола, это вылей, это тоже вылей, ну… так себе, первый можно взять для доработки. Попробуй с ним ещё немного поиграть.
        Я, по большому счету, с ним согласна, но немного неприятно, что ему ничего не нравится из того, что я тут намешала.
        - Ты хорошо поработала, молодец. Вот с этими двумя вариантами продолжай работать, а остальное можешь выливать.
        - Хочу, чтобы Фабио всё попробовал.
        - Да, понятно. Смотри, здесь танины чересчур агрессивные, а в этом наоборот их нет и вкус во рту не развивается, начинается и моментально обрывается. Корректируй.
        Он смотрит мои записи, кивает.
        - Так, а это что? Почему не показала?
        - Это я просто для собственного понимания, у нас этого материала нет.
        - Браво, хвалю! Всегда надо интересоваться, пытаться понять, что было бы если. Это расширяет горизонт. Давай, попробую.
        Он пробует и его лицо становится удивлённым.
        - О! Вот это гораздо лучше. Это прямо практически дорабатывать не надо. Для ваших задач отлично бы подошло. Жалко, что нет этого материала, жалко.
        Он хвалит меня, по-отечески легко и ласково треплет по щеке, снова смотрит мои записи и даёт несколько советов, как улучшить результаты.
        - Слушай, Лиза, а Василий разве твой жених?
        Должно быть он видит, как увеличиваются мои глаза, поэтому быстро поднимает руки, как будто сдаётся:
        - Извини-извини, я не должен был спрашивать. Просто мы полгода вместе проработали и мне даже в голову не пришло, а тут…
        Я перебиваю:
        - Да потому что он мне не жених никакой, и между нами вообще ничего не было и быть не могло! С чего ты это взял?
        - Да просто я, наверное, Марко неправильно понял.
        Блин, итальянские мужики хуже баб, честное слово! Вам что, говорить больше не о чем? С чего бы я, например, твоих невест обсуждала? Вообще-то обсуждала… Но, блин, я-то как раз девчонка, и ты сам виноват - закрутил со студенткой на глазах у всего универа! Так, ладно, тихо, успокойся…
        - И что вы с Марко обо мне говорили?
        - Лиза, да мы ничего не говорили. Я просто позавчера сказал, что ездил тебя проведать, а он заметил, что ты должна сейчас быть в Крыму у своего жениха. Я ответил, что ничего не знаю об этом. Вот и весь разговор. Что?
        Да что это за бред! Крым, жених. Что-то я теряю контроль над происходящим…
        - Ничего, извини, - я устало машу рукой, - пью не просыхая, вот и нервы.
        Он смеётся, и я тоже смеюсь - замяли.
        - Лиза, ты молодчина, у тебя отлично получается, я очень рад, правда, честное слово.
        Мы обнимаемся, расцеловываемся и он убегает. Практически тут же появляется Фабио. Он дегустирует все мои бленды и говорит примерно то же, что и Пьерджорджио. Потом спрашивает, где вино номер пять, и я, поколебавшись даю ему попробовать.
        - Лиза, у тебя точно талант! Отлично! Недорогое, но элегантное вино с характером - это то, что нужно твоему отцу!
        А что мне нужно кого-нибудь интересует? У Фабио звонит телефон и он, подмигивая мне, радостно кричит в трубку:
        - Марко! Чао!
        Он слушает, что говорят на другом конце и бодро продолжает:
        - Да, это правда. Мы бы хотели его купить.
        Я делаю страшные глаза и машу руками. Да чтоб вас всех! Что ж вы меня так все пинаете!
        - Да, Лиза здесь. Она с вашим материалом отличное вино наметила.
        Я хватаюсь обеими руками за голову. Да что же ты делаешь, Фабио!
        - Да, Марко, я ей сейчас скажу…
        17. Чудесный вечер с Фабио и Паолой
        - Лиза! Это звонил Марко!
        Серьёзно? Никогда бы не догадалась!
        - Фабио, я же тебя просила!!!
        - Он согласился отдать нам все вина Аугусто! Ты же сама это хотела! Что плохого? Во-первых, он сам мне позвонил, а во-вторых, я объяснил ему насколько нам это важно - это твоё первое собственное вино, сказал, что ты была расстроена его отказом…
        Простота хуже воровства, честное слово. Опять бледнею, краснею и пытаюсь унять разбушевавшееся сердце.
        - Лиза, не упрямься. У вас что-то не заладилось и, наверное, это не моё дело, но Марко неплохой парень, я давно его знаю и отца его знал. И нам сейчас надо сделать вино. Так давай его сделаем!
        Я вздыхаю:
        - Давай сделаем.
        - Ну и молодец. И вот ещё что. Паола приглашает тебя сегодня к нам на ужин. Если ты не против, поедем после работы, а я потом тебя отвезу обратно.
        - Спасибо большое. С удовольствием приеду. Но не хочу, чтобы ты меня потом сорок минут вёз обратно и опять возвращался. Давай я сама - здесь же есть «Фиат» старый, или что там, я на нём и поеду.
        - Нет-нет, успеешь ещё, поездишь. Сегодня я тебя отвезу. У нас будет ещё сестра Паолы с мужем. Небольшой семейный ужин, - говорит Фабио.
        ***
        Закончив работу, мы выезжаем. Дорога займёт минут тридцать-сорок, едем в сторону моря. Уже начинает смеркаться. Скоро станет совсем темно - на юге ночь приходит рано.
        С женой Фабио я познакомилась, когда они вместе приезжали в Москву. Это было сто лет назад, и с тех пор каждый раз, когда я бываю на Сицилии, мы обязательно встречаемся - какой-нибудь общий ужин или что-то в этом роде, но дома у них я не была. Знаю только, что дорога на работу занимает у Фабио около сорока минут.
        Городок Джарре, где живёт Фабио, оказывается, довольно большой. Красивые улочки, собор, барокко, площадь - мы проезжаем через центр. Город спускается к морю, но мы сворачиваем в другую сторону и оказываемся на холме, утыканном виллами.
        - Приехали, - говорит Фабио и останавливается около ворот. Выходим из машины и вдыхаем тёплый густой влажный воздух. Накалившаяся за день земля отдаёт тепло. Я чувствую ароматы цветов, моря и еды - приближается время ужина.
        Фабио открывает калитку и мы заходим во двор. Он небольшой, с вытоптанной травой. Дом довольно скромный, кажется, что построен в конце восьмидесятых.
        - Паола! - кричит Фабио.
        Паола выглядывает из двери.
        - Л-и-и-з-з-а! Чао, белла! - она выбегает нам на встречу, обнимает меня, целует. - Как же я рада! Ох, какая красивая! Сколько мы не виделись? Года два? Поверить не могу, ты уже сама работаешь! Пойдём, пойдём! Она кричит в дом:
        - Франческа, Давиде, Джорджио!
        - Паола, это тебе маленький подарок, - я протягиваю пакет, там большая банка красной икры и белёвская пастила.
        - О-о-о! Лиза! Спасибо! Икра! Пастила! Обожаю, - у неё низкий немного сиплый голос. Она прижимает подарки к груди, показывая, как они ей нравятся и снова обнимает меня. Паола яркая брюнетка, она младше Фабио, ей лет сорок пять. Работает в торговой компании - экспорт оливкового масла или что-то в этом роде. Мне она очень понравилась ещё во время первой встречи - уверенная, образованная, красивая. И у нас сразу возникла взаимная симпатия.
        Мы заходим за дом. На небольшой террасе под матерчатым навесом накрыт стол, зажжены свечи, горят фонари.
        - Фабио, давай, открой бутылку.
        Пока Фабио открывает игристое, я подхожу к невысокой изгороди из кустов и замираю, любуясь невероятным видом. Далеко внизу между складками холмов я вижу горящие огнями улицы, а сразу за ними необъятное море, в котором отражается огромная, почти полная луна. У меня захватывает дух. Подходит Фабио и подаёт холодный бокал:
        - Красиво, да?
        - Ещё как, - я делаю глоток искрящегося вина и крошечные жемчужинки пузырьков наполняют меня радостной лёгкостью.
        Все собираются за столом. Меня знакомят с сыном Фабио и Паолы, её сестрой и мужем сестры. Сына зовут Давиде, он выезжает на инвалидной коляске. Ему около двадцати, он красив и удивительно похож на обоих родителей.
        Паола с сестрой устраивают целый пир.
        - Паола, в этом мире никто не готовит так чудесно, как ты! - говорю я рассматривая угощенье.
        Не то, что съесть, попробовать всё просо невозможно. Здесь и маленькие кильки, распластанные по тарелке, с маслом и травами, аранчини, спагетти ала норма с баклажанами и особенной сицилийской рикоттой, фаршированные каракатицы, огромное блюдо с невероятным количеством запечённой рыбы.
        - Вот только канноли не успела сделать, - говорит Паола, - пришлось купить, но они очень хорошие, лучше, чем мои. Попробуешь.
        За столом царит приятная непринуждённая обстановка. Я смотрю на всех, собравшихся за столом и пытаюсь вспомнить, когда мне было так хорошо в последний раз. Очень давно. Пьём белое вино, весело болтаем.
        - Чем занимаешься? - спрашиваю я у Давиде.
        - Да вот, - хлопает он по своему креслу, - лечусь. Планировал в этом году поступать в университет.
        - В Катании?
        - Нет, хотел ехать в Болонью, но видишь, не получилось.
        - Всё будет хорошо, дорогой, - хлопает его по руке тётя Франческа, - в следующем году обязательно пойдёшь учиться.
        - Если не передумаю, - улыбается Давиде.
        - Что хочешь изучать?
        - Медицину, думал стать хирургом, но теперь надо выбрать что-нибудь сидячее - полгода назад попал в аварию на скутере. Теперь вот осваиваю другой транспорт.
        - Ничего, Давиде, ничего, - говорит Фабио. - Настоящим хирургом будет тот, кто испытает всё на себе.
        - Да уж.
        - Скоро они с Паолой полетят в Рим на операцию к лучшему итальянскому хирургу, так что все будет хорошо.
        В этот момент больше всего на свете мне хочется, чтобы Давиде поправился, чтобы операция прошла успешно, чтобы он поступил в университет и стал врачом.
        - Всё будет отлично, пью за твоё здоровье, Давиде! - я чокаюсь со стоящим перед ним бокалом. - Чин-чин!
        Он улыбается, кивает и тянется за вином.
        - Отличный вечер! Так вкусно! Я никогда так не ела, так здорово, так чудесно! Большое спасибо, что пригласили меня. Мне так неудобно, что Фабио теперь придётся везти меня такую даль. Надо было мне самой ехать за рулём.
        - Это совсем не проблема, - говорит Фабио, - не беспокойся. Для итальянца абсолютно нормально возвращаться домой после ужина полтора часа. Знаешь, ради хорошей еды мы готовы проделать куда большее расстояние.
        Все смеются. Паола стоит за стулом своего мужа, положив руки ему на плечи:
        - Оставайся, у нас есть комната для гостей. Я дам тебе пижаму, зубную щётку, а утром поедешь на работу вместе с Фабио.
        Это неудобно, и я бы лучше поехала к себе, но мне действительно жалко гнать Фабио в такую даль, и я соглашаюсь.
        Франческа с Джорджио уезжают, они живут рядом с Таорминой - это тоже около получаса езды, но в другую сторону. Я помогаю Паоле убрать со стола. Потом она показывает мне мою комнату на втором этаже, под крышей.
        - Маленькая, но тебе же только одну ночь переночевать.
        - Да я живу точно в такой же. Отличная комната. Спасибо, Паола.
        Их дом довольно простой, но очень милый и мне здесь нравится.
        Я спускаюсь в сад, хочу полюбоваться видом перед сном. Пока мы ужинали луна стала маленькой и откатилась куда-то далеко. Я слышу позади себя скрип - это Давиде подъезжает на коляске. На коленях у него откупоренная и заткнутая пробкой бутылка вина.
        - Будешь?
        - Давай, - я беру бутылку. Это Грилло. Сразу вспоминаю дегустацию, которую проводил в Москве Марко. Под сердцем начинает немножко ныть, тянуть… Ночь, звезды, тепло - всё как тогда. Нет, никаких глупых воспоминаний, пожалуйста! Я же запретила себе… Вот мы пьём вино, вот ужинаем в грузинском ресторане, идём по Красной площади, вот мы в лифте, он меня целует, срывает одежду - в памяти непрошенно возникают картинки той ночи - вот мы на кровати… Кажется, что все было так давно… Отпиваю из горлышка, возвращаю бутылку Давиде. Он тоже делает несколько глотков.
        - Знаешь, эта операция… Я не могу дождаться, когда полечу в Рим. А с другой стороны, хочу, чтобы время тянулось подольше и всё это было ещё не скоро.
        Он пьёт из бутылки и передаёт её мне. Я тоже пью.
        - После аварии врачи сказали, что я не смогу ходить.
        Мне грустно и очень его жалко, и я не знаю, как можно подбодрить в такой ситуации. Умный, красивый парень, ещё совсем мальчишка… Я отворачиваюсь, у меня щиплет глаза и я тру их, делая вид, будто что-то попало…
        - Родители к кому меня только не возили. Не поверишь, сколько я прошёл консилиумов, обследований и всего такого. Но прогнозы неутешительные.
        - Но есть же знаменитый римский хирург!
        - Да, он единственный, кто готов меня оперировать. Он сказал, что настроен оптимистично и что сделал несколько подобных операций и почти все были успешными. Не знаю, конечно, правда это или нет, но мне хочется верить, что правда.
        - Он бы не стал врать - это же можно проверить.
        - Да, только вот стоит эта операция очень дорого. У нас столько нет. Не знаю, что бы мы делали. Я не хотел, чтобы родители отдавали все свои деньги. Этого всё равно бы не хватило, к тому же нет никакой гарантии, что операция будет успешной. В общем, мне помог один человек. Марко Леоне.
        - Кто?!
        - Это наш винодел, он очень известный. Я думал, ты его знаешь.
        - Знаю, просто я удивилась. Я бы никогда не подумала, что он на такое способен. Мне казалось, что он всегда думает только о себе.
        - Что ты, он не такой, - Он организовал благотворительный фонд и многим здесь помог. Но он просит никому не рассказывать, что помощь, по сути, идёт от него, не хочет, чтобы его ну… превозносили что ли.
        - Мне кажется я рада, что ты не выполнил эту его просьбу и рассказал…
        Я улыбаюсь.
        - Всё равно все знают. И он ещё договорился с доктором - к нему очередь на несколько лет вперёд, но нас примут гораздо раньше. Такие дела. А ты знаешь, что дом, где ты живёшь, раньше принадлежал дедушке и бабушке Марко?
        - Серьёзно? Нет, не знаю. Похоже я вообще не слишком много знаю.
        - Ну так я тебя буду просвещать. Приезжай чаще!
        Мы ещё некоторое время болтаем и идём спать. Я лежу в мягкой удобной постели и снова, которую ночь подряд думаю о Марко.
        18. Дорожные происшествия
        Время лечит, но оно же и убивает - зализывает раны, но крадёт годы. Боюсь, когда я перестану думать о Марко, буду уже старухой.
        Сегодня воскресенье. Пусто, никого нет, только ленивые собаки. Даже сторож придёт лишь вечером. Жара, звенящая тишина и остановившееся время. Оно не лечит и не убивает, его просто нет. А как бы здорово было пить холодное вино и целый день трахаться … Ого! Это я подумала?
        Я звоню Юльке. Телефон выключен. Вот уж кто, похоже, сегодня не упускает возможности… Ладно…
        Постояв под тёплыми, расслабляющими потоками душа, я подхожу к большому зеркалу, пытаясь разглядеть в запотевшем стекле гадкого утёнка. Ничего не видно. Да я и так знаю, что там - мокрые волосы, прилипшие к щекам, маленькая грудь торчком, узкие бедра, разросшийся и бесхозный кустик волос на лобке…
        Я рассматриваю свой плоский живот и ноги. Ноги, в принципе, ничего, на них мальчишки ещё со школы заглядывались… Да вот только всего этого добра оказывается недостаточно, чтобы удержать такого парня, как…
        Ну опять… А можно о чём-то другом подумать?
        Можно. Подумав о другом, я решаю отправиться в Модику, давно хотела. Это, между прочим, столица сицилийского барокко и шоколада. Поброжу по улочкам, буду заходить в маленькие магазинчики, накуплю какой-нибудь ненужной ерунды и наемся сладкого. В общем, отвлекусь и развеюсь.
        Раздаётся звонок - это Фабио.
        - Чао, Лиза! Что ты там делаешь? Приезжай к нам на обед!
        - Спасибо, Фабио, но сегодня не выйдет. Я еду в Модику.
        - Что ты забыла в Модике? Паола готовит осьминога, в Модике точно такого не будет. Она расстроится если не приедешь.
        Если честно, я бы с удовольствием провела день с семьёй Фабио, но я не хочу быть для них обузой, кем-то, кого надо постоянно развлекать и опекать. Поэтому я говорю:
        - Фабио, дорогой, спасибо огромное, но сегодня, правда, не получится, я уже уехала. Побудь с семьёй у меня все хорошо, не беспокойся.
        - Я и так буду с семьёй, поверь, но ещё и с семьёй! Я спою тебе «Лиза дальи окки блу»! Когда ещё такое услышишь!
        Я смеюсь:
        - Это точно, но давай в другой раз, Фабио. Передавай привет Паоле и Давиде.
        Я сажусь в старенький «Фиат», отданный в моё распоряжение - и двигаю на юг. Мысли возвращаются к последней встрече с Марко. Не понимаю я его, честное слово, он ещё и наорал на меня, будто это я на его глазах занималась сексом с другим человеком…
        Дорога долгая. Любуюсь то скудостью пейзажа, то насыщенным смарагдом лимонных рощ. Жара, солнце в зените, кондиционер молотит на максимальных оборотах. На развилке у заброшенной фермы навигатор предлагает повернуть направо. Я поворачиваю и оказываюсь на узкой разбитой дорожке. Она выглядит заброшенной и пустынной. На сломанном и облезлом щите написано, что этот участок не обслуживается дорожными службами и, судя по всему уже лет десять как. Но навигатор уверенно ведёт именно сюда.
        «Разбитая» очень слабое слово - таких ям и колдобин даже в глухой сибирской деревне не бывает, просто дыры в асфальте, как после бомбёжки. Еду потихоньку, участок небольшой, всего семь километров, авось проскочим. Только успеваю это подумать, сразу бабах!
        Влетаю правым колесом в яму. Я выхожу из машины и печально смотрю на пробитое колесо. Запаски нет. Жара и фатальная безнадёжность. Мерде! Нет, ну надо же! Вряд ли сегодня на этой дороге появится хоть одна машина, так что выпутываться придётся самой.
        Ищу в бардачке документы, вдруг там указан телефон какой-нибудь сервисной службы. В крайнем случае позвоню Фабио. Ищу бумаги и вдруг слышу вдали звук мотора, он приближается. Ну не чудо ли! Мотоцикл! Стою рядом с машиной, размахиваю руками. Хелп!
        Мотоциклист снимает шлем и с интересом смотрит на меня.
        - Привет. Колесо?
        - Да!
        - Запаска есть?
        - Нет, - я вздыхаю и виновато развожу руками.
        - А куда едешь?
        - В Модику.
        Он совсем юный, загорелый, коротко остриженный, черноволосый, черноглазый и симпатичный. Рассматривает меня с интересом.
        - Не представляю, что делать. Ты не знаешь, тут никакого сервиса нет поблизости?
        - Сервис? В воскресенье? На заброшенной дороге? Ты серьёзно? Даже не знаю, что тебе сказать. Как ты вообще здесь оказалась?
        - Навигатор завёл.
        Он с сочувствием улыбается:
        - Слушай, могу тебя подвезти до Модики, а завтра уже можно будет что-то решить с машиной.
        - Да я в Модику просто на прогулку еду, город посмотреть, шоколад попробовать и всё такое. Мне надо вечером возвращаться на Этну. Я там живу. Завтра на работу.
        - На работу? Ты же не местная. Откуда ты?
        - Из России.
        - Русская? Класс! Я тоже русский! - Он расплывается в улыбке.
        - По тебе не скажешь, - я тоже улыбаюсь.
        - Ну, я не такой русский, как ты, просто у меня фамилия Рyссо*. Никола Руссо.
        *(Примечание. «Russo» по-итальянски означает «русский»)
        - Да? Никола Русский? Клёво. Правда, клёво. Я Лиза.
        - Приятно познакомиться, Лиза. И чем же ты занимаешься? Где работаешь? И почему так хорошо говоришь по-итальянски? Училась здесь?
        - Ну да, во Флоренции, на энолога. Вот вино делаю, у моего отца небольшое хозяйство на Этне.
        - Кастелло дей Конти что ли?
        - Точно. Как догадался? Мы же маленькие, нас никто не знает.
        - Я знаю всё, - значительно говорит он и поднимает указательный палец вверх. - Подожди я позвоню.
        Он слезает с мотоцикла, отходит в сторонку и говорит по телефону. Потом возвращается.
        - Лиза, слушай, у меня здесь дядя живёт неподалёку. У его соседа автосервис. Может быть он уговорит его колесо тебе поменять. Работы ведь на полчаса всего. А мы пока поедем в Модику, погуляем, потом я тебя привезу обратно, и ты отправишься домой.
        - А вдруг сосед откажется?
        - Я почти уверен, что дядя его убедит. Он хорошо умеет убеждать.
        - Ладно, буду надеяться. Как же здорово, что ты здесь ехал. Вообще не представляю, что бы делала без тебя. Спасибо огроменное! Но мне не удобно, что ты со мной столько времени потеряешь.
        - Да я тоже в Модику еду. У меня там маленькое дельце - дядя попросил кое-что передать. И всё, потом я полностью в твоём распоряжении до позднего вечера. Мне даже приятно будет. Не переживай. Садись, поехали. Держись крепко и на вот, возьми мой шлем.
        Ехать по этой дороге на мотоцикле - то ещё удовольствие, но это ничего. Я крепко держусь за Николу. Сижу, плотно прижавшись к нему, обхватив его за грудь, других вариантов нет. Мои голые ноги широко расставлены, юбка задрана и бьётся на ветру.
        Горячие струи воздуха продувают тело, рвут футболку и юбку. Я чувствую упругие мышцы на груди Николы, и мне приятно крепко его обнимать. И я даже чувствую облегчение и свободу. Может быть это только иллюзия, кто знает? Увидим.
        Мы выезжаем на шоссе, и скорость становится выше. Ветер! Ветер! Дорога петляет, Никола лихо закладывает виражи, а во мне все замирает, и я понемногу теряю ориентиры - где небо, где земля? Пространство сминается, смешивается, превращается в бессмысленное, нелепое мельтешение.
        Мои руки сцеплены в замок на животе Николы, они уже ничего не чувствуют и я боюсь, что если пальцы разожмутся, то я вылечу с мотоцикла. Я инстинктивно жмусь к Николе и понимаю, от того, насколько мы сейчас близки зависит моя жизнь. Мне кажется, юбка порвётся в клочья, её сорвёт, истреплет и растерзает ветер. Было бы смешно оказаться в незнакомом городе в одних трусах.
        Наконец, мы останавливаемся.
        - Вот это - Дуомо ди Сан-Пьетро, - мы стоим напротив красивого собора, на теневой стороне улицы, и Никола показывает на него рукой, не сходя с мотоцикла, - самый центр города. Хочешь зайти?
        - Ой, подожди немножко, дай в себя прийти, - я кое-как слезаю с его железного коня.
        Ноги дрожат, я смотрю на пару сотен мраморных ступеней, которые ведут к собору и не чувствую в себе решимости взбираться по ним. Опускаюсь на стоящую рядом каменную лавочку. Вокруг города высокие горы, поэтому здесь очень душно и жарко, никакого ветра, нет даже малейшего дуновения. Провожу тыльной стороной ладони по лбу. Лицо влажное, наверняка красное - в шлеме была дикая сауна.
        - Ты как?
        - Хорошо. Но после того, что между нами было ты, как порядочный человек, обязан на мне жениться.
        - Что? - он непонимающе улыбается.
        - Шучу. Просто ты нёсся, как ракета, а я очень крепко тебя обнимала.
        Он смеётся:
        - Это правда, очень крепко, я даже дышать не мог.
        - Пойдём куда-нибудь в холодок, воды попьём, - прошу я.
        - Да, сейчас сходим. Через минуту. Вон видишь, того лысого, сейчас ему отдам посылку и сразу пойдём пить.
        К нам подходит парень, наверное, лет тридцати. Он в свободных спортивных штанах и огромной, не по размеру футболке. На его жилистом теле она смотрится, как парус. Идёт он слегка приплясывающей походкой, будто изображает рэппера, или что-то в этом роде.
        Его руки полностью покрыты татуировками, шея тоже, и даже на морщинистом лице и бритом черепе куча надписей и рисунков. Его воспалённые глаза бегают по мне и я чувствую себя неуютно под обстрелом его взглядов.
        В его фигуре, в том, как он выглядит, как держится и как смотрит я чувствую агрессию и скрытую опасность. Мне он совсем не нравится. Я бы сказала, если отбросить его нелепую одежду, он похож на новосибирского гопника из времён моего детства.
        Никола достаёт из багажника небольшую картонную коробку с надписью «Феретти. Специи для всего мира» и протягивает подошедшему парню. Тот не обращает внимания на коробку и не отрываясь смотрит на меня.
        - А эта? - произносит незнакомец и кивает в мою сторону.
        - Что?
        - Это ты привёз?
        - Да, она со мной приехала.
        - Сколько? Блондинку я тоже беру.
        - Ты больной? Иди, всё что ты заказывал - в этой коробке.
        - Ещё раз назовёшь меня больным, я тебе голову отстрелю, - злобно ощеривается бритоголовый.
        - Ладно-ладно, извини. Девушка - моя подруга. Понял?
        - Теперь моя.
        - Забудь. Мы закончили. Благодарю за покупку.
        Никола говорит спокойно, но я замечаю, как он напрягается и мне становится не по себе. Что это вообще всё значит…
        19. Преимущества жизни на острове
        Лысый делает шаг ко мне и присаживается на корточки, я невольно крепче сжимаю ноги. Ну точно, привет из девяностых.
        - А ты, - цедит он сквозь зубы, - натуральная блондинка?
        Я не понимаю, как реагировать и смотрю на Николу.
        - Не отвечай, - спокойно говорит он. - Это наш постоянный покупатель. Он очень хороший человек, просто со странностями. Сейчас он уйдёт если не захочет объясняться с синьором Коррадо.
        Тот действительно поднимается и неохотно отходит.
        - С синьором? - переспрашивает он и сплёвывает на асфальт.
        После этого он выхватывает коробку из рук Николы и вразвалочку уходит, не говоря больше ни слова.
        - Извини, - говорит Никола с улыбкой. - Я не предполагал, что твоя красота так на него подействует.
        Я замечаю весёлые искорки в глазах Николы и успокаиваюсь.
        - А кто это?
        - Местный городской сумасшедший. Он безобидный, но ведёт себя очень странно. Я помогаю дяде заниматься интернет-магазином, а он наш постоянный заказчик. Иногда дядя просит, чтобы я сам отвёз ему заказ. Это типа особый подход к клиенту.
        - Понятно, - тяну я. - Мне он показался карикатурой на мелкого мафиози.
        - Точно, - смеётся Никола. - Ну пошли, попьём чего-нибудь.
        - Ага, пошли. А вы что, специями торгуете?
        - Да, у дяди большой склад. Он поставляет свой товар в разные страны. У него вообще всё есть. Говори, что хочешь, я тебе привезу.
        Я качаю головой. Не так уж много я готовлю.
        - А этот Коррадо, которым ты испугал сумасшедшего, он кто?
        - Его психиатр. Он тоже наш клиент. Преимущество жизни на острове в том, что здесь все друг друга знают и постоянно встречают.
        - Да ладно, остров-то большущий.
        - Что есть, то есть. А вот это, - говорит Никола, - «Антико Дольчерия Бонайуто», старейшее производство шоколада, можно потом будет посмотреть, как его делают и попробовать. Его там и продают.
        - Ты пробовала сицилийский шоколад? Он особенный, его делают по древним рецептам ацтеков.
        - Пробовала, конечно. Мне очень нравится. Он такой рассыпчатый.
        - Ага, а вон там, за тем зданием, готовят лучшую в мире граниту. Сейчас мы с тобой туда зайдём.
        Мы двигаемся вверх по улице. Холм, в который упирается мой взгляд, весь усыпан белыми домиками. Он возвышается над городом и это выглядит необычно и красиво. Я кручу головой, рассматривая город. Он весь белый, все дома из белого камня, повсюду мрамор. Искривлённые барочные фасады, ажурные пузатые балкончики, головки купидонов, черные подтёки, следы тлена и увядания.
        - Барочный, барочный, - шепчу я, а получается, - порочный, порочный.
        Хороший парень, думаю я про Николу. Он мне нравится. Нет, не в том смысле… просто, как приятель, друг. С ним легко болтать, беззаботно и весело. Мы заходим в бар.
        - Ты какую будешь, дынную или лимонную? - спрашивает Никола.
        - Лимонную. Только мне сразу две. Жарко очень.
        Гранита - знаменитый сицилийский десерт. Его делают, смешивая мелко колотый лёд со сладким фруктовым соком. Вроде ничего особенного, но это так вкусно, что просто обалдеть можно. И в такую жару очень даже освежает.
        - Блаженство! - говорю я и пододвигаю к себе второй бокал.
        Покончив с гранитой, мы идём гулять. Никола всё здесь знает, но живёт где-то недалеко от Катании. Он был в гостях у дяди, и тут я свалилась на его голову. Мы бродим по городу и неожиданно оказываемся там, куда и приехали. Я узнаю собор и мотоцикл Николы, стоящий здесь.
        У него звонит телефон и он отвечает, говорит при мне, но я почти ничего не понимаю.
        - Как вы сицилийцы разговариваете? Я вообще практически ничего не поняла.
        - Ну, у нас свой язык, - говорит он немного озабоченно, дядя другого не признаёт. - Это он звонил, насчёт твоей машины. Там надо не только резину, но и диск менять, он лопнул от удара, и ещё что-то с осью. Короче, работы много и сегодня всё сделать не получится. Так что придётся тебе как-то иначе выбираться отсюда.
        Я огорчённо вздыхаю.
        - Я в принципе могу тебя подбросить, если рискнёшь со мной на такое расстояние ехать, мне как раз в твою сторону надо, но у меня ещё вечером здесь дела, так что это будет поздно. Есть автобус, наверное, до Катании. Сейчас попробую выяснить.
        - Посиди минутку, я сейчас.
        Он отходит к мотоциклу, а я снова сажусь на мраморную лавку. Проверяю телефон и вижу несколько пропущенных от Юльки. Странно, почему это я не слышала? Смотрю на время - а… это я на мотоцикле неслась. Она не дозвонилась и прислала сообщение, завтра утром надо ехать встречать её в аэропорт. Да, машина совсем не вовремя у меня сломалась.
        Смотрю на Николу. Он стоит на краю тротуара и машет рукой. К нему подъезжает мотоцикл, такой же, как у него. Никола обнимается с мотоциклистом. На нём крепкий загорелый молодец в одних шортах и кроссовках. Они смеются, весело перекидываются парой фраз, ударяют по рукам и тот уезжает. Знакомых у Николы, похоже, хватает.
        Тут же около него останавливается чёрный джип с затемнёнными стёклами, так что мне не видно кто сидит внутри. Никола наклоняется, просовываясь в открывшееся окно и разговаривает с водителем, потом подбегает ко мне, выглядит при этом совершенно счастливо.
        - У меня хорошая новость. Видишь эту машину? - он показывает на джип. - Это мой начальник. Ну… почти. Я ещё только на следующей неделе начну у него работать. Но главное, представляешь, он проезжал мимо, увидел меня и остановился поздороваться. Так вот, он тебя довезёт, ему по пути. А с твоей тачкой завтра разберёмся, а потом как-нибудь тебе её доставим.
        - А это удобно?
        - Конечно! Ты что!
        - Твой босс? А чем ты занимаешься? Ты же ничего не рассказал.
        - Буду вином торговать. Завтра всё подробно расскажу, сейчас неудобно просто, он ведь ждёт.
        - Ладно… Слушай, Никола, спасибо. Правда… Большое спасибо. Я очень рада, что встретила тебя.
        - Я тоже рад, Лиза. Я позвоню завтра.
        Мы обнимаемся. Два итальянских поцелуйчика. Он подводит меня к машине и открывает заднюю дверь.
        - Чао, Никола.
        - Чао, Лиза. Позвони, как будешь дома.
        Я чувствую лёгкий холодок. Как-то это странно, сажусь в машину к незнакомцу. Наверно, не стоит так делать. Но сейчас уже вроде поздно отказываться. Что он обо мне подумает? Да и кому я нужна?
        «А ты натуральная блондинка?» - проносится в голове, и что-то я начинаю трусить, но как дурочка, всё равно сажусь на заднее сиденье, пристально вглядываясь в водителя. И тут сердце обрывается. Я его узнаю…
        - Чао, Лиза, - говорит он очень знакомым голосом.
        Это Марко.
        20. Хотя бы поговорили
        Первый порыв - немедленно выскочить из машины. Лицо бледнеет, уши моментально становятся красными, дыхание перехватывает.
        - Подожди, - говорит Марко, читая в моем взгляде отчаяние. Я чувствую, что выгляжу, как мелкий зверёк, попавший в когти к хищнику. Сердце колотится, взгляд блуждает. Подаюсь вперёд:
        - Что? Чего ждать? Останови, я выйду!
        - Подожди, не убегай, давай поговорим.
        Да о чем говорить? Что за мазохизм?
        - Я не хочу говорить!
        Все как будто подёргивается пеленой, в ушах стучит, желудок разрезает острая боль. Ну почему я всегда впадаю в панику? Закрыть глаза, досчитать до десяти, глубоко дышать… Какая чушь!
        - Ладно, если не хочешь говорить, я буду молчать. Поедем молча. Я тебя просто довезу. По-другому всё равно не доберёшься.
        Голос доносится откуда-то издалека, слова смешно и басовито растягиваются, я не здесь, душа отделилась от тела и рассеянно наблюдает за этим нелепым драматическим и до предела замедленным фильмом. Это длится несколько секунд, а потом я делаю глубокий выдох и соединяюсь сама с собой, откидываюсь на спинку и стараюсь спрятать эмоции. Чего мне бояться? Всё худшее уже произошло и ему не удастся сделать мне ещё больнее… Наверное…
        - Ну давай, говори, чего ты хотел.
        - Послушай, я просто хочу извиниться.
        Неужели? Он хочет извиниться? Вот это поворот!
        - Да? За что тебе извиняться?
        Переход от паники к сарказму прошёл быстро. Молодец. Могу со временем стать образцовой стервой.
        - Ну, за то, что накричал на тебя тогда… Ну, когда мы тут встретились на днях… В общем, прости, я не должен был так себя вести…
        - Да-а-а? За это ты хотел попросить прощения?
        - Ну да…
        - Попросил?
        - Да.
        - Ну отлично. Прощаю, забудь. Считай, что ничего не было.
        Повисает пауза. Марко явно ждал, что разговор пойдёт иначе, поэтому он озадачен.
        - Хорошо… ну, то есть спасибо.
        Прикусываю язык, чтобы не сказать «пожалуйста», мы же не в детском саду. Идиотский получается разговор. Мне неуютно, некомфортно. И мне не нравится мой тон - я ведь совсем не такая. Всё не нравится. Скорей бы прошло время. Надо молчать, ничего не говорить. Но Марко, кажется, не хочет оставить меня в покое:
        - Нет, я всё понимаю, правда. Ты красивая, привлекательная девушка, очень интересная, умная…
        Я сдвигаю брови - что происходит? Может у него биполярное расстройство?
        - Ты что, псих?
        - Нет, я действительно так думаю. Ты мне ничего не обещала, не давала никаких обязательств. Мы взрослые люди, у каждого из нас своя жизнь, так что всё в порядке. Мне было очень здорово с тобой, так что без претензий. Давай сохраним если не дружбу, то хотя бы нормальные деловые отношения.
        Без претензий? Я что-то ничего уже не понимаю… Хмурюсь, тупо смотрю в подголовник перед собой. Это что какая-то иезуитская шутка?
        - Ну что, договорились? Мир?
        Я ничего не отвечаю и пытаюсь разглядеть его лицо в зеркале. Что здесь происходит? Видимо, он полагает, что я соглашаюсь на мир, потому что продолжает говорить, причём уже более расслаблено.
        - А Василий тоже приедет сюда?
        Сейчас, кажется, моя голова взорвётся.
        - А что ему здесь делать? Нет, с чего бы?
        Марко выглядит немного озадаченным.
        - Значит ты скоро уедешь?
        - Да нет, не планирую пока, ближайшие месяцы буду здесь.
        - А когда намечена свадьба?
        - Какая свадьба? - я уже взведена до предела. - Что вообще здесь творится?
        Марко тоже начинает терять терпение:
        - Слушай, я же извинился! Что ты из меня дурака делаешь? Я спрашиваю про твою свадьбу с Василием. Я знаю, что он твой жених!
        - Что?! Жених?! Вася?! Да я его знать не знаю! Жених нашёлся! Ты, наверное, рехнулся! Как тебе это в голову пришло вообще?
        - Да что ты за человек такой, Лиза? Для тебя что, люди ничего не значат? Вчера жених, сегодня знать не знаю! Как так можно вообще?! Спишь со мной, а сама готовишься к свадьбе. Теперь отпираешься! Уже передумала, нашла кого-то получше? Николу что ли?
        Нет, я не могу поверить, что слышу это. Меня накрывает гигантской черной волной, я задыхаюсь, ничего не понимаю, не вижу, не осязаю.
        - А-а-а-а! Останови! Останови машину! Останови, блядь, эту блядскую машину!!!! - я ору, из глаз льются слезы, стучу кулаками по сиденью, по двери, по стеклу, дёргаю ручку. - Останови, не то я на ходу выпрыгну!!!
        Он останавливается на обочине, и я выскакиваю в раскалённый ад, в пекло, в непригодный для дыхания воздух. Меня душат слезы, я скрючиваюсь, опускаюсь на зловонный асфальт и рыдаю во весь голос. Марко стоит рядом, испуганно смотрит на меня, озирается по сторонам, не знает, что со мной делать.
        - Ты это хотел со мной сделать? - заикаясь выкрикиваю я. - Это?! Пиздуй отсюда! Если я такая блядь безнравственная, что ты прилепился ко мне?! Отстань от меня! Что тебе от меня надо! Оставь меня в покое!
        Меня несёт, я ничего не вижу, не слышу, не понимаю. Я чувствую только обиду, горечь и невыносимую боль. Он робко кладёт мне руку на плечо, я её сбрасываю, встаю на ноги, со всех сил толкаю его и, ничего не различая бегу от машины по грубой земле, вывернутым валунам, сухой траве. Запинаюсь, падаю и остаюсь лежать в горячей пыли, политой кровью и слезами. Мне больно, я хочу умереть, провалиться, исчезнуть.
        Слышу своё имя, взволнованный и растерянный голос Марко. Он подбегает ко мне, пытается перевернуть, но я не даюсь, упираюсь и плачу.
        - Лиза, Лиза… Ну что ты, ну прости, прости… Я идиот! Я ненормальный! Кретин! Ведь я совсем не хотел этого! Лиза! Прошу тебя, Лиза!
        Он снова кладёт руку мне на плечо, и я уже не сопротивляюсь. У меня нет сил, колени и ладони разодраны, слезы, сопли, во рту земля…
        - Лиза, прости меня… Он сам мне сказал, что ты его невеста. Я ведь звонил тебе тогда, ну… - он на секунду останавливается, подыскивая слова, - когда пришёл к вам на ужин. Тебя всё не было и не было, я позвонил, ты не ответила. Я звонил снова и снова. Наконец, трубку взял Василий. Я тогда чуть не умер. Спросил тебя, а он ответил, что ты в душе. Я растерялся, говорю, а правда, что Лиза твоя невеста? А он ответил, правда… сказал, что у вас скоро свадьба.
        Я на миг даже забываю о своих страданиях:
        - А с чего ты вдруг это спросил? Как тебе это в голову пришло? Что за бред вообще?
        - Так мне Инга всё рассказала. Не жди, говорит, её - она у Васи, своего жениха.
        Инга, какая же ты подлая сука!
        - А я, говорит, рядом, вот я, прямо перед тобой… У меня все в глазах потемнело - гнев, обида. Нет, правда, не хотел говорить, но меня это очень расстроило. Я выпил почти целую бутылку граппы… Но боль не проходила… А этот секс… ну… с Ингой… я… понимаешь, я ничего не чувствовал, она сама всё сделала, это был вообще не я. Я просто помутился рассудком.
        Я сажусь. В сердце пустота. Видела я, как она сама… Инга, какая же ты сука…
        - А я пришла к Васе за образцами для Аурелли, они у него дома были, заехала после выставки, мне было по пути. Он накинулся на меня, попытался изнасиловать. Я вырвалась и убежала. Сумка, деньги, телефон - всё осталось у него в квартире. Я просто выбежала и всё. Шла сначала пешком, потом села на электричку, на станции ещё проторчала. Позвонить не могла, да и ответить на твои звонки тоже. Пришла домой поздно, думала, что тебя уже не застану…
        Я поднимаюсь на ноги. Пусто, безразлично, тоскливо и очень жалко себя. Иду к машине, на Марко я не смотрю. Не хочу на него смотреть. Идти тяжело - болят разбитые колени. Он меня догоняет и подхватывает на руки. Я не сопротивляюсь, но ничего не чувствую и отворачиваю от него лицо. Он говорит, что сейчас промоет мои ссадины, ещё что-то. Но я не слушаю, не обращаю внимания. Я будто заморозилась, окаменела.
        Едем молча. Печаль и ледяной покой. Он постоянно смотрит в зеркало, пытается поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь. Я смотрю на Этну, которая сначала появляется впереди, а теперь остаётся слева от нас. Сегодня она не в духе, дым плотный, густой, темно-серый, и на фоне багрового закатного неба он выглядит зловеще. Кровь и пепел… Всё как в моем сердце… Чувствуешь, да? Чувствуешь, что у меня внутри? Я мысленно обращаюсь к вулкану и вдруг ясно осознаю нашу незримую связь и вздрагиваю от мысли, что он может догадаться - я украдкой бросаю взгляд на Марко - он может узнать, что я умею управлять Этной…
        Мы подъезжаем к кантине. Перед тем как выйти, я спокойно и без эмоций говорю:
        - Ты решил, что я тебя обманула. Понимаю. Хотя не совсем. Ведь ты же знал, что был у меня первым. И какой тогда жених? Может ты, конечно, подумал, что я перед свадьбой решила вкусить запретных плодов или ещё что-то такое… Глупо, но в, принципе, как-то можно объяснить с натяжками. Ладно, допустим. Но что ж ты как баба сразу начал мне мстить с первой попавшейся сукой? Вот это объяснить вряд ли получится… Ладно… Спасибо, что подвёз. Хотя бы поговорили.
        Я выхожу из машины и медленно ковыляю к дому.
        - Лиза! - раздаётся за моей спиной.
        Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь. Я жду, что он скажет, но в этот момент небо рассекает разряд молнии и раздаётся оглушающий грохот, а следом за ним с неба обрушиваются потоки воды. Даже если Марко что-то говорит, я его не слышу. Хотя, что тут скажешь…
        21. Да здравствует Юлька!
        Аэропорт Катании современный, но небольшой и поэтому летом здесь всегда шумно, суетно, не протолкнуться. Но сегодня творится что-то несусветное - всё утро бушевал страшный ливень и ураган, начавшийся ещё с ночи. Задержали много рейсов, так что за полдня скопилось невероятное количество людей.
        Я стою среди встречающих, напротив раздвигающихся стеклянных дверей. Но постепенно меня отжимают дальше от выхода. Прямо передо мной встаёт крупный парень, потом ещё один. Ну привет. Я сдаюсь, отхожу в сторону, наблюдаю за выходом с приличного расстояния. Здесь свободнее, надеюсь Юльку не пропущу, замечу.
        Фабио одолжил мне свою машину, чтобы я смогла съездить в аэропорт. Никола уже звонил, сказал, что с колесом все в порядке и завтра он сам привезёт мне мой «Фиат». Хороший он парень, повезло, что оказался на той дороге.
        Стою, жду, когда выйдет подруга, а из головы не идёт вчерашний день. Холодная пустота в груди никуда не исчезла. Снова и снова прокручиваю в голове разговор с Марко. Наверное, хорошо, что мы поговорили, но легче от этого не стало. Пожалуй, будет лучше всё же уехать отсюда. Отец поймёт - объясню в чём дело, уеду в Москву. Там жизнь, а здесь, кроме Марко ничего нет, куда не глянь везде он. Мой взгляд соскальзывает со стеклянных дверей пассажирского выхода, рассеянно блуждает по залу и останавливается на несуществующей точке где-то между мной и пассажирским выходом.
        Я стою, как каменная статуя или хрустальная скала, а вокруг меня текут шумные человеческие потоки, идут люди с чемоданами, рюкзаками и сумками. Они улыбаются, радуются, целуются, жестикулируют, кричат, а я неподвижно стою в длинной юбке, скрывающей заклеенные пластырем колени. Лицо опухшее, глаза красные, нос тоже.
        - У тебя что, аллергия?
        Я вздрагиваю, стряхиваю оцепенение и широко улыбаюсь:
        - Котя! Как ты вышла? Я тебя не заметила!
        - Да?! А я тебе махала, прямо на тебя шла. Ну ты даёшь! У тебя ничего не случилось?
        - Да нет, норм. Как долетела?
        Мы обнимаемся, целуемся и становимся такими же, как люди вокруг нас.
        - Какая ж ты, Юлька, красавица! - я восхищённо осматриваю её с головы до ног. Стройная, симпатичная, короткие вьющиеся светлые волосы, тёмные глаза, обтягивающая маечка, короткая юбка, длинные загорелые ноги, белые кроссовки.
        - Сто лет тебя не видела… Ой, ты сиськи сделала?
        - Лиз, ты чё такая дура? Это все моё! Натурэль!
        - Ну все, берегись, Сицилия, - я смеюсь. - Пойдём, нам туда.
        Не успеваем сделать и пару шагов, как слышу:
        - Лиза! Чао!
        Поворачиваю голову - это Пьерджорджио.
        - Пьерджорджио! Привет! Ты откуда или куда?
        - Вот, только что прилетел из Рима.
        - Значит летел вместе с моей подругой. Это Юлия, знакомься.
        - Да, точно, я её ещё там заметил.
        Я перевожу, Юлька смотрит на Пьерджорджио с улыбкой Лолиты. Тот не сводит с неё глаз.
        - Юль, да не старайся ты, у него жена и куча детей.
        Она делает разочарованное лицо.
        - Что ты ей сказала?
        - Правду, только правду.
        - Злая девчонка!
        Мы шутим, смеёмся.
        - Пьерджорджио, тебя подвезти?
        - Не нужно, спасибо, меня встречают.
        - Ладно, тогда надеюсь, скоро увидимся.
        - Да, обязательно! Я к тебе загляну. Кстати, я приглашаю вас с подругой на день рождения. В ближайшую субботу зову своих лучших друзей. Ничего особенного, просто ужин в рыбацком ресторане у моего старого товарища.
        - Вот это да! У тебя день рождения! Обязательно приедем!
        - Надеюсь! Это прямо на берегу, рядом с отелем «Минарето», там красивый вид на Сиракузы, через бухту. Знаешь где? Я тебе пришлю адрес!
        Мы ещё немного болтаем и разъезжаемся.
        На Котю мои владения производят огромное впечатление.
        - Лизок! Ну ты просто хозяйка медной горы! Это все твоё? И ты всем этим управляешь? Ты невероятно крутая! Я ничего более крутого в своей жизни не видела! Нет, правда!
        - Да не моё это, папино. И я не управляющий, а энолог.
        - Папино значит твоё тоже! Вот это да! А это твой дом? Вот эта вилла. Ты тут живёшь?
        - Ну да, ты теперь тоже здесь живёшь, заходи!
        Юльке всё нравится - гостиная, библиотека, комната для гостей - она в восторге.
        - Хорошо, что я к тебе приехала. А до моря далеко?
        - Далековато.
        - Но мы же съездим, правда?
        - Конечно съездим. Ты когда уезжаешь?
        - Через десять дней. Быстро от меня не отделаешься. Сфоткай меня на террасе, на фоне долины. И мне ещё надо будет вон там, и там, и там фоточки сделать для «инсты». Придётся тебе моим фотографом поработать. Так, тихо, сейчас помолчи, я несколько видосов для сторис запишу.
        Я наливаю в бокалы охлаждённую Франчакорту и жду, когда Юлька закончит свои инстаграмные дела.
        - Всё-таки у меня почти пятнадцать тысяч подписчиков, - говорит она, хватая свой бокал. - Проголодалась. Есть что проглотить? Или поедем куда-нибудь?
        - Нет, сегодня дома посидим. У меня машина сломалась, я брала у Фабио, чтоб в аэропорт съездить, а ему скоро уезжать, так что поужинаем дома. Экскурсию по хозяйству тоже завтра тебе сделаю. И в Катанию завтра поедем. Мне машину утром привезут и сразу поедем.
        - Ладно, дома даже лучше, побудем вдвоём, расскажешь мне почему ты как туча. Дай полотенце, пойду в душ по-быстрому, а потом тебе помогу.
        - Да помогать не надо, все уже готово. Беги. Чистые полотенца в ванной рядом с твоей комнатой, выбирай любое. Шампунь, мыло, зубная паста - всё там, бери что нужно.
        Я иду на кухню. У меня есть капоната, ветчина, сыр, оливки, хлеб. Ставлю всё на стол, жду Юльку, пью Франчакорту. В груди немного теплеет по мере того, как по телу разливается вино. А говорят, что в алкоголе не стоит искать спасение. Вроде помогает. Появляется Котя, с мокрыми волосами, босая, в узеньких трусиках и тонкой короткой футболке, практически ничего не скрывающей. Я невольно любуюсь её красотой.
        - Юль, ну ты просто секс-бомба. Сколько парней погубила?
        - Да брось ты. Думаешь они этого не заслуживали? Здесь наливают вообще-то?
        - Наливают и без ограничений, - я протягиваю ей бокал, - давай за встречу.
        - Будем.
        Едим, пьём, хмелеем. Отпускает, мне становится хорошо.
        - Это что за вино такое классное?
        - Да пей, потом узнаешь.
        - Сицилийское?
        - Да, какое ж ещё? А что ты ничего не рассказываешь? Как дела-то в глобальном смысле?
        - Так я тебе уже все рассказала. Закончила, получила диплом, остаюсь в Праге, с визой есть определенные нюансы, поэтому зарегистрировала предприятие, ищу работу, родители пока помогают, постоянного сексуального партнёра на данный момент не имею. Всё! Слушай, пошли на диван, а то на твоих стульях невозможно долго сидеть, зад уже заболел и ляжки прилипают.
        - Не думай, что так просто отделаешься, мне нужны все подробности!
        - Ладно, расскажу.
        Мы перетаскиваем сыр, оливки, хлеб, вино, воду в гостиную и ставим на журнальный столик.
        - Как же здорово, что ты приехала! Какая я счастливая! Оставайся подольше, не уезжай так скоро, тебе здесь понравится.
        - Понравится?! Я уже обожаю это место! Давай, включи музыку. Вот эта штуковина по блютузу работает? Это же колонка, да? Сейчас, сама попробую…
        Она крутится вокруг алюминиевого конуса, нажимает на кнопки, включает что-то в телефоне. Раздаётся глубокий красивый звук - соединение установлено.
        - Класс! А вот это ты помнишь?
        Я слышу первые ноты и сердце взволнованно подпрыгивает. Это Ковакс, «Май Лав». Мы обожали эту песню и исполнительницу, ездили в Голландию на концерт, слушали день и ночь в телефонах. Я тогда на первом курсе училась… Накатывают воспоминания…
        Теперь эта песня звучит иначе. Мелодия и низкий будоражащий голос будят воображение и проникают под кожу, глубоко внутрь, под самое сердце и заставляют тело вибрировать. Слова проецируются на то, что сейчас происходит в моей жизни и пронзают, рвут грудь, но, в то же время, ласкают и обволакивают туманом. Блеск и тлен…
        Юлька начинает танцевать. Я вижу её сладких, янтарных лучах заходящего солнца, в подступающих сумерках. Жестами она зовёт меня. Я делаю большой глоток вина и медленно подхожу, провожу обеими руками по своему лицу, по лбу, откидывая и приглаживая волосы. Руки скользят по затылку, по шее, по груди, по животу и одним движением сбрасываю уродливую длинную юбку. Юлька изгибается от беззвучного смеха.
        Я чувствую мелодию внутри себя и начинаю двигаться в такт. Я танцую чувственно, расслабленно, отдаваясь ритму, впадая в полуобморочный транс. Всё растворяется в волшебной музыке, движения становятся её частью, и я сама становлюсь её частью. Я, дом, красивая мебель, тающая в серой мгле, дрожащая медовая Юлька, вино, красивые бокалы, весь этот декаданс, пепел к пеплу, прах к праху и волнующий голос Ковакс - это всё музыка, невероятная гениальная музыка.
        Это длится неопределённо долго, но песня всё-таки заканчивается и с последним аккордом магия исчезает, оставляя тонкое послевкусие сладкой боли. Я останавливаюсь. Юлька заливисто смеётся:
        - Да, Лиза, да! Как в старые времена, только намного лучше!
        Мы падаем на диван и пьём.
        - Крутая вечеринка. Ладно, давай теперь рассказывай всё как есть.
        - В смысле, что рассказывать?
        - Лиз, не морочь голову, я же вижу, что у тебя что-то не так. Давай, выкладывай.
        И я выкладываю. Я рассказываю про бассейн, про Марко, про Крюкова, про Ингу, про Фабио, про Николу, снова про Марко. Рассказываю всё, что разрывает моё сердце и наполняет горечью каждый день. По моим щекам текут горячие слезы, они капают на мои голые бедра и прожигают дыры, которым не суждено затянуться. Кажется, я уже совсем пьяная. Жалкая… Несчастная…
        - Бедная ты моя, бедная, - Юлька обнимает меня одной рукой и притягивает к себе. Я податливо наклоняюсь к ней. Другой рукой она гладит меня по плечу и по спине, шепчет что-то ласковое и тихое. Я утыкаюсь ей в шею и лью слёзы, точно так же, как тогда, в девятом классе.
        22. К истокам моих страданий
        Тогда в мае мы поехали к Коте на дачу, отмечать её день рождения. В школе её все так звали. Нас было пятеро - я, Юлька, Верка Трошина, Женька Попов и Сашка Зайцев. А там весна, пробуждение, взросление, томление, ожидание и любовь, растворенная в воздухе. Тот воздух, тот аромат я помню до сих пор…
        Мальчишки жарили шашлык, мы делали салат - «пионерская» классика. Была какая-то шипучка, грузинское вино и коньяк. Все быстро опьянели, орали песни, танцевали, курили и смачно матерились.
        Верка с Женькой были парой, а мы втроём вроде как просто друзья. Но мне Сашка очень нравился, и я ему нравилась, я это знала. Мы никогда об этом с ним не говорили, но незадолго до поездки он меня поцеловал на школьной дискотеке. И оба мы, да и все остальные понимали, что сегодня у нас что-то определится. Может быть даже будет секс. Мне было страшно, но Верка с Женькой давно уже трахались и никого это не шокировало и не пугало, а наоборот вызывало зависть.
        На даче я должна была спать в одной комнате с Юлькой, Верке с Женькой досталась спальня, а Сашке - диван в гостиной. Но тут, понятное дело, могли быть варианты, в зависимости от того, какой бы получился расклад. В общем, я сказала, что мне пора и ушла первой. Минут через десять пришёл Сашка. А я эти десять минут места себе не находила, испытывала волнение и даже страх, представляя, как всё будет.
        Помню страшную неловкость. Он зашёл и молча выключил свет. Я спросила зачем, но он ничего не ответил, подошёл и поцеловал, засунул мне в рот свой язык. Он начал меня мять, неуклюже расстёгивать, стягивать одежду, больно сжимать грудь. От этих медвежьих ласк я чуть не лишилась чувств. Мне стало так страшно, что я вся задеревенела думала только, хоть бы он ушёл.
        Хорошо помню себя с плотно сжатыми ногами и Сашку, пытающегося разжать, развести мои ноги, вклиниться между ними. Помню и дикий ужас, и звон в ушах. И ещё помню, как заорала, а он с перепугу зажал мне рот подушкой. Идиот. Как только не задушил. От этого мне стало ещё страшнее… В общем, опыт так себе. Он долго держал меня, пока я немного не успокоилась.
        Потом уже вся в соплях и слезах я ему говорила:
        - Саша, пожалуйста, не надо так, я так не хочу…
        - Ты что, не чувствуешь, как я к тебе отношусь? - не понимал он.
        - Я тоже к тебе очень хорошо отношусь, но я не готова, прости меня…
        И я снова рыдала, а если он делал хоть одно движение в моём направлении, отшатывалась от него и вжималась в стену.
        - Значит я тебе безразличен?
        - Нет, конечно, ты что!
        Ну и все в таком духе. В итоге он психанул и выскочил, хлопнув дверью, а я лежала, не могла уснуть, не понимала, что делать, да и надо ли вообще что-то делать. Всё стихло, а Юлька не приходила. Тогда я встала, накинула её халат и пошла посмотреть, где кто. Вошла в тёмную гостиную, нашарила выключатель и включила свет.
        - Лизка, блядь, выключи свет!
        Сначала я услышала Юлькин голос, а потом уже поняла, что вижу её и Сашку полуголых в обнимку лежащих на диване. Я вернулась в комнату, села на постель и обхватила руками коленки. Была только боль, горечь и беззвучные рыдания. Скоро пришла Юлька, села ко мне на кровать.
        - Лиз…
        Я не ответила, только затряслась от слёз.
        - Лизок, миленькая моя, ты что, плачешь? Лизанька, скажи что-нибудь, Лиза, пожалуйста…
        Она опустилась на колени перед кроватью и стала гладить меня поверх одеяла по голове, по плечам.
        - Лиза, Лизанька, ну что ты, ты из-за Зайцева? Ты же сама его прогнала, сказала, что не любишь.
        - Я такого не говорила! Не говорила!
        Я подняла голову и увидела лицо Юльки прямо перед собой, очень близко. По её щекам тоже текли слёзы.
        - Лиза, прости меня, прости суку, я не поняла, я бы никогда… я не знала, Лиз, прости-и-и-и…
        И она разрыдалась. И я разрыдалась. Она села на кровать, и мы рыдали обнявшись, глупые, несчастные. Она гладила меня по волосам и по спине, а я уткнувшись в её шею лила и лила слёзы, целые солёные реки.
        С Зайцевым, разумеется, всё было кончено, а я с тех пор боялась даже думать о сексе. Не могу сказать, что у меня было много с Юлькой мы ни разу с тех пор не говорили об этом, но я всегда помнила о той ночи, и она, наверное тоже. Мы остались подругами и были не разлей вода. Я думаю, что после смерти мамы у меня и не было никого ближе Юльки.
        .
        Я отталкиваю её и даже как будто немного трезвею.
        - Что? Что ты меня толкаешь, неблагодарная?
        - А ты не помнишь!? Ну почему со мной каждый раз такая ерунда! Мы уже сидели так в обнимочку, когда ты трахнула моего парня, забыла? Разбила мне сердце, можно сказать!
        Она смеётся:
        - Ты мне спасибо за это должна сказать. Знаешь, чем сейчас твой Зайцев занимается? Работает водителем в городской администрации.
        - Ну видишь, большой человек, в администрации работает!
        И мы обе весело, пьяно и счастливо хохочем.
        - Мы, кстати, тогда не трахались, просто обжимались.
        - Не ври!
        - Правда…
        - А что ж ты мне раньше не сказала?
        - Не знаю… не сказала и всё…
        Мы замолкаем, вспоминаем каждая своё. Потом я говорю:
        - Ладно, Юлька, пошли спать.
        - Пошли
        - Только пообещай, что с Марко трахаться не будешь, и даже обжиматься, что бы не случилось.
        - Обещаю, - покорно кивает она головой, - Лизка!
        - Что?
        - Как же я тебя люблю!
        - И я тебя!
        ***
        Просыпаюсь я от телефонного звонка, это сторож:
        - Лиза, доброе утро, здесь Никола Руссо, он привёз машину.
        - Спасибо, Тони, отправь его к дому, пожалуйста.
        Вскакиваю. Опухшая, всклокоченная, как баба яга.
        - Юля, - кричу на весь дом, - вставай скорей!
        Натягиваю шорты, футболку, заскакиваю в ванную, хотя бы успеть пригладить волосы да умыть лицо. Раздаётся стук в дверь. Быстрый он. Бегу открывать.
        - Привет, Никола!
        - Привет, Лиза… я не вовремя?
        - Нет-нет, что ты, я просто проспала, проходи, не стой. У тебя есть пять минут? Подожди, пожалуйста, я сделаю тебе кофе и по-быстрому приведу себя в порядок. Подруга приехала, давно не виделись, вот засиделись вчера.
        - Да всё нормально, не волнуйся, я никуда не спешу. Кофе потом выпьем. Я могу попозже зайти.
        - Да куда ж ты здесь пойдёшь? Посиди пока, ладно? Я скоро.
        Я быстро собираю остатки вчерашнего пиршества со стола, уношу на кухню, бегу в душ. Кричу на ходу:
        - Юль, ты встала? Давай, поднимайся.
        Через пятнадцать минут, приняв душ, более-менее похожая на человека я выхожу в гостиную, там Никола и Юлька. Она только из постели, растрёпанная, но улыбчивая, на ней короткий халат. Они разговаривают по-английски. Никола говорит не очень хорошо, примерно как я, а Котя молодец, практически англичанка.
        - Ты что ж меня не предупредила, что у нас гости? Я тут выхожу голая почти что, а здесь Коля. Ну ты даёшь…
        - Он уже знает, что он Коля?
        - Коля, Коля - это я, - радостно кивает Никола.
        - Ну как ты говоришь! Ты же не Кока-Кола, ты - Ко-о-о-ля-я-я, - наставляет Юлька. - Ладно, никуда не уходите, я скоро.
        23. Малиновые реки
        Она идёт к себе, а я веду Николу на кухню и варю кофе. Юлька присоединяется к нам на удивление быстро. Мы пьём кофе и едем в Катанию. Во-первых, надо отвезти Николу, ведь он приехал на моей машине и теперь его надо вывезти из нашей глуши, а во-вторых, мы решаем хорошенько обследовать город.
        - Сначала заедем на рынок, там здорово, вам понравится. Потом покажу вам лучшие в мире канноли.
        - Это же рыбный рынок, да? - спрашивает Юлька.
        - Да, но не только, там и овощи и фрукты.
        - Мы будем рыбу покупать?
        - Нет, не будем, просто посмотрим. И мне там забрать кое-что надо.
        - Ладно, посмотрим, - соглашается Юлька с сомнением в голосе, - а ты что, рыбак?
        - Я? Нет, - смеётся Никола. - Я виноторговец. Между прочим, через несколько дней я начну работать у Марко Леоне. Так что буду здесь, неподалёку от вас, сможем видеться часто.
        - Это не тот самый Марко? - спрашивает Юлька у меня.
        Я киваю, и она слегка пожимает плечами. Здесь все о нём напоминает… Настроение падает… Мы замолкаем.
        - Что? Вы расстроились, что будем часто видеться?
        Я улыбаюсь и перевожу Юльке.
        - Коля, это как раз единственное, что примиряет нас с действительностью. Давай, показывай свою рыбу.
        .
        Рынок производит впечатление. Он не очень большой, но такого разнообразия рыб, рыбищ, рыбёшек, рачков, ракушек, креветок и прочей морской живности я никогда не видела. Все они, разложенные на ледяных прилавках, искрятся и излучают волшебное сияние. Красные полотняные зонты и навесы делают лица продавцов пунцовыми. Некоторые из них что-то громко выкрикивают.
        - А чего это они орут? Типа камбала-бычки?
        - Нет, Юль, они кричат, что ты ослепляешь их своей красотой.
        Мы идём за Николой и попадаем внутрь павильона, здесь прохладно.
        - Это мой дядя Марио. У него самая свежая и лучшая рыба на всей Сицилии. Я сейчас живу у него неподалёку от Катаньи. Потом, конечно, что-то себе подыщу, но пока не начал работать он меня приютил.
        - У тебя в каждом городе по дяде?
        Он смеётся.
        Мы знакомимся и расцеловываемся с дядей Николы. Ему за пятьдесят, он приветливый и весёлый.
        - Сейчас дам вам что-то попробовать. Вот, смотрите, невероятно вкусно! Просто фантастика!
        Он достаёт из пенопластового бокса несколько креветок и протягивает нам.
        - Ешьте!
        Мы с Николой сразу угощаемся.
        - Сырые? - брезгливо спрашивает Юлька.
        - Да ты попробуй, это правда очень вкусно!
        - А паразиты?
        - Да ну тебя, какие ещё паразиты!
        - Почему она не ест? - удивлённо спрашивает Марио. Никола тоже смотрит на Котю с недоумением.
        - Ну знаете, это вы люди моря, а мы люди земли, у нас другие привычки, - улыбаюсь я.
        - Но ты же ешь…
        - И она сейчас съест. Ну-ка засовывай в рот креветку быстро.
        Юлька опасливо смотрит на меня, на креветку, на Марио с Николой и, оторвав голову, как показывает ей Никола, нерешительно откусывает кусочек нежной розовой плоти. Она жмурится, жуёт, заставляет себя проглотить. Потом открывает глаза. У неё вид такой, будто ничего более мерзкого ей пробовать не приходилось. Она обводит нас взглядом, потом кивает и говорит:
        - Вкусно…
        - Что, что она сказала?
        - Вкусно!
        - Но вы все теперь мне должны, - добавляет Юлька.
        Я перевожу и все начинают хохотать. Марио хлопает её по плечу:
        - Молодец! Приходите к нам в ресторан, я приглашаю.
        - О, у вас ещё и ресторан есть?
        - Да, у дяди отличный рыбный ресторан. Он не в центре, но там всегда много людей и очень вкусно, всё свежайшее. Мы с вами обязательно съездим.
        Мы ещё немного болтаем, Никола забирает у дяди свёрток, и мы идём гулять по Катании. Я даже практически не вспоминаю о Марко и чувствую себя почти счастливой.
        - А что за тема с этими цветочными горшками? Они тут на каждом углу. Странно как-то…Почему голова негра? - спрашивает Юлька.
        - Ну, Юлия, знаешь, это история про любовь и ревность.
        - Давай, рассказывай, не интригуй.
        - Эта традиция уходит далеко в прошлое, во времена мавританского владычества.
        - Ты прям как экскурсовод в Эрмитаже! Во времена мавританского владычества! Давай к сути.
        - Ну, в общем, одна сицилийка выращивала красивые цветы на балконе. И как-то она поливала их, а по улице шёл мавр, и на него попала вода. Он посмотрел вверх и увидел красивую девушку. Так они и познакомились. Одним словом, она не устояла перед его сладкими речами и уступила.
        - Дала то есть?
        - Как я ему переведу «дала»?
        - Да ладно, не тушуйся. Скопаре? Си?* - Юлька говорит громко и прохожие недоуменно оборачиваются в нашу сторону.
        *(Примечание. Scopare - неприличное выражение, означает заниматься сексом)
        Коля смеётся:
        - Да, они стали жить вместе.
        - То есть у вас здесь уже тогда были толерантность и мультикультурализм, да?
        - Ну, мавры завоевали Сицилию, что было делать?
        - Понятно. По принуждению, значит. Продолжай.
        - Ну и вот. Живут они, живут, все хорошо, любовь и согласие. Но тут девушка узнает, что у её мавра в Мавритании есть жена и дети. А он туда мотается постоянно.
        - Подлец!
        - И вот, он приходит к ней, ни о чем не подозревает, всё как обычно - ужин, вино, секс. Расслабился, уснул. Она тихонько встаёт, берёт нож и отрезает ему голову.
        - Ого!
        - Да. Горячая сицилийская девушка. Ну и всё. Конец истории.
        - А вазы причём?
        - Не догадалась? Она вынесла голову на балкон и стала использовать как вазу. Посадила в неё цветы, и они были так прекрасны и благоуханны, что в округе все женщины умирали от зависти. А поскольку мавры были у власти и массово их резать было невозможно, придумали делать керамические вазы в виде голов.
        - История - огонь!
        - Такие на Сицилии женщины.
        - Ясно. А мужчины какие?
        - Ещё горячее.
        - Ну-ну.
        .
        Мы гуляем, болтаем, фотографируемся и подходим к небольшому бару.
        - Мы что, идём кофе пить? - спрашивает Юлька.
        - Нет, кофе здесь не очень. Свёрток дядин оставлю.
        - Слушай, ты не наркокурьер, а? Везде что-то забираешь, отдаешь. А может ты глава мафии?
        Никола улыбается, глядя на Юльку, а я дёргаю её за футболку:
        - Не надо так громко это слово произносить.
        - Серьёзно? - Она широко распахивает глаза.
        - Мафия не существует, это всё фантазии - напевает Никола.
        Пролетает три дня. Никола, кажется, запал на Юльку. Мы становимся неразлучной троицей - он приезжает каждое утро на мотоцикле, оставляет его на стоянке, садится за руль моей машины и везёт нас к морю, или на Этну, или в Бронте смотреть как растут лучшие в мире фисташки, или в Кальтаджироне, туда где делают те самые керамические вазы в виде женской и мужской голов.
        Но сегодня мы остаёмся вдвоём. Никола уехал к дяде в Модику, а мы готовимся к поездке на день рождения Пьерджорджио.
        Ближе к вечеру за нами заезжают Фабио с Паолой. Я беру в папином погребе дорогущий коньяк, думаю, как подарок он очень даже ничего. И мы выезжаем.
        - А почему ваш Пьерджорджио устраивает вечеринку в такой далёкой глуши? - спрашивает Юлька.
        - Да у него куча родственников в этих местах, - объясняет Фабио. - И это вообще его любимый ресторан, мы уже не первый раз туда едем.
        - Ну и как там?
        - Отлично, сами увидите.
        Паола всю дорогу расспрашивает как мои дела, не одиноко ли мне, хорошо ли я ем, не мучает ли меня работой Фабио. Она приглашает нас с Юлькой в гости, и мы обещаем как-нибудь приехать.
        Наконец, добираемся до места. Ресторан, вернее большой навес, стоит прямо на берегу. Здесь не купаются, всё забетонировано, вода тихая, прибоя нет. Пока мы ехали я заметила ещё около пяти подобных рыбацких ресторанчиков. Насколько хватает взгляда, в воде видны белые поплавки - это сачки, в которых выращивают ракушки - мидии, вонголе, и устрицы. Нам открывается чудесный вид на далёкие, окрашенные заходящим солнцем в розовый, стены и башни Сиракузы.
        - Смотри Юль, вон там Архимед пускал свои солнечные зайчики.
        - Ага… А как правильно - Сиракузы или Сиракуза?
        - По-русски - Сиракузы, во множественном числе, а по-итальянски - Сиракуза…
        - Ли-и-иза! - слышу я знакомый голос.
        - Пьерджорджио, аугури*!
        *(Примечание. «Auguri» означает «поздравляю»)
        - Друзья! Проходите, рад вас видеть! Спасибо, что приехали. Юлиа, - вспоминает он Юлькино имя, - и ты здесь! Отлично!
        Мы обнимаемся, дарим подарки. Народу много, все громко разговаривают, смеются, рассаживаются за длинный стол, составленный из небольших потёртых деревянных столиков.
        - Как-то слишком демократично, - тихонько говорит Юлька, - не траванёмся здесь?
        - Юль, ну ты что вообще? Это ж Италия, здесь важно не то, как ресторан выглядит, а как в нём готовят. Тут всё свежайшее, прямо из моря. Пьерджорджио бы не позвал туда, где можно травануться - он тот ещё гурман. Не бойся, ешь смело.
        Мы знакомимся с теми, кто сидит рядом. Слева - стоматолог с женой, племянницей Пьерджорджио, справа - улыбчивый старичок, тоже какой-то родственник. Фабио и Паола оказываются на другой стороне стола, перед нами пока пусто, но постоянно подъезжают новые гости.
        - Слушай, такая обстановка, домашняя, да? Клёво! Мне нравится, - Юлька постепенно входит во вкус.
        Всё действительно очень просто и непринуждённо, много смеха, классного вина и вкусной еды.
        - Правда вкусно! Вот эти килечки, или что это, вообще бомба. А вот это что такое, не могу понять?
        - Это тартар из мальков, мы котлеты из них ели, помнишь?
        - Обалденно, круче, чем черная икра. Слушай, а тосты не принято у итальянцев произносить, типа как у нас?.. Ли-из?.. Лиза ты что такая бледная? Лиза, ты чего?
        В этот момент я немного теряю связь с реальностью, возвращаюсь в уже привычное состояние тонущего человека - мне не хватает воздуха, начинает колотиться сердце, в кровь попадает чуть больше адреналина, чем надо. Бо-ом! Бо-ом! Это звон в ушах.
        Кто-то бьёт колотушкой по моей голове, как по колоколу. Звон, звон, звон… малиновые реки… Изображение едва заметно размывается, тает по краям и явно, чётко, хорошо освещённым я вижу только одного человека, того кто садится за стол прямо напротив меня. Этот человек - Марко Леоне.
        24. Неудобное предложение
        Как я не подумала, что он тоже здесь будет? Разумеется, как иначе? Он не мог не приехать, это же очевидно. Я ведь почти забыла о нем, практически даже не вспоминала. Как мне было хорошо в последние несколько дней. И как стало плохо сейчас.
        - Лиза, чао. Я очень рад, что ты здесь. Правда. Я очень рад тебя видеть.
        - Лиз, это что, он?
        - Да, это он… Привет, Марко.
        .
        Становится совсем темно. Жаркие сицилийские дни коротки. Над нами зажигаются лампочки, гирлянды из которых натянуты между столбами, как на картинках из «Пинтереста». Красиво. От воды веет прохладой, далеко, на той стороне бухты светятся ночные Сиракузы, а напротив меня сидит Марко и говорит, что рад меня видеть. Праздник идёт полным ходом.
        - Лиза, ты тут у меня не скучаешь? Спасибо за подарок. Надеюсь, ты составишь мне компанию, когда я буду его пробовать. Марко, ты хорошо следишь за моими красавицами?
        - Пьерджорджио! Пьерджорджио! Смотри - Фабио!
        - Что? Что такое?
        - Давай, давай, Фабио!
        Все оборачиваются, кто-то начинает аплодировать, поднимается суматоха, люди смеются, кричат.
        - Где ты взял аккордеон?!
        - Браво, Фабио!
        - Фабио, играй!
        - Хорошо, - говорит Фабио, - ладно, ладно… тише! Пьерджорджио, я давно не играл, но твоя сестра очень настойчивая, смотри, она даже не поленилась привезти сюда аккордеон. Как тебе пришло это в голову, Франческа? В общем не обещаю, что будет хорошо, но это для тебя, мой друг!
        Фабио стоит с аккордеоном на груди и жестикулирует, размахивает руками, когда говорит всё это. Потом он качает головой и начинает играть. Это Тарантелла. Как он играет! Старичок справа от меня пританцовывает сидя за столом, кто-то хлопает в ладоши. Фабио поёт и ему подпевают, многие встают из-за стола и подходят к нему.
        Я тоже встаю, но иду в другую сторону. Я отхожу туда, где чернота ночи делает невидимым смятение, отражающееся на моем лице. Я смотрю на далёкие огоньки Сиракуз, на пылающие звёзды, на расплескавшийся туман млечного пути. Ничего… Ничего, всё пройдёт, когда-нибудь всё становится воспоминаниями… Нужно только немного потерпеть, подождать…
        Раздаются шаги. Это он…
        - Лиза… я очень многое хотел бы изменить в своей жизни… то есть сделать что-то совсем по-другому, а что-то вообще не делать… Я сожалею об очень многих вещах, сделанных мной.
        Мне хватает сил говорить спокойно:
        - Все мы хотели бы сделать что-то иначе или вообще не делать, но что сделано, то сделано. И как-то надо с этим жить…
        - Послушай, я хотел бы все объяснить… Я вижу, что всё пошло не так, все полетело под откос… Я причинил тебе боль, но может быть всё-таки…
        - А я и не знала, что Фабио так хорошо поёт, - перебиваю его я. - Ты когда-нибудь это слышал?
        Он замолкает. И это хорошо. Не надо ничего говорить. Слова - это шум, они ничего не значат. Вообще-то что-то, конечно, значат, но гораздо меньше дел. Узнаете их по делам их, или как там?
        - Не надо ничего говорить, Марко. Пойдём, скоро будет торт.
        Когда все начинают разъезжаться, к нам подходит Марко:
        - Фабио, я отвезу Лизу с её подругой. Мне по пути, а тебе нужно делать большой крюк.
        - Нет-нет, никаких проблем, мы договорились, что я их довезу, мне не трудно. И завтра, всё равно, выходной. Спасибо, Марко.
        На самом деле, я вижу, как он устал. Уже поздно. Сейчас мы будем ехать полтора часа до хозяйства, а потом ему ещё домой минут сорок, а то и час.
        - Фабио, дорогой, как же ты прекрасно поешь. Я была просто восхищена. Обещай, что я ещё когда-нибудь это снова услышу.
        - Ну, посмотрим, - говорит он. - Может быть. Давайте, садитесь в машину.
        - Езжайте домой, пусть нас отвезёт Марко.
        - Да не проблема, мы тебя довезём, - вступает Паола.
        - Все устали, а Марко, действительно по пути. Езжайте.
        Мы прощаемся с Пьерджорджио, долго обнимаемся и целуемся со всеми и наконец выезжаем. Забираемся с Юлькой на заднее сиденье.
        - Что он тебе сказал, когда вы отходили?
        - Да ничего не сказал, вернее начал там что-то, но я не стала слушать.
        - Ну и правильно. Пусть страдает. Мужчина должен страдать.
        Я грустно улыбаюсь:
        - У нас говорят, что виноград должен страдать. Ну, когда он борется, реагирует на перепады температур, нехватку влаги, он развивается, эволюционирует типа. Тогда вино получается гораздо лучше, чем если бы он рос в идеальных условиях.
        - Вот! И с мужиками также. Без страданий не будет хорошего парня, поверь! Я точно знаю. Интересно, он понимает, что мы о нем сейчас говорим?
        - Ага, всё понимает, только сказать не может.
        - Вот собака!
        Мы смеёмся.
        - Лиза, - вступает Марко. - Я хочу пригласить вас с Юлией на выходные на море. У меня небольшой дом в Гранелли прямо на берегу.
        - Пожалуйста, не продолжай. Это совершенно неуместно.
        - Нет-нет, меня там не будет, я еду к своему другу, он коннозаводчик и у него маленькое ранчо рядом с природным парком. Ну, знаешь, там озёра около пляжа и много фламинго. Очень красиво. И там недалеко есть известное место с гротами, каньонами и скалой в воде. Пляж песчаный, дикий, очень мало людей. Вам там понравится. Можем куда-нибудь съездить на ужин.
        - Типа двойное свидание?
        - Нет, нет… Можно готовить и дома. В доме всё есть он небольшой - две спальни, салон, но кухня хорошо оборудована. Я не буду приходить, можете делать всё, что захотите.
        - Лиз, что он говорит? Переведи.
        Я рассказываю и чувствую, как Юлька загорается.
        - Ну а что такого, почему нет? Его ж там не будет. Поехали! На море побудем, на песочке поваляемся, давай! Я ведь уже уеду скоро, а мы толком на пляже и не были. Возили меня куда-то на камни и народу было не протолкнуться, а тут песок, фламинго, никого посторонних. Ну и, Лиза, подожди не руби с плеча, подержи его на крючке.
        - Зачем?
        - Ну, заранее никогда не известно зачем. Может он и ничего, надо посмотреть. Там ведь Инга все срежиссировала.
        - Да тихо ты, зачем имя её называешь, он же догадается!
        - Ой… Да ладно… Догадается - не страшно, подумаешь. Ты главное, чувство вины в нём не гаси.
        - Да ну тебя, Юля. Если так хочешь пожить на море, поедем поживём в гостинице.
        - Лиза, ну какая гостиница? Откуда бабки в разгар сезона?
        - Ну уж на пару дней найду деньги.
        - Поехали на виллу, правда. Это не он тебе одолжение делает, а ты ему. Представь, как будет здорово.
        - Мы и так на вилле живём. Съездим, поплаваем и назад. И я не хочу ему никаких одолжений делать.
        - Это правильно, да… Но Лизок, поехали. Ради меня, а?
        Марко чувствует поддержку со стороны Юльки и нахваливает дом и городок, и пляж и даже Юльку. В итоге не знаю как, но я соглашаюсь. Договариваемся, что утром Марко заедет и мы отправимся на юг, в Гранелли.
        25. Не делай это
        От ворот к дому ведёт отсыпанная мелкими камушками дорожка. Мы подъезжаем к крыльцу, я осматриваюсь. Сад выглядит ухоженным, здесь много цветов, зелени и фруктовых деревьев, а трава аккуратно подстрижена. Дом оказывается милым. Он небольшой, лаконичный и совсем не сицилийский.
        - О, да это не дом, а арт-объект! - восклицает Юлька. - Майами! Здесь надо пить коктейли либо шампанское и ничего другого! Класс!
        - Я его купил несколько лет назад, представился хороший случай, но практически здесь не бываю, просто стараюсь поддерживать его в порядке. Иногда друзья приезжают отдохнуть на море. Здесь большой сад и даже в самые жаркие дни в нем прохладно и приятно. За ним ухаживает садовник, но сегодня и завтра его не будет, так что вас никто не потревожит. Полив включается автоматически. Идём, я все покажу.
        Из компактного салона ведут двери в две небольшие спальни и на кухню. В каждой спальне есть ванная, везде кондиционеры. Большое, во всю стену, окно с двустворчатой застеклённой дверью наполняет комнату ярким светом. Марко открывает эту дверь и выходит на большую, бетонную террасу, мы идём вслед за ним. Он спускается по ступенькам и по выложенной камнем дорожке, петляющей между узловатых деревьев, подходит к деревянной калитке, вросшей в немного хаотическую живую изгородь.
        - Идите, посмотрите.
        За калиткой мы видим низкорослые колючие кусты и широкую полосу песка, отлого спускающуюся к морю.
        - Ну почему мне нужно уезжать! - стонет Юлька.
        Пляж тянется далеко налево и направо и на нем почти нет людей.
        - Кайф!!!
        Прощаемся мы неловко - без обычных для Италии поцелуев и объятий, но это и понятно. Марко говорит, что, если нам что-нибудь понадобиться мы можем звонить ему, он будет находиться недалеко отсюда. Он напоминает, что в деревне есть бары, магазины и пара ресторанов, которые мы видели по дороге сюда. На кухне должна быть паста, масло, печенье, вода, кофе и что-то ещё. Я киваю - всё понятно - и он уезжает.
        - Ну что, бегом на пляж?
        - Надо было, конечно, взять каких-то продуктов, но мне не хотелось, чтобы он их видел… что я так по-хозяйски, что ли… Так что, если хотим пообедать надо будет уже скоро идти, а то все ресторанчики закроются, сама знаешь.
        - Да не беспокойся, Лиза, Коля всё привезёт, я ему задание дала.
        - Коля? Ты его позвала? Зачем? Нет, ну ты даёшь, даже мне не сказала.
        - Ну а что такого? Места хватит, и мы ж везде втроём. Думаешь, Марко будет против?
        - Не будет, потому что не узнает. Надеюсь…
        - Ну а если даже узнает? Он же сказал, что мы можем делать всё, что захотим.
        - Ага, давай наведём мужиков и оргию устроим.
        - Один Коля это ещё не оргия.
        - Юль, ну ты что, правда не понимаешь? Уже сам факт, что я согласилась приехать сюда ставит меня в довольно дурацкое положение. Я вообще должна от него, как от огня шарахаться, а я к нему в дом приезжаю. Да ещё и…
        - Он здесь не живёт.
        - Да ещё и так нормально здесь тусуюсь, приглашаю парней. Типа родители в отпуске, а я делаю отвязную вечеринку, да?
        - Да не так совсем…
        - Тогда как? Спасибо тебе, дорогой Марко за эти неземные блага, за то, что привёз нас на эту замечательную виллу? Да плевать мне на все его дома, пляжи и всё остальное. Я не Инга, а повела себя, как она. Блин, ну ты меня подставила. Зачем я вообще приехала! Оставайся здесь со своим Николой, а я возвращаюсь.
        - Ну, Лиз, ну ты чего в самом деле? Причём здесь Инга? Слушай, ведь он тебе не безразличен, я же вижу. Ну дай ты ему шансик маленький. Дай. От тебя не убудет, от гордости твоей…
        - Да какая уж тут гордость…
        - Я только ведь поэтому… Мне это море не так уж и нужно…
        - Да-да, верю, не нужно.
        - Правда, Лиз, не злись! И не грузись. Мы ведь уже здесь. Оторвёмся, повеселимся. И ты ему не должна ничего. Он должен. И потом, он видел, что ты не хотела ехать сюда, но уступила только из-за меня. Значит, ты добрая и чуткая.
        - Гадина ты, Юлька.
        - Вот что терпеть приходится! Вместо благодарности. А ведь ещё спасибо скажешь.
        - Не буду тебя кормить. Жди своего Колю.
        .
        Мы идём к морю. Вода чистая, пляж длинный, солнце жаркое, людей почти нет.
        - Ну красота ж, правда, Лиз?
        - Правда, правда. Намажь мне спину.
        Юлька мажет, потом скидывает свой лифчик и как антенна настраивается на солнце.
        - Это торжественная встреча Николы?
        - Нет, он написал, что приедет ближе к вечеру. Так что пока это всё в твоём распоряжении.
        - Зря ты тогда грудь оголила, сейчас солнце в зените - самая радиация.
        - Лиз, ну ты почему такая зануда?
        - Я не зануда, просто это действительно опасно. Во всём мире растёт число онкозаболеваний. Между прочим, рак груди на первом месте.
        - Тьфу на тебя. Пошли в воду.
        .
        Мы до одури плаваем, валяемся на песке, болтаем о разных глупостях, потом стихаем, молчим, впадаем в дремоту. Мне хорошо. Все мысли уходят, волнения и тревоги растворяются в солёной воде и стекают с тела, оставляя мокрые пятна на горячем песке. Я чувствую только лёгкие электризующие касания ветра на раскалённой коже.
        - Лиз, а есть-то охота…
        - Да… мне тоже… Когда Никола приедет?.. Он точно привезёт что-нибудь? - Я говорю медленно, с длинными паузами.
        - Не знаю. Может, не будем его ждать? Пойдём где-нибудь поедим - здесь же есть ресторанчики какие-то.
        - Они все закрыты до полвосьмого, а сейчас часов шесть только. Можно попробовать в бар зайти, но там только кофе и панини.
        - Я бы сейчас даже панини съела. А там наверно и эти шишки жёлтые продаются…
        - Аранчини. Да, наверное…
        Я лежу на спине, смотрю в синее небо. Солнце уже не жарит, теперь оно не белое, все цвета приобретают охристые оттенки. Песок, редкие жухлые кустики - всё окрашивается угасающим солнцем.
        - Смотри какое всё золотистое, Юль.
        - Жрать охота, пошли.
        Юлька поднимается и шутливо пинает меня в бок:
        - Ну вставай, хорош валяться.
        Я лежу, взвешиваю, не лучше ли остаться здесь и таять в этом умиротворяющем блаженстве, слушая мягкие ритмичные удары волн.
        - Коть, вот такие моменты… они… - я подбираю слова, - они просто бесценны… Пройдут годы, и мы забудем и этот дом, и все переживания, и Колю твоего… всё забудем, а вот эти мгновения, когда мы счастливые и беззаботные лежали на тёплом песке в свете усталого солнца, будем помнить, вот увидишь… Но ты права - есть хочется.
        Я нехотя встаю, и мы идём в дом.
        .
        Когда я выхожу из душа, слышу, голоса в кухне. Коля уже здесь. Он распаковывает большую пенопластовую коробку, привезённую из ресторана дяди. Там и котлеты из мальков, и креветки, и каракатицы, и большая печёная рыбина. Всё это аккуратно упаковано и лежит на льду.
        - Как ты это привёз на мотоцикле?
        - А вот смотрите, что у меня ещё есть. - С этими словами он достаёт две бутылки «Круга».
        - О! Шампань! Коля, а ты молодец! - Юлька обнимает его и чмокает в щеку.
        - Ну, если честно, шампанское от Марко. Это он вам его передал.
        - Он что, знает, что ты к нам поехал?
        - Ну да… А не должен был? Я его тут неподалёку встретил, а он как раз к вам ехал с шампанским, ну вот он мне его и отдал.
        Что тут скажешь! Я замечаю, как внимательно Юлька на меня смотрит и равнодушно машу рукой. Плевать. Она тут же меняет тему:
        - Так! Вот какая идея - давайте ужинать на берегу. Возьмём тарелки и всё туда унесём. Или вот это огромное блюдо, глянь, Лиз.
        - Да, да! Идея замечательная, - поддерживает её Никола.
        Я разогреваю еду, и мы несём всё на берег.
        - Знаешь, Котя, а идея действительно была хорошая!
        - Ещё бы! Как бы ты жила без меня на этом свете?
        Мы наслаждаемся. Нам фантастически вкусно. Вино бьёт в голову, наступает эйфория, мы любим друг друга и это лучший день в жизни. Очередной лучший день… На мгновенье мне кажется, что у нас с Марко ещё может что-то наладиться, но обрывки этой мысли смешиваются с другими обрывками и растворяются в подступающих сумерках. И я просто сижу, не думая ни о чём.
        Красное солнце ещё не коснулось воды, а в другой части небосклона уже белеет луна. Я зачарованно смотрю на закат. Набираю в пригоршню песок и медленно просеиваю сквозь пальцы. Раз за разом, снова и снова. В другой руке я держу бокал. Прибоя нет, вода - хрусталь, воздух - смесь сладких ароматов, и, возможно, вокруг нас летают маленькие феи. Шампанское… «Круг» способен изменить действительность. И она меняется. День угасает. Такого уже никогда не будет.
        - Коля, идём, - по-русски шепчет Юлька.
        Но Никола понимает. Да и как не понять? Её глаза становятся чёрными, тело светится тускло-розовым мерцающим светом, она превращается в ламию - опасную, вожделенную. Юлька медленно сбрасывает футболку и тонкую юбку, заходит в воду. Когда вода достаёт колен, она останавливается и медленно, как в кино, оборачивается. Никола так же медленно подходит к ней, берёт за руку и дальше они уже идут вдвоём. Они плывут к горизонту, и я почти перестаю различать их.
        Тогда я ложусь на спину и смотрю в небо. Я наблюдаю, как оно темнеет, как проявляются мерцающие точки звёзд, сгустки света и прозрачные всполохи атмосферных слоёв. День окончательно уступает ночи, и огромная луна покрывает всё восхитительной серебряной пылью. Мне кажется, что я умерла, потому что окружающее становится нереальным, невозможным и потрясающе красивым.
        Когда проходит целая вечность, я приподнимаюсь на локтях и вижу серебряные фигуры целующихся Юльки и Николы. Они стоят на серебряном песке, а за ними простирается чёрное-чёрное море. И мне кажется, будто вдалеке, на самом краю пляжа я вижу серебряного всадника. В серебряных одеждах, на серебряном коне он мчится по берегу вдоль чёрной воды. Он летит вперёд, хлещет своего неистового скакуна и мне чудится, что я слышу храп и стоны.
        «Аванти!»* - мысленно ликую я.
        *(Примечание. Avanti - вперёд, ит.)
        И только когда сказочный конь оказывается очень близко, когда всё содрогается от гулких ударов его копыт и мне в лицо ударяет песок, и когда я слышу крик: «Лиза! Нет!», я понимаю, что это, вероятно, не грёза и не сон.
        Я вскакиваю.
        - Лиза, не надо! Не делай этого!
        26. Видения ночного всадника
        - Я не Лиза, - говорит Юлька и показывает на меня рукой - вон она.
        Я выхожу из тени, робкая и обескураженная… Марко выглядит взволновано, он в расстёгнутой белой рубашке, разгорячённый конь под ним фыркает, всхрапывает, топчется на месте и бьёт копытом. Повисает нелепая пауза, никто не знает, что сказать.
        - Марко, спасибо за шампанское и… вообще… за эти морские каникулы. Здесь здорово. Выпьешь с нами? - находится Юлька.
        Но Марко не отвечает. Он ещё раз обводит нас взглядом и, не говоря ни слова, пришпоривает коня и скачет обратно. Мы молча стоим и смотрим ему вслед. Я невольно любуюсь его фигурой, напряженными мышцами, грациозностью, с которой он мчит по длинному пустынному берегу. Гигантская луна снова превращает всё в фантастическое видение.
        - Вот это страсть! - говорит Юлька, когда Марко исчезает вдали.
        Мы начинаем смеяться. Впервые за долгое время мне по-настоящему легко, и даже кажется, что я могу взлететь:
        - Подержи меня, пожалуйста, за руку, чтобы я не улетела…
        - Ну, Лизка, вот это да! Коля, наливай и пойдёмте в дом, пока ещё кто-нибудь не прискакал.
        Шампанское выпито, поэтому я достаю из холодильника Франчакорту. Мы сидим в салоне, пьём, пытаемся шутить, но общего настроя уже нет. Никола ждёт, когда я уйду, хотя, конечно, виду не подаёт. Но я понимаю. Юлька включает негромкую музыку и немного приглушает свет.
        - Давайте танцевать! - предлагает она и тянет Николу с дивана.
        Она переоделась и теперь на ней тонкий короткий сарафан - голые плечи, руки, длинные голые ноги. На ней нет белья и её всю отлично видно. Никола по-прежнему в одних пляжных шортах. Они уже подсохли, но ещё влажные. От него пахнет морем. Он худощавый, не очень высокий, крепкий, мускулистый, с сильными руками и бёдрами, каменными икрами. На правом плече вытатуирован трискелион, древний герб Сицилии, три бегущие ноги, а в центре голова Медузы. Лицо Николы свежее, юношеское, почти мальчишеское, с лёгким румянцем, полными губами. Юльку это наверняка заводит.
        Они танцуют. Я поднимаюсь, ставлю бокал на столик.
        - Лиза, иди к нам, давай вместе потанцуем.
        - Танцуйте, я пойду отдохну. Завтра увидимся.
        Иду в свою спальню. Раздеваюсь, снимаю с себя все. В этот момент заглядывает Юлька:
        - Ты что, правда спать?
        - Ну да. Это ваше дело молодое, а мне баиньки пора.
        - Точно?
        - Ага.
        - Но ты не против, если мы там, ну…
        Я забираюсь в кровать.
        - Иди-иди. Как я могу быть против, это ведь твоё тело.
        - Ладно…
        Она уходит, но дверь остаётся чуть приоткрытой, так что в поле моего зрения оказывается диван в салоне. Я уже под одеялом и вставать мне не хочется. Ладно, давайте только не очень громко. Я поворачиваюсь спиной к двери и закрываю глаза.
        В салоне поёт Джихе. Её низкий, будоражащий голос затекает в мою спальню, забирается под одеяло и проникает в меня. Я начинаю думать о Марко, о его сегодняшнем появлении, о храпящем коне, о взгляде, о фигуре, потом вспоминаю ту ночь - как он прикасался ко мне, как целовал, срывал одежду… Я переворачиваюсь на спину, провожу кончиками пальцев по шее, по груди, по животу, по внутренней стороне бедра, словно там могли остаться следы его поцелуев. Моя кожа после дня на солнце горячая, я чувствую покалывание и покрываюсь пупырышками. Гусыня… Поворачиваю голову к двери…
        Никола сидит на диване, откинувшись на спинку, а Юлька танцует прямо перед ним - медленно, соблазнительно. Он подаётся вперёд, но она чуть отступает, ставит ногу ему на грудь и возвращает на место. Продолжая танцевать, она поворачивается к нему спиной и замирает, опускает голову, кладёт руки себе на плечи и очень медленно тянет завязки сарафана. Тонкая невесомая материя соскальзывает, и Юлька остаётся совершенно голой. Она ещё мгновение стоит неподвижно, а потом поворачивается к Николе и опускается на колени.
        Это всё накладывается на музыку, совпадает с тактом, с волнами соблазняющего, растлевающего голоса. Я кладу руку между ног, прикасаюсь к густой скользкой влаге. Я провожу по нежным скомканным складкам и впускаю в себя надрывную, стонущую сладость…
        Никола прикасается к Юлькиным волосам, губам, шее, плечам. Он приближает лицо и нежно её целует. Она садится на него верхом так, что грудь оказывается напротив его губ, он пытается поцеловать, но она играет, отстраняется, наклоняется и сама целует его в шею, ласкает и целует его грудь. Она соскальзывает на пол, целует его плоский живот и тянет шорты. Никола чуть приподнимается, помогая ей. Она стаскивает их вниз и освобождает его. Юлька замирает, опускает голову ниже и легко, едва касаясь, целует его. Никола содрогается, Юлька ловит его член и прижимает к губам, ласково его поглаживает, немного отстраняется и проводит самым кончиком языка. Никола стонет, и я тоже очень тихо, чтобы не выдать себя, выдыхаю. Они так близко…
        Мои ноги согнуты в коленях. Одной рукой я ласкаю себя, а другой зажимаю рот, чтобы не застонать.
        Юлька встаёт, ставит одну ногу на диван, отводит её в сторону так, чтобы Никола мог всё хорошо видеть. Он тянется вперёд, притягивает её к себе, заваливает на диван, сползает на пол и становится на колени. Он сминает Юльку в объятиях, целует, распинает, растягивает её на диване, раздвигает ей ноги, и целует влажную, горячую Юлькину щель.
        - Да… да, Коленька…
        Юлька стонет, глубоко и прерывисто дышит, вздрагивает, обхватывает голову Николы и вжимает в себя, не давая оторваться ни на мгновенье. Потом она выпускает его и соскальзывает к нему на пол, долго его целует, а затем поднимается на ноги и наклоняется вперёд, упираясь в диван. Никола двигается в ней сначала медленно, потом ускоряется и извлекает из неё ритмичные вскрики. Одной рукой она держится за диван, а другую пропускает между ног и ласкает себя. Так же, как и я сейчас.
        Юлька поворачивает голову в мою сторону, но в моей комнате темно и она не может меня видеть. А я смотрю на неё, освещённую, как на сцене, но вижу себя. Себя и Марко. В ту ночь. И ещё в другую ночь… Я вижу тысячи ночей, повелительницей которых могла бы быть…
        Юлька выпрямляется, поворачивается к Николе и целует его.
        - Пойдём на ковёр - тихо говорит она.
        Она подхватывает с дивана подушку и бросает прямо перед моей дверью, ложится на ковёр, подкладывая подушку под поясницу и расставляя ноги. Никола опускается перед ней, кладёт Юлькину ногу себе на плечо, берет вторую, целует её, покусывает за краешек стопы, опускает на другое плечо и снова вторгается в неё.
        - Да!
        Я закрываю глаза… Мне уже не надо на них смотреть… Мне нужен только воздух. Во всем мире больше не осталось воздуха. Я несколько раз дёргаюсь, сжимаюсь и разжимаюсь, как пружинка, вибрирую, дрожу и долго, медленно затихаю. Вскоре всё стихает и в салоне. Гаснет свет и наступает тишина. Я чувствую внут miри себя столько нежности, столько любви, что её хватило бы на весь мир… Я закрываю глаза.
        27. В Неаполь!
        Вот уже неделя, как Юлька улетела. Мне её не хватает - не хватает по-детски бесшабашного ощущения летних каникул, её оптимистичного фатализма, не хватает просто того, что она рядом.
        Как это обычно бывает, сначала мы созваниваемся по нескольку раз в день, поддерживая ставшую такой крепкой связь, чувствуя острую потребность друг в друге, но через несколько дней эта связь ослабевает, и мы погружаемся в рутину повседневных дел, становимся пищей для настоящего, отправляя приятные моменты недавнего прошлого в мир воспоминаний.
        Пару раз приезжает поболтать Никола. Он начал работать у Марко и свободного времени у него стало меньше. Он тоже скучает по Юльке и собирается как-нибудь на выходных слетать в Прагу.
        У меня много работы, и я ухожу в неё с головой. Почти каждый день приезжает Пьерджорджио. Если бы не его помощь, мне было бы очень трудно. Мало кому из молодых энологов так везёт с наставником.
        - Лиза, я хочу, чтобы ты полетела со мной в Неаполь, - говорит он. - Во-первых, там будет интересная международная конференция, соберутся все светила биодинамики, а во-вторых, заедем к Давиде Бароне. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Так вот, я с ним договорился, он покажет нам своё хозяйство и расскажет обо всех секретах. Тебе это будет очень полезно.
        Конечно же, я соглашаюсь и через два дня мы улетаем. В Неаполе я не бывала, и мне хочется больше увидеть. Но в аэропорту мы берём прокатную машину и едем в сторону от Неаполя на винное хозяйство Бароне.
        Дорога петляет по склону, и время от времени неаполитанский залив открывается нам в совершенно фантастическом виде.
        Мы проводим в кантине Бароне несколько часов, обходим все виноградники, заглядываем под каждый кустик, в каждую бочку и не уезжаем от радушного хозяина, пока не пробуем все его вина.
        Только после этого мы уезжаем. Не знаю, как Пьерджорджио умудряется вести машину после такого количества выпитого, но до отеля мы добираемся без приключений.
        - Ужин?
        - Не-е-е-т! Я спать! - сил на ресторан и прогулку по Неаполю у меня уже нет.
        - Зря. После тяжёлого дня надо плотно поесть.
        - Не настаивай - я испорчу тебе вечер.
        Я иду в свой номер и падаю на кровать. Тут же раздаётся звонок:
        - Лиза, смотри же не проспи! Завтра в половине девятого встречаемся на завтраке.
        ***
        Конференция проходит в нашем отеле и сразу после завтрака мы идём в большой зал, где собираются виноделы. Мы слушаем доклады, дегустируем, заедая хлебом, обмениваемся мнениями с другими участниками. Вернее, Пьерджорджио обменивается, а я скромно помалкиваю. Его, разумеется, очень хорошо знают, и он щедро меня со всеми знакомит.
        - Крутая тусовка.
        - Ну, ещё бы. Теперь ты знакома со всеми главными виноделами Италии, так что от настоящей славы тебя отделяет только вино. Не то, что ты делаешь сейчас для супермаркета, а Вино, с большой буквы, которое я жду от тебя уже в следующем году. Даже с тем виноградом, что у тебя есть сейчас, ты можешь неплохо стартовать.
        - Да… если папу это устроит… Там свои нюансы, знаешь…
        - Я с ним поговорю. Ладно… Что будем делать сегодня вечером? Идёшь со мной ужинать или нет? Отвечай немедленно, потому что я получил приглашение и если ты опять решишь от меня избавиться, то я пойду туда, но подтвердить надо прямо сейчас.
        - Что за приглашение - на званый ужин? К маркизу?
        - Да.
        - Иди, конечно, не будешь же ты из-за меня его пропускать!
        - Могу и пропустить! Я уже побывал на тысяче таких ужинов - всегда одни и те же люди, одни и те же слова.
        - Иди, Пьерджорджио, не отказывайся! - раздаётся мужской голос.
        Я заливаюсь краской. Мы разом оборачиваемся и видим Марко.
        - Привет…
        - А-а, решил всё-таки приехать? Молодец, правильно. Привет! - приветствует его Пьерджорджио.
        - Да, решил вот… Ну как вы тут?
        - Отлично. Обсуждаем, куда пойдём ужинать.
        - Ну да, это я уже понял. Тебя пригласили к Антинори*?
        *(Примечание. Маркиз Антинори - один из известнейших производителей качественного вина в Италии)
        - Да, в «Иль Команданте».
        - Слышал, там неплохо. Думаю, тебе надо идти.
        - Да вот, не знаю куда девушку пристроить, не поможешь? - Пьерджорджио хохочет, а Марко сохраняет серьёзность, даже не улыбается.
        - Могу помочь.
        - Эй! Ничего, что я здесь? Не мешаю?
        - Лиза, я бы хотел пригласить тебя на ужин.
        Что за театр абсурда! Я набираю воздух, чтобы возразить, но он успевает заговорить раньше:
        - Это мой старый друг, вернее друг моего отца, я знаю его с детства. Очень интересный человек, раньше занимался политикой, был известным…
        - А как его зовут? - Спрашивает Пьерджорджио.
        - Джинаро Пеларатти…
        - Хм… не припоминаю…
        - Он уже давно отошёл от дел, живёт в деревне, в получасе от Неаполя. Поедем, Лиза, прошу… Посмотришь на Кампанию, какая она на самом деле, попробуешь настоящую неаполитанскую еду. Ты показывала мне Москву, а я покажу тебе маленькую деревушку. Но это гораздо лучше, чем сидеть в отеле или гулять по Неаполю в одиночестве.
        Я чувствую укол в сердце - он говорит о той ночи… О нашей ночи…
        - Ужинать с тобой лучше, чем сидеть в отеле?
        - Давай, давай, Лиза не упрямься, не цепляйся к словам, поезжай с Марко, я его знаю, он плохого не предложит.
        Чувствую, как левая бровь скептически ползёт вверх.
        - Не лишай меня ужина в мишленовском ресторане, - говорит Пьерджорджио ворчливо.
        - Ты же сказал, что в этом ужине для тебя нет ничего ценного.
        - Нет, я сказал не так, и к тому же только из приличия.
        - Понятно…
        Я раздваиваюсь… С одной стороны, всё ещё остро чувствую горечь, боль, обиду - они почти постоянные мои спутники с… с того самого момента… Но, вместе с тем, мне очень хочется поехать с Марко, и сердце радостно стучит: «Едем-едем-едем-едем!»
        Глупость какая… С чего бы мне радоваться? Ведь всё решено, всё кончено, никаких отношений, ничего… Но себя не обманешь… Да, я хочу поехать и да, я радуюсь, что Марко прилетел сюда ради этого ужина, ради встречи со мной… Правда? Я действительно в этом уверена? Не знаю… Не знаю, но соглашаюсь, сохраняя холодный и неприступный вид:
        - Хорошо, поехали ужинать к твоему другу.
        По дороге мы почти не разговариваем и, мне кажется, громкая музыка по радио совершенно не спасает ситуацию, не делает неловкое молчание более комфортным. Я смотрю в окно, но уже темнеет и вскоре разглядеть хоть что-то становится почти невозможно. Съезжаем на узкую каменистую дорогу, на встречу не попадается ни одной машины. Всего чуть больше получаса от Неаполя и совершенно другая жизнь…
        - Кажется, мы забрались довольно высоко, да? - говорю я, чтобы сказать хоть что-то, когда приёмник начинает шипеть и его приходится выключить.
        - Да, днём здесь очень красиво, жалко, что сейчас ничего не видно… - с готовностью отзывается Марко. - Мы уже практически на месте… Сигнал плохой…
        Мы едем по деревне. Она небольшая, плохо освещённая и почти безлюдная. Дома прячутся за высокими стенами, за взрослыми деревьями и густой темнотой. Мы въезжаем в большие распахнутые настежь ворота, сворачиваем с дорожки и паркуемся на просторной лужайке, рядом с двумя другими машинами.
        - Это ресторан или дом твоего друга?
        - Нет-нет, это не его дом, можно сказать домашний ресторан и маленький отель, о только для своих.
        По широкой тропе, ведущей мимо старых олив, мы направляемся к дому. Темно, чёрное небо, усыпанное миллионами звёзд, нависает искрящимся куполом. Оно такое низкое, кажется, протяни руку и дотронешься… Воздух густой, сладкий, полный запахов олеандров, душистых трав и тёплой влаги близкого моря. На мгновенье, мне кажется, будто мы очутились в другом мире, где кроме нас никого не может быть. Я останавливаюсь, но Марко не замечает этого и идёт дальше. Ну и хорошо… Я двигаюсь за ним…
        В саду между деревьями натянуты провода с редкими и довольно тусклыми лампами. Под ними стоит несколько деревянных столиков, за одним из которых сидят два старичка, они пьют вино из небольших гранёных стаканчиков.
        От дома, немного лучше освещённого, чем сад, к нам движется плотный человек в длинном фартуке. У него седые по-немецки обильные усы, да и весь он похож на немца с рекламного плаката - круглый живот, толстые руки и жизнерадостное лицо. Он останавливается, чуть не доходя до нас и упирает большущие кулаки в бока:
        - Марко! Глазам своим не верю! Да не один - с невестой! А я ведь не поверил синьору Пеларатти, что ты придёшь. Ну и дела! Совсем ты нас забыл! Ну иди, дай я тебя обниму.
        Хорошо, что здесь темно и никто не видит, как я становлюсь пунцовой при слове «невеста».
        - Привет, Стефано, рад тебя видеть.
        - Ну а как же, соскучился по моему пармиджано?
        Они обнимаются.
        - Знакомься - это Лиза.
        - Лиза! Какая красавица! Рад познакомиться! Откуда ты?
        - Из Сибири, - я улыбаюсь.
        У Стефано округляются глаза, он переводит взгляд с меня на Марко, снова на меня, снова на Марко:
        - Где ты её нашёл?
        - В Москве, мой друг, - Марко улыбается.
        - Невероятно! Ты русская?
        - Ну да, - я уже смеюсь не сдерживаясь. Впервые в Италии моё происхождение вызывает такой шок.
        - И говоришь по-итальянски?
        - Да, немного говорю. Я училась во Флоренции.
        - Фантастика! Ну проходите, садитесь за тот стол, а я пойду скажу синьору Пеларатти, что вы уже здесь. Из Сибири! Мама миа!
        Мы проходим к столу. Старички всё это время не отрываясь, забыв о вине и еде, но безо всяких эмоций следят за нами, как большие флегматичные черепахи.
        - Это успех, - со смехом говорит Марко. - Стефано потрясён, значит ужин сегодня будет бесподобным. Ни один человек в мире не готовит так хорошо, как он. Я очень надеюсь, что тебе понравится. В детстве я часто здесь бывал… да…
        28. Крёстный и лучшая в мире бабба
        - Марко! - к нам подходит сухой подтянутый мужчина лет семидесяти. Он почти полностью лысый, с белым пушком на затылке. Его нос загибается внушительным крючком, а за очками в толстой роговой оправе блестят большие смеющиеся глаза.
        Марко встаёт из-за стола и делает несколько шагов ему навстречу. Я тоже поднимаюсь.
        - Марко, мой мальчик. Как я рад, что ты приехал.
        Они обнимаются и дважды целуются.
        - Это Лиза.
        - Привет, Лиза, приятно познакомиться.
        - Здравствуйте, синьор Пеларатти.
        - Нет-нет-нет, никаких синьоров, для тебя - просто Джинаро.
        Я киваю. Он обнимает меня и картинно целует три раза.
        - По-русски, трижды, да? Ну давайте, садитесь.
        Перед нами появляются маленькие стаканчики, такие же как у черепах за отдалённым столом, бутылка домашнего вина, вода, тарелки, оливковое масло, хлеб.
        Ужин вызывает восторг. Пармиджано, тушёный осьминог с пеперончино, пакино и каперсами, молодой ягнёнок с горошком и лимоном, капрезе. Казалось бы, что можно ждать от обычного капрезе? Но такой моцареллы я вообще никогда не пробовала. Она плотная и, в то же время очень нежная, воздушная как зефир, как магический рахат-лукум.
        Её поверхность матовая, бархатная и одновременно гладкая, слегка поскрипывающая на зубах. Стефано подаёт её с порезанными толстыми ломтями сладчайшими помидорами с невероятно вкусным маслом, настоянном на сушёных пакино, и с до головокружения ароматным базиликом.
        - Моцареллу нужно есть там, где её создали. Я тебе так скажу, всё, что ты ела до этого, моцареллой и называть нельзя, - поднимает вверх палец Джинаро. - Но оставь место, у Стефано много всего запланировано на сегодня.
        Старички уходят. Вместо них появляется парочка лет пятидесяти. По виду - супруги. Сначала они долго и громко болтают со Стефано, а потом садятся за стол. Едва заметно, но почтительно они кивают Джинаро, когда тот проводит по ним рассеянным взглядом.
        - Как там Москва, ты давно приехала?
        - Почти месяц назад. Вообще-то я не москвичка, моё детство прошло в Сибири, в Новосибирске, но потом я переехала к отцу в Москву. Москва прекрасна, мне она нравится, но я там провожу не очень много времени. А вы когда-нибудь бывали там?
        - Да, бывал и довольно часто. По бизнесу. И в Москве, и в Санкт-Петербурге, и даже в Новосибирске.
        - Правда? Вот это да!
        - Да. Но это давно было, в девяностых. Люди у вас там замечательные и природа очень красивая.
        - Ну да… Но это потрясающе! Впервые вижу человека, который бывал в Новосибирске… Ну, в смысле из тех, кто живёт в других странах. Это ведь не туристический город. А что вы там делали?
        - Тогда было интересное время - много идей, много возможностей, я занимался бизнесом и немного политикой. Когда-нибудь расскажу… Я люблю Россию, люблю вашу литературу… Достоевский, Толстой… В мире нет никого, кто мог бы с ними сравниться. А вообще, хочу тебе сказать, между итальянцами и русскими очень много сходства. Я убеждён, что если бы Италия оказалась географически на месте России, то там бы всё было точно так же, как у вас сейчас.
        - Ну-у… не знаю…
        - Точно! Даже не сомневайся. Марко, ты согласен со мной?
        Марко ничего не отвечает и молча улыбается.
        - Почему ты вечно со мной споришь? - с улыбкой говорит Джинаро, а потом поворачивается ко мне и, показывая на него пальцем, добавляет: - Он ведь и в детстве был упрямым, несговорчивым мальчишкой. Он прожил в этих местах рядом со мной пять лет. Уж я-то его знаю.
        - Да? А я не знала. Я думала, что Марко всю жизнь провёл на Сицилии.
        - Большую часть, но не всю. Когда ему было пятнадцать лет, его родителей убили…
        - Джинаро, не стоит…
        - Ничего, Марко, думаю, Лиза может это знать. Да, это так… Их убили в собственном доме. Отец Марко не хотел платить мафии - тогда она была сильна на Сицилии. Марко гостил у друга на море, поэтому остался в живых. Его отец родился в Америке, куда эмигрировали его родители. Там он познакомился со своей будущей женой, там же он заработал деньги, которые решил вложить на родине своего отца. Считается, что эти деньги он получил по наследству, но это неправда. Он заработал их сам, я прекрасно это знаю.
        Я смотрю на Марко и вижу, что эта тема для него очень чувствительна.
        - Я заканчивал университет в Штатах, учился вместе с отцом Марко, - продолжает Джинаро, - мы стали друзьями и когда я вернулся в Неаполь наша связь не прервалась. Энцо, так его звали, несколько раз приезжал сюда, и мы придумали один замечательный бизнес - экспорт и импорт. У меня к тому времени появились хорошие связи в Латинской Америке, и мы начали торговать. Получалось очень хорошо, но конкуренция постоянно усиливалась и нас со временем вытеснили с рынка. Дошло до того, что Энцо не мог оставаться в Штатах. Тогда он решил переехать в Италию и заняться возрождением сицилийского вина.
        Джинаро берёт бутылку и подливает всем нам вина.
        - Вскоре после приезда родился Марко. Меня позвали быть крестным, так что я его крестный, а это много значит. Мой бизнес со временем восстановился, и мы снова начали сотрудничать с Энцо, но мафия требовала платить дань, а он был принципиальным и гордым человеком и в один день его не стало. Марко тогда исполнилось пятнадцать. Никого из родственников у него не было, только двоюродная бабушка матери. Но она была очень старой и не могла заботиться о мальчике. Она жила там, где сейчас находится хозяйство твоего отца. Мир очень тесен, правда? Я забрал Марко к себе, и он жил здесь пока не закончил школу. А потом вернулся на Сицилию. Ему, конечно, досталось, но он всегда был большим молодцом. Я хочу выпить за тебя, Марко.
        Мы пьём вино, и я пытаюсь представить весь ужас, обрушавшийся на Марко, степень отчаяния и горя, выпавшие ему. Моё сердце сжимается от сострадания. Я робко поднимаю на него глаза, но он смотрит в сторону. Эти воспоминания даются ему с трудом.
        - Не грусти, Лиза, всё это уже в прошлом. Я знаю, тебе тоже пришлось многое пережить, но правда в том, что будущее прекрасно, я не сомневаюсь. Смотрите, Стефано ещё что-то нам несёт.
        - Сейчас будет ромовая баба! Всё, что было до этого, было только подготовкой! Вы готовы?
        Стефано забирает тарелки и кладёт приборы. Я замечаю, как к дому подходят двое карабинеров. Они останавливаются, нерешительно осматриваясь. На них приятно смотреть - стройные, подтянутые, в сияющих сапогах, лихо заломленных фуражках - казаки из «Тихого Дона». Ни в одной стране мира нет таких красивых мундиров, как в Италии.
        - Джинаро, а вы «Тихий Дон» читали?
        Он не успевает ответить, потому что Стефано расставляет десерт:
        - Лиза из Сибири, вот тебе лучшая в мире бабба, - он произносит это по-неаполитански, с двойной «б».
        Он ставит передо мной тарелку с нежнейшей ромовой бабой. Перед Марко и Джинаро тоже стоят тарелки, но их бабы чуть меньше.
        - Стефано, спасибо, что дал мне самую большую! Она выглядит великолепно!
        - Подожди, ничего не говори, пока не попробуешь.
        В этот момент я слышу:
        - Добрый вечер, дон Джинаро.
        Я оборачиваюсь и вижу карабинеров. Они стоят у нашего стола, немного поодаль, со стороны Джинаро. Он что-то тихо и приветливо говорит им, потом протягивает руку и оба карабинера по очереди наклоняются и целуют её. За суетой с ромовой бабой и прибаутками Стефано никто не обращает на них внимания, и я быстро отворачиваюсь, словно увидела что-то мне не предназначенное.
        Мы едим, пьём лимончелло и уже через минуту мне кажется, что это всё мне привиделось. Карабинеры весело болтают со Стефано, стоя около дома и пьют вино из маленьких гранёных стаканчиков.
        Вскоре мы прощаемся.
        - Лиза, мне было очень приятно познакомиться с тобой. Марко мне рассказывал о тебе, и я благодарен, что ты приехала сегодня. Жизнь странная штука. Она часто преподносит сюрпризы и не всегда хорошие. Но мы должны смотреть на это понимая, что у нас нет совершенно ничего своего кроме любви. Я надеюсь, что мы ещё ни один раз увидимся.
        Я немного смущаюсь и стараюсь, чтобы всё не выглядело слишком серьёзно:
        - Это Достоевский сказал?
        Он широко улыбается и его большие из-за толстых стёкол глаза тоже улыбаются. Он ничего не говорит и легко качает головой. Я чувствую в груди тепло и радость, и спокойствие, и благодарность, и любовь. В этот момент я люблю эту ночь, звезды, этого доброго и мудрого Джинаро, люблю жизнь и даже ромовую бабу.
        - Да, всё верно… Я поняла, что вы сказали…
        29. Точки по разные стороны ворот
        Надо было остаться на выходные в Неаполе - посмотрела бы город, побродила по улицам, по музеям, а то ведь ничего даже не увидела за эти пару дней. Даже настоящую неаполитанскую пиццу не попробовала. А теперь буду сидеть дома.
        Я стою перед раскрытым окном, слушаю как барабанит по крыше дождь, глотаю влажный воздух и гадаю, что теперь будет.
        Позавчера, когда мы ужинали с Джинаро, что-то изменилось, как будто открылась невидимая раньше дверь и я попала на новый уровень. Теперь нужно сделать какой-то шаг, что-то решить. Вот только всё это не игра, и нескольких жизней у меня не будет…
        Марко довёз меня до отеля. Теперь я смотрела на него немного иначе, не совсем так, как прежде. В конце концов, обстоятельства сложились так, как сложились и, если честно, не знаю, как я сама поступила бы в той ситуации… Ну да ладно… уж точно не стала бы трахаться с первым встречным! Как сказал Джинаро, всё что у нас есть своего - это любовь? Не поспоришь…
        Когда мы вышли из машины я спросила:
        - Зачем ты меня возил на этот ужин?
        - Джинаро заменил мне отца, он мой крёстный. Я хотел вас познакомить…
        - Почему?
        - Лиза, послушай… Я постоянно думаю о том, что с нами случилось… Я поступил… Ну в общем, не хочу оправдываться, я поступил отвратительно. Но… это не настоящий я, это было помешательство, помутнение, это… я не знаю… я бы никогда так не сделал, но просто ты ослепила, околдовала меня, забрала сердце. В один миг. И когда мне сказали, ну… когда я думал, что потерял тебя, земля ушла из-под ног, мне не на что было опереться, не чем было дышать, я испытывал и боль, и ярость, и растерянность… И этим воспользовалась Инга. Я попытался забыть тебя, но понял, что это невозможно, понял, как ты дорога мне и… если ты хотя бы немного чувствовала ко мне что-то хорошее, и если есть хотя бы маленький шанс, что ты когда-нибудь сможешь меня простить, то может быть согласишься, что мы не должны позволить злым людям изменить нашу жизнь…
        Я отвернулась, чтобы он не видел, как из глаз выкатились две предательские слезинки. Сердце колотилось так, что, наверное, было слышно во всём отеле.
        - Лиза, как ты думаешь, мы можем попытаться всё исправить?
        Он взял мою руку и нежно поцеловал. Там, где его губы коснулись кожи, я ощутила сильный ожог, но не отняла руки. Я повернула к нему лицо, и он увидел мои слезы.
        - Мне кажется, мы уже пытаемся, Марко. Но, боюсь, это займёт много времени…
        - Я буду ждать столько, сколько нужно…
        Той ночью я ни на секунду не сомкнула глаз, а на следующий день мы с Пьерджорджио вернулись на Сицилию.
        Сейчас я стою перед открытым окном и смотрю на струи дождя, бьющие по террасе, по дорожкам, по листьям деревьев, смотрю на серые скучные тучи, скрывшие горы и нависшие над долиной густым тёплым туманом. И я не имею ни малейшего понятия, что теперь будет, что мы будем делать и сможем ли мы сделать хоть что-нибудь, чтобы перешагнуть через прошлое и двигаться вперёд.
        От раздумий меня отвлекает телефонный звонок:
        - Лиза, привет, как ты?
        - Да всё нормально, пап. А ты как?
        - Да-а… Честно говоря, не очень… Завтра прилечу в Катанию, и тогда расскажу тебе все подробности. Сможешь встретить в двенадцать?
        - Конечно. А что случилось?
        - Работа… Сейчас тебе важно знать вот что. Инга в Италии и, возможно, она полетит к тебе. Вернее, она точно полетит к тебе. Не подпускай её к кантине, чтобы ноги её там не было.
        - То есть если ты завтра прилетишь… она что уже сегодня может нагрянуть?
        - Не знаю. Теоретически может.
        - А как я её остановлю? Она же твоя дочь - имеет право здесь находиться.
        - Нет, не имеет. Ты мой полноправный представитель и запрещаешь ей. Закрой ворота и не впускай.
        - Ворота по выходным и так закрыты, но смогут ли они её задержать?
        Ворота у нас как во многих местах на Сицилии перекрывают дорогу, но стоят сами по себе, без ограды. Ворота есть, и они закрываются, и выглядят красиво - каменная арка с узорчатыми створками - но к ним не прилегает забор. На машине проехать нельзя, но обойти их пешком не составит труда.
        - Не знаю, сделай что-нибудь, спусти собак!
        - Па-ап…
        - Если в двух словах, то Инга меня подвела, она передала свою долю в кампании другому человеку и теперь у меня ничего нет, кроме сицилийской кантины, но она попытается и её захватить. Это в принципе невозможно, но, чтобы избежать лишних осложнений, я хочу, чтобы она туда даже сунуться не смогла. Поняла?
        - То есть… Подожди…
        - Ли-за! Мне сейчас катастрофически некогда. Я тебе всё расскажу. Завтра. А сегодня, пожалуйста, сделай как я прошу.
        - Ладно.
        - Ну всё, молодец. Целую. Завтра увидимся. В двенадцать самолёт. Я тебе пришлю номер рейса.
        Я тут же вызываю по рации охранника:
        - Антонио, привет. У меня просьба. Если сегодня к нам кто-нибудь приедет не открывай сразу ворота, сначала сообщи мне. Ни в коем случае не открывай! Особенно если это будет Инга. Ты помнишь Ингу?
        - Нет, я её не знаю.
        - Тем лучше. Это моя… сестра.
        На сердце тревожно. Видеться с Ингой никогда не доставляло мне радости, а в таких обстоятельствах - и подавно. Надеюсь, до папиного приезда она сюда не явится.
        Хорошо, что он приедет. За последние годы я привыкла быть одна, но привыкнуть не значит полюбить. Я смирилась, но мне не нравиться быть одиночкой, не чувствовать постоянную поддержку семьи. Так что я рада, что он будет здесь.
        - Лиза, - шипит рация.
        - Да, Тони.
        - Здесь синьор Леоне.
        Сердце падает. И взмывает. И снова падает. Марко!
        - И ещё ваша сестра. Пропускать?
        Что?! Марко и Инга? Как это возможно после всего, что он говорил, целовал руку и… Нет-нет-нет! Это не может быть правдой!
        - Нет-нет-нет! Не открывай ворота! Я сейчас приду.
        Это не может быть правдой. Это какая-то ошибка. Вокруг меня всё двигается, стены медленно изгибаются, дверь раздувается и становится совсем круглой, будто мне на глаза опустились очки с толстыми увеличительными стёклами. Всё кружится, размывается. Я бегу под дождём, шлёпаю босыми ногами по мокрой земле, по камням, по лужам, не чувствуя боли, сырости, не ощущая ничего, кроме дикой ярости.
        - Лиза! Ты же вся промокла! Что с тобой? - кричит Марко через открытое окно машины.
        Я смотрю через решётку ворот на его чёрный джип.
        - Кого ты привёз?
        - Лиза, послушай, она просто попросила подвезти.
        - Просто подвезти?
        Он выходит из машины, сутулясь, поднимая ворот пиджака подбегает к воротам.
        - У меня с ней ничего не может быть. Никогда больше! Ты это знаешь!
        - Нет. Я не знаю. Я не знаю, как ты мог согласиться «просто подвезти» эту суку, - я пытаюсь говорить спокойно, но адский огонь, сжигающий меня изнутри, стремится вырваться наружу.
        - Я должен был ей сказать, что отношения между нами невозможны. Но я хотел сделать это при тебе, чтобы ты всё видела, чтобы всё было чисто, без недомолвок. Я хочу перевернуть этот лист. Она, - он указывает рукой на машину, - для меня не существует. Но если бы я отказался её подвезти, это было бы оскорбительно для моего достоинства, как будто она имеет надо мной власть, как будто я прячусь от неё. Как ты не понимаешь!
        - Не понимаю! Потому что это полная херня! И осознать, что я тебя не понимаю нам лучше раньше, чем позже. Увози её, сюда она не войдёт.
        - Куда увозить?
        - Увози куда хочешь! Можешь к себе домой. Расскажешь ей, что тебя никто не понимает. Она пожалеет.
        В этот момент отрывается дверца и выглядывает Инга. Она ёжится под дождём и зло кричит:
        - Вы что, потом поорать не сможете? Открывай давай ворота! Сколько здесь торчать ещё?
        - Ты сюда не зайдёшь!
        - С какого это перепугу? Ты не охерела, сиротка? Открывай ворота!
        - Тони, выпускай собак!
        Сторож смотрит на меня совершенно ошалело:
        - Собак?
        - Да, возьми собаку и приведи сюда. И пусть лает.
        Он поспешно уходит.
        - Ты что, правда её не впустишь? - спрашивает Марко.
        - Нет. Увози её!
        - Куда везти-то?
        - Обратно в аэропорт. Или в гостиницу. Куда хочешь. Мне всё равно.
        Приходит Антонио с большим облезлым псом. Собака скалится и не очень убедительно рычит.
        - Садись в машину. Марко тебя отвезёт. И если ещё раз тебя здесь увижу вот это чудище будет тебя драть, пока ты не сдохнешь.
        - Да я сейчас горло перегрызу и тебе, и твоему псу.
        - Давай! Давай, сука, подойди ко мне, увидишь, что будет!
        Она на мгновенье замирает, видимо бешеный огонь, прорывающийся из моих глаз, приводит её в замешательство, но гнев, не даёт ей легко принять поражение:
        - Ты ещё похоже не понимаешь на кого наехала, здесь все моё, овца! Я сейчас один только звонок сделаю, сюда подъедет несколько крепких ребят и всех вас отымеют по кругу и закопают глубоко в плодородных почвах Этны!
        Она кричит всё громче, переходит на визг, распаляется. А я даже не смотрю на неё. Я смотрю на Марко. У меня жар и даже три больших холодных пятна от прилипшей ткани на груди и животе не способны его погасить.
        Мы стоим под проливным дождём, разделённые прутьями ворот. Как в кино, как в застывшем кадре - четыре мокрые замершие фигуры под струями дождя. Камера пролетает между нами, захватывая мои окаменевшие соски, просвечивающие сквозь прозрачную от воды ткань футболки, наши неживые лица со стекающими по ним дождевыми струями, сжатые губы, прилипшие волосы, гневные и недоумённые стекляшки глаз. Камера взлетает вверх, сначала медленно, а потом плавно ускоряется и зарывается в косматые тучи, превращая нас в мелкие точки, оставляя среди потоков дождя и слёз, разделёнными на два непримиримых лагеря короткой линией ворот.
        Инга ещё что-то орёт, машет руками, но Марко с силой запихивает её в машину, нервно разворачивается и уезжает. Я возвращаюсь к себе. Ничего, завтра приедет папа и сам со всем разберётся… Но только не с тем, что происходит между мной и Марко… А что происходит? Наверное, уже ничего не происходит… По моему разумению он или полный идиот, или редчайший лицемер. Но мне не подходит ни то, ни другое.
        Я устало стаскиваю с себя мокрую одежду, падаю в постель и тихонечко вою - протяжно, тоскливо… Хочу уехать. Попрошу Пьерджорджио, пусть пристроит меня в какое-нибудь хозяйство на краю земли. Или уеду в Прагу к Юльке… или в Китай, им виноделы нужны… Лишь бы дальше отсюда. Как можно дальше…
        30. У папы всё не очень хорошо
        Самолёт прилетает вовремя. Папа выходит с огромными чемоданами, измученный, с чёрными кругами под глазами. Похоже, ему досталось, но увидев меня, он радостно улыбается, крепко обнимает и долго не отпускает:
        - Как я рад, что ты здесь. Как ты? Гонерилья приезжала?
        - Да, сразу после твоего звонка. Почему Гонерилья?
        - Ты что, не помнишь? Это злобная, неблагодарная дочь короля Лира.
        - А, Шекспир, ну да… Приезжала, грозила страшными карами за то, что я её не пустила. Так что надо быть настороже, - я горько усмехаюсь.
        - Да, осторожность нам не помешает, идём.
        По дороге папа обрисовывает ситуацию:
        - Ты знаешь такого человека Эдуарда Сухих?
        - Нет, никогда не встречалась.
        - Это инвестор Василия Крюкова.
        - Да, это я знаю, он часто называл имя, но я его не видела ни разу. Крюков постоянно был с ним на связи.
        - Они и сейчас на связи… Этот Сухих, как я теперь понимаю, довольно влиятельный человек. Думаю, даже практически уверен, что это он организовал наезд на компанию.
        - Но зачем? Если бы он занимался импортом вина, тогда понятно - он бы мог попытаться таким способом выдавить тебя с рынка. Но он же инвестор. Насколько помню с Васиных слов у него большинство активов в недвижимости. Какой ему смысл?
        - Мне создали кризис, проблемы с наличными, проблемы с кредитами, угрозу банкротства. Очень чётко все разыграли и смотри сколько сил на это бросили. А Крюков протянул мне руку помощи, предложил выкупить десять процентов моих акций за неплохие деньги. И выкупил, а потом передал эти акции своему Сухих.
        - Но десять процентов не так много, чтобы завладеть целой компанией…
        - Ну да… Но у меня половина была записана на Ингу, ещё с давних времён… Тогда все так делали… вроде если прижмёт налоговая, чтоб не конфисковали. Вторая половина была на Тамару, но это мы исправили. А вот с Ингой руки не доходили… Но как она пронюхала? Ведь я ей никогда не говорил об этом. И акции она в глаза не видела. Но как-то же узнала, забрала их у юриста. Ну и… передала свои акции Крюкову, то есть Сухих. И у них очень существенный перевес получился…
        - Пап… я к Инге, конечно, не очень отношусь. Извини, что говорю это при тебе, но я думаю, что она просто не понимала все последствия своего шага. Поговори с ней, возможно ещё получится всё отыграть назад.
        - Да всё она понимала! Они с Крюковым это всё и спланировали. Он, кстати, директор теперь в нашей компании. Ушлый сучонок! Короче, всё теперь перешло им - и офис, и вся сеть, всё вообще, даже дом и машина. Формально у меня есть акции, но от управления я отстранён и никаких денег теперь не увижу.
        Я ошарашена и просто не могу уложить это в голове.
        - Ничего нового нет в этом мире и всё уже было, - он глубоко вздыхает.
        - Пап, ну подожди, не расстраивайся так. Легко, конечно, сказать, но может ещё получится что-то сделать.
        - Да нет, - он безысходно машет рукой. - Не получится. Я уже все возможности использовал, все свои контакты, даже в администрации президента. Никак… Столько лет напряженной работы и оказывается всё ради этого Сухих.
        - Так что, нам надо собирать вещи и уезжать? Инга, получается, реально имела право вчера войти?
        - Ничего она не имела. Сицилийское хозяйство записано на меня, не на компанию. Так что это единственное, что у нас с тобой осталось. Ну и за десять процентов я деньги получил, да плюс кое-какие сбережения. Проживём, не переживай. С голоду не умрём, хотя и шиковать не будем. Только вот, что с твоим вином делать не знаю. Крюков его у нас не возьмёт, однозначно. Я сейчас веду переговоры с двумя возможными покупателями, но не знаю, что выйдет. Но ничего-ничего, будем продолжать двигаться по намеченному курсу.
        - Не пойму, а зачем она тогда примчалась вчера если для неё здесь ничего нет?
        - Ха! Они друг другу чуть глотки не перегрызли, когда я сказал, что сицилийское производство не принадлежит компании. Им оно почему-то очень нужно было. Вот она и помчалась сюда в надежде найти бумаги, наверное. Глупо, но для чего ещё? Здесь, разумеется, никаких документов нет. Сильно она шипела, когда поняла, что ты её не пустишь?
        - Шипела? Не то слово. Обещала вызвать черепашек ниндзя и закопать нас на винограднике.
        - Понятно. Видать ей денег недодали из-за того, что мы выпорхнули из их силков. Ну ладно. Не все коту масленица.
        Мы заезжаем на обед в Катанию, а потом едем домой. Сегодня солнечно и о вчерашнем дожде ничего не напоминает, но только в моем сердце по-прежнему дождливо и хмуро.
        .
        Ужинаем мы дома. Я готовлю еду, когда отец приносит из погреба шикарное Романe Контu.
        - Ты как насчёт бургундского?
        - О! Ничего себе! У меня еда не подобающая. Да и вроде было бы правильней не праздновать, а пеплом голову посыпать.
        - Конечно! Этого они не дождутся! Сейчас мы с тобой шиканём! А уж потом будем вести себя скромнее - только твоим вином пробавляться. Ты сколько его сделала?
        - Не много - тысяч двадцать бутылок будет.
        - Если пить по две в день… двадцать на семьсот тридцать… лет двадцать пять значит. Ну плюс подарки - дарить его всем будем по любому поводу. Лет двадцать. Доживёт?
        - Ну если столько пить не уверена, что мы сами доживём.
        Мы смеёмся. И хотя повода для радости нет и на сердце кошки скребут, мне хорошо, от того, что отец рядом. Мы едим, пьём роскошное вино, болтаем. Я рассказываю, как провела месяц, как летала в Кампанию, про крестного Марко и про то, как он привёз сюда Ингу. Папа катается от смеха, когда я в лицах передаю свой диалог с Ингой и описываю выражение её лица.
        - Ох, молодец ты, Лиза!
        За окном становится темно. Мне и грустно, и весело, томится мое сердце, чем-то успокоится?
        - Ладно, Лиза, идём спать. Завтра рабочий день. Надо начинать новую жизнь… Ну, в смысле, мне… А ты чего, кстати, самую маленькую спальню выбрала?
        Я не отвечаю, потому что совершенно неожиданно слышу звук автомобиля рядом с домом. Что ещё такое? Не успеваю я двинуться, как дверь резко распахивается и внутрь вламываются люди с оружием.
        - Быстро встали! Встали, я сказал! - коренастый, накаченный детина тычет в нас пистолетом. Ему лет тридцать пять, нос и уши переломаны, холодные бегающие глаза перескакивают с меня на папу, шарят по комнате, не останавливаются ни на секунду.
        Мы поднимаемся с дивана. Медленно, как во сне. Сначала я даже не успеваю испугаться, но теперь, глядя на все эти лица, полные холодной решимости, мне становится страшно.
        - Руки перед собой! Так, бойцы, не спим! Быстро вяжите их!
        31. Да что же это такое, папа!
        Ко мне подскакивает парень и хватает за руки:
        - Не подавай виду, что мы знакомы, - шепчет он, затягивая на моих запястьях пластиковую петлю, какими закрепляют кабели.
        - Что? - Я не верю глазам! Это же Никола!
        - Не смотри на меня, - еле слышно говорит он сквозь зубы. - Не бойся… Так не слишком туго?
        - Эй, малыш, ты что там с ней разговариваешь? Это тебе не свидание! Быстрей давай!
        Нас обыскивают. Ко мне подскакивает тощий лысый молодчик с тоненькой ниточкой усов. Он в белой майке без рукавов, кроссовках и обтягивающих спортивных брюках с тремя полосками. Его бритый череп, шея и руки полностью покрыты татуировками - до самых пальцев. На плече болтается автомат с коротким стволом.
        - Подержи дверь, - бросает он Николе, отжимая от меня. - Надо было сначала обыскивать, а потом связывать! Узнаёшь, блондиночка?
        Да, я его узнаю, хоть раньше он был без усиков. Это тот самый покупатель специй из Модики, который тогда ещё хотел забрать меня с собой, но не думаю, что причина вторжения в этом.
        Он резко поворачивает меня к себе спиной и больно сжимает грудь. Я вскрикиваю.
        - Что вы делаете! Убери от неё руки, обсосок! - Кричит папа.
        - Заткнись! Не то я тебя заткну! - Тычет пистолет ему в зубы бандит, стоящий рядом.
        - Папа, не надо, - говорю я по-русски, - я в порядке.
        - Закрой рот, русская! - Лысый бьет ладонью меня по голове. - Откроешь, когда будешь у меня отсасывать. Расставляй ноги!
        Он просовывает руку мне между ног, ощупывает и оглаживает. На мне только шорты и футболка, в кармане телефон. Он его забирает, разворачивает к себе лицом и притягивает за зад, прижимает к своему члену.
        - Эй тупица, выводи её! Делай дело, дебил озабоченный!
        Он нехотя меня отпускает, нас выводят из дома и запихивают в стоящий здесь микроавтобус. Внутри темно, сидений нет - он предназначен для перевозки грузов.
        - Легли на пол! - кричит бритоголовый.
        Он толкает отца дулом автомата. Папа падает на пол.
        - Ударился?
        - Молчать! Быстро легла рядом с ним!
        Он забирается следом за нами. Я слышу, как закрывается дверь.
        - Лежать тихо! Издадите хоть звук сразу стреляю!
        Снаружи слышны голоса, стук дверей автомобиля. Мы трогаемся.
        - Куда вы нас везёте? - спрашивает отец.
        - Ты меня не понял? - орёт наш конвоир.
        Я ничего не вижу, но слышу два быстрых шага по гулкому металлическому полу, удар, глухой стон и тяжёлое дыхание.
        - Так понятнее? Больше не повторяю!
        - Папочка, - шепчу я сквозь слезы.
        - Ничего, Лиза, ничего… Мы выберемся…
        По моим ощущениям, мы едем не меньше часа. Сначала все время вниз, потом вверх, вверх, потом снова вниз, а потом я уже не различаю. Внутри душно и грязно. Держаться не за что и на каждом повороте мы сползаем и перекатываемся, больно ударяясь о стены.
        У меня болит голова, подступает тошнота, начинает казаться, что это никогда не кончится. Наконец, мы останавливаемся. Долго ничего не происходит, но потом открывается дверь и внутрь попадает прохладный свежий воздух. Как бы не была ужасна дорога, и какое бы облегчение не давала остановка, она вызывает ужас. Лучше было бы ехать и ехать, и никогда не останавливаться. Пока мы едем с нами ничего не может произойти…
        - Сели на пол! Садись, сучка!
        Мы кое-как усаживаемся. Самочувствие хуже некуда. Я слышу голоса и шаги - кто-то подходит к нашему фургону. Тьму разрезает яркий свет фонаря, ослепляя и причиняя боль глазам.
        - Надень на них это.
        Мне на голову натягивают грубый зловонный мешок.
        - На выход! Встали!
        Нас берут под руки и вытаскивают из машины, но не отпускают и волокут дальше, проводят по мягкой земляной дорожке, заводят в помещение и ведут через несколько комнат. По крайней мере, у меня именно такое ощущение.
        - Освободи им руки.
        Кто-то срезает пластик с моих запястий. Потом я слышу шаги и стук двери. Руки ничего не чувствуют кроме боли. Они налились тяжестью и стали чужими, мертвыми. Я болтаю ими, бью друг о друга, пытаюсь тереть, заставляю сердце гнать в них кровь, но они не повинуются и не хотят тянуться к голове. Мешок с моей головы стягивает папа. Он растирает и массирует мои руки и через некоторое время я начинаю их чувствовать.
        Мы стоим посреди небольшой комнаты. Пыльный каменный пол, выложенный кирпичом и булыжником, каменные стены, маленькое окно, закрытое снаружи ставнями, тусклая лампочка под черепичной крышей, грубая деревянная дверь.
        - Похоже на пастуший домик… - говорю я.
        - При других обстоятельствах здесь могло бы быть даже неплохо.
        - Ну да, если бы нам дали хотя бы парочку стульев.
        Комната совершенно пустая, если не считать грязного ведра в углу.
        - Пап, что это такое? Что происходит? Это Инга устроила?
        - Инга? Да нет, Инга на такое не способна. Поорать - это пожалуйста, а такой налет организовать она бы не смогла. Исключено.
        - Кто эти люди? Что им надо?
        - Пока не знаю… Надеюсь, скоро поймем.
        Я подхожу к двери, прислушиваюсь… Всё тихо, никаких звуков… Осторожно толкаю её - закрыто.
        - Пить хочется…
        - Да… Но единственное, что мы сейчас можем - это попытаться сберечь силы… - Отец опускается на пол и опирается спиной о стену. - Иди, Лиза, присядь. Надо постараться уснуть. Боюсь, что силы нам еще пригодятся.
        Ноги дрожат, я сажусь рядом с папой. Пол не холодный, но жесткий и неровный. Пытаюсь найти более-менее удобное положение. Нет, ничего не получается… Во рту сухо, голова раскалывается, болят запястья, ноют все кости. Мне страшно, но стараюсь не показать виду. Думаю, отцу сейчас тоже страшно и за себя, и за меня.
        - Завидую я, пап, закаленным спартанским мальчикам - их бы такие условия не смутили…
        Я пытаюсь бодриться, но получается не очень.
        - А ты попробуй лечь, положи голову мне на колени и попытайся найти такое положение, чтобы камни не так больно впивались. Будем с тобой как йоги.
        Я ложусь. Неудобно, но ничего, обтекаю своей плотью выпирающие из пола булыжники.
        - Мы с тобой как ягнята в этом пастушьем вертепе.
        - У ягнят, Лиза, есть сено и вода, а у нас только пустое ведро. Но мы умнее ягнят - сейчас наберемся сил, а утром начнем рыть подкоп.
        - Да, граф, ваше сиятельство. Или как правильно? Надеюсь, что это займет не так много времени, как у Монте-Кристо… А я ведь знаю одного из этих молодчиков, что нас похитили.
        - Что ты говоришь? Как это? А почему ты молчала, ничего ему не сказала?
        - Потому что у меня есть маленький лоскутик надежды, что он сможет нам помочь.
        Я рассказываю про встречу с Николой, как мы познакомились, про Юльку, про их любовь, без подробностей, конечно.
        - Так может это он навел? Втерся в доверие, всё разузнал и организовал налёт?
        - Я не думаю… нет… Не похоже. Зачем бы он сказал не подавать виду, что мы знакомы? Да и для чего это всё? Я цель не могу понять…
        - Ну знаешь, преступные группировки иногда делают это ради выкупа. Похищают людей и требуют большие деньги.
        - Пап, представь, что Инга за тебя заплатит выкуп. Отдаст все деньги, что получила на этой афере и останется ни с чем, но спасёт нам жизни…
        - Да-а-а… как такое представить, - невесело усмехается он. - Думаю, ты начинаешь бредить.
        Мне становится смешно. Мы как будто выбираем роли для игр - граф Монте-Кристо, спартанец, больная в бреду, а сами находимся на границе между жизнью и смертью, сейчас вот ещё что-нибудь придумаем. Накатывает нервный, душащий смех. Не хватало только впасть в истерику. Надо остановиться! Но я не останавливаюсь, не прекращаю, а тихо и зловеще кашляю колючим душащим смехом, содрогаясь всем телом. Я бьюсь об камни, мне больно, я хочу остановиться, но не могу. По лицу льются слезы и смех превращается во всхлипывания и отчаянный плач.
        - Поплачь, Лиза, Поплачь… А потом поспи, а утром мы что-нибудь придумаем.
        Он гладит меня по голове, и я постепенно затихаю.
        - Знаешь, о чем я больше всего жалею в своей жизни? О том, что твоя мама ничего мне о тебе не сказала…
        - Думаешь, это что-то изменило бы? Ты ушёл бы от Тамары?
        - Конечно, ушёл бы! Это бы очень сильно всё изменило… Я ведь до сих пор её люблю…
        - Значит, надо было уходить…
        - Да, - он долго молчит, а потом добавляет, - надо было уходить.
        Мы замолкаем, и я начинаю проваливаться в сон. Я ухожу в мир теней - острые камни, чёрное ничто, зловещие силуэты и странные голоса, звучащие задом наперёд, так что невозможно разобрать ни слова. Вдруг различаю отчётливо произнесённое: «А я тебя предупреждал!» Из темноты появляется бирюзовый, весь в латексе Вася и молча смотрит мне в глаза. У него намалёванные клоунские губы и щёки. Потом я слышу, как папа говорит: «Лиза, проснись». Я тут же открываю глаза. Всё тело страшно измучено и разбито.
        - Лиза, вставай, надо идти.
        Я поднимаюсь.
        - Нет! - машет отцу лысый любитель специй. - Только ты!
        Он весь словно на шарнирах, не стоит спокойно ни секунды, а воспалённые бегающие глазки обшаривают моё тело.
        32. Кое-что проясняется
        - Нет, мы идём вдвоём! Это моя дочь.
        - Иди-иди, - подталкивает его лысый. - Теперь это моя дочь.
        Он выволакивает отца и, прежде чем дверь закрывается, папа успевает мне крикнуть:
        - Лиза не бойся!
        Постараюсь.
        - А вот и наш друг, - слышу я хриплый голос за дверью. Слышно не очень хорошо, поэтому я прилипаю к двери. - Ты и есть Андрей?
        - Да, - отвечает папа. - Я хотел бы получить объяснения, что здесь происходит и узнать кто вы такие.
        - Ладно, - спокойно отвечает тот же человек. - Сейчас всё узнаешь. Документы на твою итальянскую собственность находятся здесь, на Сицилии?
        - Я не буду это комментировать.
        Человек с хриплым голосом громко смеётся:
        - Эдуардо, ты слышал? Он не будет это комментировать. Ну хорошо, не комментируй. Это не так уж и важно, ведь мы знаем, кто всё унаследует в случае чего. Инга, да?
        Папа говорит громко и уверено и мне хорошо его слышно, а вот второго - гораздо хуже. Дверь толстая, без щелей, в ней даже замочной скважины нет. Я отступаю на шаг и осматриваю стену. Внизу, рядом с тем местом, где мы сидели, она выщерблена из неё выпало несколько небольших камней. Один камень в глубине кажется мне подходящим, и я аккуратно расшатываю его из стороны в сторону. Он легко поддаётся и выскакивает со своего места, открывая маленькое отверстие в стене. Мне хватит. Я ложусь и приставляю ухо к этому отверстию. Хриплый всё ещё говорит:
        - Это Эдуардо, мой партнёр и хороший друг. Ты его, наверное, уже знаешь. Сейчас он тебе всё расскажет. Давай, Эдуардо, объясни ситуацию.
        - Да, дон Коррадо. Ситуация наша довольно проста.
        Эдуардо говорит с сильным русским акцентом. Ничего себе… Что же здесь происходит?
        - Жалко, что мы не успели познакомиться раньше, но я не только партнёр дона Коррадо, но я теперь и ваш партнёр тоже.
        - Да-да, - хрипло смеётся Коррадо. - Мы тут все партнёры.
        Значит это Сухих, завладевший папиной компанией.
        - Я буду говорить предельно откровенно и, надеюсь, вы оцените мою открытость. Этого же мы ждём и от вас.
        - Вы ворвались в мой дом, похитили меня и дочь и ждёте от меня желания сотрудничать?
        - Мы ждём не желания, а сотрудничества и это похищение - прекрасный аргумент, который вы уже смогли оценить, - акцент у него довольно сильный, но говорит он грамотно, видно, что хорошо знает язык. - Но ближе к сути. Суть такова, что я с недавнего времени контролирую очень уважаемую и авторитетную компанию, ввозящую в Россию большое количество качественного итальянского вина. У неё отличная репутация и в России, и в Италии, что для нас принципиально важно. Компания работает прозрачно, платит налоги и не имеет проблем с государственными органами.
        - В последнее время имеет…
        - Это уже в прошлом. Как только контроль над компанией перешёл ко мне, мы решили все проблемы, с которыми вы не могли справиться - Эдуард смеётся. - Но мы рассчитывали, что в рамках пакета приобретаем и ваше сицилийское предприятие, что для нас крайне желательно.
        - Этого я не понимаю. Предприятие убыточное, зачем оно вам?
        - Дело в том, что оно должно быть задействовано в производственно-дистрибуционной цепочке, разработанной нами. Повторюсь, мы говорим предельно откровенно, потому что верим в ваш разум и привязанность к младшей дочери.
        - Причём здесь моя дочь? Если хотите, чтобы я сотрудничал немедленно отпустите её.
        - Боюсь, это невозможно - она будет гарантией вашей лояльности. Всё очень просто. Вы передаёте компании, соучредителем которой являетесь, сицилийское хозяйство, остаётесь здесь, живёте на своей вилле и уделяете максимум внимания производственным процессам. Стараетесь, чтобы вино, над которым в последнее время работала ваша дочь, было действительно неплохим. Мы будем забирать абсолютно всё произведённое вино и отправлять по обычным экспортным каналам. Но на этом ваша ответственность не заканчивается. Часть груза будет, помимо вина, содержать что-то ещё.
        - Что содержать? Что это значит?
        - Что именно, вас не касается, вы отвечаете только за производственную часть. Всё остальное - наша забота. Люди дона Коррадо будут поставлять вам винные материалы с растворёнными в них веществами, имеющими огромный спрос на рынке. Таких материалов будет много, очень много, гораздо больше того вина, которое вы производите сейчас. Это будет способствовать взрывному, экспоненциальному росту вашего производства. Это очень дорогое для нас «вино» станет главной вашей задачей. Вы будете его лелеять, как собственное дитя. Но не будете забывать и о другом вине, стараясь поддерживать его качество. Мы предоставим вам специально обученных работников, на которых вы во всём сможете положиться. Они проследят за безопасностью предприятия и вашей личной безопасностью. А ваша дочь поедет со мной в Москву и будет работать в команде нового директора компании. Вы с ним знакомы. Вот такой у нас дружный коллектив получается.
        - Лиза вполне может остаться здесь. Зачем её везти в Москву?
        - Затем, что так мы сможем гораздо эффективней контролировать вас обоих, - вступает Коррадо. - Да ты не беспокойся, Эдуардо за ней присмотрит и работой интересной обеспечит и жильём на первое время. Вот и всё. А теперь займёмся делом. Сейчас тебя отсюда увезут, а девчонка останется в компании с моими ребятами. И я тебе обещаю, до пятнадцати часов с ней точно ничего не случится. А в пятнадцать тебя снова привезут сюда и у тебя будут с собой все необходимые бумаги. Мы приедем с нотариусом и быстро, без проволочек оформим сделку. И всё. Эдуардо и Лиза полетят в Москву. Можешь захватить для неё необходимые вещи. А ты поедешь работать. Ну, а если ты решишь сделать какую-нибудь глупость, то первой кто умрёт, будет твоя дочь. Перед этим с ней позабавится Лyка, говорят он от неё без ума. Глянь, вот этот лысый парень, ты его уже видел. Давай Лyка, надень на него мешок.
        - Лиза, всё будет хорошо! Не бойся! Всё будет… - папа кричит, но не успевает закончить фразу, потому что его выводят из комнаты.
        33. Мы что-нибудь придумаем
        В наступившей тишине я чувствую себя ростком, по которому проехали на танке, закатали в грязь. Мне страшно, желудок режет, во рту пересохло. Я подхожу к двери и стучу. Ничего не происходит. Тогда я стучу сильнее.
        - Эй! Дайте мне воды!
        Тишина…
        Я прижимаюсь к двери спиной и начинаю бить по ней ногой.
        Через некоторое время доносятся шаги. Отхожу от двери. Она открывается и на пороге появляется бритоголовый Лyка.
        - Чего тебе надо, сучка?
        У него бегающие воспалённые глаза, злое лицо, обветренные, потрескавшиеся губы, мерзкие тоненькие усики.
        - Дай мне воды…
        До трёх часов, вроде, я как бы в безопасности.
        - Чего? - он говорит с презрением и щурит без того маленькие свиные глазки. - Воды? Хочешь пить, сучка? Покажи сиськи!
        Я инстинктивно прижимаю руки к груди и делаю шаг назад.
        - Быстро, я сказал! Показывай свои сраные сиськи!
        Он подходит ко мне почти вплотную. В нос бьёт запах пота, несвежей плоти и табака - похоже, он только что курил.
        - Я уговаривать тебя должен? Сучка! Быстро давай! - он выплёвывает эти слова вместе с капельками слюны прямо мне в лицо. Его блёклые глаза полны злобы, вздутые вены на лбу пульсируют, ходят желваки. Я холодею, по крови несётся адреналин, я сжимаюсь, костенею, крепче прижимая руку к груди там, где сердце пытается вырваться наружу.
        - Не понимаешь, по-итальянски, да? - говорит он неожиданно тихо, вроде бы успокаиваясь и качает головой, и в то же мгновенье наотмашь бьёт меня по щеке ладонью. От сильного удара и от неожиданности я падаю на спину, раскидывая в стороны руки и ноги. В ухе звенит, а щека, опалённая пощёчиной, полыхает огнём.
        - Эй, ты что, дебил? - слышу я голос Николы. - Тебе босс яйца отрежет!
        Лука резко поворачивается на голос.
        - Что-то я не понял, у кого это голосок прорезался? Тебе чего здесь надо? Зачем припёрся? Хочешь, чтобы я и тебя трахнул? Придётся подождать - она первая. Сначала выебу её, а потом возьмусь за тебя. Договорились? Ну-ка, скажи мне, ты её трахал, а? Лизал ей? Чего молчишь, педик?
        - Ну ты Лyка реально дебил, каких мало. Она нужна нетронутой, как дон Коррадо обещал её отцу. Если ты что-нибудь с ней сделаешь, то он из тебя живого кишки выпустит.
        - Да ты чё? Правда? Так давай, позвони дону Коррадо, посмотрим, что он тебе скажет. Заодно объяснишь, что ты тут делаешь, чего вынюхиваешь.
        - Я телефон выронил вот и вернулся за ним.
        - Да-а? Нашёл?
        - Нашёл. А вот что ты делаешь?
        - Я делаю то, что мне велено и тебя это не касается. Так что давай, вали отсюда, урод.
        Лука поворачивается ко мне. Я отползла к стене и теперь сижу, сжавшись в комок, обхватив колени руками, и даже слабая надежда, вспорхнувшая с появлением Николы, не может развеять глухой, чёрный и непроглядный ужас. Лука медленно подходит.
        - На чем мы остановились?
        Он наклоняется, хватает меня за лодыжки и тянет к себе.
        - Сначала я тебя трахну, потом снова трахну, но уже в зад, а после заставлю вылизать мой член. Вот такая у нас с тобой программа. Я уверен, это то, что тебе сейчас нужно. Но если будешь непослушной, или мне не понравится, как ты сосёшь, придётся снова тебя ударить. Снова и снова. Так что решай сама, что для тебя лучше.
        Он подминает меня под себя, наваливаясь всем. Я лежу прижатая, терзаемая зловонным демоном. В спину врезаются острые камни, голову заполняет резкая, звенящая боль, тело становится тонкой оболочкой для мрачной, душной пустоты, в которой испуганно и отчаянно мечется сердце.
        Меня тошнит. Мутные свиные глазки Луки заглядывают в мои истекающие слезами глаза и до меня доносится его мерзкое дыхание:
        - Раздвигай, сука, ноги.
        Он просовывает руку и тянет мои шорты, они не поддаются, и он просто сдвигает их вместе с трусиками в сторону. Мне страшно, я не хочу, чтобы он видел мой страх, но непроизвольно содрогаюсь от отвращения. Он выгибается, чуть приподнимаясь надо мной, чтобы достать член.
        И в этот момент его голова резко дёргается, он невероятно быстро вскакивает, хватается за шею и тут же падает на колени, крутит головой, закатывает глаза и заваливается на бок. На губах появляется пена. За ним я вижу Николу со шприцом в руке.
        - Ты цела?
        - Да вроде…
        - Бегом, уходим отсюда.
        Он подаёт мне руку, поднимает с пола и тащит к выходу.
        - Я достал катер. Я тебя вывезу, всё будет хорошо.
        Мы проходим через прилегающую комнату и попадаем в ещё одну комнату с камином, из неё ведёт дверь наружу. Никола берётся за ручку двери и в этот момент доносится звук подъезжающего автомобиля.
        - Не успели!
        Нет-нет-нет! Как же так! Так не честно! Этого не должно быть! Воспрявшая надежда рушится и разбивается на мелкие осколки. Сердце обрывается, и я оказываюсь не в состоянии пошевелиться, сдвинуться с места.
        - Лиза! - Орёт мне в ухо Никола. - Скорее!
        Он мечется, как затравленный зверь, хватает за руку и тащит обратно.
        - Быстро помоги мне - надо перетащить его отсюда, - бросает Никола обхватывая тело Луки под мышками, я как зомби тяну его за ноги, не осознавая, что делаю. С ужасом понимаю, что тащу за ноги труп, тело человека, который был жив меньше минуты назад. Меня сейчас вырвет…
        - Тяжёлый скотина.
        Мы вытаскиваем его в другую комнату и садим на пол спиной к стене.
        - Принеси шприц, он там, на полу. Да скорее, прошу!
        Я бегу за шприцом, а Никола усаживает труп так, чтобы это выглядело естественно. Он вводит иглу в вену на руке, запрокидывает ему голову. Я захожу в свою темницу и слышу, как он вставляет замок в проушины на двери. Ложусь на пол и прижимаюсь к своему слуховому отверстию. Практически тут же раздаются шаги.
        - Ты что тут делаешь, Никола?
        - Да телефон выронил, вот приехал за ним…
        - Твою ж мать! Он что сдох?
        - Похоже на то…
        - Конченый торчок! Ты давно здесь?
        - Да только что, буквально перед вами зашёл…
        - Ну-ка… Да он ещё тёплый… попробуй пульс…
        - Нет пульса…
        - Да какой пульс, посмотри на него.
        - Вот же урод! Ушлёпок… Проверь девку.
        - Так тут замок.
        - Поищи ключ у него в карманах…
        Дверь открывается и в неё заглядывает Никола.
        - Здесь она, все нормально.
        Заходят ещё двое бандитов, молча смотрят на меня и выходят.
        - Дайте воды, пожалуйста, - тихонько прошу я.
        - Сейчас, подожди.
        Через минуту Никола возвращается с бутылкой.
        - Не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем, - шепчет он и быстро выходит.
        На меня наваливается апатия и тупое оцепенение. Слишком много волнений, думаю я и закрываю глаза и, прежде чем провалиться в мрачную темноту, успеваю представить какое сейчас небо над Этной - чёрное, с огненными всполохами… Пусть всё сгорит…
        34. Я могу убить даже тебя
        Я прихожу в себя, открываю глаза и слышу голоса за стеной. Пить… Жадно, не останавливаясь, пью из бутылки. Вода течёт по подбородку, стекает на футболку - на грудь, на живот. Заставляю себя остановиться - кто знает сколько мне придётся здесь торчать…
        Что там происходит? Пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь через дырочку в стене. Но мне видно только очень узкую часть комнаты и люди не попадают в поле зрения. Приходится довольствоваться тем, чтобы слушать.
        - Ну, где они там? - Это хриплый голос Коррадо.
        - Приехали. Уже заходят. - Этот голос мне не знаком…
        - Ну что, Эдуардо, всё хорошо?
        - Да, дон Коррадо, думаю, всё отлично.
        Раздаются шаги.
        - Где моя дочь? Я хочу её видеть!
        Папа! Я здесь! Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
        - Подожди, Андрей, не спеши. Мы обязательно всё обсудим с доном Коррадо.
        Кто это? Голос звучит очень знакомо, но я не могу его узнать. Я снова припадаю глазом к отверстию в стене и на этот раз вижу какие-то силуэты, но разобрать хоть что-нибудь не получается. Кто же это такой? Он продолжает:
        - Привет, Коррадо. Прежде всего, прими мою благодарность за разрешение присутствовать здесь вместе с моим другом Андреем.
        - Не могу сказать, что рад тебя видеть, но ладно. Вот ты здесь, и что же ты хочешь?
        - Послушай, Коррадо, я связан с этим человеком деловыми отношениями и для меня очень важно их сохранить. Я понимаю, что это твоя территория и ты в праве делать, что угодно. Поэтому я не прошу тебя просто отказаться от своих интересов. Я готов предложить тебе щедрую компенсацию.
        - Неужели? И что же это за компенсация, да ещё и щедрая?
        - Я отдам тебе квоту на полтонны в месяц. Будешь возить совершенно бесплатно. Если понадобится больше, получишь очень хорошую цену. Лучшую. Я обещаю.
        - Серьёзно? Полтонны? То есть пятьсот килограммов в месяц ты будешь возить для меня совершенно бесплатно? Да, предложение действительно неплохое, но есть одно маленькое «но». Оно мне не подходит, Джинаро.
        Джинаро?! Точно! Это же голос крестного Марко. Как он здесь оказался? Снова слабый проблеск надежды прорезает мглу, окружающую меня, и отзывается учащённым пульсом, быстрыми ударами в ушах. Прошу тебя, дон Джинаро, освободи меня из темницы, пожалуйста…
        - Сколько ты хочешь? - спрашивает Джинаро.
        - Неважно сколько я хочу. Твоё предложение мне не подходит. Точка. Не знаю, что у тебя за дела с этим типом, но ничем не могу тебе помочь. Да и с чего мне тебе помогать? Твой дружок Пьетро Леоне украл у меня семь миллионов. Семь, сука, миллионов долларов! И я уверен, что без твоей помощи тогда не обошлось. Так что скажи спасибо, что мы не трогаем его сына. И на этом всё. Конец. Подписывайте соглашение и убирайтесь.
        - Ты убил Пьетро, потому что он работал намного лучше тебя и стал бы твоим боссом, а теперь ты несёшь чушь про какие-то миллионы.
        - Это говорит выживший из ума старик?
        - Это люди говорят.
        - Люди говорят! - хрипит Коррадо. - Люди говорят, что я папа римский, отпустить тебе грехи? Незачем попусту болтать, я уже всё сказал.
        - Что же, я очень сожалею, что ты не хочешь прислушаться к голосу разума и прийти к взаимовыгодному решению.
        - Мне это вовсе не выгодно.
        - Ты же знаешь, я представляю очень влиятельных людей.
        - Да ладно, сомневаюсь, что они в курсе твоих дел с этим русским. Так что не морочь мне голову. Пусть подписывает.
        - Сначала мы должны увидеть девочку.
        - Ну хорошо. Смотрите. Эй, приведи её.
        Я слышу шаги и быстро сажусь, обхватив колени. Дверь открывается и на меня смотрит какой-то длинноволосый тип, которого я ещё не видела.
        - Вставай, иди за мной.
        - Куда?
        - Там твой отец.
        Я выхожу. Трепещу как лепесток на ветру, но стараюсь, чтобы это не было заметно. Пытаюсь быстро осмотреться. Посреди комнаты на стуле сидит человек лет пятидесяти. У него лицо типичного злодея из голливудского фильма - выпуклые глаза, капризный рот - карикатура на мафиози. Вероятно, это Коррадо. Напротив него стоят папа и Джинаро. Чуть поодаль - элегантный седовласый мужчина в джинсах и поло, наверное, Сухих. За ним угрюмый коротко остриженный качок с одутловатым лицом. Он в нелепом пиджаке, словно браток из девяностых. Немного в стороне у стола сидит маленький сгорбленный человечек с пачкой бумаг, должно быть нотариус. Он единственный, кто не смотрит на меня в этот момент. Взгляды всех остальных обращены ко мне.
        - Лиза! Ты как? Что с лицом? Тебя били? Как с вами вести дела, вы же не держите слово! Я подпишу бумаги только, если дочь останется со мной.
        - Нет, всё будет так, как я тебе сказал. Твоя дочь поедет в Москву, а ты займёшься делом. Иначе мы обойдёмся без вас. Проще некуда.
        Сердце обрывается. Похоже Джинаро не справился. Я озираюсь, ищу глазами Николу. Его нигде нет.
        - Этот небольшой след на лице оставлен специально для тебя. Не забывай, ты и твоя дочь в моей власти и, если ты сделаешь ещё одну глупость, она будет последней. Ведь я тебя предупреждал, чтобы ты вёл себя осмотрительно, а ты привёз сюда этого старика. Он звонил мне, тратил моё время, пытался угрожать. Ты сделал недопустимое - рассказал о наших делах постороннему и вот тебе наказание. Оно очень лёгкое, хотя ты заслужил куда более сурового. Просто я проявил доброту. Пусть это тебя немного подбодрит.
        - Ты не можешь убить моего человека, Коррадо, это не сойдёт тебе с рук.
        - Убить… - повторяя, он как будто пробует это слово на вкус - Послушай, Джинаро, ты что правда не понимаешь? Я могу убить даже тебя, и никто мне ничего не сделает. Просто не хочу лишних тёрок с твоими боссами, у меня есть на них кое-какие планы. Поэтому не пытайся делать вид, что от тебя здесь хоть что-то зависит… Всё, хватит. Посмотрели? Жива и здорова. Уводи её обратно, - Коррадо делает нетерпеливый знак типу, приведшему меня сюда.
        - Папа, не беспокойся, со мной все хорошо… Я справлюсь!
        Эти слова даются мне нелегко. Но зачем рвать отцу сердце? Он, кажется, и без того на пределе - взволнованный, бледный, осунувшийся, с потемневшими глазами.
        - Лиза, пожалуйста, делай, что они тебе говорят и ничего не бойся. Всё будет хорошо!
        - Конечно будет, подписывай договор, - слышу я голос Коррадо, возвращаясь в свою тюрьму.
        Дверь закрывается, и я оказываюсь в угрюмой безнадёжной мгле, лишённой каких бы то ни было проблесков. Надежда сменяется подавленным оцепенением, и я позволяю овладеть собой холодному сосущему страху.
        35. На Москву
        Когда с головы сдёргивают грубый мешок, мы несёмся по шоссе. За рулём тот парень, который выводил меня на встречу с отцом. Я сижу на заднем сидении джипа рядом с качком в несуразном пиджаке.
        - Значит план, над, такой, - говорит он по-русски, сворачивая снятый с меня мешок. - Приезжаем, над, в аэропорт и проходим сразу на посадку. От меня ни на шаг. Писать, над, и какать будешь в моей компании. Чуть что не так - батю твоего, над, запрессуем сразу. Моментально, над. А потом и тебя. Всё ясно?
        - Ясно, над… - меня охватывает жгучая злоба и я выплёвываю это идиотское «над» прямо ему в лицо.
        - Я, над, и въебать могу если чо.
        - Не сомневаюсь, над, можешь…
        Его глаза моментально загораются яростью, и я буквально физически чувствую, как напрягаются раскачанные мышцы, превращая его в разящего биоробота. Инстинктивно съёживаюсь, вжимаю голову в плечи ещё до того, как вижу резко поднятую руку - тело реагирует на опасность быстрее сознания. Но удар не следует.
        Я поднимаю глаза, смотрю ему в лицо, и оно почему-то перестаёт быть злым и безжалостным. На нём даже расплывается улыбка.
        - Да ладно-ладно, я просто материться отвыкаю, вот это «над» и прилепилось. Но лучше, чем «блядь» после каждого слова.
        Я ничего не отвечаю, испуганно глядя на него.
        - Слушай, да ты расслабься. Я не хочу ничего такого делать. Всё нормально будет. Я, кстати, Андрей, как батя твой. На ближайшее время - твой лучший друг. Ты просто делай, что я тебе скажу и всё будет тип-топ.
        - Друг значит… но если чо и въебать можешь…
        «Да помолчи ты», - одёргиваю я саму себя.
        - Ну да, у друзей такое случается, - он гогочет.
        Весёлый. Неожиданно.
        - А ты по-итальянски говоришь?
        - Нет. А мне зачем? Ты же говоришь.
        - А если я скажу на паспортном контроле, что ты меня похитил и насильно вывозишь из страны, занимаешься торговлей людьми с местной мафией?
        - Можешь. Но видишь ту машину перед нами. Там едет один чел, он тоже с нами полетит, но ты не знаешь, как он выглядит и не узнаешь никогда, а он будет наблюдать за тобой на расстоянии. Чуть что не так пойдёт - бате твоему пиздец. Ой, опять, над, сматерился…
        Жуть какая, несуразица, дикость… В сердце тоска. И страх. Дальше едем молча. Андрей пытается со мной говорить, но я закрываю глаза и не отвечаю. Что-то меня ждёт? Что будет в Москве? Где я буду жить, что буду делать? Стану наложницей Крюкова… Уж он отыграется за свою разбитую голову. Как пить дать… Рабство, унижение… И как долго? А что потом, когда они закончат свой «проект»? Убьют и меня, и папу? Собственно, он им и сейчас уже не нужен, можно устранять… И зачем меня увозить, деньги тратить? Значит пока убивать не собираются… Значит поживём… Как долго это продлится? Наверно, им его имя нужно, его же все знают… Ну да…
        «Ты же очень хотела уехать, - произношу я одними только губами, - вот всё и сложилось». Тупо, безучастно смотрю на мелькающий за почти непрозрачным тонированным окном пейзаж… В голове протяжно, грустно, на разные лады звучит только одно слово: «Марко».
        Он ведь не узнает, почему я уехала, что меня буквально похитили. Будет думать, что я из-за Инги… Да так оно и есть вообще-то… Из-за неё. Не думаю, что он снова сможет с этой сукой… Нет, конечно.
        Я почему-то не сомневаюсь, он действительно сбросил с себя то наважденье. Зачем тогда поехал её встречать? Ну он же сказал… Хотел мне показать, что свободен от неё. Дурак…
        Наверное, я всё же немного перегнула палку. Просто, когда снова увидела их вместе, вернее даже только услышала от сторожа, что они вместе приехали, мне на глаза какая-то пелена опустилась, вселилось что-то злое, неподконтрольное и управляло мной. Это прямо одержимость была. И я готова была травить Ингу собаками, рвать на куски, сдирать кожу…
        Мне кажется, я бы смогла это голыми руками сделать… В схватке со мной у неё ноль шансов. Всё потому, что в моей памяти навеки выжжено, запечатлено в мельчайших деталях её тонкое белое тело, выгнутое, раскоряченное и поруганное, красное напряженное лицо, надутые вены на шее, побелевшие пальцы в момент, когда Марко… Ну да…
        И как бы я не хотела забыть это и сколько бы не говорила себе, что всего этого не было или, что это было лишь помутнение рассудка, стереть эту картину из памяти удастся очень нескоро…
        Я даже улыбаюсь - страшна, ох страшна женщина в гневе. Я такая нежная, ранимая, беззащитная… но только пока не претендуют на моё. Моё! Моё по праву. И тогда я, оказывается, могу перегрызать глотки и драть когтями. Неужели я правда такая?
        Я читала, в собачьих стаях, состоящих из одних сук порядки куда более жестокие и кровавые, чем в смешанных или состоящих только из кобелей… Наверное, все такие - и те, кто всегда живёт, подчиняясь инстинктам, и те, кто выпускает инстинкт лишь под влиянием яростных и диких обстоятельств…
        М-да…
        Холодно, почти отстранённо я думаю, что уже могу себе признаться, что люблю его… Но только какое теперь это имеет значение? А может, только это и имеет значение… Может быть, я смогу ему позвонить, всё рассказать…
        Стоп!
        Он же знает! Я резко выпрямляюсь, накланяюсь вперёд.
        - Эй, ты чего?
        Конечно знает! Никола, допустим, мог и не сказать ему, но ведь Джинаро как-то узнал… ясно, как - он мог узнать только от Марко. Почему тогда он не приехал вместе с папой, чтобы повидаться со мной? Наверное, нельзя было… Вот я бы всё сделала, чтобы с ним увидеться, будь он на моем месте… А может он приезжал, но его не впустили… Да нет… Незачем это… Теперь же ясно, что у нас ничего не получится, что мы уже никогда не будем вместе… Ни-ког-да…
        Я снова откидываюсь на спинку. Я хочу проснуться. Проснуться и понять, что всё это нелепый жуткий сон и ничего этого нет на самом деле. Пока я сидела взаперти, мне не было так плохо как теперь, была надежда, что всё скоро разрешится, что папа что-нибудь придумает, тем более Никола был на моей стороне. Но теперь всё стало по-другому. Неужели ничего действительно нельзя сделать?
        Меня душит горе, злоба, тоска, в горле стоит ком, а на глаза наворачиваются слёзы. Поэтому я не сразу понимаю, что происходит в следующий миг, длящийся неестественно долго. Я будто нахожусь под гипнозом.
        Машина, едущая перед нами, вдруг подпрыгивает, вспыхивает, как факел и заваливается на бок, но какое-то время ещё скользит вперёд. И уже потом, с нереальным и необъяснимым запаздыванием до меня доносится, вернее доходит до сознания звук взрыва и скрежет движущейся по бетону груды железа.
        Мы резко тормозим, срываемся в занос, крутимся, как сумасшедшая карусель и останавливаемся, с грохотом врезавшись левым передним крылом в металлический разделитель автострады. Я больно бьюсь о спинку переднего сиденья. Водитель выхватывает пистолет, открывает дверь и выпрыгивает из машины. Как только он оказывается на бетоне, стекло его распахнутой двери взрывается фонтаном бриллиантовых брызг, и он молча оседает на дорогу.
        Мой конвоир предельно собран.
        - Ну, блядь, попали, - шепчет он, озираясь по сторонам. - Давай сюда.
        Я смотрю на него ничего не понимая, тогда он орёт:
        - Быстро! Перелазь через меня!
        Он приоткрывает дверь и тянет меня за руку. Я перелажу через него и сползаю на дорогу.
        - Ну, отходи потихонечку, а то стекло затемнённое, тебя не видно.
        Я выполняю его приказы.
        - Хорошо. Подними руки. Поднимай, руки, блядь! Так. Теперь сделай шаг в сторону. Так, бля, замри.
        Он выскальзывает из машины следом за мной, прячась за дверью, приседает на корточки и вынимает из руки убитого водителя пистолет, потом встаёт в полный рост и приставляет пистолет мне к виску.
        - Всё, молодец. Ты молодец, всё правильно сделала. Теперь очень медленно отходим назад, прижимайся к машине. Идём, над, за багажник, а потом переберёмся к подбитой тачке, спрячемся за огонь и дым. Не бойся, прорвёмся, над.
        Ветер несёт огонь и черную завесу дыма прямо на нас. Дуло пистолета больно толкается в висок, левая рука Андрея сжимает мою шею. Он тянет меня к обочине, хочет увести с автострады и, если его план сработает, мне, скорее всего, придётся лететь в Москву. Значит… Ну… Давай, Лиза… Адреналин доводит сердце до невообразимой частоты. Бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум! Стучит, колотит сердце… Сейчас… сейчас… вот сейчас!
        На мгновенье, на сотую долю секунды пальцы на моей шее чуть ослабляют хватку, и я тут же делаю рывок, бросок пантеры. Я устремляюсь в дым, запинаюсь за что-то на дороге и обрушиваюсь вниз, слыша в тот же самый момент несколько выстрелов. И тут из огня, гари и клубов дыма вырастает фигура Марко. Он сжимает автомат и идёт туда, откуда я прибежала.
        - Лежи не поднимайся! - бросает он.
        Раздаётся ещё один выстрел, Марко дёргается, возникает короткая пауза, замешательство, но почти сразу он нажимает на курок, посылая смертоносный свинцовый рой в сторону Андрея. До меня доносится приглушенный вскрик. А ещё через несколько мгновений я слышу голос Николы:
        - Всё чисто! Он готов!
        Марко опускает автомат и бросается ко мне.
        - Лиза, ты цела?
        - Да.
        Я поднимаюсь на ноги и оказываюсь прямо перед ним. Его левая рука вся в крови.
        - Ты ранен!
        - Ничего-ничего. Это пустяки.
        Он прижимает меня к себе, и мы стоим, обнявшись посреди огня и дыма. Я не плачу, не трясусь от рыданий, моя голова лежит на его груди, и я прижимаю его к себе изо всех сил. Он гладит меня по волосам и по плечам, а я вдыхаю его крепкий опьяняющий аромат.
        Порыв ветра рассеивает дым и делает видимым Николу и ещё одного неизвестного мне человека. У Николы в руках гранатомёт, а у второго снайперская винтовка. Они подбегают со стороны, откуда мы приехали.
        - Уходим! Быстро! Погнали! - выкрикивает Никола.
        Мы проходим вперёд и видим несколько машин и вооружённых людей.
        - Это наши, всё нормально.
        Пожилой человек в соломенной шляпе машет рукой:
        - Давай скорее, Никола, надо спешить. Всё в порядке?
        - Да, дядя, все хорошо. Это Лиза.
        - Рад видеть, Лиза, живой и здоровой. Всё, быстро в машину.
        Мы забираемся на заднее сиденье и тут же отъезжаем.
        - Куда мы едем?
        - Домой. Больше ничего плохого не случится.
        36. Навсегда
        - Нет, пап, это не та дорога, ты свернул к кантине.
        - Ну да, вон и указатель, всё правильно…
        - А он сказал, что от этого поворота ещё пару километров прямо, а потом свернуть на узкую грунтовую дорогу и там должен быть старый железнодорожный переезд.
        - Ах да, точно. Вылетело из головы. Сейчас развернусь.
        Мы едем к Марко домой. Вечереет, скоро опустятся сумерки и станет темно. Мы неспешно катим по горячему асфальту, окна открыты и сладкий вечерний ветер треплет волосы и ласкает лицо. Я спала почти целый день, приходя в себя после последних событий. Голова пустая, мысли не задерживаются, блуждают и, о чём бы я ни начинала думать, возвращаются к Марко. Вот он выходит из огня и дыма, прижимает меня к себе, несётся на серебряном коне, срывает юбку, вот он целует, ласкает меня… Я прикусываю губу и подставляю лицо тёплым потокам воздуха…
        - Будет паста с ракушками. Ты как, проголодалась?
        - Не знаю… Не особо, если честно. Может нам всё-таки уехать с Сицилии? Точно думаешь, что Коррадо оставит нас в покое?
        Я говорю это, но отчётливо понимаю, что никуда уже отсюда не уеду. Я не знаю, что будет с нами сегодня или завтра, но ясно осознаю, что мне нужен Марко и неважно, что было раньше и даже, что будет потом. Просто он мне необходим и с этим ничего невозможно сделать.
        - Куда поедем? В Крым, в Краснодарский край? Там уже все раскуплено сильными мира сего, включая, кстати, Сухих.
        - Давай в Шампань…
        - В Шампань? - он дружелюбно посмеивается, - таких деньжищ у меня точно нет. Ну и ведь Джинаро сказал, что всё решил, что всё в порядке… Я ему доверяю…
        - Ну да, ты говорил…
        Мы съезжаем на узкую дорогу, густо заросшую с двух сторон орешником и через несколько минут упираемся в большие узорчатые ворота, влево и вправо от которых тянется высокая каменная стена. Отец подходит к воротам и жмёт кнопку интеркома. Створки медленно раскрываются.
        Проехав через фруктовую рощу, мы попадаем на большую лужайку и подъезжаем к внушительному дому из белого камня.
        - Ого! Впечатляет, да? Настоящий дворец!
        Действительно красиво, мне нравится. Дом состоит из трёх частей - двух крыльев, напоминающих узкие прямоугольные башни и, соединяющей их, более низкой и широкой вставки. К правому крылу пристроен длинный павильон с большими окнами. Мы въезжаем на вымощенную каменными плитами площадку, раскинувшуюся на всю ширину дома. По её периметру установлены большие терракотовые горшки с лимонными деревьями.
        Папа глушит мотор, и мы выходим из машины. Я вижу идущего нам навстречу Марко и сердце радостно отзывается.
        - Привет! Рад вас видеть!
        Он в джинсах и свободной белой футболке, предплечье забинтовано.
        Мы обнимаемся и дважды целуемся. Обычное приветствие, но его прикосновения, даже такие лёгкие и невесомые, оставляют почти видимые и уж точно осязаемые следы. Я робко поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом.
        - Как рука?
        - Да всё хорошо, это царапина, правда. Как ты?
        - Заходите скорее, сейчас будут новости. Мы должны это посмотреть! - кричит выглядывающий из двери Джинаро.
        Мы входим в дом и оказываемся в просторном практически пустом зале с двумя большими окнами, на противоположной от входа стороне и двумя большими дверьми. Пол выложен неровной коричневой плиткой, тускло поблёскивающей в полумраке. С левой стороны висит массивное барочное зеркало в золочёной раме.
        По лестнице, расположенной в правой части зала, мы попадаем на второй этаж и оказываемся в небольшой гостиной с двумя кожаными диванами друг напротив друга, массивным камином и высоким потолком. Потолок деревянный, с изъеденными временем балками. У стены напротив камина стоит большой телевизор. Старые каменные стены, камин, массивная черная люстра и то, что высота комнаты больше, чем длина и ширина создаёт впечатление будто мы действительно оказались в замке.
        Мне нравится, как элегантно в старинную архитектуру вписаны современные элементы - мебель, светильники, картины на стенах. Я подхожу к открытому окну и любуюсь видом на сад с обратной стороны дома. Деревья и кустарники полого поднимаются по холму и уходят в даль - туда, где раскинулись зелёные лоскуты виноградников, а за ними высоко в небе, слегка подсвеченном розовым закатным солнцем, курится Этна. Я замираю перед окном, любуясь этим фантастическим видом.
        - Красиво, правда? Сегодня она спокойная - тихо говорит Марко.
        Я молча киваю и какое-то время стою неподвижно.
        - Включай, включай, Марко.
        - Да-да, Джинаро, включаю. Рай Уно?
        - Ну конечно… Ну вот… уже началось. Садитесь, садитесь. Сделай громче.
        «…полицейская операция на Сицилии, - говорит диктор - проведённая вчера закончилась полным уничтожением преступной организации во главе с Коррадо Лингуини».
        На экране мелькают кадры штурма дома в горах - летают вертолёты, идёт перестрелка. Спецназ окружает группу отстреливающихся бандитов, какой-то человек бежит через кусты, но его догоняют и валят на землю - настоящая война. Потом на экране появляется дымящаяся перевёрнутая машина на автостраде и вторая машина, уткнувшаяся в разделитель, мёртвые тела, полицейское оцепление, снова вертолёты, заторы на дорогах.
        Я пока не понимаю радоваться или печалиться, кручу головой, вглядываясь в напряженные лица папы, Марко и Джинаро.
        «К сожалению, арестовать Коррадо Лингуини не удалось - он и ещё несколько главарей были убиты во время штурма. Он возглавлял организацию, занимающуюся контрабандой наркотиков, оружия, незаконной перевозкой беженцев и торговлей людьми. Это самая крупная операция последнего десятилетия и, хотя главарей не удалось взять живыми, в том или ином виде правосудие свершилось. Несомненно, жизнь Сицилии, да и всей Италии станет спокойнее и чище. Наши источники сообщили также, что за связи с мафией разыскивается гражданин России Эдуард Сухих. Выдан международный ордер на его арест. Органы правопорядка Италии активно сотрудничают по этому вопросу с Интерполом и правоохранительными органами России. По предоставленным материалам в России также заведено уголовное дело».
        Затем следуют комментарии членов правительства и различных политиков.
        - Ну что же, - с улыбкой говорит Джинаро, - Коррадо явно недооценил ситуацию. Мог ведь спокойно жить и работать, да ещё и на таких хороших условиях. Всегда был недалёким. Как только продержался так долго? Не понимаю. Ведь он был настоящей занозой. Только на жестокости и жадности, наверное.
        Он берет со столика, стоящего между диванами конверт, и протягивает папе.
        - Держи, Андрей, это договора, которые тебе пришлось подписать. Можешь их уничтожить - больше никаких копий нет. Что касается твоих проблем в России, то пока ничего не могу сказать. Я звонил своим друзьям в Москве, но потребуется какое-то время, чтобы можно было во всем разобраться. Посмотрим, что получится. Но то, что вы с Лизой живы и свободны уже неплохо, правда?
        - Дон Джинаро, то, что вы сделали для нас… Я так вам благодарен… Не знаю, как это выразить, как сказать… Спасибо! Вы знаете - я ваш должник до конца жизни.
        - Дон Джинаро! Какой же я тебе дон, мы ведь друзья, к тому же я полюбил твою Лизу, как свою дочь. - Он смотрит на меня большими из-за толстых линз глазами и лукаво улыбается. - Да и за что ты благодаришь? Это всё власти и Марко с гранатомётом устроили, мне даже делать ничего не пришлось. Да и что может какой-то старик? Я рад, что всё закончилось благополучно. Разумеется, поскольку мы друзья, я верю, что если вдруг когда-нибудь я обращусь к тебе с какой-нибудь просьбой, то как настоящий друг ты мне не откажешь.
        - До конца жизни, дон Джинаро…
        - Ладно-ладно. А где твоя другая дочь?
        - Не знаю. Она три дня назад приезжала, но Лиза её не пустила и Марко сразу отвёз обратно в аэропорт.
        - Да-да, это я знаю.
        - С тех пор ничего не было слышно. Наверное, в Риме у матери.
        В этот момент раздаётся телефонный звонок.
        - Это важно! Надо ответить, - говорит Джинаро и проводит пальцем по экрану.
        - Дон Сильвио! Добрый вечер!
        Он молчит какое-то время, слушая, что говорят на другом конце, потом отвечает:
        - Да, конечно, только что смотрел… Да! Разумеется… Конечно. Всё, как мы обсуждали… Всё замечательно, просто великолепно… Спасибо… Спасибо… Я от всего сердца благодарю вас… Да, большое спасибо… Не сомневайтесь, работа начнётся немедленно… До скорой встречи.
        Он отключает телефон и обводит всех нас торжествующим взглядом.
        - Ну вот, всё замечательно. Сегодня мы чрезвычайно окрепли, стали невероятно сильными и получили замечательные перспективы. Одно меня печалит, что я уже не молод, но тут уж, видимо, надо смириться. Марко! Почему ты ещё ничего не налил? И где же ужин? Я проголодался.
        Марко поднимается с дивана:
        - Десять минут. У меня почти все готово. Сейчас сварю пасту и можно будет садиться за стол. Но подождите. Я хочу кое-что сказать.
        Он замолкает, и я вижу, что он волнуется, не знает, как начать. Почему-то его волнение передаётся и мне. Я отвожу взгляд и нервно поёживаюсь.
        - Джинаро, ты был мне как отец, - наконец начинает Марко. - И я считаю себя твоим сыном. Ты заботился обо мне, учил меня, поддерживал и помогал. Андрей - отец Лизы. Вы самые близкие и даже единственные близкие люди для каждого из нас… Я… Поэтому я хочу… в вашем присутствии обратиться к Лизе…
        У меня перехватывает дыхание, обдаёт жаром. Я чувствую, как постыдно краснею, как вдруг начинают дрожать руки и к горлу подкатывает ком. Не разумом, но сердцем я понимаю, что происходит и мне делается страшно. Как на страшном суде, от которого зависит всё…
        - Лиза…
        Я не смотрю на него, пытаюсь совладать с собой, стараюсь ровно и глубоко дышать, но у меня ничего не получается…
        - Лиза, мы знакомы не слишком давно, но даже за это короткое время я успел наделать ужасных ошибок, какие не прощают… Но я хочу, чтобы ты знала. В самый первый день, когда я увидел тебя, когда поговорил и узнал, я тебя полюбил. И с тех пор не прошло ни одной минуты, чтобы я не чувствовал эту любовь… Лиза…
        Я поднимаю глаза и уже не могу себя сдерживать. Слезы текут из глаз, я их не вытираю. Я прижимаю ладонь к губам и вздрагиваю плечами.
        - Лиза…
        Ну что же я как дура-то? Какая же я сейчас, наверное, уродливая. Я сижу и лью слезы, как ненормальная. А папа… Что с папой? Он тоже плачет?
        - Лиза, пожалуйста… стань моей женой…
        Что, что он говорит? Не могу понять, расшифровать эти звуки. Я больше не понимаю человеческую речь. Наверное, это инсульт, и я умираю. Да, точно, умираю.
        - Выходи за меня замуж…
        Выходи за меня замуж? Так он сказал? Нет, я просто не поняла, он что-то другое имел в виду. Он смотрит на меня, и папа смотрит, и Джинаро… Похоже, именно это он и сказал… да… точно… А я даже слова не могу произнести, только всхлипываю и несколько раз киваю.
        - Кольцо, - слышу я шёпот Джинаро. - Где кольцо?
        Марко начинает хлопать себя по карманам и испуганно озираться. Как мальчишка… И мне вдруг становится смешно. Смешно и легко, и радостно, и сладко. По щекам, не переставая текут слезы, а губы расползаются в глупой улыбке.
        Он подбегает к камину и тут же возвращается с маленькой бархатной коробочкой. Я встаю и протягиваю руку, и он нанизывает мне на безымянный палец кольцо с камнем горящим белым огнём.
        - Марко, - говорю я, - я тоже тебя люблю… с самого первого дня…
        Я не знаю, что со мной - счастлива ли я, умираю ли от радости, от сознания, что это мгновенье навсегда меняет мою жизнь… Навсегда! Прямо сейчас. Бесповоротно. Необратимо. Я не знаю, что ждёт меня впереди - какие испытания, падения, восторги или горести, но я не чувствую тревоги и волнения. Больше не чувствую. Я стою, обняв Марко, прижавшись к нему всем телом, положив голову на его плечо и растворяюсь в моменте, в прекрасном, чудесном настоящем. Теперь я не одна и нет больше терзаний, и нет больше томления и горечи, ставших моими спутниками последних времён. До этого момента, до этого сказочного, восхитительного момента ничего не было, и всё начинается только сейчас. Я возрождаюсь, как Озирис. Возрождаюсь к новой, наполненной чувствами, наполненной бесконечной любовью жизни, прорастаю из слабого зёрнышка, и эта моя новая инкарнация, прошедшая через омертвение и отчаяние, не берёт и не хочет помнить ничего из прошлого, утверждая, устанавливая новую и единственно возможную жизнь. Во всей полноте, во всём торжестве и величии.
        Я поднимаю голову и всматриваюсь в его глаза и читаю в них те же самые слова, те же самые мысли и те же самые чувства, что наполняют моё сердце. И мне достаточно этого, и мне не нужно ничего другого.
        37. Новая жизнь будет лучше старой
        - Юлька, хватит тебе! Напьёшься - опозоришь меня. Как говорится, скажи мне кто твой друг…
        - Лизка, до чего ж ты занудная стала! Подумай сама - последние часы твоей свободы! Как ты можешь вообще? Как ты можешь оставаться трезвой, а? Давай, пей.
        Юлька щедро наливает шампанского.
        - Вообще-то, это «Кристаль», а ты льёшь его как минералку. Что за пошлость, сидим в одних трусах практически и дуем шампань вёдрами? А ведь скоро в церковь. Где твой стилист хвалёный? Он приедет или мне нечёсаной на собственную свадьбу идти?
        - Да приедет скоро. Между прочим, очень клёвый мастер, золотые руки, но ты не благодари. Сейчас не благодари - потом спасибо скажешь. Давай, Лизка, за тебя! Я так рада, что у тебя всё сложилось. Хорошего парня нашла, состоявшегося, при бабках. Молодец!
        - Да ну тебя!
        - Шучу-шучу, пей, короче. Надо ж тебя как-то растормошить, а то вон трясёшься вся от страха, будто не к свадьбе, а сразу к родам готовишься.
        Раздаётся стук в дверь. Это папа.
        - Там Никола стилиста привёз. И ещё фотограф приехал. Говорит, хочет поснимать подготовку невесты.
        - Пусть пока только стилист заходит, мы тут не совсем одеты.
        - Да почему? Зови, Лиз, фотографа, сделаем классную сессию - ты ж девичник зажала, так оторвёмся прямо перед свадьбой! - Юлька весело смеётся.
        - Балда ты, Юля…
        .
        Мы подъезжаем к маленькой церквушке вдвоём с папой. Все остальные уже здесь. Я очень благодарна Юльке за то, что она взяла на себя практически всю подготовку к свадьбе - фото, видео, визаж, декор, музыкантов, абсолютно всё, даже этот ретро-автомобиль, на котором мы сейчас едем, выбирала она. Это белая старая «Альфа Ромео» и в ней только два места, так что сюда меня везёт отец, а после церемонии за руль сядет Марко.
        Все уже собрались в храме, только фотограф и видеограф ждут снаружи и, конечно, Котя с Николой. Мы поднимаемся по ступеням, немного позируем, делаем несколько снимков, и все уходят, оставляют нас одних. Меня потряхивает.
        - Да не волнуйся так. Всё же хорошо. Расслабься и просто радуйся, - старается спокойно говорить папа, но я вижу, что и он взволнован не меньше моего.
        Переминаемся перед входом, пока из двери не выглядывает какая-то девушка и говорит, что уже можно. Сердце обрывается…
        Мы входим в прохладный полумрак церкви и папа, держа меня за руку, ведёт к алтарю, где стоит священник и Марко. В переднем ряду сидит Джинаро с Николой, свидетелем жениха, а через проход от них - Юлька, подружка невесты. И там же сейчас сядет папа.
        Всё это я увижу потом на фотографиях и видео, услышу от папы, от Марко и от Коти, а сейчас я очень волнуюсь и не могу сконцентрироваться на деталях, так что все роскошные цветочные декорации, лепестки, огни свечей и радостные лица гостей остаются за границей моего восприятия. Сейчас я вижу только Марко и его сияющие глаза.
        Он стоит такой взволнованный, такой трогательный. Он смотрит на меня с восхищением, с любовью, не отводя взгляд и я понимаю, что этот сильный, дерзкий, отважный мужчина уже стал частью меня. И ещё я понимаю, что он очень красивый в этом приталенном пиджаке, узких брюках, белоснежной сорочке…
        Я стою и стараюсь не упасть, не запутаться в складках длинного платья. Я слышу голос священника, но почти ничего не понимаю, до того самого момента, пока Марко не берёт меня за руку и не произносит:
        - Я, Марко, беру тебя, Елизавета, в жёны и обещаю быть тебе верным мужем в горе и радости, в достатке и бедности, болезни и здравии, во все дни нашей жизни.
        В этот момент все мои чувства обостряются, и я начинаю видеть всё предельно ясно и отчётливо. Каждое слово, слетающее с губ, как в граните высекается в сердце:
        - Я, Елизавета, беру тебя, Марко, в мужья и обещаю быть тебе верной женой в горе и радости, в достатке и бедности, болезни и здравии, во все дни нашей жизни…
        Марко берет с подушечки кольцо и целует его, глядя мне в глаза.
        - Елизавета, надеваю тебе это кольцо, как символ нашей любви и верности. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.
        Всё кружится, мелькает, опора уходит из-под ног. Такое чувство, будто я лечу. Мы выплываем из костёла, и я чувствую себя огромным дирижаблем, цепляющимся за всё якорем длинного тяжёлого подола. Марко направляет моё воздушное плавание через метеоритный дождь риса и облака парящих лепестков, улыбок и поцелуев…
        Папа, Юлька, Джинаро, какие-то люди, радостные лица, шампанское… Голова кругом. Марко бережно усаживает меня в автомобиль, и везёт домой. Как приедем, первым делом выберусь из этого громоздкого, душного платья. Спасибо, Котя, за подсказку, что можно переодеться.
        .
        Вечеринку мы решили устроить в доме Марко… В нашем с Марко доме. Здесь Пьерджорджио с женой, Фабио с Паолой и Давиде, все мои друзья, несколько человек с кантины, священник из костёла и много людей, которых я никогда раньше не видела. Джинаро подводит к нам невысокого пожилого мужчину в элегантной соломенной шляпе, и я узнаю дядю Николы того, что был на автостраде, когда случились все те события.
        - Марко, Лиза, поздравляю вас! Вы такая чудесная пара, просто не могу наглядеться.
        - Джузеппе, - обращается к нему Джинаро, - я хочу тебя познакомить с Андреем. Это наш друг и отец Лизы.
        - Что же, друг моего друга - мой друг. Рад познакомиться, Андрей, - трясёт Джузеппе папину руку.
        - Я тоже очень рад, дон Пеппино, и огромное спасибо за вашу помощь. Если вы не возражаете, я хочу послать вам несколько бутылок вина из моей коллекции.
        Джузеппе удивлённо поворачивается к Джинаро:
        - Не пойму, он русский или сицилиец?
        - Русский сицилиец, Пеппино, и наш друг. И ты даже не представляешь, какие у него связи в Москве.
        - Буду рад как-нибудь поболтать. И называй меня просто Пеппино, ладно?
        Когда он отходит, я подхожу к отцу:
        - Пап, все нормально? Почему он такой важный?
        - Он теперь здесь босс благодаря Джинаро - занял место Коррадо и будет даже сильнее его из-за хорошей поддержки.
        - Откуда ты это знаешь?
        - Джинаро сориентировал, чтобы я впросак не попал.
        - Но ты же не будешь иметь с ним дела, правда?
        - Конечно нет, но мы должны оказать уважение. Всё хорошо, даже очень хорошо. Не беспокойся.
        - Лиза!
        Я оборачиваюсь на голос Пьерджорджио.
        - Ну дай я тебя наконец обниму, - громыхает он. - Сказать по правде, я очень счастлив за тебя. Я всегда хотел, чтобы вы поженились. Андрео, я и за тебя счастлив! Тебе, кстати, тоже жену найдём, не переживай. Лиза, иди, потанцуй со мной.
        Музыканты играют великолепно. Юлька нашла классную кавер-группу - ей точно надо заняться организацией свадеб профессионально. Декораторы под её руководством потрудились замечательно, так что каждая фотография, сделанная сегодня становится потенциальным суперхитом Пинтереста. Волшебный благоуханный сад, полный полевых цветов, пионов и похожих на пионы роз.
        Скоро все закончится. Юлька с Николой уедут с папой к нам… к нему домой. Утром Никола отвезёт нас с Марко в аэропорт, а сам поедет с Котей на море в тот самый дом Марко - они погостят там несколько дней. А мы с Марко отправимся в свадебное путешествие. Он решил, что это будут Сейшелы. Океан, долгий пустынный песчаный берег, ни одного человека на многие километры вокруг. Звучит неплохо…
        - Юль, слушай, хочу тебе сказать что-то. Давай зайдём в дом, чтоб никто не мешал.
        Мы заходим в сумрачную прохладу.
        - Чего? Что случилось?
        - Нет, ничего не случилось. Просто хочу сказать… Знаешь… Я так тебе благодарна…
        - Да ладно, Лиз, да ты чего…
        - Нет, подожди, правда… Спасибо тебе… Не только за свадьбу, за твою помощь, но и вообще… Спасибо… Я даже не представляю, как бы жила, если б тебя не было в моей жизни. Ну что это была бы за жизнь, Юль… Я так… я так тебя люблю… Просто хотела, чтобы ты знала…
        По щекам катятся две слезинки, и я замечаю, как меняются её глаза, становятся такими тёплыми, ласковыми, медовыми…
        - Ну что ты, дурочка, что ты… я знаю… я тебя тоже очень сильно люблю…
        Она нежно меня обнимает.
        - Всё хорошо будет, очень хорошо. Ничего не бойся.
        .
        Скоро начнёт смеркаться. Ещё светло, но мы зажигаем фонари. Я подхожу к Паоле и Давиде.
        - Лиза, мы так рады! Ты такая красивая, такая чудесная, я не могу глаз от тебя отвести! - Паола нежно гладит меня по щеке. - Будь счастлива! Марко замечательный человек и очень тебя любит, это сразу видно. Вы очень славная пара!
        Я крепко обнимаю Паолу.
        - Спасибо! Давиде, как твои дела?
        - Замечательно, Лиза, на следующей неделе собираюсь с отцом в Рим.
        - Надеюсь, приедешь к нам в гости после возвращения.
        - Конечно.
        - А где Фабио?
        - А вон он на подиуме с музыкантами.
        Я поворачиваюсь и замечаю Фабио. Он берёт микрофон и машет мне рукой:
        - Лиза! Голубоглазая Лиза! Ты помнишь, я обещал тебе спеть эту песню? И вот, кажется, лучше случая не придумать. Это тебе от меня.
        Музыканты играют старинную «Лиза дальи окки блу», и Фабио начинает петь. Он поёт так проникновенно и искренне, что глубоко трогает моё сердце.
        Подходит Марко.
        - Пойдём, я очень хочу потанцевать с тобой, голубоглазая Лиза.
        Мы танцуем. Я прижимаюсь к нему всем телом и склоняю голову на плечо.
        - Обними меня крепче…
        Он прижимает меня к себе, и мы медленно качаемся под звуки голоса Фабио в собственном ритме, не попадая в такт песни. И до меня наконец, доходит, то есть действительно, по-настоящему доходит, что это и в самом деле начало чего-то нового.
        Я много раз за последнее время говорила это, но осознать у меня получается только сейчас. Я смотрю на папу, сидящего за столиком и не сводящего с меня глаз, на самозабвенно поющего Фабио, на довольного и расслабленного Пьерджорджио и на танцующих Юльку и Николу, нежно и влюблённо глядящих друг на друга, и понимаю, что они остаются в прошлом.
        Разумеется, мы будем видеться и, может быть, даже чаще чем раньше, но теперь всё будет по-другому. И, прощаясь со страхами, маленькими победами, неуверенностью, слепыми поисками, томлением, волнующими голосами, влекущими взглядами, отважной Юлькиной бесшабашностью - что там ещё наполняло до этого мою жизнь - со всем этим прекрасным и важным для меня набором отдаляющихся восхитительных повседневностей, мне становится немного печально.
        - Не грусти, - словно заглядывая в мои мысли, тихонечко говорит Марко, - новая жизнь будет гораздо лучше старой.
        Я поднимаю к нему лицо:
        - Поцелуй меня…
        В его глазах отражается розовое закатное небо, но через мгновенье они оказываются так близко, что их становится невозможно разглядеть, а ещё через долю мгновенья я уже совсем ничего не вижу.
        38. Розовое небо
        - Идём…
        Мы совершенно одни, никого нет, огни погашены и нам светят только звезды. Я немного растеряна и взволнована, как перед экзаменом - только минуту назад здесь были все, на кого я могла опереться, а сейчас никого нет, только он… И ещё сейчас будет второй раз, когда мы займёмся любовью… И это совсем не то, что было тогда…
        Марко берет меня за руку и открывает дверь. Я останавливаюсь перед порогом и на мгновенье замираю, оглядываюсь назад - на ночь, стулья, столы, белеющие в сумрачном, призрачном саду, едва читаемые следы свадебного пиршества, цветы, почти съеденные ночью… Что я делаю? Кто этот человек? Ведь я совсем его не знаю, но иду за ним в его жизнь, оставляя позади всё, что было до этого…
        - Лиза… - Он произносит моё имя очень тихо и нежно, и сердце сразу отзывается, начинает разгоняться и в груди становится тепло.
        Мы заходим в дом. Здесь темно, и мы останавливаемся. Он не включает свет - ждёт, когда привыкнут глаза, затем медленно двигается к лестнице, крепко сжимая мою руку.
        В гостиной с камином тоже темно, но через открытую дверь я вижу неяркий трепещущий свет в примыкающей комнате. Мы проходим туда. Её очертания теряются в тени, но в центре, рядом с кажущимся огромным диваном зажжено несколько больших свечей. На столике стоит огромный букет цветов, два бокала и бутылка шампанского.
        Марко выпускает мою руку и подходит к столику. Он берёт в руку пульт и включает музыку, а потом наливает шампанское. Я сажусь на диван, маскируя свою скованность, не зная, что говорить, что делать.
        Из огромных, темнеющих в сумраке динамиков раздаются звуки. Негромкие, но очень сочные, объёмные и такие… сладкие, неземные… Я слышу тихий космический голос Криса Айзека, проникающий глубоко в сердце, заставляющий его сжиматься - мир был разрушен, и никто не мог спасти меня, только ты…
        - Викед гейм… как ты узнал? - произношу я шёпотом.
        Он подходит и опускается передо мной на колено, протягивает бокал:
        - Просто я люблю всё, что тебе нравится… Потанцуем?
        Я кладу руку ему на голову, провожу по волосам, взъерошиваю их, легко скольжу по щеке. Язычки огня, дрожащие свечи, делают его лицо взволнованным, и я понимаю, что он действительно взволнован также, как и я.
        Я улыбаюсь и говорю виноватым голосом:
        - У меня ноги отваливаются - целый день на каблуках…
        Он ставит бокал на пол, наклоняется к моим ногам и очень осторожно и аккуратно снимает туфли, поднимается и сбрасывает пиджак и ботинки, расстёгивает ворот рубашки. Он поднимает меня с дивана, притягивает к себе и обнимает. Мы начинаем плавно двигаться, впадая в волнующий транс, смешивая дыхание с ароматом цветов и льющейся вокруг нас неторопливой музыкой…
        Я прижимаюсь к Марко, крепко обхватывая его талию, влажную спину, хочу почувствовать каждое движение его мускулов. Вдыхаю его запахи, стёртые остатки парфюма, едва уловимый и пьянящий мускус… Я осознаю, что завожусь… Марко наклоняется ко мне, зарывается в волосы, ищет губы, и я подставляю их его требовательному, но нежному поцелую. Его вкус, запах, его жар - всё это в одно мгновенье становится моим, частью меня и отзывается огнём, разгорающимся в крови.
        Он целует мою шею, и я задыхаюсь и дёргаюсь, как от электрического разряда или даже, как от удара молнии. Голова откидывается назад, и он впивается в мои губы, прижимает меня к себе, проводит рукой по спине и через мгновенье моё тонкое лёгкое платье соскальзывает вниз. Я начинаю расстёгивать пуговицы на его рубашке.
        Я отступаю на шаг и поворачиваюсь, чтобы пойти к дивану, но Марко удерживает меня за руку, привлекает к себе, прижимается к спине и снова целует в шею, обхватывает ладонями мою грудь, освобождает её, выпрастывает из тесного плена белья, гладит и сжимает двумя руками.
        Мои ноги больше не могут выдерживать мой вес, они больше не служат мне, отказываются подчиняться и я не падаю, наверное, только потому что меня держат сильные руки Марко.
        - Марко…
        Метущиеся огоньки свечей наделяют его силой и властью, безоговорочно подчиняющей мою волю. Марко опускается на колени и осыпает поцелуями, каждый из которых рассыпается брызгами горячих искр, низ моего живота и только потом медленно и осторожно стягивает тонкий кружевной лоскут - единственный барьер, ещё существующий между нами.
        Он обнимает меня за бёдра, крепко прижимая к себе и целует мою аккуратно подстриженную трапецию. Я вздрагиваю и громко выдыхаю. Он тут же припадает ко мне и снова целует, на этот раз властно и страстно. Я хриплю, складываюсь пополам, пытаюсь найти опору, облокотиться о его плечи, соскальзываю, бью локтем его по голове и снова выпрямляюсь, торопливо глажу его по голове:
        - Прости-прости-прости…
        Марко поднимается и встаёт напротив меня, он улыбается, притягивает к себе и целует в губы, потом нехотя отрывается и говорит очень тихо:
        - Пойдём отсюда…
        - Но мы не допили шампанское…
        - Там тоже есть.
        Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню. На старинном комоде горят две большие свечи, рядом с кроватью огромная ваза с цветами. Марко опускает меня на кровать и по телу пробегает волна озноба от соприкосновения с приятной прохладой.
        Я не сразу понимаю, что это такое… Лепестки! Вся кровать буквально завалена толстым слоем розовых лепестков. У меня кружится голова от аромата. Можешь воспользоваться этим, Марко…Он проводит рукой по моим ногам - по стопам, лодыжкам, коленям, с силой ласкает бедра, наклоняется над ними и прикасается губами.
        Я не хочу больше ждать, вся моя восприимчивость, весь жар перетекает туда, где горит настоящее пламя, я раздвигаю ноги и тянусь навстречу Марко, подставляю ему себя. Каждое мгновение промедления доставляет мне муку, практически боль.
        Он становится мной, заполняет меня, дарит величайшую сладость движения, сначала медленного и осторожного, а потом сильного и неудержимого.
        Да, Марко, давай, давай мой милый, не останавливайся, не останавливайся… прошу тебя! И Марко, чутко улавливая мой паттерн, частоту моих биений и стонов не останавливается, а продолжает, увеличивая скорость.
        - Д-а-а-а! - я кричу изо всех сил, приветствуя обрушивающуюся на меня волну, я содрогаюсь, дрожу всем телом, мышцы живота сжимаются, я выгибаюсь, выпрямляю ноги так сильно, что мускулы становятся каменными. Я кончаю! Я вся мокрая, у меня нет сил даже шевельнуть пальцем и огненные круги медленно плывут перед глазами. И когда эти круги начинают таять, я вижу перед собой лицо Марко, освещённое пламенем свечей. Он смотрит мне в глаза, и я приподнимаю голову и тянусь навстречу его поцелую. Марко… я тебя люблю…
        - Я тебя люблю, - шепчет он мне в ухо, - я так сильно тебя люблю….
        Да, да, да, Марко… ты моя жизнь…
        - Ты моя жизнь, - едва слышно говорит он, заглядывая в мои расширенные до размеров вселенной зрачки, - ты мой наркотик и мне всегда будет нужно всё больше и больше тебя…
        Марко опускается на меня и нежно целует, потом ложится рядом со мной на бок, подставив руку под голову. Он гладит меня по волосам, по груди, наклоняется и покрывает поцелуями. Сначала его прикосновения сильные, продолжающие сладкое безумие соития, но потом они ослабевают, становятся более нежными, и наконец превращаются в едва осязаемые.
        Он проводит по моему телу кончиками пальцев - по груди, вокруг сосков, по предплечьям, по бокам и я блаженно вздрагиваю от выступающих и исчезающих мурашек, как от дуновения лёгкого ветра.
        Он переваливается на спину и в изнеможении затихает. Устал… Мы лежим и молча смотрим друг на друга. Едва касаясь, я провожу пальцами по его носу и губам. Он пытается поцеловать, поймать губами мой палец, но я проворно проскальзываю к подбородку. Я двигаюсь по шее, по широкой натренированной и влажной от пота груди, прохожусь по сильным рукам - от стальных бицепсов до крепких кряжистых пальцев.
        На мгновение, задерживаясь на шраме от ранения, наклоняюсь и быстро целую этот шрам. Это памятник тому, как он сражался за меня. Потом пальцы возвращаются на грудь, пробегают по рёбрам, прыгают по кирпичикам пресса. Я исследую его тело, которым теперь безраздельно владею.
        Марко наполняет ванну, и мы сидим в тёплой душистой пене и пьём лучшее шампанское в моей жизни. Я опираюсь спиной о его грудь и кладу голову ему на плечо и на какое-то время проваливаюсь в сон, но вскоре просыпаюсь от того, что Марко нежно ласкает меня и целует в шею.
        Мы закутываемся в толстые мягкие полотенца, скидываем с кровати одеяло вместе с истерзанными лепестками и падаем на упругий матрац. Наверное, завтра я не смогу сделать ни шага, думаю я, и всё повторяется снова, с самого начала.
        Мы чувствуем голод. После панини с ветчиной и новой дозы шампанского мы снова занимаемся любовью и затихаем только когда в наших телах не остаётся никаких сил и никаких соков. Мы лежим обнявшись, и он шепчет:
        - Я очень люблю тебя, Лиза…
        Я крепко прижимаю его и закрываю глаза, а потом, когда через пару минут снова открываю их, Марко уже спит. На его лице счастье и покой. Полюбовавшись им, я поворачиваю голову к окну. Светает… Скоро начнётся новый день, первый день новой меня, первый день того, что я теперь буду называть своей жизнью, первый день во вселенной Марко.
        Я смотрю на Этну, на розовеющее над ней утреннее небо, на неподвижную, нарисованную линию дыма, и моё сердце наполняется теплом, почти детской радостью и спокойной уверенностью. Я знаю, что всё будет очень хорошо… Передо мной лежит бесконечная, прекрасная жизнь, полная счастья и любви. Я смотрю в окно и понимаю, что это чистое, восхитительно-розовое небо лучшее подтверждение всему этому. Подтверждение, знамение, добрый знак и неоспоримое доказательство. Я закрываю глаза. Посплю немного…
        Эпилог. Семь лет спустя
        Мы любуемся Москвой с крыши отеля «Ритц Карлтон». Стоит тёплая июньская ночь, мерцают бледные далёкие звёзды, скользят редкие призрачные тени посетителей. Ленивые звуки города, доносящиеся снизу, вязнут в медленной, стонущей и соблазняющей музыке. И я уже не понимаю, где она звучит - здесь, на террасе или только в моей голове. Свет притушен, и мы растворяемся в полутьме.
        От сладкого смятения и тревоги кружится голова, а в воздухе ещё витают запахи недавней весны. Манежная площадь и пряничные кремлёвские башни лежат у наших ног, ночные огни и магические энергии делают реальность неузнаваемой и прекрасной.
        Всё ощущается так, как если бы время сделало круг, и мы снова вернулись на семь лет назад, всё, как тогда, только выглядим мы сейчас немного иначе, хотя и не замечаем этого. Но по фотографиям в телефоне можно увидеть разницу. Вот Марко. Его лицо стало твёрже, появилась пара морщинок, в волосах несколько серебряных нитей ранней седины. Теперь он «тёртый калач» - за это время он прочно занял место на мировом винном олимпе. Его тело стало твёрже, начало превращаться в железное дерево. В глазах видна сталь и уверенная сила, но только, пока он не взглянет на меня, или на Микеле, или на Джульетту, так сильно похожую на него. Тогда сталь размягчается и его взгляд становится удивительно нежным и тёплым. Кто бы мог подумать, Марко может быть до ужаса сентиментальным.
        Нашей Юле уже пять, а Мише полтора года. Мы называем их и по-русски, и по-итальянски. Сейчас они у дедушки, а мы с Марко в той самой гостинице и приехали на ту самую выставку.
        Вот я… Это незадолго до свадьбы, Юлька фотографировала. Я здесь совсем девчонка, тощая, вымотанная любовными страданиями. В моей внешности произошло больше перемен, чем во внешности Марко. Я как будто расправила крылья, наполнилась жизненными соками, напиталась любовью.
        «Ах, моя милая, как же ты расцвела, какая ты сумасшедше красивая, обожаю тебя», - сказала мне Паола совсем недавно. У них, кстати всё хорошо. Давиде перенёс несколько операций, долго восстанавливался, было много волнений и страданий, но теперь всё хорошо. Сейчас он учится в университете, а Фабио всё ещё работает со мной. Он постарел, но держится молодцом.
        Рассматривая себя в зеркале лифта, везущего нас на наш этаж, я говорю:
        - Пожалуй, Паола сказала правду, я действительно ужасно похорошела и стала просто неотразимой. Как ты думаешь?
        Я едва держусь на ногах от выпитого шампанского и расплываюсь в улыбке. Марко не отвечает, какое-то время серьёзно смотрит мне в глаза, а потом притягивает к себе и целует. Я снова, как в тот раз чувствую в его поцелуе «Дом Периньон», цедру и горький мёд. И снова, как в тот раз теряюсь и слышу громкие удары своего сердца.
        Семь лет… Не могу сказать, что они пролетели как мгновенье, но всё же слишком быстро, гораздо быстрее, чем стоило бы. Было бы намного честнее, когда бы счастливые дни тянулись бесконечно долго, а дни, полные грусти, проносились как можно скорее.
        Семь лет… За это время произошло столько всего… возможно, гораздо больше, чем за всю мою жизнь, предшествовавшую этим семи годам.
        После свадебного путешествия мы возвратились на Сицилию. Около трёх месяцев папа оставался там, и иногда летал в Москву, несколько раз вместе с Джинаро, но вернуть своё никак не получалось. Крюков располагал доверенностью от Сухих, делал, что хотел и папу к делам не подпускал. Сухих был в розыске и достать его никак не получалось. Инга тоже исчезла и не объявлялась. Тамара говорила, что не знает, где она пропадает и вообще не хотела говорить с папой. Правда, это вскоре изменилось.
        Папа, несмотря ни на что, после развода продолжал платить за римскую квартиру и переводил небольшие суммы на счёт Тамары. Это продолжалось до самого сицилийского изгнания и даже после его приезда и всех наших злоключений. Когда же денежный ручеёк иссяк, Тамара очень заволновалась, стала часто звонить папе, и удивительно быстро прошла путь от требований, угроз и истерик до смирения и униженных просьб. Она прилетела, пролила слёзы, была тиха, покладиста и трагична.
        - Обратись к своей дочери. Она, обворовав меня, невероятно разбогатела, должно быть, так что сможет позволить себе содержать родную мать, - сказал ей папа, - хотя бы какое-то время.
        - Андрей, что ты! Инга сидит без денег, её обманули, впутали в эту аферу решительно против воли, и теперь она совершенно не знает, что делать. Она бы давно тебе позвонила, да боится - не знает как к тебе подступиться из-за того, что Лиза настраивает тебя против неё.
        Отец расхохотался, но полетел в Рим на встречу с Ингой в тот же день. Акции Инга не продала, а только передала в управление, и папа надеялся надавить на неё или попытаться договориться, пообещать денег - как-то исправить ситуацию, воспользовавшись слабостью Сухих, возможно временной.
        Инга сообщила, что ей была обещана единовременно крупная сумма и потом ежемесячно она должна была получать солидные выплаты. Заплатили ей, по её словам, лишь десятую часть того, что обещали. Кто бы сомневался. Сухих спрятался, найти его не было никакой возможности, денег тоже не было, а акции хранились у адвоката, который даже слышать не хотел, чтобы вернуть их без распоряжения Сухих, как того требовало подписанное соглашение.
        Отец поговорил с Ингой, она, как и Тамара, была смиренна и твердила, что всё произошедшее - это одно сплошное недопонимание. Адвокат находился в Лугано, и папа поехал к нему вместе с Джинаро. Он их не стал слушать, просто выставил из офиса.
        Выяснилось, что Инга пыталась припугнуть его с помощью каких-то молодчиков, то ли албанцев, то ли румынов. Всё получилось некрасиво и дёшево, была задействована полиция и теперь Инга не имела возможности общаться с адвокатом и, вдобавок, скрывалась от албанских мафиози.
        Джинаро встретился со своими друзьями в Милане, благо до Лугано оттуда рукой подать, пообщался с уважаемыми людьми, и выяснил, что сын того самого луганского адвоката имел успешный бизнес в Калуге - весьма крупное производство итальянских сыров. Наверняка, без Сухих там не обошлось, но так было даже лучше - око за око.
        Эта информация оказалось чрезвычайно полезной, и буквально через два дня на процветающую сыроварню обрушилась невероятно пристрастная проверка, выявившая ужасные финансовые злоупотребления, и директора предприятия увезли в СИЗО.
        Войдя в положение и сделав поблажку иностранному гражданину, следователь разрешил ему сделать звонок в Швейцарию, во время которого арестованный директор сообщил своему папе, и, так уж вышло, адвокату, что проведёт в русской тюрьме несколько лучших лет жизни, если тот не передаст двум недавно посещавшим его джентльменам все необходимые им бумаги.
        Довести до конца угрозы, скорее всего, не удалось бы, но для адвоката из Лугано этого оказалось достаточно, чтобы выполнить простые требования. О необходимости сделать это также высказались и некоторые влиятельные швейцарские политики в приватных беседах, состоявшихся незадолго до этого звонка.
        Инга и Тамара получили содержание, а папа вернул себе свою компанию, за исключением проданных десяти процентов, но теперь это было несущественно. Папа избавился от дома, ставшего ненужным ему одному, и перебрался в квартиру в центре Москвы. Я была этому рада - слишком уж много неприятных воспоминаний связывало меня с тем домом.
        Перед тем как вернуться в Москву, папа сделал мне подарок.
        - Ты стала энологом, Лиза, - сказал он, - мне понравилось твоё вино, и люди, чьим мнениям я доверяю, очень тебя хвалят. Конечно, твой муж, наверное, не будет против, чтобы ты занялась чем-нибудь стоящим на его предприятии, но мне бы хотелось, чтобы ты имела возможность создать своё собственное великое вино без оглядки на кого бы то ни было. Поэтому я дарю тебе наше хозяйство на Сицилии. «Кастелло дей Конти» теперь твой. Никакого кастелло* здесь нет, но есть виноградники, а это намного лучше. И поверь мне, я не знаю никого, более достойного, чтобы владеть этим местом.
        *(Примечание. Castello - замок, ит.)
        Я была потрясена и не знала что сказать, стояла с широко открытыми глазами.
        - Надеюсь, ты позволишь мне иногда приезжать сюда погостить?
        - Папочка, что ты, для меня настоящим хозяином здесь всегда будешь ты.
        - Нет, моя дорогая, хозяйничать придётся тебе, - ответил он с доброй улыбкой, - я хочу, чтобы ты делала здесь всё, что захочешь.
        Я была счастлива. Не потому, что стала владеть хозяйством, а потому, что получила полную свободу и в каком-то смысле признание. Марко сказал, что расстроен, тем, что лишился такого специалиста, как я, но он, разумеется, лукавил. «Зато, - возразила я, - в семью вернулся дом, принадлежавший твоей прабабушке».
        Стоит ли говорить, что я со всем жаром принялась за работу. Разбирая старый погреб, о котором все говорили, что там не может быть ничего интересного, за развалившимся стеллажом я нашла углубление в стене. В нём лежал грязный мешок. И он бы отправился на свалку вместе с черепками, бутылками, обросшими грязью и паутиной, и прочим ненужным хламом, но меня удивило, что мешок довольно тяжёлый и… не знаю… какой-то странный, будто бы спрятанный. В нём обнаружился свёрток из промасленной бумаги. Под ней был ещё слой бумаги, а под ней ещё один. В общем, там были деньги. Доллары.
        - Вряд ли моя прабабушка могла бы накопить такую сумму, - сказал Марко.
        - Разумеется, - покачал головой Джинаро, - это не её деньги, это доля твоего отца, я почти уверен. Сколько там?
        Я всё посчитала:
        - Семьсот пятьдесят тысяч.
        - Да, точно, так и есть. Коррадо сказал, что мы украли у него семь миллионов, но это неправда, всего полтора. И это половина нашей добычи. Время было неспокойное, и Пьетро должен был временно спрятать деньги. С твоей прабабкой он был на ножах, и никто бы никогда не додумался искать здесь. Так что, эти деньги принадлежат тебе… или Лизе, ведь теперь это её погреб, не правда ли?
        Деньги мы потратили на покупку нового виноградника и обновление оборудования. Я наняла Пьерджорджио - невероятно, да? - и взялась за вино.
        - Да, оно дорогое, но элегантное и совершенно бескомпромиссное. Не забывайте, это контрада*. В нём глубина и нерв, дух и зверь, как сказал уважаемый мной Василий Расков*. Оно восхитительно, согласитесь. В нём волшебные переливы ароматической радуги, пряные травы и смолы, иголки и птичий шорох. Мы хотели максимально ясно показать терруар Этны, именно поэтому выбор пал на Нерелло Маскалезе. Созданию этого вина мы посвятили несколько лет жизни. Оно получилось очень женственным и страстным. Это новая драгоценная жемчужина Сицилии, - сказал вчера Пьерджорджио на презентации.
        Мы впервые представили вино здесь, в Москве. Вчера его похвалил сам Джеймс Саклинг*, а он тот ещё гусь. Я была счастлива ещё и оттого, что видела папины сияющие глаза. Он гордился мной и тоже принимал поздравления. Вообще, вчера был потрясающий день, настоящий триумф, а сегодня мы с Марко решили побыть вдвоём, пройти по нашим московским местам.
        *(Примечание. Джеймс Саклинг - известный винный критик. Василий Расков - российский винный блогер и эксперт. Контрада - это сицилийский аналог крю, обозначение конкретного виноградника, границы которого очерчены потоками лавы с Этны)
        .
        - Лиза! Вот так встреча! - окликнул меня кто-то, когда я изучала меню в «Джонджолли».
        Я подняла взгляд на официанта, подошедшего от соседнего столика и какое-то время не могла его узнать.
        - Не узнаёшь… - грустно сказал он.
        Я наконец поняла, кто стоял передо мной. Это был Вася Крюков.
        - Узнала теперь.
        - Вот так встреча, - ещё раз повторил он, - а я ведь о тебе думал сегодня, знал, что ты в Москве, что будешь представлять вино… Ты молодец, я очень рад за тебя, не сомневался в тебе никогда…
        Я ничего не ответила, молча смотрела на него. Он обветшал, как… старое пальто.
        - Ты… ты прости меня… Я так много раз хотел сказать тебе. Прости… Скотиной я был…
        - А сейчас перестал? - сорвалось у меня с языка.
        - Знаю, у тебя причин меня прощать нет, - поник он, - просто хотел, чтобы ты знала, что я ужасно сожалею.
        Он был жалкий, совсем непохожий на того Крюкова, которого я помнила.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Да… - махнул он рукой, - работаю… После тех дел, знаешь, меня никто не хотел брать… В Крыму всё пошло под откос, пропало… Да вообще всё пропало… Вот, нашёл работу близкую по специальности. Не сомелье, но хотя бы…
        - Ну тогда посоветуй нам вино какое-нибудь.
        Он с такой благодарностью глянул мне в глаза, что я сама не знаю как, сказала:
        - Ладно, считай, что ничего не было. Прощаю.
        Сказала, но, мне кажется, я его не простила, по крайней мере, видеть его мне было очень неприятно.
        - Что за странный официант? - потом уже спросил Марко.
        - Так, старый знакомый. Из прошлой жизни…
        Я не сказала, что это был Крюков, потому что мой муж, в отличие от меня, не был бы таким великодушным.
        - Ну, а что там с Джулией? Она в уже в Москве?
        - Завтра с ней встретимся, она только сегодня должна прилететь.
        Юлька улетела в Ниццу со своим новым кавалером. Какой-то артист или продюсер. Завтра узнаем. Пару лет назад она обосновалась в Москве. У неё было несколько ярких романов после Николы, но ничего более серьёзного пока не случилось. Почти пять лет назад она родила от Николы мальчика. Там была такая любовь, такая драма - целая история. В конце концов они расстались. Мне было жалко, но для них, наверное, так было лучше - очень уж оба оказались горячими, ревнивыми и необузданными, хотя, казалось, кто бы мог подумать. Мы довольно часто виделись и с Юлькой и, само собой, с Николой, который оставался на Сицилии. Теперь мы привезли от него подарки сыну, да и Юльке тоже. Он по-прежнему её любит и, мне кажется, она его.
        .
        Семь лет… А здесь ничего не изменилось. Та же ночь, тот же вид, тот же Кремль, та же музыка и шампанское, тот же лифт и даже номер вроде бы тот же. Я волнуюсь почти также, как и тогда и чувствую то же смятение. Дверь лифта открывается, Марко берёт меня за руку и выводит в коридор.
        - Лиза, - шепчет он, когда дверь гостиничного номера закрывается за нами.
        Мы стоим друг напротив друга. Я чувствую ток, ощущаю электрические разряды и лихорадку. Только задень - сразу ожог, эпидемия, шаровая молния. Свет фонарей из окна делает происходящее совершенно нереальным и похожим на сладкую грёзу.
        - Да, любимый…
        - С днём рождения…
        Я притягиваю его к себе и горячо целую. В ту ночь семь лет назад я родилась заново, ворвалась в незнакомый, пугающий и такой прекрасный мир, чтобы пройти через страдания, испытания и радости и понять, что именно это мне и было нужно… Он помнит каждое слово, сказанное мной. И я так его люблю.