Сто удач и одно невезение Татьяна Александровна Алюшина
        # Жизнь Зиночки Ковальчук, если исключить личный аспект, в общем сложилась удачно. Еще крохой, благодаря стойкости и отваге, она обуздала стихию под названием лучшая подруга Ритуля, которая владела катастрофической особенностью сокрушать близстоящих людей, предметы и т.д. по порядку. С возрастом дар только совершенствовался. И вот однажды опять случилось очередное судьбоносное невезение, устроенное любимой подругой. Зиночка оказалась на несколько часов запертой в кромешной тьме с мужчиной своей мечты…
        Татьяна Алюшина
        Сто удач и одно невезение
        Моей большой, прекрасной, любимой семье, и в частности замечательным тетушкам Октябрине Ильиничне и Марии Ильиничне, посвящается
        Зинаида в полной мере прочувствовала точность определения: «кромешная тьма». Да потому она и кромешная, что, кроме тьмы этой жуткой, нет ничего - вообще ничего! Первозданная изначальная темень, с которой все началось: взрыв новой звезды, галактики, атомы - жизнь, и которой все закончится - небытие!
        И такой же это кромешный ужас! Господи, как с этим предки-то дикие справлялись?! Оказаться в такой чудовищной темнотище, к которой ни глаз человеческий, ни организм ни привыкнуть, ни адаптироваться не могут!!
        А еще, что самое поразительное…
        Мистическим, сверхъестественным образом проснулись, всколыхнулись все задавленные, уничтоженные за ненадобностью комфортом цивилизации первобытные инстинкты и скрытые резервы организма, обострив мгновенно во сто крат, а может, и поболее, все органы чувств!
        Зинаида чувствовала этого мужчину всеми этими самыми пугающе обострившимися инстинктами! И, не видя, ощущала его в метре от себя, на расстоянии вытянутой руки - слышала его дыхание, стук сердца, впитывала запах, чувствовала тепло, исходившее от его кожи даже через одежду, и, как ей казалось, даже мысли его улавливала.
        - Вы меня боитесь?- тихо спросил он, не тревожа голосом темноту.
        Она услышала недосказанное, подуманное им: боится ли она его желания, которое чувствовала всей кожей, возможности воспользоваться странной ситуацией, нападения…
        - Нет,- в тон ему тихо ответила Зинуля,- не вас.
        Они помолчали. Оба, сквозь вязкость первозданной темени, договаривая не словами, чувствованиями, недосказанное.
        Не его! Себя! Она боялась себя, своего странного, необъяснимого желания броситься к этому незнакомому мужику, к нему, в него, позабыв обо всем на свете, боялась желания, от которого, как натянутая струна, звенела кожа на всем теле!
        - Я тоже,- еще тише признался он. Помолчал и пояснил: - Не вас.
        И что-то надо было немедленно, еще быстрее, чем немедленно, говорить, делать - как угодно сбить, нарушить эту пугающе-оглушающую невероятную тягу друг к другу!
        Они оба сразу почувствовали взаимное желание-интерес и нечто больше простого желания-интереса, как только встретились взглядом, а когда, официально знакомясь, обменивались рукопожатиями, их так шибануло молнией в ладони, что пришлось отдернуть руки и смущенно улыбаться, изображая непонимание и испытывая неловкость.
        Но что бы там не возникло между ними, удивив и слегка напугав, умело управлялось и загонялось куда подальше воспитанием и принятыми правилами поведения развитого социального общества. Подумаешь, кольнуло-шибануло! Подумаешь, от одного его взгляда голова закружилась - и что?
        Да ни-че-го!!!
        Вот именно! Как ему, так и ей! Два совершенно незнакомых человека, встретившихся по делу, в первый и, скорее всего, последний раз и мирно благополучно расставшихся! Все правильно! И оба, старательно не придавая значения чему-то там вроде повышенной заинтересованности, занялись насущным вопросом, из-за которого и встретились. И все!
        Какие мансы?! Еще чего!
        И оба прекрасно справлялись, демонстрируя хорошие манеры, умение управлять своими эмоциями. Справлялись до того момента, пока не оказались в этой самой жуткой, бескомпромиссной кромешной тьме!
        Наедине! Вдвоем! Запертыми!
        Внезапно Зинуля перестала бояться, как отрезало! Всего! Себя, его, их обоюдного магнитно-непреодолимого влечения друг к другу, возможных последствий, наистрожайших запретов, почувствовав знание, в чем именно находили первобытные предки спасение от страхов первородной жуткой тьмы! В единении!
        Мужчина уловил в ней эту перемену и протянул руку…
        Жизнь странная штука!
        И эта ее всегда присутствующая странность пугает человечество на протяжении всей истории его существования - непредсказуемость!
        Самый страшный страх из всех людских страхов!
        Нет, мы, конечно, заигрываем с судьбинушкой, втайне лелея надежды, что уж если и бахнет она этой своей непредсказуемостью, то сваливши на тебя счастье немереное, нежданное-негаданное! Вдруг - бац! И ты в шоколаде!
        Ну бывает же так? Бывает!
        И чтоб ни хрена не делать, всяческих трудностей, испытаний, потерь-лишений не проходить, минуя, так сказать, стадию подхода: за тридевять земель не шастать, железных сапог не истаптывать, хлебом черствым не давиться - а бац! И сча-а-астье!
        Скажем, богатство на голову свалилось, или там принц на коне, и тебя одну всю-то жизнь искал и любил, вот приехал, из навозу достал, помыл-накормил и приголубил! Или там прынцесса к Емеле на печь - бац!- и люблю, не могу, и полцарства в придачу, а ты лежи, лежи, милый!
        Да, лелеем, лелеем такие мечты втихаря, а чё! Я ж вон какой хороший - заслужил!
        Но подгаживает одно: что ни сказка, что ни история из жизни, что ни книжка какая захудалая, а все без бития жизненного, лишений и трудностей в паре с терпением золото с неба не сыпется! Вот же гадость в чем!
        А та-а-ак нет! Так мы не согласные! Так мы не хотим, спасибо!
        И, с детским жгучим любопытством, замирая, слушаем рассказы, что у кого-то тако-о-о-ое произошло!! После всяческих тревог и ужасов испытаний уж такое счастье небывалое на него свалилось, по сей день счастлив и благоденствует! И радуемся, как дети, потаенно в душе, что случилось-то не со мной, а с каким-то неизвестным Васей, а мне такое счастье и подавно не нать! И слава богу, пронесло! Я лучше здесь, в тишке отсижусь, зато без тревог и волнений, тихой сапой! И посмеиваемся с гордостью отстраненного наблюдателя: «Ну и дурак этот Вася, что вдряпался во все это! Вон ему как жизнь наподдавала! А я молодец, аккуратный, в истории не попадаю! И поговорочка дурацкая «Не было бы счастья, да несчастье помогло» - это не про меня!»
        А все ж таки завидуем конечному результату Васи того и надежду тайную сохраняем, а вдруг Боженька мне полный короб счастья отвалит просто так!
        Как в том старом анекдоте:

«Ты хотя бы билет купил!» - возмутился Господь, уставший от бесконечных молитв и просьб старого еврея о большом выигрыше в лотерею.
        А судьбинушка на все это тихо посмеивается, продолжая выкидывать свои кренделя и мало интересуясь нашими планами, желаниями и страхами.
        Зиночка Ковальчук родилась в очень правильной, крепкой, полноценной семье, с правильными родителями, бабушками-дедушками и с правильными общественно-социальными устоями. И вся ее жизнь просматривалась от рождения и до заката, прямолинейно, как Восточно-Сибирская магистраль со станциями - этапами социального становления: школа, институт, работа, замужество, двое детей, еще и еще работа - есессено, все правильное до тошноты, пенсия. Внуки, шесть соток, счастье тихого огородничества, почетная старость в кругу родных и близких.
        Красота несказанная!
        Добротно, прямолинейно, с неизменной уважухой и почтением окружающих за суперправильность общественного поведения и бытия. Такое вот полотно жизни в серо-белых тонах, без узелков и вкраплений.
        Ну, в такое время она родилась, когда перспективы хорошей жизни раскладывались в стандартный ряд, и, как всякие любящие родители, ее желали дочери только самого лучшего, жизнь без изломов, потерь и потрясений, счастья, одним словом.
        А тогда счастье и стабильность виделись именно так - высшее образование, да по барабану какое, главное высшее, лучше несильно напряженное, инженер, скажем, учитель, переводчик, работа, само собой, как эквивалент стабильности и пятнадцати-двадцатилетней очереди на получение личной жилплощади, семья, дети! А что еще?!
        Все как у всех!
        - Ха!- хмыкнула судьбинушка.- Щас-с-с!
        У нее имелись свои планы на разнообразие жизни Зиночки Ковальчук.
        Первые семь младенческих лет Зиночка прожила, как от нее и ожидалось, очень правильной, спокойной, послушной девочкой, четко зная, как хорошо себя надо вести, не имея поводов к каким-либо конфликтам в нормальной и любящей семье и поводов выказывать и проявлять какой-либо характер.

«Спокойная, уравновешенная, послушная, с большими способностями к учебе, усидчивая, добрая, неконфликтная…» и так далее - с такой характеристикой она перекочевала из садика в школу, порадовав необычайно учителей всем вышеперечисленным.
        А чем не мечта взрослых?
        Вы не мечтали бы вот, чтоб ваш ребенок был уравновешенным, неконфликтным, спокойным, очень умненьким, не создающим никаких трудностей и проблем? Ну, вот и они, Зиночкины родители и учителя, радовались.
        Ну-ну!..
        Зиночка замечательно (а как же еще!) училась в первом классе, когда в их семье случился переезд. История со сложным обменом-разменом жилплощади всей родни: двух бабушек-дедушек и квартиры, в которой жила Зиночка с родителями, длилась долго, больше года.
        Это не сейчас вам, захотел - пожалуйста! В любом риелторском агентстве подберут варианты, расселят в кратчайшие сроки, были бы деньги, квартиры и желание. В те замшелые советские времена, когда всякое жилье находилось во владении одного хозяина, именуемого государство, и за любыми пертурбациями с данной собственностью оно следило зорко и не очень-то их поощряло, найти подходящий обмен, а главное - осуществить его было не просто нелегким делом, а приближалось к устойчивой невозможности. Но законопослушная Зиночкина родня с убеждением «имеем право и необходимость» долго и упорно занималась испортившим всех москвичей вопросом, старательно подбирая варианты и терпеливо обходя все инстанции.
        Исходный посыл созданных самим себе трудностей заключался в том, что оба родителя Зинули работали в центре и добираться каждый день из спального района, где они проживали, на место трудовой деятельности было тяжко, трудно и отнимало кучу времени, не добавляя радости к «светлым» будням.
        Мама Зиночки, Светлана Николаевна, личность целеустремленная, упорная, если уж ставила перед собой какую-то задачу, как правило, добивалась ожидаемого результата, а папа и бабушки-дедушки за ней подтягивались, помогая и поддерживая. Посему, взявшись за обмен, она своего добилась.
        Но Зиночку все эти проблемы взрослых не касались и не волновали, ее задача была учиться, что она с успехом и делала.
        А тут переезд!
        Весело! Интересно! Она ехала в грузовике и держала на коленках цветочный горшок со скрученной в моток длиннющей лианой, выполняя ответственное поручение!
        И смотрела из окошка их новой квартиры, уткнувшись носом в стекло, как у подъезда из машины выгружают их вещи, исполняя не менее ответственную просьбу взрослых не мешаться под ногами, и радовалась всему новому, и совсем чуть-чуть грустила, что пришлось расставаться со школьными друзьями.
        Оказалось, что уже послезавтра, в понедельник, ей надо идти совсем в другую школу, не ту, в которой она училась. И теперь она всегда станет учиться в этой новой для нее школе, которая находится недалеко от их дома, по новому, непонятному ей «месту прописки».
        А мама все вздыхала вечером на кухне:
        - Сорвали ребенка посреди учебного года, она только к коллективу начала привыкать!
        - Ничего, Свет,- успокаивал папа,- и к этому привыкнет, адаптируется. Зато центр и квартира большая, как мы хотели!
        Ну, не самый центр - Кремля из окошка не видно, но рядом с Садовым кольцом, работой родителей и мамиными родителями, Зинулиными бабушкой и дедушкой.
        - Да, Ген, ты прав!- веселела мама.- Сколько нервов потрачено и денег, но ведь не зря! Квартира замечательная - большая, просторная, а потолки! И родители рядом. И школа Зиночкина! Она умница, она со всеми уживется, и учиться хорошо будет, и подружек себе найдет. Да, Зиночка?
        И Зиночка кивала, соглашаясь и обещая и учиться и дружить, как ожидали от нее родители, а мама гладила ее умиленно по головке и целовала в макушку.
        Ой, знала бы мама, что накликала на Зиночкину, а по ходу и на их с папой голову…
        В исторический понедельник, судьбоносный во всех глобальных жизненных масштабах для Зиночки, и не подозревавшей о такой значимости момента, мама отвела ее в новую школу, передала из рук на руки учительнице и, поцеловав любимое чадо напоследок, ушла на работу.
        Зинулю, по такому случаю с особой тщательностью одетую в наглаженную форму, в новые колготки и туфельки и с туго заплетенными косичками в огромных бантах, новая учительница, Антонина Михайловна, поставила возле себя перед классом и представила:
        - Дети, это наша новая ученица, Зиночка Ковальчук. Она переехала из другого района и теперь будет учиться с вами. Помогите ей освоиться, подружитесь. А теперь давайте все с ней поздороваемся!
        И продирижировала на счет «три» нестройное детское:
        - Зра-а-аствуй!
        - Молодцы!- похвалила неудавшееся хоровое чтение Антонина Михайловна.- Зиночка, садись за вторую парту, с Риточкой Ковалевой.
        По классу ветерком пронеслось шепотливое «Ой!» и последовавшее за возгласом множественное хихиканье в кулачки.
        - Тихо, дети!- не грозно призвала к порядку учительница.
        Собственно, выбор свободных мест за партами был невелик - пустая парта на
«галерке» в левом ряду, одно пустое, тоже «галерочное» место справа, рядом с толстым мальчиком-соседом, и то, куда указала Зиночке учительница,- вторая парта в центральном ряду с маленькой худенькой девочкой.
        Учительница почему-то сочувственно вздохнула и мягко подтолкнула Зиночку ладонью в худосочную спинку к предназначенному месту. А дети смотрели на Зиночку с откровенной жалостью, пока она усаживалась, доставала из портфельчика тетрадки, учебники, ручки, карандашики.
        - Здравствуй!- поздоровалась новая соседка по парте.- Меня зовут Рита. Рита Ковалева.
        - Здравствуй!- ответила хорошо воспитанная правильная девочка Зина.- А я Зина Ковальчук.
        - Давай дружить!- с ходу предложила Рита Ковалева. И улыбнулась!
        И эта улыбка, как солнышко, озарила весь класс, все помещение - парты, стулья, классную доску, детей, учительницу! Девочка Рита была маленькой, миниатюрной, как эльф, с очень белой, светящейся кожей с неубедительными веснушками на носу, огромными карими, искрящимися, совершенно невероятными глазами, с кучерявыми черными волосами, заплетенными в толстую косу, заканчивающуюся пышным бантом, и чарующей улыбкой. Зиночка тоже была совсем маленькой и миниатюрной, как эльф номер два, но светленькой. Она улыбнулась в ответ девочке и сразу согласилась:
        - Давай! Давай дружить!
        - О-хо-хо!- услышала она тяжкий вздох Антонины Михайловны и, оторвавшись от созерцания новой подруги, повернулась к учительнице.
        Оказалось, что весь класс и Антонина Михайловна, все вместе, затаив дыхание наблюдали за процессом знакомства девчонок. И смотрели как-то очень сочувственно, в основном на Зиночку, а некоторые дети и совсем уж испуганно!
        - Ну ладно!- хлопнув ладонью по столу, оборвала обмен взглядами учительница.- Приступим к уроку!
        Все эти сочувственные вздохи Антонины Михайловны, смешки, ойканья и хихиканье одноклассников стали понятны и ясны Зиночке в тот же день.
        Маргарита Ковалева являлась центром притяжения всех, какие только возможно и невозможно, невезений, неприятностей и разрушений, достававшихся не ей самой, а всем, кого угораздило оказаться рядом, не унеся вовремя ноги куда подальше! Самый наилучший и предпочтительный вариант: за горизонт - в другую школу, район, город, жизнь, в другое измерение!
        Неприятности и напасти разного рода, которые аккумулировала вокруг себя Риточка, имели свойства устойчивого разрушения и, как показала потом жизнь, носили порой глобальный характер, вплоть до вмешательства всяческих служб спасения. Но это потом, по нарастающей, по мере взросления стихийного ужаса под названием Маргарита Аркадьевна Ковалева.
        Пока шли уроки и короткие переменки между ними, ничто, как говорится, не предвещало. Разве что настораживало Зинулю странное поведение новоявленных одноклассников, обходивших ее стороной и не торопившихся общаться и знакомиться с ней, как призвала их Антонина Михайловна, когда представляла новую ученицу. Риточка на переменку не пошла, осталась сидеть за партой и, озарив Зиночку солнечной улыбкой, сказала:
        - Ты иди, познакомься там со всеми. Побегай, а я лучше посижу.
        Зиночка, конечно, удивилась, но спорить и уговаривать не стала.
        Оказалось, что лучше! Ой, как лучше, когда она вот так сидела за партой и не двигалась!
        Все прояснилось окончательно и бесповоротно на большой перемене, когда Антонина Михайловна повела весь класс в столовую на полдник. Первой странностью, удивившей Зиночку, явилось их полное одиночество с Риточкой за длинным столом. Все дети и учителя, находившиеся в столовой, предпочли плотными рядками рассесться за другими столами.

«А может, они почему-то не хотят с Риточкой дружить?» - подумала добрая девочка Зиночка.
        Ну и пусть! Они не хотят, а она будет! Она с ней уже дружит, она слово дала! Вот!
        На этом рассуждения правильного, честного и доброго ребенка были прерваны вступившей в действие основной жизненной задачей Риточки Ковалевой - нести неприятности всем вовремя не увернувшимся!
        - А ты где живешь? На какой улице?- спросила Риточка и потянулась за своим пирожком.
        Заметьте, лежавшим на тарелочке, стоящей прямо напротив нее! Но, задавая вопрос, Риточка сделала уточняющий вопрос жест, задела рукой стакан с компотом, который Зиночка подносила ко рту, выплеснув ей в лицо розовую жидкость, подразумевавшую клюквенное содержание напитка.
        - Ой! Извини!- расстроилась Риточка.
        И предприняла попытку исправить произошедшее, а именно: достала салфетку из подставки, которая стояла на столе в комплекте с солонкой и перечницей. Надо сказать, салфетки в советское время, в местах общественного питания, включая и школьные столовые, резались малюсенькими треугольничками и имели наитончайшую структуру, что не позволяло им никоим образом исполнять свою основную гигиеническую задачу.
        Первая же эфирно-салфеточная субстанция скаталась на Зиночкином мокром личике руликом и куда-то исчезла. Риточка повыдергивала еще несколько салфеточных огрызков, не прекращая попыток помочь.
        - Да ничего,- успокаивала новую подругу Зиночка.- Я сама.
        И по детской наивности, все помня про правила поведения и взрослых, и детей, мимолетно удивилась, почему ни учительница Антонина Михайловна, ни уборщица столовой - никто не проявил особого внимания к случившейся с ученицей неприятности и не поспешил на помощь. Ну да и ладно! Она обнаружила, что остальные скрутившиеся в рулики салфеточные треугольники закатились за ворот формы и теперь неприятно липли к груди под одеждой.
        Доставать их на глазах у всех, внимательно наблюдавших суету за их столом, было неудобно и неправильно, и Зиночка решила, что сходит в туалет и там все достанет потом!
        Знало бы бедное дитя, что случится потом!
        - Ну, вроде все!- осмотрев дела рук своих, порадовалась Ритуля.
        Закрепив слова утвердительным жестом ладошками, на излете которого одна из ладошек вновь зацепила Зиночкин стакан с компотом, поспешивший упасть, пролив содержимое прямехонько за отворот форменного фартучка Зинаиды. И клюквенная красота просочилась через одежду, как через промокашку, аж до самых трусишек, под наступившее со звоном упавшего стакана полное молчание в помещении столовой.
        - Ой!- еще раз расстроилась Риточка, приступив к новой спасательной операции.- Снимай фартук скорее! Пока не промок!
        И поспешила помочь, расстегнуть пуговицу на пояске фартучка. Пуговка никак не поддавалась, Риточка дернула, пуговка улетела куда-то под стол, а лямка фартучка с треском оторвалась.
        - Девочки, я думаю, вам надо идти домой и исправить нанесенный ущерб,- спокойно предложила Антонина Михайловна, подойдя к ним именно в этот момент, но держась на безопасном, метра полтора, расстоянии от их стола.
        - Да, да!- почему-то сильно обрадовалась Риточка.- Мы сейчас пойдем домой и все исправим!
        Идти домой Зиночка не могла: во-первых, она еще не знала дороги, а во-вторых, ее должна забирать из школы бабушка, и ей строго-настрого запрещено покидать школу одной, и уж тем более с посторонними. А Зиночка девочка была послушная и правильная!
        - Да ты не бойся!- улыбалась Риточка, прочтя, как с листа, все сомнения подружки на ее лице.- Мы пойдем ко мне домой, и бабушка все исправит! Мы тут совсем рядом, сразу за школой живем, через один дом! И дорогу никакую переходить не надо! И Антонина Михайловна разрешает!
        Зиночка с сомнением посмотрела на учительницу: как это она разрешает такое безобразие?
        - Да, да, Зиночка, я разрешаю ходить детям к Риточке домой. Я из окна прослежу, как вы дойдете, из окна виден весь путь и Риточкин подъезд,- устало и как-то печально заверила учительница.
        Но на этом происшествия не закончились!!!
        Когда они одевались в гардеробе, Риточка, переобувая сменку, покачнулась и ухватилась для равновесия за что попало. Попала под ее руку Зиночкина косичка, Риточка пребольно дернула, выдрав из косицы бант и несколько волосинок.
        Ойкнув традиционно, посекундно извиняясь, тарахтя без остановки, обещая все-все исправить, Риточка, изо всех сил стараясь загладить уже нанесенный ущерб, почему-то взялась застегивать курточку новой подружке, так резко дернув «молнию» вверх, что, закрываясь, «молния» защепила кожу под подбородком не успевшей вскинуть голову Зинаиды.

«Молнию» расцепили, подбородок высвободили, Ритуля чуть не плакала, Зина стоически молчала.
        По дороге Риточка рассыпалась в извинениях и, не глядя, куда идет, все забегала вперед, заглядывая Зиночке в лицо. Так и скакнула козой, не заметив, в лужу, и грязная весенняя жижа с удовольствием обдала новые беленькие Зиночкины колготки…

…К тому моменту, когда они, наконец, оказались перед дверью квартиры, в которой с родными проживала Риточка, Зинаида являла собой миру наглядный экспонат побывавшего в катастрофе ребенка - мокрая до трусиков, подранный фартук свисает на один бок, бант на одной косице развязан и держится на честном слове, а на другой, распустившейся, вовсе отсутствует, под подбородком наливается синевой рана, белые колготки и сапожки изгвазданы, а карман курточки, за который ухватилась Риточка, споткнувшись у самого подъезда, вырван с мясом.
        Маргарита Ковалева сияла чистотой нетронутого одеяния, накрахмаленными, без единой лишней складочки бантами, начищенными до блеска сапожками и ослепительной улыбкой!
        Ей не перепало ни единой компотной капли, и лужной капли тоже, ее никто не дергал, не застегивал, не вытирал салфетками, не теребил и за косы да карманы не хватал! Как отправили ребенка поутру в школу, таким же чистым и аккуратно-опрятным он и вернулся домой!
        Дверь распахнулась, и оставшиеся потуги мыслительного процесса девочки Зинаиды Ковальчук, каким-то чудом не угробленные еще шоком «общения» с новой подругой, были окончательно и победно подавлены явленным зрелищем - большой, монументальной, как «Родина-мать», женщиной! Большой, в смысле высокой, широкой, особенно по меркам малюсенькой Зинаиды. Верхняя и нижняя части ее тела потрясали необъятной широкомасштабностью, а между ними имелась талия, тоже необъятная, но не потерявшаяся в объемах.
        Зинуля впала в благоговейный ступор, раскрыв рот и во все глазенки уставившись на видение. Пожалуй, если бы она узрела ежика, делающего сальто, ее это зрелище привело в го-о-ораздо меньшую - да на фоне сегодняшних событий в никакую, нулевую - стадию обалдения!
        - Лева!- спокойно и громко прокричала женщина, обозревая Зиночку с ног до головы. - Риточка привела потерпевшую! Проходите, девочки!
        Так и не захлопнувшую рот, рассматривающую «Родину-мать» Зинулю втащили в прихожую, в которой тем временем образовался не менее колоритный персонаж - высокий, худой мужчина с седыми длинными кучеряшками, растущими от круглой, правильной формы лысинки на голове.
        - Що у нас тут, Симочка?- весело поинтересовался мужчина.
        Зиночка, повернув голову с незакрытым ртом, посмотрела на него, грешным делом мимолетно подумав, что ее сейчас начнут готовить и есть, как в самых страшных сказках!
        - Лева!- попеняла женщина.- Ты таки напугал ребенка!
        - Зиночка!- затараторила Рита.- Ты не пугайся, это мои бабушка и дедушка, они сейчас все-все исправят!
        Пострадавшая, перепуганная, ничего уже не соображающая Зиночка кивнула, переводя затравленный взгляд с бабушки на дедушку, и почему-то выдавила из себя писклявым фальцетом:
        - Не-е здрасте…
        Она хотела поздороваться, как положено воспитанным правильным девочкам, честно-честно! Она и предположить не могла и знать не знала, что можно так сказать вообще: «Не зрасте!», да никто так не говорит, и это совсем уж неправильно, и почему так скакнуло с языка… и у Зиночки стали наворачиваться слезы на глаза!
        - Симочка, я так понимаю, що ми имеем особо тяжелый случай!- разволновался мужчина, видя Зиночкины мучения.
        - Да уж, Лева! Що ми имеем, таки ми имеем! Риточка, ты что сделала с девочкой?!- сурово воспрошала бабушка у внучки.
        - Это моя подруга!- защищалась Риточка, по ходу объявляя и статус Зиночки.- Навсегда! Она сама лучшая девочка в мире!
        - Перспективка, скажу я тебе, моя дорогая, не из самых приятных для этой девочки! - остудила красноречие внучки бабушка и совсем другим голосом, нежно-задушевным, взяв Зиночку за ладошку, заговорила с ней: - Идем, маленькая, все будет хорошо. Сейчас мы тебя умоем, причешем, все вещи починим, постираем и накормим тебя пирогом.
        И Зиночка сразу передумала плакать, пугаться, расстраиваться, поверив всем обещаниям. Ее раздели, помыли под душем, укутали в смешной махровый халатик, наверное Риточкин, усадили за большой круглый стол на кухне, подальше от претендующей на роль подруги до гроба Риточки, накормили вкусным-превкусным пирогом с малиновой начинкой и еще напоили чаем с лимоном и сахаром к нему, и так ей стало спокойно, легко, радостно, словно она попала в дом родной.
        - Зиночка, ты знаешь ваш адрес и телефон?- спросила бабушка со странным именем Сима. Она сидела рядом с Зиночкой на стуле и, надев очки на самый кончик носа - так смешно!- зашивала карман ее курточки.- Надо позвонить твоим родителям, сообщить, что с тобой все в порядке и ты у нас, чтобы они не волновались.
        Как все правильные дети, Зиночка свой знала и адрес, и телефон наизусть, но, поскольку они только переехали, мама положила ей в портфельчик записку со всеми координатами, а также рабочими телефонами родителей и ближайших бабушки и дедушки, на всякий случай, как оказалось, не замедливший произойти в первый же день учебы в новой школе.
        Бабушка Сима дозвонилась до Зининой бабушки, деликатно объяснила ситуацию, продиктовала свой адрес и телефон, исправив все трудности и неприятности сегодняшнего дня.
        - А что, Зиночка, ты в классе новенькая?- спросил дедушка Лева, ласково улыбаясь.
        - Да,- кивнула Зиночка, принимаясь за второй кусок пирога,- сегодня пришла первый раз.
        - Понятно!- вздохнул дедушка Лева.- Про Риточкины, скажем так, специфические способности знает уся школа, а тебя, детка, выходит, не предупредили?
        - Нет,- призналась Зиночка и твердо заявила: - Риточка моя подруга, что ж теперь!
        - О-хо-хо!- посетовала на столь опрометчивое заявление бабушка Сима и мягко сказала: - Не спешила бы ты с дружбой, деточка. Риточка хорошая и добрая девочка, но…
        На следующий день, во вторник, как оказалось, еще более эпохальный и значимый для Зинули, чем предыдущий, можно сказать, «черный понедельник», когда она вошла в класс…
        На нее смотрели в немом ожидании все: и одноклассники, и учительница Антонина Михайловна. В классной комнате повисла такая напряженная тишина, что было слышно, как за стенкой, в соседнем помещении учитель начал урок. Зинуля понимала, и очень хорошо, что от нее ждут - решение, вот что!
        Накануне вечером родители и оба набора бабушек-дедушек, рассевшись за столом в кухне, призвали ребенка для серьезного разговора. Бабушка, мамина мама, которая забирала Зинулю из дома Риточки, в подробностях описала, что произошло с внучкой, не забыв упомянуть, что семья той девочки потери старательно исправила и компенсировала.
        - Надо отдать должное порядочным людям,- справедливо заметила бабушка с большим сочувствием в голосе,- они честно рассказали о трудной участи внучки, имеющей такой недостаток, как притягивание всяческих несчастий на приближающихся к ней людей. Бедный ребенок!
        - Зиночка, ты понимаешь, что дружить с этой девочкой просто опасно?- строго спросила мама.
        - Доченька, мы понимаем, как это некрасиво и, наверное, неправильно отказаться с ней дружить,- подхватил папа,- но, если даже ее родные признают, что девочка, сама не понимая и не желая того, наносит окружающим всяческий вред, вплоть до физических травм! Что мы, кстати, наблюдаем в виде синячища у тебя под подбородком! Стоит прислушаться к взрослым и стараться находиться от этой Риточки как можно дальше! И уж тем более ни в коем случае не дружить с ней!
        - Категорически!- вставил дедушка, папин папа, подкрепив требование хлопаньем ладони по столу.
        - И ничего в этом нет нечестного и несправедливого,- вступила в воспитательный процесс бабушка, мамина мама,- вы еще толком и не подружились! Всего-то один день знакомы!
        - И уже такие напасти и несчастья на тебя!- Дедушка, мамин папа, не задержался с высказыванием.
        - Нет, нет! Не надо с ней дружить, ни в коем случае, и немедленно пересядь за другую парту!- Бабушка, папина мама, ну а как же! Все же участвуют!- Найди другую подружку!
        - Но я уже с ней дружу,- возразила Зинуля.- Она хорошая девочка!
        - Никто и не спорит, хорошая,- согласилась мама.
        - Но опасная!- повысив голос, настаивала бабушка, мамина мама, и втихаря, чтоб не заметили, перекрестилась.
        В тот растянувшийся, как показалось маленькой Зиночке, до бесконечности момент, когда весь класс и учительница смотрели не нее в ожидании, какой выбор она сделает, все, кроме Риты - та смотрела в парту, низко опустив головку,- Зинуля вспомнила все бесконечные требования, пояснения и наставления родственников и поняла, что ничего не боится!
        Вообще!
        Вариантов имелось в наличии три: направо на галерку, с Лешкой Соколовым, налево на галерку за парту одной и самый невозможный - к Рите!
        Маленькая семилетняя Зиночка, гордо вскинув голову, расправила худенькие плечики и гордой, твердой походкой прошествовала и села рядом с Риточкой!
        Маленькая семилетняя девочка почувствовала, что ей все равно, безразлично, правильно она делает или неправильно, все равно, что скажут взрослые и подумают одноклассники и учительница, и будут ли ее ругать родители и сторониться дети, и каковы будут последствия от ее решения!
        Маленькая семилетняя Зиночка не боялась стать неправой, осужденной, наказанной, потому что в тот момент она была свободна и чувствовала вкус этой свободы!
        И между прочим, первый раз проявила и выказала имевшийся у нее в полном боевом наличии железный характер!
        Села за парту с Ритой раз и навсегда - до конца школы и на всю жизнь, тем самым кардинально и бесповоротно изменив свою судьбу.
        Через месяц Зинуля научилась предугадывать и предотвращать неприятности и несчастные случаи, сыпавшиеся на нее в изобилии, от мелких до серьезных по милости подруги. Правда, для этого пришлось выработать целую тактику совместно с Ритулиными родственниками, регулярно посещая ее милых бабушку и дедушку для ликвидации последствий, ну и потерпеть, само собой!
        А еще отстоять принятое решение в своей семье, обнаружившей поразивший их до глубины души факт, что их маленькая, хрупкая, тихая-послушная девочка имеет силу воли и характер такой степени твердости, что им можно гвозди забивать.
        Несколько дней подряд они всем составом уговаривали, грозились принять меры, перевести в другую школу, наказывали за непослушание лишением сладкого и походом в кино и снова настойчиво уговаривали, когда дите приходило с очередным ушибом или синяком, даже плакали, но…
        Смирились, тягостно-безысходно повздыхав, и пошли знакомиться с Риточкиной родней и принимать участие в вырабатывании тактики и методов профилактики Зиночкиного
«непопадания под раздачу». А куда деваться! В связи с фатальностью ситуации становилось ясно, что тесных и постоянных контактов двум семьям не избежать, мало ли в какие неприятности и беды втянет девчонок Риточкино глобально распространяемое невезение!
        Основной причиной возникновения шквала несчастных происшествий на головы и остальные части тела оказавшихся рядом с Риточкой людей была ее неуемная страсть к жестикулированию совместно с произнесением любых слов.
        Светлана Николаевна, мама Зиночки, придумала гениальный ход - предложила положить в оба кармашка форменного школьного фартука и во все остальные карманы одежды Риты по нескольку стеклянных шариков и, как только ребенка потянет махать руками, напоминать, чтобы она перебирала шарики. Придумок и предложений выдвигалось множество, но на первых порах прижилась только эта, а остальные профилактические действия Зинуля привносила сама в дальнейшей жизни.
        А сейчас, как только Риточка начинала движение кистями рук, вне зависимости, где они находились и что происходило вокруг, маленькой Зинуле, научившейся зорко следить за подругой, приходилось кричать:
        - Шарики!
        И так тысячу раз за день! Но вскоре, где-то через полгода, и кричать, и напоминать не приходилось, Риточка научилась и привыкла.
        Вот так и началась их дружба. А что? Люди же живут возле действующих вулканов, и ничего! Не жалуются и, по слухам, хорошо живут, в тепле и радости!
        Дружба девчонок изменила не только их собственную жизнь, но и жизнь всех их родственников. Риточкины родные души в Зинуле не чаяли, испытывая глубочайшую благодарность, очень быстро переросшую в любовь и к ней, и к ее близким. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что Ритулю ожидала перспектива единственно возможная: полного одиночества и вынужденной изоляции - ни друзей, ни подруг, и еще большой вопрос, как там сложится впереди с молодыми людьми и личной жизнью, втайне все же лелея надежду и молясь: «Может, пройдет, перерастет со временем?»
        Не переросло. Не рассосалось, а крепчало по мере взросления, принимая гораздо более масштабные разрушительные последствия для пострадавших, что ни в коей мере не мешало Ритке жить вполне даже благополучно и счастливо.
        А уж то, что им с Зинаидой, а вместе с ними и всем родным, не приходилось скучать ни одного дня, и говорить нечего!
        При этом девочки учились очень хорошо - на пятерки и редкие четверки, всегда и везде вдвоем. А как еще? В классном журнале их фамилии, согласно алфавиту, стояли одна за другой: Зинаида Ковальчук, Маргарита Ковалева, и, как выяснилось, они единственные во всей школе имели такие имена - было бы странно, если б сложилось по-другому!
        Микросоциум под названием «школа» создал вокруг них некий вакуум безопасного расстояния, что имело свои бо-о-ольшие плюсы. Ну например, Зиночку и Риточку никогда не только не приглашали или принуждали, а напрочь и заранее исключали из всех массовых мероприятий, в те времена имевших количество неизмеримое. К примеру: построение в общей школьной линейке, сбор макулатуры, политинформации и всяческие конкурсы-концерты в актовом зале, собрания пионерских-комсомольских ячеек, субботники и так далее до бесконечности.
        Чем не жизнь! «Не кочегары мы, не плотники!»
        Но в полной и окончательной мере семья Ковальчук осознала, чего ожидать от дружбы доченьки Зиночки с Ритой, после летних каникул, которые девчонки провели в Одессе.
        О, это эпохально!
        Надо сказать, что Риточкина семья была совершенно необыкновенной, уникальной. Ну а в какой иной семье мог родиться этот ужас вселенских неприятностей?
        Мама Риты, Софья Львовна, родилась и выросла в Одессе, как родились, выросли и жили там все ее предки, непонятно в скольких поколениях, исчислявшихся чуть ли не с основания этого священного города и самолично Дьюка Ришелье. И имели привычки, характеры, темперамент и, соответственно, национальность местных одесских жителей со всем вытекающим из этих обстоятельств колоритом.
        Папа, Аркадий Петрович же, являлся не менее коренным, правда в гораздо меньшей степени поколений, москвичом, с ярко выраженной русско-московской национальностью.
        Аркашу Ковалева, пребывавшего в возрасте двадцати двух годов, юношеское вдохновение и надежда на лихой отдых после успешного окончания института принесли в Одессу.
        Выбор отдыха у моря в те времена не пестрел разнообразием - в Турцию никто не приглашал, а за попытку «пригласиться» самому перспектива маячила отправиться ровно в противоположную сторону и в сопровождении конвоя. Но кое-какой, и совсем неплохой, выбор морских курортов имелся и на территории страны.
        Пятеро друзей-однокурсников, посовещавшись, решили двинуть в Одессу.
        И случилось Аркаше на пляже узреть местную красавицу Сонечку Левинсон! Видение, потрясшее бледного москвича, свеженького выпускника архитектурного института, до эротического влюбленного коллапса!
        Надо отдать должное вкусу юноши - впадать в сексуально-эротический шок было от чего!
        Сонечка была редким образом небывалой экзотической красоты - фигурка, как песочные часы, с наитончайшей талией, высокой и гордо стоящей грудью четвертого размера, умопомрачительной формой бедер, плавной линией переходящих в длиннющие ножки! Добавим для полноты картины гриву кучерявых черных волос, струящихся до ягодиц, огромные шоколадные глаза, яркие губы и тонкий носик.
        Представили?
        Во-от! А он увидел! И парня понесло-о-о-о…
        Все это убойно-сексуальное создание дышало, двигалось, смеялось и, для полного боекомплекта, обладало юмором наивысшей пробы, постоянным, непрекращающимся и искрометным.
        Казалось бы: счастья вам, дети!
        Ан нет! Имелось одно труднопреодолимое но. Видение небесной красоты, ума и юмора имело сложные, натянутые отношения между государством и пятым пунктом в паспорте:
«национальность», и к ней одесскую прописку и многочисленную родню. А страна в те
«далекие-далекие…» проявляла настороженность и мягкую враждебность к гражданам, имевшим исконно одесскую национальность еврея.
        Юного Аркашу такие мелочи в борьбе за любимое белое тело не могли остановить, и уже на третий день знакомства он имел «счастье» представиться родителям и неисчислимым родственникам любимой, неосторожно объявив о своих далеко идущих матримониальных планах.
        Конечно, он не был идиотом. В те «застойные» все прекрасно понимали правила выживания в стране, умело подстраивались, обходя острые углы, радостно официально улыбались и кричали на парадах «ура!» и шушукались на кухнях.
        Но мальчика таки разразила любовь!
        И у мальчика таки имелся характер!
        В ответ на открытое выказывание которого экстренным порядком, на самолете, прилетели из Москвы родители спасать чадо. Но Сонечкины родители, пардоньте-с, тоже были грамотно сделаны в свое время их родителями, и политику партии и государства разумели более чем хорошо, а уж как выживать во все времена и при любых правителях - у этого народа «у генах».
        Так что встречу будущих «дорогих родственников» на аэродроме провели всей многочисленной родней, не дав бледным москвичам опомниться.
        Старшие Ковалевы находились в состоянии, близком к инсульту, и в полной панике - сыночек, единственный, холимый-лелеемый!.. Как говорится: «В этот прекрасный день, и такая вот фигня!»
        Уж лучше бы он женился на дочери заслуженного якутского оленевода Бельдыева, получавшего несусветную зарплату, измеряемую тысячами рублей раз в год, когда снег сойдет и он доберется до конторы, а основное время проводящего в тундре, в чуме, за Полярным кругом!
        Сынок железно стоял на своем: «Люблю, женюсь!»
        Родители попробовали заходец с другой стороны: «Тогда свадьба в Москве!», имея тайный расчет: три месяца ждать от подачи заявления в ЗАГС до регистрации - отговорим! Костьми ляжем, что-нибудь придумаем!

«Да ви що!» - добродушно отвечала Сонечкина родня, мягко усаживая за стол, потчуя фаршированной рибкой (именно так, через «и»), фирменным борсчем (именно так, через
«сч») из уточки да с пампушками, домашней наливочкой под соленья-маренья и рибку домашнего же засола, и это только для начала!
        - Та зачем этого нам с вами надо?- Подливали и подливали в рюмочки наливочки.- Що та Москва? Пильно, душно, народ-машины? То ли дело у нас! Ми такую свадьбу загремим! Опять-таки фрукты, овощи, море, а как тетя Сара готовит! Цимус! Ви такого у жисть не распробовали!
        Уболтали! Не дали перехватить инициативу! А то только пусти у ту Москву, и девочка останется не при муже!
        Вместо положенных трех месяцев ожидания в ЗАГСе, через Левушку Гринберга и его маму («дай бог ей здоровья!») «вишли» на Фаину Абрамовну у горисполкоме («и ей не хворать!»), а она «спустила» приказ на это заведение, и детей расписали через две недели.
        Ото, пол-Одессы гуляло!
        А що бил за стол, я вам скажу!
        Передаваемые с рук на руки, как эстафета, от одних родственников к другим, родители Ковалевы, закармливаемые гостеприимством до икоты и колик, убаюканные активным отдыхом с рыбалкой, морем, шашлыками, выездами на природу, не успели сообразить, как оказались на регистрации брака сына в одесском ЗАГСе.
        Мечта об альтернативном зле в лице дочери якутского оленевода Бельдыева растаяла призрачным дымком, тюкнув реальностью в виде громкого «горько!» и поздравления молодых с законным государственным разрешением на активный секс и размножение. Серафима Моисеевна, бабушка Ритки, обладала уникальным даром рассказчицы, обогащенным умением посмеяться прежде всего над собой, насыщенным непередаваемым одесским наречием и красочностью описания событий. Зинуля с Риткой могли часами, открыв рот, слушать ее истории и рассказы о родственниках и знакомых. А как она рассказала про эту свадьбу!
        За свадебным столом, во время набирающего обороты разгуляева, подруга Серафимы Моисеевны с плохо скрываемой завистью поинтересовалась:
        - Симочка, а как вам таки удалось оторвать такое счастье: мальчика с русской фамилией и московской пропиской?
        - Измором!- честно и весело призналась Серафима Моисеевна и хлопнула за «тако» счастье наливочки.
        Отгуляв свадьбу, дети уехали жить в Москву. А куда? Не в Одессу же! А неисчислимая родня осталась и дальше проживать на берегу моря, что не помешало ей помочь молодым приобрести кооперативную квартиру в Москве. И это, кстати, мгновенно примирило московских родителей с выбором невестки. Когда родилась Ритуля, путем сложных переговоров и обменов, посредством многочисленных знакомых, родственников знакомых, осевших в Москве, удалось поменять первоначальную кооперативную на большую квартиру и в центре.
        Одесские родственные связи, хочу вам заметить,- это великая движущая сила у всем мире!
        Имелись у семьи и свои «стратегические» запасы на черные дни, но это отдельная история, из серии семейных преданий.
        Так вот, о преданиях - первая поездка Зиночки в Одессу!
        Девчонки закончили первый класс, на удивление без телесных повреждений и особых потерь для Зинули, если не считать гибели новой школьной формочки, пары сандалий и так по мелочи: банты, гольфики, все учебники и стопка тетрадок.
        Ритулю, как водится, не зацепило вовсе!
        Встал насущный вопрос о летнем времяпровождении детей. Ковальчуки собирались отправить Зинаиду на дачу к бабушке с дедушкой, папиным родителям,- «прекрасные» шесть соток, рядом лес, озеро, природа, одним словом, а в июле - в пионерский лагерь. Барышни выступили одним ревущим фронтом, категорически отказываясь расставаться хоть на день.
        - Я без Зиночки пропаду-у-у!- рыдала Риточка.
        Факт, между прочим, неоспоримый - пропадет!
        Постоянное присутствие подруги рядом в разы уменьшило непредвиденно травматические происшествия.
        - Я Риточку не оставлю!- вторила Зинуля, пуская слезу, но более скупую, чем Ритка.
        - Та какие проблемы!- воскликнула бабушка Сима.- Светочка, Гена, отправим девочек у Одессу на все лето!
        - Как это?- насторожилась Светлана Николаевна.
        - Поездом,- пояснила бабушка Сима.- Мы с Левочкой и девочки с нами.
        - Ну, не знаю… - сильно засомневалась мама.- Здесь хоть мы за ними присматриваем, сдерживаем как-то.
        Предполагалось, что Риточка там, в Одессе, на свободе угробит беззащитную Зиночку окончательно.
        - А куда нам еще смотреть?- удивилась Серафима Моисеевна.
        - Да ви не сомневайтесь, Светочка!- присоединился к уговорам дедушка Лев Абрамович.- Ми глаза только на них держать будем! И хочу вам сказать, таки море, солнце, фрукты и таки свежие! А ви себе спокойно отдохнете от дитя!
        Ну, уговорили!
        Вырваться навестить дочурку родителям удалось в начале лета и всего на недельку. Успокоенные увиденным, оглушенные гостеприимством, загоревшие родители вернулись домой, оставшись «уполне» довольными правильным оздоровлением ребенка.
        Казусы начались по возвращении чада в конце августа.
        Встречать ребенка отправился папа, взявший по такому случаю отгул на работе, мама же отпроситься не смогла и при важном событии не присутствовала, папе пришлось единолично перенести потрясение.
        Начнем с того, что своего ребенка он не узнал!
        Зиночка стояла на перроне, охраняя уже вынесенную из вагона часть багажа, чуть опоздавший к приходу поезда папа, мягко отодвинул Зиночку с дороги и пытался попасть в вагон сквозь выходящих из него пассажиров.
        - Папа, ви куда?- услышал Геннадий Иванович знакомый голосок.
        Обернулся - офонарел!
        Вместо малюсенькой худющей доченьки с прутиками ножек-ручек, белокожей дюймовочки с темно-русыми, не самыми густыми волосюшками, на него знакомыми серыми глазами-блюдцами взирала толстенькая, загорелая до шоколадного отлива девочка с выгоревшими на южном солнце волосами, приобретшими объем и красивую шелковистость.
        - Зиночка, это ты?- ошарашенно спросил папа.
        - Таки ви знаете, да, это ваша Зиночка!- утвердил предположение у него за спиной, вышедший из вагона Лев Абрамович.
        Дальше - больше!
        Мама, которой все-таки удалось уйти пораньше с работы, встречала их дома горячим обедом и ошарашенным взглядом на дочь - узнать узнала, но таких метаморфоз не ожидала никак! Но, слава богу, ребенок похорошел, сразу видно - оздоровился, поправилась, вот и хорошо! А то вон как переживали, что худенькая совсем, и есть не заставишь! Зинулечку зацеловали, заобнимали, бабушки и дедушки, пришедшие на праздник приезда внученьки, соскучились ужасно!
        Скорее за стол! Пообедаем, отметим, поговорим-расспросим!
        Шестеро взрослых, молча, со смешанными чувствами наблюдали, как Зинаида наворачивает вторую порцию жареной курицы с картошкой. Доев, ребенок чинно положил вилку на пустую тарелку и произрек:
        - Що я вам скажу, мама, за вашу еду, таки вам надо учиться готовить!
        Повисла тишина, сопровождающая процесс осмысления взрослыми высказанного наставления, а затем взрыв безудержного хохота, папа чуть со стула не упал, вовремя подхваченный мамой.
        И как они начали смеяться этим вечером, так и продолжали еще недели две-три, выслушивая Зиночкины высказывания в этническом одесском стиле, с обращениями во множественном числе к родителям, с «и» вместо «ы», пока она не переучилась заново говорить на московско-русском диалекте.
        В школе наблюдалась приблизительно та же картина.
        Первого сентября Антонина Михайловна, увидев двух поправившихся, загоревших крепышек, улыбнулась приветливо и поинтересовалась, где девочки отдыхали.
        - Так у Одессе,- ответила Рита.
        После первого, вводного урока вторым шла математика. На вопрос учительницы классу, сколько будет тридцать шесть разделить на три, Зинаида Ковальчук, привыкшая к шумной многочисленной одесской семье, не утруждающейся особым политесом, громко, на весь класс, сообщила:
        - Таки двенадцать! И що тут думать, я вас умоляю!- и для убедительности пожала плечиками.- И успела перехватить локоток Ритули, летящий ей в ребра, тем же нетихим голоском предупредив: - Не делай телесных движений, Риточка!
        Фраза, которой разрушительное дитятко останавливала вся южная родня.
        - Я только хотела тебе напомнить, Зиночка, що у Москве так не разговаривают! Ми же не на Привозе, ей-богу!- ни на децибел не тише подруги заявила Риточка.
        Беседу барышеньки вели, как на том самом пресловутом Привозе: мало обращая внимания на окружающих и обстановку вокруг. Антонина Михайловна прихлопнула рот ладошкой, не глядя села на стул и начала трястись в беззвучном смехе.
        Одесса стала второй родиной для Зинули, девчонки проводили там все летние каникулы, а «паровозом» и родители, и бабушки-дедушки Зины, ставшие одной семьей со всей многочисленной родней Риты.
        Почему-то в тот момент, когда мужчина в темноте медленно протягивал к ней руку, она не видела и не слышала этого движения - чувствовала! Он еще не дотронулся, а она его чувствовала. И в этот короткий миг до прикосновения она ярко-ярко, как вспышку, вспомнила свое знакомство с Риткой, и тот все в ее жизни изменивший вторник, и это непередаваемое чувство свободы, когда она сделала свой выбор! Это яркое ощущение Зиночка запомнила навсегда!
        И Одессу вспомнила, и как папа ее не узнал, и как она выкала родителям, вернее,
«викала»…
        И вспомнила, потому что сейчас второй раз в своей жизни пережила нечто подобное - ощущение полной свободы!
        И улыбнулась.
        Он коснулся кончиками пальцев ее плеча, она почувствовала это прикосновение даже через одежду многослойную.
        - Вы улыбаетесь,- не спросил, утвердил он.
        Не видел, знал.
        Как и всякое иное происшествие, притягиваемое любимой подругой на голову и остальные жизненно важные части тела, а также движимое и недвижимое имущество Зинули, все начиналось, как водится, с благих намерений и, казалось бы, невинной просьбы.
        - Зинуля, радость моя, выручай!- запричитала Ритка, стоило Зине ответить на призыв мобильного телефона.- У меня полный завал! Ты же сегодня выходная?
        - Здравствуй, подруга моя, Рита,- спокойно ответила Зинуля.- Да, у меня сегодня выходной, заметь, законный первый полноценный за полгода, и предполагалось, чтобы выспаться!
        - Ну, Зиночка-а-а!- с умоляющими нотками в голосе тянула Ритка.
        - И что на этот раз?- вздохнув, сдалась Зинаида.
        - Мне надо показать квартиру клиенту и в это же время еще одну квартиру другим клиентам! Произошла накладка по времени.
        - Так, и каким боком я к твоей риелторской деятельности?- зевнув, еще не проснувшись до конца, выясняла диспозицию помощи Зина.
        - Я уговорила вторых клиентов передвинуть показ на полчаса, этого только-только хватит, чтобы доехать до них, а ты проведешь первый просмотр! Я тебе на две страницы написала инструкцию, что и как рассказывать про квартиру, все до мелочей. Я вас с клиентом запущу, в общих чертах покажу, отдам тебе ключи и умотаю! А ты его не спеша проведешь по квартире, покажешь, на все вопросы ответишь, и все!
        - Твое «и все!» - это неизменный выстрел стартового пистолета для забега неприятностей!- сразу же проснулась от «магического» словосочетания Зинуля, села на кровати и прикинула в уме несколько вариантов возможных в такой ситуации напастей, имеющих реальный шанс приключиться с ней.
        - Зинуль, меня же рядом не будет, я сразу убегу! Так что все обойдется!
        - О-хо-хо!- не поверила Зинаида. Но куда деваться!- Ладно, говори адрес, заполошная! И во сколько надо быть? Весь сон перебила, а я так настроилась выспаться, полениться!
        - Зиночка, ну, прости, ну форс-мажор случился!
        - Форс-мажор, как тебе самой известно,- это твоя суть, плоть и кровь и жизненное кредо, так что нечего на него пенять!
        - Это ты ругаешься?- уточняла степень раздражения подруги Ритка.
        - Это я ворчу, вылезая из кровати. Не морочь меня! Мне бы собраться и сообразить, как это сделать!
        - Все, все! Пиши адрес, встреча в двенадцать!- Продиктовав адрес и объяснив, как лучше добраться, Ритуля временно попрощалась.- Целую-расцелую, спасительница ты моя!
        - А это мое жизненное кредо,- вздохнула скорбно о своей планиде Зинуля.
        Зинуля решила, что ну его на фиг, не поедет она на машине - крутиться по центру, пока приткнешь где-нибудь свое автотранспортное средство в узких дворах, не меньше получаса потеряешь, да и ходить полезно. К тому же, посмотрев карту в компьютере, она выяснила, что от метро до искомого дома минут пять, ну, максимум семь ходьбы. Вот и прекрасно, прогуляемся!
        Неугомонная подруга давала указания по сотовому, с вынужденной паузой, пока Зина ехала в метро, и требовательным звонком-продолжением, как только она вышла из его дверей:
        - Зинуля, ничего сложного, шпаргалка у тебя будет, там все до мелочей расписано. Клиент спокойный, уравновешенный, вообще классный мужик, под сорок, разведенный, мечта любого риелтора. Его в Москву перевели на повышение, не то в министерство, не то на фирму какую, не помню, где-то записывала, но это не главное. Главное, что жить теперь ему предстоит в Москве, вот он квартиру и покупает. Он, может, эту и не выберет, это всего вторая квартира, которую я ему показываю, да еще в другом агентстве ему что-то предложили. Но квартирка, скажу я тебе, класс! Такая уютненькая, и месторасположение дома замечательное - тихий центр, окна на сквер выходят, а ремонт там!.. Сама увидишь! Ты покажешь, расскажешь, свет везде выключишь, закроешь, и все дела! Я потом… - На этом Риткин телефон разрядился.
        Любимые Риткины словесные обороты «и все» и «и все дела!», как правило, в девяноста пяти случаях из ста заканчивались чем угодно - от конфуза до травматических случаев, но только не благополучным окончанием. Зинуля тщетно пыталась отучить ее от подведения черты под планами в этих оптимистичных выражениях - впустую! В Риткином понимании - а що там сложного?
        Вот странное дело, думала Зинуля, неторопливо шагая от метро, на учебу, работу, детей и любимых мужчин Риткино притягивание невезений не распространялось!
        Ну, не совсем так! Доставалось, вестимо, и преподавателям в институте, и - а как же иначе!- однокурсникам и студентам подвернувшимся. И доски в аудиториях падали, когда она выходила отвечать, и стулья ломались, трибуны рушились, преподаватели калечились, но училась Ритка на одни пятерки. И не от страха или чтобы поскорей отделаться от студентки Ковалевой ставили ей эти пятерки, нет, ровно наоборот, ее старались наказать, придирались, гоняли по всему материалу на экзаменах, правда, на безопасном расстоянии, метрах в трех от экзаменатора. А она отвечала, как пулемет,- бодро и без запинки. К курсу третьему на нее махнули рукой - ужас там, не ужас всего института, а учится будь здоров! И с работой у нее всегда лучше всех получалось! Фигово было коллективу, это факт, а у Ритки рабочий неиссякаемый энтузиазм и сплошной праздник!
        Последние семь лет Ритуля работала риелтором в самой крутой московской фирме недвижимости. И как ни странно, у нее это замечательно получалось, жалел, видимо, Боженька ее многочисленных клиентов, но самые большие продажи приносила в контору она и имела самую большую базу квартир.
        И бог его знает, как это у нее работало и сам механизм функционирования центра притяжения всемирной катастрофы, но клиентов миловало!
        Кстати, и с любимыми мужчинами в Риткиной жизни этот загадочный механизм работал как-то иначе. Неизменно момент знакомства и первой встречи сопровождался для мужчины разрушительно-травматическими последствиями, на фоне чего непуганый и плохо осведомленный товарищ влюблялся в Ритулю до потери объективного сознания. И в этот святой конфетно-цветочный период наивысшего выброса эндорфинов в обоих организмах с ним более ничего плохого не происходило, окромя горячей любви и страстей зашкаливающих. Но стоило Ритуле остыть, разлюбить - и все! Мужику наступали кранты! Везде! На работе, в жизни, со здоровьем.
        Самые умные вовремя сматывались, стараясь откупиться чем могли, всего пару раз вдряпавшись после уговоров: «Риточка, я же тебя люблю, у нас все будет хорошо!», быстро делали выводы и бежали, скажем, до пресловутой канадской границы. Те же, кто от чувств-с так просто не отказывался, а плавился под Риткиным взглядом грустной лани и пытался вернуть былую любовь, получали по полной программе и тогда уж уносили ноги.
        Детей Риткиных разрушительное маманино начало вообще никак не касалось, не задевало даже рикошетом, разве что развило в отпрысках философский взгляд на жизнь и фантастическое чувство юмора.
        Ритулю Зинаида увидела издалека. Трудно было бы не увидеть на грязно-бело-сером фоне последних дней осени московского пейзажика фигуру в ярко-красном пальто на высоченных каблуках лакированных сапожек, активно машущую Зинаиде и подпрыгивающую от нетерпения возле красненькой машинки того же тона, что и пальто.
        - Только бы клиент где-нибудь в сторонке стоял,- проворчала себе под нос Зинаида, - а то Ритка своими телодвижениями, не приведи Господь, дом свалит!
        - Зинулечка!- обняла и расцеловала Ритка подругу с таким рвением, словно год не видела и истосковалась.
        - Ритка,- предупредила Зина,- без лишних резких движений, если хочешь, чтобы осмотр апартаментов состоялся!
        - Злишься?- не ослабив объятий, но чуть отодвинувшись, чтобы рассмотреть степень Зининого возмущения, спросила Ритуля.
        - Не очень,- успокоила подруга.- Я сейчас как геомагнитная обстановка в городе: слабо возмущенная.
        - Ну и хорошо!- порадовалась Ритка и перешла к делу: - Он еще не подъехал, может, где в пробке застрял. А у меня телефон разрядился, выяснить не могу! И зарядку автомобильную утром в ремонт отдала! Вот же черт!
        - И слава богу, что не подъехал,- порадовалась Зина,- а то ты так активно махала руками, что точно бы мужика угробила!
        - Потому и махала, что его рядом не было! Дай свой телефон, я ему позвоню!
        Звонить не пришлось, коротко просигналив клаксоном, к ним подъехал джип
«мерседес». Не новье-приновье запредельной стоимости, но тоже машинка ничего себе. Оно и понятно, с машинкой «жигули» или «запорожец» вряд ли кто мог себе позволить покупку квартирки в этом районе и в таком доме.
        Из машины со спокойным несуетливым достоинством вышел мужчина. Ну, действительно лет под сорок, выше среднего роста, для Зинули с ее росточком «метр в кепке» так высокий ой-ой-ой! Ему она до плеча макушкой доставала! Темно-русые, нерастерянные, непоредевшие волосы, с седыми висками, спортивная подтянутая фигура, облаченная в дорогой костюм и куртку, интересный такой мужчина.
        Заметный, скажем так.
        И лицо такое… Серьезное лицо, навевающее ассоциации из скандинавских преданий о викингах, суровых походах и варягах всяческих.
        - Здравствуйте, Маргарита Аркадьевна. Простите за задержку, пришлось в пробке постоять, а ваш телефон оказался не в моей зоне действия.
        - Здравствуйте! Извините, телефон разрядился,- по-деловому сдержанно пояснила Рита.- Знакомьтесь, это Зинаида Геннадьевна. Она проведет подробный показ и ответит на все ваши вопросы.
        Руки для приветствия ему Ритуля не протянула, это область табу! Строго-настрого запрещенная и внимательно контролируемая Зинулей и всей родней с детства. Теперь вместо шариков в карманах останавливающую функцию выполняла папка с документами, которую Ритуля всегда прижимала к груди двумя руками.
        - Здравствуйте!- поздоровался мужчина и представился: - Захар Игнатьевич.

«Да уж! Повезло с имечком, поболе чем мне!» - подумала мимолетно Зинаида и заглянула ему в глаза… В светло-светло-карие, орехово-рыжеватого цвета глаза… и споткнулась взглядом!
        Ее как паром изнутри обожгло, словно взрыв произошел где-то в солнечном сплетении: взорвался, потряс и с шипением разлился по венам газированной субстанцией до самых кончиков пальцев, до корней волос и покрасневших щек, схлынул, затаившись в животе теплеющим комом, звоном под коленками и неясным блеющим лепетанием.
        - Зи-инаида Геннадьевна,- споткнувшись на первом слоге, ответствовала барышенька чувствительная, как оказалось, и, не отрывая взгляда от его глаз, протянула руку для рукопожатия.
        Ладони встретились, его большая, горячая приняла в себя захолодевшую маленькую Зинулину, и тут же в обе ладони точно молнией шибануло, да так, что они оба неосознанно отдернули руки.
        И что это, скажите на милость, было?!
        Шарахнуло по большой программе, оглушило, поразило - и отрезвило!
        Зинаида отчетливо осознала странность и нелепость происходящего: стоит тут, как… непонятно какого назначения дамочка, пялится на мужика, только рот не открыла, и на том спасибо! Ритка рядом, ничего не заметив, выдает некий поток информации, которую она, Зинаида, и не слышит и не воспринимает, да еще и ручку отдергивает и за спину прячет, как в детском саду от нехорошего мальчишки!
        Ох-ре-неть! Бабе тридцать пятый годок, а ее пробивают эротическо-мистические выкрутасы к незнакомому мужику!
        - Зина!- проорала ей в ухо Ритуля.- Идем! Что ты застыла!
        Да! Да! Идем, двигаемся, что-то делаем, только на расстоянии, по возможности наибольшем, от Захара Игнатьевича!
        Они зашли в подъезд, дождались лифта, Ритка все что-то поясняла клиенту, а Зинуля мысленно отчитывала себя в витиевато-ругательных оборотах.

«Нет, ну надо же! Что же это такое?! Так, все, Зинаида, все! Успокойся, возьми себя в железные, что там?.. Нет, ежовые рукавицы. Ну, хоть во что-нибудь себя возьми! Сохраняй дистанцию, и, кстати, ты пришла помочь подруге! Вот и помогай!»
        Покричала на себя, ножкой мысленно топнула - все!
        И не заметила, что они уже находятся в квартире и Ритка, чуть не бегом, проводит ознакомительную экскурсию:
        - Посмотрите направо… посмотрите налево… Это кухня… это… а подробно вам сейчас расскажет и покажет Зинаида Геннадьевна! Ну, мне пора, извините!
        На этой фразе Зинаида включилась на полную мощность мыслительного процесса и осознала, что сейчас останется один на один с этим мужиком в пустой квартире, а Ритка продолжала тарахтеть:
        - Вы не торопитесь, Захар Игнатьевич, осмотритесь, сегодня больше здесь показов не будет, и у вас сколько угодно времени!
        К заключительной ее речи они успели сделать бегом круг по квартире и вернуться в широкий коридор, ведущий в большую прихожую, тут Ритку настигло вдохновение, отвлекая от иных задач.
        - О! Это мне особенно хотелось показать вам! Это гардеробная комната. Обратите внимание, двери такие же дубовые, массив, как и во всей квартире, имитирующие как бы еще одну комнату, но задвижка на них другая, старинная, кованая, стилизованная под декор прихожей. Мне очень нравится этот дизайнерский ход! К тому же сама гардеробная очень удобная, продуманная. Зайдите посмотрите!
        Она распахнула тяжелые створки дверей в небольшую, метров десять, комнатку. И на самом деле с очень грамотно устроенными стеллажами, вешалками, шкафчиками.
        - Ну ладно,- спохватилась Ритка,- вы смотрите, а я побежала. До свидания, Захар Игнатьевич, я вам позвоню, как только заряжу телефон.
        - До свидания, Маргарита Аркадьевна,- попрощался клиент.
        И вернулся к своему занятию - рассматриванию выдвижного-задвижного механизма нижних ящиков для белья.
        - Зинулечка, пока!- прошептала Ритка, чмокнула подругу в щечку и выпорхнула за дверь.
        Зинуля вдохнула, стараясь сделать это потише, чтобы клиент не засек и не услышал, достала из сумочки листочки с Риткиными пояснениями, быстро просматривая, искала абзац про дизайнерскую находку, именуемую «гардеробная», и только в этот момент поняла, что услышала за спиной!..
        Ритка, выйдя из комнаты, прикрыла за собой обе створки двери и закрыла задвижку, автоматной очередью прощелкали каблучки по полу коридора и прихожей, громыхнула, закрываясь, тяжеленная входная дверь.
        - Ритка!- закричала Зинуля и забарабанила в дверь.
        - Что случилось?- удивился возможный потенциальный хозяин жилья.
        - Она нас закрыла!- пояснила Зинуля.
        - Да ладно!- неинтеллигентно выказал сомнения мужчина.
        - Прошу!- спокойно предложила Зинаида удостовериться в действительности факта запирания, отступила на шаг от дверей и широким приглашающим жестом призвала к испытаниям.
        Он попробовал. Подергал двери, постучал в них, но, молодец, быстро осознал бесполезность своих действий и повернулся к Зинаиде.
        - Позвоните ей!- распорядился Захар, видите ли, Игнатьевич.
        - У нее телефон разрядился,- не фонтанируя эмоциями, ровным, как штиль на море в летний сезон, тоном напомнила Зинаида.
        - Да, точно,- кивнул он, припоминая данное обстоятельство.- И как она умудрилась?
        - Машинально,- пояснила Зинаида тем же безмятежным тоном.
        - И какие у нас варианты?- переключился Захар Игнатьевич с выяснения причин события на возможность ликвидации его последствий.
        - Немного,- бодрила Зинуля.- Дождаться, когда Ритка зарядит свой телефон, позвонит вам или мне, приедет и откроет нас.
        - И как скоро этого можно ожидать?
        - В данный момент она поехала на другой показ, зарядку автомобильную утром отдала в ремонт. Насколько я помню, она говорила, что отсюда до другой квартиры езды полчаса. Значит, полчаса туда, около часа, может, и больше там, минут сорок до дома, где она включит телефон, и сюда еще минут тридцать езды. Итого: три, три с половиной часа.
        - Вариант номер два?- вел опрос «дорогой» клиент.
        - Мы с вами обзваниваем знакомых и друзей, находим кого-нибудь, кто может приехать быстро и оперативно освободить нас из кутузки. Входная дверь открыта, ключи-то у меня. У вас есть такие знакомые, Захар Игнатьевич?- мирно поинтересовалась Зинаида.
        - Знакомые-то есть. Но сейчас середина рабочего дня, это я специально освободил день, чтобы посмотреть предлагаемые квартиры. У меня сегодня намечен еще один просмотр, который, как я теперь понимаю, вряд ли состоится.
        - Не печальтесь, может, и состоится еще,- подбодрила Зинаида.
        - Посмотрим,- не разделил с ней полного оптимизма серьезный господин.- Я могу позвонить своему водителю, но отпустил его на сегодня, а живет он, насколько помню, где-то в спальном районе, на западе, возле МКАД. А у вас, Зинаида Геннадьевна, есть кто-нибудь, кто может нас отсюда вытащить?
        - Есть! Как не быть!- обрадовала Зинаида.- Только, по моим прикидкам, кто бы ни стал добровольцем в спасательной операции, добираться ему сюда часа два-три по той же причине: рабочий день.
        Хотя варианты резервные у Зинаиды имелись, но она не торопилась к ним прибегать, прежде пусть он своих знакомых обзвонит, а там посмотрим!
        Ну, не бабушку же вызывать! У той сразу давление подскочет, «от нервов». Мамы, ее и Риткина, укатили на дачу к друзьям на всю неделю, папы работают.
        - Есть еще варианты, Зинаида Геннадьевна?- продолжал выяснять спектр возможностей Захар Игнатьевич.
        - Есть, но весьма сомнительный,- подумав, призналась Зинуля.
        - Излагайте любой, там разберемся!
        - Тогда встречный вопрос: вы решили покупать эту квартиру?
        - Нет. Да я ее толком и не видел, если помните, подробный показ с разъяснениями должны были провести вы.
        - Помню, как не помнить! А я вам вот текстик дам аж на трех листках, тут все самым наиподробнейшим образом изложено, знакомьтесь! Да и время теперь для этого полно!
        - Сарказм?- заподозрил клиент.
        - Да что вы! Но делать-то все равно нечего!
        - Вы отвлеклись от темы,- вернул разговор в продуктивное русло Захар Игнатьевич.
        - Это я к тому, что, если вы квартирку решили приобретать, значит, считается, что вы хозяин. Тогда можно проявить чудеса мужской воинственности и вышибить двери ногой, скажем, или силой богатырского плеча!- выдвинула предложение Зинуля, заранее зная, что все потуги бесполезны.
        Уж коли попал под Риткину раздачу тумаков, то простых и изящных выходов не жди! И надеяться не стоит!
        - Мне послышалось или на самом деле в вашем тоне сквозит сарказм?- усмехнулся практический хозяин гардеробной комнаты, ну, или имеющий реальную возможность стать таковым.
        - Только не в адрес ваших способностей, а исключительно в адрес сложившихся обстоятельств, у меня большие сомнения, что эти двери, как выразилась Ритка,
«имитирующие» еще одну комнату, можно вышибить. Но это так, исключительно чтобы испробовать все имеющиеся варианты. А вдруг у вас таки получится шо-нибудь за вишибание?- под конец пламенной речи перейдя на любимый одесский язык, разъяснила Зинуля.
        - Вы из Одессы?- тут же среагировал товарищ по «околоточному» заключению.
        - Нет. Я москвичка, но можно сказать, что наполовину из Одессы. На Риткину половину.
        - Вы сестры?
        - Хуже. Сиамские пожизненные близнецы,- рассмеялась Зина.- Так что насчет выбивания дверок вместе с задвижкой, стилизованной под кованую там какую-то ерунду?
        Он несколько секунд внимательно ее порассматривал, видимо сомневаясь в полной вменяемости гражданки и прикидывая, чем ему это грозит. Но, скорее всего, диагноз поставил утешительный, потому что все-таки подошел к двери, осмотрел придирчиво, подергал ручки и вынес вердикт:
        - Мое богатырское плечо, как вы изволили выражаться, эту дверь не осилит. Бесполезно, хоть мы вдвоем, сплотившись, на нее кидаться начнем. Сделано на совесть. Настоящий дуб, крепления надежные, а задвижку я оценил до того, как мы сюда вошли, она не прибита, а привинчена шурупами, да так, что черта с два вырвешь!
        - Значит, возвращаемся к двум первым вариантам,- подвела итог его изысканиям Зинаида.- Тогда, Захар Игнатьевич, давайте, не откладывая, начнем обзванивать друзей.
        - Давайте,- мирно согласился он.
        Лично Зинаида не усматривала в ситуации ничего такого уж фатального, чтобы прибегать к экстренной оперативной помощи, которую вполне могла организовать. Позвонить ребятам из «убойки», они возьмут дежурную машину, врубят милицейские мигалки и, игнорируя светофоры и пробки, доберутся сюда минут за сорок. И с удовольствием! Они ей по жизни должны за все сверхурочные и «горящие» дела. Да мечтают хоть чем-то отблагодарить. Но никакой в этом необходимости Зинаида не видела - никто не пострадал, в экстренной эвакуации не нуждался, чтобы срывать занятых выше головы ребят с работы.
        Посидит она преспокойненько три часа в «кладовочке», может, и поспит даже - и не в таких условиях спать приходилось на работе иногда. На сегодня у нее планов особых не имелось, а то, что у товарища по заточению обломались какие-то дела, так извините, это не ее проблемы.
        Единственное, что тревожило, пугало и настораживало,- это непонятная, глубинная тяга к этому мужику и то странное, что она испытывала, находясь рядом с ним, да еще усугубленное замкнутым пространством, в котором они оказались.
        Она призналась себе прямо, ее настолько сильно испугал шквал незнакомых чувств и ощущений, что она старалась лишний раз на него не смотреть и держаться как можно дальше. Впрочем, это она переживет! Справится! Они два взрослых человека, воспитанные, цивилизованные, и сдерживать эмоции сумеют.
        Да и с чего она решила, что этот чувственный шквал обоюдный?!
        Вон, гражданин спокоен, ни намека на лишнее волнение в рамках неприятного казуса, и ни страстных, ни заинтересованных взглядов на нее не бросает: интеллигентно, ровно, в меру дружелюбно!
        Ну, вот и славно! А с собой она как-нибудь справится!
        Три часа! Рядом с ним! В замкнутой комнатушке?!
        Может, Мишку, Риткиного старшенького, вызвать? Он постоянно помогал Зинуле и родне исправлять и ликвидировать последствия мамашиной фатальности. Посмеиваясь, с энтузиазмом и довольно ловко. Но Мишаня в институте, добираться ему сюда тоже не ближний свет, да и ни к чему ребенка с занятий срывать!
        Подруг и друзей, кроме Ритки, у Зинули не имелось, оно и понятно, дураков нет добровольно лбы подставлять! Только коллеги, они с Риткой никак не пересекались, но их отрывать от дела попусту не рекомендуется.
        Пока она размышляла, прикидывала, к кому можно обратиться, Захар Игнатьевич успел переговорить с несколькими абонентами по телефону.
        - Подведем итог,- убирая сотовый в карман пиджака, предложил потерпевший номер два.- Мой водитель повез куда-то по личным делам семью и приехать сможет часа через три. Я дал отбой, смысла нет. Остальные возможные избавители укладываются приблизительно в те же временные рамки: два-три часа. Есть, разумеется, вариант крайнего случая: потревожить начальство, и решится проблема в течение часа. Но тогда я останусь должен. А мне бы этого не хотелось.
        - У меня то же самое,- демонстративно не позволила себе вздохнуть Зинаида, сдержалась.- Есть хорошие знакомые, которые откроют нас в течение часа, но прибегать к их помощи без особой нужды, отрывая от очень важных дел, нельзя. Захар Игнатьевич, у нас ведь не особая нужда и не крайний случай?
        - Ну, у меня срываются сегодняшние планы, но ничего особо важного и значимого. Да и страшного ничего не случилось, простое недоразумение.
        - Хмм,- многозначительно изрекла Зинуля, лучше всех осведомленная про случайности и недоразумения.
        Знал бы он, как ему невероятно повезло отделаться такой мелочью, как трехчасовое сидение взаперти, в тепле и относительном уюте, не на морозе же! И никаких тебе травм, ушибов, порчи личного имущества!
        - Все не так плохо!- подбодрила господина клиента Зинаида.- Мы же не на улице застряли! Устроимся поудобней, посидим, подождем! Вы и на самом деле можете прочитать Ритулин доклад про данную квартиру!
        И в этот момент, несколько раз припадочно помигав, потух свет!
        Ешкин кот! Вот сколько раз зарекалась не радоваться легкому исходу раньше времени! Всегда вляпывалась еще круче! Ох, Ритка, Ритка! Угробишь ты когда-нибудь любимую, единственную подругу!
        Ведь знала же, что никогда с этим ужасом, летящим среди жизни, не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже!
        - Наверное, лампочки перегорели… - почему-то шепотом предложила версию электрического коллапса Зинуля.
        - Нет,- тоже тихим голосом возразил он.- Здесь стоят галогеновые, энергосберегающие лампочки, они по определению не могут перегореть несколько лет, тем более все сразу.
        - Сильно надеюсь, что это не проводка!- подбадривала себя Зинуля.
        - Не похоже, но черт его знает, как они тут ремонтировали!
        - Не пугайте меня, Захар Игнатьевич! Не хотелось бы поджариться в закрытой комнате!- без намека на испуг размышляла Зинаида.
        - Это нам не грозит, Зинаида Геннадьевна. Вы же не чувствуете запаха горелой проводки?
        - Нет.
        - Я тоже не чувствую, значит, дело не в ней.
        - А знаете, я вам верю!- «порадовала» Зинуля бодреньким шепотом.
        Но ей стало тревожно! Вот ей-богу!
        И вовсе не из-за проводки какой-то! Ледяные мурашки меленького страшка побежали вдоль всего позвоночника, и она в полной мере осознала, что такое «тьма кромешная», та, кроме которой ничего нет, вообще ничего, только первобытный ужас несовместимого с таким условием выживания человеческого организма.
        В эту комнату не проникало ни атома света, и это было так непередаваемо жутко!
        А еще…
        Каким-то мистическим образом за пару минут организм перестроился, включил инстинкты, спавшие и не востребованные в комфортных условиях цивилизации, в разы обострив слух, обоняние, осязание, превратив тело в чувствительную антенну, улавливающую любые изменения в ограниченном пространстве. И почему-то эти инстинкты настроились на одну волну с мужчиной, невидимым субъектом рядом, в темноте.
        И вот тут Зинуля струхнула по-настоящему!
        Ее тянуло к нему, как магнитом, и это было неправильно там, за чертой темноты, в правильно-обыденной жизни среди людей, а здесь…
        - Вы меня боитесь?- тихим голосом спросил он из ниоткуда.
        - Нет,- честно призналась она,- не вас.
        Себя. Она пугалась себя непонятную, новую - удивлялась, поражалась и страшилась себя такой.
        - Я тоже,- еще тише признался он. Помолчал и пояснил: - Не вас.
        А вот это совсем хреново!
        Ей-то казалось, что она одна переживает необъяснимое влечение к нему, а он отстранен и спокоен и ни на миллиметр ничего подобного не испытывает. Вел он себя именно так. Или ей проще было так думать? Она еще побоялась, побоялась, осознавая, переживая взаимность их влечения, вспомнила в деталях их первый вздох, взгляд, возникшее от этого глаза в глаза ударившее притяжение и внезапно перестала бояться! Совсем!
        А он сразу почувствовал эту перемену в ней. Уловил, считал, черт его знает, как это называется! Он коснулся кончиками пальцев ее плеча и утвердил, не спросил:
        - Вы улыбаетесь.
        Почувствовал.
        - Да,- улыбалась в никуда Зинуля,- вспомнила, как познакомилась с Риткой.
        Почему-то они разговаривали очень тихо, на грани шепота. Может, боялись темноту спугнуть, или сущностей, притаившихся в ней, или себя?
        - Если вам страшно, мы можем включить экраны мобильных и подсвечивать,- предложил он.
        - Нет,- отказалась Зинуля,- телефоны - это наше последнее стратегическое средство спасения, неизвестно сколько придется здесь сидеть, а если они разрядятся?
        - Мой не разрядится,- успокоил Захар Игнатьевич.
        - Все равно нет. Свет, по логике, тоже не должен был отключиться, однако ж…
        - Знаете, Зина, вы удивительная женщина. Это сбивает с толку.
        Он не подходил ближе, только касался так же пальцами вытянутой руки ее плеча, и его прикосновение она чувствовала кожей через все слои одежды и ощущала его совсем рядом телом, кожей, дыханием.
        Чудеса-а-а!
        - Не знаю,- отозвалась Зина.- Но думаю, вы мне сейчас расскажете почему.
        - Во-первых, вы единственная из всех знакомых мне женщин, которая не двинула стандартную фразу про мое редкое имя при знакомстве…
        - Сама наслушалась того же,- шепнула Зинуля.
        - Во-вторых, вы не разозлились, не возмущались, не суетились, когда обнаружили, что нас заперли, а были спокойны, как на полянке на пикнике. В-третьих, вы сразу начали обдумывать варианты спасения, а не выдвинули требование мужчине немедленно разгребать проблему.
        - Это скорее минус,- вздохнула Зиночка,- говорящий о моей неженственной натуре и наличии мужских черт характера. Нет бы похныкала, попуталась, слезу б пустила, как правильная барышня.
        - «Неженственно» - это не про вас, не кокетничайте,- попенял он тихо, передвинул ладонь выше и коснулся пальцами ее шеи,- в вас столько женственности, сколько сейчас вообще не бывает ни в одной женщине. И вы это знаете.
        - Захар,- проигнорировав отчество, поспешила остановить возможное развитие событий Зина,- нам лучше сесть подальше друг от друга и говорить о чем-то нейтральном. Кстати, меня назвали так в честь прабабушки, и намучилась я с имечком, будь здоров! Каждый считал своим долгом высказаться о том, какое оно странное, несовременное, редкое и любые иные варианты по смыслу текста.
        Он усмехнулся. Ощутимо для всех ее органов чувств усмехнулся, убрал руку, и Зинуля почувствовала себя одинокой сиротой, заброшенной всеми!
        - А меня в честь деда. И я этим горжусь. Деду девяносто два года, он в полном здравии и мудрости, живет в доме, на берегу реки, ходит на рыбалку, иногда охотится и сам ведет хозяйство.
        - У вас в семье приняты редкие русские имена?- пятясь понемногу, шажок за шажком, спросила Зинаида, чтобы поддержать отвлекающую беседу.
        - Да. Я из Сибири родом, а у нас там много бывших староверов, поддерживающих национальные традиции. И очень многие называют детей старорусскими именами. Вообще Сибирь и Север - это отдельные страны,- нейтральным тоном, слегка окрашенным некой долей гордости, объяснял он и неожиданно выстрелил прямой наводкой: - Зин, даже если мы будем говорить только о погоде, нам все равно уже друг друга не миновать. Вы не отходите так маскировочно, я не кусаюсь и кидаться на вас не собирался.

«Чего не могу сказать о себе! Я-то как раз за себя не отвечаю!» - тут же подумала Зинаида, но вслух соврала:
        - Я пытаюсь добраться до стены и сесть.
        - Ну да, ну да,- не поверил он,- а мне вы предлагаете сделать то же самое, но в противоположном направлении. Я правильно понял?
        - Вы правильно поняли,- немного повысив голос, отозвалась Зинаида.- Сядем в разных концах комнаты, поговорим.
        - О погоде?- усмехнулся он.
        - Можем и о ней.
        - Зин, вы не пугайтесь так, хотя, согласен, повод для испуга у нас обоих есть.
        - Вы психолог?- предположила Зинуля.
        - Нет. Я строитель-нефтяник.
        - Это как?
        - Я строю, иногда проектирую и строю сооружения нефтедобывающей промышленности.
        - Вышки, что ли?
        - И вышки, и трубопроводы от них, и накопители-распределители, и управляющие станции.
        - Ого!- подивилась Зинаида.- Это в смысле Север, тундра?..
        - И Север, и тундра, и теплые моря, иногда другие государства, жаркие и холодные, везде.
        - А как же вы в Москве? Это вроде далековато от нефтяных залежей?
        - Далеко,- согласился он со смешинкой в тоне.- Вы знаете, какая у нас в стране основная фирма занимается нефтедобывающей и перерабатывающей отраслью?
        - Подозреваю, что государство.
        - Ну, почти. Словом, мне предложили пост в главном управлении старшего специалиста, что-то типа топ-менеджера, курирующего и отвечающего за любое строительство отрасли.
        - Ничего себе!- восхитилась Зинаида.- Но это же огромное количество работы и ответственности!
        - Большое,- согласился Захар.- Но мне нравится. Основное место дислокации, Москва, как отправная точка, а отсюда во все места земного шара. Поэтому и квартира понадобилась.
        Ей интересно про него все! Жгуче интересно, и чувствовала она себя… странно, легко, радостно!
        В этой бескомпромиссной темноте, казалось, исчезли, испарились условности, глупые правила, навязываемые людьми друг другу, освобождая и разрешая быть истинной, настоящей, без игры. Впрочем, Зинаида таковой и была всегда.
        Да, но не в такой ситуации, не в такой! Когда звенит внутри непонятно и понятно отчего, а мужчина разбудил в тебе все самое женское, потаенное, перемешав чувства, мысли, ощущения, как в пробирке с разными химикатами, и варево это мистическое готово вот-вот взорваться…
        Странно, интересно, завораживающе! Пугающе!
        Она наконец уперлась спиной в стеллажи и стала снимать с себя дубленку.
        - Я добралась,- сообщила в темноту.
        - Я слышу,- улыбнулся он.- И как вы раздеваетесь, слышу. Ну что, сядем поговорим? Подальше друг от друга?
        - Вы же все понимаете, Захар, зачем спрашиваете?- устраиваясь на расстеленной дубленке на полу, вытягивая с удовольствием ноги, рубила правду Зинаида Геннадьевна.
        - Зин, давай на «ты»,- отозвался из темноты Захар,- и я не уверен, что все понимаю.
        Он добрался до своей стороны гораздо быстрее Зинаиды, снял куртку, постелил на пол, сел и оперся спиной о полки. Спине было неуютно, Захар пошарил руками вдоль стеллажей, нащупал задвижные, сплошные ящики, передвинулся туда вместе с курткой, прислонился, оценил степень удобства, остался доволен и позвал:
        - Ау!
        - Я слышу, как вы устраиваетесь, и не мешаю,- отозвалась на призыв Зинаида.- Да, согласна, давай на «ты». Темнота, что ли, черт ее знает, располагает!
        - На «ты» нас располагает нечто иное, а темнота этому сопутствует и обстановка.
        - Пожалуй, эту тему нам лучше не развивать,- откликнулась из своего пространства Зинуля.
        Он помолчал и неожиданно шарахнул откровением, выстрелил второй раз:
        - Меня тоже это пугает. Я не восемнадцатилетний юноша, которого гормоны фигачат куда не попадя, в основном в одно конкретное место, выключая голову. Но и в том возрасте со мной так не случалось, чтобы с одного взгляда в глаза так повело! Это как-то в момент случилось, и я точно знаю, что с нами обоими. Я понятия не имею почему, но не хочу и не стану от этого сбегать!
        - Аминь!- нерадостно заключила Зинаида.- А скольки ты сейчас летний юноша?
        - Сорока двух,- усмехнулся он.- Я понял так, что сбегать собралась ты?
        - Если ты не забыл, ни у меня, ни у тебя в данный момент нет такой возможности, по причине насильственного заточения. Я не знаю сбегать там или что другое, но я уже не боюсь, пугаюсь странности и неожиданности. Со мной такого никогда не случалось! Я вот не очень хорошо понимаю, что со всем этим «повело» делать и надо ли вообще что-то делать, поэтому и предлагаю не бить прямой наводкой по этой теме. Ты со мной согласен?
        - Да, согласен. Мне просто очень не хочется, чтобы мы притворялись, лукавили и играли в самые обычные игры. Как-то, Зин, совсем по-другому нас стукнуло!
        - Да я даже не знаю, как это делается - играть!- призналась Зинуля.- Без надобности всегда было, и начинать не собираюсь. Давай переключимся на другие темы.
        - Давай,- согласился Захар, чувствуя, что расслабился.
        Он, оказывается, напрягся, довольно сильно. И спрашивается: с чего бы?
        - Расскажи, как тебя угораздило заполучить такую редкую профессию, мне очень интересно, честное слово!
        - Да банально все, Зинуля.
        Захар Дубров родился в далеком сибирском городе. Отец его работал нефтяником и два летних сезона, в пятнадцать и шестнадцать лет, Захар провел с ним на вахте, на буровой.
        Мама возражала и сопротивлялась изо всех сил:
        - Игнат, куда ты его тащишь? Там же ужасные условия: тундра, гнус, мужской коллектив, разговаривающий исключительно матом, грязь, вонь портяночная, пошлые шутки и работа каторжная!
        - Самое место для пацана!- стоял на своем решении отец.- Повкалывает физически, мышцы накачает. А заодно поймет, что у него есть три варианта на выбор: стать работягой и всю жизнь вкалывать в таком вот коллективе, пойти в армию и попасть точно в такой же мужской коллектив, но и еще с муштрой режимной или поступить в институт и выбрать себе другую жизнь. Ничего, закалится, возмужает!
        - Да на кой ляд ему это, Игнат?- возмущалась мама.- Пусть к деду Захарию в деревню едет, закалится там и возмужает!
        - Это каким это образом? Дед его хоть и учит мужскому уму-разуму и к рыбалке, охоте и ведению хозяйства давно приучил, но он его балует, любит безмерно! Нет, я решил, пусть настоящей мужской жизни похлебает!
        И мама согласилась, поспорив для порядка еще пару деньков перед их отъездом. Но отец ее уговорил только ему известным способом.
        Так Захар первый раз оказался на буровой.
        Мама перечислила все правильно - мат столбом, мужицкий быт, хреновое питание, работа, в прямом смысле для Захара, до потери сознания! А гарниром ко всему этому букету: гнус, вонючая вода, непрекращающийся мелкий дождь, вяленая рыба и водка, которую привозили чукчи и продавали вахтовикам в немереном количестве, и до ближайшего жилья - как от Москвы до Парижу, и многое, многое другое из мужской жизни.
        И столько всякого, обучающего, скажем так, и пристойного и совсем непристойного, как завозимые иногда проститутки, которые за пару недель у вахтовиков зарабатывали себе кооперативные квартиры. Приобщили и его в шестнадцать лет к «прелестям и разнообразию» такого секса мужики, втайне от отца, который и по сей день об этом не знал и не догадывался.
        Первые десять дней на буровой от тяжелейшей работы Захара рвало до потери сознания, ни есть, ни пить не мог. И первая мысль, с которой он просыпался по утрам, когда его будили всем гуртом,- сбежать отселе, как можно скорее и куда угодно!
        Он бы мог легко осуществить единственную на тот момент мечту! Отец был бригадиром, и стоило подойти и сказать: «Больше не могу, отправь меня домой!» - без разговоров, наставлений, без обид и уговоров, отправил бы сына назад в цивилизацию. Таков был их изначальный договор. «Я тебя не принуждаю, выбор делаешь ты сам, не сдюжишь - ну что ж, может, мать и права: рано тебе!» - сказал перед отъездом отец.
        Но нечто железное, как штырь, в характере, упертость русского мужика, что ли, не позволяла Захару сдаться. Он понимал, что если сбежит, то мужики рассекать станут и над отцом, и над ним за «кишка тонка». Терпел, сцепив зубы!
        Ничего. Втянулся, попривык.
        И чему только не научился - ой-ой-ой! И выбор свой сделал, о котором так красноречиво говорил батя.
        В институт он поступил, но профессию выбрал еще ту: проектировщик-строитель нефтедобывающего производства.
        И первое лето, по окончании института, прямиком попал на вышку, в самую распоследнюю географическую задницу, по распределению страны. И не каким-то там строителем, красивенько так «проектировщиком», а инженером-наладчиком оборудования, и перекидывали его с одной буровой на другую по таким местам, о существовании которых население страны и не догадывается!
        Перемещался он от одного объекта до другого только вертолетом, а не на чем ином из пункта «Ж» в пункт «Е» оперативно на тех просторах, где между двумя поселками запросто помещается территория европейской страны целиком, да любой, на выбор, добраться не имелось иных вариантов.
        Один из таких полетов с лихими такими летчиками, а иных там не водилось, Захар запомнил на всю жизнь! Еще бы!
        Погода, как и положено в тех широтах, баловалась, как ей заблагорассудится, и диспетчер разрешил один-единственный маршрут для полета. Либо так, либо сидите на буровой и не трындите, пока добро на полет не получите.
        Летчики, битые, тертые мужики, в каких только переделках не побывавшие и чего только не испытавшие, к удивлению Захара, вдруг примолкли, сильно засомневались, призадумались.
        - Вы что, мужики?- подивился «молодой ешо» инженеришка.
        - Да места там непростые… - непонятно протянул командир.- Тебе это, Игнатич, срочно нужно?
        - Да еще позавчера!- пояснил степень срочности Захар.- Буровая стоит, вахта бухает, еще день - и трындец! Мужиков из штопора поди вытащи! И хрен знает, что там с оборудованием, смотреть надо!
        - Да уж!- посочувствовал командир экипажа, понимая, но готовность лететь не выказал.
        - Да в чем дело-то?!- расшумелся Захар.
        - Ты про те места что-нибудь слышал?- издалека начал второй пилот Юра.
        - Нет. Да какая разница! Есть коридор для пролета, что думать!- завелся от всей этой таинственности Захар.
        - Вот ты, Захар Игнатьевич, здесь работаешь, считай, что живешь, а ни хрена не знаешь ни про тамошние законы, обычаи, легенды,- принялся втолковывать недорослю неразумному грамотный, бывалый командир экипажа.- А ведь годами, веками их не зря складывали. Ты думаешь, почему диспетчер нам этот коридор предложил? Да потому, что знает: не полетит через него никто! Это как шифровка, мол, погодные условия такие хреновые, что только через Черное озеро и лететь! Никто там не летает, разве что припрет совсем уж и вариантов нет! Не летает, не ходит и десятой дорогой объезжает. Борта там падают и пропадают бесследно, люди исчезают. Место это запретное, и живому человеку там ни за каким чертом нефиг шастать!
        - Да ладно!- не поверил Захар.- Дикость и чушь! Суеверия бабкины! Места запретные! Вот у меня вахта в запой уйдет, так с меня десять шкур спустят, да такого наваляют, что любое запретное детским утренником покажется! Мужики, надо лететь!
        Летчики переглянулись, молча совещаясь, второй пилот пожал плечами, дескать, тебе решать, старшой. Командир помолчал, подумал и решил:
        - Лады, рискнем!
        - А чё, Иваныч, давай!- взбодрился второй пилот.- Да ладно, пронесет небось!
        - «Пронесет!» - передразнил недовольно командир.- Еще один птенец-юнец на мою голову образовался! Ты там, Юрик, не был, только понаслышке о тех местах, а я в прошлый раз еле машину и свою жопу унес. Пронесет тебя поносом испужным, а не бреющим по верхам!
        Полетели.
        Захар в наушники, которые на него надели, как и положено в вертолете, слышал переговоры экипажа и диспетчера, потерявшего на пару минут дар речи, когда Иваныч ему объявил о решении лететь через Черное озеро.
        - Вы что, мужики, охренели?- после продолжительной паузы поинтересовался диспетчер.- Или перепились там?
        - Ты давай веди!- одернул Иваныч.- Не засоряй эфир болтовней неуставной!
        - Ну, как знаете… - пролепетал потрясенный диспетчер.
        Погода и на самом деле как сбесилась: снег вперемешку с дождем, и все это крутилось-вертелось, подгоняемое порывами ветра. Но стоило отлететь на десяток километров и лечь на курс - как в другую страну попали: солнце, подмороженное легким молодым ранним августовским морозцем, ширь бескрайняя - красота!
        - Может, повезет,- услышал Захар в наушниках голос Иваныча,- озеро туманом прикроет. В прошлый раз так и было, да и мужики говорили, что обычно над ним туман стелется.
        - Подлетаем,- каким-то придушенным тенором оповестил Юрик.
        Захар прилип к иллюминатору, стараясь разглядеть, что там за озеро такое загадочное, что даже бывалых мужиков пугало до оторопи. Видимость стояла кристально-прозрачная, до горизонта, во все стороны, еще не тундра, но уже и не тайга - пограничье. Высокие деревья островками среди низкорослых и проплешин без растений, и только на краю самого густого и темного ельника по земле стелился густой молочно-белый туман. Захар присмотрелся. Странный это был туман - переливался разными красками, то розоватыми рассветными отблесками, то голубовато-снежным холодом и постоянно перемещался, не клочками, поддуваемыми ветрами, а как большое пуховое одеяло, всей массой.
        Это, что ли, озеро мистическое? И что в нем такого? Из-за чего столько шуму поднимать? Или его мужики прикалывали, проверяли на «слабо», по устоявшейся привычке ставить новичка в неловкие, глупые ситуации и наблюдать, как он из них выберется. Нормальный такой подкол в любом мужском сообществе, куда приходит новенький, что-то типа якорь затачивать напильником на флоте.
        Захар оторвался от созерцания природных красот, глянул на мужиков напряженных, молчаливых, усмехнулся, даже головой качнул «понимающе» и вернулся к наблюдениям.
        И в этот момент неожиданно туман над озером как бы раскололся надвое, словно кто-то невидимый разрезал пушистый торт большим ножом. Две туманные половины повисели несколько секунд в воздухе и очень быстро, в пару мгновений исчезли в ельнике и в проплешь на другом берегу, растворились бесследно.
        Захар не понял толком, что он видит,- вода не вода, лед не лед, что-то неровное с темными вкраплениями. Он прилип к иллюминатору, уткнувшись в стекло лбом и носом, стараясь рассмотреть. Зрение у него имелось в наличии великолепное, снайперское, недаром его дед научил бить белку в глаз на охоте.
        И вдруг он разом увидел и осознал, ЧТО видит!!!
        Озеро было круглое, почти идеальной формы, промерзшее до самого дна, а лед странным, прозрачным, и еще более странно в нем преломлялись лучи встающего раннего солнца: без отсветов, без бликов, окрашивая лед в ровный розовый цвет.
        А во льду лежали мертвые люди!
        Много, очень много: может, сотни, может, и больше, ему казалось, что тысячи. Почти все лицом вверх, с раскрытым в последнем крике ртом и открытыми глазами, и все смотрели на него, на Захара, и звали…
        Спаси, приди на помощь, сделай для нас что-нибудь!!!
        Он не отрываясь смотрел, смотрел, смотрел! В основном мужчины, но были и женщины, зовущие, плачущие, мечущиеся в последнем неизбывном страхе, и он услышал, совершенно четко и громко, как они зовут его, умоляют…
        - За-а-ха-а-ар!..
        Он понял, что ему надо к ним, срочно, прямо сейчас! Надо что-то делать! Спасать, наконец! Немедленно!
        Что-то раздражающе ввинчивалось в мозг, мешающее, отвлекающее…
        Ему немедленно надо к ним! Зовут же! Им помощь требуется, немедленная!
        Откуда-то издалека, как через вату, до его сознания пробился голос в наушниках, набиравший силу по мере того, как он пытался понять слова.
        - Захар!!! Мать твою так через так!!!- орал во всю мощь голосовых связок командир.- Не смотри туда! Не смотри, утянет! Отведи взгляд, смотри вперед, на горизонт!! Захар, е… пере… не смотри!!!
        И трехэтажно во всю глотку, с выкрутасами и построениями!
        - Юра, ходу, ходу!!! Тяни вверх, мать перемать!!!
        Захар как вынырнул из чего-то мазутного, страшно-тягучего, куда уже опускался безвозвратно, и врубился в действительность! Почувствовал, как припадочно трясет и кидает вертолет, то стремительно, натужно вверх, то вниз, как в пропасть, надсадно пищат и пикают какие-то приборы. Иваныч матерится во все горло, поминая всех подряд, бледный как полотно Юрик суетится, что-то судорожно вытворяет руками.
        А снизу зовут, зовут…
        - За-а-аха-а-ар!!!
        - Держи машину, твою мать!- орет на Юру, поменявшего окрас кожи на зеленый оттенок, Иваныч.- Е…мся! Все, никто костей не соберет!!!
        Захара тянула-тянула странная, почти непреодолимая сила повернуть голову и снова припасть к иллюминатору, увидеть еще раз, услышать и пойти на зов…
        Сцепив зубы так, что эмаль заскрипела, сверхусилием он вцепился двумя руками в переднее, командирское кресло, до хруста суставов пальцев, и перенес тело вперед - от иллюминатора, от зова, от ужаса, и, как и велел Иваныч, стал смотреть вперед, на горизонт, через лобовое стекло.
        Вертолет трясло, кидало и швыряло еще минут десять, и вдруг в один момент, разом все прекратилось, как отрезало, словно нить, за которую дергали, кто-то перерезал или отпустил - машина выровнялась, приборы замолчали, и повисла тяжеленная тишина…
        Надолго.
        Никто из них не сказал ни слова, не переговаривались, не обсуждали ничего - молчали! Лишь на подлете к буровой Иваныч сообщил диспетчеру, нейтральным, не окрашенным никакими интонациями голосом, что он борт такой-то, через десять минут прибудет к месту назначения, полет нормальный.
        - Вас понял,- перепуганно ответил диспетчер,- до «Юности» десять минут.

«Юностью» называлась буровая, на которую так важно-преважно и крайне необходимо и срочно надо было попасть Захару Игнатьевичу Дуброву в прошлой жизни.
        В прошлой. До Черного озера. Теперь для него наступила другая жизнь.
        После.
        Юру вырвало, как только он вывалился из кабины, Иваныч бледный, задубевший молчанием, лишь желваки ходили на скулах, на негнущихся ногах прошагал в каптерку, мимо вывалившей навстречу бригады буровиков. А Захар, чувствуя себя стариком, разбитым предсмертным параличом, кое-как вылез из вертолета и сел прямо там на землю.
        - За-а-аха-а-ар!..- все слышалось ему.
        И перед глазами стояли молящие, зовущие глаза, мешанина вмерзших тел, разорванные криком рты…
        К ним кинулись мужики, тормошили, расспрашивали, перепуганные их молчанием, подняли на руки, куда-то понесли.
        Он пришел немного в себя, когда обнаружил, что держит в руке полный до краев стакан водки.
        - Да что случилось-то?!! Мать вашу!- орал вконец напуганный их состоянием бригадир.- Что вы молчите все, как белены объелись?
        Захар осмотрелся, повертев головой по сторонам, увидел сидевшего рядом, засуровевшего в своем молчании Иваныча, Юру, лежавшего на кровати, еще зеленого, прикрывшего от мира и расспросов глаза локтем, обеспокоенные лица таких родных, живых-здоровых мужиков-работяг…
        Он хлопнул водку залпом, как воду от большой жажды, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, поставил на стол пустой стакан и объяснил:
        - Вам же срочно надо, вот мы и полетели…
        - Да, б…дь, конечно, срочно!- драл горло бригадир.- У меня вахта бухает третий день. План летит к такой-то матери, начальство имеет каждый день куда ни попадя! Ты мне три дня назад уже срочно нужен был, я ж…
        - Через Черное озеро… - договорил Захар.
        И рухнула потрясенная тишина, как тогда в вертолете, когда выбрались…
        - Е-ебиться сердце перестало!- протянул кто-то из буровиков ошарашенно.
        Как отмашку дали - заговорили, загалдели все разом, расспросы-перерасспросы, водки налили, быстро баньку растопили. А как еще! У мужиков вон какой стресс, как черт их за пятки хватал, спасать надо!
        Юрку на руках в баньку отнесли, ну, банька - это громко сказано, так, закуток приспособленный, но топилась исправно и пар держала, какой надо! Его парили долго, меняясь на венике, ничего, отошел вроде, взбодрился, а водочки махнул - верного русского средства от таких напастей, так вообще ожил.
        Но странное дело, захмелевший Иваныч, да и Юрик в тон ему в деталях рассказывали, как трясло-кидало машину, что там у них в железе вертолетном отказывало, как чудом не рухнули, перемежая рассказ смачным матом и беленькой, но ни они, ни Захар ни полсловом, ни намеком не заикнулись о том, что видели в этом озере.
        Да Захар мало кому рассказывал об этом, деду и отцу как-то, когда сидели в зиму у деда Захария в избушке мужской компанией, ну, тем, кто и сам это видел, но таких три человека всего-то нашлось, а больше и никому, ни жене, вроде бы самому близкому человеку и любимому, никому больше. И как ни странно, вот сейчас Зинуле.
        - Иваныч под утро мне признался, что прошлый раз, когда летал над озером и тоже еле вертушку из штопора вывел, его предупреждали, что место это гиблое, предполагали, что как-то это связано с магнитной аномалией. Но больше никто ничего про те места не знал, а озеро в тот раз туманом затянутое стояло, он ничего не видел. Сказал мне: «Видать, Захар, это ты им понадобился, вот они и открылись, я же слышал, как они тебя звали, и Юрка слышал!»
        - Жуть какая,- прошептала Зинаида из темноты.
        - Да, жуть. Мы так никому и не рассказали, как бы настойчиво ни расспрашивали. А где-то через полгода мы с Иванычем нашли старожила одного, он нам и поведал, что это заключенные, их не то в тридцать восьмом, не то в тридцать девятом году туда НКВД вывезло и всех на озере расстреляли. По слухам, они какой-то суперсекретный объект строили, и все политические по пятьдесят восьмой, расстрельной статье. А озеро их тела в себя втянуло и сверху слоем льда накрыло. Озеро это - вечная мерзлота ледяная, еще с ледникового периода стоит нетронутое. И действительно там какая-то сильная аномалия есть, туда ни зверь не ходит, ни птицы не летают, только редко наведываются самые сильные шаманы, тайные обряды проводят. Говорят, души убиенных отмаливают и отпускают.
        - А ты с шаманом общался?- совсем уж тихим шепотом спросила Зинаида.
        И подумала, что они похожи на детей, которые спрятались в темном месте и рассказывают друг другу страшилки замогильными голосами и сами пугаются своих рассказов. Даже улыбнулась этой мысли. Но ведь действительно - жуть какая!
        - Было дело,- признался Захар,- дважды общался. Я после этого случая перестал пренебрежительно ко всему необъяснимому, мистическому относиться. Без фанатизма, но осторожно. Мы же все атеистами в стране были, нам с рождения вдалбливали, что жизнь материальна, а что непонятно и не поддается объяснению, существовать не может или наука еще не разобралась. Так и жили всей страной, ни во что не веря. А после таких столкновений во что только не поверишь. А шаман меня один раз от смерти спас, но это уж несколько лет спустя, гораздо позже было. Совсем другая история.
        Так он и промотался инженером-строителем с бригадой наладчиков по таким забытым богом местам, куда никто, кроме нефтяников да эвенков с чукчами не заглядывал, два года, пока не проявило начальство немереную «уважуху», оценив по достоинству, и допустило до основной профессии главного инженера проектировщика-строителя управления, отвечающего за объекты на территории, на которой влегкую поместилась бы, скажем, Франция или еще какая страна, известная спокойным европейским проживанием.
        Это в двадцать-то четыре годочка! А потому что никто в профессию идти не хотел, все кинулись в кооперацию и наживание первичного капитальца. Да и до этого не особо рвались, из его курса только он и трудился по профессии на бескрайних, в полном смысле слова, просторах Родины, а остальные подались кто куда.
        Да и «проектировщик» звучало пафосно, на самом деле подразумевая иную доктрину - строй себе, парень, и не задавай вопросов, ну, имеешь ты право на месте внести кое-какие изменения в проект, но так, по мелочам и особо не зарываясь, не мотаться же за каждым согласованием чрез «пол-Европы» в головную контору! Такие иногда казусы с этими проектами были! И обхохочешься, и слезами зальешься!
        Он строил и в шалопутно-боевые девяностые, и вроде бы попритихшие годы нового столетия. Невзирая на полный бедлам в стране, зарплату им платили, это были уже не те впечатляющие деньги, как раньше, при еще не развалившейся стране устаканенного социализма, но семьям на жизнь от вахты до вахты хватало. И платили исправно, невзирая на постоянную смену хозяев промысла, новые названия-объединения. Передел - это там, в Москве,- ретивые ребятки тащили у государства и делили все подряд, а здесь, на месте, работа и работа, хоть на Васю Пупкина, хоть на страну нерадивую.
        И попробовали бы они вахтовикам не платить! Вы на минуточку представьте, чем это могло закончиться в масштабах страны?
        Это вам не шахтеры, хоть и те мальчонки не слабые, касочками на мосту стучать не станут, эти мужики посуровей - полыхнула бы алым пламенем вся нефтяная добыча Севера, и хрен что докажешь, и хрен остановишь! А что ты им сделаешь? Этих накажешь - других найдешь? И где? Страна огромная, а специалистов фиг! Да таких, кто без зарплат, зная, что семья голодает, будут вкалывать в этих условиях! Вот и холили-лелеяли, старались не обижать и лишними глупостями не раздражать неосмотрительно.
        В девяностом Захар женился.
        Буднично как-то, без ухаживаний, свиданий, расшаркиваний. Сдал объект, получил месячный отпуск, приехал домой. И на дне рождения друга встретил давно знакомую девушку Ирину, с которой учился в одном институте, но на разных факультетах. Они тогда часто бывали в одной компании, но влечения друг к другу не почувствовали, и он и она тогда встречались с другими партнерами. А тут присмотрелись и подумали - а почему нет? И хорошо получилось, и вполне даже понравилось!
        Захар уже через три дня ей сказал:
        - Слушай, Ирк, у меня отпуск кончится, и зашлют меня неизвестно куда и насколько. Может, и не зашлют, буду здесь в кабинете сидеть, но это номинально, а по факту мотаться придется постоянно. Так что я предлагаю: женимся по-быстрому и поедем сразу к морю, на курорт!
        - А давай!- весело согласилась Ирина.
        Через десять дней сыграли свадьбу, хоть и скоропалительную, но шумную и удачную, а на следующий день улетели в Крым, к морю, солнцу и остаткам медового месяца.
        - Ты так рассказываешь, словно все тебе легко и весело досталось в профессии и в жизни, прям ковровая красная дорожка,- тихо выказала сомнения Зинуля.
        - Да в этой профессии все нелегко и на износ, но это обычные будни и вкалывание до полного отрубания и условия этой работы и жизни, но это нормальные составляющие профессии, ну, то же самое, как чиновник или клерк какой с девяти до шести каждый день. Нормально! Хуже стало позже, в девяностых, когда такой бардак начался!
        И оказалось, что строить уже ничего не надо - ни создавать, ни проектировать, ни строить - только эксплуатировать нещадно. То есть гнать, качать нефть как можно больше, как воровать перед смертью - все, что можно! Латать старое, отжившее свое оборудование - и качать, качать, качать!
        Дайте украсть, пока присосался и не согнали!
        И Захар как-то очень быстро из строителя превратился в главного лудильщика-паяльщика, залатывающего то, что разваливалось, трещало по швам, в том числе и коллективы с «неинтересной» зарплатой, а порой и без нее.
        Да вообще! И вспоминать не хочется! До сих пор тошно и обидно становится за беспредел глупый, тупой, жадный, мерзко до рвоты! Наверное, так же мерзко, как наблюдать обжирающегося скотски человека, суетливого, жирного, заталкивающего сальными пальцами в глотку все подряд, что смог отобрать, урвать у других, глотающего жратву не пережевывая, от непомерной жадности!
        Вот такое же ощущение было от тех мальчиков, будущих олигархов, и от страны, которая позволяла с собой проделывать этакое скотство!
        - Да что я тебе объясняю, ты и сама наверняка это знаешь и помнишь, как тогда дележ происходил. У вас тут в Москве, так вообще гражданская война шла с ежедневным отстрелом.
        - Он, может, и шел, да только меня потрясения страны не пугали,- весело отозвалась Зинаида,- я в них просто жила. Когда каждый день находишься рядом со всеми стихийными бедствиями одновременно, уже мало чего боишься в жизни.
        - Это в каком смысле?
        - Маргарита,- разъяснила Зинуля,- Ритка - это ходячий армагеддон для всех, кто оказался поблизости. Для всех, кроме нее самой. Это как внутри торнадо находиться, там никаких разрушений, а вот от стен вороночки! Ну, вот Ритуля, она такая. Но, как ни странно, это никак не отражается на ее работе, за что бы она ни бралась, у нее всегда получается замечательно, и лучше всех причем. Это тоже какой-то нонсенс!
        - Не хочешь ли ты сказать, что тебя она запирает не первый раз?- заинтересовался Захар.
        - Не первый. И не только меня. Но это такая ерунда, сущая мелочь, уж поверь мне.- И спохватилась, и принялась успокаивать: - Но тебе ничего не грозит, не пугайся, на ее клиентов несчастья не распространяются, более того, они все остаются весьма довольны ей работой. Честно, честно, даже подарки в благодарность дарят.
        - Весело! Так что же, достается исключительно тебе?
        - Ну что ты! Всем, кроме детей, клиентов и любимых мужчин, в то время, когда они любимые. А мне и родственникам меньше остальных, мы научились распознавать на подходе приближение торнадо и по мере сил и возможностей предотвращать. И знаешь, как ни странно, что бы со мной ни случалось по ее милости и как бы трагично все ни выглядело в тот момент, последствия оказывались позитивными и положительными для меня.
        - Я так и не понял, вы родственницы?
        - Я же говорила - хуже! Мы единственные друг у друга, не в смысле две сироты, а самые близкие, а потом уже дети, мужья, родственники, так получилось.
        - Странно и очень туманно у вас получилось,- засомневался Захар.
        И она рассказала ему, как они познакомились с Ритулей, и про черный понедельник и святой вторник, и про первую поездку в Одессу и хохот родителей две недели по возвращении дочурки с южных берегов.
        Он смеялся вовсю. Не громко, но как-то проникновенно, что ли, очень по-мужски, низким бархатным звуком. Зинуля уже успела заметить, что он часто усмехается, хмыкает, и так красиво у него это выходило, эротично.
        - И часто с тобой такое происходит?
        - Да постоянно!- радостно объявила Зинуля.- Ритка - это моя пожизненная карма! Хоть и тяжелая, но любимая.
        Если рассказывать подробно каждый случай, пожалуй, получится внушительный литературный труд из десятков томов, как ленинское наследие, по аналогии - Маргариада!
        Одесса. Любимейшая, обожаемая Зинулей, мистическая, сказочная, единственный город в мире, где люди в самых тяжелейших жизненных ситуациях смеются над собой и обстоятельствами.
        Она любила абсолютно все, связанное с этим городом, до восторженного внутреннего повизгивания! И Привоз, с его вечными вопросами:
        - И що ви за это хотите?
        - А що ви имеете за это дать?
        И па-де-де словесное вокруг торга, пока продавец и покупатель не останутся
«уполне» довольные друг другом.
        И запах акаций, моря, арбузов, свежей и не очень рыбы.
        - Та не морочьте мене голову… - слышится на улицах.
        Далее любой текст для житейской ситуации. И призыв фотографа на одесском пляже:
        - Остались без движения!
        Другой мир, другое измерение, другое сознание - отдельная вселенная!
        А еда! А застолье-гостеприимство!
        А старые дворы-колодцы, где все друг друга знают с дореволюционных времен - и бабушек-дедушек, и кто чем живет, «хто» сегодня «борсч» на обед готовит. И не тихо беседуют с верхних этажей с тем, кто «унизу».
        - Адочка, ты где идешь?
        Что в переводе означает: «Куда?»
        - У поликлинику.
        - Ой-ой,- громко сетуют сверху.- Таки я тебе скажу, врачи тоже живут недолго, поэтому и лечат как умеют!
        И жара, и солнце, и море, и их с Риткой полная свобода - ходи куда хочешь, делай что хочешь, но до десяти часов вечера. Это когда они уже постарше стали.
        В пятнадцатилетние их каникулы приехали экспромтом обе мамы, всего на недельку. Отдохнуть от дождливой Москвы, замучившей работы и быта, побыть немного с девчонками, позагорать, отвлечься.
        И Светлана Николаевна испереживалась и поделилась с Софьей Львовной тревогой во время праздничного застолья, в честь их приезда молниеносно организованного, на котором отсутствовали только девчонки, болтающиеся где-то по Одессе.
        - Что-то я, Соня, переживаю! Не слишком ли много мы им свободы позволяем? Вот ведь таскаются целый день неизвестно где! Мало ли кто пристанет, обидит!
        - Та ты що за такое себе нерви мучаешь?- активно успокаивала тетя Соня, которая переходила на родной «язык», как только ее нога ступала на одесскую землю.- Зиночка же с Ритой! Вот как к ним кто пристанет от пацанов до бандюков и милиции, тот пусть сам и отбивается, как может! А лучше бежит!
        Светлана Николаевна посмотрела на подругу, осмыслив услышанное, и расхохоталась - действительно, пусть сами и отбиваются или ноги уносят!
        И я вам таки скажу пару слов за эти обстоятельства, они таки правда!
        К Рите с Зинулей лучше было не подъезжать нахрапом - себе дороже! Лучше совсем не подъезжать, но если нежно и ласково, то имелся реальный шанс удалиться, не сильно пострадав, если повезет. Ну а нахрапом - извините!
        Самый тяжелый случай со знакомством произошел именно тем летом, в их пятнадцать лет, остальные «приставания» молодых людей в тот сезон имели гораздо меньшую трагедийность на его фоне.
        Сидели они себе на лавочке в сквере, недалеко от моря, ели мороженое, болтали беззаботно о пустяках. Мирную беседу прервал подваливший к ним парень.
        - Девчонки, давайте знакомиться!- жизнеутверждающе бодро предложил он.- Возьмем шампусик, на пляж пойдем поплаваем, поболтаем? Нам с друганом как раз таких симпатичных девчонок для отдыха не хватает!
        - А где ваш друг?- осторожно поинтересовалась Зинуля, чтобы владеть полной информацией в преддверии, так сказать, надвигающихся событий.
        А что события будут иметь место, она не сомневалась.
        - Да вон, в очереди за пивом стоит!- И он махнул в сторону рукой.
        Зиночка проследила за направлением руки, оценила очередь у бочки с пивом, стоявшего в самом конце очереди парня, помахавшего другу рукой в ответ, дескать: счас буду, ждите!
        - Мы вас оттуда заметили, уж очень вы симпатичные!- объяснил претендент в кавалеры.- Так что, девчонки, шампанское?- настаивал и подчеркивал свою материальную состоятельность на курорте молодой человек. Он явно относился к отряду отдыхающих неодесситов и был старше их года на три. Может, друзья перед армией отрываются или отмечают таким образом поступление в институт. Да и бог бы с обстоятельствами их курортствования.
        Далее действо развивалось стремительно, под девизом: «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!» Парень, видно, данный девиз не знал и продолжил настойчиво навязывать свое общество девушкам.
        - Да ладно вам, девчонки! Все равно скучаете, а мы парни веселые, с нами не соскучишься! Меня Сашей зовут!- представился он и протянул руку для знакомства Ритке, сидевшей ближе к нему.
        - Рита,- представилась воспитанная скромная барышня и протянула ладошку для взаимного рукопожатия.
        Наверное, Одессу завалило бы снегом, если б Ритуля, как все нормальные люди, сделала простенькое движение ручкой - раз, прямо и целенаправленно - просто!
        Ага, тот случай!
        Предлагая ладонь, она проделала этот жест плавно, по дуге, задействовав в движении тело, отчего вторая рука, принявшая участие в жестикуляции, дернулась, из вафельного стаканчика вывалилось содержимое - наполовину растаявшее мороженое.
        - Ой!- пролепетала Ритка.
        Парень инстинктивно скакнул назад, уклоняясь от месива, летящего прямой наводкой ему на ноги. Правой ногой, обутой в пляжный шлепанец, прямехонько наступил на тихо-мирно лежавшую до сей поры, брошенную кем-то пустую стеклянную бутылку из-под лимонада. Бутылка заскрежетала по асфальту и поехала под тяжестью его тела. Хлопец был явно не циркач и, не удержав равновесия, начал заваливаться назад.
        - Ой!- повторила любимое Ритка.
        Пулькой подскочила, ухватила его за руку и дернула вперед.
        Помогла, значица!
        Потерянное окончательно равновесие махнуло на парня рукой от безнадеги, и он, как-то странно изогнувшись, полетел по направлению рывка, то есть вперед. Ритка сообразила, что он заваливается на нее, и оперативно отскочила в сторону. Не встретив препятствий на пути полета, парень со всего маху рухнул вперед. И о-о-очень неудачно: рука, «встретившись» со скамейкой, издала неприятный хрумкнувший звук, унисоном поддержанный другим звуком снизу от соприкосновения колена с асфальтом.
        - А-а-а!- взвыл от боли парень по имени Саша.
        - Ой!- в третий раз пожурилась Ритуля.
        И, сердобольная, кинулась помогать пострадавшему подняться. Поддерживаемый Риткой за здоровую пока еще руку, Саша стал подниматься с колен, издавая страдальческие звуки. Рука, скорее всего, была сломана, висела плетью, и он не мог ею пошевелить. Колену тоже досталось; струдом выпрямившись, Саша попробовал встать на пострадавшую ногу, для проверки степени ушибленности колена, экспериментальным, так сказать, путем.
        Стратегическая ошибка.
        Ступня, на которой болтался ненадежный, легкомысленный шлепанец, угодила точно в цель, как в тире, в десятку - в лужицу не растаявшего до конца мороженого. Нога заскользила, отбитое колено подвело, и молодой человек, с криком отчаяния - а-а-а-а!- стал заваливаться вбок.
        - Ой-ой-ой!- разнообразила высказывание Ритуля.
        И ко-не-чно, кинулась «спасать» страдальца, все тем же методом - дернув за чудом уцелевшую руку.
        Равновесие, покинувшее ранее Сашу, возвращаться не собиралось, и юноша, поменяв направление, по всем законам физики, вперед головой полетел на скамейку. Смягчить удар раненой рукой он не мог, ибо она висела плетью не в боевом состоянии. В последний момент он попытался опереться на здоровую руку, но ее, продолжая операцию по спасению, крепко держала Ритуля. Долетев до скамейки, Сашенька со всей дури хряпнулся о ее край челюстью, упав теперь на оба колена.
        Звук получился симпатичный, зубы не повылетали, но хруст ломающейся кости слышался весьма отчетливо.
        - Ой!- не забыла Ритуля свое ритуальное.
        Поза, в которой он застыл, радовала живописностью и просилась на полотно - на коленях, с опущенной на скамейку головой с упором на нижнюю челюсть, с оттопыренной сломанной рукой и второй, оттопыренной по причине ее «успешного» удержания в Риткиных ладонях.
        Ля-по-та! Достойна кисти Репина!

«Устал» называлась бы картина.
        Ритка поменяла либретто и заговорила словами, а не восклицаниями:
        - Зиночка, ему надо помочь!
        - По-моему, ты ему уже помогла,- хладнокровно отозвалась Зинуля.
        Наученная многолетним опытом Зинуля бровью не двинула, не проявив и намека на попытку оказать помощь страдальцу - себе дороже! И ему только хуже будет! А попадать под раздачу - увольте!
        Знаем, проходили.
        Но вот с «ты ему уже помогла» Зиночка меленько ошиблась. Ритуля, страдая приступом человеколюбия, сунулась активно помогать Саше подняться. От усердия чрезмерного и телесной порывистости Риточка заехала носком босоножки прямехонько по его разбитому колену. Сашенька к тому времени говорить уже не мог по техническим причинам, поэтому мычал.
        - М-м-м-м!- взвыл страдалец.
        - Сейчас, сейчас!- суетилась вокруг него Ритка.- Мы тебе поможем!
        - М-м-м-м!!!- звуком излил крик души Сашуля.
        - Ритка! Отойди от него!- решила, что пора вмешаться, Зинаида.- Хватит! Беги лучше на угол, позвони из автомата, вызови скорую, это бесплатно.
        - Да, точно! Я сейчас, мигом!- нашла новое применение своей активности Ритуля.
        Развернулась на сто восемьдесят градусов, рванула с высокого старта и со всей силы стартующего спринтера вмазала каблуком по той же разбитой Сашиной коленке.
        - М-м-м-м!!!- отозвался о «больном» страдалец.
        Ритка не заметила такой мелочи и убежала. Зиночка, не вставая со скамейки, чуть наклонилась к находящемуся в живописной позе гражданину и поинтересовалась:
        - Встать сможешь?
        - М-м-м!
        Ответ ясности не давал.
        В это время к ним подлетел любитель разливного пива, по совместительству друг поверженного Александра.
        - Что здесь происходит?!- заорал новоприбывший.
        Ой, не орал бы ты, мальчонка, а радовался, что Ритки рядом нет!
        - Ваш друг очень неудачно поскользнулся на мороженом, упал, и тоже неудачно,- ровненьким тоном пояснила Зинуля, словно ответила на вопрос «который час?».- По-моему, он повредил руку, колени и челюсть. Лучше бы его поднять и усадить на скамейку. Вы сможете ему помочь?
        Товарищ присел на корточки рядом с другом и задушевно спросил:
        - Санек, ты как?

«А как ты думаешь?- язвительно подумала Зинуля, поражаясь людской тупости.- Если он стоит в такой неэстетичной позе, твой Санек!»
        - М-м-м… - ответил печально Сашенька.
        - Сейчас, сейчас!- пообещал друган.
        А Зинуля настороженно посмотрела вокруг, не приближается ли Ритка, а то…
        Подставив плечо под здоровую Сашину руку, парень обхватил его за талию, придерживая второй рукой, и стал подниматься.
        Процесс пошел!
        Под непрерывное трагическое мычание Санька другу удалось переместить его на скамейку, на предназначенную для таких случаев и здоровую, слава богу, пятую точку.
        - Надо скорую,- осмотрев позеленевшего от усилий и вспотевшего Сашеньку, сделал вывод пивной фанат.
        - Мы уже вызвали, подруга побежала к телефону,- невинной овцой-отличницей успокоила его порыв Зинаида.
        - Как же так случилось?- допытывался молодой человек, с ужасом рассматривая еще пять минут назад боевого и здорового товарища.
        - Не повезло,- равнодушно объяснила Зинаида, для наглядности пожав плечиками, и запихала в рот остатки растаявшего и начавшего подтекать мороженого.
        По правилам собственной, да и «испытуемого объекта» тоже, безопасности и приобретенных с годами мудрости и спокойствия, за время проживания рядом с Ритулей, Зиночка с момента Сашиного появления и до этой минуты не произвела ни одного движения. Наблюдала с интересом, как фильм под названием «Не повезло трагически!». И уж тем более не выказывала глупых порывов помочь.

«Помочь» - это к Рите, со всеми вытекающими, наглядно демонстрируемыми в данный момент потерпевшим Саньком.

«Скорая помощь» приехала довольно быстро, минут через пятнадцать, прямо к скамейке по широкой парковой дорожке. Направление и место назначения указала Риточка, дождавшаяся машину на углу.
        - Ну, що, таки перелом руки, наверняка миленький, со смещением! Перелом челюсти, ушиб обеих коленных чашечек, а может, и таки перелом правой,- радостно вынес вердикт доктор.- Загружаем пострадавшего у машину, нежно и по возможности ласково!
        - Я помогу!- по-пионерски радостно пообещала Ритуля, сделав движение к носилкам.
        - М-м-м-м!!!- в ужасе замычал Санек и задергался телом, что Зинаида идентифицировала как попытку побега.
        - По-моему, Ритуля, он не хочет, чтобы ты ему помогала,- спокойненько поделилась выводами с подругой Зиночка.
        - Мм!- подтвердил предположение юноша, попытался кивнуть и взвыл повторно, на сей раз от боли.- М-м-м!!!
        - Ну що, барышни,- улыбался бодрый доктор,- таки ближайшее время он будет говорить мало, но говорить смачно!
        При помощи друга и фельдшера скорой Сашу уложили на каталку, которую затолкали в машину. Риточка подошла к распахнутым дверцам.
        Попрощаться. Все-таки она добрая девушка. И сердобольная.
        - Как все ужасно нелепо получилось!- посетовала сердобольная Риточка, поглаживая больного по голой ступне, единственно досягаемой.- Поправляйтесь, Саша! Мы навестим вас в больнице!
        - М-м-м-м!!!- замычал с интенсивностью необычайной, аж глазки выкатил пациент скорой помощи.
        Зинуля подошла ближе, заинтересовавшись, и встала рядом с подругой. Сашок мычал и вращал выпученными глазами. Зиночка удивилась точности определения «вращать глазами», раньше ей казалось, что, во-первых, это невозможно, а во-вторых, что это не самое лучшее литературное выражение. Ошибалась! Смотри ж ты, что ни на есть, а верно определяющее процесс словосочетание.
        - Ничего, ничего!- «успокаивала» Ритуля.- Мы обязательно придем, арбузик вам принесем, вам же теперь жевать нельзя!
        Сердечная ты моя!
        - М-м-м-м!!!- затрясло Сашулю, и он с большей интенсивностью изобразил вращение выпученными глазами, чем несказанно порадовал любознательную Зинулю.
        - По-моему, Риточка, он не хочет, чтобы ты навещала его в больнице,- с явным сарказмом пояснила мычание и конвульсии пациента Зинуля.
        - Ум-м!- обрадовался страдалец пониманию и кивнул.
        Больно.
        - М-м-м!- пустил слезу Сашок.
        - Ну, тогда езжайте!- разрешила Ритка и захлопнула одну дверцу.
        Буквально за секунду до ее «разрешения» внутрь машины поднялся фельдшер, захлопнувшаяся с силой дверка в аккурат пришлась ему по пятой точке, не успевшей сесть.
        - Ой!- произнесла Риточка.
        - Барышня, та ви що?!- сунулся в открытую створку возмущенный фельдшер.
        - Та езжайте таки!- устало сказала Зинуля.- А то будет как у вашего пациента!
        Фельдшер заценил ситуацию, быстренько захлопнул вторую створку, и машина отчалила.
        - Ну що, Ритуля, домой?- провожая удаляющуюся машину взглядом, предложила Зиночка.
        - Да, кажется, я уже нагулялась,- вздохнула Ритуля.
        - Та ты що?!- подивилась Зинуля.
        И стала безудержно хохотать, так, что пришлось согнуться пополам, упершись в коленки ладонями. Ритка посмотрела на подругу и захохотала, хлопая себя по бедрам.
        - Отойди… на бе-езопасное… расстояние… и не… делай… телесных… дви-и-ижений!- сквозь смех не забыла приказать Зинаида.
        Ритка послушно отскочила в сторону и оттуда прокричала:
        - А как он мычал!
        Минут двадцать они не могли остановиться, ржали, как молодые кобылицы, выкрикивая друг другу сценки из трагического падения незнакомого Саши.
        Захар тоже хохотал, громко, разгоняя все загадочные сущности темноты по углам, вытирая навернувшиеся от смеха слезы.
        - И что, так всегда?
        - Та ни, боже упаси!- заверила Зинуля.- Так, по мелочи, в основном синяки, шишки, легкие переломы, немножко рваных ран и гибель личного имущества. Один мальчик, в которого Ритка влюбилась в десять лет, не дал ей покататься на велике, после чего она его резко разлюбила. Со словами «ну и ладно!» величественным жестом она отпустила фраера, которого жадность таки сгубила. Жест был театрально красив, хорош по драматургии, но случайно (а как еще!) она задела пацана по носу. Мальчику стало больно, он непроизвольно схватился за нос, неосмотрительно отпустив руль любимого транспортного средства, велик стал заваливаться. Спрыгнуть с него мальчонка не успел, нога застряла в раме, и они вдвоем - он и велик - рухнули в ближайший к месту событий куст шиповника. Итог: перелом правой ноги, вся попа и ноги в шипах, разбитый нос.
        - Не слабо!- смеялся Захар.- И часто так случается?
        - Постоянно, с разной степенью травматизма и ущерба для попавших под раздачу.
        - Тяжело ей, наверное, живется с такой фатальной невезучестью?- искренне посочувствовал Захар Игнатьевич.
        - Да что ты! Ритка считает себя самым везучим человеком на земле. На каждое сетование и переживание родных о ее невезучести она начинает цитировать Книгу рекордов Гиннесса, раздел самых нелепых смертей или раздел самых нелепых травм. Например, случай с одним путешественником, совершавшим кругосветное одиночное плавание. Вот представь: плывет себе мужик один в бескрайнем океане, погода чудная, никаких штормов, и ему прямо в темечко попадает метеорит. И насмерть. А Ритке всего лишь приходится участвовать в ликвидации последствий спровоцированных ею несчастий с другими, и то не в одиночку, а со всей семьей.
        - Зинуль, ты не обижайся, но звучит это неправдоподобно,- осторожно высказал свое мнение Захар,- комично, не спорю, но гротесково, как рассказы Зощенко или Ильфа и Петрова.
        - А представь, как мы все хохочем, когда вспоминаем, что случилось. Потом, конечно, после всех переживаний и экстренных мер по устранению. Вот так мы и живем: попадаем с Риткиной нелегкой руки, ликвидируем, а потом хохочем часами до слез и икоты. Да у Ритки вся жизнь - сплошной гротеск!
        - А у тебя?- неожиданно спросил он.
        - У меня…
        И Зинаида задумалась, как сформулировать. А какая у нее жизнь?
        Она не задумывалась раньше над таким, казалось бы, простым вопросом - какая?
        Замолчала. И Захар не торопил, молчал. В полной, не нарушаемой вмешательством темноте и тишине, обострившей все чувства, неожиданно для себя, она осознала и поняла, какая у нее жизнь!
        - Не поверишь!- веселым, но совсем тихим шепотом поделилась с ним выводами.- Радостно-свободная! Не в том смысле полной свободы от всего. Для такой свободы надо на острове каком-нибудь жить, и то полно ограничений и в передвижении, и в рационе, и в общении, да и в образе жизни. Я о другом, о свободе выбора своих решений. Всякая жизнь была, и трудная, и сложная, всякая, но свободная. Наверное, меня этому невольно Ритка научила.
        В тот момент, когда она в свои семь лет сделала первый осознанный выбор, сев за парту с Риточкой и почувствовав, еще не поняв до конца, в силу возраста, а почувствовав интуитивно, что ничьи мнения, навязываемые даже из самых благих намерений, не могут повлиять на ее решение,- она стала свободной!
        Но силу привычки и годами повторяемые «аксиомы» поведения не так-то легко перебороть, и не в одночасье. Порой, когда Зиночка по привычке старалась делать правильно, как учили и как положено, Ритка одним замечанием, каким-нибудь незначительным высказыванием, сама не осознавая того, возвращала ее в это состояние свободы от мнения других.
        У каждого из нас есть основная, одна-единственная, главенствующая жизненно насущная потребность - быть любимыми!
        Быть любимыми всеми!
        И каждый ищет для себя путь к этой недосягаемой любви. Не будем брать крайности типа жертвы: «Вот я какая, все стерплю, перенесу ради вас - любите меня за это!» И ее противоположность - палач, скажем, маньяк-убийца: «Я заставлю вас меня любить!» Ну, такие это извращенные формы требования и ожидания любви.
        По большей части обыкновенные, нормальные люди свое желание и потребность быть любимыми проявляют по-другому, изо всех сил стараясь стать хорошими для всех, в той мере, в которой каждый индивидуум научен пониманию, что значит «хороший».
        Мы так сильно стараемся соответствовать образу правильного во всех отношениях, идеального человека, образу, который придумал, закрепил и навязывает нам социум. А уж он-то точно, до запятой знает, как именно надо правильно жить, поступать, действовать, говорить. Вот мы и поступаем, из всех натужных сил стараясь, чтобы нас похвалили, в пример ставили, уважение выказывали и любили! Много любили. Все!
        И забываем насовсем, а как хотим и что мы сами? И позволяем себе изредка побыть самими собой втайне, за закрытыми дверями и желательно в темноте, а чтобы никто не узнал, что я не соответствую! А вдруг разлюбят?
        И детей учим: чтобы тебя любили и принимали, ты должен поступать по принятым правилам, ты должен это, и это, и это… учись, запоминай, повторяй, как мы! И будешь хорошим и всеми любимым!
        В один растянувшийся во времени момент маленькая Зинулечка познала это счастье - свободу от мнения других, от навязываемых стереотипов поведения, и жила с этим дальше, а если забывала, Ритка напоминала. Всенепременно!
        Ну, например.
        Как-то зимой, во втором классе, девчонки шли к Ритуле домой после школы и к ним подошел какой-то пожилой дядечка. Про чужих дядечек и тетечек, которые заговаривают с маленькими девочками на улицах, им давно и подробно объяснили родные, но без особых страшилок и фанатизма, предполагая, что Риткино жизненное кредо и само девчонок защитит, но объяснили и инструкции дали.
        Дядечка был любезен, улыбался приветливо.
        - Таким двум симпатичным девочкам по конфете!- радостно сообщил он и протянул каждой по большой вафельно-шоколадной конфетке в бумажном фантике.
        И стал радостно смеяться, когда недоумевающие девчонки развернули пустые обертки.
        Пошутил так.
        - Дядечка, вы дурак!- сообщила ему Ритка.
        - Ритуля, так нельзя говорить со взрослыми!- тут же припомнила правила «хорошего» поведения Зиночка.
        - А почему?- искренне удивилась Риточка.
        Зина призадумалась, действительно: а почему?
        Если он на самом деле дурак? Потому что взрослых надо уважать и они всегда правы? Правило такое, как закон, по которому в тюрьму сажают. И кто его придумал, это правило? Взрослые, чтобы наказывать детей?
        Она прислушалась к своим ощущениям и поняла, что это неправильное правило, глупое! Если взрослый плохой, которого в тюрьму сажают, или дурной, как вон этот дядечка, то и уважать его нечего и слушаться тоже! Осмыслив выводы, слушая продолжающийся хохот веселящегося дядьки, Зиночка ответила подруге:
        - Наверное, взрослым так легче, когда дети их всех должны считать правыми.
        - А почему это им должно быть легче, а нам труднее?- выясняла Ритуля.
        - Не знаю, они так придумали,- призналась в неведении Зинуля.
        - Знаешь, что я тебе скажу, Зиночка,- вынесла свой вердикт жизни Ритка,- вот они придумали, так пусть они с этим и носятся, а дядька этот дурак!
        - Да!- радостно согласилась подруга простоте решения.- Не очень умный!
        И они вдвоем посмотрели критическим взглядом на дядьку, в тот момент вытиравшего с глаза слезу, выступившую от смеха.
        - Девочки, это же шутка такая!- разъяснил он, увидев две серьезные, неулыбающиеся мордашки, и пояснил: - Это смешно!
        - Кому?- спросила Зинуля, взяла Риту за ладошку и распорядилась: - Идем, Ритуля, нечего нам разговаривать с глупыми дядьками!
        Девчонки развернулись уходить.
        - Подождите, девочки! Так разговаривать со взрослыми нельзя!- решил повоспитывать мужчина.
        И протянул руку ухватить Риточку за плечико, шагнул вперед и встал ботинком на припорошенный снежком раскатанный лед. Он заскользил, суетливо перебирая ногами, смешно размахивая руками, не удержался, как-то странно подлетел в воздух и плашмя, со всей силой инерции, управляющей телом, грохнулся на тротуар.
        Девчонки посмотрели на лежавшего, махнули одновременно ручками, как на неинтересный предмет, и пошли дальше по своим важным девчоночьим делам.
        И еще один пример.
        В шестнадцать лет Ритка «наставила» подругу на непривязанность к чужому мнению, который раз кардинально изменив Зинулину жизнь.
        У их класса намечалась экскурсия в музей уголовного розыска, одно из немногих общественных мероприятий, до участия в котором допустили Риту с Зиной. Правда, классный руководитель перед выездом из школы подозвала к себе Зиночку и попросила тоном, больше напоминавшим приказ:
        - Зинаида, ты там присматривай за Ритой, останавливай, а то сама знаешь, не оберемся, если что.
        Зина недовольно кивнула, словами не удостоив ретивую учительницу.

«А кто еще за ней будет присматривать?- поворчала про себя мысленно Зинаида.- Можно подумать, вы всем преподавательским составом, с директором во главе!»
        Она терпеть не могла, когда кто-нибудь со стороны, не из числа семьи подчеркивал Риткину «особенность» общения с людьми. Хотя классная права, присматривать надо! А то пара взмахов руками, и масштабы разрушений непредсказуемы, да такие, что ни один уголовный розыск не разгребет!
        Несколько раз напомнив Ритуле про шарики, а теперь еще и конфетки в карманах, строгую необходимость «не делать телесных движений», держаться на приличном расстоянии от экспонатов, а главное - от экскурсовода, Зинаида забыла обо всем, в том числе и о правилах безопасности, потрясенная до всяческих глубин души экспозицией.
        Она слушала внимательнее всех, смотрела, задавала экскурсоводу множество вопросов и чувствовала небывалый подъем, радость, близкую к восторгу, от узнаваемой новой информации. Ритка старалась не мешать, увидев увлеченность подруги, держалась ото всех на приличном расстоянии, в центре залов, и не вытаскивала рук из карманов.
        Зинка два дня после экскурсии ходила задумчивая, тихая, погруженная в свои мысли, размышления. Ритка ее теребила, спрашивала, в чем дело, но та отмахивалась, не созрев к разговору.
        Ну, этого Ритка стерпеть не могла, да и разволновалась за подругу:
        - Зинаида, хватит! Давай выкладывай, что случилось!
        И Зинуля выложила, да как!
        - Ритка, это потрясающе интересно! Понимаешь, благодаря науке, научной экспертизе, раскрываются самые запутанные преступления! Преступник что - пришел, совершил действие и ушел, и ему кажется, что все предусмотрел: перчатки надел, следы запутал! Но приезжают на место эксперты-криминалисты и шаг за шагом собирают мельчайшие улики, волоски, пылинки, изучают в лаборатории и, как в кино, выстраивают целиком картину преступления! Это как чудо! Как машина времени! Словно они сняли фильм по секундам! А наука развивается очень быстро, экскурсовод сказала, что в будущем эксперты смогут по анализу воздуха определять, какой человек присутствовал на месте преступления! Мне так интересно! Вот чем бы я хотела заниматься! Раскрывать с помощью экспертизы преступления!
        - Ну, так и занимайся!- поддержала выбор Ритуля.
        Они разговаривали, как привыкли, не боясь быть подслушанными, по обыкновению сидя в столовой за индивидуальным столом. То есть одни. Ритуля жевала пирожок, запивала его чайком, и, пребывая в полной благости, никак не могла понять, чего так Зиночка разволновалась, да еще два дня молчала, мучилась мыслями. Хочешь - так вперед! Что рассуждать-то, нервничать!
        - Да что ты, Ритка!- волновалась Зинуля, забыв про свой полдник.- Ты представляешь, что родители скажут, если я им объявлю, что собираюсь стать экспертом-криминалистом!
        - Ну так и что с ними будет?- не впечатлилась перспективой ожидаемого потрясения родни Ритуля, с аппетитом откусывая от пирожка.- С моста у реку кинутся? Какая им разница, кем ты станешь? А преподавателем в школе веселее, что ли, или, скажем, бухгалтером каким? Это же твоя профессия, главное, чтобы она тебе нравилась, а не кому-то.- И, запив чайком пирожок, подвела итог: - Тебе же в ней жить.
        Ритка произнесла речь легко и просто, не задумываясь особо над тем, что говорит, больше сосредоточившись на пирожке с чаем и получая вкусовое удовольствие. А Зина замерла, осознав глубинную правдивость Риткиных слов и переживая внутреннее освобождение.
        Что она себе придумала? Будут там родители против, не будут, да хоть кто ей что говори! Она хочет заниматься именно этим, и только этим!
        - Ритка, я тебя обожаю!- в порыве чувств заверещала Зинуля, двумя руками обняла подругу за шею и расцеловала.
        - Таки есть за що!- согласилась Ритка, быстренько запихав остатки пирожка в рот.
        Родители, официально уведомленные доченькой о выбранной профессии, разумеется, слегка обалдели, но ни отговаривать, ни оспаривать ее решение не стали. За годы близкого общения с Ритой и ее семьей их уже мало что могло удивить до культурного коллапса.
        И действительно, почему она решила, что они станут возражать?
        Ну, криминалист так криминалист, решили родители и принялись активно помогать. А помощь требовалась, поскольку для получения желанной профессии необходимо было для начала поступить в академию милиции на экспертно-криминалистический факультет. И было это не так чтобы просто, а очень даже сложно. И не по случаю немыслимого конкурса, хотя и конкурс серьезный имелся, а потому, что условия приема выставлялись о-о-очень непростые.
        Ну, во-первых, в академию принимали в основном после школы милиции, а парней после армии или двух лет, отработанных в той же милиции. Во-вторых, исключения имелись, в частности именно на этот факультет, но при наличии отличного аттестата, углубленных знаний, гораздо более обширных, чем по школьной программе, химии и физики, и еще несколько труднопроходимых условий. Словом, вход только вундеркиндам!
        - Надо - будем!- сказала решительно настроенная Зинуля.
        Когда есть целеустремленное желание ребенка, готового лбом стены прошибать для достижения, и поддержка двух таких семей - все горы нипочем!
        Через знакомых бабушки Симы Зинаиду пристроили на курсы того самого углубленного изучения химии и физики при МГУ и в спортивную секцию по стрельбе из пистолета.
        Теперь Зиночкин день начинался в шесть утра с часовой пробежки в любую погоду и заканчивался часов около десяти вечера возвращением с различных занятий. До двенадцати ночи она делала уроки и отрубалась, частенько прямо за письменным столом. Папа тяжко вздыхал над замученной дочуркой, переносил ее на кровать, мама раздевала-переодевала, и они шли переживать на кухню.
        - Светка, она себя угробит такими занятиями!- роптал возмущенным шепотом любящий отец.- А стрельба! Я ее на соревнованиях смотрел: слезы! Она такая маленькая, худенькая, тонюсенькой ручкой держит этот пистолетище! Такое ощущение, что это он ее держит, а не она!
        - Ген, ну что возмущаться! Ты же знаешь, какая она у нас, вроде покладистая, спокойная, а когда дела касается, кремень! Вот же характер! И потом, да, она у нас миниатюрная, но ведь побеждает на этих чертовых соревнованиях! Все в десятку лупит, я поражаюсь!
        - Ладно, решили так решили, отговаривать не станем!- наверное, в миллионный раз повторял папа одну и ту же фразу, уговаривая больше себя.- Надорвется от занятий, разонравится, сама бросит!
        - Эта не бросит!- покачала головой мама.- И не разонравится ей, Ген.
        И Зиночка поступила, с первого раза, в десятку, как стреляла. Кстати, к моменту поступления она уже стала мастером спорта по стрельбе и победила во множестве соревнований.
        - То есть ты эксперт-криминалист?- уточнил Захар.
        - Ну да,- подтвердила Зинаида.
        - Да уж, удивила!- восхитился он.- Кажется, тут кто-то говорил о моей необычной профессии?
        - А в моей профессии нет ничего необычного. Лабораторные опыты и исследования, много компьютера, много микроскопа, колб, реактивов, аппаратуры и очень много отчетов.
        - А выезды на место преступления?
        - Были, а как без них? Но первые пять лет, после института, когда я в районном отделении работала и немного в центральном. А сейчас я ведущий специалист экспертно-криминальной лаборатории Главного управления и на место преступления не езжу, в лаборатории отсиживаюсь.
        - Да, Зинаида, восхитила, честно!- признался Захар.- Прости за банальность, если я правильно понимаю, твоя работа - это сплошной ненормированный график, то есть только работа, а как семья, муж, дети к этому относятся?
        - Вообще-то ничего необычного, как у любого служащего, с девяти до шести, но когда аврал и срочные экспертизы, бывает, и сутками работаем.
        - И часто аврал-то?
        - Да, почти всегда!- тихо рассмеялась Зинаида.- А мужа и детей у меня нет, если ты хотел выяснить мое семейное положение.
        - Хотел,- не стал скрывать заинтересованности Захар.
        - Обычно таким заходом про наличие семьи барышни выясняют, вроде бы намеком, но далеко не тонким.
        - А я не намеком, я прямиком,- усмехнулся Захар.
        - Ну, тогда и я прямиком,- предупредила Зинаида.- У тебя, судя по тому, что ты рассказал, совсем уж жизнь не нормирована и дома ты не бываешь, как твоя семья с этим живет?
        - Да уже никак. Развелись мы с Ириной.
        - Мне жаль,- искренне посочувствовала Зинаида.- Извини.
        - Да ничего страшного и трагичного. А сын в этом году заканчивает школу и приедет ко мне в Москву, поступать и жить.
        На самом деле ничего страшного и трагичного. Так, бытовуха, разновидности банальной, подотряда житейской.
        Захара всегда не было по совокупности отъездов по девять-десять месяцев в году. А куда денешься? Он выбрал себе такую работу!
        Но Ирина не жаловалась, не роптала, в полной мере зная про такие мужские профессии, у нее отец тоже был нефтяником, и про вахты, трудности, и каким потом-кровью доставались деньги, она тоже знала. И полностью отдавала отчет, за кого вышла замуж, и реально представляя себе их будущую семейную жизнь.
        Наверное, за эту мудрость, терпение, легкий, оптимистичный характер Захар и полюбил ее.
        И откровенно удивлялся, когда мужики жаловались, что жены пилят, ругают за постоянное отсутствие дома, за то, что приходится тащить хозяйство и детей одной. Список претензий одинаков у всех женщин, живущих с хронически отсутствующими, загруженными работой мужьями.
        Через год после свадьбы у них родился Никитка. Точная копия деда Игната, один в один, даже ямочка на щечке, когда он улыбался, была как у деда. А улыбался ребенок постоянно и крайне редко плакал, если хотел есть-пить, то требовал, издавая недовольные звуки.
        Словом, мальчик был золотой!
        А это начало девяностых! Какие памперсы? И пеленок-то не достать. Как-то сразу стало трудно жить - с продуктами, ценами да и заработками беда. Захар тогда вкалывал как каторжный, за любые сверхсверхурочные брался, за любую дополнительную работу. Через пару лет такой работы ему это аукнулось: что-то там надорвалось в организме, и, если бы не шаман, к которому его друзья полумертвого отвезли, наверняка так и помер неизвестно от чего. Но это другая история. Отдельная.
        А тут еще на фоне резкого обнищания дети в городе стали повально болеть. Тогда две семьи - его и Иринина - собрались и решили: чай, дети не сироты обездоленные и не в поле обсевки, семьи имеют, справимся и все вместе поможем!
        Иринку с Никиткой и мамой Захара отправили временно пожить к деду Захарию, подальше от болезней и продуктового дефицита. У деда хозяйство справное, серьезное, дом двухэтажный и электричество имеется, водопровода, правда, нет, но водоснабжение и канализационные отводы сделаны индивидуальные, они втроем - дед, отец и Захар - делали, и трубы прокладывали, и отстойник установили, так что в холодный деревянный туалет бегать не придется. И огород огромный, и куры-утки, и корова - полный достаток!
        Иринины родители, Игнат Захарович остались в городе, зарабатывать на всех, и Захар, разумеется по своим командировкам и дополнительным работам.
        Общеизвестно, что нет ничего более постоянного, чем временное, и предполагаемые полгодочка обернулись тремя годами разделенного проживания.
        Квартирой своей Захар не пользовался, опломбировал, да так и стояла пустая. Думали поначалу сдавать, но за такие копейки, которые могли тогда заплатить люди, добавлять себе лишние проблемы не стали. Захар на все выходные и отпуска ехал сразу к деду, а если работал в городе, то жил у родителей.
        А Никитка в дедовом доме, да на натуральном продукте не то что не болел, не чихнул ни разу, да и Ирина расцвела.
        Три года промчались, как один день!
        За работой непомерной, отсыпом, отдыхом и снова работой Захар ничего не замечал. Часто потом он пытался вспомнить, какие запоминающиеся события, ну, хоть что-то, за что бы зацепилась память, происходили в те три года - и ничего! Как в пропасть ухнули дни, месяцы, годы! Будто и не было его, не жил он их!
        Переменилась жизнь, когда Ирине подруга предложила интересную работу, не совсем предложила, а порекомендовала ее на освободившееся место заведующей магазином одежды, в нововылупившейся коммерческой структуре.
        Ее взяли, и Ирина с Никиткой и мамой вернулись в город. Ребенка в садик и к бабушке, Ирина на работу, Захар в очередную командировку.
        И хорошо жили!
        Когда он приезжал, любились до упаду, при любой возможности, смеялись над этим, секретничали, рассказывая друг другу, как жили порознь, делились новостями, обсуждали дела и работу, решали проблемы.
        Ирине работа нравилась. Пришлось, разумеется, многому научиться и курсы специальные закончить, но директор магазина из нее вышел хороший, и интересно ей было, да и сама коммерческая структура и устояла, и выжила в те-то времена! И расширялась, развиваясь! Иринку поставили заведовать уже двумя магазинами, еще не Европа, но предтечи бутиков.
        И у Захара дела налаживались. И хоть отрасль еще лихорадило переменами и борьбой за власть, но то территориальное объединение нефтяной промышленности, в котором он работал, обрело более или менее устойчивых хозяев. Гораздо более дальновидных, чем предыдущие, не временщики, а понимающие необходимость обновления отрасли и главное - освоения новых программ и территорий, не ограничиваясь родной страной. И пришлось Захару «осваивать» заграницу и ездить в другие страны, на континенты и острова в длительные и не очень командировки. Главное, что заниматься своим непосредственным делом - строить!
        - Честно признаюсь: я не ангел и Иринке изменял. Не расчетливо-целенаправленно, вроде как вырвался от жены и скорее вперед! Нет. Редко, но отдавая себе отчет, что делаю. Это когда зашлют тебя, скажем… ну, назовем нейтральную страну, к примеру в Малайзию. И ты сидишь там шесть, семь, а бывало, и восемь месяцев на территории стройки. Твои бригады раза по три сменились, а ты не можешь, потому что только ты отвечаешь за каждую гайку и только ты единственный имеешь представление о процессе в целом. Вот и сидишь бессменной главной уткой, от первого вбитого клина и до красной ленточки. А в целях безопасности документ подписываешь о том, что не имеешь права общения с местным населением, только с нанятыми рабочими, и то в одном русле: «Я начальник, ты подчиненный». А в город группой и под присмотром охраны. И тут приезжает кто-нибудь из представительства родной страны или не менее родной фирмы, а сопровождает его русская переводчица во-о-от в такой коротюсенькой юбчонке и томно-обещающе тебе воркует: «Я тоже одинока вдали от любимого…» Тут у любого устойчивого и убежденного партийца долг и преданность
партии заткнутся, пока гормоны свое не отыграют маршем победным. Такого рода леваки случались, и не единожды. Я не каюсь, и не оправдываюсь, и не вижу своей неправоты. Это не на буровой в тундре на бесчеловечных просторах, вой на луну не вой, а женщину не привезут и не предоставят. Ирина умница, уверен, это понимала и подозревала, но никогда своих подозрений не озвучивала.
        Зинаида промолчала. А что она скажет? Просто жизнь? А что она про такую жизнь знает? Ладно муж, с которым постоянно вместе, а тут он в отпуск один рванул, и ему ажно припекло, как левого сексу хочется, это один расклад и со-о-овсем другая песня. А когда мужик по полгода, а то и больше без жены, пусть и горячо любимой, но один? Многие ли мужчины способны справляться с вынужденной аскезой? А бог их знает!
        Есть, оно конечно, и радикальное средство - а отфигачить мужскую бирюльку по самое
«не хочу», шоб верность хранил. Ну а когда он назад вернется, ты делать-то что будешь? Пришьешь?
        Она усмехнулась своим глупым мыслям.
        - Ты что смеешься?- из темноты спросил Захар.
        - Представила единственное верное радикальное средство мужской верности,- призналась Зинуля.
        - На судьбу евнуха намекаешь? Ай-ай-ай, Зинаида!- попенял Захар Игнатьевич.- А средство для женской верности тогда какое?
        - А никакого! Любовь до гроба!- двинула версию Зинаида.
        - Осторожней с определениями, Зинаида Геннадьевна, у некоторых неверных жен этот временной промежуток от любви до гроба бывает весьма коротким!
        - Что-то там Шекспир намудрил, не иначе!- посетовала Зинаида и вернулась к прерванному рассказу.- А что это ты про женскую неверность, к слову али как?
        - Да нет, не «али». До этого не дошло, правда.
        Он, разумеется, все понимал: и каково Иринке ждать его месяцами и заново привыкать к его присутствию в доме, в постели, в жизни, пусть на пару недель, месяц, редко пару месяцев. И Никитке заново каждый раз с отцом знакомиться. И каково это для женского здоровья, по стольку времени жить без секса и тащить на себе решения и проблемы семейные, житейские, бытовые. Понимать-то он понимал, сделать и изменить ничего не мог! Только-только работа, зарплата и карьера начали становление.
        Тут хоть сальто-мортале сделай, хоть наизнанку вывернись, ничего не изменишь.
        Да и зачем? Это его работа, трудная, капризная, тяжеленная, но единственно любимая, то, что он по-настоящему классно, суперпрофессионально умел делать.
        Да о чем вообще разговор?!
        А о жизни обычной, разновидности банальной, подкласса бытовой.
        Каж-до-днев-ной!
        И в этой самой каждодневно-бытовой жизни влюбился в Иринку коммерческий директор ее фирмы. Опаньки!
        И не в примитивном смысле похоти - хочу и хочу именно эту красотулю, а в самом что ни на есть прямом, божественном - полюбил!
        И было в кого влюбляться, если честно!
        Иринка умница и мудрая такой глубинной родовой женской мудростью, веселая, с великолепным чувством юмора, симпатичная, даже скорее красивая. Высокая, стройная точеная фигурка, офигенные ножки, грудь, помноженное на мозги, терпение и трудолюбие. Очень интересная, сексуально привлекательная. И контрольным выстрелом в голову - неприступная!
        И мужик так влюбился, что его понесло!
        Первым делом он развелся с женой. Хорошо хоть, у них детей не было, не пострадали. Вторым делом пригласил Ирину в ресторан и объявил без расшаркиваний:
        - Ирина, я тебя люблю и хочу на тебе жениться!
        Ирка что-то в этом роде подозревала, делая выводы из его участившихся наездов в магазины, которыми она заведовала, преувеличенного внимания, выказываемого начальником ей на корпоративных вечеринках и вне их, и по презентованному на день рождения невменяемо дорогущему букету цветов. Подозревала, но не до такой же степени!
        - Вообще-то я замужем,- только и смогла ответить под таким напором.
        - Я знаю. Но я лучше, чем ваш муж. Потому что я рядом, а он неизвестно где.
        А вот это мужик зрел в корень!
        Он стал ухаживать. Красиво, настойчиво, но без хамства и нажима. Цветы, приглашения в театр и кино, от которых Иринка отказывалась каждый раз, мелкие и разнообразные знаки внимания.
        Кто-то в офисе проговорился невзначай, что у Ирины Михайловны сломалась стиральная машинка и она взяла отгул, чтобы дождаться ремонтников. Он услышал, тут же купил новую машинку, привез, и ожидаемые мастера ее и установили.
        То одна из продавщиц, его наймиток-шпионок, доложила, что у Ирины Михайловны серьезно заболела мама и нужна срочная операция, а на такие операции очередь в полгода или надо денег много заплатить. Он в течение двух дней решил эту проблему и пришел в больницу, подгадав Иринино посещение с цветами, дефицитными лекарствами, соками и фруктами.
        И еще что-то, и еще: то подвезет ее с ребенком домой, то влегкую решит бытовую проблему, то повышение по службе и по зарплате. Окучивал, одним словом.
        А много ли надо заброшенной женщине, забывшей, что такое мужское внимание и ухаживание?
        Когда Захар вернулся в дом родной, его ждал откровенный ночной разговор на кухне. До белого тела жены его не допустили - сначала разговор!
        Иринка ему без утайки, подробно выложила и про ухаживания, и про предложения руки и сердца, и новую стиральную машинку продемонстрировала.
        - Ты с ним спишь?- задал первый и самый главный для любого мужика вопрос Захар.
        - Нет! Нет, Захар, нет. Честно! А еще честнее: ничего не понимаю и не знаю, что делать!
        - Ну, давай разбираться!- предложил Захар, которого отпустило немного напряжение после Иркиных признаний.
        Иринка долгим таким, внимательным взглядом посмотрела на него, кивнула, что-то там для себя рассмотрев в его лице, и быстро организовала богато закусочный стол. Картошечка вареная, соленья-маренья деда Захария, рыбка красненькая, селедочка с лучком, отбивные и литровая бутылка водки для разговора, и поставила на стол пепельницу для двух некурящих.
        Разговор предстоял сложный, непростой!
        Выпили по первой стопочке молча, чокнувшись, поцеловавшись по-родному за прибытие Захара.
        - Ирка,- облегчал ей задачу Захар,- я ведь понимаю, искренне говорю, ты красивая, молодая, сексапильная, умница, а постоянно одна. Я все понимаю. Ты сама-то к нему что чувствуешь?
        - А хрен его знает!- не скрывала маету и сумятицу чувств Ирина.- Странно все!
        - Давай-ка еще по одной, для легкости разговору!- предложил Захар.
        - Давай!- согласилась она.- Может, действительно разговор смажет!
        Выпили, закусили, закурили что-то легкое, и Иринку прорвало рассуждениями.
        - Ты, Захар, у меня родной, самый родной человек! Но я не ассоциирую тебя как… - она задумалась, подбирая самое точное определение своих мыслей,- как мужа, наверное. Нет, не так. Как мужа само собой, но не как плечо, защиту рядом, стену! Скорее как любовника, которого любишь-любишь, но принадлежит он не тебе, другой, а ты миришься с таким раскладом и принимаешь как неизбежное. Конечно, ты основной добытчик и кормилец в семье, и муж, и отец любимый, но глава семьи и опора ты номинальная. Нет, другое… Ты и глава, и опора, и кормилец, бесспорно, но… Вот скажи, случаются ситуации, когда просто необходимо мужское слово и решение и утешение, а тебя нет. Ну, не по телефону это обсуждается, а внутри ситуации, здесь, понимаешь? Я не пытаюсь тебя обвинять, ни в коем случае! Я пытаюсь сама разобраться в себе, в мыслях своих и чувствах, а ты мне поможешь!
        - Я помогу, Ир, ты только не нервничай так, я помогу! Давай еще хлопнем!
        - Да, надо хлопнуть!
        И поскольку рюмочки у них были малюсенькие, а разговор ой какой непростой, первый серьезный разговор за тринадцать совместных лет семейной жизни, они и не пьянели совсем, больше подбадривая себя.
        - Я это наговорила, потому что пытаюсь объяснить, что постоянное внимание, помощь, когда и не просишь, не намекаешь даже, а человек сам видит и делает, это так много, очень много значит! И ценится. Простое каждодневное участие в проблемах и помощь в их решениях! О господи, что я говорю!- вдруг осознала, о чем она, Ирина.
        - Давай так, Ирин, я буду задавать вопросы, а ты станешь отвечать в первую очередь себе, а потом мне. И давай договоримся - постарайся не лукавить и не обманывать ни себя, ни меня. Лады?
        - Да, да, договорились!
        - Тебе этот мужик нравится? Я спрашиваю не о облегчении бытовой жизни, а о самом мужике.
        - Нравится,- сказала Ирина и подтвердила кивком.- Он действительно настоящий мужик, не дешевка! Уж поверь мне! Ты же знаешь, я в людях разбираюсь!
        - Хорошо!- принял первый ответ Захар.- Пошли дальше. Ты в него влюблена?
        - Не знаю! Вот те крест!- И она перекрестилась.- Не знаю!
        - Ладно, зайдем с другой стороны. Ты хотела бы с ним переспать?
        И Ирка, честная душа, на одном дыхании, не задумываясь, выдала чистую правду, о которой наверняка думала неоднократно:
        - Да! Да, хотела бы!
        - Так!- сглотнул все-таки не ожидавший такого Захар.- Передохнем от вопросов! Мне надо выпить. Я все-таки твой муж, и такие откровения жены мне не бальзам на сердце!
        - Ну, извини, извини!- чуть не расплакалась Ирина.- Договорились же по-честному и без утаек!
        - Договор остается в силе, но выпить мне не мешает!
        Выпили, закусили, закурили, позабыв о ранее закуренных сигаретах, да так и оставленных в пепельнице некуреными.
        Захара немного догнало спиртное. Ну, еще бы! Он добирался домой двадцать восемь часов, с тремя пересадками в аэропортах через две страны, у него сместились какие можно часовые пояса и климаты, а тут такая песня по приезде!
        И, даже почувствовав легкое напоминание о хмеле, он не расслаблялся, надо же разобраться до конца, не оставляя отравляющих недоговоренностей.
        - Ирк,- спросил он,- скажи, если б я к тебя пришел с таким же, ты б меня отпустила?
        - Не знаю, Захар,- посмотрела на него больными глазами Иринка, подумала и честно призналась: - Отпустила, но обиделась бы обязательно. Мне больнее, у меня претензий к тебе бытовых больше: и вроде честная жена, ждала верно, никогда не изменяла, тащила на себе домашние дела, воспитание сына, а ты где-то по командировкам мотался, как хвост отрезанный, а тут здрасте! У меня новая любовь!
        - М-да!- расстроился почему-то Захар.
        А Ирина, подумав еще над неожиданным вопросом, сказала:
        - Знаешь, если бы вот так, как сейчас, посидели бы и во всем разобрались, если бы я поняла, что у тебя настоящая, сильная любовь, а не просто ты меня на молодку какую меняешь, я б отпустила и благословила. Только при одном условии, что мы навсегда остаемся родными людьми, и дружим, и поддерживаем друг друга.
        - Ирка, это ты потому так говоришь, что тебе этого сильно хочется в твоей нынешней ситуации.
        - Нет,- не согласилась она,- я на самом деле представила сейчас, что бы делала, если б ты влюбился!
        - Так, значит, ты его все-таки любишь?
        - Не зна-а-аю!- прохныкала Ирина.- Но вот с тобой сейчас заняться любовью не могу! И не знаю почему! То ли тебя предаю, то ли его! Но чувство премерзкое!
        Они все говорили, говорили, и не только о Ирининых переживаниях, о чем не удосужились поговорить за тринадцать лет. А Захар все отчетливей понимал, что теряет ее. Что ее сомнения, рассуждения, желание поступить правильно, никого не обидев, на самом деле простое убегание от истины. А она такова: да, он, Захар, самый родной и близкий человек, но любит она другого и боится себе в этом признаться.
        Не ему, Захару, а себе!
        Если бы Ирка могла себя видеть со стороны, когда говорила об этом мужчине! У нее глаза загорались и подергивались поволокой нежности, и щеки розовели - и стыдно, и нельзя, и тепло в сердце! Он понимал ее! Сам не проходя через такие переживания и выбор тяжелый - понимал!
        И если она для него такой же родной человек, то надо ей помочь… и отпустить! Она не лукавила, когда призналась, что отпустила бы его и благословила, поменяйся они сейчас местами, но при одном условии, он помнил, что она сказала.
        Она бы поняла! Вот зуб на выброс! И помогла!
        И никуда не денется их родственность душ и готовность лететь на выручку друг другу, и, само собой, никуда не денутся из прошлой и настоящей жизни Никитка и общие родственники, все останется. Только любовь их переродилась из сексуальной любви мужчины и женщины, мужа и жены в другую, в любовь очень близких, родных людей. Ну, ему-то еще хотелось ее, и сильно, а вот ей уже нет, это Захар тоже прочувствовал. Если они очень постараются, то сохранят этот дар родства и близости душевной, не оплевав взаимными упреками, претензиями при расставании, выяснением, кому и почему больней и хуже и кто кого предал.
        И требуется приложить максимум сил душевных, на какие способен, чтобы это произошло именно так! Тогда и у Никитки останутся оба родителя любимых, и они друг у друга останутся, совсем в иной ипостаси, но, может, гораздо более значимой, ценной, по крайней мере для них двоих.
        Захар понял, что не хочет и не позволит себе потерять Ирку как друга, как уважаемую им женщину, как мать своего ребенка, как члена его семьи, и есть только одна возможность для этого - отпустить ее и помочь.
        Все меняется в нашей жизни, а взаимоотношения между людьми меняются стремительней, чем любые обстоятельства. И необходимо очень стараться, чтобы не растерять самое лучшее во взаимных отношениях. А еще он спросил себя: «Я люблю Ирину?- и ответил, честно: - Да, но в гораздо большей степени как человека, чем как женщину! Она права: наша с ней жизнь больше напоминает встречи любовников, редкие и оттого горячие, чем семью!»
        Но, боже мой, как же это трудно!! Мужику вот так, взять и отпустить родную жену, переступив через гордость, ревность, раскаленным прутом прожигающую мозг!
        Конечно, он ревновал! Было бы странно, если бы наоборот!
        Но привыкший решать за всех и брать на себя ответственность, он уже принял решение. Черта характера, с которой не приходилось сталкиваться его жене. Она не видела его в работе или когда он, преодолевая себя, вылезал из страшной болезни, и понятия не имела, какие волевые, железные стороны характера ему приходится проявлять чуть ли не каждый день. По сути, она вообще его мало знала.
        Так получилось. Никто не виноват.
        - Так, Ирина, давай звони ему, пусть приезжает! Втроем поговорим!- распорядился он таким тоном, что Ирка и не подумала возражать.
        Ночь глубокая; иони, и мужик жили в центре города. Это вам не столицы, пробок по ночам нет, но приглашенный прибыл через полчаса, хотя езды было минут десять от силы.
        Захар сам открыл дверь, остановив жестом метнувшуюся было на звонок Ирину, и первым протянул руку:
        - Захар.
        Мужик, переступив порог, ответил на рукопожатие:
        - Алексей.
        - Проходи,- пригласил Захар.
        Как все нормальные мужики, Алексей Павлович приехал не с пустыми руками, понимая, что не для простого разговора пригласили посреди ночи. Посудил-порядил, заехал в магазин и прикупил водочки дорогой, пельмешек ручной лепки, соку томатного, для Иринки вина хорошего, семужки и так, всякого по мелочи на закуску.
        - Ир,- дипломатично обходя тон прямых указаний, попросил Захар,- пельмешки под разговор и закуску сейчас самое то, да и картошка у нас остыла давно. Сделаешь?
        Мягко, не раздражая влюбленного Алексея нарочитой демонстрацией мужа, распоряжающегося в своем доме и своей женой. Недаром Захар Дубров сделал такую внушительную карьеру и имел непререкаемый авторитет и глубокое уважение, начальником был грамотным, в людях и ситуациях разбиравшимся до мелочей. И четко знавшим, когда ругать, когда пряником подманивать!
        Конечно, Алексей этот нервничал: непонятно зачем посреди ночи Ирина пригласила его, ничего не объяснив толком, расплывчатой фразой:
        - Захар вернулся, просит тебя сейчас приехать, поговорить.
        И чем это «поговорить» может обернуться, от мордобоя, претензий: «Чтобы я тебя рядом с женой не видел…», далее по соответствующему тексту и до ментовского протокола: «После совместного распивания сильно алкогольных напитков…»
        Ну а вы что бы предполагали?
        Захар проникся начальной формой уважения к мужику - не струхнул, приехал, добавил еще баллов уважения за «не пустые руки» и сдержанность поведения. И сделал для себя некоторые первичные выводы.
        Захару необходимо было удостовериться, что мужик стоящий, и за Ирку бороться будет, и не отступится, и любит всерьез.
        Иринка засуетилась: посуду обновить, пельмени сварить, мужики расположились за столом друг напротив друга.
        - Ну что, Алексей Павлович,- дружески предложил Захар,- давай за знакомство.
        Ровным, в меру почтительным тоном, без каких-либо иных интонаций, предложил.
        - Давай, Захар Игнатьевич,- согласился визави.
        Не проканало, значит, поименное представление и рукопожатие. Рановато. Оно и понятно, мужики столкнулись серьезные, собственники по натуре, каждый свою самость и право на собственность отстаивает, а то как же!
        Захар разлил по стопочкам, махнули, глядя в глаза друг другу, крякнули, закусили. Ирина шуршала по хозяйству, старалась, в несколько минут стол преобразила, как нетронутый сверкал, свеженакрытый.
        Оба мужика заценили ее старания, но каждый по-своему, Захар не без гордости: вон у меня какая хозяйка, Алексей не без радости: для меня старается!
        Охохошеньки, эти извечные мужские игры, соревнования!
        И оба прощелкали, как считали мысли и удовлетворения по этому поводу другого.

«Ладно,- урезонивая себя, подумал Захар.- Не туда я!» - и приступил к главной и основной повестке собрания:
        - Давай, Алексей Павлович, без лишнего марлезону обойдемся. Ирина сказала, ты ее замуж зовешь?
        Алексея Павловича прямой вопрос не смутил, понимал, что не в шахматы играть пригласили, он посмотрел вострым, внимательным глазом на Захара и чинно, весомо согласился:
        - Зову.
        - А почему, Алексей Павлович?- приступил к дознанию Захар.
        - Люблю я ее, Захар Игнатьевич, сильно люблю. Если б не любил, не звал бы!- с достоинством ответил подследственный.
        Ирина замерла у плиты, позабыв обо всем, переводила взгляд с одного мужика на другого, не зная, как реагировать, прижала перепуганно двумя руками к груди кухонное полотенце.
        - А жену, с которой ты так шустро развелся, ты любил?- поинтересовался
«следователь» Дубров.
        - По любви женился, да только не сложилось у нас.
        - А если, Алексей Павлович, ты Ирину с панталыку собьешь, голову ей заморочишь любовью своей и ухаживанием красивым, уведешь из семьи, а потом у вас тоже «не сложится» или ты молодую, сисястую да ногастую провстречаешь, ты и ее так же оперативно бросишь?- не миндальничал Захар.
        - Давай-ка выпьем, Захар Игнатьевич, и я постараюсь объяснить, как смогу.
        - Ну, давай,- согласился добродушный хозяин.- Ир, ты чего замерла? Садись выпей с нами.
        Ирка не ответила, только головой покачала, отказываясь. И правильно - мужской разговор.
        Выпили, не закусили - не до того.
        - Куришь?- предложил Захар сигарету.
        - Нет, но закурю,- ответил согласием Алексей Павлович.
        Да, не просто это! Ой как не просто, такие вот переломы проходить и людьми оставаться!
        Закурили, помолчали. Алексей неожиданно сказал:
        - Знаешь, я водочки еще одну тяпну!
        - Давай,- понял Захар.
        Налил по правилам и ему, и себе, чокнулись, Захар пригубил немного, ну а как же! Надо же мужика поддержать, ему ответ держать и не перед кем-то, а перед мужем любимой женщины! Тот выпил махом, сильно затянулся от сигареты, помолчал, даже отвернулся, в окно посмотрел, слова подыскивая, и, как ни трудно ему было, повернул голову, посмотрел Захару в глаза.
        - Я ведь поздно женился, в тридцать пять, я вас с Ириной постарше буду, мне уж сорок три года. А жена на десять лет младше. Я тогда первую фирму создал, вкалывал… незнамо как! Ничего не видел вокруг, только работа. С ней познакомился в компании на даче, племянница друга. И так она меня зацепила, не то оттого, что света белого не видел из-за работы, не то потому, что и не помнил, когда последний раз с женщиной был, из-за нее же, работы. Но зацепила всерьез. Веселая такая, хохотала, танцевала без остановки. Решил сразу: женюсь! На рассюсю, ухаживания всякие ни сил, ни времени! И женился. И что, куда и для чего? У меня становление дела, фирма, отбиваться от наездов всевозможных еле успеваю и дело делать при этом. Я раньше часа ночи домой не приезжаю, а в семь утра уезжаю, а ей гулять хочется, ездить по курортам, дискотеки, подруги. Так на, вот деньги - веселись! Тогда мне казалось так правильно, и вроде все устаканилось - у меня дело, у нее своя жизнь. И тут ей втемяшилась идея в голову, что надо переезжать в Москву. Какая Москва?! Дело у меня здесь, да все здесь, а ее как приворожило: «В Москву, я
эту глухомань переросла, делать мне здесь нечего, а в столице ты другой бизнес сделаешь!» И ругались, скандалили. Устал я. Предложил ей родить ребенка, а там посмотрим. Она в истерику: «Какой ребенок, я еще молодая». А что молодая, к тому времени уж под тридцатник ей было. И понеслось вразнос, скандалы, истерики каждый день. А у меня как раз такой обвал на фирме, что только держись! Достало меня до печенок, я и решил, хрен с тобой, вот тебе денег, поезжай в Москву, покупай квартиру, обживайся, у меня там много дел теперь, так что часто приезжать буду. Отправил. А тут такое вокруг, ё-моё! Отстрелы, переделы, наезды. Собрались мы с друзьями и решили: надо вместе держаться, по одному сожрут и перестреляют к чертовой матери! Соединили три фирмы в одну, с одинаковой долей паев, отбились. И развиваться стали, и поперли понемногу. Вот тогда-то я немного очухался. Она в Москве, я здесь безвылазно. Я ей - возвращайся. Да ты что! Такая истерика! Я и плюнул. Да к черту! Не до скандалов бесконечных. Любовницы, конечно, были, одна сменяла другую. А мне все безразлично, веришь? А тут Иринка! Я знать не знал, кто у
нас там на магазинах стоит. Магазины - это ж так, мелочи, мы же совсем другими делами занимаемся. Я Ирину на повышение толкнул, но по заслугам, умница редкая! Вот ей и пришлось чаще в офисе головном появляться. Давай, Захар Игнатьевич?
        Захар кивнул, поддержал предложение, разлил. Выпили, закусили пельмешками горячими, которые Иринка на стол поставила, горкой на большом блюде.
        - Я когда Ирину первый раз увидел… - продолжил исповедь Алексей,- она приехала ко мне и главбуху обсудить свои предложения по работе. Ни черта не помню, что говорила, смотрел на нее и уплывал куда-то! Я понимаю, каково тебе это слышать, Захар Игнатьич, но ты правды потребовал, так что извини. Я потом два дня ходил как чумной. Магазины одежды, о чем вы?! Я этих подразделений и не касаюсь даже, замы отвечают. Вызвал бухгалтера, спросил, толковые ли предложения. Тот аж слюной брызгал, превозносил и хвалил, я заместителю: все идеи принять и реализовать! А через день ее к себе в кабинет пригласил официально, похвалить за работу. Говорю что-то, не помню, а сам во все глаза смотрю на нее! На следующий день в Москву улетел, разводиться с женой своей номинальной. Я ее не виню, сам дурак, женился неизвестно для чего, толком женщину не зная и не понимая совсем. Ты не думай, Захар Игнатьевич, я не козел от бизнеса и не сволочь денежная, жизнь ей обеспечил и квартиру в Москве оставил, пусть живет, как ей нравится. Прилетел назад и сразу из аэропорта к Ирине, признался и предложение сделал.
        Он замолчал. Все молчали, втроем. Долго.
        Ну, ё-моё, через пень-колоду! Как в таких ситуациях поступать? Что говорить, делать, решать? Вот кто-нибудь знает наверняка?
        Как остаться людьми, наступив на горло собственной самости, обиде, и ничего не угробить, не опошлить! А?!
        - Ирин, сядь!- сухим горлом, на сей раз сурово, приказал Захар.
        Она метнулась, села рядом с ним, но смотрела в стол, опустив голову, пойди угадай, что думала. Захар молча разлил по трем маленьким стопочкам, поднял рюмку, призывая остальных, молча чокнулись, молча выпили и не закусили, не до жевания в такие моменты.
        Все трое понимали, что ему, Захару, только ему сейчас решать и вердикты выносить, как обычно, как он привык. И от его решения зависела жизнь четырех людей, включая видевшего десятый сон, спящего Никитку. Он прекрасно отдавал себе отчет, что, если упрется и потребует от Ирины порвать с Алексеем всяческие отношения, остаться в семье с ним и Никитой, она послушается и останется. И они постараются жить дальше и смогут неплохо жить, но… Но он потеряет навсегда и ее любовь, и ее уважение, и дружбу, и что-то мутное и больное поселится в их семье, и через пару-тройку лет они начнут тихо друг друга ненавидеть - он за то, что она изменила ему душой, она за то, что он не дал ей возможности стать счастливой с другим!
        Твою мать! Все нормально! Как обычно - все только ему, вся мера ответственности за себя и за других!
        Ничего, справился!
        - Ирка,- выталкивая слова через сухое горло, с болью спросил он.- Вот теперь, после всего, что он рассказал, ответь, ты его любишь?
        Ирина заплакала. Тихо, беззвучно, слеза сорвалась с ресницы и шлепнулась на скатерть, расплывшись мокрым кружком на ткани. Она подняла голову, посмотрела на Алексея, в глазах которого стояла мука мученическая и желание кинуться ее утешать, перевела взгляд на Захара и не смогла прочитать в его взгляде ничего, кроме решимости.
        - Да,- тихо призналась Ирина.
        - Замуж за него пойдешь?- продолжил личную экзекуцию Захар.
        - Да,- еще тише, сквозь слезы ответила она.
        Ирка тихо плакала, Алексей разрывался от желания обнять, успокоить и Захару навалять за то, что мучает ее, но держался, только желваки на скулах ходили, Захар видел его состояние, но ему было тяжелее всех. Он налил только себе, выпил, закусил на этот раз подостывшими пельменями.
        Решил.
        - Смотри, Палыч,- глядя прямо в глаза сопернику, предупредил он,- береги ее! Люби, балуй, на руках носи! А если обидишь, мало тебе не покажется, обещаю! Ирина мой родной, любимый человек, я за нее и сына кого угодно загрызу!
        - Ты что, Захар Игнатьевич, Ирину отпустишь ко мне?- не поверил, обалдел Алексей.
        - Так любовь у вас, что ж теперь поперек идти? Из родных людей врагов себе сотворить?- сипел высохшим горлом Захар.
        Ирина разрыдалась, обняла Захара и уткнулась ему в плечо.
        - Ир, не плачь, дай лучше воды или соку, в горле пересохло.
        Она подскочила, торопливо доставала стакан, сок из холодильника, выронила стакан, со звоном разбившийся на мелкие осколки о плитку пола. Ирка замерла, глядя на эти осколки.
        - На счастье,- усмехнулся Захар.- Давай я сам.
        Они с Алексеем спровадили Иринку спать, а сами засели на кухне, гутарить не по-простому. А утром проснувшийся Никитка влетел в кухню и все окончательно расставил по местам.
        - Папа!- И обниматься.
        Пообнимались, посмотрели друг на друга. Возраст у пацана подростковый, не расцелуешься, пообнимались еще.
        - О, дядя Леша!- так же радостно воскликнул Никита, заметив гостя.
        Захар подарки ребенку выложил, порасспросил про жизнь, учебу в общих, основных чертах. Вошла Ирина, оценила мудрым взглядом ситуацию, Никитку по-быстрому в школу, сама собираться:
        - Мне на работу надо.
        А мужики уж никакие… Она их по разным комнатам развела, спать уложила. На работу съездила, задания подчиненным раздала и назад, домой, щи опохмельные мужикам варить.
        Мужики оценили лечебное действие на организм кулинарного шедевра для болящих русским национальным утренним заболеванием. Они уже ни о чем не говорили значимом, так, перекидывались о работе, немного стесняясь вчерашних откровений и не совсем веря принятым под водочку ночным решениям. Да и решение решением, но ведь не сегодня Ирка чемодан соберет и на выход, обрубив концы, а как это сделать и когда, еще вопрос.
        Утро, оно, как водится, мудренее.
        Мужчины сдержанно попрощались, и, закрыв за Алексеем Павловичем дверь, Захар распорядился:
        - Давай, Ирин, возьми отпуск на недельку, поедем втроем к деду Захарию. Мне отдохнуть надо, устал я что-то совсем. И обдумать проблему на трезвую, остывшую голову.
        Она не противоречила и не спорила, об отпуске договорилась. С Никиткиными учителями в школе тоже.
        Уехали.
        Дед-то сразу смекнул: не так что-то у молодых. Спали-то они порознь и общались трудно, напряженно, смекнуть-то смекнул, но молчал до поры.
        А Захар приходил в себя. Парился часами в бане, в лес ходил, рыбачил, и все молчком да сторонкой ото всех - одиночничал.
        Никитка порывался каждый раз с батей, да дед Захарий придерживал - не сейчас, дай отцу подумать, пусть отойдет, отболит, что мучает.
        А мучило тяжко!
        Он все думал, что не так сделал? И не знал ответа! А то принимался Иринку обвинять, то оправдывал, то себя ругал, винил. И шебуршил в ране свежей. Расковыривал. Понимал, что отпустил уже ее, что ж держать, только мучить друг друга!
        А как же он?!
        Как ему теперь жить? В чем? В какой новой реальности?
        Перегорал болью, обидой, обвинениями, оправданиями, слезами внутренними. Так бы точно долго еще маялся и дров бы наверняка наломал, если б не дед.
        Вернулся как-то Захар с рыбалки, тихо вошел в дом и услышал разговор деда Захария с Ириной.
        - Трудно ему сейчас, ой как трудно. А как мужику-то не трудно будет! Справится он, Захарка сильный, ты и полсилы его не ведаешь. А себя не вини, любовь, она всегда как беда. А уж коль случилось, радуйся, живи! Захарка молодец, и тебя в любовь не пошлую отдает, и вашу, людскую любовь-уважение сохранить старается. Цени это, как алмаз. Ты для нас родная дочь, а у родных счастью положено быть. Не забывай.
        - Да как же забыть!- плакала Ирина.- Вы семья моя, самые родные!
        - Вот и хорошо. А что там только в жизни не случается и-и-ить! Людьми надоть оставаться и любить друг дружку, беречь, помогать и охранять.
        А у Захара, слушающего их разговор, как просветление настало! Чего он тут мается, изводится, отрывать больно? Ну, раз решил - отрывай! Все просто - «людьми надо оставаться!».
        Остались людьми.
        На свадьбу их он не пошел. Они звали. Приглашали, настойчиво, искренне. Но на работе предложили ему небольшую командировку, месяца на два, он сразу согласился, рано ему на общих мероприятиях встречаться с Ириной и Алексеем, не отболело еще. А им - совет да любовь! Даст бог, и у него что сложится. Но телеграмму поздравительную все ж таки с дороги послал.
        А про отцовство его Никитке Алексей доходчиво объяснил. Парню тринадцать лет только исполнилось, возраст еще тот! Вот пацан в соответствии с подростковым максимализмом и выступил по одному из утр их новой жизни за завтраком:
        - И что?..- возмутилось противостоящее всему дите, толкнув «предъяву» новому маминому мужу,- я должен теперь вас папой называть?
        - Офонарел, что ли?- спокойно поинтересовался Алексей Павлович.- У тебя один-единственный отец, Захар Игнатьевич. Настоящий мужик и Человек с большой буквы, никаких иных отцов в твоей жизни быть не может! В твоей семье все мужики с большой буквы, отец, дед, прадед. Мало кому из пацанов повезло иметь такие корни, а уж раз повезло, то цени, учись у них быть сильным, стоящим. Я перед твоим отцом и дедами уважительно преклоняюсь, а тебе и подавно следует! Так что «дядя Леша» мне кажется вполне приемлемой формой обращения. А ты как считаешь?
        - Мне тоже кажется приемлемой,- согласился Никитка и улыбнулся по-мальчишески открыто и искренне.
        - Для Никитки ничего так уж сильно не изменилось,- объяснял Зинаиде Захар,- кроме того, что в его жизнь вошел еще один стоящий мужчина. С родителями моими и дедом он общается так же, как и раньше. Да они все там семьей, и с моими, и с Ириниными, так и живут, родственно. Когда я в городе, сын со мной. Ну, не совсем так, чтобы не изменилось, он, понятное дело, живет в новой семье, у Ирины два года назад дочь родилась, Василиса, и сейчас она ребенка ждет. Но сложилось так, что новая семья добавилась в старую со всеми родителями. Моя мама Ирине помогала, с дочкой нянчилась.
        - А ты, значит, единственный выходец из общей благости?- негромко спросила Зинаида.
        - Ну почему! Когда приезжаю, мы мужской компанией к деду заваливаемся, обязательно с Алексеем и Никиткой. Охотимся, рыбачим, огород перекапываем, хозяйством занимаемся, паримся, разговариваем обо всем и с удовольствием.
        - Уж наверняка!- представила Зинаида.- Только ты гость заезжий, а они оседлые, в семейственности.
        - Так сложилось, что уж теперь. Вот, решили все вместе Никитке ко мне перебраться насовсем. Он наметился поступать в институт серьезный, и непременно в Москве.
        - А ты так и не отпустил Ирину от сердца? Переживаешь до сих пор?- разрешенной темнотой откровенностью рубила вопросами Зинаида.
        Он помолчал. То ли она перегнула - темнота там не темнота, и как бы они, не договариваясь, ни придерживались откровенности, но совсем уж раздеваться душой с человеком, которого только встретил… то ли он не знал, что ответить.
        И Зинаида молчала. Ждала.
        - Я долго переживал, если честно. Умом принял и даже радовался за нее, но мужское что-то внутри, ревность к своей женщине, так мучило тягостно! Пока дед Захарий не вразумил. Он мне как-то сказал: «Это ты не от любви к ней маешься, а от обиды, что ей хорошо, а тебе ить не очень! И ведь вроде как она тебя обидела и по справедливости наоборот должно быть! И оттого это у тебя раной гнойной болит, что ты не полюбил. И Ирину мужской любовью не любишь, иначе хрен бы отпустил и кому отдал, и другую не встретил, сам не полюбил так же сильно. Вот в тебе обида и варится!» И так мне слова его в голову запали, что я все думал, думал, а потом понял: Иринка пошла дальше. Жить, меняться вместе с жизнью, развиваться, а я остался на месте, в прошлом, задержавшись в мужской обиде. А когда понял, осмыслил это, так мне жить захотелось по-новому, на всю катушку! Вот тогда и отпустило насовсем! Не осталось ни обид, ни претензий,- признался он и совсем другим, бодреньким тоном поинтересовался: - Ну а ты, Зинаида Геннадьевна, замужем была?
        - Ну а то как же! Замуж порядочная девушка должна сходить, чтобы точно знать, что это такое! Это из наставлений бабушки Симы,- улыбнулась себе и темноте Зинуля.
        Наставлению любимой бабушки Ритка, например, последовала четыре раза, дополнив своими философскими наблюдениями, вынесенными из браков:
        - … И желательно не один раз, чтобы было с чем сравнивать.
        Зинаида же считала, что с нее вполне хватило одного похода в данную ипостась, на что Ритка неизменно возмущенно возражала:
        - А ты что, завтра помирать собралась? Женщина, пока жива, все невеста! Вне зависимости от количества детей и наличия мужа на данном жизненном этапе!
        Брак Зинаиды был скоропалительным, странным, трудным, но, слава богу, недолгим!
        А началось история ее замужества, как водится, с Ритки! А что, могло быть как-то иначе?
        В десятом, выпускном, классе, в семнадцать лет, Ритуля оказалась беременной. Хорошо хоть под конец учебы, так что «скандалу» в школе не состоялось. Учителей, знамо дело, оповещать о данном казусе никто не ринулся, а изменения в физическом состоянии ученицы преподавательский состав пропустил мимо. То, что она есть стала за троих, как к голодной оккупации готовилась, всегда не присутствующие за их столом учителя и ученики не заметили. А тошнота у нее началась во время выпускных экзаменов, что отнесли к естественному волнению экзаменуемых выпускников.
        Зинаида же раньше Ритки поняла: с подругой происходит что-то непонятное.
        - Ритка, что ты лупишь все подряд, как суслик полевой? Как беременная!- подивилась Зинаида, присматривавшаяся к подруге не первый день, когда они обедали в столовой.
        Ритка замерла с набитым ртом, забыв жевать, выпучила обескураженно глаза и выдала сакраментальное:
        - Ой!- всплеснув руками.
        Зинаида успела отскочить многолетним натренированным скоком в сторону от летевшего уже стакана чаю и, вдогонку за ним, тарелки с недоеденной гречневой кашей.
        - Так! Телесные движения!- громыхнула Зинаида, меняя свой стул на чистый, и села.
        - Зинуля!- с трудом заглотив непрожеванную еду, перепуганно оповестила Ритка.- А ведь я, наверное, этого… того!
        - Симптомы!- затребовала Зинаида «этого… и того».
        Ритка перечислила симптомы, о которых вспомнила только сейчас, вполне убедительно и даже более чем основательно. О виновнике и участнике Зинаида спрашивать не стала, имелся только один претендент на данную роль.
        - Ну что «как-то не очень»?- передразнила она Ритку.
        Это Зинуля о первой Риткиной пробе себя в сексе, впечатлением о которой та, само собой, сразу же поделилась с подругой.
        - Да, но потом же было «вроде ничего» и последующее «почти замечательно, но говорят, бывает совсем хорошо»!- оправдывалась Ритуля, цитируя саму себя.
        - То, что бывает «совсем хорошо», видимо, у тебя как раз и наступило!- ворчала Зинуля.- Ну что будем делать?
        Ритка посмотрела на нее виноватыми глазами и тяжко вздохнула.
        - Понятно,- кивнула решительно Зинаида,- к бабушке Симе!
        - Угу,- совсем опечалилась Ритуля.
        - И как это случилось?!- всплеснула руками Серафима Моисеевна, выслушав прямолинейное, с порога, покаяние внучки.
        - Бабушка, ты хочешь, чтобы я рассказала за техническую сторону процесса?- уточнила конкретику вопроса Ритуля.
        - Нет, я хочу знать за обстоятельства, где и когда ви умудрились?!
        - Та ладно!- отмахнулась Ритка и прошагала на кухню.- Есть хочу!
        - Она теперь есть хочет всегда!- пояснила Зинуля удивленной бабушке Симе.
        - Так это ж святое!- хоть одному вытекающему из Риткиного положения следствию порадовалась бабушка Сима.
        И ринулась в кухню потчевать вкусностями. Допрос велся без отрыва от основного любимого занятия - кормления девчонок.
        - И хто поганец?- честь по чести вела следствие бабушка Сима.
        - Левик Фридман,- сдала любимого, предварительно вздохнув, Ритуля.
        - Та боже ж мой!- прервала процесс накрывания на стол от возмущения бабушка Сима. - Такая интеллигентная семья!
        Левик Фридман, сын давнишних московских друзей семьи Левинсон, ровесник девчонок, на которого полгода назад обратила свое благосклонное внимание Ритуля. От ее
«щедрости» ему не так уж чтобы много досталось на голову, в прямом смысле - полочка в прихожей, обошлось шишкой, а дверью по носу, обошлось походом к врачу, и то в период его тишайших ухаживаний за Ритулей. Ну а когда она решила, что влюбилась в него, там уж без травматизма - пара порванных брюк, потерянные ключи от дома и всякие мелочи, если не считать сюрпризца в виде беременности.
        - И как же это Левочка Фридман так опростоволосился?- поразилась бабушка Сима и попеняла: - Девочки, я ж таки предупреждала мильен раз, що даже у самых интеллигентных мальчиков имеются всегда беспокойные мальчуковые штучки у штанах!
        Для начала семья отправила Ритку на осмотр к «хорошему знакомому», потомственному гинекологу Моисею Израилевичу. Имечко!
        В русском варианте это звучало бы приблизительно как Петр Павлович Апостолов, а в московском обрусевшем к нему почему-то обращались как к Михаилу Исаевичу.
        - Что я вам скажу, Сонечка,- пояснил он после осмотра Риткиной маме.- Аборт - это не самое безопасное для девочки в таком возрасте, надежнее рожать.
        - Мы подумаем,- обещала Софья Львовна, пододвигая по столу конверт с вознаграждением.
        Семьи Ритина и Левочкина провели срочное заседание и интеллигентно решили жениться и рожать. Этот год Риточка пропустит, а на следующий куда-нибудь поступит, тем более что с жизненным путем в профессии она еще не определилась.
        Весной на следующий год родился мальчик, здоровенький, крепенький и удивительно спокойный. Назвали Мишенькой.
        Хватит пока с семьи ортодоксальных имен - решили коллективно - и ровной им противоположности. И так тяжело пережили «Маргариту», сделав уступку московской родне, тем более що папа порадовал-таки нашим «Аркадий».
        Левика Ритка разлюбила сразу после родов, к тому же, как вы понимаете, он не принимал участия в кормлении младенца, а это Ритку страшно возмущало.
        Ну а возмущенная Ритка - это сами знаете!
        Словом, от греха на время молодых родителей разлучили, Ритка с ребенком в Одессе, а Левик отсиживался в Москве.
        Зина, сдав без проблем и трудностей летнюю сессию, чем ознаменовала окончание первого курса и переход на второй, приехала к Ритке в Одессу на все оставшееся лето.
        Ритка благоденствовала, как царица после родов долгожданного наследника, ни фига не делала, ела целыми днями, валялась у телика, читала, отвлекаясь лишь на кормление грудью любимого чада. Многочисленная родня пребывала в состоянии полнейшего умиления, Ритке делать ничего не давали, а чтобы подержать ребенка и повозиться, становились в очередь и сюсюкались с ним, как с принцем крови.
        Вот тут-то у Зинаиды и случилась любовь!
        Ритке на солнце и пляж ходить запрещалось по медицинским указаниям, и Зинаида курортничала в одиночестве и умудрилась вдряпаться без подругиного присмотра.
        Они познакомились на пляже. Ну, собственно, выбор возможных мест для знакомства на морских курортах не пестреет разнообразием. Алексей представился студентом пятого курса Московского политехнического института, родом из Ленинграда.
        Так как молодой кормящей матери, имевшей иные занятия, не рекомендовалось гулять по ночам, дискотекам и кафе, Зинаида отрывалась по полной, без каких-либо происшествий, поскольку провоцировать их было некому.
        Ох! Он так ухаживал!
        Лихость всячески демонстрировал - на клумбу за цветами, за ее улетевшим шарфиком в одежде в море, и брассом, брассом! По морде какому-то забулдыге, что-то там невразумительное промычавшему в адрес Зинаиды. Носил ее на одной согнутой руке, как ребенка за малостью роста и веса, поигрывая мышцами и демонстрируя великолепную физическую форму.
        А форма, надо вам сказать, была-а-а!
        И цветочки, и шампанское, и стишочки читал при луне, и жаркие признания в любви шептал в ушко. Вообще-то Зинаида к своим восемнадцати годам имела столь не девичий блистательный умище и мудрость житейскую, что на всякую такую шняшку не велась. Но уж больно все красиво, с напором, лихо, по-гусарски!
        Да и солнце, море, музыка со всех сторон, улыбки, счастливые отдыхающие люди - располагает!
        Словом, огонь непобедимой любви никем не был вовремя потушен. Хотя предпосылки и попытки залить остужающей водицей делались.
        Через пять дней активного, напористого ухаживания она пригласила Алексея в гости, по многочисленным и настойчивым просьбам родных, давно переставших быть только Риткиной родней.
        И родни той было!..
        В старом доме на - как ни смешно - Дерибасовской верхний этаж одного из подъездов, то есть две большие квартиры занимала самая близкая родня. Старший брат Софьи Львовны, соответственно сын бабушки Симы и дедушки Левы, его жена Лариса и сын Аркадий. Квартиру напротив занимали старшая сестра дедушки Левы и старшая сестра бабушки Симы. Эту квартиру им оставили Риточкины бабушка с дедушкой, переехав в Москву, «та щоб жилье не пропало!», прописав старушек. У этих двух сестер имелись свои дети и внуки, живущие не так далеко, тоже в центре. Через два дома жила бабушка Ида, еще одна самая старшая сестра бабушки Симы, с семьей и дедушкой Изей.
        Ви можете себе представить, що это за семя? (Произносить только так, без мягкого разделительного!)
        Шумно постоянно, громко, много, двери нараспашку, и почему-то все приходили и, как теперь принято называть, «тусили» именно в этих двух квартирах. Бабушка Ида была самой старшей, старше даже дедушки Изи, а потому заседала во главе всего клана.
        Вот в такой вот одесский хоровод Зинаида привела знакомиться Алексея.
        Стол, как водится, ломился «до скрыпу» и приглашал! По случаю такого знакомства собралась почти вся семья: «Та Зиночкин первый улюбленный! Такое ж событие!»

«Улюбленный» имел бледный вид, ибо ничего подобного не ожидал, предполагая спокойную встречу человека на четыре-пять, с мягким допросом, максимум за чаем, не знал, что делать и где пятый угол, а лучше выход, чтобы свалить без потерь.
        А потери намечались!
        Первым делом, еще по дороге от входной двери к столу, дедушка Изя, цепко ухватив молодого человека за локоток, предложил со всем радушием:
        - Та зачем вам, Алексей, спрошу я вас, входить у такие траты?- словно продолжил прерванный разговор с хорошим знакомым.
        - Какие траты?- перепугался до легкой зеленцы в лице Алексей.
        - Таки снимать квартиру! У сезон! На курортном море! Ви должны жить у нас!
        - Да ничего, я как-нибудь,- отлегло от души и упоминания трат у Алексея.
        - Да ни боже мой! Только у нас! Давайте!- настаивал дедушка Изя.
        - Что давайте?- терялся под напором Алексей.
        - Та боже мой, молодой человек!- перекрикивая гомон, плавно подвел ухажера к столу дедушка Изя, одаряя его «открытой души радушием» и щедрой улыбкой.- Та паспорт давайте! Ми вас у момент здесь запишем, и живите в удовольствие!
        Алексей не успел ничего сообразить, но каким-то чудным образом паспорт оказался в руках дедушки Изи, который, как фокусник, в полмгновения передал юношу в чьи-то еще руки и исчез, образовавшись на другом конце стола. Паспорта, кстати, никто на курортах с собой не носит. Но Зинуля неосмотрительно сказала родне, что они сначала зайдут за билетом для Алексея, а потом уже домой.
        - Все ша!- распорядилась бабушка Ида.- Що ви галдите, как Люська Паровоз на Привозе! Все за стол!- И совсем другим, почти нежным голосом к Алексею: - Ви садитесь, молодой человек, Зиночка нам родная. Ви тоже можете им стать.
        Алексея с Зинаидой разделили столом и бдительными родственниками. Гостя с двух сторон подпирали дядя Марк и Аркаша.
        И понеслась, плавно начавшись!
        Отказаться от одесского гостеприимства и хлебосольства - это все одно «що у душу плюнуть», и такие яства, шедевры кулинарии не едятся и не жуются, а «нектаром текуть» и соответственно запиваются. Прелюдия в этих тонах разморила и успокоила напряженного Алексея, по ходу опьянив совсем немного.
        Ну и тут…
        - Лешенька,- мягко стелила бабушка Сима.- Зиночка сказала, ви учитесь у Москве?
        - Да, в Политехе,- порадовал «Лешенька».
        - Ой, трудно, наверное?- И без перехода и ожидания ответа: - А сами из Ленинграду будете?
        - Да,- подтвердил разомлевший кавалер.
        - А у паспорте у вас место рождения и основная прописка у городе Харькове,- прищурившись, сообщил дедушка Изя с другого конца стола.
        - Так я с бабушкой в Ленинграде жил, а прописан у родителей,- насторожился, но не чрезмерно Алексей.
        - Бива-а-ает!- согласился дедушки Изя.
        Пришло новое поступление очередных блюд, Алексею быстренько долили в рюмочку, предложили отведать - отведал, запил.
        - А що у вас там написано «украинец», а отчество Абрамович?- продолжил чекистские
«выкрутасы» дедушка Изя.
        - У меня мама украинка, а папа еврей,- признался осоловевший Алексей.
        - Бива-а-ает,- кивнул дедушка Изя.
        В таком духе: Марк с Аркашей следят, чтобы гость дорогой усе съел и тщательно запил, дедушка Изя выясняет «диспозицию из жизни» молодого человека, бабушки, тети-дяди создают общий шум, и двигалось застолье.
        К тому моменту, когда Алексей окончательно опьянел и объелся, дед Изя успел выяснить, що таки ему не двадцать один год, как он сказал Зинаиде, а…
        - …извините, у паспорте двадцать шесть прописано…
        - Бива-а-ает…
        А также как успешно он провел позабытые пять лет: ах, у армии, а потом слесарем…
        - Бива-а-ает…
        Алексея, совсем уж пьяненького и клюющего носом за столом, аккуратно подняли под ручки и транспортировали на кушетку в дальнюю комнату и приступили к основному
«блюду» - обсуждению «улюбленного» и Зиночкиных житейских перспектив с ним.
        - Зиночка,- начала бабушка Сима издалека и мягко,- мальчик немного понаврал.
        - Но он же все объяснил!- вступилась за влюбленного Зинаида.
        - Зиночка,- подхватил дедушка Лева,- у паспорте про институт и Москву ничего не прописано, может, и за это он немножко понаврал?
        - Мне он не нравится!- без политесу объявила Ритка.
        - Ты к нему не подходи, Риточка,- попросила бабушка Ида,- нам трупы у доме не нужны!
        - Ритка, он хороший!- отстаивала свою первую любовь Зиночка.- Не надо его не любить! Он меня замуж позвал!
        - И що!- возроптала одна из старшеньких, не то деды Левы, не то бабушки Симы.- У пятьдесят четвертом Йося позвал Броху замуж! Таки была свадьба, я вам скажу, биндюжники отдыхали. Броха стонала от щастя, так, що у Аркадии слышно было, а наутро Йося оказался залетным жульем! Скрал у Брохи усе нажитое, пока она не у себе била после первых брачных переживаний, и узнай, как его звали!
        - Мы знаем, как его зовут! Дедушка Изя изучил паспорт и даже переписал данные!- отстаивала право на счастье Зинуля.
        - Зиночка, но ми не знаем, какая у него семя!- Это бабушка Сима.
        - Узнаем!- пообещала Зинуля.
        - Мама,- вступилась тетя Соня,- таки пусть девочка сходит замуж!
        - Риточка уже сходила, и ми до сих пор не знаем, що будет стоить нам развод!- не сдавалась бабушка Сима.- И его семю ми знаем, а що нам будет стоить развод с незнакомыми людьми?
        - Я еще замуж не вышла, а вы меня уже разводите!- возмутилась Зиночка.
        - Он мне не нравится!- повторила Ритка.
        - Не подходи к нему!- воскликнули все стройным хором.
        - Та що тебе у нем, Зиночка, так припекло?- Одна из старших сестер.
        - Он мне нравится, я влюблена и пойду за него замуж!- уперлась Зиночка непонятно почему.
        - Ладно, пусть девочка сходит,- решила бабушка Ида,- только я тебе скажу за его национальность, Зиночка. Полуеврей-полуукраинец - это такой характер!.. Обрезать жалко, а надкусить больно, так и живут!
        Замуж она за него пошла.
        Сразу, как вернулась в Москву из Одессы. Он на самом деле учился в московском институте, но не в Политехническом, а в каком-то задрипанно непонятном. Никакой бабушки, дедушки и вообще родственников отродясь в Ленинграде не имел и сей город величавый не почтил своим присутствием. А проживал, как и положено, по месту прописки, в городе Харькове. А вот там и в окрестностях родины имел многочисленную родню.
        Первый неподконтрольный возглас, вырвавшийся у него, когда Алексей пришел знакомиться теперь уж с ее непосредственными кровными родственниками:
        - Хорошая квартирка!- и спохватился, аж покраснел.- Извини, я таких высоких потолков в квартирах не видел никогда.
        У всех родных и близких Алексей вызывал одинаковые эмоции - поражал красотой и статью и настораживал намерениями и непонятным скользким характером.
        Он был очень красив. Высокий, стройный с атлетической фигурой, черные шелковистые волосы, светло-карие глаза, твердый подбородок, обворожительная улыбка, образец мужской картинной красоты! Но вот как личность особо не проявлялся. Эмоции, слова, мысли держал под старательным контролем, только о любви к Зинаиде говорил страстно, горячо и много.
        А Зинулю как переклинило, до сих пор удивляется, что там застопорилось у нее в мозгу? Не то протест демонстрировала непонятно кому, не то доказывала непонятно что!
        Свадьбу играли скромную, без многочисленной родни и ресторана. Обошлись узким кругом, дома за столом и, что самое для Зинули обидное, без Ритки, категорически отказавшей жениху в дружбе и теплых чувствах. С его стороны родители, с Зиночкиной родители, свидетели, и все!
        Скромненько, тихо и в будний день, чтобы не ждать положенных там месяцев.
        Вот на фига ей это надо было? Непонятно-о-о!
        Они так странно жили… У родителей в доме образовался еще один человек, жилец. Зина училась как подорванная, не оставляя и любимый спорт, и прилагающиеся к нему постоянные соревнования. Каждый день заезжала к Ритке, когда возвращалась с занятий, это святое и неотъемлемое, благо жили они в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга или двух остановках троллейбуса. А это не на пять минут забежала! Поговорить, чаю выпить, с Мишкой повозиться, с домашними еще чаю выпить и обсудить дела текущие, и домой. Ближе к ночи.
        А дома муж.
        И все насущные проблемы, типа московской прописки мужа и средств на жизнь молодой семьи.
        Опля! А беззаботно как-то не получалось!
        - Лешенька, вы не обижайтесь, но мы вас временно, до конца вашей учебы пропишем,- мягко объясняла мама.
        - Да, да, конечно, Светлана Николаевна, я понимаю!- улыбался мило зятек новоявленный.
        - Лешенька, а на что вы с Зиночкой жить собираетесь?
        - Я подрабатываю, и мне родители помогают, мы надеялись, что и вы поможете, до конца моей учебы, а там я работать начну,- улыбался Лешенька.

«Кто это мы?» - удивлялась Зина.
        Она ни на что не надеялась. Откровенно и честно даже и не думала об этом. А зачем? Уперлась - замуж! Пошла!
        А что дальше?
        Ах да! Еще и супружеские отношения! Хо-ро-ши!
        Он очень старался! Проявлял внимание, нежность, чуткость, обучал азам и выкрутасам, все красиво, чувственно и интересно! Проще говоря, бабоукладчик высшего разряда! При таких физических данных странно было бы не иметь этих талантов.
        Оторванной от действительности и реалий жизни Зинуля никогда не была и месяца через три после свадьбы начала призадумываться над простыми, казалось бы, вещами, о которых стоило умственный скрип выдать чуть пораньше, до замужества.
        Первое: материальная сторона. Денег у Алексея не имелось, и появлялись они исключительно посредством перевода от его родителей, в суммах смешных до странности, подработка, о которой он упоминал, имела тот же характер, что и проживание в городе Ленинграде,- мифический. И получалось, что жили они на содержании ее родителей.
        Второе: где он там учился и где проводил время вне учебы, до глубокого вечера, она понятия не имела, а когда спросила, услышала нечто невразумительное.
        Третье: на ее предложение поехать к его родителям в гости на Новый год и познакомиться, наконец, со всей родней он категорически, под всякими надуманными предлогами отказался, да еще почему-то перепугался.
        Четвертое: он был странно скрытным, уходил от неудобных вопросов, о себе рассказывал скупо, переводя разговор в шутку.
        И потом, особой такой уж любви-прелюбви Зинаида не чувствовала, первая влюбленность улеглась и растаяла «тонкой струйкой дыма», положенных для молодоженов страстей, желания быть как можно больше вместе, да и постельно-сексуальных выкрутасов при любой возможности не наблюдалось, да и не тянуло ее в страсть-то с ним. О любви Алексей говорил много, постоянно, но как заученный урок повторял.
        Зинаиде расхотелось находиться замужем после обдумывания и анализа их отношений.
        Да и были ли отношения?
        Останавливала от полного разрыва только новизна и удовольствие от ночных постельных мероприятий. И то! Что она могла раскумекать в восемнадцать-то лет, какое удовольствие?
        Однажды Зинаида заехала днем домой за забытой зачеткой. Дверь у них в квартире открывалась очень тихо, они всегда смеялись, когда сталкивались в коридоре, не услышав, как открывалась дверь, поэтому и кричали с порога, здоровались, предупреждая о приходе.
        Уверенная, что дома никого нет в такой ранний час, Зинуля кричать не стала. Вошла и услышала голос Алексея, с кем-то разговаривавшего по телефону.
        - Да знаю я, знаю! Да каждую ночь, как на работе, пашу! Да залетит она скоро, тогда уж они меня на постоянку пропишут, и разберусь я с квартирой! Все путем будет, ты подожди!
        Зинаида дослушивать не стала, тихонько выскользнула из дома, закрыла за собой дверь и пошла к Ритке. Ну а куда еще?
        - Вот говорила же я тебе!- бушевала Ритка праведным гневом.
        - Тебе бабушка Сима тоже говорила про мальчуковые штучки, помогло?- злилась Зинуля.
        - Зато вон Мишка какой у меня!- сбавила напору Ритуля.
        - Да ладно, много нам кто и чего умного говорил, когда мы слушали!- махнула Зинуля рукой.
        - С другой стороны,- успокоилась Ритка и села за стол напротив Зинули,- в качестве первого мужчины Алексей куда как предпочтительней, чем Левик. Фактурный и опытный, не то что Фридман - худенький, сутуленький, ни черта не знает и сам первый раз! А тут мужик старался, обучал, показательные кроватные парные выступления демонстрировал. Повезло тебе, не зря замуж сходила!
        Зинка посмотрела на нее оторопевшим взглядом: а что, подруга-то права! И начала хохотать, но вспомнила про спящего в соседней комнате Мишеньку, зажала ладонями рот и хохотала беззвучно, дергаясь всем телом, с поддержавшей ее смехом Риткой на пару.
        Отсмеявшись, они позвонили всем, объявив срочный сбор у Ритули дома. Пугаться родные не стали, раз звонят, разговаривают и не особо торопят, ничего смертельного не произошло. Бабушка Сима усадила всех собравшихся ужинать, без попыток возражений, Зинаида, дождавшись, когда все заняли свои места, встала и высказалась:
        - Прошу у всей семьи прощения за проявленную мною упертую глупость. Я хочу развестись, и как можно скорее!- и села на стул.
        Предоставив семьям обсуждать протокольное заявление и задавать вопросы. На вопросы посыпавшиеся ответила, решение свое обосновала, а Ритка вставила про «не зря замуж сходила».
        - Таки, может, он аферист какой квартирный?- двинул предложение дедушка Лева.
        - Ой-ой, боженьки!- перепугалась бабушка Сима и положила ладошки на пышную грудь, туда, где под бюстом подразумевалось сердце.- Ви ему за развод, а он вас обворует, пока ви усе на работе, как Йося Броху у пятьдесят четвертом!
        - Значит, надо, щоб у доме кто-то таки бил!- подхватил идею дедушка Лева.
        - Да кто?- расстроился Геннадий Иванович.- Родителей наших не посадишь дежурить! Еще хуже будет, разволнуются, не дай бог, что с сердцем! Да и что, старики преграда, что ли!
        - Нет, мы не так сделаем!- предложил Аркадий Петрович.- Надо посадить у вас Ритулю и наших! Пусть она с ним «познакомится» поближе, тем более что он ей никогда не нравился. Заодно и посмотрим очередной раз, как это у нее получается!
        Все посмотрели на него, переваривая столь гениальное по простоте предложение, и перевели взгляды на Ритулю, скромненькой барышней потупившую очи.
        Ну, как можно скорее - это как можно скорее, желательно прямо сейчас! И почему не этим же вечером? Общий сбор происходил около семи вечера, а домой Алексей приходил не раньше девяти.
        Мишку в коляску, с пирогом в запасе, испеченным по случаю объявленного девчонками общего собрания бабушкой Симой, по легкому морозцу пешочком, да с удовольствием! Переместились всем скопом из-за одного кухонного стола за другой.
        - Добрый вечер!- прокричал с порога Алексей, сообщая домашним о своем приходе.
        Вывалились всей компанией в прихожую, «встречать». Пока он снимал верхнюю одежду и разувался, Ритуля вышла вперед, многоопытная родня отошла подальше.
        - Здравствуйте, Алексей!- улыбалась на миллион Ритуля.- Наконец-то мы с вами поближе познакомимся! А у нас, знаете, дома тараканов травят, так мы все к вам, на недельку!- «обрадовала» главная специалистка по морению тараканов.
        И протянула руку для дружеского рукопожатия.
        Она ничего не делала - только протянула ручку, а он воспитанно протянул свою…
        Алексея увезли на скорой!
        Ритулька случайно - а она ничего и никогда не делала нарочно или специально,- протягивая руку, зацепилась за карман дубленки, висевшей на вешалке. В связи с большой присутствующей компанией одежда на вешалке громоздилась переполненной горой, а шапки и шарфы скопились лавиноопасно наверху на полке.
        Ритуля выдернула руку из кармана, дубленка свалилась с крючка на пол, Алексей наклонился поднять, одновременно с его движением Ритка вторично протянула руку для приветствия. Он наклонялся, она протягивала ладонь и попала ему прямо в глаз пальцем!
        Есть предположения, что она сказала?
        - Ой!
        - А-а-а!- взвыл Алексей.
        Он зажмурился от боли, зажал глаз пальцами одной руки, второй, не глядя, отыскивая опору, чтобы распрямиться, ухватился за Риткино же пальто и стал выпрямляться…
        Вешалка накренилась…
        - Осторожно!- в едином совершенно искреннем порыве закричали все, кроме дедушки Левы.
        - Ой!- пропела любимое Ритка.
        Алексей, не видевший надвигающейся опасности, не понял, о чем его предупреждают, и дернул еще сильнее. Вешалка, подумав пару секунд, оторвалась от стены и со всей массой навешанного шмотья рухнула, погребя под собой Алексея.
        - А-а-а!- приглушенно донеслось из-под завала.
        - Ой.- Зинуля саркастически произнесла тоном конферансье, объявляющего конец представления.
        - Может, мы переборщили?- рассматривая шевелящийся ворох одежды, спросила мама Светлана Николаевна.
        - У самый раз!- удовлетворенно произнес дедушка Лева.
        Упав, вешалка угодила снайперски Алексею ребром верхней полки в лоб. А нижний маленький ящичек для чистящих обувных и одежных средств, используемый папой не по назначению, а для хранения винтов-болтов-гаек, со всем тяжелым содержимым очень неудачно выпал, угодив Алексею по ноге и сломав ее в районе лодыжки.
        Черепно-мозговая, рваная рана на лбу, повреждение слизистой глаза, перелом лодыжки - через сорок минут его увезли на скорой.
        Зинаида сопровождала с вещичками, документами, держала за ручку всю дорогу и громко сокрушалась о «случившейся» неприятности, как и положено жене. Паспорт его, после оформления потерпевшего на койко-место, забрала, чтобы на следующий же день подать на развод.
        Пока Алексей лежал в больнице, их развели, знакомые через знакомых помогли, обошлось без личного участия в процедуре одного из супругов. Замки на входной двери сменили, розыскные мероприятия по выявлению учебного заведения, в котором учится бывший супруг, и предыдущего, до «счастливой» семейной жизни, места проживания провели. Вещи на это самое место, а именно в комнату в коммуналке, которую Алексей снимал пополам с одногруппником, перевезли.
        Из больницы она его встретила. Вручила свидетельство о разводе, усадила в такси, которое оплатила и отправила, помахав вслед ручкой. На все его вопросы: почему? как? зачем?- отвечала спокойно, подбавив в голос печали:
        - Я тебя разлюбила и поэтому жить вместе больше не хочу!
        Кто он был на самом деле, какие планы строил, выяснять Зинуле не хотелось, да и не нужно это никому, кто есть, тот и есть, отдельно от нее, и счастья ему в жизни.
        Ритка, кстати, тоже развелась, но без таких экстремальных напрягов, по общей мировой договоренности двух сторон. Папа у ребенка остался действующим и участвующим отцом, а не отстраненным и номинальным, как и бабушка с дедушкой с его стороны.
        - Ну что, девчонки, сходили замуж?- весело спросил их как-то Риткин папа, Аркадий Петрович.- Понравилось?
        - Не-а!- хором ответили барышни неразумные.
        - Ничего!- подбодрил Аркадий Петрович.- В следующий раз повезет больше!
        - И что, повезло больше в следующий раз?- улыбнулся Захар.
        Она точно знала, что улыбнулся, чувствовала теплом в груди, слышала по голосу.
        - Ритке уж точно!- хмыкнула Зинуля.- Она там еще трижды побывала! И от каждого брака у нее остались разнообразные яркие воспоминания, обогатившие знание о замужестве, и дети.
        - В смысле? У нее что, четверо детей?- поразился Захар.
        - Четверо, и все замечательные!
        - О господи! И как она одна детей поднимает?- искренне посочувствовал он матери-одиночке.
        - Да легко и с удовольствием!- успокоила Зинаида.- Ритка никогда не была одна, ни полчаса в своей жизни. Во-первых, у нас семья огромная, а во-вторых, Ритка всегда невеста и всегда нарасхват! У нее интересное свойство организма: последние месяцы беременности и год-полтора после родов расцветает необычайно. Не в банальном понимании «красавица», а нечто иное, светится вся изнутри, глазищи такие становятся загадочные, глубокие, словно она знает все тайны мира и грустит, ну просто мадонна! Мужики с ума сходят! Именно в этот период у нее и происходит смена мужей и фамилий. Да и, слава тебе, господи, мужья ее все не идиоты и понимают, что с Риточкой лучше дружить, чем наоборот, а то!..
        Второй муж Ритули образовался, когда Мишане исполнился годик.
        Игорь Верещагин. Глубоко русский, начинающий «бизнесмен» задрипанного автосервиса, если столь громко можно обозначить пару гаражей где-то у МКАД. Но крутился-вертелся, денежку какую-никакую зарабатывал, жадных наклонностей не имел и обладал развеселым характером.
        Познакомились они, когда Ритка поехала с папой, Аркадием Петровичем, на первом в их семье раздолбанном автомобильчике в рекомендованный им кем-то из знакомых
«сервис».
        Ритка павой выплыла из машины. И вышедший навстречу клиентам хозяин в грязной, замызганной робе, подозрительного вида тряпочкой вытиравший руки, по причине самоличного ковыряния в ремонтируемых машинах, замер, узрев мадонну, открыл рот, да так и не мог прийти в себя минут десять! Не реагировал ни на какие окрики, призывы к действительности и дергания за рукав - уплыл в прострацию мужик.
        Ритуля подошла небесным видением, улыбнулась и протянула ручку поздороваться… Далее по обычному сценарию! «Бизнесмен» суетливо отбросил тряпочку, вытер поспешно руки о робу, шаркнул ножкой в поклоне, зацепил какую-то железяку, та, падая, сдвинула следующую железку, та следующую, и бампер от «жигулей», подвешенный к потолку, свалился на голову Игорьку. Игорек от удара - в лужу на коленки, почему-то начавшая закрываться створка гаражных дверей его по плечу, пытавшийся остановить движение двери помощник поскользнулся на какой-то разлитой гадости и упал на Игорька. Все!
        Машину он им сделал так, что она летала, как самолет малой авиации. Передавая хозяевам починенный агрегат, приоделся в костюм, посетил парикмахерскую накануне, отмыл руки и не забыл про цветочки и шампанское.
        Ритка осчастливила приездом с папой на такси, чего она вообще таскалась с Аркадием Петровичем по таким делам, непонятно, скучала, видимо, но таскалась. Старания автослесаря заценила сразу. Игорь Верещагин шагнул навстречу, вручил ей букет и, не отрывая загипнотизированного взгляда от ее глаз, выпалил с ходу:
        - Маргарита Аркадьевна, выходите за меня замуж!- и, повернувшись к присутствующему Аркадию Петровичу, поинтересовался: - Можно?
        Можно или нет, решала Ритка, а посему оказалось «можно»!
        Они прожили вместе три года. Семья Левинсон, вздохнув, помогла деньгами в развитии бизнеса, но под правильно оформленные документы, и Ритка заимела половину доходов.
        Риточкина «особенность» Игоря не напугала, а явилась поводом для смеха, до определенной, естественно, поры. Мишку он обожал, возился с ним, баловал, словом:
«Жить начала счастливая семья!»
        По предыдущему опыту Ритуля разлюбила Игоря Верещагина, родив замечательную девчушку Веронику, пухленькую, розовощекую и веселенькую. И при всей его неостывшей любви Игорю пришлось ретироваться, дабы не быть фатально изувеченным.
        Дружат. Очень хорошо друг к другу относятся. Никуша папина дочка, балованная и обожаемая им без меры, Мишку он тоже любит и балует так же, как и последовавших далее двоих Риткиных детей. Бизнес поднял, раскрутил, вывел на серьезный уровень с помощью Риткиной семьи и связей. С легкой душой предложил отдать половину бизнеса деньгами, но дедушка Лева возразил:
        - Игорь, ви знаете, лучше пусть оно будет пожизненное выплачивание процентов. И Ника у деньгах, и нам спокойнее.
        - Та пусть!- согласился Игорь.
        Следующий муж, латыш Андриес, образовался, когда Нике отмечали полтора годика.
        Схема та же - увидел, обалдел, пострадал травматично, вылечился и сделал предложение, предварительно поухаживав неделю. С этого особо взять было нечего, кроме родни в Латвии, в собственном доме, и загадочного бизнеса в той же стране.
        Таки родня узнала за тот бизнес - одесситы есть везде!
        С Андриесом Ритка прожила четыре года, и то потому, что большую часть времени он находился на исторической родине по делам бизнеса.
        Родился мальчик, дали нейтральное имя Станислав - по-латышски Стас, по-одесски Сева.
        Дружат. Редко встречаются. Стаса папа и его родители любят, не забывают, обеспечивают. В Латвию сына Ритка не отпускает.
        Севочке девять месяцев, Риточка, «таки закончившая иняз», работала переводчицей при французском посольстве, при устройстве без знакомых и их знакомых не обошлось. На каком-то из протокольных мероприятий встречает непростого грузина, имеющего делово-дружеские отношения с этой страной. Бабушка Ида, прознав про новую любовь, поинтересовалась:
        - Риточка, ты таки решила основать четвертый интернационал в рамках отдельно взятой семьи?
        Страсти кипели, боже ж мой! Только держись!
        Искры разлетались на три державы - грузинскую, российскую и одесскую!
        Летом в Одессе такой фейерверк стоял в честь Ритули! Семя радовалась.
        Деньги, подарки фонтаном на всю одесскую голову Левинсонов, даже Зинуле перепало от щедрот влюбленного грузина, машинка «пежо», как любимой и единственной сестре жены. Словом, парад-алле!
        На что дедушка Изя заметил:
        - Царь там таки не царь, Риточка, но я бы таки работал на черный день. Скажем, шил!
        К шитью у Ритки дарований и склонностей отродясь не имелось, но дуростью она не страдала и работала себе «на черный день» риелтором, невзирая на категорическое несогласие и грозное выступление против нового мужа. От его предложения купить ей во владение риелторскую фирму Риточка отказалась, предварительно проведя подробные консультации с юристами, чем ей может грозить такое имущество при разводе.
        Но боже ж ты мой!
        Грузин, красавец, на двенадцать лет старше, при о-о-очень непростых делах-связях и непонятном бизнесе (таки семья узнала за тот бизнес - одесситы есть везде!) и влюблен до обморока! Франция, Париж, Италия, Испания, Португалия, Чехия, Германия, Англия… Трехлетний ознакомительный для Ритки тур по Европе!
        Риткина «особенность» грузина не пугала. Он чувствовал себя защищенным деньгами-связями со всех сторон, а оттого божественно недоступным для неприятностей.
        Ага! Ему как раз досталось больше всех! Видимо, за это!
        Родилась девочка. Красавица необыкновенная! Назвали Анжеликой. Для грузинской родни Лика, для одесской Адочка.
        Оно конечно, у грузинской стороны родня непомерная, связи, но всякая родня вкупе с диаспорой отдыхает однозначно на фоне Ритулиной московско-одесской, а теперь еще и израильской. Поэтому попытка отсудить и забрать Адочку после развода обошлась горячему грузину сотрясением мозга, переломами нижних конечностей, ожогами первой степени, сгоревшим доминой и двумя автомобилями, стоимостью в половину дома, находящимися на момент пожара в гараже.
        Риточка, как водится, разлюбила, сразу же предложив развестись. Грузин не согласился и решил «уговаривать» угрозой отобрать ребенка. Для переговоров пригласил Риточку приехать в дом в Подмосковье, где они счастливо прожили в супружестве полтора последних года и из которого Ритка с детьми уехала сразу же, как только прошла любовь.
        Мужчина задумал романтический ужин, имевший целью смягчить трудный разговор. О-о-очень красивый стол и антураж.
        На ультиматум, выдвинутый им, Риточка возмущенно всплеснула ручками, зацепив тяжеленный канделябр с горевшими свечами. Эстетский застольный атрибут, падая, разбил бутылку виски. Виски дешевые грузин не пил, а выдержанные дорогие горели за милую душу, когда на них упала свеча. Огонь, следом за горючим материалом, перетек на ковер на полу и ножки стульев. Мужчина вместо того, чтобы тушить полыхнувший пожар, помчался на второй этаж спасать какие-то важные бумаги и документы. Риточка обозвала его козлом, объяснив, что спасать надо себя, людей, а не хрень всякую. Призыв бывшей жены не был услышан.
        Ритуля спокойно по громкой связи, установленной в доме, оповестила обслуживающий персонал, что надо немедленно покинуть помещение, не спеша вышла из дома, села в машину, предусмотрительно оставленную за воротами участка, вызвала пожарных и скорую, загрузила в машину повара, горничную и садовника и уехала.
        Грузин же так долго собирал драгоценные бумаги, что горел уже весь первый этаж и лестница, отрезав ему путь к спасению. Его охрана, последовав Риткиным призывам, давно повыскакивала из дома и давала снизу ценные советы хозяину, как спасаться, позабыв вывести из гаража машины и вообще сделать хоть что-то толковое. Пришлось ему прыгать в обнимку с документами с балкона второго этажа, когда уже вовсю горело в кабинете…
        После больницы, вылечившись, покаялся, извинился, предложил мировую - забыть обо всех выдвинутых им Ритуле претензиях.
        Дружат. Адочка обожаемый папой ребенок. Не забывает, балует и ее, и остальных Риткиных детей. Видятся крайне редко. Ни в Грузию, ни к родне грузинской Ритка Адочку не пускает; встречи только на ее территории. Всех устраивает.
        Адочке сейчас два годика. Ритуля решила, что стоит передохнуть от замужеств, и отвергает временно все регулярно поступающие матримониальные предложения.
        Когда дети сильно начинают ее чем-то доставать или капризничать, она искренне возмущается, урезонивая чад разбушевавшихся высказыванием в стиле Жванецкого, с поправкой на женский вариант:
        - Дети, що вам еще от меня надо? Я уже дала вам каждому по отцу!
        Захар тихо посмеивался таким мужским, очаровывающим ее до дрожи в пальцах смехом. За-ши-бись!
        - Зин, я слушаю тебя, и у меня создается устойчивое ощущение, что читаю классиков одесского юмора. Настолько это неправдоподобно и юморно звучит!
        - Ну да, а дружить со вторым мужем своей жены, которую он у тебя увел, звучит обыденно! Подумаешь, полстраны так по-людски и человечески живут и расстаются! Я, конечно, отдаю себе отчет, что наша семья, скажем так… несколько необычна. И одесская ее составляющая - это атавизм, почти никто давно уже в Одессе так не разговаривает и не живет такими кланами, соблюдая семейные традиции, помня предания, истории. Но бабушки дедушки у нас все очень старенькие, слава богу, относительно здоровые, без маразмов, только легкий склероз. Бабушке Иде в этом году девяносто один год, дедушке Леве восемьдесят семь, бабушке Симе восемьдесят шесть. И Ритка у нас такая особенная одна на миллионы. Ну, вот у нас так сложилось. Кстати, я сейчас поняла, что никому и никогда не рассказывала про нашу жизнь, про Ритку, про семью. А тебе почему-то вот рассказываю, да так подробно. Странно, правда? Даже мужьям не говорила. Ну, первый понятно, я с ним вообще мало говорила, а вот второго почему не посвящала и в семью не вводила, не знакомила? Нет, он знал, но в общих чертах,- искренне подивилась собственному открытию Зинуля.
        - Ага, значит, второй муж имелся?- зацепился за новую информацию Захар.
        - Гражданский. Как-то и мысли не приходило официально жениться.
        - Что так, не вызывал доверия?
        - Как раз наоборот, доверие вызывал, мысли о замужестве - нет. Мы познакомились на работе. А где еще люди знакомятся?
        - В гардеробных комнатах, например,- предположил Захар.
        - И в них тоже, но гораздо реже, согласись,- улыбнулась Зина,- чаще на общей учебе, работе. А если учесть, какая у меня работа…
        С Константином Зина познакомилась, когда ее перевели в Центральный округ с повышением, старшим экспертом группы. Да, за заслуги - выдрали с боем у районного отделения! Она к тому времени кандидатскую писала по собранному обширному материалу, интересно ей было - не удержать! Так и писала, пока жила с Константином, все два с половиной года, а дописала (скорее переписала заново) и защитила после расставания.
        Он - начальник следственного отдела оперов, она - старший эксперт - динамит с тротилом! Зинуле двадцать пять, ему тридцать шесть, и за плечами у него развод и ребенок. У обоих рабочий график от зари и до горизонта следующей недели. И где, как и когда они окажутся в течение этой недели, зависело от совершенных преступниками деяний и настроения начальства. На выездах, иногда совместных, на место преступления, а далее она в лабораторию, он на следственно-розыскные мероприятия, с перерывами на головомойку в начальственных кабинетах. Да и время-то было - конец девяностых!
        Их сорвало после одного слишком непростого, трудного, почти безнадежного дела, но все-таки раскрытого. Мужики из «убойки» выпивали у себя в кабинете победную, Зина зашла отдать последнюю экспертизу, разумеется срочную.
        - Зиночка! К нам, к нам! Без вас все дело бы развалилось!- бравурил Константин.- Вы наша спасительница! Такого «глухаря» раскрутить!
        - А давайте!- вздохнув, согласилась Зинуля.- Все равно за руль не сяду, восемнадцать часов на работе, устала так, что руки дрожат. Такси вызову.
        - Такси отменяется! Я вас отвезу!- пообещал Константин.
        Он еле-еле втиснулся своей мощной фигурой за руль ее «Оки», подаренной семьей на двадцатипятилетие, и отвез Зину домой.
        К тому моменту Зинуля жила в квартире одна. Дедушка, мамин папа, умер, бабушка болела, и родители решили жить с ней, присматривать и ухаживать, а дочери предоставить возможность для личной жизни.
        Состоялась. Личная-то.
        Константин остался тем же вечером, и так им это понравилось, что решили жить вместе.
        Смешно! Жить!
        Приходили домой в разное время суток, в разные дни недели. Если сталкивались, радовались необычайно, отмечая встречу горячим неукротимым сексом, иногда засыпая и на полу, на диване, не добравшись до кровати от хронической усталости. Зато на работе виделись регулярно.
        Тоже радует.
        А жизнь отложили на призрачное «потом». Потом, когда будет отпуск или пара выходных-отгулов. Потом познакомимся с родными-близкими, съездим за город, в отпуск, починим краны, прибьем на место рухнувшую год назад полку в ванной, починим ручки на дверях, купим, наконец, нормальных продуктов, сделаем генеральную уборку - потом! Жизнь потом!
        Два с половиной года ухнуло, как в трясину, в никуда, во временную жизнь с призрачной надеждой на это убийственное «потом».
        У Зинули мистическим, волшебным образом как-то получился настоящий отпуск. А вот стукнула кулачком по начальственному столу, сопроводив наезд «непрошеной слезой»:
        - Не могу я больше! Помру я здесь у вас!
        Начальство встрепенулось, слезы ей вытерло, ценный кадр облобызало и отправило в отпуск через три дня.
        Проснувшись в первое отпускное утро, Зинаида улыбнулась, потянулась… и впряглась в глобальную уборку и наведение порядка в доме, с передвижением мебели, вызовом слесарей, починкой всего ожидающего. Четыре дня, посвященные чистоте и порядку.
        Огляделась - кра-со-та!
        За окошко соизволила посмотреть - батюшки! Лето на дворе!
        И в Одессу! Какой там Костя, какой там милый-любимый! Отпуск просидеть дома, сутками его ожидаючи? Щас-с-с!
        - Зиночка, у Мони Абрамовича сын бил, как это? В уголовке, так это называют? И що, он день и ночь ловил бандюков, устанавливал справедливость, таки от него ушло три жены, плюнув через порог,- плеснула мудростью, как морской волной, бабушка Ида.- Чью-то там справедливость он устанавливал, а сам без кальсон, денег и нужной женщины. Я вас таки спрашиваю: и это дело?
        - Не дело!- весело согласилась Зина.
        Она отоспалась всласть, наконец, смогла не на бегу, а спокойно и сколько угодно общаться с Ритулей, детьми, семьей. Назагорались, нахохотались, нагулялись они от души и не спеша.
        Хо-ро-шо!
        Обязательным десертом к отдыху Ритка вразумила, в который жизненный раз:
        - Ты, Зиночка, как портниха одесская времен советского застоя, берешь работу на дом! Вот сто пудов, вы после горячей и не очень любви говорите о работе, производственные вопросы решаете в кровати! Я понимаю, он любовник хоть куда! Орел! Да только орел какой-то он не наш, приблудный. Вы собираетесь жениться-плодиться?
        - Вот ты сейчас спросила или наехала?- уточнила Зина.
        - Одновременно. Он к тебе забегает, как на перекус на ходу, как в «Макдоналдс» в свободную кассу. И пора, пора, работа кипит, преступник не дремлет и козни строит, Родина ждет подвигов! А оно тебе таки надо така любовь? Что ты, гамбургер?
        И Зинуля обалдела от четкого попадания в цель Риткиного высказывания!
        А и на самом деле, у них не любовь, не жизнь, фастфуд какой-то сплошной на бегу! И оно ей таки надо?!
        Решила, что не надо,- да в Гондурас! Лучше никак, чем так!
        В первый же свой рабочий день по приезде она столкнулась с Константином в коридоре! Не дома, не на вокзале встречал, в коридоре! Зина ухватила за рукав пиджака, остановила бегущего куда-то по важным делам и не заметившего ее любимого.
        - Привет!- обрадовался он, и чмок-чмок в щечки.- Прости, не смог тебя встретить, мои двое суток в засаде сидели! Соскучился! Постараюсь пораньше сегодня вырваться, отметим твой приезд!
        - Не надо стараться,- остудила она, притормозив его бег по всем пересеченным местностям.- Костя, все! Расстаемся с сегодняшнего дня. Вещи заберешь, когда сможешь.
        - Та-а-ак!- сосредоточил таки свое внимание на ней мужчина.- Не понял. Другого встретила? Любовь курортная?
        - На оба вопроса - нет. На-до-ело! Нам с тобой другие партнеры нужны, вне нашей сумасшедшей работы. Домашние. Чтобы ждали, все понимали, прощали, тянули на себе бытовые проблемы, жалели. А так мы с тобой еще лет десять пробегаем по трупам-выездам, ты по задержаниям-раскрытиям, я в колбах и анализах. Если сейчас не остановимся, скоро ненавидеть друг друга станем за вечную житейскую неустроенность. А я так не хочу. И секса на бегу уже не хочу, и то, что мы за все время даже поговорить ни разу серьезно по душам не удосужились, и это не хочу. Да и ты не хочешь. А нам с тобой еще работать вместе, надеюсь, легко и без взаимных обид.
        - Может, ты и права, Зинуль. Но давай не сейчас это обсуждать, не на бегу!
        - Костя-а-а! Очнись, мы все делаем только так, на бегу, спешно, в коротких антрактах между работой!
        - Зин, обещаю, я все обдумаю, и поговорим!
        - Нет, не обдумаешь и не поговорим. Не обманывай самого себя. Ты за два с половиной года с моими бабушками-дедушками не познакомился, а я и подавно, даже с твоими родителями! Ты не знаешь вторую половину моей семьи, Риткину, да и с ней раза четыре за все время виделся! Не получается у нас интересоваться и заниматься чем-то помимо работы. Вот давай ей и ограничимся! Да все нормально, Костя! И у тебя, и у меня напряг отпадет.
        Напряг отпал, как и ожидалось, а поговорили они серьезно и без дураков, года через три, когда встретились на торжественном совещании в Главном управлении, после которого пошли в ресторан и проговорили часа четыре подряд. Не закончив встречу в кровати.
        - Это же стандартная претензия ко всем много работающим мужчинам,- раздался из темноты тихий голос Захара.
        - И женщинам,- добавила законченности в житейскую диспозицию Зинаида.
        - И к ним тоже,- согласился Захар.- Но это реалии нашей сегодняшней жизни, все люди, которые что-то хорошо делают, работают сверх всякой меры, и к этому надо приспосабливаться.
        - Нет. Не согласна!- уверенно возразила Зинаида.- Я много об этом думала и надумала свои выводы. Вот ответь мне, для чего и почему ты так много беспросветно работаешь?
        - Ну… - задумался Захар,- стать специалистом классным, достичь многого в профессии, желательно и авторитет, и суперквалификацию. Для денег, карьерного роста…
        - Все это прекрасно, что ты перечислил, и имеет место в начале пути, когда на самом деле без упорного кропотливого труда и практики невозможно стать профи. Но только в начале, когда накапливаешь опыт, приобретаешь знания, умения. А сейчас? Вот я суперклассный спец, редкий, без пафоса и самолюбования, а ты?
        - Я сейчас тоже супер. Наверное, единичный в нашей стране. Нас очень мало.
        - То есть профи высшей пробы?- переспросила Зина.
        - Да.
        - Тогда сейчас тебе зачем так много работать? Чтобы кому-то что-то доказать? Себе? Не выпасть из обоймы? Заработать все деньги, для престижу? Для чего?
        - Да я теперь так уже и не вкалываю, как раньше. Больше умею, знаю, проблему на подходе вижу, как и ее решение. Командировки бесконечные - это и есть часть моей работы. Но и там я тоже не на убой, научился подбирать помощников, направлять, руководить работой.
        - Спокойно, уверенно, без суеты и авралов?
        - О-хо-хо, Зинаида! Когда это в нашей стране без авралов и суеты? Хотелось бы так!
        - А я научилась себя ценить и уважать как специалиста. И ценить жизнь в целом. Не оставляя ее полностью на работе. А еще научилась говорить «нет». И как бы ни уговаривали, ни просили-умоляли: «Зинаида Геннадьевна, это срочно-пресрочно! Дело рушится! Спасите-помогите!» Я четырнадцать лет в профессии, и ни разу не было не срочно! И все рушится, и дело рассыпается, преступник уходит, наказание откладывается! И все пропало! Ни-че-го! Догоните, дело сошьете, доказательную базу составите, а у меня рабочий день закончился! Я в зоопарк с детьми намылилась и с Риткой. И никакая необычайно срочная экспертиза меня не заставит променять это счастье на работу! Поэтому и стандартные обвинения в игнорировании жизни и полном погружении только в работу считаю обоснованными. Я после расставания с Костей еще так года три пробегала, кандидатскую защитила, пережила пару романов мимолетных, а остановилась, когда осознала, что за очередным завалом срочным на работе неделю Ритке не звонила, на звонки ее не отвечала, только «привет, все нормально, очень срочная работа. Пока!». Вот тогда-то я и поняла, что так могу жизнь
мимо пропустить и не заметить! А у Кости так жизнь и не изменилась, он все в бегах и фастфуде, вместо жизни. И очень многие так, большинство бизнесменов, для них только работа, жизни нет, есть зарабатывание непомерное.
        - Значит, ты мудрее меня,- загрустил Захар.
        - Да ладно!- отмела утверждение Зинаида.- Просто мне есть из-за кого отстаивать право на личную жизнь, на общение с теми, кого люблю: Ритка, семья, дети, да и я сама у себя. А у тебя нет. Вот твой Никита приедет, и ты начнешь отделять «хочу больше времени провести с сыном» от сверхурочной работы.
        - Само собой. Постараюсь проводить с ним как можно больше времени,- согласился Захар.
        И они замолчали. Надолго.
        В темноте недоговоренной напряженностью повисло несказанное. Осязаемо, ощутимо пугая возможным откровением.

«У меня есть из-за кого - Ритка, семья, дети…»

«Проводить с ним как можно больше времени…»
        Как кастрация полной жизни! Урезание! Недоговоренность обоюдная…
        Дети, родственники, друзья - и больше нечем дышать, гореть, плавиться, с ума сходить, ночами не спать - любить, рваться навстречу!
        Полдыхания, полжизни, полнакала, зато свобода полной ложкой!
        В темноте, в напряженной повисшей тишине, они перемешивались мыслями, напряженным чувствованием, пониманием, что недоговорили друг другу и что хотели сказать…
        Молчание, разговор мистический. Странный, затянувшийся тишиной, клубящийся по углам, манящий чем-то запретным, словно черту провели - тягучее молчание, из которого есть только два выхода - шутка, смех или…
        - Я… - попыталась Зинуля заговорить о чем-то.
        - Тс-с-с… - протянул Захар, останавливая ненужные сейчас слова.
        Он встал, подошел к ней и присел на корточки рядом. Как он ее отыскал в этой темноте кромешной?
        Безошибочно.
        Не сделав ни одного лишнего движения, не шаря в темноте беспомощно вытянутыми руками. Нашел. Сразу, как по магнитной стрелке компаса.
        Он дотронулся кончиками пальцев до ее лица, легко, как цветочными лепестками, провел по бровям, носу, обвел пальцем контур губ.
        Зина закрыла глаза и плыла куда-то, тая под этими еле уловимыми прикосновениями,- плыла-а-а! Захар наклонился и, легко, осторожно прикасаясь, поцеловал ее губы.
        Три минуты - полет нормальный! Зинуля стартанула в космос!
        Как наваждение, нежное, медленное, колдовство…
        Р-р-раз! И в секунду все переменилось - тон, окраска, ритм музыки, сердцебиение. Обожгло желанием! Он переместился, обнял ее, прижал к себе сильно и поцеловал по-настоящему, далеко не нежно! Напористо, сильно, зовя за собой, требуя, обещая!
        Куда-то в неизвестную бездонность улетела одежда, исчезая бесследно, а вместе с ней глупость, условности, сомнения, необходимость в словах! Первобытная темень, первобытное единение в ней мужчины и женщины - самое мудрое, самое сложное, самое простое!
        Они стонали в унисон, торопились познать друг друга, целовались не останавливаясь. И, не выдержав, не выдержав - ну невозможно же!- он вошел в нее резко, сильно победителем-побежденным, а она приняла его, подчиняясь-побеждая!
        Увидеть настоящие искры в глазах, оказалось, можно только в темнотище. Фейерверк индивидуальный и парный одновременно. И орать нутром, надрывая горло, ничего не боясь, не смущаясь, не сдерживая себя, достигнув вершины личного, одного на двоих Эвереста.
        И, обнявшись, вдвоем, плавно, как на парашюте, падать, падать с него, падать…
        - Я когда увидел тебя… - стал говорить Захар, переведя дыхание, у нее над плечом, оттуда, где находилась его отяжелевшая голова.
        И в это время зазвонил телефон, где-то в неизвестной непроглядности.
        - А, черт!- ругнулся Захар.
        Пришлось встать срочным образом, шарить в полной темноте в поисках пиджака, кармана на этом предмете одежды и его содержимого - истошно заливающегося мелодийкой телефона.
        - Да!- ну о-о-очень недовольно ответил Захар Игнатьевич.
        - Захар Игнатьевич, это Маргарита Аркадьевна. Квартиру осмотрели? Вам понравилось? - не убоялась его грозного рыка Ритка.
        - Нет, Маргарита Аркадьевна, не посмотрел я квартиру,- тут же забыв о недовольстве, улыбнулся Захар.
        - Почему?- работал возмущенный риелтор.- Разве Зинаида вам ее не показала?
        - Зинаида Геннадьевна не смогла провести показ, потому что вы, Маргарита Аркадьевна, закрыли нас в гардеробной комнате,- веселился Захар, но твердость голоса держал.
        Нынче Ритулины традиционные восклицания разнообразились.
        - Ой!- Ну, это святое, и к нему: - О боже ж мой! И вы до сих пор там?
        - Представьте себе!- улыбался Захар.
        - Я немедленно выезжаю! Буду через полчаса!
        - Очь хорошо!- похвалил Захар Игнатьевич за рвение, нажал отбой и пояснил Зинаиде: - Твоя Рита будет через полчаса!
        - Надо искать вещи!- встревожилась Зинаида.
        - Нет,- отказался Захар.
        Он вернулся, снова безошибочно найдя Зину, лег рядом и притянул к себе.
        - Мы пятнадцать минут полежим, пообнимаемся, а за остальные пятнадцать минут оденемся.
        И поцеловал, радикально перекрыв возможность для возражений.
        А кто бы возражал!
        Зинаида перевела дух и предупредила, сипя горлом:
        - Лучше не целоваться-обниматься, а то не удержимся, и Ритуля застанет нас за жарким действом!
        - В разгаре,- хохотнул, соглашаясь, Захар.- Черт, как жалко, что я не могу тебя видеть!
        - Зато ты изучил меня посредством осязания!- улыбалась Зинаида.
        - Уточняю: поглаживания и целования!
        - Надо найти барахло и как-то одеться!
        - У нас есть мобильники, начнем с твоих вещей.
        Сталкиваясь руками, головами, поминутно целуясь и смеясь, они разыскали вещи и умудрились одеться в темноте. К моменту громыхания входной двери и пулеметной очереди Риткиных каблуков по полу успели и верхнюю одежду натянуть и стояли в ожидании освобождения. Свет из распахнутых дверей неожиданно ударил по глазам, заставив обоих моментально зажмуриться и даже прикрыть глаза руками.
        - А что вы в темноте?- поинтересовалась Ритка.
        - В прятки играем,- съязвила Зинаида.
        - Ой, извините бога ради, Захар Игнатьевич! Как некрасиво получилось! Я совершенно случайно вас закрыла! Я сейчас все покажу, расскажу!
        - В этом нет необходимости, Маргарита Аркадьевна,- остановил ее порывы спокойным голосом Захар.- Квартиру я покупаю, при условии что починят свет в гардеробной.
        - А что с ним такое?- удивилась Ритка.
        И тут же хлопнула переключателем вверх-вниз, и свет зажегся!
        Ну ни фига себе! Захар с Зинаидой многозначительно переглянулись! Они-то этот переключатель чуть не доконали, щелкая по очереди,- и ничего!
        - Оформляйте документы, Маргарита Аркадьевна. Но все же попрошу вызвать электриков проверить проводку. Нам с Зинаидой Геннадьевной пришлось больше трех часов сидеть в темноте.
        - О господи! Извините! Как же все некрасиво получилось… - завела песню о пардоне Ритка и остановилась на половине арии, присмотревшись к Зинаиде.
        Зина, спровоцированная взглядом подруги, как могла, осмотрела себя - вроде все в порядке, застегнуто, надето - и перевела взгляд на Захара.
        Ну, этот орел! С приема, с приема!
        Даже волосы, приглаженные пятерней, имели вид парикмахерской укладки, а остальное и говорить нечего - протокол!
        Что там Ритка узрела?
        Ритка же рассмотрела что положено и сверх того!
        Проводив дорогого во всех смыслах клиента, переговорив о формальностях, уверив, что завтра же займется оформлением документов, помахав отъезжающей машине ручкой, она развернулась к подруге, еще более дорогой!
        - Зинаида, ты офонарела? Ты что, с ним там любовью занималась в кладовке?
        - А что за праведный гнев секретаря парткома, я не поняла?- возмутилась Зинаида в ответ.- И что за выводы?
        - Ты себя в зеркало видела?- отчитывала Ритка.
        - Нет. И что, я настолько порочно выгляжу?- не сдавалась Зинуля.
        - Помады нет,- начала перечислять Ритуля,- зато губы явно побывали в бою, глаза горят, румянец, и в гардеробной стоял весьма специфичный запах!
        - Насколько мне известно, в семье чекистов не наблюдалось. Может, Ритка, ты пренебрегла призванием?- разозлилась Зиночка.- Я не поняла, это допрос, наезд или возмущение порядочной гражданки?
        - Он же мой клиент, Зинаида! Это же моя работа!
        - Звучит, как будто мы на панели клиента не поделили! Он же решил квартиру покупать, считай, что я его уговорила таким образом,- оборонялась Зинаида.- Все довольны!
        - Нет, ну я… - растерялась Ритка, не зная, что возразить.- Слушай, а точно! Он не очень-то хотел этот дом. Да и на просмотре в другом агентстве ему квартира понравилась, он уже решил ее брать, а эту и еще одну сегодня поехал смотреть, чтобы уж все предложенные варианты охватить. Хотя честно предупредил меня, что процентов на девяносто уверен, что возьмет именно ту, другого агентства. Я и не надеялась. А мне эта квартирка очень нравится! Дорогая, конечно, но особая, уютная такая, домашняя, правда? Ты же видела?
        - Я не видела, я в гардеробной любовью занималась,- напомнила Зинаида.
        И расхохоталась!
        Они с Риткой, стоя у ее машины, хохотали как сумасшедшие, согнувшись пополам, похлопывая по красному железному боку ладошками от переизбытка чувств.
        Отсмеявшись, поехали к Ритке пообедать или поужинать, не важно, главное - обсудить.
        Ритка жила там же, лишь на полтора года покидала родные пенаты, для богатой жизни с грузином в доме. Вернулась с удовольствием и пока покидать дом родной не собиралась, уютно устроившись с бабушкой, дедушкой, четырьмя детьми, няней и приходящей домработницей. Родители, Софья Львовна и Аркадий Петрович, перебрались два года назад в квартиру умерших один за одним родителей Аркадия Петровича. Но большую часть времени проводили здесь же, откровенно не понимая, как можно жить не шумным скопом, а в комфортной тишине вдвоем. Да и Риточке нужна помощь с детьми, разве ж одна няня управится!
        Ритка, удерживающая любую информацию ровно до порога дома, войдя в квартиру, с ходу громогласно сообщила новости всем вышедшим встречать по традиции:
        - Я случайно закрыла клиента вместе с Зинулей в гардеробной комнате на просмотре квартиры…
        Небольшой перерывчик в потоке сообщений, для приветственных обниманий, расцеловываний, далее следуем в кухню.
        - …на целых три с половиной часа! И у них там почему-то погас свет!
        Отвлекаемся на воспитательный процесс и распоряжения детям:
        - Мишенька еще не пришел? Ах да, он сегодня поздно, у них там студенческая тусовка. Никуша, как дела в школе?
        - Да все хорошо, мам! И что дальше?- любопытничала Ника.
        - Да ничего. Можно идти делать уроки!
        - Да я почти сделала!- упирался ребенок, точно зная, что история не окончена.
        - Так пойди и доделай оставшееся «почти»!- воспитывала мать.- Севочка, что ты конфеты жуешь, как хлеб, ей-богу!- застукала мирно пристроившегося у вазочки с конфетами семилетнего сына Ритка.
        - Хлеб, мамочка, куда как не вкуснее!- пояснил рассудительный латышский отпрыск.
        - Ты обедал?
        Севочка старательно кивнул, целиком запихав в рот неизвестно какую по счету конфетку.
        - И закусил сладким, как мы наблюдаем! Адочка с няней?- Вопрос к бабушке.
        - Да, проснулась, во что-то играют.
        - Севочка, иди поиграй с сестрой! Научи ее чему-нибудь грамотному!- распорядилась Ритка.
        - Мама, ей два года, чему ее можно учить?- возмутился семилетний «взросляк».
        - Ну, азбуке Морзе, пожалуй, рановато, а так всему! Давай, вперед, осваивай азы преподавательской науки!
        - И зачем она мне?- выяснял исходный посыл задания Севочка.
        - Может, она тебе не понравится, и ты выберешь другую профессию,- выдвинула теорию проб и ошибок Ритка.
        - Зачем тогда время тратить, мамочка? Она мне уже не нравится!- отстаивал свободу выбора Севочка.
        - Тогда считай это проявлением братской заботы! Все, иди к Адочке!
        Так, дети проверены, направлены в продуктивное русло, из кухни удалены. Во время воспитательного процесса дедушка Лева добрался из комнаты до кухни и устроился на любимом стуле за столом. Он побаливал все чаще, подрастерял седых кучерей, сгорбился и передвигался медленно, но юмора и остроты мысли не утратил ни на грамм.
        На стол накрывала тетя Соня, приняв несколько лет назад бразды хозяйского управления из рук бабушки Симы, оставив ей для развлечения приготовление (а больше руководство другими во время готовки) фирменных блюд.
        - Зиночка, ты не испугалась?- спросила тетя Соня.
        - Она не испугалась,- ответила за подругу Ритка, ухватив с тарелки кусочек колбасы и засовывая его в рот,- она с ним любовью там занялась!
        - А чем еще должна заниматься, хочу я тебя за это спросить, барышня у хорошем возрасте, запертая у темноте с приличным мужчиной?- подивилась бабушка Сима и уточнила на всякий случай: - Риточка, он приличный мужчина?
        - Та, щоб моря не видать!- уверила Ритка.- Положи-и-ительный, холост, взрослый сын и обеспечен серьезно. У меня все его данные есть, даже официальная справка о доходах!
        - Это хороший документ,- порадовался дедушка Лева, но заметил: - Но не такой, щобы надежный.
        - Подождите!- остановила тетя Соня.- А как и почему там оказалась Зиночка?
        - Я не успевала, у меня сразу два показа получилось, попросила Зиночку показать за меня ему квартиру, у нее сегодня выходной. Ну и случайно их заперла!
        - Зинуль, так ты ему квартиру показала?- спросила тетя Соня.
        - Нет,- вновь ответила за подругу Ритка,- не успела, зато она дала ему потрогать и изучить нечто гораздо более интересное!
        - Зиночка, я ж таки всегда тебе говорила, що у тебя таки есть що посмотреть и потрогать, и это гораздо интереснее любой квартиры!- порадовала комплиментом бабушка Сима.
        - Так, и у кого из вас теперь будут неприятности?- выясняла тетя Соня.
        - Та ты що?!- искренне возроптала Ритка.- Какие неприятности, я вас умоляю! После трех с половиной часов у темноте с Зиночкой клиент усе понял и покупает эту квартиру! А я заработаю нефиговые проценты!
        - А що заработает Зиночка?- решил выяснить дедушка Лева.
        Все присутствующие, слегка обалдев от такой постановки вопроса, посмотрели на дедушку Леву, а он пояснил и расширил высказывание:
        - Риточка, ты бывшая жена четырех мужей и мать их же прекрасных четырех детей, ты же понимаешь, що от каждого близкого общения с мужчиной барышня таки що-то зарабатывает! Ну, хотя бы венерическое заболевание или разбитое сердце!
        Первые два дня после «просмотра квартиры» Зинуля пребывала в каком-то странном состоянии, странном для нее, потому что ничего подобного ранее в своей жизни она не испытывала и не переживала!
        Ужас какой-то! Дожить до тридцати пяти лет и влюбиться с первой же встречи, как девчонка восемнадцатилетняя! До одури, до обмирания, до мурашек, бегущих теплой будоражащей волной откуда-то снизу живота, через все тело, и бьющих шампанскими пузыриками в голову при каждом воспоминании о нем!
        Она жила, как в полусне: ходила, работала, руководила, разговаривала, делала какие-то обыденные дела и все время улыбалась, находясь одновременно в другом измерении чувственных воспоминаний и ощущений.
        - Зинка! Ты влюбилась!- радостно сообщила ей Ритуля.
        - Да,- согласилась Зина, продолжая мысленно улыбаться.
        - Ну, слава тебе, господи!- вознесла хвалу Ритка.- А то мы уже все за тебя бояться начали! Ни два ни полтора, все какие-то идиеты рядом, да и не любила ты никогда!
        - А ты?- спросила Зина через призму своих ощущений.
        - Я?- необычайно подивилась Ритка.- Да я всех своих мужей любила! Ты же знаешь. По-настоящему, сильно, каждый раз переживала по-новому, любила, без дураков!
        - Только остывала быстро,- засмеялась Зинуля.
        - А что такого?- улыбалась Рита.
        - Да ничего! Только напоминает электрический чайник, мгновенно закипает и так же быстро остывает!
        - Ну и что!- звонко рассмеялась Ритуля.- Зато какая любовь! Держись, родня! Чувства-переживания до неба! И заметь, каждый раз навсегда!
        - Ну, что-то от каждого у тебя точно осталось навсегда, воспоминания яркие и дети, - согласилась Зина.
        - Богатство само по себе!- утвердила Ритка.
        На третий день Зинаида соизволила вынырнуть из искристых чувственных воспоминаний и призадуматься: «А почему он не звонит?» Действительно: а почему?

«Ах да! Мы же не обменялись номерами телефонов!- На пару секунд ей полегчало от простого объяснения, и тут же напрягло догнавшей рациональной мыслью.- Он же с Риткой каждый день общается, мог узнать любые мои координаты!»
        И сразу же позвонила подруге.
        - Да, он взял у меня все номера твоих телефонов, на следующий же день. А что, до сих пор не позвонил?- удивилась Ритуля вопросу.
        - Нет,- односложно ответила Зинаида и попрощалась поскорей, дабы избежать разговора на эту тему.
        И осталась на работе до ночи, а чтобы не ехать к Ритуле, не обсуждать то, чего сама не понимала, и чтоб даже по телефону не разговаривать с ней об этом - занята, и все! Очень занята! Срочная экспертиза, главного преступника месяца ловим!
        Да уж! Экспертизу собственных чувств, недоумений, странного поведения мужчины, его глухого молчания проводить ей таки пришлось в течение следующего, четвертого по счету дня.
        А что тут можно подумать и придумать?
        Ну что можно подумать? А?!
        Когда они прощались у Риткиной машины, он пожал ей руку и мягко сказал:
        - До свидания, Зинаида.
        И улыбнулся так, что у нее коленки подогнулись и по позвоночнику пробежал холодящий электрический заряд, закрепившись жгучим шариком в затылке. Не было это похоже на холодное, отстраненное «спасибо за замечательно проведенное время и прощайте!», ни намека на пошлость!
        На обещание, вот на что это было похоже! И что?! И что дальше-то?!
        Может, у него случилось что-нибудь? Ну, мало ли! На работе неприятности или завал, с сыном, в аварию попал, с родными что-то, уехал?..
        Но найти хоть какое-то оправдание полному отсутствию внимания и глухой тишине со стороны Захара Игнатьевича не удалось! Ритуля радостно сообщила, что жив-здоров, благоденствует, документы по квартире оформляются, каждый день с ней перезванивается, мало того, попросил посоветовать хорошего дизайнера, чтобы обставить квартиру в кратчайшие сроки, у него, дескать, на это совсем нет времени. Они изволят быть занятыми на работе!
        Неужели до такой степени, что нет ни сил, ни времени кнопочки на телефоне пальчиком набрать?
        Так промучилась темными мыслями, обидами, непониманием еще один день. А на шестой день, сидя на работе, в кабинете, уж под ночь, сославшись третий раз любимой подруге на суперзанятость, Зинаида задумалась. И всерьез!
        Привыкшая анализировать факты, сопоставлять и делать научно обоснованные выводы, выстраивая логические последовательные соединения, Зинаида Геннадьевна осмысливала ситуацию, в которую вдряпалась с разгону, не ожидая и не прося у Бога такого
«счастья».
        И так. По логике межличностных отношений, вывод напрашивался один, а именно: мужчине подвернулся интересный необычный секс в экстремальных условиях, он с удовольствием и радостью принял участие в эксперименте, и более его эта женщина и отношения с ней не интересуют, что он наглядно и демонстрирует, не проявляя к ней никакого внимания.
        Подчеркнуто демонстрирует. Как и положено в таких случаях.
        Зинуля постаралась усилием воли отодвинуть обвинения и напрашивающийся единичный вывод - это она умела! Еще как! Умела абстрагироваться от первого очевидного, казалось бы, вывода, выключать эмоции и проверять и перепроверять результаты. Какие бы мысли и чувства ни вызывал человек, его поступки, деяния, страдания, для которого ее экспертиза являлась жизненно важной.
        В данный момент жизненно важной была для нее, Зинаиды Ковальчук, логическая экспертиза, анализ поступков Захара Игнатьевича.
        Смешно! Что мы можем знать о мыслях и побудительных причинах другого человека? Почему так легко придумываем за него, что он думает, почему совершает то или иное деяние? А придумав, обижаемся, осуждаем, это уж как водится!
        Она сварила и налила себе большую чашку кофе, села и откинулась на спинку удобного рабочего кресла. И, закрыв глаза, подробно, в деталях, интонациях, словах, движениях, запахах, чувствованиях вспомнила, ярко, как кино, те странные, перевернувшие жизнь три с половиной часа, проведенные в темной комнате.
        Еще и еще раз! Внимательнее!
        Оказалось, что ни хрена логика не работает в этом случае! Вот не работает, черт ее возьми, и все! Сползает, увертливой змейкой, в чувства, переживания, эмоции. И они дружно верещат: нет!!!
        Нет! Не было ни в одном слове, движении, посыле, пошлости какого-либо расчета или примитивного желания воспользоваться так удачно подвернувшейся ситуацией, и страсти обжигающей, ненормальной не было! Все не так!
        Не так!!!
        Иное, глубокое, пугающее и зовущее, непонятное - из иных миров, жизней - сильнее, ярче и чище! Они говорили, рассказывали друг другу самые сокровенные, хранимые от чужих людей вещи, как исповедовались, и не страшились почему-то этого! Странным образом они с Захаром не боялись открытости, обстоятельств, столкнувших их, и не стыдились исповедей! И нет тут места примитивной пошлости, и логике нет места - другое!
        Боже, боже, боже! Ну почему все так сложно, больно, страшно? И так желаемо-ожидаемо, а?
        Ладно, пойдем дальше! Что следует из всего передуманного?
        Либо мужик испугался до смерти такой искренности взаимной и силы неожиданно свалившихся чувств, то ли - чего она и предположить не может! А бог его знает, что он мог напридумывать себе, какие обстоятельства, проблемы, из чего следует вывод первый - испугался!
        На этой мысли мозг Зинаиды завис, как компьютер от введенной грубой неправильной команды!
        Условности, условности…
        Она обнаружила, что выпила весь кофе и не заметила, а за окном, между прочим, глубокая ночь.

«Вздохнул старик и поплелся к синему морю кликать золотую рыбку!- попечалилась над судьбой Зинаида.- Будет мне завтра «золотая рыбка» в виде Риткиного допроса с пристрастием! Не избежа-а-ать!»
        А потому что завтра фиг отвертишься - воскресенье! И она проводит его с детьми, Риткой и всей семьей. Это сегодня, хоть и суббота, можно было еще как-то слинять на работу и на ней же задержаться. Знало бы начальство, на чем основан трудовой энтузиазм его сотрудника, умудрившегося за три последних дня перелопатить двухнедельные залежавшиеся дела, подсовывало бы ей красавцев гусаров для любви переживательной каждый месяц!
        А завтра, увы! Святой день в кругу родных! Да и пора уж! Когда это она бегала от правды или скрывала что-то от семьи? Да никогда! И нечего начинать, и пробовать не собирается!
        Зинуля медленно, медленно ехала домой, и дорогу самую длинную выбрала, благо пробок в это время не было, и улыбалась себе, думая, как завтра вечером всем собором многочисленным с мамами, папами они усядутся за большущий стол в Риткиной кухне. И родные начнут выспрашивать, и выложит она свои думы нелегкие и боли сердечные, а они оборонят, встанут стеной и никому и ничему плохому не отдадут ее, даже собственным глупым мыслям. А дедушка Лева или бабушка Сима скажут что-то мудрое и юморное, а тетя Соня ошарашит неожиданным видением совсем под другим углом проблемы, а мама будет улыбаться, папа потребует дать ему координаты обидчика, Ритка предложит сама с ним «поговорить», а семья дружно закричит запрещение: «Не смей к нему подходить!»
        Зинуля улыбалась, предвкушая завтрашний разговор, и становилось совсем тепло в груди, и… больно! И обидно, и жгло, жгло стучавшее сердце и щипало в глазах!

«Господи, ну чего ты так испугался, Захар? Вот этого, открытости, простой искренности? Себя? Меня? Или не испугался, а просто не хочешь этого?»
        Вопросы, вопросы без ответов.
        Она припарковалась на свое место у подъезда, заглушила мотор, посидела, еще немного посидела и поняла, что не пойдет сейчас в звенящую от пустоты, эхом разносящую звук ночного одиночества квартиру, чтобы вариться в своей боли непонимания.
        Завела мотор и поехала не спеша в никуда - колесить по ночной Москве.
        - Да, Ритуля, умеешь ты мне жизнь переменить!- вслух проговорила Зинаида и улыбнулась.- Да, умеет, и сколько раз! И как!
        Она вспомнила, под неспешное движение машины, в тишине, даже радио не включила, как Ритка закрыла ее в прошлый раз. Давно.
        Они тогда жили с Костей.
        Случилась великая радость - у них совпал отпуск, и вроде Константина даже отпустили, вот небывальщина! Они решили, что пора наконец куда-нибудь вместе съездить. А на дворе совсем не лето жаркое, а зима. В Одессу, конечно, можно, и даже увлекательно, познавательно, в том смысле, что пора Константина и семье представить, но все же не лето! А тут знакомые Риткины предложили две горящие путевки по смешным ценам в Финляндию. На автобусе из Питера, через Выборг в Хельсинки. Пять дней в Финляндии и назад. Увлекательно!
        Загранпаспорта у них имелись, в прошлом году собирались в Турцию, как в мечту, сделали. Мечту обломали, срочно вызвав на работу, отпуск отсрочился на неизвестное время, а паспорта остались.
        Они с Костей загорелись поездкой, собрались, но… как водится! Громкое убийство известного человека, Константина срочно отозвали из отпуска на работу, и понеслось! Ее тоже вызывали, не менее срочно, и настойчиво, и грозно-начальственно, но Зинаида уперлась - нет меня! Надоело! Уехала уже!
        Костя ее поддержал:
        - И правильно! Езжай, отдохни, смени обстановку, хоть за границей побываешь, а я уж… ладно!
        И Зинаида решила ехать. А что, все билеты, документы, деньги на руках, самолет до Питера и в тот же день автобус. За день до отъезда вдруг решила, что надо навести полный порядок в доме, не оставлять же любимого в грязной квартире с пустым холодильником и горой невыстиранного белья.
        Мыла, чистила, скребла-убирала, три ходки в магазин и на рынок сделала, забив продуктами холодильник, наготовила и суетилась до самого отъезда.
        Уже и вещи собрала, в прихожую сумку выставила, оделась, накрасилась, такси вызвала, и тут заехала Ритка сказать последнее напутствие на дорожку, поделиться новостями, да просто поцеловать на прощание.
        - И зачем ты такси вызвала, я бы тебя отвезла!- возмущалась Ритуля который раз за два дня.
        Зинаида развешивала на балконе на сушилку последнюю порцию перестиранных за два дня накопившихся вещей.
        - Нет уж, дорогая, тебе лучше из Москвы не выезжать и в пробки не попадать. Меня и такси прекрасно довезет!
        Ритка пребывала на последнем месяце беременности Севочкой, прибалтийским наследником, и хоть носилась, как коза скаженная, мало обращая внимания на торчавший боевой живот, они все старались ее придерживать и далеко от дома не отпускать.
        - Ладно, заботливая ты моя! Я побежала тогда. У меня занятия в школе мамаш. Для меня большой вопрос, кто и кого может там обучить, они меня или я их?
        Они расцеловались, Ритуля пожелала подруге классно съездить, оторваться, приглядеть себе финна задушевного, для разнообразия, и упорхнула, захлопнув за собой входную дверь.
        И, только развесив оставшееся белье, Зинаида обнаружила, что Ритка ее заперла - закрыла, повернув, ручку стеклопакетной новенькой, недавно поставленной балконной двери.
        Ша-пи-то!
        Цирк уехал, Зина осталась!
        Балкон хоть и был застеклен, но не отапливался, это же не зимний садик в новорусских хоромах, а маленький, прилепленный к квартире аппендикс!
        Телефон, ключи и, кстати, теплая одежда остались, есессенно, в квартире!
        Зинаида начала подмерзать, пришлось разворошить старье, сложенное, как и у большинства, на балконах, потому что жалко выбросить, а вдруг пригодится! Пригодилось, по крайней мере ей. Возможно, единственной из всех обладателей балконных аппендиксов и хранителей житейских отстоев.
        Раскопала в коробках какую-то старую куртку, сберегаемую для поездок на природу на шашлыки или лыжные прогулки, ботинки той же целевой направленности, порадовали обнаруженные шапка и шарфик. Да еще драный коврик, которым она закутала ноги. А вот его сохранность была совсем уж непонятна в предназначении.
        Но пригодился же!
        На балконе Зинаида провела восемь часов! Пока поздно вечером, ближе к ночи, не вернулся Константин с работы и не выпустил ее из заточения.
        За это время Зина передумала множество вариантов того, что скажет Ритке, подбирая слова позаковыристее, это первые час-полтора, следующий час она смеялась без остановки, представляя себе Риткину реакцию и комментарии семьи. А оставшееся время пыталась греться: поприседала, походила, в смысле шаг туда, шаг обратно, не разгуляешься!
        О чем она тогда думала наедине с собой? Да о всяком. Рабочие мысли, обдумывала заковыристый анализ, новое направление в экспертизе. Переключалась, вспоминала жизнь свою и все Риткины выкрутасы, как часто она словом и делом меняла ее жизнь. Вот и сейчас, вместо интересной поездки, сиди и думай, почему так сложилось?
        А привыкла, что с Риткой ничего просто так не происходит, в том смысле, что не с самой Риткой, а с последствиями ее слов и действий, отражавшихся на Зинаиде. Может, ей нельзя за границу? Или необходимо время, чтобы остановится и посидеть, обдумать свою жизнь и их с Костей отношения?
        И ничего она не надумала! Замерзла страшно!
        Костя спасал, засунул в горячую ванну, отпаивал чаем с медом, закутав в плед и теплые носки. Смеялся:
        - Ну ничего! Для всех ты считаешься в Хельсинки, а посидишь дома, как порядочная, нормальная жена. Будешь обеды варить, волноваться и ждать меня с работы.
        А в двенадцать ночи позвонила Ритка в истерике, рыдая, кричала Косте в трубку:
        - Включи НТВ!!!
        Он ничего не понял, включил…
        Передавали последние новости:

«Сегодня под Выборгом произошла крупная автомобильная авария. КамАЗ, выехавший на встречную полосу на высокой скорости, столкнулся с экскурсионным автобусом, следовавшим рейсом до Хельсинки. От удара автобус выбросило на обочину, он перевернулся и загорелся. Водитель автобуса и десятеро пассажиров скончались на месте, остальные пассажиры получили травмы и ожоги разной степени тяжести, четверо находятся в критическом состоянии, остальные в тяжелом. Все пострадавшие эвакуированы в больницу, причины и обстоятельства аварии выясняются. Контактные телефоны для родных и близких пострадавших вы видите на экране».
        Это был именно тот автобус, на котором должна была ехать Зинаида.
        А Ритка орала в трубку, рыдала, находясь в полной прострации от горя:
        - Я ей звоню, звоню, а у нее сотовый не отвечает! Костя, узнай через свою контору, что с ней!!!- орала так, что слышно было Зинаиде на расстоянии.
        Она выхватила трубку из Костиной руки и заорала, торопясь успокоить Ритку:
        - Ритка!!! Я здесь! Я жива! Я никуда не уехала!
        - Зиночка-а-а!- плакала Ритка.- Зиночка-а-а, это ты?!
        - Это я! Ты меня на балконе закрыла! Поэтому я и не отвечала по телефону, а потом он разрядился и я забыла его поставить на зарядку!
        И повисла тишина, и, разбивая, дробя и выметая страшную беду, подступившую так близко и обошедшую стороной, Ритка потрясенным, счастливым шепотом спросила:
        - Зиночка, родная, ты здесь?
        - Я здесь, я жива, я в порядке, Ритка! Замерзла сильно, и все! Не реви, я сейчас приеду!- проорала Зина, бросила трубку и выскочила из уютного теплого гнездышка на диване, где отогревалась.
        - Ты куда?- опешил Костя.
        - К Ритке! Она в панике, ей нельзя волноваться!
        - Да куда, зачем?- отошел от первой неожиданности Костя.- Ночь на дворе, ты промерзла! Она же позвонила, выяснила, что ты жива и в порядке, сама успокоится! Утром поедешь!
        - Да ты что!- поразилась непониманию Зинуля.- Они там с ума сходят, им надо меня живую увидеть!
        Домашний телефон надрывался звонком, ни Костя, ни Зина не обращали внимания.
        - Зин, ты промерзла, нанервничалась, куда ты сейчас поедешь, подумай!- урезонивал носившуюся по квартире в сборах, одеваниях Зинулю.
        - Тут ехать пять минут!
        - Да хоть две!- возмущался он ее упрямству.- Мы с тобой почти не видимся, а тут выпал такой случай! Посидим вместе, отметим твое сказочное спасение!
        - Костя, мне надо ехать, поехали со мной!- остановив бег, с нажимом сказала Зинаида.
        - Не понимаю зачем! Ты родных успокоила, подумай теперь о себе, завтра поедешь!
        - Я им нужна сейчас!- перекрикивая заходящийся звонком телефон, настаивала она.
        - Идиотизм!- разозлился он.- Я с тобой не поеду!
        - И не надо! Считай, что я в Хельсинки!
        Это был их первый и единственный скандал, не скандал, непонимание, и первая реальная возможность Константина познакомится с семьей, которой он не воспользовался.
        Ритка и вся орава, кроме спящих детей: бабушка Сима, дедушка Лева, тетя Соня и дядя Аркадий - ждали Зинаиду у подъезда, так напугались ее возможной потери! Зину вытащили из машины, она и мотор заглушить не успела, только затормозила. Ритка висела на ней, упираясь животом, рыдала, через ее голову кто-то обнимал, целовал, орошая Зиночку, как клумбу, слезами. Затащили в квартиру, по дороге не отпуская ни на мгновение ее руки, там тоже долго обнимали, причитали.
        Через пятнадцать минут примчались ее родители. Новости они не смотрели, но их оповестили «доброжелатели» из числа тех знакомых, которые знали, что их дочь поехала в Финляндию.
        Кое-как уселись за стол, обнимаясь, теперь уже все подряд друг с другом, не только с Зиной, шумели, галдели, плакали. И хохотали до утра от счастья - беда миновала! - слушая, как она сидела восемь часов взаперти и что собиралась навалять подруге любимой по случаю полного провала ее «замечательной» экскурсии в сопредельное государство.
        Зинаиду отпаивали от пережитого шока и в целях профилактики простуды коньячком, да так, что она напилась первый раз в жизни и заснула прямо за столом.
        Да, чудны дела Твои, Господи!
        Чудны и непонятны!
        Что-то она с воспоминаниями и сердечной маетой переборщила, заехала аж на Поклонную гору и не заметила как, но уж раз заехала…
        Вышла, прошлась, вслушиваясь в ночной гул не спящего никогда города, постояла, запрокинув голову и подставив лицо медленно падающим снежинкам.

«И для чего на этот раз ты меня закрыла, Ритуля?- подумала, продолжая, как всякий больной, носиться только со своей болячкой.- Чтобы так мучиться сомнениями, сердце рвать? Думать о себе черт знает как, что плоха, неинтересна или порочна, раз с ходу с пулемету, и здрасте - секс! Чувствовать себя отвергнутой?»
        Конечно, она проспала поход с детьми на каток и в киношку, вернувшись под утро домой. Ритка возмущалась в телефонную трубку, Зинаида спросонья мямлила что-то непонятное. Встала, с трудом уговорив себя, послонялась, принялась за какие-то дела по хозяйству, бросила от вялости, глупости и нежелания ничего делать, только передумывать мысли нелегкие.
        К Ритке добралась к обеду. Ну, вот там ей и объяснили, для чего, собственно, подруга закрыла ее и, как следствие, случилась «большая любовь в темноте!».
        А начала мама.
        После бурного обсуждения унылого вида Зинаиды, мученического выражения глаз, отсутствия аппетита и тягостных вздохов Светлана Николаевна ошарашила дочь заявлением:
        - Да и слава богу! Где это видано - дожить до тридцати пяти лет и ни разу не любить по-настоящему!
        - Ма, если помнишь, я была замужем!- взбодрилась от такого высказывания Зинаида.
        - Да где ты там была?- возмутилась Светлана Николаевна.- Леша этот ни о чем, девичий протест взрослым, и за компанию с Ритой. И Костя твой был ни о чем, так, не то семья, не то работа вне кабинетов! А остальные романы кратковременные, и говорить не о чем!
        - То есть тебя радует, что я тут вся в сердцах разбитых и соплях?- завелась Зинуля.
        - А почему нет?- воинствовала мама.- Это тоже часть жизни! Та сторона, о которой тебе ничего не известно! Живешь, словно любви боишься.
        - Да ничего я не боюсь!- возмутилась Зинаида.
        - Все боятся,- погладила Зинулю по голове бабушка Сима.- Таки все боятся быть обманутыми, брошенными, нелюбимыми. У молодости все это головы от бычков - мусор! А що! Уся жизнь спереди, и я такой увесь добро на выдании, що бояться! С этим не сложилось, таки с другим та-а-ака любовь станется! А с годами, когда человек мудреет, и побили его жизнью, как моль шубу, и лет тебе уже не рядом у двадцати, то каждый осторожничать начинает, оберегает себя от душевной боли.
        - Та ладно, мама! Когда у нас Зинуля чего боялась!- возразила активно тетя Соня. - Я тебе вот что скажу, Зиночка: мы все такие умные, и про последствия и безопасное поведение знаем, и что к чему приводит, знаем еще лучше! Ну, и таки скажи мне, кого и когда знание закона освобождало от соблазна?
        - А поподробней, дорогая,- рассмеялся Аркадий Петрович,- расскажи-ка мужу, от каких таких соблазнов тебя не остановило знание закона?
        - Аркаша!- наигранно-радостно всплеснула руками тетя Соня.- Ты ревнуешь? Может, поедем домой, выясним отношения?
        - Позже, дорогая,- молодо сверкнул глазами дядя Аркадий.- Надо же сначала помочь Зиночке.
        - Так ей сейчас только внезапное появление Захара Игнатьевича с явными признаками влюбленности на лице поможет!- вставила Ритка.- Можете смело ехать домой за отношениями!
        - Мужчина может уполне чего-то опасаться,- двинул идею дедушка Лева,- или иметь у голове некий план.
        - Какой план, дедушка?- возмущалась Ритка.- Що там может быть у голове, если он потерялся подальше от такой женщины?
        - Стратегический!- подняв многозначительно указательный палец, настаивал дедушка Лева.- Может, он готовит нечто щикарное и поражающее, щоб ураз завоевать даму сердца!
        - Ну да!- выказала сомнения бабушка Сима.- Такой же план, как ты осуществил, надрав розы с клумбы, и пришел делать предложение сердца, приведя следом двух милиционеров, которые тебя зараз и заарестовали на глазах у любимой! И нет бы клумбу нашел где у закуте, как будто роз у Одессе было мало! Таки нет! У центре, на глазах у идущих за своими делами!
        - Там розы были самые щикарные, в самый раз для тебя, Симочка!- мечтательно улыбнулся дедушка Лева.
        - Таки штраф и пятнадцать суток, «жить начала счастливая семя»!- дорисовала концовку романтической истории бабушка Сима.
        - А ты носила мне пирожки и сидела на лавочке, любовалась моим умением мести улицы!
        - Эй, що за вечер воспоминаний!- призвала к порядку Ритка.- Эти про розы, эти про соблазны! У нас Зинуля в осадке! Что делать?
        - Ничего не делать! Ждать,- предложил Зиночкин папа.- Если, как вы обе утверждаете, мужик серьезный и нормальный, то объявится, а нет, так и фиг с ним!
        - Теть Зин, а чё ты паришься?
        Сидевшие спиной к двери за столом дружно развернулись на такую «конкретную заяву» тринадцатилетней Ники. Девица зашла за чем-то в кухню, да так и осталась стоять, живо заинтересовавшись разговором взрослых.
        - Возьми да сама позвони! Конечно, это отстой, самой парню звонить, зато все сразу выяснишь! Так и спроси: либо ты со мной встречаешься, либо, как сказал дядя Гена, пошел на фиг! И все дела!
        - Радика-а-ально,- протянула тетя Соня.
        - А что вы тут без нас обсуждаете?- вломился, отодвинув сестру с прохода, в кухню активный мальчик Сева.
        - Ты еще маленький это обсуждать!- назидательно пояснила старшая сестрица брату.
        - Как конфеты не есть или вон с Адкой возиться, так большой, а как дела какие важные, так маленький!- возмутилось дитя вопиющей несправедливости.
        - Тетя Зина влюбилась, а мужик ей не звонит. И что ты можешь про это знать или подсказать?- голосом строгой воспитательницы наставляла Ника.
        - Так чего проще?- сильно удивился взрослой глупости пацан и плечиками пожал, подчеркивая явную простоту решения проблемы.- Зашлите к нему маму, так он сразу и позвонит, и попросит в больнице навестить, какие проблемы!
        - Еще более радикально,- еле сдерживая смех, оценил предложение Геннадий Иванович.
        - Может, нам еще у Адочки совета спросить?- предложила Зинаида.
        - Ей некогда,- серьезно отказался от этого совещательного голоса Севочка,- она раскручивает мамин фен, это гораздо интереснее, чем складывать кубики!
        - И кто ей этот фен дал, Севочка?- предупреждающе мягко поинтересовалась Ритка.
        - Я!- бил рекорды честности сын.- В рамках ознакомления с технической стороной жизни.
        - Ну а теперь, в рамках предупреждения наказания, пойди собери обратно то, что она разобрала, и отнеси назад в ванную.
        Севочка отмахнулся пренебрежительно ладошкой, как от совершеннейшей незначительно отвлекающей ерунды:
        - Его уже не соберешь, а у нас тут у тети Зины жизнь рушится! Ну ты что, мам!
        Ритка жестом трагедийной звезды немого кино хлопнула ладонь на глаза, Зинаида немедленно отвернулась и стала смотреть в угол, сдерживая смех, Светлана Николаевна зажала ладонью рот, папы стоически сдерживали улыбки, тетя Соня хихикала, уткнувшись лицом в плечо дедушке Леве, активно начавшего ковырять что-то в тарелке, чтобы не смотреть на правнука, бабушка Сима беззвучно хохотала, отчего ее необъятный бюст колыхался из стороны в сторону.
        В разгар сдерживаемого всеми смеха у Зинаиды зазвонил телефон. Никто особо и не обратил внимания на звонок, ей звонили часто, не давая забывать о любимой работе и в выходные. Раздобыв в недрах сумки телефон, она посмотрела на определитель. Номер высветился незнакомый. Ну мало ли кто?
        - Да.
        Пауза. Немного странная. Напряженная какая-то пауза.
        - Здравствуйте, Зинаида…
        У нее сразу почему-то заледенели пальцы, державшие трубку, она сама застыла, как заморозилась вся, только сердце забилось быстро-быстро, гулко барабаня в голову, в виски, в щеки. Она слушала этот набат и молчала.
        - Зина, ты меня слышишь?- напряженно спросили в трубку.
        - Да,- прохрипела она, кашлянула, проталкивая ком в горле, и более уверенно подтвердила: - Да, слышу. Здравствуете, Захар Игнатьевич.
        Можно предположить, что произошло с присутствующими за столом и вне его, расслышавшими ее слова.
        Немая сцена! «Титаник», налетевший на айсберг, первый фильм братьев Люмьер
«Прибытие поезда» - потрясение до полного онемения!
        - Ты не занята сегодня вечером?- о-о-очень осторожно спросил он.
        - В данный момент занята,- холодно вступила в диалог Зинаида.
        Буря негодования, выраженная зрителями исключительно жестами и мимикой!
        Ритка показала ей угрожающе кулак; тетя Соня старательно крутила головой, призывая немедленно сказать, что она свободна; бабушка Сима, всплеснув ладошками, уложила их страдальчески на область сердца; мама махала двумя руками, как семафор на флоте; папа возмущенно поднял брови; дядя Аркадий, не менее возмущенно, развел руки в стороны, упрекнув выражением лица; Ника аж прыгала и что-то выделывала там руками, призывая немедленно освободиться; Севочка, закрыв глаза, методично крутил головой из стороны в сторону, демонстрируя категорическое несогласие с ее словами!
        И только дедушка Лева показал ей большой палец одобрения.
        - А когда ты освободишься?- на мягких лапках спросил он.
        Зинаида обвела взглядом публику, ловящую каждое ее слово, мысленно вздохнула:
«Э-эх! Рви гармошку, босота, разбивай сердца, балалайка!»
        - Часа через полтора,- без эмоций, ровным тоном сообщила сегодняшнее личное расписание Зинаида.
        Народ внимал, как в зале Чайковского струнному концерту!
        - Я хотел пригласить тебя в гости,- огласил пожелание и спросил одновременно Захар Игнатьевич.
        - Провести неудавшийся осмотр квартиры?- не меняя тона, дирижировала «струнным оркестром», а заодно и публикой, внимающей ему, Зинаида.
        Сцена третья, акт восьмой или наоборот? Черт его помнит, но телесные высказывания заинтересованных слушателей, кардинально изменившись по смыслу на противоположные предыдущим, призывали к немедленному соглашению со всеми предложениями!
        - Да, мне очень хотелось бы показать тебе, что у меня тут получилось, вернее, у дизайнера, впрочем, пока, скорее, не получилось.
        Почему-то ей это приглашение сильно напомнило розы дедушки Левы, на центральной улице города Одессы, с единственной поправкой на вопрос: «И що вы имеете мне предложить?»
        - Хорошо,- согласилась Зинаида.
        Бурные аплодисменты. Овации. Публика в культурном восторженном катарсисе!
        Пока Зинаида заканчивала разговор, договариваясь о месте и времени встречи, всеобщее собрание за столом, выказав пренебрежение этим техническим деталям, но стараясь не мешать разговору и не издавая звуков, при общем одобрительном согласии уже достало из шкафчика и разливало по рюмочкам наливочку дедушки Левы.
        - Ну вот!- звонко и радостно оповестил всех Севочка, когда Зинаида положила на стол трубку телефона.- И маму не пришлось напускать! Он и сам испугался!
        Она не знала, как себя вести, что говорить, делать, «преподносить себя не на блюде!», как посоветовала бабушка Сима, когда всем табором родные вышли в прихожую провожать и напутствовать ее. И думала об этом всю дорогу, пока добиралась на метро. Какая машина? Сердце стучало, как после забега на время, руки предательски дрожали так, что она никак не могла достать купюры из кошелька, когда покупала билет в кассе!

«Боже! Боже! Боже! Что ж я у тебя такая нерадивая! Чтобы не узнать, вон, хотя бы у Ритки про правильное поведение, как жеманничать-кокетничать и что вообще положено говорить, делать в таких ситуациях дамочкам. И чтоб «не на блюде», и вся такая загадочная, и слегка обиженная, но что-то там правильно говорящая, ой-ой-ой, барышня!» - принималась корить себя почем зря Зинаида за профуканные без данного обучения годы.
        Ее мелко колотило нервной дрожью перевозбуждения, ожидания, глупости всякие лезли в голову, и она одергивала себя, урезонивала, ну, не девица же малолетняя! Что уж так нервничать, и руки дрожат и холодеют, а по позвоночнику какая-то фигня мурашечная бегает, куда хочет, то вверх, то вниз!
        И остановилась, как в стену уперлась, перед эскалатором, едущим наверх, к выходу, к тем стеклянным дверям, за которыми должен ждать ее Захар. Ее толкали, задевали, недоуменно, а кто и зло оборачивались, а она стояла, даже глаза закрыла, и думала:

«Я его сейчас увижу, и мне страшно! С ума можно сойти, что же это такое-то, а?!»
        Она открыла глаза, послала подальше странные мысли и встала на ленту эскалатора.
        Она увидела его еще через двери! Сразу! Зинаиду поразило, что она, оказывается, запомнив всего его до мельчайших подробностей, совсем забыла, как он на нее действует,- шаманство какое-то! Словно околдовал кто!
        Сердце подпрыгнуло куда-то в горло, перекрыв возможность дышать, что-то сильно стукнуло в голову, и ноженьки ослабли! Он высматривал ее среди выходящих, выделяясь из массы движущихся и стоявших, тоже кого-то ожидающих людей, как адмиралтейский линкор из захудалых, снующих суетно баркасов!
        Или Зинаиде так казалось в ее нежданной-негаданной влюбленности, больше похожей на болезнь.
        Высокий, стройный, в расстегнутом черном длинном пальто, без головного убора, несмотря на ощутимый морозец на улице, со здоровущим букетом роз в руках - мечта принцесс на всех горошинах мира! У нее даже слезы навернулись и защипало в кончике носа.
        Он волновался. Сильно. Зинуля и увидела, и почувствовала его волнение, а когда Захар отыскал ее взглядом, немного расслабился, и это она считала с него, и больше ее взгляд не отпускал. Она подошла совсем близко, как на ниточке, не отводя глаз. Что-то, наверное, надо говорить, подумала Зинаида.
        Ах да! Есть ведь определенные правила поведения барышень на все случаи общения с мужчинами! Черт, вспомнить бы еще, как там предписано верно себя вести в пункте, скажем, первом: «встреча», или, блин, «свидание», или «встреча-свидание номер два»? Для начала неплохо бы поздороваться, это же по правилам? И смотреть желательно в сторону или рассеянно «на предмет», ну точно не прямо в глаза…
        - Ты не звонил,- так и не отведя взгляда и задвинув любые правила подальше, констатировала Зинуля. Не обвинила.- И я подумала самое плохое. О тебе. О себе. О нас. Плохое, и очень больно думала. И попрощалась с тобой. Совсем.
        Поздоровалась! Красотуля! Все-то через пень-колоду!
        - Черт! Зи-ин! Я совсем не поэтому не звонил!- Он перепугался, да так явно, что она видела его испуг.- Я хотел… думал пригласить тебя в готовую квартиру… так решил! Но не получилось, как задумал!
        Он не отводил тревожного взгляда, старался объяснить не словами.
        - Понятно,- кивнула Зинаида, ни черта не поняв из его путаного объяснения, и вспомнила дедушку Леву.- Имел стратегический план.
        - Да, его!- обрадовался Захар пониманию.- Но обстоятельства, пришлось менять и решать все на ходу!
        - Значит, если бы не обстоятельства, ты не появился бы?- совсем уже не понимая, о чем идет абстрактный разговор, что-то еще пыталась прояснить для себя Зинаида.
        - Как это не объявился?- проявлял в свою очередь чудеса «сообразительности» Захар Игнатьевич, между прочим, единичный суперспециалист в стране, а хрен его знает, может, и в мире!
        - Так же как до сегодняшнего дня,- улыбнулась Зинаида.
        А вот сделалось ей, непонятно почему, легко и радостно на душе, как в детстве на больших качелях, когда раскачиваешься сильно-сильно, до предела, и становится и страшно, и дух захватывает, и весело, и летишь высоко, высоко счастливая!
        - Так!- начали доходить до господина Дуброва последствия сотворенной им же самим ситуации.- Наверное, я что-то не так придумал.
        - Может, и здорово придумал,- улыбалась Зинуля,- я же не знаю основной концепции твоего грандиозного плана! Что там первым пунктом? Мы должны стоять здесь?
        - Нет!- спохватился Захар и протянул ей букет.- Это тебе.
        - Красивенько. Спасибо,- поблагодарила Зинаида.
        - Идем!- воодушевился Захар.- Там еще многое не доделано, совсем не так, как я хотел. Посмотришь!
        И, ухватив Зинаиду за свободную от цветов руку, ловко маневрируя между людьми, потащил ее за собой! Так и тащил от станции метро до самого подъезда. Ходьбы-то было минут пять, но он так торопился, что они преодолели дорогу минуты за три. А Зина поглядывала на его широкую спину, семеня сзади, и все ей казалось до странности легким, простым и очевидным!
        Ага! Ровно до закрывшихся за ними дверей лифта, куда ее нетерпеливо затолкал Захар, еще находившийся в беге по пересеченной солевыми лужами, кривыми тротуарами и снежным крошевом местности. Закрывшиеся двери лифта отрезали, оставив там, в зимнем вечере легкость улиц, бесшабашность и бег этот, как на отходящий поезд, а здесь… Переменилось настроение, направленность мыслей, напомнив о прошлой встрече замкнутостью пространства, ударило в кровь возбуждением, сковав слова, мысли. Ничего, приехали!
        Захар открыл ключами дверь, распахнул перед ней и пригласил:
        - Проходи.
        Зинаида зашла, постаралась сосредоточиться на осмотре, отвлечься от будоражащих мыслей и желаний, мимолетно отметила появившиеся предметы мебели: столик, зеркало во весь рост, пуфик какой-то, что-то еще, наверняка стильное и правильное, да и фиг бы с ним! И развернулась к Захару, закрывшему дверь, умудрившись задеть его по лицу головками роз, которые держала на сгибе локтя.
        - И что здесь не соответствует твоему стратегическому плану?- спросила Зинаида, для того чтобы хоть что-то спросить.
        Да, потому что напряжение звенело всеми зашкаливающими приборами, и она уже совсем ничего не понимала про себя непутевую, про настроения свои, меняющиеся с быстротой американских горок, а все ощущения играли в сумасшедшую орлянку, позабыв направлять хоть в какие-то русла хозяйку.
        - Да какие планы, Зина!- срываясь в неизвестность, почти закричал Захар.- К черту это!
        Он шагнул к ней - последний и единственный шаг, разделяющий их,- просунул ладони ей под мышки и поднял так, чтобы глаза вровень перекрестились взглядами!
        Зинаида откинула, ухватилась за его плечи и смотрела в кипящие золотом глаза.
        Они смотрели-смотрели-смотрели в глаза друг другу, говорили что-то не словами, объясняли, не договорили, не объяснили - сорвались!
        Он рывком прижал ее к себе, так и не опустив на пол, держал одной рукой, второй запрокинул ее голову и поцеловал!
        И поплыло-о-о-о все куда-то…
        Бесследно канув!
        Ничего не осталось вокруг… за… вне… Только они! Здесь и сейчас! Во всем пространстве, а остальной мир исчез, не тревожа их единение!
        Они куда-то спешили, рвались, опомнившись на пару секунд, обнаружили себя лежащими на полу в прихожей, попытались торопливо стянуть друг с друга одежду - забыли, бросили, потерявшись в поцелуе! Да черт с ней, в конце концов, с одеждой - обойдется!
        И целовались неистово, как школьники на укромной лавочке в парке, спрятавшись ото всех, позабыв обо всем на свете, и еще говорить пытались:
        - Соскучился… страшно… увидел…
        - Да-а-а,- вторила Зинаида, не понимая, что говорит.
        - Как вспышка…
        И шептали что-то бессмысленное, радостное, прерывая поцелуй на миллиметры, какая разница что! Голоса друг друга слушали, как музыку великую!
        И Захар не выдержал! Еще совсем немного, и можно перегореть в пепел от нежности, страсти, желания!
        И вошел в нее сильно, мощно, побеждая, оставляя за этим движением все прошлое, реально-правильное, реально-неправильное - бывшую жизнь! Замер на пару секунд, переживая обладание этой бесконечно желанной женщиной, как возрождение, и понесся вперед! С ней, одним целым!
        - Господи, Захар!- пыталась что-то говорить, передать словами свои чувства Зинаида.
        - Я знаю, маленькая, знаю!- разделял с ней все, что имел, сейчас он.
        И она кричала, поднявшись на самый запредельный верх, молодо, бесстрашно, отринув и отказавшись от всякой суетной шелухи! А он вел ее за собой, победно рыча нутром, как перед смертью! И держал ее в руках, сильно и нежно одновременно, когда они, планируя, возвращались…
        Зинаида смогла определить свое местоположение - в прямом смысле «положение» - в пространстве, пока не в глобальном, а ограниченном, а заодно и Захара, лежавшего сверху нее. Далее последовало еще более интересное открытие, веселенькое такое, о форме полуодежды, не снятой до конца, еще точнее, просто не снятой.
        - Кадр один, дубль два,- прохрипела пересохшим горлом Зинуля.- Как мы умудряемся это проделывать, ты не знаешь? Как подростки, честное слово, дорвавшиеся до запретного секса!
        Он хмыкнул куда-то ей в макушку, не изменив положения, или, правильнее,
«наложения» на Зинулю, своего тела.
        - Нам это нравится,- выдвинул версию Захар, шевеля словами и движением губ волосы у нее на макушке.
        - Ага!- весело согласилась Зина.- А больше всего в этой квартире нам нравится пол! А что? Хороший такой пол, удобный!
        - Пол?- удивился Захар и, осознав, собственно, где они расположились, застуканные страстями, ругнулся: - Черт!
        Встал одним быстрым движением, поднял Зинулю, поставил на ноги и принялся поправлять на ней одежду. Поправлять особо было нечего, разделись они не то чтобы до конца, а вообще не разделись, ограничившись сниманием с Зинаиды той части гардероба, которая давала стратегический доступ к бурному соединению, и почему-то один рукав ее дубленки, с Захара же успели стянуть пальто.
        - Вот же черт!- расстроился Захар, осмотрев место «боевых» действий, себя и Зинаиду.- Я так все здорово придумал: романтический ужин, ухаживание, неспешная беседа, осмотр квартиры!
        - Осмотр мы уже пробовали,- усмехнулась Зинаида, стащив со второй руки дубленку и кинув ее куда-то не глядя.- Теперь уже дважды, и как-то традиционно одинаково. И экскурсию я сейчас, пожалуй, не осилю, а вот попить очень хочется.
        - Всенепременно!- пообещал Захар и подхватил ее на руки.- И не только водички!
        Он внес Зинаиду в гостиную, где, готовясь к встрече с ней, сервировал журнальный столик и даже свечи поставил в высоких подсвечниках.
        - Боже свят!- оценила приготовления Зинаида.- Весьма романтично! Может, ты меня посадишь или поставишь куда-нибудь?
        Захар усадил ее на диван, открыл участвующую в торжественной сервировке бутылку минеральной воды, налил в два стакана, протянул один Зинуле. Она выпила большими торопливыми глотками, так пить хотела, протянула за добавкой:
        - Еще!
        - Жажда?- улыбнулся многозначительно Захар.
        - Послесобытийная,- кивнула Зина.
        - Ты посиди отдохни,- вернулся к исходной программе проведения «планового» мероприятия Захар.- Я принесу шампанское и что там приготовил, я быстро!
        - Неси!- радовалась Зинуля.- От перестановки сцен смысл пьесы не изменился. Начнем корректировать по ходу: сначала бурная любовь в коридоре, а затем таки состоявшийся романтический ужин!
        Он поцеловал ее легко, от радости присутствия и понимания в губы, встал и вышел из комнаты. Вернувшись из кухни с шампанским и большой тарелкой с разнообразной закуской, улыбнулся, собираясь что-то сказать, и… обнаружил отсутствие слушателя.
        Зинуля спала. Положив голову на подлокотник дивана, одну ладошку под щеку, второй рукой обняв себя за талию, подтянув коленки к груди, спала его желанная женщина и улыбалась во сне.
        Он осторожно поставил на столик бутылку и тарелку, сходил в спальную комнату, принес оттуда покрывало с кровати и укрыл ее, стараясь не потревожить, подоткнул ей под голову декоративную диванную подушечку, поцеловал в волосы и погладил по голове.

«Вот тебе и корректировать по ходу пьесы, Зинаида Геннадьевна!» - усмехнулся он.
        Захар сел напротив, через столик, в кресло, смотрел на спящую Зинулю и думал…
        Странные штуки вытворяют с нами наше сознание и подсознание!
        Захар запомнил до мельчайших подробностей, до долей секунд их первую встречу. Все: свои ощущения, чувства, мысли, промозглость стылого дня, запахи, слова, движения, неуловимые детали - румянец на ее щеках, удивление, вспыхнувшее в глазах, маленькую прядку волос, непокорно выбившуюся из-под стильной шапочки, которой баловался ветер и закидывал ей на губы, и жест, которым она откидывала эту прядку.
        Все записалось в подкорку, или куда там по физиологии мозга должно записываться? Вот туда и записалось!
        Да как!
        Ему нравилось, что она маленькая и хрупкая, ниже его плеча, не субтильная Дюймовочка, а очень ладненькая, женщина во всех правильных местах и в полном смысле слова.
        Он помнил, как его шибануло в солнечное сплетение, в голову, в пах, когда их глаза встретились, что-то странное, будоражащее, разогнавшее кровь до предельных скоростей, и мысль, как выстрелившую, удивившую и напугавшую.

«Моя!» - подумал Захар с незнакомым внутренним рычанием.
        Молния, ударившая им обоим в ладони, да так ощутимо, что они непроизвольно отдернули руки!
        Помнил, как поднимались в лифте, и он осаживал себя мысленно, прикрикивал, поражаясь, не понимая собственной реакции на обычную в принципе девушку! Да, симпатичная, привлекательная, ну и что?! Девушек не видел, что ли?!
        И, напомнив себе про возраст, статус, правильное социальное поведение, прикладывая максимум умения контролировать себя, ситуации и других людей, он смог отодвинуться от нее внутренне чувствами, ощущениями, не намного, но вполне достаточно, чтобы сохранять нейтральный тон.
        И вдруг эта засада с кладовкой и светом!
        Он сразу понял - ну все, попал! Какой на хрен контроль?
        Да никуда он ее просто так не отпустит! Никак не отпустит - ни просто, ни сложно - никак!
        Ему так спокойно, легко и естественно было разговаривать с ней, рассказывать о себе, своей жизни, то, что и самому себе старался не говорить, и слушать ее с таким ощущением радости переполняющей! Голос, интонации, манеру изложения, насыщенную красками, юмором,- завораживаясь, очаровываясь!
        Он прекрасно понимал, что их взаимная искренность обусловлена вовсе не разрешающей многое темнотой, а совсем иным - взаимным притяжением, странным возникшим глубоким доверием и еще, еще чем-то необъяснимым, бог знает!
        А то, КАК они занимались любовью!!!
        Ну, про это Захар вообще старался не вспоминать!
        Он измучился за эту неделю без нее! Он хотел ее постоянно, с того момента, когда они одевались в темной комнате, хотел не только в постели, а всю - видеть, слышать, говорить, смеяться, чувствовать рядом! Почти не спал, а когда проваливался в сон, можно догадаться, кто и что ему снилось - темнота и ее горячее тело, плавящееся в его руках! Он только сегодня осознал, что сам себе устроил эти испытания-мучения, а заодно и ей, умудрившись обидеть Зинулю, не позвонив ни разу!
        Что он такое придумал? Переклинило его, что ли?
        Где-то в середине их сидения и разговоров в гардеробной Захар уже твердо знал, что купит квартиру, никому не отдаст эту комнату, наполненную их взаимным притяжением, эмоциями, желаниями и откровениями. И почему-то, простившись у подъезда с обеими дамами, решил, что приведет Зинаиду сюда, в полностью готовую для жизни, обставленную и упакованную всем необходимым квартиру. Только сюда!
        Он чувствовал такую странную уверенность в правильности своего решения, того, что не хочет и не станет встречаться с ней ни у нее дома и ни в гостиничном номере, где временно проживал,- нет!
        Странно, но для него оказалось очень важным, принципиальным первый раз в жизни привести желанную женщину в свой дом, в свое пространство!
        Но почему он не звонил-то, а? Ну хорошо и даже похвально, в свой дом, но позвонить-то можно было!
        Всю эту неделю он думал о Зинаиде постоянно, о них, о том, как у них случилось встретиться, думал, не переставая, параллельно с жизнью, обыденными делами, работой, просыпаясь и засыпая, и во сне думал!
        И сам себе честно, без дураков и самообмана, признался - он напугался! Даже не так… скорее оторопел от неожиданности и стремительности, с которой обрушились на него чувства и желания такого накала! И напугался не до такой уж степени, чтобы отказаться от дальнейших встреч или запретить их себе, не до такой! Да и не смог бы он теперь отказаться от Зинаиды, как бы ни пытался!
        Признаться себе, что его, как пацана, настигла любовь с первого взгляда,- ну, это нет! Это не из мужской области фантазий, уж извините!
        Но что тогда?
        Он любил Ирину, но их любовь возникла не фонтаном по голове. Встретились, хорошо друг друга зная, поженились. Основаны их чувства были на первичной взаимной влюбленности, совпадении жизней, взглядов, характеров, что со временем, постепенно переросло в глубокую любовь.
        Спокойную, заметьте!
        Наверное, это единственное, что он знал о любви.
        Про секс, его разнообразие, про взаимное влечение и влюбленность знал многое и в большом объеме, как и положено нормальному сорокадвухлетнему мужику. И страсть сжигающую пережил, как болезнь мозга и ровно противоположного ему органа тела.
        Страсть! О господи! Захар тогда мысленно перекрестился трижды, когда вынырнул из этого состояния, как наркоман, переживший ломку и излечившийся.
        Это через год после развода случилось.
        Ее звали Катерина, они случайно, как водится, встретились в общей компании, на шумном праздновании юбилея объединения, в котором работал тогда Захар. Она пришла туда парой, с мужчиной, с которым жила гражданским браком, а сбежала с вечера с Захаром. И понеслось!
        Клочки по закоулочкам, факт!
        Он практически завалил всю работу, ни есть, ни спать не мог, весь, с потрохами был в ней, в их отношениях, страстях безумных, существовать переставал как отдельная человеческая единица без нее!
        Вот когда уж точно ему было глубоко пофиг, куда ее приводить и где встречаться для безумного секса - везде! Что они успешно и проделывали у него дома, у нее, в машине, в гостиницах, в парке на скамейках, в кабинке туалета в ресторане, в поезде - везде! Много и при любой возможности!
        Месяца через два Катерина вдруг, причем резко и точно ни с того ни с сего, стала его ревновать, подозревать в чем-то, проверять. Сначала ему это даже нравилось, что-то вроде мужской извращенной самости - вот, дескать, как она меня любит!
        Бурные скандалы с истериками, обвинениями, криками, киданием в него предметами, подвернувшимися под руку, последующее бурное примирение в постели - нравилось! Ну, еще бы!
        Новый посыл, новый неохваченный пласт возможностей страстных, побольше перца в отношениях, в сексе примирительном и того интересней!
        Но недолго нравилось.
        Очень скоро скандалы приобрели устойчиво-истерическое, параноидальное направление. Катерина могла запросто прийти к нему на работу, ворваться в кабинет во время совещания и начать выяснение отношений. Поджидала после работы, следила, выясняла, с кем и где был, проверяла звонки на его сотовом, входящие и исходящие, сама звонила по сто раз на дню.
        Захар напрягся, и даже самый замысловатый секс перестал спасать от неприятных мыслей.
        Спасла командировка.
        Он и уехал-то всего на неделю, но хватило. На расстоянии, без возможности встретиться в любой момент, под аккомпанемент ее постоянных звонков в любое время суток и разговоров в капризно-обличительном тоне, он вдруг как выскочил из какого морока, наваждения. Освободился от тяжелой зависимости.
        И переоценил их отношения, подвергнув анализу, посмотрел по-другому, трезвым, не забубенным безумным постоянным желанием взглядом на себя, Катерину, на то, что между ними происходит.
        И остыл! Вот в одно мгновение остыл!
        А вернувшись из командировки, увидел то, чего не хотел видеть и не замечал, ослепленный желаниями. И то, что реальная Катя совсем не та женщина, которую он себе напридумывал, обуреваемый страстью: далеко не умная, невероятно, до шизофрении ревнивая, истеричная. И по сути, ничего, кроме большого затянувшегося траха, их не связывает, ничего!
        Ей была совершенно неинтересна его жизнь, работа, про бывшую семью и сына она слышать не могла, а стоило заикнуться об этом или поговорить с Никиткой по телефону, закатывала истерику, родителей его не принимала и встречаться не хотела, а к деду он ее и сам не собирался возить.
        И тут уж охладевшему, перегоревшему Захару захотелось только одного - расстаться, бежать! И никакого секса с ней не хотелось, даже целоваться не мог! Все сгорело и ушло!
        Лесной пожар отбушевал и минул, оставив разрушения.
        Он тяжело с ней расставался. Вернее, она тяжело. Пришлось менять номера телефонов, замки в дверях и умотать куда подальше в длительную командировку.
        Он потом часто думал, поражаясь самому себе: что это было?
        Как он, здравомыслящий, психически здоровый мужик, привыкший контролировать огромное количество людей, отвечать за них и дело, достаточно уравновешенный и спокойный, мог впасть в такое состояние? Словно кто-то мозг поменял, словно это и не он был, а некто в его теле. Что такое с ним произошло, какая наркомания психическая?
        Думал и не понимал себя того.
        Ведь сейчас и вспоминать не хочется, и не оттого, что стыдно или винит себя в чем, нет! А потому, что не только не греет, а просто неприятно, и женщина эта неприятна, и никаких теплых и радостных чувств он не переживает, даже простое мужское возбуждение не посещает, когда он вспоминает про акробатически-сексуальные номера на грани фола с Катериной.
        Непонятно, удивительно и не поддается осмыслению. Впрочем, он и не утруждается воспоминаниями - было и было - прошло, и спасибо!
        Он смотрел на спящую Зинулю и задавал себе один и тот же вопрос в разных вариациях, но одной смысловой направленности - почему для него так важно, жизненно необходимо, принципиально стало привести ее именно сюда, в свой дом!
        И не находил ответа. А может, и не искал?
        Ну ладно, ладно, он признался себе, что стремительность и глубина переживаемых чувств-ощущений немного, как бы это помягче выразиться?- ошарашила, напугав. И что? А ничего! Он не загадывал вперед, предпочитая настоящее, происходящее здесь и сейчас, без построений планов, ожиданий, и думать не думал, что вот отсюда и навсегда собирается соединить с Зинаидой жизнь, быть вместе и не расставаться. Он и дизайнеру на ее вопрос: «Сколько человек будут проживать в квартире?» - ответил не задумываясь: «Я и сын», ни полунамеком не упомянув присутствие женщины, пусть хоть приходящей. Кстати, дизайнер на это невзначай заметила: «Ну, это ненадолго».
        Ну и что?
        А вы знаете нормального, взрослого мужчину, самодостаточного и реализованного в жизни, который после первой встречи с женщиной, какой бы фантастической эта встреча ни была и как бы он ни влюбился в нее, сразу же решившего жить с ней и не расставаться, вот замуж и немедленно!
        Ага, сейчас! Маленькая тайна: все мужики боятся серьезных отношений!
        Он хотел ее ужасно, скучал по ней и не спал толком неделю, вспоминая их встречу, слова, шепот в темноте и обладание ею, но это не повод задумываться о будущем, а он и не хотел! Да, Зинаида, может быть, первая и единственная женщина в его жизни, которую ему хотелось привести в свой дом, которая вызвала такие серьезные чувства…
        Но ни о чем другом он думать не станет и развивать эту мысль не будет! Потом!
        Как-нибудь потом! Не сейчас!
        Сейчас Захар чувствовал, что скучает по ней, спящей, она ему нужна, вся. Рядом с ним, в бодрствовании, разговоре, поцелуях он не хотел ее делить даже с ее сном. И кстати, у них мало времени!
        Он пересел на диван и стал будить Зинулю. Нежно, поцелуями короткими. Она улыбнулась и, не открывая глаз, спросила:
        - Что, командир, атака?
        - Нет,- улыбнулся в ответ Захар и прошептал ей в ушко: - Пока только артподготовка. Не спи, я без тебя скучаю.
        - Не сплю,- шепотом же ответила Зинаида.- Ты вспомнил, что у тебя дальше по замечательному плану?
        Перевернулась на спину, устроилась поудобней, посмотрела на него веселым, мягким взглядом, протянула руку и погладила его по щеке.
        - Неосвоенный пункт первый: романтический ужин,- поцеловав ее в ладонь, ответил Захар.
        - Ну, давай осваивать!- улыбалась Зинаида.
        Но перед ужином полагался поцелуй. Захар не удержался! Такая она была хорошенькая после сна, с розовой отлежанной щечкой, еще не проснувшаяся до конца, загляденье! Искус!
        И то, что предполагалось им как легкий, радостный поцелуй, оказалось при испытаниях закамуфлированной гранатой, брошенной в лужу бензина.
        Сразу! Полыхнуло с первого прикосновения губ, ошпарив такой взрывной волной!
        Они никак не могли напиться этого поцелуя, оторваться, летели, неслись куда-то не сопротивляясь!
        - Наверное… надо остановиться!- не то предложил, не то попросил о пощаде Захар.
        Зинаида уткнулась лбом ему в грудь, с трудом перевела дыхание и что-то пролепетала невнятное. Он не расслышал, переспросил:
        - Что?
        - Ты уж определись, Захар Игнатьевич, либо ужинай девушку, либо целуй,- более внятно произнесла Зинаида.
        Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в склоненную голову и, тихонько покачивая, не переставая улыбаться, признался:
        - Я хочу тебя ужасно! Все время! Удержаться не могу, чтобы не целовать, обнимать. Спать не мог всю неделю, вспоминал, как брал тебя в темноте, кожу твою под руками, вкус твоих губ, запах, как вошел в тебя первый раз, думал, сейчас помру, и как ты кричала…
        - Ты вроде бы освежил воспоминания только что в прихожей?- напомнила Зинуля улыбаясь.
        - Освежил немного и далеко не достаточно! У меня, если помнишь, большие планы на сегодняшний вечер.
        - Как-то с планированием у нас с тобой не очень получается, ты не заметил?- засомневалась, веселясь, Зинуля.
        - А давай шампанского выпьем и свечи зажжем, для красоты и романтической атмосферы!- предложил он вроде веселеньким голосом, но Зина почувствовала какую-то напряженность в нем.
        Считала, мистическим образом чувствуя его, как себя саму.
        - Давай! Давай зажжем и выпьем!- поддержала она, так и не разобравшись в своих сомнениях.
        Он быстренько ее чмокнул, нейтрально, в щечку, специально осторожно, и поднялся рывком. Зина усмехнулась его торопливости. Захар услышал смешок, кивнул, соглашаясь с выводами, и принялся хозяйничать. Зажег свечи, открыл и разлил по бокалам шампанское и, преувеличенно бодро демонстрируя гостеприимство, предложил тост:
        - За встречу!
        - В глобальном смысле или в реалиях сегодняшнего дня?- веселилась Зинаида, приписав возникшую скованность и его отстраненность усилиям, потраченным на прерывание жаркого поцелуя.
        - А во всех смыслах!
        - За встречу!- поддержала она.
        Они чокнулись, бзинь-бзинь, звонко так получилось, по-новогоднему бодренько. Отпили, поглядывая друг на друга.
        - Давай поедим,- двинул следующее предложение Захар,- я голодный. Так волновался, пока тебя ждал, что есть не мог.
        - Голодный мужчина потерян для общества! Ешь скорее, тем более у тебя стол просто замечательно аппетитно выглядит. Ты это сам готовил?- приняла предложенные словесные поддавки Зинаида.
        - Не совсем,- наполняя тарелку закусками, объяснял он.- Я могу что-нибудь простенькое сварганить, яичницу, супец какой, макароны, бутерброды, но дальше мои способности в кулинарии не шагнули. Почти все готовое купил в магазине. Если честно, я еще в Москве не освоился, так чтобы как дома. Некогда, принимаю дела, работы невпроворот, поэтому даже не знаю, где здесь поблизости нормальный магазин.
        Зинуля засмеялась, вспомнив, как года три назад высказывалась одна из старших сестер не то дедушки Левы, не то бабушки Симы, да они и не делали разницы между ними, старшие сестры, и все! А кто чья, какая разница - наши!
        Так вот, когда Зинуля собралась раньше конца отпуска срочно ехать в Москву из благословенной Одессы. Вызвали, как водится, умоляли и грозили, что поделаешь, работа такая! Бабушка Ада возмущалась и ее работой, и Москвой в частности:
        - Ой, таки ваша Москва! Скажу я вам! Та знаем ми усе за вашу Москву! Ужас страшный! Сима, ты помнишь Йосю? Ну, бил такой маленький жирный мальчик, сын Давида Абрамовича, дантиста из двадцать шестого дома? Ну, племянник Зямочки Гольштейна?
        - Та помню я за Йосю, Ада!- откликнулась бабушка Сима.
        - Таки он вирос!- сообщила новость бабушка Ада.- Но все еще немного жирный мальчик. Таки Йося поехал у ту Москву за какой-то там чемпионат по хфутболу. Таки специально поехал, билет купил на стадиен имени их самого главного спортсмена страны Лужкова. И що ты думаешь?- Выдержав многозначительную паузу, бабушка Ада разъяснила за происшествие: - Таки Йосе выбили два зуба, що Давид ему делал в ущерб бизнесу. И сломали руку!
        - Та за що?- всплеснула возмущенно руками бабушка Сима.
        - Та ни за що! Било бы за що, таки бы выбили усе зубы, що Давид грамотно сделал, та и ноги бы сломали! А ви говорите: Москва!
        Под заразительный хохот Захара Зинаида, не выходя из образа старой одесситки, поинтересовалась:
        - Таки она вам нужна та Москва, Захар Игнатьевич, я вас спрашиваю?
        - Поздно спрашивать, я уже в этом городе!- похохатывал он.- И здесь живешь ты!
        - Ну да, понаоставались тут всякие местные!- подсказала Зинуля.
        - Тогда за нас, понаостававшихся и понаехавших!- двинул тост Захар Игнатьевич.
        - За нас!- поддержала Зина.
        Он долил в бокалы шампанское, поднял свой, призывая чокнуться, и тут зазвонил телефон, неизвестно где находящийся и оттого еле слышный.
        - Это мой,- сказал Захар, вставая, и ушел на поиски мобильного.
        Он ушел, а Зинуля задумалась.
        После его откровенного признания она чувствовала кожей, внутренней антенной, настроенной на его волну, как в нем возникла какая-то скованность, напряженность, что ли, и немного наигранно зазвучал разговор, и это преувеличенно бодренькое поесть-выпить. Даже ее попытка исправить что-то юмором не помогла, зависла занозой неуютной, фальшью какой-то, тосты банальные поперли, разговор пустой. Вон он как обрадовался звонку, поспешил сбежать хоть на время. В чем дело-то, а?
        Она прислушалась к его разговору в коридоре, слова не разобрать, да ей и не надо, слушала голос - низкий, насыщенный, начальственный, руководит, видимо. Красиво!
        Что ты напридумывал себе? Или испугался откровений вырвавшихся? Что с тобой, Захар Игнатьевич?
        - Это по работе, извини.- Он вернулся в комнату, кинул трубку в соседнее кресло и сел напротив Зинули, бодрил голосом.- Нас прервали, мы вроде бы пить собирались?
        - Что происходит, Захар?- спокойно поинтересовалась Зинаида.
        - Ты о чем?- не принял предложения к откровению он.
        Ну да, ну да, это с Зинаидой-то! Когда это она на компромиссы лишние и глупые игры соглашалась?
        - Я о скованности и неуютности, которые ты пытаешься скрыть за пустой беседой и наигранной бравурностью. «У меня такое ощущение, что нам здесь не до конца рады!» - процитировала Зинаида, смягчая резкость вопроса.- Мне не интересно играть с тобой ни в какие игры.
        Захар сдался! Вот же черт! Не девка, а чекист в кожанке!
        Одним махом выпил шампанское из бокала, поставил его на стол и посмотрел ей в глаза:
        - Я сегодня улетаю. Самолет в шесть утра, в четыре тридцать за мной приедет машина. Дела я принял, теперь возникла необходимость лично проверить и инспектировать все объекты, пока на территории страны. Это недели на три, может, чуть больше.
        Зинаида слушала. Внимательно. Смотрела ему в глаза и начинала злиться.
        - Я не знаю почему, но твердо решил, что приведу тебя только сюда! В полностью готовую к жизни квартиру!
        - В гости,- перебила холодно Зинаида.- Оценить дизайнерское искусство, соответствие тона шелковых простыней занавескам в спальне?
        - Я не знаю!- рубил правдушку Захар Игнатьевич, начиная заводиться в свою очередь.
        Так у них получалось - он завелся, она за ним, она злилась, он за ней, такая вот очередность!
        - Я не знаю!- повторил он.- Может, в гости, может, больше чем в гости. Но мне это было важно! А тут командировка раньше времени, я надеялся, что после Нового года, но потребовалось сейчас. И сделать ничего не успели в квартире, и мебель не всю завезли, не говоря про мелочи. Только кровать в спальне, кое-что в прихожей, да вот диван с креслами в гостиную. Я не мог уехать, не увидевшись с тобой!
        - Попрощаться пригласил,- понимающе кивнула Зина.
        - Увидеться перед отъездом!- совсем уж разозлился он.
        - И что, это повод фальшивить? Или ты признания своего смутился? Почему тебя вдруг так повело в реверансы глупые?
        - Зин, ты что от меня ждешь?- холодно, зло, почти официально спросил он.- Какой откровенности?
        - Сложившейся!- ответила Зина ему в тон зло, глядя в упор.- Уже сложившейся! Нам сказочно повезло, мы перескочили этап недоверия, закрытости, задних мыслей, прощупывания друг друга, рисовки и расчетов, как лучше и эффектнее что сказать и преподнести себя в выгодном свете, начав сразу с откровенности! И мне совсем не хочется терять этого и переходить к глупым играм, чувствовать неловкость, обходить осторожненько неудобные темы, прячась за пустыми словами.
        - Мне тоже не хочется!- остыв немного, заверил он.
        - Ну, так и не делай этого!- потребовала Зинаида.- А то как у Жванецкого: «Чтобы обмануть жену, дал сам себе телеграмму: «Изя, приезжай немедленно!» - и встревожился!» Чего ты встревожился, Дубров?
        - Не знаю,- расслабился Захар.
        Он готов был зацеловать, заобнимать ее до потери сознания за то, что она сразу прощелкала возникшую между ними напряженность и разрушила ее, не дав шириться и набирать вес. У него даже в глазах защипало от просящихся предслез облегчения, и он честно признался:
        - Да потому, что я задумывал встречу с тобой как праздник - и поухаживать, и поговорить спокойно, а получается, как ты сказала, вроде как попрощаться перед отъездом пригласил, исключительно для горячего секса и по необходимости! И подумал, что ты обидишься и поймешь именно так! Любая бы женщина именно так отреагировала на то, что мне срочно надо уехать! И я только сейчас это понял, когда ты спала!
        - Ну да!- улыбнулась Зинаида.- А если бы ты позвонил и объявился недельки эдак через две-три, по завершении упаковки своей берлоги, я бы не обиделась и поняла все правильно! А что, пропал мужик после горячего офигенного секса и откровений в темноте на две недели, какая фигня! Подумаешь, обычное дело!
        - Зи-и-ин!- покаянно протянул Захар.- Я идиот! Признаю!
        - Принимаю как комплимент! Будем считать, что встреча со мной произвела на тебя столь сильное, неизгладимое впечатление, что ты перестал рационально мыслить!- радуясь вернувшейся легкости и откровенности, веселилась Зинуля.
        - Я вообще разучился мыслить после встречи с тобой!- согласился Захар и одним быстрым движением перескочил на диван к Зинуле.- У меня из-за тебя что-то в голове перемкнуло!
        И поцеловал ее. Отчего перемкнуло их обоих. Надолго!
        - Хочу тебя!- шептал ей Захар.- Все время хочу!
        - Взаимно… - признавалась на грани сознания Зинуля в ответ.
        Они освоили и проверили на прочность новый диван и кровать заодно, перебравшись каким-то чудом в спальню. Проваливались друг в друга, теряясь в единений, забыв мир вокруг, кричали в унисон, возвращались на землю грешную, смеялись, шушукались. Часам к двум ночи обнаружили, что сильно проголодались, и перебрались из постели в кухню, поесть и запить радость жизни шампанским и поговорить.
        Захар отправил замысловатое мясо с приправами, так и не предложенное на несостоявшемся романтическом ужине, в микроволновку разогреваться и резал на гарнир огромные, нереальные в первых числах декабря, совершенно летние помидоры, не прерывая разговора, и улыбался, одним краешком губ. И так по-мужски, ужасно эротично улыбался, что у Зинули, смотревшей не отрываясь на него, дыхание останавливалось!
        - Ты что?- спросил Захар, заметив ее зачарованный взгляд.
        - Не улыбайся так!- потребовала Зинаида.- У меня от тебя ноги подкашиваются, руки тянутся до тебя дотрагиваться и сердце останавливается. Хочется начать все сначала!
        - А вот буду!- хмыкнул от удовольствия Захар.- Это же гран-при победителю всех соревнований! Ты поддерживаешь во мне уверенность суперлюбовника! Когда женщина только от одной твоей улыбки растекается лужицей, это же о-го-го! Тем более в моем возрасте!
        - Да какой там у тебя возраст, суперлюбовник?- возроптала Зинаида преувеличенно наигранно.- Мальчишка! Вьюноши отдыхают, если вспомнить, что ты только что проделывал в кровати и до нее!
        - Говори, говори, женщина!- плавал в полном морально-физическом удовлетворении Захар Игнатьевич Дубров.
        Он поставил перед Зинулей большущую тарелку с ломтем горячего мяса, украшенного помидором, листьями салата, маленькими маринованными огурчиками, красота натуральная! Наполнил доверху бокалы шампанским…
        А Зинаида неожиданно переключилась с дурашливой радостной пикировки на серьез, сама не успев понять, зачем и почему.
        - Удачной тебе поездки, Захар!- очень серьезно, без намека на смешливость, произнесла она и подняла бокал.
        - Да,- согласился он, перестав улыбаться,- поездочка предстоит еще та!
        Они звонко чокнулись, отпили, и Зинаида с удовольствием принялась за предложенные яства, а Захар…
        Вот черт знает почему! Наверное, потому, что они постоянно находились на одной волне чувствований, переживаний, любых эмоциональных перемен - одним дыханием, как так получалось? Загадка! Но стоило одному что-то подумать, переключиться с радости на серьез, с шутки на неловкость, второй тут же считывал и подхватывал! Одному Богу известно, как это объяснить, но сегодня что-то происходило между ними непростое, удивительное…
        И на ее серьезный тон он тут же отреагировал нелегким признанием.
        - Зин, я не буду тебе звонить оттуда!- бабахнул, как из орудия выстрелил.
        - Плохая связь?- перестала резать мясо и внимательно посмотрела на него Зинаида.
        - Связь там действительно хреновая, но не в этом дело. Ты же сама понимаешь, кто хочет - дозвонится. Я реально отдаю себе отчет, что меня ожидает тяжелая работа, непростые решения, перестановка и увольнение кадров, да много чего, пахота, одним словом! А поговорив с тобой, я буду выбиваться из рабочего настроения, растекаться и хотеть скорее все бросить к чертовой матери и приехать…
        Он бы еще много чего мог говорить, убеждать, аргументированно объяснять принятое решение, но Зина остановила, мгновенно поняв, что не о том он, не о том!
        - Стоп! Стоп!- покрутив, не соглашаясь, головой, даже ладошками, обращенными к нему останавливающим жестом, потребовала Зинаида.- Стоп! Мы, кажется, договорились не изображать правду, прячась за словами! Ты хочешь притормозить наши отношения? Прервать на время? Ты испугался, Дубров?
        Он молчал, смотрел на нее в упор, и Зине казалось, что в этот момент он ее ненавидит,- желваки заходили на скулах.
        - Да!- подтвердил, как гвозди забивал, зло и с одного удара.- Да! Притормозить, как ты выразилась, и прервать на время! Да! Испугался! Я не хотел и не планировал так западать на женщину! Я не планировал никаких серьезных, долгосрочных отношений! По крайней мере, сейчас и таких! Мне через час уезжать, а я уже по тебе скучаю! И откровений таких уж тем более не хотел и не искал! Даже прожив тринадцать лет с женой, я так не стриптизничал душой с ней, как с тобой! И то, что ты по-другому не принимаешь и не соглашаешься, меня и пугает, и напрягает! Удивляет, восхищает, радует, как ни странно, но пугает! А ты, Зинаида, не боишься?
        - Боюсь,- хладнокровно призналась она.- Я ничего подобного не испытывала ни с одним мужчиной. И представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя, испытывая нечто, на грани обморока! И что можно пережить такой оргазм, знать не знала! Но главное, что и в самых смелых мечтах предположить не могла, что можно быть откровенной с мужчиной, ничего не играя, не изображая, быть самой собой и что это такой непередаваемый кайф! Да, это страшно, и еще как! Боюсь, что ты меня обидишь, и вполне вероятно, что для тебя это не так значимо, как для меня, что ты исчезнешь, а я измучаюсь комплексами, что я какая-то неправильная и поэтому ненужная! Боюсь самой себя и этого притяжения, которое испытываю к тебе! Мы все в этом варимся и живем с самым большим страхом в жизни - быть отвергнутыми! Ну и что? Это и есть жизнь! И к великому сожалению, эта жизнь, как скоростной поезд, проносится быстро-быстро, и либо жить и ехать в этом поезде, либо стоять на перроне и смотреть ему вслед! Я предпочитаю первое! И как бы страшно ни было, до дрожи в поджилках и ожидания самого плохого варианта развития событий, я лучше
нырну в это с головой! Как бы потом хреново ни стало, но в эти мгновения я буду жить на всю катушку! И еще! Как бы сильно нас ни любили и какие замечательные родные и близкие ни окружали и поддерживали, но со своими комплексами, муками, страхами человек разбирается только сам! Вот ты со своими и разбирайся, помочь я тебе не смогу! И никто не сможет. Боишься? Беги!
        Устала она от этой отповеди. Ото всего устала, от качелей сегодняшнего вечера - то подъем и счастье, то уханья вниз, в страхи и отчужденность! И что она ему тут объясняет? Ты мужик, ну, так и разбирайся со всем своим нажитым багажом страхов-сомнений, оберегания свободы пустой и жизни заодно и решай!
        А она, пожалуй, пойдет!
        - Вызови мне такси, пожалуйста,- устало попросила Зинуля.
        - Я тебя отвезу,- предложил мрачный Захар.
        - Нет!- жестко отказалась она.- Такси!
        И спряталась от возможного продолжения разговора в ванной, прихватив с собой вещи и сумочку. Долго умывалась, сидела на бортике ванной, не выключая воду для конспирации. Не плакала - думала. А чего плакать? Вроде бы ясно-понятно: всем страшно, а главное - неизвестно чего! А еще яснее, что она не совсем адекватная барышня, с большим подозрением на умственную убогость! Чего ее потащило со своими откровениями-то?! Видите ли, она приемлет только открытость между ними! Да с какой козы?! А ты его спросила, он-то готов к такому? Хочет ли он вот так, до дна души выворачивать исповедями свою жизнь?

«Как была идиеткой, так и помрешь ей же!- вздохнув через непролитые слезы, вынесла себе диагноз Зинаида.- Не умеешь ты с мужчинами, Зинаида Геннадьевна, то ли ты странная, то ли планида твоя такая!»
        Услышала, как у Захара зазвонил телефон - такси наверняка!- заспешила одеваться.
        Они так и не сказали больше ни слова друг другу, даже дежурно-вежливо не попрощались. Молча спустились в лифте, Захар открыл ей дверцу машины, закрыл за ней, наклонился к таксисту в окно, расплатился и махнул на прощание рукой вслед.
        Все!
        С понедельника у Зинаиды Геннадьевны Ковальчук началась новая жизнь без Захара Игнатьевича Дуброва. Вернее, с внутренним непониманием, есть ли он в ее жизни или уже нет и «был ли мальчик?», но с ясным знанием, ощущением его присутствия в одном пространстве, в жизни, в действительности проистекающей и непрекращающимися мыслями о нем!
        Жизнь катилась себе тем самым скоростным поездом, о котором упоминала в последнем монологе-отповеди драматической актрисы Зинаида. Странно, но первый раз в жизни Зинуля не поделилась с Ритой всеми подробностями и деталями «прощального» свидания с Захаром. Так рассказала, в общих чертах, о молчаливом прощании у такси, о собственных выводах, устойчиво склоняющихся к тому, что они расстались, оставив для себя все слова, любовь бесшабашную, переживания и чувства.
        Неумолимо приближался Новый год!
        О, это был святой праздник двух семей, давно объединенных в одну. Собирались все - мамы, папы, бабушки, дедушки, вся московская диаспора Ковальчук-Ковалевых-Левинсон у Ритки дома, это традиция, закрепившаяся навсегда! В этом доме имелась большая и вместительная гостиная, с соответствующим столом, при раскладывании мест на двадцать, и высоченным потолком, куда помещалась огромная, специально заказываемая елка.
        Захар Игнатьевич слово держал и не звонил, как и обещал, а может, принял
«выступление» Зинаиды за предложение закончить знакомство на достигнутом, неизвестно, но не звонил!
        Зинуля усилием воли заставила себя хоть ненадолго отложить бесконечные непрекращающиеся мысли о нем, о них, воспоминания, миллион раз думанное-передуманное, воспроизведенное заезженным кино в памяти и с удвоенной энергией занялась самым приятным - приготовлением подарков всем, всем, всем!
        Она это обожала! Как одесское лето, море, родню и даже голос в громкоговорителе на пляже:

«Граждане, мирно отдыхающие! Та не заплывайте ж за буйки у целях собственной безопасности тела!»
        За «буйки» она давно заплыла в своих тяжких переживаниях за Захара, а теперь пыталась вернуться при помощи любимого времяпровождения.
        Предпраздничные новогодние дни для Зинули всегда окрашивались внутренним шпарящим солнцем, ожиданием чуда, одесской вольницей. Она никогда не покупала пустых, бесполезных подарков. Составляла списки, проводила розыскные действия, выясняя, кто в семье о чем мечтает, и начинала готовиться к дате за два-три месяца. Искала в магазинах нужное, сама упаковывала, рисовала и подписывала милые малюсенькие открыточки-поздравления, испытывая от этих занятий небывалую легкую радость. И сносила подарки по мере их приготовления к Ритке домой, где бабушка Сима их
«надежно» прятала до Нового года.
        В этот раз Зинуля расстаралась сверх меры, с особым усердием сбегая в предпраздничную суету от печальных и тяжких мыслей.
        Зинаида ехала к Ритуле по хронически забитым пробками улицам, встретиться, поболтать и отвезти порцию готовых уже подарков двадцать шестого декабря.

«Сегодня три недели, как он уехал! Я так устала думать о нем бесконечно, безвылазно! Думать, думать, думать!- так же тоскливо, безысходно, как беспролазная пробка, в которую она попала, размышляла Зинаида. Осто-хре-не-ло! Одно и то же! И больно, и обидно до чертиков, и сердце как крюком ржавым вытаскивают! Как там сказал Пабло Неруда? Как-то очень просто, но в десятку? А! Вспомнила! «Любить просто, забыть трудно!» Вот именно! Наверное, я все-таки дура клиническая! Вот на фига, убогая, полезла с требованиями откровенности в его жизнь? А?! Ну, сказал тебе мужик: нравишься ты мне очень, и секс с тобой хорош, и готов встречаться для него, для сексу то бишь, без осложнений лишних - так и вперед! Нет же ж, нам отношения подавай, да посложнее, с любовями-мучениями! Ну, не дурра? Дура!»
        За эти три недели она себе чего только не наговорила, и как только не обозвала, и каких только «последних» решений не принимала: от «забыть напрочь и плюнуть!», до
«позвонит - лебедью полечу на все согласная!».
        Боже! Боже! Боже! Какие мы все у тебя дурные и глупые!
        Распоследний наистрожайший приказ Зинаида отдала себе полтора часа назад: не думать, не вспоминать, готовиться к празднику! В идеале - забыть напрочь!
        Щас-с-с-с!
        Посмеялась над потугами судьбинушка! И пообещала, что, если ей перестанут говорить, что делать и указывать, как она должна у вас сложиться, она перестанет говорить вам, куда и на какие конкретные буквы идти!
        Измотанная непонятной навалившейся усталостью, раздражением на себя и зачатками глубокой хронической ненависти к дорожному движению в городе Москве, Зинаида добралась-таки наконец до подруги.
        Дверь открыл Мишаня.
        - Привет, теть Зин!- порадовался старшой из Ритиных отпрысков, принял у Зинули коробки, пакеты и поцеловал в щечку.
        - Миш, у меня в машине еще четыре коробки-коробочки, занесешь, а?- попросила Зина и отдала ему ключи от машины.
        - Не вопрос!- проявил готовность к помощи Мишка.
        - Зин!- проорала из кухни Ритка.- У меня руки в муке, иди сюда!
        - Пироги?- подняв удивленно брови, спросила у Миши Зинаида.
        - Все не так глобально, не пугайся,- «успокоил» он, надевая куртку.- Свежая рыба.
        - Рыба - это здорово!- порадовалась Зинуля и двинулась на зов подруги в кухню.
        На этой кухне никто и никогда не находился в одиночку, даже если ночью спросонья притаскивался водички попить, следом подтягивались такие же неспящие, или еще не уснувшие, или проснувшиеся, но обязательно составить компанию. В данный момент, помимо Ритки, воцарившейся у плиты, за столом сидели дедушка Лева с бабушкой Симой, чаевничали, и тетя Соня, помогавшая дочери готовить и накрывать на стол ужин.
        - Привет!- первый раз за день искренне, от всей души порадовалась Зинуля.
        И поспешила со всеми пообниматься, расцеловаться, так соскучилась, всего за пару дней, которые не виделись! А не за три недели, как некоторые, не в меру пугливые товарищи!

«Стоять! Тема закрыта!» - уже привычно прикрикнула на себя мысленно Зинаида.
        - Здравствуй, солнышко!- обняла и поцеловала ее тетя Соня.- Мама звонила, спрашивает: брать гуся, утку или обоих сразу?
        - Здравствуй, тетя Сонечка! Соскучилась!- прижалась к ней в объятиях Зинуля.- А что мы планируем?
        - Гуся, точно!- оповестила тетя Соня.
        - Та що, ми последние кальсоны за продукты отдаем?!- развеселилась Зина.- Брать, так-таки брать!
        - Симочка делает такой босч из утки!- закатив глазки, изобразил небывалый восторг дедушка Лева, произнеся традиционное одесское «борсч» с выражением.
        - Ото ж!- согласилась Зина и переместилась обниматься-целоваться с ним.
        - Та чего только не набрали!- попыталась урезонить бабушка Сима.- Усе! И рибу, и телятину, та и всего обозу по мелочи!
        - Так гуляем же десять дней!- не сдавалась Зинуля и перешла обниматься с ней.
        Расцеловались, погладили друг друга, как год прямо не виделись. Ритка возмутилась, дежуря у скворчащей сковородки:
        - А меня?
        - Иду-иду!- как послушная жена на призыв мужа, отозвалась Зинуля, поворачиваясь к ней.
        В суперсовременной, упакованной какими только возможно бытовыми приборами кухне запахи практически не распространялись, исправно улавливаемые и ликвидируемые мощнейшей вытяжкой. Оказавшись рядом с Риткой, в непосредственной близости к плите, Зинуля, протягивая руки для объятий, вдохнула полной грудью ароматов жарящейся рыбы.
        Не донеся длани до Ритки, она позеленела, зажала рот ладошками и мотанула пулей в туалет, задевая все по пути - тетю Соню, стулья, прибежавшего на ее голос Севочку.
        Минут десять Зинуля буквально душу выворачивала белому другу! Она уж подумала, что желудок решил от нее отделаться раз и навсегда! А надоела она ему! Вечным кофе литрами, перекусами несерьезными.

«Доигралась!- перепугалась Зинуля.- Не дай бог, язву заработала! Уж гастрит точно! Блин, и надо же, накануне праздника!»
        Она отдышалась, умылась, прислушалась к своим ощущениям внутри. Внимательно прислушалась - странно! Ничего! Ни болей, ни новых позывов, ни тошноты! Странно!
        Может, отравилась чем?
        И вернулась в кухню. Где ее встревоженно ждали.
        - Зиночка, выпей чайку зелененького, я заварила! Сразу полегчает!- суетилась обеспокоенно тетя Соня.
        - Ей теперь знаешь когда полегчает?- улыбалась непонятно чему Ритка.
        - Ты о чем?- поинтересовалась Зина, сев на заботливо отодвинутый для нее стул и отпивая ароматного чаю из большущей кружки.
        - У тебя когда критические дни последний раз были?- продолжая улыбаться, спросила Ритка.
        - Рит, ты что, с глузду съехала?- оторопела Зина.
        - Так когда?- не унималась Ритка.
        - Да не помню я! Месяц назад, может, больше! Что ты пристала с такими глупостями! - разозлилась Зина.
        - Таки, Зиночка, ты усе-таки кое-що заработала от встреч с мужчиной!- «поздравил» радостно дедушка Лева.
        - Что?- тупила по полной программе Зинаида.
        - Как що?- глубоко удивился ее непониманию дедушка Лева.- Беременность!
        - Что-о-о-о?!- поперхнулась и закашлялась от неожиданности Зинуля.
        - Может, тебе еще разок дать понюхать рибку, дорогая?- язвительно поинтересовалась Ритка.
        - Та ладно!- подумав и осмыслив утверждение, отмахнулась от фактов Зина.
        - А хорошо!- разулыбалась бабушка Сима.- У семье появится еще один маленький!
        - Но этого не может быть!- не приходя в сознание, отказывалась Зинаида.
        - Мам,- спросила Ритка, внимательно и критически рассматривая подругу,- как думаешь, дать ей рибки или зашлем Мишку на угол, в аптеку за тестами?
        - Думаю, тест будет убедительней!- решила тетя Соня, присоединившись к дочери в критическом разглядывании Зинаиды.
        - Миш!- заорала Ритка, не отвлекаясь от основного занятия: изучения подруги с большой долей сомнения на лице, видимо относительно ее умственных способностей.
        - Что такое тест?- потребовал объяснения Севочка, втиснувшись между матерью и бабушкой и присоединяясь к их рассматриванию Зинаиды.
        - Это такая проверка на что-либо,- расширила горизонты знаний сына Ритуля.
        - А на что вы хотите проверить тетю Зину? На шпиенство?- допытывался любопытный малолетка.
        - На него!- кивнула Ритка.- Только не тети-Зининого шпиенства, а одного дядечки.
        - Тогда вам надо на него тест!- подумав, подсказал ребенок.- А ведь его здесь нет! И как вы будете это делать?
        - Ну, насчет «нет» я бы поспорила в данной ситуации,- задумчиво, не прерывая созерцания чего-то там в Зинаидином лице, размышляла Ритка.
        - Чего орем?- входя в кухню, поинтересовался Мишка.
        - Сынок, сгоняй в аптеку, на угол, купи тест на беременность,- посмотрела на него Ритка, подумала, даже брови свела от мысли напряженной, перевела взгляд обратно на Зинаиду.- А лучше три разные, для убедительности.
        - Ма, ты чё?- опешил Мишка.
        - Не пугайся, не для меня!- «успокоила» мать родная.- Это вон для тети Зины!
        - И как ты себе это представляешь?- возмутился сынок.- Я такой весь прихожу тест на беременность покупать!
        Ритка собралась ответить, даже воздуха в легкие набрала для расширенной отповеди, но ее опередил дедушка Лева:
        - А що? Зарекомендуешь себя у очереди как крутой и уже усе совершивший мужчина, заодно и потренируешься. Может, тебе не понравится, и ты предпочтешь на будущее презервативы в аптеках покупать, а не наоборот!
        - Мишенька, нам надо быстро-быстро, а пока мы оденемся, соберемся! Ты ж у нас самый шустрый!
        - Из первых!- ворчнул напоследок Мишка, но препираться не стал, ушел выполнять поручение.
        Зинаида слушала их всех, как на обходе в палате дурдома, о чем они? Бред какой-то! Какой тест, какая беременность?! Какие дети, щоб они так жили?!
        Она крутила головой, как китайский болванчик, переводя взгляд с одного присутствовавшего на другого, ошарашенными, растерянными глазами.
        - Зиночка, детка, ты що-нибудь хочешь?- нежно-ласково, как у тяжело больной, спросила бабушка Сима.
        Зинаида кивнула. И еще раз кивнула с большей амплитудой утверждения:
        - Хочу! Реальности!
        - Так, ото ж!- вздохнул дедушка Лева, разведя руками.
        - И что у вас тут?- вломилась с разгону в кухню и проблему, решаемую в ней, Ника. - Севка сказал, тетю Зину собрались проверять на шпиенство!
        - Та не ее!- пояснила Ритка, продолжавшая следить за выражением лица Зиночки.- Я бы сказала: сибирячка засланного!
        - Перестаньте все!- потребовала громко возмущенно Зинуля.- Я просто отравилась чем-то на работе! Что я сегодня ела?- вопрошала она, зло глядя на Ритку.
        - Та, солнце мое, я ж не знаю!- честно призналась Ритка.
        - Я знаю!- возникала по-взрослому Зинаида.- Бутерброд с семгой, чай, кофе, еще раз кофе, и еще кофе, салат из всяких салатных листьев с огурцом!
        - О божечьки!- всплеснула руками бабушка Сима и пристроила их на область сердца. - Що ж ты, ребенок, упроголодь живешь? Сима, Рита, ее надо срочно кормить!
        - Успеем!- отмахнулась Ритка.
        - Так я не поняла, что у вас здесь за заседание?- требовала ясности Ника.
        Миша вернулся быстро, минут через десять. Аптека находилась прямо у них в доме, время на дворе стояло позднее, очередей не наблюдалось.
        - Ну що?- выспрашивал дедушка Лева, когда правнук, не раздеваясь, возник на пороге кухни и сунул матери в руки синенький неубедительный пакетик с тремя разными коробочками тестов.- Выказал свои мужские заявки миру?
        - Уполне,- спокойно уверил Миша.- Все остались довольны - и аптекарши, и случайные свидетели-покупатели, даже охранник у дверей оценил, одобряюще кивнув.
        - Ото ж!- присоединился к отряду оставшихся довольными заявкой на мужские способности правнука дедушка Лева.
        Зинаиде выдали пластмассовый стаканчик, затолкали в туалет и замерли, переговариваясь шепотом, в ожидании результатов. Разозлившись, желая доказать разгулявшейся в предположениях родне ошибочность их умозаключений, Зинуля затолкала все три тестовые палочки в стаканчик, подождала положенное время, подогревая себя обещанием типа «подождите, вот я вам всем!». И, обозрев результаты тестирования, довольно долго приходила в себя, тупо уставившись на все положенные полоски и плюсы.
        К моменту ее возвращения в кухню живо заинтересованных родственников прибавилось, собрались все, и Миша, и Ника с Севочкой - а как же без него!- и даже няня с Адочкой. Зинуля вошла, как явление то самое народу давно и с нетерпением ожидающего, и, совершенно ошарашенная, сообщила:
        - Похоже, что теперь я пирожок с начинкой!
        - Я би сказал: булочка!- разулыбался дедушка Лева.- Уж больно ты у нас аппетитная, Зиночка! У самый раз!
        Такой командировки у Захара еще никогда не было!
        Он сказал Зине чистую правду - не уехав, не попрощавшись, и вот же она, рядом, а он уже скучал! И тосковал маетно, и думал постоянно о ней!
        Что между ними произошло? Как они умудрились от искрящейся молодой радости, невероятного занятия любовью в одно мгновение переключиться на трудный разговор с абсолютно непонятным итогом? Это она его так послала или он отказался от нее? Что в итоге-то?!
        Захар заставлял себя напряжением и окриком волевым не думать о ней, когда работал, но стоило расслабиться, отвлечься - и понеслась!
        Чтобы бесконечно не думать про них с Зинаидой, он загружал себя на полную катушку, гонял в хвост и гриву подчиненных, влезал во все дела и мелочи и холодным начальственным тоном таких горчичников раздавал местным руководителям, что те хватались за сердце, валидол и качающееся под задницей кресло!
        А что делать?
        Сам виноват! То вперед, в атаку, и хочу, аж умираю, а то заднюю включил - страшнова-а-ато! Или она виновата? Вот подавай ей открытость душевную, честность! Ну конечно, она, а кто еще?
        Вот, на фига, скажите, нормальной женщине такая жгучая необходимость бескомпромиссной правды?
        Насколько проще, легче, мягче потихоньку: я к тебе присматриваюсь, ты ко мне. Оцениваем, приглядываемся, прикидываем возможности своих чувств, рассчитываем, сможем ли в чем-то подвинуться, готовы ли к компромиссам, и хотим ли пускать в жизнь другого человека, и надо ли нам быть вместе.
        Его подташнивать начинало, когда он так рассуждать принимался - присматриваемся! Да хрень полная! Права Зинаида, права! Что им там присматриваться, оценивать, осторожничать?
        Чудо такое случилось, доверие взаимное! И так легко, и отпадает необходимость что-то из себя выморачивать, рисоваться! Что, Захар Игнатьевич, перепугался?
        А кто бы не испугался?! Ёкалэмэнэ!
        С утра до поздней ночи, ничего, держался на рабочем энтузиазме, загруженности большой и злости! Но эти ночи в гостиничных номерах!
        Чего только не передумал! Ее обвинял, себя обвинял, жизнь обвинял, возраст, обстоятельства, даже Ирину - гневил Бога!
        Думал, думал, думал… и хотел Зинаиду страшно! Вот ни одну женщину за всю свою мужскую жизнь так не хотел, видит Господь!
        Прокручивал их разговоры, особенно последний, самый больной, в голове сотни раз, соглашался, оспаривал, отвечал мысленно, со временем придумав правильные, красивые и, как ему казалось, убедительные аргументы против. Злился, давая себе нелицеприятные эпитеты.
        А как ты хотел, Захар Игнатьевич? Затолкать любовь куда подальше и безболезненно? Нет, нет, определение «любовь» он обходил десятой дорогой даже в мыслях-рассуждениях! Притяжение, желание, интерес взаимный - это да, а любовь - извините!
        И ничего не помогало, ни работа тяжелая, ни рассуждения и мысленные оправдания и обвинения себя, ни это осторожное избегание конкретного слова!
        Ни-че-го!
        Ложился в кровать, умотанный до предела морально и физически, и вдруг в предательской памяти всплывали слова Зинаиды, ее голос: «Я представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя, как обморок, и что можно пережить такой оргазм, знать не знала…» И у него, обдав жаром тело, все вставало, глубоко наплевав на любую усталость и измотанность физическую!
        Сколько раз Захар пытался позвонить Зинаиде, набирал номер - и отключался, не дождавшись гудка! Нет! Что он ей скажет? А услышит ее голос, и как это пережить, совсем выпасть из реальности? Нет!
        Думал деду Захарию позвонить. Года три назад он купил ему сотовый, научил пользоваться и оплачивал вперед помногу, а то сидит там, у черта на рогах без связи, а возраст-то приличный, мягко говоря, да и побаливать стал, мало ли! Хотел поговорить, рука тянулась, но подержит, подержит трубку в руке, посмотрит на нее задумчиво и отложит.
        Что он ему скажет? На жизнь пожалуется, совета попросит, поддержки?
        В чем? В свершенном побеге от женщины единственно значимой? В трусости своей? В глупости? Заранее понятно, что дед ответит!
        Недели через две командировки он разобрался с делами на очередном объекте, кого надо поощрил, кого надо наказал, а кого и выгнал, принял все документы, поставил где надо подписи. Как заведено не нами, принимающая сторона собралась закатить банкет по случаю. Захар Игнатьевич, как рачительный руководитель, притормозил чрезмерное рвение, времена не те, шиковать без надобности, а вот узким кругом, скромно и без значительных затрат, можно.
        Узким еще и лучше получилось.
        Кое-кого из подчиненных он знал давно, по совместной работе времен начала своей карьеры. Вот они-то и пригласили к себе. Душевно посидели в загородном доме одного из руководителей тамошних, с банькой, скромной выпивкой с традиционными местными достойными восхищения закусками, под неспешное обсуждение дел насущных и не очень. Ночевать Захар остался там же, окруженный вниманием и выказываемым уважением.
        Комнату, которую ему отвели для ночлега, украшало огромное, скошенное по покатой крыше окно, в которое нагло вторглась полная, сияющая серебром луна.
        Он долго стоял, смотрел в это окно, поражаясь красоте суровой пейзажа, редким, скрюченным деревцам тундры, снегам до горизонта, величию и умиротворенности природы.
        И вдруг, с появившейся откуда-то из самых потаенных глубин души чистейшей, незамутненной, как родник, откровенностью, которая лишь изредка посещает нас, подумал:

«А чего я так труханул-то? А? Ну чего на самом деле? Предательства? Боли расставания? Да еще и жизни не случилось, а я уж расставаться испугался! Или не этого совсем?»
        Сколько той жизни? Ему уж сорок два! Нет времени пугаться, по кустам зайцем, поднятым из укрытия лисой, шугаться, чтобы боли избежать, подстелив в возможных местах падения соломки!
        Сколько ее осталось, жизни той? А если вдуматься, оглянуться назад, и не жил-то на всю катушку! Все мотался где-то и не любил, так, чтобы до потрохов, по-настоящему, страсти по Катерине не в счет! Это животное притяжение, без любви, без силы душевной, секс голимый и пустой! А так чтобы жизнь делить с кем-то пополам, чтобы и слезы вместе, и смех, и горе, и любовь на двоих!
        Промотался, жизнь растратив на работу бесконечную, разъезды, знать не знал, не видел, как растет ребенок, делает первый шаг, его первый зуб, слово, первая двойка, драка в школе!
        Не знал и не понимал, как это, когда жена вечером, уж ночью, после любви, пусть не юношески жаркой, а размеренной, шепотом в твое плечо расскажет о своих делах за день, проблемах, а ты послушаешь, решишь что-то, взяв ответственность за каждодневные дела на себя. Без сомнений и всяких глупостей он любил Ирину, но то была молодая, незакаленная любовь совсем другого, молодого Захара Дуброва, с другими приоритетами, мыслями насущными в голове, целями, устоями. Она была, и спасибо ей великое, что случилась в его жизни! Но не набрала той силы в любви, что познается с годами, с мудрением, с прорастанием каждодневным друг в друга. Он же, как летучий голландец, все пропустил, пролетав мимо дома, мимо любви.
        Как сказала Зинуля?

«Это и есть жизнь! И к сожалению, она, как скоростной поезд, проносится мимо! И либо жить, либо стоять на перроне и смотреть вслед! Я предпочитаю первое!»
        - Ты сильнее меня, милая!- прошептал Захар подсвеченному загадочным лунным сиянием снегу за окном и уткнулся лбом в холодное стекло.- И смелее! Только я тебе об этом никогда не скажу!
        И еще он понял, что никакой это не страх заставил его, по сути, сбежать от Зинули, предварительно шаркнув ножкой в виде извинительного расставания, нет! Ни черта давно и прочно не боялся Захар Дубров, кроме обычных волнений и страхов за родных и близких! Нет! А неожиданность, заставившая растеряться! Не испугаться - растеряться, как от лавины, рухнувшей бесшумной массой! Так сильно, глубоко, перевернув жизнь, рухнула на него встреча с Зинаидой!
        Он лег на кровать сверху покрывала, не раздеваясь, полежать, прикрыл глаза согнутой в локте рукой, и неожиданно ярко, в деталях, вспомнилось прошлое, словно вернулся в то время, переживая и проходя его заново.
        Середина «боевых» девяностых. Он долго, несколько лет вкалывал на надрыв, бесконечно! Маленький Никитка, полная безнадега, безденежье. Захар тянул из себя жилы на всех возможных работах и подработках. Да ничего! Молодой, чего там, сдюжим! И действительно - ничего! Вскорости полегчало немного, и как-то и с деньгами, работой налаживаться стало, и Ирина на работу вышла, тоже подмога.
        Прорвались вроде бы!
        Но через годок, когда он и забывать стал, как пришлось вкалывать, случилось событие, напугавшее Захара до дрожи в поджилках, до паники!
        Проснувшись одним непрекрасным утром, Захар с удивлением понял, что не может встать с кровати! Не то чтобы совсем уж обездвижился - ни рукой, ни ногой, но для того, чтобы подняться, ему пришлось приложить максимум усилий, заставляя себя двигать конечностями. В результате приложенных усилий встать-то он встал и даже дотащил себя до кухни, но почувствовал, что совершенно разбит.
        - Грипп, может?- встревожилась Ирина, потрогала его лоб и, не удовлетворившись результатом, пошла за градусником.
        Может, и грипп, но странный какой-то: ни насморка, ни больного горла, ни кашля у Захара не было, и температура обрадовала положенной нормой. Вызвали участкового врача. Замученная, безразличная ко всему врачиха строгим, уставшим голосом объявила:
        - Никаких признаков ОРЗ я у вас не нахожу! Горло, легкие чистые, температуры нет! Больничный не дам!
        - Я не могу двигаться, нет сил,- пожаловался Захар.
        - А кто сейчас может? Вон только баньдюки да бизнесмены крутые!
        И ушла, раздосадованная глупым, необоснованным вызовом симулянта. Захар позвонил на работу, вернее, во множественном тогда еще числе - на работы, предупредил, что плохо себя чувствует, отлежится денек.
        На следующий день ему действительно немного полегчало, и он, кряхтя, как дедок, кое-как оделся и добрался до управления - основного места работы.
        Сил не было вообще. То есть абсолютно не было!
        Начальник, посмотрев на него, задумался. Понятно и видно, что Захар не симулирует и ему по-настоящему плохо. И потом, он единственный, кто ответственно и серьезно работал.
        - Вот что, Захар, я сейчас позвоню одному знакомому доктору. Пусть тебя осмотрит.
        - Давай,- согласился Захар без сил на какой-либо энтузиазм.
        Доктор, милый старичок из областной больницы, завел Захара в зачуханный кабинетик, в котором тоскливо-безнадежно облупилась масляная краска на стенах, наполовину поотрывались и канули в непроглядную нищету линолеумные квадраты на полу, стояли колченогий стул в паре со столом, покосившийся шкаф да кушетка в углу. В комнате пахло чем-то остро медицинским, неприятно напоминая о предназначении заведения. Доктор с помощью коллеги Захара, довезшего его на машине в больницу, уложил его на кушетку и помог раздеться. Врач долго ощупывал Захара холодными пальцами, задавал множество вопросов, слушал через фонендоскоп и вынес вердикт:
        - Вот что, молодой человек, сейчас я определю вас в палату, вам необходимо провести обследование.
        - Какое обследование?- вяло спросил Захар.
        - Какое можем,- удрученно вздохнул доктор.
        Захар пролежал в больнице две недели. У него взяли на анализы столько крови, сколько он в жизни не терял, сделали всевозможные рентгены, УЗИ, что-то непонятное там еще, да только так ничего и не обнаружили.
        - Я предполагаю,- поделился выводами доктор,- у вас общая усталость организма и истощение, само собой. Отдых, витамины, хорошее питание, прогулки на воздухе! Извините, батюшка, но больше ничего порекомендовать не могу, увы!
        И выписали с богом, подальше от вопросов и недоумения.
        Лучше Захару ни от диагнозов расплывчатых, ни от общеукрепляющей терапии не стало. Начальство отправило ценного работника в отпуск, для выздоровления, а он слег в кровать и уже подняться не мог!
        Захар старался, рвался изо всех сил, предпринимал снова и снова попытки встать, вернуться в нормальную жизнь, выполнял все рекомендации - и угасал.
        Несколько раз, сцепив зубы, доставал себя из кровати, делал шаги на пределе всех мыслимых усилий и терял сознание. Ирина возвращалась домой с работы, находила его на полу, пугалась страшно! Звонила отцу, он прибегал вместе с мамой, втроем они поднимали его и на руках переносили и укладывали обратно в постель. Никитку увезли от горя и наползающего страха на время к бабушке и дедушке, Ирининым родителям, а в доме повис устойчивый запах беды, пугая родных ожиданием.
        Они понимали - конца!
        В какой-то момент Захару стало безразлично, нет, не осознанно, то есть когда он находился в сознании, понимая действительность, то боролся, как мог, старался, дрался за жизнь, но все чаще и дольше сознание отключалось, и он проваливался в непонятную муть.
        Отец, Игнат Захарович, от безнадежности обратился к тогдашнему хозяину объединения, в котором работал Захар, умолял, просил помочь. Мужик, надо отдать должное, помог и постарался. Захара на самолете, в сопровождении только медперсонала, отправили в Москву. Обследовать. В клинике совсем другого уровня и качества врачебной помощи Захара продержали еще три недели. Ну, уж обследовали так обследовали! Искололи всего, возили на каталке каждый день на какие-то замысловатые аппараты, он не помнил и не понимал, практически постоянно находясь на грани сознания.
        Ничего не обнаружили!
        Поставили туманно-расплывчатый диагноз ни о чем, об общем стремительном истощении организма, непонятно чем вызванном. И отправили тем же самолетом, с медсестрой сопровождающей, обратно.
        Богу отдали - выживать, если сможет, или умирать, что скорее всего.
        Он похудел на двадцать килограммов, кожа на теле обвисла, как у старика девяностолетнего, глаза запали в чернеющие близостью смерти глазницы, на лице сложились старческие глубокие морщины, волосы выпали, и Ирина брила его наголо, глотая беспомощные слезы.
        Он умирал, и это стало понятно всем родным.
        Для борьбы за жизнь как минимум требовалось находиться в сознании. Он бы дрался до конца, зубами вгрызался, скручивая волю в жгут! Он не сдался бы никогда, до последнего миллиграмма возможности! Не той Захар закалки был мужик, чтобы сдаваться!
        Но и эту, последнюю, самую пограничную возможность у него отняла судьба, выключая из жизни, из борьбы замутненным, растворяющимся во тьме сознанием.
        Уходил. Неотвратимо.
        В эти дни с вахты в город вернулись мужики, с которыми Захар начинал свою карьеру на буровых после института. Ирина как-то возвращалась с работы домой и встретила бригадира Василия Маркеловича, старого, матерого нефтяника, который в свое время учил профессии, уму-разуму и жизни небитого, тогда еще зеленого Захара.
        - Ириш,- остановил он ее, еле узнав,- ты что, как в горе? Почернела вся? Случилось что?
        - Захар умирает,- призналась Ирка и разрыдалась.
        - Нут-ка, веди!- сурово приказал Маркелыч и одернул: - Чего разнюнилась!
        Захар все преодолевал пустоту нападающую, все рвался через нее к свету, к сознанию, так в этой полуреальности и различил плывущее лицо старого бригадира.
        - Игнатич, ты чего тут надумал?!- прикрикнул требовательно бригадир, присев у его кровати на стул.
        - Старый ты… Командор… - приложил максимум усилий Захар, чтобы прошептать слова и улыбнуться.
        И от усилий полетел в проваливающиеся дыры, серую непроглядь.
        Ирина плакала беззвучно, Василий Маркелович смотрел на Захара и хмурился. Думал. Встал, позвал отца в кухню - совет держать. Расспросил подробно про больницы, врачей, обследования, диагноз. Разлили горестную по рюмкам, махнули.
        - Вот что, Игнатий Захарович,- решился предложить Маркелыч.- Надо его к шаману везти, раз уж медицина обосралась!
        Отец задумался. Налил еще по одной. Выпили.
        - Ты, Василий Маркелович, знаешь шамана настоящего?- спросил, не закусив, отец.
        Чего закусывать-то? И кусок в горло не лезет, и от беды она, как вода!
        - Знаю!- кивнул обстоятельно бригадир.- Во всех краях наших он самый сильный и почитаемый. Главным у них считается, если можно так сказать, у них ведь иерархий нет. Гандыбили его нещадно при советской-то власти, да только чукчи его прятали, хрен сыщешь! У меня ведь жена чукча, ты ж знаешь. Отыщу, разузнаю. А там и договориться постараюсь.
        - Вези!- решил отец.
        Северные мужики - это вам не лилия в проруби, если за что берутся, сладят! Уж будьте уверены!
        И вертолет отыскали, и договорились со всеми возможными и невозможными начальниками, и с чукчами переговоры провели. Да, к слову сказать, Захар к тому времени не пацаном пустым числился, а личностью известной, авторитетной и среди своих уважаемой.
        Как его везли, он помнил клочками кратковременной памяти: трясло, что-то рядом с ним перемещалось, двигалось, гул вертолета помнил, как перекладывали на нарты, мороз щеки щипал, странно, но тоже запомнил, а потом провал временной.
        Более или менее в сознание пришел, когда понял, что лежит в чуме, голый, а над ним склонился странный человек. С выдубленным до глубокой коричневости морозом, ветром, снегом и знаниями непростыми лицом; глазами, пугающими бездонностью черноты, и безжалостными, злыми пальцами. Эти пальцы, силы необыкновенной, ощупывали всего Захара с ног до головы, причиняя боль и жар, как от кочерги раскаленной, и, казалось, проникали внутрь тела, до самого позвоночника.
        А он и стонать не мог, подумал - все, умер, в ад несуществующий попал!

«И чем уж я нагрешил?»
        - Однако, почти мертвый,- сказал кто-то у него над головой.
        Странный это был голос, окрашенный множеством оттенков, тембров, хриплый и высокий одновременно, глубокий и протяжный, тягучий.
        - Жила жизненная, однако, в нем надорвалась! Соки не текут!- проскрипел-пропел голос над Захаром.
        Чей-то другой голос со стороны что-то сказал, Захар не расслышал, понял, что есть рядом кто-то еще, да и голос знакомый, только не вспомнить чей.
        Надо бы постараться, вспомнить, решил он, но не смог.
        - Думать буду! Разрешения надо спросить, он уж там, куда ходить нельзя, однако!- проскрипел песню голос пугающий.
        Другой, знакомый, но так и не опознанный голос что-то ответил. Уговаривал, понял Захар по интонации.
        - Иди!- повелительно и безоговорочно, повысив все тона, отповедью приказал голос. - Не мне решать!
        А Захар поплыл от напряжения в привычное уже пустотье, перестав слышать жизнь вокруг.
        И так, без возврата в сознание, в видение и слышание реальности, начался его путь назад, оттуда, «куда ходить нельзя»!
        Мужики потом рассказывали: три дня сидели, ждали приговора шаманского. Он не выходил, слышали только бубен, пение горловое, какие-то звуки завораживающие, странные, но издалека, их чукчи близко не подпускали к шаманскому чуму и сами не ходили - табу! На четвертый день, совсем рано утром, появился перед ними шаман, тихо, без единого звука, как из ниоткуда материализовался, так они его сразу и не узнали - постарел лет на двадцать! И строго так, словно они провинились в чем, отослал:
        - Уезжайте! Приедете за ним через тридцать три дня! Вернуться разрешили, а жизнь он пока не заслужил! Уходите, быстро! Чужим здесь нельзя сейчас!
        Да так сказал, что мужики бывалые, видевшие-перевидевшие много чего на свете, в нарты попрыгали и деру дали, словно черту в пасть заглянули! Во как бывает, в жизни-то!
        Захар же эти три дня и три ночи находился в глухом безвременье, в пропасти, где смертному заказана дорога!
        Где-то очень далеко, еле различимо в пространстве, стучало сердце похожими на тамбурин гулкими ударами - тук-тук-тук-тук! Он различил через затягивающую серость непрогляди, уловил этот звук, единственное напоминание о жизни, и пошел на него!
        Рвался из всех сухожилий, разрывал вены, артерии, связки - на звук, на звук, на звук,- напоминание о еще существующей где-то жизни! Тук-тук-тук-тук - утробно, как бег крови в венах, страшно оттого, что ты его услышал, и обнадеживающе маня, оттого что ты его услышал!
        Тук-тук-тук-тук-тук!!! Громче, громче. Отчетливей!
        И вдруг Захар осознал, что он олень! Вожак! Самый сильный, самый разумный, самый выносливый из стада, молодой олень! Единственный сильнейший вожак!
        Он уводил охоту от своего стада, от самок и оленят, далеко, через тропы, через низкорослый ельник, в болото. И заигрался, увлекся, перехитрив преследователей, завел в топь, но и сам попал! От лишней глупой гордости, радости победителя - попал!
        И увяз! Сильно. Смертельно! Провалившись всей тушей, четырьмя ногами, до самой спины! И слушал этот трагический барабанный набат, поменявший окрас звука:
        - Тум-тум-тум-тум!
        Совпадавший с ритмом его тока напуганной крови, с его борющимся за жизнь сердцем!
        - Тум-тум-тум-тум-тум!
        Он знал наверняка, понимал, что у него есть только один шанс, последний, и вложил в этот шанс все силы, всю энергию, данную ему от рождения до сего рокового дня! Он вдохнул холодящего морозного воздуха всей мощью груди, собрав в этот вздох и последний порыв всю гордость и ответственность вожака, самца-победителя - и рвану-у-у-л!!!
        И выгреб через жижу смертельную, встал на твердь передними ногами, уперся в последней, крайней силе и вытащил себя, тело, жизнь из смрада болотного!..
        Тум-тум-тум-тум-тум!!!- колотилось победно его сердце!
        Он знал про этот лес все! Про каждую травинку, полянку, лесинку, деревце, знал, жил вместе с ним, там щипнул и пережевал то, что требовалось для восстановления сил, там облокотился о дерево и, закрыв глаза, впитывал в себя силу вековую, там перестоял на полянке, подпитываясь могуществом земли-травницы!
        И вскинул гордую голову, и огласил лес победным ревом жизни…
        И пошел, пошел на зов, запах своей самки, своих детенышей, своего подвластного стада, которые чувствовал, осязал за километры.
        Тум-тум-тум-тум!
        Звало что-то, будоражило, звало и пугало…
        И гордый бег оленя-победителя становился легче, легче, меняя ритм, динамику, направленность устремлений, перевоплощаясь в огромную птицу. Рога превращались в крылья невозможного размаха, глаза увидели то, чего не мог видеть олень!
        Взмах, еще один… и он летел! Он все знал про потоки воздуха, ветер, управление ими, вписывание своего тела в эти потоки!
        Он был горд, прекрасен и свободен, как никто на свете! И пролетавший, меняющийся пейзаж внизу казался маленьким и глупым.
        Он уловил запах!
        Жизнь! Жизнь, которая даст и продлит, помогая окрепнуть, его птенцам и ему…
        Тум-тум-тум-тум!- застучало сердце, готовясь к атаке!
        Добыча! Победа! Жизнь!
        Он изменил расположение огромного крыла, выставляя его на спуск, он играл с воздухом, ветром, природой, он руководил и принимал решение, куда и как лететь - сейчас, добыча! Он чувствует ее запах, страх и смертельную настроенность ее тельца, еще не видит, но чувствует! Я победитель! Я здесь вожак, я чувствую тебя и знаю, что ты уже мертва, потому что ты продолжение моей жизни и жизни моих птенцов! И я возьму тебя! И он пикирует, легко, как дышит,- вниз, вниз, к добыче! Вон она, мечется, пытается спастись, спрятаться, убежать, но он знает, что поймает ее прямо сейчас! И его орлята, его потомство будут сыты и будут жить!
        Красивый, гордый, свободный и уверенный, он пикирует вниз…
        Тум-тум-тум-тум…
        Он барс. Последний из единиц выжившего рода. Он гордый, сильный, смелый, он готов умереть, чтобы выжило его потомство, он чувствует добычу и соперника. Он знает, что соперник силен, и он другой - с неба, но не отдаст добычу. Ту, что пахнет погибелью своей, призывая ловцов и охотников, маленького, отбившегося от стада, поранившего ногу олененка.
        Он горд, силен, он воин, один из последних, и он готов драться! Он знает каждую травинку, каждый камушек, каждый скалистый уступ и тропу в своем доме, он един с природой, со степью и горами, и они ведут и помогают!
        Быстрый удар когтистой лапы по корпусу соперника. Он достал его, зацепил! Огромная птица, сделав стремительный вираж, взмывает ввысь, останавливает полет, замирает, почти складывает крылья и смертоносным клювом вниз атакует барса! В последний момент он уворачивается, он ждал этого момента, он рассчитал время и ждал! Уворачиваясь, он все-таки подставил, совсем немного, бок и почувствовал рвущую боль от ударившего клюва. Стремительный бросок гибкого тела, стремительный удар лапой, и он снова достал корпус и край крыла врага!
        И вдруг, уходя от смертельной хватки двух хищников, меняется ритм, стук сердца, резко, на более глубокий - другая жизнь, другая действительность!
        Туб-туб-туб-туб!
        Сопровождаемый гортанным звуком, насыщенным, странным, зовущим и пугающим своей глубиной! Другая жизнь, другая действительность, другой бой…
        Он воин, он всегда воин! Вождь, лучший из лучших: римлянин, грек, викинг, варяг, русич, шотландец, израильтянин - он отдельная боевая единица! Он знает все про жизнь, про смелость и трусость, про любой колосок и травинку в поле, про дом и про дерево! Он любит жизнь и живет ее полной мерой и не боится ее потерять - он боец! Он отдаст себя за детей, жену, продолжение жизни!
        Меч в руке - душа Богу! Все едины!
        Голос сердца разрастается и становится набатом, не зовом, не током крови всех живущих, странным, тягучим, пугающим набатом, меняя окрас и предназначение…
        Таб-таб-таб-таб!
        Он в небытие. Он все и ничто, точка отсчета и конца, он умер и стал всем, он умер и стал ничем.
        Странно. Холодно. Жарко. Темно. И ярко-светло.
        И… одиноко! Одиноко среди познаний вселенских, голосов истинных! Одиноко!
        Он рвется назад, туда, где он знает, понимает каждого зверя, травинку, дерево, воду, воздух и неба высоту, где есть свет, жизнь, страдания и радости!
        Таб-таб-таб-таб!
        Стучит неведомый барабан, и вторит ему голос, зовущий, приказывающий, требовательный гортанный голос.
        Костер. Огромный, несколько толстенных деревьев сложены в этот костер, он рядом, смотрит в огонь, ему и жарко и холодно одновременно. И он не знает, кто он и что он.
        - Что главное в жизни?- спросили его из небытия над костром.
        Он смотрит на пламя, слышит, как трещит, сгорая, и щелкает смолистая кора.
        - Жизнь,- отвечает он.
        - Нет!- недовольно гремит голос и повторяет вопрос: - Что главное в жизни?
        Он задумался. Закрыл глаза, но чувствовал жар костра и через веки. Забыл себя, любое прошлое, будущее, настоящее, полученные знания!
        Слушал.
        Что главное в жизни?
        Что-то мешало ему! Мешало стать совсем пустым, чтобы понять! Голос!
        Еле различимый, как далекая песня сирен,- тихий, печальный, зовущий, обещающий, рассказывающий только ему о том, что было, что есть, что может быть впереди, песня, набирающая силу и красоту, которую поет далекая-близкая, самая родная и единственная во всех мирах женщина…
        Таб-таб-таб-таб-таб!
        - Что главное в жизни?- спросил его грозно, требовательно голос в третий, и он знал, что в последний раз.
        Он плакал! Этот угрожающий, вершащий над ним суд голос заглушал тихую песню женщины, зовущую и обещающую. И тогда он, кто бы он ни был в данный момент - олень, орел, барс, трава, дерево, поле, мужчина, воин, ничто - сделал невероятное, за гранью всех возможностей усилие и потяну-у-у-у-улся на зов песни всем, что осталось в нем живым…

…И дотянулся, услышал в полной силе, приблизился!
        Она протянула ему маленькую узкую ладошку из серого ничего, он сжал сильно ее пальчики, последнюю опору для него! Она наклонилась к нему, невидимая, обдала своим запахом, жаром жизни, горячестью губ и выдохнула:
        - Я с тобой…
        И он потянулся-потянулся-потянулся за этой спасительной маленькой ладошкой, которую сжимал со всей силой, зная, что делает больно, даже улавливая хруст суставов, и ответил на трижды заданный вопрос.
        Выдавил из больного ошметного, перегоревшего смертью горла:
        - Лю-ю-юбовь…
        И пропал! Как канул в черноту!
        А когда вынырнул, разлепил с трудом веки, почувствовал такую ужасающую, непередаваемую боль всего существующего тела, каждой косточки, каждой мышцы, каждого внутреннего органа, даже корней волос на голове!
        И первое, что увидел,- как в тумане проявляющееся, сквозь пелену склонившееся над ним странное, страшное, черное старческое лицо с бездонными глазами. Человек что-то сказал на гортанном незнакомом языке.
        - Что?- прохрипел с трудом Захар.
        - Спи!- приказал странный человек.
        И он провалился в небытие. Не черное, не привычное уже серое безысходно-смертоносное, в никакое. Просто спал!
        И слышал, слышал во сне еле уловимый далекий и зовущий голос той женщины, певшей песню, невидимой, но единственно родной, спасительной.
        Проснулся неизвестно когда, и снова первое, что увидел,- это почерневшее лицо, но значительно моложе того, что запомнил в первое пробуждение.
        - Где я?- хрипел первобытный, заново родившийся Захар.
        - Живой,- нелогично ответил человек.
        - А где старик, который здесь был?- почему-то спросил, сипя народившимися вместе с ним связками, Захар.
        - Я,- ответил человек,- за твоей смертью ходил. Постарел. Вернулся назад - молодой! Четыре дня, однако, возвращались.
        - Ты кто?- жил и интересовался Захар.
        - Трудное имя. Ваши Осип зовут,- ответил человек и улыбнулся так, что глаза-щелочки потерялись в щеках, и приказал: - Пей!
        Захар повиновался и выпил что-то жутко горькое, откровенно вонючее, поддерживаемый под голову сильной ладонью.
        - Спи!- снова скомандовал, напоив, представившийся Осипом и добавил непонятное: - В жиль пойдешь, если сладишь, и сила в душе есть, не порвал связь с Великим Духом. Разрешили!
        А Захар уже спал исцеляющим сном без сновидений и боли.
        Открыл глаза и столкнулся взглядом с Осипом, внимательно, изучающе смотрящим на него так же пугающими, остерегающими, бездонными черными глазами. Взгляд, который не так-то просто выдержать!
        - Однако, раз жизнь выбрал, себя переломать надо,- пропел всеми красками гортанных вибраций Осип.
        - Руки-ноги?- предпринял попытку усмехнуться Захар.
        Попытка усмешки обошлась дорого - острой болью всего тела.
        - Мысли и знания!- строго, без усмешки, непонятно объяснил Осип.- Сломать и забыть, что знаешь! И встать выше боли!
        Уже через полчаса после этого загадочного заявления Захар понял, о чем говорил этот странный Осип. Он приказал ему встать! И смотрел, сидя рядом, как мучается, барахтается в беспомощности и жгучей боли Захар, превозмогая разум, требующий немедленно прекратить издевательство над собой! Лежать и не двигаться! Не будить боль даже дыханием глубоким!
        - Вставай!- прикрикнул Осип.
        Захар, обливаясь холодным потом слабости, перекатился со второй попытки на бок, отдышался и перевернулся на живот, отдышался и медленно-медленно подтянул колени, уперся на локти, отдышался и встал на четвереньки! Руки и ноги дрожали и ходуном ходили от слабости и невозможных нагрузок для усохших, увядших и одеревеневших за болезнь мышц. Сердце бухало в грудную клетку, тяжело, надсадно, делая больно ребрам и горлу, со лба и коротких, немного отросших волос ручьями лился пот, попадая в глаза и разъедая щелочью. Он стоял, покачиваясь на четвереньках, дышал, как загнанный бегом, и сипел, вдыхая воздух.
        - Вставай!- хлестал приказом Осип.
        - Не могу!- покачал склоненной головой Захар.
        - Тогда ложись и умирай!- ввинтился в самый мозг дребезжащий низкий голос.- Ляжешь - умрешь!
        Захар сцепил зубы с такой силой, что почувствовал заскрипевшее крошево эмали, зажмурил глаза, в которых перемешались бессильные слезы с потом, напряг всю волю, иссушенное тело, все, что от него осталось, взвыл нутром…
        Он трижды падал и трижды начинал сначала, упираясь дрожащими руками и коленями в пол, поднимал, отталкиваясь, свое тело. В четвертый раз, проваливаясь сознанием в огненную купель перегрузок, воя и матерясь, Захар поднялся во весь рост и встал на танцующих вразнобой от перегрузок ногах.
        - Иди к выходу!- хлестнул следующим приказом Осип, продолжавший сидеть в том же положении и не сделавший ни одного движения или попытки помочь Захару.
        Расстояние до выхода из чума от того места, где стоял Захар, всего метра два, он преодолел их за пятнадцать минут.
        Но преодолел!
        И ухватился за шкуру, прикрывающую вход. К этому моменту тело отказалось повиноваться, а мозг вопил, что умирает, и Захар чувствовал, что проваливается куда-то в затягивающую пустоту! Но в спину, как бичом, ударил резкий повелительный гортанный приказ:
        - Иди назад!
        Он не помнил, как дошел, но дошел!
        И лег! Не упал, рухнув от бессилия, а опустился на колени, сел, завалился на бок и растянулся на тонком матрасце, на котором лежал все эти дни. И потерял сознание.
        С этого первого испытания для Захара начались такие адовы муки, о существовании которых и в самых кошмарных снах он представить себе не мог!
        Босх и Гойя со своими ужасами, перенесенными на полотна, отдыхают!
        В этот день Осип не отходил от него ни на мгновение, приводил в чувство, давал что-то есть, а больше пить какую-то гадость. Захар послушно глотал, что давали, не размышляя и не спрашивая ни о чем, да и находился постоянно в состоянии больше похожем на бред.
        Еще трижды, подгоняемый властными окриками Осипа, поднимался, тащил с помощью силы духа и такой-то матери свое тело к выходу и назад.
        На следующий день пытка разнообразилась, откровенно смахивая на изощренный садизм. Рано, совсем рано, еще до уверенного утра, шаман разбудил Захара, дал выпить горькой настойки, по вкусу и запаху устойчиво напоминавшей разбавленный водицей куриный помет, и приказал встать и одеться.
        Захар усмехнулся: ну, это из области нереального - одеться!
        Реально там, не реально, но он оделся! Трижды теряя сознание и падая колодой назад, на лежбище свое монастырское, но оделся!
        Подвиг, оказавшийся прелюдией, увертюрой легонькой к основному произведению! Осип вывел его из чума. Помог, поддержав под локоток пару секунд на выходе, отпустил руку, отошел на шажок и приказал обойти чум вокруг…
        Через два дня Захар делал пять кругов вокруг жилища шамана три раза за день, на третий день дважды обежал чум и блевал от отказа организма терпеть и переносить такое издевательство над собой.
        Вечером того же дня Осип, напоив его одной из своих загадочных настоек, приказал Захару раздеться, обмазал тело чем-то ну очень мерзко пахнущим, взял бубен и, подпевая ритмичным ударам, отдающимся под сердцем вибрацией, ходил вокруг него и такое вытворял горлом! То завывая, то улюлюкая, то переходя на высокий, режущий ухо звук, то клекоча, все кружил, кружил, отбивая ритм на бубне.
        Захар закрыл глаза и поплыл куда-то через сугробы, снег, вьюгу; тело задевали, цепляясь за голую кожу кривыми ветками, низкорослые деревца, сбоку выскочил матерый волчище и пошел. Пошел вдогонку по его следу, то отставая, то нагоняя, иногда он чувствовал запах из его пасти, так близко он подбирался. И Захар ускорял бег, забыв, что человек не может настолько стремительно двигаться, он не оглядывался, чувствовал инстинктами, где находится волчара, и летел, несся над сугробами, и махнул через какую-то яму, растянув полет, вложив в него сущность свою, силу и волю без остатка, понимая, что это его последний шанс на спасение!..
        Провалился в спасительное беспамятство.
        Через неделю он бежал за собачьей упряжкой, которой, посмеиваясь, управлял Осип, целый километр! Еще через три дня - пять километров!
        Они почти не разговаривали все эти дни, Осип отдавал приказы, Захар выполнял! Да у него не оставалось ничего сверх потраченных сил, ни грамма, ни полграмма ни на мысли, ни на слова, ни на лишние движения и усилия. Он послушно пил, ел и выполнял то, что приказывал шаман, отдавая себя на ежеминутное преодоление человеческих способностей, ограниченности сознания, упорно кричащего, что такое невозможно!
        Нет и быть не может у человека таких сил и возможностей, чтобы проделывать с телом, с жизнью то, что вытворяет Захар, твердило, орало сознание и уговаривало, рыдало, умоляло остановиться, прекратить пытку, отдохнуть!
        На двенадцатый день Осип вывел Захара из чума, положил ему на плечи вожака упряжки Бельчака, весившего добрых семьдесят, а то и восемьдесят килограммов, и заставил приседать. Бельчак стойко вытерпел пять натужных приседаний Захара и тихо смылся подальше, когда его отпустили, а Захар побежал за санями.
        Через двадцать дней он бегал с Бельчаком на плечах семь километров без передыху и остановки, привыкнув, как к родным, к звездам, искрам и всполохам перед глазами от постоянных перегрузок, возвращался в чум, отжимался на кулаках пятнадцать раз от пола и проваливался в целительный сон. Просыпался, ел, пил травяные настои неизвестного содержания, снова спал, вставал и начинал истязания сначала!
        На двадцать пятый день после того, как он первый раз встал, Осип объявил:
        - Однако, смыть надо, из кожи выпустить яды потусторонние!
        И отвел Захара за стойбище, к одинокому небольшому чуму, что-то вроде сауны, в центре большие круглые камни в поддоне, разогреваемые снизу костром, небольшое отверстие в крыше для вентиляции, емкости с водой. Осип парился вместе с Захаром. Долго. Очень долго, напевая убаюкивающие заклинания, поддавая на камни какие-то зелья-настойки. Потом, ничего не говоря, вышел, оставив Захара одного, через полчаса засунул голову в разрез шкуры на входе и приказал:
        - Выходи!
        Не, нормально? За бортом марток, морозец к тридцати, одежду забрал - выходи!
        Вышел в клубах поднимающегося от голого тела пара, не спорить же! Осип указал ему на небольшую площадочку утрамбованного снега, и, когда Захар послушно встал туда босыми, горящими от перепада температур ступнями, шаман вылил на него ушат еле тепленькой родниковой водицы и приказал:
        - Одевайся!
        В этот вечер Захару отменили спортивно-оздоровительные мероприятия на грани пыток изуверских. Осип указал ему место у очага в центре чума, рядом с собой, Захар сел, как и шаман, скрестив ноги. Осип помолчал, покурил тонкую трубочку, с которой не расставался никогда, и вдруг улыбнулся, спрятав в щеках глаза-щелки:
        - Однако, жизнь ухватил, Захарка! Завтра в стадо пойдешь, с чукчами, олешек арканить, зверя почувствовать!
        Замолчал, смотрел загадочно, в прищур на Захара, затянулся трубочкой, выпустил клубы дыма.
        - Ты, Захарка, помнишь, где водили тебя?- спросил неожиданно, с нажимом.
        - Ты про сны, которые я видел, спрашиваешь?- уточнил Захар.
        - Однако, глупый ты, Захарка!- издал скрипучий смешок Осип.- Это не сны, это ты в стране душ маетных, между мирами ходил!
        - Не ходил,- всплыло перед глазами калейдоскопом пережитое и виденное,- оленем был, в болоте застрявшем, орлом, барсом, дрался за добычу, воином разных народов.
        - Никогда не рассказывай, нельзя!- предупредил Осип.- Великий Дух проверял тебя на жизнь! Удостоил! А помнишь, кто тебя назад вывел?- спросил, глядя в глаза, шаман.
        - Ты,- удивился вопросу Захар.
        - Не моя!- покачал головой шаман.- Моя проводник, к Великому Духу обратился, он решал! Разрешил тебя назад вывести тому, кому ты нужен, однако!
        Захар задумался над странной фразой.
        - Женщина песню пела, позвала,- рассказывал Захар, окунаясь в яркое воспоминание. - И руку протянула, такую тонкую ладошку, я схватился, и она потянула и вытащила. Сказала: «Я с тобой».
        - Твоя!- кивнул Осип.
        - Да,- согласился уверенно Захар,- жена у меня, Ирина. Переживает очень, боится за меня.
        - Не она,- выпустив порцию дыма, оповестил Осип,- другая. Твоя!
        Захара поразили его слова и спокойная уверенность, с которой Осип утверждал нечто видимое и понятное только ему, хотел было порасспросить, про что он, да шаман не дал, остановил предупреждающим взглядом.
        - Идем покажу, что в тебе было,- невозмутимо позвал, поднимаясь с места, Осип.
        Привел Захара назад к банному чуму и дальше, к площадочке, где обливал его из деревянного ушата, и ткнул трубочкой - смотри!
        Там, где стоял поливаемый водицей голый Захар, среди девственно-белого, сверкающего снега темнела почти почерневшая проплешина.
        - Однако, далеко ушел, еле вернулся, принес в себе много из того мира! Смыли, в землю ушло, назад само вернется!
        К назначенному Осипом времени для возвращения мужиков за другом больным в стойбище Захар научился арканить и скручивать оленей, перетаскал на плечах всех ездовых упряжки Осипа, бегал по целинному снегу по пять-десять километров, отжимался по тридцать раз, загорел от солнца и блескучести снежной, обливался еле теплой водой каждый день, научился понимать многие слова чукчей. И являл собой любимое развлечение и детей и взрослых стойбища, с удовольствием кричавших что-то веселое ему вслед, висевшей гроздьями на нем малышни, называвших его «Захарка-носитель собак».
        Василий Маркелович, с достоинством выбравшийся первым из нарт, Захара не узнал, пригляделся и аж рот открыл, постоял, посмотрел, развернулся к Осипу и отвесил ему поклон до земли:
        - Спасибо тебе, шаман великий, за друга нашего! Спас! С того света вытащил, век не забудем!
        - Однако, завтра поедете,- не обратив внимания на выражение благодарности, сказал Осип,- праздновать станем, песни петь, олешка кушать, ночевать останетесь.
        Провожая следующим утром Захара, Осип прищурился и сказал напоследок:
        - Однако, Захарка, твоя женщина тебя вернула, ты ее и ищи, мимо не пройди!
        Захар кивнул - вроде как согласился, а вроде и нет!
        Он не сразу понял выражение потрясения на лицах родных, когда ввалился с мужиками в дом. Никитка так вообще его не узнал, убежал к себе в комнату, когда ему Ирина сказала, что это его папа. Захар расстроился даже, а повернувшись к большому, во весь рост зеркалу в прихожей, и сам поразился в первый момент - это кто?
        Из зеркала на него смотрел незнакомый мужик, старше его лет на десять, заросший бородой-усами, с загорелым в черноту лицом, шире в костях, выше ростом, больше и мощнее прежнего Захара, с суровыми, пролегшими морщинами и с накачанной, как от многолетних каждодневных тренировок, стальной мускулатурой.
        Он не узнал себя! Другой человек!
        А он и стал теперь другой!
        Уже не смог не тренироваться - бегал, качался, отжимался и обливался холодной водой каждый день, словно в нем кровь, привычки, жизнь поменяли! А и сознание заодно, наделив новыми непростыми и загадочными знаниями.
        Загар сошел, бороду и усы он сбрил, пришлось поменять всю одежду, мала и коротка стала. Цивилизовался, вернулся из первобытно-общинного в современный строй и действительность.
        О пении зовущей женщины, вытащившей его из потустороннего мира, о ладошке узенькой, запахе и дыхании ее не забыл, но задвинул подальше, туда, где хранил все мистическое, странное, непонятое, произошедшее с ним, и к чему относился весьма осторожно, с пиететом, стараясь суетностью бытия не тревожить.
        Он еще раз побывал у Осипа, несколько лет спустя, когда Ирину отпустил, разводился. И приехал-то не за советом, не за помощью, а вроде как навестить.
        Стал почему-то вспоминать об Осипе, чуть ли не каждый день, улыбался далеким воспоминаниям и мытарствам своим исцеляющим и подумывал: надо съездить повидаться. Почему его вдруг так потянуло к старому шаману, словно звал кто-то!
        Непонятно.
        Но Захар знал, что с Осипом все не для нашего разумения, да и близко не дано простому человеку хоть толику постичь, и отговаривать себя не стал, послушал интуицию. Собрался, договорился, и надо же, странности какие, легко сложилась дорога, как по вешкам, без единой заминки и трудности поехал! Запас подарков и гостинцев для всего стойбища, любимых конфет Осипа, табачку дорогого душистого для трубочки, всяческих мелочей, выяснил, где сейчас стоят, полетел!
        - Однако, жду тебя,- сразу ошеломил таким приветствием совсем не постаревший за эти годы шаман и пригласил в чум: - Проходи.
        И распорядился, указания выдал окружившим всем стойбищем Захара чукчам:
        - Вечером праздник будет! Петь будем, олешка кушать!
        Что означало: всем готовиться, одежды праздничные надевать, оленя разделывать, а он пока с гостем разговаривать будет, не мешать!
        Соблюли традицию, а как же! Сели возле очага в центре чума, скрестив ноги, Захар передал подарки, Осип принял, поблагодарил кивком, но смотреть не стал, положил рядом с собой, не разворачивая. Закурил трубочку, пустил дым, прищурился, рассматривая Захара.
        - Однако, глупый ты, Захарка! Отпустил уже, она уж и не жена тебе, а крутить мытарством еще долго себя будешь!
        Захар, помнивший, конечно, про непростые, загадочные способности Осипа, отвык, забыл, как удивляет и поражает их проявление, высказанное неизменно в спокойной, уверенной манере, даже рот открыл от удивления что шаман про него такие подробности знает, видит. Хотел возразить от неожиданности, да Осип только ладонью отмахнулся:
        - Знаю, не за этим приехал, да я тебя и не за этим звал.
        Захар совсем уж обалдел - «звал!», а ему казалось, вспомнилось, поманило навестить, а он «звал»! Даже язык прикусил легонько, чтобы не сболтнуть глупость какую.
        - Ты, Захарка, один раз жизнь переменил, отстоял, себя другого выбрал и привел в этот мир. А долги не отдал! Теперь, однако, пора еще раз переменить и свою женщину найти, она тебя для того и вытащила, сил не пожалела!
        И все!
        Больше никаких серьезных и важных разговоров Осип с ним не вел. Смеялся, подарки разбирал, радовался, как ребенок, языком прицокивая, конфетку сразу в рот закинул. Пел на празднике, в бубен стучал, удачу приманивал, олешка кушал, похохатывал рассказам чукчей об охоте недавней. И уж с Захаром не заговаривал ни о чем. Только, провожая, когда Захар устроился на нартах, сказал:
        - Великий Дух с тобой! Присматривает! Мимо своей пройдешь - накажет!
        Сколько лет назад это было? Четыре года? Да, четыре!
        Странно! Почему мы, сталкиваясь с чем-то необъяснимым, по-настоящему глубоким, не поддающимся никаким рациональным резонам, приобщаясь к новым знаниям, видениям, пониманию мира, так быстро об этом забываем? Или сбегаем от таких знаний в упрощенную жизнь?
        Переживая непростые, загадочные моменты приобретения, чувствования гораздо более высоких истин, испытав мистические потрясения от таких знаний, почувствовав себя приближающимися к некоему величию, очищаясь, проходя через благоговение, новое осознание, мы так легко и быстро забываем об этом!
        Как просто комфортное бытование в цивилизованном уюте вытравливает из нас наивысшие духовные переживания-ощущения, чувство приобщения краем сознания к высокому! Заполняя образующиеся пустоты деликатесным удовлетворением, телевидением, удобным сидением в автомобиле, каждодневным пустым общением.
        Удобным и привычно безопасным проживанием. А что о чудесах и мистике думать, да и о Боге вообще зачем? Это пугает, это непонятно, непостижимо, и для того, чтобы прикасаться душой к непознанному великому, требуется затрачивать максимум душевных сил, трудиться душой!
        Зачем? Вот она, жизнь, понятная, простая и сложная, очевидная и каждодневная с набором проблем, которые мы знаем, как решать, и набором переживаний, с которыми мы пытаемся справляться.
        И все как у всех, у кого лучше, у кого хуже, но, как и положено по законам науки, понятно и прямолинейно!
        Захар давным-давно не вспоминал ни о той своей болезни, ни об Осипе, ни о словах его неоднозначных, полных мистики и недоговоренностей. И уж тем паче о какой-то там женской руке, вцепившись в которую вытаскивал себя из смерти.
        Это рядом с шаманом, да в единении с природой нетронутой, толкования видений казались истиной, а вдали от него…
        Мало ли что привидится воспаленному болезнью воображению в моменты беспамятства!
        А сейчас, под утро рассветное, лежа на кровати, почему-то вспомнил! Да так ярко, четко, в деталях, как пережил заново, и все плыло перед мысленным взором лицо Осипа, улыбающегося с хитринкой.
        Вспомнил, осмыслил, улыбнулся ему в ответ, первый раз со дня встречи с Зинаидой Ковальчук, почувствовав легкость, свободу, правильность и мудрость жизни! Он перевернулся на бок, поулыбался еще Осипу, лицо которого растворялось, исчезая перед глазами, и заснул спокойным, глубоким, исцеляющим сном без сновидений.
        Зинаиде двух последних дней хватило выше крыши!
        Родня как с катушек съехала! Ее не оставляли в покое ни на час, звонили поочередно, спрашивали, советовали, ахали, охали. На следующий день после ошеломляющего открытия Зинаида, задвинув подальше работу, отправилась к знакомому врачу, не оповестив даже Ритку. Там к ее ошарашенному состоянию добавили еще немного потрясения, объявив срок четыре недели беременности!
        - Вы не ошиблись?- переспросила Зиночка.
        - Нет, дорогая, определенно четыре недели!
        Вот к чему приводит баловство в темных комнатах с незнакомыми мужчинами! Приблизительно такие размышления, в разнообразных вариациях от смеха до обругивания себя всяческими словами, крутились у нее в голове по дороге домой! Не на работу же!
        У врача Зинаида отключила телефон, а переживая потрясение, включить забыла и вспомнила только, обнаружив любимую подругу под дверью квартиры, вступившую в борьбу с тренькающим звонком посредством нажатия и неотпускания кнопки.
        - Зинка! Ты с ума сошла, я перепугалась до смерти! Сотовый выключен, на работе говорят - домой пошла, дома тебя нет!- ругалась подруга на весь подъезд.
        - Давно ищешь?- открывая дверь ключами, выясняла Зинуля.
        - Сорок минут!
        - Тогда все не так страшно,- «порадовала» Зинаида.
        - Ты где была?- влетая в квартиру следом за ней, допытывалась Ритка.
        - У врача!
        - И что?- сразу перестала ругаться и шуметь Ритуля.
        - Есть хочу!- буркнула Зинуля и, скинув сапоги, босиком прошла в кухню.
        - Зина!- предупреждающе возмутилась Ритка.
        - Четыре недели!
        - О как!- восхитилась Ритка, быстренько прикинув в памяти дни и обстоятельства.
        - Не вижу повода для радости!- ворчала Зина, доставая продукты из холодильника.
        - Ну почему?- улыбалась вовсю Ритка.- Очень романтично!
        - Да?- развернулась к ней Зинаида.- Вот спросит меня ребенок, где мы его с папой сделали, и что я отвечу? В кладовке?
        - Прекрасный повод для разговора с подростком!- одаривала оптимизмом Ритка.
        - О чем? О вреде случайных связей?- злилась Зинуля.
        - И об их пользе!- рассмеялась Ритка.
        Ритулю Зинаида быстренько выпроводила под предлогом, что ей надо побыть одной, многое обдумать и отдохнуть. Но подруга поделилась новостью о сроках со всеми, и началась телефонная атака!
        На следующий день Зина выключила мобильный, на работе не подходила к телефону, дав жесткие указания подчиненным отвечать всем, что она не может подойти, потому что проводит сложный анализ! И в рамках противостояния из серии «назло кондуктору пойду пешком!» поехала домой после работы упаковывать последние подарки.
        Мобильный она так и не включила, а открывая дверь ключами под непрерывные звонки домашнего телефона, войдя в квартиру, первым делом отключила и его.
        От-ста-ньте!
        Повалявшись от души и с удовольствием в ванной с лавандовой пеной, облачилась в уютный домашний костюмчик и, довольная собой, тишиной и жизнью, под телик слопала пол-упаковки мороженого. Не выпадая и тщательно сохраняя состояние довольства и умиротворения, разложила на столе в кухне подарки, коробочки, оберточную бумагу, банты-ленты, открыточки и необходимые для такой работы инструменты и мелочи. Врубила телик погромче и принялась за дело.
        Звонок в дверь не прозвенел, он, зараза такая, надрывался непрерывным требованием открыть немедленно!
        Подходя к двери с ножницами в руке, Зинаида всерьез обдумывала, а не перерезать ли провода звонка к чертовой матери, и все дела! Мысль неплохая, но трудно осуществимая, учитывая добротный ремонт, не оставивший в квартире на виду ни одного провода, и серьезную коробку дверного звонка, которую для начала требовалось раскурочить, прежде чем перерезать провода.
        Ладно, вздохнула, смиряясь, Зинаида и открыла дверь.
        - Ты что вытворяешь?!- орала с удовольствием любимая подруга Ритка, врываясь в прихожую.- Мы с ума сходим, думали, с тобой что-то случилось! Может, ты в больницу попала или тебе плохо стало!
        - Тогда в другой последовательности,- возразила Зинуля,- сначала плохо, а затем в больницу!
        - Ты зачем телефоны поотключала?!- заходилась криком Ритка, обнаружив выдернутую розетку домашнего телефона и для пущей убедительности тряся ее перед лицом Зинаиды.
        - Вы меня все достали!- с полтычка завелась в ответ Зинаида.- Что вы ко мне пристали? Великое дело, Зина беременна!
        - Великое!- уперев руки в бока, волновалась Ритка.- Еще какое великое! Это ж не соседка Сара от восьмого любовника десятую беременность заимела! Это ты, и мы, естественно, переживаем!
        - Вот именно!- ответила Зинаида, развернулась и пошла в кухню.- Вы так переживаете, будто у меня болезнь смертельная! Мама плачет, и не поймешь, от счастья или от горя, бабушки обе капли пьют второй день подряд, все звонят постоянно и разговаривают со мной, как с тяжелобольной! Даже Севочка позвонил с утра пораньше и строго-настрого потребовал, чтобы я сегодня не надевала каблуки и передвигалась по улицам крайне осторожно, он услышал по телику, что сегодня обещали гололед! С ума сойти! А к вечеру что, мне Адочка позвонит с требованием есть свежие овощи?
        - Я же говорю, переживаем!- сбавила напор и децибелы Ритка, шустро разделась, скинула сапоги и поспешила следом за Зинулей.
        - Поясни, что именно вы переживаете? Катастрофу? Явление инопланетян? Гибель цивилизации?- вредничала Зинуля.
        - Нет, вы посмотрите!- возмутилась новой волной праведного гнева Ритуля, заметив на столешнице коробку с остатками мороженого.- Сима весь день готовит ее любимые блюда, пирожков нажарила, кролика тушит, а она тут заперлась и мороженое лопает!
        - Рит, скажи честно, вы что, собираетесь меня вот так донимать все девять месяцев?
        - Не донимать! А баловать, холить-лелеять, оберегать всячески!- разъяснила снисходительно Ритка.
        - Если как эти два дня, то я с ума сойду! Двинусь разумом в сторону Кащенко!
        - Ну да, согласна, эти два дня мы перегнули немного, но это от потрясения,- и махнула ручкой,- пройдет! Свыкнемся с ситуацией, поутихнем! Ты же знаешь!
        - Вот я и дождусь, когда вы «поутихнете», тогда и вернусь в семью и тесное общение!
        - Да ладно тебе!- заулыбалась Ритка.- Что ж теперь делать, терпи! Не помнишь, как сама меня опекала каждую беременность, как елочный стеклянный шар, в ватку заворачивала! А я ничего, с удовольствием!
        - О-хо-хо!- вздохнула тягостно Зинуля, признавая Риткину правоту.
        - У тебя что из еды есть?- сунулась в холодильник Ритка.- Есть хочу, ужас! Нанервничалась из-за тебя, да и весь день моталась по работе.
        - Мороженое,- предложила Зина.
        - Откажусь,- подумав, отвергла предложение Ритка.- Покопаюсь, может, найду чего!
        И нырнула в холодильничьи недра, не переставая говорить что-то о работе, клиентах, а вынырнув, ошарашила неожиданным вопросом:
        - Ты Захару Игнатьевичу-то собираешься сообщать о ребенке?
        - Опаньки!- опешила Зинуля.- А издалека как-нибудь ты не могла?
        - Да с чего бы это? Ты ж настаиваешь, что не больна, а очень даже здорова, так чего церемониться?
        - Не буду!- поделилась планами Зинаида.
        - По причине?- не отставала Ритка.
        - А с каких кренделей? У нас с ним полные непонятки, расстались мы не мирно-тихо и о последующих встречах не договаривались. И образуется ли он в моем пространстве - большой вопрос. Скорее нет, чем да! Он вон как уехал, так его и нет!
        - Но он же предупредил, что звонить из командировки не будет, опасаясь за свое душевное равновесие!- напомнила Ритка.
        - Ну, вот и я за его душевное беспокоюсь, будем считать!
        - Понятно. Обиделась, значит!- сделала напрашивающийся очевидный вывод Ритуля.
        - Да не обиделась я!- раздосадованно возразила Зинуля.- Я его понимаю, себя понимаю, нам обоим страшно, что-то там про расставания и терзания душевные! Такой вот ужастик в натуральных красках! А впереди тишина и неизвестность!- И, не меняя раздраженного тона, капризно спросила: - Ты откопала там что-нибудь поесть?
        - Нет,- вздохнула Ритка.- Ни черта у тебя в холодильнике нет! Поехали к нам!
        - Не-е-ет,- подумав, отказалась от предложения Зинуля,- мне сейчас чрезмерного внимания и заботы не выдержать!
        - Лады!- в момент решила Ритка проблему, достала из сумочки телефон, набрала номер: - Миш, ты дома? Замечательно! Попроси бабушку Симу и Соню, если она у нас, сложить самое вкусненькое и много привези к тете Зине! Да, и скажи им там, что мы с заботой малехо перестарались, теперь Зиночке надо отдохнуть от всех нас и полежать, чтобы успокоиться!
        - Круто!- похвалила Зинуля.- Оперативно и изящно!
        - Теперь поняла, для чего надо детей рожать? Для оперативной помощи в будущем!- поделилась мудростью Ритуля.
        - Ты останешься?- спросила Зинуля.
        - О-бя-за-тель-но!- предупредила Ритка.- Наедимся назло килограммам, поваляемся на диванчике, поболтаем! Так давно вдвоем не оставались!
        - Да уж!- поддержала программу Зинуля.
        Мишаня прибыл через полчаса - эдакая скоростная доставка заказа, загруженный сумками, пакетами с продуктами - таким количеством еды, которой хватило бы на неделю сплошной обжираловки!
        - Ну что, теть Зин,- улыбался он,- сбежала?
        - Сбежала,- призналась Зинуля, вздохнув.
        - Тогда наставления, переданные на словах бабушками, озвучивать не буду,- решил Миша.
        - Мишенька, ты золото!- порадовалась за ребенка Зиночка.
        - О то ж!- подтвердил старшой отпрыск.- Ну ладно, мамульки, вы тут отрывайтесь, а я пошел. Пока!
        И, расцеловав Ритку с Зиной, ушел, довольный выполненным поручением.
        А девчонки сибаритствовали!
        Налопались, как сурки перед зимней спячкой, развалились на диване у телевизора, вырубили звук и болтали обо всем на свете - и о важном, и о пустяках, о предстоящем Новом годе, о детях, об одесской родне. Ритуля рассказала о новой коллеге, пришедшей к ним в агентство работать, и - о, несчастная!- как она Ритке не приглянулась сразу! Снобизм необычайный, муж из богатых, а дамочка заскучала дома, и «пальцы веером», и вы тут кто по сравнению со мной, я крутая, у меня своя клиентская база.
        Ну, Ритуля и подошла поздороваться! Лично! За ручку!
        - Надеюсь, обошлось без травм?- забеспокоилась Зинуля.
        - Обошлось!- недовольная «малой кровью», отмахнулась Ритка.- Волосики пришлось остричь, потому что она упала на жвачку, которую сама и прилепила к столу, костюмчик дорогущенький на выброс пойдет и туфли нехилые вместе с ним, пара синяков, кровь из носа, больничный.
        - Фигня!- успокоилась Зинуля и рассмеялась.- Я знаешь что сейчас вспомнила? Как бабушка Ида рассказывала вашу родословную!
        Было это еще до Риткиной беременности Мишей. Летом, конечно. Тетя Соня на очередную напасть на несчастных соседей после их «близкого» общения с Риткой с надеждой, задумчиво глядя на дочь, спросила у бабушки:
        - Может, она это перерастет? А? Лет к восемнадцати. Может, у нее это все-таки детское какое?
        - Та боже ж мой, Соня!- откликнулась по старшинству бабушка Ида.- Ты що, не помнишь за дедушку Моню?!
        - М-м-да… - загрустила о несбывшейся надежде тетя Соня.
        - А что дедушка Моня?- заинтересовалась Зинуля.
        - Моисей Абрамович,- приступила к рассказу бабушка Ида,- мой, Симочкин и Адочкин папа. Таки наш папа Моня бил известным усей Одессе ювелиром до рэволюции. Так от он, скажу я тебе, имел таки то же, що и Риточка, те самые напасти на чужие головы! Усе, що дедушка Моня умел делать хорошо, так это свою работу и детей. Единственное, що кроме этого он сделал грамотного у жизни, это женился на маме Розе, царствие ей небесное! Таки она натерпелась за его характер! Боже ж мой, у Одессе хто только не садился до власти после рэволюции, и Петлюра, и Махно, и белые, и красные, и другие разные. И усем било дело до дедушки Мони и его работы! После третьего обыска мама Роза решила, що замки у двери - это роскошь и лишние траты на новые двери. У дедушки Мони обобрали усе. Но однажды у дом пришли среди ночи, а они усе любили приходить среди ночи, днем у них другие дела имелись. У этот раз пролетарские матросы, доискивать, що другие до них не нашли. Дедушка Моня бил у простуде и так смачно чихнул, що свалилась ваза со шкафа, и так неудачно, прямо на голову рэволюционному матросу, и убила насмерть! Дедушку Моню
арестовали тут же у тела матроса и расстреляли на следующий день. Имущество, как и положено у такое время, конфисковали, вместе с квартирой на Дерибасовской, вон у соседнем доме. По непонятному недогляду не тронули почему-то маму Розу с детьми. Вигнали на Дерибасовскую, и усе! Но самое дорогое они таки проглядели по пролетарской глупости или от слишком многих хлопот по реквизиции - бюстгальтер мамы Розы! А ведь именно у нем находилось основное богатство семьи. Не подумай чего конкретного, детка, хотя я тебе скажу за тот бюст: там било на що смотреть и удивляться! Я говорю о брильянтах, зашитых у лифчике. И хоть и весил он не меньше основного содержимого, мама Роза с достоинством пронесла его через усю жизнь на вдовьем теле. Обеспечивая, по мере убывания драгоценного, у прямом смысле, веса, по той же мере поступления неприятностей исторического характера. Таки мама Роза знала, що делать с таким добром! И детей сберегла, и сумела вывезти из оккупации, и внукам жизнь на жилплощади наладила. А ви мне говорите за Риточку, що она перерастет!
        - Да!- смеялась Ритка.- Дедушка Моня удружил генами!
        - Хорошо хоть, в стране ощущается недостаток пролетарских матросов!- подхватила Зинуля.- А то мало ли что!
        - А и ладно, и так хорошо!- веселилась Ритка.
        - Ну да, особенно твоей новой коллеге или мужику из автосервиса! Ему еще сколько, с месяцок в больничке отлеживаться?- уточнила, смеясь все сильнее, Зинуля.
        - Говорю же: и так хорошо!- хохотала уже вовсю Ритуля.
        Они нахохотались до колик в животе, повспоминали еще всяких страдальцев от Риткиного беспредела, а успокоившись, решили попить чайку.
        И, прихлебывая чаек, Ритка не выдержала и принялась выяснять насущные вопросы:
        - Зин, а серьезно, ты что делать собираешься?
        - Рожать, что еще?- удивилась откровенно Зинаида.
        - Господи, ну конечно, мы рожаем!- возмутилась Ритка эмоционально.- Какие могут быть варианты?
        - Никаких,- подтвердила Зинуля.
        - Вот именно! Я о другом! Что ты думаешь делать с Захаром?
        - Я могу точно сказать, что я хотела бы с ним сделать!- язвительно сообщила Зинаида.- Тебе в подробностях?
        - Зи-на!- призвала к порядку Ритка.- Ты же понимаешь, о чем я! Ты собираешься ему звонить, хотя бы поговорить с ним, встретиться?
        - А ты видишь его у моих дверей?- полюбопытствовала Зинуля.- Я бы, может, и пообщалась, если бы он нарисовался! А телепатически еще не умею!
        - Но ему надо сказать про ребенка!- настаивала Ритуля.
        - Не надо ему ничего говорить! Нет его, Захара Игнатьевича, нет, и все! И даже если б появился весь такой в белом, я сильно сомневаюсь, что захотела бы с ним продолжать отношения, тем более говорить о ребенке!
        - Да почему?!- возроптала Ритуля.- Он нормальный мужик, не козел какой! Я же вижу, что ты любишь его по-настоящему и всерьез! Ты ни в жизни так не относилась ни к одному мужчине, и не переживала так, и чувств таких не знала! Может, он тоже не знал и для него это впервые! У вас все получится замечательно, я уверена!
        - Давай-ка больше не будем об этом!- попросила Зинуля.- Я не знаю, что у нас получится, скорее всего, ничего не получится! Я стараюсь об этом не думать! Я скучаю по нему ужасно, злюсь! Хочу видеть, не хочу видеть! Жду и мысленно посылаю подальше! Я ничего не знаю, не понимаю!
        Ритуля тут же притянула Зиночку к себе, обняла, поцеловала в висок, погладила успокаивающе по голове.
        - Зинуль, вот теперь ты просто любишь и знаешь, что это такое!
        - Больно!- пожаловалась Зиночка и смахнула слезинку с глаза.
        - Всегда больно,- утвердила Ритка.- Больно, и сладко, и счастливо, и горько, но сильно, на всю катушку! Так с любовью всегда! Терпи! Обязательно все будет хорошо!
        - Ну, как-то точно будет,- смахнув вторую слезу, пробубнила Зинуля.
        - Хо-ро-шо! Я обещаю!
        Зина не ответила, не разделив бодрого оптимизма подруги. Они помолчали, обнявшись, тихо покачиваясь, Ритуля гладила Зину по голове и не выдержала затянувшегося молчания:
        - Он появится!
        - Ри-та!- возмутилась Зинуля.
        Трех недель, конечно, не хватило для полной инспекции, и Захару пришлось заканчивать командировку в ускоренно-форсированном режиме. Он спешил, торопился, рвался в Москву, но дела доделывал серьезно, без суеты и наплевательства.
        Он успеет! К Новому году он точно успеет вернуться!
        Позвонил Никитка, рассказывал про свои дела и сообщил, что не приедет на Новый год в Москву, как они планировали, собрался отмечать с друзьями и интересующей его девушкой. Мама с отцом названивали, уговаривая приехать к ним, и Ирина с Алексеем зазывали, соблазняя праздничной программой на все десять дней.
        Он улыбался, отнекивался, загадочно молчал на вопрос: чего ему одному в Москве торчать в праздники? Никуда он не поедет! Только в Москву, к ней!
        У них получится! Обязательно должно получиться! Не может не получиться!
        Если она его простит, если она его поймет, если она его примет! Если не простит - он станет дежурить под ее дверью, пока она не извинит, если не захочет понять - он начнет названивать до бесконечности и объяснять свою глупость, письма писать и отправлять заказной почтой! Если она его не примет - он ее украдет, и запрет в своей квартире, и будет любить до потери сознания!
        Он придумает, что и как сделать, чтобы его женщина осталась с ним!
        Захар прилетел в Москву тридцать первого декабря, ранним утром. Весь длинный полет на самолете он спал, не думал ни о чем, уж передумано множество раз обо всем, и решения приняты, и опасения выброшены! Спал до самой посадки в аэропорту.
        Добрался домой, прошелся по квартире, оценил законченную и сданную работу дизайнера, позвонил, поблагодарил, договорился о встрече через несколько отпускных для всей страны дней. Принять отчет, забрать ключи. И отдельно поблагодарил за неожиданную заботу, проявленную милой женщиной в виде забитого всевозможными деликатесами холодильника.
        - Я подумала, вы прилетите накануне праздника, купить уже ничего не успеете,- приняла она пока словесную благодарность,- к тому же эти расходы вошли в отведенные вами средства на дизайн.
        Ну, кое-что ему надо успеть обязательно!
        Немного сбившись во времени, часовых поясах и погоде, Захар поставил будильник на всякий случай и отправился полежать в заново оборудованной ванной.
        Чуть не заснул, так расслабился! Последние недели все дела-решения - быстро, оперативно, бегом, практически без сна нормального, а тут роскошь такая!
        А расслабляться ему нельзя никак! События могут принять любой непредсказуемый оборот! Ему еще необходимо найти Зинаиду и добраться до нее!
        Подумав, прикинув варианты и шансы, Захар решил идти не самым прямым путем.
        Ходил по квартире, как тигр в клетке, нервничал! Обдумывал, что может услышать, что скажет, как убедить ее и примет ли она его вообще. Совершенно реально может послать за глупость подальше, и будет права!
        А что думать? Прикидывать? Действовать надо!
        Мысленно перекрестившись, он выдохнул и быстро набрал номер телефона Маргариты Аркадьевны Ковалевой.
        В Ритулиной квартире суеты радостной происходило непомерное количество!
        Стол накрывался, телевизор орал из всех комнат разными передачами, Севочка носился, как ракетка реактивная, Адочка категорически отказывалась спать. Мишка от суеты уселся с прадедом смотреть какой-то фильмец, Ника тренировалась в красивой торжественной сервировке стола, женщины суетились, торопились, одна Зина что-то жевала втихаря, усаженная в угол за стол в кухне от забот, и все одновременно разговаривали! Какое счастье!
        - Когда будем есть?- орал Севочка.
        - Уложите кто-нибудь Адочку!- орала Ритка.
        - Неть! Ада с вами!- орала Адочка.
        - Света, ты гуся проверила?- орала тетя Соня.
        - Симочка, может, наливочки, для разрядки?- орал из комнаты от телевизора дедушка Лева.
        - Ми не НАТО, и у нас не напряженность!- в ответ из кухни кричала бабушка Сима.
        - Гена, сдвинь подарки под елкой поплотней, а то они загородили проход!- кричала Светлана Николаевна мужу.
        - Нельзя не давать ребенку есть, когда у вас все так вкусно пахнет!- орал Севочка.
        - Ты уже стащил со стола два пирожка!- кричала на брата Ника.
        - Аркаша, вынеси бутылки на балкон!- кричала тетя Соня.
        При этом никто не утруждался находиться с собеседником в непосредственной близости во время диалогов, а с удовольствием и молодой энергией перекрикивались из кухни с остальным пространством квартиры.
        Счастье!
        У Ритки был подозрительно загадочный вид, она улыбалась чему-то. Зинаида предприняла пару честных попыток выведать, что задумала подруга, но в общем предпраздничном бедламе это оказалось невозможно. Сдавшись и пообещав себе, что непременно расколет Ритулю, Зинаида проявила инициативу, забрала Адочку и пошла в детскую укладывать ребенка неугомонного.
        - Неть! Зина! Ада с вами!- сопротивлялось отколу от коллектива грузинское дитя.
        - Конечно, с нами!- соглашалась Зинуля.- Ты сейчас поспишь, а мы тебя разбудим, когда начнется праздник для детей. Договорились?

«Рассмотрев» предложение, Адочка, видимо, нашла его вполне приемлемым, кивнула, соглашаясь, и спала уже минут через пятнадцать.
        Зина как раз осторожно выходила из детской, когда раздался звонок в дверь, вызвавший новую волну криков, прокатившуюся штормом выяснения по всей квартире на предмет, кто откроет дверь. В результате перекрикиваний и уточнений, кто и чем занят в данный момент, дверь пошел открывать Миша и Севочка с ним.
        - Ма!- заорал от порога Севочка, радуя потенциалом голосовых связок.- Тут какой-то дядька неизвестный!
        - Спроси, что ему нужно!- проорала в ответ Ритка из кухни.
        - Не знаю, что ему нужно!- оповещал окрестности Севочка.- Но у него букетище здоровущий и много красивых пакетов! Точно с подарками! Может, мы его возьмем в дом, пусть подарит?!
        - Миша! Что там за дела?- вступила со своей арией из кухни тетя Соня.- Выясни, что человеку нужно! Он, наверное, адресом ошибся!
        Зинаида, слушая это перекрикивание, улыбалась, веселясь от души, и двинулась к входной двери помочь в разрешении ситуации. Повернула за угол коридора, и… перестала улыбаться, дышать и застыла изваянием.
        Захар Игнатьевич Дубров, собственной, как говорится, персоной, облаченный в длинное знакомое черное пальто, поверх безупречного костюма, слепящей белизной рубашки и стильного галстука, с неприлично больщущим букетом в одной руке и действительно кучей разнокалиберных подарочных пакетов в другой, смотрел прямо на нее странным, напряженным взглядом.
        Они смотрели друг на друга долго, молча. Миша с Севочкой, заподозрив, что происходит нечто непонятное, тоже молчали и переводили взгляды с Зиночки на гостя незваного. На воцарившееся в прихожей подозрительно затянувшееся молчание из всех помещений квартиры к двери стал подтягиваться народ, бросив насущные дела.
        - Здравствуйте, Захар Игнатьевич!- первой нарушила тишину прибежавшая из кухни Ритка.
        - Здравствуйте, Маргарита Аркадьевна,- поздоровался господин Дубров.
        Зина словесно не отреагировала никак, все смотрела на него молча. Родня понимающе переглянулась, ретироваться тактично по своим делам не собиралась, а как раз наоборот, присутствовать, и, возможно, активно, в самом интересном и важном событии года.
        - Ма!- прокричал Севочка.- Так раз ты его знаешь, пусть, что ли, войдет и все нам подарит!
        - Сева, не позорь мать жлобством!- потребовала Ритка, с интересом разглядывая то Захара, то Зинулю.
        - Так говорить категорически нельзя! Особенно ребенку!- возмутился Севочка.
        - Так вести себя тоже категорически!- воспитывала Ритка.- Шел бы ты в комнату!
        - Та ни за що!- возмутился Севочка.
        - Простите,- нарушил воспитательный процесс, улыбаясь, Захар Игнатьевич.- Я мог бы поговорить с Зинаидой Геннадьевной?
        - А о чем?- спросил неугомонный Севочка.
        - Севка, заткнись!- потребовала старшая сестра Ника.
        - Да, вы можете со мной поговорить!- поспешила вмешаться Зинуля, представляя отчетливо, чем может закончиться препирательство детей.
        - Ма!- поделился догадкой Севочка.- Так это тот дядька, которого надо тестом на шпиенство проверять?
        - Пожалуй, Севочка, мы обойдемся без крайних мер,- попыталась урезонить внука тетя Соня,- и выслушаем его добровольное признание.
        - Так, господа!- твердым голосом распорядилась Зинаида, сделав попытку остановить этот балаган.- Будьте добры, оставьте нас с Захаром Игнатьевичем наедине!
        - Не-е-ет, теть Зин!- взмолилась Ника.- Нам же тоже интересно!
        - Это же не цирк, Вероника!- попеняла Зиночка.
        - А может, мы его сначала проверим на шпиенство?- предложил с надеждой Севочка.
        - Захар Игнатьевич,- подал голос дедушка Лева, подтянувшийся к общему собранию последним из комнаты.- Ви с цветочками-подарками к нам?
        - К вам,- улыбнулся Захар, посмотрев на него.
        - Так ото раздевайте пальтишко, проходите, а поговорить всегда успеете!
        - Лева, может, он имеет за що сказать?- возразила бабушка Сима.
        - Так и що? Скажет потом, без галдежу!- радостно заявил дедушка Лева и наказал семье: - Що ви стоите, как турысты у Дьюка! Усех делов переделали?
        - Да, да!- спохватились мамы и ринулись назад в кухню.
        Захар передал в руки ближе всех стоявшего к нему Миши цветы, пакеты, снял пальто, пристроил на вешалку.
        - Ботиночки не снимайте,- дала рекомендацию бабушка Сима,- усе свои! Сева, Ника, Миша, в кухню, помогать бабушкам!
        - Сима, да ты що?!- возмутился панибратски Севочка.- А если они тут без нас скажут что-то важное? А мы не при делах!
        - Сева!- пригрозила бабушка Сима.- Поедешь до отца дела латышские с Россией разгребать!
        Севочка смирился, демонстративно поникнув головой, шаркая ногами, нехотя якобы удалился в гостиную. Ретировались и иные, оставив, наконец, Зину наедине с Захаром.
        - Веселая у вас семья,- не зная, как справиться с напряжением, сказал он.
        - Шумная,- улыбнулась Зина.
        Помолчали.
        - Я спешил, боялся опоздать,- кашлянув, сообщил Захар.
        - На Новый год?- уточнила она.
        - На Новый год и к тебе.
        - Зачем?- не собиралась растекаться от счастья Зинуля.
        - Хотел встретиться с тобой, увидеть,- обходил огородами проспект Захар Игнатьевич.
        - Почему?
        Да уж! А чего он ожидал? Радостного скока на грудь широкую, целования-обнимания:
«Захарушка приехал!» Сам намутил не пойми что, самому и расхлебывать!
        От волнения Захар засунул руки в карманы брюк, качнулся с пятки на носок и обратно, спохватился, сообразив, что не на собрании нерадивого коллектива выступает, вытащил руки из карманов.
        А Зинуля подсказала, устала ждать:
        - Соскучился, хотел увидеть, любовью заняться?
        - Соскучился,- повторил он за ней, кивнув,- сильно. Хотел увидеть, любовью заняться. Прости, я что-то наворотил неправильное. И оказалось, что я совсем без тебя не могу! Я люблю тебя, Зинаида.
        - И я не очень без тебя могу,- призналась честно Зинуля.- Что будем с этим делать?
        - Я знаю один надежный выход: жениться,- предложил полувопросом Захар.
        - Глобально как-то,- засомневалась Зинаида.- И потом, ты же испугался, даже сбежал.
        - Я сбежал, но не испугался. Просто слишком неожиданно ворвались в жизнь такие сильные чувства. Пойдешь замуж-то за меня?
        Они так нервничали оба, что не замечали ничего вокруг, а стоило! В частности, наступившей в квартире тишины на время их разговора. А о присутствующих в аудитории слушателях им напомнил, можно догадаться кто - Севочка, после того как Зиночка с сомнением ответила:
        - Теперь это не так однозначно просто. Есть обстоятельства, из-за которых ты можешь передумать.
        Добросовестно подслушивающий Севочка проорал, как иерихонская труба, на весь дом, оповещая заинтересованных родных о развивающихся событиях:
        - Мужик этот, Захар Игнатьевич, позвал тетю Зину замуж, а она отказывается!
        - Как отказалась?!- разбушевалась Ритка, вылетая из кухни.- Что здесь происходит, Зина?
        - Она не отказывается, Маргарита Аркадьевна,- поспешил успокоить Захар, неотрывно глядя на Зиночку.- Она сомневается. Я не передумаю,- сказал он только Зинуле,- какие бы ты ни обозначила обстоятельства. Ты выйдешь за меня?
        - Тетя Зина,- подлетел к ней и ухватил ее за ладонь Севочка, стараясь помочь.- Может, все-таки сделаем ему тест?
        - Обойдемся,- расстроила ребенка Зинаида.
        - Так это он папа?- выяснял Севочка.
        - Он,- спокойно подтвердила Зинаида, проигнорировав предупреждающий шумок в задних рядах заново подтягивающихся к «малой сцене» зрителей.
        - Так и що ты думаешь?- удивился непомерно Севочка.- Соглашайся скорее, и пошли, уже давно всем есть пора! И Новый год скоро!
        - Сева, оставь тетю Зину в покое, дай ей красиво принять предложение,- поспешил спасать Зинулю Миша, оторвал Севку от Зинули и поинтересовался у Захара: - Букет принести? Ну, щоб все дела?
        - Обойдемся,- улыбнулся Захар, повторяя Зинино выражение.
        - Ну вы как дети!- вступила, заменив брата, девочка Ника.- Что вы паритесь? Все согласны, у вас любовь, семья дала добро, можно прилюдно поцеловаться, и пошли за стол! Есть хочется, и до Нового года совсем мало времени осталось, Севка прав!
        - А что там про папу, я не очень понял?- спросил Захар тихо у Зинули, наклонившись к ней.
        Вопрос слышали все. Выступила Ника.
        - Да что тут непонятного?- уже приняв Захара в семью, как родного, объясняла она. - Тетя Зиночка ждет ребенка, вы, дядь Захар, его папа! Теперь жениться будете?
        - Буду!- разулыбался Захар, осознавая информацию.- Обязательно и с радостью!
        - Ну и все! Хватит тут толкаться!- распорядилась Ритка.- Все за стол!
        Родные, шумно и радостно переговариваясь, начали разворачиваться, выходя из прихожей, когда их остановило громкое заявление Зинаиды:
        - Я еще не сказала «да»!
        - Так уже скажи!- хором заорали любимые родственники.
        А она заулыбалась!
        При хорошем воображении с трех раз вполне можно догадаться, что ответила Зинаида Захару!