Мне тебя надо Анна Леонидовна Бабяшкина
        # Что остается мужчине: сделавшему карьеру, научившемуся манипулировать людьми и разочаровавшемуся в любви? Правильно, разрабатывать теорию нового мира и играть в отношения. Право, это так заманчиво: тысячи женщин мечтают о любви, а с появлением Интернета и сайтов знакомств можно найти подругу в любом городе, куда главного героя закидывает судьба и работа.
        И пусть кому-то покажется странным, что парень, твердящий об идеалах и духовности, заводит пятерых подруг в разных городах, выступает против детей, подумывает о стерилизации и мешает встрече влюбленных… Он знает, что делает. Он просто не знает всех последствий.
        Анна Бабяшкина
        Мне тебя надо
        Значит, так. Меня зовут Денис Новиков. Я хороший парень. Даже нет. Не верно. Я не просто хороший - я клевый. Классный. Я крутой. Не верите? Ну и не надо, это все равно так. Хотя этого многие и не замечают. Люди просто не успевают рассмотреть меня, они вообще не очень-то вглядываются друг в друга - смотрят, но не видят. А уж при моем-то образе жизни, пожалуй, ни одно зеркало не успевает запомнить мое лицо. Не говоря уже о том, что вряд ли найдется зеркало, которому довелось бы отразить меня и в зимней, и в летней одежде. Обычно я смотрюсь в одно и то же зеркало около трех недель. Потом зеркала меняются. Такая жизнь.
        С людьми еще хуже. Они хуже зеркал и хуже компьютеров. На первых еще задерживаются какие-то тени и пыль. И если, уезжая, написать над раковиной на запотевшем стекле пальцем «Денис - клевый чувак», то с большой вероятностью, когда вернешься через год в ту же гостиницу, напустив в ванную пара, увидишь, как из зеркала проступают оставленные двенадцать месяцев назад буквы. Хвала ленивым горничным. Компьютеры тоже довольно стойко хранят однажды забитые в них сведения. Люди не такие. Они не помнят ничего и никого. Вот, например, сегодня, когда я проводил очередной обучающий семинар по ERP для нижегородского офисного планктона, какая-то розовая мымрочка продребезжала:
        - Простите, Виктор, вы не очень понятно объяснили про маршрут визирования договоров сбыта в вашей системе. Расскажите еще раз!
        Виктор! Какой на хер Виктор?! И это при том, что я уже неделю торчу в этом сраном Нижнем Новгороде и уже четыре дня подряд каждое утро напоминаю своим дебилоидам, что меня зовут Денис Новиков. Я даже им улыбаюсь, чтобы вызвать в их маленьких мозгах какие-то положительные эмоциональные реакции, способствующие запоминанию. У меня даже бейджик на груди висит: «Денис Новиков. Innovation & Consulting. Ведущий консультант по внедрению ERP». Денис, Де-нис, Д-е-н-и-с! Неужели это так сложно запомнить?! Впрочем, некорректно протекающие в ее мозгу химические процессы и лужицы тормозной жидкости, которые заполняют ее черепную коробку, конечно же не стоят такой сильной моей эмоциональной реакции. Это вообще факт, не достойный внимания. Это просто иллюстрация.
        Но ничего, скоро, совсем скоро и она, и ее хихикающие подружки, очень веселящиеся над тем, что я надел колпачок маркера не на тот его конец и оставил на щеке широкую черную полосу, запомнят мое имя. Оно будет им сниться. И в эротических снах, и в кошмарах. Бикфордов шнур уже разложен. Мне нужно лишь назначить время и поднести спичку. И процесс начнется. Впрочем, об этом пока рано. Вавилонская башня, которую я выстроил, так грандиозна, прекрасна и величественна, что я хочу, чтобы вы постепенно прониклись всей ее мощью. Не спеша оценили, как мастерски выложен фундамент, как искусно держатся арки, как легка и одновременно прочна конструкция. И только потом я намерен показать вам общий вид, панораму этого шедевра. На пару секунд. Прежде чем все рухнет и мир изменится.
        Но этой пары секунд вам хватит, чтобы понять: только очень сообразительный и упорный чувак мог построить такое. Вы скажете так про меня. Я не хвастаюсь. Я просто не люблю прибедняться. Самоуничижение - повадка кокетничающих слабаков. Я исповедую честный цинизм сильных.
        Как вы уже поняли, я умный. Моя работа связана с очень высокими информационными технологиями. Я имплантирую в тело предприятий Супермозг и готовлю стафф для его обслуживания. Я служу кибер-мегамонстрам под названием ERP. Наверное, я и сам в какой-то степени придаток и стафф этого монстра, но я, так сказать, монстр третьего уровня. Прокачанный. Посвященный. ERP - это гигантская нервная система, в которую стекается вся информация от всей периферической шелупони какого-нибудь завода или даже целой транснациональной корпорации. Вы, разумеется, не поняли, но я объясню нагляднее: каждое утро вы пьете какой-нибудь растворимый кофе типа
«Бодряч. com» и отправляетесь к своим офисным норкам, чтобы там снова разбодяжить той же бурды и сесть с чашечкой у мониторчика. И так делают миллионы людей по всему миру. Миллионы ложечек позвякивают в чашках с тем же сублимированным кофе. Этот звон следует за линией восхода солнца по всей планете и не замолкает ни на минуту. Этот процесс никогда не останавливается благодаря ERP. Это она чутко собирает всю информацию обо всем, что имеет какое-либо отношение к священному ритуалу по всему миру, и сигнализирует: «Тревога, тревога! Неурожай низкосортного кофе в Бразилии! Срочно нужно докупать ресурсы в Колумбии!» Это она вздрагивает, внезапно обнаружив, что в каком-то регионе продажи «Бодряч. com» резко начали падать, и тут же запускает там ответный рекламный удар. Это она отслеживает текучку кадров на заводах по переработке и вовремя повышает зарплаты служащим. Это она подсчитывает прибыли. Стафф в Бразилии, России, Японии, Корее и Швеции вбивает свои местные циферки в правильные таблички, и ERP выплевывает им в ответ графики, стратегии и директивы, составленные с учетом интересов системы в целом. Она
действует как мозг, аккумулирует информацию и делает выводы.
        Что делаю для этого мозга я? Когда система дотягивается своими щупальцами до нового заводика по расфасовке где-нибудь на окраине Российской империи, туда тоже требуется протянуть нервное окончание и обучить персонал его обслуживать и общаться с системой. Это и делаю я. Я переезжаю из одного города в другой, с шоколадного завода на автомобильный, с чаеразвесочной фабрики на йогуртовую кухню, а потом - к производству собачьих кормов или стиральных порошков. Подключаю ERP и объясняю, как с ней жить. Так что я живу везде и нигде. Но считаю себя москвичом.
        Вообще-то на самом деле я из Твери. И по образованию я - программист. Но в какой-то момент я понял, что в провинции карьеру не сделаешь. Все деньги - в Москве. Я нашел эту работу, прошел адаптивный тренинг и стал вполне преуспевающим менеджером с соцпакетом, пластиковой карточкой, служебным ноутбуком и оплачиваемым мобильником. Нередко я даже летаю в командировки бизнес-классом. Селюсь только в хороших отелях. У меня есть множество голубых и синих рубашек, желтых галстуков. Есть еще розовые рубашки и серые галстуки. Я стильный. Я в форме - занимаюсь китайской гимнастикой «пять жемчужин» по утрам. И не бухаю - алкоголь депривирует серое вещество. Этот способ повышения эндорфинов приемлем лишь для низкоорганизованных существ.
        В силу внешности и социальных факторов я нравлюсь девушкам. Но девушки у меня нет.
        Вы, наверное, уже решили, что у меня нет девушки из-за того, что я нигде не задерживаюсь.
        И еще (и это скорее всего) вы подумали, что я просто дико самовлюбленный чувак со страшно раздутым эго. И поэтому девушки меня сторонятся. Конечно, вы так и подумали - все мы доморощенные психологи, склонные делать выводы из недостаточной информации. Подождите, скоро поступит информация, которая позволит вам сделать более корректные догадки.

* * *
        Наверное, если бы в мире был человек, который ежесекундно мог бы (и захотел бы!) наблюдать за внешней стороной моей жизни, то он счел бы меня страшно аморальным и бездуховным. Еще бы - пять разных девушек в разных городах России считают меня своим бой-френдом. Ну, или состоят в отношениях. Если бы кто-то просто подглядывал и подслушивал за мною, он бы точно решил, что я - по-половому озабоченный чел с маленьким членом. И был бы не прав. Потому что все самые главные процессы человеческой жизни протекают в мозгу. Они скрыты от постороннего. Открыть свои тайны могу только я сам.
        Так вот: на самом деле вы не поверите, но меня больше всего волнует духовность. А точнее говоря, катастрофическое падение духовности в современном мире. И я знаю, как спасти ситуацию. И мои девушки, мои избранные, те, кто считает себя моими невестами, помогут мне в этом. Ну, не они одни, конечно.
        Формально точкой отсчета, с которой все началось, можно считать 11 января этого года. В полувымершем офисе ошивался лишь низкооплачиваемый персонал. Все более-менее уважающие себя менеджеры и специалисты взяли затяжные новогодние отпуска и катались на лыжах с гор или лупились в солнечное небо Гоа. Работали над пополнением флэш-карт своих фотоаппаратов. Чтобы потом, вернувшись, наглядно всем продемонстрировать, какой активной и насыщенной жизнью они умеют жить. Что они вполне полноценны и в их жизни есть не только работа, но и кое-что другое: друзья, любимые, дети, спорт, бухло и прочие признаки гармонично выстроенной судьбы. Такие фотографии должны быть у каждого. Чтобы повесить их в каком-нибудь блоге, сайте типа «В контакте» или на «Одноклассниках». Или на сайте знакомств типа «Мамбы. ру».
        Так вот, пока высоко- и среднеоплачиваемый офисный планктон заготовлял собственные фотографии на фоне популярных пейзажей, чтобы потом заполонить этими однообразными снимками «народные» сайты, низкооплачиваемая часть конторских служащих изучала эти самые сайты, завидуя чужому расслабону и мечтая, что рано или поздно и они точно так же сфотографируются в ярком горнолыжном костюме на фоне искрящегося сугроба. И что они через полгодика-годик точно так же будут на пляже попыхивать косячком в объектив фотоаппарата.
        Я мог позволить себе и то, и другое, и третье - и лыжи, и пляж, и косяк. Но я остался в Москве и сидел у своего рабочего компьютера. Тот короткий период, когда из-за новогодних каникул в бесконечных командировках перерыв, я хотел провести в Москве. Потому что хоть я и снимал свою квартиру уже полтора года, она все еще была слабо обжита. И больше походила на гостиничный номер. Мне это даже нравилось, захотелось пожить жизнью совершенно обычного москвича, который каждое утро едет на службу в метро, пьет кофе с сослуживцами, ходит на обед в соседнее кафе, смотрит рассылаемые по корпоративной почте коллегами «прикольные видео из интернета», торчит на пустопорожних сайтах и треплется по аське. Такой этнографический интерес.
        Ну и еще я пытался распланировать свои действия в Самаре, куда должен был на днях отправиться. Мне не предстояло там делать ничего экстраординарного. Все обычные процедуры завершающего этапа внедрения. Но эта поездка все же должна была стать не совсем обычной: с нового года у нас вступили в действие новые правила. И если раньше на финальный этап отводился месяц, то теперь три недели, и ни днем больше. Спасибо долбоебу Васе Кузнецову. Вася тоже работает старшим консультантом по внедрению, так же, как и я. Но, в отличие от меня, он весь предыдущий год рвал анус и каждый раз загонял себя и всех, работающих над его проектом, чтобы сделать все в минимально возможные сроки. «Быстрее, быстрее! Надо поторапливаться! Деньги любят скорость!» - любимая присказка Васи. Он действительно внедрил больше систем, чем любой из нас за это же время. И в результате начальство решило, что и все должны так же суетиться, как он. Меня это подбешивало. Вот и сейчас он не отправился на какой-нибудь курорт, как все вменяемые люди. Он тусовался в офисе. И если все делали это расслабленно и все еще празднично, то Вася, как
всегда, гнал волну. Перед самыми праздниками он закончил работу на объекте «мебельная фабрика» в Костромской области и теперь лихорадочно сновал по разнообразным сайтам, собирая данные о всевозможных мебельных производствах, обзванивал их, выясняя, установлена ли там уже ERP. Он тупо хотел по-быстрому клонировать уже заточенную под мебельное производство систему где-нибудь еще. Без дополнительных усилий и напрягов на доводку и заточку ERP-модулей под индивидуальные потребности клиента. Его даже не смущало, что в эти дни на фабриках не было никого, с кем можно было бы предметно разговаривать. Он продолжал висеть на сайтах и на телефоне. Я старался не обращать на него внимания. Я вообще стараюсь держаться от него подальше.
        И вот я сидел у своего компьютера, лениво сканируя описание апдейтов нашей системы, а больше прислушиваясь к бессмысленному трепу девчонок за соседними компьютерами. Благо в офисе у нас опен-спейс и полная демократия: крутышки и
«середнячки» не разбросаны по разным этажам и не разделены дверями с магнитными чипами. Все у всех на виду и на слуху. Как на хорошей тростниковой плантации, прятаться негде. Девчонки тупили: они залезли на сайт знакомств и развлекались прогрессивным святочным гаданием: открыв страницу с анкетами парней, они пытались вызнать, каким же будет их суженый.

«Седьмая страница третий сверху»,- мечтательно закатывала глазки одна. А другие тут же открывали анкету чудака, которому оказалось не западло вывесить свою морду на всеобщее обозрение и рекламировать себя, как залежалый товар. «Купите, а то мне не продать, никто не берет». Ну, это их, этих чуваков, проблемы. Мне интереснее девчонки.

«Ну кто там, девочки?» - нетерпеливо спрашивала «водящая».

«Симпатииичный,- тянула в нос „гадалка“.- Смотри, брюнет. 32 года. Стабильный средний доход. Увлекается боксом. Ух ты! Изучает японский язык!!! Танька, ну-ка давай вспоминай, где ты можешь подцепить какого-нибудь японоведа?»

«Японовед?- тут же нависали за плечами „гадалки“ другие девчонки.- Не может быть! Врет небось! Он такой смазливый - наверное, жиголо какой-нибудь. Или фитнес-тренер».

«А мне нравится».

«У меня был похожий парень. Так он в ванной дольше меня торчал!»

«Ну все, посмотрели и хватит. Кинь Таньке адрес этой анкеты и давайте мне теперь погадаем! Страница 77 восьмая анкета сверху!»

«Страница 300 четвертый снизу!»

«Пятисотая страница и первый Алексей, который на ней попадется. Мне по всем гаданиям выходит, что мужа будут звать Лехой».
        Звучали какие-то совсем астрономические цифры: анкета номер 18 756, анкета номер
20 554, и даже анкета номер 100 213.
        Завороженный этими большими числами, я не сразу услышал, что девчонки уже наигрались в свои девчачьи игры и теперь решили поразвлечься за мой счет. Похихикать над кем-то живым, доступным «в реале», конечно, гораздо веселее, чем обсуждать неких неизвестных мужиков, которые даже не покраснеют, не пошлют по эротическому адресу или не ущипнут за жопу в ответ на все издевки. «Разогревшись» на мужиках из Интернета, женщины возжелали более осязаемой жертвы. Подвернулся я.
        - Дениска!- села задницей на край моего стола самая развязная из девиц, рыжая подтянуто-сухая, я бы даже сказал костлявая, Машка.- Давай мы тебе тоже погадаем. Назови номер анкеты!
        Я взглянул в нижний правый угол своего монитора и, ни секунды не мешкая, начал выключать компьютер. Часы показывали семь вечера. Зависать в офисе без серьезной причины - не в моих правилах. Работа должна занимать в жизни ровно столько места, сколько это необходимо.
        - Спасибо, девочки, как-нибудь в другой раз!- Я помахал коллегам рукой и пошел к дверям.
        - Кто работает строго по расписанию, рискует попасть под списание,- напутствовал меня в спину поговоркой собственного производства Вася, все еще продолжавший торчать у монитора.
        Я хотел послать его, но сдержался:
        - Вася, есть и другая поговорка: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Не надорвись.
        Вася лишь усмехнулся и пошевелил бровями, пытаясь изобразить моральное превосходство. Девчонки с любопытством наблюдали за нами и, кажется, надеялись, что мы подеремся или что-то вроде того. Обломитесь.
        Когда я уже открывал дверь, Машка бросила мне в спину:
        - В общем, она будет из Питера и работать на радио диджеем! Извини, мы сами загадали за тебя. Брюнетка!
        Чертовки! Наверняка они знают. Хотя откуда бы им знать? Простое совпадение? Скорее всего. Я ни с кем не разговаривал здесь о своей личной жизни. И не потому, что пытаюсь что-то скрыть. Никто не спрашивал. Надо же так подгадить под конец дня!
        Впрочем, когда я вышел на улицу и поднял руку, чтобы поймать такси, я уже забыл об этом микроэпизоде. На пятничный вечер у меня были большие планы: во-первых, клубный концерт одной из самых глубоких, на мой взгляд, современных групп - «Rowan Tower». Концерт, конечно, рвущий башню, выводящий на другой уровень мироощущения, но такой, после которого наваливается беспредельный загруз. После него обязательно нужно что-то «заземляющее», возвращающее к повседневному бытию. Поэтому сразу после я собирался в другой клуб - «Лондон», где все на возбужденно-радостной волне, чтобы компенсировать суровую отрешенность «Rowan» пусть и деланым, но позитивом. Это как после какой-нибудь уединенной медитации на ветреном берегу моря хочется окунуться в многолюдную, веселую и пьяную толпу. Чтобы снова почувствовать себя в теле, разогнать замедлившуюся кровь, взбодрить пульс. В «Лондоне» я намеревался склеить какую-нибудь девчонку - ничего далекоидущего, так, на пару дней, just for fun. Это был хороший план начала выходных.
        Район, где располагался наш офис, вписанный в модный «Бизнес-парк», по сути - бывшая промзона. Машины здесь ездили редко, особенно во время каникул. Я довольно долго простоял на обочине с поднятой рукой, прежде чем поймал тачку. За это время и Вася все-таки решил слиться из офиса. Он прыжками проскакал мимо меня к своей подержанной «бэхе икс 5», которую купил примерно месяц назад. Резко развернулся и, изображая паханскую щедрость, предложил подвезти. Я отказался. Подмораживало. Видимо, только благодаря этому Вася не попытался прочитать мне проповедь о том, что если я буду работать в том же темпе, что и он, то тоже смогу купить тачку. Если бы я хотел, она бы у меня давно была. Но к чему автомобиль человеку, который проводит в этом городе пару недель, а потом уезжает в затяжные командировки? Ради чистого понта, хе-хе.
        Вечером все пошло немного не по плану, но даже лучше, чем я ожидал. Уже на концерте меня самого склеила вполне занимательная девица. Как говорил герой «На последнем дыхании»: «Нет, не красивая. Забавная. Это намного лучше».
        Она медленно скользила между столиков, раскачиваясь в ритм музыки, как среднеазиатская кобра. Левой рукой то и дело поправляла на голове яркий радужный берет с зеленым помпоном, а правой беспрерывно жала на спуск фотика. Она буквально прилипла ко мне, видимо намереваясь потратить всю флэшку на мое лицо.
        - Нравлюсь?- кивнул я.
        - Ага, ты красивый.
        - Любишь все красивое?
        - Еще как!- без кокетства закатила она глаза.- Истина, красота и любовь - все стремятся к этим трем вещам.
        - И ты тоже?
        - А я больше всех.
        - С красотой ты угадала, это действительно ко мне. Насчет истины я, пожалуй, тоже довольно продвинут. С любовью хуже.
        - Ничего, это лечится.- Она окинула меня оценивающим взглядом, рассматривая уже впрямую, не через монитор фотика. Выключила фотоаппарат, села рядом и достала сигарету.- Ты куда потом?
        - Подвигаться. Думаю, в «Лондон».
        - Я с тобой,- запросто кивнула она, как будто не оставляла мне ни одного шанса, что у меня могла быть какая-то другая компания или меня могла ждать другая девушка.
        Почему она так решила? Меня это царапнуло. Я же не выгляжу каким-то никчемным, никому не нужным лохом. Наоборот, подозреваю, я произвожу впечатление весьма притягательного парня. Вот и она сказала, что я красивый. Впрочем, что-то я чрезмерно разрефлексировался.
        В конце концов, я решил не сопротивляться. Надо принимать то, что жизнь сегодня посылает мне. Видимо, вселенная сама идет мне навстречу и отвечает на мои запросы чуть быстрее, с опережением. Хотел склеить девицу - вот она, вникай.
        - Тамара,- представилась девчонка.
        Как же ей не подходило это царственное имя! Она напоминала скорее мальчика-пажа, которому и собственное имя-то не положено. А только обозначающее статус словосочетание «третий паж ее величества». Короткая «креативная» стрижка с дико торчащим «хохолком» на макушке и косой челкой. Как у эмо-герл. Но натурально-русого цвета. Не по-женски прокачанные руки и широковатая грудная клетка, узкие бедра. Но все-таки она выглядела девушкой, а не мечтой педика-педофила. Ее спасала сочная грудь и узкие, очень ухоженные кисти рук. Она знала, что у нее красивые пальцы, и всячески это акцентировала. Перстень с огромным винно-красным камнем, гипнотизирующая пластика рук.
        На заднем сиденье «хач-мобиля», везшем нас в «Лондон», я просматривал снимки в ее фотоаппарате. Она сползла по сиденью и, запрокинув голову, косилась в окно на мелькающие огни.
        - Ты плохо снимаешь.- Я вернул ей фотоаппарат.
        Она повела бровью, но ничего не сказала.
        - У тебя на всех снимках люди «зарезаны». Зарезаны головы, руки, ноги. То пол-лица нет, то половины туловища. Какие-то «Части тела», набор для создания криминальных фотороботов, а не художественная или репортажная съемка.
        - Подчас часть лучше передает представление о целом, чем попытка уловить что-то целиком,- без тени обиды в голосе ответила она.
        Сильная девчонка. Не разнюнилась и не попыталась выскочить из машины, причитая
«дурак». Я оценил. Я умею признавать объективные достоинства людей.
        Танцевали мы недолго. Она двигалась нелепо, как ребенок, который услышал заводную музыку, но еще никогда не видел, как танцуют другие люди. И пляшет как бог на душу положит. Не красиво, но страстно и с полной отдачей. Все на нее смотрели. По-моему, никто не восхищался, но взгляд отвести было невозможно. Заодно смотрели и на меня. Это быстро утомило. Я предложил поехать ко мне. Тамара согласилась также легко и не задумываясь, как она делала все в этот вечер.
        - Ты всегда и со всеми такая?- спросил я, отправляя в плей-лист подходящие к ситуации трэки.
        - Какая?- Она отогнула угол покрывала с кровати и оценивающе рассматривала простыню.
        - Ну вот такая, как сегодня со мной. Такая открытая.
        - Ты хотел сказать «доступная»?- уточнила Там ар а.
        - Возможно, это можно назвать и так.
        - Нет, я не всегда такая. И насчет моей доступности - тебе показалось. Секса не будет.
        - Да ты что?- рассмеялся я.- Как же ты сможешь так меня разочаровать?!
        - Я не занимаюсь сексом.- Она серьезно вздохнула, перестала пялиться на простыню и вернула покрывало на место.- Я занимаюсь любовью.
        - Скажи прямо, что тебе просто не понравились мои простыни!- кивнул я.
        - И это тоже.
        - У меня есть другие.
        - Думаю, они тоже не из тех, что нравятся мне.
        - Что же мы тогда будем делать?
        Мы лежали на ковре перед теликом, пили терпкий пу эр и смотрели кино, пока не начали зевать. Перебрались на кровать и продолжили таращиться в экран, проваливаясь в сон. Она так и задремала в одежде поверх покрывала. Видимо, у нее и правда какой-то пунктик насчет постельного белья. Эти девчонки всегда слишком много воображают.
        Впрочем, мне понравился этот вечер. Он был чем-то похож на один из вечеров с Таней. Тома даже смеялась над теми же эпизодами в фильмах, которые смешили меня. А во время титров нежно щекотала мне шею. Брала мою ладонь в свою, забавно складывала губы трубочкой и игриво дула меж пальцев. Заглядывала при этом в глаза. Как будто я какой-то экстравагантный Крестный отец, которому вместо поцелуя в кольцо принято обдувать пальцы. В общем, она довольно милая. И будь я года на три моложе, точнее говоря, будь я таким, каким был тогда, я бы, наверное, даже попросил ее телефон и стал звонить на следующий же день. Или даже уже через полчаса после ее ухода. Наверное, я бы даже влюбился. Но сейчас я просто с интересом и приятной расслабленностью наблюдал за нею, как за проплывающим и исчезающим в небе облаком. Я знал, что не попрошу у нее телефона. Завтра она уйдет и, видимо, даже не пришлет мне на почту фотки моего лица, сделанные ею сегодня. Я даже подозревал, что она удалит эти фотки, еще пока будет трястись в вагоне метро на какую-нибудь свою конечную станцию. Это нормально. В этом мире и без того слишком
много социальных связей, чтобы заводить еще один мертвый аккаунт из формальной вежливости.
        Первое время в Москве я старательно забивал в телефон номера всех девушек, с которыми знакомился. Пока наконец не осознал всю бессмысленность этого процесса. Зачем? В этом мире слишком много людей, чтобы встречаться с одним и тем же человеком дважды. Поначалу я провинциально пытался «заякорить» в ближнем круге каждого человека, встречавшегося на моем пути. И уж тем более каждую девушку, выказавшую мне расположение. Сейчас я понимаю, как был смешон. Чем пышнее разрасталась социальная сеть, которую я сплетал вокруг себя, тем больше сил она требовала на свое поддержание и тем менее прочной становилась. Чем больше телефонов становилось в записной книжке, тем реже я звонил по каждому из них. И тем реже звонили мне. Каждая связь становилась все тоньше и тоньше. Наверное, психическая энергия - величина конечная и если человек направляет ее в избыточно многих направлениях, то она просто рассеивается в пространстве. Я перестал сам кому-либо звонить. Я перестал запариваться, когда не звонили мне. Научился легко отпускать людей, перестал за них держаться. Отказался от участия в этой маркетинговой гонке, в
которой мне предложено было стать для них как можно более привлекательным «товаром».
        Я даже помню день, когда я четко сформулировал для себя правило минимизации социальных связей. В те редкие выходные, которые я проводил в Москве, я ходил на лекции в Политехнический музей. Разные профессора и академики рассказывали там взрослым и образованным, но еще не застывшим в интеллектуальном самодовольстве людям о последних достижениях науки. В тот раз профессор рассказывал о нервной системе. На меня произвел впечатление эпизод, в котором он с картинками продемонстрировал, как умирает нервная клетка. Очень просто: она обрастает избыточным количеством пустых связей. Если упрощать, то выглядит это так: когда у нервной клетки в силу какого-то несчастного случая или просто из-за старости рвется связь с назначенной ей природой мышцей или органом, этот нейрон изо всех сил старается восстановить контакт. И отбрасывает один за другим «щупальца» - аксоны, которыми пытается дотянуться до «своего» пункта назначения. Фокус в том, что это невозможно: канал, по которому соединялись нейрон и родная ему клетка, заблокирован старым, разорвавшимся нервным окончанием. Так что все новые канатики просто
опутывают несчастный нейрон бессмысленными клубками ничего не дающих ему связей, иссушают его, высасывают всю энергию нервной клетки. И она погибает от истощения. «Если бы вам довелось побывать на вскрытии какого-то старика, вы бы удивились, какие клубки этих самых бесполезных аксонов в старческом мозге»,- говорил профессор. Он сказал, что современная наука уже вплотную подобралась к тому, чтобы научить нервные клетки восстанавливать разорванные правильные связи и блокировать гиперразвитие бессмысленных аксонов. Но пока нервные клетки по-прежнему транжирят энергию на всякий бесперспективняк.
        В тот день я осознал, что я - такая же потерявшая идеальную связь нервная клетка, беспомощно погребающая сама себя в искусственной социальной сети. И решил остановиться. Для начала я потерял мобильный телефон. Не то чтобы я нарочно его где-то оставил. Просто шок от осознания смысла происходящего со мной был так велик, что подсознание само отреагировало. Оно услужливо помогло мне посеять трубку, в которую были забиты телефоны людей, присутствие которых в моей жизни неоправданно и избыточно. С тех пор я редко сохраняю номера в памяти мобилы. И именно поэтому я не собирался просить у Томы ее телефон. Как бы мила она ни была.
        Если чуду суждено случиться, то оно и будет именно что чудом. А если нет, то я знаю способ прожить и без него.
        Тамара проснулась вовремя - я как раз в 21-й раз выдохнул, опуская ноги в «пятой жемчужине». Она быстро выскользнула из ванной и уселась перед компьютером с чашкой кофе. Ей надо было проверить почту. Я готовил завтрак, когда услышал, как хлопнула дверь.
        Нет, я, конечно, сам за деликатность и ненавязчивость. За комфортную дистанцию. Но это было как-то слишком уж нарочито и вызывающе. Она как будто напрашивалась на то, чтобы я выглянул из окна, позвал ее, начал расспрашивать, уговаривать, недоумевать. Только что туфельку на пороге не инсталлировала призывно. Дешевый развод. Я запер дверь, убедился, что тумбочка, где хранятся деньги и документы, по-прежнему заперта, осмотрел комнату и даже не подошел к окну. Нет, детка, я не играю в игры. Тем более в эти.
        Я принял душ. С аппетитом позавтракал трехминутным яйцом и бутербродом с сыром. Постоянная жизнь в гостиницах заметно повлияла на мои пищевые привычки. В этих отелях одинаково хорошо готовят к утреннему шведскому столу только яйца «в мешочек» и бутерброды с сыром. В сезон бывают еще неплохие овощные салаты. Невольно подсаживаешься. Запил завтрак кофе, прикидывая, отправиться ли мне сегодня в бассейн или на каток. Или попытаться, наконец, придать своей квартире жилой вид. Начать, например, с кухни и купить хотя бы турку. Хватит уже, наверное, варить элитный сорт арабики в хозяйской железной кружке. Удобная заварочная чашка для чая мне тоже не помешала бы. Как и кастрюля-пароварка. Я не собирался обрастать скарбом, только самое необходимое. То, что реально улучшает качество жизни. Никакого «собирательства» или понтов. На этот счет у меня очень жесткая философия. Когда все время ездишь в командировки, со всей очевидностью, наглядно понимаешь, как мало вещей нужно человеку для нормальной жизни. Вполне достаточно одного чемодана. Все остальное, чем обрастает среднестатистический чел,- просто мусор.
Мусор, вожделеть который его заставляют транснациональные корпорации. Это еще в «Бойцовском клубе» очень хорошо описано. Один из моих любимейших фильмов, между прочим.
        Когда я практически принял решение, что в светлое время суток займусь обустройством быта, а вечером почитаю что-нибудь неглупое, планы рухнули. Таким лошарой я не чувствовал себя уже давно. Да что там давно - по-моему, вообще никогда. Ну, если не считать того дня, когда смотрел вслед поезду, на котором Танька уезжала в Питер. Но это другое. Тогда я был идеалистическим лошарой, и это скорее факт в мою пользу. Тут же я оказался просто тупым. И это ни разу не круто.
        Так вот. Я допил кофе. Вернулся в комнату и слегка удивился, уткнувшись взглядом во включенный ноут. Точно! Я же разрешил Тамаре проверить почту с моего компьютера. Я позволил ей это без всяких опасений, потому что специально для таких вот случаев у меня в компе был заведен «гостевой» логин. Человек, загрузивший систему под гостевым паролем, не мог увидеть моих документов. Я опустился перед ноутбуком, чтобы выключить его, и черт его знает зачем полез смотреть журнал эксплорера. Окошко открылось. Я хмыкнул. Сколько бы девушка ни пыталась казаться оригиналкой, в журнале я нашел две самые банальные отчетные записи: детка побывала сегодня на «Мэйл. ру» и на «Мамбе. ру». «Тривиальный персонаж, правильно, что не стал брать телефон. Только с виду забавная»,- похвалил я себя и тут увидел, что она, видимо по привычке, ткнула в галочку «сохранить пароль». Словом, пароль и логин были на месте. Я нажал «войти».
        Так я легко и свободно оказался в ее профайле. Спасибо cookies и маленькому мозгу девушек, которые их разрешают, а потом еще и не чистят после себя журнал. «Твоему мужу несложно будет держать тебя на ладони»,- мысленно подколол я Тамару. Но мое ироничное настроение испарилось тут же, как только я заглянул в «Мои сообщения».

«Вот адрес: Вернадского, 20/3-55. Ты знаешь, что делать. На этом все. С меня хватит».
        Уууупс! Это же мой адрес. Она кому-то слила мой адрес! Мне тут же замаячили перед глазами разбросанные на столе авиабилеты за декабрь - все не доходили руки сдать отчетность по командировкам. Связка ключей, валявшаяся тут же, сама собою зазвенела. В углу комнаты распухла, сделавшись неестественно заметной, нарочитой, щегольская стильная тумбочка-сейфик. Плазма. Фотик. Ноут… Да, Денис. Ты лоханулся…
        Писала она некому Вадиму, 32, из Москвы. Причем здесь ее звали уже не Тамарой, а Елизаветой. Гмм…
        Других визави у «Елизаветы» не было. Она переписывалась только с Вадимом, и переписка эта оказалась весьма куцей.

10января, 22.22, Елизавета:
        - Привет, давай знакомиться! O

10 января, 23.45, Вадим:
        - Давай попробуем. Все в твоих руках. И даже я.;)

11 января, 00.05, Елизавета:
        - Как ты поживаешь?

11 января, 16.40, Вадим:
        - Лучше всех.

11 января, 16.55, Елизавета:
        - Можешь рассмешить меня? O11 января, 17.00, Вадим:
        - Не уверен, что мне удастся. Я знаю верный способ рассмешить только одно существо - Бога.

11 января, 17.02, Елизавета:
        - Хм… Тогда можешь применить этот способ ко мне. Мне почему-то кажется, что и на меня подействует.;)

11 января, 17.04, Вадим:
        - Рассказать тебе о моих планах? Я планирую жить долго и счастливо.

11 января, 17.07, Елизавета:
        - Не-а. Не смешно. Видимо, я все-таки не Бог. Жалко…

11 января, 17.12, Вадим:
        - А мне-то как! Я бы тоже был не прочь оказаться на «прямой линии» с Богом.

11 января, 17.13, Елизавета:
        - Это - я. Как ты понимаешь. OКто ж еще так сразу внаглую на роль Бога будет претендовать? Хахаха.

11 января, 17.15, Елизавета:
        - Я тебе завтра напишу то, что тебе надо знать. Жди.

12 января, 09.36, Елизавета:
        - Вот адрес: Вернадского, 20/3-55. Ты знаешь, что делать. На этом все. С меня хватит. Баааай!
        Вот и весь диалог. Из содержательного - только мой адрес. Черт!
        Все-таки надо было насторожиться, когда девчонка повела себя небанально и убежала вот так, даже не поцеловав на прощанье и не попытавшись всучить свой адрес электронной почты, ник в ЖЖ и номера аськи и телефона. Если уж она ломает типичную схему - и мне надо было сломать свою. Хотя бы насторожиться стоило.
        Но теперь поздно. Поездку в ИКЕА пришлось отложить. Вызвать слесарей, ждать сначала, пока они придут, а потом, пока поменяют замки. Наследили повсюду. Протереть пол. Еще раз убедиться в том, что замки работают исправно. После этого я более-менее стабилизировался и расслабился. Когда все закончилось, уже стемнело.
        Пока продолжалась вся эта возня со сменой замков, я утонул в «Мамбе». Для начала я зарегистрировался. Долго раздумывал, стоит ли мне написать от своего имени
«Елизавете», что, когда меня ограбят, я смогу не только составить ее предельно достоверный фоторобот, но и выдать ТТХ ее фотоаппарата, а также раздобыть ее видео с камер видеонаблюдения в парочке клубов, где мы побывали сегодня ночью. Потом я решил не пугать девочку. Зарегился без лишних подробностей, с почти пустой анкетой.

«Елизаветы» в он-лайне не было. Я отправил ей сообщение из серии «Привет, как дела?». Посмотрим, что она ответит. Прочитал анкету того самого «Вадима, 32, Москва». Скопировал ее на жесткий диск. Немного подумав, зарегистрировал еще одну анкету - женскую, с Танькиной фоткой, и написал ему. Я решил, что мне стоит выманить этого Вадима на встречу и посмотреть на него вживую. Может быть, даже сфотографировать. Вряд ли этот кривозубый провинциального вида урод в ушанке, который красовался в его анкете,- реальный Вадим. В Москве я таких лиц не видел уже очень давно. Только у провинциальных заводских проходных.
        Изнутри сайт знакомств впечатлял. Он завораживал бесконечностью вариантов и лиц. Больше 10 000 000 (десяти миллионов!) людей, пытающихся кого-то склеить по Сети при помощи довольно разветвленных и с выдумкой составленных анкет. И у многих ведь получается! Люди все еще верят, что в глобальной людской свалке, в которую превратился наш мир, кто-то рассмотрит их крохотный золотник. Надеются, что кто-то разглядит индивидуальность, выберет и оценит именно его, особенного и неповторимого. Верят в чудо.
        На мою свеженькую анкету тут же набросились проститутки. Причем такое впечатление, что все эти девки работали в одном борделе или ходили под одним сутенером. Потому что прайс они заявляли одинаковый: «2000 рублей - часик, 8000 рублей - ночька». Причем именно так они и писали - ночька, с мягким знаком. Чтобы не возникало сомнений - они не тратили в школе времени на зубрежку грамматики, а упражнялись в постелях со старшеклассниками, готовясь к своей будущей профессии.
        Интересно, нормальные-то бабы здесь есть? Я заглянул в десяток анкет. Девчонки разные - и красивые, и обычные. И первокурсницы, и сильно старше меня.
«Крокодилов» не попадалось - но, думаю, кое-кого приукрасил фотошоп. О’кей, а что у вас в башках? Может, кто-то поразит меня цветастым внутренним миром? Я начал беспорядочно посылать «приветы» всем подряд.
        Кое-кто вел себя совершенно необъяснимо - вдруг начинал изображать снобизм. Вроде бы тетки сами вывесили свои фотографии, причем некоторые весьма откровенные, призывно смотрели и напрашивались на знакомство, но на сообщения отвечали как-то
«через губу», без энтузиазма. Этот парадокс обескуражил. Дело во мне или дело в них? В реале вряд ли 37-летняя одинокая тетка на комплимент: «Да ты выглядишь круче многих 25-летних» обиженно брякнет: «Да, мне не 25! Поговорим, когда научишься быть тактичным». Гммм… Нет, пожалуй, не поговорим. Че-та я не втыкаю.
        Впрочем, были и вполне адекватные девчонки, даже с чувством юмора. Одну я по ошибке назвал не тем именем (ну, когда рассылаешь сразу много «приветов», немудрено промахнуться), но она лишь прислала в ответ смайлик и вопрос: «Так с кем ты хотел познакомиться-то? Со мной, Мариной, или с какой-то там Алиной?» Такая, без чрезмерной самовлюбленности.
        Но надо признать, что от самих девчонок инициативы практически не поступало. Меня не атаковали предложениями и подмигиваниями. Все как обычно. Принцессы сидят и ждут, когда их придут завоевывать. Все пытаются свалить на парней.
        Моему женскому аккаунту везло гораздо больше. Мужики сами находили меня, предлагали увидеться, делали комплименты. (Фотографию я повесил Танькину, у нее и правда довольно удачная внешность.) Причем почти все эти парни были довольно неглупыми собеседниками. С одним мы весьма содержательно побеседовали о структуралистах, с другим - о восточных единоборствах. Он увлекается карате. Третий открыл моей Тане доступ к своему рабочему ftp, где я на халяву скачал несколько клевых арт-хаусных фильмов. В общем, даже в этом мире девочкой оказалось быть куда как проще и комфортнее. Не понятно, зачем в современном мире, таком лояльном к женщинам, где для них режим полного благоприятствования, они еще за что-то борются?
        Даже тот самый Вадим, 32, Москва, откликнулся на «привет» моей Танюшки. Он оказался довольно занимательным, хоть и мутным чуваком. Много расспрашивал обо мне, моих мыслях и взглядах. Удачно шутил. Оказалось, что мы одинаково голосовали на двух последних выборах. И в целом наши взгляды на политическую систему, общественное устройство и взаимоотношения полов совпадали. Вырисовывался вполне симпатичный и интеллектуально развитый персонаж. Но что мешает грабителю-домушнику в свободное время интеллектуально развиваться и шутить?
        Его обаяние и приколы не очень-то на меня действовали. Довольно скоро мне стало очевидно, что Вадим - действительно непрозрачный парень. С грязными секретиками. Например, он уверял, что живет в каком-то маленьком провинциальном городе, но не называл его. Путался он в показаниях и насчет своей работы: то он был сисадмином, то горным инженером. И главное, уходил в глухую несознанку, когда я пытался развести его на встречу. Он как будто бы чувствовал подвох с моей стороны. Но я продолжал держать его на «крючке», радуя самым искристым юмором, на который способен, и самыми удачными Танькиными фотографиями. Наконец-то они пригодились. Потому что все эти три года, что я перекладывал Танькин фотоальбом с книжной полки в стол, оттуда под кровать, а потом опять на полку, я спрашивал себя: на хрена? Зачем мне эти фотки? Какого рожна я притащил их с собой в Москву? Почему бы просто не отнести эти клочки фотобумаги на помойку? И вот они дождались своего часа.
        Я не заметил, как пролетели выходные. Ночь с 13 на 14 января, старый Новый год, я встретил там же - у компьютера, переписываясь с людьми из разных городов, парнями и девчонками. Мне отвечал кто угодно, кроме «Елизаветы». Когда я уже выключал комп, чтобы наконец погладить себе на завтра рубашку и отправиться спать, я еще раз проверил ее анкету. Хотел посмотреть - заглядывала ли вообще на этот сайт после отправки Вадиму сообщения с моим адресом. «Владелец этой анкеты закрыл публичный доступ к аккаунту либо удалил свой профайл». Я не очень удивился. Этого следовало ожидать. Очень понятно. Странно даже, что «Вадим» не очень-то шифровался и продолжал отсвечивать на «Мамбе». Он даже прокачивал себя в рейтингах, козырял статусом vip - в общем, чувствовал себя довольно безопасно. В отличие от меня.
        Я, напротив, в эти дни жил с гаденьким ощущением подкрадывающейся неприятности. В понедельник после работы я вышел из лифта, нащупывая в кармане новые ключи от квартиры. И тут тревожный колокольчик, фоново звонивший весь день, превратился в конкретный пожарный набат.
        На двери желтел яркий стикер.

«Это не поможет»,- было написано на нем.
        Замечательно. Просто великолепно. Видимо, как раз сегодня, пока я торчал в офисе,
«Вадим» и «Елизавета-Тамара» как раз и навестили меня. Но «дружеский визит» не удался. Они обнаружили, что прежние ключи не подходят. Догадались, что я их раскусил, но решили показать мне, что их это не очень-то пугает. Довольно отчаянные ребята.
        Я запарился. Ситуация вдвойне неприятна тем, что в тот же вечер я должен был уезжать в Самару. Я оторвал стикер от двери и прилепил его на зеркало в коридоре. Вызвал такси. Поужинал. И уехал на вокзал. Мне хотелось перестать думать обо всей этой ситуации. Выбросить ее из головы. И раздражало, что мне это не удавалось.
        Только в поезде мозг слегка задвинул тему потенциального ограбления на второй план и радостно принялся обдумывать то, о чем я обычно размышляю в дороге. Если коротко: я хочу изменить мир.
        Я вспомнил об этом, как только начался привычный дорожный ритуал. Я снова с раздражением обнаружил на постели купе пакет «бесплатной прессы». Бессодержательный, насквозь фальшиво-рекламный журнал «Желдор-Экспресс», какую-то откровенно несвежую, как будто пахнущую прогорклым беляшом газету «Для тех, кто в пути», листок «Свисток», путеводитель «Недвижимость Кипра» и еще кучу хлама. Всего девять изданий. Добрые полкило макулатуры. И ведь какие-то люди тратят свою жизнь на то, чтобы производить этот никчемный беспомощный шит! Меня просто бесит, когда я представляю, что производство вот этого составляет основное содержание чьей-то жизни. Двадцать дней в месяц по восемь часов в день они тревожатся, спешат в офис к 10 утра, корпеют, тратят электричество, типографскую краску и бумагу, чтобы на постели пассажиров легло вот это. Никому не нужное. Макулатура, которая в тесном купе только мешает, и ты не знаешь, куда ее запихнуть. Я испытываю жалость и презрение к этим людям одновременно. Страшнее всего, что они наверняка искренне заблуждаются, полагая, что делают важное и серьезное дело.
        Дальше абсурд продолжился. В купе заглянула проводница и поставила на столик четыре пластиковых контейнера, набитых низкокачественной высококалорийной едой: салями в вакуумной упаковке, молочный шоколад, вафли, печенье, плавленый сырок, пончик. Тому, кто придумал, что в поезде, отбывающем из Москвы в двенадцать ночи и прибывающем в пункт назначения ранним утром, людям надо выдавать поголовно эту отраву, надо самому прописать такую диету. Чтобы он каждый вечер на ночь съедал по бутерброду, составленному из всех этих продуктов. И запивал бы еще бутылочкой колы, которая тоже услужливо выставлена на столике.
        К счастью, большинство пассажиров (по крайней мере моих попутчиков) прекрасно понимают убийственность предложенного меню. И из всего «дорожного набора» большинство в лучшем случае съедает утром йогурт. Остальное содержимое контейнера долго перекладывается, критически осматривается и, переворошенное, остается лежать там же. На столике. Утром проводницы проходят и сгребают весь этот джанк-фуд в пластиковые мешки. Сомневаюсь, что они раздают этот избыточный корм бомжам или бродячим животным. Думаю, он отправляется прямиком на помойку. А ведь на производство и этого тоже тратятся чьи-то бесценные человеческие жизни! И так во всем.
        Мы не успеваем жить, потому что большую часть бодрствования чрезмерно заняты работой, производством. Мы так заняты, что даже не успеваем заметить, что производим то, что никому не нужно. Или нужно в гораздо меньших количествах. Даже если мы обнаруживаем, что этого не надо или надо меньше, то мы не перестаем штамповать кучи дерьма. Мы просто принимаемся убеждать остальных, что им нашего дерьма надо. Мне хотелось бы изменить это. Я пытаюсь противодействовать удушающей избыточности. Беспримерной гонке на выживание. Устрашающему нарастанию скорости этой дурацкой карусели. Конечно, у меня есть глобальный план. Но я не гнушаюсь быть последовательным и на бытовом уровне. Поэтому я собрал всю причитающуюся мне макулатуру, прихватил пластиковый контейнер с жрачкой и отправился в купе проводников. Проводница посопротивлялась, отбиваясь от моей щедрости. Она тоже не очень-то знала, что делать со всем этим барахлом, которое только что с облегчением распихала из своей комнатки по столикам пассажиров. И вот теперь часть дерьма полилась назад. Но все-таки ей пришлось все у меня забрать. Я убежден, что чем больше
пассажиров будут поступать так же, как я, тем скорее человечество станет чуточку счастливее. Потому что какая-то девушка сможет уйти с работы пораньше и отправиться на свидание или прочитать хорошую книгу. Чей-то ребенок заснет, слушая мамину сказку, а не бурчанье няньки. У какого-то парня будет время пойти в спортзал, а не бессильно отрубиться перед теликом, приползая с работы в 11 вечера.
        Я вернулся в купе с чувством выполненного долга. Я был доволен собой, поэтому легко уснул. Проснулся, когда поезд уже подъезжал к Самаре.
        Морозный воздух на перроне пах битвой, гарью горящих захваченных деревень, оружейным железом, перегаром и потом. Словом, переменами.
        Держись, завод безалкогольных напитков - тебе привезли новую философию, новый стиль жизни. Тебе привезли нового тебя.

* * *
        На этом заводе я уже был два месяца назад. На этапе разработки проекта. Для описания бизнес-процессов и последующей адаптации ERP-модулей под них. Теперь работа вступала в самую приятную стадию: сопротивления материала и революционного насилия.
        Уже завтра система будет запущена и стафф, наконец, осознает, что все это были не игрушки менеджеров. Что ERP - это не бла-бла-бла, про которое конторские поговорили и забыли, а жизнь продолжается в прежнем режиме. Уже завтра на заводике начнут втыкать в новую систему, вопить, протестовать, кричать, что все плохо придумано, а они ничего не понимают, и возмущенно доказывать, что прежде было гораздо лучше и удобнее. А я буду за волосы затаскивать их в новую жизнь, за ручку подводить к «страшному ERP-монстру» и учить, в какую лапку ему надо класть кусочек сахару. То есть на какую кнопку нажимать.
        Первые дни меня будут ненавидеть. Потом зауважают. Не зафанатеют, но кое-кто подсознательно начнет подражать. Так всегда. Я люблю менять людей. Мне нравится, уезжая, видеть, что всего за пару недель они стали другими. Собираясь в командировку, я каждый раз придумываю себе какую-нибудь выразительную привычку. Чтобы четко видеть, сколько людей подсядут на ту же тему за время общения со мной. На этот раз я привез с собой калабас. Будем плющить провинциалов по теме маттэ. Забавно, что они воспринимают меня как «столичную штучку» и на них это имеет некоторое влияние. Притом, что я, например, до сих пор ощущаю Москву таким же загадочным юнитом, как и три года назад, когда снял здесь свою первую комнату. Ну то есть я не настоящий москвич.
        Совещание с местной группой по внедрению прошло нормально. Мы расписали план действий на ближайшие дни, определили тонкие места. Главный айтишник ерзал, предвкушая «большой взрыв». Это союзник. Главный бухгалтер сдержанно сообщала, что уж лучше бы начинали не с ее ведомства. Потому что у них как раз годовой отчет. И у бухгалтеров сейчас и без того высокая нагрузка, а взвалить на них еще и изучение новой системы, параллельную работу сразу в двух программах - 1С и в ERP,- это жесткое издевательство. И вообще, тренироваться лучше на кошках, на каком-нибудь другом, малозначимом отделе. Это враг. Продажи, производство и закупка пока не определились со своими настроениями. Болото.
        Работать в провинции заканчивают рано - в шесть вечера офис уже совершенно опустел. Впереди был длинный вечер. Судя по обеденным разговорам, большинство здесь, как, впрочем, и везде, проводят его перед телевизором.
        А я залез в Интернет и отправился на «Мамбу», которая оказалась довольно-таки не бессмысленным сервисом, искать себе девушку. На самом деле, конечно, я совершенно не нуждался ни в какой подружке. Мне вполне комфортно одному. Как я уже говорил, я давно победил зависимость от людей. Просто у меня возникла идея провернуть один социальный эксперимент. Недавно я смотрел фильм про опасность тоталитарных сект. Его создатели, сами того не подозревая, вместо того, чтобы запугать зрителя, выдали вполне качественную инструкцию «как построить собственную секту». Как сделать так, чтобы люди абсолютно тебе доверились, верили в тебя, готовы были ради тебя на все и ощущали тебя каким-то особенно ценным, избранным. И я решил испробовать на отдельно взятой представительнице города Самара эти методы. Реально я не нуждаюсь в каких-либо эмоциях других людей по отношению ко мне. У меня абсолютно исследовательский интерес. Такая тренировка харизмы. Мне, человеку работающему не только с технологиями, но и с людьми, это очень полезно.
        Тем более что у меня действительно были кое-какие идеи…
        Так вот, я залез в Сеть и начал искать по анкетам подходящую девчонку. Критерий отбора один: она должна быть красивой. Никакой дискриминации, но если уж и иметь дело с людьми не по работе, то я предпочитаю людей не токсичных, то есть духовных. А на материальном уровне божественное или духовное проявляется через красоту. Все эмоции и мысли человека очень четко отпечатываются у него на лице и на теле. Лень, депрессушность, неспособность к самокритичности откладываются жиром на заднице, истеричность высыпает прыщами на лице, занудство скукоживает губы, невосприимчивость к новому проступает в замороженности лицевых мышц. В общем, если девчонка красивая, то, скорее всего, у нее и с головой все не так плохо. Красивых в Самаре нашлось, и немало. Я решил не детализировать выборку и просто начал писать всем подряд: «Привет!», «Ты красивая», «Как дела?», «Давай познакомимся». Я решил, что остановлю поиски сразу же, как только появится конкретный вариант свидания на завтра.
        Девчонки не радовали разнообразием: они отвечали «приветами», просили написать что-нибудь «оригинальное» и «удивить их». В общем, ни одна не ответила «О, привет! Как я рада, что ты написал мне, ты такой классный!» Нет. Только «ну и чем ты меня будешь заинтересовывать» и «удиви меня». Что же, девочки, давайте попробуем. «Вряд ли тебя это удивит, но большинство девушек на этом сайте просят удивить их. А знаешь почему? Подсознательное желание впасть в детство, когда каждый день - новые и сильные впечатления. Желание вернуться в то время, когда все поражает. Я знаю еще пару приемов, которые на эту тему работают. Для начала давай сходим на каток и в кафе-мороженое. Как идея?» Это я написал Олесе. Она, похоже, натуральная блондинка. Очень стройная, с чуть вздернутой пухленькой верхней губкой и зелеными глазами, как у кота из «Шрэка». Вери найс.
        Параллельно я разрабатывал шатенку Настю. Она тоже желала удивиться. «Я ясновидящий. Могу доказать. Задумай пять книг, которые ты читала, а я их точно все угадаю»,- написал я ей.
        Первой ответила Олеся: «Ты не удивил меня. Ты просто в меру своей испорченности попытался объяснить, почему я хочу удивиться. Низачот! O))».- «Но я старался! Впрочем, это тоже неудивительно. «Мне кажется, я волшебник! Я вполне могу организовать вафли с неба!»
        Настя наконец тоже ответила: «Угадывай». Очень лаконично. Первая галочка в листе на отбраковку. Еще две - и признаем это направление поисков бесперспективным.
«„Преступление и наказание“, „Война миров“, „Моя семья и другие звери“, „Мадам Бовари“, „Букварь“. Угадал?» - «Нет. Ты не ясновидящий». Вторая галочка. Эй, детка, ты чего такая тухлая тут сидишь? Неужели надеешься кому-то понравиться с такими плевками из букв? Последний шанс для тебя: «А какие же книги были в твоем списке? «Здесь курят». И молчание… Да, очень тяжелая тетка. Душная. Но я все-таки продолжил раскачивать этого «социального бегемота». Предложил встретиться.
        Олесе я тоже повторил приглашение погулять и сходить поесть мороженого.
        Девочки задумались.

«Я еще тебя совсем не знаю, чтобы уже встречаться вживую. Давай спишемся завтра еще, а там посмотрим». Это Настя.
        Олеся тоже колебалась. «Ну давай я тогда тебя просто встречу после работы и провожу до дома?» - «Ну ок!»
        Задача выполнена. Стрелка забита. Успешный манагер успешен во всем.
        На следующий день я ушел с работы на полчаса раньше, хоть это было и нелегко. Бухгалтерия оказывала организованное сопротивление. Тетки как будто нарочно заморозили мозг и категорически отказывались им думать. Они всячески делали вид, что не понимают логику новой системы и не могут самостоятельно совершить в ней ни одной операции. Овцы! А что будет, когда прозвучит волшебное слово «интеграция»? Неприятно еще и то, что у меня слишком мало времени, чтобы быть с ними по-настоящему терпеливым. Даже издевательски-терпеливым, что обычно в конце концов покоряет и не таких персонажей. Мне приходится их «поторапливать» и слегка чморить, разжигать интеллектуальную соревновательность вместо создания здоровой обстановки комфортного сотрудничества. Ладно, прорвемся.
        Олеся сидела в окошечке банка и проводила банковские операции. Ее рабочее место действительно выглядело как операционная; ничего лишнего - ни бумажки, ни пылинки, ни даже какой-нибудь губной помады. Она сразу поняла, что это я, и улыбнулась глазами. Я кивнул и вышел на улицу. Минут через семь она вышла следом. Короткая светлая дубленка. Круглая шапочка из серебристой норки. Нейтральные офисные брючки цвета фисташки. Сапоги на каблучке. Прикид без полета, но и без явных изъянов. Изумрудно-зелеными глаза выглядели из-за специальных цветных линз. Но зато волосы оказались настоящими.
        Мы шли по скользкой улице. Она потешно семенила на своих каблучках, видимо опасаясь навернуться. Я предложил ей свой локоть. Она на секунду замешкалась, но уже в следующий момент перевесила сумку на правое плечо, а освободившейся левой взялась за меня.
        Если моя новая теория верна, то самое непродуктивное, что можно сделать на первом свидании,- это повести девушку в кафе и устроить ей «допрос с пристрастием». Она еще не знает, насколько искренне ей стоит отвечать на твои вопросы. О чем говорить. Что именно она хочет о тебе знать. Вообще-то ей и не надо знать ничего особенного, чтобы проникнуться тобой. Ты просто не должен показаться ей глупым слабаком. Но для этого совершенно не обязательно сидеть и давиться литрами эспрессо в кофейне, рассказывая, каким ты был отличником-дзюдоистом и как тебя ценят на работе.
        В общем, я потащил ее на каток. Этой зимой страну накрыла какая-то глобальная программа: во всех городах, куда бы я ни приезжал, открыли очень хорошие катки с теплыми раздевалками и прокатом неплохих коньков. Олеся для начала посопротивлялась, причитая, что не умеет стоять на льду, она неподходяще одета и так далее. Словом, поломалась. Это вызвало во мне раздражение. Но я не показал его. Я был мягок и шутлив, но при этом вполне уверен, что нам надо именно на каток. Конечно, если бы речь не шла об эксперименте, я бы отскочил уже в этот момент. Не так уж я в ней заинтересован, чтобы терпеть нытье. Но я отнесся к ситуации, как к работе, и справился. В итоге мы зашли в первый же магаз, купили ей носки (оказалось, что под сапогами у нее только капроновые колготы), и через полчаса она уже робко катилась, хватая меня за руки, и вид у нее при этом был вполне радостный и возбужденный. Девочка не без способностей: через пару кругов она уже вполне уверенно отпустила мою руку и поехала самостоятельно. Но тормозить предпочитала, утыкаясь в меня. Каждый раз, когда она норовила шмякнуться, я оказывался рядом и
очень уверенно ее ловил и поддерживал. Мы перекидывались ничего не значащими фразами, но между делом я дал ей понять, что:

•я не жадный (и речи не может идти о том, чтобы она пыталась сама заплатить за прокат коньков или чай. Если я рядом - это мой вопрос);

•неплохо владею английским (я переводил ей отдельные куски песен, звучавших на катке);

•она очень способная и легко учится - я это оценил;

•я опытный, я знаю жизнь. Объездил пол-России, и мне есть что рассказать, но я не буду вываливать на нее это все и присаживаться на уши. Только в тему, между делом;

•я прикольный (я рассказал пару свежих анекдотов в тему);

•я умею принимать решения и разруливать проблемы («Не могу найти жетон на сумку, сданную в гардероб. Похоже, потеряла. Что делать?» - «Я решу этот вопрос. В сумке были какие-нибудь документы, пропуск на твое имя или права?»);

•я рад ей. Рад, что она в этот вечер со мной.
        После катка уже можно идти в кафе. Никакого алкоголя. Мороженое и чай. Только то, что органически, в силу памяти тела возвращает человека к состоянию детской безмятежности и беспечности. А значит, и доверчивости. Никаких серьезных разговоров за чаем, вроде обсуждения зарплат или политической системы. Пусть вообще забудет, что она ответственный банковский работник с высшим образованием. Лучше отгадывать загадки и сочинять вместе сказку про…
        - Про какую принцессу мы будем сочинять сказку?
        - Не знаю. А зачем это?
        Беру салфетку и рисую нечто на тонких ножках с короной и счетами в руках:
        - Такую?
        - Ну нет!
        Берет другую салфетку и рисует свою принцессу. С цветком и собачкой. Прекрасно. Будут принцессе и цветы, и собачка.
        Поймал машину, довез до подъезда и на том же такси вернулся в гостиницу.
        На следующую ночь мы ходили смотреть крещенских купальщиков-моржей. Олеся стремалась идти куда-то ночью с почти незнакомым парнем, но повод был такой целомудренно-правильный и нетривиальный, что колебалась она недолго. Моржи ныряли в прорубь с головой, истово крестясь и ухая. Мы здорово околели, пока ждали начала. Я намочил рукава дубленки, набирая из Волги крещенской воды. Срочно требовалась реанимация теплом. Все кафе в этот час, естественно, были закрыты. Так что мы с Олесей неизбежно оказались в моем гостиничном номере. Она утонула в свитере и шерстяных носках, связанных моей мамой, и включила чайник. Я спокойно переодевался при ней - как родители раздеваются в присутствии своих детей, ничуть их не стесняясь. Как будто бы в этом нет совершенно никакого сексуального подтекста. Она делала вид, что не очень-то смотрит, но, очевидно, смотрела и оценивала.
        Я осторожно протер ей лицо ледяной крещенской водой. Тоналочка ее слегка поплыла, под ней обнаружились очень свежие розовые щечки.
        Она тоже протерла мне водой лоб и нос. Я смотрел ей в глаза, когда она касалась лба, и закрыл веки, когда она добралась до щек. Одна капля скатилась со щеки на губы. Олеся коротко меня поцеловала, как будто просто выпила эту каплю. Мы обнялись и молча замерли. Она смотрела в окно. Там, за стеклом, она, скорее всего, даже наверняка, видела крещенское небо. Занавески не были задернуты. А я уперся взглядом в картину на противоположной стене. Банальная гостиничная пастораль: пастушок и стадо овечек в жаркий летний день на опушке леса.
        На какое-то время я даже забыл, что это я тут веду партию. Что я не собираюсь
«подсаживаться» сам, а, наоборот, собираюсь «подсадить» этого человечка на себя. Точнее, даже не на себя лично, а на этот наркотик инфантильного уюта, атмосферу безопасности, игры, беспечной свободы и полного приятия, которую я для нее создаю. Я вдруг забыл об этом. Я сам вдруг почувствовал себя так, как хотел, чтобы чувствовала себя она. Такое бывает, когда сам гипнотизер, если он неопытен, поддается действию раскачиваемого им гипношарика. К счастью, у меня хватило собранности осознать этот момент собственной очарованности и вернуться к себе - настоящему.
        Вернули меня в сознание те самые овечки. Все-таки у меня был план.
        Мы пили чай с медом и смотрели в окно. Я рассказывал про звезды. Потом мы с моей подачи начали петь. Тихими низкими грудными голосами. Дебютировали с «Песенки Умки». Олеся стеснялась, подмыкивала мотив со сжатыми губами, но потом зажим прошел. И под конец она пела даже одна. Тихим и вкрадчивым голосом.
        Сама кайфуя от собственных звуковых вибраций. Почему-то она скатилась к колыбельным. Я даже не знал, что на русском языке написано столько песен для усыпления.
        Потом она уже не стеснялась сама приходить после работы ко мне в гостиницу. Мы танцевали. Играли в «города» и «крестики-нолики». Смотрели кино. Рисовали друг друга и друг для друга. Я ее хвалил. В выходные ездили кататься на лыжах и ходили в музей. Она взялась вязать мне шарф. («Сто лет не держала в руках спицы, но для тебя мне почему-то хочется связать шарф».) Ясное дело почему: это неозвученное стремление привязать выплескивается наружу как видимый, вещный знак. Вяжи, детка, вяжи. Мне нравится это наблюдать. Все шло, как задумано.
        Сексом занялись к концу второй недели. Тем вечером мы пешком прошли от ее банка до гостиницы. По дороге я обстрелял ее снежками и даже нашел парочку подходящих сугробов, в которые не застремался ее уронить. Она визжала и отбивалась, но хохотала. Дома слушали музыку и играли в «живые картины». Я загадывал ей неслучайные образы. Она изображала гончую собаку после охоты, чайник со свистком, поющий тростник, сдувающийся воздушный шарик и даже ветер. Все для того, что в пособии по созданию секты по-английски называется overbreathing. Штука очень понятная: гипердыхание - сверхнасыщение мозга кислородом - легкая измененка сознания. Попросту - немного едет крышак. Эйфорийный секс - очень чувственная штука. Оказывается, человек способен к безумно тонкой сенсорной восприимчивости. Я мог просто смотреть ей между лопаток, и она, чувствуя мой взгляд, изгибалась кошкой и жмурилась. Вся открывалась навстречу в готовности отдаваться.
        В общем, я ничуть не пожалел, что ввязался в этот социальный эксперимент. Наверное, если бы я не переключался после работы на примагничивание Олеси, то мозг мой взорвался бы.
        Честно говоря, я порядком устал. Я боялся сам себе в этом признаться, но сейчас, глядя на ситуацию спустя время, я отдаю себе отчет в том, что нервы мои были на пределе.
        В какой-то момент мне стало тяжело даваться переубеждение людей. Я начал заводиться, когда бухгалтеры и с третьего раза не понимали, как делать какую-нибудь проводку в новой системе. Когда логистики в упор не замечали, что им теперь не обязательно слать друг другу по электронке какие-то дурацкие экселевские таблички, каждому что-то в них дополнять, а потом подолгу «сводить данные». Зачем что-то «сводить», когда вот она теперь перед вами - ваша общая база данных. Открыл и видишь все - и свое, и то, что уже запланировали другие. Причем я чувствовал, что на самом деле люди прекрасно все понимают, но как будто испытывают меня на прочность. Сколько раз я смогу повторять одно и то же и не проявлять никаких эмоций - ни агрессии, ни раздражения, ни бессильного отчаяния. Ничего, что по идее должен был бы чувствовать любой нормальный человек на моем месте. Я же сдержанно улыбался и продолжал объяснять и убеждать. Калабас стал для меня настоящим спасением. Каждый раз, когда мне хотелось взорваться и наорать на кого-нибудь, я хватался губами за металлическую трубочку и медленно, но жадно втягивал большой
глоток чая. Еще. И еще. Это помогало успокоиться. Местные заметили, что я хватаюсь за эту соломинку каждый раз, когда они меня особенно допекут и, по-моему, даже начали подхихикивать на эту тему за моей спиной. Но запариваться еще и на эту тему у меня уже не было сил. Конечно, на таком фоне моя затея подсадить временных коллег на красивую привычку к маттэ с треском провалилась.
        Естественно, я не вываливал все эти траблы на Олесю. Ей этого всего знать не надо. Для нее все должно выглядеть как «у големов нет проблемов». Я сильный, способный разрулить что угодно. Дети любят, когда им дают ощущение защищенности. Люди всегда возвращаются в безопасные места. К сожалению, с возрастом у них таких мест практически не остается. Даже родительский дом почему-то с каждым годом все больше напоминает поле, на котором сами собою почкованием размножаются мины.
        Словом, я не был таким тупи?ком, как во времена совместной жизни с Танькой, чтобы открывать себя и говорить все как есть.
        Когда в конце третьей недели Олеся ни с того ни с сего заявила: «Давай поженимся» - я, конечно, охренел. Но тут же успокоился: Олеся привязалась. Но привязалась не ко мне. Она запала на тот образ, который я для нее создал. «Я вернусь. Я буду о тебе думать и скучать. Звонить и писать»,- ответил я.
        В последний уик-энд мы пошли в детский мир. Я купил ей плюшевую собаку, а еще санки. Вечером я катал ее по темным улицам на санках. Она плакала. Говорила, что я так быстро везу, что ветер в глаза и они слезятся на морозе. Не думаю, что она подумала, что я поверил.
        Я не врал, когда обещал ей звонить и писать. Я действительно собирался как можно дольше держать ее «на крючке». Я был заинтересован в том, чтобы она считала, что у нас серьезные отношения. В общем, она должна была ощущать себя не свободной, занятой девушкой. Я не хотел, чтобы у нее появился кто-то другой.
        Это не помешало мне еще за неделю до отъезда из Самары начать изучать на «Мамбе» предложение свободных девушек в Екатеринбурге. Это следующий город, куда мне предстоит отправиться. Тамошний завод по производству тары и упаковки тоже дозрел до идеи ERP. Я уже переписывался с тремя вполне симпатичными девчонками из Ебурга. Окончательный выбор, с кем же из них провести ближайший месяц, я сделаю на месте, когда посмотрю на них вживую. Пока что я сильнее всего склонялся к стильной брюнеточке Лене, работавшей корреспонденткой на местном телеканале. Впрочем, ресторанный менеджер Катя, повернутая на фитнесе, и фитнес-инструктор Галя, повернутая на диетах и правильном питании, тоже были вполне привлекательны.
        Олеся просекла, что я, несмотря на наше тесное общение, продолжаю заглядывать на
«Мамбу», и ее это заметно огорчало. Я постарался ее успокоить, и тут как нельзя кстати пришлась история про Вадима и «Тамару-Елизавету». Я объяснил ей, что просто испытываю легкое беспокойство и с помощью «Мамбы» держу своих потенциальных врагов в поле зрения.
        Олеся, кажется, не очень-то поверила этой абсолютно правдивой истории. Но тот факт, что я попытался ее успокоить, несколько утешил детку. Она ощутила, что мне действительно не наплевать, что она думает обо мне. А значит, у нас действительно достаточно глубокие отношения. Похоже, она подумала что-то вроде: «Ну, может, он и ходит на „Мамбу“ смотреть на каких-то еще других девок, но дорожит он именно мной. Раз он мне врет, значит, он боится меня потерять».
        И она не сильно ошиблась. Я действительно был заинтересован в том, чтобы она думала только обо мне и в упор не видела других парней, даже когда я уеду. И это не вопрос ревности, тщеславия или привязанности. Это вопрос стратегии.
        Как я уже говорил, в этом мире слишком много всего: избыток вещей, продуктов, реклам. Горы разного хлама, которые мы в истерическом гипернапряге производим, а потом ажиотажно скупаем, не разбираясь, насколько он нам нужен. И все это ради того, чтобы ощутить себя нужными. Еще бы, даже когда на работе ты делаешь что-то совершенно бессмысленное, вроде газеты «Гудок» или третьего дополнительного упаковочного пакетика для трех чаинок, ты все равно ощущаешь себя страшно необходимым и востребованным. Более того, два раза в месяц ты получаешь видимое, вещное доказательство того, что в тебе нуждаются,- зарплату. Ну и плюс всякие эмоциональные «поглаживания» вроде фотографии на Доске почета и грамоты к юбилею фирмы. Эрзац отношений. Потребляем мы точно так же, пытаясь вещами заполнить внутренние, душевные пустоты. В надежде, что большее количество вещей в нашем распоряжении приведет к тому, что нас будет надо большему количеству людей. Типа:
«О, когда я куплю BMW, все девушки меня захотят, а парни зауважают. Все захотят со мной поехать на шашлыки, а я еще буду выбирать». «Когда я куплю туфли за 500 баксов, мужчины сами будут падать к моим ногам». Мы штампуем вещи, возлагая на них нереальную надежду, что они станут волшебными посредниками, которые подарят нам ощущение уместности и нужности этому миру. Конечно же эта логическая цепочка совершенно корява. Я придумал более короткий путь.
        Чтобы людям снова было дело друг до друга, их просто должно стать меньше. Когда у них не будет такого припадочно огромного выбора, они начнут присматриваться друг к другу, заглядывать друг другу в глаза и в душу. Они станут духовнее и действительно научатся видеть друг в друге людей. Меня бесит эта философия, растекшаяся хлорным газом по обществу: ну порвутся отношения с одним человеком, так его тут же легко можно заменить другим. Людей-то - как грязи. А как насчет осознания уникальности, неповторимости и даже незаменимости каждого из нас?
        Мне очень нравится этот пассаж у Фоера, что в конце человеческой истории Адам отдаст Еве яблоко, змей стыдливо отползет в сторону, а Ева повесит яблоко назад на яблоню. И восстановится гармония, невинность и духовность.
        Собственно, я в меру своих сил и стараюсь сделать так, чтобы мир начал
«сворачиваться назад», замедляться и уменьшаться. Чтобы в конце их осталось только двое - новый Адам и новая Ева. Жаль, что не я буду этим Адамом. Представляете, как нежны и тактичны, честны и искренни должны будут сделаться эти двое по отношению друг к другу? Потому что тот, кто перед ним,- единственный другой.
        И всюду, куда я буду приезжать, я постараюсь оставить хотя бы одну девушку, которая будет ждать моего возвращения. Понятно, что ни с одной из них у меня не будет ни детей, ни какой-нибудь дурацкой свадьбы. Но пока они со мной - у них не будет ни ребенка, ни свадьбы с кем-нибудь другим. Чем меньше девчонок выскочит замуж за каких-нибудь придурков, чем меньше они нарожают детей, тем скорее все снова станет хорошо. Как до начала истории.
        Разумеется, я не посвящал Олесю в подробности своей философии. Я оставил это на потом. Пока что все, что она должна была обо мне запомнить,- ощущение счастья. У тех, кто обращает людей в свою веру, тоже не принято сразу копаться в мозгах и вкладывать в них идеи. Сектантская технология предусматривает регресс (впадание в детство), шок безусловной любовью (love-bomb в их терминологии), пение и танцы, overbreathing и лишь потом потихоньку подбираются к мозгу. Когда он уже слегка не тот, что прежде. Вот тогда начинают звучать слова «вселенная», «космос», «Бог»,
«душа». Думаю, мы до этого тоже дойдем.
        На перроне Олеся то и дело хваталась за шарф, который довязала накануне ночью и сегодня торжественно обмотала вокруг моей шеи. Она как будто хотела взять оба конца шарфа и увести меня назад в гостиницу, как барашка на веревочке.
        Но я не был барашком. Я претендовал в пастухи. Я повесил на шею своей овечке колокольчик. Точнее говоря, новенький мобильник с оформленной на меня сим-картой.
«Я хочу, чтобы у тебя всегда были деньги на телефоне. Чтобы мы в любой момент могли созвониться. И я об этом позабочусь». Я знал, что уже в течение недели этот мобильник станет для нее важнее прежнего. Часть старых контактов, конечно, перекочуют и в новый телефон. Но не все. Часть отсеется по дороге. Недели через три предыдущий мобильник, надеюсь, будет вообще забыт. Так задумано: сектанты учат, что неофита стоит, по возможности, изолировать от его обычного окружения. В идеале он должен забыть друзей и даже семью и пойти за новым учителем. Ну вот и будем потихоньку оттирать всех остальных. Конечно, если бы я просто хотел, чтобы у нее были деньги на мобиле, я просто дал бы денег. Но Олеся тактично не озвучила эту очевидную идею. Я же делал вид, что просто я такой щедрый и привязанный.
        Мы по-киношному прижимали ладони к вагонному стеклу. Я - изнутри, она - снаружи. Потом поезд тронулся. На том и расстались.

* * *
        Я почти спокойно поднимался в лифте. Конечно, мне не было наплевать, вломились ли в мою квартиру за эти три недели или нет. Но за это время я уже перестал так уж сильно тревожиться и внутренне примирился с тем, что, возможно, вернувшись, не застану на месте большую часть своих вещей. В конце концов, это, наверное, можно было бы даже воспринимать как очищение. Я решил, что для человека, проповедующего скромность, умеренность и отказ от избыточного, поначалу я даже как-то непристойно сильно запаниковал. Недостойно.
        Ко мне действительно приходили. Это я понял сразу, как только увидел на двери еще один желтый стикер. И тут же догадался, что меня почему-то опять не ограбили. Видимо, что-то снова помешало. Что-то остановило. Но эти забавные грабители почему-то решили держать меня в курсе своих дел и оставили сообщение. На этот раз текст был таким: «И надолго эта демонстрация пофигизма?» Видимо, их самих обескуражило мое странное поведение: чувак знает, что его «пасут», но почему-то запросто уезжает в длительную командировку. Наверное, они подумали, что это какая-то специальная провокация, организованная, чтобы взять их «с поличным». Странно только, что если у них появилась такая мысль, то почему они вообще не отказались от планов на мою квартиру? «Профессиональная гордость» сыграла? В общем, в моей жизни много странностей. И эта органично встает в ряду прочих. Наверное, если уж мне и суждено быть обворованным, то именно такими чокнутыми чуваками. Я даже как-то немного проникся ими и зауважал. Люблю людей последовательных и настойчивых.
        На следующий день на работе я бодро рапортовал об успешном завершении самарского проекта, делая более чем хорошую мину при довольно посредственной игре. Руководство было довольно: типа они получили подтверждение правильности принятого курса «на ускорение». Они были рады обнаружить, что не только чокнутый Вася может справиться за три недели. После совещания и сам Вася подскочил ко мне и фамильярно похлопал по плечу:
        - Старик, я знал, что ты сможешь! Я верил в тебя!
        Тоже мне, гуру. Я ждал, пока Вася уберет руку с моего плеча, чтобы развернуться и уйти, но он продолжал щупать мою ключицу сквозь рубашку.
        - А я тут вообще мега-вещь замутил,- подмигнул он.- Три параллельных проекта. Сильно?- Вася выпятил грудь, как будто ждал, что я тут же прицеплю ему медаль и орден.- Конечно, сейчас приходится нелегко. По шестнадцать часов в офисе торчу, но тема знатная.
        - Пупок не развяжется?- хмыкнул я.
        - Главное - ввязаться!- хохотнул Вася и, наконец, снял с моего плеча свою липкую ладонь.- А дальше - совершать правильные движения с учетом обстановки. Мы тут с отцом в Альпы ездили, распечатали «черные трассы». Он-то уже в прошлом году там с инструктором катался. А я в этом году сам справился, без посторонних. Ничего сложного - собранность и молниеносность принятия решений - вот и вся техника
«черной трассы». Не расслабляться. Так и тут - проскочим.
        Вася многозначительно хлопнул глазками и направился к своему компу. Только сейчас я заметил, что он слегка прихрамывает на правую ногу.
        Папа у Васи силен в финансах. До перестройки он работал в каком-то «ящике», а потом они с товарищами организовали мутную контору, я так и не понял, чем она занимается, но бабло у него водилось. По крайней мере, он купил сыну хорошую
«двушку» на Садовом. Вася любил рассказывать истории из серии «мы с отцом». Правда, большинство из них напоминали мне старый анекдот, в котором сын хвастается, какой у него хороший папаша: «Он меня сам плавать учил. Вывез на лодке подальше от берега и сбросил за борт. Так я и поплыл». «Сложно пришлось?» - спрашивают у мальчика. «Да нет. Самое трудное было выбраться из мешка»,- отвечает тот. Папа сплавлял Васю на байдарках, погружал с аквалангом на критическую глубину, в детстве мочил приемчиками самбо - в общем, способствовал. К счастью, сегодня Вася не стал по пятому кругу рассказывать все эти истории, как он сломал руку, прыгая с парашютом, отравился ухой на рыбалке и подцепил клеща в походе.
        Конечно, мне хотелось обсудить самарский опыт с кем-то из коллег не совсем профессионально, не на деловом языке. Как-то по-человечески выяснить, какие они применяют техники, когда персонал в условиях цейтнота фактически намеренно тупит и саботирует. Такое поведение стаффа не такая уж редкость при внедрении ERP. И ряд рекомендуемых приемов прописаны в негласной служебной инструкции. Но мне было интересно не то, какими методами надо (к сожалению, всякий формальный и регламентированный подход при работе с людьми время от времени дает сбои). Мне было интересно, как они внутри себя справляются с неизбежно нарастающей агрессией. Как-то же они выдерживают? Но у нас не было принято говорить о себе и своих реакциях. Все разговоры о «стороне партнеров», даже если вдруг возникала неформальная беседа, сводились к обсуждению «какие они», «как с ними» и «как я их». А вот «как я себя» и «как они меня» - зона табу. Еще бы - все-таки мы все мужики. Не нюни. Профессионалы.
        Отчетное совещание прошло нормально. Свой бонус я честно заработал. И до конца рабочего дня мог слегка расслабиться, «изучая новую служебную информацию» и готовясь к очередной командировке. Я изучал опыт внедрения ERP на других заводах по производству тары и упаковки. Выяснял подробности технологического цикла, а между делом на компе мигало окошечко «Мамбы». Я впервые пожалел, что у меня нет отдельного кабинета и каждая любопытная сволочь может заглянуть мне в монитор. Конечно, я смог бы поставить на место любого, кто вякнул бы мне что-то насчет того, что «на работе надо работать, а не в сайтах знакомств торчать». Но потенциальная возможность такой пикировки поднапрягала. Я решил не прогибаться, тем более что такая стычка была всего лишь вероятной, но не неизбежной. И спокойно читал и отправлял сообщения.
        Стоило мне вернуться в Москву, как между мной и Олесей начался буквозатратный
«роман в письмах». Меня порядком утомляли ее не слишком изобретательные вопросы типа «Как дела? Как доехал? Какая у вас в Москве погода? Что ты делаешь сегодня на работе? А вечером?». Я смирился с тем, что женщины не слишком-то умны, и терпеливо, порою даже обстоятельно отвечал на все ее вопросы. Слал смайлики и розочки. Этот человеческий объект функционирует так и обладает именно такими системными ограничениями. Ок, я учитываю это. И все. У меня нет задачи ее изменить. Ведь я же не собираюсь искренне ее впустить в свой мир. Сделать более интересной для себя. Нет, мне надо просто удерживать ее. Вот и все.
        Параллельно я напомнил о себе девчонкам из Екатеринбурга. Чтобы готовились и ждали. Убедился, что Вадим, 32, Москва, по-прежнему жив и здоров и все так же процветает на «Мамбе». Пожалуй, этот мой контакт на сайте знакомств интересовал меня сейчас сильнее всех остальных. Несмотря на то что из нашей переписки уже вполне можно было составить пьесу в жанре «вербатим», он как-то не рвался меня увидеть (ну то есть не меня, а Таню, от имени которой я с ним переписывался). И это действительно странно, потому что большинство остальных парней, писавших на мой женский аккаунт, довольно быстро предлагали перевести общение в офлайн. Но они были не так уж настойчивы. И когда я отказывался с ними встречаться, они постепенно исчезали с горизонта. А их место тут же занимали новые, стоило только слегка разогреть анкету, отправив пару смс-ок для поднятия ее в рейтинге.
        Я почему-то не бросал эту зарегистрированную мною на «Мамбе» анкету. Мне отчего-то было чертовски приятно видеть, как все новые и новые чувачки тянут свои ручонки к моей бывшей девушке и страждут ее увидеть и ощутить в реале, и раз за разом давать им отлуп. Временами я делал это в особо грубой форме, с каким-то специальным, жестоким удовольствием. Причем я, как правило, не отказывал себе в возможности дополнительно поглумиться и объяснить каждому новому «мотыльку», прилетевшему на эту лампочку, почему именно он - лох и недостойный. Причины всегда находились.
«Посмотрела твою фотку - извини, нет желания встречаться. Нафинг персонал».
«Количество орфографических ошибок в твоих посланиях поражает. Думаю, нам не стоит встречаться». «Пожалуй, не могу принять твое приглашение. Страховые агенты всегда навевали на меня скуку». «Парень, возвращайся, когда пересядешь со своей
„Лады-Калины“ на что-нибудь более приличное». Иногда я ловил себя на том, что, когда печатаю сообщения от Танькиного имени, у меня меняется выражение лица. Наверное, в эти моменты у меня в глазах появлялся злорадный блеск. Черт, я прекрасно понимал, что это слабость, дикость и какая-то мелкая месть непонятно кому и непонятно за что. Ну то есть понятно кому и понятно за что. Я достаточно умный чувак, чтобы осознать, что таким образом я выплескивал собственные комплексы. Сам себе пытался продемонстрировать, что не я один такой, кого Танька легко спихнула ножкой с палубы своего корабля. Что она спихнула бы и всех остальных, других, не похожих на меня, возможно, даже превосходящих меня в чем-то. Я пытался доказать себе, что дело не во мне. Что так произошло бы с каждым на моем месте. Что я не виноват и что я действительно ничего не мог сделать в той ситуации. Хотя зачем я себе это доказывал, если реально я знал, что так все и есть? Что я на самом деле тогда ничего не мог изменить. Она сама прямо сказала:
«Дело не в тебе. Дело во мне. Ты очень хороший. Ты классный. Но нам не надо быть вместе». И уехала в Питер. Покорять вторую столицу и делать карьеру радиоведущей. Еще она сказала в объяснение: «У нас разные планы на жизнь». Как будто у меня тогда действительно были планы на жизнь. Тогда не было. Как идеалистический дурак, я полагал, что самое главное в жизни случилось - мы нашли друг друга. Для нее же это был просто «эпизод», а все самое главное еще только должно было произойти - там, в Питере. Зато теперь у меня есть не просто планы, но и стратегия. И уж, конечно, покруче, чем Танькино тщеславное желание, чтобы ее знали по голосу и по имени тысячи людей, которым, по сути, на нее наплевать. Я снова и снова поднимал ее анкету в рейтинге, фривольно переписывался с разными мужиками и потом давал им звонкий отлуп.
        Недельная московская передышка пролетела быстро. На выходных, прежде чем снова отправиться в провинциальный поход, я поехал навестить маму. Мама мне обрадовалась. Как всегда. Вообще после того как я уехал в Москву, наши встречи кажутся мне одной и той же встречей, которую копируют из прошлого и вставляют через равные промежутки времени в мою жизнь. Как на ее бусах равномерно чередуются три большие желтые бусины и одна маленькая черная. Три желтые, одна черная. Так же и у меня: три командировки, одна встреча с мамой. Точно такая же, как и предыдущая. И эти дни, которые я провожу с мамой, совершенно не похожи на остальные мои дни. Такой линеарный контрапункт. И в этот раз все было, как всегда. С тем же домашним борщом, традиционным вопросом «Когда же ты наконец женишься?». Плюс ее обязательные жалобы на свое здоровье и на то, что я ее совсем забыл и вообще не очень заботливый сын, оставил ее тут одну, но она «мировая мама» и все понимает. Это повторяется каждый раз одними и теми же словами. Нюансы бывают лишь в одном. Во фразе: «Вот это в тебе от отца. Чувствуется парамоновская порода». Каждый раз
мама произносит эту фразу по разному поводу. Но обязательно каждый раз произносит. И каждый раз в упрек. На самом деле она хочет сказать что-то вроде
«мне не нравится, как ты это сделал» или «мне не нравится, что ты так говоришь». Не думаю, что в те моменты, когда она говорит про «парамоновскую породу», я реально напоминаю ей своего отца. Я не видел его вообще никогда, а она не видела больше 25 лет. И конечно же она не может знать, как ведет себя отец в тех или иных ситуациях. Вряд ли она это помнит. В этот раз ее выбесило, что я во время ритуального поедания приготовленного ею борща то и дело хватался за телефон, чтобы отвечать на сыпавшиеся на меня градом смс-ки от Олеси.
        - Ну что ты к своей трубке приклеился! Чего ты дергаешься? Спокойно поесть можешь? - фыркнула мама.- Вот это в тебе от отца. Чувствуется парамоновская порода.
        Обычно я очень спокойно реагирую на такие вещи. Но в этот раз я почему-то взорвался. Видимо, я все-таки был слабо экранирован во время последней командировки и позиционные бодания с самарцами реально подрасшатали мне нервную систему. Поэтому на этот раз я не промолчал, как обычно, а огрызнулся:
        - Мама! Ну вот откуда ты можешь знать, как отец обращается с мобильным телефоном? Когда вы расстались, и стационарные-то телефоны еще не у всех были!
        - Он ничего не делал по-человечески.- Мама поджала губы.
        Я продолжил давиться борщом в тишине.
        - Я, конечно, не видела твоего отца с мобильным телефоном,- подзавелась мама.- Но я все-таки уверена, что он именно так и делает. Хотя у него может вообще не быть мобильника.
        Она отвернулась к мойке, бренча кастрюлей и половником.
        Мама почему-то до сих пор считает мобилу чуть ли не атрибутом роскоши. А компьютеры для нее вообще что-то вроде космических кораблей. Хотя в ее школе есть компьютерный класс. Поэтому она гордится моей работой и тем, что я вообще такой неглупый. Я для нее кто-то вроде Королева или Циолковского. Умище. Она не отказывает мне в мозгах, но почему-то совершенно не догадывается, что внутри меня может существовать что-то еще, кроме мыслей, идей, выводов, программ, схем и выкладок. Ну то есть я хочу сказать, что она ведет себя так, как будто и не догадывается, что у меня могут быть какие-то эмоции. Например, она никогда не считала нужным скрывать от меня, что я был сильно нежеланным ребенком.

«Я когда поняла, что беременна, от ужаса буквально впала в прострацию. Ничего не могла делать. Наверное, если бы мне тогда объявили, что у меня рак и нужно срочно вырезать опухоль, иначе я умру, я бы и этого не сделала. Только поэтому упустила время для аборта. Замерла и ждала, что все само рассосется. Когда ты родился, вообще не знала, что с тобой делать. Я вообще тогда детей не хотела. К тому же папаша твой еще оказался мразь мразью»,- говорила она, как будто даже не предполагая, что меня это может ранить. Женщины как-то узурпировали право на чувство. Как будто бы только им может быть больно и только они могут чувствовать, переживать, страдать. А мы, мужчины, такие Кинг-Конги. Я не знаю. Иногда мне хочется плакать. Конечно же я не плачу. Просто хочется. Может, остальные, более типичные мужики действительно Кинг-Конги. Я нет. Я просто прикидываюсь нормальным. И стараюсь быть им по мере возможности.
        Если бы у меня был нормальный папа, я, наверное, мог бы поговорить с ним об этом. А еще про драки. Про алкоголь. И про женщин… Может быть даже, я смог бы рассказать ему кое-что про Самару. Не то, что я могу рассказать маме. Другое.
        - Мама, я переписываюсь с девушкой. Мы познакомились в Самаре. Она хорошая. По-моему, я ей нравлюсь.
        - Знаю я этих твоих девушек. Сегодня одна, завтра другая.
        - Это другое. Это надолго. Возможно, даже навсегда.
        - Единственная и последняя?- недоверчиво хмыкнула мама и, кажется, начала забывать, что она на меня сердится.
        - Не думаю, что единственная и последняя, но надолго,- уклончиво ответил я.
        Я не люблю врать. Предпочитаю говорить как есть. Как точно заметил старик Пилат,
«правду говорить легко и приятно». В крайнем случае, я недоговариваю.
        - А Танька твоя замуж выходит,- «в тему» ляпнула мама.- Недавно к родителям с женихом приезжала.
        - Я рад за нее,- я отставил тарелку и начал подниматься из-за стола.
        - Ну куда ты побежал? Не хочешь, чтобы я рассказывала, я не буду,- проворчала мама.
        - Мне просто все равно. Хочешь - расскажи.- Я сел обратно.
        В общем, Танька выходит замуж. Очень вовремя. Она всегда делает что нужно и делает это своевременно. Именно сейчас ей пора было выходить замуж - 25 лет, самое время. Раньше - вредно для карьеры. Позже - можно пролететь. К тому же она красива специфической, довольно скоропортящейся красотой - в ней заметная доля казахской крови. В молодости казашки довольно милы и забавны, похожи на шоколадно-искристых покемончиков. А годам к тридцати уже заметно сдают. Усики, какая-то пигментация, задок. Они уже не кажутся изящными и по-восточному загадочными. Наоборот - прорывается какая-то азиатская грубоватость и неутонченность. Я специально обращал внимание на теток ее типа, пытаясь представить, какой она будет в возрасте.
        Танькина семья приехала в наш город в начале 90-х. После развала Союза ее семья решила свалить в Россию, на историческую родину ее матери. Папа у Таньки - казах, но не полностью, там тоже какой-то этнический замес. Хороший мужик. Когда они приехали, я как раз учился в средних классах. С Танькой мы встретились 1 сентября. Вместе пошли в седьмой класс. А в девятом начали встречаться. Как у нас тогда говорили «гулять». «Они гуляют»,- говорили про парня и девушку, когда хотели сказать, что у пацана и девчонки «отношения». Мы гуляли до одиннадцатого класса, а потом поступили в институты. Сняли комнату. А потом - квартиру. Потом мы закончили учиться, и тут Танька решила, что мое время истекло. За пару недель подорвалась и уехала в Питер. За карьерой. Отбросив меня как балласт. Мне оставалось только охреневать от того, как легко она отскочила. Просто слила за ненадобностью. За неудобством. Молодец. Я бы так не смог.
        Я думал, что она выйдет замуж как-нибудь очень удачно. Эта девка, по моим прикидам, должна была выйти замуж с перспективой. Карьерной, денежной или какой-нибудь там еще. Но мама уверяла меня, что Танькин жених ничего особенного из себя не представляет. «Ты гораздо его симпатичнее и перспективнее,- говорила мама.- У тебя будущее. А он просто хороший парень. Журналист какой-то». В этом смысле маме можно было доверять. Если бы Танька поразила своим женихом мою матушку, она бы, конечно, не стала этого скрывать и распиарила бы его передо мной. Я же говорил, она никогда не боялась меня ранить.
        В воскресенье мы попрощались с мамой. Я оставил ей денег и уехал на вокзал.
        В промежутке между поездом из Твери и самолетом на Екатеринбург я успел заскочить домой, оставить одну дорожную сумку и взять другую.
        На двери меня снова ждала записка: «Я здесь был. БЫЛ. Делай выводы».
        Чувак! Ты мог оставить и просто желтый листок - я бы догадался, что ты здесь был. Можно не акцентировать. И что? Какие выводы я должен сделать? Запарила уже эта непонятная канитель! Я нашел в столе брусок стикеров, оторвал листок и приклеил на дверь. «Чего тебе надо, в конце концов?» - написал я. Запер замки и уехал в Домодедово.

* * *
        В Екатеринбурге меня встретили по всем правилам: совещание с генеральным директором и его замами по направлениям. Все обещали всяческое содействие и всестороннюю поддержку. Времени было в обрез. Я постарался, чтобы они осознали, что в ближайший месяц они не просто будут видеть меня в своем офисе и здороваться со мной. А что нам предстоит сотрудничать. То есть от них ото всех и от их подчиненных потребуется активная помощь в описании бизнес-процессов. Они, и только они, могут знать, как именно должна быть заточена система, чтобы им в ней работалось комфортно. Все сделали вид, что поняли. Но я не очень-то обольщался. Уже завтра они начнут отбиваться от меня и пинать друг к другу, канюча, что у каждого до фигища текущей работы и совершенно нет времени составлять для меня какие-то описания, схемы, таблички и графики.
        Я ехал с завода в центр города, недоумевая по пути от того, как изменился Екатеринбург за то время, что меня здесь не было. Год назад я уже работал в этом городе и тогда, помню, изрядно очковал - город выглядел по-настоящему бандитским. Помню, как у меня похолодели пятки, когда я случайно подслушал разговор за соседним столиком в баре гостиницы. Чуваки, не обращая внимания на меня и бармена, спокойно обсуждали, каким способом лучше мочкануть какого-то братана, чем-то им насолившего. Обсуждали очень по-деловому, без каких-либо эмоций - без жалости, без агрессии, без обиды, без страха. Просто как будто выбирали поставщика галош - так, малозначимый бытовой вопрос. Сегодня же, когда я ехал с завода в центр города, пассажиры метро производили на меня очень праздничное и радужное впечатление. Фантастическое количество влюбленных парочек, цветов, шариков. Какой-то повсеместный экстаз. И это несмотря на довольно-таки мрачную, ветреную и промозглую погоду.
        Лена опаздывала. Я лениво перелистывал клеенчатые страницы со списком песен в полутемном кабинете караоке-бара. Поймал себя на ощущении, что мне почему-то хочется, чтобы она и вовсе не приходила. Так уютно в этом плюшево-бордовом коконе. Особенно после вымораживающей улицы. Откуда-то доносятся приглушенные поющие голоса и синтетическое подобие музыки. Вкусно пахнет едой. И вот сейчас в этот утробный покой вторгнется кто-то чужой, мне придется напрягаться, манипулировать и воздействовать. Прилагать усилия. На черта я все это затеял? Я не обнаруживал в себе прежнего охотничьего и естествоиспытательского азарта, который бурлил во мне в Самаре. Я словно выгорел изнутри. Я зевнул и почувствовал, что как-то очень спокойно и сладко засыпаю.
        Когда я проснулся, Лена трепала меня по плечу и тыкала мне в нос телефонной трубкой. Я не сразу понял, кто она, почему я здесь и что вообще происходит. Оказалось, она уже давно сидит и смотрит, как я сплю. Не рискнула будить. Только когда зазвонил телефон, она все-таки решила вывести меня из спячки. Звонила Олеся. Я не взял трубку. Во избежание. И так вышел полный неудобняк. Я сосредоточенно прижимал к губам чашку, медленно-медленно набирая чай в рот. Делал быстрый глоток и снова прижимался губами к чашке. Мне нечего было сказать этой девушке. Мне вообще не очень-то хотелось разговаривать. Мысленно я уже посчитал этот вариант профаченным и думал, как бы побыстрее завершить всю эту тотальную неловкость и слиться. Я смотрел на Лену, она что-то там щебетала про затянувшуюся съемку и свое опоздание и что она очень рада, что я ее дождался. Потому что сегодня очень хороший день для первой встречи - 14 февраля, день всех влюбленных. И ей не хотелось провести его одной, сидя дома перед телевизором или перед компьютером.
        Ага! Вот оно что. Точно, сегодня же придурочный праздник любовной показухи. Теперь понятно, чего в метро все были переполнены телячьей нежностью. Понятно и почему Олеся весь день молчала, а не бомбардировала меня, как обычно, смс-ками, а под вечер все-таки решилась позвонить. Должно быть, собиралась мне выкатить обиду, а я как полный козел (в ее понимании)- мало того что с праздником не поздравил, так еще и трубку не беру. Мир понемногу начал принимать прежние четкие очертания. А Лена все что-то рассказывала и подливала чай. Я не прислушивался.
        Внезапно дверь в нашу пещеру распахнулась, и в нее ввалилась девица в бордовом фартучке.
        - Продлевать будете?
        - В смысле?- не сразу въехал я. Мне почему-то казалось, что этой фразой обычно пользуются сутенеры, когда проститутка задерживается у клиента. Я недоуменно посмотрел на Лену. Кажется, она прочитала мои мысли. Потому что расхихикалась. Мне это не понравилось.
        - Продлевать аренду караоке,- пояснила Лена.
        Я уже и сам догадался.
        - Нет, не будем,- решительно ответил я, даже не попытавшись хотя бы взглядом согласовать свое решение с Леной.
        - О’кееей,- протянула официантка.- Сейчас я вас рассчитаю.
        И исчезла.
        - Что, передумал петь?- спросила Лена. Кажется, это первая ее фраза за весь вечер, обращенная непосредственно ко мне. До этого, по-моему, она самодостаточно разговаривала сама с собой. Чему-то там своему смеялась, удивлялась, сердилась. Такой телевизор, транслирующий что-то в фоновом режиме. Только без квадратной рамки.
        Я поделился с ней этим впечатлением.
        - О, это профессиональное!- легко согласилась она.- Потрепаться - любимое дело.
        И ее снова понесло неостановимым потоком. Мне даже стало интересно, сколько еще она может вот так вот разговаривать сама с собой, задавать себе вопросы, на секунду морщить лобик, как будто думает. И тут же возобновлять трындычанье, отвечая себе же. Как будто только что откопала в себе какую-то Основополагающую Истину. Ответ Ответов на Вопрос Вопросов. Мне даже сделалось смешно, но я сдерживал усмешку.
        Официантка принесла счет. Я спросил, не поздно ли еще продлить кабинет. Все оказалось возможно. Мы остались еще на час - до закрытия кафе.
        - Ты передумал?- Бровки ее на секунду скакнули вверх и тут же упали на место.- Видимо, наконец, проснулся и душа снова запросила песен!- Она сама рассмеялась своей «удачной остроте».
        Я, видимо, и правда проснулся, да к тому же, похоже, хорошо выспался за эти минут сорок, пока ждал ее. Потому что настроение мое сделалось беспричинно смешливым. Я то и дело сдерживался, чтобы не начать хохотать в голос - настолько нелепой тетки я давно не встречал. Конечно, мне доводилось встречать болтливых девиц. Да что там - все женщины избыточно болтливы. Но Лена оказалась запредельным случаем.
        Мы начали выбирать песню из каталога. На это у нас и ушел весь оставшийся час. Потому что, прочитав название песни, она тут же увязала в комментариях: где, когда и как она услышала эту песню впервые. И какое это произвело на нее впечатление. И где потом она еще слышала эту песню, и как это меняло ее настроение. И какие слова из этой песни производят на нее особенное впечатление. Потом она обнаруживала новую песню и, захлебываясь словами, перескакивала на нее. Я не встревал, не пытался ее остановить, спросить или направить. По-моему, она впервые располагала такой безропотной и благодарной аудиторией, потому что под конец совершенно разошлась и даже повысила голос. Мы так и не взяли в руки микрофоны.
        - С тобой так интересно!- сказала Лена на прощанье, выходя из такси. (Я, как положено, поехал провожать ее.)- Давай встретимся завтра.
        Договорились увидеться через два дня. Сослался на работу. Тем более что мне действительно предстояло засиживаться в неуютном заводском офисе, изучая подготовленные стаффом описания бизнес-процессов. Местные брались за мои поручения в последнюю очередь, так что необходимые схемы и графики я получал, когда уже темнело. Мне на анализ оставался поздний вечер. Чтобы не терять времени, на следующий день уже за утренним кофе мне надо было вытрясти из них недостающие детали и подробности. Лена не очень удивилась и не огорчилась тому, что я откладываю встречу.
        - Обязательно позвони!- строго предупредила она на прощанье.- Впрочем, если закрутишься и забудешь, я наберу тебя сама.
        За весь вечер не возникло ни одного момента, который мог бы положить начало какой-то интимности или близости. Она все время как будто стояла на кафедре или перед микрофоном. Не попыталась даже взять меня за руку.
        И не создала такой ситуации, в которой я мог бы предпринять такую попытку. Не удивлюсь, если она и в постели ни на минуту не прерывается и комментирует, комментирует, ахх-хаааа, комментирует.
        Прекрасное. Прекрасное начало.
        Да, Дениска. Если в Самаре тебе попалась тотально нормальная, обычная девушка, то тут ты напоролся на явного фрика. Такой полоумный заяц, конечно, пугает не только тебя, но и остальных. Но, с другой стороны, если ее заразить своими идеями, то… Ну то есть если сделать так, что она будет считать мои идеи своими, то она, не спрашивай у Яндекса, как человек неудержимый и не лишенный пассионарности, тут же начнет их активно пропагандировать и всюду разносить. Как зараженный таракан приносит эпидемию в свое гнездо.
        - А ведь ничего не профачено,- с удовлетворением отметил я, возвращаясь в свою гостиницу.- Наоборот, это может оказаться очень интересный и перспективный социальный партнер. Хорошо, что хоть какие-то вещи в жизни складываются сами собой, без усилий с твоей стороны. Воистину, когда ты знаешь, чего хочешь, то вселенная отвечает на твой запрос и сама идет навстречу. Посылает именно то и тех, кого недостает.
        Уже из номера позвонил Олесе. Она не брала трубку. Демонстрировала обиду. Я продолжал звонить. Абсолютно бесстрастно. Я не переживал из-за ее обиды, не огорчался, не тревожился. Я просто знал, что она сейчас хочет, чтобы я все эти эмоции испытывал. Чтобы я немного помучился. И все то время, что она не отвечает на мои звонки, я, по ее мнению, мучаюсь. Ок. Я готов продемонстрировать ей то, что она хочет увидеть. То, что она считает правильным. Она сдалась минут через сорок. Сняла трубку. Конечно же я смог найти слова, чтобы ее утешить. Думаю, засыпала она вполне эмоционально удовлетворенной.
        Хотя я уже был готов записать вариант «Лена» в достойные разработки, но решил не отказываться от первоначального плана. И в следующие два дня все-таки встретился и с Катей, и с Галей. Обе оказались вполне стоящими девицами. По правде говоря, с ними мне было уютнее и комфортнее, чем с Леной. Если бы я выбирал девушку для жизни, то, наверное, выбор мой пал бы на рестораторшу Галю. Она от природы как-то умела гармонизировать пространство вокруг себя, расслаблять человека. Рядом с ней как-то сразу начинаешь чувствовать себя «в своей тарелке». Но я не искал кого-то для чего-то настоящего. Поэтому на третий день я снова встречался с Леной.
        Она, как и в прошлый раз, опоздала. Прискакала вся ажиотированная и всклокоченная. Делала круглые глаза и возбужденно рассказывала про свой «мегарепортаж». Естественно, репортаж этот - ничего особенного. Но она искренне считала все, что с ней происходило, страшно увлекательным и потрясающим. Достойным всеобщего внимания. Рядовая история к приближавшемуся 23 февраля про героя войны, побывавшего в плену, но выжившего и счастливо доживающего свои дни в нищете, в ее глазах выглядела каким-то суперблокбастером.
        - И чем более жестокими и изощренными становились пытки извергов, тем больший героизм и стойкость проявлял этот дедок. Они его мучают, а он над ними и над этим всем возвышается. Прямо как будто чем меньше человеческого остается в фашистах, тем больше его - в их жертве. Как сообщающиеся сосуды. Тут убыло - там прибыло. Да?
        Да эта девушка просто клад, хоть она и совершенно невыносима! Похоже, мне даже не придется что-то специально ей объяснять, как-то аккуратно вкладывать в голову. Ее река сама притечет туда, куда мне нужно. Надо только во время ставить запруды и направлять ее речевой поток.
        - Точно! Это ты, Лен, очень точно подметила. Знаешь, есть такая теория, что общее количество духовности в мире постоянно. Что на духовность распространяется то же правило, что и на энергию. И как есть закон сохранения энергии - она не появляется из ниоткуда и не исчезает никуда. Также есть и закон сохранения духовности.
        - Что это за теория? Что-то я такого не читала.
        - В «Бхагават Гите» есть такой эпизод. В том смысле, что духовность проливается на всех сущих и распределяется между ними. Понимаешь, что из этого следует?
        Дальше можно было отпустить вожжи. Все-таки гуманитарное образование - хорошая школа болтологии. Чему-чему, а находить аргументы и подтверждения какой угодно абстрактной социальной теории там учат отлично. Леночка как примерная ученица тут же «самостоятельно» догадалась, что неспроста людям настоятельно рекомендуются посты (уменьшается человеческая биомасса, а значит, возрастает удельный уровень духовности). Безбрачие духовных лиц в подавляющем большинстве религий - та же тема. Чем меньше они наплодят детей, тем благотворнее это скажется на среднем уровне духовности. А вот еще: неудивительно, что со времен рая мир с точки зрения морали и нравственности неизменно хужеет и хужеет. Ведь народу-то делается все больше. Без сомнения, пока Адам оставался в раю один, он был самым совершенным в духовном отношении человеком. И все покатилось под гору с появлением Евы. Тут же человек сделался уязвим перед соблазном. А уж когда все то же количество духовной энергии перераспределилось не только на них двоих, но и на их потомство Каина и Авеля, результат оказался еще печальнее. Не случайно, когда разврат и
безнравственность достигают критического порога, там, наверху, не находят лучшего способа хоть как-то поправить ситуацию, кроме как замочить большую часть населения. Последний день Помпеи или какой-нибудь вселенский потоп.
        Потрясающий прогресс: всего за неделю мне удалось добиться того, что Леночка не просто разделяла мою теорию, но искренне считала ее своей. Готова была отстаивать с пеной у рта (впрочем, о чем бы она ни говорила, она всегда делала это с пеной у рта).
        В какой-то момент я оторопел, обнаружив, что она уже засела писать трактат, излагающий основные положения моей теории. Меня позабавила ее тщательность. Одновременно я испытывал легкое беспокойство, потому что у меня не было ощущения, что она в моих руках. Признаться, я совсем ее не контролировал и не знал, куда ее занесет. Я подозревал, что она может сделать веб-сайт или даже баллотироваться в местный парламент, размахивая моими идеями как своей предвыборной программой. Мне такой сверхактивности не очень хотелось. Это преждевременно. Идея должна исподволь распространиться, захватить умы, прежде чем выходить в поле публичной дискуссии. К тому моменту, как она будет громко озвучена, теория уже должна иметь достаточное количество сторонников.
        Я не чувствовал, что эта девка в моей власти еще и потому, что не ощущал, что она ко мне привязалась. Наверное, я все-таки сглупил, когда начал разыгрывать с ней оригинальный сценарий, а не тот же, что в Самаре с Олесей. Отсутствовал момент душевного прикипания, бессознательного притяжения. Она стремительно катилась к роли какой-то Наденьки Крупской, заталкивая меня в образ Ленина или подобного ему идейного сумасшедшего.
        Я надеялся, что секс все исправит. Затащить ее в постель оказалось не просто. И не потому, что она как-то специально сопротивлялась, отбивалась или включала недотрогу. Нет же. Она мастерски умела разрушать особую интимную атмосферу момента, предшествующего сексу.
        Лена свободно, ничего и никого не боясь и не стесняясь, приходила ко мне в гостиницу. Плюхалась на кровать. Но прямо в разгар чувственного поцелуя могла запросто отстраниться и брякнуть:
        - Между прочим, знаешь, что я тут еще подумала. Уровень преступности резко возрастает в больших городах. И он намного ниже в малочисленных сообществах. В маленькой деревне просто нет чужих, которым не жалко сделать гадость. И еще: если даже неплохие каждый по отдельности люди собираются вместе, выходит ужасное безмозглое бессмысленное нечто, агрессивная, безжалостная и разрушительная толпа. Высокая концентрация людей в одной точке пространства тут же понижает удельный уровень сознательности и духовности в отдельном человеке. Понимаешь?
        Она могла все вот это ляпнуть, и тут же лечь на спину и раздвинуть ноги, как будто не догадываясь, что я тоже человек. Что момент разрушен. Поражают меня эти девчонки, которые представляют мужчин какими-то членами на ножках, всегда и при любых обстоятельствах готовыми сыграть в игру сунь-вынь. Почему-то таких девушек, по моим наблюдениям, становится все больше. Мне на «Мамбе» вообще попадались такие экземпляры, которые, посмотрев на мою фотку, присылали простые, как мычание, предложения: «Привет! Как насчет встретиться завтра в интимной обстановке? Страшно хочется секса». И дико удивлялись, когда я отказывался. Они искренне полагают, что мужчина - какое-то животное, готовое всегда, везде и с кем угодно. Лишь бы подвернулась возможность. Ленка, похоже, представляла себе мужскую сексуальность примерно так же. Что голова у меня - отдельно, а член - отдельно. И пока член возбуждается, голова может теоретизировать на отвлеченные темы.
        Черт! Зачем же я позволил ей самостоятельно думать? Уж лучше бы она говорила в этот момент что-нибудь про неровный потолок и побелку. Даже это было бы менее асексуально. Я пытался хоть как-то столкнуть ее с орбиты болтологии и втянуть в переживание регрессивного опыта. Но техники сектантов на нее не действовали. Она по-прежнему оставалась патологически серьезной «взрослой». Лишь к исходу второй недели нашего знакомства я нашел хоть что-то, заставлявшее ее замирать в радостном удивлении. Мы как раз смотрели фигурное катание по телевизору. Ящик включила она, хотя обычно он ее не интересовал. Но именно парные выступления фигуристов ее гипнотизировали. Взгляд ее светился подлинным восхищением, когда спортсмен подбрасывал партнершу в воздух или делал поддержки. «Возможно, это оно самое. Мостик к ее подсознанию»,- догадался я. Сработало. Ленка подзависала, когда я носил ее на руках. Видимо, в этом было что-то очень архетипическое, какое-то глубинное детское воспоминание о том, как папа подбрасывал ее вверх. Так между нами началась какая-то более-менее интимная связь.
        Но все равно я ощущал странное безразличие с ее стороны. Например, ее совершенно не запаривало, что я по-прежнему частенько появлялся в он-лайне на «Мамбе». Она и сама заходила на этот сайт. Когда я напрямик спросил ее, не смущает ли ее, что я тусуюсь на сайте знакомств, она даже ни на секунду не задумалась, а просто повела плечом: «Ну ведь „Мамба“ - это же не только знакомства, но и просто общение». Степень ее холодности потрясала. Ничто не выносило ей мозг. Даже когда случилось то, что на ее месте повергло бы в шок любую другую девушку, Лена снова повела себя просто как машина по производству слов. Я говорю о том дне, когда в дверь моего гостиничного номера постучалась Олеся. Мы с Ленкой как раз сидели в махровых халатах и дискутировали, можно ли считать сообщество чайлд-фри нашими идейными сторонниками. Ленка считала, что - да, можно. Я же говорил ей, что при очевидном внешнем сходстве мы скорее идеологические противники, чем соратники. Потому что чайлд-фри отказываются от рождения детей из сугубо эгоистических соображений. Они не хотят рожать и воспитывать, чтобы тупо лишний раз не
напрягаться. При этом они не исповедуют отказа от сверхпотребления. А это не менее важно, чем отказ от деторождения. Чайлд-фри двигают не метафизические мотивы. Это движение по сути своей бездуховно. Я же призываю к отказу от детей не ради более комфортной жизни без лишних усилий. Наоборот, мне даже нравится в родительстве этот момент жертвенного служения существу, которое, скорее всего, не оправдает ни одной из возлагаемых на него отцом и матерью надежд. Я осознаю горькую необходимость ограничения количества людей для того, чтобы человек мог вернуться к человеческому в себе. Чтобы поднять уровень духовности. Чтобы люди ощутили дефицит друг друга и оттого стали более человечны. Как люди научились ценить чистый воздух, прозрачную воду, тишину и натуральные продукты, только когда те практически исчезли, стали труднодоступными.
        В разгар этого теоретического спора в дверь постучали. Я, не подозревая никаких неожиданностей, открыл. В комнату вкатилась Олеся и повисла у меня на шее. В следующую секунду она заметила Ленку, кутавшуюся в халат на кровати. Это зрелище не заставило ее отпустить мою шею. Наоборот, она еще крепче прижалась ко мне и спросила: «Это кто?» Ответить мне не пришлось - Лена представилась сама. Бросилась наливать Олесе чаю, знакомиться с ней. Предложила перекусить. «Вы девушка Дениса? - деловито спросила Ленка и, не дожидаясь ответа, продолжила разговаривать сама с собой: - Вам очень повезло. Денис очень неординарный человек. Вы хорошо вместе смотритесь. О, не обращай внимания, что я тут в халате. Поверь, я - не повод для ревности. У нас совершенно особые отношения». Она с такой готовностью самоустранялась, открещивалась от связи со мной, что я и сам уже засомневался: а было ли что-то между нами? Олеся молчала и внимательно смотрела на меня и на Ленку. Та довольно быстро оделась и убралась из номера.
        Олеся осталась, чтобы закатить мне маленькую сцену и заняться сексом. После этого мы договорились, что, если она захочет внезапно нагрянуть в следующий раз, она все-таки постарается меня предупредить. Ни ей, ни мне не нужны такие сюрпризы. Я был строг и настойчив при обсуждении этого вопроса.
        Олеся пробыла в Екатеринбурге два дня. Между нами все было уже не так беспечно и радостно, как в Самаре. Я держался, как прежде. А она, очевидно, ждала чего-то другого. Каких-то перемен. Она часто замолкала и подолгу смотрела на меня без звука. Вздыхала и прижималась к моему плечу носом. К счастью, она так и не заговорила ни о чем таком, что заставило бы меня изворачиваться. Определенно, уже пора проводить с ней теоретическую подготовку. Пора уже как-то вкладывать ей в голову свой ход мыслей. В последний вечер я потихоньку начал объяснять ей свое мировоззрение, но слова проходили сквозь нее. Она только недоверчиво и удивленно смотрела на меня. Как будто не верила, что я это все говорю всерьез. Не возражала. Не удивлялась. Не негодовала. И даже не смеялась. Просто водила головой из стороны в сторону, как плюшевые собачки на торпеде хач-мобилей, и таращила глазенки. И где-то на середине моего особенно глубокомысленного пассажа просто взяла и мягко заткнула мне рот, принявшись целовать. Я сдался и решил, что продолжу обрабатывать ее мозг по электронке.
        Мои дела на заводе были почти завершены. Бардак там творился изрядный. Многие менеджеры дублировали работу друг друга. И уже догадались, что с внедрением системы полномочия кое-кого из них окажутся урезаны. Это вселяло в них легкую панику: они разумно предполагали, что за этим может последовать сокращение зарплаты. Особенно встревожились менеджеры загадочного отдела спецпроектов. Де-факто они занимались тем же, что и отдел продаж. Только продавали упаковку не непосредственным производителям товаров и продуктов, а разным другим учреждениям. Например, среди их клиентов были банки и ночные клубы, заказывавшие сувенирные леденцы и шоколадки в забрендованных фантиках с логотипом банка или найт-клуба. В стройной системе выделять их в отдельное подразделение смысла не было - они органично вписывались как структурное звено в отдел продаж. Начальнику отдела спецпроектов это явно пришлось не по душе, и он то и дело отлавливал меня в узких, обшитых фанерой коридорах, хватал за пуговицу и принимался доказывать, что то, чем занимается он и его отдел,- нечто принципиально отличное от рутинной работы отдела
продаж. За последнюю неделю я разговаривал с ним уже пять раз и каждый раз не менее, чем по полчаса. Я тихо бесился, но со всей возможной невозмутимостью и бесстрастием снова и снова объяснял ему как и что.
        Я уже был мыслями в Москве, когда проходили последние установочные совещания и я докладывал заказчикам, какой будет их система ERP. По идее, на этих совещаниях должны были вноситься последние коррективы. Но времени было так мало, что мы мчались галопом по европам. Менеджеры успевали просто выслушать все то, что мы согласовывали с ними весь месяц. Встрять с каким-нибудь «рацпредложением» и
«уточнением» у них уже не оставалось возможности. Все, что они могли успеть до начала «обсуждения» следующего модуля,- утвердительно кинуть: «Да, именно так все и должно быть». С готовым пакетом документов меня уже ждали в Москве наши специалисты, чтобы начать затачивать систему под конкретный завод.
        Встречаться с Ленкой мне с каждым разом было все сложнее. Я объективно выматывался на работе, рабдень мой сделался неприятно длинным. К тому же с ней у меня было ощущение, что после завода я прихожу к ней на встречу, чтобы отработать вторую смену. Бесконечные разговоры и теоретизирования утомляли. Мне в своей теории было давно все ясно, и я не видел никакой необходимости обсасывать ее. Ленка же, очевидно, считала, что это тема, которую я готов обсуждать бесконечно. Что это самое интересное для меня занятие. Эмоциональной чуткости увидеть, что это не так, у нее не хватало.
        В кресло самолета я опустился с огромным облегчением. Я был рад, что в Москве у меня будет хоть пара недель, когда по вечерам я смогу оставаться один.
        Как обычно в последнее время, на двери меня ждала записка: «Мне надо тебя». Это уже издевательство. Мне вконец надоела эта история, и я тем же вечером написал
«Вадиму, 32» со своего настоящего аккаунта: «Привет, чувак! Так, значит, тебе надо меня?»
        Он сделал вид, что не понял, о чем это я.

«Я о тех записках, которые ты лепишь мне на дверь. Последнее твое послание уже по-настоящему любопытно. В каком смысле тебе надо меня? Ты педик? Или киллер? Или хедхантер? Или что? Чего ты от меня хочешь?»
        Вадим долго думал. Потом до него что-то дошло. И он разразился ответным посланием:

«Сорри. Я правильно понял, что вы тоже живете в квартире на Вернадского? Вы бойфренд Тамары? Эти сообщения я писал не вам. Это для нее».

«Она забыла тебе рассказать, что я не ее бойфренд и что мы никогда не жили вместе?

«Почему же тогда она дала этот адрес? Она хотела, чтобы я пришел именно туда, на Вернадского».

«Вы оба - психи, что ли?»

«Типа того. Правильно ли я понимаю, что Тамара у вас больше не бывает?»

«Она вообще была здесь всего один раз. И я хотел бы понять, зачем она слила тебе мой адрес».

«Может, вы у нее об этом и спросите?»

«Обязательно спрошу, если она мне еще раз попадется на глаза. А сейчас я спрашиваю у тебя».

«Я и сам хотел бы это знать. Мы с ней общались здесь, на Мамбе. Потом она сказала, что нам нужно встретиться вживую. И что она пришлет свой адрес и будет ждать меня. Удалила анкету, а потом с временной анкеты кинула тот самый адрес - на Вернадского. После этого она совсем исчезла из Сети. Временную анкету тоже удалила. Я приходил несколько раз по тому адресу, что она дала, но Тому ни разу не застал.
        Тогда я начал оставлять записки. Теперь я понимаю, что она их не получила. В любом случае, я усек ситуацию и больше не буду писать вам записок. Но вы когда увидите Тому, просто передайте ей мои послания, если вас не затруднит».
        Вежливый какой сделался, гад.

«В общем, Вадим, не думай, что я очень-то поверил твоим путаным объяснениям. Думаю, для общения с милицией тебе понадобится более вразумительная легенда. Имейте там в виду оба - и ты, и твоя девица, что, если это продолжится или если ко мне залезут в квартиру - я знаю, как вас найти».
        Ни с того ни с сего Вадим перешел на «ты»: «Поверь, все, что я написал,- правда. Мне действительно нет до тебя никакого дела. Мне надо не тебя».
        Прекрасно. Это можно было и не пояснять. То, что меня не надо, мне очевидно с самого рождения. Меня никогда не было надо, даже собственным родителям. По жизни всем в лучшем случае надо что-то от меня. На этот счет я не обольщаюсь.
        На этом наша переписка с Вадимом закончилась.
        Тему пока можно считать закрытой. По крайней мере, поток записок, не сомневаюсь, действительно остановится.

* * *
        В Москве было слякотно. Снег выпадал, и его тут же соскабливали с тротуаров. Небо из последних сил тщилось накрыть землю белым, но Москва легко и небрежно сбрасывала с себя непрошеное. Город в это время года неприятен: зимних развлечений уже нет, а до летних еще, как минимум, полтора месяца. Самое запойное время: офисный планктон ровным слоем размазывается по кафе и кабакам, жрет и бухает, напивается и отъедается. Даже у нас в конторе по утрам то и дело можно было видеть пару-тройку припухших лиц. Меня тоже соблазняли бутылки с бухлом, выстроенные в огромные ряды в супермаркете. Но пока у меня хватало сил проходить мимо. Дальше, к рыбному и овощ ному отделам. Свое я выпил еще в Твери. Я не настолько глуп, чтобы искать спасение от бессмысленности в медленном самоубийстве при помощи стакана.
        Я долго шел к этому состоянию - отсутствия желаний. Но теперь, когда я наконец его достиг и мне реально вообще ничего не хотелось - ни знакомств, ни привязанностей, ни вещей, ни впечатлений, ни приключений, ни чего бы то ни было, тешащего тщеславие,- я ощущал не покой, как того ожидал, а пустоту и бессмысленность.
        Я возвращался домой после работы, смотрел что-нибудь на DVD, не особенно проникаясь увиденным, стоически выдерживал «полчаса ревности» на «Мамбе» от Олеси (она требовала от меня все новых и новых подтверждений и заверений о том, что мы с Леной - не любовники) и засыпал. Так продолжалось почти неделю после возвращения из Ебурга. Но потом произошло два события, хоть сколько-нибудь меня удививших и вырвавших из анабиоза.
        Во-первых, позвонила мама. Между делом она поинтересовалась, собираюсь ли я на свадьбу к Таньке. «С чего это вдруг?» - «Ну как же? Разве она тебя не пригласила? Она тут заходила ко мне на прошлых выходных, взяла твой телефон. Зачем - не сказала, но, думаю, для того, чтобы позвонить тебе и пригласить на свадьбу». Мило. Неужели Танька действительно способна на такой глум? Сомневаюсь.
        Вторым событием, задевшим меня, стало сообщение соседки Нины Алексеевны. Она доложила, что заметила подозрительную активность вокруг моей квартиры. «Денис, может, я сумасшедшая старуха, но мне кажется, что за тобою следят. Двое - парень и девушка. Они приходят в разное время и сидят либо на лавочке напротив подъезда, а когда замерзнут - на лестничной площадке на пролет выше». «Почему вы решили, что они следят именно за мной, а не за кем-то другим? На площадке четыре квартиры»,- на всякий случай уточнил я, хотя сразу поверил, что следят именно за мной. «Вот именно! Я тоже вначале не могла понять, кто им понадобился. Но на днях я заметила, что эта девушка копалась в твоем почтовом ящике. Будь аккуратен. У нее были ключи».
        Я сложил все записки, полученные от Вадима, в один конверт. Добавил еще одну - от себя: «Думаю, ты поймешь, кто тебе пишет и зачем». «Тамара, это тебе»,- написал я на конверте и опустил его утром в собственный почтовый ящик, по пути на работу. Когда я вечером возвращался из офиса, то чуть не выломал замок этого ящика, стараясь поскорее его открыть. Я передумал. И очень надеялся, что мое письмо «для Тамары» все еще лежит на месте. К счастью, так оно и оказалось. Сегодня она не приходила. Я убрал конверт в папку с квитанциями за коммунальные услуги, загрузил в компьютере «Мамбу» и написал Вадиму. Я предложил ему встретиться. Чтобы перестать его опасаться, мне надо было увидеть его в лицо. Ну и еще, когда я понял, что он, похоже, не врет и Тамара реально приходит по моему адресу искать вестей от него, мне стало занимательно увидеть - что же это за чувак такой. Все-таки Тома не самая примитивная девчонка и мне интересен тип, который играет с ней в такие необычные игры. Приглашение от мужчины Вадим принял сразу, в отличие от всех моих призывов встретиться, отправленных от Танькиного имени.
        Мы встретились в полутемном подземелье бара в центре города. Было еще не слишком накурено, свет еще не сделали припадочно-моргающим, музыка тоже еще не вползла на дискомфортную громкость, выгоняющую людей из-за столиков и способствующую быстрой смене волн клиентов. Так что я смог не только хорошо рассмотреть Вадима, но и как следует запомнить его голос. Он действительно не был похож на свою фотографию на
«Мамбе». Он определенно не выглядел красавцем. Но и таким ярко выраженным уродом, фотки которого выставил в своей анкете в Интернете, он тоже не был. Он был просто дико зажатым. Наверное, при другой манере держаться, иной мимике и жестах он мог бы сделаться обаятельным, как какой-нибудь Брандо или Депардье. Но ему не хватало именно этого шика свободы и раскрепощенности. Шика самодостаточности и довольства собою, которым покоряет Брандо. Наверное, рядом с человеком, которому он доверял бы и которого бы не стеснялся, он выглядел бы на порядок красивее. Мне показалось, что Вадим комплексует насчет своего внешнего вида. Впоследствии я убедился, что так оно и есть.
        События, предшествовавшие нашему знакомству, были таковы, что я предпочитал слушать и поменьше говорить. Вадим, на удивление, оказался словоохотлив. С вербальной коммуникацией у него все было в порядке, в отличие от невербальной - он то и дело чесался, кусал губы и ковырял стол ногтем. Но слова связывал при этом очень складно. Он впаривал мне какую-то невероятную байку про то, что он и эта самая Тамара очень душещипательно переписывались через «Мамбу» больше трех месяцев. Переписывались неправдоподобно откровенно, нереально искренне, эмоционально. И эта связь, очень эфемерная и виртуальная, сделалась для него чрезвычайно важной и реальной. «Наверное, если бы я менее осторожно относился к словам, я даже мог бы сказать, что я влюбился.- Вадим нервно и необаятельно облизывал потрескавшиеся сухие губы со следами недавнего герпеса.- Но я довольно ответственно отношусь к словам. В конце концов, пока ты что-то не назвал любовью, ты всегда можешь обмануть по крайней мере сам себя. Ну и в самом деле - о какой любви может идти речь, когда ты ни разу не видел человека, не было никакого тактильного контакта и
так далее? В конце концов, на самом деле это не больше, чем симпатия».

«Так ты ее ни разу не видел?»

«Ни разу»,- мотнул он головой.

«Ну и зря. Она очень даже ничего».

«Не сомневаюсь. То есть я даже почти уверен, что в ее подлинной анкете были вывешены ее настоящие фотографии».
        Судя по описаниям, в первой анкете Тома действительно открывала свое истинное лицо. В отличие от самого Вадима. Он, как я сразу и заподозрил, впервые увидев его анкету на «Мамбе», залил в свою анкету первые попавшиеся фотографии, которые выкинул поиск google по запросу «гопник». Тома подумала, так же, как и я, что это стеб. Она ни на секунду не поверила, что человек, свободно рассуждающий о постмодернизме и структуре мифа в теории Кэмпбелла, может быть беззубым прыщавым ушлепком в «пидорке», нюхающим клей. В чем честно Вадиму и призналась. «Впрочем, мне безразлично, как ты выглядишь. Даже если так - ты все равно клевый»,- написала она ему. Он запомнил эти слова, но не поверил. Через три месяца «игры» Томе все-таки захотелось увидеть реальное лицо Вадима. Вот тут-то и начались сложности. Вадим показываться категорически не желал. Его все устраивало.

«Тамара довольно вязко начала напрашиваться на встречу. Сначала намеками, а потом - впрямую. Но я не хотел переводить общение в офлайн. Развиртуализация - это всегда риск. Образ в Интернете и реальный человек могут категорически не совпасть. При встрече происходит взаимная моментальная переоценка. И если прежде тебя оценивали только как личность - по мыслям, словам,- то тут сразу же смотрят на внешность, возраст, тело, одежду, машину, счет и толщину кошелька. А есть еще жесты, какие-то неприятные ужимки лица. Что-то пропадает. Исчезает раскрепощенность анонимности, легкость, свобода. То, о чем девчонки свободно треплются с незнакомцем в Интернете, они даже боятся произнести на реальной встрече. Встреча вживую ничего не добавляет общению. Не происходит какого-то дополнительного раскрытия навстречу друг другу. Наоборот, даже те душевные области, которые прежде были открыты, схлопываются. Именно чтобы сохранить эти отношения, я отказывался встречаться с Томой. Именно потому, что она на самом деле была для меня очень интересной собеседницей, я и не хотел встречаться с нею в физическом мире. Не раз и не
два она пыталась вытащить меня на „очную ставку“. Звала на концерты, в кино, на выставки. Но потом ей, видимо, надоело. Фактически она поставила ультиматум: или развиртуализация, или конец общения. Я и тут держался своей прежней позиции. Тогда она действительно исчезла. Убила свою анкету на „Мамбе“ и не появлялась примерно пару недель. Я скучал по ней, но не безумно. Потом она снова возникла, уже под другим именем, буквально на один вечер. Просто дала твой адрес (я подумал, что это ее) и снова исчезла. Типа, чтобы я, если соскучусь, искал ее в реале. Меня вначале рассмешила эта выходка. Я был уверен, что через неделю-другую она снова появится на „Мамбе“. Но зачем-то поехал по этому адресу и оставил ей записку: „Это не поможет“. Я все еще хотел оставаться человеком-невидимкой. Без вранья, мне не хватало ее. Точнее, переписки с ней. Я хотел, чтобы она вернулась в Интернет. Она не вернулась и через полмесяца. Тогда я решил сдаться. Черт с ним! Я несколько раз приезжал на Вернадского, но каждый раз напарывался на запертую дверь. Не оставалось ничего другого, кроме как снова оставлять ей записки. Как
выяснилось, писал я в пустоту. Все-таки не могу понять, почему она оставила твой адрес? Если, по ее замыслу, я должен спохватиться и обнаружить на ее месте пустоту, обнаружить, что „слишком поздно“, с таким же успехом она могла прислать мне адрес какого-нибудь автосервиса или библиотеки».
        Я раздумывал, стоит ли сообщить Вадиму, что Тома ошивается вокруг моего дома и роется в моем почтовом ящике, что ее видели соседи. Что-то удержало меня. И я лишь пожал плечами.
        Странные люди в странном городе. Еще одно подтверждение того, что я прав: люди совершенно не ценят других людей, когда они есть друг у друга в наличии. Пока девка каждый вечер выскакивала в он-лайн, он не очень-то обращал внимание на ее желания. Должна возникнуть недостача, хотя бы легкий дефицит, чтобы они начали дорожить друг другом, держаться друг за друга. Возможно, поэтому я и не стал говорить Вадиму, что Тамара исчезла не совсем. Мне нравилось наблюдать за столь редким человеческим состоянием жажды другого, взаимной нужды друг в друге. Притом, что я не сомневался - хватит их запала ненадолго. Этот аттракцион довольно скоро закончится, насколько я знаю людей. Я же говорил, что люди не помнят никого и ничего. И довольно быстро стираются друг у друга из памяти, даже если в какой-то момент времени представлялись друг другу страшно важными и нужными. Возможно, даже любимыми. Другие люди отвлекают их от мыслей о прежнем.
        Мы еще немного посидели с Вадимом и разошлись. Когда я подходил к своему дому, против воли осматривался по сторонам, надеясь натолкнуться взглядом на Тамару. Конечно же ее не было ни во дворе, ни на лестничной площадке. Я решил, что если эта парочка протянет хотя бы до лета и не потеряет взаимный интерес, и еще не упадет друг другу в объятия, то я стану их добрым купидончиком и организую им свидание. А до того по мере сил буду препятствовать их встрече. Мне интересно проверить крепость эмоционального цемента.

* * *
        Март закончился. Руководство было страшно довольно результатами первого квартала. Похоже, боссы вошли во вкус «оптимизации» и жадно присматривались, где еще можно подкрутить гайки и усилить давление на рабсилу. То есть на нас. На меня. Все напряженно хмурились, «предвкушая». Только Вася радостно потирал руки. Не думаю, что им двигала одна лишь алчность. У меня закрадывалось подозрение, что он в глубине души надеется, что мы, остальные консультанты, не выдержим давления этого пресса, сбежим, рассосемся. И останется он один - такой единственный, незаменимый, могучий атлант. И все убедятся в его исключительности. Но мы держались. Хотя работа норовила заполнить собою все жизненное время, я старался придерживаться своего правила уходить из офиса в 19.00. Иногда ради этого приходилось жертвовать обедом. От дневного общения с Леной и Олесей по Сети тоже пришлось отказаться. Но я выходил с ними на связь вечером. Олеся канючила и зазывала меня в Самару или выражала готовность приехать в Москву. Устраивала демарши в духе: «Я не могу понять, какие у нас отношения и есть ли они вообще? Мы вместе или как?». Я
терпеливо ее успокаивал.
        Ленка прислала впечатляющий трактат «Поворот времени вспять», сверстанный в пдф. С картинками. Я прифигел, но одобрил ее активность. Она сообщила, что разрабатывает концепцию вирусного видео для Интернета, продвигающего наши идеи. Я попросил, чтобы без меня она не предпринимала никаких решительных шагов. Зато она, по крайней мере, не скулила «я скучаю» и «как ты ко мне на самом деле относишься», как это делала Олеся. Так что по Сети мне было комфортнее переписываться с Ленкой. У нее даже прорезалось колкое чувство юмора.
        Когда я уезжал в Краснодар, снега в городе почти не оставалось. В столице Кубани меня ждал небольшой местный банк, который прежде работал только с корпоративными клиентами, а теперь решил развивать розничный сектор и филиальную сеть. Под это дело ему требовалось модернизировать электронную систему. А еще меня там ждала девушка Катя. Через месяц - снова Ебург, Лена и финальные бодания с заводом упаковки. На лето график вырисовывался тоже очень плотным. В июне - Казань, мусоросжигательный завод и Камилла. В июле - снова Краснодар и Катя. И так далее. Отпуск втиснуть было некуда. Бабла по сравнению с прошлым годом, когда мы работали тщательнее и размереннее, прибавилось. Проблема заключалась в том, что я предпочел бы чуть меньше работать и чуть больше располагать собой, даже если при этом доходы мои сократятся. Но такой вариант был невозможен: или ты тащишь столько же, сколько все, или вылетаешь. Никаких «особых режимов». Как на аттракционе «Русские горки» нельзя сделать, чтобы все тележки ехали с одной скоростью, а твоя- чуть помедленнее, по своему расписанию. Нет, все мчатся одинаково бешено. Или
как в каком-нибудь оптовом магазине вроде «Метро» нельзя купить одну банку зеленого горошка - только упаковку, так и у нас в конторе нельзя было взять себе работы столько, «сколько съешь». Минимальный объем, при котором ты остаешься в команде, был определен. И он был не таким уж «минимальным». Наверное, если бы мне было все равно, чем зарабатывать, я бы в этот момент соскочил. Но мне реально нравилась именно эта работа, с ее командировками, построениями схем, непростыми переговорами. Поэтому я оставался внутри системы.
        Время закружилось, как набирающая обороты карусель. Недели в этом году пролетали куда быстрее, чем в прошлом. Я уезжал и возвращался. Заводил новые пустоцветные романы с довольно безынтересными девицами, приглашал на уик-энды Олесю в Москву и не только. Встречался с Ленкой, которая приезжала на какой-то форум региональных журналистов в Москву. Ее телеканал забронировал ей гостиницу, но ночевала она у меня.
        Новые мои подопечные, признаться, занимали меня гораздо меньше, чем «первенцы» - Лена и Олеся. Видимо, у меня произошел какой-то инпринтинг в отношении первых двух девчонок. Или я действительно стал относиться к «построению» этих отношений совсем как к работе и не очень тщательно выбирал объекты для приложения своего обаяния.
        Краснодарская Катя, видимо, пыталась изобразить из себя «Ульяну Цейтлину country-style». Она думала, что ловко манипулирует мною и разводит на бабло, когда я угощал ее мороженым или дарил серьги с фальшивыми бриллиантами. Она делала перед собой самой вид, что ей нужно именно это - пара стекляшек и шарик замороженных сливок. Что ее торчание на «Мамбе» - это вопрос алчности, а не самолюбования и самооценки. Мы провстречались с ней положенные три недели, а потом созванивались и переписывались. Она никогда не звонила сама. Но стоило мне пропасть на неделю, как ее голос в телефонной трубке с делано-гламурного сюсюканья в духе «котик», «мася»,
«заяц» сменялся на тусклое разочарованное скрежетанье. Как будто она враз сдувалась и превращалась в старую, всеми заброшенную и ненавидящую себя за это грымзу. Я даже не посчитал нужным проводить с ней хоть сколько-нибудь глубокие теоретические беседы. Когда я вернулся в Москву, то сам себе удивился: зачем я провел столько времени в компании этого человека? Мне даже хотелось совсем ее забыть, но было жалко потраченного на нее в Краснодаре времени. В конце концов, я понял, что только я могу защитить мир от этого маленького монстрика, нуждающегося в постоянных вещных подтверждениях собственной полноценности. Если она нападет и, не дай боже, зацепит какого-то другого мужика, попроще, то он, подталкиваемый ею, начнет яростно преумножать количество мусора в этом мире. Поддерживать рублем производство бессмысленного хлама вроде розовых плюшевых зайцев и бесконечных пузырьков и флакончиков. Так что в отношении Кати задачу я себе сформулировал так: держать на привязи, но не идти на поводу у ее аппетитов.
        Стоило мне вернуться из Краснодара, как она заспамила мой почтовый ящик массой ссылок на безделушки из он-лайнового женского магазина. «У нас в городе такое не продают. Может, ты сможешь купить для меня? Твоя Птичка». «Жди посылочку»,- ответил я. Закрыл окна с присланными ею ссылками и отправился совсем в другое место - на книжный интернет-магазин. Заказал пару неплохих книжек и фильмов, оплатил «Яндекс-деньгами» и адрес для доставки указал Катькин. Мне не жалко было бабла на нее. Я вообще не жмот, честно. Я надеялся сделать этого троглодитика чуть менее материальным.
        Через пару недель она получила бандероль и откровенно не знала, как на нее реагировать.

«Я как бы признательна, ты потратил на меня время и деньги,- писала она.- Но это совсем не то, что я хотела! Я даже не знаю, что мне думать по этому поводу. Что ты хотел этим сказать?»

«Отвечаю вопросом на вопрос. Скажи честно, что для тебя было более важно: чтобы я что-то купил тебе? Или тебе важнее было получить именно ту розовую безделушку в стразиках? То есть сформулирую иначе: ты просто хотела эту фигню, и тебе было все равно, как ее добыть, а я - просто один из возможных инструментов? Или ты хотела, чтобы я тебе что-нибудь подарил и эта штучка показалась тебе подходящим вариантом?

«Я хотела, чтобы именно ты купил мне именно этот пояс. Знаешь, я бы не у каждого попросила такого подарка»,- не задумываясь ответила она.

«А я не каждой подарил бы то, что прислал тебе».
        Мы еще немного попререкались. Катерина и хотела изобразить обиду, и одновременно боялась зарваться и обидеть меня. Все-таки она не хотела меня упускать: не сомневаюсь, что в ее табели о рангах я проходил как довольно жирный гусь.
        Месяц в Екатеринбурге пролетел одним днем. Возможно, потому, что это был май, а он всегда проходит слишком быстро. Даже упаковочники допекали меня не слишком сильно.
«Кровавым» был только эпизод с увольнением бывшего начальника отдела спецпроектов. Напоследок он угрожал и даже натурально плевался в меня. Мне было его жалко, но я не мог сдержать смех.
        Мы с Ленкой шлялись по разным местным культурным мероприятиям, она меня кое с кем знакомила, причем представляла всегда так: «Этот тот самый Денис Новиков, про которого я рассказывала». И многозначительно пучила глаза. Люди тут же начинали рассматривать меня с интересом. Я неожиданно обнаружил, что многие из них в курсе моего желания свести человечество назад к двум людям - новому Адаму и новой Еве. Некоторые даже читали тот самый пдф-овский документ, который полтора месяца назад сварганила Ленка под названием «Поворот времени вспять». Такая локальная популярность мне льстила. Мы много беседовали о загнивании, прогнивании, разложении, бесцельности, опустошенности, бренности, тщетности, бездуховности этого мира. Я чувствовал себя прямо каким-то Бегбедером, Бодрийяром или Уэльбеком. Тщеславие мое непомерно раздувалось, задавливая мозг. Естественно, я этого не замечал. Я ощущал себя немного киногероем. А ни один киногерой, к сожалению, не слышит тревожной музыки за кадром, когда дело начинает пахнуть керосином. Очевидно, в моем фильме тревожное треньканье ситара или гудение поющей чаши должно было
раздаться на одной из тех загородных пьянок, которые для благородства называют иностранным словом «пикник». Разумеется, я не изменил своему правилу
«никакого алкоголя». Я не пил. Но в компании выпивающих людей я почему-то и сам делаюсь каким-то хмельным. Как будто опьянение, как шизофрения, передается по индукции. Словом, я не был адекватен и осмотрителен.
        Так вот, на очередной такой загородной пьянке мы веселились тем, что снимали
«пилотные выпуски вирусного видео» на mini-dv. Хохмили, лезли рожами прямо в объектив, выкрикивая что-то вроде: «There must be the only two!»
        В другом ролике мы с Ленкой чуть ли не в исподнем бросались друг к другу. Она патетично выкрикивала: «Я люблю тебя, потому что мне больше некого любить, кроме тебя, новый Адам!» - «И я люблю тебя! Потому что мне тоже больше некого любить, кроме тебя, себя и Его, о Ева!» - проникновенно отвечал я, кося глазом то на Ленку, то на красную лампочку камеры.
        Был еще невнятный ролик, в котором мы, сидя кругом перед костром, прямо как какую-то мантру по очереди бормотали что-то вроде «Иван не родил Настасью, Настасья не родила Василису, Василиса не родила Петра». Смысл этого сценария Ленка так и не смогла мне объяснить. Но она уверяла меня, что он есть. Я не слишком запаривался, потому что расценивал это все как дружескую бухую развлекуху. Мне казалось, что я достаточно ясно объяснил Ленке, что публичная активность нам пока совсем не желательна. Она соглашалась с этим тезисом.
        Я даже не обратил внимания на то, что пара ее дружков настырно допытывались у меня, а зачем, мол, тянуть резину и ждать, пока человечество сократится естественным путем. А стоило бы отсечь этот момент и заостриться на нем.
        Другой неприятный момент возник почти перед самым отъездом - я задержался в Ебурге на несколько дней, чтобы провести рекламный семинар для директоров автотранспортных предприятий. Это стандартное мероприятие: в бизнес-центр при отеле заманивают начальников предприятий какой-то одной отрасли со всего региона и втирают им, как это круто и полезно - внедрить ERP. Показывают картинки и видеоролики, графики, диаграммы. Рассказывают, как это повышает производительность, упрощает управление и бизнес-аналитику, повышает прибыли. Обычно выступают те консультанты, которые уже внедрили пару-тройку систем на предприятиях такого профиля. Мне с транспортниками работать доводилось. Вторым выступающим был Вася. Приехал вице-президент. Втроем мы и проводили агитацию.
        Попадалово случилось, когда вечером Ленка приперлась ко мне в гостиницу и барабанила в дверь. Пока я наматывал на себя полотенце и вылезал из душа, из соседнего номера на ее стук выскочил вездесущий Вася. Они успели содержательно пообщаться, и Ленка что-то ему наболтала о моих идеях. Я открыл дверь и решительно пресек общение. Хотя Вася и рвался «познакомиться с девушкой поближе» и пытался вломиться ко мне в номер.
        На следующий день он начал изображать мне чуть ли не отца родного. Хлопать по плечу (ненавижу эту дурацкую привычку, так и хочется отбить руки тому, кто это делает). Одобрительно подмигивать: «Молодец! Времени даром не терял. Правильно - здоровый секс нам, командировочным, очень показан. Главное в этом деле - правильно
„слить“ девчонку, когда уезжаешь. А то эти провинциалки такие цепкие - каждая одноразовая кошелка норовит в загс затащить.
        Я придумал такой метод…» - «Вася, прости, но мне это неинтересно. Я не хочу обсуждать эту тему и не собираюсь никого „сливать“».- «Да ты че? Серьезно влип, что ли?- Вася страшно развеселился.- Ну ничего, ничего, бывает. Приедешь в Москву, отпустит. Помню, у меня в Воронеже тоже был случай».
        Отвертеться было совершенно невозможно. Мне пришлось выслушать, как он отбивался от какой-то воронежской козы, которая норовила за его счет поживиться московской пропиской. Даже прикатила в столицу и заявилась к нашему офису. «Стоит такая, ножки как спички. Я, говорит, моделью устроюсь. Я думаю: ты себя в зеркало видела? Можно, говорит, поживу у тебя, пока не устроюсь. Устроишься ты, щаз! А маму свою не хочешь сразу у меня на антресолях где-нибудь расположить? Еле сбагрил. У меня же Алена. Мы с ней пять лет вместе. Она мне родная. Я думаю ей предложить, чтобы она ко мне переехала. Алена - моя женщина. А это - так. Ты не прикипай главное. Не забывай, что это секс, и ничего больше. Все наши так делают».
        Дался ему этот секс. И я - не все. Сомневаюсь, что Вася на самом деле знает, как там у всех. Ему просто хотелось бы думать, что все - такие же долбоебы, как он.
        Мало того что Вася присел со своей «жизненной мудростью» мне на уши. Он оказался еще и стукачом. Вице-президент, который тоже приезжал на рекламный семинар, в самолете аккуратно поинтересовался у меня, что это за идеи я развиваю и правда ли, что я организовал в Екатеринбурге какое-то философское общество или что-то вроде революционного кружка? «Нет, конечно,- почти честно ответил я.- Так, с девушкой немножко о современном искусстве пообщался. Надо же о чем-то и с девушками разговаривать». Я заговорщически прищурился ему, постаравшись намекнуть взглядом на мужскую солидарность. Что-то вроде «ну вы понимаете». «О’кей,- кивнул вице.- Но ты будь поаккуратней. Помни, что ты представляешь компанию. Ты ее лицо. Не надо позволять слишком много себя, собственных проявлений. Вот выйдешь на пенсию - чудачь на здоровье. А с девушками, конечно, поговорить можно. Но лучше все-таки с ними не разговаривать, а заниматься совсем другими вещами». Он состроил улыбочку и тоже со значением прищурился мне в ответ. Вице-президенту сорок четыре. У него отдельный кабинет. Он женат. У него есть сын. И откуда-то все в
конторе знают, что в нижнем ящике стола у него хранятся диски с жестким поревом, которое он в гомеопатических дозах «принимает» по вечерам, прежде чем отправиться домой.
        Я надеялся, что история о «революционном кружке» и «философском обществе» покажется Васе не такой уж увлекательной, чтобы порадовать ею всю контору. Наверное, мне стоило предупредить его, чтобы он поумерил трепливость. Но я этого не сделал. Решил не акцентировать.
        Наверное, стоило бы иначе повести себя и во время разговора с Тамарой, который случился в самом конце мая, по возвращении из Ебурга и накануне моего отъезда в Казань. В марте, когда я узнал их историю с Вадимом, я говорил себе, что если к лету этой парочке все еще будет не наплевать друг на друга, но при этом они еще не будут вместе, то я поспособствую их встрече. И вот в мае я убедился, что Томе все еще не наплевать на Вадима. Когда я вернулся из Ебурга, то обнаружил в своем почтовом ящике письмо от нее. Она просила позвонить. Я выполнил ее просьбу. Она спрашивала, не приходил ли ко мне кто-нибудь искать ее. А я почему-то вдруг решил, что прошло слишком мало времени, чтобы тест на прочность межчеловеческих связей можно было бы считать пройденным. И изобразил недоумение, почему это, мол, кто-то должен был искать ее у меня. «Нет, нет, кажется, тобой никто не интересовался, ничего такого»,- заверил я ее. «Значит, ему таки совершенно на меня наплевать. Он совсем про меня не вспоминает»,- обреченно вздохнула она. «Не знаю, кого ты имеешь в виду, но здесь про тебя вспоминаю только я. Очень вспоминаю.
Все так славно начиналось, и вдруг ты внезапно сбежала. Неправильно это. Между прочим, как насчет сходить на какой-нибудь концерт? Я на неделю в городе и, кажется, совершенно оторвался от столичной жизни. Покажи, что тут у вас, москвичей, сегодня модно?»
        И все это при том, что в тот же день я получил очередное сообщение на «Мамбе» от Вадима: он знал, что я возвращаюсь из командировки, и интересовался, не пришло ли какой-нибудь весточки от Тамары. Ему я тоже ответил, что его никто не искал.
        Я решил, что это очень легко - сохранять любовь и привязанность к тому, кто в тебе заинтересован. Любить того, кто любит - это слишком просто. Проще только быть любимым. А вот хватит ли у них широты души продолжать любить того, кому тебя не надо? Того, от кого ты уже ничего не ждешь. А если тебя еще при этом искушают другим теплом и участием?
        Мы съездили с Тамарой на концерт Triangle Sun в Архангельском - там как раз шел джазовый фестиваль. Она выглядела печальненькой. Без кокетства, а даже с какой-то самоиронией рассказала мне ту же самую историю, что и Вадим. Похоже, она реально попалась. Никогда бы не подумал, что по Интернету можно на самом деле так сильно запасть на человека. Я ей сочувствовал и жалел. «Хорошая моя,- гладил я ее по голове.- Бедняжка. Наверное, он не так уж и хорош. Ты его просто придумала себе. Забудь. Ты необыкновенная». И очень человечно обнимал за плечи. Она даже всплакнула. Как раз когда она тихонько пускала слезу, я ее и поцеловал. Она ответила на мой поцелуй. После концерта мы поехали ко мне. На этот раз ее не смутили мои простыни. Проснулись мы вместе.

«Ага-ага!- думал я про себя во время утренней зарядки, поглядывая на спящую в позе эмбриона Тамару.- Расскажите мне после этого что-нибудь про настоящие чувства. Все-таки я настолько объективен и прав в своих оценках современного человека, что самому отвратительно, насколько все предсказуемо».
        Да! И еще: Тома наконец объяснила мне, почему оставила этому типу мой, а не свой адрес. «Если бы я знала, что он может прийти ко мне домой, то я бы все время, постоянно этого ждала. Я бы не смогла выйти из дома. Это было бы уже полное сумасшествие и паралич. А так я хотя бы могла продолжать жить в своем доме. Жить, не превратив свою жизнь в одно сплошное ожидание. И очень хорошо, что ты уезжаешь в командировки, есть точно отмеренные периоды, когда ждать бесполезно и ждать нечего. Поэтому я оставила твой адрес».

* * *
        В июне начались неприятности.
        Девчонка из Казани оказалась еще более запущенным вариантом лицемерия, чем
«влюбленная Тамара». Чистая подстава. В анкете Камилла написала, что ей 25. В принципе она и выглядела на эти годы. Но, как выяснилось, ей уже стукнул тридцатник. Я легко это вычислил, когда она принялась рассказывать про свое славное пионерское прошлое. Я-то красного галстука поносить не успел, как и большинство моих ровесников, не говоря о тех, кто младше. А Камилка прокололась, что аж несколько лет была председателем совета отряда. Но мухлеж с возрастом - это полбеды. Камилла открыла собой для меня новый типаж - «занятая девушка в поиске». Она оказалась не свободной. Выяснилось, что она уже года четыре жила гражданским браком с каким-то гражданином, что не мешало ей пребывать в перманентном поиске. Я довольно быстро вычислил, что у нее кто-то есть, по странным телефонным звонкам, на которые она отвечала в худших традициях шпионских фильмов («да», «нет»,
«постараюсь») либо вовсе не брала трубку. Кроме того, в ее поведении было что-то неуловимое, что отличало ее от девчонок, у которых, может, и есть какие-то ухажеры или симпатии, но нет серьезных отношений. Когда мы вместе заходили в магазин за какой-нибудь газировкой и парой бананов, она набирала еще пакет всякой фигни («Домой тоже надо чего-нибудь купить»). И я весь вечер таскал за ней этот дурацкий пакет с колбасой, гречкой и пачкой стирального порошка. Ни одна другая девушка на моей памяти так не поступала. Она как-то очень по-хозяйски привычно брала меня под руку. Она уже держалась со мной так, как будто бы я тоже уже был ее гражданским мужем. Наконец, она знала расписание футбольных матчей!
        В конце концов, я спросил у нее прямо. И она, не смутившись ни на секунду, подтвердила: да, у нее кое-кто есть и они даже живут вместе. «Но это не то,- деловито, по-менеджерски моргнула она, как будто убеждала меня в перспективности сделки.- Мне нужны другие отношения и другой человек». Нормальная такая тема. Неприятная.
        Я довольно жестко отчитал ее, хотя все предыдущие полторы недели был запредельно понимающим, доброжелательным, веселым и нежным. Но тут я назвал вещи своими именами. А именно, что ее «поиски идеала» - это банальное блядство, скудоумие, непорядочность и инфантилизм. Я не стеснялся в выражениях, потому что не нуждался в продолжении этой связи. Мне было абсолютно наплевать, насколько сильно она обидится - я не видел никакого смысла поддерживать с ней отношения, когда просек ситуацию. Определенно, этот ее «молодой человек» справляется с задачей удерживать девицу в состоянии «как бы занятой» даже лучше, чем смог бы я. Еще пару пятилеток - лет до сорока - она по-прежнему будет «занятой девушкой в поиске, не обремененной детьми» (ведь дети сильно снизят ее шансы, так что можно быть спокойным - этот цветок не образует завязи). А потом фертильный возраст естественным образом закончится.
        К сожалению, я раскусил Камиллу довольно поздно: недели через полторы знакомства. Включаться в отношения с кем-то другим в этом городе уже не оставалось времени. И это меня подбешивало вдвойне. Я очень эмоционально изливал на нее потоки желчи. Как водится у меня в последнее время, ввернул что-то насчет духовности, морали, нравственности и души. В том смысле, что ей, очевидно, совершенно незнакомы эти понятия.
        Неожиданно тирада оказала прямо противоположное действие, чем я ожидал. Камилла не оправдывалась. Не огрызалась в ответ. Наоборот, когда словесный запас яда у меня иссяк, она прошептала, глядя на меня завороженно распахнутыми глазенками: «Какой ты! Какой тыыы! Вот именно такого человека мне и надо». «Да иди ты…» - сплюнул я и пошел прочь, оставив ее сидеть на лавочке под фонарем.
        Этот неприятный прокол, конечно, недостаточное происшествие, чтобы я сказал, что в июне начались неприятности.
        Расплевавшись с Камиллой, я решил, что раз в оставшиеся полторы недели в Казани я не могу заниматься вербовкой неофиток, то неплохо бы поддержать старые связи. Например, выписать сюда на недельку Олесю. Тем более что от Самары до Казани довольно близко. Только когда мне в голову пришла эта замечательная мысль, я вдруг осознал, что как-то слишком давно не слышал Олесю. Кажется, больше недели. И вообще в последнее время она стала звонить гораздо реже. Я заподозрил неладное. Подозрения усилились после телефонного разговора. Да, она сразу сняла трубку, но приехать отказалась. «Тогда я приеду к тебе на выходные»,- предложил я.
«Приезжай. Нам, наверное, действительно пора встретиться и поговорить»,- ответила она, но без радостного энтузиазма, на который я в глубине души надеялся.
        Я дождался выходных и первым же речным трамваем рванул в Самару. Остановился в той же гостинице, что и зимой. Даже расстарался и выбил тот же самый номер, в котором жил в январе. Я осознал, что связь без эмоционально-энергетической подкормки стремительно хиреет. Нужно срочно освежить ее впечатления, разбудить воспоминания, чтобы она снова чувствовала ко мне то же, что прежде. Признаться, у меня даже мелькала мысль о том, что было бы круто, если бы она призналась мне в любви. Не то чтобы я нуждался в ее любви. Просто это было бы круто. Оптимист.
        Олеся назначила встречу в кафе. Я пришел раньше. Она вошла минут через десять после меня. Села напротив. И сразу, без какой-либо «предвариловки» заявила:
        - В общем, Денис, нам не имеет смысла больше общаться. Я поняла, что ничего серьезного с твоей стороны нет. Что для тебя это все как-то не по-настоящему. А зачем тогда? Я знала, конечно, что я для тебя - не смысл жизни. Не обольщалась, что с твоей стороны какая-нибудь сумасшедшая любовь. Но когда ты уезжал в феврале, я все-таки надеялась, что все сложится иначе. Теперь уже можно говорить: я практически влюбилась. Ты стал мне очень дорог. И я думала, что и я для тебя значу чуть больше, чем «провинциальное приключение». Не сложилось. Бывает. Давай не будем затягивать и изображать то, чего между нами нет. Прекратим эту комедию.
        - Нет,- серьезно ответил я.- Это не комедия. И я не хочу ничего прекращать. Давай ты объяснишь, что конкретно тебя не устраивает в наших отношениях, и я постараюсь это изменить. Ты хочешь, чтобы я приезжал чаще?
        - Дело не в формальных каких-то вещах. Дело в отношении друг к другу. А его договоренностями о «правилах игры» не изменишь.
        - Это как договориться,- сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
        - Да как ни договаривайся! Ну пожалуюсь я тебе сейчас на то, что ты редко звонишь. Если я не позвоню - ты и не вспомнишь. О’кей - ты услышишь это, забьешь
«напоминалки» в мобильник и будешь звонить мне по расписанию раз в два дня. Что от этого изменится в отношениях? Да ничего. Потому что как тебе не хотелось мне позвонить, как не было такой потребности, так и не будет.
        - Олеся, я на самом деле помню про тебя постоянно.- Я пытался угадать, что она хочет услышать.- Наверное, я действительно недостаточно часто звоню, но у меня правда очень много работы. Я просто зашиваюсь.
        - Денис, хватит слов. Это бессмысленно. Я пришла не ссориться с тобой, не выяснять отношения, канючить о чем-то или торговаться. Я пришла сообщить тебе о своем решении. Я это сделала. Мне пора.
        - А ты не хочешь выслушать мое мнение?
        - Нет. Мне и так все ясно. К тому же меня ждут. До свидания, Денис. Желаю тебе встретить девушку, в которую ты по-настоящему влюбишься.
        Она подхватила свою беленькую сумочку, висевшую на спинке стула, отодвинула чашку с кофе, к которой даже не притронулась, встала и пошла к двери. Я бросился за ней. За мной тут же кинулся официант: «Вы не оплатили счет!» Олеся вопросительно оглянулась от дверей на меня и на халдея: «Денис, ты же заплатишь, правда?» Я вытащил из кармана какие-то деньги, сунул ему. За это время Олеся смылась из кафешки. Я выскочил на улицу. Она не успела далеко уйти. Я быстро нашел ее глазами. Но не стал догонять: она шла с каким-то типом, которого обнимала за талию, а он плотоядно щупал своей лапищей ее задницу. Вот и настоящая причина! Так бы сразу и сказала: «Я запала на другого мужика». А то какой-то бред, обвинения, как будто бы проблема - во мне. Дело опять не во мне.
        Меня как будто слегка оглушило. Я развернулся и вошел назад в бар. Сел за тот же столик, где мы только что разговаривали. Ко мне подплыл официант.
        - Может быть, водочки?- флегматично спросил он.
        Почему-то я так же флегматично кивнул ему в ответ. Хрен его знает, как так получилось, но я нажрался до «вертолетов». Я просто пил. И пил. Что-то жевал. И снова пил. Не задумываясь. Не помню, чтобы я о чем-то думал или чтобы у меня шел какой-то внутренний монолог. Нет, только пустота. Я бы соврал, если бы сказал, что мне был по фигу уход Олеси. Разумеется, я не был влюблен в нее. Но тихой сапой она все-таки слегка просочилась мне в мозг. Черт! Заводишь себе хомячка для научного опыта, а и он норовит в душе прописаться! Всякая тварь заходит к тебе внутрь без тапочек и гадит! Конечно, виноват во всем был я сам: нельзя привязываться к подопытному материалу. Первая заповедь естествоиспытателя. Помню, что я мучительно пытался придумать вторую и третью заповеди естествоиспытателя, но, хотя водка еще и оставалась, мысль на этом остановилась.
        Так что на следующий день, когда я сдавал в гостинице в срочную стирку вчерашние джинсы, все в масляных пятнах и следах от кетчупа, я вытащил из кармана салфетку всего лишь с этой одной записью: «Заповедь №1. Не привязываться к подопытному материалу». Меня еще изрядно поднакрывало после вчерашнего. Я спустился в гостиничный бар, заказал пиво и, уже не задумываясь, настрочил продолжение:

«Вторая заповедь естествоиспытателя: гуманность - не научное понятие. Жалость - это не вакцина. Первая уже никому не помогает, а вторая, возможно, еще сможет кого-то спасти».

«Третья заповедь: подопытные хомячки не должны голодать, иначе они исхудают и просочатся сквозь прутья клетки. Кормите своих маленьких питомцев!»
        Кодекс исследователя был составлен. Тут я вспомнил кое-что еще про вчерашний вечер. Видимо, я был уже совсем невменько, потому что звонил маме и требовал у нее номер Танькиного мобильника. Она говорила, что не знает ее номер. «Так пойди к дяде Мурату и возьми!» - командовал я. «Иди проспись, сынок»,- советовала мама. Чччерт! Вот это уже совсем лишнее.
        Официант забрал пустую кружку и спросил, не стоит ли повторить. Я излишне резко отказался и попросил кофе. Не хватало мне только опять уйти в запой. Хватит. Такой опыт у меня уже был, когда я сидел один в Твери в пустой квартире, бухал и, ужравшись, звонил Таньке. Трезвым я не позволял себе такого. Наверное, я для того и напивался, чтобы разрешить себе позвонить ей несмотря ни на что. Кажется, каждый раз я говорил ей одно и то же: «Знаешь, когда мне плохо, мне почему-то хочется позвонить тебе. Только тебе». А плохо мне было почти постоянно. Так продолжалось месяца два. Пока у меня не хватило мозга позвонить ей трезвым и попросить (очень попросить) поменять номер телефона. И никогда мне его не давать. Даже если я буду умолять. Она выполнила эту причуду. Похоже, даже обрадовалась - к тому времени я, должно быть, изрядно поднадоел ей со своими ночными соплями из прошлого. Конечно, я еще пару недель заливался до макушки и пытался дозвониться до нее по старому номеру, который я до сих пор помню наизусть. А тогда он у меня вообще не выходил из башки. Потом я собрался. Через несколько месяцев уехал в
Москву. И совсем прекратил пить - мне неприятно вспоминать то мое двухмесячное состояние.
        Поэтому мне особенно не понравилось то, что я вчера так легко поддался на такую ничтожную провокацию, как объявление Олесей манифеста о независимости. Не надо мне таких флэш-бэков.
        Сегодня я уже смотрел на ситуацию трезво. В сущности, не произошло ничего страшного. Очень типичная ситуация: у девки другой мужик. Довольно стандартный бизнес-кейс, хорошо описанный в специальной литературе. Взять хоть того же
«Евгения Онегина»: Оля Ларина+Ленский+Онегин. Правда, описанный там выход из кризисной ситуации мне не подходит. И вот еще подходящий пример: «Горе от ума». Соня Фамусова и два ее мужика: Чацкий, который, прямо как я, шлялся где-то по командировкам. И Молчалин - карманный вариант поклонника. Как там у классика?
«Душа здесь у меня каким-то горем сжата, // И в многолюдстве я потерян, сам не свой». Грибоедов, впрочем, так же как и Пушкин, не написал ничего дельного на тему
«как вернуть бабу». И у Чацкого, и у Ленского не выгорело. Но и из отрицательного чужого опыта можно делать выводы.
        Во-первых, мне точно не стоит уходить в запой и скулить Олесе в трубку, как мне без нее херово и как мне ее не хватает, как это было с Танькой. Это не работает.
        Во-вторых, мне не стоит изображать Ленского и вызывать на дуэль этого другого мужика и пытаться набить ему харю. И девку не верну, и фейс товарный вид потеряет.
        Мне не стоит язвить и саркастически вопрошать, как Чацкий: «И на кого ты меня променяла? Вот на это ничтожество?! Да я же круче и умнее во сто крат!»
        Придется изобрести что-то свое. На этот раз я должен справиться с этой, в сущности, безыскусной задачей. Ведь это же просто, правда,- вернуть бабу? Для начала неплохо бы назначить Олесе новую встречу. Я вытащил мобильник и набрал ее номер. Тот самый номер, который она получила от меня в феврале вместе с мобильником на вокзале, когда я уезжал. Но он был отключен. Я заподозрил, что, отказавшись от меня, она похерила и мою симку, и мой подарочный телефон. Ее прежний номер у меня не сохранился. Я хотел было вспомнить, где она живет, и даже вызвал такси. Мы долго кружили по каким-то рабочим окраинам, но визуальная память оказалась никудышной. Я не мог вспомнить ни ее двора, ни ее дома. Ведь зимой мы приезжали туда всегда в темноте. Дорогу таксистам подсказывала она, а я в полумраке и полудреме вдыхал запах надушенного песца вокруг ее шеи. Я помнил лишь, что перед домом была горка, блестевшая в свете фонаря ледяным горбом. Сейчас вообще все выглядело по-другому. Город пах не сыростью и подвалом, а цветущей черемухой. Все зеленело, а каждый куст скрывал романтично отгороженную от внешнего мира скамейку.
Это был другой город. Гораздо более южный и интригующий. И в нем мы уже были врозь. Я прокатался до вечера. На закате я отчалил назад в Казань.
        Вернулся я из Самары обескураженным. Еще по дороге сочинил письмо для Олеси. Как только зашел в номер, тут же залез в компьютер, чтобы отправить ей послание.
        Во «входящих» на «Мамбе» меня ждало письмо от Камиллы. Она почему-то решила назначить меня кем-то вроде своего духовника и принялась доказывать мне, что она не пропащая девка, а тонкое мятущееся существо с духовными запросами. И пусть формально ее поведение не безупречно, но мотивы - прекрасны. Не знаю, почему вдруг для нее сделалось важным, что я про нее думаю?

«Да, мы провели с Артемом вместе несколько лет. Да, все это время он говорил, что любит меня, а я в ответ говорила, что люблю его. И то и другое было неправдой. Так бывает. И бывает с не самыми плохими людьми,- писала Камилла.- Как ни крути, а у человека очень велика потребность в другом, потребность пережить любовь, ощущать себя любимым и самому любить. Потребность раствориться. Есть счастливчики, на которых любовь нападает сама, и они в ней купаются, сами не ведая своего счастья.
        А другие стараются изо всех сил пережить этот опыт, лепятся всем телом и душою к другому человеку, надеясь, что от этой близости пробежит искра, начнется взаимопроникновение двух человеческих субстанций. Но этого, к сожалению, так и не случается. И когда этого не случается и через несколько лет, а жить остается так немного, то оказываешься перед выбором: смириться с тем, что этого с тобой не случится уже никогда, либо предпринять последнюю отчаянную попытку найти того человека. Мало надеясь на удачу, но понимая, что в финале можно будет утешить себя фразой: „Ну, я хотя бы попыталась“».
        Я бегло просканировал глазами этот самооправдательный бред. Все-таки человек фантастически себялюбивое существо: что бы он ни творил, у него всегда и всему есть внутреннее самооправдание, по которому он выходит полным молодцом и героем, даже если избивает невинных младенцев. Я и сам тоже такой. Наверное, поэтому в других меня больше всего выбешивает именно это качество - нравственная софистика, моральный релятивизм.

«Камилла!- не задумываясь, ответил я на это письмо.- Мне по хрен, как ты там себя утешаешь и что ты там хочешь успеть пережить за свою никчемную жизнь.
        Если ты реально хочешь поговорить об этом и тебе надо моего совета, то я бы рекомендовал тебе не думать, что любовь - это такой редкий и малодоступный вид наркотика, который стоит добыть, чтобы получить интересный trip. Если тебя действительно просто интересуют новые запредельные впечатления, то лучше найди себе хорошего дилера. Ну или сходи на тайский массаж. Тоже переживания.
        А еще лучше: покажи это письмо своему парню. Думаю, эта выходка обеспечит тебя очень нетривиальными эмоциями. Это будет тоже неслабый trip. Ха-ха. Можно, конечно, еще попробовать перестать искать любви для себя. Перестать думать о том, что любовь должна дать тебе. А подумать о том, что ты можешь дать ей и ему, тому, кого ты пытаешься полюбить. Но это, конечно, сильно устаревший путь. Пока-пока!»
        Не перечитывая, откинул Камилке письмо и завис над пустым окошком сообщения Олесе. Пока я вспоминал те слова, которые сами собой звучали у меня в голове на палубе теплохода Самара - Казань, а сейчас вдруг утихли, в почту упали еще два письма. Одно от Лены и одно от Кати. Я почему-то надеялся, что где два, там и три и что сейчас ко мне прилетит третье послание - от Олеси. Магия цифры «три» должна сработать! Я снова и снова нажимал на кнопку «обновить». И третье сообщение действительно упало! Внутри радостно подпрыгнуло. Но это была цедулька от Тамары. Я сдался. Закрыл все окна, не читая пришедших мне букв. Так и не написав того самого письма. И уснул.
        В понедельник я смотрел в диаграммы Гантта и все еще пытался вспомнить те слова, которые вчера казались мне единственно верными и спасительными. Когда же они выветрились у меня из головы? В такси? В лифте? Почему я не записал их сразу? Мне казалось, что, пока я плыл вверх по Волге, вода сама подсказала мне волшебное заклинание, которым можно расколдовать кого угодно, даже Таньку. Хотя ее я и не собирался расколдовывать. Эти слова надо было написать Олесе. Но слова исчезли. Я пялился на ганттовские схемы и понимал, что сегодня это точно бессмысленно. Я не здесь. Соврал, что отравился, и вернулся в отель. Я вспомнил, что на последнем этаже моего отеля - бассейн. Я надеялся, что когда я снова погружусь в воду, то слова вернутся.
        Я завис в воде, глядя на садящееся за горизонт солнце. Город с его крестами и полумесяцами лежал как на ладони. Над ним висел сливочно-желтый шар. Теплый. Настоящий.
        В этот момент меня торкнуло! Я вспомнил!!! Я набросился на девчонку на ресепшен бассейна и срочно потребовал у нее карандаш и бумагу. Она посмотрела на меня с опаской, но выполнила просьбу. Все-таки это лучшая гостиница в городе.
        Я положил бумагу на бортик бассейна, аккуратно опустился в воду, не забрызгав листок, и, продолжая удерживать солнце в поле зрения, начал писать. Я вспомнил идею, которая пришла мне в голову на Волге: Олесе надо написать так, как будто я по-настоящему ее люблю. И нисколько не сомневаюсь в этом. И в том, что мы должны быть вместе. Что мы нужны друг другу. Написать не так, будто я завишу от нее. Или вожделею. Или играю. Или самоутверждаюсь. Это было самое странное письмо в моей жизни.
        Откуда я знал, как написать такое письмо? Все просто: я написал то, что хотел хотя бы однажды прочитать в письме к себе. Понятно, что мне-то такое письмо вряд ли кто напишет. Но я бы хотел, чтобы меня кто-нибудь так любил. Пожалуй, человеку, который смог бы полюбить меня так, я бы простил все. Не факт, что я бы смог полюбить в ответ. Но точно этот человек занял бы в моем сердце особое место.
        Я хотел, чтобы меня любили немножечко как Бога. Не в том смысле, что уповали бы на меня и требовали чудес. Но ждали бы. Меня привлекает тот аспект любви к Богу, что ему доверяют, в него верят, его любят, даже когда он посылает страдания и причиняет боль. Это испытания. Даже когда он рушит все, в него верят и ему доверяются. В нем не сомневаются. Даже тут про него знают: на самом деле он хороший. Даже когда его не понимают, с ним остаются рядом. От него не отрекаются.
        Я хотел, чтобы во мне видели частичку божественного. (Только не подумайте, что я верующий. Нет. Я просто не полный атеист.) Конечно, мне хотелось бы нравиться на чисто физическом уровне и казаться красивым. Да, мне хотелось бы производить впечатление своими профессиональными достижениями, чувством юмора. Но все это настолько преходящее, легко утрачиваемое, неверное…
        Я хотел человека, очарованного до беспамятства мною. Но не моим телом, мозгом и т. д. (хотя это все и казалось бы ей притягательным), но видевшего бы во мне нечто бо?льшее и вечное. Целую вселенную. Я хотел, чтобы во мне рассмотрели не просто кусок качественного мяса с правильными электрическими импульсами внутри, а воспринимали бы меня как часть божественного замысла. Потому что мне самому хотелось бы, чтобы так было. В глубине души я так себя и ощущаю. Но мне не хватает внешних подтверждений тому. Я хотел, чтобы кто-то другой дал мне эти подтверждения своей любовью. Чтобы кто-то любил меня так, как будто без меня этот мир невозможен.
        Но так меня никто не любил. Да я и сам так никого не любил, если по-чеснаку. Это идеальная проекция. Но желание-то остается. Наверное, поэтому я и затеял весь этот эксперимент с применением сектантских технологий на отдельно взятом человеке. То есть на Олесе.
        Я поднялся в номер и через «Мамбу» отправил свое некороткое сочинение несколькими порциями. Ее не было в он-лайне. И я был готов к тому, что сразу она не ответит. Но она не ответила и во вторник, и в среду. Время работало против меня. Я решил не тянуть резину и позвонил ей на работу. Я помнил, в каком отделении банка она работает, и легко нашел телефон.
        - Я понимаю, что ты сейчас на работе и не можешь разговаривать,- сказал я.- Но нам очень нужно поговорить. Включи вечером мой мобильник. Пожалуйста.
        - Хорошо,- коротко ответила она. Ей действительно неудобно было препираться по телефону на рабочем месте.
        Видимо, я был достаточно убедителен - когда после работы я набрал знакомый номер, пошли длинные гудки. Олеся ответила.
        - Ты молодец,- похвалил я ее.- Я тебя зауважал еще больше, чем прежде. Девяносто девять процентов девчонок, если бы у них появился другой мужик, продолжили бы морочить мне голову, пользуясь тем, что я далеко. Ты не такая. Ты цельная. У тебя все по-настоящему.
        - Странно, что для тебя это важно,- недоверчиво удивилась она.
        - Конечно, важно. Потому что теперь я не сомневаюсь, что, когда ты скажешь, что ты со мной, ты будешь именно со мной. Не чуть-чуть, не на тридцать процентов, не между делом, а полностью со мной.
        - Так уже было, я была полностью с тобой. И я не заметила, что ты это ценил.
        - Я ценил это. И не только это. Просто не очень-то показывал.
        - Почему?
        - Потому что не умею и боюсь показывать свои чувства,- соврал я,- иногда с девчонками работает казаться более слабым и глуповатым, чем ты есть на самом деле.
        - А теперь что? Ты чему-то научился за пару дней и стал смелее?- Мне послышалось в ее голосе, что она улыбается.
        - Да.
        Повисла пауза. Я нарушил молчание первым:
        - Я хочу приехать к тебе в выходные. Будь со мной в эти два дня. Пожалуйста.
        - Приезжай,- слегка поколебавшись, ответила она.
        - Ухуууу! Ураааа!- радостно закричал я в трубку. Это ее рассмешило. Я чувствовал, что мы вполне помирились.
        Не знаю уж, откуда у нее взялся этот другой мужик, но я чувствовал, что если в эти два дня я буду хорошим мальчиком, то он исчезнет так же, как и появился.
        Плохо помню, как я там заканчивал сбор информации в Казани, но в график уложился. Предупредил Тамару, что вернусь в Москву не в субботу, как планировалось, а в понедельник утром. И сразу помчусь в офис. Так что мы с ней сможем встретиться только вечером. Извинился и выразил сожаления по этому поводу. Тома отнеслась с пониманием. Купил для нее в киоске отеля какой-то браслет народного промысла. Подумал и купил Олесе такой же. Надо кормить своих хомячков.
        Я не расспрашивал Олесю о ее другом мужике, делал вид, как будто его и не было. Если я буду молодцом, она разберется с ним сама. Отвадит и без моей помощи. Я рассказывал ей, как набухался в том кафе, где она меня бросила, и как исколесил на следующий день на такси полгорода. Она, кажется, думала, что я привираю. Похоже, она сомневалась, что я на такое способен.
        Мы гуляли по набережной. Она то и дело задирала голову, засматриваясь на гелевые воздушные шарики, которые привязала к сумке, и они теперь трепыхались у нее над головой и бились друг о друга. Я держал ее за руку. Подхватывал на руки и кружил. Мы ходили в кино на какую-то мелодраму. А вечером на какую-то опен-эйр дискотеку.
        В воскресенье мы сидели в летнем кафе и смотрели на прохожих. Как туристы в чужом городе. Мы придумывали про этих людей, кто они, откуда спешат и к кому. Получались все какие-то романтические и сентиментальные сюжеты. Наверное, я зря затеял эту игру. Потому что получалось, что всем им есть к кому спешить. Я не сразу заметил, что это угнетающе действует на Олесю. Она сникла.
        - Когда ты здесь, город как будто становится другим,- мечтательно, но невесело сказала она.- Сегодня ты опять уедешь, и он снова станет прежним.
        - Я вернусь.
        - Бог знает сколько дней пройдет, прежде чем ты вернешься. И что мне делать все это время? Ждать? Сидеть одной? Все-таки, наверное, мы не друг для друга.
        - Ты накручиваешь себя. Мы подходим друг другу. И ты это знаешь не хуже меня. Я говорил тебе, что люблю тебя?
        - Нет!- Она отвечала тихо-тихо, мне приходилось прислушиваться к ее голосу сквозь шум улицы.
        - Я люблю тебя.- Я сам не ожидал, что, когда буду произносить эти стандартные три слова, меня начнет подколачивать, так что мне придется рукой придерживать собственное колено, чтобы оно не так сильно ходило ходуном под столом. Сам не понимаю, с чего это я распереживался чуть ли не до полуобморока. Я ведь помнил, что я это все не всерьез. Более того, я с самого начала, когда ехал в Самару, знал, что я это сделаю. Что мне надо это сделать: признаться ей в любви. Что это верное средство. Я даже немного порепетировал, как буду это произносить. И вот, сижу как мальчик и смотрю ей в рот. Да уж, если актеры каждый раз так же вживаются в роль и тоже так по-настоящему проживают тот материал, который играют, то это запредельно адская профессия.
        - И я тебя тоже люблю,- ответила она, и мордашка ее просветлела. Что-то такое засветилось в глазах.
        Я успокоился. Не успел я подумать что-то вроде «я так и знал, что это сработает», как прилетела птица обломинго.
        - Я люблю тебя,- продолжила, собравшись, Олеся.- Но это ничего не меняет. У нас не получается быть вместе. Я не могу и не хочу сидеть здесь одна. А Дима меня любит. Я думаю, мы поженимся.
        Хрена себе! Так, выходит, этого хмыря зовут Дима. И там уже дело движется к свадьбе. Шустрый товарищ.
        - Я не понял.- Я начинал злиться.- Как ты можешь думать о свадьбе с ним, если ты любишь меня?!
        - Я смогу полюбить и его. Мне нужна семья. Дети. Дом. Я хочу жить жизнь, а не фантазировать фантазию. Понимаешь?
        - Что значит «я смогу полюбить и его»? Ты что, кого угодно можешь полюбить? Всякого?
        - Да.- Она улыбнулась как-то гордо, торжествующе, как будто уделала меня в какой-то сложной карточной игре с большим кушем на кону и теперь сгребала фишки.
        Я понял, что меня облапошили какими-то шулерскими методами. Я готов был признать проигрыш, но за это я хотел, чтобы мне объяснили, в чем мухлеж.
        - Интересно, интересно.- Я сделался откровенно насмешлив и язвителен.- И как же это у тебя внутри происходит? «О, у Димы двухкомнатная квартира и серьезные намерения. Буду-ка я, пожалуй, лучше любить его. Он куда перспективнее этого несерьезного шалопая Дениса. Тут любовь выключаем, а там включаем». Так?
        - Не так. Я попытаюсь тебе объяснить, и ты, я думаю, даже сможешь это понять, если захочешь. Если перестанешь злиться. Мне очень понравилось твое письмо. Собственно, ты уже почти все сам в нем и объяснил.
        - Ну-ка, ну-ка?- Я не понимал, к чему она клонит.
        - Ну вот ты так красиво написал, что хоть ты и атеист по жизни, но когда ты смотришь на меня, то в этот момент ты веришь, что Бог есть. Что к моему созданию он определенно приложил руку. Потому что я - настоящее чудо, которое не могло появиться в результате тупой дарвиновской эволюции.
        - Тааак… Я действительно так написал и я так ощущаю,- кивнул я.- И что из этого следует?
        - Фишка в том, что эта искра она есть в каждом. И если ее найти и раздуть, то проникаешься любовью.
        - Значит, она есть в каждом? То есть я не уникален, ты не уникальна, никто из нас не чудо, раз чудо есть в каждом.- Я поймал себя на том, что больно щиплю себя за бока, скрестив руки в позе Наполеона. Хорошо бы как-то лучше себя контролировать - наверное, это дико комично смотрится.
        - Чудо есть в каждом, и от этого оно не перестает быть чудом. (Я чувствовал, что она начинает терять уверенность в аргументации.)- Если ты не можешь увидеть чуда во всем, то ты не увидишь его ни в чем.
        - Короче, я понял. Ты меня не любишь.
        - Люблю.
        - Не меня.
        - Люблю. Тебя,- упрямо повторила она.
        Я молча положил на стол деньги, встал, опрокинув пластиковый стул, и вышел на набережную не оглядываясь. Не думаю, чтобы она пыталась меня догнать. Не то чтобы я хотел что-то продемонстрировать ей этой выходкой. Я просто ощутил, что не в силах продолжать этот разговор. Что я не выдержу больше ни одного слова - меня расплющит. Ведь я почти поверил ей, когда она сказала, что любит меня. Я сбежал.
        Может, это и ничтожный повод для гордости, но я поставил себе большой и жирный
«плюс» за то, что в этот вечер я не набухался. Хотя ситуация провоцировала. В последнее время вообще набиралось чересчур много провокаций такого плана. Но я не поддавался. Наоборот, я очень аккуратно и четко собрал чемодан, оплатил гостиничные счета и вовремя приехал на вокзал. Залез на свою полку купе и смог уснуть, не поддавшись искушению снова и снова пережевывать в голове события этих двух дней. Хорошо, что полка была верхней. Это как-то помогло почувствовать себя выше этого.

* * *
        Я не ожидал, что за три недели моего отсутствия Тамара так сильно соскучится: когда я подходил к своим дверям, она уже сидела на ступеньках лестницы. Ждала. Не зря классик писал: «Пришла пора - она влюбилась». Видимо, в жизни женщины действительно есть такой период, такая пора, когда ей действительно очень надо на кого-то запасть. Вначале она безумно запала на Вадима, а потом, когда с ним не сложилось, так же самозабвенно увлеклась мной. Я вручил ей купленный в Казани браслет. Она очень радовалась и прыгала мне на шею.
        Пока я зависал в ванной - все-таки с утра я помчался на работу прямо с вокзала - она сообразила ужин. Пожарила овощи. Открыла бутылку красного вина, которую принесла с собой. Мы поужинали. Между делом она поинтересовалась, не проверял ли я почту и не было ли какой-то записки от Вадима.
        - Конечно, не было. Ты и сама знаешь. У тебя же есть ключи от моего почтового ящика,- усмехнулся я.
        - У меня нет ключей. Я его вскрываю шпилькой,- несколько смутившись, рассмеялась она.- Я просто подумала, вдруг…
        - Если ты так скучаешь, может, тебе просто включить комп, открыть «Мамбу» и написать ему?- спросил я.
        Тома, видимо, решила, что я ревную или обижаюсь, потому что быстро свернула эту тему:
        - Нет, так нельзя. Хватит, попереписывались.
        Больше она ничего не говорила про Вадима.
        Тома привезла с собой отглаженное крахмальное постельное белье. На нем даже была какая-то машинная вышивка белым по белому - розы, листья. Что-то очень старомодное. Все-таки она не врала, когда говорила, что ей не нравятся мои простыни. Мы вместе перестелили постель. В комнате появился какой-то новый запах. Немножко из гостиницы и из детства одновременно. Так пахло у бабушки. Теперь я понимал природу этого запаха. Мне было удивительно ощущать его в своей собственной комнате. Почему-то мне в нем было очень спокойно и хорошо. Я даже заподозрил, что я так влюблен в свою работу и меня так необъяснимо тянет в гостиницы, потому что там пахнет отчасти так. Там по-прежнему крахмалят белье. Интересно, кто-нибудь исследовал крахмал на предмет содержания в нем психотропных веществ?
        Мы залезли под одеяло. Немножко посмотрели концерт Dire Straits на DVD. Меня быстро срубило. Среди ночи мы проснулись и очень нежно, сонно, тягуче занялись сексом. Ну то есть любовью. Она предпочитала называть это так.
        Я даже не вполне осознавал, с кем я и где я. Просто чувствовал рядом с собой свежее теплое тело. Щекотный и влажный летний ветер, вливавшийся в комнату через открытое окно. Ощущал, как я погружаюсь в чистоту и тепло. Я так ушел в себя, что не мог даже вспомнить, как ее зовут, откуда она. Я забылся. Это, собственно, мне больше всего нравится в сексе - он помогает забыться. Перестать осознавать себя. На какой-то миг я словно исчез вообще. Ничего не осталось. Все исчезло. Несколько секунд я чувствовал просветление и мне даже казалось, что оно будет продолжаться вечно. Потом я начал понемногу возвращаться и в тот короткий зазор времени, когда я был уже не там, но еще и не здесь, я испытал острый приступ благодарности к миру за то, что в нем есть я и есть женщина.
        Я лежал на спине. Глаза закрыты. Прислушивался к собственному солнечному сплетению. Оно отзывалось замираниями на порывы ветра, которые ночь вдыхала в комнату. Как будто я был берегом, а ночь - морем. И ночь страстно и цепко накатывала волнами. На секунду замирала и нежно, почти неощутимо откатывала назад. Танцевала на мне. Мне почему-то захотелось увидеть, как колышется тюль, движимый ночным воздухом. Я открыл глаза. В комнату падал фиолетово-синий свет. Как в кино.
        Я повернул голову и наконец увидел Тамару. Вспомнил про нее. Она лежала с закрытыми глазами, запрокинув руки за голову, и тихонько плакала. Слезы медленно-медленно выкатывались из уголков ее глаз и еще медленнее стекали по вискам. Она улыбалась. Меня это тронуло.
        Помню, в первый раз я был в панике, когда Танька вот так вот плакала после секса. Я испугался, что что-то было не так. Я не мог поверить, когда она говорила, что это от счастья. Подозревал, что она врет, чтобы меня успокоить. Но она не врала. Вскоре я убедился: она действительно плакала, когда кончала. Потом я даже хотел этих слез больше, чем, собственно, секса. Когда она перестала плакать, я насторожился. Но не придал этому должного значения. Я не почувствовал, что это начало конца…
        Я не спрашивал Тамару, почему она плачет. Я смотрел на ее слезы и чувствовал себя более счастливым, чем даже пять минут назад, когда не мог вспомнить ни своего, ни ее имени. Катарсис. Что-то вроде причащения. Мне даже было странно, что еще вчера я так бесился из-за Олеси и ее игр в «люблю - не люблю». Она казалась мне придуманной, вымороченной. Играющей позеркой. Против этих настоящих слез все остальное было иллюзией.
        В Краснодар нам предстояло вылетать вместе с Васей. У него там начинался проект с винзаводом, мне же надо было завершать работу над банковской системой.
        Перед отъездом Тамара попросила: «Можно, я поживу у тебя? Если хочешь, я даже могу заплатить. Все равно квартира стоит пустая. У меня траблы с мамой. Хочу немного пожить без нее». Под впечатлением от ее ночных слез я оставил ей ключи. К тому же я убедился, что она вполне приличная девчонка. Даже, пожалуй, состоятельная. Зарабатывает почти как я. Оказалось, что она работает в рекламе - рисует в компьютере всякие спецэффекты для видеороликов. Она даже показала мне некоторые из своих работ. Это действительно было сделано на международном уровне. Так что я мог не опасаться, что она устроит у меня дома китайское общежитие или что похуже.
        С краснодарской Катей все складывалось на удивление легко. Она поразительно быстро менялась. В последнее время она уже не выцыганивала у меня побрякушек. Откуда-то у нее проснулся вкус к настоящему искусству. Она выбирала в интернет-магазинах действительно стоящие фотографические и художественные альбомы, книги по искусству, киноклассику лучших режиссеров, правильную музыку. Естественно, я все это оплачивал и заказывал для нее. Мне нравится поощрять людей в их стремлении стать лучше. Мне было приятно видеть, что всего за пару месяцев я на 180 градусов развернул интересы этого человечка. У меня к ней появились немного отеческие чувства. Она оказалась восприимчива и к идеям. Я изложил ей свою теорию, и она горячо меня поддержала. Даже ввернула пару поддерживающих цитат из классики. Надо же, а ведь поначалу этот экземпляр казался мне практически безнадежным. Так что встречу с ней я предвкушал с интересом. Мне казалось, что она должна была за это время измениться и внешне.
        Стычки с Васей начались еще в аэропорту. Он все время чего-то требовал и постоянно был чем-то недоволен. Все время пытался «дрессировать стафф». Орал на официантку в домодедовской кофейне за то, что она не принесла ему положенный к чаю сахар. Официантка оправдывалась, что к зеленому чаю большинство просит сахар не приносить, вот она и слажала. Вася хорошенько проехался по ней, сделал запись в книгу жалоб и стал пить чай без сахара. «Зеленый чай действительно пьют без сахара,- совершенно спокойно и буднично объяснял он мне, как будто и не брызгал слюной минуту назад из-за этих бумажных пакетиков с углеводами.- Но приносить сахар к чаю они обязаны. Не надо давать персоналу расслабляться. Начинается с таких вот мелочей, а потом сыплется все». Он считал, что оказал большую услугу владельцам заведения, не спустив небрежности: «Благодаря мне они смогут оставаться заведением должного уровня и выдерживать конкуренцию. У этой дурехи будет работа. Жалко ее, она ведь небось ничего больше не умеет. Чем она заработает, если кофейня закроется? Я сохранил ее будущее. Из жалости я должен быть жестоким».
«Благодаря тебе у девчонки руки дрожат и убита добрая сотня нервных клеток»,- ответил я.
«Благодаря мне ты можешь не сомневаться, что твой апельсиновый сок действительно стопроцентно свежевыжатый, а не разбавлен бурдой из пакета»,- с оттенком снисходительности парировал Вася.
        На паспортном контроле он учил таможенников осматривать сумки. В самолете гонял стюардесс. Водителю трансферной машины от аэропорта до гостиницы свезло - Вася не нашел, к чему придраться. Хотя я с содроганием ждал, что он и здесь попытается как-нибудь помочь хозяевам бизнеса и улучшить сервис. В гостинице я слышал, как он за стенкой что-то втирает горничной насчет того, как должна быть застелена постель.
        Олеся не звонила уже неделю. Я тоже не звонил ей. Хотя мне было интересно, неужели она действительно вот так легко сможет «по щелчку» взять и полюбить этого ее Димона? Я почти не думал о ней ночью (ночью я думал скорее о Тамаре), но днем Олеся то и дело выскакивала в мозгу, как поп-ап окно в Интернете. Я ни с того ни с сего ловил себя на том, что вспоминаю ее глаза, когда она произнесла, что любит меня. Прокручиваю в мозгу, как она плакала, когда я катал ее на санках. Как она зябко прижималась ко мне спиной на берегу Волги на Крещенье. Почти реально ощущал запах ее волос, когда закрывал глаза. Я вдруг осознавал, что вечером по пути из офиса в гостиницу мысленно составляю отчеты о прожитом дне, которые обычно ежедневно отправлял Олесе. В эти полгода ей все время, каждый день было интересно, как прошел мой день, что случилось и как я себя чувствую. Оказалось, у меня вошло в привычку готовить для нее такие «резюме дня». Интересно, теперь она приучает своего Диму подытоживать жизнь раз в 24 часа?
        Когда я заходил на «Мамбу», чтобы проверить сообщения от Лены, я то и дело ошибался и попадал в переписку с Олесей. Перечитывал ее письма. Причем у меня возникало ощущение, что читаю их в первый раз. Я видел в них какие-то другие месседжи и смыслы, чем прежде. И если раньше она казалась мне хоть и милой, но довольно обычной и даже иногда навязчивой и глуповатой, то сейчас она превратилась для меня прямо в какую-то картину Эшера, где невозможно разобраться, какой же угол зрения - истинный. Не то вода течет предсказуемо вниз или все-таки она необъяснимо, нарушая все законы логики и физики, стремится вверх?
        Интересно, действительно ли она любила меня в тот момент, когда произносила эти слова? Черт побери, это выглядело так подлинно! То есть если бы после этого она не послала меня, не начала лепить всю эту бодягу насчет того, что ей все равно, кого любить, я бы точно повелся! Я бы поверил. Поверил бы не только в возможность острова. Но даже в сам остров. Я все-таки идеалистический лошара, и даже поезд на Ленинград ничему меня не научил. Lol. O
        Так прошла еще одна неделя без писем от Олеси. Еще одна неделя в вялой интеллектуальной дискуссии с Камиллой (мы уже сошлись с ней во мнении, что гендерные отношения между нами невозможны, но все еще продолжали мусолить тему о том, насколько прилично занятой девушке оставаться в поиске. Видимо, для нее самой этот этический момент оставался спорным и она в письмах ко мне дискутировала скорее со своим альтерэго, чем с реальным мной. Ее послания были гораздо длиннее и вдумчивее моих отписок. Несмотря на это, она не уставала повторять мне, что я - особенный экземпляр мужчины. Что вот с ее сожителем так не поговоришь). Еще неделя с мятно-терпкими смс-ками от Тамары. Еще неделя походов по книжным, музыкальным и видеомагазинам с Катей. (Катя сделалась за время общения со мной какой-то натуральной интеллектуальной маньячкой, я уже начинал опасаться за ее разум - все-таки высокое искусство в таких количествах опасно для неподготовленного мозга.
        Банковские работники были на удивление вменяемы. Я благодарил провидение за то, что хотя бы на этом поле обошлось без мин. Вася был в меру навязчив, хотя и пытался влезть в мои процессы с банкирами и что-нибудь посоветовать. Но я его ловко отшивал. Пару раз мы с Катюхой пропустили по мохито в гостиничном баре в его компании. Играли в карты. Это было безынтересно, но бойко.
        Почему-то у нас с Катей дело никак не доходило до постели. Хотя она была совсем не против. Даже, наоборот, выражала податливый энтузиазм. Но мне почему-то не хотелось приглашать ее в номер. Обычно я тупо спаивал ее в гостиничном баре - она оказалась не дура до вискаря. Не знаю, что уж там делает искусство и философия с женскими мозгами, но я заметил, что богемные интеллектуалки вообще как-то склонны к алкоголизму. Катюха еще не была достаточно начитана и насмотрена, но бухала уже как посвященная.
        За столиком кафе мы весь вечер намекали друг другу, какой пожар в джунглях устроим, когда наконец поднимемся ко мне в номер. А когда наконец поднимались, она брякалась на постель прямо в одежде и отрубалась. Я почему-то был этому рад. Немного тревожился за свое либидо. Но утренний стояк успокаивал: я не импотент. С этим делом у меня все в порядке. Дело не во мне. Дело в телке. Впрочем, отсутствие секса ее тоже как-то не сильно огорчало. С утра, втянув бутылку минералки, она снова смотрела на меня плотоядно и игриво. Как будто у нее не было никакого повода для разочарования накануне ночью. Я предпочитал не задумываться над природой этого явления.
        В общем-то это была хорошая и довольно безмятежная неделя.
        Хэлл обрушился чуть позже. Прямо в понедельник. Накануне у нас случился тройственный воскресный загул. Участвовали я и Катя. И почему-то Вася. За эту неделю он сделался как-то очень уместен при нашем с ней общении. Он выбешивал меня по-прежнему, но в этой ситуации оказался как-то комфортен. Он тоже был охотник до вискаря. Они набухались. Я надышался и тоже был индуцирован опьянением. Мы плавали голышом на Солнечном острове и заснули втроем в одной постели - в Васином номере, куда он заманил нас «еще чуть-чуть накатить перед сном». Я проснулся от оглушающих солнечных лучей. Увидел эти туши вокруг себя. Поднялся и ушел к себе в номер. Я подозревал, что эти двое проснутся и, скорее всего, трахнутся, но меня это не тревожило.
        До зуда хотелось чистоты. Я принял душ, почистил зубы, сделал зарядку «пять жемчужин» и с утра пораньше отправился в банк. Я чувствовал себя счастливо избегнувшим какого-то дерьма, в которое чуть было не вляпался по глупости. Но спасшимся не окончательно. Все еще в зоне риска. Вроде бы я нигде, ни в чем и ни перед кем не был виноват. Реально мне ничто не угрожало. Но не отпускало ощущение неправильности. Раскалывающей башку дисгармонии. Возможно, это было предчувствие.
        В обед тоже не было никакого объективного повода для беспокойства. Наоборот, позвонила радостная Ленка с неплохими новостями.
        - Так, сейчас тебе позвонят с радио. Надо небольшой синхрончик записать. Будь готов. Значит, вопросы будут такие…
        - Стоп-стоп-стоп!- перебил я ее.- С какого радио? С какого бодуна мне будут звонить с радио? Я что - Джонни Дэпп или Борис Гребенщиков?
        - Скоро ты будешь гораздо круче.- Ленка хихикала.- Радио «Свобода», программа о молодежных субкультурах и новых общественных трендах. Ты расскажешь им про наше движение. Я понимаю, что это не Первый канал в прайм-тайм, но надо же с чего-то начинать.
        - Откуда они о нас узнали?
        - Как откуда? Отовсюду! Из Интернета, из пресс-релиза. Что я тут, думаешь, сижу сложа ручки? Думаю, на следующей неделе нам удастся просочиться на «Эхо Москвы» в программу схожей тематики! Все круто!
        Честно говоря, я в последнее время уже не очень-то реагировал на ссылки, которыми бомбардировала меня Ленка. Она еще весной развила активность на каких-то интернет-форумах, в жж-сообществах, посвященных личностному росту, чайлдфри, самопознанию, критике общества потребления и так далее. Там она выступала с тезисами, дискутировала, убеждала. Для краткости и запоминаемости мы решили называться реверсистами, от английского reverse. Она даже зарегистрировала отдельное комьюнити для нашего движения в «живом журнале» - reverse ru. В него записались уже почти 600 человек.
        Я довольно спокойно отнесся к такому пути привлечения сторонников. Она кидала мне ссылки на каждую свою реплику в Интернете, каждый чих. Довольно скоро я перестал открывать эти ссылки, потому что, в сущности, каждый раз она писала примерно одно и то же, но разным людям. Тут я понял, что, видимо, пропустил что-то важное. Что произошел какой-то качественный скачок. Если нас уже приглашают на радио, значит, что-то произошло. Мы стали заметны.
        Я срочно открыл нашу переписку с Ленкой и стал изучать все присланные ею ссылки за последние два месяца. Чем больше я открывал Интернет-окон, тем сильнее нарастали два странных и прямо противоположных чувства: я радостно изумлялся тому, как быстро идея набирала обороты, и дрейфил от того, что я недостаточно мощный чувак, чтобы поднять и удержать такую волну. Обнаружил на Youtube видеоролики, смонтированные из того, что мы наснимали в мае на пикнике. Каждый из них набрал уже почти по десять тысяч просмотров. Ничего себе! Ленка действительно не теряла времени даром. Про «реверсистов» уже написали самые популярные блоггеры. Нас обсуждали как каких-нибудь пикаперов, свингеров или эмо. Каждый блоггер, конечно, оттоптался на нас под своим углом зрения. Но и radulova, и tema, и прочие писали о нас как о явлении. Как о тренде. Во всех заметках упоминалось мое имя.
        Я почувствовал себя причастным к чему-то великому.
        Разговор с корреспондентом радио «Свобода» прошел очень даже благожелательно, без неловкостей и агрессии. Но все равно у меня было ощущение, что я - северный олень, которого щекочет ножичком по шее маленькая разбойница. Тревога нарастала. Возможно, телепатия все-таки существует?
        Мама позвонила за полчаса до конца рабочего дня. Она была в истерике.
        - Что ты натворил? Ко мне только что приходила милиция!
        - Ничего. Я не сделал ничего такого.
        - Тогда почему тебя ищет милиция?!- Мать сбивалась на визг.- Имей в виду, если ты что-то натворил, я сама удушу тебя! Говори мне правду!!!
        - Мама, я говорю правду. Это какая-то ошибка.
        - Имей в виду, я дала им твой телефон.
        Я повесил трубку. Без сомнения, я больше не услышу от матери ничего полезного, кроме причитаний и окриков.
        Наверное, в природе существуют мамы, которые в такой ситуации говорят: «Сын, я верю, что ты не мог сделать ничего плохого. Что это какая-то ошибка. Но что бы ни случилось - я твоя мама и я люблю тебя. Я с тобой». Но это история совсем не про мою маму. Когда я во дворе дрался с пацанами, я никогда не мог надеяться, что меня кто-то защитит. Наоборот, когда я отчаянно отбивался от каких-то глумливых уродов, я уже знал, что дополнительно буду выпорот еще и дома - «за то, что ввязался в драку». Как будто я в нее ввязывался! Я просто давал сдачи! Я бы никогда сам не начал драться. Во-первых, потому, что я разумное существо и предпочитаю решать все проблемы, находя компромисс. А во-вторых, меня, честно говоря, пугает то дикое и брутальное, что принято считать исконно мужским - драки, экстремальные виды спорта, карабканье по ледяному столбу без страховки за дурацким призом, прыжки со второго этажа «на спор» и прочая бессмысленность. Я дрался только если не мог уклониться от этого. И в эти моменты мне особенно хотелось, чтобы у меня был нормальный отец. Возможно, он смог бы мне объяснить, в чем тут фишка.
        Мама перезвонила, отчитала меня за то, что я бросил трубку, и продиктовала телефон оперативника, который к ней приходил. В милиции ответили быстро. Дело оказалось очень простым: с зарегистрированного на меня мобильника какой-то шутник позвонил в милицию и сообщил, что заминировано здание Самарского пединститута. Взрывчатки не обнаружили, но первый вступительный экзамен был сорван. Органам надо было выкатить кому-то счет за «ложную тревогу» и работу спецслужб. Они надеялись поиметь денег с меня.
        Естественно, я все отрицал. «Сами подумайте, зачем мне, человеку, уже имеющему высшее образование, прописанному в Твери, проживающему в Москве, а в данный момент командированному в Краснодар, может понадобиться срывать вступительный экзамен в самарском вузе?» Я объяснил, что хоть номер и зарегистрирован на меня, пользовалась им девчонка из Самары. Но тоже довольно взрослая, не абитуриентка.
«Видимо, у нее украли телефон»,- предположил я. «В любом случае вам нужно подъехать и дать письменное объяснение».- «Куда?» - «Или по месту совершения правонарушения, либо по месту прописки».
        Я успел позвонить Олесе на работу и выяснить, что она в больнице. На нее напали. Все сходилось.
        Тем же вечером я предупредил Васю, людей из своего банка и помчался в Самару через Москву. Ночь я провел в аэропортах и между небом и землей. Меня преследовали какие-то дикие видения. Они возникали в моей башке самопроизвольно. Неконтролируемо. Я не знал, что с Олесей, и то вдруг видел ее со шрамом через все лицо. Или в инвалидной коляске. Или привязанной к аппарату искусственной почки. Даже ослепшей. Словом, непоправимо уязвленной. И впервые чувствовал в себе настоящее желание драться. Найти этих уродов и покалечить их на всю оставшуюся жизнь. Размазать их по стенке. Уничтожить. Аннигилировать. У меня натурально чесались костяшки на руках. Соседи по самолету боязливо оглядывались на меня, должно быть предполагая чесотку.
        Такси остановилось у дома Олеси, когда собаки под присмотром хозяев совершали утренний моцион. На этот раз я уже помнил, где она живет. Она сама открыла дверь. Я шагнул из темного коридора в прихожую и на секунду ослеп. Она тут же обняла меня и расплакалась. Ее слезы текли по моей шее. Я не успел рассмотреть ее лицо. Она не отнимала его от моего плеча и продолжала рыдать. Я аккуратно и нежно ощупывал ее спину пальцами и с облегчением не обнаруживал на ней ни ран, ни переломов. Ничего такого. Мы уже минут пять стояли в коридоре. Она все еще продолжала всхлипывать мне в ключицу. У меня промелькнула перед глазами одна из самых страшных ночных картин: Олеся с безобразным шрамом от виска до носа. Я попытался отстраниться, чтобы посмотреть ей в лицо, но она упрямо прятала его от меня, зарываясь в мою рубашку.
        Я понял, что моя догадка не беспочвенна, и начал подбирать слова, чтобы как-то ее утешить. Я начал говорить про то, что с этим живут. Конечно, то, что с ней случилось,- очень большая неприятность. Но пластические хирурги сейчас творят чудеса. Мы поедем с ней в Москву. Я найду ей очень хорошего, лучшего врача. Олеся наконец перестала рыдать, отстранилась и с недоумением уставилась на меня:
        - Ты че?
        И тут только я наконец рассмотрел, что ее лицо сохранило вполне товарный вид. Если не считать нехилого фингала под глазом, в остальном все было в порядке. Я с облегчением выдохнул.
        Потом мы пили чай у нее на кухне. Олеся в третий раз просила меня рассказать, как я воображал, что она боится показать мне свое изуродованное лицо и поэтому тычется мне в шею носом. И каждый раз смеялась. Я тоже смеялся:
        - Слушай, ну ты натурально так ревела, как будто у тебя травмы, несовместимые с жизнью! Здорова же ты убиваться! Из-за одного фингала так рыдать. Вот плакса!
        - Так ты что, думаешь, я из-за фингала, что ли?- Брови Олеси вспрыгнули вверх, а лобик сморщился складочками.
        Мы перестали смеяться. И замолчали про одно и то же. Она смотрела прямо мне в глаза.
        - Тебе уже удалось полюбить этого твоего Диму?- наконец спросил я.
        - Нет,- покачала она головой.- Я все-таки люблю тебя. Он хороший и все такое. Но, наверное, я не его человек. Рядом с ним мне все время приходится напоминать себе, что в нем есть чудо. А в тебе я просто все время это вижу. И с тобой я сама становлюсь лучше, сильнее, чище. Не потому, что стараюсь произвести на тебя впечатление или казаться лучше. Я действительно становлюсь такой. Люблю я тебя.
        - А как насчет того, что ты хочешь жить жизнь, а не фантазировать фантазию? Кажется, так ты говорила?
        - Может, то, что между нами,- это фантазия, в которой слишком мало жизни. Но в жизни с ним слишком мало фантазии.
        Чувствовалось, что она заготовила эти слова для меня не сегодня. Что она обдумывала и репетировала этот разговор. У нее был план камбэка. Мы по-любому помирились бы. Она этого хотела.
        - Фантазерка.- Я не сдержал улыбки и потянул ее за руку к себе на колени.
        Она перекинула ногу через мои колени и села верхом. Обняла за шею. Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Целовались. Я понял, что мне обязательно надо сказать три слова, иначе все опять развалится. И я произнес их:
        - Я люблю тебя.
        Она в ответ нежно и одновременно крепко обняла мои бока ногами. Мы были так близки, что я слышал, как бьется ее сердце. Чувствовал, как пульсирует кровь у нее чуть ниже солнечного сплетения. Я ощущал так, как будто бы уже был в ней.
        Через час мы вместе шагали в милицию. Там мы дали письменные объяснения по поводу похищенного телефона. Милиционеры обещали объединить два дела - о нападении на Олесю и о телефонном хулиганстве - в одно. Больше от нас ничего не требовалось.
        Уже на обратном пути из милиции позвонила Лена. Она предупредила, что сегодня мне будут звонить из «Эха Москвы». Там какой-то эфир по демографическому вопросу, разбирают причины, почему наши люди не хотят рожать. «Надо будет изложить взгляды движения реверсистов и наши причины не хотеть детей»,- почти командовала Ленка.
«Ты не совсем права. Наши сторонники могут хотеть детей. Но отказывают себе в этом, осознавая необходимость уменьшения количества людей. Даже лучше, чтобы в принципе они любили детей. Тем ценнее воздержание от воспроизводства. Понимаешь? В чем доблесть целомудрия для фригидной женщины? Никакой победы в таком ее поведении нет. А вот для нимфоманки это действительно духовный рост и опыт. Преодоление»,- объяснял я Ленке.
        По дороге мы зашли в кафе. Подошел официант. Я молча ткнул в меню на строчку
«эспрессо», продолжая разговаривать с Леной по телефону. Олеся заказала чай, тоже молча. Она с интересом прислушивалась к моему разговору.

«Отлично излагаешь!- подбодрила меня перед эфиром Ленка.- Постарайся быть таким же убедительным, когда позвонят журналисты. Ты просто рожден для того, чтобы стать носителем и пропагандистом этой идеи. Горжусь знакомством! А! Послушай, я вот еще о чем подумала. Поскольку ты просишь людей не рожать детей и сам твердо решил не становиться отцом, то будет очень эффектно, если ты заявишь о собственной добровольной стерилизации».

«Чееее?!- Я поперхнулся кофе, залил им стол и штаны.- Чего-чего ты сказала?»

«Тебе надо заявить о добровольной стерилизации,- очень четко и уверенно повторила Ленка.- К сожалению, пока ты можешь сделать только заявление. Саму операцию по закону можно проводить только после тридцати пяти лет. Но мы будем добиваться, чтобы тебе разрешили сделать ее раньше».
        Я слушал и охреневал. Ленка продолжала приседать мне на уши на тему того, что я должен быть последователен. И подтверждать свою жизненную позицию не только словом, но и делом. У меня просто не было слов.

«Лена, ты пьяна. Иди проспись!- Я, по-моему, в первый раз орал на человека, обычно я даже угрозы произношу спокойным тоном.- Я не буду делать никакой операции и никакого заявления».

«Ты, наверное, не совсем понимаешь, о чем я говорю. Речь не о кастрации, а о вазэктомии. Ты не станешь каким-нибудь писклявым Фаринелли или импотентом. Никакой гормональной перестройки, полностью сохраняется сексуальная функция, эрекция, оргазмы и так далее. Очень простая операция. Это влияет только на способность иметь детей и больше ни на что. Почитай в Интернете».

«Лена, ты охренела».- Я в шоке нажал «отбой».
        Олеся молча собирала салфетками разлитый мной по столу кофе. Она не смеялась, даже не улыбалась, но выражение лица у нее было неуловимо-насмешливое.
        - Что?! Что ты так смотришь?- взъелся я и на нее за компанию.
        - Ничего.- Она делано-невозмутимо покачала головой.- Ни-че-го.
        - Лена предлагает мне сделать вазэктомию. Стерилизацию. Прикинь?
        - Очень логичное продолжение той пурги, которую вы гоните. Но если тебя интересует мое мнение, то я не советую тебе делать эту операцию.
        - Ну хоть один вменяемый человек!
        - И интервью давать тоже не стоит,- продолжила Олеся, но очень мягко. Ей тоже не хотелось снова ссориться. Поэтому она не настаивала.
        Интервью я дал.
        В течение следующей недели я дал еще несколько интервью. Я ожидал, что скоро меня начнут узнавать на улицах. Я расценивал это скорее как неизбежное неудобство, чем как fun. К сожалению, если ты хочешь донести какую-то мысль, то приходится жертвовать частью личного пространства. Я был готов к такому повороту. Но нет, на улицах на меня пока никто не оглядывался. Зато ближайшее окружение - коллеги, даже кое-кто из одноклассников, однокурсников отметились в моей электронной почте сообщениями вида: «Привет, видел тут про тебя в газете. Это и правда ты?!»
        Я не был уверен в том, что мое руководство правильно поймет меня. Но оно как будто не замечало моей социальной активности. А может, и правда не замечало ее? Как выяснилось, пока мы с Васей торчали в Краснодаре, в центральном офисе подготавливались потрясения. Но мы их обнаружили только через две недели, когда вернулись в Москву. А пока мы по-прежнему встречались каждое утро и каждый вечер где-нибудь в центре Краснодара. Вася дотошно выпытывал у меня, как организовано наше движение реверсистов, есть ли у нас членские билеты, юрлицо, счет в банке, клятва реверсиста, гимн и графическое обозначение бренда. Он настойчиво советовал мне оформить юрлицо, какой-нибудь некоммерческий фонд или что-то типа того.
«Отличный будет бизнес,- объяснял он мне, затащив меня вечером после работы в центральный торговый центр.- Смотри, если все эти чуваки, которые подписались под твою тему, реально не родят детей, то им некому будет завещать имущество. Пусть оставляют его вашему фонду на развитие и популяризацию. Даже если так будет поступать всего человек пять в год, ты уже сможешь жить безбедно. Сечешь фишку?»
«Да не нужно мне ничье имущество. Мне всего хватает. Даже с избытком»,- ответил я, с недоумением рассматривая трусы и лифчики, которые щупал и рассматривал на просвет Вася. Я пытался понять, почему мы пришли в магазин женского нижнего белья. Впрочем, я недолго тупил и быстро догадался, кому он выбирает подарок. «Это для Кати?» - прямо спросил я у Васи. «Да,- так же запросто ответил он.- Хорошая она девчонка, ласковая. Надо ее порадовать. Ты ведь не ревнуешь?» - «Нет, конечно».- Я не врал. То, что я чувствовал, и правда нельзя назвать ревностью. Так, неполное отвращение. «Ууууу!- Вася неправильно истолковал выражение моего лица.- Я не знал, что тебе так принципиально. Она говорила, что секса у вас нет, что вы так, чисто идейно общаетесь. Платонически». Мне оставалось только закусить губу:
«Да-а-а. Видимо, все-таки я покупал ей не совсем правильные книги и фильмы». «Да не покупай ты ей макулатуры. Ей это не по мозгу. Все равно все в комиссионку относит. Подари ей лучше что-нибудь вот такое.- Вася выразительно потряс перед моим лицом лифчиком.- Будет носить, радоваться, тебя вспоминать. Будь проще, и люди к тебе потянутся».
        Катя тоже не видела в ситуации ничего противоестественного. А ведь она на самом деле не была дурой или шлюхой. С такой я бы не связался. Она оказалась просто беспредельно циничной. Она чуть ли не ежедневно таскалась к Васе в номер, но перед ним могла запросто «заскочить» ко мне и пытаться влезть на колени. «Денис, ты чего обижаешься-то? Как так? Ты же выше этого, всех этих предрассудков мещанских про то, что приличная девушка должна закончить школу, выйти замуж, давать всю жизнь только мужу, родить полтора десятка детей, а потом умереть на кухне. Я все поняла в твоих взглядах и абсолютно их разделяю. Я абсолютно согласна, что институт брака, родительства, моногамии - отмирающие формы социальной организации. Они вскоре прекратятся так же, как при Петре умерло обязательное ношение бороды мужчинами, потом отмерло крепостничество, потом люди поняли, что женщина может носить штаны, работать и голосовать. Это пережитки».
        Я поражался тому, как превратно и криво произросли мои идеи, упав на эту почву. При том, что я объяснял ей их сам. Я боялся представить, какая каша в головах у тех 600 человек, которые записались в комьюнити реверсистов и тоже считают себя предвестниками новой морали. Не исключено, что многие из них точно так же искренне считают свой аморализм возрождением духовности. Это пугало. Я торопил Ленку, чтобы она поскорее доделала официальный сайт нашего движения, где все было бы изложено стройно и четко. Не оставляло бы поля для таких вот толкований. А пока хоть и через силу, без энтузиазма, но все еще пытался объяснить Кате, где и что именно она поняла неправильно. Что суть того, что я хочу,- в возвращении к невинности, к тому, чтобы перестать искать и добывать все большего и большего для себя. Что сокращение населения - не цель, а средство. Средство добиться того, чтобы мы стали больше друг друга ценить, жалеть, сделались более сочувственны друг к другу. А мы, к сожалению, умеем ценить только то, что в дефиците. Поэтому человек и должен стать дефицитом. Вот и все! Такая простая мысль. При чем здесь
половая распущенность и собирание побрякушек?
        Нашими совместными с Ленкой стараниями уже в начале августа сайт открылся. Я написал открывающую программную статью. Заработал форум. Ленка подготовила раздел
«видео».
        Еще она собрала цитаты из классиков, которые прямо или косвенно работали на нашу идею замедления и сжатия человечества. Убеждали в приемлемости отказа от детей ради прекрасного будущего человечества, наполненного любовью. Ведь нам предстояло главным образом вербовать на свою сторону тех, кто детей как раз хочет. Тех, кто и так чайлдфри, агитировать уже не надо.
        Часть собранных Ленкой материалов я решительно зарубил. Например, не дрогнув, вычеркнул какой-то бред из Ошо, который писал, что «к концу жизни у человека есть либо ученики, либо дети». «Убери на хер этот бред, разжигающий тщеславие. Все эти мечты об „учениках“, последователях и целователях пяток - не наша тема. К тому же как быть с многодетными Толстым и Достоевским?» - написал я Ленке. Вычеркнул еще кучу какого-то эзотерического бреда про то, что рождение детей отнимает жизненную энергию и ослабляет ауру человека. «Первый ребенок забирает 50% энергии тонкого тела у женщины, второй - 25% и так далее. Каждый ребенок пробивает в ауре родителя дыру». «Это тоже не годится. Аргументы эгоистов. Мы про другое».
        Зато русские религиозные философы начала XX века порадовали. Их слова я оставил почти полностью. Они объясняли, что смысл любви - в самой любви, а не в потомстве. Любовь - это наша тема.

«В действительности мы не находим никакого соотношения между силой любовной страсти и значением потомства. Самая сильная любовь весьма часто бывает неразделенной и не только великого, но и вовсе никакого потомства не производит. Видеть смысл половой любви в целесообразности деторождения - значит признавать этот смысл только там, где самой любви вовсе нет, а где она есть, отнимать у нее всякий смысл и всякое оправдание» (Владимир Соловьев. Смысл любви).
        Порадовал и старик Бердяев своей «Метафизикой пола и любви»: «Есть дилемма: или создание совершенной, вечной индивидуальности, или дробление индивидуальности и создание многих несовершенных и смертных индивидуальностей. Человек не в силах стать личностью, индивидуальностью, достигнув совершенства и вечности, и потому как бы передает потомству своему дальнейшее совершенствование, в рождении заглушает муку неосуществленной индивидуальности, неопределенного разрыва, недостигнутой вечности. Родовая половая любовь стремится к созданию многих несовершенных существ, а не одного совершенного существа, к плохой бесконечности, к вечному возвращению. Рождение по самому существу своему есть знак того, что индивидуальность не может достигнуть совершенства и вечности и как бы предлагает своей части продолжить за нее дело совершенствования, как бы заменяет достижение единого успеха в вечности множественными успехами во времени».
        Неудивительно, что Ленка так легко восприняла мои идеи - оказывается, все первые курсы на филфаке девчонкам промывают мозг такими вот некислыми философскими трактатами. Они высшей школой подготовлены к идее другой жизни, отличной от существующего порядка вещей. Я уже не удивлялся, почему именно филологические дамы охотнее всего записывались в реверсисты. Впрочем, мужчины к нам тоже шли.
        С открытием сайта к нам стали относиться уже совсем как к большим. Меня начали приглашать на телевидение. Правда, поначалу в какие-то трэшевые программы вроде
«Секса с Анфисой Чеховой» или в «Пусть говорят» с Малаховым. Но других передач у нас в ящике, по сути, и нет. Выступал я феерично, ярко, при этом был достаточно радикален и провокационен для того, чтобы не скучно смотреться на телеэкране.
        Даже несколько фриковат - наше ТВ это любит. После Малахова меня уже начали узнавать на улицах. Это все происходило в августе. Я мотался между Казанью, где заканчивал эпопею с мусоросжигательным заводом, Москвой и Самарой. Казанцы были не очень-то довольны моими отлучками, но в Москву я то и дело заявлялся не только из-за съемок на телевидении. У меня были дела в офисе. Я ездил интриговать. Дело в том, что, когда мы вернулись с Васей из Краснодара, обнаружили, что вице-президент компании, тот самый, с которым мы вместе выступали на рекламном семинаре в Екатеринбурге, ушел в отставку. У него основательно поехал крышак: он решил, что заработал достаточно, уволился, развелся с женой, бросил семью и собрался поселиться с любовницей на Гоа. Дауншифтинг по-русски. Ничего удивительного: до предела сдавленная пружина, когда наконец распрямляется, может и не так выстрелить.
        Основными претендентами на освободившееся место оказались я и Вася. Я был лидером среди консультантов по уровню удовлетворенности клиентов. А Вася - по количеству внедренных систем. Обычная расстановка сил: качество против количества. Я решительно не хотел уступить это место Васе. И вовсе не потому, что мне так уж нужен был отдельный кабинет, повышение зарплаты в два раза и прочие блага, сопровождающие сидение в этом кресле. Я просто ужасно не хотел, чтобы на этом месте оказался Вася. Потому что тогда нас всех ждала бы судьба официантки в домодедовской кофейне. Нас вначале загонят до пены на губах и предсмертного храпа, а потом, как и положено загнанным лошадям, пристрелят. Поэтому я боролся за это кресло. Решение о новом вице-президенте должно было принять собрание акционеров, назначенное на сентябрь. Задача №1 у меня сейчас была кулуарно и неформально пообщаться с как можно большим количеством акционеров и произвести на них нужное впечатление. Мне пришлось потратить время, чтобы составить лаконичное и выразительное портфолио. Приходилось неслабо интриговать, чтобы организовать нужные мне встречи
и не выдать своих телодвижений Васе. Еще я пытался как-нибудь отвертеться и отложить свою сентябрьскую командировку в Липецк, чтобы в нужный момент оказаться в центре событий.
        Словом, август выдался настолько жарким, что я реально опасался закипания мозга. На какую-либо жизнь помимо публичной активности и работы почти не оставалось времени. Но я помнил о правиле кормить своих хомячков. Пару раз на одну ночь появился в Самаре. Позванивал Лене. Разрешил по-прежнему жить у меня Тамаре. Даже иногда кое-что писал Камилле. Какие-то странные, полувраждебные, но живые отношения сохранялись и с Катей, хотя я перестал тратить на нее хоть копейку после того, как узнал про ее походы в комиссионный магазин. Но она почему-то считала нужным иногда напоминать мне про себя. Думаю, это потому, что меня время от времени показывали по телевизору. Девчонки любят известных парней.
        Уматывался я изрядно, но одновременно постоянно находился в состоянии какой-то азартной эйфории. Ощущал себя кем-то вроде короля мира. Очень ловким, харизматичным. По-настоящему крутым. Я стал публичной личностью. У меня были последователи, я находился в полушаге от того, чтобы замочить своего идейного антагониста, мною увлекались девушки, я был здоров, полон идей, планов и перспективного видения. Я ощущал себя какой-то Кунгфу Пандой, наносящей точные удары в нужные места общественного устройства. Был близок к тому, чтобы изменить мир. Мне казалось, еще чуть-чуть - и мы с моими сторонниками взорвем эту карусель. Ну или хотя бы заставим ее притормаживать. Так мне казалось. Собственно, тогда я и начал писать эту книгу. Первые ее страницы написаны именно тогда, в те дни. Я писал их в самолетах, на теплоходах, ночами в гостиничном номере. Всякому человеку, которого начинают показывать по телевизору, тут же поступает предложение написать автобиографию, мемуары. Поделиться, так сказать, мировоззрением и секретами успеха. Поступило такое предложение и мне - издатели почувствовали, что я могу войти в
моду. Я счел глупым отказываться. Решил использовать и этот канал для ретрансляции своих идей и их популяризации. Начал писать. Причем откровенно - я сам очень чувствую фальшь и лицемерие в чужих мемуарах. Меня просто выбешивает, когда я заплатил за книгу и вижу, что человек за мои же деньги мне врет. Поэтому я сразу решил рассказывать как есть. К тому же элемент душевного заголения и скандальности способствует продажам. Lol. O
        Сейчас, в октябре, когда я дописываю свою книгу, я уже знаю, что у меня получилась совсем другая история. Не такая, какую я рассчитывал рассказать вам вначале. Но я решил не исправлять первые страницы. Специально. Просто указать вам на то, что это писалось тогда. Чтобы вы лучше поняли и почувствовали, каким я был. Не наслаивая на мое тогдашнее мироощущение и поступки сегодняшний мой жизненный опыт. Но до сегодняшнего дня остается еще больше двух месяцев. И я продолжу рассказывать все по порядку.
        Я был в Казани, когда позвонила Олеся. Звонок раздался вечером. Почти ночью. Я как раз описывал наше с ней январское знакомство. Мне было приятно в этот момент услышать ее голос.
        - Как раз о тебе думал,- сказал я.
        - Ты приедешь в эти выходные?- радостно спросила она.
        - Нет, детка. Ты же знаешь, какие дела сейчас решаются. Вот прорвусь и возьму двухнедельный отпуск. Мы куда-нибудь уедем. Только вдвоем. После сентября.
        - И все-таки приезжай. Нам обязательно надо увидеться именно сейчас.
        - Не могу. Я же сказал.
        - Я никогда не просила тебя приехать. Это первый раз. У меня очень важные новости. Это не телефонный разговор.
        - Что случилось? Олеся, что за детский сад? Или ты говоришь мне, почему я должен бросить все и ехать к тебе, или я считаю, что никакой серьезной причины нет.
        - Хорошо. Не хотела говорить тебе так. Я беременна.
        Я понял, что ехать надо. Внутренне собрался. Я понимал, что отправить Олесю на аборт - довольно щекотливая задача.
        Я приготовился к тому, что разговор будет непростым. Что мне нужно будет ее утешать, успокаивать и жалеть. Я был готов к тому, что она расплачется. Будет называть последними словами. Может быть, даже попытается поколотить меня кулачками по груди. Или отхлестать по щекам ладонью. Это надо будет просто пройти. Как медосмотр в военкомате. Абстрагировавшись. Превратившись в наблюдателя. Смотреть на ситуацию немножечко сверху. Не из себя. Отключив избыточные эмоции.
        Я не мог до конца поверить в то, что это правда. Залет - такое лохушество, которого я от себя никогда не ожидал. Как это могло случиться? Разве что в тот раз, когда мы только помирились. Когда все началось на кухне и я не сразу надел презерватив. Вот мудак!
        Вначале Олеся повела себя как умница. Стоило мне только произнести слово «аборт», как она сама тут же догадалась, что рождение ребенка совершенно не вписывается в мою жизнь. Я его не хочу, не могу и более того - это категорически противоречит моей философии, взглядам реверсистов. Мы очень по-деловому, спокойно поговорили. Она стойко держалась. Не впала в истерику, которой я опасался. Я расслабился. И напрасно. Потому что истерика случилась ночью. Она не спала. Ворочалась. Укутывалась и раскутывалась. Наконец вскочила и включила свет. Она сидела и сверлила меня взглядом, как будто видела в первый раз. Всматривалась в меня. Я держался под ее взглядом.
        - Неужели ты и правда не хочешь своего ребенка?- наконец выдавила она.
        - Я вообще не хочу детей.- Я старался быть сочувственным, но невозмутимым.
        - Ты не любишь меня,- горько произнесла она, закрывая лицо ладонями.
        Тут, конечно, начались слезы. Все-таки без них не могло обойтись. Я знал.
        - Я люблю тебя, но любовь и деторождение - это разные вещи. Это не связанные процессы.
        Тут мне очень пригодились цитаты из религиозных философов, так вовремя подброшенные мне Ленкой. Я бомбардировал Олесю их удачными формулировками. Говорил о том, что мир несовершенен и мы несовершенны. И о том, что нам не имеет смысла производить на свет еще одного неидеального человека. Что деторождение - это эгоизм, попытка переложить на плечи будущего поколения все те задачи, которые ты по слабости не смог решить за свою собственную жизнь. Что куда лучше и честнее попытаться прожить свою жизнь так, чтобы у тебя не возникло необходимости в потомках, на которых ты навесишь все свои идеальные нереализованные проекции. В общем, довольно умно говорил. Но она не переставала рыдать и твердить «ты не любишь меня». Мне было ее жалко. В конце концов, это все действительно из-за меня. Из-за моей небрежности ей придется пройти неприятную процедуру. Понятно, что при современном уровне развития медицины риск осложнений невелик, но все-таки он остается. И в довершение всего она к этому морально не готова. Чувство вины удавалось задавить с трудом.
        - Олеся, ты же знала, с кем связалась, я никогда не скрывал своих взглядов.- Кажется, это был один из последних моих аргументов.- Ты знала, что я не хочу детей. Что я вообще считаю, что людей слишком много и должно стать меньше.
        - Да, я в курсе, что ты хочешь изничтожить всех, чтобы тебя в итоге полюбили. Ну не тебя, а какого-то мифического нового Адама. Так, кажется, ты называешь эту свою недокормленную любовью субличность.
        - Нет, меня любить не надо. Я научился жить и без этого. Я и сам себя не люблю. Я вообще не могу любить людей такими, какие они есть. Они должны стать лучше и духовнее, чтобы любовь в подлинном смысле этого слова снова стала возможна между людьми.
        - Какой же дурак, господи! Мир он хочет изменить. Измени себя! Начни с себя! Чтобы изменить весь мир, тебе нужно изменить себя. Только себя. И этого достаточно для того, чтобы изменился мир. Ты как чадящая свечка в зеркальной комнате. Сидишь, коптишь, и все вокруг тебе смрадно и дымно. Все не люди - огарки какие-то. А ты-то? Попробуй посветить сам - может, в зеркалах что-то другое увидишь?
        - Не надо проповедей, это я и сам умею.- Меня немного раздражало, что она начала меня поучать.- Мое мнение окончательно. Давай спать.
        Выключили свет. Легли. Рядом, но не вместе. Она почти сваливалась со своего края кровати, я - со своего. Мы не касались друг друга ни плечом, ни бедром. Я мечтал только об одном: чтобы эта ночь поскорее закончилась, я бы оставил деньги на аборт и поскорее уехал отсюда. Я закрыл глаза, прикидываясь спящим. Старался думать о том, что завтра же сяду в поезд, окажусь в Москве. И там все будет совсем другое. Не это бытовое, жалкое, кровавое, болезненное.
        В темноте я почувствовал, что Олеся перекатилась со своей стороны кровати и прижалась ко мне. Я поймал себя на желании оттолкнуть ее, но вовремя отсек, что это будет совсем по-сволочному. Она лежала рядом и дышала мне в ухо. Просунула руку под одеяло, проскользнула ею по моей груди и засунула ладошку мне в подмышку. Зафиксировала. Началась третья часть оперы.
        - Когда он родится, у него будут вот такие маленькие-маленькие пальчики. Совсем крошечные ножки - обе ступни будут помещаться в одной твоей ладони. Твои глаза. Очень нежная кожа. Он будет похож на тебя. Вы будете вместе строить железную дорогу. У тебя была в детстве железная дорога?
        - Нет.
        - Ну вот наконец будет случай поиграть. Ты посадишь его на шею, и мы пойдем в парк. Ты научишь его включать компьютер и делать саблю из палки. И лошадь из швабры. Он будет доверять тебе свои секреты, прибегать ночью, когда ему приснится страшный сон, и залезать тебе под бок. Вот так, как я сейчас. Он будет задавать много вопросов. Ему надо будет объяснить мир. Еще его надо будет научить драться, ловить рыбу на червя и играть в футбол. Он будет беспредельно доверять тебе. Ты будешь самый важный человек в его жизни. Он будет любить тебя. Он будет приходить в детсад и говорить: «А мой папа сказал… А мы с папой… А папа мне…» Он будет просто обалденный. Потому что он будет похож на тебя. Он уже есть. Ты нужен ему… А знаешь, как он будет смеяться?
        Это нужно было прекратить тут же. Потому что грудь мою ни с того ни с сего начало распирать изнутри.
        - Олеся, прости, давай не будем. Он не будет смеяться. Его не будет.
        Она снова заплакала. Для нее это было реальное горе.
        - Наверное, у нас и вправду мог бы получиться славный малыш. Поверь, мне тоже очень жаль, что все так получилось. Прости меня, пожалуйста, если сможешь.
        Я высвободился. Она продолжала впечатываться в мою спину всем телом - грудью, животом, ногами. Тело ее по-прежнему было теплым и свежим. Но сейчас мне легче было бы, если бы к моей спине прижимались лезвия, чем она. Олеся гладила меня по волосам.
        - Дениска, Дениска…
        В этом было столько горечи, боли, разочарования и… жалости. Да, я не ошибался. Она меня жалела! Она меня!!!
        Олеся поехала провожать на вокзал. Мы, как всегда, приложили ладошки к стеклу. Она - снаружи. Я - изнутри. На улице стояла жара, а от стекла шел холод. Обычно, когда поезд трогался, она улыбалась. Стояла на перроне и махала рукой. В этот раз, когда вагон дрогнул, она сунула руки в карманы платья, развернулась и, не оглядываясь, пошла в противоположную сторону. Я впервые заметил, что она придавленно сутулится.
        Я залез на свою верхнюю полку и уставился в окно. Там мелькало. Пустота внутри. Я не думал. Просто смотрел. Неожиданно обнаружил, что плачу. Я не понял, в какой момент я заплакал. Я ловил себя на том, что слезы стоят в глазах. Так иногда бывает. Но прежде мне всегда удавалось не заплакать, загнать их обратно. Сегодня не вышло. Возможно, слезы уже давно прорвались у меня из глаз. А я их просто не замечал. Так вот это как - плакать. Оказалось, это почти как секс. Стоит только начать - и ты уже не владеешь собой. Это захватывает. Точно так же забываешься. Исчезаешь из мира. Что-то приоткрывается новое в этом мире, когда смотришь на него сквозь слезы… Может, сексологи не врут, и 50-75% женских оргазмов - симуляция. Зато женщины могут плакать. Я бы, пожалуй, обменял половину своих оргазмов на право плакать.
        Я плакал, засыпал. Просыпался и снова плакал. Перед прибытием в Москву я собрался и на вокзале выглядел вполне нормальным. В такси я снова плакал. Таксист косился на меня с подозрительной усмешкой. Черт! Это было уже чересчур. Это надо было как-то остановить!
        Дома никого не было. Тамара куда-то ушла. Я забыл предупредить ее, во сколько вернусь. Это даже хорошо, что ее здесь нет. И хорошо, что она здесь была - в ванной я нашел ее коробку бумажных носовых платков. Это оказалось вовремя. Я залез в Интернет, нашел телефон и записался на срочный прием к психологу. Он согласился принять меня сегодня же. Я вошел в кабинет и с порога заявил:
        - Доктор, я плачу. Дайте мне что-нибудь, чтобы я перестал плакать.
        - Что вас так расстраивает?
        - Я отправил свою девушку на аборт и вот уже почти полсуток плачу.
        - А вы что хотели - смеяться, что ли? У вас очень здоровая реакция. Естественная. Поплачьте. Ложитесь вот на кушетку и поплачьте.
        - Вы издеваетесь?!- Я чуть не врезал этому седеющему благообразному «юмористу» в зеленом поло. Но приступ ярости тут же снова затопили слезы.
        - Ничуть.- Доктор действительно был абсолютно серьезен.- Ложитесь, ложитесь. Поплачьте. Было бы гораздо хуже, если бы вы не плакали. Плачьте с чувством. Если хочется - в голос. Рыдайте. Здесь это можно.
        Я не мог сопротивляться. Лег на его черную кушетку и реально полтора часа рыдал. Потом слезы наконец кончились и я немного успокоился. Башка болела. Я прямо чувствовал, как распухли веки. Было хреново, но одновременно как-то легче.
        - Спасибо, доктор.- Я сел на кушетку.- И все-таки пропишите мне какие-нибудь успокоительные, чтобы я больше никогда не плакал.
        - Конечно, я выпишу вам успокоительные. Вот только насчет «никогда не плакать» - это вы погорячились. Плачьте, когда вам больно. Плачьте.
        - Мужчины не плачут.
        - Ага. И не какают. Забудьте эту глупость из дешевых боевиков класса «С». Я вам как доктор говорю: у мужчин есть слезные железы, вырабатывается слезная жидкость. Когда им по-настоящему больно, мужчины плачут. Все как у людей. Вот вам рецепт - это успокоительные капли. Понадобится - приходите еще.
        Я заплатил за визит сто долларов. Это как-то отрезвило. Рецепт я выкинул.
        Я поужинал в городе. Зашел в магазин и купил пару музыкальных дисков. Домой я возвращался уже вечером. В окнах горел свет. Тамара вернулась. Я открыл дверь и сразу понял: что-то не так. В прихожей стояли чужие мужские туфли и большая сумка. Я не разуваясь прошел на кухню. Там сидела Тамара. И Вадим. Они уставились на меня. А я на них. Тома очень медленно встала. Со стуком положила на стол ключи от моей квартиры, предварительно помахав ими у меня перед носом. И пошла в прихожую. Вадим так же сосредоточенно встал, полоснув меня взглядом. И пошел следом. Проходя мимо меня, он прошипел:
        - Подонок!
        Он уже прошел мимо меня, но вдруг внезапно развернулся и резко со всей дури заехал мне в левый глаз. Я автоматически зарядил ему хук справа. Метил в печень, но попал в ребра. Он отшатнулся и поразительно ловко впечатал мне в солнечное сплетение ногой. Я сложился пополам, хватая воздух. Влетела Тамара:
        - Парни, остановитесь. Вадим, не надо, оставь этого козла,- запричитала она. И утащила своего хахаля.
        Я отдышался, доплелся до кровати и рухнул. Лежал, смотрел в потолок. Сразил меня не столько пинок в живот. Я был поражен тем, что эти двое все-таки смогли. Им хватило силы стремления друг к другу. Она дождалась. Наверное, она специально попросилась жить у меня. Чтобы ждать его здесь. А он, несмотря на мои слова, все-таки надеялся и снова пришел. И нашел ее. Восемь месяцев я водил их за нос, а они все это время помнили друг о друге. Я думал, что так уже не бывает.
        Фейс у меня был подпорчен. На время пришлось отложить встречи с акционерами и общение с журналистами. Волей-неволей оставалось только закопаться в казанском проекте, тем более что в этом была настоятельная необходимость. Из-за моих частых поездок в Москву процесс внедрения там действительно слегка пробуксовывал.
        Хорошо еще, что командировку в Липецк удавалось передвинуть на начало октября. Собрание акционеров было назначено на середину сентября. Так что в нужное время я рассчитывал оказаться в нужном месте.
        Олеся не звонила и не писала. Я ее понимал. Я бы на ее месте тоже, наверное, не захотел себя больше видеть. Для нее я теперь просто ссыкло и предатель. Я не льстил себе, что она могла меня понять. Катя тоже пропала. Не говоря уже о Тамаре. Слилась и Камилка.
        Она больше не появлялась на «Мамбе». Похоже, переписка со мною как-то повлияла на нее. Причем, я думаю, слегка повернули ей мозг не мои ответы, а ее же собственные письма. Так бывает, я читал в книжках по психологии, что, когда человек пишет письма о своей проблеме, даже самому себе, он сам же и находит внутри себя решение. Терапевтическое письмо. Самой себе писать она, видимо, не умела. Подвернулся я как инструмент для самодеятельного психоанализа. Похоже, она решила все-таки еще раз попытаться полюбить того мужика, который у нее уже есть. Потому что в последних письмах она уже по полочкам разобрала, что у них там неправильно и как это можно попытаться изменить. Флаг в руки.
        Все оставили меня. Все. Только Лена была мне верна. Она по-прежнему была бодра, деятельна и полна амбиций. Она решила, что нам уже пора заниматься международным пиаром, готовила англоязычную версию сайта. Говорила, что засылает медиапредложения в русские редакции иностранных СМИ. «Идеи глобального значения должны обсуждаться в глобальном масштабе»,- сказала Ленка. «Какая же ты умница и профессионал,- вполне искренне восхитился я в ответ.- Даже удивительно, что такая мощная девка сидит в провинции. Мне кажется, в Москве ты сделала бы хорошую карьеру».- «Хорошо, что ты сам об этом заговорил,- обрадовалась Ленка.- Я тоже думаю об этом. Ты можешь помочь мне найти работу в Москве? Я уже смотрю варианты, но вдруг у тебя что-то появится?» Ууупс. Надеюсь, она не попросится жить ко мне. Хотя… почему бы и нет?
        По возвращении из Казани меня ждал охрененный сюрприз. Я так напрягался, чтобы сдвинуть свою командировку в Липецк. И вместо этого получил на сентябрь направление в Воронеж. В город, куда я всегда отказывался ездить. Что бы мне там ни предлагали и как бы на меня ни давили. В Воронеже живет мой отец. Точнее говоря, тот спермоносец, который отказался быть мне папой. Я не хочу даже дышать одним с ним воздухом и ходить по одним улицам. Поэтому я никогда не ездил в Воронеж.
        Подгадил мне конечно же Вася. Это была его командировка. И пока я звонил своим партнерам в Липецке, втирал им что-то, чтобы освободить себя, Вася недолго думая просто сломал ногу, прыгая с парашютом, и отвертелся от своей поездки в Воронеж. Вместо него посылали меня. Вот молодец!
        - Извини, Денис, что так получилось,- фальшиво блеял Вася по телефону.- Я знаю, как это напряжно для тебя, но я правда никак не могу. Лежу в гипсе по самые помидоры и еле допрыгиваю до сортира.
        Больше послать оказалось некого. Отменить невозможно - клиент был действительно важный и жирный - ликеро-водочный завод. Вася на них уже собаку съел. Мне же с этим контингентом работать еще не доводилось. Пока в моем послужном списке были только заводы по производству безалкогольных напитков. Казалось бы, с точки зрения производственных процессов много общего. Но на самом деле водочники - гораздо более сложная тема. Потому что, как правило, это гангста-стайл. Кто еще мог подгрести под себя в нашу чудесную перестройку такой козырный бизнес? Только тот, кто никого не боится. Кого самого боятся. Неправильно будет сказать, что я очковал. Я разумно опасался.
        Воронеж мне сразу не понравился. Душный, невеселый город. Когда я ехал из гостиницы в офис водочников, на глаза мне почему-то все время попадался какой-то недострой. Город выглядел как декорация к компьютерной игре в жанре «экшн». Все афиши, кое-как наклеенные на заборах, были полуободраны. На каждом столбе соплями висели объявления из серии «оторвите телефон». Очень неряшливо. Всюду дико ветрено. С земли то и дело поднимались волны пыли и мусора. Ничего удивительного. Мой отец должен жить именно в таком месте.
        Поначалу водочники показались мне адекватными ребятами. Гендиром у них сидел не какой-нибудь бородавочный упырь, как я ожидал, а, напротив, вполне современный менеджер. Примерно одного со мной возраста. «Геннадий Александрович, можно просто Гена»,- протянул он мне руку и по-голливудски искусственно улыбнулся. Мне выделили отдельный кабинет. Такого респекта и уважухи мне не выказывали еще нигде. Сразу видно процветающий бизнес, обладающий ресурсами.
        - Чем еще мы можем вам помочь?- спросил Гена, пальцем проверяя отсутствие пыли на моем рабочем столе.
        - Речь пойдет не о том, чтобы помочь мне. Речь пойдет о сотрудничестве. Я один не смогу прописать структуру вашей автоматизированной системы управления. Нам придется поработать над ней всем вместе.
        Гена сделал вид, что понимает мои объяснения. Пообещал собрать завтра начальников направлений и распорядиться, чтобы все оказывали мне содействие. Я повелся. Решил, что Вася изрядно привирал, рассказывая, как непроста работа с водочниками. Пока что все было также, как обычно, и даже немного лучше. Я слегка расслабился и отправился гулять по городу.
        Только не спрашивайте меня, зачем я выяснил, где находится адресный стол, поперся туда и взял адрес папаши. У меня самого на этот счет были очень противоречивые объяснения. Когда я только шел за справкой, то думал, что «узнаю, где живет этот козел, чтобы случайно не забрести на эту улицу и не столкнуться с ним». Потом я нашел его дом на карте города. Обвел его кружочком. Потом я подумал, что это, наверное, какие-нибудь трущобы. Я спросил у официантки в кафе, что это за улица. Она ответила, что не слышала про такую и не знает, хорошие ли там дома или развалюхи. «Я так и знал. Если бы это была какая-нибудь престижная, новая, историческая или красивая улица, она бы знала»,- хмыкнул я про себя. Я почему-то боялся обнаружить его благополучным. Что скрывать, раньше, когда я был помладше, лет девяти- тринадцати, мне хотелось найти своего отца. Увидеть его. Я даже много фантазировал на эту тему. Тогда я надеялся, что он какой-нибудь красивый, сильный, богатый. И очень по мне скучает. Что ему меня не хватает, а все то, что рассказывает мне мама,- неправда. Я все думал, что я ему скажу, когда наконец мы
встретимся. «Здравствуй, папа, я твой сын?» И что дальше?

«Я закончил четверть без троек? Я сделал на прошлой неделе в армрестлинг Витьку из старшего класса? Я на днях прочитал „Робинзона Крузо“?». Про Робинзона он и без меня читал. Мои «четвертки» ему вообще по барабану, они и меня-то не слишком волновали. Я понял, что совершенно не знаю, что сказать ему. Что я еще слишком маленький и действительно не могу сообщить ему ничего стоящего, интересного. Ничего такого, чтобы он захотел снова и снова говорить со мной.
        Когда я еще вырос, я стал думать, что отец мой, скорее всего, лох и неудачник. Если бы он действительно был сильным и богатым, то он сам нашел бы меня. Ему было бы не стыдно и не страшно найти меня.
        Сейчас, когда я держал в руках листок с адресом своего отца, мне снова захотелось на него посмотреть. Но, так же как и в детстве, я уперся в простой вопрос: «Что я скажу ему?» Мне по-прежнему было нечего ему сказать. Поэтому я просто засунул листок в бумажник.
        На следующее утро в 10.00 я стоял у дверей в кабинет генерального Гены. Он влетел в приемную, поздоровался со мной за руку. Заказал себе кофе, мне чай. Мы уселись за большим столом с тонко отточенными карандашами в стакане. Секретарша внесла чай и кофе. В комнату протиснулся еще какой-то мужик в старомодном костюме с галстуком. Он так озирался по сторонам, что было очевидно - он попадает сюда не часто. Возможно, вообще в первый раз.
        - Ну-с, приступим,- потер руки Гена.
        - А где остальные?- спросил я, еще надеясь, что дело в простом взаимном недопонимании.
        - А кто вам еще нужен? Вот Сергей Петрович, заведующий автомобильной частью. И я - генеральный директор. Кого еще вы хотите?
        - Я же говорил. Главный бухгалтер, главный по маркетингу, главный технолог, начальники отдела продаж, закупок, логистики, отдела кадров и так далее - все руководители отделов, департаментов и направлений.
        - А-а-а-а.- Гена делал вид, как будто в первый раз услышал мою просьбу.- Ну, главбух, кадры и закупки у нас в отпуске, сентябрь, понимаете, бархатный сезон. Технолог на больничном после операции. Еще месяц, наверное, проваляется. Продажи и маркетинг у нас в Москве, на повышении квалификации. А вот Сергей Петрович на месте. Будем работать с теми, кто есть.
        Тут я и понял, что попал. Аккуратно отказался от услуг Сергея Петровича. Он бочком выскользнул из кабинета. С облегчением. Гена пытался изобразить начальственное недовольство моим поведением.
        - Так работа не пойдет.- Я нервно чертил квадратики в своем еженедельнике.
        - Денис, мы уже сделали пятидесятипроцентную предоплату за вашу систему. Так приступайте.
        - Я не могу приступать к проектированию системы в отсутствие ключевых специалистов. Мы вместе с ними должны составить описание основных бизнес-процессов.
        - Что вам еще надо? Завод на месте, работает. Ходите, смотрите, описывайте. Писаря мне, что ли, к вам еще приставить надо?!- Гена весьма натурально разыгрывал возмущение. Но я не мог не видеть: он надо мною потешается.
        - Давайте начистоту. Вы сами пригласили нас для установки ERP. Вы были в курсе, как это все делается. Что сейчас происходит, можете объяснить? Вы больше не заинтересованы в системе?
        - Я больше всех заинтересован. Я создал вам все условия для работы, отдельный кабинет. У вас пропуск во все цеха. Работайте!
        Я еще немножко посидел молча, переваривая ситуацию.
        - Хорошо, давайте тогда пригласим сюда заместителей руководителей.
        - Так бы сразу и сказали. Будьте почетче в своих просьбах,- наставительно кивнул Гена и отдал распоряжение секретарше. Та отправилась вызванивать заместителей.
        Заместители подтягивались минут сорок. Когда все наконец собрались, генеральный озабоченно посмотрел на часы, постучал по ним пальцем и заявил:
        - Не думал, что у нас тут все так затянется. У меня в двенадцать встреча в администрации области. Думаю, на сегодня мы на этом и закончим. Будем встречаться завтра в этом же составе. В одиннадцать, у меня в кабинете.
        Распустил весь народ, который мы сорок минут собирали по всему заводу, и слился! Я готов был удушить его галстуком в припадке бешенства. Но вместо этого пожал всем руки и пошел в свой отдельный кабинет. Здесь явно происходило что-то очень странное. Меня подмывало позвонить Васе и выяснить, на какой помойке он нашел этого клиента и на каком языке вел с ними предварительные переговоры.
        Вместо этого я залез в Интернет и стал читать все, что писали про подопечный завод в печати. С особым вниманием я изучал компроматные сайты - только там не стесняются называть вещи своими именами и объяснять истинную подоплеку и взаимосвязь событий. Время было потрачено с пользой. Во-первых, выяснилось, что завод и правда принадлежит «конкретным дядькам». Хотя среди его акционеров значилось до фига народу, компроматчики писали, что основным его владельцем является местный «авторитетный бизнесмен» по прозвищу Папа. Папа владел еще массой бизнесов в городе - мясокомбинатом, гостиницей, в которой я жил, и даже ночным клубом с казино, в который я подумывал сходить в выходные. Естественно, неофициально. Официально он служил депутатом в местной думе. Возглавлял комитет. Во-вторых, в Интернете я нарыл кое-что занимательное и про самого Гену. Он оказался непростым пареньком - сыном немелкой шишки из администрации области. Все-таки блестящие карьеры к тридцати годам за счет одних только способностей возможны только в Силиконовой Долине и немного в Москве. В провинциальных городах за счет собственной башки
дальше менеджера среднего звена уехать сложно. Как в анекдоте: «Папа, я стану генералом?» - «Нет, сынок. У генерала есть свой сын».
        Информация, безусловно, полезная, но пока я не совсем понимал, что с ней делать. Мне надо было понять, почему Гена исподволь сопротивляется установке системы, на словах декларируя яростную в ней заинтересованность. Выходит, каким-то образом он все-таки заинтересован в ERP или хотя бы ее видимости. Они собираются брать кредиты, привлекать иностранных инвесторов? Он хочет казаться модным и прогрессивным? Он договорился об откате с кем-то из наших и надеется тупо положить деньги в карман под предлогом инноваций? И что в этой ситуации делать мне? Я-то по-любому должен поставить систему. Придется вытрясать нужную мне информацию из заместителей, рисовать схемы в отсутствие ключевых фигур завода. Вот дерьмо!
        Через неделю я был там же, где и вначале. Ноль информации. Ни одного прописанного блока. Заместители кивали друг на друга и на своих начальников. Твердили, что только руководители могут ответить на мои сложные вопросы. К тому же они один за другим начали исчезать на больничных. Такое впечатление, как будто я привез на завод массовый мор, какой-то птичий грипп. Я начинал тихо сходить с ума от бессилия. В конце концов я сдался и позвонил Васе.
        - Вася, ну и шнягу ты мне подкинул с этим Воронежем.
        - Что, генеральный ставит палки в колеса?- весело отозвался Вася, как будто речь шла о чем-то несущественном.- Не ссы! Прорвешься.
        - Разумеется, прорвусь. Но с твоей стороны было бы правильно подкинуть мне немножко информации. В конце концов твой клиент.
        - Там все просто. Этому Гене система на фиг не сдалась. Он вынужден ее ставить. Папа так захотел. Слышал про Папу?
        - Да, спасибо, в курсе.- Я старался не слишком злиться.
        - Папа подозревает, что Гена слишком много кладет себе в карман. Хозяин хочет видеть реальные движения финансовых и материальных потоков. Для этого ему нужна ERP. Поговори с этим Геной по-пацански. Объясни ему, что ты в курсе, что кое-кто повыше решил, что система должна быть. И она будет.
        Я решил не размениваться на еще один пустопорожний разговор с Геной. За последнюю неделю я провел с ним немало бесед и не видел больше в них никакого смысла. Тем более что я не мог сообщить ему ничего нового - он-то, конечно, лучше меня знает, как и почему Папа распорядился воспользоваться нашими услугами. Я решил прыгнуть через голову и побеседовать напрямую с Папой.
        Добиться встречи с ним оказалось даже проще, чем я предполагал. К счастью, у депутатов есть общественные приемные, и периодически они должны общаться с населением. Я примкнул к «населению», которое Папа принимал по четным вторникам с
14.30 до 17.30.
        Я вошел в его кабинет, представился и положил на стол визитку. Он только скользнул по ней взглядом и даже не взял в руки.
        - Регламент пять минут. Постарайтесь за это время изложить суть своего обращения, - протокольно сказал он, меряя меня взглядом.
        Папа выглядел очень цивильно. Хороший костюм, правильный галстук, тонкий парфюм, стильно постриженные седые волосы, холеный вид завсегдатая фитнес-клуба. Никакой избыточности. Но все это не создавало обманчивого впечатления рафинированной интеллигентности. Аксессуары не маскировали угрожающей брутальности.
        - Я пришел поговорить о внедрении ERP на вашем ликеро-водочном заводе,- напрямик начал я, потому что думал, что терять мне уже нечего. На слове «вашем» Папа так выразительно поднял бровь и задрал подбородок, что я понял, что терять мне еще есть что - здоровье, профессиональную репутацию и товарный вид лица. И что еще одно неосторожное слово подставит под удар то немногое, что у меня осталось.- Я имею в виду на вашем местном, воронежском заводе. В вашем городе,- суетливо постарался исправиться я.- И у меня возникли сложности. Вы же заинтересованы, чтобы предприятия вашего региона были оснащены передовыми информационными технологиями?
        Папа чуть заметно кивнул. Я обрисовал ему ситуацию в красках. Как я бьюсь, а все против меня и ERP.
        - Ммм… Не могли бы вы как-то повлиять на генерального директора Геннадия Александровича?- закончил я.- Как-то объяснить ему, что система должна быть внедрена? У вас ведь есть рычаги влияния?
        Я умолк, ожидая, что ответит Папа.
        - Вас пригласили в качестве внедренца, вот и внедряйте. Это ваша работа, за это вам платят,- очень ровно произнес Папа.- Именно потому, что ваша фирма рекомендует себя как профессионалов, умеющих решать самые сложные задачи, вас и выбрали.
        - И все-таки не могли бы вы поговорить с Геннадием.- Я понимал, что подставился, придя сюда. Похоже, меня выпроводят ни с чем. Все станет только хуже. И продолжал отчаянно цепляться за слова.
        - У нас с Геннадием Александровичем и его отцом очень уважительные отношения. Нет причин осложнять их вмешательством в хозяйственную деятельность предприятия. Делайте свою работу. Пять минут истекли.
        Я вышел из здания думы просто раздавленным. Значит, только потому, что у этого обсоса Гены есть высокопоставленный папа, он может воротить, что хочет! Мало того что благодаря папе он в тридцать лет гендиректор крупного завода, он еще может безнаказанно воровать у одного из самых влиятельных бандюков региона. И тот даже не торопится сломать ему пару пальцев, как поступил бы с любым другим. Миндальничает, нас вот пригласил разруливать проблему. У парнишки есть папа, и он чувствует себя совершенно безнаказанным! Абсолютно защищенным. Как же это бесит! И что я должен противопоставить ему, его папе и Папе? А?! Хотел бы я знать! Кто мне ответит на этот вопрос? Может быть, мой папа, который, наверное, даже не знает, как меня зовут? А что, это мысль. И как это она раньше не приходила мне в голову. Почему это раньше, я все время думал, что я скажу своему папе, когда найду его. Что он мне скажет?- вот правильная постановка вопроса.
        Я остановил такси и ткнул водителю в нос бумагой из адресного стола. Пока мы ехали, ярость моя не утихла. Наоборот, я злился все сильнее. В тот момент я ненавидел своего отца сильнее, чем когда-либо. Я совсем себя не контролировал. Даже разговаривал вслух. Таксист, видимо, решил, что я совсем рехнулся. Потому что на полпути попросил рассчитаться заранее. Я выдернул деньги из бумажника и припечатал их ударом ладони к «торпеде».
        Доехали. Я хлопнул дверью машины и оказался перед рядом частных кирпичных коттеджей. Видимо, совсем на окраине города. Свет в окнах не горел. Я дернул калитку, она оказалась закрытой. Во дворе залаяла собака. Я подложил портфель и сел прямо на землю перед калиткой. Ждал я недолго. Минут сорок. Начался дождь. Мерзкая сентябрьская погода. Мимо по улице проезжали машины. Они останавливались перед домиками. В окнах загорался свет. Люди возвращались с работы.
        Одна из машин свернула к дому отца. Это была «Шеви-Нива». Фары осветили ворота во двор. Из машины вышел мужик. Лысеющий. Полноватый. В джинсах и ветровке. Он тренькал ключами, выбирая нужный, чтобы открыть замок на воротах. Я поднялся, чуть не поскользнувшись в луже, резко выпрямился и сделал к нему шаг. Он быстро обернулся в мою сторону, сделал полшага назад, но не закричал и не побежал.
        - Парамонов Олег Дмитриевич?- спросил я, хотя и без этого уже знал - передо мной отец. Теперь я понимал, почему мама то и дело восклицает, глядя на меня: «Вот она, парамоновская порода». Да что бы я ни делал, во мне будет чувствоваться его порода - он действительно чертовски похож. Тот же рост. Нос, выражение глаз. Я как будто пролетел на машине времени в будущее и увидел сильно постаревшего себя.
        - Да,- ответил отец,- это я.
        - Здравствуй, папа. Я Денис. Твой сын, которого ты бросил,- сказал я именно те слова, которые тренировался произнести много-много лет. И зарядил ему в лицо. Из носа тут же потекла кровь. Он провел рукой под носом, с интересом посмотрел на собственную кровь. И уставился на меня.
        - Значит, сын. Пришел набить мне рожу?
        - Да, папа. Именно.- Во мне играла какая-то веселая злость. Я встал в стойку и поманил его пальцами.
        - Я не хочу с тобой драться,- сказал папа.
        - А придется!- поддразнил я его и ловко пнул по заднице.
        Он попытался встать как боксер. Закрыл кулаками лицо. И тут я понял, что мой папа не умеет драться. Это страшно рассмешило меня. Я подскочил и вломил ему по печени. Непонятно как, ему удалось в ответ заехать мне в глаз и схватить за пиджак. Я уцепился ему за воротник и боднул головой в лицо. Папа увернулся и схватил меня за шею. Началась какая-то пихотня. Он крепко зажал мою шею локтем и ткнул лицом в лужу.
        - Все?! Все?!- пыхтел он.
        - Все! Все!- булькал я.
        Папа отпустил мою шею и сел в ту же грязь, в которой валялся я. И тут меня подбросило. Он замешкался. А я вскочил на ноги и пнул его коленом в грудь. Он упал навзничь. Я тут же вдавил его в землю и схватил за горло.
        - Все! Все!- хрипел папа.- Ты хочешь убить меня?
        Я разжал руки. Но все еще сидел на нем верхом.
        - Я не хочу убить тебя.
        - И то хорошо, что ты меня просто ненавидишь, а не хочешь убить. Ненавидеть - это нормально.- Он кашлял, ощупывая свою шею.- Все дети ненавидят своих родителей.
        - Нет, папа, не всех родителей ненавидят.
        - Что ты об этом знаешь?- Папа посмотрел на меня с презрением.
        - Побольше твоего.- Я отсел от него в сторону и с опаской наблюдал за тем, как он выпрямляется.
        - Ты ничего не знаешь. Ты щенок,- сплюнул он, ощупывая десны и зубы пальцем.
        Странно, но меня почему-то не задел этот «щенок». Я не бросился снова в драку.
        - Ну так расскажи.- Я тоже начал исследовать собственную челюсть.- Расскажи, как это - бросить своего сына и продолжать радоваться жизни. Расскажи мне, какой ты герой. Ты же думаешь, что ты герой? Супермен? Молодец?
        - Пойдем в дом,- сказал папа, поднимаясь.
        Мы вошли в дом. Он дал мне полотенце. Я умылся. Он тоже. Мы рассматривали друг друга. Но уже не как противники. А как люди, смотрящиеся в зеркало. Отец заварил кофе. В железной кружке. Мне сделалось тошно от того, как он это делал. Точно так же, как я. Так же прихватывал ее полотенцем за ручку и хватался за ухо, обжегши пальцы. Так же вначале пробовал свежесваренный кофе одной лишь верхней губой и закатывал глаза, чтобы оценить вкус. На этот раз мне действительно хотелось его убить, как свою дурную копию. Но при этом хотелось еще немного посмотреть на себя со стороны.
        - Значит, тебе сейчас отчаянно плохо. Хуже, чем когда бы то ни было,- наконец сказал отец, бросая в кофе сахар.
        - Откуда ты знаешь?
        - Иначе бы ты не пришел.
        - Откуда ты знаешь?
        - Ты же мой сын. Я бы не пришел иначе.
        Я молчал. Это было правдой. Мне хотелось спросить у него, думал ли он обо мне хоть иногда. А еще, почему ему было меня не надо. Почему он совсем не интересовался мной. Есть ли у него другие дети. Вместо этого я спросил:
        - Ездишь на джипе, а кофе завариваешь в железной кружке? Все потратил на тачку, на турку уже не хватило?
        - При моей работе джип - производственная необходимость. К кладбищам отвратительные дороги.
        - Ты похоронный агент?
        - Да. Ритуальные услуги.
        - Ты любишь свою работу?
        - По крайней мере, она дает кусок хлеба и лишает иллюзий.
        - Например? От каких иллюзий избавился ты?
        - От многих. Например, люди думают, что когда они рожают ребенка, то производят на свет существо, которое будет безусловно любить их всю жизнь. Это не так.- Папа пристально, не мигая, смотрел на меня.- На самом деле дети - это те, кто будут тебя ненавидеть до самой смерти. До самой твоей смерти. Ты ненавидишь меня?
        - Да,- честно признался я.
        - Что и требовалось доказать.
        - Если бы ты был другим, я бы любил тебя.
        - Каким бы я ни был, ты бы ненавидел меня так же, как сейчас. И точно так же чувствовал бы себя недолюбленным и обиженным. Все выставляют себя жертвами собственного детства. Все, даже те, ради кого родители расшибались в лепешку. Отвратительно.
        - Что, дети так редко приходят на похороны собственных родителей?
        - Нет, конечно же они приходят. Они не упускают случая нажраться на поминках и начать жаловаться на свое несчастное детство. Какими бы ни были родители, у детей всегда есть к ним претензии. «Зачем мама позволила мне выйти замуж в восемнадцать лет? Почему она не отговорила меня?» Или наоборот: «Родители не дали мне выйти замуж за первую любовь и испортили мне всю жизнь». «Родители своими завышенными ожиданиями сделали из меня невротика». И наоборот: «Родители никогда в меня не верили». Дети всегда смертельно обижены. Они обижаются на родителей за то, что те развелись. Или не развелись. За то, что те диктовали им, как жить. И за то, что не лезли в их жизнь. За то, что не оставили им богатого наследства. Или за то, что откупались от них дорогими подарками. Так что можешь спокойно продолжать думать обо мне все, что тебе угодно. В конце концов с чего бы тебе быть исключением?
        - Папа, ты, конечно, круто оправдываешься. Но это не работает: другие родители хотя бы попытались. Они хотя бы что-то делали…
        - Хорошо, хорошо, можешь не продолжать,- перебил меня отец.- Я прекрасно понимаю: ты думаешь, что за мной должок. Я должен что-то для тебя сделать. Раз ты сюда пришел, тебе что-то надо от меня. Деньги? Убежище? С кем проблемы? С военкоматом? Милицией? Бандитами? Я попытаюсь решить. Говори прямо, что надо.
        - Ничего. Мне просто хотелось чувствовать, что папа есть и папа любит. Но сейчас мне и этого от тебя не нужно.
        - Как скажешь. Но ты можешь меня о чем-нибудь попросить. Я скопил немного денег. Могу их тебе дать. Если нужно, я мог бы даже кого-нибудь закопать. У меня есть такая возможность. Надо?
        - Не надо.
        Мы молча допили кофе. Я осматривал комнату. У зеркала стояли помады, духи. Папа жил с женщиной. У стены на полу выстроились миски с кормом для животных. Очевидно, он держал кошку или маленькую собаку. В углу лежали гантели. Фотографий не было.
        - Ты еще придешь?- спросил папа, и я понял, что мне пора уходить.
        - Я не знаю,- ответил я.
        - Приходи.
        Я вышел на улицу и долго шел, прежде чем смог поймать машину до гостиницы. Теперь у меня был отец. Теперь он на самом деле был. Просто у нас с ним неоднозначные отношения. Странно, но это что-то меняло.
        Было еще не поздно, когда я вернулся в гостиницу. Что-то около одиннадцати вечера. Хотя мне казалось, что прошли сутки. Я залез в душ. Приготовил вату и йод, чтобы обработать ссадины сразу после того, как вымоюсь. Я аккуратно смывал пену с тела и не переставал думать об отце. Я видел его. Разговаривал с ним. Даже дрался с ним. Но я так и не понял, что же это за человек. Я нисколько не разгадал его. И сейчас, прокручивая в голове нашу встречу, я старался вспомнить какие-то детали, которые сразу упустил и которые мне бы его объяснили. Я понял, что он не круче меня. Но я затруднялся оценить, мощнее ли я его. Я думал о том, когда пойду к нему снова.
        В дверь постучали. Я открыл. В номер вошел Гена. Он внимательно меня осматривал.
        - Кто тебя так?- спросил Гена.
        - Папа. Я подрался с папой.
        - Так ты действительно ходил к Папе? Я не поверил, когда мне сказали.- В голосе Гены смешивались ужас и восхищение.
        - Да. Мне давно стоило это сделать. Я так долго думал об этом, готовился, а в итоге все получилось как-то «вдруг». Но так даже лучше.
        - Что сказал тебе Папа?
        - Он сказал, что все дети отвратительно неблагодарны и требуют от своих родителей, как будто те - боги. А родители - они не боги. Они люди. К тому же слабые. А еще папа предложил закопать тебя,- рассмеялся я.- Но я пока отказался.
        Я видел, как бледнеет Генкина морда, и уже понимал, что происходит. Что он имеет в виду не моего отца, а Папу. Но я не мог остановиться и продолжал говорить. Очень уж мне нравился эффект, который производили мои слова. Особенно радовало, что я говорил правду. Я же не врал.
        Наверное, это была не совсем честная победа. Но я ее заслужил. В следующие два дня на заводе случилось чудо массового выздоровления всех бюллетенящих менеджеров. Люди срочно вернулись из отпусков и энергично начали делиться со мной информацией. Гена, понятно, вскоре узнал, что я встречался не с тем папой. Но идти на попятную уже не мог. Он сдался. Смирился с неизбежным. В среду и четверг я раздал задания менеджерам, объяснил, что от них требуется. В ночь на пятницу, вполне удовлетворенный собой, я улетел в Москву. На пятницу было назначено собрание акционеров.
        Я прилетел ранним утром. Поощрять жлобство таксистов не хотелось. Я решил дождаться, пока начнут ходить маршрутки. Убить час я пошел в кофейню. Ночь завершалась в аэропорту уютно, размеренно и как-то немного печально. После ряда неудач, чудовищного попадалова с Олесей и ее абортом, противостояния с Геной, у меня, кажется, начиналась светлая полоса. Я нашел папу. Несмотря ни на что запустил проект на ликеро-водочном заводе. Дальше должно быть только лучше. Я старался думать о хорошем. О том, что еще немного - и добро в моем лице победит зло, то есть Васю. О том, что, может быть, у меня и не самый лучший отец, но и не полный отстой. Он на полном серьезе предлагал закопать кого-нибудь из моих врагов. Я был жив, здоров. Все давалось мне не так уж легко, но в конце концов получалось. Мне даже хотелось сделать кому-нибудь что-то хорошее. Я узнал официантку. Она была та самая, которой в августе трепал нервы Вася. Я подумал, что будет здорово, если я оставлю ей в книге жалоб пару теплых слов. Я попросил, чтобы она ее принесла. Она напряглась:
        - Вас что-то не устроило?
        - Нет-нет. Наоборот, мне все очень нравится. Я хочу написать вам что-нибудь хорошее.
        Она присмотрелась и, кажется, тоже вспомнила меня. Через секунду передо мной на стол легла «Книга отзывов и предложений». Я подсмотрел, что мою официантку зовут Жанна, и с удовольствием расписал в «жалобной книге» ее внимательность, оперативность и радушие. Я уже собирался закрыть книгу, но жажда самолюбования, видимо, была утолена не полностью. Я начал листать страницы назад. Искать ту запись, которую оставил Вася. Мне надо было убедиться, что я лучше его. Достойнее. Что правда и добро на моей стороне. Я сразу узнал его почерк. Мелкие, пляшущие буквы. Начал читать и не верил своим глазам. Я специально перечитал подпись под отзывом - «Василий Кузнецов». Не оставалось никаких сомнений: это писал действительно он. Вот только в его тексте не было ни слова о забытом официанткой сахаре. Он писал какую-то бессодержательную муть насчет того, что кофейня очень мила и скрашивает часы ожидания пассажирам, а официантки очень молоды, хороши собой и он всем работникам кофейни желает большого будущего и процветания. Я в шоке закрыл талмуд. Тут же к столику подпорхнула Жанна. Она кокетливо улыбалась:
        - А я вас узнала. Вы были вместе с сердитым парнем, который потребовал сахар к зеленому чаю.
        - Да-да,- рассеянно кивнул я.
        - Передавайте ему большой привет,- продолжала лыбиться Жанна.- Удивительно, но он мне помог. У нас бывает такая проверка - «таинственный посетитель». Когда проверяющий приходит анонимно, заказывает что-то, а потом пишет отчет о том, как его обслужили. Представляете, он тоже заказал зеленый чай. И я принесла ему сахар. Он уже когда рассчитывался, признался, что он не простой клиент. И сказал, что я единственная из официанток, кто был безукоризнен. Так что передавайте спасибо вашему другу.
        Я рассчитался. Как оглушенный вышел из здания аэропорта. Автоматически, не торгуясь, сел в такси. Все-таки это очень неприятное чувство - ощущение того, что ты не понимаешь, как устроен этот мир. Я всегда знал, что мир непрост. Но у меня была иллюзия, что он постигаем.
        Я успел заехать домой, переодеться. И отправился в центр. Для собрания акционеров был арендован конференц-зал в пятизвездочной гостинице. До начала заседания подавали кофе, чай, печенье и канапе. Вася козлом скакал среди акционеров, по-собачьи поджимая сломанную ногу. Он только облизывался на кофе и фуршет, потому что не мог выпустить из рук костыли. Мы с ним сдержанно поздоровались. Я понимал, что большинство из тех, у кого есть право голоса, свое решение уже приняли. Но все-таки я использовал последнюю возможность для агитации. Втирал что-то насчет того, что в период обострения конкуренции, прихода все новых игроков на наш рынок, мы можем выстоять только за счет качества. Что удовлетворенность клиентов - приоритет номер один. И я знаю, как этого добиться. Что мы не должны в погоне за количеством превратиться в какой-нибудь аналог «Автоваза» на рынке ERP. Мы должны быть качественны, безупречны и комфортны, как «Лексус». Тогда очередь к нам будет расписана на год вперед. Акционеры слушали, но не вступали в дискуссию. В сущности, все понимали, что здесь, в холле, место только для small talk, но не
для серьезного обсуждения. Понимал это и я. Но меня напрягло, что, когда я говорил об образе, имидже и нише компании на рынке, парочка из них намекнула, что мой личный имидж и публичная активность представляют для фирмы большую опасность, чем отдельные шероховатости и недочеты собственно программного продукта, поставляемого клиентам.
        Мы уже сидели в зале. Председательствующий попросил всех отключить мобильники, когда мой зазвонил. Незнакомый номер. Я успел только снять трубку и услышать Танькин голос.
        - Алллллло, Денис! Привет, это Таня.
        - Таня, прости, но я не могу сейчас говорить.- От неожиданности я начал заикаться.
        - Прости, что я тебе звоню, я знаю, что мы договаривались больше не общаться. Но тут такая ситуация, что я не могла не позвонить тебе.
        - Таня, я правда не могу сейчас говорить.- Председательствующий уже очень укоризненно смотрел на меня поверх очков.- Я обязательно перезвоню.
        Я повесил трубку. Ватными руками отключил телефон и застыл. Хотя все решения уже были приняты, по протоколу нам с Васей все-таки предстояло выступить с короткими речами. Вася шел первым. По алфавиту. Кажется, он заготовил живенькую и смешную речь. Акционеры улыбались и хмыкали, слушая его. Я с выступлением тоже справился и вполне четко изложил свое видение будущего.
        Началось голосование. С перевесом в два голоса победил Вася. Все аплодировали. Собрание объявили закрытым. Нас пригласили на фуршет. Вася на радостях отбросил правый костыль, скакал на одной ноге и пожимал всем руки. В зимнем саду отеля, имевшем выход на просторный балкон, накрыли столы. Под металлическими контейнерами с горячим горели спиртовки. Мокро и беззащитно теснились на подносах скрученные розами ломтики семги. Вязко обтекали шоколадные фонтаны. Акционеры на балконе закурили сигары. Дымом тянуло и внутрь. В воздухе витали винные пары. Играл какой-то нежный джаз. Все мило о чем-то переговаривались. Я впервые так явственно ощутил себя чужим на празднике. Я физически почувствовал, что это время прощаться. Накатил вина и подошел к Васе.
        - Ну что, поздравляю, ты победил. Ты остаешься.
        - Эй, чувак!- Вася снова хлопал меня по плечу.- Не огорчайся. Мы еще поработаем.
        - Нет, я ухожу.- Я осушил бокал и, не задумываясь, взял новый.
        - Нет-нет, так не годится. Не горячись. Как же мы без тебя?- Я не мог оценить степень фальши в его голосе.
        - Вы без меня отлично. Я вот без вас гораздо хуже. Но я справлюсь. Да, не волнуйся, воронежский проект я закончу. Вы успеете найти мне замену.
        Я пошел к выходу, но уже перед дверями развернулся. Решил напоследок опрокинуть еще бокал. Тут в зал и вошли люди в форме. Мне хотелось бы сказать, что они ворвались. Так было бы красивее. Но они именно что вошли. Без суеты. И тут же направились ко мне. Спросили мое имя, проверили паспорт и попросили проследовать за ними. Без каких-либо объяснений. Я пошел. Мне даже было немного смешно.
«Неужели папаша мой еще более никчемный, чем я мог подумать? Неужели он написал на меня заяву в ментуру из-за той потасовки?» - подумал я.
        Я был оптимистом. Вместо 15 суток за банальное хулиганство мне шили гораздо более серьезную статью - подстрекательство к убийству. Сложно поверить, но какой-то упырь в Ульяновской области объявил себя последователем реверсистов и замочил шесть человек. Затравил сульфатом таллия. Медленная болезненная смерть. Врачи даже не сразу распознали отравление: таллий практически невозможно обнаружить в крови. Выдало урода только странно большое количество загадочных смертей вокруг него. Причем травил он все близких людей - жену, любовницу, детей, соседей, деверя. Следователям этот придурок объявил, что те, кого он отравил, «людишки-то были так себе, бездуховные». И приплел к своему сумасшествию меня. Мол, мир так плох, что стоит изничтожить всех «негодных людишек», надоели. Так я стал подстрекателем к убийству. Еще в августе у меня закрались подозрения, что мои взгляды и жизненная позиция не всеми могут быть восприняты верно. Но я не подозревал, что это может так скверно закончиться.
        Дело будет слушаться в суде присяжных.
        Адвокат сказала, что меня, скорее всего, оправдают. В конце концов, на нашем сайте не было ни одного прямого призыва к насилию и убийствам. А то, как психически больной человек воспринял наши вполне умеренные взгляды, предсказать невозможно. Адвокатша говорит, что если бы у меня были какие-нибудь свидетели, подтверждающие, что я, наоборот, призывал к гуманности, сохранению и защите чьей-либо жизни, чему-нибудь жизнеутверждающему, то это очень помогло бы нам на процессе. Хотя она не паникует, я больше не склонен быть оптимистом. Кажется, все, что может произойти со мной плохого, происходит. Я не удивлюсь, если через пару месяцев после суда меня отправят в колонию-поселение.
        В СИЗО я провел совсем немного времени. К счастью, успел подцепить только вшей. Две недели у меня брали показания. Потом выпустили до суда под подписку о невыезде. Мне разрешили пребывание в Москве и по месту прописки - в Тверской области. Первым делом я приехал домой, вымыл голову с шампунем против педикулеза и побрил голову.
        Зашел в Интернет. Наш сайт закрыли. Зато реверсисты наконец стали известны в международном масштабе. О процессе писали даже англоязычные СМИ. Я с интересом искупался в помоях, которыми меня поливали. Зашел на «Мамбу». И тут же понял, почему Танька звонила мне перед собранием акционеров. Теперь казалось, что этот звонок был в другой жизни. Я так и не перезвонил ей. И вот два сообщения на
«Мамбе» объяснили мне, почему она вдруг обо мне вспомнила. Первое - от Вадима. Оно пришло не мне, а моей виртуальной «Танюшке».

«Привет, Таня,- писал он.- У тебя раздвоение личности? Или просто кто-то использовал твои фотографии? Какая из этих анкет - настоящая?;)». Дальше шла ссылка на анкету на сайте знакомств. Я перешел по ней и увидел Таньку. Она тоже прислала мне сообщение: «Привет! Нехорошо использовать чужие фотографии. Денис, признавайся, это ты под моим именем хулиганишь?» Я понял, что игру пора заканчивать, и удалил анкету своего виртуала. В памяти мобильника сохранился номер, с которого звонила Таня. Я перезвонил ей.

«Я сразу догадалась, что это ты, ни у кого больше нет этих фотографий. Только у тебя и у меня,- сказала она.- Зачем ты это сделал?»

«А что девушка, которая недавно вышла замуж, делает на сайте знакомств?» - подколол я ее.

«Общается девушка. В том числе и с собственным мужем в течение дня переписывается».

«Значит, ты все-таки вышла замуж?- зачем-то спросил я.- Мама говорила, что ты собиралась позвать меня на свадьбу».

«Потом я поняла, что это неудачная идея».

«Ты его любишь?»

«Люблю».

«Он лучше меня?»

«Он не лучше. Он просто другой. И он действительно хочет быть со мной. Он умеет быть вместе».

«А я не умею?»

«Не умеешь. Если бы ты действительно любил меня так, как говорил, ты приехал бы в Питер, а не в Москву. Но тебе важнее было, чтобы я что-то принесла тебе в жертву, чем чтобы я была счастлива. Для тебя любить - не принимать как есть, а переделывать и подминать под себя».

«Это неправда. Это ты не хотела принимать меня таким, каким я был - провинциальным, небогатым, искренним. Ты хотела себе богатого столичного сноба. Это ты не умеешь быть вместе».

«Давай не будем начинать сначала. Мы уже все это обсудили много лет назад. Я просто прошу удалить мои фотографии из твоей анкеты».

«Я уже удалил анкету».

«Вот и прекрасно. Больше нам не о чем разговаривать. Я поменяю номер мобильника. Я помню о нашем уговоре».

«Не надо. Не меняй. Я больше не буду тебе звонить».
        Я сдержал слово. Я больше не звонил ей. Я подумал, что мне не о чем разговаривать с человеком, который свой симбиоз с каким-то там удобным хмырем называет любовью. Мне расхотелось, чтобы она меня любила.
        Надо было что-то делать. Куда-то идти. Не сидеть на месте.
        Я поехал и уволился с работы. Там этому очень обрадовались. Люди смотрели на меня с опаской. Как будто бы это я замочил шесть человек. Как на преступника, а не как на жертву обстоятельств.
        Вася сидел в том самом кабинете. Он все еще был в гипсе, но ходил уже с палочкой, а не с костылями.
        - Наворотил ты дел,- пожал он мне руку.- Деньги у тебя есть? На адвоката, квартиру? Помочь чем-то?
        - Спасибо, не надо.
        - Ты говори, не стесняйся. Я ведь в некотором роде твой должник.
        - Ты мне ничего не должен. Это место досталось тебе по праву.
        - Да я не об этом,- отмахнулся Вася.- Я про Катю. Она переехала ко мне. Может, я даже люблю ее.
        - Как?!- Я выпучился на Васю, не веря своим ушам.- Как ты можешь любить ее? Ты же все про нее знаешь. Да ей ничего от тебя кроме шмотья не нужно.
        - Не знаю,- пожал плечами Вася.- Но мне очень нравится смотреть, как она радуется. Знаешь, ее так просто обрадовать - какая-нибудь сущая ерунда, а у нее полные штаны радости. А мне что - жалко, что ли? Для того и зарабатываю. Катя, она как кошка. У меня, до того как я начал ездить по командировкам, жила кошка. Я назвал ее Ио. Усекаешь? И. О.- исполняющая обязанности любимой бабы. Тоже - такая ласковая дура. Принесешь ей консервов кошачьих - и она весь вечер с колен не слазит, мурлычет. Потом я ее маме отдал, когда разъезды начались. Скучал по ней. Сейчас, думаю, назад возьму. Будут с Катькой вдвоем меня ждать из командировок. Катя, она на самом деле хорошая и не тупая. Не думал, что на «Мамбе» можно такую нормальную девчонку встретить.
        - Поверь мне, там есть лучше. Намного лучше,- сказал я, думая про Олесю.
        - Да, тема стала модная. У каждого второго анкета в Интернете. А что - удобно!
        - А как же Алена? У тебя же была Алена, ты говорил, что она тебе родная?- перебил я Васю.
        - Алена хорошая. Но знаешь, чтобы ее обрадовать - это ее надо на шопинг в Милан вывезти. Она мощная, карьеру делает. Ей не до меня. Ты знаешь, я все эти годы уговаривал ее ко мне переехать. А она отказывалась - ей от себя до работы ближе, и совместный быт ее пугал.
        - Мне тебя жалко,- искренне сказал я Васе.- И это ты называешь любовью?
        - Не надо меня жалеть,- обиделся Вася.- Ты лучше себя пожалей. Ты-то хоть кому-нибудь нужен?
        - Ты прав, Вася, я никому не нужен,- согласился я и вышел из кабинета.
        Раньше, когда я был успешным менеджером с большой зарплатой, соцпакетом и бонусами, я еще мог на что-то рассчитывать. Тогда я мог кому-то понадобиться. Но даже тогда ни я ни в ком не нуждался и сам был никому не нужен. Что уж говорить про теперь, когда я безработный подследственный неудачник. Даже Ленка сейчас стремается со мной разговаривать. Боится тоже угодить в СИЗО.
        Единственные, кто не брезговал сейчас со мной общаться,- мои издатели. На волне скандала мои записки стали им еще интереснее, и они активно поторапливали меня, чтобы я побыстрее заканчивал. «Ну хоть какое-то занятие»,- подумал я. И поехал к маме в Тверь, чтобы взять у нее ключи от нашего старого дома в Вышнем Волочке. Я решил запереться там и ударными темпами закончить книжку.
        Мама, как всегда, причитала и ругалась. Поводов было больше чем достаточно - и следствие, и мой уход с работы. Сожалела о том, что родила меня на свою голову. Родила уголовника! Говорила, что я - бесконечный источник горя и неприятностей. Снова упоминала о том, что лучше бы она сделала аборт. Я слушал и слушал. А она все скулила, продолжая подливать мне борща. И тут я не выдержал. Треснул ложкой по столу, вскочил и стиснул ее руками.
        - Мама! Маамааа! Ты слышишь, что ты говоришь? Неужели ты не видишь, что мне больно? Зачем ты все время говоришь мне это? Про свою неудачу с абортом? Ты хочешь, чтобы я убил себя и тогда тебе станет легче?! Мне убить себя?
        Она испуганно хлопала глазенками и таращилась мне в лицо.
        - Ну, отвечай же, мать. Мне убить себя?
        - Отпусти меня,- тихо попросила она,- и больше не говори глупостей.
        Она здорово испугалась. Я отпустил ее. Но запомнил, что она не сказала «нет».
        Я ушел в комнату и заплакал. В конце концов, мне доктор разрешил плакать, когда очень хочется. Потом я встал, взял ключи от дома в Вышнем Волочке и пошел на автовокзал.
        Уже через два часа я вошел в старый деревянный дом. Пыльный и холодный. Его купили мамины родители. Мои дедушка с бабушкой. Они уже умерли. Деда я вообще не застал - он умер до моего рождения. Дед с бабкой прошли всю войну, а после войны поженились и отчаянно взялись рожать. У мамы есть братья и сестра. Мама самая младшая. Я жил здесь у бабушки, пока матери не дали квартиру в Твери. Тогда она забрала меня к себе.
        В доме давно никто не живет. Летом кое-кто из родственников приезжает сюда как на дачу. Но в октябре он стоял совсем пустым. Зато с лета остались дрова - натащил кто-то из родни. Я затопил печку. Смеркалось. Я не включал свет.
        В полумраке и тишине мобильник сначала засветился, а потом уже зазвонил.
        - Здравствуй, сын,- сказал папа.- Как ты? Тебе что-нибудь нужно?
        - Нет, папа, у меня все есть. Спасибо, что ты позвонил. Это лучшее, что ты мог сделать для меня.
        - Не кисни. Все наладится,- пообещал папа.
        - Ага,- кивнул я.
        - И еще. Папа любит. Папа есть. Хотя, может, папа и не такой, как бы тебе хотелось.- Голос его похрипывал. Было слышно, что ему непросто даются эти слова.
        Хотя это была, скорее всего, фальшь, подделка, но все равно я испытал признательность.
        Звонок как-то вывел меня из коматоза, я достал ноутбук и стал писать.
        Я писал день за днем, вечер за вечером. Ничто не отвлекало меня, кроме собственных мыслей. Здесь в тишине и холоде мне в голову почему-то особенно часто пробирались те шестеро отравленных. Неужели я действительно был отчасти виновен в их смерти? И мог ли я это предотвратить? Мысли крутились разные. То я думал, что это случилось бы по-любому. То мне мерещилось, что если бы я тогда, в августе, выдал Олесе деньги на витамины для беременных, а не на аборт, то все могло бы сложиться иначе. Да, все реверсисты закидали бы меня тухлыми помидорами, когда узнали бы, что я стану отцом. Да, движение, видимо, развалилось бы. Возможно ли, что и этот сумасшедший тогда остановился бы?
        Через пару дней еще позвонила Ленка. «Я переезжаю в Москву. Мне предложили хорошее место пиар-менеджера»,- сказала она. Чувствовалось, что она что-то недоговаривает, какое-то смущение. «Отличная новость, рад за тебя». «Денис,- она сделала паузу,- ты поймешь меня, если я скажу, что буду пиарить памперсы, товары для детей и мам?» Я понял.
        Я довольно быстро потерялся во времени. Не помнил, сколько именно дней прошло с моего приезда и какой день недели. Я не запаривался на эту тему: адвокатша обещала позвонить накануне суда и вызвать меня в Москву.
        Однажды телефон зазвонил. Я испугался. Мне не хотелось возвращаться. Но я все-таки вытащил трубку из чехла и чуть не подпрыгнул: звонила Олеся.
        - Привет, ты почему не отвечаешь на мое письмо?
        - Какое письмо? Я так рад тебя слышать. Я тут в глуши, без Интернета. Я обязательно отвечу. Найду Интернет и напишу. Ты меня простила?
        - Ты все прочтешь,- сказала Олеся.
        Я ломанулся бриться (я ужасно зарос за это время), мыться и впервые отправился в город. Прежде я ходил только до соседней палатки за макаронами и крупой. Я нашел Интернет на почте. То, что Олеся прислала, было круче, чем прощение. Это были отсканированные результаты узи. «Теперь срок больше 12 недель и ничего отменить уже невозможно. У нас будет ребенок. Сейчас он уже вот такой (см. рисунки)». Я попросил распечатать мне ее письмо. Я шел и всю дорогу смотрел на черную точку на сером фоне. Это была фотография моего ребенка. По крайней мере в его смерти меня обвинить уже нельзя. Вы не поверите, я сам себе удивился, но я зачем-то поцеловал эту бумагу. Ну так, слегка. Пошло, глупо, бессмысленно, но я это сделал прежде, чем успел остановить себя. Наверное, нельзя долго сидеть в одиночестве в запущенном доме. Вот так вот дичаешь.
        Я позвонил Олесе.

«Я приеду. Я сегодня же выезжаю. Олеся, спасибо тебе»,- сказал я.

«Куда ты приедешь, ты же под подпиской?» - осадила она меня.

«Мне плевать».

«А мне нет. Я не хочу, чтобы из-за такой ерунды тебя снова упекли в СИЗО. Я сама приеду. Возьму отпуск за свой счет и приеду».
        И она действительно приехала. Живота у нее практически не было заметно. Но все равно как-то чувствовалось, что она беременная.
        - Ну и срач у тебя,- сказала она, как только зашла в дом.- Что же ты в такой грязюке сидишь?
        Полезла, тут же нашла где-то какие-то ведра, тряпки. Начала что-то тереть.
        - Постой, не надо. В твоем положении лучше не делать этого,- остановил я ее.
        И сам начал мыть полы и протирать пыль. Хотя, конечно, мне очень не хотелось это делать. Мне больше хотелось обнять ее, поговорить с ней. Но я возил тряпкой по доскам. Выбивал коврики. Тер стекла. Когда наконец я сделал все то, что порывалась сделать Олеся, наступил вечер. Я наконец сел напротив нее, и она разрешила мне взять в руки свои ладошки.
        - Скажи, ты готова была растить ребенка одна? Взять всю ответственность на себя? Как ты все-таки решилась оставить его, когда я был против?- задал я наконец вопрос, который готовился задать весь день.
        - Это не твой уровень компетенции - принимать такие решения. Кое-кто повыше тебя решил, что этот ребенок ему нужен. Поэтому я и буду рожать его. То, что мужчины так панически боятся жизни - не повод останавливать жизнь,- ответила она.
        - Я не боюсь жизни. Я вообще не трус,- замотал головой я.
        - Боишься. Ты боишься смерти, но еще больше ты боишься жизни. Поэтому и пытался всячески ее изничтожить. И реверсисты эти твои, и этот твой отравитель - все это выросло из твоего страха перед жизнью.
        - Это не мой отравитель!- Я отбросил ее руки.- Как ты можешь называть его
«моим»? Я не приказывал ему никого убивать. Я не хотел чьей-либо смерти.
        - А чего ты хотел? Жизни? Прямо обмирал, как хотел жизни. И на аборт меня поэтому отправлял, да? Да почитай свой сайт: весь он - закамуфлированные стенания о том, как вам мешают люди. Он - твой идейный товарищ. Твоооой! Тут нет середины, ты не можешь хотеть чего-то среднего между жизнью и смертью. Если ты не хотел жизни, значит, ты хотел смерти. Получи - распишись!
        Я заметил, что она чересчур завелась, разволновалась.
        - Давай закроем эту тему,- сказал я.- Тебе сейчас вредно так возбуждаться.
        Она только пожала плечами - типа «как хочешь».
        Мы сидели молча. Пили чай. Первым не выдержал я.
        - Хорошо,- сказал я, отставив чашку.- Давай продолжим. Зачем ты приехала сюда - чтобы меня обвинять?
        - Нет.
        - Ты приехала, просто чтобы взять у меня деньги на ребенка и все такое?
        - Поаккуратнее! А то ведь я и уехать могу!- Она не на шутку обиделась.
        - Тогда зачем ты приперлась ко мне, такому чудовищу? Я же, по твоим собственным словам, полное чудовище.
        - В детстве читала «Аленький цветочек».- Она рассмеялась.
        Больше мы на эту тему не разговаривали.
        На следующий день мы тусовались в саду. Оба в курточках и резиновых сапогах на шерстяной носок. Я пытался попадать замерзшими пальцами по клавишам. Олеся бродила по периметру, выдергивала какой-то чертополох и складывала его в кучу. Она собиралась его сжечь.
        - Слушай, а что с вашими яблонями?- вдруг спросила она.- У соседей вся земля в упавших яблоках, а у вас ни на земле, ни на деревьях ничего нет.
        - Они не плодоносят,- отмахнулся я.
        Она сходила в дом и вернулась с большим ножом и садовыми ножницами. Отломила у забора пару досок, пролезла к соседям и начала кромсать их яблони.
        - Ты совсем сдурела?- Я полез за нею.
        - Не мешай, сейчас сам все увидишь. Октябрь, конечно, поздновато, и ваши яблони не так молоды, но может и выгореть. Не бойся, хуже не будет.
        Она отрезала маленькие веточки у тех соседских яблонь, вокруг которых земля была усыпана яблоками. Шмыгнула назад в наш сад. Я с интересом смотрел, как она делает Т-образные надрезы на коре наших яблонь и вставляет туда свежесрезанные веточки с соседних деревьев.
        - Что смотришь? Ни разу не видел, как деревья прививают? Изоленту тащи!- скомандовала Олеся.
        Я вернулся с изолентой. Мы обматывали ею стволы деревьев с вживленными в них чужими ветками. Вряд ли, конечно, они приживутся. Но мы хотя бы попытались, чтобы в нашем саду родились яблоки.
        Когда мы закончили, я вдруг подумал: «Наверное, она все-таки любит меня». И потом еще: «Наверное, я все-таки люблю ее».
        Я так подумал, хотя еще не был уверен, что то, что я чувствую, можно назвать любовью. В последнее время этим высоким словом называют все, что угодно. А мне хотелось бы сберечь его для настоящего, того самого. Или придумать другое слово, которым можно было бы называть то трепетное, прежде обозначаемое как «любовь». Сложно помнить истинный смысл слов, когда каждый день ими называют не совсем то, что они истинно должны обозначать. Похоже, что и я в какой-то момент запутался в кое-каких принципиально важных понятиях.
        Я не оправдываю себя. Я констатирую факты.
        Сейчас я все время ношу с собой четыре таблички. Я покопался в бабкиной библиотеке и нашел там сборник эссе о любви и «Школьный толковый словарь русского языка». Они-то и помогли мне составить шпаргалки.
        Табличка №1
        Смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. Познавая в любви истину другого, мы тем самым осуществляем свою собственную истину, свое безусловное значение, которое именно и состоит в способности переходить за границы своего фактического феноменального бытия, в способности жить не только в себе, но и в другом. Смысл и достоинство любви как чувства состоит в том, что она заставляет нас действительно всем нашим существом признать за другим то, безусловно, центральное значение, которое в силу эгоизма мы ощущаем только в самих себе. (Владимир Соловьев)
        Табличка №2
        Духовный - связанный с внутренним, нравственным миром человека, с умственной деятельностью.
        Табличка №3
        Истина - то, что существует в действительности, отражает действительность; правда.
        Табличка №4
        Красота - приятность на вид, гармоничность. Выражается в правильности линий, сочетании красок, благозвучности, наполненности внутренним содержанием, нравственностью.
        Я часто перечитываю эти таблички, чтобы не забывать и не называть одним из этих слов что-нибудь не то. Хотя по-хорошему это стоит просто запомнить. Это реально того стоит.
        Мы с Олесей прожили в Вышнем Волочке весь октябрь. Завтра мы уезжаем в Москву. На суд. Я закончил рукопись. Адвокатесса считает, что ей нужно прочитать текст, прежде чем я отправлю его в издательство. Она опасается, что я написал что-нибудь лишнее. Думает, что она может подсказать мне что-то такое для этой книги, что в нужную сторону повлияет на присяжных. Но я решил, что она прочитает мою книгу лишь после того, как та выйдет из печати. Как все. Потому что я написал в ней все как было на самом деле. И если присяжные решат, что я виновен, значит, я буду наказан.
        Мне не удалось изменить мир. А вот ему, похоже, удалось изменить меня. Я по-прежнему не считаю этот мир совершенным, но теперь я склонен думать, что это просто я не понимаю, как он устроен.
        Зато я, кажется, начинаю понимать, почему люди называют любовью то, что зачастую и никакая не любовь вовсе. Просто даже подделки под любовь работают как мощная анестезия, чтобы не чувствовать всю боль и несовершенство этого мира. Если это так работает, то как же должна действовать настоящая любовь? Я надеюсь, что у меня еще будет время и возможность узнать это.