Князь советский Эльвира Валерьевна Барякина
        Грозовая эпоха #3 Белоэмигрант Клим Рогов выдал себя заамериканца ивоктябре 1927года приехал всоветскую Москву, чтобы разыскать там жену Нину. Клим устроился корреспондентом новостного агентства United Press инежданно-негаданно превратился всоветского аристократа — после уничтожения старой русской элиты, ееместо вСССР заняли партийные чиновники и… иностранные журналисты.
        Клим нашел Нину, носовсем нетам, гдерассчитывал: оказалось, чтоее пригрел «красный миллионер» — один изочень немногих западных коммерсантов, которым было позволено вести бизнес вСССР. Клим понимал, чтопо-другому Нине было неспастись отОГПУ, нонемог простить ей предательства. Оноказался перед жестоким выбором: емупредстояло либо поставить крест насвоей любви, либо отказаться отпринципов ивсех жизненных благ, заработанных стаким трудом.
        Эльвира Барякина
        Князь советский
        роман обиностранных журналистах вСССР

2015 Эльвира Барякина

* * *
        Глава1. Побег изКитая

1.
        Окно вкомнате, которую занимала Нина Купина, было забрано тонкими красными рейками, сложенными взатейливый узор. Когда-то тут жила супруга важного китайского чиновника, идеревянное кружево наее окне служило символом успеха ипроцветания.
        Но дляНины это был символ тюремной решетки. Стех пор, какбольшевики привезли ее сюда, ейнеразрешали выходить запределы усадьбы, ивот уже два месяца какее мир сузился довнутреннего двора сзаросшим прудом ивысокой каменной стеной.
        Официально здесь жил ученый-востоковед; неофициально это была штаб-квартира советской агентуры, присланной вПекин дляорганизации восстания рабочих исоздания нового очага Мировой революции.
        Несмотря наранний час вся усадьба была наногах. Взад-вперед бегали сотрудники; наземле, посреди луж, валялись забытые вещи ибумаги.
        Нина втревоге разглядывала автомобили, стоявшие уворот: дверцы их были распахнуты, идевчонки-стенографистки торопливо пихали внутрь узлы ичемоданы.
        Значит это было правдой: изМосквы пришел приказ обэвакуации.
        С утра стояла влажная жара, ноНину сотрясал озноб. Если большевики уедут, чтостанется снею? Онастрастно надеялась, чтоони ее отпустят илипопросту забудут оней — итогда она сможет разбить красную решетку наокне ивыбраться отсюда.
        В последнее время советские работники жили какнапороховой бочке: революция вКитае незадалась, советское полпредство было разгромлено, аместных коммунистов казнили безсуда иследствия. Ихотрубленные головы выставляли нагородских площадях — вназидание народу.
        К августу 1927года стало окончательно ясно, чтодело проиграно. Большие города контролировали белые колонизаторы иместные бандиты-генералы, анищие крестьяне интересовались делом социализма небольше, чемпогодой вАвстралии.
        Москва потратила огромные средства напропаганду игражданскую войну вКитае, ипоражение наДальнем Востоке означало длясоветского правительства крушение всех надежд. Кто-то должен был ответить заслучившуюся катастрофу, иагенты, работавшие вПекине, оказались зажатыми между двух огней: содной стороны, ихподжидали китайские полицейские скривыми мечами, асдругой — строгие товарищи попартии.
        Что иговорить — возвращаться вСССР было страшно.
        На крыльцо вышел Борисов, инструктор попартийной работе, иНина невольно вздрогнула. Напиваясь, этот негодяй всегда ломился кней вкомнату: «Давай займемся классовой борьбой!», иона спасалась только тем, чтоустраивала удвери баррикаду измебели.
        К Борисову подбежали какие-то люди иони вместе принялись разглядывать разложенную накапоте карту.

«Лишьбы обомне невспомнили!» — молилась просебя Нина.
        Полгода назад она случайно оказалась наодном пароходе ссоветскими агентами ивместе сними угодила подарест. Китайские власти нестали разбираться, ктоизних красный, акто белый — всерусские были дляних наодно лицо, иих скопом отвезли насуд вПекин. Отказни их спасло толькото, чтобольшевики дали судье огромную взятку итот выпустил подсудимых из-под стражи.
        Но изодной тюрьмы Нина попала вдругую: пекинский правитель объявил охоту напродажного судью ирусских заговорщиков, иим пришлось скрываться встарой усадьбе наокраине столицы. Одного задругим Нининых «подельников» вывезли вСССР; обитатели дома несколько раз сменились, аона все сидела всвоей комнате иждала, пока неведомые начальники решат ее участь.
        Сколько раз Нина просила Борисова отпустить ее домой!
        —Уменя вШанхае остались муж ималенький ребенок.
        Но разжалобить его было невозможно. Онзнал, чтоНина удочерила китайского найденыша, иневерил, чтоона могла всерьез привязаться ксвоей Китти. Ачто домужа — Борисов лишь смеялся надНиной:
        —Знаем мы вас, шлюх белогвардейских! Приехала вКитай, честно трудиться неохота, вотипродалась какой-нибудь империалистической сволочи.
        Еслибы ему рассказали, чтоНина владела крупным охранным агентством иподее началом служило больше сотни вооруженных белогвардейцев, онбы сам поставил ее кстенке. Этовглазах русских иммигрантов она сделала головокружительную карьеру, абольшевики смотрели наситуацию по-другому: кеммогла быть дамочка, сбежавшая вКитай после революции ивнезапно там разбогатевшая? Ведь такого небывает, чтобы вкапиталистической стране люди добивались успеха своим умом итрудом! Ктомуже Нина раздобыла длясебя иКлима американские паспорта — впорядке исключения, невъезжая встрану. Ясно, чтоона шпионка ивраг трудящихся!
        Борисов поднял голову, взглянул наНинино окно ирешительно направился вдом.
        У нее екнуло сердце. Чтоделать? Снова забаррикадироваться? Аесли Борисов начнет стрелять? Или — того хуже — устроит пожар? Несколько дней назад большевики говорили, чтопосле отъезда усадьбу надо сжечь, потому что им неподсилу вывезти все секретные архивы.
        Борисов ввалился вкомнату исхватил Нину заруку:
        —Тыедешь снами.
        —Куда?! — ахнула Нина.
        —ВСоветский Союз. Будешь перековываться избуржуйки втрудовую единицу.
        Она рванулась, нонапомощь Борисову примчались двое охранников. Вытащив Нину издома, онизатолкали ее назаднее сиденье автомобиля.
        Борисов привалился рядом иподнес кее лицу кулак всинюшных наколках.
        —Только пикни, стерва! Убью!
        Маленькая кавалькада выехала изПекина всередине августа инесколько недель кружила попроселочным дорогам, пытаясь сбить соследа полицию.
        Все это время большевики неспускали сНины глаз. Усталые инервные, онисрывали зло друг надруге иналюбом, ктопопадался подруку. Дляних «отпустить Нину» означало «подарить белогвардейской дамочке шанс наспасение» — аона явно этого незаслуживала.
        Когда они добрались доВнутренней Монголии, кним присоединились несколько машин скитайскими коммунистами иих русскими советниками. Тенагнали набеглецов еще больше страху, рассказав, чтовМоскве началась грызня между высшими партийными деятелями.
        Иосиф Сталин, Генеральный секретарь ЦКВКП(б), неожиданно стал набирать силу иобвинил вовнешнеполитической катастрофе некого-нибудь, асамого Льва Троцкого — одного изглавных организаторов Октябрьского переворота исоздателя Красной Армии. Егосторонников воткрытую называли контрреволюционерами итравили впечати. Этобыл плохой знак: советские агенты, работавшие вПекине, почти поголовно были троцкистами.
        Нина слушала эти разговоры ссодроганием: если правоверные большевики всерьез опасались засвою судьбу, чтомогло ждать ее? Впрочем, онамогла вовсе недобраться доСоветской России: Борисов нисколько нескрывал, чтособирается «проучить» ее. Онкупил надеревенском базаре хлыст, сделанный изтонких идлинных металлических звеньев, ипообещал Нине, чтоскоро опробует наней свое приобретение.
        Великая пустыня Гоби начиналась загрядой невысоких гор, иперебравшись через нее, кавалькада покатила покаменистому бездорожью. Одна измашин заглохла, ипока ее чинили, спустилась ночь. Впервые после отъезда изПекина беглецы позволили себе немного расслабиться. УБорисова вбагаже имелась рисовая водка, иего фляга пошла покругу.
        Нина поняла, чтоэто ее единственный шанс напобег: онинеуспели уехать далеко отпоследней китайской деревни.
        Пока разомлевшие революционеры сидели укостра ивспоминали свое китайское житье-бытье, Нина торопливо собрала вещи. Онавзяла ссобой только компас, одеяло, сухари ифлягу сводой. Брать больше неимело смысла: если она заблудится, товсе равно погибнет.
        Нина старалась недумать, чтосней будет, когда она доберется докитайцев. Онанезнала их языка, документов унее небыло, апослать весточку вШанхай было невозможно — ближайший телеграф находился засотню миль. Нолучше уж сгинуть вглухой китайской провинции, чемпопасть влапы Борисову.
        Захмелевшие большевики один задругим разбрелись попалаткам, икогда небо надхолмами начало светлеть, Нина потихоньку выбралась излагеря.
        В сизом сумраке почти ничего небыло видно, иона ориентировалась позвездам, шагая поплоской, усеянной мелкими камешками равнине.
        Вокруг стояла гробовая тишина. Подвернешь ногу, напорешься наскорпиона илипросто натрешь пятку — ипоминай какзвали.
        —Главное — дождись меня! — шептала Нина.
        В последние месяцы она постоянно разговаривала смужем — словно Клим мог ее услышать. Когда китайцы ее арестовали, онпримчался вПекин ипринял самое деятельное участие вее освобождении — иэто несмотря навсе ссоры иобиды! Чтобы между ними нипроисходило, онникогда небросал ее вбеде.
        Большевики наверняка несказали Климу, куда они увезли Нину после суда, иона могла только догадываться, чтосним случилось после этого. Онвернулся домой вШанхай? Или, может, остался вПекине?
        —Вотувидишь — явернусь ктебе… — повторяла Нина. — Явсе исправлю: главное, даймне шанс!
        Над пустыней поднялось огромное розовое солнце, аНина все шла ишла вгору. Отусталости унее гудело вушах, вбоку кололо, ноостанавливаться было нельзя: надо было уйти какможно дальше дотого, какначнется жара.
        Внезапно тишину разорвал грохот выстрела, исовсем близко отНины взметнулся фонтан мелких камешков. Вздрогнув, онаоглянулась ипохолодела: внизу, уподножья холма, стоял знакомый пропыленный «Бьюик». Немец Фридрих, служивший убольшевиков летным инструктором, опустил карабин ипоманил Нину рукой.
        —Спускайтесь!
        Спрятаться было негде. Нина опустилась наземлю изакрыла лицо ладонями: тащите куда хотите.
        К ней подскочил Борисов и, схватив ее заплечо, заставил подняться.
        —Дура! — заорал он изалепил Нине пощечину. — Знаешь, сколько мы из-за тебя бензина сожгли?!
        Нина попыталась вырываться, ноБорисов вывернул ей руку иповолок кмашине.
        —Нуты уменя сейчас получишь! — прошипел он. — Всех товарищей подудар подставила! Аеслиб тебя поймали? Тыбы всех нас сдала китайцам!
        Борисов снова хотел ударить Нину, ноФридрих остановил его.
        —Поехали! Намеще ребят надо догнать.
        Они посадили всхлипывающую Нину в«Бьюик» — между ящиками сконсервами иблестящей трубой отграммофона.
        —Ятебя отпущу через недельку — безводы иеды, — пообещал Борисов. — Только предварительно выдеру каксидорову козу.
        Фридрих взглянул наНину взеркало заднего вида.
        —Пересаживайся вмашину кМагде, — вдруг заговорил он по-английски. — Инеотходи отнее нинашаг, ато этот мерзавец забьет тебя досмерти.
        Нина растерялась. Онаинедумала, чтокто-то избольшевиков ей сочувствует.
        Борисов нахмурился.
        —Тычего ей сказал?
        Английского он незнал — даром, чтотри года околачивался вПосольском квартале.
        —Пусть перебирается вфургон сбагажом, — отозвался Фридрих. — Яее всвоей машине терпеть небуду.
        Англичанка Магда Томпсон ощущала себя парией среди большевиков: унее имелся врожденный инеисправимый недостаток — онабыла наследницей крупного мыловаренного завода подЛиверпулем. Высокая игрузная, онапоходила скорее надочь мясника, чемна«принцессу мыла», ноэто непомогало: большевики смотрели нанее косо, априслучае откровенно насмехались надней.
        Магда путешествовала помиру всвое удовольствие и, приехав вПекин, поселилась вгостинице недалеко отПосольского квартала. Однажды ночью она читала книгу ивдруг услышала подозрительный шорох поддверью. Выглянув вкоридор, онаобнаружила человека, зажимавшего кровавую рану наруке.
        —Замной гонится китайская полиция, — проговорил он, тяжело дыша. — Можно, янемного увас побуду? Меня зовут Фридрих, авас?
        Как Магда могла устоять перед тевтонским рыцарем ссоколиным взглядом икоротким ежиком полуседых волос? Онаоставила Фридриха усебя иначала помогать ему чем только можно: возила его поконспиративным квартирам иорганизовывала эвакуацию китайских коммунистов иих русских советников.
        По ночам они сФридрихом предавались страсти, апотом Магда осторожно расспрашивала его, чтоон намерен делать дальше.
        —Поеду вМоскву, — отвечал он.
        —Нозачем? — страдая, шептала Магда. — Выже немец, чтовы там забыли?
        —Тамзарождается заря нового мира. Анавашем Западе только пошлость, скука истяжательство.
        Фридрих рассказал Магде, чтововремя войны он попал вплен крусским, познакомился сбольшевиками ипонял, чтоего судьба — этовершить Мировую революцию. ВКитае он обучал молодых красных летчиков искусству воздушного боя.
        Про себя Магда называла Фридриха «Великим»: онпрезирал опасность изаботился нестолько осебе, сколько освоих товарищах иоПравом Деле — какон его понимал. Первый раз вжизни она столкнулась смужчиной, которому было плевать наее богатство. Более того, онсчитал, чтоотнего надо поскорее избавиться.
        —Янемогу, — ссожалением говорила Магда. — Этоже немои деньги, апапины. Онпросто платит помоим счетам.
        Фридрих никогда неговорил сней олюбви иполагал, чтоМагда помогает неему, аделу социализма — зачто ей большое спасибо. Водин прекрасный день он крепко пожал ей руку исказал, чтоуезжает вСоветский Союз.
        —Партия никогда незабудет вашей доброты, мисс Томпсон!
        —Яеду свами! — решительно объявила Магда.
        Фридрих оторопел. Онназывал ее сумасшедшей инамекал нато, чтовСССР убританской капиталистки могут возникнуть серьезные проблемы, ноМагда ничего нежелала слушать.
        Она отправилась кновым знакомым изсоветского полпредства иполучила визу.
        Фридрих был вярости.
        —Оничто там, сума все посходили? — орал он. — Каквы их уговорили?
        Магда загадочно улыбалась. Онапредложила соратникам Фридриха большой санитарный фургон, вкотором они могли вывезти изКитая личные вещи. Государство выделило им деньги только наэвакуацию людей, партийного архива иоружия, абросать родное барахло, накопленное вКитае, было жалко.
        Фридрих разругался сМагдой исказал, чтобы она даже близко кнему подходила. Другие большевики тоже старались держаться отнее подальше — какбудто она могла заразить их «британским империализмом».
        Дорога была дальняя, иизмаявшись отстраха иотверженности, Магда очень обрадовалась, когда кней подселили Нину Купину, которая ктомуже прекрасно говорила по-английски. Слава богу, онабыла худенькой иумудрилась втиснуться запассажирское сидение. Вкузове совсем небыло места: всебыло заставлено тюками, корзинами иящиками.
        День заднем санитарный фургон катил попустыне, похожей назастывшее каменное море. Вногах перекатывались арбузы, анадголовами трепетали перьями шляпы, приколотые кпотолку кабины, — посольские дамы хотели сприбылью продать их вМоскве (ипосле этого они еще смели рассуждать овреде капитализма!).
        Шофер-китаец то пел песни, торугал проводников, которые вечно все путали инераз заводили колонну черт знает куда.
        —Чтобудем делать, если бензин кончится? — тоидело повторял он. — Аесли будет пылевая буря?
        Магда ислушала инеслушала его. Впереди ехал «Бьюик», который вел Фридрих Великий. Онаготова была отдать все насвете, чтобы оказаться рядом сним. Если будет авария, хорошо былобы погибнуть вместе, водну секунду! Пусть их засыплет песком ипусть их через триста лет откопает какой-нибудь археолог. Онибудут сидеть рядом идержаться заруки — идаже смерть несможет разлучить их.
        Но Фридрих взял ксебе вмашину Борисова идополнительную бочку воды, такчто ему нечем было порадовать археологов будущего.
        Магда непонимала, почему Фридрих ее отвергает. Да,некрасавица; да, англичанка — новедь раньше его это несмущало!
        А что если поприезде вМоскву он незахочет сней мириться? Возьмет ипросто исчезнет, аты иди, куда хочешь.
        Магда понятия неимела, чего ожидать отСоветской России. Десять лет назад там была революция, ачуть позже — гражданская война иголод, унесший пять миллионов жизней. Один изприятелей Магды ездил в1921году вПетроград ипотом рассказывал, чтовтамошних гостиницах бегают крысы, апостояльцам дают поведру воды вдень — чтобы помыться исамим приготовить себе еду.
        —Нина, авы когда уехали вКитай? — спросила Магда.
        —Воктябре двадцать второго года, — отозвалась та. — ВРоссии вто время было очень голодно.
        Понятно… Запять лет там врядли что-нибудь изменилось. Магду зло брало: большевики всобственном доме немогли навести порядок, авсе тудаже — лезли учить мир, какстроить счастливое будущее.
        Она повернулась кНине. Тасидела наполу, держась заподлокотник Магдиного кресла — фургон то идело подбрасывало накамнях иухабах.
        —Увас есть где остановиться вМоскве?
        —Нет.
        —Хотите быть моей переводчицей? Ясовсем незнаю русского и, боюсь, пропаду безвашей помощи.
        Нина помолчала.
        —Акакдолго вы собираетесь оставаться вМоскве? Пока Фридрих несменит гнев намилость?
        Магда неожидала, чтооее чувствах так легко догадаться.
        —Япока незнаю, — смутившись произнесла она.
        —Нучтож, давайте помогать друг другу, — совздохом сказала Нина.
        Магда давно приглядывалась кней инераз подмечала, чтоэтой женщине все было клицу ивсе шло напользу — даже истрепанные кофта июбка инеизбывная печаль вглазах.
        Нина ничего недолжна была делать длятого, чтобы привлекать внимание: онапросто родилась такой — сбольшими серо-зелеными очами, вьющимися темными волосами инежной линией шеи иплеч. Одного взгляда было достаточно, чтобы возникло желание ее присвоить — такхочется забрать себе красивую кошку илинайденную нарынке необычную статуэтку.
        АМагде всю жизнь приходилось доказывать, чтоона заслуживает внимания илюбви.
        —Интересно, каково быть такой, каквы? — спросила она, испытующе глядя наНину. — Выспервого взгляда нравитесь мужчинам. Инеговорите, чтоэто нетак!
        Нина нахмурилась, иуголки ее губ скорбно опустились.
        —Яневыбираю, кому понравлюсь, акому нет. Иничего немогу сэтим поделать.
        Магда рассмеялась. Унее были точно такиеже проблемы.
        Глава2. Пролетарская столица

1.
        Месяц спустя беглецы пересекли границу СССР идобрались добезымянного полустанка, гдеих поджидал пригнанный изМосквы международный спальный вагон.
        Убольшевиков отлегло отсердца: если их так встречают, значит, никаких выволочек небудет. Кажется, партийное руководство осознало, чтоагенты, посланные вКитай, сделали все, чтомогли, дляпобеды Мировой революции. Просто обстоятельства оказались сильнее.
        Ихохватило ребяческое веселье: добрались-таки досвоих! Непогибли впустыне, ненапоролись нинасолдат, нинахунхузов, грабящих торговые караваны. Всебудет хорошо!
        Пропыленные, дочерна загоревшие, беглецы заталкивали свои вещи набагажные полки.
        —Поезд отправляется через пять минут! — крикнул проводник, красивый дед спышными седыми усами.
        Нина иМагда забрались вотведенное им купе. Наполосатых диванах лежали стопки туго накрахмаленного постельного белья, наоткидном столике стояла вазочка сцветком именю извагона-ресторана. Из-за стенки, примыкавшей куборной, слышался смех — кто-то, какчуду, радовался воде, текущей изкрана.
        Нина подошла квисевшему надвери зеркалу иподняла надголовой кудрявую прядь волос — татак иосталась стоять дыбом.
        —Когда мы доберемся дованной, мыссебя пофунту грязи смоем, — сказала Магда. — Ну,если вМоскве еще остались ванные.
        Кто-то постучал встекло, иона открыла окошко.
        —Нину позови! — велел Борисов.
        Нина нехотя подошла кокну.
        —Чтовам угодно?
        Борисов вытащил изкармана газету ишвырнул ее Нине.
        —Вот — только что настанции купил.
        Напервой полосе чернел крупный заголовок: «Троцкий исключен изкандидатов вчлены Исполкома Коминтерна»[1 - Комунистический интернационал (сокращенно — Коминтерн) — международная организация, объединявшая коммунистические партии различных стран в1919 —1943гг. Финансировалась восновном засчет СССР изанималась подготовкой Мировой революции.]. Тутже рассказывалось обаресте нескольких предателей, которые «подрывали основы партийного строительства» и«вносили раскол вбольшевистскую среду».
        —Ехать вМоскву — этоверное самоубийство, — прошептал Борисов. — Если даже Троцкого снимают сдолжностей, насвсех сожрут инеподавятся. Нуитебя заодно.
        Борисов оглянулся посторонам и, убедившись, чторядом никого нет, тихонько добавил:
        —Поехали сомной вХабаровск! Уменя есть деньги — такчто непропадем. Илиты сэтой английской коровой поедешь наубой?
        Нина сгрохотом опустила оконную раму.
        —Чтоон вам сказал? — спросила Магда, когда поезд тронулся.
        Нина села надиван иобхватила себя руками — какотхолода.
        —Мисс Томпсон, ехать вМоскву опасно! Давайте сойдем напервойже станции ипоедем воВладивосток! Оттуда пароходом можно добраться доШанхая.
        НоМагда наотрез отказалась:
        —Японимаю, чтовы стремитесь вернуться кмужу. Ноя тоже нехочу терять Фридриха! Ясумею вас защитить — умоего отца много друзей впарламенте. Мыотправим Климу телеграмму, ион пришлет вам деньги наобратную дорогу.
        —Большевики плевать хотели наваш парламент! — вотчаянии воскликнула Нина. — Тутнет ниваших дипломатов, ниправосудия. Васобвинят вшпионаже ирасстреляют!
        НоМагда считала, чтоэто кней неотносится: когда она путешествовала поЮжной Америке, индейский колдун дал ей выкурить особой травы изаговорил ее отнасильственной смерти.
        Заокном тянулись сопки, покрытые рыжей травой; изредка проходили встречные составы, ивраскрытых дверях теплушек мелькали лошадиные морды исуконные шлемы красноармейцев — куда-то перебрасывали войска.
        Магда прихлебывала принесенный проводникомчай.
        —Икого этот Фридрих обманывает? Ниодин человек неспособен жить безлюбви. Онпросто боится навлечь наменя беду… Ноя ему сразу сказала, чтоничего небоюсь! Ну… кроме моего папы, когда он сердится. Нампросто нужно время, чтобы получше узнать друг друга.
        Нина слушала ее идумала отом, чтоскаждой секундой она уносится отКлима все дальше идальше.

2.
        Поезд пролетел полстраны инаконец въехал вдымную, залитую электрическим светом Москву.
        Нина готовилась ксамому худшему: сейчас кдверям вагона встанут люди изОГПУ, прибегут следователи иначнут ее допрашивать: каквы оказались вКитае? Чемвы там занимались?
        Магда тоже сидела надиване нижива нимертва ивстревоженно смотрела наздорового носильщика, топтавшемся перед их окном. Унего была зверская рожа ирастрепанная борода, асмясистой губы свисала тлеющая цигарка. Такими наполитических плакатах изображали большевиков, лезущих вперепуганную Европу.
        —Если нас арестуют — прыгайте напути ипрячьтесь подвагонами, — проговорила Нина дрогнувшим голосом. — Побежим вразные стороны: выквокзалу, ая вон туда — ктоварняку. Встретимся через сутки наплощади перед вокзалом — там, гдестоят извозчики.
        Вдверь постучали, иуНины оборвалось сердце: «Вотивсе!» Ноэто был всего лишь Фридрих.
        —Ну,чего расселись? Езжайте воВторой Дом Советов — тамвас примут.
        —Авы куда поедете? — встрепенулась Магда.
        —Вобщежитие Коминтерна.
        Фридрих позвал носильщика, итот, связав чемоданы кушаком, вскинул их наплечо.
        —Куды волочь?
        —Навыход, — отозвался Фридрих иповел Магду иНину сквозь вокзальную толпу.
        Нина незнала, толи ей бежать, пока непоздно, толи наоборот держаться поближе кМагде. Если сбежишь, тогде спрячешься иначто будешь жить? АуМагды все-таки есть влиятельный папаша, который, случись что, поднимет наноги весь британский парламент.
        —Фридрих, чтотакое «Второй Дом Советов»? — спросила Нина.
        —Сейчас сами увидите.
        Наверное это было учреждение, гдедопрашивали иностранцев.

3.
        Нина ожидала, чтоМосква будет похожа наобезлюдевшую, разграбленную врагом крепость. Ничего подобного! Нарядное здание вокзала недавно отремонтировали; народу, особенно молодежи, было полно — хотя люди, одетые по-европейски, почти непопадались.
        Тутбыла своя мода: мужчины носили суконные брюки, косоворотки икепки, аженщины щеголяли вситцевых платьях икосынках, низко надвинутых налоб.
        Рабочие снимали состены выцветший транспарант: «Даздравствует Мировая революция!» ивешали наего место новый лозунг: «Даешь индустриализацию иукрепление обороны!» Кажется, убольшевиков поменялись планы нажизнь.
        Фридрих вывел Нину иМагду наплощадь ипоказал намаленький «Рено», стоявший неподалеку:
        —Наймите себе таксомотор.
        —Когда мы сможем встретиться? — смольбой вголосе произнесла Магда.
        —Ясам вас найду.
        Севвмашину, онавновь принялась рассуждать олюбви, ноНина неслушала. Мимо проносился сумеречный город, окотором заграницей говорили какобоплоте мировогозла.
        Толпы народа текли поузким тротуарам ивпадали враскрытые двери магазинов. Нина струдом разбирала надписи навывесках: вотличие отШанхая, тутих неподсвечивали. «Минеральные воды Боржом», «Столовая-пирожковая имени тов. Рыкова[2 - Рыков, Алексей Иванович (1881 —1938) — председатель Совета народных комиссаров СССР.]», «Искусство — социальная сила!» — всеписалось поновым правилам орфографии, без«i», ятей иеров.
        Посравнению сКитаем автомобилей было совсем мало — люди передвигались либо напролетках, либо впереполненных трамваях. Дома освещались сверху донизу, идаже изполуподвальных окон, вросших втротуары, выпадали желтые прямоугольники света.
        —Почему везде горит электричество? — спросила Нина ушофера.
        —Жильцов вкаждую комнату подселили, вотони лампочки ижгут, — разъяснил тот. — Раньше барин один вцелой квартире жил, асейчас таких порядков нету. Одна комната насемейство — иникаких излишков.
        Нина перевела Магде его слова.
        —Представляете, еслибы вваш дом подселили незнакомых людей?
        —Если среди них будет Фридрих Великий, тоя согласна, — самонадеянно отозваласьта.
        Кажется, индейский колдун заговорил ее неотсмерти, аотздравого смысла.

4.
        Оказалось, чтоВторой Дом Советов — этобывшая гостиница «Метрополь». Раньше вней проживали члены правительства, нопотом они получили отдельные квартиры, аномера вновь стали сдавать иностранцам.
        Увидев вполне приличный вестибюль смраморными полами исверкающими люстрами, Магда окончательно воспряла духом.
        —Вотвидите — всеидет какнадо! — сказала она Нине.
        Правда, цены в«Метрополе» оказались немыслимыми — засутки надо было платить столько, сколько вПекине требовали замесяц.
        —Стране валюта нужна, — безобиняков пояснил администратор.
        Когда он попросил документы, Магда подала ему свой паспорт свложенной внего бумажкой впять фунтов.
        —Этаженщина будет моей гостьей, — сказала она, показав наНину.
        —Понятно, — вздохнул администратор иуронил купюру ввыдвижной ящик стола.
        Всоветском государстве, какивовсем мире, деньги решали если невсе, томногое.

5.
        Никто инедумал арестовывать Нину иМагду. Онижили себе в«Метрополе», ходили обедать вресторан напервом этаже изнакомились синостранцами, прибывавшими вМоскву напразднование десятой годовщины Октября.
        Магда всех расспрашивала оФридрихе — внадежде, чтокто-нибудь изчленов иностранных компартий знает, гдеего искать. Новсе было напрасно. Днишли заднями, аотФридриха небыло нислуху нидуху: онявно несобирался поддерживать отношения сбывшей возлюбленной.
        —Онпросто очень занят иему нужно время, чтобы разобраться сделами, — разглагольствовала Магда. — Надо еще подождать: ведь он знает, гдеменя найти.
        Нинины дела тоже шли неважно. Онаотправила телеграммы домой иКлиму наслужбу, ноони вернулись спометкой: «Адресат выбыл». Онасходила сума примысли, чтосКлимом иКитти что-то случилось.
        Телеграммы друзьям тоже остались безответа. ВШанхае было неспокойно, имногие белые колонисты уехали отгреха подальше.
        Надеяться было ненакого, иНина сама должна была добывать деньги надорогу домой. Прижаловании, которое ей назначила Магда, наэто требовалось несколько месяцев, аведь еще надо было достать документы икаким-то образом пересечь границу!
        Повысить Нинину плату Магда немогла — ейсамой нехватало наличности. Отец наотрез отказался оплачивать ее счета: оннежелал вкладывать нипенса вбольшевистскую Россию итребовал, чтобы его дочь немедленно вернулась вАнглию.
        Поправде говоря, Магда итак содержала Нину измилости — таоказалась небог весть каким специалистом всовременном русском языке. Запоследние годы вмоду вошел телеграфный стиль сего сокращениями, инарод вовсю обрезал искрещивал слова. Учителя превратились в«шкрабов» — школьных работников, прислуга — в«домработниц», министерство — в«наркомат», идаже жалование стало «зарплатой». Порой Нина вовсе непонимала, очем идет речь. Вотскажите намилость, чтоэто такое: «Вкоопмаге Нарпита выбросили ширпотреб»?
        Целыми днями Нина иМагда ходили погороду иосматривали достопримечательности — отМавзолея, вкотором лежал мумифицированный Ленин, доАнтирелигиозного музея, устроенного вбывшем Страстном монастыре.
        Москва вовсю готовилась кДню 7ноября: везде шел ремонт, апоулицам маршеровали трудящиеся: ктосвинтовками, ктовпротивогазах — этобыли репетиции военного парада.
        Советский Союз жил впредчувствии скорой войны, иэто ощущалось вовсем — отпередовиц газет доразговоров нарынках.
        Погороду были развешаны плакаты:

«Красная Армия — верный страж страны Советов».

«Укрепляйте союз рабочих икрестьян — онсделает СССР непобедимым!»

«Социалистическим наступлением повысим обороноспособность!»

«Смерть кровавым империалистам!»
        —Аскем большевики собрались воевать? — недоумевала Магда.
        —Сангличанами — скемже еще? — усмехалась Нина. — Выведь хотите напасть наСССР — обэтом вовсех газетах пишут.
        Магда ужасно расстроилась, узнав, чтовСССР всерьез ждут появления английских боевых аэропланов.
        —Слушайте, новедь это полная ерунда! ВКремле прекрасно понимают, чтоэто физически невозможно. Зачем они сознательно врут населению?
        Нине было понятно — зачем. Всеэти годы большевики, грезившие Мировой революцией, тратили огромные суммы нафинансирование забастовок ивооруженных восстаний вдругих странах. Дело кончилось тем, чтоСоветский Союз стали считать государством-злоумышленником, которое поддерживает радикалов иничуть нестесняется вглаза говорить одружбе между народами ипараллельно устраивать диверсии натерритории соседей.
        Великобритания расторгла дипломатические отношения сСССР, Франция выслала советского полпреда, вПольше полпред был убит, авКитае коммунистов истребляли, какбешеных собак. Более того, газеты повсему миру перепечатывали документы, которые доказывали, чтобольшевики вели подрывную деятельность каквЕвропе, такивАзии.
        ВКремле это истолковали как«готовность империалистов задушить молодое советское государство» ипринялись готовиться кмасштабной войне. Нагнетание военной истерии было совершенно необходимо, чтобы народ сплотился вокруг вождей имобилизовался наборьбу «допоследней капли крови». Кроме того, населению надо было объяснить, почему полки вмагазинах опустели, аухлебных лавок растянулись очереди. Спустя десять лет после революции страна пришла ктакойже экономической катастрофе, чтоив1917году — иэто вмирное время!
        Магда повела Нину вунивермаг, чтобы подыскать ей теплую одежду, нооказалось, чтоуродливые туфли скривыми прострочками стоят 40рублей, хлопковые чулки — 7, апальто — 150. Кактакое могло быть, если средняя зарплата рабочего вМоскве составляла 75рублей, аслужащего — итого меньше?
        Такничего инекупив, Магда отдала Нине бархатную шубу, приобретенную вПекине вкачестве сувенира. Этобыло огромное ярко-красное страшилище соткидным воротником ивышитыми наспине драконами.
        —Если хотите, переделайте ее, — разрешила она. — Вынеможете ходить безверхней одежды, апокупать вам пальто посоветским ценам — этобезумие.
        Несколько дней Нина просидела зашитьем, иунее получилась вычурная, нонарядная разлетайка ввосточном стиле иберет — вроде того, чтоносила Татьяна в«Евгении Онегине».
        Вних Нину постоянно принимали заучастницу антибританских костюмированных шествий. Молодежь изагитационных бригад возила поулицам здоровую куклу англичанина, время отвремени ставила ее наколени ипосле чтения пламенных речей била проклятого «англо-сакса» поголове. Один раз Нине даже вручили деревянный молот ивелели треснуть им куклу отимени восставшего китайского народа.
        Магда пыталась придумать, какей заработать денег нажизнь. Каждый день вномера «Метрополя» приносили советские газеты илистовки, вкоторых рассказывалось отом, чтоСССР собирается модернизировать свое производство иему срочно нужна помощь восвоении новых технологий.
        Магда написала брошюру омыловарении ивелела Нине перевести ее нарусский.
        —Явподробностях описала, какунас вБритании делаются мыло истиральный порошок, такчто мою книжку должны сразу взять впечать.
        Нокее удивлению никто изиздателей непредложил ей заключить договор.
        —Тема, конечно, интересная, нонам нужно разрешение отГлавного управления поделам литературы, — сказали Магде вГосиздате.
        Вдругих местах потребовали еще ибумажку изНаркомата просвещения, втретьих — изВысшего совета народного хозяйства, авчетвертых — изОГПУ.
        —Онидумают, чтоя написала что-то неправильное? — кипятилась Магда. — Пусть проверят — пусть отправят мою брошюру специалистам!
        —Небудут они ничего проверять, — совздохом отозвалась Нина. — Импросто ненужны проблемы синостранцами. Ктовас знает — может, вышпионка ивредитель? Аим потом отвечать.
        Хоть она иубеждала себя, чтонеимеет никакого отношения кСоветам, ейбыло стыдно перед Магдой изаиздательства, изакуклу англичанина, изатуфли засорок рублей.

6.
        Нина тоже пыталась придумать, какзаработать денег.
        ВОКС, Всесоюзное общество культурной связи сзаграницей, раздавало обитателям «Метрополя» билеты вБольшой театр — чтобы иностранцы приобщались ксоветскому искусству. Ножелающих слушать оперу было немного, исоседи охотно продавали билеты Нине — засимволическую плату.
        Онинедогадывались отом, чтоБольшой театр — этооплот высшего общества вСССР. Тамможно было увидеть жен наркомов, известных писателей, аиногда ичленов ЦК. Чтобы попасть впартер, люди были готовы тратить последние деньги, абилеты вложи дляиностранцев считались чутьли непропуском врай.
        Нина вернулась вномер после очередной сделки стеатральными барышниками иразложила накровати свое богатство. Стотридцать рублей — немного, конечно, нотеперь впереди забрезжила хоть какая-то надежда.
        Спрятав деньги ввязаный кошелек, Нина выглянула вокно. Часы, установленные посреди площади Свердлова, показывали пять вечера. Куда, интересно, подевалась Магда?
        Мисс Томпсон решила, чтописательство — этоее призвание, иначала собирать материалы длябудущей книги оСССР. Один раз Магда явилась кцыганам, живущим вПетровском парке, вдругой раз отправилась вночлежный дом, гдеобитали сотни уголовников, проституток инищих. Онасчитала, чтоприее росте исиле ей никто нестрашен.
        Стемнело, ипостеклу забарабанил мелкий осенний дождь. Нина несколько раз принималась завзятый вгостиничной библиотеке роман «Чапаев», новсе ее мысли были только оМагде.
        Куда ее занесло наэтот раз? Кчистильщикам уличных писсуаров? Напартийное собрание троцкистов?
        Вчас ночи вкоридоре послышались тяжелые шаги истук вдверь.
        —Здрасьте… я вернулась… — проговорила Магда пьяным голосом.
        Онапрошлепала через комнату ипрямо вботинках ипальто повалилась накровать.
        —Чтосвами?! — ахнула Нина.
        —Этонесомной, этосФридрихом… Онвсе-таки комне неравнодушен.
        Магда нашла общежитие Коминтерна, пробралась туда через кухню иподоспела какраз кторжеству вкомнате Фридриха — емупростили все вольные илиневольные прегрешения вКитае иназначили пилотом нановенький пассажирский аэроплан.
        —Fokker-Grulich FII! — сосмаком произнесла Магда. — Теперь Фридрих три раза внеделю будет летать помаршруту Москва — Берлин.
        Внезапно она побледнела и, вскочив, понеслась вуборную. Вскоре оттуда раздались утробные стоны — кажется, Магду рвало.
        Ейбыло так плохо, чтоНина всю ночь неотходила отнее. Когда Магде становилось чуть легче, онаснежностью вголосе описывала свою встречу сФридрихом:
        —Завтра будет проходит парад вчесть годовщины революции, иФридрих дал мне пропуск натрибуну дляособо важных иностранцев. Этобудет боевой смотр Красной армии — чтобы продемонстрировать врагам… ну,тоесть нам… чтосоветские люди ничего небоятся.
        —Апроваши отношения вы говорили? — допытывалась Нина.
        —Намбыло недоэтого! Фридрих сказал, чтовсе ресурсы страны будут брошены наукрепление обороны. Враг недремлет и… Ой,мне опять надо вуборную!
        Нина сходила кдежурному поэтажу ипринесла свежие полотенца.
        —Неумеете пить — неберитесь! — злилась она наМагду.
        —Унас… тоесть уФридриха было горе, — слабым голосом отозвалась Магда. — Онубежденный сторонник Льва Троцкого, аему пришлось отречься отнего иподписать одну бумагу. Тамговорилось, чтокитайскую революцию погубили троцкисты, вступившие всговор смировым капиталом. Новедь иначе его могли посадить!

«Таквот зачто ему дали „Фоккер-Грулих“! — подумала Нина. — М-да… воттебе игерой-революционер!» Впрочем, онаслышала, чтовсех остальных троцкистов поставили перед точно такимже выбором: либо опала ирепрессии, либо предательство.
        Онауложила Магду илегла сама, носон кней нешел. Вглубине души Нина надеялась, чтоее покровительница разочаруется воФридрихе ипоедет вместе сней вКитай — вкомпании большой, самоуверенной Магды все былобы намного проще. Но,кажется, этим мечтам несуждено было сбыться.
        —Янаверное несмогу пойти напарад, — чуть слышно прошептала Магда. — Номне очень нужны снимки оттуда — яхотела вставить их вмою книгу.
        —Спите, ради бога! — отозвалась Нина.
        Пружины кровати страдальчески заскрипели.
        —Уменя вкармане пальто лежит пропуск… Нина, сходите вместо меня!
        —Даяже неиностранка!
        —Если вы пойдете всвоей китайской шубе, никто незаподозрит, чтовы русская. Вы,главное, молчите иневыдавайте себя. Япрошувас!
        Ееснова вырвало — наэтот раз прямо напол.
        Нина уже была готова пообещать ей все, чтоугодно, лишьбы она угомонилась.
        Глава3. Годовщина октября

1.
        Поподернутому влажной дымкой городу носились грузовики итопали молчаливые солдаты вбуденовках сопущенными отворотами. Впереулках темнели силуэты броневиков; временами раздавалось конское ржание игулкий цокот копыт — кавалерия готовилась кпараду.
        Нина шла втолпе прохожих, прижимая кгруди зачехленную фотокамеру. Магда сказала, чтоунее осталась последняя пленка, ипросила беречь ее, какзеницуока.
        Всепялились нанелепую Нинину шубу. Девочка, заглядевшись нанее, уронила намостовую букет астр итутже получила подзатыльник отматери:
        —Смотри зацветами, ато чем напараде махать будешь?
        Наподступах кКрасной площади царили суета инетерпение — какперед боем. Вклубах тумана покачивались знамена игигантские портреты вождей; инструкторы обходили отряды рабочих, приплясывающих отхолода, икомандовали, кому закем идти.
        Нину тоже бил нервный озноб: ейказалось, чтоона непременно наткнется намилиционеров иони начнут выяснять, ктоона икакраздобыла пропуск натрибуну дляиностранцев.
        Новсе обошлось: уИверских ворот Нина предъявила пропуск ивышла нанемощеную, подмерзшую заночь Красную площадь.
        Надкремлевской стеной развевался алый флаг; нашпилях древних башен золотились едва различимые втумане царские орлы — большевики пока еще доних недобрались. Надругой стороне площади, наздании ГУМа, подрагивало ипузырилось полотнище сизображением Ленина — круглоголового вождя вбуржуазном костюме игалстуке. Огромный, великий ивечный, какфараон, онсгрустью смотрел насвою собственную гробницу, сделанную вформе усеченной пирамиды. Странный выверт истории — вдвадцатом веке вРоссии возродились обычаи Древнего Египта.
        Нина поднялась натрибуну исела скраю надеревянную скамью. Вроде никто необратил нанее внимание.
        Постепенно собирались иностранные гости: европейцы иамериканцы, индийцы иарабы, нобольше всего было китайцев — Нина даже узнала нескольких старых знакомых, которые ехали сней через пустыню Гоби. Вроде они отнеслись кпоявлению Нины каккдолжному.
        Всепереговаривались, дули наозябшие пальцы ипытались найти более удобное место дляфото — икиносъемки. Высокий сутулый мужчина впенсне ходил между ними инаразных языках спрашивал, какдела инетли удорогих гостей каких пожеланий.
        —Авы кто будете? — дружелюбно осведомился он уНины.
        Онасделала вид, чтонепонимает его. Этот тип сразу ей непонравился: худой, саккуратной русой бородкой иутиным носом, оннапоминал зловредного спальника изсказки оКоньке-Горбунке.
        Потоптавшись рядом, товарищ впенсне сел налавку позади Нины, иона услышала, какон спросил укого-то:
        —Ктоэто такая? Вонта — вкрасной шубе.
        —Незнаю, товарищ Алов, — ответил молодой голос. — Яее неприпомню.
        —Надо выяснить!
        Наверняка это были агенты ОГПУ, иНина уже проклинала себя зато, чтопошла наповоду уМагды. Вдруг этот Алов попросит унее документы? Вдруг кто-нибудь изкитайцев доложит ему, чтоона неиностранка?
        Натрибуны вышли члены правительства, ииностранцы, повскакав смест, защелкали фотокамерами. Нина понятия неимела, ктоизвождей кто, нонавсякий случай тоже сфотографировала их — вдруг они пригодятся Магде? Было странно, чтовсе они оказались маленькими инеказистыми, — итем нелепее смотрелась наних полувоенная форма: словно провинциальные счетоводы решили нарядиться вгероев войны.
        КАлову подскочила женщина стонкой папкой ичто-то зашептала ему. Нина разобрала слова «Троцкий» и«стихийные выступления».
        —Вотдьявол! — пробормотал Алов и, сбежав вниз полестнице, затерялся среди солдат, стоявших воцеплении.
        УНины немного отлегло отсердца. Онарешила, чтосделает несколько снимков иуйдет подобру-поздорову.
        НаСпасской башне заиграли колокола, исприлегающих улиц донесся мощный гул человеческих голосов:
        —Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!
        Подзвуки «Интернационала» наплощадь потекли первые колонны демонстрантов.

2.
        Настолбах надрывались репродукторы:
        —Ввеликий праздник, равного которому небыло вовсей истории человечества, наша первая мысль оЛенине — вожде победоносных пролетарских колонн, бесстрашно пошедших наштурм капиталистических твердынь!
        Шликавказские джигиты, броневики, вооруженные рабочие, Красный Крест, пионеры… Флагов было столько, чтоКрасная площадь действительно становилась красной.

«Слава механизации!» — читала Нина надписи натранспарантах.

«Даздравствует победа пролетарской революции овсем мире!»

«Вторая автобаза, даешь знамена Октября!»
        Члены правительства улыбались, отдавали честь иснисходительно махали демонстрантам ладонями, затянутыми вкожаные перчатки.
        Смавзолеем поравнялась колонна молодых людей — повсей видимости, студентов. Ониостановились, ичерез мгновение надих головами развернулся транспарант: «Долой Сталина!»
        Оркестр смолк, инаплощади повисла такая тишина, чтостало слышно, какчирикают воробьи, слетевшиеся насвежие конские яблоки.
        —Даздравствует Лев Троцкий! — выкрикнул звонкий мальчишеский голос. — Долой оппортунизм ираскол впартии!
        —Ура-а-а! — нестройно подхватили его товарищи.
        Совсех сторон кним ринулись милиционеры.
        Нина подняла камеру исделала снимок. Иностранцы вокруг нее тоже защелкали фотоаппаратами.
        —Нельзя снимать! Прекратите! — заорал кто-то.
        Перепрыгивая через две ступеньки, натрибуну взлетел Алов. Егоблуждающий взгляд остановился наНине.
        —Неснимать! — рявкнул он ивырвал унее фотокамеру.
        —Вычто делаете?! — позабыв обосторожности, ахнула Нина. — Отдайте!
        —Тырусская, чтоли? — Алов схватил ее заплечо. — Тыкакздесь оказалась? Тыкто вообще такая?
        Нина вырвалась и, непомня себя, побежала вниз.
        —Держите ее! — крикнул Алов, номилиции было недоНины: перед Мавзолеем завязалась ожесточенная драка.

3.
        Нина целый день бесцельно бродила погороду, незная, куда податься. Возвращаться вномер было нельзя: чекисты наверняка уже вычислили, ктоона такая игде живет. Вглазах ОГПУ белогвардейская дамочка, снимавшая выступление троцкистов, могла быть только шпионкой, иНину ждал неминуемый арест.
        Магду было жалко: какона будет обходиться безкамеры ибезпереводчицы? Ктомуже Алов наверняка будут допрашивать ее насчет Нины. Дайбог, чтобы ее саму незаподозрили вшпионаже!
        Оказалось, чтопока наКрасной площади проходил парад, вгороде начались волнения: сторонники Льва Троцкого передрались смилицией ивнедренными впраздничную толпу провокаторами. УЕлоховского собора вся мостовая была залита кровью: тамдружинники напали наколонну оппозиционеров ижестоко избилиих.
        Изстолицы надо было бежать, иНина решила, чтокупит билет достанции, докоторой хватит денег, атам наместе разберется, какдоехать доВладивостока. Нонавокзале ей сказали, чтонаближайшую пару месяцев билеты распроданы.
        Нина вышла наплощадь исела впервый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Гденочевать? Впарке налавочке? Если удастся найти угол, тоскопленные деньги уйдут меньше, чемчерез месяц. Адальшечто?
        —Товарищи, запроезд передаем! — надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. — Билеты — восемь копеек.
        Нина сунула руку вкарман ипохолодела — кошелька внем небыло.
        Держась заременную петлю, кондуктор навис надНиной.
        —Нучто, запроезд платить будем?
        —Уменя кошелек украли…
        Онгрубо схватил ее заворотник.
        —Тогда слазь страмвая! Ато ишь — барыня выискалась: каквпарче-бархате ходить — онапервая, акакзабилет платить — такуней копейки недопросишься!
        —Даона, чай, слюбовником поссорилась, — усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. — Онаему недала, аон ей тоже недал… всмысле денег.
        Пассажиры засмеялись.
        Нина протолкалась квыходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула сподножки вгрязь.
        Ужестемнело. Где-то вглухих дворах выли собаки; уличные фонари негорели, итолько враспахнутых дверях маленькой церкви видны были желтые огоньки свечей.

«Нувот иприехала — никаких мне Владивостоков, никакого Китая, — втоске подумала Нина. — Завтра сголодухи продам шубу, апотом утоплюсь вМосква-реке».
        Онапостояла, посмотрела кругом блуждающим взглядом инаправилась кхраму. Может, оттуда невыгонят?
        Внутри никого небыло — только причетник вмягких валенках ходил отлампады клампаде иподливал вних масло.
        —Бессовестный ты человек! — вдруг рассердился он накого-то. — Входя вхрам, шапку снимать надо!
        Нина оглянулась иувидела давешнего голубоглазого красноармейца.
        —Ая баба, — осклабился тот ираспахнул полы шинели. — Хошь проверить?
        Причетник попятился.
        —Господи-помилуй… Нуутебя ирожа!
        Лицо убабы-красноармейца действительно было такое, чтовней трудно было узнать женщину: бровей нет, горло провисло, передний зуб наполовину сломан. Наверняка она пила — имного.
        Нина подошла киконе Николая Угодника — покровителя тех, ктопопал вбеду.
        —Помоги мне, грешной иунылой, внастоящем сем житии…
        Пока Нина молилась, голубоглазая баба стояла унее заспиной ивупор разглядывалаее.
        —Тебя какзвать? — наконец спросилаона.
        —Нина.
        —Правда, чтоль? Аменя тоже! Только я это имечко нелюблю — меня все Шило зовут.
        Онапогладила золотистого дракона наНининой спине.
        —Шубка утебя знатная. Любовник подарил?
        Нина покачала головой:
        —Сама сшила.
        —Такты израбочих? Алюбовник утебя неизМосторга? Язнала одного директора аптеки, такон своим бабам чего только недарил: ипрезервативы, иклизмы… Очень душевный был товарищ — правда, егопотом расстреляли захищения.
        —Уменя нет любовника, — сказала Нина.
        —Акто есть? Муж, чтоли? — Шило округлила глаза ипонимающе закивала. — Такего арестовали, да? Сконфискацией имущества? Милиция сейчас каксцепи сорвалась: всех спекулянтов хватает безразбору. Статья сто седьмая Уголовного кодекса.
        Нина нестала спорить — баба явно была сумасшедшей.
        —Слушай, продай мне свою шубку, а? — попросила Шило. — Ужочень она мне нравится.
        —Мнебольше невчем ходить.
        —Нудавай меняться! Ятебе пальтишко добуду иеще деньгами заплачу.
        —Гражданочки, мнецерковь закрывать надо, — подал голос причетник.
        Шило схватила Нину заруку:
        —Пойдем сейчас комне — явсе устрою!
        —Куда?
        —Переночуешь уменя. Тебеж всеравно некуда идти.
        Нина визумлении оглянулась наикону — Святитель Николай ивправду сотворил чудо.

4.
        Шило привела Нину кстаринному монастырю, выстроенному посреди города. Надокованными железом воротами покачивался фонарь, ислабый огонек время отвремени выхватывал изтемноты надпись навывеске: «…трудовой дом имени…»
        Отголода иусталости вНине перегорели все чувства — даже страх. Ейбыло всеравно, куда ведет ее Шило, — хоть вмонастырь, хоть вночлежку.
        Шило тихонько постучала вбоковую калитку:
        —Захарка, отпирай!
        Взарешеченном окошке мелькнула чья-то голова.
        —Шило,ты?
        —Ну!
        —Аэто кто стобой?
        —Швея. Федор Степаныч просил найти.
        Лязгнули запоры, икалитка распахнулась.
        —Заходите.
        Поднизкой каменной аркой была устроена караулка, едва освещенная керосиновой лампой.
        Привратник, молодой крепкий солдат, недоверчиво посмотрел наНину.
        —Документ покажь!
        —Нетунее, — отозвалась Шило и, выудив изкармана Нинин кошелек, отсчитала привратнику пару рублей.

«Такэто она меня обокрала!» — догадалась Нина.
        Закричать? Потребовать деньги назад? Новедь Шило неотдаст их, даеще ивыгонит Нину наулицу.
        —Нучто стоишь? Пойдем! — скомандовалата.
        Онивышли натемный двор.
        —Если увидишь череп — непугайся, — сказала Шило, ступая надоску, брошенную через лужу. — Тутраньше старинное боярское кладбище было, инаши девоньки его маленько разворошили. Бывало достанут мертвеца, ананем столько золота — хоть ювелирную торговлю открывай. Федор Степаныч праздник тогда устраивал, всем водки приносил изакусок разных… Подва-три дня пировали безпродыху. Нохороших могил уже неосталось — только черепа икости валяются. Федор Степаныч велит их закапывать, аони опять откуда-то появляются. Тошно им, видать, вобщей яме валяться, вотони из-под земли илезут.
        —Ктотакой Федор Степаныч? — спросила Нина.
        Шило рассмеялась.
        —Начальник нашего исправительно-трудового дома — тюрьмы тоесть. Ятут уже две недели сижу — хорошее место.
        —Сидишь? — изумилась Нина. — Тычто — заключенная?
        —Ага. Если сажают безстрогой изоляции и«принимая вовнимание низкий культурный уровень итяжелое материальное положение» — таквообще красота. Федор Степаныч нас назаработки отпускает, амы сним заэто делимся.
        —Иникто неубегает?
        —Чтомы — дуры, чтоли? Наволе поди-ка, найди отдельную комнату ибесплатную жратву! Насдаже вбаню попятницам водят, апионеры нам шефские концерты устраивают, чтоб мы побыстрее перевоспитались.
        Нина неудержалась отнервного смешка. Нучтож, пусть будет исправительно-трудовой дом. Покрайней мере, Алов врядли ее тут отыщет.
        Шило поднялась накрыльцо низкого одноэтажного дома иоткрыла скрипучую дверь:
        —Заходите, будьте какдома!
        Втемной комнате пахло воском ипылью. Шило запалила огарок, иНина огляделось кругом. Зарешеченное окно, печка-буржуйка, связка дров инакрытый одеялом топчан — вотивсе убранство.
        —Здесь хорошее место — намоленное, — сказала Шило, раскладывая шинель наполу перед печкой. — Комне сюда часто ангелы прилетают. Сядем мы сними подокошко, закурим попапироске — игрехов моих какнибывало. Святое присутствие дляних — лучше, чемпятновыводитель «Мечта».
        —Тывсе-таки отдай мне деньги, — попросила Нина. — Уменя больше никопейки неосталось.
        —Тогда шуба моя. Идет? — Шило кинула Нине ее кошелек. — Анасчет пальто небеспокойся — ятебе новое принесу.
        —Украдешь?
        Шило неответила идостала из-под тюфяка краюху хлеба ипомятую охотничью фляжку.
        —Хлеб тебе, аэто мне. — Онаглотнула изгорлышка ипокомнате потек тяжелый запах самогона. — Все-таки ты мне очень понравилась. Даже неиз-за шубы, атак…
        —Чтоже вомне такого? — спросила Нина.
        —Аты наменя похожа. Ну,дотого, какменя изокна выкинули.
        Нина сидела натопчане, жевала хлеб иуже ничему неудивлялась.

5.
        Утром их разбудил громкий мужской голос:
        —Этокто еще такая?
        Нина испуганно села нарасстеленной наполу шинели. Перед ней стоял маленький седой китаец внакинутом наплечи тулупе.
        —Здрасьте, Федор Степаныч! — бодро сказала Шило. — Ятебе портниху привела. Глянь, какие она одежки шить умеет!
        Тотпридирчиво осмотрел бархатную шубу.
        —Тебя кто учил шить? — спросил он уНины.
        —Уменя родители были портными.
        —Слышь, начальник, возьми ее наслужбу! — предложила Шило.
        —Онаможет прямо тут ипожить — ейвсе равно идти некуда: ейного мужа вчера арестовали заспекуляцию.
        Федор Степаныч задумчиво поскреб подбородок.
        —Надо дать ей задание напробу, — сказал он иповернулся кНине.
        —Если справишься, мытебя оформим какруководительницу курсов кройки ишитья. Пойдем!
        Нина немогла поверить всвою удачу: если ей разрешат остаться висправдоме, даеще будут платить заработу, онасможет накопить нажелезнодорожный билет доВладивостока.
        Шило дала ей одеяло, чтобы она незамерзла, и, завернувшись внего, Нина пошла вслед заФедором Степанычем.
        Днем монастырь выглядел совсем незловеще: кирпичные стены, рябые отслезшей побелки, голые кусты, лужи — нокругом чистота, анадорожках — следы отметлы. Черепов нигде небыло видно.
        Перед древним собором стояли выстроенные вряд женщины ипокоманде поднимали руки.
        —Тянемся вверх! Делаем выдох! — кричала врупор надзирательница.
        Арестантки дружно выдыхали облачка пара.
        —Этоя утреннюю гимнастику ввел, чтобы они физически развивались, — пояснил Федор Степаныч. — Всенаши бабы — жертвы капитализма: ктоворовка, ктопроститутка. Яих трудом перевоспитываю — уменя бездела никто несидит.
        Онрассказывал освоем исправдоме, какхозяин обусадьбе времен крепостничества. УФедора Степаныча имелось двести душ заключенных: кто-то крутился похозяйству, кого-то он брал вуслужение, абольшинство было пристроено кизготовлению погребальных венков ипортянок дляКрасной Армии.
        Федор Степаныч ничуть нескрывал того, чтоотпускает наиболее искусных воровок напромысел.
        —Онитолько унэпманов крадут, аим всеравно скоро крышка.
        Нина уже знала, чтонэпманами вСССР называют коммерсантов, которым с1921года разрешили заниматься производством иторговлей. НЭП, новая экономическая политика, должна была восстановить хозяйство страны додовоенного уровня, апотом всех нэпманов следовало ликвидировать каккласс иприступить кстроительству социализма — тоесть общества, вкотором все средства производства будут принадлежать государству, ачастное предпринимательство будет запрещено законом.
        Федор Степаныч привел Нину вмонастырскую ризницу, находившуюся впристройке рядом схрамом. Вхолодной, пропахшей мышами комнате стоял стол, швейная машинка ипотемневшие отвремени сундуки, накоторые были навалены горы церковных облачений.
        —Воттвое рабочее место! — сказал Федор Степаныч исунул Нине фиолетовую мантию. — Изэтого надо пару юбок сделать. Думаю, материи хватит.
        Нина внедоумении перевела нанего взгляд.
        —Новедь это кощунство…
        —Попам это барахло больше непонадобится, — махнул рукой Федор Степаныч. — Ихдавно уже наСоловки отправили, чтобы они побыстрее доЦарствия Небесного добрались.
        Онначал выкладывать настол рясы, фелони истихари.
        —Бархат пустим наюбки, парчу — напояса иворотнички, аиззимних ряс будем кроить польта длятрудящегося элемента. Спать можешь прямо тут, насундуках. Ятебе буду давать пару поленьев надень, чтобы ты тут схолоду неоколела.
        Глава4. Клад барона Бремера

1.
        Нина отлично справилась спробным заданием, ноФедор Степаныч сказал, чтожалования ей неполагается:
        —Тыитак заказенный счет упечки греешься ивстоловке ешь. Чего тебе еще надо?
        Нина поняла, чтопопала вловушку. Завернули такие холода, чтобезверхней одежды нельзя было иносу высунуть наулицу, аШило так ничего ей инепринесла. Нина немогла даже сходить нарынок икупить себе что-нибудь теплое.
        —Выпосадили меня втюрьму безсуда иследствия! — возмущалась она, ноФедор Степаныч лишь посмеивался:
        —Идинавсе четыре стороны! Ктотебя держит?
        Онбыл несказанно рад, чтоунего появилась дармовая швея, умеющая работать сдорогими тканями. Нинина продукция шла проституткам, работавшим вПетровском пассаже, иприносила Федору Степанычу немалый доход.
        Онзорко следил затем, чтобы Нина неприбрала крукам обрезки материи, исамолично заглядывал кней, чтобы пересчитать лоскуты. Если унего было хорошее настроение, онподолгу засиживался вризнице ивспоминал молодость.
        Поего словам, дореволюции он жил вХабаровске ибыл «ходей» — такназывали китайцев, которые ходили отдома кдому ипредлагали мелочный товар напродажу.
        Какему хотелось перебраться вКанаду! Тамошнему Обществу железных дорог требовалось население дляобслуживания путей вглухих лесах, инасемейство сдвумя взрослыми мужчинами давали электрическую пилу ибеспроцентный кредит надвадцать пять лет. Нооказалось, чтокитайцев Канада непринимала — ейтребовались только белые люди, и, смертельно обидевшись, Федор Степаныч вступил впартию большевиков ипринялся бороться симпериализмом — вкачестве начальника женских тюрем.
        Шило тоже заглядывала кНине, иесли была пьяной, заводила старую песню:
        —Мыстобой прям каксестры — только я познатнее буду, — говорила она, усаживаясь боком настол длякройки. — Наше семейство произошло изПрибалтики. Слышала пробаронов Бремеров? Нутак это мы иесть!
        Шило вдеталях описывала свое поместье, балы иродственников, которые служили чутьли непридворе императора, ноизее рассказов достоверным выглядело только одно: вовремя революции ее изнасиловали ивыкинули изокна солдаты, после чего Шило тронулась умом.
        —Унас был особняк вПетровском переулке — красивый, нупрям дворец! — возбужденно говорила она. — Мама велела вырезать надубовых панелях портреты всех детей — меня ибратьев, — какбудто мы ангелочки. Иэти панели повесили унас встоловой.
        —Икуда делись твои братья? — спросила Нина.
        —Ихрасстреляли ввосемнадцатом году. Мать тутже померла отсердечного приступа, апапаша пережил иреволюцию, ивойну. Онвсе это время ботинки чистил наПервомайской — какраз напротив нашего доходного дома. Датолько этим летом его ломовик задавил.
        Нина только вздыхала: увсех были потери, увсех кого-то убили — если небольшевики, такбелые.
        —Уменя ведь когда-то жених был, военный атташе изФранции, — продолжила Шило ивдруг перешла нафранцузский — правильный, почти безакцента.
        Онарассказала остолбеневшей Нине историю своей любви: какона познакомилась сЖаном-Кристофом наскачках икакпотом переписывалась сним.
        Нина вглядывалась вее испитую рожу. Может, Шило ивправду была баронессой? ВМоскве было сколько угодно бывших полковников, служивших швейцарами, ибывших княжон, работавших уборщицами. Каждый выживал, какмог, именялся нетолько внешне, ноивнутренне.
        Впрочем, Шило сее неуемной фантазией могло привидеться все, чтоугодно — идворянское прошлое, иангелы вбуденовках, исамовар, поющий «Интернационал».
        —Аеще я, знаешь, чтопомню? — задумчиво произнесла Шило. — Уменя вбиблиотеке подподоконником были спрятаны леденцы. Мойбрат Мишка вечно их отбирал, ая — вотведь какая умная! — тайник сделала. Тамдощечка одна сдвигалась иможно было кое-что спрятать.
        Шило схватила карандаш иобрывок старой выкройки иначала рисовать план:
        —ВотПетровский переулок, аэто наш дом. Здесь ворота, здесь двор… Входишь, поднимаешься полестнице…
        Рассказ был дотого подробным, чтоНина незнала, чтоидумать.
        —Ятебе докажу! — суетилась Шило. — Уменя все документы есть! После революции папаша зарыл их водворе — тамцелый клад был. Если ты его откопаешь, тосама увидишь.
        Недалее, каквчера, Нина делала выкройку изгазеты, вкоторой была напечатана статья окладах, спрятанных «буржуями» начерный день. Рабочие, делавшие ремонт вбывших барских домах, тоидело находили коллекции фарфора, старинные вышивки, золотые монеты ифамильное серебро. Всеэто передавалось государству, анашедшие получали грамоты иценные призы.
        —Тынепомнишь, чтоименно закопал твой отец? — осторожно спросила Нина.
        Шило пожала плечами.
        —Альбом сфотографиями точно имелся. Таместь одна карточка — мненаней семнадцать лет. Янаней точь-в-точь какты!
        Шило засмеялась иобняла Нину.
        —Яведь какпригляделась ктебе втрамвае, такиобомлела: во, думаю, какнаменя похожа!
        —Погоди! — отстранилась отнее Нина. — Тызнаешь, гдезарыт клад?
        —Ато! — восторженно заорала Шило. — Каквойдешь водвор, отсчитывай пятый кирпич настене справа. Тамбудет выбоина: этоМишка бросал подковы икусок кладки отбил. Копать надо подней — прямо устены. Только я туда непойду — тамчерти водятся.
        —Какие черти?
        —Те,что меня изокна выкинули.
        —Такэто десять лет назад было!
        —Непойду! Ты,если хочешь, сама иди — ятебя провожу доместа.
        —Уменя верхней одеждынет.
        —Ятебе дам твою шубку поносить. Слушай, если ты наш альбом сфотокарточками добудешь, ятебя вовек незабуду. Вотей-богу, чтохочешь длятебя сделаю! Мнебы хоть одним глазком намоих посмотреть!
        Вту ночь Нина немогла уснуть. Авдруг это ее шанс наспасение? Если клад действительно существует, возможно, внем сохранились какие-нибудь ценности: ихможно будет продать инавырученные деньги вернуться вШанхай, апотом вернуть Шило долги.
        Нокто знает, чтосейчас происходит вбывшем особняке Бремеров? Может, тамустроили отделение милиции илиеще что похуже?

2.
        Шило сходила наразведку вПетровский переулок.
        —Внаш дом въехала какая-то контора, — сказала она Нине. — Правда, вывески никакой нет; нисобак, нидворника недержат, зато вкаретнике имеется автомобиль.
        Вечером она принесла Нине китайскую шубку икороткую саперную лопатку.
        —Глянь, чтоя унаших гробокопательниц раздобыла! Уних сейчас плохо идут дела: ониходят нагородские кладбища, нотам одних голодранцев хоронят — уних даже золотых зубов нет. Давеча наши бабы специально напохороны кодному комиссару пошли: удостоверились, чтоон вгробу всапогах лежит, вскрыли могилу — асапогов-то инету! Кто-то уже прибрал.
        Нина непредставляла, какона полезет вчужой двор — ведь это грех! Нопосле переделки церковных облачений ей уже нечего было терять: стаким послужным списком всеравно врай непопадешь.
        —Аесли меня поймают? — заранее ужасаласьона.
        —Подумаешь! — фыркала Шило. — Милиционеры решат, чтоты воровка, ивернут тебя внаш исправдом. Аты итак тут сидишь.
        Вслучае успеха Нина решила невозвращаться кФедору Степанычу иперед выходом переоделась вплатье, перешитое изтемно-серой рясы иукрашенное бархатными бордовыми вставками. Смешно — онаотправлялась копать клад внаряде, больше подходившем длявечеринок скоктейлями, ноей было жалко оставлять такую прелесть проституткам. Этобыло ее лучшее швейное творение.
        Снаступлением темноты Нина иШило отправились вПетровский переулок. Начался снегопад; кругом небыло нидуши, авокнах — ниогонька: насчастье кладоискателей вовсем квартале отключили свет.
        —Вотон, мойдом! — сказала Шило, показывая нанедавно отремонтированный особняк напротив театра Корша. — Видишь окно вовтором этаже? Этомоя спальня. Интересно, ктоее нынче занял? Все-таки хорошо, чтосюда подселили учреждение! Квартирантыбы мигом все испоганили.
        Нина согласно кивнула. Пролетарии, набившиеся вбарские особняки, переделывали их подсобственные вкусы, нимало незаботясь обархитектуре, ивМоскве сплошь ирядом встречались дома сизуродованными фасадами: окна закладывали кирпичом, балконы разламывали, авфорточки выводили трубы отпечек-буржуек.
        Шило потянула Нину зарукав.
        —Пойдем, япокажу тебе, гделучше всего перелезть через ограду. Там, сдругой стороны забора, стоит поленница — поней можно забраться наверх, аоттуда спрыгнуть водвор.
        Нина всомнении посмотрела нанее.
        —Может, все-таки вместе пойдем?
        —Нучто ты опять начинаешь?! — надулась Шило. — Яж тебе объясняла!
        —Аесли я ничего ненайду?
        —Найдешь.
        —Аесли меня застукают?
        —Врыло лопатой дашь, ився недолга!

«Боже, чтоя тут делаю?» — подумала Нина.
        Шило помогла ей взобраться назаснеженную поленницу.
        —Ну,Никола Угодник, невыдавай! — сказала она, перекрестив Нину. — Каквыкопаешь клад, позови меня, ия тебя вытащу.
        Нина чувствовала себя Алладином, которого злой волшебник отправил впещеру чудес залампой.
        Онаспрыгнула всугроб, аследом через забор перелетела саперная лопатка.
        Двор оказался наудивление маленьким, снег небыл расчищен, итолько укаретного сарая темнели полосы отавтомобильныхшин.
        Обмирая, Нина пошла вдоль каменной стены и, добравшись доворот, принялась искать кирпич сосколом. Снег пошел гуще, иона почти ничего невидела перед собой.

«Ладно хоть следы заметет», — думала Нина, торопливо ощупывая кладку.
        Наконец она нашла глубокую выбоину ипринялась расчищать снег подзабором. Земля еще неуспела какследует промерзнуть, носаперная лопатка все время натыкалась накакие-то корни. Нина рубила их, иее удары были слышны, наверное, заверсту.
        Раздался металлический скрежет, илопатка скользнула почему-то плоскому. Отбросив ее, Нина разгребла землю руками. Ееколотило отвозбуждения исуеверного страха: ейказалось, чтосейчас она найдет неклад, агроб.
        Поднатужившись, онавытащила изямы большую металлическую коробку, шероховатую отржавчины. Неужели все получилось? Ох,рано радоваться — надо уходить, пока непоздно!
        Нина поднялась, стряхнула сподола грязь изамерла отужаса: рядом сней стоял здоровый бритоголовый тип впальто нараспашку.
        —Тебе помочь? — сусмешкой спросилон.
        Позабыв окоробке, Нина бросилась кзабору.
        —Вытаскивай меня!
        НоШило неотзывалась.
        Нина метнулась кзапертым воротам, потом снова кзабору. Страшный бритоголовый человек вышел изснежного марева и, схватив Нину заруку, молча поволок ее кдому. Оназакричала, ноон встряхнул ее, каккуклу:
        —Ану неорать!
        Втемной прихожей их встретили двое: молодой человек, одетый вшелковый халат, иполная чернокожая горничная скеросиновой лампой втрясущихся руках.
        —Оскар, вызывайте милицию! — рявкнул бритоголовый. — Яворовку поймал!
        Взяв угорничной лампу, молодой человек принялся разглядывать Нину, словно диковинную зверушку. Ееперепачканная вземле шуба явно произвела нанего впечатление.
        —Чтовам здесь надо? — спросил он ссильным американским акцентом.
        Нина немного пришла всебя. Оскар выглядел какприличный человек: унего было холеное белокожее лицо, близко посаженные светло-карие глаза имодные тонкие усики.
        —Яничего нехотела украсть, — произнесла Нина по-английски. — Мненужны были только документы.
        —Какие еще документы? — рявкнул бритоголовый. Онявно знал английский язык, нопредпочитал изъясняться по-русски.
        —Там, вснегу, осталась коробка…
        —Ефим, принеси ее, — приказал Оскар.
        —Такэта девка сбежит!
        —Несбежит, мысТерисой ее покараулим.
        Когда Ефим вышел, Нина огляделась кругом. Онаоказалась невучреждении, авбогатом частном доме. Полы вприхожей были паркетными, врезной стойке удвери красовалась целая коллекция дорогих тростей, аподпотолком поблескивала хрустальная люстра.
        Нина перевела взгляд наОскара.

«Ктоон такой? Живет посреди Москвы, какбарин, идаже имеет черную прислугу…»
        Вернувшись, Ефим поставил наподзеркальный столик ржавую коробку ипринялся доставать оттуда пожелтевшие конверты списьмами ибумагами. Ниденег, нидрагоценностей там небыло.
        Оскар взял вруки обитый кожей фотоальбом.
        —«Собственность баронессы Н.А.Бремер», — прочел он надпись наобложке.
        Напервой странице была помещена фотография девушки внарядном платье икокетливой шляпке, надвинутой наодну бровь.
        —Ой,этоже она! — воскликнула Териса, показывая наНину.
        Накарточке, безсомнения, была изображена юная Шило, новтоже время вней явно угадывалось сходство сНиной. Онидействительно были похожи, каксестры.
        —Такзначит вы баронесса? — проговорил Оскар, слюбопытством глядя наНину. — Нучтож, приятно познакомиться! Отужинаете сомной?
        Онаожидала чего угодно — скандала, криков имилицейских протоколов, ноникак неприглашения наужин.
        —Спасибо… судовольствием, — сзапинкой произнеслаона.
        —Териса, подайте еще один прибор, — велел Оскар.
        —Хорошо, мистер Рейх.

«Пусть они принимают меня закого хотят, — решила Нина. — Лишьбы невызвали милицию».

3.
        Нина шла вслед заОскаром поанфиладе комнат иневерила своим глазам: посреди краснознаменной Москвы существовал настоящий остров капитализма! Каждый стул, каждая ваза вэтом доме были произведениями искусства.
        Кемработал Оскар Рейх? Иностранным дипломатом? Почему советское правительство позволяло ему жить втакой умопомрачительной роскоши? Нине очень хотелось расспросить его обовсем, ноона держала язык зазубами. Кажется, этот человек мог ей помочь; главное было — неспугнутьего.
        Проходя мимо большого зеркала, Нина втайне порадовалась, чтодогадалась надеть красивое платье. Былобы жутко неудобно садиться сОскаром застол взаштопанной юбке ивылинявшей кофте.
        Териса разлила суп потарелкам. Нина попробовала ложечку: о, господи — настоящий новоанглийский клам-чаудер! Хрустящие тонкие сухарики, свежая зелень… Ради такого удовольствия стоило немного поиграть всамозванку! Какникрути, ногромкий титул Шило обеспечивал кое-какие привилегии.
        Нина показала Оскару надеревянные панели подпотолком.
        —Видите ангелочков? Этоя имои братья. Мама приказала вырезать наши портреты издерева: этоМиша, атам — Илья иАнтон. — Нина называла ангелочков наугад: ктож знает, ктоизнихкто?
        Оскар смотрел нанее сосмешанным чувством удивления инедоверия.
        —Гдевы жили все это время?
        Нина находу сочинила трагическую историю отом, какпосле революции она долго скиталась постране ивконце концов решила уехать заграницу.
        —Меня здесь ничего неждет, — горестно произнесла она. — Мненужны деньги идокументы, ипоэтому я выкопала мою коробку.
        —Да,я понимаю, — кивнул Оскар.
        Вроде все шло так, какнадо.

«Янемного пококетничаю сним, апотом попрошу унего вдолг, — подумала Нина. — Чтоему стоит ссудить меня деньгами? Приего-то богатстве!»

4.
        После ужина Оскар велел Терисе разжечь вбиблиотеке камин иподать бутылку вина ипару бокалов.
        Нина обрадовалась: этобыл хороший знак!
        Войдя вбиблиотеку, онанаправилась кокну. Какиговорила Шило, снизу вподоконнике был устроен крохотный тайник, закрытый дощечкой. Нина сдвинула ее ивытащила израсщелины несколько окаменевших отвремени конфет всеребристой обертке.
        —Угощайтесь! — сказала она, протягивая их Оскару.
        Онрассмеялся.
        —Ого, антикварные леденцы!
        Унего были неестественно белые, будто фарфоровые зубы. Сколькож могли стоить такие коронки? Ведь они наверняка были гораздо дороже золотых!
        —Выпьете сомной? — спросил Оскар, открывая бутылку. — Вину, вотличие отконфет, выдержка идет только напользу.
        Оничокнулись ивыпили заНинино здоровье. Онасовсем приободрилась ивсе-таки неудержалась отвопроса:
        —Скажите, ктовы такой?
        —Красный капиталист, — отозвался Оскар. — Когда вРоссии был голод, япривез сюда изАмерики полностью оборудованный полевой госпиталь иконсервы нашестьдесят тысяч долларов. Заэто советское правительство предоставило мне концессию, итеперь уменя своя карандашная фабрика наДорогомиловской заставе.
        Нина уже ничего непонимала. Основой основ большевистской политики была борьба скапитализмом — какже они разрешили американцу владеть фабрикой вМоскве?
        Видя Нинино замешательство, Оскар рассмеялся.
        —Большевики хотят построить общество нового типа, ноуних нет технических специалистов, потому что все они либо разбежались, либо погибли вовремя войны. Восемьдесят пять процентов населения СССР живет вдеревне иполовина изних неумеет читать иписать. Такчто первым делом стране нужны карандаши иперья, чтобы бороться снеграмотностью. Вотдляменя исделали исключение.
        —Ивы небоитесь, чтооднажды увас отберут фабрику? — удивилась Нина.
        —Ненадо путать политику ипропаганду, предназначенную дляпростого народа. Вы,наверное, заметили, чтобольшевистская пресса восновном нападает наангличан, французов, поляков икитайцев, аСоединенные Штаты напротив ставятся впример — какобразец модернизации иделовой хватки. ВКремле сидят отнюдь неидиоты, итам прекрасно понимают, чтодлявосстановления промышленности им потребуются тесные контакты сСША. Европа досих пор неоправилась отМировой войны, итехнологии идолгосрочные кредиты можно добыть только вАмерике. Успех моей фирмы — этозалог того, чтоводин прекрасный день Вашингтон признает СССР исоздаст здесь свое посольство. Акактолько это случится, сюда потекут иностранные инвестиции.
        —Кажется, выгений дипломатии, — ввосхищении произнесла Нина.
        Оскар пожал плечами.
        —Просто уменя есть чутье вбизнесе. Язаработал первый миллион, когда мне было девятнадцатьлет.
        Онисидели надиване иразговаривали. Нина совсем разнежилась — толи оттепла иуюта, толи отпрекрасного итальянского вина. Все-таки одно изглавных удовольствий вжизни — этобеседы сумным человеком, который ктомуже смотрит натебя сявным интересом.
        Думать обудущем, даже самом ближайшем, совершенно нехотелось, но, темнеменее, Нина поглядывала начасы накаминной полке: ужебыло глубоко заполночь. Хорошобы Оскар разрешил ей переночевать вего доме! Ведь невыгонитже он ее наулицу? Нина несколько раз аккуратно намекнула ему, чтоей некуда идти.
        Допив вино, Оскар поставил бокал напол и, нислова неговоря, повалил Нину надиван.
        Онасдавленно ахнула:
        —Вычто делаете!
        Ноон зажал ей рот ладонью ипринялся торопливо расстегивать штаны.

5.
        Невыпуская сигареты изорта, Ефим ударил кием пошару, итот сгрохотом улетел вдальнюю лузу.
        —Выкогда-нибудь сифилис подхватите, — мрачно произнес он, когда Оскар вошел, насвистывая, вбильярдную.
        Тотлишь отмахнулся.
        —Даладно! Хорошая дамочка попалась — чистенькая. Только слишком стеснительная.
        Ефим поставил кий наместо.
        —Яхотел кое-что показатьвам.
        Онпринес большой серый конверт изшкатулки барона Бремера ивывалил его содержимое назеленое сукно. Этобыли акции немецких ишведских предприятий, атакже заверенное нотариусом завещание, согласно которому все имущество старого барона переходило его детям.
        Оскар перевел изумленный взгляд наЕфима.
        —Тыдумаешь, этоподлинные бумаги? Наша баронесса оказалась миллионершей?
        —Очень может быть.
        Оскар поскреб взатылке.
        —Этонаследство невозможно получить, будучи вСССР.
        —Авы подумайте, какэто сделать, — отозвался Ефим. — Лишние деньги нам явно непомешают.
        Оскар всем говорил, чтодела наего фабрике идут прекрасно, нонасамом деле земля горела подего ногами. Согласно изначальному плану, ондолжен был стать образцовым концессионером ипривести вСССР иностранных инвесторов, ноизэтой затеи ничего невышло — ивпервую очередь потому, чтоубольшевиков правая рука незнала, чтоделает левая. Одни их ведомства давали гарантии частному капиталу, адругие грозились уничтожить всех капиталистов наземле. Ктож кним придет натаких условиях?
        Носамое ужасное заключалось втом, чтобольшевики постоянно меняли правила игры вугоду себе. Когда Оскар приехал вРоссию, емупообещали, чтоон сможет переводить советские деньги вдоллары погосударственному, сильно заниженному курсу исвободно перечислять прибыль назаграничные счета. Новстране начался валютный кризис, итеперь Госбанк делал все, чтобы Оскар немог вывести ицента.
        Кроме того, егопостоянно терзали всевозможные комиссии — тополинии профсоюзов, тоизмилиции, тоизГлавного концессионного комитета. Всеони делали вид, чтозаботятся оположении рабочих, нонасамом деле вымогали взятки.
        Чемхуже шли дела вэкономике, темчаще накарандашную фабрику наведывались серьезные молодые люди скрасными повязками нарукавах.
        —Почему навашем предприятии невыполняется директива ЦК опартийной работе? Скакой стати увас заработная плата выше навосемьдесят процентов, чемвсреднем поМоскве? Почему вы увольняете общественников изфабричного комитета?
        —Дапотому что они ничерта неделают итолько мешаются подногами! — злился Оскар.
        Проверяльщики переглядывались изаписывали всвои книжечки: «Недает трудящимся бороться засвои права».
        Большевистское начальство насловах поддерживало Оскара, ноничего немогло поделать снахальными выскочками, которые пытались сделать карьеру набдительности. Вовсех газетах писали, чтокоммунисты должны бороться скапиталом — вотони иборолись. Откудаж им было знать протайные планы государства насчет сотрудничества сАмерикой?
        Ефим первым заговорил отом, чтоизСССР надо уходить — икакможно скорее. Онникогда непитал особых иллюзий поповоду большевиков: дореволюции он был владельцем шикарных бань сномерами ипрошел через все круги национализации: унего отобрали счета инедвижимость ивконце концов выселили издома. Еслибы мистер Рейх невзял его впомощники, Ефим давнобы спился.
        Оскар исам понимал, чтопора сворачивать бизнес, ноон вложил вфабрику все, чтоунего было, иее невозможно было продать. Ончувствовал себя глупым мальчишкой, которого сто раз предупреждали: «Неиграй согнем — обожжешься!» Оскар никому неверил — ведь онже был гением! Ивот гений доигрался…
        Ценные бумаги баронессы Бремер действительно могли выручить Оскара, темболее, чтоих было несложно прибрать крукам: ведь Нина даже неподозревала, насколько она богата.
        Онвспомнил, какона смотрела нанего, когда они сидели вбиблиотеке: через неделю ухаживаний, цветов иконфет эта дамочка поуши влюбиласьбы внего иотдаласьбы ему спотрохами. НоОскар все испортил, приняв ее заобычную лишенку, скоторой нестоило церемониться.
        Лишенцами вСССР называли бывших дворян, священнослужителей ипрочий «классово чуждый элемент», лишенный избирательных прав. Онинемогли ниустроиться наработу, ниполучить кредит, ичтобы хоть как-то прокормиться, молодые икрасивые дамочки часто соглашались нароль содержанок, ато ипроституток, иОскар вовсю пользовался этим. Вглубине души он вел свою собственную классовую борьбу: онбыл евреем, ипридругих обстоятельствах князья ибароны непустилибы его накухонный порог, атеперь он тискал их дочек, иони почитали это засчастье.
        Но,кажется, наэтот раз Оскар совершил непростительную ошибку.
        Ончутьли небегом побежал назад вбиблиотеку: надо было поговорить сНиной, извиниться иубедить ее, чтоон несумел совладать сприступом любовной страсти.
        Глава5. Немецкий журналист

1.

«Чтомогло произойти сНиной? — встрахе гадала Магда. — Ееограбили иубили?»
        Скорее всего, такислучилось — фотокамера ишуба стоили немалых денег, апреступность вМоскве была чудовищной.
        Идти вмилицию Магда нерешилась: ктознает этих борцов скапиталистами ибелыми эмигрантами — вдруг они примутся незабандитов, азаих жертв? Встране, гдецарила диктатура пролетариата, «классовые враги» немогли рассчитывать нагосударство.
        Единственным, ктомог помочь Магде, былФридрих — все-таки унего были кое-какие связи. Нопосле поступления нановую службу он потри дня пропадал заграницей, отсыпался иснова отправлялся вполет.
        —Ямогу переехать вГерманию имы будем видеться там, — предложила ему Магда. — Хотите?
        Фридрих ничего нехотел. Емусбольшим трудом удалось вывернуться изкитайской заварушки, ион несобирался компрометировать себя свиданиями сангличанкой.
        Вдобавок ковсем проблемам уМагды кончалась виза. Онадолго приставала ковсем знакомым: «Помогите мне найти работу вМоскве!», инаконец, немецкий журналист, Генрих Зайберт, сказал, чтоунего есть хорошая новость:
        —Вчетверг уменя дома будет Эдвард Оуэн, вице-президент американского новостного агентства «Юнайтед Пресс». Егомосковский корреспондент сломал ногу иуехал заграницу лечиться, такчто Оуэн ищет ему замену.
        Магда страшно разволновалась: мистер Оуэн был живым классиком журналистики! Поговаривали, чтовего лондонской штаб-квартире все стены увешаны фотографиями, гдеон был запечатлен скоролями, президентами имаршалами. Емуплатили бешеные деньги, ион действительно стоил того: подего руководством европейское отделение «Юнайтед Пресс» процветало.
        Еслибы Магде удалось стать московским корреспондентом, ейбы нетолько продлили визу, ноипозволили съехать изненавистного «Метрополя» начастную квартиру. Более того, онапревратиласьбы избуржуйки втрудящуюся, иФридриху небылобы нужды прятаться отнее.
        Впервые замного лет Магда сходила впарикмахерскую ипомолилась Богу, инавсякий случай купила усоседа новый фотоаппарат фирмы «Кодак»: онахотела продемонстрировать Оуэну все свои таланты —отписательских дофотографических.

2.
        Генрих Зайберт приехал вМоскву вскоре после революции иустроился какнельзя лучше: унего была прекрасная квартира вбывшем кафе «Неаполитанка», автомобиль имножество друзей. ВГермании нанего непосмотрелабы ниодна девушка: невысокий, широкоплечий илобастый, онпоходил настареющего сатира, авМоскве он вызывал интерес уже потому, чтобыл иностранцем иобладателем неисчислимых сокровищ, недоступных простым смертным: наручных часов, порошкового шампуня, очков отсолнца итому подобного.
        Втот вечер Зайберт сидел уокна вполупустом ресторане гостиницы «Большая Московская» (бывший «Гранд-Отель»). Унего был маленький личный праздник: знакомый инженер контрабандой вывез вГерманию его статью опричинах экономического кризиса вСоветском Союзе, иона наделала много шуму.
        Большевики зорко следили, чтобы никакие материалы, «порочащие советский строй», непопадали заграницу, такчто подобного рода статьи приходилось публиковать подчужим именем — иначе тебя могли лишить визы. НоЗайберт всеравно был доволен: была вэтом особая, щекочущая нервы прелесть — обдурить советских цензоров иназло врагам опубликовать то, чтоты думаешь насамом деле.
        Официант подал Зайберту холодную осетрину схреном играфин водки вольду.
        Ужесмеркалось, большие окна ресторанного зала посинели, ивних отразились нарядные люстры истолики, накрытые белыми скатертями. Зайберт налил себе рюмку водки ичокнулся ссобственным отражением:
        —Засвободу слова!
        Всвоей статье он рассказал отом, чтосоветским гражданам невыгодно заниматься производством чегобы то нибыло, ивособенности —сельским хозяйством. Чтобы прокормить Красную Армию, милицию ичиновников, правительство нарочно занижало закупочные цены нахлеб, искаждым годом крестьяне сеяли все меньше именьше: какой смысл трудиться, если утебя все заберут загроши? Акогда Кремль распустил слухи отом, чтоАнглия собирается напасть наСССР, перепуганные мужики попрятали все съестное иперегнали зерно визвечную российскую валюту — самогон. Врезультате городские рынки имагазины опустели.
        Советские граждане быстро сообразили, чтосамое верное дело — этоработать чиновниками, которые имеют право наобслуживание вспециальных кооперативных лавках, закрепленных закаждым ведомством. Всестремились устроиться натеплое местечко, армия дармоедов росла, аправительство боролось неспухнущим наглазах бюрократическим аппаратом, асоппозицией иостатками частных предпринимателей. Разумеется втакой стране должен был начаться кризис — акакже иначе?
        Выглянув изокна, Зайберт увидел уподъезда гостиницы таксомотор, изкоторого вышел элегантный иностранец втемно-сером пальто ишляпе-хомбург. Вслед заним измашины выпрыгнула нарядная девочка лет четырех. Подмышкой унее был зажат игрушечный конь.
        Через несколько минут они вошли вресторан, иЗайберт чуть неподавился куском осетрины: дочь франтоватого иностранца была китаянкой! Щеки ее разрумянились наморозе, черные глаза блестели, аволосы, примятые шапкой, топорщились назатылке смешными рожками. Онапринесла коня ссобой иусадила его застол — вдвух шагах отЗайберта.
        Отцу девочки было лет тридцать пять — сорок. Стройный, холеный изагорелый, оннапоминал европейского аристократа. Какон мог жениться накитаянке? Ведь после этого его ниводном приличном обществе непримут! Даиего дочку, удавшуюся вмать, ждала весьма непростая судьба — расизм вЕвропе иАмерике никто неотменял.
        —Китти, положи, пожалуйста, лошадку напол, — произнес незнакомец по-английски, носдовольно сильным акцентом. — Застол слошадьми несадятся.
        —Садятся! — отозвалась девчонка.
        —Правда? Икто это решил?
        —Я! Яуже большая: язнаю, чтодва плюс два равно четыре!
        —Адва плюстри?
        Китти насупилась, нотутже рассмеялась:
        —Нухорошо! Япокормлю мою лошадку вномере.
        Ониговорили насмеси трех языков: русском, английском и, вероятно, каком-то диалекте китайского.
        Дожидаясь заказа, незнакомец показывал Китти фокусы скуском сахара: топрятал его вкулаке, товынимал из-за манжета илииз-зауха.
        Девочка заливисто хохотала:
        —Еще! Еще!
        Зайберт невыдержал:
        —Извините… Мнепросто любопытно: выартист?
        Незнакомец обернулся:
        —Нет, журналист.
        Онпротянул Зайберту визитную карточку, накоторой значилось «Klim Rogov».
        —О,так вы русский? — ещебольше удивился Зайберт.
        —Только попроисхождению. Уменя американское гражданство, номы сКитти живем вШанхае. Яработаю нарадиостанции, вещающей наанглийском языке.
        —Ая вновостном агентстве «Вольффс Телеграфише Бюро», — сказал Зайберт. — Каквам Москва?
        Клим неопределенно пожал плечами.
        —Япытаюсь разыскать людей, которые принимали участие вгражданской войне вКитае, номне везде говорят, чтоСоветский Союз никого вКитай непосылал, ивсе, чтотам происходило — этодело рук местного пролетариата.
        Зайберт понимающе улыбнулся.
        —Ачего вы хотели? Тутвся политика — этосплошные мифы илегенды, вкоторые все обязаны верить. Вотивы верьте!
        —Уменя неочень-то получается, — нахмурился Клим. — Моязнакомая выехала вСССР вместе своенными иполитическими советниками, работавшими вКитае, ипосле этого они какиспарились. Яуже месяц пытаюсь их найти — ивсе безтолку.
        —Приходите комне, — благодушно предложил Зайберт. — Завтра впять часов уменя будет небольшая вечеринка, итуда явится одна леди изВеликобритании, Магда Томпсон. Оназнакома слюдьми, работавшими вКитае.
        —Спасибо! Выпросто спасли нас сКитти! — Клим повернулся кдочери. — Яже говорил тебе, чтовсе будет хорошо!
        Зайберт ощущал себя добрым волшебником, который одним щелчком пальцев может осчастливить простых смертных.

3.
        МАЛЕНЬКАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА КЛИМА РОГОВА

4.
        Клим немог дождаться встречи сМагдой Томпсон: толькобы она помоглаему!
        Выйдя наулицу, оннанял извозчика ивместе сКитти сел встаренькие санки сполостью, сделанной избайкового одеяла.
        —Помолись, чтобы унас все получилось! — шепнул он наухо дочке. — Господь должен тебя услышать.
        —Молюсь! — навсю улицу крикнула она. — Такслышно илиеще громче надо?
        Извозчик усмехнулся взаиндевелую бороду итронул вожжи:
        —Ну,пошла лошадушка стаксомотором рядышком!
        Подвечер надМосквой расцвел багряный закат. Скрипя полозьями, санки неслись вперед, влицо бил ветер, аиз-под копыт гнедой лошадки вылетали комья грязного снега.
        Въехав наЛубянскую площадь, извозчик повернулся кседокам ипоказал намногоэтажное желтое здание счасами нафасаде.
        —Вот, гляньте, товарищ иностранец! Здесь раньше была гостиница страхового общества «Россия», атеперь помещается ОГПУ.
        Алое солнце отразилось вкруглом циферблате, иКлим невольно поежился: огненное око внимательно следило заним — всеведущее ибесстрастное.
        Дор?гой Китти уснула.
        Извозчик остановился перед одноэтажном домиком свысокими окнами — наего стенах были нарисованы синее море, кусты роз итанцующие девы сбубнами, аскрыши частоколом свисали московские сосульки.
        Взяв Китти наруки, Клим поднялся накрыльцо ипостучал вдверь снадписью готическим шрифтом: «Aufgang nur furHerrschaften» — «Вход только дляблагородных людей».
        —О,кого я вижу! — воскликнул Зайберт, распахивая дверь, итутже перешел нашепот: — Пойдемте комне спальню — положите свою дочкутам.
        Клим огляделся. Прихожая отпола допотолка была увешана картинами взолоченых рамах — кажется, Зайберт их коллекционировал. Гора шуб ипальто громоздилась нарогатой вешалке, наполу выстроилась флотилия галош. Изгостиной доносились взрывы хохота имузыка — тамкто-то играл нарояле.
        Климу было неловко: явился начужую вечеринку, принес ребенка, доставил незнакомым людям дополнительные хлопоты… Нуакуда деваться?
        Хозяин повел его вглубь полутемной квартиры свысокими сводчатыми потолками иузкими извилистыми коридорами. Благородные люди, попавшие вспальню Зайберта, оказывались втесной комнате, оклеенной темно-синими обоями. Посредине громоздилась кровать срезной спинкой иоранжевыми подушками; напотолке поблескивало зеркало, анакомоде стояла фарфоровая фигурка черта согромным фаллосом.
        Зайберт смущенно хихикнул иразвернул его кстене.
        —Этотак… Баловство…
        Положив Китти накровать, Клим стянул снее валенки, шапку ипальто.
        Вкухне застеной что-то загремело — будто уронили железный поднос.
        —Счастливое дитя — спит даже притаком шуме! — умилился Зайберт. — Ая просыпаюсь оттого, чтодворник шаркает метлой потротуару. Пойдемте кгостям — Магда скоро придет.

5.
        Магда опоздала наполчаса: окна втрамвае были покрыты толстым слоем инея, иона проехала свою остановку.
        —Оуэн уже здесь, — сказал Зайберт, когда продрогшая докостей Магда ввалилась вего прихожую. — Вывсе подготовили?
        Онашмыгнула раскисшим наморозе носом.
        —Кажется,да.
        Посмотревшись взеркало, Магда оправила насебе платье — синее срозовым воротником иквадратными пуговками нарукавах. Пожалуй, стоило повесить нашею чехол скамерой — такбудет сразу понятно, чтоона профессиональный фотограф ижурналист.
        —Пойдемте я вас представлю, — позвал Зайберт, иМагда направилась вслед заним вгостиную.
        Тамуже было полно народу, ивсе говорили разом, мешая немецкую, английскую ирусскую речь. Подвыпившие французы вчетыре руки колотили поклавишам рояля ипели «Валентину»; несколько пар танцевали. Табачный дым слоился всвете оранжевых ламп.
        —Уменя тут свой собственный «Интернационал»! — сгордостью сказал Зайберт. — Подумать только, совсем недавно мы воевали друг сдругом, атеперь сидим посреди заснеженной Москвы, пьем грузинское вино, инедержим нинакогозла.
        —ГдеОуэн? — спросила Магда ослабевшим отволнения голосом.
        Зайберт показал надородного господина, стоящего вокружении гостей.
        Магда подошла ближе.
        —Когда я пересек границу, таможенники заставили меня декларировать шубу игалоши, — рассказывал Оуэн. — Кто-нибудь может объяснить, зачем Советы это делают?
        —Такони борются сбезработицей, — отозвался темноволосый господин вэлегантном костюме-тройке. — Если встране нехватает рабочих мест, ихможно создать напустом месте. Вытолько представьте, сколько людей можно привлечь кучету входящих иисходящих галош!
        —Ктоэто? — тихо спросила Магда уЗайберта.
        —Егозовут Клим Рогов. Онхотел свами поговорить.
        —Очем? Яего незнаю… Хотя постойте…
        Неуспела она договорить, какзастеной что-то сгрохотом повалилось.
        —Лизхен, тыопять?… — угрожающе рявкнул Зайберт. — Этонеприслуга, анаказание — вечно унее все изрук падает!
        Онвыбежал изкомнаты, иМагда вновь перевела взгляд наКлима Рогова. Онавспомнила, чтотак звали мужа Нины Купиной. Неужели этоон?
        —Власть вСоветском Союзе похожа напирамиды Гизы, — сказал Клим, обращаясь кОуэну. — Навершине каждой изних находятся вожди, которые подбирают себе несамых талантливых, асамых верных помощников — тех, ктоникогда неоткажется выполнить приказ. Внаграду заверность им даруются вотчины иправо кормиться сних. Уэтих вассалов есть свои вассалы — рангом помельче, аутех — свои. Благополучие каждого изних зависит отустойчивости пирамиды, ипоэтому они делают все, чтобы укрепить ее. Ностроительных материалов впустыне нехватает, иони вечно воруют друг удруга кирпичи иустраивают друг поддругом подкопы.
        Клим описал, ктоесть кто вПолитбюро икто ккакому клану принадлежит.
        —Откуда вы все знаете? — изумился Оуэн.
        —Профессиональная привычка интересоваться деталями.
        —Выговорите по-русски?
        Клим кивнул:
        —Язнаю русский, английский ииспанский всовершенстве, ашанхайский диалект — наразговорном уровне.
        —Можете прямо сейчас написать заметку напробу?
        —Да,конечно.
        Изсоседней комнаты раздался детский плач, икКлиму подлетел встревоженный Зайберт.
        —Тамваша девочка проснулась!
        Тотпобледнел.
        —Ясейчас вернусь ипринесу заметку.
        —Увас десять минут! — крикнул ему вслед Оуэн. — Яскоро уезжаю.
        Зайберт взял Магду залокоть.
        —Мистер Оуэн, яхотел порекомендовать вам мисс Магду Томпсон…
        —Извините, номне нужно попудрить нос, — перебила она иотступила кдверям.
        Магда уже поняла, чтоОуэн хочет нанять вкачестве корреспондента Клима Рогова, ией ниприкаких условиях необойти его. Незнание русского языка немогли компенсировать никакие фотографии.

6.
        Китти сидела накровати и, запрокинув голову, вопила:
        —Папа-а-а!
        Клим включил ночник ивзял ее наруки.
        —Нучто ты, малыш? Яздесь…
        Обхватив его зашею, Китти силилась что-то сказать, нотолько всхлипывала снадрывом.
        Клим посадил ее себе наколени.
        —Тихо, маленькая… Тихо…
        Нельзя было оставлять Китти одну! Каково это длячетырехлетнего ребенка — проснуться вчужой темной комнате?
        Клим достал извнутреннего кармана записную книжку и, невыпуская дочь изобъятий, принялся писать заметку овалютных спекулянтах, обитавших нарынках Москвы.
        Поофициальному курсу Госбанк давал заодин американский доллар 1рубль 94копейки, авРиге доллар можно было обменять начетыре рубля. Нелегальным обменом валюты пользовались какиностранцы, живущие вСССР, такитысячи подпольных коммерсантов иконтрабандистов…
        —Яхочу домой! — всхлипнула Китти.
        —Скоро утебя все будет — дом, кроватка… — шепнул Клим, целуя ее втеплый затылок. — Ячто-нибудь придумаю.
        —Амама?
        —Имаму мы найдем.
        Клим даже немечтал устроиться наработу вМоскве — этобылобы слишком большой удачей. Если унего будет удостоверение корреспондента, емунаверняка будет проще отыскать Нину. Ведь одно дело — задавать вопросы отимени частного лица, исовсем другое — отимени солидного новостного агентства.
        Дописав статью, Клим взял Китти наруки ивышел вприхожую.
        Мистер Оуэн уже одевался. Рядом Зайберт разыскивал вкуче шуб пропавшие перчатки.
        —Готова заметка?
        Клим протянул Оуэну раскрытую записную книжку. Тотпрочел текст, иего лицо просветлело.
        —Авы сами сможете обменивать успекулянтов деньги, выделенные наслужебные расходы?
        —Думаю, чтода, — отозвался Клим.
        Оуэн дал ему свою визитную карточку.
        —Кажется, выобойдетесь нам примерно вдва раза дешевле, чемваш предшественник. Позвоните мне завтра вгостиницу, имы обсудим детали.
        Оуэн перевел взгляд наКитти и, какимногие прочие, несмог удержаться отвопроса:
        —Простите… аэто ваша дочь?
        Клим кивнул. Егораздражало всеобщее любопытство поповоду его «узкоглазого» ребенка.
        —Впрочем, ваши личные дела меня некасаются, — сказал Оуэн ипротянул Климу руку. — Довстречи.
        Когда дверь заним захлопнулась, Клим повернулся кЗайберту.
        —Мисс Томпсон еще непришла?
        Тотиспуганно заморгал глазами.
        —Ох,вамже надо было поговорить сней… Понимаете, Магда сама хотела устроиться в«Юнайтед Пресс», ивы только что увели унее работу.
        —Гдеона сейчас?!
        —Незнаю… Поищите ее: онатакая высокая, дородная…
        Невыпуская Китти изрук, Клим бросился вгостиную, потом накухню, потом еще вкакие-то темные, заставленные мебелью комнаты. Черт… Черт! Теперь мисс Томпсон откажется сним разговаривать!
        Оннашел ее вспальне Зайберта: Магда сидела накровати ирыдала, размазывая слезы пощекам.
        —Убирайтесь отсюда! — крикнула она, завидев Клима.
        Испугавшись, Китти начала ныть, иКлим отступил назад вкоридор.
        —Посиди здесь — ясейчас вернусь! — сказал он, сунув дочке «неприкосновенный запас» — золотые часы, когда-то подаренные ему Ниной. Китти давно охотилась заними иочень обрадовалась нежданной добыче.
        Вернувшись вспальню, Клим прикрыл засобой дверь исел вкресло напротив Магды.
        —Мисс Томпсон, мояжена пропала, ия надеюсь найти ее свашей помощью.
        —Небуду я вам нивчем помогать! — выкрикнула Магда. — Выукрали уменя работу!
        —Если надо, яоткажусь отнее.
        Магда достала изкармана платок ишумно высморкалась.
        —Идите вы кдьяволу сосвоим благородством! После разговора свами Оуэн низачто меня ненаймет. Ажену вы всеравно ненайдете.
        —Почему?
        Злясь ичертыхаясь, Магда все-таки рассказала Климу освоем знакомстве сНиной иобее исчезновении.
        —Наней была приметная китайская шуба — красная свышитыми драконами. Ктознает — может, нанее кто-нибудь позарился?
        —Спасибо… — произнес Клим, опустив голову.
        —Незачто! — язвительно отозвалась Магда и, выйдя изкомнаты, такхлопнула дверью, чтофарфоровый черт упал скомода иразбился.
        Глава6. Московская саванна

1.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

2.
        Зайберт посоветовал Климу снять квартиру уего знакомого пофамилии Элькин.
        Этобыл невысокий, угловатый человек скрючковатым носом инебольшими рыжими усами щеточкой. Разбогатев вовремя НЭПа, онвыкупил обветшавший особняк наЧистых Прудах — собязательством привести его впорядок. Вскоре наего первом этаже открылась букинистическая лавка подназванием «Московская саванна», авторой этаж Элькин решил сдавать иностранцам.
        —Ремонт мы, конечно, недоделали, — смущенно сказал он, когда Клим иКитти пришли смотреть квартиру. — Ноя ничего немогу поделать: строительных материалов нигде недостать.
        Настенах действительно кое-где отваливалась штукатурка, апаркет выглядел так, будто понему долго возили тяжелую мебель. Нозато вбольшой комнате имелся камин вголубых изразцах истрельчатые окна изцветных стекол. Впридачу Элькин давал жильцам расстроенный рояль, диван идамский туалетный столик сподсвечниками ввиде жирафов.
        Жирафов вквартире было великое множество: ониукрашали собою все — отдверных ручек догардин.
        —Нучто, хочешь тут жить? — спросил Клим уКитти.
        —Да! — выдохнула она, завороженно глядя налюстру, украшенную бронзовыми головами срожками. — Туттакие лошадки!
        Заодиннадцать месяцев Элькин запросил немыслимую сумму — дветысячи американских долларов:
        —Янахожусь втрудной жизненной ситуации, ипоэтому вынужден поднять цену.
        Ониперезванивались иторговались несколько дней.
        —Ялучше в«Гранд-отеле» останусь, — сердился Клим. — Тутидешевле, иштукатурка необваливается.
        —Яведь совсем немного прошу, — скучным голосом повторял Элькин. — Поверьте, выненайдете другой отдельной квартиры вовсей Москве. Уменя есть телефон, плита накухне, аеще чулан иванная… Вамобязательно нужна ванная дляребенка.
        —Выпросите больше, чемя зарабатываю!
        Сторговались натысяче. «Юнайтед Пресс» согласилась дать Климу кредит всчет будущего жалования, ион перевез вещи наЧистые пруды.
        Вечером кнему постучался косматый старик вдырявой телогрейке —вруках унего был табурет, сколоченный изберезовых чурбаков.
        —ЯАфрикан, тутошный дворник, — пробасил он ипоказал набелую жирную собачку, жавшуюся кего валенкам. — Аэту стерву Укушу зовут, онадом охраняет. Вотвам отнас подарочек — чтобы зароялем сидеть.
        Клим дал дворнику рубль, итот пообещал сделать для«егосиятельства» еще три табурета — наслучай, если гости придут.
        —Укушу, тывидела, какой унас жилец-то? — восхищенно бормотал Африкан, спускаясь вниз полестнице. — Князь… нучисто князь советский! Ая уж думал, таких инебывает вовсе.
        Собачка согласно подвывала. Китти угостила ее шкуркой отколбасы, иУкушу сразу прониклась уважением кновым квартирантам.

3.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

4.

5.
        —Во,барин, принимай! — сказал Африкан иввел вприхожую чернобровую девку, наряженную вновый зипун иплаток сорнаментом «персидские огурцы». Подмышкой унее был свернутый матрас, наспине — заплечный мешок, аслоктя свисала связка баранок.
        —Здравствуй, батюшка князь! — сказала девка ипоклонилась Климу впояс.
        Онвопросительно посмотрел наАфрикана:
        —Этокто?
        —Кто — кто… — рассердился дворник. — Прислужница твоя, воткто! Капитолиной звать. Онадевка глупая, ноработящая исдокументом.
        Документ назывался «Удостоверение направо эксплуатации печи иколонки». Внем значилось, чтотов. Козлова Капитолина Игнатьевна обучена правилам пользования нагревательными приборами итехнике безопасности.
        —Онатебе изадитем присмотрит, икашу сварит иновую жилетку свяжет, — пообещал Африкан. — Этоплемянница моя изБирюлева — бери сгарантией. Онасюда приехала, чтобы наприданое заработать, ноты ей жалование неплати — этого безразрешения делать нельзя. Лучше купи всвоем кооперативе отрез ситцу иподари ей. Аесли придут изТрудовой инспекции, скажем, чтоона уменя гостит, атебе по-соседски помогает.
        Клим оглядел зардевшуюся «прислужницу».
        —ВыМоскву знаете?
        —Ато! — сготовностью воскликнула Капитолина. — Этопервый город наЗемле. Яуж третий раз сюда приезжаю — всеникак наглядеться немогу.
        —Выграмотная?
        Капитолина опустила глаза изасопела. Африкан отозвал Клима всторонку.
        —Тыглянь, какая ягодка пропадает! — прошептал он, показывая напышный Капитолинин зад. — Такую девку впрежние времена наключ надо было запирать, чтоб неукрали. Атеперь женихов вдеревне совсем мало: половину ввойну перебили, аостальные — ктостарый, ктопьющий, ктопокалеченный. Если нет приданого, хороший человек низачто неженится.
        —Асдетьми твоя Капитолина ладит? — спросил Клим.
        —Унее пять младших братьев: оназавсеми приглядывала, иниодин непомер.
        —Дяденька Африкан говорит, чтоты меня вчулане поселить можешь, — подала голос Капитолина. — Затакую щедрость я тебе чего хошь буду делать — хоть собственными слезами всю посуду перемою!
        —Это, пожалуй, лишнее, — сказал Клим ивелел ей немедленно приступать кработе: уКитти уже неосталось чистых чулок.

6.
        Споявлением «домашнего пролетариата» быт вквартире неособо наладился, ножизнь засверкала новыми гранями.
        Капитолина привезла издеревни кованый сундук ибольшую икону — настолько закопченную, чтоизображенный наней святой едва проглядывался.
        —Ктоэто? — спросила Китти.
        —Боженька, — умиленно отозвалась Капитолина ивтотже вечер научила ее вставать наколени икласть перед иконой земные поклоны — чтоКитти чрезвычайно понравилось.
        Насундук Капитолина положила матрас, набитый дореформенными банкнотами, давно потерявшими ценность. Вовремя войны ее отец заработал кучу денег наспекуляциях сеном ивсе спрятал вматрас — дочке наприданое.
        —Хоть посплю какмиллионщица, — говорила Капитолина илюбовно взбивала свои сокровища.
        Изсундука были извлечены пяльцы, спицы, крючок имотки ниток, ивскоре поквартире начали расползаться полчища салфеток инакидушек.
        —Таккрасивше, — говорила Капитолина, накрывая печатную машинку полотенцем спетухами.
        Клим убирал его, нонаследующий день «утиралочка» появлялась напрежнем месте.
        УКапитолины были свои представления одомашней экономии:
        —Сначала надо черствый хлеб доесть, ауж потом засвежий приниматься, — учила она Клима.
        —Такон ктому времени тоже зачерствеет, — отзывался он. — Что, всевремя сухарями питаться?
        Щеки Капитолины наливались гневным румянцем.
        —Пусть хлеб сгниет, пусть дом сгорит, амы помиру пойдем! — кричалаона.
        Клим неуступал, иКапитолина доедала черствый хлеб сама — лишьбы добро непропадало.
        Онавсе делала сразмахом: если уж варила суп, тоцелый бак; если затевала стирку, тозамачивала все белье разом — нуичто, чтокночи неоставалось ниодной сухой простыни!
        —Дура! Дубина! — ругал ее Африкан.
        Капитолина то хохотала, тоогрызалась:
        —Тынеори наменя! Ноне нецарский режим!
        Укушу лаяла, Китти визжала, иКлим шел вкухню разбираться.
        —Прогони эту дурищу! — требовал Африкан. — Онатебе целый фунт кофе спалила!
        —Доносчик… — стонала Капитолина. — Ичего ты подлый такой?
        Африкан выкатывал глаза:
        —Янеподлый, язапорядок вдоме! Думаешь, барин кофе нехватится?
        —Такон чашки нехватился — иничего!
        —Какой чашки? — хмурился Клим.
        Капитолина иАфрикан испуганно замолкали.
        —Чашка стояла настоле, аони подрались иначали вокруг стола бегать, — объяснила Китти. — Всеиполетело. Ноты, пап, нерасстраивайся: мнеКапитолина молоко вконсервную банку налила.
        Клим достал изпортмоне деньги.
        —Капитолина, сходите икупите новые чашки.
        —Непосылай ты ее впосудную лавку! — вужасе закричал Африкан. — Онаж там все перебьет!
        НоКапитолина уже наматывала наголову платок:
        —Бегу, батюшка! Бегу, Исус Христос!
        Клим хотел нанять ангела-хранителя отбытовых забот, ноКапитолина скорее была богиней разрушения. Использовать ее вкачестве курьера тоже было нельзя: онанезнала Москву, даее никуда инепускали — длятого, чтобы ходить споручениями отиностранца, требовалась официальная бумажка.
        Скрепя сердце Клим все-таки пошел вНаркоминдел ипопросил разрешения нанять помощницу.
        Вайнштейн явно обрадовался:
        —Мыподберем вам прекрасного специалиста! — пообещалон.

7.
        —Барин! — шепотом позвала Капитолина инацыпочках подбежала кКлиму: ейказалось что так она меньше отвлекает его отдел. — Ктебе женщина явилась: хочет курьером устроиться. Звать Галиной Сергеевной, фамилия — товарищ Дорина.
        Клим велел впустить курьершу, ивкомнату вошла невысокая, бедно одетая женщина судивительным лицом: унее были миндалевидные глаза цвета густого меда, тонкий удлиненный нос иполные бледные губы — стакой внешностью товарищу Дориной надо было играть христианских мучениц.
        —Добрый день! — поздоровалась она. — Меня изНаркоминдела прислали.
        Клим показал надиван:
        —Присаживайтесь ирассказывайте осебе.
        Товарищ Дорина попросила называть ее Галей исказала, чтожизнь унее самая обычная: донедавнего времени она служила делопроизводителем, носейчас вНаркоминделе сокращение штатов, поэтому она подыскивает новое место.
        —Выкогда-нибудь работали курьером? — спросил Клим.
        —Нет, ноя хорошо знаю Москву — ятут выросла. Ктомуже уменя есть крепкие валенки. Если меня невозьмете, тоудругих кандидатов обязательно спрашивайте прообувь. Безваленок курьер наверняка простудится исляжет стемпературой.
        —Вычто-нибудь еще умеете делать?
        —Япечатаю по-русски, по-английски ипо-французски, аеще знаю стенографию.
        —Напечатайте что-нибудь напробу.
        Галя села запишущую машинку, какпианист зафортепьяно, ивопросительно посмотрела наКлима. Онначал диктовать первый попавшийся текст из«Таймс»:
        —Экономические эксперименты Советского Союза продолжают удивлятьмир…
        Галя уверенно заколотила поклавишам ивнесколько минут перепечатала статью обюджетном кризисе вСССР. Клим немог поверить своим глазам: втексте небыло ниодной ошибки.
        —Имея такие таланты, выхотите служить курьером?
        Галя пожала плечами:
        —Мнесейчас любая работа сойдет. Ктомуже, говорят, иностранцы жалованье незадерживают. Этоправда?
        Клим кивнул. Если эта Галя незапросит много денег, тоискать другую кандидатку неимело смысла.
        Еговзгляд остановился навороте ее кофты, из-под которого выглядывал уродливый лиловый шрам.
        —Лучше заранее спросите: «Чтоэто увас?» — сказала Галя. — Ато возьмете меня наслужбу икаждый раз будете мучиться догадками.
        —Чтоэто? — улыбнувшись, спросил Клим. Галя определенно ему нравилась.
        —Моймуж был комиссаром вовремя Гражданской войны, — отозвалась она. — Белобандиты подожгли наш дом: дочку я вынесла наруках, амуж погиб. Мненапамять ожог остался.
        —Какже вы справляетесь одна сребенком?
        —Ачего сним справляться? Одежды нет — стирать мало, комната маленькая — убирать мало, даиготовить особо нечего.
        Галя поднялась.
        —Япойду. Если моя кандидатура устраивает, мнеможно позвонить: унас вквартире есть телефон.
        Клим отправился ее провожать. Выйдя вприхожую, Галя сунула ноги вогромные мужские валенки инадела поданное Капитолиной старомодное пальтишко.
        —Досвидания, — попрощалась она ивдруг серьезно посмотрела наКлима. — Ятолько одно хотела сказать: ввашей «Таймс» есть неточность. Социализм — этонеэксперимент, этонеизбежная стадия развития человечества.
        —Давайте рассуждать логически… — начал Клим, ноГаля перебилаего:
        —Ненадо нам вашей логики! Чтовы сосвоей «Таймс» можете онас знать? Выпытаетесь задавить нас, подрываете веру внаши силы — анам плевать! Мы… — Галя приложила руку ксердцу, — мысвято верим, чтониодна капиталистическая армия несможет нас победить. Мынеотступим ибудем доконца сражаться занаше светлое будущее!
        Онавдруг смутилась. Лицо ее покраснело, агубы задрожали, будто она собиралась заплакать.
        —Извините… Язнаю, чтовсе испортила, ивы теперь невозьмете меня наработу. Япросто хотела, чтобы вы поняли…
        Объяснения нетребовались. Уэтой Гали была очень трудная жизнь, ивсе ее надежды связывались со«светлым будущим», которое живописали советские газеты. Статья из«Таймс» лишала ее веры взавтрашний день, ипотому Галя яростно отвергала факты, накоторые ссылался иностранный журналист.
        —Явозьму вас наслужбу, — сказал Клим. — Только давайте договоримся, чтомы все имеем право насвое мнение: ивы, ия, игазета «Таймс».
        Галя скорбно кивнула.
        —Хорошо… А… аувас табачку ненайдется? Курить очень хочется, ая пачку дома оставила.
        —Янекурю, — отозвался Клим. — Уменя маленькая дочь, такчто вквартире папирос быть недолжно.
        —Да… конечно… Япросто немного переволновалась.
        Галя выскочила наулицу, иКлим вернулся ксебе. Онвидел вокно, какона стрельнула папиросу упарней, слонявшихся укатка напротив, апотом жадно курила ивсе оглядывалась на«Московскую саванну».
        Клим несомневался, чтоГаля будет доносить нанего. Нуиради бога — пусть доносит, чтоотправила десяток проверенных цензурой телеграмм икупила в«Канцтоварах» промокашки. Может, ейзаэто несколько рублей перепадет.
        Глава7. Агент ОГПУ

1.
        Галя Дорина родилась всемье зубного врача. Сколько она себя помнила, вих большой квартире собирались революционеры: ихпривечала мама, которой нравилось слыть передовой общественницей.
        Этиплохо одетые люди много ели икурили, апотом принимались заречи отом, чтоцарь, помещики икапиталисты высосали изнарода всю кровь.
        Родители подсовывали Гале книги, вкоторых воспевались идеи свободы, ноее собственная жизнь была подчинена строгим ритуалам, начиная отутреннего здорования икончая правильной, полезной длядыхания позой вовремясна.
        Когда Гале исполнилось шестнадцать лет, мама справила ей гардероб иначала возить вгости кважным господам сплотными брюшками иблестящими лысинами. Усемьи было много долгов, иродители надеялись удачно выдать Галю замуж.
        Вгостях они нахваливали дочь иназывала ее «очень покладистой». Галя нутром чуяла, чтоотнее требуется, ипочти всегда оправдывала ожидания — будь то хорошие оценки илиумение вовремя исчезнуть изкомнаты. Если она ошибалась, отец зловеще шептал ей: «Ну,готовься: вечером я тебя так отхожу — своих неузнаешь!» — апотом лупил ее собачьим поводком.
        Мама вприпадке гнева швыряла вдочь что подруку попадется. Рубец наГалиной шее остался отраскаленных щипцов длязавивки — белогвардейские бандиты были тут нипричем.
        Однажды мама пригласила вгости революционера, состоящего поднаблюдением полиции. Товарищ Алов был старше Гали надевятнадцать лет, носил дурацкое пенсне назасаленной ленте ивыглядел так, чтокухарка немедленно окрестила его «сухофруктом».
        Егострастные речи поразили Галю всамое сердце. Онговорил отом, чтовнаш жестокий век надо быть сверхчеловеком, которому чужды сомнения, пороки истрасти простых смертных. Только так можно было сохранить собственное достоинство инеунижаться перед власть имущими.
        Вовремя званых обедов Алов ругал мамины сентиментальные книжки иотцовское стремление жить, «нехуже других».
        —Жизнь дается человеку один раз! — горячо проповедовал он. — Выпосмотрите, начто вы ее тратите! Неужели вам нестыдно быть простыми обывателями?
        —Стыдно! — соглашалась мама ивытирала слезу надушенным платочком.
        —Вотэто да! Вотэто я понимаю — настоящий человек! — восклицал папа изаписывал слова Алова вособую книжечку дляцитат иумных мыслей.
        УГали иАлова закрутился роман, ноузнав обэтом, родители пообещали сдать дочкиного «жениха» полиции — такой зять их совершенно неустраивал.
        Алов взял Галю ссобой вПетербург, иона больше никогда невстречалась сродителями. Много лет спустя ей сказали, чтоони умерли отголода вовремя гражданской войны.

2.
        Шел1913год.
        Столица встретила Алова иГалю знамением, окотором еще долго писали вгазетах: нагород обрушились полчища стрекоз. Ихбыло так много, чтоони, каклистья поосени, покрывали тротуары, апоНеве плыли зыбкие пятна изстрекозиных крыльев. Старухи говорили, чтовсе это некдобру.
        ЗаАловым охотились жандармы, поэтому им сГалей пришлось перебраться вПариж. Онаделала все, чтоон просил илиподразумевал: готовила, стирала, перепечатывала статьи ипереводила санглийского ифранцузского. Жениться наней Алов несобирался иговорил Гале, чтоона «свободная эмансипированная женщина», абрак — этонепростительное мещанство.
        Летом 1914года началась Мировая война. Какиностранный гражданин Алов неподлежал призыву, ноон все-таки записался добровольцем, чтобы вести революционную пропаганду ввойсках. Галя решила, чтоего непременно убьют, ипосле очередной побывки Алова нестала прерывать беременность. Через семь месяцев унее родилась дочь Тата.
        Однако Алов непогиб. Навойне его отравили газами, ион нажил таинственную болезнь, которая временами скручивала его вбараний рог. Втакие дни он сутулился, желтел исудорожно давился воздухом. Наего запястье появились янтарные четки, накрученные ввиде браслета. Алов говорил, чтоони помогают ему пережить очередной приступ.
        Вначале 1919года Алов с«семейством» вернулся вМоскву, устроился вЧК иполучил комнату вветхой, донельзя загаженной гостинице «Селект».
        Вместе сэксплуатацией изРоссии исчез бытовой комфорт: элементарные мелочи — винтики дляочков, бельевые крючки иманикюрные ножницы стали недосягаемой роскошью. НоГаля ниначто нежаловалась: ведь они сАловым боролись засветлое будущее всего человечества, аради этого можно было потерпеть.
        Ейочень хотелось верить, чтовсе ненапрасно, искоро унее опять появится диван, накрытый клетчатым пледом, ирасписная чашка сгорячим шоколадом. Аеще своя кухня, раковина иуборная, гдеможно оставлять стульчак безопасения, чтоего украдут соседи.
        Номесяц шел замесяцем, годзагодом, иничего неменялось.
        Алов совершенно неинтересовался Татой, иэто оскорбляло Галю. Онасловно очнулась: какона могла прожить сАловым столько времени? Ведь все опять поехало понакатанной колее: онаежедневно, ежеминутно притворялась иугождала ему, — каквсвое время пыталась угодить родителям.
        Галя была дляАлова выгодным приобретением — бессловесным, исполнительным инетребующим ухода, авопящая Тата раздражала его. Вих маленькой комнате негде было спрятаться отдетского крика, ион бросал наГалю обвиняющие взгляды: «Вот, завела ребенка, никого неспросясь, — теперь все мучиться должны!»
        Соседи стучали встену:
        —Дауймите вы свою паразитку!
        Галя суетилась, краснела инередко давала Тате шлепка. Девочка орала еще громче.
        —Галя, тысовсем дура? — страдальчески шипел Алов.
        Онуходил курить, аона обнимала Тату игорько плакала:
        —Прости… прости меня, ради бога!

3.
        Алову поручили следить затем, чтопишет оСССР зарубежная пресса. Онпоставил работу так хорошо, чтоначальник Иностранного отдела ОГПУ, товарищ Драхенблют, объявил ему благодарность ивручил именной портсигар.
        Галя радовалась успехам Алова итайком молилась, чтобы руководство помогло ему решить жилищную проблему. Вскоре им действительно выделили комнату вБольшом Кисельном переулке, и, получив ордер, Алов сказал Гале, чтоим надо серьезно поговорить.
        Сначала он долго благодарил ее зато, чтоона была надежным товарищем ипреданным борцом задело коммунизма. Галя слушала, непонимая, куда он клонит. Наконец Алов выпрямился и, глядя всторону, сообщил, чтособирается жениться наактрисе.
        УГали пропал дар речи. Онанемогла себе представить, чтобы он мог влюбиться, ауж тем более жениться наком-нибудь. Ведь сколько раз он говорил, чтобрачные отношения недлянего!
        —Янехочу быть подлецом, ипоэтому отдаю тебе иТате свою комнату, — добавил Алов. — Яслишком многим тебе обязан.
        —Акакже ты? — только исмогла пролепетать Галя. — Ведь комнату в«Селекте» отберут!
        —Ничего, справлюсь как-нибудь.
        Галя сдочкой переехали вБольшой Кисельный переулок, аАлов подселился кзнакомому чекисту, укоторого были излишки жилплощади.
        Галя незнала, толи радоваться произошедшей перемене, толи реветь отунижения. Алов действительно женился наактрисе — хорошенькой девице согромными водянистыми глазами икоротко остриженными светлыми кудряшками. Знакомые сказали, чтоон нашел ее впивной, гдеона исполняла песню «Подайте сиротинушке натеплые штанишки».
        Юное дарование звали Дуня Одесская. Унее небыло постоянной работы, иона выступала дублершей врабочих театрах. Галя сходила посмотреть насоперницу ипосле этого решила, чтонафронте Алова нетолько отравили газами, ноиконтузили — Дуня Одесская была вопиюще бездарна.
        Тата вскоре забыла осуществовании папы (онникогда непоявлялся вБольшом Кисельном), ичтобы она нечувствовала себя безотцовщиной, Галя сочинила сказку опогибшем вогне комиссаре. Тата сгордостью пересказывала эту историю всем знакомым, апотом — каквеличайшую реликвию — показывала им хрустальную пепельницу сотбитым уголком, которую Галя купила набарахолке.
        —Этоотцовская вещь — онподарил ее, когда мне исполнилось три года.
        КГалиному удивлению ее отношения сАловым незакончились: пару раз вмесяц он звал ее ксебе вкабинет «попить чайку». Свидания заканчивались жарким тисканьем, иона поднималась сдивана глубоко удовлетворенной — неАловым, разумеется, аместью пучеглазой артистке.
        Гале пришлось сделать еще три аборта, ипоследний привел кблагословенному бесплодию — теперь ей ненадо было каждые полгода ходить навыскабливание какушерке. Ейбыло двадцать девять лет, наее лице обозначились первые скорбные морщинки, икогда ее спрашивали, чтоона любит делать больше всего, онаотвечала: «Курить».

4.
        Алов велел Гале устроиться помощницей камериканскому журналисту:
        —Намнадо, чтобы заним кто-нибудь приглядывал. Постарайся ему понравиться.
        Алов повел себя сней, каксутенер, ипридя домой, Галя привычно нажаловалась нанего своему мужчине, которого выдумала много лет назад. Онауже давно «жила» сним: привычно засыпала вего компании, завтракала, ходила гулять иделилась самым сокровенным. Унего были густые темные брови, длинная челка исильные руки; онбыл надежен ивеликодушен, онумел посмеяться надсобой иему были неведомы ниподлое рвачество, нижестокость, нитупое равнодушие кчужой беде.
        Галя смирилась стем, чтовреальности унее никогда небудет такого мужчины. Еежребий — крутиться, какмышка вигрушечном колесе, есть позернышку, обустраивать свою норку ивоспитывать дочь.
        Ивсе-таки он появился — будто соткавшись изее снов. Слишком чудесный, чтобы быть настоящим.
        Галя внестерпимом блаженстве смотрела насвоего нового начальника, наиностранца, говорящего по-русски счуть заметным акцентом… начеловека, которого она обязана была предавать.
        Клим поил ее кофе; незадумываясь, попривычке, отодвигал длянее стул илиоткрывал перед ней дверь — какперед настоящей дамой. Онссыпал ей владони конфеты: «Угостите свою дочку», илипередавал ей пакет: «Этонужно отнести нателеграф». Намгновение его пальцы касались ее руки, иГалю еще долго потряхивало отжарких волн, проносившихся поее телу.
        Теперь она додрожи вколенках боялась встреч сАловым — ейказалось что он, сего умом ипроницательностью, непременно догадается оее любви.
        Тотвподробностях выспрашивал, чемзанимается Клим ичто думает ополитике советского руководства.
        —Онназывает нашу революцию экспериментом, — потупившись докладывала Галя. — Ноему интересно работать здесь, ион хорошо относится ксоветским людям. Онведь родился вМоскве, ноеще мальчишкой уехал заграницу…
        Насамом деле Галя многое недоговаривала. Иногда Клим так отзывался оСССР, чтоей хотелось заткнутьуши:
        —Большевики набивают население ненавистью, какчучело ватой. Здесь все скем-то сражаются: насловах — симпериалистическим капиталом, анаделе — друг сдругом, потому что докапиталистов всеравно недостать.
        Еслибы Алов узнал отаких разговорах, онбы тутже занес Клима вразряд недружественных журналистов ипотребовал, чтобы Отдел печати выслал его изстраны.
        —Гдеего жена? — спрашивал Алов, делая пометки всвоих бумагах.
        ЭтоГаля исама хотелабы знать.
        —Онникогда оней неупоминал. Япопыталась расспросить Китти, ноона сказала, чтопапа запретил обэтом говорить. Янестала настаивать.
        —Нуиправильно, — кивал Алов. — Ато уРогова могут возникнуть ненужные подозрения. Нучтож, молодец! Вэтом месяце мы тебя премируем — зайди впрофком иполучи бесплатный билет налекцию «Проблемы омоложения ибессмертия».
        Ночами Галя долго лежала безсна иужасалась тому, чтоона делает:

«Япродаю свою любовь даже незатридцать серебряников, азаненужные мне билеты».
        Наследующий день она снова шла наЧистые Пруды, здоровалась сКлимом ипечатала подего диктовку статьи. Онходил покомнате иразмышлял вслух, аГаля смотрела нанего иунее внутри все сжималось водну сияющую точку.

«Хороший мой… ДайБог тебе счастья! Мнебольше ничего ненадо…»

5.
        Африкан приволок сулицы душистые сосновые поленья ипринялся растапливать камин.
        —Насуде пользование одним примусом приравнивается ксовместному ведению хозяйства, — пробурчал он, искоса поглядывая наКлима. — Сначала дамочка тебе керосин вбидоне носит, потом яичницу жарит… ивсе — пропал человек!
        Африкан стрельнул глазами надверь — неидетли Галя? Голос его понизился доинтимного шёпота:
        —Слышь, барин, неподпускай Гальку кпримусу, ато она окрутит тебя!
        Клим рассмеялся:
        —АКапитолину подпускать можно?
        —Эх,барин… Ничего-то ты непонимаешь! — горестно вздохнул Африкан и, потоптавшись, ушел вдворницкую.
        Насамом деле Клим уже немог обходиться безГали. Онастала длянего секретарем, экономкой, курьером, асамое главное — няней дляКитти. Капитолина начала называть ее «замбарыней».
        Клим сбольшим облегчением передал Гале деньги нахозяйство, ивскоре его квартира совершенно преобразилась.
        Каждую неделю Галя ходила нааукцион вцерковь Старого Пимена, гденаторги выставлялись вещи, невыкупленные вкомиссионках. ТакуКлима появился патефон, пара восточных кувшинов ибронзовая пастушка, держащая вподоле чернильницу.
        Большую комнату украсили изящные кресла иогромное, отпола допотолка, зеркало, адыры вштукатурке были закрыты киноафишами сПолой Негри иКларой Боу. Стол отныне накрывался повсем правилам сервировки, вбуфете появился сервиз сзолотыми ободками иручками, авуглу расцвел могучий розан. Жилье получилось странным, нонадиво праздничным иуютным.
        Галя безтруда нашла общий язык сКитти: онаводила ее наипподром иучила рисовать лошадок.
        Клим незнал, каквести себя сней: емубыло неудобно все время получать, авзамен давать только жалование. Чтобы хоть как-то отблагодарить Галю, онотвел ее ксапожнику, который обслуживал сотрудников иностранных посольств, итот сделал ей красивые туфли итеплые нарядные сапожки намеху.
        Капитолина долго ахала, рассматривая Галину обновку:
        —Прячь скорее всундук! Ато кто-нибудь увидит иукрадет.
        НоКлим настоял, чтобы Галя носила сапожки.
        —Там, гдепроходит женщина, должен оставаться изящный след, — сказалон.
        Африкан, узнав оподарках Клима, заявил ему, чтотот конченый человек.

6.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

7.
        Глава8. Трудный ребенок

1.
        Насколько Галя знала, уКлима небыло нижены, нилюбовницы. Проститутками он неинтересовался, ноявно замечал красивых девиц инесколько раз доводил Галю доприступов бессильной ревности, заглядываясь нахорошеньких комсомолок. Нанее саму он никогда несмотрел такими глазами.
        Галя сама удивлялась произошедшей вней перемене. Совсем недавно она начем свет стоит ругала заграничных капиталистов иих порочный образ жизни ибыла уверена, чтоей ненадо иного счастья, кроме скорейшего наступления коммунизма. Ностоило ей устроиться наработу кКлиму, какотее убеждений неосталось иследа. Онаничего немогла ссобой поделать: ейнравились изящные манеры, изысканный вкус, умные разговоры итакая пошлость как… деньги.
        Клим несчитал себя богатым человеком ипостоянно говорил, чтоему начто-то нехватает. Онпросто непонимал, чтотакое настоящая бедность, икакотнее устаешь, когда тебе изодня вдень, изгода вгод приходится экономить навсем — даже нахлебе.
        Клим мечтал обавтомобиле, чтобы можно было тягаться сЗайбертом — ктобыстрее доставит материал наЦентральный телеграф, аГаля все никак немогла накопить наварежки дляТаты.
        —Попроси убарина прибавку, — советовала ей Капитолина. — Ондобрый — ондаст.
        НоГаля нехотела ниочем просить Клима. Ейнужны были несиюминутные подачки, амуж — человек, который наконец вытащит ее изтрясины, вкоторую она провалилась много лет назад.
        ОнисКлимом отлично сработались идаже перешли на«ты», иГаля начала потихоньку осуществлять свой тайный план: онапоможет Климу сделать блестящую карьеру вМоскве, станет длянего абсолютно незаменимой, икогда контракт с«Юнайтед Пресс» истечет, онженится наней изаберет ее иТату ссобой.
        —Обязательно добейся, чтобы Вайнштейн присвоил тебе звание «дружественного журналиста», — советовала ему Галя. — Тогда сотрудники Наркоминдела начнут помогать тебе безопасения, чтоты погубишь их. ВМоскве все решают связи, иесли тебя примут засвоего, тыстанешь настоящим экспертом посоветским делам — просто всилу того, чтостобой будут разговаривать нужные люди.
        —Даже Сталин?
        —Дажеон.
        Галя сразу смекнула, чтократчайший путь ксердцу Клима проходит через Китти. Оночень любил свою дочь ипостоянно совестился, чтоунее нет «нормального детства». Китти рвалась наулицу — играть сдругими детьми, ноКлим непускал ее, потому что соседские ребятишки дразнили ее узкоглазой. Сколько советские газеты ниписали о«нерушимой дружбе народов», водворах инадетских площадках обэтом невспоминали.
        ВКитти было слишком много чужеродного — раса, наряды ииностранные словечки, которыми она то идело пересыпала речь. Онаодновременно вызывала илюбопытство инеприязнь, исреди детей, даивзрослых, всегда находился кто-то, ктоначинал придираться кней.
        Бытовой расизм доводил Клима добелого каления.
        —Этидураки непонимают, чторазнообразие — этопрекрасно! Китти умеет играть вигры, окоторых здесь инеслыхивали! Онаможет что-то рассказать ипоказать… поделиться игрушками, вконце концов. Ауних одно науме — толкнуть ее всугроб игоготать.
        Галя поддакивала иприслучае вставляла, чтоее двенадцатилетняя дочка судовольствием играет сдетьми любых национальностей. Ейнадо было познакомить Китти иТату исделать все, чтобы они понравились друг другу.

2.
        Насамом деле Галя стеснялась своей дочки: Тата была совсем некрасивой, даинеособо умной. Вее классе почти все ученики были неказистыми — ониросли вгоды военного коммунизма, питались плохо ипостоянно болели. Нодаже наих фоне Тата смотрелась заморышем: онабыла наголову ниже сверстников, атонкие рыжеватые косички, курносый нос иулыбка доушей делали ее похожей нанедокормленную девочку-гнома.
        Прохарактер иговорить было нечего — сэтим ребенком несправиласьбы исвятая. Тата неуважала взрослых, ленилась, дерзила, апорой несла такую чушь, чтооставалось только хвататься заголову.
        УГали была надежда, чтоТату исправит школа, нотам детей учили нестолько географии ирусскому языку, сколько борьбе спережитками прошлого. Главным пережитком вТатиных глазах стала мама.
        —Веруя вБога, тыпозоришь нашу семью, — говорила она, подражая тону учительницы. — Акактусы наподоконнике — этомещанство, которое надо безжалостно искоренять.
        Тата отвергала все, чтобыло дорого ее матери: уют, удобства, красоту инежность. Разумеется, нервы уГали частенько невыдерживали, ноикпорке Тата относилась нетак, какположено.
        —Тыможешь убить меня, ноя неотступлю отнаших светлых идеалов! — вопила она. — Изнай, чтомои товарищи заменя отомстят!
        Какие товарищи?! Зачто отомстят?! Галя напорола ей задницу, потому что Тата невыключила свет вуборной, инасобрании жильцов им объявили общественное порицание.
        КакиГаля, Тата жила вмире фантазий, нотолько мать грезила олюбви, адочь — опартизанских отрядах, подвигах, путешествиях иМировой революции.
        Галя говорила ей, чтослужит секретаршей вОГПУ: еслибы Тата узнала, гдеиукого насамом деле работает ее мать, унее былбы припадок. Вшколе детям накрепко вбили вголовы, чтохороший человек — этотот, ктобедно одет ипрост, каклапоть. Астремление кдуховным исканиям, интеллектуальному развитию ихорошим манерам приравнивалось уних к«буржуазности», тоесть кглупости, подлости итайной мечте сгубить все живое наЗемле.
        Привести Тату вдом наЧистых Прудах было невозможно: онаникогда вжизни небыла вотдельной, некоммунальной квартире, иэто могло стать длянее слишком большим потрясением.
        Начинать надо было смалого: позвать Клима иКитти ксебе ипридумать какую-нибудь легенду, оправдывающую наряды ипривычки Роговых.
        Дочь сама подсказала ей выход изположения: когда Галя намекнула, чтоунее есть знакомый, приехавший изШанхая, Тата аж подскочила наместе:
        —Онреволюционер, да? Настоящий?
        —Данетже! — поморщилась Галя. — Онжурналист.
        —А,я понимаю: этогосударственная тайна!
        Донедавнего времени вшколе вовсю обсуждали героическую борьбу китайского пролетариата: дети проводили политзанятия идиспуты, учили приветствия накитайском языке исобирали деньги впомощь бастующим рабочим. Кажется, уТаты сложилось впечатление, чтовКитае жили два сорта людей: революционеры иимпериалисты. Империалист приехать вСССР немог, значит, Клим Рогов являлся борцом засчастье рабочего класса.
        Галя сочинила вполне правдоподобную историю отом, какКлим скрывал свою истинную сущность, чтобы втереться вдоверие кбуржуям ивыведать их секреты. Асейчас он работал синостранными журналистами вМоскве иему волей-неволей приходилось подстраиваться подих извращенные вкусы.
        Узнав отом, чтоуКлима Рогова есть маленькая дочь-китаянка, Тата пришла ввосторг. Оналюбила командовать, ноиз-за малого роста инеказистости ровесники невоспринимали ее всерьез, ипотому Тате куда больше нравилось возиться смалышами.
        —Мамочка, аможно мне познакомиться сКитти? — ныла она. — Нупожалуйста! Яцелую неделю буду мыть посуду безнапоминаний!
        Галя «нехотя» согласилась, новзяла сТаты клятву, чтота нестанет расспрашивать дядю Клима осекретах революционной деятельности.

3.
        Когда-то вмногоквартирном доме вБольшом Кисельном переулке жили известные врачи иадвокаты, нопосле революции их разогнали, ивроскошные апартаменты въехали новые жильцы — подесять семейств наквартиру.
        Раньше соседей, обитавших водном доме, объединяло нечто общее — образ жизни, образование идоходы, асейчас ученые жили бок обок салкоголиками, милиционеры — сжуликами, адворянские старушки — справоверными комсомольцами.
        Галина квартира была нелучше инехуже других: обычно соседи ладили друг сдругом, нотеснота иразные понятия отом, «какнадо», неминуемо приводили кскандалам.
        Ктонатоптал вприхожей? Ктоколол лучину вванной ивыщербил плитку наполу? Кторазвесил накухне белье внеочереди? Веревку длясушки каждый приносил свою, агвозди встенах были общие, ипользоваться ими внеграфика строго воспрещалось.
        Сутра ввоскресенье Галя зашла заКлимом иКитти и, наняв извозчика, повезла их ксебе. Подороге она страшно волновалась иневольно отмечала приметы: зазвонили церковные колокола — ксчастью; сограды поднялась стая ворон — плохой знак. Сердце томилось: чтоскажет Клим, когда увидит, вкаком убожестве она живет? Вдруг Тата что-нибудь откаблучит? Вдруг соседи начнут ругаться иопозорят ее навеки вечные?
        Клим заметил, чтоГаля нервничает:
        —Всебудет впорядке. Главное, чтобы детям было весело.
        Онаблагодарно улыбнулась вответ. Все-таки удивительно: какон догадался отом, чтотворится унее надуше?
        Расплатившись сизвозчиком, онивошли вподъезд, сплошь оклеенный старыми объявлениями, иподнялись натретий этаж.
        Мраморная лестница благополучно пережила десять лет советской власти, авот деревянные поручни давно были сняты сперил — в1918году их пустили надрова. Настенах кое-где обвалилась штукатурка, адвери были изуродованы десятками табличек, кнопок ипроводов — будто наних наросла неведомая плесень.
        —Сейчас-сейчас… — повторяла Галя, роясь всумке впоисках ключей.
        Китти судивлением разглядывала ряды электрических звонков.
        —Азачем их так много?
        —Укаждого жильца свой звонок, — объяснила Галя. — Онидребезжат наразные голоса, ивсем сразу ясно, ккому пришли гости.
        Дверь распахнулась, инаплощадку вышел Митрофаныч, научный сотрудник архивного бюро. Поздоровавшись, онпошел вниз полестнице, тоидело оглядываясь через плечо: Клим иКитти произвели нанего неизгладимое впечатление.
        Втемной прихожей висело сырое белье, где-то стучала швейная машинка, аскухни раздавались голоса:
        —Саня, котлету разогрей! Онавмисочке подмарлей.
        Онипрошли покоридору мимо сундуков прислуги, иГаля рассказала гостям, чтовее квартире многие держат домработниц, приехавших издеревень. Днем те занимались хозяйством, аночью спали вкоридоре насундуках.
        —Проходите ибудьте, какдома! — сказала Галя, распахивая дверь всвою комнату.
        —Ухты! — восхищенно протянул Клим. — Китти, тыпосмотри, какздорово!
        Галя какмогла, облагораживала свое жилище. Настенах висели расписные скворечники ималенькие клетки, вкоторых обитали нептицы, аигрушечные аэропланы. Лампа была сделана изтщательно склеенных осколков бутылочного стекла; вместо дивана вуглу стояла садовая скамейка снарядным тюфяком изцветных лоскутков — нанем Галя спала. Аспальное место дочери было вшкафу пододеждой — нообэтом гостям знать неполагалось.
        Таты небыло — видно, онавышла накухню иликсоседям. Вкомнате пахло табаком, иГаля поспешно открыла форточку. «Ведь просила Татку проветрить!» — всердцах подумалаона.
        Китти завороженно смотрела нанарисованных нашкафу белых кроликов срозовыми носами.
        —Какие хорошенькие!
        —Этомоя дочка нарисовала, — сгордостью отозвалась Галя.
        —Агдеона?
        —Ятут!
        Тата стояла напороге — похожая наприютскую девочку всвоем форменном синем халатике и«миллионной кофте». Галя купила это вязанное страшилище в1922году, когда деньги совсем обесценились изалюбую тряпку нарынке требовали миллион.
        Наруках уТаты сидел старый рыжий кот Иповар — жалкое общественное создание, которое соседи кормили поочереди.
        Несколько секунд Тата молча смотрела нагостей, иГаля внутренне содрогнулась: «Ох,что сейчас будет!» Новсе обошлось: Тата сказала «здрасьте» и, необращая внимания наКлима, подошла кего дочке.
        —Тебя какзовут? Китти? Такдело непойдет: тебе надо найти новое революционное имя. Меня, например, зовут Тракторина, ноты можешь называть меня Тата. Хочешь кота Иповара погладить?
        —Хочу! — обрадовалась Китти.
        —ЕеТатьяной зовут, — сдосадой сказала Галя, ноКлим непридал значения Таткиному вранью:
        —Пусть играют, каким нравится.
        Пока мать заваривала чай, Тата принялась рассказывать гостям освоем знаменитом отце-комиссаре.
        —Этоон? — спросила Китти, показывая напортрет Ленина надписьменным столом.
        Тата вытаращила глаза.
        —Тычто, этонемой отец! Вернее, онотец… нонетолько мой, ноивсех людей, потому что он вождь мирового пролетариата!
        Китти ничего непоняла.
        —Мойпапа вон сидит, аэтого дядю я незнаю.
        —Как?! — изумилась Тата. — Этоже… это…
        —Апочему ваша прислуга ночует насундуках? — спросила Китти. — Наша Капитолина спит намешке сденьгами. Онишуршат, если наних попрыгать.
        Тата медленно перевела взгляд наКлима.
        —Ма-а-ам! Мненужно тебе кое-что сказать!
        Онивышли вкоридор, иона набросилась наГалю:
        —Тыкого привела?! Унего прислужники спят намешках сденьгами!
        Галя зажала ей рот ладонью.
        —Тише ты, ради бога! Нетникаких мешков! Китти все выдумывает!
        —Да? Апочему унего дочь незнает, ктотакой Ленин?
        —Потому что они только что приехали изКитая. Еслибы дядя Клим рассказал Китти оЛенине, онамоглабы ляпнуть что-нибудь наулице, иихбы арестовали!
        Тата призадумалась: ейбыло известно озверствах китайской полиции.
        —Ладно, пойдем назад, — смилостивиласьона.

4.
        Тата научила Китти играть вдекабристов: онивзобрались наподоконник ипоехали вСибирь. Кактусы были жандармами, сопровождавшими их вссылку.
        Галя налила Климу чаю идостала печенье, купленное втридорога усоседки, которая работала накондитерской фабрике «Красный Октябрь». Вродебы все шло, какнадо.
        —Тыведь бываешь наЛубянке, правда? — вдруг спросил Клим по-английски.
        Галя недонесла чашку дорта.
        —Счего ты взял?
        Онпоказал наизвещение изпрофкому ОГПУ, воткнутое запровод увыключателя: «Убедительная просьба ликвидировать задолженность почленским взносам».
        УГали затряслись руки. Тата — дура! Ведь ей сто раз говорили: «Убирай почту встол!»
        Отпираться было бесполезно.
        —Яничего такого непишу протебя! Если хочешь, ябуду показывать тебе свои рапорты… Яне…
        Клим покачал головой:
        —Даладно… Мненечего скрывать. Ямогу попросить тебя ободолжении? Мнеочень нужно знать, заведеноли увас дело наодну женщину. Еезовут Нина Васильевна Купина.
        —Аэто кто? — нахмурилась Галя.
        —Знакомая.
        —Хорошо, яспрошу…
        Клим коснулся Галиного запястья, иона вся затрепетала.
        —Только неговори никому омоей просьбе. Обещаешь?
        Галя поспешно кивнула.

5.
        Больше всего насвете Тата Дорина хотела стать пионеркой. Нодляэтого надо было хорошо учиться, укреплять здоровье, помогать рабочим зарубежных стран иорганизовывать ребят наобщественно-полезные работы. Кроме того, длявступления впионеры требовалась рекомендация отчлена отряда.
        Повсем пунктам уТаты были пробелы. Учиться она нелюбила, отзакаливания простужалась, аорганизовывать ребят уТаты неполучалось, потому что они ее неслушались.
        Однажды она попыталась помочь зарубежным рабочим иотнесла вовторсырье тяжелую утятницу, которой они смамой всеравно непользовались. Заэто Тату выпороли.
        —Мнедвадцать пять копеек дали! — вопила она, уворачиваясь отматеринского ремня. — Яих сдала вфонд Коминтерна!
        —Ятебя скоро саму сдам куда подальше! — грозила мать.
        Тата немогла выполнить даже такое простое задание, какантирелигиозная беседа состаршим поколением.
        —Мамочка, — говорила она, — тыпросто запомни, чтоБога нет! Акогда тебе захочется перекреститься, лучше отдай пионерский салют.
        —Аесли мне сБогом легче, чембезНего? — говорила мать.
        Тата сердилась:
        —Нельзя жить ради своего удовольствия! Мыдолжны все силы отдавать борьбе!
        —Мыитак отдаем… Иуменя сил уже неосталось.
        Тата презирала мать заморальное разложение, нопобаивалась — причем нестолько ее ремня, сколько слез изатяжной меланхолии. Иногда она приходила сослужбы и, непоев, ложилась наскамейку носом кстенке.
        —Мам, чтостобой? — пугалась Тата.
        —Ничего.
        Тате казалось, чтомать страдает из-за нее: онавсе время делала что-то нетак.
        Один раз Тата увидела вокошко своего врага Джульку — мордатую темноволосую девочку сбледной кожей иболезненно припухшими веками. Тате захотелось чем-нибудь внее кинуть, икакнагрех ей подруку попались яйца, которые мать только что купила нарынке.
        Джулька была обстреляна ипозорно бежала споля боя, новэтот момент вкомнату вошла мама стазом постиранного белья.
        —Бестолочь! — запричитала она ипринялась лупить дочь мокрым полотенцем. — Ятебе надень рождения хотела пирог испечь!
        Тата долго просила прощения иговорила, чтопионерия непременно исправит ее дурацкий характер: таминетаких хулиганов перевоспитывали.
        —Могила тебя исправит! — всердцах бросила мать. — Ивкого ты такая дура?
        Тата ивправду ощущала себя тупицей: только потом она сообразила, чтоДжулька является членом совета отряда, итеперь сделает все, чтобы ее неприняли впионеры.
        Заступаться заТату было некому: друзей унее неимелось.
        —Роди мне сестренку! — просила она мать, нота лишь сердилась:
        —Тогда вы меня окончательно сосвету сживете.

6.
        Тате очень понравилось играть сКитти — онабыла смешная ихорошенькая, каккукла, акукол уТаты никогда небыло. Ктомуже Китти смотрела нанее влюбленными глазами ито идело спрашивала:
        —Аможно, яктебе еще приду? Амы будем опять убегать отжан… жар… ну,откактусов?
        Жаль, чтоотец Китти был подвержен мещанству. Понятно, чтонаслужбе ему приходилось носить презренные галстуки иноски срубчиками, новвыходные кто заставлял его наряжаться, какбуржуй? Наверняка он просто хотел покрасоваться перед другими — типичное антиобщественное поведение незрелой личности!
        Когда соседи стали расспрашивать Тату оее гостях, онанеудержалась инемного приукрасила дядю Клима:
        —Этопрогрессивный журналист изШанхая. Онсражался набаррикадах испасал раненых красногвардейцев.
        Соседи уважительно переглянулись.
        —Ну,вы сматерью незазнайтесь теперь! — строго сказал Митрофаныч. — Ато знаем мы таких! Ваминостранец даст марок сосвоих писем, таквы издороваться снами перестанете.
        —Данужны нам его марки! — фыркнула Тата итутже призадумалась: аможет, действительно попросить удяди Клима пару использованных конвертов? Вшколе иностранные почтовые марки ценились навес золота инаних можно было выменять все, чтоугодно, — даже детали крадиоприемнику.
        Когда она вернулась ксебе, мама уже легла спать. Тата забралась вшкаф ивытянулась вовесь рост — еемакушка иступни наконец-то стали упираться впротивоположные стенки.
        Скрипнула скамейка, имама вдруг спросила непривычно ласковым голосом:
        —Утебя какдела вклассе?
        Онаникогда незадавала таких вопросов, потому что училась Тата плохо, икаждый раз маме становилось занее стыдно. Онадаже табель подписывала неглядя, акогда ее вызывали вшколу, говорила, чтонеможет прийти, потому что страшно занята наслужбе.
        Тата рассказала ей, какони всем классом играли вспортивную игру «Любитель привилегий»:
        —Намраздали мячи снадписями «профсоюзный билет», «налоговая льгота» и«избирательное право». Мыдолжны были ими перекидываться так, чтобы их непоймал Церковник. Знаешь, ктоего изображал? Джулька!
        Тата вылезла изшкафа и, невключая свет, стала бегать покомнате.
        —Я — поп, я — враг советской власти! — зловеще выла она, изображая Джульку. — Яхочу воспользоваться привилегиями трудящихся!
        —Нуикак? Воспользовалась? — усмехнулась мать.
        —Нет, конечно!
        Насамом деле Джулька заполучила все «привилегии» — еепоставили нароль церковника именно потому, чтоона была самой ловкой вклассе.
        После игры вожатый Вадик выстроил запыхавшихся учеников вшеренгу исказал, чтореальный враг точно также изворотлив, хитер исилен, ипривилегии, данные рабочему классу, надо оберегать какзеницуока.
        —Ятреснула Джульку «налоговой льготой» поголове ией ничего недосталось, — соврала Тата. — Меня даже похвалили забдительность!
        Мама вздохнула втемноте, иТата замолкла, непонимая, толи та гордится ею, толи наоборот осуждает ее борьбу сцерковниками.
        —Тебе понравилось играть сКитти? — спросила мама.
        —Конечно! — отозвалась Тата. — Вотбы мне такую сестренку! Тыприведешь еееще?
        —Обязательно, — сказала мама ирассмеялась тихим счастливым смехом, которого Тата давно неслышала.
        Глава9. Кокаин

1.
        Магда нашла новый способ пробраться вобщежитие Коминтерна, которое находилось вбывшей гостинице «Люкс» наТверской улице: тамоткрылись курсы русского языка дляиностранцев, иона тутже наних записалась.
        Вобщежитии обитали коммунисты самых разных национальностей — отнорвежцев доиндусов. Онибрили головы, носили вышитые рубахи врусском стиле иизъяснялись надиком жаргоне свкраплениями слов «Ленин», «коммунизм» и«примус». ВКремле их считали полезными людьми: вмомент наступления Мировой революции, изних можно было составить правительства наместах.
        Вожидании этого светлого дня люксовцы ели ипили засчет советской стороны, проводили жаркие политические споры иподписывали всевозможные резолюции.
        Привходе вобщежитие уМагды проверили документы изаписали ее фамилию втолстую тетрадь.
        —Второй этаж, направо, — указал ей дорогу администратор, ноМагда сразуже направилась кФридриху, который жил вкомнате №66.
        Онапрошла посумрачному сырому коридору иостановилась перед заветной дверью. Какие-то шутники пририсовали ктабличке сномером еще одну шестерку инадпись: «Врата ада. Стучите».
        Магда тихонько поскреблась вдверь. Ейникто неответил, иона толкнула неплотно прикрытую створку.
        —Сколько тебе? — послышался голос Фридриха изкомнаты.
        Магда сама непоняла, какочутилась вприхожей, апотом вуборной.
        Онастояла, прислонившись спиной кколонке, исбьющимся сердцем прислушивалось ктому, чтопроисходит вкомнате.
        —Несомневайтесь, уменя лучший кокаин вМоскве! — убеждал кого-то Фридрих.
        —Ачтож так дорого? — отозвался голос сфранцузским акцентом.
        —Нехотите платить — идите нарынок кузбекам ипокупайте уних гашиш.
        УМагды потемнело вглазах: человек, которого она любила, торговал наркотиками!
        Когда француз ушел, Фридрих сунулся вуборную иаж вскрикнул отнеожиданности.
        —Чтовы тут делаете?! — рявкнул он наМагду.
        —Я… э-э… Мнебы порошка, — пролепетала она, непридумав ничего лучше. — Мнесказали, чтовы его продаете.

2.
        Магда стала регулярно наведываться вкомнату №666. Этобыло безумие — тратить последние деньги накокаин, вкотором она ненуждалась, нотолько так Магда могла встречаться сФридрихом наедине.
        Ихразговоры были краткими ивсегда начинались стого, чтоФридрих ругал Магду запристрастие кнаркотикам.
        —Других мне нежалко — пусть травятся, — говорил он. — Авы все-таки спасли меня откитайской полиции. Знаете, чтосвами будет? Увас начнутся галлюцинации иприступы меланхолии, ичерез пару месяцев вы уже ниочем несможете думать, кроме какосвидании сомной.
        Магда смотрела ему вглаза.
        —Да,вы правы.
        Онвсе-таки отсыпал ей порошка истрого-настрого наказывал непокупать кокаин убеспризорников:
        —Этоконтрабанда изЛифляндии — наполовину мел илисода.
        Онавозвращалась всвой гостиничный номер исмывала покупку вунитаз.
        Однажды Магда спросила, почему Фридрих стал наркоторговцем. Егоответ ошеломил ее: оказалось, начальство поставило его перед выбором — либо он станет возить порошок, либо вБерлин будет летать другой человек, асам Фридрих присоединится ксвоим друзьям-троцкистам вссылке илитюрьме.
        Дорогие наркотики, точно также, какмарочные вина иконьяки, попадали вСССР восновном изГамбурга, Берлина иРиги. Поставляли их неконтрабандисты, которые часто подделывали товар, акапитаны судов, начальники поездов, дипломатические курьеры ипилоты. Ихбагаж недосматривался награнице, итовар прямиком шел людям, обласканным советской властью — отвысших партийных чинов дополезных иностранцев.
        —Думаете, ястыжусь того, чемзанимаюсь? — усмехался Фридрих. — Ничего подобного! ВКремле каждый второй либо пьет водку, либо нюхает кокаин. Этимерзавцы погубили революцию, ия их точно жалеть небуду. Мнетолько одно непонятно: вам-то зачем становиться наркоманкой?
        Магда делала трагическое лицо:
        —Ачто еще уменя осталось вжизни?
        Онарассказала ему отом, какКлим Рогов занял должность, накоторую она рассчитывала. Отсоветских редакторов небыло ниответа, нипривета, аунее кончались виза иденьги.
        —Выхоть что-нибудь умеете делать? — сердито спросил Фридрих.
        Магда прижала руки кгруди.
        —Ямогу писать книги ифотографировать!
        —Понятно…
        Когда Магда пришла кнему вследующий раз, онпередал ей письмо отберлинского редактора.
        Тотсообщил, чтопублика вГермании живо интересуется всем, чтопроисходит вСССР, потому что многие немецкие предприятия надеются поставлять туда свои товары. Больше было некуда, таккакпосле Мировой войны страны-победители связали немецкую внешнюю торговлю порукам иногам. Если госпожа Томпсон готова написать книгу освоей жизни вМоскве, тоиздательство возьмет насебя расходы наперевод идаже заплатит ей аванс. Нопредварительно хотелосьбы ознакомиться спланом ипервыми главами.
        —Этоодин мой кокаиновый знакомый, — буркнул Фридрих. — Цепляйтесь занего, пока он хоть что-то соображает, ато родня отправит его вклинику, ия уже ничем несмогу вам помочь.
        Отнахлынувших чувств Магда аж расплакалась.
        —Яему обязательно напишу! Давайте адрес!
        Фридрих сказал, чтокорреспонденцию лучше переправлять через него — такможно миновать цензуру.
        —Ябуду помогать вам, ноприодном условии: выдолжны покончить скокаином. Изнайте: меня непроведешь — ясразу чую, ктобросил, актонет.
        Магда поклялась всем святым, чтобольше икрошки невозьмет внос. Онабыла наседьмом небе отсчастья.

3.
        ВБерлине одобрили план рукописи, контракт был подписан, иМагда принялась заработу.
        Большевики были кровно заинтересованы впривлечении туристов, ипосовету Фридриха Магда сказала чиновникам вНаркоминделе, чтособирается писать путеводитель дляиностранцев. Ейсразу продлили визу иразрешили снять квартиру уоперной певицы, которая отправлялась нагастроли зарубеж.
        КакМагда жалела обисчезновении Нины! Присланные изВОКСа переводчики вечно норовили отвести иностранцев нетуда, куда они просили, анавыставку народных промыслов иливмузей мебели, ивконце концов Магда решила, чтобудет везде ходить сама иобъясняться снаселением напальцах.
        Дляглавы, посвященной советским детям, ейнужно было написать рассказ обеспризорниках. Гражданская война, недавний голод имассовый алкоголизм среди рабочих породили огромное количество бездомных детей. Уних были свои территории ипрофессии: кто-то воровал уголь изжелезнодорожных депо, кто-то промышлял карманными кражами, акто-то работал напобегушках устроительных артелей. Разобраться вовсем этом было очень важно, иМагда отправилась нарынок — знакомиться сосвоими будущими героями.

4.
        Подполуобвалившейся Китайгородской стеной раскинулся огромный стихийный рынок. Вбойницах древних башен сидели соглядатаи иследили, непоявитсяли милицейский патруль. Внизу локоть клоктю стояли «ручники» — торговцы, сбывавшие барахло срук, безпатента.
        Тутпродавали все, чтоугодно, — отфальшивых духов досушеной рыбы, открысиного мора доситцевых лифчиков. Умногих товар был одинаковым — этобыли распространители подмосковных кустарных артелей.
        Сквозь толпу двигался огромный мужик, увешанный детскими пистолетами исаблями. Время отвремени он оглушительно палил ввоздух икричал:
        Авот стрелялки-пулялки,
        Пистоны избанки,
        Сабли ишашки
        Длядоброй мамашки!
        Порадуй сыночка,
        Плати — иточка!
        Китайцы трясли перед прохожими сумками ипортфелями, сшитыми изразноцветных лоскутков:
        —Мода, мода!
        —Пироги-и-и! Пироги-и! — тянула баба вгрязном переднике, надетом поверх армяка. Вокруг нее приплясывали отхолода студенты исобирали покарманам копейки наобед.
        Старухи мерили деревянными стаканами семечки иссыпали их вкарманы покупателей. Этобыл опасный товар: Моссовет подугрозой огромного штрафа запретил продавать подсолнухи, но, каквсегда, вРоссии суровость законов умерялась их неисполнением.
        Суета, давка, выкрики торговцев:
        —Купи мыло — вымой рыло!
        —Платки дляноса безвсякого запроса!
        —Мочалки! Мочалки! Магазин безкрыши, хозяин безприлавка, цены некусаются!
        Магда фотографировала разложенные наклеенках детские книги, трусы, зажигалки, полотенца инитки бисера. Ейбыло досадно, чтоунее небыло кинокамеры, чтобы запечатлеть, какуличные цирюльники задве минуты обривали заросшие подбородки, — такое нафотокарточке неотобразишь.
        Вскоре она наткнулась насовсем уж экзотическое зрелище: наверевке развевались разноцветные косы — отиссиня-черных дорыжих изолотистых. Деревенские бабы стригли их ипродавали городским модницам нашиньоны.
        Маленький беспризорник врваном треухе подбежал кМагде ипротянул ей костлявую, посиневшую отхолода ладошку:
        —Подайте, Христа ради!
        Магда улыбнулась: «Тебя-то мне инадо!» ивытащила изсумки булку сизюмом.
        —Возьми!
        Отудивления мальчишка раззявил рот и, попятившись, селвснег. Онникогда вжизни невидел такого богатства.
        Спрятав булку запазуху, онпронзительно свистнул, ивскоре вокруг Магды собралась целая стайка детей вневообразимых лохмотьях.
        Онапринялась раздавать им лакомства, купленные вбуфете в«Метрополе». Дети радостно галдели итрогали ее запальто, апрохожие смотрели наМагду сявным неодобрением. Мужчина вбараньем тулупе подошел кней ичто-то попытался объяснить, ноодин избеспризорников запустил ему вспину обломком кирпича. Мужчина зло плюнул ипошел своей дорогой.
        Магда достала изкармана заранее приготовленную шпаргалку ипрочла вслух по-русски:
        —Яхочу узнать, каквы живете. Мненадо сфотографировать вашдом.
        Мальчишка втреухе взял Магду заруку.
        —Пойдем!
        Беспризорники всей оравой двинулись следом.
        Онивывели Магду наузкую тропу, ведущую кнаполовину разрушенной башне. Подкрепостной стеной дворники сваливали сколотый стротуаров лед, мусор иконские яблоки, иперебравшись через горы отбросов, Магда оказалась перед небольшим зарешеченным лазом вподвал, изкоторого сочился сизый дым — какизпечки.
        Девочка лет девяти сняла решетку ипервой нырнула вовлажную черную дыру. Мальчишка втреухе подтолкнул Магду вспину:
        —Ну,давай,иди!
        Магда оглянулась надетей: онисмотрели нанее иулыбались — щербатые, сопливые идонельзя чумазые. Магда содрогнулась отневыносимой жалости: «Господи, чтождет этих несчастных?»
        Согнувшись втри погибели, онапротиснулась впахнущий прелью лаз, нозацепилась зачто-то, потеряла равновесие иплашмя упала набитые кирпичи.

5.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

6.

7.
        Глава10. Контрабандная статья

1.
        Алов приехал наслужбу пораньше, ноупроходной уже толпился народ: сегодня был день получки. ОГПУ — контора большая: только вцентральном аппарате состояло две споловиной тысячи служащих, амосковская агентура насчитывала более десяти тысяч сотрудников — ивсем деньги подавай.
        Алов показал пропуск и, пройдя через турникет, поднялся налифте начетвертый этаж, гдепомещался Иностранный отдел.
        Вкрошечном кабинете Алова имелись только стол, тристула, клеенчатый диван ирогатая вешалка. Курьер уже притащил почту исвежий номер «Правды»: чекисты были обязаны читать ее отидо, чтобы быть вкурсе последних партийных директив.
        Сняв шинель ипереобувшись ввойлочные тапки, Алов взялся записьма, ноничего неуспел разобрать.
        —Иностранный отдел, идите жалованье получать! — крикнула изкоридора секретарша Этери Багратовна, бывшая любовница Тифлисского губернатора.
        Захлопали двери, загремели вниз полестнице сапоги, иукассы мгновенно выстроилась длинная очередь.
        Сотрудники Иностранного отдела делились надве неравные категории — «домоседов» и«командировочных». Первые никуда невыезжали иповнешнему виду напоминали бедных учителей илибухгалтеров, авторые ездили заграницу ивозвращались оттуда разряженные вшерстяные безрукавки, рубашки своротничками «стрела», наимоднейшие шелковые галстуки ибрюки покроя «оксфордские мешки».
        Алова неособо завидовал командировочным — онбыл неприхотлив. Чтоему требовалось, кроме папирос, крепкого чая илекарств наслучай болезни? Ноего оскорбляло то, чтоего молодая жена имела всего два платья, даите — купленные срук.
        Дуня Одесская была изтех женщин, которых следовало боготворить иосыпать подарками. Алов сравнивал ее исебя инепонимал, чего она внем нашла. Нучто это такое: залысины, пенсне нашнурочке, впалая грудь инамечающийся животик?
        Напраздниках подвыпившие коллеги дразнилиего:
        —Тыследи засвоей Дунькой: онаутебя горячая, какпечка.
        —ААлов — тощий игнутый, какстарый ухват, — ухмылялись другие.
        Вкличке «Ухват» Алову явственно чудился намек нарога. Онтосковал, изводил жену ревностью… апотом запирался сГалей усебя вкабинете. После этих пятиминутных измен он ненадолго чувствовал себя отомщенным.
        Однажды вТретьяковской галерее Алов наткнулся наэкскурсию школьников, разглядывавших картину «Неравный брак». Вожатая объясняла детям, какое это мучение дляюной невесты — выйти замуж забогатого, номерзкого деда.
        Старик, изображенный накартине, покрайней мере, могподарить невесте драгоценный браслет иобеспечить ей дом — полную чашу. ААлов сосвоей зарплаты, ограниченной партийным максимумом, приносил Дуне две сумки картошки:
        —Тыэто… перебери ее. Ту,что сгнильцой, надо впервую очередь есть — ато пропадет.
        Эх,еслибы Алов работал надругой должности! Ходили слухи, чтоколлеги изЭкономического отдела собирали досье надиректоров трестов изаставляли их откупаться отнеприятностей. Неплохо жили чекисты, работавшие натранспорте: тамвсегда можно было пощипать спекулянтов, везущих товар вдругую губернию.
        Слова «Иностранный отдел» звучали престижно, атолку что? Алову даже выслуживаться было некуда: выше него стоял только начальник Иностранного отдела — великий игрозный Глеб Арнольдович Драхенблют.

2.
        Очередь заАловым занял Жарков, невысокий румяный парень скороткими пепельными волосами ислегка перекошенным носом.
        Должность унего была небольшая, ноона обеспечивала ему все блага жизни: Жарков доставлял заграничным резидентам фальшивые документы, валюту, шифры итому подобное. Назад он возвращался сполным чемоданом дамских товаров.
        —Привез? — одними губами спросил Алов.
        —Ага, — отозвался Жарков. — После обеда зайдем комне, ятебе все передам.
        Напрошлой неделе Алов заказал Жаркову французские духи дляДуни ивзял подэто дело кредит вкассе взаимопомощи. УДуни скоро был день рождения, ией нужен был достойный подарок.
        —Слышь, аможет, тебе еще игубную помаду надо? — осведомился Жарков. — Мнедамочка одна заказывала — которая ксамому Драхенблюту была вхожа. Аон ее, говорят, выгнал, такчто отдавать ей ничего нельзя.
        Алов подергал себя забороду.
        —Ох… Нудавай ипомаду.
        Получившие жалованье чекисты начали выяснять, ктокому исколько должен. Вдолгах были все, амногие — ещеспозапрошлого месяца.
        Между чекистами вертелась девица изДальневосточного сектора:
        —Ктоневнес взносы? Укого задолженности? Товарищ Алов, каквам нестыдно? Завами числятся долги вМОПР, Добролет, Автодор[3 - МОПР — Международная организация помощи борцам революции; Добролет — Общество добровольного воздушного флота; Автодор — Общество содействия развитию автомобилизма иулучшению дорог.] иобщество «Друг детей». Мнечто, поднимать вопрос насобрании?
        Скрепя сердце Алов отсчитал ей деньги. Встране расплодилось огромное количество «добровольных» обществ вподдержку всего насвете — отнемецких детей дохимической промышленности. Всякий коммунист был обязан вних состоять иоплачивать членские взносы — аиначе можно было вылететь изпартии.
        Алов прикинул, чтопосле официальных поборов, платы зажилье ивозврата долгов наруках унего останется пятьдесят рублей, которых едва хватит наеду.
        Налестнице он столкнулся сГалей, которая тоже пришла зажалованьем.
        —Привет, чижик! — хмуро проговорил он. — Тыденьги получила? Пошли вбуфет отмечать — яугощаю.
        Экономить неимело смысла: всеравно вконце месяца вдолги залезать.

3.
        Буфет был расположен водном изподвалов, иидти туда надо было через двор. Сдругой стороны, задеревянным забором, находилась внутренняя тюрьма ОГПУ сокнами, наполовину закрытыми фанерными щитами. Уворот стоял часовой, арядом — обшарпанный «воронок» сраспахнутыми дверцами кузова. Оттуда выпрыгнул водитель — молодой чернобровый джигит поимени Ибрагим.
        Алов пожал ему руку.
        —Какдела?
        —Вночную смену сегодня работал, — отозвался тот ссильным кавказским акцентом. — Спать хочу — немогу, дамашину нельзя грязной оставлять.
        Алов заглянул вкузов: тамвесь пол был вбурых разводах, оставленных тряпкой.
        Галя ахнула:
        —Эточто, кровь?
        —Чтоты, девушка! — ухмыльнулся Ибрагим. — Этокомпот!
        —Выопять кого-то били?
        Алова раздражало, чтоГаля строит изсебя невинную овечку, ноприэтом нестесняется получать чекистское жалование италоны вкооперативную лавку.
        Онпотянул ее заруку:
        —Ладно, пошли, ато вбуфете все пирожки разберут.
        Галя покорно побрела заним. Алов был уверен, чтоона опять пустилась вдурацкие фантазии: ктобыл тот человек, которого арестовали ночью? Зачто его взяли?
        Когда они поднялись наистоптанное крыльцо, Галя все-таки невытерпела:
        —Янепонимаю, зачем надо бить арестованных. Мыже недикари!
        —Мыхирурги, инам безкрови необойтись, — проворчал Алов. — Если никто небудет оперировать общество, оноподохнет отвнутренних болезней.
        Оностановился истрого посмотрел Гале вглаза.
        —Правильно я говорю?
        Онапоспешно кивнула.
        —Да,конечно.
        Онивошли вгулкий зал, обитый кафельной плиткой. Всестолики уже были заняты, ноАлову выделили зарезервированное место — только велели есть побыстрее, пока никто изначальства непришел.
        Через минуту появилась официантка Ульяна.
        —Чтобудете заказывать? Унас сегодня рис исосиски. Аводки ипирожков нет: Особый отдел еще ссамого утра расхватал.
        Полные губы Ульяны были кроваво-красными, какувампирши, аввырезе платья виднелись округлые груди сумопомрачительной ложбинкой.
        Алов покосился наГалю: рядом сУльяной та смотрелась какжелтая моль рядом сбабочкой «павлиний глаз». Эх,аведь совсем недавно иГаля была очень даже ничего… Куда все подевалось?

«Надо подкармливать ее», — подумал Алов и, тяжело вздохнув, заказал двойную порцию сосисок.
        Когда Ульяна упорхнула, Галя придвинулась ближе кАлову.
        —Слушай, аты можешь узнать, естьли унас дело наодну женщину? Еезовут Нина Купина.
        Алов сразу вспомнил дамочку сфотоаппаратом, которую он встретил вовремя парада 7ноября. Сидевшие натрибунах китайцы ее опознали исказали, чтоона принадлежала кчислу белоэмигрантов изШанхая. Нотогда все сотрудники ОГПУ были слишком заняты троцкистами, иАлов позабыл оее существовании.
        —Анакой она тебе сдалась? — спросил он Галю.
        —Ну,уменя это… соседка знакомой… иее попросили…
        —Чижик, — ласково сказал Алов, — язнаю, когда ты врешь. Ктотебя спрашивал оНине Купиной?
        Галя посмотрела нанего исподлобья.
        —Онпопросил, чтобы я никому неговорила. Тебе ведь совсем нетрудно выяснить…
        —Кто«он»?
        Каквсегда, Галя несмогла долго сопротивляться.
        —Меня Клим Рогов попросил узнать… Тынеподумай ничего такого: ондружественный журналист, онвсегда объективно освещает… Ну,вобщем…
        Алов забарабанил пальцами постолу.
        Очень интересно: иРогов, иКупина раньше жили вШанхае иявно знали друг друга. Чтобы это значило?

4.
        После обеда Алов отвел Галю ксебе вкабинет ивелел подождать, пока он сходит вархив.
        Вместо этого он отправился вкомнату, гдесидели сотрудницы, которых он называл «ихсиятельства». Всеони были бывшими аристократками, знавшими понескольку языков, изанимались чтением иностранных газет ижурналов — чтобы проследить, ктоичто пишет оСССР. Алов специально набрал их изчисла вдов сдетьми, иэто были самые ответственные служащие вОГПУ. Дляних безработица означала катастрофу: онибыли единственными кормилицами семьи инастолько боялись потерять место, чтоготовы были костьми лечь ради своего начальника.
        —Дело Клима Рогова увас? — спросил Алов уДианы Михайловны, высокой сорокалетней дамы состаромодным пучком намакушке.
        —Мытолько что подшили внего вырезку изанглийской газеты, — отозвалась она. — Вот, посмотрите.
        Алов начал читать:
        Задесять лет революционная гвардия успела постареть, поболеть изаглянуть вглаза смерти — негероической, вбою, асамой обыкновенной, набольничной койке. Юношеская романтика сошла нанет, ибольшевистские вожди начали лихорадочно предаваться всем соблазнам, которых они были лишены вмолодости. Ато ведь можно недождаться призрачного коммунизма инеуспеть насладиться жизнью!
        Уних появились прекрасные молодые жены, шикарно обставленные квартиры, немецкие автомобили, французские вина итому подобное.
        Смешно игрустно отмечать — чего хотели большевики ичем удовлетворились. Онимечтали построить общество всеобщего изобилия, ноуних хватило средств только насебя.
        Алова поразил нестолько тон статьи, сколько нахальство автора — Клим Рогов подписал ее своим именем.
        —Ончто — совсем ненормальный?
        Диана Михайловна пожала полными плечами.
        —Наверное, оннедумал, чтомы прочтемэто.
        Алов взял папку Клима Рогова: согласно анкете, тотэмигрировал изРоссии задолго дореволюции, получил американское гражданство ивтечение нескольких лет жил вКитае. Пару месяцев назад он вернулся народину вкачестве туриста иустроился наработу в«Юнайтед Пресс» — вот, собственно, ивсе, чтобыло онем известно.
        Алов поставил наего папку штамп «Недружественный».
        Самтого незная, Клим Рогов ударил его посамому больному месту: Алов помнил себя молодым парнем сгорящими глазами — какон презирал бездушных, беспринципных иразвратных стариков-чиновников, охочих досладкой жизни! Именно они были длянего «буржуями», которых надо было беспощадно истреблять. Атеперь он сам стал таким — если несчитать того, чтоцарские столоначальники жили весьма неплохо, аон прозябал вбеспросветной бедности.
        Алов никогда непоказывал чувств перед «ихсиятельствами», ноперед Галей можно было нестесняться.
        —Эточто?! — крикнул он спорога ибросил ей влицо вырезку изгазеты. — Почему ты неуследила заРоговым? Какон смог переправить эту статью вЛондон?
        Галя тутже начала реветь:
        —Янезнаю!
        —Незнает она! — передразнил Алов. — Неумеешь работать — нечего даром есть чекистский хлеб! Выясни все: скем он дружит, куда ходит ичто его связывает сКупиной. Поняла?
        Галя шмыгнула носом.
        —Япопытаюсь. Такунас есть нанее дело?
        —Нет! Все, идиотсюда ибезрезультатов несмей появляться!
        Дело наКупину появилось через десять минут: Алов завел новую папку иподшил внее собственные воспоминания овстрече сНиной ирапорты китайцев, скоторыми она пересекла советскую границу. Пока зацепиться было незачто, ноАлов решил держать ухо востро иповнимательней присмотреться кКлиму Рогову иего подруге.

5.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

6.
        ЗАПИСЬ, СДЕЛАННАЯ ЧУТЬ ПОЗЖЕ:

7.
        Глава11. Вечер перед рождеством

1.
        Китти несколько раз ходила вгости кТате, ипоначалу Клим радовался, чтоона нашла себе подружку. Новскоре вречи ребенка стали появляться слова «гнилой идеализм» и«классовый подход». Однажды вместо сказки наночь Китти попросила Клима прочитать ей «Торжественное обещание пионера», анаследующий день ему позвонила Тата ивновь потребовала, чтобы Китти дали злободневное революционноеимя.
        —Ясоставила длявас список, такчто выбирайте: Баррикада, Электрофикация, Диамата, Нинель. Диаманта — это«диалектический материализм», аНинель — это«Ленин» наоборот.
        Клим сказал, чтоуего дочери итак все впорядке среволюционностью:
        —Китти означает «Коммунисты игнорируют тлетворные теории империализма».
        Тата пришла вполный восторг.
        —Ухты, ая инезнала обэтом! Яизвашей Китти такую большевичку вылеплю — выпрям обалдеете! — пообещала она иповесила трубку.

2.
        Африкан привез излеса мохнатую елку, ивесь вечер перед Рождеством Галя иКапитолина мастерили бумажные фонарики, аКитти вкривь ивкось вырезала изоткрыток картинки ипробивала вних дырки — чтобы сделать елочные украшения.
        Окна были наполовину занесены снегом, пахло хвоей идымком березовых поленьев, ивкомнате было надиво уютно.
        Клим взял состола запечатанный конверт, который ему передала Галя. Этобыл рождественский подарок отТаты — статья изгазеты «Пионерская правда»:
        Кстатье прилагалось послание, написанное лично Татой:
        Когда Галя пошла накухню взглянуть натесто дляпирога, Клим отправился следом заней.
        Онаподняла крышку надкастрюлей изажмурилась отудовольствия:
        —Чувствуешь — запах какой? Когда я была маленькой, наша стряпуха делала замечательный пирог сяблоками, ия так объедалась, чтопотом едва могла шевелиться.
        Онасветло посмотрела наКлима.
        —Такхорошо, чтоутебя можно топить настоящую плиту! Аунас дома все напримусах готовят — уголь такой дорогой, чтоего ненапасешься.
        —Твоя дочь всерьез взялась занаше перевоспитание, — сказал Клим ипротянул Гале Татино письмо.
        Прочитав, онавспыхнула икинула бумагу вогонь.
        —Вообще, бестолочь, стыд потеряла! Ужя лупила ее, лупила…
        —Тычто, бьешь ее? — изумился Клим.
        —Дая несильно! Только чуть-чуть ремешком… дляпрофилактики…
        Клим почувствовал, какунего непроизвольно сжались кулаки. Егосамого лупили вдетстве, идлянего это были самые унизительные воспоминания.
        —Никогда небей тех, ктослабее тебя, — раздельно произнес Клим. — Тычто, непонимаешь, чтоэто подло?
        Галя уже осознала, чтосморозила глупость, новсе равно пыталась защищаться:
        —Тата по-другому непонимает!
        —Нет, этоты неумеешь по-другому! Ребенок перестает слушаться, если ты его все время ругаешь. Тата неможет жить впостоянном страхе: «Мама считает меня плохой», — иунее есть только один способ самозащиты — незамечать обидные слова.
        Клим слишком долго удерживал всебе накопившуюся досаду наГалю, иуже недумал отом, чтоикому говорит:
        —Если взрослый бьет ребенка — этоничто иное, каклакейское наслаждение властью. Тылебезишь перед начальством, апотом срываешь зло набеззащитной жертве, которой никуда оттебя недеться!
        Галя обомлела.
        —Тыдействительно считаешь меня такой?
        —Ая что — говорю неправду?
        Унее задрожали губы.
        —Хорошо быть таким щепетильным, если ты себе нивчем неотказываешь иниоткого независишь! Ауменя просто нервы невыдерживают!
        —Апочему они утебя невыдерживают? Утебя есть запасной ребенок? Тыцелыми днями торчишь уменя, иТата уже незнает, какпривлечь твое внимание!
        Галя вужасе смотрела нанего.
        —Даона… дая…
        Клим понял, чтоперегнул палку. Какой смысл было лишний раз напоминать Гале, чтоона никудышная мать? Будто она сама этого незнает! Теперь бедной Тате еще влетит заее дурацкий «подарочек».

«Огосподи, иэта женщина еще начто-то надеется!» — подумал Клим ивышел изкухни.
        Еговзгляд остановился напочтовой посылке, стоявшей удвери, — этобыли книги, которые Клим выписал дляЭлькина пошведскому каталогу — иностранцам было гораздо проще заказывать что-либо из-за границы.
        Возвращаться вкомнату нехотелось: Галя сейчас начнет просить прощения иклясться втом, чтобольше пальцем нетронет Тату…
        Клим подхватил ящик инаправился напервый этаж.

3.
        Когда-то Элькин был хозяином автомастерской, нопосле того, какЗападные страны объявили России торговый бойкот, запчасти дляавтомобилей пропали, иЭлькину пришлось сменить профессию истать книготорговцем.
        Читатели полюбили «Московскую саванну» запрекрасный выбор дореволюционных книг. Онирылись впыльных фолиантах, обсуждали «новинки», найденные назабытых складах, ивели контрреволюционные разговоры отом, чтоесли хочешь найти что-нибудь стоящее, бери книгу, изданную вдореформенной орфографии — сятями иерами.
        Лавка Элькина также, какиквартира Клима, была обильно украшена жирафами. Ихнарисованные стада разгуливали постенам, амаленькие деревянные ибронзовые фигурки венчали книжные шкафы. Даже накассе восседал игрушечный жирафенок сзонтом.
        Донедавнего времени дела у«Московской саванны» шли прекрасно, нолетом 1927года власти так подняли налоги начастную торговлю, чтосодержать лавку стало невыгодно, иЭлькин опасался, чтоему придется закрыть магазин.
        Клим вошел вмаленькую комнату, заваленную справочниками, чертежами ивсевозможными устройствами.
        —Эточерт знает что! — воскликнул Элькин, снимая сголовы самодельные наушники. — Выслушаете радио Коминтерна? Онинарочно делают изнаселения нервных больных изапугивают его вредителями исаботажниками, которые продадут нас всех врабство.
        —Непереживайте! — примирительно сказал Клим. — Умные люди понимают, чтоэто только пропаганда.
        —Давтом-то идело, чтоэти негодяи натравливают босяков наобразованных людей! Этогосударственная политика: объявить рабочих «авангардом» и«гегемоном» ипоставить их выше любого спеца. Выпочитайте газеты — этогражданская война вчистом виде, только раньше унас воевали красные сбелыми, атеперь невежды сумниками.
        Элькин схватил состола журнал исунул его Климу.
        —Вот, полюбуйтесь! «Какпростой машинист Чесноков разоблачил специалиста». Иливот еще: «Подлость инженера Госрыбтреста». Ониоплевывают всех, укого имеется высшее образование — ведь мы учились прицаре ипотому являемся классово чуждыми элементами. Этисоциал-дарвинисты решили, чтосын потомственного алкоголика итемной деревенской бабы — более качественный материал, чемсын потомственных ученых.
        Элькин нахохлился истал походить набольшую растрепанную птицу.
        —Вымне посылку принесли? Хоть какая-то радость!
        Онначал копаться вкнижках ивскоре позабыл обовсех невзгодах.
        —Вотведь хитрые — дочего додумались! — восхищался он, листая толстый справочник покоррозии металлов. — Нумолодцы!
        —Вызнаете шведский? — удивился Клим.
        —Даон несложный! Если знаешь три-четыре европейских языка, тоостальное итак понимаешь. Темболее, когда дело касается науки.
        Элькин сказал Климу, чтоего книги пойдут вГосиздат: тамих переведут инапечатают вобход бухгалтерии — набумаге, предназначенной дляпартийной литературы.
        —Издателям сверху спускают разнарядку: выпустить столько-то наименований профсоюзных сборников илиучебников понаучному марксизму. Только их всеравно никто неберет — хоть тресни. Асдругой стороны, власти требуют, чтобы издательства приносили прибыль — вотим иприходится выкручиваться итайком печатать полезную техническую литературу. Такчто вотчетности мы пишем одно, анасамом деле происходит совсем другое.
        —Ашведы знают отом, чтоих книги будут переведены нарусский язык? — спросил Клим.
        Элькин сусмешкой посмотрел нанего.
        —Голубчик, выдосих пор непоняли, гдеоказались? Совдепия — этоцарство обмана. Большевики сами обманулись всвоей теории, ноупорно натягивают ее нареальность — иначе им придется отказаться отвласти, чтонедопустимо. Дуракам объяснили, чтотак инадо, аумных объявили врагами исаботажниками. Тутвсе держится налжи иподлоге, икакимбы чистоплюем вы нибыли, вытут невыживете, если неначнете врать инарушать законы. Полюбуйтесь наменя: если я небуду мухлевать, ясразуже разорюсь!
        Внезапно сулицы раздался пронзительный детский крик:
        —Папа, спаси!
        Клим бросился вкоридор, распахнул дверь ивыскочил назаснеженный темный двор. Тамникого небыло, только вдворницкой истошно лаяла запертая Укушу.
        —Папа! — вновь заверещала Китти.
        Удровяного сарая мелькнула тень: невысокий мужик вдлиннополой шинели тянул засобой упирающуюся Китти. Нагнав их, Клим ударом вчелюсть свалил похитителя вснег иподхватил Китти наруки.
        —Тыцела?!
        Онабыла водном платье, даже безобуви.
        Кним подбежала Капитолина.
        —Этот мужик украл нашу детку! — крикнула она ипринялась пинать барахтающегося всугробе похитителя. Богатырка свалилась сего коротко остриженной башки; изразбитой губы обильно сочилась кровь.
        —Чего вы сразу деретесь? — заныл тот бабьим голосом. — Сами спрашивали прокитайскую шубу сдраконами, асами поморде бьете!
        УКлима екнуло сердце. Онпередал Китти Капитолине.
        —Неси ее домой.
        Схватив брыкающегося похитителя подлокти, Клим втащил его вподъезд, освещенный тусклой лампочкой.
        —Чтотебе известно прокитайскую шубу? — взволнованно спросил он. — Тызнаешь женщину, которой она принадлежала? Яотпущу тебя — только скажи правду!
        Мужик затравленно смотрел нанего ишмыгал носом.
        —Чёты наменя накинулся? Мнеребята набазаре сказали, чтоты червонец даешь засведения прокитайскую шубу. ЕеНинка носила!
        —Гдеона сейчас?!
        —Ачерт ее знает! Еебуржуи забрали — которые напротив театра Корша живут.
        —Какзабрали?! Куда?
        Номужик словно нерасслышал вопроса Клима.
        —Платье утвоей девчонки красивое — уменя такоеже вдетстве было.

«Даведь он сумасшедший!» — подумал Клим, глядя вбессмысленные глаза похитителя.
        Наплощадку выбежал Элькин стопором вруках.
        —Этокто? Грабитель? Ясейчас милицию вызову!
        —Убью сволочь! — заорал мужик и, выхватив изкармана заточку, попытался ударить Клима.
        Тототскочил всторону, имужик стремглав вылетел наулицу. Догнать его неудалось.

4.
        Клим вернулся ксебе вквартиру — потрясенный, соглушительно бьющимся сердцем.
        Неужели он наткнулся наНинин след? Всемосковские иностранцы знали, чтовдоме напротив театра Корша живет Оскар Рейх — американец, заработавший миллион нарусской концессии. Клим несколько раз встречал его наофициальных банкетах.
        Издетской раздался голос Китти:
        —Папа, тыгде?
        —Яздесь.
        Чтобылобы, еслибы он неуслышал крик Китти? Сумасшедший мужик унесбы ее, апотом бросил где-нибудь наморозе.
        Избольшой комнаты вышла заплаканная Галя ивиспуге уставилась накровавые пятна нарубашке Клима.
        —Тычто, дрался? Скем?
        —Неимеет значения, — отмахнулся он. — Какпосторонний смог пробраться внашу квартиру?
        Галя жалобно всхлипнула.
        —Китти взяла открытку стоварищем Сталиным ипробила ему карандашом лоб… ну,чтобы повесить наелку. Янаказала ее ивелела сидеть вкоридоре идумать освоем поведении. Онатам была одна — мысКапитолиной накрывали настол… Дверь, наверное, была незакрыта — тыже сам ее незахлопнул. Нуэтот тип изашел…
        Клим струдом сдерживался, чтобы снова неотчитатьее.

«Ох,Галя, Галя… Тыготова наказать ребенка из-за открытки! Откуда втебе это дикарское желание молиться насвященные предметы? Илиты просто отыгралась наКитти засвои собственные обиды?»
        Ничего несказав, онвошел вдетскую.
        Китти лежала накровати.
        —Ядумала, чтоэто Дед Мороз: онмне пряник дать обещал, — проговорила она, вытирая слезы. — Аон вдруг схватил меня ипонес!
        Клим сел сней рядом.
        —Унегож небыло бороды.
        —Аможет, онсовременный? Может, онбреется? — Китти привстала истревогой заглянула Климу вглаза. — Пап, ябольше никогда небуду… — Онанедоговорила ибросилась кнему нашею.
        Онидолго рассказывали друг другу, какони напугались икакхорошо, чтовсе кончилось благополучно.
        —Обещай, чтобольше никуда непойдешь снезнакомыми людьми! — попросил Клим.
        Китти кивнула:
        —Хорошо…
        Онотправил ее умываться, асам вернулся вбольшую комнату иразыскал встоле телефонную книжку.
        —Клим, яневиновата… Янедумала… — произнесла Галя, сунувшись вдверь.
        —Всевпорядке, — отозвался он, неподнимая глаз. — Можешь идти домой: Капитолина уложит Китти.
        Нанего нахлынуло жутковатое волнение: ачто если Нина все-таки найдется? Что, если сейчас произойдет простое, досмешного банальное чудо: вночь перед Рождеством он получит самый дорогой подарок извсех возможных?
        Клим долго стоял надтелефоном, нерешаясь позвонить. Онсам себе удивлялся: «Чтоменя держит? Привычка кнесчастью? Страх перед неизвестностью?»
        Собравшись сдухом, Клим поднял трубку иназвал телефонистке номер Оскара Рейха.
        Ответила горничная, говорившая сгустым негритянским акцентом.
        —Сожалею, номистера Рейха нет дома.
        —Акогда он вернется? — спросил Клим.
        —Месяца через четыре. Онсегодня уезжает вЕвропу.
        УКлима екнуло сердце.
        —Восколько унего поезд?
        —Вдесять. Если увас что-то срочное, попробуйте перехватить его наБелорусско-Балтийском вокзале.
        Часы показывали безпяти девять: времени осталось совсем немного.
        КРейху нестоило идти спустыми руками исразу задавать вопросы оНине: нельзя было привлекать кней излишнее внимание.
        Клим сгреб спола несколько открыток и, сунув их вконверт, написал нанем первое, чтопришло вголову: «Лондонский главпочтамт, довостребования мистеру Смиту».

«Скажу, чтомне надо срочно отправить это письмо ипопрошу бросить его впочтовый ящик заграницей», — решил Клим.
        Вдверях снова показалась Галя.
        —Пожалуйста, несердись…
        Клим кинулся мимо нее вприхожую иначал одеваться.
        —Яскоро вернусь.
        Глава12. Бывшая жена

1.
        Снег — нежный, легкий, пуховый, — заметал освещенные фонарями улицы.

«Быстрее!.. Быстрее!..» — молился просебя Клим, ноизвозчик будто нарочно тянул время иедва шевелил вожжами.
        Лотошница Моссельпрома рассыпала товар наперекрестке идвижение встало.

«Быстрее, чертбы вас побрал!»
        Тянулись обозы сдровами — битюги степенно переставляли копыта, заросшие шерстью сналипшими льдинками. Дребезжа, проносились трамваи.
        Бульварное кольцо, Тверская…
        —Приехали! — выкрикнул извозчик, останавливая санки напротив изящного теремка Белорусско-Балтийского вокзала.
        Расплатившись, Клим побежал сквозь толпу краспахнутым настежь лакированным дверям.
        Поезд наВаршаву, накотором иностранцы выезжали заграницу, стоял уперрона — команда даже неначала разводить пары.
        Клим вернулся навокзальное крыльцо.
        Передохнуть… Успокоиться… Оскар Рейх еще неуехал — егопросто надо подождать.
        Мимо текла нескончаемая толпа — рабочие-поденщики спешили напригородные поезда. Мальчишки, вертевшиеся рядом, предлагали бельевые пуговицы, ершики длякеросинок иигральные карты.
        Наконец состороны Грузинского вала показался небольшой темно-зеленый «Шевроле» Оскара Рейха — единственный навсю Москву. Выскочив измашины, шофер отодвинул переднее сидение ивыпустил пассажира вдорогом пальто цвета вареного гороха.
        Клим двинулся ему навстречу.
        —Мистер Рейх, какхорошо, чтоя вас застал! Мненадо отправить письмо вЛондон: вынемоглибы бросить его впочтовый ящик вВаршаве?
        Оскар пожал ему руку.
        —Радвас видеть! Давайте свое письмо.
        Клим протянул ему незапечатанный конверт.
        —Внем ничего нет, кроме открыток, такчто таможня непридерется. Можете посмотреть!
        —Даменя таможня всеравно недосматривает.
        Клим натянуто улыбнулся, незная, какперейти кзаветному вопросу.
        —Высчастливчик… Ямогу вас спросить…
        Оннедоговорил. Шофер помог выйти изавтомобиля даме вбогатой шубе инизко надвинутой налоб фетровой шапочке.
        Этобыла Нина.
        —Клим… — прошептала она, прижав ладонь кгубам. Напальце унее сверкал перстень сбольшим бриллиантом.
        Оскар обернулся ипротянул ей конверт:
        —Дорогая, положи это вмой портфель! Кстати, мистер Рогов, вызнакомы смоей супругой? Мытолько неделю назад поженились.
        Клим все еще улыбался ипроизносил полагающиеся кслучаю слова: «большое спасибо» и«счастливого пути». Ондаже умудрился поклониться онемевшей Нине ипоздравить ее сзаконным браком.
        —Когда я вернусь, непременно заходите кнам вгости, — сказал Оскар иповернулся кшоферу: — Чемоданы уже погрузили? Давайте поторапливаться, ато унас мало времени.
        Клим развернулся ипошел прочь.

«Дурак! Зачем ты сюда приехал? Зачем гонялся заэтой… этой…» — онненаходил слов.
        Кнему подлетел молодой шофер вкожаной куртке:
        —Таксомотор! Куда ехать прикажете?
        Клим посмотрел нанего мутным взглядом.
        —НаЧистые Пруды.
        —Сейчас доставим!
        Севназаднее сиденье, Клим хотел закрыть дверь, ноподбежавшая Нина вцепилась внее сдругой стороны.
        —Неуезжай, ради бога! — крикнула она, задыхаясь.
        Неподнимая глаз, Клим ссилой захлопнул дверцу.
        —Поехали! — приказал он шоферу.
        —Чтоэто была задамочка? — спросил тот, когда они выкатили наСадовое кольцо.
        —Какая-то шлюха, — бесцветно отозвался Клим.
        Внутри унего все рушилось ичадило, какпосле взрыва.

2.
        Галя позвонила Тате исказала, чтозадержится наработе. Онарешила, чтонепойдет домой, пока непомирится сКлимом.
        Ейнадо было объясниться сним наедине и, уложив Китти, онапредложила Капитолине сходить нарождественскую службу — лишьбы услать ее подальше. Набожная Капитолина обрадовалась: «Вотспасибочки!» — ичерез минуту убежала.
        Время шло, ноКлим непоявлялся. Галя разогрела наплите утюг и, накрыв кухонный стол одеялом, принялась гладить постельное белье. Вголове метались беспокойные мысли: уКлима явно случилось что-то важное — иначебы он неоставил Китти после того, какее чуть неукрал сумасшедший мужик.
        Полдесятого вдверь позвонили: однако это был неКлим, амолодцеватый курьер, обряженный внарядный тулуп исерую каракулевую шапку скрасной звездой.
        —Распишитесь! — велел он, передавая Гале плотный конверт сгербом СССР.
        Онасблагоговением посмотрела наогромную сургучную печать.
        —Чтоэто?
        —Депеша изКремля, — отозвался курьер и, козырнув, исчез.
        Галя набросила наплечи пальто и, прихватив изсумки папиросы, отправилась задом покурить: там, между глухой стеной исоседским забором, было укромное местечко, куда никто незаглядывал.

«Ачто если Клим так инеженится намне?» — втревоге думала Галя.
        Кругом было темно итихо; ветер разогнал снежные тучи, инадголовой застыли яркие зимние звезды.
        Галя вернулась вквартиру и, взяв скухни стопку выглаженного белья, отправилась вбольшую комнату.
        —О,господи! — ахнула она, повернув выключатель.
        Наподоконнике, скрестив руки нагруди, сидел Клим.
        —Ая инеслышала, какты вернулся!
        Оннесмотрел нанее. Егоплечи неестественно горбились, словно ему было больно пошевелиться.
        —МысКитти уезжаем заграницу, — проговорил он чужим голосом.
        Простыни выпали уГали изрук.
        —Тебя высылают изстраны?!
        —Нет.
        —Оуэн решил тебя уволить?
        Клим раздраженно отмахнулся:
        —Данетже!
        Расспрашивать было бесполезно: оннесобирался ничего объяснять.
        —Тынеможешь просто так уехать, — сдавленно проговорила Галя. — Утебя контракт! Тызаплатил заквартиру вперед!
        —Мненет дела.
        —Адоменя тебе тоже нет дела? — Онаподошла кКлиму изаглянула ему вглаза. — Тычто, непонимаешь, чтоты рушишь всё? Всё, чтоуменя есть!
        Клим стиснул зубы.
        —Галя, хоть ты неустраивай истерики!
        —Тычто, непонял досих пор, чтоя тебя люблю? — тихо произнеслаона.
        Ондолго смотрел нанее ивдруг притянул ксебе. Дрожа мелкой дрожью, Галя целовала его, обмирая отстрашного, нежданного счастья.
        Когда Клим повел ее кдивану, онанаходу выключила свет: ейбыло нестерпимо стыдно засвой шрам истаренькое, заштопанное бельишко.

3.
        Галя долго лежала рядом сКлимом, прислушиваясь кего дыханию. Вслучившееся невозможно было поверить.
        Чтоже теперь будет? Клим ивправду уедет? Нет, такого немогло быть… Оннесталбы проделывать все это, еслибы действительно хотел уехать. Этобылобы слишком подло, аон неизподлых…
        Гале хотелось курить, ноона несмела даже заикнуться опапиросах.
        —Тебе пора домой, — сказал Клим. — Тата, наверное, сума сходит отбеспокойства.
        Галя прикрыла глаза, пытаясь совладать смучительным страхом. «Клим прогоняет меня? Илидействительно волнуется заТату?»
        —Ясейчас… сейчас…
        Онапоцеловала Клима вщеку иподнялась. Ейказалось, чтонадо что-то сказать иобъясниться вчувствах, новголове крутилось только одно: «Небросай меня!»
        Клим потянулся забрюками, брошенными напол.
        —Ясейчас попрошу Африкана нанять извозчика — нечего тебе поночам пешком ходить.
        Онвключил настольную лампу, иГаля испугалась еще больше: вглазах унего небыло нинежности, ниинтереса — ничего, кроме тяжелой, непроницаемой тоски.
        Пока Галя одевалась, Клим принялся разбирать почту, сваленную настоле. Движения его были непривычно резки: оншвырял конверты какпопало — пара изних упала подноги Гале.
        Клим распечатал пакет сгербом.
        —Чтотам? — спросилаона.
        Онпротянул ей плотный лист бумаги смашинописным текстом:
        Галя визумлении смотрела наподпись, сделанную синими чернилами.
        —Онже лично тебе ответил! Несмотря нато, чтотебя считают «недружественным»!
        Клим хмыкнул:
        —Воттак подарочек подРождество…
        —Оннаписал, чтовбудущем ситуация может измениться! Тебе нельзя уезжать изМосквы, иначе ты упустишь этот шанс!
        —Галя, тынепонимаешь…
        —Иникогда непойму! — перебила она. — Утебя все хорошо: утебя есть дом, работа идрузья, азаграницей придется начинать все сначала. Какты собираешься возмещать расходы наквартиру? Тыже взял нанее кредит, аЭлькин тебе ничего невернет: унего все вдело пущено. О,господи!.. Нельзяже вот так запросто разрушать свою жизнь!
        Галя подошла кКлиму иобнялаего.
        —Чтобы нислучилось, ябуду рядом! Ивсегда буду помогать тебе!
        —Спасибо. — Онглубоко вздохнул. — Насчет отъезда — этоглупости конечно. Всепройдет.
        Галя вдруг поняла, чтоон смотрит наее шрам: впопыхах она забыла застегнуть платье.
        УКлима нагруди тоже белел рубец отглубокой раны, которую, кажется, незашивали, иона срослась вкривь ивкось.
        —Можно я спрошу: «Чтоэто утебя?» — смущенно спросила Галя. — Ато потом каждый раз буду пялиться.
        —Бандитская пуля, — отозвался Клим.
        —Почти всердце попала?
        —Вроде того.
        Галя соблегчением вздохнула: онанамекнула нато, чтоеще нераз увидит этот шрам, иКлим нестал сней спорить.
        Какбы узнать, чтосним произошло? Негоже было оставлять его наедине счерными мыслями, ноГаля понимала, чтоКлиму нужно побыть одному.
        —Япойду, — мягко сказала она. — Африкан проводит меня.
        Напрощание Клим взял Галю заплечи, чуть отстранился ибудто впервые взглянул нанее.
        —Хорошая ты все-таки, Галина Сергеевна!
        Онапоцеловала его вгубы.
        —Тытоже ничего.
        Клим все-таки стал ее любовником! — поверить вэто было совершенно невозможно.
        Толькобы ничего неиспортить! Толькобы ненароком еще раз неошибиться инеляпнуть что-нибудь такое, чтоему непонравится!
        Надо купить новый лифчик, иостальное белье тоже… Черт, придется опять залезать вдолги вОГПУ-шном кооперативе!
        Примысли обОГПУ Галя поежилась. Авдруг Алов узнает, чтоона променяла его наиностранца? Онбыл жутким собственником исчитал, чтомужчина может изменять — унего природа такая, аженщина должна безраздельно принадлежать своему господину.
        Какбыть спосиделками вего кабинете? Ведь немыслимо отдавать себя Алову после того, какунее завязались отношения сКлимом! Аесли отнекиваться, тотсразу заподозрит неладное.

«Навру ему, чтоуменя началась женская болезнь, — решила Галя. — Если надо — добуду справку отдоктора».
        Проезжая мимо церкви Архангела Гавриила, Галя подняла глаза насмутно поблескивающий втемноте крест ипоклялась, чтонебудет больше курить ибить Тату. Унее начиналась новая жизнь — полная волнений, страхов инебывалых надежд.

4.
        Клим закрыл заГалей дверь ивернулся вкомнату. Селзастол. Открыл «Книгу мертвых».
        Вего дневнике записи несоответствовали числам, указанным настраницах, ипоследние, ещедекабрьские откровения попали наапрель:
        Клим обмакнул перо вчернила иприписал снизу: «6января: умерла Нина. (1928г.)»
        Ондолго сидел, глядя навлажные фиолетовые буквы. Отнастольной лампы веяло электрическим жаром… Насобственных пальцах, вокруг ногтей, всееще темнела кровь человека, который пытался похитить Китти: впопыхах Клим неуспел какследует вымыть руки.
        Онпринялся брезгливо оттирать кровь промокашкой, потом бросил… Какая, кчерту, разница?
        Когда Галя целовалась, отнее нестерпимо пахло табаком икаким-то лекарством. Жалкий суррогат, отчаянная попытка сжечь мосты идоказать самому себе, чтовозврата впрошлое небудет.
        НоГаля, покрайней мере, непредаст… Илиэто только кажется? Ведь она пишет нанего доносы вОГПУ, ипредавать — еепрофессиональная обязанность.
        Скрипнула входная дверь.
        —Барин, тычего неспишь? — послышался голос Капитолины. — Явцеркви помогала суборкой, вотиприпозднилась… Аты все работаешь?
        Оназаглянула вкомнату иввеселом недоумении посмотрела наКлима.
        —Водурной! Втакой великий праздник иработает! Ой,яж тебя непоздравила! СРождеством! Ятебе утиралочку новую вышила.
        Онасбегала ксебе ивернулась сносовым платком ипарой варежек.
        —Этотебе, аэто Китти. Еслиб уменя пряжа осталась, ябы иТате связала. Галя говорит, чтоуейной дочки рукавиц нету иотэтого завсегда сопли текут.
        Клим подарил Капитолине два рубля иеще один сверху — нанитки дляТатиных варежек.
        —Нуты унас небарин, азолото! — ахнула она. — Всех девок осчастливил подсамую завязочку.
        Капитолина размотала платок испрятала деньги запазуху.
        —Пойду кколдуну ипопрошу, чтобы он мне жениха присушил, — сказала она, покраснев. — Хорошоб попался делегат изНарпита иличлен завкома. Аеще мне один красноармейчик нравится — чтовМавзолее Ленина сторожит. Яуж два раза вочереди стояла ивсе нанего любовалась. Трудно ему, сердечному: невздохни, неморгни итолько думай отом, какбы народ вождя неспер!
        —Аты что, веришь вколдунов? — спросил Клим.
        Капитолина уперла руки вбока.
        —Они, знаешь, какие сильные бывают! Онитебе кого хошь присушат… — Онаогляделась, подыскивая должный пример, иувидела наковре книгу сосказками. Наее обложке была нарисована Спящая Царевна вхрустальном гробу. — Вонхотьее!
        Клим невесело усмехнулся: хороша аллегория! Его Нина — та, прежняя, — действительно попробовала запретный плод изаснула вечным сном. Онадышала, еесердце билось — нотолку-то что? Сонразума рождает чудовищ, иотНины действительно ничего неосталось, кроме внешней оболочки.

5.
        Ночью Клим так инесмог уснуть. Онвспоминал Нину: какона стояла рядом сосвоим новым мужем — ясноглазая, роскошная инедоступная… Какколотила ладонью встекло таксомотора, зачем-то желая оправдаться перед Климом.
        Какие уж тут оправдания? Онапоступила так, какистоило ожидать: разыскала единственного навсю Москву миллионера ивышла занего замуж. Ачто касается развода — посоветским законам предыдущего супруга можно было известить попочте: плати госпошлину, посылай заказное письмо исчитай себя свободной.
        НаРождество Клим получил нетолько сталинское письмо, ноиясный ответ навсе вопросы. Онбоялся, чтоНина погибла вМоскве, — такислучилось.
        Возвращаться вШанхай неимело смысла. Какое будущее ждало там Китти? Местные европейцы иамериканцы расценивали азиатов каклюдей второго сорта, авкитайском обществе женщина приравнивалась чутьли некмебели.

«Неудачное» происхождение можно было сгладить только блестящим образованием. Клим должен был всеми правдами инеправдами устроить Китти вхорошую европейскую школу, адляэтого нужны были деньги ивид нажительство. Хорошо былобы добиться перевода вЛондон, нопока Клим немог претендовать наместо вевропейских бюро: егопослужной список в«Юнайтед Пресс» был слишкоммал.
        Нучтож, цель ясна: надо раздобыть интервью соСталиным, апотом перебираться вЕвропу.
        Чтокасается Нины — онабольше несуществовала дляКлима.
        Глава13. Красная миллионерша

1.
        Нина нераз задавала себе вопрос — кактак получилось, чтоона пошла наповоду уОскара исделала вид, чтонебыло никакого изнасилования?
        Вночь, когда она попала вдом Рейха, ейпришлось сделать выбор — кемсчитать себя: либо жертвой, окоторую вытерли ноги, либо искусной куртизанкой, которая сама соблазнила мистера Рейха.
        Онавыбрала второй вариант. Жертве надо было бежать вмилицию, плакаться ипроходить медицинское освидетельствование, акуртизанка могла сусмешкой выслушать пылкие извинения Оскара исбольшим достоинством принять его приглашение погостить — сколько ее душе угодно.
        Ноодно стало цепляться задругое: Оскар начал ухаживать заНиной — сбукетами, подарками икомплиментами.
        —Язакончу кое-какие дела вМоскве, имы свами поедем вНью-Йорк, — обещал он ей. — Этовеликий город ивы там добьетесь невероятного успеха!
        Разумеется, ониделили постель: приняв условия игры, Нина уже немогла отних отказаться. Онаутешала себя тем, чтовсе это происходит несней, асбаронессой Бремер, ивсложившейся ситуации она сделала правильный выбор. Оскар Рейх был единственным человеком, ктомог ей помочь, — унего имелись деньги, связи и, главное, надежное положение вбольшевистском обществе.
        Новсе оказалось нетак, какпредполагала Нина.
        Однажды Оскар явился домой пьяным исослезами наглазах начал рассказывать ей историю своей семьи.
        Егопапаша был нищим эмигрантом изместечка подЛьвовом. Тридцать лет назад он отправился вАмерику через Гамбург, иунего было так мало денег, чтонесколько дней ему пришлось ночевать упарадного подъезда Рейхсбанка. Тамон насмотрелся накрасивых ибогатых людей ирешил, чтовозьмет себе фамилию «Рейх» — насчастье.
        ВНью-Йорке он женился иоткрыл аптеку, нотак инесмог выбиться влюди исдосады сошелся сместными социалистами. Насвоих тайных собраниях они слушали ораторов, приехавших изЕвропы, собирали гроши на«правое дело» ипредавались мечтам оскорой революции вСША.
        Наодном изтаких митингов старший Рейх познакомился соЛьвом Троцким иони быстро нашли общий язык напочве еврейского счастья исоциальной несправедливости.
        В1919году фортуна все-таки улыбнулась Рейху: вАмерике ввели Сухой Закон, иизпродажи исчезли все спиртосодержащие продукты — заисключением лекарств. Имбирная настойка непопадала подзапрет и, заняв денег, Рейх сподросшим сыном скупили весь запас имбиря впорту — такони оказались единственными вБронксе законными торговцами алкоголем. Буквально загод они сделались миллионерами, авскоре Лев Троцкий списался сОскаром ипозвал его делать деньги вРоссию.
        —Нина, я — круглый идиот! — плакал он ей вколени. — Большевики уже неслушают меня. Пока Троцкий был увласти, ямог делать все, чтоугодно… Асейчас меня обвиняют втом, чтоя незаконно вывожу изстраны валюту… Новедь мы изначально обэтом договаривались!
        УНины все оборвалось внутри.
        —Акакже мои выездные бумаги? Выже говорили, чтолегко раздобудетеих!
        —Существует только один способ увезти вас изСССР, — сказал Оскар, глядя наНину несчастными глазами. — Выдолжны выйти заменя замуж иподписать намое имя генеральную доверенность. Тогда я смогу отвашего имени обратиться вамериканское посольство где-нибудь вЕвропе.
        Нина растерялась.
        —Ноя немогу — уменя нет никаких документов!
        —Советский паспорт мы вам сделаем — яуже обовсем договорился. Главное, получить американскую визу иразрешение навыезд изОГПУ.
        Нина попросила дать ей время, чтобы подумать.
        Втеории замуж выходила неона, абаронесса Бремер; Шило отэтого непострадает — длянее этот брак недействителен, аКлим ничего неузнает. Даикакой смысл сокрушаться поповоду фиктивного брака, если Нина уже изменила своему настоящему мужу — иэто невозможно ниотменить, ниисправить?

«Явернусь домой иначну жизнь счистого листа», — решила она инаутро дала согласие инабрак, инаподписание доверенности.

2.
        Клим неответил нинаодну изНининых телеграмм, потому что он был здесь, вМоскве.
        Можно было представить себе, чтоон подумал оНине, узнав оее новом браке. Клим мог простить ей все, чтоугодно, нонеэто.
        Когда он уехал, онапобежала назад наплатформу ипопыталась выяснить уОскара, гдеон познакомился сКлимом. Нотот сказал, чтонепомнит.
        —Береги себя! — чмокнул он Нину напрощание. — Ябуду каждый день писать тебе.
        Онавернулась вопустевший особняк вПетровском переулке ибезсил опустилась наскамью, стоявшую увходной двери. Чтоделать? Гдеискать Клима? Голова ее словно наполнилась влажным песком — Нина ничего непонимала иниочем немогла думать.
        Щелкнул выключатель иналестнице, ведущей навторой этаж, показалась Териса.
        —О,вы уже вернулись! — обрадовалась она. — После того, каквы вышли издому, мистеру Рейху звонил Клим Рогов.
        Нина вскочила.
        —Оноставил свой номер?!
        Териса подошла ктелефонному аппарату, висевшему настене. Рядом наполочке лежала толстая записная книжка.
        —Вот, держите! Мистер Рогов еще впрошлый раз звонил нам иоставил свой адрес иномер телефона.
        Нина потерянно смотрела наее карандашные каракули. Клим жил наЧистых Прудах, впятнадцати минутах езды намашине.

3.
        Извозчик подвез Нину кдому, вкотором помещался книжный магазин «Московская саванна». Войдя внебольшой уютный дворик, онаподнялась накрыльцо изамерла, глядя насвою тень надвери.
        Маленькая круглая шапочка, пушистая шуба, даивообще каждая вещь, надетая наНину, были куплены наденьги Оскара иявлялись свидетельством ее преступления. Каквовсем этом показываться наглаза Климу?
        Дверь распахнулась, инакрыльцо вышел рыжий мужчина впальто нараспашку.
        —Миссис Рейх? — воскликнул он радостно. — Выкомне иликКлиму?
        Онанахмурилась:
        —Мысвами встречались?
        —Нуконечно! Мояфамилия Элькин. Помните, яприходил квашему супругу — потолковать насчет продажи автомобиля?
        Нина совсем его непомнила — кРейху постоянно ходили какие-то люди.
        —Раньше уменя была автомастерская, ноя бросил это дело, итеперь распродаю имущество, — пояснил Элькин. — Вашмуж обещал подумать насчет покупки моего авто.
        Онполез вкарман идостал визитную карточку соборванным уголком.
        —Вот, держите! Большая просьба: напомните Оскару обомне!
        Нина кивнула.
        —Онсейчас вотъезде, ноя скажу ему, когда он вернется.
        Онабыстро прошла мимо Элькина вподъезд иподнялась навторой этаж.
        Маленькая лестничная площадка, круглое окно, нарядная дверь сбронзовой ручкой ввиде смешного жирафа…
        Нина перекрестилась, будто ей предстояло прыгнуть вледяную полынью, инажала накнопку звонка.
        Вглубине квартиры запели колокольчики, ичерез несколько страшных, томительных минут напороге появился Клим.
        Нанем была белая рубашка срасстегнутым воротом, темно-серый жилет итакиеже брюки. Стрижка была другая — слегка короче, чемраньше.
        —Здравствуй… — ослабевшим голосом произнесла Нина. — Ямогу войти?
        Оннешелохнулся.
        —Чего тебе надо?
        —Яхочу поговорить.
        Хлопнула входная дверь, иснизу раздался голос Элькина:
        —Очень прошу вас, незабудьте промое авто!
        Клим перевел взгляд наНину.
        —Проходи, — сухо бросил он. Емуявно нехотелось, чтобы его сосед стал свидетелем семейной ссоры.
        Нина сняла шубу ирасшнуровала ботики. Клим непредложил ей помощь инепоказал, куда можно повесить одежду.
        —Агде Китти? — спросила Нина.
        —Еетутнет.
        Онапрошла вслед заним вкомнату сокнами изцветных стекол. Клим показал Нине надиван, асам сел наподоконник — какможно дальше отнее. Онсмотрел нанее стаким видом, будто изумлялся: «Икакунее хватило наглости явиться сюда?»
        Нина собралась сдухом:
        —Ятебе несколько телеграмм отправила, ивсе ждала ответа… Аты, оказывается, всеэто время был рядом.
        —Если мне неизменяет память, мырасстались год назад, — произнес Клим. — Честно говоря, уменя нет никакого желания перебирать старое грязное белье. Утебя своя жизнь, уменя своя.
        Нина помертвела.
        —Тыже пытался вытащить меня изкитайской тюрьмы! Тыприехал замной вМоскву…
        —Тебе пора идти.
        —Тыдаже невыслушаешь меня?! Янеуйду, пока мы непоговорим!
        —Тогда уйду я. — Клим поднялся. — Когда надоест беседовать состенами, захлопни засобой дверь.

4.
        Клим так быстро собрался иушел, чтоНина ничего неуспела предпринять. Онастояла посреди комнаты, раздавленная своим несчастьем. Вквартире было тихо — только израспахнутой форточки доносился голос старьевщика:
        —Сдаем кости итряпки!
        Этовсе, чтоосталось отНининой любви.
        День догорал. Окна сияли, какцерковные витражи, аголовы бронзовых жирафов настранной разлапой люстре казались похожими назлобных чертенят. Клим жил толи вхраме, толи впреисподней.
        Нина пошла поквартире, разглядывая каждую мелочь. Настоле стояла печатная машинка снедописанной статьей наанглийском; здесьже валялись газетные подшивки, справочники имножество телеграфных бланков иплатежных квитанций. Стало быть, Клим устроился вМоскве наработу.
        Унего было полно друзей — вуглу красовался глобус, исписанный автографами ипожеланиями. Сденьгами тоже все было впорядке — Клим мог позволить себе перетяжку мебели идорогую посуду.
        Время отвремени Нина натыкалась навещи, привезенные Климом изШанхая, иунее сердце обливалось кровью. Самопишущее перо, которое она купила ему вунивермаге «Винг Он»; запонки ввиде скарабеев; рубашка свышитыми наманжетах инициалами… Когда-то Нина могла распоряжаться его вещами, атеперь неимела права даже дотрагиваться доних.
        Зайдя вдетскую, онарасплакалась. Китти выросла: унее были новые платья ичулки. Настенах висели ее рисунки, наковре были раскиданы игрушечные кони ижирафы.
        Скорее всего, Китти уже непомнила своей приемной матери — маленькие дети быстро обовсем забывают.
        Вприхожей Нина обнаружила две пары женских туфель: онибыли разных размеров иникак немогли принадлежать одной женщине. Одни были войлочные, самодельные, авторые — кожаные ивполне изящные.
        Нина бросилась вванную комнату, нотам, слава богу, стояли только две зубные щетки: большая ималенькая. Вшкафах женской одежды небыло, однако Нина нашла наполу пилочку дляногтей инесколько шпилек. Врядли этими вещами пользовалась прислуга — судя покомнате закухней, тамобитала крестьянка, приехавшая вМоскву назаработки.
        Сомнений быть немогло: кКлиму приходила какая-то женщина иоставляла унего туфли, чтобы ходить подому.
        Нина села настул изакрыла лицо руками. Ачто, если Клим нашел себе другую?
        Этого немогло быть — онбы тогда незлился инедержал себя так враждебно. Онбы расспросил Нину, какунее дела, ипредложил ей посильную помощь.
        Сулицы вновь донесся голос старьевщика, который скем-то ругался:
        —Ай,шайтан-баба, совсем ум потеряла! Битый кувшин разве склеишь?

«Клим успокоится, вернется, имы поговорим, каквзрослые люди», — повторяла себе Нина.
        Спустилась ночь, аего все небыло. Нина то сидела бездвижения вкресле, тоначинала метаться покомнате. Почему он невозвращается? ГдеКитти? Гдеприслуга? Хоть кто-нибудь!
        Повсей видимости, Клим решил неночевать дома.
        Нина разыскала подушку иплед и, выключив лампу, легла надиван. Совсем недавно нанем спал Клим. Аможет, инетолько спал…
        Наконец она услышала, каквовходной двери тихонько повернулся ключ. Всемышцы напряглись, слух обострился допредела. Отнеосторожного движения плед сполз напол, ноНина неосмелилась его поднять.
        Скрип двери… осторожные шаги…
        —Может, продолжим? — донесся слестницы голос Элькина. — Увас еще остался коньяк?
        —Идите спать, ради бога! — отозвался Клим. — Выпьяны.
        —Такивы, голубчик, нелучше моего!
        Таквот оно что! Всеэто время Клим сидел усоседа внизу идожидался, пока Нина уснет.
        Изприхожей недоносилось низвука. Наконец он вошел вкомнату и, нагнувшись, выдернул изстены провод оттелефона. Потом долго стоял имолча смотрел насвою бывшую супругу.
        Прошла минута, другая, третья… Нина боялась дышать.
        Клим поднял спола упавший плед иосторожно накрыл ее. УНины защемило сердце отнахлынувшей нежности; онакоснулась его руки, ноКлим вдруг перехватил ее запястье истиснул так, чтоона вскрикнула:
        —Даты что? Пусти!
        Егопальцы сжимались, словно он хотел сломать ей кость.
        —Мнебольно!
        Клим отбросил ее руку ивышел изкомнаты. Нина слышала, какзаним захлопнулась дверь детской.
        Дачтоже это такое?! Онсовсем сума сошел!
        Нина выбежала втемный коридор иощупью нашла дверь вдругую комнату.
        —Открой, пожалуйста!
        Клим неотзывался.
        —Намнадо поговорить! — Нина изовсех сил заколотила постворке. — Клим, открой! Янеуйду, пока ты невыслушаешь меня!
        —Прекрати скандалить — ужетри часа ночи! — рявкнулон.
        —Тынеможешь бесконечно прятаться отменя!
        Дверь все-таки распахнулась, щелкнул выключатель, ияркий свет намгновение ослепил Нину.
        Клим следяным бешенством смотрел нанее.
        —Тынепонимаешь, чтомне завтра наработу?! Ятебя незвал, аты явилась комне изакатила истерику!
        —Яне…
        —Идиспать, иначе я выставлю тебя отсюда. Спокойной ночи!
        Дверь снова захлопнулась.
        Нина так наплакалась, чтоунее начала гудеть голова.

«Онпросто пьян ипоэтому ничего нехочет слушать… Ноя ему объясню… Завтра я ему все скажу…»

5.
        Подутро Нина все-таки задремала, ией приснилось, чтоона пытается пересечь широкую реку. Лодка оказалась дырявой искаждым гребком оседала все ниже иниже. Кругом была тишина, туман ибезлюдье, иНина понимала, чтоей недобраться доберега.
        Онапроснулась отрезкого дребезжащего звука — словно накухне что-то уронили. Кажется, Клим уже встал.
        Нина села надиване иневольно вздрогнула, заметив движение розовой тени вуглу. Только мгновение спустя она поняла, чтоэто ее собственное отражение вбольшом зеркале.
        Хороша красавица: волосы растрепаны, веки припухли после вчерашних слез. Самое то — чтобы говорить смужчиной олюбви.
        Клим накухне варил кофе.
        —Доброе утро! — поздоровалась Нина иприсела наколченогий, грубо сколоченный табурет.
        Клим покосился нанее имолча кивнул. Онтоже выглядел нелучшим образом — взлохмаченный, небритый, визмятых брюках ирубашке. Кажется, онвовсе неложился спать.
        —Тебе помочь сзавтраком? — спросила Нина.
        —Нет.
        Клим достал избуфета ложку ипринялся снимать кофейную пену.
        Егомолчание было невыносимым.
        —Послушай… — позвала Нина. — Явсе-таки заслуживаю кое-какого уваженияи…
        Онтак посмотрел нанее, чтоона пресеклась наполуслове.
        —Женщина неможет сначала решать свои проблемы почужим постелям, апотом требовать ксебе уважения.
        —Этоты так пытаешься отомститьмне?
        —Даты сама себе отомстила попервому разряду! — насмешливо бросил Клим. — Через пару лет Рейх променяет тебя напервую попавшуюся семнадцатилетнюю девицу, икуда пойдет твое поистаскавшееся величество?
        Кофе зашипел изалил примус.
        —А,дьявол!
        Клим схватился закофейник, обжегся иуронил его себе подноги. Кофе разлился пополу.
        Нина глубоко вздохнула:
        —Послушай, япришла ктебе, чтобы…
        —Нет, этоты меня послушай! — Клим повернулся кней — взбешенный, непохожий насебя. — Уменя есть другая женщина… Невмешивайся, пожалуйста, внашу жизнь! Добром тебя прошу: уходи!
        УНины задрожал подбородок.
        —Я-то уйду и — можешь небеспокоиться — прекрасно обойдусь безтебя! Авот ты доконца дней будешь жить сосвоей бабой ипроклинать сегодняшний день!
        Глава14. Соперница

1.
        Первое время после рождественской ночи Галя летала какнакрыльях, ноочень скоро ее радость погасла. Клим никак непоходил начеловека, который обрел долгожданную любовь.
        Галя изводила себя: «Может, япоказалась ему некрасивой? Илипричина кроется вТате? Наверное он нехочет иметь дело сженщиной, укоторой есть ребенок — темболее такой неуправляемый». Оставалась одна надежда: если Китти полюбит Тату, торано илипоздно Клим смирится сее существованием.

«Рождественская история» несколько раз повторилась, иГаля кляла свое бесплодие, которое когда-то казалось ей благословением. Еслибы она забеременела, Клим наверняка женилсябы наней: онмного раз говорил, чтодети — этосамое главное вжизни.
        Галя непонимала, чтосним происходит: онстал сумрачен, замкнут иязвителен, иему все чаще хотелось побыть одному. Поговорить сним подушам было невозможно: Клим пресекал любые расспросы.
        Алов тоже добавлял Гале страданий:
        —Тывыяснила, зачем ему понадобилась Нина Купина?
        Увы, Галя вообще ничего немогла выяснить оКлиме — даже то, чтобыло куда важнее какой-то Нины.
        —Ох,ты уменя допрыгаешься! — грозился Алов. — Уволю посокращению штатов — ииди куда хочешь!
        Чтобы хоть как-то подтвердить свою профессиональную пригодность, Галя писала доносы надрузей Клима: Элькина, Зайберта, Магду ивсех прочих.
        Алов заботливо подшивал их впапочки, аона смотрела нанего идумала, чтоон похож напустоглазого богомола, поджидающего удобного момента длянападения наочередную зазевавшуюся муху.

2.
        Галя вернулась домой уставшая ипродрогшая докостей. Онаотвозила пакет цензору, который жил надругом конце Москвы, трамвай наполдороги встал, иоставшийся путь Галя проделала пешком — подвадцатиградусному морозу.
        Вкомнате был жуткий беспорядок: Тата иКитти мастерили игрушечного коня изстарого Галиного передника, икругом валялись обрезки, пуговицы ирастрепанное мочало, которое должно было пойти нахвост игриву.
        УГали уже небыло сил ругаться: ейхотелось одного — напиться горячего чаю изабраться подтеплое одеяло. Мысль отом, чтоей еще предстоит вести Китти домой, доводила ее досодрогания.
        Вприхожей зазвонил телефон.
        —Галина, тебя! — крикнула соседка.
        Этобыл Клим:
        —Можно, Китти сегодня переночует увас? Капитолина уехала вдеревню, ауменя дела.
        —Да,конечно, — отозвалась Галя.
        Раньше он никогда непозволял ребенку ночевать внедома, хотя Китти много раз обэтом просила — ейочень хотелось поспать вшкафу уТаты.
        Всеэто было очень странно.

3.
        Утром Галя несколько раз пыталась дозвониться доКлима, ноон неподходил ктелефону.
        —Китти, поехали домой, — упавшим голосом позвала она. Томиться внеизвестности было невозможно.
        Всюдорогу Китти делала вид, чтоскачет насвоем новом розовом коне. Онабыла счастлива: вчера ее незаставили мыться перед сном, аТата пообещала сводить ее вцирк, когда им вшколе дадут бесплатные билеты.

«Ониведь каксестры стали», — думала Галя. Еслибы Клим недурил, всеони былибы так счастливы!
        Водворе Китти полезла наснежную горку, сделанную длянее Африканом.
        —Мненадо покатать мою лошадку!
        Галя поднялась накрыльцо иоткрыла входную дверь.
        —Ясейчас уйду безтебя. Считаю допяти: раз,два…
        Полестнице загремели каблуки, имимо Гали пролетела дамочка вроскошной шубе.
        Сердце Гали екнуло раз, другой… Эта женщина приходила кКлиму!
        Галя потащила Китти навторой этаж. Дверь вквартиру была распахнута настежь; пахло горелым кофе.
        Клим вышел им навстречу.
        —Чтослучилось? — воскликнула Галя, ноон сделал вид, чтонерасслышал ее вопроса.
        —Папа, смотри, ктоуменя есть! — закричала Китти, подсовывая ему новую игрушку.
        —Да-да… Спасибо… — проговорил Клим, врядли понимая, очем идет речь. Итутже раздраженно добавил: — Галя, раздень ее, онаведь вспотеет!
        Онбыл сам насебя непохож.
        —Ктобыла та дамочка? — спросила Галя.
        —Тыоком?
        —Явстретила налестнице женщину. Чтоона хотела?
        Клим будто очнулся.
        —Просто адресом ошиблась. — Ипоняв, чтоГаля неверит ему, тутже добавил: — Разуж ты пришла, пойдем, напечатаем кое-что.

4.
        Вкамине полыхали березовые поленья, ивкомнате было жарко, какваду, ноКлим ничего незамечал.
        —Портреты Троцкого иего соратников снимают состен, аих книги изымают избиблиотек, — диктовал он Гале. — Улицы Троцкого срочно переименовывают вулицы Маркса, Коминтерна итому подобное. Постране прокатилась волна самоубийств; наиболее экзальтированные троцкисты перед смертью оставляют записки: «Контрреволюция победила. Прощайте, товарищи!» Вгазетах печатаются фельетоны, вкоторых самоубийц сравнивают систеричными курсистками прицарском режиме.
        —Может, ненадо обэтом писать? — взмолилась Галя. — Ведь всеравно цензоры непропустят.
        —Продолжай, пожалуйста, — отрезал Клим. — Когда было объявлено, чтоТроцкого отправят вссылку вАлма-Ату, наКазанском вокзале собралась огромная толпа. Девушки предлагали ложиться нарельсы, чтобы недопустить высылки любимого вождя. Были избиты несколько милиционеров, иэнтузиасты дважды отцепляли локомотив отсостава. Наконец подусиленным конвоем ввагон ввели человека, похожего наТроцкого, ноэто оказался актер, загримированный подглаву оппозиции. Через несколько часов стояния наморозе толпа разошлась.
        Галя вывернула листок измашинки инечаянно уронила его наковер. Нагнувшись, оназаметила лежащую удивана скомканную розовую сорочку.
        Клим проследил заее взглядом.
        —Будь другом, свари кофе, — попросилон.
        Попути накухню Галя заметила еще кое-что: телефонный провод был выдернут изгнезда.
        Всебыло ясно безобъяснений: уКлима ночевала женщина, иименно поэтому он оставил Китти уГали инеотвечал назвонки.

«Ктоона такая? — думала Галя вужасе итоске. — Иностранка? Нэпманша? Давно она кнему ходит?»
        Когда Галя вернулась, сорочки уже небыло, авкомнате сильно воняло паленым — Клим бросил ее вкамин.
        —Скажи мне правду… — начала Галя дрожащим голосом. — Ктоутебя был сегодня ночью?
        Онбыстро взглянул нанее итутже отвел взгляд. Лгать он совершенно неумел.
        —Неспрашивай меня ниочем, — наконец выговорил Клим. — Уменя недавно умерла жена… исэтим немного трудно справиться…
        Таквот оно что! Гале сразу все стало понятным: итоска Клима, иего отчужденность… АКитти он ничего неговорил, чтобы нерасстраиватьее.
        Сердце Гали буквально разрывалось отжалости. Клим приехал вСоветский Союз, чтобы сменить обстановку, ноего рана еще незатянулась, ипока он был неготов кновому браку.
        Ночто заженщина приходила кнему? Наверное одна издамочек, которые вечно трутся уНаркоминдела внадежде словить состоятельного иностранца. Клим оставил ее наночь, апотом выгнал, потому что опять понял, чтовсе нето, нето, нето.
        Одно только радовало: теперь Галя точно знала, чтосердце Клима свободно. Араз так, значит, надо дождаться своего часа изорко следить, чтобы никто непокусился наее сокровище.
        Глава15. Книжное царство

1.
        Несколько дней Нина жила втяжелом оцепенении, пытаясь осознать, чтоделать дальше. Унее ничего неосталось — нилюбви, ниребенка, нидома, никаких-либо целей… Скоро вернется Оскар сдокументами — ичто? Нина должна была поехать сним вНью-Йорк?
        Онавновь оказалась перед выбором — кемсчитать себя: либо предательницей, которой нет прощения, либо законной супругой, укоторой какая-то женщина пытается увести мужа. Первый вариант предполагал, чтоона сама вовсем виновата, авовтором варианте злодейкой оказывалась любовница Клима.
        Нина прекрасно понимала, чтоее мысленные построения нелогичны, но, какивслучае сОскаром, ейбыло легче пережить несчастье, если она придумывала ему достойное объяснение.

«Яверну Клима, — твердо решила она. — Онкомне неравнодушен, азначит невсе потеряно. Исего любовницей я разберусь: никто неможет вот так запросто обкрадывать меня».
        Первым делом надо было сходить наразведку ивыяснить: чемикакживет Клим? Скем дружит? Кемявляется его пассия? Атам будет видно.
        Нина разыскала визитку Элькина ипозвонилаему:
        —Мнебы хотелось посмотреть наавтомобиль, который вы продаете. Этоможно устроить?
        Элькин страшно обрадовался:
        —Конечно! Приходите влюбое время!
        Онидоговорились овстрече, ноедва Нина повесила трубку, какнанее нахлынул страх.
        Вдруг ничего неполучится? Вдруг она придет кЭлькину инечаянно столкнется сКлимом? Ведь позора необерешься, если он подумает, чтоона заним бегает! Ачто делать, если там будет Китти?

«Разберусь походу дела, — мрачно подумала Нина. — Мневсе равно нечего терять».

2.
        Нина пришла вмагазин Элькина кзакрытию, ион, побросав все дела, устроил ей экскурсию посвоим владениям.
        Онаслюбопытством разглядывала разномастные шкафы, наполненные справочниками, кулинарными книгами, гороскопами, толкователями снов, альманахами ипутеводителями.
        Встаринных кованных сундуках таились величайшие сокровища — романы овойне илюбви; наковре вбеспорядке лежали детские книги; наполках стройными рядами стояли роскошно изданные энциклопедии ицерковные фолианты.
        —Якаквпрежние времена попала, — сказала Нина, касаясь блестящих золотом корешков. — Асовременной литературой вы совсем незанимаетесь?
        Элькин показал ей настеллажи вуглу — тамнаходились книги новой эпохи, которые он был обязан продавать: пропагандистские брошюры, атакже художественные произведения — «Красные дьяволята», «Комсомольцы вАфрике», «Харита, еежизнь иприключения, атакже подробный рассказ отом, какбыл найден город Карла Маркса».
        Элькин усмехнулся, видя Нинино недоумение.
        —Пару лет назад партия бросила клич: «Мыдолжны создать свою собственную приключенческую литературу!», ато обидно, чтомолодежь ценит только буржуазных писателей. Подэто дело были выделены деньги, имашинка завертелась: молодые писатели приезжают вМоскву откуда-нибудь изАрзамаса илиОдессы — есть нечего, жить негде, вотони ипытаются настрочить книжки назлобу дня, чтобы подзаработать.
        Нина полистала «Комсомольцев вАфрике».
        —Кто-нибудь это читает? Ведь это чушь какая-то — сразу видно, чтоавтор понятия неимеет отом, очем пишет.
        —Нуичто? — пожал плечами Элькин. — Унас целое поколение практически неучилось вшколе: какначалась Мировая война, хорошее образование исчезло — учителя ушли нафронт, нуапосле все покатилось подгорку. Наша молодежь нигде небывала, языков незнает, книг хороших нечитала, такчто унее очень смутные представления отом, гдеправда, агде ложь.
        Элькина позвали покупатели, ион умчался ккассе, аНина еще долго разглядывала иллюстрации вмноготомнике «Живописная Россия». Какэти книги пережили войну иреволюцию? Ведь вте времена кожаные переплеты безжалостно обдирали ипереводили наобувные заплаты.
        Наконец Элькин захлопнул входную дверь иповесил нанее табличку «Закрыто».
        —Теперь все приходится делать самому, — совздохом произнес он. — Раньше уменя три продавца работали, ноих пришлось рассчитать: иначе трудовая инспекция грозилась закрыть меня за«эксплуатацию трудящихся».
        —Аей-то какое дело? — изумилась Нина. — Встране безработица, аони лишают людей куска хлеба.
        —Лесрубят — щепки летят. ВКремле уверены, чтоэкономический кризис разразился из-за нэпманов, которые жульничают вовсем инеплатят налоги. Нохуже всего то, чтомы составляем конкуренцию государственным предприятиям ипереманиваем ксебе покупателей. Унас просто обслуживание лучше, аправительство считает, чтомы занимаемся вредительством.
        Изквартиры навтором этаже донесся смех итопот ног. Нина взглянула напокачивающийся подпотолком шелковый абажур, расписанный «поджирафа»: кажется, уКлима началась вечеринка.
        —Уиностранцев что нидень — топраздник, — сказал Элькин. — Наднях они соревнование устроили: ктобыстрее похудеет — Генрих Зайберт илиМагда Томпсон. Только Зайберт всех обхитрил: вначале влез навесы впиджаке иботинках, асегодня пришел наконтрольный замер стриженный ибезочков.
        Поразительно, насколько мала была иностранная Москва — тутвсе друг друга знали, иМагда, скоторой Нина когда-то жила водном номере, сидела сейчас уКлима.
        —Хотите, пойдем наверх? — предложил Элькин. — Галя наверняка пирогов напекла.
        Нина вздрогнула. Галя — этоиесть любовница Клима?
        —Пойдемте-ка лучше посмотрим ваше авто.
        Машина находилась вбывшем дровяном сарае. Элькин щелкнул выключателем, ивисевшая подпотолком лампочка озарила небольшой черный автомобиль невиданной конструкции. Накапоте унего тускло поблескивала фигурка жирафа скрыльями.
        —Знакомьтесь, это«Машка»! — сгордостью произнес Элькин. — Яее сам сконструировал. Задача была сделать дешевый вездеходный автомобиль дляроссийских дорог. НовВысшем совете народного хозяйства меня неподдержали, такчто приходится все распродавать.
        —Ачем им непонравилась «Машка»? — спросила Нина.
        —Автомобиль — этоличная свобода: садись иезжай, куда тебе надо. Наше начальство само катается намашинах, аостальных загнало ввагоны — чтобы все ездили понакатанным рельсам инесмели никуда сворачивать. Вкладываться вчастный автомобиль никто нехочет — уних там одно метро науме. Ктомуже я ведь нэпман — какой дурак будет рисковать из-за меня карьерой? Поддержишь «классово чуждый элемент» — итебя выметут вместе сним.
        Нина долго разглядывала колеса сширокими шинами идвигатель сомножеством проводов. Страстно размахивая руками, Элькин объяснял ей, какон додумался донового усилителя ичто именно поменял вподвеске.
        —Возьмите мою «Машку»! — проговорил он, прижимая руки кгруди. — Может ваш муж вывезет ее заграницу ипокажет кому-нибудь? Конечно, хотелосьбы выпускать ее тут, вРоссии, ноэтого никогда неслучится.
        —Апочему вы назвали свой автомобиль «Машка»? — спросила Нина.
        —Унемцев есть «Мерседес», ауменя «Машка», — отозвался Элькин ипотупился. — Такзвали мою дочку. Оналюбила жирафов, имы сней мечтали съездить вАфрику иувидеть их живьем. Ноее убили из-за кроличьей шапки: онашла вшколу, аее кто-то сзади ножом пырнул.
        Нина охнула.
        —Богмой…
        —Мгновенная смерть — этодаже клучшему, — торопливо сказал Элькин. — Ейнепридется испытать нигонений, нитравли… Унее было почти счастливое детство.
        Чувствовалось, чтоон уже много раз повторял эти фразы исебе идругим.
        —Возьмите мою «Машку»! — страстно повторил Элькин. — Высней подружитесь: она, какивы, неотмира сего. Ну… вхорошем смысле.
        —Япоговорю сОскаром, когда он приедет, — пообещала Нина.
        Элькин пошел провожать ее, икогда они вышли заворота, изподъезда водвор выбежали люди исхохотом принялись кидаться снежками.
        Нине было хорошо видно разгулявшуюся компанию. Клим отряхнул отснега пальто какой-то женщины всером платке, апотом помог ей скатиться сгорки.
        Элькин проследил заНининым взглядом.
        —Мистеру Рогову повезло сГалей. Онаочень хорошая илюбит его добезумия.
        Нина поджала губы. Нувот все ивыяснилось…
        —Ачто если я поработаю увас продавщицей? — спросила она. — Бесплатно — чтобы никакая инспекция непридралась.
        —Новедь это… Ядаже представить себе немог… — растерялся Элькин.
        —Мневсе равно нечем заняться, такчто я могу приходить каждый день.
        —Ох,я буду безмерно счастлив!
        —Тогда завтраже иначнем.
        Нине требовался удобный наблюдательный пункт ипространство дляманевра, такчто должность продавщицы в«Московской саванне» подходила ей какнельзя лучше.

3.
        Оказалось, что«Московская саванна» — этонетолько магазин, ноибиржа труда длямосковской интеллигенции. Элькин знал великое множество народу ипомогал специалистам найти заказы наперевод, написание статей, перепечатку итому подобное.
        —Укого-тоесть собутыльники, ауменя сокнижники, — хвастался он перед Ниной. — Иэто самые лучшие люди наземле!
        Большинство его покупателей были простыми конторскими служащими, ноиной раз влавку заглядывали профессора иликрупные инженеры, работавшие насоветских предприятиях. Почтенный старец распахивал тяжелую шубу, садился вкресло, иНина сЭлькиным подносили ему какую-нибудь «Всеобщую историю» Иегера или«Жизнь животных» Брэма. Ониугощали посетителей книгами повсем правилам гостеприимства.
        Гремела касса, изее недр вылетала чековая лента, исчастливые сокнижники выходили наулицу, прижимая кгруди драгоценную добычу.
        Нине очень нравился этот ритуал иона срадостью ходила нановую «работу», ноприэтом она каждый день снадеждой истрахом ждала встречи сКлимом ипрокручивала вголове фразы, которые следовало сказатьему.
        Однако Клима ниразу непоявился усвоего домовладельца. Вероятно, емууже доложили оНине, ион старательно избегалее.
        Слава богу, Элькин щедро делился сведениями освоих квартирантах. Нина узнала, чтоКитти ест только хлеб ссыром иконфеты, аКапитолина боится мышей иприлюбом подозрительном шорохе запрыгивает натабурет.
        Галя повесила вдетской велосипедное колесо, выкрашенное белой краской, иприкрепила кнему бумажные самолетики наниточках. Пословам Элькина, Китти крутила эту вертушку икричала навесьдом:
        —Ероплан, ероплан, полезай комне вкарман!
        Нина медленно закипала отдосады иревности.
        —АКлим что говорит поповоду Гали?
        —ЕмунеоГале, аобарифметике думать надо! — усмехался Элькин. — Оннаписал встатье, чтона23февраля наулицы Москвы вышел миллион демонстрантов — емуэту цифру вкоммьюнике указали. Очем думает человек — непонятно! Унас вгороде два миллиона жителей: что, каждый второй надемонстрацию вышел, включая стариков имладенцев? Мистер Рогов хоть иамериканец, нолюбви кточности унегонет.

4.
        Однажды кЭлькину пришел невысокий худой господин встарой офицерской шинели ипотертой пыжиковой шапке.
        —Меня только что уволили изГосиздата, — объявил он дрогнувшим голосом.
        Элькин отвел его взадние комнаты иусадил вкресло.
        —Этограф Белов, изумительный переводчик книг помедицине, — шепнул он Нине.
        Госиздат был крупнейшим издательством встране и, помимо художественных книг, выпускал учебники, научную итехническую литературу. Белов был уникальным специалистом, нонаобщем собрании представитель месткома заявил, что«бывшие графья» неимеют права натрудоустройство, тогда каквМоскве полно безработных красноармейцев, храбро сражавшихся нафронтах Гражданской войны.
        Напрасно завсекцией кричал, чтоуБелова вработе находится очень важная книга попредотвращению эпидемий, — собрание единогласно постановило: вычистить из«Госиздата» иБелова, иего подчиненных, нанятых попринципу классового кумовства. Ихместо должны были занять храбрые красноармейцы.
        Элькин слушал ивздыхал:
        —Яже вам говорил, голубчик: ненадо писать ванкете, чтовы граф!
        Белов вспыхнул докорней волос.
        —Дореволюции только подлец мог стыдиться пролетарского происхождения, апосле семнадцатого года только подлец мог отказаться отистории своей семьи! Мойпрапрадед погиб наБородинском поле, дедоборонял Севастополь, аотец командовал крейсером — какя могу отречься отних?
        Элькин поскреб подбородок.
        —Изквартиры вас тоже выселили?
        Белов скорбно кивнул.
        —Намвелели освободить комнату втечение суток. Иникому нет дела дотого, чтошестеро детей окажутся наулице.
        Элькин долго кому-то звонил, ругался иуговаривал.
        —Перебирайтесь вСалтыковку — этодачный поселок квостоку отМосквы, — сказал он Белову. — Умоего приятеля там дача: правда, онанетопленная инеприбранная. Япоищу вам переводческую работу, чтобы вы могли прокормиться.
        Когда граф ушел, Элькин достал изящика стола початую бутылку коньяку исделал большой глоток.
        —Сволочи! — ругнулся он. — Ведь они губят Россию — подкорень вырезают все самое лучшее, чтоунас есть! Ох,я непредставляю, начто будут жить Беловы, когда я уеду.
        —Высобрались закрыть «Саванну»? — испугалась Нина.
        —Этонея, этожилищная комиссия. Комне уже приходили наэтот счет исказали, чтоя неимею права занимать целый особняк. Убольшевиков, может, инет конкретных планов поразвитию страны, ноони нутром чуют, чтоесли унаселения неостанется иного источника дохода, кроме государства, торазрушение их системы будет никому невыгодно. Вотони идушат всех, ктохочет иможет зарабатывать самостоятельно! Онинезабирают все сразу: ониотрезают покусочку — чтобы мы истекали кровью ипривыкали кболи. Апотом уже становится безразницы.
        Нина ошеломленно смотрела наЭлькина: если «Московская саванна» закроется, тоунее небудет возможности встретиться ипомириться сКлимом.
        —Кудаже вы поедете? — спросилаона.
        —Народину, вКрым. Тамхорошо: горы исолнце. Идешь попляжу, аволны шипят, какшампанское…
        —Но,может, все-таки побороться сжилищной комиссией? Люди заступятся завас! Вынужныим!
        Элькин грустно покачал головой.
        —Никто небудет сражаться заменя. Сокнижники — этозаконченные индивидуалисты. Мыже все умные иценные — хотябы длясамих себя, иникто изнас неготов подставлять свою драгоценную голову подсолдатский приклад. Вслучае опасности мы либо убегаем, либо погибаем. Мынельвы — мыжирафы: несуразные, заметные… однакож способные дотянуться доопределенных вершин.
        —Аябы все-таки повоевала заместо подсолнцем! — сказала Нина.
        —Нестоит. Время «Московской саванны» еще непришло. Когда-нибудь она возродится — но,наверное, ненанашем веку.

5.

«КНИГА МЕРТВЫХ»
        Глава16. Разгром

1.
        Вожатый Вадик пообещал Тате, чтоесли она станет активной общественницей, летом ее примут впионеры ивозьмут втуристический поход.
        Тата сроду нигде небыла, кроме Москвы, даито только там, куда можно было дойти пешком — мать недавала ей денег натрамвай.
        Атуристический поход — этоцелое путешествие! Сначала все садятся вгрузовик соткрытым кузовом, потом спеснями едут поулицам, апотом идут срюкзаками вневедомые дали — может, досамых Мытищ.
        Тата заранее изнывала отнетерпения исчастья.
        Оназаписалась втройку поликвидации неграмотности — вместо мальчика, заболевшего туберкулезом. После уроков члены тройки должны были обходить дома изаписывать накурсы Ликбеза тех, ктонеумеет читать иписать.
        Тата боялась стучаться вчужие квартиры, новрала девчонкам, Джульке иИнессе, чтоее колотит неотстраха исмущения, аотхолода — сутра термометр показывал двадцать градусов мороза.
        Шапка уТаты была хорошая, перевязанная изстарого свитера, авот пальтишко было курам насмех — егосделали изплюшевого коврика сбелочками, изаэтих белочек Тату нещадно дразнили.
        Рейд ссамого начала незадался: водном доме их обругали матом; вдругой они непопали, потому что водворе была злая собака; автретьем домработница велела им подождать, пока она сбегает внефтелавку, иони два часа зря просидели налестнице.
        Когда домработница вернулась, кней пришел пожарный, иэти развратники прямо придетях начали целоваться.
        Джулька ткнула Тату вбок:
        —Скажи им что-нибудь!
        —Знаетели вы, чтовдвадцатом году натысячу человек унас было 645 неграмотных? — запинаясь, произнесла Тата. — Асейчас только456!
        —Знаетели вы, гдедверь? — притопнул нанее пожарный ивыгнал девочек наулицу.
        Джулька треснула Тату поголове.
        —Всеиз-за тебя!
        Надбульваром сгущались сумерки; из-за деревьев доносились звуки духового оркестра — несмотря намороз наЧистопрудном катке было полно народу.
        —Нучто, идем дальше? — спросила Тата, клацая зубами.
        Джулька переглянулась сИнессой.
        —Кажется, Дорина говорила, чтонебоится одна ходить поквартирам. Было дело?
        —Было!
        —Как«одна»?! — опешила Тата. — Вадик сказал, чтомы должны действовать заодно!
        —Ейслабо! — презрительно фыркнула Инесса. — Онаивпоходе небось струсит, аночью станет проситься кмамочке.
        —Янеструшу! Ямогу пойти одна!
        —Авот мы сейчас ипроверим, — пропела Джулька. — Видишь дом сбашенкой? Идииузнай, естьли там неграмотные жильцы!
        Тате ничего неоставалось, каквтянуть голову вплечи ипоплестись навстречу своей гибели.

2.
        Уворот Тату встретил дядька срыжими усами щеточкой.
        —О,я знаю, ктотебе нужен! — сказал он, когда Тата объяснила ему, чтоищет неграмотных. — Пойдем, ятебя провожу доподъезда. Поднимайся навторой этаж, итам всего одна квартира — незаблудишься.
        Тата чувствовала себя дура-дурой. Хорошо еще унее была бумажка сречью, которую надиктовала Джулька, — иначебы Тата несмогла связать двух слов.
        Онапозвонила вквартиру, дверь открылась, иТата, несмея поднять глаз, принялась разбирать собственные каракули:
        —Здравствуйте… э-э… товарищ жилец! Мы… пред-ста-ви-те-ли… бригады по… Нувобщем, ладно… Какая увас профессия?
        Тата взглянула нажильца… иобомлела.
        —Профессия — журналист, — ответил дядя Клим, улыбаясь.
        —Выграмотный? — поинерции прошептала Тата.
        —Нет, конечно! — раздался слестницы ехидный голос рыжеусого дядьки. — Мистер Рогов, яее квам нарочно направил, чтобы она вас читать исчитать научила!
        Тата готова была провалиться сквозь землю.
        —Извините… Япросто хотела узнать, ненужнали кому-нибудь помощь восвоении азбуки.
        —Тата пришла! — раздался восторженный крик Китти.
        Онавылетела наплощадку иобнялаее.
        —Вгости зайдешь? — спросил дядя Клим.

«Мама прибьет меня, если узнает, чтоя безспросу ходила кРоговым», — обреченно подумала Тата, новсе-таки перешагнула через порог.
        —Ятолько наминуту погреться.
        Онаспервого взгляда поняла, чтодядя Клим был нереволюционером, амещанином. Егоквартира представляла собой оплот стяжательства: туттебе изеркала, ирояль, ипортреты каких-то мымр настенах. Разумеется, притаком отце уКитти будут пробелы вобразовании!
        Дядя Клим принес изкухни самовар.
        —Капитолины нет, такчто мы сами справляемся, — произнес он ивыставил настол вазочку сконфетами:
        —Угощайся!
        УТаты отвисла челюсть. Еемать копила конфеты начерный день илишь иногда разгрызала карамельку идавала Тате половину. АКитти могла зараз слопать целую шоколадную конфету — данеодну!
        Тате вдруг вспомнилось, какучком призывал школьников покупать конфеты справильными, идеологически выдержанными обертками: «Интернационал», «Республиканские», «Жизнь крестьян теперь ипрежде» итому подобное. Аудяди Клима были только конфеты «Данке!» — сдевочкой, делавшей реверанс. Этаобертка явна была нарисована дореволюции: таких платьев ибантов уже давно никто неносил.
        Темнеменее Тата протянула руку квазочке инерешительно посмотрела надядю Клима.
        —Асколько можно взять? — спросила она, ненавидя себя заслабоволие.
        —Сколько хочешь, столько ибери, — отозвался дядя Клим.
        Тата пила невероятно вкусный чай, елаконфеты ипеченье ипрямо-таки чувствовала, каквней проявляются мещанские наклонности.
        Оначестно пыталась им сопротивляться.
        —Чтоэто увас? — спросила Тата, показывая накнижный шкаф. — «Анна Каренина», Бунин, поэты всякие… Накупили сентиментальщины!.. Этовредная литература — вней только сопли размазывают!
        Дядя Клим смотрел нанее снеподдельным интересом:
        —Аты какие книги длядуши читаешь?
        —Никакой души несуществует! — отрезала Тата иопять немного приврала: — Яинтересуюсь политикой, анебеллетристикой. Сейчас мы всем классом читаем речь Ленина наТретьем съезде комсомола. Авы небось никогда невпрыскиваете себе революционные бациллы.
        Дядя Клим расхохотался исказал, чтозапишет ее фразу вблокнот — онапригодится ему длястатьи. Тате надо было радоваться — некаждый день взрослые конспектируют твои слова! Ноона смутно чувствовала, чточто-то идет нетак.
        —Пойдем я тебе кое-что покажу! — сказала Китти и, схватив Тату заруку, повела ее вдругую комнату.
        Мать честная! УКитти имелась отдельная спальня, ивней было столько игрушек, сколько Тата вжизни невидела.
        Китти достала из-под кровати цветастый журнал сбуржуазной дамочкой наобложке иуселась наковер.
        —Давай играть: этобудешь ты, аэтоя!
        Наодной картинке было изображено море, пляж иполуголые девицы, анадругой — жених иневеста запраздничным столом, уставленный тортами ипирожными.
        —Мывсе это съедим! — сияя, сказала Китти. — Ам-ам-ам!
        Тата решительно взялась задело иобъявила, чтосейчас они будут играть вкрасную свадьбу.
        —Ябуду секретарем комсомольской ячейки, аты будешь работница-невеста, которая выходит замуж… ну… вонзатого плюшевого медведя. Хочешь?
        Китти помотала головой. Тата долго перебирала потенциальных женихов: тряпичного коня, деревянную уточку наколесиках ипередового рабочего сзавода «Освобожденный труд», чейпортрет был напечатан вгазете. Вконце концов, Китти согласилась выйти замуж занарисованного настене жирафа.
        Тата прочитала доклад оновом быте ивручила новобрачным одеяло отженотдела иподушку отзаводоуправления.
        Дядя Клим постучал вдверь:
        —Тата, меня срочно вызывают поделам. Тыможешь посидеть сКитти?
        —Да,конечно.
        Оннадел пальто.
        —Явернусь через пару часов. Будьте умницами!
        —Будем, будем, — пообещала Тата.
        Вголове унее уже вызревал гениальный план.

3.
        Вкомнату дляпрессы набилось три десятка человек. Всесидели задлинным столом срасчехленными печатными машинками наготове.
        —Чтоуних там случилось наночь глядя? — ворчал, позевывая, Зайберт.
        —Наверное подписали очередной протокол онерушимой дружбе между СССР иАфганистаном, — отозвался Клим.
        Онбыл уверен, чтоих зря вызвали: такие события неимели спроса вновостных агентствах.
        Темнеменее, журналисты размечтались: японцы надеялись, чторечь пойдет оловле крабов уберегов Камчатки, итальянцев инорвежцев занимало сотрудничество вплане полярных исследований, акорреспондент французской газеты «ЛеМатэ» требовал явления масштабных героев иопасных злодеев.
        —Напишите осоветском огнетушителе «Гигант», — посоветовал ему Клим. — Онтакой здоровый, чтоего надо перевозить натачке. Ктомуже он способен навеликое злодейство: внем содержится тетрахлорметан, который присоприкосновении сгорячей поверхностью выделяет ядовитый газ. Такчто натушение пожара надо ездить впротивогазе.
        —Все-таки мы стервятники, — посмеивался Зайберт, глядя наколлег. — Намдляпропитания нужны битвы, эпидемии икатастрофы. Ичем больше трупов — темлучше.
        Наконец вкомнату вошел Вайнштейн.
        —Готово! Этопередовица завтрашней «Правды». — Онпринялся раздавать журналистам отпечатанные намимеографе листы. — Просьба ознакомиться икакможно скорее отправить телеграммы. Всецензоры наместе, такчто можете приступать.
        Клим быстро проглядел текст. Этобыло сообщение прокурора Верховного суда отом, чтовШахтинском районе Донбасса раскрыта крупная подпольная организация, руководимая из-за рубежа. Входящие внее контрреволюционеры — большей частью инженеры итехники — устраивали нашахтах взрывы ипожары. Онинарочно растрачивали деньги, выделенные настроительство, завышали себестоимость ипортили готовую продукцию. Всеэто делалось длятого, чтобы снизить обороноспособность СССР вслучае военной интервенции. Руководителями заговора являлись белоэмигранты, имевшие тесные связи снемецкими промышленными кругами ипольской разведкой.
        Журналисты онемели. Онигодами потешались надстрахами большевиков, считавших, чтокому-то надо завоевывать Советский Союз. Ода, нищая аграрная страна почти безтранспорта ибезгоризонтальных водных путей — этоценный приз! Особенно учитывая громадные расстояния ичудовищный климат. Чтобы удержать тут власть, надо поставить подружье половину мужского населения Европы, ачтобы построить вРоссии хоть какие-то дороги, склады ишахты, нужны миллионные вложения. Ктож их даст?
        Ноесли заговор действительно был, значит, журналисты чего-то незнали инепонимали?
        Клим еще раз посмотрел нацифры. Можно сфабриковать громкое уголовное дело иустроить изнего скандал навесь мир — этовполне вдухе чекистов, ноподделать развал угольной промышленности целого региона никак нельзя!
        Журналисты наперебой принялись задавать вопросы:
        —Сколько человек арестовано?
        —Несколько сотен, — отозвался Вайнштейн. — Делу будет придано общегосударственное значение, исамых опасных вредителей будут судить вМоскве.
        Зайберт суетился больше всех:
        —Какие именно немецкие фирмы подозреваются вфинансировании заговора?
        —Пока это государственная тайна. Заседание коллегии Верховного Суда будет открытым, итам все разъяснят.
        Ошеломленный Зайберт повернулся кКлиму:
        —Кажется, мертвечины будет предостаточно.
        Загремели клавиши печатных машинок, зазвенели каретки.
        Вайнштейн подошел кКлиму исклонился надего ухом.
        —Этоваш шанс исправиться! Только надо все описывать честно ибеспристрастно.
        Неглядя нанего, Клим кивнул. Мирвстал сног наголову. Ещенесколько минут назад все было понятно: большевики — этокосорукие циники, которые валят собственные грехи нанесуществующих внешних врагов. Ихоружие — пропаганда, бессовестное вранье ипроизвол, апитательная среда — невежество ипредрассудки. Новсе оказалось гораздо сложнее истрашнее… Тому, чтопроизошло вгороде Шахты, небыло рационального объяснения. Зачем подпольщикам надо было устраивать все это? Какая уних конечная цель?
        Клим быстрее всех дописал текст сообщения ибегом бросился вкомнату цензоров.
        —Давайте комне! — поманил его Коган, известный мучитель журналистов. — Так-с, откуда увас взялись «неподтвержденные данные освязях сзаграницей»? Вседанные подтверждены следственными материалами.
        Оннезачеркивал неправильные слова втелеграмме, ааккуратно вырезал их маникюрными ножницами. Времени наэто уходило много.
        Ксоседнему столу подлетел Зайберт. Ноему тоже неудалось сразу получить визу.
        —Переписывайте! — велел цензор. — Увас совершенно невозможныйтон.
        Коган вручил Климу «кружевную салфетку» спечатью, итот выбежал наулицу. Извозчиков, какназло, нигде небыло видно, нотут из-за угла вывернул фургон снадписью «Живая птица».
        Клим остановил шофера:
        —Подвезите дотелеграфа наТверской! Даютри рубля.
        Тототкрыл дверь кабины.
        —Залазь!
        Неслись наполной скорости; вкузове оглушительно гремели клетки икудахтали куры. Через несколько минут Клим — весь вналипших перьях, — былнаместе.
        Слава богу, уокошка «Отправления зарубеж» никого небыло, новскоре заспиной уКлима выстроилась тяжело дышащая очередь — причем Зайберт оказался всамом хвосте.
        —Яневиноват: уменя мотор незаводился! — оправдывалсяон.
        Журналисты нервно пересмеивались.
        —Товарищи иностранцы, складывайте депеши сюда! — велела телеграфистка. — Сейчас все отправим.
        Онасобрала проштампованные бланки иуже взялась затот, чтолежал сверху, какочередь взорвалась:
        —Такнечестно! Зайберт последним пришел!
        Квеликому облегчению Клима телеграфистка перевернула стопку ипервым взяла его бланк.
        —Почему увас три адреса написано? — строго спросилаона.
        Онпридвинулся кокошку.
        —Текст телеграммы надо отправить вЛондон, Нью-Йорк иТокио.
        —Непойдет. — Девица вернула ему бланк. — Перепишите втрех экземплярах.
        —Вычто, незнали, чтоправила поменялись? — спритворным сочувствием спросил Зайберт. — Ая-то думал: какэто вы так быстро все доделали?
        Телеграфистка взялась заследующий бланк.
        —Послушайте, — вновь обратился кней Клим, — вчера моя курьерша принесла вам бланк, подписанный цензором, ия потелефону продиктовал семь адресов, покоторым надо было разослать текст. Всебыло впорядке!
        —Насчет телефона правила остались прежними, — отрезала девица.
        —Возвращайтесь кцензорам ипереписывайте все заново.
        Вместо этого Клим направился кплатному телефону, висевшему тутже, настене, опустил вщель гривенник ипопросил соединить его стелеграфисткой.
        Емубыло видно, какона подняла трубку.
        —Алло! Этовы? Хорошо, диктуйте ваши адреса.
        —Онизаписаны набланке, который лежит увас настоле.
        —Всеравно диктуйте! Таковы правила.
        Журналисты сочувственно хлопали Зайберта поспине:
        —Невсе вам побеждать всоциалистическом соревновании!
        Тотзлился иобещал «показать им всем».

4.
        Клим добрался додому ввосьмом часу и, открыв дверь вподъезд, замер вудивлении. Полестнице задом спускались Тата иКитти иволокли засобой гору вещей, завязанных вскатерть.
        —Так, милые леди… Чтотут происходит?
        Китти поправила сползшую наглаза шапку.
        —МысТатой боремся ствоим мещанством!
        Изтюка вывалился хрустальный стакан и, ударившись оступеньку, разлетелся вдребезги.
        —Собственность уродует человека! — назидательно сказала Тата.
        —Вамнужно выкинуть все лишнее барахло, иначе скоро вы совсем разложитесь!
        Нислова ниговоря, Клим подхватил тюк ипонес его назад.
        —Стяжательство засасывает! — крикнула Тата. — Выживете среди вазочек исалфеточек инезамечаете, каквражеская психология овладевает вашим сознанием!
        —Иди, пожалуйста, домой, — бросил через плечо Клим и, несдержавшись, добавил: — Ичтоб духу твоего здесь небыло!
        —Папа! — завопила Китти, бросаясь вслед заним.
        Клим пропустил ее вквартиру изахлопнул дверь.
        Кругом царил разгром: киноафиши изанавески были сорваны, книги валялись наполу — какпосле обыска. Отзлости наТату Клима трясло. Даее лечить надо — онаже совершенно ненормальная!
        Впрочем, нельзя было, чтобы двенадцатилетняя девочка ходила поночной Москве одна. Клим вышел налестницу.
        —Тата!
        Новподъезде ее уже небыло, иводворе тоже.
        —Тата!
        Клим вернулся вквартиру и, взяв всхлипывающую Китти наруки, селнадиван.
        —Японимаю, чтовы желали мне добра… Нопосмотри кругом: стало лучше илихуже?
        Китти обняла его зашею изарыдала.
        —Хочешь, явугол пойду постою?
        —Пойдем-ка лучше мыться испать. Тысвою-то комнату неразгромила?
        —Не-е-ет… Мнемоих лошадок жалко.
        —Вотвидишь! Нельзя безспросу брать чужие вещи.
        Китти кивнула.
        —Японяла: унас стобой ничего забирать нельзя, ауЭлькина можно. Оннэпман ипреступный элемент!
        —Ктотебе это сказал? — охнул Клим. — Опять Тата?
        —Да-а…
        —Неслушайее!
        Клим незнал, чтоиделать. Варварство иглупость окружали Китти совсех сторон, ивольно илиневольно она впитывала их всебя.
        Дружбу сТатой надо было пресекать. Разгром квартиры — этоцветочки; потому пойдут доносы илиеще что похуже.

5.
        Когда Тата вернулась домой, мать уже спала, такчто ей удалось пробраться вшкаф незамеченной. Наследующее утро она нислова несказала ей ослучившемся ипобежала вшколу.
        КакТата была зла надядю Клима! Оннеимел права калечить нежную психику Китти!
        Будь Тата взрослой, онабы настояла, чтобы ее отобрали уотца исделали дочерью пионерского отряда. Онамоглабы жить уТаты, итогдабы изнее выросла настоящая большевичка!
        Ночто могла сделать девочка, которую саму еще неприняли впионеры?
        После уроков было заседание редколлегии, иТате поручили оформить стенгазету к35-летнему юбилею литературной деятельности Максима Горького.
        Ейвыдали драгоценность издрагоценностей — большой белый чертежный лист иакварельные краски.
        —Береги их — этопоследние, — предупредил вожатый Вадик. — Если справишься сзаданием, ядам тебе положительную характеристику всовет отряда.
        Тата пообещала быть предельно аккуратной.
        Вернувшись домой, онапринялась заработу. Сначала написала заголовок «Пионеры — Горькому», потом аккуратно наклеила статьи школьных корреспондентов, апотом срисовала изжурнала виньетку изгорнов ипионерских галстуков. Внее был помещен призыв:
        Получилось очень красиво.
        Влевом нижнем углу оставалось немного места, иТата решила поместить туда важное предложение:
        Дверь отворилась, ивкомнату вошла мать. Схватив Тату заворотник, онавыволокла ее из-за стола ивлепила ей затрещину.
        —Зачто?! — взвыла Тата.
        —Ятебе покажу «зачто»! Отвечай, мерзавка, зачем ты устроила погром уРоговых?!
        Тата попятилась.
        —Дядя Клим — этосоциал-предатель… — дрожащим голосом начала она. — Тоже мне, образованный человек, абуржуйских морд настены понавешал!
        —Ятебе дам «буржуйских морд»!
        Мамин безумный взгляд остановился настенгазете.
        —Мамочка, ненадо! — завизжала Тата. Нобыло поздно: мать разорвала стенгазету нанесколько кусков, бросила их напол ипринялась топтать.
        —Эточтобы ты знала, кактрогать чужие вещи!
        Онасильно порезала руку окрай чертежного листа, инаее пальцах выступила кровь.
        —Глазаб мои тебя невидели!
        Тата юркнула вшкаф. Онаслышала, какмать повалилась наскамейку игорько заплакала.
        —Дура! Добилась своего! Онсказал, чтобольше неотпустит кнам Китти, потому что ты нанее плохо влияешь!
        —Как?.. — Тата аж высунулась изшкафа.
        —Закрой дверь немедленно! — закричала мать. — Ато я, ей-богу, прибью тебя!
        Тата уткнулась головой втюфячок. Кактеперь идти вшколу, какобъяснять, куда делся чертежный лист? Выйти перед строем исказать: «Моямать отсталая инеразвитая личность»? Ой,нет… Сразу пойдут расспросы отом, ктоона посоциальному происхождению, дакем служила дооктября 1917года… Мать говорила, чтоона жила заграницей ипомогала революционерам, ноэто мало походило направду. Иначе откуда унее эти буржуазные замашки: всякие птичьи клетки икактусы?
        Акаким извергом оказался дядя Клим! Доносчик иподлец… Какможно запрещать детям играть друг сдругом? Неужели ему нежалко собственную дочь?
        Китти была самым дорогим существом дляТаты. Онаодна ее понимала, ией все можно было рассказать. Ониели изодной тарелки — чтобы меньше посуды мыть, лепили водворе снеговиков, сидели повечерам наподоконнике ипредставляли, чтовсе вокруг — другое.
        Облезлые дома превращались вкрасивые здания изстекла ибетона, дровяные сараи — внарядные киоски, аразвешанное водворе белье — вофлаги советских республик.
        Молочник, везущий насанках заледенелый бидон, становился знаменитым исследователем Крайнего Севера. Кнему подходил сосед Митрофаныч, иКитти хотела, чтобы он тоже стал полярником, ноТата его нелюбила, ипоэтому Митрофаныча записывали вездовые собаки.
        Потом девочки тоже отправлялись вэкспедицию зазабор — искать Тунгусский метеорит.
        Неужели ничего этого больше небудет?
        Глава17. МХАТ

1.
        Поездка Оскара удалась: онудостоверился, чтоего жена действительно богатая наследница, ипоручил адвокатам вБерлине иСтокгольме разобраться сее бумагами.
        Теперь ему надо было придумать, каквывезти драгоценную супругу заграницу. УБремеров вГермании оказались родственники и, пронюхав, чтоОскар желает вступить внаследство, онипотребовали предъявить Нину идоказательства, чтоона действительно та, закого себя выдает.
        Оскар безособого труда выправил ей бумаги вамериканском посольстве итеперь дело оставалось замалым — добыть учекистов выездную визу.
        Сразу свокзала он отправился наЛубянку ксвоему старому знакомому, Глебу Арнольдовичу Драхенблюту — начальнику Иностранного отдела ОГПУ.
        Чернявая секретарша впустила Оскара впросторный кабинет спортретами вождей настенах. Несмотря надневное время, егоокна были закрыты тяжелыми портьерами, исквозь мелкие дырочки вткани вкомнату пробивались тонкие лучи света.
        Лампа подзеленым колпаком освещала заваленный бумагами стол, аппараты внутренней связи ибледного, щуплого человека свысоким лбом иредкими русыми волосами.
        Оскар расплылся вдружественной улыбке ипротянул ему руку:
        —Какпоживаете?
        НоДрахенблют неответил наего приветствие иуказал настул, стоявший устены:
        —Садитесь.
        Ондолго возился скакими-то желтыми карточками, щипал себя заусы ипоправлял средним пальцем сползавшие нанос очки.
        Скаждой минутой напряженного молчания Оскар чувствовал себя все неуютнее. Вкоторый раз он подумал, чтофамилия «Драхенблют» какнельзя лучше подходит начальнику Иностранного отдела: впереводе снемецкого она означала «драконья кровь».
        Вначале прошлого века его предки наверняка жили вАвстро-Венгрии, гдеимперские чиновники вписывали виудейские документы что бог надушу положит. Евреи побогаче платили взятки истановились Розенфельдами — «розовым полем» илиГольдфаденами — «золотой нитью»; середняки получали фамилии вроде Вайнштейн — «винный камень», абедняк мог оказаться Роттенбергом — «гнилой горой» илиДрахенблютом — «драконьей кровью».
        Наконец Глеб Арнольдович отложил всторону карточки иуставился наОскара холодными серо-голубыми глазами.
        —Очень хорошо, чтовы комне зашли, — проговорил он сухо. — Мненавас жалуются.
        —Кто?
        —Неважно. Васпригласили вСоветский Союз иобеспечили все условия дляработы — чтобы вы привлекали кнам иностранные капиталы. Ичто мы имеем врезультате? Знаете, какая унас доля концессий вобщем объеме промышленности? Ноль целых шесть десятых процента.
        Оскар попытался говорить спокойно:
        —Яничего немогу поделать, если ваше правительство постоянно ссорится совсем миром. После китайской истории вВашингтоне даже незаговаривают отом, чтобы признать СССР…
        —Нутак чтоже вы неубедили своих конгрессменов втом, чтоснами надо налаживать отношения? ВСША демократия, американские рабочие поддерживают нас… Выдолжны были надавить наполитиков!
        Господи боже мой… Какие рабочие?! Какие конгрессмены?! ВКремле инаЛубянке судили США подонесениям агентов, которые вставляли всвои депеши то, чтохотело прочесть начальство, ито, чтоим самим было выгоднее.
        Напишешь, чторабочие такого-то завода готовы взбунтоваться — итебе дадут денег нареволюционную борьбу. Тыпоним отчитаешься: мол, пустил все вдело — икто докажет, чтоты врешь, каксивый мерин, ивсе растратил нашлюх иказино?
        Советы ничего немогли предложить американским фермерам ирабочим: темечтали неоМировой революции, аособственном доме, автомобиле ипобеде любимой спортивной команды. Социализмом бредила только левацки настроенная интеллигенция, наслушавшаяся пропаганды Коминтерна ипонятия неимевшая отом, чемикакживут люди вСССР.
        Разубеждать Драхенблюта было бесполезно.
        —Министерство торговли США выпустило бюллетень, вкотором написано, чтовскором времени советское государство непременно рухнет, — принялся оправдываться Оскар. — Всекрупные бизнесмены читают такие бюллетени иполностью доверяютим.
        —Вамдали несколько лет, чтобы вы доказали свою полезность, — сузив глаза, проговорил Драхенблют. — Вынесправились, такчто нам придется вас ликвидировать.
        —Тоесть как?! — ахнул Оскар.
        —Ну,что вы сразу занервничали? Невпрямом смысле — мыпросто закроем ваше предприятие. Унас будет плановая экономика: мысоберем данные омощностях ипотребностях встране, апотом централизованным способом распределим — чтоикому делать. Вамбольше нет места всоветской системе.
        —Вынеможете закрыть мою фабрику! — вскричал Оскар. — Унас подписан договор сГлавным концессионным комитетом!
        Драхенблют вынул изстола папку иотыскал вней отпечатанную подкопирку бумагу.
        —Знаете, чтоэто? Служебная записка отзампредседателя ОГПУ Генриха Ягоды: онуведомляет членов Центрального Комитета партии, чтоиностранный персонал навашей фабрике поголовно состоит изшпионов.
        Оскар сглотнул. Всепонятно: вовремена экономических трудностей денег учекистов стал заметно меньше — виные месяцы наЛубянке даже задерживали зарплату. Онимогли улучшить свое положение только двумя способами: либо запугать директоров предприятий изаставить их откупаться, либо намекнуть вКремле, чтокругом затаились враги, игосударство должно увеличить ассигнования наборьбу сними.
        —Яподам всуд… — дрогнувшим голосом произнес Оскар.
        Драхенблют сусмешкой посмотрел нанего.
        —Валяйте! Можете даже объявить нам войну.
        Онвышел из-за стола и, подойдя кОскару, положил руку ему наплечо.
        —Послушайте, явам невраг, иесли вы нам поможете, яспасу вас отЯгоды. Намнадо продать крупную партию древесины зарубеж: валюта нужна — спасу нет! Немцы сейчас затеяли строительство железной дороги иим требуются шпалы, нотам всовете директоров засели ярые антисоветчики иони нехотят иметь снами дела. Намнеобходим посредник, который все уладит. Язнаю, чтоувас есть связи вБерлине, иесли вы добьетесь успеха, ясделаю так, чтобы вашу фабрику неотобрали, авыкупили, имы расстанемся по-хорошему.
        Ещеникто неразговаривал сОскаром Рейхом втаком наглом тоне!
        —Авы подумали, чемэта история обернется длявас? — вбешенстве процедил он. — После такого наглого грабежа вы несможете привлечь вСССР ниодного бизнесмена!
        Драхенблют пожал плечами.
        —Ну,какхотите.
        Онвновь сел застол идостал изпапки еще одну бумагу.
        —Кстати, унас хранится история жизни одного блестящего молодого человека. Онучился нафармацевта вНью-Йорке иоднажды решил подсыпать снотворное симпатичной знакомой — по-другому она несоглашалась лечь сним впостель. Молодой человек изнасиловал ее, но, ксожалению, барышня так инепроснулась — фармацевт-недоучка дал ей смертельную дозу.
        Вглазах Оскара потемнело: какчекисты прознали обэтой истории?!
        —Вывсем рассказываете, чтопоехали вРоссию, желая спасти голодающих, нонасамом деле вам надо было навремя скрыться отполиции штата Нью-Йорк, итолько поэтому вы ухватились запредложение Троцкого. Вашпапаша сделал так, чтобы вместо вас сел другой человек, ноесли вы будете ставить нам палки вколеса, — мнепридется вспомнить обэтой истории иустроить скандал вгазетах. Каквам заголовок: «Знаменитый красный миллионер оказался насильником иубийцей!»?
        Оскар молча смотрел напотертый ковер усебя подногами. Вего голове пульсировала только одна мысль: «Япропал…»
        —Нутак что — займетесь нашим лесом? — вкрадчиво спросил Драхенблют.
        Оскар медленно кивнул.
        Просить овыездной визе дляНины неимело смысла: чекисты наверняка оставят ее вСССР какзаложницу — пока он необеспечит им продажу древесины.

2.
        Оскар водил Нину вБольшой театр — оплот советской аристократии, аЭлькин познакомил ее сдругой театральной Москвой.
        —Чтоони ставят вБольшом? — презрительно кривился он. — «Красный мак»! Иэто они называют искусством?
        Нина ходила наэтот балет иее позабавило, чтобольшевики даже балерин заставили бороться смировым империализмом. В«Красном маке» рассказывалась история советских бледнолицых братьев, спасших бедных китайских туземцев отанглийского ига. Постановщики даже непонимали, насколько они оскорбляют китайцев, которые считали свою Срединную Империю центром мира иоплотом мудрости икультуры. Ауж название балета ивовсе было комичным: вКитае красный мак был символом нереволюции, анаркомании (изнего делали опиум), авВеликобритании это был знак памяти жертв Мировой войны.
        Элькин повез Нину вМосковский художественный театр смотреть «ДниТурбиных», пьесу обелогвардейских офицерах — страстных, патриотичных, умных италантливых людях, потерявших все ився вовремя Гражданской войны. Советские критики громили постановку впух ипрах иназывали «слякотью», и, темнеменее, успектакля был ошеломительный коммерческий успех: многие москвичи ходили на«ДниТурбиных» понескольку раз ито идело вставляли вразговоры цитаты изпьесы.
        Согласно большевистской идеологии счастье человека должно было заключаться вколлективном труде иборьбе сврагами, агероями эпохи провозглашались революционные мученики сжелезным характером. Ав«Днях Турбиных» говорилось онастоящих людях — живых, сомневающихся илюбящих непартию имировой пролетариат, адруг друга.
        Нина сЭлькиным сидели втретьем ряду. Онаоглянулась назрителей: глаза, глаза — расширенные ипотрясенные. Залзамер, будто перед ним разворачивалось небывалое чудо — ведь такая пьеса неимела права насуществование вбольшевистской России.
        После спектакля зрители молча спускались вфойе — всееще недоконца пережившие увиденное.
        Элькин показал Нине автора пьесы — Михаила Булгакова, прошедшего мимо них вверх полестнице. Этобыл грустный господин сзачесанными назад светлыми волосами истаромодным моноклем вправом глазу.
        —Последний измогикан! — дрогнувшим голосом произнес Элькин.
        —Начальство терпит его только потому, чтоон приносит огромные кассовые сборы. Таких писателей больше нет инебудет.
        —Почему? — удивилась Нина.
        —Нетшколы, нетпреемственности литературных поколений, нетсвободы слова — даже той, чтобыла прицаре.
        —Акакже Михаил Шолохов? Вжурнале «Октябрь» начали печатать «Тихий Дон» — этопрекрасный роман! Вы,кстати, знаете, чтоавтору всего двадцать три года ион почти всю жизнь прожил вказачьей станице?
        Элькин остановился илицо его перекосилось.
        —Представьте себе самого талантливого механика-самоучку, которому двадцать три года икоторый завсю жизнь непостроил ниодной сложной машины. Сможет этот юноша сконструировать иотладить автомобиль вроде моей «Машки»?
        —Ну,я незнаю… — пожала плечами Нина. — Ачто, если учеловека талант?
        —Сможет двадцатитрехлетний архитектор безобразования спроектировать высотный дом? — продолжал Элькин все громче игромче.
        —Сможет уличная плясунья — самая одаренная! — выступить вБольшом театре? «Тихий Дон» — эточрезвычайно сложное произведение! Тамвидна школа, жизненный опыт имастерство, которое оттачивается десятилетиями. Вашвундеркинд Шолохов — этоафера, цель которой — доказать, чтополуграмотный сельский мальчик легко обойдет графа Толстого. Большевики хотят доказать, чтолюбая кухарка способна управлять государством исоздавать шедевры, ноэто очередная ложь, Ниночка! Шолохов неписал этого романа!
        —Добрый вечер! — произнес по-английски знакомый голос.
        Нина оглянулась ипомертвела: заее спиной стояли Оскар иЕфим.
        —Ваша жена каждый день таскается кэтому типу, — доложил Ефим, показывая наЭлькина. — Япроследил заними.
        Оскар грубо схватил Нину залокоть.
        —Одевайся ибыстро вмашину!
        —Мистер Рейх, этонето, чтовы подумали! — горячо воскликнул Элькин, нотот неудостоил его взглядом.

3.
        Оскар привез Нину домой иустроил страшный скандал собвинениями впредательстве инеблагодарности. Ейнадо было отрицать все обвинения ипостараться успокоить его, ноона невыносила, когда нанее орут.
        —Тынебудешь указывать мне, чтоделать, — яухожу! — процедила она ипошла прочь.
        Оскар догнал ее итак толкнул вспину, чтоона совсего маху ударилась головой омраморный подоконник.
        Двенедели Нина пролежала пластом — доктор сказал, чтоунее линейный перелом костей черепа иушиб головного мозга.
        —Вотбешеный! — ворчала Териса, ставя Нине примочки собственного изготовления. — Авы тоже хороши: зачем вы его довели?
        Оскар снова извинялся иклялся встрастной любви.
        —Ятебя никому неотдам! — говорил он иклал наприкроватную тумбочку очередной букет. — Аесли кто-нибудь натебя позарится, ясверну емушею.
        Каждый раз, когда Оскар входил кНине, онався сжималась, каквожидании удара. Онзапускал руку кней пододеяло, иона леденела отбеспомощной ярости. Этот человек мог сделать сней что угодно — изнасиловать, избить илидаже зарезать, иему ничегобы заэто небыло. Ией некуда было отнего деваться.
        Каждый день Нина собиралась выяснить, чтостало сЭлькиным, нонемогла заставить себя позвонить в«Московскую саванну». Онабоялась нестолько навлечь насебя гнев Оскара, сколько узнать, чтоон сделал сее другом нечто ужасное — ивсе поее вине.

4.
        Только через месяц Нина осмелилась выйти издома исвеликими предосторожностями добралась доЧистых Прудов.
        Снег начал таять, вглубоких колеях стояла черная вода, анастолетних березах галдели грачи.
        Нина прошла кзадней калитке, ведущей водвор «Московской саванны», и, чуть присев, заглянула вдырку взаборе.
        Водворе стоял забрызганный грязью грузовик скривой надписью поборту: «Рабоче-крестьянская инспекция». Подруководством девушки вкрасной косынке молодые люди закидывали вкузов стопки перевязанных бечевкой книг.
        —Куда Берроуза тащите?! — кричала она. — Этамашина вПресненскую библиотеку пойдет, атам впереводном хламе ненуждаются! ИЛокка несуйте! Яж сказала: всененужное сожгите!
        Через минуту посреди двора заплясал веселый костер. Молодые люди сваливали внего все новые иновые книги, адевушка била их черенком отметлы, выбивая пепел иискры.
        Порыв ветра перекинул через забор одну изстраниц — совершенно черную, похожую наистерзанную летучую мышь. Нина поддела ее носком ботика ита рассыпалась впрах.
        Калитка распахнулась, ивпроулок вышел Африкан смусорным ведром.
        —Простите, агде Элькин? — спросила Нина.
        Африкан насупил косматые брови игромко засопел.
        —Нету его больше — уехал куда-то. Илавку его прикрыли: сказали, чтоона работала взапрещенное длячастников время исоставляла конкуренцию государственным магазинам.
        —Такчтоже теперь здесь будет?
        —Бардак! — убежденно сказал Африкан. — Весь первый этаж передали всобственность государства, икого теперь кнам подселят — неведомо. Хорошо еще верхний барин автомобиль забрал: перед отъездом Элькин отдал ему ключи отсарая.
        Африкан пошел выносить мусор, аНина еще долго стояла посреди проулка — оглушенная чувством вины ибезысходности. Сомнений быть немогло: этоОскар привел сюда Рабоче-крестьянскую инспекцию.
        Нина подняла взгляд наокна второго этажа, ноиз-за цветных стекол небыло видно, чтотам происходит.

«Янеимею права искать встречи сКлимом, — вотчаянии подумала она. — Явсем приношу одно несчастье».
        Глава18. Советские жрецы

1.
        Галя потратила целую неделю, чтобы восстановить разрушенное Татой, ноповесить вырванные «смясом» гардины так инеудалось: вМоскве было невозможно достать штукатурку идюбели.
        Клим так инеизменил своего решения: отныне Китти было запрещено играть сТатой.
        —Тыпойми, моей дочке еще поступать вевропейскую школу! — сказал он Гале. — Ейитак достанется завнешний вид, аесли Китти начнет там «бороться смещанством», еетутже отчислят.
        Егослова, какножом, резали Галино сердце: Климу ивголову неприходило удочерить Тату итоже устроить ее вхорошую школу.
        Впорыве отчаяния Галя объяснила дочери, чтота натворила:
        —Теперь он низачто невозьмет нас стобой вЕвропу!
        —Аскакой стати он должен нас взять?! — испугалась Тата.
        Внезапно донее дошло, чтоимелось ввиду.
        —Тысдурела?! — заорала она намать. — Нашла, вкого влюбиться! Яиз-за него стенгазету несделала именя теперь впионеры непримут!
        Тата была порождением Алова — перекошенным, карикатурным, сфальшивыми ценностями иистеричной ненавистью ковсему непонятному. Этот ребенок ничего нехотел знать отом, чтосуществует запределами привычного ему мира.
        Галя долго думала, чтоже ей делать, инаконец, придумала.
        —Ачто если тебе поступить вхудожественный интернат вЛенинграде? — спросила она Тату. — Туда совсего Союза привозят детей, укоторых есть талант крисованию. Сдашь выпускную работу, апотом сразу поступишь вВысший художественно-технический институт.
        Кее удивлению Тата согласилась, итеперь Галя сзамиранием сердца думала обудущем: если ребенка пристроить кделу, ничто небудет стоять напути ее собственного счастья.

«Да,я плохая мать, — корила она себя (впрочем, безособого сожаления). — Ночто еще я могу сделать дляТаты?»
        Клим сказал, чтолетом унего будет небольшой отпуск, иГаля мечтала, чтоони снимут вПодмосковье дачу ибудут там жить, позабыв оработе, политике инепутевых детях.
        Ейочень хотелось надеяться, чтоктому времени Клим хотябы немного оправится отпотери жены. Черная полоса вего жизни кончилась: Вайнштейн дал понять, чтоготов помириться сним, Элькин отдал Климу автомобиль наусловиях «потом рассчитаемся», афинансовый отдел вЛондоне согласился оплатить эту покупку ближе кавгусту.
        Ктомуже вСоветском Союзе наконец начали происходить события, достойные мировых передовиц: суднадшахтинскими вредителями мог принести Климу славу иденьги — внем собирались участвовать сорок два общественных обвинителя, пятнадцать защитников иполсотни обвиняемых. Подсудебные заседания выделили легендарный Колонный зал Дома Союзов (бывшее Благородное собрание), вкотором танцевали Татьяна Ларина из«Евгения Онегина» иНаташа Ростова из«Войны имира». Здесьже проходили всевозможные съезды ипрощания сважными покойниками — отЛенина допредседателя Революционного военного совета Фрунзе.
        Задолго доначала заседаний пресса начала готовить население кпроцессу: вгазетах ижурналах рассказывалось окатастрофическом положении вугольной промышленности иороли старых спецов вее развале. Чтобы новости оШахтинском деле дошли даже донеграмотных, было решено передавать их порадио, ивскоре намногих московских улицах появились столбы срепродукторами.
        Большевики готовили поистине «процесс века», иКлиму надо было радоваться, чтосчастье плывет ему вруки, ноон был чем-то недоволен.
        —Ну,вчем дело? — ласково допытывалась Галя.
        Клим передал ей газету от14апреля 1928года, вкоторой была опубликована речь Сталина:
        —Тамвсе решили досуда, — сказал Клим. — Никто уже несомневается втом, чтообвиняемые виновны.
        —Аты разве сомневаешься? — удивилась Галя.
        —Мнебы хотелось понять…
        Онтак инезакончил свою мысль. Чтобы Галя ниделала, какбы нистаралась помочь Климу, онвсе равно расценивал ее какпотенциальную доносчицу, прикоторой нельзя слишком много болтать. Онаподозревала, чтоименно поэтому он невсостоянии полюбить ее: очем может идти речь, если тебе нет доверия?
        Еслибы Галя уволилась изОГПУ, Климабы вынудили нанять другую помощницу. Этобыл замкнутый круг: онанемогла бросить ОГПУ дотех пор, пока Клим наней неженится, аон несобирался жениться наГале, потому что она работала начекистов.

2.
        Чтобы Тату приняли вхудожественный интернат, надо было раздобыть направление профкома. Галя сунулась туда, ноей никто толком неразъяснил, ктозачто отвечает.
        Лубянку лихорадило: сверху пришел приказ онеобходимости чисток — мол, надо выявить, ктоизсотрудников ОГПУ нежелает активно бороться сконтрреволюцией.
        Тоже самое происходило навсех предприятиях. Встране небыло ниодной успешной отрасли, идиректора, недожидаясь собственного «шахтинского дела», брали инициативу всвои руки. Ведь раз уних ничего неполучается, значит, кто-то саботирует их работу!
        Чистка вОГПУ еще небыла назначена, ноГалины приятельницы изканцелярии спешно выкидывали иностранные журналы мод, конфискованные унэпманов, ипрятали все, чтомогло изобличить их тягу кбуржуазной жизни. Никаких больше открыток сзаграничными артистами, никакого вязания нарабочем месте, никакой болтовни натему «каксделать перманент вдомашних условиях». Чекисты ходили наслужбу отутюженные имолодцеватые, ивсе их разговоры сводились косуждению врагов иподдержке линии партии.
        Секретарша Этери Багратовна шепнула Гале, чтоДрахенблют каждый день получает целые пачки анонимных доносов. Из-за страха перед увольнением чекисты принялись закладывать коллег, которые могли навредить им вовремя чистки. Личные дела сотрудников ОГПУ росли, какнадрожжах: каждого можно было поймать напреступлении — один линейку стащил сработы, другой незаконно получил путевку, третий — однажды высказался вподдержку оппозиции.
        Галя зашла кАлову иувидела, чтотот сидит наподоконнике имажет электрические лампочки лаком дляногтей. Покомнате расползался удушливый запах растворителя.
        Алов недовольно покосился наГалю.
        —Ну,чего уставилась? Ялампочки изнашего коридора подписываю. Ато их все время кто-то вывинчивает, авзамен ставит старые, перегоревшие. Завхоз уже пообещал докладную нанас написать.
        Галя покосилась наполдюжины лампочек скроваво-красной надписью: «Украдено вОГПУ».
        —Алак утебя откуда?
        —Диана Михайловна дала: «ихсиятельства» устроили общее собрание ипостановили, чтобольше небудут красить ногти. Чтоутебя нового?
        Галя рассказала отом, чтовпомещение «Московской саванны» въехала общественная организация «Лига времени». Еечлены, тощие изаморенные студенты, «научно организовывали свой труд», старались неопаздывать ивезде ходили скнижечками, куда записывали почасам, чтоони делали.
        —Рогов больше невспоминал оКупиной? — перебил Алов.
        —Нет, ниразу.
        —Ажаль! Тебебы, чижик, заговор какой раскрыть… Ато придет время чистки, аты даже предъявить ничего несможешь. Тыповнимательней приглядывайся ксвоим иностранцам, ладно?
        Галя перепугалась: ещенехватало, чтобы Алов заставлял ее наговаривать наКлима!
        Онвнимательно посмотрел нанее:
        —Нучего ты кислая такая? Тебя твой Рогов необижает?
        —Нет, богстобой! — Галя поспешно сменила тему: — Янасчет Таты… Онахочет поступить вхудожественный интернат вЛенинграде, ноей нужно направление отпрофсоюза. Тынепоможешь?
        Онапоказала Алову рисунки дочери, итот аж удивился:
        —Ивкого она такая уродилась? Я,конечно, поговорю спрофкомом… Авы скучать друг подружке небудете?
        —Будем, конечно! Ночто несделаешь ради ребенка?
        Алов положил ей руку наплечо, иГаля вздрогнула: неужели он сейчас кней полезет? Ох,только неэто!
        —Тынеобижайся, ради бога, нонам надо прекратить личные отношения, — помявшись, сказал Алов. — Пойми меня правильно: яхорошо ктебе отношусь, носейчас просто невремя. Скоро унас начнутся чистки, ипридраться могут кчему угодно. Глупо вылетать сослужбы занизкий моральный уровень, правда?
        Отрадости иоблегчения Галя чуть незаплакала.
        —Явсе понимаю.
        Алов сам растрогался.
        —Мыстобой, чижик, строим новую жизнь иунас все должно быть нетак, какраньше.
        Галя вылетела отнего, какнакрыльях. Слава богу, отвязался… Аесли исТатой все сложится, будет вообще замечательно!
        Внутренний двор был залит весенним солнышком, аподзабором желтели цветы мать-и-мачехи, похожие нарассыпанные пуговицы.
        —Привет! — поздоровался сГалей Ибрагим.
        Уворот внутренней тюрьмы стоял уже неодин, атри автомобиля-«воронка». Дверца одного изних была густо измазана кровью.
        —Погода-то какая чудесная! — весело воскликнул Ибрагим. — Скоро наречку пойдем — загорать-купаться будем!
        Онпривинтил брезентовый шланг кторчащему изземли крану ипринялся поливать машину.
        Галя торопливо пошла прочь. Ненадо думать о«воронках» илюдях, попавших вних прошлой ночью! Наверное, этобыли какие-то спекулянты, иее сКлимом все это некасалось.

3.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

4.
        Глава19. Шахтинский процесс

1.
        Утром 18мая 1928года Дом Союзов был окружен двойным милицейским кордоном, который едва сдерживал любопытных, пытавшихся пробраться внедавно отремонтированное трехэтажное здание сколоннами.
        Женщины смоссельпромовскими лотками торговали папиросами; тутже крутились газетчики, ребятня ииностранные туристы сфотокамерами. Народ все прибывал ивскоре заполонил мостовую, недавая проехать гудящим автомобилям иизвозчикам.
        Клим предъявил удостоверение журналиста, иего впустили внутрь.
        ВДоме Союзов шли последние приготовления: помраморной лестнице носились щеголеватые юноши вформе ОГПУ, абуфетчицы вкружевных наколках развозили тележки, уставленные графинами сводой.
        Клим вошел вКолонный зал иему показалось, чтоон очутился втеатре перед большой премьерой. Хрустальные люстры освещали ряды красных кресел длязрителей икумачовые транспаранты набалконах. Впроходах уже стояли несколько мощных юпитеров, направленных насцену, иковровые дорожки бугрились оттянущихся подними проводов.
        —Дорогу! — прокричали рабочие, везущие громоздкую кинокамеру.
        Всеслегка нервничали исуетились, новцелом настроение было приподнятое: наспектакль возлагались большие надежды.
        Иностранные журналисты раскланивались иобменивались рукопожатиями.
        —Правосудия ждать неприходится, — мрачно говорил корреспондент американской газеты «Крисчиан Сайенс Монитор». — Советские судьи вполне официально руководствуются теорией классового подхода: если выяснится, чтообвиняемый — бывший дворянин или, недай бог, происходит изсемьи священника, тоуже никаких доказательств вины нетребуется.
        Французские корреспонденты тутже ввязались сним вспор:
        —Ноэто глупо — выносить откровенно несправедливое решение наглазах всего мира! Большевики наэто непойдут.
        —Будут расстрелы, — повторял Луиджи, маленький итальянец, похожий навостроносого дрозда. — Власти хотят заставить нерадивых служащих лучше работать. Такрешится проблема сповсеместным браком напроизводстве.
        Зайберт никого неслушал игромко возмущался тем, чтоОГПУ записало вчисло вредителей нескольких граждан Германии, которые работали вШахтах поконтракту:
        —Когда наш посол доложил обэтом вБерлин, дело едва некончилось разрывом дипломатических отношений. Всянация возмущена! Чекисты арестовали моих соотечественников только длятого, чтобы продемонстрировать, чтоусаботажников были связи сзаграницей. Янепонимаю, очем думают вКремле: послезавтра вГермании будут проходить выборы вРейхстаг, ииз-за этого скандала коммунисты лишатся множества голосов.
        —Непритворяйтесь, чтовы страшно горюете поэтому поводу, — засмеялся Луиджи. — Выже сделали себе карьеру наэтой истории!
        Зайберт ивправду превратился усебя народине взнаменитость. После поражения вМировой войне национальные чувства вГермании были обострены допредела, илюбое сообщения остраданиях немцев вызывало бурю протеста. Зайберту разрешили навещать арестованных соотечественников, ион уже несколько раз ездил вБерлин давать интервью овизитах вбольшевистскую тюрьму. Егодаже пригласили кминистру иностранных дел, ипосле этого Зайберт решил, чтовбудущем он непременно подастся вполитику, — емуочень понравилось заступаться занемецкий народ.
        Наконец впустили зрителей, изал наполнился гулом возбужденных голосов игромкими выкриками распорядителей — кому куда садиться. Те,кто побогаче, достали полевые итеатральные бинокли и — заотсутствием главных действующих лиц — принялись рассматривать иностранцев. Клим чувствовал себя неуютно, будто все поблескивающие стеклышки были направлены именно нанего.
        Когда ввели подсудимых, надпубликой пронесся вздох разочарования. Зайберт аж снял очки ипротер их носовым платком — словно немог поверить своим глазам.
        —Нуипреступники!
        Клима тоже поразил внешний вид саботажников. Онневольно поддался настроениям коллег изаранее представлял обвиняемых какфанатичных игрозных людей, непобоявшихся рискнуть жизнью ибросить вызов большевистской системе. Новместо гордых демонов контрреволюции наскамье подсудимых оказались потрепанные инасмерть перепуганные обыватели сбегающими глазами. Хватай наулице полсотни случайных прохожих, сажай вкамеру иполучишь такиеже жалкие физиономии.
        —Встать, судидет! — громыхнуло изрепродукторов.
        Голоса моментально стихли. Судьи, одетые кто вкостюмы-тройки, ктовполувоенные френчи, поднялись насцену иуселись вкресла свысокими спинками. Всвете юпитеров шляпки гвоздиков накожаной обивке сияли вокруг судейских голов какстранные квадратные нимбы.
        Согласно ритуалу, залпропел Интернационал изаседание началось.

2.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

3.

4.

5.
        ЗАПИСЬ СДЕЛАННАЯ ЧУТЬ ПОЗЖЕ:

6.
        Глава20. Химеры

1.
        Клима пригласили набанкет вчесть делегации коммерсантов изСША иГермании.
        —Насамом деле заэтими господами стоят чекисты, — сказал ему всезнающий Зайберт. — ОГПУ — этонестолько политическая полиция, сколько добывающая компания. Онавалит лес насевере ивСибири, ией надо куда-то его девать, вотчекисты ипозвали Оскара Рейха, чтобы он выступил посредником между ними ииностранцами. Вроде унего все складывается, какнадо: немцы покупают древесину нашпалы, аамериканцы обеспечивают кредит истрахование сделки.
        Услышав имя Оскара, Клим решил никуда неидти, ноЗайберт принялся рассказывать такое, чтоон передумал:
        —Мистер Рейх — очень умный человек. Онпонял, чтонаЗападе бесполезно разговаривать сбольшими боссами: онипоголовно настроены против СССР. Если хочешь провернуть сделку, веди переговоры совторым эшелоном — тоесть несвладельцами фирм, аснанятыми управляющими. Оскар подкупает их точно также, какэто делалось встарину, — драгоценными камнями иметаллами. Вынеможете сунуть видному человеку взятку деньгами, авот если вы преподнесете ему царскую чашу XVвека — ктож отнее откажется? Человеку свойственно терять разум привиде неабстрактного, асамого настоящего золота.
        —Откуда Оскар его берет? — удивился Клим.
        —Изрусских музеев имонастырей. Помимо золота, вход идут полотна старых мастеров идревние скульптуры. Всеэто перетекает вНью-Йорк иБерлин, авкачестве ответной любезности управляющие ичлены совета директоров навремя забывают освоих антикоммунистических принципах. Иведь комар носа неподточит: сделка прибыльная, акционеры довольны — ачто еще надо?
        Пожалуй, все-таки стоило сходить набанкет ипосмотреть наталантливого мистера Рейха, способного пробивать торговые блокады играбить музеи впромышленных масштабах.

2.
        Банкет проводился вроскошном особняке, дореволюции принадлежавшем знаменитой купчихе-благотворительнице Зинаиде Морозовой.
        Кдевяти часам наСпиридоньевскую улицу начали стекаться автомобили сфлажками иностранных государств накапотах. Накрыльцо поднимались пары — мужчины всмокингах ицилиндрах идамы ввечерних туалетах. Невозможно было представить, чтовсе это происходит вцентре красной Москвы.
        Внутреннее убранство дома напоминало сказочный замок: стены были обиты темно-голубым шелком ипанелями изценных пород древесины, поуглам стояли рыцарские доспехи, алестницы украшали кованые скульптуры.
        ВОхотничьей комнате был устроен банкетный зал. Осетров подавали целиком — нагромадных серебряных блюдах. Рядом краснели лобстеры совскрытыми хвостами, здесьже томились ребрышки ягненка срозмарином, тончайшие блинчики сикрой, филе форели подсметанной смелко порубленным укропом, сыры иколбасы двадцати сортов, пирамиды изфруктов ицелые армии винных, коньячных иводочных бутылок.
        Большинство гостей были иностранцами, норусских тоже хватало: чекисты пригласили нетолько знаменитых писателей иактеров, ноируководителей всевозможных трестов.
        Оскар Рейх сидел воглаве стола.
        —УСША иСССР много общего, — горячо проповедовал он, — намприходится решать проблемы сперевозками товаров ипередачей электроэнергии набольшие расстояния; унас неравномерно распределено население… Ноглавное, мы — нации мечтателей, отважных иизобретательных людей, которые небоятся трудностей!
        Клим внимательно слушал Нининого мужа. Чтоиговорить — Оскар Рейх был прирожденным оратором. Онутверждал, чтоСССР похож наДикий Запад всередине XIXвека, ите, ктоосмелятся исследовать его глубины, могут заработать несметные богатства.
        Коммерсанты были вполном восторге отего рассказов омогучих северных лесах изалежах ценных металлов вСибири.
        Слово взял круглолицый, благостного вида чиновник изВСНХ, Высшего совета народного хозяйства:
        —Мынадеемся, господа, чтонаше сотрудничество неограничится только поставками древесины. СССР вынужден форсировать свою индустриализацию: англичане иих приспешники готовятся напасть нанас, ичтобы противостоять их коварным планам, мыдолжны построить множество заводов иэлектростанций, иполностью перевооружить Красную армию. Всамом ближайшем будущем мы собираемся закупить массу оборудования изСША иГермании.
        —Авы уверены, чтоувас хватит средств? — осведомился седовласый банкир изНью-Йорка.
        Товарищ изВСНХ понимающе улыбнулся:
        —Да,наша банковская система нетакая крепкая, какхотелосьбы, иунас нет колоний, засчет которых мы моглибы развиваться… Нозато унас есть воля кпобеде икрепкие рабочие руки. Если нужно, мызатянем пояса ибудем работать день иночь ради достижения наших великих целей.
        Оскар Рейх поднял бокал.
        —Джентльмены, предлагаю выпить засоветский народ — великий инепобедимый! Ура!
        После шампанского засоветский народ были съедены горы деликатесов истанцован десяток фокстротов.
        Климу оставалось только поражаться цинизму большевиков. Ведь это прелесть что такое: сначала финансировать всоседних странах революции изабастовки, потом осознать, чтозатакие дела можно получить сдачи изатеять срочное перевооружение. Аплатить заполитические игры руководителей должен был советский народ — идея «внутреннего колониализма» витала ввоздухе втечение всех десяти лет советской власти, ибольшевики невидели вэтом ничего «такого».
        Простой мужик сосвоим барахлишком был тут, подбоком, ичтобы обобрать изакабалить его, нетребовалось никакого специального оборудования, кроме винтовки Мосина ипрессы, которая внушала полуграмотным рабочим икрестьянам, чтоборьба скапиталом — этокакраз то, ради чего стоит «затягивать пояса» и«отдавать жизни».
        Носамое мерзкое заключалось втом, чтобольшевики ступили нату самую дорожку, которая привела кМировой войне. Пятнадцать лет назад европейские нации тоже спешно вооружались, подозревая друг друга вжелании напасть. Политики делали блестящие карьеры намассовых страхах, промышленники наживались навоенных заказах, агенералы требовали все больших ибольших ассигнований наармии.
        В1914году этот пузырь ненависти лопнул, но, похоже, история никого ничему ненаучила. Можно было представить себе, какая паника поднимется вевропейских консервативных кругах, когда там узнают, чтоСССР затевает военную индустриализацию! Тамитак уже многие требовали поскорее вооружаться ипроводить политические репрессии против коммунистов — дабы остановить распространение «красной заразы». Ответом насоветскую милитаризацию несомненно будет милитаризация Европы.
        Ивсе начнется по-новой.

3.
        Всебудто заразились бесшабашным весельем: пьянели содной рюмки иорали «Какой хороший парень» по-английски и«Пусть долго живет» по-немецки — укого-то изиностранцев был день рождения.
        Клим поднялся из-за стола: «Нувас кчертям собачьим!» инаправился квыходу. Унего небыло никакого желания присутствовать напиру вовремя чумы.
        Когда он проходил через бальную залу, еговзгляд вдруг выхватил изтолпы знакомый силуэт: этобыла Нина — онатанцевала скаким-то военным.
        Фантастическое зрелище — красный командир идама вроскошном платье скользили попаркету подзвуки джазового оркестра. Кавалер улыбался ей восторженной улыбкой икасался Нининой обнаженной спины, вдоль которой спускалась тонкая цепочка сблестящим камушком.
        Клим замер воцепенении итутже одернул себя: «Нучто — налюбовался? Можешь быть свободен».
        Онповернул ручку назастекленной двери ивышел наширокий балкон, украшенный статуей химеры. Отсветы бальных огней подрагивали наее каменном теле, иказалось, чтоона слегка ворочается насвоем постаменте.
        Пьяный, сосъехавшим набок галстуком имокрыми отпота волосам, Оскар тоже заглянул набалкон. Вруках унего была рюмка сконьяком.
        —Вас-то мне инадо! — воскликнул он, завидев Клима. — Выслышали, чтокомпания Форда собирается помочь русским построить автомобильный завод подНижним Новгородом? Скоро сюда приедут инженеры ипромышленные архитекторы — имнадо произвести разведку местности. Какнасчет того, чтобы написать обэтом пару очерков? Намнадо раздуть шумиху вамериканской прессе ипоказать, чтоСССР — этострана новых возможностей.
        Клим покачал головой.
        —Кактолько закончится Шахтинский процесс, явозьму отпуск. Моядочь болеет, такчто мы сней едем наюг.
        —О,сочувствую…
        Дверь снова распахнулась инапороге показалась Нина.
        —Оскар, тебя все ищут! Тыже обещал, чтобудешь играть вбридж!
        —Сейчасиду.
        Ондопил коньяк ивышел.
        Нина иКлим долго смотрели друг надруга — каквраждующие соседи, случайно встретившиеся награнице владений.
        —ЧтосКитти? — наконец произнесла Нина. — Онаплохо себя чувствует?
        —День надень неприходится, — нехотя признался Клим. — Унее иногда бывают отеки иголовные боли.
        —Тыводил ее кдоктору? — встревожилась Нина. — Чтоон сказал?
        Онасыпала вопросами, Клим отвечал ичувствовал, каквнем поднимается глухое раздражение. Счего это Нина начала изображать изсебя заботливую мамочку? Совесть проснулась?
        —Куда именно ты хочешь отвезти Китти? — спросилаона.
        —Куда будут билеты, туда ипоедем.
        —Тоесть, билетов ещенет?
        Нина хотела что-то добавить, нонабалконе вновь показался Оскар.
        —Нувот — сама позвала меня исама тут застряла!
        —Ладно, ещеувидимся… — проговорила Нина иушла, оставив Клима вобществе каменной химеры.
        Онпокосился наскорчившееся напостаменте чудище: голова львицы, вдоль хребта — гребень, тело вообще ниначто непохоже… Химера — химера иесть: дурная фантазия, сочетание несочетаемого. Именно вэто превратилась его любовь.

4.
        Иностранные журналисты чутьли невполном составе явились наочередное судебное заседание — всем хотелось узнать, чемзакончится допрос Скорутто.
        Судья вызвал его кмикрофону, итот ровным итихим голосом сказал, чтополностью признает свою вину.
        —Яотказался отпоказаний только из-за жены.
        Позалу пронесся едва слышный вздох разочарования.
        —Ненадо было ей ничего кричать, — шепнул Зайберт наухо Климу. — Онавыдала чекистам, чтоони сНиколаем любят друг друга, аэто лишняя точка давления. Скорутто небось пригрозили, чтоесли он непризнает вину, егосупругу арестуют.
        Клим мрачно кивнул. Всеэто напоминало «пляску смерти» — былтакой аллегорический сюжет вовремена Средневековья: ухмыляющийся скелет вел вхороводе людей всех званий исостояний, ичтобы человек ниделал, силы рока всеравно сводили его вмогилу.
        Сопротивление большевикам было абсолютно бесполезным.

5.
        Клим вышел изДома Союзов исразу увидел Нину. Онаприблизилась кнему — легкая инарядная всвоей маленькой соломенной шляпке ибелом платье вцветочек.
        —Добрый день! КакКитти?
        —Нормально, — отозвался Клим, неподнимая глаз.
        Несговариваясь, онипошли кОхотному ряду. Навстречу им тек народ и, пропуская прохожих, Клим иНина то соприкасались плечами, торасходились вразные стороны.
        —Язнаю, куда надо отвезти нашу дочь, — сказала Нина. — Элькин прислал мне письмо… Онсейчас вКоктебеле — этомаленькая болгарская деревня вКрыму. Уего тетки там дом, иона сдает комнаты постояльцам. Элькин давно звал меня туда.
        —Представляю твоего рафинированного муженька посреди крымской деревни! — хмыкнул Клим.
        —Этоя еду вКоктебель, аОскар еще вчера отправился вГерманию. Надулицей раздался грохот, иввоздухе повисло облако известковой пыли. Клим оглянулся: зазабором, оклеенным театральными афишами, ломали церковь Параскевы Пятницы. Золотых куполов уже небыло, австенах зияли дыры, через которые виднелись головы рабочих.
        —Уменя есть знакомый вНаркомате путей сообщений, ион заказал дляменя купе, — продолжила Нина. — ВысКитти можете поехать вместе сомной вФеодосию, адальше мы автобусом доберемся доКоктебеля.
        Клим визумлении посмотрел нанее. Какое купе? Онадумает, чтоон согласится куда-то сней ехать?
        —Дорогая моя… Между нами все кончено.
        Лицо Нины исказилось — словно отболи.
        —Тыже сам сказал, чтоКитти надо отвезти наюг!
        —Янеприму оттебя никаких подношений.
        —Почему?
        —Потому что ты спишь сРейхом! — всердцах отозвался Клим.
        Нина опустила голову.
        —Такведь иты сосвоей Галей непасьянсы раскладываешь.
        —Побереги-и-ись! — раздалось из-за забора, исцерковной крыши сгрохотом сорвалась балка.
        —Тыхотябы выслушал меня дляначала… — сзапинкой произнесла Нина. — Хотя чего я тут распинаюсь? Если ты готов из-за своей дурости угробить ребенка…
        —Нешантажируй меня Китти! — рявкнул Клим, ноНина его перебила:
        —Впятницу вдва часа я буду наКурском вокзале: поезд наФеодосию, второй вагон, четвертое купе. Если захочешь — приходи.
        Онаразвернулась ипошла прочь.

6.
        Клим вернулся домой вполном смятении. ЧтоНина задумала? Ведь это безумие — ехать куда-то вместе, ауж тем более — водном купе! Китти узнает, что«мама нашлась» — адальшечто?
        Новдруг ему неудастся достать железнодорожные билеты? Отпуск пролетит, лето кончится, аКитти так ибудет болеть?
        Клим отпер дверь вквартиру, иему навстречу вылетела Галя.
        —Ну,кактвои шахтинцы?
        —Хорошо, — отозвался он, думая совсем одругом.
        Аесли все-таки поехать вКоктебель, токакбыть сГалей? Когда Клим сказал ей, чтохочет поехать наюг, онарешила, чтоон непременно возьмет ее ссобой — хотя ей никто этого необещал.
        Клим мрачно смотрел наее короткие, севшие отбесконечной стирки носки, натонкие ноги ипомявшееся отдолгого сидения ситцевое платье.
        Зачем он связаться сней? Всеэти месяцы Клим оправдывал себя тем, что«онасама хотела», ноэто заклинание давно неработало. Онвзял грех надушу, позволил Гале начто-то надеяться итеперь должен был либо сломать ей жизнь, либо вечно тащить насебе бессмысленный итяжкий груз.
        Онаобняла его ипоцеловала вщеку.
        —Чтоты так долго неприходил? Ясоскучилась!
        Неотвечать наее проявления нежности — значит напрашиваться наиспуганные вопросы. Отвечать — значит еще туже затягивать удавку насвоейшее.
        Поего лицу Галя всеравно догадалась, чточто-то случилось.
        —Вчем дело? — втревоге спросилаона.
        Клим сказал первое, чтопришло наум:
        —Видел, какломают Параскеву Пятницу. Жалко — ейведь больше двухсот лет! Сейчас такое повсей стране творится: ячитал вгазете, чтовмоем родном Нижнем Новгороде горсовет постановил снести храмы наБлаговещенской площади — чтобы они немешали проводить парады.
        Клим вспомнил храм, вкотором они венчались сНиной.
        —Георгиевскую церковь тоже снесут… Этим мерзавцам плевать наисторию итрадиции — ониневедают что творят.
        —Такты изНижнего Новгорода? — удивилась Галя. — Аговорил, чтоизМосквы.
        Клим чертыхнулся просебя: надоже было так опростоволоситься! Ведь он зарекался: приГале — никаких воспоминаний опрошлом!
        —Ябывал вНижнем Новгороде… Давно еще, вдетстве, — отозвался он ипоспешно сменил тему: — Все-таки мне кажется, чтопожары иаварии наДонбассе возникали неиз-за вредителей, аиз-за банального износа оборудования инесоблюдения техники безопасности нашахтах. Ведь это повсеместное явление вСССР!
        Клим хотел вызвать Галю наспор — чтобы отвлечь ее отмыслей оего оговорке, новопреки обыкновению та неподдержала разговора.
        —Уменя суп наплите варится, — произнесла она, неподнимая глаз, иушла вкухню.
        Глава21. ДомСлавы

1.
        Нина давно могла уйти отОскара — граф Белов больше месяца назад принес ей письмо отЭлькина. Унее были деньги — онатайком продала шубу, кольцо инесколько дорогих подарков, полученных отРейха; но, уезжая изМосквы, Нина лишала себя всякой надежды напримирение сКлимом.
        Онасама незнала, начто рассчитывает, — разве что наслучайную встречу: именно поэтому она ходила сОскаром напарадные обеды иужины — ведь туда часто приглашали иностранных журналистов.
        Встреча сКлимом действительно состоялась, ноизвестие оболезни Китти настолько напугало Нину, чтоона позабыла иогордости, иострахах, иовсех отрепетированных фразах, которые она собиралась произнести.
        Еетрясло отвозмущения иненависти кГале: онабыла уверена, чтоэта недотепа недоглядела заребенком изапустилаего.
        Взяв дела всвои руки, Нина вдва дня раздобыла билеты доФеодосии. АГаля, судя повсему, немогла ибилета вбаню достать!
        Судьба давала Нине иКлиму верный шанс: имнадо было уехать накрай света изабыть опрежних невзгодах.

«Ондолжен прийти навокзал! — говорила она себе итутже хваталась засердце. — Ачто, если он откажется?»
        Вдень, когда состоялось последнее заседание поШахтинскому делу, Нина несколько раз порывалась позвонить Климу иузнать, чтоон решил, нотак инеосмелилась назвать телефонистке заветный номер.
        Ейказалось, чтослово «приговор» звучит отовсюду: изрепродукторов наулице, изуст торговцев иизвозчиков. Чтобы отвлечься отдурных мыслей, Нина пошла вкинотеатр, ноитам перед сеансами крутили ролик назлобу дня: судприговорил одиннадцать человек красстрелу, аостальные обвиняемые получили длительные сроки влагерях.
        Председатель Верховного суда беззвучно зачитывал приговор, пианист играл торжественный марш, азрители, сидевшие справа ислева отНины, говорили:
        —Вотиправильно!
        Вечером кНине пришел Ефим: Оскар поручил ему приглядывать заней, пока он будет вотъезде.
        —Слышали проприговор? Немцев-то все-таки отпустили — Оскар обменял их наконтракт пошпалам. Арусские ненужны нисвоему правительству, нисвоему народу.
        Нина закрыла лицо ладонями: онатоже чувствовала себя абсолютно ненужной.

2.
        Нина явилась навокзал раньше времени имедленно пошла попустой платформе ковторому вагону. Онауведомила Элькина, чтоприедет вместе сКлимом иКитти, ноуже совершенно неверила вуспех своего предприятия.
        Какбыть, если Клим непридет? Отправиться вКрым одной? О,господи, только неэто!
        —Мамочка! — вдруг раздался восторженный детский голос. — Папа, янашла нашу маму!
        Китти, наряженная всмешной розовый сарафан срюшками, подбежала кНине иобхватила ее заноги.
        Отнахлынувшего счастья иоблегчения Нина непомнила, чтоговорила. Унее тряслись руки, онацеловала Китти, ахала иприжимала ее ксебе.
        —Какже ты выросла!
        Казалось невероятным, чтодочка узнала ее после столь долгой разлуки.
        —Привет, — проговорил Клим, подойдя кним.
        Вруках унего был маленький чемодан, оклеенный цветочками, вырезанными изоткрыток.
        Нина подняла нанего счастливый взгляд.
        —Господи, какя рада! Агде твои вещи?
        —Янееду свами.
        Унее остановилось сердце.
        —Почему?!
        Клим достал изкармана сложенный вчетверо лист бумаги ипротянул его Нине:
        —Вот, получил вчера вечером.
        Онапробежалась глазами поотпечатанному через копирку тексту:
        —Этомаленькая месть Отдела печати, — усмехнулся Клим. — Вайнштейн знал, чтоя собрался ехать наюг, инарочно отправил меня насевер.
        —Нопочему ты неотказался?! — воскликнула Нина. — Тынеобязан ехать!
        —Моеначальство считает, чтополярная экспедиция — этоогромная удача: ведь обычно Советы непускают насевер иностранных журналистов. Тысможешь присмотреть заКитти, пока я буду вотъезде?
        —Да,конечно.
        —Когда ты вернешься домой?
        —Яушла отРейха, такчто мне некуда возвращаться.
        Нина была уверена, чтоКлим обрадуется ее известию, новместо этого он притянул ксебе ребенка, будто она сообщила, чтособирается его украсть.
        —Пообещай, чтоты незаберешь уменя Китти!
        Нина смотрела нанего непонимающим взглядом.
        —Дасчего ты взял?..
        —Ну,малоли. Твой Оскар непотерпелбы вдоме цветную девочку, атеперь ты свободная женщина иможешь делать все, чтовзбредет вголову.
        Клим словно незамечал, насколько оскорбительны были его слова. Онневерил вНинины добрые намерения ипросил ее небыть большей мерзавкой, чемобычно.
        —Пообещай, чтонезаберешь Китти! — повторил он. — Яприеду заней кактолько освобожусь.
        Нина уже была готова вспылить, новсе-таки сдержалась. Вытащив изсумки карандаш, онанаписала несколько строк наобороте письма отВайнштейна:
        —Этоадрес Элькина. Если недоверяешь мне, отправь ему телеграмму ипопроси приглядывать занами.
        Клим кивнул испрятал бумагу вкарман.
        Онипрошли вкупе, ион объяснил Нине, чтонужно делать, если Китти опять разболеется, вкаком пакете лежат лекарства, икуда он упаковал самое важное — розового тряпичного коня.
        Китти забралась сногами надиван ипринялась вертеть выключатель настене:
        —Ой,тут свет зажигается! Папа, акогда мы ехали вМоскву, унас ввагоне света небыло!
        Ксоседней платформе подошел поезд, инапротив окна остановился вагон сполустертой надписью: «Даешь Деникинский фронт!» Десять лет назад Нина иКлим ехали наюг вточно такомже разбитом «сарае наколесах». Онинеособо верили, чтодоберутся доместа живыми, нотогда уних небыло никого роднее друг друга.
        Китти щелкала выключателем: свет — полумрак, свет — полумрак.
        Раздался звон колокола. Клим поднялся икрепко обнял Китти.
        —Будь умницей, инеособо докучай Нине.
        Онназвал ее «Нина», ане«мама» — словно она была дляребенка чужой теткой.

3.
        Поезд тронулся, изаокном потянулись мрачные привокзальные здания.
        Китти сидела, болтая ногами, надиване ирассказывала Нине, какона недавно упала скрыльца иунее была во-о-от такая страшная рана наноге. Ейочень хотелось произвести впечатление намаму.
        Нина кивала, глядя накрохотный шрамик насмуглой коленке.
        Почему Клим неоставил ребенка сГалей? Ондоверял ей еще меньше, чемНине? Или, может, еголюбовница невзлюбила Китти?
        Всебыло настолько запутано инепонятно!
        Нина совершенно небыла готова ксвалившимся ей наголову материнским обязанностям. Какнипостыдно это звучало, онисКитти отвыкли друг отдруга инеочень-то хорошо понимали, каким себя вести.
        Изсоседнего купе послышались детские голоса, поющие Интернационал по-немецки. Вагон натреть был занят иностранными пионерами — детьми зарубежных коммунистов, направляющимися влетние лагеря.
        Китти потребовала, чтобы ее отвели кним познакомиться, акогда Нина отказалась, устроила скандал. Онавдруг осознала, чтопапы рядом нет, ипотакать ее желаниям никто небудет.
        Дальше было только хуже: едаввагоне-ресторане оказалась невкусная, чай — слишком горячий… Какэто нельзя засовывать внос хлебный мякиш? Аноздри тогда зачем?! А-а-а-а-а!!!
        Вовремя очередной остановки Нина выбежала наплатформу изаметалась среди крестьянок, сбывающих домашнюю снедь. Паровоз стоял подпарами, икаждый раз, когда состав вздрагивал ичуть продвигался вперед, пассажиры впанике кидались назад квагонам. УНины замирало сердце: вдруг она неуспеет сесть впоезд иКитти уедет безнее?
        Онакупила жареную курицу, вареную картошку инесколько огурцов, иКитти наконец соблаговолила поесть, нобуквально через пять минут ее вырвало.

«Ясовсем разучилась обращаться сдетьми! — вотчаянии думала Нина, застирывая вуборной розовый сарафан. — Ачто, если это серьезное отравление?»
        Когда она вернулась вкупе, ребенок какнивчем нибывало прыгал подиванам.
        —Давай играть врыбалку? — предложила Китти. — Тыбудешь рыбаком: закидывай удочку ивытаскивай меня изморя!
        Онастарательно изображала «небывалый улов» — тоизвозчичью лошадь, топоющий репродуктор, томорских чудовищ.
        —Падай вобморок! — кричала разгоряченная Китти. — Яужасный трехголовый водолаз!
        Нина визнеможении падала надиван.
        Когда стемнело, онидолго лежали вобнимку, иКитти рассказывала, какКапитолина молится Боженьке ивышивает полотенца спетухами.
        Нине очень хотелось задать пару вопросов оГале, ноона несмела: слишком уж страшно было получить подтверждение тому, чтоона итак знала.
        Заокном пролетали искры изпаровозной трубы, стучали колеса, аизкоридора доносился женский смех.
        —Мама, — позвала Китти. — Ая волшебные слова знаю — меня Капитолина научила. Ихнадо говорить, когда что-то потеряешь. «Домовой, домовой, принеси мешок домой. Авмешке поклажа — таммоя пропажа». Язагадала, чтобы домовой принес тебя, ивидишь — тынашлась.
        Нина поцеловала ее вголову.
        —Теперь нам еще папу надо вернуть.
        —Хорошо, — сонно пробормотала Китти. — Только я незнаю, сможет его домовой поднять илинет, — все-таки папа тяжелый.
        —Мычто-нибудь придумаем, — пообещала Нина. — Если надо, раздобудем подъемный кран.

4.
        Наперроне вФеодосии Нину иКитти встретил Элькин — загорелый, бородатый иеще более рыжий, чемвсегда. Вкосоворотке сзакатанными рукавами ивыгоревшей красной феске он выглядел кактурок-рыбак, анекакмосковский инженер.
        —Агде мистер Рогов? — спросил он, расцеловавшись сНиной.
        —Папа остался вМоскве, ия только смамой приехала! — сказала Китти.
        Элькин врастерянности посмотрел наНину.
        —Тоесть как… «смамой»? Клим говорил мне, чтоего жена умерла.
        Нина мучительно покраснела. Надо было заранее предупредить Элькина обовсем! Атеперь пойдут дурацкие вопросы иобъяснения…
        —МысКлимом когда-то были женаты, — запнувшись, проговорилаона.
        —Акакже Китти? Ведьона…
        —Мыее удочерили.
        Элькин ненашелся, чтосказать.
        —Ладно, пойдемте, — произнес он и, подхватив чемоданы, повел гостей сквозь привокзальную толпу.
        Нина так инепоняла — какЭлькин отнесся кизвестию оее предыдущем браке. Что, если он догадался, чтозимой она приходила в«Московскую саванну» нестолько кнему, сколько кКлиму? Ох,какой позор!
        Феодосия была жаркой, пыльной исказочно прекрасной, ипостепенно смущение оставило Нину. Онасмотрела нататарских женщин впестрой рванине, начерноусых носильщиков, таскавших здоровые деревянные поддоны наголовах, инавеселых торговцев, которые продавали мелких креветок и, каксемечки, ссыпали их вгазетные кульки.
        —ВКоктебель наисполкомовской колымаге поедем — яуже обовсем договорился, — сказал Элькин, показывая настоящий втени открытый автомобиль. Бока машины были помяты, фары неподходили друг кдругу, нозато заднее сидение было покрыто дорогим восточным ковром.
        Шофер — загорелый парень вдырявой майке исоздоровыми очками отпыли, болтавшимися нашее, — слюбопытством оглядел Нину иКитти.
        —Нучто, заводить мотор?
        —Заводи! — приказал Элькин исвеликим почтением усадил дам вавтомобиль.
        Онипонеслись поулицам, распугивая кур ибродячих собак.
        Сидя вполоборота, Элькин рассказывал Нине, какему удалось восстановить вКоктебеле заброшенную кузню ипревратить ее вмастерскую.
        Местные власти его нетрогали, хотя им тоже велели «вести наступление начастника». Элькин был единственным навсю округу «мастером навсе руки» иему тащили впочинку все насвете — отстарых, ещедореволюционных генераторов докладбищенских оград. Исполкомовский автомобиль тоже был его детищем, собранным изтрех разных машин.
        —Одна беда — народ наш очень бедный, — кричал Элькин, придерживая феску, которая то идело норовила слететь сего головы. — Иной раз приведут мне осла подковать, авместо платы овечьего сыра втряпочке дадут. Амне деньги нужны, чтобы налог заплатить. Хорошобы Клим побыстрее расплатился сомной за«Машку».
        —Онскоро приедет сюда, — отозвалась Нина.
        —Если ему некогда, онможет переслать деньги телеграфом, — поспешно сказал Элькин. Кажется, емууже нехотелось, чтобы Клим появлялся вКоктебеле.
        Онивыехали загород ипокатили пожелтым холмам, похожим наскладки старинного бархатного плаща. Вокруг царила яркая первобытная красота, иНине уже неверилось, чтогде-то насвете существует угрюмая Москва, Оскар Рейх иРабоче-крестьянская инспекция.
        Вскоре между гор засверкал бирюзовый треугольник моря.
        —Намтуда! — показал Элькин наскалу, напоминавшую гигантский кусок халвы.
        Через пять минут автомобиль остановился уневысокого, сложенного изкамней забора. Содвора вылетели два мохнатых пса ипринялись оглушительно лаять.
        Элькин выпрыгнул надорогу.
        —Ану молчать, окаянные! ЭтоОвечка, аэто Хрю, — представил он собак. — Добро пожаловать вДом Славы!
        —Почему Славы? — спросила Китти.
        —Такзовут мою тетку. ОнаБронислава Ивановна подокументам, ноее никто так неназывает.
        Попрощавшись сшофером, Нина иКитти пошли подорожке кстранному кособокому зданию сбольшой террасой имножеством балкончиков, накоторых сушилось белье. Водворе росли абрикосовые деревья, аузабора помещалась массивная печь — какие гончары используют дляобжига посуды. Здесьже, поднавесом, стояла целая армия глиняных горшков снарисованными лицами иушами-ручками.
        Накрыльце стояла высокая чернобровая старуха вдлиннополом поношенном кафтане сяркой вышивкой. Наногах унее были стертые туфли сзагнутыми кверху носами, аголову покрывала цветистая шаль, завязанная наманер тюрбана. Старуха курила длинную трубку, оправленную вгрубое серебро, ивокруг нее распространялся сладковатый запах странного, ниначто непохожего табака.
        —Привел? — спросила она Элькина густым басом. — Дачники все напляже: иди, позови их обедать.
        Мелькнула большая тень, инаплечо хозяйки опустился белый какаду.
        —Слава! Слава! Слава! — закричал он квеликому восторгу Китти. — Дварубля скойки!
        —Пошли заселяться, — сказала старуха ипоманила Нину иКитти засобой.
        Внутри дом походил набогатую дачу, вкоторой лет двадцать неделали ремонт. Стены были увешаны полками скнигами, самодельными тряпичными куклами, тарелками ивсе темиже горшками снарисованными лицами. Окна были распахнуты, ииздалека слышался грохот прибоя исмех детей.
        Слава привела гостей вкомнату, вкоторой ничего небыло, кроме широкого топчана, накрытого пестрым одеялом, стула исундука.
        —Ой,какздорово! — радостно воскликнула Китти итутже разлеглась напостели.
        Нина выглянула вокно: внизу громоздились обломки скал, азаними разливалось ослепительной море, подрагивающее мелкой солнечной рябью.
        Слава пояснила, чтованной унее нет, иотдыхающие моются вморе. Заводой надо было ходить наколодец, ауборной служила деревянная будка, спрятанная между домом искалой. Щеколды надвери небыло, зато утропинки имелся железнодорожный указатель: «Путь закрыт» и«Путь свободен».
        Нина заплатила замесяц вперед, истаруха спрятала деньги заширокий пояс наштанах.
        —Лечиться будешь? — спросила она, внимательно посмотрев Нине вглаза.
        —Этонея, этоКитти болеет.
        —Девчонка твоя здоровее нас всех будет. Авот утебя вчем душа держится — непонятно.
        —Налевом фланге нет связи! — сообщил попугай. — Тяните провод, вашу мать!
        Старуха повернулась изашаркала туфлями вниз полестнице.
        Нина удивилась: неужели так заметно, чтоунее действительно все переломано внутри?

5.
        КСлаве изгода вгод приезжали одни итеже люди, ивих компании Нина сразу почувствовала себя своей. Тутникто нерассказывал, чемон занимается, несоблюдал большевистских ритуалов инеинтересовался происходящим на«большой земле». Самой важной новостью была поимка здоровенной кефали, асамым большим страхом — «Небудетли завтра шторма? Какже тогда купаться?»
        Было что-то упоительное вэтой простоте, бедности иравнодушии кземным делам.
        Срассветом дачники шли напляж, кзеленовато-голубому морю. Нина натягивала между скалами простыню, клала нагальку старое покрывало, иполучался уютный шатер. Сидя всвоем укрытии, онисКитти разглядывали облака спросвечивающими краями ипридумывали, начто они похожи. Купались или, лежа наживотах, выискивали вприбрежных камешках рыжие сердолики, полупрозрачные халцедоны икрасную яшму.
        Кобеду дачники собирались натеррасе. Набольшой, изрезанный ножами стол вываливались найденные полудрагоценные камни, иначинался страстный торг, обмен икупля-продажа.
        —Братцы, полевая кухня приехала! — орал, влетая натеррасу, попугай.
        Слава сдвигала всторону каменную «валюту» иподавала настол эмалированные миски счерными пятнами наместе сколов, лепешки сгорчицей издоровый медный котел спохлебкой, которую все называли «радость солдата».
        Элькин тоже обедал вДоме Славы — егомастерская была вдвух минутах езды навелосипеде. Онприносил дачникам маленькие подарочки ипостоянно что-то чинил врассыпающемся теткином доме.
        Китти он сделал качели, аНине подарил фигурку жирафа, выточенную израковины.
        —Этовам насчастье, — сказал он, улыбаясь. — Ееможно подвесить нашнурок иносить нашее.
        Нину смущало итрогало то, какЭлькин пытался ухаживать заней. Оназнала, чтооднажды он вызовет ее насерьезный разговор, изаранее переживала из-за этого. Какможно отвергнуть такого хорошего человека ивочередной раз разбить ему сердце? Ночто Нина могла поделать? Еепереполняли уважение исамые теплые дружеские чувства, нострасти, увы, небыло инемогло быть.
        После обеда — тихий час, потом снова безделье напляже, аближе кночи Элькин собирал дачников водворе укостра. Онипели подгитару, пили пьяное самодельное вино ипридумывали детективные истории.
        —ВДоме Славы было совершено неслыханное преступление! — грозно вещал Элькин. — Кто-то похитил указатель «Путь свободен», такчто отныне наша свобода подбольшим вопросом. Номы выведем преступника начистую воду! Давайте выяснять, кому это было выгодно. Ану признавайтесь всвоих тайных пристрастиях!
        Всепокорно признавались: кто-то обожал щелкать ногтями позубам, кто-то — разгрызать куриные косточки ивысасывать изних костный мозг, кто-то — писать бездарные рассказы пролюбовь, чемхуже, темлучше.
        Нина сказала, чтоей нравится ходить, балансируя, поповаленным бревнам.
        —Ага, такизапишем! — говорил Элькин. — Наша Ниночка ищет путь кравновесию. Кажется, выиесть главная подозреваемая: вам — какникому другому — требуется жизненный указатель.
        Потом пропажу находили усобачьей будки, иподобщий хохот Элькин вступал внеравный бой сХрю, которая уже наполовину обгрызла деревянную стойку.
        Элькин смастерил дляНины кресло — чтобы ей было удобнее сидеть укостра. Онанакрывалась пестрым одеялом и, нежась оттепла исвежего морского воздуха, любовалась нараскинувшееся надголовой звездное небо.
        Стрекотали цикады, вветвях абрикосового дерева попискивала птица, аперед глазами вставали самые яркие впечатления дня: зеленоватая линия прибоя, мелкие крабы, удиравших отчеловеческой тени ивода вкаменных впадинах — настолько прозрачная, чтонадне была видна каждая песчинка.
        Напротив Нины нараскладных стульях сидели белобрысый Алешка икруглолицая Ира изКиева. Онинедавно поженились иприехали вКоктебель намедовый месяц. Наних было приятно смотреть: онивезде ходили рука обруку иничего незамечали вокруг, поглощенные своей любовью, — юные, белозубые иабсолютно счастливые.

«Ауменя этого никогда небудет», — сгрустью думала Нина.
        Клим уже был вАрхангельске.
        Спасение экспедиции Нобиле превратилось вочередную «главную новость страны», иправительство объявило, чтовсе сообщения ополярниках будут передаваться бесплатно. Клим иНина беззастенчиво пользовались этим, отправляя телеграммы друг другу.

«Какуспехи впоисках Нобиле? — писала Нина. — Унас все впорядке. Купаемся изагораем».
        Клим отвечал втомже духе:

«Летчик Чухновский заметил нескольких человек нальдине. Продукты есть? Китти неболеет?»
        Вэтих посланиях небыло инамека насердечную теплоту. Однажды Нина написала: «Мыпотебе соскучились — приезжай скорее!», ноКлим сделал вид, чтонезаметил ее призыва.
        Глава22. Север июг

1.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

2.

3.

4.
        ОтКлима пришла очередная телеграмма — оннаписал, чтоотправил через проводника продуктовую посылку, ипросил Нину забратьее.
        Автобус наФеодосию проходил мимо Коктебеля только вдвенадцать, ноНина проснулась срассветом идолго бесцельно бродила подому: отволнения инетерпения она низачто немогла приняться. Всеее мысли были ободном: Клим наверняка вложит впосылку письмо — чтоже там будет сказано?
        Решив искупаться, Нина захватила полотенце ивышла водвор, залитый первыми лучами солнца. Поднавесом загончарным кругом сидела Слава, арядом лежали Овечка иХрю ивнимательно смотрели, какхозяйка лепит толстопузый горшок.
        —Надобы снаряды подвезти, ваше благородие! — сонно бормотал дремавший наее плече попугай. — Чемвоевать-то будем?
        Старуха прихлопнула глину ладонью иуставилась наНину.
        —Садись! — приказала она, скряхтением поднимаясь сколченогой скамейки. — Мненадо посмотреть натебя.
        —Начто именно? — удивилась Нина.
        —Этомое дело. Зажмурься илепи, чтобог надушу положит.
        Пожав плечами, Нина села загончарный круг и, прикрыв глаза, помяла впальцах кусок глины.
        —Стой! — крикнула Слава.
        Оназабегала вокруг Нины, будто та сделала что-то изряда вон выходящее.
        —Смотри, чтополучилось — капкан! Вотэто иесть твое прошлое. То-то оно тебя крепко держит!
        Нина взглянула належащий перед ней плоский блин снеровными, словно зубчатыми краями. Честно говоря, онбольше походил напивную крышку.
        Хозяйка достала изведра новый кусок глины.
        —Закрывай глаза илепиеще!
        Слава явно выведывала, чтоуНины науме, иона постаралась слепить сердце — каксимвол своей любви, ноунее получилось непойми что сглубокими вмятинами отпальцев.
        —Этож сыр! — ахнула Слава. — «Вороне как-то Бог послал кусочек сыру…» Держи его крепко, иначе лиса мимо пробежит изаберет его утебя.
        Нина растерялась.
        —Этовы оГале?
        Сдвинув косматые брови, Слава смешала «капкан» и«сыр» водин комок.
        —Ну-ка, встань! — велела она и, севнаНинино место, двинула ногой маховой круг. — Бестолковая… Кудри есть, акчему приделаны непонятно: головы-тонет!
        Нина стояла, вытирая руки тряпкой, ивсе ждала хоть какого-то объяснения, ноСлава молчала. Шуршало колесо, аподскрюченными старушечьими пальцами вырастал новый горшок.
        —Янезнаю, чтомне делать, — робко произнесла Нина. — Мнедействительно нужен совет… Непонятно, любитли он меня… Захочетли он вообще…
        Попугай нагнулся куху Славы ичто-то быстро затарахтел.
        —Нуда… нуда… — кивнула хозяйка иподняла взгляд наНину. — Сделай так, чтобы ему было хорошо стобой, анеплохо безтебя. Все — идикуда шла! Мнедела делать надо.

5.
        Всюдорогу доФеодосии Нина думала надуслышанным.
        Когда впоследний раз им сКлимом было хорошо друг сдругом? Несколько лет назад… Ихлюбовь превратилась вопиум, который давал краткую иллюзию счастья, нонасамом деле разрушал их обоих. Клим первым осознал это ирешил прекратить издевательство надсобой.
        Китти достала изНининой сумки мешочек сбирюльками — Элькин подарил ей целый набор фигурок размером сдетский ноготок. Тамбыло иведро сдужкой, исамовар, ипила срубанком — всего сто различных предметов. Ихнадо было свалить вкучу ивытаскивать поодному крючком — нотак, чтобы незадеть ничего другого.
        Сигрой вбирюльки уКитти ничего невышло — автобус слишком сильно трясло наухабах.

«Вотиунас сКлимом ничего невыходит, — мрачно подумала Нина. — Иникто вэтом невиноват: просто обстоятельства так сложились».
        Вопреки обыкновению поезд прибыл раньше положенного.
        Подхватив Китти наруки, Нина промчалась сквозь сумеречное станционное здание ивылетела назалитую солнцем платформу. Мимо спешили радостные пассажиры счемоданами, корзинами исачками дляловли бабочек.
        Гдеседьмой вагон? После шестого сразу шел девятый, потом десятый…
        Нина заметила людей, столпившихся упоследнего вагона, ипобежала вконец поезда.
        —Ненаваливайтесь! Всем достанется! — кричал проводник, раздавая отдыхающим посылки иписьма.
        Егоморщинистые руки бойко перебирали конверты исвертки: «Этоневам… Этотоже невам…»
        Наконец Нина получала сколоченный изфанеры ящик. Китти подпрыгивала отнетерпения:
        —Мама, открывай скорее!
        Онинашли пустую лавочку и, выпросив нож уторговцев арбузами, вскрыли посылку.
        —Чтотам? — суетилась Китти. — Игрушки есть?
        Крупа, сухое молоко, завернутый вбумагу шоколад… Письмо было насамом дне, поднорвежскими консервами. Внем говорилось, чтоледокол «Красин» спас всех членов экспедиции Нобиле, аиностранных журналистов так никуда иневыпустили.
        Клим пообещал, чтоскоро приедет вФеодосию, привезет Элькину деньги изаберет уНины ребенка. Оказалось, чтоизАрхангельска гораздо проще купить билеты напоезда дальнего следования.

«Спасибо, чтоты выручила меня втрудную минуту», — приписал Клим вконце. — «Надеюсь, Китти неособо тебе докучала».

6.
        Нина чувствовала себя так, будто ее подбили налету. Если раньше она снетерпением ждала приезда Клима, тотеперь думала онем ссодроганием: онсобрался забрать унее ребенка иоставить ее одну.
        Элькин видел, чтоНина страдает, ипытался ее приободрить:
        —Мысвами обязательно должны сходить на«экскурсию поДревнему миру». Япокажу вам такую красоту, какой вы еще никогда невидели.
        Нина согласилась — ейнадо было хоть ненадолго отвлечься отчерных мыслей.
        Целый день они бродили вотрогах Карадага изаглядывали впасти ущелий.
        —Мысвами стоим напотухшем вулкане, — проговорил Элькин, когда они забрались наскалу, скоторой открывался потрясающий вид. — Представляете, чтотут творилось вдоисторические времена? Кипела лава, всевзрывалось итряслось отземлетрясений… Асейчас — тишина ипокой.
        Элькин замолчал, всматриваясь вгоризонт.
        —Когда море сливается снебом, кажется, чтомы стоим нагигантском корабле иплывем повоздуху. — Онглубоко вздохнул. — Ядавно хотел свами поговорить, исейчас наверное самый лучший момент…
        Нина виспуге посмотрела нанего: ох, только неэто! Ончто — решил сделать ей предложение?
        —Ятоже хотела кое-что рассказатьвам.
        Нина давно уже поняла, чтоединственный способ уберечь Элькина отунизительного отказа — этопервой поведать ему освоих отношениях сКлимом.
        Онаничего нестала утаивать ивыложила ему все: какони познакомились, какдолго скитались поРоссии вовремя Гражданской войны икакэмигрировали вКитай.
        Элькин молча слушал, инаего лице застыла ничего невыражающая улыбка. Разумеется, онпонял, чтоНина попыталась спасти его самолюбие ибыл благодарен ей заэто.
        Онисидели накраю скалы исмотрели нарозовеющие облака надбухтой.
        —Мысвами появились насвет внеправильном месте ивнеправильное время, — глухо сказал Элькин. — Мненужно было родиться через сто лет, авам подошелбы конец восемнадцатого века. Извас получиласьбы идеальная правительница маленького просвещенного герцогства.
        —Ичтобы я там делала? — спросила Нина.
        —Ну,во-первых, выбылибы сама себе хозяйкой инепридавалибы такого значения мужчинам. Вымоглибы покровительствовать ученым ипереписываться случшими умами своего века. Художники изображалибы вашу светлость накартинах самурами, апоэты писалибы вам остроумные мадригалы. Увас былибы тайные любовники, прелестная чистенькая столица ивосторженные подданные. Ачто еще надо?
        —Иделобы кончилось либо иностранным вторжением, либо дворцовым переворотом, — проговорила Нина, поднимаясь. — Такчто разницы никакой нет: меня ивдвадцатом веке либо прирежут, либо посадят. Идаже лучшие умы ничего тут несделают — судьба уменя такая.

7.
        Онивернулись домой, когда уже стемнело. Грозная Слава вышла встречать их скеросиновым фонарем.
        —Гдетебя носит?! — закричала она и, схватив Нину заруку, потащила ее засобой.
        —Что-то случилось?!
        Хозяйка открыла дверь вНинину комнату ипоказала наскорчившуюся напостели Китти.
        —Вот, полюбуйся!
        Нина бросилась кней:
        —Чтостобой?
        Лицо Китти опухло, глаза превратились вмаленькие щелочки, анащеках алела болезненная сыпь.
        —Опять все болит! — всхлипнула Китти, запрокинув голову.
        Нина врастерянности смотрела надочку: она-то была уверена, чтоунее ребенок никогда незаболеет.
        —Мама здесь… мама тебя спасет… — повторяла она, прижимая Китти кгруди. — Ясейчас поеду вФеодосию инайду тебе доктора!
        —Ничего этот доктор несделает, если дура-мамаша кормит ребенка черт знает чем! — проворчала Слава ипоказала навалявшуюся наполу бумагу из-под шоколада.
        —Этоей отец прислал, — проговорила Нина. — Китти любит сладкое…
        Слава притопнула нанее ногой.
        —Давнобы сами обовсем догадались, аувас ума ниначтонет!
        Слава ушла, оставив керосиновый фонарь насундуке, аНина еще долго сидела напостели — потрясенная доглубины души.
        Таквот вчем заключалась болезнь Китти — Клим закормил ее шоколадом! Нине доводилось слышать, чтонекоторые люди вовсе его непереносят.
        Вскоре ее мысли приняли совсем иной оборот. Зная эту тайну, Клима можно было разлучить сГалей: достаточно будет сказать, чтоэто отее присутствия ребенку становится плохо. СамКлим никогда недогадается, почему Китти болеет, даимосковские доктора врядли ему помогут.
        Дверь скрипнула инапороге вновь показалась Слава.
        —Вот, держи! — сказала она, протягивая Нине горшок снарисованными глазами, ушами-ручками икудряшками вокруг горлышка.
        —Этоя тебя слепила.
        Нина заглянула внутрь — вгоршке лежала маленькая мышеловка икусок овечьего сыра.
        —Этото, чтосейчас утебя вголове, — сказала Слава. — Если ненравится, положи что-нибудь другое.

«Ая ведь ивправду постоянно думаю оприманках иловушках, — ужаснулась просебя Нина. — Япривыкла так решать все проблемы».
        Гениальный план поизгнанию Гали предстал перед ней вновом свете.

«Яхотела обмануть Клима, причем засчет Китти. Нотогда получается, чтоон правильно поступил, заранее отвергнув меня! Кому нужна такая интриганка?»
        Слава сусмешкой наблюдала завыражением Нининого лица.
        —Нуто-тоже! — довольно сказала она, прикрывая засобой дверь.
        —Веселой тебе ночи!
        Нина ивправду долго немогла заснуть. Ейхотелось действовать — принять судьбоносное решение иотныне ивпредь поступать совсем по-другому.
        Онадолго изобретала, чтоположить вгоршок вкачестве символа новой жизни, нозадремала, такничего инепридумав.
        Аутром выяснилось, чтоКитти засунула внего свои бирюльки.
        Глава23. Советское казино

1.
        Стех пор, какКлим уехал, Галя чувствовала себя слабой ибезжизненной, будто после потери крови. Происходило что-то очень неправильное: Клим отправил Китти непонятно скем, непонятно куда, аизАрхангельска прислал только одну телеграмму: «Уезжаю вотпуск. Когда вернусь — позвоню».
        Проподмосковную дачу ипоездку наюг можно было забыть — Галя только напрасно сослала дочку вЛенинград. Впрочем, Тата нежаловалась: ееприняли впионеры иона была наседьмом небе отсчастья.
        Лето стояло холодное иоблачное. ПоОГПУ ходили тревожные слухи — наколлегии был зачитан доклад оперлюстрации солдатских писем: деревенская родня жаловалась красноармейцам напроизвол властей, иматери воткрытую призывали солдат повернуть штыки против «воров, которые вытряхивают изнарода всю душеньку».
        —Унас вдеревне прямо говорят: «Скорейбы война», — сказала Капитолина, когда Галя пришла вквартиру Клима, чтобы разобрать почту.
        —Вгороде работы нет, авдеревне ивовсе никто ничего неделает. Мужики хлеб убирать несобираются искотину вполя выгоняют: пусть жрет все, чтосможет, — всеодно пропадать!
        Пока «батюшка-князь» был вкомандировке, Капитолина занялась молочным делом итайком, безпатента, возила издеревни масло, сливки имолоко. Покупатели унее были подбоком — напервом этаже: «Лигу времени» оттуда выселили, иместо безденежных студентов заняли солидные служащие «Пролеткульта». Онизанимались разрушением старой, дворянско-буржуазной культуры исозданием новой — пролетарской. Дляэтого надо было ходить повыставкам испектаклям иследить, чтобы они отражали классовую борьбу, коллективизм исолидарность трудящихся. Деньги упролеткультовцев имелись — государство нежалело средств натакую важную работу.
        Капитолина взвешивала набезмене узелки створогом, приготовленные напродажу.
        —Слышь, Галь, яодного токаря приворожила, — похвасталасьона.
        —Меня бабка-знахарка особой молитве научила — «Наприсушку» называется. Ивсе сработало!
        Токарь вот уже два раза звал Капитолину вкино иодин раз отсыпал ейсемечек изкармана.
        —Молитву надо читать нафотографию, — объяснила она. — МойТерентий надоске почета висит, прямо перед проходной, такя подошла кней, дождалась удара церковного колокола исказала:
        Встань, мертвец, измогилы,
        Дайокаянной силы,
        Чтобы раба Божия Терентия
        Комне присушить,
        Чтоб ему безменя неесть, непить, нежить,
        Никогда меня незабыть.
        Слово мое — замок,
        Ключ сам черт уволок.
        Аминь. Аминь. Аминь.
        —Думаешь, этомолитва помогла? — ссомнением спросила Галя.
        —Атож! Тамнадоске почета еще бригадир висел, дедушка Аркадий Иванович, такон мне тоже подмигивать начал. Значит, инанего подействовало.
        Когда Капитолина ушла, Галя долго стояла посреди коридора всомнениях: заниматься колдовством — этопоследнее дело… Нособлазн был слишком велик, иона все-таки пошла искать фотокарточку Клима.
        УКитти был альбом, куда она вставляла открытки ифотографии, иГаля помнила, чтотам имелось несколько снимков Клима, сделанных надокументы. Ното, чтоона обнаружила, повергло ее всмятение: между страницами была вложена фотография дамы, которая когда-то приходила сначала кКлиму, апотом кЭлькину.
        Галя долго смотрела наволоокую женщину стемными кудрями, расчесанными напробор. Откуда взялся этот снимок? Почему Китти положила его всвой альбом?
        Галя перевернула карточку иизумилась еще больше. Наобороте имелось зачеркнутое имя: «Нина Купина», асверху рукой Клима было написано «Миссис Рейх».
        Таквот оком он пытался навести справки! Воткто оставался унего наночь ипотом совершенно выбил его изколеи!
        Ктоэта женщина? Рейх — фамилия очень знакомая, ноГаля немогла вспомнить, гдеона ее слышала.
        Помимо фотографии Клима, оназабрала икарточку Нины — чтобы поколдовать инадтой, инаддругой. Разуж решилась нагрех, тотерять всеравно нечего.

2.
        Галя завернула Нинин снимок вбумажку ивовремя очередного визита наЛубянку попросила Ибрагима подсунуть его вкарман одному изумерших заключенных. Пословам Капитолины, этобыл самый верный способ погубить соперницу — главное, чтобы мертвец забрал карточку вмогилу или, нахудой конец, вкрематорий.
        Добрая душа Ибрагим неотказал — ончасто помогал грузить покойников втруповозку, такчто ему ничего нестоило исполнить Галину просьбу.
        Поблагодарив его, Галя побежала кАлову.
        —Нучто, неприехал твой? — спросил он ипринялся жаловаться, чтоони сДуней совсем замучились ютиться вуглу уВалахова — такзвали помощника Драхенблюта, который пустил их ксебе пожить.
        Ещевовремя Гражданской войны Валахов заграбастал себе бывшую приемную адвокатской конторы, ноплощадь его комнаты оказалась слишком большой, ивовремя очередной кампании поборьбе смещанством его заставили уплотниться. Онпрописал усебя Алова, атот привел молодую жену, ибывшие приятели разругались впух ипрах. Валахову невезло сдевушками, иему было обидно, чтоустарого ибольного Алова есть личная жизнь, аунегонет.
        Гале досих пор было неудобно, чтоей досталась комната вБольшом Кисельном переулке.
        —Тыпопроси Драхенблюта — может, онпоставит тебя наочередь нажилье? — робко сказала она, ноАлов только скривился.
        —Дая уж сто раз просил!
        Онвытащил из-под манжета четки ипринялся отщелкивать бусину забусиной.
        —Драхенблют велел какследует готовиться кчистке: после нее точно какое-нибудь жилье освободится. Такчто надо удвоить усилия… Чтоутебя нового?
        Галя пожала плечами.
        —ЯЗайберта встретила — онвернулся изАрхангельска ипозвал меня вказино.
        —Атычто?
        —Послала его кчерту. Он,кажется, злится наКлима из-за какой-то статьи прополярников.
        Алов несколько раз подбросил четки наладони.
        —Вотчто, чижик… Давай-ка ты ответишь ему взаимностью.
        —Дабог стобой! — опешила Галя. — Яведь ему ненужна, онпросто хочет насолить Климу.
        Алов грозно сдвинул брови.
        —Тыизсебя тут нестрой, поняла? Сходи сним вказино ипослушай, чтоон скажет. Может, чего полезное узнаешь.
        Алов вынул изкармана талон вкооператив ОГПУ.
        —На,держи: купишь Тате валенки назиму. Инереви! Каждый должен служить революции, какможет.
        Подороге назад Галя вновь встретила Ибрагима.
        —Явсе сделал, какты просила, — отрапортовал тот. — Только сейчас трех покойников увезли вкрематорий.
        Галя поблагодарила его изаторопилась прочь. Дело было сделано итеперь надо было прочесть молитву «Наприсушку». Только где именно? Колокольный звон впоследнее время звучал все реже иреже: многие храмы закрывались, анастоятели действующих церквей старались непривлекать ксебе внимание.
        Обогнув Кремль, Галя пошла вдоль набережной. Вдали взакатном солнце золотился купол Храма Христа Спасителя. Тамдолжны были звонить вколокола — ведь натакой великий храм никто непокусится.
        Галя брела навстречу сияющему куполу, какнавстречу смерти. Пусть будет ад ивечные мучения, лишьбы Клим полюбилее!
        Надрекой раздался протяжный гул колокола. Вотоно — надо решаться! Галя достала изсумки бумажку, вкоторую была завернута карточка… иобомлела.
        Онанечаянно отдала Ибрагиму фотографию Клима иоставила себе портрет Нины Купиной.

3.
        Галя встретилась сЗайбертом подсветящимися часами наплощади Старых Триумфальных Ворот. Шелмелкий дождь, иЗайберт раскрыл надней огромный английский зонт.
        —Нестесняйтесь иберите меня подруку. Ах,милочка, увас прекрасные духи!
        Духов уГали отродясь небыло, иединственное, чемотнее могло пахнуть, — этотушеной капустой, которую она приготовила себе наужин.
        —Выкогда-нибудь были вказино? Нет? Ну-у, такнельзя! — протянул Зайберт. — Пока дают, надо брать отжизни все. Темболе что игорные заведения закроются содня надень — какпережиток буржуазного общества.
        Онивошли вярко освещенное здание безвывески. Внекогда роскошном, нообшарпанном вестибюле стоял запах мокрой пыли; наверх вела истоптанная лестница, аспотолка свисала тусклая люстра срваными хрустальными нитями.
        —Товарищи молодые люди, нукуда вы претесь наковры вкалошах? — закричал седоусый швейцар.
        Зайберт сделал непонимающее лицо ипринялся что-то нести по-немецки.
        —Иностранец… — сотвращением протянул швейцар, ноприставать больше нестал.
        Залнавтором этаже был увешан зеркалами иполитическими плакатами. Вокруг столов, гдеиграли врулетку ижелезку, толпились мужчины, одетые вмятые двубортные костюмы имодные узконосые полуботинки.
        —Этокто — нэпманы? — шепотом спросила Галя.
        Зайберт покачал головой.
        —Сюда восновном ходят иностранцы, проворовавшиеся кассиры иромантики, верующие вудачу.
        Женщин было мало, и, какпоказалось Гале, всеони пришли неиграть, аподыскивать клиентов наночь.

«Господи, какой ужас!» — думала она иприободрилась, только заметив старушек впоношенных шелковых платьях истаромодных шляпах. Онисидели заотдельным столом иувлеченно играли впреферанс — вернее, в«прежние времена». Какобъяснил Зайберт, старухи пользовались помещением казино какклубом, инеприносили ему никопейки. Ноадминистрация их терпела — онибыли местной достопримечательностью.
        Проходя мимо столов, Галя заметила, чтовсе посетители казино играют картами производства Союза Безбожников: короли — священники ичудотворцы, дамы — лукавые монашки, валеты — дьячки спьяными рожами.
        Зайберт подвел Галю кстолу срулеткой, вокруг которого толпились раскрасневшиеся молодые люди.
        —Привет капиталистической акуле! — загалдели они, увидев Зайберта. — Выопять сдамочкой?
        —Авам опять жалованье невыплатили?
        Зайберт объяснил Гале, чтоэти юноши работают вакционерном обществе «Радиопередача» изанимаются производством программ длярадио. Раньше уних выходили прекрасные лекции вроде «Когда прекратится жизнь наЗемле» или«Внушение игипноз вмире преступности», но, кнесчастью, онистали так популярны, чтогосударство наложило наних лапу. Теперь «Радиопередача» занималась непросвещением, апропагандой, половина коллектива разбежалась, аоставшиеся работники месяцами неполучали жалование.
        Молодые люди скинулись деньгами, чтобы купить фишек.
        —Этоони так себе наужин зарабатывают, — сказал Зайберт. — Если сумеют выиграть, значит, поедят, анесумеют — худеть будут.
        —Долой буржуазные ценности! — отозвался высокий парень сзаляпанными чернилами манжетами.
        Вответ Зайберт состроил постную мину ипринялся изображать радиоведущего:
        —«Сегодня мы расскажем вам оПразднике Коня намашинно-тракторной станции. Внем приняли участие семьсот лошадей, втом числе итоварищ Калинин». Яб вам тоже неплатил затакое безобразие.
        Сотрудники «Радиопередачи» только расхохотались.
        Галя вспомнила рассказы Клима отеатральных труппах, киноателье исоюзах художников. Везде происходило одно итоже: чиновники вмешивались всферу творчества, думая, чтоони лучше знают, «какнадо», артисты волей-неволей подчинялись новым правилам, новыполняли приказы бездуши, ипосле небывалого взлета молодое советское искусство повсеместно скатилось доуровня халтуры.
        —Товарищи, делайте вашу игру! — проговорил крупье.
        Зайберт сунул Гале стопку фишек.
        —Новичкам всегда везет. Ставьте налюбую цифру!
        Галя нерешительно положила фишку напрямоугольник свосьмеркой.
        —Мерси. Ставок больше нет, — объявил крупье.
        Галя недаром считала себя невезучей: заполчаса она невыиграла никопейки. Впрочем, онанеощущала ниазарта, нидаже мстительного удовлетворения отпроигрыша. Единственное, чего ей хотелось, — этопойти домой, ноее «кавалер» явно рассчитывал наромантический вечер.

«Какойже ты все-таки мерзавец! — думала Галя. — Ведь Клим — твой друг, иты знаешь, чтоунас сним отношения! Зачемже надо так мелко пакостить?»
        Погрустневший Зайберт повел ее вбуфет, гдезагромадной резной стойкой скучала продавщица вкрахмальном фартуке икружевной наколке. Позади нее стояли батареи пыльных бутылок, анаприлавке томились сыры, колбасы ипирожные. Все, включая газировку изсифона, продавалось позапредельным ценам.
        —Милочка, накройте нам! — велел Зайберт буфетчице.
        Сплакатов, развешанных постенам, наГалю смотрели суровые мужчины. «Ускоряй заготовки вЦентральном Нечерноземье!», «Помни: стране нужно больше хлеба!» — требовали они. Всем чего-то надо было отГали.
        Зайберт налил ей водки.
        —Сегодня мы будем пить только завас! — объявил он извонко чокнулся сее рюмкой.
        Галя ирада была напиться.
        —Ядавно наблюдаю завами, и, честно говоря, мневас ужасно жаль, — деланно вздохнул Зайберт. — Выготовы пожертвовать всем ради Клима: выотдаете ему свою молодость, время инадежды, ичто надеетесь получить взамен?
        —Мненичего ненужно… — тихо ответила Галя.
        —Перестаньте! Выхотите изменить своего начальника, ноя вам сразу скажу, чтоэто невозможно, потому что вы непонимаете, скем имеете дело.
        Галя исподлобья посмотрела нанего:
        —Чтовы имеете ввиду?
        НоЗайберт неуспел ответить: вбуфет ввалились счастливые сотрудники «Радиопередачи».
        —Девушка, намшесть бутербродов светчиной — только потолще порежьте! — возбужденно закричалиони.
        —Двебутылки портвейна!
        —Сардинок еще! Исыру! Зайберта сдамочкой тоже угостим — гулять так гулять!
        Кажется, молодым людям сказочно повезло.
        Вбуфет вбежала женщина всбившейся назатылок красной косынке:
        —Только что пришла телеграмма: ледокол «Красин» поврежден ибудет ремонтироваться вНорвегии. Емунапомощь изМурманска высланы два парохода. Нужно делать экстренный выпуск!
        Молодые люди мгновенно забыли осардинках.
        —Маруся, забери нашу еду! — крикнул парень сзаляпанными манжетами ибросился кдверям. Еготоварищи помчались заним.
        Зайберт смотрел им вслед расширенными глазами.
        —Ради бога, Галя, поедемте сомной наЦентральный телеграф! — проговорил он хриплым голосом. — Ядолжен дозвониться доМурманска иузнать, чтос«Красиным»!
        —Езжайте сами извоните, — проворчала Галя. — Я-то вам зачем?
        —Уменя акцент! Кактолько телефонистка поймет, чтоя иностранец, онатутже спросит, естьли уменя разрешение! Авы можете сказать, чтозвоните поличному делу.
        Галя встала из-за стола, ноее так качнуло, чтоона чуть неупала: все-таки она успела захмелеть.
        —Мнепора домой…
        —Явам заплачу! — воскликнул Зайберт. — Сколько вы хотите? Пять рублей? Десять?
        Нанего было жалко смотреть: лобего собрался вморщины, нижняя губа тряслась. Галя махнула рукой:
        —Ох,черт свами — поехали!

4.
        Несмотря напозднее время наЦентральном телеграфе было полно народу. Галя отыскала всправочнике номер Мурманского порта изаказала переговоры помеждугородней линии.
        Зайберт томился ито идело поглядывал начасы.
        —«Радиопередача» наверняка сделала экстренный выпуск. Нуничего… сейчас уже поздно иникто его неслушал, амы сейчас выясним подробности иотправим вредакцию телеграмму.
        Наконец их позвали впереговорную кабину:
        —Готово: Мурманск напроводе!
        Внутри кабины было так тесно, чтоГаля сЗайбертом едва там поместились.
        —Нуже, говорите! — взмолилсятот.
        Онаприжала холодную трубку куху.
        —Алло! ЭтоМурманский порт?
        Сквозь треск ишипение раздался далекий голос:
        —Да,дежурный слушает! Ктоуаппарата?
        —МыизМосквы, изЦентрального телеграфа. Ясекретарь товарища Зайберта. Тамувас два корабля должны быть…
        —Что? Повторите, неслышно!
        —Измосковского Центрального телеграфа! Ясекретарь! — закричала Галя. — Выпослали два корабля вНорвегию?
        —А?
        Дежурный страшно изумился, когда наконец понял, чтоему звонят изстолицы: ондаже недогадывался, чтонасвете существует междугородняя телефонная связь.
        Сгрехом пополам Галя объяснила, чтоей нужно узнать подробности оповреждениях ледокола «Красин».
        —Чтоон сказал?! — воскликнул Зайберт, когда она повесила трубку.
        —Велел позвонить попозже. Онотыщет коменданта, итот снами поговорит.
        Было уже заполночь, иГаля сто раз пожалела, чтосогласилась помогать Зайберту, нотот чутьли непо-собачьи заглядывал ей вглаза:
        —Галя, милая, выведь подождете чуть-чуть? Правда?
        Онипросидели еще час, прежде чем их снова вызвали впереговорную кабину.
        —Нучто там? Что? — нетерпеливо спрашивал Зайберт.
        Галя зажала трубку плечом ивзяла уЗайберта блокнот икарандаш.
        —Алло, Москва! — закричал далекий голос. — Васпонял! Личный состав поднят потревоге!
        Повыражению Галиного лица Зайберт понял, чтостряслось что-то неожиданное. Онабросила трубку и, нислова неговоря, вышла изкабины.
        —Стойте! — завопил Зайберт! — Чтоон вам сказал?!
        Неслушая его, Галя направилась квыходу.
        Стояла глубокая ночь, прохожих совсем небыло видно, илишь изредка мимо проезжали пролетки безседоков.
        Зайберт схватил Галю зарукав.
        —Объясните наконец, чтослучилось!
        —Слышимость была плохая, ивМурманске подумали, чтонаних движутся корабли изНорвегии, — отозвалась Галя. — Онирешили, чтоим позвонили изМосквы, чтобы предупредить онападении. Онивесь город подняли потревоге.
        УЗайберта отвисла челюсть.
        —Ядумаю, намничего заэто небудет, — медленно проговорил он. — Они, наверное, нерасслышали мою фамилию.
        —Ваша фамилия указана вплатежной квитанции. Выже платили запереговоры.
        —Новедь они слышали, чтоговорила женщина!
        Зайберт достал изкармана клетчатый платок и, сняв шляпу, промокнул лысину.
        —Галя…
        —Что?
        —Поехали комне… Лизхен дома нет, онауродителей, имы можем…
        Галя нервно рассмеялась.
        —Выдаже непоинтересовались, нравитесьли вы мне иестьли уменя другие планы.
        Зайберт потоптался наместе.
        —Васникто иникогда обэто неспрашивал. Даже ваш ненаглядный Клим Рогов.
        —Вотличие отвас он небабник иневрун! — запальчиво отозвалась Галя.
        —Онврет вам гораздо больше моего. Еслибы вы умели слушать ипроверять сказанное, выбы давно поняли, чтоникакой он неамериканец исроду небыл вНью-Йорке.
        Галя непонимающе посмотрела нанего.
        —Счего вы взяли?
        —Выспросите его, покакой стороне там ездят машины, ион скажет, чтополевой. Вероятно, онтак решил, потому что Соединенные Штаты были колонией Великобритании. Онназывает нью-йоркское метро «подземкой», каквЛондоне, иприэтом неможет назвать идвух станций. Когда он пишет по-английски, товсегда использует британский вариант написания слов.
        —Этоеще ниочем неговорит!
        —Неужели? Тогда спросите его просамые популярные песенки, прознаменитых актрис изместных театров, прокандидатов вгубернаторы ипрезиденты — провсе те мелочи, которые человек неможет незнать, если он действительно жил вНью-Йорке! Иеще задайте ему самый простой вопрос: какой документ он получил, когда пересек границу. Если Клим невспомнит название, пусть хотябы назовет цвет — ведь это самая драгоценная бумажка дляамериканского иммигранта. Вынеспрашивали его обэтом? Ая спрашивал!
        —Высчитаете, чтоунего поддельный паспорт? — трепеща произнесла Галя.
        —Разумеется. Имне очень интересно, каким ветром его занесло вМоскву.
        —Идите вы кдьяволу! — заорала Галя ипобежала прочь.
        Мысли ее разбегались. Все, этоконец… Проклятие, которое она наложила наКлима, начало сбываться.
        Неужели он действительно шпион? Нонакого он работает? Чего хочет добиться? Ипочему так неумело замаскировал себя?
        Обессилев, Галя опустилась наступеньки чужого крыльца изакрыла лицо руками. «Мневсе равно, ктоты искакой целью приехал вСоветский Союз. Явсе равно люблю тебя».
        Ох,Зайберт, подлая душа! Онвовсе несобирался отбивать Галю уКлима, онхотел, чтобы она донесла насвоего начальника вОГПУ иубрала сдороги опасного конкурента. Клим постепенно отвоевывал унего звание главного эксперта поСоветской России, иЗайберт немог этого стерпеть.
        Галя стиснула кулаки: «Ну,он уменя еще пожалеет освоих интрижках!»
        Явившись наЛубянку, онанаписала рапорт отом, чтоЗайберт создал агентурную сеть, вкоторую вошли служащие акционерного общества «Радиопередача». Также им была устроена провокация вМурманском порту — сцелью дестабилизации обстановки инапрасного расходования государственных средств.
        Алов был внесебя отсчастья, ивелел Гале ждать премиальных.

5.
        Галя затеяла стирку — ейдавно надо было прокипятить белье, ато оно уже стало серым. Дляготовки жильцы пользовались примусами, нодлябольшего оцинкованного бака, вкотором умещались простыни ипододеяльники, нужно было растапливать плиту, которая заодин раз сжигала целую меру угля.
        Экономный Митрофаныч напросился разогреть наней ковшик ссупом, авобмен предложил Гале воспользоваться бельевой веревкой надванной — сегодня была его очередь сушить вещи.
        Ондостал завернутый втряпочку хлеб иаккуратно отрезал отнего два кусочка. Галя решила, чтососед хочет ее угостить, нотот подумал-подумал исовздохом положил оба куска вкарман.
        —Времена-то какие нынче, а? — горестно вздохнул он. — Безработные разгромили Каланчевскую биржу труда — всеиз-за евреев!
        Онзапел частушку, которую Галя уже много раз слышала отнищих:
        ВСССР пришла беда:
        Нетмуки длятеста.
        Нетконторы безжида,
        Инет жида безместа.
        —Дапричем тут евреи? — всердцах проговорила Галя. — Милиция отлавливает сезонников ицелыми эшелонами вывозит их изМосквы — вотони ибунтуют.
        —Ну,скажешь тоже! — фыркнул Митрофаныч. — Акто их подначивает? Самрусский человек низачто небудет бунтовать.
        Попробовав суп, онснял ковшик сплиты.
        —Тыэто… если надумаешь мыться вванной, проследи, чтоб после тебя волос неоставалось. Ато Тата впрошлый раз засобой ничего неубрала. Этобезответственно!
        Галя проводила его тоскливым взглядом.

«Яхочу домой, кКлиму», — вкоторый раз подумалаона.
        Ноон куда-то уехал, абезнего квартира наЧистых Прудах стала походить наброшенное гнездо.
        Чембольше Галя думала надсловами Зайберта, тембольше убеждалась, чтоон был прав: Клим, безсомнения, велкакую-то тайную жизнь. Только этим можно было объяснить его внезапное исчезновение, вечные недомолвки истранную связь смиссис Рейх.
        Отэтих мыслей уГали мутилось вголове. Онабесконечно перебирала вуме все, чтоей было известно оКлиме, ибольше всего ее смущали слова оего «родном Нижнем Новгороде». Что-то здесь было нетак!
        Галя прополоскала простыни, развесила белье и, чуть живая отусталости, пошла ксебе вкомнату.
        Дверь Митрофаныча была приоткрыта: сосед уже доел суп итеперь изучал журнал.
        —Экую головоломку удумали! — произнес он, заметив Галю. — «Четырьмя ударами ножниц разрежь рисунок навосемь частей, изкоторых следует составить физиономию того, ктоболее всего ненавидит трудящихся». Кактут резать-то?
        —Утебя покурить есть? — жалобно спросила Галя.
        Митрофаныч вытащил пачку «Казбека» и, выбрав самую мятую папиросу, протянул ее Гале.
        —Тыж вроде бросила курить?
        —Дакакое там «бросила»!
        Онавышла налестницу идолго стояла, затягиваясь вонючим дымом. Всеее зароки уже неимели смысла.
        Митрофаныч тоже вышел наплощадку.
        —Тебе нескучно одной-то? Хочешь, приходи комне — будем вместе головоломки разгадывать. Мненедавно одна архи-трудная попалась: «Изприлагаемых рисунков-клякс сложи силуэт красноармейца сружьем». Якакнибился, уменя то жаба выходила, точайник.
        Галя молча разглядывала его стоптанные тапки, поеденную молью кофту иштаны спузырями наколенках.
        —Тыведь досих пор вархивном бюро работаешь? — спросила она. — Тыможешь через свое ведомство сделать запрос вНижегородский губернский архив?
        Митрофаныч приосанился.
        —Атебе что именно надо?
        —Мненужны сведения оРогове Климе или, может, Клименте — янезнаю, подкаким именем он проходит подокументам. Дата рождения постарому стилю — 4июля 1889года. Узнай, все, чтоможешь, ая тебе талон наваленкидам.
        —Вотспасибо! — просиял Митрофаныч. — Ато моя обувка совсем развалилась. Может, тебе еще что-нибудь нужно?
        Галя задумалась.
        —Ещепопроси поискать Рогова вархивах Георгиевской церкви вНижнем Новгороде.
        Вернувшись всвою комнату, Галя безсил повалилась напостель. Онауже незнала, чтодлянее страшнее: жить вневедении илиузнать правду.

«Будь что будет», — повторялаона.
        Молиться Галя уже несмела: после колдовства, лжесвидетельства ипредательства ее молитвы могли дойти разве что досатаны.
        Глава24. Отпуск вКрыму

1.
        После сумрачного дождливого севера крымское солнце показалось Климу ослепительным. Онспрыгнул сподножки вагона исразуже увидел Нину иКитти. Ониторопились ему навстречу — обеодетые впростые ситцевые платья вцветочек иодинаковые белые беретки, связанные крючком.
        —Папа приехал! — завизжала Китти.
        Онподхватил ее наруки ирасцеловал.
        —Ну,каквытут?
        Онапринялась рассказывать, какони смамой ходили смотреть кино «Тип-Топ вМоскве» — прорисованного негритенка, изображенного нафоне настоящего города.
        Клим покосился наНину. Онастояла рядом ибездумно теребила маленького перламутрового жирафа, висевшего наеешее.
        —Элькин подарил? — сразу догадался Клим.
        Вспыхнув, Нина хотела убрать кулон подплатье, нопотом поняла, чтоненадобы перекладывать чужой подарок ближе ксердцу, — иеще больше растерялась.
        Онидаже непоздоровались.
        —Ладно, пошли искать автобус, — сказал Клим, подхватывая чемодан. — Китти больше неболеет?
        Нина покачала головой.
        —Явыяснила, вчем было дело — ейнельзя есть шоколад.
        Пока они шли доостановки, онавподробностях рассказала освоем открытии. Клим пытался придумать, чтоей ответить, иненаходил слов. Нина выжидающе смотрела нанего.
        —Спасибо, молодец, — произнес он итутже разозлился насебя: онразговаривал сней точно также, каксГалей, когда та входила кнему сдокладом.
        Подороге вФеодосию Клим решил, чтобудет вести себя естественно — новтом-то идело, чтоестественность длянего означала отторжение. ИНина чувствовалаэто.
        Когда они сели вавтобус (напротив друг друга, анерядом), онапоставила ноги начемодан, иКлим сдвинул всторону колени, чтобы невзначай некоснуться ее. Нина криво усмехнулась: мол, неочень-то ихотелось!
        Автобус тронулся. Окна были открыты, иветер трепал ее волосы инадувал парусом подол ее платья. Клим старательно глядел куда угодно, нотолько ненаНину.
        Сидящий через проход старик любовно ворчал насвою жену — чтобы она несмела носить ведра, ато спина будет болеть.
        Светлоголовый мальчик приставал кматери:
        —АЛюдочка уже приехала? Онанас ждет?
        Вотсвяжется скакой-нибудь Людочкой, апотом проклянет все насвете!
        —Вычто, вмолчанку играете? — подала голос Китти. — Тогда я тоже буду! Раз-два-три, нислова ниговори!
        Онанадула щеки изакрыла рот ладонями, иКлим был благодарен ей заповод помолчать.
        Автобус попал колесом вяму, Клима кинуло кНине, ион едва удержался наместе, схватившись запоручень.
        —О,черт!
        —А-а-а! Тыпроиграл вмолчанку! — ликующие завопила Китти. — Мама, онтеперь должен выполнить все наши желания!

2.
        Когда они добрались доДома Славы, Нина повела Клима знакомиться схозяйкой.
        Тасидела вмаленькой задымленной кухне сбеленой печью ибесчисленными полками дляпосуды. Отблески закатного солнца догорали набанках ссоленьями ивареньями, ивоздух пах палеными семечками.
        Увидев Клима, старуха поднялась иуперла руки вбока.
        —Чего ему тут надо? Свободных комнат нету.
        —Онбудет жить сомной… — начала Нина, ноСлава неожиданно рассердилась:
        —Гдеон утебя будет спать? Развелась сним — значит, всекончено… Чтоеще заразврат? Уменя разврата небудет!
        Клим перевел недоуменный взгляд наНину: кажется, емутут были нерады.
        Сидевший наподоконнике попугай вдруг заорал диким голосом:
        —Огонь, батарея, пли! Дадобей тыего!
        Нина принялась спорить схозяйкой: мол, онаее предупреждала, чтокней приедет супруг.
        Клим усмехнулся: нунадоже — егоопять произвели вНинины мужья!
        —Япойду.
        —Погоди! — крикнула она. — Побудь наулице, ясейчас все улажу.
        Накрыльце Клим столкнулся сЭлькиным.
        —Что, приехали? — хмуро спросилтот.
        Клим вспомнил перламутровую подвеску нашее уНины. Нучтож, понятно, почему его так встретили. Тетушка Слава явно была заодно сплемянником.
        —Давайте я расплачусь замашину, — сказал Клим.
        Онпередал Элькину завернутые вбумагу червонцы. Непересчитывая, тотрассовал их покарманам.
        —Каквы будете водить мою «Машку»? — помолчав, спросил он. — Шофера наймете?
        —Вернусь домой изапишусь накурсы приЦентральном доме Красной Армии, — отозвался Клим.
        —Акогда вы едете назад?
        Послышался звук шагов, инакрыльцо вышли Слава иНина.
        —Сегодня уже поздно, — проворчала старуха, недобро поглядывая наКлима. — Ночуй натеррасе, если хочешь, азавтра езжай кАйнуру — онтоже сдает комнаты — только нездесь, авКоронели, заФеодосией.
        Клима явно выпроваживали куда подальше.

3.
        Нина никак неожидала, чтохозяйка будет чинить ей препятствия.
        —Почему вы выгоняете его? — спросила она уСлавы. — Выже сказали, чтобудете лечить меня…
        —Ая илечу! — грозно рявкнула старуха. — Впрошлом утебя капкан — избавься отнего! Атвое счастье утебя подносом ходит!
        —ЭтоЭлькин, чтоли?
        —Очнулась, умница!

«Гадание» Славы неимело нималейшего отношения кКлиму — Нина просто истолковало его так, какей хотелось.
        Клим сложил вещи вее комнате, иони сКитти тутже куда-то ушли. Нина долго искала их поокрестным пляжам, нотак инесмогла найти, акогда вернулась, Элькин объявил ей, чтоунего сегодня день рождения.
        Радостные дачники вовсю готовились кторжеству. Слава достала изчулана старые керосиновые лампы, иЛеша сИрой развесили их наабрикосовых деревьях. Настол выложили подернутые туманом гроздья винограда, белую брынзу икопченую барабульку сзолотистыми боками. Женщины напекли умопомрачительно пахнущих лепешек.
        Издеревни пришли музыканты ицелая толпа друзей-приятелей Элькина. Кто-то прикатил бочонок смолодым вином; посуды нехватало, ивсе поочереди пили изпобитых эмалированных кружек.
        Нина втревоге поглядывала накалитку, закоторой начинался спуск кморю. «Нугде Клима носит? Ужетемно, аон дороги незнает. Заблудитсяеще!»
        Наконец залаяли собаки, ипослышался звонкий голос Китти:
        —Авот имы!
        Слава дернула Нину зарукав:
        —Небудь дурой!
        Впрочем, «быть дурой» Нина инемогла: Клим незамечал ее. Егопригласила танцевать Оксана, недавно приехавшая студентка-медичка, ион — чертбы его побрал! — охотно согласился. Онитак кружились подзвуки деревенского оркестра, чтоим аплодировали.
        Разгоряченный Элькин уселся налавку рядом сНиной.
        —Запоследнее время участились случаи устройства вечеров, накоторых молодежь все время танцует, — произнес он, подражая партийным лекторам. — Кому приносят пользу такие вечера? Онитолько развращают трудовой элемент! Чтобы искоренить эту аномалию внашей среде, мыдолжны исполнять танцы, изображающие борьбу рабочего класса.
        Элькин хотел рассмешить Нину, ноона даже неулыбнулась. Вее глазах стояли горячие слезы, ичтобы нерасплакаться, онасмотрела вверх, назастывшую надгорами луну, ита казалась ей ненастоящей — слишком мелкой иблеклой.
        —Хотите, явам печеных помидоров принесу? — предложил Элькин.
        Нина кивнула, ион побежал накухню.
        —Ключ откомнаты утебя? — спросил, проходя мимо, Клим. — Китти устала — япойду уложуее.
        Нина поднялась.
        —Тымне так ничего инесказал… Тызавтра уедешь?
        Оннасмешливо приподнял брови.
        —Аты предлагаешь остаться назло хозяйке?
        УНины похолодело сердце.
        Онатак надеялась, чтоее доброжелательность, честность иоткровенность помогут ей наладить отношения сКлимом, ноон попросту незаметил произошедшей вней перемены.

4.
        Китти, конечно, несобиралась спать, когда все танцуют ивеселятся, иКлим увел ее лишь затем, чтобы самому скрыться отНины.
        Вего душе царил мрачный сумрак. Чтотеперь делать — забрать ребенка иперебраться вдругую деревню? Ведь именно обэтом он имечтал — уехать сдочкой кюжному морю инапару недель забыть обовсех проблемах. НоКлим заранее знал, чтоНина неоставит их впокое — ненату напали!
        Онсел рядом сКитти натопчан идолго прислушивался кдоносящимся содвора хохоту имузыке.
        Аможет наплевать навсе изакрутить безумный дачный роман? Сегодня вавтобусе Клим старательно отводил взгляд отНины, новсе равно примечал линию загара ввырезе ее платья: вотто, начто разрешается глазеть чужакам, авот тонкая полоска золотисто-сливочной кожи — граница королевских покоев, куда непускают посторонних… Клим догадывался, чтоему полагается особый пропуск.
        Китти все немогла угомониться.
        —Унас напервом этаже живет девочка, иона сказала, чтоунее есть противогаз иона умеет надевать его запять секунд. Ятоже так хочу!
        —Вернемся вМоскву ивсе тебе купим, — пообещал Клим.
        —Апротивогазы длялошадей бывают?
        —Наверное. Спи, родная.
        —Адляжирафов? Элькин сделал мне деревянного жирафа-качалку — емутоже надо…

«Элькин, кажется, возомнил осебе бог весть что, — сусмешкой подумал Клим. — Ну,пусть помечтает!»
        Онуже представлял себе, каквсе сложится: онсоблазнит миссис Рейх. Классический русский сюжет: великосветская дама мечтает уйти отбогатого мужа иуезжает изстолицы наюг, гдевстречает старого знакомого, вкоторого она некогда была влюблена. Ониоба знают, чтоих отношения временные — отпуск кончится ивсе вернется накруги своя, нокакой смысл отказывать себе вудовольствии, если судьба предлагает тебе роскошный, единственный всвоем роде подарок?
        Постепенно голоса водворе стихли: гости отправились ксебе вдеревню, адачники разбрелись покомнатам.
        Подоткнув спящей Китти одеяло, Клим вышел вкоридор ипосле долгих блужданий подому нашел Нину натеррасе. Оналежала вгамаке, натянутом между столбами, и, свесив одну ногу дополу, тихонько покачивалась.
        —Можешь идти ксебе, — сказал Клим.
        Онаторопливо села ипринялась собирать шпильки, выбившиеся изпрически: «Да,я сейчас…» Нопотом передумала ипоказала наместо рядом ссобой:
        —Сядь ипоговори сомной.
        —Очем?
        —Онас.
        Ткань гамака натянулась подего весом, иНина невольно придвинулась кКлиму. Вотоно — то,ради чего стоило ехать накрай света: прикосновение бедра, тепло женского тела, которое ощущалось сквозь два слоя ткани…
        —Можно я тебе все объясню? — начала Нина.
        Клим обнял ее ипоцеловал вгубы.
        —Как-нибудь потом.
        Радостно встрепенувшись, онаобвила его шею руками, ифигурка жирафа больно впилась ему вгрудь.
        —Убери это, — попросил Клим.
        Сняв шнурок через голову, Нина, неглядя, швырнула его напол.
        Собирать вскладки ее юбку, целовать роскошную грудь, стискивать тонкое запястье, неоставляя Нине никаких прав, никаких шансов…
        Клим толкнул ее нанеустойчивое полотнище гамака.
        —Мысейчас грохнемся отсюда, — засмеялась Нина.
        Клим склонился надней.
        —Ивыйдет прекрасная иллюстрация кпадению нравов.
        Брызнул свет, инадих головами пронесся попугай.
        —Подтрибунал! — заорал он, усевшись наперила террасы.
        Клим поднял голову. Вдверях стояла Слава сфонарем вруке. Дымизее трубки клубился, словно облако.
        —Тычего ребенка одного оставила? — прикрикнула старуха наНину. — Ану марш всвою комнату!
        Смутившись, Нина торопливо застегнула пуговицы наплатье иподнялась. Подее ногой что-то хрустнуло. Онапосмотрела — этобыла фигурка жирафа, подаренная Элькиным.
        Шаркая туфлями, Слава приблизилась кКлиму иподала ему конверт стелеграммой-молнией.
        —Вот — ещевечером принесли, дая забыла передать.
        Этобыло послание отЗайберта:
        Нина втревоге посмотрела наКлима:
        —Чтотам?
        Ондолго неотвечал, собираясь смыслями.
        —Пленных небрать! — гаркнул изтемноты попугай.
        —Мойдруг попал вбеду иему нужна помощь, — сказал Клим. — Завтра вечером мы сКитти уезжаем вМоскву.

5.

«КНИГА МЕРТВЫХ»
        Глава25. Квартирный вопрос

1.
        Алова разбудил звук дребезжащей крышки накофейнике.
        —Вызнаете, Дунечка, почему девушки составляют только двадцать пять процентов отобщего числа комсомольцев? — доносился из-за шкафа голос Валахова. — Потому что после замужества они больше немогут участвовать вобщественной деятельности. Вотвы сейчас чем занимаетесь? Готовите завтрак мужу. Амоглибы вэто время сходить накакое-нибудь оргсобрание. Бытпревращает вмещанок даже самые возвышенные натуры! Свашим талантом надо вкино сниматься, авы тратите молодость настирку иготовку.
        Алов сел накровати. «Якогда-нибудь набью ему морду!» — всотый раз подумал он. Ноэто было невозможно: Валахов был чемпионом спортивной секции ОГПУ, аАлов немог даже подтянуться наперекладине.
        —Сделайте несколько фотокарточек идайте их мне, — вдохновенно продолжал сосед. — Уменя есть знакомый режиссер: онкакраз ищет ваш типаж.
        —Врет он все! — громко сказал Алов, выглядывая из-за шкафа.
        Дуня возилась уподоконника, который служил им «кухней». Сверху стояли два примуса идоска длярезки хлеба, авнизу были устроены полочки дляхранения продуктов: верхняя — Аловых, анижняя — Валаховская.
        Дуня сунула мужу эмалированную кружку сэрзац-кофе икусок хлеба.
        —На,ешь!
        Валахов лежал надиване, закинув белые мускулистые руки заголову. Алов сотвращением покосился наего ситцевые трусы. Какможно появляться внижнем белье перед чужой женой?
        —Сдобрым утречком! — помахал ему Валахов. — Каков прогноз здоровья насегодня? Тывчера так кашлял, чтоуменя аж уши заложило. Хуже артподготовки, честное слово!
        —Отстань, а? — прошипел Алов вбессильной злобе.
        Повязав наголову белую косынку, Дуня чмокнула Алова внебритую щеку иубежала.
        Каждый день она ходила наактерскую биржу труда, гденанимали дублеров длярабочих театров. Иногда Дуне перепадали роли вспектаклях, итогда она приносила домой пять рублей гонорара. Задетский утренник платили трешку; заучастие в«живых картинах» — небольше полутора рублей мелочью.
        Валахов знал, чтоДуня готова навсе — лишьбы получить настоящую роль, ибеззастенчиво играл наэтом. Аесли Алов возмущался, тодобродушно посмеивался надним:
        —Дунечка, кажется, вашмуж хочет запереть вас вчетырех… вернее, вдвух стенах!
        Шкаф, отгораживающий угол Аловых отостальной комнаты, застену несчитался.
        Алов ниочем так немечтал, какоботдельной комнате. Однажды ему довелось присутствовать надопросе профессора биологии, иего слова глубоко запали ему вдушу.
        Профессор утверждал, чтосамый верный способ сделать людей несчастными — этоскучить их инедавать им выбраться изловушки. Вынужденная близость счужаками — этоверный признак нехватки жизненного пространства, илюди волей-неволей начинают враждовать друг сдругом, тоесть избавляться от«лишнего населения».
        —Вызасунули граждан впереполненные трамваи икоммунальные квартиры! — распинался профессор перед чекистами. — Знаете, чемэто обернется? Войной всех против всех, новнаибольшей степени — против своих соседей!
        Просебя Алов соглашался скаждым его словом: «Да-да, всетак!» ипараллельно листал личное дело профессора, гдебыл указан его домашний адрес. «Этого контрика наверняка сошлют… Интересно, кому отойдет его жилплощадь?»
        Разумеется, Алову немогло достаться профессорское наследство, новедь мечтать невредно! Емучасто снились ордера накомнаты, ион пересказывал свои сны Дуне: какони собирали вещи внаволочки, какпрощались ссоседями иехали вновый дом натрамвае.
        Ивот, наконец свое, личное жилье! Сбольшим окном, печкой ишироченным подоконником. Подним три полочки — ивсе принадлежат Аловым!
        Дуня слушала итолько смеялась: «Ой,раскатил губу! Этого никогда небудет».
        Но,оказалось, Алов незря отправил Галю кЗайберту: онапринесла ему такие сведения, закоторые можно было получить нетолько комнату, ноиповышение послужбе. Алов несомневался, чтоего начальник вцепится вэту историю ираздует ее донебес.
        Один раз Драхенблют попьяни рассказал Алову, чтотворится вКремле. Сталин отчаянно боялся, чтоего сместят: после разгрома троцкистов вВКП(б) образовалась новая оппозиционная клика сидеологией «правого уклона» — знаменитый экономист Бухарин иего сторонники утверждали, чтонасильственные действия вотношении нэпманов идеревни погубят страну.
        Пословам Драхенблюта, партийная верхушка вдруг стала интересоваться историей — вособенности императором ПавломI, которого придворные сначала треснули поголове табакеркой, апотом задушили. Словосочетание «табакерка ишарф» то идело всплывало вшуточных, казалосьбы ничего незначащих разговорах.
        Сталин итак был нелюдимым человеком, атеперь ивовсе стал затворником иокружил себя придворными, которые приносили ему сведения онедоброжелателях — каквнешних, такивнутренних. Онуже жить немог безшифровок итайных папочек, итребовал отподчиненных особой бдительности.

«Мода» наразоблачение врагов мгновенно распространилась повсему обществу — бдительность стала непременным условием продвижения послужебной лестнице. Именно этим объяснялись массовые чистки иполитические репрессии — начальники всех мастей пытались выдвинуться и, параллельно, обезопасить себя отконкурентов.
        Разумеется, больше всех лютовало ОГПУ. Масла вогонь подливало то, чтопредседатель Менжинский постоянно болел, идва его заместителя, Драхенблют сЯгодой, насмерть сцепились заправо быть его приемником.
        Ягода делал ставку навнутренние заговоры — Шахтинский процесс был делом его рук, аДрахенблют пытался выслужиться, добывая зарубежом нетолько ценные сведения, ноивалюту. Ноему тоже следовало разоблачать контру — ведь если ты недокладываешь оее кознях, стало быть, тывыгораживаешь врагов илипопросту нежелаешь какследует работать.
        Алову казалось, чтоунего наруках беспроигрышное дело, нокогда он принес начальнику Галино донесение (слегка подправленное длясолидности), Драхенблют лишь бегло просмотрел его ивелел зайти наследующий день, тоесть сегодня.
        Алов удивился, норешил, чтоэто ничего незначит. Вконце концов, Драхенблют — нежелезный иему тоже надо отдыхать.
        Овине илиневиновности Зайберта Алов небеспокоился — этоопределялось недействиями «клиента», аего потенциальной опасностью дляСССР. Дайте иностранным журналистам волю, илюбой изних будет вредить большевикам словом иделом, такчто миндальничать сними неимело смысла.

2.
        Драхенблют снял очки иуставился наАлова.
        —Тыутверждаешь, чтоЗайберт создал агентурную сеть дляперехвата радиосообщений?
        Алов сготовностью кивнул:
        —Такточно.
        —Чушь… Таким «перехватом» может заниматься любой радиолюбитель. Ладно, едем дальше…
        Драхенблют склонился надбумагой и, найдя нужную строчку, принялся читать вслух:
        —«…сцелью дискредитации СССР организовал выход боевых кораблей изМурманска, поставив им задачу: уничтожить ледокол „Красин“ инаходящихся наего борту советских героев-полярников, атакже спасенных ими итальянских аэронавтов».
        УАлова неприятно заныло вгруди. Кажется, Драхенблют нисколько необрадовался его докладу. Нокактакое могло быть? Ведь он сам требовал, чтобы подчиненные хоть из-под земли добыли ему серьезное дело!
        —Мысвязались сМурманском, — начал Алов. — Дежурный получил телефонограмму изМосквы ирешил, чтоее передали неизЦентрального телеграфа, аизЦентрального комитета партии. Ондоложил обовсем наверх, была объявлена тревога…
        —Врайоне Мурманска давно нет боевых кораблей, — скучным голосом сказал Драхенблют. — Этововремя Мировой войны через него велись поставки союзников, асейчас это маленький торговый порт. Кого там потревоге поднимать? Местных рыбаков?
        Каквсегда, вминуты волнения Алов начал кашлять. Еголегкие чуть нелопались, ноон все никак немог остановиться.
        Драхенблют налил ему воды изграфина.
        —Вы,Глеб Арнольдович, напрасно ерничаете, — проговорил Алов, отдышавшись. — Ясам все прекрасно понимаю, ноесли мы недадим ход этому делу, унас могут быть большие неприятности.
        —Какие? Меня-то задурака недержи!
        —Дежурный изМурманска сейчас перепуган досмерти инаверняка явится сповинной вотдел ОГПУ. Тамсделают запрос насчет телефонных переговоров; начнется проверка, ивсе это передадут наверх, Ягоде. Акактолько он выяснит, чтоЗайберт проходит понашему ведомству, васнаверняка спросят: «Апочему многоуважаемый Глеб Арнольдович непроявил должной бдительности?»
        —Думаешь, егокто-то будет слушать? — скривился Драхенблют ивдруг заговорил, повышая голос: — Ягода постоянно врет! Онвовсех анкетах пишет, чтопримкнул кбольшевикам в1907году — небыло этого! Онвсю жизнь был уголовником, ипришел кнам только длятого, чтобы безнаказанно грабить иубивать!
        Алов понял, чтопопал вцель. Драхенблют принадлежал кпоколению большевиков-идеалистов иостро переживал то, чтостарая революционная гвардия сдает позиции поднажимом полуграмотных выскочек-карьеристов — таких, какЯгода.
        —Намнельзя арестовывать Зайберта — онже считается чутьли ненациональным героем Германии, — насупившись, сказал Драхенблют. — Ягода итак нагадил нам сосвоим Шахтинским процессом: емудляполноты картины нужны были иностранцы, иего люди, нискем непосоветовавшись, схватили первых попавшихся немцев. Анам кровь износу надо наладить поставки наЗапад, понимаешь?
        Алов все еще начто-то надеялся.
        —Дело Зайберта нельзя оставлять безпоследствий!
        НоДрахенблют его неслушал.
        —Мытолько что подписали снемцами протокол онамерениях — онипокупают унас лес нашпалы. Если сголовы Зайберта упадет хоть волос, этоприведет кскандалу впрессе, исделка может сорваться. Пожалуй, мывышлем его изстраны: нетчеловека — нетпроблемы. Амурманских остолопов накажем, чтобы небыли такими легковерными.
        Алов сник: завысылку немца комнаты точно недадут.
        —Глеб Арнольдович, явам уже докладывал насчет моей ситуации сжильем…
        —Чекист должен быть голодным ихолодным — унего отэтого бдительность повышается, — усмехнулся Драхенблют. — Принесешь качественный материал — будет тебе комната.

3.
        Вбывшем кафе «Неаполитанка» царил разгром — Зайберт собирал нажитое вМоскве имущество. Вспальне голосила Лизхен: еехозяин уезжал, онаоставалась и, судя повсему, ничего хорошего ее неждало.
        Взобравшись настул, Зайберт одну задругой снимал состен картины.
        —Лизхен, уймись, ато я засебя неотвечаю! — орал он навсю квартиру.
        Нота еще горше плакала.
        Клим сидел вкресле напротив окна, скоторого уже убрали шторы.
        —Вытак иневыяснили, зачто вас высылают? — спросилон.
        Спрыгнув напол, Зайберт потянул насебя ящик комода. Тотсвизгом выскочил изпазов, инапол посыпались письма, ножницы исломанные карандаши.
        —Тутлюбого можно выслать когда угодно изачто угодно! — всердцах отозвался Зайберт. — Мнепозвонили изНаркоминдела ивлюбезных выражениях попросили покинуть Советский Союз.
        Онткнул пальцем всторону спальни:
        —Еежалко!
        Подобрав спола тетрадный листок, Зайберт передал его Климу:
        —Явас непросто так вызвал. Если вы непоможете, товсе, конец… онипогибнут.
        —Кто?
        —Выкогда-нибудь слышали онемцах Поволжья? Всвое время Екатерина Великая пригласила вРоссию немецких крестьян, пострадавших отСемилетней войны. Заполтораста лет они разбогатели, отстроили множество деревень подСаратовом идаже завели собственные предприятия.
        Зайберт рассказал, чтооднажды кнему пришли бородатые люди вкрестьянской одежде инанеобычном, будто старинном немецком языке спросили, правдали, чтоздесь живет известный журналист?
        Ихсвященник, хорошо говоривший по-русски, составил письмо, иони хотели, чтобы кто-нибудь передал его председателю ВЦИК.
        —Выполюбуйтесь, чтоони написали! — сгорькой усмешкой сказал Зайберт.
        Клим начал читать:
        Ниже стояли десятки корявых подписей нанемецком.
        Клим перевел взгляд наЗайберта.
        —Затакое письмо их всех пересажают.
        —Яим тоже самое говорил! Ноим некуда возвращаться, понимаете? Яхотел попросить заних своего знакомого — заместителя наркома поиностранным делам, товарища Баблояна. Онмой должник: унего больная печень, ия организовал ему лечение вБерлине. Ноон возвращается вМоскву только через два дня, аменя высылают, имы несможем встретиться.
        —Выхотите, чтобы я провел сним переговоры? — спросил Клим.
        Зайберт сложил вместе ладони.
        —Да,я вас очень прошу! Если вы это сделаете, тонепожалеете…
        Еголоб собрался вморщины, ауголки губ опустились.
        —Вынепредставляете, сколько я гонялся заэтим Баблояном! Онявляется членом Центрального Исполнительного Комитета иличным другом Сталина. Янадеялся организовать через него интервью.
        —Ивы дарите мне этот шанс? — изумился Клим.
        Зайберт вздохнул.
        —Я,конечно, умру отзависти, если вы сумеете им воспользоваться… Носчитайте это гонораром запомощь моим немцам.
        —Ясделаю все, чтовозможно, — растроганно сказал Клим.
        —Тогда я напишу длявас рекомендательное письмо, авы через пару дней поезжайте вдом отдыха «Всесоюзного общества бывших политкаторжан иссыльнопоселенцев» — Баблоян будет там долечивать свою печень.
        Клим записал адрес.
        —Чемже вы будете заниматься вБерлине? — спросилон.
        —Устроюсь вкакую-нибудь газету — все-таки уменя есть репутация иопыт, — отозвался Зайберт. — Аесли унас свами получится вытащить немцев Поволжья, подамся вполитику — дляменя это будет хорошим началом.

4.
        ВСССР существовали нетолько парии-лишенцы, ноивысшая каста «брахманов» — этобыли члены Всесоюзного общества политкаторжан иссыльнопоселенцев. Импоклонялись, ониимели огромные пенсии, отдельные квартиры инесметное количество льгот.
        ВОбществе состояло около трех тысяч человек — тоесть несколько поколений анархистов, нигилистов иреволюционеров. Кто-то посчитал, чтовсовокупности они провели накаторге шестнадцать тысяч лет, иеще больше — вссылке.
        Уполиткаторжан было свое издательство, книжный магазин имузей, гдевыставлялись документы, свидетельствовавшие ополитических репрессиях вРоссийской империи. Ноглавным достоянием Общества являлась бывшая усадьба графа Шереметьева, превращенная впрекрасную больницу идом отдыха. Помимо политкаторжан, тампостоянно лечились высшие партийные чины.
        Через соседей-пролеткультовцев Клим получил разрешение поехать туда наэкскурсию — вместе скомсомольцами фабрики резиновых изделий «Красный богатырь».
        Ехали спеснями. Бригадир Вася, загорелый, плечистый парень втельняшке ишироченных парусиновых брюках, прихватил ссобой гармонь ивсю дорогу горланил частушки:
        Убуржуев тьма тревог,
        Насердце обуза.
        Говорят, введут налог
        Набольшие пуза.
        Слушая его, девчонки хохотали.
        После долгой тряски поразбитым сельским дорогам автобус въехал встаринный парк сискусственными прудами итенистыми аллеями.
        Комсомольцы приникли кокнам.
        —Ой,смотрите, какие статуи! — ахали девушки, показывая намраморные изваяния вфонтанах.
        —Ацветов-то, цветов! Больше, чемнапервомайской демонстрации!
        Выйдя изавтобуса, комсомольцы внерешительности застыли убелокаменного дома сширокой лестницей иколоннами.
        —Вотэто жизнь! — проговорил Вася. Отизумления он выпустил гармонь изрук ита, издав громкий стон, упала наземлю.
        Навстречу экскурсантом вышел невысокий темноволосый толстяк спышными усами.
        —Здорово, молодежь! — сердечно сказал он. — Радвас видеть! Ну,пойдемте, явам все тут покажу.
        Клим был единственным человеком, который узнал товарища Баблояна, — хотя его портреты постоянно печатались вгазетах ипродавались внаборах открыток. Никому ивголову немогло прийти, чтотакой важный человек будет запросто разговаривать спростыми рабочими, даеще поведет их наэкскурсию.
        НоБаблояну явно нравилось общаться скомсомольцами. Онпересмеивался спарнями и, какбы шутя, обнимал девушек заталии.
        —Ведите себя тихо! — велел он, когда они подошли ктеррасе, заставленной удобными креслами ишезлонгами. Наних дремали старики истарушки вновеньких опрятных халатах.
        —Унас тут живой музей, — сблагоговением сказал Баблоян. — Этилюди пожертвовали всем насвете, чтобы вы, молодежь, могли увидеть зарю социализма!
        Комсомольцы чутьли ненацыпочках поднялись натеррасу и, краснея отсмущения, принялись благодарить старичков ижать их морщинистые руки, накоторых досих пор были видны шрамы откандалов.
        Баблоян перечислял, ктоизполиткаторжан стрелял вгенералов, акто закладывал бомбы врезиденциях губернаторов.
        Комсомольцам, выросшим присоветской власти, казалось, чтовсе это происходило давным-давно, вдоисторические времена, иим неверилось, чтоучастники тех событий досих пор живы.
        Особенно их поразил народоволец Фроленко — лысый, заросший бородой восьмидесятилетний дед. Онбыл одним изорганизаторов убийства АлександраII.
        —Азачем вы покушались нацаря? — спросила Рая, маленькая черноглазая девушка сконопушками навздернутом носе. — Ведь вваше время революционная ситуация еще неназрела.
        Фроленко задвигал вставной челюстью.
        —Унас, барышня, небыло другого выбора — мыдолжны были разбудить народ отвековой спячки. Этобыл сигнал, чтореволюционные силы живы ичто каждого угнетателя трудового народа ждет справедливое возмездие.
        Комсомольцы захлопали владоши.
        Баблоян показал настоявшую вдверях старушку склюкой:
        —Аэто знаменитая Вера Николаевна Фигнер! Знаете, каконей отзывались товарищи? «Есть натуры, которые негнутся, — ихможно только сломить, ноненаклонить кземле».
        Вера Николаевна недобро посмотрела нанего.
        —Молчалбы лучше! Мыхотели добиться свободы слова исовести, авы все развалили. России нужна новая революция!
        Кней подлетела медицинская сестра.
        —Вера Николаевна, вампора напроцедуры!
        Оналасково взяла старушку подлокоток иувелаее.
        —Старость — нерадость, — вздохнул Баблоян. — Иногда товарищ Фигнер забывает, чтореволюция уже была.
        Онпередал комсомольцев администратору, итот повел их смотреть бывшую графскую оранжерею иптичник, куда недавно завезли кур особой породы «полосатый плимутрок».
        Клим подошел кБаблояну.
        —ЯотЗайберта. Онпросил передать вам письмо.
        Баблоян изменился влице.
        —Пойдемте, — тихо сказал он ипоманил Клима засобой.
        Онисели налавочку вокружении цветущих розовых кустов. Баблоян прочел письмо Зайберта, достал изкармана спички итутже спалилего.
        —Жаль, чтоГенриха выслали… Полезный был человек!
        —Такчто насчет немцев? — спросил Клим. — Дляполучения паспортов отних требуют справки, которые они немогут принести: дляэтого им надо возвращаться вСаратов, ауних нет денег.
        Баблоян пожал плечами.
        —Винтересах государства мы вообще недолжны их выпускать. Если они всем табором приедут вГерманию, этаистория просочится впрессу, имы получим очередной поток клеветы насоветский строй.
        —Новедь можно что-нибудь сделать!
        Баблоян смерил Клима оценивающим взглядом.
        —Пятьдесят рублей сноса, — одними губами прошептал он. — Если вы так печетесь освоих немцах, ищите деньги на«госпошлину». Только ввалюте, пожалуйста.
        Клим усмехнулся: Баблоян жил навсем готовом — зачем ему валюта? Вывод напрашивался только один: он, какимногие кремлевские начальники, подумывал обэмиграции иискал способ разжиться валютой наслучай, «если все рухнет».
        Вгазетах то идело появлялись статьи обизменниках, которые уезжали взаграничные командировки иотказывались возвращаться вСССР. Невозвращенцами стали личный секретарь Сталина Бажанов, видные чекисты Думбадзе иИбрагимов имногие другие. Этобыло бегство стонущего корабля. Каждый изпартийцев знал, чтоего влюбой момент могут привлечь даже незасобственные грехи, азадружбу снеугодным лицом. Причем наперед нельзя было сказать, ктозавтра окажется вопале.
        —Авы немоглибы помочь мне организовать интервью соСталиным? — спросил Клим. — Ядумаю, чтовобмен нанего «Юнайтед Пресс» помоглобы вам решить проблему снемцами Поволжья.
        —Уменя нет такой проблемы — онаесть увас, — насмешливо сказал Баблоян. — Всего хорошего!
        Всистеме большевистских ценностей доступ ктоварищу Сталину стоил гораздо дороже каких-то там немцев. Влюбом случае Баблоян несобирался им торговать.
        Глава26. Немцы Поволжья

1.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

2.

3.

4.
        Глава27. Пионерка икрест

1.
        Алов устроил Гале разнос:
        —Тыговорила, чтоРогов вотпуске? Даон давным-давно вМоскве! Мнесегодня звонили изЦентрального аэродинамического института: наих территории есть церковь, ион устроил вней приют длябродяг, иподбивает иностранцев помогатьим.
        —Яничего незнала… — лепетала Галя.
        Еевеки пылали, вгорле застыл комок. Почему Клим непозвонил ей инесказал, чтовернулся?!
        —Что-то здесь нечисто! — повторял Алов, потрясая желтым крючковатым пальцем. — ИдикРогову ибезобстоятельного доклада невозвращайся!
        Галя каквосне добралась доЧистых Прудов.
        —Ой,кто пришел! — воскликнула Капитолина, открывая ей дверь. — Барин, глянь, какая гостья кнам пожаловала!
        Галя вздрогнула: ееуже называют тут «гостьей»?
        Клим сидел за«Ундервудом» идописывал статью — сам, безее помощи.
        —Подожди минуту — мненадо кое-что доделать.
        Онлистал словарь ичто-то писал вблокноте, аона сидела напротив итерзала полотняную ручку отсумки — пока та неоторвалась.

«Чужой… совсем чужой!» — думала Галя, глядя насосредоточенное лицо Клима.
        —ВОГПУ знают отом, чтоты устроил влютеранской церкви, — проговорилаона.
        Клим наконец оторвался отбумаг.
        —Акакое им дело?
        —Тычто — действительно непонимаешь? Иностранные подданные неимеют права вмешиваться вовнутренние дела СССР! Этовраждебные действия поотношению кСоветской власти!
        —Этопросто частная благотворительность.
        —Нетунас никакой благотворительности! Всем, кому надо, государство итак помогает.
        Непомня себя, Галя вскочила.
        —Ответь мне — почему немцы? Мыже сними воевали… Онистольких людей погубили вовремя Мировой войны!
        —Этинемцы — советские граждане: ониникого негубили.
        —Мнебезразницы! Какты мог помогать им, когда нам самим нужна помощь?
        Клим скрестил руки нагруди.
        —Тыревнуешь, чтоли?
        —Да,ревную! — всердцах отозвалась Галя. — Тыуехал неизвестно куда, ничего мне несказал, апотом выяснилось…
        Оназажала рот ладонью, чтобы незарыдать.
        —Янехотел, чтобы обэтой истории узнало твое основное начальство, — сказал Клим.
        —Иты поэтому отстранил меня отдел?
        Онкивнул.
        —Дая уволюсь изОГПУ — тытолько скажи! — страстно воскликнула Галя. — Мненичего отних ненадо — ниталонов, нижалования… Яникогда непредам тебя!
        Клим укоризненно посмотрел нанее.
        —Спасибо, конечно… Ноесли ты уволишься, утебя будут большие неприятности.
        —Нуипусть! Ялюблю тебя!
        Галя ждала его ответа, ноКлим сказал совсем нето, начто она надеялась:
        —Некорми Китти шоколадом, ладно? Оказывается, онаименно отэтого болела.
        —Такмне завтра выходить наработу? — помедлив, спросила Галя.
        —Выходи. — Клим показал настопку конвертов, лежавших настоле. — Всеэто надо будет разнести поадресам.

2.
        Подороге домой вГалиной голове сложился новый план: ейнадо было уволиться изОГПУ. Капитолина скоро выйдет замуж, еечуланчик освободится, иГаля переедет кКлиму.

«Надо будет — прислугой ему стану!» — самозабвенно думала она, иэта мысль показалась Гале правильным ответом навсе вопросы.
        Придя домой, онообнаружила, чтодверь вее комнату незаперта, анастоле лежит записка, написанная рукой Таты:
        Галя визумлении смотрела назаписку: откуда она взялась? ГдеТата? Чтосней случилось?
        Изшкафа раздалось тихое сопение, иГаля рывком открыла обе дверцы.
        Закинув руки заголову, Тата лежала насвоем тюфячке.
        —Тыкактут оказалась?!
        —Приехала зайцем напригородных поездах, — убитым голосом отозвалась Тата.
        —Тысбежала изинтерната?! Нопочему?
        —Онисказали, чтоисключат меня изпионеров.
        —Зачто?
        —Закрестик!
        Татино лицо скривилось, иона тихонько завыла.
        —Яим сказала, чтоуменя папа — комиссар, ичто он только две вещи мне оставил — пепельницу икрестик, ипоэтому я его ношу. Аони мне неповерили исказали, чтоя нарочно наговариваю наотца, чтобы прикрыть свою религиозность. Янедам им исключить меня изпионеров — ялучше умру! Только ты отправь меня вновый крематорий — тот, который вбывшей церкви Серафима Саровского. Сейчас там установили новые печи изГермании: задва часа оттебя остается лишь килограмм фосфорнокислого кальция. Этонам лектор изобщества «Друзья кремации» объяснил.
        Галя безсил опустилась наскамью. Историю прокрестик она выдумала — иначе Тата несоглашалась его носить.

«Никакого переезда кКлиму небудет…»
        —Нуихорошо, чтоты вернулась, — неживым голосом произнесла Галя. — Ястрашно потебе соскучилась.
        Тата так изумилась, чтоаж привстала насвоем тюфячке. Голова ее запуталась ввисевшей навешалках одежде.
        —Тычто — совсем наменя несердишься? — спросила она, раздвигая полы юбок.
        Тата перебралась кматери наскамью, иони долго сидели, обнявшись, иплакали.
        —Ядумала, чтоты замуж задядю Клима собралась, — всхлипывала Тата. — Янехотела вам мешать…
        —Дабог стобой! Унас иразговора-то такого небыло.
        —Этоочень хорошо, чтоты разобралась вего гнилой сущности! Стакими типами надо бороться! Иеще унего надо забрать Китти — какдумаешь, этоможно сделать? Давай напишем ворганы, чтобы нам отдали ее навоспитание?
        Тата была безнадежна. Ееневозмущало то, чтоинтернатские дети лезут вее дела, именно потому, чтоона сама была готова указывать окружающим, каким жить, чтоносить ивочто верить.
        Галя немогла спасти своего ребенка: разрыв поколений — трагический ибезысходный, — привел ктому, чтоони вообще непонимали друг друга.

«Чтоже мне теперь делать?» — врастерянности думала Галя.
        Онадолжна была принести вжертву либо себя, либо ребенка. Вернешь Тату винтернат, ибезжалостные пионеры затравят ее, аесли она останется вМоскве — значит, особственной личной жизни можно забыть.
        Вдверь постучали.
        —Эй,Галина! — послышался голос Митрофаныча. — Принимай работу — сегодня письмо изНижегородского архива прислали!
        Вщель поддверью влетел большой надорванный конверт.

3.
        Галя пошла вванную, разожгла колонку, нотак инезалезла вводу. Онасидела наполу подсохнувшими натрубе тряпками и, рыдая, разбирала архивные выписки.
        Мужчина, которого Галя любила больше жизни, всевремя лгал ей. Онродился всемье окружного прокурора, былдворянином инаследником крупного состояния. В1917году он приехал вНижний Новгород, будучи аргентинским, анеамериканским подданным, — обэтом имелось свидетельство изучастка, гдеон проходил регистрацию. В1919году Клим работал вгазете «Нижегородская коммуна» — вот, пожалуйста, сведения обуплате профсоюзных взносов.
        Авот выписка орегистрации брака сКупиной Ниной Васильевной — декабрь 1918года. Венчались они вГеоргиевской церкви — тойсамой, окоторой Клим так сокрушался.
        Была еще справка извоенкомата: вразгар наступления Деникина товарищ Рогов (тогда еще товарищ, анемистер!) выехал нафронт вкачестве руководителя бригады красных агитаторов. После этого никаких известий онем небыло.
        Всеэто могло означать только одно: Клим Рогов перешел насторону белых, эмигрировал, апотом вернулся вСССР, чтобы разыскать жену. Ноона ему отказала: этим иобъяснялась «рождественская история» ивсе то, чтопоследовало заней.
        Аребеночек уних был неродной.
        Первой мыслью Гали было броситься кАлову исдать Клима спотрохами. Бумаг, которые ей достались, было достаточно, чтобы погубить его — даже если он неимел никакого отношения кбелогвардейским организациям.
        Вее памяти всплыл окровавленный «воронок» ивеселый Ибрагим сошлангом. Алов будет счастлив ивыпишет Гале пару фунтов повидла илиотрез габардина, Тата будет довольна…
        Галя поднялась, открыла заслонку наводогрейке ипринялась совать бумаги втлеющие угли. Пламя взметнулось вверх, ивлицо Гале пахнуло жаром.
        Вдверь постучала соседка тетя Наташа:
        —Чего утебя там горит? Развела вонь навесь коридор!
        —Ясейчас… сейчас… — бессмысленно повторяла Галя.
        Плевать, чтоКлим белогвардеец! Пусть он будет хоть террористом —онанемогла безнего жить.

4.

«КНИГА МЕРТВЫХ»

5.
        Глава28. Шоферские курсы

1.
        Целый день Клим ездил помосковским рынкам, чтобы написать статью обэкономической ситуации вМоскве.
        Онразговорился смужиком, продававшим конские хвосты, которые шли наизготовление мягкой мебели.
        —Какже лошадь безхвоста будет? — удивился Клим. — Ееже мухи заедят!
        Номужик только пожал плечами:
        —Сейчас все сдают коней намясо. Тех, укого есть лошади, называют кулаками иобкладывают дополнительным налогом. Аесли ты гол, каксокол, товследующем году можно будет вступить вколхоз иполучить трактор.
        Чтотакое «колхоз» мужик незнал инехотел знать.
        —Ничего, проживем как-нибудь, — равнодушно сказал он. — Неможетже Рассея взять иокочуриться?

«Ещекакможет», — подумал Клим.
        Россия погибала частями: вМировой войне сгинуло восемьсот тысяч человек, вГражданской — десять миллионов, завремя голода вПоволжье — ещепять. Этож население целой страны вроде Румынии! Причем официальной статистике врядли стоило верить: потери наверняка были куда больше.
        Ачто ждало СССР вовремя грядущей пятилетки, даже страшно было представить. Угроза голода иневероятных лишений была более, чемреальна.

2.
        Клим приехал нашоферские курсы всамом угрюмом расположении духа. Занятия еще неначались, ибудущие водители — молодые парни врабочих спецовках — столпились перед запертой дверью вклассную комнату.
        Клим подошел ближе изамер, услышав Нинин голос.
        —Самовар потух, имоя дочь решила «поддать огоньку» — рассказывала она. — Взяла иплеснула внего керосину, ноневтрубу, авводу. Хозяйка пришла, налила себе чашку — аизнее бог весть чем воняет!
        Парни захохотали.
        НаНине было голубое платье иажурная белая шаль сдлинной бахромой. Простой наряд, золотой загар иобольстительная девчоночья улыбка — разумеется, будущие шоферы немогли отвести отнее глаз.
        Заметив Клима, Нина чуть заметно кивнула ипродолжила:
        —Хозяйка побежала ксоседям спрашивать — почудился ей запах керосина илинет, амоя Китти испугалась, чтоей попадет, и«исправила положение»: вылила всамовар флакон одеколона!

«Вернулась-таки! — подумал Клим, чувствуя, какунего теплеет насердце. — Нучтож, интересно, чтоона теперь устроит».
        Явился преподаватель — пузатый смешливый старик сзакрученными кверху усами. Оноткрыл дверь, иученики ввалились вкласс, увешенный таблицами пересчета аршин вметры ифунтов вкилограммы. Нина села впереди вместе скаким-то белокурым невежей, который непотрудился снять картуз впомещении, аКлим отправился на«камчатку» — насамую последнюю парту.
        Преподаватель повесил надоску схему автомобиля.
        —Мысвами будем разбирать современную легковую машину модели «Форд-Т» счетырехцилиндровым двигателем. Данный автомобиль обладает мощностью вдвадцать лошадиных сил иразвивает бешеную скорость в70километров вчас или, по-нашему, 65 верст.
        Клим неотрывал взгляда откудрявого затылка Нины, ноона ниразу неоглянулась. Унее был такой вид, будто ей действительно интересно, гдеумашины находится топливный бак икакспомощью специальной линейки измерять уровень бензина.
        Вовремя перемены Нина опять собрала вокруг себя поклонников ипринялась рассказывать байки просвое крымское житье-бытье. Клим стоял чуть поодаль ислушал, мрачнея скаждой минутой. Кнему подошел маленький ушастый красноармеец.
        —Эх,первосортная бабенка! — сказал он, показывая наНину. — Иведь дает кому-то — какже безэтого?
        Клим едва удержался, чтобы несъездить ему поморде.
        После занятий Нина распрощалась сновыми знакомыми иушла.
        Клим подсчитал свои трофеи наличном фронте: кивок головы — одна штука.

3.
        Клим был уверен, чтоНина записалась накурсы шоферов только из-за него, ноона совершенно необращала внимание набывшего мужа. Напеременах вокруг нее всегда собиралась толпа, иКлим сумел поговорить сНиной, только когда их обоих заставили залезть подстаренький фордик.
        —Нашли рессору? — спросил преподаватель.
        —Нашла, — отозвалась Нина.
        —Если машина сломается подороге, вампридется чинить ее всамостоятельном порядке. Приступайте! Авы, товарищ Рогов, наблюдайте заней ипомогайте, если надо.
        Гайку заело, исколько Нина нипыталась отвинтить ее, унее ничего невыходило.
        —Давай я! — предложил Клим, ноона лишь досадливо дернула плечом:
        —Ненадо.
        —Тебеже просто силы нехватает.
        —Зато уменя упорства — хоть отбавляй.
        Сэтим было непоспорить.
        Нина таки открутила гайку ипододобрительные крики шоферов вручила ее преподавателю.
        —Терпение итруд все перетрут! — сказал тот, пожимая ей руку.
        После занятий Клим подошел кНине.
        —Тыменя ниразу неспросила оКитти. Тебе неинтересно, какона поживает?
        —Ая знаю, — спокойно отозвалась она. — Капитолина приводит ее назанятия вдетской библиотеке, имы там встречаемся.
        Клим незнал, чтоисказать.
        —Агде Элькин? — спросилон.
        —Остался вКрыму. Онсделал мне предложение, ноя ему объяснила, чтоунас ничего невыйдет.
        —Почему?
        —Догадайся стрех раз! — рассмеялась Нина и, помахивая сумочкой, пошла подорожке кпарку.

4.
        Китти призналась, чтоона действительно встречается смамой. Капитолина, помнившая Нину попрежним временам, решила, чтота устроилась воспитательницей вдетскую библиотеку, ипопросту оставляла ей ребенка иуходила посвоим делам.
        —Почему ты мне ничего несказала? — строго спросил Клим Китти.
        —Потому что ты уже отнял уменя Тату!
        Нанее было больно смотреть: Китти была уверена, чтопапа сейчас введет очередной запрет, изаранее приготовилась плакать.
        Клим притворился, чтоему нет дела доее тайных свиданий сматерью.
        Трираза внеделю он тоже виделся сНиной, вернее, видел ее — оначаще разговаривала сгардеробщиком, чемсним.
        Онабыла близка ивтоже время недоступна; онасделала все, чтобы превратить себя вценный приз — именно поэтому ее окружал сонм почитателей. Оназаставляла Клима думать осебе игадать, гдеона живет, какзарабатывает икакие строит планы. Ееокружала тайна.
        Странное это было чувство: знать, чтотебя беззастенчиво соблазняют, возмущаться этим ивтоже время снетерпением ждать очередного сеанса душевных пыток.
        Клим приметил, чтопосле занятий Нина неидет совсеми наостановку, аторопливо бежит впарк. Такповторялось израза враз, иэто могло означать только одно: онаскем-то там встречалась.
        Разумеется, Клим невыдержал иоднажды отправился вслед заней.
        Вечернее небо было чистым инежным, анадзапоздалыми цветами летали простенькие московские бабочки.
        Клим шел внекотором отдалении отНины излился нанесущихся навстречу велосипедистов, которые кричали ему «Поберегись!» Недай бог Нина обернется иувидитего!
        Когда она исчезла заповоротом, Клим прибавил шагу. Онуже представлял, какнаткнется накакого-нибудь красного командира, поджидающего Нину налавочке, новместо этого он застал ее вкомпании большого серого гуся: онастояла наберегу пруда икормила его сладони.
        Завидев чужака, гусь встрепенулся, растопырил крылья исшипением пошел наКлима.
        Нина рассмеялась:
        —Фу! Этосвои! Ану прекрати немедленно!
        Онакинула гусю корку хлеба, итот навремя позабыл оконкуренте.
        После вчерашнего дождя земля была влажной, иуНины никак неполучалось подняться покрутому подмытому берегу — мокрая глина скользила подее ногами.
        Клим протянул ей руку:
        —Давай помогу.
        Наэтот раз Нина приняла его помощь идаже разрешила поддержать себя подлокоть, пока она палочкой счищала грязь стуфель.
        Клим думал, чтоона начнет спрашивать: «Зачем ты замной ходишь?» ипытался изобрести достойное объяснение, ноНина, какнивчем небывало, принялась рассказывать огусе:
        —Всех его сородичей давно поймали исъели, аон досих пор прячется вкамышах. Яподкармливаю его — пусть он хоть немного поживет счастливой птичьей жизнью.
        Онипошли потропинке все вместе: впереди Клим иНина, азаними гусь. Время отвремени он недовольно гаркал ишумел крыльям — кажется, онсчитал Нину своей собственностью.
        АКлим уже ниочем недумал. Онпросто шел рядом сНиной, вдыхал терпкий осенний воздух иудивлялся тому, какловко она заставила его сделать первыйшаг.
        Оказалось, чтоНина поселилась вСалтыковке уграфа Белова ипостоянно ездила вМоскву напригородном поезде.
        —Чтобы повидаться сКитти? — спросил Клим.
        —Сней истобой. Аеще мы сБеловыми затеяли мыловаренное производство, такчто мне много приходится бегать поделам. Якогда-то переводила дляМагды брошюру, итам было описано, какангличане делают мыло. Унас тоже неплохо получается.
        —Какже вы его продаете? — удивился Клим. — Увас ведь наверняка нет патента.
        —Зато унас есть голова наплечах, — рассмеялась Нина.
        Поее словам частное предпринимательство никуда неделось — просто из-за драконовских мер все ушло вподполье, илюди стали расходовать больше сил ивремени нато, чтобы донести свой товар допокупателя.
        Нина потратила все оставшиеся унее деньги напокупку сырья иоборудования, арабочих рук вПодмосковье было более, чемдостаточно — тамобразовались целые колонии безработных лишенцев, выселенных изстолицы. Этобыли толковые иответственные люди, готовые учиться иэкспериментировать.
        —Мынашли одного парня-химика, — сказала Нина. — Еговыгнали изуниверситета задворянское происхождение, ион придумал длянас дешевый способ получения щелочи. Уэтих людей золотые головы ируки, иони такое изобретают, чтотолько диву даешься!
        Нинино мыло продавалось вразнос порынкам ивокзалам, ноглавный доход поступал отгосударственных предприятий: точно также, каквсвое время Элькин, Нина договаривалась сруководителями прачечных, больниц ишкол опоставках дефицитного товара.
        —Государство требует отних соблюдения санитарных норм, номыла наскладах просто нет, — сказала она. — Частные мыловарни позакрывались, аоттреста жировой икостеобрабатывающей промышленности ничего непоступает. Накаждом предприятии есть двойная бухгалтерия: попервой, официальной, ведется отчетность перед государством, итам самое главное — соответствовать ожиданиям начальства. Авторая бухгалтерия — этарабочая, ипоней проходят совсем другие товары исуммы.
        —Тоесть все производственники нарушают закон ипоопределению являются преступниками? — спросил Клим, вспомнив, какЭлькин рассказывал ему опереводе шведских справочников.
        —Здесь преступниками является вообще все население, — отозвалась Нина. — Кто-то незаконно торгует, кто-то уклоняется отналогов, акто-то получает жалование вобход кассы. Ачиновники поголовно берут взятки — этотакая система, прикоторой никто недолжен чувствовать себя невиновным.
        Ониподошли кограде, игусь, решив, чтоему нестоит идти дальше, улетел ксвоему пруду.
        —Тебе куда — навокзал? — спросил Клим.
        Нина кивнула, ион нанял ей пролетку.
        —Встретимся послезавтра, — сказала она, пожав ему руку — словно они были просто приятелями, какон того ихотел.

5.

«КНИГА МЕРТВЫХ»
        Глава29. Разоблачение

1.
        Галя знала, чтоКлим кого-то себе завел. Онначал избегать ее иявно был недоволен, когда она пыталась поцеловать его. Опостели речь давно уже нешла.
        Онмог диктовать Гале статью ивдруг остановиться наполуслове исулыбкой показать напечатную машинку:
        —Интересный ребус получается: вверхнем ряду идут клавиши Y — U — I — O. Найди правильные буквы исоставь изних слова, подходящие посмыслу.
        Галя непонимающе смотрела нанего.
        —Какие еще слова?
        —Ну,вотже, смотри: «YOU» и«I» переплелись друг сдругом — этоже сразу бросается вглаза! «ТЫ» и«Я»!
        Галя молча смотрела начерный «Ундервуд»: ейвглаза бросалось совсем другое — большая клавиша «пробел».
        Галя отталкивала правду, какмогла, нообманывать себя неимело смысла. Клим принес откуда-то чудо изчудес — настоящий ананас ивзял его ссобой нашоферские курсы. Ончто, водителей там собрался угощать?
        Когда Клим попросил Галю съездить застатистическими выписками вМосковский туберкулезный институт, онанеудержалась изаглянула внаходящийся рядом Центральный дом Красной Армии.
        —Гдеувас списки обучающихся накурсах? — строго спросила она старушку-администратора.
        Таничего нехотела показывать, ноГаля предъявила ей пропуск вОГПУ, ипобледневшая бабуся выложила настол толстую тетрадь скартонными закладками.
        —Унас все вполном порядке, — суетилась она. — Мывсегда проверяем документы тех, ктокнам приходит.
        Нашоферские курсы записались двадцать мужчин иодна женщина. Галя провела пальцем посписку фамилий: вотКлим, авот иНина Рейх. Напротив ее имени стоял адрес, скопированный издокументов: дом №8 поПетровскому переулку. Гдеэто? Напротив театра Корша? Апочему там неуказан номер квартиры?
        Итут Галя вспомнила, ктотакой «Рейх» — этобыл знаменитый американский концессионер! Алов несколько раз упоминал онем истрашно возмущался, чтоэтот буржуй живет всобственном доме, тогда какчестным труженикам достается одна квадратная сажень зашкафом.
        Теперь все встало насвои места: жена бросила Клима ради миллионера, нотот ей неособо приглянулся, иона опять стала встречаться сбывшим мужем.
        Интересно, мистер Рейх знает, чтоКлим Рогов носит ананасы его супруге?
        Вернувшись домой, Галя сразуже направилась кМитрофанычу.
        —Мненужно найти вархивах все, чтоесть оНине Рейх, онаже — Нина Купина.
        Митрофаныч оживился:
        —Арасплачиваться какбудем?
        Помедлив, Галя начала расстегивать кофточку.

2.
        Драхенблют выложил перед Оскаром несколько денежных пачек, перетянутых бумажными лентами.
        —Тутдесять тысяч долларов — номера переписаны. Когда прибудете вБерлин, передайте все это Зайберту.
        —Онрешил поработать наОГПУ? — судивлением спросил Оскар, перекладывая деньги впортфель.
        —Зайберт сейчас намели. Оннебудет светиться сам, ноподберет длянас журналистов, которые напишут положительные статьи оСССР. Намочень нужны хорошие отзывы впрессе. Канадцы делают все, чтобы сорвать наши поставки вГерманию — онисами хотят сбывать там лес, ноуних перевозка дороже, поэтому они давят нато, чтосвязываться снами опасно иаморально. Нуда спомощью Зайберта мы их вдва счета обставим.
        —Какскажете! — улыбнулся Оскар. Еговеселило то, чтонасловах Драхенблют боролся скапиталом, анаделе вел себя точно также, какпрожженный деляга, мечтающих сорвать крупныйкуш.
        Доехав додому, Оскар увидел уворот бледную русоголовую женщину.
        —Спроси, чтоей надо? — велел он шоферу.
        Тотопустил стекло напередней дверце, но, недожидаясь вопроса, женщина подбежала кавтомобилю изаговорила напрекрасном английском языке:
        —Мистер Рейх, мненадо вам кое-что сообщить.
        —Очем?
        —Овашей жене.
        Оскар вздрогнул. Пока он был вотъезде, Нина сбежала издому, ивсе усилия поее поискам никчему непривели. Оскару трудно было смириться смыслью, чтонаследство барона Бремера проплывет мимо его носа, — ноон ничего немог сэтим поделать.
        Онвелел шоферу подождать снаружи ипригласил незнакомку ксебе вавтомобиль.
        —Вамизвестно, гденаходится моя супруга?
        Такивнула ивытащила изхозяйственной сумки пачку бумаг.
        —Вотсмотрите: этовыписка изЗАГСа, согласно которой вы зарегистрировали брак сНиной Бремер. Авот выписка измилицейского архива, итут написано, чтоНина Бремер находится напринудительном психиатрическом лечении вбольнице имени Кащенко.
        Оскар уставился набумажку соштампом «Копия верна». Согласно ей, Нина Бремер поступила вбольницу вянваре 1928года.
        —Этого неможет быть… — взамешательстве проговорил он. — Всеэто время Нина была сомной.
        —Свами была нижегородская мещанка Нина Васильевна Купина. Вотее фотография.
        Женщина показала Оскару карточку, наобороте которой имелось зачеркнутое имя «Нина Купина», асверху было приписано «Миссис Рейх».
        —Этадамочка присвоила себе чужоеимя.
        —Вызнаете, гдеона сейчас? — выговорил Оскар.
        —Нашоферских курсах вЦентральном доме Красной Армии.
        Незнакомка давно ушла, аОскар все сидел бездвижения исмотрел невидящим взглядом накожаную спинку переднего кресла.
        —Мистер Рейх? — позвал шофер. — Мысейчас домой иликуда-то еще поедем?
        Оскар мутно взглянул нанего.
        —Тызнаешь, гденаходится Центральный дом Красной Армии?

3.
        Капитолина рассорилась сосвоим токарем ивот уже два часа сидела накухне ирыдала.
        —Яему говорю: «Подушки напуху надо справить! Какбезподушек спать будем?» Аон мне: «Стакими запросами заРокфеллера выходить надо!»
        Капитолина подняла наКлима полные слез глаза.
        —Барин, абарин? Гдеб мне сэтим Рокфеллером познакомиться, а? Оннебось из-за подушек небудет жаться!
        Клим отпаивал Капитолину молоком иуверял ее, чтоподушечный кризис скоро разрешится.
        Накурсы он опоздал: наНово-Сухаревском рынке была облава наспекулянтов ивсе улицы вокруг перегородили курсанты извоенных училищ. Пришлось ехать вобход.
        Когда Клим добрался доЦДКА, уворот стояла толпа зевак икарета скорой помощи. Двое санитаров затащили внее накрытое простыней тело изахлопнули дверцы.
        —Унас тут семейная драма скровавым исходом, — объяснили Климу шоферы. — Мызанимались вгараже, атут приехал супруг Нины ипозвал ее поговорить.
        —Онатак ипошла кнему скривым стартером, — встрял Андрейка, Нинин сосед попарте. — Потом слышим — орет кто-то…
        Клим перевел взгляд накарету скорой помощи.
        —Онее убил?!
        —Данет, этоона ему побашке съездила. Мыприбегаем, аейный муж вкровище лежит, арядом — кривой стартер. Хорошо хоть хоть жив остался.
        —Агде Нина?
        —Сбежала. Небудетже она ареста дожидаться!
        Накрыльце показался милиционер, ведущий наповодке здоровую овчарку.
        —Ищи, Дайна, ищи! — сказал он, подсунув ей поднос Нинину белую шаль.
        Овчарка вдруг рванулась кКлиму. Онотпрянул.
        —Тычто, Дайна? Мыбабу ищем! — сказал милиционер, оттаскивая собаку.
        Клим пошел прочь. Значит, Рейх выследил Нину, итеперь заней будет гоняться Московский уголовный розыск.
        Оннепредставлял, каксправиться сэтой бедой.

4.
        —Ктебе можно? — спросил Жарков, заглядывая кАлову.
        Тотвздохнул: нувот, сейчас опять начнет соблазнять всякой заграничной дрянью. Иведь неудержишься — обязательно купишь что-нибудь дляДуни!
        Жарков прикрыл дверь.
        —Ятолько что был вотделе кадров — знаешь, чтоуних лежит настоле? Твое штатное расписание! Анапротив каждой фамилии помечено: «издворян».
        Алов почувствовал, какего легкие стягивает знакомой судорогой.
        —Такведь товарищ Дзержинский тоже был издворян… Итоварищ Менжинский.
        —Тынеспорь, аслушай! — перебил его Жарков. — Читал директиву? Всем начальникам отделов велено сократить штаты иизбавиться отдармоедов. Унас режим экономии средств, такчто тебе лучше самому проредить сотрудников, ато тебе начистке втык дадут за«дворянское гнездо».
        Алов долго кашлял ивсе никак немог остановиться. Покопавшись вкарманах необъятных штанов, Жарков вытащил золотую бонбоньерку.
        —Возьми леденец — онсмятой.
        Алов помотал головой.
        —Ничего, сейчас пройдет…
        Онсложил руки настоле иопустил наних голову — такему было немного легче.
        Жарков сочувственно похлопал его поспине.
        —Ясам этой чистки боюсь доприпадков. Япопросил Драхенблюта, чтоб он меня услал куда-нибудь вЕвропу наэто время, ноон нивкакую! Говорит: «ОГПУ устроено напринципах равенства, такчто чистка касается всех!»
        Алов только усмехнулся просебя. Ниокаком равенстве вОГПУ даже речи нешло: одним можно было быть дворянами, адругих заэто лишали куска хлеба. Одни работали, какпроклятые, адругих отправляли резидентами заграницу, гдеони мало того, чтожили навсем готовом, такеще иполучали подвести пятьдесят долларов ввалюте. Нисобраний тебе, ни«добровольных» взносов в«Осавиахим», ничисток.
        —Пойдем вбуфет напьемся? — предложил Жарков. — Яугощаю.
        Алов кивнул. Водка подорожала нашестьдесят копеек иотказываться отщедрого предложения было глупо.

5.
        Вернувшись избуфета, Алов долго сидел застолом, пытаясь собраться смыслями.
        Чистка была назначена на12ноября, иунего оставалось очень мало времени. Вотспросят его одостижениях, ичто ему предъявить?
        Жарков был прав: дворянское происхождение могло сыграть сАловым злую шутку — егонаверняка обвинят всоциальном кумовстве ижелании выгородить классово близких элементов.
        Нокого следовало уволить? Всесотрудники вего секторе были нужными иважными.
        Алов позвал ксебе Диану Михайловну испросил, кто, поее мнению, должен попасть подсокращение. Тазасуетилась ипринялась рассказывать пропереводчицу Анечку, укоторой маленький ребенок, ипроНиколая Петровича, укоторого болят колени:
        —Если его выгнать, онпросто погибнет!
        Зазвенел телефон, иАлов замахал нанее рукой: «Идите!», ноДиана Михайловна недвигалась сместа.
        —Товарищ Алов, — жалобно проговорила она. — Аменя невыгонят? Уменя тоже дети…
        —Будь моя воля, ябы вас низачто неуволил, — отозвался он. — Выслишком ценный кадр.
        Онарасцвела: «Ой,спасибо!» и, счастливая, выбежала задверь.
        Алов снял трубку:
        —Слушаю!
        Этобыла Галя.
        —Ядолжна тебе кое-что сказать. Ябольше небуду работать уКлима Рогова.
        —Тоесть как? Онтебя выгнал?
        —Нет… Ясама нехочу.
        Намгновение Алов онемел оттакого нахальства.
        —Послушай, чижик, мыстобой наслужбе! Чтозначит «хочу — нехочу»? Тебе дан приказ иты должна его выполнять.
        НоГаля, казалось, неслушала.
        —Если мне завтра наголову кирпич упадет, тысможешь позаботиться оТате?
        —Тысовсем сдурела?
        —Ачто ты сразу испугался? Вжизни всякое бывает. Может, явыйду сейчас наплощадь, анаменя извозчик налетит. Вотмне иинтересно: возьмешь ты моего ребенка ксебе?
        —Татаже винтернате!
        —Ейтам непонравилось иона вернулась.
        —Тынехуже моего знаешь, чтомне некуда ее положить! — рявкнул Алов.
        —Значит, вдетдом… — задумчиво проговорила Галя. — Ятак изнала.
        —Тыуволена! — неожиданно длясебя бухнул Алов ипоспешно надавил нарычаг телефона — чтобы ничего неслушать иничего необъяснять.
        Внутри унего все клокотало отярости: дачто они себе позволяют? Одна нехочет работать, какследует, другой винтернате ненравится! Тоже мне — барыни выискались!
        Алов снова вызвал Диану Михайловну:
        —Проведите увольнение Дориной поприказу ипозвоните дежурным: скажите, чтоее пропуск аннулируется.
        Диана Михайловна сблагоговением смотрела нанего. Оназнала, чтокогда-то Галя была его любовницей.
        —Выпожертвовали ею из-занас?
        Алов поморщился:
        —Даничем я нежертвовал! Все, идите — нестойте наддушой! Впрочем… дайте папиросу, если увас еще остались.
        Диана Михайловна принесла ему несколько самокруток — онасама набивала их, добавляя втабак «лечебные» травки.
        Алов закурил итутже подавился непривычно сладким дымом.
        Какой скотиной надо быть, чтобы уволить Галю? Впрочем, еебы всеравно вычистили 12ноября — изапроисхождение, изазадолженность попрофсоюзным взносам изаполную профессиональную непригодность.
        Когда-то Драхенблют говорил Алову, чтожалеть слабаков — этопоощрять вырождение идеградацию общества.

«Ясделал дляГали все возможное, — утешал себя Алов. — Этонемоя вина, чтоона оказалась такой непутевой. АТата пусть возвращается винтернат. Ато выдумала моду — своевольничать! Если все будут делать толькото, чтоим нравится, мыникогда непостроим социализм!»

6.
        Драхенблют вызвал Алова: «Немедленно комне!»
        Онсидел застолом ито идело трогал лицо, будто проверял, всели унего наместе. Перед ним стояла тарелка, заваленная окурками, — дурная пародия наужин.
        —Сегодня мы выдали Оскару Рейху десять тысяч долларов нарасходы, — проговорил Драхенблют чужим голосом. — Аего жена похитила деньги искрылась, даеще припечатала его побашке, такчто он попал вбольницу.
        Алов охнул.
        —Акто она такая?
        Драхенблют стиснул маленькие желтые кулаки.
        —Вэтом-то идело! Оскар подурости женился насамозванке. Ондумал, чтоэто баронесса Бремер, носегодня ему рассказали, чтонасамом деле ее зовут Нина Купина.
        —Язнаю ее! — воскликнул Алов.
        Драхенблют показал належавшую наего столе папку:
        —Яуже читал дело, которое ты нанее завел. Все, чтоя тебе говорю, — этосекрет государственной важности, понял? Если Ягода узнает, чтоунас пропала крупная сумма, оннас спотрохами сожрет. Ятебя вызвал именно потому, чтоты знаком сКупиной икурируешь Клима Рогова — аэто единственный человек, который может знать оее местонахождении. Следователь изуголовного розыска допросил учащихся скурсов шоферов, иони сказали, чтовпоследнее время Рогов иКупина близко общались.
        Алов непонимающе посмотрел насвоего начальника.
        —Такчто отменя требуется?
        —Найди Купину! Мынеможем поручить это дело оперативникам — онинаходятся вподчинении уЯгоды. Будем обходиться своими силами, иесли ты сумеешь вернуть деньги, украденные уРейха, считай, чтокомната утебя уже есть.
        —Акто именно разоблачил Купину? — спросил Алов.
        Драхенблют тяжело вздохнул:
        —Какая-то женщина. Оскар встретил ее наулице инедогадался узнать ее имя. Еслибы мы ее отыскали, всебы решилось гораздо проще.
        Прижимая папку кгруди, Алов вышел изкабинета.

«Яведь несыщик — этонепомоей части!» — всмятении думал он. Но,сдругой стороны, может, этоиесть его шанс получить комнату? Ведь бывают такие чудеса: тыстрастно очем-то мечтаешь инекий Высший Разум идет тебе навстречу.
        Ончутьли небегом бросился ксебе. Так, надо разработать план действий… Перво-наперво — лично встретиться сРоговым. Обязательно наладить слежку — чтобы выяснить, куда он ездит искем встречается.
        Алов уже жалел, чтотак некстати уволил Галю — все-таки она могла ему пригодиться. Онперезвонил ей испросил, чтоей известно оботношениях Рогова иКупиной.
        —Ятебе докладывала еще зимой, чтоКлим интересовался ею, — тусклым голосом отозвалась Галя.
        —Иэтовсе?
        —Да,все. Оставь меня, пожалуйста, впокое.
        Рассчитывать надуру-Гальку было бесполезно: онаивправду негодилась вчекистки.
        Глава30. Подпольная Россия

1.
        Пригородный поезд был битком набит людьми, живущими наподмосковных дачах. Ввагоне плечом кплечу стояли продавцы банных веников, молочницы, поденщики, старьевщики игрузчики. Надголовами пассажиров высились коромысла, швабры илопаты — всеэто был нераспроданный товар, который приходилось везти домой.
        Климу досталось место втамбуре. Рядом теснились музыканты, едущие сосвадьбы, — онибыли навеселе ирадовались, чтовпоезде так много народу: значит, контролеров небудет.
        —Эх,сыгралбы я вам, граждане, наскрипочке, — говорил голубоглазый мужик сбумажной гвоздикой надухом. — Дагдеж тут локтям развернуться? Непременно врожу кому-нибудь заеду. Асмузыкой ехать веселей.
        —Аты нам спой! — предложил кто-то, искрипач затянул тонким голосом:
        Веселись моя натура, —
        Мнеполезна политура.
        Мама рада, папарад,
        Чтоя пью денатурат!
        Публика загоготала.
        Климу казалось, чтопаровоз едва тащится. Онприподнимался нацыпочки, чтобы через плечи музыкантов заглянуть вокно, нонаулице шел ливень, ииз-за капель настекле ничего небыло видно.
        Вскоре поезд остановился.
        —Сейчас вНижний Новгород люкс-экспресс пройдет, «Голубая стрела» называется, — сообщил скрипач. — Пока начальство непроедет, будем ждать.
        Клим направился вСалтыковку наугад: дайбоже, чтобы Беловы знали, гдепрячется Нина! Ачто если ее уже арестовали? Впрочем, врядли — онаникому неговорила, гдеживет.
        Усталый народ гудел иругал пассажиров «Голубой стрелы»: единогласно было решено, чтовсех их надо расстрелять.
        Поезд простоял бездвижения полтора часа, икогда Клим добрался доСалтыковки, было уже темно.
        Старик, ездивший вМоскву продавать грибы, рассказал ему, какнайти дачу Беловых.
        —Только ходи аккуратно, — посоветовал он Климу. — Унас больше нитротуаров, ниуличного освещения нет. Тротуары деревянные были, иих пустили надрова, потому что исполком неразрешает рубить лес. Акеросин кнам уже год какнепривозят.
        Клим ивправду чуть несломал себе шею, пробираясь через колдобины нашоссе Ильича.
        Нина говорила ему, чтоБеловы стучат вворота по-особенному — намотив дореволюционного гимна «Боже царя храни!» Ноотволнения Клим забыл обэтом, иего стук перепугал весь дом: Беловы решили, чтоэто ОГПУ.
        —Ктотам? — осторожно спросил женский голос.
        —Этоя, — отозвался Клим, икалитка тутже распахнулась.
        Изтемноты выбежала Нина ибросилась кнему нашею:
        —Приехал!
        Невероятное облегчение, слишком простое ичудесное, чтобы быть правдой… Клим держал Нину вобъятиях, целовал ее вволосы ищеки иповторял что-то несуразное:
        —Яведь думал, чтоненайду тебя… Яведь незнал, чтоты…
        Онаприжала палец кгубам, иКлим понял, чтоона ничего несказала хозяевам опроисшествии вЦДКА.
        Нина представила Клима графине Беловой — белокурой, чуть полноватой женщине ваккуратном платье инакинутом наплечи шерстяном платке.
        —Очень хорошо, чтовы приехали, — сказала она. — Пойдемте чай пить!
        Оказалось, чтовдоме полно народу — помимо Беловых забольшим самоваром собрались соседи изокрестных дач. Клим попал вособый мир, ничем непоходивший насоветскую Москву. Здесь мужчины ухаживали задамами, девушки смеялись иобнимали друг друга заталии, адети так радовались гостю, будто кним приехал Дед Мороз.
        Стульев нехватало, иКлима посадили рядом сНиной набольшую бельевую корзину, крышка которой угрожающе потрескивала подих тяжестью.
        Клим ощущал прикосновение Нининого плеча, акогда она поворачивала голову, ееволосы касались его шеи. Нина была теплой, родной иневыносимо любимой, ион тихонько гладил ее поколенке — подскатертью, чтобы никто невидел. Нина отвечала ему легким пожатием руки, ивсе было какраньше — дотого, какони поглупости илегкомыслию развалили свой брак.
        Сразу было видно, чтоБеловы живут награни нищеты. Дача была ветхой, пропахший запахом старого дерева, сушеных грибов ияблок, ивтоже время тут явственно ощущался молодой задор: всестены были увешены детскими рисунками, наподоконнике Клим заметил целый выводок колб иреторт, авуглу — наполовину собранный дизельный двигатель.
        Онотвечал нарасспросы оМоскве исудивлением приглядывался клюдям, приютившим Нину. Умные, одухотворенные лица, опрятность ихороший вкус даже вбедной одежде, фразы наиностранных языках, которые все понимали…
        Самый младший изБеловых, двенадцатилетний мальчик, которого все уважительно называли Георгий Владимирович, острил налатыни.
        —Онунас древним Римом увлекается, — сказал граф, взъерошив сыну волосы. — Незнаю, какбудем учить его. Снашей родословной вуниверситет непоступишь.
        —Ясам себя научу! — сбольшим достоинством ответил Георгий Владимирович.
        Оставалось только диву даваться: кому пришло вголову объявить этих людей ненужным хламом, которому нет места всовременной жизни? Ведь это цвет нации!
        После обеда устроили танцы. Обеденный стол вынесли вдругую комнату, графиня сняла покрывало скрышки старенького пианино ипринесла ноты.
        —Кавалеры, приглашайте дам напервый контрданс! — сказал Белов, становясь всередину комнаты.
        Клим поклонился Нине.
        —Мадам?
        Онаприсела, каккогда-то учили вгимназии, иподала ему руку.
        Танцевали все. Вкомнате трещали полы иподрагивали занавески. Пары носились, сталкивались икружились схохотом ивизгом. Уставшие дамы падали настулья иобмахивались платками.
        —Еще! Мама, еще! — кричали девушки, имузыка снова гремела навесьдом.
        Всепроисходящее казалось Климу странным сном: онисНиной прятались вчужом доме, иходолевали страх, неустроенность иневозможность ничего планировать, нопрямо сейчас, вданный ослепительный миг, жена Клима смотрела нанего влюбленными глазами — изаэто нежалко было отдать все насвете.

2.
        Умопомрачительное счастье — идти вместе сНиной вкухню иполивать ей наруки изкружки, чтобы было удобнее умываться.
        —Вотнаша продукция! — сгордостью показала Нина накусок мыла вформе петушка. — Мызаливаем его встарые формочки дляпечения иледенцов. Правда, здорово получается?
        Клим кивнул.
        —Правда.
        Вода сшумом лилась вэмалированное ведро, Нина ежилась отхолода ивытирала лицо полотенцем — таким стареньким, чтооно больше походило намарлю. Потом настала очередь Нины поливать.

«Боже мой… Ясейчас пойду спать смой женой», — думал Клим иотподобной перспективы унего замирало сердце.
        Импостелили наполу вкабинете Белова — маленьком дощатом «скворечнике», заполненном книгами, портретами великих писателей имешками ссушеными яблоками.
        Граф великодушно вывернул излюстры единственную навесь дом лампочку ипредложил ее гостям, ноНина сказала, чтоони сКлимом обойдутся церковной свечкой.
        Закрыться отвсего мира нахлипкую щеколду, поставить свечу встеклянную банку, какцветок ввазу и, севнасшитое изцветных лоскутков одеяло, искоса поглядывать друг надруга…
        Нина легла наспину, иее волосы раскинулись вокруг головы — какволнистые лучи вокруг солнышка надетском рисунке. Клим провел пальцами поодному лучу, потом повторому…
        Онзнал, чтоим надо поговорить обОскаре Рейхе, нонепредставлял, какначать этот разговор: слишком уж нехотелось возвращаться снебес наземлю.
        —Знаешь, очем я думаю? — проговорила Нина. — Воттут, вСалтыковке, иесть моя Россия. Этадача, этилюди, этомыло вформочках. Ябы век отсюда неуезжала.
        Клим кивнул.
        —Ятоже. Нотебе нельзя тут оставаться, ведь Оскар…
        —Давай потом… Нехочу даже слышать обэтом!
        Онапотянула Клима заладонь, ноон изозорства неподдался, иНина несмогла совладать сего рукой, даже навалившись нанее всем весом.
        —Ятак неиграю — явдомике! — смеясь, объявила она инатянула наголову отворот ситцевой наволочки вмелкий цветочек — слишком большой длядиванной подушки, которую им выдали Беловы.
        —Ой,нет… я невдомике, явраю! Хочешь вгости?
        Какможно было отказаться?
        Вотэто было самое лучшее — баловаться, какдети, разглядывать насвет пестрые цветочки нанаволочке ицеловаться.
        Клим проводил рукой поНининой талии: всениже иниже… Потом был крутой взлет бедра, иснова спуск, нотеперь уже плавный инеторопливый. Хотелось растянуть время ивобрать всебя какможно больше деталей: едва уловимое тепло напростыне — там, откуда только что сдвинулась Нина; круглый выступ косточки наее запястье; покрывшееся мурашками предплечье…
        Человеческая душа неспособна была выдержать такое: Клим стиснул Нину вобъятиях ивдруг осознал, чтоони дышат водно дыхание.

3.
        Шуму было много — такполучилось.
        —Беловы нас выгонят спозором, — прошептала Нина, натягивая одеяло наплечо.
        —Ктомуже мы осрамились перед классиками, — отозвался Клим, показывая напортреты Пушкина, Толстого иДостоевского.
        Великие мужи смотрели наних сявным осуждением.
        Свеча догорела ипогасла, выпустив струйку сизого дыма, иввоздухе остро запахло паленым.
        —Оскар откуда-то узнал, чтоя хожу накурсы шоферов, — едва слышно проговорила Нина. — Онсказал, чтоунего впортфеле лежат изобличающие меня документы, ия испугалась, чтоон хочет сдать меня ОГПУ…
        Клим продел свои пальцы сквозь Нинины исжал ее ладонь.
        —Ничего небойся — ястобой.
        —Дапоздно уже бояться… Оскар принялся меня душить, ая огрела его стартером изабрала портфель. Нотам оказали недокументы…
        —Ачто?
        —Десять тысяч американских долларов сотенными купюрами.
        Клим аж приподнялся налокте.
        —Ничего себе…
        Нина приникла кнему ивдруг расплакалась.
        —Тыправ, мненельзя оставаться уБеловых — ониитак покраю пропасти ходят. Ачто будет, если меня поймают?
        Внезапно Клима озарила идея:
        —Язнаю, какнам быть! Мызапишем тебя немецкой крестьянкой, укоторой сроду никаких документов небыло, кроме справки изсельсовета. Намхватит денег Оскара нато, чтобы заплатить взятку Баблояну. Оноформит загранпаспорта, имы отправим тебя вГамбург, чтобы ты зафрахтовала пароход. Тыостанешься вГермании, апотом мы сКитти ктебе приедем: уменя всеравно скоро заканчивается контракт.
        —Мыстобой жулики, — всхлипнула Нина. — ВотБеловы никогдабы невоспользовались крадеными деньгами!
        —Нозато мы два сапога — пара, — отозвался Клим. — Имы неподходим никому, кроме друг друга.

4.
        Галя позвонила Климу ибезо всяких объяснений сказала, чтобольше непридет наЧистые Пруды. Онбуквально вздохнул соблегчением, ностоило ему разобраться содной проблемой, какунего тутже появилась другая: заним начали следить. Теперь напротив его дома постоянно дежурили соглядатаи.
        Казалосьбы, подумаешь — затобой везде ходят ненавязчивые товарищи! Ведь тебяже небьют и, побольшому счету, ктебе нелезут. Новтоже время ты понимаешь, чтоутебя отняли такую «мелочь», каксвободу, иты уже неможешь идти, куда тебе надо, ивстречаться стеми, скем хочешь.
        Клима выручило то, чтоон успешно прошел экзамен поиспытанию шоферов иполучил права науправление автомобилем. Теперь он мог обходиться безкурьера изадень успевал переделать множество дел — даже безпомощи Гали. Носамое главное — онмог попросту уехать отсвоих соглядатаев. Даже когда им выделили служебный автомобиль, оказалось, чтоон невсостоянии угнаться за«Машкой».
        Несколько раз Клим свеликими предосторожностями наведывался вСалтыковку. Какое это было счастье — приезжать кНине, гулять сней позолотым березовым рощам истроить безумные планы набудущее!
        Отец Томас записал Нину жительницей саратовской деревни Хильдой Шульц, иКлим подсчитывал ее многочисленные фамилии:
        —Купина — порождению, Одинцова — попервому мужу, Бремер — попсевдониму, Рейх — пофальшивому мужу, аЖульц, тоесть Шульц — подокументам.
        Нина смеялась:
        —Анасамом деле — Рогова, жена Рогова.
        Вернувшись вдом, ониподнимались вкабинет Белова илистали географический атлас.
        —Дляполного счастья нам нужна вкусная еда, подходящая одежда икрыша надголовой, — говорил Клим. — Всеэто может стоить очень дорого, если ты обитаешь вЛондоне, илиочень дешево, если ты живешь там, гдебывают лучшие закаты вмире. Кактебе идея — поселиться вБританском Гондурасе?
        Нина изучала статью вэнциклопедии иморщилась:
        —Непойдет. Тамураганы инаводнения.
        —Акакнасчет Японии? Найдем живописную деревушку вгорах — чтобы вокруге имелись кленовые леса, пагоды иводопады. Будем учить вшколе местных ребятишек, акогда надоест, переместимся витальянские Альпы илинаГавайские острова.
        Клим иНина понимали, чтосельская идиллия выглядит хорошо только натуристических открытках, ичем дальше они уедут отпороков цивилизации, темближе будут нищета, эпидемии ирелигиозный фанатизм. Ноим страшно нравилось играть в«другой мир», вкотором несуществовало ниполитики, нипаспортов, нипроклятого денежного вопроса. Какбылобы здорово, переместиться влюбую точку Земли суверенностью, чтоникто незаподозрит тебя вшпионаже инеосудит зато, чтоты неверишь вместных богов! Какбылобы здорово, еслибы Китти могла спокойно играть сместной детворой инепереживать из-за «неправильного» разреза глаз или«странных» родителей!
        —Сейчас главное — этовстретиться сБаблояном, оформить через него заграничный паспорт иотправить тебя вГерманию, — говорил Клим.
        —Акакя повезу наши доллары? — спрашивала Нина. — Выезжающих заграницу обыскивают, иесли уменя найдут такую крупную сумму, янесмогу объяснить, откуда я ее взяла.
        Клим попросил Фридриха вывезти деньги вГерманию, нотот отказался. Риск был слишком велик: недавно одного излетчиков поймали наконтрабанде валюты, идело кончилось расстрелом. Беднягу обвинили втом, чтоон финансирует контрреволюцию.

5.
        Вчесть открытия нового цеха вклубе Электрозавода имени Куйбышева готовились кпредставлению театра «Синия блуза».
        Вфойе играл оркестр народных инструментов, кто-то плясал, акто-то теснился вокруг буфета: послучаю праздника там продавали деликатесы — бутерброды свареной колбасой.
        Клим еще издали увидел Баблояна: тотфотографировался сдирекцией нафоне лозунга «Даешь пятилетку!»
        —О,товарищ журналист! — помахал он Климу. — Будете писать онашем театральном творчестве? Похвально!
        Онпредложил Климу сесть рядом сним впервом ряду — чтоб все было видать.
        —Ясам очень интересуюсь театром, особенно молодежным! — сказал Баблоян икряхтя опустился вкресло. — Знаете, чтотакое «Синяя блуза»? Этосвоего рода живая газета. Унас около половины рабочих неграмотные, радио есть далеко невезде, такчто людям надо объяснять, чтопроисходит встране ивмире. Вотсинеблузники иездят соспектаклями напредприятия.
        Представление ивправду было любопытным. Ведущий попросил любить ижаловать «китов советской хозяйственной мощи», инасцену выбежали шестеро юношей идевушек, вооруженных римскими щитами, накоторых было написано: Индустриализация, Электрофикация, Рационализация, Фордизация, Стандартизация иВоенизация.
        Грянул оркестр, и«киты» принялись изображать работу машин вновом цеху Электрозавода.
        Баблоян по-свойски толкнул Клима вбок:
        —Гляньте наФордизацию! Хороша? Яуж узнал — ееДуней Одесской зовут.
        Клим делал пометки вблокноте: заграницей «фордизацию», тоесть работу наконвеере, высмеивали все — начиная отЧарли Чаплина икончая уличными попрошайками, которые притворялись, чтопривыкли делать одни итеже движения итеперь немогут остановиться. АвСССР это даже приветствовалось: идеальный советский человек был неличностью, ановенькой, безупречно работающей деталью вобщем механизме.
        Дуня Одесская звонко выкрикивала стихи Владимира Маяковского:
        Единица! —
        Кому она нужна?!
        Голос единицы
        тоньше писка.
        Ктоеё услышит? —
        Разве жена!
        Ито
        если ненабазаре,
        аблизко.
        Партия —
        это
        единый ураган,
        изголосов спрессованный,
        тихих итонких,
        отнего
        лопаются
        укрепления врага,
        каквканонаду
        отпушек
        перепонки.
        Никакой лирики, никакой интимности — пролетарское искусство было выше этого, изанималось немелкими переживаниями ничтожных людишек, аэстетикой организованных масс.
        Однако напоследок синеблузники все-таки коснулись темы любви. Дуня Одесская нарядилась вкожаную куртку и, встав натрибуну, принялась изображать выступление намитинге. Коллега-актер смотрел нанее иобъяснялся перед публикой вчувствах:
        —Влюблен я вэту губкожу безвсякого политпросвета ицелыми днями унее агитпропадаю. Большевичить нету мочи!
        Народ радостно хлопал владоши.
        —Вотзараза! — восклицал Баблоян, несводя глаз сДуни. — Юбку-то чуть ниже задницы напялила. Аспросишь ее, чтоэто заразврат такой, онаскажет, чтоей победности ткани наподол нехватило.
        —Атеперь слово предоставляется товарищу Баблояну! — объявил ведущий. — Прошу насцену!
        Емухлопали так, чтоБаблоян совсем растрогался:
        —Вто время, какнаднашей страной сгустились тучи буржуазного бойкота, мысмело заявляем… это… какего? Ну,вобщем, социальная сила искусства все побеждает!
        Публика ничего непоняла изего речи, кроме того, чтовнашей стране самые красивые девушки — вот, например, Дуня Одесская. Ноидеологическая часть никого инеинтересовала: главное, чтотоварищ Баблоян был своим парнем — простым идобрым, исразу было видно, чтопартия вего лице заботится онуждах рабочих.
        —Входе пятилетки каждый труженик будет получать поподводе дров назиму! — пообещал он. — Насчет керосина даже небеспокойтесь: онвам непонадобится. Советская власть проведет электричество вкаждый дом — даже если это простой барак.
        После продолжительных ибурных аплодисментов, Баблоян раскланялся ивместе сосвитой направился квыходу. Анасцене продолжился концерт самодеятельности.
        Клим едва успел перехватить Баблояна вкоридоре.
        —Уменя квам небольшая просьба… Выпомните наш разговор насчет немцев?
        Баблоян показал ему глазами науборную иповернулся кчеляди:
        —Ждите здесь, ясейчас вернусь.
        Вуборной подтекал кран, икапли воды созвоном разбивались обэмалированную раковину. Тусклый свет едва пробивался сквозь закрашенное дополовины окно.
        —Мынашли средства инапаспорта, инафрахт, — едва слышно произнес Клим.
        Выслушав его рассказ насчет Канады иХильды Шульц, Баблоян задумался.
        —Ну,хорошо… Занесите мне деньги исписки ваших немцев, — проговорилон.
        —Акакнасчет интервью соСталиным? Может, все-таки попытаться его организовать?
        Баблоян непонимающе посмотрел наКлима.
        —Зачем вамоно?
        —Наши читатели хотят получить объяснение того, чтопроисходит вСССР.
        —Читайте газету «Правда» — тамвсе сказано, — отрезал Баблоян ивышел.

6.
        Алов загодя явился вклуб Электрозавода идолго стоял рядом сРоговым — тихий инеприметный всвоей кепочке, застиранной гимнастерке ибрюках фирмы «Москвошвея».
        То,что Рогов сел рядом стоварищем Баблояном, было весьма любопытной деталью: что, интересно, ихсвязывало?
        Ноочень скоро Алов отвлекся отрабочих мыслей. Дуня — егоДуня! — вела себя насцене совершенно неприлично.
        Алов давно уже неходил наее выступления иговорил жене, чтополностью ей доверяет. Нооказалось, чтоэтого делать нестоило. Во-первых, какой-то парень таскал ее наплечах, аэто означало, чтоона касалась его шеи одним местом. Во-вторых, Дуня задирала ноги, танцуя «Танец станков», ав-третьих, онавыходила насцену вочень легкомысленном хитончике, который запросто мог снее свалиться. Алов представил это ивужасе зажмурился: онбы непережил такого позора.
        Носамое страшное ждало его впереди: товарищ Баблоян привсех начал расхваливать Дунину красоту! Алову хорошо было известно, чтотот бабник, каких свет невидывал. Авдруг он положил глаз наДуню?
        Когда Рогов иБаблоян вышли иззала, Алов торопливо последовал заними.
        Ага, завернули вуборную…
        Свита терпеливо ждала Баблояна; наконец тот вышел инаправился ввестибюль. Алов вбеспомощной ярости смотрел нанего: будь ты хоть трижды чекистом, ночто ты можешь сделать против члена Центрального Исполнительного Комитета? Натаких людей нераспространяются низаконы, нимораль — онипросто берут, чтоим нравится.
        Рогов тоже вышел изуборной, и, подлетев кнему, Алов вытащил удостоверение сотрудника ОГПУ.
        —Очем вы говорили сБаблояном?
        Онистояли посреди пустого коридора инапряженно смотрели друг надруга.
        —Моеначальство требует, чтобы я взял интервью утоварища Сталина, — наконец произнес Рогов. — Яобратился кБаблояну запомощью, ноон ответил, чтоничего неможет сделать.
        —Иэто все, чтовы обсуждали? — недоверчиво спросил Алов.
        —Ну… ещемы говорили обактрисах.
        —Каких именно?
        —Которые только что выступали — из«Синей блузы». Товарищу Баблояну очень понравилась Дуня Одесская.
        Алов вытянул из-за манжета четки иначал быстро отщелкивать одну бусину задругой.
        Рогов был холеным инарядным буржуазным хлыщом идумал, чтоему позволено обсуждать любых женщин итребовать интервью ссамим Сталиным.
        —Извините, номне пора, — проговорилон.
        Этот тип неиспытывал никакого трепета перед ОГПУ и, кажется, непонимал, чтостоит Алову щелкнуть пальцами, иего вышлют изСоветского Союза саннулированной визой.
        Струдом взяв себя вруки, Алов заставил себя говорить вежливо испокойно:
        —Намбы очень хотелось встретиться сженщиной поимени Нина Купина. Неподскажете, гдеее разыскать?
        Рогов пожал плечами.
        —Понятия неимею. Мыпознакомились нашоферских курсах.
        —Неврите: несколько месяцев назад вы интересовались местонахождением этой особы.
        Полицу Рогова было видно, чтоон неожидал отОГПУ такой осведомленности.
        —Нутак что скажете? — вкрадчиво произнес Алов.
        Рогов скривился, будто видел перед собой непредставителя власти, апопрошайку, который зря отнимает время уделового человека.
        —Этодопрос? — сухо процедилон.
        —Нет, этопредложение осотрудничестве. Ктознает, гдеикогда вам понадобится дружба сОГПУ?
        —Всего хорошего.
        Рогов ушел, неподав руки.

«Нуя это тебе припомню!» — подумал Алов. Ужчего-чего, анеуважения ксебе он неспускал.
        Глава31. Соловецкая каторга

1.
        Паспорт наимя Хильды Шульц был получен, иКлим сразу купил Нине билет доБерлина. Слава богу, напоезда, следовавшие заграницу, очередей небывало.
        Онехал вСалтыковку, предвкушая, какНина встретит его уворот иначнет внетерпении расспрашивать: «Нучто там? Как?», аон сначала сделает скорбное лицо, чтобы подразнить ее, апотом покажет свои трофеи.
        Нина радовалась хорошим новостям, какдевчонка, — сахами ипобедными танцами, иэто было отдельное удовольствие — готовить длянее приятные сюрпризы.
        Новопреки обыкновению калитку Климу открыла неНина, аграфиня Белова. Наее лице был написан испуг, аброви застыли трагическим «домиком».
        —Чтослучилось? — похолодев, спросил Клим.
        —Кнам Элькин приехал! — отозвалась графиня страшным шепотом.
        Онвошел вслед заней вмаленькую кухню, увешанную нитями сушеных грибов, иостановился, глядя насидящего уокна человека.
        Онбыл худ настолько, чтоплечевые суставы выпирали из-под грязной гимнастерки. Егокоротко остриженные волосы ищетина были совершенно седыми, аналице залегли глубокие морщины. Клим иузнавал инеузнавал Элькина: невозможно было поверить, чтозапару месяцев человек мог настолько постареть.
        —Чтосвами произошло? — ошеломленно произнес Клим.
        Элькин улыбнулся — слевой стороны унего небыло ниодного зуба.
        —Меня взяли вплен, номне удалось бежать.
        Вкухню вошла Нина скоромыслом наплече ипоставила ведра назалавок.
        —Сейчас воды нагреем, иможно будет помыться, — засуетилась графиня.
        Нина находу кивнула Климу, иони вместе схозяйкой принялись растапливать печь. Низдрасьте — нидосвидания… Какбудто она боялась обидеть гостя излишним вниманием кКлиму.
        —Васчто — арестовали? — спросил он Элькина.
        Тотнеохотно кивнул.
        —ВФеодосию прислали разнарядку: найти ипосадить нэпманов, буржуев ипрочий недобитый элемент. Тамошнее начальство лично меня знало — яим автомобиль собирал, такчто меня даже искать непришлось.
        —Вампредъявили какое-то обвинение?
        —Дакакое, кчерту, обвинение! — вместо Элькина отозвалась Нина. — Большевикам нужна дармовая рабочая сила — ониже ничего непонимают врационализации производства, иуних такие издержки, чтонаоплату труда денег просто нет. Вотим итребуются рабы, которые будут бесплатно валить лес наСоловках идобывать вшахтах полезные ископаемые.
        Поставив впечь здоровый чугунок сводой, Нина сгрохотом закрыла ее железной заслонкой. Движения ее были резкими, будто ей хотелось схватить что-нибудь ирасколотить вдребезги.
        Клим повернулся кЭлькину:
        —Таквас отправили наСоловки? Какже вы сбежали оттуда?
        —ССоловков сбежать невозможно — этоострова вБелом море, — мрачно произнес Элькин. — Меня дотуда недовезли: яушел изпересыльного лагеря, который расположен наматерике подКемью.
        Клим почувствовал, какунего поспине потек холодок — вСССР все знали осеверных трудовых лагерях, нодостоверно оних ничего небыло известно.
        —Ямогу взять увас интервью? Ваша история наверняка заинтересует редакцию «Юнайтед пресс».
        Элькин смерил Клима насмешливым взглядом.
        —Что, сразу почуяли деньги иславу?
        —Япросто хотел узнать…
        —Уменя, господин Рогов, ничего неосталось, кроме этой истории, ия продам ее тому, ктобольше заплатит. Мненадо выбираться изнашего богоспасаемого Отечества, анелегальный переход вПольшу, квашему сведению, стоит триста рублей.
        —Мыдадим вам денег! — горячо воскликнула Нина. — Акогда вы переберетесь через границу, высможете собрать журналистов ипоторговаться насчет вашего интервью.
        Казалось, ниее, ниграфиню невозмутило то, чтоЭлькин заподозрил Клима вготовности нажиться начужой беде.
        Хозяйка посмотрела нависящие настене ходики:
        —Надобы сварить картофель, ато скоро дети изшколы придут.
        Нина сготовностью побежала водвор, кпогребу, иКлим отправился вслед заней.
        Онаоткрыла крышку насрубе ипринялась спускаться вниз полестнице.
        —Нина… — окликнул ее Клим. — Тыдаже неспросила меня пропаспорт. Явсе тебе привез.
        Онаподняла нанего отрешенный взгляд:
        —Да,спасибо.
        Никаких победных танцев неслучилось. Клим стоял надраспахнутой пастью погреба ивдыхал могильные запахи земли итлена.
        —Нестоит благодарности.
        Нина выбралась наружу сведерком мелкой, покрытой глазками картошки.
        —Японимаю, чтоЭлькин — твой друг, — начал Клим, — ноя просто хочу, чтобы ты знала… После того, какты зафрахтуешь пароход длянемецких беженцев, унас неостанется денег нажизнь. Япочти неговорю по-немецки инесмогу быстро найти работу. Мойприятель Зайберт является известным навсю Германию журналистом, ноион перебивается случайными статьями… Можно, ябуду говорить откровенно?
        —Да,конечно, — кивнула Нина. Лицо ее было бледным инесчастным; кудрявые пряди выбились из-под гребенки иповисли вдольщек.
        —Яделаю все, чтовмоих силах, чтобы мы стобой смогли что-то наладить, — проговорил Клим. — Ноутебя то идело появляются другие цели — какие-то Элькины, какие-то переходы вПольшу…
        Нина потупилась.
        —Яхочу ему помочь, потому что я запросто могла оказаться наего месте. Большевики — этосовременная Золотая Орда: онисовершают набеги намирных людей иобращают их врабство. Если ты попадешь налесоповал илинастройку какой-нибудь гробницы, назад пути небудет: тебя искалечат ифизически, инравственно… Япредставила себе, чтобы случилось сомной, еслибы меня схватили… Иведь это может произойти влюбой момент! Накого тогда надеяться? Только надобрых людей! ВотиЭлькин надеется…
        Нина судорожно передохнула иобняла Клима.
        —Если я делаю что-то непонятное, тоэто невущерб нам стобой. Просто доверьсямне!
        Клим прижал Нину ксебе. Втом-то идело, чтоон немог ей доверять. Ониустроили себе рай вшалаше: одно неверное движение, одно дуновение сильного ветра — ивсе опоры ломались. Чтоих ждало? Ревность иподозрения, авовсе незакаты сводопадами.
        —Если я дам Элькину денег надорогу, такбудет лучше длявсех, — сказала Нина. — Онсможет вывезти наши доллары заграницу, явстречу его вБерлине, имы заплатим зафрахт парохода.
        —Делай, какзнаешь, — вздохнул Клим идостал изкармана «Книгу мертвых». — Этомой дневник. Прочитай его, апотом сожги. Явсе равно несмогу взять его ссобой вГерманию — таможня конфисковывает упассажиров все печатные ирукописные материалы, непрошедшие цензуру.
        —Тыпускаешь меня всвятая святых? — удивилась Нина.
        —Давай учиться правильно понимать друг друга. Адляэтого надо делиться наболевшим.
        —Хочешь, ятебе тоже расскажу все проОскара? — спросила Нина.
        Клим покачал головой.
        —Отложим это удовольствие до1976года. Когда тебе стукнет восемьдесят лет, яуже перестану беспокоиться, чтоты отменя сбежишь, ибуду готов выслушать твои признания.

2.

«КНИГА МЕРТВЫХ»
        Запись, сделанная Ниной

3.
        ТЕТРАДНЫЙ ЛИСТОК, ВЛОЖЕННЫЙ В«КНИГУ МЕРТВЫХ»
        Запись, сделанная Ниной

4.
        Нина зашила вкуртку Элькина деньги нафрахт парохода, аБеловы вручили ему котомку спродуктами.
        Чтобы непривлекать особого внимания, провожать его пошла только Нина.
        —Явыезжаю завтра инаверняка приеду вБерлин нанесколько дней раньше вас, — сказала она. — Вамведь еще надо придумать, какперебраться изПольши вГерманию. Начиная сшестого ноября, ябуду приходить навокзал вполдень иждать вас подглавным табло.
        Всескладывалось намного удачнее, чемнадеялся Элькин: благодаря Нине, емуудалось практически сразу раздобыть деньги ижелезнодорожный билет доМинска. Ноприэтом он чувствовал, чтовсе только радуются его отъезду: Беловы боялись, чтоиз-за Элькина их могут арестовать, аНина нехотела раздражать мистера Рогова.
        Ещеникогда вжизнь Элькин неощущал себя таким одиноким.
        Нине было стыдно перед ним, иона постоянно заводила речь отом, чтовГермании его ждет большое будущее:
        —Вывстанете наноги изаново отстроите свой автомобиль! Такой талант, какувас, ценится навес золота вЕвропе.
        НоЭлькину уже ничего нехотелось. После первого разбоя, когда маленький бородатый финн упал кнему вноги изаголосил: «Отец родной, пощади!», внутри Элькина что-то сломалось. Онпонял, чтопревратился водного изтех, ктоубивает играбит.
        Если исключить откровенных психопатов, никто нетворил зло ради зла, иувсех была своя причина длянегодяйства. Злопомогало человеку выжить нетолько влагере, ноинаволе, ивэту ловушку попадали все — даже Нина, где-то раздобывшая огромную сумму итеперь скрывавшаяся отУголовного розыска.

«Такктоже творит зло? — думал Элькин. — Мыже итворим — всепочуть-чуть».
        ОнисНиной шли мимо заколоченных дач. Надголовой — серое небо, вдоль заборов — рыжая трава, наповороте — ржавый указатель снадписью «Берегись поезда!»
        —Таккто поведет вас через границу? — спросила Нина, перепрыгивая через громадную, разлившуюся наполдороги лужу. — Этоконтрабандисты, да? Выхорошо их знаете?
        —Намприходилось вместе работать, — отозвался Элькин. — Язаказывал уних кое-что для«Московской саванны», ноони неохотно брались замой товар: книга — вещь тяжелая, анавару снее меньше, чемспудры илиперчаток.
        Ониедва поспели кпоезду, который останавливался уплатформы лишь надве минуты.
        —Храни вас Господь! — сказала Нина, обнимая Элькина. — Поверьте, унас свами все будет хорошо.
        Удивительная женщина! Какбы жизнь нибросала ее, онавсегда умудрялась по-кошачьи извернуться иупасть неплашмя, аналапы, — итогоже ожидала отдругих.

«Вотэто иесть Россия, — сгрустной нежностью подумал Элькин. — Поразительная живучесть иумение приспособиться ковсему насвете».
        Он,каквпоследний раз, смотрел наНинино пунцовое отволнения лицо идержал ее заруку, нерешаясь выпустить ее изсвоей корявой, загрубевшей ладони.
        Раздался свисток, ипоезд тронулся сместа. Израскрытого окна донеслась песня:
        Степь да степь кругом,
        Путь далеко лежит…
        —Прощайте! — сказал Элькин и, ухватившись запоручень, вскочил наподножку.
        Грохоча, поезд покатил мимо хмурых домиков, оголенных перелесков ибескрайних полей.

«Жалеть ниочем ненадо, — думал Элькин. — Всеидет так, какишло испокон веков. Россия — этостепь: развнесколько десятилетий она порождает плодородный слой, ноприлетают ураганы, размалывают его впыль иуносят вдругие края. Задача устепи такая — порождать свежий ветер иприносить новые семена».

5.
        ВМинске Элькина поразило обилие хорошо одетых людей — тотут, тотам мелькали цветастые шали, новые полушубки, апорой ифетровые шляпы. Сразу чувствовалось, чтограница проходит недалеко ивдоль нее ведется оживленная торговля.
        Насвежевыпавшем снегу виднелось множество отпечатков дамских каблуков. Элькин сумилением смотрел наних — сколько лет он невидел такого чуда вМоскве?
        Толпа горланила насмеси русских, белорусских ипольских языков. Дома были деревянными, каквРоссии, ноих крыши напольский лад покрывали красной ичерной черепицей. Тутже поблескивали круглыми булыжниками мостовые, тутже трепетали наветру советские плакаты, нарисованные кочередной годовщине Октября. Налавочке рядком сидели красноармейцы иблагообразные евреи спейсами.
        Немного поплутав, Элькин добраться доНемиги — узкой улочки, застроенной невысокими зданиями сжилыми комнатами наверху изахламленными лавками напервых этажах.
        Элькин отыскал нужный дом ипостучал вобитую клеенкой дверь.
        Кнему вышел коротко остриженный черноглазый парень соскошенным подбородком.
        —Чаго табе трэба? — спросил он по-белорусски.
        —Мнеб доРыгора, — отозвался Элькин, подражая местному говору.
        Парень поводил зрачками посторонам ипровел его вкомнату, допотолка заставленную ящиками стоваром.
        —Сядзi тут, — велел он искрылся взадних комнатах.
        Элькин ждал больше часа и, невыдержав, вышел вкоридор. Навторой этаж вела узкая чугунная лестница, иоттуда слышались голоса, говорившие по-польски:
        —Наскладе конфиската ничего неосталось. Чтоунас вналичии?
        —Трико брючное вполоску, маркизет французский, бархат бумажный иполушелковый, сукно гвардейское…
        Поляки вовсю наживались набольшевистских экспериментах сэкономикой: кактолько вСССР начали пропадать товары, контрабанда расцвела пышным цветом. Впольских приграничных деревнях варили краску дляресниц, шили лифчики издрянного искусственного шелка идаже печатали фальшивые бланки накладных длявсевозможных учреждений. Ихнизкое качество никого несмущало — оновлюбом случае было выше, чемвСССР.
        Наконец полестнице загремели сапоги, ивниз спустился Рыгор — толстый мужик скудрявой бородкой.
        —Ба,кого я вижу! — воскликнул он по-русски. — Тыкакими судьбами здесь?
        Элькин объяснил, чтоему надо срочно перебраться вПольшу.
        Рыгор задумчиво поскреб заухом.
        —Если хочешь, можешь прямо сегодня отправиться. Ноя тебя сразу предупреждаю: награнице постреливают.
        —Ачто так? — встревожился Элькин.
        —Москали лютуют — спасу нет! Развели войну скулаками, черта им вбок, амужики своего отдавать нехотят ипрячутся влесах. Народ унас отчаянный, оружия увсех полно — оноеще спрошлой войны сохранилось, такчто партизаны режут краснопузых, каксвиней, аотоблав уходят напольскую территорию. Мойзнакомый, Пятрусь Камчатка, сегодня ночью идет туда иможет тебя захватить.
        Пословам Рыгора, Пятрусь был бывалым контрабандистом:
        —Онуже три года носит вПольшу золотишко иискусство всякое, аоттуда поставляет товар — хошь микроскопы, хошь туалетную бумагу «Присцилла». Онсильный, какчерт: однажды ему заказали перенести через границу бабку-инвалидку. Ичто ты думаешь? Перетащил насобственном горбу!
        Запосредничество Рыгор потребовал сто рублей.
        —Дапобойся бога! — ужаснулся Элькин. — Уменя нет столько.
        —Ну,раз ты пролетарий, которому нечего терять, тогда сиди дома, — пожал плечами Рыгор.
        Скрепя сердце, Элькин отдал ему деньги. Теперь ему точно нехватало нагонорар проводнику.
        —Сейчас все, укого есть голова, распродают добро ибегут изСовдепии, — сказал Рыгор. — Пятрусь доставит тебя вРаков — это, можно сказать, столица наших контрабандистов. Недели через две я тоже туда подамся. Раков — хороший город: внем насемь тысяч населения имеется 134 магазина, 96 ресторанов ичетыре официальных борделя.

6.
        Давешний парень соскошенным подбородком, Алесь, повез Элькина доприграничной деревни.
        Ехали долго — дорога была плохой. Ночью был мороз, ителегу немилосердно трясло наподмерзших кочках.
        Элькин пытался расспросить Алеся оконтрабандистах иоделах награнице, нотот только кривился исплевывал наземлю.
        —Пятрусь ўсё скажа.
        Онвсю дорогу пел песни промоскалей, которые провели границы, ниочем неспросив уместных мужиков, ипронародный гнев, который рано илипоздно обрушится начужеземцев. Белорусы вот уже много лет жили между молотом инаковальней инатерпелись иотполяков, иотрусских, которые гоняли войска через их земли.
        Элькин чувствовал, чтоАлесь иего считает «москалем» — тоесть врагом, иунего неукладывалось вголове: какможно обвинять человека вгрехах, окоторых он даже неподозревал? НодляАлеся незнание обедах Белоруссии было равнозначно одобрению несправедливостей.
        Додеревни добрались только квечеру.
        Элькин стревогой оглядывал обшитые досками дома ссиними наличниками. Насоломенных крышах лежал снег, аизпечных труб тянулись косые столбы дыма.
        Алесь завел лошадь водвор, огороженный жердяным забором.
        —Злазь, — велел он Элькину.
        Поеживаясь отхолода, тотспрыгнул наземлю, иподего ногами звучно хрустнул лед налужице.
        Ихвстретила старуха вклетчатом платье инаброшенной наплечи фуфайке. Онибыстро заговорили по-белорусски, ноЭлькин понял только одно: Алесь сейчас поедет дальше, аему самому надо дождаться Пятруся.
        Старуха повела Элькина вдом. Воздух визбе был жаркий идымный. Возле огромной печи устраивались наночлег куры.
        —Штокуртку нездымаеш? — спросила старуха, когда Элькин устало опустился налавку.
        Онпередернул плечами.
        —Холодно. Никак несогреюсь.
        После разговоров сАлесем его томили нехорошие предчувствия: куда его занесло? Ктоэти люди? Можноли им доверять?
        Слава богу, бабка оказалась общительной идоброй идаже угостила Элькина хлебом. Вотличие отАлеся ее больше беспокоили немоскали, аполяки: онавспоминала прошлую войну, охала иговорила, чтокогда приходили немцы, ониникого нетрогали, аотполяков никакого спасения небыло: ониугоняли скот, аесли им хоть слово говорили поперек — секли крестьян ивовыми прутьями.

«Вотоно — пограничное житье, — думал Элькин. — Содной стороны, куда больше возможностей дляторговли, асдругой стороны, каждый норовит содрать стебя три шкуры».
        Оттепла исытости Элькина разморило ион то идело тер глаза, стараясь неуснуть прямо застолом.
        —Когда придет Пятрусь? — невыдержав, спросилон.
        Напечке кто-то завозился инапол спрыгнул здоровый детина взастиранной гимнастерке распояской. Онзевнул и, потянувшись, перекрестился нависевшую вкрасном углу икону.
        —Гроши принес?
        Элькину пришлось «занять» денег изНининой суммы: какиРыгор, Пятрусь нежелал торговаться итребовал, чтобы ему дали неменьше трех сотен рублей.
        —Американскую валюту вывозишь? — усмехнулся он, разглядывая стодолларовую купюру насвет откеросиновой лампы. — Нучтож, скоро пойдем. Кутру будем вРакове.

7.
        Элькин неожидал, чтопереход через ночной лес обернется длянего кошмаром. Всеего существо протестовало против этого, памятуя острашных скитаниях после побега излагеря.

«Янаверное уже никогда несмогу спокойно ходить полесу», — вотчаянии думал Элькин.
        Ивсе-таки ему надо было двигаться вперед, перебираться через поваленные бревна, спускаться внеглубокие овраги иобходить непролазные ельники.
        Элькин непредставлял, какПятрусь ориентируется вкромешном мраке. Небо заволокло тучами, исам он едва различал невнятный силуэт впереди. Вкустах кто-то шевелился, ухала ночная птица, асветок нашапку иплечи то идело падали тяжелые капли.
        Несколько раз Элькин поскальзывался ипадал вснежную грязь, итогда Пятрусь шепотом ругал его: имнадо было уйти какможно дальше досмены постов напограничной заставе.
        ВКрыму Элькин мог целый день безотдыха лазить погорам, асейчас вего боку кололо, вколенке хрустело, авушах стоял тихийгул.

«Ачто, если недойду? — думал он. — Что, если силы кончатся, ия просто свалюсь?»
        Время отвремени Элькин ощупывал спрятанные нагруди деньги. Пятрусь сказал, чтоесли пограничники ловят человека стоваром, тоего могут даже отпустить завыкуп: назаставах кормежка была плохой иони только радовались, когда им влапы попадал контрабандист. Аесли человек шел соружием илиденьгами — этобыла верная смерть: таких перебежчиков считали диверсантами.
        Элькин споткнулся окорень иплашмя полетел наземлю. Некоторое время он лежал неподвижно, пытаясь совладать сострой болью вруке. Сломал кость илитолько поранился осучок?
        Поднявшись начетвереньки, Элькин прислушался: вокруг царила абсолютная тишина — только высоко внебе шумели столетние сосны.
        —Пятрусь, тыгде? — тихо позвалон.
        Егоохватила паника: куда идти? Гдеон вообще находится? Всееще насоветской стороне илиуже напольской?
        Что-то тяжелое ударило Элькина ввисок, ион ничком повалился наземлю.
        Глава32. Станция «Негорелое»

1.
        Поезд, следовавший изМосквы наБерлин, насамом деле ехал только доприграничной станции Негорелое, атам пассажиры должны были пересесть вдругие вагоны. Ширина европейской исоветской железной дороги была разной: такбыло задумано еще прицаре — чтобы вслучае нападения, враги немогли быстро наладить снабжение своих войск.
        ЗаНегорелым начиналась terra incognita, неведомая земля, окоторой обычный советский человек практически ничего незнал. Самфакт того, чтоты оказался вэтом поезде, былсродни чуду: только особо удачливые баловни судьбы могли сидеть вэтих чистеньких вагонах, волноваться, строить планы исзамиранием сердца отсчитывать часы, оставшиеся дозаветного рубежа.
        Весь Нинин багаж уместился водной корзине: тамлежала смена белья ичистый мешочек стуалетными принадлежностями. Сбоку отнего стоял расписной горшок, подаренный Славой, вкотором хранился пепел изпечи. Нина намеревалась объяснить таможенникам, чтоэто прах недавно кремированной бабушки, мечтавшей, чтобы его развеяли надГерманией. Самое ценное заключалось вплоской глиняной крышке, слепленной самой Ниной — онаспрятала внее дневник Клима.
        Всюдорогу доНегорелого она обмирала отстраха: ачто, если какой-нибудь бдительный служащий обратит внимание нато, чтокрышка неподходит кгоршку? Теперь Нина уже жалела особственной сентиментальности: глупо было подвергать себя опасности из-за дурацкого блокнота! Ноона немогла расстаться с«Книгой мертвых» — этобыла единственная вещественная ниточка, которая связывала ее сКлимом.
        Когда он впоследний раз приехал вСалтыковку, онидолго сидели обнявшись вкабинете Белова. Клим поцеловал Нину ввисок итихо сказал:
        —Язагадал: если мы вызволим наших немцев, тоискупим прошлые грехи, иунас все будет хорошо.
        Временами Нине казалось, чтоэто невозможно. Люди, укоторых могло быть «всехорошо», относились совсем кдругому виду. Можно было пройтись повагонам иполюбоваться наних:
        Вотдатский инженер возвращается изслужебной командировки. Вотмолодая женщина везет детей кмужу, служащему всоветском полпредстве вБерлине. Вотшумная компания американских туристов — онинасмотрелись наСССР итеперь хотят посетить Чехословакию.
        Водном купе сНиной ехали художники, направлявшиеся намеждународную выставку пролетарского искусства. Онибезконца пили пиво иобсуждали профессиональные проблемы.
        —Ябабу маслом нарисовал, — говорил широколицый бородатый парень. — Хотел продать вНаркомпрос, аони неберут безидейного заголовка. Баба-то хорошая — жалко, если пропадет… Уней грудь — во! — Ихудожник показывал насебе нужные объемы.
        Коллеги наперебой подсказывали ему идеологически верные названия:
        —Кактебе «Пролетарка»? Или«Дочь рабочего»?
        —Не,ребят, непойдет. Лучше «Комсомолка грудью встала назащиту идей коммунизма».
        —Данет там никаких «идей»! — вздохнул бородач.
        —Аих невидно. Ихбаба грудью загородила.
        Художники захохотали.
        Уэтих людей было будущее инадежды. Онивспоминали, какзнаменитому художнику, Исааку Бродскому, заказали шестьдесят копий картины «Расстрел бакинских комиссаров», имечтали отакомже неслыханном везении.
        АНинины мечты были куда проще инесбыточнее: лишьбы их сКлимом неарестовали инеубили.

2.
        Всевосемнадцать часов пути Нина пролежала усебя наверхней полке. Вокне мелькали стволы сосен, похожие настрой желтых карандашей; воврагах белели пятна снега. Темно-зеленый лес, серые крыши, черные огороды исновалес…
        Наконец впять часов вечера поезд прибыл вНегорелое. Пассажиры засуетились, нопрошло немало времени, прежде чем пограничники проверили паспорта ипозволили всем перейти взал ожидания настанции.
        Согласно правилам, багаж был разложен надлинной лавке ввиде подковы; вскоре явились хмурые таможенники иначали досмотр.
        Оникопались вовнутренностях чемоданов, будто перемешивали салат, ивремя отвремени что-то вытаскивали оттуда:
        —Контрабанда!
        Тутже подлетали молодцы свесами иконторскими книгами. Контрабанду взвешивали, измеряли, оценивали ивыписывали онемевшему пассажиру штраф. Хочешь — плати, хочешь выбрасывай сомнительные сувениры — нарадость таможенникам. Поих откормленным рожам было видно, чтотут ничего даром непропадает.
        Нину бил озноб. «Ясебя выдам», — вужасе думала она, нопохожие чувства испытывали все пассажиры: никто небыл защищен отнаглого ибессмысленного произвола иникто нероптал, боясь привлечь ксебе лишнее внимание.
        Если вывозишь валюту — предъяви справку спечатью изобменного пункта. Если везешь фотоаппараты, пишущие машинки, шубы, часы ипрочее ценности — заполняй декларацию.
        Носильщик вбелом фартуке привез тележку стщательно упакованными пакетами иначал выкрикивать фамилии пассажиров — чтобы те забирали свое добро. Этобыли книги, журналы, плакаты ирукописные материалы, получившие разрешение навывоз. Занесколько недель доотправления их передали цензорам; тевсе прочитали, опечатали иотправили вНегорелое почтой.
        Когда очередь дошла доНининого багажа, онабыла чуть жива отстраха. Таможенник — здоровый, каклось, детина — брезгливо покопался вее вещах ивытащил изкорзины горшок.
        —Чтоэто? — спросил он, заглядывая внутрь.
        —Прах бабушки, — неслыша себя, проговорила Нина.
        Таможенник сунул внего руку ипринялся прощупывать пепел — нетли внем чего запрещенного.
        —Черт! — вдруг ругнулся он. Егоширокая лапа застряла вгоршке, ион никак немог ее вытащить.
        Народ оживился истал показывать натаможенника глазами.
        Тотбросился кколлегам:
        —Мужики, помогите снять!
        Онипоочереди пытались стянуть горшок, нолишь рассыпали пополу «прах бабушки». Пассажиры незнали, толи смеяться, толи возмущаться тем, чтотаможенники перепачкали им весь багаж.
        —Дакакого черта! — рявкнул детина иударил горшок олавку. Тотразлетелся намелкие черепки.
        Нина ахнула.
        —Проходи, свободна! — заорал нанее таможенник. — Нечего было такие узкие горшки везти!
        Нина молча подхватила корзину икрышку ипоспешно вышла наплатформу, укоторой стоял поезд, следовавший доБерлина.

«Когда я умру, мойпрах тоже надо будет развеять надзалом ожидания, — снервной усмешкой подумала Нина. — Этобудет прекрасной иллюстрацией кмоей жизни».

3.
        Восточная Польша мало чем отличалась отБелоруссии: теже городки, черные поля иразбитые проселочные дороги сзастывшей вколеях водой. Людей было мало: только упереездов встречались крестьянские телеги, ожидавшие, пока мимо пройдет поезд.
        Время отвремени Нина видела ряды полузасыпанных окопов ицелые леса мертвых деревьев соблезшей корой иобломанными корявыми сучьями — вэтих местах вовремя Мировой войны применяли химическое оружие.
        ДоВаршавы поезд добрался ночью, ивсе время пути поЗападной Польше Нина проспала. АвГермании все оказалось по-другому.
        —Мать честная! — ахали художники, припав кокнам.
        Мимо проносились бесконечные стройки, заводские трубы иаккуратные домики рабочих кварталов. Даже внебольших городах вокзалы были огромные инарядные, каксоборы, изаними непременно виднелись изящные башенки, крытые розоватой черепицей, изеленые шпили ратуш ицерквей.
        Художники уже матерились отизумления:
        —Ну-у, культура, твою мать! Глянь, глянь настрелочника! Фуражка-то какая! Нучистый генерал!
        —Тынаповозку посмотри! Уней шины — автомобильные!
        Бородатый парень спешно делал наброски вклеенчатой тетради — онауже натреть была заполнена лицами, пейзажами изаметками наполях.
        Нина сосмешанными чувствами смотрела вокно. Изгазет она знала, чтопоследние десять лет были непростыми длянемцев, нониокаком упадке небыло иречи. Судя повсему, Германия сумела выздороветь после Мировой войны, аРоссия получила «осложнения» ввиде Советской власти. Огосподи, какнесправедливо!
        Выглянувшее солнце осветило запасные пути, вагоны, депо иуказатели, написанные непонятным готическим шрифтом.
        —Прибыва-а-аем! — нараспев объявил проводник.
        Замедлив ход, поезд пошел погороду. Намгновение солнечный свет заслонила тень отвиадука, ивагоны вкатились вздание вокзала.
        Нина последней вышла наплатформу. Берлин сразу оглушил ее — маленькую иностранку всмешном деревенском зипунчике иплатке. Ейказалось, чтотут все цвета были ярче, азвуки — громче. Глаза разбегались — столько вокруг было нарядных женщин имужчин вэлегантных пальто исзонтиками подмышками! ВМоскве зонтов просто небыло — ихуничтожили, каккласс.
        Европа, чертбы ее побрал… Рабочие, тащившие какую-то трубу, выглядели аккуратными исытыми, идаже безногий инвалид, просивший милостыню, былвотутюженном мундире смедалью.
        Нина врастерянности смотрела наэто великолепие инеощущала ничего, кроме острого одиночества ичужеродности. Благополучному иделовитому Берлину небыло дела нидоНины, нидоее страхов.
        —Хильда Шульц? — позвал ее кто-то.
        Нина обернулась иувидела маленького широкоплечего господина вкотелке. Этобыл Генрих Зайберт.

4.
        Зайберт старательно делал вид, чтоустроился народине ничуть нехуже, чемвМоскве, нонасамом деле он был глубоко несчастен.
        Казалосьбы, чемон мог быть недоволен? Германия была куда более развитой страной, чемСССР, аБерлин после свержения императора ипринятия новых, весьма либеральных законов, превратился втворческую столицу всей Европы. Однако Зайберт нерадовался нишикарным кабаре, ниунивермагам, битком набитым прекрасными товарами. ВМоскве он был первым барином — всилу своего гражданства иобщественного положения, авБерлине превратился вобычного безработного.
        УЗайберта небыло денег надостойное жилье вцентре, ион снял квартиру недалеко отконечной станции метро «Тильплац», аради престижа купил вкредит прелестный маленький автомобиль марки «Мерседес».
        Жалованья унего небыло, долги росли, идело вполне могло кончиться распродажей картин иикон, вывезенных изРоссии. Сама мысль обэтом была дляЗайберта непереносимой. Собственно, поэтому он ипошел натайную сделку сОГПУ — вего ситуации это был единственный выход. Однако Оскар Рейх неприехал вБерлин инедал ему обещанных денег.
        Последней надеждой Зайберта было сенсационное интервью сХильдой Шульц, вырвавшейся излап советских сатрапов, ноитут ему неповезло: вместо героической немецкой женщины Клим прислал русскую дамочку поимени Нина Купина, которая нислова незнала по-немецки.
        —Выпривезли ссобой деньги нафрахт парохода? — втревоге спросил Зайберт. Онмогбы занять изних небольшую сумму напокрытие долгов.
        —Деньги уЭлькина, — смилой улыбкой сообщила Нина. — Выведь, кажется, знакомы сним? Ондолжен приехать вБерлин наднях, инам надо будет его встретить.
        Зайберт смотрел нанее, какнаненормальную. Еслибы ей самой дали такую крупную сумму, оначто — вернулабы ее хозяевам?
        —Боюсь, вашЭлькин уже пьет коктейли наЛазурном берегу, — мрачно сказал Зайберт.
        Протаких, какКлим иего подружка, Лизхен говорила следующее: «Дурака пошлешь, заним сам пойдешь».
        —Элькин — честный человек… — начала оправдываться Нина, ноЗайберт ее перебил:
        —Ваместь где остановиться?
        —Нет. Япервый раз вБерлине иещене…
        —Ладно, поедем комне, — вздохнул Зайберт, апросебя подумал, чтооторвет Климу голову, когда тот приедет. Этож надо было так бездарно все организовать!
        Глава33. Праздник

1.

7ноября Алов должен был идти надемонстрацию, ноему ссамого утра нездоровилось.
        —Все-таки твоя жена спуталась сБаблояном! — сообщил ему Валахов, когда Дуня ушла заводой длячайника. — Говорил я тебе, чтовсе актрисульки — шлюхи? Говорил. Атеперь поздно рыдать впижаму.
        Алов застыл посреди комнаты, тараща глаза ивздрагивая всем телом.
        Некоторое время Валахов наблюдал заним.
        —Даненервничай ты так! — сказал он добродушно. — Баблоян женщин неотбивает. Куда ему столько? Поиграет ибросит. Атебе, может, какая поблажка выйдет.
        Оннакинул наплечи шинель инаправился кдвери.
        —Ну,увидимся надемонстрации!
        Вернулась Дуня.
        —Чтоутебя сБаблояном? — проговорил Алов, лязгая зубами, какстарыйпес.
        Онасхватила его заплечи.
        —О,господи, опять приступ! Даты сядь! Сядь!
        Алов хотел ударить ее, носил неосталось, иего кулак лишь слегка задел ее пощеке.
        —Совсем сдурел? — взвизгнула Дуня, хватаясь заскулу. — Мнеж сегодня выступать!
        —Ятебе покажу выступления! — прохрипел Алов иисступленно закашлялся.
        Ругаясь начем свет стоит, Дуня дотащила его докровати.
        —Ложись, скотина! Ложись, кому сказано!
        Кашель выворачивал Алова чутьли недорвоты. Ондолго бился всудорогах, апотом невыдержал иразрыдался — отунижения, отслабости иотстраха, чтоДуня возьмет иброситего.
        Онасела рядом сним изажала ладони между коленками.
        —Уменя сБаблояном ничего нет инеможет быть. Девочки мне говорили, чтоон вмолодости перенес венерическую болезнь истал импотентом, итеперь даже сженой неспит. Думаешь, почему он все время трется между женщинами? Онвсе надеется, чтоему кто-то поможет. Алов буквально погибал отее слов. «Актрисы… сучки… каквы смеете даже обсуждать такие вещи!»
        —Емупонравилось, какя танцую, ион обещал устроить меня накиностудию «Межрабпромфильм», — добавила Дуня.
        —Язапрещаю! — взвыл Алов. — Несмей позорить меня!
        Дуня сузила глаза.
        —Аты меня непозоришь? Мнестыдно признаться, чтомой муж чекист! Отменя сразу все шарахаются, какотзачумленной.
        Дуня подошла кзеркалу ипридирчиво осмотрела лицо — непоявилсяли синяк.
        —У,негодяй! — погрозила она Алову кулаком. — Только замахнись еще раз, ятебе утюгом побашке съезжу! Хотьбы тебя уволили сэтой поганой службы — может, наконец человеком станешь!
        Онаушла, изовсех сил хлопнув дверью, аАлов еще долго немог собраться ссилами ивстать скровати.
        Подороге наКрасную площадь ему стало совсем плохо и, решив неидти надемонстрацию, Алов отправился ксебе наЛубянку.

2.
        Войдя вкабинет, онсоставил вместе три стула изавалился спать. Носон непринес ему облегчения: Алова то идело сотрясали приступы кашля, ккоторым добавилась страшная мигрень. Ончувствовал себя так, будто внутри его черепа катался металлическийшар.
        Вкармане уАлова лежала датская таблетка, завернутая вбумажку, — онамогла ненадолго прекратить его страдания. Жарков всвое время привез Алову целую упаковку, итот растягивал ее какмог — впоследнее время ваптеках Мосздравотдела слекарствами было совсем туго.
        Принять таблетку илинавсякий случай сохранить ее дочистки?
        Выкурив две папиросы подряд, Алов взялся закорреспонденцию. Дурацкие письма, отчеты, ерунда всякая… Последним шел вскрытый конверт изМинска, накотором рукой Драхенблюта было написано: «Срочно разберись!»
        Этобыл протокол допроса некоего Элькина. Тотпытался пересечь государственную границу СССР, нопроводник оглушил его иограбил, аутром перебежчика обнаружил пограничник Заколкин иего служебная собака Лютик.
        Нарушителя направили вминское ОГПУ, ивовремя допроса выяснилось такое, чтобелорусы тутже связались сМосквой.
        Элькин утверждал, чтозаграницу его отправил бывший белогвардеец Клим Рогов, который притворяется корреспондентом «Юнайтед Пресс», анасамом деле работает накитайскую разведку. Ниже приводился рассказ отом, кактот осуществлял шпионскую ивредительскую деятельность натерритории Советского Союза.
        УАлова все аж задрожало внутри. Господи, ончуть непроспал такое важное дело — ведь Рогов завтра уезжал изМосквы! Хорошо еще Драхенблют укатил напразднование годовщины Октября иневызвал ксебе Алова сдокладом. Иначе это былбы такой провал, после которого его запросто могли выгнать изорганов!
        Алов схватил телефонную трубку ипринялся названивать дежурному.

3.
        Мистер Оуэн самолично приехал напразднование одиннадцатой годовщины Октября, иКлим передал ему все документы иключи от«Машки». Новый корреспондент «Юнайтед Пресс» должен был прибыть вМоскву через две недели.
        Напрощание Клим устроил вечеринку дляжурналистов, съездил кВайнштейну ицензорам изаглянул кнемцам, велев отцу Томасу ждать хороших вестей.
        Доотъезда оставались целые сутки, ноКлим уже собрал вещи. Вквартире было пусто, наполу валялись обойные гвоздики, анаподоконниках стояли пустые аптечные пузырьки искрученные изпроволоки вешалки: Капитолина решила загнать их старьевщику хоть занесколько копеек.
        Клим подарил ей все постельное белье ипосуду.
        —Голубчик ты мой ненаглядный! — кричала она, бегая изкомнаты вкомнату. — Яж теперь такая богатейка буду — никакой Рокфеллер замной неугонится!
        Внезапно Капитолина застыла наместе.
        —Ой,аведь сГалей тоже надо поделиться! Может, ейщетку дляботинок отдать?
        —Ячто-нибудь придумаю, — сказал Клим.
        Оннесколько раз принимался запрощальное письмо Гале — дурацкое, наполненное бессмысленными пожеланиями удачи, здоровья ивсех благ. Чтоее ждало вбудущем? Замуж ей невыйти — слишком много мужчин Галиного возраста было перебито навойне. Значит, всеее «удачи» будут сводиться кбанке консервов, добытой кпразднику, иликбесплатному проезду втрамвае.
        Черт, обэтом лучше было недумать!
        Нонедумать Клим немог. Онснял трубку ипопросил соединить его сГалиной квартирой.
        Через минуту ее позвали каппарату.
        —Слушаю, — произнесла она, иКлим невольно вздрогнул, услышав ее голос — хриплый итусклый, будто она была очень больна.
        —Галя, яхотел попрощаться. Язавтра уезжаю заграницу.
        —Иневернешься?
        —Нет.
        Онамолчала секунду, другую, третью, — и,несказав нислова, повесила трубку.
        Клим вытащил избумажника две купюры посто долларов — последние, чтоунего остались, иположил их вконверт. Сегодня вечером ему предстояло пойти вБольшой театр намитинг вчесть одиннадцатой годовщины Октября, апосле этого он решил заглянуть кГале иоставить ей деньги впочтовом ящике.

4.
        Всешесть ярусов Большого театра были украшены алыми лозунгами, натянутыми друг наддругом. Надписи наних предназначались длячтения сосцены, исидящим вложах зрителям были видны только начала иокончания фраз: «Линия нашей партии…», «…против оппортунизма ипримиренчества!», «Ведомый Центральным комитетом…», «…мировая революция!»
        Насцене подгромадным портретом Ленина был установлен длинный стол, закоторым восседали почетные гости — руководители Всесоюзной коммунистической партии большевиков. Натрибуне товарищ Баблоян сумилением вголосе зачитывал пожелания трудящихся кгодовщине Октября:
        —Мы,рабочие Электрозавода, надеемся, чтовскоре повсей Европе пройдет волна пролетарских революций, идвадцатилетие Октября будет праздновать нетолько наша страна, ноцелый Европейский Союз Советских Социалистических Республик.
        Магда, Клим иОуэн сидели вложе дляиностранцев иразглядывали партер втеатральные бинокли.
        —Целое море партийных чинов! — прошептала Магда, показывая напублику, наряженную вофренчи игимнастерки.
        —Неморе, аболото, — отозвался Клим. — Цвет-то — болотный.
        Магда покосилась наего смокинг инакрахмаленную сорочку.
        —Насебя посмотрите, мистер Черное-и-Белое.
        Натрибуну поднялся председатель Госплана Кржижановский:
        —Втечение ближайших пяти лет мы непременно победим безработицу ипреодолеем все экономические трудности. Зарплата рабочих вырастет нашестьдесят шесть процентов. Трудящиеся будут есть надвадцать семь процентов больше мяса, яиц — насемьдесят два процента, инапятьдесят пять процентов больше молочных продуктов.
        Аплодисменты грохали так, будто кто-то нажимал невидимую кнопку.
        Клим переводил Оуэну слова оратора.
        —Интересно, откуда большевики возьмут эти проценты? — внедоумении спросилтот.
        —Ихцель — нерезультат, аритуал, — сказал Клим. — Мысвами присутствуем напроповеди. Помните Откровение Иоанна Богослова? «Иотрет Бог всякую слезу сочей их, исмерти небудет уже; ниплача, нивопля, ниболезни уже небудет, ибопрежнее прошло».
        Оуэн кивнул:
        —Нуда, нуда…
        —Большевики начинали какматериалисты, ноих теории оказались ошибочными, иони незаметно длясебя превратились всекту, которая «верит, ибоабсурдно». Онивзяли старое доброе учение оконце света ипоменяли внем имена иназвания. Мировая революция уних — апокалипсис; Маркс иЭнгельс — этодревние пророки, Ленин — Спаситель, отдавший жизнь занарод, аСталин — этоверховный жрец. Те,кто уверуют вовсе это — спасутся, акто неуверует — техпридется покарать, какеретиков.
        Оуэн опустил бинокль.
        —По-вашему Советская Россия увлеклась новым видом христианского сектантства?
        —Этоестественная реакция общества насмену эпох, — проговорил Клим. — Втакие времена людям хочется опираться напривычные догмы ивтоже время — всеизменить. Аеще нужен вождь, который обладает тайной силой иникогда неошибается: сним нетак страшно идти всветлое будущее. Классическая картина «реформации» — поиск нового пути вусловиях, когда население неособо грамотное иверующее невнауку, авсладкие обещания ичертей.
        —Ичем все закончится? — спросил Оуэн.
        Клим вздохнул.
        —ВСССР — темже, чтоивКитае вовремена Восстания тайпинов. В1850-х годах тамошние христиане создали независимое государство ипринялись проводить «справедливые экономические реформы». Всекакобычно: борьба свнешними ивнутренними врагами, передел собственности, вождь, приравненный кбогу, всеобщее разорение игибель миллионов людей.
        —Неужели все так мрачно? — снедоверием спросил Оуэн.
        Клим показал наподнявшегося насцену рабочего, который держал вруках символическую метлу, сделанную изметаллических лезвий.
        —Этоделегат отзавкома. Знаете, чтоон предлагает руководству страны? Вымести этой метлой всех врагов. Тутнеобойдется безбольшой крови.

5.
        После митинга Оуэн отправился набанкет Наркоминдела, аКлим иМагда пошли поТеатральному проезду кЛубянке.
        Улица была залита огнями, влажная мостовая блестела всвете фонарей, аотстоянки извозчиков несло терпким лошадиным духом.
        —Какдоберетесь доБерлина, сразу отправьте мне телеграмму, — проговорила Магда. — МысФридрихом, наверное, тоже скоро приедем вГерманию. Намтолько надо отправить вКанаду наших немцев.
        —Фридрих решил стать невозвращенцем? — удивился Клим.
        Магда вздохнула.
        —Онсчитает, чтовСССР произошла контрреволюция — только ее мало кто заметил. Государство вернулось кбезраздельной власти царя ибюрократии. Еслибы НиколаяII несвергли, тутбы творилось все тоже самое, только поддругими знаменами. Фридрих говорит, чтореволюцию надо было делать вдругой стране, гденет таких сильных монархических традиций.
        —Онхочет начать все заново?
        —Незнаю. Тамвидно будет.
        Ониобнялись, иМагда отправилась нанимать извозчика, аКлим решил дойти доГали пешком — емухотелось попрощаться сМосквой.
        Город ворочался, какзверь, устраивающийся наночлег, — усталый, разморенный ислегка подрагивающий подпервым, мгновенно тающим снегом.
        Климу неверилось, чточерез полутора суток он окажется всовершенно другом мире. ВСССР действовал эффект перевернутого бинокля: светлое будущее казалось близким, асоседняя Польша — далекой, какМарс.
        Проходя мимо здания Макарьевского подворья, Клим остановился перед зеркальной витриной, чтобы проверить — следуют заним шпики илиих уже распустили подомам.
        Соглядатаи были наместе: напротивоположной стороне улицы стоял высокий юноша впальто ссобачьим воротником иширокоплечий тип, делающий вид, чтоизучает афишу наворотах.
        Клим хотел помахать им, ноперед ним остановилась крытая грузовая машина. Изкузова выпрыгнул человек врасстегнутой шинели ивытянул изкармана развернутую красную книжечку.
        —Пройдемте, гражданин!
        —Куда? — непонял Клим.
        Пробегавшая мимо извозчичья лошадь шарахнулась отних — будто унюхала запах мертвечины.
        Изгрузовика вылезли еще двое ивзяли Клима подлокти.
        —Садитесь вмашину!
        Сэтого момента его человеческая жизнь кончилась: онпревратился ввещь, которую пакуют, транспортируют ихранят довостребования.

6.
        Тата видела, чтосматерью творится что-то неладное. Раньше та целыми днями пропадала наслужбе, атеперь никуда неходила ипочти ничего неела. Онадаже неругалась, когда Тата забывала помыть засобой тарелку.
        —Мам, может, тебе чайку? — крутилась возле нее Тата.
        —Ненадо.
        —Ачего тебе принести?
        —Ничего.
        Мать отворачивалась кстенке ипросила оставить ее впокое.
        Денег совсем нестало, иТата заметила, чтоиздома начали пропадать вещи. Онадогадывалась, чтомать относит их вкомиссионку, чтобы купить хлеба, нонесмела расспрашивать оподробностях.
        Дома наТату сразу наваливалась тоска ибессилие, иона доночи сидела вшколе ирисовала плакаты истенгазеты — даже вовремя выходных ипраздников.
        Недавно она прочла статью омолодом рабочем, который выложил портрет Ленина иззерен пшеницы иовса, изаэто его сразу приняли воВХУТЕИН — Высший художественно-технический институт. Вотбылобы здорово сделать портрет товарища Сталина изчего-нибудь социально-значимого! Например, извинтиков иколесиков — чтобы получилась гигантская картина «Сталинский завод». Если смотреть близко, токажется, чтоэто работает сложный механизм, аесли отойдешь подальше, тоувидишь улыбающегося вождя. Аеще лучше, еслибы все это двигалось!
        Тата даже рисовала эскизы ксвоему будущему шедевру, нопока товарищ Сталин унее совершенно неполучался: выходило что-то вроде железного чудовища сусами. НоТата несдавалась: ейобязательно нужно было доказать всем, авособенности ребятам изинтерната, чтоона способна навеликие подвиги вославу рабочего класса.
        Когда Тата вернулась домой, было уже совсем темно. Ключа унее небыло иона долго трезвонила всвой звонок, номать все неоткрывала инеоткрывала.
        Наконец дверь распахнулась.
        —Тыэто… только нереви, ладно? — пробормотал Митрофаныч, пропуская Тату вквартиру.
        Онанепонимающе взглянула нанего.
        —Ачего мне реветь?
        —Мать-то твоя таблеток наглоталась! Язаглянул кней, хотел заварки попросить, — аона наполу валяется.
        —Заварка?
        Митрофаныч постучал себя поголове.
        —Соображать надо — мать твоя отравилась! Еслиб уменя чай некончился, товсе!
        Стены зашатались вокруг Таты. Онабросилась ксебе вкомнату, нотам никого небыло.
        Настоле лежал лист бумаги, исписанный маминым почерком:
        —Гдемоя мама?! — взвыла Тата несвоим голосом.
        Наее крик вышла соседка тетя Наташа.
        —Ееувезли вбольницу.
        —Вкакую?
        —Дактож его знает? Мнеобэтом недокладывали.
        Тата захлопнула дверь и, какбыла — впальто ишапке, повалилась наколени перед маминой иконой.
        —Бог, ясоврала, чтовТебя неверю… Язнаю, Ты есть… Явсю жизнь буду ходить вцерковь ипионерский галстук сниму… Сделай, пожалуйста, так, чтобы моя мама неумерла!
        Тата упала напол идолго лежала, раскинув руки, будто ее саму только что убили.
        Глава34. Лубянка

1.
        Издежурки позвонили исказали, чтоРогов задержан.
        Превозмогая адскую мигрень, Алов спустился вниз инаправился ккорпусу науглу Лубянки иПервомайской улицы, гдесодержали арестованных.
        Емупоказали коробку свещами, конфискованными уРогова приаресте: паспорт, часы, самопишущую ручку идва билета напоезд. Впортмоне помимо мелочи лежала пара червонцев итридцать немецких марок, авотдельном конверте имелись две новенькие купюры посто долларов.
        —Гдеувас внутренний телефон? — спросил Алов.
        Дежурный подвел его кдопотопному деревянному аппарату, висевшему настене, иАлов вызвал Диану Михайловну:
        —Запишите цифры исверьте их сномерами наденежных знаках, украденных уОскара Рейха.
        Алов все-таки решил принять таблетку — работать сголовной болью было невозможно.
        Дежурный отвел его ккамере, куда посадили Рогова. Глазок надвери находился низко, иАлову пришлось чуть-чуть присесть, чтобы заглянуть внего.
        Лампочка, забранная вметаллическую сетку, освещала тесную комнату, выкрашенную втускло-желтый цвет. Посередине стояли привинченные кполу стол идва стула. Наодном изних лежало пальто Рогова, асам он — вшляпе ивечернем костюме сгалстуком-бабочкой — ходил изугла вугол.

«Вотон, мойдобрый гений! — подумал Алов. — Через тебя-то я идобуду мою комнату!»
        Этовсегда любопытно — какчеловек реагирует навнезапный арест. Унего резко меняются планы ижизненные ориентиры. Онпока незнает, зачто его взяли, инасколько все серьезно. Иные сперепугу начинают рыдать, иные колотятся вдверь итребуют свидания сначальством, ноРогов вроде неособо испугался: наего лице неотражалось ничего, кроме крайней досады.
        Алову вспомнилось, кактот отказался сним сотрудничать. Нучтож, послушаем, чтомистер Рогов скажет теперь!
        Алов повернулся кдежурному инегромко приказал:
        —Полный обыск.
        Через несколько минут вкамеру вошли два спортсмена-боксера.
        Сполного обыска начинается ломка клиента: егозаставляют раздеться догола, долго возятся содеждой, прощупывая все складки, апотом — также неособо торопясь — обыскивают его самого: спокойно, какнаприеме удоктора, заглядывая везде ивсюду.
        Алов неотрывался отдверного глазка. Клиент несопротивлялся итолько надменно кривил губы, будто он был выше всего этого. Спортсмены отобрали унего шарф, запонки, шнурки иподтяжки иоставили одного одеваться.
        Давему побыть наедине снарастающей паникой, Алов вошел вкамеру исел боком настул.
        —Помните, япредлагал вам сотрудничество? — произнес он. — Вытогда сказали, чтонехотите снами дружить. Обидно было слышать такое!
        —Янадеюсь, мненепридется ночевать ввашем заведении? — буркнул Рогов. — Уменя завтра поезд.
        —Да-да, японимаю вашу тревогу, — улыбнулся Алов.
        —Могу я узнать, вчем обвиняют?
        —Втом, чтовы белогвардеец ишпион.
        —Ягарантирую вам скандал намеждународном уровне, если вы немедленно невыпустите меня!
        —Иктоже уведомит ваших заступников обисчезновении Клима Рогова? Высказали всем, чтоуезжаете, такчто искать вас никто небудет.
        Клиент молчал.
        —Тыможешь облегчить свое положение, если скажешь, гденаходится Купина, — произнес Алов, переходя на«ты». — Японимаю: онатвоя супруга, новедь ты уже сдавал ее варенду Оскару Рейху, такчто горевать особо неочем.
        —Яотказываюсь разговаривать свами дотех пор, пока сюда неприбудет мистер Оуэн. Онуведомит ослучившемся мое руководство, идело будет решаться надипломатическом уровне.
        —Нучтож, нехочешь разговаривать по-хорошему, будем по-плохому.
        Поднявшись, Алов выглянул задверь:
        —Привезите сюда дочь Рогова!
        Клиент мгновенно спал слица.
        —Вынеимеете права трогать ребенка!
        —Судьба твоей китаезки будет напрямую зависеть оттебя, — отрезал Алов. — Мыможем пристроить ее вхороший детский дом, аможем отправить ктуберкулезникам.
        Онвынул изкармана лист бумаги икарандаш иположил их настол.
        —Пиши добровольное признание! Мненужна полная биография: гдеты родился, чемзанимался дореволюции, когда иприкаких обстоятельствах познакомился сКупиной. Потом укажешь, ктовас завербовал ичерез кого вы получали инструкции. Если будешь валять дурака, дело кончится сам понимаешь чем — мыумеем добывать признания.
        Рогов оторопело взглянул нанего.
        —Вычто — пытать меня будете?
        —Нузачем сразу «пытать»? — обиделся Алов. — Чтоэто заслова такие? Этоувас, убуржуев, пытают иказнят, амы применяем «меры социалистической обороны».

2.
        Алов вышел, премного довольный собой: воттеперь клиент был напуган дополусмерти. Нучтож, пусть посидит, подумает освоем будущем.
        Алов снова позвонил Диане Михайловне:
        —Чтотам сномерами?
        —Всесходится, — отозвалась она. — Этонаши купюры.
        Алов расплылся вулыбке. Разклиенту перепало кое-что изденег, украденных уОскара Рейха, стало быть, онзнает, куда делась остальная сумма.
        Посланная наЧистые Пруды команда вернулась нисчем: вквартире Рогова небыло ниребенка, ниприслуги.
        Разволновавшись сдосады, Алов почувствовал, какунего вгруди начало нарастать болезненное напряжение. Господи помилуй, нукогда это кончится?! Должныже быть хоть какие-то лекарства, которые помогают отлегочных болезней!
        Сотчаяния он разругался счекистами, ездившими кРогову домой.
        —Вычто — соседей немогли допросить? Таместь какой-нибудь председатель домкома илидворник?
        Теответили, чтодворник валялся мертвецки пьяным, аконтора внизу была закрыта послучаю праздника.
        Часы показывали одиннадцать ночи.
        Алов вновь вернулся ккамере изаглянул вглазок: клиент неподвижно сидел надчистым листом бумаги. Набриолиненная сутра челка растрепалась ипадала ему наглаза, анезастёгнутые манжеты нелепо топорщились изрукавов смокинга.
        Алов попытался собраться смыслями. Спомощью маленькой китаянки былобы гораздо легче выудить изклиента всю информацию, нодевчонки небыло… Обычный допрос затянется нанесколько часов, аесли привлекать специалистов, тоначнется ор иистерика, аАлову итак было плохо.
        Еговновь начал сотрясать кашель.
        —Может, вамводички попить? — сочувственно спросил надзиратель.
        Алов помотал головой и, держась застенку, побрел квыходу.
        Унего небыло сил вести дело Рогова, ноон немог передать его коллегам — иначе награда заего разоблачение уплывала вдругие руки.

«Уменя есть время, чтобы отлежаться, — подумал Алов. — Сейчас Драхенблют пьет надаче уВорошилова, апотом они будут несколько дней опохмеляться, такчто докладывать орезультатах всеравно некому».
        —Отправьте Рогова вобщую камеру, — велел он надзирателю. — Яим попозже займусь.

3.
        Конвоиры вели Клима потускло освещенным коридорам сомножеством дверей.
        Всечувства были притуплены: емуказалось, чтоего напоили какой-то наркотической дрянью ион все никак неможет очнуться отзатянувшегося кошмара.
        Если Китти непривели, значитли это, чтоона спаслась отОГПУ? Нокак? Куда она могла деться?
        Замки надверях лязгали заспиной Клима, какжелезные челюсти.
        Этонаверняка Галя сдала его чекистам! Чтоим может быть известно? Давсе, чтоугодно! Галя жила сним бок обок инаверняка подмечала каждое неосторожно сказанное слово.
        Конвоиры велели Климу остановиться перед камерой смаленьким зарешеченным окошком надвери. Надзиратель повернул выключатель иотпер дверь.
        —Заходи.
        Нашироком настиле, опоясывающем жарко натопленную камеру, лежали заключенные, одетые внесвежее белье, — головами кстене, ногами кцентру. Подпотолком синели два узких окна срешетками; увхода помещались раковина иоцинкованный бак скрышкой.
        Один иззаключенных приподнял лысую голову.
        —О,свежее мясо поставили!
        Конвойный толкнул Клима вспину.
        —Через минуту чтоб лег испал!
        Дверь сгрохотом закрылась исвет погас. Клим растерянно стоял посреди камеры, непонимая, чтоему делать.
        —Чего это ты такой нарядный? — послышался голос лысого. — Тыкто — фокусник? Покакой статье проходишь?
        —Незнаю, — отозвался Клим.
        —Если незнаешь, тоты недобитая контра, — засмеялся кто-то. — Десять лет лагерей илирасстрел вподвале.
        Арестанты завозились.
        —Дайте поспать!
        —Заткнись!
        —Дапошелты!
        —Идисюда, Фокусник! — позвал Клима голос ссильным кавказским акцентом. — Ложисьтут.
        Клим двинулся вперед, нащупал край нар исел.
        Тюремная стихия сомкнулась надним, словно вода вчерном омуте. Жара, вонь, храп, теснота… Камера казалась Климу жестянкой, набитой червями. Увсех уних была одна судьба: ихпроткнут стальным крючком искормят рыбам.
        —Тыссобой ничего невзял? — спросил кавказец. — Спать начем будешь? Ложки-миски тоженет?
        —Меня наулице арестовали, — ответил Клим.
        Онрасстелил пальто илег нанары, сбрезгливым ужасом ощущая прикосновения соседей справа ислева.
        Совсем недавно Клим смотрел наотощавшего, замученного Элькина идаже вообразить немог, чтоему суждено оказаться наего месте. Клим Рогов был зрителем, анеучастником; егонельзя было ниарестовывать, низапугивать, ни, темболее, пытать: онбыл иностранцем — неприкосновенной личностью.
        Атеперь его приписали ккатегории людей, скоторыми никто несчитался. Онбыл рабом, заранее обреченным наубой где-нибудь налесоповале илившахте. Клим представил себя варестантском бушлате ипочувствовал, какунего волосы стали дыбом назатылке.
        —Эй,Фокусник! — снова позвал кавказец. — Вэтой камере трусить можно только первые двадцать минут. Десять ты уже отмотал.
        Клим вздрогнул.
        —Выкто?
        —Ахмед. Слушай внимательно: будешь жалеть себя — умрешь. Тывбой когда-нибудь ходил? Яходил. Навойне убить могут, аты наконе скачешь иниочем недумаешь, потому что ты наступаешь иты все решаешь. Вотивтюрьме так надо. Скажи себе: «Ятут решаю, бояться мне илинет».
        НоКлим был невсостоянии думать ниокаких спасительных заклинаниях.
        —Аесли пытать будут? — сквозь зубы выдохнулон.
        —Аты несчитай боль болью. Навойне меня подстрелили, ая полдня бегал спулей вгруди — ничего незамечал. Человек — живучий зверь, если сам себя негубит.
        —Неслушайте его! — отозвался старческий голос. — Ахмедке рукояткой нагана попереносице съездили, унего теперь глаза вразные стороны смотрят, ибашка набекрень. Непитайте ложных иллюзий: я — генерал отинфантерии! — пять лет вбольшевистском лагере сортир чистил. Меня выпустили, ачерез неделю опять арестовали. Яуж бог знает сколько заявлений следователю написал: «Расстреляйте меня, немучьте!» Аон мне: «Сами знаем, кого расстреливать, акого перековывать».
        —Зачем Фокуснику неправду говоришь? — рассердился Ахмед. — Ниты, ния незнаем, чтосним будет. Только Аллах знает, анам всеравно нескажет.
        Подпотолком снова вспыхнул свет, ивокошко вдвери заглянул надзиратель. Поводил зрачком, убедился, чтовсе впорядке, икамера вновь погрузилась вотьму.

4.
        Зайберт стоял перед плитой ижарил себе яичницу — угощать Нину он несобирался.
        Сэтой ненормальной небыло никакого сладу: онапостоянно теребила Зайберта — тоей надо показать, гдепродается приличная одежда, тоизволь ехать сней навокзал ижди Элькина. Разумеется, тотнепоявлялся, иони лишь зря теряли время.
        Присутствие Нины неимоверно усложняло жизнь Зайберта. Онхотел спать всвоей кровати, аневгостиной надиване; емунравилось ходить поквартире втрусах ирасстегнутом халате — какон привык… Атут изволь круглые сутки быть припараде!
        Носамое обидное, фрау Хаусвальд — очень приятная женщина, живущая напротив, решила, чтоНина является любовницей Зайберта, итеперь привстрече поджимала губки ибросала сухое «Добрый день». Этовместо того, чтобы подолгу обсуждать сЗайбертом дела Рождественского комитета иукрашение балконов электрической иллюминацией!
        Онбуквально молился, чтобы мистер Рогов поскорее приехал изабрал свою подружку, ноКлим, какиЭлькин, пропал безвести.
        Всеэто напоминало дурное шапито. Извежливости ичеловеколюбия Зайберт немог выставить Нину наулицу, носколько могло продолжаться это безобразие?

«Ядолжен попросить ее уйти!» — мысленно повторял он ивсе никак немог решиться насерьезный разговор. Зайберт чувствовал себя легко исвободно вкомпании покладистых женщин, вроде Лизхен иГали, авприсутствии Нины ему было тяжело, словно она недавала ему дышать.
        Зайберт переложил яичницу натарелку, ностоило ему сесть застол, каквстоловую вошла Нина — легка напомине!
        —Генрих, давайте отправим еще одну телеграмму вМоскву! Мненадо узнать, чтослучилось сКлимом.
        Зайберт бросил вилку настол ивнегодовании уставился наНину.
        —Слушайте, яуже устал… Мневсе это совершенно ненужно! Уменя свои планы нажизнь!
        Онпонимал, чтоначинает грубить, иотэтого еще больше распалялся.
        —Выобещали мне помочь снемцами Поволжья — ичтоже? Вынепривезли денег нафрахт! Выобманули меня, выдав себя заХильду Шульц… Яхотел взять унее интервью ипредставить ее благотворителям изнашей церкви… Ачто мне делать свами?
        —Японимаю, чтовы необязаны мне помогать… — начала Нина, ноЗайберт ее перебил:
        —Вотипрекрасно! Поезжайте вШарлоттенбург — вэтом районе живут русские иммигранты. Купите там газету собъявлениями онайме иидите служить хотябы официанткой. Простите, ноя устал отгостей!
        НоНина, казалось, ничего неслышала. Онаподошла кЗайбертуи, взяв его заплечи, заглянула ему вглаза.
        —Клим был вашим другом — помогите мне выяснить, чтосним случилось! Мнебольше неккому обратиться.
        Зайберт застонал. Ну,вот пожалуйста — онаопять начала нанего давить!
        —Чтоя должна сделать, чтобы вы сходили сомной нателеграф?

«Оставить меня впокое!» — чуть невзвыл Зайберт.
        —Уменя есть записи отом, чтослучилось сЭлькиным влагере, — сказала Нина. — Яхотела отдать их Климу, но, может быть, онивам пригодятся?
        Онасбегала вспальню ипринесла вырванные изблокнота листки, исписанные мелким почерком.
        Зайберт принялся читать. Ого! Лесосплав… трудовые лагеря… Егонастроение тутже улучшилось.
        —Ладно, давайте отправим еще одну телеграмму, — проворчал он. — Только писать будем наимя Магды — онадолжна знать, чтопроисходит.
        Пожалуй, «мемуары» Элькина можно было обратить вденьги. Зайберт давно догадывался, чтолес, который Оскар Рейх собрался продать нашпалы, поставлялся изтрудовых лагерей. Если в«Берлинер Тагеблатт» запустить статейку отом, чтоусоветской древесины весьма темное происхождение, изэтого выйдет первосортный скандал.
        Можно будет вспомнить умершего в1909году бельгийского короля ЛеопольдаII, который нажил громадное состояние засчет эксплуатации жителей Свободного государства Конго. Ихобратили врабство изаставили добывать каучук, азамалейшее неповиновение калечили иубивали. Этаистория еще незабылась, ичитатели сразу поймут, чтовСоветском Союзе происходит тоже самое.
        Статью следовало опубликовать подпсевдонимом, апотом намекнуть Оскару Рейху, чтоесли он невложится вконтрпропаганду, уего московских покровителей будет репутация, какуживодеров Леопольда.
        Глава35. Человеческая руда

1.
        Трижды вдень заключенным приносили еду: утром — кипяток ихлеб, днем — баланду икашу, вечером — туже кашу, только разогретую. Один раз вдень арестантов водили вуборную инапрогулку пообледенелому двору.
        Днем лежать нанарах неразрешалось, апоночам Клим немог спать: кругом тьма, застеной шаги илязг дверей — кого-то выводили вкоридор, акого-то заталкивали обратно вкамеру. Через каждые десять минут тюремщик поворачивал выключатель ипроверял — всели впорядке.
        Если Климу удавалось забыться сном, емутутже начинал сниться кошмарный сон — будто он остался единственным выжившим членом экипажа назатертом вольдах судне. Этобыл полный набор главных человеческих страхов — нескончаемая полярная ночь, адский холод иполное одиночество. Ноэто было еще несамое ужасное. Восне Клим осознавал, чтоунего нет другой еды, кроме замерзших насмерть товарищей, и, чтобы выжить, емупридется стать людоедом.
        Трудно было придумать более подходящую аллегорию кего нынешней ситуации.
        Нина рассказывала, чтоона чувствовала, когда ее арестовали китайцы: ееубивал нестолько страх перед будущим, сколько несправедливость. Человеку всегда хочется верить, чтоплохое может случиться лишь сплохими людьми, акогда он сталкивается собратным, этобуквально парализует волю иразум. Теперь-то Клим понял, чтоименно произошло собвиняемыми поШахтинскому делу!
        Онклялся себе, чтоникогда неунизится доложных доносов иподлого спасения собственной шкуры — чембы ему ниугрожали. Онпроговаривал вуме ответы насамые каверзные вопросы, которые могли задать ему следователи, нопрошло несколько дней, аего так никуда иневызвали. Алов будто забыл онем.
        —Этохорошо, чтотебя нетаскают последователям, — говорил Ахмед. — Перемены втюрьме всегда кхудшему.
        Народу вкамере все прибавлялось, изаключенные вынуждены были теснее сдвигаться нанарах, чтобы освободить место длявновь прибывших.
        Каквсе-таки давило нанервы соседство стремя десятками людей! Тывидишь все — каккто-то чешется, ковыряет взубах, пользуется парашей, плачет, сморкается, грызет ногти… Атвои соседи наблюдают закаждым твоим движением, — итебе никуда отних недеться.
        Бильярд — лысый староста камеры, давал каждому новичку прозвище: толстому темноволосому чиновнику — Пингвин, курсанту-летчику — Пропеллер, маленькому жокею сипподрома — Шлепок. Клим так иостался Фокусником.
        Привели нескольких священников, продавца изунивермага, инженера ипианиста. Последнему легче всего давалось заключение: днем он сидел, закрыв глаза, ислушал звучащие унего вголове джазовые импровизации. Поего губам блуждала счастливая улыбка.
        Клим тоже старался уйти вфантастические миры.
        Глубокий вдох, плечи назад, руки чуть встороны — ладонями вверх. Тебя много: тынаполняешь собой пространство, растешь иподнимаешься надземлей. Простор исвобода — этосимволы счастья, атюрьма — символ беды, потому что натебя давят совсех сторон — ифизически, иморально. Волей-неволей ты подстраиваешься подэто: брови нахмурены, спина сутула, кулаки стиснуты — тысъеживаешься имедленно погибаешь.
        Клим повторял себе, чтоНина уже вБерлине, аКитти приютили добрые люди. Только это испасало его ототчаяния.

2.
        —Рогов, безвещей навыход!
        Клим поднялся. Примолкшие заключенные виспуге смотрели нанего.
        —Что, надопрос? — спросил Бильярд. — Ну,бог впомощь!
        Клим вышел вкоридор, инадзиратель сухмылкой оглядел его несвежий костюм.
        —Идиработать, ваше благородие! Хватит нанарах прохлаждаться.
        Клим вздохнул отоблегчения: значит, пока истязания откладываются.
        Ониспустились вниз, вподвал, ивошли впомещение, допотолка заставленное стеллажами скоричневыми папками. Законторкой сидел маленький усатый чекист иприсвете зеленой лампы читал юмористический журнал «Крокодил».
        —Приберись тут! — приказал он Климу ивручил ему ведро иссохшуюся тряпку.
        Такая работа — ненаказание, аблагословение — можно хоть немного размяться.
        Отойдя вдальний угол, Клим принялся вытирать сполок пыль, нопонеосторожности сдвинул несколько папок, иони грохнулись напол.
        —Ятебе пошвыряюсь! — прикрикнул нанего чекист. — Ану поднимивсе!
        Одна изпапок раскрылась, иКлим увидел синий штамп: «Приговор приведен висполнение». Вовторой итретьей папках было тоже самое.
        Чекист отложил журнал всторону.
        —Тычего там листаешь? Вкарцер захотел?
        Клим поставил папки наместо. Донего только сейчас дошло, куда он попал: этакомната была кладбищем — местом захоронения человеческих дел. Ихбыли тысячи итысячи. Вотони — подлинные достижения советской власти задесять лет: жизни, размолотые какруда ипереплавленные нанужды государства. Иливообще безсмысла ипричины — впорядке производственного брака.
        Входная дверь скрипнула, ивпроходе показалась согнутая фигура сошваброй вруках.
        —Приступай! — гаркнул маленький чекист.
        Старик принялся мыть полы.
        Тишина была оглушающей — только позвякивала ручка переставляемого ведра, дашелестели страницы «Крокодила».
        Старик, пятясь, приблизился кКлиму, повернулся…
        Этобыл Элькин. Наего лице темнели коричневые ссадины, атело было словно переломано идвигалось вопреки законам анатомии.
        —После отбоя вешайтесь наштанине! — едва слышно произнесон.
        —Цепляйте заоконную решетку: онакрепкая ивыдержит вашвес.
        —Что? — растерянно переспросил Клим.
        Элькин ожесточенно загримасничал.
        —Недожидайтесь, пока они начнут вас пытать. Васведь еще нетрогали,нет?
        Оноглядел Клима сног доголовы; глаза его слезились, анижняя челюсть тряслась, будто ему было холодно.
        —Онибудут сразмаху сажать вас набетонный пол — отэтого кровь идет горлом иносом. Илисвяжут ибудут бить ногами. Нохуже всего, если закроют вжелезном ящике иначнут лупить палками — долго, часами… посменно. Выэтого невыдержите! Выоговорите всех, кого знаете, — итогда их тоже заберут.
        Чекист вновь отложил журнал:
        —Выболтать сюда пришли?!
        Элькин вздрогнул ипринялся возить тряпкой пополу. Наего лице появилась безумная, перекошенная улыбка.
        —Необращайте внимания, — шепнул он Климу. — Меня сюда специально позвали, чтобы я убедил вас выдать Нину. Выуж простите, чтоя донес навас. Ядолго держался… Просто удивительно долго! ВКрыму мы сНиной ходили гулять, иона рассказала мне провас, такчто теперь чекисты тоже знают, ктовы такой.
        Клим смотрел нанего вхолодном ужасе.
        Совсем недавно Элькин был цветущим, умным игордым человеком, асейчас это был полный инвалид, который уже никогда невылечится — даже если окажется насвободе.
        —Зачем им нужна Нина? — спросил Клим.
        —Ониищут деньги, которые она забрала уРейха. Япытался объяснить, чтоэто я их перевозил, номеня ограбили награнице, — только мне никто неверит. Чекисты знают, чтоНина сейчас вБерлине, иим нужен ее адрес. Сегодня ночью вас вызовут надопрос ибудут пытать.
        Элькин поднял палец сосморщенной ямкой вместо ногтя.
        —Неповторяйте моей ошибки — вешайтесь, пока непоздно! Этоединственный способ спасти Нину. Ясегодня тоже сбегу натот свет — иуж там они меня точно непоймают.

3.
        —Отбой! Всем спать! — крикнул надзиратель ипотушил свет.
        Клим лежал наспине, глядя невидящими глазами втемноту. Онкасался кончиками пальцев своей скулы, ключиц, запястья. Вотивсе, мистер Рогов… Прощайся ссобой — здоровым, сильным, что-то осознающим: сегодня тебя либо убьют, либо искалечат — приволокут вкамеру сраскрошенными зубами иотбитыми почками. Иникакое личное мужество непоможет.
        Слава богу, хоть Галя неоказалась предательницей — иначебы кнему неприслали Элькина. Впрочем, этобыло слабое утешение.
        Клим кусал губы, пытаясь совладать сострахом итошнотворной, безысходной тоской. Неужели действительно покончить ссобой?
        Онзажмуривался, доболи сцеплял пальцы ибессвязно молился очуде. Какой глупостью казались теперь ссоры сНиной идурные выходки изревности… Надо было жить полной жизнью ипользоваться тем, чтодают! Атеперь уже поздно.
        Хватит илинехватит сил невыдать Нину? Если чекисты узнают, чтоона остановилась уЗайберта, еенайдут иубьют — вГермании уних полным-полно тайных агентов.
        Климу вспомнился его шанхайский дом ипокрытая голубым кафелем ванная комната. Нина выходила из-под душа — капли воды стекали сее потемневших кудрей, иона вся подрагивала ипокрывалась мурашками. Вытиралась, накидывала наплечи белый махровый халат, апотом накручивала наголову полотенце — тактуго, чтоунее слегка приподнимались уголки глаз. Клим говорил ей, чтоунее теперь «китайские глаза», аона утверждала, чтоэто «египетскиеочи».
        Вспыхнуло электричество, ивкамеру вошел здоровый, гладко выбритый конвоир свеснушчатой рожей.
        —Рогов! — выкрикнул он, сверяясь сосписком.
        Вотивсе… Вотиприехали… Клим медленносел.
        —Имя-отчество? — спросил конвоир.
        —Ягражданин США. Вамериканских документах неуказывается отчество.
        Конвоир поднес кулак кего лицу.
        —Поговори еще, сука! Безвещей навыход!
        Сердце бухало так, чтоказалось — ещеминута ибудет сердечный приступ. Клим обулся, зачем-то застегнул ворот рубашки. Веснушчатый толкнул его вспину:
        —Поторапливайся!
        Онишли покоридору. Двери, тусклые лампочки, скрещивающиеся наполу тени…
        —Прямо, — бросал конвоир. — Направо. Ещенаправо. Стоять! Лицом кстене!
        Двое человек проволокли мимо третьего — окровавленного, бьющегося, срезиновой грушей ворту. Ончто-то мычал, иКлим слышал, какодин изтюремщиков уговаривалего:
        —Тише, тише, неори!
        —Вперед! — скомандовал конвоир.
        Вотони — звериные инстинкты, обостренные допредела. Тебя поймали итащат куда-то, атебе остается только огрызаться вбессильной злобе истрахе.
        Напасть наконвоира? Пусть пристрелят засопротивление властям? Всеодно лучше, чеммногочасовые «меры социалистической обороны».
        —Стой! — рявкнул конвоир.
        Ониостановились перед дверью, покрашенной вкоричневый цвет.
        —Стучи.
        Клим прикрыл насекунду глаза.
        —Стучи, сволочь!
        Онстукнул несколько раз встворку.
        —Да! — откликнулся мужской голос.
        —Входи.
        Невероятное облегчение — дослабости, додрожания рук — увидеть вкабинете Алова. Этот немог пытать: онфанатик, мерзавец, нонепалач…
        Здесьже, подбольшим портретом Ленина, сидела некрасивая, рано состарившаяся машинистка свыпуклым лобиком искорбно опущенными уголками губ. Онаустало, безлюбопытства, взглянула наКлима ипоправила бумагу, заправленную впечатную машинку.
        Да,наверное, ничего страшного непроизойдет: приженщине бить небудут.
        Алов шумно высморкался вплаток ипоказал Климу настул вцентре комнаты.
        —Присаживайся.
        Ножки стула были привинчены кполу, покрытому истертым желтым линолеумом. Ладно, этоничего незначит — обычная обстановка вкабинетах длядопросов. Вдох-выдох, собраться смыслями и, главное, неболтать лишнего!
        Алов был явно болен: глаза красные, накоже вокруг ноздрей — раздражение отнасморка. Ондолго хлопал себя покарманам, потом стал поочереди заглядывать вящики стола.
        —Хочешь папиросу? — спросил он, разыскав мятую пачку «Дымка». — Нет? Нуизря. Ладно, давай быстро решим наши дела ипойдем подомам.
        Машинистка простучала что-то поклавишам, каретка дзынькнула ипереехала наначало строки.
        Алов выложил настол конверт садресом, написанным рукой Клима: «Лондонский главпочтамт, довостребования мистеру Смиту». Судя поштемпелю, письмо было отправлено изВаршавы чутьли негод назад.
        —Узнаешь?
        Клим пожал плечами.
        —Янепомню, чтоэто.
        —Адресат так инепришел записьмом, ионо было выслано отправителю — Климу Рогову. Награнице его вскрыли, изнаешь, чтотам оказалось?
        Положив папиросу накрай пепельницы, Алов вытащил изконверта несколько проткнутых насквозь открыток иразвернул их веером. Наодной изних был изображен товарищ Сталин сдыркой волбу.
        Клим наконец вспомнил: этобыли открытки, которые Китти собиралась повесить наелку. Впрошлое Рождество Клим сунул их, неглядя, вконверт иотдал Оскару Рейху.
        —Итак, чтоунас имеется вналичии? — скорбно проговорил Алов. — Бывший белогвардеец Клим Рогов иего жена, Нина Купина, были завербованы китайской разведкой сцелью шпионажа ивредительства. Ониполучили приказ убить товарища Сталина — чему имеются неопровержимые доказательства.
        —Этонеправда! — перебил Клим итутже осекся: правда тут никого неинтересовала. Алов прекрасно понимал, чтовсе это ерунда, ипросто показывал Климу, чтотот влип всерьез инадолго.
        —Знаешь, уменя есть сосед, мастер поизготовлению скелетов, — проговорил Алов. — Таких специалистов навесь Союз — человек десять, небольше. Этоцелая наука: сначала труп пополгода вымачивают, чтобы мясо отделилось откостей, потом кости белят хлором исушат насолнце, итолько потом — косточка закосточкой — собирают. Хочешь, мысделаем изтебя скелет длякабинета естествознания? Ая прослежу, чтобы его поставили вшколу придетдоме, гдебудет учиться твоя Китти. Ачто, даже забавно получится: приходит девочка вкласс, атам папа ей улыбается.
        Машинистка чуть слышно фыркнула.
        —Впрочем, если мистер Рогов будет вести себя хорошо, мыобойдемся безскелетов, — дружелюбно сказал Алов. — Итак, давай ссамого начала: ктопослал вас вСоветский Союз?
        —Янебуду ничего говорить, пока сюда невызовут Оуэна, — отозвался Клим.
        Алов долго смотрел нанего налившимися кровью глазами ивдруг отчаянно закашлялся.
        —Твоюж мать! — вдруг заорал он. — Мнечто — делать больше нечего, каквозиться стобой?! Курехин, Филиппов, сюда!
        Вкомнату вошли два здоровых охранника.
        Клим попытался вскочить, ноему заломили руки иприковали их кспинке стула.
        Алов снова высморкался внасквозь промокший платок иповернулся кмашинистке:
        —Пишите, Ольга Рустемовна: «Протокол допроса подозреваемого…»
        Каретка звякнула, ижелезные буквы одна задругой принялись впечатываться вбумагу.

4.
        Зачтобы Галя нибралась, унее ничего невыходило. Онадаже несмогла покончить жизнь самоубийством: еепривезли вбольницу, промыли желудок иотправили вобщую палату — выздоравливать.
        Целыми днями Галя лежала, отвернувшись кстене, истаралась ниочем недумать. Нопроклятые мысли всеравно одолевали ее: кактам Клим сего Ниной? КакТата? Еехоть кто-нибудь покормил?
        Поначалу соседки попалате пытались разговорить Галю, нопотом оставили ее впокое.
        —Онаунас того… малахольная, — объяснили они молодой докторше, которая пришла их проведать.
        —Ну,чтож мы так? — воскликнула та сукоризной. — Какмы себя чувствуем?
        —Брошенной, — отозвалась Галя итутже пожалела осказанном.
        Докторша всплеснула руками ипринялась говорить, чтовсоветских медицинских учреждениях это недопустимо, исейчас она позовет нянечку иотругает ее заневнимание кпациентам.
        Алов пришел кГале только напятый день испорога начал орать, чтоона дура иистеричка. Оннеспросил ее ниосамочувствии, ниоТате.
        —Этоты из-за меня травиться вздумала? Яж тебе объяснил, вчем дело!
        Сгорая отлюбопытства, соседки прислушивались кего словам: имбыло жутко интересно, почему Галя решила покончить ссобой.
        Алов схватил Галю заруку.
        —Поехали — тымне срочно нужна! Врачиха сказала, чтоты вполне можешь передвигаться, такчто едем наЛубянку.
        Алов покосился насоседок инаклонился кГалиномууху:
        —Мытвоего Рогова допрашиваем, аон нивкакую несознается. Поможешь его расколоть?
        Галя воцепенении смотрела наАлова. Клим арестован?! Новедь он должен был уехать!
        Алов сдернул снее одеяло:
        —Давай одевайся! Унас сейчас будет чистка, ибылобы хорошо доее начала добиться положительных результатов.
        Когда они сели вслужебную машину, Алов сказал, чтоКлим вот уже двое суток сидит на«конвейере» — такназывали непрерывный допрос, когда клиента передавали отчекиста кчекисту, недавая передохнуть исобраться смыслями.
        —Упорный, гад! — возбужденно кричал Алов. — Твоя задача — вытряхнуть изнего адрес Нины Купиной. Выже сним вхороших отношениях? Сейчас сним работает Разделочная Доска, апотом придешь ты иласково объяснишь, чточистосердечное признание облегчает участь подсудимого.

«Разделочной Доской» звали бледную бесформенную женщину, служившую вохране. Оналюбила поговорить овысоком, знала множество стихов идаже стремилась прихорашиваться: выщипывала вниточку брови икрасила волосы персидской хной. Время отвремени ее приглашали вовнутреннюю тюрьму — онакакникто умела разоблачать врагов.
        —Рогова бьют? — едва слышно спросила Галя.
        Алов помотал головой.
        —Ну,каксказать? Вобщем, нет. Япока решил обойтись безэтого. Вдруг нам его еще напоказательный суд вести?
        Галя смотрела вокно идумала отом, чтоона превратилась вголубоватое полупрозрачное привидение. Онанедавно умерла, итеперь ветер занес ее взнакомые места.
        Алов что-то рассказывал прочистку ипрото, чтоон несколько дней провалялся дома стемпературой инеуспел какследует вызубрить «Историю ВКП(б)». Онтоже был призраком — сгустком пульсирующей, тусклой энергии. Чтобы совсем непогаснуть, емунужна была чужая энергия — вотон ивысасывал ее изКлима иГали.
        Алов судорожно схватил ее залокоть изашелся откашля.
        —Тыпосмотри, чтоделается! — пробормотал он, вытирая набежавшие слезы. — Прямо наизнанку выворачивает, ауменя ниодной таблетки неосталось. Слышь, чижик, если ты мне Рогова разговоришь, япопрошу Драхенблюта, чтобы он тебя восстановил наслужбе. Идет?
        Галя кивнула.
        Машина въехала вовнутренний двор иостановилась перед тюремным зданием. Торопясь, Алов спрыгнул вснег:
        —Пойдем, скорее! — позвал он Галю. — Ато мне еще надо материалы Пятнадцатого съезда повторить. Голова совсем дырявая стала — ничего непомню!
        Онипрошли через проходную испустились вподвал. Надзиратель — курносый парень вбольшой непоразмеру фуражке — отправился сними.
        —Нукактам Разделочная Доска? — спросил Алов.
        —Старается, стерва! — усмехнулсятот.
        Онисвернули вбоковой коридор, иГаля услышала визгливый женский голос, орущий матом.
        Алов стревогой посмотрел нанее.
        —Чижик, аты-то чего трясешься? Тебя тоже лихорадит?
        Надзиратель отпер дверь, из-за которой доносились вопли Разделочной Доски.
        —Слушай, принеси Гале горячего чайку! — попросил унего Алов. — Ато она совсем расклеилась.
        —Сейчас организуем, — кивнул надзиратель.
        Алов потрепал Галю поплечу:
        —Нувсе, япошел. Будут результаты — сообщи.

5.
        Алов направился кбуфету, куда уже набились сотрудники Иностранного отдела.
        Всехватались засердце игадали, чтобудет. Руководить чисткой должен был Иванов — старый крючкотвор изЦентральной контрольной комиссии; вторым назначили Драхенблюта, афамилии последнего члена тройки никто незнал. Сотрудники Иностранного отдела молились, чтобы им неоказался кто-нибудь излагеря Ягоды.
        Алов присел застолик идостал изкармана сложенную вчетверо шпаргалку.
        Так… Директивы посоставлению первой пятилетки… план коллективизации… борьба строцкизмом…
        Господи, нукому все это надо? Почему людям недают спокойно работать?
        Алов покосился нависевшие настене часы: успеет Галя илинеуспеет вытянуть нужную информацию? Драхенблют наверняка будет спрашивать оРогове. Пожалуй, надо велеть Разделочной Доске, чтобы она нестеснялась всредствах. Черт сними, сдурацкими сантиментами! — Алову надо было себя спасать.
        Онподнялся, чтобы дойти дотюрьмы, новэтот момент вбуфет влетела раскрасневшаяся Этери Багратовна.
        —Товарищи, пора начистку! Комиссия уже собралась.
        Всезагомонили.
        —Акого третьим-то назначили?
        Секретарша обвела коллег взволнованным взглядом.
        —Третьим будет товарищ Баблоян.
        Чекисты захлопали владоши изакричали ура. Баблоян был веселым инезлобливым человеком, инередко помогал сотрудникам Иностранного отдела. Какивсе высшие партийные чиновники, онсидел одновременно нанескольких должностях, икурировал деятельность советских профсоюзных организаций зарубежом. Ачерез профсоюзы можно было добиться многих жизненных благ.
        —Драхенблют-то унас какой умный! — громко восхищался Валахов. — То-то его небыло все эти дни! Оннаверняка пил водку сБаблояном ипереманивал его нанашу сторону.
        —Отлично! — потирал руки Жарков. — Ребята изНаркоминдела неменьше нашего ненавидят Ягоду. Имневыгодно будет, если он нас уничтожит.
        Алов был единственным, ктонерадовался известию оназначении Баблояна. Емувдруг подумалось, чтотот нарочно вызвался проводить чистку, — дабы уничтожить его изабрать Дуню себе.

6.
        Замок сгрохотом защелкнулся заГалей, иона сделала шаг навстречу поникшей фигуре, прикованной кстулу.
        —Мыеще незакончили! — рявкнула Разделочная Доска, недовольно глядя наГалю. Еерыжая челка топорщилась надо лбом, какпетушиный гребень.
        —Явас сменю, — неслыша своего голоса, проговорила Галя.
        Онаподошла кстолу и, сделав надсобой усилие, посмотрела наКлима. Онсидел, низко опустив голову; наземлисто-бледном лице темнела многодневная щетина, волосы слиплись, губы запеклись.
        Клим поднял измученный взгляд наГалю.
        —Здравствуй…
        Онаотшатнулась. Дачтоже это делается? Даони тут все сума посходили!
        Разделочная Доска выхватила изкобуры пистолет и, оттолкнув Галю, подлетела кКлиму.
        —Ахвот ты какзаговорил? Думаешь, тытут подружек себе найдешь?
        Онаткнула дулом подподбородок Климу изаставила его запрокинуть голову. Наего шее алел тонкий идлинный кровоподтек — видимо, отудавки.
        Разделочная Доска ссилой ударила Клима всолнечное сплетение. Онсдавленно охнул ипоперхнулся.
        —Алов запретил его бить! — взвизгнула Галя.
        Разделочная Доска повернулась и, положив пистолет настол, поперла нанее грудью.
        —Аты кто вообще? Может, тебе самой поморде съездить?
        Скрипнула дверь, ивкомнату вошел надзиратель счаем.
        —Держите! Только осторожно — тамкипяток.
        Разделочная Доска забрала унего стакан.
        —Мерси.
        Кактолько дверь занадзирателем закрылась, онаподошла кКлиму инесильно пнула его поноге.
        —Эй,слышь… Последний раз по-человечески спрашиваю: гдескрывается Купина?
        Онарасстегнула Климу рубашку ипошарила унего запазухой.
        —Решай, покуда утебя тут все мягонькое итеплое… Ато полью кипятком иживого места неостанется.
        Клим дернулся всем телом.
        —Ненадо! — всхлипнула Галя.
        —Та-а-ак, сотрудничать нехотим! — пропела Разделочная Доска иначала медленно поднимать стакан. — Требуется оперативное вмешательство!
        Галя схватила состола пистолет ивыстрелила ей вголову.

7.
        Клима втолкнули назад вкамеру. Разговоры тутже смолкли, иарестанты замерли, вужасе глядя нанего.
        Шатаясь, онподошел краковине, ноунего так тряслись руки, чтоон немог повернуть кран. Ахмед подскочил кнему ипомог наполнить кружку водой.
        —Сейчас-сейчас, дорогой…
        Клим долго пил, клацая зубами окрай кружки. Половина воды расплескалась.
        —Эй… — позвал Бильярд. — Аты чё весь вкрови-то?
        Клим оглядел себя. Грудь ирукава его рубашки были забрызганы кровью имозгами.
        —Тамдвух женщин убили, — отозвалсяон.
        —Кто? Охрана?
        Клим кивнул. Севнанары, онпопытался снять рубашку, нопальцы его неслушались. Кто-то помогему.
        —Тыложись, ложись… — суетился Ахмед. — Сейчас все пройдет… Мытут посидим, вногах, чтобы тебя загородить: надзиратель ничего неувидит. Ато, самзнаешь, — днем спать нельзя.
        Клим лег инакрылся пальто сголовой. Ввисках стоял надсадный гул, перед глазами всплывали иугасали лица чекистов. Сколько людей допрашивало его запоследние двое суток? Неменьше десятка.
        Когда Галя подняла пистолет, Клим зажмурился иподумал: «Нунаконец-то!» Грохнул выстрел, иему влицо брызнуло горячим. Рыжая баба, стоявшая надним, повалилась напол, опрокинув насебя стакан скипятком. Вместо глаза унее зияла красная дыра.
        Дальше все смешалось: запах пороха, стук сапог вкоридоре, визг распахнувшейся двери иснова выстрел, откоторого заложило уши. Галя медленно осела напол. Наштукатурке позади нее остался смазанный кровавый след.
        Выключить память… саму жизнь… Силуже больше ниначто неосталось.
        Досознания доносились голоса: арестованные священники пели что-то церковное, ноКлим немог разобрать слов.
        Элькин погиб… Теперь иГаля… Онахотела спасти Клима, ностемже успехом можно было откапывать ложкой человека, попавшего подкамнепад.
        Сейчас чекисты уберут мертвых, помоют полы иснова поведут Клима на«конвейер».
        Глава36. Великая чистка

1.
        Чистку устроили вкрасном уголке, куда перетащили председательский стол истулья совсего этажа. Народу набилось столько, чтонечем было дышать.
        Алов отыскал себе место вдальнем углу — позади Дианы Михайловны. Какон ибоялся, егоопять начали одолевать приступы кашля: онтерпел изпоследних сил, наливался багровой краской ивсе-таки невыдерживал идохал вкулак.
        Иванов — неряшливый старик состроконечной бородкой, — сообщил присутствующим, чтоОГПУ пора избавляться ототщепенцев, которые вредят строительству нового мира.
        Алова тупо смотрел нацеллулоидную гребенку вволосах Дианы Михайловны имечтал озаветной таблетке, — новзять ее было неоткуда.
        —Так, товарищи, давайте кделу, — сказал Баблоян, заглядывая всписок сотрудников. — Первым унас идет Валахов.
        Тотвстал и, краснея, начал пересказывать свою биографию. Самым примечательным моментом вего жизни был донос нараненого белогвардейского офицера, который прятался всарае усоседей. Беляка иукрывателей расстреляли, аВалахов получил рекомендацию вгубернское отделение ЧК. Вскоре он перевелся вМоскву, атам его приметил Драхенблют. Вот, собственно, ивсе.
        —Вопросы есть? — спросил Баблоян упритихших чекистов.
        Иванов долго изучал анкету Валахова.
        —Тутнаписано, чтовы являетесь членом тройки пошефству надКоммунистическим университетом трудящихся Китая. Какие шефские мероприятия вы проводите?
        Валахов испуганно оглянулся наколлег.
        —Разные… Ну,всмысле — идеологически важные.
        Впублике раздались смешки: Валахов недавно сам разболтал, какходил кстуденткам ипопьяни вломился вженскую раздевалку.
        Онничерта неразбирался нивполитграмоте, нивполитэкономии, нидаже втекущих международных событиях.
        Иванов торжествовал:
        —Вотон — уровень сознательности ваших сотрудников! Позор!
        Валахов схватился засердце:
        —Нуя ведь наслужбе целыми днями! Когда мне скнижками возиться?!
        —Мнекажется, товарищ Валахов — этонаш человек, — миролюбиво произнес Баблоян. — Совсем недавно он даже читать неумел, асейчас ему доверяют вполне серьезные дела. Прогресс налицо, иможно надеяться, чтовбудущем Валахов станет более подкованным потеоретической части.
        Большинством голосов (Баблояна иДрахенблюта) Валахову оставили партбилет.
        Порядам публики пронесся вздох облегчения, нопотом дела пошли нетак гладко.
        Сотрудницу, которая должна была ехать нанелегальную работу вПариж, вычистили изпартии зато, чтоее отец был иереем. Приэтом Диану Михайловну оставили — хотя ее отец являлся коллежским советником.
        Поначалу никто нехотел задавать вопросы коллегам — всебоялись мести, когда придет их черед. Нопостепенно те, ктоуже отстрелялся, начали припоминать друг другу незаконно полученные путевки, использование телефона дляличных переговоров ислужебные романы.
        Этери Багратовна выдала комиссии бухгалтершу, повесившую объявление опродаже заграничных туфель:
        —Онаспекулянтка!
        Ниодин изприсутствующих несмог объяснить, чемотличаются троцкисты отверных сынов партии. Люди, столь ревностно боровшиеся сконтрреволюцией, насамом деле незнали, вчем она заключается.
        Иванов хватался заостатки седых волос.
        —Иэто Иностранный отдел — цвет ОГПУ!
        Чемдальше, темяснее вырисовывалась картина: чекистами работали авантюристы, искатели легкой наживы исамые обыкновенные бюрократы — мелочные, злопамятные иневежественные. Онипоселились всвоей Лубянской твердыне, какгиены врасщелинах скалы; охотились — потому что хотели жрать, идержались засвои места — потому, чтосотрудников ОГПУ боялись все ився, аони небоялись никого, кроме гиен изсоседнего логова.

2.
        Алов неподнимал руку инезадавал вопросов. Было очевидно, чтомнение сотрудников невлияет нарешение комиссии: Драхенблют иБаблоян заранее договорились между собой — кого спасать, акого топить, ибольшинством голосов решали все вопросы.
        Заседание тянулось уже три часа.
        —Ох,давайте быстрее! — едва слышно шептала Диана Михайловна. — Сейчас все магазины закроются, ауменя дома шаром покати.
        Алов попытался отпроситься вуборную — чтобы заодно проверить, какдела уРогова, ноему неразрешили:
        —Раньше надо было обуборных думать! — проворчал Иванов.
        Выходить могла только Этери Багратовна, которая приносила то воду вграфине, тоновый карандаш взамен сломанного.
        Вернувшись вочередной раз, онаподошла кпредседательскому столу ичто-то сказала членам комиссии. Драхенблют иБаблоян переглянулись.
        —Нучтож, — зловеще произнес Иванов иоглядел притихших чекистов, — давайте заглянем вличное дело товарища Алова.
        Баблоян придвинул ксебе его анкету ивдруг начал сыпать вопросами, неимеющими никакого отношения кмарксизму, — оДуне иотеатре.
        Обороняться Алов немог — егодушил кашель.
        —Боюсь, онсовершенно потерял чувство классовой борьбы, — проговорил Баблоян. — Откуда внем это барственное отношение ктворчеству пролетарской молодежи?
        Иванов согласно кивнул:
        —Деятельность этого гражданина совершенно неотвечает требованиям нашей идеологии.
        Драхенблют спокойно слушал их околесицу поповоду великодержавного шовинизма инизкого морального облика.
        —Ктоготов подтвердить, чтоАлов оторвался отмасс? — спросилон.
        Чекисты, которых еще недопросили, мгновенно поняли, чтоАлов — верный кандидат навылет иможет заполнить собой место вразнарядке.
        Его, какподранка, заклевывали всей стаей. Даже Жарков неудержался:
        —Ондавно неимеет общественной физиономии!
        Алову непредъявили ниодного конкретного обвинения: этобыли просто ярлыки — слова, которыми обозначали нечто плохое. Чтоможно было сказать вответ? «Уменя есть общественная физиономия»?
        Алов мутно взглянул наДрахенблюта: «Глеб Арнольдович, помогите!» Нотот несмотрел вего сторону.
        —Ксожалению, Алов несумел наладить сотрудничество синостранными журналистами так, чтобы привлечь их нанашу сторону. Результат его работы заключается втом, чтоон превращает потенциальных друзей СССР внаших врагов. Ясчитаю, чтоАлову неместо врядах ВКП(б). Голосуем!
        Решение было принято единогласно.
        Заседание окончилось. Служащие, прихватив стулья, разбредались посвоим кабинетам: кто-то счастливый, кто-то — награни отчаяния.
        Алов поймал Драхенблюта удвери.
        —Глеб Арнольдович, Баблоян напал наменя из-за моей жены. Онже известный бабник, онраспускает слухи освоей импотенции, асам… Выже все видели!
        —Меня это некасается, — отрезал Драхенблют.
        Онхотел пройти, ноАлов встал унего надороге.
        —Дайте мне доделать дело! Уменя вкамере сидит Рогов, сейчас унего Галина Дорина, иквечеру будут готовы показания…
        —Нетбольше твоей Дориной: еетолько что застрелили. Онасвихнулась иубила эту… какее?.. Разделочную Доску.
        УАлова потемнело вглазах.
        —Как?..
        —Идидомой илечись, — велел Драхенблют. — Пропуск сдашь навахте. Ссегодняшнего дня ты уволен.

3.
        Клима растолкали подутро.
        —Рогов? Свещами навыход.

«Свещами» — этолибо перевод куда-то, либо расстрел, ноКлим уже ничего нечувствовал, кроме серой пустоты иравнодушия. Разве что сердце надсадно болело — инфаркт, чтоли, будет? Какглупо…
        Арестанты молча смотрели, какКлим надевает смокинг наголое тело.
        —Царствие Небесное! — проворчал Бильярд иповернулся надругойбок.
        —Прощай! — одними губами прошептал Ахмед.
        Клим вышел вкоридор.
        —Вперед. Прямо. Вниз полестнице, — цедил позевывающий конвоир.
        Клима ввели вкомнату напервом этаже, гдезаперегородкой сидел дежурный. Тотсунул ему бланк постановления обосвобождении.
        —Вот, распишитесь!
        Клим уже ничего непонимал. Этокакой-то подвох? Чекисты что-то задумали?
        Негнущимися пальцами он взялся заказенное перо, обмакнул его вчернильницу ипоставил подпись.
        Дежурный вывалил настойку конфискованные вещи: подтяжки, ключи отдома ивсе остальное.
        —Извините — свашим арестом ошибочка вышла.
        Клим заглянул впортмоне: даже деньги были наместе.
        Еговывели заворота иоставили одного.
        Пока Клим сидел подарестом, выпал снег, иМосква совершенно преобразилась. Отпрежнего Клима Рогова тоже мало что осталось. Онеще неосознал всей перемены, носним происходило что-то нето: боль вобласти сердца неослабевала, авголове явственно слышался отдаленный перелив колокольчиков, каквмузыкальной шкатулке, — очевидная слуховая галлюцинация.
        Клим всегда сопаской относился клюбым проявлениям нездоровья, носейчас небыло нитревоги, нижелания куда-то бежать исрочно выяснять, чтосним случилось. Онпросто пошел домой.
        ВКривоколенном переулке Клим увидел небольшую толпу, читающую объявление, вывешенное наворотах: внем были перечислены люди, лишенные избирательных прав иподлежащие немедленному выселению.
        Парнишка вкоротком непоросту пальто возмущенно тыкал варежкой вчерный список идоказывал, чтоон является полезным членом общества:
        —Янемогу быть лишенцем — яначертежника учусь! Хотите студенческий билет покажу?
        Толпа молчала, только пар отдыхания поднимался надголовами.
        Надругих подъездах тоже висели списки. Видно, вКремле приняли решение выдворить изМосквы всех потенциально опасных граждан. Этобыла всеобщая социальная зачистка.
        Надо было составить план действий. Разпартия начала большое наступление на«контру», освобождение Клима было счастливой случайностью — какой-то бюрократической ошибкой, которую вовремя незаметили.
        Клим похлопал себя пощекам, пытаясь собраться смыслями.

«Скорее всего, через несколько часов меня снова попытаются арестовать, — подумал он. — Так… Пункт первый: узнать, чтосталось сКитти, апотом разберемся, чтоделать дальше».

4.
        —Барин! — заорал Африкан, увидев входящего вкалитку Клима. — Родной ты мой! Вернулся!
        —ГдеКитти? — торопливо спросил Клим.
        Африкан потупил глаза.
        —ЕеМагда забрала. Онавелела Капитолине немедленно ехать вдеревню, амне дала рубль, чтобы я выпил заОктябрьскую революцию.
        УКлима немного потеплело насердце. Бываютже такие святые женщины!
        —Квартиру твою сначала опечатали, — докладывал Африкан, поднимаясь вслед заКлимом навторой этаж, — асегодня ночью явились какие-то — вформе, зашли туда идолго невыходили. Печати сдверей срезали — будто инебыло ничего.
        Клим открыл дверь вквартиру. Вней явно проводили обыск: отдирали плинтуса идощечки паркета, апотом все наспех приколотили — вкривь ивкось. Наполу виднелись грязные следы подошв итонкий налет пыли отштукатурки.
        Чемоданы свещами были наместе, инаодном изних лежал большой конверт сгербовой печатью. Клим надорвал его ивытащил письмо:
        Клим уже ничего непонимал. Ангелом-хранителем, который вытащил его изтюрьмы, былсам Генеральный секретарь ВКП(б). Ноему разве недоложили, чтомистер Рогов является «белогвардейцем ишпионом» иуже неработает в«Юнайтед Пресс»?
        Клим повернулся кАфрикану:
        —Принеси, пожалуйста, угля дляколонки. Мненадо привести себя впорядок.
        Когда тот ушел, Клим поднял трубку ипозвонил Магде:
        —Яусебя.

5.
        Китти влетела вквартиру ибросилась Климу нашею.
        —Папа… папочка… — беспрестанно повторялаона.
        Магда вумилении смотрела наних.
        —Яуж думала, чтобольше вас неувижу! — всхлипнула она впорыве чувств. — Явам еды принесла — выведь наверное голодный?
        Кухонного стола небыло — егозабрала Капитолина, иМагда принялась выкладывать продукты нагазету, расстеленную накрышке рояля.
        —Яполучила телеграмму отЗайберта. Нина приехала, вБерлине все впорядке, ноЭлькин сденьгами так инепоявился.
        —Егопоймали награнице, — отозвался Клим икоротко описал, чтосним случилось наЛубянке. — Поправде говоря, ятак инепонял, почему Сталин решил меня спасти.
        —ЭтонеСталин, амы сБаблояном, — засмеялась Магда, подавая Климу бутерброд. — Когда мы свами расстались после митинга, явспомнила промазь отвеснушек: мнеона очень нужна, аФридрих все время забывает ее привезти. Вотя ихотела, чтобы вы встретили его вБерлине инапомнили омоей просьбе. Япобежала вас догонять, смотрю — авас арестовали.
        Магда поехала наЧистые Пруды изабрала Китти, апотом отправилась напраздничный банкет кБаблояну.
        —Вынепредставляете, какя обрадовалась, чтоон говорит по-английски! — сияя, воскликнула она. — Яему намекнула, чтоесли он невытащит вас изтюрьмы, товы непременно расскажете проего взятку. Тогда он уговорил Сталина дать вам интервью иобъяснил чекистам, чтовы очень важная персона, обличенная доверием самого Генсека. Только он просил, чтобы вы нераспространялись освоем аресте: открытая ссора сОГПУ никому ненужна.
        —Даже незнаю, каквас благодарить… — начал Клим, ноМагда отмахнулась:
        —Ой,да нестоит! Когда вы идете наинтервью?
        Клим помолчал.
        —Янепойду навстречу соСталиным.
        —Тоесть как?.. Этоже шанс, который выпадает раз вжизни! Высебе наэтом карьеру сделаете! Ведь Сталин еще ниразу недавал интервью иностранным корреспондентам!
        —Мнепротивно общаться сэтим человеком. Сталин иего подручные занимаются банальной уголовщиной, апотом делают вид, чтоничего страшного непроизошло.
        Клим похлопал ладонью пополированному корпусу рояля:
        —Всевыглядит прилично, да? Инструмент вполном порядке?
        Онприподнял крышку ипоказал Магде насваленные вкучу молоточки искомканные струны.
        —Вотчто я обнаружил здесь после обыска. Ивнутри уменя творится тоже самое.
        —Чертов романтик… — сочувственно вздохнула Магда. — Какжурналист вы совершаете непростительную глупость!
        —Акакчеловек я просто брезгую. Если я пойду кСталину инезадам ему кое-какие вопросы, значит, ясам буду участвовать взаговоре молчания. Аесли задам — меня тутже опять посадят.
        —Тогда вам надо срочно уезжать изМосквы. Фридрих сегодня вылетает вБерлин, такчто молитесь, чтобы унего были свободные места всамолете. Увас паспорт ивыездные визы впорядке?
        —Вродеда.
        —Тогда нетеряйте времени! Ясейчас поймаю длявас таксомотор.
        Бросив недоеденный бутерброд, Магда выбежала изквартиры.
        Клим поманил Китти:
        —Пойдем, дочь! Намнадо собираться.
        Онзастегнул ей пальто ипомог надеть сапожки.
        —Папа, ачто это утебя? — спросила Китти, показывая накровоподтек нашее Клима.
        Онпоспешно поправил ворот.
        —Ничего — скоро заживет.
        След оттелефонного провода, которым его душила чекистка, былнатомже месте, чтоишрам уГали.
        —Сейчас мы поедем кТате, — сказал Клим. — Намнадо поговорить сней.

6.
        —Вчера звонили изморга испрашивали, будет кто-нибудь забирать тело Дориной илинет, — рассказывала Климу тетя Наташа. — Акуда нам его забирать? Хоронить-то всеравно денег нет. МысТатой съездили попрощаться, ипокойницу сразу вкрематорий отвезли — заказенный счет. Намсказали, чтоона погибла приисполнении.
        —Тата усебя? — осведомился Клим.
        Тетя Наташа кивнула.
        —Заперлась наключ инеотвечает — мыуж устали вдверь колотить. Яей говорю: идивдетдом — кормить-то тебя кто будет? Аей что влоб, чтополбу.
        Тата открыла дверь, только когда кней постучалась Китти, ностоило Климу зайти вкомнату, какона шмыгнула вшкаф ипринялась скулить там, какбольной волчонок.
        Китти бросилась кней:
        —Неплачь, мояхорошая!
        —Тата, унас очень мало времени, поэтому решение надо принимать быстро, — сказал Клим. — Выбор утебя простой: либо ты идешь вдетдом, либо едешь сомной иКитти заграницу. Прямо сейчас.
        —Яникуда непоеду! — зловыкрикнула Тата.
        Клим вздохнул.
        —Нучтож, понятно… Дочь, пойдем!
        Китти нехотя оторвалась отТаты.
        —Ятебя очень люблю!
        Онивышли изквартиры ипринялись спускаться полестнице.
        —Стойте! — Голос Таты эхом прокатился полестничной клетке.
        Клим поднял голову: Тата смотрела наних, перегнувшись через перила.
        —Янемогу вдетский дом! Яжила винтернате…
        —Поехали снами! — позвала Китти.
        Теряя находу стоптанные тапки, Тата подбежала кним иостановилась внерешительности, словно наткнувшись наневидимую стену.
        —Каквы можете взять меня заграницу? Дляэтого небось документы нужны.
        —Явпишу тебя всвой паспорт, — сказал Клим. — Этого будет достаточно.
        Тата уставилась нанего, неверя своим ушам.
        —Вычто — хотите удочерить меня?
        —Твоя мать спасла мне жизнь.
        —Как? Когда?
        —Ятебе потом расскажу. Собирайся, насждет таксомотор.
        Глава37. Покушение наСталина

1.
        Алов непосмел рассказать жене орезультатах чистки, аВалахов уехал — егоотправили насрочное задание.
        Утром следующего дня Алов исподтишка следил заДуней: неужели она непочует женским сердцем, чтосним стряслась беда? Нет, непочуяла. Илиона итак все знала ибыла сБаблояном заодно?
        Алов понимал, чтоего жизнь кончена. Надругую работу ему неустроиться — ктобудет связываться спарией, изгнанным изпартии иизОГПУ? Онперебирал впамяти знакомых: ккому можно обратиться ипопросить опомощи? Аведь неккому… Одна Галя помогала ему, ничего нетребуя взамен.
        Когда Дуня вернулась сработы, добрые соседи доложили ей, чтоее супруг целый день провалялся дома. Только тут донее дошло, чтоего уволили, но, кизумлению Алова, онаничуть неогорчилась:
        —Ядаже рада, чтоты больше неработаешь наЛубянке.
        —Тысдурела?! — заорал он. — Унас нехватит денег нажизнь, понимаешь? Насвыселят отсюда, анатвои грошовые заработки мы неснимем даже угол!
        Дуня достала изхозяйственной сумки матерчатый кошелек ипротянула его мужу. Внутри лежала новенькая купюра спортретом лобастого старика.
        Алов видел сто долларов одной бумажкой второй раз вжизни: первый был, когда ему показали содержимое портмоне Клима Рогова.
        —Этиденьги дал тебе Баблоян? — спросил Алов, позеленев.
        Дуня кивнула.
        —Ага. Инечего наменя таращиться! Этомой гонорар завыступление нагодовщину Октябрьской революции.
        Всебыло ясно: Рогов дал Баблояну взятку ввалюте, атот потом расплатился этими долларами сДуней.

2.
        Алов подкараулил Диану Михайловну, когда та вышла сработы.
        —Милая, душенька… Христом-богом прошу, сверьте дляменя номер купюры изРейховского списка!
        Тависпуге смотрела набывшего начальника.
        —Нуя незнаю, можнолимне…
        —Диана Михайловна, помогите мне! Яже помог вам поступить наслужбу, помните?
        Онавсеже согласилась сверить номера ичерез пятнадцать минут вновь вышла наулицу.
        —Да,это наша купюра.
        Впорыве чувств Алов поцеловал ей руку.
        —Явам погроб жизни буду благодарен! Скажите, чтотам сРоговым?
        —Егосегодня сутра выпустили.
        —Кто?!
        —Приказ был подписан Драхенблютом. Онпросмотрел его дело исказал, чтовсе шито белыми нитками: Рогова просто оговорил какой-то нэпман.
        Алов схватился заголову: таквот вчем дело! Баблоян изгнал его изпартии, чтобы выпустить наволю своего дружка. Он,верно, договорился обэтом сДрахенблютом вобмен напомощь вовремя чистки инасоюз против Ягоды. Ачтобы Алов невыступал, егопопросту уволили — разменяли, какпешку!
        Нопочему Драхенблют пошел наэто? Ведь он сам требовал найти украденные уРейха деньги! Онзнал, чтоуРогова впортмоне были обнаружены купюры спереписанными номерами…
        Внезапно Алов похолодел: «Аведь я незанес это впротокол!»
        Проклятая болезнь так доконала его втот день, чтоон почти ничего несоображал инеоформил нужные бумаги, апотом ивовсе оних забыл.
        Распрощавшись сДианой Михайловной, Алов побежал назад кпроходной: емунадо было срочно переговорить сДрахенблютом.

3.
        Поначалу Глеб Арнольдович наотрез отказался встречаться сАловым, нопотом все-таки смилостивился.
        —Ну,что утебя? — недовольно буркнул он, когда тот вошел кнему вкабинет.
        —Глеб Арнольдович, почему вы выпустили Рогова? — трепеща проговорил Алов.
        —Товарищ Сталин пригласил его наинтервью, аон абы кого приглашать нестанет.
        Алов прижал руки кгруди.
        —Даведь Рогов затеял покушение! Онзавербовал Баблояна ичерез него вышел наГенерального секретаря.
        Алов рассказал проДунину стодолларовую купюру ипроденьги, найденные впортмоне уРогова.
        —Яиз-за болезни неуспел составить протокол, новедь вы видели портрет товарища Сталина сдыркой волбу — яподшил его кделу! Этоусловный сигнал!
        Оказалось, чтоДрахенблют ничего невидел: ончитал только показания Элькина, аконверт соткрытками был получен наследующий день.
        —Намнадо спасать товарища Сталина! — вскричал Алов. — Рогову достаточно пронести ядовитый порошок впуговице илиручке инапрощание распылить его вкабинете… Вамли обэтом незнать?!
        Драхенблют вызвал Этери Багратовну.
        —Узнайте, когда Рогову назначено интервью вКремле!
        Через пять минут секретарша доложила, чтовстреча соСталиным должна состояться всемь. Часы показывали полседьмого.
        НаЧистые Пруды иккремлевскому бюро пропусков были посланы машины. Алов сидел какнаиголках, Драхенблют беспрерывно курил ивремя отвремени поднимал трубку:
        —Нучто? Нашли его? Нет? Твоюж мать!
        В7:30 изКремля позвонили исказали, чтотоварищ Сталин отменил встречу скорреспондентом «Юнайтед Пресс», таккактот неявился.
        —Ничего непонимаю… — повторял Алов. — Может, онзапил нарадостях, чтоего выпустили изтюрьмы? Какэто так — неприйти ксамому Генеральному секретарю?
        Драхенблют велел найти Рогова живым илимертвым: проверить всех его знакомых, всевокзалы, больницы иблизлежащий кабаки.
        Полдевятого пришло сообщение, чтоРогов улетел.
        —Чтозначит «улетел»? — заорал Драхенблют наЭтери Багратовну.
        —Нааэроплане, — невозмутимо ответила та. — Онвылетел вБерлин еще днем — унегоже были все документы.
        Алов вскочил наноги:
        —Надо сказать обовсем товарищу Сталину! Ондолжен знать отом, чтоБаблоян берет взятки от… — Онзамолк, наткнувшись наледяной взгляд Драхенблюта.
        —Уймись, — тихо приказал тот. — Мынеможем трогать Баблояна. Если мы поднимем скандал, тоэтим делом займется Ягода инаверняка пронюхает, чтопроисходит снашими профсоюзными взносами заграницей.
        Алов вбессилии опустился настул. Какон раньше обовсем недогадался?!
        Сотрудники ОГПУ, работавшие заграницей, получали зарплату ввалюте ивнейже платили все положенные взносы. Напрофсоюзных счетах виностранных банках накапливались значительные суммы, иДрахенблют договорился сБаблояном использовать эту валюту длясвоих нужд. Агосударству они перечисляли обесцененные рубли, реальная стоимость которых была вдва раза меньше официального курса.
        Советские руководители всех рангов походили налакеев, которые тайком обкрадывали хозяйские кладовые. Онизаключали союзы, чтобы было сподручнее красть, идоносили друг надруга барину, стараясь оттолкнуть врагов откормушки — именно вэтом изаключалась их «борьба засветлое будущее».
        —Знаешь, Алов, мынаверное погорячились, когда вышибли тебя изпартии, — задумчиво проговорил Драхенблют. — Все-таки ты надежный сотрудник ибдительный чекист. Давай-ка мы направим тебя наКубу — будешь там приносить пользу.
        Алов все понял: егоначальник был готов закрыть глаза напреступления Баблояна иРогова ивысылал ненужного свидетеля — чтобы тот неболтал лишнего.
        Драхенблют поднял трубку:
        —Соедините меня садминистративным отделом Наркоминдела. Здравствуйте, товарищ Федоров! Намнужно послать одного сотрудника вГавану. Какнасчет должности коменданта? Ужезанята? Ну,устройте его делопроизводителем. Квам придет человек сзапиской отменя, ивы, пожалуйста, проведите его повашим штатам.
        Онповесил трубку иповернулся кАлову:
        —Тымечтал оботдельной комнате? Вотибудет тебе комната свидом наморе ипальмы. Ибабу свою заберешь, чтобы она тут глаза немозолила.
        —АРогова сКупиной отпустите? — слабым голосом произнес Алов.
        —Мыих найдем — можешь небеспокоиться.

4.
        Клим понимал, чтоэто безумие — брать ссобой Тату. Чтоскажет Нина, когда узнает, чтоон решил удочерить еще одного ребенка — темболее, дочь своей любовницы? Тата сее дурным характером наверняка вымотает ему все нервы, нобросить ее напроизвол судьбы Клим немог: еслибы неГаля, егобы изувечила рыжая чекистка.
        Имповезло: всамолете были свободные места, апроверка документов итаможенный контроль прошли безприключений.
        Молоденькая служащая вывела Клима идетей налетное поле, гдестоял тупоносый самолет, выкрашенный вярко-красный цвет.
        —Какой хорошенький! — восхищенно ахнула Китти. — Прямо какненастоящий!
        Самолет ивправду напоминал игрушку: неверилось, чтоэтот дачный домик скрыльями способен подняться ввоздух.
        Клим покосился наТату: та, слава богу, помалкивала.
        Изкабины выпрыгнул Фридрих, наряженный вкожаную куртку ишлем скруглыми наушниками.
        —Огосподи — жив! — воскликнул он, увидев Клима. — Аэто что задевицы?
        —Моидочери.
        Фридрих нахмурился.
        —Ладно, потом обовсем расскажете. Забирайтесь всалон — через пятнадцать минут вылетаем. Первая остановка вСмоленске, вторая вКаунасе[4 - В1920 —1940гг. Каунас был «временной столицей» Литвы, т.к. Вильнюс был захвачен Польшей.], третья — вКёнигсберге. Атам рукой подать доБерлина.
        Всалоне стояли четыре кожаных кресла сподголовниками. Настенах — крючки дляодежды, напрямоугольных окнах — скручивающиеся врулон шторки. Вхвостовой части заперегородкой что-то грохотало — туда складывали ящики ичемоданы, исамолет вздрагивал иприседал каждый раз, когда внего пихали очередной груз.
        Фридрих заглянул внутрь:
        —Тутбудет шумно, такчто незабудьте вставить вуши затычки — онивкармане — сбоку отсидения. Аесли тошнить начнет, пользуйтесь бумажными пакетами.
        Тата сКитти сели водно кресло идолго возились сремнем, пытаясь разобраться, какон пристегивается.
        —Тынебоишься лететь? — спросила Тата.
        Китти покачала головой:
        —Нет.

«Счастливица», — вздохнул просебя Клим. Самон едва справлялся сдурными предчувствиями. Сколько раз ему доводилось читать вгазетах оразбившихся аэропланах!
        Дверь распахнулась, ивсалон забрался еще один человек.
        —О,так я неодин полечу! — воскликнул он по-английски.
        Этобыл Оскар Рейх — раскрасневшийся, врасстегнутом пальто исдвинутой назатылок шляпе.
        —Страшно рад вас видеть! — сказал он Климу. — Этоваши дети? Им,наверное, нелегко придется — тутизрядно потряхивает. Ябы вжизни нестал летать насамолетах, еслибы несрочные дела.
        Оскар засунул портфель подсиденье ипостучал вперегородку, отделявшую салон откабины пилота:
        —Эй,Фридрих! Тыобогреватель починил? Ато впрошлый раз я чуть неоколел отхолода.
        Вдверном проеме появился бритый наголотип.
        —Ефим, садись! — воскликнул Оскар, похлопав пососеднему креслу. — Мысегодня полетим вместе сдевушками.
        Клим заставил себя пожать им руки. Принеслаже их нелегкая! Оставалось только радоваться, чтовсамолете будет шумно, иим ненадо будет поддерживать разговор.
        —Нучто, готовы? — прокричал изкабины Фридрих. — Тогда поехали!

5.
        ДоСмоленска добрались благополучно — если несчитать того, чтоТата вдруг разрыдалась, вспомнив, чтозабыла дома папину пепельницу инепопрощалась скотом Иповаром. Донее наконец дошло, чтоона навсегда улетела изМосквы иуже несможет вернуться домой.
        Когда самолет вновь взмыл внебо, егоначало немилосердно трясти, иТату сразуже стошнило. Напугавшись, Китти заплакала, иКлим метался между ними, незная, чтопредпринять.
        Оскар иЕфим кривились ибрезгливо отодвигали ноги, боясь вляпаться востатки Татиного завтрака.
        Вовремя дозаправки вКаунасе Тата заявила, чтонизачто невернется всамолет, испряталась отКлима вженском туалете. Емупришлось выносить ее оттуда наруках — квеликому ужасу почтенных литовскихдам.
        —Меня похитили! — орала она, брыкаясь, какбешеный теленок.
        Клим поставил ее наземлю.
        —Тата, посмотри мне вглаза! Ятебя очень прошу: неосложняй мне жизнь! Янемогу бросить тебя тут: мыуже заграницей. Если мы сКитти сейчас улетим, куда ты пойдешь?
        —Яненавижу самолеты! — рыдала Тата.
        Честно говоря, соблазн оставить ее литовцам был очень велик. Клим все понимал: уТаты было трудное детство; онапотеряла мать итеперь летела бог весть куда счеловеком, которому совсем недоверяла.
        Ох,возможно, советский детдом был длянее несамым худшим вариантом.
        Клим сжал Татины руки.
        —Яочень многим обязан твоей маме… Даютебе честное слово, чтобуду заботиться отебе точно также, какиоКитти. Просто доверься мне ивсе будет хорошо!
        Усамого Клима непереставая ныло сердце, ион опасался, чтоэто что-то серьезное — егоотец умер отсердечного приступа. Многочасовое путешествие втрясущейся посудине тоже недоставляло ему удовольствия; водном самолете сним летел его злейший враг, асам Клим еще вчера сидел вкамере пыток… Ноэти сведения врядли могли образумить Тату — ждать отнее сочувствия ипонимания неприходилось.
        Онаунялась только после того, какКлим напомнил ей прообязанности пионеров, которые всегда должны быть сильными ихрабрыми.
        —Мысейчас едем вГерманию, аэто капиталистическая страна, гденас могут подстерегать опасности ипровокации, — сказал он строго. — Япоручаю тебе Китти. Чтобы нислучилось, тыдолжна отвести ее вбезопасное место.
        Тата вытерла слезы ипоспешно кивнула.
        —Хорошо.
        Клим дал ей пять рейхсмарок иадрес Зайберта, записанный набумажке.
        —Никому его непоказывай. Тутнаходится наша конспиративная квартира, гдевсегда можно попросить опомощи. Тыготова кборьбе?
        —Всегда готова! — отозвалась Тата иотдала пионерский салют.

«Так-то лучше… — подумал Клим. — Если уменя приключится инфаркт, дети, покрайней мере, смогут добраться доНины».

6.
        В«Берлинер Тагеблатт» вышла небольшая заметка отом, чтодревесину длянемецких шпал заготавливают советские рабы. Вскоре вМоскве была получена телеграмма отЗайберта: «Вызря затягиваете сконтрпропагандой. Публика заинтересовалась происхождением русского леса, ирезультаты могут быть непредсказуемыми».
        Скрепя сердце, Драхенблют выделил еще десять тысяч долларов ивелел мистеру Рейху немедленно вылететь вГерманию.
        Оскар надеялся добраться доБерлина засветло, нокогда они приземлились вКенигсберге, Фридрих объявил, чтоунего стучит мотор, идальше их повезет немецкий аэроплан, который вылетает завтра утром.
        Клим идети отправились вгостиницу приаэропорте, аОскар сЕфимом поехали всоветское консульство.
        Всеэто время Оскар непереставая думал оНине. Этож надо было так опростоволоситься ипринять самозванку занастоящую баронессу! Ондолжен был сразу сдать ее вОГПУ, анерисковать собой, устраивая сцену ревности. Будь уНины побольше сил, оназапросто могла проломить ему голову.
        Изпоказаний Элькина было известно, чтоНина Купина находится вГермании. Чтобудет, если она обратится впечать иповедает журналистам оличной жизни знаменитого мистера Рейха? Нину надо было немедленно найти инейтрализовать!
        Нокакприкажете искать дамочку, которая если иприехала вГерманию — топофальшивому паспорту? ЭтовМоскве придешь влюбое учреждение, покажешь корочки ОГПУ, итебе моментально все выложат, авБерлине даже список постояльцев вгостинице непосмотришь. Даисколько тех гостиниц вмногомиллионном городе?
        Консул — суетливый чернобровый толстяк — провел Оскара иЕфима вкабинет, отделанный светлым деревом.
        —Вот, посмотрите, чтомы только что получили!
        Онподал Оскару шифрограмму, вкоторой говорилось отом, что13ноября 1928года изСоветского Союза скрылся опасный преступник, Клим Рогов, являющийся мужем исообщником Нины Купиной.
        —Даведь мы летели сним наодном самолете! — воскликнул Оскар ипринялся читать вслух: — «Приказываю срочно захватить Рогова ивернуть его вСССР. Если его нельзя взять живым — ликвидируйте. Уход егопокажет наше полное бессилие инанесет большой урон репутации Советского Союза. Требую принять все меры длявыполнения поставленной задачи».
        —Нашсамолет сломался, атобы мы велели Фридриху повернуть назад, — пробормотал Ефим. — Рогова надо брать немедленно. Сколько унас свободных бойцов?
        Консул покачал головой.
        —Сейчас никогонет.
        —Сдетьми хлопот необерешься, — поморщился Оскар. — Мывозьмем Рогова нетут, авГермании. Оннаверняка поедет кКупиной — вотмы их инакроем разом. Отправьте «молнию» вполпредство вБерлине: пусть пришлют кого-нибудь ваэропорт. Потом пленников надо будет отвезти вГамбург ипосадить насоветское судно — оттуда они уже никуда неденутся.
        Глава38. Рейхсбанк

1.
        Самолет сделал круг наднедавно отстроенным аэропортом Темпельхоф. Клим смотрел вокно навытянувшееся вдоль летного поля здание идесятки аэропланов — отсамых современных доветеранов прошлой войны.
        Приземлившись, самолет помчался вдоль ангаров иукрашенных флагами вышек. Мотор остановился, идвое служащих втемно-синих комбинезонах подкатили кдверце пологий трап.
        Клим спрыгнул наземлю иполной грудью вдохнул холодный воздух. Нуслава богу, приехали!
        Грузчики принялись вытаскивать изсамолета багаж искладывать его натележки.
        —Счастливо! — помахал Климу Оскар изаторопился квысоким застекленным дверям аэропорта. Ефим побежал заним следом.
        Клим взял девочек заруки.
        —Ну,каквы?
        Дети, конечно, измучились, нолюбопытство брало свое, иТата вовсе глаза таращилась натехников, разъезжающих полетному полю намаленьких грузовиках.
        Пограничники проверили паспорт Клима, таможенники покопались вего чемоданах исказали, чтовсе вполном порядке — добро пожаловать вБерлин!
        Отыскав стенд скартой, Клим нашел наней стоянку таксомоторов.
        —О,соотечественники! — воскликнул по-русски здоровый белокурый парень втолстом свитере иватных штанах. — Меня Сергеем зовут. Васподвезти? Уменя какраз таксомотор свободный.
        Недожидаясь согласия, онподхватил чемоданы Клима.
        —Пойдемте, тутнедалеко! ВыизМосквы? Ая сам суздальский. Меня родители еще мальцом вГерманию вывезли.
        Болтая исмеясь, Сергей вывел их впустой закоулок между двумя ангарами, гдестоял небольшой желтый автомобиль, украшенный изображением пучеглазой щуки инадписью по-русски ипо-немецки «Свежая рыба». Рядом стоял крепкий мужчина сзолотыми зубами — вруках унего была монтировка.
        Клим втревоге оглянулся. Этамашина явно неявлялась таксомотором. Куда их привели? Ктоэти люди? Грабители?
        Какнивчем нибывало Сергей привязал чемоданы Клима кбагажной подставке.
        —Господин Рогов, садитесь — ехать подано!
        Откуда он знал его фамилию?
        Клим взял Китти наруки.
        —Тата, уходим отсюда!
        Ноони неуспели сделать ишагу, какиз-за угла показался Ефим сревольвером вруках.
        —Быстро вмашину! — тихо приказалон.
        Девочки заревели вдва голоса отстраха.
        Сергей иЕфим посадили Клима между собой назаднее сидение, аТате велели взять Китти исесть впереди, рядом сзолотозубым водителем.
        —Гдеживет Купина? — спросил Сергей.
        Клим молчал, опустив глаза.
        —Тычто думаешь, мытут вигры играть будем?!
        Сергей схватил Клима загрудки, тотвырвался, завязалась драка, идети заорали еще громче.
        Достав изкармана кастет, Ефим ударил Клима позатылку, итот потерял сознание.

2.
        Тата прижимала кплечу всхлипывающую Китти.
        Ктоих похитил? Белогвардейские эмигранты? Нуконечно! Ктоеще способен натакую подлость?
        Автомобиль безтолку кружил поулицам, ибандиты все никак немогли договориться, куда им ехать: толи вкакое-то полпредство, толи вГамбург.
        Один раз Тата осмелилась оглянуться: дядя Клим лежал безсознания вногах упохитителей. Ой,мамочки… Может, онуже умер?
        —Какмы теперь узнаем адрес Купиной? — злился Сергей наЕфима. — Тебя кто просил его бить?
        —Аты сам чего кнему полез?!
        —Хватит орать! — рявкнул наних водитель. — Решайте, куда едем!
        Бандиты помолчали.
        —ДуйвГамбург, — велел Ефим. — Сдадим Рогова там, адальше разберемся. Вполпредство сдетьми всеравно несунешься — слишком много визгу будет.
        Какбы невзначай Тата нащупала замок надверце. Однажды она видела вкино, какон работает.
        Машина выехала нанарядную улицу, застроенную высокими домами сбалкончиками искульптурами. Гудели клаксоны извенели велосипедные звонки; уличные разносчики предлагали прохожим газеты, воздушные шары и — богты мой! — апельсины.
        Внезапно дорогу перегородила колонна демонстрантов вформе, похожей навоенную — мятые фуражки, галифе иперепоясанные ремнями гимнастерки. Стучали барабаны, ивтакт их грохоту демонстранты вскидывали кплечу правую руку сосжатым кулаком.
        —Rot Front! — неслось надулицей.
        —Такэтоже Союз красных фронтовиков! — воскликнула Тата. — Боевое подразделение Коммунистической партии Германии!
        Демонстранты встали, недавая автомобилям проехать. Золотозубый водитель высунулся изокна — посмотреть, сколько им еще ждать.
        —Вотдьявол, мы, кажется, накрепко тут застряли! — ругнулсяон.
        Тата дернула хромированную ручку надвери, иони сКитти кубарем вылетели намостовую.
        —Бежим! — крикнула Тата.
        —Куда?! — завопил водитель. — Убью!
        Онпогнался заними, ноТата иКитти бросились вперед, сквозь строй демонстрантов, иводитель быстро отстал.
        —Таммой папа остался! — рыдала Китти, ноТата неумолимо тащила ее через толпу.
        Запыхавшиеся изареванные, ониостановились перед странным домом, похожим нагреческий храм.
        Мимо шли расфранченные нэпманы инэпманши; навывесках иуказателях — ниодного знакомого слова: даром что Тата столько времени учила немецкий язык вшколе!
        Всебыло непо-нашему: натротуаре стоял шарманщик ичто-то гнусаво пел; двасолдата вдурацких касках покупали сосиски суличной жаровни. Только одно выглядело знакомым — хлопочущие уводостока голуби. Ноони клевали белую булку! Это ктоже выкинул такую вкуснятину?!
        Китти непереставая ныла наодной ноте.
        —Помолчи, пожалуйста! — взмолилась Тата.
        Онасунула руку вкарман ивытащила записку, которую ей дал дядя Клим, — онсказал, чтопоэтому адресу находится «безопасное место». Новкакую сторону надо идти? Кругом одни немцы, идаже дорогу спросить неукого.
        Усатый старик сведром клейстера ибумажным рулоном подмышкой подошел кафишной тумбе ипринялся наклеивать нанее плакат скрасной звездой инадписью: «Kommunistische Partei Deutschlands». Этислова Тата знала: ониозначали «Коммунистическая партия Германии».
        Верно, этобыл свой человек, изпролетариев! Онаподбежала кнему:
        —Комерад… Яэто… Ихьхабе… хаус… Ой,я незнаю, каксказать по-немецки!
        —Даты по-русски говори, — ухмыльнулся старик.
        Тата сначала испугалась: вдруг этот человек окажется такимже предателем, какиСергей? Ноунего вроде было доброе лицо.
        —Дяденька, миленький! Выкоммунист?
        Тотпокосился наплакат созвездой.
        —Дабог стобой! Мнезачто платят, тоя иразвешиваю. Семью-то кормить надо.

«Тоже белоэмигрант, — вотчаянии подумала Тата. — Опустившийся беспринципный человек изпрошлой эпохи».
        —Тычего хотела-то? — спросилон.
        Тата застыла внерешительности, нопотом все-таки показала ему бумажку садресом:
        —Какнам сюда добраться?
        Старик достал изкармана очки и, нацепив их нанос, прочитал адрес.
        —Вметроиди.
        —Какое метро? Гдеоно находится? — испугалась Тата. — Мызаблудились! Мытолько-только приехали вэтот город иничего тут незнаем.
        Старик подхватил ведро склейстером ипоманил их засобой кдверям «храма».
        —Вотэто иесть метро. Пойдемте, явас провожу.
        Онивошли внутрь, иТата замерла отудивления. Крыша станции была стеклянной исквозь нее проходил солнечный свет. Наоблицованных плиткой стенах висели щиты срекламой кабаре испортивных товаров. Вкиосках, установленных вдоль стен, продавали всякую всячину.
        Старик помог Тате купить билеты иобъяснил, куда идти икакотличить нужную остановку ото всех остальных.
        —Спасибо! — проговорила Тата иповела Китти вниз полестнице.
        Онанемогла поверить, чтовсе это происходит сней взаправду. Ещевчера она сидела вшкафу иоплакивала свою несчастную жизнь, асегодня они сКитти оказалась подземлей, подгородом Берлином. Причем одни, безвзрослых!
        Девочки вышли наскудно освещенную платформу исели налавочку.
        Наверное старик все-таки был коммунистом — белогвардеец никогдабы нестал помогать незнакомым детям. Просто он незнал Тату инедоверял ей — ведь тут, вБерлине, было полно эмигрантских барчуков ималеньких фашистов.
        Мимо сгрохотом пронесся поезд, иТата сКитти закрыли уши ладонями. Стоявшие рядом школьницы расхохотались ипринялись шептаться, показывая наних глазами.
        —Яхочу кпапе! — всхлипнула Китти.
        Тата сжала ее руку.
        —Нетрусь — мыего найдем. Мыстобой храбрые пионеры!
        Онисели впоезд идолго ехали, отсчитывая остановки, — каквелел старик.
        Неожиданно вагон выскочил из-под земли, иослепительное солнце наполнило весь вагон. Мимо потянулись странные немецкие домики, парки имагазины, инаконец поезд прибыл наконечную станцию «Тильплац».
        Тата иКитти сошли соткрытой платформы иогляделись.
        —Намтуда! — объявила Тата, показывая наразноцветные многоквартирные дома. — Сейчас мы укого-нибудь спросим, куда идти. Вкрайнем случае нам пальцем покажут.

3.
        ОтОскара Рейха одна задругой пришли две телеграммы: водной он обещал Зайберту привезти деньги вовторник, авовторой извинялся ипросил перенести встречу наследующий день напять часов.
        Всреду сутра Зайберт сел запечатную машинку иначал писать развернутую статью отрудовых лагерях. Онрешил, чтоесли Оскар сегодняже непринесет денег, завтра этот материал уйдет впечать.
        Статья получилась настолько душещипательной, чтоЗайберту захотелось похвастаться ею перед Ниной. Конечноже, онанемогла оценить красоту немецкого языка, новпересказе текст тоже звучал впечатляюще.
        Несколько дней назад Нина получила телеграмму отМагды снамеком наарест Клима, истех пор каждое утро ездила вШарлоттенбург. Онаговорила Зайберту, чтоищет работу, ноон неособо ей верил: уэтой дамочки были такие наклонности, что, скорее всего, онапыталась отыскать белогвардейских головорезов, которые согласятся перейти сней границу ивзорвать кчертям всю Лубянку.
        Было одиннадцать часов, иЗайберт решил, чтоему пора подкрепиться — зауглом какраз имелся прекрасный ресторан, гдеподавали жаренные колбаски икапусту сяблоками.
        Зайберт надел пальто ишляпу, накрутил шарф, ностоило ему открыть входную дверь, каквквартиру влетела Нина всопровождении Китти инезнакомой девочки впальтишке сбелочками.
        —Генрих, мыедем спасать Клима! — объявила Нина исхватила сполки ключи от«Мерседеса».
        —Нетроньте! — крикнул Зайберт, ноНина его неслушала.
        —Тата, сидите здесь, амы сГенрихом постараемся разыскать дядю Клима. Дверь никому неоткрывать!
        Незнакомая девчонка кивнула, иНина вытолкала Зайберта изквартиры.
        —Клим здесь, вБерлине! — горячо воскликнула она. — Егопохитили бандиты иповезли вГамбург.
        —Какие бандиты? Выочем?!
        Нина взяла Зайберта заруку иснеожиданной силой потащила вниз полестнице.
        —Онизастряли вдороге, такчто, возможно, мысумеем их нагнать. Ониедут нажелтом автомобиле сизображением щуки: онприметный.
        —Отдайте ключи! — завопил Зайберт.
        Нина вбешенстве посмотрела нанего.
        —Явсе равно поеду — свами илибезвас! Разобью машину — ибог сней! Новы меня неостановите!
        Нина бросилась вниз полестнице, иЗайберт, чуть неплача, побежал заней. Этаненормальная запросто могла угробить его ненаглядный автомобиль!

4.
        Маленький белый «Мерседес» несся пошоссе, обгоняя грузовики, неуклюжие семейные автомобили илегкие крестьянские брички.
        Сидевший зарулем Зайберт то причитал, торугал Нину по-немецки. Онанеслушала его изорко вглядывалась впопадавшиеся напути машины.
        УНины небыло ниплана, нималейшего представления отом, какей спасти Клима. Онадаже неуспела расспросить девочек, чтосними произошло. Тата лишь сказала, чтоих похитили ваэропорту ичто человек поимени Ефим ударил Клима поголове, итот потерял сознание.
        Нина несомневалась, чтопохищение было организовано Оскаром. ВГамбурге унего имелась своя контора исклады, — наверняка Клима спрячут где-нибудь там. Какего искать? Звать напомощь полицию? Нопока они составят все заявления ивыпишут ордера, Клима либо убьют, либо вывезут нарейд ипосадят насоветский пароход — атам его уже никакая полиция недостанет.
        —Быстрее! Быстрее! — повторяла Нина, хватая Зайберта залокоть.
        Тотсненавистью смотрел нанее:
        —Вычто — хотите вылететь вкювет? Вон, какэти? — Онпоказал нажелтый автомобиль, съехавший сдороги вполе. Наего борту была нарисована щука.
        —Тормозите! — закричала Нина.
        Заскрипели тормоза, и«Мерседес» встал уобочины.
        —Этоони! — дрожа, проговорила Нина. — Генрих, пожалуйста, подойдите кним испросите, чтослучилось!
        —Сами идите! — рявкнул Зайберт. — Делать мне нечего — связываться сбандитами!
        —Янемогу — Ефим меня знает!
        —Господи, изачто мне все это?! — простонал Зайберт, новсе-таки вылез из«Мерседеса» инаправился кжелтой машине.
        Нина закрыла лицо руками. «Толькобы Клима неубили… толькобы неубили!»
        Через несколько томительных минут Зайберт вернулся.
        —Тоже мне — бандиты! — ругался он. — По-немецки едва говорят, водить неумеют!
        —АКлим там? — перебила Нина.
        Зайберт полез подсидение ивытащил свернутый вкольцо трос.
        —Ая откуда знаю? Наверное там. Мнеж невидно, чтоуних всалоне делается.
        Онупер руки вбока исурово посмотрел наНину.
        —Значит так: этирусские просят взять их набуксир идоставить кконторе Оскара Рейха. Гдеименно она находится, онинезнают, — онитам никогда небыли. Ядовезу вас всех доближайшего полицейского участка, ипосле этого вы выходите измоей машины ибольше никогда непоказываетесь мне наглаза.
        —Ноесли Ефим поймет, чтовы его обманули, онможет пристрелить Клима!
        —Ачто вы предлагаете? Чтобы я вступил сними вдраку? Скажите спасибо, чтоя вообще вам помогаю!
        —Спасибо, — дрогнувшим голосом проговорила Нина.
        —Тогда сидите ипомалкивайте!
        Зайберт связал тросами машины и, севзаруль, вытянул желтый автомобиль надорогу.
        —Генрих, выхорошо знаете Гамбург? — робко спросила Нина.
        —Ну,знаю, — буркнул тот. — Ачто?
        —Уменя есть одна идея. Думаю, будет лучше, если мы непоедем вполицию.

5.
        —Ага, очнулся! — сказал Сергей, тыкая Клима ботинком.
        Тотподнял раскалывающуюся отболи голову.
        —Гдедети?
        Сергей иЕфим переглянулись.
        —Внадежном месте.
        Онивновь усадили Клима насидение. Онощупал разбитый затылок — волосы слиплись отзасохшей крови, аподраной налилась здоровая шишка.
        Перед глазами все плыло, мысли путались, иКлим несразу осознал, чтомотор неработает, аавтомобиль слишком уж заносит изстороны всторону. Впереди маячил элегантный белый автомобиль споднятым кожаным верхом — именно он тянул их натросе.
        Клим уже ничего непонимал: гдеони находятся? Куда едут? Мимо тянулись бетонные заборы имрачные промышленные здания.
        Огосподи, сейчас его завезут накакую-нибудь брошенную фабрику иначнут выпытывать Нинин адрес…
        Рабочие кварталы сменились старинными домами сбашенками, флюгерами ирыжей черепицей накрышах.
        Едущий впереди автомобиль пересек мост изатормозил перед роскошным светло-серым зданием, украшенным барельефами искульптурами. Сергей высунулся измашины:
        —Эточто — контора Рейха?
        —Нувонже написано: «Reichs»! — отозвался водитель, показывая наогромную надпись подкрышей.
        Ефим прикрыл курткой руку сревольвером инадел наКлима шляпу — чтобы невидно было его раны наголове.
        —Вылезай! — приказал он. — Сделаешь хоть шаг всторону — получишь пулю. Понял?
        Клим струдом выбрался измашины иогляделся. Двери здания были раскрыты, ивних то идело заходили посетители, разодетые вдорогие пальто смеховыми воротниками. Вголубом небе развевался черно-красно-желтый флаг, аподним, наполукруглом фронтоне красовался герб, содной стороны которого было написано «Reichs», асдругой — «Bank». Этоздание неимело никакого отношения кОскару Рейху, этобыло отделение центрального банка Германии!
        —Вперед! — подтолкнул Клима Ефим.
        Онипрошли мимо белого автомобиля, вкотором сидела женщина внизко надвинутой наглаза шляпке и — господи помилуй! — Зайберт!
        —Данке! — помахали им Сергей иЕфим.
        Зайберт криво улыбнулся вответ.
        Онивошли воперационный зал, украшенный мозаичными колоннами ивосьмиугольными светильниками вобрамлении сложных узоров. Мимо сновали клерки спапками вруках.
        —Мы,кажется, нетуда приехали, — пробормотал Ефим внедоумении.
        Сзади послышался стук каблуков. Клим оглянулся иувидел Нину иЗайберта.
        —Руки вверх! Этоограбление! — выкрикнул тот тонким голосом.
        Клим толкнул Ефима исам упал напол. Грохнул выстрел, завыли сирены, завизжали женщины, ивтуже секунду все выходы были перекрыты стальными решетками.
        Грабителей — пятерых мужчин иодну женщину — повязала охрана, ачерез десять минут прибыли полицейские иподаплодисменты публики вывели арестованных избанка.
        Клим улыбался, глядя наНину, — наручники смотрелись наней довольно странно.
        —ВысЗайбертом, конечно, спасли меня, нотеперь нас посадят надесятьлет.
        —Хорошобы водну камеру ибезЗайберта. — проговорила она, изовсех сил стараясь держаться молодцом.
        Эпилог

1.
        Наэтот раз Зайберт сам непришел навстречу сОскаром. Вечером он позвонил ему вгостиницу исказал, чтовынужден был отправиться поделам вГамбург.
        Наследующий день Оскар узнал подробности изгазет: оказалось, чтоЗайберт спас двух белоэмигрантов — Клима Рогова иего супругу, закоторыми охотились чекисты сфальшивыми паспортами инелегально ввезенным оружием.
        Оскар был внесебя отярости: самтого неведая, Зайберт подставил его подудар. Благодаря его наводке, полиция схватила Ефима, итот запросто мог рассказать следствию, ктоприказал ему похитить Клима Рогова.
        Оскар придумал новый план: поймать Зайберта навзятке, припереть его кстене ипотребовать, чтобы он изменил свои показания. Пусть выставит Рогова иКупину мошенниками, которые оговорили сотрудников советского полпредства ивынудили Зайберта сделать тоже самое. Убелоэмигрантов вГермании была плохая репутация, такчто приумелом подходе их можно было обвинить вчем угодно.
        Секретарь целый день названивал Зайберту, инаконец, тотобъявился.
        —Выуже вБерлине? — спросил Оскар. — Давайте все-таки встретимся изавершим наши дела. Выможете подъехать комне вгостиницу?
        НоЗайберт ответил, чтонехочет ездить погороду скрупной суммой, ипоэтому будет лучше встретиться вотделении Дойче Банка исразу положить деньги вячейку.
        —Хорошо, приезжайте впять часов, — проворчал Оскар. — Язакажу комнату дляпереговоров ибуду вас ждать.
        Онсамолично пересчитал деньги ипроверил все выписанные номера, апотом позвонил частному детективу Коху ипаре прикормленных журналистов, велев им тоже явиться вДойче Банк.
        —Проследите, чтобы рядом скомнатой дляпереговоров было еще одно помещение, — приказал Оскар секретарю. — Дверь оставьте чуть приоткрытой, чтобы было слышно, очем мы будем говорить.
        Зайберт прибыл точно вназначенное время.
        —Вотсумма, которую вы требовали, — проговорил Оскар, выкладывая изпортфеля деньги.
        Пересчитав их, Зайберт вышел, чтобы положить купюры вячейку, ичерез пять минут вернулся.
        —Спасибо! Дело сделано — теперь мы можем обсудить план действий.
        Дверь всмежную комнату открылась иоттуда вышел детектив Кох — угрюмый сорокалетний мужчина вдвубортном пиджаке имягкой шляпе.
        —Яявляюсь частным детективом, именя наняли, чтобы я засвидетельствовал факт вымогательства. Номера купюр, которые вы только что получили отРейха, переписаны. Унас есть три свидетеля, которые могут все подтвердить.
        —Простите, ачто именно вы собрались подтверждать? — внедоумении спросил Зайберт. — Мистер Рейх дал денег Ассоциации впомощь немцам Поволжья — чтобы мы могли зафрахтовать судно ипереправить их вКанаду. Яоплатил счет транспортной компании, только ивсего.
        Оскар вскочил из-за стола.
        —Какое Поволжье? Какой фрахт?!
        —Выже сами хотели, чтобы я помог создать вам безупречную репутацию вГермании. Вотя исоздаю.
        Стоящие вдверях журналисты переглянулись идостали блокноты.
        —Ничего непишите! — рявкнул Оскар и, схватив Зайберта заплечо, вывел его изкомнаты.
        —Ятебя похороню, тыпонял? — злопрошептал он, когда они остались одни.
        Зайберт деликатно отстранился отнего.
        —Этоневваших интересах — меня хоронить. Если уменя будут проблемы создоровьем, увас начнутся проблемы снаследством барона Бремера. Нина Купина рассказала мне кое-какие подробности извашей биографии.
        —Эточто — шантаж?!
        —Дабог свами! Этовсего лишь напоминание отом, чтоделовые люди должны договариваться между собой.
        Оскар хотел что-то сказать, нотак иненашел подходящих слов.

2.
        Зайберт сидел усебя встоловой иподсчитывал доходы ирасходы:
        История снемцами Поволжья получила продолжение, инаней можно было сколотить приличный политический капитал — большой ижирный плюс.
        Транспортная компания заплатила Зайберту комиссию зафрахт судна — тоже плюс.
        СРейхом удалось помириться — онпонял, чтостарина Генрих поступил правильно, выставив его защитником немцев зарубежом. Сделка попродаже русского леса была одобрена всеми инстанциями иподписана, аразвернутая статья пролагеря спрятана всейф.
        Минусов тоже хватало, иЗайберт собирался выставить заних счет господину Рогову. Полиция задержала Клима иНину вГамбурге, ипока там выясняли, ктоони такие искакой целью приехали вГерманию, Зайберту пришлось возиться сих детьми.
        Онисводили его сума: старшая читала лекции овреде картин иикон, амладшая рисовала картины ииконы прямо наобоях.
        Зайберт составил столбик изцифр — вочто ему обошлась еда, мыло, уголь иновые чулки дляТаты — взамен старых, порвавшихся. Сумма набегала немаленькая.
        Послышался топот, ивстоловую влетели Тата иКитти.
        —Дядя Генрих, намсрочно нужен злой ижадный принц-капиталист! — закричали они наперебой.
        Зайберт сунул листок сподсчетами вкарман.
        —Отстаньте отменя! Нетуменя никаких принцев!
        Девочки переглянулись.
        —То,что надо! — обрадовалась Тата. — Звучит очень по-капиталистически. Мыувас там золото нашли: выдолжны нанего сесть ичахнуть!
        —Какое золото? — испугался Зайберт.
        Онвспомнил околлекции царских монет, спрятанных вмузыкальной шкатулке, иему стало дурно. Неужели дети их нашли?
        —Ничего нетрогайте! — завопил он. — Золото — этонеигрушки!
        —Новедь других игрушек увас нет, — сказала Китти.
        Зазвенел электрический звонок, иЗайберт побежал открывать, всем сердцем надеясь, чтоэто пришли Клим иНина.
        Этодействительно были они — помятые, взволнованные и, кажется, счастливые.
        —Мама ипапа приехали! — завизжала Китти.
        Зайберт нестал им мешать целоваться иобмениваться бессмысленными восклицаниями. Онвышел набалкон, закурил сигарету идостал изкармана счет запредоставленные Климу услуги — чтобы еще раз все проверить.
        Внизу фрау Хаусвальд счищала скрыльца нанесенный заночь снег. Увидев ее, Зайберт позабыл обовсем насвете инечаянно выпустил счет изрук. Ветер подхватил его ибросил ей подноги.
        —Вы,кажется, уронили… — проговорила фрау Хаусвальд. — Этоваша бумажка?
        Онзамотал головой:
        —Нет-нет, немоя. Если несложно, выкиньте ее, пожалуйста.
        Ещенехватало, чтобы фрау Хаусвальд прочитала, чтотам написано, иподумала, чтоон жадина икрохобор.
        —Ямогу узнать ваше имя? — спросил Зайберт. — Ато мы уже несколько месяцев живем рядом инезнаем, каккого зовут. Я — Генрих.
        —Ая Гертруда.
        Зайберт улыбнулся отуха доуха. ИмяГертруда вСССР расшифровывалось как«Героиня Труда».

«Вотуедут мои незваные гости, ия позову ее пить какао», — решил Зайберт.

15октября 2009 — 12августа 2015гг.
        Обавторе
        Яродилась в1975году вНижнем Новгороде всемье, гдевремя иденьги тратили накниги.
        Мояюность пришлась наэпоху перемен: прежние ценности рассыпались впыль, ановых никто непридумал. Яездила верхом, упивалась мемуарами Ариадны Тырковой-Вильямс истаралась несмотреть телевизор. Самым интересным местом дляменя были библиотеки сих чугунными лестницами, таинственными подвалами инесравненным запахом старых фолиантов.
        Яработала адвокатом, преподавала вуниверситете ивсвободное время писала. Этобыл долгий инепростой путь — совзлетами, поражениями иреинкарнациями.
        Мояпрофессия — этонечто среднее между археологией иалхимией. Яизвлекаю насвет божий давно забытые материалы и, смешивая бесчисленные ингредиенты, ищуфилософский камень.
        Наткнувшись нановую тему, яотправляюсь впутешествие — вКитай, Аргентину илиРоссию — итщательно изучаю источники, хожу «потем самым мостовым», дышу «темсамым воздухом» — апотом все переношу вкниги. Каждый роман — эточереда открытий, икаждый раз мне хочется поделиться находками, увлечь страстью — именно поэтому я трачу отпущенное мне время написательство. Вкаком-то смысле это поход затридевять земель заживой водой, преодоление трудностей исчастье вконце пути.
        Внастоящее время я живу вКалифорнии, впригороде Лос-Анджелеса. Мояжизнь проходит вбелом кресле записьменным столом перед двумя экранами иклавиатурой. Яработаю повосемь-десять часов вдень, невсегда присутствую вреальности ивыныриваю изсвоих миров только длятого, чтобы глотнуть кислорода иснова уйти вглубину.
        Мойофициальный сайт — www.baryakina.comwww.baryakina.com(http://www.baryakina.com/)
        Анасайте www.avtoram.comwww.avtoram.com(http://www.avtoram.com/)
  — выможете ознакомиться смоими лекциями истатьями описательском мастерстве ибизнесе.
        notes
        Сноски

1
        Комунистический интернационал (сокращенно — Коминтерн) — международная организация, объединявшая коммунистические партии различных стран в1919 —1943гг. Финансировалась восновном засчет СССР изанималась подготовкой Мировой революции.

2
        Рыков, Алексей Иванович (1881 —1938) — председатель Совета народных комиссаров СССР.

3
        МОПР — Международная организация помощи борцам революции; Добролет — Общество добровольного воздушного флота; Автодор — Общество содействия развитию автомобилизма иулучшению дорог.

4
        В1920 —1940гг. Каунас был «временной столицей» Литвы, т.к. Вильнюс был захвачен Польшей.