Волшебный свет любви Наталья Николаевна Батракова
        Миг бесконечности #2 Счего начинается любовь? Какее сохранить? Какпростить любимому человеку то, чтоедва неразрушило твою жизнь? Какпростить это себе? Признать свою вину иизвиниться — этопобеда илипоражение? Ичто ждет витоге — награда илиполное забвение?
        Наталья Батракова
        Волшебный свет любви

* * *
        Часть третья
        Вней все нетак ивсе нето:
        Дерзка, нев меру горделива,
        Упряма, чересчур умна,
        Нетак уж, вобщем-то, красива.
        Вней все нетак, неэталон,
        Ночто-то все-таки пленяет…
        Отвзгляда светится душа,
        Инежностью переполняет.
        Несовладать ссамим собой,
        Сплошное самоистязанье.
        Уста сковало немотой:
        Такстрашно вымолвить признанье,
        Чтостолько лет ее искал!
        Душой все это понимаешь…
        …Так чтож ты смотришь ей вослед?
        Зачем ее ты отпускаешь?..

1
        Катя открыла глаза иблизоруко прищурилась: белые стены, белая мебель, белая постель, белая тюлевая занавеска.

«Ина душе точно также белым-бело, празднично, торжественно, — прислушалась она ксебе иулыбнулась. — Какая сказочная ночь! Именно отакой ночи я мечтала всю жизнь! Какойже он красивый, сильный, нежный, внимательный! Почти принц… Незря говорят: все, чтониделается, клучшему. Второй мужчина вмоей жизни… Ивсе совершенно иначе… Какже хорошо…» — почувствовав пробежавшую потелу волнительную дрожь, оназакрыла глаза.
        Сквозь неплотно прикрытую дверь изгостиной вспальню проник далекий механический звук, затем послышались приближающиеся шаги, ив комнату кто-то вошел. Чуть размежив ресницы, Катя рассмотрела туманное очертание мужской фигуры вбелом халате: сбросив его набанкетку, фигура стала медленно поворачиваться. Заметив это, Катя снова сомкнула веки ипритворилась спящей.
        Вадим, принеся ссобой тонкий аромат свежесваренного кофе, осторожно заполз пододеяло, глубоко вздохнул изамер. Такпрошло несколько минут. Устав чего-то ждать, Катя приоткрыла глаза. Ладышев лежал наспине и, подложив руки подголову, смотрел впотолок.
        Затаившись, онапринялась внимательно рассматривать его профиль: большой лоб, лохматые горбики бровей, прямой нос, глубокая линия плотно сжатых пухлых губ, волевой подбородок, мощный торс, покрытый довольно густой темной растительностью.

«Аполлон да итолько, — онарасстроенно вздохнула: — Арядом сним — бесформенный сдутый шарик. Ивсему виной очередной курс гормонов, который даже непригодился. Надо срочно сесть надиету! Завтраже. Купить весы изаписаться намассаж. Может, хоть заэти нервные недели немного похудела. Если возьмусь засебя, кНовому году вполне смогу вернуть более-менее приличную форму».
        Воодушевленная этой идеей, онарешила, чтопора «просыпаться», ипошевелилась пододеялом.
        —Проснулась? — тутже отреагировал Вадим ипосмотрел начасы наруке: — Половина одиннадцатого. Какспалось?
        —Хорошо… Даже очень… — потянулась она пододеялом. — Доброе утро! Такой аромат… Тысварил кофе?
        —Да,сварил, — кивнулон. — Вернее, кофе-машина сварила.
        —Обожаю кофе поутрам!
        Оживившись, онаприсела накровати, подложила подспину подушку, прикрыла грудь одеялом и, заметив вовзгляде Вадима недоумение, неуверенно спросила:
        —Что-то нетак?
        —…Ты хочешь пить кофе впостели???
        —Ачто? Чашечка утреннего кофе мне неповредит.
        Прищурившись, онапосмотрела набелую прикроватную тумбочку сдругой стороны кровати, повернулась ксвоей, задержала близорукий взгляд набелоснежном постельном белье. Чашки скофе нигде ненаблюдалось. Скорее всего, приятный аромат приплыл вспальню вслед захозяином. Аона, глупая, решила… Привычка: поутрам Виталик частенько оставлял длянее наприкроватной тумбочке чашку скофе. Отэтого дразнящего запаха она ипросыпалась.
        —Вообще-то, можно ина кухне выпить, — смутиласьона, поняв, чтодопустила какую-то оплошность. — Утебя есть еще один халат?
        —Нет.
        —Свой можешь одолжить?
        —Держи.
        Повернувшись спиной, Катя набросила наплечи пушистый махровый халат, опустила ноги напол.

«Холодный, — тутже отметилаона. — Ине только пол. Похоже, красивая ночная сказка растаяла вместе состатками сна: нитебе «доброго утра», нинежности, нитеплоты. Размечталась: кофе впостель! Судя повсему, «половина одиннадцатого» — нечто иное, какнамек: пора ичесть знать! Черт! Гдеже я оставила вчера линзы? Кажется, рядом сумывальником».
        Прошлепав босыми ногами додвери ванной, совмещенной схозяйской спальней, Катя закрыла засобой дверь, прислонилась спиной ккафельной стене иосмотрелась: просторная комната сджакузи, большой душ-кабиной, сбезупречной постилю ичистоте сантехникой иокном вполстены. Свечера все это разглядеть ей неудалось, недо того было.

«Аза окном насамом-то деле серо имрачно, — подойдя ближе, заглянула она вприоткрытые жалюзи. — Снег метет, погода — дрянь. Хорошо хоть здесь пол подогревается. Так, всеясно. Надо принять душ исобираться», — стянула она сплеч халат.
        Однако сдушем никак неполучалось. Угловая стойка вкабине, изобиловавшая краниками икнопочками, жила своей интересной жизнью икатегорически отказывалась подчиняться Кате: тохолодная вода, тогорячая, тобольно бьющие одиночные боковые струи, толедяной поток какиз ведра. Взвизгнув несколько раз отнеожиданности, онапокинула кабину.

«Навороченная, каки сам хозяин», — раздраженно подумала она ив сердцах хлопнула дверцей.
        Волшебное состояние, вкотором она проснулась, исчезло напрочь.
        Линзы нашлись натуалетном столике, одежда — набанкетке, нижнее белье — наполу, рядом сбелоснежной корзиной. Вкакой последовательности они попали ночью наэти места, помнилось плохо. Даине очень-то хотелось вспоминать: скаждой минутой надуше становилось все более обидно идосадно… Оназдесь лишняя. Точно также, какмогут быть лишними вэтой квартире неподходящие кинтерьеру сувениры, картины илиподаренные ею накануне тапочки.
        Когда Катя вышла изванной, вспальне никого небыло, огромная кровать была аккуратно застелена белым покрывалом. Никаких следов романтической ночи. Вгостиной ина кухне они тоже отсутствовали. Обеденный стол убран также тщательно, каки спальня: нипосуды, ниподсвечника, нискатерти. Словом, ничего, чтонапоминалобы овчерашнем вечере.
        Маленькая чашечка кофе одиноко дожидалась ее набарной стойке. Сложив руки нагруди, хозяин стоял уокна исосредоточенно рассматривал заснеженный пейзаж. Словно только того иждал, чтобы гостья заего спиной быстрее ретировалась.

«Икогда он все успел? — ступая нацыпочках всторону прихожей, вочередной раз удивилась Катя. — Врядли ввыходной день приходила домработница. Значит, онпочти неспал. Илиочень рано проснулся, потому что немог спать. Почему? Потому что вего кровати оказалась женщина, атеперь вот он незнает, какее, дуру, отсюда выпроводить… Идиотка! — принялась она себя ругать и, подвернув джинсы, стала быстро обуваться. — Разомлела, размечталась! «Какспалось?» — передразнила она просебя Ладышева. — Втом-то идело, чтоочень хорошо спалось!»
        —Тыкуда? — вдруг услышала она голос. — Акофе?
        —Спасибо, я… Забыла предупредить: снекоторых пор поутрам я пью исключительно чай.
        Обувшись, онаодну задругой одернула штанины, отодвинула дверь встроенного шкафа, коснулась рукой куртки.
        —Чайтак чай. Кудаты? Неспеши… — как-то неуверенно предложилон.
        —Нучтоты! Мнедавно пора, — насмешливо отказалась Катя. — Извини, чтопосмела посягнуть натвои холостяцкие покои. Неисчезла, какположено, нисвет низаря, позволила себе понежиться втвоей постели. Необучена. Тыбы предупредил, какпринято оттебя поутрам уходить: ябы тихонечко, постеночке.
        —Катя, ты… Чтостобой? Тынеправильно все понимаешь, — Вадим врастерянности замялся, затем, словно собравшись сдухом, признал: — Если уж нато пошло, вэтой квартире действительно никогда неночевали женщины.
        —Ай-яй-яй! Бедолага! — посочувствовалаона, набросила наплечи куртку, просунула внее руки, застегнула молнию иподхватила стоявшую рядом сумку. — Какже тебе было неуютно всобственной спальне. Могбы мне ив кабинете постелить, чай, непринцесса. Иисчезлабы ранехонько, нешурша… Такчто все я правильно поняла, Вадим. Хорошего тебе дня! Дверь только помоги открыть, чтобы я ненароком твои замки несломала.
        —Подожди, неуходи. Успокойся. Наверное, явчем-то неправ…
        —Тывсегда иво всем прав, такчто неоправдывайся. Открой, яспешу. Уменя встреча смужем.
        —Понятно… Теперь решила пойти намировую? — Вадим бросил нанее изучающий взгляд.

«Ага, именно дляэтого я стобой ипереспала! — по-своему истолковала она его вопрос. — Ачто, теперь квиты! Онхотябы понимает, начто намекает? — разозлилась Катя. — Может, послатьего?»
        —Какзнать! Всвете последних событий, возможно, имеет смысл помириться. Какговорила моя бабушка, надо хорошо подумать, стоитли менять быка наиндыка, — язвительно добавилаона, что, несомненно, бросало тень нанекие мужские достоинства Вадима.
        —Тебя подвезти? — темнеменее, следуя правилам хорошего тона, предложил Вадим, поворачивая замки.
        —Спасибо, сама доберусь. Нецарское это дело — развозить подомам заспавшихся подружек. Бывай! — бросилаона, решительно шагнула наплощадку, быстро пересекла общий ссоседней квартирой тамбур ипоспешила клифту.
        Торопливо шагнув враскрытые двери, онанажала кнопку, прислонилась кзеркальной стенке изакрыла глаза.

«Дура, какаяже я дура! — принялась она себя ругать. — Нупочему я уродилась насвет такой дурой?»
        Только она успела так подумать, каксверху что-то заскрежетало, лифт, спустившись напару этажей, неожиданно дернулся иостановился.

«Застрял, — поняла Катя. — Только этого мне сегодня нехватало дляполного счастья!» — ив сердцах принялась нажимать все кнопки подряд.
        Никаких признаков жизни. Наконец вкабине раздался щелчок, иусиленный динамиками женский голос недовольно спросил:
        —Чтослучилось?
        —Лифт застрял.
        —Адрес?
        Катя замерла. Точного адреса, каки номера подъезда, онанезнала.
        —Сторожевская… Извините, ноя незнаю номер дома. Этопристройка к«Панораме», — сбивчиво попыталась объяснитьона.
        —Подъезд?
        —Тоже незнаю… Онближе косновному дому! Яздесь вгостях, — словно оправдываясь, пояснилаона.
        —Понятно. Ждите, — насмешливо «успокоила» диспетчер.
        Сколько ждать, какводится, онанесказала. Раздосадованная, Катя ткнулась лбом взеркальную стенку иглаза вглаза встретилась сосвоим отражением.

«Тактебе инадо! — мысленно пожелала она стоявшему напротив двойнику. — Вотиподарила тапочки!.. Позвонить кому, чтоли? — впоисках телефона принялась она шарить всумочке, висевшей наплече. — Излить горе? Воттолько кому? Ленке сЛюдкой?.. Нет, только неим… Дожила, ужеипоплакаться некому… Агдеже телефон?» — такине обнаружив его всумочке, Катя принялась изучать содержимое карманов.
        Небыло нетолько мобильника, нои перчаток. Впридачу ковсему сумка соскользнула сплеча иглухо шмякнулась напол. И,какспециально, вниз незастегнутой молнией.

«Дачтож это заутро такое!» — Катя, присев накорточки, стала собирать выпавшие вещи.
        Внимание тутже привлек косметический набор спросыпавшейся изщели толи пудрой, толи румянами. Какая жалость! Онараспаковала его только вчера испециально взяла ссобой: вдруг пришлосьбы носик припудрить, губы подкрасить. Быстро раскрыв коробочку, Катя печально вздохнула: все, набору крышка! Даже блеском длягуб невоспользуешься — весь вналипших крошках теней. Изеркало разбилось… Адля полного счастья еще ипалец поранила, пытаясь очистить его откосметической пыли…
        Захлопнув набор, оназабросила его иостальные вещи всумочку, сунула врот кровоточащий палец ивнимательно осмотрелась, неосталосьли чего наполу. Такиесть, сложенный вдвое маленький листок бумаги сдвумя цифрами.

«Дата ЭКО, — вспомнила Катя. Наглаза опустилась пелена слез. — Давно прошла… Иза что мне все это? Зачто??!» — смяла она записку и, даже непытаясь себя сдержать, разрыдалась…
        Двери лифта раскрылись внезапно. Выглянув наплощадку иникого необнаружив, Катя отыскала лестницу ипобежала вниз. Пулей промчавшись мимо консьержа илюдей, дожидавшихся работающего лифта, онавыскочила водвор и, размазывая пощекам слезы сбившими полицу снежными льдинками, торопливо зашагала всторону улицы Богдановича…

…Упершись рукой вдверной косяк, Вадим слушал, какстихли шаги ив глубине тамбура закрылись двери лифта.

«Какс цепи сорвалась… Догнать? Ичто дальше? Ребята вот-вот нагрянут, — тяжело вздохнулон, закрыл замки, прошел кбарной стойке, взял чашечку состывшим кофе, вылил его враковину ивключил воду. — Хотя… сее точки зрения, было начто обидеться. Кпримеру, кофе впостель непринес. Полный мерзавец, — усмехнулсяон. — Нонаверняка дело здесь нетолько вкофе…»
        Поставив ополоснутую чашку вшкафчик, онподошел кокну, попривычке сложил руки нагруди и, провожая рассеянным взглядом пробегавшие мимо машины, продолжил размышления.
        То,что произошло сегодня ночью, содной стороны, представлялось вполне закономерным финалом встречи мужчины иженщины. Сдругой… Наверное, онслишком долго мечтал именно отакой ночи: желание плоти какследствие желания души, ане наоборот. Этобыло какнаграда — сладкая, манящая, ещесовсем недавно такая нереальная.
        Тогда чтоже он делает? Почему так легко отпустил отсебя эту женщину? Более того, всем своим видом дал понять, чтонеценит этой награды, воспринимает ее какобыденность. Чтоэто? Защитная реакция? Илион струсил, потому что, согласно дальнейшей логике тайных желаний, придется что-то кардинально менять всвоей жизни?
        Онмногому ненаходил объяснений. Например, почему его тянет именно кКате? Почему он все время ловит себя намысли, чтодумает оней, хочет ее видеть, слышать, разговаривать сней, прикасаться?.. Почему ему постоянно хочется сделать длянее что-то приятное, удивить, помочь, защитить? Почему сейчас, когда вродебы достигнута некая честолюбивая цель, емутак тяжело сней расставаться?
        Первый звоночек, будто сним что-то нетак, прозвучал после того, какон узнал оДТП итутже бросился ее разыскивать. Честно говоря, тогда Вадим непридал своему порыву особого значения, таккакэто легко объяснялось: онможет кому-то посочувствовать. Надо было помочь пострадавшей женщине, поддержать, утешить.
        Вследующий раз это случилось надаче вКрыжовке, ичувства были уже несколько иными, словно поднялись наступеньку выше. Онтогда едва стабуретки несвалился, поглядывая то вкоробку сэлектрическими проводами, тонакровать! Нежность, которую вызывала внем спящая Катя, отвлекала, мешала сосредоточиться, чтобыло совсем неожиданно: нифигурой, нивозрастом, нистатусом пока еще замужней дамы она неявлялась идеальным воплощением объекта его грез.
        Тогда вчем дело? Вдушевной тяге? Вестественности, такой трогательной игубительной одновременно? Чембольше он сней общался, темсильнее было удивление: Катя невписывалась нив один изего годами выверенных стереотипов женского поведения. Смелая, дерзкая, независимая, чувственная, ранимая — онасловно обладала некой магической силой, заставлявшей совершать несвойственные ему ранее необдуманные поступки. Почти безумства!
        Признаться честно, Вадим давно невстречал женщин, ради которых стакой легкостью менялбы свои планы, носился погороду, караулил удома, знакомил сдрузьями. Ауж тем более приглашал всвою квартиру! Этобыло изкатегории неприкасаемого — егожилище. Ивот, пожалуйста, здесь впервые переночевала женщина! Чтоже такое сним творится?
        Научившись распознавать скрыто посягающих нанего дам иприняв правила их игры, он, каквыяснилось, оказался совершенно неспособен охотиться сам. Непомня, авернее, незная отказа уженщин, оннето чтобы охладел кэтому виду «спорта», онэлементарно разучился ухаживать! Более того, кактолько решался накакой-то шаг, нанего неожиданно накатывал ничем немотивированный парализующий страх: авдруг он ей неинтересен, ненужен ивыглядит вее глазах заурядным навязчивым ухажером? Ведь Катяже его неразыскивает, неждет подподъездом? Даивообще незвонит, хотя моглабы легко найти повод.
        Оттаких мыслей Вадим мрачнел, уходил всебя, цепенел. Аедва отпускало, начинал злиться — насебяже, насвое безвольное поведение. Пытался бороться ссобой, пытался выбросить изголовы всю эту дурь, давал слово, чтотак оно ибудет. Иесли допозавчерашнего вечера ему каким-то образом удавалось контролировать свое поведение, топосле изучения папки сматериалами он даже непытался себя остановить. Идело нестолько вцифрах, которые ей удалось длянего раздобыть. Главное — Катя его незабыла, онаработала надего заданием, приее колоссальной загруженности совершила почти невозможное, онже впоследний раз наговорил ей черт знает чего! Атут еще выяснилось, чтоей снова нужна его помощь, егоподдержка, егозащита.
        Встреча окончательно расставила все посвоим местам: рядом сКатей ему хорошо, ана душе, какэто нибанально звучит, тепло исветло. Ирадостно. Даже петь хотелось!
        Ивсеже всубботу сутра его снова стали подтачивать сомнения, которые достигли пиковой точки, когда она непоявилась взале кназначенному времени. Ондаже успел растеряться, обидеться вдуше. Однако споявлением Кати все переменилось: глупые мысли улетучились, настроение моментально улучшилось, онвсей душой стал откликаться насмех, шутки, веселье.
        Пожалуй, этобыл самый счастливый день рождения современ детства, когда само ожидание праздника доставляло неописуемый восторг. Нисвет низаря просыпался он сулыбкой ис ребяческим нетерпением ждал часа, когда вечером запраздничным столом соберутся гости идело дойдет доподарков.
        Вчерашние вечер иночь превзошли его ожидания: красиво, романтично, нежно. Переполнявшие положительные эмоции зашкаливали, недавали уснуть, мысли все смелее устремлялись вбудущее. Ивдруг ему стало страшно. Такбывает: внезапно тебя охватывает паника, страх водин момент потерять то, кчему стремился, зачто боролся, чего наконец-то достиг. Вотоно есть, нов одно мгновение может исчезнуть! Каксон, какнаваждение: было — инет. Растаяло, испарилось. Ивернуть невозможно, потому что нельзя вернуть то, чего уже нет. Однажды сним такое уже случилось, едва выжил…
        Приэтом воспоминании страх достиг кульминационной точки, мыслительный процесс застопорился, словно попал вловушку, втупик, изкоторого нет выхода. Тело обмякло, покрылось липкой испариной… Надо было срочно чем-то себя спасать.
        Стараясь непотревожить сон Кати, Вадим покинул спальню иавтоматически стал наводить порядок: сначала накухне, затем вкабинете. Сдетства терпеть немог нигрязной посуды, нилежащих нанеположенных местах вещей. Ноне так-то просто было отмежеваться отнахлынувших воспоминаний…
        Всвете главенствующих материальных ценностей современного общества тридцативосьмилетний Вадим Сергеевич Ладышев считался весьма завидной партией длясоискательниц безоблачного семейного счастья. Имеет устойчивый бизнес ижилплощадь вэлитном доме вцентре города, двекрутые машины — «Лэнд Ровер» и«БМВ». Ктомуже внешне — само воплощение женской мечты! И — непорядок — досих пор ходит вхолостяках!
        Естественно, недостатка вжелающих занять вакантное место супруги Ладышев неиспытывал.
        Аведь так было невсегда. Вподростковом возрасте пухлый, даже толстый всравнении сосверстниками Вадим постоянно комплексовал поповоду полноты, поповоду одежды, которая никак непрятала недостатки — иналазила струдом, итрещала повсем швам. Вюности боялся насмешек, боялся знакомиться сдевушками, дамного чего боялся, потому истарался какмог компенсировать внешние недостатки знаниями.
        Можно смело сказать, чтоксегодняшнему дню он сумел создать себя заново, даипризнаний влюбви наслушался. Нопри этом непричислял себя ксердцеедам исчитал, чтосам обделен этим чувством: влюблялся лишь дважды вжизни.
        Первый раз это случилось ввосьмом классе. Только-только начался учебный год, однако прямо суроков его вызвали кдиректору иобъявили: завтра он отправляется в«Зубренок», сродителями уже согласовано. Путевка была горящая. Ехать влагерь должен был ученик параллельного класса — сынзавуча. Нопару дней назад бедолага подвернул ногу, инакануне ему загипсовали сустав. Замену долго искать непришлось: Ладышев — отличник, подходит повсем статьям. Даиродители — люди тоже непростые, достойные.
        Кполудню следующего дня Вадим уже был влагере. Ещечерез полчаса его итакуюже опоздавшую кначалу смены девочку определили вотряд иповели кдальнему корпусу. Девочку звали Наташа Руцкая, ипоначалу она непроизвела нанего никакого впечатления: одета в«дутую» куртку, скрывавшую талию иподчеркивавшую полноту бедер, вджинсы, которые также ее нестройнили. Пусть сам он ибыл толстяком, нодевочки ему нравились худенькие, именно такие, которые необращали нанего внимания.
        Зато что впечатлило Вадима, такэто чемодан новой знакомой — огромный, наколесиках, скучей всевозможных наружных отделений, замков, ручек. Какзагипнотизированный, шелон следом заего хозяйкой ине мог оторвать взгляд откатившегося впереди чуда. Такой расцветки — небесно-голубой — онсроду невидывал! Подросток так засмотрелся, что, когда чемодан застрял взазоре между плитками, наткнулся нанего иедва негрохнулся. Девочка обернулась, спомощью длинной ручки помогла чемодану преодолеть препятствие, отбросила слица светло-русые волосы, подняла намальчика глаза, виновато улыбнулась и…
        Вадима точно током прошибло! Подгустыми пушистыми ресницами новой знакомой прятались необыкновенной красоты глаза — точь-в-точь вцвет чемодана!
        Ноэто было еще невсе. Какопоздавших их втотже день посадили заодну парту — последнюю, вкрайнем отдвери ряду. Ивот этого уже оказалось достаточно, чтобы впервые вжизни Вадим забыл обучебе. Отвлекаловсе: иокруглый почерк соседки, иее необычные тетрадки, иручки, икарандаши, иластик сароматом ванили, идлинные светлые пряди, которые время отвремени прикрывали ее профиль скурносым носиком, аона плавным движением руки снова прятала их заушко. Маленькое аккуратное ушко скрошечной сережкой ввиде капли.
        Этобыло какнаваждение: глаза, ресницы, профиль, пряди волос, сережка. Игулкое эхо голосов преподавателей, доносившееся каксквозь ватную преграду…
        Последним впервый день занятий был урок физкультуры. Привычно передав классному руководителю справку обосвобождении, онприсел вместе стакими, каксам, наскамейку ипринялся наблюдать зараспределением других поспортивным секциям. Наташа оказалась среди самой немногочисленной группы пострельбе. Итут «инвалидам» предложили записаться именно вэту секцию. Непонятно почему, Вадим быстро вскинул руку, очем пожалел через час.
        Руцкая стреляла просто снайперски, чемвызвала втире вздохи восхищения ипривлекла всеобщее внимание. Онже, получив краткий инструктаж, вседоодной пульки выпустил в«молоко». Доэтого Вадим ипонятия неимел острельбе! Егосдетства учили, чтооружие — этозло.
        Удрученный, онпокинул тир, спрятался вглубине леса наодной изукромных скамеек иедва незаплакал. Чтотолку отего знаний, оттого, чтоунего, какговорят, семь пядей волбу. НиНаташа, никакая другая девочка никогда необратит нанего внимания. Разве что перекинется словом каксоседка попарте илипопросит списать. Такстрелять, какона, унего никогда неполучится, потому что он — толстый, смешной, неуклюжий!
        После ужина, когда весь отряд собрался вхолле репетировать номер коткрытию смены, Вадим, сославшись наголовную боль, улегся вкровать, накрылся сголовой одеялом ипопытался уснуть. Ничего неполучалось: мешали то шум изкоридора, тогрустные мысли освоей какникогда остро прочувствованной ущербности. Тутже созрело решение уехать домой. Оставалось только придумать вескую причину.
        Нопридумывать ничего непришлось.
        —Почему ты все время молчишь? — назавтра перед первым уроком обратилась кнему соседка.
        —Янемолчу… — струдом выдавил он и, переведя дыхание, добавил: — Тыведь тоже молчишь.
        —Выходит, боишься помешать мне молчать? — лукаво улыбнуласьона. — Ав каком месяце ты родился?
        —Вначале декабря. Аты?
        —Я — майская. Телец. Странно: мыстобой разных стихий, номне почему-то показалось, чтоты, какия, земной знак, — удивленно пожала она плечами. — Стобой рядом я нечувствую напряжения.
        —Каких стихий? — недоуменно уточнилон. — Какое напряжение?
        Вотличие отсоседки, странное инепонятное напряжение он чувствовал второй день подряд. Вданный момент оно было просто невыносимым. Поняв, чтокраснеет, Ладышев опустил глаза исосредоточенно уставился враскрытую тетрадку.
        —Разных стихий, — повторила девочка ипояснила: — Ты — Стрелец, даже, скорее всего, Змееносец, я — Телец. Моястихия — Земля, твоя — Огонь.
        —Этокакпонять?
        —Этоастрология. Тыслышал что-нибудь обэтом?
        —Что-то слышал, — пробормотал тот.
        Ноникогда неинтересовался. «Лженаука», — вынес когда-то свой вердикт отец. ИВадим сним согласился.
        —Понятно, — разочарованно вздохнула Наташа.
        Скосив взгляд, Вадим украдкой принялся наблюдать, какона аккуратно разложила настоле свои необычные письменные принадлежности, смахнула слица непослушную прядь волос, вытащила изтетрадки картонный круг, накрыла его сверху другим, спрорезью, совместила края, чуть сдвинула верхний против часовой стрелки.

«Карта звездного неба», — догадалсяон.
        —Ахочешь знать, гденаходится твое созвездие? — снова обратилась она кнему. — Вотсмотри: этоСтрелец, — ипоказала карандашом наскопление звезд. — Считается, чтовсозвездии Стрельца располагается самая красивая часть Млечного Пути. Помифологии Стрелец — этоПерун, иименно внем взимнее солнцестояние рождается Солнце.
        —Этокак?
        —Солнце находится внем зимой, исамо созвездие какбы символизирует конец старого иначало нового года, причем одно его лицо смотрит впрошлое, адругое — вбудущее, — увлеченно принялась делиться своими познаниями Наташа. — Внаправлении созвездия Стрельца находится ицентр нашей Галактики. Созвездие видно сконца февраля поначало ноября. Если хочешь, сегодня после отбоя мы можем посмотреть назвезды. Явчера после репетиции пошла козеру, — заговорщицки перешла она нашепот, — иобнаружила очень удачное место наберегу: тамнет высоких деревьев ине ходит никто. Надо только дождаться, пока все улягутся.
        —Разве корпус незапирают? — удивился Вадим.
        —Запирают. Ноя знаю способ, каквыбраться. Вконце коридора — подсобка сокном, дверь там всегда открыта, — прошептала Наташа, коснувшись прядью волос его щеки. — Немного страшновато одной втемноте. Пойдешь сегодня сомной?
        —Пойду, — автоматически ответил Вадим.
        Какон мог непойти?! Конечно, пошел! Ив этот вечер, ив следующий! Потому что нис кем иникогда ему небыло так интересно, какс Наташей. Ктомуже она сама выбрала его извсех сверстников. Аведь заней после отличной стрельбы стали увиваться многие! Ирассказать ей было очем: отец — военный, полковник (это он научил ее так стрелять!), недавно вернулась сродителями изГДР (вот откуда небесно-голубой чемодан инеобычные школьные принадлежности!). Пока остановились вБобруйске, новот-вот получат новое назначение. Доэтого семья жила еще ив Чехии, ив Монголии.
        Словом, вомногом Руцкая была нетакая, каквсе. Могла блеснуть знаниями политературе, истории, географии, нопри этом нисколько незазнавалась, никичилась. Небоялась ипоспорить сучителями, чтотакже выделяло ее извсех.
        Конечноже Вадиму льстило, чтосамая яркая личность отряда, аможет быть, исмены, выбрала вдрузья именно его — неуклюжего, стеснительного. Но,похоже, еесовершенно неволновали внешние данные новоиспеченного друга. Приэтом науроке английского она высоко оценила его беглую речь ипроизношение, ауж когда наперемене Вадим свободно заговорил сней ина немецком, неудержавшись, чмокнула его вщеку! Унего едва сердце изгруди невыпрыгнуло!
        Вобщем, кконцу первой недели Ладышев понял, чтовлюблен поуши. Впервые вжизни. Тойже ночью он осмелился поцеловать Наташу вщеку итойже ночью вожатые застукали их наберегу. Видно, иззависти заложил кто-то изотвергнутых воздыхателей.
        Засим последовали объяснительные вкабинете начальника лагеря, показательное комсомольское собрание, угрозы сообщить вшколу, родителям, отправить домой. Нов итоге их просто развели поразным отрядам ипо разным классам: толи пожалели, толи незахотели выносить сор изизбы илишать смену таких вцелом положительных ребят.
        Однако ничего увзрослых невышло. Наташа оказалась нетолько умной иначитанной девочкой, нои наудивление смелой. Недаром дочь военного. Заодно помогла справиться сробостью инеуверенностью Вадиму. Ипусть теперь они небегали поночам смотреть звезды, новопреки всем ився продолжали встречаться наглазах увсего честного народа. Открыто, нетаясь: напеременах, встоловой, каждые полчаса свободного времени. Держались заруки, смотрели друг другу вглаза, улыбались иникак немогли наговориться.
        Именно тогда Вадим впервые прочувствовал иответственность задругого человека: защитить, заслонить собой отнеприятностей, отзлых изавистливых людей, отболезней, отнепогоды.
        Смена подошла кконцу. Последний поцелуй напрощание, слезы расставания вНаташиных глазах. Почти ежедневная безумная переписка, тайные звонки потелефону. Тогдаже Вадим впервые решился дать отпор ребятам водворе, обзывавшим его профессорским сынком. Ивсе благодаря Наташе: ондолжен был ей соответствовать!
        Авесной Руцкие переехали наБайконур, вЛенинск. Приблизительно вэтоже время профессору Ладышеву выделили новую четырехкомнатную квартиру наПулихова, старый дом наИнтернациональной снесли, почтовое отделение расформировали, связь внезапно оборвалась. Икак нипытался Вадим разыскать новый адрес семьи Руцких, сколько ниписал запросов — ответа небыло. Вгруди поселилось беспокойство, тоска, апорой одолевала настоящая обида: какже так? Почему она его неразыскивает, неподает вестей?
        Однако жизнь неумолимо двигалась вперед: предпоследний учебный год требовал все больше сил ивремени наподготовку вмединститут, потом — поступление, напряженная учеба, научные исследования — всевместе день заднем сглаживало остроту переживаний. Новые цели, новые знакомства, новая любовь, закончившаяся длянего так драматично, ипоследовавшая заэтим, посути, новая жизнь.
        Ивсе эти годы впамяти Вадима жил образ голубоглазой девочки, которая однажды ночью наберегу Нарочи показывала ему звезды. Нато она ипервая любовь, чтобы помнилась ДОПОСЛЕДНИХ ДНЕЙ…

«Лера тоже казалась умной, начитанной, иглаза унее были голубые. Ана деле оказалась холодной, расчетливой, — по-прежнему тупо глядя вокно, сгоречью вспомнил Вадим. — Интересно, гдетеперь Наташа? Насколько ее изменило время? Нет… Незнаю изнать нехочу. Хватит сменя разочарований. Незря говорят: невстречайтесь спервою любовью… Аведь уКати тоже голубые глаза ифигура похожа наНаташину. Идаже отец — бывший военный!.. Нокто я длянее? Отдушина всложный жизненный период? Врядли что-то серьезное, — словно убеждал он себя. — Встреча смужем… Чтоже, пусть встречается, пусть мирятся: теперь супруги квиты. Правильно сделал, чтоее неостановил. Саша сАндреем вот-вот появятся, какбы я объяснял ее присутствие? Нет… Янехочу, неготов менять свою жизнь. Как, по-видимому, иона. Спасибо ей завсе ипусть спит спокойно. Ия буду спать спокойно», — твердо решил он после длительного экскурса-погружения всобытия прошлой жизни.
        Приглушенный мелодичный звук, доносившийся изприхожей, несразу достиг сознания. Источник обнаружился быстро: прикрытый перчатками мобильный телефон. Номер надисплее почему-то неопределился.
        Повертев вруках мигающий подсветкой аппарат, Вадим решил ответить: скорее всего, звонит сама хозяйка. Изавтомата. Значит, придется еще раз встретиться ивернуть забытые вещи.
        —Да. Яслушаю.
        —…Простите, я, наверное, ошибся, — после небольшой паузы послышался втрубке мужской голос. — Хотя… Виталий?
        —Нет. Вамкто нужен?
        —Катя.
        —Еездесь нет.
        —Какнет?.. Извините, яразыскиваю Екатерину Проскурину. Яправильно набрал номер?
        —Правильно, только ее здесь нет.
        —Непонял…
        —Объясняю: ушла, забыла телефон.
        —Икуда ушла? — недоумение вголосе собеседника сменилось беспокойством.
        —Домой. Ас кем я разговариваю?
        —Этоее друг, Генрих.
        —А-а-а… Онаовас рассказывала.
        —Авы кто?
        —Знакомый.
        —Акак вас зовут?
        —Нестоль важно, какменя зовут. Ведь вам нужна Екатерина Проскурина? — неочень вежливо уточнил Вадим. Непонятно, почему, нотактичный иобходительный собеседник стал его раздражать. — Если ненайдете ее наГвардейской, поищите наЧкалова.
        —Тоесть? Чтоона там делает?
        —Снекоторых пор она там живет.
        —Извините, янедавно вернулся изкомандировки. Мыпочти непереписывались впоследнее время, такчто я нев курсе. Катя давно там живет?
        —Больше месяца.
        —Почему? Что-то случилось?

«Хорош друг, если ничего незнает, — усмехнулся Вадим. — Хотя новый номер телефона знает».
        —Лучше позвонитеей, онасама расскажет вамвсе, чтосочтет нужным.
        —Да,конечно… Ясейчас позвоню… Только… Простите, ноесли ее телефон увас — какмне сней связаться? Сней действительно все впорядке?
        —Полчаса назад было все впорядке. Япродиктую вам номер телефона наЧкалова, — желая быстрее закончить разговор, Вадим взял вдругую руку свой мобильник инажал «меню». — Записывайте.
        —Да-да… Конечно… Секунду… Готов.
        —Пишите: +37517222… Записали?.. Да,верно. Если дозвонитесь, передайте, чтоона забыла телефон.
        —Хорошо, передам… Только укого забыла? — снова растерялся Генрих.
        —Неважно. Онапоймет.
        —Ну,если поймет… Спасибо. Досвидания.

«Поехать отдать, чтоли? — посмотрел Вадим назажатый вруке мобильник. — Нет, явсе решил, инечего искать повод длявстречи. Зиновьев отвезет впонедельник».
        Вэтот момент раздался звонок домофона:
        —Гостей принимаешь? — пробубнила трубка голосом Зайца. — Мытут сСаньком ипузырьком. Открывай ворота!
        Нажав кнопку, Ладышев внимательно осмотрелся: кроме мобильника иперчаток, вроде, никаких женских следов неосталось. Прикрыв их сверху своими перчатками ишарфом, онкрутанул замки ив ожидании друзей застыл напороге. Надолго.
        —…Вы что, пешком шли? — недоумевая спросилон, когда Андрей сСашей показались втамбуре.
        —Такутебяж только один лифт работает! Вовтором кто-то застрял. Пришлось ждать, — пояснил Клюев.
        —Каквчера — разродился? — поздоровавшись, поинтересовался хозяин.
        —Ато! Двабутуза, каждый подтри килограмма! Имамке тридцать пять годков!
        —Кесарево?
        —Нет, сама. Вторые роды, — разуваясь, пояснил тот красивым баритоном. Своим друзьям он проигрывал нетолько вросте, нои втелосложении: невысокий, щупловатый. Зато природа наградила его необыкновенной красоты голосом, откоторого женщины просто млели. — Правда, потом немного повозились, нов целом удачно. Вообще-то я уже кдевяти вечера был свободен имог ктебе приехать. Набрал Андрюху, аон сообщил, чтоутебя вгостях да-а-ма… Вотмы иотложили визит доутра. Давай рассказывай, чтозадама? Я,признаться, какуслышал, ушам неповерил: неужели наш Ладышев вчесть дня рождения решил изменить правилам ипривел ночную фею нев квартиру насоседней улице? Что-то серьезное?
        —Аты поего глазам невидишь? Красные, каку рака. Всюночь, небось, впостели куролесил? — подмигнул Андрей другу, хозяйничая вхолодильнике.
        —Каквидите, кроме меня, здесь никого нет, — уклонился Вадим отобъяснений. — Такчто могли ивчера приехать… Есть еще кастрюли налоджии, — подсказал он Зайцу, достав столовые приборы итарелки, ноне парадные, каквчера, аобычные, накаждый день.
        Хотя ите, идругие, побольшому счету, почти неотличались постоимости.
        —Слышь? Ивпрямь зря мы вчера неприехали, — стал сокрушаться Андрей, одну задругой вытаскивая изхолодильника прикрытые пленкой салатницы спрактически нетронутым содержимым.
        —Лучше признай, чтозря ты вчера уехал, — усмехнулся хозяин.
        —Такразобъяснилбы, чтодевушка прибыла просто так — типа выпить заименинника. Ато я уж решил: зачем быть третьим лишним?
        —Тыже сказал, чтопоехал кИрине вобщежитие? — сервируя стол, удивился Вадим.
        —Поехал, — тяжело вздохнул двухметровый детина. — Толку-то, если никто дверь неоткрыл. Врезультате нетолько свахтершей поцапался, такеще иголодным остался. Может, ивправду уехала, аможет, испала… Только какой сон ввосемь вечера?
        —Э-э-э, нескажи, — несогласился Саня. — Беременные — онивсе какне отмира сего. Ико времени постольку-поскольку привязаны. Задвоих живут, задвоих едят, задвоих спят.
        —Ну,пошла любимая песня! — беззлобно перебил его Заяц, поставив наплиту две объемные кастрюли. — «Беременная женщина — венец природы!» — передразнил он друга. — Тыбы лучше начитал своим пациенткам аудиовариант проповеди типа «Берегите мужчин какпроизводителей чад своих!» Ствоими-то голосовыми данными! Мужикибы памятник прижизни поставили! Илиустроился вслужбу «Секс потелефону». Озолотилсябы! — посмеиваясь, добавилон.
        —Тогдабы женщины ему памятник поставили, — поддержал шутку Ладышев.
        —Ага, посмертно, — поддакнул Андрей. — Таккакразобралибы назапчасти после недели работы. Особо ценными экспонатами былибы язык ируки известного акушера-гинеколога! — захохоталон.
        Следом остальные. Надо сказать, привстречах Заяц редко упускал возможность пошутить надспециализацией друга, начто Клюев никогда необижался. Наоборот, посмеивался вместе совсеми идобавлял, чтоему просто завидуют.
        —Адавайте водочки постарой памяти? — вдоволь насмеявшись, предложил Андрей. — Ох,сейчас каксообразим натроих! Каквмажем, бли-и-ин! Устал я чего-то. Там, по-моему, телефон звонит, — кивнул он всторону прихожей.
        —Пусть звонит, — спокойно отреагировал хозяин иподсказал: — Водка надверце холодильника.
        —Ау Ирины какой срок? — вернулся клюбимой теме Саня.
        —Даоткуда я знаю! — занервничал Заяц. — Впонедельник зайду вотдел кадров, выясню. Черт, нуиглупая ситуация! Всеждал, когдаже начнет донимать вопросами оженитьбе. Даже дежурствами специально менялся, чтобы сней водну смену непопасть! Аона, какоказалось, впоследние недели тоже только этим изанималась. Илия чего-то непонимаю, или…
        —Мудрая женщина, — заметил Клюев. — Раскусила она тебя. Ито, чторебенка решила сохранить, ничего тебе несообщив, тоже правильно. Значит, любит. Дляних это важно — ребенок отлюбимого мужчины.
        —Хорош друг! — хмыкнул Андрей. — Нопочему мне обэтом несообщить? Чтоже вэтом правильного?
        —Азачем? Чтобы ты ей аборт посоветовал? Разве нет?
        Шмыгнув носом, тотзадумался.
        —Нет. Ирке нет… Ну,может, повыпендривалсябы малость…
        —Чтоя слышу? — всплеснул руками Саня. — НашЗайчик снова решил обзавестись потомством? Ледтронулся?
        —Давай закроем тему! — поднял кверху огромную пятерню Андрей. — Какдруга прошу, ибез того надуше погано. Тылучше Вадима расспроси оего новой пассии. Что-то его непойму: товсе смодельками якшался, ато вдруг завел себе обычную земную бабу, — подмигнул он Сане иперевел взгляд нахозяина. — Якакувидел, кого он все-таки вКрыжовку привез, едва дара речи нелишился: этож надо, наохоте покабану почти вупор промазал, зато другую дичь подстрелил! Мастер! — снимая пробку сбутылки, хохотнулон. — Авчера, когда узнал, кого он меня поддверьми клуба оставил дожидаться, чуть нерухнул. Надоже! Тасамая Катя!
        —Апри чем здесь кабан? — непонял Саня.
        —Дамы сней наохоте вОстровце познакомились, — разливая водку, пояснил Заяц. — Тамтри дамочки были. Одна, кстати, вего вкусе: ноги отушей, сама — каккукла. Такнет, выбрал самую что нина есть обычную. Пухленькая такая. Мордашка, правда, миловидная.
        —Тамгормоны, — вставил Вадим.
        —Откуда знаешь?
        —Догадываюсь. Десять лет смужем прожила, детей нет. Сампонимаешь.
        —Такдавай ее кОльге определим, — тутже воодушевился Саня. — Унее рука легкая! Обследуем, решим, чемпомочь.
        —Этонемое дело. Сама разберется, — остудил его пыл Вадим.
        —Слушай, тыбы отключил этот чертов аппарат! — взмолился Заяц, прислушавшись кнеумолкающему треньканью вприхожей. — Какзаведенный!
        Вадим молча встал, подошел ктелефону, нопочему-то неотключил, авыбрал режим «беззвука».
        —Так, хватит разговоров! Будем пить илинет? — вернулся он кстолу.
        —Обижаешь! — расплылся вулыбке Андрей. — Какэто непить? Вунитаз, чтоли, родимую спустим?
        —Весело вы тут пожили! Ипока дляменя многое все еще туманно, — задумавшись, подытожил услышанное Саня. — Ладно, пить так пить. После сами языки развяжете, — глубокомысленно заявилон. — Нучто, друг? Тыизнас самый младший: Андрюхе тридцать девять почти месяц назад исполнилось, мнетридцать восемь — виюле. Атебе только вчера. Пусть твой следующий год станет длятебя… Пусть он станет длятебя переломным!
        —Непонял…
        —Подрастешь домоих тридцати восьми — поймешь! — многозначительно заключил Саня. — Правда, Андрей?
        —Незнаю, как-то непочувствовал, — пожал тот плечами. — Ладно, будь!
        Трирюмки взметнулись надстолом, звякнуло стекло.
        —Ребят, аведь я вфеврале женюсь, — неожиданно сообщил Саня. — НаОле. Ксюшу собираюсь официально удочерить. Такчто приглашаю насвадьбу.
        —О-ба-на! Приехали! — чуть неподавился салатом Заяц. — Ая думал, первый объявлю, чтоподумываю жениться.
        —Дамы это уже безобъявления поняли!.. — расхохотались друзья.
        Поднимаясь полестнице, Катя услышала, какза дверью ее квартиры надрывается телефон.

«Ктобы это мог быть?» — озадачилась она иускорила шаг.
        Этот номер знали немногие: отец, Потюня, Виталик, Лена сЛюдмилой да еще пара человек. Тотже Ладышев, кпримеру. Стоило онем вспомнить, какв душе что-то всколыхнулось изасаднило. Нопока поднялась наэтаж, пока открыла замки ивошла вприхожую, звонок прекратился.

«Изачем только поехала кнему домой? — зарывшись головой вподушку, Катя продолжила самоедство. — Ведь ясно было какдважды два, чтоничем хорошим это незакончится. Когдаже все началось? Неужели стартовым механизмом послужила ревность? Наслушалась отСтрельниковой восторженных эпитетов вадрес Ладышева — инатевам, мирперевернулся! Воспринимала его всвоей жизни какслучайный эпизод — ивсе было нормально, акак только кто-то другой посмел покуситься нанего, тутже сработал собственнический инстинкт. Откуда этот Ладышев взялся намою голову? Абсолютно чужой человек, недруг, даже неприятель, просто случайный знакомый! Одно хорошо: поняла, чтоменя примитивно использовали. Ав благодарность — немного секса сбарского плеча… Радовалась непо-детски, когда победила вбоулинге, ана самом деле это маневр был такой, отвлекающий. Чтобы посочувствовала герою дня истала доступней… Боже, какой бред лезет вголову! — вдруг осозналаона. — Такзапросто можно свести кнулю собственную самооценку! Обманутые ожидания? Ачего я ждала? Если уж нато пошло — ион необманщик. Онвсего лишь мужчина — иэтим все сказано! Подумаешь, провела сним
ночь! Нуслучилось, нупоздравила человека сднем рождения. Такведь исама получила инъекцию счастья! Ведь насамом деле все было замечательно! Икофе зря невыпила. Надо было идти доконца… Кчерту самокопание! Вседаже лучше, чеммогло быть: неуспела развестись смужем, какпоняла, чтонанем свет клином несошелся. Есть другие замечательные мужчины, иони обращают наменя внимание. Через час встреча сВиталиком, — Катя посмотрела начасы. — Аможет, правы девчонки истоит сним помириться? Побольшому счету, всемужики одинаковые, — тяжело вздохнулаона. — Даичем я теперь лучше? Наставила рога мужу, — усмехнуласьона. — Ладно, посмотрим. Влюбом случае надо выглядеть навсе сто!» — решительно вскочила она сдивана.
        Навстречу вресторане Катя опоздала ровно надвадцать минут. Ивовсе недля того, чтобы заставить супруга понервничать иуж тем более ему досадить. Какспециально, прямо намосту между Чкалова иМосковской сломался автобус! Такчто пришлось топать поскользоте доближайшей остановки. Позвонить ипредупредить, чтозадержится, телефона небыло.

«Нуиутро! — чертыхаясь, цеплялась она запоручни спуска вподземный переход. Появившееся завремя сборов подобие настроения быстро исчезло. — Ненавижу зиму! Ненавижу снег! Имужиков ненавижу!»
        Виталик сидел застолом вдальнем углу практически пустого зала.

«Похудел, — где-то глубоко вдуше шевельнулась жалость итутже успокоилась. — Ноему это даже клицу».
        —Привет, прости, чтоопоздала, — сходу извинилась Катя, пытаясь отдышаться. Проскурин встал, задвинул заней стул. «Надоже, какие унас манеры появились, какая галантность!» — успела удивитьсяона. — Агде остальные? Гдетвой адвокат?
        —Абольше никого небудет, — присел напротив бывший, вернее, пока еще действующий супруг. — Хорошо выглядишь. Ясделал длятебя заказ. Какты любишь: морепродукты, рыба, сок…
        —Тоесть какэто — больше никого небудет? — недоуменно перебила онаего.
        —Утром я позвонил адвокату ипопросил неприезжать.
        —Почему? По-моему, мысобирались обсудить серьезные вопросы.
        —Катя, япопросил его неприсутствовать поодной простой причине… Вобщем, недам я тебе развода. Нехочу стобой разводиться.
        —Какэто недашь развода? По-моему, яясно…
        —Выслушай меня, пожалуйста, — мягко остановил онее. — Язнаю, чтовиноват. Виноват дважды, трижды. Виноват, чтообидел тебя. Прости.
        —Еслибы только обидел! — усмехнулась Катя. — Едва нерастоптал. Какличность. Знаешь, одного досих пор немогу понять: какже я упустила момент, какне заметила, непоняла, чтоутебя есть кто-тоеще? Объясни, чтотебя подвигло?
        —Хорошо, — потупил взгляд Виталий. — Возможно, вкакой-то момент мне показалось, чтоя тебе ненужен. Тыстала малоразговорчивой, холодной… Нетолько впостели. Постоянно была занята, постоянно закомпьютером — иднями, ивечерами.
        —Тоесть, вовсем виновата я сама? — перебила онаего. — Акакжеты? Тыведь тоже постоянно был занят. Разве нетак?
        —Язарабатывал деньги!.. Ноя понимаю, чтосейчас это неаргумент. Мыжили каждый сам посебе. Янеподстраивался подтебя, тынеторопилась менять планы подменя. Аона… Яимею ввиду ту, другую, — покраснев, уточнилон, — готова была броситьвсе: родителей, друзей, пропустить учебу. Этоисбило меня столку.
        —Приятно, когда кто-то готов пожертвовать ради тебя всем. Льстит самолюбию, греет душу, повышает самооценку, — рассудительно отреагировала наего слова Катя. — Странно, чтомне вголову неприходила подобная мысль. Мневедь тоже было порой грустно иодиноко. Вотты, кпримеру, улетел вЕгипет идаже непоинтересовался, какя буду жить эту неделю? Каково мне будет одной вечерами, чембуду заниматься?
        —Катя, новедь уменя бывали деловые командировки ина более длительный срок? Иты всегда спокойно воспринимала отъезды, — недоуменно посмотрел нанее муж.
        —Спокойно, тыправ. Потому что верила, каксебе. Потому ине заподозрила ничего, когда ты отправился сАнастасией Сергеевной вВильнюс — машину покупать. Илиподарил, ужнезнаю, кактам увас было. Ну,заодно погулять, расслабиться.
        —Откуда ты знаешь проВильнюс? — покраснев, пробормотал Виталик. — Всебыло нетак… Ну,несовсем так. Намашину ей родители деньги дали, но«опель», который мы выбрали поинтернету, оказался… — поняв, чтоопрометчиво произнес «мы», оннасекунду умолк. — Меня попросили, япомог выбрать автомобиль, нов оригинале он сильно отличался оттого, чтобыло наснимке. Янемог бросить человека один наодин спроблемой. Ядолжен был помочь ее решить.
        —Акто спорит? Конечно, должен. Взялся загуж, какговорится… Дабог сним, сэтим «Опелем»! — махнула рукой Катя. — Яникогда нерасспрашивала, никогда невдавалась вподробности, куда ты собрался, зачем, скем. Потому что свято верила: вседлядела, вседляблага семьи. Ведь тогда я планировала поехать стобой, даже договорилась сотгулами. Ноты увернулся: мол, предстоят серьезные деловые переговоры. Полугодовую визу мне открыл, спасибо. Только срок ее месяц назад истек, ая так никуда ине выехала, — сгоречью добавилаона.
        —Завтраже попрошу партнеров выслать новое приглашение, — виновато опустил голову Виталий. — Мнеказалось, тебе самой никуда нехочется. Тыникогда невысказывала особого желания. Ине возражала никогда. Против поездки вЕгипет ты тоже невозражала.
        —Ачто я должна была делать? Топать ногами, рвать насебе волосы? Тыведь просто поставил меня перед фактом: улетаю такого-то числа.
        —Из-за своей работы ты всеравно несмоглабы полететь.
        —Откуда ты знаешь? Тыведь мне непредлагал? Хотя все эти разговоры — еслибы да кабы — теперь бессмысленны, только настроение портят. Главное, чтоутебя есть другая женщина.
        —Кроме тебя, уменя нет никакой другой женщины. Ине будет, — густо покраснел Виталик. — Ясней расстался.
        —Идавно?
        —Наследующий день.
        Катя удивленно хмыкнула.
        —Яее уже ис работы уволил, — словно оправдываясь, добавилон. — Вернее, пока отправил вотпуск. Ноза это время она должна подыскать себе новое место.
        —Жестоко, — впечатлилась Катя. — Нежалко? Столько времени зря потрачено напоиски хлебного места спохотливым директором впридачу.
        —Тынеправа. Она — нетакая…. Она — хорошая ис работой справлялась, — опустил голову Виталик.

«Хорошая… Конечно, наша лучше всех! — горько усмехнулась Катя. — Аведь он даже непонимает, что, защищаяее, делает мне больно. Очем тут дальше разговаривать?»
        —Ноиз-за нее я едва непотерял тебя, семью, — продолжил Проскурин. — Такчто жалко нежалко — мысней расстались. Заэто время я понял, чтоты — единственная женщина, которая мне нужна.
        —Закакое время? Загод встреч слюбовницей? Илиза пять недель, каквсе открылось ия ушла? Бедненький, какже ты мучился, кого выбрать: уволить любимую игрушку илирасстаться сженой? — сочувствующе покачала головой Катя. — Какканатоходец: токКатеньке потянет, тоНастеньку пожалеть. Ита хороша, иэта. Даже льстит, чтовыбрал меня.
        —Зачем ты все утрируешь? — бросил нанее укоризненный взгляд Виталий. — Уменя ниразу имысли невозникало стобой расстаться… Атут еще родители прознали, чтомы вссоре. Расстраиваются. Онитебя любят. Ия тебя люблю.
        —Надолголи тебя хватит? — усмехнулась Катя. — Ведь ничего неизменится: твоя имоя работа, друзья, приятели. Скоро тебе снова захочется, чтобы кто-то все бросил ипримчался попервому зову.
        —Незахочется. Потому что мы стобой начнем все сначала: тыия — так, какпрежде. Ведь унас стобой были исовсем другие времена.
        —Были, — согласилась она изадумалась. — Были счастливые времена, счастливые дни, часы, мгновения. Только все они впрошлом. Чувств былых нет, Виталик, вотвчем беда. Умерли. Ивозродить их невозможно. Такчто нестоит обманываться.
        —Тыошибаешься, чувства есть! Втебе говорит обида! Мыобязательно будем счастливы! — сжаром принялся уверятьон. — Построим дом нехуже, чемуВалерки! Родим ребенка. Мыснова пойдем наЭКО. Иу нас обязательно получится!
        Катя тяжело вздохнула, опустила глаза изадумалась.
        —Нет, Виталик. Ничего унас уже неполучится, — наконец произнеслаона.
        —Почему? Ведь доктора уверяли, чтоневсе потеряно. Ну,пропустили время — повторим заново.
        —Неповторим, — подняла она взгляд инеожиданно даже длясебя призналась: — Ябольше нехочу оттебя ребенка.
        Надними нависла гнетущая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов изподсобки.
        —Иобиды натебя уменя нет, — продолжила Катя. — Была поначалу, тыправ. Даже очень сильная. Нопрошла. Сама удивляюсь, почему так быстро. Видимо, потому, чтозаэти недели уменя намногое открылись глаза. Нетмежду нами любви, давно нет. Есть привычка, общая квартира, общая постель, общий быт. Этакие удобства, позволяющие незамечать, чтомы стобой давно стали чужими. Намдействительно надо начинать жизнь сначала, но, увы, каждому свою. Если мы хотим быть счастливы…
        —Тебе кажется…
        —Этотебе кажется! — перебила его Катя. — Тыпытаешься обмануть себя, меня. Люди всегда цепляются застарое допоследнего только потому, чтоновую жизнь начинать страшно!
        —Атебе нестрашно? — после небольшой паузы глухо спросил Проскурин.
        —Страшно. Когда улеглись первые эмоции, тыдаже представить себе неможешь, какстало страшно! Яведь прекрасно осознаю, чтожила затобой почти какза каменной стеной, тыбыл хорошим мужем, надеждой иопорой…
        —Тогда вчем дело, черт возьми?! — раздраженно повысил он голос. — Если я был таким хорошим мужем, тоя им иостался! Ничего ведь неизменилось!
        —Изменилось, Виталик. Одна история сшубой чего стоит! Признайся, яведь никогда небыла женой-транжирой, всегда довольствовалась малым. И,посути, шуба — единственная роскошная вещь, которую ты мне подарил. Дая никогда ине просила подарков.
        —Разве, кроме шубы, ятебе ничего недарил? — растерялся Виталий. — Амашина, аноутбук, аотдых заграницей? Асколько денег вбухал вавтомойку тестя?
        —Машине десять лет. Аотец когда-то тоже вложил немало денег внашу первую квартиру, — напомнила Катя. — Да,конечно, тыему помог. Но,насколько я знаю, небезвозмездно: отец выплачивает тебе проценты, возвращает долг. Ипотом, этоваши дела, вашбизнес. Меня он некасается.
        —Нухорошо… Давай прямо отсюда поедем вавтоцентр изакажем тебе новый автомобиль!
        —Данев подарках дело, какты непонимаешь?! — всердцах воскликнула Катя. — Вистории сшубой ты унизил нетолько меня, нои себя! Разве любящие мужчины так себя ведут?!
        —Ну,извини, — потупил глаза Виталий. — Виноват, выпил тогда лишнего. Ишубу давно твоему отцу отвез. Еслибы неэтот Ладышев, ничегобы небыло.
        —Ачто тогда было? Случайный человек предложил перевезти вещи.
        —Яже незнал.
        —Темнеменее едва сним неподрался. Что, впрочем, суспехом умудрился сделать приследующей встрече.
        —Ну,приревновал… Почему какой-то тип все время вокруг моей жены вертится? Яже незнал, чтоон тебе работу предложил.
        —Этонеревность, Виталя, этособственнический инстинкт, — констатировала Катя.
        —Ичто вэтом плохого? Тыведь моя жена. Каксъехала сквартиры, туда даже заходить нехочется, — поделился он и, скривившись, потрогал рукой бок. — Ребро сломано, болит.
        —Сочувствую. Ипонимаю. Больно видеть чужого мужика рядом сосвоей женой, этоверно. Амне легко было наблюдать завашей встречей ваэропорту. Ноесть одна разница: втот момент ты был моим мужем, сейчас я — жена бывшая, пусть нас пока ине развели.
        —Тынебывшая, ты — настоящая. Катя, пожалуйста, возвращайся домой, — смольбой произнес Виталик. — Тынеможешь вот так вот, одним махом, разрушить свою жизнь, мою! Ядесять лет ее строил! Очень прошу, одумайся, пока непоздно! Нунаказала ты меня, нуподала наразвод. Яисправился, попросил прощения… Нупозлила ты меня сэтим Ладышевым. Катя, япоследний раз прошу: возвращайся! Тыменя знаешь, наколенях затобой непоползу, — вдруг добавил он сугрозой.
        Услышав последнюю фразу, Катя улыбнулась.
        —Нувот, наконец-то. Теперь я вижу, чтопередо мной настоящий Виталий Проскурин.
        —Непонял…
        —Всеты понял, Виталик, — вздохнулаона. — Плохой изтебя актер. Извини, ноя неверю твоим словам олюбви. Ине меня ты боишься потерять, ажизнь, которую строил десять лет. Только зря стараешься. Тебе нужна другая женщина.
        —Какая?
        —Которая будет тебя любить таким, какой ты есть. Прости, ябольше немогу ею быть.
        —Тоесть… Тывсерьез несобираешься возвращаться?
        —Несобираюсь, — твердо ответилаона. — Идаже благодарна тебе, чтоподтолкнул меня ктакому шагу. Самабы я никогда нерешилась, такипродолжалабы жить вплену иллюзий. Поэтому, — окинула она взглядом уставленный закусками стол, — предлагаю выкурить трубку мира ивыпить засчастливое будущее, которое мы построим уже порознь.
        Виталик протянул руку кведерку, изкоторого торчало горлышко бутылки, новдруг остановился.
        —Нет, подожди. Янебуду заэто пить. Тыдолжна хорошенько подумать.
        —Амне уже нечего думать, — спокойно отреагировалаона. — Сегодняшнюю ночь я провела сдругим мужчиной. Доэтого моим единственным мужчиной былты. Воттакая честность, — развела она руками.
        Проскурин помрачнел, наскулах шевельнулись желваки.
        —Японимаю, тебе это неприятно слышать. Жестоко длямужского самолюбия, ноэто правда. Ия призналась тебе длятого… — оназамялась, — привела какдоказательство, чтообратного пути нет. Ясерьезно намерена расстаться, итеперь утебя тоже есть повод сомной развестись.
        —Отомстила, значит… ЭтоЛадышев? — после долгой паузы глухо уточнил Виталий.
        —Нет, чтоты! Этодругой человек, — соврала Катя. — Тысним незнаком. Вбоулинг вчера играла, познакомились ивот… Янесобиралась тебе мстить, такполучилось.
        Показалось ей илинет, ноПроскурин облегченно вздохнул.

«Странная умужчин логика, — усмехнулась она просебя. — Скем — второстепенно. Главное — нес тем, ктооказался сильнее иедва ненабил морду. Нес обидчиком, короче».
        —Ну,будем пить? — напомнилаона.
        Виталик снова машинально достал изведра бутылку, нотутже опустил ее имрачно уставился напустой бокал.
        —Нехочешь… Ладно, извини. Если честно, томне тоже недо выпивки. Пора, — Катя сзатаенной тоской посмотрела нааппетитные блюда настоле: сутра ворту небыло имаковой росинки. — Спешу, — виновато повела она плечами. — Надеюсь, всеостальные вопросы мы также разрешим миром, безадвокатов. Натвой бизнес иимущество я непретендую. Такчто всего доброго, Виталик. Удачи тебе.
        Чуть несбитая сног ледяным порывом ветра, Катя спустилась поступенькам, юркнула вподземный переход, перебежала надругую сторону проспекта и, почувствовав нестерпимый приступ голода, повернула к«Макдоналдсу». Сделав заказ, онаподнялась навторой этаж иприсела засвободный столик уокна.

«Чембы заняться? — медленно пережевывая кусочки курицы, размышлялаона, чувствуя, чтовместе снасыщением возвращаются воспоминания обезрадостном утре. — Все-таки отпуск. Позвонить кому-нибудь, напроситься вгости? Нимашины, нителефона. Какбез рук… Заехать кЛадышеву? — раздумывалаона, тупо рассматривая проносящиеся застеклом машины. — Нет, низа что! Придется тащиться домой».
        Неожиданно ее внимание привлекло остановившееся через дорогу такси. Виталик торопливо сбежал соступенек инырнул всалон.

«Уехал… Интересно, куда? Врядли домой, скорее всего, кТолику. Илик Анастасии Сергеевне? Всеможет быть… Аведь странно, чтомне всеравно, — продолжая смотреть вокно, подумала она как-то отстраненно. — Можно было «простить» ис гордым видом вернуться обратно. Пылинкибы первое время сдувал. Ио том, чтоуменя был другой, никогда неузналбы. Новедь я нетолько длянего призналась, длясебя тоже, — неожиданно понялаона. — Обратной дороги нет… Нимужа, нилюбовника… Глупая я баба, наверное…»
        Аппетит тутже исчез. Отставив недоеденную курицу инедопитую колу, онавытерла салфеткой руки, убрала состола поднос ипоплелась квыходу.
        Задверью квартиры снова надрывался телефон. Сердце моментально сменило ритм изастучало вгруди маленьким молоточком: «Вдруг Ладышев? Онзнает номер…» Лихорадочно отыскав всумке ключи, онавломилась вприхожую. Звонок прекратился. Нотутже повторился снова.
        —Катя?! Наконец-то!!! — обрадованно заорали втрубке. — Ятебя полдня разыскиваю: тарабаню, тарабаню. Помобильному какой-то мужик отвечает, отец неговорит, гдеты.
        —Генка??? Ктотебе дал этот номер?
        —Дамужик тот идал. Чтослучилось? Почему ты неу себя вквартире?
        —Гена, яразвожусь смужем.
        —Этоправда?
        —Правда, Гена… Ксчастью илик несчастью, ноэто правда.
        Неожиданно ее глаза увлажнились: каквсегда, всамый трудный момент Генка тут кактут!
        —Ксчастью, конечно, ксчастью, Катюнь! — тутже уверил ее друг. — Между нами, мнетвой Виталик никогда ненравился! Впрочем, каки яему!
        —Тыгде был? Тысейчас где? — всхлипнула Катя. — ВГермании?
        —Неугадала, чуть ближе. Правда, Минск проехал, вернее, пролетел. Мыздесь спятницы, почти надве недели. Задержались вкомандировке одной… Долго рассказывать. Тыплачешь? — насторожилсяон.
        —Этоотрадости, — пытаясь сдержать слезы, выдавилаона. — Тытак вовремя позвонил…
        —Постой… Тыплачешь, все-таки ты плачешь… Чтоэто заквартира?
        —Арины Ивановны, папиной жены… Яведь ушла отВиталика.
        —Этоя уже понял… — Гена задумался. — Значит, так: сегодня я прилечу вМинск. Вкрайнем случае завтра. Только неплачь, слышишь? Жаль, чтосама неможешь комне выбраться.
        —Ямогу… Могу, Гена, явотпуске! — нев силах больше себя сдерживать, заревела Катя исползла постенке напол. — Прямо сейчас поеду навокзал икуплю билет наближайший поезд. Только куда? Тыгде остановился?
        —Вообще-то, умосковского друга наквартире… — замялсяон. — Ноя решу этот вопрос. Тытолько сообщи, какой поезд встречать.
        —Ятебе сразу позвоню, кактолько куплю билет. Инасчет моего ночлега неволнуйся: остановлюсь уподруги. Или, вкрайнем случае, вгостинице, — вытирая ладошкой бегущие пощекам слезы, забормотала Катя. — Какхорошо, чтоты приехал, Генка! Тысебе даже представить неможешь, какхорошо икак вовремя!
        —Постой, акакже ты мне позвонишь? Тызабрала свой телефон? — опомнилсяон. — Ичто это замужик мне отвечал?
        —Случайный знакомый. Такполучилось, чтотелефон унего остался. Япозвоню изавтомата.
        —Обязательно! Навсякий случай запиши адрес вМоскве иномер телефона. Есть чем записать?
        —Сейчас, — Катя подтянула ксебе сумку, вытащила первую попавшуюся ручку изаписную книжку. — Диктуй… Записала, ждизвонка. Ятебя целую, — улыбнулась она сквозь продолжавшие катиться пощекам слезы. — Тынастоящий друг…

2
        Впонедельник Вадим проснулся задолго доприхода домработницы. Содной стороны, редкий случай, таккакГалина Петровна появлялась ровно всемь, сдругой — вэтом небыло ничего удивительного. Предыдущую ночь практически неспал, затем хорошо выпил сдрузьями, соответственно, рано улегся — примерно вдевять вечера, кактолько проводил Андрюху сСаней дотакси. Даже посуду неубрал, чтоему совсем несвойственно. Аведь родители сдетства прививали любовь кидеальному порядку. Всегда иво всем, особенно вголове.

«Рука должна быть твердой, голова — ясной, движения отточенными, — учил его отец. — Цель должна быть четко сформулирована, путь кней продуман домелочей, чувства ижелания подконтролем, речь — лаконична, безлишних отступлений. Ибоже упаси позволить эмоциям взять надтобой верх!»
        Тактичность, вежливость, располагающая улыбка, умение терпеливо выслушать собеседника — уотца он научился многому. Томуже доведенному доавтоматизма анализу текущей ситуации. Нехолодный расчет, аименно анализ, этакое параллельное мышление, позволяющее илисохранить твердость, илипроявить гибкость. Сергей Николаевич готовил сына квеликим свершениям, верил, чтосовременем тот станет светилом медицины…
        Щелкнув выключателем настольной лампы, Вадим глянул начасы ипозволил себе еще немного поваляться впостели: немешало насвежую голову проанализировать последний период жизни. Тщательно планируемая, онавсе чаще давала сбои. Могли он подумать, чтозатеянное скуки ради знакомство получит такое продолжение? События, словно звенья, нанизывались одно задругое, спаивались, обрастали новыми деталями ипревращались витоге впрочную цепь.
        Довчерашнего утра он считал, чтовсецело контролирует свою жизнь: создает свои звенья событий, нанизывает одно надругое, скрепляет, спаивает. Итут вдруг выяснилось, чтокто-то другой завладел этой цепью, опутал его ею ив какой-то момент даже предпринял попытку его подчинить.
        Идело даже нев его квартире ине вэтой кровати, накоторой впервые спала женщина. Побольшому счету, здесь нет ничего страшного: вовсяком случае, вего предыдущем жилище такое случалось. Однако толи он стал другим, толи его отношение кженщинам стало иным, ноон давно нечувствовал такой душевной тоски, которая вопреки принятому решению поглотила его совчерашнего утра. Даже застолом сдрузьями снова никак немог отрешиться отмыслей оКате.

«Ичем это объяснить? — какзаевшая пластинка, вернулся он ковчерашнему безрадостному разговору ссамим собой. — Опять неотпускает меня мое прошлое. Неужели никогда несмогу отнего отрешиться, выдавить изсебя страх? Какже ноет душа…»

…Небывает вчистом виде врачебных ошибок, бывает стечение обстоятельств, изкоторых вытекают медицинские неудачи. Стечение обстоятельств, вдребезги разбившеевсе, чемдосих пор жил, дышал, кчему стремился, — именно так ислучилось когда-то сЛадышевым, вту пору Кореневым. Идаже спустя много лет, когда события тех дней подзабылись идуша успокоилась, осталось то, счем он немог смириться: смерть молодой девушки, предательство любимого человека икончина отца. Тринезаживающие раны…
        Онхорошо помнил тот солнечный весенний день, когда познакомился сЛерой: вприемный покой вызвали свободного хирурга, исвободным оказался именноон. Однако встретившая его гинеколог, голубоглазая блондинка спухлыми губами имягким грудным голосом, отказалась отконсультации хирурга, таккакбольная была поее профилю.
        Говоря образно, сэтого момента Ладышев, вернее, Коренев, ипропал: перестал есть, пить испать, полюбому поводу ибез повода старался заглянуть нагинекологический этаж, попервому зову мчался туда ассистировать, поутрам нарочно задерживался увхода вбольницу, курил — лишьбы увидеть, поздороваться, перекинуться словечком. Вскоре наего поведение обратили внимание коллеги. Шутили, посмеивались: неужели решил сменить специализацию? Нуакогда догадались, ктоявляется объектом его внимания, тоивовсе нестали давать проходу.
        Особенно донимал друг Заяц, работавший втойже больнице анестезиологом: неужели синий чулок Вадим решил изменить науке? Ужесколько раз друзья пытались знакомить его сдевушками, нотщетно. Аздесь темная лошадка Валерия Гаркалина — старше напять лет, сребенком! Биография ее изобилует белыми пятнами, ипрактически неу кого спросить, чтоона зачеловек, чемжила раньше, чемживет сейчас. Самаже дамочка весьма закрытая: разговоры сколлегами — только оработе, моде ипогоде.
        Аведь поинтересоваться было чем. Кпримеру, как, окончив Витебский мединститут ипроработав пару лет взахудалой районной больнице, онаумудрилась перебраться вМинск, устроиться наприличное место идаже получить комнату вобщежитии? Закакие такие заслуги? Почему ее дочь живет сродителями вПолоцке, ане смамой? Икуда она периодически исчезает повечерам, ато ипо ночам, когда ее пытаются разыскать вэкстренном случае? Кругом завеса тайны.
        Короче, Андрюхе Валерия ненравилась, как, впрочем, иВадиму девушка Зайца, скоторой тот тогда встречался. Даже будучи свидетелем насвадьбе, Ладышев допоследнего момента отговаривал его жениться: мол, замуж затебя Надя идет лишь потой причине, чтоты — внук академика. Начто тот парировал аналогично: аты — профессорский сын, поэтому Лера иуступила твоим ухаживаниям.
        Витоге оба оказались правы. Воттолько выяснилось это дляодного чуть раньше, длядругого чуть позже, нона тот момент неприязнь квозлюбленным оказалась сильнее мужской дружбы. Толи впику друг другу, толи обидевшись засвоих пассий, накакое-то время они почти прекратили совместное времяпрепровождение. Даже созваниваться перестали, оправдываясь тем, чтоибез того каждый день видятся вбольнице. Нолишь дотого момента, когда Вадим попал вбеду. Андрей тутже, позабыв обиды инедомолвки, вместе сдедом встал назащиту друга, несмотря нато что такой поступок мог ему самому выйти боком. Иэто было неоценимо, таккакпрофессор Ладышев скоропостижно скончался иуже ничем немог помочь сыну, арядом сВадимом больше никого неоказалось.
        Однако все эти события случились гораздо позже, апоначалу нетолько ближайший друг неодобрил выбор Вадима. Чета Ладышевых безобъяснения причин категорически отказалась даже знакомиться сЛерой. Какпотом понял сын, доотца дошли дурные слухи оней, ноон промолчал. Нек лицу профессору пересказывать чужие сплетни.
        Вадимаже поведение родителей обидело доглубины души. Никто иникогда вих семье так открыто невыражал ккому-то своей неприязни!

«Неужели непонимают, чтоунас любовь!» — недоумевалон.
        Какже он желал, чтобы его избранницу приняли ивсе вместе они зажили одной дружной семьей: уВадима есть своя комната, кабинет отца вполне можно переоборудовать поддетскую. Лерину дочь он уже полюбил всей душой, хотя еще невидел. Даиродители никуда неделисьбы, привыкли… Атам, смотришь, иродные внуки пойдут.
        Умомон, конечно, могобъяснить такую негативную реакцию отца иматери. Наверняка они мечтали одругой невестке, аздесь — истарше, иребенок. Новедь самиже когда-то пренебрегли гораздо большей возрастной разницей! Ипроблем сродственниками вкусили сполна!
        Собственно, тогда ипревратилась впропасть давняя трещина вотношениях между отцом исыном. Ладышевы были непреклонны. Вответ наих категоричность Вадим решил отделиться ижить самостоятельно. Посчастливой случайности Клюев, обладатель маленькой однокомнатной квартиры, доставшейся ему после развода родителей, собрался настажировку заграницу ипопросил друга какминимум год присматривать зажилплощадью. Вдень отъезда Саши тот иперебрался нановое место жительства.
        Между тем отношения сЛерой развивались, иВадим вскоре сделал ей предложение. Красиво все получилось: колечко смаленьким бриллиантиком, цветы, шампанское. Колечко Лера приняла, как, впрочем, ипредложение, нопопросила подождать сосвадьбой. Ипереезжать кнему отказалась. Объяснила тем, чтососеди сразу настучат куда надо иона какмать-одиночка неполучит заветных метров вмалосемейке. Аведь ей совсем немного осталось потерпеть. Мол, поэтойже причине она Вадима ксебе ине приглашает.
        Таких мотивов отказа он непонял: почему нет, если есть возможность какминимум год жить вотдельной квартире? Ведь доэтого им так редко удавалось проводить время наедине! НоЛера была неменее непреклонна, чемродители, иему пришлось смириться.
        Разве он мог тогда предположить, чтопричина кроется вдругом? Унего имыслей таких невозникало! Онверил каждому ее слову!
        Заэто позже ипоплатился…

…Вгостиной послышались шаги иприглушенное шуршание: значит, пришла Галина Петровна ипора вставать.
        Ступив босыми ногами набелый пушистый ковер, Вадим направился вванную, спустя некоторое время вышел оттуда вбелом махровом халате, аккуратно застелил белоснежным покрывалом постель ипосмотрел начасы: надо поторапливаться.
        Тихо инезаметно длязанятой накухне домработницы он прошел через гостиную, отодвинул зеркальную дверцу гардероба изадумался: чтонадеть? Содной стороны, серьезных деловых встреч сегодня ненамечалось, ас другой — планерка, гденачальники отделов иих заместители будут одеты соответственно dress-коду: костюм, рубашка, галстук.

«Ничего неподелаешь, — вздохнулон. — Придется выполнять самолично установленные правила».
        Издлинного ряда плечиков сидеально отутюженными рубашками он выбрал темную вмелкую полоску, потянулся заподходящим порасцветке галстуком, затем заглянул вдругое отделение шкафа, гдевисели костюмы. Задвинув зеркальную дверцу, затянул нашее узел, набросил пиджак ипосмотрел насвое отражение: вроде, всебезупречно.

«Какманекен, — пришла вголову неожиданная аналогия. — Манекен вдорогом костюме отВерсаче, врубашке отКардена, вгалстуке отБриони… Искусственная улыбка иглаза, вкоторых нет даже намека нажизнь. Изачем только растравил душу воспоминаниями? Надо завтракать иехать наработу».
        —Вадим, чтовы так рано сегодня? — встретила его удивленная Галина Петровна. — Ятолько собралась вас будить, постучала вдверь, ау вас уже ипостель заправлена. Наверное, трудный день предстоит? — ловко сервируя стол, поинтересовалась женщина. — Выбы предупредили. Если надо, моглабы пораньше приехать — встаю нисвет низаря.
        —Всевремя забываю спросить: апочему вы приезжаете втакую рань? — поинтересовался Вадим, присаживаясь застол. — Ключ увас есть, влюбое время можно прибраться вквартире.
        Насколько он знал, Галина Петровна — женщина одинокая: муждавно умер, дведочери свнуками жили вРоссии.
        —Моглабы, конечно, датолько чем дома заняться? Спать неспится. Возраст. Аведь вмолодости такой лежебокой была! — широко улыбнуласьона, поставив настол ароматный омлет совощами. — Даиубирать увас особо нечего. Только пыль смахнуть… Вотодна моя приятельница работает всемье, гдетрое детей. Тактам иуборки, иглажки, иготовки впять раз больше! Мнедаже неловко иногда: зачто вы мне такие деньги платите?
        —Задоверие, Галина Петровна. Внаше время сложно найти человека, которому доверяешь. Ктомуже вы иматери помогаете, ина Коммунистической убираете.
        —Датам тоже только пыль смахнуть, — улыбнулась женщина. — Ас Ниной Георгиевной мы подруги. Вамужин готовить?
        —Нет, ненадо, — хозяин сделал глоток кофе ивзял вруки столовые приборы. — После всего, чтовы наготовили всубботу, неделю придется вспортзале потеть ина диету садиться. Всебыло очень вкусно, спасибо.
        Галина Петровна зарделась отпохвалы.
        —Агостям понравилось?
        —Очень. Ещеивчера сдрузьями пировали.
        —Адевушке понравилось? — вкрадчиво уточнила женщина.
        —Какой девушке?
        —Той, которая перчатки натумбочке вприхожей оставила. Тамеще телефон чей-то лежит: внем батарейка садится, такя его наподзарядку поставила. Моезарядное подошло. Яего навсякий случай всегда всумочке ношу. Такдевушке ужин понравился? — переспросилаона.

«Надо было спрятать, — нахмурился Вадим. — Ителефон, иперчатки».
        —Понравился. Этобыла девушка моего друга, — быстро нашел он правдоподобное объяснение.
        —Выменя предупреждайте, когда увас вгостях будут девушки. Яприготовлю что-нибудь низкокалорийное — фруктовый десерт, например. Девушки, онивсегда надиете сидят… Ачто закрасота увас вкабинете стоит? Язаглянула, атам… Просто нет слов…

«Ветка сакуры! — догадался Вадим. — Ипочему неубрал сразу?»
        —Вотя иподумала: наверняка увас было романтическое настроение. Азначит, вгостях была девушка. Особенная девушка… Вытак долго нераспаковывали ту коробку.
        —Галина Петровна, скаких это пор вы изучаете содержимое моих коробок? — раздраженно буркнул хозяин.
        —Янеизучала, — растерялась женщина. — Коробка пустая наполу стоит, вотя иподумала… Обрадовалась, чтодевушка вгостях была…
        —Вследующий раз думайте, чтоговорите, — резко оборвал ее невнятное оправдание Ладышев. — Вмоем доме нет иникогда небудет места женщине!
        Отложив звякнувшие столовые приборы, онрезко поднялся состула, прошел вприхожую, обулся, стянул сплечиков дубленку, прихватил стумбочки ключи отмашины, документы, забытый Проскуриной телефон, сгреб ее перчатки иоткрыл дверь.
        —Завтра утром я уезжаю вРигу, вернусь кпятнице, — бросил он напоследок обескураженной женщине.
        —Нувот… Икто меня заязык тянул? — расстроенная Галина Петровна посмотрела напочти нетронутый завтрак настоле. — Небыло вего квартире женщины… Нукакже! Еслибы небыло, отшутилсябы. Аздесь вон какзавелся, даже кофе недопил, — итутже виспуге всплеснула руками: — Богмой! Толькобы неКира!
        Годназад воднокомнатной квартире, также принадлежащей Ладышеву, оназастала брюнетку, представившуюся Кирой. Длячего Вадиму Сергеевичу понадобилась еще иэта жилплощадь, Галина Петровна неспрашивала, ибез того понятно. Молодому здоровому мужчине непременно нужно встречаться сдевушками, идаже хорошо, чтоон неводит их наСторожевку. Однако дамочка, скоторой ей тогда пришлось столкнуться, оставила осебе самые неприятные воспоминания. Нуда, разбудилиее, ноизвинилисьже. Откуда столько презрения, даже брезгливости поотношению кженщине, годящейся ей вбабушки? Разве можно так себя вести спожилым человеком, которого впервый раз видишь? Вобщем, Галина Петровна ответила взаимностью — невзлюбила Киру спервой минуты. Тоже мне краля наночь! Ине таких видывала, когда работала администратором вресторане!
        После этой встречи они столкнулись еще раз, ноне обмолвились исловом. Азатем Галина Петровна попросила Вадима Сергеевича предупреждать, когда вквартире кто-то оставался наночь. Стех пор, ксчастью, ониневстречались.

«Недай бог Нине такую невестку!» — перекрестилась она ипринялась убирать состола…

…Виталик открыл глаза ине сразу понял, гденаходится. Затуманенная голова гудела, тело, точно побитое накануне, ныло, болело, нежелало слушаться нето что воли хозяина, нодаже вполне понятных позывов жизнедеятельности организма. Ивсеже надо было как-то себя пересилить, подняться, заставить принять вертикальное положение инайти туалет.
        Напомощь пришло чуть просветлевшее сознание: он — уЗамятина вБоровлянах, натретьем этаже, вгостевой комнате. Санузел — навтором. Иугораздиложе архитектора незапроектировать его там, гдеон вданный момент нужен больше всего!
        Чертыхнувшись, Виталик медленно присел накрай дивана, нотутже закрыл глаза иобхватил ладонями закружившуюся голову, словно попытался крепче прикрепить ее кместу, гдеей, собственно, инадлежало быть. Вроде получилось, ив мозгу моментально включилась спасительная ассоциация сприборной доской вкабине пилотов: вотон — горизонт, вотон — штурвал, теперь надо изовсех сил напрячься, совместить непослушные линии, постараться удержать, намертво скрепить, зафиксировать мыслительным процессом…
        Насамом деле Проскурин никогда небывал вкабине пилотов, никогда недержал вруках штурвал. Онвообще боялся летать, хотя вдетстве, каквсе мальчишки, мечтал стать летчиком. Возможно, стех времен изасела вмозгу эта ассоциация-видение, которая позже стала единственным спасительным средством после обильных застолий. Когда он впервые ею воспользовался, исам непомнил: толи навыпускном, когда впервые напился содноклассниками, толи когда стакимиже, каксам, дембелями вожидании поезда встречал Новый год настанции Ачинск. Ноэто точно случилось достуденчества, иначе вылетелбы извуза еще вколхозе, недожив допервой сессии.
        Авсе потому, чтоВиталик плохо переносил крепкий алкоголь. Видимо, этонаследственное — ворганизме недоставало каких-то ферментов. Потому-то отец иотказался когда-то наотрез оталкоголя. Авот унего неполучалось: безконца какие-то клиенты, партнеры, проверяющие, ипорой никак необойтись безвыпивки.
        Эх,везет Толику! Натри года младше, тотив общежитии, пока учились настроительном, могзатроих дерябнуть непонятно какой бодяги иназавтра выглядеть какогурчик. Чтоуж сейчас говорить, когда он может позволить себе куда более качественное спиртное!
        Опустив руки, Виталик открыл глаза. Терпимо. Можно приступать ковторому этапу. Зафиксировав взглядом висевшую напротивоположной стене картинку врамке, онмедленно встал, принял вертикальное положение. Есть! Теперь неспеша, шагзашагом клестнице, стараясь нераскачиваться, неделать резких движений… Так, вотони, поручни, ступеньки… Толькобы туалет неоказался занят!
        Ис чегобы он вчера так набрался? Ведь прекрасно знал, чтождет утром ичто ближайшие сутки будут вычеркнуты изжизни, словно их ине существовало вкалендаре! Акакой сегодня день? Воскресенье, понедельник? Кажется, понедельник… День тяжелый, незря говорят… Хорошо хоть настройрынке выходной.
        Покинув квеликому счастью оказавшийся пустым туалет, изпоследних сил совмещая вмозгу горизонты, онснова поднялся вгостевую иупал надиван.

«Икуда только Катя запропастилась?» — мелькнула вмозгу безнадежно опоздавшая мысль.
        Машинально подтянув ксебе соседнюю подушку, Виталик крепко прижал ее кгруди итутже провалился впустоту…
        Онсчитал себя хорошим мужем. Вовсяком случае, старался таким быть. Ксчастью, сгенами ототца ему передалась нетолько непереносимость алкоголя, нои хозяйская хватка. Все — вдом, покопеечке, порублику. Приэтом финансы следует держать всвоих руках, избегая непродуманных трат. Еслибы было иначе, непереехалабы семья Проскуриных крождению долгожданного сына вновый дом вСмолевичах, неездилибы раз вгод насобственной машине кморю.
        Собственно, такой подход кжизни ипомог Виталику создать бизнес: рубль крублику, доллар кдоллару. Ис женой ему повезло: всепонимала, некапризничала, неныла, помагазинам небегала, довольствовалась малым. Ктомуже дляженщины исама зарабатывала неплохо, денег умужа неклянчила, порой даже своими делилась: зачем менять валюту, когда унее рублей вполне достаточно. Такчто дорогие подарки, накоторые иногда расщедривался муж, были ею вполне заслужены, ипринимала она их сискренней радостью. Сгодами Виталик даже научился получать удовольствие оттого, чтопусть нечасто, нок знаковым семейным датам баловал жену то поездкой сним нахороший курорт, тоновым ноутбуком, ато инорковой шубой.
        Однако, какв любой семье, имелись иу них свои проблемы. Первая — небыло детей. Честно говоря, вначале совместной жизни Виталик совершенно нестрадал из-за отсутствия отпрысков: меньше трат, успеютеще! Онисам появился уродителей довольно поздно. Ктомуже ему нетак повезло, какЗамятину, укоторого тесть трудился заместителем директора гремевшего навесь бывший Союз завода идо того, какзавод задышал наладан, помог зятю нетолько бизнес открыть, нои сколотить капитал. Такчто Толик легко рванул вперед свысокого старта, иему сразу можно было заводить детей.
        Авот Проскурину приходилось беспокоиться нетолько особственном благополучии: родители один задругим вышли напенсию, тесть — отставник. Надо было всем помогать ижелательно так, чтобы родственнички несидели наего шее, азанимались делом.
        Вэтом плане сАлександром Ильичом ему повезло: крепкий мужик, работящий. Самподсказал тему савтомойкой, сампробил, самотстроил, сампашет идругим лениться недает. Проценты ему исправно платит идочери периодически что-то подкидывает ввиде подарков. Словом, настоящий полковник. Так, смотришь, через пару-тройку лет отобьет одолженную узятя сумму истанет полноправным совладельцем, коим пока являлся лишь набумаге.
        Вторым неприятным фактом супружеской жизни была профессия жены: целыми днями пропадала она илив редакции, илина каких-то встречах-презентациях, аесли ипоявлялась дома раньше, доночи сидела закомпьютером. Конечноже, каклюбого мужа, которому вместе схозяйственностью передались идомостроевские устои, Виталика время отвремени это сильно раздражало. И,конечно, онмечтал, чтобы жена сидела дома, встречала его повечерам, кормила щами икотлетами. Новсего лишь мечтал, понимая, чтосупруга недолжна маяться дурью, атоже обязана заниматься делом. Ипока они живут бездетей, такибыть, пусть работает, пусть тешит его исвое самолюбие. Темболее, чтоэто унее неплохо получалось. Виталику даже льстило, когда свою фамилию он обнаруживал настраницах самой популярной ежедневной газеты.
        Собственно, ради этого он ипросматривал «ВСЗ». Именно просматривал, ане читал. Некогда ему было. Даине любил он читать, ненравилось ему это занятие сдетства. Уродителей полки ломились отмодных тогда книг, которые они ине раскрывали, исыну подобную страсть привить нестарались. Ужлучше пусть отцу похозяйству подсобит.
        Конечно, жена-интеллектуалка напрягала порой нетолькоего, нои родителей. Впрочем, своей образованностью она особо некичилась, недавила ине усердствовала встараниях духовно возвысить родственников. Толи понимала, толи чувствовала, чтоэто недля Проскуриных, толи… Толи сгодами охладела ксупругу.
        Подобная несуразная мысль стала все чаще посещать Виталика впоследние годы. Теперь, когда его бизнес устоялся, стал приносить стабильный доход иуже нетребовал отхозяина полной самоотдачи, емухотелось больше внимания, тепла, уюта. Ножена по-прежнему думала лишь оработе. Итогда он решился наЭКО, очем часто поговаривала супруга.
        Подготовка кэтому процессу неожиданно их сблизила: вместе проходили обследования, вместе мечтали, вместе гуляли повечерам, даивообще стали больше общаться друг сдругом. Ведь какбыло раньше: «доброе утро», «добрый день», «какдела», «добрый вечер», «я пошел спать», «мне еще надо поработать, «спокойной ночи» — вот, собственно, ивесь набор фраз, повторяемых изодня вдень. Аздесь вдруг словно прорвало обоих: признания влюбви, верности, бесконечные разговоры обудущем.
        Виталик исам непредполагал, насколько он может быть романтичным, нежным, щедрым наслова иподарки! Ина фоне всего этого — страстный секс, окотором оба уже стали забывать.
        Но… Вместе снеудачной попыткой ЭКО все изакончилось. Иесли вначале они еще как-то поддерживали друг друга всвоем самом настоящем горе, тоспустя время все вернулось накруги своя. Правда, Виталик попробовал сделать еще один шаг кспасению короткой семейной идиллии — предложил Кате оставить редакцию иперейти работать кнему. Мол, емунужна ее помощь, онабудет нетак загружена, больше времени станет уделять своему здоровью, которое потребуется дляследующего ЭКО.
        Носупруга категорически отказалась, объяснив это тем, чтожурналистика длянее — такаяже жизненная необходимость, какдля него собственный бизнес. Сказать, чтоего это задело, — несказать ничего. Акакжеон? Акакже то, чтоон думает, чувствует, желает, вконце концов? Всеэто неучитывается? Затаив вглубине души обиду, онснова замкнулся всебе. Воттут-то все ислучилось…
        Молоденькая девушка, заглянувшая вместе сосвоим отцом водин изего магазинов, запала ему вдушу нес первой минуты знакомства. Покупатель приехал вернуть упаковку строительной смеси, которая, поего словам, несоответствовала указанному цвету. Ксчастью илинесчастью, нодиректор оказался внужном месте внужную минуту. Сверив чек, упаковку иштрих-код покомпьютеру, онвынужден был согласиться: да, что-то напутали наскладе. Виталий принес свои извинения ипредложил покупателю вернуть деньги илиже немного подождать, пока принесут нужный товар. Даже накофе иличай пригласил ксебе вкабинет.
        Мужчина согласился подождать, ноот угощения отказался. Некогдаему, ремонт вквартире давно пора заканчивать, такчто он лучше походит порынку иприкупит то, чего нехватает строителям. Авот дочь, поначалу воротившая нос изаносчиво представившаяся какАнастасия Сергеевна, нетолько неотказалась откофе, нои поинтересовалась, гдеможно украдкой отродителя покурить.
        СамВиталик курил крайне редко, завязал сэтой привычкой сразу после армии, нодевушке отказать немог ивывел через черный ход водворик. Хотя вто, чтодочь побаивается папашу, судя ипо ее поведению, ипо одежде, верилось струдом. Несмотря наплотноватую фигуру, надевушке был весьма откровенный наряд, вкотором главенствовали короткая юбка, просвечивающаяся блузка итуфли навысоченных каблуках. Плюс броский макияж, длиннющие ногти сбьющим вглаза ярким покрытием, блондинистые волосы доталии.
        Слово заслово — разговорились. Кудивлению Виталика, выяснилось, чтодевушка совсем неглупа, какпоказалось сразу. Студентка, иподработку найти непрочь — надоело выпрашивать деньги уродителей. Навопрос обудущей профессии ответила просто: экономист, ноэто выбор родителей. Былабы ее воля, лучше заняласьбы рекламой. Ещераз внимательно посмотрев надевушку, Виталий снова пригласил ее вкабинет и, долго нераздумывая, протянул анкету соискателя вакантной должности.
        Втот момент он нио чем таком недумал ине загадывал. Более того, ввоскресенье среди прочих даже показал заполненную анкету Кате. Илишь тогда, взглянув нафотографию, обратил внимание навнешнее сходство Анастасии Сергеевны ссобственной супругой. Что, кстати, неукрылось иот ее профессионального взгляда. Ещеисмешную фамилию отметила — Кошкина. Воттолько жаль, чтостудентка, опыта никакого. Вмозгу Виталика сразу что-то щелкнуло, инепонятно почему он сжаром стал доказывать, чтолучшей кандидатуры ненайти. Девушка умная, нетолько согласна нанебольшую зарплату, нопри необходимости может подменять продавцов. Неделю назад окончила водительские курсы, отец обещал кодню рождения подарить ей машину. Аработник наколесах делу непомешает!
        Воттак все изавертелось. Но,опятьже, несразу, аспустя несколько месяцев. Проскурины тогда вернулись изГреции. Наутро хорошо отдохнувший директор вышел наработу, всем привез подарки, сувениры. Кконцу дня, закрыв магазин, сотрудники распили бутылку вина, презентованную шефом, закусили заморскими сладостями иразошлись подомам. Все, кроме сильно захмелевшей Кошкиной идиректора, который непил, нопосочувствовал девушке ипредложил подвезти додома. Воттолько отворот стройрынка пришлось ехать наВячу. Совершенно раскисшая Анастасия Сергеевна заявила, чтовтаком виде она родителям непокажется ибудет доутра сидеть наскамейке, иначе ее запилят. Оставался единственный выход — освежиться.
        Даже сейчас, спустя более года, Виталик немог объяснить, чтонанего тогда больше подействовало. Безграничное уважение иобожание вкаждом взгляде, жесте, слове Анастасии Сергеевны? Еемолодость, очередная чересчур короткая юбка, сексапильность, кокетливые глазки, игривые нотки? Необычайно жаркий день? Илиподзабытое элементарное желание обаять, вскружить кому-то голову, атам… Собственно, почемубы инет?
        Виталик хорошо помнил, каксидел наберегу ив свете луны любовался обнаженной женской фигурой, красиво иизящно погружавшейся вотсвечивавшую серебром темную воду. Помнил, какзаволновался, чтодавно неслышно ниголоса девушки, нивсплеска. Невыдержав, онбыстро сбросил одежду ис криком «Настя!!!» ринулся вводу. Мозг приэтом живописал страшную картину: вотона медленно погружается надно водохранилища, длинные льняные волосы приэтом колышутся, обволакиваютее, создают сияющий ореол вокруг тела…
        Ондаже испугался, когда совсем рядом раздался звонкий смех, необычайно теплые всравнении спрохладной водой губы прильнули кего губам, закружилась голова, онрефлекторно прижал ксебе податливое тело девушки, подплыв кберегу, подхватил ее наруки…
        Всеслучилось стремительно, точно молния, пронзило необыкновенное сладострастие каждую клеточку! Потому, когда где-то всброшенной впопыхах одежде зазвонил телефон, Виталик даже непонял сразу, чтоэто зазвук изачем он здесь, когда так хорошо… Телефон умолк, спустя какое-то время вновь затрезвонил. Пошатываясь, точно пьяный, онвстал, небез труда отыскал мобильник, автоматически глянул надисплей…
        Отрезвление наступило мгновенно: Катя! Боже! Неужели она как-то узнала??? Застыв нанесколько мгновений надаппаратом, дрожащим пальцем он нажал прием… Нет, ничего незнает, ничего неподозревает. Раньше времени вернулась домой, приготовила ужин, волнуется, почему он задержался ине звонит.
        Успокоив жену, чтовсе впорядке искоро будет, Виталик обхватил руками голову, посмотрел наяркую луну, накоторую медленно наползало темное облако, ипонял: случившееся заставило его раскаяться, ноон уже несможет забыть то, чтопроизошло наберегу. Каки несможет противостоять желанию повторить это снова.
        Аведь допоследнего момента он ине помышлял олюбовнице. Более того, даже осуждал Замятина, который постоянно заводил себе все новых пассий. Хотя, чего греха таить, ис Проскуриным порой случалось то, отчего немогут отказаться девять издесяти женатых мужиков. Ужслишком настойчивы бывают путаны впридорожных мотелях, гдеему иногда приходилось заночевать.
        Ихоть периодически нанего нападали приступы чувства вины перед Катей, спустя неделю Виталик снял упереехавшего вБоровляны друга опустевшую двушку наПартизанском, оговорил сАнастасией Сергеевной правила конспирации, купил новое постельное белье изажил параллельной жизнью. Благо жена по-прежнему сголовой была погружена вработу исвято доверяла мужу. НуаЗамятин только усмехался: яже говорил, всемы там будем!
        Никогда неговори никогда…
        —М-м-м… — простонал Виталик иоткрыл глаза.
        Заокном было темно. Голова просто раскалывалась.
        —Эй! — раздался откуда-то зычный голос друга, затем послышалось громкое топанье полестнице. — Тытам живой?
        Скрипнула дверь, вкомнате зажегся свет.
        —Погаси, слышь? — взмолился Проскурин. — Башка трещит, силнет.
        —Ато я незнаю, чтотрещит. Самвиноват: каквлетел вчера нежданно-негаданно, такпочти сразу полбутылки выдул. Первый раз тебя таким нервным видел. Вот, пришел друга спасать, — Анатолий присел накрай дивана, протянул стакан воды идве таблетки наладони. — Валька прислала, переживает затебя, волнуется.
        Проскурин приподнялся, молча сгреб таблетки, закинул врот, жадно осушил стакан иснова откинулся наподушку.
        —Хорошая утебя жена, — пробормоталон.
        —Ато! — цокнул языком Толик. — Воспитывать надо! Яее нина кого непроменяю! Стол давно накрыт, ужин дважды разогревала. Япораньше сработы приехал, сдетьми успел поулице прогуляться. Тамвнизу твой телефон трезвонит какзаведенный. Родителям я ответил, чтоспишь. СМСки после прочитаешь. Принести илисам спустишься?
        —Сам, — выдохнул Виталик, прислушиваясь ксебе: головная боль пока несобиралась сдавать позиции. — АКатя незвонила?
        —Незнаю. Ивообще хватит! Пора успокоиться ивыбросить ее изголовы. Какдругу советую. Гордыня, видишьли, взыграла, отомстить она решила, переспала спервым встречным. Ужоткого-кого, ноот Катьки я неожидал!.. Нуифиг сней! Найдешь другую! Будет стебя пылинки сдувать, ане трепать нервы попустякам. Тыитак, какзатворник, жил, никуда тебя было невытянуть. Теперь вот страдаешь. Аона, поверь, особо непереживает, если вообще переживает. Вбоулингеона, видители, была! Распустил ты своих баб! Настя твоя, «мегазвезда», тоже хороша: всепоклубам шастает да в«Мире фитнеса» пасется, новую жертву высматривает, — усмехнулсяон.
        —Яникогда незапрещал ей ходить поночным клубам. Ауж сейчас иподавно, — скривился Виталик. — Яее назавтраже иуволил.
        —Нуиподелом! Шкурка редкая. Специалистка потугим кошелькам, блин! Икак ей удалось тебя надолго зацепить?! Далеко пойдет, если какая-нибудь обманутая женушка ноги непереломает! — хохотнул Замятин.
        —Заткнись! — разозлился Виталик. — Друг называется! Лучше расскажи, какты мог Катю ваэропорту незаметить?
        —Данебыло ее там! — виновато развел руками Анатолий. — Чувствую свою вину, поэтому ипомочь тебе хочу… Меня одно мучает: почему она все-таки тогда ваэропорту оказалась? Нухоть убей, неповерю, чтослучайно! Небывает таких совпадений! Ипочему пряталась? Если я ее незаметил, наверняка пряталась! Точно, кто-то ей тебя заложил… Илитвои сработы, или… Может, Настины подружки? Ачто, отзависти запросто могли напакостить!
        —Моинемогли: побоялисьбы. Катю толком никто ине знал, прежняя секретарша уволилась еще год назад. Даине позволял я себе ничего такого наработе. Авот ее подружки… Возможно, тыправ: частенько наведывались вмагазин, даже пытались глазки строить.
        —Эх!.. Зряты ей позволил приехать затобой влюдное место, яведь предупреждал.
        —Аникто ине позволял. Яже стобой изаэропорта ехать собирался, — простонал Виталик. — Только приземлились, включил телефон — сразу СМСка: «Соскучилась, встречаю!» Аведь я еще тогда, вЕгипте, после последнего разговора сКатей, решил сней порвать. Ис работы уволить, чтобы немельтешила перед носом, незаводила… Подумал: если счистой совестью, может, иудастся новая попытка ЭКО.
        —Новедь поехал сней, ане домой. Н-да… Подставила она тебя, — сочувствующе вздохнул Анатолий. — Аможет, нуего? Может, ихорошо, чтотак все вышло? Катька твоя — каккоза строптивая. Ещеис мужиком переспала тебе назло! Неужели простишь?
        —Незнаю, — после долгой паузы ответил Проскурин. — Ничего теперь незнаю.
        —Ачто? — уцепился замысль друг. — Найдешь себе нормальную бабу, воспитаешь ее насвой манер, какя Вальку! Слова супротив нескажет! Нукакголова? Отпускает?
        —Отпускает.
        —Эх,сколько раз тебе твердил: нетлучше лекарства, чемопохмелка!
        —Даидиты! — скривился Виталик. — Знаешь ведь, ятеперь неделю несмогу смотреть наспиртное!
        —Аты ине смотри, можно сзакрытыми глазами! — встав сдивана, хохотнул хозяин. — Все, ждувнизу! Ужпоесть-то тебе точно непомешает. Ипомозговать стоит, какнам вернуть твою жизнь встарое русло. Есть тут одна мысля: надо попробовать нанее через папаньку надавить.
        —Хорошо, поговорим. Минут через десять спущусь, — согласился гость иустало прикрыл глаза.

…Когда-то наосновании личного опыта Анатолий вывел собственную теорию амурных отношений. Согласно ей приналичии любовницы женатого мужчину подстерегают три опасности. Первая: можно незаметно потерять голову, прикипеть кобъекту страсти инатворить глупостей. Вторая: прикипит сам объект, начнет строить далеко идущие планы инатворит еще больших глупостей. Итретья: жена наконец узнает олюбовнице.
        Чтобы избежать всех передряг, поглубочайшему убеждению Замятина, следовало изначально соблюдать основные правила. Первое: любая связь должна быть недолгой. Второе: никогда неговорить любовнице плохо ожене, более того, нелишне периодически напоминать, чтоненамерен разрушать семью. Третье: тщательно соблюдать правила конспирации игигиены, тоесть страховаться отвозможных болезней иот случайной беременности тоже. Четвертое: никогда непоявляться вместе влюдных местах, своевременно удалять звонки иСМСки. Пятое: вдень предполагаемого свидания проявить особое внимание кжене, ненавязчиво поинтересоваться ее планами, вчастности, где, каки скем она собирается провести день грядущий. Шестое: сосвидания постараться вернуться домой непоздно, желательно раньше супруги. Приэтом можно еще и«обидеться»: соскучился, мол, отложил дела, сорвался сработы, адома нижены, ниужина. Короче, требовалось предусмотреть иисключить все случайности, которых вэтом скользком деле было более чем достаточно. Здесь — какв здравоохранении: легче предупредить, чемпотом лечить.
        Слушая впервый раз циничные советы многоопытного друга, Виталик усмехался ипожимал плечами: эканевидаль! Всебе-то он уверен идевушке уже объяснил, чтоненамерен ничего менять всвоей жизни. Ас Катей приее вечной занятости иполном кнему доверии вообще никаких проблем недолжно было возникнуть.
        Темнеменее он старался придерживаться этих советов. Идаже попытался расстаться сАнастасией Сергеевной. Серьезно готовился, можно сказать, речь отрепетировал, столик дляужина заказал взагородном ресторанчике, гдеврядли кто иззнакомых мог их застукать. Кслову, оничастенько обедали вместе. Вразных местах, конечно. Впрочем, Виталик особо неопасался, чтокто-то их заметит: обедал ссотрудницей, обсуждал новый проект — наработе нехватает времени.
        Девушка приняла его решение расстаться довольно стойко, безслез иистерик. Ис аргументами неспорила: онжелает сохранить семью, аей надо искать мужа. Лишь попросила пока ее неувольнять, таккакстудентке сложно найти работу сгибким графиком. Ив последний раз уделить внимание тоже попросила. Последний так последний — почемубы нет? Ключи вкармане, аКатя допоздна накакой-то презентации.
        Назавтра Проскурин появился наработе лишь кобеду. Декабрь наносу, пора переобувать машины. Поэтому сутра он поехал кродителям вСмолевичи, забрал зимнюю резину, какпорядочный муж отогнал нашиномонтаж сначала машину жены, затем свою.
        Первое, чтопрямо спорога магазина бросилось ему вглаза, — Анастасия Сергеевна, мило ворковавшая склиентом, вто время какдолжна была находиться назанятиях. Необычайно откровенный вырез наблузке, очередная толи мини-юбка, толи макси-пояс… Иноль внимания нашефа!!! Только «здрасте!» Никакой печали налице, никакой скорби вглазах! Зато сколько желания подостлаться подэтого типа, небрежно вертящего напальце ключи от«мерседеса»!
        Впервые вжизни Виталик мгновенно возненавидел потенциального покупателя! Однако, ничем невыдав своих эмоций, онсухо поздоровался ичерез торговый зал проследовал вофис. Ноне выдержал ичерез пятнадцать минут снова заглянул вторговый зал, гдеКошкина уже вовсю кокетничала сдругим потенциальным покупателем. Вальяжный, сиголочки одетый тип немог отвести глаз отсоблазнительного выреза нагруди иот того, чтовот-вот могло выглянуть из-под юбки. Настяже, словно специально, тограциозно изгибалась, тонаклонялась, демонстрируя мужчине замысловатый узор напольной плитки настенде, азаодно ивсе свои прелести.
        Итак доконца рабочего дня! Взбешенный Проскурин немог нето что связно мыслить, аи слова произнести, несорвавшись накрик. Такине поняв, чтозамуха его укусила, работники быстренько разбежались подомам. Все, кроме Анастасии Сергеевны, любезно предложившей закрыть магазин исдать насигнализацию. Мол, сегодня она никуда неспешит. Воттут уж Виталик невыдержал, выскочил изкабинета ивыдал ейвсе, чтонакипело задень!
        Нокакже все-таки трогают мужиков льющиеся рекой женские слезы! Будто поживому режут!
        Этосейчас он понимает, что, скорее всего, ипотенциальные покупатели, иповедение девушки — всебыло заранее спланировано, продумано домелочей. Атогда… Крик сменился растерянным «прости», извинения плавно перешли впоцелуи, поцелуи — встрастные объятия. Короче, прямо вкабинете, казалосьбы, завершившийся роман возобновил свою жизнедеятельность иблагополучно просуществовал еще ровно одиннадцать месяцев…

3
        Десять дней, проведенные Катей вМоскве, были наполнены невероятным количеством знакомств, передвижений идействий — этакое бесконечное движение. Несмотря нато что практически неоставалось времени длясна, онасовершенно неощущала усталости. Скорее, наоборот: впервые запоследние два месяца чувствовала себя отдохнувшей.
        Генка… Верный, терпеливый, всегда готовый прийти напомощь — поддержать, утешить, рассмешить, обогреть, уложить спать, даже спеть колыбельную! Эх,еслибы можно было повернуть время вспять, пройти мимо той проклятой лаборантской, возможно, всесложилосьбы иначе. Любилабы она Гену, ане Виталика, вышлабы занего замуж, ион сделалбы ее самой счастливой женщиной насвете.
        Воттолько снова это вездесущее «бы»…
        Вессенберг был ее первой любовью…
        Всеразвивалось поизвестному студенческому сценарию: первый курс, первый колхоз, первая совместная вечеринка вдали отглаз сопровождавшего группу сотрудника университета. Староста группы Катя Евсеева делалавсе, пусть ине вписывающееся врамки советских правил, лишьбы сплотить вверенный ей коллектив. Даигруппа подобралась еще та: сплошь остряки да балагуры. Ночные посиделки, песни подгитару, бесконечные праздники — какнастоящие, такипридуманные. Исамое любопытное: весь первый семестр она ине подозревала, чтоодин извесельчаков ипрогульщиков — долговязый, белобрысый студент Генрих Вессенберг — испокойный пухленький мальчик Гена издалеких детских воспоминаний — один итотже человек.
        Выяснилось все случайно: после консультации перед первым экзаменом небольшой компанией они заглянули вкафетерий, ивдруг ее внимание привлекли завораживающие движения рук Вессенберга, затем вразговоре он упомянул Темиртау. Онавочередной раз задержала взгляд наего руках, вголове что-то переключилось…
        Спустя полчаса, совершенно забыв озавтрашнем экзамене ивредной старухе — хозяйке съемной квартиры, гдежила Катя, онивосторженно обменивались обрывками детских воспоминаний, долго гуляли повечернему городу. Романтические ежевечерние свидания ипрогулки продолжались всю сессию: обалетали какна крыльях, готовились вместе кэкзаменам, переживали, волновались друг задруга. Кконцу января Катя поняла, чтовлюбилась. Впервые вжизни, по-настоящему.
        Гену, казалось, захватили теже чувства: всесвободное время он проводил сКатей, сидел рядом налекциях, приглашал вкино, провожал додома, ипотом они еще долго шептались налестничной площадке, таккакхозяйка категорически запрещала приводить гостей.
        Неожиданно открылось, чтоподмаской авантюрного, апорой ициничного остряка ибалагура прячется романтичный, тонкий, ранимый человек. Любит поэзию, верит внастоящее чувство, мечтает остранствиях идальних странах. Потому ипошел вжурналистику: поездки, командировки, новые места. Наверное, емупередались гены прадеда-путешественника, благодаря которому всвое время семья иоказалась вцарской России.
        АКатя мечтала стать писательницей. Нодля этого, какона считала, следовало поднабраться жизненного опыта, собрать материал. Притом лучше всего начинать творческий путь сжурналистики: столько интересных знакомств, столько историй, столько судеб! Вотзатакими разговорами восновном ипроводили они время, хотя общественность поправу считала, чтоуних роман. Вдуше верила вэто иКатя: трепетала откаждого случайного прикосновения, ждала поцелуев, признаний влюбви, которых почему-то все небыло.
        Лето после первого курса Вессенберг провел вГермании уродственников, которым удалось попасть наисторическую родину одними изпервых. Оттуда он вернулся каким-то другим — вроде чем-то озабоченным, загадочным, периодически куда-то исчезал. Хотя поотношению кЕвсеевой оставался прежним — чутким, внимательным, встречал, провожал, приглашал вкино, засиживался унее вгостях, теперь уже вобщежитии. Соскучившись задва долгих летних месяца, однажды Катя едва неоткрылась ему всвоих чувствах, нов самый последний момент насторожил взгляд, который он украдкой бросил начасы.
        Адальше… Всевышло случайно. Водин прекрасный день преподаватель отправил ее какстаросту группы запособием попредмету, забытым им нарабочем столе. Пулей пролетев покоридорам, Катя наобратном пути неожиданно зацепилась взглядом залежавшую наполу яркую шариковую ручку иостановилась каквкопанная: точь-в-точь такую ей привез изГермании Гена. Подняв ручку, онаснедоумением повертела ее вруках, осмотрелась посторонам, навсякий случай тихонько приоткрыла ближайшую неприметную дверь и…
        То,что она увидела, ввело вступор: всумраке лаборантской, прямо застеллажом снаглядными пособиями пограмматике немецкого языка, целовались мужчина иженщина. Вернее, непросто целовались, чтобыло понятно поритмично качавшимся плакатам идлинным темным волосам женщины сзапрокинутой головой. Пара занималась сексом… Страстным… То,что это происходило прямо встенах учебного заведения, впомещении, куда влюбую минуту мог кто-то заглянуть, по-видимому, только добавляло им страсти.
        Конечно, будучи девушкой воспитанной, влюбом другом случае Катя тутже закрылабы дверь и, осудив просебя данное действо, спокойно отправилась ваудиторию. Ноздесь она немогла сдвинуться сместа: мужчина показался похожим на… Этобыл Генка! Еелюбимый Генка, Генрих Вессенберг попаспорту!
        Стукнулась обпол выроненная ручка. Стойка замерла, плакаты слегка раздвинулись, показались знакомые глаза — расширенные толи отиспуга, толи отраздражения из-за того, чтокто-то помешал любовной утехе.
        Вчем была, Катя выскочила наулицу. Плача втри ручья, незамечая моросящего дождя ихолода, онадобежала досквера устадиона «Динамо», присела намокрый краешек укрытой отлюбопытных глаз скамейки ивзвыла отгоря. Хотелось умереть… Тутже… Заболеть иумереть, потому что жить дальше незачем, потому что ее предали илюбовь ее предали.
        Сколько она так просидела надожде ипронизывающем ветре, сказать сложно. Сидела, пока можно было как-то терпеть холод, пока зубы иподбородок нестали выбивать безудержную чечетку, болью отдававшуюся вмозгу иво всем теле.
        Втотже вечер вкомнату постучался Гена ипопросил Катю выйти вкоридор. Взъерошенный, возбужденный, виноватый. Ихоть так ираспирало выставить его задверь, желание узнать, чтоже он скажет всвое оправдание, победило. То,что услышала, добило окончательно. Гена признался, чтоэто была преподавательница немецкого языка, которая старше его надевять лет, ивстречается он сней еще сГермании. Случайно столкнулись летом внемецком городишке, гдеон гостил уродственников, амолодая женщина привезла группу детей наоздоровление. Кроме секса, ихничего несвязывает, потому что он давно любит Катю. Воттолько никак нерешался ей вэтом признаться: нехотел связывать себя иее обещаниями, поскольку вскором времени семья Вессенбергов собиралась покинуть Беларусь.
        Ихорошо, чтовсе открылось, таккакего давно тяготили иэта связь, ичувство вины перед Катей. Больше всего насвете он боится потерять ее ибуквально час назад расстался сбывшей пассией. Более того, ради Кати он готов остаться здесь иникуда неуезжать.

«Надеюсь, тыменя простишь?» — смольбой заглянул он ей вглаза после длинного монолога.

«Уезжай… — твердо ответила Катя идобавила: — Тыуже убил любовь».
        Тойже ночью унее резко поднялась температура, нателе появилась непонятная сыпь, началась одышка. Кутру перепуганные соседки покомнате вызвали «скорую», которая отвезла Катю вбольницу смалообнадеживающим предварительным диагнозом: «острая вирусная инфекция; менингит». Лишь через несколько дней выяснилось, чтоэто двусторонняя пневмония, которая нафоне сильнейшего нервного стресса дала нетипичную картину.
        Аведь поначалу ее поместили винфекционную больницу, взакрытый бокс, куда никого непропускали, кроме медперсонала. Онадолго находилась вполубессознательном состоянии, вкотором, точно заевшая пластинка, крутился один тридцатисекундный ролик: ритмично двигавшаяся стойка сплакатами, Генкины очумелые глаза, женщина сдлинными темными волосами… Онаине догадывалась, что, пока лежала винфекционке, Вессенберг дни иночи проводил подее окнами натерритории больницы.
        После того какустановили диагноз, отец перевел дочь вокружной госпиталь, гдепервую неделю она практически нис кем необщалась. Отодного воспоминания оГенке становилось нестерпимо больно: какон мог ее предать? Переживала Катя ипо другой причине: онасовсем забыла ородителях! Годназад одна задругой умерли ее бабушки… Еслибы она последовала зародными, чтосталобы спапой имамой? Надо выкарабкиваться, найти силы ипобороть болезнь, которую заработала пособственной глупости.
        Итут соседке попалате передали книгу «Основы аутотренинга». Катя попросила почитать исделала вывод: надо учиться владеть собой встрессовых ситуациях. Дляначала она решила ограничить ксебе доступ посетителей ипопросила лечащего врача никого, кроме родителей, кней непропускать. Особенно молодого человека пофамилии Вессенберг.
        Доктор, подозревавшая, чтоздесь нев одной простуде дело, аистинным виновником кризиса является данный молодой человек, пожелание больной выполнила. Однокурсницамже Катя послала записку ипопросила небеспокоиться, атолько привезти учебники икниги посамосовершенствованию.

«Хорошо, хоть никто неусмотрел вмоих действиях попытку суицида, — изучив откорки докорки всю переданную литературу, пришла она однажды квыводу. — Ибольше это неповторится. Ядолжна быть сильной, — неуставала она твердить потридцать раз задень. — Отсекать иблокировать впамяти все неприятные моменты. Ижить дальше».
        Квыписке Катя была уверена, чтоокончательно распрощалась спрошлым иготова начать жизнь сначала. Апока необходимо наверстать пропущенные занятия исрочно найти работу. Любую.
        Нов эти планы едва невмешались родители. Забирал дочь избольницы отец — отпросился сослужбы, взял машину ибез лишних разговоров повез домой. Онисматерью уже решили, чтопосле такой тяжелой болезни их чаду надо какследует восстановиться, идля этого придется брать академический отпуск. Однако чадо было категорически против, ичерез день отцу снова пришлось договариваться насчет машины: дочь возвращалась вуниверситет.
        Катя сголовой погрузилась вучебу, вышла без«хвостов» назимнюю сессию иуспешно ее сдала. Тойже зимой устроилась курьером водну изгазет, затем вотдел поработе списьмами. Думать опережитой душевной драме было некогда — хватилобы сил докровати доползти. Даис Генкой, кроме какна занятиях, которые он все чаще пропускал, онипочти невиделись. Лишь ловила иногда насебе его печальный взгляд.
        Ак концу летней сессии накурсе прошел слух, чтоВессенберг ссемьей уезжает наисторическую родину вГерманию…
        Напрощальную вечеринку послучаю его отъезда Катя непошла. Сдав последний экзамен, онарассчиталась сбиблиотекой, общежитием и, совершив надсобой неимоверное усилие, втотже день уехала домой. Отец, пользуясь знакомствами, устроил ее напрактику врайонную газету.
        Спустя неделю наих домашний адрес пришло письмо. Справившись спервым желанием разорвать его наклочки, Катя распечатала конверт. Всвойственной ему шутливой манере Гена сетовал нато, чтоона проигнорировала прощальное мероприятие, адалее следовало… Повторное признание влюбви. Искреннее, отрывистое, по-журналистски четкое, всамое нутро… Сожалеет, чтонепризнался всвоих чувствах напервом курсе, чтововремя себя неостановил. Время показало, чтоКатя его непростила. Поделом. Ноон будет помнить оней всю жизнь… Далее письмо резко обрывалось, безвсяких «досвидания» иРБ. Словно человек испугался хода собственных мыслей илиже изсуеверия решил неписать никаких прощальных слов.
        Девять лет отГенки небыло нислуху нидуху. Иесли поначалу Катя, несмотря насвое решение, никак немогла его забыть, даже слезы порой наворачивались, постепенно время сделало свое дело, иона стала вспоминать онем все реже. Притом безпрежней душевной боли, таккакрана затянулась, апосле знакомства сВиталиком ивовсе зажила.
        Сосени четвертого курса она стала подрабатывать веще одной газете, куда вконце лета Проскурин пришел дать объявление опродаже стройматериалов. Пока заполнял бланк, оназавороженно следила заего руками… Разговорились. Студент, какиона, полный сил, идей, амбиций. Приэтом человек взрослый (старше натри года), серьезный, самостоятельный, поступал винститут после стройбата, совмещал учебу иработу, организовал свое дело. Стали встречаться. Получив диплом, Катя устроилась внедавно появившуюся газету «Вчера. Сегодня. Завтра». Втомже году молодые люди поженились, авскоре купили квартиру, иВиталик открыл свой магазин попродаже стройматериалов.
        Словом, всешло своим чередом. Нооднажды вквартире Проскуриных раздался поздний звонок иподзабытый голос изпрошлого какни вчем небывало произнес: «Привет, какживешь? ЯвМинске. Соскучился, хотелосьбы увидеться».
        Катя тутже согласилась: благо Виталик был вкомандировке иобъяснять встречу состарым другом нужды небыло. Минут через двадцать она подкатила натакси кшумному пивному ресторану и, заметив накрыльце дожидавшегося ее Генку, оторопела: возмужал, заматерел, подкачал мышцы, апоявившийся надлевой бровью внушительный шрам придавал ему мужественности, таинственного шарма. Этакий герой, мечта всех женщин. Вдуше шевельнулось давно забытое чувство, но…
        Ничего уже немогло случиться: Катя замужем, любит своего мужа, уних крепкая семья. ДаиВессенберг, казалось, неиспытывал ничего, кроме радости, естественной привстрече старых приятелей. После дружеских объятий ему весь вечер пришлось удовлетворять Катино любопытство: где, как, почему?
        Какоказалось, учебу вГермании ему надо было начинать снуля, апотому он сразу решил сменить специальность ипоступил нагеографический факультет Берлинского университета. Конечноже недля того, чтобы потом преподавать детям географию. Онис журналистикой несобирался расставаться, ходил нафакультативы, брал дополнительные занятия, посещал семинары, ездил вэкспедиции, автостопом колесил поЕвропе иактивно предлагал свои материалы вразличные издания. Словом, какмог приближал заветную мечту.
        Заметили его далеко несразу — сначала брали впечать лишь мелкие очерки, неболее. Итолько начетвертый год плотной «осады» стало что-то складываться, даито после того, какпознакомился сфранцузом Жастином Кложе. Жастин был старше почти надесять лет, ужеимел имя ирепутацию «повернутого» фотографа-экстремала. Он-то ипредложил начинающему журналисту сотрудничество. Ипротекцию составил, иопытом поделился. Этобыло невероятно: перваяже их авантюрная экспедиция вЗимбабве, накоторую Генрих одолжил денег уотца, принесла желанный результат! Цикл статей Вессенберга исопровождавшие материал фотографии Кложе купил всемирно известный географический журнал. Более того, сними подписали контракт итутже отправили вПеру! Надо сказать, немалую роль вэтом сыграли Генкин авантюризм, коммуникабельность инеожиданно открывшаяся способность киностранным языкам. Кмоменту встречи сКатей он практически свободно изъяснялся навсех основных европейских языках ис удовольствием изучал новые. Впитывал их какгубка!
        Слушая воодушевленный, изобилующий жестикуляцией рассказ друга, Катя искренне занего радовалась. Молодец, непобоялся начать все сначала ив результате достиг цели! Аведь сколько таких, какон, перебрались наисторическую родину, нотак себя ине нашли… Друг оказался схарактером, состоялся какличность, иему есть чем гордиться. Ачтоона? Кроме того, чтовышла замуж, чемможет похвастаться? Тем, чтостала журналисткой, начальником отдела впопулярной газете? Дасизданиями, которые печатали Вессенберга, еегазета ирядом нестояла! Мысли окниге давно пришлось задвинуть вдальний угол, потому что засосала рутина, писанина, откоторой повечерам хотелось спрятаться подальше идаже невключать компьютер! Куча незавершенных проектов, недописанных статей, неосуществленных планов, главный изкоторых насегодняшний день — даже некнига, амечта оребенке.
        Втот приезд Генка задержался вМинске нанеделю: хотел нетолько побывать вродных местах, нои сделать очерк оземле, гдепрошли юношеские годы. Практически все время Катя провела вместе сним. Даже отгулы наработе выпросила, чтобы повозить его иприлетевшего напару дней Жастина побелорусским замкам! Удивительно, нотоли Генкино имя сработало, толи название печатающих его журналов, ностоило Кате заикнуться онем Жоржсанд идобавить, чтокогда-то вместе учились, какначальница решила: Проскурина берет отгул, авзамен даст водин изномеров статью оземляке, журналисте ипутешественнике.
        Ивсе былобы хорошо, еслибы невернувшийся изкомандировки Виталик, укоторого неожиданно случился приступ самой настоящей ревности. Чтоеще задруг? Какое ему дело доего жены? Какая может быть дружба между мужчиной иженщиной? Катя тогда сним едва непоссорилась, искренне недоумевая: какможно так негативно воспринимать человека, скоторым ты даже незнаком? Хорошо хоть раньше непроболталась, чтобыла когда-то безумно влюблена вГенку ичуть нерассталась из-за него сжизнью.
        Наутро, слегка успокоившись ивняв доводам жены, чтоей какжурналистке есть чему поучиться уВессенберга, ондал согласие насовместные поездки супруги сэтим выскочкой изчисла переселенных немцев, нов одном остался непреклонен: знакомиться иприглашать всвою квартиру этого человека он нежелает! Чтобы ненагнетать обстановку, Кате пришлось согласиться. Аведь какей хотелось, чтобы Виталий сГенрихом подружились!
        Именно после первого приезда народину между Генрихом иКатей зародились новые отношения. Теперь он был нетолько собратом поперу, астал, можно сказать, задушевной подружкой. Такчто, если Вессенберг неуезжал вдолгие идальние командировки, ониобщались практически ежедневно: интернет — великое дело! Ине было унее более близкого человечка, чемстарый друг, скоторым можно поделиться всеми печалями, переживаниями, радостями, посоветоваться ибыть уверенной, чтониодна живая душа больше непосвящена вее секреты.
        Даже онеудачной попытке ЭКО она сообщила Генриху раньше Виталика. Такуж получилось, чтомуж срочно уехал поделам, телефон его был недоступен, аКате так хотелось выплакаться, поделиться скем-то своим горем. Благо ноутбук всегда подрукой, даже вбольнице…
        Ивот история повторилась: после долгого отсутствия — почти двухмесячной научной экспедиции вГималаях — Генрих иЖастин сдали материал вредакцию, взяли отпуск иотправились кдрузьям, которых повсему свету уних развелось немало. Насей раз вМоскву. Оттуда Вессенберг ипозвонил Кате. Словно почувствовал, чтоей нужна помощь.

«Подружка-подушка» Генка старался нетолько утешить, нои спомощью друзей напрочь отключить отвсех переживаний. Друзья оказались еще те: объездившие весь мир интеллектуалы, ктомуже большие шутники ибалагуры. Было все — идолгие гуляния погороду систорическими экскурсами, имузеи, иувеселительные заведения, инаучные споры, ипесни подгитару, иночные посиделки накухне довольно скромной двухкомнатной квартиры, которую организовали дляприезжих москвичи. Какв старые добрые времена…
        Кстати, Генрих уступил Кате свою комнату, перебрался кЖастину испал наполу, нанадувном матрасе. Приэтом, чтобы избавить ее отчувства неловкости, вшутку уверял: давсравнении стонким ковриком вгорах этот матрас сродни пуховой перине!
        Правда, было еще одно существенное неудобство. Из-за Жастина иего друга голландца, прилетевшего чуть позже, вкомпании много общались наанглийском. Все, кроме Кати. Понимать-то сгорем пополам она понимала, авот говорить побаивалась: вдруг что-нибудь нетак ляпнет? Ванглийском она никогда небыла сильна: толи сучителями невезло, толи способностей нехватало, толи усердия. Раза три записывалась накурсы, давсе никак невыходило спосещением. Такибросала, непроучившись исеместра, атеперь вот обэтом сожалела.
        Однако вскоре приспособилась: Генка стал ей нашептывать наухо синхронный перевод илиже она тихонько уточняла унего то илииное слово. Азатем ивовсе перестала переспрашивать: скаждым часом незнакомая речь становилась все понятней. Воттогда ирешила твердо: повозвращении домой сразу пойдет накурсы английского ипоставит это дело воглаву угла. Хватит выслушивать насмешки, что«читает сословарем». Оттогоже Ладышева, кпримеру.
        Стоило только Кате вспомнить оВадиме, какнастроение моментально менялось. Нупочему он сней так поступил икакже глубоко успел проникнуть ей вдушу… Грусть отсвязанных сним воспоминаний могла нахлынуть когда угодно, влюбую минуту: иутром, когда просыпалась одна, ивечером вкомпании, когда вместе совсеми веселилась. Особенно донимала перед сном. Незаметно протискивалась, тихонько касалась одной ей известных струн, издававших настолько печальные звуки, чтонаглаза тутже наворачивались слезы, анастроение минувшего дня моментально меркло исдавало безбоя все завоеванные позиции. Оставалась одна ностальгическая мелодия, подкоторую, всхлипнув впоследний раз, Катя изасыпала…
        Востальномже все было более чем хорошо, идесять дней вбелокаменной пролетели какодно мгновение — интересно, насыщенно, беззаботно. Новсе рано илипоздно заканчивается — вчетверг утром Жастин улетал кродителям воФранцию, авечером Катя сГенрихом уезжали поездом вМинск: Вессенберг решил навестить школьного друга вЖлобине, укоторого недавно родилась двойня. Проводив Кложе вШереметьево, онирешили сразу невозвращаться вгостеприимно приютившую их квартиру вМарьино, апрогуляться напоследок поМоскве. Даипогода благоприятствовала: сутра было солнечно, чтовтакое время года большая редкость. Нукактут непобродить вдвоем? Темболее, чтозаэти дни им так ине удалось поговорить подушам — вокруг постоянно были люди.
        Лишь теперь Катя смогла поведать Вессенбергу все подробности последнего периода семейной жизни. Ио том, какслучайно встретила ваэропорту мужа смолодой любовницей, икак развивались дальнейшие события. Рассказала также обаварии ио предложении перейти надругую работу. Правда, оЛадышеве она непроизнесла нислова. Разве что изредка вее рассказе фигурировал некто «знакомый».
        Порядком продрогшие подхолодными лучами зимнего солнца, озябшие наветру, онирешили заглянуть впервый попавшийся попути ресторан вцентре столицы.
        —Гена, мынетуда зашли, — ещевхолле шепотом оценила Катя уровень заведения. — Невпишемся винтерьер.
        Чтоправда, топравда: обаони были вудобной дляходьбы, носовершенно немодной обуви, впотертых джинсах, скромных утепленных куртках. Гостиже, судя поплечикам вгардеробе, одевались исключительно вдорогих бутиках.
        —Глупости, — помогая ей раздеться, отмел сомнения Генрих. — Всеэто условности. Москва просто погрязла вусловностях!
        Окинув сног доголовы неформатных посетителей, стоявшая навходе администратор недвусмысленно ухмыльнулась ипровела их всамый дальний угол полупустого зала.
        —Извините, номы хотелибы пересесть затот столик, — показал рукой Вессенберг внаправлении окна.
        —Этоневозможно, — высокомерно, новежливо ответил подошедший официант ипротянул меню. — Эточастное элитное заведение, гдестолики бронируются нагоды вперед.
        —Нифига себе! — прокомментировала Катя, просмотрев цены. — Ген, пошли отсюда, а? — негромко предложилаона. — Дамне эта рыбка засто долларов врот неполезет.
        —Нетуж! Раззашли — останемся здесь! Назло! — категорично заявил Генрих.
        —Назло бюджету, чтоли?
        —Неважно. Нокое-каким правилам хорошего тона это «элитное» заведение следует поучить, — заговорщицки улыбнулся он ижестом подозвал официанта. — Молодой человек, будьте так добры, принесите моей даме другое меню, — показал он взглядом набольшую кожаную папку вруках уКати. — Этомоветон. Уважающее себя солидное заведение никогда неподаст женщине, пришедшей смужчиной, меню сценами. Странно, чтовам досих пор этого необъяснили.
        Слегка покраснев, официант забрал уКати меню, буркнул какие-то извинения, подошел кадминистратору ичто-то зашептал наухо, взглядом указывая напарочку вуглу. Недовольно пожав плечами, танадменно повернулась спиной кзалу.
        —Н-да, — усмехнулся Генрих. — Какбыл совок, таким иостался. Ичем «элитней» заведение, теммахровей совок. Ладно, нуих! Давай вернемся кразговору отвоей семейной жизни, — прикрыл Генрих ладонью руку Кати. — Нерасстраивайся. Грешно, наверное, втом сознаваться, ноя рад, чтовсе так вышло.
        —Ичемуже ты рад? Тому, чтоя стою перед выбором: начинать жизнь сначала иливернуться встарую, вкоторой никогда уже небудет так, какпрежде?
        —Ачто длятебя значит «так, какпрежде»? Вототкровенно, какна духу, попробуй перечислитьвсе, счем тебе жаль расставаться. Кроме материальных благ, конечно.
        —Наверное, тоскую постабильности, поуюту, посвоей квартире, — после долгой паузы медленно началаона. — Хотя ты прав, этоизразряда материального. Того, чембыла наполнена та квартира, больше нет. Всевпрошлом. Такчто даже незнаю, кактебе ответить.
        —Ая сам отвечу. Яведь тоже немало вжизни повидал, изнаешь, ккакому выводу пришел? Всего вжизни можно достичь, многое можно купить. Кроме трех важных вещей: здоровья, любви иудачи. Этоиесть формула счастья, воттолько ее составляющие непродаются ине покупаются. Неспорю, когда-то вас сВиталиком связывала любовь, выбыли молоды, здоровы, иудача вроде сопутствовала. Нашли друг друга, утебя складывалась карьера, умужа бизнес. Правда, немного однобокое счастье выходило — сдетьми неполучалось. Тоесть, первым подвело здоровье.
        —Ну,здоровье-то здесь нипри чем, — попробовала вмешаться вего рассуждения Катя.
        —Аты неспорь, — мягко остановил ее Генрих. — Выслушай доконца. Таквот, следуя формуле, первым подвело здоровье, ина каком-то этапе развитие семейных отношений зависло, остановилось. Одновременно сэтим профессиональная удача мутировала, переродилась издоброкачественной взлокачественную истала разводить вас поразные стороны. Защитный слой любви, поначалу закрывавший ваше счастье отвсех невзгод, точно озоновый слой Земли, растягивался, пытаясь покрыть разделявшее вас пространство, ипостепенно истончался. Пока совсем несошел нанет, стал невидимым. Выдаже незаметили, когда он совсем исчез. Разве нетак?
        —Погоди, дайсосредоточиться, — приложила руку квиску Катя. — Тынастолько образно ибыстро мыслишь, чтоя затобой непоспеваю.
        —Аты попытайся представить: вотваша семья, Земля тоесть, цветущая, благоухающая, — Генрих подтянул ксебе вазочку соскромным живым букетиком. — Вотваш озоновый слой, — обвел он ее руками. — Вотон исчезает, — онубрал руки. — Внешне вроде ничего неизменилось, новредоносное ультрафиолетовое излучение постепенно, день заднем, делает свое черное дело. Скажем, воттак, — принялся он увлеченно заламывать головки мелких цветков вбукете. — Ещечуть-чуть — онизавянут, скукожатся, высохнут. Потом нагрянут ураганы, песчаные бури, смерчи, — сэтими словами Генка выдернул букетик извазы, вылил изнее впустой фужер воду ипоставил настол кверху дном. — Все, ничего неосталось! Достаточно легкого порыва ветра и — бац! — рассыплется впрах! — щелкнул он ногтем покерамике.
        Ваза тутже завалилась набок, приэтом толкнула соседний пустой бокал, который сгрохотом шмякнулся напол иразлетелся вдребезги.
        —Молодые люди, вычто тут хулиганите? — грозно разнеслось позалу.
        Генрих сКатей удивленно обернулись: навсех парах кним летел официант всопровождении администратора. Люди засоседним столиком замерли, перестали есть ис нескрываемым любопытством уставились сначала настранную парочку, затем наработников заведения, атакже надвух дюжих охранников, довольно шумно торопившихся кним напомощь.
        —Извините, извинитенас, пожалуйста, — густо покраснела Катя.
        —Простите, увлекся, — виновато развел руками Генрих, быстро перевернул вазу, перелил изфужера воду ивсунул порядком потрепанный букетик цветов. — Явсе оплачу, неволнуйтесь, — глянув намелкие кусочки наполу, потянулся он запортмоне.
        —Конечно, оплатите! Иза букет заплатите, иза фужер. Непростой, между прочим, аизготовленный поспецзаказу! Ещеимилицию вызовем! — мстительно заявила пышногрудая дама вуниформе.
        —Заодно прессу исотрудников немецкого консульства пригласите, — подсказал Генрих. — Впрочем, прессу нестоит, онауже присутствует. Вот, пожалуйста, — вытащил он издругого кармана немецкий паспорт иудостоверение сотрудника престижного европейского журнала.
        —Давидели мы эти книжечки впереходе, тамине такое продают, — угрюмо пробурчал один изохранников, положив наплечо Генриха огромный кулачище. — Куда их теперь? Задверь? — спросил он уадминистраторши.
        Танерешительно перевела взгляд спаспорта наего обладателя.
        —Чтоздесь происходит? — негромко раздалось заспинами.
        Одного голоса было достаточно, чтобы иохранники, идама вуниформе вытянулись постойке смирно.
        —Вот, Евгений Борисович, шумят, посуду бьют, — пожаловалась администратор ипоказала глазами напаспорт настоле. — Незнаем, чтоделать.
        —Бокал разбился случайно, ноя готов возместить ущерб, — поняв, ктоздесь главный, обратился кнеожиданно появившемуся мужчине Генрих. — Заодно инаписать обуровне обслуживания ввашем «элитном» ресторане. Двадцать минут сидим, аникто даже неподумал принять заказ. Язаберу, вынебудете возражать? — потянулся он крекламному буклету накраю стола. — Чтобы название незабыть. Европейской аудитории будет весьма полезно почитать, — недвусмысленно добавилон.
        Одетый сиголочки мужчина изучающе посмотрел напосетителя, затем належащий настоле паспорт, задержал взгляд напластиковом удостоверении сфотографией, сминуту помолчал ивдруг расплылся вучтивой улыбке.
        —Простите. Этодосадное недоразумение. Мывсегда рады гостям столицы иуж тем более дружим спрессой. Никакого ущерба небыло инет, — произнес он итутже красноречиво зыркнул всторону притихшего персонала. — Чего застыли какистуканы? Марш навход! — зашипел он сквозь зубы.
        Дюжих охранников иадминистраторшу софициантом точно ветром сдуло.
        —Извините, нов Москве такая проблема скадрами. Сплошь лимита иприезжие: пока их обучишь, — посетовалон. — Яготов загладить вину икомпенсировать возникшие неудобства засчет заведения. Евгений Борисович Лавров, директор. Вотмоя визитка. Если вы непротив, яприглашаю вас отобедать вкабинет дляVIP-персон…
        Хмыкнув, Генрих посмотрел наКатю, какбы спрашиваяее. Таедва заметно отрицательно качнула головой.
        —Нет, вызнаете, унас уже неполучится, — демонстративно посмотрел начасы Вессенберг. — Невписываемся вграфик. Увы, пока дожидались вашего официанта, лимит времени вышел, — вздохнул он иубедительно соврал: — Торопимся напресс-конференцию вмэрию. Нов любом случае спасибо заприглашение. Пойдемте, Екатерина Александровна. Наснаверняка уже ждет машина, — добавил он дляпущей важности.
        —Может быть, вечером заглянете? — ещераз попробовал исправить ситуацию директор. — Язарезервирую вам столик.
        —Вечером мы приглашены наприем впосольство, увы, — развел руками Генрих. — Но,возможно, воспользуемся вашим приглашением вследующий приезд. Если, конечно, насснова невстретят поодежке, — усмехнулсяон. — Объясните своему персоналу, чтоформа одежды улюдей нашей профессии может быть разной: губернатор тоже нев деловом костюме утром снами область объезжал.
        —Да-да… Конечно, мыэто учтем, — впечатлившись, забормотал директор.
        Пройдя спосетителями догардероба, онлично помог даме одеться, проводил додверей, которые одну задругой тутже услужливо распахнул охранник, десять минут назад предлагавший вышвырнуть их задверь.
        Посмеиваясь вдуше надтакими переменами, Катя отступила всторону, чтобы дать дорогу входившим вэтот момент вресторан людям, подняла голову изастыла. Пропустив перед собой красивую, ухоженную даму вмехах, вдверях появился… Вадим Ладышев. Растерявшись неменьше Кати, онмашинально шагнул назад запорог, давей возможность выйти. Ноона немогла сдвинуться сместа. Немая сцена продолжалась несколько секунд.
        —Проходи, Катюнь, — легонько подтолкнул ее вспину Генрих.
        Спустившись соступенек, онаоглянулась. Поймав ее взгляд, недоуменно смотревший вслед Ладышев быстро скрылся задверью.
        —Тычего? Жалко было уходить? Теперь вэтом заведении какминимум трех человек лишат премии, — взял ее подруку развеселившийся Генрих. — Ладно, пойдем, поищем что-нибудь подемократичней.
        Буквально вквартале отресторана они завернули впиццерию, гдеих сразу посадили заприглянувшийся столик уокна, быстро приняли идовольно быстро приготовили заказ.
        —Тычего снова такая смурная? — спросил Генка, расправляясь сблюдом. — Расстроилась, чторыбку непопробовала? Апицца здесь очень даже ничего! Нехуже, чемвИталии. Тычего неешь?
        —Аппетита нет, — оторвавшись отсозерцания снующих застеклом прохожих, ответила Катя инехотя придвинула ксебе заказанный вегетарианский салат.
        —Ещебы! Одной травой питаться! Адавай выпьем? Сухое белое, какты любишь. Эй,официант! — поднял он руку.
        —Здесь, наверное, только итальянское, — негромко заметила Катя, ноэтого оказалось достаточно, чтобы мигом подскочивший кпосетителям молодой человек оценил ситуацию.
        —Чили, Аргентина, Австралия, Новая Зеландия, Калифорния, — скороговоркой принялся перечислятьон. — Франция, естественно. Все, чтодама пожелает! — идобродушно улыбнулся.
        —Нухорошо, уговорили, — сдалась Катя.
        —Чаевые причитаются, — заговорщицки подмигнул парнишке Генрих. — Студент? Какзовут?
        —Студент. Михаил, — молодой человек указал взглядом набэйджик иснова расплылся вулыбке. — Только заступил. Янавторой смене работаю, напервой учусь.
        —Молодец! Уважаю! — похвалил Вессенберг, внимательно изучая винную карту. — Нашел! Вотэто, пожалуйста. Шардоне, Франция.
        —Будет сделано! — кивнул улыбчивый официант испустя несколько минут появился сбутылкой. — Вот, пожалуйста!
        —Шустрый малый, — оценил Генрих и, рассмотрев бутылку, кивнул. — То,что надо!
        Мастерски откупорив бутылку, Михаил налил немного вина вбокал ирастерянно замер, решая, кому подать напробу.
        —Нет-нет, — поняла его нерешительность Катя икивнула всторону своего спутника. — Этоунего французы вдрузьях, пусть ипробует.
        —Достойно, — сделав глоток, оценил Генрих. — Непрошло иполучаса, какнас уже накормили ивот-вот напоят. Увас здесь что, заскорость доплачивают? — шутливо поинтересовался он упарнишки, ловко разливавшего вино побокалам. — Иглазомер приприеме наработу проверяют?
        Вобоих бокалах было налито настолько поровну, чтохоть линейку прикладывай!
        —Нет, — снова широко улыбнулся официант. — Яздесь почти год работаю, натренировался. Аскорость — этода, гоняют. Хотя исами понимаем: чембыстрее обслуживаешь, чемвыше посещаемость, тембольше чаевых, — поделилсяон. — Приятного аппетита!
        —Вотон, совершенно другой, демократический подход иуровень! — поднял вверх указательный палец Генрих. — Нучто, подружка, выпьем?
        —Выпьем — гдеже кружка, — вздохнула Катя.
        —Затебя иза твою новую жизнь!
        Сделав несколько маленьких глотков, онаотодвинула бокал иснова рассеянно уставилась вокно.
        —Катя, чтостобой? Едва мне удалось тебя чуть-чуть развеселить, какопять уныние. Такнельзя, — мягко дотронулся Генрих доее руки. — Такидо депрессии недалеко. Объясни, чтомогло случиться полчаса назад? Отчего такая резкая смена настроения? Скажи, иначе неотстану.
        —Датак. Показалось, чтознакомого встретила. Когда выходили изресторана.
        —Показалось иливстретила? Чтозатип? Яего знаю? Сейчасже вернемся, яхочу взглянуть натого, ктопосмел испортить тебе настроение! — воинствующе заявилон.
        —Успокойся, показалось, — поспешила заверить Катя.
        Перспектива снова увидеть Ладышева напару сочаровательной дамой вмехах совсем нерадовала. Каки возвращение взаведение, гдеих так негостеприимно приняли.
        —Яуже начинаю волноваться, чтостобой будет, когда я уеду. Адавай я заберу тебя ссобой вГерманию?
        —Каким образом? — хмыкнула Катя. — Ичто я там буду делать?
        —Ничего. Будешь жить, учить немецкий, писать свою книгу, наконец.
        —Ив каком статусе? Политического убежища просить? Такведь недадут, веских оснований нет.
        —Убежища, ноне политического… — Генрих умолк намгновение. — Кпримеру, выйдешь заменя замуж ибез проблем получишь вид нажительство.
        —Какэто замуж? — несразу поняла Катя. — Ген, тычто? Яеще развестись неуспела.
        —Ну,развод иоформление новых бумаг, конечно, займет некоторое время, — согласилсяон. — Ав остальном… Почемубы тебе неподумать надмоим предложением всерьез?
        —Ябы лучше натвоем месте подумала, — улыбнуласьона. — Авдруг чуть позже ты насамом деле захочешь жениться? Нувстретишь кого-то, полюбишь. Иливдруг я кого-то встречу? Кактогда быть? Нет, Ген, ненадо меня жалеть дотакой степени. Фиктивные браки недля меня.
        —Аесли это будет нефиктивный брак? — опустив глаза, негромко произнесон. — Аесли все будет по-настоящему?
        —Тоесть, какпо-настоящему? — захлопала ресницами Катя. — Тоесть…
        Растерявшись, оназамолчала.
        —Тоесть, именно то, очем ты сейчас подумала, — подтвердил Генрих. — Всепо-настоящему.
        —Ген, тышутишь? — растерянно заглянула ему вглаза Катя. — Ведь мы просто друзья. Хорошие, добрые друзья. Асемья — этопрежде всего любовь. Ушла любовь — семья теряет смысл, самнедавно убеждал. Какже ее начинать безлюбви? Нет, Генка, — покачала она головой. — Спасибо, конечно, нона такую авантюру я непойду.
        —Ая небуду тебя торопить, — спокойно отреагировалон. — Темболее, чтовпервых числах января мы сЖастином отправляемся натри недели вНовую Зеландию. Минимум месяц нараздумья утебя есть.
        Катя незаметила, какдопила вино, молча поставила пустой бокал настол изадумалась. Иесли вдуше еще была легкая растерянность отнеожиданного предложения Генриха, вуме тутже созрел четкий ответ: нет, онабольше нежелает выходить замуж. Ауж тем более задруга Генку, которого, увы, категорически отказывается принимать влюбом другом статусе. Воттолько надобы все это объяснить, необидев.
        Какспасение, устола тутже возник Михаил:
        —Повторить? — мигом разлив оставшееся вино, сулыбкой спросилон.
        —Спасибо. Пока достаточно. Ибутылку пустую пока оставьте… Знаешь, устал я посвету колесить, — такине дождавшись отКати ничего вразумительного вответ, продолжил Генрих. — Хочется пожить втишине, покое, среди природы. Яуже идомик присмотрел водном городке, неподалеку отГамбурга. Кое-какие сбережения уменя есть, возьму кредит вбанке. Идо Жастина рукой подать: пару часов поавтобану — иты воФранции. Между прочим, онизсамой что нина есть аристократической семьи! Егопредки еще приЛюдовике четырнадцатом служили! Вовремя революции бежали подальше отПарижа, кграницам Германии, датак изастряли. Уних изамок есть, правда, онисдали его варенду государству итам сейчас музей.
        —Надоже, какой утебя родовитый друг! — искренне подивилась Катя, радуясь тому, чтосменилась тема. — Апочему там сейчас музей?
        —Вселегко объяснимо. Деньги. Чтобы содержать такую махину, нужны немалые средства, авсе свои капиталы родители Жастина вкладывают ввиноградные плантации, которые заложили еще предки. Кстати, мытолько что пили непросто французское вино, авино, произведенное нанедавно модернизированном винодельческом заводе семейства Кложе! Вот, смотри, этоих товарный знак! — показал он наэтикетку. — Вино поставлялось еще вцарскую Россию. Такчто мой друг, кроме всего прочего, ещеипотомственный винодел!
        —Надоже, никогдабы неподумала, — недоверчиво сказала Катя. — Аоткуда взялась страсть кпутешествиям?
        —Обычная история. Помолодости все норовят вырваться издома. ВотиЖастин сначала понастоянию отца поступил втехнологический университет, затем бросил, перевелся наисторический вСорбонну. Икатегорически отказался возвращаться домой.
        —Ичто, такипланирует достарости быть какперекати-поле? Емуведь, поди, засорок?
        —Почти сорок четыре… Янетак давно заметил внем перемены: как-то уж слишком настойчиво он стал предлагать посетить те илииные винодельческие дома. Расспрашивал подробно опроизводственных циклах, интересовался всякими мелочами, много фотографировал. Ну,акогда я посмеялся, чтовсе это напоминает промышленный шпионаж, признался: отчасти так оно иесть, ион всерьез подумывает опродолжении династии. Родителям засемьдесят, сестра смужем выбрали дипломатическую карьеру, такчто кому, какнеему, продолжить дело предков. Вотприедешь, обязательно свожу тебя вгости.
        —Нучто? Будем выдвигаться? — взглянула начасы Катя, опасаясь, какбы разговор снова невернулся ктеме замужества. — Пока съездим вМарьино, пока доберемся довокзала… Даис хозяевами надобы попрощаться, поблагодарить, вернуть ключи.
        —Да,пора, — вздохнув, согласился Генрих. — Сейчас я им позвоню. Михаил, счет, пожалуйста, — достав изпортмоне кредитную карточку, попросил он официанта.
        —Яподожду тебя увыхода. Надо заглянуть водно местечко, — вполне доходчиво намекнулаона.

«Снег пошел. Иветер усилился, — вожидании Вессенберга Катя стояла возле дверей иотстраненно наблюдала заразгулявшейся застеклом непогодой. — Воттак ив моей жизни: пусть нежарко было, зато солнечно. Атеперь нисолнца, нитепла. Сплошная зима… Даеще саномалиями: Генка толи шутя, толи серьезно предложение сделал, Вадима сдамой встретила. Красивая, ухоженная… Видно, незря он постоянно вМоскву мотается, нетолько поделам… Вертит вами жизнь, госпожа Проскурина, — горько усмехнуласьона. — Знатьбы, закакие грехи…»
        Несмотря наусилившийся снегопад, провожать навокзал Катю иГенриха отправилась довольно большая компания: хозяева квартиры, друзья ималознакомые приятели, которыми, судя повсему, гиперкоммуникабельный Генка обзаводился каждый день. Выпив немного напрощание, гурьбой отправились доближайшей станции метро, дружно ввалились водну электричку, пересели вдругую, толпой пересекли здание Белорусского вокзала, гдекним, кнеудовольствию милиции, присоединилось еще несколько человек.
        Посути, придраться стражам порядка было нек чему: вполне интеллигентного вида компания, веселая, ноне буйная. Ивсеже после того, какпровожающие устроили наперроне небольшой импровизированный концерт спеснями подгитару, уних решили проверить документы.
        Давзнать, чторазберутся сами, ребята подтолкнули гостей ккупейному вагону, помахали им руками ивсе стемиже песнями подгитару направились всторону метро.
        —Хорошие утебя друзья, жалко расставаться, — посмотрев им вслед, загрустила Катя.
        Едва поезд отошел отперрона, Катя предоставила своему спутнику возможность переодеться, вышла вкоридор инос кносу столкнулась… свышедшим изсоседнего купе Ладышевым. Удивленно застыв нанесколько секунд, онимашинально кивнули друг другу иповернулись каждый ксвоему окну.
        Сфокусироваться напроносившихся мимо пейзажах неполучалось. Во-первых, из-за скорости, во-вторых, из-за темноты, в-третьих, из-за обуревавших каждого весьма схожих чувств имыслей: почему он (она) здесь, чтоон (она) делал (а) вМоскве, заговорить илине стоит? Исамый главный вопрос: скем?
        Минут через пять все прояснилось: изкупе Ладышева вышла пожилая пара.
        —Заходите, молодой человек, — вежливо предложилиони.
        Заспиной Проскуриной вэтоже время появился Генрих.
        —Катюнь, заходи, переодевайся, — заботливо произнесон.
        Бросив нанего оценивающий взгляд, Вадим молча вошел всвое купе изадвинул дверь.
        Уснуть вту ночь уКати долго неполучалось. Наверхней полке давно посапывал Генка, аона все крутилась, крутилась. Уснешь тут! Тонкая перегородка может визуально скрыть людей друг отдруга, ночто делать сугнетающим, почти осязаемым присутствием рядом Вадима?
        Инадоже такому случиться, чтобы они встретились вмногомиллионном городе! Даеще дважды задень! Ичто задама сердца осталась унего вМоскве? Хотя какое ей дело, скем он там встречается…
        Измученная мыслями, кутру Катя всеже забылась коротким тревожным сном, ивдруг кто-то коснулся ее плеча. Гена. Пора вставать, через полчаса поезд прибудет вМинск. Дальше — какв тумане: гудящая голова, суета, звук отодвигаемой двери, тамбур, вкотором мелькнул затылок Ладышева. Морозное утро, кассы вокзала, Генка покупает билет доЖлобина, провожает ее дотакси, беспокоится осамочувствии, поскольку унее нездоровый вид…
        Какона попала вквартиру, помнила плохо: глаза слипались находу, голова по-прежнему гудела. Переступив порог, онасбросила одежду, ногой задвинула вугол дорожную сумку, упала накровать исловно нырнула вспасительную бездну…

4
        Угрюмый излой Ладышев появился вофисе около десяти утра ипервым делом спросил уЗины, передалали она Проскуриной вещи, якобы забытые вбоулинге. Увы, секретарша так ине смогла сней связаться заэти две недели. Онадаже сбегала несколько раз вовремя обеда кее дому, но, судя повсему, вквартире никого нет.
        —Андрей Леонидович, чтослышно омашине Проскуриной? — став еще более мрачным, уточнил он уПоляченко.
        —Ещевовторник можно было забрать, — доложил тот. — Ноя несмог найти Екатерину Александровну. Наверное, куда-то уехала.
        —Ужевернулась. Скорее всего, онасейчас наЧкалова. Значит, так: возьмите уЗины ее вещи, сдайте ей срук наруки «БМВ», иможете оней забыть. Онаунас больше неработает.
        —Понял, — кивнул Андрей Леонидович, хотя налице мелькнуло: непонял ничегошеньки! — Акак быть сдоплатой заремонт? Получилось почти насотню больше. Высами просили ускорить.
        —Доплатите, — потянулся кпортмоне Ладышев, — изакройте вопрос.
        —Екатерине Александровне назвать сумму ремонта? — навсякий случай уточнил Поляченко.
        —Каксочтете нужным. Это — оплата ее услуг нашей компании. Такчто тема закрыта. Покавсе.
        Проводив взглядом начальника отдела безопасности, Вадим откинулся кспинке кресла и, заложив руки заголову, закрыл глаза. Работать, каки думать очем-то важном, неполучалось. Силнебыло. Ночью глаз несомкнул понескольким причинам. Во-первых, всилу обстоятельств пришлось возвращаться вМинск несамолетом, какобычно, апоездом, даеще вкупейном вагоне, таккакбилетов вСВ небыло. Во-вторых, всюночь промучился вопросами: чтоПроскурина делала вМоскве икто ее спутник? Судя пообращению «Катюня», ихсвязывают теплые отношения.
        Ондаже выходил несколько раз втамбур, курил, чего никогда неделал поночам. Иради чего? Втайной надежде, чтооткроется дверь соседнего купе ипоявитсяона? Глупо. Ведь решил окончательно, приказал себе, чтосэтим знакомством пора завязывать, идо вчерашнего дня все получалось: почти невспоминал, будто ничего ине было. Тому иобстоятельства способствовали: кконцу года дел навалилось невпроворот, тендеры, даже наохоту неполучалось выбраться. Ипусть впамяти периодически всплывала ветка сакуры, женщина напротив, близость, пронзившая острым сладострастием, усталость легко справлялась сковарным подсознанием.
        Ивот стоило ему ее увидеть, данеодну, ав компании смужчиной, каквсе нахлынуло сновой силой. Онснова никак немог отрешиться отмыслей оКате. Почему именноона? Почему он хочет видеть, слышать, ощущать рядом ее присутствие? Почему неможет победить себя, свои желания?
        Издав недовольный рычащий звук, Вадим ссилой стукнул кулаком постолу. Спустя пару секунд вдверях показалась встревоженная Зиночка. Сделав ей знак, чтовсе впорядке, онсхватил состола вовремя зазвонивший мобильник изло выдохнул:
        —Ладышев! Слушаю!
        —Привет, милый! Чтозатон? Ктонас обидел? — томно поинтересовалась Кира. — Что-то случилось?
        —Привет! Ничего неслучилось. Утром изМосквы вернулся. Плохо спал впоезде.
        —Сочувствую… Аведь мы так давно невиделись, больше месяца! Даже сднем рождения тебя непоздравила… Неужели ты решил меня забыть? — сплохо скрываемой обидой спросилаона. — Какнасчет сегодняшнего вечера? Ятак соскучилась!
        —Нет, неполучится. Много работы, — буркнул Вадим первое, чтопришло вголову.
        Вотуж чего ему точно нехотелось, такэто встречаться сКирой. Ксчастью, хоть вэтом давно определился.
        —Тынерад моему звонку? — теперь уже по-настоящему обиделась Кира.
        —Нупочему? Рад, чтонезабываешь. Нодействительно много дел… Яперезвоню, хорошо? Кактолько освобожусь.
        —Хорошо. Поняла. Ждузвонка! Целую… — томно вздохнула трубка, послышался характерный чмок.

«Дапошлаты! — Вадим швырнул телефон настол ипринялся растирать ушибленную руку. — Давно невиделись… Значит, нехотелось!.. Аведь раньше сама никогда незвонила. Испугалась, чтозамену нашел? Оноиверно, невстречались, считай, стой самой охоты, — прикинулон, взглянув нанастенный календарь. — Зналабы, чтохотел расстаться еще пару недель назад, — хмыкнулон. — То-то расстроится, когда поймет, чтоохота неудалась. Аведь далеко пойдет девочка, вседляэтого есть — икрасота, иэрудиция. Ицели выбирать умеет. Воттолько огня вдуше нет. Сней, конечно, было очень удобно: звонок — ибезотказный приезд вквартиру наКоммунистической. Новремя Киры вышло… Сплошные расставания какие-то».
        Накануне Ладышеву пришлось распрощаться ис красивой иллюзией — центром японской медицины. Схозяйкой подобного бизнеса вМоскве он познакомился всентябре всамолете, когда возвращался изТокио. Онасидела всоседнем кресле салона бизнес-класса илистала красочные буклеты. Онпопросил посмотреть. Слово заслово — разговорились, втом числе оцелях визита вЯпонию. Онприлетал поприглашению головного офиса корпорации, онапривозила наочередную обязательную стажировку медперсонал своей клиники, представлявшей вРоссии передовые разработки японской медицины.
        Вадима это заинтересовало. После того кактяжело заболел Флемакс, онпостоянно думал обудущем своего бизнеса. Такой поддержки, какпрежде, емуневидать, непонятно, чтотеперь будет скомпанией, которую создавали вместе сМартином. Аведь через нее проходили все финансы. Следовало найти нечто иное, перспективное, желательно завязанное намедицинской тематике.
        Ивдруг совершенно неожиданно новая знакомая прямо всамолете предложила ему открыть один изфилиалов ее клиники вМинске. Мол, унее уже есть клиентки изБеларуси, такчто прихорошей раскрутке, онауверена, дело пойдет. Вадим поблагодарил застоль лестное предложение сотрудничества ипообещал подумать. Даже специально прилетел через неделю вМоскву.
        Дело показалось необычайно заманчивым ипривлекательным. Ондавно подумывал особственном медицинском центре, аздесь новейшие технологии, передовые разработки! Онтак загорелся этой идеей, чтодаже неспал несколько ночей! Но,какучил отец, серьезные решения должны приниматься наясную голову.
        Попросив время наобдумывание, дляначала он решил максимально изучить существующий рынок медицинских услуг. Рисковать своим, ауж тем более чужим капиталом ему нехотелось. Ондавно усвоил истину: вдолг берешь чужие деньги иненадолго, аотдаешь свои инавсегда. Воттолько счего начать? Ивремени нет, даиправды никто нескажет. Воттогда ему ипришла идея нанять человека, который помогбы собрать информацию. Кривая поисков неожиданно вывела наКатю. Иона более чем справилась.
        Максимально абстрагировавшись, неделю Ладышев размышлял, прикидывал, пока непришел кокончательному выводу: нет, ещеневремя открывать вМинске подобную клинику. Кому позволят финансы, теив Москву слетают. Нов общей массеони, увы, погоды несделают. Такчто навстречу спотенциальным деловым партнером он ехал, определившись: предложение лестно изаманчиво, ноон отнего отказывается.
        Красивая иобаятельная бизнес-вумен, постранному совпадению также Екатерина Александровна, нисколько неудивилась ине огорчилась. Скорее, наоборот, облегченно вздохнула. Впоследнее время она внимательно следила заэкономической ситуацией всоседней стране итакже пришла квыводу: невремя. Ноесли оно наступит, онабудет рада снова встретиться сгосподином Ладышевым. Ипредложила обсудить это заобедом.
        Собственно, из-за затянувшегося разговора Вадим ине вылетел изМосквы самолетом. Попрощавшись снесостоявшимся партнером, онпосмотрел начасы ипонял: центр города, часпик, доШереметьево быстро добраться неполучится, такчто придется возвращаться поездом.

«Ктоже вместе сней был? — Ладышев снова попытался напрячь память. — Голос вроде знакомый, где-то я его уже слышал… Ну,конечно! Конечноже, этоее друг-немец! — осенилоего. — Значит, онаездила вМоскву ксвоему Генриху! — тутже выстроил он логическую цепочку. — Ане зря Проскурин его недолюбливал!»
        Вотона, истина: онснова влип. Проскурина оказалась ничем нелучше Гаркалиной ипрочих дамочек, имеющих навсякий пожарный запасной аэродром.
        Настроение сразу опустилось ниже всяких пограничных отметок, хотя идо этого было нена высоте. Закрыв глаза, Вадим несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, затем резко придвинулся кстолу инажал кнопку громкой связи:
        —Зина, дляначала кофе, ипокрепче. Водиннадцать совещание: собери начальников отделов, главного инженера, главного бухгалтера. Короче, какобычно. Дальше… Чтоунас сновогодним вечером?
        —Всеоплачено. Каки договаривались. Двадцать девятого числа. Список приглашенных — какмы свами иобсуждали. Почти всех обзвонила, всебудут… Выхотите кого-то добавить? — спохватилась бойкая секретарша.
        —Наоборот. Вычеркни изсписка Проскурину.
        —Тоесть как? Каквычеркни? — растерялась секретарша.
        —Очень просто. Екатерина Александровна унас больше неработает.
        —Тоесть… какне работает? — убитым голосом решилась уточнить Зина.
        —Потому что мы вее услугах больше ненуждаемся.
        —Акакже договор?
        —Вдоговоре есть пункт, гдечерным побелому написано, чтопообоюдному согласию сторон всякое сотрудничество прекращается. Ивообще, Зина, что-то много вопросов ты задаешь, — опередил он ее следующее «тоесть».
        —Хорошо, вычеркну… Вадим Сергеевич. АЕкатерина Александровна знает, чтоунас уже неработает? Онасогласна? — никак немогла смириться секретарша.
        —Думаю, догадывается.

«Аведь она права, — подумалон. — Навсякий случай надо, чтобы Поляченко взял снее расписку».
        —Зина, подготовь дляПроскуриной что-то вроде акта выполненных работ, нобез всяких сумм. Исоглашение орасторжении договора. Принесешьмне, яподпишу, затем передашь Андрею Леонидовичу. Онкакраз кней собирается. Попроси задержаться, подождать. Ещевопросы есть?
        —Есть… Теперь унас лишний заказ наодну персону, — расстроенно пролепетала Зина. — Аведь я обещала Екатерине Александровне, чтомы ее пригласим…
        —Ну,это уже чересчур! Тымне предлагаешь решить проблему слишним местом? Чтобы я больше ничего неслышал оПроскуриной! — разозлился Ладышев ишлепнул ладонью покнопке громкой связи.
        Телефонный аппарат скользнул постолу, толкнул лежавшую накраю пухлую папку «Наподпись», изкоторой выпали документы ивеером рассыпались поковровому покрытию. Пытаясь призвать напомощь секретаршу, Вадим снова потянулся ккнопке громкой связи, но, чертыхнувшись, передумал.

«Безновых вопросов необойтись, ещеиЗину уволить придется. Этоже надо, даже ей Катя пришлась подуше! — мелькнула неожиданно болезненная мысль. — Какмне все надоели сосвоими советами!!!» — ещепуще разозлился он ипринялся собирать спола разбросанные бумаги.
        Катю разбудил надсадный звук, очень напоминавший дверной звонок. Спросонья она повернулась надругой бок, прикрыла ухо подушкой, нозвук неумолк. Пришлось вставать. Заглянув вглазок, онаснемалым удивлением идентифицировала налестничной площадке Андрея Леонидовича, набросила халат ивпустила нежданного гостя. Новость, которую он принес, заставила окончательно проснуться иподпрыгнуть чуть недо потолка: прямо сейчас можно забирать ее «ласточку» изремонта! Нунаконец-то!
        Быстро собравшись, онасбежала полестнице, открыла дверцу машины Поляченко итутже обнаружила насиденье свой телефон иперчатки. Только села — Андрей Леонидович молча протянул ей папку. Пробежав глазами находящиеся вней документы, Катя также молча их подписала. Ненадолго задумавшись (по-видимому решая, стоит это делать илинет), все-таки протянул ей файл соскрепленными бумагами: счет наремонт автомобиля. Глянув наитоговую цифру, Катя едва неахнула: ничего себе! Гдеже ей взять такие деньги? Раньше середины января страховая компания даже непланировала выплату возмещения!
        —Неволнуйтесь, — оценив ее реакцию, успокоил Поляченко, — всеуже оплачено. Вадим Сергеевич пояснил: этоплата зауслуги, которые вы оказали нашей компании. Но,выже понимаете, сумма эта нигде нефигурирует и, кромевас, меня ишефа, оней никто незнает.
        —Втаком случае передайте своему шефу, чтоя верну ему деньги, потраченные наремонт, — спустя некоторое время заявила Катя.
        —Вамвиднее, — глубокомысленно инемногословно отреагировал Андрей Леонидович идо самой мастерской больше непроизнес нислова.
        Осмотрев машину, Катя села заруль, подзабытым движением сдвинула рычаг коробки передач итронулась сместа. Поначалу было нервозно: тряслись руки, ноги, потела спина. Однако стоило выехать накольцевую — истало спокойнее: включилась механическая память, зимняя резина, которую милостиво привез отцу Виталик, хорошо держала дорогу. Анавыки езды никуда неисчезают, требуется лишь некоторое время наих восстановление.
        Первым делом Катя решила заехать встраховую компанию — увы, ничего радостного. Выплату ускорить неполучится, только после новогодних праздников. Какже быть? Ведь она твердо решила вернуть долг Ладышеву! Ичем быстрее, темлучше. Принципиально. Спасибо, конечно, запомощь, ноей ненужны его подачки. Темболее, чтопоиск ответов наего непростые вопросы оказался более чем полезен: отвлеклась отличных переживаний инашла длясебя новую тему, которая вдальнейшем могла принести то вознаграждение, которое ей причиталось. Еслиже он считает, чтотаким образом заплатил ей запроведенную сним ночь, тоона недаст ему такого шанса.
        Занятая мыслями, Катя незаметила, какнаступили ранние зимние сумерки. Аведь хорошо былобы сделать еще одно важное дело — заглянуть наприем кОльге, которая загоды борьбы сбесплодием стала длянее подругой. Работала она вгинекологическом отделении одной избольниц, апо вечерам — вплатном медицинском центре. Посетить гинеколога Проскуриной следовало больше месяца назад, но… Вочередной попытке ЭКО нужды нет ине будет. Неот кого ей теперь беременеть, авот нормализовать гормональный фон немешалобы. Ужочень тяжело худеется.
        УОльги какраз оказалась «форточка» взаписи. Подруга пребывала впрекрасном настроении ивыглядела чудесно, словно ине отпахала доэтого день вотделении. Объяснялось все просто: после случившегося три года назад развода ее личная жизнь наконец-то стала налаживаться. Вовсяком случае, Проскурина знала, чтоОля влюблена иуже год живет гражданским браком смужчиной. Тоже доктором.
        Обрадовавшись Кате, Оля первым делом ее пожурила, чтонепоявилась раньше, иделикатно спросила: чтосЭКО? Узнав, чтоникакого ЭКО небыло, тутже предложила пройти вкресло, отчего Катя попыталась отказаться: ник чему это теперь — семейная жизнь дала трещину, имужчины унее нет. Изаехала она поболтать да посоветоваться, какбыстрее избавиться отпоследствий гормонотерапии. Ошеломленная такой новостью, Ольга, темнеменее, убедила Катю сначала пройти осмотр, ауж потом поговорить.
        Выслушав краткий рассказ Проскуриной опоследних месяцах жизни, подруга посочувствовала, азатем неожиданно приободрила: может, оноик лучшему, таккакпохоже, чтоуКати сВиталиком была несовместимость. Теперь найдет она себе нового мужа, забеременеет безвсяких чудо-средств иродит здорового ребенка. Подобных случаев вее практике хватает.
        Усамойже Ольги наметились серьезные перемены: Саша, еелюбимый мужчина, наконец-то решился сделать предложение. Кроме того, пожелал официально удочерить Ксению, семилетнюю дочь Ольги отпервого брака, вкоторой души нечаял. Заявление вЗАГС уже подали, вфеврале свадьба — скромная, придут только близкие друзья иродственники. НоКатю она заранее приглашает, потому что убудущего супруга очередь изнеженатых друзей!
        Наэтом короткая встреча подруг, ксожалению, закончилась: поддверью кабинета гинеколога уже нервничала пациентка. Радуясь заОльгу, Катя вышла измедицинского центра вприподнятом настроении изадумалась: куда ехать? Вквартиру наЧкалова возвращаться нехотелось, еетам никто неждет. Никаких срочных дел тоже нет. Онавспомнила Ладышева сего актом выполненных работ иснова загрустила.
        Надо перевести вдоллары нетолько отпускные, ноивсе, чтоскопилось накарточке, икак можно скорее вернуть ему деньги заремонт. Эх,жаль, чтопраздники впереди, банки закрыты, большинство обменников тоже… Воттолько нехватит ей этих денег… Чтоже делать? Итут ее осенило: ачто, если перехватить уотца? Икак она сразу недодумалась? ВЖдановичи!
        Александр Ильич ссупругой неожиданному приезду Кати обрадовались, осмотрели всвете фонарей отремонтированную машину, накормили ужином, после чего уселись закруглый стол чаевничать, азаодно ипобеседовать. Темдляразговоров хватало: каковы дальнейшие планы, здоровье, какпровела время вМоскве?
        Вдоволь наговорившись, глава семейства категорически отказался отпускать дочь вгород. Даей, честно говоря, ине хотелось уезжать. Соскучилась поотцу.
        —Завтра утречком вместе нарынок поедем: сначала запродуктами, азатем навещевой, — оставшись наедине сдочерью, сообщил он тоном, недопускающим возражений. Арина Ивановна вэто время разбирала постели. — Обновки себе купишь. Ине сопротивляйся. Тыуменя одна, итебе сейчас непросто.
        —Втаком случае… Пап, уменя ктебе просьба: лучше одолжи денег. ДоНового года я хочу рассчитаться содним человеком заремонт машины, астраховку выплатят только вянваре.
        —Егофамилия, часом, неЛадышев? — неожиданно нахмурился отец.
        —Ладышев… Аты его откуда знаешь? — удивилась Катя.
        —Неважно… Икто такой?
        —Яделала длянего кое-какие… рекламные материалы, вотон ипредложил, недожидаясь денег постраховке, ускорить ремонт. Мнебы очень хотелось вернуть эту сумму побыстрее.
        —Нучтож, — вздохнул Александр Ильич. — Долги ивпрямь надо доНового года отдать. Ауж тем более Ладышеву, — задумчиво добавилон. — Калькуляция есть?
        Заглянув всумку, Катя достала файл сцифрами. Нацепив очки, Александр Ильич какое-то время изучал стоимость работ, запчастей, сверял суммы.
        —Всепо-честному, — наконец вынес он вердикт. — Конечно, можно было иподешевле отремонтировать, нораз страховая оплатит — тогда нормально. Ладно, завтра после рынка мы обэтом еще поговорим. Асейчас пошли спать.

«Выглядит усталым, надо ему сказать, чтобы поберег себя… Милый, милый мой папочка», — коснувшись головой подушки, подумала она снежностью итутже заснула спокойным крепким сном.
        Наутро вместе сотцом Катя отправилась нарынок запродуктами, апосле обеда он протянул пухлый конверт.
        —Вот… То,что просила. Издела взял, такчто кактолько страховку выплатят — придется их вернуть, тыуж извини. Иеще одно условие: чтобы больше я ничего неслышал оЛадышеве.
        —Спасибо, папа. Воттолько… Почему ты так категорично против него настроен? — пряча конверт всумку, озадачилась дочь.
        —Есть причины. Тамдаже чуть больше, чемты просила, — кивнул он насумочку. — Ноэто тебе вподарок кНовому году. Считай, чтомоя компенсация.
        —Зачто?
        —Зато, чтоневникал втвою семейную жизнь. Глаза закрывал намногие вещи.
        —Выходит, тытоже знал? — пристально посмотрела нанего Катя. — Илиподозревал, чтоуВиталика есть другая женщина?
        —Знал незнал, подозревал неподозревал — какая теперь разница? Всеобразуется.
        —Чтообразуется?
        —Помиритесь. Лучше прежнего заживете, ужповерьмне!
        —Папа, якнему невернусь, неужели ты непонял?! — недоуменно уставилась она наотца.
        —Простишь, никуда неденешься. Оно, конечно, правильно: пусть попереживает, понервничает. Только меру знай, совсякими там Ладышевыми незаигрывайся. Да,забыл спросить: этоправда, чтоты решила уйти изгазеты?
        —Акто тебе сказал?
        —Виталик тут поделам заезжал напрошлой неделе, отнего иузнал. Тыбы ключи ишубу забрала. Всебегаешь вкурточке.
        —Ключи возьму — придется еще раз заехать наГвардейскую заархивом… — согласилась Катя изадумалась. — Теперь понятно, почему тебе так немил Ладышев… Неволнуйся, изгазеты я неуйду. Нои кВиталику невернусь, ненадейся. Ишуба его мне ненужна. Подарки дарят раз инавсегда, ане так, чтосегодня это твое, аперестанешь меня слушаться — отберу. Как-нибудь обойдусь. Ивообще, семья унас давно кончилась. Просто жили пододной крышей два человека, создавали иллюзию счастья. Ав том, чтонаскучили друг другу истали чужими, боялись признаться даже себе. Еслибы это было нетак, непоявиласьбы уВиталика другая женщина.
        —Несуди так строго, дочка, — несогласился отец. — Нуошибся. Скем небывает?
        —Ас тобой было? Вотпризнайся честно, тыизменял маме?
        —Ну… — растерялся отец.
        —Понятно, — грустно усмехнулась Катя. — Теперь понятно, почему ты его защищаешь.
        —Данезащищаю я никого! — опустил взгляд Александр Ильич. — Беда, конечно, чтосама все узнала иувидела, здесь уж Виталику неотвертеться. Только иты признай: незналабы ничего — жилабы идальше каку Христа запазухой. Этоя ктому, чтогорячишьсяты, вседоправды хочешь докопаться. Только какаяона, правда? Укаждого своя. Иеще неизвестно, чьяправдивее.
        —Насегодняшний день дляменя бесспорно одно: яего нелюблю. Ион меня нелюбит, просто признать нехочет: крах семейной жизни никак невписывается вобраз мужчины-победителя. Пожалуйста, пообещай, чтовпредь небудешь заводить подобных разговоров ине станешь вмешиваться вмою личную жизнь, — пристально посмотрела нанего Катя. — Иначе мы серьезно поссоримся, аэто будет больно инесправедливо, таккакближе ироднее уменя никого нет.
        —Ая ине вмешиваюсь, — поняв, чтоувещевать дочь бесполезно, отступил отец. — Добра желаю.
        —Спасибо.
        —Тыбы осталась унас еще наденек, — пытаясь сгладить ситуацию, предложил Александр Ильич.
        —Немогу, папа. Дела уменя завтра, правда, — какможно мягче отказалась Катя, умолчав, чтообещала Генке встретить его споезда иотвезти ваэропорт. — Тысебя побереги, выглядишь неважно.
        —Всенормально, — невдаваясь вподробности, успокоил отец.
        —Значит, встретимся наНовый год, какдоговорились, — улыбнулась дочь. — Ещераз спасибо. Поехалая, — ичмокнула его вщеку.
        Добравшись доквартиры, Катя пересчитала сумму, спрятала деньги вукромное местечко ипосмотрела начасы. Шесть вечера. Чембы заняться?

«Может, позвонить Ладышеву? — подумалаона. — Ичто я ему скажу? Чтохочу вернуть деньги? Суббота, вечер… Подумает, навязываюсь… Ладно, подождем сэтим пару дней, — приняла она решение ипотянулась кпульту. — Посмотрим, чтотворится вмире. Надоже, целую вечность телевизор невключала!..»

…Ладышев лежал надиване вгостиной итоже щелкал пультом телевизора: западный мир готовился встречать католическое Рождество. Надуше уВадима было совсем непразднично. Ночью увпавшего вкому Мартина неожиданно остановилось сердце. Вовремя заметили, удалось быстро запустить. Часназад он перезвонил Хильде: никаких изменений клучшему нет и, по-видимому, уженебудет. Вместе стем никто незнал, сколько еще выдержит подключенный каппаратам организм.
        Ихотя Хильда просила Вадима ненарушать свои планы иничего непредпринимать, Вадим сразуже решил лететь воФранкфурт. Сбольшим трудом, новсеже достал билет назавтра. Ондолжен, онобязан втакое тяжелое время быть рядом стеми, ктосделал длянего столько, сколько другие неделают дляродных детей завсю жизнь…

…Катя встретила Генриха нажелезнодорожном вокзале ипривезла ваэропорт минут задесять доначала регистрации. Времени дляобеда вместном ресторане было маловато, такчто пришлось довольствоваться кофе ибутербродами вбаре.
        Купив попути ктерминалу кое-какие сувениры, Гена остановился устойки спрессой инабрал увесистую кипу журналов игазет. Объяснил, чтохотелбы просмотреть надосуге, понять, насколько далеко шагнула местная периодика иполиграфия.
        —Зрястараешься, почтивсе, чтоты купил, российское, — после того, какони пристроились вхвост очереди нарегистрацию, насмешливо отреагировала Катя.
        —Неважно. Яведь имосковские газеты только винтернете читаю. Ачтобы сделать правильные выводы, ихнадо еще ив руках подержать, понюхать. Хотя кому я это объясняю?.. Нучто? Пора прощаться, — спрятав прессу вчемодан, распахнул он объятия.
        —Когда теперь увидимся? — прижавшись кего груди, спросила Катя, нотутже отстранилась ишутливо потребовала: — Обещай, чтобудешь чаще писать!
        —Обещаю, чтобуду высылать тебе целые репортажи ифотоотчеты Жастина. Онклассный фотокор, лучший изтех, кого знаю!
        —Ничего против твоего Жастина неимею: веселый, дружелюбный француз. Только всеравно какпрофессионалу ему далеко донашего Потюни! — провокационно заявилаона. — Венечка издесь таких пейзажей умудряется нащелкать, чтомы неустаем восторгаться! Жаль, вамснова неудалось познакомиться… Емубы как-то пробиться, персональную выставку, кпримеру, организовать, — задумаласьона. — Ладно, тебе пора.
        —Довстречи, Катюнь. Тысебе непредставляешь, какя счастлив, чтоуменя есть ты ичто нам вместе удалось провести столько времени…
        —Имне так тепло, такспокойно инадежно, чтоуменя есть такой друг, какты, — перебив, поделилась Катя.
        —Яеще невсе сказал… — Генрих постарался поймать ее взгляд. — Яхочу напомнить тебе о…
        —Ненадо. Гена. Мыже договорились, пожалуйста, — умоляюще замотала головой Катя. — Даймне время вовсем разобраться, пережить, успокоиться.
        —…Хорошо, — после паузы обреченно склонил голову Генрих. — Хорошо, японимаю, чтотебе нужно время… Тогда иди кмашине, очередь подходит. Нелюблю долгих проводов. Внакопителе еще неменьше часа просидим, — взглянул он начасы. — Такчто доедешь домой — сразу меня набери. Лететь спокойнее, когда знаешь, чтостобой все впорядке.
        —Обязательно позвоню. Тынеобиделся? — теперь уже Катя попыталась заглянуть ему вглаза.
        —Натебя? Чтоты!
        Нежно, едва касаясь Катиного лица, онпровел понему ладонью, зажал руку вкулак, будто пытаясь сохранить самое длянего дорогое, исунул ее запазуху, ближе ксердцу.
        —Ямогу обижаться лишь насебя. Ну,да чего уж теперь, — забросил он заплечо дорожную сумку, махнул напрощание рукой и, неоглядываясь, шагнул вдверь терминала.
        Вздохнув, Катя понуро побрела квыходу. Сотлетом Вессенберга кратковременный праздник души закончился.
        Вэто время одиноко стоявший внеосвещенном углу вестибюля мужчина приблизился кпанорамному окну, проследил, какженщина вотороченной мехом бордовой курточке открыла дверцу автомобиля, завела двигатель, отъехала отбордюра ипокатила вниз поэстакаде.
        Подхватив походный чемодан, онтутже проследовал кочереди втерминал.
        —Простите, нельзяли меня посадить рядом сознакомым? Онуже зарегистрировался нарейс. Генрих… Запамятовал фамилию, — мило улыбнулся Ладышев сидевшей застойкой девушке.
        —Сгосподином Вессенбергом? — заглянув вмонитор, уточнила очаровательная блондинка.
        —Да-да, конечно, сгосподином Вессенбергом.
        —Сейчас посмотрим, попробую вам помочь… Вамповезло, угосподина Вессенберга место 15а. Ваше — 15б, — наконец протянула ему посадочный талон девушка. — Счастливого полета!
        —Огромное вам спасибо! — отдуши поблагодарил Вадим.

«Посмотрим, чтозафрукт», — скептически хмыкнулон, направляясь кпаспортному контролю.

5
        Нааудиенцию кЛадышеву Катя собиралась основательно. Выглядеть нужно было навсе сто, чтобы унего имысли невозникло, будто она переживает. Свечера подобрала подобающий такому случаю комплект одежды: черные брюки, голубая водолазка подцвет глаз, черный пиджак. Всеотутюжила, почистила. Обувь тоже выбрала соответствующую: черные кожаные полуботинки надовольно высоком каблуке. Просто, строго, ностильно. Воттолько сумочка подкачала: какКатя ниизощрялась, танежелала выглядеть поновее. Ручки обтрепанные, заломы… Ничего неоставалось, какпрямо сутра отправиться вмагазин зановой. Ноперед этим надо было попасть наманикюр. Хорошо хоть корни волос еще неуспели отрасти, атакбы пришлось ик парикмахеру записаться.
        Аеще следовало купить красивый подарочный конверт. То-то удивится Вадим Сергеевич, когда откроет, — авнутри несувенирчик, ненадушенный девичий носовой платочек, аеще один скромный конвертик, вкотором деньги. Воттак-то, господин Ладышев: ненужны мне подачки свашего барского стола! Ужчто-что, ацену себе мы знаем! Главное — человеческое достоинство!
        Что, собственно, исобиралась продемонстрировать Катя.
        Поначалу все складывалось удачно: утреннее время уманикюрши оказалось незанятым. Заколов волосы идобавив строгости выражению лица, Катя покрутилась перед зеркалом, потянулась залюбимой утепленной курточкой итутже расстроилась: неподходит… Нипо цвету, нипо фасону никак невписывается взадуманный образ.

«Авот шубка былабы очень кстати… Черная норочка — всамый раз… — впервые пожалела она оботвергнутом подарке Виталика. — Заскочить котцу? Надеть разочек ивернуть? Нет, никакого «разочка»! Сама себе потом непрощу! Лучше… выскочу измашины безкуртки. Припаркуюсь поближе, туда — исразу обратно, незамерзну! Онодаже клучшему: засиживаться я несобираюсь, снимать верхнюю одежду нес руки, атак — сразу товар лицом! Вотона, я: красивая, гордая, независимая! Полюбуйтесь, покусайте локти и — счастливо оставаться!»
        Представив эту греющую самолюбие сценку, онаулыбнулась отражению, застегнула куртку ипокинула квартиру.
        Увы, дальше все пошло непо плану. Засумочкой посовету маникюрши (повелась нато, чтотам дешевле) она поехала вЦУМ. Надеялась, чтоеще ивремя сэкономит. Однако вышло сточностью донаоборот.
        Сначала долго немогла припарковаться, затем также долго инерешительно перебирала сумки: тофасон нетот, тоцена зашкаливает. Елевыбрала! Аведь еще конверт купить! Когдаже, наконец, вышла измагазина, тообнаружила, чтомашина заблокирована сдвух сторон. Сама виновата, растяпа: оставила ее перед воротами, накоторых висел знак «Остановка запрещена». Недумала, чтозастрянет вЦУМе надолго. Вотей иотомстили: воткрытых воротах, нервно сигналя, стояла машина, позади — ещеодна. Водителя вней небыло.
        Пока его искали, пока выслушивала упреки, оправдывалась, прошло еще сполчаса. Затем застряла впробке напроспекте Независимости: толи кортеж сослугами народа пропускали, толи какая другая беда впереди приключилась. Невыдержав, онаповторила маневр других нетерпеливых водителей: развернулась через двойную сплошную ипоехала наВоронянского вобход, что, впрочем, оказалось ненамного быстрее: врайоне Червенского рынка снова уткнулась впробку.
        Витоге вместо двенадцати, какпланировала, кофису Ладышева Проскурина подъехала безчетверти два. Иснова пришлось искать место дляпарковки. Когда, запыхавшись, онанаконец попала впомещение «Интермедсервис» и«Моденмедикал», вобычно людном коридоре было непривычно пусто. Даже охранника ненаблюдалось.
        —Зиночка, добрый день! — влетела она вприемную. — Агдевсе?
        —Насовещании… — застигнутая слейкой вруках, недоуменно заморгала та. — Якакраз цветы поливала, когда ты позвонила. Смотрю вмонитор иглазам неверю: ты — неты? Добрый день!
        —Жаль, — расстроилась Катя. — Какты думаешь, совещание надолго?
        —Незнаю. Какполучится. Но,поскольку шеф вкомандировке, думаю, чтонедолго. Аты кнам каким ветром?
        —Какшеф вкомандировке? — совсем расстроилась гостья иприсела настул. — Вообще-то я кнему…
        —Такон неожиданно улетел. Даже дляменя. Ещевпятницу никуда несобирался. Авы договаривались овстрече? Ой,я, наверное, забыла тебе позвонить иотменить… — отставила лейку огорченная секретарша. — Сейчас, секундочку, посмотрю взаписях… — засуетилась она ипринялась перелистывать блокнот настоле.
        —Нет, мынедоговаривались, — успокоила Катя. — Ямимо проезжала, решила заглянуть наминутку. Хотела передать кое-что Вадиму Сергеевичу, заодно ис наступающим праздником поздравить. Какже теперь быть? — задумаласьона.
        —Ой,какжалко! Тысегодня такая красивая! Тебе так идет голубой цвет! Жаль, чтошеф неувидит… Аты оставь уменя то, чтохотела передать. Онзавтра вернется, ия сразу отдам!
        —Наверное, этовыход, — вздохнув, согласилась Катя. — Зина, даймне, пожалуйста, лист бумаги. Черкану пару слов.
        —Конечно! Пиши, янебуду мешать! Япока цветы полью иНине Георгиевне позвоню, узнаю, какона там.
        Пододвинув чистый лист бумаги иручку, секретарша демонстративно отвернулась кокну, полила оставшиеся вазоны, спрятала вшкафчик лейку, вытерла салфеткой капли воды сподоконника.
        Всеэто время Катя пыталась собраться смыслями: разуж неполучилось все сказать приличной встрече, надо было как-то четко илаконично изложить свою позицию набумаге, аэто гораздо сложнее.
        —Здравствуйте, Нина Георгиевна! — покончив схозяйственными делами, звонко поздоровалась потелефону Зиночка. — Какваше здоровье? Какдавление? КакКельвин поживает? Может быть, нужна помощь?
        Стараясь неприслушиваться ине отвлекаться, Катя набросала короткую записку, перечитала. Вроде неплохо получилось: ипоблагодарила, игордо объяснила, чтоненуждается впомощи. Заодно легонько прошлась поего нелучшим человеческим качествам. Сложив лист, спрятала его вбольшой красочный конверт, сунула тудаже конверт сденьгами, заклеила ипередала Зине.
        —…Да вы что?!! Янемедленно вызываю «скорую»!!! — воскликнула та, машинально взяв конверт. — ИАндрею Степановичу сейчас позвоню! Вытолько ложитесь впостель ине вставайте! Уменя есть ключи! Ямигом!
        —Что-то случилось? — насторожилась Катя.
        —Нине Георгиевне плохо, давление задвести! — взволнованно пояснила секретарша, набирая новый номер. — Скорая?! Примите, пожалуйста, срочный вызов! Ладышева Нина Георгиевна, шестьдесят три года, улица Пулихова… Давление, очень высокое, онасердечница, гипертоник! Жена профессора Ладышева, онбыл известным хирургом. Кардиобригаду, пожалуйста, вышлите!.. Ясама дверь открою, ятам буду через… — онаглянула начасы, — минут десять! Хорошо… Спасибо!
        Вскочив сместа ина ходу набирая очередной номер, Зина ринулась кшкафу содеждой.
        —Саша, тыгде? — набрасывая наплечи дубленку, уточнилаона. — Мнесрочно надо наПулихова!.. Какна шиномонтаже? Аскоро освободишься?.. Нет, немогу ждать. Нине Георгиевне плохо. Ялучше такси вызову.
        —Ямогу подвезти, — предложила Катя.
        Зина посмотрела нанее вопросительно.
        —Могу, яникуда нетороплюсь, — подтвердилаона.
        —Саша, все, отбой! Меня подвезут… Да-да, прямо сейчас подвезут, неволнуйся! Аты, кактолько сколесом разберешься, сразу меня набери. Малоли что!.. Хорошо!
        Секретарша быстро сгребла состола вящик бумаги, схватила конверт, спрятала всейф, закрыла дверцу, бросила всумочку ключи, телефон.
        —Яготова, поехали!
        —Атуфли? — выразительно посмотрела наее ноги Катя.
        —Ох,черт!
        Вернувшись кстолу, тамгновенно переобулась и, увлекая засобой Проскурину, выскочила задверь.
        Ксчастью, лифт ждать непришлось: носкносу столкнулись свыходившим изнего охранником, отлучавшимся вбанк навтором этаже.
        —Передай Красильникову, чтоя помчалась кНине Георгиевне, — находу бросила ему Зина.
        Спустя несколько минут они уже вырулили спарковки.
        —Неснимает трубку, — вкоторый раз пытаясь набрать номер, пожаловалась она Проскуриной.
        —Кто?
        —Андрей Степанович. Друг Вадима Сергеевича, ондоктор. Попробую набрать другой… Тоже неснимает… Какспециально! — дослез расстроиласьона. — Какже так? Чтоже будет?
        —Безпаники! Все, чтомогла, тыуже сделала. Главное — вовремя вызвала «скорую». Успокойся ине реви! — глянув нанее, повысила голос Катя. — Будешь истерить подрукой — попадем ваварию, неуспеем кприезду врачей. Такчто сиди испокойно набирай номер. Возможно, Андрей Степанович наоперации, — понялаона, кому могла звонить Зина. — Освободится — увидит пропущенные звонки иперезвонит.
        Катино ледяное спокойствие иуверенный тон возымели действие: вытерев слезы, Зиночка умолкла ипродолжила набирать номера.
        —Вотэтот дом, — показала она рукой, когда они свернули наПулихова, что, впрочем, было необязательно: Катя прекрасно помнила, гдежила мама Ладышева. — Вотвту арку, теперь направо, второй подъезд.
        —Авот и«скорая», — глянула взеркало заднего вида Катя. — Беги встречай, пока я припаркуюсь.
        Зиночка выскочила измашины ипризывно замахала подъехавшему смигалками автомобилю. Спустя пару минут кней ик докторам присоединилась Проскурина. Что-то ей подсказывало: нельзя оставлять Зину одну.
        —Успокойтесь, давайте я открою, — предложил доктор, когда, путаясь включах, дрожащими руками та попыталась открыть квартиру. Задверью, срываясь нажалобный лай, поскуливал пес. — Закройте собаку, чтобы немешала, — попросилон, переступив порог. — Гдебольная?
        —Там, — неразуваясь, метнулась вперед Зиночка. — Катя, подержи Кельвина!
        Сдетства побаивавшаяся собак, Катя нерешительно прошла вслед завсеми, уловила момент, когда серебристый пудель, проскочив укого-то между ног, опрометчиво приблизился, ибесстрашно подхватила его наруки. Какни странно, песине думал вырываться — сразу лизнул ее внос изатих. Лишь дрожал всем телом.
        —Маленький, небойся, — крепче прижала его Катя. Тотснова благодарно ее лизнул. — Яисама боюсь. Пойдем стобой вкакую-нибудь комнату. Аеще лучше поищем твою миску.
        Ссобакой наруках она сняла обувь ипрошла вперед, где, поее разумению, должна была находиться кухня. Интуиция неподвела.
        —Вотвидишь, яоказалась права! Наша миска здесь, пустая… Агдеже наш корм? — аккуратно опустила она Кельвина напол иплотно закрыла засобой дверь.
        Словно поняв вопрос, песподскочил ккрайнему шкафчику, тявкнул иприсел рядом.
        —Говоришь, здесь? — поняла его Катя иоткрыла дверцу.
        Такиесть: всянижняя полка уставлена коробками сухого собачьего корма ивитаминами.
        —Ахты умница! — неудержалась она отпохвалы. — Какойже ты умный пес!
        Кельвин снова радостно тявкнул иподскочил кмиске.

«Ну,ичегоже ты медлишь?» — нетерпеливо вопрошал он взглядом.
        Вэтот момент накухню заглянула Зина.
        —Нучто там? — спросила Катя.
        —Кардиограмму будут делать. Меня выпроводили изкомнаты, — вздохнулаона, подошла кмойке, открыла дверцу надголовой, достала чистую чашку иналила себе воды изкраника сфильтром. — Слава богу, успели! Нина Георгиевна вроде пока ничего, неплохо держится. Иразговаривает нормально. Подождем, чтодоктор скажет.
        —Тынезнаешь, сколько ему корма сыпать? — кивнула напса Катя. — Мнекажется, онголодный.
        —Аон всегда голодный. Ещетот попрошайка! — сознанием дела усмехнулась Зина. — Немножко совсем насыпь, буквально пригоршню. Собаки ведь меры незнают. Сколько дашь, столько иумолотят.
        —Надоже! Умоей подруги кошка, такутой всегда корм вмиске лежит. Подойдет, погрызет немножечко иотойдет.
        —Такто кошка! — заметила Зина иприслушалась. — Кажется, меня зовут? Япошла.
        Насей раз ее возвращения пришлось ждать долго. Покормив Кельвина ине зная, чемеще заняться, Катя присела натабуретку. Быстро проглотив корм, пессам предложил ей новое занятие.

«Какаяже эта жизнь затейница! — подбрасывая мячик, закоторым весело прыгала собака, раздумывалаона. — Зашла вофис содним делом, авышла совсем сдругим. Вотсижу вквартире его мамы ииграю ссобакой… Ктобы вчера сказал, неповерилабы!»
        —Катя, идисюда! — наконец позвали иее.
        Стоило открыть дверь, какКельвин, опередив своего сторожа, прошмыгнул между ног ис лаем помчался вкомнаты.
        Вприхожей Катю перехватила Зина.
        —Прямо незнаю, какбыть, — посетовалаона. — Доктор сказал, чтокардиограмма вроде неплохая, носоветует лечь вбольницу. АНина Георгиевна нив какую! Мол, недавно выписалась, сделайте укол иточка. Говорит, просто забыла сутра таблетки выпить. Чувствую, чтообманывает, ноне силкомже ее туда везти? Посоветуй чего…
        —ААндрей Степанович неперезвонил?
        —Нетпока. Может, тысней поговоришь? — умоляюще посмотрела Зина.
        —Нухорошо, — согласилась Катя инеуверенно добавила: — Если это что-то решит.
        —Здравствуйте! — зайдя вкомнату, поздоровалась она слежавшей накровати женщиной.
        Рядом вкресле сидел доктор ичто-то записывал.
        —Значит, ситуация такая, — оторвался он отписанины. — Больная категорически отказывается отгоспитализации. Кардиограмма ничего страшного невыявила, давление уже начало снижаться. Такчто можно, конечно, понаблюдать ее дома. Ноодну ее я оставить немогу. Если картина ухудшится, безгоспитализации необойтись. Заней есть кому присмотреть? — обратился он кстоявшим вдверях женщинам.
        —Ой,я немогу. Мнесегодня сына изшколы забирать, исвекровь вночную смену, — словно извиняясь, затараторила Зина.
        Катя только вздохнула. Нувот, история повторяется. Пора привыкать, чтоникто, кроме нее, неможет присматривать забольными: увсех дела, планы, дети.
        —Ямогу, — кивнулаона. — Если, конечно, Нина Георгиевна непротив.
        Лежавшая накровати женщина приветливо улыбнулась:
        —Апочему я должна быть против? Васкакзовут?
        —ЭтоЕкатерина Александровна! — тутже представила ее Зина. — Онаизвестнаяж…
        Договорить она неуспела, таккакей наступили наногу.
        —Она… — недоуменно посмотрела она наКатю итутже выпалила: — Она — наша новая сотрудница!
        —Ну,несовсем так, — замялась Катя. — Подоговору подрабатываю.
        Учитывая неприязнь Вадима кжурналистике, это, пожалуй, быллучший вариант. Богего знает, какотносится кжурналистам его мать!
        —Значит, сотрудница, — кивнула женщина. — Очень приятно, Нина Георгиевна. Можете небеспокоиться, мойсын очень тщательно подбирает штат.
        —Ну,втаком случае… — доктор встал скресла истал собирать вчемоданчик вещи. — Увас есть опыт ухода забольными? — посмотрел он наКатю. — Давление измерять умеете?
        —Умею. Иуколы делать умею. Уменя мама была гипертоником, — успокоила онаего. — Я,конечно, немедик, но…
        —Аэто отвас ине требуется. Если что, сразу вызывайте «скорую». Аеще лучше звоните прямомне. Ядоутра насмене. Вотвам мой мобильный, — протянул он номер телефона налистке бумаги. — Звоните, нестесняйтесь. Иеще хотел сказать… — задержался он вдверях. — Извсех преподавателей мединститута, больше всех наш курс уважал профессора Ладышева. Замечательный был человек. Выздоравливайте, — пожелал он больной.
        —Спасибовам, — наглазах женщины показались слезы. — Досвидания.
        Зина отправилась вприхожую провожать бригаду «скорой».
        —Присядьте, Катенька, — предложила хозяйка, кивнув наосвободившееся кресло, и, понизив голос, заговорщицки добавила: — Если нужно, выезжайте, неслушайте доктора.
        —Нет, — улыбнулась та вответ. — Теперь я свами доутра. Ине сопротивляйтесь.
        —Вамдействительно некуда торопиться? Увас наверняка есть семья, дети?
        —Нет, Нина Георгиевна. Детей уменя нет. Даисемьи, можно сказать, уженет. Мысмужем разводимся, — онаопустила голову. — Такчто мне всамом деле некуда торопиться. Ктомуже наосновной работе я вотпуске.
        —Акем вы работаете?
        Гостья замялась. Обманывать женщину нехотелось, нои правду говорить, видимо, все-таки нестоило.
        —Информационные услуги, — туманно ответилаона. — Ноэто нестоль важно. Лучше скажите, каквы себя чувствуете, — Катя коснулась ее ладони. — Вамчем-то помочь? Что-то приготовить? Может быть, чаю? Нестесняйтесь, только скажите, явсе сделаю.
        —Спасибо, Катенька, нопока ничего нехочется, — улыбнулась больная.
        Вэтот момент вдверях сКельвином наруках появилась Зина.
        —Ахты, вредная морда! — потрепав пса заушами, опустила она его напол. — Елеуспела поймать, чуть вдверь невыскочил.
        —Гулять ему пора, — заметила Нина Георгиевна.
        Прислове «гулять», собака радостно взвизгнула, подбежала ккровати, ткнулась мордой вруку хозяйки, лизнулаее, метнулась кдвери ив ожидании дальнейших действий принялась нетерпеливо перебирать лапами.
        —Ясним выйду, — предложила Катя. — Только скажите, долголи гулять.
        —Ятебе все объясню исвои ключи оставлю, чтобы ты Нину Георгиевну нетревожила. Мне, увы, пора сына изшколы забирать.
        —Конечно, Зиночка, езжайте. Небеспокойтесь, всеунас будет хорошо. Спасибовам, дорогая, — поблагодарила хозяйка.
        —Ой! Забыла Вадиму Сергеевичу позвонить! — вдруг вспомнила секретарша.
        —Вотихорошо! Явас очень прошу, неговорите Вадиму, чтоуменя давление поднялось. Нетревожьте его лишний раз, пожалуйста.
        —Но,Нина Георгиевна… — неуверенно произнесла та. — Явроде какобязана обовсем шефу докладывать. Атем более овашем здоровье.
        —Яобъясню, почему. Емуибез того сейчас тяжело. Онведь кФлемаксу полетел, утого накануне остановка сердца случилась. Переживает очень, осунулся весь. Выже знаете, чтоМартин длянего каквторой отец. Всеведь уже нормализовалось. Подумаешь, давление повысилось! Даиприсмотреть замной есть кому. Правда, Катенька? — впоисках поддержки перевела она нанее взгляд.
        —Может, выиправы, — заколебалась Зина.
        —Адавайте навсякий случай измерим давление, — взяв вруки манжетку, предложила Катя. — Тогда ирешим: звонить илинет.
        Давление убольной хоть имедленно, носнижалось.
        —Ладно, уговорили, — вздохнув, решилась Зина. — Только тогда давайте поступим так: пока Катя будет выгуливать Кельвина, вынемного поспите. Хорошо?
        Уподъезда ее уже ждал Зиновьев. Получив отсекретарши массу ценных указаний, Проскурина выгуляла собаку ивернулась вквартиру наПулихова. Вымыв псу лапы, онаподошла ккомнате хозяйки, осторожно нажала дверную ручку, заглянула внутрь иприслушалась: тихо, только легкое равномерное посапывание.

«Хорошо, если действительно уснула», — подумалаона, закрыла дверь иотправилась накухню.
        Приготовив легкий ужин изтого, чтопосоветовала Зина, оназадумалась, чембы таким заняться. Энерджайзер Кельвин, нагулявшись, спал насвоей подстилке вприхожей, ноутбука подрукой небыло, следовательно, небыло иинтернета. Делать совершенно нечего. Ночем-то себя занять всеже следовало. Хотьбы телевизором. Неудобно, конечно, безразрешения, ноне будитьже хозяйку? Игде искать телевизор?
        Включив свет впервой походу комнате, Катя сделала шаг изамерла: такое количество книг она видела лишь вбиблиотеке! Отпола допотолка, иногда внесколько рядов! Измебели вдовольно просторной комнате были лишь массивный письменный стол, накотором лежали фотоальбомы, стул, большое кожаное кресло иторшер вуглу.
        Внимательно изучив корешки книг, большинство изкоторых были медицинской тематики, Катя неудержалась, открыла стеклянные дверцы другого шкафа, осторожно вытащила привлекшее ее внимание издание, провела мизинцем попереплету, раскрыла его иахнула!

«Генрик Сенкевич. Собрание сочинений. ТомXIV «Впустыне идебрях». 1914г. Издательство И.Д.Сытина иК°, — неверя собственным глазам, прочиталаона. — Переплет цельнотканевый… Сума сойти!!! Иеще тома… XV, XIII вдвух книгах. «Меченосцы»! Ана этой полке что? Бенуа. «История живописи». В4 томах. 1913г. Сказка какая-то… — едва незадохнулась она отвосторга. — Сервантес Мигуэль. «ДонКихот Ламанческий». Силлюстрациями Густава Доре!.. Александр Блок. «Нечаянная радость». 1907год!.. Больше ста лет… Неможет быть! Какбылабы счастлива мама, еслибы ей довелось подержать вруках этот сборник! Даздесь весь Серебряный век! — снова перевела она взгляд наполку скнигами. — Ахматова, Анненский, Гумилев, Северянин, Белый!»
        Одну задругой она осторожно вытаскивала насвет Божий потрепанные временем тома, спридыханием листала, вчитывалась взнакомые сдетства строки, рассматривала иллюстрации. Руки приэтом мелко дрожали, разум по-прежнему отказывался верить вреальность увиденного.
        —Эторабочий кабинет Сергея Николаевича. Посовместительству — библиотека. Вылюбите поэзию? — услышала она заспиной и, вздрогнув отнеожиданности, обернулась.
        Нина Георгиевна стояла враскрытых дверях иулыбалась.
        —Такмило было завами наблюдать, — добавилаона.
        —Простите, чтобезразрешения, — густо покраснела Катя, быстренько поставила наместо сборник Ахматовой изакрыла дверцу. — Неудержалась. Очень люблю поэзию. Яисама немного пишу… Аздесь любимые авторы, моиимамины. Онапреподавала вшколе русский язык илитературу. Еслибы все это увидела, — показала она рукой накниги, — считалабы себя самым счастливым человеком вмире!
        —Таквчем дело? Давайте ее пригласим! — радушно предложила хозяйка.
        —Увы, мама умерла восемь лет назад, — опустила взгляд Катя итутже спохватилась: — Ой,азачем вы встали? Вамнужно снова лечь впостель иизмерить давление!
        —Ужеизмерила, Катенька. Всевнорме.
        Гостья недоверчиво посмотрела нахозяйку.
        —Правда, милая. Поверьте. Авот перекусить чего-нибудь неотказаласьбы.
        —Да,конечно. Только вы ложитесь, явам впостель принесу! МнеЗина подсказала, чтолучше приготовить.
        —Нучтовы! Яненастолько нездорова, чтобы есть впостели. Лучше мы пойдем накухню, поужинаем, чайку попьем. Поговорим. Опоэзии, кпримеру.
        —Нухорошо, — согласилась Катя. — Вамдействительно стало лучше? Голова некружится?
        —Некружится, — улыбнулась женщина. — Разве что отКельвина, — показала она взглядом навертевшегося уее ног пуделя. — Нучто, дружок? Пойдем ужинать?
        Песрадостно тявкнул ипервым понесся ккухне…
        —…Атеперь почитайте что-нибудь изсвоего, Катенька, — допивая чай, попросила хозяйка. — Очень хочется послушать. Выведь сказали, чтопишете.
        —Ой,ну чтовы! — засмущалась гостья. — После Вероники Тушновой мои стихи покажутся вам такими… детскими, чтоли.
        Почти час они сидели застолом, говорили опоэзии ичитали друг другу стихи любимых авторов.
        —Авы давно начали писать?
        —Ещевшколе. Нодолго никому непризнавалась ине показывала, даже маме, — поделилась Катя.
        —Почему?
        —Стеснялась. Каквам сказать… Дляменя сдетства все поэты иписатели… какбы сзаглавной буквы «П», истоят наверхней полке. Какможно сравнивать свои рифмованные строки сих великими творениями?
        —Новедь они тоже когда-то были начинающими, — несогласилась Нина Георгиевна. — Инаверняка уних тоже были свои кумиры, которых они почитали. Ведь, чтобы понять, получается илинет, рано илипоздно придется вынести свое творчество насуд читателей. Ине стоит этого бояться, — ободряюще улыбнуласьона. — Поэт ты илинет, может решить только время. Давайте, несмущайтесь. Ясудовольствием вас послушаю.
        —Ой,даже незнаю… — Катя слегка покраснела иопустила глаза. — Тогда изнового. Правда, ямогу запинаться, припоминая. Удивительное дело, носвои стихи приходится учить точно также, какчужие.
        —Явсе понимаю, начинайте.
        —Нухорошо, — собралась та сдухом:
        Какэто мучительно ибольно…
        Близок уж финал знакомый пьесы:
        Спрятавшись отвсех, заледенеет
        Сердце заколдованной Принцессы.
        Только лишь душа ее согрелась,
        Только лишь растаяли сомненья —
        Зимние укутали метели
        Вплащ избелоснежного забвенья.
        …Осень наигралась иукрала,
        Все, чтотак нежданно подарила.
        Исказать «спасибо» неуспела…
        Изастыла… Иопять застыла…
        —Ой,какздорово! — восторженно отреагировала Нина Георгиевна. — Аеще? Читайте, читайте!
        Зеркальный блеск… Разбитое стекло…
        Пронзающая режущая рана:
        Коснулась — имгновенно запекло.
        Нонет всей правды — нету иобмана.
        Застрявший лифт, двецифры налистке —
        Тускнеющее призрачное счастье.
        Ипадает еще одно стекло —
        Всекраски прошлого смешались водночасье!
        …Судьбы зазубрины. Осколки жития
        Никак соединяться нежелают.
        Секунды истины, жестокость бытия…
        Итак болит, чтослезы выступают…
        —Бедная девочка! Увас, наверное, очень сложный период вжизни, если вот такие пронзительные строки — ииз нового, — впечатлившись услышанным, посочувствовала Нина Георгиевна. — Этоиз-за развода смужем?
        —Возможно… Явас, наверное, ужеутомила…
        —Нучтовы, милая! Яневероятно рада, чтопознакомилась стаким одаренным человеком, каквы, Катенька! Высебя недооцениваете!
        —Вамправда нравится? — Катя зарделась отпохвалы.
        —Ещекак! Ихочу послушать васеще! Продолжайте!
        —Ну,тогда… Предлагаю перебраться ввашу комнату: выприляжете, ая вам еще что-нибудь почитаю… Нина Георгиевна, аможно узнать, каквам удалось собрать такие редкие книги? — решилась спросить Катя. — Честно говоря, первый раз вжизни держала такое вруках.
        —Увы, этото немногое, чтоудалось сохранить моим родителям отсвоей библиотеки. Ярасскажу, если вам интересно.
        —Очень интересно! — воодушевилась гостья. — Высебе непредставляете, какинтересно!!! Воттолько, Нина Георгиевна, явас очень прошу: пойдемте впостель!
        —Уговорили, — улыбнувшись, сдалась женщина. — Носначала захватим ссобой несколько семейных альбомов изкабинета Сергея Николаевича…
        Около двенадцати ночи неожиданно зазвонил мобильный. Постелив себе понастоянию хозяйки вкомнате сына, Катя аккуратно отложила раритетную книгу, которую ей позволили полистать, инедовольно покосилась надисплей. Номер незнакомый, время длязвонка довольно позднее. Скорее всего, кто-то ошибся. Однако звонивший был настойчив. Какбы он неразбудил Нину Георгиевну!
        —Да,я вас слушаю, — тихо ответилаона.
        —Катя? Привет! ЭтоАндрей Заяц, — послышалось втрубке. — Тынеспишь? Только что освободился, перезвонил Зине, онарассказала, чтослучилось, идала твой номер. Чтотам увас?
        —Здравствуй, Андрей. Нина Георгиевна уже спит. Давление нормализовалось, чувствует себя хорошо. Поужинали… Чтоеще рассказать? Поговорили, пообщались. Вобщем, всехорошо.
        —Нуслава богу! Дежурство тяжелое выдалось, даже покурить немог выйти. ИСаша, какспециально, только завтра утром появится. ВПольшу уехал, вгости кбудущим родственникам. Ноесли что нетак, ямогу ребят попросить, кто-нибудь подскочит.
        —Среди ночи? Нет, нестоит. Правда, всевпорядке. Неволнуйся.
        —Ладно. Номер мой забей, если что — звони. Или«скорую» вызывай. Аты… Тыкактам оказалась? Ну,всмысле уНины Георгиевны? Вадим попросил присмотреть? Онкогда возвращается?
        —Зина сказала, чтозавтра. Ноон меня нио чем непросил, случайно все получилось. Такчто… — Катя замялась, — просьба ктебе: неговориему, чтоя была здесь.
        —Почему?
        —Ну,понимаешь… Недумаю, чтоему это понравится. Мыдавно необщались, ион может решить, чтоя ищу повод дляпродолжения…
        —Даже так? Ну,хорошо, какскажешь, — чувствовалось, чтособеседник внекоторой растерянности. — Меня снова зовут воперационную. Яутром загляну, невозражаешь?
        —Какя могу возражать? Ты — друг Вадима, яздесь нехозяйка. Конечно, заезжай. Имне спокойнее будет оставить Нину Георгиевну.
        —Тогда доутра?
        —Доутра. Спокойной ночи!
        —Нувот… Теперь точно ночью глаз неудастся сомкнуть, — расстроился Андрей.
        —Этопочему?
        —Примета уменя такая: если пожелали спокойной ночи — стопроцентно будет наоборот.
        —Извини, янезнала таких тонкостей. Тогда беспокойной ночи!
        —Тоже неправильно, — вздохнул собеседник.
        —Акак тогда?
        —Просто: увидимся!
        —Хорошо: увидимся утром!
        —Нувот, исправилась. Ладно, япобежал!
        Катя отключила телефон и, представив, какгрузный Заяц бежит побольничному коридору, улыбнулась.

«Хороший уЛадышева друг. Веселый, пожизни баламут, новерный, надежный… Пора укладываться. Ктобы мог подумать, чтомне придется спать вкомнате Вадима да еще наего кровати? Какэто говорят: «Ясплю нановом месте, приснись жених невесте!» — грустно усмехнуласьона, сняла очки ипогасила бра надголовой. — Можно только представить его реакцию, если узнает…»

…Прилетев вМинск, Вадим заскочил напять минут кматери, набрал наминутку Андрея и, незаезжая домой, сразу помчался вофис. ДоНового года оставалось всего ничего, адел, которые нужно завершить доего окончания, — возималенькая тележка. Ноо том, чтослетал воФранкфурт, оннесожалел. Морально поддержал Хильду, встретил сней католическое Рождество. После того памятного разговора сМартином он чувствовал особую ответственность заэту женщину.
        —…Вот еще почта. Хотите чашечку кофе? — который час подряд ворковала вокруг шефа Зиночка.
        —Нет, спасибо, — просматривая распечатанные конверты саккуратно подколотыми бумагами, досадливо отмахнулсяон. — Тыже знаешь, после четырех я кофе непью. Немогла все это безменя разобрать?
        Тоже, чтоигод назад: поздравления, приглашения посетить те илииные бутики собещанием немыслимых предновогодних скидок. Икак только им становится известно, гдеработает материально обеспеченный потенциальный покупатель?
        —Зина, убери это, пожалуйста, — невыдержав, раздраженно отодвинул он кипу цветных флаеров. — Ичтобы больше я их невидел! Вкоторый раз тебя прошу: фильтруй почту! Делать мне больше нечего, кактратить время нарекламные буклеты! Намой стол должны попадать только деловые бумаги!
        —Слушаюсь, Вадим Сергеевич, — надув губки, Зиночка сгребла почту, прижала кгруди. — Ой! Длявас еще одно письмо есть, личное. Оновсейфе, ясейчас, — вдруг спохватилась она иисчезла задверью.
        Сквозь щель вкабинет донеслось бряцанье ключами, металлический скрип.
        —Вот! — влетела она обратно иположила перед шефом конверт сяркой новогодней картинкой.
        —Апочему безобратного адреса? — недоуменно повертел он его вруках.
        —Такэто непо почте прислали. Екатерина Александровна вчера заезжала. Хотела свами увидеться, ноузнав, чтовас нет, настрочила записку, вложила вконверт ипопросила передать. Яего машинально всейф спрятала иедва непозабыла: всейфе-то восновном трудовые книжки хранятся!
        Вадим открыл яркий новогодний конверт, вытащил изнего сложенный лист бумаги иеще один конверт поменьше итутже понял, чтовнем находится.
        —Зина, спасибо, насегодня ты свободна, — вежливо пресек он неминуемый вопрос любопытной секретарши, несводившей взгляд сконверта. — Встретимся завтра утром. Досвидания.
        —Досвидания, — разочарованно протянула Зина.

«…Я благодарна Вам, Вадим Сергеевич, чтовсложный жизненный период Вы непрошли мимо иуделили мне столько драгоценного времени. Ужнезнаю, чтозаставило Вас сменить профессию, новы остались хирургом посути: пусть больно, пусть безанестезии, носпасти больного. Возможно, вмоем случае это был ине самый верный вариант, новсе равно спасибо. Вымне вомногом помогли.
        Возвращаю Вам долг заремонт машины. Небудь Вас, незнаю, какскоро мне удалосьбы сесть заруль. Номне будет еще комфортнее, если я буду знать, чтоничего Вам недолжна. Каки Вымне.
        СНовым годом!
        Екатерина Проскурина».
        Глянув насотенные купюры, Вадим, несчитая, снова сунул их вконверт, сложил лист постарому сгибу изадумался.

«Вот, значит, как… Неожиданно, даже сказать нечего. «…Что заставило Вас сменить профессию», — припомнил он строчку изписьма. — Жизнь изаставила, безанестезии…»
        Спрятав конверт всумку сдокументами, онповернулся вкресле итупо уставился настеллаж напротив.
        —Вадим Сергеевич, ятут еще хотела рассказать… — внаброшенной наплечи дубленке заглянула вкабинет Зиночка.
        —Ну,чтоеще? — устало повернулся он кприоткрытой двери. — Тебе некажется, чтотвоя забывчивость начинает переходить все границы. Илитебя пора увольнять изличных секретарей, или…
        —Понимаете… — виновато опустила глаза Зина. — Яобещала нерассказывать, новот места себе ненахожу… Подумала, чтовам все-таки лучше знать…
        —Чтознать? Чтоты подумала? Тывообще всостоянии сегодня думать быстрее? Чтоикому ты обещала?
        —Нине Георгиевне обещала… Аеще Катерине Александровне, — пролепетала секретарша.
        —Черт, Зина! Тыможешь рассказать толком? Илииз тебя каждое слово надо клещами вытаскивать! — разозлился Ладышев. — Наорать, чтоли, помочь выйти изступора?!
        —Ненадо орать. Ясейчас… Я… Короче, уНины Георгиевны вчера гипертонический криз случился. Вот.
        —Почему мне несообщила? Зина, яведь просил дважды вдень звонить маме, иесли что нетак — сразу передаватьмне! — занервничав, вскочил он скресла, сделал несколько шагов водну сторону, затем вдругую. — Почему я ничего незнал?
        —Потому что Нина Георгиевна попросила вам ничего нерассказывать, — хлопая ресницами, Зина испуганно наблюдала замечущимся покабинету шефом. — Пока Екатерина Александровна писала вам записку, япозвонила вашей маме, онасказала, чтодавление высокое. Ятутже вызвала «скорую», имы помчались кней домой. Доктор сделал кардиограмму, успокоил, чтоничего страшного, нопредложил ехать вбольницу. АНина Георгиевна наотрез отказалась! — скороговоркой затараторила Зина. — Выже ее знаете! Сказала, чтотолько недавно оттуда вернулась. Доктор сделал укол иуехал, ноперед этим рекомендовал заней понаблюдать ине оставлять одну. Япоехала домой, аКатя осталась наПулихова наночь. Яее какнашу новую сотрудницу представила. Еемама тоже была гипертоником, онаумеет ухаживать забольными. Ябы исама заночевала, дасына нес кем было оставить. Ясегодня утром кним прилетела, аони уже завтракают, чайпьют, семейные альбомы рассматривают. Катя даже Кельвина успела выгулять. Давление — внорме, внастроении обе. Туткакраз вы маме позвонили, сказали, чтовылетаете. Нина Георгиевна еще вчера уговорила меня ничего вам нерассказывать, — едва
неплакала Зина. — АКатерина Александровна сегодня попросила ненапоминать вам оней, таккаквы ибез того нанее злитесь. Вот…
        —Хорошо, ямогу понять, почему ты непозвониламне, ноАндрея Степановича почему непоставила визвестность? Емуты просто обязана была сообщить!!! — стукнул он ладонью постолу. — Ясним разговаривал, онбы мне сказал! Почему он ничего незнает?!
        —Онзнает… — смахнув сощеки слезу, растерянно заморгала Зина. — Пока мы ехали наПулихова, янесколько раз его набирала, ноон неотвечал! ИАлександра Ивановича набирала, ноон был недоступен! ААндрей Степанович мне поздно вечером позвонил, сказал, чтонаоперации был. Позвонил Екатерине Александровне, таего успокоила, чтовсе уже хорошо, чтоНина Георгиевна спит. Онсегодня утром раньше меня кним заезжал: измерил давление иуехал вбольницу… Значит, онвам тоже ничего несказал? Вотвидите, — подняла она голову. — Выходит, ив самом деле ничего страшного.
        Скрестив руки нагруди, Ладышев остановился уокна иуставился втемноту застеклом.
        —Зряя, наверное, вамвсе рассказала, — неожиданно посетовала Зина. — Теперь нетолько мне попадет… — дошло донее.
        Вадим молча повернулся, подошел кстолу итяжело опустился вкресло.
        —Давы все меня раньше срока вгроб загоните, — едва слышно произнесон. — Тысвободна, Зина.
        Едва заней закрылась дверь, оноперся локтями остол, опустил наруки голову, закрыл глаза ипринялся медленно потирать большими пальцами виски. Такпрошло несколько минут.

«Аведь вдетстве я часто видел отца надписьменным столом именно втакой позе, — вдруг вспомнилосьему. — Дауж… Гены… — Вадим вздохнул, откинулся кспинке кресла, запрокинул голову иснова закрыл глаза. — Очемже он тогда думал? Неужели иу него были такие ситуации, когда обстоятельства подталкивали кдействиям, противоположным принятому решению? Какбыть? Нереагировать нина демарш сденьгами, нина ее очередной приступ сердобольности? Ипочему получилось так, чтовмомент, когда Зина звонила матери, онаоказалась вофисе?.. Набрать ее прямо сейчас, поблагодарить? Асмысл? — грустно усмехнулсяон. — Странная все-таки штука жизнь, всепротив меня. Надеялся, чтопереключился, освободился отмыслей оПроскуриной. Такнетже. Сначала случайная встреча вмногомиллионном городе, затем поезд, этот ее друг Генрих. Теперь вот конверт сденьгами ив придачу ковсему — мама. Такое чувство, будто мы связаны невидимыми нитями: тотут мелькнет, тотам след оставит!»
        Зазвонил мобильный.

«Кира, — глянул надисплей Вадим. — Вотуж кого нивидеть, нислышать нехочется!» — раздраженно подумалон, новсеже ответил, правда, сухо:
        —Да… Здравствуй… Нет, снова неполучится. Сегодня прилетел, много дел накопилось… Завтра тоже никак, послезавтра корпоратив, такчто извини… Где? «Там, гдеты меня сняла», — захотелось ему сказать, но, щадя самолюбие девушки, онпроизнес: — Гдемы познакомились… Хорошо, тамиувидимся, довстречи.

«Новый год наносу, видимо, подарков хочется, — хмыкнулон. — Вотибудет ей «подарочек», когда поймет: пора искать другую кандидатуру нароль жениха. Неужели неясно, чтоуменя нет желания сней встречаться?.. Еслибы неПроскурина, запросто поверилбы, чтоженская часть человечества погрязла вмеркантильности… Надо что-то ссобой делать, хватит заниматься самоедством… Мама-мама… Выглядела хорошо, когда заезжал: бодра, весела. Нозачемже скрывать отменя правду? Ведь вследующий раз могу ине поверить, чтовсе хорошо… Позвонить, спросить, какона, идать понять, чтоя все знаю? Ичто это изменит? ИАндрей хорош — нисловом необмолвился… Видно, иего уговорили молчать… Эх,перезагрузитьсябы… Форма вмашине, поеду натренировку», — решил он истал быстро собираться.
        Вспортивном центре было наудивление немноголюдно. Обычно ксеми вечера яблоку негде упасть, аздесь полупустые залы: толи начавшиеся корпоративы тому виной, толи подготовка кпредстоящим праздникам, нонарод явно отодвинул заботу особственном здоровом теле навторой план.
        Отпахав натренажерах, Вадим набросил наплечи полотенце и, прислушиваясь ксебе, присел наскамейку передохнуть.

«Итак… Сердце стучит, каки положено после нагрузки, дыхание восстанавливается, вголове никаких навязчивых мыслей, — подытожилон. — Кажется, помогло, господин Ладышев. Проверенный способ: мышечная усталость, какпылесос, вычищает засоренные излишней информацией ипереживаниями мозговые извилины. Теперь — вдуш, домой испать. Правда, придется подумать, гдепоужинать. Жаль, чтоГалина Петровна уехала вРоссию».
        Вдвух ближайших заведениях, вкоторых он считался постоянным клиентом иимел дисконтную карту, мест неоказалось.

«Извините, закрыто наспецмероприятие», — значилось нависевших привходе табличках.
        Тогда, свернув водворы проспекта Победителей, Ладышев решил заглянуть еще водин ресторан. Нои здесь зал был битком набит. Администратор только развела руками: накануне Нового года все расписано допоследнего столика.
        Какни странно, онэто воспринял спокойно. Толи сил наэмоции неосталось после тренировки, толи внутренне был готов ктому, чтоничего хорошего вэтот вечер ждать нестоит. Придется ехать вближайший супермаркет.
        —Вадим Сергеевич?! — неожиданно окликнул его звонкий девичий возглас. — Здравствуйте! Выменя узнали?
        Хорошенькая девушка навысоченных каблуках, точно мотылек, подлетела кЛадышеву ипреградила выход своим хрупким телом.

«Где-то я уже видел эту куколку!» — напряг память Вадим.
        —Я — Ольга! Стрельникова! Коллега Екатерины Александровны. Несколько недель назад я привозила вваш офис пакет. Неужели непомните? — немного обиделасьона.
        —Что-то припоминаю.
        —Правда? Вотздорово! — девушка улыбнулась, вглазах мелькнул игривый огонек. — Кудаже вы уходите? Всетолько начинается!
        —Чтоначинается?
        —Вечеринка! Здесь вся «ВСЗ»! Вы,какя понимаю, вчисле гостей? ВасПроскурина пригласила?
        —Нет, янегость, именя никто неприглашал. Собирался поужинать, ноне предполагал, чтовсе занято.
        —Такмы это быстро исправим! Проходите занаш столик, унас найдется свободное местечко! — уцепилась она зарукав его дубленки. — Пойдемте, непожалеете!
        Оттакого напора Ладышев даже растерялся. Будь он вдругом расположении духа, сучетом зверского голода, возможно, иподдалсябы наподобные уговоры. Новеселиться вкомпании журналистов — этоуж слишком! Даеще если взале находится Проскурина… Только этой встречи ему сегодня ине хватало!
        —Вдругой раз, — хмуро буркнулон, нозаметив, какмгновенно опечалилась девушка, решил смягчить отказ: — Только что приятель звонил, дожидается вдругом месте.
        —Жа-а-а-ль… Аесли завтра? Ну,если встретимся свами где-нибудь завтра? — вдруг предложила она и, покраснев, опустила глаза.
        —Извини, завтра немогу. Делмного. Послезавтра — корпоративная вечеринка, — почти слово вслово повторил он сказанное ранее Кире.
        —Игде, если несекрет?
        —Водном заведении неподалеку, — и, пожалев смущенную девушку, добавил где.
        —Ой! Воттам иувидимся! Мысподружками какраз собирались где-нибудь потанцевать! — обрадовалась та.
        —Найдемся, — желая побыстрее отнее избавиться, коротко бросил Вадим. — Спасибо заприглашение. Досвидания.
        —Довстречи, — томно улыбнулась Олечка имногозначительно стрельнула глазками.

«Послезавтра будет там какпить дать, — усмехнулсяон, спускаясь поступенькам к«Range Rover». — ИКире зачем-то сказал… — сдосадой припомнилон. — Катя тоже знает, гдеунас корпоратив, новедь изгордости непридет… Ипочему мне никак неудается оней забыть? — подумал Вадим уже как-то обреченно и, почувствовав очередной приступ голода, вспомнил, гдеможно поужинать. — Поеду кмаме. Заодно справлюсь оздоровье ирасспрошу оновой знакомой…»
        Нина Георгиевна неожиданному приезду сына обрадовалась исразу принялась хлопотать накухне.
        —Вадик, ятебе пельменей отварю! Галина Петровна перед отъездом полдня лепила, всебоялась, какбы я неизголодалась тут безнее. Тебе стелятиной илис курятиной?
        —Мневсе равно. Тылучше давай присядь, ясам отварю, — положил он руку матери наплечо иотстранил отплиты. — Каксебя чувствуешь?
        —Хорошо. Правда, хорошо. Идавление внорме, — весело отрапортовала та исмахнула состола несуществующие крошки. — Кактам Хильда?
        —Чуть позже расскажу. Сначала ты ответь намой вопрос. Только честно, — наполняя водой кастрюлю, строго произнес сын.
        —Ну,если честно… Вчера немного повысилось, — Нина Георгиевна присела натабурет иотвела глаза. — Ноне настолько, чтобы тебя пугать.
        —Однако настолько, чтопришлось вызывать «скорую».
        —Нувот, просилаже Зину, — покачала головой мать. — Ничего оттебя неутаить.
        —Мама, ятебе уже говорил, ине раз: Зина — мояподчиненная, ив первую очередь она обязана выполнять мои указания! Неужели ты непонимаешь, чтосвоей просьбой вредишь нетолько себе, нои другим? Тыже неребенок! — принялся он ее отчитывать. — Премии мне теперь ее лишить? Илиуволить?
        —Вадик, нузачемже лишать премии, зачем увольнять хорошего человека? Зиночка дляменя какчлен семьи. Нельзяже быть таким жестоким.
        —Зина впервую очередь мой личный секретарь! — повысив голос, отрезалон. — Ив мое отсутствие наней лежит ответственность втом числе иза мою мать! Яей заэто, между прочим, тоже деньги плачу! Какя теперь могу быть спокоен, какя могу быть уверен, чтостобой все впорядке?
        —Такведь все впорядке: жива, здорова. Зачем так нервничать? — искренне удивилась Нина Георгиевна. — Работаешь много, себя небережешь, вотирасшатались нервы. АЗиночка молодец: и«скорую» вызвала, иАндрею сообщила. Сотрудницу твою ссобой привезла, чтобы было кому замной присмотреть. Ах,какая славная девушка эта Катя! Тыбы, сынок, кней присмотрелся, поговорил, познакомился поближе…
        —Мама! Сколько раз я тебя просил невмешиваться вмою личную жизнь! Если уж нато пошло, онауменя больше неработает, ия непонимаю, зачем Зина потащила ее ссобой!
        Вадим всердцах кинул наплиту кастрюлю. Выплеснувшаяся жидкость зашипела изагасила половину конфорки.
        —Поэтому ты икипятишься? — предположила мать.
        —Счего ты взяла?
        —Неуравновешенность — первый признак внутреннего дискомфорта, дисгармонии. Иосновная причина вовсе нев том, чтоя попросила Зину несообщать тебе омоем самочувствии. Давление было ипрошло, авот стобой, наоборот, впоследние месяцы происходит нечто прямо противоположное. Стоило мне упомянуть эту девушку, какты сразу перестал себя контролировать. Тебе надо подумать, каквозобновить сней сотрудничество.
        —Яперестал себя контролировать, кактолько узнал, чтоты снова пыталась вмешаться вмои отношения смоимиже сотрудниками! — переставил он кастрюлю надругую конфорку.
        —Инастолько, чтодаже забыл, чему тебя учил отец, — парировала Нина Георгиевна. — Аучил он тебя впервую очередь выдержке итерпению. Такчто остынь илучше спроси, отчего я втаком хорошем настроении. Кому, какне тебе, должно быть известно, чтохорошее настроение — первый признак здоровья.
        Вадим только вздохнул. Увы, вести борьбу сматерью ему непод силу. Хорошо хоть уговорил сработы уволиться. Ктомуже она права: нервы стали ник черту.
        —Ну,хорошо, — спустя некоторое время согласилсяон. — Рассказывай, отчего утебя такое настроение.
        —Потому что я познакомилась судивительной молодой женщиной, откоторой исходит свет! — восторженно поделилась мать ссыном исделала паузу.
        —Иоткудаже он исходит? — правильно понял он паузу, каки правильно предположил, оком идет речь. — Икак ты успела его заметить?
        —Акак его можно незаметить? Интеллигентна, начитанна, коммуникабельна, добросердечна. Хозяйка замечательная! Онанепозволила мне даже стакан после себя ополоснуть!
        —Ивсе? — насмешливо уточнилон. — Добрая половина населения земного шара обладает этими качествами. Еслибы все было так просто, мирдавно ослепбы отсобственного света.
        —Есть еще качества, которыми обладают единицы. Например, способность искренне восторгаться, восхищаться, радоваться. Акакие замечательные стихи она пишет, тыхотябы знаешь?
        —Мама, тыснова нео том: половина пациентов психиатрических клиник совершенно искренне радуются жизни. И«писателей» с«поэтами» среди них — непересчитать. По-твоему, отних тоже исходит свет?
        —Конечно! Если отчеловека неисходит зло иагрессия, отнего всегда исходит свет! — сжаром вступила вспор мать. — Ноесли человек ктомуже обладает здравым умом, если все его действия ипоступки осознанны, если он готов ксамопожертвованию воимя ближнего, если живет поправилам души исердца — отнего исходит особый свет!
        —Нуикакойже такой свет? Тыпоясни!
        —Свет души — какты непонимаешь? — вголосе Нины Георгиевны прозвучала укоризна. — Иэтим светом он делится совсеми, ктовнем нуждается! Разгоняет тьму имрак, ничего нетребуя взамен! Даей стоило вкомнату войти, какмне сразу полегчало!
        —Смею предположить, чтоее приход элементарно совпал сдействием лекарств, — сыронизировал сын. — Мама, япросто поражаюсь твоей способности смотреть налюдей сквозь розовые очки! Неужели жизнь тебя ничему ненаучила?
        —Жизнь научила меня доверять себе, своей интуиции! Авот ты чем дальше, тембольше становишься похож наотца. Нодаже он сосвоим непробиваемым прагматизмом давал волю чувствам! Вадим, яначинаю затебя волноваться.
        —Почему?
        —Потому что ты так яростно сопротивляешься очевидным фактам.
        —Дляменя они неочевидны. Ихватит обэтом. Иначе аппетит пропадет. Куда утебя дуршлаг запропастился? — загремел он дверцами шкафчиков. — Тысомной поужинаешь?
        —Спасибо, ужепоужинала, — отказалась мать, достав столовый прибор длясына. — Ивообще, кто, какнеты, доктор пообразованию, должен знать, чтонаночь есть вредно?
        —Ничего себе! — сливая пельмени, хмыкнул Вадим. — Этоуже что-то новенькое. Икто тебя так просветил?
        —Катя ипросветила. Онаприводит себя вформу после некоторых проблем создоровьем — худеет, неест после семи вечера. Вотия подумала: почемубы имне несбросить несколько килограммов? Нетак уж это исложно — отказаться отлишних углеводов, уменьшить порции, несмешивать продукты, неесть наночь. Калории подсчитывать.
        —Воттеперь я начинаю верить, чтоотнее исходит свет! Свет просвещения иубеждения! Сколько лет вам сГалиной Петровной твержу эти прописные истины, авы даже слушать нежелаете. Пироги, пирожки, тортики… Еслибы я нежил отдельно, имелбы неменьше двух центнеров! Утебя соевый соус есть? — заглянул он вхолодильник. — Нет… Зато обилие различных майонезов. Таже Катя непросветила, чтоэто один изсамых вредных продуктов?
        —Аты неиронизируй, — спокойно отреагировала мать. — ВотГаля вернется, мывместе придумаем, каких использовать безвреда дляздоровья. Ипокупать больше небудем. Аты возьми сметану. Ещелучше заправить пельмени натуральным йогуртом, — посоветовалаона.
        —Чем-чем??? Йогуртом???
        —Нуда, чему ты удивляешься? МнеКатя сегодня утром специально купила. Идля желудка он гораздо полезнее сметаны. Особенно вмоем возрасте.
        —Мам, может, тебе вчера доктор нето лекарство уколол? — несдержал удивления сын. — Дая голоден, кактвой вечно голодный Кельвин! Кельвин, пельмени будешь? Сосметаной? — спросил он увертевшегося подногами пса. — Вотизамечательно! — подмигнул онему, услышав радостное «тяв!».
        —Кельвин уже ужинал, неперекармливай. Впрочем, разве ты когда-нибудь слушался моих советов? — вздохнула мать.
        —Также, каки ты моих, — парировал сын, присев застол. — Яблоко отяблони…
        —Этоверно, — согласилась Нина Георгиевна. — Хорошо. Ешь. Приятного аппетита! Япока фильм досмотрю. Авось насытый желудок подобреешь, тогда идоговорим… Нувесь вотца, — донеслось изприхожей доВадима, уплетавшего заобе щеки пельмени…

6
        Двадцать девятого рано утром неожиданно позвонила Селезнева.
        —Привет, мать! Куда пропала? Яуж сног сбилась, пока тебя разыскивала! — сходу стала наезжатьона. — Искала, звонила, даже дома была — тишина. Вредакции ответили: вотпуске. Утебя совесть есть?
        —Привет, Алиска, — стряхнула ссебя остатки сна Катя. — Непропадалая, номер телефона уменя новый. Тыизвини, забыла сообщить. Как-то недо того было впоследнее время.
        —Хороша подруга, — обиженно заметила та. — Повезло, чтоПотюню вашего вчера встретила, допытала, выдал твой новый номер… Веня сказал, чтоутебя проблемы насемейном фронте?
        —Одна проблема. Развожусья, Алиска.
        —Серьезно? Вотбы никогда неподумала… Ичто случилось?
        —Даничего экстраординарного, — набросив халат, Катя прошла накухню, налила воды вчайник, достала турку икофе. — Помнишь нашу последнюю встречу ваэропорту?
        —Этокогда Сосновская прилетала? Нупомню. Ичто?
        —Таквот, тыоказалась права.
        —Вчем права? Постой… Ончто, действительно слюбовницей наКрасное море летал???
        —Нет, ноона его встречала.
        —Нифига себе! — присвистнула Алиса. — Ичто дальше?
        —Дальше? Ясобрала вещи иушла.
        Селезнева отреагировала несразу. Видать, обдумывала услышанное.
        —Нуты даешь, мать… Ичто задамочка?
        —Студентка, подрабатывала унего. Каквыяснилось, больше года встречались.
        —Ау тебя других вариантов ненашлось, кроме каксобраться иуйти? Ондаже непросил его простить?
        —Просил. Только я подала наразвод.
        Вразговоре снова возникла пауза.
        —Нуидураты, Катька, — наконец вынесла свой вердикт Алиса. — Такого мужика какой-то соплячке запросто так отдаешь.
        —То,что дура, яуже слышала, — вяло согласилась Катя. — Только одного понять немогу, отчего все вокруг твердят «такого мужика», «такого мужика»? Объяснилибы вконце концов: какого — «такого»?
        Накануне она встречалась вкафе сМилой иЛенкой. Этобыла традиция: посидеть где-нибудь перед Новым годом, вручить друг дружке подарки, немного выпить засебя самих, красивых идовольных жизнью.
        Наэтот раз решили вместе пообедать, таккаксегодня рано утром Полевые сКолесниковыми улетели вВену. Удалось-таки Ленке вытащить мужа хоть вкакое-то путешествие! Какона призналась посекрету, Игорь согласился открыть галерею идаже дал задание своим помощникам подыскать помещение! УЛюдмилы новости были еще интересней: последнее примирение всколыхнуло чувства семейной пары дотакой степени, чтоони сПавлом решились натретьего ребенка!
        Вобщем, ита, идругая были возбуждены, веселы, счастливы, наперебой делились планами предстоящих мероприятий да хвастались купленными нарядами. Ибез устали повторяли, чтозря Катька разводится, впервую очередь надо любить себя итого, ктотебе вэтом помогает.

«Эх,такого мужика, дура, теряешь!» — поочереди вздыхалиони.
        Атеперь иАлиса пыталась ее вразумить.
        —…Нормального мужика! Жизни ты незнаешь, вотчто! Предалиее, видители! Новедь небросили? Датакие, кактвой Виталик, — мечта доброй половины одиноких баб!
        —Вотпусть изабирают, — буркнула Катя. — Плакать небуду. Отплакала уже. Идавай закончим этот разговор.
        —Нет, незакончим, — настаивала насвоем Селезнева. — Иесли уж ты такая принципиальная, тоя прямо сейчас поеду кнему вмагазин.
        —Зачем?
        —Набью морду этой соплячке.
        —Неполучится: онее уже уволил.
        —Уволил?! Иты всеравно хочешь разводиться? Ну,дорогая, теперь уж я тебя точно непонимаю! Ведь неисключен был второй вариант: онмог уйти!
        —Скатертью дорога.
        —Катя, опомнись! Пойми, рано илипоздно твоя гордыня столкнется смассой жизненных проблем! Тызахочешь все переиграть, нобудет поздно.
        —Алиса, обещаю тебе, чтоничего незахочу переигрывать, — насыпав кофе втурку, Катя залила его кипятком иустало добавила: — Ивообще, мневдуш пора. Позвони вдругой раз, если будет очем поговорить. Кроме Виталика.
        —Подожди, неспеши… Ладно, небудем больше касаться твоей семейной жизни. Лучше скажи, зачем Генка приезжал? — сменила тему Алиса.
        —Аты откуда знаешь?
        —Слухами земля полнится. ВасвМоскве видели. Говорят, тебе хорошую работу предложили, иВессенберг приложил кэтому руку.
        —Иоткуда такие новости? — удивилась Катя.
        —Говорюже тебе, слухи. Тыбы появилась сегодня вечером вклубе, развеяла сомнения. Тамсегодня большая компания собирается, наши будут: Танька, Артем, Макс. Вера Лобкова изМосквы приехала.
        —Теперь понятно, откого слухи, — усмехнулась Катя.
        Приглашение водин изночных клубов исообщение овстрече там однокурсников она получила поэлектронной почте еще вчера. Оттойже Веры, которая встуденческие годы была первой сплетницей накурсе. Сейчас бери выше: успешно трудилась вскандально известной желтой газете! Постранному совпадению вбанкетном зале именно этого клуба намечался корпоратив сотрудников «Интермедсервиса». ИПроскурина решила сразу, чтотуда непойдет.
        —Нуда… Лобкова нахвосте привезла. Короче, мытебя ждем!
        —Нет, Алиса. Спасибо заприглашение, ноя никуда непоеду. Настроения нет.
        —Такподнимем! Брось дурное, незамыкайся всебе, ник чему хорошему это неприведет. Мытебя влюбом случае будем ждать. Все, пока! Унас тут собрание поитогам года! Вечером увидимся!
        Положив телефонную трубку накухонный столик, Катя перелила кофе вчашку, вдохнула его аромат ив ожидании, пока немного остынет, присела настул.

«Серо, холодно, никуда нехочется выходить, — подумалаона, отрешенно глядя вокно. — Может, ив самом деле я неправа?.. ВотиАлиска тудаже: надо любить себя. Ачто значит «любить себя»?» — задалась она вопросом.
        Вот, кпримеру, какпоступилабы Ленка, еслибы узнала, чтоумужа есть любовница? Ушла отнего? Никогда! Потому что понимает: безматериальной поддержки Игоря любить себя ей будет ох каксложно! Онабы «выжала» изэтой ситуации все полезное, докапельки, ноникогда неотказаласьбы отИгоря. Потому что «любить себя» длянее значит материальный комфорт.
        Еслиже взять Людмилу, такта нетолько никуда неушлабы, нои сделалабы все возможное, чтобы пресечь подобную связь! Потому что длянее «любить себя» значит безраздельно обладать тем иликем, кого она считает своей собственностью.
        Такчто, поидее, иИгорь, иПавел моглибы время отвремени спокойно похаживать налево: отних всеравно никтобы неотказался. Впрочем, ито, идругое впринципе невозможно: Колесников больше всего насвете боится потерять жену, ну, ау Полевого давно выработался иммунитет наженщин. Иначе вего окружении невыживешь: чуть больше внимания одной — остальные тутже начнут плести интриги. Зачем экспериментировать итратить силы накого-тоеще? Достаточно одной ревнивой жены!
        Незря говорят, чтоизменяют те, укого, казалосьбы, нетктому никаких предпосылок. Внешне все красиво, пушисто… Азаглянешь внутрь такой семьи — мама дорогая!
        Взять историю Жоржсанд. Вышла замуж повеликой любви, жили смужем душа вдушу, желали детей, мучились, страдали. Ивот, когда мечта практически свершилась, походами кподруге он разрушилвсе, иЖоржсанд выставила его задверь. Поговаривают, ондосих пор ее любит, аона его игнорирует. Длянее «любить себя» значит прежде всего себя уважать.

«Чтозначит «любить себя» дляменя? Простилабы Виталика — смотришь, суетиласьбы впреддверии праздника, собираласьбы налыжи, жила внадежде наочередное ЭКО… Атак… одна. Совсем одна. Нисемьи, нимужа, нилюбовника… — усмехнуласьона. — Поплакать, чтоли? Аведь дляменя «любить СЕБЯ» означает любить себя влюбви, — пронзилоее. — Короче, всеясно, надо влюбиться. Втогоже Ладышева, кпримеру. Если еще невлюбилась…. Изачем только передала конверт сденьгами через Зиночку? Некрасиво получилось: человек омашине позаботился, ая понапридумывала невесть чего… Изачем полезла вчужой монастырь сосвоим уставом? Ну,непринято унего пить кофе впостели — ивсе тут! Амне вдругом месте, видители, гордость непозволяет! Принцесса выискалась! Мало того, чтохлопнула дверью, такеще идурацкую записку написала. Припомнила, чтокогда-то был хирургом. Иведь уколола всамое больное место!»
        После общения сНиной Георгиевной Катя поняла, какона неправа. Впоследние дни только идумала, кактяжело было Вадиму отказаться отпрофессии, расстаться смечтой, начать жизнь сначала. Аона так безжалостно, безанестезии… Идиотка!
        Но,увы, исправить уже ничего нельзя. Разве только извиниться. Нокак? Позвонить? Ичто можно объяснить потелефону? Встретиться якобы случайно? Ногде? Онапонятия неимела оего планах, разве что Зиночка разболтала окорпоративе вночном клубе, накоторый обещала позвать иее. Увы, непозвала. Видно, шефнепозволил. Иправильно сделал.

«Воспользоваться приглашением Верки? Вдруг получится увидеться ипоговорить?.. Авдруг он посчитает, чтоя появилась там только ради того, чтобы встать вочередь изжаждущих его нимфеток?.. Нет, никуда я непойду… Охуж эта гордость! Толку отнее никакого, одни беды!»
        Промучившись весь день — идти илине идти, — квечеру Катя поняла: надо идти, иначе сама себя изведет. Будь что будет!

…Пробившись сквозь плотную толпу желающих зайти взаветные двери, Катя показала презентованную Алиской клубную карту игордо прошествовала мимо особо жесткого впредновогодние праздники фейс-контроля. Влившись влюдской водоворот, гдеего потоки смешивались, сталкивались, расходились, ато иразбегались вразные стороны, онасдала одежду вгардероб, нашла укромный уголок ирешила дляначала осмотреться. Вобщем ив целом здесь вэтот вечер было все каквсегда, если несчитать непременных новогодних атрибутов — обилия мишуры, елочек, гирлянд идлинноногих Снегурочек.
        Неожиданно взгляд ее наткнулся на… Анастасию Сергеевну Кошкину. Любезничая смужчиной восточной внешности, который был какминимум надвадцать лет ее старше, онатомно улыбалась, жеманничала, активно жестикулировала икакбы ненароком выставляла напоказ длиннющие ногти скричаще-ярким покрытием. Картину дополняло обтягивающее полноватые бедра ультракороткое платье сглубоким декольте, изкоторого буквально вываливалась грудь.

«Анедолго плакала старушка! — усмехнулась Катя, задержав наней оценивающий взгляд. — Губы накачала, ногти иволосы нарастила, авот корни забыла прокрасить. Даиноги кривоваты… Ичто вней Виталик нашел? Ладно, пусть себе живет, жизнь сама решит, когда отольются кошке мышкины слезки!» — мстительно прищурилась она итутже заметила Стрельникову.
        Одетая попоследней моде — сапоги-ботфорты навысоченных каблуках, украшенные стразами, юбка-бедровка, маечка отДольче Габбана, подчеркивающая талию идевичью грудь, — Олечка нетерпеливо поглядывала всторону банкетного зала. Внезапно она встрепенулась, расталкивая народ, ломанулась вперед и… Увы, опоздала: кее великому сожалению, вышедшего издвери Ладышева перехватила высокая брюнетка. Катя ее сразу узнала: тадевушка, которую видела вмашине у«Юбилейного». Скорее всего, этоиесть Кира.
        Настроение моментально упало: конечноже всравнении сэтими двумя молодыми красотками она проигрывает. Ине только ввозрасте… Вообще, зряона мучается угрызениями совести, ненужны Вадиму Сергеевичу ее извинения. Онживет сам посебе, посвоим правилам, инией, никому-то другому недано их понять.

«АОлечка молодец! Икак стремительно движется кпоставленной цели! Узналаже как-то, чтоон будет именно вбанкетном зале!» — невесело усмехнулась Катя и, спрятавшись зачужие спины, продолжила наблюдение.
        Стрельникова, явно нерассчитывавшая нарваться насоперницу, поначалу растерялась, опешила. Нолишь напару секунд. Ещечерез мгновение она нахально протиснулась между ней иЛадышевым ибойко что-то защебетала. Тутуж пришел черед растеряться брюнетке. Окинув Стрельникову сверху вниз презрительным, испепеляющим взглядом, онанедовольно повела плечами, сказала что-то Вадиму инаправилась всторону туалета.
        Судя повыражению его лица, онбыл небольно рад «случайной» встрече какс одной, такис другой.
        Катя заметалась: хотелось иза Ольгой сВадимом понаблюдать, иза Кирой. Решив, чтопервое всегда успеется исловоохотливая Стрельникова сама все выложит, онанаправилась всторону туалета. Темболее, чтоданное заведение немешало навестить исамой. Покинув кабинку почти одновременно синтересовавшей ее персоной, стараясь непривлекать внимания, онавстала вполоборота, чтобы небыло видно отражения взеркалах, иоткрыла кран сводой.
        Ополоснув руки, девушка склонилась кзеркалу, подкрасила губы, слегка коснулась пальчиками уголков глаз и, довольная своим отражением, уступила место другим желающим.

«Длинные прямые волосы. Похоже, свои, ненаращивала. Фигура модельная. Хороша, ничего нескажешь, воттолько нос подкачал, — нашла кчему придраться Катя. — Впрофиль еще тот шнобель… Олька явно выигрышней смотрится, хотя иниже нацелую голову».
        Брюнетка отступила вугол, достала изсумочки телефон-раскладушку, нажала клавишу иприложила трубку куху. Катя постаралась незаметно подойти ближе.
        —Да,мама, этоя… Да,он здесь… — быстро произнеслаона. — Конечно, постараюсь пригласить… Появилась тут одна пигалица, незнаю, ктотакая… Хорошо: если доутра невернусь — неволнуйся, значит, всевпорядке… Пока.
        Изящно сложив длинными ухоженными пальчиками телефон, онаспрятала его всумочку ипродефилировала квыходу.
        Покинув следом заней дамскую комнату, Катя юркнула заспины толпившегося люда иснова разыскала глазами Ладышева соСтрельниковой.
        Олька старалась изовсех сил. Пытаясь усилить впечатление, онавыставила одну ножку вперед и, запрокинув голову, что-то самозабвенно щебетала, внимательно заглядывая собеседнику вглаза. Делая вид, чтоее слушает, тотвремя отвремени кивал кому-то головой ибросал посторонам ищущие взгляды. Явно кого-то ждал. Наконец он поздоровался скем-то вочередной раз, видимо извиняясь, сказал что-то Стрельниковой наухо инаправился крамке секьюрити.
        Выразив свое неудовольствие случайно толкнувшему ее молодому человеку, Стрельникова решительно расправила плечи ипоспешила вслед заобъектом своей мечты. Повсему было видно, чтотак легко сдаваться она несобиралась.
        Стараясь остаться незамеченной, Катя сделала пару шагов вперед, нобыла настигнута Потюней. Какоказалось, Венечка также был приглашен Лобковой, скоторой много лет назад крутил роман. Однокурсником ее он небыл, хотя иявлялся соорганизатором данного сборища.
        Примерно через час, вдоволь наобщавшись сразогретыми коктейлями великовозрастными экс-студентами, которые все чаще стали отлучаться натанцпол, Катя решила, чтоией немешалобы размяться, азаодно продолжить наблюдение заЛадышевым исоискательницами его внимания. Нонайти кого-то вполумраке среди плотной танцующей толпы оказалось делом крайне сложным.
        Первым, ктообратил насебя ее внимание, былвсе тотже Венечка: вокружении хихикающих стройных барышень выше его какминимум наголову он ритмично скакал, дергался иотпускал покругу воздушные поцелуи.
        —Пошли, покажу, гденаши! — прокричала ей наухо оказавшаяся рядом Алиса. — Похоже, вашВенечка снова надумал жениться?
        —Врядли, — проорала вответ Катя ипредположила: — Скорее, красавицы отрабатывают скидку длябудущего портфолио!
        Пробравшись кжурналистской братии, онакрутнулась втанце вокруг своей оси, взгляд ее скользнул полицам заспиной имоментально выхватил сотрудников «Интермедсервиса». Ладышева среди них она незаметила, хотя неисключено, чтоон стоял где-то неподалеку.
        Непроизвольно втянув живот ивыпрямив спину, Катя собралась сделать очередной красивый поворот, какее неожиданно дернули залокоть.
        —Катя, иты здесь? — прокричала наухо Зиночка.
        —Привет! Встреча однокурсников, — дабы та ничего незаподозрила, быстро пояснила Проскурина.
        —Привет! Ой,какя рада тебя видеть! Ау нас корпоратив был вбанкетном зале!
        —Япомню, тыговорила!
        —Давай внаш круг! — призывно махнула та рукой.
        Оглянувшись, Катя приветливо кивнула головой итутже поймала взгляд Ладышева, который стоял сбокалом вруке чуть позади. Поодну сторону отнего снедовольным видом лениво топталась брюнетка, подругую живо пританцовывала сияющая Стрельникова. Настойчивости обеих следовало отдать должное.
        —Спасибо! — поблагодарила Катя. — Ноя неодна, неудобно покидать коллектив. Акто это рядом ствоим шефом? — поинтересоваласьона, решив, чтонепринужденный вопрос втакой обстановке вполне уместен.
        —Такэто Кира! Ятебе оней рассказывала! — проорала Зиночка. — Мало того, чтоВадим Сергеевич снова который день безнастроения, такеще эта мымра тут кактут! Окончательно праздник испортила!
        —Тоесть какиспортила?
        —Датак… Дура спесивая, даром что красивая, — нестесняясь вэпитетах, высказалась секретарша Ладышева. — Столько идиотского апломба еще поискать надо! Какбы это объяснить… — Зина даже приостановилась, раздумывая надсравнением. — Тыпонаблюдай заней пару минут, сама поймешь. Все, кроме Вадима Сергеевича, длянее пустое место!
        —Ачто шеф? Какон кней относится?
        —Даникак! Какк красивой престижной мебели. Аона — ясен пень! — замуж хочет! Недай бог, онвздумает наней жениться! Сразу уволюсь!
        —Странно… Состороны ине скажешь. Симпатичная, милая блондинка, — оглянувшись, специально совершила ошибку Катя.
        —Этоты отой сцыкухе вкороткой юбке? — снисходительно свела бровки Зиночка. — ЭтонеКира. Лицо знакомое, ноне помню, гдея ее видела. Кира — брюнетка.
        —А-а-а-а… Тоже ничего, — кивнула головой Катя.
        —Ничего, этоты верно заметила. Полный ноль!
        —Апочему ваших ребят так мало? — ещераз оглянулась Катя.
        —Дабольшинство уже разъехалось, остались те, ктопомоложе. Если честно, нето место Вадим Сергеевич выбрал длякорпоратива. Мыведь привыкли сами себя веселить, кулуарно, коллективом. Нуда ладно… Ахорошо, чтоэта блондинка кшефу клеится! Глянь, глянь, какКиру перекосило! — обернувшись, захохотала Зиночка. — Похоже, шефисам нерад, чтоего сдвух сторон восаду взяли. Впрочем, блондинке уж точно ничего несветит, неего типаж, онтаких терпеть неможет.

«Нувот, — погрустнела Катя. — Ещеодно подтверждение, чтоя тоже неего типаж. Так, случайное отступление отправил».
        —Непорали тебе какверному оруженосцу перебраться кним поближе? — посоветовала она секретарше идобавила: — Того исмотри, сначала дамы между собой подерутся, азатем ишефу фейс испортят.
        —Ещечего! Сейчас я им покажу, ктовдоме хозяин! — воинственно насупилась Зиночка иотступила назад.
        Изовсех сил сдерживаясь, чтобы необернуться, какое-то время Катя провела вкругу танцующих. Однако любопытство взяло верх, иона оглянулась. Квеликому сожалению, насей раз там небыло ниодного знакомого лица: ниЗиночки, ниЛадышева сего сотрудниками, ниКиры сОльгой. Заспиной веселилась совершенно незнакомая компания.
        Озадаченно повертев головой ине найдя тех, кого искала, онавыглянула ввестибюль итутже наткнулась наЛадышева соСтрельниковой. Вадим стоял лицом кзалу исразу заметил Катю. Улыбнувшисьей, ончто-то шепнул девушке наухо.
        Сделать вид, чтоПроскурина их незаметила, непредставлялось возможным.
        —Здравствуйте, Екатерина Александровна! — какни вчем небывало первым поздоровалсяон: словно ине было почти трехнедельного молчания, сухого кивка впоезде. — Сколько лет, сколько зим — итакая неожиданно приятная встреча!
        —Настолько приятная, чтокое-кто даже нев силах скрыть своей радости, — неудержавшись, хмыкнула Катя, переведя взгляд намигом покрасневшую стажерку. — Здравствуй, Олечка! Тыже вчера жаловалась, чтоустала, чтоеще какминимум сутки будешь отсыпаться после корпоратива изачетов? Аведь Жоржсанд намекала: немешалобы поработать, таккаку тебя месячный план невыполнен исессия наносу.
        —Я… Уменя голова сутра болела. Аздесь… так получилось, — смущенно залепетала девушка. — Вот, Вадима Сергеевича случайно встретила… Авы… Выведь тоже несобирались выходить всвет доНового года? Сами говорили… ИЕвгения Александровна здесь??? — вдруг испуганно расширила она глаза.
        —Неволнуйся, еездесь нет. Яздесь соднокурсниками. Ана работу натвоем месте ябы завтра заехала.
        —Язаеду, честное слово! — виновато захлопала ресницами Стрельникова. — Вам, наверное, надо поговорить? Яотойду… Явас после отыщу… — произнесла она непонятно кому ибыстро ретировалась.
        —Надоже, кактебя боятся! — шутливо заметил Вадим. — Прям Екатерина Великая… Ярад, чтоты здесь. Если честно, тохотел поговорить инадеялся увидеть, — чуть смущенно добавилон.
        —Странно, чтоты надеялся меня здесь увидеть, — язвительно отреагировала Катя. — Насколько я успела заметить, жаждущих твоего внимания хоть отбавляй. Меня коллеги пригласили, — гордо расправила она плечи. — Икак коллективу? Понравилось? — насмешливо поинтересовалась она после паузы.
        —Главное — чтобы мне понравилось, — нахмурился Вадим, явно неожидавший такого тона.
        Если начистоту, тоон исам уже трижды пожалел, что, обсуждая два месяца назад организацию новогоднего вечера, назвал Зиночке именно этот клуб. Ондавненько небыл вэтом заведении, почти полгода, иуже всерьез подумывал найти замену Кире, скоторой когда-то здесь ипознакомился. Ктоже знал, чтовего жизни все так быстро изменится и, собираясь навечеринку, онбудет думать только ободном: увидит там Катю илинет? Увы, еетам небыло. Дведругие вертевшиеся вокруг дамочки ничего, кроме раздражения, невызывали. Срасстройства он даже выпил лишнего иуже собирался ехать домой, когда наконец-то заметил Катю.
        —Мероприятие окончено, желающие могут отправляться подомам илипродолжить вечер вклубе, — продолжил Вадим. — Ас чего это ты так печешься омоих сотрудниках? Насколько я помню, членом вверенного мне коллектива ты быть отказалась.
        —Отказалась. Ноне из-за того, чтомне непонравился коллектив.
        —Шефнеугодил? — ссарказмом уточнил Ладышев.
        —Шефкакраз угодил, — несогласиласьона. — Авот человек, который прячется заего маской, неочень.
        —Ну,значит, имнеповезло, — развел он руками. — Чтоподелать, бывший хирург, привык работать безанестезии.
        Небольшой заминки вразговоре Кате хватило, чтобы осознать: такая долгожданная встреча сЛадышевым поее вине превращается взаурядную словесную пикировку.
        —Ладно… — сбавила она пыл. — Ятоже хотела стобой поговорить… Извини зату глупую записку вконверте.
        —Дауж! Что-что, аписать ты мастер! — напротив, завелся Вадим.
        —Тыправ, это, наверное, единственное, чему я научилась вжизни.
        —Иеще как! Ничем нелучше бывшего доктора: писать — какрезать, поживому, незадумываясь опоследствиях. Только есть одна разница между доктором ивашим братом журналистом. Доктор сосвоим больным идет доконца, авот вам — лишьбы замарать, облить грязью… Иневажно, чтостатья вгазете может кого-то убить!
        —Тыочем? — недоуменно подняла глаза Катя.
        —Всеотомже! Если удоктора умирает больной, онвсю жизнь потом мучится: всели правильно сделал, можноли было его спасти? Вотскажи, разве журналистов посещает раскаяние? Как-то неверится!
        —Если тебя обидел кто-то изжурналистов — янеимею кэтому отношения. Яхочу извиниться лишь засебя. Увы, только после того, какпообщалась ствоей мамой, японяла, чтопричинила тебе боль.
        —Боль? Иты уверена, чтоя могу чувствовать боль? Ичтоже такого рассказала тебе мама?
        —Нина Георгиевна — замечательная женщина, — миролюбиво улыбнулась Катя. — Неволнуйся, онабольше рассказывала освоих родителях, отвоем отце. Столько лет человек хранит нетолько память, нолюбовь, нежность. Меня это так тронуло! Ядаже подумала статью написать о…
        —Авот этого несмей! Даже думать несмей! Одна такая трогательная статья уже погубила отца! Обэтом тебе мать нерассказывала? Азря! Ещеодна может запросто убить иее! — неожиданно разъярился Вадим идаже непроизвольно сжал кулаки.
        Потрясенная его реакцией, Катя замерла, интуитивно съежилась. Предательски задрожали ресницы, кгорлу подкатил ком обиды: зачто он сней снова так?
        —Янезнаю, ктоикогда это сделал, — тихо произнеслаона, — ноя готова извиниться иза того человека. Прости… — добавила она и, изовсех сил сдерживая готовые вот-вот брызнуть слезы, бросилась кдамской комнате.

«Зачем я здесь? — досадовалаона. — Словно наказнь пособственной воле явилась».
        —Почти победа! — невесть откуда возникшая Зиночка ухватила Катю подлокоть ис жаром зашептала: — Одна мымра только что съехала!
        —Какая мымра? Куда? — старательно пряча лицо, спросила та.
        —Амне откуда знать? Яподслушала, чтоона уговаривала шефа вместе сней куда-то уехать. Датолько Вадим Сергеевич что-то такое ей ответил, чтоона надулась ислиняла изклуба. Такэтой Кире инадо! Аблондинку мы ствоей помощью нейтрализуем!
        —Этокак?
        —Атак! Тебе всего-то требуется подойти кнему ипоздороваться! Ужя-то знаю, ккому он здесь неровно дышит! Поверь, сработает!
        —Тычто, Зин? Решила меня сосватать? — через силу улыбнулась Катя. — Яуже здоровалась: ис ним, ис блондинкой. ОляСтрельникова, стажерка изнашей газеты.
        —Таквы знакомы? Надоже… — разочарованию Зиночки небыло границ. — Аоткуда она его знает?
        —Благодарямне. Привозила вваш офис документы.
        —Таквот почему мне ее лицо показалось знакомым! Неужели я ошиблась?.. Какты считаешь, онив самом деле положил нанее глаз?

«Н-да… Убийственная прямота уЗиночки», — усмехнулась просебя Катя.
        —Почемубы инет? Молодая, симпатичная. Тебе она тоже понравится.
        —Ещеодна мымра! — фыркнула секретарша. — Аты куда смотрела? — спросила она сукором. — Давай честно: неужели тебе ненравится Вадим Сергеевич?
        Катя вздохнула.
        —Нравится. Разве он может кому-то непонравиться? Только что это меняет? Янеиз породы охотниц. Ктомуже журналистка, даеще блондинка, азначит, нев его вкусе, — решила отшутитьсяона.
        —Н-да… Журналистов он недолюбливает, этоверно. Сколько раз просили дать интервью — даже напорог непускает… Ас чего ты взяла, чтонев его вкусе?
        —Такведь ты сама сказала, чтоему нравятся стройные брюнетки.
        —Малоли что я сказала! Может, этоманевр унего такой отвлекающий, — очем-то задумалась Зина. — Ивсе-таки ты неправа. Застолько лет я какникто научилась улавливать его настроение. Знаю все его пристрастия: кроме работы иохоты, ничего ему ненужно! Иникем он надолго неувлекался, ужповерь, явкурсе! Атут появляешься ты — ичеловека словно подменили! Онбудто ожил: чувства, эмоции, шутки! Иногда, правда, сильно расстраивался, раздражался. Ну,это когда ты надолго пропадала. Если честно, тоэти его перепады настроения уже весь коллектив заметил. Исегодняшнюю вечеринку многие сравнивали стой, чтобыла вбоулинг-клубе. Итебя вспоминали добрым словом… Жаль, чтоон вычеркнул тебя изсписка приглашенных, — простодушно сообщила Зина. — Выпоссорились?
        —Нет. Счего нам ссориться? Мояработа выполнена, Ладышеву я благодарна заподдержку втяжелой жизненной ситуации: машину помог быстро отремонтировать. Ав остальном… Тебе все показалось. Даже если ипроскочила между нами какая-то искорка, то, увы, ничего незажгла ипогасла. Такбывает. Атак какмужчинам, Зинуля, ятеперь патологически неверю, насчет твоего шефа ине обольщалась.
        —Почему это ты им неверишь, даеще патологически?
        —Смужем развожусь, — чтобы прекратить бессмысленный разговор, призналась Катя.
        —Ой! Такэтоже здорово! — вопреки ожиданиям обрадовалась та. — Зато теперь…
        —Зина, ятебя прошу: хватит обэтом.
        Подошедшая очередь оказалась весьма кстати. Покинув дамскую комнату раньше секретарши, Проскурина юркнула взал ипоспешила кдиванам, гдепрежде сидели однокурсники. Нотам никого неоказалось — разбрелись кто куда поинтересам. Алиски тоже нигде небыло видно.

«Чтоделать икуда податься?» — тоскливо подумала Катя.
        После разговора сЛадышевым, азатем ис Зиной нио каком хорошем настроении немогло идти иречи. Заказав коктейль, онапримостилась вдальнем углу барной стойки, достала сигарету ипринялась рассеянно разглядывать танцующих.
        Натанцполе, казалось, яблоку негде было упасть. Диджей, непонятно когда появившийся Дед Мороз идлинноногие Снегурочки-танцовщицы изовсех сил пытались поддерживать энергетическую связь сзалом, нобольшей части народа это было фиолетово. Как, впрочем, иприглашенным артистам.
        Внезапно ей показалось… Нет, непоказалось, точно — Толя Замятин воткровенно эротичном танце вместе снезнакомой девушкой вджинсах, которые чудом зацепились забедра.

«Вальке после вторых родов такие уже низа что ненадеть, — мелькнуло вголове. Квоцарившейся вдуше грусти моментально добавилась туманящая сознание обида заподругу. — Пойти врезатьему? — глотнув коктейля, сузила она глаза. — Кобели проклятые!»
        Между тем, обменявшись многозначительными взглядами, парочка растворилась среди мельтешащих тел. Надуше стало совсем мерзко, глаза вочередной раз наполнились слезами. Вдавив недокуренную сигарету впепельницу, онаотставила недопитый коктейль испрыгнула свысокого стула.
        —Вотты где! Ая ищу, ищу… — обрадовалась выросшая словно из-под земли Зиночка. — Япридумала! Сейчас мы разыщем Вадима Сергеевича и…
        —Дапошел твой Вадим Сергеевич! — всердцах процедила Катя и, неоглядываясь, стала проталкиваться квыходу.

«Хватит сменя, — размазывая пощекам слезы, бормотала она попути кприпаркованным заворотами такси. — Сколько можно!!!»
        Стоило ей сесть вмашину, какв кармане пискнул телефон: СМС. Достав его чисто автоматически, Катя посмотрела надисплей. Какоказалось, непрочитанных сообщений было уже несколько, каки пропущенных звонков.

«Небуду ничего читать! Видеть ислышать тоже никого нехочу! ИНовый год буду встречать одна!» — больно прикусив губу, онаустановила нателефоне режим «беззвука» исунула его вкарман.
        Добравшись доквартиры, Катя сбросила куртку, сапоги, прошла вгостиную, опустилась надиван ирасплакалась.
        Внедоумении похлопав ресницами вслед Проскуриной, Зиночка подошла кбарной стойке, заказала пятьдесят граммов водки, залпом выпила, окинула порядком захмелевшим взором шевелящуюся толпу и, преисполненная решимости, нырнула всамую середину. Спустя какое-то время она вернулась туда, откуда начала поиски Ладышева, и, ксвоему удивлению, нашла его убара. Практически натомже месте, гдесовсем недавно сидела Катя: прислонившись кстойке, тоткурил исосредоточенно нажимал кнопки намобильном телефоне.
        Забравшись насоседний стул, Зиночка подперла кулаком щеку и, неморгая, уставилась нашефа.
        —Тычего? — наконец обратил он нанее внимание.
        —Вадим Сергеевич, вамненадоело? Ведь я вижу, чтоона вам нравится!
        —Ктонравится? — неотрывая взгляда отдисплея, уточнилон.
        —Екатерина Александровна! Зачем вы наее глазах обнимаетесь сразными пигалицами? Чтобы ей еще больнее было, да?
        —Тыперепила, чтоли? — поднял недоуменный взгляд Ладышев. — Ехалабы ты домой, Зина.
        —Только после того, каквы отправитесь искать Катю!
        —Н-да… Развезло тебя… — спрятав телефон, посмотрел он нанее сочувствующе. — Разговаривать вподобном тоне сшефом… Твоя женская солидарность может сыграть стобой злую шутку. Такидо увольнения недалеко.
        —Нуиувольняйте! — вдруг заявила секретарша. — Можете прямо сейчас какую-нибудь мымру пригласить намое место. Воних сколько! — кивнула она назал. — Вы… — подбородок Зиночки мелко задрожал, вглазах показались слезы. — Вытак никогда ине поймете, чтоглавное вжизни — этолюбовь! — выпалилаона, спрыгнула состула ичерез мгновение исчезла заритмично дергающимися людскими силуэтами.
        —Вадим Сергеевич! Давайте потанцуем! — тутже услышал Ладышев.
        Олечка ухватила его заладонь ипытливо заглянула вглаза.
        —Скем-нибудь другим. Яухожу… Снаступающим! — выдернул он руку идвинулся квыходу.
        Покинув клуб, Ладышев вдохнул свежего воздуха, пробрался мимо вереницы плотно припаркованных такси ивышел кулице. Додома было недалеко, минут десять быстрым шагом. После всех событий ему вдруг захотелось прогуляться пешком, проветриться, подумать, подвести кое-какие итоги. Но,увы, погода прогулкам никак неспособствовала: ветер, мелкий снег. Запросто можно простыть ивстретить Новый год стермометром подмышкой. Придется брать такси.
        Тормознув свернувшую кклубу машину, онсел назаднее сиденье, назвал адрес изадумался. Итак, чтоже унего насегодня вплюсе? Провел корпоратив ссотрудниками, безболезненно расстался сКирой, легко отвязался отприставучей стажерки. Вминусе — всетотже скучный корпоратив, рьяно пытающаяся устроить его личную жизнь подвыпившая Зина. ИКатя, которую после так глупо закончившегося разговора он несмог разыскать. Назвонки иСМС она тоже неотвечала. Повторить, чтоли?
        Вытащив телефон, оннашел последнее сообщение инажал «повтор».

«Если снова неответит, придется что-то решать. Неусну ведь… Ичего завелся? Прямо беда снервами…»
        Неожиданно подногами что-то завибрировало, появилось непонятное свечение. Согнувшись, онпротянул руку инащупал телефон. Вытащив его изчехла еще дотого, какпогас дисплей, онуспел прочитать начало знакомого сообщения: «Катя, ябыл неправ. Извини. Гдеты? Позвони, пожалуйста!»

«Неможет быть, надо перепроверить…» — недоверчиво прокрутил он меню.
        Такиесть: двасообщения отнего, Вадима Ладышева. Непрочитанные.
        —Простите, выподвозили передо мной девушку? — обратился он ктаксисту.
        —Подвозил. Ачто?
        —НаЧкалова?
        —Ну… — убавив громкость динамиков, удивленно подтвердил таксист. — Вслезах ехала, видать, ухажер бросил. Явзеркало заней наблюдал. Вамвпристройку? — уточнил он упассажира.
        —Впристройку… Хотя нет: давайте наЧкалова, кдому, куда девушку отвезли. Янашел ее телефон, обронила, видно, ив темноте незаметила, — показал он таксисту аппарат.
        —Ятоже незаметил, — разочарованно вздохнул тот. — Апочему вы думаете, чтоэто ее телефон? Может быть, выиесть тот самый ухажер?
        —Может быть, — неопределенно ответил Вадим. — Здесь есть мои СМС, можете проверить.
        —Ладно, верю. Повезлоей. Яведь доутра работать собрался. Невсе пассажиры такие сознательные. Ищи-свищи завтра ветра вполе… Могу подождать, — остановившись унужного подъезда, предложилон.
        —Нестоит. Исдачи ненадо, — протянул купюру пассажир ипобежал ккрыльцу, чтобы успеть войти воткрытую дверь следом закем-то изприпозднившихся жильцов.
        Кода автоматической двери Вадим незнал, такчто повезло…

«Какможно? Ладно, унас небыло детей, ноу Толика их двое! Чтобудет, если узнает Валентина? Теперь я могу понять Люду сЛенкой. Нельзя рассказывать! Всесволочи — Виталик, Толик, Вадим Сергеевич! Зачто они так снами???»
        Слезы обиды навсех мужчин мира потоками стекали пощекам иоставляли наобшивке дивана разрастающееся мокрое пятно.
        Кто-то позвонил вдверь, ноКатя даже нешелохнулась. Ошиблись. Кому она нужна встоль поздний час? Спустя минуту звонок повторился, ноона снова неотреагировала: потрезвонят иуйдут.
        Однако нетут-то было. Вместе соследующим протяжным звонком незваный гость стал громко стучать вдверь. Пришлось вставать. Нехватало еще разбудить соседей!

«Сумасшедший! Третий час ночи!» — находу вытирая ладошками слезы, наносочках прошла она вприхожую.
        Прильнув насекунду кглазку, Катя резко отпрянула назад: наплощадке стоял Ладышев. Подногой предательски скрипнула половица.
        —Катя, открой, — послышалось задверью. — Язнаю, чтоты дома. Открой, намнадо поговорить.
        —Уходи, — коротко ответила та. — Мыуже поговорили, всесказано.
        —Янеуйду, пока неоткроешь.
        —Уйдешь. Явызову милицию, — пригрозилаона.
        —Невызовешь.
        Усмехнувшись, онавернулась вкомнату, взяла трубку телефона, снова подошла кдвери, набрала 102. Отреагировали наудивление быстро.
        —Милиция? — громко, чтобы услышали задверью, уточнилаона. — Комне какой-то тип ломится вквартиру. Приезжайте, пожалуйста, побыстрее!.. Адрес? Улица Чкалова…
        Продиктовав адрес, онаприслушалась: наплощадке было тихо.

«Ушел, чтоли?» — подумала она и, отодвинув черный кружок-заглушку, снова прильнула кглазку.
        Ладышев сидел наступеньке лестницы итоскливо смотрел наее дверь. Странное дело, нона душе уКати потеплело, слезы высохли, гнев поутих.
        Набросив цепочку, онащелкнула замком.
        —Явызвала милицию, итебе лучше уйти, — предупредилаона.
        —Яслышал. Ноуходить несобираюсь, — спокойно отреагировал тот. — Пока стобой непоговорю. Илипока милицейский наряд незаберет.
        —Тысума сошел? Тыхочешь провести предновогоднюю ночь вкаталажке? — попыталась она его образумить.

«Вдруг насамом деле неуйдет?» — заволновалась Катя.
        —Нехочу. Нодаже если так… Самвиноват, — хмуро ответилон.
        —Вадим, лучше уходи, — онаглянула начасы изанервничала. — Ядействительно вызвала милицию, инаряд будет сминуты наминуту. Уходи. Пожалуйста.
        —Яведь сказал, чтонеуйду. Нузаберут, нупомнут бока. Позвонишь утром Поляченко, объяснишь ситуацию, что-нибудь придумает. Только ночью незвони: нестою я того, чтобы людей поночам беспокоить.
        —Даты сума сошел! — всердцах воскликнула Катя, услышав, каквнизу скрипнула входная дверь ипослышался топот налестнице.
        Ещераз глянув наневозмутимого Ладышева, оназахлопнула дверь, сбросила цепочку иснова ее распахнула. Наплощадке уже стояли двое вформе.

«Хорошая физподготовка», — непроизвольно отметила Катя.
        —Наряд вызывали? — встретили ее вопросом. — Этот? — кивнул наВадима старший. — Встать! — рявкнулон. — Ктотакой? Документы!
        —Вадим Сергеевич Ладышев. Документы отсутствуют, — покорно встав соступеньки, ответил тот иподнял руки: — Обыскивать будете?
        —Ещеодин клоун нанашу голову, — буркнул второй милиционер ипроцедил сквозь зубы: — Счас мы тебя обыщем, мало непокажется.
        —Стойте! — выскочив наплощадку, Катя встала между стражами порядка иЛадышевым. — Подождите! Вышла ошибка! Явам все объясню: яхорошо знаю этого человека. Просто… я перепутала, испугалась! — умоляющим голосом принялась она уговаривать стражей порядка.
        —Онвам угрожал? — строго уточнил старший, подозрительно всматриваясь взареванное, счерными подтеками, лицо женщины.
        —Нет, чтовы! Онвообще-то доктор, хирург… попрофессии.
        —Видали мы таких докторов, — хмыкнул тот. — Ещеина куски порежет! Авы, гражданка, егонежалейте. Гарантирую: проведет ночь вобезьяннике, точно приставать небудет.
        Испугавшись, чтоЛадышева ив самом деле заберут вмилицию, Катя растерялась.
        —Дачтовы! Вадим Сергеевич — уважаемый человек. Он… Он — добрый…
        —Добрый, говорите? Азачем тогда наряд вызывали? — раздосадованно повернулся кней старший. — Вызов поступил? Поступил. Значит, надо реагировать. Наряд выехал наместо, ичто мы видим? Заплаканная женщина имужчина, который… Кстати, ктоизвас здесь живет? — строго поинтересовалсяон.
        —Я. Этоквартира… квартира моей мачехи, — подобрала она наиболее верную идоходчивую формулировку. — АВадим Сергеевич — мойшеф, мойхороший друг. Мой, ну, янезнаю… Незнаю, какобъяснить… — окончательно растеряласьона.
        —Так, всеясно… — прислушавшись кзахрипевшей набоку рации, хмыкнул старший идобавил нетерпящим возражений тоном: — Только этого гражданина мы всеравно забираем. Довыяснения личности. Утром приедете врайотдел, составим протокол. Сейчас времени нет, унас еще два вызова. Забирайего, — обратился он кмладшему позванию иразвернулся клестнице.
        —Сампойдешь иликак? — насмешливо спросил второй милиционер уЛадышева.
        —Спасибо. Как-нибудь сам, — Вадим демонстративно сложил руки заспиной истал спускаться поступенькам.
        —Даподождитевы! — воскликнула Катя.
        Заметив, чтонаее слова никто нереагирует, оназаскочила вквартиру, набросила куртку ирванула вниз полестнице.
        —Стойте! Вынеимеете права его забирать! — перепрыгивая через ступеньки, выкрикивалаона. — Отпуститеего, иначе я вынуждена буду позвонить… Яжурналистка «ВСЗ»! Отпуститеего, нупожалуйста! — подбежала она кУАЗику, вкоторый залазил Ладышев.
        —…Понял, будем через пару минут, — вэтот момент скем-то переговаривался порации старший позванию. — Отставить! Высаживай этого обратно! — тутже скомандовалон. — Бл…! Только что уехали, ана Брилевской снова драка! — всердцах ругнулсяон. — Соседи опять вызвали. Заберем всех к…! — насей раз мат был более выразительный. — Наэтого места нет, — кивнул он наВадима. — Значит, так, дамочка-журналистка, — повернулся он кКате. — Ещераз такое повторится, оформлю ложный вызов иупеку напятнадцать суток вместе скавалером! Интеллигентные, образованные люди! Неужели неможете решить личные проблемы безмилиции? Ине стыдно? — онзахлопнул дверцу завылезшим Вадимом ибросил водителю: — Поехали!
        УАЗик резко газанул сместа. Посмотрев ему вслед, Катя облегченно вздохнула, перевела взгляд наЛадышева ипробормотала:
        —Слава богу…
        —Даже непредставлял, какэто приятно, — неожиданно улыбнулсяон.
        —Ичто тут приятного?
        —Приятно, когда затебя заступаются, пытаются отстоять. Теперь тебе придется впустить меня вквартиру, — виновато развел он руками. — Уходить я по-прежнему несобираюсь. Воттолько вдруг кому-то изсоседей непонравится гражданин налестнице? Старшему наряда наглаза второй раз лучше непоказываться. Шутить нестанет.
        —Ладно, пошли, — сдалась Катя.
        Неуспела она закрыть дверь квартиры, какВадим сгреб ее вохапку, крепко прижал ксебе ипрошептал:
        —Прости.
        —Тыпьян… Отпусти меня, — растерялась она оттакого неожиданного порыва.
        —Янепьян. Ужепрактически трезв. Я — идиот, кретин… Прости…
        —Шефвсегда прав, — попыталась она съязвить.
        —Забудь, чтоя чей-то шеф, забудьвсе, чтоя тебе наговорил. Пожалуйста.
        —Эточто? Очередное испытание напрочность? Сначала ушат ледяной воды, затем вдуховку? Ятебе что, полуфабрикат? — какбы нибыло тепло иприятно отуслышанного, разум стойко сопротивлялся напору его слов идействий. — Горячо, холодно, снова горячо!! Ты,видно, неучел, чтоя быстро учусь. Сменя достаточно, — попыталась она освободиться отего объятий. — Отпусти меня, забудь, уйди!
        —Неотпущу ине уйду… Тымне нужна. Янемогу безтебя… Янезнаю, кактебе объяснить, чтобы ты поверила…
        —Сначала себе объясни, ая послушаю, — отвернула она голову, вспомнив онаверняка размазанной полицу туши. — Ичем я заслужила такое пристальное внимание ксвоей скромной персоне? Какя согрешила, чтоникак непрекращается эта изощренная пытка? Яведь живая, Вадим! Понимаешь — жи-ва-я!
        —Ятоже живой. Прости меня… — ещекрепче прижал он ее ксебе изарылся лицом вволосы. — Яникогда ини укого непросил прощения, разве что уотца после его смерти… Негони, прости.
        —Ты — маньяк, зряя несдала тебя вмилицию, — едва незадохнулась вего стальных объятиях Катя. — Мнебольно.
        —Извини… — слегка ослабил он хватку. — Посмотри наменя, непрячь лицо.
        Подняв голову, онанедоверчиво заглянула ему вглаза: взгляд его был полон боли, мольбы и… нежности.
        —Утебя явно невсе впорядке спсихикой, — добавила она уже гораздо мягче. — Ведь час назад ты готов был меня убить.
        —Аспустя минуту — убить сам себя, — коснулся он губами ее лба. — Непредставляешь, чтотворится уменя вдуше стого самого утра, какты ушла… Тыправа: ядействительно болен… я стал почти сумасшедшим… Воттолько психушку давай вызовем утром, асегодня будь милосердна, прими меня таким, какой есть, — слегка отстранившись, онпровел ладонью поее растрепанным волосам ивиновато улыбнулся. — Они, вотличие отмилиции, такбыстро неотступятся. Этоя тебе какдоктор заявляю…

7

…Сквозь сон Катя почувствовала, какчья-то рука осторожно легла наталию и, нежно поглаживая, стала подбираться кгруди.
        —Виталик, давай немного поспим, — пробормотала она ивдруг распахнула глаза: сума сошла! Какой Виталик?!
        Осторожно обернувшись, Катя попыталась рассмотреть втемноте лицо Вадима, прислушалась кего дыханию.

«Слышал илинет? Тожемне, «радистка Кэт»!» — принялась она себя ругать.
        Вэтот момент мужская рука сползла сталии, заспиной послышалось шевеление. Катя замерла: «Повернулся надругой бок. Вроде спит».
        Проделав вслед заВадимом тоже движение, онауткнулась носом вего спину, вдохнула запах, непроизвольно обняв, прикоснулась губами. Ответ наласку последовал незамедлительно: через мгновение мужчина перевернулся, накрыл собой податливое женское тело, отыскал губами губы…
        Необыкновенно долгий поцелуй постепенно наполнялся страстью, обоюдные ласки становились все смелее… Все, чтопроизошло дальше, было чем-то иным, совершенно непохожим наповторение пройденного: страстно, стремительно, местами неистово итутже снова нежно, бережно, снеобыкновенно сладким послевкусием, растекавшимся покаждой клеточке тела…
        —Ктебе нельзя прикасаться, — пытаясь отдышаться, пробормотала Катя. — Впридачу ковсему ты еще исексуальный маньяк… Тыведь спал?
        —Почти час какпроснулся, — негромко возразил Вадим и, улегшись наспину, аккуратно примостил ее голову насвоем плече.
        —Значит…
        —Слышал. Ине могу сказать, чтомне это понравилось, — спокойно заметилон. — Нобылобы гораздо хуже, еслибы ты назвала меня Генрихом.
        —Почему Генрихом?
        —Ну,длятого чтобы приревновать, достаточно поговорить счеловеком потелефону, азатем увидеть тебя сним вресторане, апотом впоезде.
        —Ахда, яизабыла! Этоведь ты подсказалему, какменя найти… Ичем он тебе непонравился?
        —Ончто, девушка, чтобы мне нравиться? Пусть я иманьяк, ноу меня традиционная ориентация, — попытался отшутиться Вадим.
        —Ивсе-таки, — проявила настойчивость Катя, — откуда такая неприязнь?
        —Смею заверить, чтовсе какраз наоборот: Генрих — весьма интересный, эрудированный, интеллигентный человек, приятный собеседник. Мысним более двух часов общались.
        —Потелефону, чтоли? — удивиласьона.
        —Нупочему потелефону? Воттак, какс тобой, беседовали. Правда, нележали водной постели, асидели вкреслах, — туманно пояснилон.
        —Тоесть? Где?
        —Спасибо авиакомпании, всамолете места рядом оказались.
        —Невероятное совпадение, — недоверчиво пробормотала Катя.
        —Значит, этобыло кому-то нужно, — задумалсяон. — Акак еще объяснить, чтомы столкнулись вМоскве, оказались водном вагоне поезда?
        —Кстати, ктобыла та дама, скоторой ты входил вресторан?
        —Потенциальный партнер побизнесу. Увы, несостоявшийся, — кратко пояснилон.
        —Красивая, — отдала ей должное Катя.
        —Красивая. Как, видимо, ивсе Екатерины Александровны. Неповеришь, ноее зовут также, каки тебя. Ещеодно совпадение, заставившее поверить, чтовжизни нет случайностей. Знаки свыше, неиначе.
        —Наверное, — согласилась Катя. — Язнаю одного человека, укоторого мать, бывшая теща, бывшая жена иодна хорошая приятельница родились водин день. Представляешь, какнепросто ему вэтот день?
        —Догадываюсь. Зато незабудет ниодну изних поздравить, — улыбнулся Вадим. — Ноесли честно, тоя видел ваэропорту, каквы сГенрихом прощались. Сампопросил нарегистрации, чтобы нас рядом посадили. Такчто совпадений гораздо меньше: всего лишь день ирейс.
        —Теперь верю, — улыбнулась иКатя. — Ичто дальше?
        —Ничего. Познакомились, обменялись визитками.
        —Ао чем говорили?
        —Оразных странах, опутешествиях.
        —Аеще?
        —Ожизни.
        —Аконкретнее?
        —Отом, чтовМинске уГенриха живет подруга. Отом, чтоона очень удачно оказалась вотпуске ион пригласил ее погостить вМоскве.
        —Ивсе?
        —Несовсем… Онвлюблен внее состуденческих лет.
        —Аона? — глядя впотолок, сотстраненной улыбкой уточнила Катя.
        —Аона… Здесь вопрос посерьезнее. Поего мнению, когда-то иона была кнему неравнодушна, ноон совершил ошибку иэтим оттолкнул ее отсебя. Затем он уехал, онавышла замуж. Ивот спустя много лет унего появился шанс — онаразводится смужем. ВМоскве он даже отважился сделать ей предложение, ноона отказалась продолжать эту тему. Советовался, какбыть: настаивать илиповременить?
        —Ичто ты ему ответил?
        —Чтонестоит спешить, надо дать ей время подумать. Немогже я ему сказать, чтоон опоздал иу него снова нет никаких шансов?
        —Апочему он опоздал?
        —Потому что унего появился серьезный соперник. Ауж сэтим парнем я хорошо знаком: если он что-то втемяшит себе вголову — неотступится! — самодовольно рассмеялся Вадим. — Даже если его дама сердца питает ккому-то нежные чувства.
        —Анежные чувства кГенриху насамом деле давно присутствуют, — провокационно заметила Катя, нотутже успокоила: — Исключительно какк другу.
        —Вотвидишь! Яоказался прав. Нельзя было вот так, сходу, рушить чужую сказку, — переложив голову Кати наподушку, оноперся налокоть ихитро прищурился: — Атеперь давай подробнее: когда это ты была кнему неравнодушна?
        —Тебе интересно?
        —Ещекак! Яхочу знать поименно всех, ктотебе когда-то нравился. Начиная сдетского сада!
        —Зачем?
        —Чтобы неподпускать ктебе подобных друзей напушечный выстрел! — грозно произнесон. — Итак, когда тебе понравился Генрих?
        —Вдетском саду ипонравился.
        —Тоесть как?
        —Мойотец тогда служил вТемиртау, имы ходили водну группу. Новспомнили обэтом только назимней сессии напервом курсе. Онправ, ябыла внего влюблена, нодостаточно быстро поняла, чтомы сним непара.
        —Ипочему непара?
        —Была одна история. Генка ненадолго увлекся преподавательницей немецкого. Илиона им, что, посути, нестоль важно.
        —Серьезная ошибка. Аон знал отвоих чувствах?
        —Нет. Яникогда ему непризнавалась. Хотя, наверное, догадывался.
        —Иты несмогла его простить?
        —Сразу несмогла. Акогда простила — этоуже неимело значения.
        —Почему?
        —Ятогда даже вбольницу попала. Тело спасли, душа современем излечилась, авот любовь умерла. Любовь, онаведь невозрождается заново, чтобы ниговорили. Унее, каки улюдей, одна жизнь. Онаможет впасть ванабиоз, ееможно глубоко ибольно ранить — выкарабкается. Ноесли уже умерла… Любовь, онаилиесть — илинет, илижива — илимертва.
        —Глубоко… — Вадим откинулся наподушку итоже уставился впотолок. — Носпорно. Получается, тысама убила всебе любовь кГенриху?
        —Несовсем. Сначала он ее смертельно ранил, азатем я неоставила ей шансов наспасение. Вотона иумерла.
        —Акакжеон? Насколько я понял, всеэти годы он продолжал тебя любить?
        —Поздно. Еголюбовь — красивая голографическая картинка. Ноона никогда неоживет ине станет реальной. Дляэтого нужен особый свет — встречное чувство. Аего нет.
        —Н-да…
        —Чтода?
        —Тынепростительно умна дляблондинки.
        —Тоесть? Длятебя, каки длядругих, блондинка — показатель ума? — втон ему ответила Катя.
        —Ну,небез этого, — провокационно подтвердил Вадим.
        —Ахвот как? Втаком случае дляженщины красивый мужчина — ловелас, жигало, донжуан… Ктоугодно, нотолько непартнер длясерьезных отношений!
        —Этопочему?
        —Потому что вокруг него всегда будут виться женщины! Ивообще, вчера мне показалось, чтоВадим Ладышев — любитель молодых длинноногих брюнеток! — добавила она слегкой обидой.
        —Смею заверить, чтонет. Иначе меня небылобы вэтой постели, — улыбнулся он идобавил вполне серьезно: — Сбрюнеткой вчера покончено бесповоротно. Дамы сней ине встречались два последних месяца.
        —Надоже! Ипочему?
        —Хорошо, открою тайну: мневсегда нравились исключительно умные блондинки. Исключительно! — поднял он вверх указательный палец и, заметив отсутствие наруке часов, спросил: — Интересно, который час?
        Часы отыскались наприкроватной тумбочке.
        —Безпятнадцати восемь, можно еще поспать, — первой отреагировалаона, когда Вадим нажал подсветку.
        —Аты вблизи еще тот зоркий сокол! — удивилсяон.
        —Ага… Специалист позанозам ивдеванию нитки виголку… Мнееще долго дожидаться?
        —Чего?
        —Ну… Какты выпроваживаешь подутро женщин, яимела удовольствие нетолько созерцать, нои прочувствовать. Дляполноты картины хотелосьбы узнать, какты сам ретируешься.
        Вадим помолчал, затем присел накраю кровати ищелкнул выключателем лампы.
        —Ятебя невыпроваживал, тысама сбежала, — наконец, словно оправдываясь, произнесон. — Хотя сточки зрения женщиныя, наверное, выглядел полным мерзавцем.
        —Ас точки зрения мужчины?
        —Незнаю, мнесложно судить завсех, имне неприятно обэтом вспоминать… Если коротко — янебыл готов.
        —Кчему?
        —Крешительным действиям.
        —Атеперь?
        —Атеперь я тебя навсякий случай предупреждаю, чтоуменя очень надежные замки: захочешь сбежать — невыйдет! — снова перешел он нашутливый тон итутже снова стал серьезным: — Тыдействительно хочешь, чтобы я ушел? Только честно.
        —Нехочу, — опустив ресницы, призналась Катя.
        —Вотихорошо! — мигом повеселелон. — Ятоже никуда нетороплюсь, — снова прилег он накровать. — Идавай перестанем провоцировать друг друга. Согласись, всеибез того было непросто.
        —Было, есть ибудет непросто, — вздохнулаона. — Дляменя, вовсяком случае… Дело втом, что, вотличие оттебя, уменя нет опыта… какбы это правильно выразиться… опыта холостяцкой жизни, чтоли. Ятолько учусь, какприходить, какуходить, очем говорить, зачто переживать, начто нестоит обращать внимания. Каконо, жить одной? Какспать сдругим мужчиной?
        Вадим улыбнулся, облокотился наподушку ипринялся внимательно рассматривать Катино лицо.
        —Шрамов почти невидно. Аккуратно тебя заштопали, хороший доктор, — осторожно провел он пальцем подбровью. — Иглаза безлинз непривычны. Ну,икак оно, спать сдругим мужчиной? — неожиданно вернулся он кпрежней теме.
        Катя смущенно опустила ресницы.
        —Очень даже хорошо… Аеще спокойно инадежно. Такое чувство, будто болталась между небом иземлей, ностоило тебе оказаться рядом — иопора подногами появилась.
        —Расслабься: этаопора появилась утебя надолго, — удовлетворенный ответом, Вадим поцеловал ее вгубы, снова улегся наподушку ипереложил голову Кати насвое плечо. — Слушай, адавай соберем твои вещи ипрямо сегодня перевезем их комне, — неожиданно предложилон.
        —Тоесть?
        —Тоесть, тыпереезжаешь комне. Можно ибез вещей, купим новые.
        —Вадим, нестоит торопить события, — после долгого молчания ответила Катя. — Мнеочень приятно итепло оттвоих слов, твоего внимания, твоей нежности изаботы. Даже слезы наглаза наворачиваются. Но… Кактебе объяснить? Если твоими словами, тоя пока неготова. Тытолько пойми правильно ине обижайся: десять лет жизни нетак просто вычеркнуть. Слишком мало времени прошло, слишком все бурно, стремительно. Инереально… Давай подождем хотябы моего развода, — подняла она нанего виноватый взгляд. — Такбудет правильнее.
        —Длякого правильнее?
        —Длянас стобой. Чембы низакончились наши отношения, яблагодарна судьбе зато, чтоты так вовремя появился вмоей жизни… Благодаря тебе уменя неуспел развиться комплекс брошенной женщины, — решила она пошутить.
        Тяжело вздохнув, Вадим обнял ее иприжал ксебе.
        —Хорошо, — согласилсяон. — Яподожду, пока ты свыкнешься сэтой мыслью. Нонедолго: дотвоего развода моего терпения нехватит.
        —Скажи, атебя когда-нибудь предавали? Янеимею ввиду бизнес. Какчеловека предавали? — вдруг поинтересовалась Катя.
        —Ипредавали, ибросали, — снова вздохнул тот. — Иникаким бизнесом я тогда незанимался.
        —Акак ты пережил? Долго тебе это мешало жить? Хотя, если тебе тяжело, можешь неотвечать, — тутже спохватиласьона.
        —Тыхочешь узнать, какбыстрее залечить душевную рану? Рецепта втаких делах нет, длякаждого он свой, сугубо индивидуальный. Уменя был момент, когда казалось, чтожить дальше незачем.
        —Этокогда утебя больная умерла? Тыизвини, мнеНина Георгиевна рассказала отой истории. Ио том, чтоотец умер отпереживаний.
        —Мнетогда друзья здорово помогли. Аоднажды, когда совсем расклеился, даже побили. Быстро вчувство привели!
        —Ачто застатья, которая погубила твоего отца? Вкакой газете она вышла?
        —Авот обэтом вдругой раз! — категорически закрыл тему Вадим. — Лучше спроси, ктобыли те друзья, чтоврезали мне попервое число!
        —Нуиктожеони? — оживилась Катя. — Ясними знакома?
        —Андрей иСаня. Уменя два друга пожизни. САндреем ты уже знакома, — Вадим повернул голову ивстретился сней взглядом. — Такчто теперь, поскольку друг Генрих далеко, япретендую нароль твоего единственного друга.
        —Абить небудешь, если потребуется вчувство привести? — снаигранным испугом уточнилаона.
        —Небуду. Просто скручу, свяжу или… прикую цепью, — шутливо пригрозилон.
        —Кчему? — Катя засмеялась, попыталась отодвинуться, носнова моментально оказалась вкрепких мужских объятиях.
        —Не«к чему», а«к кому». Ксебе!
        —Икаким образом ты это сделаешь?
        —Аздесь все средства хороши.
        —Например?
        Стоило Вадиму насекунду задуматься, какКатя воспользовалась моментом, выскользнула из-под его руки, сосмехом вскочила скровати изакрылась вванной.
        Надолго. Словно давала Ладышеву время подумать, одеться ипокинуть квартиру.
        Когда снамотанным наголову полотенцем она приоткрыла дверь, вквартире было тихо. Даже свет негорел. Набросив халатик инацепив очки, оназаглянула вспальню. Никого. Пуста ибанкетка, накоторую, какона помнила, Вадим свечера сложил свою одежду.

«Значит, ушел, — расстроиласьона, прислонившись спиной ккосяку. — Вотисказочке конец…»
        Вэтот момент накухне послышался металлический грохот, вслед заним чертыхание. Поспешив нашум, оназастала Вадима застранным делом: стряпкой врукахон… мыл пол! Вернее, вымакивал тряпкой воду.
        —Чемэто ты здесь занимаешься? — расширила она глаза отудивления.
        —Избавляю тебя отстереотипного мышления, — разогнул тот спину, выжал воду враковину иснова склонился надлинолеумом. — Хочу доказать, чтоникуда отсюда неуйду, пока непозавтракаю. Кстати, повыходным я предпочитаю овсяную кашу. Тылюбишь овсяную кашу? — деловито спросил он и, заметив, какКатя отрицательно мотнула головой, хмыкнул: — Вообще-то я догадывался. Нос сегодняшнего дня тебе придется ее полюбить. Посуду новую надо покупать, этой сто лет вобед, — пробурчалон, показав взглядом накастрюлю соторванной ручкой. Судя повсему, вода наполу оказалась поэтой причине. — Говорю тебе, надо комне переезжать. Овсянка вэтой квартире присутствует?
        —Вроде была, — озадачилась Катя. — Яредко успеваю позавтракать, разве что кофе сварю. Отец что-то покупал, надо посмотреть вшкафчике.
        —Будь добра, посмотри, — отступив вплотную кстене малогабаритной кухни, попросилон. — Если неотыщется, сгоняю вмагазин. Гдездесь ближайший?
        —Тынастолько серьезно намерен ломать мои стереотипы? — шутливо уточнилаона, протянув обнаруженный вшкафчике пакет состатками овсянки.
        Отжав тряпку исполоснув руки, Вадим насухо вытер их полотенцем.
        —Итвои, исвои. Явообще человек серьезный. Неужели ты этого незаметила?
        —Заметила. Ивсеже мне кажется, чтосегодня кто-то изнас явно сошел сума, — улыбнуласьона.
        —Ага. Скоро оба сойдем сума отголода, — онвсыпал хлопья вкастрюлю скипящей водой иделовито добавил: — Тыпойди оденься. Ая пока кофе сварю. Кофе итурку я уже обнаружил.
        Катя шагнула кдвери, замерла, обернулась, посмотрела наершистую макушку склонившегося надплитой Вадима, снова улыбнулась ипоспешила вспальню. Похоже, такнеобычно закончившийся вчерашний день совсеми своими неожиданностями плавно перетек вдень сегодняшний. Иэто ей явно нравилось.
        —…Давай скоординируем планы насегодня, — допивая кофе, предложил Вадим.
        Видно, онутолил голод. Вовсяком случае, перестал суетиться ис каждой минутой казался все более спокойным иуверенным.
        —Мненадо заглянуть домой ивзять машину. Чемсобираешься занятьсяты?
        —Хотела подарки крестникам купить, — задумалась Катя. — Наманикюр записана.
        Вотличие отЛадышева, онанеуспокоилась, авсе глубже погружалась всостояние внутренней растерянности. Возможно, потому, что, привыкнув мыслить логически идокапываться досути, всееще немогла поверить впроисходящее, атакже ответить нанекоторые вопросы. Длячего? Почему? Зачем? Чтобудет дальше?
        —Совпало! Мнетоже нужно выбрать подарки! Агде утебя маникюр?
        —Врайоне площади Победы.
        —Вкотором часу?
        —Вчетыре.
        —Значит, так: сиди здесь ижди, — категоричным тоном заявилон. — Яскоро затобой заеду. Купим подарки, пообедаем где-нибудь, ия отвезу тебя натвой маникюр.
        —Может быть, ясама? — неуверенно предложила Катя.
        —Язнаю, чтоты все можешь сделать сама. Носегодня, будь добра, доставь мне удовольствие, — очень серьезно попросил он итутже улыбнулся: — Вотвидишь, иникуда я несбежал поутру.
        —Идаже мыслей небыло? — испытующе посмотрела она нанего.
        —Небыло, — нина секунду незадумалсяон. — Правда, присутствовала определенная доля замешательства: каксебя вести, счего начинать первый день вместе?
        —Ипоэтому ты решил приготовить завтрак?
        —Этонея решил, амой желудок. Понял, чтоотприютившей его наночь хозяйки получит влучшем случае йогурт, — насмешливо произнесон. — Натуральный. Представляю, чтоменя ждет, если тебе даже маму удалось посадить надиету!
        —Правда? — неповерила Катя.
        —Истинная! — уверилон. — Даже калории стала считать. Яобхохотался, когда увидел, какона продукты взвешивает, азатем что-то вычисляет накалькуляторе.
        Катя улыбнулась.
        —Атебе втаких случаях всегда готовили завтрак? — спросилаона.
        —Вкаких таких случаях?
        —Поутрам.
        —Никогда. Яведь сбегал, — втон ей ответилон. — Ивообще, хватит бросать тень намою кристально чистую репутацию. Значит, так, ждименя здесь. Сделаем все дела, ия отвезу тебя ккрестникам. Кстати, гдеони живут?
        —ВБоровлянах.
        —Вотизамечательно, почти рядом сгородом! Спасибо зазавтрак! — поднялсяон.
        —Этотебе спасибо! — Катя вышла вслед заним вприхожую.
        —Да,чуть незабыл, воттвой телефон, — достал он аппарат изкармана дубленки и, недожидаясь вопроса, объяснил: — Тывчера его втакси обронила, точно Золушка туфельку. Ая нашел.
        —Какобронила? — неповерилаона.
        —Обыкновенно. Сама говорила, чтонедружишь сними, — улыбнулсяон. — Ноэтому аппарату ябы поставил памятник. Еслибы неон, ябы, наверное… приехал ктебе какминимум начас позже: назвонки неотвечала, наСМС тоже.
        —Последнее, чтоя помню, выключила звук ивроде… сунула вкарман, — недоверчиво рассматривала аппарат Катя.
        —Мимо кармана, — насмешливо поправил Вадим.
        —Чудо какое-то… что именно ты его нашел.
        —Нуда… Пришлосьбы новый покупать, атак сберег несколько сотен. Только это уже нечудо, этонечто другое, — уверенно добавилон. — Слишком много совпадений. Теперь еще вопрос: гдеты собиралась встречать Новый год?
        —Уотца. Новый год — семейный праздник. Аты?
        —Ятоже всегда встречал его сродителями. Такчто уматери. Ладно, обэтом после поговорим. Все, собирайся… Япозвоню, когда буду подъезжать, — дождавшись кивка, чмокнул он ее вщеку. — Ябыстро.

«Сумасшедший! — закрыв заним дверь, Катя прислонилась кстене и, словно пытаясь сбросить наваждение, закрыла глаза итряхнула головой. — Илия сумасшедшая? Икак я могла потерять телефон? Мимо кармана, какспециально, сунула… Такиесть: несколько звонков отВадима идва сообщения синтервалом вполчаса. «Катя, ябыл неправ. Извини. Гдеты? Позвонимне, пожалуйста!» — прочитала она иулыбнулась. — Выходит, всамом деле искал… ОтАлиски звонок истранная СМСка: «Тынепередумала? Завтра будет поздно». Очемона? Позвонить ей сейчас? Наверняка отсыпается. Если что серьезное — сама наберет, — поставила она телефон наподзарядку. — Пойду лучше соберусь впрямом ипереносном смысле: того, чтослучилось сомной задва последних месяца, другим наполжизни хватит… Плыла себе спокойно потечению ивдруг сорвалась взону бурных порогов. Сныпочему-то перестали сниться… Ктобы подсказал, чтотам впереди?» — вздохнула Катя…
        Из-за предновогодних хлопот, посадивших наколеса, казалось, весь город, докольцевой добирались вдвое больше обычного: пробки, заторы, аварии. Но,несмотря насплошную толчею надороге, двое вмашине вели себя так, словно никуда неторопились: обменивались шутками, смеялись, обсуждали вчерашний вечер. Вдуше уобоих царила хорошо понятная влюбленным далекая отреальности чувственная эйфория. Даизачем куда-то спешить, если придется, пусть иненадолго, расстаться?
        —Атебе идет «Range Rover», — Катя провела пальцем подеревянной панели, повернулась кнему лицом иулыбнулась. — Правда-правда. Агде ты ТО проходишь? ВЛитве?
        —Зачем? Здесь, вМинске. Скоро наАэродромной холдинг Атлант-М открывает автоцентр Британия, тогда вообще никаких проблем небудет. Сколько времени ты собираешься поздравлять крестников? — спросил Вадим, когда они наконец-то выбрались зачерту города.
        —Час, неменьше, — неопределенно пожала она плечами. — Давно их невидела. Атутеще… Незнаю, какбыть… Вобщем, вчера вклубе видела Толю. Онлучший друг Виталика имуж Валентины, матери моих крестников. Ибыл он неодин, ас дамой соответствующего поведения, — вздохнулаона. — Непредставляю, кактеперь Вале вглаза смотреть. Лена сЛюдмилой больше года знали оВиталиной любовнице ини слова мне несказали. Японачалу наних обиделась, атеперь понимаю, почему молчали. Боялись разрушить мою жизнь, — добавила она и, словно прося совета, подняла взгляд наВадима. — Выходит, имне теперь надо врать?
        —Зачем врать? Неговори правды. Темболее, чтотебя оней врядли спросят.
        —Аесли спросят?
        —Ответишь «незнаю». Тыведь действительно ничего незнаешь. Кем, кпримеру, емуприходится та девица? Авдруг родственница? Такчто успокойся ини очем недумай. Уменя, пока тебя дожидался, тоже новая вводная появилась. ВМарьяливо надо заскочить, даму одну поздравить, — поделился Вадим.

«Таквот кому предназначен букет цветов ияркий пакет назаднем сиденье!» — погрустнела Катя.
        —Неволнуйся, — тутже успокоилон. — Этовсего лишь нужная длядела чиновница. Позвонила, пригласила начашку чая. Купил впереходе цветы, подарок. Неехатьже спустыми руками. Вмои планы сегодня это невходило, нораз уж всеравно тебя дожидаться, согласился. Честно говоря, крайне нужно сней поговорить. Чемраньше, темлучше.
        —Конечно, — кивнула Катя. — Если вдруг разговор затянется, тыневолнуйся. Вкрайнем случае я вызову такси.
        —Ещечего! Только попробуй! Даине затянется разговор, — уверенно заявилон. — Этонетот человек, укоторого мне хотелосьбы задерживаться. Время аудиенции тобой уже определено: небольше часа, — добавилон, промолчав, чтокоговоренному счиновницей времени уже безнадежно опаздывал, таккакКатя задержалась наманикюре.
        Ноон нисколько поэтому поводу ненервничал, даже самому было странно. Катя, еепроблемы ихлопоты неожиданно стали приоритетными вего жизни. Более того, заботиться оней доставляло Вадиму невероятное удовольствие. Икак тут невспомнить поговорку: желание женщины — закон, если желание мужчины — женщина?
        —Навсякий случай давай договоримся: если решишь задержаться илиуехать пораньше — звони. Яподтебя подстроюсь, — припарковался он упрезентабельного коттеджа, украшенного новогодней иллюминацией.
        —Хорошо, — улыбнулась Катя.
        Прихватив объемные пакеты, Ладышев помог ей донести поклажу доавтоматически открывшихся ворот, развернулся ипоехал вМарьяливо.
        Вэтих местах он неплохо ориентировался: годназад исколесил вдоль ипоперек, пока искал дом илиучасток подстроительство. Но,какимбы привлекательным никазалось это направление, довольно быстро понял, чтожить ему здесь нехочется. Душа тянулась кзнакомым сдетства дачным местам. Натом иостановился — приобрел летом участок между Ратомкой иКрыжовкой. ДоЗайца, опятьже, рукой подать. Авот их прежней дачи давно нет — зазабором несколько лет красовался новый коттедж… Такибыть, если уж неудалось ему выкупить отцовскую дачу, топостроит втех местах свой дом.
        Припарковав машину углухого кирпичного забора, оносторожно вытащил завернутый вбумагу букет роз. Какдоложила «разведка», Балай всем цветам предпочитала бордовые розы: непременно надлинных стеблях, непременно свежие. Чиновница принадлежала кразряду дам, неугодить которым было себе дороже.
        Обладавшая поистине мужским властным характером иженской стервозностью, Людмила Степановна была умна, хитра, коварна, нопри этом щедро наделена какой-то невероятной житейской мудростью ивезением, позволившими ей добраться довысокого кресла. Аведь, насколько знал Вадим, выросла она вглухой деревушке внеполной семье, вмединститут поступила стретьей попытки, даиво время учебы звезд снеба нехватала.
        Вотоно, прекрасное жизненное сочетание, — стратегия итактика вдостижении цели: попасть впрестижный вуз, выйти замуж заминчанина, получить вожделенную прописку, отработать какое-то время терапевтом введомственной поликлинике, затем податься внауку, оттуда — вМинздрав. Иневажно, какк тебе относятся коллеги ипациенты, главное — уметь дружить снужными людьми. Аздесь уже все средства хороши: иинтриги, илесть, иженские чары — слухов оЛюдмиле Степановне ходило немало. Нопобедителей несудят. Иссориться сними нестоит.
        Ладышев ине собирался. Новопреки его воле вих отношениях сразу появился некий подводный камень. Стоило Людмиле Степановне занять высокое чиновничье кресло, каку его компании одна задругой стали множиться проблемы: какие-то немотивированные придирки кдокументации, вплоть донеучастия втендерах, какие-то надуманные проверки, устные рекомендации партнерам неиметь никаких контактов нис «Моденмедикал», нис «Интермедсервис». Словно начался очередной передел рынка поднового игрока, что, вобщем-то, инеудивительно: пришел новый человек сосвоими связями иинтересами.
        Пытаясь так иэтак понять эти «интересы», Вадим непридумал ничего лучшего, какпровести несколько важных — аглавное, результативных! — встреч сбывшими учениками исоратниками отца, также занявшими ктому времени важные посты вМинздраве. ИБалай пришлось отступить.
        Правда, Вадим понимал, чтоэто ненадолго. Стоит ослабить позиции — ичаша весов быстро качнется впротивоположную сторону. Апотому оставался настороже ине расслаблялся. Нооколо года назад стало происходить нечто неподдающееся логике: Людмила Степановна неожиданно сменила гнев намилость идаже, можно сказать, прониклась кнему симпатией. Чиновница лично звонила, напоминала отендерах, рекомендовала его какнадежного бизнесмена — поставщика передовой медицинской техники.
        Этоего насторожило: такие, какБалай, ничего неделают, непродумав, непросчитав. Надо затаиться иподождать, пока непрояснится ситуация. Апока следовало как-то отблагодарить свою нежданную покровительницу. Чтоон исделал пару раз внеформальной обстановке — вечером, напарковке перед недавно открывшимся супермаркетом, загородом. Снекоторых пор чиновники боялись принимать нарабочем месте даже цветы.
        Надо сказать, чтоЛюдмила Степановна осталась довольна проявленным кней вниманием: стала еще мягче, ещерадушнее, ещезаботливее. Прямо мать родная! Несколько раз, когда он оказывался вее кабинете, даже пыталась завести разговор подушам. Однако бдительности инастороженности Вадима это непритупило, идистанцию сокращать он несобирался.
        Ноздесь случилось еще одно событие: буквально неделю назад он выиграл тендер, накоторый, честно говоря, нерассчитывал. Издостоверных источников стало известно, чтодело увенчалось успехом благодаря прямому лоббированию интересов «Интермедсервис» все тойже Людмилой Степановной. Авот это уже никак невписывалось внегласные правила игры. Унего есть свои каналы, свои связи, свои доверенные люди, которые играют ключевую роль втаких делах. Теперьже они могут решить, будто он что-то затеял ииграет заих спиной. Аэто уже грозит потерей репутации.
        Необходимо было какможно скорее встретиться сБалай дляразговора, чтобы спросить напрямую, длячего затеяна эта игра, правила которой ему неизвестны. Решился ей позвонить. Изтуманного разговора понял, чточиновница также жаждет встречи исостояться она должна всамое ближайшее время. Такчто сегодняшний ее звонок иприглашение вМарьяливо оказались лишь отчасти неожиданными. Смело, конечно, состороны Людмилы Степановны приглашать малознакомого человека вдом, ноне напарковкеже разговаривать осерьезных вещах!
        Нажав накнопку домофона, Ладышев дождался ответа, толкнул калитку, прикрылее, незащелкивая, изашагал поосвещенной дорожке ккрыльцу двухэтажного дома. Повсему было видно, чтохозяева вселились нетак давно: территория необлагорожена, узабора накрытые пленкой стройматериалы. Темнеменее, всеаккуратно сложено, вычищено, присыпано свежим пушистым снежком. Из-за темноты рассмотреть иоценить дом снаружи непредставлялось возможным (купив участок, Вадим стал испытывать кзагородной архитектуре вполне понятный интерес).
        Быстро поднявшись накрыльцо, оноказался нанебольшой открытой террасе. Тутже распахнулась входная дверь ив проеме появилась хозяйка.
        —Амы уж заждались, Вадим Сергеевич! — добродушно пожурила она гостя.
        —Добрый вечер! Простите заопоздание. Пробки предновогодние, очень сложно передвигаться погороду… Вот, этовам, — протянул он букет иувесистый пакет. — Снаступающим!
        —Спасибо, Вадим Сергеевич! Право, мненеудобно, — смущенно повела плечами Людмила Степановна и, кокетливо склонив голову, показала идеальную укладку. — Ах,какие чудные розы! — глянула она набутоны. — Мойлюбимый цвет… Вы — прелесть! Ну,чтоже мы стоим напороге? Проходите! — опомниласьона, отступив внутрь.
        —Спасибо заприглашение, — поблагодарил Ладышев итактично заметил: — Этипредновогодние хлопоты, суета… Право, может быть, вамнестоит себя сегодня утруждать.
        —Проходите, проходите! Итолько посмейте отказаться отчашки чаю! — шутливо пригрозила она идобавила многозначительно: — Намведь есть очем поговорить, неправдали?
        Похоже, Людмила Степановна была настроена насерьезную беседу.
        —Нухорошо, начашку чаю уговорили, — Вадим стал расстегивать дубленку. — Ясмотрю, вынетак давно достроили дом?
        —Да,летом заселились. Стройку еще покойный супруг начал, несколько лет простояла крытая коробка, вседуша кней нележала. Остались ведь вдвоем сдочерью, безмужской поддержки. Нонадо было как-то жить… Женщина, если потребуют обстоятельства, горы свернет. Жаль, невсе успели сделать дозимы, территорию непривели впорядок. Работа, некоторая стесненность всредствах, — посетовалаона. — Выведь понимаете, насколько далеки отреальной жизни зарплаты работников бюджетной сферы.

«Дауж… Наодну зарплату чиновника, пусть ивысокого ранга, домнепостроишь, — усмехнулся просебя Вадим. — Ужеближе ктеме».
        —Ясудовольствием покажу вам дом, ноеще лучше это сделает моя дочь. Проходите вгостиную, онавас уже заждалась, — лукаво подмигнула Балай илегонько подтолкнула Вадима кшироко распахнутым дверям.
        Неуспев даже предположить, ктоего мог там заждаться, Ладышев сделал несколько шагов изамер: вкресле перед большим плоским экраном телевизора спультом вруках сидела… Кира.
        —Привет! — лениво бросила онаему, переключилась намузыкальный канал, аккуратно положила пульт накрай сервированного закусками столика, неторопливо встала, подошла, смахнула сего свитера невидимую соринку. — Вчера ты меня сильно разочаровал, можно сказать, обидел. Ноя готова тебя простить. Как-никак, Новый год наносу, неначинатьже его вссоре. Даимама расстроится. Яей много отебе рассказывала.
        —Как… мама? — ошарашенно выдавил Вадим. — Ичто ты ей рассказывала?
        —Все. Людмила Степановна, ковсему прочему, ещеисамая обыкновенная мама. Ая — ееединственная дочь.
        —Ноты никогда неговорила оматери, ифамилия утебя другая! Терентьева.
        —Отпапы досталась. Аразве имело значение, чьяя дочь?
        —Неимело… — пытаясь прийти всебя, выдавил Вадим.

«Ещекакимело!!! — тутже подумалон. — Зналбы, напушечный выстрел неприблизилсябы! Теперь ясно, чтоэто ловушка!»
        —Ивсе-таки что стобой случилось? — между тем продолжила Кира. — Яведь вчера тоже приглашала тебя вгости. Аты мало того что отказался, такеще инаговорил невесть чего… Хорошо, чтомама всего незнает, ато…
        —Ато что? — спросилон, лихорадочно обдумывая, кактеперь себя вести.
        —Ну,ты сам догадайся. Вообще-то мама — добрый иотходчивый человек, зланикому нежелает. Ноуж я-то знаю, чего стоит ее разочарование.
        —Тоесть?
        —Что-то ты сегодня туго соображаешь, — усмехнулась девушка. — Тыдолжен понимать: онаможет тебе либо помочь, либо создать немало проблем.
        —Ичтобы поставить меня обэтом визвестность, нужно приглашать ксебе домой? По-моему, явчера ясно дал понять: между нами все кончено.
        —Малоли что придет вголову выпившему человеку, — перебила его Кира ипожала плечами. — Ятоже могу что-то ляпнуть, азатем сожалеть.
        —Аесли я несожалею?
        —Мойтебе совет: неторопись сокончательными выводами, — неожиданно стала серьезной девушка. — Умамы натебя далеко идущие планы.
        —Ах,Кирочка! Посмотри, какие чудные розы нам привез Вадим Сергеевич! — появилась вгостиной восторженная Людмила Степановна. — Какая красотища! Вынепоможете? — недвусмысленно показала она взглядом набольшую, наполненную водой хрустальную вазу сцветами.
        —Да,конечно, — перехватил вазу изее рук Ладышев. — Куда поставить?
        —Вотсюда, — хозяйка быстро пересекла гостиную ипоказала надлинный комод, уставленный фотографиями истатуэтками. — Нет, лучше сюда, — суетливо переместилась она кбольшой искусственной елке вуглу комнаты. — Ставьте, ставьте напол, здесь самое видное место. Новый год, елка, Дед Мороз ирозы! Ах,Вадим Сергеевич, еслибы вы знали, какя мечтала оподобном натюрморте вюные годы! Какмолоды мы были, какискренне любили… — театрально произнесла она и, скрестив руки нагруди, прикрыла глаза. — Да-да, наше поколение тоже было молодо, романтично ине торопилось решать важные жизненные вопросы, считая, чтовпереди еще целая жизнь! Новремя пролетает так незаметно, поверьтемне! Вотуж идочь выросла… Ну,да что этоя, присаживайтесь, — снова засуетилась Людмила Степановна. — Мы,между прочим, готовились. Ради такого гостя Кирочка испекла печенье, — показала она рукой настолик. — Выприсаживайтесь, нестесняйтесь!
        —Спасибо, янеголоден.
        —Нет-нет! Только попробуйте отказаться! Покойный Василий Михалыч, Кирочкин папа, очень любил это печенье… Женщина должна уметьвсе. Япридерживаюсь традиционных взглядов: мужвсемье — добытчик, кормилец, защитник. Жена — хозяйка. Наней — уют, забота одетях. Высомной согласны? — заглянула она ему вглаза.
        —Вцелом согласен, — отвел взгляд Вадим.
        Нипеченья, нидальнейших разговоров нехотелось. Хотелось одного — бежать отсюда! Безслов, безобъяснений.
        —Вотвидите! — обрадовалась Людмила Степановна. — Яине сомневалась, чтотакой серьезный, деловой мужчина, каквы, недумает иначе. Ктомуже я хорошо знала вашего покойного отца. Какой был красавец, какой умница, какой профессионал! Мыдосих пор рекомендуем обучать студентов пометодикам профессора Ладышева. Акак Сергей Николаевич любил свою молодую жену, вашу мать! Обэтом легенды поинституту ходили! Какпоживает Нина Георгиевна? Здорова?
        —Давление иногда шалит, нов целом все нормально, — снова слегка растерялся Вадим. — Высней знакомы?
        —Нет, чтовы! Какмогла молодая ассистентка быть вхожа впрофессорские круги? Нет-нет. Этоневозможно. Ялишь издалека могла любоваться счастливой семейной парой. Правда, мнетак ине удалось защититься, позвали работать вМинздрав. Ноя вправе считать Сергея Николаевича своим учителем. Мнебыло очень приятно узнать, чтовы — сынпрофессора Ладышева. Нов жизни никогда непоздно что-то изменить! Априезжайте кнам завтра сНиной Георгиевной! Вместе встретим Новый год, познакомимся, вспомним былое.
        —Нет! — мгновенно отреагировал Вадим. — Маму недавно выписали избольницы, ией противопоказаны любые встречи. Только близкий, устоявшийся круг. Ейнельзя волноваться, — добавил он тоном, нетерпящим дальнейшего обсуждения.
        —Жаль, — разочарованно протянула Людмила Степановна. — Ну,тогда, может быть, выодин нас порадуете?
        —Спасибо, ноу нас традиция — Новый год встречать только всемейном кругу.
        —Чтож, этопохвально… — хозяйка очем-то задумалась. — Кирочка, тынемоглабы сходить накухню, посмотреть чайник? — выразительно взглянула она надочь. — Закипел уж, поди.
        —Да,мама, конечно, — сплохо скрытым недовольством кивнула та иисчезла задверью.
        —Амы пока продолжим разговор, — Балай взяла небольшую паузу: брови ее сошлись напереносице, лицо напряглось, стянутые губы превратились вподобие сморщенного яблока. Ладышев даже поразился такой быстрой перемене. — Вадим Сергеевич, предлагаю поговорить прямо, безотступлений иреверансов. Язнаю, чтовы сКирой давно встречаетесь, и, честно говоря, поначалу меня это несильно обрадовало. Ноя долго завами наблюдала, собрала кое-какую информацию исумела убедиться, чтовы — достойный человек. Ктомуже сердцу неприкажешь, идля меня какдля матери главное — личное счастье дочери.
        —Вэтом нет ничего удивительного: длялюбой матери важно счастье детей, — Вадим сделал вид, чтонепонимает, куда она клонит.
        —Именно поэтому я приняла решение оказывать вам ивашему делу посильную помощь. Уверена, выуспели это прочувствовать, — добавила она многозначительно ипродолжила: — Нескрою: мнебы хотелось, чтобы ваше дело стало нашим общим. Выдолжны понимать, чтопосле некоторых событий длявас может зажечься зеленый свет практически повсем направлениям.
        Вадим усмехнулся просебя. Такая прямолинейность была длянего несколько неожиданна.
        —Такчто нестоит затягивать…
        —Чтозатягивать? — онснова сделал вид, чтоничего непонимает. — Простите, ночто вы подразумеваете поднекоторыми событиями?
        —Вашу скорейшую свадьбу, — слегким укором отчеканила женщина. — Вы — человек свободный, Кирочка — молодая, красивая, образованная девочка изприличной семьи. Чемнепара?
        Вадим делано задумался.
        —Браки свершаются нанебесах, — наконец высокопарно ответилон. — Акакже любовь? Выоней ниразу неупомянули.
        —Ах,бросьте, Вадим Сергеевич! — скривилась Людмила Степановна. — Кчему поднимать вделовом разговоре такую тему? Явнимательно изучила ваш образ жизни ипоняла: вы, какия, неспособны любить. Нов вашем положении как-то уже несолидно довольствоваться легкодоступными девочками наночь. Крепкая семья — этотоже бизнес, согласитесь.
        —Возможно. Ивсеже мне кажется, чтосемья — этовпервую очередь желание обоих, иесли уж сравнивать ее сбизнесом, толюбовь здесь первостепенна. Этокакустав, основополагающий документ.
        —Авы, оказывается, романтик, — пришел черед усмехнуться Балай. — Илижелаете таким казаться? Чтож, янеждала отвас согласия прямо сейчас: понимаю, чтодляпринятия серьезного решения нужно какое-то время иубедительные аргументы. Смоей стороны один аргумент уже выдвинут. Яимею ввиду прошедший тендер. Кстати, итоги любого тендера всегда можно пересмотреть…
        —Безусловно, былибы причины, — понимающе кивнул Вадим итутже стал абсолютно серьезным. — Боюсь, Людмила Степановна, чтопервый рабочий день вновом году вам придется начинать именно спересмотра итогов тендера. Вчера я расстался свашей дочерью ине собираюсь ничего менять. Такчто, — развел он руками, — простите, если разочаровал, нонам больше нечего обсуждать. Извините, мнепора.
        Вэтот момент уВадима зазвонил телефон. Онбыстро прошел через гостиную иедва нестолкнулся спритаившейся задверью Кирой.
        —Да,дорогая… — нажал он клавишу ответа. — Яуже освободился, ноне волнуйся, яподожду.
        Сбросив хозяйские шлепанцы, онобулся, стянул свешалки дубленку.
        —Никудышная изтебя охотница, Кира, — обернулся он кзастывшей заспиной девушке. — Ничему тебя мама ненаучила. Прощай.
        Закрыв дверь застремительно ретировавшимся гостем, Кира вернулась вкомнату, присела надиван, нашла пульт телевизора, взяла извазочки печенье, надкусилаего.
        —Зряты все затеяла, мама. Яведь предупреждала, чтоничего невыйдет. Человек он непредсказуемый, — произнесла она наконец. — Ещеиунизил напоследок, сволочь…
        —Н-да… Неудалось тебе его зацепить. Правду Ладышев сказал: нев меня пошла, — согласилась Людмила Степановна. — Авот он — весь всвоего придурочного папочку! Нуда ничего, ещеневечер. Яему устрою райскую жизнь — самнаколенках приползет! — сузив глаза, добавила она снеприкрытой злобой.
        —Забудь, мам, — равнодушно посоветовала дочь иснова потянулась кпеченью. — Если честно, томне он никогда особо ненравился. Зануда. Всепоправилам, порасписанию. Еслибы неты, ябы еще весной его забыла… Ладно, поеду вклуб. Чтотеперь зря дома сидеть?
        —Тебебы все поночным клубам шастать! Ао том, чтозамуж давно пора выходить, мать должна заботиться? Хватит, накушались! Сама копейку ккопейке всю жизнь собирала, потри года водних туфлях ходила! Апапенька твой вэто время напрофсоюзных собраниях отсиживался, светлое будущее строил! Всеоком-то заботился, ради кого-то пороги обивал! Только нео нас стобой думал!
        —Даладно, успокойся, — безвсяких эмоций посоветовала Кира. — Зато квартиру долго ждать непришлось, сама рассказывала.
        —Таквот, чтобы непришлось ждать нетолько квартиру, нои всех остальных благ, надо выходить замуж сумом! Хотя что стобой говорить, — раздосадованно махнула рукой мать. — Ничего ты непонимаешь вжизни. Ктоему звонил, нерасслышала? — вернулась она ктеме Ладышева.
        —До-ро-га-я, — передразнив Вадима, фыркнула дочь. — Никогда неповерю, чтоутаких, какон, может быть дорогая.
        —Примерно вдевятнадцать звонили… — взглянула начасы хозяйка. — После праздников узнаем, ктотакая…
        Дети — девятилетний мальчик идевочка пяти лет — заждались крестную.
        —Ура!!! Тетя Катя приехала! — спорога услышала она их радостные вопли.
        Позволив гостье снять пальто иобувь, онитутже потянули ее вгостиную хвастаться наряженной елкой иразвешанными подому новогодними атрибутами.
        Распаковав привезенные подарки, какое-то время Катя провела вдетской: собирали pazzl, строили железную дорогу, рисовали. Снепривычки подустав отобщения сговорливыми ивесьма активными крестниками иуже поглядывая начасы, онарешила всеже попить схозяйкой чайку испустилась накухню. Ноперед этим позвонила Вадиму ипредупредила, чтозадержится еще какминимум наполчаса.
        Обеденный стол накухне был накрыт новогодней скатертью, настоле стояли тарелки стакимже рисунком, свечи, бокалы. Даже бумажные салфетки были подобраны втон! Красиво, уютно, празднично. Слюбовью.
        —Охихозяйственнаяты, Валька! — неудержалась отпохвалы Катя иосторожно уточнила: — Агде Толик-то?
        —Проблемы унего какие-то наскладе. Машину сизюмом разгружали всю ночь. Подутро заявился, поспал немного иснова умчался. Ятолком ине поняла куда… Катя, ядавно хотела спросить: тывсерьез решила развестись сВиталиком?
        —Конечно, всерьез, — удивилась та вопросу. — Разве можно развестись вшутку? Жениться — да, отаком слышала. Норазводиться… Бывают, конечно, случаи, когда это делают понарошку: кпримеру, квартиру хотят получить. Ине одну, асразу две. Илидругие какие причины. Ноэто тоже нев шутку, жизнь заставляет. Я,Валя, подала наразвод по-настоящему ипочти два месяца живу одна.
        —Аты подумала, чтосвято место пусто небывает? — разлив чай почашкам ипододвинув вазочку сосладостями, хозяйка присела напротив. — Только представь: кто-то живет втвоей квартире, спит втвоей кровати. Тебе нежалко? Если дело лишь втом, чтоон завел любовницу, — опустила она глаза, — тоты совершаешь большую ошибку. Мужчины, они… Природа уних такая…
        —Валь? Ты… Этомне говоришьты?! — округлила глаза Катя. — Никогдабы неподумала!
        —Одиннадцать лет назад, ещекогда замуж выходила, яисама так недумала, — вздохнула хозяйка. — Носемейная жизнь вносит коррективы. Этовпервый раз тяжело пережить измену, вовторой раз гораздо легче, поверьмне.
        —Явсегда подозревала, чтоАнатолий…
        —Правильно подозревала, — кивнула Валентина. — Какутверждает одна моя приятельница, девяносто процентов семейных мужиков реже иличаще ходят налево. Якэтому уже давно отношусь философски: погулял ивернулся. Ну,ижелательно, чтобы детей настороне ненажил. Ав остальном… Востальном все замечательно: дом — полная чаша, дети счастливы, чтопостоянно видят отца.
        —Аты? — вупор посмотрела нахозяйку Катя. — Тысчастлива оттого, чтотвой муж неизвестно где ис кем?
        —Ая обэтом стараюсь недумать исплетен неслушаю, — опустила та голову. — Такпроще. Нервы крепче.
        —Акак ты впервый раз узнала? Кто-то рассказал?
        —Никто мне ничего нерассказывал. Вседобанального смешно ипросто получилось. Летсемь назад приехала я кТоле вофис — визу оформляла, надо было поставить печать насправку, якобы унего работаю. Аон вэто время вместе ссотрудниками вкомнате переговоров поздравлял кого-то сднем рождения. Возьми искажимне: печать встоле, втаком-то ящике. Япечать шлепнула, сижу, ждуего, чтобы подписал. Скучаю. Ав верхнем ящике ключ торчит. Открыла яего, потянула насебя — атам фотографии. Много фотографий! Такая то-о-о-лстая стопка! — усмехнувшись, подняла она руку надстолом. — Ина всех — онсодной итойже дамочкой: вРиме, вАмстердаме, вПраге, откуда вернулся неделю назад. Аведь уверял, чтоодин летал иисключительно поделам.
        —Ичтоты?
        —Выбрала несколько самых пикантных, закрыла стол, уехала впосольство. Вернулась домой — мытогда еще наПартизанском жили, — наревелась, всердцах стала его вещи собирать. Апотом присела, подумала, глянула наспящего Никитку (Аленки-то тогда еще небыло) ипоняла, чтонельзя его безотца оставлять, надо как-то иначе действовать. Авдруг насамом деле уйдет? Вдруг давно мечется, нерешается сделать выбор? Ая его сама кэтому выбору подтолкну? Кстати, твоиже слова тогда здорово помогли: «никогда иникого нельзя ставить перед выбором, потому что выбор может оказаться нев вашу пользу».
        —Разве я когда-то такое говорила? — удивилась Катя.
        —Газета настоле ствоей статьей лежала, какраз изпочтового ящика достала. Вобщем, уцепилась я заэту фразу ирешила: унас ребенок, ия непозволю ему остаться безотца из-за какой-то вертихвостки. Нои закрыть глаза наэто было нельзя.
        —Идальше?
        —Ахиллесова пята Толика — деньги, онсам нераз вэтом признавался. Короче, разложила я его шмотки поместам, собрала всумки свои вещи, Никиткины, привела себя впорядок, создала романтическую обстановку дляужина присвечах. Вобщем, удивился мой муженек, расслабился, ая возьми да искажи прямо влоб: ужин прощальный, таккакзнаю олюбовнице, апотому ухожу вместе ссыном кродителям. Временно, пока он жилье себе неподыщет, таккакквартира моя, бабушка завещала. Домтогда еще даже строить неначинали. Бизнес Толика полностью ототца зависел, и, конечно, огласки своих амурных похождений ему нехотелось.
        —Н-да, — задумалась Катя. — Выбора ты тогда ему неоставила.
        —Ато! Онсразу вступор впал, едва неподавился! Стал отнекиваться, даже голос повысил: какя могла такое придумать! Ая перед ним фотографии настол… Ивот здесь уже его едва кондрашка нехватила, настолько все было неожиданно. Давление подпрыгнуло! Неповеришь, даже спасать пришлось: валерьянка, таблетки, — усмехнулась Валентина. — Прощения просил, едва наколенях неползал, умолял отцу ничего нерассказывать. Клялся: больше никаких любовниц, главное длянего — семья! Ятогда его пожалела, родителям конечноже ничего нерассказала. Через два года Аленка родилась.
        Хозяйка сделала паузу итяжело вздохнула.
        —Ачерез полгода умер папа. Стех пор все ипонеслось. Власть поменялась. Знаю, чувствую, чтоунего кто-тоесть, нопомалкиваю.
        —Тоесть, воттак, ствоего молчаливого согласия, онразвлекается, аты терпишь?
        —Ачто мне остается делать? — нервно отреагировала Валентина. — Хорошо тебе рассуждать, когда детей нет. Амне куда сними?
        —Послушай, такведь тебе есть куда! Утебя квартира осталась наПартизанском! — подсказала Катя.
        —Ичто дальше? Ясдетьми буду ютиться вдвух комнатах, аон здесь развлекаться? Дудки!.. Даине отдаст он мне детей… Заикнулась как-то, таксказал: собирай вещи ивали, дети останутся здесь. Илидолжна принятьвсе, какесть, иливыметаться. Теперь уже он неоставил мне выбора.
        —Икак ты сним живешь? — впечатлившись услышанным, посочувствовала Катя.
        —Такиживу. Дажеты, видишь, ничего незнала ини очем недогадывалась.
        —Недогадывалась. Честно говоря, рассказалбы кто другой — неповерила. Даисейчас недо конца верю… Еслибы не… — начала она фразу, нотутже осеклась.
        Аведь едва непроговорилась, чтовидела вчера Анатолия вклубе скакой-то девицей.
        —Еслибы нечто? — подозрительно посмотрела хозяйка.
        —Датак, ничего, — Катя опустила глаза. — Идолго ты так жить собираешься? Валь, тыже себя губишь! Ведь этоже пытка! Каждодневная изуверская пытка!
        —Пытка, — согласилась Валентина. — Ноздесь нетебе меня судить. Каждому свое. Пусть дети подрастут, тамвидно будет.
        —Ябы так несмогла.
        —Ая смогла. Иты знаешь, когда нио чем плохом недумаю, мнедаже нравится так жить: заниматься домом, детьми. Ковсему можно приспособиться. Потому ихотела утебя спросить: ане поспешилали? Твой Виталик совсем непохож наТолю: имягче, итерпеливее. Емуведь тоже рядом сизвестной журналисткой непросто. Нусобрала вещи, нуушла, нупроучила. Может, ихватит, пора вернуться? Развестись втвоем положении — оно, конечно, проще всего. Воттолько где внаше время другого такого мужика найдешь?
        —Азачем его искать? Такого… — перебила Катя. — Чтобы какты жить?
        —Лучше подумай отом, чтонасвою журналистскую зарплату ты никвартиры нормальной некупишь, нимашины. Нишубы новой. Вотскажи, гдетвоя шуба? Зима заокном, аты все вкурточке бегаешь. Чтоутебя останется после развода?
        —Уважение ксебе, — после долгой паузы ответила Катя. — Идля меня это гораздо важнее, чеммашина, квартира, шуба. Имужчина найдется, если судьба. Нетакой, какбыл, анастоящий. Извини, Валя, нехочется мне сегодня чаю, — отодвинула она чашку. — Пойду, замной уже приехали, — покинула она кухню истала быстро собираться. — Сдетьми прощаться небуду, поцелуешь их заменя.
        —Даподождиты, глупая! — подхватилась хозяйка. — Поймиты: язатебя переживаю! Нукуда ты такая? Нукому ты нужна? Ктомуже бездетная!.. Ой,извини, извини меня, дуру, — тутже прикрыла она рот ладошкой.
        —Аза что извинять? — обмотав шарф вокруг шеи, Катя набросила куртку. — Детей мне насамом деле Бог недал. Но,может, оноик лучшему… Зато уВиталика будут дети, пусть отдругой женщины.
        —Дачто ты такое говоришь? ОнисТоликом уже все варианты перебрали, кактебя вернуть. Даже твоего отца решили поднапрячь! Тычто, собственному отцу зла желаешь?
        —Валя, окаком зле ты говоришь? — пристально посмотрела ей вглаза Катя. — Ану-ка рассказывай, чтоони придумали!
        —Даничего такого… — опустила глаза Валентина. — Слышала, чтоговорили обавтомойке. Мол, деньги внее Виталик вкладывал. Помогал тестю, какблизкому родственнику. Аесли перестанут быть родственниками — тоиотношения другие. Сейчас ее можно выгодно продать, вхорошем месте стоит.
        —Неужели Проскурин так низко пал? Ведь он знает, чтозначит дляотца автомойка! Онее своими руками отстраивал, кирпичик ккирпичику, всесогласования, всепроверки… Нет, неможет быть… — растерянно принялась она теребить шарф.
        Самому Виталику такое вголову непришлобы. Вотоно, влияние Толика. Незря оЗамятине говорят, чтоон родную мать ради выгоды продаст.
        —Тытолько меня невыдавай насчет отца, — испугалась Валентина. — Ониине догадываются, чтоя их разговор подслушала. Толик, если узнает, точно издому выгонит! Невыдавай меня, Катя, — иона так умоляюще посмотрела ей вглаза, чтосердце зашлось отжалости.

«Боже мой! — поразилась Катя. — Вочтоже мужчина может превратить женщину! Растоптать, унизить…»
        —Небойся, невыдам… Толик знал, чтоя сегодня приеду?
        —Знал… Просил поговорить. Ноя исама давно хотела стобой встретиться, — вкоторый раз завечер опустила глаза Валентина. — Переживаю затебя. Нукакты одна будешь?
        —Как-нибудь. Ладно, спасибо зазаботу. Снаступающим! — махнула рукой Катя иисчезла задверью.
        Вадим быстрым шагом дошел донезапертой калитки (ай да молодца — какпредусмотрительно оставил путь котступлению!), селвмашину ирванул прочь изМарьяливо.

«Видно, кто-тоесть нанебесах, если я некупил здесь участок! — думалон, сворачивая наБоровляны. — Воттебе иподарочек кНовому году!»
        Остановившись вкаком-то перелеске упоселка, онпогасил фары, опустил стекло изакурил. Надо было немного поостыть, привести впорядок мысли. Время позволяло: Катя предупредила, чтозадержится еще наполчаса. Всамый раз, надо сказать, позвонила.

«Неприятно, нозато неосталось никаких вопросов, — пытался он себя успокоить, нев силах отделаться отмыслей обинтригах Балай. — Надо как-то заставить себя обэтом недумать. Лучше потом, после Нового года, насвежую голову…»
        Какни странно, извсего сказанного Балай его больно зацепила фраза, чтоон неспособен любить. Ошиблисьвы, Людмила Степановна: онвсегда был иостается романтиком, который хочет, способен любить и, кажется, любит. Потому, незадумываясь, иназвал Катю «дорогая». Пусть слышат! Есть еще много приятных, нежных слов, которые ему нравятся, которые он научится произносить. Например, милая…
        Вадим улыбнулся, загасил сигарету, включил фары, поднял стекло ивыехал наасфальтированную дорогу.
        Катя уже ждала его наперекрестке.
        —Полчаса еще непрошло. Почему непозвонила? — упрекнул ее Вадим. — Замерзла? — заботливо нажал он тумблер подогрева сидений.
        —Немножко, — благодарно улыбнуласьона. — Яраньше ушла.
        —Ачто так?
        —Даразговор унас сВалентиной кконцу незаладился, — вздохнула Катя.
        —Ещетепла добавить? — продолжал он оней беспокоиться. — Ветер ледяной. Кстати, всехотел спросить: тыпочему досих пор вкуртке ходишь?
        —Ятут, пока тебя дожидалась, всепыталась понять, — оставив его вопрос безответа, задумчиво уставилась она встекло, — чтотакое семья? Может, правы те, ктоговорит, чтовнаше время семья себя изжила? Кого нивозьми — Колесниковы, Полевые, Замятины — увсех что-то нетак, — опустила глаза Катя, — что-то неправильно.
        —Акто знает, каконо — правильно? Сколько семей, столько иправил, — заметил Вадим.
        —Слушай, может, яивправду дура? — задала она неожиданный вопрос. — Ну,живутже люди как-то безлюбви, держатся друг задружку, терпят, приспосабливаются. Таже Валя прекрасно знает, чтоТолик ей изменяет, нопредпочитает этого вупор невидеть, неслышать, занимается детьми, хозяйством. Ивопросом, чтотакое счастье, незадается. Авот я — ра-а-а-з! — одним махом собственными руками взяла ивсе разрушила! Скажи, если состороны посмотреть, тоя кто, разрушительница? — повернулась она лицом кВадиму.
        —Если задаешь такие вопросы, товозможно, — нахмурился тот инадолго замолчал.
        Каки Катя. Отцарившего всалоне допоездки предпраздничного настроения неосталось иследа. Каждый думал освоем.
        —Извини. Какой-то бесконечно длинный, полный открытий день. Видно, яустала, — наконец прервала она затянувшееся молчание.
        —Неза что извиняться. Ятоже устал ихочу спать. Сейчас отвезу тебя домой.
        —Хорошо, — кивнула она ивнимательно посмотрела наВадима: — Утебя тоже какие-то неприятности?
        —Счего ты взяла?
        —Тыбыл другой доМарьяливо.
        —Тытоже была другая доБоровлян, — заметил он идобавил: — Зрямы вэти края поехали.
        —Наверное… Знаешь, лучше высади меня где-нибудь поближе кметро илик сотому автобусу. Яхочу прогуляться.
        —Нет. Ине проси, неуговаривай. Довезу доподъезда. Такмне будет спокойнее. Если очень захочется — погуляешь набалконе.

«Аведь еще утром предлагал переехать кнему», — подумала Катя отстраненно.
        Доулицы Чкалова доехали молча.
        —Ятебе еще позвоню, — Вадим проводил ее доподъезда, поцеловал влоб ивернулся к«Range Rover».

…Около часа ночи Катя выключила ноутбук ипосмотрела наулицу: вдоме напротив почти неосталось светящихся окон.

«Хорошее Генка прислал поздравление — теплое, нежное… Воттолько напрасно он начто-то надеется», — сгрустью подумала она и, плеснув встакан минералки, подошла ближе кокну.
        Редкие прохожие быстро двигались потротуарам, отбрасывая меняющиеся подлине тени.

«АВадим так ине позвонил… Холодно как-то, — зябко повела она плечами. — Весь день было тепло, асейчас холодно. Ине потому, чтоуспела замерзнуть иникак неудается согреться… Душе холодно… Непозвонил… Надо идти спать…» — поставила она стакан вмойку ивыключила накухне свет.
        Вэтот момент завибрировал лежавший настоле мобильник, включилась голубоватая подсветка дисплея.

«Неспишь?» — прочитала она итутже ответила: «Нет».
        Почти сразуже раздался звонок.
        —Привет… Яобещал позвонить.
        —Привет… Ядумала, тыуже спишь.
        —Неспится.
        —Странно. Тытак торопился домой.
        —Торопился, — тяжело вздохнулон. — Извини, чтонесмог совладать снастроением. ВМарьяливо уменя тоже случился неприятный разговор. Даже забыл, чтохотел спросить… Ответь, счем утебя ассоциируется Новый год?
        —Нукакс чем? — невключая света, Катя присела настул, оперлась настену изапрокинула голову. — Елка, апельсины, подарки… Ой,я совсем забыла проелку! — спохватиласьона. — Хотя… Зачем она мне здесь? Всеравно котцу поеду.
        —Катя, яхочу предложить тебе встретить Новый год вместе, — неожиданно произнесон. — Тынепротив?
        —Непротив, — ответила она после небольшой паузы.
        —Уф-ф-ф, — выдохнул он соблегчением. — Такбоялся, чтооткажешь.
        —Почему?
        —Дарасстались как-то нехорошо. Видно, ивправду устали. Немножко.
        Катя улыбнулась.
        —Похоже нато… Воттолько незнаю, кактеперь сообщить отцу, чтонеприеду.
        —Заедем завтра днем, поздравим ивсе объясним.
        —Икак мы ему объясним?
        —Такискажем, чтоты будешь встречать Новый год сомной имоей мамой.
        —Какс мамой?
        —Новый год мы всегда встречаем смамой, яуже говорил. Онауменя одна, тыже знаешь, — словно извиняясь, добавилон.
        —Амаме я праздник неиспорчу?
        —Дадлямамы это будет самым желанным новогодним подарком! Онамне еще вчетверг отебе все уши прожужжала. Настоящий приступ восторга случился! — довольно рассмеялсяон.
        —Такуж ивосторга, — недоверчиво уточнила Катя.
        Скаждым услышанным словом надуше становилось теплее.

«Еслибы сейчас он вдруг оказался рядом… Аведь я хочу этого… Очень», — подумалаона, отчего стало еще теплее. Почти горячо.
        —Завтра сама услышишь. Лучше ответь: почемувсе, скембы я тебя низнакомил, сразу начинают испытывать ктебе самые светлые чувства? Кого нивозьми: мама, Андрей. Даже Зина! Напушечный выстрел никого избарышень неподпускала, авчера была готова уволиться, если тебя ненайду!
        —Тысерьезно?
        —Аты думаешь, шучу? Ичто утебя заталант такой — спервой минуты всех обаять? Даже меня!
        —Самнапросился назнакомство, — насмешливо напомнилаона.
        —Сам, отрицать небуду. Изнаешь, очень этому рад. Самый верный поступок завесь год, — добавил он чуть тише. — Ясегодня понял, чтовсравнении сним все остальные теряют свою значимость… Больше всего насвете я сейчас хочу оказаться рядом стобой.
        —Ия хочу, — неудержалась Катя.
        —Тогда вызываю такси, — обрадовалсяон. — Жаль, самзаруль сесть немогу: выпил стаканчик виски.
        —Вадим… Втаком случае, может, нестоит? — осторожно предложилаона. — Мывсамом деле устали засегодняшний день. Сучетом непростой завтрашней встречи сотцом да еще предстоящей новогодней ночи немешалобы выспаться. Долженже кто-то изнас двоих трезво мыслить, — шуткой смягчила она отказ. — Ктомуже вдруг ты сутра передумаешь встречать сомной Новый год?
        —Недождешься. Яхорошо подумал. Целых четыре часа думал. Стех пор, какмы расстались, — снова стал серьезным Вадим. — …Ачто натебе сейчас надето? — неожиданно спросил он после паузы.
        —Халат.
        —Апод ним?
        —Ночная рубашка. Срукавами. Ачто?
        —Неправильная рубашка. Тывсегда вней спишь?
        —Всегда. Вней как-то теплее. Особенно сейчас, когда сплю одна.
        —Араньше?
        —Ираньше спала всорочке.
        Вадим вздохнул.
        —Ладно… Когда затобой завтра заехать?
        —Пока незнаю. Ближе кдвенадцати. Последняя ночь вуходящем году… Пойдем спать?
        —Пойдем.
        —Спокойной ночи!
        —Ятебя целую. Спокойной ночи!
        —Ия… — добавила Катя иеще долго сулыбкой смотрела напогасший дисплей телефона…

8

«Чтобы такое надеть?» — первая мысль, скоторой Катя проснулась, завладела всем оставшимся доприезда Вадима временем. Ничего путного вголову неприходило. Высушив иуложив волосы, онананесла налицо легкий слой тонального крема, подкрасила ресницы инаправилась краспахнутому шкафу.

«Н-да… Негусто уменя нарядов длявстречи Нового года… вузком семейном кругу. Вновом кругу, — поправила она себя, поочереди прикладывая перед зеркалом плечики содеждой. — Сотцом былобы проще, вполне достаточно новой кофточки кджинсам», — вздохнулаона, откладывая надиван очередной комплект.
        Вшкафу оставался лишь упакованный вцеллофан наряд, купленный летом вТурции. Такивисел сбиркой.

«Врядли сегодня кстати так выряжаться. Красиво, носпина открыта, слишком по-вечернему. Каквоспримет это Нина Георгиевна, одному Богу известно!» — вздохнулаона, покрутившись перед зеркалом.
        Примерку прервал долгий звонок вдверь.

«Нувот! Неуспела!» — набросив халат, раздосадованно подумалаона.
        Наплощадке сбольшой коробкой ипакетом стоял Вадим.
        —Привет! Тычего так долго невпускаешь? — переступив порог, пробурчалон, чмокнул Катю вщеку ипоставил коробку напол. — Полгорода заэтими кастрюлями объездил: всеразмели кНовому году! Разуж ты нежелаешь комне переселяться, придется мне иногда здесь столоваться. Давай распаковывай, — открыв шкаф, чтобы спрятать верхнюю одежду, показал он глазами накоробку.
        —Сумасшедший! — всплеснула руками Катя, рассмотрев рисунок накоробке. — Кудаже я все эти кастрюли пристрою? Кухонька крошечная.
        —Пристроим, — успокоил Вадим. — Выбросим весь хлам — ивсе поместится.
        —Безразрешения Арины Ивановны? — задумаласьона. — Нет, нельзя. Яздесь нехозяйка.
        —Втаком случае тебе придется переселяться наСторожевку. Да,сегодняшнюю ночь проведем уменя. Даже несопротивляйся. Ачто это? — заглянул он вразрез распахнувшегося халата. — Дайпосмотреть, чтозакрасота.
        —Датак, гардероб перебирала… — смутилась Катя иотступила вглубь комнаты. — Немогу подобрать ничего подходящего длявечера. Извини, неуспела нипереодеться, ниприбраться.
        —Извиняю, только дай посмотреть. Нупожалуйста, — игриво заканючил Вадим.
        Сделав шаг, онкоснулся рукой полы халата и, поняв, чтосопротивления непоследует, осторожно развязал пояс, обнажил плечо.
        —Ничего себе! — едва неприсвистнулон, полностью освободив женскую фигуру отхалата. — Иты хочешь сказать, чтоэто неподходит длявстречи Нового года?
        —Сомневаюсь, — окончательно смутилась ипокраснела Катя. — Кактвоя мама воспримет, сомневаюсь…
        —Если учесть мамину склонность кистинно женскому стилю одежды, тыочаруешь ее вочередной раз. Можешь несомневаться! — заявил он убежденно. — Ктомуже все наместе: бюст, талия, бедра… Поверь, еенесмутит даже небрежно сброшенная бретелька. Воттак, — опустил он тонкий жгут материи. — Аеще лучше обе, — аккуратно стянул он бретельку сдругого плеча илукаво улыбнулся. — Ахда, забыл еще ободной вещи, — онпривлек ее ксебе, обнял, поцеловал оголенное плечо ипринялся медленно расстегивать молнию наспине.
        —Тысума сошел! Унас времени вобрез, аеще надо заехать вЖдановичи! — попыталась образумить его Катя. — …Уменя ноги подкашиваются… — произнесла она уже нестоль возмущенно идобавила почти шепотом: — Тычто творишь…
        —Помогаю переодеться… Надо поберечь это очаровательное платье довечера, — также перешел нашепот Вадим.
        Вследующую секунду ткань скользнула победрам, мягко опустилась наковровое покрытие, адальше… Адальше платье было забыто ровно настолько, сколько того требовали страсть инежность. Всеостальное всравнении сэтим отошло навторой, ато итретий план илиже вообще забылось ипотерялось вовремени…
        Ехать вЖдановичи решили покольцевой, адо кольцевой добираться посамому короткому пути — улице Казинца.
        —Тычего такая смурная? — остановившись насветофоре, спросил Вадим. — Что-то нетак? Переживаешь, какотреагирует отец нанаш приезд?
        —Нетолько, — тяжело вздохнула Катя, раздумывая, рассказывать илинет Вадиму обуслышанной накануне новости. — Валя вчера проболталась, чтоВиталик шантажирует отца автомойкой.
        —Этокак — шантажирует автомойкой? — непонимающе свел брови Вадим. — Авот сэтого места давай поподробнее.
        —Этодолгая история.
        —Амы никуда неторопимся. Сегодня какникогда справедливо правило: тише едешь — дальше будешь.
        Посматривая то влевое, товправое зеркало, Вадим двигался посредней полосе впределах разрешенной скорости, чего нельзя было сказать омногих других участниках движения.
        —Судя поколичеству «шумахеров» ипо обилию машин, пробки иДТП натакой дороге обеспечены, — заметил он вслед очередному пронесшемуся слева автомобилю, обдавшему «Range Rover» потоком грязи, отчего автоматически настроенные щетки едва незашлись вистерике. — Рассказывай.
        —Понимаешь, когда папу неожиданно отправили вотставку, онпервое время незнал, чемзаняться. Энергии еще море, акроме како службе, нио чем понятия неимел. Чего только неперепробовал: иторговать, итехнику ремонтировать. Онведь военный инженер, руки золотые. Даже землю хотел взять варенду, теплицы построить иовощи выращивать. Мама перед смертью успела отговорить.
        Катя ненадолго замолчала.
        —Яжила вМинске, бабушки умерли. Сродным городом его больше ничто несвязывало. Честно говоря, ясейчас поражаюсь: какон тогда все вынес, незапил сгоря, несломался? — подняла она взгляд наВадима.
        —Потому что настоящий полковник, — незадумываясь, ответил Вадим. — Ичто дальше?
        —Дождался, пока вступит внаследство, продал два дома, нашу двухкомнатную квартиру икупил домик вЖдановичах. Отремонтировалего, стал искать работу. Бывший сослуживец пристроил бригадиром наавтомойку, гдепапа быстро стал руководителем ипредложил Виталику построить свою: оказывается, даже место присмотрел. Самрешал все вопросы, самзанимался строительством, открыл, отработал год — иподхватил воспаление легких.
        —Вотисказался нервный стресс, — заметил Вадим. — Пробило защиту. Рано илипоздно это должно было случиться. Извини, чтоперебил, продолжай.
        —Оночень тяжело болел, иеслибы неАрина Ивановна, теперешняя его жена, неизвестно, чембы все закончилось. Онабыла его лечащим врачом. — Катя помолчала ипродолжила: — Виталик уважал тестя зато, чтоон несобирается сидеть сложа руки. Львиная доля финансов настроительство отнего шла. Ивот теперь, насколько я поняла, пригрозил, чтоесли я невернусь, тоон отберет автомойку. Папа этого невынесет, — совсем расстроилась Катя.
        —Понятно. Аофициальный владелец кто?
        —Насколько я знаю, официальных владельца два — папа иВиталик. Нотыже понимаешь, чтоэто лишь побумагам. Наделе отец выплачивает компаньону одолженную сумму, проценты, прибылью делится. Остального незнаю, вих финансовые дела я никогда невстревала. Слышала только, чтопапа рассчитывается сним поквартально. ИВиталик доволен им какпартнером.

«Аведь, скорее всего, деньги, которые мне одолжил, онвзял именно изэтой суммы! — осенилоее. — Чтоже я наделала!»
        —Чтоеще, договаривай, — снова глянул нанее Вадим. — Говори, скрывать отменя нечего.
        —Незнаю, пока это лишь догадка… — заерзала она насиденье.
        —Катя, постарайся понять: отныне все твои проблемы — этоимои проблемы. Необижай меня своим молчанием.
        —Хорошо. Вобщем, ятут подумала… Короче, теденьги, чтовернула тебе заремонт машины, яодолжила уотца. Какмне кажется, онвзял их изсуммы, предназначенной дляВиталика, — покраснев, опустила она глаза. — Конец квартала… Выходит, яего подставила.
        —Авот ипробка, — Вадим заметил, чтодорога впереди забита машинами, нераздумывая снизил скорость истал перестраиваться вправо.
        —Этонадолго, — вслед заним оценила размер затора Катя иуточнила: — Решил объехать через город?
        —Нетолько. Надо домой заскочить, — ответилон, сворачивая всторону Сухарево.

«Какже теперь помочь отцу?» — отстраненно следя задорогой, погрузилась всвои мысли Катя.
        Тутже вспомнился последний разговор сним, попытки повлиять надочь, примирить смужем, негативное отношение кЛадышеву, скоторым он даже незнаком. Этонебыло похоже наотца. Скорее всего, Виталик ему нетолько рассказал оВадиме, нои пригрозил. Папа был явно чем-то расстроен, потому ивыглядел неважно. Этоже надо было ей впутать вэто дело отца! Авсе потому, чтогордыня взыграла: какже, непозволит она никому заремонт своего авто заплатить!
        —Янедолго, тыпосиди вмашине, — попросил Вадим, когда они оказались водворе его дома.
        Невыключая зажигания, онзабрал изсалона ибагажника какие-то пакеты, коробки искрылся вподъезде. Вернулся ив самом деле быстро, правда, ненадолго задержался свышедшим покурить консьержем. Что-то ему сказал, показав намашину. Тотвответ энергично закивал. Пожав ему руку, Ладышев открыл дверцу, присел насиденье итщательно отряхнул обувь отмокрого снега.
        —Вот, — повернулся он кКате идостал извнутреннего кармана знакомый конверт. — Янесчитал, сколько там. Какты передала, таквсе илежит. Этой суммы отцу будет достаточно?
        —Незнаю… — отнеожиданности Катя едва невыронила конверт. — Тамеще были деньги мне наподарок… Спасибо… — опустила она глаза. — Ятебе верну, кактолько страховая выплатит…
        —Какты меня утомила! — перебил ее Вадим и, сдвинув рычаг коробки передач, резко нажал нагаз. — Какни пытаюсь втолковать: твои проблемы — этоимои проблемы, тынив какую нежелаешь меня понять.
        —Прости меня… Прости, если это тебя обижает, — Катя осторожно коснулась ладонью его руки. — Только иты меня пойми: едва начала учиться жить самостоятельно, рассчитывать только насебя, ниот кого независеть, каквсе снова меняется. Янеуспеваю перестроиться…
        —Глупенькая, — Вадим, неотрывая взгляда отдороги, убрал одну руку сруля икрепко сжал ее ладошку. — Этонеты отменя, этоя оттебя начинаю зависеть. Оттвоего настроения, оттвоих желаний. И,какни странно, этодаже приятно, — добавилон, улыбнувшись. — Короче, чтобы больше я неслышал, чтоты якобы мне что-то должна. Если уж нато пошло, тысделала дляменя гораздо больше: помогла принять верное решение. Аэто стоит куда дороже.
        —Какое решение?
        —Пооткрытию клиники японской медицины. Вернее, нецелесообразности ее открытия.
        —Правда, помогла? Только честно! — недоверчиво посмотрела нанего Катя.
        —Какна духу! Втот день, когда мы случайно встретились вМоскве, якакраз закрыл эту тему.
        —СЕкатериной Александровной?
        —Сней, — кивнул Вадим. — Такчто квиты. Теперь давай осерьезном. Попробуй узнать уотца, сколько он должен Проскурину.
        —Зачем?
        —Если нанего небудут давить, тоон перестанет давить натебя. Нодля начала надо собрать информацию.
        —Аесли Виталик насамом деле решит продать автомойку? Чтотогда? Немогу поверить, чтоон натакое способен, ивсеже… Непонимаю, кактак можно… Деловая репутация — непустой звук, ас папой они компаньоны.
        —Ошибаешься, — вздохнул Вадим. — Ствоим отцом они прежде всего родственники. Иесли вотношения вклиниваются личные разборки, разводы ипрочее, заредким исключением людям удается сохранить лицо, ауж тем более сохранить бизнес. Иобычным шантажом здесь дело незаканчивается. Ужповерьмне, насмотрелся.
        —Какже теперь быть? — совсем упала духом Катя.
        —Яподумаю, чемможно помочь. Напрягу после праздников Поляченко. Придется ио твоем муже кое-что узнать.
        —Бывшем, — насупиласьона.
        —Хочешь нехочешь, нодо официального развода он твой муж, — несогласился Вадим. — Боюсь, дотого дня несмогу предложить твоему отцу помощь открыто: каклюбой нормальный мужик, онее непримет. Такчто ты даже неупоминай, откуда деньги взялись. Неуспела отдать, вотивсе.
        —Тогда уж лучше — невзял, — согласилась Катя. — Тыведь ив самом деле небрал этих денег.
        —Ну,втаком разе благодарствую, — улыбнулся Вадим. — Ствоей подачи, даст бог, Вадим Ладышев заработает вглазах отца первый балл. Насамом деле хорошо, чтоты неотдавала мне их изрук вруки. Ине прикоснулсябы. Наверняка разругалисьбы вдрызг… Все, приехали. Идиодна, безменя.
        —Аты?
        —Интуиция подсказывает: лучше мне пока там непоказываться. Если уотца был подобный разговор сПроскуриным, тотнаверняка упоминал мою фамилию. Какличного врага.
        Если честно, тоКатя исама уже сомневалась, стоитли знакомить отца с«разрушителем семейного счастья». Слишком категорично он был настроен против впрошлый приезд.
        —Тыуверен? — чувствуя неловкость, навсякий случай уточнилаона.
        —Более чем. Иди, ятебя подожду, — перегнувшись, открыл он ей дверцу.
        —Спасибо, — поцеловала она его вщеку, опустила ногу навысокую ступеньку джипа ивдруг обернулась: — Ты — удивительный человек, Вадим Ладышев…
        —Скем это ты приехала? — хмуро поинтересовался сидевший закухонным столом отец, едва дочь переступила порог ипоздоровалась.
        —Друг, — замяласьона.
        —Если друг, чего вдом непозвала?
        —Язвала, ноон… постеснялся.
        —Зовут хоть как?
        —Вадим. Ладышев.
        —Этокоторый бывший работодатель? — хмыкнул хозяин, явно пребывавший нев лучшем расположении духа. — Быстроже он стал длятебя другом. Впрошлый приезд ты онем иначе отзывалась.
        —Заэто время многое изменилось. Акаквы? ГдеАрина Ивановна? — сменила тему Катя.
        —Ксоседке пошла. Мясо вдуховку поставила, асама — ксоседке: что-то захворала та. Мытебя часам кшести ждали, нераньше. Ачего друг неуезжает? — выглянул вокно отец.
        —Меня ждет. Папа, тыизвини, ноя заехала только поздравить. Подарки привезла, — улыбнуласьона, достав изпраздничного пакета две красиво упакованные коробки. — Вамподелку.
        —Тоесть кактолько поздравить? Асама?
        —Ябуду встречать Новый год вдругом месте. Извини.
        —…Изачем нам тогда подарки? Чтомы, дети малые? — после долгой паузы буркнул отец. — Лучшебы деньги поберегла. Почему раньше непредупредила, чтопланы изменились?
        —Такполучилось, папуль, — виновато опустила ресницы дочь. — Неожиданно. УВадима мать одна, ион всегда встречает сней Новый год.
        —Тоесть, тывстречаешь Новый год сЛадышевым… Этохорошо, чтоон мать незабывает, — заметил отец ипосмотрел надочь сукором: — Только объясни, счего это ты решила встречать Новый год сним? Неуспела содним мужиком развестись, каквторого завела? Нехорошо, дочь, — разочарованно покрутил головой отец. — Скем ты связалась? Спроходимцем, который воспользовался твоим душевным состоянием изапудрил мозги? — неожиданно повысил он голос. — Ты — уважаемая женщина, личность, известная журналистка! Опомнись, доченька!
        —Мозги мне никто непудрил, ядавно немаленькая, — какможно спокойнее парировала Катя. — Ия тоже тебя непонимаю: почему ты так категорично настроен против человека, окотором ничего незнаешь? Может, сначала объяснишь, вчем дело?
        —Иобъясню! Почемубы нет? — свызовом согласился отец. — Потому что споявлением этого «работодателя» все пошло наперекосяк. Абсолютновсе! Длятебя перестали иметь значение твоя семья, твоя работа, твои жизненные принципы, наконец! Тебе вголову неприходило, чтосвоим поведением рушишь нетолько свою жизнь, нои жизнь других? Яведь всегда тобой гордился, дочка, ачто сейчас? Чтоутебя есть? Ичто останется уменя? Зряя тебя тогда послушал, зрядал денег. Нормальный мужик никогдабы их невзял!
        —Аон ине взял, — сдерживаясь изовсех сил, чтобы неответить резкостью, Катя достала изпакета сподарками конверт иположила перед отцом настол. — Здесь вся сумма.
        Александр Ильич недоверчиво подтянул ксебе конверт, заглянул внутрь, закрыл, поднял надочь слегка растерянный взгляд.
        —Пап, почему ты нехочешь меня услышать? — наблюдая заним, тихо спросила Катя. — Неужели вся причина только вэтом? — кивнула она наконверт. — Можешь рассчитаться сВиталиком, чтобы он перестал тебя шантажировать. Аты поего указке перестанешь учить меня жизни. Ядогадываюсь, чемон тебе пригрозил. Неужели после этого ты еще непонял, что, если идти наповоду уподлеца, можно легко превратиться вего подобие?
        —Янесобирался тебя учить ине собираюсь, — теперь уже отец начал оправдываться. — Нои ты меня пойми…
        —Понимаю, папа. Очень хорошо понимаю, — перебила дочь. — Именно поэтому я буду встречать Новый год там, гдеменя небудут использовать всвоих целях, небудут донимать, прикрываясь заботой. Игде, надеюсь, меня непредадут. Мнеочень жаль… Извини. Желаю, чтобы вновом году твои финансовые проблемы разрешились благополучно. Снаступающим! — добавила она ибыстро зашагала квыходу.
        Усамой калитки Катя столкнулась свернувшейся хозяйкой.
        —Ой! Здравствуй! Акуда этоты? — удивилась та.
        —Выизвините, Арина Ивановна, Новый год я буду встречать нес вами. Яуже объяснила отцу, почему.
        —Ачто так? Вкои веки решили вместе собраться, — расстроилась женщина. — Сначала Виталий утром позвонил, отказался, атеперьты.
        —Такпапа иВиталика приглашал?
        —Иего, иего родителей. Онведь все помирить вас мечтает, — вздохнула Арина Ивановна. — Чтоже теперь будет?
        —Всебудет хорошо, Арина Ивановна, — Катя коснулась рукой ее плеча. — Поверьте, пройдет время, ивсе наладится. Вытолько папу берегите. Досвидания! Снаступающим!
        —Шубубы забрала! — прокричала ей вслед женщина. — Всебегаешь вкуртке, простудишься!
        НоКатя ее уже неслышала.
        —Хорошобы где-нибудь перекусить, — недождавшись отнее нислова, предложил Вадим, когда машина выехала накольцевую. — Честно говоря, только иуспел утром бутерброд проглотить да кофе выпить.
        —Хорошобы, — опустила она голову.
        Оторвав взгляд отдороги, онпосмотрел наКатю и, заметив бегущую пощеке слезу, включил правый поворот исъехал наобочину.
        —Нучто ты снова плачешь? — отстегнув ремень, прижал он ее ксебе. — Какчувствовал, какой увас там разговор… Яникому непозволю тебя обижать, даже отцу.
        —Непозволяй. Пожалуйста, — нетаясь, заплакала Катя иуткнулась лицом вего дубленку. — Нупочему он сомной та-а-ак, почему? Ведь я — егодочь! Почему он продолжает цепляться заВиталика? Ради чего он иего приглашал встретить Новый год? — вырывалось унее между всхлипываниями. — Почему он меня предает?
        —Онтебя непредает, — нежно целуя ипоглаживая ее макушку, пытался успокоить Вадим. — Онине думает тебя предавать! Нупоставь себя наместо отца: удочери был стабильным брак, надежный мужик рядом. Иу отца было дело. Итут — бах! — всерушится! Онпросто нехочет вэто поверить! Из-за какой-то мелочи, из-за мужской шалости! Даполовина женатых мужиков посочувствуют твоему Виталику!
        —Тытоже ему сочувствуешь?
        —Я — нет. Потому что никогда небыл женат, — попытался пошутить Вадим. — Ноесли женюсь, скорее всего, присоединюсь кдругой половине.
        —Хочешь сказать, чтоты нетакой, каквсе? — уточнила Катя.
        —Когда однажды вжизни человек переживет предательство любимого, оннепозволит себе сделать тоже самое. Потому что знает, какэто больно.
        Всхлипывания стали реже. Скорее всего, последняя фраза заставила Катю задуматься.
        —Получается, длятого чтобы стать вот таким особенным, обязательно надо пережить предательство? — после довольно долгой паузы подала она голос.
        —Незнаю, — чистосердечно признался Вадим.
        —Акак насчет прощения? Можноли простить?
        —Только если продолжаешь любить. Тогда есть шанс. Авот если простить какпожалеть — этоневыход. Втаком «простить» нет ничего, кроме унизительного снисхождения ипотери уважения кчеловеку. Ав итоге ик себе, — вздохнул Вадим, осторожно отстранил ее голову, спрятал подкапюшон выбившуюся прядь светлых волос ипоцеловал вкончик носа. — Значит, так. Сейчас едем комне, наряжаем елку, забираемвсе, чтопригодится…
        —Какую елку? — подняла она нанего заплаканные глаза.
        —Ну,тыже сказала, чтоНовый год утебя ассоциируется селкой иапельсинами? Признаться, уменя тоже. Вотя икупил елку, апельсины. Елка, правда, искусственная, ноэто уже нестоль важно. Таквот…
        —Погоди, тыее специально купил? Доэтого утебя небыло елки?
        —Не-а, — покрутил он головой ипояснил сулыбкой: — Выражаясь твоими словами — онаневписывалась вмой интерьер.
        —Аразве интерьер заэто время изменился?
        —Кардинально — пока нет. Но,честно говоря, поднадоел своим однообразием. Холодно там. Какв музее, илив гостинице, — лукаво подмигнулон. — Короче, так: ставим елку, наряжаем, вызываем такси иедем кмаме. Тамиперекусим, истол поможем накрыть.
        —Авдруг итвоя мама встретит нас также «тепло», какмой отец? — спросилаона.
        —Глупая моя… Дазавсю жизнь я ниразу незнакомил родителей сдевушкой. Имама будет наседьмом небе отсчастья! Онасутра всех знакомых обзванивала, искала рецепт низкокалорийного новогоднего блюда!
        ДоСторожевки вэтот раз добрались гораздо быстрее: пробки рассосались, машины разъехались погородам ивесям, народ большей частью уже пребывал дома иготовил салаты.
        Общими усилиями распаковали иукрасили елку. Вадим стал собирать всумки все необходимое длявстречи Нового года, аКатя присела надиван идолго смотрела наблестящее великолепие отсутствующим взглядом. Почему-то вспомнилось детство, когда вот так, глядя нанаряженную елку, онисмамой дожидались запраздничным столом отца. Аего все небыло ине было… Ивдруг, буквально запару минут добоя курантов, онпоявлялся, точно Дед Мороз: весь вснегу иобязательно сапельсинами… Господи, какже давно это было!
        Странное дело: вроде какуспокоилась, идаже настроение успело подняться, ностоило вспомнить маму, новогодние картинки детства — иснова надуше стало нестерпимо грустно. Какпредчувствие чего-то очень-очень плохого: вотоно, ужеблизко… Аона невидит, неслышит, неможет сообразить, скакой стороны надвигается опасность!
        —Черт, дотакси недозвониться! — Вадим сдосадой посмотрел нателефон инажал повтор номера. — Бесполезно, занято.
        —Может быть, япопробую? — вскинула голову Катя.
        —Лучше переоденься пока, — посоветовалон. — Сейчас Зиновьева наберу, может, ещевгороде болтается… Саша? Добрый день, Ладышев… Спасибо, итебя снаступающим! Скажи, тынамашине?.. Дапросьба есть: немогу дотакси дозвониться. Кматери собрался, свой «ровер» нехочу унее водворе бросать. Через двадцать минут? — глянул он начасы. — Хорошо, будем ждать внизу. Спасибо!.. Нувот! Всеразрешилось самым чудесным образом: какраз настоянку ехал… Тыпочему непереодеваешься? — удивилсяон.
        —Боюсь…
        —Чего боишься? — Вадим присел рядом. — Катя, чтостобой сегодня творится? Чтотебя еще мучает, объясни! — взял он вруки ее ладошку.
        —Незнаю, — рассеянно глядя куда-то вдаль, пожала она плечами. — Сама немогу понять, чтосомной. Устала, наверное, загод.
        —Ичтоже мне теперь делать? Какя могу помочь, если ты сама незнаешь, чтостобой происходит?
        Тяжело вздохнув, Вадим потерся щекой оее плечо, взял ее вторую ладошку, сложил обе вместе иуткнулся вних лицом. Спустя несколько мгновений он сбросил шлепанцы, прилег надиван иположил голову ей наколени.
        —Нетяжело? — поднял он взгляд.
        —Нет, нисколько, — улыбнуласьона. — Тысейчас похож накотенка. Такой большой котенок, — нежно провела она рукой поего волосам.
        —Такбы ижил вечно утебя наколенях, — поджал он ноги изакрыл глаза. — Имурлыкалбы отудовольствия. Иникудабы неотпускал хозяйку издома.
        —Даже замолоком? — продолжая гладить поголове, Катя принялась игриво почесывать его заухом.
        —Предпочитаю сметану! — открыл он один глаз. — Предупреждаю: ябоюсь щекотки.
        Однако Катя нетолько непослушалась, ностала теребить идругое ухо, которое лежало прямо наее ладони, затем спустилась кшее.
        —Ахвот ты как! Нуподожди!
        Неоставив ей нисекунды нараздумья, Вадим перевернулся, обхватил ее заплечи ипотащил насебя. Взвизгнув, Катя ине заметила, какоказалась распростертой надиване, аспустя еще мгновение — прижатой кнему мужским телом.
        —Воттак-то! — издал победный возглас Вадим, оперся налокти, потерся оее нос свои носом, коснулся губами губ. — Мненравится, когда ты улыбаешься, — заглянул он ей вглаза. — Тебе идет улыбаться.
        —Рядом стобой ничего неостается, какулыбаться, — легким движением притянула она ксебе его голову иуложила нагрудь. — Мненравится, когда ты рядом… Воттолько как-то нереальновсе: двамесяца, какпознакомились. Сказка какая-то… Страшно, чтоэта сказка неожиданно закончится и…
        —Амы недадим ей закончиться, — поднял он голову и, став абсолютно серьезным, добавил: — Вовсяком случаея… Катя, японимаю, чтостобой творится, иочень хочу, чтобы ты мне поверила.
        —Постараюсь, — улыбнуласьона, снова уложила его голову себе нагрудь ипринялась гладить поволосам.
        —Зиновьев, наверное, уженаподъезде, — подал голос Вадим.
        —Изавтра все сотрудники будут знать, скем шеф встречал Новый год, — усмехнуласьона.
        —Вообще-то Саша неиз болтливых, чемиценен. Однако это мысль! — привсталон. — Надо его попросить сообщить эту новость Зиночке. Ато, видители, увольняться надумала! Ещеизаявление сдуру напишет! — проворчалон. — Какже я безЗины?.. Нучто, настарт? — поднялся он ипротянул руку Кате. — Тытак ине переоделась. Ичто мне стобой делать?
        —Может, ялучше уНины Георгиевны переоденусь? Платье соткрытыми плечами как-то несмотрится ссапогами, — смущенно пояснилаона. — Даеще вкуртке.
        —Чуть незабыл! — Вадим хлопнул себя ладонью полбу ибыстрым шагом направился вкабинет. — На-ка, примерь! — вернулся он счехлом. — Примерь, примерь, этотебе! Давай, давай, распаковывай!
        Несмело взявшись залапку молнии, ккоторой были прикреплены красивые бирки свензелем «Е», Катя потянула ее вниз и, заметив блеснувший коричневый мех, замерла.
        —Подарок Екатерине отсалона кожи имеха «Екатерина»! Дашуба это! Небойся, некусается! — засмеялсяон.
        Перехватив чехол, Вадим быстро расстегнул его доконца, снял сплечиков шубу, набросил ей наплечи иподтолкнул кзеркалу.
        —Нукак? Нравится? — довольный собой иотражением, спросилон. — Тыочень правильно поступила, чтоотказалась отпрежней шубы. Зато мне непришлось ломать голову, чтотебе подарить.
        —Тысума сошел! — только исмогла вымолвить ошарашенная Катя. — Ятакой красоты еще невидела.
        Чтоправда, топравда, шуба была великолепна: длинная, легкая, роскошная, самого модного фасона изсамого модного салона. Всравнении сподаренной Виталикомона, безусловно, выигрывала. Вовсем.
        —Тысума сошел… — повторилаона. — Кактебе вголову такое пришло? Когда ты успел?
        —Вголову пришло еще вчера, когда подобрал тебя замерзшую вБоровлянах. Всеутро потратил напоиски нестолько кастрюль, сколько вот этого, — кивнул он головой взеркало. — Анашел неподалеку, наПобедителей. Яхочу, чтобы тебе всегда было тепло! — склонившись, прошептал он ей наухо итутже добавил: — Унас перебор повремени!..
        —Катенька! — всплеснула руками Нина Георгиевна, взволнованно вытерла руки опередник. Рядом, вприступе невероятной собачьей радости, норовя лизнуть гостей внос, крутился иподпрыгивал Кельвин. — Вадик, тыпочему непоможешь девушке раздеться! Здесь тапочки… — суетливо согнулась она ктумбочке собувью, однако собака ее опередила ипринялась один задругим вытаскивать шлепанцы всех мастей иразмеров. — Кельвин, немешай! Фу! — прикрикнула она нанего, присела набанкетку иприложила пальцы квискам. — Ой,да что этоя… Совсем разволновалась…
        —Мама!
        —Нина Георгиевна! — бросились кней Катя сВадимом. — Вамплохо?
        —Хорошо! Высебе даже непредставляете, какмне хорошо! — отмахнувшись, вытерла она выступившую наглазах слезу. — Этоя отрадости.
        —Значит, так, — спрятав вшкаф верхнюю одежду, взял подконтроль ситуацию Вадим. — Ты,Катя, разбери, пожалуйста, пакеты, ая займусь мамой. Нехваталоеще, чтобы сней нарадостях гипертонический криз случился.
        Кельвин уже вовсю изучал содержимое брошенных наполу пакетов. Прислушиваясь ктому, чтотворится всоседней комнате, Катя перенесла накухню те, гдебыли продукты, иосмотрелась: вдуховке что-то запекалось, наплите варилось, настоле, судя попродуктам, всебыло приготовлено длянарезки салата оливье. Отнюдь недиетического, зато традиционного.
        —Нучто, Кельвин? — обратилась она кзапрыгнувшему натабуретку пуделю. — Вроде какнеудобно безспросу хозяйничать, надобы получить ЦУ иразрешение. Ты,какхозяин, невозражаешь?
        —Тяв! — подал голос пес, крутнулся натабуретке вокруг своей оси, снова сел, вскочил, сделал стойку, неудержавшись, спрыгнул иопять заскочил натабурет.
        —Вотиславно, — рассмеялась Катя. — Ну,что там? — сбеспокойством обернуласьона, услышав скрип двери заспиной.
        —Терпимо. Ноукол я навсякий случай сделал, — успокоил Вадим. — Вот, обуйся, ато мама переживает, — вытащил он изцеллофанового пакета новенькие комнатные шлепанцы. — Оказывается, утром, кактолько я сообщил, чтостобой приеду, онаумудрилась вместе сКельвином сбегать вближайший магазин икупить их специально длятебя, — улыбнулсяон. — Теперь волнуется, понравятсяли.
        —Ой,изачем было себя утруждать? — покраснела Катя, сунула ноги вшлепанцы исделала несколько шагов. — Нукактакое может непонравиться? Одно отношение чего стоит. Мистика какая-то: сначала я тебе шлепанцы подарила, теперь мне — твоя мама, — растерянно взглянула она наВадима. — Традиция это теперь, чтоли? Надо ее поблагодарить… Ямогу кней заглянуть?
        —Ещекакможешь, онаждет. Сама рвалась накухню, дая непустил. Пусть немного полежит. Н-да… — глянул он настол, затем наплиту. — Судя повсему, приготовлением праздничного ужина придется заняться нам стобой.
        —Кельвин тоже готов помочь! — шутливо заметилаона. — Кельвин, тыкакнасчет ужина?
        Песлишь одобрительно взвизгнул.
        Какповелось современ Союза, застол решили сесть ровно вдесять вечера. Общими усилиями управились даже раньше. Заканчивая сервировку стола, Вадим вкоторый раз задень отправил Катю переодеваться.
        —Какая красота увас получилась! — восторженно оценила стол Нина Георгиевна. — Икак давно заэтим столом невстречали Новый год втроем, — степлотой посмотрела насына.
        —Вчетвером, — поправил ее тот, глянув назапрыгнувшего настул Кельвина.
        —Неужели дождалась? Былбы жив отец, какбы он был счастлив! — продолжила хозяйка иперевела взгляд напортрет, стоявший застеклом секции.
        —Ма-ма-ма! Ну-ка прекрати! — предупреждающе поднял руки Вадим, обнял ее заплечи и, улыбнувшись, шепнул: — Ине гони лошадей, а?.. Кать, нугде ты там застряла? Очень кушать хочется! — прокричал он воткрытую дверь гостиной.
        —Иду, иду! — тутже появилась она вкрасивом вечернем наряде. Заколотые намакушке светлые волосы какнельзя лучше подчеркивали нежную шею, ровный овал лица. — Нукак? Янеочень тут вырядилась? — смущенно поправила она бретельку наплече иопустила ресницы. — ЭтоВадим настоял наплатье…
        —Жуть каклюблю открытую женскую спину! — поддакнул тот.
        —Дану тебя… — окончательно смутиласьона. — Нина Георгиевна, — словно попросила она защиты уулыбающейся женщины, — каквам? Неочень откровенно?
        —Девочка моя, давы просто красавица! Ах,скаким удовольствием я носилабы подобное платье ввашем возрасте! — продолжая любоваться гостьей, заметила хозяйка. — Нотогда ив помине небыло нитаких фасонов, нитаких тканей… Правда, мужчины, способные ценить женскую красоту, находились всегда! Какприятно, чтоумоего сына наконец-то обнаружился хороший вкус! — онаигриво погрозила пальчиком вего сторону. — Наконец-то женская составляющая вэтой семье оказалась доминирующей! Такчто держись теперь уменя! Тоесть унас, — заговорщицки подмигнула она Кате.
        —Какэто вбольшинстве? — несогласился Вадим. — Кельвин, голос!
        Песрадостно тявкнул, соскочил состула, запрыгнул снова ипреданно посмотрел наВадима.
        —Молодец! Уважаю! Дайлапу!
        Вложив лапу вмужскую ладонь, Кельвин лизнул его внос, тутже спрыгнул напол ипод громкий смех сделал стойку перед хозяйкой.
        —Ахты подлиза! Хороший, хороший мальчик, — потрепала она его заухом. — Атеперь пора провожать старый год! Ябезмерно ему благодарна, — первой подняла бокал Нина Георгиевна…
        —…Какая милая утебя мама, — неудержалась Катя, когда вчетвертом часу первого дня Нового года они покинули квартиру наулице Пулихова ипрямо через парк Горького пешком направились всторону Сторожевки.
        —Теже слова втвой адрес я слышал минут пятнадцать назад, — улыбнулся он идобавил: — Впервые вжизни мама примне кого-то нахваливала. Ине один раз. Аведь знает, чтоя терпеть этого немогу!
        —Чего неможешь терпеть?
        —Всяческих попыток сватовства. Аздесь даже приятно стало, чтонаши мнения совпали. Асколько нового я осебе сегодня услышал? Начиная спеленок! — рассмеялсяон. — Тебе нехолодно? — вдруг преградил он ей дорогу, заботливо поправил меховой капюшон ипотуже затянул шарф. — Можно тормознуть машину.
        —Нет, нехолодно! Разве может быть холодно втакой шубе? Ясудовольствием прогуляюсь вновогоднюю ночь попраздничному городу, ауж тем более попарку.
        —Отец сматерью любили этот парк, уних сним была связана особая история. Хочешь, япокажу тебе аллею, гдеон сделал маме предложение?
        —Ухты, какромантично! Конечно, хочу! Аты помнишь, когда впоследний раз гулял вновогоднюю ночь?
        —Непомню. Ноу нас было принято прогуляться после ужина. Отец твердил, чтонет ничего хуже полного желудка перед сном. Ивыпроваживал наулицу всех, допоследнего гостя, хотели они того илинет.
        —Ипочему так жестоко?
        —Этоунего свойны осталось. Онведь прямо состуденческой скамьи попал наКурскую дугу. Ихвмединституте поускоренной программе доучивали, ауж ординатуру проходил вполевом госпитале, неотходя отоперационного стола.
        —Надоже. Исколько ему тогда было лет?
        —Чуть больше двадцати. Он,какия, былсамым молодым напотоке. Насколько помню, изих выпуска впятьдесят военных хирургов кконцу войны вживых осталось меньше половины, — вздохнул Вадим. — Изних современем вышло шесть профессоров, ауж докторами наук иглавными врачами, почитай, всестали. Школу прошли суровую, опыта незанимать. Впрошлом году мы смамой ездили вПитер напохороны последнего изих выпуска. Долго ректорствовал, преподавал. Такиумер вясной памяти иполном сознании.
        —Н-да… Поколение…
        —Отец ведь тоже допоследнего дня иоперировал, ипреподавал. Провел показательную операцию, оставил ассистентов зашивать, вернулся вкабинет… Через двадцать минут его нашли мертвым. Обширный инфаркт.
        —Жаль… Могбы еще много пользы людям принести.
        —Мог. Нотак уж получилось… — Вадим нахмурился. — Что-то мы нео том говорим, — встрепенулся он ипостарался улыбнуться. — Новогодняя ночь! Предлагаю помечтать обудущем!
        —Согласна! — подхватила Катя и, забежав вперед, игриво заглянула ему вглаза. — Только если ты предложил, тоты первым иначинаешь! Воточем ты сейчас мечтаешь, только честно?
        —Я? — остановилсяон. — Только ободном: побыстрее добраться доквартиры, расстелить постель, воттак вот, — обнял он Катю, — схватить тебя вохапку, освободить отбретелей…
        —Платье осталось умамы, — кокетливо заметила Катя.
        —…освободить отвсякого рода бретелей, — уточнилон, улыбаясь. — И…
        —… И-и-и…
        Поняв, чтовот-вот последует поцелуй, Катя обманным движением подалась ему навстречу итутже вывернулась изслегка ослабевших объятий.
        —Между прочим, целоваться наморозе вредно дляздоровья!!! — убегая вперед поосвещенной дорожке, звонко прокричалаона. — Попробуй догони!!!
        —Ахвот ты как?! — принимая ее правила игры, сгромким рыком Вадим сорвался сместа ибросился следом.
        Ине было насвете ничего прекраснее, чемэта игра вдетские догонялки двух взрослых людей — мужчины иженщины, уженемало повидавших вжизни…
        Часть четвертая
        Пасхальный звон… Пасхальный плач…
        Грешно, ведь надобы смеяться.
        Слезами горю непомочь:
        Нельзя уйти, нельзя остаться.
        Какая странная судьба —
        Топодарила, тоукрала.
        Любовь растерянно молчит:
        Неужто срок свой отлетала?
        Бокал шампанского сольдом.
        Какбыстро слезы замерзают…
        Любовь укутала плащом,
        Изсил последних согревает.
        Онанехочет умирать,
        Онапочти еще нежила!!!
        Спаси меня исохрани,
        Пока навечно незастыла…

1
        Первого января наступившего года Катю разбудил… аромат свежесваренного кофе!
        Разомкнув веки, онаповернула голову назапах, нащупала очки. Такиесть, ейнеприснилось: чашечка кофе наприкроватной тумбочке. Подругую сторону, накраю постели, внаброшенном натело махровом халате сидел Вадим, посматривал начасы, елесдерживаясь, чтобы нерассмеяться.
        —Ровно семь минут! Сдобрым новогодним утром, любительница кофе!!! — перегнувшись через кровать, онпоцеловалее.
        —Доброе… — сладко потянулась пододеялом Катя. — Эточто? Очередной эксперимент? Хотел узнать, какбыстро я просыпаюсь? Атеперь еще хочешь засечь, закакое время я добегу счашкой докухни? Ведь пить кофе вкровати утебя непринято…
        —Почему? Всепредусмотрено, — многозначительно возразил Вадим идостал из-за спинки кровати какую-то доску.
        Что-то щелкнуло, снизу опустились две металлические скобы ипревратили ее встолик.
        —Ещеодин новогодний презент! — довольный собой, прокомментировалон. — Приподнимись-ка немного, — ипримостил трансформер чуть ниже ее груди. — Так, теперь переставим… Нувот, кофе подан!
        Включившись вигру, Катя церемонно взяла чашечку, медленно поднесла корту, снаслаждением пригубила.
        —Явсе еще сплю? — покосилась она нахозяина.
        —Возможно, — улыбнулсяон. — Умунепостижимо, какая ты соня! Явсе утро какслон топал, надеялся, чтоотшума проснешься!.. Икак тебя будильник поднимает?
        —Помнится, кто-то обещал подарить мне их целую партию, — сшутливым укором напомнила Катя ипоставила чашку настолик. — Н-да, господин Ладышев, бизнесмену вашего уровня негоже невыполнять обещанное. Бедная девушка ждет, ждет…
        —Этоты, чтоли, бедная? — возмутился Вадим. — Якней совсей душой, кофе впостель, белье вот французское… — онкоснулся пальчиком бретельки ее новой шелковой рубашки. — Такей, видители, ещеипартию будильников подавай! Охимеркантильнаявы, Катерина Александровна, охикорыстная!!! — помахал он пальчиком перед ее носом.
        Вответ Катя показала язык, который едва успела спрятать. Клацнув зубами, Вадим попытался прильнуть кее губам.
        —Аккуратнее! — онапочти налету подхватила чашку снакренившегося столика. — Кофе насвою белоснежную постельку прольешь, сорочку испачкаешь…
        —Нуибог сней, новую купим, — быстрым движением Вадим переставил столик напол иповторил попытку, которая оказалась более успешной. — Ивообще, ненравится онамне, зрякупил. Гораздо правильнее спать безодежды, — прервав поцелуй, онопустил сплеча бретельку ивдруг удивился: — Надоже, необратил внимания, когда выбирал. Посмотри, повсей длине вышиты едва заметные знаки бесконечности.
        —Какие знаки? — скосила взгляд Катя. — По-моему, обыкновенные бантики. Шелковые.
        —Необыкновенные, — несогласился он иприлег рядом. — Вотскажи, чтоесть бесконечность? Счем она утебя ассоциируется?
        —Перевернутая восьмерка? — напрягла она память. — Сматематикой, счемжееще? Предел бесконечности, бесконечно малые ибесконечно большие величины… Толькоя, впрошлом отличница, хоть убей, ничего толком оних непомню, — улыбнуласьона.
        —Неудивительно. Честно говоря, ятоже. Ачто еще приходит наум?
        —Физика, — сходу выдала Катя.
        —Аеще? Хорошенько подумай.
        —Хорошенько? — усилила она мыслительный процесс, отчего налбу появились три поперечные складочки. — Философия… Фэн-шуй, тамчто-тоесть.
        —Ачто значит бесконечность? — неунималсяон.
        —Ну… Невозможность указать какую-то границу, меру. Безграничность, беспредельность…
        —Например?
        —Например, небо. Космическое пространство.
        —Хорошо, — удовлетворенно заметилон. — Аеще?
        —Время… Время бесконечно. Хотя… это спорный вопрос. Относительно людей, предметов, природных явлений время скоротечно. Онобесконечно вбесконечности.
        —Зачет! Аеще? Тыпочти рядом была. Ну-ка, напрягись.
        Катя задумалась, быстро промотала впамяти разговор.
        —Природа! — радостно воскликнулаона.
        —Умничка! — похвалил Вадим. — Еще!
        —Ну,незнаю… — растеряласьона. — Эточто? Утренняя зарядка дляума?
        —Считай, чтотак.
        —Ну,втаком случае мои познания закончились.
        —Вот! — сдовольным видом поднял он вверх палец. — Ачто там, заграницами?
        —Атам неизведанное, — шутливо парировала Катя ипочти послогам добавила: — Ибес-ко-неч-ность…
        —Чтоитребовалось доказать! Атеперь итоговое… и…
        —Все, немогу больше, — замотала она головой. — Думать надо, пощади.
        —Ладно. Темболее, чтоты уже почти ответила.
        —Тоесть?
        —Тоесть — думать. Атеперь назови синоним слова «думать», — предложилон.
        —Мыслить…
        —Вотименно: мышление! — подтвердил ее догадку Вадим. — Онобесконечно, потому что его нельзя остановить! Пять баллов! — похвалилон.
        —Всего-то? — притворно обиделасьона. — Теперьже унас десятибалльная шкала оценок.
        —Тогда десятка. Яине сомневался, — посмотрел он нанее лукаво.
        —Атеперь ты мне ответь: гдевповседневной жизни можно увидеть этот знак бесконечности? — Катя приподнялась, поставила локоть наподушку иподперла голову ладошкой.
        —Нукакгде?.. — пришел черед задуматься Вадиму. — Вот, нарубашке, — коснулся он пальцем бретельки.
        —Этослишком явно. Тыеще учебник математики вспомни. Авот символически где икогда его можно увидеть?
        —…Сдаюсь! — понимая, чтопауза затягивается, обреченно поднял он руки.
        —Э,нет, — несогласилась она и, проведя пальцами понадбровной дуге, заставила его закрыть глаза. — Аты напряги свой бесконечный мыслительный процесс.
        —Издеваешься? — приподнял он одно веко итутже воскликнул: — 8 Марта! Вертикальная бесконечность!
        —Ответ неправильный.
        —Почему?
        —Потому что праздник искусственный. Кстати, яего нелюблю сдетства. Мама тоже недолюбливала, таккакотец вэтот день редко бывал дома.
        —Амне праздник нравится. Небылобы женщин… — открыв глаза, многозначительно подмигнулон.
        —Хочешь сменить тему? — понимающе улыбнуласьона, ноне поддалась напровокацию. — Только после foro, какответишь. Вотпредставь: суббота, тывыходишь изквартиры, гуляешь вдоль набережной Свислочи. Ак Острову Слез уже съезжаются украшенные машины, женихи, невесты…
        —Кольца! Двасоединенных кольца! Ура! — обрадовалсяон. — Ну,похвали!
        —Хвалю! Былобы странно, еслибы неответил. Ствоей-то логикой инаблюдательностью.
        —Нетак уж сложно было догадаться. Кольцо, круг, ноль — тоже бесконечность.
        —Нуда, — согласилась Катя. — Воттак бежал человек посвоему кругу, бежал ивдруг заметил напути странный след. Оказалось, этососед сосвоим кругом опрометчиво пересек дорогу. Илиего круг забрался начужую территорию…
        —Присмотрелись друг кдругу, — подхватил Вадим, — подумали ирешили объединиться. Такибегают.
        —Неприсмотрелись, аполюбили. Этосамое главное! — возразила она ипродолжила задумчиво: — Двакруга — символ вечной, бесконечной любви. Потому что вскоре кэтим двоим присоединятся их дети, появятся новые круги, новые звенья. Выстроится цепочка… Тоже бесконечная.
        —Нуда… Люди — какпередаточные звенья вразвитии цивилизации. Тыкак-то обэтом говорила, — посерьезнелон. — Человеческая жизнь — мигвбесконечности, ноесли ее рассматривать подтаким углом, этот миг сам посебе становится бесконечным. Всетак просто ипонятно! — Вадим хлопнул себя полбу. — Ничего неимею против детей.
        Полицу Кати промелькнула тень.
        —Кажется, кто-то хотел освободить меня отодежды, — теперь уже она захотела сменить тему. — Носначала, свашего позволения, ябы посетила душ.
        —Иябы посетил, — подхватил идею Вадим. — Кабина рассчитана какраз надвоих.
        —Азачем ты поставил кабину надвоих, если жил один?
        —Чтобы нетратиться нановую кабину.
        —Тоесть, тынеисключал, чторано илипоздно тебе придется делить ее сженщиной?
        —Нунес мужчинойже! — рассмеялсяон. — Кстати, здесь длятебя еще кое-что припасено, — Вадим подтянул соспинки кровати белое полотенце, которое приближайшем рассмотрении оказалось… пушистым махровым халатом!
        Стемже логотипом нанагрудном кармашке, чтоиу хозяина: вышитая золотом королевская корона! Удивлению Кати небыло предела.
        —Хочешь сказать, чтоиэто ты успел купить вчера?
        —Хочешь верь, хочешь неверь, ноу этих халатов своя история. Замесяц донашего знакомства я был наконференции вЛондоне, аперед этим только что прилетел изЯпонии. Приехал иникак немог перестроить внутренние часы, засыпал находу, потому решил поселиться подальше отгородского шума. Организаторы предложили такую гостиницу — встаринном поместье неподалеку отУимблдона. Огромный парк, чистейший воздух, тишина, чопорная обслуга итакиеже чопорные постояльцы, белый рояль вогромном холле, классическая музыка повечерам. Словом, всевлучших английских традициях. Ятам отсыпался четыре дня! Даже завтраки вномер заказывал. Половину заседаний пропустил итак сжился сэтим халатом! — онпоправил пояс. — Апри выписке изгостиницы портье предложил мне забрать его заполцены. Напамять. Иеще один — новый, женский — внагрузку, тоже заполцены. Взял оба, думал, матери подарю. Адома развернул ипонял: неее размерчик. Сложил, спрятал наантресоли, подальше отглаз Галины Петровны. Онаеще тот эксперткриминалист: всевыискивает женский след вквартире, — рассмеялсяон. — Апозавчера вот вспомнил. Ну-ка, примерь!
        Катя встала скровати, набросила халат, подошла ккомоду, надкоторым висело зеркало. Один кодному ее размер!
        —Угадал портье, — довольно заметил Вадим. — Зналбы заранее — далбы еще чаевых!
        —Какой он мягонький! Невероятно! — потерлась она щекой оворотник. — Яеще впрошлый раз обратила внимание.
        —Ато! — Вадим встал унее заспиной, обнял заплечи итоже посмотрел взеркало. — Ане заметила впрошлый раз, чтовванной два крючка дляхалатов? — тихо шепнул он ей наухо.
        —He-а. Недо того было, пришлось спешно ретироваться, — едва сдержала улыбку Катя. — Кстати, атапочки портье тебе непредлагал купить? — показала она взглядом насвои босые ноги.
        —Увы, — развел он руками. — Придется делить одни надвоих! Например, воттак, — онподхватил наруки взвизгнувшую отнеожиданности Катю ичерез несколько секунд опустил натеплый кафель вванной.
        —Только, чур, поочереди. Отвернись, — стыдливо опустила она глаза.
        —Хорошо, — улыбнулся он идемонстративно отвернулся кокну.
        —Ине подглядывай.
        —Почему?
        —Тыменя смущаешь.
        Освободившись отхалата ишелкового великолепия рубашки, онасняла очки ибыстро скользнула задверь душевой кабины.
        Если честно, онаив самом деле стеснялась. Впервую очередь своего тела. Пусть ей удалось сбросить кНовому году пару килограммов, нодо идеала было еще ох какдалеко: тамскладка, здесь складка, кожа набедрах, какапельсиновая корка. Наверняка Вадим привык любоваться совсем другими грациями. Ктомуже одно дело наблюдать это вечером, вприглушенных полутонах, исовсем другое — днем, приярком свете.
        Однако скранами вышла заминка: хитро навороченная система снова никак нежелала поддаваться ее логике ипознаниям: вода шла то холодная, тогорячая, тобила, тобрызгала… Тринедели назад ей тоже неудалось разобраться, нотогда момент был совсем неподходящий длявыяснения функций каких-то кнопочек икраников.
        Беспомощно оглянувшись, онаблизоруко заметила застеклом кабины очертания фигуры вбелом халате. Спустя секунду фигура, ужебезхалата, оказалась рядом, слегка ее потеснила, что-то крутанула — итутже сверху ровными теплыми струями полилась вода.
        Машинально зажмурившись, Катя только собралась возмутиться, ноне успела: ееобняли, прижали ксебе, нежно провели руками поспине, мягко коснулись губами губ. Нераскрывая глаз ибоясь шелохнуться, накакое-то время она застыла — имашинально подалась вперед, навстречу поцелуям, ладони вответном движении заскользили поплечам испине Вадима. Прервав поцелуй, егогубы, авслед заними ласкающие движения рук переместились кшее, прошлись вдоль плеч, задержались угруди, стали опускаться все ниже… Несопротивляясь, Катя инстинктивно прогнула спину, запрокинула голову. Отнеожиданно приятной истомы, нараставшей где-то внизу живота, перехватило дыхание. Положив руки наплечи Вадима, впоисках равновесия она сжала пальцами его влажную кожу…
        Полностью отдавшись захватывающим новым ощущениям, онапочувствовала, какчто-то нежное имягкое скользнуло между ног, щекотнуло прикосновением. Пронзившая тело исознание сладострастная волна тутже вызвала приглушенный стон, который утонул вшуме льющейся воды. Запервым несмелым аккордом последовал второй, третий…
        Ине было насвете ничего прекрасней этой мелодии…
        Позавтракав после душа, Катя иВадим… вновь очутились впостели.
        Казалось, этомогло продолжаться вечно: расслабленное времяпрепровождение вперемешку слегкими поцелуями, разговорами, шутками. Однако постепенно количество слов начинало иссякать, поцелуиже, напротив, становились все более долгими иглубокими, ласки — более нежными инеутолимыми. Пьянящие прикосновения губ, рук — неважно, вкакой последовательности, вкакой степени услады. Понарастающей, неизменно возносящей куда-то ввысь.
        Бросив их друг другу вобъятья, ненасытная страсть вкакой-то момент превращала два тела водно. Этобыло полное слияние, полное растворение, дообмена клетками, элементарными частицами. Хаотично смешавшись, этичастицы выстраивались вуму непостижимые чувственные цепочки, водили хороводы, намгновение отдалялись ивдруг снеконтролируемой скоростью неслись навстречу друг другу. Столкновение — и… неподдающийся измерению выброс энергии — вкосмос, вбесконечность… Цунами… Полное изнеможение… Истома… Тишина… Неправдоподобно сладкая, нежная…
        Получив удовлетворение, страсть навремя усмирялась ипостепенно отпускала своих подопечных. Атомы иклетки возвращались наместа, соединялись, обретали изначальную форму, всечетче проступали очертания двух сплетенных тел, дляобладателей которых случившееся пока еще оставалось загранью сознания.
        Впрочем, почему пока? Свои тайны природа никому иникогда неоткрывала. Лишь позволяла немного приблизиться ичуть-чуть отворяла дверцу водин изсвоих лучших миров — миризбранных, мирвлюбленных.
        Вотидля Вадима сКатей реальность словно разделилась надва измерения — прекрасный, сказочный маленький мир длядвоих иостальной мир совсеми его обитателями, достижениями, проблемами, конфликтами. Ипервый был наглухо закрыт отвторого, максимально защищен, заблокирован от, казалосьбы, самых важных, жизненно необходимых составляющих. Стрелки начасах, телефоны, телевизоры, компьютеры, интернет ипрочее — отключено, забыто, предано забвению. Онибыли здесь чужие. Более того, онибылибы здесь врагами. Даже музыка незвучала, таккаквлюбленным вполне хватало других мелодий — слов, взглядов, прикосновений.
        Ивсеже категорически несогласному стакой независимостью второму миру удалось пробить брешь, проникнуть впервый инапомнить, чтовечером они приглашены Зайцем надачу вКрыжовку. Адо этого надо было заехать кНине Георгиевне. Обещали. Такчто, хочешь нехочешь, пора вставать.
        Однако попасть вКрыжовку им неудалось. Подороге наПулихова позвонил Андрей и, расстроенный, далотбой мероприятию — егосрочно вызвали подменить приболевшего коллегу. Иесли поначалу Катя сВадимом отэтого немного растерялись, таккакрушились планы, топосле обеда были даже рады, чтоникуда ненадо ехать: обоих разморило. Обнявшись, онивздремнули надиване, потом он лениво щелкал пультом телевизора, аона, примостившись рядышком, листала бесценные шедевры домашней библиотеки Ладышевых.
        Нина Георгиевна, воодушевленная тем, чтовсе вместе они нетолько встретили Новый год, нои провели первый его день, старалась немешать. Онавообще была необыкновенно деликатной итактичной женщиной.
        Ивсеже, привсех радостях, вечер дляКати периодически омрачался воспоминаниями овчерашней ссоре сотцом. Впервые вжизни она непоздравила его снаступившим Новым годом. Каки онее.
        Вконце концов борьба между чувствами обиды, вины идочернего долга достигла апогея. Отложив книгу, онавышла вприхожую идостала изсумки включенный несколько часов назад телефон. Никаких звонков. Лишь энное количество поздравительных СМС отдрузей-приятелей.

«Надо позвонить, иначе совесть заест», — поняла она и, невключая света, прикрыла засобой дверь кухни. Нехотела, чтобы Ладышевы услышали разговор, который мог сложиться непредсказуемо.
        —Здравствуй, папа. СНовым годом! — тихо поприветствовалаона.
        —Ну,здравствуй. Итебя сНовым годом… — сдержанно ответил отец идобавил совздохом: — Дочка, — иумолк.
        —Каквстретили? — первой нарушила молчание дочь.
        —Нукак? Посидели вдвоем, проводили старый год, выпили зановый илегли спать. Арина расстроилась: напекла, наготовила, аесть некому. Может, заедешь? — неуверенно предложилон.
        —Спасибо, папа. Извини, носегодня я уже никуда непоеду, — слова прозвучали виновато. — Поздно, даишампанского выпила.
        —Я-я-ясно, — многозначительно протянул отец иснова умолк. — Акак тебе Новый год? — насмешливо спросил он после паузы.
        —Хорошо. Ядавно небыла так счастлива, каксейчас.
        —Быстрожеты… стала счастливой, — хмыкнул он втрубку.
        —Аразве это плохо? Неужели тебе былобы легче, еслибы я лила слезы вподушку?
        —Легчебы нестало, этоверно. Ноябы хоть как-то пытался тебе помочь.
        —Язнаю… Папа, яочень переживаю занаш вчерашний разговор.
        —Мнетоже несладко, — проворчал отец, ноголос его потеплел. — Время покажет, ктоизнас прав.
        —Вотия отомже. Время — ононетолько лучший лекарь, нои самый справедливый судья. Брать насебя его функции — бессмысленно. Человек должен пройти через свои ошибки, чтобы найти свое счастье.
        —Илиокончательно его потерять, — отец тяжело вздохнул. — Несужу я никого, права такого неимею. Нитебя, нимужа твоего, ниэтого Ладышева. Отцовское сердце болит: одна ты уменя. Мойвек недолог, ау тебя теперь инадежного плеча рядом нет.
        —Есть, папа. Есть, поверь. Жаль, чтоты незнаком сВадимом.
        —Ичтоон? Принц набелом коне? Чем-то лучше Виталика?
        —Многим.
        —Многим… — усмехнулся отец. — Непотребовалбы стебя денег, иу меня проблема невозниклабы.
        —Аон их нетребовал, сама решила отдать. Нехотела, чтобы чужой человек брал насебя мои расходы.
        —Вотименно: чужой!
        —Натот момент чужой, — согласилась Катя. — Неужели ты досих пор считаешь, чтоВиталик тебе «свой»?
        —Считаю. Потому что он — мойзять. Икомпаньон. Еслибы неон, небылобы уменя своего дела. Перестанет быть зятем — считай, чтоидела нет.
        —Тоесть?
        —Покупателя уже ищет. Воттак, — вздохнул Александр Ильич. — Вчера утром потелефону известил.
        —Понятно… Этоиз-за того, чтоты сним вовремя нерассчитался?
        —Данет… Ясним пятого числа каждого месяца рассчитываюсь, — признался отец.
        —Выходит, проблема нев деньгах, — сделала вывод Катя. — Амного ты ему еще должен? Ну,чтобы выкупить свою долю?
        —Много илинемного — неважно, роли это уже неиграет. Онвсе решил. Каки ты решила.
        —Нокакже так, папа? — упавшим голосом спросилаона.
        —Ладно, непереживай. Разберемся, — проворчал отец. — Спасибо, чтопозвонила. Отсердца отлегло.
        —Имне полегчало. Арину Ивановну заменя поздравь сНовым годом.
        —Поздравлю. Онаведь тоже переживает.
        —Всебудет хорошо! Целую!
        Закончив разговор, Катя опустила телефон изадумалась.

«Какпомочь отцу? Да… Видно, придется встретиться сВиталиком», — понялаона.
        Неожиданно накухне зажегся свет.
        —Тыкуда пропала? Что-то случилось? — сразу уловил перемену вее настроении Вадим.
        —Всевпорядке, — Катя отвела взгляд. — Вотдумаю: может, предложить Нине Георгиевне вечером стол накухне накрыть?
        —Конечно накухне! Сколько можно эту посуду туда-сюда таскать? Носначала ответь: чтослучилось? — онпривлек ее ксебе иизучающе заглянул вглаза.
        —Ничего… Вототцу позвонила, поздравила, — показала она взглядом натрубку.
        —Ичто? Катя, немолчи, пожалуйста. Рассказывай все какесть.
        —Вобщем… Виталик вчера заявил, чтоищет покупателя наавтомойку. Идело вовсе нев том, чтосним вовремя нерассчитались. Допятого числа, когда выплачиваются проценты, время еще есть.
        —Таквот вчем дело! — дошло доВадима. — Этого следовало ожидать. Нучтож… Втаком случае мне понятен ход дальнейших действий.
        —Каких действий? — подняла глаза Катя. — Чьих?
        —Проскурина… Имоих втом числе. Обещаю, чтозавтраже займусь этим делом.
        —Ночем ты сможешь помочь отцу? Виталик стобой даже разговаривать нестанет.
        —Сомной нестанет, этоверно. Ноесть другие люди идругие варианты.
        —Янадеюсь, некриминальные разборки?
        —Нучтоты! Нет, конечно. Успокойся, — улыбнувшись, онкрепче прижал ее ксебе. — Что-то я снова оголодал. Тамеще остался салат оливье?
        —Полно! Явчера спрятала незаправленную часть вхолодильник.
        —Замечательно! Только, чур, моюпорцию заправить обыкновенным майонезом! Ато взяли моду йогуртом поливать… — проворчалон. — Поужинаем — идомой! Спать люблю всвоей кровати.
        —Аздесь разве нетвоя?
        —Моя. Ноя наней сто лет неспал. Даитесновато будет двоим. Ктомуже я предпочитаю свой халат, свои шлепанцы, свою душевую кабину.
        —Везетже некоторым! Ау меня изсвоего только машина иосталась, — сгрустью заметилаона. — Даеще ноутбук.
        —Зато утебя теперь естья. Поэтому сегодня мы будем спать внашей кровати, ходить внаших халатах. Хочешь, ятебе свои шлепанцы подарю?
        —Не-а, — замотала головой Катя. — Во-первых, онидареные. Во-вторых, неноситьже мне потом тебя наруках вванную? — онаперешла нашутливый тон. — Ладно, уговорил, поедем ктебе. Только заскочим наЧкалова, надо прихватить кое-что извещей.
        —Согласен забрать все сразу! — рассмеялся Вадим. — Носначала — поужинаем. Нуправда, очень есть захотелось, — жалобно заканючилон…
        —…Пока, Кельвин! Досвидания, Нина Георгиевна! — пожав псу лапу, тепло обнялась схозяйкой Катя. — Спасибовам!
        —Этовам спасибо, дорогая! — Нина Георгиевна прижала ксебе гостью ис улыбкой взглянула насына: — Наконец-то порадовал меня, оболтус!
        —Нучтовы? Какой он оболтус? Увас самый лучший вмире сын! — несогласилась Катя. — Самый умный, добрый, заботливый инежный! Ябы оттакого неотказалась!
        —Вотине отказывайтесь! — и, взяв наруки скачущего подногами пса, напомнила: — Ждем вгости. Обещали!
        —Обязательно! Унас редакция недалеко, такчто я еще успею вам надоесть!
        —Этомне надоесть? Катенька, вы, видно, незнаете, чтосамые надоедливые вмире — этоодинокие пожилые женщины! Правда, Вадик?
        —Незнаю. Кроме тебя иГалины Петровны, нис кем изданной категории необщаюсь, — отшутилсяон.
        —Ой! Забыла Галю поздравить сНовым годом! — опустив пса, всплеснула руками Нина Георгиевна. — Унее там вРоссии уже десять вечера… Может, ещенеспит?
        —Может, ине спит. Все, мама, нампора. Спасибо тебе! — поцеловал ее напрощание сын и, открыв замки, строго добавил: — Давление наночь измерь ипозвони!
        —Данормальное уменя давление! — отмахнулась Нина Георгиевна. — Позвоню, кудаж я денусь.
        Заперев дверь, онаприсела набанкетку, достала изфутляра очки, подтянула ксебе записную книжку стелефонными номерами исняла трубку:
        —Надо обязательно сГалей радостью поделиться… Скореебы уж возвращалась!

2

…Вразвевающихся прозрачных одеждах Катя медленно шла, аскорее, плыла поцветущему лугу илюбовалась пейзажем, ужезалитым первыми лучами солнца. Кругом расстилались покрытые туманной дымкой поля, вдали темнела полоска леса.
        Яркое, теплое солнышко высоко поднялось надгоризонтом ивсе норовило нежно коснуться Катиных волос, ветерок игриво забавлялся легкой тканью ее наряда — топеленал тело, тозабрасывал налицо, тозапутывал ноги. Новот он шаловливо растрепал волосы иулетел вперед. Однако ненадолго. Появившись снова, онпринес ссобой звуки — величественные, праздничные. Они, радостно переливаясь, заполнили собой всю округу, добавив света, торжественности, увлекли ввысь, вселили вдушу покой иумиротворение.

«Аведь это колокольный звон! — внезапно поняла Катя. — Пасхальный!..»
        Катя проснулась, открыла глаза, посмотрела назашторенное окно, прислушалась: тишина. Полная. Оглянулась насоседнюю подушку — пусто. Нащупав очки, онаопустила ноги напол ичего-то коснулась. Шлепанцы. Ногдеже их обладатель?
        Вполумраке она добралась дованной, растворила дверь ибыла тутже ослеплена яркими лучами зимнего солнца, чтобили сквозь раскрытые жалюзи. Судя повсему, утро давно закончилось идень приближался ксвоей середине.
        Набросив халат, Катя вернулась вспальню, раздвинула шторы ивыглянула вокно. Давно проснувшийся двор жил послепраздничными хлопотами: мамы иняни выгуливали детей, туда-сюда курсировали машины, уподъездов жильцы переговаривались сконсьержами.
        Вздохнув, Катя потянулась, улыбнулась, подошла ккомоду, посмотрела насебя взеркало, поправила волосы илишь тогда заметила приклеенную записку: «Доброе утро!!! Проснешься — позвони! Целую!»
        Телефон, насколько она помнила, лежал наподзарядке вприхожей. Вгостиной ина кухне никого, вгостевой, кабинете игардеробе — тоже. Этослегка озадачило: кудаже подевался Вадим?
        —Доброе утро! Тыкуда пропал?
        —Доброе! — засмеялись втрубке. — Тыначасы смотрела?
        —Нет… Сейчас гляну, — Катя приподняла очки ипосмотрела надисплей напанели плиты.
        Часы показывали 11:25.
        —Такведь уснули непонятно когда, — пробормотала она воправдание. — Тынеответил: тыгде?
        —Наработе, гдежееще, — продолжал смеяться Вадим. — Яведь нев отпуске, какнекоторые. Ещераз убедился, чтотвой крепкий здоровый сон имеет только двух врагов: будильник икофе. Именно поэтому я его несварил тебе утром. Выспалась? Чтоснилось, рассказывай.
        —Таквыспалась, чтодосих пор непонимаю, гдея ичто сомной. Аснился мне колокольный звон, вот!
        —Надоже… Церковь рядом, нов такое время вроде недолжны колокола звонить. Аможет, этобудильник втелефоне? — решил пошутитьон.
        —Нет! Звон! Такой настоящий-настоящий, звонкий-звонкий, какна Пасху!
        —Ладно, верю! — всетакже весело согласился Вадим. — Теперь пора пить кофе. Подойди кмашине, нажми три кнопочки. Явчера показывал. Помнишь, какие? Давай, нажимай, яподожду.
        Катя прошла накухню, включила кофе-машину, дождалась запроса промывки, затем нажала кнопку «кофе».
        —Слышу, гудит, — довольно прокомментировал Вадим. — Аты способная!
        —Ато! Если захочу кофе, способна нетолько натри кнопочки нажать, — игриво подтвердилаона. — ЕщеЦУ будут?
        —Будут. Открываешь холодильник ивыбираешь, чемпозавтракать. Нолучше свари кашу.
        —Овсяную? Нетуж, уволь, — Катя открыла холодильник. — Знаю, чего хочу: яичницу! Столет неела яичницу!
        —Слава тебе, Господи! Дождался! Ато уж боялся, чтотеперь вместе стобой придется одними йогуртами питаться! Кяичнице рекомендую бекон, — подзадорилон.
        —Тыменя провоцируешь? Если я начну завтракать яичницей сбеконом, скоро даже втвой халат невлезу!
        —Влезешь! Тамвкабинете тренажеры стоят, можешь часик покрутить педали, — несбавлял он насмешливого тона. — Чемсегодня собираешься заняться?
        —Пока недумала.
        —Вотине думай! Яуже придумал. Постараюсь вернуться пораньше. Поедем вСиличи, покатаемся налыжах.
        —Уменя нет лыж. Лыжи иботинки остались наГвардейской, — напомнила Катя.
        —Ничего страшного! Сегодня возьмем напрокат, азавтра купим новые, — успокоилон. — Все, мнепора навстречу. Да,чуть незабыл: если захочешь куда выйти, твой комплект ключей наполке вприхожей, рядом ссумочкой. Консьержей я предупредил, чтотеперь живу неодин. Такчто все будет впорядке. Пойди посмотри наключи.
        —Есть ключи. Спасибо. Асигнализация? — перевела она взгляд намигающую цифрами панель справа отдвери.
        —Пока нетрогай. Вечером введу новый код ипокажу, какпользоваться. Кактолько разберусь сделами ивыйду изофиса, сразу позвоню. Все, побежал. Целую.
        —Целую! — улыбнуласьона, отключила телефон иопустила вкарман халата.
        Ивсеже, после того каквстала навесы вванной, отяичницы пришлось отказаться. Празднование Нового года дало осебе знать несамым приятным образом. Плюс два килограмма! Иэто после титанических усилий, потраченных наих потерю!
        Перекусив перевезенным сЧкалова йогуртом, онаприняла душ, застелила кровать, оделась, привела себя впорядок изадумалась: чембы всамом деле сегодня заняться? Первое, чтопришло вголову, — отец иего автомойка. Надо звонить юристам, консультироваться. Аеще лучше встретиться. Только сначала выбрать скем. Давно следовало обэтом подумать, хороший адвокат небудет лишним ина процедуре развода. Ктознает, чего еще ждать отВиталика.
        Пролистав записную книжку, онаостановилась наНадежде, специализирующейся награжданском праве. Таохотно консультировала сотрудников редакции, если требовалась помощь.
        Надя, ксчастью, оказалась свободна и, каквсегда, тутже откликнулась напросьбу. Встречу назначили через час вкафе поКарла Маркса.
        Быстро собравшись, Катя вызвала такси, закрыла квартиру ипочти выбежала изподъезда: ещенадо было успеть взять свою машину, которая вот уже несколько дней стояла наприколе водворе наЧкалова. Ктомуже существовала опасность, чтоона незаведется.
        Однако, вопреки опасениям, двигатель бодро отреагировал наповорот ключа зажигания. Припарковавшись водворе дома, гдерасполагалось кафе, наступеньках она нос кносу столкнулась соспешащей тудаже Надеждой.
        —…Тоесть, документов поавтомойке ты невидела, — подвела итог адвокат, выслушав Катину историю. — Аюридический адрес, покоторому она зарегистрирована, знаешь?
        —Нет, — виновато вздохнула Катя. — Говорюже, никогда невникала. Ноадрес, гденаходится мойка, знаю.
        —Этодалеко невсегда совпадает, — сознанием дела заметила Надя. — Тебе надо встретиться сотцом испросить напрямик. Заодно узнать реальную оценочную стоимость автомойки. Иуже тогда будем решать, какбыть… Жаль, чтонесохранилось никаких дарственных… ну, чтоотец дарил деньги навашу первую квартиру.
        —Даразве я думала, чтокогда-нибудь придется разводиться? — совсем расстроилась Катя.
        —Дауж… Отдевяноста процентов клиентов подобное слышу. Ноне переживай. Твой случай несамый безнадежный. Есть тут одна мысль.
        —Какая? — встрепенулась собеседница.
        —Кать, скажи, начто ты готова пойти ради отца? Ну,ради того, чтобы он стал полноправным совладельцем?
        —Еслибы я что-то могла… — растерянно пожала та плечами. — Ачто?
        —Позакону приразводе ты можешь претендовать наполовину совместно нажитого имущества. Ктомуже ты — работающая женщина, никогда несидела нашее умужа. Думаю, найти компромисс сним будет нетак уж сложно. Кпримеру, тыотказываешься отодних материальных ценностей, взамен он передает тебе часть автомойки, которая якобы принадлежала твоему отцу. Естественно, совсем юридическим оформлением. Кактебе такой вариант?
        —Замечательный вариант! — обрадовалась Катя, нотутже сникла: — Только… Ясказалаему, чтонебуду претендовать наимущество. Теперь вроде инеудобно…
        —Аему удобно отбирать утвоего отца дело всей жизни? Катя, нельзя быть такой бесхребетной, — принялась поучать Надежда. — Этотвое право. Какое здесь может быть «удобно» или«неудобно»? Вотответь, если вдруг твою статью перепечатают безтвоего ведома, безвсяких выходных данных, зачужой подписью, тебе удобно будет восстановить справедливость?
        —Конечно! Акакже иначе?
        —Таквот издесь: иначе ибыть неможет! Тыобязана претендовать насвою законную половину! Иона нисколько независит оттого, ктоизвас больше получал. Тызанималась своим делом, онсвоим!
        —Тоесть, тысчитаешь, чтоя имею иморальное право?
        —Господи, тынеустаешь меня удивлять! — покачала головой Надежда ивзглянула начасы. — Ладно, после поговорим. Приезжай завтра комне вконсультацию, оформим все бумаги, ия стану твоим полноправным адвокатом. Тогда истратегию наметим, итактику. Асейчас, извини, убегаю. Встреча склиентом. Рада была увидеться. Каки тому, чтопозвонила именномне, — улыбнулась ей Надежда. — Да,хорошобы снять копии сдокументов навашу квартиру ине только. Пока! — махнула она рукой напрощание.

«Копии документов, — задумалась Катя, севвмашину. — Онивсейфе, вкабинете. Надо ехать наГвардейскую. Если, конечно, Виталик непоменял замки, какгрозился. Пульт отавтоматического шлагбаума, кажется, вбардачке. Ключи я уотца забрала, иони должны быть всумке… Всенаместе, ура! Заодно заберу оставшиеся вещи! Теже горнолыжные ботинки! Толькобы Проскурина небыло дома!»
        Заехав водвор дома, онапробежала мимо дремавшего консьержа (слава богу, неЛюдоед), вскочила влифт идостала ключи.

«Вроде подходит, — провернула она взамке первый ключ. — Авот совторым что-то неполучается…»
        Едва она успела так подумать, каккто-то изнутри нажал дверную ручку, ив образовавшемся проеме показалась… Алиса!
        —Привет… Ты? Чтоты здесь делаешь??? — удивлению Кати небыло предела.
        —Привет. Н-да… Кого-кого, атебя я так быстро неожидала увидеть. Нуда ладно, проходи, — справившись сосвоей растерянностью, по-хозяйски предложила подруга. — Всеравно рано илипоздно пришлосьбы поговорить.
        Катя перешагнула через порог, ипервое, чтобросилось ей вглаза, — идеальный порядок вприхожей. Дверцы встроенных шкафов задвинуты, всяобувь куда-то попрятана. Нельзя сказать, чтопрежде здесь царил хаос, ночасто иброшенные впопыхах шлепанцы валялись, икое-какие вещи. Адверцы шкафов они сВиталиком вообще редко задвигали. Зачем? Протянул руку, снял свешалки то, чтонадо, — ина выход.
        —Нучто, пошли накухню? Чаюпопьем. Если хочешь, можно чего ипокрепче.
        —Язарулем.
        —Какзнаешь. Разговор унас стобой серьезный предстоит, — опустила глаза Алиса. — Извини, чтотапочки непредлагаю. Всестарые я сегодня намусорку отнесла, авот новые купить неуспела.
        —Ичто ты еще успела намусорку отнести? — насмешливо поинтересовалась Катя, докоторой медленно, новерно стал доходить смысл происходящего.
        —Почти ничего. Номы сВиталиком уже думали, чтовквартире немешалобы сделать ремонт, поменять кое-что измебели. Новый матрас он должен прямо сегодня привезти, — Алиса включила чайник.
        —Быстрожеты… — оценила Катя и, присев натабуретку, осмотрелась. — Кухню тоже собралась менять?
        —Нет, кухню, пожалуй, оставлю, — окончательно вошла вроль хозяйки Селезнева. — Добротная кухня, столешница мраморная, даитехника еще неустаревшая. Правда, занавесочки твои мне никогда ненравились, — кивнула она наокно, декорированное двумя крест-накрест пересекавшимися тюлевыми полотнами, подхваченными побокам сплетенными поясками.
        Катя недоуменно уставилась назанавески: всвое время именно заэтой тканью дизайнер специально мотался вМоскву. Ирисунок шторы, иподхваты, икрепежи — всебыло выбрано нес бухты-барахты, долго рисовалось, обговаривалось.
        —Воттебе на! Тыже раньше хвалила эту штору: интересно, совкусом, — передразнила ее бывшая хозяйка квартиры. — Выходит, ужетогда был обман?
        —Чтозначит — былобман? — повернулась кней Алиса. — Яникогда тебя необманывала. Вкус — онукаждого свой, иэто был твой вариант. Уменя будет свой. Иеще… Давай расставим все точки на«i». Тысама ушла отмужа, съехала сэтой квартиры. Япросила тебя одуматься. Разве нет? — пристально посмотрела она вглаза Кате и, недождавшись ответа, продолжила: — Ятебя непредавала, влюбовницах уВиталика несостояла, мужа утебя неуводила. Такчто нам стобой выяснять, собственно, нечего.
        —Нечего, — согласилась Катя. — Ивсеже увидеть здесь именно тебя — большой сюрприз.
        —Еслибы нея заняла это место, онодосталосьбы другой. Такие мужики, какВиталик, надороге неваляются. Только ты этого непоняла, — парировала та. — Апотому давай отнесемся ковсему спокойно, безэмоций. Всвое время ты мне многим помогла, ия это помню. Теперь вот хочу тебе доброе дело сделать.
        —Например? — хмыкнула Катя.
        —Например, уговорить Виталика, чтобы он позволил тебе забрать ненужные нам вещи: вдруг они тебе пригодятся, — безтени смущения предложила практичная Алиса идобавила. — Тыведь моя подруга.
        —Тоесть, тыпредлагаешь мне такой аттракцион невиданной щедрости: выпозволяете мне забрать то, чтоибез того мне принадлежит? — Катя особо отметила просебя это «мы». Быстроже Виталик нашел ей замену.
        —Ну,это еще спорный вопрос, кому что принадлежит. Этобезменя решите. Ая только дам тебе совет: сейчас вам сним дела обсуждать бесполезно. Золон натебя. Такчто… Думаю, лучше ему ине знать, чтоты приходила.
        —Да. Наверное, — механически ответила Катя, между тем раздумывая:

«Надо как-то, непривлекая внимания, попасть вкабинет… Документы всейфе. После того какВиталик посеял отнего свой ключ, мойстал общим ихранился впенале. Вшкафчике, застарыми журналами».
        —Кое-что извещей можешь забрать прямо сейчас. Илучше начать скабинета, — очень кстати пришла напомощь «сердобольная» Алиска. — Яуже очистила длясебя несколько полок. Там, видно, твой архив хранился: старые газеты, первые публикации. Явсе сложила всумки. Виталик, правда, хотел их выбросить, ноя уговорила пока подождать. Заберешь — скажу, чтосама выбросила. Сумки, правда, тяжеловатые получились. Когда разгрузишь, привезешь обратно, новые нагружу. Так, смотришь, понемногу все ивывезешь. Нучто? Согласна?
        —Согласна, — кивнула та. — Ямогу пройти вкабинет прямо сейчас, посмотреть нато, чтоосталось?
        —Давай! Япока чай заварю. Можешь еще загрузить, если есть вочто.
        —Вкабинете наантресолях моя любимая дорожная сумка лежит. Если ты позволишь, конечно.
        —Дабери, если твоя, — махнула рукой Алиска. — Уменя своих дофига. Только побыстрее: Виталик должен вернуться кчетырем. МывСиличи собрались. Кстати, вчера я примерила твои горнолыжные ботинки, оказались впору, — прокричала она вслед вышедшей гостье. — Виталик сказал, чтоони почти новые. Такчто я их тебе неотдам, необижайся!

«Ага, новые! Шестой сезон пошел. Н-да, обмельчал Проскурин. Иникакую мебель он менять нестанет, разве что матрас… Так, гдеже пенал? — открыла она дверцы шкафа, пошарила рукой зажурналами. — Есть! Теперь сейф. Егоон врядли успел поменять. Воттолько документы мог забрать наработу».
        Катя провернула ключ взамке иосторожно открыла дверцу: папка сдокументами наквартиру лежала наместе. Рядом наполке появились еще две папки, которых Катя прежде невидела. Сбросив скрепляющие резинки, онаоткрыла первую: документы наавтомойку! Вотэто удача!
        Прихватив еще пакет, вкотором хранились ее свидетельство орождении, аттестаты, диплом ипрочие «корочки», мамину шкатулку сукрашениями, онаструдом втиснула все вуже упакованную сумку, попробовала затянуть молнию — бесполезно. Пришлось замаскировать сверху двумя мягкими игрушками — видавшим виды медвежонком илопоухим зайцем, ещевдетстве подаренными ей родителями.
        Закрыв сейф, онапосмотрела наключи: спрятать их опять впенал илизабрать ссобой? Виталик прекрасно знает, гдеона хранит свой комплект, может проверить влюбую минуту. Пусть уж лучше лежат здесь. Аона снимет копии сдокументов ипод предлогом, чтоприехала заоставшимися вещами, незаметно вернет папки всейф.
        —Тычего там застряла? — будто заподозрив неладное, появилась вдверях Алиса.
        Катя вэто время стояла наколенках ипрятала пенал.
        —Давот, хочу еще кое-что отсюда прихватить, — демонстративно выгребла она сполки часть журналов. — Вних тоже есть мои статьи.
        Став настул, онастянула сантресолей свою видавшую виды дорожную сумку.
        —Ой,Кать, сколько тебя знаю, столько поражаюсь: нукакможно было хранить, ауж тем более пользоваться этой тряпкой? — Селезнева презрительно глянула напокрытую пылью сумку. — Ейсто лет вобед! Поди, современ учебы вунивере.
        —Угадала, — кивнула та головой. — Зато ниодин шовчик неразошелся, ниодна молния несломалась. Насовесть сшита, нето, чтосейчас.
        —Хорошо, чтоигрушки забрала, — заметила Алиса уши торчащего изсумки зайца. — Этипылесборники я точно квечеру выбросилабы. Какойже ты Плюшкин, Катя!
        —Сэтими игрушками еще мои дети будут играть, — буркнула та вответ.
        —Какзнаешь. Вспальне вшкафу тоже твои вещи остались. Времени, правда, маловато, вдруг Виталик раньше вернется, — обеспокоенно взглянула начасы Алиса. — Тыдавай пока вспальне посмотри, ая здесь сама журналы сложу. Только сначала покажимне, чтозабираешь. Нутак, навсякий случай, — слегка смутилась новая хозяйка.
        —Конечно, покажу, — кивнула Катя ис опаской посмотрела насумку, куда спрятала папки. — Давай я эту кдвери подтащу, тебе будет просторнее.
        —Тащи.
        Через полчаса все было готово. Прихватив впакет еще несколько фотоальбомов, Катя спомощью Алисы спустила сумки вниз, загрузила вмашину, завела двигатель изадумалась: гдебы тихо, непривлекая внимания, снять качественные копии? Только вредакции.
        Народу нарабочих местах осталось немного. Находу отвечая наприветствия ипоздравления снаступившим Новым годом, онапрошла кксероксу, достала изсумки папку, оглянулась: вроде никому донее нет дела.
        Ноее ждал неприятный сюрприз: ксерокс неработал.
        —Утром сломался, — «обрадовал» пробегавший мимо Потюня. — Привет! Тебе что-то срочное?
        —Привет! Нето слово, — расстроилась Катя. — Документы важные.
        —Врекламный зайди. Аеще лучше — сосканируй ираспечатай! — подсказалон. — Электронный вариант никогда непомешает. Можешь замой стол сесть: компьютер включен, ая уже убегаю. Каквстретила Новый год?
        —Замечательно, — загадочно улыбнуласьона.
        —Заметно. Глаза блестят. Смужем, небось, помирилась? — предположилон, набрасывая дубленку.
        —Неугадал. Смужем непомирилась.
        —Ну,тогда влюбилась. Ине отнекивайся, явлюбленных заверсту чую.
        —Икакже ты их чуешь?
        —Аты подойди кзеркалу ипосмотри насебя. Особенно наглаза обрати внимание. Светятся они утебя. Ктомуже улыбка доушей, какприклеенная, аты этого даже незамечаешь.
        —Веня, тыопасный человек! Яине подозревала, чтовтебе погибает психолог.
        —Работа такая. Камера многому научила, — Потюня остался доволен сравнением. — Давай рассказывай по-быстрому, ктоон?
        —Авот это секрет! — подмигнула она ивдруг заметила озабоченность наего лице. — Кстати, агде твоя улыбка? Тыже унас вечно влюбленный.
        —Данекогда мне пока влюбовь играть, — тяжело вздохнулон. — Надо бежать залекарствами. Младший сын водной больнице, старший — вдругой. Уодного пневмония, второму петарда полицу прошлась. Слава богу, глаза целы!
        —Асколько уже старшему?
        —Пятнадцать. Нуивозраст. Никого слушать нехочет!
        —Весь впапу?
        —Дая вего годы был тише воды, ниже травы! — несогласился Веня. — Учиться нехочет, спорт забросил, связался скакой-то компанией: собираются вподвале, бренчат нагитарах. Бывшая жена постоянно жалуется.
        —Вотоно что… Тактыбы сходил втот подвал, — посоветовала Катя. — Посмотрел, пообщался сребятами. Может, нетак все плохо? Если унего тяга кмузыке — узнай, ктоего кумир, своди наконцерт. Тыведь всех музыкантов знаешь. И,самое главное, постарайся сним общаться наравных.
        —…Дельный совет! Даже неверится, чтоутебя детей нет, — отдуши удивился после паузы Веня. — Только необижайся.
        —Ая необижаюсь. Япомочь хочу. Вотскажи, тычасто сним встречаешься?
        —СДенисом? Ну,пару раз вмесяц точно видимся… Самзнаю, чтомало. Только ведь трое их уменя, отпрысков. Гдеж навсех времени наберешься? Мнебы их прокормить, снабдить необходимым, — виновато шмыгнул он носом. — Денису вот летом надень рождения новый компьютер подарил… Аты знаешь, вэтом что-тоесть, — вдруг задумалсяон.
        —Вчем?
        —Взять ссобой наконцерт. ВКиев через неделю еду… Тыправа, Катька. Зачто тебя илюблю! — воодушевившись, чмокнул он ее вщеку. — Все, побежал! Помощь нужна?
        —Сама справлюсь, беги! — иКатя принялась задело.
        Сканирование документов изобеих папок заняло почти час — большей частью засчет многочисленных бумажек, расписок ит.д. поавтомойке. Просматривая их между делом, Катя поняла, чтоАлександр Ильич немало должен своему зятю. Ужслишком большой процент тот установил. Вовторой папке, гдехранились документы намагазины стройматериалов, еевнимание также привлек один файл: оказалось, накануне отлета вЕгипет Проскурин приобрел дом иземельный участок вдвадцать соток вдеревне Гонолес.
        Тутже уточнив винтернете, гдеэта деревня, онаеще больше удивилась: прямо наберегу Заславского водохранилища! Ипусть фотоснимки убогого домишки невпечатляли, само место, близость кгороду ик водохранилищу неоставляли сомнений: покупка наверняка обошлась недешево. Аведь он исловом необмолвился! Хотя… Начто-то такое намекал, когда звонил изЕгипта: куда-то свожу, что-то покажу, сюрприз.
        Сюрприз уж точно уВиталика получился. Ине один. Совсеми вытекающими последствиями.
        Отсканировав ираспечатав документы, Катя разложила оригиналы попапкам изадумалась: каких теперь вернуть всейф? Желательно сделать это поскорее, пока Проскурин незаметил ине предпринял контрдействий. Нового ключа отсобственной квартиры унее небыло, такчто единственная надежда была навсе туже Алису.
        Отыскав всумке телефон, онавдруг обнаружила, чтотот снова отключен. Лишь вэтот момент она поняла, почему досих пор небыло обещанного звонка отВадима. Аведь начасах половина седьмого. Онволнуется!
        —Вадим… — только иуспела она произнести втрубку, какпоследовал шквал вопросов.
        —Катя? Тыгде? Чтостобой? Утебя все впорядке? Почему телефон неработает?
        —Вадим, прости меня, пожалуйста, — виновато залепеталаона. — Янезнаю, кактак получилось, ноя снова забыла его заблокировать, вотон ивыключился. Извини.
        —Сегодняже выброшу этот аппарат кчертовой матери! Катя, ячуть сума несошел, понимаешь?! Яуже раз сто тебя набирал! Подороге домой начал звонить, зашел вквартиру — тебя нет. Ядаже отцу твоему позвонил!
        —Вадим, милый, ятут закопалась, неследила завременем…
        —Янетребую ответа, гдеты была ичто делала. Нонеужели трудно набрать самой, предупредить, чтозадерживаешься? — снеприкрытой обидой выговаривалон.
        —Вадим, пожалуйста, прости меня. Яприеду — всерасскажу, всеобъясню. Янеправа. Честное слово, ябольше так небуду. Хочешь, буду звонить тебе каждый час?
        —…Хочу, — ответил он после паузы. — Яхочу знать, чтостобой происходит каждый час, каждую минуту, когда тебя нет рядом. Ноя нехочу, чтобы это стало длятебя формальностью… Ладно, извини заизлишние эмоции, — взял он себя вруки. — Дома поговорим. Долго тебя ждать?
        —Минут двадцать, — посмотрела она начасы. — Отсилы полчаса. Может, ещеуспеем вСиличи.
        —Дамне как-то уже недо Силич, — вздохнулон. — Хорошо, жду. Только постарайся незадерживаться иследи зателефоном.
        —Мнетак совестно, чтозаставила тебя волноваться. Прости-прости.
        —Ужелегче, чтонашлась, — голос Вадима стал мягче. — Только негони, дорога скользкая, — заботливо предупредилон.
        —Яаккуратненько, честное слово! Ятебя целую!
        —Ия тебя.

«Господи, какаяже я дура! — отложив телефон, Катя закрыла лицо ладонями. — Какя могла забыть оВадиме? Он — неВиталик! Тотникогда особо неволновался, если я задерживалась ине звонила. Спокойно ложился спать. Носейчас надо что-то всебе менять. Этодругие отношения, другая ответственность. Ответственность перед человеком, который заменя искренне переживает. Какже стыдно!.. Так, надо срочно связаться сАлисой. Если они уже вСиличах — договориться, чтозаеду утром, кактолько Виталик уйдет наработу».
        —Алиса? Привет еще раз.
        —Блин… Нунаконец-то! — прошипела трубка. — Подожди, неотключайся… Катя, тыкуда пропала? Яуже все пальцы стерла, пытаясь дотебя дозвониться! — спустя минуту громким шепотом продолжила Алиса.
        —Никуда. Телефон отключился. Ачто засрочность?
        —Даздесь такое творится! Виталик всю квартиру перерыл, всеищет какой-то пенал, вкотором ключ отсейфа! Говорит, буквально два дня назад прятал всейф какие-то документы. Положил вшкаф, откуда мы стобой выгребли старые журналы. Тыхоть знаешь, чтозапенал?
        —Нуда, знаю. Старый школьный пенал. Ачто?
        —Такведь шкаф теперь пустой! Все, чтобыло наполках, ясгрузила тебе всумку!
        —Аему что ответила? Онзнает, чтоя приезжала?
        —Нет, конечно! Яже недура! Сказала, чтовыбросила. Теперь он злится: мол, безего разрешения… Катя, тыможешь срочно отыскать этот пенал иподвезти? Ятебя умоляю!
        —Хорошо. Если он всумке вмашине, янайду его иподвезу. Уменя тоже будет ктебе просьба.
        —Какая?
        —Встретимся — объясню, — Катя лихорадочно соображала, гдеможет быть пенал. — Пока я буду ехать, придумай какой-нибудь повод, чтобы выйти изквартиры.
        —Ямогу спуститься вниз. Вподъезде ивстретимся.
        —Нет, непойдет. Ненадо, чтобы меня видел консьерж. Короче, думай. Янаберу тебя, когда подъеду.
        —Хорошо, только давай быстрее.
        Набросив куртку, Катя подхватила пакет спапками ипомчалась квыходу. Оназавела двигатель, открыла багажник, недолго думая, вывернула дорожную сумку, разгребла журналы. Есть! Вотон, пенал! Иугораздиложе Алиску «подоброте душевной» впихнуть его всумку! Авсе отизлишнего рвения: такхотелось побыстрее избавиться отвещей бывшей хозяйки.

«Хотя, сдругой стороны, очень хорошо, чтотак получилось, — подумалаона, выезжая средакционной парковки. — Передам Алисе пенал, азаодно ипапки: пусть незаметно спрячет всейф. Втом, чтоя была вквартире, онаВиталику непризналась, атеперь тем паче нескажет. Каки отом, гденашла пенал. Ноесли он откроет сейф ине найдет там этих папок — вопросы кАлиске возникнут конкретные. Нучтож, подруга, вотинаступил длятебя момент истины. Илиделаешь то, чтоя скажу, имолчишь, какрыба, илиговоришь Виталику все какна духу. Атакой правды Проскурин может ине простить, онаэто понимает. Какпонимаю ия, чтодверь квартиры наГвардейской мне больше неоткроют».
        Всеполучилось какнельзя лучше. Воспользовавшись тем, чтобуквально пять минут назад Виталик отъехал замастером пооткрытию сейфов, Алиска выскочила изподъезда, находу выслушала Катины пояснения, схватила пенал, папки ипобежала обратно. Ещеиперезвонить успела, чтовсе впорядке.
        Облегченно вздохнув, Катя домчалась додома наСторожевке, заглушила двигатель изадумалась: чтоссобой взять? Тащить архив вквартиру Вадима ник чему. Лучше, наверное, оставить его вмашине, азавтра отвезти наЧкалова.
        Бросив взгляд начасы, онавдруг поняла, чтовместо обещанного получаса прошли все сорок минут. Прихватив папку скопиями, онапоспешила кподъезду.
        Вадим встретил ее упорога.
        —Извини, пожалуйста, пришлось немного задержаться, — сходу стала оправдываться Катя.
        —Апочему ты нев шубе? — хмуро спросилон, пряча вшкаф ее куртку.
        —Такведь нехолодно, — пожала она плечами. — Даже солнышко сутра светило.
        Ладышев молча прошел накухню, включил чайник, достал изшкафчика банку счаем.
        —Тебе помочь? — невыдержав долгой паузы, спросила зашедшая следом Катя.
        —Спасибо, ясам.
        Закипел чайник. Продолжая молчать, Вадим заварил чай, поставил настол чашку сблюдцем. Подумав, достал второй комплект:
        —Чайбудешь?
        —Буду. Иесть хочу. Проголодалась. Хочешь, ячто-нибудь приготовлю?
        —Готовь себе. Янеголоден.
        Вприхожей зазвонил мобильный телефон.
        —Да,мама… Нет, никуда непоехали, остались дома… Неволнуйся, ужепоужинали… Счего ты взяла?.. Нормальный голос, непридумывай… Хорошо, передам привет. Тыкаксебя чувствуешь?.. Нутогда лады. Дозавтра.
        —Тебе привет отмамы, — вернувшись, передалон.
        —Спасибо.
        Разлив чай почашкам, Вадим поставил настол вазу сконфетами ипеченьем, плошку смедом иприсел настул.
        —Давай небудем играть вмолчанку, — наблюдая заним, предложила Катя.
        —Давай небудем, — согласилсяон, размешивая ложкой мед.
        —Тебе это ничего ненапоминает? — после довольно долгой паузы спросилаона.
        —Нет.
        —Амне напоминает. Сцену, когда говорить больше нео чем. Ладно, спасибо зачай, — привсталаона.
        —Подожди, — схватил ее Вадим зазапястье. — Присядь. Пожалуйста! Тыведь знаешь, чтоникуда я тебя отсюда неотпущу, — опустил он взгляд. — Тынепредставляешь, какя затебя переволновался.
        —Представляю. Извини, — вздохнулаона, снова попыталась привстать иснова была схвачена заруку.
        —Отпусти, никуда я неухожу. Ине собиралась, — улыбнувшись, успокоила она ивышла изкухни. — Хочу тебе кое-что показать ирассказать… Изадержалась я из-за этих копий, — Катя вернулась спапкой иподала ее Вадиму. — Если, конечно, этотебе все еще интересно.
        Отодвинув чашку счаем, онраскрыл папку, достал первый лист, второй.
        —Гдеты их взяла?
        —Всейфе наГвардейской. Решила забрать оставшиеся вещи идокументы. Заодно наткнулась накое-что интересное.
        —Тыпоехала наГвардейскую одна иничего мне несказала?
        Поего лицу мелькнула тень.
        —Извини, якак-то неподумала, — опять растерялась Катя. — Тысказал, чтобудешь занят, вотя ине звонила.
        —Отаких планах моглабы изаранее предупредить.
        —Небыло уменя никаких планов. Встретились сприятельницей-адвокатом, поговорили оразводе. Вотона инадоумила достать копии документов.
        —Тырешила взять адвоката? — криво усмехнулсяон. — Жаль, чтоиоб этом я узнаю впоследнюю очередь.
        —Позвонить адвокату мне пришло вголову после нашего стобой разговора, — онаопять стала оправдываться. — Ипоначалу это было связано сделом отца. Разговор оразводе зашел позже, самсобой. Вобщем, яхочу отказаться отсвоей доли имущества. Взамен Виталик сделает отца полноправным владельцем автомойки. Этонемоя идея, этоидея адвоката, — потупила она глаза. — Потому я ипоехала наГвардейскую.
        —Выкрасть документы?
        —Чтозначит выкрасть? Взять навремя. Сделала копии ивернула. Ачто вэтом плохого?
        —Ничего… — глухо ответилон. — Яэто заберу, можно? — кивнул он напапку. — Изучу завтра наработе.
        —Вообще-то мне эти копии тоже нужны, — несогласилась Катя, но, взглянув наВадима, передумала. — Хорошо. Конечно. Уменя есть электронный вариант.
        Ладышев молча встал, вышел вприхожую, вернулся ссигаретами, включил вытяжку изакурил. Посидев иподумав, Катя тоже поднялась сместа, встала рядом идостала сигарету излежащей настолешнице пачки.
        Щелкнув длянее зажигалкой, онвдруг, думая очем-то своем, отстраненно произнес:
        —Надо бросать курить. Обоим.
        —Надо, — согласиласьона, проводила взглядом выпущенную струйку дыма иприльнула кего плечу. — Извини, ноя никак немогу привыкнуть.
        —Кчему?
        —Ктому, чтокто-то заменя переживает, нервничает. Близко ксердцу принимает мои проблемы. Яотвыкла отвсего этого, понимаешь?
        Обняв ее одной рукой, Вадим вздохнул:
        —Ятоже. Отвык закого-то переживать, нервничать.
        —Прости меня. Обещаю, чтосэтого дня все изменится. Воттолько вдруг тебе это быстро надоест? — отстранившись, оназаглянула ему вглаза.
        —Ненадоест, — отложил он сигарету иобнял ее обеими руками. — Только, пожалуйста, вследующий раз ставь меня визвестность оподобных визитах.
        —Следующего раза, скорее всего, небудет, — посмотрела Катя накончик недокуренной сигареты ипо примеру Вадима оставила ее впепельнице. — Онсменил один иззамков.
        —Какже тогда ты попала вквартиру?
        —Подруга открыла.
        —Лена? Откуда унее ключи?
        —Нет, неЛена. Колесниковы сПолевыми улетели вВену, вернутся кРождеству.
        —Тогда что заподруга?
        —Ятак понимаю, теперь бывшая. Алиса Селезнева, однокурсница. Тыее незнаешь. Хотя… Возможно, изнаком.
        —Счего ты взяла, чтознаком?
        —Потому что Алиска последние пару лет усердно охотилась затакими, какты. Свободными, неженатыми, обеспеченными. Дакак-то все невезло. Атут Проскурин оказался бесхозным, — усмехнулась Катя.
        —Тебя это расстроило? — тихо спросил он после паузы.
        —Если честно, расстроило. Ноне потому, чтоунего появилась другая женщина. Неожидала, чтоэто будет Алиска.
        —Понятно, — крепче прижал он ее ксебе икоснулся губами затылка. — Неприятно.
        —Дауж! Вторая половина дня сплошь состояла изнеприятных открытий… Знаешь, чтоеще я обнаружила всейфе? Документы надом иучасток вГонолесе.
        —Гдеэто?
        —Неподалеку отЗаславля, наберегу Заславского водохранилища. Японятия неимела, чтоВиталик его купил. Грустно.
        —Грустно, — согласилсяон.
        —Нобольше всего меня расстроило даже неэто, — отстранилась она отВадима.
        —Чтоеще?
        —То,что телефон отключился. Ая, занятая делом ине подумала его проверить. Тывэто время пытался дозвониться, волновался.
        —Честно?
        —Честнее небывает, — вздохнула Катя. — Покупала ведь что попроще, подешевле, атеперь вот страдаю.
        —Завтра куплю тебе новый телефон, — погладил он ее поволосам. — Самой модной последней модели.
        —Правда?
        —Ятебя когда-нибудь обманывал?
        —Нет.
        —Нокуплю приодном условии.
        —Обещаю звонить тебе каждые полчаса! — опередила его Катя.
        —Этого мало, — загадочно взглянул нанее Вадим.
        —Ачтоеще? — удивиласьона. — Ячто-то еще умудрилась натворить?
        —Ксчастью, нет, — пришел черед улыбнуться Вадиму.
        —Тогда что?
        —Обещай, чтозимой будешь ходить только вшубе.
        —Обещаю, — игриво кивнула Катя. — Замодный телефон можно нетолько вшубе попариться! Только вдруг меня украдут вместе сшубой ителефоном?
        —Пусть только попробуют! Убью наместе!
        —Тышутишь? Неверю. ВотКолесников — да. Тотсможет. Хотя ион, какоказалось, иногда готов променять жену напользу делу. Тытакже ревнив, какион?
        —Угу… Сейчас я его очень даже понимаю, — онзаправил заухо прядь ее волос иприкоснулся кгубам.
        —Нотак нельзя.
        —Акак можно? Пока стобой небыло связи, ячуть инфаркт несхватил. Завтра куплю даже неодин, адва телефона. Кроме того, встрою чип вмашину, второй положу всумку ибуду отслеживать каждый твой шаг. Аеще лучше — приставлю Зиновьева.
        —Иза что мне такое счастье? Гиперопека какая-то получается, — перехватила она его ладонь, коснулась губами пальцев итихо добавила: — Тысумасшедший, Ладышев. Яначинаю тебя бояться.
        —Ясам начинаю себя бояться, — Вадим нагнул голову, потерся щекой оее ладонь.
        Ивдруг он оказался унее заспиной, обхватил обеими руками икрепко прижал ксебе.
        —Если это такое сумасшествие, тоя готов жить сним всю жизнь, — услышала она надухом его жаркий шепот. — Яникуда тебя неотпущу иникому неотдам.
        —Такведь сказала уже, чтоникуда несобираюсь, — успела она ответить, ив туже секунду горячее дыхание переместилось ипереросло вбесконечно долгий страстный поцелуй.
        —Яине представляла, сколько отэтого можно получать удовольствия, — прервалась насекунду Катя. — Этотак затягивает… Этотак… так вкусно, — несразу подобрала она слово.
        —Ая непредставлял, чтомогу быть таким ненасытным, — улыбнулся Вадим и, снова прильнув кее губам, мягко увлек засобой внаправлении спальни.
        Вэтом замедленном сладострастном пути он нетерял времени даром: джемпер, джинсы, какКатины, такиего, были сброшены где-то вгостиной, всеостальное лихорадочно расстегивалось, снималось, стаскивалось совместными усилиями уже вспальне. Спустя пару минут сбелоснежной кровати слетело покрывало идва тела слились водно…
        Двесигареты, медленно тлевшие впепельнице, такине дождались своих хозяев, упали настеклянное дно ипогасли…

3
        После событий второго января истрастной ночи любви Катя иВадим практически нерасставались. Аесли иразлучались нанесколько часов, тобезконца перезванивались поповоду ибез. Встретили Рождество вместе сНиной Георгиевной, души нечаявшей вКате, ивернувшейся изРоссии Галиной Петровной. Кслову, тасразу прониклась кКате большой симпатией. Повечерам они гуляли, ходили вкино, катались налыжах. Иговорили, говорили, говорили — рассказывали друг другу одетстве, оюности.
        Иногда проводили время надиване перед телевизором. Вобнимку. Порой так изасыпали, ноненадолго. Стоило переместиться накровать, каксон, практически несопротивляясь, уступал место любви — самому прекрасному действу насвете. Необыкновенно нежному, желанному, сладострастному…
        Только сейчас, умудренная десятилетним опытом семейной жизни, Катя поняла смысл коробившей ее прежде фразы «заниматься любовью». Именно любовью, ане избитым, бывшим наслуху ее заменителем, сухо описывающим то, чтозаэтим словом скрывалось. Иэто открытие наполняло каждую ее клеточку такой неописуемой радостью, таким восторгом, чтоона вдруг снова стала писать стихи. Онивыплескивались изнее настоящими потоками — утром, днем, ночью. Тихонько вскакивала, нацыпочках бежала вкабинет кноутбуку, записывала, редактировала иоставляла открытыми намониторе дляВадима…

«Утром прочтет», — улыбаясь, заползала она опять пододеяло и, уткнувшись втеплое плечо, наконец-то засыпала. Спокойно, умиротворенно. Счастливо…
        Хочу тебя… Ктебе… Стобой —
        Забыть провсе, чтотак тревожит…
        Известно только небесам:
        Какбыть могло, акак быть может.
        Иневозможно заглянуть
        Впроцесс мыслительный Вселенной…
        Лишь пережив, постигнешь суть
        Всего, чтосвято инетленно.
        Непотеряв — непожалеть,
        Чтотак беспечно нехранили.
        Несделав шага — неузнать,
        Такилине так поступили.
        Поможет зеркало узреть,
        Какбыстро время пролетело.
        Испуг позволит ощутить,
        Какстрахом сковывает тело.
        Неполюбив — нельзя взлететь.
        Лишь страсти испытав объятья,
        Поймешь, какпросто позабыть
        Оскомканном, измятом платье!
        Неотстрадав — неосознать,
        Какболь ночами душу гложет…
        Ия хочу… Тебя… Стобой…
        Пусть кто-то сверху мне поможет…
        Лишь одно, пусть иненадолго, омрачало блаженное состояние Кати: котцу она по-прежнему наведывалась одна. Здесь Вадим был непреклонен: рано им пока знакомиться, нестоит нагнетать обстановку. Темболее, накануне развода. Ктознает, накакие козни способен бывший супруг?
        Востальном все было невероятно красиво, даже сказочно. Иесли выражение «носить наруках» может существовать вреальной жизни, тосКатей именно это ипроисходило. Вадим был настолько внимателен изаботлив, чтоунее отизбытка чувств слезы порой наворачивались: неужели так бывает? Неужели это происходит наяву сней, ане смифической девушкой, которую тоже зовут Катя?
        Забота, или, какона выразилась, гиперопека, проявлялась накаждом шагу. Иона начинала кней привыкать. Дело даже нев новом телефоне, нев шубе, которую она теперь обязательно надевала, выходя наулицу. Хватало мелочей, окоторых она раньше нето чтобы немечтала, незадумывалась.
        Стоило ей однажды проснуться сголовной болью, какобеспокоенный Вадим тутже организовал консультацию успециалиста. Ничего страшного, нососуды слабые, надо беречь. Желательно высыпаться. Наследующее утро Катя осталась ибез утреннего секса, который стал привычным, ибез кофе. Авсе потому, чтодоктор рекомендовал ей сон. Вадим даже Галине Петровне приказал неприходить раньше десяти: недай бог разбудит!
        Когда вовремя оттепели она промочила ноги исболтнула обэтом потелефону, ровно через час вквартиру были доставлены три пары сапог ее размера. Ихоть понравились иподошливсе, двепары понастоянию Кати всеже вернули вмагазин. Зачем ей столько обуви? Онанепривыкла менять ее каждый день.
        Итак вовсем. Стоило ей очем-то заикнуться, какреакция Вадима следовала незамедлительно. Онадаже стала побаиваться сказать ему лишнее.
        Правда, одно желание всеже озвучила: ниразу небыла вГермании, ахотелосьбы посмотреть. Темболее, чтоВадим вскоре снова собирается туда лететь. Расстроившись, чтонеподумал обэтом сам, онтутже развил бурную деятельность. Замечательная идея! Онпоможет ей открыть многократную визу, вместе они полетят воФранкфурт, гдеему всамом деле необходимо быть поделам вдвадцатых числах, затем поедут вЗельден, покатаются налыжах иотметят Катин день рождения.
        Онанеуставала удивляться, насколько быстро Ладышев нетолько что-то планировал, нои осуществлял задуманное. Буквально через несколько дней изГермании пришло приглашение отблаготворительного фонда, ас ним еще игарантии влиятельных людей, чтопроволочек соткрытием визы дляПроскуриной невозникнет.
        Однако всеже вышла неувязка: вКатином паспорте почти неосталось чистых страниц. Притом обнаружилось это буквально задень доподачи документов впосольство! Ихотя Вадиму удалось иэтот вопрос решить довольно быстро, стало понятно: вылететь вместе нереально.
        Авремя отъезда неумолимо приближалось.
        —Обещай, чтобезменя будешь жить здесь, вмоей квартире, — накануне вечером попросилон. — Пожалуйста. Мнетак спокойнее.
        —Твой дом — моякрепость? — прижавшись кнему, отшутилась Катя.
        —Крепость некрепость, номнебы этого хотелось. Маму иГалину Петровну я уже предупредил. Извини, безтвоего согласия.
        Катя задумалась. Такуж получилось: ниразу заэти три недели они неночевали наЧкалова. Толи насамом деле все так складывалось, толи Вадим умудрялся придумывать разные поводы, нофакт есть факт. Даже днем она все больше времени проводила вего квартире наСторожевке, такчто, если честно, почти кней привыкла. Каки ктому, чтоЛадышев теперь — необходимое ивполне достаточное условие ее жизни. Невидеть ине слышать его несколько часов было невыносимо, неговоря уже отом, чтобы провести безнего ночь.
        —Извиняю иобещаю: никуда отсюда неуеду! — улыбнулась Катя и, погрустнев, добавила: — Ибуду очень потебе скучать.
        Вадим лишь вздохнул икрепче прижал ее ксебе.
        Нафоне располагающего ксантиментам посленовогоднего периода расставание ваэропорту получилось необыкновенно нежным ипечальным. Хотя оба изовсех сил старались непоказать, чтонасамом деле творится вдуше, идаже пытались шутить.
        —Хорошо, чтоносишь шубу, — поправил он меховой капюшон унее заспиной. — Ветрено. Смотри непростудись безменя.
        Вадим осторожно убрал слица Кати светлые пряди волос, приподнял ладонями голову, долго смотрел ей вглаза, словно пытался запомнить, запечатлеть впамяти, затем нежно поцеловал влоб иприжал ксебе.
        —Организация нахорошем счету, такчто визу тебе откроют какминимум наполгода. Ивот тогда ты просто обязана будешь сопровождать меня вделовых командировках! — попробовал он поднять себе ией настроение. — Ну-ка, улыбнись! — отстранившись, онснова заглянул ей вглаза. — Всего лишь четыре дня, ав субботу отметим наш маленький юбилей, — заговорщицки подмигнулон.
        —Какой юбилей?
        —Нувот! Аты подумай хорошенько, вспомни, какого числа мы познакомились? Ровно три месяца!
        —Надоже… Всего три месяца, атакое чувство, словно я знаю тебя всю жизнь, — задумалась Катя. — Иликак минимум несколько лет.
        —Иу меня такоеже чувство. Даже непредставляю, какя жил безтебя… Ану немедленно прекрати плакать, иначе я никуда неполечу! — заметив, чтонаее ресницах показалась слезинка, пригрозил Вадим. — Нухочешь, ясейчас сдам билет? Полетим вместе вследующий вторник, задержимся напару дней воФранкфурте, затем сразу вЗельден, аоттуда насвадьбу кКлюеву. Тынезабыла, чтомы приглашены насвадьбу?
        —Нет, незабыла. Ноне хочу, чтобы ты сдавал билет, — кончиком мизинца убрала она непрошеную каплю. — Яже знаю, почему именно завтра утром ты должен быть воФранкфурте: нотариат, который нельзя перенести.
        —Всевжизни можно перенести. Все, кроме даты рождения исмерти, — Вадим снова прижал ее ксебе.
        —Неволнуйся, якак-нибудь соберусь, зажмусь вкулачок, вытерплю. Ноты должен вылететь сегодня.
        —Ктобы мог предположить, чтовсе так быстро изменится? Месяц назад я сам выбирал исогласовывал эту дату, — сокрушенно произнесон.
        —Всего месяц назад… Неверится.
        —Вернусь — сразу поедем знакомиться ствоим отцом, — снова сменил он тему.
        —Погоди… Счегобы это? — вскинула она удивленный взгляд. — Тыведь отказывался… Власть переменилась?
        —Ещенет, носкоро переменится, — ответил он загадкой.
        —Ичтоже такое должно случиться?
        —Ну… Кпримеру… Кпримеру, яему скажу… — сулыбкой стал подыскивать слова Вадим. — Яскажу, чтоон — прекрасный отец, если вырастил такую замечательную дочь, что… Чтоон — настоящий полковник, что…
        —Аесли этот настоящий полковник выставит тебя задверь? — насмешливо поинтересовалась Катя.
        —Скажу, чтоочень рад. Унего перед забором растут два клена — один красный, другой желтый. Буду любоваться.
        —Такэто осенью, асейчас зима.
        —Ну,тогда попрошу, чтобы пока задверь невыставлял. Готов бесплатно колоть дрова, топить печь…
        —Непойдет. Вдоме газовое отопление, — улыбнулась Катя.
        —Чтотогда? А… Снег могу чистить. Летом газон косить. Умею копать, кое-что смыслю впроводке, — принялся он перечислять свои достоинства. — Наверное, все.
        —Негусто, — делано вздохнулаона.
        —Тытак считаешь? — Вадим сделал вид, чтоопечалился. — Ну,тогда колеса могу поменять, машину помыть. Ине одну. Вобщем, готов вечно замаливать свои грехи. Вот! — гордо заключилон.
        —Лети уж, грешник, — рассмеялась Катя илегонько оттолкнула его отсебя. — Такибыть, буду ждать тебя втвоей квартире.
        —Ладно, уговорила, — коснулся он ручки чемодана, новдруг посуровел, свел брови кпереносице иуточнил: — Аходить будешь исключительно вшубе?
        —Даже если нежданно наступит весна — напялю шубу! — расхохоталасьона. — Могу идома ее носить. Даже летом, если длятебя это так важно.
        —Ачто? Надоже ее как-то отмоли выгуливать. Хотя летом… — задумалсяон. — Летом нестоит. Летом будем хранить шубу вморозильнике. Адома будем ходить нагишом! Тымне гораздо больше нравишься обнаженной.
        —Посмотрим, — продолжала смеяться Катя. — Идиуж! Мягкой посадки, — поцеловала онаего, отступила назад, нотутже снова была схвачена вохапку иприжата.
        —Неотпущу! Никогда неуходи, пока я тебя неотпущу, — шепнул он ей наухо.
        —Господи, иугораздиложе связаться стираном, — вздохнулаона. — Иди, регистрация заканчивается. Аменя кдвум часам Жоржсанд ждет. Самзнаешь, начальство нервировать себе дороже.
        —Такине удалось мне развести тебя сжурналистикой! — посетовал Вадим. — Ладно, твоя законная неделя отпуска взапасе нам всегда пригодится. Такчто езжай, — наконец отпустил онее, прихватил заручку небольшой дорожный чемодан, кейс ишагнул кдвери терминала.
        —Позвони, кактолько прилетишь! — напомнилаона.
        —Обязательно! — раздалось сквозь полузакрытые двери.
        Добравшись допарковки. Катя завела двигатель ис грустью оглянулась наздание аэропорта: где-то там, внакопителе, дожидался отлета Вадим.

«Ятебя люблю, — шепнула она и, глубоко вдохнув, усилием воли задержала готовую выкатиться слезу. — Икак продержаться безтебя четыре дня? Надо заняться делом, иначе совсем раскисну… Пора вредакцию!»
        Признаться, привсей сказочности мира сбывшихся фантазий, привсем нежелании его покидать впоследнее время она все чаще чувствовала охоту заняться делом. Особенно остро поутрам, когда вдруг обнаруживала, чтоВадима нет: проснулся, тихонько встал, умчался наработу.
        Акакжеона? Чемей заняться? Галина Петровна категорически непозволяла хоть вчем-то помочь: мол, отпуск, отдыхай, наработаешьсяеще. Нокак это — проводить целые дни, ничегошеньки неделая, Катя непонимала.
        Онапривыкла быть вколлективе, гдеее небаловали ничегонеделанием, несдували пылинки. Тамее ценили, гордилисьею, завидовали, недолюбливали, сплетничали, вставляли палки вколеса, впоследний момент снимали статьи сномера илиже, наоборот, срочно требовали материал спылу сжару…
        Ничего неподелаешь: редакция — цельный живой организм, состоящий изамбициозных индивидуумов, скромных трудяг-мышек, завистливых илиже добродушных коллег, готовых помочь, подставить плечо. Словом, всего визбытке, такчто иногда ишагу несделаешь, чтобы ненароком незатронуть чьи-то интересы иличью-то тему. Мир-то вокруг — один навсех. Ноименно здесь, среди собратьев, Катя жила идышала полной грудью, чувствовала себя личностью.
        Ктомуже впоследнюю неделю ею овладела невероятная тяга ксочинительству. Даже закнигу снова засела, отредактировала написанное. Апару дней назад сон привиделся, будто она быстро-быстро стучит поклавиатуре. Приэтом слова намониторе набираются непривычным глазу шрифтом, акрасивыми прописными буквами. Аза спиной почему-то стоит мама, отслеживает правописание, исправляет ошибки, ободряюще кивает головой.
        Катя истолковала свой сон так: какбы нисложилась ее жизнь, онанесможет неписать. Апотому, кактолько улетит Вадим, онавыйдет наработу. Потому ипозвонила Жоржсанд. Таискренне обрадовалась: работы — море! Неза горами 8 Марта, давно пора браться зарекламную акцию. Договорились овстрече.
        Морально Катя была готова заступить навахту втотже день, но, помня отношение Вадима кжурналистике, нехотела его расстраивать. Каки раскрывать свои планы раньше срока. Лишь накануне призналась, чтосего отлетом она вернется вредакцию, иначе опухнет отсна илизавоет волком соскуки. Какни странно, нислова неодобрения она неуслышала. Вадим лишь вздохнул.

…Стоило Кате переступить порог редакции, увидеть лица коллег, услышать их радостные вопли: «Наконец-то!», «Заждались!», стоило окунуться впривычную атмосферу деловой суеты, какона поняла, чтосегодня задержится здесь надолго.
        Смущало лишь одно — шуба, накоторую все сразу обратили внимание. Гладили мех, спрашивали, сколько стоит, гдепокупала, многозначительно переглядывались. Непоняв такого внимания нестолько ксобственной персоне, сколько кмеховому изделию, Катя быстро спрятала шубу вшкаф.
        Жоржсанд встретила ее сулыбкой и, словно прочитав Катины мысли, предложила приступать кработе прямо сейчас. Накануне, каквыяснилось, онадаже подготовила список тем, которые немешалобы осветить, иотобрала несколько читательских писем, накоторые стоило отреагировать. Исразу после утренней планерки попросила Стрельникову освободить рабочее место Проскуриной.
        Выслушав краткие вводные, Катя собралась было покинуть кабинет главного редактора, ужедотронулась доручки двери, нов последний момент остановилась:
        —Спасибо, Евгения Александровна! Спасибо запонимание и… зажизненный урок!
        —Этонемой урок, Катюша. Этожизнь преподала тебе урок. Ялишь дала передышку, позволила разобраться всебе, сделать выводы. Надеюсь, ломка закончилась. Журналистский кризис среднего возраста ты пережила. Захочешь — позже поговорим наэту тему подробнее. Ярада, чтовтебе неошиблась. Такчто удачи!
        Пройдя ксвоему рабочему столу, накотором были лишь редакционный телефон, клавиатура имонитор, Катя привычным движением нажала кнопку пуска, внеобыкновенно приятном возбуждении дождалась полной загрузки компьютера, улыбнулась появившемуся намониторе приветствию отМайкова ипомахала ему рукой через стеклянную перегородку.
        Надуше стало тепло испокойно: вотон, еедом. Еепрофессиональная семья. Жаль, чтоВадим нехочет этого понять ине может разделить сней радость.
        Вспомнив оЛадышеве, онамашинально глянула начасы: скоро должен приземлиться.
        Открыв папку Камоловой, Катя пробежала взглядом пособранным письмам, вырезкам исразу потянулась всумку зафлэшкой. Тамунее была специальная папочка, куда время отвремени заносились фразы, факты, события, мимо которых нельзя пройти равнодушно. Этакий кладезь мыслей инабросков наперспективу. Одно изписем очем-то ей напомнило.
        Такиесть. Всохранившихся записях был краткий пересказ истории, основная тема которой пересекалась стемой лежавшего впапке письма: насильственная разлука матери сдетьми. Только там отец после развода вывез детей далеко заграницу, аздесь — женщина разлучилась сдетьми, попав вколонию.
        Зачто наказание, понятно: вскрывшаяся вдеревенском магазине растрата. Нопочему дали так много — пять лет? Тоже мне общественно опасный элемент! Давсравнении схищениями, которыми пестрят новости, украденная сумма ирядом нестояла! Ачетверо детей вэто время растут вказенных стенах, безматеринской заботы иласки. Сложная, деликатная тема нетолько справовой точки зрения, нои счеловеческой. Наверняка вженской колонии полным-полно таких осужденных.
        Чтокасается истории, изложенной вписьме, невольно возникал вопрос: чемже занимался адвокат? Хорошобы выехать наместо.
        Задумавшись, скакой стороны ковсему этому подступиться, онаоткрыла поисковик, чтобы найти дополнительную информацию.
        Время отвремени кней подходили коллеги, расспрашивали оботпуске, делились новостями, радовались ее выходу наработу, таккаксовсем запарились безглавного пера редакции. Отэтого надуше становилось еще теплее, вкоторый раз Катя убеждалась вправильности принятого решения: онадолжна заниматься тем, чему училась, чтоумеет ичего отнее ждут.
        Около шести вечера наконец-то позвонил Вадим: долетел, сейчас едет вгостиницу, ужеуспел соскучиться. Поинтересовался, какее встретили вредакции. Услышав, чтоКатя уже включилась вработу, онпризнался, чтоименно этого иожидал. Конечно, содной стороны, этохорошо, нос другой — неочень. Заодно похвалил себя, чтонаучился предугадывать ее действия ипредполагал именно такой ход событий. Ипосетовал: видимо, онасним недо конца откровенна, таккактакое неслучается спонтанно.
        Однако все было произнесено безобид, всвойственной Вадиму шутливой манере. Такчто сомнений вего искренности уКати невозникло. Иэто тутже вызвало унее ответную реакцию: повинившись, чтонепризналась вовсем заранее — нехотела его расстраивать, онапообещала, чтотакое больше неповторится. Вовсяком случае, обовсех идеях инамерениях, родившихся вее голове, онбудет узнавать первым. Правда, одно беспокоит: сможетли мужская психика выдержать поток взбалмошного женского сознания? Вадим расхохотался ипо секрету сообщил, чтоуже давно приступил ктренингу. Апотому сегодня позвонитеще, ине раз.
        Продолжая милую словесную пикировку, Катя ради экономии денег посоветовала ему самому незвонить, адожидаться ее звонка: роуминг дешевле навходящие. Тотснова рассмеялся: если учесть ее хроническую журналистскую занятость, токакраз ожидания его психика ине выдержит. Ноон прислушается кее рекомендациям ив дальнейшем воспользуется номером немецкого оператора.
        Поторговавшись еще немного, онисошлись вомнении: такибыть, никакой очереди взвонках. Каки вовсем остальном. Чтозабавно, «целую» напрощание они произнесли одновременно. Словно торопились опередить друг друга.
        Отложив телефон, Катя откинулась кспинке кресла и, невольно улыбаясь, прокрутила вголове разговор.
        —Ура! Звезда отечественной журналистики вновь воссияла!!! — услышала она радостный вопль заспиной итутже почувствовала прикосновение кщеке чего-то колючего. — Ая уж грешным делом стал подумывать: все, смылась Проскурина! Такине вернувши долг бедному папарацци!
        —Какой долг, Венечка? — недоуменно посмотрела нанего Катя иахнула: затри недели, чтоони невиделись, фотокор изменился донеузнаваемости. Во-первых, отрастил приличную щетину, которая была ему клицу; во-вторых, постройнел; в-третьих… Ав-третьих, жизнеутверждающий блеск вглазах Потюни свидетельствовал только ободном: жизнь продолжается, иотнюдь нев гордом одиночестве.
        —Каккакой долг? Акогда неслись изаэропорта, ктовместе стобой, можно сказать, жизнью рисковал? — округлил он глаза. — Вотона — человеческая благодарность.
        —Ахэто! — Катя махнула рукой. — Прости изабудь. Всевпрошлом. Лучше расскажи, какдети? Оклемались?
        —Даоклемались, куда денутся.
        Спустя пару секунд он подтянул стоящий поодаль стул, присел инаклонился кКате:
        —Ответь посекрету, ктоон, твой новый супергерой?
        —Атебе зачем?
        —Нукакзачем? Вколлективе сплошное шушуканье: Проскурина ушла отмужа-бизнесмена кчутьли неолигарху. Добрая половина иззавидовалась: итам была пристроена, издесь подфартило.
        —Иктоже главный сплетник? Нетыли, Венечка?
        —Обижаешь! — отодвинулся он отстола. — Делать мне больше нечего, какв бабьи сплетни нос совать. Своих забот погорло. Только шила вмешке неутаишь, дорогуша, город-то маленький. Тотам вас вместе видели, тоздесь. Знаешь, сколько твою шубу обсуждать будут? — снова придвинулся он изаговорщицки зашептал: — Тыхотябы намекни, ктоон такой? Тыведь мне друг? Друг. Ая — тебе. Долженже я знать, скем мой друг проводит время. Яуже испать спокойно немогу.
        —Онхороший человек, Веня. Такчто спи спокойно, — втон ему тихонько ответила Катя. — Лучше расскажи, сколько лет стукнуло очередной избраннице твоего сердца?
        —Ас чего ты решила, чтотаковая появилась? — слегка покраснел фотокор.
        —Далыбишьсяты, какмартовский кот. Неизбранникже утебя нарисовался?
        —Тьфу натебя! — брезгливо поморщился Венечка. — Охивреднаяты, Проскурина! Неуспела выйти изотпуска, ауже настроение испортила.
        Демонстративно обидевшись, онвстал ипотянул засобой стул.
        —Вень! — негромко окликнула его Катя. — Вень, вернись, явсе прощу! Япотебе соскучилась!
        Потюня замер, сделал вид, чтоколеблется, затем быстро развернулся иплюхнулся вподтянутый следом стул.
        —Воттакбы сразу! — расплылся он вулыбке. — Ятоже успел соскучиться! Давай буську! — вытянул он губы втрубочку иподался ей навстречу.
        Раздался громкий чмок.
        —Фу! Терпеть немогу небритых мужиков! — скривилась Катя.
        —Ато я незнаю! — расхохотался довольный Потюня. — Вотона, маленькая мужская месть!
        Неуспел он договорить, кактутже получил поголове папкой, изкоторой посыпались подготовленные Камоловой материалы.
        —Все, все, сдаюсь! — поднял он руки, согнулся истал собирать бумаги спола. — Идешь сегодня надень рождения кМайкову?
        —Елки-палки! Совсем изголовы вылетело, забыла поздравить! — расстроилась Катя. — Воттолько идти мне никуда нехочется.
        —Поздравить еще успеешь, авот если непойдешь, Леня обидится, — шмыгнул носом Венечка. — Как-никак тридцать пять стукнуло. Онвсю редакцию пригласил ижурналистов пол-Минска. Боишься, чтокавалер неотпустит?
        —Почему неотпустит? Отпустит… Настроение нев тему, — попыталась она оправдаться.
        Если честно, ейив самом деле никуда нехотелось идти. Ауж тем более веселиться вшумной компании. Было только одно большое желание — поскорее вернуться домой ипопытаться уснуть. Ато навалится грусть-тоска: Вадим далеко, нетего рядом…
        Что-то вней изменилось запоследние недели. Приэтом настолько, чтоКатя стала совершенно другая. Разве раньше пособственной воле могла она пропустить день рождения члена коллектива, скоторым ее связывали приятельские отношения? Даникогда вжизни!
        Ивот натебе! Нехочется — иточка. Ивсеже хоть начасок придется заглянуть. Леня — хороший человек, иотношения уних хорошие. Нельзя его обижать.
        Вэтот момент Веня поднял спола одно изписем иглазами испросил разрешения прочитать.
        —Ну,ичто ты думаешь поэтому поводу? — поинтересоваласьона, когда письмо снова оказалось наее столе.
        —Н-да… Шибко грамотной эту Половинкину необзовешь: чтолексика, чтоорфография. Яуж молчу проостальное, — хмыкнулон.
        —Яодругом спрашиваю.
        —Одругом незнаю, чтоисказать. Нучто там можно украсть всельском магазине? Мужалкоголик, дети есть просят. Немудрено, чтонесдержалась.
        —Втом-то идело! Онапризнает вину, нопишет, чтокаждая изпродавщиц брала понемножку: ктобуханку хлеба, ктоконфетку длядетей. Поначалу старались покрывать долг. Ноцены росли, азарплаты оставались прежние. После ревизии ивскрывшейся недостачи заведующая посоветовала признаться. Мол, если все признаются, тоскопом их сильно ненакажут. Святая простота Половинкина так исделала. Нанее всю сумму иповесили, — вздохнула Катя. — Надо ей как-то помочь.
        —Нуда. Срок дали какза особо крупную, безвсяких смягчающих обстоятельств. Этоже сколько наворовать надо было?
        —Такведь браливсе, апризналась толькоона! Заведующая, дведругие продавщицы изавскладом — родственницы. Ясное дело, чтоуних круговая порука.
        —Короче, Половинкина получила завсех пополной. Игде она сидит?
        —ВГомеле, гдежееще.
        —Тыхочешь сней встретиться?
        —Хотелосьбы. Ноне знаю как.
        —Думаешь, тебя кней пропустят?
        —Врядли, нопопытаться надобы, — задумчиво ответила Катя. — Хотя здесь даже Жоржсанд сосвоими связями врядли поможет.
        —Этоточно, — согласился Потюня.
        —… Авот ивспомнила! — осенило Проскурину. — Надо Малиновскому звонить, онкак-то рассказывал, чтобыл втой колонии!
        —Cepera может, тотеще жук! Если выгорит, меня возьмешь? — точно преданный пес, заглянул ей вглаза Веня.
        —Боюсь, чтонет. Если выгорит, этобудет исключительно женское интервью. Женские вопросы иженские ответы. Такчто, — развела руками Катя, — прости.
        —Нухоть водителем возьми, — заканючил Потюня. — Нупожалуйста. Ниразуя, бедный, небыл вженской колонии.
        —Можно подумать, вмужской был, — усмехнуласьона. — Ладно, уговорил. Если получится, поедем вместе. Хорошобы еще вдеревню заскочить, гдежила эта Половинкина. Соседей расспросить: почему они невыступили вее защиту? Неужели она такая плохая мать? Неверится. Судя пописьму, мать она хорошая. Жаль, дети маленькие, сними непоговоришь. Аеще садвокатом немешалобы встретиться. Чует мое сердце: что-то здесь нечисто.
        —Сердобольная ты наша! — хмыкнул Веня. — Хотя… Вэтом что-тоесть: если свалиться какснег наголову, может, кточто путное ивыдаст. Ладно, тызвони Сереге, ая гляну покарте, гдеэта тмутаракань находится. Только, чур, натвоей машине поедем! Зачтется какдолжок зааэропорт, — подмигнулон.
        Давнишний приятель, коллега, ана сегодняшний день главный редактор еженедельного издания Малиновский нетолько надоумил, какможно легко ибеспрепятственно проникнуть вколонию, нои подсказал, какэто сделать вближайшие дни.
        Всеневозможное возможно! Оказывается, висправительных учреждениях время отвремени выступают сконцертами музыкальные коллективы — ведь культурные программы никто неотменял. Ируководство, какправило, непрепятствует нетолько выступлениям артистов, нои неформальному общению. Врамках дозволенного, конечно.
        Атак какблизится Татьянин день, неисключено, чтокто-то измузыкантов запланировал посещение женской колонии. Остается только узнать исесть нахвост. Cepera посоветовал Кате позвонить Саше Рогач. Ужкто-кто, аэта девушка знает, что, гдеикогда. Вкрайнем случае даст наводку.
        Саша всамом деле оказалась «втеме» ис ходу назвала коллектив, который послезавтра будет сконцертом вГомельской колонии! Сруководителем группы Катя была знакома: пару лет назад делала сним большое интервью. Редкий случай, когда тупиковый поначалу вопрос разрешился задесять минут: музыканты даже обрадовались, чтосними поедут журналисты.
        Неимей сто рублей, аимей сто друзей!
        —Адеревушка-то, считай, попути, — объявился устола обрадованный Потюня иткнул пальцем вкарту. — Вот, смотри. Километров сто восемьдесят отМинска. ДоБобруйска потрассе, адальше вот сюда… Правда, адвокат, скорее всего, вгороде живет.
        —Адвокатесса. Надобы сней созвониться.
        —Ещечего? Мыже решили: какснег наголову! Тыпойми: если кто-то донас промоет людям мозги, намуже никто ничего нерасскажет.
        —Тыправ, — согласилась Катя. — Итак… Завтра среда, значит, завтра ивыдвигаемся. Остановимся наночь вГомеле, апослезавтра утречком примкнем кребятам. Решено, вшесть утра выезжаем.
        —Вшесть? — округлил глаза Веня. — Сума сошла! Вжизнь непроснусь! Давай хотябы часиков всемь.
        —Нет. Неуспеем совсеми встретиться. Если тебе надо выспаться — поеду одна, — какотрезалаона.
        —Одна? — шмыгнул тот носом. — Одну непущу. Ладно, вшесть так вшесть.
        —Спасибо, друг! — улыбнулась Катя.
        Честно говоря, отправляться зимой одной внеблизкую дорогу ей было как-то стремно.
        —Командировку надо выписать. Займись, а?
        —Этовпять минут решим! Воттолько… Слышь, адавай вообще никому нескажем, куда собираемся. Тыофициально еще вотпуске, явозьму отгулы.
        —Авантюристты, Веня, — качнула головой Катя. — Ктомуже есть здесь два «но». Ссегодняшнего дня я официально наработе — этопервое. Второе: Жоржсанд обязана знать, гденаходятся ее сотрудники. Даидля нас лучше, если наруках будет задание редакции.
        —Какаяже ты зануда, Проскурина! Какаяже ты правильная! Какже стобой скучно! Икак тебя муж терпит? — скривившись, какот зубной боли, заныл Потюня.
        —Что-то спамятью твоей стало, друг мой. Мужменя уже давно нетерпит. Впрочем, каки яего.
        —Ну,тогда этот твой… какего… полуолигарх, во! — нерастерялсяон.
        —Этот пока терпит, — согласилась Катя.
        —Нускажи наконец, ктоон? — снова заканючил Веня. — Эх,недоверяешь, — разочарованно вздохнулон. — Вотидружи стобой. Нухоть какего зовут?
        —Хорошо. Егозовут Вадим. Вадим Сергеевич.
        —Афамилия?
        —Афамилия — секрет.
        —Понятно…
        —Чтотакое?
        —Судя потому, скакой нежностью ты произнесла его имя, япролетаю, какфанера, — театрально опечалилсяон. — Авдруг я только имечтал отебе все эти годы?
        —Ой,Венечка! Намоей памяти оком ты только немечтал! — расхохоталась Катя. — Только, тыже знаешь, твой вариант отношений — поматросил, родил детей ибросил — недля меня. Аменять тебя уже поздно… Несудьба, — развела она руками. — Я — кЕвгении Александровне, — прихватив папку, встала она скресла.
        Изпрактически пустой редакции Катя вышла ввосьмом часу. Настроение было приподнятое: ейбыстро удалось влиться вработу! Двезаметки пошли взавтрашний номер, наближайшие дни продуман план. Какже ей нравится такой ритм икакже она понему соскучилась! Оналюбит свою профессию, своих коллег. Такразве может она пропустить день рождения кого-то изних? Нет, конечно. Нуопоздает немного. Всеравно зарулем, непьет.
        Ктомуже Вадим советовал нехандрить. Унего самого сегодня вечером намечается поход вресторан — этакая встреча безгалстуков спартнерами побизнесу.
        Примысли оЛадышеве потелу пробежала сладкая волна, насердце потеплело, вдуше всколыхнулась грусть. Полдня непрошло, какрасстались, аона уже успела так соскучиться, какне скучала поПроскурину завсе прожитые годы! Чтоэто? Неужели любовь, которая приходит лишь раз вжизни? Может, именно оней пыталась предупредить мама, когда навещала вснах? Чтобы неиспугалась, неупустила?
        Если так, тоиГенка, иВиталик были простой влюбленностью, прелюдией кнастоящему чувству. Ведь разница вотношениях колоссальная: стоит ей только подумать оВадиме, каккаждая клеточка наполняется таким счастьем, такой нежностью, чтовпору заплакать отпереизбытка эмоций. Неговоря уж отом, чтосней творится, когда он рядом. Онадаже стихотворение обэтом сегодня написала:
        Обними меня крепче,
        Отогрей мою душу.
        Мы — одни вцелом мире,
        Позабудь все ислушай:
        Ядавно нелюбила…
        Ивначале решила,
        Чтопридумала сказку —
        Этим часто грешила.
        Идавно немечтала —
        Всеплыла потеченью.
        Твой загадочный образ
        Словно следовал тенью:
        Былто дальше, тоближе…
        Лишь сейчас осознала
        То,что строки осчастье
        Ятебе посвящала!
        Жизнь наполнилась смыслом,
        Настоящим, немнимым.
        Яего отыскала
        Внежном слове «любимый»…

«Только вот какизменить отношение Вадима кпрофессии журналиста? — Катя завела двигатель ивздохнула. — Аведь я забыла его предупредить, чтомоя командировка займет два дня, — внезапно вспомнила она итутже расстроилась. — Вечером, когда позвонит, надо обязательно обэтом сказать. Незабытьбы…»

…Народу вкафе собралось немало: коллеги, Ленькины друзья. Квеликому удивлению, среди гостей оказались двое ребят, которые работали в«Интермедсервисе». СМайковым их связывали пять лет учебы врадиотехе идва года веселой жизни вобщежитии. ИКатя, иони искренне обрадовались встрече: поболтали, вспомнили день рождения шефа, соревнование побоулингу.
        Веселье меж тем набирало обороты, гремела ритмичная танцевальная музыка, каждый отрывался какмог. Одной Кате становилось все грустнее, ис каждой минутой росло желание убежать домой. Нокак это сделать, непривлекая внимания? Ведь все привыкли, чтоона — заводила подобных мероприятий, апотому буквально заруку вытаскивали ее потанцевать илипринять участие вконкурсе. Возвращаясь вперерывах кстолу, онастоской бросала взгляд намолчавший телефон: попросьбе именинника гости дружно отключили звонки. Терпение ее было наисходе. Больше она неможет здесь оставаться. Придется исчезнуть тихо, по-английски. Сейчас она дождется, пока все снова чем-либо увлекутся, спрячется, хотьбы подстолом, исбежит.

«Такгрустно… Дослез, — ейстало совсем невмоготу. — ИВадим незвонит… — Катя снова глянула нателефон итутже постаралась найти оправдание любимому: — Значит, неможет. Занят, деловые переговоры, деловой ужин… Всепонимаю, ане могу ссобой совладать. Плакать хочется, априходится улыбаться. Хотьбы неразреветься вот так, наровном месте. Даеще наглазах увсех. То-то удивятся! Бросятся успокаивать, расспрашивать… Нокак им объяснить, чтоиногда хочется втри ручья плакать просто так, оттого что внутри стало тесно отпереполнившей душу нежности? Этонея, анежность тоскует, грустит, рвется напоиски того, кому хочет принадлежать. Ноон далеко, имне ничего неостается, какскучать… Все, надо уходить», — оглянуласьона.
        Увы, виновник торжества стоял прямо увыхода ипринимал поздравления отприпозднившихся гостей.

«Нежность… Неплохо получилось, аглавное — точно. Надобы записать, — подумала Катя ипотянула ксебе висевшую наспинке стула сумочку. — Ручка есть, бумаги — нет, даже записную книжку невзяла. Разве что наэтом?» — зацепилась она взглядом заострые белоснежные края салфетки.

«Нежность тоскует, грустит, рвется напоиски того, кому хочет принадлежать», — быстро набросалаона.
        Грянувший увхода залп смеха заставил отвлечься. Вскинув голову, онанепроизвольно засмеялась, таккакодной улыбки былобы мало. Наголове уМайкова красовался очередной подарок — шляпа ввиде головы страуса, которая удачно сочеталась сего долговязой фигурой, напопе — хвост изперьев, наногах — красного цвета резиновые ласты. Нувылитый страус!

«Тоска… Смех… Сквозь слезы», — параллельно складывалась вголове следующая цепочка.
        Внезапно ее будто пронзило горячей волной. Надуше потеплело, стало светло, какднем.

«Подумал обомне, — понялаона, улыбнулась ивернулась кзаписям: — Слава богу! Гдеже ты был, мойродной, такдолго? Я,кажется, постепенно схожу сума. Сидеть запраздничным столом иразговаривать стобой безтебя? Разговаривать визмерении, которое придумала я сама. Мыстобой… Какзахватывающе звучит «мы»… Наших слов никто, кроменас, неслышит. Каки невидит тебя. Аведь ты рядом, ячувствую твое дыхание, твое тепло и, какдитя, радуюсь, чтотолько я обладаю исключительным правом слышать твой негромкий голос. Тембр, напоминающий журчание ручья. Хотя нет… Такпадают капли дождя… Итвой голос цвета нежного, теплого дождя…» — снова улыбнулась она ипотянулась кпачке ссигаретами.

«Щелкнула зажигалка… Мужчина напротив принял всвой адрес предназначенную тебе улыбку игалантно дал прикурить. Глупый… Непонимает… Амы стобой смотрим вглаза друг другу. Тыулыбаешься… Немного загадочно, чуть виновато. Нестоит, милый. Язнаю, тыулетел поделам, имне надо кэтому привыкать. Какбы нам того нихотелось, увы, яневсегда смогу тебя сопровождать… Слышишь, каквсе смеются? Онидумают, чтоя вместе сними, ая ведь стобой… Иты сейчас нес теми, ктотебя окружает, асо мной. Утебя вруках стакан свиски, яулавливаю аромат твоей сигары. Тынелюбишь сигары, нонадо поддержать компанию. Кстати, мнетоже ненравятся сигары. Ноя люблю тебя, азначит, вэтот момент я люблю иих аромат, витающий надтвоим столиком. Тебе, наверное, пора возвращаться? Иди, небуду тебя задерживать. Ямогу лишь посмотреть тебе вслед ипоблагодарить, чтовспомнил обомне, чтопришел ипобыл сомной рядом. Ябуду ждать тебя. Яготова ждать всю жизнь… Позвони, если получится…»
        Что-то заставило ее отвлечься отсвоего монолога иперевести взгляд. Лежащий рядом телефон завибрировал изамигал подсветкой. Онадаже непосмотрела надисплей — этомог быть только Вадим!
        Схватив телефон, необращая внимания нина Леню, нина гостей, онавскочила сместа, свободной рукой нащупала ремень сумочки, схватила исписанную салфетку ибросилась кдвери…
        Всебыло именно так, какей привиделось. Точно также, какона, Вадим прочувствовал ее присутствие рядом, еетоску иодиночество среди всеобщего веселья, загасил сигару, извинился перед собеседниками ивышел позвонить.
        Вотведь какбывает… Чтоэто? Случайное совпадение? Илипрямое доказательство того, чтомежду людьми ив самом деле существует энергетическая связь?
        Наслаждаясь послевкусием разговора иосмысливая свое очередное открытие, онадобралась домашины, завела двигатель и, всееще улыбаясь, нераздумывая взяла курс наСторожевку. Разве это важно, чтосегодня куда удобнее былобы ночевать наЧкалова? Да,гораздо ближе доВенечки, который вцелях экономии снял квартиру поКижеватова прямо навыезде изгорода. Ноона туда непоедет! Ине столько потому, чтообещала Вадиму. Пусть безнего, ноона хотябы будет спать впостели, которая хранит запах любимого человека.
        Вбольшой квартире было непривычно тихо ипусто. Сбросив обувь испрятав вшкаф шубу, онаподошла кокну, открывавшему панораму ночного города: скованная льдом Свислочь, Дворец спорта, каток, гостиница «Юбилейная», кинотеатр «Москва», проспект Победителей, который попривычке многие все еще называют проспектом Машерова, магазины, казино… Всеподсвечено, припорошено свежим снегом.

«Какже красиво! — неудержалась она отвосторга. — Незря, покупая эту квартиру, Вадим главным достоинством считал вид изокна. Смотришь натакую красоту — итак итянет признаться влюбви кродному городу. Даипросто признаться влюбви… Столько раз задень перезванивались, амне все мало…»
        Только она успела так подумать, какраздался телефонный звонок. Внадежде, чтоэто снова Вадим, Катя метнулась ктрубке.
        —Добрый вечер, Катенька, — поприветствовал ее заботливый женский голос. — Каквы там одна? Нескучно?
        —Добрый! Скучно, — честно призналась Катя. — Очень скучно. Высебе даже непредставляете, как, — ивдруг замялась. — Нина Георгиевна, ядавно хотела вас попросить: немоглибы вы говорить мне «ты»? Ато мне как-то неловко.
        —Хорошо, девочка моя. Наверное, таконо правильнее, — после небольшой паузы согласилась женщина итутже спохватилась: — Янепоздно звоню?
        —Нет, чтовы! Ятолько что зашла вквартиру. Решила наработу выйти, иначе непредставляю, каквыжилабы безВадима.
        —Да,конечно, японимаю. Уменя хотябы Кельвин есть, можно сним поговорить. Мытоже только что вернулись спрогулки.
        —Акак вы себя чувствуете?
        —Всехорошо, небеспокойся. Идавление который день внорме… Мытут гуляли, ия подумала: ачто, если, пока Вадим вкомандировке, тыпереедешь комне? Вместе будет веселее, посекретничаем. Даиему спокойнее. Прямо завтра ипереезжай, — предложилаона. — Нестесняйся.
        —Спасибо, Нина Георгиевна, — растерялась Катя. — Ябы судовольствием, воттолько… Яобещала, чтоникуда отсюда неуеду. Ктомуже завтра утречком мне вкомандировку вГомель, вернусь послезавтра. Если невозражаете, яквам впятницу вечером заеду.
        —Зачемже я буду возражать? — удивилась Нина Георгиевна. — Ябуду только рада. Испеку свой фирменный пирог свишней. Давно непекла. Тылюбишь пироги свишней?
        —Вишню — очень люблю, авот пироги… Нет, нельзямне. Ярешила, пока Вадима нет, надиете посидеть, ато отпуск, столько праздников было…. Навесы боюсь становиться. Иногда такое чувство, чтовот прямо ем ипухну! Комне ведь сходу вес прилипает, явам рассказывала. Авы как? Какваши успехи?
        —Ау меня, несмотря напраздники, минус три килограмма! — гордо поделилась Нина Георгиевна. — Правда, Галя печалится. Онаведь дотого, какстала администратором, много лет поваром вресторане проработала. Еедосих пор приглашают готовить званые ужины. Атут сначала я отказалась отее услуг, теперьты… Расстраивается очень, боится, чтотебе непонравились ее блюда.
        —Ой,я как-то обэтом совсем неподумала! Мнеочень нравится, какона готовит! Янехотела ее обидеть, поверьте! — принялась уверять Катя.
        —Неволнуйся, девочка моя. Ятак ей исказала, — успокоила Нина Георгиевна. — Я-то хорошо понимаю, из-за чего ты моришь себя голодом. Мнесамой эта полнота — сплошная досада. Номы тут сегодня сГалей обсудили… Вобщем, тынеглупи. Послушайся совета старших. Тебе еще детей рожать. Ктомуже, скажу тебе посекрету, Вадиму, каки его отцу, никогда ненравились худосочные барышни! — торжествующе заявилаона.
        —Такмне никогда ине быть худой, — улыбнулась Катя. — Здесь я вся вмаму пошла. Помните, ярассказывала, чтоона была примерно такойже комплекции, каквы.
        —Нуизачем тогда сприродой спорить? Решено: впятницу надесерт унас обязательно будет вишневый пирог! Тытолько предупреди, вкотором часу тебя ждать.
        —Обязательно предупрежу, — пообещала Катя.
        —Иеще… — Нина Георгиевна сделала паузу, словно нерешаясь сказать. — Мнебы очень хотелось, чтобы ты звонила изаглядывала комне почаще. Ну,какк себе домой, — неуверенно добавилаона. — Мнебы этого очень хотелось. Ястолько лет мечтала одочери ивнуках.
        —Спасибо, — вочередной раз растерялась Катя. Наглаза опустилась туманная пелена, непроизвольно заморгали ресницы. — Высебе даже непредставляете, какие чувства переполняют, — растроганно поделиласьона. — Ясейчас заплачу отсчастья. Спасибо вам огромное! Обязательно буду звонить иприезжать! Яеще успею вам надоесть!
        —Неуспеешь, девочка моя, яслишком долго тебя ждала, — неожиданно всхлипнула женщина.
        —Выплачете? — обеспокоилась Катя.
        —Отсчастья. Слезы счастья — самые дорогие. Спокойной ночи, Катенька!
        —Спокойной ночи, Нина Георгиевна! Явам обязательно позвоню!
        —Буду ждать, родная моя. Буду ждать.
        Опустив трубку, Катя снова подошла кокну, окинула взглядом светящуюся, расплывавшуюся вслезах панораму ночного города.

«Какие они милые, мать исын, — улыбнувшись, вытерла она ладошкой бегущую пощеке каплю. — Родная… Такменя только мама называла. Господи, неужели это иесть счастье?.. Все, пора собираться впуть ипринимать душ. Завтра лучше посплю лишних пятнадцать минут».
        Покинув душевую кабину, Катя сразу услышала далекое попискивание мобильного. Быстро намотав наголову полотенце инабросив халат, онабегом пересекла гостиную исхватила телефон:
        —Ну,слава богу! Звоню, звоню, уженачал волноваться. Ну,очередной привет, родной мой человечек!
        Оттеплоты инежности вголосе Вадима уКати стали подкашиваться ноги, изглаз снова хлынули слезы.
        —Привет… Мойсамый дорогой мужчина насвете, — ненайдя других слов, прошепталаона. — Родной человечек… Тысебе непредставляешь: только что также сомной разговаривала твоя мама. Это… Этотак трогательно…
        —Тыплачешь? — насторожилсяон. — Ну-ка, признавайся, чтослучилось ипочему так долго неотвечала?
        —Ябыла вдуше. Аслезы — ониотсчастья, — всхлипнула Катя. — Нина Георгиевна сказала, чтоони самые дорогие.
        —Теперь понятно, — неожиданно развеселилсяон. — Значит, отныне вы мне напару сырость вквартире разводить будете?
        —Этонесырость. Сложно объяснить, ноя… Ятак счастлива… Возвращайся скорее. Ятебя встречу ваэропорту. Ине пытайся отговаривать.
        —Конечно, встретишь. Актоже еще встретит? Яникого, кроме тебя, тамвидеть нежелаю. Потому что, вотличие оттебя, знаю, чтосомной происходит.
        —Ичтоже?
        —Авот обэтом я скажу всубботу. Потерпи еще несколько дней, — снежностью попросил он ивдруг спросил: — Ав чем ты сейчас?
        —Вхалате.
        —Апод ним?
        —Ничего. Яведь издуша бежала. Только полотенце наголове, — немного растерялась Катя.
        —Вшлепанцах?
        —Да,втвоих. Тытеперь всегда будешь расспрашивать меня, вчем я одета? — пошутилаона, вспомнив, чтоуже слышала подобный вопрос накануне Нового года.
        Втрубке послышался шумный вздох.
        —Всегда. Какбы я хотел сейчас оказаться рядом, снять стебя халат. Эх… Ладно… Атеперь, если непередумала скомандировкой, немедленно вкровать! — строго приказалон.
        —Волосы можно высушить? — игриво уточнила Катя.
        —Нужно. Высушишь — исразу спать.
        —Авещи собрать?
        —Хорошо. Собирай — ив кровать. Обещаешь?
        —Обещаю.
        —Иэто невсе. Повозвращении первым делом познакомишь меня сПотюней. Незабывай, чтоя ревнив идолжен быть уверен втех, кому тебя доверяю!
        —Соперников надо знать влицо? — всетакже игриво заметила Катя. — Венечка, между прочим, тоже горит желанием стобой познакомиться.
        —Вот-вот. Посмотрим, чтозафрукт.
        —Боюсь, онтебя разочарует, — притворно вздохнулаона. — Авот ты его перепугаешь илишишь меня верного ипреданного фотокора.
        —Если мне покажется, чтоон того заслуживает, ипобить могу. Такипередай, — заверилон. — Атеперь — спать. Уменя завтра тоже сложный день. Будешь выезжать изгорода, позвони! Спокойной ночи, повелительница холостяцких покоев!
        —Спокойной ночи, хозяин шикарной кровати, накоторой, вотсутствие законного владельца, впервые вгордом одиночестве будет спать женщина! Утром звонить нестану, дождусь, пока проснешься исам наберешь! Целую!
        —Хорошо, договорились. Ия тебя целую… Спи. Спокойной ночи!
        —Сладких снов!

«Ятебя люблю!» — едва невырвалось уКати.
        Нехватило доли секунды. Илирешимости? Посмотрев нане погасший еще экран дисплея, онакоснулась его губами. Господи, какже тепло надуше! Неужели кто-то там наверху решил, чтоией пора стать счастливой?
        Сблаженной полуулыбкой она зашла вприхожую иавтоматически подключила телефон кзарядному устройству. Вадим прав, надо быстренько собраться иукладываться спать.
        Сборы вдорогу заняли немного времени: запасной комплект одежды, белья, сменная обувь, полотенце, кое-что изгигиенических принадлежностей, косметичка. Ноутбук. Пожалуй, достаточно. Посути, туда иобратно, одна ночевка. Послезавтра квечеру должны вернуться. Чтоеще? Может, навсякий случай положить всумку тампоны спрокладками, чтобы неискать их потом покиоскам илиаптекам? Месячные задерживаются, скорее всего, продолжает сказываться гормонотерапия. Впрошлом месяце была такаяже картина.
        Разобрав постель, Катя завела купленный накануне очередной будильник напять утра ина всякий случай решила подстраховаться телефоном.
        Втот момент, когда она переносила его вместе сподзарядкой вспальню, раздался неожиданно поздний звонок. Абонент всписке контактов незначился, азначит, егоможно было счистой совестью проигнорировать. Чтоона исделала: скорее всего, ошиблись номером.
        Однако вызов повторился. Поколебавшись несколько секунд, онарешила ответить.
        —Да,я вас слушаю.
        —Екатерина Александровна? — спросил показавшийся знакомым женский голос.
        —Да. Простите, выкто?
        —Здравствуйте. Какбы вам объяснить… Я — давняя знакомая семьи Ладышевых.
        Катя непроизвольно напряглась.
        —Что-то случилось сНиной Георгиевной? — спросила она первое, чтопришло наум. — Ясней разговаривала полчаса назад, всебыло впорядке!
        —Надеюсь, сНиной Георгиевной исейчас все впорядке, — после небольшой паузы ответила женщина. — Ноесли ей станет известна кое-какая информация, состояние ее может резко ухудшиться. ДаиВадиму Сергеевичу, мягко говоря, этопридется непо душе, — вголосе почувствовалась скрытая угроза.
        Вдуше уКати шевельнулось неприятное чувство.
        —Кое-что — эточто? — сменив тон, уточнилаона.
        Всилу профессии ей часто приходилось сталкиваться сразного рода людьми. Вредакцию звонили инедовольные публикациями, иоткровенные шантажисты, ианонимщики, идушевно больные люди.
        Агода три назад вообще приключилась детективная история: еестал преследовать один тип, который вдруг решил, чтоона — девушка, которая бросила его много лет назад. Теперь вот должна вернуться истать его женой.
        Поначалу Катя пыталась образумить незнакомца, убеждала, чтоон ошибся. Новсе напрасно. Звонки раздавались водно итоже время — утром, сразу после планерки. Икаждый раз приходилось объясняться поновой. Тогда она перестала снимать трубку. Тайного поклонника поголосу узнавали коллеги ипод любым предлогом отказывались позвать ее ктелефону.
        Номужчина неунимался икаким-то образом узнал номер ее мобильного. Аоднажды наредакционной парковке поддворниками машины она нашла послание, написанное отруки: мол, если невернется, тоон вынужден будет ее похитить.
        Тогда Кате стало по-настоящему страшно, иона сразу побежала писать заявление вмилицию.

«Маньяка» вычислили довольно быстро: бедняга давно состоял научете впсихдиспансере. Втотже день его опять поместили встационар. Ноот этого надуше унее легче нестало, иона решила встретиться слечащим врачом. Тотпоспешил успокоить: после очередного курса лечения душевнобольной забудет ее навсегда. Такое сним случается периодически. Когда-то давно, вюности, егодействительно бросила любимая девушка. Парень невынес переживаний, попал вНовинки, стех пор эта история ипродолжается.
        Обычно после выписки избольницы несколько месяцев, ато илет он живет спокойно. Но,увы, рано илипоздно болезнь возвращается. Дляначальной фазы достаточно зацепиться взглядом заслучайный сюжет поТВ, случайную статью, случайную фотографию. Щелчок — имозг начинает жить навязчивыми фантазиями. Скорее всего, вданном случае больной открыл «ВСЗ», сфокусировался наее имени ифамилии. Вобщем, такая вот «русская рулетка».
        Каки обещал доктор, больше о«маньяке» Катя ничего неслышала. Ноеще долго опасалась отвечать нанезнакомые звонки ис неспокойным сердцем подходила кмашине.
        Ивот опять. Изачем только ответила?
        —Вынемоглибы сказать прямо, ане ходить вокруг да около? — строго произнеслаона. — Ипредставьтесь, пожалуйста. Иначе — досвидания.
        —Авы сделались крепким орешком, — ничуть неудивилась ее ответу собеседница. — Нучтож… Меня зовут Людмила Степановна Балай.
        Катя задумалась. Балай, Балай… Где-то она слышала эту фамилию. Надо вспомнить. Нет, неполучается.
        —Простите, мысвами встречались? — спросила она чуть мягче.
        —Этонестоль важно, — уклонилась отответа женщина. — Какя догадываюсь, семейство Ладышевых вам небезразлично, апотому нам необходимо встретиться. Желательно довозвращения Вадима Сергеевича.
        —Аоткуда вы знаете, чтоон нев Минске?
        —Ямного чего знаю. Гораздо больше, чемвам хотелосьбы. Незабывайте ослабом здоровье Нины Георгиевны. Навашем месте ябы долго нераздумывала.
        —Хорошо, — вынуждена была согласиться Катя. — Когда игде?
        —Предлагаю завтра.
        —Нет, завтра неполучится, яуезжаю вкомандировку. Впятницу ближе кобеду устроит?
        —Мнеудобнее после восемнадцати.
        —Уменя после восемнадцати тоже неполучится, — Катя вспомнила, чтовечером обещала быть уНины Георгиевны. — Пятница, ближе кобеду, — стояла она насвоем. — Ориентировочно сдвенадцати дотрех дня.
        —Ладно, договорились, — неожиданно быстро согласилась женщина. — Япозвоню вам утром впятницу. Иеще один совет: длявашейже пользы нерассказывайте онашем разговоре Вадиму Сергеевичу. Досвидания.
        —Досвидания, — пробормотала озадаченная Катя.

«Странный звонок, странная женщина, — задумаласьона. — Настойчивая, самоуверенная. Вадиму просила несообщать… Нетуж, дудки! Сейчас, конечно, небуду звонить, нозавтра первым делом расскажу обэтой Балай! Мнеотнего нечего скрывать. Атеперь — спать».

4
        Спалось Кате вэту ночь совсем плохо. Можно сказать, вообще неспалось. Наконец-то достигшее постели тело вроде иотдыхало, номозг никак нехотел отключаться: анализировал, сортировал, вытаскивал изпамяти забытые лица, события, выстраивая одному ему понятную логическую цепочку. Такине позволил своей хозяйке полностью забыться: стоило ей начать погружение взыбучее марево сна, какон тутже посылал импульс, словно пытался очем-то предупредить. Водин изтаких моментов промелькнуло лицо мамы — опечаленное, озабоченное…
        Зазвонил будильник. Измученная Катя автоматически включила лампу натумбочке, нажала наотбой, сзакрытыми глазами присела накровати изамерла, прислушиваясь ксебе.

«Боже мой, чтозаночь? Почему надуше так тревожно, почему так колотится сердце, комугорла? Чтоэто? Дурное предчувствие? Может быть, сегодня лучше никуда неехать? Какже хочется спать…» — почти простонала она иопять рухнула наподушку.
        Запищал телефон. Контрольный будильник. Надо вставать. Всеерунда. Онаэлементарно волнуется перед дальней дорогой, боится, чтонесправится. Неотступать! Идля начала применим проверенный метод — контрастный душ. Надо смыть все эти непонятные тревоги, неприятные, липкие мысли, мобилизовать положительные эмоции. Затем оживим организм чашкой кофе, незабудем налить еще ив термос, позвоним Потюне — ив путь! Итак, раз, два, три!
        Усилием воли насчет «три» она заставила себя подняться, пошатываясь, добрела додушевой кабины, натянула наволосы шапочку и, зажмурив глаза, шагнула подхолодные струи.
        Нобыстро привести себя вчувство никак неполучалось. Ледяные капли были как-то особенно неприятны, ивместо привычного бодрящего ощущения ее начало знобить. Датак, чтопришлось долго отогреваться подтеплой струей. Итут вдруг навалились вялость, ломота. Закружилась голова, стало подташнивать.
        Одно хорошо: навязчивые тревожные мысли идурные предчувствия отошли надальний план. Ктому моменту, когда она наконец покинула квартиру, отних иследа неосталось.
        Наулице заночь здорово похолодало. Зябко поежившись, Катя поставила дорожную сумку назаднее сиденье, проскользнула всалон машины ибыстро захлопнула дверь. Помогло это мало: внутри было также холодно, каки снаружи. Разве что неветрено. Неснимая перчаток, оназавела двигатель, включила обдув стекол, подогрев сидений, добавила тепла регулятором температуры ипосмотрела начасы: опаздывает надесять минут.
        Пришлось рисковать имчаться попустому утреннему городу, нарушая все скоростные режимы. Ксчастью, организм окончательно проснулся исконцентрировался, такчто кдому Потюни она добралась почти вовремя. Ещеиподождать пришлось.
        Бросив рюкзак вбагажник, хмурый Веня плюхнулся напассажирское сиденье.
        —Утро доброе! — кивнула ему Катя.
        —Какже, доброе: раннее да холодное, — пробурчал тот.
        —Кофе втермосе. Неоткажусь, если имне плеснешь.
        Венечка молча перегнулся заводительское сиденье, достал термос. Салон тутже наполнился бодрящим ароматом.
        —Поражаюсь тебе, Проскурина, — сделал он глоток. — Честно говоря, вдуше надеялся, чтопроспишь. Аннена ту напали: иразбудила минута вминуту, иприехала! Тяжело быть отличницей, а, Кать? Вотпризнайся честно: тебе хотелось сегодня забить наэту поездку?
        —Врать небуду: ещекакхотелось! Ктомуже плохо спала. Состояние — точно заболела иливот-вот заболею. Виделбы ты меня сегодня утром вдуше.
        —Таккакого черта премся втакую рань вэто болото? Осталасьбы дома, поболела. Неровен час, подхватила тотже вирус, чтоия неделю назад после Киева. Вначале ломало, апотом три дня сгоршка неслезал. Атут такая дорога впереди.
        —Недождешься! Здоровая, недрейфь. Обыкновенная лень, Венечка, скоторой надо бороться.
        —Ая вот иногда думаю: нузачем мне сней бороться? Онаже моя, родная. Нувыехалибы часом позже, чтоизменилосьбы?
        —Ничего, если несчитать, чтоив Гомель приехалибы часом позже, — заметила рассудительная Катя. — Ипотом, какой смысл ворчать? Мыуже впути. Можешь доспать, разрешаю.
        —Даладно. Проснулся уже.
        —Тогда рассказывай, чтоинтересного еще случилось, пока меня небыло. Кроме твоего горшка, конечно.
        Онапрекрасно знала, какисправить Потюне настроение. Требовалось илиего разговорить, илидать возможность пощелкать камерой. Таккакфотографировать пока было нечего, оставалось первое.
        Заязык Веню тянуть непришлось. Через несколько минут отего угрюмого вида неосталось иследа. Оннепросто пересказывал истории исобытия, а, какхороший актер, ещеипроигрывал — мимикой, жестами, голосом. Бесконечные шутки иотступления, свежие анекдоты. Разве что танцами неизъяснялся — ограниченное пространство непозволяло.
        Правда, запала Потюне хватило километров насто, после чего он неожиданно умолк, азатем ивовсе стал посапывать. Катя улыбнулась. Пора включать музыку. Поставив спокойную инструменталку, подкоторую хорошо думалось, онаглянула наприборную доску изабеспокоилась: воФранкфурте уже восемь утра, аВадим непозвонил.
        Спустя полчаса она уже нена шутку волновалась. Неможет быть, чтобы он так долго спал! Вполовине десятого унего встреча сюристами. Определенно что-то случилось!
        Чтобы как-то справиться сволнением, онадаже закурила. Аведь сНового года они сВадимом решили сообща бороться спагубной привычкой иограничили количество сигарет доминимума: он — неболее десяти, она — две-три. Даито старалась приберечь их квечеру.
        Звонок раздался около одиннадцати, когда Катя сПотюней практически добрались донужного места.
        —Нунаконец-то! Подожди минутку!
        Покосившись всторону проснувшегося Венечки, Катя притормозила, остановилась наобочине ивышла измашины: чужие уши ей ник чему.
        —Доброе утро! Яуж решила, что-то случилось, разнезвонишь, — захлопнула она заспиной дверцу.
        —Случилось… — убитым голосом подтвердил Вадим. — Сегодня ночью вгоспитале умер Мартин.
        Вразговоре возникла тягостная пауза.
        —Прими мои соболезнования, — глухо произнесла Катя. — Язнаю, кемдлятебя был Флемакс. Жаль, чтонеуспела сним познакомиться.
        —Вчера сразу после приезда мне удалось сним поговорить впоследний раз. Ярассказал ему отебе.
        —Тоесть… Какпоговорить? Онпришел всознание?!
        —Нет, онбольше месяца был безсознания. НоХильда приезжала кнему каждый день исообщала новости. Убеждала, чтоон все воспринимает. Вотия поехал… Тызнаешь, онаправа: уменя тоже возникло ощущение его полного присутствия… Сложно объяснить, ноя чувствовал: онрад моему приезду ис интересом слушает рассказ отебе… Асегодня утром… — почастым паузам стало понятно, чтоВадим борется ссобой ис трудом преодолевает спазм вгорле. — Аутром позвонила Хильда — Мартин умер около четырех утра… Онбудто ждал моего приезда.
        —Тоесть, по-нашему около пяти, — тутже прикинула Катя. — Теперь понятно, почему мне ночью неспалось. Очень жаль, Вадим… Когда похороны?
        —Пока нерешено, нокремацию назначили напятницу. Часназад корпорация официально объявила оего кончине ивзяла насебя расходы поорганизации похорон. Мартин был уважаемым человеком. Ужепошли телеграммы ссоболезнованиями. Многие собираются приехать ипроводить впоследний путь. Думаю, сегодня определятся сдатой.
        —Акак Хильда?
        —Убита горем. Ясшести утра рядом сней, вквартире. Тызнаешь, онаведь допоследнего надеялась, чтоон поправится. Умом все понимала ипродолжала верить. Унее никого изродных неосталось. Можно сказать, теперь я самый близкий длянее человек.
        —Понимаю.
        —Катя, мнепридется задержаться воФранкфурте, — словно оправдываясь, произнесон.
        —Да,конечно. Втакой момент нельзя оставлять Хильду.
        —Спасибо, чтоты меня понимаешь… Теперь еще одно: ятолько что внес тебя всписок лиц, приглашенных натраурную церемонию. Через час он будет внемецком посольстве вМинске. Мнепообещали, чтоэто ускорит получение визы. Какнекстати твоя командировка! Можно былобы сегодня успеть. Нодаже если ты подъедешь туда завтра утром, ужевпятницу сможешь быть воФранкфурте.
        —Боюсь, чтонет, — замялась Катя.
        Вотон, момент, окотором она опять неподумала. Нупочему вчера вечером она забыла ему сказать, чтокомандировка продлится два дня? Теперь оставалось только сожалеть.
        —Вадим, янесмогу завтра. Понимаешь, мыстолько всего наметили, чтонеуспеем задень, придется заночевать вГомеле, — Катя тщательно подбирала слова. — Тыизвини, чтоя вчера непредупредила.
        —Понятно, — упавшим голосом ответил Вадим.
        Разговор опять прервала пауза.
        —Ятебе объясню, почему так получилось… — попробовала оправдаться Катя.
        —Этоуже неважно. После расскажешь.
        Потону, каким он это произнес, было ясно, чтоизвестие одвухдневной командировке опечалило его ничуть неменьше, чемсмерть Мартина.
        —Вадим, прости меня. Поверь, янесобиралась оттебя ничего скрывать — просто элементарно забыла. Дляменя несуть разговора была важной, аты, твой голос. Ятак скучаю потебе! Тынесмотрел почту? Явчера выслала тебе новое стихотворение… Тыдаже непредставляешь, какмне невыносимо плохо игрустно безтебя. Чтобы хоть как-то отвлечься, яиухватилась заисторию сбедной женщиной, окоторой тебе рассказывала. Ашанс встретиться сней — только один. Вовремя концерта вколонии, аконцерт — завтра… Нухочешь я прямо сейчас развернусь ипоеду впосольство?
        —Нестоит, — произнес он враздумье. — Поезжай. Если тебе удастся чем-то ей помочь, будет хорошо. Людям ведь надо помогать. Когда-нибудь это зачтется…
        —Солнышко мое, пожалуйста, нерасстраивайся, — едва незаплакала Катя. — Может, мневсе-таки вернуться вМинск? Неэто сейчас дляменя главное.
        —Никто незнает, чтосейчас главное, — несогласился он иповторил: — Езжай вГомель.
        —Яприлечу впятницу! Постараюсь попасть впосольство ссамого утра иуспеть насамолет! Если… Если, конечно, тыеще этого хочешь, — добавила она неуверенно.
        —Хочу, — тихо призналсяон. — Мнетоже безтебя тяжело. Но,боюсь, тынеуспеешь вылететь впятницу. Самолет вдва часа дня. Этонереально.
        —Есть другие рейсы! — вспомнила Катя. — Япозвоню вагентство, попрошу билет доФранкфурта через любой другой аэропорт!
        —Нестоит суетиться. Лучше сразу бронируй насубботу… Ятебя встречу, — окончательно совладал он сэмоциями. — Тыгде сейчас?
        —Только что подъехали, — оглянулась намашину Катя, — кдеревне, вкоторой жила осужденная. Хочу поговорить ссельчанами.
        —Какдорога?
        —Обыкновенная зимняя дорога. Снега небыло, такчто чистая, укатанная, — попыталась она его успокоить.
        —Тысказала, чтоплохо спала, — вспомнил Вадим. — Почему? Что-то еще случилось?
        —Данет, просто рядом небыло тебя… Помнишь, якак-то говорила осостоянии между небом иземлей? Таквот, тыуехал — ия опять оказалась будто безпочвы подногами… Больше ничего неслучилось, — постаралась уверить его Катя.
        Впоследнюю секунду она твердо решила, чтоопозднем звонке какой-то Балай ему пока лучше незнать. Впятницу ей будет недо встречи сэтой женщиной. Увидится сВадимом воФранкфурте — расскажет.
        —Хорошо, чтоты неодна, — неожиданно сменил тему Вадим.
        —Нуда, ато был уменя легкий мандраж перед дорогой. Отвыкла далеко ездить. Тытолько неволнуйся, всехорошо.
        —Аза кого мне теперь волноваться? Мартина больше нет. Осталисьты, мама да Хильда. Береги себя.
        —Иты себя береги. Ясразу прилечу, кактолько получу визу! Целую тебя. Держись!
        —Ия тебя целую.
        Тяжело вздохнув, Катя вернулась вмашину. Венечке, пытавшемуся спомощью навигатора сориентироваться вдовольно большой деревне, хватило одного взгляда наКатю, чтобы понять: что-то случилось.
        —Натебе лица нет. Ктозвонил?
        —Умер один хороший человек, — положила она телефон напанель.
        —Кто? — напрягся Потюня.
        —Тыего незнаешь. Впятницу илив субботу полечу вГерманию напохороны. Воттолько незнаю, какобъяснить Жоржсанд. Поторопилась я свыходом наработу.
        —Такиобъяснишь. Чтоона, нечеловек? Акто умер-то?
        —Можно сказать, отец человека, которогоя… которого я люблю, — набравшись смелости, произнесла Катя изадумалась.
        Впервые она сказала эти слова вслух. Нопервым их услышал совсем нетот, кому они предназначались.

«Почему я несказала освоей любви Вадиму? — заныло сердце. — Этодлянего сейчас так важно. Такое горе… Ая так его люблю…»
        —Тогда надо лететь, — поддержал ее Потюня, наблюдая, как, схватив телефон, онаснова открыла дверцу машины.
        Набрав немецкий номер Ладышева, скоторого ей только что звонили, Катя прижала трубку куху. Автоматический женский голос, судя повсему, оповестилее, чтоабонент вданный момент недоступен. Тогда Катя повторила попытку надругой номер. Тотже результат. Отрицательный.

«Жаль… Какжаль, чтоя ничем немогу сейчас ему помочь… Даже словом…»
        Водин момент чувство сострадания кВадиму, кнезнакомой Хильде иее умершему мужу непросто захлестнуло, азатмило сознание: горло сдавил спазм, закружилась голова, ноги перестали держать ослабевшее тело, которое интуитивно принялось искать опору. Вокруг все поплыло…
        —…Катя! Катя, очнись!.. Ещенашатырь… — словно сквозь вату вушах, донеслись донее голоса.
        Внос ударил резкий запах. Кто-то изовсей силы тормошил тело, щеки обожгло чем-то шершавым ихолодным.
        —Катя, очнись! Катя…
        —О! Глаза открыла!
        —Надобы «скорую» вызвать… Агде здесь больница?
        —Вгороде. Тридцать километров, — отчетливо прозвучал неприятно-сиплый незнакомый голос.
        Взгляд довольно быстро сфокусировался, иона смогла рассмотреть нетолько склонившееся надней лицо Венечки, нои незнакомого мужчину вмилицейской форме. Неподалеку стоял УАЗик.
        —Ненадо «скорую», — пошевелила она непослушными губами. — Мнеуже лучше. Сейчас, — попыталась она приподняться итолько тогда сообразила, чтолежит наколенях уПотюни.
        Рядом валялась раскрытая аптечка.
        Поняв ее намерения, милиционер ухватил Катю заплечи, поставил наноги, дождался, пока она закрепится ввертикальном положении.
        —Каквы себя чувствуете?
        Отмужчины пахнуло перегаром.
        —Спасибо, ужелучше, — отстранившись, Катя перевела взгляд наштанины вставшего следом фотокора. — Только мутит почему-то. Ачто случилось?.. Авария? Непомню…
        —Еслибы авария! — отряхивая отснега джинсы, пробубнил Веня. — Стояла стелефоном, через минуту глянул — нетнигде. Выскочил измашины, аты поддверью лежишь. Сразу растерялся, непонял, чтокчему. Хорошо вот, товарищ милиционер мимо проезжал, — заботливо принялся он чистить Катину одежду. — Н-да… Куртка утебя теперь хоть куда: всюгрязь сдвери собрала, никакой «Ариэль» непоможет.
        —«Тайд» обещал прийти, — попыталась она пошутить.
        —Может, все-таки вбольницу? — пристально вглядываясь вее лицо, уточнил Веня.
        —Нет, — замотала Катя головой. — Унас дел уйма, ибольница впланы никак невписывается.
        —Тогда будем считать, чтовсе это нервы… Значит, так. Теперь я зарулем, аты рядом, — нетерпящим возражений тоном заявил Венечка. — Товарищ милиционер меня поддержит.
        —Нетолько поддержу. Рекомендую, — кивнул мужчина.
        —Ая ине собираюсь сопротивляться, — подняла нанего взгляд Катя иулыбнулась. — Спасибо вам запомощь.
        Лишь сейчас ей удалось его рассмотреть: засорок, наполголовы выше Потюни. Упитан, круглое лицо, глубоко посаженные глаза — слегка опухшие илиотекшие, похожие намаленькие щелочки. Новзгляд острый, цепкий. Специфика работы, чтоли?
        —А,собственно, выздесь ккому? — неожиданно поинтересовалсяон, глянув наномера. — Изстолицы… Каким ветром занесло?
        —Давот, ищем… — начал было Потюня.
        —Магазин ищем, — перебила его Катя ипосмотрела многозначительно. — Веня, тынашел его накарте?
        —Нету его там, — буркнул тот.
        —Странно, зачем вам магазин затридевять земель оттрассы… Обычный сельмаг, — призадумался милиционер. — Вамтолько магазин нужен иликонкретно кого-то ищете? Сами кто такие? Покажите ваши документы, — неожиданно сменил он тон, подступил ближе, дохнул перегаром ипронзил изучающе-неприятным взглядом.
        Катя сВеней переглянулись.
        —Авы, собственно говоря, кто? — возмутился фотокор. — Накаком таком основании я должен показывать вам документы? Иливас неучили, чтонадо представиться?
        —Михаил Кочин, — нескрывая недовольства, назвался милиционер. — Участковый. Ваши документы!
        Опыт подсказывал, чтоперечить представителям правопорядка втакой глуши себе дороже. Запросто арестует — только время зря потеряешь. Посути, онправ: имеет право знать, чтозавизитеры пожаловали наего территорию.
        —Хорошо, — согласилась Катя. — Мы — журналисты «ВСЗ». Меня зовут Екатерина Проскурина, этоВениамин Потюня.
        —Аудостоверения есть?
        —Конечно есть. Подождите минутку, — подхватив соснега аптечку, Катя заглянула всалон идостала изсумочки документы.
        Недовольно раздувая ноздри, протянул свои корочки иВеня.
        —Всевпорядке, — вернул документы участковый и, откашлявшись всторону, снова спросил: — Таквы покакому делу внаши края?
        —Позаданию редакции, — буркнул Потюня, открыв дверь машины. — Катя, поехали.
        —Могу вас сопроводить, — вдруг услышали они неожиданно любезное предложение.
        —Спасибо, мыкак-нибудь сами, — мягко отказалась Проскурина.
        —Безсопровождения, — язвительно добавил фотокор.
        —Тогда счастливой дороги, — козырнул участковый инаправился кУАЗику. — Да,если вам нужен магазин, — обернулсяон, — то, каквъедете вдеревню… сразу поверните налево впроулок… — толи ухмыльнувшись, толи улыбнувшись, подсказал он после небольшой паузы.
        —Неприятный типус этот ментяра, — тронувшись сместа, неудержался откомментария Веня. — Наверняка квасил вчера. Духеще тот.
        —Непридирайся, работа унего такая. Нервная ималоприятная, — миролюбиво заметила Катя инапомнила: — Онсказал: сразу налево. Давай сюда сворачивай.
        —Что-то ненравится мне эта улица, — отъехав метров пятьдесят отперекрестка, засомневался Потюня.
        Ито верно. Если основная сельская дорога, покоторой заих спинами пронесся милицейский УАЗик, была расчищена отснега, тоздесь просматривалась лишь припорошенная снегом глубокая колея.
        —Дауж, странно, — согласилась Катя. — Неужели кединственному вдеревне магазину может вести такая дорога? Слышь, Веня, остановись-ка.
        Нобыло уже поздно. «БМВ» успела нетолько увязнуть вснегу, нои сесть набрюхо.
        Промучившись сполчаса, онипоняли, чтобезпомощи изснежного капкана им невыбраться.
        —Бабушка, здравствуйте! Увас лопаты ненайдется? — обрадовалась Катя, увидев приближавшуюся старушку.
        —Ё,дзетачка, лапата, — кивнула та. — Ачагож вы сюды звярнулi? — стала она сокрушаться. — Тутда вясны нiхто неездзiць. Толькi Грышка Палавiнкiн насваiм трахтары.
        —Половинкин? — Катя неповерила своим ушам. — Этотот, укоторого жену посадили?
        —Ёнсамы, — кивнула старушка. — Калi ня п’е — залаты чалавек, нуакалi ўжо пачаў — тонядзелi надзве. Колькi з iм Марыйка напакутвалася, штонi рабiла, чымтолькi нi загаворвала! А! — безнадежно махнула она рукой. — Ацяпер вось, якжонка ў турме ды дзяцей удзетдом забралi, дыкнавогул нiхто яму рады ня можа даць. Пойдзем, дзетачка, дахаты, дамя вам лапату. Толькi вернеце.
        —Обязательно вернем, — кивнула Катя. — Веня, тыжди, ясейчас. Изря негазуй, бессмысленно. Авас какзовут? — обратилась она кстарушке ипредложила: — Давайте я вам помогу сумку донести.
        —Ой,спасиба, дзетачка. Ясама як-небудзь. Баба Каця мяне завуць.
        —Именя Катя. Давайте, давайте. Мненетяжело, — настоялаона, перехватила убабы Кати авоську, непроизвольно заглянула внутрь: буханка хлеба, батон.
        —Выизмагазина? Разве он нена этой улице? — удивиласьона.
        —Штоты, дзетачка! ЗаПалавiнкiнымi па гэтай вулiцы толькi кладбiшча. Амагазiн, ёнтам, — обернувшись, махнула она рукой всторону, куда поехал милицейский УАЗик.
        —Странно. Намсказали, чтонадо повернуть налево, — озадачилась Катя.
        —I хто вам такое сказаў?
        —Участковый ваш. Михаил… Фамилия унего такая забавная. Кот… Корт… — призадумаласьона. — Кочин! Онтолько что заехал вдеревню.
        —А,гэты, — хмыкнула старушка. — Гэты што хочаш скажа… Нябось да Галкi паехаў.
        —Акто такая Галка?
        —Галка? Дыкмагазiнам заведвае, — судивлением, словно все насвете обязаны знать их заведующую Галку, сообщила старушка.
        —Вкотором Половинкина работала? — уточнила Катя.
        —Адзiн унас магазiн, — баба Катя оказалась женщиной неочень многословной.
        Ступив еще пару шагов, онаостановилась иподозрительно посмотрела наследовавшую заней Проскурину.
        —Авы да каго? Хтотакiя будзеце?
        —Мы — корреспонденты. ИзМинска. Меня зовут Катя, тамВениамин остался, — показала она рукой назастрявшую вснегу машину.
        —I якая нячыстая вас сюды занесла?
        —Ненечистая, — вздохнула Проскурина ивдруг решилась: — Мыздесь из-за письма Марии Половинкиной. Онавгазету изтюрьмы написала. Подетям скучает. Вотмы ирешили выяснить, чтода как. Почему ее посадили?
        —Ашто тут выясняць, — вздохнула старушка ипродолжила движение позаснеженной улице. — Немагла адна Марыйка столькi ўкрасцi. Яна — дзеўка чэсная, умяне навачах расла. Дытолькi дурнiца, — добавила она иумолкла.
        —Чтозначит «дурнiца»? — невыдержала Катя.
        —Ато i значыць.
        Толкнув калитку водвор маленького покосившегося деревянного домика, баба Катя дошла дозаснеженного крыльца, забрала авоську ипоказала рукой надеревянную лопату устены.
        —Во,бяры.
        —Спасибо, — взявшись задревко, Проскурина переставила лопату поближе ксебе. — Яверну, кактолько откопаемся. Только объясните, пожалуйста, чтозначит «дурнiца»? Выпоймите, яже хочу помочь Марии. Мыспециально приехали, чтобы расспросить, чтоона зачеловек. Почему никто издеревенских невступился занее?
        —Праўда хочаш памоч? — недоверчиво покосилась старушка. — Гэта добра. Толькi зра вы сюды прыехалi. Нiхто вам нiчога нескажа.
        —Почему? Ведь если случилась несправедливость, надо сэтим как-то бороться! Улюдей должна быть совесть.
        —Можа, i далжна быць, — согласилась баба Катя. — Толькi вы дадому вернецеся, анам тут жыць. Не,дзеўка, ехалаб ты адсюль хутчэй.
        —Почему?
        —Атаму. I ў магазiн няма чаго ехаць, калi Мiшка туды падаўся. Бачыла я яго там… Едзь, дзеўка, адграху далей. Нiчога я табе больш нескажу, i так лiшняга нагаварыла… Лапату толькi вярнi.
        Сэтими словами старушка открыла дверь искрылась внутри.
        —Яверну, обязательно, — пробормотала ей вслед Катя.
        Спустя минут сорок им наконец удалось выбраться изснежного плена. Даито спомощью проходивших мимо двух подвыпивших мужиков: сторговались набутылку водки.
        —Выидите кмагазину, амы сейчас подъедем. Ятолько лопату отнесу, — успокоила их Катя, когда машина выехала нарасчищенную главную дорогу.
        Надеясь, чтоснова увидится состарушкой изадаст еще пару вопросов, оназашла водвор ипостучала вокно. Тишина. Нишороха, низвука.
        Всепонятно. Разговаривать сней здесь больше нехотят.
        Ихпомощники уже топтались накрыльце магазина.
        —Нучто? Пошли? — предложила она им.
        —Зачынены, — шмыгнул красным носом один изних. — Калi да Грышкi шлi — работаў, ацяпер зачынены.
        —Так, может, перерыв?
        Катя поднялась поступенькам, подергала ручку двери, попыталась заглянуть вбольшое окно. Свет включен, нов торговом зале нидуши. Никаких объявлений. Даивремя вроде необеденное. Странно.
        —Ичасто увас такое бывает? — спросила она упригорюнившихся мужиков.
        —Дыне. Хiба, можа, тавар прыймаюць? Трэба з двара глянуць, — предложил один изних.
        Ново дворе тоже неоказалось нимашин, нилюдей. Дверь заперта, судя повсему, изнутри.
        —Нуикак теперь быть? — озадачилась Катя.
        —Нуяк… Грошы давайце. Угавор як-нiяк, — сощурил глаза второй мужичок. — Адчынiцца, нiкуды недзенецца. Мабыць, Галка з Мiшкам дахаты паехала. Зранку ён сення заявiўся.
        —АГалка — этозаведующая?
        —Янасамая.
        —АМишка — участковый? Михаил Кочин?
        —Бачыш, вы ўсё ведаеце. Давайце грошы, — нетерпеливо хриплым голосом напомнил первый мужичок.
        Катя задумалась.
        —Абыли вы уПоловинкина?
        —Так. Толькi спiць ён п’яны. Хата нятопленая.
        —Понятно… Будут вам деньги, даже надве бутылки будут, — неожиданно оживиласьона. — Только сначала вы нам расскажите обэтой Галке. Азаодно оМарии Половинкиной, жене Григория.
        —Анавошта вам Машка? Сядзiць яна.
        —Авот это ихотим знать: зачто ее втюрьму упекли?
        Мужики обменялись взглядами, украдкой осмотрелись вокруг, нерешительно потоптались наместе. Повсему было видно, чтоперспектива заполучить две бутылки водки вместо одной им нравилась. Ночто-то усмиряло даже их хмельные головы.
        —Не-е, — первым отказался тот, чтобыл поменьше ростом. — Не. Хопiць з нас i адной.
        —Почему?
        —Апа качану, — мрачно пробубнил второй. — Грошы давай.
        —Аесли три бутылки? Иличетыре? — несдавалась Катя.
        Мужики снова переглянулись. Позагоревшимся глазам стало понятно, чтооттакого предложения им отказаться гораздо труднее.
        —Дзесяць, — наконец выставил свою цену первый.
        —Идет, — сходу согласиласьона. — Пошли вмашину, холодно тут стоять.
        —Не,умашыну непойдзем, — дружно замотали головами аборигены. — Вылепей едзьце назад, аза вёскай звярнiце да вадакачкi. Тамможна схавацца, i дарога чышчаная. Амы самi падыдзем, — понизив голос, предложил второй иоглянулся наокна магазина. — Едзьце, едзьце хутчэй, падглядаюць занамi Мы ў другi бок пойдзем. Чакайце…
        ВМинск Катя сВеней вернулись наследующий день кполуночи. Голодные, усталые. Ковсем сюрпризам впути добавилось еще испущенное колесо. Хорошо хоть запаска оказалась полноценной, ане таблеткой, рассчитанной нарасстояние доближайшего шиномонтажа. Гдеже его найдешь ночью нанаших дорогах?
        Однако, несмотря навсе это, Проскурина сПотюней пребывали вприподнятом настроении. Справились! Даже больше: руководство женского исправительного учреждения позволило сделать небольшой фоторепортаж сконцерта.
        После разговора сдеревенскими жителями инедолгого общения сМарией Половинкиной вырисовалась полная картина произошедшего. Напризнательное показание Марию ив самом деле уговорила заведующая Галка, которая состояла вдавней любовной связи сучастковым Кочиным. Ониарестовал Половинкину, кактолько та написала насебя бумагу. Онже «излучших побуждений» иадвоката рекомендовал, которая витоге ничем непомогла своей подзащитной.
        Сней Проскуриной увидеться неудалось. Вгородской коллегии сказали, чтота ушла сработы, заболела. Ажаль, спросить хотелось омногом. Кпримеру, почему она лишь дважды встречалась сМарией? Ито напервомже свидании дала ей указание помалкивать: мол, надо подождать, пока остальные признаются, тогда растрату разделят навсех ивсем дадут условный срок. Авторая их встреча состоялась уже непосредственно взале суда, где«вдруг» выяснилось, чтопризнание написала одна Мария, аследовательно, всявина ложится только нанее.
        Необходимо было также найти ответ навопрос, почему вположенный срок небыло обжаловано решение суда. Ипочему адвокат так легко позволила «повесить» набедную женщину многомиллионную сумму? Ведь из-за этого, несмотря начетверых детей, ейдали приличный срок сконфискацией имущества. Хотя что там конфисковывать-то было? Старый телевизор да холодильник?
        Проконсультировавшись потелефону сНадеждой, Катя убедилась, чтоправа: адвокат нетолько ничего непредприняла поделу, ноеще иввела взаблуждение подзащитную. Итутже заполучила номер телефона коллеги, специализирующегося наподобных делах. Созвонились, назначили встречу через неделю.
        Прекрасно понимая, чтонестоит торопить события ичто все известное ей поделу Половинкиной невынесешь настраницы газеты, подороге назад Проскурина продумывала статью. Онауже знала, очем будет писать. Онестерпимой тоске подетям, которая читалась вглазах многих женщин вколонии.
        —Давай, Веня, ксвоему дому. Яоттуда сама доеду, — предложила Катя, когда они приблизились кгороду.
        Надо сказать, чтопосле вчерашнего обморока Потюня так ине позволил ей сесть заруль. Ипусть сознания она больше нетеряла, всеутро ее снова мутило, подкатывала тошнота, даиголова побаливала.
        —Точно доедешь? — засомневалсяон. — Перепугала ты меня вчера. Самчуть рядом негрохнулся, когда тебя надороге увидел. Только что разговаривали ивдруг — бац, лежит! Подумал, сбил кто, ая ине заметил. Второй раз такого непереживу.
        —Небудет второго раза, Венечка, неволнуйся.
        —Слышь, Кать, аты, часом, небеременна? — осенила его догадка. — Здесь одно издвух: илипоймала вирус, какя напрошлой неделе, илизалет.
        —Счего ты взял? — удивиласьона.
        —Данасмотрелся я наэти штучки! Тыб сходила проверилась навсякий случай. Этоя тебе кактрижды отец говорю.
        —Твоиб слова — даБогу вуши. Вень, зналбыты, сколько уменя сэтим делом проблем! — Катя тяжело вздохнула. — Такчто иливирус, иличто другое. Давление, кпримеру. Мама гипертоником была. Говорят, этопередается понаследству.
        —Часотчасу нелегче… Но,если честно, мнесовсем нехочется потом добираться оттебя натакси. Тыивправду внорме, голова некружится?
        —Тыменя триста раз задва дня обэтом спросил. Доеду, неволнуйся! — успокоила Катя. — Тыже видишь: всенормально. Просто изнежилась заотпуск, расслабилась.
        —Похоже нато, — согласился Веня, меняя насветофоре маршрут всторону своего жилища. — Ладно, уговорила. Только одна просьба: неработай сегодня ночью, спать сразу ложись. Яж тебя знаю: пока сдиктофона все неснимешь — неуспокоишься. Трудоголик несчастный!
        —Нестолько трудоголик, сколько есть одна причина: улечу воФранкфурт, таммне будет недо статьи. Аза это время что-то выветрится изпамяти, какие-то важные детали могут стереться. Скорее всего, завтра иулечу… Такчто надо текст набросать. Можно подумать, тыспать уляжешься, непросмотрев фото накомпьютере, — усмехнуласьона.
        —Я — другое дело, явобморок непадаю. Вотсейчас позвоню ипожалуюсь твоему кавалеру. Расскажу, чтостобой вдороге приключилось, — недвусмысленно кивнул он належавший напанели мобильник Проскуриной.
        —Только попробуй! — быстро схватила телефон Катя.
        —Запросто! Раза три уже собирался его набрать. Кать, если безшуток… Пообещай, чтоляжешь спать, нупожалуйста! — едва невзмолилсяон.
        —Нухорошо… Япостараюсь.
        —Ина том спасибо… Ладно, садись заруль, — остановившись усвоего подъезда, милостиво разрешил Веня. — Только отзвонись, когда вквартиру войдешь! Иначе я такой тарарам подниму! — пригрозилон, забирая изсалона свои вещи.
        —Обязательно! Номожно я сначала своему кавалеру позвоню? — обойдя машину, чмокнула его вщеку Катя иуселась наводительское сиденье. — Спасибо!
        —Ато… — глядя вслед габаритным огням, пробубнил Венечка. — Может, ине беременная, — непонятно почему вздохнулон, поправил наплече рюкзак искрылся вподъезде.

5
        Переступив порог квартиры, Катя сразуже позвонила Вадиму. Выслушав ее краткий отчет обобратной дороге, он, каки Потюня, приказал немедленно ложиться спать. Этого конечноже Катя немогла себе позволить. Пришлось допяти утра просидеть закомпьютером. Ещеистихотворение написала. Каквсегда, впоследнее время: стоило только лечь вкровать, подумать оВадиме, посчитать дни довстречи — иполилось:
        Тыгде-то здесь… Ягде-то там…
        Ягде-то здесь… Ноты уехал…
        Всестрелки замерли вчасах…
        Ив пик веселья — недо смеха.
        Ответы — часто невпопад.
        Всемысли — какты там, далеко?
        Какоказалось, удуши
        Длясветлой грусти места много.
        Гораздо больше, чеммогла
        Онагрустить оком-то раньше:
        Нетерпит двойственностьона,
        Недопускает капли фальши.
        Закрыта крепко назамок:
        Неотдает ине впускает,
        Сее желаньем «здесь» и«там»,
        Хоть плачь, увы, несовпадает.
        Просверлен взглядом циферблат,
        Вкалендаре поставлен крестик…
        Скорейбы наступил тот день,
        Где«здесь» и«там» сольются вместе!
        Вскочила Катя ввосемь ировно вдевять была уворот немецкого посольства. Слава богу, несмотря наявный недосып инасыщенные событиями два предыдущих дня, проблем создоровьем неощущалось. Разве что голова туго соображала.
        Припарковавшись неподалеку, онапереключила телефон врежим «беззвука» инаправилась кворотам. Нопройти вздание вдоль турникетов оказалось непросто. Угрюмый замерзший люд вочереди изнать ничего нежелал отом, чтоона записана наприем кконсулу. Пришлось идти прямо кохраннику.
        Демонстративно выдержав довольно долгую паузу, соответствующую должности старшего привратника, тотвконце концов удосужился куда-то позвонить. Вотсутствие паспорта страж порядка долго изучал ее документы, наконец нехотя, словно делая великое одолжение, нажал кнопку автоматических дверей.
        Спокойно наблюдая заего действиями. Катя размышляла отом, чтонемешалобы прислучае поднять настраницах газеты иэту тему.
        Почему учеловека, заполучившего мизерное количество власти, начинаются необъяснимые изменения впсихике ион уже мнит себя столпом человечества? Правда, негнушается приэтом лебезить ипресмыкаться перед тем, укого этой власти чуть больше. Неужели «столп» непонимает, чтолишь демонстрирует собственную ущербность?
        Катя вошла вздание, где, впротивовес охраннику, еевстретили весьма приветливо, провели вкабинет, предложили присесть, заполнить анкету иподождать. Дожидаться пришлось довольно долго. Ноуже подругой причине. Какоказалось, поданные ею ранее документы осложнили дело. Впаспорте уже стояла многократная полугодовая виза, открытая грядущим вторником. Поэтому долго совещались, какпоступить. Вконце концов решили открыть еще одну визу, нос завтрашнего дня. Забрать паспорт можно будет после двух часов дня.
        Увы, Вадим оказался прав: реально вылететь воФранкфурт унее получится лишь всубботу. Покинув посольство, Катя потелефону забронировала через агентство билет насамолет итолько тогда заметила информацию овосьми непринятых звонках! Понятное дело: больше часа аппарат работал врежиме «беззвука»! Двазвонка были отВадима, один изредакции, один отПотюни, один отАрины Ивановны, один снеизвестного мобильного номера, два — снезнакомого городского.
        Первым делом Катя позвонила воФранкфурт. Судя попривычному уже автоответу, номер был внезоны действия сети. Вздохнув отрасстройства, перед тем каксвязаться средакцией, онарешила набрать Арину Ивановну — исключительно потому, чтомачеха спадчерицей редко перезванивались. Относились они друг кдругу суважением, нобез особого тепла, поэтому длязвонка должна была быть веская причина.

«Странно. Неслучилосьбы чего», — закралось вдушу беспокойство.
        Телефон Арины Ивановны оказался занят, итогда, недолго думая. Катя набрала отца. Влюбом случае отом, чтозавтра улетает, онадолжна его предупредить. Почемубы несделать это прямо сейчас?
        Кее удивлению, Александр Ильич оказался дома. Воттолько ответил он как-то хрипло, сявной одышкой. Навопрос дочери «Тынезаболел?» ответа непоследовало, связь прервалась. Повторный ее звонок отозвался долгими гудками.
        Нена шутку встревожившись, Катя попыталась связаться сотцом подомашнему номеру. Таже картина: трубку никто неснял. Ау Арины Ивановны все еще занято. Поколебавшись несколько секунд, сбешено стучащим сердцем. Катя рванула всторону кольцевой.
        Припарковавшись уворот, дрожащей рукой она нервно выудила всумке связку ключей, открыла калитку, пробежала порасчищенной отснега дорожке докрыльца, толкнула незапертую дверь ивлетела вдом.
        Вгостиной, прислонившись спиной кдивану, бледный, какполотно, отец сидел наковре итяжело дышал.
        —Папа, чтостобой? — бросилась она кнему итолько тут заметила прижатую ксердцу руку. — Тебе плохо? Сейчас я накапаю валокордин, потерпи.
        Метнувшись накухню, Катя открыла холодильник изастыла: всяверхняя полка была уставлена лекарствами, которых она прежде здесь невидела. Обнаружив знакомый сдетства пузырек валокордина, трясущимися руками попыталась его открыть, уронила, чертыхнувшись, подняла спола. Вэтот момент кто-то позвонил сулицы, почти одновременно затренькал мобильник отца, следом — ее. Никак нереагируя назвонки, онапродолжала отсчитывать капли. Закончив, мельком глянула вокно: кдому торопливо шагали двое мужчин счемоданчиками вруках вуниформе «скорой помощи». Обрадовавшись, онаоставила лекарство настоле ипобежала ковходной двери.
        —Кардиобригаду вызывали? — буркнул мужчина постарше ипосолиднее и, недожидаясь ответа, перешагнул через порог. — Хорошо хоть калитку оставили открытой. Гдебольной?
        —Яникого невызывала… — растерялась Катя. — Новы так вовремя… Отец…
        —Евсеев Александр Ильич? — глянул вбумажку мужчина. — Вот, написано, жена вызвала. Авы кто будете?
        —Я — дочь… Приехала, аон…
        —Ведите кбольному, — недослушал врач.
        —Да-да, конечно, — засуетиласьона. — Сюда, вгостиную.
        Отец сидел наполу впрежней позе ипродолжал тяжело дышать.
        Склонившись надним, доктор жестом подозвал младшего напарника. Бросив любопытный взгляд наКатю, паренек безлишних слов понял намерения коллеги. Спустя несколько секунд Александр Ильич уже лежал надиване. Подсунув ему подголову подушечку, доктор раскрыл один изчемоданчиков, вкотором находился прибор спроводами иприсосками.
        —Помогите раздеть, — послушав, вынул он изушей дужки стетоскопа.
        Вэтот момент вкармане зазвонил Катин мобильный.
        —Выйдите, пожалуйста, задверь изакройте ее поплотнее, — тоном, которого нельзя было ослушаться, приказалон.
        —Катенька, этоАрина Ивановна, — раздался втрубке взволнованный голос. — Какхорошо, чтоя дотебя дозвонилась! Отцу плохо…
        —Язнаю, яуже здесь. «Скорая» приехала, кардиограмму снимают.
        —Слава богу! — облегченно выдохнула Арина Ивановна. — Аты какв Ждановичах оказалась? Какузнала, чтоему плохо? Папа позвонил?
        —Нет, ясама. Разговор оборвался, вотя ипримчалась.
        —Какая ты умница! Явтакси, уженакольцевой. Боялась, чтонеуспею кприезду «скорой» инекому будет калитку открыть. Набирала тебя избольницы, ноты неответила.
        —Ябыла впосольстве, телефон отключала. Пыталась вам перезвонить, нобыло занято. Ачто случилось? Почему он дома, ане наработе?
        —Даже незнаю, кактебе исказать… Егопозавчера сработы уволили.
        —Тоесть какуволили? — отнеожиданности Катя едва невыронила трубку. — Онведь директор…
        —ВотВиталий его иуволил издиректоров, — тяжело вздохнула женщина. — Авчера сообщил, чтонашел покупателя ина автомойку.
        —Неможет быть… — прислонилась она кстене истала сползать напол.
        —Может. Сказал, чтомойка принадлежитему, апоскольку увас развод, вуслугах Александра Ильича он больше ненуждается. Мол, после продажи вернет его долю, апока — досвидания. Наглазах увсех работников уволил. Вчера Саша ездил кнотариусу, подписал документы. Вернулся отнего сам несвой, только исказал, чтотеперь окончательно стал пенсионером.
        —Амне почему непозвонили?
        —Отец невелел тебя тревожить, — снова вздохнула Арина Ивановна. — Самдве ночи неспал: товорочался, тонакухне сидел. Асегодня утром признал, чтоты была права насчет Виталика. Онведь допоследнего надеялся… Мненастрого приказал ничего тебе неговорить. Ноя ослушалась, после планерки попыталась дотебя дозвониться. Апотом Саша попросил позвонить в«скорую»… Ясразуже вызвала реанимацию: если уж сам попросил, тодело плохо.
        —Новедь он так редко болел, — недоумевала Катя. — Ина сердце несильно жаловался.
        —Нет-нет, ссердцем унего давно проблемы. Тыпросто незнала. Ещекогда уменя вотделении лежал, кардиологи сказали, чтоему недолго осталось доинфаркта. Яуж итак, иэтак просила его поберечься, уговаривала еще раз обследоваться, аон все отмахивался — некогда. Итебе просил ничего неговорить, нехотел расстраивать, даже лекарства прятал, когда ты вгости приезжала.
        —Нопочему?.. — елеслышно выдавила Катя.
        —Жалеет он тебя. Авот Виталик все знал. Ондаже несколько раз таблетки изМосквы привозил. Нувсе, яподъезжаю. Буду через пять минут. Тыпопроси «скорую» меня дождаться.
        —Да,конечно.

«Почему? — опустив руку сзажатой трубкой, едва незаплакала Катя. — Почему он ничего мне нерассказывал? ИВиталик… Какон мог так поступить сотцом? Воттак, наглазах увсех, унизить, вышвырнуть задверь… Боже, Виталик, какойже ты подлец! Какя могла незамечать этого столько лет!»
        Вэтот момент вприхожей появился молодой фельдшер ипочти одновременно — Арина Ивановна.
        —Язаносилками, авы зайдите, Иваныч попросил, — находу бросил он непонятно кому изженщин.
        Обевошли вкомнату. Уокна скардиограммой вруках стоял доктор ис кем-то беседовал потелефону. Судя поразговору, состояние отца было критическим. Онпо-прежнему лежал надиване, рядом — стойка капельницы.
        —Здравствуйте, яжена, — поздоровалась Арина Ивановна. — Ясама врач.
        —Очень хорошо. Всеочень серьезно. Какраз решаю вопрос сгоспитализацией, — кивнул ей доктор. — Убольного районная прописка?
        —Районная, ноэто неважно. Ясейчас позвоню, — достала она свой мобильный. — Договорюсь сосвоей больницей… Пару минут…
        Пока доктора решали профессиональные вопросы, Катя опустилась перед отцом наколени.
        —Папочка, какты? — погладила она его поголове, затем осторожно, чтобы недернуть иглу, обняла иприжалась щекой кпальцам руки. — Ятебя люблю, папочка. Держись, пожалуйста. Уменя никого роднее тебя нет.
        Приоткрыв глаза, Александр Ильич улыбнулся ей уголками губ инакрыл ее руку своей ладонью.
        —Всеобразуется, дочка, — тихо ответилон. — Хотел тебе сказать: прости меня… Тыправильно поступила… Только неплачь… Выкарабкаемся…
        —Конечно, всебудет хорошо, — поддержала Катя, изовсех сил стараясь незаплакать.
        Сдетства отец был длянее воплощением мужественности, уверенности, защиты. Иникогда вжизни она невидела его таким беспомощным, обессиленным болезнью. Нодаже втаком состоянии он пытался ее поддержать.
        —Отойдите, — попросил ее появившийся заспиной фельдшер.
        Вместе сдоктором исанитаром они ловко переложили больного наносилки-каталку и, придерживая капельницу, направились квыходу.
        —Комне вбольницу едем, — сообщила Арина Ивановна. — Катюша, ясними. Тызакроешь дом?
        —Ятоже свами, — Катя потянулась закурткой.
        —Вреанимацию тебя всеравно непустят, — мягко остановила ее женщина. — Тылучше покорми Дайну. Еданаверанде, тызнаешь. Ятебе позвоню, неволнуйся.
        —Хорошо, — вынуждена была согласиться Катя. — Конечно, явсе сделаю.
        Проводив «скорую», оназакрыла изнутри калитку, зашла вдом, присела надиван, глянула наподушечку, накоторой еще совсем недавно лежала голова отца, прижала ее кгруди и, нев силах больше сдерживать слезы, расплакалась. Почему он скрывал отнее свою болезнь? Какему помочь? Чтотеперь делать? Какойже подлец Виталик!
        Слезы душили, поначалу тихие всхлипывания перешли врыдания. Вовремя вспомнив олинзах, онаподхватилась сдивана, добежала дованной, спрятала их вконтейнер, умыла лицо идостала футляр сочками.
        Вкармане зазвонил мобильный. Бросив взгляд надисплей, онавытерла ладошкой заново выступившие слезы. Вадим. Каквовремя!
        —Ну,привет, пропажа, — голос Ладышева звучал, каквсегда, нежно, ноустало. — Никак нам стобой поговорить неудается. Чтоспаспортом?
        —Всевпорядке, вдва часа забирать. Воттолько… — какни пыталась Катя сдержаться, ничего неполучилось. — Отца только что «скорая» забра-ла… — завыла она втрубку.
        —Та-а-ак… Пришла беда — отворяй ворота… Чтосним?
        —Незнаю-ю-ю… Кардиобригада…
        —Куда его повезли?
        —Вбольницу кАрине Ивановне-е-е…
        —Ясно. Андрюха тамже работает. Ясейчас позвоню, попрошу проследить…
        —Онасказала, чтоему немного оставалось доинфаркта-а-а…
        —Этосерьезно. Ноты мне неговорила, чтоотец болен.
        —Ясама незнала. Ониотменя скрывали. Авчера… Вчера… Представляешь, Виталик его позавчера сработы уволил, авчера заставил подписать отказные документы наавтомойку… Представляешь? Какон мо-о-ог? — выла втрубку Катя. — Папа столько здоровья внее вложил… Какон мог?
        —Вотвчем дело! Теперь понятно… Жаль, чтоя незнал оего состоянии.
        Вадим был явно растерян.
        —Ясейчасже поеду кВиталику. Явсе ему выскажу!
        —Катя, ненадо никуда ехать. Явернусь — ивсе уладится.
        —Чтоуладится? Автомойку содня надень продадут! Какон может? Ине уговаривай, ясейчасже кнему поеду…
        —Пообещаймне, чтоникуда непоедешь. Этоя покупаю автомойку, — глухо произнес Вадим.
        —Тоесть? Какты? Тыведь воФранкфурте? Ничего непонимаю, — захлопала она мокрыми ресницами.
        —Япокупаю автомойку, — повторилон. — Полностью. Вчера мое доверенное лицо иПроскурин обсудили окончательные условия, сегодня утром немецкая компания сделала авансовый платеж.
        —Подожди… Тоесть как? Таквот почему ты сказал, чтоповозвращении мы поедем вЖдановичи… — стало доходить донее.
        —Именно поэтому, — подтвердил ее догадку Вадим. — Яхотел прийти непросто так, нес пустыми руками, апредложить ему контрольный пакет, чтобы вбудущем никто несмог унего ничего отобрать, — онтяжело вздохнул. — Пришлось торопиться. Эх-хе-хе, — сокрушенно вздохнулон.
        —Нопочему иты отменя скрывал?
        —Нехотел говорить раньше времени. Считал, чтотак лучше. Ну,да чего уж там теперь… Извини. Еслибы знал проего сердце, товстретилсябы сним доотъезда. Нотогда… Сложно сказать, какойбы вышел разговор. Онмог иотказаться.
        —Адумаешь, притаком раскладе неотказалсябы? — неудержалась Катя. — Тыплохо знаешь отца. Какты мог непосоветоваться сомной? Меня безконца укоряешь, чтонезнаешь моих планов, асам? Между нами недолжно быть никаких тайн — этотвои слова. Если сотцом что-то случится, кому он будет нужен, твой контрольный пакет? — прорвалоее. — Зачем ты так, Вадим?! Ведь это может его убить, если еще неубило!!!
        —Сним ничего неслучится, — глухо произнесон. — Яобещаю. Ясейчас созвонюсь, поставлю всех наноги!.. Прости меня… Александр Ильич обязательно поправится. То,что его вовремя забрала кардиобригада, ужехорошо! Даисам он мужик крепкий. Натаких земля держится…
        —Нопочему? Почему, Вадим? Почему? — немогла успокоиться Катя.
        —Потому что мне далеко небезразличновсе, чтопроисходит нетолько стобой, нои ствоим отцом. Яобещал, чтопомогуему. Возможно, невсе предусмотрел… Ответьже что-нибудь, — встревожился он после довольно долгой паузы, вовремя которой втрубке были слышны всхлипывания.
        —Янезнаю, чтоответить…
        —Понимаю… Извини.
        —Тыменя тоже извини… — нашла она наконец всебе силы. — Наверное, сейчас я многое немогу воспринимать адекватно.
        —Значит, так… Язавтра прилечу вМинск. Хотябы надень.
        —АХильда? — смахнув слезу, напомнила Катя. — Тыхорошо подумал?
        —Только тем изанимаюсь впоследний месяц, чтодумаю. Сегодня ночью почти неспал — какпредчувствовал плохое. Прямо сейчас поговорю сХильдой изакажу билет. Только, пожалуйста, пообещай, чтобольше небудешь плакать. Увидишь, всебудет хорошо. Яместа себе ненахожу, когда тебе плохо. Ауж тем более когда ты плачешь.
        —Яуже почти неплачу, — всхлипнула Катя, наэтот раз чуть спокойнее.
        —Плачешь. Явижу.
        —Этокак? — непроизвольно оглянулась она посторонам.
        —Обыкновенно. Энергетическая связь, сама говорила. Ячувствую, когда утебя что-то нетак.
        —Стоило тебе уехать, каквсе пошло наперекосяк, — тихо подытожилаона.
        —Всеналадится. Явернусь, отец поправится. Ясделаювсе, чтобы ты была счастлива. Тымне веришь?
        —Да…
        —Тогда улыбнись. Пожалуйста. Прямо сейчас.
        —Уже, — вытерев сощеки последнюю слезу, улыбнулась Катя. — Только приезжай поскорее.
        —Тотчасже этим займусь. Всебудет хорошо. Яеще позвоню. Целую.
        —Целую.
        Немного успокоившись, Катя тщательно умылась, закамуфлировала следы отслез легким макияжем и, решив дать глазам отдохнуть, запрятала контейнер слинзами всумку.
        Позвонила Арина Ивановна искороговоркой сообщила, чтоони уже вбольнице, чтопрямо сейчас отцу делают УЗИ сердца, чтовдороге ему стало лучше. «Скорая» подоспела вовремя.
        Облегченно вздохнув, Катя прибралась вгостиной ив прихожей, покормила папину любимицу — немецкую овчарку Дайну, заперла дом, калитку, села заруль изадумалась насекунду: куда ехать?

«Хорошобы наближайший шиномонтаж», — услужливо подсказала память.
        Отпустив тормоз, онадвинулась всторону гаражей, где, помнится, видела нужную вывеску.
        Вдороге продолжала анализировать случившееся. Аведь какой Вадим молодец, чторешил выкупить уВиталика эту проклятую автомойку! Ипритом нечастично, ацеликом, разинавсегда лишив его возможности шантажировать отца.
        Плохо, конечно, чтосней непосоветовался. Новедь нефакт, чтоиона поспешилабы обсудить грядущую покупку сотцом. Скорее всего, согласиласьбы, чтоимя покупателя допоры довремени следует оставить втайне. Тогда вчемже вина Вадима? Икакему, наверное, сейчас горько: готовил сюрприз, который так неожиданно негативно повлиял наздоровье.

«Глупая, несмогла правильно воспринять его поступок, отреагировать какнадо, — защемило сердце. — Какже я его люблю!.. Дура я полная…» — скаждой минутой усиливалось ее недовольство собой.
        Вкоторый раз задень она потянулась зателефоном, чтобы позвонить воФранкфурт, но, увы, снова ничего неполучилось. Ноуже подругой причине: забыла свечера поставить телефон наподзарядку, батарея была почти нануле. Зарядного устройства кновому телефону вмашине неоказалось. Анадо быть насвязи: вдруг Арина Ивановна позвонит.
        Катя рассчиталась смастерами, вытащившими изколеса пойманный натрассе болт изалатавшими шину, отъехала отгаражей иснова попыталась как-то собраться смыслями. Надо выстроить план надальнейший день. Дляначала заехать вредакцию, подзарядить телефон, доработать статью, показать ее Жоржсанд. Затем забрать паспорт впосольстве. Вечером, если пропустят, навестить вбольнице отца, каки обещала, заглянуть кНине Георгиевне.
        Вадим тысячу раз прав: всебудет хорошо, надо только верить!
        Выехав изЖданович, онаглянула начасы иозадачилась: часдня. Нитуда нисюда. Ехать наработу нет смысла: неуспеет появиться, какпридется срываться сместа инестись наЮго-Запад запаспортом. Сразу мчаться впосольство, чтобы потом дожидаться вмашине, — жаль бездарно потраченного времени. Стоп! Онаеще что-то планировала наэтот день… Надо напрячься, вспомнить…
        Неуспела она так подумать, какее опередил звонок.
        —Екатерина Александровна? Здравствуйте. Людмила Степановна Балай. Мыдоговаривались свами овстрече. Язвонила утром, новы неотвечали. Каку вас современем?
        Катя замерла: вотименно то, очем она немогла вспомнить. ИВадиму забыла рассказать остранном звонке. Совершенно вылетело изголовы! Апосоветоваться сним немешалобы.
        —Добрый день… Да,конечно, япомню, — пришлось ей соврать. — Ксожалению, ясегодня занята… Простите, немоглибы мы перенести встречу напонедельник? Если это несрочно.
        —Втом-то идело, чтосрочно. Срочнее небывает: ситуация зашла слишком далеко. Уверена, нашразговор незаймет много времени, — нисколько несмущаясь, женщина шла напролом: — Незабывайте, этовваших интересах. Ив интересах семьи Ладышевых.
        Катя задумалась. Если впервый раз голос женщины показался ей всего лишь знакомым, тосейчас она была твердо уверена: онивстречались. Хорошобы поискать информацию обэтой Балай винтернете. Жаль, времени нет, асудя повсему, встретиться придется.
        —Хорошо. Нотогда прямо сейчас.
        —Чтож, — женщина выдержала необходимую паузу. — Выгде находитесь?
        —Пока накольцевой, ноеду вгород.
        —Ая наМясникова. Здесь неподалеку есть кафе — идеальное место дляразговора.
        —Диктуйте адрес… — Катя перестроилась вправый ряд, чтобы съехать наПобедителей. — Хорошо… Ябуду там минут через пятнадцать — двадцать. Устроит?
        —Более чем! Уменя какраз обеденный перерыв между заседаниями.
        —Акак я вас узнаю?
        —Неволнуйтесь, явас узнаю!
        Сказано насмешливо. Хотя нет… Скорее, опять соскрытой угрозой. ИКате это непочудилось. Интуиция подсказывала: ничего хорошего отвстречи ждать нестоит, надо максимально сконцентрироваться иприготовиться кзащите.
        Докафе она доехала наудивление быстро. Иприпарковаться успела натолько что освободившемся месте, аэто дляцентра города большое везение.
        Присев застолик уокна, Катя заказала кофе, посмотрела напробегавшие мимо машины иперевела взгляд навход. Внимание сразуже привлекла дама, сдававшая вгардероб дорогую норковую шубу. Судя повсему, птица высокого полета. Скорее всего, высокопоставленная чиновница.

«Худенькие ножки, узковатые бедра, — скуки ради, стала ее оценивать Проскурина. — Авот дальше… Полное отсутствие талии, V-образный пиджак согромными плечами. Ибез того мощная фигура, такеще иблузка сжабо, шеисовсем невидать… Научат их там когда-нибудь одеваться илинет? Н-да… Чувство меры ивкуса — илидано отприроды, илинет. Неужели трудно лишний раз взеркало посмотреть? Неудивлюсь, если увижу еще имассивные кольца навсех пальцах. Аэто мелирование перьями, аначес? Елы-палы… Какпосланница канувшего вЛету Союза, — усмехнуласьона. — Столько лет прошло, атипаж чиновницы неменяется. Каки поведение…» — заметила она высокомерный взгляд «сквозь», которым дама одарила подошедшего кней администратора. Какбудто перед ней было пустое место.
        Окинув глазами всех, ктонаходился взале, ипо-прежнему игнорируя администратора, женщина направилась прямо кПроскуриной.
        —Ну,здравствуйте, Екатерина Александровна, — поделовому поздороваласьона, разве что руку непротянула.
        —Здравствуйте.
        Катя непроизвольно поправила очки иукрадкой всмотрелась вее лицо.
        Явно запятьдесят, слегка одутловата, толстый слой тональника, выделяющий морщины. Хорошо хоть помада неярко-красная, иначе былбы полный абсурд! — нашла она хоть что-то говорящее впользу женщины. — Глаза водянистые, скользкие, мутноватые. Игубы тонкие, поджатые. Неприятная дама. Онаее незнает… Илине помнит… Почемуже тогда голос знаком?.. Хотя… Какой-то отдаленный образ впамяти всеже всплыл. Нокогда виделись ипо какому поводу — хоть убей, ответа нет. Пусто. Файлы толи стерты задавностью лет, толи надежно заархивированы.

«Таквсеже изпрошлого дама илииз настоящего? — Катя попыталась вочередной раз напрячь память. — Точно также меня изучает, будто сканирует, — поймала она взгляд женщины. — Внаглую, нескрываясь. Фу,какнеприятно, просто мороз покоже! Хочет меня смутить… Какбы нетак! Недождется!»
        —Вотвы какая стали, — толи разочарованно, толи удовлетворенно подытожила наблюдения Балай.
        Выщипанные ниточки ее бровей приэтом приподнялись, налице проступили глубокие мимические морщины, глаза сузились.
        —Мысвами знакомы? — решила уточнить Катя.
        —Какзнать…

«Точно где-то встречалась! — пронзило Проскурину. — Ктоже она такая? Чувствует свою силу, свою власть… Одно знаю: стакими, какона, надо играть против правил, — Катя откинулась кспинке стула и, копируя поведение женщины, открыто продолжила наблюдение. — Нудавайже! Вспоминай! Тыведь всегда гордилась своей профессиональной памятью налица!» — скомандовала она себе.
        —Несколько неожиданно, — вслух отреагировала наее поведение Балай. — Хотя, сучетом вашей профессии, вэтом нет ничего удивительного.
        Есть! Ивовсе неиз прошлого эта женщина! Видела ислышала ее Катя совсем недавно, осенью, наМакаенка, назаписи ток-шоу! Чиновница изМинздрава. Сидела впервом ряду, надиванах, аПроскурина вместе спредставителями СМИ — нагалерке.
        Носаму передачуона, каквсегда, несмотрела. Элементарно забыла, вкакой день ичас.
        —Ая вас узнала! — стараясь невыдать своих эмоций, сдержанно сообщилаона. — Мыкак-то записывались вместе наодной передаче помедицинской тематике. Правда, ясидела нев первом ряду.
        Женщина удивленно вскинула голову, повела плечами. Судя повсему, ейявно польстило, чтоее персону увязали сТВ.
        —Этотелевидение — пустая трата времени! — жеманно вздохнулаона. — Выправы, яработаю вМинздраве. Иу меня мало времени, таккакскоро начнется важное совещание, — взглянув начасы, непреминула она подчеркнуть свою значимость итутже снова преобразилась: холодный пронзительный взгляд, жесткость, даже, скорее, жестокость вмиг изменили ее лицо. — Апотому придется начинать безвступлений иреверансов. Насколько я знаю, одиннадцать лет назад, когда еще учились нажурфаке, выработали водной газете. Газета, кслову, давно закрылась.
        —Выимеете ввиду «Городские ведомости»?
        —Кажется, да. Каких только названий тогда небыло, всех ине упомнишь. Чего только непечатали, чтотолько невыдавали засенсацию! — брезгливо поморщиласьона. — Впрочем, увас, ужурналистов, это, видимо, вкрови.
        Тон, каким были сказаны эти слова, невызвали уКати ничего, кроме очередного прилива неприязни.
        —Нетак уж много тогда было газет, каквам кажется, — темнеменее постаралась она сохранить миролюбие. — Нос работой длястудентов было полегче… Вымоглибы поскорее изложить суть дела? Уменя, каки увас, времени впритык, — напомнила она итоже демонстративно посмотрела начасы.
        Если честно, Катя уже сожалела, чтосогласилась навстречу. Подождалабы эта чиновница доследующей недели, никудабы неделась.
        —Таквот… Яхотелабы напомнить вам ободной статье, — продолжила Балай. — Одиннадцать лет назад. Конец лета. Громкий материал онепрофессионализме молодого хирурга, повине которого водной избольниц умерла молодая девушка. Вернее, оего отце — профессоре. Припоминаете? — сузив глаза, буквально просверлила она Катю ледяным взглядом. — Профессор всячески пытался обелить, выгородить сыночка. Требовал повторной экспертизы, эксгумации. Иэто — несмотря назаключение патологоанатомов, несмотря начувства, нагоре безвременно потерявших дочь родителей. Вывспоминайте, вспоминайте…

«Что-то очень знакомое, — Катя автоматически включила память. — Одиннадцать лет назад… Конец лета… Четвертый, вернее, ужепятый курс. Вселето проработала вгазете «Городские ведомости», которую вскоре благополучно закрыли закакие-то нарушения. Итак… Смерть девушки, врачебная ошибка, сынпрофессора… Вспомнила! Конечно, вспомнила! Умершая была племянницей Марии Ивановны! Этоже одна изее первых статей! Какже была фамилия хирурга? Ну,напрягись! Надо утереть нос этой даме!.. Фамилия еще такая растительная, деревянная… Дубов? Соснов? Березкин? Нет… Коренев!»
        —Фамилия хирурга была Коренев?
        Стараясь ничем невыдать ликования послучаю очередного триумфа своей феноменальной памяти, Катя пригубила кофе идаже подумала: недостатьли ей сигарету и, вальяжно откинувшись кспинке стула, закурить? Надо как-то поставить эту тетку, посланницу совковых времен, наместо.
        —Только какэто может быть связано ссемьей Ладышевых? — всеже продолжилаона, таккакмозг безуспешно попытался увязать влогическую цепочку слова Балай иосновную причину, из-за которой Катя исогласилась навстречу.
        —Ау вас неплохая память, — отдала ей должное Людмила Степановна ичуть приподняла бровь. — Тогда вы должны вспомнить ифамилию профессора.
        —Конечно, — какодолжение пожала плечами Катя ивдруг замерла.

«Ладышев!» — пронзилоее.
        —Вотименно, — следя заней, насмешливо подтвердила женщина напротив. — Сергей Николаевич Ладышев. ИВадим Сергеевич Коренев приходился ему некем иным, какединственным сыном. Какое-то время он носил девичью фамилию матери, Нины Георгиевны. Полагаю, вамэто небыло известно?
        —Тоесть?
        Едва справившись содной задачей, мозговой процессор моментально переключился надругую истал выстраивать очередную событийную цепочку. Даже выдал своей хозяйке визуальный ассоциативный ряд ввиде спирали ДНК: студентка Евсеева, «Городские ведомости», убитая горем Мария Ивановна, сердобольная брюнетка — преподаватель мединститута, предложившая осветить настраницах газеты вопиющий случай врачебной некомпетентности инаказать виновника, которому покровительствуют высшие медицинские чины. Этаже брюнетка принесла материалы длястатьи. Среди звеньев-воспоминаний — ярких, четких, какбы нанизанных друг надруга — промелькнули ивторостепенные, нестоль важные… Например, то, чтоКате тогда так ине удалось поговорить ссамим доктором. Каки сего отцом. Родные иколлеги также влучшем случае отказывались отразговора, вхудшем бросали трубку.
        —Именно то, очем вы думаете, — голос Балай звучал убийственно. — Неразобравшись толком, чтокчему, ктоправ, ктовиноват, выопубликовали статью, после которой упрофессора Ладышева развился обширный инфаркт. Увы, бедный Сергей Николаевич недожил домомента, когда сего сына сняли все обвинения изакрыли уголовное дело.
        —Какзакрыли? — непроизвольно сорвалось уКати, таккаксобытийная цепочка резко оборвалась.
        —Вотвидите, выдаже это неудосужились выяснить. Криминалисты изМосквы провели эксгумацию, иоказалось, чтовины хирурга небыло. Очем иобъявили родственникам. Разве Мария Ивановна вам ничего нерассказывала? Ведь, кажется, умершая девушка приходилась ей близкой родственницей?
        —Племянницей…
        —Н-да… Ятак ипредполагала. Иначе Екатерина Александровна Проскурина, вдевичестве Евсеева, честь исовесть отечественной журналистики, — снеприкрытой издевкой подчеркнула Людмила Степановна, — давно принеслабы свои извинения безвинно пострадавшим. Написалабы опровержение, кпримеру. Иуж, конечно, спустя годы несталабы крутить роман счеловеком, семье которого принесла столько горя. Неразведясь сзаконным мужем, между прочим, — продемонстрировала она свою осведомленность.
        Событийная цепочка неожиданно снова стала наполняться звеньями. Приэтом параллельно сней начала выстраиваться вторая: Вадим Сергеевич Ладышев, егооткровенная неприязнь кжурналистике, врачебное прошлое, отец-профессор, Нина Георгиевна…
        Нет! Этого неможет быть!!! Вкакой-то момент вголове что-то щелкнуло иотключилось. Точно кто-то нажал невидимую кнопку ивырубил перегревшийся процессор: перед глазами сначала проплыло лицо сидевшей напротив женщины, затем звякнула посуда, стекло, стало темно. Последнее, чтоуспело зафиксировать сознание, — затухающие звуки… Ивсе — тишина.
        —…Отойдите! Ясама — доктор!.. — откуда-то издалека стали долетать донее слова.

«Голос… Голос женщины, которая убеждала меня написать статью… Онаже приносила разные бумаги, письма, результаты экспертизы, — после аварийного отключения возвращалось автоматически запущенное сознание. — «Ясама — доктор…» Она итогда так говорила… Таквот, ктотакая Людмила Степановна Балай…»
        —Глаза открыла, — послышалось откуда-то сверху. — Повезло, очки неразбились.
        Сфокусировав близорукий взгляд, словно сквозь туман, Катя увидела надсобой испуганное лицо официанта, тутже его заслонила физиономия снеприятным сверлящим взглядом.
        —Нувот, яже вам говорила. Обыкновенный обморок. Поднимитеее, — скомандовала Балай. — Нет, несюда, лучше застолик вуглу, тамдиван. Истакан горячего чая, пожалуйста… Ну,каквы? Милочка, нельзяже так: перепугали, переполошили народ. Вот, валерьяночки выпейте, — заботливо протянула она наладони две маленькие желтые таблетки.
        —Аведь я вас вспомнила, — пошевелила бескровными губами Катя иотстранила ладонь.
        —Выже сами сказали, чтомы встречались нателевидении.
        —Гораздо раньше. Этовы тогда принесли мне материалы длястатьи. Ещеиденьги предлагали.
        —Надоже! — неприятно удивилась женщина. — Ичтоже вы еще вспомнили?
        —Место, гдемы свами встречались.
        Катя прикрыла глаза, потерла пальцами виски ипопыталась сосредоточиться напроявившихся впамяти пока еще обрывочных воспоминаниях.
        —Мысвами встретились внебольшой забегаловке науглу Свердлова иУльяновской… Тамварили неплохой турецкий кофе… Кажется, онаисейчас еще есть… Да,точно, — восстановив впамяти архивированные файлы, подняла она взгляд. — Новыглядели вы тогда иначе — гораздо худее, сдлинными темными волосами…
        Катя запнулась. Четко проступивший образ женщины изпрошлого тутже напомнил ей кого-тоеще. Изнастоящего.
        —Вами можно восхищаться, — хмыкнула Людмила Степановна. — Ясменила имидж, когда перешла вМинздрав. Согласитесь, сегодняшний подходит мне куда больше.
        —Соглашусь. Чиновница Минздрава — нечета преподавательнице мединститута.
        —Выиэто вспомнили… Чтож, честь вам ихвала. Нов таком случае ближе кделу: вынемедленно должны расстаться сЛадышевым, иначе…
        —Иначе вы все ему расскажете? — предугадала ход ее мыслей Катя.
        —Нетолько, — жестко парировала Балай… — Ясделаю все возможное, чтобы водной изцентральных газет появилась статья, котораябы развенчала образ известной журналистки. Вамэтого хочется?
        Разговор принимал другой оборот.
        —Нучтож… Думаю, этобудет справедливо, — после паузы неожиданно согласилась сней Катя. — Мало приятного, ноя небоюсь. Надо уметь отвечать засвои ошибки.
        —Новы должны понимать, чтопосле такой разоблачительной статьи вам придется расстаться сжурналистикой! — Балай была неготова ктакому ответу.
        —Авы меня непугайте. Ктомуже вы явно отстали отжизни. Внаших реалиях подобные скандалы делают людей «звездами», — провокационно усмехнулась Катя.
        —Воткак… — окончательно растерялась Людмила Степановна. — Втаком случае… Авы подумали оНине Георгиевне? Каково ей будет узнать правду? Сынвстречается сжурналисткой, из-за которой умер его отец?
        —Какя сейчас понимаю, добрых чувств ксемейству Ладышевых вы неиспытывали ине испытываете, — пристально посмотрела ей вглаза Катя. — Тогда непонятно: вчем ваш интерес?
        —Авот это, милочка, уженевашего ума дело!
        —Почемуже немоего? Выправильно поняли: мнедорога эта семья. Ипоэтому теперь это исключительно мое дело. Темболее, чтовдавней истории дляменя осталось много белых пятен. Вы — одно изних. Аведь тогда, много лет назад, вытоже преследовали какой-то свой интерес, потому вам инужна была та статья, — дошло донее.
        Повсему было видно, чтоКатя попала всамую точку. Выражение лица Балай мгновенно изменилось, егоисказили страх, злоба, даже ненависть.
        —Оставьте Ладышева впокое — иникто ничего неузнает! — подавшись вперед, прошипелаона.
        —Смотрите-ка, аведь вы боитесь больше, чемя, — сделала еще один вывод Катя. — Выбоитесь, этоочевидно… Зрявтаком случае вы комне пришли. Каквы правильно заметили, честь исовесть журналистики теперь просто обязана вовсем разобраться, адля начала понять…

«…Понять, чтосвязывает эту женщину сЛадышевым? — параллельно сэтим лихорадочно обрабатывала она информацию. — Притом, судя повсему, интерес ее неиз прошлого, аиз настоящего. Минздрав, медтехника… Бизнес? Вполне реально. Всем известно, чточиновники неживут наодну зарплату иза лоббирование чьих-то интересов получают немалые дивиденды. Только вот врядли Вадим станет иметь дело стакой нечистоплотной особой. Дананей клейма негде ставить, такипрет хитрость, наглость, безнаказанность!.. Икак ее планам могут помешать наши отношения сВадимом? Аведь длякого-то она — жена, мать… Добрая, любящая, заботливая… Стоп!»
        —Вашу дочь зовут Кира? — неуверенно спросила Катя итутже убедилась, чтоснова попала вдесятку.
        —Вамиэто известно?.. Н-да, действительно, недооценила явас. Нучтож, втаком случае поговорим какженщина сженщиной, — Балай неожиданно сменила тон. — Да,я имоя дочь имеем планы вотношении Вадима Сергеевича: семья, дети, бизнес. Подумайте сами, чтовы можете ему дать? Вамнемало лет, и, насколько мне известно, выбесплодны. Ктомуже завами тянется шлейф скандальных историй ипубликаций. Малоли что еще всплывет да навредит Ладышеву иего бизнесу? Подумайте оНине Георгиевне. Такойбы она хотела видеть свою будущую невестку? Всравнении свами Кира — чистое, невинное дитя. Изнее выйдет хорошая жена, мать долгожданных внуков. Уних была любовь, онивстречались больше года, всешло ксвадьбе — итут появляетесьвы! — несдержавшись, снова повысила голос уязвленная мать. — Выхотябы понимаете, чторушите нетолько чувства моей дочери, нои будущее Вадима Сергеевича? Унас сложился успешный деловой тандем, который, сами понимаете, нетак просто создать. Если увас действительно есть хоть капля чувств кэтому человеку — умоляю, отступитесь! — женщина вдруг всхлипнула ипотянулась засалфеткой.

«Аведь одиннадцать лет назад она тоже плакала, — отстраненно вспомнила Катя. — Изсочувствия кпогибшей девушке, кее родителям, кМарии Ивановне. Почти рыдала, когда уговаривала меня взяться застатью. Иубеждала, чтоважна правда, ане встреча схирургом, который спрятался запапочку… Таквчемже была тогда ее правда? Втом, чтобы моими руками причинить зло профессору Ладышеву? Зачто-то отомстить? Наверняка неодна она того хотела. Вмире науки сее высокоинтеллектуальными интригами ничем негнушаются. Неэтимли объясняется скоропостижный перевод ее вМинистерство? Надо иэто как-то выяснить».
        —Авы прирожденная актриса, Людмила Степановна, — холодно улыбнулась Катя. — Ноя неверю нивашим слезам, нивашим словам. Иникакой любви между Вадимом ивашей дочерью небыло инет.
        —Какже небыло? Накануне Нового года он приезжал кнам сКирочкой вгости вМарьяливо, мывместе провели вечер. Собирались встретить Новый год… — очем-то вспомнив, Балай, осеклась.
        —Вотименно! Тогда он был увас меньше часа, яэто хорошо знаю. АНовый год он всегда встречает смамой. Такчто ненадо врать. Ипоследнее, носамое показательное: Вадим никогда неприводил Киру всвою квартиру наСторожевке.
        —Чтозначит — неприводил вквартиру? Конечно, неприводил. Она — целомудренная девушка.
        —Целомудренная девушка наодну ночь… Длятаких унего есть маленькая квартирка неподалеку. Ибизнеса общего увас сним нет. И,боюсь, небудет. Стакими, каквы, оннестанет иметь дел. Этопротиворечит самой его сущности, егопринципам, — Катя говорила ипродолжала наблюдать заженщиной напротив.
        Промокнув уголки глаз, тасначала аккуратно сложила салфетку, затем резко ее смяла ишвырнула втарелку. Авместе сней точно сбросила очередную маску, подкоторой пряталось истинное лицо.
        —Глубокоже вы сумели втереться вдоверие кВадиму Сергеевичу! Чтож, втаком случае ему будет еще больнее узнать правду. Авас, если останетесь стоять уменя напути, ясотру впорошок, — окинув собеседницу испепеляющим взглядом, процедила Балай сквозь зубы. — Знайте, япривыкла идти доконца.
        Сэтими словами Людмила Семеновна встала, подхватила сумочку игордо покинула зал. Проводив ее глазами, Катя оперлась локтями настол, обессиленно опустила голову наладони изакрыла глаза.
        То,что ей сейчас открылось, никак неукладывалось всознании. Неужели все это может быть правдой? Аесли да, токактеперь сэтой правдой жить? Проститли ее Вадим? Врядли… Онтак любил своего отца, такего уважал, таксожалел оего кончине. Теперь понятно, почему он сменил профессию иушел измедицины… Господи, какже он должен ненавидеть ту статью иту журналистку, чтоее написала!!!
        —Простите, может, все-таки вызвать «скорую»? — услышала она обеспокоенный голос официанта.
        Судорожно вздохнув, Катя открыла глаза. Прямо перед ней стояла чашка состывшим чаем, наблюдце лежали две желтые таблетки.
        —Счет принесите, — подняла она намолодого человека измученный взгляд.
        Покинув заведение, Катя села вмашину, выехала спарковки и, скрывшись отлюбопытных глаз посетителей кафе, остановилась зауглом. Вкоторый раз задень встал вопрос: куда податься? Всознании царили полный хаос ирастерянность.
        Безсил откинувшись наспинку кресла, онасдвинула налоб очки изакрыла глаза. Нопроцессор вголове вместо того, чтобы воспользоваться передышкой, продолжал усиленно работать.

«Надо найти вархиве ту публикацию… Когда-то, всамом начале, ясобирала впапки газеты слюбыми, даже самыми малюсенькими, заметками заподписью Евсеева. Воттолько где искать? Уотца начердаке? Илив сумке, которую я перевезла наЧкалова? Сложно сказать… Носейчас первым делом надо ехать запаспортом. Исобраться… Собраться!» — изпоследних сил скомандовала она себе.
        Решительно оторвавшись отспинки кресла, онапоправила очки, сдвинула рычаг коробки передач иотправилась наЮго-Запад.

6
        Немцы, каквсегда, были пунктуальны — паспорт свизой уже ждал ее навыдаче. Пролистав его вмашине, Катя вздохнула. Жаль, чтоновый ивиза открыта наполгода. После развода его придется снова заменить. Онатвердо решила, чтонеостанется Проскуриной.
        Сколькоже всяких документов надо будет переделать! Начиная сводительских прав изаканчивая многочисленными анкетами! Нооб этом после. Сейчас надо ехать наЧкалова.
        Поднявшись вквартиру, онасбросила надиван верхнюю одежду ивытащила изкладовки огромную сумку-баул.

«Спасибо Алиске, чтоневыбросила архив», — мысленно поблагодарилаона.
        Вывалив содержимое сумки напол, Катя опустилась наколенки, раздвинула пожелтевшие отвремени газеты, папки, распечатки.

«Так… Нето, нето… Ура!» — обрадоваласьона, обнаружив вворохе бумаг то, чтоискала.
        Перебравшись надиван, Катя развязала папку истала вспешке перебирать газетные листы. Нет, нето… Кажется, была еще одна папка, именно с«Городскими ведомостями». Ещераз перебрав бумаги иубедившись, чтоискомого нет, онасдосадой взглянула начасы: давно пора быть вредакции. Затем снова придется ехать вЖдановичи. Когда-то, переезжая наГвардейскую, Катя свезла вдом котцу разный ненужный хлам, атакже вещи, ненашедшие места вновой квартире, скоторыми было жаль расставаться. Скорее всего, папка там. Больше негде.
        Оставив наполу распотрошенную сумку сбумагами, оназахлопнула квартиру, сбежала вниз кмашине ина автопилоте помчалась всторону редакции.
        —Катя, сотцом все более-менее впорядке, — привел ее вчувство звонок мобильника. — Давление сбили, показатели нормализовали, насколько возможно. Но…
        —Что«но», Арина Ивановна? Говорите быстрее, — напрягласьона, глянув нателефон, который вот-вот мог отключиться.
        —Доинфаркта совсем чуть-чуть оставалось. Можно сказать, почти ничего… Знаешь, ятут ненароком подумала: очень вовремя он сэтой мойкой расстался.
        —Почему?
        —Такой ритм, вкаком он жил последние годы, издоровому человеку выдержать трудно: нивыходных, нипроходных. Ау него сердце. Такчто все клучшему. Подлечат, съездит всанаторий, восстановится. Наследующий год имне напенсию. Будем по-стариковски жить, спокойно, безлишней нервотрепки. Воттак, Катенька.
        —Акогда можно отца навестить?
        —Когда его переведут изреанимации вобычную палату — тогда иможно. Воттолько незнаю, каксегодня быть… Хорошобы мне сним вбольнице остаться, подежурить. Нокак дом, собака?
        —Арина Ивановна, выневолнуйтесь. Япостараюсь квам сегодня заехать, проверю, всели впорядке. Авы побудьте спапой.
        —Спасибо! — обрадовалась женщина. — Душе спокойнее, когда он наглазах.
        —Амне спокойнее, когда сним рядомвы, — улыбнулась Катя. — Мыеще созвонимся, хорошо?
        —Конечно, дорогая. Ну,я пошла впалату.
        Неуспела она положить телефон напанель, какпозвонили изредакции.
        —ЭтоМария Ивановна. Всежду, ждутебя. Ужеволноваться стала. Уменя тут вопросы позаметке.
        —Добрый день! Ужееду. Уменя квам тоже есть вопросы.
        —Какие вопросы, Катенька?
        —Поприезде, Мария Ивановна…. Этонетелефонный разговор. Извините, уменя параллельный звонок, — услышала она соответствующий сигнал, аследом засветившуюся надпись «Вадим» и, пережив задоли секунды немыслимое напряжение, переключила вызов.
        —Привет! Нукак? Забрала паспорт? — первым делом уточнилон.
        —Да,забрала. Визы открыли: одну — наполгода совторника, другую сзавтрашнего дня.
        —Очень хорошо! Ятолько что справлялся оботце, тамвсе подконтролем. Хотя сердце изношено донельзя… СХильдой я поговорил, объяснил ситуацию. Такчто завтра прилечу. Встречай.
        Необходимо было что-то ответить, ноКатя вдруг осознала: онанеможет найти подходящих слов. Вголове заэти пару секунд пронеслись тысячи мыслей, однако какую изних озвучить, онанезнала.
        —Какты? Всевпорядке? — невыдержал он долгой паузы.
        —Да,все хорошо, — пошевелила она мгновенно пересохшими губами идобавила чуть бодрее: — Вечером поеду ктвоей маме, асейчас спешу вредакцию, тамкакая-то проблема сзаметкой. Ителефон вот-вот выключится. Забыла зарядить.
        —Тогда досвязи! Яеще позвоню перед сном. Неторопись, аккуратненько езжай. Целую.
        —Целую, — автоматически повторила Катя. НоВадим ее уже неслышал. Телефон разрядился окончательно.

«Какже тяжело!» — простоналаона, сворачивая кредакционной парковке.
        Ксчастью, Майков подарил себе надень рождения аппарат тойже марки итойже модели, каку Проскуриной. Изарядное было ссобой. Вопрос сзаметкой также разрешился быстро. Странным образом вфайле просто исчез один абзац. Открыв сохраненную копию, онасразу поняла, чего нехватает. Видимо, случайно удалила, когда готовила конечный вариант. Бывает. Неошибается тот, ктонеработает.
        Дождавшись, пока Мария Ивановна закончит правку, Катя плотнее закрыла дверь иприсела настул напротив.
        —Нукакты? Какотпуск? — решив, чтоПроскурина собралась сней посекретничать — такое иногда случалось, — женщина сняла очки ипосмотрела наКатю. — Какая-то ты уставшая, словно неотдыхала. Случилось что-то?
        —Случилось… — Проскурина насекунду задумалась, незная, счего начать. — Помните, когда мы свами еще работали в«Городских ведомостях», увас умерла племянница? Ятогда обэтом статью написала.
        —Конечно. Какже такое забыть? Олечка, царство ей небесное, — вздохнула Мария Ивановна. — Апочему ты вдруг вспомнила?
        —Потому что только сегодня узнала, какбыла неправа. Вотношении того доктора иего отца. Мария Ивановна, пожалуйста, расскажите, чемтогда все закончилось. Японимаю, чтовоспоминания причиняют вам боль, нои вы меня поймите. Янелюбопытства ради. Мневажно знать правду.
        Женщина опустила голову, затем встала, подошла кокну, взяла маленькую лейку ипринялась молча поливать цветы наподоконнике.
        —Тяжело это, Катя, — наконец отозваласьона. — Яведь тогда нетолько племянницу потеряла. Следом истаршую сестру Любу сее мужем. Онинатракторном работали: онавзаводоуправлении, онвцеху. Хорошо жили потем временам: квартира, дача, машина. Старший сын нанефтяника выучился, вСибирь уехал. Младшую — ау детей разница почти десять лет была — холили, лелеяли, новоспитывали встрогости. Отдурных компаний берегли. Наостановке встречали, если сучебы поздно возвращалась. Хорошая девочка была, нозамкнутая. Думаю, этоотизлишней опеки. Ясестре нераз говорила: порабы ей дать свободу. Ата вответ: вотзамуж выдам, тогда иотпущу… Олечка вуниверситет поступила, первый курс хорошо окончила. Ивдруг… Ятогда какраз уних надаче гостила, когда ей вызвали «скорую». Несколько дней живот болел, вотя инастояла: авдруг аппендицит? Таконо ивышло: ночью прооперировали, потелефону сказали, чтовсе хорошо. Ну,азатем все оказалось плохо. Хуже небывает…
        —Япомню, — мягко перебила Катя. — Знаю, чтобыла эксгумация, повторная экспертиза. Криминалисты изМосквы приезжали. Такчтоже все-таки случилось?
        —Доктора позже сказали, чтобыл криминальный аборт, — выдавила изсебя женщина иповернулась лицом. Поее щекам текли слезы. — Осложнение после аборта приняли зааппендицит.
        —Икакже врачи это сразу необнаружили?!
        —Втом-то идело! Мыэтого тоже долго немогли понять. Говорили, будто Оля их убедила, чтодевственница. Видишь, иврачам побоялась признаться, иродителям правды несказала. Испугалась. Такиумерла, бедняжка, — Мария Ивановна подошла кстеллажу вуглу, достала изсумки носовой платок. — Старший брат Виктор, ужепосле того каквсе открылось, специально вотпуск приезжал, пытался найти виновных. Нотак ничего ине узнал — ниот кого забеременела, никто аборт делал. Имилиция ничего неустановила… Новсе это гораздо позже стало известно. Апоначалу родные наменя взъелись, винили, чтоя надоумила «скорую» вызвать. Даипотом нелегче было. Вася, мужсестры, запил сгоря, через полгода пьяный подмашину угодил. Сестра вскорости слегла, датак ине встала. Ушла следом заОлечкой имужем. Толи простудилась накладбище (она туда каждый день ездила), толи вирус какой подхватила. Доктор позже признавался, чтоона ине хотела выздоравливать. Недай бог кому такое пережить… Ну,аВитюша большой начальник сейчас вТюмени. Двасына унего, каждый год намогилки вСеницу наведывается. Мыведь ссестрой родом изСеницы.
        Мария Ивановна промокнула слезы, сложила платок.
        —Такпочему ты вспомнила? — подняла она заплаканные глаза.
        —Потому что эта история нетолько вашей семье жизнь поломала, — тяжело вздохнулаона. — Выничего больше неслышали отом докторе, который оперировал племянницу?
        —Нет, неслышала. Еговедь Виктор сотцом едва неубили после похорон. Ну,апотом, когда экспертиза признала, чтоон вроде ине виноват, просто вычеркнули его изпамяти. Явно отец-профессор подкупил московскую комиссию.
        —Втом-то идело, Мария Ивановна, чтоникто никого неподкупал, — задумчиво произнесла Катя. — Кмоменту эксгумации профессора Ладышева уже небыло вживых. Онумер всвоем кабинете сразу после того, какпрочитал статью в«Городских ведомостях». Такчто все — чистая правда.
        —Ну,если неотец, таккто другой… Затаких всегда есть кому заступиться. Ачто, тысним знакома? — подозрительно посмотрела она наКатю.
        —Да. Ужемесяца три. Ноо том, чтомы давно знакомы заочно, узнала лишь сегодня.
        —Игде он сейчас? Небось, каки его папаша, ужепрофессор медицины? — съязвила Мария Ивановна.
        —Нет, онневернулся вбольницу. Несмог. Хотя досих пор тоскует помедицине ив душе так иостался доктором. Ая вот немогу себе простить, чтотогда неразобралась вовсем доконца. Порядочный, умный, внимательный клюдям человек. Хороший врач получилсябы.
        —Дляменя он всеравно был иостается убийцей, — неожиданно категорично заявила Мария Ивановна. — Ипрощения ему нет. Нев чем тебе себя корить. Ониего отец многим судьбы поломали. Кактолько таких земля носит! — вырвалось унее всердцах.
        —Чтовы такое говорите, Мария Ивановна? — возмутилась Катя. — Профессора Ладышева досих пор вспоминают только добрым словом! Вынеправы.
        —Права илине права — нетебе судить. Недай бог кому такое пережить. Ато, чтопрофессор много гадостей хорошим людям сделал, знаю точно.
        —Выочем? — непонимающе уставилась нанее Проскурина. — Человек столько жизней спас, начиная свойны, столько трудов похирургии написал…
        —Нео чем тебе сожалеть, Катенька. Поверь изабудь! — стояла насвоем Мария Ивановна. — Истатью ты тогда правильную написала. Эмоциональную, ноправдивую. Ужсколько наэтого профессора жаловались, сколько писали вовсе инстанции. Незря я ктебе тогда людей направила. Многие после спасибо сказали.
        —Тоесть? — подняла нанее удивленный взгляд Катя. — Постойте… Вызнали ту женщину? Вызнакомы сЛюдмилой Степановной Балай?
        —Знакомы… Правда, много лет невиделись. Стех пор, какВиктор родительскую квартиру продал. Онижили наодной лестничной площадке — Балай исемья моей Любы.
        —Таквот вчем дело! — стало доходить донее.
        —Людмила давно напрофессора жаловалась: несносный был, спесивый. Старый пень, пыль давно сыпалась, изума выжил, ноза место держался.
        —Откуда вы все это взяли? — невыдержала Катя. — Профессор Ладышев больных оперировал допоследнего дня жизни. Даже допоследнего часа! Провел показательную операцию, зашел вкабинет, прочитал газету состатьей — иумер… Дапоего методикам досих пор студентов учат!
        —Ну,незнаю, — стала чуть менее категоричной Мария Ивановна. — Только я слышала онем совсем другое. Кженщинам приставал, проходу недавал. Особенно кмолодым. Тойже Людмиле диссертацию зарубил зато, чтовпостель сним нелегла. Женился намолоденькой, авсе ему было мало. Тьфу! — поморщиласьона.
        —КБалай приставал? — насмешливо уточнила Проскурина. — Ивы ей поверили? Сергей Николаевич любил только свою жену, которая действительно его моложе! Дауних была такая любовь, окакой можно мечтать! Дауж… Как, должно быть, этаБалай ненавидела профессора Ладышева, если несла такую чушь… Мария Ивановна, авам неприходило вголову, чтомы оказались пешками вчужой игре? Чтокто-то, спекулируя наваших чувствах, решил свести счеты изаказал статью, которая убила уважаемого человека?
        —Амне его неза что уважать. Если он такое светило, почему сына ненаучил отличить аборт отаппендицита? Ведь это из-за него уменя родных почти неосталось.
        —Мария Ивановна, давайте разберемся! Выведь сами признали, что, невоспитывайся ваша племянница втакой строгости, неутаи правду — всесложилосьбы иначе!
        —Вотпотому иговорю, чтоон виноват! Онабыла напуганным ребенком, аон — врач! Обязан вовсем разобраться.
        —Хорошо, сэтим еще можно согласиться, — немного подумав, признала Катя. — Нопри чем здесь профессор Ладышев? Только притом, чтоон — отец? Илипотому что кому-то перешел дорогу? Ипотом, насколько я смыслю вмедицине, последствия криминального аборта должен был обнаружить гинеколог, асовсем нехирург. Разве нетак? Ногинеколог, скорее всего, даже неудосужился провести осмотр — поверил наслово, чтоваша племянница — девственница. Чтовтаком случае оставалось хирургу? Недоверять коллеге исамому проверять?
        —Незнаю, этоих дела, нато они идоктора, — ненайдя контраргументов, нервно отреагировала Мария Ивановна. Судя повсему, ееуверенность ввиновности семейства Ладышевых сильно поколебалась. — Всеравно я никогда их непрощу.
        —Ваше право. Знаю только, чтомладший Ладышев сам себе этого досих пор простить неможет. Авот что касается нас свами… Хотя причем здесьвы? Ваши чувства легко объяснить, — задумаласьона. — Моявина… Профессор Ладышев сделал себе имя, несидя вкабинете, астоя уоперационного стола. Да,это правда: впрофессии он был человеком жестким ибескомпромиссным. Честным — отслова «честь». Врагов утаких людей всегда хватает. Ноубила егоя. Инет мне заэто прощения…
        —Катя, тывсвоем уме?.. — растерялась Мария Ивановна. — Какты могла его убить? Чем?
        —Словом. Ложью. Амбициями начинающей журналистки. Тем, чтоаприори была навашей стороне исочувствовала тольковам. Яисейчас вам сочувствую… потому что вы нехотите знать, слышать, отказываетесь простить. Зачем ворошить старую историю, если ничего нельзя исправить?
        —Новедь это действительно так. Какая теперь разница, ктотам был прав, ктовиноват? Олечки нет, Любочки тоже.
        —Профессора Ладышева тоже нет вживых. Ноостались его жена исын, которым больно досих пор. Потому что никто неизвинился, никто недал опровержения, — заметила Катя. — Ивсе-таки вэтой истории остались еще белые пятна… Почему воврачебной ошибке обвинили только хирурга? — принялась она рассуждать вслух. — Почему даже после того, какпостфактум поставили точный диагноз, никто невспомнил огинекологе? Этатайна, возможно, одна изглавных… Укого узнать?.. Андрей! — осенилоее.
        Сорвавшись сместа, онавыскочила изкабинета.
        —Катя! Постой! — прокричала ей вслед Мария Ивановна ивыглянула задверь.
        Нов огромной комнате, разделенной стеклянными перегородками, Проскуриной уже ислед простыл. Схватив телефон исумку, онанабросила наплечи шубу и, находу набирая номер, недожидаясь лифта, побежала вниз поступеням.
        —Андрей, наконец-то! — вырвалось унее. Дозвониться удалось несразу, трубку долго неснимали. — ЭтоКатя Проскурина… Извини, если разбудила, ноу меня экстренное дело… Нет, сНиной Георгиевной все впорядке, неволнуйся…. Мненадо срочно проконсультироваться помедицинской теме… Нет, насей раз никто неперепил, — улыбнулась она изамялась: — Хорошо. Скажем, так: вампривозят больную сподозрением нааппендицит. Какой порядок действий? Ну,кто издокторов обязан ее осмотреть?.. Этоточно? Тоесть, дляженщин осмотр гинеколога обязателен? Янетемню, номне нужно стобой поговорить… Нет, встречу нельзя отложить, после отоспишься. Пожалуйста, говори адрес… Хорошо, язапомню… Буду через десять минут, — взглянула она начасы.
        Заяц жил неподалеку, всамом начале Партизанского проспекта. Воттолько лифт вдоме неработал, такчто наседьмой этаж Кате пришлось подниматься пешком. Далось ей это непросто: идышалось тяжело, иноги плохо слушались, иголова почему-то кружилась.
        —Привет! Глоток воды дашь? — переступив порог, выдохнулаона.
        Судя позаспанному виду инаброшенному вспешке халату, тонедолгое время, чтоона была впути, хозяин провел впостели.
        —Сушняк? — понимающе хмыкнул он изашаркал стоптанными шлепанцами накухню.
        —Нетот, окотором ты подумал, — отмела она подозрения, жадно прильнув кчашке. — День тяжелый.
        —Знаю. Вадим звонил, справлялся отвоем отце: онвреанимации, нотам все подконтролем. Ясребятами разговаривал, вроде кризис миновал. Нопридется полежать.
        —Спасибо, яуже знаю. Ноя здесь подругому поводу. Гдеможно присесть? — по-прежнему чувствуя неуверенность вногах, спросилаона.
        —Ахда… Раздевайся, — поняв, наконец, чтогостья зашла неводички попить ипросто так неуйдет, окончательно проснулся хозяин. — Сюда, — показал он рукой наодну издверей, быстро прикрыл другую ичуть смущенно пояснил: — Беспорядок там.
        Можно было только представить, чтотворилось впервой комнате, если вовторой порядком тоже непахло. Гора вещей накресле, тутже гладильная доска сутюгом, высоченная стопка медицинских журналов, компьютер, обложенный папками, файлами, распечатками. Большой плоский телевизор, непонятно каквместившийся между раздвинутыми секциями стенки, которая, всвою очередь, была допредела забита разными мелочами. Разбросанные надиване пульты, диски, смятая подушка, скомканный плед. Иповсюду пыль, пыль, пыль…
        Всеэто настолько контрастировало сидеальным порядком вквартире Ладышева, чтоКатя непросто застыла наместе, онадаже рот раскрыла. Вотон, классический образчик холостяцкой берлоги!
        —Тыизвини, япочти двое суток наработе был, гостей неждал, — проворчал Андрей, раздумывая, кудабы ее усадить.
        Выбор пал наодно изкресел, накотором покоились лишь грязная тарелка свилкой да пустая чашка.
        —Предупредилабы заранее, чтозаедешь. Ябы прибрался, — переставил он посуду накомпьютерный стол, чудом узрев длянее свободное место. — Присаживайся, — итеатрально смахнул пыль собивки.
        —Яподелу, Андрей. Ненадолго, неволнуйся. Ктомуже мне полезно взглянуть натипичную холостяцкую квартиру, дабы неразувериться внекоторых своих убеждениях.
        —Этоты наВадима намекаешь? — Заяц сгреб всторону подушку спледом иплюхнулся надиван. — Пардон, — поправил он разъехавшиеся полы халата. — Такон исключение изправил. Былим иостается. Ужсколько мы надним подшучивали встуденчестве! Специально вдипломат бумажки подбрасывали — бесполезно. Всевычистит, выбросит, ещеисалфеточкой проспиртованной протрет! — хохотнулон. — Шагу, бывало, несделает, если обувь неначищена. Чистюля ипедант вабсолюте! Аистории болезни какписал? Какшкольник! Ипочерк читабельный, нето что увсех! Полдня просидит, новсе доединой мелочи впишет, ничего неупустит! Аоперировал как? Любо-дорого смотреть! Всечетко, какпо нотам, безтени фальши! Ипри этом словно вкаком-то экстазе! Эх,такого врача медицина потеряла! — вздохнулон. — Такчто ты спросить хотела?
        —Вототом ихотела спросить. Почему он ушел измедицины? Чтозаистория сумершей девушкой? Почему операция оказалась неудачной?
        —Акто тебе сказал, чтооперация прошла неудачно? — тутже посерьезнел Андрей. — Аппендицит он удалил — неподкопаешься. Собственно, длянего вте времена это была уже рядовая операция. Теоретически любой новоиспеченный доктор может ее выполнить, ауж Вадим тем более: онистудентом невылезал изоперационной.
        —Тогда объясни, кактак вышло? — взмолилась Катя. — Почему, покакой причине все тогда пошло нетак? Какслучилось, чтоон ошибся вдиагнозе? Яведь правильно поняла? Ведь именно это привело косложнениям?
        —Ас какого такого перепуга ты вдруг этим заинтересовалась? — недоуменно посмотрел нанее Заяц. — Вадим нелюбит обэтом вспоминать. Этоже неон тебе рассказал?
        —Неон, — призналасьона. — Ятебе после объясню, носначала ты расскажи мне отой операции. Пожалуйста.
        —Ну,ладно… — неуверенно согласилсяон. — Чтоконкретно тебя интересует?
        —Ктобыл тем гинекологом, который проморгал основную причину?
        —Н-да, — нахмурился Андрей. — Знаешь ты больше, чемхотелосьбы… Была такая «звезда» гинекологии — Валерия Гаркалина.
        —Почему «звезда» ипочему «была»? — решила уточнить Катя.
        —Аона исейчас есть, — усмехнулсяон. — Только фамилия другая. Работает начмедом водной избольниц. А«звезда» — потому что дляВадима наней тогда свет клином сошелся! — добавил он всердцах ивдруг подозрительно глянул нагостью. — Онтебе оней рассказывал?
        —Нет, — снова честно призналась Катя.
        —Тогда ия ничего нескажу больше. Почемубы тебе унего нерасспросить?
        —Потому что я должна узнать правду дотого, какон прилетит изФранкфурта. Яхочу знать, каквсе было, шагзашагом. Поверь, неиз праздного любопытства. Есть причины.
        —Тогда назовиих, — категорично заявил Андрей.
        —Хорошо… Скажем так, язнаю какминимум двух… даже трех людей, причастных ктой истории, — туманно пояснилаона.
        —Аподробнее?
        Катя вздохнула. Судя повсему, больше она ничего неуслышит, если неубедит собеседника, чтодлянее это важно.
        —Язнакома сженщиной, которая тогда работала вмединституте. Профессор Ладышев когда-то закрыл ей диссертацию. Именно она приложила немало усилий, чтобы… появилась статья, вкоторой… вкоторой были искажены… вернее, натот момент неискажены… Даже незнаю, каксказать…
        —Понятно. УСергея Николаевича всегда хватало врагов. Дальше можешь необъяснять, — Андрей задумался. — Мысдедом были уверены, чтокто-то специально подсунул эту информацию СМИ. Истатья насто процентов заказная. Знатьбы, сколько той журналистке приплатили, — нахмурилсяон. — Удавилбы их собственными руками. Азаодно итого, ктоподложил эту газетенку сподчеркнутым заголовком настол профессора. Неужели ты знаешь иту журналистку?
        —Нет, — опустила глаза Катя.
        Пожалуй, рано было открываться Андрею. Даикак признаться?
        Лицо залило краской.
        —Язнаю женщину, которой погибшая девушка приходилась племянницей. Мывместе работаем.
        —Н-да… Миртесен, — многозначительно хмыкнулон. — Еслибы она призналась, чтобыл аборт, жилабы досих пор.
        —Ятоже так думаю, — согласилась Катя. — Тамведь идальше целая цепь трагических событий. Отец имать ушли вслед задочерью, невыдержали горя, — Катя, сделав надсобой неимоверное усилие, подняла взгляд. — Расскажи, почему так получилось, чтовсю вину взвалили нахирурга? КакГаркалиной удалось выйти сухой изводы?
        —Элементарно! — злоответил хозяин квартиры. — Много лет эта дамочка была любовницей одного замминистра, апотом иминистра. Даже ребенка ему родила. Онее иотмазал.
        —АВадим знал? — расширила она глаза.
        —Оминистре? Нет, конечно. Одновременно обоим мозги пудрила. Вадим ее любил, алюбовь, какты знаешь, бывает зла. Лера одной изпервых написала, чтобыла категорически против операции.
        —Аона была против?
        —Какже! — хмыкнул тот. — Ещеиассистировала! Яанестезию делал ини слова возражения отнее неуслышал. Сучкаона. Собственно, если уж искать виновника втой истории, тоначинать надо снее. Незаметить последствий криминального аборта? Смешно… Дая уверен, чтоона даже неосматривала больную, поверила байке, чтота девственница. Кстати, позже ее всем миром пытались спасти, двеповторные операции сделали. Ик хирургу, делавшему первую, претензий небыло.
        —Иникому непришло вголову проверить ее почасти гинекологии?
        —Втом-то идело! — тяжело вздохнул Андрей. — Патологоанатомы дали заключение, чтосептическая пневмония. Ну,тыже понимаешь, значит, инфекцию занесли вовремя первой операции, — пояснилон. — Сергей Николаевич усомнился, стал добиваться эксгумации, повторной экспертизы. Атут Вадима родственники больной едва неубили уподъезда, пришлось спрятать его вСИЗО, следом статья вышла. Короче, ктому времени, каксудебные медики приехали изМосквы, профессор Ладышев уже умер. Прямо врабочем кабинете скончался отинфаркта… Мойдед, тоже профессор, нобиолог, завершал дело.
        —Выходит, еслибы нетвой дед, никтобы ине узнал всей правды?
        —Возможно. Ондружил сСергеем Николаевичем много лет. ДаиВадима знал спеленок, неверил вего вину. Надо сказать, выводы комиссии наделали много шума, — усмехнулсяон. — Ладно, молодой доктор неразобрался впричинах, новедь после него столько светил приобщилось кделу. Потому-то быстренько испустили все натормозах. СВадима сняли обвинения. Только толку-то… Вмедицину он невернулся. Ивообще…
        —Чтовообще?
        —Вообще едва выжил. Пить начал по-черному. Мытогда сСашей отнего нина шаг неотходили, боялись, какбы чего ссобой неутворил. Однажды срельсов снимать пришлось. Ох,инабили мы ему тогда морду! Елевчувство привели… Переживал он сильно, винил себя иза смерть больной, иза отца. Уних тогда были сложные отношения. Вадим даже фамилию матери взял, чтобы его спрофессором Ладышевым неассоциировали. Самвсего хотел добиться, доказать. Впервую очередь отцу. Аоно вон какобернулось… Когда все более-менее улеглось, мыпытались разыскать ту журналистку.
        —Длячего? — испуганно отреагировала Катя.
        —Вглаза посмотреть. Надавить, чтобы опровержение написала. Давот только опоздали: приехали поадресу редакции насъемную квартиру — тамуже никого. Газету закрыли. Вернее, газетенку. Даже спросить было неу кого, ктотакая. Такиосталось имя профессора Ладышева опороченным. Аведь небудет ей вжизни счастья, какни крути. Рано илипоздно каждый ответит засвои грехи.
        —Авдруг та журналистка незнала всей правды иее просто использовали? — тихо спросила Катя.
        —Аразве незнание освобождает отответственности? Разве Вадима спасло то, чтоон слепо доверял Гаркалиной? Ничего, сколько веревочке нивиться… Если вообще существовала журналистка сфамилией Евсеева. Скорее всего, псевдоним.
        Катю бросило вжар. Напряжение дня моментально снова достигло пиковой точки и, захватив сознание, приготовилось перевалить через нее, покатиться кубарем вниз. Перед глазами вдруг все поплыло.
        —Воды, — прошептала она побелевшими губами.
        —Э-э-э!!! Тычего?
        Подскочив, Андрей быстро подхватил наруки теряющую сознание гостью, подсунул подголову подушку иуложил надиван. Спустя минуту ее губ коснулась чашка сводой, внос ударил уже ставший привычным резкий запах нашатыря.
        —Чтостобой? — обеспокоенно спросилон, обхватив ладонью запястье. — Что-то болит?

«Душа», — простонала просебя Катя.
        —Ничего неболит… Перенервничала задень…
        —Сердце, каку кролика, стучит, — послушав пульс, прокомментировал Андрей. — Подожди, сейчас давление измерю. Что-то ты мне ненравишься, — пробурчалон, направляясь вприхожую, откуда вернулся снебольшой сумочкой.
        Обернув манжеткой плечо, онприставил круке стетоскоп ипринялся следить застрелкой. Катя наблюдала заним отрешенно, словно сквозь мутное стекло. Вголове крутились обрывки воспоминаний многолетней давности: квартира науглу Комсомольской иКарла Маркса, редакция газеты «Городские ведомости», заплаканная Мария Ивановна, встреча сженщиной, убеждавшей, чтопора положить конец беспределу вмедицине. Иона, совсем юная, амбициозно считающая себя вполне сложившимся журналистом. Номер газеты состатьей заее подписью…

«Чтоже там было дословно? Надо обязательно найти иперечитать…»
        —Повышенное давление, — констатировал Заяц, снимая манжетку. — Нетак, чтобы сильно, нохорошобы что-нибудь принять. Утебя оно часто скачет?
        —Незнаю, яникогда заним неследила.
        —Нуизря. Сердечно-сосудистые заболевания — биччеловечества, — поучительно заметилон. — Аучитывая наследственность…
        —Андрей, мненадо идти, — перебила его Катя, приподнявшись сподушки.
        —Ещечего, лежи! — онбуквально пригвоздил ее пятерней кдивану. — Позвоню-ка я Вадиму, спрошу, чтостобой делать, — потянулся он замобильником.
        —Тысума сошел? Унего ибез того проблем выше крыши! — остановила онаего. — Подумаешь, голова закружилась! Невыспалась, перенервничала. Отпусти, — придав лицу бодрый вид, убрала она его руку. — Яспешу. Мнееще вЖдановичи ик Нине Георгиевне. Обещала вечером вгости заглянуть, — приняв вертикальное положение, онаприслушалась ксебе: вроде какполегчало. — Напирог свишней.
        —Везетже некоторым, — вздохнул Заяц. — Пирог свишней уНины Георгиевны отменный… Тыправда впорядке? — уточнилон, обеспокоенно всматриваясь вее лицо.
        —Впорядке, — покинула диван Катя. — Извини. Честное слово, нехотела я падать вобморок, — направляясь вприхожую, через силу улыбнуласьона.
        —Дауж понятно, чтонехотела, — согласилсяон. — Только признайся, зачем тебе понадобилась эта история?
        —Потому что история никогда незаканчивается, онавсегда имеет продолжение. Хотим мы того илинет, — надевая шубу, услужливо поданную хозяином, туманно изрекла Катя.
        —Кать, тыточно больна. Зряя тебя отпускаю, — открыв дверь, засомневалсяон.
        —Всехорошо, Андрей, — обернуласьона. — Вдруг непридется больше… Вобщем, ярада заВадима: тынастоящий друг, — игрустно улыбнулась напоследок.
        Заперев замки, хозяин вошел взакрытую отглаз нежданной гостьи комнату, присел накровать, зевнул, сбросил тапки ипринял горизонтальное положение.

«Странные существа — женщины, — подумалон, натягивая насебя одеяло. — Прилетела, разбудила, взбудоражила, потеряла сознание иулетела. Попробуй поймиих… Икакого хрена я ей все рассказал? Ктоменя заязык тянул?» — чувствуя растущее недовольство собой, тяжело вздохнул Заяц.

7
        Катя вышла изподъезда, села вмашину, завела двигатель, включила фары, нотак ине тронулась сместа. Голова непросто гудела — онараскалывалась начасти, разламывалась, разваливалась, держалась лишь нахаотично переплетенных мыслях.
        Нестерпимо захотелось спать. Отключиться, забыться, вычеркнуть изпамяти этот ужасный день, будто его ине было! Новедь он есть иеще незакончился. Нина Георгиевна ждет… Воттолько какпосмотреть ей вглаза? Ведь это из-за нее, Кати, умер ее супруг. АВадим? Чтобудет сним, когда узнает правду? Пригрели нагруди змеюку-убийцу. А«убийца» еще ивлюбилась втого, кого едва непогубила. Какой, кчерту, пирог? Кусок вгорло неполезет.

«Господи, зачто???» — взмолиласьона, обессиленно упав лицом наруль.
        Глаза наводнили слезы. Первая, самая крупная итяжелая капля, неудержавшись, шлепнулась наруку, оставляя щекочущий след, медленно потекла поладони.

«Слезами горю непоможешь. Надо ехать», — послало слабый импульс сознание.
        Подняв голову, затуманенным взглядом, который категорически отказывался фокусироваться, Катя посмотрела вперед, сдвинула ручку коробки передач, ночерез секунду вернула ее наместо.

«Немогу, — откинулась она кспинке сиденья изакрыла глаза, изкоторых продолжали течь слезы. — Зачто мне все это? Чтозаиспытания такие? Только удалось покрупицам собрать развалившийся мир, только удалось его склеить, наполнить новыми красками, какон снова рушится… Какже мне жить безВадима? Ятак кнему прикипела, привыкла кего заботе, ласкам, нежности. Длячего нам суждено было встретиться, если кому-то там, наверху, давно известно, чтомы никогда небудем вместе? Оннезабудет, несможет простить. Даже если попытается, между нами всегда будет стоять смерть его отца. Ясама никогда несмогу обэтом забыть. Какже так? Всюжизнь меня учили быть полезной людям, нести свет, добро. Ия старалась быть прилежной ученицей. Даже прозвище заработала — «Ум,честь исовесть». Ивот, стоило копнуть поглубже, оказалось, чточесть исовесть давно потерялись, когда была еще желторотой студенткой. Иничего исправить нельзя… Уснутьбы ине проснуться», — отрешенно подумала Катя, размежив мокрые ресницы.
        Слез больше небыло: толи иссякли, толи наних уже неосталось сил.
        Всвете ярких огней поПартизанскому проспекту двигался плотный поток машин. Нанебольшой парковке перед домом, гдеона сидела вмашине, свободных мест небыло, иодин изводителей, по-видимому, дожидался, когда она уедет. Сработающим двигателем просто так долго нестоят.

«Что-то телефон давно молчит, — прозвучал всознании сигнал беспокойства. — Тишина перед бурей… Отключитьбы его изабросить куда подальше. Нонельзя: папа, Вадим, Нина Георгиевна будут волноваться. Придется идти доконца. Надо взять себя вруки, иначе можно сойти сума. Сейчас сама позвоню иузнаю, какотец».
        —Да,девочка моя, — почти шепотом ответила Арина Ивановна. — Отец спит. Надеюсь, всебудет хорошо. Тыеще небыла вЖдановичах?
        —Нет, нособираюсь. Ачто?
        —Ябы стобой поехала… Отец нехочет, чтобы я оставалась, даи, честно говоря, мояпомощь ему пока нетребуется.
        —Да,конечно, — сходу согласилась Катя. Насколько она знала, Александр Ильич всегда старался подвезти Арину Ивановну сработы домой. Вкрайнем случае встречал наостановке автобуса илиэлектрички. — Нотолько илипрямо сейчас, иличаса через два. Мневлюбом случае надо квам заглянуть, поискать кое-что вархиве.
        —Каком архиве?
        —Подкрышей, начердаке. Таммои старые тетради, публикации.
        —А-а-а… Тогда давай прямо сейчас.
        —Хорошо, еду, — Катя взглянула начасы, сдвинула передачу ипокинула наконец-то двор.
        Если честно, онабыла даже рада тому, чтокто-то подвиг ее хоть накакое-то действие. Сама она нескоро нашлабы наэто силы.
        Наосвободившемся месте мигом припарковалась дожидавшаяся машина.
        Подороге вЖдановичи Катя впервые услышала историю болезни отца. Каквыяснилось, многое он скрывал нетолько отнее иматери, нои отвоенных медиков. Ив училище поступил сдиагнозом, который легко мог поставить крест даже напрохождении срочной службы.
        Правдами инеправдами он стал военным иникогда нежаловался наздоровье. Дослужился дополковника, честь почести вышел вотставку. Носердце всеже дало осебе знать. Одномоментно ирезко, кактолько заболел тяжелейшей пневмонией. Фактически после этого он уже немог обходиться безлекарств.
        Всеэто дочь слушала молча. Ачто еще оставалось? Только корить себя, чтобыла невнимательна котцу, заставляла его нервничать. Взять хотябы встречу Нового года… Ведь наверняка можно было объясниться как-то иначе. Хотя что уж тут теперь…
        Мысли оботце накакое-то время отодвинули надругой план еще одну горестную тему. Ностоило Арине Ивановне отвлечься нателефонный звонок, каксовесть, воспользовавшись паузой, продолжила мучить свою жертву.
        Ладышевы… Кактеперь быть, чтоделать, онарешительно незнала. Нерассказать обовсем — нельзя, рассказать — силнет. Какобъяснить, почему она написала ту статью? Онатеперь исама плохо помнит то время: юность, прямолинейность, амбиции. Атут рядом оказался человек, укоторого большое горе. Кактут несопереживать? Икак отнестись ктому, чтодевушка умерла после удаления обыкновенного аппендицита? Этовнаш-то, далеко некаменный век! Всевокруг, какводится, винили врачей: недосмотрели, «зарезали», возможно, были пьяны ит.д. Короче, стандартный обывательский подход. Даеще женщина отмедицины, убеждавшая, чтопрофессор Ладышев всеми силами старается отмазать сына. Кактут невозмутиться? Какне раскрыть глаза людям?
        Ивсеже, следуя правилам, которым учили нажурфаке, онапопыталась связаться сучастниками событий. Нооперировавшего доктора разыскать неудалось: наработе отвечали, чтоего нет икогда будет — неизвестно. Отом, чтоон уже вСИЗО, ейникто несказал. Тогда она решила обратиться кпрофессору Ладышеву. Секретарша иликто-то там другой ответила, чтопрофессор никаких комментариев недает. Кдомашнему телефону также никто неподошел. Авремя поджимало, торопил состатьей главный редактор, знавший, закакую тему она взялась.
        Итогда она отдала ее впечать. Ибыла горда тем, чтостатья получилась резонансная. Помнится, даже письмо пришло избольницы. Спасибо, мол, чтонепрошли мимо, извините, виновники будут наказаны совсей строгостью. Поэтому совесть долгое время ине тревожила. Иеслибы спустя годы судьба неуготовила ей встречу стем самым доктором, прямой вины которого всмерти девушки, каквыяснилось, небыло, тоотой ранней своей публикации она ине вспомнилабы.
        Нопочему все-таки она непродолжила следить заисторией? Ведь это одно изглавных правил журналистики: если уж поднял серьезную тему, должен идти доконца, дологического финала. Итогда одно издвух: илиторжество правды исправедливости, илиизвинения иопровержение. Последнее, правда, случается редко: нелюбит журналистская братия открыто признавать свои ошибки. Ноона неиз их числа. Онавсегда кропотливо изучала любую тему, закоторую бралась.
        Чтоже тогда ей помешало? То,что начались каникулы ипо их окончании газету закрыли? То,что познакомилась сВиталиком, влюбилась — флюиды счастья вытеснили все мысли итема так иосталась незавершенной? Аведь все могло сложиться иначе. Ине настиглабы ее эта история спустя много лет. Вотоно, возмездие. Иничего нескажешь воправдание.

«Меня-то теперь есть зачто наказывать, авот вчем вина Ладышевых? — резануло какпо живому. — Этонесправедливо!» — наглаза навернулись слезы.
        —…Нерасстраивайся, девочка моя, — Арина Ивановна мягко коснулась руки, по-своему поняв ее состояние. — Отец обязательно поправится. Будем надеяться иверить.
        —Да,конечно, — кивнула Катя. — Каквсеже хорошо, чтовы — доктор. Чтобы я безвас делала? Только скажите, чемя могу помочь?
        —Пока ничем, — устало улыбнулась женщина. — Все, чтомогу, сделаю сама. Намкак-то все неудавалось поговорить стобой подушам, — чуть смущенно продолжила она после паузы. — Яхочу сказать, чтопонимаю, почему ты никак неможешь меня принять…
        —Арина Ивановна, вынеправы, янето что немогу вас принять… Я… Какбы вам это объяснить… — замялась Катя.
        —Втебе жива память оматери, — опустив голову, подсказала Арина Ивановна. — Только поверь, янисколько непытаюсь занять ее место втвоем сердце: мама — онавжизни единственная. Нотак получилось, чтотвой отец остался один. Оночень любил твою маму, язнаю… Когда я его встретила, несразу поверила своим чувствам. Запрещала себе воспринимать его какмужчину. Всенажалость кбольному списывала. Ноон был так одинок, такотэтого страдал… Тыпрости меня…
        —Зачто, Арина Ивановна? Мневас неза что прощать. Этовы меня простите. Язнаю, чтовы его любите. Яэто сразу поняла. Ине только память оматери мешала мне сделать шаг навстречу. Умом понимала, чтоему нужна женщина, таклегче. Но… Какбы вам объяснить, — снова замялась она впоиске нужных слов. — Возможно, ревность мешала, — озвучила она неожиданно пришедшую мысль. — Понимаете, яосталась унего одна — значит, любить он должен только меня, атут вдругвы…
        —Новедь он нестал тебя меньше любить…
        —Конечно! Обыкновенный дочерний эгоизм получается. Пусть несразу, ноя это поняла. Просто здорово, чтовы унего есть! — вискреннем порыве Катя мягко коснулась ее ладони. — Емуочень повезло. Имне. Знать, чтоединственный родной насвете человек согрет любовью, — этовеликое счастье. Спасибовам.
        —Зачто? Яитебя люблю, потому что втебе живет его частица, — Арина Ивановна вздохнула. — Неусну одна, безСаши… Неуверена, смогули прожить безнего хотябы день. Дачто там день… Ичаса несмогу выдержать, если неузнаю, чтоунего все впорядке. Знаешь, я, наверное, снова вбольницу поеду. Хозяйство проверю, возьму кое-какие вещи — иобратно. Попрошу соседку завтра утром Дайну покормить. Переночую усебя вординаторской. Завтра суббота, проснусь, посижу унего ипоеду домой.
        —Арина Ивановна, хотите, явас подвезу? — предложила Катя.
        —Ойнет, чтоты, нестоит! — отмахнулась та. — Ты,наверное, ибез того торопишься. Назад вбольницу я уж как-нибудь автобусом илиэлектричкой.
        —Зачем автобусом? Явсе равно увас задержусь накакое-то время. Пока буду разбирать свои архивы, высоберетесь, ия вас отвезу. Поверьте, мнеэто совсем нетрудно. Темболее, чтомы свами беспокоимся оздоровье одного итогоже дорогого нам человека.
        —Ну,если нетрудно… Тогда я быстренько, — улыбнулась Арина Ивановна.
        Увы, то, чтоискала, вЖдановичах Катя ненашла. Подкрышей вдоме отца хранилось много чего — студенческие конспекты, школьные дневники, даже прописи! Пакет сдиктофонными иаудиокассетами, толстая папка спохвальными листами, дипломами, благодарностями. Нопапки «Городские ведомости» неоказалось. Игдеона, неизвестно: исчезла, затерялась задавностью лет.
        Попрощавшись сАриной Ивановной уприемного покоя больницы, Катя вырулила наполупустую вэтот час улицу ипочувствовала, чтоедет наавтопилоте: руки иноги производили какие-то машинальные действия, голова, перегруженная задень информацией, отказывалась нето что думать, даже что-либо воспринимать. Какзависший компьютер.
        Остановившись накрасный свет светофора, онабросила взгляд наприборную доску: почти десять. Бесконечно длинный день, ксчастью, подходил кконцу. ДоЧкалова нетак далеко, через двадцать минут можно оказаться вкровати. Нона сегодня оставалось еще одно дело.

«Нина Георгиевна… Позвонить, попробовать отказаться? ИВадим молчит. Занят, наверное… Аведь будет лучше, если он завтра неприлетит, — стоской призналаона. — Сразу поймет: что-то нетак… Акак рассказать? Ничего теперь незнаю ине понимаю…»
        НоНина Георгиевна ислушать незахотела Катины отговорки. Категорично заявила, чтобудет ждать, даже если та явится заполночь, аиначе обидится. Кстати, переночевать тоже предложила унее.
        Ничего иного неоставалось, какехать наПулихова.
        Вадим вернулся вгостиницу около семи вечера, предупредил девушку вreception, чтозавтра рано утром выезжает, расплатился, попросил разбудить вполовине шестого изаказал такси ваэропорт. Вномере он первым делом установил контрольный будильник вмобильнике, быстро собрал вещи, принял душ иулегся вкровать. Оставалось позвонить Кате. Но,глянув начасы, решил, чтопока еще рано. Наверняка вэто время гостит умамы.

«Пусть наговорятся», — улыбнулсяон.
        То,что между женщинами сложились теплые, доверительные отношения, Вадима очень радовало. Онхорошо помнил реакцию родителей напоявление Леры. Полное отторжение. Иэто была непросто ревность кизбраннице единственного сына. Каксердцем чувствовали, чтоона ему чужая. Радушиеже иблагорасположение матери кКате неоставляли сомнений: наэтот раз сын неошибся инаконец-то нашел свою половинку.
        Нучтож, онине собирался это оспаривать. Разве можно спорить ссобственным счастьем?
        Повалявшись еще немного вкровати, онподнялся иподошел кокну.
        Свысоты последнего этажа освещенный огнями, чуть затуманенный город был какна ладони. Магистрали, покоторым спешили автомобили, развязки, окна небоскребов… Панорама возвышавшегося неподалеку делового центра вэтот час нисколько непортила общий вид, даже наоборот, придавала загадочности.
        Хаотично разбросанные, различавшиеся лишь поархитектурному исполнению высотки днем изовсех сил словно старались подчеркнуть свою важность, значимость, сражались вборьбе запальму первенства, заиндивидуальность, непревзойденность. Витоге, особенно поутрам, влучах восходящего солнца, всеэто резало глаз, выглядело странным, разрозненным, апорой нелепым. Ночьюже, будто устав отборьбы, дома теряли очертания исливались, наконец, внечто более-менее гармоничное. Если удавалось абстрагироваться отцветных логотипов накрышах, тояркие точки-тире светящихся окон наэтажах воспринимались какнекая закодированная информация, которую приопределенной доле фантазии можно было расшифровать. Избавившиеся отдневных пробок магистрали вполне походили надополнительные потоки информации. Этакие связующие нити.
        Разгадывание такого визуального ребуса, какни странно, успокаивало, засыпалось после него легко ибыстро. Именно потому Ладышев любил иэтот отель, иэтот этаж. Именно потому длянего был так важен вид изокна, когда он покупал квартиру вМинске.
        Когда-то давно, всамый первый приезд воФранкфурт, егопривез сюда Флемакс ипоселил вэтот номер. Онже иоткрыл тайны ночных небоскребов, объяснив, почему после смерти сына поселился напоследнем этаже высотки вцентре города: из-за возможности выходить перед сном наоткрытую террасу, всматриваться всветящиеся точки-тире окон, пересечения магистральных артерий, устремляющихся вбесконечность… Дорези вглазах, дотех пор, пока они неувлажнятся…

«Нестоит бояться случайно выступившей слезы, — сказал тогда Мартин. — Слезы успокаивают иочищают душу».
        Услышав это впервые, Вадим, периодически коривший себя заизлишнюю, какему казалось, сентиментальность, лишь усмехнулся. Суть сказанного дошла донего много позже, когда тотже Флемакс впервые сыграл сним непо правилам дружбы, апо жестким правилам бизнеса…
        Однако сегодня вид изокна его неуспокаивал, незавораживал, неказался гармоничным. Слишком много пережил он впоследние часы, дни, месяцы, слишком многое тревожило, непозволяло расслабиться. Нина секунду. Где-то внутри поселилось жгучее чувство близкой опасности, ожидания чего-то куда более страшного имучительного, чемсмерть Мартина. Мало того, егонепокидало ощущение, чтовсе уже случилось, ноон пока незнает обэтом. Какне знает, скакой именно стороны ждать удара. Неведение иожидание беды скаждой минутой тяготили иугнетали все сильнее.

«Чтоже меня так мучит? Надо сконцентрироваться ипопытаться проанализировать ситуацию. Итак… Хильда? Здесь отменя ничего независит, ябессилен. Все, чтомогу, — этонаходиться рядом илинеподалеку. Прийти напомощь, если потребуется. Окончательно примирить ее среальностью сможет только время. Ноона сильная женщина, справится. Чтоеще? История спокупкой автомойки? Да,сегодня она здорово выбила меня изколеи. Незря сказано: благими намерениями выстлана дорога вад… Ноздесь, ксчастью, всепоправимо. Можно даже вчем-то себя оправдать. Если Александру Ильичу давно требовалось лечение, торано илипоздно этот вопрос всталбы остро. Атак — всеподконтролем. Подлечат, обследуют — решим, чтоделать дальше. Если возникнут сложности, решу вопрос здесь», — хладнокровно пытался размышлять Вадим.
        Казалось, анализ тревоживших его мыслей принес душе некое успокоение. Даже просветление. Заокном также кое-что изменилось: туман рассеялся, картинка стала более четкой, огни более яркими. Словно кто-то навел резкость.

«Чтодальше? — вернулся он ксвоим размышлениям. — Маме звонил, всевпорядке. Кате перед сном еще раз позвоню: нервничает, напряжена… Оноипонятно. Напрасно, конечно, янеподелился сней своими планами. Ночего уж тут… Онапоймет. Должна понять. Чтоеще? Сработой все нормально. Красильников молодец, быстро учится, явнем неошибся. Хорошобы побыстрее разрешить ситуацию сБалай… Работать я сней небуду определенно. Иеслибы неинициатива сее стороны, никогдабы непошел насближение. Скользкий она человек. Вэтом деле интуиция меня никогда неподводила. Ради своих интересов готова использовать собственную дочь… Хотя, возможно, вэтом иесть материнский инстинкт — найти достойного жениха. Новедь семейного счастья безлюбви небывает, иставка наголый расчет ничем хорошим незаканчивается… Однако неприятно. Безменя меня едва неженили, — усмехнулсяон. — Итак, дваосновных вопроса повозвращении: Катин отец иЛюдмила Степановна. Иконечноже сама Катя. Онадляменя самое главное, самое важное, — Вадим непроизвольно улыбнулся. — Каки я длянее, если судить поее стихам… Всеостальное — нервы. Эмоциональный перенапряг. Надо расслабиться.
Выпить, чтоли?» — отвел он наконец взгляд отокна.
        Вчемодане лежали две бутылки виски, иодну вполне можно было откупорить. Открутив пробку, онплеснул немного буроватой жидкости встакан, слегка ее всколыхнул, насладился ароматом илишь после этого пригубил. Этому его тоже научил Флемакс.

«Здесь, каки влюбви, ценна прелюдия. Онанетолько растягивает удовольствие, нои позволяет острее его прочувствовать», — шутливо пояснялон.

«Какже много мне успел дать Мартин задесять лет, — вздохнул Вадим. — Практически ему удалось создать изменя совершенно другого человека. Спасибо тебе, друг. Тыдействительно относился комне какк собственному сыну».
        Присев накресло, онвключил телевизор, нашел информационный канал, прослушал новостной блок. Новости непорадовали. Судя повсему, мировой финансовый кризис несобирался сдаваться.
        Пощелкав пультом, Вадим наткнулся нарусскоязычный канал, покоторому шел старый советский фильм.

«Тритополя наПлющихе», — идентифицировал он попервым кадрам. — Мама его любит, отцу он тоже нравился. Авот я толком ниразу так ине посмотрел, — подумал он ссожалением. — Надо поинтересоваться, чтоеще ему нравилось. Записать ипосмотреть. Ведь, побольшому счету, если разобраться, отца я почти незнал, хоть столько лет вместе прожили. Все, чтопочерпнул, — иззаписей вдневниках, аони никогда неизобиловали подробностями. Жаль, чтомы так ине поговорили подушам. Иникогда уже непоговорим, — вздохнул Вадим. — Кпримеру, очем он думал, когда делал маме предложение? Ведь понимал, чтоэтот брак воспримут неоднозначно нетолько мамины родители. Потерял жену впоследние дни войны, столько лет хранил ей верность — ивдруг любовь кюной девушке? Полное безумие вглазах окружающих.
        Ичто застрасть улюдей навешивать налюбовь разные ярлыки? Безумная, необыкновенная, первая, настоящая… Ведь это все пустое. Правильно Катя сказала: главное — есть она илинет, жива илимертва. Любовь всегда делает нас лучше — добрее, нежнее, красивее. И,сами того незамечая, мыстремимся ей соответствовать.
        Какая замечательная песня — «Нежность»… Пусть я невидел уродителей проявлений нежности напоказ, ноона была. Достаточно вспомнить, какони держали друг друга заруки. Будь то застолом илиу отца вкабинете, когда он давал ей прочитать что-то изнаписанного, проверить ошибки. Мама читала, ондержал ее заруку илюбовалсяею… Какмногого я тогда незамечал, непонимал влюбви… Любовь иесть миг бесконечности. Иих любовь жива, пока жива мама, пока естья… потому что… унас сКатей тоже будут дети! Надо ей позвонить», — улыбнулсяон, взял состола мобильник и, взглянув напустой стакан, решил плеснуть себе еще немного виски.

«Почему она так нервничала впоследнем разговоре? — вдруг понялон, чтоего тревожило. — Неужели из-за отца. Надо набрать Андрюху, убедиться, чтосним все впорядке».
        Назвонок долго неотвечали. Наконец что-то щелкнуло.
        —Вычто, сговорились сегодня? Стораз задень трепались, — недовольно пробурчал втрубку друг, датак близко, словно находился всоседней комнате. Вадима всегда удивляло, почему слышимость затридевять земель гораздо лучше, чемвродной стране.
        —Ну,во-первых, несто, атолько четыре, — быстро сосчитал вуме Ладышев. — Во-вторых, чтозначит сговорились? Скем?
        —СКатей, скемеще! Стоит только уснуть, вытут кактут!
        —Тоесть?
        —Ато иесть! Япочти двое суток назамене оттрубил, спать хочу. Забыл, небось, какпосле такого сног валишься?
        —Незабыл. Только причем здесь Катя?
        —Даприезжалаона, — нехотя объяснил Андрей. — Уехала — явсе заснуть немог. Только задремал — тытрезвонишь.
        —Азачем приезжала?
        —Дактоих, женщин, поймет. Вопросы какие-то странные задавала. Изпрошлого.
        —Аточнее?
        —Ейвдруг стало интересно, почему ты ушел измедицины.
        —Ичто ты ответил?
        —Ато иответил: пусть сама утебя спросит, — недовольно шмыгнул носом Заяц.
        —Тоесть? Нетемни.
        —Дато иесть!
        —Что — то? Объясни толком!
        —Разбудила звонком, приехала, вседопытывалась, чтоикак там тогда было, почему… Вобщем, яей спросонья даже проЛеру рассказал.
        —Зачем?
        —Дапочем я знаю!.. Извини. Самнепойму, ктоменя заязык дернул. Тыей ничего нерассказывал?
        —Практически ничего.
        —Странно. Мнепоказалось, чтоона слишком много знает. Непонятно.
        —Чтонепонятно? Давай говори, нетяни резину.
        —Ачто тут тянуть? Приехала, задала кучу вопросов. Еслибы уменя несоздалось впечатления, чтоона много знает, ябы ей вообще ничего несказал, — попытался оправдаться Андрей.
        —Дая тебя нив чем невиню, — успокоил Вадим изадумался.
        То,что Катю интересовало его прошлое, содной стороны, неудивительно. Онисам поначалу стремился узнать оней какможно больше. Сдругой — всебыло более чем странно. Казалось, длянее насегодняшний день ничего недолжно быть важнее состояния отца.
        —Атеперь давай попорядку, — потребовалон. — Чемона объяснила такой интерес?
        —Сказала, чтознает двух, даже трех человек, причастных ктой истории.
        —Аконкретно? Ктотакие? Онаназывала фамилии?
        —Нет. Сказала только, чтоодна изженщин заказала статью, ас другой, которой та девушка приходилась племянницей, онавместе работает, — поднапрягся Заяц. — Нофамилии неназывала… Точно неназывала.
        —Аеще? Ктотретий? Илитретья?
        —Больше ничего неговорила. Только спрашивала.
        —Очем?
        —Огинекологе, который дежурил вту ночь.
        —Ажурналистка? Онаис ней знакома?
        —Ятак ине понял. Яей даже фамилию назвал — никак неотреагировала.
        —Тыее запомнил? Удивил! — усмехнулся Вадим. — Длячего?
        —Давсе вглаза хотел посмотреть, — вздохнул Андрей. — Ядаже подумал утром, чтофамилия, которую ты мне диктовал, тоже Евсеев. Тоесть, иКатя вдевичестве была Евсеева… — добавил он ивдруг замолчал. — Нет, этого неможет быть, — неповерил он своимже умозаключениям. — Точно неможет. Онанемогла, онанетакая. Этовсе моя дурь отнедосыпания. ДаиКатя была приболевшая какая-то. Хлопнулась тут уменя вобморок. Нобыстро очнулась, неволнуйся. Переутомилась, видно. Илипереволновалась. Аты чего все-таки трезвонишь-то? — попытался он сменить тему.
        —Ну,адальше? — неповелся науловку Вадим.
        —Адальше собралась иуехала. Полчаса побыла, небольше. Если хочешь узнать насчет ее отца, тотам все впорядке. Часназад справлялся, сразу после ее отъезда.

«Аведь верно, Евсеева…» — промелькнуло вголове Вадима.
        —…Ладно, извини, чторазбудил. Прилечу — позвоню, — едва смог произнестион.
        —О’кей. Жду.
        —Все, будь.
        Вадим отключил телефон, машинально пригубил виски.

«Екатерина Проскурина дозамужества была Екатериной Евсеевой. Какэто я раньше несвязал? Получается… Чушь! — отверг Вадим логичную догадку. — Заяц прав: обыкновенное совпадение имени ифамилии… Осенью Поляченко отдавал мне досье нанее. Гдеже оно? — напряг он память. — Дома вкабинете. Где-то встоле. Стоп! Былеще электронный вариант!»
        Отставив стакан свиски, онбыстро распаковал дорожный кейс, вытащил ноутбук, включил и, дожидаясь загрузки, сделал еще глоток.

«Надо позвонить маме, попросить найти газету. Вдруг мы сАндреем ошиблись, неточно запомнили фамилию», — ухватился он заспасительную мысль.
        —Мама, привет, — быстро набрал он номер. — Какты?
        —Всехорошо, сынок. Вот, Катю вгости жду, пирог свишней испекла. Итебе назавтра останется, — воодушевленно заговорила мать.
        —Тоесть, ееутебя еще нет?
        —Пока нет. Ноуже едет. Задержалась наработе, воттолько что позвонила. Ачто? Ревнуешь? — шутливо поинтересоваласьона.
        —Этодаже хорошо, чтоее нет, — никак неотреагировал Вадим. — Мама, помнишь ту газету… Ну,вкоторой была статья проотца. Та,последняя… Тыможешь мне ее найти икое-что зачитать?
        —Ой,Вадим! Дазачем тебе это сейчас?
        —Надо, мама. Срочно, — стоял он насвоем. — Онавзеленой папке, настоле вмоей комнате. Та,вкоторой…
        —Дапомнюя, — вздохнула женщина. — Там, гдекопии бумаг поэкспертизе. Нухорошо, — нехотя согласиласьона.
        Втрубке послышались шаги, скрип двери, шуршание.
        —Нашла.
        —Мама, прочти мне имя ифамилию автора, — попросил он изамер.
        —Екатерина Евсеева… Ачто такое, сынок? Чтослучилось? — забеспокоилась мать.
        —Ничего. Этоя так… Просто… — потухшим голосом попытался он ее успокоить. — Завтра прилечу. Все, пока.
        Положив телефон, Вадим подтянул ксебе ноутбук.

«Нет, этого неможет быть… Бывают еще ине такие совпадения», — по-прежнему протестовало сознание.
        Нужный файл быстро отыскался вархиве. Ладышев терпеть немог беспорядка нетолько ввещах, нои вделах.

«Проскурина Екатерина Александровна, вдевичестве Евсеева, родилась… вгороде Темиртау всемье военного… Училась… окончила… Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса вгазете «Городские ведомости»…

«Нет! Все-таки это ошибка!» — впервые секунды неповерил он собственным глазам.

«…вдевичестве Евсеева… вгазете «Городские ведомости», — перечиталон.
        Кровь прилила квискам, вголове зашумело. Оттолкнув ноутбук, онрезко встал исделал несколько нервных движений: метнулся кокну, вернулся кбутылке свиски, наполнил стакан, снова метнулся кокну… Наконец, будто споткнувшись, затормозил, опустился вкресло изаглянул вмонитор.

«…Окончила сотличием журфак БГУ… была принята наработу вредакцию «ВСЗ»…вышла замуж заПроскурина Виталия Львовича… продолжает трудиться понастоящее время… вкругу коллег пользуется уважением…» — перечитал он доконца, подошел кокну и, сложив руки нагруди, тупо внего уставился. — Вотпочему мы несмогли ее найти… «Городские ведомости» осенью закрыли, азатем она вышла замуж, сменила фамилию. Почему я сразу непрочел досье Поляченко? Ничегобы небыло…» — неожиданно простоналон.
        Воспоминания моментально заполонили сознание. Вотего выпускают изизолятора, накрыльце адвокат, пряча глаза, сообщает, чтонеделю назад умер отец…

…Шок… Какже так? Этонеправда! Онсним непопрощался, неуспел извиниться, неуслышал главных слов, непроизнес их сам!
        Подъезжает Заяц, назаднем сиденье — заплаканная мама. Этопоее просьбе ничего несказали сыну. Сегодня девять дней. Онинаправляются наМосковское кладбище. Могила ввенках. Моросит мелкий дождь, дождинки смешиваются сбегущими пощекам слезами…
        Лишь разбирая архивы отца, Вадим нашел его дневники ипонял, кактот его любил, каким гордился, какв него верил. Скаждой прочитанной ипропущенной через себя строкой боль все сильнее пронзала сердце.
        Скупые слова, написанные размашистым отцовским почерком, говорили омногом. Впервую очередь отом, очем сам он молчал. Сложно сказать, чтоему мешало произнести все это вслух: характер, воспитание илиже опасение, чтопохвалой илиодобрением помешает сыну вего стремлении всего достичь самому.
        Ужвчем-чем, ав этом профессор Ладышев точно ошибался. Вадим неиз тех, кому голову кружит любой мало-мальский успех. Скорее, наоборот, емулишь требовалось знать, чтоон все делает правильно. Ив этом отец могбы ему помочь. Увы, онненашел верных слов даже вмомент, когда отВадима все отвернулись.
        Инцидент сосмертью пациентки после оперативного вмешательства требовал специального разбирательства иособых мер. Этопонятно, такчто сосновными действиями администрации больницы отец был согласен. Новот сдругими — категорически нет. Каки сколлегами сына. Практическивсе, втом числе научный руководитель, какодин, вынесли ему вердикт — обвинили вовсех грехах его одного. Каквыяснилось позже, поддавлением все тойже администрации, накоторую, всвою очередь, надавил Минздрав.
        Ноесли вина недоказана, какможно травить человека ипревращать визгоя? Нельзя идти против собственной совести, боясь, чтонатебя ляжет тень подозрения, чтобы позже непрятать глаза! Этопервое. Ивторое: случай требовал тщательного изучения. Наподобных ошибках надо учиться, ане заниматься пустыми отписками: примите наши извинения, виновные наказаны.
        Изучив домелочей историю болезни девушки, ходведения какосновной, такиповторных операций, скупые строки отчета патологоанатомов, Сергей Николаевич пришел квыводу: основной источник инфекции так ине был выявлен. Итогда он встал назащиту непросто сына, аколлеги. Причину надо искать нев действиях хирурга — упустили что-то другое. Вероятнее всего, гинекологию. Нодоказать это могла только эксгумация иповторная экспертиза, сделанная высококлассными специалистами. Желательно независимыми экспертами судебной медицины, желательно — изМосквы.
        НоСоветского Союза уже несуществовало, прежние правовые ислужебные контакты были разорваны. Итогда Сергею Николаевичу пришлось поступиться собственными принципами ивоспользоваться своим положением идружескими связями вРоссии.
        Однако напереписку между ведомствами разных теперь стран требовалось время. Итогда он согласился садвокатом, чтолучше спрятать сына вследственный изолятор — подальше отразъяренных родственников погибшей. Онпрекрасно понимал, какэто будет истолковано исамим Вадимом, иколлегами, инедругами, которых внаучном мире немало. Первым это могло быть воспринято какпредательство, вторыми итретьими — какнеопровержимое доказательство вины.
        Больше записей небыло… Ониобрывались днем, когда Вадима упрятали вСИЗО. Какие мысли преследовали отца, какболела его душа, можно было только догадываться. Ичто было дальше, сынузнал сослов мамы идрузей.
        Пока профессор занимался организацией повторной экспертизы, подшумиху кое-кто решил, чтонастал удобный момент сместить его самого. Слишком многим он мешал. Впрофессии нрава он был бескомпромиссного: закрывал бесперспективные исследования, пустые, высосанные изпальца диссертации, невзирая назаслуги иположение, моготкрыто покритиковать коллегу наученом совете. Иесли вотношении больных почитал правило «ненавреди», тоосебе незадумывался никогда. Терпеть немог закулисных интриг иподковерных игр.
        Потому иговорил открыто, чтонесогласен свыводами патологоанатомов, хотя ему советовали промолчать. Обэтом говорил ипрофессор биологии Василий Андреевич Заяц — друг исосед подаче. Свою дачу Сергей Николаевич продал, таккаксрочно понадобились деньги. Приезд комиссии изМосквы никто несобирался оплачивать, авсе сбережения съела инфляция. Даипрофессорская зарплата давно перестала конкурировать сценами.
        Наконец все подписи были собраны, даже втех инстанциях, гдебумаги застревали порой безобъяснения причин. Недруги любыми путями старались воспрепятствовать приезду комиссии издругого государства. Акогда поняли, чтонеполучится, недожидаясь результатов экспертизы, решили нанести моральный удар.
        Втот день, когда изМосквы выехала бригада криминалистов, вгазете «Городские ведомости» вышла статья, направленная впервую очередь против самого Сергея Николаевича.

…Хоронили профессора ипроводили эксгумацию водин итотже день. Выводов комиссии никто неоспаривал — слишком многим пришлосьбы признать свою ошибку. Извиняться тоже никто недумал. Даиперед кем? Старшего Ладышева уже небыло вживых, нуаего сын… Онем побыстрее постарались забыть. Даистроптивый Заяц, единственный, ктонеочернил вобъяснительной действий хирурга, перевелся вдругую больницу.
        Такчто дело быстренько сдали вархив…

«…Катя… Неужели это была Катя? — продолжало протестовать сознание. — Какже так получается? Спустя годы я полюбил виновницу смерти своего отца?.. Нет!!!» — всердцах Вадим стукнул кулаком постолику.
        Тотзашатался, бутылка виски накренилась, ступым ударом грохнулась наковровое покрытие, из-под неплотно закрытой пробки стала сочиться буроватая жидкость.
        Подхватив бутылку, Вадим несколько секунд подержал ее вруке, затем провернул резьбу иглотнул прямо изгорла. Раз, второй, третий…
        Сколько было начасах, когда вторая пустая бутылка оказалась наковровом покрытии, егонеинтересовало. Время длянего остановилось несколько часов назад. Идентифицировав мутным взглядом кровать, онструдом встал скресла, сделал несколько неуверенных шагов икак подкошенный свалился поверх покрывала…
        —…Неужели ненравится? — расстроилась Нина Георгиевна, заметив, какгостья мучит взглядом кусок пирога натарелке. — Порецепту еще моей бабушки испечен.
        —Чтовы, очень аппетитный навид, изапах изумительный, — сделав надсобой усилие, Катя улыбнулась, демонстративно взяла кусочек иположила врот. — Только поздно уже, есть совершенно нехочется.
        Иона нелукавила. Несмотря нато что задень ворту небыло никрошки, голода она неощущала. Полная остановка всех жизнеобеспечивающих процессов. Даже этот крохотный кусочек долго неудавалось разжевать ипроглотить.
        —Что-то ты плохо выглядишь, Катенька, — забеспокоилась Нина Георгиевна. — Случайно, незаболела?
        —Нет-нет, неволнуйтесь. Дело втом… что я уже поужинала. САриной Ивановной вЖдановичах, — соврала она иопустила глаза.
        —Аотец? Уехал куда?
        —Отец вбольнице… Ой,только неволнуйтесь, — спохватилась Катя. — Унего сердечный приступ, ноуже гораздо лучше. Арина Ивановна — сама доктор. Намвезет назнакомство сдокторами, — попыталась она улыбнуться.
        —АВадим знает?
        —Да,конечно. Он… Какбы правильно сказать: онвкурсе иконтролирует ситуацию.
        —Этохорошо, этоправильно. Теперь мне понятно, почему он решил завтра прилететь. Переживает: нечужой человек.
        —Онвам давно звонил? — Кате почему-то досих пор небыло звонка изФранкфурта.
        —Да,сполчаса назад. Попросил найти одну газету.
        —Какую? — напрягласьона.
        —Непомню, рассказывала я тебе илинет… — замялась Нина Георгиевна.
        —Язнаю, почему он ушел измедицины, — тихо заметила Катя.
        —Да. Грустная история… Вадим мог стать великолепным врачом, — сокрушенно вздохнула женщина. — Сергей Николаевич нераз отмечал, чтоусына твердая рука. Онвнего верил. Ауж кто-кто, какнеон, знал толк вподающих надежды хирургах! Да,видно, несудьба.
        —Ичто загазета? — напомнила Катя.
        —Ах,газета… Была такая в90-х — «Городские ведомости». Хотя вполном смысле ее игазетой сложно назвать: реклама, объявления, какие-то перепечатки полезных советов, кулинарных рецептов. Слухи всякие, пара-тройка статеек назлободневную тему. Ну,тебе это знакомо. Тогда много разных газет пооткрывалось.
        —Да,знакомо, — кивнула гостья.
        —Вотоднажды там ипоявилась статья опрофессоре Ладышеве… Мерзкий пасквиль. Пересказывать нехочется. Даитяжело.
        —Если она увас есть, можно я сама прочту? — подняла она взгляд.
        —Ой,стоитли наночь глядя? — засомневалась Нина Георгиевна.
        —Стоит. Мнеэто нужно, — твердо произнесла Катя. — Пожалуйста.
        —Нухорошо, — сдалась хозяйка, вышла изкухни ичерез пару минут вернулась сгазетой вруках. — Поначалу Вадим пытался разыскать журналистку, которая ее написала. Неполучилось… Много лет прошло, ядумала, чтоон забыл. Асегодня отчего-то вспомнил. Наверное, болезнь твоего отца что-то всколыхнула впамяти.
        —Наверное, — согласилась Катя. — Апочему все считают, чтоименно эта статья погубила Сергея Николаевича? — встрепенулась она вкакой-то надежде. — Какона кнему попала? Ведь вы сами сказали — газетенка.
        —Авот досих пор инеясно, ктоее прямо напрофессорский стол положил. Секретарша тогда была вотпуске… Скорее всего, онипонятия неимел отаком издании. В90-х мы вообще перестали читать газеты: одна шелуха, накоторую нехотелось тратить время. АСергей Николаевич, привсей его педантичности, могбыть рассеянным. Особенно если готовился кчему-то серьезному. Коперации, например. Могнезакрыть дверь кабинета. Ониквартиру иногда забывал запереть. Видимо, вего отсутствие кто-то изашел вкабинет…
        Катя слушала Нину Георгиевну ине могла оторвать взгляд отгазеты. Онасразу ее узнала. Впамяти второй раз задень промелькнули три небольшие комнаты редакции, вкоторых ютились журналисты, бухгалтерия иотдел, куда люди приходили давать объявления. Бурлящий ритм, броуновское движение, стрекот пишущих машинок, таккаккомпьютеры тогда только начали появляться. Шум, гам, смех, веселье.
        Внезапно картинка перескочила вперед, ивозник образ убитой горем Марии Ивановны. Накануне похоронила племянницу. Втот день вредакции даже разговаривали шепотом, сочувствовали. Затем был звонок неизвестной женщины, встреча, желание хоть как-то помочь коллеге.
        Моментально вспомнилосьвсе, шагзашагом: ито, какночью строчила намашинке статью, какнаутро, мучимая сомнениями, пыталась связаться скем-нибудь изЛадышевых. Главный редактор похвалил зазлободневную тему, практически ничего неурезав, поставил материал вближайший номер.
        Вдень выхода статьиона, окрыленная успехом, познакомилась сВиталиком, авечером отправилась сним напервое свидание…
        —Можно, япрочту? — нетерпеливо попросила Катя и, недожидаясь согласия, подтянула ксебе газету.

«КЛЯТВА ГИППОКРАТА ИБЕСПРЕДЕЛ ПРОФЕССОРСКОЙ СОВЕСТИ» — скользнула она взглядом позаголовку.
        Вголове тутже зашумело, закружилось, буквы перед глазами стали расплываться…
        —Нувот, побледнела. Зряя тебе ее дала, — забеспокоилась Нина Георгиевна.
        —Нет-нет. Всехорошо, — успокоила гостья. — День тяжелый выдался, мало спала. Ядочитаю, — впилась она глазами втекст.
        Времени это заняло немного. Почти ничего. Вовсяком случае, ейтак показалось. Можно было вообще нечитать. Память услужливо достала изсвоих глубин количество абзацев, слов, знаков. Даже то, сколько насамом деле ей тогда заплатили. Хватило, чтобы посидеть сдевчонками вкафешке: съесть помороженому ивыпить кофе.

«…Екатерина Евсеева», — прочитала она подпись итупо застыла надгазетной страницей.
        —Спасибо, — выдавила она иотодвинула газету.
        —Катенька, стобой все впорядке? — наблюдая заее лицом, стревогой спросила женщина.
        —Всехорошо, неволнуйтесь… Нина Георгиевна, апомните, когда припервой нашей встрече вы рассказали мне историю вашего знакомства сСергеем Николаевичем?
        —Да,конечно, помню, — обрадовалась новой теме хозяйка. — Тыеще сказала, чтообэтом можно написать…
        —Нужно! Нина Георгиевна, вынебудете возражать, если я снова включу диктофон изадам вам еще несколько вопросов?
        —Нет, конечно. Воттолько стоитли это делать встоль поздний час? Тыибез того такая уставшая. Давай сутречка поговорим.
        —Нет, сейчас. Если только вы неустали.
        —Я? Нисколько! Включай свой диктофон изадавай вопросы, — повеселела женщина.
        —Онибудут несовсем простые, — опустила взгляд гостья. — Касательно этой статьи, — показала она взглядом нагазету. — Ноэто важно.
        —Ну,если важно… — развела руками Нина Георгиевна.
        Разыскав всумке диктофон, Катя довольно быстро нашла окончание записи предыдущего разговора.

«…Все вроде были счастливы. Воттолько впогоне закарьерой мы совершенно забыли осыне. Ноэто совсем другая история», — дала она прослушать женщине.
        Тутже нажала «запись»:
        —Тоесть, какэто вы забыли осыне?
        —Ну,нето чтобы забыли. Мы,конечно, онем постоянно помнили, мыего любили, гордились его успехами. Номы его нерастили, вотвчем беда. Непонимали, чтоему, окруженному любовью бабушки идедушки, больше всего насвете хотелось, чтобы рядом были папа смамой. Духовная связь между детьми иродителями непередается сгенами, онавоспитывается каждый день, начиная сдня рождения.
        —Икогдаже вы это поняли?
        —Когда умерли мои родители имы стали жить вместе. Сыну тогда исполнилось четырнадцать. Онбыл сложившейся личностью.
        —Такрано?
        —Вотинам казалось, чторано. Вомне вдруг проснулся материнский инстинкт, ястала всячески его опекать. Нежелала понимать, чтомальчик давно вырос. Сергей Николаевич, наоборот, повел себя иначе: ждал, чтосын придет кнему сам, поделится своими проблемами. Такая мужская выжидательная позиция. Ав результате все страдали поодиночке.
        —Неужели это нельзя было исправить?
        —Одноименные заряды отталкиваются, этоеще вшколе проходят. Асын — копия своего отца нетолько внешне, нои внутренне. Способность скрывать свои чувства передалась ему отрождения. Знаю одно: еслион, каккогда-то его отец, кому-либо признается влюбви — этобудет всерьез инадолго. Если ненавсегда.
        Когда сын заявил, чтобудущей профессией выбрал медицину, вчастности хирургию, Сергей Николаевич очень обрадовался. Ночь неспал. Постоянно интересовался через друзей-знакомых его успехами, гордился… Увы, тайно. Сынпо-прежнему нио чем недогадывался. Хотяя, сосвоей стороны, какмогла пыталась их сблизить.
        —Например?
        —Устраивала семейные ужины. Завечерним чаепитием иногда получалось нащупать общую нить разговора. Правда, чаще всего это касалось вопросов медицины, изсерии ученик — учитель. Амне хотелось, чтобы они просто сказали друг другу: ятебя ценю, уважаю, люблю. Ноувы! Разделявшая их пропасть никак нехотела сужаться. Скорее, наоборот. Аоднажды сын заявил, чтонежелает больше находиться втени отца, апотому переходит намою девичью фамилию.
        —Ичто Сергей Николаевич?
        —Переживал. Носкрывал. Содной стороны, онпонимал его поступок ив душе был солидарен. Сдругой — Вадим — единственный сын, продолжатель фамилии Ладышевых. Чисто по-мужскиему, конечно, было обидно.
        Позже сын вернул себе фамилию. Жаль, отом, какего любил отец, онузнал лишь после его смерти.
        —Простите, акак он умер?
        —Врабочем кабинете, после того какпрочитал статью осебе, вкоторой говорилось, чтоон, негнушаясь никакими методами, пытается выгородить сына, повине которого умерла больная. Этобыло неправдой. Оннесобирался никого выгораживать, онхотел разобраться. Более того, онникогда никого невыгораживал. Самвсегда признавал свои ошибки идругих учил признавать. Порой жестко. Приэтом нетерпел несправедливости, непрофессионализма, лжи, лицемерия. Унего было много друзей, учеников, последователей. Нои врагов тоже хватало. Яуверена, чтоименно они воспользовались ситуацией иопубликовали эту оскорбительную статью. Ужнезнаю, сколько они заплатили той журналистке, номне ее жаль.
        —Авы моглибы ее простить? Столько лет прошло…Вдруг ее использовали? Вдруг она досих пор недогадывается, чтосотворила?
        —Незнаю. Яуже говорила, чтоСергей Николаевич терпеть немог непрофессионализма. Иесли унее есть хоть капля совести, ябы посоветовала ей извиниться, опубликовать опровержение. Илиже оставить журналистику. Однажды посеяв горе, только горе ипожнешь. Всамый неподходящий момент жизнь ее обязательно накажет.
        —Зачто?
        —Зато, чтомедицина лишилась двух замечательных хирургов — отца исына. Один умер, второй так ине нашел сил вернуться впрофессию, такине простил себе смерти отца…
        Дослушав фразу, Катя отключила диктофон изадумалась.
        —Спасибо, Нина Георгиевна… — пробормоталаона. — Немоглибы вы дать мне несколько снимков изсемейного архива? Яобязательно верну!
        —Нуконечно, — согласилась та ивышла изкухни.
        Вэто время, мысленно извинившись, Катя незаметно сложила газету испрятала всумочку.
        —Вот, выбирай, — хозяйка положила перед ней несколько альбомов.
        —Мненужны три-четыре фотографии. Ядаже помню, какие, — Катя пролистала альбомы. — Вотэту… эту… иэту. Можно?
        —Пожалуйста. Атеперь пойдем спать?
        —Извините, но… мне пора домой, — быстро начала она собирать вещи. — Понимаете, яобещала, чтобуду ночевать наСторожевке.
        —Нетинет! Тыостанешься здесь, яуже тебе постелила, — попыталась она остановить гостью. — Ясама объясню Вадиму.
        —Нина Георгиевна, пожалуйста, — смольбой вголосе перебила ее Катя. — Мнепора домой. Простите…
        Недожидаясь ответа, онаподхватилась сместа инаправилась вприхожую.
        —Катенька, утебя точно все впорядке? — вновь забеспокоилась хозяйка. — Ночь надворе, кудажеты? — предприняла она последнюю попытку. — Если что случится, чтоя скажу Вадиму?
        —Неволнуйтесь, — застегивая шубу, упавшим голосом почти прошептала та. — Хуже того, чтоуже случилось, ничего неслучится.
        —Очемты? Очемты, Катенька?
        —Простите меня, — опустив глаза, тихо повинилась Катя. — Простите, если сможете…
        —Господи, дачто случилось-то? — всплеснула руками Нина Георгиевна.
        —Пришел счет изпрошлой жизни, — пробормотала та вответ. — Простите. Неволнуйтесь. Теперь все будет хорошо, всебудет правильно. Спокойной ночи!
        Непомня себя, Катя доехала доСторожевки, открыла квартиру, разулась, прошла накухню, выпила стакан воды иприсела застол.
        Вголове небыло ниединой мысли. Полная прострация иотупение.

«Чтоже я хотела? — обвела она отсутствующим взглядом кухню, затем гостиную. — Вадим так ине позвонил. Значит… Емутоже все стало известно. Иему также, какимне, нечего сказать… Сказка закончилась. Пора собирать вещи. Везетжемне: третий переезд затри месяца», — горько усмехнуласьона.
        Сборы заняли довольно много времени. Катя сразу решила, чтовквартире ничего недолжно напоминать оней хозяину. Ноона даже непредставляла, сколько разных мелочей поселилось здесь вместе сней! Ксчастью, вгардеробной обнаружились пресловутые баулы, которые уже нераз ей послужили.
        Около двух часов ночи она впоследний раз обошла комнаты, поставила наместо стул накухне, погасила свет иостановилась уокна, закоторым открывалась панорама запорошенного снегом спящего города.

«Вадиму нравится этот вид. Ия кнему успела привыкнуть. Впоследний раз… — вдруг пронзилоее, кгорлу подступил тугой комок. — Однако слезами горю непомочь, — судорожно вздохнулаона. — Какбыть сключами? Оставить консьержу? Какраз Иван Иванович дежурит… Ахда! Едва незабыла! Надо забрать ноутбук!»
        Включив свет вкабинете, онапрошла крабочему столу, закрыла программы, файлы. Неожиданно экран замигал ипопросил невыключать компьютер, пока незагрузятся все обновления. Пришлось ждать. Отнечего делать она стала поочередно выдвигать ящики иразглядывать их содержимое: вдруг завалялось что-то изее вещей? Любительница порядка, Галина Петровна запросто могла спрятать туда что-нибудь состола.
        Такиесть: старая флэшка, ручка, файлы сраспечатками. Внезапно ее взгляд зацепился занечто весьма любопытное.

«Проскурина Екатерина Александровна, девичья фамилия Евсеева… — прочиталаона. — Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса вгазете «Городские ведомости»…
        Вытащив два распечатанных листа иничего непонимая, онабыстро пробежала глазами сухие строки.
        Кровь прилила квискам, вголове зашумело.

«Так, значит, онвсе знал?! Нет, этого неможет быть! Этокак-то неукладывается вголове… Оннеспособен натакую месть! Онтак немог… — перехватило унее дыхание. — Боже мой! Аведь теперь становится понятной его настойчивость принять меня наработу, обаять, привязать ксебе. Ивсе перемены внастроении понятны: такое некаждый сможет выдержать… Какже так, Вадим? Ведь я успела тебя полюбить! Какже мне теперь совсем этим жить?» — хлынул изглаз поток слез.
        Плач перешел вбезудержные рыдания, которые трансформировались ввой. Скулящий, бабий… Скулеж снова перешел врыдания. Итак покругу. Стечением времени паузы между этими звуками-состояниями становились все короче, вотих совсем неосталось. Внезапно тугой комок, засевший вгорле, превратился вготовый брызнуть фонтаном рвотный спазм. Зажав рот ладошкой, онасорвалась сместа ипобежала всанузел.
        Выползла она оттуда, впрямом смысле слова держась застенку. Слез небыло. Какне было исил наих воспроизводство.
        Пошатываясь, Катя добрела докабинета, облокотилась остол, закрыла глаза.

«Если он изначально знал обомневсе, значит, этобыл план. Вызревший загоды план изощренной мести. Икакова его конечная цель? Чтоможет быть хуже, чемчувствовать себя брошенной женщиной… — усмехнуласьона. — Эх,жаль, ноутбук уже выключен…»
        Отыскав вящике чистый лист бумаги, онасхватила ручку иразмашисто написала:

«Какты мог, Вадим??? Ятебе так верила!!! Аты все знал ссамого начала…»
        Внезапно мысль сбилась, стала куда-то ускользать.

«Всенеправда, этонеможет быть правдой! — заметалось сознание. — Яведь люблюего… Даже если это был всего лишь план….» — скомкала она лист.
        Локти безвольно упали настол, следом голова, мозг полностью отключился, даитело вот-вот готово было порвать связь сосвоей хозяйкой.
        Собрав последние силы, онапереползла нарядом стоявший диванчик, подтянула ноги исвернулась клубком.

«Спать… Аеще лучше умереть. Навсегда…» — тенью промелькнула последняя мысль.

«Только нездесь», — послало слабый знак протеста угасавшее сознание.

«Тогда спать…»

8
        Втемноте ночи Катя раскрыла глаза инепроизвольно застонала: невыносимо болела голова. Ине только. Всетело ныло, датак сильно, словно накануне его нещадно поколотили. Аеще нестерпимо ныл живот. Похоже наначало месячных. Давно пора.
        Снова застонав, оназаставила себя подняться, прошла вприхожую, нащупала всумочке упаковку таблеток, словно втумане переместилась накухню, налила встакан воды, склонившись надраковиной, запила таблетку, приподняла голову и… тутже, больно задев ногой барную стойку, пулей понеслась всанузел.

«Сколько можно? Дачто занапасть такая? — вымученная, стоя наколенках перед унитазом, терялась вдогадках Катя. — Аведь ничего, кроме кусочка пирога, вчера несъела. Неужели все-таки кишечная инфекция? Говорят, бродит погороду, косит всех подряд. Иболь вголове какая-то странная, пульсирующая. Вдруг нанервной почве вернулась проклятая мигрень?» — испугаласьона.
        Давно, ещевподростковом возрасте, былпериод, когда ее вдруг стали мучить головные боли. Теже симптомы: головокружение, слабость, рвота. Ксчастью, сокончанием периода полового созревания боли стали уходить, ас началом семейной жизни ивовсе исчезли.
        Рвотный спазм наконец-то утих. Подождав еще немного, Катя осторожно, стараясь некачнуть головой ине усилить пульсацию ввисках, встала иподошла кумывальнику. Надо как-то привести себя вчувства. Несколько раз ополоснув лицо холодной водой, онанащупала край полотенца ипосмотрела насебя взеркало.

«Страшилище… Одни глаза, ите куда-то провалились. Если так будет продолжаться, придется идти кврачу», — тяжко вздохнулаона.
        Худо-бедно, носостояние всеже стало улучшаться: боль отпускала, вголове посветлело. Пора было покидать квартиру.
        Вытащив запорог баулы свещами, пошатываясь, онавернулась вприхожую, отодвинула дверцу шкафа, коснулась ладонью шубы.

«Нет… Вотуж что должно остаться здесь, такэто шуба, — усмехнуласьона. — Зрятратился: Екатерина Проскурина ибез нее была готова отдаться. АЕкатерина Евсеева такого щедрого подарка ивовсе незаслуживала… Вродевсе, — Катя посмотрела начасы. — Надоже, восемь утра!»
        Набросив наплечи видавшую виды курточку, онаположила поверх баула обнаруженный вшкафу шарфик, задвинула зеркальную дверцу ирастерянно глянула насвязку ключей вруке.
        Кактеперь сними быть? Иван Иванович уже сменился, австречать Вадима ваэропорту она несобиралась. Говорить им больше нео чем. Всеитак понятно.

«Какже поступить сключами? Надо что-то придумать, найти доверенное лицо. Галине Петровне — нельзя: сразу сообщит Нине Георгиевне. Нехочется обеих расстраивать, пусть еще поживут всчастливом неведении. Андрею? Нет… Просто так неотпустит, устроит допрос спристрастием. Ктоже тогда? Поляченко! — осенилоее. — Заодно отправлю его ваэропорт встречать шефа!»
        Похоже, другого варианта небыло. Катя тутже набрала его номер.
        —Андрей Леонидович? Доброе утро! — бодро поздороваласьона.
        —Доброе утро, Екатерина Александровна, — удивленно ответил тот.
        —Андрей Леонидович, яквам спросьбой, — недала она ему опомниться. — Сегодня изФранкфурта Вадим Сергеевич напару дней прилетает. Ядолжна была его встречать, давот только дело уменя возникло неотложное. Боюсь, неуспею ксамолету. Вынемоглибы его встретить?
        Поляченко задумался. Содной стороны, звонок, приезд шефа ипредложение встретить были неожиданными. Длятаких случаев имелся Зиновьев. Сдругой — какнельзя кстати. Поповоду сделки спокупкой автомойки появились вопросы, обсуждать которые потелефону непринято. Правда, немного обидно, чтошеф сам непоставил его визвестность оприезде. Но,видимо, нато унего имелись причины.
        —Хорошо, — согласилсяон. — Явстречу его ваэропорту.
        —Ойкакздорово! — искренне обрадовалась Катя. — Тогда уменя квам еще одна просьба: немоглибы вы передать ему ключи отквартиры? Вадим Сергеевич случайно оставил их дома.
        —Невопрос, конечно. Заехать квам наСторожевку?
        —Нет. Яуже выезжаю, сама подвезу. Вытолько адрес продиктуйте…
        Катя сдала квартиру насигнализацию, загрузила вмашину баулы инаправилась всторону проспекта Пушкина. Поляченко, каквыяснилось, жилнеподалеку.
        Подороге она набрала Арину Ивановну: такакраз была уотца идаже позволила ему немного поговорить сдочерью. Судя повсему, состояние Александра Ильича улучшилось. Завтра обещали перевести изреанимации вотделение. Катя вздохнула соблегчением: слава богу! Хоть здесь какой-то просвет.
        Спустя пятнадцать минут она уже стояла уподъезда Андрея Леонидовича.
        —Вот, — опустив стекло, протянула она ключи.
        —Что-то передать насловах? — спросил он навсякий случай.
        —Нет… Хотя… Передайте, чтобы больше неволновался заавтомойку. Онпоймет, — добавилаона, заметив налице мужчины немое удивление. — Ивообще, передайте, что… история одиннадцатилетней давности подошла клогическому финалу, — несдержаласьона. — Виновник получил позаслугам. Жестоко, слов нет, — блеснули слезы наее ресницах. — Ноникогда нельзя забывать, ктоначто учился. Досвидания.
        Недоуменно глянув вслед машине, Поляченко перевел взгляд насвязку ключей. Наконец-то идля него кое-что прояснилось. Зряголову ломал, длячего шефу автомойка. Длябудущего тестя, длякогожееще!
        Отом, чтоЕкатерина Проскурина почти месяц живет уЛадышева, Андрей Леонидович был осведомлен. Каки отом, чтотот души вней нечает. Ужслишком явно изменилось его поведение: стал улыбчивый, веселый, даже песенки поднос мурлычет. Чтотолько неделает счеловеком любовь!
        И,повсей видимости, намерения ушефа вотношении Проскуриной были серьезные, потому ирешился подружиться сбудущим тестем. Заодно ибывшему мужу нос утереть.
        Рано илипоздно все женятся. Екатерина Александровна, конечно, женщина непростого нрава, такведь иВадим Сергеевич тоже схарактером. Носердцу неприкажешь… Ничего, уживутся.

«Однако что-то здесь нетак, — снова глянул он наключи. — Стопроцентов, между ними кошка пробежала, — раздумывалон, поднимаясь влифте. — Ичто там такого могло случиться, чего я незнаю? Вроде ничего. Может, дамочка какая всплыла изпрошлого Вадима Сергеевича? Отсюда слезы иэмоции. Видно, инеожиданный приезд шефа как-то сэтим связан. Ладно, милые бранятся — только тешатся. Немое это дело. Мневот теперь сженой надо объясняться, почему нарынок непоедем…»
        Катя выехала издвора инеожиданно остро почувствовала, чтосвозвращенными ключами оборвалась последняя ниточка, соединявшая ее сВадимом. Ейбольше никогда небывать вего квартире, нестоять уокна, ненежиться вего постели, нетерять голову отего запаха, егоприкосновений, ненаслаждаться мелодией капель вдуше… Ейбольше никогда небыть счастливой… Права была Нина Георгиевна, охкакправа!
        Слезы выплескивались изглаз, размывали знаки, светофоры, текли пощекам… Как-то некстати повалил снег. Дорога моментально стала скользкой, машина — неуправляемой. Непомня, как, онадобралась наконец доЧкалова, заглушила двигатель изамерла. Нехотелось нидвигаться, никуда-то выходить. Полная прострация. Ноне сидетьже так вечно?
        Пришлось приводить себя впорядок тутже, вмашине: неровен час, встретит кого изсоседей. Лишние разговоры ей сейчас ник чему.
        Выгрузив изсалона баулы, Катя переволокла их доподъезда, небез труда подняла начетвертый этаж, перевалила через порог, сбросила сапоги, куртку, переступила через груды разбросанных папок иупала безсил надиван.
        Сколько она так пролежала исколькобы пролежалаеще, неизвестно, еслибы неголод. Подложечкой непросто засосало — есть захотелось зверски. Ничего удивительного: считай, двое суток безеды.
        Пришлось вставать. Увы, вхолодильнике обнаружились лишь пара яиц да соевый соус.

«Яичница сгодиласьбы, нов моем состоянии, ктоего знает, чтотеперь можно, ачто нельзя, — задумаласьона. — Лучше сварю кашу. Рисовую, кпримеру».
        Однако риса вшкафчике ненашлось. Зато — очудо! — отыскался целый килограмм гречки!

«Итак, вкоторый раз новая жизнь, — помешав крупу вкипящей воде, онаотложила ложку иподошла кокну. — Попытка номер два… Илитри? Носначала надо доконца разобраться спредыдущими. Впервой — оформить развод смужем. Алиса сВиталиком неплохо подходят друг другу: ипрагматизмом, имировосприятием. Идети уних будут, если, конечно, Селезнева непереусердствовала сабортами. Долженже кто-то втой, первой, жизни остаться счастливым», — вздохнулаона, провожая отсутствующим взглядом крупные снежинки, таявшие истекавшие широкими дорожками постеклу.

«Совторой попыткой сложнее, — вернулась она кплите. — ЗДЕСЬ МОЯ вина, какни крути. Ив прошлом, ив настоящем… Жила себе счастливо профессорская семья, растила наследника — будущее светило медицины. Сындопустил ошибку. Вернее, даже неошибку, таксложились обстоятельства. Судя порассказам все техже докторов, укаждого изних загоды работы появляется свое кладбище. Издержки профессии. Врачи невсесильны. Носотни спасенных ими жизней слихвой перекрывают отрицательный счет. Сучетом многолетней практики профессора Ладышева, уотпрыска изначально был положительный баланс. Прошлобы время — инаработал свое. Ноувы! Появилась недоученная журналистка ивсе разрушила. Профессор умер, подающий надежды хирург покинул профессию… Любящая жена осталась безутешной вдовой…»
        Мыслительный процесс запнулся. Ужперед кем-кем, аперед Ниной Георгиевной Катя чувствовала особенную вину. Впервый раз принесла горе поневедению. Вовторой… Эх,еслибы она хоть как-то догадалась, поняла, чтозасемья, еслибы вспомнила! Ипусть сложно сказать, чьей вины больше — ееилиВадима, отответственности это неспасало. Ееприняли всей душой, аона… Дачто тут говорить…

«Надо еще раз попросить прощения уНины Георгиевны. Нокак? Такое непрощается… Иисправить ничего уже нельзя. Этоя оскорбила ипоспособствовала смерти любимого мужа… Ипритом сделала это публично. Такчто обычные извинения здесь неподходят. Какже тогда быть? — ломала она голову. — Попросить прощения через газету!» — осенилоее.
        Забыв окаше, онаподхватила вприхожей сумку сноутбуком, ткнула всеть вилку. Вголове, обгоняя друг друга, замелькали мысли, слова, предложения.
        Присев настул, Катя создала рабочий документ, насекунду замерла:

«КЛЯТВА ГИППОКРАТА ИБЕСПРЕДЕЛ… ЖУРНАЛИСТСКОЙ СОВЕСТИ» — быстро набрала она наклавиатуре…
        Вадим проснулся отнепонятного звука, приоткрыл глаза, попытался поднять голову итутже понял, чтоего разбудило. Собственный стон. Гудящая голова была абсолютно неподъемной, затекшее тело отдавало болью впояснице, спине, плечах. Приэтом терзало ощущение какой-то мерзости, испачканности. Аеще нестерпимо хотелось втуалет.
        Нев силах сдержать очередной стон, авернее, зарычав, онвсеже заставил себя встать скровати, нанепослушных ногах доковылял досанузла, распахнул дверь иринулся кунитазу. Снаступавшим облегчением понемногу прояснялось сознание.
        Онвотеле, вномере… ВоФранкфурте… Утром вылетать вМинск… Заокном вроде светло… Вечер? Нет… Онпомнит, какстемнело… Выходит, утро… Тогда почему он нев аэропорту?

«Регистрация заканчивается, — Вадим глянул начасы. — Проспал? Почему меня неразбудили, яже просил reception. Итакси, наверное, заждалось… Заболел?.. Нет… Похоже, пьян… Какже так? — вполном недоумении приблизился он кумывальнику, мутным взглядом окинул свое отражение взеркале иоткрыл кран. — Катя вМинске ждет… — набрал он полные пригоршни холодной воды иплеснул налицо. — Насамолет неуспею… Чтоже такое приключилось?»
        Вместе сповторным ополаскиванием впамяти начали появляться мозаичные воспоминания.

«Виски… Счего я так набрался? Ночной кошмар…» — тряхнул он головой ипонял, чтосделал это зря.
        Вмозгу что-то всколыхнулось иполоснуло сознание острой болью. Екатерина Евсеева… Журналистка, написавшая статью, иего Катя — один итотже человек…

«Нет! — захотелось ему крикнуть. — Нет, нет, нет!» — стукнул он ладонью помраморной столешнице.
        —Не-е-ет, — выдавилон. — Этосон, кошмарный… Этонеона… Такого неможет быть…
        Голова гудела. Какчугунная, будто поней прошлись чем-то тяжелым. Игулкое эхо отудара неутихало, анаоборот, усиливалось.

«Спать… — прочувствовал он спасительную подсказку организма. — Спать… Всепосле… Потом… Спать…» — пошатываясь, заковылял он обратно ккровати.
        Еговторое падение вбездну отличалось отпервого лишь тем, чтоон снял одежду. Правда, аккуратно сложить джемпер иджинсы был уже нев силах…

…Второе пробуждение случилось ближе кобеду. Сладострастная волна прокатилась потелу, сквозь сон он физически почувствовал рядом ссобой присутствие Кати, потянулся рукой, чтобы приласкать, нежно коснуться любимых мест ее тела… Инаткнулся напустоту.
        Всееще неверя своим осязаниям, рука машинально пошарила попростыне, поднялась поподушке.
        —М-м-м, — сглухой обидой простонал он ираскрыл глаза.
        Серая стена гостиничного номера, кровать, накоторой он один. Никакой Кати. Переворачиваясь надругой бок, дотого момента, пока глаза нерезанул яркий свет изокна, онуспел заметить брошенные напол вещи, двепустые бутылки из-под виски, сдвинутый накрай журнального столика раскрытый ноутбук.
        Чтоже сним происходит? Чтовнем так нестерпимо страдает, болит, ноет? Воет волком? Душа.
        Сознание прояснилось неожиданно быстро. Первое, чтоВадим снова осебе понял, — оннапился. Второе — ничего завремя сна неизменилось, всеслучившееся накануне какбыло, такиосталось правдой. Идоказательство тому — ноутбук. Таместь документ, состоящий изслов, букв, точек, тире, предложений. Всевместе — этоответ, который он так долго искал. Даже два ответа.
        Первый: оннашел ту журналистку. Ивторой: онпотерял женщину, которую полюбил. Дваответа, двафинала. Первый — долгожданный. Второй — абсолютно непредвиденный.
        Нопочему так? Чемже он опять неугодил своему счастью? Ведь даже сейчас, несмотря навесь ужас того, чтоузнал, еготянет кней снеимоверной силой… Онхочет ее видеть, слышать. Онскучает поней, тоскует. Онее любит!..
        Сознание словно раздвоилось.

«Нуичто, если Катя написала ту статью? Поглупости, помолодости. Всеошибаются. Ведь несо зла, онанетакая, — принялось оправдывать ее его первое «я». — Онанежная, добрая, заботливая, чуткая, всегда готова прийти напомощь. Ятак долго ее искал… Женщину, которую боюсь потерять… Янехочу ее терять!!! Янеготов терять ее вот так: разинавсегда!!!»
        Изачем только он прочитал этот сухой текст оее прошлой жизни?! Мирперевернулся водин момент. Всепланы, мечты — всерухнуло. Каки тогда, одиннадцать лет назад…
        Икак нистарался Вадим все эти годы забыть день, скоторого все стало рушиться, ничего неполучалось…

…После памятного знакомства сЛерой прошло чуть больше года, когда водну изавгустовских пятниц он встретился сней вприемном покое. Наэтот раз совпадение дежурств небыло случайным: онидавно заранее старались планировать нетолько совместные вечера, нои работу. Вобщем, увиделисьони, обменялись нежными взглядами иотправились наосмотр поступившей больной. Девушка восемнадцати лет, четвертый день боли внизу живота справой стороны, прямо сдачи доставила «скорая».
        Осмотр гинеколога сразу исключил острую гинекологическую патологию — вирго. Девушка заявила, чтоона девственница. Пришлось положить поднаблюдение вхирургию: холод наживот, никаких лекарств, антибиотиков. Через час Коренев снова посмотрел больную: изменений всостоянии нет, однако иуверенности втом, чтоэто аппендицит, тоже неприбавилось. Повторили анализы. Всетоже, даже хуже.
        Тогда Вадим решил поделиться своими сомнениями сколлегами, но, какназло, заведующий отделением был вотпуске, других, более опытных хиругов, тревожить ночным звонком нехотелось. Поговорил лишь содним.
        Спросонья выслушав Коренева, тотсогласился: данные впользу острого аппендицита неубедительны, однако исключать острую хирургическую патологию нельзя. Темболее, чтоналицо все признаки: боли держатся, температура илейкоцитоз тоже. Возможно, атипичный аппендицит: лежит где-то втазу, возле яичников. Отсюда исомнения. Ноесли гинекология исключена, значит, аппендицит. Итогда Вадим принял решение оперировать.
        Снова вызвали дежурного гинеколога, подошел анестезиолог, которым постечению обстоятельств оказался Заяц. Всекаквсегда: помылись, спокойно начали операцию, раскрыли брюшную полость. Ивот тут-то внутреннему спокойствию Коренева пришел конец. Ухирургов ведь как — вживоте гной илине гной, аздесь какие-то слюни. Даипри ревизии кишечника патологии небыло выявлено, отросток мало изменен, невоспален.
        Однако гинекологический осмотр врамках доступного, опятьже, ничего нового невыявил: внематочной беременности нет, кист, каких-либо разрывов тоже нет. Непонятно… Решили выполнить аппендиктомию: просанировали, помыли, убрали аппендицит, зашили. Классика, короче, ноощущение, будто что-то нетак, Вадима непокидало. Навсякий случай он отправил больную вреанимацию — пусть присмотрят. Каксердцем чувствовал…
        Утром перед сдачей дежурства он заглянул впалату, побеседовал сврачом инемного успокоился: вроде ничего внештатного нет, кобеду перевезут вхирургию. Забежав домой, онпринял душ, переоделся иотправился смотреть сдаваемые квартиры: через две недели Клюев должен был вернуться состажировки, надо освобождать жилплощадь.
        Возвращаться кродителям Вадим нехотел подвум причинам: во-первых, заэтот год привык жить один; во-вторых, онитак ине изменили своего отношения кего даме сердца. Завыходные надо БЫЛО подыскать приемлемый вариант — ипо цене, ипо удаленности отбольницы. Темболее, чтосразу после дежурства Лера уехала кродителям вПолоцк: накануне уее дочери был день рождения.
        Вадим считал девочку почти своей, хотя ниразу невидел. Нукакже ненавестить ребенка потакому случаю? Какне поздравить? Онисам готов был поехать, но, туманно пояснив, чтоеще невремя, емуотказали.
        Квартиру он тогда так ине подобрал — тодалеко, тодорого, товужасном состоянии, почти бомжатник. Испать ввоскресенье вечером укладывался безнастроения: Лера неожиданно сообщила, чтозадержится уродителей нанекоторое время. Ноутром впонедельник его ждала куда более неприятная новость: прооперированная больная досих пор находится вреанимации. Состояние тяжелое — высокая температура, вздутый живот. Пригласили наконсультацию профессуру скафедры, собрали консилиум.
        Выводов было сделано немного. Первый — ошибка вдиагнозе: возможно, что-то незаметили иостановились нааппендиците. Второй — ошибка припроведении операции. Здесь уже могло бытьвсе, чтоугодно. Значит, срочно необходима повторная операция.
        Бригаду хирургов возглавил научный руководитель Коренева. Вадима отоперации отстранили, хотя иразрешили присутствовать воперационной. Снова вскрыли брюшную полость, всепромыли, внимательно осмотрели: швыдержат, никаких абсцессов, никаких патологий иникаких погрешностей впроведении предыдущей операции. Приэтом все признаки вялотекущего перитонита, хотя источник воспаления ненайден. Снова промыли, задренировали, закрыли живот. Снова определили больную вреанимацию: антибиотики, наблюдение. Никакого толку. Атут ирезультат гистологии подоспел: отросток неизмененный. Больную еще раз взяли наоперацию, вовремя которой разгрузили кишечник ивывели кишку вбок. Ноль эффекта.
        Аспустя две недели девушка умерла отсептической пневмонии. Заключение патологоанатомов — перитонит, последовавший после вмешательства вбрюшную полость.

«Чтоя сделал нетак? — нина минуту непереставал мучиться Вадим. — Можноли было ее спасти? Неужели нехватило квалификации, чтобы поставить верный диагноз?»

«Утебя нехватило ума ивыдержки! — слышалось совсех сторон, втом числе иот отца, переживавшего трагедию сына, каксобственную. — Операция выполнена непо показаниям. Зачем ты нанее пошел?!»
        Лераже словно испарилась. Каквыяснилось, ещенакануне пятницы, когда они виделись впоследний раз, онанетолько оформила отпуск, нои съехала изобщежития. Нислова несказав Вадиму. Вслед заэтой убийственной новостью последовал вызов впрокуратуру, ипервое, чтоему дали прочитать, — собственноручные показания Валерии Гаркалиной, изкоторых следовало, чтоона категорически возражала против операции, потому что хирург, который наней настаивал, необладал надлежащим опытом иквалификацией. Объяснительные коллег также указывали нанизкую квалификацию Коренева, завышенную самооценку, сложные отношения сколлективом. Инаучный руководитель быстро открестился отсвоего ученика.
        Навремя разбирательства Вадима перевели работать вприемный покой, вокруг него возникла стена молчания иотчуждения. Рядом оставались только Андрей да вернувшийся состажировки Саня, которые пытались поддержать друга любыми доступными средствами: старались неоставлять одного, менялись дежурствами, ради того чтобы вывезти надачу вКрыжовку ипо-мужски разделить горе.
        Состоялся очередной неприятный разговор сотцом, после которого Вадим ушел, хлопнув дверью. Какему тогда показалось, тотего окончательно предал. Затем последовала драка уподъезда, гдеего поджидали разъяренные родственники погибшей, СИЗО, неожиданное освобождение ипотрясающее своей несправедливой циничностью известие осмерти отца. Доблагополучной развязки дела он недожил несколько дней…
        Ивсе эти годы Вадим винил вего смерти себя.

«Новедь, какни крути, статью написала Катя! — вступило вспор второе «я», неменее чувствительное, неменее страдающее. — Почему она посмела вмешаться внашу жизнь? Неразобравшись, недождавшись окончания расследования? Ией даже вголову непришло позже извиниться, дать опровержение! Чтозаженщина изстана врагов ее наняла? Неисключено, чтоей хорошо заплатили. Хотя нет… Впрочем…»
        Перевернувшись наспину, Вадим уставился вбелоснежный потолок. Зацепиться взгляду было неза что: нитрещинки, нипылинки. Глаза непроизвольно закрылись, иснова стало клонить всон. Нивспоминать, нидумать очем-то больше нехотелось. Какне хотелось скем-то разговаривать, покидать эту кровать, этот номер.

«Знакомая ситуация, прежде нераз пережитая: после обильной дозы спиртного следующий день напрочь выпадает изжизни. Аведь зарекался… — усмехнулсяон. — Сколько там времени? Порабы меня выселять изномера… Странно, чтомедлят… Надо позвонить нарецепцию… — заторможенно думалон, находясь практически впограничном состоянии между реальностью исном. — Илисделать это позже?»
        Чувство ответственности пересилило. Нащупав натумбочке телефонную трубку, оннабрал короткий номер ис удивлением узнал, чторано утром, когда донего наконец дозвонились, онотказался оттакси ваэропорт. Таккакномер изначально был забронирован им досреды, егорешили небеспокоить. Правда, поинтересовались, когда можно убрать комнату.

«Пить надо меньше, — сдосадой шмякнул он трубку наместо. — Давно сомной такого неслучалось… Потерял квалификацию… — толи грустно, толи насмешливо подумал он осебе итутже вернулся кбольной теме: — Отлюбви доненависти бывает нетолько один шаг. Иногда достаточно одной прочитанной страницы. Дачто там страницы — хватило иабзаца… Авот интересно, возможенли обратный путь, отненависти клюбви? — задался он неожиданным вопросом. — Теоретически — да. Слышал. Нона практике — врядли… Даинет уменя кней ненависти. Самому странно: столько лет ненавидел вдуше неведомую журналистку, акак только узнал, ктоона, всекуда-то испарилось… Эх,Катя, Катя! Ведь, ненапиши ты много лет назад ту статью, всесейчас былобы иначе. Ижилибы мы вместе долго исчастливо… Надо матери позвонить, чтобы неждала».
        Мобильник, кего удивлению, былотключен. Вернее, разряжен. Повсей видимости, поутру он долго пытался разбудить хозяина ивыработал весь заряд батареи.
        Пришлось вставать, искать вчемодане зарядное устройство. Дождавшись загрузки, Вадим снова прилег инабрал домашний номер.
        —Здравствуй, мама.
        —Здравствуй, сыночек. Тыуже прилетел? Нуислава богу. Ато я переволновалась: унас такая пурга поднялась! Снег, ветер! Вседумала, какже самолеты садиться будут? — скороговоркой выдала мать.
        —Мама, янеприлетел. Яостался воФранкфурте.
        —Нувот, ятак изнала, чтопогода нелетная, — расстроилась Нина Георгиевна. — АКате ты сообщил, чторейс отменили? — заволновалась она и, недожидаясь ответа, продолжила также скороговоркой: — Онавчера вечером заезжала, сразу после твоего звонка. Видтакой измученный, словно заболела. Тыбы поберегее, Вадик.
        —Ачто сней, несказала? — автоматически задал сын встречный вопрос.
        —Несказала. Яуж итак, иэтак пыталась ее расспросить. Нуапосле того, какгазету прочитала, таквообще чуть сознание непотеряла.
        —Какую газету?
        —Ту,что ты вчера просил отыскать. Стораз пожалела, чтодала ей прочесть. Рассказала, чтоты звонил ипросил напомнить фамилию журналистки.
        —…Икак она отреагировала? — напрягся Вадим.
        —Побледнела, бедняжка. Потому иговорю, поберегбы тыее, Вадик. Девушка она впечатлительная, работа унее нервная, вредная. Аейеще, — мать сделала недвусмысленную паузу, — детей рожать.
        —Яневыбирал длянее работу, — буркнулон. — Ивообще, по-моему, тыторопишь события.
        —Ну,может, итороплю, — согласилась Нина Георгиевна. — Только ктож тебя поторопит, если нея? Наконец-то встретил женщину, которая тебе подуше, посердцу. Разве я невижу? Давно пора сделать предложение!
        —Если ты помнишь, тоофициально она замужем, — стал раздражаться сын отстоль явного напора. — Ещенеизвестно, дастли ей муж развод.
        —Чтозначит «недаст», если она его нелюбит?.. Вадик, мнененравится твое настроение.
        —Мнеоно тоже ненравится… Ксчастью илик сожалению, ноты пока многого незнаешь. Такчто, пожалуйста, давай безподобных разговоров.
        —Чего это я незнаю? — насторожилась мать. — Что-то случилось? Тычто-то отменя скрываешь? Выпоссорились?
        —Никто нис кем нессорился.
        —Тогда вчем причина? Непонимаю… — растерялась Нина Георгиевна. — Катя вчера была сама несвоя, тытак нервно реагируешь. Тыей хотябы позвонил, чтонеприлетишь? Хочешь, япозвоню.
        —Мама, ятебя прошу, неучи меня! Иуж тем более незвони Кате! — разозлился Вадим.
        —Новедь это как-то непо-мужски получается, — предприняла мать очередную попытку образумить сына. — Если появилась проблема, ейнадо идти навстречу, нельзя отнее прятаться. Тебя так отец учил.
        —Вотименно! Отец! Ия сам буду решать, чтопо-мужски, ачто нет!
        —Но,Вадик… Такнельзя… — забормотала женщина.
        Завсе годы вподобном тоне он разговаривал сней только раз. Много лет назад, когда они сотцом восстали против его отношений сженщиной.
        —Можно. Иногда — даже нужно, — жестко ответил тот. — Ина этом закончим… Да,забыл спросить, — сменил он тон, давпонять, чтовозврата кпрежней теме быть неможет. — Какты себя чувствуешь?
        —Хорошо, — односложно ответила Нина Георгиевна, которая все еще никак немогла прийти всебя.
        —Вотизамечательно. Ятебе еще позвоню, — ион быстро отключился.
        —…Хорошо… — опустив трубку, машинально повторила Нина Георгиевна идобавила: — Хорошо чувствовала… Ох,надо Гале звонить! Может, оначто знает? Может, чтозаметила? — ухватилась она заспасительную мысль и, нащупав наполке очки, принялась нервно набирать номер. — Ох,глупые, глупые, чтоже они делают?..
        Поговорив сматерью, Вадим отыскал вменю мобильника номер Кати идолго смотрел надисплей. Такине решившись нажать кнопку вызова, онположил телефон натумбочку, присел накрай кровати, закрыл глаза, потер пальцами виски, вкоторых после разговора наповышенных тонах что-то ритмично инадрывно пульсировало.
        Судя повсему, доокончательного отрезвления организму было еще далеко. Хорошо хоть немутит, качественный виски попался. Востальном ничего неизменилось: всетаже тупая боль вовсем теле. Надуше — мерзко, грязно и… пусто. Ничего, кроме хаотичных обрывков мыслей, также переживающих похмелье.

«Надо принять душ, — зацепился он заодну изних, показавшуюся спасительной. — Побриться, переодеться, спуститься вресторан ипоесть. Носначала заварить чай покрепче. Исахару побольше. Проверенный метод, должно помочь».
        Заставив себя подняться, Вадим достал изхолодильника бутылку воды, налил вчайник, щелкнул тумблером и, дожидаясь, пока закипит, подошел кокну. Открывшийся вид нагород полностью совпадал сего настроением. Капли настекле, серое небо, вязкая, низкая облачность, размывшая улицы ипроспекты, поглотившая верхушки небоскребов.
        Щелкнул тумблер. Залив кипятком два пакетика черного чая, Вадим поднял спола джинсы, джемпер, разгладил их руками иаккуратно повесил наспинку кресла. Прихватил гигиенические принадлежности ипоплелся вдуш.

«Работа унее вредная, — стоя подтугими струями, вспоминал он слова матери. — Ещекакая! Особенно дляокружающих… Аведь знала, немогла незнать, ктоя такой! — вдруг осенилоего. — Пускай даже поначалу недогадывалась, нопосле знакомства смамой, после ее рассказов оботце немогла непонять, скакой семьей имеет дело! Зачемже тогда продолжала делать вид, чтоничего непомнит?! Иведь, самое главное, этоее нисколько нетяготило, ужябы заметил! Неужели думала, чтоникто несвяжет ту историю ссегодняшним днем? Вотоно, женское коварство!.. Почему я снова встретил нету женщину? Ипочему именно она запала мне вдушу? Потому что так долго ее искал? Новедь, если честно, ядавно отказался отэтой идеи. Старался даже невспоминать. Ажелание взяло иматериализовалось! Новедь так небывает! Это, вконце концов, жестоко! — онкрепко сжал кулаки. — Нехочу ее видеть, слышать, знать!.. Однажды я уже через это прошел. Надо взять себя вруки. Переключиться. Рвануть после похорон одному вгоры, выбить изсебя всю дурь одним махом… Какона могла?» — отбросив голову, Вадим подставил лицо струям.
        Нестерпимая боль терзала душу, горло сдавливал ком обиды. Крепко, дорези, сомкнув веки, впоследний момент он всеже переборол себя ине дал волю готовым вот-вот появиться слезам.

«Явпринципе непротив слез. Сточки зрения медицины, онидаже полезны, — снова вспомнились ему слова Флемакса. — Сентиментальность, если вмеру, тоже непорок. Нораскисать вминуту, когда надо собраться идержать свои эмоции вузде, — этонепо-мужски. Этоназывается малодушие. Нужно учиться принимать удары судьбы. Только так можно победить».

…Еслибы неСаня сАндреем, его, скорее всего, давно уже небылобы набелом свете. Ион хорошо помнил день, едва неставший последним вего жизни.
        Утром заним заехали Заяц сКлюевым иотвезли навстречу соследователем, который объявил, чтообвинения снего сняты.
        Затем Вадим забрал избольницы мать, привез ее домой, попросил друзей подкинуть его ккладбищу иоставить одного.
        Холодное ноябрьское солнце иледяной ветер моментально высушивали скупые мужские слезы. Ондолго разговаривал сотцом. Вслух просил прощения, каялся, чтонеслушал советов, далобещание отомстить недругам, разыскать автора статьи инаполнить его жизнь такимиже мучениями, через которые пришлось пройти Ладышевым. Вроде даже полегчало.
        Нобыло еще одно дело, которое недавало покоя. Лера. Встреча сней стала навязчивой идеей. Несмотря нина что… он готов был ее простить.

«Испугалась. Женщина, наруках маленький ребенок», — оправдывал ее вдуше Вадим, сидя вечерами надбутылкой.
        После выхода изСИЗО он неожиданно длявсех запил. Мать тогда впервые попала вбольницу свысоким давлением, вквартире наПулихова оставался тосковавший поумершему хозяину Гранд, иВадим вынужден был туда переселиться. Песпочти все время лежал наковрике увхода впрофессорский кабинет, аон, невключая света, сидел накухне иливпадал впьяное забытье накровати.
        Такбольно, кактогда, емуеще небыло. Душа — одна сплошная рана. Беспрерывная боль непритуплялась, нина миг неотпускала. Онпадал вбездну ине пытался сопротивляться. Состояние усиливало похмельное ощущение мерзости ииспачканности, чтодлянего, сдетства привыкшего кчистоте ипорядку, было просто невыносимым. Тогда он брал Гранда, шелсним гулять… ипо пути покупал очередную бутылку водки.
        Онпотерял все — отца, профессию, веру влюдей. Невидел Леру почти три месяца….

«Янемогу безнее», — зудело взатуманенном алкоголем сознании.
        Оннастойчиво пытался ее разыскать. Узнал, вкакое лечебное учреждение она перевелась после отпуска, новый адрес, покоторому прописана. Нона работе отвечали, чтотакой уних нет, ав новостройке, гдеона наконец получила квартиру, ещепочти никто нежил. Телефон ее родителей молчал.

…Навыходе складбища его поджидали друзья. Итогда он попросил подвезти его кдому-новостройке. Тяжело вздохнув ипереглянувшись сКлюевым, Андрей открыл бардачок ипротянул ему письмо. Вернее, записку нанебольшом листочке школьной тетради вклеточку.
        Вадим сразу узнал почерк Леры. Трикоротких предложения: «Ятебя нелюблю. Забудь. Прости».
        Тупо сверля взглядом текст, онпоначалу струдом воспринимал рассказ Зайца. Накануне, оказывается, Андрею удалось ее разыскать идаже встретиться. Иона сообщила, чтоеще два месяца назад вышла замуж заотца своей дочери, чтобеременна вторым ребенком, аВадим был длянее лишь «полетом фантазии». Всеэти годы она продолжала любить одного человека. Теперь она счастлива, чего иему желает. Просит ее небеспокоить, непреследовать. Очень надеется, чтоон поступит по-мужски ине создаст ей никаких проблем.
        Понимая, чтоЛадышев неповерит его словам, Андрей попросил черкануть записку, чтоона исделала. Незадумываясь, безлишних слов иэмоций.
        Дослушав доконца, Вадим смял записку, крепко сжал ее вкулаке иуставился встекло. Только тут донего стало доходить, почему она никогда неприглашала его ксебе. Тамбывал другой человек. Только тут поверил слухам, которые витали вокруг Валерии. Какпоговаривали, дочь она родила неот случайного человека, аот председателя исполкома городка, куда попала пораспределению. Чиновник довольно быстро пошел наповышение: сначала вобласть, азатем ив столицу, вкакое-то министерство. Скорее всего, именно он ипохлопотал опереводе Гаркалиной вМинск.
        Нотогда ослепленный любовью Вадим никого иничего нежелал слушать: сплетни! Коллеги просто завидуют ее красоте, ребенка она родила отбольшой, нонесчастной любви! Иза это достойна непорицания, ауважения!
        Аздесь получается… Вадимом она просто пользовалась. Выходит, издесь отец был прав…
        Тутже выяснилось, почему друзья неторопятся наработу: взяли отгулы. Предложили поехать надачу вКрыжовку — помянуть Сергея Николаевича, выпить заблагополучный исход дела. Ладышеву было всеравно, куда ехать…
        Ужеприсвете луны они подкатили кжелезнодорожному переезду ипристроились вхвост машин, дожидавшихся, пока погаснет красный свет светофора. Подлуной блеснули рельсы. Повинуясь какому-то безудержному внутреннему порыву, Вадим открыл дверцу, скрылся загустым кустарником, поднялся нанасыпь и… лег нарельсы. Зачем жить, когда вжизни нет нисправедливости, нисмысла, нилюбви? Почему-то вэти минуты самой нестерпимой была мысль опредательстве Валерии.
        Поезда долго ждать непришлось. Вдали появился яркий фонарь, задрожала земля, машинист дал пронзительный гудок. Вадим закрыл глаза, мысленно совсеми попрощался, попросил прощения…
        Внезапно кто-то схватил его заноги ирывком стащил срельсов. Подгрохот проносящегося грузового состава иотборный мат надухом вместе снавалившимся нанего Андреем он скатился снасыпи, но, едва придя всебя, оттолкнул друга иупрямо пополз обратно. Сделать это насей раз ему непозволил Клюев, мертвой хваткой вцепившийся вноги. Вскочивший сземли Заяц, нераздумывая, ударил кулаком влицо.
        Какое-то время Вадим пытался сними бороться, носилы были неравны. Вместе спроследовавшим мимо последним вагоном они покинули его окончательно. Дальше все пронеслось какв тумане: слезы отчаяния, полная прострация, машина, дача, дедЗайца Серафим Иванович, егопроницательный взгляд, стакан водки настоле. Последний. Наутро его ждал по-мужски жесткий разговор, после которого Ладышев довольно долго неприкасался кспиртному.
        Здесь подприсмотром академика он провел почти неделю. Восновном ел, спал илипомогал похозяйству, стараясь несмотреть всторону своей проданной дачи. Ав выходные Серафим Иванович впервые взял его ивнука наохоту…
        Шлигоды, жизнь брала свое, нонет-нет да изаползала вдушу предательская мысль: авдруг Андрей что-то напутал? Вдруг Лера солгала ему всилу обстоятельств? Втакие минуты почему-то нестерпимо хотелось напиться.
        Всепрекратилось одномоментно. Пять лет назад водной избольниц его специалисты монтировали оборудование. Возник вопрос кадминистрации, пришлось самому выехать наобъект ивстретиться сначмедом. Имоказалась давно носившая другую фамилию Лера.
        Глянул — икак рукой сняло преследовавшее столько лет наваждение. Ничто вдуше недрогнуло, ниодин нерв. Даже говорить очем-то, кроме дела, незахотелось. Отрезало раз инавсегда. Решил вопрос иуехал вофис. Даже подумал, что, случись такая встреча раньше, давнобы спал спокойно. Вскоре он купил квартиру наСторожевке, сделал ремонт, запер душу накрепкий засов иокончательно вернулся кжизни…

…После принятого душа Вадиму стало легче.

«Неполучится сбежать. Слишком много дел скопилось вМинске, — начал он мыслить реально. — Иот разговора сКатей неуйти: надо расставить все точки на«i». Здесь недолжно оставаться недоговоренностей, иначе они недадут покоя. Каккогда-то сЛерой… Поговорить — ивыжечь каленым железом, чтобы даже невспоминать, ненакручивать себя, недоводить дограни… — Вадим допил вторую чашку чая ивдруг нахмурился. — Сейчас одругом надо подумать: чтоделать савтомойкой, которая мне ненужна? Посути, онауже никому ненужна — ниПроскурину, ниЕвсееву сего больным сердцем. Задаток, конечно, невернуть, ноот покупки следует отказаться прямо сейчас. Пусть Поляченко дает отбой».
        Однако звонить Андрею Леонидовичу непришлось. Тотсам объявился, стоило только онем подумать.
        —Вадим Сергеевич? Добрый день. Увас все впорядке? Самолет прилетел сопозданием, давно уже приземлился, авас все нет, — услышал он обеспокоенный голос.
        —Добрый… — ответил Ладышев после некоторого замешательства. — Уменя все впорядке. Авы где?
        —Ваэропорту. Екатерина Александровна попросила вас встретить. Увас точно все впорядке? — недоверчиво повторил Поляченко.
        —Всехорошо. Если… несчитать того, чтоя неполетел вМинск. Обстоятельства, — кратко объяснилон.
        —Воткак? Странно… Екатерина Александровна вам ключи отквартиры передала, — растерялся Андрей Леонидович. — Онанезнала, чтовы неприлетите?
        —Ачто она еще просила передать? — вопросом навопрос ответилон.
        —Чтобы вы неволновались поповоду автомойки. Ятут хотел…
        —Ия хотел, — перебил тот, — чтобы вы сообщили продавцу, чтомы отказываемся отпокупки.
        —Тоесть? Если я правильно понял…
        —Выправильно поняли: янепокупаю автомойку.
        —Акакже…
        —Далее — подоговору. Задаток остается продавцу.
        —Какскажете, — только исмог произнести удивленный нелогичным решением шефа Андрей Леонидович.

«Значит, всесерьезно. Дело близится кразрыву», — мгновенно проанализировал он ситуацию.
        Накакие-то секунды ему даже стало грустно: какчеловек Екатерина Александровна была ему симпатична.
        —Что-нибудь еще просила передать? — после небольшой паузы уточнил Ладышев.
        —Да, — напряг он память. — Сказала приблизительно так: история одиннадцатилетней давности подошла клогическому финалу. Виновник получил позаслугам. Жестоко, слов нет… Нельзя забывать, ктоначто учился.

«Нахирурга я учился», — мрачно усмехнулся Вадим.
        —По-моему, кконцу она заплакала, — неуверенно добавил Андрей Витальевич.
        —Понятно, — спокойно отреагировал шеф. — Прямо сейчас позвоните продавцу, сообщите омоем решении. Затем — мне. Буду ждать. Забеспокойство извините. Выходной, авам пришлось ехать ваэропорт.
        —Ничего страшного. Яперезвоню.
        Отключив телефон, Вадим заварил еще чаю, селвкресло иоткинул продолжавшую гудеть голову.

«Вотивсе, вотидоказательство, чтоона ссамого начала все знала, — устало подумалон. — Иначе несъехалабы так быстро сквартиры».
        Неожиданно снова зазвонил мобильник.

«Поляченко? Такбыстро?» — ион удивленно глянул надисплей.
        Звонил Заяц.
        —Привет, — как-то неуверенно поздоровался тот. — Тыуже вМинске?
        —Нет, воФранкфурте.
        —Неполетел? Япочему-то так идумал, — после паузы вздохнул Андрей. — Напился, небось.
        —Счего ты решил?
        —Ктоже тебя лучше меня знает? Надеюсь, изокна там несобираешься сигануть?
        —Недождешься.
        —Нуихорошо… Ато вспомнилось тут… Значит, этоона.
        —Она, — подтвердил Вадим.
        —Ичто теперь?
        —Ничего.
        —Ятут… Вобщем, ночь почти неспал, вседумал, ас самого утра снова кИрке поехал. Вобщем, женюсья, — немного стесняясь, сообщил Андрей.
        —Поздравляю.
        —Неловко, конечно, говорить обэтом втакую минуту…
        —Нормальная минута, — успокоил Вадим. — Если водном месте убыло, товдругом обязательно прибудет. Радзатебя. Когда свадьба?
        —Нерешили пока, носкоро. Срок поджимает, сампонимаешь, — оживился друг. — Завтра поеду вПуховичи знакомиться сродителями.
        —Свататься, чтоли? — улыбнулся Вадим.
        —Нуда. Надеюсь, непопрут, — шутливо подтвердил Андрей. — Жаль, чтоты неприлетел. Поехалибы вместе, побылбы вроли свата.
        —Неумеюя. Такчто как-нибудь безменя.
        —Нутогда хоть свидетелем будешь?
        —Вовторой раз? Нет, даже непроси. Янесчастливый свидетель.
        —Акто тогда? — озадачился Андрей. — Санька сам женится.
        —Вотипобудете друг удруга свидетелями.
        —Ачто? Даже интересно, — загорелся он идеей, нотутже почувствовал неуместность своей радости. — Слышь, тыэто… нерасстраивайся сильно. Будет ина твоей улице праздник.
        —Надеюсь, — безвсяких эмоций согласился Вадим. — Вобщем, если других новостей нет, тоя снова пошел спать. Тыугадал, состояние уменя сейчас еще то. Отходняк.
        —Ладно, понял. Придешь всебя — набери. Чтобы спокойней было.
        —Маленькийя, чтоли?
        —Большой… Самый большой друг. Потому ипрошу.
        —Хорошо, — вздохнув, пообещал Вадим. — Позвоню…

9
        ДляКати утро понедельника один кодному повторило то, чтобыло всубботу ивоскресенье: стоило ей покинуть кровать ипринять вертикальное положение, кактутже подкатывал рвотный спазм, который никак неудавалось снять. Приэтом отглотка воды становилось только хуже, приступ рвоты повторялся. Затем наваливалась невероятная слабость, дрожали руки иноги, ныли мышцы живота.
        Ана смену всему этому приходил зверский приступ голода. Датакой, что, несмотря насовет Арины Ивановны поголодать, онатутже одевалась ибежала вмагазин. Мачеха даже категорически запретила ей навещать втаком состоянии отца, которому стало гораздо лучше. Неровен час, передастся непонятная инфекция, аон ибез того еще слаб. Инастоятельно рекомендовала Кате показаться врачу. Ужслишком настораживало ее течение болезни: непрекращающаяся рвота, слабость — засыпала прямо находу.
        Саппетитом все понятно — истощенный организм требовал пищи. Нотакая сонливость настораживала нетолько Арину Ивановну: спала вэти дни Катя предостаточно. Правда, непривязываясь ковремени суток, также много иработала. Этоединственное, чтоотвлекало отдушевной боли. Аболело там нещадно, невыносимо. Стоило отключиться — ныло так, чтохоть настенку лезь, хоть головой обнее бейся!
        Молчание Вадима только усугубляло упадническое настроение. Честно говоря, онаждала отнего хоть какой-то реакции еще всубботу. Какнаяву представляла: вотон прилетел, Поляченко его встретил, передал ключи. Вотон зашел вквартиру, прочитал смятую записку, которую она забыла выбросить, увидел собранное нанее досье… Неможет быть, чтобы он незахотел сней поговорить. Иневажно, счегобы начался разговор, чембы закончился. Зато появиласьбы ясность. Хоть какая-то.
        НоЛадышев так ине дал осебе знать нив субботу, нив воскресенье. Онадаже интересовалась всправке аэропорта, былли самолет. Был, правда, прилетел сопозданием.
        Значит, онаабсолютно права относительно его намерений. Значит, этотакая редкая разновидность мести…
        Надо как-то учиться жить безнего. Нокак? Онадаже неподозревала, насколько кнему привязалась, прямо приросла душой ителом. Какмучительно ей нехватает его глаз, губ, рук, егоголоса, присутствия рядом. Почему он так сней поступил? Неужели нельзя было найти другой способ мести? Нетакой безжалостный?
        Чтобы хоть как-то абстрагироваться, Катя изаставляла себя работать. Отредактировала материал оженской колонии, написала большую, почти надве полосы, статью опрофессоре Ладышеве.
        Первый порыв — дать опровержение — прошел. Появилось понимание, чтоэтого будет недостаточно. Великое счастье — знать таких людей, какСергей Николаевич, учиться уних прижизни. Ауж после смерти отаких людях обязательно следует помнить. Ониоставляют свой след вистории.
        Ксчастью, винтернете намедицинских форумах обнаружилось немало ссылок натруды профессора. Даже несколько забавных, нопоучительных историй, записанных его учениками. Носамое главное длянее — рассказ Нины Георгиевны. Рассказ-исповедь, рассказ-признание влюбви кчеловеку, которого давно нет, нокоторый живет всердце. Редкая насегодняшний день тема иредкая удача дляжурналиста — столкнуться стакой судьбой.
        Такчто, несмотря нина что, выходные непропали даром. Ипервая, ивторая статьи были именно тем, вчем сейчас, наее взгляд, нуждалась газета. Сомнений, чтоКамолова сней согласится, небыло.

«Хорошобы увидеться ипереговорить сней доначала планерки, — думалаона, засыпая ввоскресенье. — Евгения Александровна — тонкий, умный человек. Онадолжна понять, почему это так важно дляменя».
        Нов понедельник утром планы вочередной раз «откорректировала» проклятая инфекция! Пришлось звонить вредакцию, предупреждать, чтовсилу обстоятельств пропустит планерку. Судя поопыту выходных, опоздает какминимум часа надва.
        Таконо ивышло. Наступеньках редакции Катя оказалась вначале двенадцатого. Пока бежала отмашины кзданию, успела промерзнуть докостей — мороз, ледяной ветер. Втакую погоду лучшебы вшубе ходить, ане вкурточке намеху.

«Воттак, Екатерина Александровна, иостались вы сносом: были две шубы, дасплыли. Одну, скорее всего, Алиска носит. Арина Ивановна говорила, чтоВиталик ее забрал. Вторую тоже найдут кому пристроить, — грустно усмехнуласьона. — Дабог сней, нев шубе дело. Ине впогоде… Надуше минус сорок… — ивдруг поймала себя намысли: — Аведь я мучаюсь нетолько потому, чтоон так сомной поступил. Язанего волнуюсь. Гдеон? Чтосним? Незаболелли? Умом понимаю, чтоменя все это уже недолжно касаться, авот подижты… Ладно, хватит хандрить. Надо учиться принимать удары судьбы. Сколько их еще впереди?»
        Вопрос совпал соткрытием дверей лифта.
        —Катюня, привет! — наткнулась она наВенечку. — Тебя твой полуолигарх надиету посадил, чтоли?
        —Привет! Счего ты решил? — нахмуриласьона.
        —Тебяж ветром качает! Какпосле голодовки. Решила стать 90-60-90?
        —Почемубы нет? Может, ятоже наподиум хочу, — буркнулаона, направляясь кдверям редакции.
        Забыв олифте, Потюня неожиданно пошел следом.
        —Кать, если хочешь знать мое мнение, тохудоба тебе неидет. Ты,цветущая, пышущая здоровьем молодая женщина. Вочто ты себя превратила? Синячищи подглазами… Терпеть немогу худосочных! Нучто сними делать?
        —Тоже, чтоис остальными, — находу, необорачиваясь, бросила Катя.
        Признаться честно, Венечкины слова, содной стороны, порадовали. Если заметили окружающие, значит, онавсамом деле прилично похудела: джинсы сваливаются, ремень утром надве дырочки пришлось переместить. Вотведь какбывает: стараешься-стараешься, моришь себя голодом, нежрешь ничерта — авес неуходит. Зато стоит поймать напару-тройку дней какую-нибудь заразу, как — раз, инеизвестно что куда подевалось!

«Ивсеже бог сними, скилограммами, — подумалосьей. — Толькобы ненаступило очередное утро вобнимку сунитазом».
        —Хочешь, ятебе фотосессию устрою? Ибез всякой голодовки! Такотфотошоплю, отец родной неузнает!
        —Нелюблю я фотошоп, Венечка. Всеравно какпеть подфанеру.
        —Нехочешь фотошоп — ненадо! Давай так сфоткаемся, а? Сколько раз предлагал, аты все отказываешься, — насупилсяон.
        —Ладно, уговорил. Кактолько, таксразу. Надо запечатлеть момент, пока снова ненаберу вес после инфекции.
        —А-а-а… Вотвчем дело, — дошло донего. — Ая-то думаю: чего ты такая бледная? Сочувствую. Моглабы объяснить Жоржсанд, отлежаласьбы дома. Кстати, неты одна. Мария Ивановна тоже заболела.
        —Ас ней что?
        —Незнаю. Напланерке сообщили. Вместо нее Любашу вызвали.
        Любашей звали два года назад ушедшую напенсию сотрудницу, которая появлялась вредакции попервому зову. Нестолько ради лишней копейки, сколько чтобы пообщаться, отвлечься отдомашних хлопот. Всюжизнь проработала вбольших коллективах — вредакциях газет, нарадио, телевидении. Ина пенсию нехотела уходить, дадети настояли. Стыдно, мол, перед знакомыми — будто они нев состоянии обеспечить мать.
        —Этохорошо, — кивнула Катя изадумалась.
        Выходит, неодну ее задело продолжение истории многолетней давности. Чисто по-человечески Марии Ивановне можно было только посочувствовать. Добрая она женщина, сердобольная. Атут такую рану разбередили. Даеще выяснилось, чтосама неправа вотношении людей, которых винила всмерти племянницы. Такое тяжело принять. Правда, каки простить.
        —Жоржсанд наместе? — поинтересовалась Катя.
        —Была наместе. Ятут хотел спросить: тыкогда материал проколонию собираешься сдавать?
        —Сегодня. Прямо сейчас пойду ипокажу.
        —Ятак идумал, потому ивернулся. Фотки тебе перекину, посмотришь, чтоподойдет.
        —Хорошо. Только никуда неуходи. Япостараюсь быстро поговорить сЕвгенией Александровной, — спрятав вшкаф курточку, включила она компьютер.
        —Аты чего безшубы втакую холодрыгу?
        —Моль съела, — какотрезалаона, давпонять, чторазговор окончен. — Все, Веня, неотвлекай. Делмного…
        Периодически впадая всонное забытье, субботу ивоскресенье Вадим провел вномере. Даже вресторан приотеле неспускался. Заказывал еду, когда чувство голода становилось нестерпимым. Затем щелкал пультом телевизора иснова засыпал. Сонбыл спасением, ион это понимал. Иначе мыслительный процесс обязательно довелбы его доочередного падения вбездну. Вбаре было достаточно спиртного.
        Впонедельник около пяти утра он раскрыл глаза, выключил продолжавший бубнить телевизор, прислушался ксебе ипонял: сним все впорядке. Ивыспался нанеделю вперед.
        Встав скровати, потянулся и, разминая шею, подошел кокну: сонный город тоже просыпался. Пока еще полупустые магистрали, редкие машины ифигурки людей, ярко светящаяся реклама. Через пару часов все кардинально изменится: посветлеет, появятся пробки, толпы спешащего наработу люда.
        Повернувшись, Вадим окинул взглядом номер. Ввыходные он так ине дал горничной прибраться. Раздосадованно вздохнув, онразобрал дорожную сумку, аккуратно разложил вшкафу вещи иприступил кзарядке.

«Чтотам уменя насегодня? — вспоминалон, отсчитывая количество отжиманий. — Пять, шесть, семь… Вступление вправа основного владельца «Моденмедикал», знакомство сперсоналом. Звучит официально, хотя насамом деле всех давно знаю. Кдевяти утра прибудут юрист сХильдой — хорошо хоть нерассказалей, чтонелетал вМинск… Восемь, девять… Лишнего она неспросит, нонеловкость появится: остался воФранкфурте ине навестил… Атак позвонил, сказал, чтовернулся, справился осамочувствии… Десять, одиннадцать… Чтотам дальше? Вместе сХильдой заехать вофис UAA Electronics, гдебудут обсуждаться завтрашние похороны Флемакса. Правильно, чтовсе расходы корпорация взяла насебя. Мартин это заслужил… Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Пожалуй, хватит насегодня, нестоит перегружаться, — решил Вадим, перевернулся наковровом покрытии, потянулся, расслабился, потянулся, снова расслабился. — Сейчас вбассейн, назавтрак ина свежий воздух. Пройдусь вофис пешком. Полчаса, больше незаймет, — прикинулон. — Незря Мартин любил ходить наработу, вэтом что-тоесть. Настраиваешься надело, нио чем другом недумаешь… Каквсе рассказать маме? Ладно,
потом…»
        Неожиданно зазвонил мобильник.

«Ктоэто втакую рань? — судивлением взял он трубку. — Мама? Что-то случилось?» — тутже обдало его холодной волной.
        —Вадик! Вадик, чтож это такое происходит? — даже непоздоровавшись, запричитала та. — Неуспела я проснуться, как… как… Галя только что зашла ктебе вквартиру, атам…там… — дрожал ее голос.
        —Чтотам? — начиная догадываться, чтоже такое обнаружила вего жилище Галина Петровна, спросил он спокойно, сетуя приэтом насебя, чтонеподумал ине предусмотрел такую ситуацию. Надо было попросить Галину Петровну неприходить вквартиру, пока он невернется. — Там… Тамнет Катиных вещей… — растерянно сообщила Нина Георгиевна. — Иее самой нет…
        —Язнаю. Нуичто изтого?
        —Какэто — чтоизтого?
        —«Чтоизтого» означает, чтомы расстались, — беспристрастно пояснил Вадим.
        —Когда? — опустошенно выдохнула Нина Георгиевна.
        —Повсей видимости, ещевпятницу. Именно поэтому я ине прилетел всубботу. Прости, нехотел тебя расстраивать.
        —Нопочему? Катя такая хорошая…
        —Наверное, именно поэтому. Онаслишком хороша дляменя, — перебил онее. — Или — ядлянее. Что, посути, ничего неменяет: мырасстались — иточка. Придется сэтим смириться, — добавил он чуть мягче. — Атеперь слушай меня внимательно: прямо сейчас идешь каптечке, берешь таблетки посписку, принимаешь, запиваешь водой… Давай, яжду…
        —Вадим, какие сейчас таблетки?..
        —Мама, тыидешь каптечке иберешь лекарства, — чуть жестче повторил сын. — Мнеибез того хватает проблем: завтра — похороны Мартина. Ия нехочу повозвращении заняться темже дома.
        —Нухорошо, хорошо, — послушно согласилась Нина Георгиевна. Какое-то время втрубке был слышен шорох, затем шум воды. — Все, выпила. Вадик, такчтоже такое случилось?
        —Отом, чтослучилось, ярасскажу тебе, когда приеду. Всюправду, обещаю. Атеперь опять слушай меня внимательно: тыничего непытаешься выяснять сама ини вкоем случае незвонишь Кате. Обещаешь? — строго спросилон.
        —Обещаю, — только исмогла вымолвить бедная женщина.
        —Вотихорошо. Вечером позвоню.
        Закончив разговор, онполистал меню, нашел нужный номер ипослал вызов.
        —Галина Петровна? Доброе утро.
        —Доброе утро, Вадим. Ятут прибираться начала…
        —Галина Петровна, зачем вы сообщили матери, что… Вобщем, высами знаете, что, — строго произнесон. — Вамразве ничего неизвестно оее здоровье?
        —Я… — растерялась женщина. — Явквартиру зашла, аона пустая, никого нет. Ивещей Катеньки нет, — стала она оправдываться. — Васнехотела беспокоить, набрала, неподумав, номер Нины.
        —Таквот, отныне инавсегда: чтобы вы ниувидели вмоей квартире, чемубы ниудивились, чтобы вас нивзволновало — сначала будете думать иговорить обэтом сомной итолько сомной. Иначе нам придется расстаться. Вывсе поняли?
        —Все.
        —Екатерина Александровна ничего неоставила?
        —Ничего… Воттолько записка смятая подстолом вкабинете… — растерянно пробормотала женщина. — Наверное, Катя писала.
        Последовала долгая пауза.
        —Выее читали?…Понятно, — сказал Вадим после затянувшегося молчания. — Значит, так. Сейчас вы закрываете квартиру, сдаете ее насигнализацию иотправляетесь кНине Георгиевне. Этопервое, — холодно отчеканилон. — Второе. Никаких разговоров оЕкатерине Александровне иобомне. Более того, нив коем случае неподдерживать смамой эту тему. Итретье: явернусь всреду. Домомента, пока непозвоню, чтоприлетел, ине приеду, вынедолжны оставлять маму одну. Вамвсе ясно, Галина Петровна?
        —Хорошо, Вадим Сергеевич, — испуганно согласилась женщина.
        Честно говоря, поимени-отчеству она назвала его первый раз вжизни. Познакомились ведь давно, когда тот был подростком. Воспитанный, культурный мальчик, сынпрофессора, шестидесятилетие которого отмечали унее вресторане. Ис женой завремя подготовки торжества сложились приятельские отношения.
        Подругами они стали гораздо позже, когда уобеих, сразницей впару месяцев, умерли мужья: сначала уГалины Петровны, затем уНины Георгиевны. Пережитое горе сблизило окончательно. Стех пор они практически нерасставались.
        —Янавас надеюсь, тетя Галя, — неожиданно добавил Вадим сболью вголосе.
        —Да,Вадик, конечно. Япрямо сейчас еду наПулихова, — спохватилась та.
        —Спасибо, — только исмог выдавитьон.
        Опустившись вкресло, онкрепко сжал вруке телефон, изовсех сил сомкнул веки иподумал:

«Нувот ивсе…»
        —Катя, тысошла сума? — прочитав текст, Камолова сдвинула налоб очки ивнимательно посмотрела наПроскурину. — Тыхочешь, чтобы мы это напечатали? Ясогласна, такие личности, какпрофессор Ладышев, имеют право наувековечение памяти — намемориальных досках. Пусть даже улицу назовут его именем, янепротив. Нокак это связано ссегодняшним днем? Рейтинга такая публикация нам недобавит. Кроме лично тебя иеще пары человек, кого взволнует судьба этого человека? Вобществе мало проблем, чтоли? Материал изколонии — этода, этоактуально. Можно сказать, эксклюзив. Нокакое отношение «ВСЗ» имеет ктому, чтобыло напечатано много лет назад вмаленькой газетенке, которой, кслову, давно нет? Молодая неопытная журналистка допустила ошибку, которая, возможно, истала косвенной причиной чьей-то смерти. Почему именно в«ВСЗ» должно выйти опровержение того, кчему мы неимеем нималейшего отношения? — внедоумении повысила она голос.
        —Имеем. Потому что эта журналистка сейчас работает здесь. Потому что измолодой инеопытной она превратилась вматерую, получила известность. Итеперь она хочет исправить давнюю ошибку, — опустив глаза, темнеменее стояла насвоем Проскурина.
        —Вотименно! Свою, личную ошибку! Катя, чтостобой? Прежде ты никогда непутала личные проблемы сделом!
        —Яисейчас непутаю. Ноесть профессиональная ответственность. Иеще совесть, которая неатрофировалась даже подгрудой заказных статей иливалом третьестепенных событий, которые приходится освещать. Поймите, здесь судьба человека, личности сбольшой буквы. Люди, которым я поломала жизнь.
        Жоржсанд нахмурилась исвела брови.
        —Тоесть, тыхочешь сказать…
        —Яхочу сказать, чтодляменя сейчас это крайне важно. Можно сказать, вопрос жизни исмерти. Какжурналистки.
        Камолова сняла очки, положила их настол, встала, сложив руки нагруди, подошла кокну комнаты совещаний. Сминуту так постояв, онавдруг резко развернулась исхватила листы сраспечатанным текстом.
        —Тыпонимаешь, чтовсе это чушь?! Вотэтовсе! — подняла она их вверх ибросила настол.
        Соскользнув, тевеером упали напол.
        —Ичто значит вопрос «жизни исмерти»? Этовсего лишь твоя работа, которая нетерпит нисентиментальности, ничрезмерных сюсюканий, нислез! Каки глубоко личных переживаний, понимаешь? Дакому какое дело, чтотам утебя надуше? Хочешь покаяться — сходи вцерковь, поставь свечку! Ведь если это появится впечати… — едва незадохнулась она отнегодования. — Неужели ты непонимаешь, чтоугробишь себя какжурналистку?!
        —Журналист, каки доктор, неимеет права наошибку. Но,если уж так случилось, надо ее признать, сделать все возможное, чтобы…
        —Дабудьже честна сама ссобой! Ничего, ни-че-го, — повторила она послогам, — тыуже неисправишь! После того какпрошло столько лет, этонеимеет смысла! Илиты окончательно решила поставить крест насвоей карьере, насвоей репутации?
        —Именно ради своей репутации я должна это сделать, — стояла насвоем Катя, хотя внутри, если честно, появилась растерянность.
        Почему-то она была убеждена, чтоКамолова пойметее, какникто другой.
        —Н-да-а-а… — разочарованно протянула главный редактор. — Я-то надеялась, чтоотпуск пойдет тебе напользу. Ошиблась.
        —Нет, неошиблись. Заэти месяцы я многое поняла: все, чтоснами происходит, непросто так. Этоиспытания, через которые мы обязательно должны пройти напути ксчастью. Завсе вжизни надо платить, завсе рано илипоздно придется держать ответ. Особенно запричиненное кому-то горе. Этобумеранг, который обязательно вернется ипопадет всамое больное место!
        —…Ну чтож. Мневсе понятно… — после долгого молчания многозначительно вздохнула Евгения Александровна. — Значит, так: материал изколонии дадим взавтрашний номер. Можно считать его заданием редакции, иты сним справилась. Второе. Такибыть, статью опрофессоре Ладышеве можешь разместить всвоем блоге наредакционном сайте. Мыизучим реакцию читателей и, возможно, опубликуем ее коДню медработника. Приодном условии: тыуберешь личностные моменты. Никаких опровержений! — показала она взглядом всторону разбросанных листов. — Янемать Тереза, аглавный редактор, ибуду заботиться исключительно обинтересах газеты, — какотрезалаона.
        —Жаль, чтомы свами перестали понимать друг друга, — проглотила обиду Катя. — Извините, Евгения Александровна, нов таком случае… я невижу смысла вдальнейшей работе. Яухожу.
        —Авот этим пугать меня вовторой раз нестоит. Пожалуйста. Пиши заявление инеси вотдел кадров. Останавливать больше небуду, — давпонять, чторазговор окончен, направилась кдвери Жоржсанд.
        Посмотрев ей вслед, Катя молча собрала спола разбросанные распечатки.

«Вотифинальный аккорд попытки «начнем жизнь сначала», — грустно усмехнуласьона. — Отвновь начатой жизни ничего неосталось. Нучтож… Будем считать попытку номер два переходным периодом. Иуместилась она ровно втри месяца…»
        Нисловом необмолвившись оразговоре сглавным редактором, онаотобрала сВенечкой несколько фотографий, переслала Любаше навычитку статью околонии и, какмышка, затаилась всвоем углу. Надо было все обдумать, собрать вещи, которых насей раз скопилось немного, написать заявление, дождаться минуты, чтобы незаметно положить его впапку ккадровикам, итакже незаметно исчезнуть.
        Ксчастью, еепочти никто нетревожил. Всепривыкли: если Проскурина спряталась всвоем уголочке зашкафами да стеллажами, значит, работает илучше ее небеспокоить. Золотое перо редакции, какникак.
        Воттолько зналибыони, чемона занималась насей раз: чистила ящики стола, компьютер, что-то перекачивала нафлэшку. Даже создала дляэтого папку «Былое». Хотела добавить «…идумы», ноостановила себя. Зачем? Думать обэтом она итак будет доконца жизни. Нообратного пути нет — этастраница длянее перевернута. Навсегда.
        Наверное, внутренне она давно была готова уйти, новсегда что-то останавливало, непозволяло сделать решительный шаг. История спрофессором Ладышевым иразговор сЖоржсанд оказались теми последними песчинками, которые склонили чашу весов впользу расставания снекогда любимым делом.
        Прав Вадим: Катя давно переросла свою газету. Ейдавно стало неинтересно то, чемона занимается, более того, ееэто тяготило. Новот признаться вэтом себе нехватало духу. Всилу ответственности тянула взваленный когда-то груз ине задумывалась, почему он становится все тяжелее.
        Статьи, заметки, репортажи, колонки, блоги, газетные полосы, презентации, тусовки, интервью, снова статьи… Ноша все тяжелела, сгибала все ниже, двигаться сней вперед было уже невозможно. Онаине заметила, когда остановилась. Видно, хотела лишь перевести дух, носдвинуться сместа, чтобы идти дальше, уженесмогла. Такистояла, неотдавая себе отчета втом, чтопригвоздившее кземле бремя продолжает увеличиваться вразмерах. Каксвалка мусора, которой всегда мало отведенного места. Завоевывая пространство, онарастет сначала вверх, затем вширь иметр заметром погребает подсобой благую идею, когда-то породившую ее насвет.
        Воттак иКатя, выбрав журналистику, поначалу сэнтузиазмом хваталась залюбую тему: всеказалось важным, заслуживающим внимания. Нонезаметно длясебя потеряла изначальную цель истала невольной пленницей даже нежурналистики, арутины, таккакписала много. Ипусть она изовсех сил пыталась сохранить индивидуальность, делать это скаждым днем становилось все труднее, внутри что-то стало атрофироваться: если нет движения вперед — нетижизни.

«Неужели рано илипоздно всех ждет один итотже финал? — неожиданно пришло ей вголову. — Иливсе-таки есть люди, которые непросто преданы своей профессии, непросто тянут лямку, аостаются неисправимыми энтузиастами доконца дней ипри этом чувствуют себя счастливыми? Каким это удается?» — задумаласьона.
        Ответ был прост исложен. Главное, казалосьбы, лежало наповерхности: ониизначально выбрали правильный путь. Однако издесь есть свои секреты. Нельзя жить одним только делом. Надо периодически отключаться отнего, абстрагироваться, чтобы незациклиться, неразучиться смотреть намир свежим, незамыленным взглядом. Что-то должно идти параллельно. Примеров-подтверждений тому полно: академик всвободное время судовольствием копается втеплице, банкир выращивает орхидеи, директор завода возится свнуками.

«Ещеесть семья, дети… Семья вроде иу меня была, бездетей, правда. Ивсеже одной семьи длясчастья мало, — продолжал анализировать мозг, неутруждая себя другим — механическими действиями накомпьютере: выделить, скопировать, вставить. — Ичто такое счастье? Ономожет длиться мгновение, аможет растянуться навсю жизнь. Этакий миг бесконечности. Укого-то этот миг ярче, укого-то тусклее. Какзвезды. Одна упала, ноее никто ине заметил, адругая пролетела понебу яркой кометой, еювосторгались, даже желание успели загадать. Вчем между ними разница? Вяркости, этопонятно. Новедь можно отражать свет, аможно его излучать. Вчем источник этого излучения? Аведь это любовь! — осенилоее. — Толькоона. Какпутеводный свет вбесконечности времени ипространства… Любовь иесть миг бесконечности…»

«Бесконечность любви, бесконечность печали. Бесконечная нежность, которой незнали», — тутже родились унее строки. — …Н-да, занесло меня!» — Катя тряхнула головой, откинулась кспинке кресла ивзглянула начасы.
        То-то еще надумается доконца дня — торопиться ей сегодня некуда. Разве что вечером навестить отца вкардиоцентре, куда его сегодня перевезли. Сослов Арины Ивановны, даже длянее это стало сюрпризом. Если честно, онаисама обэтом подумывала, таккаккардиоотделение вее больнице нешло нив какое сравнение среспубликанским центром. Ноне успела она скем-то поговорить, каквопрос решился сам собой: транспортировка, двухместная палата, максимум обследований впервыйже день. Дляродной медицины повышенное внимание крядовому пациенту совсем нетипично. Онадаже поинтересовалась, неимеетли Катя кэтому отношения.
        Нет, неимеет. Нокто мог быть кэтому причастен, знала наверняка: только Вадим сего связями изнакомствами. Чтониговори, асердце унего доброе. Оставалось только мысленно его поблагодарить. Других возможностей небыло.
        Если считать свечера пятницы, Катя неслышала его голоса больше трех суток, невидела почти неделю. Целая вечность, которая волей судьбы стала самой счастливой исамой несчастной вее жизни. Понять, чтолюбит, итутже потерять свою любовь! Онадаже неуспела доконца это осознать, надышаться нежданно свалившимся счастьем, неуспела им насладиться!
        Странное дело, ноона уже нечувствовала обиды наВадима. Даже если он что-то спланировал заранее ив его отношении кней небыло никапли искренности, атолько игра, онаему благодарна. Залюбовь исвет этой любви, который ее спас, помог иначе взглянуть нажизнь. Словно зажгли вдуше лампочку, ивсе сразу стало заметно: плохое, хорошее, ненужное ито, чему следует научиться. Ибесконечное падение вбездну, какими порой казались последние три дня, еенепугало: что-то неведомое хранилоее, непозволяло достичь дна — раззаразом подхватывало налету, опять возвращало ккраю, заставляло трезво мыслить, оценивать ситуацию, убеждало жить. Ноуже безнего, безВадима. Потому что их навсегда разлучило прошлое — пропасть, которую они несмогут преодолеть.
        Стоило ковырнуть вдуше больную рану, какна глаза навернулись слезы, асердце вновь зашлось отневыносимой тоски.

«Какже больно! Икакже это вынести, ктобы подсказал, — едва незастоналаона. — Может, попробовать излить свою боль, записать? Говорят, иногда помогает…»

«Какже больно! — набрала она наклавиатуре ивытерла ладошкой бегущую пощеке слезу. — Какже невыносимо больно терять то, чтосвалилось тебе снебес, озарило мир ярким светом! Прости меня, мояЛюбовь, тыошиблась. Нету выбрала… Яотпускаю тебя туда, откуда ты пришла… Вбесконечность… Спасибо тебе затвой миг… Насвете обязательно найдутся двое, которых ты сделаешь счастливыми, длякоторых твой миг бесконечности растянется навсю жизнь. Прости меня, мояЛюбовь…» — написала она иостановилась.
        Легче, увы, нестало. Скорее, наоборот. Слезы потекли безостановки, ещечуть-чуть — иона заплачет навзрыд.

«Нельзя! — Катя промокнула салфеткой глаза, несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула. — Держаться! Никто ничего недолжен заметить. Сяду вмашину — наревусь вдоволь… Воттолько что теперь делать сэтой болью?» — окинула она взглядом текст намониторе.
        Сработала привычка: если что-то написано, следует сохранить — вдруг пригодится?

«Надо как-то переключиться, доконца дня успеть отредактировать текст оЛадышевых иразместить вблоге», — вернула она себя вреальность.
        Времени это заняло нетак уж много. Помогло выработанное годами отношение кделу: выдерживать стилистику, править походу обнаруженные компьютером ошибки.
        Часы показывали безпятнадцати шесть, когда она поняла, чтопора закругляться. Последний рабочий день подошел кконцу. Ктомуже нестерпимо хотелось есть испать, кчему она уже стала привыкать.
        Оставалось вывести напечать заявление обувольнении иположить его впапку наподпись. Онаспециально несделала этого раньше: нехотела, чтобы кто-то случайно прочитал истал приставать срасспросами. Атак — ушла иушла. Каки небыло.
        Расписавшись взаявлении, Катя закрыла опустевшие рабочие папки изаглянула всодержимое флэшки. Внутренний голос подсказывал: что-то нетак, упустила что-то важное. Ахда, есть одно «но»!
        Жоржсанд позволила ей разместить статью вблоге, нопо опыту Катя знала, чтосуходом журналиста его блог автоматически закрывается. Ив чем тогда смысл? Ейведь надо, чтобы текст прочитало какможно больше пользователей сети.
        Самый простой вариант — перепостить его в«Живой журнал». Нотуда, честно говоря, последнее время она исама редко заглядывала: дляобщения исамовыражения хватало рабочего сайта. Надо подумать… Ачто, если отправить ссылку наблог и«ЖЖ» всем зарегистрированным подписчикам интернет-версии газеты идрузьям всоцсетях? Даже если завтра утром удалят блог, останется адрес «ЖЖ». Тамможно сделать пометку, данная статья — последний материал журналистки Проскуриной. Публикация всвободном доступе, иавтор невозражает, если она увидит свет влюбом другом СМИ… Ноесли уж идти потакому пути, тообязательно надо дать иопровержение. Темболее, чтооно написано.
        Воодушевившись идеей, Катя вновь подключилась кинтернету. Спустя полчаса все было сделано: ссылки автоматически стали расходиться позарегистрированным адресам. Теперь, даже если она выключит свой компьютер, начатое завершит основной сервер. Можно соспокойной совестью ехать котцу вкардиоцентр.
        Хотя нет… Надо поставить финальную точку — отправить одну изссылок наадрес Ладышева. Ас ней — иписьмо освоей боли, попросить прощения ипроститься навсегда. Ведь он иесть ее Любовь…
        Найдя адрес, Катя прикрепила кпосланию последний написанный файл, нанесколько секунд задумалась, зажмурила глаза ирешительно нажала ввод. Спустя секунду намониторе появился отчет оботправке.

«Воттеперьвсе… Теперь финал…»
        Почувствовав полное опустошение, онавыключила компьютер, набросила наплечи куртку, прихватила сумку свещами и, неоглядываясь, поспешила квыходу…
        —Добрый день, яприлетел, — пройдя паспортный контроль, Вадим набрал номер Галины Петровны. — Кактам мама? Почему унее телефон отключен?
        Задва последних дня уних установились особо доверительные отношения. Толи повинуясь приказу, толи пособственной воле женщина сообщала ему окаждом шаге матери: какспала, какое давление, какое настроение, чемзанималась, очем говорили, какую тему удалось благополучно обойти. Заэто истерзанный переживаниями Ладышев был ей безмерно благодарен. Вовсяком случае, хотябы заодно он был спокоен: ссамым дорогим человеком все впорядке.
        Правда, онпредполагал, чтопосле обещанного разговора все могло измениться кхудшему. Ужслишком быстро мать успела привязаться кКате. Ив том была его вина.
        —Нина спит, — едва слышно ответила Галина Петровна. — Ателефон я отключила поее просьбе. Идомашний тоже.
        —Что-то случилось? — насторожился Вадим. — Мама никогда неспит днем.
        —Яей всяких капель успокаивающих накапала, вотиспит. Ой,Вадим Сергеевич, прямо незнаю, каквам все рассказать, — зашептала она втрубку. — После того какона прочитала статью, заплакала иплачет непереставая. Атут еще люди стали звонить: знакомые инезнакомые. Ина мобильный, ина домашний. Ктосословами сочувствия, ктосословами поддержки, чтонаконец-то правда восторжествовала. Изгазеты попросили дать комментарии кстатье.
        —Чтозастатья? — напрягся Вадим. — Подробнее можно?
        —Статья оСергее Николаевиче. Сегодня вышла. Аразве вы незнаете?
        —Нет, впервый раз слышу. Ичто там?
        —Там… Нукаквам сказать? Лучше самому прочитать…
        —Хоть кратко можете пересказать?
        —Ну… ОСергее Николаевиче много хорошего сказано, оего жизненном пути, достижениях, преданности профессии. Олюбви, отом, какпосле смерти мужа Нина Георгиевна продолжает его любить, хранит память, ходит покабинетам чиновников, пытается пробить установку мемориальной доски, — Галина Петровна замялась.
        —Аеще? — неутерпел Вадим.
        —Отом, чтоего погубило… Всяправда. Вобщем… Вобщем, статью Екатерина Проскурина написала. Вдевичестве… Секундочку… — втрубке послышался шелест страниц. — Вдевичестве Евсеева.
        —Какая газета?
        —«ВСЗ». Нина нанее подписку сфевраля оформила, апока каждый номер поутрам покупала, когда Кельвина выгуливала. Илименя просила. Вотя икупила сегодня набеду, — сокрушенно вздохнула женщина. — Ктомог подумать, чтостатью, откоторой умер Сергей Николаевич, написала Катя? Такая милая молодая женщина, добрая, умная, справедливая. Идопустила такую ошибку. Очень переживает теперь.
        —Раньше надо было переживать, — заметив свой чемодан наленте транспортера, буркнул Вадим.
        Неожиданная новость ввела его вполное смятение, ачетко выстроенная линия поведения вотношении Проскуриной водну минуту сломалась.

«Забыть. Вырвать скорнемвсе, чтосней связывало. Никаких воспоминаний!» — безостановочно повторял он себе два дня подряд. Что-то даже стало получаться. Вовсяком случае, завчерашний день, наполненный траурными мероприятиями, оннетак часто вспоминал оКате.
        Зато сегодня проснулся смыслями оней, оматери. Всамолете только идумал отом, какпреподнести ей правду оКате. Нотак ничего ине придумал. Ивот сюрприз. Разве он мог предвидеть, чтоПроскурина напишет новую статью? Зачем она опять вмешивается вих жизнь? Ктоее просил?!
        —Галина Петровна, неотходите отмамы нина минуту. Если что — немедленно вызывайте «скорую». Язаеду домой исразу квам, — проходя мимо таможенника, посмотрел начасы. — Буду максимум через час.
        Глянув надо предела напряженное лицо мужчины, услышав обрывок фразы ижесткий тон разговора потелефону, таможенник, сделавший было шаг навстречу, непроизвольно отступил назад. Зачем задавать глупые вопросы: откуда прилетел, чтовезет? Ибез того заметно, чтодобропорядочный гражданин, укоторого возникли проблемы. Таможенники тоже люди.
        —Добрый день, Вадим Сергеевич, — поздоровался дожидавшийся шефа втолпе встречающих Поляченко. — Какдолетели?
        —Добрый. Нормально, — коротко ответил тот и, отпустив ручку чемодана наколесиках, окинул взглядом зал прилета. — Гдездесь газетный киоск, незнаешь? — спросилон.
        —Ненужен вам киоск, — опустил глаза Андрей Леонидович. — Я«ВСЗ» изофиса забрал, знал, чтозахотите прочитать. Вмашине лежит.
        —Тогда пошли. Чего стоим? — подхватил чемодан Ладышев.

«МИГ БЕСКОНЕЧНОСТИ ЛЮБВИ…» — выхватил взгляд знакомую фразу-заголовок.
        Однажды он уже слышал ее ототца, когда тот пытался отговорить его отвстреч сГаркалиной.

«Чтоон тогда еще сказал? «…Когда-нибудь ты поймешь разницу между мигом влюбленности имигом любви…» — вспомнилон.

«Ладно, сэтим разберемся… Чтотам дальше?» — вернулся он кдвум газетным страницам.
        Биографическая справка, вкоторой подробно указаны звания, регалии отца. Трифотографии. Напервой — смеющийся молодой человек, очень похожий наВадима, вбелом халате поверх гимнастерки, нафоне палатки скрасным крестом. Навторой — зрелый, сурового вида мужчина, всевтомже белом халате, ноуже заинститутской кафедрой. И,наконец, любимая мамина фотография: счастливое семейство втроем.

«Гдеона ее взяла? Ктопозволил? — ревниво отреагировалон, чувствуя нарастающее раздражение. — Этосемейная реликвия!»

«…Дом вглубине улицы Пулихова, уютная квартира, порядок итишина. Кабинет, стол, настольная лампа, научная библиотека — немые свидетели радостей, горестей, сомнений, трудов человека, кимени которого посей день спочитанием относятся вмедицинском мире.
        Сергей Николаевич Ладышев — военно-полевой хирург, фронтовик, профессор. Любящий муж, отец. Человек-глыба, человек-легенда. Иего супруга — Нина Георгиевна Ладышева, светлая иудивительная женщина, общение скоторой еще раз убеждает: настоящая любовь неимеет временных рамок ивозрастных границ…» — прочитал он вступление и, неотвлекаясь больше намысленные комментарии, продолжил:

«… — Нина Георгиевна, выпомните, какпознакомились сСергеем Николаевичем?
        —Очень хорошо помню. Ятогда была совсем маленькой девочкой, — листаем мы семейный альбом состарыми черно-белыми фотографиями. — Когда вМоскве арестовали моего отца — сотрудника МИДа иизвестного переводчика, мысмамой гостили всемье ее брата, хирурга-травматолога, который после войны осел вМинске. Онубедил маму невозвращаться домой иконечноже рисковал, приютив нас усебя. Какрисковали ивсе те, ктобыл вхож вего дом. Ятогда мало что понимала, была болезненной, плаксивой девочкой ихлопот родным доставляла немало.
        Однажды уменя разболелся живот. Подозревая аппендицит, дядя решил проконсультироваться уколлеги. Стоило его увидеть, какя сразу перестала хныкать. Ужнезнаю, чтоменя тогда так впечатлило: толи голос, толи то, чтодоктор был вформе, приэтом необыкновенно красив иподтянут. Сергей Николаевич тогда служил ввоенном госпитале.
        Аппендицит он исключил ипосоветовал родным посадить меня надиету. Спустя несколько дней боли прошли, адоктор стал захаживать вгости. Всесразу отметили, чтовего присутствии я меняюсь донеузнаваемости: некапризничаю, становлюсь послушной. Скорее всего, мненехватало отца, ия выбрала среди окружающих этакий его «заменитель».
        Пришло время идти вшколу. Насемейном совете вприсутствии доктора уменя вшутку спросили, скем я хочу пойти первый раз впервый класс. Незадумываясь, япо-детски искренне ответила: сдядей Сережей, потому что я его люблю. Всепосмеялись, нопожелание выполнили. Воттак иотвел он меня заруку встрану знаний.
        Вскоре выпустили папу. Онприехал вМинск, устроился наработу, емувыделили комнату, имы съехали отдяди. Отец вернулся, ноя сильно скучала поСергею Николаевичу: постоянно упоминала его имя вразговорах, бегала вгости кдяде поповоду ибез внадежде, чтоСергей Николаевич заглянет кнему надружеский огонек инам удастся пообщаться. Моядетская привязанность стала раздражать родителей, иони решили сомной поговорить довольно жестко. Девочке так вести себя непозволительно, темболее если есть отец. Вобщем, такполучилось, чтоя невидела любимого доктора досамого окончания школы ипоступления винститут… — Нина Георгиевна улыбается, закрывает один альбом иоткрывает следующий.
        —Здесь я студентка иняза, — показывает она фотографию улыбающейся слегка полноватой девушки. — Ябыла пухленькой отприроды. Нетолстой, апухленькой. Каквыяснилось позже, Сергею Николаевичу всегда нравились именно такие женщины. Когда, спустя годы, мывстретились наюбилее удяди, ятак обрадовалась! Ведь все это время я продолжала тайно скучать по«дяде Сереже». Онтоже обрадовался, несводил сменя глаз ивдруг признался, что, повзрослев, ястала похожа наего первую жену. Еезвали Мартина, ноона всем представлялась Мартой. Онабыла дочерью одного изкомандиров латышских стрелков ислужила втомже госпитале, чтоиСергей Николаевич. Марта погибла накануне праздника Победы напоследнем месяце беременности. Онее очень любил, продолжал любить, потому так больше ине женился. ВДень Победы постоянно навещал ее могилу вКалининграде. Кстати, какпозже выяснилось, моябабушка имама Марты вместе учились вСмольном.
        Загадка природы, ноя действительно оказалась нанее похожа. Вот, смотрите, — сулыбкой протягивает она мне две фотографии, накоторых, напервый взгляд, снята одна итаже женщина. — Ядаже косы наголове укладывала так, какона: веночком. Сындосих пор незнает, чтонаодной изфотографий вовсе нея».

«Что-то слышал оМарте, нофотографии… Непомню… — удивленно оторвался отчтения Вадим, потянулся вкарман засигаретами, нотутже себя остановил: — Нельзя вчужой машине».
        —Курите, — тутже отреагировал Андрей Леонидович, отбросил напанели пепельницу иопустил стекло состороны пассажира. — Курите, явсе понимаю. Читать такое непросто.
        Ладышев перевел нанего благодарный взгляд, закурил ипродолжил чтение.

«…Следующие пять лет мы изредка виделись все утогоже дяди. Ноя уже была нетой девочкой, которая признается всвоих чувствах. Жутко смущалась, стеснялась, мыпочти неразговаривали. Приэтом я непереставала думать онем имучительно понимала всю нелепость ситуации: онгодится мне вотцы. Темнеменее пособственной инициативе винституте я сделала упор намедицинскую тематику. Лелеяла надежду, чтомои знания когда-нибудь ему пригодятся.
        Такислучилось. Однажды меня вызвали вдеканат ипредложили перевести снемецкого цикл статей пополевой хирургии. Пояснили, чтоэто нужно длядокторской диссертации преподавателя мединститута Ладышева. Услышав фамилию, яедва вобморок неупала. Испуганно залепетала, чтонесправлюсь. Ноникто ислушать незахотел.
        Почти год я переводила статьи. Мычасто встречались сСергеем Николаевичем дляих обсуждения илиу него вкабинете, илив парке Горького, который оба любили. Много общались, разговаривали омедицине, ожизни, олитературе. Шагзашагом я раскрепощалась, отпускало внутреннее напряжение, вдуше росло нечто другое — большое, чистое, светлое. Каждое случайное прикосновение словно пронзало током, отдавалось всердце необыкновенной нежностью. Мненехотелось расставаться, яжелала одного: быть все время рядом. Какпозже выяснилось, Сергея Николаевича обуревали теже чувства. Номы еще год тщательно скрывали это друг отдруга. Ипричиной тому была все таже разница ввозрасте: ведь он вдвое старше.
        Нооднажды я невыдержала и, совершенно забыв огордости, прямо напрогулке призналась ему влюбви. Краснела отстыда, дрожала какосиновый лист. Аон вдруг обнял, крепко прижал, поцеловал сначала влоб, затем вгубы инеожиданно попросил прощения зато, чтомне пришлось признаться первой. Мол, оннеимел наэто морального права».

«Ничего себе! Впервые обэтом слышу… Какже глубоко удалось Кате проникнуть маме вдушу, если она решилась открыть ей такие тайны?» — опять сревностью подумал Вадим.

« —Преклоняюсь перед вашей смелостью. Устои, воспитание того времени… Даже внаши дни как-то непринято женщине первой признаваться влюбви. Новедь кто-то должен сделать первый шаг?
        —Вотименно! — улыбается Нина Георгиевна. — Сергей Николаевич врядли бы нанего решился, ия это понимала. Втотже вечер он сделал мне предложение. Естественно, близкие были вшоке. Мыслимоли — разница вдвадцать пять лет! Ктомуже он — друг семьи. Могу себе представить, чтопришлось выслушать ему отмоих родных. Мнеже вочередной раз категорически запретили даже думать онем ипоставили перед выбором: илиони, или«выживший изума старик». Этобыла пытка. Невыносимая. Любовь — нетолько большая ответственность, нои мужество. Имне тогда его нехватило.
        Мыневиделись сСергеем Николаевичем несколько месяцев, пока однажды, вначале зимы, нестолкнулись впарке, всенатойже дальней аллее, гдепризнались друг другу влюбви. Каквыяснилось, надеясь наслучайную встречу, мыходили туда все эти месяцы, ноне совпадали повремени.
        После короткого разговора пошли кмоему дому, ясобрала вещи вчемоданчик, оставила родным записку иушла. Вскоре стала Ладышевой, аровно через девять месяцев унас родился сын.
        Ядосих пор сужасом думаю: аеслибы мы невстретились тогда натой аллее?
        —Акак родные?
        —Смирились. Более того, мама взяла внука подсвою опеку ипозволила нам сголовой уйти внауку. Сергей Николаевич защитил докторскую, возглавил кафедру, стал профессором, много оперировал. Ятоже защитилась, стала доцентом. Сынокончил школу сзолотой медалью, пошел постопам отца, поступил вмединститут.
        Всевроде были счастливы. Но,увы, слишком многие нелюбят успешных людей. Ауж если успешные люди бескомпромиссны, нетерпят пустословия, лжи, непрофессионализма иговорят обэтом прямо вглаза, чтоиделал Сергей Николаевич, недоброжелатели становятся врагами. Тайными. Ивыжидают удобного момента, чтобы нанести удар…»
        Потянувшись заочередной сигаретой, Вадим быстро пробегал глазами текст. Практически все он знал, нои откровений хватало. Кпримеру, чтородители страдали неменьше оттого, чтонемогли найти сним общий язык. Аеще донего вдруг впервые дошло то, очем твердила мать: онисотцом похожи нетолько внешне, нои внутренне. Почему он непонимал этого раньше?

«…Таким ударом дляСергея Николаевича явилась статья водной газете, изобиловавшая подробностями, которые были известны узкому кругу лиц. Контекст — профессор Ладышев всеми силами выгораживает сына, виновного всмерти пациентки. Насамом деле все было совершенно нетак, чтоидоказала впоследующем судебно-медицинская экспертиза. Ноодной статьи оказалось достаточно, чтобы сердце мужа невыдержало.
        Тысячи спасенных жизней, сотни учеников ипоследователей — иодна-единственная статья, водин миг погубившая уважаемого человека. Янедержу зла нажурналистку, которая ее написала, яее давно простила. Время все расставило поместам: Сергея Николаевича Ладышева помнят, почитают иуважают даже после смерти. Надеюсь, вскором времени решится вопрос обустановке мемориальной доски надоме, гдеон жил иработал впоследние годы. Мневэтом активно помогают энтузиасты, длякоторых фамилия Ладышев что-то значит: кого-то он вылечил, кого-то учил. Авот фамилии Евсеева я больше нигде невстречала. Идаже если насегодняшний день она стала известной журналисткой, врядли ей будет сопутствовать счастье. Посеяв однажды горе — горе ипожнешь. Еслиже несешь людям добро, даришь свет, надежду — онибудут тебе благодарны, будут любить ипомнить.
        —Нина Георгиевна, высчастливая женщина?
        —Да. Потому что я знаю, чтотакое любовь, ялюблю и, когда наступит мой час, уйду вмир иной слюбовью всердце».
        Воттакая история любви. Вечной, бесконечной вовремени ипространстве.
        Изразговора сэтой необыкновенной женщиной я открыла длясебя удивительную истину: этонемы впускаем всебя любовь, неона нас настигает, поселяется внаших душах. Всесточностью донаоборот: этомы, блуждая, попадаем наее территорию. Этоособый мир, особое энергетическое поле: восторг, эйфория. Сами того незамечая, мыпытаемся ему соответствовать: стараемся быть лучше, учимся быть добрее. Дарим другим радость, счастье исами становимся счастливыми. Улюбви много счастья, ононакаждом шагу, куда ниглянь. Но…
        Люди так устроены, чтобыстро привыкают кхорошему, пресыщаются. Становится скучно, хочется чего-то нового, более впечатляющего. Ониперестают ценить гостеприимство любви, перестают уважать ценности хозяйки. Кто-то уходит сам, кого-то выдворяетона. Остаются лишь самые преданные, ониже — самые счастливые люди насвете. Именно им любовь открывает свой главный секрет, свою главную тайну — свой миг бесконечности…
        P.S. Ноистория былабы незавершенной, еслибы нееще одна правда, окоторой я неимею права умолчать. Ине только потому, чтомне непозволяет этого внутренний кодекс журналиста, вкотором честь исовесть — непустые слова. Есть еще исуд человеческой совести.
        Апотому, какэто нитяжело, какни прискорбно, ноприходится признать: Екатерина Евсеева иЕкатерина Проскурина — один итотже человек.
        Да,это я когда-то написала статью, причинившую людям такое горе. Этоя, поддавшись эмоциям, нарушила основное правило журналистики ивстала поодну сторону баррикад, совершенно забыв, чтоподругую сторону — тоже люди иим тоже больно! Этоя непроверила — хотя была обязана! — всюинформацию. Оправдания — мол, пыталась, ноне вышло — здесь несрабатывают. Потому что, выдвинув обвинение, яобязана была отследить историю доконца ив данном случае нетолько принести свои извинения, нои дать впечать опровержение.
        Увы, яэтого несделала. Ине только потому, чтогазета закрылась. Яэлементарно надолгие годы обэтом ЗАБЫЛА!!! Дотех пор, пока волею судеб непознакомилась ссемьей Ладышевых.
        Мнестыдно ибольно. Утаких ошибок нет срока давности, какнет срока давности упричиненного кому-то горя. Вэтом вы правы, Нина Георгиевна. Простите меня… Простите иза то, чтопоневедению, беззлого умысла я снова вмешалась ввашу жизнь.
        Простите меня, Сергей Николаевич Ладышев. Ябыла целиком иполностью неправа. Выбыли иостаетесь той редкой личностью, которые заслуживают памятника прижизни, ане обивания порогов кабинетов разного рода чиновников, чтобы впамять оВас разрешили установить мемориальную доску. Простите затех, кому Вы неуспели помочь. Очень надеюсь, чтоэто сделали Ваши ученики.
        Простите засломанную судьбу вашего сына. Ведь он расстался спрофессией, окоторой мечтал сдетства, отчасти ипо моей вине. Ноон — достойный сын своих родителей, нашел всебе силы состояться надругом поприще, близком кмедицине.
        Испасибо вам всем зажизненный урок. Теперь мне есть ского брать пример.
        Этой публикацией я прощаюсь с«ВСЗ», которая по-прежнему остается моей любимой газетой, прощаюсь сзамечательным коллективом редакции, считателями. Прощаюсь сжурналистикой, которой отдала столько лет икоторая мне так нравилась.
        Решение это зрело давно, ивышеописанная история стала лишь последней каплей, которая помогла понять: пора уходить иначинать новую жизнь. Рано илипоздно напути каждого человека становится Его Величество Выбор. Ясвой выбор сделала.
        Спасибо всем, ктобыл сомной рядом.
        Отдельное спасибо главному редактору, который решится опубликовать этот материал.
        Ваша ЕКАТЕРИНА ПРОСКУРИНА».
        Вадим дочитал доконца. Переполненный эмоциями, снова закурил иневидящим взглядом уставился влобовое стекло. Думать отом, чтосказать матери, больше небыло надобности. Катя сделала это сама. Честно иоткрыто.
        Почемуже тогда так муторно надуше?
        Неожиданно прямо вглаза ударил яркий солнечный свет: редкое явление длязимы. Взгляд сфокусировался — машина подъезжала кСторожевке.
        Остановившись уподъезда, Андрей Леонидович открыл багажник идостал чемодан.
        —Спасибо, — перехватил ручку Ладышев инаправился кступенькам.
        —Вассегодня ждать вофисе? — осмелился уточнить Поляченко, небудучи уверенным, чтошеф его услышал: понимал, чтовсостоянии, вкотором он сейчас находился, слушать ислышать можно только себя.
        —Кконцу дня буду… Передайте Зине, — темнеменее ответилон.
        Попав вквартиру, Вадим разулся, отодвинул дверь встроенного шкафа, чтобы повесить одежду, исразу наткнулся взглядом нашубу.

«Катя здесь?!» — мелькнула мысль, которой он неуспел нипорадоваться, ниогорчиться.
        Нет, еездесь небыло. Какне было ставших привычными перчаток натумбочке, сумочки, шарфика… Ашуба… Этого стоило ожидать.
        Вздохнув, первым делом он направился вкабинет. Настоле поверх файла скакими-то распечатками лежала смятая записка.

«Какты мог, Вадим??? Ятебе так верила!!! Аты все знал ссамого начала…» — прочитал он иот неожиданности присел настул.

«Чтоя знал? Чтозачушь?» — непонял он имашинально скользнул взглядом побумагам вфайле.

«Проскурина Екатерина Александровна, девичья фамилия — Евсеева… — прочитал он знакомый домелочей текст. — Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса вгазете «Городские ведомости»…

«Таквот оно что! — дошло донего. Надуше сразу стало еще муторнее. — Онанашла бумаги Поляченко…»

«Какты мог, Вадим???» — вернулся он кзаписке.

«Теперь вее глазах я полный мерзавец, — сгоречью подумалон, забросил руки заголову, откинулся кспинке кресла изакрыл глаза. — Ктопосле такого поверит, чтодопоследнего незнал, ктоона такая? Влюбился поуши илишь затем узнал, вкого… Ичто теперь? — глухо застоналон. — Оправдываться, доказывать, чтоя сам нечитал это досье допрошлой пятницы? Нокакой смысл? Того, чтобыло, уженевернуть… — опустил он руки имашинально включил компьютер. — Аведь унее сегодня день рождения… Подарок вчемодане… Нет. Надо как-то это пережить. Отболит. Ивстречаться нестоит. Пусть длянее все останется так, какона считает. Может, такбудет легче, — вздохнулон. — Разуж включил, придется почту просмотреть», — бросил он взгляд назасветившийся монитор.
        Последний раз он заглядывал впочтовый ящик впонедельник днем, иза два дня там скопилось немало сообщений. Большая часть — обычная деловая переписка. Нобыло два личных письма, заслуживающих внимания. Одно пришло садреса Зайца, другое — отКати. Наверное, боясь себе втом признаться, Вадим его очень ждал. Онуже привык кпереписке сней, кее сообщениям, кее стихам….
        Письмо отАндрея оказалось нечем иным, какссылкой настатью, которую он уже успел прочитать. Вадим прокрутил страницу досамого низа. Судя покомментариям, еенепросто читали иактивно обсуждали. Кое-кто делился воспоминаниями опрофессоре Ладышеве, кто-то его благодарил, кто-то рассуждал ожурналистской этике, хвалил автора, аиные осуждали.
        Глянув начасы, Ладышев решил оставить комментарии напотом иоткрыл наконец письмо отКати. Кому насамом деле оно адресовано, напервый взгляд было непонятно.

«Какже больно… Какже невыносимо больно терять то, чтосвалилось тебе снебес, озарило мир ярким светом! Прости меня, мояЛюбовь, тыошиблась. Нету выбрала… Яотпускаю тебя туда, откуда ты пришла… Вбесконечность… Спасибо тебе затвой миг…. Насвете обязательно найдутся двое, которых ты сделаешь счастливыми, длякоторых твой миг бесконечности растянется навсю жизнь. Прости меня, мояЛюбовь…» — дочиталон.

«Именя прости», — прошептал Вадим…
        Проведя очередное утро надунитазом, Катя невыдержала, включила молчавший вторые сутки телефон ипозвонила Ольге. Арина Ивановна права. Онаявно нездорова. Надо идти кдоктору, потому что ей никак нельзя болеть, пока отец невстанет наноги ине выпишется избольницы. Толькобы все прошло хорошо! Отец — сильный, выкарабкается. Долженже прийти конец испытаниям, выпавшим наих голову! Сколько можно? Надо вэто хоть изпоследних сил, новерить.
        Воттолько чем больнаона? Нервы? Иливсе-таки это инфекция? Олябыла почти подругой, снее Катя ирешила начать.
        Выслушавее, Оля назначила время начетыре часа дня — перед началом приема вмедицинском центре, гдеконсультировала повечерам. Ипредупредила, чтооткладывать визит нестоит, таккакона уходит вотпуск послучаю свадьбы.
        Ничего откладывать Проскурина несобиралась: онасама устала отприступов рвоты поутрам, ноющего живота, валящей сног слабости, сонливости повечерам. Ктомуже чем еще ей было заняться? Наработу уже ненадо, котцу тоже. Вчера она провела унего почти весь день, якобы вотгуле была. Даже телефон демонстративно отключила.
        Отец вроде поверил, новсе допытывался, отчего такая бледная да исхудавшая. Ипопросил сегодня неприезжать, неотпрашиваться сработы, спокойно отметить день рождения. Отом, чтоработы теперь унее нет ией совсем недо веселья. Катя, понятное дело, ничего несказала.
        Онаисегодня телефон невключила — разговаривать нис кем нехотелось. Наверняка тарабанят: ктопоздравить, ктосвопросами после рассылки. Только зачем? Чтосделано, тосделано. Лишь одно волновало: решитсяли кто-нибудь опубликовать ее материал? НаКамолову она уже нерассчитывала.
        Закончив разговор сОльгой, Катя глянула надисплей. Оживший телефон моментально наполнился доставленными СМСками. Больше сорока штук. Поправив очки, онапросмотрела список адресатов. Восемь сообщений пришло отВени. Авот Вадим молчал, хотя вглубине души она надеялась, чтоон даст осебе знать. Все-таки день рождения…

«Позвони наЧкалова», — написала она ответ Потюне иснова отключила телефон.
        Никому другому изадресатов ниотвечать, ниперезванивать желания невозникло.
        Тутже раздался звонок.
        —Привет, — невесело произнесла Катя, уверенная, чтоэто Потюня.
        —Катя! Катька, какаяже ты умница, какаяже ты молодчина!
        —Генка, ты?
        —Я. Привет! Рано утром прилетел, сразу тебя набрал, хотел сднем рождения поздравить. Нотвой мобильный неотвечал. Зашел винтернет — атам сразу несколько ссылок натвой блог! Вобщем, ябы блог так итак прочитал, явсегда тебя читаю, ното, чтоты сделала!.. — едва незахлебнулся отвосторга Вессенберг.
        —Ачто я сделала? — недоуменно спросила Катя.
        —Какчто? Тыпредставляешь, какой это пиар-ход? Тыхотябы понимаешь, чтосделала себе имя? Даты открой «ЖЖ», статистику посмотри. Яуверен, количество посещений зашкаливает!
        —Какой пиар. Гена? Зачем он мне нужен, пиар? — непонимающе захлопала та ресницами.
        —Какзачем? Какие деньги напопулярности всети можно зарабатывать, тыхотябы знаешь? — неунимался собеседник.
        —Какие деньги? Причем здесь деньги? — направившись всторону кухни кноутбуку, никак немогла она взять втолк.
        —Нуты даешь! Активные блогеры иЖЖисты получают деньги отрекламных компаний! Технология проста какмир: среди энного количества постов, размещенных наих странице, неменьше десяти процентов — разные ссылки надругие сайты. Мол, меня впечатлило, впечатлитесь ивы! Хитрая такая реклама, многие оней ине подозревают! Дальше дело техники: проследить, через кого тот илииной пользователь посетил ту илииную страницу. Иденежки вкармане! Такчто теперь главное — неостанавливаться. Интересно писать ты умеешь, анесколько коротких постов вдень длятебя — семечки. Здесь самое важное, каки вгазете, — громкий заголовок. Дачто мне тебя учить, сама все знаешь. Уверен, втвоей почте уже есть предложения порекламе!
        —Генка, тысума сошел? Яненавижу рекламу! Особенно снекоторых пор! Тыведь знаешь, почему! — раздраженно напомнила Катя, докоторой наконец стало доходить, чтокчему.
        —Аты негорячись, тыуспокойся, послушай меня иподумай. Всепрекрасно знают, чтожурналисты — люди циничные, никаких порывов иэмоций — один голый расчет. Стыд вообще несвойствен нашей профессии. Ивсе прекрасно понимают, начто их «подписывают». Яобщаюсь винтернете кое скем изваших журналистов, просматриваю иногда вашу периодику: да, есть неплохие, умные ребята. Нокогда им говорят, чтонужно повосторгаться очередным достижением экономики, онивысокопрофессионально восторгаются. Азатем самиже надсобой издеваются вузком кругу. Профессиональный цинизм. Толстокожесть, которая нарабатывается сгодами. Этопоначалу мы все белые, честные ипушистые. Иочень страдаем, когда чья-то судьба из-за неверно сказанного слова катится подоткос. Дотех пор, пока ненаучимся рассматривать профессию каксредство зарабатывания денег. Какправило, после восьми — десяти лет профессиональной практики журналист уже просто необращает внимания натакие мелочи. Такчто утебя всего лишь запоздалая ломка.
        —Акакже совесть? Оначто, тоже «ломается»?
        —Катя, даповзрослейже наконец! Сколько можно быть белой вороной? Судсовести дляжурналиста противоестествен. Незря нашу профессию называют второй древнейшей. Иты придумала гениальный ход!
        —Какой ход?
        —Какзарабатывать деньги! Тыпоказала, чтонетакая, каквсе. Теперь дляобывателей ты — насамом деле честь исовесть журналистики. Ународа ктебе стопроцентное доверие! Иесли ты действительно ушла изгазеты…
        —Ядействительно ушла. Самсказал, чтобелые вороны вжурналистике долго неживут, — усмехнулась Катя, пытаясь подключиться кинтернету.
        Вдуше — полная растерянность. То,какГенка, прекрасно ее знавший исчитавшийся другом, отреагировал настатью, сбило столку. Чтоже тогда думают другие, ктосней незнаком? Неужели она совершила очередную ошибку икак-то нетак подала материал? Надо срочно войти всеть.
        Нос интернетом ничего неполучилось. Видно, насчете закончились деньги. Переехав кВадиму, онаего непополняла.
        —Ия несобираюсь ничего рекламировать, — зажав ухом трубку, добавилаона.
        —Ачтоже ты будешь делать? Сидеть дома ствоим характером смерти подобно.
        —Неволнуйся, неумру, — отстраненно-холодно парировала Катя. — Вшколу пойду работать, какмама, — неожиданно даже длясамой себя нашла она выход.
        Вразговоре возникла недолгая пауза.
        —Шутишь? Ствоим-то опытом? Какая школа?
        —Обыкновенная, общеобразовательная. Наэлитную непретендую.
        —Тысерьезно? Ствоим-то именем… — пришел черед растеряться Вессенбергу.
        —Серьезней некуда. Ещераз повторяю, если непонял: яушла изжурналистики ихочу начать жизнь сначала. Надеюсь, что, когда верну себе прежнюю фамилию, ожурналистке Проскуриной все забудут.
        —Дляменя ты никогда ею ине была. Дляменя ты была иесть Евсеева. Помнишь, какмы тебя Ксивой звали, аты злилась? — попытался перевести разговор нашутливый лад Вессенберг. — Ладно, Кать, такибыть, небуду тебя больше донимать. Давай одругом поговорим, — посерьезнелон. — Знаешь, какая уменя первая мысль возникла, когда прочитал? Чтоты подумала надмоим предложением ирешилась.
        —Начто решилась? Каким предложением? — раздосадованная отсутствием интернета, непоняла Катя.
        —Ясно, — вздохнул он после недолгого молчания. — Тогда ставлю вопрос иначе. Тынедумала переехать куда-нибудь? Начинать жизнь снуля нановом месте гораздо проще, поверь. Например, всевтойже Германии.
        —Этонедля меня. Пусть моя родина иуродина, ноя ее люблю.
        —Здесь я реально могу тебе помочь. Ис работой тоже, — пропустил он ее ответ мимо ушей.
        —Янемецкого незнаю. Тычто, забыл?
        —Наначальном этапе это иневажно. Здесь полно русскоязычных изданий. Телеканалы, опятьже. Специалисты твоего уровня всегда нужны. Немного осмотришься, проникнешься местным колоритом — ивперед.
        —Дляменя твое «вперед» вданной ситуации — шагназад, — устало заметила Катя. — Почему ты никак нехочешь меня понять? Водну итуже воду дважды невходят! Чтоздесь, чтотам, чтонадругом конце земного шара — журналистика меня больше неинтересует. Этопервое. Второе исамое главное насегодняшний день: янемогу оставить отца. Ауж тем более сейчас, когда он вбольнице впредынфарктном состоянии.
        —Янезнал, чтоон болен… Тыобэтом ничего неговорила, — слегка растерялся Генрих.
        —Яисама незнала. Впятницу «скорая» забрала, вотвсе иоткрылось. Такчто недо переездовмне.
        —Ну,это вопрос легко решаемый, — тутже нашелсяон. — Устроишь свою жизнь, позовешь отца. Этонепроблема, вопрос времени. Ис лечением можно будет здесь все решить.
        Катя тяжело вздохнула. Похоже, разговор сГеной складывался, каку слепого сглухим.
        —Ген, язнаю своего отца — онникогда иникуда непоедет. Такчто давай закроем тему переезда. Ивообще, если честно, ничего неимею против тех, ктоищет райской жизни затридевять земель. Ноя живу подругому принципу: гдеродился — тамипригодился. Только нечто изряда вон выходящее может меня сдвинуть сместа.
        —Никогда неговори «никогда», — упрямо стоял насвоем Вессенберг. — Тогда уж честность зачестность: неужели непонятно, чтоя хочу, чтобы ты была рядом, чтобы мы были вместе? Вместе ствоим отцом, ствоей мачехой. Даскем угодно!
        —Гена, ялюблю другого человека, — тихо произнесла Катя.
        —Тоесть?
        —Ялюблю другого человека, — чуть громче повторилаона.
        Наэтот раз пауза продлилась еще дольше.
        —Ясно… Невовремя я позвонил, — выдавилон, огорошенный. — Почему-то я так иподумал, когда первый раз услышал, чтоты собралась разводиться. Показалось, будто что-то недоговариваешь.
        —Тебе всамом деле показалось. Яполюбила этого человека после того, какподала наразвод.
        —Аон тебя любит? — после раздумья спросил Вессенберг.
        —Насегодняшний день дляменя это неактуально.
        —Почему?
        —Потому что мы расстались.
        —Воткак? Втаком случае я даже небуду спрашивать, ктоон ичто собой представляет, — повеселел Генрих. — Влюбленность это. Мимолетное увлечение. Пройдет. Считай, чтоя этого неслышал. Ладно. Мнетут надо поделам… Вобщем, тыменя, конечно, отчасти расстроила, ноя готов ждать дальше. Надежда умирает последней. Все, побежал. Пока, — словно боясь услышать еще что-то неочень приятное, быстро окончил он разговор.
        —Пока, — Катя вернула трубку наместо изадумалась.

«Ничеготы, Генка, непонимаешь взаконах времени.
        Ив бесконечности тоже… Невлюбленность это, — вздохнулаона. — Апоздравить меня витоге забыл. Ну,сднем рождениявас, Екатерина Александровна… «Ясама себя поздравлю иитоги подведу», — вспомнила она строчки своегоже стихотворения. — Пора чего-то поесть», — прислушалась она кжелудку, настойчиво подававшему сигналы голода.
        Тутже снова зазвонил телефон. Насей раз это действительно был Потюня.
        —Привет! Слава богу, нашлась, — облегченно выдохнулон. — Сднем рождения тебя.
        —Спасибо.
        —Спасибо, — хмыкнулон. — Впрямом ив переносном смысле сднем рождения! Иливозрождения. Явчера полгорода перевернул, незнал, гдетебя искать. Ина Чкалова дважды был: нитебя, нимашины. Боялся утром сводки милицейские читать.
        —Ачто так? Насамоубийцу вроде непохожа.
        —Ещекакпохожа! Хотя, если сказать точнее, накамикадзе, — угрюмо заметилон. — Тывинтернет давно заглядывала? Свой блог невозникало желания почитать?
        —Уменя интернет неработает. Ктомуже была уверена, чтоблог еще вчера удалили.
        —Какже, попробуй его теперь удали! — усмехнулся Венечка. — Разве что вместе сгазетой. Унас благодаря твоей странице рейтинг донебес подскочил. Самая читаемая газета запоследние двое суток. Народ жалуется, чтосайт тормозит, медленно открывается из-за наплыва посетителей. Майков только что заходил: судя постатистике, тебя полмира читает: Россия, Украина, Германия, Америка. Статистика зашкаливает, народ бросился все твои публикации изучать. Неудивлюсь, если кому-то придет вголову выдвинуть тебя нажурналистскую премию. Пулитцеровскую, кпримеру.
        —Ну,это ты загнул, Венечка, — грустно улыбнулась Катя.
        —Воттак: векживи, векучись. Можно всю жизнь чего-то там кропать — иникто твоей фамилии незапомнит. Аможно одномоментно стать звездой. Совчерашнего вечера даже форум открыли: протестуют против увольнения.
        —Ктопротестует?
        —Кто-кто, читатели, народ. Чтоудивительно, даже журналисты тебя поддерживают. Есть, конечно, те, ктоязвит, нов общей массе они погоды неделают. Быстро затыкаются, вернее, ихзатыкают твои сторонники. Представляю, чтоначнется, когда сегодняшний номер прочитают.
        —Ачто там?
        —Твоя статья ипослесловие. Практически безкупюр. Мария Ивановна только слегка подкорректировала.
        —Мария Ивановна? Онавыздоровела?
        —Любаша ее вызвала. Чтода как — незнаю, только та сразу после ее звонка прибежала. Сделала — изаплаканная довечера ходила. Намтут всем вчера впору было зарыдать. Такой сыр-бор разгорелся, непередать!
        —Из-за статьи? — тихо уточнила Катя.
        —Аиз-за чегоеще? Вредакцию издругих газет трезвонили, спрашивали, будемли печатать. Никто незнал, чтоответить. Жоржсанд даже планерку отменила. Закрылась вкабинете, всекому-то названивала, скем-то советовалась. Азатем приказала передвинуть материал околонии начетверг, ав номер дать статью опрофессоре.
        —Авыпускающим кто был?
        —Росомахин. Допоследнего момента ждал. Всебормотал: правильно Катька делает, чтоуходит иконцы обрубает. Мол, тыслишком тонкая натура, невыжить тебе здесь. Признался, чтопомолодости нераз пытался порвать сжурналистикой, новозвращался. Очем досих пор периодически сожалеет… Кать, если между нами: тыкуда собралась переходить? Никто неповерит, чтоты решила остаться безработы. Вчера вдруг все вспомнили ослухах месячной давности: тебя толи вМоскву позвали, толи вГерманию. Ипо всем законам жанра ты обязана была громко хлопнуть дверью, чтоты исделала. Этакий пиар-грохот. Таккуда лыжи навострила, признавайся?
        —Иты тудаже, — тяжело вздохнула Катя. — Почему всем так хочется меня куда-нибудь отправить, трудоустроить?
        —Апочемубы инет? Темболее, тамутебя друг-однокурсник, сама рассказывала. Поможет. Если выгорит, перетянешь именя. Яздесь больше немогу. Таквсе задрало: истрана, иэкономика, ижены, идети. Германия, конечно, предпочтительней.
        —Германия так Германия. Какскажешь… — согласилась Катя.
        Настроение, которого, вобщем-то, ине было, испарилось окончательно. Каки эмоции: очем здесь спорить, чтодоказывать, если уж иПотюня, друг, ничего непонял, точего ждать отдругих? Неужели мир настолько погряз вмеркантильности, чтовпоступке позову совести каждый норовит отыскать скрытый смысл?
        —Дляполноты картины можешь добавить, чтозамуж туда собралась, — усмехнуласьона.
        Судя повсему, кподобному вопросу ей теперь придется привыкать. Объяснять каждому, чтоушла вникуда, глупо. Всеравно непоймут ине поверят. Ноза Веню было обидно доглубины души.
        —Серьезно, чтоли? — оторопел тот.
        —Серьезней некуда.
        —Ясно… Вдомохозяйки, значит, уходишь, — разочарованно протянулон. — Видать, твой полуолигарх пообещал тебе райскую жизнь сдомохозяйкой впридачу. Н-да… Бабла унего навалом, разможет себе такое позволить.
        —Завидуешь?
        —Кому? Ему? Делать мне больше нечего, — шмыгнул носом Венечка. — Затебя радуюсь, глупая.
        —Спасибо, ноздесь я тебя разочарую. Ятеперь вположении, когда нимужа, нилюбовника. С«полуолигархом», Венечка, мырасстались.
        —Ичем ты ему неугодила? Илион тебе? — после недолго молчания стал тот допытываться.
        —Несошлись характерами.
        —Темнишь, — убежденно заявил Веня. — Неверю, чторасстались. Поссорились — да, возможно. Норасстаться… Яведь видел твои глаза, Катя. Даты влюблена поуши!
        —Влюблена, — нестала она отрицать. — Нуичто изтого?
        —Давай, выкладывай все доконца. Небось, ещеодну бабу завел? Всеуних, уолигархов, нетак, каку людей, — сочувствующе проворчалон. — Ладно, нехочешь — неговори. Нов интернет зайди. Ждут тебя ив «ЖЖ», ив блоге, ина форуме.
        —Непойду. Может, оноик лучшему, чтоинтернет неоплачен. Нехочу возвращаться кпрошлому.
        —Неправильно это. Даже если ты ушла какжурналист, тоосталась какчеловек, какличность, мнение которой интересно людям, — попытался образумить ее Веня.
        —Спасибо тебе надобром слове. Но,увы, немогу ине хочу.
        —Н-да… Настроение утебя вдень рождения… — разочарованно вздохнулон.
        —Этоверно: день рожденья — грустный праздник. Ноза поздравление спасибо. — Катя помолчала. — Вень, уменя ктебе просьба.
        —Какая?
        —Втвоем столе, вовтором ящике сверху, лежит запечатанный конверт. Отвези его поадресу, который там указан. Внем фотографии. Ониизсемейного архива, яобещала их вернуть.
        —Этокпоследней статье? Сейчас посмотрю… Да,есть… «Улица Пулихова, дом…» — прочиталон. — Хорошо, закину втечение дня. Акогда ты успела их положить?
        —Впонедельник вечером. Тамеще папка, которая тебе нравилась, итак, кое-что помелочам… Тебе пригодится дляработы, амне уже ник чему.
        —Спасибо. Только теперь начинаю верить, чтоты всамом деле ушла, — погрустнел Веня. — Даже когда вчера затвой стол снова Стрельникову посадили, неверилось. Асейчас… Незнаю, чтоисказать.
        —Аты ничего неговори. Если какое-то время мобильный небудет отвечать, самзнаешь, гдеменя искать. Только это между нами, хорошо?
        —Дапоняля, немаленький. Ладно, непропадай. Мнетебя будет нехватать.
        —Имне. Пока.
        Снова положив трубку, онапосмотрела начасы. Вживоте урчало. Пора было предпринять попытку позавтракать.
        Поставив наплиту кастрюлю, Катя подошла кзеркалу вприхожей ивсмотрелась всвое отражение. Ничего хорошего: ввалившиеся глаза, впалые щеки, мертвенно-бледная, сземлистым оттенком, кожа, всклокоченные волосы.

«Краса ненаглядная, — усмехнулась она иобхватила руками талию. — Вотведь жизнь: пришла любовь, авместе сней подручку — счастье ибеда. Тактеперь ибудем маяться втроем… Хоть одному можно порадоваться: кажется, ещебольше похудела. Даже бедра сошли, — переместила она ладони чуть ниже. — Такими темпами скоро кожа да кости останутся. Надо ехать кдокторам… Ноо плохом лучше недумать, — приказала она себе. — Итак хуже некуда…»
        Открыв дверь родительской квартиры, Вадим неслышно вошел вприхожую. Нехотел потревожить мать, если она еще спала. Нонеслышно неполучилось: изгостиной срадостным лаем выбежал Кельвин, заним появилась Галина Петровна.
        —Тихо! Тише! — зашипели они напса.
        Нотому было всеравно. Вприступе неудержимого восторга он скакал, крутился, поскуливал, подпрыгивал, пытаясь лизнуть внос.
        —Галя, ктотам? — приглушенно послышалось из-за двери спальни.
        —ЭтоВадим, — громко ответила женщина, тяжело вздохнула, опустила глаза иушла накухню.
        —Привет, мама, — зашел он вкомнату.
        Привычно поцеловав вщеку, онприсел встоявшее рядом скроватью кресло илегонько сжал вруках ее ладошку. Переместив пальцы кзапястью, профессиональным движением отыскал пульс, прислушался критму. Сердце вроде стучало нормально. Значит, лекарства приняты идействуют. Этонемного успокоило.
        Новыглядела она неважно: бледное лицо, заплаканные, безискры жизни, глаза. Вовсем облике — какая-то изможденность, немощность, присущая лишь безнадежно больным, умирающим людям. Отжалости перехватило дыхание, душу полоснуло острой болью.
        —Вот, вернулся, — незная, чтосказать, улыбнулсяон.
        —Вадик, скажи, чтоэто неправда, — как-то обреченно попросила мать.
        Вглазах мелькнул слабый лучик надежды итутже, недожидаясь ответа, сампосебе погас.
        Тяжело выдохнув, сыннагнулся, приподнял безвольную руку матери, потерся щекой, уткнулся внее лицом изамер.
        —Какже так, Вадик? — зашепталаона. — Какже так?
        —Незнаю, мама, — неподнимая головы, тихо ответилон. — Прости меня.
        —Мыдолжны ее простить… — добавила она едва слышно.
        Сынтолько вздохнул. Вкомнате воцарилась тишина — низвука, нишороха. Никаких движений. Даже слабая пульсация взапястье, какпоказалось Вадиму, вкакой-то момент стала затухать.
        Онподнял обеспокоенный взгляд. Пощекам матери текли слезы, мелко подрагивал подбородок. Явно удерживалась изпоследних сил, чтобы незарыдать. Илисил наэто уже просто неосталось?
        —Мама, — обеспокоился Вадим. — Мама! — легонько тряхнул он ее заплечо.
        —Всехорошо, сыночек, — пошевелила она бескровными губами, слегка приоткрыла заплаканные глаза итутже опустила веки.
        Моментально напрягшись, Вадим нащупал лежащий настолике тонометр, быстро закрепил манжетку, накачал грушу ив первую секунду неповерил собственным глазам. Такого низкого давления уматери никогда небыло!
        Вскочив, онметнулся изспальни накухню, гдехранилась аптечка.
        —Галина Петровна, вызывайте «скорую»! — столкнувшись совстревоженной женщиной, попросилон. — Скажите: гипертоник, низкое давление, теряет сознание.
        Заахав изаохав, табросилась ктелефону, трясущимися руками стала набирать номер.
        —Давайте я сам, — спузырьком нашатыря вруке Вадим перехватил трубку, прижал ее куху. — Скорая? Срочный вызов… — склонился он надматерью.
        Продолжая диктовать, онсунул открытый пузырек поднос Нине Георгиевне. Спустя несколько секунд та дернула головой, затем еще раз, приоткрыла глаза.
        Вприхожей раздался звонок, открылась дверь, радостно тявкнул Кельвин.
        —Извини, раньше неполучилось приехать, — появился заспиной Андрей. — Всеслышал, всезнаю, — кивнул он нателефонную трубку искомандовал: — Давай, ноги приподними.
        Подложив подних декоративную подушечку, оноттеснил всторону Ладышева, сунул вуши стетоскоп, нащупал вену истал накачивать грушу.
        —Так. Понятно, — произнес он спустя минуту. — Достань капельницу, пока я руки вымою, — икивнул настаренький дипломат устенки.

«Скорая» приехала довольно быстро, нок этому времени нащеках Нины Георгиевны уже появился румянец.
        —Идипока покури, ясам сними разберусь, — бросил Андрей другу.
        Послушно покинув спальню, Вадим достал изкармана дубленки сигареты сзажигалкой, вышел налестничную площадку иподнялся наодин пролет. Тамуокна обычно курил сосед, примостивший вуголке подоконника жестяную баночку-пепельницу.

«Наудивление солнечный день», — отрешенно глянул он вбесконечно синее небо.
        Изоткрытой форточки доносились детские голоса: мамы ибабушки вывели детишек напрогулку. Поотливу застеклом барабанили капли.

«Вотикапель… Весной пахнет. Радоватьсябы, анечему. Сплошная черная дыра вдуше… «Мыдолжны ее простить…» — вспомнил он слова матери. — Мама, мама… Какоеже утебя доброе сердце! Дая ее уже простил. Решиться натакой поступок могла только Катя. Икак тут непростить, если я ее люблю? Воттолько трудно совсем этим ужиться. Надо как-то успокоиться, переосмыслитьвсе… Хочу ее увидеть, немогу больше себя мучить… «Прости меня, мояЛюбовь»… Аведь ей больно неменьше моего… Чуть позже позвоню, поздравлю сднем рождения. Илизаеду… Атам — будь что будет», — решилон.
        Вэтот момент внизу открылась дверь лифта, наплощадке сконвертом вруках появился невысокий, плотного телосложения мужчина. Круглый, какколобок. Впечатление усиливал короткий пуховик наширокой резинке. Оглянувшись посторонам, ончто-то сверил сконвертом инерешительно остановился уприоткрытой двери Ладышевых.
        —Простите, вынеиз этой квартиры? — обратился он кВадиму.
        —Изэтой. Авы кто?
        —Потюня. Вениамин, — представился «колобок». — Авы…
        —Вадим Ладышев, — ответил тот. — Выпокакому вопросу?
        —Давот, просили передать, — стал он подниматься поступенькам.
        Зажав ворту сигарету, Вадим взял конверт, вытащил изнего черно-белые фотографии, слегка пожелтевшую газету.
        —Понятно, — коротко ответилон. — Спасибо. Этоможете выбросить, — протянул он обратно газетный лист.
        —Какскажете, — пожал плечами Веня, пристально всматриваясь влицо собеседника. — Ну,тогда я пошел… — онсделал шаг клифту, однако тутже обернулся инеуверенно спросил: — Может, что-то хотите передать?
        Профессиональная память фотокора неподвела. Онпрактически сразу узнал «полуолигарха».
        Ответа непоследовало.
        —Ну,вам видней, — пожал он плечами, быстро соображая, чтобы такое еще предпринять иразговорить собеседника. — УЕкатерины Александровны, между прочим, сегодня день рождения…
        —Язнаю, — коротко ответил «полуолигарх».
        Спустившись, Потюня нажал кнопку лифта иоглянулся:
        —Такможет, все-таки что-то передать?
        Мужчина молча загасил вжестяной баночке сигарету, закрыл форточку ипошел вниз поступенькам.
        Пропускаяего, Веня чуть посторонился и, чувствуя некую обиду заКатю, сявным вызовом произнес:
        —Навашем месте ябы поторопился. ОнавГерманию уезжает. Кбывшему однокурснику. Можете опоздать.
        —…Желаю счастья, — безвсяких эмоций бросил тот после небольшой паузы.
        Захлопнулась дверь, щелкнул замок.
        —Нуикозел! — буркнул поднос Веня, шагнув влифт. — Ладышев… Елы-палы!!! — вдруг осенилоего. — Такведь это иесть сын того самого профессора! Бедная Катька!.. Ия дурак!.. — всердцах хлопнул он себя полбу.
        —Катя… Катя, ядаже незнаю… — Оляперевела изумленный взгляд смонитора належавшую накушетке пациентку.
        —Чтотам? — напряглась та. — Говори какесть, нетоми.
        —Подожди, ещераз проверю… Катя, кажется, тыбеременна, — наконец смогла выговоритьона.
        —Тоесть? — Катя посмотрела нанее недоуменно.
        —Мыбеременны! — гораздо более уверенно повторила доктор, снова глянув наэкран. — Мыопределенно беременны! Смотри, — повернула она монитор. — Пятая неделя, скоро сердечко начнет биться.
        Лишь сейчас доКати стало что-то доходить. Недоверчиво захлопав ресницами, онапопыталась всмотреться вчерно-белые перемещающиеся тени.
        —Где?
        —Давотже! — Ольга коснулась пальцем шевелящегося пятна. — Вот, смотри.
        —Вижу… Ичто это?
        —Какчто? Эмбрион.
        —Аты неошибаешься? — Катя подозрительно свела брови.
        —Иногда очень хочется ошибиться, ноне вэтот раз! Даиаппарат несоврет! — рассмеялась женщина вголубом халате. — Тытолько представь: унас сегодня просто наплыв беременных, здесь позаписи — четыре! Думала, чтонатебе отвлекусь. Ивот — натебе! Ещеодна беременная! Мыбеременны!
        —Этокак?
        —Авот так! Скажу посекрету, чтоуменя срок натри недели больше! — заговорщицки подмигнулаона. — Нооб этом почти никто незнает! Представляю, кактвой муж обрадуется! Этоведь настоящее чудо: столько лет лечились отбесплодия, пережили ЭКО, готовились ковторой попытке, пропустили сроки, и — здравствуйте! Беременность! Разве это нечудо?
        —Оль, яговорила тебе впрошлый раз… — Катя замялась. — Вобщем, яуже три месяца неживу сВиталиком.
        —Тоесть? — пришел черед удивиться доктору. — Вынепомирились?
        —Нет. Иесли это беременность, то… отдругого мужчины.
        —Воткак… — приподняла бровь Ольга. — Ну,тогда я оказалась права. Увас сним классическая несовместимость.
        —Новедь мыже делали тест?
        —Ниодин тест недает стопроцентной гарантии. Несовместимость — малообъяснимая инепонятная штука. Втаких случаях достаточно одного сексуального контакта сдругим партнером… — продолжая что-то замерять изаписывать, объяснялаона. — Только какже теперь? — повернула она голову ккушетке. — Вроде какнежелательная беременность получается.
        —Желательная, — после недолгой паузы твердо произнесла Катя. — Этонаграда. Аеще раз можно посмотреть?
        —Насмотришьсяеще, — понимая ее состояние, улыбнулась Ольга. — Ятебе сейчас фотографию распечатаю. Одевайся.
        Через несколько минут Проскурина держала вруках тонкий листок все стемже непонятным пятном, которое ибыло самым настоящим чудом.
        —Аему расскажешь? — осторожно поинтересовалась доктор.
        —Кому?
        —Отцу ребенка. Можно ифотографию показать. Оннеженат?
        Словно неуслышав вопроса, Катя сулыбкой продолжила рассматривать снимок.
        —Чтоты спросила?.. — прижала она его кгруди. — А… Нет, неженат. Ноя нестану ничего ему рассказывать. Мырасстались… Онуехал.
        —Этоплохо… Послушайся моего совета: если увас, кроме секса, были романтические отношения, тообязательно покажи.
        —Зачем?
        —Ну,иногда намужчин это очень даже действует.
        —Зачем? — ещебольше удивилась Катя. — Этомой ребенок. Ипотом, этоуже ничего неизменит. Аесли он узнает, даже наоборот, усугубит, — скользнула тень поее лицу. — Аты непошутила? — снова закралось сомнение.
        —Катя, ядоктор. Разве такими вещами шутят? Ятак понимаю…
        —Тыправильно понимаешь. Ябуду рожать, — предугадала следующий вопрос Проскурина.
        —Нучтож… Ярада, — улыбнулась Ольга. — Втаком случае завтра… хотя знаешь… нет, прямо сегодня ляжешь насохранение комне вбольницу. Ранний токсикоз, матка втонусе. Очень опасное время. Ктомуже поздняя долгожданная беременность. Лучше нерисковать. Тебя сработы отпустят?
        —Отпустят, — кивнула Катя идобавила: — Ятеперь безработная. Вчера уволилась.
        —Акакже?.. — снова появилась неуверенность вголосе Ольги.
        —Этоневажно. Безработы неостанусь, — успокоилаона. — Неэто сейчас главное.
        —Ой,Катя!.. Асправишься одна?
        —Ещекаксправлюсь! — убежденно заявила та. — Отец сердце подлечит, восстановится — возьму вняньки. Ондавно мечтал овнуках. Ая пойду работать.
        —Ну,если так… Тогда прямо сейчас дуй вбольницу, ая позвоню коллеге вотделение. Предупрежу. Завтра утром увидимся! — перешла она всоседний кабинет. — Содной стороны, язатебя рада, сдругой — жаль, чтотебя небудет намоей свадьбе.
        —Акогда свадьба? — застегивая джинсы, уточнила Катя.
        —Через неделю.
        —Надоже… Ятоже была приглашена насвадьбу наследующей неделе, — вспомнилаона.
        —Ак кому, если несекрет?
        —Датак, хорошие люди. Правда, ясними так ине успела познакомиться. Этодрузья… Короче, теперь уже неважно, чьи. Всеостальное всравнении сэтим, — сулыбкой кивнула она нафотографию, — неимеет никакого значения.
        —Этоверно. Ктомуже, каксказал Саша, холостяков среди его друзей больше нет, — поведала Ольга. — Один объявил, чтоженится, ивторой вот-вот объявит.
        —Даненужен мне теперь никто, кроме моего ребеночка, — приложив ладони кживоту, прислушалась ксобственным ощущениям Катя. — Оля, тынепредставляешь, какая я счастливая!
        —Ещекакпредставляю! — точно также приложила ладонь кживоту Ольга. — Неповеришь: вторая беременность, аощущения — будто впервый раз. Какна крыльях летаю! Аты его любила? Ну,этого… Отца ребенка.
        —Очень, — насекунду задумавшись, ответила Катя. — Исейчас люблю. Даже больше. Занего, — опустила она взгляд наживот.
        —Тогда вдвойне затебя рада. Ребенок отлюбимого мужчины — это…
        —Этопродолжение мига бесконечности любви, — подсказала Катя.
        —Точно! — сходу согласилась Ольга. — Нучто? Тынамашине? — уточнилаона. — Тогда тихонько, неторопясь, домой. Собираешь вещи вбольницу, вызываешь такси и… Вдобрый путь! — протянула она бланк сдиагнозом. — Тебя там уже будут ждать.
        —Вдобрый, — кивнула Катя. — Спасибо тебе.
        —Неменя надо благодарить, — замотала та головой ипоказала взглядом наверх: — Атого, ктоуслышал твои молитвы, простил тебе твои грехи, если они были.
        —Были… Нобольше их нет, — подумав очем-то своем, ответила Катя инаправилась квыходу: — Аведь уменя сегодня день рождения! — обернуласьона.
        —Правда? Поздравляю! Жаль, подарка нет…
        —Такты меня уже поздравила самым дорогим подарком насвете!
        —Нутогда берегиего!
        Покинув медицинский центр, Катя остановилась накрыльце, ещераз достала листок.

«Беременность 5 недель. Угроза выкидыша», — прочитала она диагноз, спрятала бланк всумку иопасливо глянула наступеньки, поблескивающие влучах опустившегося кгоризонту зимнего солнца.

«Самый красивый диагноз вмире: беременность, — осторожно спускаясь вниз, снежностью подумалаона. — Яуже люблю тебя, малыш, — подойдя кмашине, онаснова провела ладонью вдоль живота изакрыла глаза: — Явсе отдам ради тебя, навсе готова. Отныне инавсегда мы стобой вместе, — словно дала она клятву ивдруг… — Таквот почему восне я слышала колокольный звон! Какблагословение», — подумалаона, улыбнулась ипрошептала: — Спасибо!

«Мигбесконечности любви, — взглядом изокна Ольга проводила машину Кати. — Надоже: столько лет работаю, аникогда обэтом незадумывалась. Надо сСашей вечером поделиться».
        —Позови следующий миг бесконечности любви, — попросила она отлучавшуюся изкабинета медсестру идобавила: — Да-да, именно так, — иулыбнулась недоуменно посмотревшей нанее девушке…
        Включив настольную лампу, Вадим который час сидел вкабинете отца ипролистывал его дневниковые записи. Оннеоткрывал их много лет. Стех самых пор, какпоехал вГерманию ипознакомился сФлемаксом. Идаже вкабинет старался незаглядывать безнадобности, каки бывать вродительской квартире.
        Сложно сказать, чтомешало. Толи чувство вины, которое закостенело вего душе, толи что другое. Фактически сегодня он впервые решил ночевать здесь пособственной воле. Каки впервые незахотел остаться наСторожевке. Поодной простой причине: настолько пусто ихолодно, каксейчас, прежде там никогда небыло. Онпрочувствовал это сразу, едва переступил порог…
        Выехав днем отматери, онвсеже решился инабрал номер Кати. Телефон был отключен. Значит, онанеждала его звонка илиже нехотела. Навсякий случай Вадим завернул водвор наЧкалова: знакомой машины небыло.

«Может, котцу поехала?» — подумалон, недогадываясь, чторазминулся сКатей буквально напару минут: когда он поворачивал водвор, онавыезжала наЧкалова через другой проезд.
        После работы Вадим снова завернул кее дому. «БМВ» стояла наплощадке уподъезда, нов окнах было темно. Ондаже поднялся, позвонил вдверь — тишина. Гдеона могла быть? Илис подружками вкафе, или…

«Снег пошел, — сидя вмашине, наблюдал он закрупными снежинками, обгонявшими друг друга всвете близстоящего фонаря. — Каки обещали… Аведь виза открыта, влюбой день можно отправиться туда, гдетебя любят иждут. Все-таки, Генрих, — кольнула сердце игла ревности. — Нет… Судя повремени, когда здесь появилась машина, насамолет она неуспелабы. Значит, отмечает… Чтож, может, оноик лучшему, чтовстретимся завтра. Совсем, чтослучилось сегодня, надо переспать. Утро вечера мудренее», — решил он ипоехал домой.
        Переоделся, принял душ, собрал кое-какие вещи, селв«Range Rover» ипоехал кматери. Снег усилился иза какой-то час успел накрыть город пушистым белым покрывалом.
        Пытливо заглянув ему вглаза, Нина Георгиевна все поняла безлишних слов: сКатей он невстречался. Поужинали молча, попили чай иразошлись: онаксебе вспальню, аон — вкабинет. Присел вотцовское кресло, выдвинул ящик стола, достал потертые временем тетрадки. Истал читать. Запись зазаписью, страница застраницей. Сопоставлял даты, события, пытался понять, чтоже такое иногда хотел сказать отец. Останавливался, делал небольшие перекуры, смотрел вокно, закоторым начался настоящий снегопад идумал, думал…
        Возвращался, замирал удвери маминой комнаты иснова шел вкабинет. Похоже, состояние Нины Георгиевны стабилизировалось, онаспала. Кельвин тоже дрых. Лениво повиливал обрубком хвоста, когда хозяин проходил мимо, отрывал голову отподстилки ипровожал укоризненным взглядом. «Ичего неспится, когда ночь надворе? Попробуй пойми этих людей?» — шумно вздыхал он иснова укладывал морду налапы.

«Хорошо Кельвину, — думал Вадим. — Поел, поспал, поиграл, снова поел… Аздесь то места себе ненаходишь, товпропасть срываешься… Завтра первым делом надо обязательно найти Катю, — вздохнулон. — Душа нена месте… Зрясегодня незанялся ее поисками…»
        Глянув наполную окурков жестяную банку, онвытряхнул ее вмусоропровод, поставил наместо, снова потянулся кпачке ссигаретами, нотутже себя остановил: «Хватит насегодня. Голова разболится, азавтра наработу».
        Заперев дверь, онвиновато погладил вочередной раз потревоженного Кельвина, прошел вкабинет, прихватив одну изтетрадей отца, погасил настольную лампу, направился всвою комнату ирасстелил кровать. Оннеспал вней много лет — вычеркнул изжизни икабинет отца, исвою комнату. Ивот теперь вернул все наместо, вернулся сам…

* * *

«…Этож надо, поганец, пробрался вкабинет иисписал латиницей незаконченный лист монографии! Полиглот новоявленный: всего четыре споловиной, ауже пытается писать надвух языках! Хотелось надрать уши, нотолько отчитал. Изауважал. Взгляд непрятал, неюлил. Знал, чтопопадет, новсе равно решился сделать да еще ипризнаться. Смелый, задиристый, упрямый… Самкогда-то таким был», — читал Вадим ивспоминал домельчайших подробностей прошлое.

…Вот они сбабушкой идедушкой пришли вгости кродителям вмаленькую двухкомнатную квартиру наИнтернациональной. Одна изкомнат служила кабинетом, куда его старались непускать: отец заканчивал работу надкнигой. Нозапретный плод всегда сладок. Ауж особенно встоль юном возрасте…

«…Вот ипроизошло то, чего я ждал, — читал он дальше. — Ненадеялся, аименно ждал, былуверен: сынпойдет помоим стопам, таккакон — истинно мой сын. Ноприйти кэтому решению он должен был сам. Очень рад. Очень».

…Вадиму пятнадцать. Надо делать выбор: либо продолжать учебу влингвистической школе, либо определяться спрофессией ипереходить вдругую. Ион делает выбор, очем исообщает родителям перед ужином…

«…Сменил фамилию, паршивец! Хотя… Ябы наего месте поступил точно также. Сынзаотца неотвечает. Каждый должен пожинать плоды, взращенные собственными руками, каждый должен заслужить свою славу. Переживаю, ноподдерживаю! Молодец!»

…Конец пятого курса. Окончательный выбор сделан давно. Хирургия. Воттолько он устал отпостоянного шепота заспиной: «Ладышев? Несынли Сергея Николаевича?»
        Имногозначительно-унизительное вслед: «Ну,тогда понятно… Теплое местечко обеспечено!..»

«…Приехал изКалининграда, навещал могилу Марты. Что-то мне подсказывает: впоследний раз… Какже нанее похожа Нина икак я люблю их обеих! Надо попросить Вадима, если унего родится дочь, назвать девочку ее именем. Ведь выполнилже я свое обещание, назвал сына так, какхотела Марта.
        Жаль, чтопока такой разговор невозможен. Рядом ссыном нета женщина. Яэто чувствую, иНина тоже. Ничего, придет время… Мигбесконечности — вовсе немиг. Рано илипоздно он это поймет…» — прочитал Вадим вкровати присвете бра ипочувствовал, чтовот-вот отключится.

«Странно, чтораньше я непридал этому значения: Мартин… Марта…» — выключив свет, успел он провести аналогию.

«…Катю… найти… завтра…» — напомнило последним проблеском сознание ипозволило погрузиться всон…

* * *

…Катя резко оторвала голову отподушки, повернулась наразбудивший ее звук ине сразу сообразила, гденаходится. Всвете фонаря заокном блеснули покрытые краской стены, проступили смутные очертания спинок кроватей, тумбочек, стульев. Вуглу кто-то храпел. Всеясно: онавбольничной палате, ахрапит одна изсоседок — довольно молодая грузная женщина: незря предупреждала идаже заранее извинялась занеудобства.
        —Люся, перевернись надругой бок! — раздался громкий шепот другой соседки.
        Ксчастью илинесчастью, нов палате проснулась неодна Катя.
        —Дасколько можно мучиться? Третья ночь безсна! Хотьбы ее выписали завтра! — всердцах подхватил еще один женский голос… — Своего такого счастья дома хватает, такеще издесь! — ичуть громче приказным тоном добавил: — Ану перевернись!
        Приказ возымел действие — скрипнула кровать, храп вуглу прекратился. Облегченно вздохнув, соседки поочереди также перевернулись, ивскоре впалате послышалось их синхронное сопение.
        Катя последовала было их примеру, но, увы, также быстро снова уснуть унее неполучилось. Толи очнувшееся перевозбужденное сознание было тому виной, толи светивший прямо влицо фонарь, толи мысли… Осебе, освоей судьбе, отак неожиданно свалившемся счастье, когда, казалосьбы, лучше умереть. Неужели унее будет ребенок? Неужели он вней уже есть иживет своей жизнью? Такой крохотный, такой беззащитный.
        Хотя почему беззащитный? Унего есть мама, длякоторой он теперь самое главное, самое важное, самое дорогое насвете. Иона готова защитить его отвсего насвете. Неважно, какой ценой, пусть даже ценой собственной жизни. Потому что он — плод ее желаний, фантазий, любви. Награда…

«Аведь Вадим былбы счастлив, еслибы узнал омоей беременности… Вовсяком случае, еслибы это выяснилось дотого, каквсе случилось… Икак его мучилбы сей факт сейчас… — вкоторый раз перевернулась она и, пытаясь скрыться отсвета фонаря иусиливавшегося вуглу сопения, натянула наголову одеяло. — Нельзя, чтобы он узнал, нельзя, чтобы унего надуше появилась еще одна рана… Какон? Толькобы унего было все хорошо… Ипочему, какни пытаюсь заставить себя онем недумать, — никак неполучается…» — Иона, поняв, чтосна нет идовольно долго еще небудет, открыла глаза.
        Стараясь нешуметь. Катя присела накрай кровати, нашарила ногами шлепанцы, надела очки ипосмотрела вокно, закоторым разыгралась самая настоящая погодная драма: наперекор кратковременной дневной оттепели крупными хлопьями валил такой снег, чтокутру, пожалуй, поулицам будет непроехать.

«Хорошо, чтовмашине Вадима полный привод, — непроизвольно отметила она ис горечью осознала: — Аведь я уже несмогу онем недумать… хотябы потому, чтоэто нетолько мой ребенок, ноиего… Ион всегда будет живым напоминанием освоем отце, которого я люблю… Амои мысли онем будут оберегать нас обоих… Янемогу недумать отебе, Вадим… Янемогу недумать отебе…»
        Внезапно Катя подхватилась, открыла дверцу тумбочки, нащупала ручку, стопку стикеров, торопливо записала «Янемогу недумать отебе…» ипопыталась перечитать. Ксожалению, света отфонаря, который так мешал спать, оказалось дообидного мало: ничего нельзя было разобрать. Досадливо оглянувшись, онавдруг заметила светлую полоску поддверью, набросила халат, неслышно пересекла палату, вышла вкоридор: свет шел отпоста медсестры, застолом никого небыло.
        Недолго думая, онанацыпочках подбежала кстолу, осмотрелась изамерла: прикрывшись пледом иподжав ноги, накушетке спала медсестра. Бесшумно присев набесхозный стул, Катя перечитала строчку, насекунду задумалась ипродолжила:
        Свет фонаря, рассеянный вомгле…
        Засыпан город бесконечным снегом…
        Янемогу недумать отебе —
        Мнемои мысли стали оберегом.
        Иставшая привычною тоска
        Некажется такой уж бесполезной.
        Янемогу недумать отебе —
        Подхватит оберег меня надбездной.
        Подстук колес, поддвигателей рев
        Ятайно улыбнусь накрае взлетной.
        Незапрещай мне думать отебе —
        Забвенье небывает мимолетным!
        Жива, пока вомне, пока сомной…
        Ноесли вдруг растаю где-то эхом,
        Всего лишь раз подумай обомне —
        Ия твоим останусь оберегом…
        Катя отложила ручку, перечитала записанные наодном дыхании строки, зажав вруке листки, неслышно вернулась впалату, заползла пододеяло итутже уснула…

01.12.2005 —02.09.2011
        Отавтора

…Завтра длягероев наступит новое утро иистория продолжится.
        Онанеможет завершиться, пока длится крепко связавший Катю иВадима миг бесконечности. Никто изних пока незнает, чтотам, впереди, долгаяли выпала разлука, легок илисложен будет их путь ксчастью. Также, какневедомо это инам.
        Аведь неисключено, чтокто-то там, наверху, пишет книгу окаждом изнас, продумывает наши судьбы, завязывает наних узелки….
        Почему именно мне было позволено записать эту историю? Поверьте, вовсе непотому, чтоя люблю сказки, которыми переболела еще вдетстве. Нет, просто я досих пор верю влюбовь! Верю вее бесконечную чарующую силу, вто, чтоесли люди, засыпая ипросыпаясь, думают друг одруге ивопреки невзгодам хранят волшебный свет любви вдуше — онивсамом деле становятся один длядругого незримым оберегом.
        Нооб этом я расскажу впродолжении…
        Спасибо всем, ктобыл сомной рядом, пока писалась эта книга. Особенно родным иблизким — заих терпение, атакже друзьям, изполя зрения которых я периодически выпадала.
        Спасибо всем, ктовольно илиневольно помогал собирать материал, консультировал, открывал профессиональные секреты.
        Спасибо журналистам. Некоторые изних даже неподозревали, чтоточно также, какони впроцессе интервью пытались понять Наталью Батракову, онапыталась понятьих, уловить нюансы профессии. Ужтеперь я точно знаю, чтовас всех объединяет, — практически каждый мечтает написать книгу. Личное спасибо Наташе Кривец иМаше Эйсмонт.
        Огромное спасибо докторам. Преклоняюсь перед теми, длякого клятва Гиппократа непрозвучала когда-то мимолетным пафосным набором слов, анавсегда осталась всердце, трансформировавшись вдевиз: «Главное — чтобы больной поправился». Васбыло очень много вмоей судьбе, имена ифамилии некоторых даже несмогу вспомнить подавности лет. Отдуши благодарна моим подругам Ирине Александровне Будкевич иСветлане Евгеньевне Бокановской; замечательному доктору Виктору Юрьевичу Малюгину, вырастившему моих детей здоровыми; Людмиле Владимировне иОлегу Ивановичу Дулуб — зато, чтокогда-то после тяжелой травмы поставили наноги сына; Сергею Александровичу Корчевскому, боровшемуся свнезапно атаковавшим меня «синдромом хронической усталости». Большое спасибо коллективу хирургов 11-й больницы г. Минска воглаве сВалентином Мефодьевичем Кравченко, атакже преданным детворе докторам-Айболитам ДХЦ Александру Владимировичу Вашкевичу иВасилию Аркадьевичу Кепетю; стоматологам Ивану Евгеньевичу Назарову иВасилине Анатольевне Андреевой.
        Отдельное спасибо Юрию Анатольевичу Атрофимовичу — затему бизнеса.
        Спасибо закоренелым холостякам, посвятившим меня всекреты своей жизни ипожелавшим остаться неизвестными.
        Спасибо Валерию Сафонову — заего взгляд намир имышление, безошибочно выделяющее главное. Заобложку книги ииллюстрации — огромное СПАСИБО!
        Спасибо компьютерным гениям компании «СмартСофт», неединожды возвращавшим изнебытия «умершие» флешки споследней версией романа!
        Спасибо Марии Ивановне Авхимович запервую читку иредактуру книги.
        Профессионалы, пожалуйста, будьте снисходительны. Всеошибки потексту мои итолько мои. Всесовпадения имен ифамилий случайны. Никого нехотела обидеть.
        Все, счем несогласны, примите заплод моей разгулявшейся фантазии.
        Совсеми, кого взволновали судьбы героев, встретимся впродолжении «Мига бесконечности».
        Всех люблю!