Тень в море Наурызбек Али
        Повзрослевший главный герой романа - Матрос повествует читателю о своей молодости. Он уже несколько лет работает в Эмиратах и страдает от ночных кошмаров, причину которых никак не может понять. Но в ходе работы над своим рассказом он вспоминает с чего всё началось, и вскоре ему предстоит столкнуться с давно забытыми страхами.
        Главный герой моментально вызывает одобрение и сочувствие, с легкостью начинаешь представлять себя на его месте и сопереживаешь вместе с ним. Положительная загадочность висит над сюжетом, но слово за словом она выводится в потрясающе интересную картину, понятную для всех. Умелое и красочное иллюстрирование природы, мест событий часто завораживает своей непередаваемой красотой и очарованием. Все образы и элементы столь филигранно вписаны в сюжет, что до последней страницы "видишь" происходящее своими глазами. Возникает желание посмотреть на себя, сопоставить себя с описываемыми событиями и ситуациями, охватить себя другим охватом - во всю даль и ширь души.
        Наурызбек Али
        Тень в море
        Ты уже Капитан
        «Хоть ты меня ограбил, милый вор,
        Но я делю твой грех и приговор».
        Уильям Шекспир
        В детстве я обладал живым воображением. Мир не нравился мне таким, какой он есть, и я менял его, как вздумается. Впоследствии мои фантазии перекочевали в сновидения. Нетрудно догадаться какие яркие сны мне снились, но я не находил в них смысла.
        Несколько месяцев назад я перестал выпивать снотворное. И тогда же закончились антидепрессанты. С тех пор меня снова посещают странные сны, которые к тому же повторяются. Порой я просыпаюсь ночью и твержу себе, что с утра наведаюсь к врачу за препаратами, но это решение так и не покидает комнату.
        Вот уже неделю снится наша старая квартира. В ней нет освещений. Только лунный свет мерцает сквозь шторы в гостиной. Я пытаюсь осмотреться, но в сумраке не могу ничего разглядеть и двигаюсь по памяти, как делают незрячие люди.
        Мы съехали из той квартиры почти десять лет назад, но воспоминания о ней сохранились где-то глубоко в подсознании. Назвать эти сновидения, кошмарами сложно, но проснувшись, я ощущаю тяжелый осадок в сердце, будто бы что-то ускользнуло у меня из рук, что-то очень ценное, дорогое, потерялось в глубинах разума, и я даже не в силах вспомнить, что это было.
        А вчера мне снился брат. К слову, с ним я не разговаривал столько же, сколько не был в той квартире. Он сидел на кровати в спальной и глядел на стену за моей спиной. Меня он не видел, будто мое тело было прозрачное. Я приблизился к нему и заметил его сморщенные как сухофрукты руки, притронулся к ним и ощутил холод. Он не сдвинулся с места. На затененном фоне выделялось только его бледное лицо. Его густые темные кудри местами поседели, в уголках губ и на лбу виднелись толстые линии морщин, а глаза цвета выдержанного коньяка больше не горели жизнью.
        Внезапно он поднял взгляд на меня и сжал мои запястья. Лицо его исказилось в гневе. Я вздрогнул. Его ногти как клешни медвежьего капкана сдирали кожу рук до самых костей. Я вскрикнул, но воздух покинул мои легкие. Мы тут же оказались под мутной водой. Вдруг комната испарилась, а вода окрасилась в томно красный цвет. Все, что я мог разглядеть - искривленное лицо брата.
        Я проснулся. Сердце колотилось как после марафона. Солнце уже осветило мою крошечную комнату и пыль, взятая врасплох, металась по воздуху в поисках осадочной поверхности. Я потянулся к телефону. Еще не было шести, но спать перехотел. Стоило закрыть глаза, видел разгневанное лицо брата. Я взволновался. Когда долгое время находишься вдали от дома - любая мелочь заставит переживать. Позвонил брату, но номер был отключен. Не помню, когда он в последний раз отвечал на мои звонки. Открыл окно. Горячий влажный воздух подул в лицо. Руки по привычке направились в сторону нераспечатанной пачки Честерфилд на подоконнике. Я закурил, медленно наполняя легкие горьким дымом и успокоился.
        В запасе оставался час. Я достал из холодильника два яйца, пару кусочков ветчины и несколько сомнительных помидоров черри в консервной банке. Пожарил пышный омлет и увеличил в высоте гору немытых посуд. За завтраком я снова набрал брата и не дозвонился в очередной раз. Принял душ, подровнял бороду, уложил волосы и пошел на работу.
        Наш многоквартирный дом находится в западной части Абу-Даби, в Туристик Клаб, где живут представители разных народов. Я снимаю комнату на седьмом этаже. Когда только переехал сюда, я с любопытством разглядывал постояльцев, даже не подумав, что могу доставить им неудобства. Однажды один из моих соседей подошел ко мне и объяснил неделикатность моей привычки. В свое оправдание скажу, что там, откуда я родом, разнообразие внешности является редкостью.
        На работу я добираюсь на автобусе. Остановка находится в нескольких метрах от дома, но пока дойду, успеваю вспотеть. Тут почти круглый год жарко как в турецкой бане, и поскольку город находится на берегу моря, даже ночью стоит тяжелая духота.
        Летом даже жители города не рискуют выходить из дома по пустякам. Зато зимой наступает настоящий рай, ради которого несложно помучиться остальные девять месяцев.
        Мои будни однообразны - работа, дом и книги. Но иногда я хожу на пикники с друзьями в Руб-эль-Хали. В темноте песок напоминает море и сугробы похожи на бушующие волны. Вдали от города, где нет искусственного света уличных фонарей, можно увидеть Туманность Андромеды. Ни в одном из походов мы не ночевали в палатке, желая спать под осыпанным звездами небосводом.
        По вечерам я остаюсь один в своей комнате. Бывали ночи, когда я не смыкая глаз, курил на балконе. Я оставил прошлую жизнь позади и не собираюсь возвращаться, но в иной раз мне не хватает брата или Аскара рядом. С ними я не чувствовал себя одиноким.
        После работы я отправился в торговый центр за новой клавиатурой. Буквы на старых кнопках совсем уже стерлись. Когда-то я переносил чувства на бумагу как часть терапии, но позже полюбил это занятие. Теперь же все свободное время я трачу на сочинение рассказов.
        Автобус опаздывал. Остановка заполнилась людьми, и пришлось ждать под солнцем. Голова вскипела как чайник от жары и еле держалась на шее. К счастью, стоило приподнять руку и такси было тут как тут. Я сел и повернул кондиционер на себя. Подумал, наверное, такой воздух дует у врат рая. Закрыл глаза и вспомнил, как стоял на вершине Мтацминды. Время замерло. Я снова почувствовал себя подростком и все, что происходило с того дня стало только плодом моего воображения.
        - We’ve arrived, - грубый мужской голос с арабским акцентом ухватил меня за ноги, и за секунду перетащил с прохладных вершин гор в горячую пустыню.
        Я вышел из машины. Проходил пару часов и выбрал нужную клавиатуру. Стоял у стойки кассы с блоком Честерфилда и услышал сзади, как кто-то окликнул меня, и сделал это так отчетливо, без акцента, что на секунду мне показалось - я дома. Обернулся. Передо мной стояла девушка на голову ниже меня в платье цвета опавших листьев. Я обратил внимание на необычную для этих краев светлую кожу и пышные кудри.
        - Ты что, не узнал меня? - спросила она. Ее губы растянулись в широкой улыбке. - Это же я - Молли!
        Присмотрелся в ее черные глаза. Прошло полминуты, пока я признал в ней озорную девушку, которая в свое время изменила брату жизнь.
        - Молли? - спросил я с желанием убедиться, что это правда была она, и я не брежу от солнечного удара.
        - Кто же еще? - она раскрыла объятия. - Сколько лет прошло, а ты все такой же.
        От такой непринужденности мне стало не по себе. Время никак не влияло на ее отношения к людям.
        - Твои комплименты всегда были двусмысленны, - ответил я и высвободился из ее объятий.
        - Да, все такой же, - продолжала она, не отпуская мою руку. - Готова поспорить, ты думаешь, отчего же я назвала тебя по имени.
        Я не помнил, когда она в последний раз называла меня по имени. С ней я всегда был Матросом готовым отправиться в плавание с первым зовом моря.
        - Оттого, что ты больше не Матрос, глупый. Ты уже Капитан!
        Я повел ее в ресторан тайской кухни на берегу Персидского залива. Солнце садилось, так что мы могли посидеть на площадке ресторана. Молли попросила место ближе к краю, чтобы смотреть вдаль без препятствий. Море сохраняло спокойствие. На бирюзовой поверхности воды отражались лучи закатного солнца. Глаза Молли следили за последними минутами утопающего светила и казались одного цвета с кровью, стекающей по мокрому асфальту.
        - Как всегда выбираешь лучшие места, - сказал я.
        Ответа не последовало. Она фотографировала себя на фоне моря. Я смотрел на нее такую беззаботную и пытался вспомнить, что нас с ней объединяло. Но как бы я ни старался, как бы ни напрягал мозг, видел лишь ее сегодняшнюю, малознакомую, а тот образ ее, который когда-то взволновал нас с братом, канул в бездну памяти, в небытие и больше не всплывет на поверхность.
        Лампы на столиках горели перламутром. Я откинулся на спинку стула. Голова, наконец, остыла. Говор посетителей. Умиротворение.
        - Еда! - вскрикнула Молли.
        Принесли наш заказ. Ей креветки, мне пад тай. Как только я взял вилку в руку, она с ухмылкой остановила меня.
        - Постой, я сфоткаю!
        Улыбка у нее осталась такой же.
        - Ну, рассказывай, каким ветром тебя сюда занесло? - задал я вопрос, который интересовал меня с первой минуты нашей встречи.
        - А мне не нужен ветер, глупый, - ответила она в своей беспечной манере, - я просто расправляю крылья и лечу.
        Подол ее платья развевался на ветру, обнажая белоснежные колени. В мыслях замелькали огни ночного неба, речка за дачным участком и одинокая девушка, сидящая на краю деревянного трапа.
        - Отдыхать приехала, что мне еще тут делать? - добавила она.
        - В такую жару?
        - А когда меня это останавливало? - она смахнула волосы с лица и заложила ногу на ногу.
        Я ничего не ответил и лишь покачал головой. Молли перевела взгляд в сторону моря и добавила:
        - А я все-таки посмотрела все эти страны.
        Мы замолчали. Она была так же красива и юна, как в день нашей первой встречи. А тонкие цепи морщинок, которые появлялись вокруг ее глаз и губ, когда она улыбалась, делали ее только женственнее. Лишь нос выглядел по-другому. Горбинка пропала.
        - Одна? - прервал я молчание.
        - Нет, конечно, глупый, - подмигнула она. - С молодым человеком.
        - Ясно, - ответил я, а сам думал, всегда ли мы были такие разные или изменились со временем. - Ты все такая же красивая.
        - Правда? А мне кажется, я набрала пару килограммов. Много лет все же прошло, - она встала, увлекшись темой и покружилась. - Хотя в платье не так заметно. А может, ты и прав. Тебе виднее. Легче судить, когда имеешь в голове ясный образ человека до и после. А у меня взгляд совсем притупился…
        - Да, правда, - думал я, пропуская ее бессмысленный лепет мимо ушей. - Мы изменились. Нет больше тех наивных детей, которые ночами не спали, чтобы первыми встретить новый день, тех счастливых глаз, что могли разыскать капельку света во тьме, тех чистых сердец, готовых полюбить человека за то, что он есть и не просить ничего взамен. Дети повзрослели. Глаза ослепли и сердца очерствели. А нетронутые временем девственные души погрязли в грехах.
        Она кружилась. Платьем прорезала воздух. Ее тонкие ноги кокетливо подпрыгивали вокруг стола, имитируя балерин. Женственные руки возвышались над ее головой, но она больше не имела никакого влияния надо мной.
        - А вот ты возмужал, - продолжила она, - только подстричься не помешает, а то сложно разглядеть в копне волос прежнего тебя.
        - Я не хочу быть похожим на старого себя.
        Молли снова села. Я увидел, как с лица ее исчезла улыбка.
        - Прости, что оставила тебя одного, - промолвила она полушепотом.
        - Я и сам не хотел никого видеть.
        Я солгал, но так было правильнее. Копаться в прошлом, когда раны уже зажили, все равно, что собирать осколки разбитого стекла руками. От того и другого больше вреда, чем пользы.
        - Наверное, ты прав. В любом случае я рада, что встретила тебя. Шанс один на миллион. Кто бы мог подумать, что так может повести человеку.
        - Да, - ответил я, скорее ради того, чтобы хоть чем-то ответить, нежели согласившись.
        - Кстати, твоя Настя вышла замуж за одного очень перспективного молодого человека. Я была подружкой невесты.
        Мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить о ком она говорит. Молли смотрела в ожидании ответа, но мое равнодушие разочаровало ее.
        - Я рад за нее, - снова солгал я. - А что с Адой?
        - Ее я не видела, пожалуй, с выпускного.
        - Ах, да, припоминаю что-то такое, - ответил я и перенесся в школьный спортзал. Большие панорамные окна, тусклый свет ламп, деревянный пол, музыка и веселые выпускники. Я бегу оттуда, а Молли машет мне вслед. - Хотя уже неважно.
        - Ты прав. Сейчас нам обязательно нужно наверстать упущенное, - продолжила она. - Я бы могла рассказать о своих путешествиях, а ты мог бы почитать мне свои стихи. Ты ведь пишешь?
        Я кивнул. Она попросила счет и сама расплатилась.
        - Запиши мой номер.
        Я записал. Молли обещала позвонить мне, но этого звонка я не дождался. Домой вернулся ближе к полуночи. Прошел весь путь пешком и переварил в голове случившееся.
        Я включил компьютер и установил новую клавиатуру. Открыл пустой лист. Смотрел на него и перед глазами возникло красочное видение - последняя встреча. Молли в черном платье с распущенными волосами. Мы толком не попрощались в тот вечер. Да и не думали, что придется прощаться.
        Я не предполагал, что когда-нибудь напишу рассказ о Молли с братом. Но если посудить, какую роль в наших жизнях она сыграла, и какая история получилась, то это был лишь вопрос времени, когда я перенесу все на бумагу. А сегодняшняя встреча потревожила мои давно забытые воспоминания и ускорила работу.
        Ремарк не утопаем
        Мы жили на третьем этаже пятиэтажки по улице Абая. Панельный дом с ободранными стенами и зловонными подвалами вмещал в себя ровно сто квартир. Район был не менее старый и окруженный такими же многочисленными следами Советского Союза. Наша каморка состояла из кухни, ванной и двух комнат. Кухня такая маленькая, что даже три человека помещались туда с трудом. В гостиной спала мама, а спальную я делил со старшим братом.
        Лето. Я окончил десятый класс. Каникулы тратил на учебу и готовился к последним экзаменам, которыми нас запугали учителя. Почти не выходил из дома и выглядел как альбинос рядом с загоревшими одноклассниками. Между делом увлекся художественной литературой и книгу за книгой проглатывал залпом, не успев понять их смысла.
        В тот день я дочитывал “Триумфальную Арку”, когда открылась дверь в комнату. В проеме стоял Сахи.
        - Так и знал, - сказал он, - Сколько можно уже? Выходи, давай.
        - Я читаю, - ответил я, не отрываясь от романа и краем глаз увидел, что он надел рубашку и джинсы.
        Он присел рядом и прикрыл книгу руками. Запах его одеколона охватил комнату.
        - Мама просила вывести тебя на свежий воздух.
        - Я вам не баран!
        - Упрямишься точно, как баран.
        Мы с ним нередко спорили о мелочах, но не ругались всерьез. В детстве брат мог ударить меня в живот или применить на мне приемы борьбы, но на этом наши разногласия заканчивались.
        - Давай уже, Матрос, - сказал он и подошел к окну, - а то новых книг не увидишь. Мамины слова.
        Я закрыл книгу и оглядел его.
        - А зачем ты так вырядился? Спортивку постирал?
        Он замешкался с ответом.
        - Надо было.
        - С чего это?
        Слегка помятая рубашка смотрелась на нем забавно. Он даже причесал свои жесткие кудри, о которые ломались расчески.
        - Потом узнаешь. Да и сам развеешься. А то сидишь целыми днями тут. Вот настоящая жизнь, - он открыл окно и в комнату тут же подул прохладный вечерний ветер. Запах свежих листьев смешался с его одеколоном и пощекотал мне ноздри. - Твои выдумки ничему тебя не научат. Вон там ты познаешь то, что написано в сотнях страниц.
        - Ладно, только дай десять минут, - ответил я отчасти из-за любопытства, отчасти зная его упрямую натуру, и положил “Ремарка” в рюкзак.
        Сахи сидел за рулем старой “Фольксваген Гольф”, который взял на время у дяди. Я сел на переднее сиденье и пристегнул ремень безопасности. Машина завелась со второго раза. Мы поехали.
        Его друг отмечал день рождения на даче. Брата встретили как самого виновника торжества. У него появилось множество новых друзей после того, как он стал чемпионом страны по боксу в одиннадцатом классе. Теперь он мог найти знакомых в любом городе.
        Дачный участок оказался огромным. Впереди стоял мансардный дом цвета весенней сакуры, обращенный к улице тыльной стороной. Меня привлек цветущий сад, который раскинулся сзади дома. Я нигде раньше не видел такого количества деревьев и цветов, от дубов и роз до таких растений, названий которых не каждый садовник бы угадал.
        Брата потащили в самую гущу праздника. Весной ему исполнилось двадцать один, и за последние годы он незаметно превратился в высокого молодого мужчину со спортивным телом и прямым характером. Его ценили как хорошего друга из-за простодушия и доброты, к тому же он обладал несравненным чувством юмора. На его фоне я становился невидимым. Мне только через четыре месяца исполнялось семнадцать, а я все еще был на голову ниже. Люди всегда ожидали от меня искрометных шуток и веселья, но когда понимали, что мы с братом совсем разные, теряли ко мне интерес.
        Я прошел дальше от дома по натоптанной хозяевами тропинке. Она пролегала между деревьями и доходила до самой речки. Ночь выдалась ясная. Листья шелестели под дуновеньем легкого ветерка, и густой запах смолы наполнял воздух. Спокойствие. Тишину нарушали только стрекот кузнечиков.
        “Ремарк” так и умолял вытащить его из заточения и разделить с ним мгновение. В рюкзаке как раз лежал фонарик. Побережье зарастало камышами, между которыми пролегал троп из деревянных досок. Я пошагал по нему. Одна из досок разломалась под моим весом, и правой ногой я оказался в воде. Мне захотелось ударить себя за неуклюжесть. Вынул ногу из воды и вдруг почувствовал, как за мной кто-то наблюдает. Я испугался. Огляделся вокруг и увидел темный силуэт на краю трапа. Попятился назад, но фигура начала двигаться в мою сторону. Я сделал рывок, чтобы убежать, но поскользнулся. Попытался ухватиться за ветку камыша. Она оторвалась. Меньше, чем за секунду я оказался под водой. Всплыл на поверхность и увидел уплывающую от меня “Триумфальную Арку”. Одной рукой я ухватился за деревянную балку под трапом, а другой попытался спасти книгу, но не смог.
        Одежда отяжелела, и выйти из воды оказалось еще сложнее. Я забросил правую ногу на доски и двумя руками потянулся. Расцарапал все тело.
        Тем временем темная фигура уже возвышалась надо мной. Ею оказалась девушка в длинном платье облачного цвета. На шее у нее блестела цепочка с крошечным кулоном в виде ключа. Она посвятила на меня телефоном и разразилась хохотом. При дневном свете девушка увидела бы, как я покраснел от злости.
        - Надо же, ты утопил Ремарка, - сказала она таким беззаботным тоном, будто знала меня всю жизнь.
        - Это мои проблемы, а ты иди куда шла.
        - А я никуда и не собиралась. Сидела тут спокойно, пока ты не напугал меня.
        - Я напугал? Ты… - от злости я не нашел что сказать и уставился на нее свирепым взглядом.
        - Ладно. Извини. Не злись ты так!
        Я промолчал. Пригляделся к девушке. Она была одного роста со мной, с очаровательным круглым лицом, носом с горбинкой и пышными кудрями. На мой пристальный взгляд, она ответила короткой улыбкой.
        - Давай высушим тебя.
        - Ничего страшного.
        - Извини, я думала, один из этих пьяных идиотов решил поплавать здесь. Но пьяные люди не ходят с книгой в руках.
        - Да, наверное, это выглядело смешно со стороны.
        Девушка снова захохотала. У нее был неудержимый смех, который никак не вязался с ее нежным обликом. Она увидела, как я снова нахмурился и протянула мне руку. Я в растерянности пожал ее.
        - Раз уж мы теперь друзья, у тебя нет повода злиться на меня.
        - Наверное, - ответил я.
        Мы вернулись тем же путем. Мои мокрые кроссовки издавали хлюпающий звук. Это забавляло девушку. В оправдание она показывала мне свой мизинец с намеком на то, что на друзей не надо злиться. Невозможно было держать зло на такое наивное существо, которое по-детски верило, что пожав руки, люди становятся друзьями. А мы даже имени друг друга не знали.
        Сахи сидел на террасе. Сигарета дымилась между его пальцев. Он не заметил нас, пока мы вплотную не подошли.
        - Где вы были?
        - Позже расскажу, ты умрешь со смеху, - ответила девушка.
        - Не сомневаюсь, - сказал брат и поцеловал девушку.
        Он оглядел меня с ног до головы. Я стоял как ребенок, которого отчитывают родители.
        - Матрос, вижу, ты воспользовался моим советом и тут же окунулся в жизнь.
        Девушка захохотала еще громче. Брат не отставал от нее.
        - Еще с Молли познакомился. Молодец!
        - А мы уже давно знакомы, - ответила она.
        Я посмотрел на девушку. Ее губы растянулись в улыбке, обнажив белоснежные зубы, и лунный свет отразился в ее черных глазах.
        - Так и есть. Я - Молли!
        - Тамерлан, - протянул я свою руку.
        - Нет, уж. Я буду звать тебя Матросом, - сказала она и крепко пожала мне руку.
        Время перевалило за полночь. Пьяный гул гостей только набирал обороты. Мы воспользовались суматохой и уехали. Ночной город блистал в новых для меня красках.
        - Посмотри, там, в пакете должна быть моя спортивка, - сказал брат, не отвлекаясь от дороги.
        Я вытащил спортивный костюм на два размера больше моего и взглянул на брата.
        - Не бойся, Молли не будет подглядывать, - подмигнул он через зеркало заднего вида.
        - Обещаю, что не буду смеяться, - добавила она.
        Я кое-как переоделся и положил свои вещи в пакет. Выглядел хуже, чем в мокрой одежде.
        - Смотришься отлично, - продолжил брат, - Ладно, не хмурься. Сейчас я тебя накормлю. Тут открылась шаурмешная. Вижу, что проголодался. Совсем обвис.
        - Ура, - крикнула девушка брата, - время обожраться.
        Она прильнула к губам брата. Я отвел взгляд. Молли заметила, что мне неудобно в положении третьего лишнего.
        - Ты не парься так. Брат твой шутит просто.
        - Я знаю.
        - Он знает только, как не выходить из душа часами и играть в карманный бильярд, - вмешался брат.
        Краска залила мое лицо, но девушку это позабавило.
        Мы приехали в кафе. Здание из переделанного контейнера смотрело в сторону реки. Его окружали молодые деревья. Внутри стояла духота, хотя посетителей кроме нас не было. Мы сели на улице и заказали каждому по одной шаурме. У Молли оказался самый большой кусок.
        - Не бойся, я все осилю, - ответила она на мой удивленный взгляд.
        Я рассмеялся. Мы молча приступили к позднему ужину. Я чувствовал себя неловко в присутствии красивой девушки и ел мало. А у Молли был хороший аппетит, и они с братом заботливо кормили друг друга. Я предположил, что пара встречается уже долгое время, но брат почему-то забыл поведать мне о ней.
        - Ну, Матрос, рассказывай, - Молли снова заговорила первой. Она смогла бы разговорить кого угодно своей простотой.
        - Что рассказать?
        - Не знаю… Например, почему твой брат зовет тебя Матросом?
        - Это долгая история, - отмахнулся я.
        - Ничего, времени у нас достаточно, - ответила она и посмотрела на брата.
        Сахи залился румянцем. В его глазах светилось нечто непонятное для меня. Мой серьезный и ответственный брат в ту минуту выглядел как дитя, у которого исполнилось заветное желание. Он поймал мой взгляд и выпрямился.
        - Рассказывай, давай, - не унималась Молли, - я все равно не отстану.
        - Ладно, но взамен ты расскажешь мне свою историю.
        - Без проблем.
        Я подумал и начал:
        - Как ты знаешь…
        - Постой, постой, - перебила она, - Давай закажем чай сначала.
        Она попросила чайник марокканского чая. Мы ждали, пока принесут ее заказ.
        - Итак. Как ты знаешь, Сахи любит рыбачить. Всегда любил. Ему посчастливилось больше времени провести с отцом, когда я еще ходить учился. Брат ездил с ним на рыбалку каждые выходные. Полюбил и плавать. Отец купил ему рыболовную удочку и научил ею пользоваться. Они сутками обсуждали свои вылазки, разновидности морских и речных рыб, прогнозировали погоду, чтобы выбрать подходящий день для выхода в море. Я не понимал и половины того, о чем они говорят и честно, завидовал им. Даже когда он покинул нас, брат продолжал плавать без него. Мог выйти в море, провести там целые сутки и вернуться домой с несколькими мешками рыбы. Вначале я думал, что он скучает по папе и таким образом выражает свои чувства к нему.
        - Ближе к сути, - прервал меня брат с явным раздражением в голосе.
        - Да что ты перебиваешь? - вмешалась Молли. - Интересно же рассказывает.
        Он ничего не ответил. Я бы не посмел заговорить об этом, если бы Молли не сидела рядом. Брат не любил разговоры о прошлом, особенно связанные с отцом.
        - В общем, со временем я понял, что он по-настоящему полюбил море. Мне было одиннадцать, когда он впервые взял меня с собой. На дворе стояла весна. Мама тогда работала на вахте, и полмесяца мы оставались дома одни. В начале рыболовного сезона брат не знал с кем меня оставить. В то время я сходил с ума от фильмов про пиратов, но даже не мечтал, что когда-нибудь мне удастся выйти в открытое море. Представь мое удивление, когда брат ввалился в комнату со словами: “Собирай вещи, братишка. Ты поплывешь под моим командованием и будешь матросом на корабле. Я научу тебя ловить рыбу и выживать в плавании”.
        Молли захохотала. Она смеялась так безудержно, что ей не хватало воздуха. Я нашел забавным наблюдать за ее смехом. В то же время в ней не было ни капли лицемерия.
        - Так вот оно как! Теперь понятно.
        Брат прижался к ее шее и она откинула голову назад. Оба залились в смехе.
        - Это не вся история, - напомнил я о своем присутствии. - Ух, ты! Давно так не болтал.
        Брат с одобрением кивнул и я продолжил:
        «Мы поехали в сторону дамбы. Оттуда через реку выходят в море. Нас сопровождали два друга брата, которые ничем, кроме рыбы, особо не интересовались. К счастью, дорога занимала не более четверти часа, и мне не пришлось с ними разговаривать. Моторная лодка принадлежала одному из друзей, он и сел за руль. Погода стояла теплая, и вода была спокойная. Берег начал отдаляться от нас и вскоре совсем пропал из виду. Море будто не имело никаких границ. Сливалось с небом за горизонтом. Будто если плыть без остановки, можно найти край света и узнать все тайны, которые миллионы лет хранила в себе эта бесконечность. Я не хотел возвращаться обратно. Хотел плыть до тех пор, пока не найду остров сокровищ и не сражусь с кракеном, пока соленая вода не залечит мне раны и палящее солнце не прожжет мне кожу, пока штормы не закалят мое тело и опасности, поджидающие на каждом шагу, не укрепят мой характер. Бодрящий ветер уносил меня в далекие места».
        - Как красиво, - воскликнул юный я.
        - Да, - ответил тогда брат. - Знаешь, что Каспийское море назвали морем только из-за его размеров? На самом деле это самое большое озеро в мире.
        - Ничего себе.
        - Да. Тысячи двести километров в длину. Просто представь себе.
        - Жесть!
        - Да, посмотри туда, - продолжал брат и указал на запад. - Там находится Россия. А вот на той стороне Иран и Туркменистан. Теперь понимаешь о чем я?
        - Понимаю.
        - Каждый раз я смотрю на все эти направления и мечтаю однажды поплыть туда. Увидеть какие там живут люди, высокие ли они или низкие, с большими или узкими глазами, чем они питаются и любят ли они это море, как я, всем сердцем. Какие красивые девушки там живут и как они умеют любить? Я бы мог обо всем прочитать, но ничего не сравнится с тем чувством, когда ступаешь на новые земли, дышишь незнакомым воздухом и прогуливаешься по неизвестным тебе улицам. Это как родиться заново. Чувствуешь себя первооткрывателем, Магелланом, Колумбом, кем угодно, но только не тем, кем был раньше. Понимаешь?
        «Он остановился в ожидании моего ответа, но я был жутко взволнован его словами, чтобы высказаться».
        - Когда-нибудь я увижу эти страны. Таких морей столько, что мне одной жизни не хватит проплыть их все, но я не остановлюсь. И какими бы большими и синими они ни были, Каспийское море останется моей первой любовью. А если ты будешь почаще выходить со мной, возможно, скоро сам станешь капитаном.
        «Я ничего не смог ответить. Такой свободной и чистой была его мечта. Я смотрел на него, такого пылкого, горящего жизнью и радовался, что у меня есть такой брат. В тот день он в первый раз не сдержал обещание. Я не узнал, как ловить рыбу, но научился чему-то удивительному. Мы весь день просидели в лодке и наблюдали за горизонтом. Мечтали уплыть вместе куда-то далеко.
        Мы поплыли к берегу только после того, как его друзья наполнили мешки рыбой. Вдруг Сахи подбежал к одному из друзей и взял у него бинокль. Долго приглядывался и заявил»:
        - Вижу корабль, поплыли, поздороваемся.
        - А кто это? - спросил я.
        - Еще не знаю, но скоро узнаем.
        «Мы поплыли. Брат все смотрел в бинокль и руками указывал водителю давить на газ. Лодка уже показалась отчетливее, и когда осталось совсем чуть-чуть, брат приказал затормозить. Я напряг извилины, увидел катер и лежащую в ней пару, которая обжималась. Брат покраснел от неожиданности».
        - Ты не должен был этого видеть, братишка, но раз уж увидел, теперь ты знаешь, что море пристанище не только моряков, но и влюбленных.
        «Я рассмеялся. Брат продолжал говорить»:
        - Сколько раз подплывал к людям, но такое происходит со мной впервые. Отвечаю.
        - Ладно, ладно. Не надо оправдываться. Понимаю, не ребенок.
        «Он замолчал. Сел и задумался о чем-то. Долго не раскрывал рта пока, наконец, не показался берег».
        - Я покажу тебе один трюк, - сказал он, снова развеселившись. - Вставай, сейчас я познакомлю тебя с жизнью, и ты никогда не захочешь умирать.
        «Брат подал мне руку, и мы встали у носа лодки».
        - Закрой глаза. Дай ветру власть над своим телом.
        «Я закрыл. Время замерло. Мир вокруг меня исчез. Лишь двигатель и волны нарушали тишину. Прохладный ветер пытался сдуть меня с лодки, но я крепко держался».
        - Я люблю жизнь! - закричал брат во весь голос.
        - Я тоже люблю жизнь! - крикнул я.
        Я не чувствовал холода. Чувствовал себя чертовски хорошо. Улыбался навстречу своей судьбе. Раскрыл свои объятия неизвестности и был готов ко всему. В тот день я любил жизнь всем своим юношеским сердцем».
        - Вау! - воскликнула Молли. - Я чай свой забыла выпить.
        - Я просто пересказал слова брата.
        Сахи сидел в глубоком раздумье. Некую грусть я увидел на его лице, но голос Молли привел его в себя.
        - А вот в это я не поверю, - продолжила она. Встала и обратилась к брату. - Ты вправду таким был?
        - Матрос слегка приукрасил, - спокойно ответил тот.
        Он смотрел на нас потерянным взглядом, будто только проснулся. Молли вплотную подошла к нему и спросила:
        - Но ты говорил все это?
        - Уже не помню.
        - Ничего я не приукрашивал, - добавил я. - Все так и было.
        Она уселась на колени брата и пристально вгляделась ему в глаза.
        - Я хочу узнать, что случилось с тем мечтателем?
        - Я все еще тут.
        - Нет…, - начала она, но брат прервал ее своим поцелуем.
        Молли вдруг сорвалась с места, словно ее ударили током. Она подняла руку и, сделав драматическую паузу сказала:
        - Мы должны это повторить! Все вместе!
        - Точно, - ответил я, заразившись ее энергией.
        - Только сначала найдем тебе девушку, - добавила она. - Ничего, есть у меня одна подруга.
        - Мне это ни к чему.
        Лицо брата снова украсила улыбка и он добавил:
        - Сейчас он скажет, что у него есть книги.
        - Точно!
        - Да, ладно тебе, братишка. Не будешь же ты всю жизнь с книгой, - продолжил он и рассмеялся, - блин, я только что представил его… но это слишком.
        Молли ущипнула брата и он успокоился.
        - Я тоже люблю книги, - сказала она после паузы, - и все, что связано с ними так же, как и ты, но Сахи прав. Реальность интереснее. Поэтому я наслаждаюсь и тем и другим. Тебе вот не помешает немного пожить, а твоего брата я заставлю почитать.
        - Легче собаку заставить кататься на велосипеде, - добавил я, но брат не задержался с ответом:
        - Ничего, Матрос, ты чуть умнее собаки.
        Он снова напомнил мне, в чем разница нашего юмора. Если я раздумываю свои шутки, то у него они вылетают с выдохом.
        - Твоя очередь рассказать о себе, - продолжил я прерванный разговор.
        Молли пришлось подумать. Она снова села и заговорила:
        - Мне нечего сказать, кроме того что я люблю читать, пробовать все новое и путешествовать. Хотя ты уже знаешь об этом. Родители у меня из Армении. Переехали сюда в девяностые, и я родилась в этой стране. Мое настоящее имя - “М?лдір”.
        - Постой, - перебил я ее, - ты армянка, но у тебя казахское имя?
        - А что в этом такого? Папе понравилось значение имени - прозрачно-чистая. Говорит, я единственная, кто очищает его жизнь от грязи.
        - Даже не представляю, почему он так считает, - вмешался брат.
        Молли опять ущипнула его и продолжила:
        - Это все, что я могу сказать. Если хочешь услышать больше, почаще выходи с братом.
        Мы прогулялись по набережной после ужина. Я узнал, что у Молли есть большая библиотека дома и что она любит старые фильмы. Она единственный ребенок в семье. Папа продает автомобильные запчасти в своем магазине, а мама занимается домашними делами. Ближе к утру мы отвезли ее домой, и они с братом еще долго целовались в подъезде. Я задремал и проснулся, когда брат заводил машину.
        - Ну, как она тебе? - спросил он по дороге.
        - Лучше той истерички, - ответил я без раздумий.
        Мы не сдержали смеха.
        - Чуть не забыл, - сказал он и вытащил из заднего кармана книгу в потрепанной обложке. - Молли передала, когда я ее провожал. Сказала, что виновата и взамен отдает тебе свою. Поблагодаришь ее позже.
        - Триумфальная Арка
        На обратной стороне красовалась надпись: “Больше не пытайся его утопить, Ремарк не утопаем”. Я невольно улыбнулся. Брат включил песню “Одинокая птица” и два моряка поплыли по безлюдной дороге, прорезая ночную тишину.
        Беру портвейн, иду домой
        Проснулся я ближе к полудню. Брат с мамой ушли на работу. После обеда я дочитал роман и обнаружил, что Молли положила по лепестку лилии между главами. Я собрал их и спрятал в пустую банку из-под варенья. Еще мое внимание привлекло одно предложение, которое она подчеркнула красной пастой:
        “Странное дело - нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то можем отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу”.
        Перед глазами засверкали лампы в комнате Молли. Она сидит у большого шкафа с книгами, которые словно солдаты стоят в ровном строю, и читает “Триумфальную арку”. Берет красную пасту и подчеркивает слова Ремарка. Один бог знает, какие у нее мысли, но лицо у нее принимает важный вид.
        Вечером я поехал в аэропорт. Встретил Аскара. Он вышел из второго терминала. Кожа у него загорела, и скулы выпирали от худобы. Я не сразу узнал его.
        - Тебе бы чаще гулять под солнцем, - сказал он без приветствий, - а то напоминаешь одного графа, который ползал по стенам замка.
        О Дракуле он знал только по фильмам и чтением совсем не увлекался.
        - Неужели ты оставил Робинзона одного? - ответил я.
        Мы посмеялись. Такси уже ожидало нас у входа и, положив сумки в багажник, мы поехали к нему. Он раскидал свои вещи и отправился в душ. Я поставил чайник. Мы накрыли на стол на заднем дворе, где у него располагался небольшой сад, и сели в тени клен.
        - Грузия пошла тебе на пользу, - начал я.
        - Да, крутая страна, - подхватил он. - Ты бы видел, какие там красивые девушки.
        - Да, я читал.
        Он вытащил пачку “Мальборо” и зажигалку из кармана, положил на стол и ответил.
        - Это то же самое, как прочитать о еде и не попробовать.
        - Ты же только пробовать умеешь. Откуда тебе знать о чтении?
        Мы захохотали. Он зажег сигарету и неторопливо затянулся. Из его рта выходили колечки дыма. Аскар начал курить с восьмого класса. Он хотел узнать, почему взрослые люди тратят деньги на зловонные сигареты, которые еще вредят здоровью. В итоге попробовал пару раз и вошел в азарт. Он курил за дворовым туалетом в школе, а я все время прикрывал его зад. А в девятом классе в первый раз напился до потери памяти после новогодней дискотеки. Затем я гулял с ним до самого утра, пока он не пришел в себя. В нашей дружбе Аскар был ведущим, первопроходцем, всегда стремился испытать все на себе, научиться на своем опыте. Его не увлекали чьи-то истории, если нельзя самому оказаться в центре событии.
        - Без шуток, ты обязан как-нибудь посетить Грузию, - продолжал он. - В первых горы. Они не самые высокие, но в них есть особый шарм, который точно оставит след в сердце. Во вторых вина. Даже ничего не понимающий в винах человек оценит качество грузинских вин. А девушки… Эх… - вздохнул он и попытался руками изобразить женскую фигуру, но ничего не вышло. - Какая красота таится в этих глазах. Одного взгляда достаточно, чтобы утонуть в них.
        - Звучит круто, - перебил я, - но давай сначала с экзаменами разберемся.
        - Блин, забыл, что ты такой зануда… Хотя ты прав. Надо поскорее оставить школу позади.
        Я не ответил. Вспомнил наше знакомство. Он перевелся к нам из городской гимназии во втором классе. В первый же день мы подрались. Я не помню причину, но позже нам пришлось пропустить уроки из-за синяков. Родители увязались за нами в школу, и пока они сидели в учительской, мы пошли играть на улице. С тех пор я шел за ним куда угодно. Он влезал в передряги, а мне приходилось его прикрывать. У него мало когда бывали скучные дни.
        - Последний год, - продолжал Аскар, - надо им насладиться сполна. Я вот всегда хотел спеть перед большой публикой.
        - Давно пора. Не зря же ты пишешь песни девушкам.
        - Нет, надо новую песню.
        - Почему же? - усмехнулся я. - Может одна из девушек разбила тебе сердце?
        - Ты меня с собой не путай, Тима. Просто устал я от сопливых песен.
        Я прилег, подложив подушку под локоть. Она оказалась жесткой, Аскар бросил мне одну из своих.
        - Не понимаю вообще, как мы столько лет с тобой дружим? - спросил он.
        - Может быть, потому что я настолько же умный, насколько ты тупой? Ради баланса во вселенной, понимаешь?
        Он сделал оскорбленное лицо, но тут же вышел из роли.
        - Нет. Скорее, я настолько же талантливый, насколько ты бездарь. Ради баланса, понимаешь? - ответил он и изобразил руками баланс в виде весов.
        Мы засмеялись. Его густые русые волосы сливались с ветками магнолии и глаза цвета темного шоколада дополняли картину. Ростом он был чуть выше меня в длину мизинца и тяжелее. Но лишний вес не мешал ему в знакомстве с девушками, а остроумие лишь помогало в этом деле. Он сам научился играть на гитаре, пробовал меня учить пару раз, но я оказался бездарностью, как он говорил. Песни сочинял исключительно девушкам.
        - Но в одном мы точно согласны. Этот чай лучше всех, - воскликнул он, наполняя свой стакан, и откинулся на подушки. - А чего необычного ты хочешь сделать в последний год?
        - Хочу влюбиться, - ответил я.
        - И ты считаешь это чем-то необычным?
        Я задумался. Лег на спину и посмотрел в небо. Солнце за горизонтом окрасило облака в цвет раскаленного железа.
        - Не знаю, но брат со своей девушкой выглядел вчера таким счастливым. Хочу понять…
        - Если так, то не буду спорить с твоей логикой, - сказал он то ли всерьез, то ли в шутку.
        - Из твоих уст это звучит как что-то обычное. Неудивительно, что ты дольше месяца ни с кем не встречаешься.
        Он закатил глаза и фыркнул.
        - Если бы ты знал, как это утомляет.
        - Может быть, отношения утомляют, но не любовь. Она открывает в тебе второе дыхание.
        - Стопудово, прочитал где-то. Посмотрим, как ты запоешь, когда она начнет выносить тебе мозги.
        - Умеешь ты убивать романтику, - ответил я.
        Аскар замахал руками, допивая чай, и дотянулся до гитары. Мне всегда нравилось, когда он так делал. Это значило, что он продолжит разговор песней.
        - Я романтик только когда пою. Ну, иногда, когда пью.
        Он настроил гитару и сыграл Агату Кристи “Как на войне”.
        Но я устал, окончен бой,
        Беру портвейн иду домой, - усмехался он над моими словами.
        У него был чистый бархатный голос, которым он владел словно одной из своих конечностей. Слушая его, хотелось, и смеяться, и плакать. Настолько хорошо он управлял эмоциями людей.
        Аромат душистого чая увлекал меня за собой, погружая в воспоминания, речной ветер остужал горящую кожу и вдыхал жизнь в мою молодую душу. Мы просидели до рассвета. Я уснул раньше Аскара под его шуточную песню “Лимонная долина”. Она о девушках внешне безупречных, но с ужасными характерами. Кислые как лимон, говорил он.
        Скиталец, измученный жизнью,
        Шел в поисках дома своего,
        И довела его фортуна,
        До долины, где не было никого.
        Ни души, кроме деревьев лимона,
        Что не отличаются друг от друга ничем,
        Он смотрел на них восхищенно,
        Но кислее ничего в жизни не ел.
        Дальше он пел о том, как разочаровался в них и убежал оттуда. Но на этих строках я заснул.
        Мы проснулись после обеда. Я спал крепко, мне приснилась Лимонная долина, над чем мы вдоволь посмеялись.
        Неделю я провел у него. Мы работали на даче. Так загорели, что кожа слезла со спины. По вечерам ходили купаться на речку и засыпали под открытым небом на заднем дворе. Перед сном он играл на гитаре, а иногда я читал стихи Есенина.
        Подробности тех времен забываются, как бы я не желал вспомнить, но первое что приходит мне в голову в такие минуты - это чувство беззаботности. Теперь же, когда я уже прожил почти три десятилетия, оглянувшись назад, с уверенностью могу сказать, что это было лучшее лето в моей жизни.
        Волна бежит на этот берег
        На выходных брат пригласил меня погулять с ними. Как я позже узнал, Молли настояла на этом. Я согласился. Впервые за долгое время я снова проводил время с братом. Положил в рюкзак “Триумфальную Арку”, чтобы вернуть и если получиться, обменять на другую книгу из ее библиотеки. Также я приготовил пару дисков со своими любимыми песнями и хотел узнать, что о них думает Молли. Как только солнце село, я услышал знакомый сигнал машины за окном.
        - И куда мы поедем на этот раз? - спросил я и уселся на заднее сиденье.
        - Скоро узнаешь, - ответила Молли.
        Она надела платье до колен такого же белого цвета, как в нашу первую встречу и босоножки. Ободок с лилией на голове удерживал ее непослушные кудри. Кожаные браслеты на обоих запястьях казались тяжелыми для ее тонких рук.
        Я вытащил книгу из рюкзака и вернул ей.
        - Возвращаю. Она какая-то потрепанная. Моя была новой.
        Молли рассмеялась. Взяла книгу, открыла на одной из страниц, прочла, посмотрела на меня и положила книгу в бардачок машины.
        - Ладно, будет тебе новая книга.
        - Но лилии я оставил себе.
        - Ничего, они тебе предназначались.
        Мы ехали на том же Фольксвагене. В сумерках, на востоке появились первые звезды. Вскоре они начали рассыпаться по небу, а на выезде из города вовсе засияли как на полотне Ван Гога. Брат всю дорогу крутил “Coldplay” и мы подпевали. Он опустил все окна в машине. В лицо ударил порыв прохладного ветра. Я ощутил себя свободным. Та полная, неотъемлемая, присущая человеку свобода, о которой писал Толстой, переполняла меня.
        - Матрос, - окликнула меня Молли, - знаешь, что я вспомнила?
        - И что же?
        Она обернулась ко мне. Ее губы приглушенного цвета выдержанного вина растянулись в улыбке.
        - Твой рассказ. Помнишь, как надо давать ветру власть над своим телом?
        - Конечно, - ответил я и высунул голову в окно.
        Фонари менялись с невообразимой скоростью и создавали шоу из фейерверков. Я закрыл глаза. Высунулся до пояса и раскинул руки в стороны. Молли сделала то же самое.
        - Я люблю жизнь! - закричал я во весь голос.
        - Мои слова не трогай, - вмешался Сахи.
        Он выглядел задумчивым, но глаза его блестели. Недолго думая, я выкрикнул:
        - Я никогда не умру!
        - А вот эта фраза мне больше нравится, - засмеялся брат. - Я передумал. Давай обменяемся.
        - Мы никогда не угаснем в воспоминаниях друг друга, - добавила Молли едва слышным голосом.
        - Вы издеваетесь! Сразу видно книголюбов.
        Мы с Молли заговорщически захихикали.
        - Я все же никогда не умру! - крикнул брат громче всех и крепко поцеловал Молли, не обращая внимания на дорогу, и заставил меня переволноваться.
        Мы приехали. Место располагалось на загородных холмах, откуда можно увидеть город целиком.
        - Это любимое место Молли, - сказал брат, вытаскивая продукты из багажника.
        Я посмотрел на нее. Она стояла возле машины, распустив темные кудри. Ее платье цвета ромашковых лепестков прекрасно смотрелось на ней. Ее ноги в крошечных босоножках пританцовывали, хоть и не было музыки. Я подошел и спросил:
        - Откуда ты знаешь о таком месте?
        - Родители привозили меня сюда, когда я была маленькой, - ответила Молли и замолчала на миг. - Когда все было хорошо…
        Ее брови и ресницы цвета темнейшей ночи опустились. Но она не была из тех, кто мучает себя бесконечными размышлениями. Тут же пришла в себя и добавила:
        - Привыкай, Матрос. Со мной ты всегда найдешь приключения.
        Мы расположились на самой высокой точке холма, где ничто не могло спрятаться от нашего взора. Я помог Молли накрыть скатерть и разложить еду, брат разжег костер. Наше застолье освещало, кроме слабого огонька костра, огромная люстра в виде луны и маленькие светящиеся лампочки в виде бесчисленных звезд. Мы были у себя дома. Безоблачное ночное небо было нашим потолком, холмы нашими спальными комнатами, моря и океаны были нашими ваннами, города гостевыми, а все люди на планете были частью одной большой семьи.
        - У меня есть песня как раз для такой вылазки, - Молли сорвалась с места и побежала в сторону машины. - Тебе она понравится. Песня Грегори Алана Исакова - “If I go, I’m going”.
        - Не сомневаюсь, - ответил я.
        This house
        She’s holding secrets
        I got my change behind the bed
        In a coffee can
        Throw my nickels in
        Just in case I have to leave
        Молли подпевала и не сфальшивила ни одной ноты. Она витала, кружилась, резала воздух изящными движениями и напоминала балерин в своем белоснежном платьице.
        And I will go If you ask me to
        I will stay if you dare
        And if I go, I’m going’ shameless
        I’ll let my hunger take me there
        - Знаешь, если бы ты родилась парнем, мы бы стали лучшими друзьями, - сказал я, дослушав песню.
        - Нет уж, лучше бы ты родился девушкой, - был ее незамедлительный ответ.
        - Если бы ты была парнем, мы бы даже не дружили, - добавил брат. - Я влюбился в тебя, потому что ты так не похожа на меня, а разные люди редко дружат.
        Он смотрел на нее задумчивым, но в то же время нежным взглядом. Я спросил:
        - А как же мы с Аскаром?
        - Вы-то, два задрота, как раз два сапога пара, - ответил он и расхохотался.
        - Ты прав, - обратилась Молли к нему. - Ты бы меня ненавидел, потому что я бы забрала у тебя всех девушек.
        Брат поцеловал ее дрожащие от смеха губы и направился к машине.
        - Пришла очередь моих песен.
        Он вставил диск. Заиграли первые ноты.
        - О, мы же вчера эту песню слушали, - обрадовалась Молли. - Обожаю Сплин.
        - Хотел Цоя поставить, но в такую ночь Сплин больше подходит.
        Волна бежит на этот берег, - теперь они вдвоем подпевали.
        Волна бежит и что-то бредит,
        И звезды падают за ворот,
        И ковш на небе перевернут,
        Молли скинула босоножки и залезла на крышу машины. Сахи не смог ее остановить, она уже находилась в плену у музыки.
        - Дядя меня убьет, - сказал брат, держась за голову.
        - Не бойся, мне он ничего не скажет, - смеялась Молли.
        Еще глоток и мы горим на раз-два-три.
        Потом не жди и не тоскуй.
        Гори огнем, твой третий Рим,
        - Лови мой ритм, Матрос, - кричала Молли и махала руками.
        Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, танцуй.
        В такое время мир представлялся другим, более привлекательным, чем в любое другое время суток. Улицы, озаренные светом тысяч фонарей и фар, отсюда казались творением рук гениального художника, и походили на корабли, плывущие по невидимому мрачному морю.
        - Теперь ты, - обратилась ко мне Молли.
        - Не стоит, - засмущался я, хотя в рюкзаке лежали десятки дисков, - У меня они скучные.
        - Ты не танцевал, так что будь любезен, поделись песней.
        - А если не понравится?
        Мой вопрос удивил ее. Она уселась на крыше машины и, наклонившись, сказала:
        - Какая разница? Тебе же нравится. Так что смелее, включай на всю громкость и плюнь на наши мнения. Танец или песня. Выбирай.
        Я включил песню группы “The Beatles - Something”. Она спрыгнула с машины и надела босоножки обратно.
        - О, классика. И это ты называешь скучной песней?
        - Все, кому давал послушать, считали так.
        - Теперь только мне показывай свой плейлист.
        Something in the way she moves
        Attracts me like no other lover
        Something in the way she woos me
        I don’t want to leave her now
        You know I believe and how.
        В этот раз никто не подпевал. Брат с Молли прижались друг к другу и мерно двигались в такт песни. Он в медленных танцах не разбирался, и пару раз наступил на ее ноги, но она скрывала его ошибки под изящными движениями. Я достал телефон и незаметно стал снимать. Брат выглядел счастливым. Не мог налюбоваться ее красотой. Таким возвышенным я видел его только на море.
        На рассвете мы выехали. До города было недалеко, но у брата слипались глаза. Я сел за руль. Водительских прав я еще не получил, поэтому старался не превышать. Ехал так медленно, что грузовики обгоняли нас. В салоне машины стояла тишина, если не считать храп брата и Молли, которая шепотом советовала мне свои любимые песни. По дороге она захотела перекусить, и я остановился на заправке. Не стал будить брата. Молли взяла нам по сэндвичу с тунцом и кофе, и мы, открыв багажник машины, сели внутрь.
        - Вау, смотри, - сказала она вдруг и указала пальцем на другую сторону дороги. - Лилии.
        Я увидел поле из ярких цветов, огражденное металлическими заборами.
        - Это не лилии, - ответил я.
        - Нет, я узнаю их где угодно. Пошли, посмотрим.
        Она потащила меня через дорогу к ограждениям, вопреки моим уговорам.
        - Я же говорила - лилии, - добавила она с гордостью.
        Я уловил сладкий аромат присущий белым лилиям и понял, что Молли не ошиблась.
        - Как ты это делаешь?
        - Я их где угодно узнаю, - повторила она.
        Молли попыталась сорвать одну из них через решетку, но не доставала. Недолго думая, она вскарабкалась по ограждению. Я вытаращил глаза.
        - Что ты делаешь?
        - Мои книги нуждаются в них.
        Она легким движением рук и ног сбросила свое тело по другую сторону забора.
        - Это же частная собственность.
        - Мы быстро, не бойся, - улыбнулась она.
        Я перелез вслед за ней и тут же почувствовал влажный запах земли. Молли собирала цветы, а я стоял, оглядываясь, чтобы никто нас не увидел. Золотистые лучи утреннего солнца падали на сад. Лепестки омывались светом и напоминали крылышки бабочек, готовящихся к полету. Я хотел сорвать и схватил один из цветков. Приблизился и ощутил насыщенный аромат, который исходил от него и убрал руку. Я присел так, чтобы цветы доставали до моей шеи, и я мог вдоволь насладиться запахом сада.
        - Наверное, посадивший их человек очень красив душой, - пробормотал я. - Ведь чтобы создать такое, недостаточно быть просто богатым, надо еще любить жизнь.
        - Что ты уселся? - спросила Молли.
        Она едва удерживала охапку цветов в руках.
        - Помогай, давай.
        - Не могу, - ответил я.
        - Что значит, не могу? Просто сорви и собери, - продолжала она настаивать.
        - Не могу, потому что грех убивать такую красоту. Они мне понравились, потому мне хватит и того, что я смотрю на них. Не трогаю, не отрываю, не убиваю, а только вижу, как они цветут.
        На нее мои слова не подействовали. Она приказала мне взять те цветы, которые уже собрала, и идти к машине. Я так и сделал. В салоне стало душно от резкого запаха, и я открыл окна. Брат все еще крепко спал. Через несколько минут появилась Молли с еще большей кучей цветов.
        - Не смотри на меня так, Матрос, - сказала она, - они все равно здесь завянут. Так хотя бы послужат кому-нибудь.
        Я промолчал. Через полчаса мы приехали к ее подъезду. Я помог ей донести цветы до двери.
        - Вот возьми, - сказала она, прощаясь, и дала мне несколько лилии, - подаришь маме.
        Я молча взял и направился вниз.
        - Не надо меня осуждать, Матрос, - сказала она вслед. - Если ты думаешь, что им лучше подыхать в скучном поле, будучи одними из множеств таких же цветков, но естественным образом, то я считаю, что делаю им одолжение, подарив возможность засиять на короткий, но незабываемый миг, и остаться в памяти увидевшего их человека. Я бы выбрала то же самое, если бы родилась лилией.
        Она смогла меня удивить. Ее вчерашний танец на крыше машины, ее слова о том, что мы вечно останемся в памяти друг у друга, ее пение и искренние эмоции, ее безрассудные действия, ловкость, с которою она вскарабкивалась на забор, а теперь эти слова произвели на меня впечатление.
        - Я бы тебя ни за что не осудил, Молли, потому что знаю, что у тебя благородное сердце, и все, что ты делаешь, ты делаешь от сердца одного, - ответил я и сошел дальше вниз по лестнице с улыбкой на лице.
        Сел в машину. Бороться со сном уже не осталось сил. Брат так крепко спал, что я подумал, не пропустить ли ему работу. Но представил, как он разозлится, проснувшись, и легонько дернул его за рукав.
        - Что? Уже приехали? - спросил он сквозь сон.
        - Ты пропустил самое интересное.
        Он приподнялся, хрустнул шеей и сказал:
        - Самое интересное ты только что перебил. А где Молли?
        - Пошла домой.
        Я завел мотор и приехал к Аскару. По пути думал, откуда берется остроумие. Будучи начитанным человеком, я никогда не мог сообразить ответ так, чтобы было и быстро и смешно. Например, как ответил брат. Или как Аскар выигрывает у меня в любом споре. Наверное, таким нужно родиться.
        Мы приехали. Брат сел за руль и поехал на работу. Аскар сочинял песню.
        - Ну, и страшный же ты, - встретил он меня.
        - Я не спал всю ночь.
        - Ты бы заинтриговал меня этими словами, если бы я не знал тебя всю жизнь.
        Мы попили с ними чай во дворе. Я рассказал ему о событиях прошлой ночи. Он внимательно меня выслушал и ответил:
        - Посмотри на мои пальцы.
        Я оглядел его пальцы и ладони, которые покрылись мозолью.
        - И че?
        - А то, что им нужен такой отдых.
        - Отдых от чего? От бесконечного онанизма?
        Он закатил глаза и крикнул, приблизившись к моему лицу:
        - Не шути! Сколько раз тебе говорил, это не твое.
        Мы рассмеялись. Он закурил и продолжил:
        - Поговори с братом. Я хочу с вами.
        - Ладно.
        Брат с ним хорошо ладил, но я не знал, одобрит ли затею Молли. Мы посидели немного, и я отправился домой.
        Уметь забыться - вот девиз сегодняшнего дня
        Спал я долго. Проснулся только вечером. Мне снилось, что я ехал по пустой лесной дороге. Ночь. Шел дождь. Вроде я один, но рядом на пассажирском сиденье был кто-то еще. Он то ли одет, то ли накрыт черным, и размытая его фигура лишь отдаленно походила на человека. Лица я не мог увидеть. Смотрел на фигуру, не обращая внимания на дорогу, и вдруг кто-то выбежал на проезжую часть. Я со всей силой нажал на тормоз, но не успел и проехал сквозь пробегающего. Именно сквозь него, потому что удара не почувствовал. Но когда я вышел из машины и обернулся, увидел человека, который лежал в скрюченной позе и истекал кровью. Я попятился обратно к машине попросить помощи у своего пассажира, но не нашел его там. В панике я побежал в сторону сбитого, но и он исчез. Обернулся, и машины тоже не стало. Я остался один на пустой лесной трассе. Кровь сбитого все еще стекала по мокрому асфальту. Открыл глаза и увидел сидящего рядом Аскара.
        - Я придумал, - сказал он, - Придумал, что будем делать.
        - Че? - пробормотал я сквозь сон.
        - Ну и рожа у тебя?
        Я начал приходить в себя. Голова казалась тяжелой как чугун, и подняться не хватало сил.
        - Вставай, за чаем расскажу, - продолжал он. - Как ты можешь так долго спать, когда жизнь пролетает мимо?
        - Хватит умничать.
        Я неспешно поднялся. Аскар хрустел костями пальцев. Он так делал, когда нервничал. Его глаза горели желанием поведать мне причину своего прихода.
        - Лучше бы спасибо сказал, что у тебя есть друг, который делает твою жизнь веселее.
        - Спасибо я скажу, когда ты заткнешься и пойдешь ставить чайник.
        Я умылся. Мы заварили чай с бергамотом и накрыли на стол.
        - Так, слушай, - начал он, - я вот думал сделать пикник как у вас, только покрупнее.
        - И как?
        Он по привычке вытащил пачку сигарет из кармана, но вспомнил, что сидит у меня на кухне и положил обратно.
        - Утром после твоего рассказа я вдохновился. Ты, конечно, об этом знаешь. Но ты не знаешь самого главного, я все рассчитал. Если брат твой будет с Молли, что же мы с тобой будем делать? Не будем ли мы им мешать? А вот и нет. Мы пригласим Адалину с Настей. Ада, конечно же, будет со мной. Ты знаешь о моих вкусах.
        Это подруги Молли, с которыми, кроме меня, оказалось, все были знакомы.
        - Не знаю. Поживем - чай попьем, а там поглядим… - ответил я.
        - Чего тут глядеть? - продолжал Аскар тем же живым тоном. - Я все уже рассказал твоему брату. Он за. Че ты так на меня смотришь? Не мог же я на тебя положиться, особенно после твоей вялой реакции утром.
        - Ладно.
        Мы попрощались. Я убрал со стола и сел почитать. Так и уснул на кресле с книгой в руках и проснулся только в полночь, чтобы открыть маме дверь.
        Меня эта затея не завлекала, как Аскара. Общество из трех человек было моим пределом, а среди незнакомых людей я замыкался. Вместо того, чтобы готовиться к походу, я дочитывал роман “Преступление и Наказание”, который начал еще до каникул и продолжал откладывать. Аскар сам справлялся. Я не виделся ни с кем, кроме брата до самой поездки. Мы собрались через неделю. Аскар подготовил машину, нашел подходящее место и купил необходимые продукты, хотя он ничего не смыслит в готовке. Молли с подругами уехали на его машине. Я дождался брата. Вместо привычного Фольксвагена он сидел в белой ниве с двумя дверями.
        - Откуда машина? - спросил я.
        - Да так, друзья подогнали.
        - А че с гольфом?
        Он промолчал. Завел мотор и включил песню “Одинокая птица ”, которую слушал либо один, либо только рядом со мной.
        - Сегодня ты узнаешь о настоящем мужском отдыхе, - сказал он.
        Мы выехали из города. Брат превышал скорость и машина мчалась, шумя всеми шестерёнками. Пустынный пейзаж степи проплывал передо мной. Огромная равнина, поросшая сухой травой, сливалась с ясным небом на горизонте. Только рассветало. Малиновые лучи, проткнув облака, освещали мне лицо через лобовое стекло машины и говорили: “Вот она твоя юность, береги ее и бери от нее все что сможешь” Я улыбнулся. Брат заметил это и спросил:
        - Че это ты?
        - Я никогда не видел такого красивого рассвета, - ответил я, неспособный отвести взгляд от неба.
        - Ты еще кучу таких увидишь, братишка. Каждый будет особенным.
        Я опустил окно и высунул голову. Ранним утром и по ночам воздух не был таким сжатым и душным, как в течение всего дня и я насладился свежестью встречного ветра. К семи часам мы прибыли к месту, обогнав Аскара. Сразу же поставили мангал и собрали дрова.
        У Ады были короткие волосы цвета лесных шишек и глаза как бирюзовое море. Одного роста со мной, если не выше, с прямым носом и длинными стройными ногами. Про такие острые скулы, как у нее говорят, что о них можно порезаться. Настя же больше походила на Молли с заправленными назад черными волосами и глазами цвета янтаря. Встретила она меня с широкой улыбкой и показалась качественной копией Молли с малозаметными различиями. Такие девушки ни за что не стали бы проводить со мной время, если бы не брат. Молли нас познакомила.
        - Так вот он какой, твой рыцарь, - сказала Ада и подмигнула Насте, протянув мне руку. - Совсем не такой, каким я его представляла, - шепнула она ей вдобавок.
        Девушка с янтарными глазами залилась краской. Я улыбнулся и пожал протянутую руку.
        - А улыбка-то у него красивая, - весело продолжала она, будто меня не было рядом. - Еще говорят, он очень умный. Повезло тебе, Настюша.
        Бедная девушка совсем застеснялась, а Молли пыталась встретиться с Адой взглядом, чтобы попросить ее замолчать.
        - Спасибо за комплименты, - ответил я и указал на Аскара, - и ваш рыцарь тоже неплох собою. Конечно, немного туповат, но таланта ему не занимать.
        Ада рассмеялась. Наверное, мои разговоры с Аскаром и братом помогли мне подтянуть остроумие.
        - Молодец, выкрутился, - сказала она. - Честно, рада познакомиться. Молли мне все уши прожужжала, какой ты хороший.
        - Аскар мне то же самое про тебя говорил.
        С Настей мы обменялись только парой фраз, но важное обговорили через наши взгляды.
        Место находилось на берегу реки за пару десятков километров от города. Реку с обеих сторон окружали деревья с густо-зелеными листьями, от которых после росы исходил травяной аромат. Цветов было много - маков, колокольчиков, роз с шипами, ромашек и множество других. Над ними жужжали букашки. Стояла ясная погода, и бескрайнее синее небо простиралось над головой. Моя первая встреча с настоящей природой ослепила своей выразительностью. Мы разожгли костер. Брат усадил меня рядом.
        - Сейчас я научу тебя, как жарить мясо, - сказал он, управляя огнем, как искусный фаерщик.
        Мы смотрели, как трескаются, борются за свои жизни, и в конце поддавшись неизбежной судьбе, медленно догорают дрова. Ребята уже прыгали в воду. Дрова превратились в красные раскаленные угли. Брат потер ладони и сказал:
        - А вот теперь самое время.
        Я взял поднос и подал брату. Он по порядку разложил мясо на мангале. Спустя пару минут от мангала начал исходить сочный аромат, и урчащий желудок напомнил мне, что утром я не позавтракал. Через некоторое время первая порция была готова. Я попробовал. Мясо таяло во рту.
        - Следующий подход сам приготовишь.
        - Хорошо, - ответил я и собрал мясо с шампуров.
        Брат поставил поднос посередине скатерти. Аскар налил всем кока-колы, девушки нарезали овощной салат. Они были в купальниках. Я боялся поднять глаза, потому что невольно мой взгляд падал на их стройные тела. Но все же заметил, как Настя изредка поглядывала на меня.
        - Не бойся, Матрос. Мы тебя не съедим, - дразнила Ада, за что Настя ущипнула ее за ногу.
        - А он у нас старомодный, - ответил за меня Аскар.
        - Из пятнадцатого века, да еще и в доспехах, - добавила Ада и рассмеялась.
        Молли глазами велела ей замолчать. Настя покраснела. Она казалась очень милой в таком состоянии. Ее хотелось поцеловать, приласкать, но не как предмет обожания, а как очень нежное создание, как, например, котенка. Вскоре мы наелись так, что не могли сдвинуться с места, и повалялись на траве.
        - Я иду купаться, - сказал вдруг Аскар и встал, - Кто со мной?
        Брат встал следом. Он снял футболку, и взгляды девушек обратились на его спортивное тело. Ада что-то шепнула Молли и та засмеялась. Они пошли за парнями и оставили меня наедине с Настей. Я подсел к ней.
        - Не обращай внимания на Аду, - заговорила Настя, - Это наши общие шутки.
        - Я привык к шуткам, - ответил я. - А как давно вы дружите?
        Она поднимала голову только, когда я отворачивался, и не решалась встретиться со мной взглядом. От нее пахло цитрусом. Я решил, что это крем от загара.
        - С детства, - начала она, но вдруг вскочила в страхе, - паук, паук!
        Я взял маленького паучка с земли и положил в пластиковый стакан. Выпустил подальше от людей.
        - Ты посмотри на него, - вернулась Ада за полотенцем, - не перестает себя доказывать, рыцарь.
        Насте это не понравилось. Вены на лбу и висках вздулись от напряжения, и она сжала руки в кулак. Мне на миг показалось, что она собирается ударить Аду, но Настя только выкрикнула:
        - Хватит с тебя!
        Ада больше ни разу ко мне не приставала до конца поездки.
        После обеда девушки загорали под солнцем. Брат наблюдал, как я готовлю ужин. Я вспотел и обливал себя холодной водой. Аскар подошел к нам.
        - Ну, что шеф, как справляешься?
        - Нормально.
        - Молодец, - сказал он с ухмылкой, - позже научу тебя, как жарить другое мясо.
        Они с братом взорвались в диком и неестественном хохоте. Я с завистью посмотрел на них, совсем беззаботных.
        - Давай еще по одной, - сказал Аскар и вытащил сигарету.
        Он зажег, и они по очереди начали курить.
        - Что это? Что за запах? - спросил я брата.
        Он промолчал.
        - Послушай, - ответил Аскар за него, - ты же знаешь, что я человек творчества. Вот это как раз то, что дает мне вдохновение.
        Он вытащил из кармана еще одну и предложил мне.
        - Ему нельзя, - выхватил сигарету брат.
        - Хорошо, хорошо, - напрягся Аскар, - просто предложил.
        Последняя порция мяса приготовилась. Я отнес поднос на стол, но никто не торопился есть. Я подозвал Аскара, и мы пошли за кусты.
        - Ты уверен? - спросил он, зажигая сигарету.
        Я не ответил. Затянулся. Закашлялся. Затянулся снова. Закашлялся. Затянулся еще раз. Из моих глаз выступили слезы. Схватился за ветку рядом стоящего дерева. Присел. Попытался освободить желудок. Не получилось. Бросил сигарету и растоптал.
        - Ты что наделал? - Аскар поспешил спасти раздавленный окурок.
        - Воды… - еле вырвалось у меня.
        Он побежал и принес мне бутылку литровой колы. Я залпом выпил половину и мне полегчало.
        - Больше не давай мне эту дрянь, - сказал я и пошел обратно.
        - Ох, ты не знаешь и половины того, что тебя ждет, - крикнул он вслед.
        Ночью мы сели вокруг костра. Время замедлилось, и огонь завораживающе пританцовывал. Грязные шутки Аскара казались невероятно смешными, и я хохотал без остановки. Лица девушек были такие живописные, что мне хотелось прикоснуться к ним. Брат сидел в обнимку с Молли. Ада целовалась с Аскаром. Настя взяла мою руку и что-то шепнула мне в ухо. Слов я не разобрал. Ее дыхание пахло алкоголем. В любой другой день мне бы это не понравилось, но не сегодня.
        “Уметь забыться - вот девиз сегодняшнего дня, а бесконечные раздумья, право же, ни к чему”.
        Вспомнил я слова Ремарка и прижался к Насте. Погладил ее щеки и посмотрел в глаза, в них больше не было той застенчивости. Молли взяла гитару и заявила:
        - Песня Земфиры “Искала”.
        Все похлопали, кроме меня. Я удивился, что она умеет играть. Достал камеру из машины. Включил, повернул ее на Молли и подсел обратно к Насте. Вторая странно на меня посмотрела.
        Я искала тебя годами долгими,
        Искала тебя дворами темными,
        В журналах, в кино, среди друзей,
        В день, когда нашла, с ума сошла.
        Молли подмигнула мне, намекая на подругу рядом со мной. Я приобнял Настю и поцеловал в щеку. Она сделала вид, что не заметила этого. Затем Аскар сыграл “Романс” Сплина. Мы наслаждались его мягким голосом. Насте стало плохо, и она отошла куда-то. Я откинулся назад и закрыл глаза. Весь мир окутало волшебство. Ничего не имело значения, только музыка и ночь в окружении близких людей.
        - Хватит тухнуть, - сказала Молли после наступившей тишины и побежала в сторону машины. - Пришло время танцев.
        Она включила песню “Sway”Дина Мартина и плавно двигалась в нашу сторону, покачивая бедрами в такт песни. Одного за другим приглашала на танец. Брат с Настей не захотели танцевать. Аскара и Аду не пришлось уговаривать. Я танцевал с Молли. Мы за несколько минут музыки исполнили движения всех известных нам танцев. Мои глаза были закрыты, но я чувствовал ритм песни своей кожей. Двигался бессознательно, будто тело имело свой собственный разум. Ноги плясали так живо, словно всю жизнь этим занимались.
        - Теперь пошли купаться, - Молли потащила всех за собой после танцев.
        Я остался сидеть. Дрова негромко потрескивали, и огонь все еще пританцовывал, присоединившись к нашему веселью. Я думал о том, как красива жизнь и как мне повезло встретить таких друзей.
        - Возьми, - брат присел рядом и предложил шоколадку. - Это продлит удовольствие.
        Я откусил. Никак не мог разжевать. Вкусовые рецепторы бились в истерике. Брат положил руку мне на плечо и что-то долго говорил. Значения его слов я не смог уловить, как ни старался. Все было в тумане. Но по его взгляду понял, что он говорит о чем-то важном.
        Ребята вернулись. Молли взяла пластиковый стаканчик, как мне показалось, с вишневым соком и заявила:
        - Сегодня я в ударе нежных чувств, потому что со мной такие яркие, веселые, умные люди, как вы. Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Хочу танцевать и петь с вами навеки. Пусть мы останемся такими же молодыми и счастливыми. Пусть души наши никогда не познают одиночества. Пусть в бокалы наши все время льется вино и в уши музыка. Как говорил Робин Уильямс в одном фильме, “ловите мгновение, и пусть ваша жизнь будет необыкновенной”.
        - Ай-да тост, - выкрикнул Аскар. Он залез на дерево и кинул оттуда пустую бутылку из-под пива. Она ударилась о камень и со звоном разбилась. - Пусть только бутылки разбиваются в нашей жизни.
        Молли влияла не только на меня, но и на всех в своем окружении.
        Та ночь осталась в моей памяти как одна из самых счастливых. Впоследствии я неоднократно возвращался к ней, когда настигали тяжелые времена. Брат уснул на простыне, я накрыл его одеялом. Молли спала в обнимку с Настей. Аскар и Ада куда-то пропали. Я подкинул дров в костер, взял пару яблок и сел у берега.
        - Хомячишь? - услышал я шепот позади и обернулся. Настя присела рядом.
        - Да, - ответил я и предложил яблоко.
        У меня закончились силы на разговоры, а Настя, видимо, протрезвела и уже не была такой уверенной. Мы долго молчали.
        - Извини за мое странное поведение сегодня, - снова заговорила она.
        - Думал, это я вел себя странно.
        - Нет, ты как раз был идеален.
        Она опустила голову в смущении. Я смотрел на это странное, но милейшее создание, и не мог понять, чем же заслужил ее внимание. Настя вдруг подняла голову, поцеловала меня в губы и убежала. Я сидел в недоумении. Может она все еще пьяная. А может быть, я что-то сказал ей, о чем не могу вспомнить. Она ведь знает меня всего несколько часов, так к чему такие нежности?
        Когда я вернулся, все уже спали. Ада храпела. Я открыл двери машины, включил песню “Creep” группы “Radiohead” и уснул рядом с братом.
        Уходя, оставьте свет
        Оставшиеся летние дни я провел вне дома. Ночевал у Аскара. Мы играли в нарды, смотрели фильмы, разговаривали о разном. Он снова учил меня игре на гитаре. Я дал ему пару моих стихов для песен. Он спрашивал, как правильно держать стойку и бить соперника. Я показал все, чему тренировал меня брат.
        Иногда я выходил гулять с братом и Молли. Мы всю ночь ездили по городу и даже ночевали в машине. По просьбе Молли мы обменивались с ней книгами и делились мыслями о них. Она даже брата втянула в это дело. Теперь в каждую вылазку мы читали стихи или же объясняли смысл какой-то книги. Но брат нашел другой выход. Он смотрел фильмы, снятые по книгам и заучивал отзывы из интернета. Молли это надоело, и она все же заставила его выучить одно стихотворение.
        Мы сидели на крыше хрущевки, где жила Молли, ближе к краю, который огражден не самыми надежными перилами. На скатерти стояли бутылка белого вина, два бокала и тарелка с оливками. Уже стемнело, и мы не боялись, что нас кто-то увидит. Молли держала в руках “Гордость и предубеждение” и рассказывала, что думает о книге. Брат прихлебывал вино и внимательно ее слушал. Когда я говорил, он отвлекался. Молли положила книгу на скатерть.
        - Так, я закончила, - сказала она. - Матроса мы послушали, кто же остался? Сахи?
        - Я еще не совсем пьян, - ответил брат.
        - И долго ты будешь убегать?
        - Еще пару бокалов и я прочитаю. Обещаю.
        Молли согласилась и попросила меня рассказать что-то вместо брата. Я долго копался в мыслях и нашел подходящее стихотворение.
        Мимо ристалищ, капищ,
        Мимо храмов и баров,
        Мимо шикарных кладбищ,
        Мимо больших базаров…
        Я прочитал “Пилигримы”. Молли улыбалась. Брат в этот раз не отвлекался. Он дослушал меня и встал у перил. Зажег сигарету, затянулся, выдохнул и начал:
        Уходя, оставлю свет
        В комнатушке обветшалой.
        Невзирая на запрет
        Правил противопожарных.
        Его баритон и выразительность чтения удивили меня. Я жалел, что не услышал этого раньше. Он зачитывал громко и ясно, и я уверен, что жители дома прекратили свои дела на минуту, чтобы послушать его.
        У любви гарантий нет -
        Это очень скверно, братцы,
        Но, уходя, оставьте свет
        В тех, с кем выпадет расстаться!
        Он прервался, поднес сигарету к губам, глубоко затянулся, выдохнул густой дым и продолжил. Я наблюдал за каждым движением его тела, за каждым дыханием и каждым словом, вылетающим из его уст. Он был воплощением поэзии в тот миг. Я никогда не смогу так же естественно ощутить дух искусства.
        Жаль, что неизбежна смерть,
        Но возможна сатисфакция:
        Уходя, оставить свет -
        Это больше, чем остаться.
        Брат закончил. Молли поцеловала его. Я смотрел на них и в голове до сих пор звучали строки из стихотворения. Я встал и подошел к краю. Раскрыл руки и крикнул:
        - Я люблю жизнь!
        Брат шлепнул меня по затылку и рассмеялся.
        - Не кричи, дурак. Люди внизу разозлятся.
        - Но ты тоже громко читал.
        - У меня-то голос поприятней, - ответил он и растрепал мои волосы.
        - Ну ладно, с этим не поспоришь, - добавил я.
        Мы до поздней ночи остались на крыше. Молли читала нам роман “Алиса в стране чудес”, подставив фонарик. Брат лежал, положив голову на ее колени и курил. Я сидел у перил и смотрел на прохожих.
        На следующий день я отправился к Молли. Она обещала одолжить мне книгу “Над кукушкиным гнездом”. К тому же хотела почитать мои стихи. Дверь открыла ее мама. Женщина средних лет, с короткими кудрями и такими же угольного цвета глазами улыбнулась, увидев меня.
        - А, сынок, заходи. Молечка у себя.
        Я прошел прямо по широкому коридору. В квартире пахло цветами. Четыре огромных комнаты пролегали через гостиную и были обставлены дорогой мебелью. Но больше всего удивила комната Молли. Огромный шкаф с множеством книг нависал над ее кроватью. Я раскрыл рот.
        - Можешь взять любую из них, - привела меня в чувства Молли.
        - Вот, - я протянул ей свою тетрадь со стихами, - как и обещал.
        Она взяла, и начала читать. Я изучал ее библиотеку, выбрал себе пару книг. Молли встала и вернула мне тетрадь.
        - Вот это, - она указала на одно из моих последних стихотворений, - прочти вслух.
        Крошечные босоножки,
        В них порхает бабочка
        С крыльями безупречной белизны,
        Белое платье,
        лицо светится улыбкой,
        И бездонные глаза ее черны.
        Движения плавны,
        Наполнены страстью,
        Девственные руки
        Возносятся над головой,
        И небо, и звезды,
        Все кругом под ее властью.
        Она не одна,
        Но любуются ею одной.
        Я прочел первые строчки. Молли слушала с закрытыми глазами. Она была в домашней одежде, волосы собраны в косу.
        - Знаешь, за что я люблю поэтов? - спросила она.
        - За что же?
        - За их искренность. В наше время настоящие поэты - редкость. Общество не сильно нуждается в них. Но тех, кто уже сочиняют, я как раз люблю. Они пишут не ради денег или славы, а просто, потому что без поэзии не представляют свою жизнь. До тех пор, пока люди, ценящие истинное искусство существуют, поэзия будет жить.
        В комнату вошла ее мама. Она держала в руках поднос с чаем и сладостями.
        - Чувствуй себя как дома. Не стесняйся.
        Она широко улыбалась. Я увидел в ней повзрослевшую Молли. Но в глазах ее была необъяснимая грусть, которой лишена ее дочь.
        - Спасибо, - я взял поднос и поставил на прикроватную тумбу, - вы очень добры.
        - Да что ты, - замахала она руками, - Малинка много рассказала мне о тебе. Это тебе спасибо.
        - Ладно, мама, - перебила ее Молли и выпроводила за дверь, - Мы заняты, потом поговорите.
        Мы попили чай. Молли продолжила читать мои стихи, и взамен поделилась отрывками из своего дневника. Она писала очень аккуратным и красивым почерком. Манера повествования оказалась настолько легкой, что я прочел все на одном дыхании. Можно сказать, что она писала роман, где брат был главным героем, и никто, кроме него, там не присутствовал. Но все же один отрывок меня зацепил:
        “Мы все одиноки. С самого осознания себя личностью до последних минут жизни мы одиноки. В глубине сознания есть мысли, тайны, которыми мы ни с кем не сумеем поделиться. Просто, потому что не поймут. Каждый одинок по своему, и каждый страдает от этого. Каким бы близким человек ни был, он не может заполнить сквозящую пустоту в груди, которая всегда существовала, и от которой мы так хотим избавиться. Поэтому мы ищем кого-то, пытаемся найти понимание, но повзрослев, сдаемся, потому что осознаём, что никогда и нигде не найти единодушия. И в рождении, и в смерти мы поистине одиноки. Все остальное иллюзия. Дело не в том, сколько людей нас окружают, сколько у нас друзей, детей, родных, а в душах. Наши души одиноки”.
        Я не мог поверить, что такой жизнерадостный человек написал этот отрывок. Предположительное продолжение я нашел в ее поздних записях.
        “Нелегко найти человека, с которым душа спокойна. Но, думаю, это возможно. Человек может влюбиться лишь раз по-настоящему, если, конечно, повезет. Его бесконечные поиски, наконец, прекратятся. Тот, которого, он полюбил, будет понимать его с полуслова. Никогда не отвергнет в нем то, что остальные считают странностью или глупостью. Вместе их души расцветут. Несмотря на годы и расстояния, их любовь будет жить, таиться где-то в укромных уголках сердца, дожидаясь нужного момента”.
        Дальше страница обрывалась. Видимо, Молли не захотела мне ее показывать, но я уже успокоился. Мне было больно представить ее отчаянный вид, с которым она писала эти строки. Я не стал ее расспрашивать.
        - Знаешь, почему я пишу дневник, Матрос? - спросила она, дочитав стихи, и сама же ответила на вопрос. - Чтобы путешествовать во времени. Нет, не смейся. Я серьезно. В воспоминаниях можно путешествовать, но они не сохраняются в первозданном виде. Поэтому все, что я переживаю сейчас, все, что чувствую, я переношу в дневник, чтобы в моменты усталости открыть страницу и отправиться в прошлое.
        Она смотрела на меня в ожидании ответа. Ее щеки порозовели от волнения. Она постукивала пальцами по стенке тумбочки. Мы впервые разговаривали о таких вещах, но я понимал ее.
        - Хоть ты и не способна менять прошлое, но когда потеряешь себя, когда будет не к кому обратиться за помощью, ты всегда можешь посмотреть на себя вчера, чтобы понять, как поступить сегодня.
        В ее взгляде я увидел облегчение. Она нежно улыбнулась и сказала:
        - Как же хорошо, что я нашла такого друга.
        - То же самое, - ответил я.
        Молли встала и пошла в сторону книжного шкафа. Взяла оттуда книгу “Над кукушкиным гнездом” и вручила мне. Внутри лежала закладка - цепочка с кулоном, которую она носила в день нашей встречи.
        - Ты цепочку тут забыла.
        - Нет, это закладка, - сказала она, - мне больше не нужна. Пусть тебе послужит.
        Я положил ее в карман. Пришел домой, кинул закладку в банку, где хранил лепестки лилии и больше о ней не вспоминал.
        Сердца их полны рассвета
        Последние недели каникул я провел дома и читал “Великого Гэтсби”. В то время я проглатывал романы залпом, торопясь дойти до кульминации, и не до конца понимал их смысла. Но все же верность Гэтсби меня удивила. Я вспомнил строки из дневника Молли о любви, которая случается с человеком раз в жизни, и будет жить в сердце всегда, дожидаясь нужного момента. Стук в дверь отвлек меня от размышлений.
        - Собирайся, Матрос. Мы едем на море.
        Во дворе стояла “Нива”. Молли увидела меня, выпрыгнула из машины и подбежала ко мне, точно ребенок.
        - Матрос! - поприветствовала она, - давно не виделись.
        Мы виделись неделю назад. Я поздоровался. Она поцеловала меня в щеку. Брат молча ждал.
        - Я тут читала список дел, которые нужно сделать до старости. Узнала, что надо хотя бы один раз переночевать на берегу моря.
        - Я тоже читал.
        - Вот думаю, зачем ждать, - продолжала она. - У нас есть все - море, лето и машина. К тому же мы молоды. Сердца их полны рассвета, как писал Бродский. Зачем медлить?
        Брат завел мотор и сказал раздраженным тоном:
        - Давайте уже.
        - Ему стыдно, поэтому ведет себя так, - Молли шепнула мне на ухо. - Сегодня приревновал меня к тебе, когда я настояла на том, чтобы взять тебя с собой. Видите ли, мы слишком много времени проводим вместе. Я рассказала ему о твоем поцелуе с Настей и сказала, что он дурак, потому что ревнует меня к своему самому близкому человеку. Ему стало стыдно.
        Мы сели в машину. Ближайший берег находился в часе езды. Брат поехал чуть дальше. В салоне чувствовалось некое напряжение. Мы ехали без музыки и слушали только ноктюрн природы. Никто не вымолвил и слова. Все погрузились в свои мысли. Молли приложила голову к дверце машины и сидела с закрытыми глазами. Брат не оглядывался по сторонам и лишь изредка поглядывал на Молли. Я никогда не мог угадать его мысли по лицу хоть и знаю его всю свою сознательную жизнь. И в эту минуту лицо брата излучало мужество, строгость, силу и жесткость, а я верил этому, как поверхностный человек, хотя неоднократно убеждался в том, что он один из самых нежных, любящих и чувствительных людей.
        Холмы загораживали берег от чужого взгляда. Море было спокойно. Вокруг ни души. Мы вытащили из багажника скатерть, пледы и коробку с едой. Брат с Молли выпили полбутылки вина, и наконец, к брату вернулось хорошее настроение. Вода оказалась холодной, но нас это не остановило. Искупались, прогулялись по берегу и легли на песок. Включили песню “Крылья” и смотрели на звезды. Молли тут же уснула.
        Мы все потеряли что-то на этой безумной войне
        Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?
        Сахи курил и подпевал. Я взял сигарету из лежащей на песке пачки и зажег.
        - Ладно, сегодня можно, - сказал он.
        Я затянулся и закашлял. Брат рассмеялся.
        - Но вино тебе не дам. Ты за рулем.
        - Я и не просил.
        Он аккуратно вытащил руку, которой обнимал Молли и подставил плед под ее голову. Налил себе вина и сказал:
        - Я все хотел поговорить о твоем рассказе.
        - О каком?
        - Ну, помнишь, ты рассказывал ей о нашем плавании.
        - А, да. И че с этим?
        Я присел и сделал пару глотков вина из бутылки, пока брат не отобрал ее из моих рук.
        - Так вот, ты говорил, что я скучаю по папе и поэтому выхожу в море.
        - Я же не серьезно.
        - Да ладно, братишка. Я тебя знаю.
        Он замолчал. Не мог собраться с мыслями.
        - Ну, и что?
        - Хотя это уже не важно, - замахал он руками и лег обратно.
        - Ну, договори уже, раз решился, - сказал я.
        Он снова присел и закурил очередную сигарету.
        - Я ведь не всегда его ненавидел, - продолжил брат. - Я слышал от мамы, что он разговаривал с тобой перед уходом. А мне он ничего не сказал. Даже не намекнул. Я узнал самым последним, когда пришел со школы и увидел рыдающую маму. Даже тогда я его любил. Когда услышал у ребят постарше, что они собираются выйти на море, я попросился с ними. Так радовался, когда они согласились. Ради этого мне пришлось доказать, что я не новичок. Маме ничего не сказал. Ты, наверное, не помнишь, но когда я вернулся домой после плавания, мама меня чуть не убила. И все это ради маленькой вероятности, что я увижу отца. Каждый раз я оглядывался по сторонам. Подплывал ко всем лодкам, неважно как далеко они были. Но всегда я находил на лодках не тех людей. Знаешь, сколько разочарований спустя любовь превращается в ненависть? Неисчислимое количество.
        - Прости. Я не знал.
        - Тебе-то не за что извиняться, братишка. Ты отчасти был прав.
        Волны слабо плескали по берегу. Звезды рассыпались по ночному небу, и луна выделялась среди них своим одиночеством. Я сделал еще пару глотков из бутылки, но на этот раз брат ничего не сказал.
        - Я ведь тогда думал после плавания, что теперь все будет по-другому, - добавил я. - Ты был таким открытым и честным, рассказывал о своих мечтах. Я думал, что мы всегда будем так близки. Мечтал поплавать с тобой, но ты больше не брал меня с собой.
        Он ответил не сразу. Откинулся назад и лежал с открытыми глазами. Волосы покрылись слоем влажного песка. Я встряхнул полотенцем грязь с его головы.
        - Я больше не брал тебя с собой, потому что не хотел, чтобы и ты разочаровался, - заговорил он.
        Я поднял бутылку и легонько стукнул ею о бокал брата.
        - Выпьем за это, - проглотил я остатки вина и побежал купаться.
        Холодная вода тут же отрезвила меня. Начало рассветать. Я стоял и смотрел на восток. Вдыхал утренний бриз. Брат подплыл ко мне.
        - Один из тех рассветов, которые ты мне обещал, - сказал я.
        - Не помню такого, - ответил он и рассмеялся. - Ладно, кто дальше всех поплывет, тот может не садиться за руль. Погнали.
        Я проиграл. Мы разбудили Молли и поехали домой. Она говорила о том, какой сон ей приснился и в целом какой смысл сны в себе несут. Брат всю дорогу проспал.
        Тогда наше маленькое путешествие казалось обычным делом. Мы прогуливались по берегу, купались, слушали музыку и вели искренние разговоры. Ничего особенного. Обычная ночь в кругу друзей, но сейчас, спустя столько лет я понял, что это уже не повторится. Мы были юны, полны сил и уверенности в завтрашнем дне. Могли говорить о всяких мелочах. Это нас не утомляло. Смотрели друг другу в глаза и видели в них надежду. У нас была вера в сердцах. Мы верили в жизнь. Пели, и в голосах слышалась беззаботность. Танцевали под спящим небом, и движения наши искрили чувствами. Мы не хотели спать. Не хотели быть скучными и вымотанными бытом взрослыми. Мы хотели остаться самими собой до конца наших веселых дней.
        Я не думал, что позже такие же молодые люди будут меня раздражать. Нередко слыша их смех по ночам, я просыпаюсь и кричу, чтобы они умолкли. Потом не могу уснуть до самого утра. На самом деле я завидую им. Если бы они знали, что жизнь рано или поздно раскидает их по сторонам, помотает так, как она лучше всего умеет, не оставив ни капли надежды в горящих глазах, они бы крепко прижались друг к другу и никогда не расходились.
        Возможность читать
        Осенью мы не встречались втроем. Брата я видел дома, когда он уставший, спал после работы. С Молли мы после школы ходили попить чай в какую-нибудь забегаловку. Она училась на класс меньше в русской школе по соседству. Некоторые учебные материалы приносила мне, и я ей помогал с домашними заданиями. Особенно с математикой ей приходилось тяжело, и мы часами сидели после уроков. Не то, чтобы она совсем не понимала. Только я учил предметы на казахском языке и затруднялся объяснять ей с переводом. По выходным мы встречались в библиотеке. Читали и делились мыслями.
        - Не это ли счастье - возможность читать? - спросила она однажды.
        Библиотека пустовала. Только двое странных школьников спорили о книгах. Молли сидела на столе для чтения, заложив ногу на ногу.
        - Сахи это скажи, - ответил я. - Он думает, что это пустая трата времени. Недавно спросил, что я нахожу в книгах.
        - Надеюсь, ты объяснил ему.
        - Я сказал, что реальность скучна.
        Она разочарованно приподняла брови. Подумала и заявила:
        - Так же, как и твой ответ. Знаешь, как бы я ответила? Я бы сказала ему, что мне нравится с головой уходить в этот волшебный мир и находить в нем силы. Нравится проводить ночь в Лиссабоне, а проснувшись приводить мир в порядок вместе с Маленьким принцем. Гулять под Триумфальной Аркой и ходить в гости к Гэтсби. Пить с Бегемотом на брудершафт и танцевать с Маргаритой. Восставать против системы вместе с Макмерфи, варить мыло и взрывать здания с Тайлером Дерденом, не боясь наблюдения Старшего Брата. Сбегать из Шоушенка и мстить вместе с Эдмоном Дантесом. Готова стать чистым душой князем-идиотом и сторонником нигилизма под наставничеством Базарова. Хочу искать остров сокровищи путешествовать во времени, пока не грянет гром. Пролететь автостопом по галактике, провести по предсказанию сто лет в одиночестве, заменить человеку сердце собачьим, влюбиться в Патрицию Хольман и потерять ее. Понимать, как люди похожи на свиней скотного двора, такие же алчные, хитрые, жаждущие власти - животные. И в конце всего, чтобы ты похоронил меня за угловым плинтусом в спальной. Вот как бы я ответила на твоем месте.
        Я смотрел на ее возбужденное лицо. Черные как вороньи крылья глаза сверкали от только что выплеснувших чувств.
        - Хорошо сказала. Только не все люди похожи на героев скотного двора.
        - Да, да, знаю я. Просто предалась эмоциям. Теперь ты.
        - Я не могу.
        - Можешь, можешь, - она спустилась со стола, взяла один из стульев и со скрежетом потянула к себе. - Давай, поднимайся.
        - Мне лучше так.
        - Давай, давай, без отговорок.
        Я поглядел по сторонам, библиотекарши не было видно. Поднялся на стул и начал, запинаясь:
        - Что я в них нахожу? Ну… Допустим… Я веду светские беседы с графом Болконским по субботам, а воскресным утром отправляюсь защищать с ним родину. Все время спорю с господином Дарси и решаю загадки с мистером Кином. Влюбляюсь в Гермиону каждый учебный год и нахожу приключения на свою голову. Однажды я даже видел, как человек превратился в огромное насекомое. Застрял на острове с десятью незнакомцами и пытался выжить. И не только на острове. Было дело, когда я застрял в замке в Трансильвании и вел дневник о буднях в заточении. Донес кольцо до вулкана с Фродо, защищал северную стену рядом с Джоном Сноу, нарисовал портрет, которой старел вместо меня, прятал книги с Монтэгом и шел против глупой системы. Столько миров, столько удивительных историй, что реальность блекнет перед ними. Вот так вот.
        - А вот это по-нашему, - обрадовалась Молли. - В следующий раз, ответь точно так же.
        Когда романы надоедали, она брала в руки Ахматову, вставала на подоконник и читала мне вслух. У нее был тихий голос, но когда она бралась за поэзию, голос набирался силы и будто становился могущественнее. Какое бы из стихотворений она не читала, все казались ее творением, настолько чувственно она передавала их смысл, будто сама все пережила. По выходным в библиотеку никто не приходил, поэтому Молли ни разу не смотрела по сторонам и полностью предавалась искусству. Но думаю, она бы сделала то же самое, будь зал полон.
        - Кажется, нам нельзя вставать на подоконник, - сказал я однажды.
        Молли махнула рукой и с ловкостью кошки забралась туда.
        - Правила-шмавила, Кого это волнует? Законы соблюдают, а правила созданы только, чтобы их нарушали.
        Она включила песню “Pretty Woman” на полную громкость и начала танцевать. Библиотекарша даже не думала ее останавливать. Она уже привыкла к непредсказуемости Молли. Ее неожиданный танец стал одним из моих любимых шоу. Она могла станцевать на любую песню, даже на ту, которая играла в проезжающей мимо машине.
        После я провожал ее домой, а сам шел к Аскару. Мы сидели у него во дворе. Он обижался на меня за то, что я провожу больше времени с девушкой брата, чем с лучшим другом. Но после пары чашек чая остывал. Мы просиживали до утра и, не выспавшись, продолжали прерванный сон в школе. Последний год отличался от остальных своей развязностью. Разумеется, мы волновались по поводу предстоящих экзаменов, но также не забывали веселиться.
        Брат устроился на вторую работу. Я видел его только на выходных, и то всегда спящим. Мама также нередко пропадала на работе, а в остальное время бегала по больницам. С отцом я в последний раз виделся, когда мне было семь. Он посадил меня рядом и сказал, что уезжает в командировку. Я тут же заплакал. Понял, что солгал. Знал, что мама ночами плакала в подушку, когда отец не возвращался с работы. Слышал их разговор за день до этого. Понимал, что отец бросает нас ради другой. Родители не были расписаны, поэтому отец ушел без каких-либо обязательств. Мама одна не справлялась и брат начал еще со школы подрабатывать. Поступив в университет, он устроился на полноценную работу, но пришлось забросить тренировки из-за этого. На второй год учебы ему не хватило денег и он забрал свои документы. Все заработанные деньги он отдавал маме, но меня тоже не оставлял без карманных расходов. Теперь же он тратился и на Молли и просил меня не говорить об этом маме.
        В один из таких осенних дней дядя заехал за мной после уроков. Фольксваген он продал и сидел в салоне новой Тойота Камри, сиденья которой все еще были в заводской упаковке. Кузов машины блестел ярче его лысины на голове. Я поздоровался и сел в машину. Мы поехали в Бургер Кинг. Сделали заказ и сели ждать. Он был старшим братом мамы, у которого жизнь, хоть и скучно, но сложилась. Дядя считал брата своим любимчиком и не отказывал ему в просьбах, поэтому я не понимал, что он хотел от меня.
        - Ты, наверное, думаешь, зачем я приехал к тебе, - начал он.
        - Хотите поговорить с любимым племянником, - ответил я.
        Его лысина отражала свет ламп в заведении. С трехдневной щетиной он походил на героя каких-нибудь старых американских боевиков.
        - Мне надо поговорить с Сахи.
        - И вы пришли ко мне?
        - Он не отвечает на мои звонки. Я хотел перед ним извиниться.
        Я потупил глаза. Он пристально смотрел на меня, и, поняв мою озадаченность, решил объясниться.
        - Ладно, вижу, что ты ничего не знаешь.
        Он снял пиджак. Облокотился на стол и навис надо мной.
        - Летом Сахи позвонил мне, - продолжил он, - и сказал, что хочет познакомить меня со своей девушкой. Сказал, что относится ко мне как к отцу, и ему очень важно наше знакомство. Я был тронут его словами, и конечно же, согласился. Пригласил их к себе на ужин. Он пришел с очаровательной девушкой. Мы поговорили немного и сели ужинать. Вначале она мне понравилась. Ее поведение и внешний вид удовлетворили меня. Но меня оттолкнул ее характер. Она ветреная и легкомысленная. Ее несерьезное отношение к жизни и к твоему брату, когда-нибудь навредят ему. Твой брат был искренен с ней, светился от счастья. Признаться, я давно его таким не видел, но это временно. К концу вечера я окончательно убедился в правильности своих суждений.
        Я хотел заговорить, но дядя пальцем приказал помолчать и дослушать его.
        - Я не хотел его расстраивать, но и лгать не мог. Ну и попросил его отвезти ее домой после ужина и приехать обратно. Когда он вернулся, я все ему объяснил. Только подал это немного в резкой форме. Твой брат разозлился и обозвал меня всеми существующими словечками. Я тоже не стал сдерживаться и наговорил много чего. Ты знаешь наш с ним характер. Вспыльчивости в нас хватает. Короче он ушел, пообещав никогда больше не приходить ко мне домой.
        Принесли наш заказ. Я переваривал сказанное. До меня дошло, что поэтому брат не просил машину у дяди. Возможно, поэтому устроился на вторую работу, чтобы ничего у него не просить более.
        - Он познакомил вас с Молли?
        - Нет, ее звали М?лдір, - ответил он.
        Я не мог поверить, что дядя подумал такое о ней.
        - Первое впечатление бывает обманчиво. Ваше описание совсем не похоже на нее.
        - Нет, я уверен в своих словах, - упрямился он. - Я жил дольше вас. Встречал разных людей, поэтому лучше вас разбираюсь в них. Но ты не говори этого Сахи. Скажи ему, что я прошу у него прощения. Мне жаль, что я так резко отозвался. Я не хочу ссориться с ним из-за нее. Попроси его ответить на звонки.
        Я все передал брату в точности, как дядя просил. Брат молча выслушал и пообещал подумать.
        На моей луне
        Выпал первый снег. Воздух посвежел, с улиц исчезла привычная осени мрачность. Люди казались счастливее и добрее. На лицах вместо угрюмости появилось выражение надежды, будто с новым годом жизнь изменится к лучшему.
        Школьную дискотеку мы с Аскаром пропустили. Вместо этого задумали вечеринку в честь последнего учебного года. План был прост: снять загородный дом, прикупить алкоголя и еды, раздобыть стереосистему и собрать одноклассников после боя курантов. Но на деле все оказалось куда сложнее. Не все сдали деньги вовремя, и нам не хватало на еду. Колонки нашел Аскар. Я пригласил всех, с кем был знаком, но не все согласились, и попросил помощи у брата. Он переубедил тех, кто не захотел идти, снял дом и даже нашел два автобуса.
        Гости собрались в час ночи перед школой. Мы доехали за полчаса и вечеринка началась.
        - Отличная идея, Матрос, - сказал одноклассник.
        - Смотри-ка, ты еще и король вечеринок, - шутила Ада.
        Они решили, что затея была моей, поскольку приглашал их я. Ни Аскар, ни брат не противились, а наоборот кивали в знак согласия.
        - Молодец, Матрос, - продолжали гости подходить.
        - Никогда бы не подумал, что ты так крут, Матрос.
        Благодаря Молли все теперь называли меня Матросом. Если раньше я старался быть невидимым, и у меня получалось, то та ночь стала ночью потери этой способности.
        Мы посидели за столом. Гости разбились на группы и разговаривали на разные темы. Брат встал и произнес тост, после которого все выпили. Даже непьющие глотнули вина.
        - Тост за вас, мои друзья, и за эту прекрасную ночь, которая позволила нам собраться вместе, - начал он, и я предположил, что Молли помогла ему с тостом. - Предупреждаю, если вы пришли сюда отпраздновать новый год и напиться, то вам тут не место. Сейчас же уходите. Мы отмечаем сегодня рассвет нашей юности, ту несокрушимую силу воли, что двигает нас к нашей цели, то нежное сердце, наполненное любовью, без которого мы ничто, как всего лишь скелет под кожей, ту горячую голову, полную романтизма, ту грудь, что дышит мечтами и ту пылкую душу, которую взрослые не могут понять и ошибочно принимают за легкомысленность. И мы когда-нибудь станем такими же взрослыми, морщины покроют наши лица, кожа обвиснет, сила покинет нас, кости обмякнут, но дух никогда не преклонится перед могучим натиском времени. Так запомним же этот момент. Запечатлеем в памяти красивые лики друзей и выпьем до дна.
        Все похлопали и выпили. Музыкальный вкус Аскара нас не подвел. Я наблюдал за тем, как все танцуют и не желают выключать свет. Никто не хотел потерять из виду улыбку партнера. Речь брата подействовала на них. Я смотрел и думал о том, как через десятки лет устроится наша жизнь. Кто-то из нас женится, обзаведётся детьми, может быть, даже сегодняшняя ночь станет тому причиной. Как бы было забавно присутствовать у них на свадьбе и выслушивать их благодарности. Разумеется, не все будут такие удачливые, но на то она и жизнь, что не знаешь чего ожидать. Может быть кто-то не доживет до этого или умрет изнутри и будет таскать свое пустое тело по свету. Как бы там ни было, сейчас это не имело значения, и я присоединился к танцам. Брат не отходил от Молли ни на шаг. И телом и душой он был навечно в ее плену.
        - Ну все, поплясали и хватит, - прервал для всех веселье Аскар, - время романтики.
        Он включил песню “Glass in the park” Алекса Тернера. Брат отказался от медленного танца и вышел покурить. Молли попросила меня заменить его, что я и сделал. Она выпрямила волосы для вечера и они казались бесконечно длинными. Обдавали ароматом ягод. Ее ноги двигались в такт музыке и были легки как пух. Послушно поддавались моему ведению, и она крутилась в центре внимания всех присутствующих. Ее большой напудренный нос ничуть не нарушал ее образ, а наоборот, придавал естественность ее красоте. Она трепала мои волосы на затылке и гладила мою ведущую в танце руку.
        - Это что шрам у тебя? - спросила она, дотронувшись до моего локтя.
        Я промолчал. Слова только мешали.
        - Я раньше не замечала его.
        - Ты раньше так близко ко мне не подходила, - ответил я и улыбнулся.
        Она приподняла мою руку, чтобы рассмотреть и спросила:
        - Расскажешь?
        - Давай попозже.
        Я не хотел испортить миг пустой болтовней, но песня закончилась. Я подошел к Аскару и попросил поставить ее еще раз. Он посмотрел на меня с удивлением и спросил:
        - Ты дурак?
        Вопрос был риторический, но я почему-то ответил:
        - Нет.
        - Позже поговорим, - сказал он и включил одну из клубных песен.
        Пол подо мной задрожал. Сердце чуть не остановилось от страха. Ребята снова начали танцевать, и я вышел на улицу. Сел на скамейку во дворе и откинул голову назад. Погода стояла ровная и морозная. Таинственная и спокойная ночь, укрытая под снегом. Ветер кружил по воздуху падающие снежинки.
        Мело, мело по всей земле
        Во все пределы.
        Свеча сгорела на столе,
        Свеча сгорела, - пробормотал я строчки из стихотворения Пастернака.
        - Ах, Пастернак, - сказала Молли и уселась рядом.
        Я не заметил, как она подошла. Погрузился в свои мысли. Мне не хотелось поднимать голову, уж слишком удобно откинул ее на спину скамейки, но все же я повернулся в ее сторону. Она накинула на себя спортивную куртку брата, в которой выглядела как хомяк в прогулочном шаре. Пряди свисали из-под шапочки и щеки покраснели от мороза. Молли так же откинулась назад и проговорила:
        Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
        В посаде, куда ни один двуногий…
        Я тоже какой-то… я сбился с дороги:
        Не тот это город, и полночь не та.
        - Серьезные строчки, - сказал я.
        Она повернулась ко мне и добавила:
        - Как раз для меня.
        Я ничего не ответил. Молли задумалась о чем-то и спросила:
        - Знаешь, что плохо в такой красивой ночи?
        - Что она холодная?
        - Нет. Рассвет. Ночь заканчивается, как и жизнь. Сначала тьма отходит медленно, а потом открываешь глаза и уже светло.
        - Поэтому она неповторима, - ответил я.
        Открылась входная дверь. Мы услышали бормотания Аскара.
        - Блин, я забыла, - вскочила Молли, - меня же за тобой послали.
        - Ну, че за люди? - кричал Аскар, - я ее за ответственным делом отправляю, а она разлеглась тут.
        Молли потянула меня за руку.
        - Он собирается выступить, - сказала она и потащила меня в дом.
        Все уже собрались в гостиной. Молли селя с братом, а Настя подсела ко мне. За весь вечер мы, кроме сухих приветствий, ничего не сказали друг другу, и со дня нашего поцелуя виделись только сегодня. Аскар настроил гитару и подключил микрофон. Посмотрел на меня. Я кивнул. Песня оказалась переделанной версией “На моей луне” Мертвых Дельфинов.
        На моей луне я всегда один,
        И никто со мной не сидит в тени.
        Своей жизни я невольный раб,
        Своих демонов господин.
        Его голос пронесся по дому. Даже самые пьяные замолчали. Он сумел дотронуться до наших сердец.
        Может быть, смысл я найду,
        От кого ушел и от чего бегу,
        Но сейчас я в полной тишине,
        Одиночеством душу излечу.
        Я почувствовал себя странно, будто потерял что-то накануне, какую-то часть себя, и искал глазами чего-то, сам не понимая чего. Я оглядел зал и не нашел брата. Они с Молли куда-то ушли. Настя положила голову мне на плечо. Я был не против. Именно сейчас я нуждался в ком-то рядом. Она редко говорила, но умела передать свои мысли без слов.
        К пяти часам все уже спали. Мы с Аскаром сидели на крыше дома и разливали чай из термоса. Он исполнял песню “You are beautiful” Джеймса Бланта. Неслышно было ничего, кроме его душевного голоса. Как будто мир остановился послушать его.
        - Ах, вот вы где? - сказал брат, поднимаясь к нам.
        - А я думала, чей это ангельский голос, - хихикала Молли за ним. - как говорят, рыбак рыбака.
        Я налил им чай в пластиковые стаканчики. Они присели напротив меня. Брат дымил без остановки.
        - А можешь сыграть Вахтерам? - спросил он Аскара.
        Второй без слов начал подбивать аккорды. Брат запел.
        Тебе нравится дым, черт с ним,
        Он убивает слова кругом голова.
        Мы присоединились. Брат улыбался и не отставал от аккордов. Я смотрел на Молли и видел, как ее губы двигаются, повторяя слова песни, но не мог услышать ее голоса. Она пела со всеми, но про себя. Все время заправляла пряди за уши и переводила взгляд от брата ко мне, и наоборот. Была в ней какая-то необъяснимая перемена, которую я никак не мог разгадать. Но все же она выглядела счастливо, и я оставил свои мысли. Мы уснули на рассвете.
        После каникул я полюбил школу. Вечеринка сделала меня известным. Я гулял с друзьями и не находил время для книг. Но новая жизнь мне нравилась. Постоянные встречи и знакомства уже не утомляли. Внезапно быт превратился во что-то большее, чем просто чтение или бессмысленные раздумья, и раскрылся для меня с новой стороны.
        Где твои крылья, которые нравились мне?
        В один из январских дней Сахи заехал ко мне в школу и пригласил нас с Аскаром в бар. Хотел отметить премию.
        - Халявная еда, - ответил Аскар, - и ты еще спрашиваешь?
        - Я пригласил тебя только потому, что Матрос не пьет, - сказал брат. - А так не видел бы твою прыщавую рожу.
        - Да ладно, а кто со мной такой радостный на крыше пел?
        Брат расхохотался, назначил время, и Аскар приехал на своей машине. Мы поехали в спортивный бар смотреть боксерский поединок. Бой еще не начался, поэтому все галдели о своем. Мы сели у барной стойки. Аскар с братом заказали себе по кружке пива, я взял колу. Брат купил еще по бокалу трем парням сидящим рядом. Они выпили за щедрость брата.
        - Че ты тратишься? - спросил я вполголоса.
        - Сегодня можно, - ответил он и опустошил кружку.
        - Да, да, Тима, - добавил Аскар. - Че ты лезешь? Пусть тратиться.
        Брат дал ему легкий подзатыльник и сказал:
        - Давай, слабак. Я уже допил свое.
        Аскар выдохнул, поднял кружку и выпил, вылив большую часть. Поединок начался и зал затих. К концу четвертого раунда Сахи с Аскаром совсем охмелели, но никто не собирался сдаваться. Отказ от питья значил поражение.
        - Ну, зачем его звать Матросом, скажи мне, а? - говорил Аскар на языке пьяных. - У него есть отличное имя - Тамерлан.
        - Потому что, прыщавый, потому что, - ответил брат. - Тебе этого не понять.
        - Ну, объясни.
        - Допей, потом расскажу.
        Они в очередной раз опустошили свои кружки. Я сидел и слушал их. Их разговор оказался занимательнее боя. Брат не подавал виду, но язык у него уже заплетался. Аскар же изменился в лице. Дальше не смог пить, и брат продолжил один.
        - Очередная победа, - воскликнул он.
        Аскар не ответил, сидел, положив голову на барную стойку. Но он очнулся от внезапного грохота. Сахи соскользнул со стула и рукой опрокинул кружку парня, которого угостил ранее.
        - Извините, пацаны, поднабрал. Я заплачу, - тут же сказал брат.
        - Конечно, заплатишь, - ответил парень. - Куда ты денешься?
        Он и два его друга тоже были пьяны. Брат вытащил кошелек и купил им всем по пиву.
        - А за рубашку?
        - Но она же чистая, - вмешался Аскар.
        - Слушай, - обратился парень к брату, - если ты не заплатишь и за рубашку, я тебе эту руку сломаю и опозорю перед сопляками.
        - Да, извините, - ответил брат и заплатил еще за рубашку. - Всё, мы уходим, надеюсь, больше нет проблем.
        - Че это с Сахи? - спросил меня Аскар. - Раньше он таких опрокидывал за секунду.
        Я промолчал. Мы расплатились и направились к выходу.
        - А за моральный ущерб? - услышали мы голос собутыльника того парня.
        - Слушай, не наглей, - вырвалось у меня.
        Он кинул пустую бутылку в мою сторону. Я уклонился, но она попала мне в ключицу. Не успел я что-то сделать, как брат подбежал к нему и правым боковым залетел ему в лицо. Второй только вставал, когда левая рука брата летела ему в челюсть. Оба лежали без сознания. У Сахи был поставленный удар, который никогда его не подводил и сделал чемпионом страны когда-то. Третий тут же извинился, и брат его не тронул.
        - Вот об этом я говорил, - радовался Аскар. Он поднял кошелек первого и вернул деньги брата за рубашку.
        - Если есть возможность избежать драки, никогда не дерись, Матрос, - сказал брат, выходя из заведения. - Но если не видишь другого выхода, не сомневайся ни на секунду.
        - Хорошо.
        - И ничего не говори об этом Молли.
        - Понял, - ответил я.
        Я сел за руль. Аскар уснул на заднем сиденье. Он умел быстро засыпать. По дороге спустило шину и, мы пол часа останавливали попутные машины, чтобы доехать до шинного центра. Запасных колес у Аскара не было. Заменили шины, отвезли Аскара домой, и сами ушли пешком. Брат все еще не протрезвел. Он попросил меня читать “Пилигримы” Бродского вслух по дороге. Я вместо этого прочитал стихотворение “Уходя, оставлю свет”, о котором узнал от него же.
        - Красивый все-таки стих, - сказал он. - Жаль, что смерть неизбежна, но можно, уходя оставить свет.
        - А еще лучше не уходить, - ответил я.
        - Ну, это уже не в наших руках, братишка. Знаешь, что мне хочется сделать сейчас?
        - Дать мне подзатыльник?
        Стоял мороз. Он снял куртку, накинул на меня и запел:
        - Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене.
        Я улыбнулся и подхватил:
        - И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине.
        Припев мы пели вместе, кричали на всю улицу:
        - Где твои крылья, которые нравились мне?
        - Давай присядем на скамейку, - сказал он у подъезда, - не хочется пока домой.
        Мы сели. Брат был в одном свитере, но не чувствовал холода. Он курил и думал о чем-то.
        - Сахи, что ты чувствуешь, когда видишь Молли? - спросил я.
        Он не ответил, смотрел на пустую улицу.
        - Как сильно ты ее любишь?
        Он выкинул окурок в урну, повернулся и сказал:
        - Достаточно.
        - Ну, опиши хотя бы. Ты ведь все равно не вспомнишь этот разговор утром.
        Брат, когда выпивал, становился открытым, и с ним можно было поговорить о чем угодно.
        - Вот тебе простой пример, - сдался он. - Я хотел уйти из бара, хотя они меня унизили перед людьми, а особенно перед тобой. Как ты думаешь, почему я не захотел драться?
        - Наверное, не хотел проблем.
        - Проблемы раньше меня не останавливали.
        - Тогда не знаю.
        - Потому что я влюблен в Молли. Я хочу измениться ради нее. Стать лучше. Вот как сильно я ее люблю. Понимаешь? Хотя у всех по-разному, наверное.
        - Но ты же все равно их избил.
        - Так они же тебя ударили. Ради тебя я готов стать плохим, - ответил он и взъерошил мне волосы как в детстве.
        Существо не из мира сего
        Пришла весна. На улицах заметно потеплело. Я не готовился к тестам за четверть и провалил их. Снова взялся за учебу. Но я ни о чем не жалел. Последние месяцы прошли весело. Если бы каждый учебный год проходил так же, я бы ни за что не захотел покидать школу. Одноклассники стали куда ближе за пару месяцев, чем за все годы учебы. Похоже, осознание неповторимости мгновения прибавляет значимость проведенному вместе времени.
        В тот день я готовился к тесту по физике. Зазвонил телефон. В трубке я услышал голос Молли.
        Когда я вспоминаю о прошлом, то именно этот момент приходит в голову, как самый переломный. Может быть, я что-то напутал в своем рассказе, учитывая, каким забывчивым стал в последнее время, но до звонка все шло хорошо. Она звонила с просьбой, которую озвучила сразу после приветствий:
        - Сходи со мной на концерт.
        - На какой? - удивился я.
        Мы не виделись с той вечеринки. Особенной причины тому не было. Молли занималась своими делами, а я своими. Может она добилась своего, научила меня получать удовольствие от жизни, и больше не надо было меня наставлять.
        - Разве брат тебе не говорил? - спросила она. - Он сказал, что ты не можешь и готовишься к экзаменам.
        - А, ты про тот концерт, - притворился я осведомленным.
        Брат забыл спросить у меня, и я не хотел его подставлять.
        - Сходи со мной, пожалуйста. Всего на вечер, потом можешь зубрить сколько хочешь. У Сахи, видишь ли, рыболовный сезон. Не могу же я одна.
        - Ладно, только с тебя книга.
        - Ура, - выкрикнула она в трубку. - А твой брат сказал, что уговорить тебя не получится.
        Вечером я приоделся и пошел к Молли. Дверь открыла ее мама.
        - Заходи, дорогой, - сказала она. - Малинка готовится.
        Я прошел по коридору. В квартире пахло выпечкой. На диване в гостиной сидел отец Молли, смотрел телевизор. Я негромко поздоровался. Он повернулся ко мне и уставился на меня своими круглыми глазами.
        - Ты друг Молечки?
        Я ответил не сразу. Залысина на его голове отвлекла меня. Она выглядела как небольшое озеро в густом лесу.
        - Да.
        - Присядь, - указал он на кресло.
        Я неуверенно подошел и сел на указанное место. Ощущал себя щенком, которого дрессируют. Мужчина с широкими плечами и бычьей шеей следил за каждым моим движением.
        - Я скажу тебе, как делать не надо, - начал он.
        - Нет, вы не поняли…
        - В первых… - перебил он меня.
        К счастью, в дверях появилась жена этого страшного человека и спасла меня. Я почувствовал облегчение.
        - Не надо напрягать мальчика, - вмешалась мама Молли. В руках она держала тарелку с печеньями. - Вот попробуй, сама испекла.
        Отец только фыркнул и продолжил смотреть телевизор. Я поблагодарил ее и поторопился в комнату Молли. Она как раз выходила. Собрала волосы назад и слегка накрасилась. Мы постояли у подъезда несколько минут, и я спросил:
        - А чего мы ждем?
        - Девушек. Они скоро будут.
        - Ты же говорила, что тебе не с кем пойти.
        Она ухмыльнулась и ответила:
        - Так и было. Но мы с Адой придумали кое-что. Скоро поймешь.
        Девушки пришли. Ада сухо поздоровалась. Настя поцеловала меня в щеку. Она завила волосы, подчеркнула глаза черными тенями. Старалась походить на Молли.
        Мы поехали на такси. Концерт проходил на открытом воздухе на центральной площади. Людей собралось немало, и мы едва продвинулись до середины толпы. Прождали час, пока закончат выступать неизвестные артисты и выйдут “Градусы”. Крики тысяч девушек указали на выход группы. Они начали с песни “Кто ты”. Народ подпевал, я молчал.
        - Слушай, если ты не будешь петь, то я больше никуда не пойду с тобой, - сказала Молли.
        - Я не умею петь.
        - Я тоже, но думаешь, это меня остановит?
        - Ты прекрасно поешь.
        Молли не ответила. Ее глаза смотрели вперед сквозь толпу, сквозь сцену, куда-то вдаль. Она распустила волосы и танцевала. Ее не волновало, что подумают другие. Она прорезала воздух изящными движениями, словно катаной, и тело ее двигалось так плавно, будто оно стало одним целым с музыкой. Когда она приподнимала ногу, то земле под ней не терпелось снова встретиться с ней. Ее очаровательное лицо поворачивалось в мою сторону, и взгляд ее поражал меня словно током. Даже когда она отворачивалась, и я мог видеть только ее нос с горбинкой и пышные локоны, этот ток протекал через мои вены, сквозь каждую клетку моего тела. Изящная как лебедь. Юная и прекрасная, как Джульетта. Умная и красивая, как Шахерезада. Не похожая на других и без единого притворства, как Татьяна. Раньше я не видел ее такой. Раньше она была обычной Молли. Теперь же казалась существом не из мира сего, сказочным выдуманным, вышедшим из страниц книг, чтобы покорить людские сердца.
        Следующей сыграла песня “Я всегда помню о главном”. Молли взяла меня за руку.
        - Если ты и сейчас не будешь подпевать…
        - Буду, буду, - ответил я.
        Ее лицо украсила улыбка. Глаза засияли. Мы закричали вместе с группой слова песни.
        Я не могу, когда смотрю на нее.
        Когда не знаю, на ком еще сидит так белье.
        Когда во время взрыва - по телу дрожь бежит.
        И вправду я взрывался изнутри. Бежала дрожь по телу. Я кричал в воздух, не жалея голоса, где он смешавшись с голосом Молли и тысячами других голосов, доносился до неба. Я сжимал ее руку. Молли улыбалась.
        Как руки ее обнимать умеют,
        И от голоса ее теплом повеет.
        Она может предсказывать погоду.
        Забыть ее невозможно - легче уйти под воду.
        Слова песни будто написаны для нее. Вся красота мира скрылась в ее глазах, и вся музыка, все фильмы и книги, созданы для нее, и я держался за руку с самим источником вдохновения. Я крепко прижал ее к себе. Мне не было важно, что будет завтра. Я хотел продлить мгновение как можно дольше, но она вырвалась из моих объятий и потащила меня к каменным ограждениям для палисадников. Мы залезли на них и начали танцевать. Все смотрели на нас. Аде с Настей не нравилось, что мы отделились от них.
        - Закрой глаза, и они исчезнут, и танцуй, танцуй, - кричала Молли.
        Но я не хотел закрывать глаза. Думал, если я это сделаю, то она исчезнет вместе со всеми. Лучше я никогда не буду моргать, чем потеряю ее. Я танцевал так, как в жизни не танцевал. Отдался музыке, ночи и юношеской влюбленности. Под песню “Я больше никогда” мы прижались и покружились в вальсе, нашептывая строчки в уши.
        Я больше никогда не потревожу твой сон,
        В котором ты с тем, кто тебя любит,
        С тобою будет, только с тобою будет!
        В груди защемило. Дышать стало тяжело, и голова закружилась. Я отпустил руки Молли и отошел на шаг. Она заметила мое беспокойство.
        - Ты в порядке?
        - Все хорошо, - ответил я и не узнал свой дрожащий голос. - Просто никогда так не танцевал. Выдохся.
        Я пошел прочь от толпы, от шума и присел на одной из лавочек в ближайшем парке. В горле пересохло, и некая тревога засела в сердце. Музыка, под которую я недавно танцевал, сейчас действовала мне на нервы. Отчего же мне так плохо?
        - Вот ты где, - услышал я голос Ады. Я не заметил, как она подошла. Присела рядом. В первый раз она смотрела на меня с такой важностью. - Девушки там беспокоятся. Ты как?
        - Уже лучше, - ответил я. Мне не хотелось снова стать предметом ее шуток. В любой другой день я бы стерпел, но сейчас хотел спокойствия.
        - Это хорошо, - она протянула мне бутылку с водой. - Как будешь готов, приходи, мы будем там же.
        Странные у нее подруги, думал я. Одна целует тебя, потом не находит слова заговорить, другая издевается над тобой, потом вдруг становится дружелюбной.
        - Понял.
        - И не загоняй себя, - добавила она.
        Домой мы пошли пешком. Я молчал всю дорогу. Ада с Настей болтали без остановки, а Молли изредка вставляла пару слов. Она была красива как никогда. Мне хотелось прикоснуться к ее коже и почувствовать жар ее тела. Что же произошло со мной?
        - А почему ты ни разу не заговорил с Настей, - спросила она.
        - Мне не о чем с ней говорить.
        Я хотел ответить, что, если бы не Молли, я бы давно заговорил с Настей. Если бы не Молли, не страдал бы я этими странными мыслями.
        - Ладно, хотя бы дай ей свою куртку. Видишь же, она мерзнет.
        Я накинул куртку на Настю. Она покраснела от смущения. Молли с Адой пошли чуть быстрее, оставив нас наедине. Но мы толком не поговорили. На мои вопросы Настя едва отвечала и не ничего у меня не спрашивала. Вскоре у меня закончились темы для разговора, и я оставил эту затею. Мы догнали девушек, которые уже ушли далеко вперед. Я поглядывал на Молли при каждом удобном случае. В своей задумчивости она выглядела старше, но никак не хуже. В полумраке ее глаза казались темнее обычного, кожа бледной, а губы - как кровь из вены. Какое счастье, что она есть, что звезды сошлись в одну удивительную ночь, чтобы подарить миру такую красоту. Будь моя воля, смотрел бы на нее всю оставшуюся жизнь и ничего не просил взамен.
        Девушки пошли другой дорогой. Молли долго убеждала меня проводить Настю, но не добилась успеха. В конце я ушел с Молли. Мы шагали между пятиэтажками в сторону ее дома. Чистые и безлюдные улицы укрывались под облачным небом.
        Тьма накрывала весь город. Ни луны, ни звезд, только одинокие огоньки из квартир. На нос упала капля воды. Потом еще несколько. Начался дождь. Я прикрыл Молли своей курткой. Взял ее за руку и потащил в поисках укрытия. Когда мы почти добежали до подъезда, она встала посередине дороги и кинула мне куртку обратно.
        - Что случилось?
        Я снова попытался прикрыть ее, но она не захотела.
        - А зачем мы побежали? - ответила она вопросом.
        - В смысле зачем? Дождь же.
        Ее губы растянулись в широкой улыбке. Она стояла под гроздьями воды, распустив волосы и раскрыв руки.
        - Нам незачем бежать от дождя, Матрос. Давай, вставай рядом.
        Я сделал, как она просила.
        - Закрой глаза и подними лицо к небу.
        Я посмотрел в небо. Закрыл глаза. Не видел ничего, но чувствовал каждую капельку, падающую на лицо. Бесчисленные удары воды о землю, крыши, деревья, оконные стекла и наши лица. Ровный шум. Весь мир замер. Время прекратило свое существование. Единственное, что происходило - шел дождь. Мое сознание покинуло тело. Морские волны. Штормы над океаном. Водопады. Я был везде и в то же время стоял на улице с самой красивой девушкой на земле.
        Дождь в лицо и ключицы,
        И над мачтами гром.
        Ты со мной приключился,
        Словно шторм с кораблем, - прочла она строчки Ахмадулиной.
        Я открыл глаза и взглянул на нее. Она вся промокла. Ее кудри слипались на лице, макияж потек, но даже так она была необыкновенной. Мы вошли в подъезд. Долго стояли в тишине. Я держал ее за руку и не мог заговорить. Молли первой прервала молчание.
        - Ты таки не рассказал о своем шраме.
        Во второй раз она подошла так близко и во второй дотрагивалась до моего локтя, но мне впервые захотелось, чтобы она всегда прикасалась меня, находилась так близко, чтобы я мог слышать ее сердцебиение.
        - Это так пустяки, - ответил я.
        - Ты же обещал.
        Она сделала умоляющее лицо. Я смотрел в ее глаза и понимал, что, если бы она сейчас попросила меня сплясать для нее, то ноги сами бы исполнили ее желание.
        - В детстве сбил велик. Пытался помочь кому-то.
        - А если подробнее? - настаивала она.
        - Помню лишь лужу крови и как хотел оторвать зудящую от боли руку. Открытый перелом. Больше ничего не помню.
        Молли поцеловала шрам и обняла меня. Мы простояли еще немного, пока не пришла пора прощаться. Как я ни старался растянуть мгновение, все было тщетно. Великое время не подчинялось никому, даже безграничной воле влюбленного сердца.
        - Это было незабываемо. Спасибо, - сказала она и исчезла в темноте подъезда.
        Я замер на месте. Ничего не успел ответить. Повернулся и собрался идти, как услышал знакомые шаги позади и увидел Молли, которая с улыбкой бежала в мою сторону. Все, что было до этого, потеряло смысл, и все, что будет, стало таким близким. Она бросилась ко мне. Крепко прижалась своим худеньким телом и поцеловала меня за ухом. Я обнимал ее тонкую талию и чувствовал, как она дрожит. Мы стояли так пару минут, которые длились вечность. Ее волосы пахли розой, и я жадно вдыхал их аромат, пока мои легкие не переполнялись воздухом. Наши сердца бились в одном ритме, тела прижимались так крепко, что еще немного и мы стали бы одним целым.
        - Спокойной ночи, - прошептала она и опять ускользнула в темноту.
        Следы тепла остались на моей шее, куда она прикоснулась губами. Руки, которые я не хотел отпускать, мысленно обнимали меня еще долго. Я не мог уснуть в ту ночь, размышляя о том, что же теперь будет.
        Пора просыпаться
        Солнце рассветало. Я сохранил записи и вышел на балкон. Закурил, обдумал произошедшее в торговом центре и решил поехать в Дубай после обеда, чтобы рассказать об этом Аскару. Приехать в Эмираты было его задумкой. Еще на четвертом курсе он нашел работу через интернет и поведал мне о своих планах. Предложил поехать с ним, заверив, что мне пойдет на пользу такая смена обстановки. Я согласился. Мы прошли отбор в телекоммуникационную компанию, где я до сих пор работаю. Мы поработали вместе около года, потом ему предложили должность повыше в Дубай. Мы встречались каждые выходные и ездили в разные Эмираты.
        Перед тем, как отправиться спать, я написал брату в Фейсбук. Он по-прежнему не ответил на мои старые сообщения, и даже не удосужился их прочитать. Но меня переполняли эмоции, видимо, от того, что пережил прошлое заново, и для меня важнее было поделиться этим, а прочтет или нет, это уже его дело.
        - Дорогой Сахи, - начал я официально, наверное, потому что мы давно не общались и отдалились друг от друга. - Здравствуй. Надеюсь, у тебя все хорошо. Неужели ты все еще сердишься на меня? На родных не стоит долго обижаться, уж не заметишь, как быстро пролетят года, и ты седой, на смертном одре будешь жалеть о том, что потратил свое время на пустые разногласия и упустил свой шанс прожить эту никчемную жизнь со своим единственным близким родственником. Если бы ты знал, как я сожалею о содеянном и разрываю сердце, рыдая по ночам, ты бы меня пожалел. Но все же я пишу не поэтому. Представь себе, с кем судьба-проказница меня сегодня столкнула. С Молли. Да, Да, с той самой. Представляю твое удивление, как ты, открыв мое сообщение, ровным взглядом прокручиваешь экран вниз, и видишь ее имя, и как раскрылись твои глаза от неожиданности. Она все такая же мечтательная, улыбчивая, ветреная и в каком-то смысле легкомысленная, твоя маленькая Молли. Годы ее совсем не изменили. Разве что переживания всех этих лет оставили след вокруг ее глаз, но улыбка такая же. Мы поговорили о тебе, как ты нас познакомил, как
говорил, что она будет навеки твоей, и как мы мечтали все вместе отправиться в путешествие. Забавно все сложилось. Она повидала все те страны, о которых ты говорил, но уже без нас. Вот пишу и понимаю, какие мы все-таки далекие от реальности были. Что жизнь, что смерть, одинаково непредсказуемы. И только дурак может губить одно, пытаясь предугадать другое. Я немного отошел от темы. Не суди. Ты же знаешь, как я завожусь, стоит мне начать писать. Надеюсь, в этот раз ты ответишь. Прощай.
        Я вздремнул пару часов. Мне снова приснился брат в нашей старой квартире. Он так же сидел на кровати и смотрел на меня.
        - Ты долго спал. Пора просыпаться, - сказал он.
        Я потянулся к нему руками, но какая-то сила оттащила меня и я проснулся. Проспал до полудня. В комнате стоял бардак и в раковине лежала гора посуды. Сил убираться не было. Я поспешил на станцию. Сел на автобус и поехал в Дубай. За три часа пути я еще подремал.
        Аскар снимал студию в Дейре. Не каждый приезжий мог позволить себе такое жилище, но он хорошо зарабатывал. Порой я оставался у него ночевать. Он купил дополнительную кровать для таких случаев.
        Мы заказали такси и поехали в “Глобал Вилладж”. Аскар смотрел на проезжающие мимо машины.
        - Ну, рассказывай, как неделя прошла? - спросил он в своей обычной манере.
        На второй год университета он заметно изменился. Стал угрюмым и перестал отпускать пошлые шутки. Его отношение ко мне осталось таким же, только он больше не валял дурака. Теперь наши разговоры, если не несли какую-то пользу или были лишены смысла, то не начинались вовсе.
        - Как обычно, только под конец случилось кое-что, - ответил я.
        - И что же? - без участия продолжал он.
        - Мне снова снятся странные сны. Я вижу брата, - начал я и рассказал о том, что не дает мне спать.
        Он внимательно меня выслушал. Ни разу не перебил.
        - Тебе нужен отпуск, Тима. Ты просто соскучился по дому. В прошлый раз ты то же самое говорил.
        - Да? Не помню.
        Он повернулся ко мне. Теперь я мог лучше разглядеть его растрепанные волосы, морщинки на лбу и у переносицы, которые умножались, когда он сосредотачивался на чем-то, и его загорелую кожу.
        - Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил он. - Неважно выглядишь.
        - Конечно. Просто всю ночь не спал.
        - Ты бы меня заинтриговал, не знай я тебе всю жизнь, - ответил он как раньше, но это не прозвучало как шутка.
        - Я написал очень много страниц, - добавил я.
        Только теперь хмурость с его лица исчезла. Он улыбнулся.
        Тем временем мы приехали. На улице все еще было невыносимо жарко. Мы решили переждать, и пошли ресторан йеменской кухни. Заказали манди и салтах, и просидели до вечера.
        - И что же ты написал? - продолжил Аскар прерванный разговор.
        - Это самое интересное, - я с нетерпением ответил, - помнишь Молли?
        Я ждал его ответа, но он не мог подобрать слова. Я продолжил и рассказал ему о вчерашней встрече. Весь рассказ он нервно ерзал на стуле.
        - Ты о ней писал? - спросил он.
        - И о брате тоже.
        - Только ничего не говори своей маме. - попросил он и поставил точку на этой теме.
        Я не понял его странной раздраженности, но не стал расспрашивать. Аскар больше ни разу не заговорил за все выходные о ней, и я притворился, что ничего не было. Перед отъездом он проводил меня до станции и взял с меня слово не видеться с ней. Всю дорогу я думал о том, что между ними произошло, и никак не мог припомнить, что же она сделала ему.
        Я приехал домой к вечеру. Сразу же принял душ и продолжил писать.
        Живите сейчас
        Мне не удалось поспать. Мысли о концерте, о ней. Ее прикосновения. Наш танец. Дождь. Попытки заснуть и опять те же мысли. Утром я позвонил Аскару и рассказал о своих чувствах к Молли.
        - Дурак! - проговорил он.
        - Че?
        - Говорю, я дурак! Я же видел, что все к этому идет. Собирался с тобой поговорить после той поганой вечеринки.
        Его речь больше напоминала монолог. Я молча слушал.
        - Как же я мог забыть, - продолжал он.
        Он закончил и принялся упрекать и меня.
        - Вот тебе на. Хочу влюбиться в этом году. Понять, какого это. Ну и че? Влюбился? Исполнил свое заветное желание? Не мог другую выбрать?
        В итоге мы решили, что мы оба “дураки”, а я самый большой “дурак”. Он потребовал стереть этот день из памяти и жить дальше, будто ничего не было. Я согласился, но это оказалось куда сложнее. Весь день я мучился, пытался выбросить ее из головы. Все было тщетно. Вечером того же дня мне позвонили на домашний телефон. Я сорвался с места желая услышать знакомый голос. Звонила Ада.
        - Привет, Матрос.
        Я поздоровался. Она звонила не просто так. И за пару секунд обмена любезностями, я успел перебрать в голове всевозможные причины ее звонка.
        - Слушай, - сразу перешла она к делу, - ты ведь знаешь, что нравишься Насте…
        - Откуда я могу это знать? - раздражился я.
        Вместо нее должна была позвонить Молли. И даже если так, мы должны были разговаривать о Молли.
        - Да, извини, - продолжила Ада. - Она у нас стеснительная. Может хорошо скрыла от тебя свои чувства, но это так. Она сегодня сама не своя. Не пошла в школу, не выходит из комнаты и плачет.
        Не ту мы обсуждаем, думал я и ждал, когда она закончит болтать.
        - Вот я и подумала, ты не сочти за грубость, я все же вела себя плохо с тобой, но тогда я просто шутила, а сейчас все серьезно. Пригласи ее на свидание.
        От неожиданности я чуть не уронил трубку.
        - На свидание?
        - Да, звучит странно, понимаю. Особенно, когда я об этом прошу. Но Настя ни за что не сделает первый шаг. Я знаю, что ты не чувствуешь того же, что и она, но хотя бы попробуй.
        - Не знаю… - ответил я. - Но я вообще не понимаю, чего она так привязалась.
        В трубке я услышал протяжной выдох. Ада замешкалась и спросила:
        - А Молли тебе не рассказывала?
        Я не припомнил ничего такого.
        - Как раз у Насти и спросишь, - добавила она.
        - Но Молли…
        - Это Молли и придумала.
        Я вдруг разозлился. Как она могла додуматься до такого после того, что произошло вчера? Получается, это ничего не значило? Я сжал телефонную трубку так, что еще немного, и она бы треснула. Почему-то о брате я совсем не думал, как и не думал о том, что Молли поступила правильно, позволив мне узнать Настю поближе.
        - Так ты согласен?
        - Да, - ответил я и ударил трубкой о телефон.
        Если Молли хочет этого, то почему бы мне так и не сделать? В конце концов, я же сам решил, что сотру вчерашний день из памяти. Сотру и ее. Я тут же позвонил Насте. Она чуть ли не закричала от радости. Я позвал ее в кафе на берегу. Для первого свидания место подходящее, безлюдное и спокойное.
        Настя заметно накрасилась. Волосы у нее сами по себе были волнистые, но она завивала их так, чтобы они казались похожими на волосы Молли. Начало вечера прошло удачно, но под конец произошло то, чего я никак не ожидал.
        Мы поужинали. Я узнал, что у нее есть сестра. Она поведала мне, что они с Молли дружат с детства. После ужина мы прогулялись по набережной. Вопросов она, как и раньше не задавала, а ее ответы меня только отталкивали. Оказалось, что у нас разные увлечения. Не было той связи, которая появилась у меня с Молли. Я не чувствовал к Насте того же. Молли права, что люди редко находят понимания и что это может случиться раз в жизни. Если так, то я уже встретил такую девушку, только она с моим братом. Вместо того, чтобы помочь мне забыть ее, это свидание только напомнило за что она мне так понравилась. Поэтому я решил не притворяться и рассказать Насте все как есть. Я провел ее до дома. Вот тут-то как раз все началось.
        - Спасибо за вечер, - с этими словами она обняла меня.
        Я вспомнил, как обнимала меня Молли. Этот трепет души, когда ее руки обхватывали мою шею, никто не сможет повторить.
        - Не за что, - ответил я. - Только я должен тебе кое-что сказать.
        Она уставилась на меня.
        - Ты очень умная и красивая, я отлично провел с тобой время.
        Настя улыбнулась и готова была меня расцеловать, но длилось это недолго.
        - Только мы должны остаться друзьями, - сказал я и сразу понял, как бедно выразился.
        Улыбка пропала. Углы ее губ нервно затряслись. Глаза засверкали гневом, но она не произнесла ни слова.
        - Прости, пожалуйста, если я тебя обидел, - продолжал я нервно тараторить. - Я не хотел. Правда, я пытался, но…
        - Но сердце твое занято, - перебила она меня болезненным тоном.
        Я растерялся. Не знал, что сказать. Мне не хватило ума придумать что-то свое, и я ответил прочитанными словами.
        - Дело не в этом, просто сложно найти человека, с которым душа бы успокоилась и расцвела.
        - Хватит, - закричала она, отчего я дрогнул, - ты думаешь, я не читала эти строки? Это ее слова.
        Я вопросительно посмотрел на нее. Осознание пришло ко мне как раз перед тем, как она продолжила. Вспомнил. Ее слова. Текст, который я читал.
        - Ты влюблен в Молли.
        - Ты просто расстроена и не знаешь, что несешь, - пытался я как-то выкрутиться, но она продолжала кричать.
        От прежней красоты ничего не осталось. Лицо искривилось в гневе.
        - О, я знаю, что говорю. Прекрасная Молли. Это всегда была Молли. Почему-то все любят ее настолько, что даже готовы рискнуть всем ради нее.
        - Заткнись, - вырвалось у меня.
        - А то что? Мне не страшно. А вот тебе должно быть. Что будет, когда Сахи узнает, как ты в тайне гуляешь с его девушкой?
        От злости я сжал руку Насти так сильно, что она зарыдала. Я попытался ее успокоить, но она заплакала еще громче, поэтому мне ничего не оставалось, как уйти оттуда.
        Я прибежал домой и лег на кровать. Закрыл лицо подушкой и закричал. Зазвонил телефон. Опять Ада, только теперь она не была такой вежливой. Я не стал ее слушать и выдернул шнур телефона от линии. Всю ночь не мог уснуть. Боялся, что брат узнает обо всем. Долго думал и решил сам ему рассказать, как только он вернется. В целом, кроме того, что я влюбился в его девушку, ничего плохого не сделал, но этого было достаточно, чтобы он снова приревновал ее. Значит, он перестанет мне доверять. Эти мысли поколебали мою решимость, и когда брат вернулся, я не смог ничего сказать.
        Вскоре все свои силы я перевел на учебу. Когда начинал думать о Молли, я шел к Аскару. Он отвлекал меня как мог.
        Я умолчал о свидании. Настя, по-видимому, поведала своим подругам и, судя по звонку Ады, несколько приукрасила. Но меня это не волновало. С ними я больше не собирался видеться.
        Так прошли несколько сложных месяцев в моей жизни. Мы с Аскаром сдали заключительные экзамены и уехали в Грузию к его родственникам. Пропустили выпускной вечер, о чем я ни разу не пожалел. Все получилось неожиданно.
        - Тебе надо развеяться. Хотя бы поймешь, что в мире полно красивых девушек, которым Молли даже в подметки не годится, - сказал он и через день мы уже собирали чемоданы.
        Мы сели на паром в морском порту Актау до Баку. Проплыли около двадцати часов по Каспийскому морю. Я научил Аскара как давать власть ветру над своим телом. Мы стояли на носу парома с раскрытыми руками, и люди глазели на нас, как на сумасшедших, но мы только смеялись им в ответ.
        В Баку мы задержались всего на пару часов. Я пообещал себе, что вернусь в этот город ветров. Потом мы сели на прямой поезд до Тбилиси. Приехали, отоспались и сразу же поехали в Черепашье Озеро. Там же посмотрели музей под открытым небом. За неделю мы побывали в Национальной Галерее Грузии, в Старом Парламенте, в театре имени Палиашвили и во множество других мест. Позже поехали в Кутаиси, где не было так много памятников, но природа завораживала. Дальше мы посетили Батуми, и первым делом пошли смотреть на скульптуру Али и Нино. С тех пор, как я прочел роман Курбана Саида, мечтал увидеть памятник, посвященный его персонажам. В Батуми мы задержались еще на две недели, а дальше поехали смотреть на горы. Мы колесили чуть больше месяца, и если бы я теперь решился написать все в подробностях, то у меня бы получился отдельный рассказ.
        Домой я возвратился с новыми силами. Взял свои чувства под контроль. За неделю собрал документы и поступил в университет. Но до гранта не дотянул. Я решил пересдать в следующем году, а пока поработать. Брату мое решение не понравилось.
        - Грант тебе не нужен, - сказал он. - Учись, пока можешь, поработать успеешь. А оплату я беру на себя.
        - Но я должен…
        - Единственное, что ты должен, братец - это делать то, что пожелает твое сердце.
        - А на что ты будешь жить? - спросил я.
        - Не парься. Деньги я найду.
        После недолгих уговоров я согласился. Поступил на факультет журналистики. Не то, чтобы я основательно хотел этим заниматься, но с литературой я мог пойти либо на преподавателя, либо на журналиста. Брат хотел купить себе новый мотоцикл и уволиться со второй работы, но из-за моей учебы возобновил ночную смену.
        - Я все верну, - сказал я, - как только начну работать.
        - Будешь помогать маме, считай мы в расчете, - ответил он.
        Брат купил себе поддержанный “Кавасаки” вместо нового. Сразу же покатал меня. Я сел сзади и ухватился за край пассажирского сиденья. Мы ехали на небольшой скорости по пустым улицам, и я мог наблюдать за сменяющими друг друга зданиями.
        Мы остановились на красный свет. Слева я увидел старый трехэтажный дом советских времен. На стене была надпись «1960 г.». Здание рассыпалось и умирало под потоком времени. Столько всего оно пережило, что мне сложно представить.
        Дом был совсем новым, когда первого человека отправляли в космос, и стал свидетелем холодной войны, видел разлад советского союза и рождение новых государств. Столько поколений жили в этом доме, от потерянного до потребительского, столько разных людей живут и по сей день. Столько радости и рождений видели эти стены, но и столько же смертей им пришлось молчаливо наблюдать. И столько всего они еще увидят до тех пор, пока совсем не исчезнут. Если бы стены могли разговаривать, то поделились бы главным смыслом нашего существования, о чем узнали через свой безмолвный опыт. Они сказали бы мне, что сидя на мотоцикле и размышляя об этом - я живу. Просыпаясь по утрам, принимая душ, чистя зубы и страдая от неразделенной любви - мы живем. Все это наша жизнь. Каждая мелочь, на которые мы не обращаем внимания, и есть жизнь, и, ожидая наступления какого-то счастливого мгновения, мы жертвуем своим временем. Если присмотреться, то можно увидеть, как трещины на стенах дома, известь, которая рассыпается после каждого дождя, дыры на потолках и эта надпись на боку здании пытаются достучаться до нас и прокричать нам
два заветных слова - «живите сейчас»!
        Мне захотелось поделиться мыслями с Молли. Рассказать ей обо всем, что испытал от одного лишь взгляда на этот дом и чему он меня научил. Но потом я вспомнил, что мы давно не общаемся, и обратился к брату.
        - Сахи, а посмотри на тот дом.
        Все еще горел красный на светофоре. Брат повернулся и спросил:
        - И че с ним?
        - А что ты думаешь о нем?
        Он поднял стекло шлема и несколько секунд разглядывал здание.
        - Дом как дом, - ответил он. - Ну, выглядит только одиноко.
        - Почему одиноко?
        Загорелся зеленый. Брат выехал на первую полосу и остановился на обочине.
        - Ну, смотри, там указан год постройки, видишь? - сказал он. - А теперь посмотри на другие дома рядом. Они новые. Многие здания тех времен уже давно снесли. А этого почему-то оставили. Наверное, жители не согласились. Вот поэтому дом выглядит одиноким. Как будто все его друзья ушли, а он застрял на одном месте в кругу незнакомых домов, и медленно умирает в одиночестве. Жалкое зрелище.
        - А мне он кажется интересным. Много истории таится в стенах.
        - Это так, но какой от них толк, если в итоге остаешься ни с чем?
        Он рассмеялся и добавил:
        - Ладно, странный разговор получился. Лучше поедем.
        Брат надавил на газ и мотоцикл, заревев, помчался по безлюдной дороге. Мы приехали поздно вечером. Я смотрел, как брат заботливо протирает мотоцикл. Он таким довольным чаще всего бывает рядом с Молли.
        - Ну, и как твоя девушка? - спросил он.
        - Какая девушка?
        - Вот, ты хитрый. Ходишь с ней на свидание, читаешь ей свои стихи, ничего не говоришь мне и строишь из себя дурака.
        - Ты о ком? - разнервничался я.
        - А сколько их у тебя? - рассмеялся он. - Настя сказала, что вы сходили на концерт и начали встречаться. Почему я не знаю?
        - Тут нечего и знать.
        - Послушай, Матрос. Хочешь скрывать, пожалуйста. Но я твой брат, не забывай об этом.
        Я ничего не ответил, потому что разбирал в голове причины такого поступка Насти. Тогда я должен был сходить к ней и поговорить, но решил, что она успокоится со временем и позабыл об этом.
        Ближе к полуночи вернулась мама. Брат уже спал к тому времени. Мама уволилась с вахты и устроилась в ресторан посудомойкой. В дни банкета задерживалась на работе до поздней ночи. Она принесла сладости, мы сели пить чай.
        Еще с детства, когда отец жил с нами, мы с мамой любили это занятие. Папа с братом засыпали пораньше, а мама ставила чайник, и я подкрадывался на кухню. Впоследствии я превратился в чайного ценителя. Мог часами слушать мамину болтовню и любоваться ее красотой. Тогда у нее еще не было седых волос, глаза не потускнели, и она часто смеялась.
        - Какой же ты у меня красавчик, - сказала она, наполняя мой стакан. - Еще раз поблагодари Аскара. Загар тебе идет, сынок.
        - Это он должен мне спасибо сказать, что ему не пришлось скучать одному, - ответил я.
        - Хорошо, что вы вместе будете учиться, - продолжала она. - А помнишь, как вы подрались вначале? Я тогда думала, что за хулиган завелся в классе, а папа твой, старый дурак, все смеялся над твоим глазом.
        - Веселое было время.
        Она задумалась. Потупила глаза и сморщила лоб. От прежней красоты остались лишь отголоски, и я смотрел на взрослую женщину, которая годами работала не покладая рук.
        - Да. Было, - ответила она, - Как покатались-то?
        - Круто. Сахи хорошо водит.
        Раньше, когда брат встревал в неприятности, он искал помощи у папы. После того, как мы остались одни, брату пришлось тяжело, поскольку с мамой он не привык делиться. Однажды он сломал нос мальчику в школе, и его родители хотели написать заявление. Брат пришел ко мне и умолял, чтобы я как можно легче объяснил это маме. Я сказал, что подрался не Сахи, а я. Она не разозлилась. Сходила в школу и поняла, что виновником был все-таки брат, но к тому времени мама уже смирилась с тем, что случилось, и уже не было важно, кто из ее сыновей это сделал.
        - Ты скажи ему, пусть водит аккуратно, - как всегда, мама передавала брату сообщения через меня.
        Она могла сама с ним поговорить, но стеснялась ему указывать. Может быть, винила себя в том, что отняла у него детство бытовыми заботами.
        - Устал, бедняга, - продолжала она. - Он сегодня так радовался, когда мы шли покупать этот мотоцикл, что я даже прослезилась. Смотрю на него и думаю, как же он похож на отца своего в юности. Такой же высокий, сильный и болен мотоциклами, морем и разными другими вещами, которых я никогда не понимала. Он обнимает меня и говорит: “ты не волнуйся, мама, я буду осторожен, и когда-нибудь разбогатею так, что смогу купить тебе машину”. Я уж еще больше расплакалась. Говорю, ты достаточно уже сделал, живи для себя, а сама понимаю, что это невозможно. Хотя бы до тех пор, пока ты не начнешь работать.
        Когда она так говорила, ей не требовалось ответа. Лишь нужен был человек, который бы ее выслушал. И я всегда молча слушал.
        - Иди спать, сынок, - вдруг она прервала свою речь, - я хочу посидеть одна в этот раз. И скажи брату, пусть не волнуется по поводу твоей учебы. Мы справимся. Папа твой всегда справлялся.
        Я накрыл брата одеялом и уснул.
        Вечерами он учил меня ездить на мотоцикле, и через некоторое время я сам мог управлять им. О Молли мы не говорили, и он сам ничего не расспрашивал. В то лето мы с братом впервые сблизились по-настоящему. Не было ни Молли, ни остальных девушек, только два брата хорошо проводили время.
        Ловите мгновение, и пусть ваша жизнь будет необыкновенной
        В августе жара отступила. Стояла ровная погода, а кое-где на деревьях появились первые пожелтевшие листки. К этому времени я почти стер концерт из памяти, но порой ловил себя на мысли, что саму Молли мне не удастся забыть. Учебный год приближался, и брат снова с головой ушел в работу. Копил деньги на мое обучение. Я в свою очередь решил не подводить его, и самостоятельно готовился к университетским предметам.
        Теплый летний вечер. Я читал теорию литературы и запоминал термины, чтобы покрасоваться своим знанием перед будущими преподавателями. Брат с мамой ушли на работу. Зазвонил телефон, я поднял и замер на месте.
        - Ты здесь, Матрос? - услышал я знакомый голос в трубке.
        Я не смог произнести ни слова. В горле пересохло, и я пытался проглотить образовавшийся ком. Она сбросила. Не успел я упрекнуть себя за свою глупость, телефон зазвонил снова.
        - Да, - ответил я.
        - Ты живой вообще? - спросила Молли.
        Голос у нее был заплаканный. Почему же? Я представил ее, сидящую на кровати с распущенными локонами, ее нежную руку, держащую телефон, и ее всепоглощающие глаза, которые задумчиво смотрят в пустоту.
        - Живой, но со всеми свойствами мертвеца, - ответил я и услышал сдавленный смешок в трубке телефона.
        - Вижу, ты не забросил читать, - промолвила она. - Жива и я. Привет тебе, привет!
        - Да, и ты тоже.
        Мы поговорили о прошедших месяцах. Молли перешла на одиннадцатый класс. Уже прикупила туфли на выпускной, но платье к ним еще не подобрала. Я во всех подробностях описал ей красоту Грузии, и она обещала поехать туда когда-нибудь.
        - Приятно было поговорить, - сказала она в конце и сбросила трубку.
        Я не успел попрощаться. Ее странное поведение отвлекло меня от учебы, и я весь вечер мучал себя, придумывая причины ее звонка. Несколько раз хотел перезвонить. Брал телефон в руки, набирал ее номер и сбрасывал до первого гудка. Ее заплаканный голос не оставлял меня в покое. Что же могло случиться? Я потратил вечер на пустые размышления. Лег спать, но мысли, словно Македонский с осадой Тира, не переставали штурмовать мое сознание.
        Вдруг что-то стукнуло в окно спальной. Я попытался не обращать внимания и лег обратно. Стукнуло снова. Я подошел к окну. Темная пустая улица, никого не видно. Пошагал к кровати. Стукнуло снова. Я побежал в гостиную и вышел на балкон на четвереньках, чтобы меня не было видно.
        - Матрос, - шепнул кто-то снизу, - я видела, как дверь открылась.
        Я встал и увидел внизу Молли. Она держала в руках горстку камушков. Сердце пропустило удар от неожиданности. Все эти долгие месяцы упорных попыток забыть ее улетучились вмиг, стоило мне увидеть ее завораживающую улыбку.
        - Что ты стоишь как истукан, - добавила она, - спускайся, давай.
        Я побежал и переоделся. Если бы она приказала мне тут же спрыгнуть с балкона, я бы недолго раздумывал над этим. Спустя пару минут я уже стоял перед ней. Она кинулась обнимать меня.
        - Ничего себе, ты теперь одного роста с Сахи, - сказала она.
        Молли попыталась дотянуться до макушки моей головы и встала на носки. Она была в платье молочного оттенка. Выглядела привлекательно, как солнце на рассвете, как небо после дождя, как полная луна, скрытая под тучевыми облаками. Пахла дамасскими розами. Глаза, как океанские впадины, завлекали к себе, на самое дно, полное тайн и загадок.
        - Нет, просто ты перестала расти, - ответил я.
        Она засмеялась. Ее смех больше не казался мне таким громким. Он был сладок, как мед, мягок, как подушка после тяжелого дня, и звонок, как вино, переливающееся в бокал.
        - Нам надо ехать, уже поздно, - продолжила она.
        - Куда?
        - По пути объясню, - ответила Молли и потащила меня в сторону таксопарка.
        Она рассказала, как усердно готовилась к этому вечеру. Но брат позвонил ей утром и сказал, что не сможет пойти. Они поругались. Молли не хотела идти одна, и пришла ко мне.
        Мы сели на такси. Она задумалась о чем-то. Кудри свисали по ее спине, словно виноградная лоза, обвивающая ровную опору. Она будто повзрослела за то время, что мы не виделись, и во взгляде ее было нечто грустное, в точности как у ее мамы. Мы подъехали к городской набережной, и вышли из машины.
        - Здесь есть одно особенное место для меня, - сказала она, волоча меня за собой, - Кинотеатр.
        - Кажется, я догадываюсь.
        - Ты знаешь? Кинотеатр Союз.
        - Это первый кинотеатр в моей жизни, - ответил я. - Отец водил меня в детстве, когда получал зарплату. Я любил эти вылазки. Думал, его давно закрыли.
        Ее довольная улыбка заставила мою грудь расправиться от гордости. Я в очередной раз доказал, что у нас много общего.
        - Да, еще несколько лет назад, - объяснила она. - Но до сих пор не могут снести. Здесь работает охранником друг папы. Когда я узнала о том, что экран до сих пор показывает, умоляла папу сводить меня. За три года я только несколько раз приходила сюда. Сегодня заполучила ключи. Охранник в другом здании и не будет нам мешать. Я приготовила для нас пару фильмов, подобрала кое-что из классики, как ты любишь.
        Я не стал спрашивать, когда она успела выбрать фильм по моему вкусу, но осознание того, что она знает меня лучше, чем кто-либо, обрадовало. Мы на ощупь прошли через темный коридор. Молли включила свет из комнаты управления. Старые стены здания ничуть не изменились. Те же самые обои, тот же деревянный пол, пожелтевшая керамическая люстра и даже затхлый запах был тот же. Легкая грусть по прошлому охватила меня.
        - Как быстро летит время, - пробормотал я.
        - Скажи же. Даже не заметишь, пока не столкнешься с чем-то неизменным.
        Молли достала из шкафа коробку со старыми фильмами.
        - Выбор за тобой, - сказала она, - но я предлагаю сначала посмотреть “Общество мертвых поэтов”.
        - Я даже ничего доставать не буду, - ответил я. - Отличный выбор.
        Она убрала коробку в шкаф и вытащила из рюкзака другую пленку с фильмом.
        - Я знала, что ты выберешь это. Уже начинаю думать, что отказ твоего брата к лучшему.
        - Вы уже приходили сюда? - спросил я.
        - Нет. Ты первый, кто пришел сюда со мной. Кроме папы, конечно.
        У меня внутри все сжалось. Будто сердце хотело выпрыгнуть из груди и навеки отдаться ее воле. Молли включила фильм и вытащила из сумки еду.
        - Не надо так смотреть, - ответила она на мой удивленный взгляд. - Все любят есть за просмотром.
        Весь фильм мы повторяли диалоги героев и вместе с ними читали стихи.
        - О жизнь моя, вопросов неотступных череда, - выразительно прочла она.
        И вереницы бесконечные людей, лишенных веры,
        И города, кишащие глупцами, где среди этого добро,
        Тон у нее менялся во время чтения. Она начинала тихо и заканчивала громко, с чувством. Голос обретал необъяснимую силу.
        - О жизнь моя, ответ в том, что ты есть, - подхватил я.
        Что существует жизнь, сознание, и в том, что пьеса жизни
        Еще не кончалась, и ты, быть может, впишешь свою строку.
        Молли взяла меня за руку и положила голову мне на плечо.
        - Ловите мгновение, и пусть ваша жизнь будет необыкновенной, - прошептала она.
        Ночь стояла тихая и звездная. Город безлюдный и спокойный. Здание было древнее и почти заброшенное. Фильм старый и грустный, а она была юна и бесподобна. Наступит утро и ночь пройдет, город наполнится людьми, здание окончательно опустеет, фильм закончится, и будет пылиться в коробке вместе с остальными пленками. Но она, она останется неизменной, такой же юной и бесподобной. Времени не удастся повлиять на красоту ее души. Она бесконечна, безгранична, но в то же время так естественна, как моя любовь к ней.
        Под конец фильма Молли прильнула лицом к моей груди. Я обнял ее. Она тяжело дышала и всхлипывала. Тогда я осознал, какое у нее хрупкое и доброе сердце. Большая редкость, чтобы человек, обладающий неповторимой красотой, был еще красив изнутри. Она бы смогла влюбить меня в себя, в каком бы теле не родилась.
        - Почему так несправедливо? - бормотала она под нос. - Что бы ты сделал, если тебе запретили делать то, во что ты влюблен?
        - Не знаю, - ответил я и думал вовсе не о фильме. - Наверное, тоже самое.
        - Ты дурак! Я бы тебе не позволила.
        А чем ты можешь помочь, если мне запрещено тебя любить, подумал я.
        - Следующий фильм тебя точно удивит, - она снова оживилась.
        Молли исчезла в темноте коридора, а я остался смотреть на титры. Удивительная ночь выдалась. Хотелось остановить время, остаться в этом моменте навсегда. Вечно молодым и влюбленным, чтобы она не убирала голову с моего плеча, и теплые ее руки всегда согревали мои холодные. Начался второй фильм.
        - Не заскучал? - с улыбкой она снова вошла в зал. - Уверена, что этот ты будешь пересматривать.
        Он назывался “Хорошо быть тихоней”. В отличие от других фильмов, снятых по книгам, этот меня не разочаровал. Я не отрывался от экрана и иногда замечал, как Молли долго смотрит на меня.
        - Не бойся, кино мне уже понравилось, - сказал я.
        - Я не из-за этого, - она замолчала и снова положила голову мне на плечо.
        Я слышал ее сердцебиение, чувствовал ее дыхание. Она была рядом, но все же нас разделяли огромные расстояния. Если бы только я встретил ее раньше брата.
        - Как красиво, - сказала она о сцене в тоннеле. - Я бы хотела себе купить такую же машину, чтобы посадить кого-нибудь за руль, и каждый день так же ловить встречный ветер.
        - Мы попробуем, - ответил я.
        Со своим настойчивым характером Молли все-таки сделает это, но уже без меня. Она, счастливая, проживет свою жизнь в полной мере, а я только из угла буду наблюдать за этим, и лишь в мыслях, которые не дадут мне спать по ночам, смогу быть с ней.
        Фильм закончился. Мы вышли из кинотеатра одурманенные и влюбленные в жизнь. Застряли где-то между явью и вымышленным миром. Глубокая ночь, но было светло.
        - Давай на набережную, - сказала она, утягивая меня за собой.
        Она все время так делала. Не спрашивала, хочу ли я этого, но я не сопротивлялся. Стоило ей что-либо предложить, все остальное отходило на второй план. Она единственный человек, который имел надо мной такую власть.
        - Давай, - ответил я.
        Река текла спокойно и мерно. Ночное небо и фонари города отражались на поверхности воды.
        - Красота, - промолвила она. - В такие минуты мне вообще не хочется уезжать из города.
        Ее слова застали меня врасплох. Я попытался скрыть удивление.
        - Ты уехать собираешься?
        - Хочу. Кажется, если я не уеду, то останусь тут навсегда. Буду несчастной.
        - Необязательно быть несчастной.
        Я хотел утешить ее и понял, как соскучился по сердечным разговорам с ней. Неважно, что ей грустно, и неважно, что мне плохо от этого, главное, что мы можем об этом поговорить.
        - Я бы согласилась с тобой, но иногда я смотрю на свою маму и вижу в ее глазах скрытую грусть. Каждый день она стирает, убирается, смотрит телевизор и кормит неблагодарного мужа. Это и есть ее жизнь, понимаешь? Однажды я услышала, как папа сказал ей во время ссоры, что не любит ее больше. Теперь она плачет по ночам. Я не хочу загнать себя в такие рамки и жалеть о том, что сделала неправильный выбор. Понимаешь?
        Я молчал. Отчасти понимал ее и знал, что она думала об этих вещах не один раз.
        - Они больше не видят красоту. Суета бытовых проблем забрала у них такую способность. В мире столько всего неизвестного для меня, и я не хочу в последние мгновения жизни размышлять о том, каково было бы все испытать. Хочу увидеть и с улыбкой вспоминать. Больше всего я боюсь обычной жизни как у них.
        - Некоторые мечтают о такой обычной жизни, - снова заговорил я. - чтобы все хватало и ничего непредсказуемого не случалось.
        Молли помахала руками, выразив несогласие.
        - Пусть не будет хватать. Я хочу, чтобы жизнь была интересной. Хочу, чтобы никто не мог предугадать, чем я займусь субботним вечером и где окажусь утром во вторник. Ты что снимаешь?
        - Не парься, я никому не покажу. Сделаю фильм и подарю тебе.
        Она засмеялась и выхватила у меня телефон. Стала снимать меня.
        - Тогда и я никому не покажу. Ну, рассказывай, режиссер-матрос, каково оказаться по другую сторону объектива?
        - Хватит, - прикрыл я лицо руками.
        - Нет уж.
        Он приблизила телефон, попыталась убрать мои руки и сказала:
        - Пока не расскажешь что-нибудь, я не отстану.
        Когда она упрямилась, то лучшим решением было поддаться.
        - Если ты смотришь этот фильм, - начал я, - значит, Молли потеряла мой подарок, и он оказался у тебя. Смотри внимательно. Видишь маленькую ямочку на правой щеке, когда она улыбается, как мило она приподнимает брови, когда удивлена или как дрожат ее губы, когда она хохочет? Нет? Тогда пересмотри. Вглядись в детали, увидь в ней ни с чем несравнимую искру жизни. Правда, красиво? Разве это не самый лучший фильм, что ты видел? Все вырубай камеру, я все сказал.
        - Давай еще что-нибудь, - умоляла Молли. - Ты так хорошо говоришь.
        - Если ты все-таки поступил, как я просил, то знай, я люблю тебя, незнакомец, - обратился я вовсе не на камеру.
        Мы прошли еще немного и сели на скамейку возле берега.
        - У меня есть песня для такой ночи, - сказала она, вытащила телефон и включила песню “Slow it down” группы “The Lumineers”.
        Мы молча дослушали.
        - Моя очередь, - сказал я. - Только она старая.
        - Песня не еда, - ответила Молли, - она не портится.
        Я включил песню группы U2 “With or Without you”. Мы так же прослушали ее в тишине.
        - Отец любил слушать эту группу, - прервал я молчание. - Я впервые узнал об этой песне, когда мы ехали на футбольный матч. У папы не было слуха, но он вкладывал всего себя в каждую строчку. Сначала я только смотрел на него, но потом присоединился, хоть и не знал слов. Просто кричал во весь голос. Видеть его таким счастливым было лучшим чувством. Позже мы слушали эту песню, когда он сказал, что уезжает в командировку. Сидели на балконе вдвоем. Он так же подпевал, но не громко и со слезами на глазах.
        Молли взяла мою руку и поцеловала. Я включил Элвиса Пресли “Can’t help falling in love” и пригласил ее на медленный танец. Мы плавно кружились вокруг скамейки. Посидели еще немного. Слушали песню за песней, начиная от джаза заканчивая роком, и не заметили, как пролетел час. Пришло время ехать домой, и мы решили поймать такси. Но когда машины останавливались, Молли оглядывала их и отказывалась садиться.
        - Давай следующую подождем. Нет, не эта. Слишком черная. Слишком низкая. Мне не нравится.
        Я не ожидал от нее такого снобизма и, наконец, устало заявил:
        - Это уже одиннадцатая. Мы сядем в любую.
        - Вот, вот эту останови, - помахала она руками и чуть не выскочила на дорогу.
        Молли села сзади. Когда мы набрали скорость, она попросила открыть люк. Только тогда я понял, почему она ждала эту машину. Водитель открыл люк, и она высунулась оттуда по пояс. Ее руки вознеслись над головой, а глаза закрылись. Она повторяла сцену из фильма, но в то же время сама была такой неповторимой. Как же я хотел тогда подняться к ней, обнять и прошептать, как дорожу ею. Она опустилась вниз и сказала:
        - Я часть вечности.
        Нет, ты сама вечность. Вечность во всем ее проявлении. Вечность, не имеющая границ и далекая от моего понимания.
        Мы приехали. Она торопилась домой, но я уговорил ее остаться. Мы сели на двухместные качели во дворе.
        - Я только что пережил лучшую ночь в своей жизни, - заявил я.
        - Я тоже, - ответила она и засмотрелась на панельные дома. - Ты когда-нибудь думал о том, как красивы хрущевки ночью?
        - Думал.
        Молли будто читала мои мысли.
        - Одинокие квадратные дома, - продолжила она, - безвкусные, одинаковые, но все же есть в них какая-то романтика. Огромные здания с маленькими окнами, где горит свет для крошечных созданий. Иногда я смотрю на эти окна и думаю, какие же разные люди там живут. У всех своя история, свои переживания и своя жизнь, о чем мы никогда не узнаем, и оттого мне интересно наблюдать за ними. Если я когда-нибудь напишу книгу, то напишу о них, об этих простых душах с простыми проблемами и однообразным образом жизни. Многим это покажется скучным, но некоторые поймут, сколько тайн и рассказов хранится в этих очагах света. Я знаю, я говорила, что не хочу обычной жизни, но я всегда с восхищением смотрю на этих людей.
        - Я бы еще написал о самих сооружениях. Нас не было, когда их построили, и возможно, не будет, когда их снесут. Столько всего интересного они пережили и лучше всего осознают ценность жизни.
        Молли лениво раскачивала нас, откинув голову назад. Она смотрела на звезды. Волосы свисали с качелей и почти дотрагивались до земли.
        - Знаешь, нелегко найти человека, который тебя по-настоящему понимает, - ответила она. - Многие делают вид, притворяются, но ты не такой. Ты такой же сумасшедший, как я. Или же только мы с тобой нормальные.
        - Пусть весь мир посчитает меня сумасшедшим, если именно это тебе нравится во мне, - вырвалось у меня.
        - Да, но не только. Еще мне нравится, как ты видишь чувства насквозь. Ты замечаешь, когда людям больно, хоть они этого скрывают. А еще нравится, как ты молчишь, когда слова излишни, и говоришь, когда человек больше всего нуждается в разговоре. У тебя доброе сердце. Ты готов броситься на помощь даже себе во вред.
        Я прикоснулся к ее плечам. Они задрожали. Она поглаживала мои щеки. Я потянулся к ней и прильнул к ее губам. Больше не мог сдерживать свои чувства. Мои руки опустились ниже и, прихватив Молли за талию, потянули к себе. Я не думал. Тело двигалось само собой. Она приподнялась и закинула руки мне за шею. Я почувствовал жар ее влажных губ и прерывистое дыхание. Аромат волос - жасмин. Вкус губ - терпкий. Язык - сладкий. Дыхание, горячее как пар в сауне. Мне стало жарко. Слышу свое сердцебиение. Возможно, ее. Страшно. Волнительно. Ноги наполнились силой. Мне хочется бежать. Плавать. Летать. Это не сравнится ни с чем.
        Если бы только, целуясь, люди делились своими воспоминаниями, знаниями и чувствами, мир стал бы куда светлее. Губы, прикоснувшись к губам, пропускают сквозь себя все желания и мечты, все страдания и всю боль своих хозяев. Становятся одним целым.
        Я приподнял ее и усадил на колени. Мы были в плену у страсти. Наши души соприкасались, губы слились воедино и сердца бились в одном ритме, но Молли внезапно оттолкнула меня.
        - Я не могу так. Прости меня, - выговорила она сквозь слезы и побежала домой.
        Я остался один на качелях. В голове творился бардак хуже, чем в моей спальной. О брате я не думал весь вечер. Может, я бессознательно отгонял мысли о нем. Если так, то все накопленные размышления за все время нашего “свидания”, сразу же нахлынули на меня с удвоенной силой.
        - Что же я натворил? - прохрипел я.
        Мне хотелось биться об асфальт головой от стыда. Рвать на себе волосы. Хоть как-то наказать себя за содеянное.
        - Дурак, дурак, дурак, - бубнил я, - какая же ты сволочь.
        Я хотел побежать и рассказать все брату. Может, так я смою с себя этот позор. Может, так я искуплю свою вину перед ним.
        - Но если он разозлится, - продолжал я разговаривать сам с собой, - не оставит на мне живого места, будет ли оно того стоить? Конечно. Я, только я во всем виноват и должен понести наказание. Если бы только встретил Молли раньше брата.
        Солнечный свет вытащил меня из бездны раздумий. Я отправился домой. Спал тревожно. Просыпался каждые полчаса, и на долю секунды показалось, что вчерашняя ночь мне приснилась - не было никакого свидания и никаких поцелуев. Так было бы легче. Я бы жил дальше, не думая о ней. Может, я себя обманываю. Может, я думал о ней еще до концерта и свидания, с нашей первой встречи. Теперь-то сложно представить свои мысли без нее, и прежние дни, когда я не испытывал к ней ничего, казались обычной игрой воображения.
        Здесь жизнь до весны умерла
        Проснулся после обеда. Тело ломило от боли, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось в голове. Я пытался позвонить Молли, но каждый раз останавливал себя. Как она теперь будет вести себя со мной? Что же скажет брат, когда узнает? Бесконечная череда вопросов.
        Вечером следующего дня я позвонил Молли с номера Аскара. Она услышала мой голос и сбросила. Больше не отвечала на мои звонки. Аскар не стал упрекать меня, увидев мой поникший вид. Вопреки его стараниям, мне не становилось лучше.
        Лето почти закончилось, а я все думал о ней. Забросил снимать. К книгам меня не тянуло, и фильмы внезапно стали скучными. Брата я избегал. Когда он приходил домой, я отправлялся к Аскару. Мама видела, что я расстроен, и вроде догадывалась о причине, но ничего не говорила. Все остальные дни, когда брата не было дома, я запирался в комнате.
        Ночь перед началом учебного года я провел так же в своих мыслях. Надел наушники и лег на кровать. Смотрел на потолок. Слышал свое сердцебиение, даже когда музыка играла на всю громкость. Вспомнил речку на дачном участке. Молли улыбалась. Отчего же я тогда раздражился? Лучше бы я утонул в той речке. Не лежал бы тут с разбитым сердцем. Но вместо этого утонул в ее черных как пропасть глазах. Если от любви так больно, тогда почему столько прекрасных стихотворений написаны о ней? Почему бы поэтам не писать о том, каким жалким человек становится, стоит отказать ему в любви? Как потухает пламя, которое вело его по жизни, и лишает его мир света. Но они пишут лишь о том, как это же пламя разжигается от любви как угольки от ветра, но о том, что может пойти дождь, мы узнаём только стоя под ливнем без зонтика.
        Я вспомнил, как истекал кровью с открытым переломом, когда меня сбил велосипед. Лежал один на асфальте и смотрел на свою изуродованную руку. Даже та боль, которая несколько раз за день отправила меня в обморок, не была такой сильной, как боль от отвергнутой любви. Кто-то дернул меня за плечо. Мама стояла над кроватью с тарелкой мандаринов. Я снял наушники.
        - Я стучала, но ты не ответил.
        - Да, я музыку слушал.
        Она дала мне мандарины, очистив их от кожуры.
        - Как ты, сынок?
        - Все хорошо, мама, - ответил я.
        Она начала убирать разбросанные по комнате вещи в шкаф.
        - Знаешь, мамам ничего не нужно говорить, мы и без того почувствуем, - добавила она.
        - Мама, честно, все нормально.
        - Знаю, я эту болезнь, - она присела рядом. - Хотя бы поешь, совсем побледнел. Во всем твой брат виноват, и эта белка его прыгучая. Думаешь, я не знаю? Не смотри на меня так. Ладно, не буду тебя мучить. Вот именно в такие минуты мне не хватает твоего отца. Он бы знал, что делать.
        Меня уже раздражали ее частые упоминания папы. Что не скажи, отвечала, что отец бы смог помочь.
        - Мне-то откуда знать, - ответил я.
        - Это я так, к слову, извини. Ну, я пошла.
        Я лишь попросил ее закрыть дверь и лег обратно. Так и закончилось лето, а в сентябре начались студенческие будни. Лекции я слушал рассеяно и все время терялся. Голова забилась другим. Моя зависимость становилась сильнее. Будто если я не услышу голос Молли, сойду с ума.
        Я возвращался домой из университета. Шел по городскому парку. Собирался дождь, но я хотел пройтись. Осеннее солнце скрылось под серым небосклоном, и более не согревал. Один из листьев, оторвавшись от ветки, упал на землю перед моими ногами. Раньше я считал это началом чего-то нового, а сейчас осень напоминала мне лишь об утраченном времени.
        Скоро зима. Целый год уже прошел, а как же все хорошо начиналось. Мне захотелось сейчас же поговорить с Молли. Я больше не желал ничего, кроме как увидеть ее, услышать ее голос. Начался ливень, и ноги сами побежали в сторону ее школы. Я пришел уже весь мокрый, дождался звонка. Увидел ее в коридоре, подбежал, но не смог выговорить ни слова. Сердце, подтолкнувшее меня на такое безрассудство, не позаботилось о том, что я ей скажу при встрече.
        - Боже, Матрос, ты совсем промок, - прозвучал ее голос.
        Она принесла мне полотенце у вахтерши. Ее одноклассницы с насмешкой смотрели на нас, но Молли не обращала внимания.
        - Ты что тут делаешь? - спросила она.
        - Хотел поговорить, - ответил я. Язык заплетался, и дыхание подводило.
        - Давай пойдем туда, где потише.
        Мы пошли в столовую и сели у окна. Дождь все лил не переставая. Я сидел перед ней и не мог набраться смелости, посмотреть ей в глаза.
        - Как ты, Матрос?
        - Бывало и лучше.
        Тишина. Звонок на урок уже прозвенел, но она ждала, что я продолжу.
        - Я любил дождь, - сказал я, - до сегодняшнего дня.
        Она молча отвернулась. Я дотронулся до ее руки.
        - Не стоит, Матрос, - она убрала руки под стол, - и вообще мне пора.
        - Постой. Останься ненадолго, пожалуйста!
        Она смотрела на меня холодным взглядом, будто ее остановил случайный прохожий и надоедает ей расспросами.
        - Мне и вправду пора.
        - Ладно, но послушай. Тогда, еще возле реки я влюбился в тебя. Боялся признаться самому себе. С тех пор не переставал тебя любить.
        - Не надо. Я тебе верю, но я так не могу, - ответила она.
        - Почему? А как же поцелуй? Неужели ничего не значит?
        - Хватит, Матрос, - выкрикнула Молли.
        Она не задержалась. Я схватил ее за локоть, но она ногтями вцепилась в мою руку, и я отпустил ее. Остался один в столовой. Дождь никак не останавливался, и я, наплевав на все, пошел домой. Я не смотрел никуда, не переходил лужи, не убегал от ливня, шагал только вперед, а в голове звучали строчки из стихотворения Бунина.
        Здесь жизнь до весны умерла,
        До весны опустели сады, - твердил поэт.
        Кто я для дождя? Очередной ничего незначащий прохожий, которого нужно наказать. Именно так. Я заслужил наказания за то, что ввязался в такую историю. За то, что предал брата. За то, что не могу отказаться от нее.
        - Матрос, - услышал я сзади голос и увидел девушку, бегущую за мной с зонтиком в руке. Наверное, я пересмотрел много мелодрам, потому что на миг подумал, что это Молли бежит ко мне признаться в своих чувствах. Я пошагал на встречу и узнал в ней Аду. - Ты дурак!
        - Да, да, - закричал я, выплескивая накопившиеся эмоции. - Я дурак! Ты это уже говорила тысячу раз, придумай что-то новое!
        - Ты дурак, - вскрикнула она в ответ и потянула меня под свой зонт, - заболеть хочешь?
        Она смотрела на меня своими большими глазами цвета бирюзового моря, и пыталась собраться с мыслями. Я взял у нее зонтик.
        - Ты справедливо накричал на меня, - продолжила она. - Я была неправа. Наговорила всякого по телефону в тот вечер, потому что Настя передала все по-другому. Она сказала, что ты обозвал ее и сказал, что любишь другую. И что ты пригласил ее лишь потому, что та другая тебе отказала.
        - Что за тупость? Ничего такого не было.
        - Я знаю. Она позже проговорилась. Теперь-то понимаешь, почему я разозлилась? Я думала, что защищаю честь подруги, а у нее оказалось нечего защищать.
        Я молчал. Для меня такое поведение Насти было очень странным, несмотря на то, как она себя повела под конец свидания. Потом я вспомнил о том, что она наговорила брату. Надо было сходить к ней в тот день.
        - Я догадалась о твоих чувствах на концерте. Помнишь, как ты убежал? Я видела, как ты смотрел на Молли. Поэтому попросила тебя сходить с Настей на свидание. Думала, что вы найдете общий язык. Я просто хотела помочь. Даже перед вашим походом в кинотеатр, я умоляла Молли не идти с тобой. Она меня не послушалась. Не знаю, что творилось у нее в голове. Теперь смотри, что из этого вышло. Я увидела тебя сегодня, сидящего одного в столовой, и не выдержала. Высказала Молли все, что о ней думаю. Я знаю, что не имею права давать тебе какой-либо совет, но мне кажется, тебе лучше рассказать брату. Кто знает, что еще Настя может нафантазировать. Ты прости меня, если обидела тебя. Мы все трое стоим друг друга, и не заслуживаем твоей дружбы.
        Она обняла меня и попрощалась. Я не разобрался в этом бесконечном потоке слов и ушел. Только придя домой осознал, что забрал ее зонтик. Сел на кровать. С меня стекали крупные капли дождя. Я заплакал. Плакал, потому что холодный взгляд Молли бил больнее удара в челюсть. Потому что сидел, как бездомный - грязный и мокрый. Потому что Настя пыталась мне отомстить. Потому что я полюбил девушку брата. Признался ей за спиной брата. Предал его. Запятнал свои нетронутые чувства. Все это навалилось разом, и я не справился.
        Брату рассказать я таки не смог. Представил, как он разозлиться, начнет ревновать ее, отдаляться от меня, а потом и вовсе не останется между нами ничего братского. Я решил похоронить свои чувства поглубже, насколько это возможно, и оставить тот поцелуй тайной, о которой брат никогда не узнает. Пусть это разорвет меня на части, пусть я больше не буду прежним, пусть мое юное сердце не излечится, но брат дороже. Он бы сделал то же самое ради меня. Над словами Ады я не задумывался. Все равно было поздно что-либо исправлять.
        Удастся ли мне выплыть?
        Я стал мрачным последующие месяцы осени, как и сама осень в нашем городе. По вечерам ходил к дому Молли и сидел на качелях, пока свет в ее комнате не гас. Прогуливался по набережной и возвращался домой поздней ночью. Люди приписывали мою бледность плохой погоде. Никто из них не догадывался, что творилось у меня внутри. Только мама все время пыталась поговорить, но я молчал. Снова замкнулся в себе. С братом разговор заканчивался на приветствиях. Я все так же избегал его.
        В один из ноябрьских дней я простудился, и всю неделю провел дома. Дочитал роман “Мартин Иден” и сравнивал чувства главного героя со своими. В отличие от меня, у него была несгибаемая воля, которая двигала его к цели, а я даже не знал, что делаю. Я бы не решился и на половину того, что он сделал, не говоря уже о последнем его решении.
        - Поздно! Он перехитрил волю к жизни! Он был уже слишком глубоко. Ему уже не выплыть на поверхность, - перечитал последний абзац книги, понял, что и я слишком глубоко застрял, но не в воде, а в своих чувствах. - Удастся ли мне выплыть?
        Я уснул, погрузившись в свои мысли и проснулся утром от необычного хохота на кухне. Видимо, брат взял выходной. Я умылся и пошел к ним. Но на мое удивление, брата дома не было, и на его месте сидел мужчина средних лет в поношенном пиджаке, который пытался пальцами ноги скрыть дырку на носке. Лицо у него показалось знакомым.
        - Сынок, - он вскочил и бросился меня обнимать. - Какой ты у меня взрослый.
        Я на секунду усомнился в правдивости происходящего и спросил:
        - Папа?
        - Конечно, это я - старик твой. Ты, наверное, помнишь меня другим.
        - Честно я не очень тебя помню, - хотел я нагрубить ему, но прозвучало это жалостливо, чем сердито.
        - Это моя вина, - продолжал он. - Я как раз рассказывал твоей маме, почему ушел.
        - Мы зря его обвиняли все это время, - добавила она.
        Я посмотрел на маму. Она спрятала взгляд и опустила голову.
        - Хочу объясниться сынок, - начал он и рассказал мне свою историю.
        Я не поверил его словам, но отец уверял, что задолжал большую сумму денег каким-то людям и работал на них. Придумал историю с другой женщиной, чтобы мы не беспокоились о нем. Я присмотрелся к нему. Он загорел. Брови у него местами поседели, не говоря уже о волосах. От него пахло копченой рыбой. Я вспомнил день, когда он водил меня на футбольный матч. Каким большим он тогда казался, а сейчас я на голову выше него. Как пролетело время. Я бы хотел снова оказаться на том стадионе и увидеть его счастливую улыбку. Может, это жалость во мне говорила, а может, что-то другое, но я хотел крепко прижаться к нему и превратиться на миг в семилетнего ребенка. Я обнял его и погладил седые волосы. Таким слабым и уставшим он был. Но мне вспомнилось все, что пережил брат, и каким холодным взглядом отец смотрел на меня, когда уходил, и я отстранился. Открылась входная дверь.
        - Ты что тут делаешь? - взревел брат.
        - Сынок…
        Отец растерялся, поднялся, чтобы обнять брата, но он оттолкнул папу.
        - Не называй меня так!
        - Присядь, сынок, - вмешалась мама. Она начала говорить заученным текстом. - Мы зря его обвиняли все это время. Ему пришлось…
        - Мама, не будь дурой! - закричал брат. - Что ему пришлось? Пришлось приползти к нам обратно после того, как шлюха бросила его и оставила ни с чем?
        - Не смей с ней так разговаривать!
        Отец снова поднялся, но брат усадил его обратно ударом в живот. Мама вскрикнула от страха.
        - Ты думаешь, я не знаю? - продолжил брат. - Я видел вас. Я знаю, как ты жил, где ты был, как ты отдыхал все это время, пока мы сдирали с себя кожу.
        Невзирая на его богатую драками жизнь, я впервые видел брата в такой ярости. Он замахнулся снова, но я успел схватить его руку.
        - Ты тоже поверил в его сказки? - оскалил он зубы.
        - Нет… - ответил я, дрожа от страха. - Успокойся.
        - Отпусти, а то и ты получишь!
        Я решил испытать удачу и сказал:
        - Давай, это лучше, чем тратить свои силы на него.
        Брат ослабил хват, и я его отпустил. Он окинул отца ненавистным взглядом и пулей выбежал из квартиры. Сел на мотоцикл и надавил на газ так, что вся пятиэтажка услышала. Я смотрел на маму. Она все еще прятала глаза. Я вспомнил ее частые разговоры о папе и понял, почему она молчит.
        Домой брат не вернулся в тот вечер. Мы обзвонили всех знакомых, но никто его не видел. Отец весь день не отходил от мамы, а ночью мы с ним уехали в поисках брата. Его мы нашли сидящим на перекрестке со сломанным шлемом. Брат превысил скорость и не справился с управлением. Вследствие чего упал с мотоцикла, ударился шлемом о бетон и прокатился по асфальту на животе. От рубашки остались только спинка и один рукав. Грудь брата была вся в крови. Я все еще не забыл, как застыл на месте и дрожал. Впервые видел столько крови. С тех пор я боюсь мотоциклов. От одного вида этого транспорта меня стало воротить. Авария наглядно показала, что человеческая жизнь хрупка, и может оборваться в любую минуту.
        Через неделю я забрал брата из больницы на машине Аскара. Всю дорогу просил его продать разбитый мотоцикл и купить машину. Он не унимался.
        - Мы обязаны жить, братишка, - смеялся он. - Ссадины, травмы - это все пустяки. Чувство, когда ты летишь над землей за пару секунд до падения, вот что важно. Ты свободен.
        - И мертв, - ответил я.
        - Ну, не нагоняй. Ты состарился и что? Что самое запоминающее в твоей жизни будет? Книги? Чаепития? Нет. Умирать молодым надо. С огнем в сердце и оставлять свет за собой. Если ездить, то только быстро. Если любить, то по-настоящему. Если ненавидеть, то всей душой.
        - Ты, похоже, головой сильно ударился.
        - Ладно, ладно. Че ты? Шучу же, - рассмеялся он.
        У дома Сахи снова нахмурился. Видимо, только вспомнил о папе. Мы посидели немного в машине, пока брат не подготовился, и вошли в квартиру. На кухне сидели родители. Со дня аварии отец все время находился рядом с мамой, возил ее на работу и в больницу к брату. Я ночевал у Аскара. До сих пор обижался на маму, что она легко простила отца. Я понимал, что одной ей тяжело и что ей нужен был человек рядом, но ее молчание меня разозлило. Может быть, мама не сразу его приняла, и может, они виделись много раз до этого. Но если бы она сначала посоветовалась с нами, прежде чем пригласить отца, то ничего бы этого не было.
        Брат стоял в прихожей. Я попросил его успокоиться и пройти в комнату.
        - Как ты себя чувствуешь, сынок? - спросила мама.
        Брат ничего не ответил. Он изо всех сил старался не наброситься на отца.
        - Ты не должен был так горячиться, сынок, - сказал отец, собравшись духом.
        Мне захотелось подбежать и прикрыть его рот ладонью.
        - Я тебе не сынок! - проговорил он сквозь стиснутые зубы.
        - Успокойся уже, - добавила мама.
        - Мама, хватит!
        - Не разговаривай так с ней, - повысил голос отец.
        Я подумал, что уже все. Теперь-то брат уж точно наброситься на него, но тот направился в сторону комнаты. Отец, увидев это, набрался смелости.
        - Мы не закончили!
        Брат снова повернулся к нему, и я увидел его полные ярости глаза.
        - Кто ты такой, чтобы говорить мне, что делать?
        Отец тут же опустил взгляд. Это еще больше разозлило брата. Он подбежал к отцу, взял его за воротник и приподнял так, что их взгляды встретились. Мы с мамой бросились их разнимать, но брат не унимался.
        - Посмотри на меня, - кричал он. - Видишь, я уже взрослый и в тебе больше не нуждаюсь. Никогда не нуждался. Я это понял, когда ночами подрабатывал в ресторанах, а утром шел в школу, чтобы почувствовать себя нормальным ребенком. Когда мама все время плакала, а я сидел рядом, пытаясь утешить. Я тоже хотел плакать, но я не мог себе позволить, потому что под моей ответственностью была моя семья. Ответственность, которая была твоей. А ты где был? Посмотри на братишку. Ему было семь, когда ты бросил нас. Помнишь об этом? Он вырос отличным человеком, учится хорошо, пишет стихи. И в этом нет твоей заслуги. Я бросил учебу, ты знаешь об этом? - голос у него начал хрипеть. Он едва сдерживал слезы. - В день, когда ты ушел, я решил для себя, что мой отец умер. Дал себе слово больше никогда не вспоминать тебя. И теперь ты смеешь мне говорить, что правильно, а что нет? Че ты молчишь? Язык проглотил?
        Мама зарыдала, и он отпустил отца.
        - Убирайся! - крикнул брат.
        Отец смотрел на маму. Она ничего не ответила. Сахи, снизив тон, обратился к ней.
        - Мама, я с ним под одной крышей жить не буду.
        Мама опустила голову и судорожно плакала.
        - Значит, вот так! - выкрикнул брат снова. - Тогда я уйду.
        Она не посмела поднять голову и дрожащими руками прикрывала лицо.
        - Мама, - прошептал я, но она молчала.
        - Ясно, - проговорил брат с горечью в голосе. - Тогда до свидания!
        Он вышел из квартиры. Я застыл, пытаясь понять, что произошло. Нагнал брата только у выхода из подъезда.
        - Иди домой, Матрос, - сказал он.
        - Я пойду с тобой, - ответил я.
        - Останься и позаботься о маме. Не дай этому ублюдку снова ее обидеть.
        Злость с его лица ушла, и осталась лишь грусть. Он прочитал в моих глазах немой вопрос: а ты?
        - Я что-нибудь придумаю. Не волнуйся.
        Мы договорились, что я подготовлю его вещи, и он утром заедет за ними. Брат сел на мотоцикл, оглядел дом и уехал.
        Я поднялся обратно и увидел, как отец утешает маму. Она рыдала. Я оставил их и закрылся в комнате. Лег на кровать и попытался выбросить этот день из головы, но голос мамы мешал мне. Я думал о том, как отец оставил нас и ни разу не появлялся в нашей жизни, о том, какой это подлый поступок для мужчины. Но как бы я ни искал, как бы ни копался в себе, ненавидеть его не мог. Ненависть была к его поступку, к его любовнице и к молодому ему, но нынешний он, кроме жалости, никакого чувства во мне не вызывал. Но я понимал злобу брата. Из-за папы он пожертвовал своими мечтами. Я представил, что если бы я больше не мог видеться с Молли - так как она является моей мечтой - должен был отказаться от нее, забыть ее голос и улыбку и никогда к ней не возвращаться. Я бы так же ненавидел человека, ставшего этому причиной.
        Но ведь именно сейчас мне приходится делать такой выбор. И причиной тому является брат. Тогда почему же я не питаю к нему ненависть? Вернее всего, потому что брат первый встретил Молли, первый построил свои мечты с ней. Я тут выполняю ту же роль, что и отец. Значит, если я расскажу о своих чувствах брату, то он и меня возненавидит. После сегодняшнего я более чем уверен в этом. Если бы только я встретил ее раньше брата.
        Солнце уже садилось. Я пролежал весь день в полудреме. К этому времени мама перестала плакать, и за дверью наступила тишина. Кто-то пришел и, судя по удивленным возгласам, дверь открыл отец. Гость сидел на кухне с родителями, и они около получаса разговаривали. Потом он постучался ко мне.
        - Ну, здравствуй, любимый племянник, - сказал дядя.
        Будто происходящее забавляло его. Я хотел встать, чтобы поздороваться, но он махнул рукой, прося не утруждаться.
        - Как поживаешь? - спросил он. - Вижу, блудный отец вернулся.
        Я невольно ухмыльнулся.
        - Упал нам на голову.
        - А ты сам как считаешь? - спросил он, немного подумав.
        - Я как раз думал об этом, и понимаю брата. Я бы тоже отца ненавидел, только брат ограждал меня от всех переживаний. За маму я не могу говорить. Видимо, настрадалась и больше не хочет оставаться одна. А может, она до сих пор его любит и готова простить ему все, только бы он был рядом. Опять же я не могу судить, потому что не был в ее туфлях и не знаю половины того, через что она прошла. Но я готов осудить ее за то, что она ничего нам не сказала. Притворилась удивленной. И то, как она поступила с братом - неправильно. Вот, что я думаю.
        - Да, а ты весьма мудр для своего возраста, - подытожил дядя.
        Он присел рядом.
        - Я тут по делу, - продолжил он. - Твой брат все еще игнорирует мои звонки. И все из-за этой девушки. Я не собираюсь менять свое мнение о ней, но после долгих раздумий пришел к выводу, что если Сахи его любит, то мне не остается другого выхода, как принять ее. Тем более, он все равно поступит по-своему. Упрямство у нас в крови. Я пришел поговорить с ним, но его тут нет. Теперь эта ситуация с твоим отцом. Наверняка твоему брату идти некуда. Тебе в этот раз ничего не нужно передавать ему, просто устрой мне встречу, а дальше я уж сам как-нибудь.
        - Он заедет утром за вещами, - ответил я. - Не опаздывайте.
        Он улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы курильщика.
        - Твой бы ум твоему брату. Никогда бы не натыкался на таких девушек.
        Я едва сдержал смех. Если бы вы только знали.
        За мамой всю ночь приглядывал папа. У нее подскочило кровяное давление, и она уснула только под утро.
        Брат приехал чуть раньше оговоренного времени. По лицу было видно, что он тоже не спал. Родители еще не проснулись, и я с легкостью вытащил сумку с вещами.
        - Ну, как она? - спросил брат.
        - Спит, - ответил я. - почти весь день плакала.
        Я не сказал о папе, чтобы брат не расстроился, но он ничего и не спросил о нем. Еще я утаил историю с дядей и все надеялся, что он приедет раньше и сам застанет брата.
        - А ты как?
        - Ничего, - ответил он, - днем у друга перекантовался. Всю ночь был, с Молли, сидели у нее во дворе до самого рассвета.
        Будь обстоятельства другие, во мне проснулась бы ревность, но сейчас я жалел брата.
        - Оно и видно. Теперь куда?
        - Снова к другу. Он может на пару дней приютить. Дальше посмотрим.
        Мы попрощались. Дядя приехал только через час и очень расстроился, но я рассказал ему, куда брат отправился. Тот горячо пожал мне руку и искренне поблагодарил, пообещав все уладить.
        Отец теперь жил с нами. Я впервые за долгое время видел маму такой счастливой. Папа почти каждую неделю покупал ей цветы, просыпался раньше всех и готовил нам завтрак. Давал мне деньги, но я отказывался. Поначалу я хотел, чтобы он ушел и даже не сомневался, что скоро сам уйдет. Но мама больше не плакала, и стала менее тревожной, поэтому я смирился с его присутствием. Он пытался проводить со мной время, но я избегал его. У меня не получалось нагрубить ему как брат, вместо этого я придумывал разные отговорки.
        Брат помирился с дядей. Признался мне, что давно хотел так поступить, но дурацкая гордость не позволяла ему попросить прощения. Он пожил у дяди несколько дней, потом снял квартиру ближе к своей работе. Я нередко ночевал у него и часами слушал его выпады в сторону папы. Ничего не имел против, у брата были веские причины для этого, но постоянные жалобы вскоре надоели. Еще я находил в квартире кое-какие вещи Молли, вроде книг или расчески, и мне становилось совсем плохо.
        Однажды отец пришел с очередным предложением. Я переписывал лекцию, когда он зашел в комнату.
        - Сынок, смотри, что у меня есть.
        В руках он держал два листка бумаги.
        - Наш клуб играет завтра.
        - Завтра у меня много дел, - ответил я.
        Это был его козырь, и он никак не ожидал отказа.
        - Но ты же всегда болел за наш клуб.
        Я не был футбольным болельщиком. Не понимал и не любил такой вид спорта. Но отец не знал об этом. В детстве я завидовал брату за то, что он проводил больше времени с папой, и у них было общее дело, поэтому придумал легенду с футболом. Когда отец засиживался по ночам перед телевизором во время матча, я присаживался рядом и притворялся увлеченным игрой. Позже и у нас появилась общая тема для обсуждений.
        - Уже не болею.
        Жаль, что я не мог легко нагрубить, как брат.
        - Так нельзя, - продолжал он настаивать, - однажды болельщик, всегда болельщик. Помнишь, как мы ходили на матч? Ты тогда так радовался.
        Я вспомнил, как он смотрел на меня в тот день, когда наши забили гол. Повернулся ко мне, улыбнулся, поднял меня на руки и кричал во весь голос от радости. Его глаза цвета свежей зелени становились ярче от закатного солнца. Я был счастлив, потому что он казался счастливым.
        - Ладно, оставлю билеты у тебя. А ты пока подумай, - сказал он и вышел из комнаты.
        Я посмотрел на билеты. Места те же самые, что и в прошлый раз. Он помнил. Неужели он не забыл такую мелочь? Значит, он все же думал о нас. Если думал, почему же он ни разу не навещал нас? Знает ли он, что брат много раз выходил на море, чтобы увидеть его? Как можно оставить своих детей?
        Я встал и пошел в сторону кухни. Услышал смех мамы и остановился.
        - Я бежал как бешеный, - донесся до меня голос папы. - Там не было ни дорожных фонарей, ни домов. Абсолютная тьма. И дождь лил как из ведра. Еще пока лодка доплыла до берега, успел промокнуть. Бежал по трассе и пытался поймать попутку. Никто не останавливался. Как будто все было настроено против меня. Я один, бегу по пустой дороге, а сам думаю: “только бы успеть”. Наконец, я не выдержал и выскочил перед мотоциклом. Помнишь, тогда еще все ездили на мотоциклах “Урал”? Я умолял мужика: “дядя, подвезите меня, прошу, хотя бы до города. У меня скоро родиться сын, я должен успеть”. Мне всего двадцать четыре было, подумать только. А он улыбается и говорит: “Ну, раз уж станешь отцом, подброшу тебя до самого роддома”. Я тебе не говорил об этом, потому что ты тогда сильно разозлилась на меня. И вот я держу Сахи в руках, такого крохотного, и плачу. Взрослый мужчина не может сдержать слезы. А Сахи схватил меня за палец, так крепко сжал и не хотел отпускать. А я улыбаюсь и плачу.
        Я вошел в кухню и вернул ему билеты.
        - Я согласен, короче, - сказал я и пошел обратно к себе.
        Отец купил мне форменную одежду нашего клуба, и мы пошли на матч. Стадион был небольшой. Помещалось всего девять тысяч человек. В детстве он казался больше. Мы миновали пост охраны и прошли на свои места. Люди, толкаясь, бранясь и наступая друг другу на ноги, заполняли стадион. Мало кто увлекался кубком страны. Так я думал, пока не увидел самых ярых болельщиков нашего клуба. Мы прыгали, делали волну со всем стадионом и кричали судье матерные слова. Наш клуб проиграл, впрочем, как всегда, и отец немного расстроился, но после пары кружек пива снова заулыбался.
        Мы сидели в кафе через дорогу от стадиона. У отца развязался язык от алкоголя, и он болтал без остановки.
        - Я же знаю, что ты не любишь футбол, - сказал он.
        - Неужели, я такой плохой актер? - улыбнулся я.
        - Нет, просто ты в детстве только со мной разговаривал о футболе. И когда меня не было дома, ты пропускал матчи. А фанаты так не делают.
        Он протянул мне свою кружку пива. Я сделал пару глотков и ответил:
        - Ну, извини. Я же не знал, что ты догадываешься.
        Он заказал себе еще одну кружку.
        - Раз уж такое дело пошло, я тоже должен признаться. Помнишь, когда тебя сбил велосипед, я тебе сказал, что мы не нашли виновника. Так я соврал. Я взял с собой девочку, которую ты спас и нашел этого мальчика. Поговорил с его отцом. Он сначала не признавал, но девочка опознала виновника. Вот его отец и оплатил твое лечение.
        Я рассмеялся, попросил у него сигарету и закурил.
        - А чего еще я не знаю?
        - Есть еще одно. Я вас с братом видел на море. Но у меня не хватило духу заговорить.
        Я молчал.
        - Не злись на меня, Тами. Я был трусливым дураком. Сегодня я тот же дурак, но хотя бы сейчас я готов попросить прощения. Я знаю, что ты в этом не нуждаешься, но я обязан это сделать. Прости меня.
        Я не знал, что ответить. Что бы сказал брат на моем месте? Что-то вроде: “ты всегда останешься трусливым дураком. Засунь свои извинения поглубже”.
        - Что ты улыбаешься? - спросил отец.
        - Да ничего, просто подумал, что бы Сахи ответил на моем месте.
        Он рассмеялся. Домой мы пришли поздно, и всю ночь я слушал его извинения.
        На следующий день я пошел к брату. Он был в ярости. Кто-то рассказал ему о том, что я ходил с отцом на матч, и брат разозлился не на шутку.
        - Такого от тебя я не ожидал, Матрос, - сказал он после пяти минут чистого мата.
        - Я просто хотел посмотреть футбол.
        - Кому ты лечишь, братишка? Я же знаю, что ты терпеть не можешь этот футбол.
        Сахи, наконец, отошел от двери, и я мог зайти. Он закурил прямо в квартире.
        - Помнишь, мы подплыли к лодке, тогда на море? - спросил он уже со спокойным голосом.
        - Да, - ответил я.
        - Так это был наш любимый папа. Отдыхал там со своей шалавой. А я плыл к нему с надеждой, что он увидит нас и пожалеет о своем решении. Я ведь стоял и плакал тогда, но ты этого не видел.
        Я присел. Вспомнил, как видел влюбленную пару. Брат еще сказал с улыбкой, что море является пристанищем не только моряков, но и влюбленных. Как же тяжело было заставить себя улыбаться в ту минуту. Он защитил меня от правды. Принял весь удар на себя, а я лишь сделал ему больнее.
        - Может, выпьем? - спросил я.
        - А что еще нам остается? - ответил он.
        Мы напились и всю ночь сидели на кухне. Поговорили о многом, но не затронули тему с отцом. Так брат захотел. Он не пошел на работу, и мы проспали до обеда. За чаем он все же сказал:
        - Я не виню тебя, Матрос. Я же сам не хотел, чтобы ты вырос, ненавидя его. А сейчас заставляю тебя. Это я должен просить прощения. Еще вчера наговорил многого. Я даже не подумал, что ты, может быть, хочешь иметь отца, ведь в отличие от меня, ты его толком не знал. Я провел с ним много времени, помнил все, что было и поэтому его предательство ранило меня больнее, а ты тогда был слишком мал.
        - Нет, ты прав, Сахи, - ответил я.
        - Я ночью думал об этом. Ты тут не причем. Это наше с ним дело. Если хочешь проводить с ним время, я не обижусь. Не надо ничего отвечать. Просто, если что, приглядывай за ним. Не дай ему обидеть маму.
        Я промолчал. Вернулся домой чуть позже. Думал о нашем разговоре. Брат поступил благородно, пожертвовав своими чувствами ради меня. Я должен сделать то же самое ради него. Должен отказаться от Молли.
        Отца я снова избегал. Не смог простить за то, что он сделал брату. Мы знали, что папа ушел к другой женщине, но так разбить все надежды брата перед его глазами, наверное, худшее, что мог бы отец сделать для сына. Я не смог ничего высказать папе и просто перестал с ним разговаривать.
        В руке платочек, надпись “никогда”
        С тех пор я боролся между здравым смыслом и пагубным не только для меня, но и для всех нас троих, чувством. Зимними вечерами я пересматривал видео с Молли. Бывало, не спал ночами. Близился новый год. Я хотел подарить ей что-нибудь в память о моей любви. Оставил все попытки увидеться с ней и не мешал ее отношениям с братом. Это и есть благородство, которым наделен Сахи.
        Я смонтировал фильм, положил диск в конверт и наполнил его лилиями.
        Фильм начинался из нарезок с ее участием. В основном состоял из видео, где она танцевала. Вставил запись со своим голосом:
        “Этот фильм о девушке из моего прошлого, которая всегда веселая и жизнерадостная. Я не видел ее в плохом настроении. Она часто совершала легкомысленные поступки. Могла петь и танцевать посреди дня у всех на виду, и ее не волновало, что о ней подумают другие. Она читала мне стихи Ахматовой в пустом зале библиотеки, и мне казалось, посвящала их мне. Голос у нее нежный, и мне бы хотелось слушать его до конца своих дней. Она любит лилии, и каждый раз, когда мы обменивались книгами, клала по лепестку между страницами для меня, которые я собирал и хранил. И прочитав какой-нибудь роман, она могла неделями переживать за героев и не притрагиваться к другой книге, называя это предательством. Она умеет делать то, что ей нравится, и никогда не делает то, что ей не по душе. Такая искренняя и чистая. И поэтому я знал, что со мной ей хорошо и не задавал никаких вопросов”.
        Я отредактировал видео, где мы танцевали на вечеринке:
        “Я держал ее нежные руки. Ее тонкие пальцы слегка вздрагивали при прикосновении. Внешне она походила на цыганку с черными глазами и длинными темнейшими волосами. Но глаза у нее всегда искрятся жизнью. Если тьма когда-либо способна излучать надежду, то это ее глаза. Нос с горбинкой одна из ее изюминок, которой она гордится. Когда кто-то шутил над ее носом, она смеялась и добавляла что-то от себя, и я удивлялся ее смелости. Она говорила, что именно недостатки делают нас особенными. Улыбается она от всей души. Губы нежные, цвета спелой вишни, слегка потрескавшиеся. В ту ночь я осознал, что влюблен в нее.
        Я смотрел на нее и понимал всю тяжесть сердечных мук, о чем писали поэты.
        - Одну тебя в неверном вижу сне, - будто мое состояние описывал сам Пушкин.
        - Глупое сердце, не бейся! - кричал я себе словами Есенина.
        - Как нравится тебе моя любовь,
        Как в сторону я снова отхожу,
        Как нравится печаль моя и боль,
        Всех дней моих, покуда я дышу.
        Так что еще, так что мне целовать,
        Как одному на свете танцевать,
        Как хорошо плясать тебе уже,
        Покуда слезы плещутся в душе.
        Все мальчиком по жизни, все юнцом.
        С разбитым жизнерадостным лицом,
        Ты кружишься сквозь лучшие года,
        В руке платочек, надпись “никогда”, - больнее всего я ощутил слова Бродского, но они самые правдивые. Никогда, не быть мне с тобою никогда! Если бы ты жила во времена этих поэтов, то непременно стала бы их музой. Ну, и в заключение хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ты подарила мне неповторимый, полных приключений год. Научила меня наслаждаться моментами, ценить каждую секунду, научила смотреть на мир совсем другими глазами. Теперь я вижу красоту в деталях, замечаю во всех мелочах. Хоть ты и разбила мне сердце, но я все равно радуюсь каждому рассвету, восторгаюсь закатами, испытываю удовольствие из-за незначительной капли дождя, упавшей мне на руку. Я полюбил гулять под ночным небом, и читать стихи вслух, полюбил танцы под дождем и петь, несмотря на то, что у меня плохой голос. Я полюбил жизнь, и ты стала причиной моей безграничной любви. Потому что я полюбил тебя. Будь счастлива!”
        Дальше шли короткие нарезки с ее участием. Ее руки в кожаных браслетах, когда она танцевала на холмах. Ноги, прыгающие на машине. Волосы, развевающиеся на ветру, когда она высунулась из люка машины. Ее глаза, когда она плакала над песней. Задумчивое лицо, когда она, стоя на подоконнике, читала мне стихи. Нежные губы, подпевающие на концерте. Под конец я вставил видео с набережной:
        “Если ты смотришь этот фильм, значит, Молли потеряла мой подарок, и он оказался у тебя. Смотри внимательно. Видишь маленькую ямочку на правой щеке, когда она улыбается, как мило она приподнимает брови, когда удивлена или как дрожат ее губы, когда она хохочет? Нет? Тогда пересмотри. Вглядись в детали, увидь в ней ни с чем несравнимую искру жизни. Правда, красиво? Разве это не самый лучший фильм, что ты видел? Если ты все-таки поступил, как я просил, то знай, я люблю тебя!”
        В новогодний вечер я попросил Аскара передать ей диск.
        - Я же говорил тебе оставить эту затею, - сказал он, вскрывая конверт.
        - Это прощальный подарок.
        - В последний раз я помогаю с этим, Тима. Если ты еще раз встретишься с ней, то я сам все расскажу твоему брату.
        Ответа от нее я так и не получил. Думал, ее отклик будет концом наших отношений. Невзирая на морозы, я проводил часы перед ее окном, в надежде, что она вдруг увидит меня. Я лишь хотел встретиться с ней лицом к лицу, рассказать все, что к ней испытываю и покончить с этим. Думал, если я так сделаю, то легче перенесу боль неразделенной любви, смирюсь и буду двигаться дальше.
        Я встретил новый год с родителями. Отец восхвалял маму, говорил, как он ее любит, а мама заливалась краской. Сложно было избегать его, живя в одном доме, поэтому в иной раз я соглашался на разговоры. Тем более он делал маму такой счастливой. Брат праздновал с Молли. Смотрел с ней фильмы, в которых ничего не понимает, обсуждал книги, которые не читал и слушал ее стихи, даже если никогда не увлекался поэзией. Пока родители отмечали окончание года, я думал о том, как раньше мог в любое время видеться с Молли, смотреть в ее прекрасные глаза и просто чувствовать ее присутствие. Теперь все осталось в прошлом. Нас больше ничего не связывало.
        Дядя пригласил нас к себе после двенадцати, но я не смог туда пойти. Меня на улице ждал Аскар. Родители сходили сами, и как я позже узнал, там были еще и брат с Молли. Дядя устроил это, чтобы помирить все наше семейство. Брат досидел до конца то ли ради Молли, то ли ради дяди. В конце концов, никакой ссоры не случилось, по словам мамы.
        Аскар стоял у подъезда весь красный от шампанского с довольной ухмылкой.
        - У меня дежавю, - сказал я. - Снова я и ты.
        - Как в старые времена, - ответил он. - Ты как?
        Я промолчал. Не хотел праздновать. Именно в эту ночь я чувствовал себя самым одиноким. Мы пошли в сторону таксопарка. Улицы постепенно наполнялись празднующими людьми.
        - Ты же знаешь, что Сахи убьет меня, если узнает, что я передал ей твой диск?
        - Разве не для этого нужны друзья? - я притворился веселым, чтобы он меня не жалел.
        - Из-за девушки я точно не собираюсь умирать. Кстати, ты не показал мне свой фильм.
        Я забыл о многом поделиться с Аскаром. Он не знал, почему переехал брат и когда вернулся отец, но сейчас я не хотел об этом говорить.
        - Потом покажу. Только в этот раз тебя там нет.
        - Без проблем, - усмехнулся он. - Можешь снимать свои фильмы для кого угодно, но в конце-то рядом остаюсь я.
        Я улыбнулся, но уже без притворства.
        - Так-то лучше, - добавил он. - Теперь пошли, пацаны уже заждались.
        - Куда?
        - Я же говорил, что одноклассники собираются.
        - Что-то не припоминаю.
        Я помнил, как мы договаривались встретиться, но тогда я согласился только потому, что надеялся, что к новому году мне полегчает, теперь же я предпочел бы посидеть в тишине со своим другом, чем в кругу шумных знакомых.
        - Вот что творит с тобой любовь, - ответил Аскар. - Мозги совсем спеклись. Ничего, мы это исправим.
        Все уже собрались. Ресторан был заполнен молодыми людьми. Одноклассники сняли отдельный зал с караоке, настольными играми, и заказали еды и алкоголя как на роту.
        - Сегодня мы залечим твои раны, - заявмл Аскар, пытаясь заглушить музыку своим голосом, и предложил бутылку Миллера. - Возьми.
        Я сделал пару глотков, и поставил бутылку на стол.
        - Мне хватит.
        - Ни в коем случае, - продолжал он. - Ты не выйдешь из этого ресторана в трезвом виде.
        С третьей бутылкой я начал пьянеть. Люди расплывались перед глазами. Слова не доходили до меня и терялись где-то в воздухе. Мысли рассыпались, и как бы я ни старался, не мог всерьез задуматься о чем-то.
        - Ты был прав, - сказал я с заплетающимся языком.
        - Я всегда прав, дружище, - ответил Аскар. - Но ты конкретно о чем?
        - Я даже не думаю о Мол…
        - Тсс, - перебил он меня, прикрыв мне рот ладонью, - нельзя произносить ее имя.
        - Да ладно тебе, я еще не настолько пьян, чтобы сравнивать ее с темным лордом.
        Аскар рассмеялся. Встал с места и откупорил свою седьмую бутылку.
        - Тост, - воскликнул он, пытаясь обратить внимание всех сидящих на себя, но никто не повернулся. - Заткнулись все! Спасибо! Я хотел сказать, что рад, что я и ты, ты, ты и ты, - он указывал пальцем на всех, - короче говоря…
        - Ты рад, что все мы, - подсказал я, поняв, что он уже пьян.
        - Да, спасибо, - он взъерошил мне волосы. - Я рад, что мы сегодня отмечаем первый новый год после школы вместе. Хочу, чтобы всегда так было. Я боялся, что, окончив, мы разбежимся, особенно ты, робот, - обратился он к отличнику класса. - Вот же потрепала тебя студенческая жизнь, - добавил он, и все рассмеялись. - Но не суть. Я люблю всех вас, и больше вас я люблю своего лучшего друга. У меня никогда не было родного брата, и с тобой я понял, каково иметь одного. Меня бесит то, что делает с тобой эта… Тсс… Впрочем, как бы ты ни страдал, знай, я всегда рядом, чтобы пострадать вместе с тобой. С новым годом!
        - С новым годом! - подняли мы бокалы и выпили.
        Дальше все пошло как во сне. После пятой бутылки я начал растворяться и терял себя. Сознание затонуло где-то на дне алкогольного моря. Ощущение было, как после наркоза, но куда веселее. Мы громко пели, и вскоре нас попросили покинуть заведение за то, что Аскар начал танцевать на столе. Все пошли по домам, а мы с другом до шести утра шли пешком домой по замерзшей реке. По пути легли на лед и смотрели на звезды. Ночь стояла тихая и теплая, по крайней мере, холод мы не чувствовали.
        - Смотри, что у меня есть, - сказал Аскар, расстегнув куртку, и вытащил оттуда бутылку красного вина. - Стащил из бара, когда нас выгоняли.
        Я лежал на льду и смотрел на него, и видимо, даже пьяный соображал лучше.
        - Как ты открывать собрался, умник?
        - Блин, - выдохнул он и сел обратно, - не додумался.
        - Дай мне, - я взял бутылку и со всей силой толкнул пальцем пробку внутрь. Этому я научился у брата, когда мы ночевали на берегу моря. - Вуаля.
        - Волшебник, - произнес он и рассмеялся. - Теперь ты сможешь победить темного лорда.
        Я включил песню “Can’t take my eyes off of you”. Мы танцевали, поочередно передавая бутылку. Поскальзывались через каждый шаг, но ни разу не разлили вино.
        - С новым годом, - крикнул Аскар и запустил пустую бутылку в небо, - побежали пока она нам головы не разбила.
        Мы уснули у него в гараже. Если не считать похмелья, то это была лучшая новогодняя ночь в моей жизни.
        После праздников родители расписались. Это убедило меня в решительности отца, и я больше не ждал его повторного ухода. Он сделал предложение за ужином. Мы сидели втроем.
        - У меня есть заявление, - начал он.
        Мы притихли, и он продолжил:
        - Вы уже знаете, что я успел наделать много ошибок за свою жизнь. Не отрицаю. Но я готов их исправлять. Это, во первых. А во вторых….
        Он запнулся и долго подбирал слова. Мы ждали.
        - Во вторых, - продолжил он, обратившись к маме, - я помню, как мы встретились впервые. Как пробежали мурашки по моему телу. Ты моя первая любовь. И как показало время, ты моя единственная любовь. В прошлый раз я не решился на это, но сейчас это все, чего я хочу.
        Он вытащил из кармана футляр с золотым кольцом. Мама улыбалась во весь рот.
        - Выходи за меня.
        Мама встала, подошла к нему и крепко обняла. Папа надел ей кольцо, она обернулась ко мне, и покрутила рукой.
        Сахи удивился такой новости. Он пару раз переспросил, как все было, и сидел с задумчивым лицом. Этот поступок отца смягчил брата. К тому же та новогодняя ночь, проведенная у дяди, не прошла даром. Брат больше не ругал отца, как раньше, и лишь изредка спрашивал, не обижает ли он маму. Но они ни разу толком не поговорили.
        Я начал все лучше узнавать отца. Он оказался на удивление открытым и добрым человеком. Всегда выслушивал меня и помогал советами. В этом они очень схожи с братом. Если папа и был легкомысленным и безответственным когда-то, то сейчас стал совсем другим. Видимо, человеку нужно неоднократно ошибиться, чтобы разобраться в истинных ценностях своей жизни. В отличие от мамы, он не тревожился по пустякам и сразу искал решение. Так и должен вести себя отец, думал я. Если мама - это любовь и забота, то отец - опора и ответственность. Только теперь я понял, как тяжело маме приходилось исполнять роль обоих родителей.
        Брат обменивался с ним парой шаблонных фраз, когда подвозил меня, но дальше приветствий разговор не доходил. Отец видел меня грустным и всегда, когда мы оставались наедине, пытался заговорить со мной об этом, но видя, что мне неловко, сам краснел и бросал эту затею. Но однажды он увидел, как я пересматриваю фильм с Молли и все же затронул эту тему.
        - Извини, что потревожил, - он присел рядом, - но я знаю, что ты влюблен.
        - Это неважно.
        - Просто послушай, пожалуйста. Я видел, что ты угрюм, не ешь нормально и толком не спишь, все время в облаках витаешь. Так себя обычно ведут люди больные, которые заразились любовью безответной и не нашли лекарство от своего недуга. Все мы были молодыми и проходили через это, но это не значит, что твои чувства неважны. Я все еще помню, как это больно. Не хотел тебя тревожить, думал, что ты сам разберешься, но увидел, чем ты занимаешься, и понял, что твоя ситуация посложнее будет.
        - Правда, это неважно, - повторил я.
        Отец не стал горячо возражать. В целом он был человеком спокойным или же это спокойствие пришло с опытом, но разговаривал он тихо, не пусто, оттого его хотелось слушать.
        - Раз уж ты так говоришь, не буду вмешиваться, но позволь мне рассказать одну историю, - он положил руку мне на плечо.
        - Ладно.
        - Это было в студенческие годы, - начал он в свойственном ему размеренном темпе. - Учились на одном курсе со мной два друга. Имена я их уже не помню. Назовем их первый и второй. Они считали себя братьями. И вот в однажды первый из них влюбился в одну студентку первого курса и вскоре начал встречаться с ней. Он познакомил ее со своим другом, и они втроем проводили время. Все в университете смотрели на них с восхищением. Они были красивы и умны.
        - Зачем мне это знать? - спросил я.
        - Незачем, просто интересная история, - ответил он, не меняя тона. - И как раз мы учились на последнем курсе, когда второй из них заявился в университет с разбитым лицом, а тех двоих с ним не было. Позже мы услышали, что второй влюбился в девушку, да очень сильно, и скрыл это от первого. Вместо того, чтобы рассказать, он действовал за спиной друга и каким-то образом влюбил в себя девушку. Вскоре обо всем узнал первый, и пришел их братству конец.
        Надо же такую чепуху выдумать для того, чтобы дать совет. Отец невозмутимо продолжал:
        - Девушка поняла, что поступила неправильно, и оставила их обоих. А друзья больше не разговаривали. Это я так рассказал, чтобы отвлечь тебя от переживаний, а впрочем, это неважно.
        - Мог бы просто сказать, что лучше поговорить с братом. Слова бы сэкономил.
        Он рассмеялся, похлопал меня по плечу и ответил:
        - Да, но тогда бы ты просто пропустил все мимо ушей.
        Я промолчал. Телевизор все еще был включен и фильм стоял на паузе.
        - Так девушка брата значит?
        Я молчал.
        - Лицо у нее знакомое.
        Я встал, выключил телевизор, вытащил диск и спрятал в тумбу. Отец направился к двери. Замешкался на секунду и сказал:
        - Захочешь поговорить, так сказать, поведать мне свою историю с другим концом, я готов выслушать.
        ГЛАВА
        VIII
        Помиримся в субботу
        Год прошел с нашего похода в кино. Я так и не получил ответа от Молли. Перестал думать о ней каждый день, но порой ходил к ее дому и сидел на качелях, наблюдая за подъездом, ища возможность увидеть ее, хоть мельком, хоть только силуэт, чтобы огоньком надежды залатать сквозящую дыру в груди. Я звонил ей еще несколько раз весной, но она так же не ответила. Сделал привычкой набирать ее номер и держать телефон возле уха, пока руки не занемеют. По словам брата, она не спрашивала обо мне в последнее время. Я стал ей безразличен.
        Я кое-как окончил первый курс. Родителям не понравились мои оценки, но меня это не волновало. Ничего, кроме нее не имело смысла. Я бы все обменял - весь этот год, все свои книги, фильмы, стихи, чтобы снова увидеть ее взгляд, наполненный нежностью ко мне. Вопреки обещаниям забыть ее, стоило ей подать хоть малейший знак, я бы тут же прибежал к ней как послушный пес.
        За день до ее выпускного вечера Сахи приехал ко мне в университет. У меня остались долги по двум предметам, и я одним из последних сдавал экзамены. Мы пошли в ближайшую кофейню. С тех пор, как поцеловал Молли, я ни разу с братом откровенно не разговаривал. Стыдился смотреть ему в глаза.
        - Матрос, - начал он. - Мне надо поговорить с тобой.
        В последний раз брат вел себя так деловито, когда хотел познакомить меня с Молли. Увидев его задумчивый взгляд, я растерялся и начал барабанить пальцами по столу.
        - Помнишь, как в школьные годы мы каждый день проводили вместе?
        - Конечно, - ответил я.
        Он сидел, уткнувшись в стол, и не поднимал глаза. То ли ему было стыдно, то ли он нервничал.
        - Помнишь, как я научил тебя бить боковым ударом, и ты вырубил того пацана из старших классов? - он улыбнулся. - Мне тогда досталось от мамы.
        - Мне тоже досталось.
        - Зато все говорили, какой у меня крутой братишка, как старший брат. А помнишь, как в первый день тренировок ты так устал, что мне пришлось тащить тебя на спине?
        - Помню, ты тогда долго смеялся надо мной.
        Он замолчал, попытался набрать воздуха в грудь и сказать самое главное.
        - Помнишь, как ты приходил ко мне за советами, когда тебе нравилась какая-то девушка?
        Я вздрогнул. Удары пальцев по столу участились, как и мой пульс. Неужели он узнал?
        - Ты к чему? - спросил я, пытаясь проглотить ком.
        - К тому, что теперь я хочу попросить у тебя совета. Я не романтик и вообще не имею понятия, как это делается. Все мои знания основаны только на фильмах, и я прошу твоей помощи. Все-таки ты более внимательный, чем я, и знаешь, что ей нравится. Папа вдохновил меня своим поступком, да и дядя благословил нас, наконец.
        - Ты о чем? - спросил я снова.
        Я делал вид, что не понимаю, хотя понимал отчетливо, что он хочет сказать. Лучше бы он обо всем узнал, избил меня, и вся наша встреча закончилась на этом. Я не хотел принимать такую правду. Не мог. Все это время, когда думал о Молли, я надеялся, что они расстанутся в конце как многие пары. Я верил, что она поступит в университет в другом городе, как сама хотела, и расстояние сыграет свою роль. Знаю, это подло, но ревность съедала меня, и это все, что я мог позволить себе сделать. Я не собирался вмешиваться, предоставил все времени и ждал подходящей минуты. Теперь же этого никогда не произойдет.
        - Я хочу жениться на ней, - прозвучал его голос как приговор.
        Мне стало трудно дышать. Сердце билось в бешеном ритме. Задрожали руки. Заведение расплылось перед глазами. Брат продолжал говорить, но его слова не доходили до меня. Я оказался под водой посреди кафе. Представил Молли в свадебном платье, божественную, с распущенными кудрями и изящной улыбкой. Она шагает в мою сторону, и я с нетерпением жду, когда прикоснусь к ней, возьму ее за руку и пойду с ней домой. Буду любить ее всем сердцем до конца своих никчемных дней. Думаю, каким жалким было мое существование до встречи с ней, и каким счастливым я стану, дотронувшись до нее. Осталось совсем немного, и она станет моей. Я больше не отпущу ее руку. Но дойдя до меня, она окидывает меня холодным взглядом, проходит мимо и бросается в объятия брата.
        - Ты меня вообще слушаешь? - прервал брат мои размышления.
        - Что? - я не сразу понял, где я.
        - Ты меня слушаешь, спрашиваю?
        Я попытался напомнить ему о нелегкости такого решения.
        - А у мамы ты спросил?
        Его недовольный вид дал понять, что не такого ответа он ожидал.
        - Спрошу, но она попросит подождать. Я не собираюсь ждать.
        - Она будет права, - ответил я.
        - Мне все равно. Хоть раз в жизни хочу сделать что-то для себя, для нас с Молли.
        - Но…
        Брат помахал руками и приказал мне замолчать.
        - Я пришел к тебе не для того, чтобы ты меня отговаривал, - сказал он. - Я все решил. Мне нужно, чтобы ты посоветовал мне, как это сделать. Она хочет уехать осенью в столицу и учиться там, но отпускать я ее не собираюсь, - его голос снова смягчился. - Пойми, Матрос, я не выдержу и дня без нее. Если надо будет, поеду с ней.
        Я хотел навредить ему. Рассказать обо всем, чтобы он разочаровался в ней. Пожертвовать любовью брата ради ее любви. Посоветовать нечто глупое, чтобы она ему отказала. Но Сахи так доверчиво смотрел на меня, что я не смог ничего этого выговорить.
        - Я рассказал дяде. Он дал свое согласие, - продолжал брат, - говорит, сам женился сразу же после школы, и если сердце этого требует, то лучше поможет мне, чем помешает. Он обещал приютить нас на первое время и помочь материально. Я распишусь с ней, а свадьбу можем сыграть позже. Это если, конечно, она скажет да. Думаешь, она согласится?
        - Что?
        - Ты вообще не слушаешь, Матрос, - прервался брат. - Что с тобой? Ты бледный совсем? Болеешь что ли?
        Я попытался улыбнуться, но ничего не получилось.
        - Нет. Все в порядке. Наверное, от жары.
        - Ладно, тогда ответь на вопрос. Думаешь, она согласится?
        - Должна, - еле выговорил я.
        Несомненно, она скажет да. Почему бы ей не согласиться. Если бы не была готова к такому шагу, то не встречалась бы с братом два года. Наденет кольцо и совсем позабудет обо мне.
        Мы поехали домой. Так и не смогли решить, что он будет делать. Мои мысли потерялись в тумане. Как бы я ни старался отвлечься, все время видел перед собой ее улыбку. Представлял, как она будет улыбаться ему каждое утро, и меня тошнило от одной мысли. Вечером брат снова приехал ко мне. Я сел к нему в машину. У меня весь день болела голова, и я не желал его слушать, но вышел, только чтобы не обидеть. Он светился счастьем. Увидев радостное выражение лица, мне захотелось огорчить его чем-нибудь. Грешное чувство овладело мною, невзирая на мою любовь к нему. Я сжал руки в кулак и сидел молча.
        - Я много думал, Матрос. Мне кажется, лучше быть самим собой, - начал он. - Рассказать ей о том, что я не представляю жизни без нее. Вместо всей этой роскоши и показного жеста, я попрошу своими словами разделить эту жизнь со мной. Как только она закончит с выпускным, я встречу ее возле школы и скажу все.
        - Да, она ценит искренность.
        Я вспомнил тот дождливый день. Я был искренен с ней тогда, и в целом рядом с ней никогда не притворялся. Слезы наполнили мне глаза. Я старался не моргать. Хотел завопить и не держать все в себе. Отец спас меня. Он подошел к машине и постучался в окно.
        - Сынок, ты можешь сходить домой? - спросил он. - Я хотел с твоим братом поговорить.
        Он сел на мое место. Я пришел домой, упал на кровать и закричал в подушку. Проваливался в бездну, и не за что было ухватиться. Все, что я скрывал в сердце, вылезло наружу. Ожидания мои не оправдались. Она скоро выйдет замуж, а я останусь тем несчастным, который лишь скрасил ей пару вечеров. С кем не бывает? Обычный порядок вещей. Только мне придется видеться с ней время от времени, если хочу общаться с братом.
        - Ты как? - спросил отец, входя в комнату.
        Днем я рассказал ему, на что решился брат. Поэтому он знал, как я себя чувствую.
        - Нет, не включай, - попросил я, увидев, как он потянулся к выключателю.
        Он присел рядом, и сделал вид, что не заметил мои заплаканные глаза.
        - У меня хорошие новости. Кажется, мы идем к примирению с твоим братом.
        - Да? - я притворился удивленным. - И о чем вы говорили?
        Отец рассказал мне. Как только я ушел, брат с папой обменялись короткими фразами и замолчали. Потом отец, набравшись храбрости, попросил прощения.
        - Да не надо, я тороплюсь, - перебил его брат и потянулся к ключу зажигания, но папа остановил его.
        - Послушай только минуту, - продолжил отец. - Я отлично знаю, что не заслуживаю и жалкой доли твоего внимания, но, если не скажу этого, то не успокоюсь.
        Брат убрал руку с ключа.
        - Так вот, - говорил папа. - Одиннадцать лет назад я оставил вас ради другой.
        Сахи опять зашевелился.
        - Позволь мне только высказаться, - попросил отец, - прошу тебя, мне нужно только твое терпение. Вот. Я поступил как дурак, это я хорошо знаю. Я был молод и глуп, дал слабину. Вот вы с Тамерланом, хоть и моложе меня в том возрасте, но будете поумнее точно, чему я очень рад. Мама вас отлично воспитала. Все это время я не переставал думать о вас, не смейся, пожалуйста, это правда. У меня духу не хватило прийти к вам после того, что я натворил. Боялся той реакции, которую ты мне показал в день нашей встречи. Я уже не молод, и научился на своих ошибках. Теперь хочу попросить у тебя прощения за боль и трудности, через которые тебе пришлось пройти из-за меня. Ты просил меня уйти, но я остался, чтобы искупить свои грехи перед вами. Как я это сделаю, будучи вдали от вас. Я поступил подло, и знаю, что ты благородный, и у тебя доброе сердце, поэтому ты простишь меня когда-нибудь, но до этого, пожалуйста, дай мне шанс хотя бы попытаться.
        Сахи выслушал его в напряжении, и папе показалось, что брат опять пошлет его. Но вместо этого тот молча завел машину. Отец собрался выйти, и брат сказал:
        - В субботу я отдыхаю. Если будешь свободен, познакомлю тебя поближе с будущей невестой. И маму тоже возьми с собой.
        Я дослушал рассказ отца. Попытался улыбнуться, но получилось криво.
        - Послушай, сынок, - продолжил отец после короткой передышки, - ты пойдешь с нами в субботу.
        - Но я не могу.
        - Никаких, но. Это будет семейный вечер. Все это время я надеялся, что ты сам разберешься, но теперь ясно вижу, что ошибался. Советую завтра же поговорить с братом. Расскажи обо всем. Ничего не скрывай. Не бойся, он поймет.
        Ключ размером с булавку
        Я проснулся вечером. Брат попросил моей помощи, но я сослался на плохое самочувствие и отказался. У меня опять не хватило храбрости поговорить с ним. Родители уехали в гости и возвращались только на следующий день. Дома, кроме меня, никого не осталось, и стены сжимали со всех сторон. Я вышел на балкон. Все, о чем я мог думать в это время - выпускной вечер. Представил, как брат встанет на колено перед всей школой, как Молли скажет заветное «да» и все зааплодируют. В этой истории не было места для меня, как и не будет меня в ее жизни после, поэтому я должен был, наконец, отказаться от нее.
        - Я так и сделаю, начиная с сегодня. Буду благородным, как брат. Поступлю правильно, - решил я и вошел обратно в дом.
        Кто-то ломился в дверь. Я открыл и увидел Аскара. Вспотевший и покрасневший, с растрепанными волосами, он переводил дыхание.
        - Ты не поверишь, - едва проговорил он.
        Я позволил ему отдышаться, но Аскару не терпелось высказаться, и как только передохнул, он тут же продолжил:
        - Сразу скажу, я против этого, и не хотел быть частью ваших интриг.
        - Ты о чем?
        - Просто послушай. Я уважаю твоего брата, и тебя ценю, как родного, чтобы мучить, но делаю это только потому, что надеюсь, что она так прощается с тобой. Короче, сегодня мне позвонила Молли и…
        - Тебе? Зачем? - перебил я его.
        Все мои прежние решения забылись, как только я услышал ее имя.
        - Дослушай, поймешь, - продолжил он. - Она хотела встретиться и попросила никому не говорить.
        - Но зачем?
        Аскар ударил меня в плечо и сказал:
        - Дослушай, блин. Ну, мы встретились в кафетерии универа. Она была без настроения.
        Я вспомнил встречу в школе. Тогда я увидел ее в первый раз без настроения. У меня защемило в сердце. Молли. Моя жизнерадостная Молли. Аскар вытащил из кармана маленькую книжку.
        - Она передала тебе вот это.
        - Что это?
        Он держал в руке потрепанный дневник с небольшим замком.
        - Не знаю. Сказала, что ключ у тебя есть.
        Я стоял в ступоре. Зачем она передала мне это сейчас? Она же не могла догадаться о планах брата. Вряд ли. Я даже Аскару ничего не сказал о предложении. Если бы рассказал, то он бы в жизни не принес мне этот дневник.
        - Мне надо идти, через час снова заеду. Почитай пока.
        - Ага, - ответил я, не обращая внимания на его слова.
        - Не натвори глупостей.
        - Ага.
        Я все еще стоял и не знал, что делать. “Что это значит?” крутилось в голове.
        - Думай, - бубнил я под нос. - Какой ключ?
        В мыслях я перенесся в комнату Молли, где впервые прочел отрывки из ее дневника. Она писала про любовь, которую можно найти только раз в жизни. Почти два года назад. Тогда она подарила мне книгу с закладкой в виде цепочки. На ней висел кулон - маленький ключик. Я побежал к книге “Над кукушкиным гнездом”, пролистал все страницы, но не нашел ключа. Присел, задумался и вспомнил. Побежал к баночке с лилиями, опрокинул ее, нашел среди засохших лепестков цепочку с ключом. Попробовал открыть дневник. Подошел.
        “Дневник Молли”. Почерк был детский. Первые страницы порваны. Внутри лежал клочок бумаги с надписью: “Самое важное на странице двадцать”, и я начал оттуда.
        “Ты не поверишь дневник. Сегодня со мной произошло волшебное. Я влюбилась”, - писала маленькая Молли. Некоторые слова стерлись, но смысл не потерялся. - “Я точно не знаю, но раньше такого не испытывала. Теперь я не могу перестать о нем думать. Он очень красивый. И храбрый, как рыцарь. Наверное, тебе не терпится узнать, как это произошло. Я расскажу”.
        Тут она полностью зачеркнула несколько страниц, и рассказ продолжался на двадцать пятой странице.
        “После обеда я вышла поиграть с подругами. Строила песочный замок в соседнем дворе. Настя с Адой помогали достроить. Я пошла собирать крышки от бутылок для игрушечного забора. У меня был мешок полный красных крышек, а я искала синие. Увлеклась поисками и не заметила велосипед, который мчался на меня. И вот я застыла на месте, закрыла глаза и приготовилась к удару. Но вдруг появился этот рыцарь и оттолкнул меня. Он принял удар на себя. Лежал весь в крови, но даже не заплакал. Мальчик на велосипеде сбежал. Я позвала подруг. Оставила Настю с моим героем, и побежала с Адой в ближайший дом. Мы начали стучаться во все двери, пока не открыла одна тетя. Она вызвала скорую помощь. Но пока машина приехала, мой герой закрыл глаза. Тетя успокоила меня, сказав, что он просто потерял сознание и все будет в порядке. Его забрали в больницу. Потом к нам пришел его папа и попросил помочь найти мальчика. Мы быстро нашли его. Он жил в соседнем доме. Я хотела быть рядом со своим героем, когда он очнется, но боялась, что он разозлится на меня. Я ждала его каждый вечер во дворе, но долгое время он не выходил на улицу.
Ада с Настей ждали вместе со мной. И однажды он появился с гипсом на правой руке. Мой рыцарь сидел на лавочке и ни с кем не разговаривал. Ада сказала, что он очень хилый для рыцаря, и мы поругались. Но Насте он понравился. Мы приходили к нему каждый день, и смотрели, как он молча сидит на лавочке”.
        Я не дочитал и выбежал из дома. Направился к ней. Но у школы вся моя уверенность куда-то исчезла. Я встал на месте и понял, что вышел в домашней одежде и тапочках, и оставил телефон дома. Не мог решиться, что делать, что сказать. А если брат узнает? Какая разница, все равно я сегодня ее потеряю. Я стоял и бормотал себе под нос. Уверен, прохожие думали, что я сумасшедший. На такое безумство может решиться только бесстрашный или сумасшедший, а бесстрашным в ту минуту я себя не ощущал.
        Выпускной вечер только начинался. Я боялся ворваться в зал и стал подглядывать в окна. Искал ее глазами. Молли выделялась среди толпы. Она стояла в коротком черном платье, впервые она надела что-то темное, на высоких каблуках и с выпрямленными, достающими до бедер волосами. Кожа казалась болезненно-бледной, щеки опали и скулы выпирали от худобы, но даже так она выглядела лучше всех в зале. Существо столь неземное, она стояла у входа. Я побежал в школу, но в зал заходить не стал. Оторвал одну бумажку с доски объявлении, скомкал ее и бросил в Молли. Она обернулась и подошла ко мне.
        - Не мог подождать до конца выпускного? - спросила она.
        Молли волновалась, и не потому, что я испортил ей праздник, а потому, что ей предстояло объясниться и, раз и навсегда решить мою судьбу.
        - Нет, - ответил я, - не думаю, что будет другая возможность.
        Она увела меня в учительскую на втором этаже. В кабинете было темно, и я оставил дверь открытой.
        - Я прочитал твой дневник, - начал я, но она перебила меня.
        - Я должна попросить у тебя прощения. Знаю, что поступила тогда несправедливо, не объяснившись. Просто запуталась. И в тот дождливый день я оставила тебя одного, толком ничего не ответив. Прости меня.
        Кто-то звонил ей, не переставая, и она выключила телефон. Приблизилась ко мне на шаг, и я почувствовал исходящий от нее сладкий запах персиков.
        - Но что значит твой дневник?
        - Ты не дочитал? - спросила она. - Я же все объяснила на последних страницах.
        - Не успел, побежал к тебе. Хотел увидеться.
        Я прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Я прильнул губами к ее горячему лбу. Лицо у нее намокло от слез. Посмотрел ей в глаза и сказал:
        - Ты моя первая любовь, Молли. Ты не дала мне договорить в прошлый раз. Тогда, еще у реки я влюбился в тебя, но боялся себе признаться. С тех пор ты снишься мне. Я люблю твои жгучие черные глаза и завораживающую улыбку, твою легкую как перышко походку и твои ноги в танце, люблю твои кудри и нежную кожу, твой нос с горбинкой и ласковые руки. Хоть ты и говоришь, что у тебя плохой голос, но все равно поёшь свои любимые песни, и я каждый раз влюбляюсь сильнее. Я без ума от того, что ты обожаешь почитать тихим вечером, но в любой момент готова к приключениям, от того, что тебе нравятся те же фильмы, что и мне, и что с тобой можно поговорить на любую тему. Я люблю то, что у нас так много общего, но и в то же время мы с тобой такие разные. Люблю всю тебя без исключения.
        Я говорил без остановки. Она слушала и улыбалась сквозь слезы.
        - И я хочу любить тебя вечность. Хочу провести всю жизнь с тобой и тысячи жизни после этой. Хочу, чтобы твоя душа была спутницей моей. Чтобы сквозь тысячи световых лет от земли мы всегда находились бок о бок. Чтобы, превратившись в миллионы мелких пылинок и рассыпавшись в миллиарды атомов, мы стали одним химическим составом. Чтобы ты стала частью меня, и мы были одним целым.
        Ее влажные губы впились в мои. Все исчезло кроме нас и нашего поцелуя. Не было ответственности за мой поступок, не было брата с предложением, не было всех этих месяцев мучительных ожиданий, только я и Молли. Я приподнял ее и посадил на парту. Мои руки, обнимающие ее за талию, поднялись вверх и расстегнули ей платье. Она без слов согласилась отныне быть моею. Страсть охватила нас, и мы бы не вышли из того кабинета и остались там на всю ночь, или же на всю оставшуюся жизнь, если бы не услышали торопливые шаги в коридоре.
        Мы спустились вниз, держась за руку, и вошли в зал. Нас встретила Настя.
        - Ты где была? - спросила она Молли, не обращая на меня внимания.
        - Надо было с Матросом поговорить, - ответила моя спутница.
        Настя с презрением оглядела меня с ног до головы и сказала, обратившись снова к Молли:
        - Тебя парень твой искал.
        Я вспомнил о брате и про его план на сегодняшний вечер. Если бы в ту минуту я стоял перед зеркалом, то увидел бы весь ужас, отразившийся на лице от осознания всей тяжести совершенного мною греха.
        - Я видела, как вы поднимались наверх, вот и отправила его туда же.
        Дрожь пробежала по спине. Молли отпустила мою руку и дала звонкую пощечину Насте. Я не понял, что произошло. Ринулся домой, оставив их одних. Краем глаз увидел, как Молли махала мне, пытаясь что-то сказать, но у меня не было времени. Я выбежал из школы. Перепрыгнул через закрытые ворота. Пустая улица. Перекресток. Поворот налево. Пятиэтажки. Наш дом. Подъезд. Третий этаж. Добежал за шесть минуты. Не чувствовал усталости, только страх. Открыл дверь и зашел в гостиную.
        - Я все объясню, - едва проговорил я, пытаясь отдышаться.
        Сахи сидел на диване. Свет был выключен. Я не видел его лица, но все равно ощутил его гнев. Воздух пропитался напряжением.
        - Брат, - продолжил я и подошел ближе, - я много раз пытался сказать, но не смог. Думал, подожду. Надеялся, что вы расстанетесь, - сказал я и тут же понял, как неправильно выразился.
        - Поэтому ты отговаривал меня? - спросил он холодным тоном, каким никогда раньше не разговаривал со мной.
        - Нет. То есть… Я не…
        - Хватит мямлить, скажи, как есть!
        - Я не смог ничего поделать.
        Я готов был заплакать. Ноги у меня тряслись, и от стыда я не смотрел ему в глаза. Брата это только разозлило.
        - А поговорить со мной ты не подумал? А? - он уже кричал.
        Вены на его лбу набухли. Зубы оскалились как у бойцовской собаки.
        - Я хотел, но…
        - Но что, Матрос? Решил подождать удобного момента, чтобы увести ее у меня? Поздравляю, у тебя получилось!
        Его крики могли услышать соседи, но он становился только громче, отчего я начал говорить еще тише.
        - Нет. Не хотел тебя расстраивать, - ответил я слабым голосом.
        - Че?
        - Расстраивать не хотел, говорю.
        - И как? Получилось? - закричал он и со всей силой ударил телефон, который не переставал звонить, об стену.
        - Да послушай ты, наконец, блин! - вырвалось у меня.
        До этого я надеялся, что все разрешится мирным путем, но увидев его взгляд после моих слов, понял, что эта ночь запомнится мне надолго.
        - Че ты сказал?
        Он сорвался с места и толкнул меня в грудь. Я чуть не упал, но успел собраться и ухватился за дверь.
        - Если бы ты перестал орать и выслушал, то понял бы! - закричал я в ответ.
        Его кулак летел мне точно в лицо. Я закрыл глаза и, когда открыл их обратно, уже сидел на полу. В ушах звенело. Почувствовал вкус железа во рту и понял, что губа у меня разбита. Я уже не боялся и ощущал лишь неудержимый гнев. Брат возвышался надо мной. Я встал, и он ударил меня в живот. Воздух застрял где-то между легкими и гортанью. Я схватил его за руки, головой залетел ему в бровь и сам тут же упал. Задыхался.
        Я стоял перед зеркалом с опухшей губой. Умыл лицо и пошел в гостиную. На диване сидел брат в порванной футболке. Бровь у него была рассечена. Смешно то, что никто другой не посмел бы так поступить с ним, а я посмел.
        - Все-таки я неплохо тебя научил, - сказал он и направился в ванную.
        Я сел и почувствовал, как тело ломится от боли. Голова раскалывалась. Руки тряслись, и губы больно пульсировали. Брат вышел из ванной с лейкопластырем на брови и долго искал ключи от мотоцикла.
        - Знаешь, больнее всего было слышать это от чужого человека, - добавил он, надевая кроссовки. - Если бы она не позвонила мне сегодня и не рассказала о том, как вы встречались за моей спиной, то я как дурак делал бы ей сегодня предложение. Я ведь не поверил сначала.
        - Она солгала, - попытался я еще раз объясниться. - Настя хотела мне отомстить.
        - Не надо пустых слов, Матрос. Ты уже разбил мне сердце.
        Он ушел. Я запер дверь и остался один со своими мыслями. Мне мерещилось его искривленное яростью лицо, стоило мне закрыть глаза, и я сидел, уставившись на ковер. Представил, как он проснулся утром радостный, с нетерпением ожидая минуты, когда попросит Молли стать его женой, и как все изменится в его жизни, как только она согласится. Как он думал о том, что будет уходить на работу каждое утро, целуя жену. Будет возвращаться вечером домой и рассказывать ей все, что произошло за день, попивая с ней чай. Как Настя ему позвонила, и он услышал все эти грязные рассказы, которые она долго придумывала, и поначалу не поверил ей, и может, пристыдил ее за клевету, но увидев нас в школе, прижимающихся и признающихся в любви, поверил всем ее словам. Когда брат приходил ко мне за советом, он подумать не мог, что все так обернется. Я даже уверен, что он отстаивал мою честь перед Настей, пока сам не убедился во всем. Я разбил ему сердце.
        Я долго не мог подняться с дивана и потерял счет времени. Лежал в полудреме. Меня разбудил стук в дверь. Я посмотрел на часы и удивился. Время показывало три утра.
        - Ты где был? Я сто раз звонил тебе, - ворвался Аскар в дом, как только я открыл дверь. - Ты как? Что с лицом?
        - Жить буду, - ответил я.
        По виду он только что проснулся.
        - Тогда собирайся.
        - Иди ты.
        - Я серьезно. Единственный раз, когда я не пришел вовремя, и вот что ты натворил.
        Он вытаскивал мои вещи из шкафа.
        - Меня Молли разбудила, потому что не могла дозвониться до тебя.
        - Что случилось? Она в порядке? - я вскочил с места, поняв, что произошло что-то плохое.
        - Знаешь, в мире есть и другие люди, кроме нее, - ответил Аскар, - Твой брат приехал к ней и сказал, что ты его предал и с тобой все кончено. Он говорил, что ему плевать на Молли. Для него самым важным был ты, и теперь все кончено.
        - Я накосячил, Аскар, - сказал я и снова сел на диван.
        Меня недостаточно избили, и я хотел наказать себя за свой поступок.
        - Ясное дело, блин. Поэтому я здесь. Если поторопишься, может, успеешь все исправить.
        - А брат где?
        - Его-то мы и едем искать.
        Я позвонил брату и услышал звонок под диваном. Достал телефон оттуда и хотел проверить, не звонил ли брат кому-то перед нашей ссорой. Но кнопка разблокировки не работала. На разбитом экране я увидел пять пропущенных от Ады. Мы объехали все ближайшие заведения, и лишь в одном баре видели брата. Колесо на машине спустило, и мы потеряли полчаса, пытаясь заменить шины. “Ты разбил мне сердце” крутилось у меня в голове, и я боялся, что он больше не простит меня. Мы проехали множество кварталов и улиц, и нашли его только под утро.
        Тень в море
        Уже рассвело. Рассказ истощил мои силы. Забытые воспоминания нахлынули на меня, и я вспомнил роман, который читал давным-давно - Мартин Иден.
        - Он летит в темную бездну, и в тот самый миг, когда он понял это, сознание навсегда покинуло его, - произнес я последние предложения из книги. Удастся ли мне выплыть?
        В голову пришла мысль, и я стал неторопливо ее обдумывать. Убрался в комнате, протер пыль с полок, разложил разбросанные вещи в шкаф и помыл грязную с пятницы посуду. Я взял рюкзак и, переодевшись, отправился на автобусную станцию. Пропустил работу. Не знал, куда собрался ехать. Ходили только два автобуса в это время, один в Дубай через полчаса, другой в Фуджейру через десять минут. Я купил билет до Фуджейры. Машина ехала чуть дольше трех часов. В голове крутилась одна навязчивая мысль снова и снова.
        Я вышел из автобуса и побрел в неизвестность. Шел в лихорадочном состоянии и не знал, что мной двигало. Ни жара, ни голод не останавливали меня. Людей я встретил мало, город казался заброшенным. Тишина была, как той ночью, когда мы поехали к морю. Память возвращалась ко мне, и от этого становилось только хуже. Крики брата. Вкус крови. Его взгляд, когда мы нашли его.
        Я дошел до безлюдного пляжа. Море потеряло свои краски и выглядело серым. Я скинул рюкзак и сел на песок. Тут же почувствовал усталость, но это не походило на усталость от ходьбы или бессонницы. Это была усталость человека измученного и потерявшего увлечение к жизни. Это была усталость человека виноватого, но забывшего о своей вине, и неспособного ничего сделать, чтобы исправить свои ошибки. Я снял кроссовки и закурил. Горячий песок поглощал мои переживания. Я думал о том, что произошло после всего. Как Молли в сентябре уехала в столицу, оставив меня одного в захолустном городке. Единственный человек, который меня понимал, которого я любил всем сердцем, и с которым виделся в последний раз в тот выпускной вечер, перестал быть частью моей жизни. И лишь спустя столько лет мы случайным образом встретились в другой стране. Но больше не имели ничего общего. Возможно, это не случайность. Возможно, все так сошлось, чтобы я, наконец, перестал жить обманом и посмотрел правде в глаза.
        Размышления мои прервал громкий разговор рыбаков неподалеку. Я взял свои вещи и направился туда. Двое молодых мужчин собирались в плавание. Я попросился к ним на ломаном арабском языке, но они делали вид, что не понимают меня, пока не увидели мой кошелек. Я не стал торговаться и отдал им все деньги. Вскоре мы поплыли. Снова та же навязчивая мысль подталкивала меня к краю пропасти.
        Берег пропал из виду, мы вышли в открытое море. Плыли по неизвестным мне водам, как когда-то мечтали с братом, и вместо него меня сопровождали двое незнакомцев, которые галдели про меня, полагая, что я их не понимаю. Море серое, одинокое, не вызывало у меня никаких возвышенных чувств как раньше. Я встал у носа лодки в последний раз, поскольку решил больше так не делать. Соленый ветер подул в лицо. Туман в голове прояснился спустя столько времени, и я должен был написать брату.
        - Сахи, - начал я без формальностей, снова ему в Фейсбук, - я на лодке, в арабском заливе с двумя незнакомыми мне рыбаками, и отдалился от берега. Слышу рев мотора и вижу лишь пустоту впереди. Море меня больше не привлекает. Как не привлекают ни холмы, ни равнины, ни гора и леса. Ничего, что раньше вызывало во мне чувство связанности с остальным миром, уже меня не волнует. Только солнце заманчиво дотрагивается лучиками до моего лица и зовет к себе. Мне таки не терпится раскрыть объятия и шагнуть навстречу ему. Ну, а пока хочу попросить у тебя прощения.
        Сообщение отправилось. Навязчивая мысль не покидала меня. Я вытащил из рюкзака блокнот с ручкой и решил закончить свою историю.
        “Дневник Молли”. Последняя страница:
        “Матрос, ты спас меня. Кто знает, что бы случилось, если тебя там не было. Возможно, я бы с тобой так и не познакомилась. Не было бы наших встреч, прогулок и душевных разговоров. А важнее всего исчез бы наш поцелуй. После того, как ты вышел из больницы, я приходила к тебе каждый день. Смотрела на тебя такого храброго. Влюбилась. Брала подруг с собой, чтобы показать тебя. Мы с Настей провели все лето возле твоего дома. Знаю, звучит странно, но я была ребенком и ничего другого не придумала. Иногда приходила во двор холодными зимними вечерами и сидела перед твоим окном. Спустя некоторое время Ада посоветовала все рассказать тебе и поблагодарить за спасение. Но я побоялась. Боялась того, что ты меня отвергнешь. Проходили годы, и вскоре по советам Ады я стала все реже появляться у тебя во дворе, пока совсем не перестала. Но ты всегда оставался в моем сердце. Позже я узнала, что Настя втайне от нас ходила к твоему дому. Она влюбилась скорее в твой образ героя, чем в самого тебя, и держала все в себе. И вот однажды я познакомилась с твоим братом. Влюбилась в него по уши. Совсем забросила мысли о тебе. И
представь себе, как я удивилась, узнав, что мой герой из детства - брат Сахи. Ада смеялась от такой иронии. Я тогда не знала, что Насте уже все известно, и она радовалась возможности познакомиться с тобой. В ту ночь у речки я смеялась, потому что во второй раз наша встреча заканчивалась катастрофой для тебя. Тогда я слушала твой рассказ о море, и хотела тебе поведать обо всем, когда ты спросил меня о моей истории, но вместо этого намекнула в “Триумфальной Арке”. Но ты ничего не понял. Мы продолжали встречаться, и я все чаще начала задаваться вопросом “А что если?”. С одной стороны, я любила твоего брата, с другой стороны у нас с тобой было больше общего. Несмотря на предупреждения Ады, я пригласила тебя на концерт, и после него поняла, что мои чувства к тебе никуда не исчезали. Я просто спрятала их глубоко в сердце. Испугавшись, я предложила Аде позвонить тебе, чтобы ты пригласил Настю на свидание. Знаю, что не имела права играть так с вашими чувствами, но, если бы все получилось, вы бы были вместе, и я бы отказалась от тебя. Потом мы полгода не виделись. Мне не хватало общения с тобой. Прочитав
интересную книгу или найдя хорошую песню, я поняла, что мне не с кем поделиться впечатлениями, кроме тебя. Я опять не послушала Аду и пригласила тебя в кинотеатр. Это было глупо. Безрассудно. Но я хотела увидеть тебя, поговорить с тобой. Проводить с тобой время как раньше. А потом мы целовались. Я испугалась. Убежала. Все это было неправильно. Оттолкнула тебя, чтобы разобраться в себе. Я все еще любила твоего брата, но с тобой я чувствовала себя в своей тарелке. Позже получила твой фильм и рыдала всю ночь. Теперь же решила рассказать тебе все, и передаю тебе этот дневник. Я знаю, что ты не осудишь и поймешь. Кроме тебя, никто не способен меня понять”.
        С Настей я также не виделся после того вечера, но, признаться, хотел ей отомстить. Прокручивал в голове разные сценарии, как это сделать, но, когда разум прояснялся, я понимал, что виноват во всем лишь сам. Только Ада из девушек справлялась о моем здоровье. После всего я осознал, что совсем не разбираюсь в людях. На выпускном вечере Настя увидела меня с Молли и разозлилась на нас. Она ничего другого не придумала, как позвонить Сахи и рассказать обо всем, включив при этом свое воображение. Потом она в растерянности написала Аде, которая тогда пропустила вечер, и призналась в содеянном. Ада по несколько раз звонила мне и Молли, но мы были заняты тем, что целовались в учительской. Она побежала в школу, но не успела и застала там только ругающихся подруг. Потом пыталась дозвониться до брата, чтобы объяснить ему все и облегчить мою участь, но и тут опоздала.
        Сахи разбился той ночью. Я нашел его в луже крови, на асфальте. Вокруг не было никого, лишь брат лежал в скрюченной позе и пытался всеми силами ухватиться за жизнь. Глазами он искал чего-то, хотел позвать на помощь, но язык заплетался и легкие захлебывались в собственной крови. Я подбежал к нему и поднял голову. Аскар вызвал скорую помощь, но когда машина приехала, брат уже не дышал.
        Мы похоронили его на третий день. Только недавно я видел брата такого крепкого и полного жизни, а теперь в земле лежало бездушное и холодное тело, покрытое тканями.
        - Мы собирались помириться, - твердил отец на обратном пути.
        Все шло как во сне. Я должен был скоро проснуться, но этого не случилось. Родственники сидели в гостиной. Молитву имама заглушали крики мамы. Я закрыл глаза и представил мир, где мой брат жив. А это ничтожество, что не смеет поднять свою голову, не я. Все это сон. Постепенно шум начал пропадать, будто я уходил под воду. Смотрел на себя со стороны как на другого человека, и не чувствовал ни страха, ни сожалений. Наблюдал за чужой жизнью.
        Стрелка спидометра перескочила за сотню. Красный свет. Проехал. Я сидел за рулем дядиной машины и не помнил, как тут оказался. Пейзаж за окном быстро менялся. Город остался позади. Я включил песню “ Одинокая птица”, только теперь слушал ее один.
        За тобою вслед подняться,
        Чтобы вместе с тобою разбиться.
        С тобою вместе.
        “Ты разбил мне сердце” услышал я голос брата в голове и осознал, что больше нет его. Это не сон и не чужая жизнь. Больше я не увижу его счастливую улыбку. Мы не выйдем в море, не поплывем в другие страны, и мечта его никогда не исполнится. Он всегда окруженный дружбой и любовью, теперь лежит в полном одиночестве.
        Я остановил машину и зарыдал. Кричал, пока не сорвал себе голос. Бил по рулю, пока рука не опухла. Я хотел избавиться от этой боли, спрятаться от нее. Снова представил мир, где брат жив, где он исполнил свою мечту и поплыл в другие страны. Оставил меня позади. Ничего, так даже лучше. Пусть он живет и не думает обо мне. Пусть будет счастлив.
        Я стоял босиком на берегу моря. Кроссовки потерялись, и машина тоже пропала. Уже наступила ночь, и я забыл, как преодолел такое расстояние. Я испугался. Попытался вспомнить, как оказался тут - ничего. Словно потерял сознание, и кто-то дотащил мое тело до моря. Я побежал в ближайшую станцию и позвонил домой.
        То, что происходило дальше я не смогу описать в подробностях. Сколько бы ни пытался вспомнить, на ум приходят только больничные койки, врачи, уколы и лекарства. Долгое время я лечился от душевных ран, но от вины так и не избавился. Стал рассеянным и забывчивым. Поначалу были мелочи, как время, даты или дни рождения, но позже я стал забывать целые события из жизни. Порой мое сознание прояснялось неожиданно. Я вспоминал смерть брата, будто он умер только вчера и начинал рыдать. Искал способы наказания. Сбегал из дома и внезапно находил себя в неизвестных местах. Однажды чуть не утопился, но меня спасли. После таких срывов я некоторое время проводил в больнице, и все начиналось заново, уколы, лекарства и разговоры с врачом.
        По ночам мне снилось море. Оно бушевало и срывало свою злость на мне. Я сидел на корме и смотрел в пустое небо. Брат стоял позади, но я мог видеть только его тень на поверхности воды. Мне хотелось обернуться и еще один раз взглянуть на него. Но когда оборачивался, он все равно оказывался позади. Я просыпался среди ночи и дальше не мог спать. Когда мне становилось совсем невыносимо, я вспоминал о том походе, когда мы всей компанией сидели у костра. Как Молли с Аскаром соревновались, исполняя разные песни, как Аня с Настей пьяные танцевали вокруг костра, как я не мог налюбоваться улыбками своих друзей и наивно верил, что все продлится.
        - Я не заметил, как ты повзрослел, - сказал тогда брат. Слов я не разобрал, но вспомнил позже. - Не делай никаких глупостей. У тебя яркий и неповторимый ум. Не подражай никому, будь собой кто бы, что не говорил. Я люблю тебя и всегда буду с тобой.
        Конец истории. Страницы блокнота намокли от слез. Воспоминания давили на меня, приближая к краю. Не раз я слышал о смерти, и не раз сочувствовал скорбящему. Но только сам столкнувшись лицом к лицу с неизбежным, познал истинную скорбь. Тогда я искал понимания в глазах родителей, но без слов находил в них только укор, которого не вытерпел. Аскар утешал меня, но не мог понять моих чувств. Единственный человек, который почти в равной мере испытал потерю и одинаково был виноват - Молли. Но ее я больше не хотел видеть. Она служила напоминанием моей ошибки.
        Я отдал блокнот рыбакам. Встал на носу лодки, и сделал глубокий вдох. После случившегося, я неоднократно думал о смерти. Чувствует ли человек боль, когда душа покидает его бездыханное тело, и какие мысли посещают его в последние минуты жизни? О чем умирающий беспокоится больше всего, теряя самое дорогое, что у него есть? Ведь когда мы теряем что-то важное для себя, мы злимся, грустим. Возможно, ни одно из этих чувств не описывает состояние умирающего. Возможно, жизнь является собственностью не только одного человека, ведь судьбы наши так тесно переплетены, что вырывая одну из них, нельзя не повредить другую.
        Алый свет солнца ослепил мое заплаканное лицо. Я закрыл глаза. Тишина, нарушаемая лишь шумом волн и моторной лодки. Впереди бесконечность. Я где-то слышал фразу: “везет человеку, которому удается уйти из этого мира живым”. Мой брат ушел из него живым. Он жил так, как мне и не снилось. У него были мечты, и он шел к ним без доли страха. Он любил и любил всем сердцем. Даже сейчас, когда его тело лежит в метрах под землей, он живет в сердцах многих людей.
        Я выдохнул весь воздух из груди. Сделал шаг в пропасть. Падаю. Солнце мелькнуло на долю секунды и пропало под морской синевой. Конец ли это истории? Удастся ли мне выплыть? Стремительно иду ко дну. Вода давит на уши, и голова тяжелеет. Легкие сжимаются, и хочется вдохнуть свежего воздуха. Мысли мои запутались. Я на руках у брата, уставший после тренировки. Он смотрит на меня и смеется. Мы сидим в лодке. Он молчит. Улыбается. Его глаза сияют ярче закатного солнца. Мы едем на мотоцикле. Я обнимаю его со спины и чувствую себя в безопасности. Он приходит ко мне и говорит, что жизнь за окном, а не в книгах. Целует Молли и скрывает свое залитое в краске лицо от меня. Сидит передо мной и говорит, как он не хочет потерять ее, и женится на ней. Мы едем на трассе. Он высовывает голову и кричит: “Я никогда не умру”.
        В глазах темнеет. Вижу свет на поверхности, хочу дотянуться, но тело бьется в конвульсиях. Море. Синее море. Как в тот день, когда я узнал брата - настоящего. Мечтательного. Влюбленного в жизнь. Яростно пытающегося познать ее всю. Что бы он сказал, увидев меня сейчас? “Вот тут настоящая жизнь, на поверхности. Выплывай, давай”. Смогу ли я исправить свою вину убив себя? Не знаю. Но найду ли я ответ на дне Персидкого залива? Вряд ли. Ответ где-то там наверху. Но уже поздно. Сознание меркнет. Вижу тень. Кто-то плывет в мою сторону. Тянет свои руки. Брат. Я пытаюсь дотянуться до него, но тело не слушается. Темно. Чувствую, как меня вытягивают наверх. К свету. Жив ли я? Не знаю. Но точно знаю одно - я не хочу умирать.