Стоун Ирвинг, Те Кто Любит Окончание- библиотека РусЛит

Те, кто любит. Окончание Ирвинг Стоун
        Ирвинг Стоун (1903 -1989) — одна из самых ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.
        Десятый том Собрания сочинений включает в себя окончание романа «Те, кто любит» и книги 1 -7 романа «Страсти ума, или жизнь Фрейда».
        ИРВИНГ СТОУН
        СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ ДЕСЯТЫЙ
        ТЕ, КТО ЛЮБИТ
        Роман
        КНИГА ВОСЬМАЯ
        ТАК ЗАРОЖДАЕТСЯ УТРО

1
        Гром пушек разбил в пух и прах их надежды на мирное возвращение. Если бы не тревоги, связанные с рождением ребенка у Эстер, восьминедельное плавание через океан прошло без особых волнений. И вот они на палубе корабля «Лукреция» в тот самый момент, когда на горизонте показался маяк.
        После восьми лет жизни на чужбине Джону так хотелось увидеть свой любимый Массачусетс; после четырех лет разлуки с сыновьями Абигейл с трудом подавляла внутреннее волнение при мысли, что наконец-то встретится с ними. Батарея замка отдала салют в честь Джона Адамса. При подходе судна к причалу навстречу вышел катер на борту которого находились секретарь штата и члены принимающего комитета, которым губернатор Джон Хэнкок поручил приветствовать Джона и Абигейл Адамс и пригласить их в дом губернатора, на официальный обед.
        Едва Джон и Абигейл ступили на пирс, как две тысячи жителей Бостона, столпившиеся вокруг кареты губернатора Хэнкока, закричали «ура!». Зазвонили колокола. Грохот пушек замка всколыхнул бостонцев.
        Высыпавшие на улицы мужчины, женщины и дети размахивали платками и шляпами, приветствуя карету, запряженную четверкой гнедых, которая медленно двигалась к дому губернатора.
        Абигейл положила свою ладонь на руку Джона. Он озадаченно покачал головой:
        - Я не ожидал ничего подобного. Памятуя о том, как мало сделал и во многом осрамился…
        - Ты кажешься лучше Массачусетсу, чем самому себе.
        Карета приблизилась к парадному подъезду особняка Хэнкока на Бикон-стрит по другую сторону общинной земли. На открытой веранде перед распахнутой дверью стоял в парадном мундире при всех орденах губернатор Хэнкок. Его лицо было по-прежнему красивым, но годы и подагра сделали его высокую фигуру согбенной. Его жена Дороти и в свои сорок лет сумела сохраниться в роли признанной королевы красоты Бостона. За губернатором и его супругой стояли: давний друг, ныне занимающий пост вице-губернатора Бенджамин Линкольн, генерал времен революции, Роберт Трит Пейн — генеральный прокурор Массачусетса, расплывшийся в приветственной улыбке, Сэмюел Адамс, седой как лунь и с кислым выражением лица, в настоящий момент не занимавший официального поста, но сумевший исправить свои отношения с губернатором. Среди встречающих были другие члены правительства Массачусетса.
        Выдвинув вперед свое мощное тело, — его вес достигал полтора центнера, — Генри Нокс прогудел оглушительным басом:
        - У меня самая приятная для вас новость — письма от вашей дочери из Нью-Йорка. Она благополучно прибыла на место после спокойного плавания.
        Пришли также послания от Чарли и Томми. Они приедут из Кембриджа на следующий день.
        Дороти Куинси Хэнкок избавила Абигейл от докуки политического приема, уведя ее в гостевую комнату. В комнате, задрапированной дамастом желтого цвета, с оконными занавесями того же цвета, стояла кровать красного дерева с балдахином, а вдоль стены кресло и десять небольших стульев, обтянутых такой же тканью. В зеркалах отражались языки пламени в камине. Дороти поинтересовалась, как живет ее сестра Эстер Сиуолл.
        - Бедный ребенок, — вздохнула она, — ей так не хотелось уезжать из дома.
        Абигейл понежилась в просторной ванне Дороти. Прислуга Хэнкока отутюжила церемониальный костюм Джона и атласное платье Абигейл.
        За обеденным столом собралось пятьдесят гостей: члены совета губернатора, главы департаментов, ведущие выборные лица Бостона, различные давние друзья. Было провозглашено много тостов в честь возвращения четы Адамс. Абигейл старалась поймать взгляд Джона, оживленно беседовавшего с соседями по столу. Выражали ли роскошный банкет и превосходная официальная встреча признание его прошлых заслуг или же предвещали нечто новое?
        Супруги Адамс прибыли домой в благоприятный момент. Выезжая из Лондона, они знали, что лишь три штата ратифицировали конституцию: Делавэр, Пенсильвания и Нью-Джерси. До них не дошли известия о ратификации конституции Джорджией, Коннектикутом и Массачусетсом.
        Теперь же они узнали, что в апреле ее ратифицировали Мэриленд и в мае — Южная Каролина. Требовался еще один голос для образования федерального правительства. В Бостоне говорили, что соседний штат — Нью-Гэмпшир подпишет конституцию в ближайшие дни, что к тому же готовится Виргиния, а Нью-Йорк сделает это в ближайшие недели. Джон Адамс добрался до дома в июне 1788 года, когда вот-вот должно было родиться государство, ради которого он так долго и героически боролся.
        «И именно это, — решила для себя Абигейл, — я праздновала на этом приеме».
        На следующий день члены Генерального суда приняли Джона в палате представителей. Его почтили обе палаты законодательного собрания. Ему было предоставлено постоянное кресло, чтобы «он мог, когда пожелает, принять участие в дебатах». Исполняющий обязанности спикера зачитал документ, объявлявший, что Джон Адамс избран представителем в Конгресс на годичный срок.
        Вернувшись в большую гостиную Хэнкока, они увидели там Чарли и Томми. Абигейл хотелось обнять и расцеловать сразу обоих мальчиков. Но на пороге она заметила двух молодых людей с пышной шевелюрой, в кипельно белых рубашках и серых жилетах, и не поверила глазам своим. Чарли исполнилось восемнадцать лет, он поступил на первый курс Гарварда. Его лицо, похожее на лицо Нэб, было тонким, аристократическим. Он тепло, но слегка иронично улыбался. В свои пятнадцать с половиной лет Томи был поменьше ростом и более плотным, его лицо сохранило простое, открытое выражение.
        Момент для спонтанных поцелуев был упущен. Юноши осторожно приблизились к своим родителям, поклонились, пожали руки, пробормотали, как приятно вновь увидеть маму и папу. Джонни, сказали они, чувствует себя хорошо и будет в Бостоне, как только найдет транспорт из Ньюберипорта, где он стажируется у видного юриста Теофила Парсонса. В доме губернатора все они, казалось, чувствовали себя подавленными. Чарли прошептал:
        - Мы не дождемся встретиться дома, ма.
        В тот вечер, когда Джон и Абигейл удалились в отведенную им комнату и сели отдохнуть на покрытой приятным дамастом софе, Абигейл прочитала сообщение в дневном выпуске «Массачусетс сентинел»: «На всех лицах было выражение радости, и каждый свидетельствовал, что одобряет выдающиеся услуги, оказанные Его Превосходительством обретающей свободу стране, где люди считают себя федералистами и способны выразить свою признательность».
        - Приятно, — отметил Джон. Его щеки порозовели с того момента, когда он услышал канонаду пушек замка. — Я знаю, что не нужно хвалить человека, выполняющего свой долг, но, не кривя душой, честно скажу, что такое доставляет удовольствие.
        - Может быть, мне следует переадресовать отправку мебели на Нью-Йорк? — спросила Абигейл, явно провоцируя Джона.
        - Разумеется, нет.
        - Тебе хотелось бы быть в сенате?
        - Друзья предложили мне такой пост. Думаю, что он мне не подходит. Сенат — не такой многочисленный орган, но он все же часть законодательной власти. Я уже прослужил десять лет в законодательных органах.
        На следующее утро их посетил Фрэнсис Дана. Он плохо выглядел.
        - Как давний друг могу ли я высказать соображение? — спросил он.
        - Конечно.
        - В таком случае я прошу тебя немедленно ехать в Нью-Йорк. Комитет Конгресса, который определит состав аппарата правительства, будет утвержден в начале июля. Ты должен возглавить обсуждение этого вопроса. Десять лет тебя не было здесь. Тебя еще знают в Новой Англии, но в остальной части страны намного хуже. Возглавив обсуждение вопроса о правительстве, ты станешь известен всем и обеспечишь себе возможность занять самый высокий пост в новом правительстве.
        - Не думаешь ли ты, что я могу стать президентом? — спросил Джон.
        - Президентом станет Джордж Вашингтон. Этого желает народ. Он считает Вашингтона победителем в войне. Как президент, одобренный Конвентом, Вашингтон более, чем кто-либо иной, может объединить страну. Опасаюсь, что без него мы не смогли бы обеспечить ратификацию конституции. Он гений в том, чтобы убедить людей действовать согласованно. Идея формального союза приемлема для многих, которые считают, что Джордж Вашингтон станет президентом.
        Выпалив это, Дана замолчал и через некоторое время продолжил.
        - Но разве ты не видишь свое место, Джон?
        Поздно вечером, когда они лежали в кровати под балдахином, Абигейл приподняла голову, опершись на локоть, и спросила:
        - После ратификации Нью-Хэмпширом как развернется кампания национальных выборов?
        - Мы еще не уверены. Для палаты представителей и сената схема простая: законодательное собрание каждого штата избирает двух сенаторов. Делегаты в палату представителей будут выбираться в каждом штате прямым голосованием: по одному представителю от тридцати тысяч жителей. Это означает, что свыше миллиона могут голосовать за своих представителей в Конгрессе…
        - Ты не проявил сочувствия к моей просьбе помнить об интересах женщин, — прошептала Абигейл.
        Джон покраснел.
        - Хотя женщины не имеют права голоса, они будут жить в республике, где законы свободных людей их защитят…
        - Да, Джон… А как с президентом и вице-президентом?
        - Конституция гласит: каждый штат в соответствии с решением своего законодательного собрания назначит выборщиков, число которых равно числу сенаторов и представителей данного штата в Конгрессе. Эти выборщики проголосуют за президента и вице-президента. После подсчета всех баллотировок может быть учреждено федеральное правительство в предназначенном для него месте.
        - А где оно будет?
        - Одному Богу известно! По моим сведениям, предпочтения поровну разделились между Нью-Йорком и Филадельфией. Немало крови будет пролито до окончательного решения вопроса.
        - Кто выдвигает кандидатов на посты президента и вице-президента? Сколько крови пролито до решения этого вопроса?
        Джон выбрался из-под одеяла и, заложив руки за спину, начал ходить по комнате в длинной до пят ночной рубахе. Абигейл удивилась, какие глубокие появились на его голове залысины, отблескивая при свете лампы.
        - Нет заранее предписанных норм выдвижения. Группы, желающие выдвинуть кандидата, собираются в неофициальном порядке и составляют процедуру. Так будут действовать правительственные лидеры в каждом штате. Они постараются подобрать выборщиков, которые проголосуют за их кандидатов. Отдельные лица и группы могут свободно отстаивать своих кандидатов в газетах. В каждом штате возникнут общества с целью убедить соседей. Я, как историк, не в состоянии определить, насколько успешна такая процедура, до ее использования и изучения результатов. Все, что я знаю сейчас: Генеральный суд Массачусетса избирает двух свободных выборщиков, затем из списка двадцати четырех, представленного от восьми районов по выборам в Конгресс, будут отобраны восемь. Эти десять выборщиков, не входящие в состав правительства, соберутся в палате сената Массачусетса и простым большинством голосов выберут кандидатов на посты президента и вице-президента.
        Абигейл сочла нескромным спросить, знает ли он, каким будет окончательный итог.

2
        Они спешили переехать в новый дом. Джон уехал первым, чтобы проверить его состояние. Абигейл, ожидавшая приезда сына Джона Куинси, решила заняться покупками.
        - Губернатор предложил проводить нас в Брейнтри, — объявил Джон, — в сопровождении легкой кавалерии. Брейнтри намечал образовать комитет, чтобы встретить нас у Милтон-Бридж. Но я отклонил такое предложение. Я хорошо знаю своих сограждан. Они могут смириться с тем, что Бостон оказывает нам почести; ведь они направлены и в их адрес. Но если бы они явились к Милтон-Бридж на церемонию, то, увидев, как мы выходим из роскошной кареты Хэнкока, подумали бы: «Не вознеслись ли они слишком высоко? Мистер Адамс уже задается». Твой кузен Уильям Смит предложил мне коня. Я скромно приеду верхом в родные места, как любой другой гражданин.
        Джон уехал вскоре после рассвета. В восемь часов утра в карете Хэнкока Абигейл отправилась в лавки. Июньский день был прозрачным и теплым; в гавани покачивалось на якорях множество судов. Абигейл глубоко дышала, ощущая знакомый запах моря. Год назад Бостон пережил самый большой пожар со времен Революции. Более сотни зданий на Бич-стрит сгорели дотла. Сгорел и дом собраний на Холлис-стрит. Но бостонцы были неутомимы: сгоревшие кварталы быстро отстроили; восстановили мост на Чарлз-ривер, молодой Чарлз Булфинч перестроил дом собраний в новом стиле: с двумя наружными куполами и тосканской верандой.
        Вернувшись в половине одиннадцатого в дом губернатора, Абигейл увидела там Джонни. Ей показалось, что он не изменился. Его одежда была небрежной, волосы — растрепаны, но ведь он находился в пути три часа!
        Абигейл все же запамятовала, каким нежным он был всегда.
        - Дорогая мама! Как приятно тебя видеть. У меня такое чувство, словно после долгой разлуки я встретился с близким и дорогим другом.
        Она прижала сына к груди и положила голову на его плечо. Будучи девушкой, она мечтала о друге, повторяла про себя свою любимую фразу: «Друг достоин любого риска». Она нашла такого друга в лице Джона Адамса. На протяжении всей совместной жизни они были самыми близкими друзьями, вместе переживая все неприятности. А теперь, в новом поколении, Абигейл нашла в лице старшего сына еще одного близкого друга. Ради него она шла на риск: позволила ему пересечь океан во время войны, разлучалась с ним на пять лет, когда он поехал в Европу, чтобы занять пост секретаря в американском посольстве в царской России; затем послала его на родину для завершения образования, и это означало еще три года разлуки. Сын нежно любил ее, а она — его.
        Джонни шептал ей на ухо:
        - Не было никакого транспорта. Целых два дня, когда вы были уже здесь… Я повторял строку из «Ричарда Третьего»: «Коня! коня! Королевство за коня!» Но, мама, я могу провести с тобой и папой целый месяц. Мистер Парсонс сказал, что я занемог, переучившись.
        Дом Борланда в Брейнтри после дворца в Отейле и здания на площади Гровенор оказался не таким, каким она помнила его. Низкие потолки превращали дом в подобие курятника. Коттон Тафтс продолжил постройку крыла, предназначенного для кухни, основу которого заложил Ройял Тайлер. Были построены одна спальня на втором и две на третьем этаже.
        Коттон стремился ускорить ремонт и закончить его к приезду Джона и Абигейл, но не успел. Когда Абигейл прибыла в Брейнтри, в доме сновали плотники, каменщики и маляры. Ящики с мебелью, не вскрывая, пришлось затащить на чердак.
        Недовольная кухонной пристройкой, она просила плотников переделать ее, а также прорубить большие окна в стене комнаты, отделанной панелями красного дерева. Эти окна по обе стороны камина выходили в залитый солнцем западный сад, где она высадила розы, привезенные из Англии. Когда окна были готовы, она закрасила темные деревянные панели белой краской. Джон смастерил полки для книг в бывшей столовой, и она стала его библиотекой. Спальни были оклеены новыми обоями. Открыв ящики на чердаке, они обнаружили, что за время восьминедельного плавания со стульев осыпалась позолота, а часть обивки покрылась плесенью. Абигейл возмущалась:
        - Не нужно было тащить сюда эту мебель.
        За три недели они сделали дом пригодным для жизни, перевезли в него свою двуспальную кровать и секретер Джона из прежней конторы. В пятницу 11 июля 1788 года Джонни исполнился двадцать один год. В связи с этим ожидался приезд родственников.
        На заходе солнца Джон с тремя сыновьями выкупались в ручье. А для Абигейл Эстер налила в кухне воду в старинную дубовую бочку. После мытья члены семьи надели свои лучшие одежды, уселись на стулья, обтянутые красным дамастом, а Джонни на бархатную софу и подняли в честь героя дня бокалы с мадерой.
        Семья Адамс гордилась Джонни. Лучший студент в своей группе, он был удостоен чести произнести обращение Фи Бета Каппа в сентябре в Кембридже перед нотаблями Новой Англии. Восприимчивый Джонни подражал своему отцу интонацией и жестами.
        - Итак, Джонни, чувствуешь себя мужчиной? — спросил Джон.
        Джонни ответил с усмешкой:
        - Возмужалость снимает с меня ярмо родительской власти, которое я никогда не чувствовал, и ставит на ноги, но они еще не столь крепкие, чтобы твердо стоять на них.
        Чарли и Томми боготворили Джонни, но повадки сыновей были такие разные, словно их произвели на свет разные родители. Веселый, с жизнерадостным юмором, Чарли, был самым красивым из трех мальчиков и осознавал это. Он считался любимцем в танцевальном классе Хаверхилла, когда жил в семье Шоу. Поговаривали, что он водит в Бостоне дружбу с любителями игр, выпивок, флирта с женщинами. Самым серьезным и спокойным был Томми, а Чарли — забавным и склонным к озорству.
        Брислер объявил, что обед подан. Они прошли через прихожую и библиотеку, где некогда была столовая. В помещении пахло свежеоструганными досками, из которых Джон смастерил полки, где были аккуратно расставлены сотни книг. Стол Абигейл привезла из Лондона, он был накрыт лучшей семейной скатертью и сервирован серебряными блюдами и французским стеклом. Сыновья встали полукругом, желая помочь матери сесть за стол. Эстер принесла из кухни сочный ростбиф.
        В тот момент, когда они смаковали французское вино, Джонни задал волновавший семью вопрос:
        - Отец, ты решил, чем займешься?
        Взгляды всех устремились к хозяину дома.
        - Что со мной будет? В моем возрасте это вроде бы не вопрос, но он есть. Скажу вам, сыновья, видимо, вашего отца не так уж высоко ценят или уважают в нашей стране. Я почти выключен из событий.
        - Но, папа, — вмешался Томми, — помнишь пушки, колокола, губернатора Хэнкока и встречавшие тебя толпы?
        Джон поколебался, а затем решил раскрыть сыновьям истину:
        - Пусть вас не обманывает мой давний друг Хэнкок. Он организовал спектакль, чтобы замаскировать тот факт, что считает меня соперником. Любой пост, к которому я могу стремиться, он хочет держать под своим контролем.
        - А ты стремишься, отец? — спросил Чарли.
        Абигейл прислушалась к рассуждениям мужа, отказавшегося принять назначение в Конгресс.
        - Чарли, глас народа, видимо, решил отдать другим все посты, какие я мог бы с честью принять. Нет иной возможности, как замкнуться в домашней жизни или же вновь уехать за границу.
        - Джон, ты, конечно, не поедешь! — воскликнула пораженная Абигейл.
        - Не поеду, я не приму новый пост за рубежом. Но, мои дорогие, вы скорее услышите, что я отправился в торговую поездку в Ост-Индию или в Британскую Гвиану, чем позволю себе опуститься ниже своего общественного уровня.
        Воскресенье выдалось ясное и знойное. Мальчики поставили в тени каштанов козлы и положили на них доски; получилось два стола, каждый на тридцать человек. Первой приехала мать Джона, ей исполнилось семьдесят девять лет. Ее лицо покрыла паутина морщин, но глаза озорно сверкали, и она воскликнула:
        - Дочурка Абигейл, когда ты уехала, я плакала: «Какой несчастный день, я больше не увижу тебя». Но я поклялась: «Не умру, пока мои дети не вернутся домой».
        Питер Адамс привез свою мать вместе с тремя дочерьми и сыном. Восемь лет назад он овдовел и не испытывал ни нужды, ни желания вновь жениться.
        Его мать вела домашнее хозяйство и воспитывала молодежь. Коренастый, флегматичный Питер, казалось, был доволен своей жизнью. Он напомнил Абигейл:
        - Помнишь, когда я помог Джону стать членом городского управления, я определил и собственную программу действия? Я поднимался вверх по лестнице со ступеньки на ступеньку: констебль, член комитета по рыболовству, сборщик церковной десятины, член городского управления, председатель собрания. Теперь я практически руковожу этим городом.
        Затем прибыли Сэмюел и Бетси Адамс, выехавшие из Бостона рано утром. С ними была дочь Сэмюела Ханна, вышедшая замуж за младшего брата Бетси.
        Сэмюел приехал пораньше с явной целью обсудить с Джоном обстановку. Как член Конвента Массачусетса, он голосовал за ратификацию конституции, но высказал при этом серьезные оговорки, противопоставившие его значительной части населения штата. Сэмюел выглядел старше своих лет. Он потерпел поражение при голосовании на пост сенатора, а затем был побит в заявке на пост вице-губернатора. Однако у него всегда была работа: судьи или члена управляющего совета.
        Сэмюел и Джон уселись на тенистой стороне каретного сарая.
        - Сэм, что не нравится тебе в конституции? — тотчас же спросил Джон.
        - Я спотыкаюсь уже на пороге.
        - Но если ты примешь мой тезис о балансе властей, обеспечивающем свободу…
        - Не торопись, кузен. Мне претит национальное правительство вместо федерального союза суверенных штатов. Если несколько штатов станут единой нацией, находящейся под властью одного законодательного органа, распространяющейся на все законодательные проблемы, а издаваемые им законы будут считаться верховными и полностью контролировать это единство, тогда в этих штатах отпадет идея суверенитета. Будет ли такая национальная легислатура достаточно компетентной, чтобы разрабатывать законы для свободного внутреннего управления одним народом?..
        Беседа была прервана прибытием Исаака Смита-младшего и его брата Уильяма. Уильям был точной копией своего отца: открытое лицо, прямой в разговоре и в то же время проницательный. Он продолжал настойчиво развивать семейный бизнес, построил дополнительно два судна, одно из которых предназначалось для прибыльной торговли с Китаем.
        Исааку-младшему было около сорока лет. Он облысел и одновременно избавился от тех приобретенных идеалов, которые побудили его указать лорду Перси и его красномундирникам правильную дорогу из Кембриджа в Лексингтон. Он работал в качестве опекуна в мужской школе, с трудом сводил концы с концами.
        - В будущем году его назначат на должность библиотекаря в Гарварде, — признался Уильям. — Оклад там невысокий, но это место его устраивает.
        Абигейл не спускала глаз с Исаака-младшего.
        - Исаак — жертва войны, — прошептала она про себя, — как мой брат Билли и брат Джона Элихью.
        Приехало семейство Кранч. Крепко скроенная Мэри стала еще более похожей на свою величественную мать, а Ричард после длительной болезни выглядел на десять лет старше. Их сын Билли закончил учебу в Гарварде вместе с Джонни и проходил стажировку у адвоката в Бостоне. Молодая Элизабет была помолвлена с преподобным Джекобом Нортоном, занявшим место преподобного мистера Смита в уэймаутской церкви и купившим у своей будущей тещи семейный дом, где родились Мэри, Абигейл, Элизабет и Билли. Мэри сказала Абигейл, что со времени службы Ричарда в качестве мирового судьи и сенатора штата он считается патриархом Брейнтри.
        Элизабет и преподобный мистер Шоу вышли из дома. Их шумно приветствовали мальчики. Чарли воскликнул:
        - После учебы у дядюшки Шоу Гарвард кажется девичьей школой!
        Гости съезжались так быстро, что Абигейл едва успевала принимать их. Коттон Тафтс удивил всех, явившись в сопровождении Сюзанны Уорнер, моложе его на двадцать лет и красневшей, восхищенно глядя на Коттона. Коттон был подстрижен и обходился без очков. На нем был красивый новый костюм и тонкая плиссированная сорочка.
        Ханна Сторер прибыла с церковным старостой Сторером и шепнула Абигейл, что она более счастлива с ним, чем со вспыльчивым доктором Белом Линкольном. Джон Такстер, клявшийся Абигейл, что останется холостяком, привел свою молодую жену.
        Катарина Луиза приехала со своими детьми. Старший Билли проходил стажировку в лавке, готовясь стать продавцом. Младшая Луиза бросилась в объятия Абигейл и со слезами просила разрешения возвратиться в дом Адамсов на правах члена семьи. Осунувшаяся Катарина Луиза не помышляла о новом замужестве.
        - Я уповаю теперь больше, чем когда-либо, на Господа Бога. Он беседует со мной денно и нощно.
        Они сели за стол в полдень. Плотная листва каштана укрыла от солнца гостей, среди которых было девятнадцать детей различного возраста.
        Постаревший преподобный мистер Уиберд прочитал дрожащим голосом молитву.
        Ричард Кранч отодвинул стул, встал и, подняв свой бокал, провозгласил:
        - За первого вице-президента Соединенных Штатов!
        Абигейл бросила быстрый взгляд на Джона. На его лице была бесстрастная маска.

3
        Абигейл искала по всей округе мастеров, чтобы восстановить позолоту и обивку стульев. Джон занялся приведением в порядок фермы, работая за десятерых. Он убирал с поля камни, возводил ограду, пахал, привозил с побережья водоросли и покупал где только возможно компост. Однажды он вернулся в полдень с шестью коровами гернсейской породы. Подогнав их к двери кухни, он позвал Абигейл и показал ей стадо.
        - Боже мой, что это такое?
        - Коровы.
        - Скажи пожалуйста! И что мы будем делать с ними?
        - Доить.
        - Ты забыл, что у нас нет хлева?
        - Святой Боже, нам придется его построить.
        - К наступлению сумерек? Джонни и я как раз занимались подсчетом, во что обойдется ремонт дома и приведение фермы в порядок. Мы израсходовали пять тысяч долларов, сумму, близкую к той, которую задолжало тебе правительство.
        Джон сел на порожек кухни, его лицо покрылось каплями пота.
        - Я загоню их в наш старый хлев. Нэбби, мне так не терпится стать фермером.
        Это был последний вечер перед возвращением Джонни на учебу в Ньюберипорт. Семья Адамс уселась вокруг стола в библиотеке, где лежали бухгалтерская книга, счета, расписка и официальные оценки имущества.
        Джонни подсчитал, что их материальная собственность, включая дома, фермы, мебель и книги, достигла двадцати тысяч долларов. Земля приносила небольшие доходы; дом в Бостоне, сданный в аренду, давал сто сорок долларов в год и к тому же нуждался в ремонте. Принадлежавшая Абигейл половина фермы Мидфорд покрывала расходы на учебу Чарли и Томми. Несколько тысяч долларов, вложенных в государственные бумаги, не принесут процентов до тех пор, пока новое правительство не примет обязательства их выплатить.
        - Мне нужна столовая, — вздохнула Абигейл. — Джон, если мы оборудуем столовую за библиотекой, то будем носить еду прямо из кухни.
        - Мы должны подождать. Семь-восемь месяцев, пока не будет решен вопрос о выборах.
        - Не мог бы ты заняться правом, папа?
        - Нет, Томми. Если меня выберут, мне придется отказать клиентам в разгар слушания их дела.
        - Разве такой довод не касается фермы? — в голосе Абигейл прозвучало упорство.
        - Не думаю. Ферма обеспечит нас хорошим урожаем. Мы всегда можем нанять работников или договориться об издольщине.
        Абигейл подумала о Пратте, который вел полевые работы на правах издольщика на старой ферме Адамсов; но все, что он сумел вырастить, это куча детей.
        Она прикусила язык. В последующие несколько дней Джон закупил кур, уток, индюшек, гусей. Когда практичный Томми спросил, не хватит ли птицы, Абигейл ответила:
        - Ты знаешь, отцу нельзя сказать «нет».
        В этот переходный период Джон читал, сортировал бумаги, разбирал ящики с книгами. И вот уже стена с камином плотно заставлена книгами по истории, восточная стена — книгами по юриспруденции, а сам он погрузился в размышления о своей собственной стране. Джона посетили друзья, убеждавшие его занять кресло председателя дряхлеющего Конгресса, но он решительно покачал головой — «нет».
        - Если мое будущее в общественной жизни зависит от того, какое оперение я получу, став на неделю или день председателем Конгресса, то в таком случае до конца своей жизни буду заниматься частными делами. Я желаю служить обществу в роли мужчины, а не ребенка; на почетных, а не тщеславных принципах.
        Абигейл занималась окучиванием роз.
        Ничто не изменило присущее Джону и ей умение трезво оценивать обстановку. Соединенные Штаты были в настоящее время намного слабее, чем в любое другое с момента Банкер-Хилла.[1 - Имеется в виду первое заранее спланированное сражение у Банкер-Хилла, холма недалеко от Бостона, в 1775г. в Войне за независимость.]
        Абигейл и Джон были поражены, как много добропорядочных людей в каждом штате Союза яростно выступали против федеральной конституции. Они боялись, как показал кузен Сэмюел, что будет растоптан суверенитет штатов; что под предлогом «всеобщего благоденствия» власть предержащие создадут тиранию.
        В новый дом поступали письма, газеты, приходили друзья, чтобы обсудить этот вопрос. Джон соглашался, что полномочия федеральной власти должны быть ограничены; он полагал также, что намечаемый Билль о правах обеспечит защиту всем. На этом основании он стал во главе федералистов, тех, кто одобрял федерацию и сильное центральное правительство. Проведенные в Европе годы убедили его, насколько это важно. Хотя выступавшие против федерации не были организованны, казалось, что они могут получить перевес в новом сенате и палате представителей.
        Нэб писала из Нью-Йорка: все говорят о том, что Джон должен занять пост вице-президента или верховного судьи. Доктор Бенджамин Раш сообщал из Филадельфии: Пенсильвания, бесспорно, поддержит его кандидатуру. Генерал Генри Нокс приехал в качестве эмиссара Александра Гамильтона, влиятельного лидера федералистов Нью-Йорка, чтобы выяснить, согласится ли Джон Адамс на меньшее, чем должность вице-президента. Когда Нокс уведомил Гамильтона, что не согласится, тот дал понять, что поддержит кандидатуру Джона Адамса на пост вице-президента. Печать все шире выступала в его пользу. Поскольку Джордж Вашингтон представлял Юг, то многие граждане считали, что вице-президентом должен стать представитель Севера, что подразумевало — Новой Англии. Однако упоминались также имена Джона Джея и губернатора Джорджа Клинтона, представлявших Нью-Йорк.
        В Массачусетсе знали, что губернатор Хэнкок мечтал занять кресло вице-президента. Джеймс Уоррен и кузен Сэм были против конституции, и это заведомо исключало их кандидатуры. Фрэнсис Дана, Генри Нокс, Калеб Стронг, Тристам Дальтон, генерал Линкольн? Могут ли эти люди оказать влияние на всю нацию?
        Письма Нэб содержали и другую информацию.
        Полковник Уильям Смит, как прославленный герой революционной войны и друг генерала Вашингтона, как секретарь миссии в Лондоне, приобрел положение важного и уважаемого человека. Дома, на Лонг-Айленде, он был всего лишь одним из четырех сыновей и шести дочерей властной матери.
        Нэб нравились братья и сестры Уильяма, но она скучала по своим родителям, своим братьям, по Новой Англии. Она вновь забеременела, и это вызвало серьезные проблемы. Полковник Уильям не работал и не стремился к работе. Он коротал дни в охоте за перепелами и куропатками, пил со своими братьями. Благодаря тому что Нэб экономно вела домашнее хозяйство, у них было достаточно денег, чтобы прожить год, и поэтому полковник явно не спешил найти работу. Во всяком случае, полковник Смит ожидал, что если его друга Джорджа Вашингтона выберут президентом, то он, Смит, получит высокий пост в правительстве, предпочтительно посланника в какой-либо европейской стране.
        Абигейл успокаивала как могла свою дочь: госпожа Смит на правах матери мужа имеет право на уважение Нэб, на терпение и всепрощение.
        Джон не был столь мирно настроен по поводу будущей карьеры полковника Уильяма. Он писал Нэб: «Я желал бы услышать о нем как о члене ассоциации адвокатов, которая, по моему мнению, является самым надежным местом на земле. Добивающийся общественной должности, как я полагаю, — несчастный человек… Я скорее выкопаю собственными руками из земли то, что мне нужно, но не стану зависеть от общественной или частной благосклонности; именно это — неизменное правило моей жизни».
        Джон отказался вести кампанию за пост вице-президента, за должность, которая, по его убеждению, ему подходила. Он не выступал с речами, не посещал собраний, не созывал совещаний на дому. Его друзья работали на него не покладая рук. Поток писем, поступавший из различных штатов, свидетельствовал в его пользу. За него будет голосовать Новая Англия, ибо у Джона Хэнкока слишком много врагов. В письме президента колледжа Йель сообщалось, что Джону присвоена почетная ученая степень и выражалось пожелание его избрания на вторую почетную должность в стране. Доктор Раш старался сплотить избирателей Пенсильвании вокруг кандидатуры Джона Адамса, откровенно надеясь, что Джон поможет вернуть место пребывания правительства в Филадельфию. Большой неожиданностью явилась позиция южных штатов, оказавших сильную поддержку. Один из лидеров Виргинии, Артур Ли, писал, что его штат считает кандидатуру Адамса приемлемой. Другой столп Виргинии, Ричард Генри Ли, считал, что пост вице-президента должен принадлежать Джону. Дэвид Рамсей из Южной Каролины говорил своему другу, что Джон Адамс должен занять любой подходящий ему
пост при генерале Вашингтоне как президенте. Александр Гамильтон из Нью-Йорка писал Джеймсу Мэдисону в Виргинию, что следует избрать Джона Адамса вице-президентом, чтобы жители Новой Англии были довольны новым федеральным правительством.
        Как казалось Абигейл накануне совещания выборщиков для проведения голосования и перед пересылкой результатов в Конгресс, у Джона Адамса не было серьезных противников. Правда, выборщики не проголосуют единодушно, как за Вашингтона; часть голосов будет отдана губернатору Нью-Йорка Клинтону, Джону Джею и даже Джону Хэнкоку. Но все они, вместе взятые, не соберут более дюжины голосов.
        Не собрали бы, если затем положение неожиданным и непонятным образом не осложнилось бы. Абигейл узнала об этом от бостонских друзей. Стало известно, что Александр Гамильтон рассылает письма некоторым своим доверенным союзникам с рекомендацией «отколоться», не голосовать за Джона Адамса и не позволить ему получить внушительное большинство. Ведь если это случится, то Джон Адамс станет оспаривать влияние Гамильтона среди федералистов. Гамильтон хотел избрания Адамса, но незначительным большинством.
        В эти недели испытаний Джон сохранял спокойствие. Многие его сторонники приходили к нему на обед, на чай или просто ради политических дискуссий о том, как наладить работу нового правительства. Он никогда не говорил о желании занять пост вице-президента или о своих достоинствах, позволяющих претендовать на такой пост. Он вел себя со сдержанностью историка, а не кандидата в разгар избирательной кампании. Такая скромная роль нравилась жителям Новой Англии и забавляла его жену.
        Джон и Абигейл варили сидр, сушили груши, забили двух коров, заготовили солонину и бекон. Все это было убрано на зиму в холодной части погреба.
        К декабрю в штатах развернулась избирательная кампания по выборам в местные и национальные органы. Сэмюел Адамс выставил свою кандидатуру в федеральную палату представителей от графства Суффолк, но потерпел поражение от федералиста Фишера Эймса. Массачусетс избрал своих выборщиков для выборов президента и вице-президента. После многих недель борьбы в Конгрессе Нью-Йорк был назван резиденцией правительства. Джон Адамс и большинство южан поддерживали Филадельфию, но ее сторонники не смогли завоевать большинство, и им пришлось уступить, опасаясь, как писал Джеймс Мэдисон генералу Вашингтону, «удушить правительство в его колыбели».
        В первую среду в феврале 1789 года выборщики от одиннадцати штатов должны были проголосовать за президента и вице-президента, а потом послать с курьером итоги голосования в Конгресс в Нью-Йорке. Ни в одном штате никто не голосовал против Джорджа Вашингтона. По грубым подсчетам, Джон Адамс должен был уверенно получить большинство в шестьдесят девять голосов.
        Он их не получил. Эльбридж Джерри, вошедший в новый Конгресс в Нью-Йорке, письмом от 4 марта 1789 года сообщил чете Адамс, что Джон был избран только потому, что его кандидатура получила больше голосов, чем другие, — тридцать четыре голоса, то есть менее половины числа выборщиков. Стратегия Гамильтона сработала.
        Джон сердился, считая себя униженным. Итоги выборов не удовлетворяли его. Он сомневался, следует ли принимать пост.
        - Ты не можешь отказаться, Джон, — твердо заявила Абигейл. — Ты выбран на законном основании. В конституции нет других положений об избрании вице-президента.
        - Знаю. Но мои сухожилия подрезаны. Ежедневно будут возникать важные вопросы, а у нас нет готовых решений. Как вице-президент, выбранный меньшинством, я не смогу оказывать большого влияния.
        - Ты станешь влиять своим опытом. Ни у кого нет такого большого опыта работы в Конгрессе и за рубежом.
        Это немного успокоило Джона. Она редко видела его таким удрученным. Спокойные месяцы остались позади. Он побледнел, у него дрожали руки. У Абигейл были свои заботы: что делать с домом, фермой, живностью? Ведь потребуются наличные, чтобы переехать в Нью-Йорк и найти там очаг.
        Абигейл и Джон отмалчивались, скрывая свою озабоченность. Их окружала тьма зимней ночи. Джон подошел к окну, посмотрел на застывшие кусты роз, посаженных Абигейл. Не оборачиваясь, он заговорил:
        - Когда придет официальное извещение о моем избрании, мне лучше поехать одному в Нью-Йорк. Джон Джей изъявил готовность предоставить жилье в его доме. Таким образом, я смогу созвать сенат, как только соберется кворум. После того как Конгресс определит оклад президента и мой, я займусь поисками подходящего дома для семьи…
        Абигейл почувствовала, как слезы набежали на ее глаза. Что бы ни происходило, ее удел предопределен: она остается в одиночестве, ей придется заниматься севом, нанимать работников, платить долги.
        Джон пересек комнату, сел и прижался к ней.
        - Это ненадолго, всего на несколько месяцев. Потом у нас будет подходящий дом, а рядом Нэб и ее два сына. Мой брат Питер согласился взять под свой контроль ферму после твоего отъезда ко мне.
        Лишь 12 апреля в Брейнтри пришло официальное извещение Конгресса об избрании Джона вице-президентом Соединенных Штатов. На следующий день Джон и Абигейл прибыли в Бостон в сопровождении эскорта легкой кавалерии. В тот момент, когда они въехали в город, зазвонили колокола и улицы наполнились зеваками. Легкая кавалерия Роксбери сменила почетную гвардию Брейнтри, сопроводив карету Адамсов к особняку Джона Хэнкока.
        Джон попрощался с Абигейл на пороге особняка Хэнкока. Слова расставания потонули в салюте мушкетов. Когда Джон выезжал на Коннектикутскую дорогу, толпа вновь зашумела и происходящее напомнило Абигейл день отъезда Джона, кузена Сэма, Роберта Трита Пейна и Томаса Кашинга 10 августа 1774 года на первое заседание Конгресса в Филадельфии.
        Она села в свою карету и отправилась домой.

4
        Весна была запоздалой и холодной, прокорм скота требовал средств. Абигейл хотела продать несколько коров, но покупателей не находилось.
        Она посадила два десятка фруктовых саженцев, присланных Джоном из Нью-Йорка, укрепила ограждение луга, где паслись овцы. Когда Брислер доставил коня Джона из Нью-Йорка, она попыталась продать его за семьдесят долларов, но никто не захотел платить такую сумму. В ее обязанность вошло наблюдение за старым хлевом и выгон коров на пастбище. Абигейл не сетовала на трудности, потому что масло и сыр пользовались хорошим спросом. За счет получаемых от их продажи денег она нанимала работников. Коттон Тафтс купил трех телок и десять ягнят, что укрепляло положение молочной фермы.
        Выборные лица города ввели новый налог. В тот же вечер после ужина пришел Питер.
        - Сестра Абигейл, я не могу больше заниматься фермой.
        - Питер, но ты ведь обещал?
        - Доходы от нее не покроют налоги.
        - В таком случае забери часть овец.
        - Нет, сестра. Я помогу чем могу, но не хочу брать на себя ответственность. Братец Джон считает меня либо дураком, либо батраком.
        Абигейл вздохнула:
        - Я в таком же положении, Питер. Мы можем стараться сделать как лучше, а затем подчиняться обстоятельствам.
        Питер ушел, не дав ответа. В дополнение был наложен обременительный приходской налог. Одна корова пала, другие отелились с запозданием, накопился долг работникам, задержана Брислеру зарплата за полгода.
        Сестра Мэри приехала в подавленном настроении. Маленькая ферма Ричарда Кранча не в состоянии обеспечить семью. Мэри продала свою долю имущества в Уэймауте. Что делать дальше?
        Абигейл поднялась в свою спальню и достала из секретера десять золотых гиней.
        - Мы вскоре получим положенное Джону. Используй это золото, чтобы пережить трудные времена. Не будем больше говорить о них.
        Поездка Джона в Нью-Йорк была внешне приятной. При въезде в штат его ожидал отряд легкой кавалерии, Уэстчестера в качестве почетного сопровождения до Кингс-Бридж на северной окраине Манхэттена. Затем его встретили члены комитета конгрессменов и частные граждане, ожидавшие в каретах и верхом, но от него так и не потребовали присяги при вступлении в должность. 21 апреля он явился в отремонтированный зал Федерации, и сенаторы Калеб Стронг от Массачусетса и Ральф Изард от Южной Каролины торжественно ввели его в сенат. Палата была в архитектурном отношении превосходна. В каждую из ее боковых стен был врезан красивый камин из местного мрамора. На северной стене имелось три высоких окна, задрапированных темно-красными занавесями. Под средним окном находилась платформа с креслом для председателя, над ним нависал балдахин такого же темно-красного цвета. Три двери противоположной стены выходили на портик Уолл-стрит. Здесь сенатор Джон Лангдон от Нью-Хэмпшира обратился к Джону перед собравшимися сенаторами:
        - Сэр, сенат поручил мне ввести вас в должность председателя, а также поздравить с назначением на пост вице-президента Соединенных Штатов Америки.
        Джон зачитал сенату свою первую речь:
        - «С удовлетворением я поздравляю народ Америки с новой конституцией и со светлой перспективой власти правового государства».
        Ему аплодировали. После его выступления заседание сената закрылось.
        Джон вернулся в дом Джона Джея, чтобы встретиться с друзьями из Массачусетса и спокойно отпраздновать свое избрание.
        Но этот прием выглядел разительным контрастом по сравнению с приемом и принесением присяги президентом Вашингтоном. Генерала принимал совместный комитет Конгресса, и в честь его прозвучал артиллерийский салют у пристани Элизабет-Тен-Пойнт в Нью-Джерси, где он взошел на специально украшенную барку. После того как барка пересекла залив Нью-Йорк и встала на якорь у Статен-Айленда, перед ней прошла целая флотилия под флагами. Деловая жизнь в Нью-Йорке остановилась на целый день. Улицы заполнили тысячные толпы, оркестр играл «Боже, храни короля», а американские, испанские и британские корабли отдали салют.
        Толпа у верфи Мэррей в конце Уолл-стрит была настолько плотной, что потребовалось несколько часов, чтобы начать парад после того, как губернатор Клинтон и сотни других нобилей поприветствовали генерала. В городе звонили во все колокола, милиция отдала салют, и, наконец, в доме губернатора Клинтона состоялся банкет.
        30 апреля Вашингтон предстал перед двумя палатами, собравшимися в помещении сената. Он приехал в роскошной карете, впереди которой вышагивал значительный отряд военных, конгрессменов, должностных лиц федерации и Нью-Йорка, Вашингтона официально встречал Джон Адамс, и он провел генерала на портик, выходивший на Уолл- и Брод-стрит. Перед ними было море людей. Джордж Вашингтон поклонился. Собравшиеся громогласно приветствовали его. Вашингтон подошел к железной ограде.
        По обе стороны около него стояли Джон Адамс и губернатор Клинтон. Секретарь сената Сэмюел Отис поднял со стола Библию, лежавшую на красной подушечке. Канцлер Нью-Йорка Роберт Р. Ливингстон принял присягу, потом повернулся к стоявшим на улице и воскликнул:
        - Да здравствует Джордж Вашингтон, президент Соединенных Штатов!
        Над куполом федерального зала взвился американский флаг. Не смолкали приветственные выкрики, корабли в гавани произвели еще один салют, звонили колокола церквей. Президент Вашингтон возвратился в помещение сената, где зачитал свое обращение, а затем все собравшиеся пошли пешком в собор Святого Павла на церковную службу.
        Так родился в Соединенных Штатах институт президентства.
        Этот благородный пост занял великий человек. Пост вице-президента не мог быть долго вторым по значению в стране даже для Абигейл и Джона Адамса. Вице-президент оставался в запасе и действовал самостоятельно лишь в случае трагедии.
        У Джона возникли проблемы не меньшие, чем у Абигейл. Семья Джея отличалась гостеприимством, но Джон чувствовал себя нахлебником. Усилилась дрожь его правой руки, беспокоили и глаза. Джон ссорился с сенатом, вместо того чтобы играть роль беспристрастного парламентария, выступающего только в том случае, если голоса разделились поровну; он пытался руководить сенатом, давать советы сенаторам по бесчисленным вопросам протокола.
        Джон снял дом мистера Монтье на Норт-Ривер в одной миле от города. При доме имелись хорошая конюшня, каретный сарай, сад, выпас для двух коров, достаточное число комнат. Абигейл вместе с Эстер и Брислером надлежало приехать без промедления, захватив с собой мебель. После окончания учебы Чарли присоединится к ним. Чтобы набрать деньги, Абигейл предстояло продать весь скот. Если это не удастся, придется его просто отдать даром.
        Абигейл была в ярости. Зачем он настаивал на приобретении скота, сельскохозяйственных орудий, возводил заборы и засеивал поля? Почему они не сидели тихо, не берегли деньги, ожидая окончательного решения?
        Джон уверял Абигейл, что они проживут в Нью-Йорке четыре года. Он не хочет, чтобы они метались между Нью-Йорком и Брейнтри, поэтому ремонт тамошнего дома можно отложить.
        Утешало лишь одно: Джон принял меры, чтобы Нэб, полковник Смит и сыновья переехали в их дом с собственной мебелью. Это означало, что Абигейл могла оставить в доме несколько кроватей, стулья и столы на тот случай, если захочется навестить Брейнтри и посмотреть, как растут новые посадки фруктовых деревьев.
        Когда Абигейл проезжала по извилистой дороге Ричмонд-Хилла через лес, у нее захватывало дух от акварельной красоты пейзажа. Дом стоял на вершине холма; с террасы второго этажа она любовалась сверкавшей на солнце величественной гладью Гудзона, по которому скользили парусные суда. За Гудзоном раскинулись покрытые бархатной зеленью поля и луга Джерси. К северу были видны выпасы для скота, а к югу через купы деревьев — крыши Нью-Йорк-Сити.
        Вернувшийся из сената Джон воскликнул:
        - По выражению твоего лица вижу, что тебе здесь нравится!
        - Да, Джон, красочность пейзажа может поспорить с самой прелестной панорамой, какую я когда-либо видела.
        Подобно Бостону, Нью-Йорк был типичным портовым городом; в конце каждой улицы высились раскачивающиеся на фоне неба мачты парусных судов. Голландский язык вперемешку с английским звучал в лавках и церквах. Улицы заполняли многонациональные толпы моряков, иностранных торговцев, большие группы французов, шотландцев, ирландцев, евреев, поляков, португальцев, негров, все они изъяснялись на своем языке.
        Однако огорчали скромные размеры города: он был меньше Бостона. Бродвей, начинавшийся от мыса, где находилась крепость, был застроен добротными домами лишь в радиусе одной мили, а дальше шло чистое поле.
        Чтобы обойти город в любом направлении, хватало полчаса; прогулка вдоль Ист-Ривер завершалась у болота, а вдоль Уолл-стрит у чьей-нибудь фермы. Но город был полон жизненных сил: строилось множество новых домов, у океана и рек отвоевывалась суша, открывались новые театры, кофейни и лавки. Большая часть улиц не была вымощена. Тротуары шириной менее метра были засыпаны щебенкой, почти непроходимые, с коновязями, грязными лужами, кучами мусора, где копошились в поисках объедков свиньи, с экскрементами, которые как и в Париже, выливали на улицы прямо с порога.
        Набрав всех слуг, Абигейл обнаружила, что ее семейство насчитывает восемнадцать членов: три Адамса включая Чарли, четыре Смита, ее племянница Луиза, Брислер в роли мажордома (Эстер предпочла остаться в Брейнтри со своим ребенком), молодая девушка из Брейнтри, Полли Тейлор, остальная прислуга была из местных. Продовольствие стоило дорого, да и качество оставляло желать лучшего. Абигейл не нравился вкус местного масла. Нанятые ею белые слуги не просыхали от пьянки, негры работали хорошо одну неделю, а после первой зарплаты исчезли. Брислер спасал положение, выезжая по нескольку раз в день на рынок. Посетителям нравилось приезжать ранним утром к Адамсам на завтрак: новые сенаторы и члены палаты представителей, среди них некоторые давние сторонники Джона по Конгрессу; вечерами здесь собирались близкие друзья, иногда — друзья полковника Смита, а иногда — гости из Новой Англии.
        Абигейл содрогалась при мысли, во что обойдется прием ее знакомых, новых правительственных чиновников и членов нью-йоркского общества, ожидавших встреч с вице-президентом Соединенных Штатов. Лучше спрятать голову и ничего не видеть, ожидая приезда Джонни на каникулы; он наведет порядок в счетах и скажет, как много она тратит.
        Поскольку продолжалась вакханалия с прислугой, появлявшейся и исчезавшей столь же быстро, как гости, она не выдержала. Как-то отдыхая с Джоном в гостиной на втором этаже, сидя на позолоченных стульях, поцарапанных при очередном переезде, Абигейл сказала:
        - Джон, мне кажется, что я содержу придорожную таверну.
        - Что мы можем поделать? Это укрепляет положение вице-президента, создает ощущение устойчивости власти, а она в этом нуждается.

5
        Абигейл выбрала один день недели для приемов. Дом был открыт для всех. В остальные шесть дней нужно было посещать иные места: у миссис Джей приемы проходили в четверг, у мисс Нокс — в среду, а у леди Темпл — во вторник.
        Абигейл посетила Марту Кустис Вашингтон на следующее угро после ее приезда в дом Франклина на Черри-стрит, который считался официальной резиденцией председателя Континентального конгресса. Это был добротный, скромный особняк. Во время войны супруга Вашингтона иногда посещала генерала, но она неизменно оставалась в тени, и поэтому никто не имел четкого представления о ней.
        Абигейл приехала вместе с Нэб. Марта Вашингтон приняла их вежливо, без церемоний. Абигейл убедилась, что Марта непритязательна, скромна.
        Миссис Вашингтон провела их в гостиную, заказала утренний кофе. Одевалась она просто, но, как Абигейл заметила, ткань ее платья отменного качества. Марта была невысокая и явно склонная к полноте. Несмотря на почтенный возраст, ее зубы прекрасно сохранились, а голос отличался душевной теплотой.
        - Мне так приятно, что вы здесь, в Нью-Йорке, миссис Адамс. Я ожидала вашего приезда. Мистер Вашингтон высоко ценит мистера Адамса и надеется, что они вместе добьются многого для нового правительства. Быть может, в скромной мере вы и я сумеем сделать что-то.
        - И я мечтаю об этом. Для начала хочу спросить вас, установили ли вы день вашего приема? Я хотела бы отложить свой выбор, пока не узнаю, что вы думаете.
        - Полагаю, что выберу пятницу.
        - А я понедельник.
        - Договорились. — Она повернулась к Нэб: — Мистер Вашингтон питает добрые чувства к полковнику Смиту. Он полагает, что полковник способен отдать свои выдающиеся таланты на службу правительству.
        Нэб расплылась в довольной улыбке. Она и Абигейл откланялись. На следующий день миссис Вашингтон приехала в дом на Ричмонд-Хилл без предварительного уведомления. Уезжая, она пригласила чету Адамс на обед.
        - Джон, чем больше я общаюсь с миссис Вашингтон, тем большим уважением проникаюсь к ней. Она производит на меня более сильное впечатление, чем королева Великобритании.
        - У меня такое же чувство в отношении президента. Он относится ко мне с большой сердечностью, любовью и доверием. Мы вершим дела в приятной атмосфере. Нам нужна дружба, чтобы решить множество проблем, которые ставят перед нами, как перед китами, выброшенными на берег, враги правительства.
        Абигейл и Марта Вашингтон встречались почти каждый день. Они устраивали приемы в установленные дни, но большое число гостей мешало их содержательным беседам. Однако на чае в интимной компании им удавалось договориться о совместных шагах в новой обстановке.
        Противники федералистов внимательно присматривались, в глубине души надеясь, что они допустят серьезные промахи. Ни одна из них не доставила противникам такого удовольствия. Обеды, которые давала миссис Вашингтон, были чопорными, с лакеями в припудренных париках, принимавшими гостей. В гостиной президента Абигейл было отведено почетное место справа от миссис Вашингтон. Если это кресло было случайно кем-то занято, президент в своей вежливой и достойной манере поступал так, что занявший его вставал, и Абигейл садилась на свое место.
        Когда Абигейл впервые посетила резиденцию президента, Вашингтон был болен и не мог встретиться с ней. При втором посещении он настоял, чтобы Абигейл впустили в его комнату. Он лежал на диване, но, явно чувствуя себя неловко, приподнялся, поприветствовал ее. Прошло много лет с тех пор, как Абигейл впервые увидела его в лагере Роксбери, где он принял командование революционными силами.
        - Миссис Адамс, простите, что нахожусь в лежачем положении, но мне хотелось поздравить вас с приездом в Нью-Йорк.
        - Благодарю вас, господин президент, но вовсе не нужно было принимать меня, когда вы нездоровы.
        Вашингтон отмахнулся от ее замечания.
        - Скажите мне, миссис Адамс, как вы, привыкшая к европейскому образу жизни, воспринимаете простые американские повадки?
        - Господин президент, я уважаю простое, открытое отношение.
        Она пожелала ему скорого выздоровления, и Вашингтон ответил:
        - Ох, у меня в карете есть лежанка, поэтому я могу выезжать.
        - Прекрасно. При очередном вашем выезде, я надеюсь, вы отдохнете на Ричмонд-Хилле.
        Президент приехал на следующий день. Он с трудом поднялся по лестнице на второй этаж, чтобы выпить с Джоном чая и обсудить проблемы правительства.
        Начало работы федерального правительства повлияло на облик Нью-Йорк-Сити. Когда прибыл последний конгрессмен, в городе собрались двадцать два сенатора Соединенных Штатов и пятьдесят членов палаты представителей; зеваки глазели, как они проезжают по улицам на раздельные заседания палат, открывавшиеся в федеральном зале в десять часов, а затем возвращаются в свои дома, таверны или пансионы на обед в четыре часа.
        Служебные помещения президента Вашингтона находились на первом этаже дома Франклина, где он принимал руководителей департаментов, посланников иностранных государств, государственных служащих, стараясь найти разумный баланс между местными и национальными властями. Здесь же он беседовал с лицами, претендовавшими на федеральные посты: сборщиками налогов, портовыми служащими, начальниками почтовых отделений. Здесь же жили и работали его секретари — Лир, полковник Хэмфри и майор Джексон.
        Включались в работу и исполнительные ведомства. Подбор их руководителей казался почти предопределенным: государственным секретарем должен стать Томас Джефферсон, Александр Гамильтон возглавит казначейство, генерал Генри Нокс возьмет на себя обязанности военного министра, а бывший губернатор Виргинии и член Континентального конгресса Эдмунд Рендолф станет прокурором. В его задачу входит проведение в жизнь конституции. Самый крупный департамент достался Гамильтону; на службе в нем состояли тридцать девять человек. Государственный департамент насчитывал всего пять человек, вероятно, из-за того, что Джефферсону никак не удавалось вернуться домой из Франции. Ноксу требовалась лишь пара писцов; большую часть своего времени он проводил за закрытыми дверями с главнокомандующим, обсуждая, как вести переговоры с индейцами, как строить милицию, которая находится под контролем штатов, но обязана хранить верность федеральному правительству.
        Исполнявший обязанности государственного секретаря Джон Джей приходил с депешами из Лондона, Мадрида, Парижа. Вашингтон читал все депеши, а затем с помощью Джея составлял отчеты и письма главам иностранных правительств. Первые сообщения о восстании во Франции[2 - Имеется в виду штурм Бастилии, возвестивший о начале Великой Французской революции.] привлекли к себе такое незначительное внимание, что никто, кроме Томаса Джефферсона, не побеспокоился информировать Соединенные Штаты. Известие, что третье сословие объявило себя Национальным собранием, приняло присягу в Зале для игры в мяч, Бастилия захвачена толпой парижан, было изложено в куцем абзаце на второй странице газеты «Нью-Йорк дейли адвертайзер».
        Джон беседовал с Абигейл на эту тему, но никто из них не заметил во время пребывания во Франции признака надвигавшейся революции, и поэтому они расценили события как преходящие волнения.
        Когда президент Вашингтон нуждался в совете, он надевал свою шляпу и плащ и отправлялся в дом главы соответствующего департамента. Вашингтон неоднократно приходил в дом Адамса без предупреждения. Однажды он пришел за рекомендациями относительно назначения судей в Верховный суд и Верховного судьи.
        Должность президента требовала большого напряжения сил. Почти каждый день сенат или палата представителей вносили новый законопроект, подлежавший изучению. Первая подпись была поставлена 1 июня 1789 года на законопроекте о присяге при вступлении в должность; даже вице-президент был обязан принести присягу. 4 июля президент одобрил закон об импорте, устанавливавший пошлины на ввозимые товары, 27 июля он подписал долго обсуждавшийся закон об учреждении ведомства иностранных дел; 7 августа — законопроект о военном ведомстве; 2 сентября после затяжного изучения — законопроект о казначействе. Он одобрил предложение палаты представителей о субсидии в двадцать тысяч долларов ради соглашения с индейцами племени крик. К концу сентября Вашингтон подписал законопроекты об установлении федеральных судов. После консультации с вице-президентом и главами ведомств он разослал по штатам двенадцать резолюций билля о правах, гарантировавших свободу вероисповедания, слова, печати, собраний, петиций для рассмотрения жалоб. Билль поступил в законодательные собрания штатов для ратификации.
        В течение первого лета Вашингтон утвердил назначение опытных лиц из различных штатов на должности морских офицеров, топографов, таможенников, а затем добился утверждения этих назначений в сенате.
        Страна процветала, торговля находилась на подъеме. Перед государством тысячи задач: назначить нового посланника во Францию вместо Томаса Джефферсона, губернатора западных территорий, правительственного контролера, поверенного в делах в Испанию, составить немало договоров. Британские войска все еще оккупировали американские порты и создавали для Вашингтона бесконечные осложнения.
        Штаты ссорились между собой по поводу границ, обращаясь к президенту как арбитру; предстояло принять решения о назначении или отзыве губернаторов и судей внешних территорий. Частные граждане осаждали дом президента, требуя решения их проблем. Сотни других домогались приглашения на приемы, ланчи, обеды. Правительственная машина пришла в движение. Ее работники погрузились в дела.
        Все, кроме вице-президента Джона Адамса. По конституции он имел лишь одну обязанность — председательствовать в сенате. Каждое утро он покидал свой дом и ехал в сенат, садился на мешок с шерстью. Но и сенат разрешал ему немногое — лишь обеспечивать формальный порядок. Исполняющий обязанности государственного секретаря Джон Джей приходил к нему, когда хотел обсудить острые проблемы, связанные с Англией и Францией. Дружественно настроенные сенаторы и члены палаты представителей советовались по поводу готовых к голосованию законопроектов. Тем не менее всем было ясно, особенно Джону и Абигейл Адамс, что мистер Адамс отстранен от активной деятельности.
        После длительной дискуссии Конгресс подтвердил оклад президента в размере двадцати пяти тысяч долларов в год, включая надлежащий дом для проживания. Вице-президенту полагалось пять тысяч долларов и никакого дома и никаких других надбавок даже для секретаря. Джон был поражен, услышав о таком решении. Была ли это пощечина ему? Или же в этом выражалось презрение к самому посту? Такие риторические вопросы задавал себе глубоко задетый человек.
        - Разумеется, мне разрешено задавать себе практические вопросы, — ворчал Джон, расхаживая по спальне, окна которой выходили в сад, — как мы можем прожить в Нью-Йорке на эти деньги? И выполнять возложенные на нас обязанности?
        Абигейл старалась сгладить положение.
        - Мы можем справиться, Джон, проводя всего лишь один прием и один обед в неделю, отказавшись от театров и балов, требующих особых платьев; лишь немного новых книг…
        Джон застонал:
        - Таков круговорот нашей жизни!
        Она ответила спокойно:
        - Нэб обеспечена, так как президент назначает полковника Смита маршалом[4 - В данном случае начальником полиции.] района Нью-Йорка. Питер может присылать нам мясо, птицу, фрукты и овощи, масло и яйца, все, что здесь так дорого. Мы выживем.
        - С трудом! — сказал он, скрипнув зубами.
        - Джон, наше положение не хуже прежнего. Как ты заметил несколько лет назад, мы доим наших коров, а не наше правительство.
        - Но я та самая корова, которую доят! — пошутив, он почувствовал себя лучше, его пухлые щеки вновь покрылись румянцем. — Если нельзя исправить, надо выдержать. Сочувствую тебе, дорогая миссис Адамс, ведь тебе придется сводить концы с концами.
        Их судьба показалась им легче, когда они узнали, что их друг Джон Джей на посту Верховного судьи получит четыре тысячи долларов в год. Александр Гамильтон, юридический и финансовый мудрец федералистов, должен был получать в качестве первого секретаря казначейства Соединенных Штатов три тысячи долларов в год. А ведь Гамильтон начал зарабатывать значительные суммы как адвокат. Он пошел на большие жертвы.
        Джон восхищался Александром Гамильтоном. Его прекрасные статьи, написанные в соавторстве с другом Джефферсона Джеймсом Мэдисоном и Джоном Джеем и опубликованные в газете «Федералист», побудили недоверчивый Нью-Йорк ратифицировать конституцию. Он лояльно поддерживал Джона, и это склонило Абигейл к мысли, что отравившие атмосферу в правительственных кругах слухи, будто Гамильтон сознательно подрывал позиции Джона на выборах, были ложными.
        Чтобы искупить грех недоверия, Абигейл дала обед в честь Гамильтона, на который пригласила тесный круг друзей из Массачусетса — сенаторов Калеба Стронга и Тристама Дальтона, учившегося вместе с Джоном в Гарварде. Элизабет Шуйлер Гамильтон принадлежала к одной из старейших, богатых и влиятельных семей Нью-Йорка. Ее узкое лицо с раздвоенным подбородком украшали удивительно выразительные черные глаза; скромная привлекательность жены Гамильтона подчеркивалась изящным английским платьем, сшитым по лучшим канонам моды. Она фанатически любила своего мужа, боготворила его.
        За обеденным столом стало ясно, что Александр Гамильтон разделял взгляды своей жены. Он родился с умом гения и неутомимой страстью к интригам. Его широкое красивое лицо аристократа с величественными бровями над притягательными глазами, с точеным греческим носом, четко очерченным, чувственным ртом светилось и казалось привлекательным как женщинам, так и мужчинам. Лидер от природы, Гамильтон добился всего сам, поднимаясь от положения незаконнорожденного в Вест-Индии (его мать была уважаемой исконной гугеноткой из Франции, а отец шотландцем) до наиболее доверенного адъютанта генерала Джорджа Вашингтона в революционной войне. Обладая неровным, вспыльчивым характером, он потребовал отставки во время войны под предлогом якобы оскорбления со стороны Вашингтона, но затем вернулся и благодаря своему интеллекту завоевал положение его доверенного советника. Именно Александр Гамильтон негласно сплотил федералистов и манипулировал ими. На обеде у Адамсов он сразу же оказался в центре внимания. Жители Массачусетса были им очарованы, но одновременно он их чем-то отталкивал: уж слишком откровенно он пытался
очаровать простаков из Новой Англии. Такие попытки вызывали неловкость.
        Абигейл полагала, что миссис Гамильтон была самой благородной и образованной леди, с какой ей приходилось когда-либо встречаться. Но ее внешняя хрупкость не обманула Абигейл.
        - У нее железная воля, — сказала Абигейл Джону, когда разошлись гости. И вновь, вспомнив предвыборные слухи, она добавила: — Не думаю, что планы четы Гамильтон включают нас… Помяни мое слово, мы недостаточно важны, чтобы занять место в их кругу. Для Гамильтонов мы мелкие землевладельцы, занимающие незначительный пост. Он считает, что мы не поднимемся выше.

6
        В Нью-Йорке, как казалось Абигейл, жизнь была проще, чем в Бостоне. Несмотря на склонность к чванливости, нью-йоркский свет не устраивал роскошных приемов. Абигейл принимала президента и миссис Вашингтон и глав ведомств, в последующие недели тех сенаторов и членов палаты представителей, которые привезли своих жен в Нью-Йорк; и уже затем тех законодателей, какие ютились в пансионах и вынуждены были оставить свои семьи дома.
        Многих гостей она узнавала по описаниям Джона после его возвращения с Континентального конгресса в 1774 году. Она вспоминала откровения Джона в своей спальне в Брейнтри относительно всего сборища законодателей, которых она ныне принимала в Нью-Йорке.
        - Ричард Генри Ли — высокий и худощавый, выглядит деловито. Он стал сенатором. У Роджера Шермана из Коннектикута светлая голова, и он судил здраво, но, когда жестикулировал, становился вульгарным. Ныне же Шерман — запевала в палате представителей. Джон Джей — усидчивый студент и хороший спикер. Ныне он — Верховный судья.
        За ее столом трапезничали и вели приятные беседы сенатор Джон Лангдон из Нью-Гэмпшира, который первым сообщил Джону, что Конгресс посылает его во Францию. Приходили также давние знакомые Джона — Чарлз Кэррол из Мэриленда, Джон Ратледж из Южной Каролины, Джордж Клаймер, скромный, отрешившийся от дел торговец из Пенсильвании, и многие другие, вместе с которыми трудился Джон, формируя правительство. Прочно связанные между собой, они были объединены внутренним убеждением, что сделанное их интеллектом, биением сердец, многолетними усилиями не останется втуне.
        Неистребимое чувство ответственности не позволило Джону хотя бы раз уклониться от роли председателя на затяжных и зачастую злобных дебатах сената. Не прошло месяца, и он научился гасить петушиные бои, избегая вмешиваться в дискуссии. Абигейл хорошо понимала подспудные детали споров. Наиболее яростно возражавшие Джону, когда он сидел за столом председателя, приезжали в Ричмонд-Хилл на ее вкусные дружеские обеды.
        Чаще всего гости сетовали:
        - Его дело председательствовать, а не вести за собой сенат.
        Тем не менее Джон стал символом власти, его плотная, волевая фигура воспринималась как своеобразное выражение конституции и правительства.
        - При каждой схватке в Конгрессе, — признался семье Джон, — всегда находились такие, кто осуждал правительство и говорил, что оно долго не устоит. Я слышал это от представителей Новой Англии и от южан. Однако каждый пережитый день — еще один шаг к стабильности.
        Завершив работу в Гарварде, Чарлз осел в Нью-Йорке и корпел над книгами в адвокатской конторе Джона Лоуренса. Абигейл уточнила, что дошедшие до нее сведения о его вольном поведении соответствуют истине. Он был повинен в том, что Бостон называл «безрассудством»; его связь с озорной группой, которая ранее нанесла ущерб репутации Ройяла Тайлера, привлекла внимание жителей Новой Англии.
        Ныне он исправился. Он избегал светских развлечений, по утрам сопровождал отца в Федеральный зал, затем ехал в контору Лоуренса и возвращался с отцом в четыре часа на обед. Вечерами он занимался в своем кабинете, участвовал в тех компаниях, где бывал отец или полковник Смит.
        Абигейл удивлялась, почему Чарли часто сопровождает свою сестру в поездках в воскресенье на Лонг-Айленд и проводит день в семье полковника Смита. И почему Салли Смит так регулярно посещает Нэб и мальчиков, приезжая в Ричмонд-Хилл. Салли была четвертой дочерью в семье Смит, ей исполнилось двадцать лет, она обладала превосходной фигурой и миловидным личиком и держалась просто. Абигейл никогда не приходило на ум, что девятнадцатилетний Чарли, которому предстояла трехлетняя стажировка, прежде чем он сможет зарабатывать на жизнь, окажется настолько глупым, что увязнет по уши в любви. Но в семье Адамс Чарли был самым непредсказуемым ребенком, он меньше всех находился под контролем суровых предков-пуритан и их предписаний. Он имел неосторожность влюбиться.
        Нэб была счастлива в обществе родителей. Она научилась умело управлять прислугой, благодаря чему ни Абигейл, ни гости не замечали семейных трудностей. Полковник Смит, получивший пост начальника полиции, вновь стал важным лицом, он сажал под арест судовладельцев, пытавшихся ввезти контрабандные товары или же уклониться от уплаты пошлины.
        Нэб подшучивала:
        - Я была воспитана на рассказах о том, как шесть поколений Куинси, Бойлстонов, Смитов и Адамсов ввозили патоку контрабандой в обход таможенных чиновников.
        Джон настаивал, чтобы ради возвышения поста президента сенаторы закрепили за ним особые почести и тем самым повлияли на европейские дворы. Сенаторы дали ему от ворот поворот, заявив, что главное исполнительное лицо должно именоваться всего лишь как «президент Соединенных Штатов», и сенат и палата представителей вынесли соответствующее решение. Джон хотел ввести тщательно разработанную церемонию посещения президентом сената, дабы придать высокую торжественность такому событию, используя в качестве примера порядок посещения королем Англии парламента. Сенат согласился с тем, что президент может иметь специальное кресло и ничего более. Спускаясь по крутому склону Гудзона, чтобы прогуляться под парусами в теплый сентябрьский день, Джон жаловался Абигейл:
        - У меня больше возможности управлять лодкой, чем руководить сенатом. Я понял: пост вице-президента ничтожен в нашем новом правительстве. У меня нет полномочий делать добрые дела в исполнительной, законодательной и судебной областях. Я всего лишь венецианский дож, удел которого заводить часы.
        Абигейл откинулась на корму лодки, подставив солнцу свое лицо и рассматривая противоположный берег, берег штата Нью-Джерси.
        - Для человека, ставящего столь низко свою должность, ты слишком верен ей. Ты не пропустил ни часа дебатов.
        - Я не должен пропускать. Я знаю свой долг. Но должность не для моего характера. Она лишена активности. Время от времени мне хочется слезть с мешка, набитого шерстью, спуститься вниз и высказать свое мнение по обсуждаемым вопросам… Но этого нельзя допустить. Ну, я хотел, чтобы должность…
        - Я бы не сказала, что ты совсем отстранен. Я слышала, что некоторые из твоих голосований, выводившие дело из тупика, вызывали, скажем прямо, фурор.
        Его глаза приобрели серо-зеленый цвет, наподобие цвета воды Гудзона под полуденным солнцем.
        - Такие дни восстанавливают мои духовные силы. Не говоря уже о злопыхательстве в мой адрес.
        Предполагалось, что сенат будет федеральным по составу, на самом же деле он сформировался из людей, полных решимости служить своим локальным, региональным интересам. Все соглашались, что центральному правительству нужны деньги, чтобы действовать; сенаторы были едины и в том, чтобы заставить платить не свои штаты, а другие. Когда Джон выступил против пошлин на патоку, являвшуюся главным предметом ввоза в Массачусетс, и тарифы были снижены, его обвинили в том, что он всего лишь вице-президент Новой Англии, а не Соединенных Штатов. Когда же он отдал свой голос в пользу тарифа на рафинированный сахар, производившийся Пенсильванией, он стал нравиться пенсильванцам; когда помог отклонить предложенный налог на соль, ущемлявший мелких фермеров, то пограничные штаты признали его суждение честным и беспристрастным. Затем он ввязался в дебаты о праве президента снимать руководителей департаментов без одобрения сената. Джону никогда ранее не доводилось выслушать столь несдержанные обвинения, вопли и демагогию при обсуждении того, что сенаторы считали ущемлением их прав в пользу исполнительной ветви власти. С
помощью отдельных убедительных и разумных правовых доводов Джон развенчал одного за другим своих оппонентов. В итоге голоса разделились поровну, и он смог бросить на весы свой решающий голос. Институт президентства был еще более упрочен.
        Борьба имела странные последствия. Появились слухи, что Джон Адамс сражается за дополнительные полномочия президента в надежде, что когда-то займет этот пост, и заранее готовит такую правительственную структуру, которая позволит ему контролировать все ее звенья. Короче говоря, стать монархом Америки!
        Широко раскрытые глаза Абигейл выдавали ее удивление:
        - Джон, есть ли истина в таких утверждениях?
        - Что я хочу стать монархом?
        - В том, что однажды ты будешь президентом.
        - У тебя не возникала такая мысль?
        - Только в моменты безделья, роясь, не желая того, в тайниках своего ума. Такой пост своего рода ловушка, не так ли? Миссис Вашингтон сказала мне вчера, что ее передвижения так строго регулируются, что она чувствует себя заточенной в тюрьме.
        Джон наклонился над балюстрадой верхней террасы, его слова уносились тихим ветерком:
        - Возможно ли, что я стану президентом? Кто может сказать? Президент Вашингтон будет переизбираться столько раз, сколько захочет. А как я? После четырех лет сидения в медвежьей яме сената захочу ли я председательствовать на дискуссиях еще четыре года? Я не вынес бы такой приговор моему самому худшему врагу.
        - Нет, только самому себе. Если тебя выберут, ты будешь служить. С этой дороги можно сойти лишь в конце пути.
        Джон вздохнул. Он весь дрожал от охвативших его эмоций.
        - Хочу ли я стать президентом Соединенных Штатов? Конечно, хочу! Нужно быть последним дураком, чтобы не желать занять высочайший пост в государстве.
        Он вернулся к своему стулу, оперся на его спинку.
        - Многие из наших родственников и давних друзей сердятся на меня за то, что я не смог устроить их на работу в правительстве. Они не верят, что президент Вашингтон назначил полковника Смита начальником полиции потому, что тот был его доверенным адъютантом во время войны; они обвиняют меня в том, что я использовал свое влияние…
        Его голос заглох. Абигейл знала, что он сказал правду. Мэрси Уоррен больше с ней не переписывалась, озлобившись из-за того, что Джон не помог ее мужу Джеймсу достичь высокого положения, на которое, по ее мнению, он имел право благодаря своей длительной службе. Ричард Кранч отчаянно нуждался в работе. К ним обращался брат доктора Коттона Тафтса, которого они плохо знали. Обращались давние друзья Роберт Трит Пейн, желавший получить должность федерального судьи, Джеймс Ловелл, мечтавший о должности сборщика платежей в порту Бостона, Эбенезер Сторер, генерал Линкольн, подавивший бунт Шейса, капитан «Эктива» Лайд, пожелавший стать морским офицером; к Джону и даже к ней приходили дюжины писем с просьбами от людей, служивших долго и хорошо и нуждавшихся в работе.
        Джону нечего было раздавать. Единственная находившаяся в его ведении должность секретаря сената была предоставлена человеку, который, как знали сенаторы от Массачусетса, был нужен Джону, — Сэмюелу Отису, брату Джеймса Отиса и Мэрси Уоррен. Он обладал нужным опытом, и Адамсы надеялись, что это назначение смягчит Мэрси. Однако этого не произошло.
        Континентальный конгресс заседал почти непрерывно, но новый сенат и палата представителей должны были прервать свои заседания в конце сентября, чтобы их члены могли уехать к себе домой, позаботиться о своих семьях, своих занятиях, бизнесе и фермах. Перерыв в работе сената давал Джону Адамсу два преимущества: некоторые из задержанных бессмысленными дебатами назначений и законопроектов будут осуществлены. А перерыв вернет свободу вице-президенту.

7
        На месячные каникулы приехал Джонни. Он уселся за французский секретер матери, перевезенный из дома священника в Уэймауте в коттедж Адамса, затем в дом Борланда и теперь в Ричмонд-Хилл, и занялся приведением в порядок семейных счетов. Он просил Чарли присоединиться к этой работе и взять ее на себя, когда ему, Джонни, придется вернуться в Ньюберипорт.
        - Я не люблю мелочей, — жаловался Чарли. — Но попытаюсь. Однако не уповайте на меня, я могу и не справиться.
        Эти слова позабавили Абигейл.
        - За пятнадцать лет государственной службы отца мы никогда не видели, чтобы счета сходились. Почему вдруг они должны сойтись у тебя?
        Как-то раз Джонни сопроводил отца в палату представителей послушать дебаты. В сенат доступ посторонним был закрыт. Уже в сумерках он вернулся вместе с Джоном и Чарли. Он не скрывал удивления шумом, разногласиями, личной враждой, сведением счетов между группировками в палате. За обедом Джонни воскликнул:
        - Если требуется вынести суждение на основе наблюдения за одним днем заседания палаты представителей, то придется признать, что правительство никогда не начнет работать, еще одна вспышка, учиненная каким-либо членом, и законодательное собрание разлетится в клочья!
        - Думаю, и сенат, — ответил Джон, — не считай, что нет людей, которые не хотели бы разнести его в клочья.
        - В таком случае, что же удерживает в целости этот механизм? — поинтересовался Джонни.
        - Многое: уважение к президенту Вашингтону, то, что талантливые люди хотят служить, что как в сенате, так и в палате представителей есть разумные члены, которые держат под контролем менее разумных и вынуждают их улаживать разногласия, что одиннадцать штатов одобрили конституцию, а Северная Каролина близка к ее одобрению.
        - Я думаю, Джон, — сказала Абигейл, — а не потому ли, что нам некуда податься? Если мы позволим недовольным сломить нас, то во что мы превратимся? В монархию? Будем ввергнуты в хаос? Станем группой городов-государств, как в Италии? Ганзейской лигой,[5 - Торговый и политический союз северогерманских городов, возникший в XIVв.; с конца XVв. начался его упадок.] подобно германским государствам? Мы должны сделать так, чтобы республика стала жизнеспособной, ибо нам не подходит иная форма правления.
        - Внимайте! Внимайте! — призвал Чарли.
        Джон добавил:
        - Мать права: нам никуда не деться. Мы должны каждый час и день сохранять целостность и дееспособность правительства — в этом гарантия выживания. Именно поэтому президент Вашингтон в следующем месяце поедет в Новую Англию: там существует недовольство положением в судоходстве и промышленности. Президент хочет показать себя, возродить прежнюю дружбу, завязать новую, заверить Новую Англию, что мы единая нация и должны ею оставаться. Убежден, что никто другой не сможет выполнить такую задачу.
        Абигейл улыбнулась:
        - И президент просил тебя сопровождать его.
        Джон уезжал всего на несколько недель. Во время правительственных каникул Нью-Йорк казался затихшим. Абигейл отправилась в город, чтобы привезти к себе молодую Кустис — одну из внучек Марты Вашингтон от первого брака. В этот полдень миссис Вашингтон приехала к Абигейл на чай. Через несколько дней она пригласила семью Адамс на обед и на последний концерт сезона. Ее уважение к Абигейл было не только ярким выражением доверия к Адамсам, но и демонстрацией связи между ветвями власти.
        От Джона пришли письма. Президенту Вашингтону был оказан блестящий прием в Кембридже, где в 1775 году он принял командование континентальной армией. Жители Новой Англии встретили президента с энтузиазмом. Разве он не освободил Бостон от британцев? Одним своим присутствием он сумел рассеять антагонизм, опасения, что федеральное правительство — потенциальный враг и деспот.
        Зарвавшийся губернатор Джон Хэнкок получил по носу. Пригласив президента в свой особняк на неофициальный обед, Хэнкок не нанес положенный в таком случае визит президенту, который остановился в гостинице на Корт-стрит. Скромность Вашингтона не означала готовность простить неуважение к институту президентства Соединенных Штатов. Он отказался пойти на обед к Хэнкоку, предпочтя встречу со своими давними друзьями по Континентальному конгрессу из «выводка Адамсов». Во время торжественного въезда в Бостон, где площадь перед правительственным домом была украшена арками, Вашингтон шел с Джоном по одну и Сэмюелом Адамсом по другую руку. В воскресенье в Королевской часовне президент вновь сидел с двумя Адамсами по обе стороны.
        Джон провел несколько недель с матерью и братом Питером, занимался упаковкой книг для отправки в Нью-Йорк. Абигейл написала Джону и сестре Мэри длинный список просьб в надежде запастись провиантом на остаток зимы. Она просила, в частности, заготовить дрова, вырубив часть принадлежащего им леса, и отправить их в Нью-Йорк, поскольку покупка дуба и ореховой древесины обходится дорого.
        «Черное пиво, что находится в погребе, ты либо пошли сюда, либо распорядись им иначе, поскольку оно замерзнет. Красное вино и любое другое, по твоему выбору, поручи Брислеру погрузить для отправки… а также двести мер сыра и все масло, которое можно собрать… Следует отправить телегу, сани и одно седло, находящееся у доктора, и пилу. Они будут нам весьма полезны… Попроси Брислера привезти мне тридцать — сорок дюжин яиц… я была бы весьма рада получить шесть бушелей солода…»
        Брислер возвратился в Брейнтри к своей жене, но не смог найти работу за плату, равную той, что предлагала Абигейл, — двести долларов в год при полном содержании. Поэтому он возвращался в Нью-Йорк с Эстер и ребенком.
        Джон и Абигейл глубоко заблуждались относительно характера восстаний во Франции. По мере того как приходили сообщения от надежных наблюдателей, становилось ясным, что не за горами свержение существующего режима. К августу 1789 года третье сословие, состоявшее из среднего класса, торговцев и ремесленников, вынудило аристократию и духовенство отказаться от освященных временем привилегий. Людовику XVI, хотя и остававшемуся королем, пришлось признать, что правящая сила в стране — французский народ, требовавший во всех городах и провинциях избрания национального собрания. Крепостное право было отменено, налоги должны «выплачиваться каждым отдельным лицом в королевстве в соответствии с доходами». Имели место насильственные акты, сжигались пункты сбора пошлин, таможенные посты; крестьяне уничтожали документы феодалов, иногда они расправлялись с сопротивлявшимися землевладельцами и скашивали их поля. Бродячие банды восставших вступали в схватки с национальной гвардией. Но как только была принята Декларация прав человека и гражданина, подчинившая всех французов одним и тем же законам и открывшая доступ ко
всем профессиям, в стране установился мир. Была составлена новая конституция, которую был вынужден принять Людовик XVI.
        Американцы ликовали. Франция стала для них собратом по свободе. На пути вПариж Абигейл своими глазами видела ужасающую нищету крестьян; она ощутила глухую стену человеческой ненависти, когда король Людовик XVI со свитой ехал в собор Парижской Богоматери вознести хвалу по поводу рождения наследника. Абигейл плохо понимала французский, и у нее были ограниченные контакты с французами. Разумеется, ее дружба с маркизой Лафайет не наводила на мысль о неминуемости мятежа.
        ОднакоДжон провел почти десять лет во Франции, он бегло говорил по-французски, у него были друзья среди аристократов, священников, военных. Он часто беседовал на философские темы, обсуждал труды Дидро, Д’Аламбера, Вольтера, Руссо. Знал ли он, что назревает революция?
        - В отдаленном будущем, да. И в то же время нет. Я знал, что Франция все глубже и глубже увязает в долгах, что она на краю банкротства, ибо мало кто склонен покупать ее ценные бумаги. Я знал, что аристократия презирает короля, считает его политическим ничтожеством, не любит легкомысленную королеву. Я знал, что расточительство ввергнет народ в нищету, что все мольбы гуманно настроенных священников и нобилей игнорируются. Я знал о хлебных и соляных бунтах в провинциях. Ожидал ли я поэтому, что французы совершат революцию вроде нашей? Признаюсь: не ожидал. Не могу припомнить, чтобы Бенджамин Франклин или Томас Джефферсон предвидели зреющее восстание. Быть может, надо быть французом, чтобы почувствовать это.
        Когда в Нью-Йорк пришли первые сообщения о новой французской конституции, энтузиазм Джона Адамса охладел. Французы не создали сбалансированного правительства. Национальное собрание отклонило идею второй законодательной палаты, ибо не хотело поделиться полномочиями. Не было и правовой системы, способной определить законность его актов.
        Король, как исполнитель, лишился власти.
        - Это первый опасный просчет, — заметил Джон. — Собрание превратилось в тоталитарную власть. Любой депутат или группа депутатов, установившая контроль над ним, будет править во Франции. Такой тип власти означает крах.
        Как никто в Америке, он желал успеха французской революции и хотел видеть Францию республикой. Однако он понимал, что путь, по которому пошла Франция, ведет к кровопролитию и разрушению.
        Сессия Конгресса открылась 7 января 1790 года. Северная Каролина ратифицировала конституцию в ноябре предыдущего года и вошла в Союз. Джон и сенат воздерживались от перебранок, характерных для первой сессии. Протокольные процедуры устоялись, и стороны притерлись друг к другу. Дома же Абигейл приходилось бороться с суровой зимой, стараясь сохранить домашний уют.
        В праздники и весь январь у нее гостил Томми, похудевший и бледный из-за чрезмерного прилежания в учебе и приступов ревматизма. Из трех сыновей семьи Адамс он был наименее способным, но не хотел получать более низкие оценки, чем его братья. Абигейл дала ему лекарства, после чего он почувствовал себя лучше, и постаралась подкормить его, заставляя кушать вместе с располневшим Чарли. Чарли сказал Нэб, которая была его доверенным лицом в любовных делах с Салли Смит:
        - Два моих брата довели себя до болезни, уделяя слишком много времени учебе. Слава богу, в семье есть один умеющий получать удовольствие от жизни.
        Семья Абигейл все еще насчитывала восемнадцать человек. Хозяйка большой семьи никогда не застрахована от осложнений. Полли Тейлор — девушка, которую она привезла из Брейнтри, обладала буйным характером, вынуждая других служанок отказываться от места. Повариха Абигейл пила и устраивала вульгарные ссоры. Однако среди прислуги был Джеймс, четырнадцатилетний негр с улыбчивым лицом. Друзья посоветовали ему наняться на работу к Адамсам. Он работал в конюшне и по саду, а в обмен за это получал образование. Вскоре Джеймс стал любимцем семьи. В каждый свободный полдень Абигейл приглашала его в гостиную на уроки чтения и чистописания. Он был старательным, умным и быстро воспринимал все. Эстер и Брислер, занимавшие небольшой домик внизу, всегда были под рукой. С их помощью домашнее хозяйство велось достаточно гладко.
        Абигейл возобновила официальные обеды. В одну из недель она дала прием дипломатическому корпусу — французскому поверенному в делах Луи Отто, секретарю испанской миссии Хосе Игнасио де Увьяру и голландскому посланнику-резиденту Питеру Юхану ван Беркелю. На следующей неделе она дала обед пяти недавно назначенным судьям Верховного суда от Пенсильвании, Южной Каролины, Массачусетса, Виргинии и Мэриленда и в качестве почетного гостя давнему другу Верховному судье Джону Джею.
        Она принимала приезжавших губернаторов и других высоких представителей теперь уже двенадцати штатов.
        21 марта 1790 года в Нью-Йорк прибыл Томас Джефферсон, на пост государственного секретаря. Джон Адамс тут же отправился в городскую таверну, где поселился Джефферсон, и пригласил его на семейный обед. Это была счастливая встреча после четырех лет разлуки. Джефферсон не замедлил сообщить, что Патси вышла замуж. Он казался моложе, чем в Париже и Лондоне. Его щеки стали еще более впалыми, аристократический нос обострился, но глаза казались менее печальными. Он был доволен тем, что Джон стал вице-президентом, и не скрывал своих чувств. Джон был, в свою очередь, доволен, что Джефферсон вошел в правительство, которому крайне нужны его мудрость и таланты.

8
        В хорошую погоду в воскресенье утром они ходили в церковь. Их положение было столь же плохим, как некогда во Франции и Англии, поскольку и в Нью-Йорке не было конгрегационалистской церкви.
        - Мне никогда не казалось такое возможным, — вздохнула Абигейл, возвращаясь из пресвитерианской церкви, — но каждое воскресенье я сожалею, что мы лишились пастора Уиберда. Я действительно считала занимательными его проповеди.
        Ночью выпал снег, и они поехали в санях, которые Джон привез из сарая Коттона Тафтса. Джон говорил громко, стараясь перекричать скрип полозьев:
        - Единственные проповеди, которые доставляли мне удовольствие, были три, произнесенные бывавшими наездами священниками из Новой Англии. Через год-два в Нью-Йорке соберется достаточно выходцев из Новой Англии для образования собственной конгрегации. Между тем лучше плохие проповеди, чем никаких.
        Для Нэб и полковника Уильяма дела складывались лучшим образом. Начальник полиции получал грошовый оклад. В его пользу отходила существенная доля штрафов, взимавшихся с контрабандистов и судовладельцев, подделывавших судовые документы. Но лишь немногие вели себя подобным образом: наступило процветание, расширялся рынок для местной продукции, а также для иностранных импортных товаров, судовладельцы и капитаны подробно докладывали о перевозимом грузе, крупные суда платили до тридцати тысяч долларов в виде пошлин. Это было крайне выгодно правительству, но лишало полковника Смита средств на содержание семьи.
        - Почему он не мог поступить в лондонский Темпл? — ворчал Джон. — Получив правовое образование в Англии, он мог бы иметь к настоящему времени хорошую клиентуру в Нью-Йорке. А что он получил вместо этого?
        - Дом в Нью-Йорке. Он арендовал его вчера. Они переедут первого мая, когда весь Нью-Йорк приходит в движение.
        Не веря ушам своим, Джон уставился на Абигейл.
        - Он сказал тебе это?
        - Нет.
        - Почему он переезжает?
        - Очевидно, потому, что проживание вдали от города мешает его выездам.
        - С какой целью? Опрокинуть бокал пунша? Если он зарабатывает гроши, как он собирается вести домашнее хозяйство?
        - Не знаю. Предполагаю, что поможет его мать.
        - Нэб это не понравится.
        - Она вновь беременна.
        Джон замолчал, и Абигейл продолжала тихим голосом.
        - Я просила ее не спешить с рождением детей. Ведь это третий за четыре года.
        Президент и миссис Вашингтон также переезжали. Когда на Бродвее освободился дом Макомба, ранее занимавшийся французским посланником, Вашингтон арендовал его и израсходовал значительную сумму, чтобы придать ему новый вид, добавить лампы и настелить ковры, расширить конюшни, обеспечить помещения для белой прислуги и семи рабов из Виргинии. Его выезд состоял из шести одномастных светлых коней. Никто не обвинял его в монархических замашках; такие обвинения бросались в адрес вице-президента, который доказывал в сенате то, что осуществлял на практике Вашингтон: новое исполнительное лицо должно пользоваться достойным уважением.
        Весна выдалась неприятной, было холодно и мокро, а снега выпало больше, чем за всю зиму. Абигейл была прикована к постели обострением ревматизма и гриппом, эпидемия которого охватила весь город.
        Президент Вашингтон слег от простуды. Через несколько дней у него началось воспаление легких. Распространялись сообщения, что у него началось воспаление легких. Распространялись сообщения, что «симптомы, сопровождающие нездоровье президента, не являются угрожающими». В то же самое время в Филадельфию была направлена экстренная эстафета с заданием срочно привезти четвертого врача, хирурга.
        В течение следующих трех дней состояние здоровья президента быстро ухудшалось. По городу ходили тревожные слухи. Всяческая активность заглохла. Конгрессмены толпились в прихожей дома Вашингтона, их глаза были полны слез. Джон и Абигейл вернулись домой на пятый день, после краткого визита в дом Вашингтона. Один из врачей сказал доверительно, что не исключает смерть президента.
        Джон и Абигейл поднялись в свою спальню. Джон закрыл дверь, словно хотел отгородиться от внешнего мира. Его лицо было потным, речь торопливой, мысли несвязными.
        - Не может быть… Мы не можем так просто потерять его… мы едва начали… Он заставляет правительство работать… Он заложит основы… он нам нужен… на долгие годы…
        Джон вытащил носовой платок из жилета и вытер вспотевшее лицо. Абигейл медленно произнесла:
        - Боюсь многого, чего, молю Бога, не хотелось бы испытать.
        На следующее утро она отправилась в дом Вашингтона на случай, если потребуется ее помощь. Она находилась в маленькой гостиной, когда миссис Вашингтон вышла из спальни президента.
        - Он умирает. Я слышала хрип.
        На глаза Абигейл набежали слезы. Она обняла за плечи Марту Вашингтон. Они стояли, обнявшись, затем миссис Вашингтон ушла в соседнюю комнату.
        Абигейл отправилась домой. Джон ожидал ее, сидя в глубоком кресле в верхней гостиной. Взглянув на Абигейл, он закрыл лицо руками. Она села напротив него, охваченная скорбью по президенту, сочувствуя его жене, тревожась за страну.
        Миллионы молитв дополняли порошки Джеймса, предписанные президенту врачами. К вечеру президент сильно пропотел. Наступил переломный момент. Страна вздохнула с облегчением.
        Не имея возможности выступать, как ему хотелось бы, в сенате, Джон через два года после завершения своей книги «Защита формирования управления Соединенными Штатами Америки» занялся научной работой, обдумывая многое и делая заметки на полях книг по истории. Абигейл радовалась, видя его за письменным столом. Ей часто казалось, что он чувствует себя более счастливым как историк, нежели как политик.
        Джон задумал серию статей для «Газетт оф зе Юнайтед Стейтс». Он выдвинул тезис о несовершенстве человека: человечество никогда не сможет освободиться от таких пороков, как честолюбие, ревность, зависть, жадность, тщеславие. Единственное, что может заставить человека вести себя подобающим образом, — это власть законов, принимающих во внимание указанные пороки и обладающих способностью их сдерживать. Он не верил в Утопию на земном шаре; равным образом он не считал, как заявлялось в Декларации независимости, что «все люди сотворены равными». Самое большее, что может сделать правительство, — это дать всем равные возможности обрести свободу и равенство; однако нет такого общества, где все могли бы в равной степени их реализовать. Абигейл прочла в его рукописи:
        «Нам говорили, что наши друзья в Национальном собрании Франции отменили все сословные различия. Но не обманывайтесь, дорогие земляки. Невозможное не может свершиться. Разве они уравняли все состояния и по равному разделили собственность? Сделали ли они всех мужчин и женщин одинаково разумными, воспитанными и красивыми? Разве они сумели вычеркнуть из истории имена… Ларошфуко, Лафайета и Ламуаньона, Неккера и Мирабо? Сожгли ли они все записи, анналы и историю своего государства?.. Сожгли ли они все портьеры, разбили все статуи?»
        Абигейл, лежа в постели, взглянула на Джона.
        - Джон, разумно ли публиковать такие взгляды в условиях демократии?
        - Нужно всегда учитывать историческую истину. Без этого не построить прочной республики. Может ли любой человек в Америке выступать в роли президента, Верховного судьи, министра финансов и иностранных дел? Немыслимо! Мы должны найти людей с опытом и талантами… ВоФранции можно найти таких деятелей и распределить их между исполнительной, законодательной и судебной властями. Собравшаяся на улицах Парижа толпа, взявшая Бастилию, не может управлять страной. Люди должны быть равными перед законом, но они не могут сравняться в умении руководить сложными органами власти.
        - Согласна. Но ведь это возобновит обвинения в твой адрес, что ты веришь в аристократию.
        - Да, верю: в рассудок, интеллект, духовную силу и силу воли.
        Еще больше тревожили Абигейл пассажи о достоинстве наследственно занимаемых постов. Уже в Лондоне она предупреждала его, читая рукопись книги, что восхваление хороших конституционных монархов вызовет обвинения, будто он выступает в пользу монархии. Она знала лучше, чем кто-либо иной, что сын мелкого землевладельца и ремесленника лишь выражает исторические наблюдения. Однако когда книга была опубликована, то многие обвиняли его в поддержке монархизма, и такие обвинения никогда не утихали. Новая книга спровоцирует критиков, подставит его под новый огонь противников.
        Вопли против «Рассуждения», опубликованных в «Газетт оф зе Юнайтед Стейтс», были даже более язвительными, чем она опасалась. Все теперь знали, куда клонит Джон. Он — монархист! Разве он не отдал свой голос в сенате в пользу закона, благодаря которому президент получил право снимать руководителей правительственных ведомств? Разве не он писал друзьям в различных штатах, призывая усилить полномочия президента в отношении права вето? Разве не он говорил, что президент должен стать защитником от чрезмерных притязаний законодателей? Его соображения относительно «наследственных сенаторов» ставились в связь с его антифранцузскими настроениями. Он настроен против Французской революции как аристократ, выступающий против народного движения.
        Такие уколы раздражали. Обозленный и обиженный, Джон сел за свой письменный стол и составил письма протеста: «Я непримиримый, смертельный враг монархии… Я за выборы всех трех ветвей власти на определенный срок».
        Если он выпалил, что думал, разве это сделало его врагом французского народа, защитником коррумпированной и бессильной монархии? Напротив, он желал, чтобы Франция достигла той же свободы и устойчивости, к которым медленно продвигались Соединенные Штаты. Пусть они внемлют предупреждению и достигнут демократического равновесия ветвей власти.
        Все другие дороги ведут назад, к тирании.

9
        Общественность сетовала, что Конгресс заседает ежедневно, а результатов не видно. Это несправедливое обвинение, утверждал Джон, Конгресс провел широкое обсуждение. Беда в том, что не сделаны надлежащие выводы. Нужно провести через законодательное собрание два срочных законопроекта: фондовый билль, по которому федеральное правительство примет на себя все государственные долги, накопившиеся за годы войны, и который будет включать единый план государственных займов; за ним должна последовать выплата процентов по всем долгам с последующим покрытием долгов. Законопроект был подготовлен Александром Гамильтоном, который энергично добивался его одобрения. Второй билль касался размещения национального правительства в приемлемом для всех месте.
        Абигейл задала вопрос, волновавший Нью-Йорк:
        - Почему не здесь? Общество потратило уже пятьдесят тысяч долларов на переустройство Федерального зала. Почему мы должны упаковывать вещи и вновь переезжать?
        Джону хотелось вернуться в Филадельфию, туда, где родилось правительство.
        - Палата представителей уже проголосовала в пользу Филадельфии на следующие десять лет. После этого мы переедем на постоянное место на Потомаке, где будет выстроен новый федеральный центр. Джефферсон и Мэдисон стараются склонить южан в пользу билля о налогах, который они боятся и ненавидят, в обмен на размещение столицы на Юге. Мне представляется это справедливой сделкой.
        Лето выдалось знойным. Нэб мучилась в своем крошечном домике в городе. Полковник часто отсутствовал; он был одержим планами сколотить капитал. Вскоре он приобретет поместье на Лонг-Айленде и семья заживет в роскоши.
        У Элизабет Шоу родилась дочь. Элизабет Кранч Нортон разродилась сыном в приходском доме Уэймаута. У Нэб появился третий сын. Томми завершил обучение в Гарварде. Абигейл сожалела, что обстоятельства помешали ей присутствовать на церемониях окончания университетской учебы ее сыновей. Томми отправился в Нью-Йорк и вскоре выпал из поля зрения родителей; несколько недель они не знали, где он находится.
        В середине августа Джонни обосновался в их доме в Бостоне, готовый заняться адвокатской практикой в старой конторе отца. Семья по соседству приняла его на пансион. Он писал родителям, что Бостон переполнен адвокатами и у него нет ни клиентов, ни перспективы. Когда же ему удалось заняться судебным делом, оппонент, пожилой адвокат, разгромил его. Джонни собирался расстаться с юриспруденцией. Его смущало то, что, будучи взрослым, он продолжает получать деньги от родителей.
        В конце августа Абигейл нанесла последний визит семье Вашингтона в Нью-Йорке.
        Миссис Вашингтон взяла ее за руку и сказала:
        - Да благословит вас Бог, дорогая мадам. Мы, видимо, встретимся в Филадельфии.
        Абигейл ответила:
        - А я ожидаю такой возможности, дорогая миссис Вашингтон. Тем временем уверена, что все будет хорошо в Маунт-Верноне и вы сможете заслуженно отдохнуть.
        Миссис Вашингтон грустно улыбнулась:
        - Мы должны остановиться в Филадельфии и подыскать подходящий дом. Я с сожалением покидаю Нью-Йорк. Я была счастлива здесь, как ни в каком ином месте, не говоря о Маунт-Верноне. Если бы сейчас, а не через десять лет нашлось место на Потомаке, то тогда мы были бы близко от нашего поместья. Президент весьма доволен первыми планами Л’Анфана,[6 - Л'Анфан Пьер-Шарль (1754 -1825) — французский инженер, автор планировки Вашингтона.] разработанными для федерального центра. Он должен быть красивым, как Версаль, и огромным, как Париж, с широкими, обсаженными деревьями бульварами, соединяющими общественные здания, построенные из белого камня; с каналами, фонтанами, парками. У нас есть возможность построить самый красивый город в мире.
        Опасения Джона относительно нестабильности нового французского правительства казались неоправданными. Их давний друг маркиз Лафайет выдвинул требование об учреждении второй палаты. Он помог составить проект Декларации прав человека и гражданина, основанный на американской Декларации прав, занял пост мэра Тюильри и убедил Людовика XVI и Марию-Антуанетту переехать в Париж, под контроль народа. Король и королева предстали перед национальным собранием и объявили, что принимают новое конституционное правление. Церковь была реорганизована, ее огромное имущество поставлено под контроль государства.
        В сентябре из Филадельфии возвратился Джон с известием, что он снял поместье в Буш-Хилл, расположенное на вершине холма над рекой Шуйкилл в двух с половиной милях от города. Главное здание в три этажа было кирпичным с семью большими окнами по фасаду и парадным входом под центральным окном. Рядом стояли деревянные конюшни и красивый каретный сарай с кирпичными колоннами. Позади дома находились рощица, лужайка с гравийными дорожками и участок для сада.
        Абигейл, выслушав Джона, воскликнула:
        - Хотела бы я знать, как ругаются леди, дабы заклеймить мое решение затребовать мебель, когда Нэб выехала в свой дом. Не прошло и месяца, как мебель извлекли из ящиков, и вот теперь ее надо снова заколачивать и перевозить!
        Абигейл отправила заблаговременно ящики с мебелью, а Джон приказал покрасить стены дома внутри. По приезде они обнаружили, что работы не закончены. Поскольку вместе с челядью их было шестнадцать человек, они не могли позволить себе остановиться в таверне более чем на ночь. Дом в Буш-Хилл пустовал четыре года, был холодным и отсыревшим; сквозь свежую краску проступала скопившаяся в кирпичах и штукатурке влага.
        Добравшийся до дома Томми день и ночь поддерживал огонь в каминах, пытаясь просушить стены.
        Едва успели доставить мебель, как начались визиты доброжелателей: друзей семьи и знакомых по правительственной службе. Филадельфия радушно встретила Адамсов. Джон обзавелся множеством друзей во время заседаний Континентального конгресса. Посыпались приглашения на чай, игру в карты, поездки, обеды, танцы. Они посетили одну из вечеринок с участием семьи Вашингтона, министров с женами, и Абигейл убедилась, что члены светского общества неплохо танцуют. При первом посещении театра, декорированного, как во Франции, актеры сообщили им, что всегда готова ложа для вице-президента и его сопровождения. Постановка «Школы злословия» была удачной. Абигейл не могла не вернуться мысленно к Ройялу Тайлеру. Она запомнила его выразительный голос, когда-то он читал Нэб и ей самой отрывки из пьесы. Ныне Тайлера уважали как адвокаты, так и их клиенты; говорили, что он разобрался в основах права, как никто другой со времени Джона Адамса. Его пьесы шли с успехом на сцене, а в журналах публиковались его стихи. Короче говоря, жизнь Тайлера состоялась, и с годами достижений будет все больше. Тогда как полковник Уильям… Не
подвела ли она сама свою дочь?
        Защитную полосу деревьев перед домом вырубили на дрова британские солдаты во время оккупации города в 1777 -1778 годах. В результате с середины ноября дом обдувался ледяными ветрами. У Томми начался острый приступ ревматизма, и он не мог ни шевелить руками, ни ходить. Его переносили на руках из постели на диван и кормили с ложечки. За ним заболела плевритом Полли Тейлор. Затем свалилась Луиза.
        - Мне требуется целый полк медсестер, — сетовала Абигейл, когда слегла также Эстер Брислер, — а я получаю приглашения на официальные балы в нашу честь. Взгляни, Джон, я, наверное, похудела на двадцать фунтов со времени приезда в Филадельфию.
        Если рядом не было сестер, она пользовалась услугами Бенджамина Раша — лучшего, хотя и трудноуловимого в городе врача. Именно он первым написал Джону, что тот станет вице-президентом, а затем ему следует добиться переезда правительства в Филадельфию. Ныне он, неизменно элегантный, хорошо осведомленный и в то же время уклончивый, посещал дом в Буш-Хилл, превратившийся в лазарет. Рассказ о своих врачебных делах он сопровождал рассуждениями, почему вторым президентом Соединенных Штатов станет не кто иной, как Джон Адамс. Абигейл воскликнула:
        - Боже милостивый! Я не могу предугадывать на годы вперед, с трудом представляя себе, как пережить предстоящие несколько часов.
        Чудаковатый доктор Раш открыл в Пенсильванском госпитале первую бесплатную клинику. Абигейл поняла, что доктор осуществляет те мечты, о каких ей говорил некогда Коттон Тафтс.
        Томми поправился. Джон организовал ему стажировку у одного филадельфийского адвоката. Томми хотел заниматься правом вместе с отцом и двумя старшими братьями.
        Из Нью-Йорка прибыл нарочный с письмом от Нэб. Полковник Уильям отплыл в Англию, не предупредив заблаговременно жену и не объяснив, зачем уезжает, ограничившись туманными заверениями, что поездка — часть деловых планов. Он, дескать, покроет расходы по поездке, собрав долги, еще не выплаченные его отцу. Насколько могла понять Абигейл, он оставил мало или вообще ничего своей жене и трем детям. Она тревожилась за дочь.
        Джон был в отчаянии. Из его пространной тирады Абигейл поняла, что он пришел к малоприятному заключению, что дочь вышла замуж за глупца, за мота. Абигейл дала Джону возможность выговориться, а затем спокойно сказала:
        - Пост начальника полиции был плохим…
        - Я не просил президента назначать его на эту должность, — запротестовал Джон. — Это была собственная идея президента. Полковник был его адъютантом и другом.
        - Почему президент не предложил ему более выгодную работу в правительстве?
        - Ты не ожидаешь от меня ответа, не так ли?
        В его голосе чувствовалось огорчение.
        - Джон, если бы только мы могли обеспечить ему назначение, которое удовлетворило бы его тщеславие…
        - Нэбби, я не хочу, чтобы меня обвинили в непотизме.
        - Знаю, дорогой; я читала письма наших друзей. Я лишь имею в виду, что ты мог бы найти случай, чтобы сделать тонкий намек.
        - Звучит прекрасно: утонченный Адамс, в равной мере известный и друзьям и врагам!
        Дорога от Буш-Хилл к Филадельфии превращалась в зимние месяцы в глинистую жижу, в которой лошади проваливались порой до колена. Однако Абигейл должна была приезжать в Филадельфию пять раз в неделю потому, что Джон, связанный своей должностью в сенате, убедился, что, как и в Европе, он может добиться большего за обеденным столом или в кругу друзей перед камином, a не в формальной обстановке своей конторы.
        - Джон, если мы примем даже половину приглашений, то проведем зиму в кутежах.
        - Должны провести. Так я завязываю новые знакомства и умиротворяю давних оппонентов. Для правительства, президента и меня самого полезно часто встречаться с конгрессменами, судьями и дипломатами; такие встречи вселяют дух интимности и ощущение соучастия.
        - Я настаиваю в таком случае, чтобы субботние вечера и воскресенья оставались для семьи. И только близкие друзья приглашались бы на чай.
        - Хорошо. Однако ты должна давать обед раз в неделю, как в Нью-Йорке. И раз в неделю наш дом должен быть открыт для друзей и для незнакомых. От нас ждут этого.
        Джон брал ее с собой на свои любимые прогулки по Филадельфии, ибо он хорошо знал этот крупнейший по населению город в Америке — сорок две тысячи жителей. По мнению Абигейл, Филадельфия походила больше на английский город, чем на Бостон или Нью-Йорк, несмотря на то что на улицах ей встречались немецкие вывески и представители голландских религиозных сект в широкополых шляпах и строгих черных одеждах. Город был заложен столетие назад инженером Уильямом Пенном. Было что-то успокаивающе точное в разграфленных наподобие шахматной доски улицах между реками Шуйлкилл и Делавэр. Проезжая часть улиц была вымощена булыжником, а кирпичные тротуары приподняты на фут ради безопасности пешеходов. Как заявляли с гордостью жители города на состоявшихся в апреле 1790 года похоронах Бенджамина Франклина, Филадельфия являлась во многом первым городом Америки: здесь был открыт первый магазин, основаны первая ежедневная газета, первый городской госпиталь, библиотечная компания, Философское общество. Джон Адамс восхищался присущей городу смелостью мысли и фантазии.
        Филадельфия арендовала для семьи Вашингтона лучший дом, принадлежавший финансисту Роберту Моррису, на Маркет-стрит. Это был красивый, удобный, величественный дом, достойный стать резиденцией главного исполнительного лица Соединенных Штатов. Впрочем, Вашингтон за свой собственный счет произвел большие изменения: были расширены и украшены помещения, повешены новые шторы на лестничном проходе. Комнаты, выделенные для официальных функций, говорили о хорошем вкусе виргинского плантатора. По вторникам от трех до четырех часов президент принимал конгрессменов, мужское общество Филадельфии, посетителей, приехавших из других штатов и из-за рубежа. Вечером в четверг Вашингтон и его жена устраивали обед. По пятницам в вечерние часы Марта Вашингтон принимала гостей, предлагая кофе, чай, кексы, мороженое, лимонад. С семи до девяти часов благовоспитанные леди Филадельфии демонстрировали при свечах в президентском особняке свои изысканные наряды.
        Верховный судья Джон Джей стал завсегдатаем семьи Адамс во время сессии Верховного суда, приятно дополняя их семейный круг. Секретарь сената Сэмюел Отис уведомлял Абигейл о прибытии в столицу важных представителей, особенно из Новой Англии, и частенько ей удавалось сделать так, что этих представителей уже ждали приглашения на обед или чай. Добрая знакомая по Парижу миссис Бингхэм и ее в равной мере приятные сестры взяли на себя роль арбитров филадельфийской моды: гостиная Абигейл, решили они, должна стать средоточием созвездия красавиц в самых элегантных платьях.
        Абигейл полюбила Филадельфию, ставшую национальным правительственным центром. Жители города делали все, что было в их силах, дабы обеспечить дружественную среду для гармоничной деятельности правительства. После того как стаял снег и солнце высушило стены дома, она начала наслаждаться и Буш-Хилл. Комнаты в доме были просторными, из окон открывался превосходный вид на город, буквально к порогу подступали поля пшеницы и травянистые луга. Она лишь сожалела о разлуке с Нэб и тревожилась за ее будущее.
        В декабре 1790 и зимой 1791 года политическая буря разыгралась вокруг фигуры Александра Гамильтона. Он сумел посредством давления, умасливания и силой логики провести через законодательные органы свой фондовый билль, консолидировавший все государственные долги штатов и федеральные, и дававший правительству право на унифицированный заем.
        После этого Гамильтон предпринял два следующих важных шага: учредил Банк Соединенных Штатов с отделением во всех штатах и увеличил федеральные фонды за счет акцизного налога на спиртные напитки. Банк на одну пятую находился под контролем центрального правительства, а в остальном — под контролем частных акционеров. Его функции заключались в том, чтобы служить в качестве фискального агента Соединенных Штатов внутри страны и за границей, контролировать эмиссию государственного банка, не принимать его бумаги до подтверждения их обеспеченности.
        Идея акцизного налога была встречена в штыки во всех штатах, особенно производителями виски, которым пришлось бы выплачивать предложенный Гамильтоном налог. Правительство нуждалось в деньгах, а конституция давала ему право собирать средства с помощью налогов. В итоге билль прошел в палате представителей без особого труда. По-иному обстояло дело с законопроектом о банке. Джефферсон считал, что он противоречит конституции, ибо Конгрессу не дано право создавать подобные национальные агентства. С мнением Джефферсона согласились генеральный прокурор и Джеймс Мэдисон, считавшие, что, согласно Биллю о правах, за штатами сохраняются все полномочия, которые не отнесены в конституции к компетенции Союза.
        Джон Адамс не согласился. Он понимал, что американский кредит может быть поддержан лишь центральным банком. Джон действовал за кулисами, делясь с заинтересованными лицами своим опытом и мнением. Сенат проголосовал подавляющим большинством за учреждение банка. Палата представителей также одобрила законопроект. Джефферсон рекомендовал президенту Вашингтону, что если он найдет доводы хорошо сбалансированными, то ему следует подписать законопроект, полагаясь на мудрость законодателей. Вашингтон подписал билль. Соединенные Штаты получили банк, заботившийся о бизнесе. И Александр Гамильтон закрепил свое положение лидера федералистов.
        Посты контролера и инспектора штата Нью-Йорк были объединены, и такой совмещенный пост был предложен полковнику Уильяму Смиту. Он должен был возвратиться к 1 июля для присяги. Гамильтон заверил Джона, что напишет полковнику Смиту в Лондон. Джон и Абигейл со своей стороны написали Смиту, что следует немедленно приехать. Его обязанности будут нелегкими, но и оклад весьма приличным.
        В мае Конгресс прервался на каникулы. Семейство Адамс выехало из дома в Буш-Хилле, отправив часть мебели в Брейнтри, а оставшуюся сдав на хранение. Они имели возможность провести шесть месяцев на ферме.
        К моменту их приезда поля покрылись свежей зеленью. За кустами роз, посаженных Абигейл, Питер разбил огород. В доме не хватало мебели, но они нашли выход из положения.
        Затем установилась не по сезону жаркая погода. Поля потускнели, овощи завяли и посохли. У Абигейл начался приступ малярии, озноб и жар так измотали ее, что, обессиленная, она не могла передвигаться по спальне.
        Джон же страдал от политических неурядиц. Нападки посыпались с неожиданной стороны, со стороны его друга Джефферсона; нарушалась не только их дружба, но и национальное спокойствие, достигнутое за годы последовательных усилий. Вылазки Джефферсона привели к созданию новой партии в Соединенных Штатах, поглотившей антифедералистов. Эта партия рассматривала Джона Адамса как естественного противника и стремилась устранить его с политической арены.

10
        Человек, участвующий в общественной жизни, свыкается с выпадами противников, он ждет их и понимает их мотивы. Нападки Томаса Джефферсона были болезненными ввиду их неожиданности.
        Томас Пейн, чья книга «Здравый смысл» сделала так много для формирования единства взглядов американцев в ходе революции, выступал в защиту Французской революции. Он опубликовал в Англии книгу под названием «Права человека», экземпляр которой был получен палатой представителей. Служитель передал книгу Джеймсу Мэдисону. Прочитав ее, Мэдисон послал книгу Джефферсону с просьбой после прочтения отправить экземпляр печатнику в Филадельфию. Томас Джефферсон выполнил просьбу, написав в сопроводительном письме: «Я весьма доволен тем, что книга будет перепечатана здесь и наконец-то будет сказано публично кое-что против политической ереси, появившейся в наших рядах. Не сомневаюсь, что наши граждане вторично сплотятся под знаменем „Здравого смысла“».
        Печатник использовал эти две фразы в качестве введения. Экземпляры книги были разосланы по редакциям газет. Многие из них восприняли заявление Джефферсона как атаку на вице-президента Джона Адамса и федералистов, возрождающих призывы монархистов, и как обвинение, будто Джон Адамс — противник Французской революции.
        Прочитав введение Джефферсона, Джон показал его Абигейл, сидевшей рядом у камина.
        - Как такое могло случиться? Ведь мы никогда не расходились в вопросах политической теории. Между нами всегда существовало доверие и взаимопонимание. Почему Том Джефферсон склонен обвинять меня в политической ереси?
        - Джон, мы не должны обвинять Джефферсона в личных нападках.
        Антифедералисты стали известны под именем республиканцев. Под такой крышей они сумели собрать не только антифедералистов, но и всех недовольных некоторыми отдельными положениями конституции и действиями правительства. Они купили или финансировали газеты в большинстве важных городов, включая основанную Филиппом Френо при содействии Джефферсона «Нэшнл газетт», отстаивавшую точку зрения республиканцев.
        Эти газеты повели целенаправленную кампанию по подрыву позиций федералистов, утверждая, будто они являются противниками американской демократии. Поскольку президент Джордж Вашингтон не подлежал критике, за исключением отдельных выпадов против него в «Нью-Йорк джорнэл» и «Нэшнл газетт», для развертывания пропагандистской кампании нужен был козел отпущения. Вице-президент Джон Адамс словно был рожден для такой роли. Ведь он опубликовал материалы, которые превращали его в подходящую мишень.
        Газета городка Покипси, что на Гудзоне, утверждала, будто Джон Адамс связан с «аристократическими и монархическими принципами». «Нью хэйвен газетт» бичевала вице-президента Адамса как врага свободы и республиканских институтов. «Бостон индепендент кроникл» высказывала предположение, что он — вероотступник и был бы рад установлению в Соединенных Штатах ограниченной монархии. «Бостон сентинел» высмеивала его отношение к наемным рабочим и желание получать больше. Одна антифедералистская газета изображала Джона Адамса в карикатурной роли «герцога Брейнтри».
        Болезненным ударом для Джона явилось выступление перед обеими палатами законодательного собрания Массачусетса кузена Сэмюела с речью, осуждавшей тех, кто возглавляет движение в пользу установления наследственности в американском управлении.
        - Кузену Сэмюелу столь же хорошо, как Тому Джефферсону, известно, что я не сторонник наследственной власти! — шумел Джон. — Им известно, что я рассматривал ее с исторической точки зрения и как альтернативу в случае провала конституции.
        Тем временем Абигейл и Джон старались подобрать подходящее название для своего нового дома и фермы. Джону нравилось название «Писфилд» («Умиротворяющее поле»). Но оно казалось неуместным, ибо их дом стал мрачным, его обитатели — издерганными обвинениями и оскорбительными ссорами. Абигейл спрашивала себя: почему Джон не понимает, что вражда к нему вызвана памфлетом, написанным им в Лондоне и восхвалявшим конституционную монархию. Она также считала нормальным, что столь молодая и не испытанная на опыте конституция может оказаться неудачной. Процесс ее исправления и дополнения идет, но ее основы следует отстаивать до последней капли крови и до последнего вздоха.
        Джон Куинси, как и его родители, был возмущен нападками.
        - Отец, я знаю, ты решил не скрещивать мечи с Джефферсоном по этому поводу. Ты прав, ведь это может лишь причинить вред двум высоким представителям в правительстве, которые спорят друг с другом на публике.Ну а я? Мне хотелось бы защитить «Рассуждения». Я напишу серию статей для здешних газет под псевдонимом Публикола. Поскольку ни один адвокат не должен защищать себя в суде, возьмешь ли ты меня как своего адвоката?
        Джон Куинси выиграл не так уж много судебных дел, но лицо Джона озарилось улыбкой, какую не видела Абигейл с момента поступления памфлета Пейна.
        Отстаивая в «Бостон колумбиан сентинел» содержание «Рассуждений», Джон Куинси был вынужден связать эту книгу с критикой памфлета Тома Пейна, основанной на убеждении, что Франция столкнется с крупными беспорядками и кровопролитием, если ею будет править однопалатная власть. Американский народ разобрался в позиции Джона Адамса: Джон Адамс выступил не только против Французской революции, но и против государственного секретаря Томаса Джефферсона.
        Летний отдых был испорчен.
        Обеспокоенный язвительностью, которую можно было узреть в его двух строчках введения, Джефферсон написал Джону, что, посылая памфлет печатнику, он присовокупил фразу о политической ереси, чтобы «смягчить хотя бы немного сухость мысли», не имея в виду обвинять своего давнего друга. «Дружба и доверие, так долго существовавшие между нами, требуют этого разъяснения с моей стороны, и я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы не опасаться неправильного понимания моих мотивов… Будь добр передать мои комплименты с чувством уважения миссис Адамс…»
        Огорчение, нависшее над членами семьи, подобно густому туману, рассеялось. Они вновь и вновь перечитывали письмо. Джон сел за составление ответа своему другу.
        «Я получил твое дружеское письмо от 17 июля с огромным удовольствием. Полностью верю твоему изложению мотивов, побудивших написать замечания и приложить их как введение к филадельфийскому изданию памфлета мистера Пейна „Права человека“; но постыдное поведение лица, нарушившего твое доверие и опубликовавшего замечания, независимо от его намерений, посеяло больше зла, чем он может когда-либо искупить».
        Ответ Джефферсона был холодным и формальным. Он полагал, что дело возникло из-за публикации статей Публиколы, а не из-за двух строчек введения. Абигейл не удержалась от замечания:
        - Что думает Джефферсон? Либо он потерял чувство меры, либо он не откровенен с нами. Его введение было опубликовано по меньшей мере на два месяца раньше статей Джонни.
        Джон тер свою переносицу средним пальцем, пока она не покраснела.
        - Разумеется, он не хотел показаться бесчестным. Джефферсон — один из наиболее честных людей, каких я знал.
        - Да, он был таким! — воскликнул Джонни. — Но каков он сейчас?
        Абигейл бросила острый взгляд на сына:
        - Почему ты задаешь такой грубый вопрос, Джонни?
        - Это политика. Мистер Джефферсон — честолюбивый человек. Я слышал о его заявлениях, будто он хочет вернуться в Монтичелло, стать фермером и ученым. Но не заблуждайтесь. Он хочет стать лидером новой республиканской партии и кандидатом на пост президента. Не в этом году; он также хочет переизбрания президента Вашингтона; но, по-моему, он не уступит никому второе место. Я верю ему, когда он пишет, что не намеревался опубликовать те самые две строчки; однако они сидят в его голове, и я уверен, что он писал о них своим политическим друзьям. Девять из десяти нападок на твою, отец, книгу исходят от тех, кто не читал ее. Посмотрим, кто правильно читает историю: ты, отец… или мистер Джефферсон.
        Прошло лето. Планы Джона и Абигейл отдохнуть во время каникул и привести ферму в порядок пошли прахом. Ричард Кранч находился при смерти. Зная, что ее сестра вновь испытывает трудности из-за затянувшейся болезни мужа, Абигейл попросила Коттона Тафтса позаботиться, чтобы семья Кранч была обеспечена дровами и другим необходимым на зиму. Третий сын Нэб, годовалый Томас, внезапно умер в Нью-Йорке, что ввергло семью в глубокое горе. Джонни так натрудил свои глаза, что Абигейл стала опасаться за его зрение и заставила его делать примочки из хинина, смешанного с солью. Джон был измотан политической борьбой и лишь с трудом совершил поездку в Филадельфию.
        Единственным приятным известием было то, что полковник Уильям Смит возвратился в Нью-Йорк и занял пост инспектора штата.
        Арендованный Джоном дом в центре Филадельфии был дорогим, почти тысячу долларов в год, комнаты небольшими, изолированными, что осложняло прием гостей.Для ухода за домом и семьей Абигейл требовалась лишь половина прежней прислуги. Посетители приходили в течение всего дня.
        Абигейл повезло: она нашла негритянку — прекрасную кухарку, надежную и лояльную. Неуправляемая Полли Тейлор была заменена приятной молодой девушкой из Брейнтри по имени Сейлия. Государственные ценные бумаги Массачусетса, купленные по дешевке Абигейл, поднялись в цене и приносили доход. Это позволяло ей время от времени использовать деньги на хозяйственные цели. Было очевидно, что оклад вице-президента не покроет расходы за время полной сессии Конгресса.
        Джон ежедневно посещал сенат. Дома же он внимательно читал сообщения, поступавшие из Франции. Национальное собрание раздиралось противоречиями. Ссоры, заговоры, предательства раскалывали единственный законодательный орган. Король и королева бежали из Парижа, надеясь, что монархи в других европейских странах испугаются и направят свои армии во Францию для подавления революции. Однако король и королева были захвачены и возвращены в Париж, где толпа осыпала их оскорблениями, угрожала расправой. Франция жаждала крови. И все же Людовик XVI подписал новую конституцию. Амнистия освободила всех политических заключенных, и вновь казалось, что революция мирно закончится. Однако Джон Адамс думал иначе. Изучив развитие демократической партии во Франции, он распознал вероятность гражданской войны в будущем и открыто сказал об этом. И вновь посыпались обвинения, будто он желает провала революции.
        Абигейл прилежно выполняла свои обязанности, принимая множество гостей. Она была безотказной маркитанткой, обеспечивая дом в Ричмонд-Хилле, затем Буш-Хилле, а теперь в центре Филадельфии.
        Она не докучала Джону и не впадала в уныние из-за долгов. Когда нужны были деньги, чтобы помочь Чарли открыть свою контору в Нью-Йорке, субсидировать Джона Куинси, зарабатывавшего мало, и Томми, ничего не зарабатывавшего, она продавала налоговые сертификаты или землю, доставшуюся от родителей. Или же просила Коттона Тафтса продать часть скота, запасы сена, зерна, сидра. Оказываясь в поистине отчаянном положении, Абигейл нарушала последнюю заповедь пуритан и занимала деньги у давнишних друзей вроде генерала Линкольна в Массачусетсе. В такие моменты Джон, понимавший, что у жены нет наличных денег, писал жесткие письма казначею Гамильтону, требуя возмещения части его личных средств, потраченных на расходы в Европе. Однажды он явился в контору казначея с ваучерами и записками, доказывая, как много задолжало ему правительство. Порой его демарши были успешными, и Абигейл с радостью и благодарностью принимала даже небольшие выплаты.
        «Одного срока на посту вице-президента, несомненно, достаточно? — спрашивала она сама себя. — Разве мы не выполнили свой долг? Когда-то я была пухленькой, как куропатка, теперь же кожа да кости. Джефферсон и Гамильтон могут с таким же успехом занимать пост вице-президента. Когда к концу года наступят выборы, не мог бы Джон подать в отставку? Он сам называет свой пост самым ничтожным из придуманных человеком. Он несчастен, чувствует себя не в своей тарелке, измочален. Неужто ему захочется еще четыре года заниматься такой неприятной работой?»
        Она написала письмо Коттону Тафтсу. He сможет ли он заделать течь в крыше, которую не залатали плотники прошлым летом? Не навесит ли он ставни в окна ее спальни? Не наймет ли маляров, чтобы покрасить дом снаружи? Не попытается ли он купить на распродаже кровати, запастись и сложить в погреб ветчину, солонину, бочонки с сидром?
        Приехала Нэб со старшим сыном Уильямом, намереваясь погостить подольше. Однажды полковник Уильям предстал перед ошеломленной женой слишком уверенным в себе. Не сказав обычных слов приветствия, он выпалил:
        - Нэб, мы едем за границу. На судне, отплывающем из Нью-Йорка в марте.
        - Могу ли я спросить, а что будет с твоим назначением инспектором штата Нью-Йорк?
        - Я вышел в отставку, — небрежно ответил полковник.
        - Это хороший пост. Хорошо оплачиваемый.
        - Чтобы прожить. Я же хочу иметь огромные деньги. Целое состояние. Оно в моей руке, Нэб, мы разбогатеем. Я застолбил поместье, сотни плодородных акров.
        Нэб спокойно спросила:
        - Можно ли узнать о существе твоих планов?
        Эти планы имели отношение к тысячам акров земли, выставленных на продажу в штате Нью-Йорк по договору губернатора Клинтона с индейцами. Полковник собирался продать землю в Англии. Его поддерживали богатые американцы, речь шла о продаже площадей, пригодных для городского строительства, сам он купил наилучшие участки…
        Нэб была убеждена, что наконец-то у ее мужа появилась замечательная возможность. Она была рада вновь поехать за границу с рекомендательными письмами отца…
        Абигейл и Джон пребывали в мрачном настроении. Позже, ночью, Джон спросил:
        - Видишь ли ты его финансистом?
        - Ты никогда не считал его гением в денежных делах.
        В 1792году развернулись дебаты о распределении мест в палате представителей. Границы страны расширялись. В 1791 году в Союз вошел на правах штата Вермонт. Кентукки, представлявший часть обширных земель Виргинии, был близок к получению статуса штата. Новые штаты желали иметь свой голос в правительстве. Каждый штат требовал больше мест в Конгрессе, но возражал против предоставления большего числа мест другим штатам. Новая Англия, Юг и Восток — все стремились умножить контролируемые ими голоса за счет географического перераспределения, с тем чтобы формировать достаточно большие блоки для проведения через Конгресс своих собственных законопроектов и отклонения тех, какие им невыгодны. Конституция гласила, что каждый штат должен иметь одного представителя от каждых тридцати тысяч избирателей; но как учесть интересы избирателей сверх этого числа?
        Решения палаты представителей подлежали одобрению сенатом. Когда после многомесячных дебатов был наконец принят компромиссный законопроект, его противники решили, что Новая Англия получила большую часть голосов.
        Президент Вашингтон по совету Джефферсона, Мэдисона и Рэндольфа наложил вето на законопроект, как не соответствующий конституции.
        Поскольку это было первое «негативное» решение президента по отношению к биллю, принятому Конгрессом, Джон был озадачен. Как воспримет Конгресс такое отклонение его воли? Поднимется ли шум, стоны огорчения, обвинения в тирании?
        Реакция на вето Вашингтона была спокойной. Палата представителей не смогла набрать необходимых двух третей голосов, чтобы преодолеть вето президента и принять более удовлетворительное решение. Законодатели были настолько довольны собой, что, как заметил обрадованный Джон, «они не заметили, что ненароком одобрили право вето исполнительной власти.
        За первые три года ни один законодательный акт не отклонялся президентом. Ныне же наступило время испытаний. Теперь мы знаем, что шаг президента сработал. Если Конгресс не в состоянии преодолеть вето президента, он должен составить лучший законопроект или же, по меньшей мере, достичь приемлемого компромисса. Принятие такой процедуры, пожалуй, самое важное из сделанного нами в интересах сбалансированного правительства».

11
        Весна пришла в Филадельфию в апреле. Джон и Абигейл затосковали по своим зеленым полям и голубым холмам. Абигейл стала укладывать свои личные вещи для поездки на Север.
        - Джон, сколько времени, по-твоему, мы пробудем дома?
        - Довольно долго. Я не хочу быть в Филадельфии во время голосования: могут подумать, будто я хочу быть переизбранным на пост вице-президента.
        - Имена выборщиков будут известны к четвертому декабря?
        - Да. Я сяду в кресло председателя третьего декабря. Сессия будет короткой. Обе палаты хотят закончить дебаты до дня вступления президента в должность, до четвертого марта, и после этого немедленно разъехаться.
        Этот последний год не был для Абигейл счастливым, она часто болела, и ее раздражала суета вокруг нее. Последние месяцы она чувствовала слабость, словно ее тело расшатывал внутренний конфликт, не поддававшийся контролю ни рассудка, ни воли. У нее было мало сил, чтобы бороться с эпидемией, охватившей город, думать и говорить о болезнях других.
        - Ты не обидишься, если я какое-то время отдохну? Я хотела бы три месяца побыть дома. Тебе будет неплохо с семьей Сэмюела Отиса, она ведь словно вошла в нашу семью.
        - Ты заслужила отдых. Что, по твоему мнению, следует сделать с домом и мебелью?
        - Если ты не собираешься возвращаться до декабря, то срок нашей аренды истечет. Думаю, что нам следует сдать мебель на хранение, вернуть дом владельцу и выждать, может ли он сдать его в аренду и вернуть нам арендную плату за неиспользованные шесть месяцев.
        Джон склонил голову на грудь.
        - Здесь велик спрос на дома, — сказал он. — Владелец — разумный человек. Даже если мы сэкономим достаточно, чтобы оплатить перевозку и хранение…
        Они вовремя возвратились на ферму, и Джон мог освободить брата Питера от обработки полей. В Филадельфии остался Томми, проходивший юридическую стажировку. Город Брейнтри разделился на две половины, и по предложению Ричарда Кранча их половина получила название Куинси в честь деда Абигейл. Из Бостона приехал Джонни. Абигейл неспешно возилась с посадками роз, привезенных ею из Англии. В доме не хватало мебели, новшеством был лишь линолеум, уложенный Мэри Кранч на полу в гостиной прошлой весной. Кузен Коттон приобрел для них несколько кроватей и подушки, что касается погреба, то он был забит провиантом.
        Абигейл была довольна, у нее не лежала душа заниматься подобными мелочами.
        Мысли Джона и Абигейл занимали предстоящие выборы. Будет ли переизбран Джон? Во время первых выборов существовала одна партия — федералисты. Остальная часть электората состояла из скептиков, недовольных, борцов за права штатов, объединившихся под крышей антифедерализма. По сути дела, не возникло каких-либо новых проблем. Однако на этот раз в борьбе участвуют партии, возникает перебранка, которая, как опасался Джон, вызовет раскол в стране. Томас Джефферсон дал ясно понять, что не станет оспаривать у Джона пост вице-президента. Александр Гамильтон также не стремился получить этот пост. Следующим вице-президентом хотел стать Джордж Клинтон, переизбранный на пост губернатора Нью-Йорка. Он продемонстрировал, что под его знамена собираются диссиденты. Вокруг него сплотились некоторые штаты.
        В иное время это расстроило бы Джона. Но на сей раз он решил, что споры не должны нарушать семейный покой. Он отказался поехать в Филадельфию даже после того, как Александр Гамильтон написал ему тревожное письмо, сообщая, что отсутствие Джона подрывает его шансы. Джон по-прежнему придерживался обещания, данного ранней весной, что примет пост лишь после того, как будут избраны выборщики. Второго ноября он проголосовал в Доме собраний Брейнтри. Абигейл сожалела о том, что не может голосовать.
        19 ноября 1792 года они мирно расстались, как если бы Джон уезжал в Бостон, договорившись регулярно обмениваться новостями за неделю.
        Томми составит компанию отцу в Филадельфии, а Брислер станет обслуживать Джона. При ней оставалась девятнадцатилетняя Луиза, ставшая для нее почти дочерью. Абигейл наняла пожилого работника, недостаточно сильного для работы в поле, но надежного, к тому же при ней был молодой Джеймс.
        Абигейл отдыхала душой, не думала над проблемами, не тревожилась. Когда после отъезда Джона начался сильнейший за многие годы снежный буран, она не стала волноваться, а перевела овец с пастбища в перестроенный каретный сарай. Время текло размеренно. Она вспоминала, как чувствовала себя, когда Джон находился за три тысячи миль от нее; тогда, четырнадцать лет назад, время, казалось, застыло, сдерживая свой бег.
        Всю неделю Абигейл с удовольствием думала, что сообщит Джону уйму новостей; срубленные деревья для строительства закромов, будут доставлены, как только позволит снег; дороги к побережью превратились в болота, но, когда они подсохнут, на фургонах доставят водоросли для удобрения полей, сосны из их леса перевезут на лесопилку и сделают доски.
        Письма Джона доставляли ей не меньшее удовольствие, чем написание собственных. Ему был оказан хороший прием, когда он занял кресло председателя сената. Ему удобно в доме Отиса, в комнате, где окна выходят на юг, где днем и ночью горит камин. Он слушается совета Абигейл находиться в тепле, ибо «сырость и озноб всепроникающи». Но он не в состоянии проспать ночь напролет. Ему не нравится одиночество.
        Федералисты показали хорошую организованность и вдохновенно провели кампанию в поддержку Джона. Губернатор Клинтон получил все голоса выборщиков Нью-Йорка, Северной Каролины, Виргинии и Джорджии.
        Джефферсон завоевал голоса Кентукки, ставшей штатом в июне 1792 года. Джон завоевал явное большинство — семьдесят семь голосов против пятидесяти, отданных за Клинтона.
        Абигейл старалась побольше отдохнуть. На чай приходили Мэри и кузен Коттон. Это было единственное развлечение, которое позволяла себе Абигейл, если не считать воскресных визитов Джонни, который сопровождал ее в церковь и обедал у нее. Его дела шли не очень хорошо. По совету отца он начал участвовать в местной политике, направив петицию законодательному собранию Массачусетса об освобождении штата от устаревшего антитеатрального закона. Но оказался в одиночестве. Он не осмеливался на романтическое увлечение с тех пор, как его пыл охладила Абигейл два года назад. Он не всегда заботился о надлежащем состоянии своей одежды и шевелюры.
        Она посещала его в Бостоне, слушала выступления преуспевающих адвокатов в суде. Казалось, что у них нет того глубокого проникновения в суть дела, каким обладал Джонни; и тем не менее они имели клиентов, а у Джонни их почти не было. Она размышляла: возможно, ее сын перестарался, готовясь к профессии, его образование и дальние путешествия отпугивали мелких клиентов.
        Средоточие сторонников Франции в Бостоне позволяло Абигейл следить за ходом событий. В Париже происходили бунты перед продовольственными лавками, и это вынуждало торговцев снижать цены на ром, кофе и сахар.
        Грабежи в провинции стали обычным явлением. Вооруженные вилами и мушкетами толпы перехватывали барки с зерном и растаскивали его. В провинциальных городах работные люди маршировали под знаменами, требуя снизить цены на яйца, масло, крупы, дрова и уголь. Сопротивлявшихся торговцев расстреливали. В Париже подвергся штурму дворец Тюильри, швейцарская охрана истреблена; Лафайет, потерявший свое влияние вследствие усиления власти якобинцев, бежал из страны и попал в плен к австрийцам. Хотя предстояли новые выборы и созванный Национальный конвент ввел всеобщее голосование, такое право не распространялось на сторонников королевской власти; их бросали в тюрьмы, а затем без суда казнили. Как предсказывал Джон, во Франции рухнули право и государственное управление. Революции предстояло еще пройти долгую, кровавую дорогу.
        Абигейл беседовала мало, ибо большинство ее давних друзей радовались сообщениям об убийствах роялистов, исходя из посылки, что это приближает Францию к республике. Ее сердце было охвачено скорбью за французский народ, который она узнала и полюбила.
        Ее удерживало дома желание избавиться от лихорадки, от которой страдала три зимы подряд. Вылечиться помогло неожиданное возвращение в феврале в Нью-Йорк Нэб и полковника Смита. Полковник добился умопомрачительного успеха, продавая нью-йоркские земельные участки, и приехал домой с большим состоянием. Он купил Нэб карету и четверку лошадей; по сообщению Джона, он хвастался каждому встречному своим огромным богатством.
        Джон спрашивал в письме: не разумно ли забрать мебель и заблаговременно отправить домой до его приезда в следующем месяце. У Абигейл возникла мысль. Она написала Нэб: если полковнику безразлично, в каком городе вести свой бизнес, то почему бы не заниматься им в Филадельфии? Полковник говорил о покупке большого поместья. Если он приобретет или арендует поместье в Филадельфии, то Абигейл и Джон могли бы жить у них несколько месяцев во время сессии Конгресса, пользоваться своей мебелью и оплачивать свою долю расходов. Не считает ли Нэб, что было бы прекрасным для семьи находиться в полном сборе какую-то часть года?
        Нэб, бесспорно, хотела этого. Но полковник думал иначе. Он хотел жить в Нью-Йорке на своем участке. Он намерен построить некое подобие поместья Вашингтона Маунт-Вернон.
        Джон принес присягу как вице-президент 4 марта 1793 года. Все нападки на него прекратились. Лидеры двух партий Томас Джефферсон и Александр Гамильтон стали антагонистами, и партийная печать клеймила противников в самых резких и крикливых выражениях. Ссоры между государственным секретарем Джефферсоном и казначеем Гамильтоном вызывались отчасти личной неприязнью, отчасти политическими разногласиями. Острота раздора была такой, что президент Вашингтон, за чью благосклонность они сражались, заявил, что их стычки расшатывают федеральное правительство. Он требовал от них «взаимной уступчивости», добавляя, что «человечество не может думать однообразно», и советовал всем официальным лицам республики сглаживать разногласия между собой ради общей цели.
        Джон и Абигейл стояли в стороне от этих петушиных боев. То, что не удавалось им узнать от самих участников сведения счетов, они вычитывали в «Юнайтед Стейтс газетт» — наиболее популярном в Америке издании, восхвалявшем Гамильтона и осуждавшем каждый шаг Джефферсона. Через рупор «Нэшнл газетт» Френо, учрежденной Джефферсоном и Джеймсом Мэдисоном, чернилась репутация Гамильтона, а Джефферсон изображался «просвещенным патриотом, государственным деятелем и философом».
        Правительство раскололось на две фанатические группы, стремившиеся уничтожить друг друга, явно не думая о том, что в конечном счете может рухнуть Союз. Семена раздора давали ростки с восходом солнца: следует ли разрешить Англии провести войска по американской территории с севера для сражений с испанцами в нижнем течении Миссисипи? Должна ли почта находиться в юрисдикции Гамильтона или Джефферсона? Должен ли монетный двор действовать под контролем казначейства, как требовал Гамильтон, или под контролем государственного департамента? Кто должен обеспечивать сбор фондов для покрытия долгов? Не становится ли казначей финансовым тираном, впрыснувшим с помощью своего банка яд в тело Америки? Не заразился ли Джефферсон «французской болезнью»?
        О таких сварах в правительстве знали Вашингтон, Адамс и некоторые конгрессмены, теперь же, когда взаимные обвинения вылились на страницы печати, о них могли читать все. Руководствуется ли Джефферсон завистью и «жаждой власти»? Угрожают ли республике действия политических деятелей, как публично утверждают сторонники той и другой стороны?
        Главным следствием свары явилось падение авторитета обеих партий и углубление раскола между ними. Стало ясно и другое: Джон Адамс следовал за президентом Вашингтоном как второй по положению человек. Трудности, в которые он втянулся по собственной неосторожности, мгновенно были устранены более серьезными просчетами его соперников.
        Сессия Конгресса завершилась. Джон скромно жил в Филадельфии. Если Абигейл удавалось получить деньги от продажи урожая или от аренды, она тотчас же покупала правительственные сертификаты. Теперь, когда Джон дома, ферма обеспечит им средства на жизнь на оставшуюся часть года, при условии, что он не будет заниматься дорогостоящими перестройками. Джон уделял много времени Джонни, нуждавшемуся в поддержке со стороны отца. Джонни все еще был вынужден брать деньги у родителей, и это лежало тяжелым камнем на его душе. Он много читал, особенно Ливия и Платона в оригинале, подобно своему отцу тщательно изучал историю. Но, по-видимому, для него все еще не находилось надлежащее место в Бостонской ассоциации адвокатов.
        Сообщения, поступавшие из Франции, внушали тревогу. В январе 1793 года, через несколько месяцев после ликвидации монархического строя, Людовик XVI попал под нож гильотины. Британцы выдворили французского посла. 1 февраля 1793 года Национальное собрание Франции, провозгласившее, что ее цель — уничтожить королей и освободить народы, объявило войну Англии и Голландии. Среди французов царил энтузиазм, а не страх перед предстоящим испытанием. Охваченная политическим и экономическим хаосом, Франция не только была одержима желанием освободить Европу, но и уже вела войну с Англией.
        Гильотина стала национальным символом Франции после того, как были отсечены головы королевы Марии-Антуанетты ее фрейлин. Мостовые улиц были залиты кровью; под ножом гильотины оборвалась жизнь тысяч парижан и французов по всей стране. Сменявшие друг друга у власти лидеры неизменно отправляли своих предшественников на гильотину. Как и предсказывал Джон Адамс, Национальное собрание уничтожило само себя, террор Робеспьера, по мнению Джона, затмил все, что знала история цивилизованного мира.
        Сочувствовавшие французам бостонцы носили брошки с изображением гильотины, демонстрируя тем самым свою веру во Французскую республику. Их неприязнь к Джону Адамсу росла по мере того, как подтверждалась точность его предсказаний.
        Аибгейл привыкла к смене времен года. Различия между неделями и месяцами размылись. Время казалось уже не неприступной скалой, а плавно текущей рекой. Зиму она проводила главным образом перед камином, а весну — в своем цветнике. Она вступила в тот возрастной период, когда боли, недуги, недомогание затуманивали ее ощущения, делали пассивность приятной. В такие дни ее навещала Мэри Кранч и ухаживала за ней. Когда же появлялась бодрость, она просиживала у изголовья Ричарда Кранча, в котором едва теплилась жизнь, или же ухаживала за матерью Джона, настолько ослабевшей, что, казалось, ничто не могло вернуть ей силы. Они обе выжили.
        - Никто в Новой Англии не умирает легко, — делилась она своими наблюдениями с Мэри. — Мы настолько сварливы, что не реагируем на первый призыв архангела.
        Проблемам, связанным с фермой, казалось, не было конца. Порой у нее возникало чувство, что она родилась с этими проблемами и умрет вместе с ними. В разгар зимы при обильном снегопаде волы не могли вытащить из леса телегу дров или жердей. Семья Адамс владела тремя отдельными фермами; наемные работники не справлялись со всеми тремя; нужно было либо брать взаймы, либо покупать сельскохозяйственные орудия — плуги, заступы, вилы, совки, оси для телег, мотыги, серпы. Прошло более тридцати двух лет с тех пор, как она познакомилась с Джоном. Они оказались в центре событий мировой истории и, по сути дела, несли ответственность за многое из случившегося. И все же, если они творили историю, то и история творила их.
        Абигейл стукнуло сорок девять лет. Она ощущала в себе огромный запас энергии. Члены семей Куинси и Смит принадлежали к долгожителям.
        Абигейл поднялась вверх в спальню, крепкие ноги легко несли ее. В зеркале она увидела свои роскошные каштановые волосы, убеленные сединой, широко расставленные, внимательные глаза, лицо и ладную фигуру, хорошо сохранившуюся с тех пор, когда она впервые прошла с Джоном по улицам Бостона, мягкий рот, упрямый подбородок, возвещающий, что Абигейл Смит Адамс выполнит долг, каким бы он ни был.
        Еще придется сталкиваться с проблемами, продолжать творить историю. Она справится с этим.

12
        С точки зрения Абигейл, войны редко выигрывали, они просто временно отступали. В Париже Джон Адамс утверждал, что Франция присоединилась к Соединенным Штатам главным образом из-за желания разбить своего давнишнего врага. Ныне же Франция старалась втянуть Соединенные Штаты в свой конфликт с Англией. Сын семьи, с которой Джон познакомился в Париже, приехал в Филадельфию в качестве французского посла и попытался шантажировать президента Вашингтона, обращаясь к американскому народу через его голову. Вашингтон добился отзыва посла.
        Федералисты, Вашингтон, Адамс, Гамильтон, Джей склонялись к тому, чтобы стоять в стороне от европейских войн. Республиканцы, к которым примкнули граждане, все еще ненавидевшие Англию из-за Войны за независимость, хотели, чтобы Соединенные Штаты оплатили свой долг Франции и сражались против британцев. Противоречия в Филадельфии приобрели настолько разрушительный характер, что Джефферсон ушел в отставку, вернулся в поместье Монтичелло и занялся перестройкой своего дома. Гамильтон собирался уйти в отставку и возобновить адвокатскую практику. Генерал Нокс готовился подать заявление об отставке, потому что управлять военным департаментом было куда сложнее, чем перевезти в середине зимы пушки из форта Тикондерога в Бостон.
        Неблагодарная задача вице-президента использовать свой голос, чтобы вывести решение проблем из тупика, дала Джону возможность отклонить жесткие меры в отношении Великобритании, которые сделали бы войну неизбежной.
        За время трехлетнего пребывания в Англии Джон и Абигейл Адамс установили контакт с королем Георгом III, его кабинетом и членами парламента. Ныне к ним обращались как к знатокам, восхищавшимся британской формой правления. Почему так ведут себя англичане? По прошествии десяти лет после ратификации мирного договора британцы не вывели свои войска из северо-западных фортов. Тысячи красномундирников остаются на американской земле, подстрекая индейцев. Британцы решили втайне на своем совете захватывать нейтральные суда и захватили двести пятьдесят американских кораблей: грузы кораблей были конфискованы, команды либо включены в состав британского военно-морского флота, либо брошены в тюрьму. Страсти разгорелись настолько, что Абигейл прочитала в одной из газет статью о необходимости второй Войны за независимость.
        На небольшом приеме-обеде, данном Мартой Вашингтон для правительственных чиновников, возник вопрос: «Почему британцы прибегают к таким провокационным шагам, прекрасно понимая, какие большие усилия мы, федералисты, предпринимаем, чтобы удержать страну от участия в войне на стороне Франции? Разве им не ясно, что они вооружают республиканцев, желающих ввязаться в войну против них?»
        Все взоры устремились к Джону. Наступила пауза, пока он собирался с мыслями.
        - Британцы блокируют Францию и хотят голодом довести ее до поражения. С их точки зрения логично конфисковать продовольствие и военные материалы, перевозимые на нейтральных судах. Нам придется делать то же самое, если на нас будет оказан слишком большой нажим. Убытки наших торговцев разорительны, однако не в такой степени, чтобы ввязываться в войну. Но когда они начинают захватывать наши суда, загонять в ряды служащих своего военно-морского флота наших моряков… Я просто их не понимаю.
        Абигейл следила за маневрами двух американских политических партий по бостонским газетам, которые ей доставлял Джонни дважды в неделю из Филадельфии и Нью-Йорка. Республиканцы Джефферсона хотели провести билль, запрещавший ввоз значительного количества британских товаров в Соединенные Штаты; сторонники Гамильтона уповали на то, что поставка товаров из Англии обеспечит наибольшие поступления в казну, позволяя тем самым укреплять правительство Соединенных Штатов и поддерживать веру в него.
        Если Джон не мог раскусить ход мыслей британцев, то Абигейл с трудом понимала своих соотечественников-американцев. Попытки не допускать в страну британские товары вызвали такой раскол между северными и южными штатами, что Джон писал: «Почти половина континента находится в постоянной оппозиции к другой».
        Разговоры о расколе велись на приемах и обедах в Филадельфии. Сообщалось, что сенатор Руфус Кинг от Нью-Йорка сказал сенатору Джону Тейлору от Виргинии: поскольку Новая Англия и южные штаты «никогда не думали и никогда не станут думать в унисон, раскол Союза с общего согласия» — единственное разумное разрешение разногласий.
        Выход из положения предложил сенат. Группа сенаторов-федералистов попросила президента Вашингтона направить полномочного посланника в Великобританию для заключения всеобъемлющего договора, который положит конец грабежу Британией американского судоходства, обеспечит взаимовыгодную торговлю и приведет к выводу британских солдат с территории Соединенных Штатов.
        Вашингтон выбрал Верховного судью Джона Джея, имевшего опыт таких переговоров. На следующей неделе республиканцы провели через палату представителей законопроект о невступлении в переговоры с Великобританией, в сенате же голоса разделились поровну. Джон Адамс проголосовал против билля, что и решило исход. Если бы он прошел, мирная миссия Джея в Великобританию стала бы невозможной, ибо британское министерство не приняло бы его. Верховный судья Джей отплыл в Англию в начале мая. Разрыв с Англией был предотвращен.
        Республиканские газеты вновь принялись поносить Джона Адамса, утверждая, будто он в большей степени британец, чем американец.
        Симпатизировавшие Франции, желавшие, чтобы Америка повела войну против англичан, грозились снять скальп с головы Джея, если он привезет договор, делающий Соединенные Штаты и Англию союзниками. Джон Адамс опять-таки оказался прав в отношении французского правительства: Робеспьер послал на гильотину Дантона, а Баррас сделал то же с Робеспьером; тысячи французов и француженок истреблялись без какой-либо юридической процедуры.
        По сравнению с этим неприятности, которые переживала Абигейл, казались незначительными. Она задолжала Сэвилю шестнадцать долларов за телегу дров, а поскольку денег не было, ей пришлось просто уволить его. Борясь со слизняками в саду, она обмазала дегтем стволы деревьев. Когда потребовались семена клевера, она попросила Джона прислать их из Филадельфии. Абигейл приобрела пресс для производства сыра; натерла гусиным жиром шеи овец, у которых воспалились железы. Арендатор, выехавший из старого дома родителей Джона, оставил его грязным, как авгиевы конюшни; она нашла способ отмыть дом. Джон проявил первые признаки волнения по поводу президентских выборов, до которых оставалось еще два года. Он вновь заговорил о ферме: Абигейл, дескать, должна иметь маслобойню при каждом принадлежащем им доме. Ей следует купить так много годовалых телок и двухлеток, сколько найдется. Поскольку у нее не было ни денег, ни хлевов, она отклонила предложение увеличить свое стадо.
        Весна и лето 1794 года принесли удачу семье Адамс, самую приятную с того времени, как Нэб достигла финансового благополучия. Джонни наконец нашел клиентов и зарабатывал средства на скромное существование. Самым приятным моментом для него стала возможность, приехав к матери в Куинси, заявить:
        - Мне не нужен последний перевод денег от отца. Теперь я зарабатываю достаточно на жизнь. Мои дела пошли в гору.
        Неожиданно в адрес Абигейл и Джона пришли письма; в них сообщалось, что президент Вашингтон, познакомившийся с Джонни в Филадельфии, сделал запрос относительно него, вероятно, прочел некоторые из его политических статей в газетах и принял решение назначить Джона Куинси Адамса американским министром-резидентом в Голландию, где он будет жить и руководить посольством в том самом доме, который приобрел Джон Адамс для первого посольства Соединенных Штатов в Европе. Сенат единодушно одобрил решение; сенаторы поздравили вице-президента Адамса и не скрывали своего удовлетворения. О непотизме и не заикались, ведь Джон Куинси завоевал пост своими собственными достижениями. Джонни, так сказать, примерял сапоги своего отца.
        - Страстно желаемая цель, — сказал он матери, побледнев от скрываемого возбуждения. — Все эти годы я наблюдал за отцом и Фрэнсисом Дана, служившим во Франции, Голландии и России, стараясь добиться права продолжить работу.
        - Твой отец всегда считал, что ты получил лучшее политическое образование в Америке.
        Джонни старался скрыть бушевавшие в нем эмоции. Поняв, что не справится с ними, он обнял мать и поцеловал ее.
        - Спасибо тебе за то, что позволила мне отплыть в Европу во время войны, смогла противостоять всем ужасающим опасностям, оставив себя без старшего сына, который мог быть полезным в условиях, когда отец был далеко от дома. Мама, откуда у тебя такая отвага?
        Абигейл оставалась в крепких объятиях сына. Ведь прошло столько времени, и только сейчас Джонни, преодолев свою природную сдержанность, смог раскрыть ей свои чувства. Она посмотрела в его теплые карие глаза.
        - Отвага, Джонни? Не знаю. Мы слепо делаем то, что нам кажется правильным. Мне хотелось, чтобы ты совершил поездку и познакомился с европейской культурой. Что двигало мною: любовь, долг, честолюбие? Все вместе. Теперь я сполна вознаграждена. Ничто иное со времени избрания твоего отца на пост вице-президента не воодушевляло меня столь сильно.
        - Мама, я никогда не горел желанием заниматься частным правом. Я мечтал служить правительству. Но я не мог бы принять назначение год назад, не зарабатывая на жизнь. В таком случае я вечно упрекал бы себя: «Ты принял пост министра, желая прикрыть провал в качестве адвоката». Теперь же я знаю, что стою на собственных ногах и поэтому могу ехать с поднятой головой.
        Абигейл пересекла комнату, подошла к буфету и достала графин мадеры. Она заметила озорную улыбку на лице Джонни.
        - Джонни, ты готовишь какую-то проказу. Какую?
        Джонни широко улыбнулся:
        - Речь идет о Томми. Мне хотелось бы взять его с собой в качестве секретаря. Он единственный из нас не видел Европу. Для секретаря в посольстве в Голландии не предусмотрен оклад, но я заплачу за его переезд. Если отец выдаст Томми ту же сумму, что выдает сейчас, я уверен, мы выберемся из положения.
        Абигейл вздохнула. Двое из ее четверых детей будут вновь вдали от нее. К тому же повторяется прежнее. Джонни должен получать четыре с половиной тысячи долларов в год, почти столько же, что и Джон Адамс — вице-президент Соединенных Штатов. Однако для Джона главным чувством была гордость; и она разделяла ее.
        - Джонни, ты остаешься моим сыном, где бы ты ни был.
        Джона Адамса тревожило, сможет ли федеральное правительство противостоять мятежу, вспыхнувшему в штате Пенсильвания. Мятежники вышли с плакатами «Свобода и никакого акциза. О, виски» и сожгли дом регионального инспектора по акцизным налогам. Так начались выступления против федеральных налогов на винокурение, введенных Гамильтоном.
        Президент Вашингтон направил в Пенсильванию отряды милиции, и угроза восстания была подавлена. Власть главного исполнительного лица, в пользу которого так плодотворно действовал Джон Адамс, позволила сохранить достоинство и власть центрального правительства.
        Если бы Джон Джей возвратился с договором, который Джону Адамсу не удалось выторговать у британцев, он, несомненно, оттеснил бы Джона Адамса как второе лицо в стране. Однако Джей попал под огонь жесткой критики.
        Президент Вашингтон получил копию договора в марте 1795 года. Недовольный положениями договора, он держал его в секрете до созыва сената на сессию для ратификации. Слово «секретный» не содержалось в конституции, и никто в правительстве не был обязан считаться с этим. Копия договора оказалась в руках Бенджамина Бейка из республиканской газеты «Аврора». В очаги недовольства пятнадцати штатов вновь попал горючий материал. Президент Вашингтон обронил фразу, что сражение по поводу договора… «равноценно сражению с бешеной собакой».
        В апреле Джон Джей возвратился домой.
        Сессия по вопросу о ратификации договора была назначена на июнь. По пути в Филадельфию Абигейл заехала вместе с Джоном в Нью-Йорк. Ей представилась возможность посетить Нэб и ее детей. Наконец-то у Нэб после трех мальчиков родилась дочь. Нэб была в добром здравии и в хорошем настроении, полковника переполняли оптимизм и ощущение собственного достоинства. Он настаивал отвезти Абигейл и Джона на ферму Ван Зандт и показать им свой земельный участок, между Ист-Ривер и Бостонской почтовой дорогой. При ферме были конюшни и коровники, пруды и другие объекты, и стоила она полковнику всего пять тысяч долларов, что было удачной сделкой. Поскольку его выбрали председателем Общества Цинциннати взамен барона фон Штейбена, ему требовался дом для приема гостей. Он показал Абигейл первую часть воздвигавшегося здесь поместья наподобие Маунт-Вернона — внушительный каретный сарай. Сам особняк мыслился длиною более двадцати метров, с широкими верандами и дорожкой на крыше для прогулок. Абигейл осторожно спросила:
        - Полковник, прикидывали ли вы, во что обойдется такой дом?
        - Не имеет значения, — ответил он. — Деньги сыплются мне в руки, как яблоки с перезревшей яблони. Я покупаю большие участки в Нью-Йорк-Сити и выгодно их продаю. Помогаю оснастить два судна для торговли в Средиземном море; они приносят невероятные суммы. Сент-Илер, мой будущий родственник, и я ведем международный бизнес огромных масштабов. Знаете, что я обеспечиваю французов запасами на несколько лет? — Он взял Абигейл под руку. — Подозревали ли вы, помогая мне завоевать руку Нэб, что вводите в семью Адамс настоящего Креза?[7 - Крез (560 -547 до н.э.) — царь Лидии, славившийся легендарным богатством и щедрыми жертвоприношениями.]
        На Джона Джея обрушились два коварных удара, сделавших почти безнадежной его задачу. Во-первых, Гамильтон подложил мину под его миссию, доверительно сообщив британскому послу, что Соединенные Штаты никогда и ни при каких условиях не присоединятся к коалиции против Франции. Во-вторых, американский посланник во Франции Джеймс Монро[8 - Монро Джеймс (1758 -1831) — будущий пятый президент США (1817 -1823).] проявил себя таким сторонником французов, что англичане испугались. Как Соединенные Штаты могут остаться нейтральными в любой войне в Европе, если посланник Монро выступает с льстивыми речами во французском Национальном собрании? Тем не менее Джон Адамс считал, что Верховный судья Джей добился важных уступок со стороны англичан: Британия обещала вывести свои войска из северо-западных фортов к июню следующего года; Соединенным Штатам предоставлено право навигации по Миссисипи до ее устья; согласована полная компенсация за задержанные американские суда. Американские суда допускаются в британские порты на взаимной тарифной основе. В свою очередь, Америка не допустит использования ее портов врагами
Британии. Американское правительство выплатит все законные частные долги его торговцев, скопившиеся до Войны за независимость.
        Джею не удалось добиться признания принципа свободы морей. Американские суда все еще могли перехватывать, обыскивать и захватывать любую часть их груза. Не согласились британцы прекратить насильственное включение американских моряков в ряды британского флота и возвратить рабов, угнанных во время войны.
        Значительная часть населения была недовольна. Республиканцы негодовали. Южане отвергли договор в целом. Гамильтона забросали камнями на публичном митинге в Нью-Йорке, когда он попытался защитить договор. Джон Адамс считал, что договор является шагом вперед. Однако в этот момент Великобритания захватила несколько американских судов, доставлявших продовольствие во Францию. Президент Вашингтон решил не подписывать договор. Он узнал, что государственный секретарь Рэндольф, настоятельно рекомендовавший ему не подписывать договор, уличен в секретных переговорах с французским посланником Фошэ с целью расстроить отношения между Соединенными Штатами и Англией.
        24 июня 1795 года сенат ратифицировал договор Джея. 18 августа президент Вашингтон подписал договор. Ликования по этому случаю не было. Абигейл иронизировала:
        - Джон несколько лет старался добиться такого договора и не преуспел. Ныне же по причине революции во Франции и войны осуждают Джона Джея, и его карьера подорвана из-за того, что он добился, по меньшей мере, половины того, чего мы желали. Нет более странного мира, чем мир политики.
        Преподобный Джон Шоу умер вскоре после отплытия Джонни и Томми в Англию. Бетси горевала, но через несколько месяцев вышла замуж за преподобного Стефана Пибоди, подтвердив тем самым поговорку Новой Англии: вдовство подобно боли в локте — острой и короткой.
        Во время поездки в Нью-Йорк Абигейл обратила внимание на скрытное поведение Чарли: лишь после возвращения в Куинси, когда закончилась сессия, рассматривавшая договор Джея, пришло известие, что Чарли женился на Салли Смит.
        Джон сорвался на крик:
        - Он едва успел стать адвокатом. Преждевременный брак помешает ему. Почему он не мог подождать, пока не упрочится его положение?
        Абигейл была рада видеть Чарли остепенившимся. Она мягко ответила:
        - Разве твое положение было прочным, когда ты женился на мне? Думаю, что нет, ведь я помню, как ты дрожал от страха в дни, предшествовавшие свадьбе. Разве в браке не должно быть чуточку авантюры? Джон, дай Чарли шанс. Ему двадцать пять лет, возраст достаточный, чтобы стать мужчиной.
        Джон смягчился.
        Он погрузился в чтение последних сообщений, поступивших из Парижа. Французы были близки к тому, о чем думал Джон Адамс: они создали два выборных законодательных органа, избравших Директорию из пяти членов в качестве исполнительной власти нации. Это был шаг вперед, соглашался Джон, но и серьезная ошибка.
        - Они обнаружат, что исполнительный орган, состоящий из многих членов, станет источником раскола, разъединения и гражданской войны.
        Директория вела дебаты и не управляла. Ее неумение создать действенную форму власти ввергла французов в непрерывные беспорядки. Это же явилось источником неприятностей для президента Соединенных Штатов.

13
        Президентские выборы 1796 года открыл сам президент Джордж Вашингтон. В начале года он информировал одного из секретарей, который доверительно передал известие Джону, что «торжественно решил прослужить только до конца нынешнего срока». На обеде миссис Вашингтон отвела Джона в сторону и намекнула, что ничто не убедит президента и ее саму служить третий срок. Вашингтон не желает публично сделать такое заявление или огласить его: впереди еще год, в течение которого он будет осуществлять исполнительную власть.
        Главными фрондерами были республиканцы. Они воспылали решимостью избрать Томаса Джефферсона президентом, наследующим Вашингтону. В качестве уступки Джону Адамсу, Новой Англии и федералистам они были готовы сохранить Адамса на посту вице-президента. Джон писал домой Абигейл:
        «Ты понимаешь последствия для меня и для тебя. Либо мы должны вступить на тропу испытаний, более тяжелых, чем когда-либо, либо удалимся в Куинси и до конца жизни останемся фермерами. По меньшей мере, я полон решимости не ходить под Джефферсоном и, как Вашингтон, не служить вообще. Я не боюсь уйти с общественной службы, но не допущу своего унижения, находясь на ней».
        Известие о намерении президента Вашингтона не баллотироваться на третий срок распространилось в политических кругах. Джон получал каждый вечер приглашения на обед и на обсуждение перспективы государства. Насколько он представлял себе, федералисты не намерены были изменить свою линию наследования. Джон Адамс оставался в их святцах вторым номером. Если Вашингтон уйдет в отставку, Джон Адамс поднимется наверх.
        Абигейл призналась себе самой, что ее тревожили письма Джона. Она не была настолько честолюбивой, чтобы стать «первой в Риме». Сердце подсказывало, что она не желает быть первой леди. Если бы дело зависело от ее личного мнения, она попросила бы Джона уйти в отставку.
        Она откровенно писала ему:
        «В такие важные моменты я не осмеливаюсь влиять на тебя. И должна молиться, что у тебя есть более высокий советник. Что касается должности вице-президента, то тут я могу высказать твердое мнение. Уходи в отставку. Я, на твоем месте, не согласилась бы стать вторым не при Вашингтоне».
        Очень скоро стало ясно, что предстоит острая предвыборная борьба. Сторонники Томаса Джефферсона будут настойчивыми. Договор, заключенный Томасом Пинкни с испанцами, был настолько выгодным для Соединенных Штатов в том, что касалось плавания по Миссисипи и определения оспаривавшихся до этого границ, что Пинкни также мог стать внушительным соперником, Джон все еще продолжал восхищаться Томасом Джефферсоном. Он признался Абигейл, что если Джефферсон будет избран президентом, а Джон Джей вице-президентом или в обратном порядке, то он мог бы удалиться на свою ферму уверенный за судьбу страны.
        Никто не мог рассчитывать на поддержку, какой пользовался президент Вашингтон. Абигейл имела представление о «хлыстах и скорпионах, шипах без роз», характеризовавших политическую жизнь. Она должна быть честной по отношению к мужу и поэтому написала ему, что ее расстраивает не только его роль как президента, но и собственная:
        «Я тревожусь по поводу той роли, которая выпадет на меня, хватит ли у меня терпения, осторожности, сдержанности столь же безупречно выполнить обязанности, как это делает почтенная леди, ныне выполняющая этот долг. Боюсь, что у меня нет. В качестве второй по положению мне удавалось, насколько я знаю, увиливать от осуждения… Должна сказать, я так привыкла к свободе чувств, что не сумею выстроить вокруг себя необходимую защиту. Неужто нужно обдумывать каждое слово, прежде чем его произнести, и принимать обет молчания, когда хочется говорить. Здесь, в далекой деревне, я живу, окруженная любовью соседей… и, предполагаю, не нуждаюсь в государственном блеске. Мне не завидуют, и я чувствую себя легко и спокойно, слабо соприкасаясь с миром».
        СпокойствиеАбигейл относилось лишь к ее собственному образу жизни, ибо в 1796 году случилась катастрофа с полковником Уильямом Смитом. Поворот к худшему был столь же неожиданным, как обвал прогнившей крыши в амбаре, и ситуация продолжала осложняться. Абигейл получила грустные письма дочери с пятнами слез на конвертах. Два судна полковника были захвачены, его инвестиции обернулись сплошными потерями. Его свояк Феликс де Сент-Илер, которому полковник Смит доверил половину своего состояния, оказался жуликом. Он сбежал с распиской полковника на сумму четыре с половиной тысячи долларов, успев предъявить ее банку до своего бегства. Банк востребовал бумаги, и оказалось, что у полковника Смита не было денег на счету. Его кредиторы, у которых он бездумно занимал, обрушились на него подобно библейской саранче и поглотили все видимое: незавершенный особняк — копия Маунт-Вернона, двадцать три акра фермы Ван Зандт, земельные участки в Манхэттене и на Лонг-Айленде.
        Полковник Смит и его семья лишились не только денег, но и уважения. Сокрушительным ударом для Нэб явилось не неожиданное обнищание, а публичное доказательство того, что ее муж — дутая величина, никудышный человек, короче говоря, болван.
        Первого июня в Союз вошел шестнадцатый штат — Теннесси, добавивший свой электорат к предстоящим выборам. Джон же занялся постройкой нового сарая, длиною почти пятьдесят метров, о котором мечтал последние семь лет. Таким образом, Абигейл получила возможность поставить в одно стойбище свое стадо коров и расширить выгодное производство молочных продуктов. Джон Адамс как бы показывал миру, что не нуждается и даже не желает занимать президентский пост; он готов вести жизнь фермера-джентльмена в Куинси.
        В середине сентября президент Вашингтон опубликовал в газете «Америкэн дейли адвартайзер» прощальное обращение к нации, уведомлявшее о том, что ей предстоят выборы нового президента. Он предупреждал народ о самой страшной опасности — разрушении единства. «Единство правительства, сделавшего вас единым народом, теперь также дорого и вам. Это именно так, ибо оно является главным столпом здания вашей подлинной независимости, опорой вашего спокойствия дома, окружающего вас мира, вашей безопасности, вашего процветания, вашей свободы, которую вы так высоко цените…»
        Томас Джефферсон и Аарон Бэрр от Нью-Йорка участвовали в выборах как кандидаты от республиканской партии. Джефферсон следовал той же тактике, что и Джон Адамс, но, вместо того чтобы возводить коровник, он старался нарастить стены своего дома в Монтичелло.
        Александр Гамильтон решил, что не будет гнаться за постом президента. Он хотел добиться устранения Джона Адамса из избирательной кампании и выбрать на пост президента подконтрольного ему человека. Съезд федералистов, состоявшийся летом 1796 года, думал иначе. Он выдвинул Джона Адамса кандидатом в президенты, а Томаса Пинкни кандидатом в вице-президенты. И все же избирателям предстояло продемонстрировать свое отношение к кандидатам, не предрешая распределение постов. Получившие наибольшее число голосов станут президентом и вице-президентом, даже если они принадлежат к различным партиям. План Гамильтона состоял в том, чтобы Пинкни набрал больше голосов, чем Адамс, и стал президентом. Такая стратегия могла отдать большинство голосов Джефферсону, и таким образом федералисты лишились бы власти.
        Гамильтону нравились рискованные интриги.
        Кампания в печати велась без каких-либо моральных или нравственных ограничений. Джефферсона обвиняли в отсутствии твердости и нравственной отваги, в том, что он дважды покидал ответственные посты: первый раз как губернатор Виргинии при наступлении британских войск, второй — как государственный секретарь. Утверждалось, что он атеист, человек без религии, а следовательно, и без Бога и поэтому не заслуживает доверия. Против Джона выдвигались обвинения, будто он хотел установить монархию в Америке и является врагом Французской революции и следовательно, врагом свободы всех народов; будто он аристократ, не верящий в равенство… его сильное центральное правительство лишит штаты остатков их суверенных прав…
        По всей стране распространялись пристрастно составленные памфлеты, расхваливавшие своего кандидата на одной странице и охаивающие его соперника на другой. Абигейл, ежедневно занимавшейся рутинной работой в новом коровнике, происходившее казалось гражданской войной в прессе.
        Не летели головы, не падал нож гильотины, американские тюрьмы не были переполнены политическими оппонентами, тем не менее в воздухе витала ненависть соседа к соседу. Абигейл решила, что бесполезно читать такую разрушительную по природе, неправедную полемику. Она подобна эпидемии желтой малярии в Филадельфии в 1793 году, которая не затихла, пока не наступили в ноябре холода. Когда эпидемия прошла, умершие были погребены, выздоровевшим разрешили посещать общественные места и время залечило раны. Абигейл надеялась, что так будет и на сей раз, ибо если раны не затянутся, республика падет, чего опасался Джон Адамс. Когда она высказала свои опасения Джону, тот мрачно ответил:
        - Ты единственная, кто сказал, что у нас нет выхода. Если бы две партии географически разделились: все федералисты сконцентрировались на Севере, а все республиканцы — на Юге, то тогда мы могли бы расколоться и стать двумя государствами. Однако каждый штат, каждое графство, каждый город имеют республиканцев и федералистов, живущих по соседству. И после выборов они останутся соседями.
        Сэмюел Адамс, унаследовавший пост губернатора Массачусетса после смерти Джона Хэнкока, а затем вновь переизбранный на этот пост, не только выступил против своего кузена Джона, но и стремился стать выборщиком-республиканцем, надеясь отдать свой голос Джефферсону.
        Казалось, что Бостон и бостонская «Кроникл» действительно служат источником самой злостной клеветы против Джона. Абигейл писала своим сыновьям в Европу, уверяя их, что от «Кроникл» нельзя ожидать правды, на ее страницах лишь фальшь и злословие…
        Недели и месяцы тянулись, словно волы по заболоченному полю. Абигейл и Джон почти не говорили о проходившей кампании, хотя и писали письма друзьям, пытаясь восстановить истину в тех случаях, когда нападки становились особенно язвительными. Из-за политических интриг Александра Гамильтона невозможно было предугадать итоги выборов. Если бы он поддерживал Джона Адамса, то никаких сомнений не существовало бы.
        Когда французский посол Адет принялся угрожать Соединенным Штатам войной, если президентом не будет избран Томас Джефферсон, казалось, что многие напуганные федералисты могли переметнуться на другую сторону. Абигейл и Джон получили от Сэмюела Отиса послание: он полагал, что Джон, видимо, пройдет большинством в три-четыре голоса выборщиков.
        Подошло время, когда Джону надо было ехать в Филадельфию и быть на месте в связи с созывом в первый понедельник декабря заседания сената.
        Они оказались перед дилеммой. Должна ли Абигейл сопровождать его? Погода была промозглой, дороги — отвратительными. Где они остановятся? Если Джон потерпит поражение, то тогда он поприсутствует на церемонии принесения присяги новым президентом и сразу же после этого возвратится домой. При таких обстоятельствах стоит ли ей предпринимать длительную тяжелую поездку и сидеть три сырых и холодных месяца в Филадельфии?
        А если Джон выиграет?
        - Мне хотелось бы видеть празднества, если ты выиграешь, мой дорогой. Парады, фейерверки. Мне хотелось бы дать прием, а затем государственный обед в честь президента и миссис Вашингтон. Мне хотелось бы пригласить Нэб с детьми в Филадельфию по этому случаю. Чарли и его жену… Не слишком ли я тщеславна?
        Напряжение последнего месяца кампании достигло апогея. Абигейл шокировало, что сторонники Джефферсона открыто носили французские кокарды. Джон, видимо, терял Пенсильванию в пользу Джефферсона из-за «наглого договора, который мы самоуверенно заключили с Великобританией». Очевидно, исход выборов зависел от того, на чью сторону склонится народ — Франции или Англии. Крикливая пресса не скрывала своего пристрастия; лишь немногие обвинения против двух ведущих кандидатов содержали что-то новое, однако постоянное повторение старого придавало видимость основательности.
        - Суждение почти каждого, — комментировала Абигейл своей сестре Мэри, — продиктовано фракцией.
        В отеле «Фрэнсис» в Филадельфии Джон Адамс оставался пассивным наблюдателем, а Томас Джефферсон продолжал жить в своем доме в Виргинии. В канун нового года к Абигейл зачастили визитеры с поздравлениями по случаю вероятной победы Джона. Выборщики провели заседания и проголосовали. Газеты сообщали, что голоса официально подсчитают в начале февраля, но результаты будут настолько близкими, что единственный голос может решить, кто станет президентом Соединенных Штатов: федералист Джон Адамс или республиканец Томас Джефферсон.
        Восьмого февраля 1797 года вице-президент Джон Адамс отправился на площадь Индепенденс, поднялся через Восточную комнату в палату сената на втором этаже здания Конгресс-Холл, прошел через со вкусом обставленную палату с ее столами и креслами из красного дерева. Он поднялся на возвышение, сел в мягкое кресло с высокой спинкой; служащий поправил за его спиной затенявшие свет жалюзи. Через мгновение Джон Адамс решительно опустил председательский молоток, ударив по подставке.
        Совместное заседание сената и палаты представителей открылось. Воцарилась полная тишина. Секретарь сената Сэмюел Отис приблизился к платформе с запечатанным металлическим ящиком. Внутри него лежали скрепленные сургучом конверты, по одному от каждого штата Союза. Вице-президент Джон Адамс, по обе стороны которого находились клерки, вскрывал конверты, извлекал из них листок бумаги и ясным твердым голосом зачитывал написанное. Напряженно слушавшие сенаторы и представители зашевелились, послышались вздохи, радостные восклицания.
        Выражение на лице Джона Адамса не менялось, он не выдавал своих эмоций: были ли голоса за него или против. Он действовал не спеша, отчетливо объявлял цифры, ожидал с олимпийским спокойствием окончательных итогов. Клерки проверили друг у друга подсчеты, затем повернулись к вице-президенту и с поклоном передали ему документы.
        Вице-президент встал, держа перед глазами окончательные результаты; теперь его рука слегка дрожала.
        - Новый президент Соединенных Штатов Джон Адамс, получивший семьдесят один голос выборщиков. Новый вице-президент Томас Джефферсон, получивший шестьдесят восемь голосов.
        Наступила тишина, затем члены Конгресса Соединенных Штатов поднялись и устроили овацию в честь своего председателя.
        В этот же самый момент 8 февраля Абигейл сидела за письменным столом Джона в его конторе в Куинси, перед ее глазами лежал листок с неофициальными итогами голосования. Она пришла к тем же результатам, которые объявил ее муж в зале Конгресса. Взяв перо, она написала:
        «Ярко воссияло солнце, отдавая почет твоему дню. В этот день ты сам объявил себя главой нации».
        Она медленно склонила свою голову на сложенные руки.
        «И ныне, о владыка, мой Бог, Ты сделал Твоего слугу правителем народа. Дай ему чуткое сердце, чтобы он мог осознать, как предстать перед нашим великим народом, чтобы он мог различать доброе и злое…»
        Абигейл вновь взяла в руки перо.
        «Мои мысли и размышления рядом с тобой, хотя меня нет на месте; и моя мольба к небесам, чтобы от твоих глаз не укрылись вещи, ведущие к миру. Мои ощущения — не гордость или хвастовство. Они освящены осознанием обязанностей… Чтобы ты мог осуществить их с честью для себя, со справедливостью и беспристрастностью для твоей страны и с удовлетворением для этого великого народа, пусть это будет ежедневной молитвой твоей
        А. А.»
        КНИГА ДЕВЯТАЯ
        ПОЦЕЛУЙ БОГА

1
        Заря была студеной. Солнце уже взошло, но еще не грело. Абигейл была в доме одна. Заворачиваясь плотнее в пуховик, она вспомнила, что наступил долгожданный день: в Филадельфии Джон готовится к решающему моменту передачи власти — к инаугурации, как стали называть газеты предстоящую 4 марта 1797 года церемонию. Джон Адамс отказался от кареты, запряженной шестеркой лошадей, в которой ехал президент Вашингтон к месту принесения присяги. К залу Конгресса его доставит собственная карета, запряженная двумя лошадьми; он наденет сюртук перламутрового цвета, специально сшитый по этому случаю, при кортике и кокарде. Присягнув, произнесет речь о том, что принимает на себя обязанности президента, и возвратится в гостиницу «Фрэнсис». Насколько ей известно, празднований не будет: ни приемов, ни чая, ни обеда, ни парада, ни фейерверка. Филадельфийские торговцы дали в амфитеатре «Рикеттс» прощальный обед в честь президента Вашингтона. Возможно, они пригласили Джона на правах гостя. Но не будет никакой акции, в которой второй президент Соединенных Штатов выступал бы в роли хозяина или же принимал приветствия как
новый руководитель американского народа. Не будет ни ликующей толпы, ни колоколов, ни веселых празднеств, как восемь лет назад, когда отмечали приезд генерала Вашингтона в Нью-Йорк в качестве первого президента.
        Джон будет совсем одиноким. Вернется в гостиницу, станет лечить свою простуду отваром ревеня и каломелью, по ее рекомендации, растопит в спальне камин, заберется в постель, чтобы написать письма и почитать на ночь, а затем попытается заснуть. Таков образ жизни Новой Англии.
        Следовало ли ей быть в Филадельфии рядом с мужем в этот праздничный день? Они не могли въехать в особняк президента, там все еще живет семья Вашингтона; но можно было бы поселиться в гостинице «Фрэнсис» и устроить там прием, угостить собравшихся ромовым пуншем и кексами.
        Мысленно возвращаясь в прошлое, Абигейл попыталась понять, почему она не в Филадельфии. Первая причина — временная близость выборов. В январе она получила неофициальное известие, что Джон Адамс станет президентом. Однако если голоса выборщиков от штата Вермонт будут исключены под формальными предлогами, то Джефферсон может выиграть выборы большинством в один голос. В феврале сенат Соединенных Штатов подсчитал голоса, но сведения о результатах дошли до нее в Куинси лишь через неделю.
        Следовало ли ей немедленно выехать? К концу месяца она могла бы добраться до Филадельфии. Но она еще не настроилась на переезд в Филадельфию на постоянное жительство. Погода была скверной, после суровой зимы дороги превратились в сплошные колдобины. Она не завершила заключение контрактов с Френчем и Бурреллом, работавшими на двух других фермах. Коттону Тафтсу нездоровилось, Питер уклонялся. Было некому доверить ферму в Писфидде.
        Одной из более серьезных сдерживавших ее причин было состояние особняка президента. Он обветшал, не выдержав еженедельного наплыва сотен гостей. Ковры вытерлись, обивка диванов истерлась, ножки стульев, кресел и столы были поцарапаны, обои в пятнах, посуда побита. Семья Вашингтона была вынуждена несколько раз менять посуду.
        Возвращаясь в Маунт-Вернон, Вашингтон забирал с собой немногие личные вещи, а остальные ставил на продажу с молотка. Необходимый ремонт, меблировка ложились на плечи Джона — его преемника. В любом случае президент и Конгресс должны переехать в Вашингтон-Сити к концу 1800 года.
        Чего ждут от вступающего в должность нового президента? Чтобы привести в надлежащее состояние особняк, потребуются тысячи долларов. Выложит ли Адамс деньги из собственного кармана, как это часто делал президент Вашингтон? По оценкам Абигейл, пришлось бы израсходовать около десяти — двадцати тысяч долларов, чтобы резиденция была красивой, достойной уровня президента. Для этого им пришлось бы продать большую часть семейной собственности. Но если они вложат свои средства в здание, которое придется покинуть через три года, то останется лишь ограниченный резерв для оплаты расходов, связанных с должностью президента: ведь надо выплатить три тысячи в год за аренду дома, к этому добавляются стоимость новой кареты и лошадей для участия в государственных церемониях, плата прислуге, секретарям, содержание управления главного исполнительного лица. Проведение приемов. Нужны значительнее личные средства для продолжения красивой традиции, заложенной Джорджем и Мартой Вашингтон.
        Джон Адамс не счел нужным сказать своей жене, что они не могут въехать в особняк президента на таких условиях, но в подробных письмах просил проявить терпение, подождать решения Конгресса, выдержать вынужденную разлуку. Если Конгресс не проявит заботы о доме президента, семья Адамс не въедет в него. Не поселится она и в меньшем по размеру доме, ибо это явилось бы ударом по престижу института президентства. Джон останется в гостинице, Абигейл — в Писфилде, найдет себе помощников на время весенних полевых работ, позаботится о своей молочной ферме и остальной собственности, а Джон будет трудиться в интересах нации. Старый состав Конгресса распускается после инаугурации, а новый соберется лишь следующей зимой. Джон приедет домой в июне, поможет семье убрать урожай и будет выполнять президентские обязанности в своей библиотеке.
        Это было разумное решение.
        Абигейл встала, прошла в соседнюю комнату, где хранились ее платья, Пробила тонкую корочку льда, образовавшуюся в умывальнике, умылась и расчесала свои волосы перед зеркалом. Увидев свое лицо в зеркале, она поняла, что оно отличалось от того, какое рассматривала в пасторском доме в Уэймауте. В семнадцать лет черты лица были правильными: высокий, красивых очертаний лоб сочетался с выпуклыми скулами, с нежным овалом нижней части лица и выразительным подбородком. Ныне же на ее лице была печать тридцати пяти минувших лет, губы стали Уже, щеки впали, подчеркивая величину носа.
        Вот, подумала она не без издевки, лицо «работяги». Именно так одна балтиморская газета оценила Джона Адамса. Он дал ей свое определение: «Работяга — это крепкая, выносливая, трудолюбивая коренастая лошадка, что упрямо работает и довольствуется малым. Очень полезна своему хозяину при скромных расходах». «Такое описание подходит нам обоим», — подумала она про себя.
        Абигейл уложила несколько локонов на лоб, надела теплое платье, грубые сапоги, набросила на голову шерстяную шаль и отправилась по снегу к дому Питера навестить мать Джона и поздравить ее.
        Миссис Холл облачилась в свое лучшее темно-синее платье с кружевным воротником и манжетами, ее голову украшал кружевной капор. Оставалась всего одна неделя до ее восьмидесятивосьмилетия, но ее походка была по-прежнему упругой, а морщинистое лицо расплывалось в улыбке.
        - Мама, ты знаешь, что стала второй американской женщиной — матерью президента?
        - Это кровь Бойлстонов. Она всегда устремляется вверх! Корни Джона были ближе к моей стороне.
        - Отдохни, сегодня в полдень тебе придется прийти на чай с леди нашего города.
        В полдень, когда в Филадельфии Джон приносил присягу, Абигейл сидела в его библиотеке, переплетя пальцы рук на коленях. Еще не пробудившаяся от зимней спячки окрестность хранила тишину. Она радовалась тому, что завершилась кампания, каждый шаг в которой был отвратителен, что Джон выиграл… а это было так важно для его самолюбия. Обвинения с обеих сторон носили оскорбительный характер. Она должна была признать справедливости ради, что больше всех пришлось страдать Томасу Джефферсону. Республиканцы приняли поражение с достоинством, помогали в подготовке передачи власти.
        В стороне от политики («Как может жена Джона Адамса отодвинуть политику в сторону?» — спрашивала она себя с усмешкой) три месяца разлуки прошли спокойно. Абигейл жила как бы в подвешенном состоянии, без тревог и внешнего давления; вставала поздно, проводила время за чаем со своей сестрой Мэри или друзьями-соседями. Луиза приносила ей в гостиную поднос с легким ужином, который она съедала перед горящим камином, затем рано ложилась спать с «девственницей» грелкой, наполненной кипящей водой и обернутой фланелью, которая была «компаньонкой» Джона, когда он спал в одиночестве. Немного почитав перед сном, Абигейл быстро засыпала.
        После почти трех лет службы в Гааге Джон Куинси был назначен президентом Вашингтоном на пост полномочного посланника в Португалии с двойным окладом. Он готовился к поездке в Лондон, где должен был жениться на Луизе Джонсон. Джон Куинси начал ухаживать за Луизой осенью 1795 года, когда его послали в Лондон для участия в обмене ратификационными грамотами по «договору Джея». Все говорило за то, что Луиза станет превосходной женой. Томми изучал французский язык и наслаждался своим европейским опытом, работая в качестве секретаря Джона. Клиентура Чарли в Нью-Йорке умножалась.
        Но сегодня в полдень Абигейл станет женой президента Союза Американских Штатов. Скоро ей предложат занять место Марты Вашингтон, стать «первой в Риме».

2
        Филадельфийское общество и члены правительства настаивали, чтобы президент Адамс поселился в президентском особняке. Выехав 9 марта из этого дома, Вашингтон оставил старую мебель, достаточную для «холостяцкого зала» — пары комнат, служивших Джону офисом и спальней. В интервале между отъездом Вашингтона и приездом Джона 21 марта дом оказался на попечении прислуги. Джон писал не без душевной боли:
        «Вчера я впервые ночевал в нашем новом доме. Что за зрелище! Нет кресла, в котором можно было бы сидеть. Кровать и постельное белье в жалком состоянии. Дом был притоном неслыханных скандальных пьянок и разврата слуг».
        У Абигейл тоже были свои неприятности. Вторично приходил сборщик налогов, пытаясь получить от нее двести одиннадцать долларов.
        - Я не могу заплатить, — сказала она, — выплачу в течение месяца.
        - Если вы не можете, миссис президент, то кто может?
        Абигейл поднялась, подошла к письменному столу Джона. На нем лежала банкнота в один доллар — вся ее наличность.
        Она заняла четыреста долларов у друга, генерала Линкольна, дав ему расписку. Работавший на старой ферме Адамсов мистер Френч требовал, чтобы Абигейл купила ему подстилку для вола. Буррелл отказывался засеять недавно приобретенную Адамсами ферму Тейер, если она не даст ему пару волов и телегу… Абигейл спрашивала себя, неужели у Джона такие же трудности с обеспечением ведомств? Он писал: «Мои расходы так велики, что моя первая зарплата за квартал не покроет и половины».
        Их планы приобрели особое значение, когда президент Адамс заявил, что вновь избранный Конгресс должен собраться в мае, чтобы «обсудить и определить меры, которые, по мнению членов Конгресса, отвечают безопасности и благосостоянию Соединенных Штатов». Причина объявления президентом чрезвычайного положения вызывалась реальной угрозой войны с Францией, которая отказалась принять американского посланника Чарлза Котсуорта Пинкни, оскорбила его и грозила арестовать, а также захватывала американские суда в Вест-Индии. Джон считал, что Конгресс обязан разделить с ним ответственность в решении деликатного вопроса. Таким образом, отпала возможность его возвращения на ферму летом; была опасность, что он задержится в Филадельфии на весь год.
        Уходивший в отставку Конгресс в последний день перед инаугурацией ассигновал четырнадцать тысяч долларов на ремонт и меблировку дома президента. Это позволило Джону приобрести новую мебель. Миссис Отис, жена секретаря сената, долгое время занимавшего этот пост, отобрала основной комплект обеденной посуды, изделий из стекла, столового белья, кухонного оборудования.
        Джон писал:
        «Необходимо сделать столько, чтобы обставить дом, и мне в этом деле требуется твой совет, да и во многих других делах, негоже, что мы живем в разлуке, поэтому я прошу тебя приехать в карете с Луизой, миссис Брислер и ее детьми. Ты должна арендовать четыре лошади в Бостоне и кучера на выгодных условиях, чтобы добраться сюда… Чувствую себя неважно, сильная простуда и кашель мучают меня, когда и без этого много забот».
        Ей никогда не приходило на ум подвергать сомнению его жалобы.
        Как решать многочисленные задачи по дому и фермам, которые он переложил на нее, с судебным делом, которое она вынуждена возбудить против семьи Найтингейл, вырубившей без разрешения несколько полос принадлежащего Адамсам леса? Ей предстояло покрасить карету, нанять несколько надежных молодых девушек по соседству и взять их с собой, поскольку филадельфийская прислуга занимается «грабежом», разрешить проблемы Эстер Брислер, с тем чтобы та могла приехать в Филадельфию с детьми, продать возможно больше скота за наличные, оставить на каждой ферме работающих арендаторов, отдать дом в аренду надежной семье, которая заботилась бы о его состоянии, поселить Биллингса у брата Питера, обеспечить уход за матерью…
        Ожидать помощи неоткуда, и ей пришлось вновь обратиться к дядюшке-кузену Коттону. Худой, поседевший, с очками на носу, Коттон выглядел учителем-патриархом. Через несколько недель ему стукнет шестьдесят пять, он страдал от ноющей боли в груди, но его энергия оставалась неиссякаемой. Семь лет назад он женился на Сюзанне Уорнер и шесть лет занимал пост председателя медицинского общества Массачусетса, создания которого он так долго добивался. Ко всеобщему удивлению, он проявил такую же проницательность в выгодном вложении капитала, как и распространении медицинских знаний.
        - Кузен Коттон, я не знаю чью-либо собственность, в такой степени непродуктивную, как наша. Думаю, что она не приносит даже один процент дохода в год. Однако я тешу себя надеждой, что, если бы доктор Тафтс и его супруга управляли нашими делами, они сделали бы хозяйство более прибыльным. Прежде всего, я никогда не жаждала владеть такой большой площадью, не культивируя ее. На деньги от продажи неиспользуемых земельных участков можно было бы купить ценные бумаги, которые даже при низком проценте без особых забот давали бы больше, чем земля. Но мне не везло с этими идеями, поскольку я расходилась с мужем, убежденным, что богатеет лишь тогда, когда вкладывает средства в земельные угодья.
        Коттон сдвинул вниз очки и сказал с волнением:
        - Пусть это будет нашим секретом: полагаю, что твой муж лучше ведет дела как президент Соединенных Штатов, чем как бизнесмен на своей ферме.
        - Он будет хорошим президентом. Управление государством — его профессия.
        Абигейл изложила Коттону сложность стоящих перед нею проблем. Как она сможет их решить и быстрее отправиться в Филадельфию?
        - Не сумеешь. Нужно время. Но давай разделим задачи. Кузен Уильям Смит лучше всех обеспечит покраску кареты в Бостоне и найдет кучера с лошадьми. Ты не можешь купить сейчас ферму Кранча, хотя она рядом с твоей и Кранч отчаянно хочет ее продать. Я знаю бездетную пару по фамилии Портер, которая будет ухаживать за домом и садом так же старательно, как ты сама; я должен лишь помочь им сдать в аренду их собственное маленькое хозяйство…
        Они просмотрели весь список. На скот был малый спрос или его вообще не было. Они купят вола для фермы Тейер и завершат кладку стены, чтобы держать стадо на пастбище; приобретут пару волов для Френча на старой ферме Адамсов. Из девятнадцати дойных коров Абигейл хотела продать пять. Умелое производство и продажа молочных продуктов от остающихся четырнадцати позволят закончить год со счетом за корм в размере двухсот долларов.
        - Я засею луга кормовой травой, — заверил ее Коттон. — Если тебе нужны наличные средства, скажи сколько. Поезжай в Филадельфию и помоги президенту управлять нашей страной.
        Джон прислал Абигейл шестьсот долларов. Она отдала двести своему кузену Уильяму в уплату за подготовку кареты; выплатила жалованье наемным работникам, купила необходимые сельскохозяйственные орудия и семена, подписала контракт на возведение каменной ограды. Она подыскивала трех-четырех энергичных девушек в качестве домашней прислуги. Эстер Брислер отказывалась тронуться с места, если за ней не приедет муж.
        Неожиданная смена погоды и снежный буран уложили миссис Холл в постель.
        - Мы поставим тебя на ноги, мама, ты не успеешь даже заметить как быстро, — сказала Абигейл, проведя ночь у изголовья больной.
        Миссис Холл неподвижно лежала в постели.
        - Теперь, когда ты оставляешь меня, дитя, я готовлюсь к смерти.
        Пожатие ее руки было почти неощутимым. Ее голова откинулась к стене.
        Через четыре дня доктор Фиппс констатировал смерть. Абигейл похоронила ее на старом кладбище рядом с Джоном Адамсом-старшим. Джон так и не примирился с ее вторым браком с мистером Холлом, и ее похоронили как Сюзанну Бойлстон Адамс, забыв о ее втором замужестве.
        Через два дня вторая дочь Билли, жившая в доме семьи Кранч, угасла от туберкулеза. Луиза ухаживала за ней несколько недель. Абигейл вновь пришлось заниматься похоронами.
        Джон послал Брислера на почтовых, чтобы тот перевез свою семью в Филадельфию. Кузен Уильям Смит вызвался сопровождать группу Абигейл до Нью-Йорка по пути вФиладельфию.
        - Я не овечка, Уильям, — сказала с благодарностью Абигейл, — а скорее бумажный змей с длинным хвостом.
        Хвост действительно был длинным — тринадцать человек. Уильям, Брислер и Джеймс ехали верхом, Абигейл — в карете с Луизой, Эстер, три молодые девушки из Куинси менялись местами с детьми Брислера на сиденье кучера.
        Дорога была мучительной, дожди оголили булыжник. Однако изумрудные весенние поля, лиственные кружева берез и кленов при переезде через Массачусетс к Спрингфилду, а затем к Хартфорду и Нью-Хейвену ласкали глаз. Каждый вечер кузен Уильям арендовал комнаты на постоялых дворах, заказывал еду, держал в строгом порядке счета. Абигейл решила остановиться по пути на короткое время на ферме Нэб в Истчестере, отправив остальную часть группы в Филадельфию, и посетить Чарлза в Нью-Йорке.
        Прошло два года, как она не видела свою дочь и внучат. От финансового краха год назад полковнику Смиту удалось спасти лишь эту небольшую ферму и скромный домик в двадцати милях от Нью-Йорка, по описанию Нэб, совершенно изолированные — ближайшие соседи находились на расстоянии нескольких миль. У Абигейл были свои планы. Она не могла просить Джона предоставить полковнику важный пост в правительстве и решила забрать в Филадельфию всю семью, разместить ее в доме президента, как это было семь лет назад в Ричмонд-Хилле. Полковник Смит встретится там с обществом и получит возможность проявить свои способности.
        Нэб открыла дверь уединенного сельского домика. Она погрузнела в плечах и бедрах, ее глаза отекли. К двери подбежали сгоравшие от любопытства Уильям Штейбен десяти лет, Джон Адамс восьми с половиной лет и двухлетняя Каролина. Абигейл поцеловала детей, а затем прошла в скромную гостиную.
        - Где полковник?
        - В отъезде.
        - В отъезде! Куда уехал?
        - На свои земельные участки. Он уехал две недели назад.
        - Я и не знала, что у него сохранились земельные участки.
        - Он поехал со своим братом Джустусом, который владеет участками в долине Ченанго. Уильям надеется купить там землю.
        - Я так хотела поговорить с ним.
        Нэб бросила на мать суровый взгляд. Она не намерена обсуждать полковника и критиковать его пусть даже намеками.
        Абигейл провела два дня в одиноком домике. На ферме работала нанятая семья, но своим натренированным глазом Абигейл заметила ее неопытность. Ферма обеспечивала Нэб и детей пищей и топливом, ничем больше. Дочурка Нэб была подобна лучу солнца в сумрачном сельском домике. Мальчики не получали никакого образования.
        Абигейл чувствовала себя подавленной. Она должна вытащить отсюда Нэб. Но она не может пригласить ее в Филадельфию без согласия полковника.
        - Когда полковник Уильямс возвратится, вы навестите нас в Филадельфии? К этому времени мы подготовим дополнительные спальни.
        - Мне хотелось бы приехать, мама.
        Затем Абигейл навестила Чарлза, Салли и их дочь, названную Сюзанной Бойлстон в честь матери Джона. Семья Чарлза жила в новом доме на Фронт-стрит, стоящем так близко к реке, что перед окнами позади дома высился лес корабельных мачт. Через окна проникал шум, присущий порту, и Абигейл казалось: дом вот-вот снимется с якоря и поднимет паруса.
        Комнаты были просторными, а контора Чарлза, уставленная полками с книгами, весь день была заполнена клиентами. Выполняя требования отца жить экономно, Чарли сдал в аренду половину дома. Салли была доброй и благоразумной женой. Посланник Джон Куинси переводил часть своего жалованья брату Чарлзу, чтобы тот вкладывал капитал в надежные дела.
        - Надеюсь, ты осторожен с деньгами Джонни, — сказала Абигейл. — Ему потребуются средства, когда он возвратится домой и вновь займется адвокатской практикой.
        Чарлз отвел глаза в сторону. Абигейл заметила темные полукружия под ними.
        - Чарли, ты слишком много работаешь?
        - Нет, ма, просто плохо сплю.
        Они были вдвоем в его кабинете, через открытое окно доносился скрип блоков и лебедок, поднимавших на борт грузы, другие звуки порта.
        - Что тревожит тебя, Чарли?
        - Ничего, ма…
        Джон предлагал выслать лошадей, чтобы встретить ее карету у Паулюс-Хук на правом берегу Гудзона, но Брислер отыскал упряжку за разумную цену, и, поскольку Джон переслал ей деньги в дом Чарли, она решила, что следует довериться кучеру, привыкшему к своим лошадям. Оказалось, это было мудрым решением: дилижансы, проезжавшие под проливным дождем, проложили в глинистой почве глубокие, наполненные жидкой грязью колеи.
        Проехав Трентон, отстоящий от Филадельфии на двадцать пять миль, Абигейл увидела карету Джона и упряжку, преграждавшую дорогу.
        Президент Джон Адамс ожидал ее, его лицо осветила широкая теплая улыбка.
        Это была одна из самых счастливых встреч. Джон приказал кучеру кареты, в которой ехала Абигейл, возглавить кавалькаду, а сам с женой сел в комфортабельную президентскую карету. Они крепко обнялись, поцеловались, обменялись нежными словами, забыв о разлуке. В Бристоле, на постоялом дворе, из окна которого открывался вид на реку Делавэр, они не торопясь пообедали. После обеда Абигейл рассказала Джону о положении на ферме, о молитве, прочитанной на похоронах его матери, о состоянии Нэб, страдающей в Истчестере от одиночества.
        Джон, в свою очередь, поведал о своих делах. Он решил не посылать Джона Куинси в Португалию, а отправить его посланником в Пруссию, с которой благодаря первоначально заключенному им, Джоном, договору с королем Фридрихом II Соединенные Штаты развивали выгодную торговлю. Для Джонни это не будет повышением в ранге, просто он сможет выполнять более важную работу. Абигейл и Джон радовались предстоящему браку Джонни с Луизой Джонсон. В данный момент Джошуа Джонсон служил консулом Соединенных Штатов в Лондоне и ждал лишь свадьбы своей дочери с Джоном Куинси, чтобы вернуться домой. Хорошо, что Джонни женится перед тем, как обосноваться в далеком Берлине, куда отваживаются ездить лишь немногие американцы.
        - Ну а как с работой на посту президента, Джон? Каковы твои внутренние ощущения?
        Столовая постоялого двора опустела. Джон наклонился к столу и доверительным голосом, предназначенным только для нее, сказал:
        - Куча проблем. Тысячи писем с просьбой предоставить работу. Республиканцы критикуют мою инаугурационную речь, особенно ту ее часть, где я настаивал, что мы должны проявить твердость в отношении Франции. Бенджамин Бах хвалил мою речь в «Авроре», но предпринимает невероятно яростные атаки против всего, что я говорю или делаю.
        Бах обвинил президента Вашингтона, что тот расшатал принципы республиканизма, утверждая, будто он — «человек, являющийся источником бедствий для нашей страны… не обладает более правом умножать зло, обрушивающееся на Соединенные Штаты». Адамсы не ожидали, что он проявит к ним иные чувства.
        - Но, разумеется, никто не прислушивается к его словам, — сказала Абигейл, повысив тон.
        - Никто, кроме республиканцев, — ответил Джон с грустной улыбкой. — Ты знаешь, каким ударом явился отказ Франции принять нашего посланника? Я хотел послать вице-президента Джефферсона или его друга, бывшего конгрессмена Джеймса Мэдисона, во Францию. Оба отклонили предложение.
        Томас Джефферсон держался в стороне. Он возражал против твердой позиции, занятой Джоном в инаугурационной речи в отношении Франции, и явно не считал политически выгодным ассоциировать свою партию с администрацией.
        - Значит ли это, что мы не сможем дружить с ним? — спросила в отчаянии Абигейл.
        - Разумеется, ему будут рады в президентском доме, как в Отейле. Но я полагаю, что мы будем редко консультироваться друг с другом.
        Абигейл воспользовалась моментом, чтобы узнать, каких секретарей-министров Джон унаследовал от администрации Вашингтона. Это были государственный секретарь Пикеринг, казначей Уолкотт, военный министр Макгенри. Джон не требовал их отставки, а они не просили ее, хотя было известно, что те получили свои посты благодаря влиянию Гамильтона.
        - Разве они перестали быть ставленниками Гамильтона? — спросила она. — Они часто противостоят тебе. Сомневаюсь в их искренности.
        - Они могут честно не соглашаться. Для исполнительного лица неплохо иметь в своем окружении людей, которые могут сказать «нет».
        Пикеринг был лишен юмора, рубил с плеча, ему не нравилась семья Адамс, хотя он сам был родом из Массачусетса. Уолкотт редко выражал мысль, которая не исходила бы из конторы Гамильтона в Нью-Йорке. Макгенри не блистал компетентностью, он получил должность после того, как четыре других претендента сказали «нет» президенту Вашингтону. Прокурор Чарлз Ли был совершенно независимым.
        - Не кажется ли тебе более разумным иметь своих собственных ставленников во главе департаментов? — спросила Абигейл. — У тебя было бы меньше трудностей с Конгрессом.
        Джон прикусил мундштук трубки.
        - Эти люди обладают опытом, они создают у общественности ощущение преемственности правительства. Лучшие умы не хотят приезжать в Филадельфию и выносить публичные нападки и оскорбления. Я в состоянии контролировать тех, кого имею. Они не причиняют мне вреда.
        Самой большой проблемой для Джона была растущая изоляция от окружающего мира. Он не мог даже сказать, какую позицию занимают его друзья-федералисты по важным вопросам.
        - Президент не может никому довериться. Можешь ли ты представить себе, каково жить в окружении множества людей и не иметь возможности раскрыть свою душу ни одному? Сейчас, находясь на таком отчужденном посту, как пост президента, я нуждаюсь в тебе как никогда.

3
        Когда после полудня они подъехали к особняку президента, солнце сияло через новые занавески в окна первого этажа. Джон застелил прихожую и лестницу ковром Уилтона с восточным рисунком, ковер мягко пружинил под ногами. Для небольшой столовой Джон приобрел овальный стол и стулья местного производства. В государственной столовой сохранился длинный стол с закругленными краями и приподнятой центральной частью — «плато», на котором семья Вашингтон выставляла фарфоровые фигурки.
        Абигейл, поспешно минуя комнату экономки и кухню, вбежала наверх. Государственная гостиная, просторная комната, увешанная зеркалами, с мраморным камином и большой люстрой, с дюжиной темно-красных кресел и диванов, с занавесями из дамаста, даже в условиях, когда не все было приведено в порядок, выглядела красивой. В меньшей гостиной, выходившей на Маркет-стрит, по фасаду дома Джон повторил цветовую гамму гостиной ее матери в Уэймауте. Окна были украшены бледно-желтыми сатиновыми занавесками, пол закрыт толстым брюссельским ковром, на белом фоне которого выделялись зеленые листья и лимонно-желтые цветы. В углу около камина стоял диван, обтянутый дамастом желтого цвета, а сиденья стульев — зеленой выпуклой тканью.
        Абигейл застыла на месте, поглощенная мыслями о своих родителях. Как они гордились бы успехами Джона и честью, оказанной ему страной. Она была тронута вниманием, какое проявил Джон к памяти ее матери.
        Джон отвел две комнаты в конце длинного коридора под свои служебные помещения. Для посетителей был открыт отдельный вход. В супружеской спальне стояла просторная кровать под балдахином, изготовленная в Новой Англии, по углам спальни — старые виргинские шкафы для личной одежды, а ближе к кровати — ночные столики с лампами и книгами, как в их брачной комнате в Брейнтри. Джон провел Абигейл через центральную дверь в отведенную ей часть дома, которую миссис Отис обставила письменным столиком, книжным шкафом, удобным креслом, туалетным трюмо и бельевым комодом, достаточно большим, чтобы повесить длинные вечерние платья. Вверху, на третьем этаже Луиза заняла небольшую комнату, ее генерал Вашингтон использовал как частный кабинет; рядом разместилась семья Брислер, а далее секретарь Джона Малькольм. Четвертый этаж состоял из крохотных комнат для девушек, которых Абигейл привезла из Куинси, повара и другой прислуги. Абигейл поздравила Джона с прекрасной меблировкой дома.
        - Я и миссис Отис знаем твой вкус. Мы ожидали, что тебе понравится.
        Абигейл просыпалась ровно в пять часов утра, набрасывала на себя халат, шла в просторный кабинет Джона, три окна которого выходили на юг, а одно — на восток, где лучи восходящего солнца ласкали ее своим светом и теплом. В это спокойное время она обдумывала распорядок дня, писала письма детям, намечала список приглашенных, составляла меню, читала письма политических друзей и изучала по поручению Джона памятные записки, врученные ему чиновниками.
        Здесь же в тихое раннее утро она прочитывала сообщения о событиях во Франции, явно склонявшейся к мысли о мировом господстве, о доминировании над Англией и Соединенными Штатами. В семь часов к ней присоединялся Джон, принявший ванну в комнате рядом с кухней. Вместе с ним появлялся Брислер с кофе и стопкой бумаг.
        В восемь часов в столовой на первом этаже подавался завтрак. В нем принимала участие Луиза. Молодой Сэмюел Малькольм, стажировавшийся в Нью-Йорке у Чарлза до того, как стать секретарем Джона, приходил к ним, чтобы получить согласие на порядок встреч, намеченных на день. Выпить кофе приходили давние друзья. Разговоры за завтраком касались в основном политики. Учитывая обвинения в адрес Джона, будто он монархист и аристократ, он стремился представить резиденцию президента как образец демократии.
        Для Абигейл такая демократия означала наполненное заботами существование.
        До одиннадцати часов она работала за письменным столом, сверяя счета, улаживала конфликты между служанками. В одиннадцать часов одевалась. С полудня и до двух часов, а иногда и до четырех она принимала посетителей. Осенью Джон разрешил ей принимать посетителей в гостиной, которую прежде использовала Марта Вашингтон, но вот позавчера были приглашены тридцать две леди и примерно столько же джентльменов. Сегодня придут с женами иностранные посланники, а также государственный секретарь, казначей и военный министр. В ближайшие дни она должна пригласить на обед весь сенат и палату представителей. Сотни людей просили разрешения навестить президента, и все были уверены, что встретят радушный прием. Ей полагалось вставать, приветствуя каждого визитера словами: «Вы приехали сегодня из Парижа?», «Вы все еще живете в вашем доме на площади Гровенор?». Уверять, что они увидят президента, предлагать лимонад и кексы.
        Каждый вечер после приемов или обедов Абигейл была обязана разъезжать по городу, отвечая на визиты или же оставляя визитные карточки. Это следовало делать, если она хотела, чтобы филадельфийское изысканное общество относилось к ней приветливо.
        С обязанностями супруги президента она справлялась более успешно, чем ожидала; но радушие Джона явилось для нее неожиданностью. Когда принимал генерал Вашингтон, — а он принимал мужчин только в столовой для официальных обедов, — оттуда выносили все стулья. Президент стоял перед камином, одетый в черный бархатный сюртук, его волосы были причесаны и напудрены. Вашингтон был при сабле с красиво выкованной рукоятью. Секретарь называл имя посетителя. Президент встречал гостя величественным наклоном головы и держал руки таким образом, что визитеру не приходилось ожидать пожатия.
        Приемы не были формальными. Джон обычно надевал простой серый или черный костюм, белую сорочку с оборками. Он пожимал руку каждому посетителю, беседовал о доме, семье, местной политике, тонкостях национальных проблем. Такое поведение президента Адамса раздражало его противников-республиканцев в сенате и в палате представителей. В маленькой гостиной для неофициальных приемов Абигейл старалась оказывать чуть больше внимания женам конгрессменов-республиканцев. Джон реагировал на это усмешкой.
        - Эти республиканские мужья столкнутся с трудностями, осуждая меня перед очарованными тобой женами.
        Президент Адамс не имел сравнимого успеха с тем, что делала она в работе с законодателями, когда ему нужна была их поддержка. Вскоре после приезда Абигейл он приступил к составлению обращения к специальной сессии Конгресса. Обращение касалось отказа Франции принять предложенного президентом Вашингтоном посланника:
        «Мне доставляет самое большое удовлетворение иметь возможность поздравить вас с восстановлением мира между европейскими государствами, вражда между которыми угрожала нашему спокойствию… В то время как другие государства переживают несчастья, вызванные войной, или мучаются в конвульсиях внутреннего раскола, Соединенные Штаты являют собой приятную перспективу нации, управляемой мягкими и справедливыми законами… основанными на разуме и покоящимися на единственно прочном основании — приверженности народа…
        Права посольства хорошо известны, и они установлены законом и обычаями наций. Отказ Франции принять нашего посланника является в таком случае нарушением права… отказ принять его, если мы не уступим беспрекословно их требованиям… означает отношение к ним как к не союзникам, не друзьям, не суверенному государству».
        Джон призывал к строительству сильного военно-морского флота; к пересмотру законов об «организации, вооружении и дисциплинировании милиции» и к финансированию посредством прямых налогов в интересах обеспечения безопасности страны. «Не должно быть места сомнениям, поддержит ли народ Соединенных Штатов правительство, установленное с его добровольного согласия и назначенное согласно его свободному выбору…»
        Казалось, что основная задача администрации Джона Адамса в том, чтобы удерживать Соединенные Штаты в стороне от европейских конфликтов, союзов и войн, обеспечить защиту своих судов в открытом море. Внутренние вопросы, касавшиеся штатов и их частных интересов, потонули в потоке взаимных обвинений, какими обменивались сторонники Англии и сторонники Франции, Официальный ответ сената и палаты представителей на обращение Джона Адамса был вроде сердечным, но обе палаты потратили уйму времени, а затем отклонили большинство его просьб.
        Джон Адамс хотел укрепить мощь Америки. Вице-президент Томас Джефферсон в роли лидера оппозиционной партии утверждал, что предлагаемое президентом Адамсом законодательство озлобит Францию и приведет к войне. Конгресс не пожелал поддержать требование Джона об организации артиллерии, кавалерии и более сплоченной милиции. Джон смог добиться всего лишь права ассигновать восемьсот тысяч долларов на цели обороны и просить губернаторов нескольких штатов вооружить и держать наготове милицию численностью восемь тысяч человек. Ему также удалось добиться направления во Францию трех комиссаров для заключения договора: Чарлза Котсуорта Пинкни, возглавившего посольство в Голландии после некрасивого отказа Франции принять его, Фрэнсиса Дана, отклонившего предложение и замененного Элбриджем Джерри, и Джона Маршалла, виргинского адвоката, справедливого и уважаемого, которого называли наиболее организованным умом в стране.
        - Эти три человека должны заменить армию, в которой мне было отказано, — признался Джон Абигейл.
        В качестве подарка от миссис Копли из Англии был доставлен красивый портрет Джона Куинси. Джонни был изображен с длинными волосами, высоким лбом патриция и лучистыми глазами, с профилем римского сенатора, выражающим решительность подбородком. Абигейл повесила портрет в малой гостиной.
        - С портрета так и пышет подлинный характер Джонни, — прошептала она.
        - Он свидетельствует также, что наш сын необычно красивый чертяка, — ответил Джон. — Он так похож на тебя той поры, когда я влюбился в тебя.
        - Неужели я была такой красивой?
        - Да, дорогая, была. И остаешься.
        - Мистер президент, это самая милая прокламация, изданная вами сегодня.
        Кульминацией светских мероприятий Абигейл явились празднования 4 июля юбилея Декларации независимости. Джон Вашингтон ввел в обычай приглашать губернатора Пенсильвании и должностных лиц штата, членов городского совета Филадельфии, глав деловых фирм и общественных деятелей, иностранных дипломатов, секретарей с женами.
        - К которым я добавлю членов Конгресса и их жен, — сказала Джону Абигейл. — Это на сто пятьдесят человек больше. Мы поставим в саду и в доме длинные столы. Марта Вашингтон заказывала двести порций кекса, два бочонка вина, не говоря уже о виски. Этот день обходился семье Вашингтона в пятьсот долларов; нам обойдется значительно дороже.
        Джон присвистнул:
        - А в прошлом месяце хозяин дома поднял стоимость аренды вдвое по сравнению с той, что платил Вашингтон.
        - Поскольку нам не разрешается просить у Бога деньги, я сведу свои молитвы к просьбе, чтобы четвертое июля было прохладным, — усмехнулась Абигейл.
        Контролер казначейства прислал тысячу долларов выплаты, задержанной Джону за годы пребывания на посту вице-президента; и прием 4 июля прошел четко, без накладок. Абигейл оделась в белое атласное платье, зачесала локоны на лоб, надела драгоценности, купленные ею для первого приема у королевы Шарлотты в Лондоне, — пару жемчужных заколок для волос, жемчужные ожерелья и серьги. Джон надел сюртук, в котором он приносил присягу президента.
        Гости посетили в первую очередь президента в официальных апартаментах, расположенных внизу, выпили с ним вина и пунша, закусив кексами. Затем все, кто был с женами, поднялись в малую гостиную Абигейл, чтобы выразить свои поздравления, после чего все гости вышли в сад. Прием длился с полудня до четырех часов дня. По оценке Брислера, на приеме было около тысячи гостей. Всех их ожидала любезная встреча. В конце концов это был народный дом. Ведь именно народ ввел семью Адамс в этот дом.

4
        По окончании специальной сессии Конгресса они выехали из Филадельфии в Куинси.
        Обстановка в Истчестере резко ухудшилась со времени визита туда Абигейл. Поездка полковника, рассчитанная на две недели, растянулась на три месяца. Приближался конец июля, а Нэб не получила от него ни словечка. Она больше не делала вид, что знает, где он и как долго будет отсутствовать. Ее сыновья одичали. Нэб пала духом и потеряла контроль над ними. Ферма выглядела запущенной. Абигейл прошептала Джону:
        - Бедная девочка, видно, она страшно одинока.
        - Тогда заберем ее и детей к себе домой.
        - Пригласить — да, но не забрать.
        Они сидели на кухне за ужином, и позднее июльское солнце светило в окно, выходившее на запад. Абигейл спросила:
        - Нэб, не хотела бы ты побыть у нас несколько недель, встретиться с давнишними друзьями в Куинси?
        Нэб наклонила голову:
        - Спасибо, мама, но я не могу уехать отсюда. Полковник может появиться в любой день. Я не могу оставить ему пустой дом.
        - Как желаешь, Нэб, — голос Абигейл звучал твердо. — Но позволь мне взять мальчиков к твоей тете Элизабет и преподобному Пибоди. В Аткинсоне, где служит преподобный, есть хорошая академия. Твоя тетя приютит мальчиков. Преподобный Пибоди позаботится об их образовании. Мы заберем Уильяма, сына тетушки Элизабет, в Писфилд, он будет секретарем твоего отца.
        Нэб встала, подошла к окну, наблюдая, как прячется солнце за деревья на краю поля.
        - Да, — прошептала она, — мальчиков надо отправить в школу. Они и так потеряли уже два года. Мне будет тяжело остаться одной с Каролиной, но я не могу больше заставлять их жертвовать собой.
        Она повернулась лицом к родителям.
        - Спасибо, мама и папа. Уверена, что мальчики будут счастливы у тетушки Элизабет и дядюшки Пибоди.
        Поздно ночью, когда Абигейл не могла сомкнуть глаз, она спросила мужа:
        - Как нам спасти ее?
        - Откровенным непотизмом. Я найду для непоседы полковника работу в Филадельфии, даже если придется изобрести ее… Его жалованье мы оплатим из собственного кармана.
        На следующий день они отправились в путь вместе с мальчиками.
        Семья Портер содержала ферму Писфилд в безупречном состоянии, однако мыши пробрались в кладовку, изгрызли часть сахарных голов и устроили свои гнезда в свернутых коврах. Мэри Кранч отыскала ключ, выбила ковры и почистила сахарные головы. Кусты английских роз пышно цвели. Коттон Тафтс придирчиво надзирал за батраками; однако 14 июля прошла буря с градом и уничтожила часть овощей, прибила ячменное поле и нанесла ущерб посадкам кукурузы. Ячмень пришлось скосить на фураж.
        Почти ежедневно из Филадельфии приезжали курьеры с докладами, письмами, политическими запросами. Нужно было отвечать на личные и официальные письма, на поздравления, одобряющие поведение президента, на выпады, осуждающие его. Джон сам писал ответы, используя любую возможность убедить обращавшихся к нему, что они должны оставаться «преданными союзу наших американских штатов, их конституционному правительству и федеральной администрации… счастливому предзнаменованию будущего мира, свободы, безопасности и процветания нашей страны».
        Еще подошел срок для известий, как приняты во Франции три комиссара, смогут ли они добиться искреннего соглашения о дружбе с Директорией.[9 - ДИРЕКТОРИЯ — правительство Французской республики из пяти директоров (ноябрь 1795 — ноябрь 1799).] Убедившись, что дела идут нормально и Луиза справляется с приемом друзей и делегаций, приезжающих выразить уважение президенту, Абигейл выехала в Аткинсон со своей сестрой Мэри Кранч и двумя внучатами. Впервые за много лет три сестры были вместе.
        Но радость встречи была омрачена трагедией. Младший сын Билли Чарлз Смит, работавший в Хаверхилле около Аткинсона, страдал последней стадией туберкулеза, сведшего в могилу его сестру. Катарина Луиза была при сыне, но состояние парня было безнадежным. Абигейл мрачно заметила:
        - Билли умер, его дочь умерла, и теперь умирает сын.
        - Пути Господни неисповедимы, Нэбби, — сказала мягко Мэри Кранч. — Почему моя дочь Люси вышла замуж за слепого Джона Гринлифа? И почему ее готовы вот-вот положить в постель, а ведь я предупреждала ее, что могут родиться слепые дети? Почему мой сын Билли вышел из ассоциации адвокатов и ударился в спекуляции землей вместе с семьей Гринлиф, став банкротом? Потеряны годы, потеряна профессия…
        - Профессия не потеряна, сестренка. Джон ссудил Билли двести долларов на покупку книг по вопросам права. Он может вскоре вернуться в ассоциацию адвокатов.
        Элизабет удачно вышла замуж, ибо пятидесятисемилетний преподобный мистер Пибоди, первый пастор собрания благоверных в Аткинсоне, был энергичным, образованным мужчиной. Ему доставляло удовольствие рассказывать, как после вдовства он посетил Элизабет Шоу, чтобы получить рекомендацию относительно новой жены, способной «разделить его радости и горести». Элизабет рекомендовала ему некую леди в Ньюбери. На пути в Ньюбери с целью сделать предложение преподобный мистер Пибори узнал, что умер преподобный мистер Шоу. Он повернул своего коня назад, вернулся в Хаверхилл на похороны и после скромного выжидания, злые языки утверждали, что он сделал предложение о браке на похоронах, женился на Элизабет.
        Абигейл и Мэри отправились сразу в приходский дом. Это было большое двухэтажное здание, с двумя трубами дымоходов и с достаточным числом спален, чтобы приютить восемь пансионеров из соседней академии. Пибоди, и фермер и священник одновременно, был высоким мужчиной с вьющимися черными волосами. Собственными руками он выложил каменный забор и на этом загоне, подобно преподобному Уильяму Смиту в Уэймауте, выращивал крупный рогатый скот. От первого брака у него было двое детей. Поскольку единственная дочь Элизабет, Абигейл Шоу, была в свои семь лет слишком мала, чтобы требовать к себе внимания, он с удовольствием приветствовал сыновей Нэб.
        Он тут же занялся делами, связанными с их приемом в академию, оставив сестер в тесном кругу обсудить пережитые годы и поговорить о молодом поколении. Хорошо вновь оказаться под чарами кровных уз. Мэри Кранч было уже пятьдесят пять, Абигейл — пятьдесят два, а Элизабет — сорок семь, они были тем, что осталось от преподобного Уильяма Смита из Чарлзтауна и от Элизабет Куинси из Маунт-Уолластона. Многие годы они сохраняли дружбу, помогая друг другу в тяжелые времена, заботясь о детях. Они держались вместе, говорили тихо, понимая, что их родители счастливы такой прочной связью между ними. Абигейл подумала: «Странно, как нам хочется доставить удовольствие нашим родителям даже спустя столько лет после их кончины».
        К началу октября Джон и Абигейл должны были вернуться в Филадельфию. Их пребывание дома было коротким, всего два месяца, и благодатно освежающим. Работа на ферме, сбор плодов, кладка каменной стены у основания Пенн-Хилла восстановили жизненные силы Джона. У Хатфорда и Нью-Хейвена отряды легкой кавалерии встретили карету президента за несколько миль от города, чтобы сопроводить ее до постоя и обеспечить эскорт на следующее угро. Джон воспринял такие жесты как свидетельство верности главному исполнительному лицу. Он подчеркнуто говорил об этом собиравшимся в каждом городке на пути следования.
        Когда они подъехали к постоялому двору, ближайшему к Истчестеру, то заметили верхового в униформе. Он проследовал за ними к дому Нэб, вручил письма из Нью-Йорк-Сити и подтвердил сообщения, что в Филадельфии свирепствует эпидемия желтой лихорадки. Люди мрут как мухи; пятьдесят тысяч жителей сбежали в более прохладные, высокогорные места. Но лихорадка продолжает свирепствовать в перенаселенных жилищах, среди только что прибывших ирландских и шотландских иммигрантов.
        - Послушай, Нэб, мы остановимся у тебя на несколько недель, пока не грянет мороз в Филадельфии и Конгресс сочтет нужным собраться. Можешь ли ты смириться с нашим пребыванием у тебя?
        - Я не только согласна смириться, а рада вашему приезду. И если вы думаете, что шутки ни к чему, то могу сказать, что после вашего отъезда я не перебросилась словом с кем-либо из взрослых.
        Полковник отсутствовал уже полгода, не прислав ни единой весточки жене о своем местопребывании, ни одного доллара на жизнь. Унижение и оскорбление ввергли Нэб в недомогание. Абигейл рассказала ей, насколько могла живо, как преподобный мистер Пибоди принял ее сыновей. Вдруг выдержка отказала Нэб:
        - Да, мама, видимо, не нужно было покидать тебя! У меня такое чувство, будто я забыта всеми.
        Абигейл обняла дочь:
        - Ты не покинута своей семьей. Если полковник не вернется к тому времени, когда мы поедем в Филадельфию, то ты и Каролина поедете с нами.
        - Да, мама. Ох, папа, почему я ошиблась?
        - Ни в чем, душенька. Это просто злая судьба.
        Нэб была не единственной из детей, оказавшихся в сложном положении. Дважды в неделю Джон выезжал в Нью-Йорк-Сити на совещания по делам правительства, останавливаясь у Чарли. После первого визита у Абигейл появилось подозрение о какой-то червоточине. Джон отмалчивался, Абигейл на него не давила. Наконец он уже не мог сдерживаться:
        - Абигейл, не съездишь ли ты со мной завтра в Нью-Йорк? По поводу Чарли. У него что-то неладно. Он не говорит мне. Быть может, скажет тебе.
        В середине утра они приехали в дом Чарли. За окнами звучала приятная какофония шума, создаваемого погрузкой судов. Салли сказала, что Чарли составляет проект постановления. Абигейл постучала, спросила, может ли она войти и поговорить с ним по юридическому вопросу. У Чарли были воспаленные, покрасневшие глаза. Левую часть лица, передергивал тик. Он похудел.
        - Разумеется, по юридическому вопросу, мама?
        - Не по такому вопросу, Чарли. Ты знаешь, у меня есть сын. Я его очень люблю. Любит его и отец. У сына какие-то осложнения. Мы не хотим совать свой нос в чужие дела, а хотели бы просто помочь. Мы думали, что ты, как адвокат, выступишь в нашу пользу и посоветуешь сыну раскрыть свою душу.
        Чарли был слишком напряжен и не воспринимал тонкости.
        - Если ты говоришь обо мне, мама, то нечего беспокоиться: я веду некоторые сложные дела. Ничего больше.
        В полдень Абигейл отвела Салли в сторону. Та была привлекательной, проворной женщиной с тяжелыми веками и красивыми, теплыми губами. Она понимала смысл обращения Абигейл.
        - Да. Чарли крайне нужна помощь. По меньшей мере чтобы совладать с собственной совестью. Впрочем, я не знаю зачем, ведь виновата только я.
        - Расскажи подробно, в чем дело.
        - Это имеет отношение к части оклада Джона Куинси, которую он пересылал Чарли для инвестирования. В первый год Чарли купил на эти деньги закладные. Очевидно, он ошибся в выборе ценных бумаг, ему пришлось выплачивать проценты из собственного кармана. Но затем, в марте, мой брат Уильям попал в беду, вы помните.
        - Я помню о неприятностях полковника Уильяма.
        - Вы не знаете о том, что над ним нависла опасность оказаться в долговой тюрьме. Мой брат уговорил Чарли превратить закладные в наличность, чтобы спасти его. У моего брата Джустуса были ценные бумаги, но он не смог получить проценты за них. Чарли не может рассказать вам это: ему совестно, что он подвел Джона Куинси. С другой стороны, он считает себя обязанным перед Нэб и мною. Он все время упрекает себя, упрекает и Джонни в том, что тот взвалил на него ответственность прежде всего за деньги.
        - О какой сумме идет речь?
        - Думаю, почти о двух тысячах долларов.
        В этот вечер они собрались на кухне Нэб — мать, отец и дочь сидели в тесном кружке при свете сальной лампы. Но Абигейл не решалась рассказать об осложнениях у одного из своих детей в присутствии другого; кроме того, для Нэб было бы еще одним ударом узнать, что ее муж вовлек в неприятности брата.
        - Джон, не продать ли нам одну из ферм или некоторые ценные бумаги? — спросила Абигейл, лежа рядом с мужем в верхней спальне. — И вернуть Чарли две тысячи долларов?
        - Ты сама знаешь ответ.
        - Да, к сожалению, знаю. Но это освободило бы от ответственности полковника, а также Чарли.
        - Если мы вытащим из беды Чарли сейчас, нам придется спасать его всю нашу жизнь. Когда я добьюсь ответственного места для полковника в Филадельфии, я лично обяжу его выплатить долги.
        - Бедный Чарли, он, по сути дела, спас полковника от долговой тюрьмы. Он съест себя заживо, выплачивая долги.
        - Почему он такой сердобольный? Мы все делаем ошибки. Мы должны научиться прощать друг другу, с тем чтобы продвигать вперед наши дела.
        - Почему Чарли сердобольный, а полковник толстокожий? Разве характер человека не является загадкой природы?
        Приближалось 5 ноября. На следующий день рано утром они должны были отправиться в Нью-Йорк, а оттуда — прямо в Филадельфию, где в середине месяца собирался Конгресс. Возбужденная Каролина не ходила, а танцевала по комнатам. По-иному держала себя ее мать. Нэб пала духом, уехать из дома было для нее равнозначно признанию поражения.
        В полдень на дороге показался всадник, он громко постучал в дверь, держа в руках пачку писем.
        - Миссис Уильям Смит дома?
        - Да, входите.
        Нэб подбежала к передней двери.
        - Письма от мистера Джустуса Смита, мэм. Просил передать лично. Я только что приехал из Ченанго.
        - А мой муж, видели ли вы его?
        - Не в последние дни, мэм.
        Нэб поднялась в свою спальню прочитать письма, а внизу в тревожной тишине ждали ее родители. Когда она спустилась, на ее щеках был заметен румянец.
        - Брат полковника говорит, что они оба, он сам и полковник, часто писали по почте. Они с удивлением узнали, что я не получила ни одного письма. Они переслали мне частным путем деньги в Нью-Йорк. Я поеду завтра с вами, чтобы получить деньги.
        Абигейл и Джон молча посмотрели друг на друга.
        - Ох, папа, эти письма все меняют. Уильяма ожидают в Ченанго через несколько дней. После этого он вернется домой. Я должна принять его здесь.
        Это был почти стон, мольба к родителям подкрепить ее веру в возвращение мужа. Абигейл вздохнула.
        Они выехали в Нью-Йорк утром. Джон посетил Чарли и забрал свою почту, Абигейл отвезла в карете Нэб к месту, где находился мужчина, доставивший ей деньги от мужа. Он выехал, никто не знал куда.
        Нэб чувствовала себя подавленной. Несколько месяцев она не держала в руках ни единой монеты, но разочарование было еще более глубоким. Если мужчина не скрылся с деньгами, это означало, что полковник не посылал их.
        - Не передумаешь ли, дорогая? Мы можем послать за Каролиной и чемоданами…
        Нэб прервала:
        - Нет, мама. Я прозевала деньги, но теперь знаю, что мой муж писал и собирается вскоре вернуться.

5
        Брислер бежал с женой и детьми из Филадельфии, спасаясь от эпидемии, но возвратился вовремя, чтобы навести порядок в доме президента.
        Многие сенаторы не появлялись в городе, и поэтому кворума не было. Джон использовал свободное время для написания своего первого ежегодного послания. Ему требовалась передышка, ибо, приехав в город, он попал на военный парад. Уступив настояниям, он опустил окна в карете в промозглый день и подхватил простуду. Он был прикован к постели, за ним заботливо ухаживала Абигейл и прекрасно подобранная Брислером прислуга, ему даже нравилось хворать.
        Абигейл положила подушки под его спину, а сама села в кресло-качалку рядом. Джон читал вслух, его высокий, торопливый голос звучал так, как он слышался в день нового, 1762 года, когда он повез ее после обеда у деда Куинси показать только что открытую им адвокатскую контору и зачитал заявление, в котором отстаивал права стажеров. Теперь же он пытался вдохновить Конгресс твердо и мужественно противостоять любым иностранным поползновениям. Информировав членов Конгресса о том, что три посланника приехали в Париж, он заявил: «Каким бы ни был исход этой миссии, я убежден: ничто не будет упущено с моей стороны, чтобы успешно завершить переговоры на справедливых условиях, совместимых с безопасностью, честью и интересами СоединенныхШтатов. Параллельно ничто не явится столь большим вкладом в мир и достижение справедливости, как демонстрация решимости и единодушия… народа Соединенных Штатов… и использование тех ресурсов для национальной обороны, какие благосклонное Провидение вложило в его руки».
        Большая часть Конгресса, обозленная тем, как французская Директория принимает его посланников, склонялась в пользу предложения президента Адамса продемонстрировать силу. Настроенные профранцузски республиканцы продолжали клеймить президента как сторонника войны, пытающегося подтолкнуть Францию к военным действиям.
        Абигейл открыла верхнюю гостиную, где закончился ремонт. Глядя на одежды стоящих в очереди на прием к президенту, она убедилась, как быстро растет репутация Соединенных Штатов. К английским, французским, итальянским, испанским костюмам прибавились красочные одежды Греции, Турции, Триполитании, России, Китая, Индии. Все больше представителей далекого, экзотического, малоизвестного мира приходили к новой нации выразить свое уважение и посмотреть, как проходит этот непонятный и невероятный эксперимент самоуправления.
        Самоуправление действовало на ощупь, спотыкаясь, с конфликтами и ссорами, и все же действовало. В то время как Джон писал и отправлял в сенат договор с индейским племенем сенека и послание в Конгресс, испрашивавшее изменение сроков выездных судов в штате Делавэр, Абигейл принимала на обеде тридцать джентльменов, включая вице-президента Томаса Джефферсона, который прибыл накануне в Филадельфию. Когда президент Адамс оказался вынужденным прогнать таких правительственных чиновников, как Тенч Кокс, который блокировал правительственные решения, Джона Лэмба и Уильяма Джарвиса за казнокрадство, его обвинили в том, что он избавляется от республиканцев, окружая себя лизоблюдами. Абигейл пригласила людей, способных документально подтвердить обвинения против Кокса, Лэмба и Джарвиса. После того как Бах опубликовал в газете «Филадельфийская Аврора» оскорбительную статью о «Герцоге Брейнтри», Абигейл изучила прессу федералистов, прочитав дюжины газет, отыскивая хорошо изложенные в пользу мужа материалы, которые она вырезала и посылала в симпатизирующие газеты с целью отбить нападки.
        - Это похоже на попытку проехать в санях по болоту, — призналась она Джону, который застал ее за письменным столом в гостиной; ее пальцы почернели от типографской краски.
        - Чем большему числу людей становится известна истина, тем яростнее нападки Баха. Как остановить его? Разве закон не защищает президента Соединенных Штатов от очевидной клеветы?
        - «Аврора» каждым своим выпуском дает нам новую возможность судебного преследования. Но то, что я делаю, защищает меня лучше, чем судебные процессы.
        Абигейл отложила в сторону свежую газету, измазав щеку пальцем со следами типографской краски.
        Джон был не единственным, кого обливали помоями. Нападки сыпались на федералистов, и в особенности на Александра Гамильтона. Гамильтон все еще сохранял известный контроль над главным исполнительным лицом благодаря секретарям Пикерингу и Макгенри. Один из самых отъявленных врагов Гамильтона, выгнанный с поста клерк палаты представителей Беркли, отомстил ему, поспособствовав выпуску книги под названием «История Соединенных Штатов в 1796 году», где излагались сплетни о любовной связи Гамильтона с миссис Рейнолдс и его сговоре с мужем этой дамы обчистить казначейство, скупить по дешевке сертификаты ветеранов, зная, что они будут выплачены по номиналу. Абигейл и Джон слышали о таких обвинениях, но отказывались принять их на веру. Осенью Гамильтон выступил в свою защиту: он сумел доказать политическую честность, но признал интимную связь с миссис Рейнолдс. Это был тяжелый удар по партии федералистов.
        Праздники прошли грустно. Нэб писала из Истчестера, что, хотя полковник еще не приехал, она не может прибыть в Филадельфию на Рождество. От Джонни и Томми не было писем. Абигейл написала Джону Куинси: «Не умаляя достоинств твоего брата, который, как я полагаю, обошелся не лучшим способом с твоей собственностью, я посоветовала бы тебе обратиться к нашему испытанному и верному другу доктору Тафтсу». Но требовалось время, чтобы письмо дошло до него. Тем временем сбереженные им средства переводились брату. Стало известно, что Чарли в попытке возместить убытки Джонни ввязался в рискованные игры со слабо обеспеченными ценными бумагами, сулившими большие проценты. Такое в ведении дел осуждалось традициями янки. Но Джон и Абигейл вынуждены были ждать, чтобы сам Джонни перестал пересылать деньги.
        Они прослышали также, что Чарли спутался с «золотой» молодежью в Нью-Йорке, погряз в пьянстве и кутежах. Абигейл спрашивала себя: почему? У Чарли было так много достоинств: он был самый красивый из трех мальчиков, легко завязывал дружбу, не переживал годы отторжения, через которые прошел в Бостоне Джон Куинси, прежде чем заполучить клиентов. Женился на женщине по собственному выбору, занимал уважаемый пост в ассоциации адвокатов Нью-Йорка. Вел много лет упорядоченную жизнь. Могли ли финансовые неудачи так подорвать его выдержку?
        Ее озадачила внезапная мысль. По своему характеру Чарли не мог противостоять неприятностям, неудачам. Он был нацелен на успех. Неудачи никогда не принимались им в расчет.
        Абигейл испугалась за своего сына.
        Она спустилась вниз, ощущая приступ лихорадки. Доктор Раш сделал кровопускание.
        - Это подагра, — внушал ей он. — Та самая болезнь, от которой страдали римские императоры.
        - Доктор Раш, ради бога! Если Бен Бах услышит вас, он обвинит нас в том, что мы подхватили монархические недуги.
        Она должна быть на ногах к Новому году: сотни дипломатов, правительственных чиновников, членов Конгресса, посетителей наводнят дом, потребуют пунша, кексов, пожелают президенту, его супруге и всей нации счастливого 1798 года.
        Французские армии под командованием генерала Наполеона Бонапарта шли от одной победы к другой. Была завоевана Италия. Сдалась Австрия. Пруссия, Испания, Голландия и Тоскана были вынуждены заключить мир. Франция завоевала Бельгию. Французские войска вторглись в нейтральную Швейцарию и захватили Базель. Лишь Англия продолжала сопротивление. Согласно последним слухам, Франция готовилась форсировать Ла-Манш и вторгнуться в Англию. Республиканцы отмечали такую возможность бурными аплодисментами. Для федералистов, а особенно для президента Адамса, это было предзнаменованием трагедии.
        Под влиянием громких побед французская Директория отказалась принять трех комиссаров Джона. Джон во многом полагался на тройку, чтобы убедить Директорию, что, будучи союзниками, Соединенные Штаты и Франция выиграют все и все проиграют, выступив против друг друга. Теперь, когда французы развернули действия против американского судоходства, захватывали суда и их грузы, высаживали моряков на американских пляжах, республиканцы воспылали гневом против президента Адамса.
        Семья Адамс жила в атмосфере конфликтующего Конгресса. Ссора началась с вроде бы бесспорного билля о внешних сношениях, направленного на то, чтобы широко развернуть в мире дипломатическую и консульскую службу. Палате представителей принадлежит право выделять средства. Во время бурного заседания федералист Роджер Грисуолд от Коннектикута оскорбил республиканца Мэтью Лайона от Вермонта, презрительно высказавшись о его деяниях во время революционной войны. Лайон плюнул в лицо Грисуолду. Грисуолд ударил Лайона тростью. Лайон схватил каминные щипцы. Оба они катались по полу палаты представителей. Джон ужаснулся.
        - Это самое худшее, что произошло с федеральным правительством. Мы избрали советы и законодательные собрания со времен основания первых колоний. Мы сражались против британских губернаторов, но не между собой! Когда мы образовали правительство, то тревожились по поводу главного исполнительного лица и никогда не беспокоились по поводу законодательного органа. Институт президентства действует. Но если в законодательном органе возникло насилие, то как мы сможем устоять?
        - Ты боялся, что сильные политические партии станут источником партийной вражды. Положение ухудшается с каждым днем.
        Абигейл чувствовала себя так, словно попала в среду отвратительных лиц. В минуту отчаяния она писала Элизабет Пибоди:
        «Дорогая сестренка, мне тошно, тошно, тошно от общественной жизни, какой бы завидной она ни казалась другим, и если бы смысл создания не заключался в том самом добром, что мы можем сделать, то я хотела бы укрыться… в тень Писфилда, отгородиться от шума толпы, ее власти и амбиций. Служба обществу становится обременительной для всех талантливых и пожилых людей, истрепанных постоянным сопротивлением и необходимостью постоянных усилий для поддержания порядка, гармонии и мира против честолюбия, беспорядков, анархии. Я надеюсь, что мы сможем держаться вместе, но не знаю, как долго, ибо масло и вода отторгают друг друга не в большей степени, чем Север и Юг».
        Однажды утром она, сломав сургучную печать на конверте, прочитала послание, в котором говорилось, что «президент, его супруга и семья» приглашаются на ассамблею и бал в честь дня рождения генерала Джорджа Вашингтона в концертном зале 22 февраля. Абигейл дождалась, когда Джон закончит работу за письменным столом, знакомясь с пространным документом казначейства, и вручила ему приглашение.
        - Джон, разве правильно приглашать президента и его семью как частных граждан на публичный бал? Почему комитет не посетил тебя и не предложил стать официальным спонсором?
        Джон провел пальцем по приглашению.
        - Это не нарочно, моя дорогая. Большинство спонсоров — федералисты.
        Он взял ручку и написал на приглашении: «Отклоняется».
        Сообщение об отклонении приглашения было напечатано в «Авроре» в день бала. Хотя вице-президент Джефферсон также не явился на бал, отказ президента вызвал фурор в газетах. Джон твердо придерживался своей позиции.
        Доктор Раш обязал Абигейл оставаться в своей комнате. Каждый полдень он присутствовал при чаепитии, был более чем когда-либо разговорчив, ибо Джон назначил его казначеем Монетного двора Соединенных Штатов. В часы вынужденного безделья Абигейл задумала перенести библиотеку Джона в Куинси из своей столовой в другое место. Она предложила Коттону Тафтсу снять стену между двумя маленькими комнатами и в расширенном таким образом помещении повесить книжные полки, а также пристроить к дому внешнюю лестницу, чтобы курьеры и посетители не бродили по дому.
        Все это она держала в тайне от Джона.
        Он был занят по горло. В промежутке между уведомлением палаты представителей о возмещении гражданам Соединенных Штатов потерь по договору Джея, направлением в сенат для ратификации договора с Тунисом, посылкой в Конгресс доклада комитета, отвечающего за строительство Вашингтон-Сити, он сумел отыскать более двух тысяч долларов для приобретения фермы, которую Ричард Кранч придерживал для него. Узнав, что Джон переслал наличные средства при посредничестве Коттона Тафтса, Абигейл писала Мэри:
        «Хочу сказать тебе слово в порядке совета. То, что вы освободились от фермы, я надеюсь, принесет облегчение, а также выгоду для мистера Кранча, и деньги, вложенные в ценные бумаги, дадут больше дохода, чем земля… Я прошу, чтобы при жизни брата эта сумма не дробилась из-за желания помочь детям. Они молоды и могут легче переносить невзгоды и заботы, чем те, кому уже много лет».
        Почти одновременно она узнала, что полковник Уильям возвратился домой к Нэб и пытается уладить со своими кредиторами вопрос о долгах. Вскоре пришло письмо Джона Куинси к государственному секретарю Пикерингу, сообщавшее, что он и его жена устроились в Берлине и не жалеют об утере поста в Лиссабоне.
        Абигейл потребовала теплой воды для ванны, надела красивое шерстяное платье и спустилась вниз на обед с Джоном и близкими друзьями.
        «Человек скроен из крепкого материала», — думала Абигейл, прислушиваясь к приятному шуму за столом.
        Четвертого марта семья Адамс отпраздновала годовщину президентства Джона, В середине обеда Джону принесли первое из нескольких посланий от государственного секретаря. Шифрованные послания поступили от трех комиссаров в Париже. Джон становился все мрачнее, читая расшифрованные отчеты.
        - Я не должна знать их содержание? — спокойно спросила Абигейл.
        - Не смею сказать тебе. Отчеты видели лишь три секретаря и прокурор. Мой печальный долг в том, чтобы спросить этих четырех джентльменов, должен ли я рекомендовать Конгрессу объявить немедленную войну.
        - Войну! Джон, неужели французы так досадили тебе, что ты можешь вопреки всем своим принципам объявить войну?
        - Ты увидишь. Я не осмеливаюсь послать эти доклады в Конгресс, опасаясь за жизнь наших посланников. Я не знаю, покинули ли они Париж.
        Абигейл открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же замолкла. Она молчала и в последующие дни, а Джон в это время писал резкое послание Конгрессу, от которого его отговаривали секретари. В конечном счете он направил в Конгресс вариант, подготовленный казначеем Уолкоттом, со своими исправлениями. Этот вариант предусматривал оборонительный план «защиты нашего мореходства и торговцев… защиты любой открытой части нашей территории… пополнения наших арсеналов, основания литейных мастерских и военного производства и обеспечения эффективных поступлений, необходимых для оплаты чрезвычайных расходов и пополнения недостающих запасов, нехватка которых может быть вызвана дестабилизацией нашей торговли».
        Конгресс, не получивший шифрованных посланий, отказался действовать. Республиканцы в палате представителей потребовали и получили такие послания.
        Наступил апрель. Молодое государство сумело наилучшим образом сохранить тайну. Взрыв чувств был тем более яростным, когда страна и Конгресс узнали содержание посланий, узнали, что французский министр иностранных дел Талейран сообщил американским комиссарам, что «Директория крайне огорчена некоторыми частями» речи президента Адамса на специальной сессии Конгресса. Для получения комиссарами аудиенции некоторые части речи должны быть изменены, но, что более важно, чтобы умаслить гордость Талейрана, следует в частном порядке выплатить ему наличными двести пятьдесят тысяч долларов. Соединенные Штаты обязаны также предоставить Франции заем почти в тринадцать миллионов долларов. Эти выплаты сделают возможными дружественные переговоры между конфликтующими странами.
        Требование взятки и займа за счет общественных средств — что могло быть еще более сильным оскорблением суверенного государства? Шок был таким, что республиканцам пришлось, грубо говоря, заткнуться. Они надеялись поставить президента в трудное положение, но, когда сенат, в котором преобладали федералисты, настоял на публикации документов, по стране прокатилась волна антифранцузских настроений, она отшатнулась от республиканских лидеров и сплотилась вокруг своего президента.
        Наконец-то Джон стал президентом всего народа.
        При ослабленной оппозиции растерявшихся республиканцев законопроекты президента Адамса обсуждались и принимались Конгрессом через каждые несколько дней: о постройке двенадцати вооруженных судов; о дополнительных артиллерийских и инженерных полках; об учреждении военно-морского департамента; о возведении дополнительных укреплений; о закупках оружия и боеприпасов; о наборе временной армии; о разрешении военно-морскому флоту захватывать французские суда, вторгающиеся в территориальные воды Соединенных Штатов или задерживающие американские суда.
        Скандальное требование взятки дошло до американской общественности как «дело Икс, Игрек, Зет» по той причине, что американские комиссары во Франции просили Джона Адамса не оглашать имена трех неофициальных посыльных Талейрана и он назвал их в своем докладе «Икс, Игрек и Зет».
        - «Икс, Игрек, Зет», — прошептала Абигейл, — странный способ написания слова «война».
        - Французы почти нанесли мне поражение на выборах девяносто шестого года, — пошутил Джон. — А теперь они превратили меня в глазах моего народа в героя. До этого я никогда не ходил в героях.
        - Каково же ощущение?
        - Весьма странное по плотности; что-то между бананом и скалой.

6
        По стране прокатилась такая волна патриотизма, какой не было со дней войны в Массачусетсе: со дней сражений у Конкорда, Лексингтона, Бридс-Хилла. Абигейл была в театре с Сэмюелом Отисом, когда толпа страстно реагировала на новый текст «Марша президента». Абигейл видела из окна второго этажа особняка, как более тысячи молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет прошли парадом перед домом президента через десятитысячную толпу, заполнившую улицы.
        Президент, одетый в мундир главнокомандующего, принял комитет участников парада в приемном зале; он выслушал волнующие свидетельства лояльности и преданности Союзу. Похожие митинги состоялись во многих городах, в них участвовали молодые люди, готовые сражаться, если Франция объявит войну. Франция стала самой мощной военной державой в Европе. Армия и военно-морской флот Соединенных Штатов все еще существовали лишь на страницах законопроектов Конгресса. Как могло государство с еще не сложившейся военной машиной воевать против победителя Австрии, Италии, Бельгии,Швейцарии и против гения генерала Бонапарта? Ответ звучал в патриотических песнях молодежи под окнами президента.
        Правда, находились и стоявшие в стороне. Когда Джон призвал провести 9 мая национальный пост в знак «торжественной скромности, стойкости и молитвы», поступили анонимные письма с угрозами сжечь дотла Филадельфию. Всю ночь отряды легкой кавалерии патрулировали улицы города.
        Газета «Бостон кроникл» обвинила президента и его сына в том, что, дескать, они выколотили за два года восемьдесят тысяч долларов из федерального правительства, утверждалось, будто Джон поручил Джону Куинси провести переговоры со Швецией о новом договоре исключительно для того, чтобы предоставить Джону Куинси деньги на новое оборудование и повысить его оклад.
        Не молчал и Бен Бах. Он называл президента «слепым, лысым, беззубым, брюзгливым Адамсом».
        Волосы Джона на висках поседели. Он носил их длинными, что интересно контрастировало с его густыми, все еще темными бровями над большими уставшими, но по-прежнему внимательными глазами. На его лице почти не было морщин, его нос, рот и подбородок сохраняли прежние четкие очертания; но с возрастом он похудел и у него обозначился второй подбородок. Его фигура изменилась мало: он оставался коренастым, крепко сколоченным мужчиной, от которого исходила огромная внутренняя мощь и физическая сила, он принадлежал к типу не подвластных времени.
        Когда спикер палаты представителей объявил, что внушительная непобедимая французская армия, готовившаяся вторгнуться в Англию, направляет свое острие против Америки, особняк президента стал нервным центром страны. Официальные лица правительства появлялись уже в шесть часов утра и продолжали приходить даже после полуночи. Кто работал с Джоном во время завтрака, обеда и чая, получали пищу и напитки. В какую бы комнату ни заходила Абигейл, она видела совещания озабоченных мужчин, собравшихся вокруг стола и изучавших груды бумаг.
        Она поняла, почему Марте Вашингтон пришлось три раза заменять мебель за время ее пребывания в доме. Хотя каждый департамент имел свою собственную контору в городе, их руководители собирались теперь здесь. Лидеры сената и палаты представителей приезжали для консультаций до начала заседаний в десять часов и возвращались в четыре часа, чтобы доложить о положении дел с законопроектами, которые Джон считал безотлагательно нужными; они совместно искали пути возвращения из Парижа трех американских посланников, назначения командующих новой создаваемой армии. Генерал Вашингтон, естественно, был первым; шел спор, кто должен быть вторым: Александр Гамильтон, Генри Нокс, Чарлз Котсуорт Пинкни, один из трех комиссаров, связанных с «делом Икс, Игрек, Зет».
        Абигейл заметила в одном из списков, составленных рукой Джона, имя полковника Уильяма Смита в качестве помощника генерала. Произошло это поздно ночью, и Джон потирал покрасневшие глаза. Он целыми днями не выходил из дома, даже на прогулку. Он упрямо твердил: «Он хорош для такого поста. Генерал Вашингтон уважает его».
        В ту напряженную пору было ощущение некоей схожести с началом революции, когда тори осаждали патриотов. Ныне же тори были чужаками, французами или же профранцузами, направившими свои усилия на подрыв администрации Адамса. В их число входили газеты, возглавлявшиеся «Авророй» Баха и получившие кличку «Галльской фракции». Не было такого преступления, в каком они не обвиняли бы президента Адамса: его объявляли поджигателем войны, ему ставили в вину преступный непотизм, разграбление общественных фондов, создание армии для подавления народа и превращения Соединенных Штатов в монархию, в которой он сам станет королем Джоном I, а супруга — королевой Абигейл.
        Члены семьи Адамс жили в отравленной атмосфере заговора и интриг, сопровождавшейся распространением подрывной литературы, проведением тайных собраний, укрывательством, по словам бывшего сенатора от Массачусетса Фишера Амеса, это было подобно тому, как действуют змеи зимой, чтобы заготовить яд.
        - Я вроде Чарли, — признался Джон, — тонкокожий.
        Если чужестранцы служили каналами, через которые по всей стране распространялся «поток якобинской грязи», то в доме президента не сомневались, кто подстрекал к гибельному заговору с целью разрушить Союз. Это были возглавлявшиеся Томасом Джефферсоном республиканцы. Они вновь восстали против всех мер, способствующих укреплению национальной безопасности; законопроекты по армии, военно-морскому флоту, фортификациям проходили лишь благодаря тому, что федералисты составляли большинство. Президент Адамс утверждал, что без таких мер Соединенные Штаты были бы беззащитны перед лицом вторгающейся французской армии. Стефан Хиггинсон от Массачусетса, исполнявший обязанности министра военно-морского флота, воскликнул:
        - В Конгрессе существует злобный и коварный дух, выступающий против всего энергичного и достойного, его требуется подавить или изгнать!
        Джон опасался, что многие республиканцы, питающие большую приверженность к Франции, чем к Америке, присоединятся к вторгающейся французской армии, подобно тому как во время борьбы за независимость тори сражались на стороне британцев против патриотов.
        В жаркую душную ночь начала июня Джон и Абигейл прогуливались в предрассветном полумраке в заднем садике, шепотом обмениваясь сокровенными мыслями.
        - Мы ничего не можем сделать с республиканцами, — сказал Джон, — они — законно избранные представители народа. Мы должны обойти их в идеях и забаллотировать. Но представитель Массачусетса Гаррисон Грей Отис и Роберт Гудлоу Харпер от Южной Каролины правы; мы можем предпринять кое-что в отношении французов и других чужеземцев, которые ведут деятельность по подрыву нашего правительства.
        - Предложить им вернуться домой?
        - Законопроекты, которые обсуждаются сейчас в Конгрессе и вне его, имеют четыре аспекта. Во-первых, затруднить длительное пребывание в стране, с тем чтобы чужеземцы не стали американскими гражданами. Во-вторых, обеспечить себе право преследовать, подвергать суду и высылать людей, активно ведущих подрывную деятельность. В-третьих, во время войны представить президенту право депортировать иностранных граждан вражеских стран. В-четвертых, предоставить президенту полномочия высылать любого чужеземца, которого он считает опасным для мира и безопасности страны.
        - Можно ли добиться принятия такого постановления?
        - Да. В Соединенных Штатах существует профранцузская и проанглийская партии; но, как информировал правительство в Париже один французский наблюдатель в Филадельфии, есть также партия, «состоящая из наиболее уважаемых людей. Эта партия, о существовании которой мы даже не подозревали, есть американская партия, любящая свою страну превыше всего, для которой предпочтение либо Франции, либо Англии — явление временное и малозначительное».
        - Слава богу! Если французская Директория действительно верит этому, то никогда не будет и попытки вторгнуться в нашу страну. — Абигейл прижалась к Джону, в ночи повеяло первым холодком. — Джон, будет ли война? Не совершат ли наши бывшие союзники то, чего не смогли сделать британцы?
        Кризисных ситуаций хватало; опасности для государства переплетались с их личными проблемами. Их давнишний друг в Бостоне доктор Томас Уэлш обанкротился. Семья Уэлш потеряла все до последнего пенса. Мэри Кранч написала в своем письме о ее бедственном положении. Перед выездом из страны Джон Куинси передал доктору Уэлшу свои сбережения с просьбой пустить их в дело. Бедный Джонни! Он жил бережливо, шел на жертвы, самоотверженно экономил; ныне же результаты сурового ведения им домашних дел испарились. К этому надо добавить заработанное в последнее время и потерянное Чарли… Джонни так старался набрать средства, чтобы, вернувшись домой, начать с нуля адвокатскую практику.
        Абигейл положила на письменный стол рядом два письма. Первое — от Томми, вызывавшее сочувствие своим трогательным желанием вернуться домой. Не могла бы Абигейл найти ему замену для Берлина? Во втором письме сообщалось ей, что сын доктора Уэлша Томас вот-вот закончит учебу в Гарварде и должен немедленно отыскать работу. Она написала кузену Уильяму Смиту в Бостон и поинтересовалась его мнением относительно возможности направить молодого Уэлша в Берлин. Кузен Уильям одобрил такую мысль. Джон отдал соответствующие указания: Томас Уэлш должен поехать в Берлин, а Томас Адамс — вернуться в дом родителей в Филадельфии.
        Рядом с ней будет в доме один из сыновей.
        19 июня 1798 года после полудня в Филадельфию прибыл Джон Маршалл, выдающийся член тройки комиссаров, посланных во Францию. В соседней с Филадельфией деревне его встретил с отрядом кавалерии Пикеринг, и они в парадном строю прошествовали по городу мимо дома президента.
        Американская общественность узнала, что Маршалл был подлинным героем «дела Икс, Игрек, Зет» во Франции. Именно Маршалл, обращавшийся с эмиссарами Талейрана с вежливостью, присущей жителям американских пограничных территорий, выступил против их поползновений с такой решительностью, что Директория начала осознавать бессмысленность шантажа и попыток спровоцировать Соединенные Штаты.
        На следующее утро в восемь часов Джон Маршалл был на завтраке в особняке президента. Джон и Абигейл приняли его в семейной столовой. Сорокадвухлетний Маршалл был крепко скроен, отличался прекрасным физическим здоровьем и полнокровным цветом лица. Молодые годы он провел на открытом воздухе, и это придало ему осанку сельского жителя.
        Его короткие густые волосы разделялись пробором на левой стороне. От его больших темных глаз расходились морщинки, а с вишнево-красных губ то и дело слетали шутки. Джон Маршалл вырос в Виргинии. Он не получил регулярного образования и воспитал сам себя на произведениях Попа и Блекстоуна. Друзья и противники в один голос говорили, что он обладает наиболее острым юридическим умом в стране.
        Абигейл знала, что жители приграничных районов Виргинии любят плотный завтрак. Она приказала приготовить для Маршалла толстый ломоть ветчины с полудюжиной яиц, пшеничный и кукурузный хлеб и кувшин медовухи.
        Маршалл ел с завидным аппетитом, что, впрочем, не изменило его мнения о себе как умеренного в еде. Хотя по материнской линии Маршалл имел родственные связи с Джефферсонами, Рэндолфами и Ли, его отец был бедным и сам пробивал себе дорогу. Так он познакомился с Джорджем Вашингтоном и работал на генерала. Получив известие о сражении у Лексингтона и Конкорда, Джон и его отец сняли со стены над камином ружья и вступили в армию Виргинии. Маршалл участвовал в сражениях у Брендиуайна, Монмаута и провел вместе с Вашингтоном зиму у Вэлли-Фордж. В эти годы он утвердился в убеждении, что «Америка моя страна и Конгресс — мое правительство».
        По всем этим причинам, подтверждавшим неподкупность Маршалла, Джон и Абигейл внимательно выслушали его сообщение. К их удивлению, он не думал, что война надвигается. Своим мягким приятным голосом он сказал:
        - Сэр, по моему мнению, Франция пытается запугать нас. Я старался дать понять, что нас так легко не запугаешь. Если вы будете оставаться сильным и решительным, мистер президент, Франция не объявит нам войну.
        Маршалл расправился с тарелкой нарезанных огурцов и с последним толстым ломтем хлеба, намазанным свежим маслом. Энергично вытерев салфеткой рот, он выпрямился на стуле и сказал:
        - Сэр, прошу разрешения сказать нечто, расходящееся с вашими взглядами.
        Джон и Абигейл удивились. Джон Маршалл был одним из верных сторонников. Они были весьма разочарованы, когда он отклонил предложение президента Вашингтона стать генеральным прокурором.
        Президент Адамс ответил:
        - Мистер Маршалл, в этом доме уважают высказанное вами мнение.
        - В таком случае, сэр, я прослышал, что вы собираетесь подписать билль о чужестранцах.
        - Вы его не одобряете?
        - Мистер президент, он нарушает не только первую поправку Билля о правах, запрещающую Конгрессу урезывать свободу слова и печати, но и пятую поправку: «Никто не может быть привлечен за тяжкое преступление без предъявления обвинения Большим жюри… не может быть лишен жизни, свободы и собственности без надлежащей правовой процедуры».
        - В военное время? Когда они совершают предательство, мы должны их выслать. Это очевидный акт самообороны.
        - Неужели наша страна так слаба, что не в состоянии защитить себя против немногих чужеземцев? Когда мы лишим их надлежащей правовой защиты, мы ослабим такую защиту и в отношении наших собственных граждан.
        Джон напрягся.
        - Это несопоставимые вещи. Права граждан полностью защищены. Чужеземцы являются посетителями, пользующимися нашей терпимостью. Задача правительства выслать их до того, как они сумеют навредить. Билль вводится в силу всего на два года. Если не будет войны, то его действие прекратится.
        Маршалл наклонил голову, показывая, что уступает старшему по положению.
        - Сэр, могу ли я просить вашего снисхождения еще по одному вопросу?
        - Разумеется.
        - Тогда со всем уважением, я слышал, что вы одобряете постановление о призывах к бунту, которое обсуждается в Конгрессе. Могу ли я предостеречь вас против страшной опасности, связанной с этим постановлением? Билль о чужеземцах — плохой прецедент, он нанесет ущерб престижу нашей республики за рубежом. Он затрагивает наших собственных граждан лишь косвенно. Но постановление о призывах к бунту направлено непосредственно против наших граждан. Это самый опасный законодательный акт в короткой истории нашего государства. Если людям, выступающим против нас, не будет разрешено выражать устно и в печати свое мнение, они прищучат нас не менее жестоко, когда придут к власти. И ответственными за это будем мы сами, ибо предоставим им такое право.
        - Постановление будет действовать только в военное время.
        - А кто будет определять с юридической точки зрения границу между миром и войной? В условиях непрекращающихся войн и беспорядков в Европе наше государство может длительное время находиться в неясных условиях, когда нет ни войны, ни мира, а существует угроза войны. Даже сейчас, мистер президент, гений Америки заключается в ее способности позволить каждому веровать в своего собственного Бога, высказывать свои мысли, встречаться с друзьями и печатать собственную ересь. Вы твердо выступали за Декларацию прав. Прошу вас не отходить от ее принципов сейчас. Любой тиран, появившийся на нашей земле, сможет использовать постановление о призыве к бунту для того, чтобы заткнуть глотку любому критику. Самые худшие опасения тех, кто боролся против федерации и конституции, станут реальностью.
        Притихшая Абигейл попросила разрешения сказать свое слово.
        - Мистер Маршалл, вы почти год отсутствовали в стране. Вы не наблюдали, как возрастали продажность и гротескность вражеской печати…
        - Оппозиционной печати, мэм, — вмешался Маршалл.
        - Хорошо. Нам сообщили, что их замысел — клеветать на президента, его семью, администрацию и таким образом вынудить его к отставке. Тогда они сметут править с триумфом. Томас Джефферсон станет глашатаем народа! Мы подошли к слишком серьезному кризису, чтобы проявлять вялость, слишком опасному, чтобы дремать…Я тотчас моту доказать вам это.
        Абигейл поднялась в свою гостиную и взяла вырезки из газет, сделанные Луизой по ее указанию из «Авроры», бостонской «Кроникл», «Аргуса», «Олбани реджистер», «Ричмонд экзаминер».
        - Мистер Маршалл, пожалуйста, прочитайте эти выпады. Разве они сделаны честными людьми? Или же написаны злоумышленниками и подстрекателями?
        Маршалл разложил собранные Абигейл оскорбительные статьи. Его обычно розовые щеки бледнели по мере того, как он вчитывался в несдержанные выпады. Когда он поднял глаза, они выражали смущение и извинения.
        - Теперь вы согласитесь с необходимостью иметь постановление, осуждающее призывы к бунту? Вам ясно?
        - Миссис Адамс, я в ужасе! Очевидным является то, что нам нужен более строгий закон о клевете. Постановление, карающее за призывы к бунту, никогда не уживется с нашим народом. Сэр, вы историк и должны знать: если вы подпишете такие репрессивные меры, история обойдется сурово с вами. Если вы их заблокируете, история оценит по справедливости ваш смелый шаг.
        - Может быть, мистер Маршалл. Я оказался в неприятном положении клиента, который вынужден отклонить совет своего талантливого и честного сторонника. У меня нет возможности гадать относительно вероятного суждения истории. Передо мной две ясные и неотложные задачи: во-первых, предотвратить войну с Францией, во-вторых, получить уверенность, что мы победим, если вторгнется Франция. Все остальное не имеет значения.
        Маршалл взял протянутую руку президента.
        - В любом случае, я к вашим услугам, мистер президент.
        В июне Джон Адамс подписал два билля о чужестранцах и в июле суровое постановление о каре за призыв к бунту, принятые палатой представителей и сенатом.

7
        Нестерпимый зной опустился на город. Абигейл чувствовала себя на улицах настолько отвратительно, что опасалась возвращения желтой лихорадки. Окружающие жаловались на боли в области мочевого пузыря и на воспаление горла. Конгрессмены хотели прервать сессию и разъехаться по домам. Так же поступил бы президент и та, которую Джон Адамс называл своей «президентшей». Но вопреки оптимизму Джона Маршалла каждый день возвещал о новых военных мероприятиях, которые нужно было провести через Конгресс и подписать президенту; 25 июня был принят билль, уполномочивавший «защищать торговые суда». В течение недели Джон направил в сенат предложение о назначении Джорджа Вашингтона командующим армией. Правительству предстояло приобрести тридцать тысяч единиц оружия, которое будет перепродано милиции штатов по цене, установленной президентом. Соединенные Штаты и Франция не были более связаны соглашениями. Джон подписал билли о создании корпуса морской пехоты; уведомил французского консула, что он — персона нон грата. На штаты был наложен прямой налог в сумме двух миллионов долларов; президенту разрешалось взять взаймы
у Банка Соединенных Штатов пять миллионов долларов. Опасность вторжения была настолько высока, что Конгресс разрешил сформировать вместо восьми полков двенадцать.
        Секретные задумки Абигейл насчет библиотеки Джона раскрылись, когда мистер Сопер, сосед по Куинси, как говорят, «рассыпал бобы». Джон был явно доволен.
        - Мне необходимо было большое помещение. Вопрос, с которым я едва осмелюсь обратиться к кому-либо в правительстве: как мы оплатим счета?
        - Когда мы жили в Отейле, я попросила кузена Коттона купить мне на сто фунтов стерлингов армейских сертификатов. Потребовалось тринадцать лет, но в конце концов правительство выплатило их по фактической стоимости.
        Джон обнял жену, погладил ее седеющие на висках волосы и нежно поцеловал.
        - Девушки пастора Смита, были ли они откровенными, доверчивыми и искренними? Помнишь мои откровения относительно моих сомнений, когда мы впервые поехали на остров Рейнсфорд? Это было тридцать шесть лет назад! Ты знаешь, дорогая, мужчина может оставаться дураком в течение всего отрочества, но, если он примет правильное решение, он превращается в гения!
        Сенат утвердил генерала Вашингтона командующим. Президент Джон Адамс послал военного министра Макгенри в Маунт-Вернон с предварительным списком офицеров, которых он рекомендовал бы для Генерального штаба. В список вошли на рассмотрение Вашингтона: Линкольн, Морган, Нокс, Гамильтон, Гейтс, Пинкни, Ли, Муленберг, Бэрр и Уильям Смит. Палата представителей разъехалась, но сенаторы оставались на месте, чтобы одобрить список предложенных Вашингтоном офицеров. Генерал Вашингтон вычеркнул республиканцев Муленберга и Бэрра, добавил несколько имен, дабы образовать штаб из десяти офицеров. Джон позвал Абигейл и возбужденно воскликнул:
        - Посмотри, генерал Вашингтон назначил полковника Смита бригадным генералом. Это шаг, который может восстановить репутацию нашего зятя. Я предложу, чтобы полковнику был присвоен ранг помощника генерала. Думаю, что он подходит для такого поста.
        На следующий день Джон направил список на утверждение в сенат. Через несколько часов три сенатора, представлявших комитет, появились в особняке президента. Они сочли свое положение трудным, но желали избавить президента от более неловкого. Не сочтет ли нужным президент вычеркнуть имя полковника Смита из рекомендованного списка? Сенаторы не могут поддержать это назначение. Причины? Он был «спекулянтом… банкротом и антифедералистом». Джон ответил, что не вычеркнет из списка. Кандидаты были одобрены, а кандидатура полковника Уильяма Смита отклонена. Абигейл была в отчаянии, ее муж — в ярости.
        - Как такое могло случиться? — добивалась она ответа.
        - Я предостерегал нашего дорогого полковника от хвастовства и важничанья в то время, когда он процветал. Когда же у него возникли финансовые осложнения, он пренебрег обязательствами в отношении своих ближайших друзей.
        - Но, Джон, он провел совещание со своими кредиторами в феврале. Эта встреча не дала ничего?
        - Ничего, насколько мне известно.
        - Разве мы ничего не можем сделать? С какими глазами мы встретим полковника?
        - Возможно, нам просто не придется смотреть ему в глаза. Откровенно говоря, думаю, что, навестив накоротке дом, он исчез навсегда. Мы расскажем об этом Нэб как можно мягче, когда посетим ее и возьмем в Куинси с нами.
        В Филадельфии желтая лихорадка уносила ежедневно тысячи жизней. Сенат прекратил заседания, и его члены спешно покинули город. Абигейл приказала семье Брислера уехать в деревню. Когда Джон и Абигейл в конце концов 25 июля выбрались из города, зной и пыль на дороге настолько угнетали, что Абигейл вынуждена была дважды в течение нескольких часов останавливать экипаж, переодеваться на постоялых дворах и отдыхать там некоторое время.
        Поездка домой была просто чудовищной. Внутри кареты стояла нестерпимая духота. Несмотря на заботу Нэб и Луизы, поездка показалась Абигейл худшей в ее жизни. Когда добрались до Куинси, ее практически внесли на руках в спальню.
        В спальне Абигейл провела одиннадцать недель. Ее мучили то озноб, то высокая температура. Никто не мог точно сказать, что с ней. Доктор Коттон Тафтс навещал каждый день. Он привел с собой доктора Бенджамина Уотерхауза и доктора Джона Уоррена из Бостона, надеясь, что они помогут поставить диагноз. Поначалу думали, что у нее желтая лихорадка, но, к счастью, это не подтвердилось. По мере усиления жары ее силы таяли. Прошло несколько дней, о которых она смутно помнила, Абигейл уверовала в то, что пришло ее время. Она смирилась с Богом, позвала мужа и дочь сказать последнее «прощай». Она сожалела, что не может попрощаться с Джоном Куинси, с Томми и Чарлзом, они были далеко. Ее сестра Мэри Кранч поставила ее на ноги.
        - Сестренка Абигейл, ты меня удивляешь. Ты утверждала, что пуритане не уступают легко смерти, что нам мало услышать дюжину трубных призывов архангела Гавриила.
        Абигейл видела лицо сестры словно в тумане. Она ответила хриплым от болезни голосом:
        - Ты видишь, что я отхожу.
        - Я вижу, что ты думаешь, будто умираешь. Но это разные вещи.
        - У меня остались кожа да кости, я таю с каждым днем.
        - Скажем, ты была пухленькой, так что тебе не мешает изрядно похудеть. Я уверена, что тебе будет все хуже и хуже до похолодания. Когда возьмет озноб, ты выскочишь из постели.
        Мэри была права. Сменяясь, Нэб и Луиза ухаживали за ней. Джон горевал по поводу болезни жены, и его пугала возможность ее смерти. Работая наверху в библиотеке, он получал депеши и письма, поступавшие из различных уголков страны, принимал делегации. Он отвечал на наиболее важные документы, и помимо этого ему было трудно делать что-либо иное.
        Когда секретари настаивали на возвращении в Филадельфию, подчеркивая, что главное исполнительное лицо должно быть на месте, он написал военному министру Макгенри:
        «Я не могу приехать в этот город… скоро. Здоровье миссис Адамс настолько слабо, ее жизнь висит на волоске, и я не могу оставить ее в последний момент. Прошедшее лето было мрачным для меня, а перспектива зимы еще мрачнее…»
        В этот день ей стало лучше. Джон рассказал о содержании письма военного министра. Абигейл сурово ответила:
        - Ты должен вернуться в Филадельфию или Трентон, где правительство выжидает окончания эпидемии. Ты ему нужен. Со мной будет все в порядке. Я приеду при первой возможности.
        Последнее столкновение между ними произошло до отъезда Джона, оно касалось определения иерархии командования во главе с Вашингтоном.
        Президент Адамс полагал, что утвержденные офицеры должны обладать тем же статусом, каким они пользовались во время революционной войны. Он желал, чтобы назначение Нокса фиксировалось с первого дня, Пинкни со второго, Гамильтона — с третьего, и это должно определить порядок подчинения. Александр Гамильтон требовал быть вторым после Вашингтона. Секретари Пикеринг и Макгенри всемерно поддерживали его; они посетили Вашингтон, настаивая на том, чтобы Гамильтон был назначен на высший пост.
        Находясь в Куинси, Джон слышал о таких махинациях. Наконец он осознал, что эти представители ближе к Гамильтону, чем к своему президенту. И все же он уступил.
        Абигейл была прикована к постели все лето, а Джон слишком встревожен, чтобы уделять внимание ферме. Тем не менее урожай оказался лучшим за многие годы. Кузен Уильям Смит приехал из Бостона с покупателями, и была заключена выгодная сделка.
        Выйдя в первый раз после болезни в сад, Абигейл занялась посадками роз. Размышляя о своей болезни, она поняла, что есть что-то общее с тем обмороком, какой случился с ней в Бостоне перед свадьбой, тогда тетушка Элизабет так напугалась, что предложила отложить ее брак с Джоном Адамсом. Тогда врачи так и не определили, что с ней, как не разобрались в ее болезни и сейчас. Абигейл подозревала, что в обоих случаях на нее обрушилось слишком много внешних впечатлений и внутренних тревог. В течение лета умерли от желтой лихорадки четыре их верных приверженца. В июне был арестован Бенджамин Бах по обвинению в клевете на президента, но под залог его освободили. И он скончался от желтой лихорадки. Скрепя сердце и следуя христианскому милосердию, семья Адамс оплакивала его.
        Каждый период одиночества по-своему своеобразен. После помолвки Абигейл освоилась с периодическими расставаниями, когда Джон выезжал на судебные сессии. Затем были годы его работы в Континентальном конгрессе; в то время поначалу трехмесячное отсутствие растянулось до одиннадцати месяцев. Оно явилось своего рода прологом к отъезду Джона в Европу. Первая поездка длилась восемнадцать месяцев, и после трехмесячного пребывания дома последовал отъезд на пять лет. В итоге Абигейл так закалилась, что смогла бы выдержать разлуку, равную любой тридцатилетней войне.
        За две недели прохладной погоды она окрепла духом и настолько поправилась физически, что стала думать о возвращении к роли хозяйки президентского дома. Она писала Джону:
        «Напиши, кто спрашивает обо мне и кто интересуется мною. Одна нью-йоркская газета и „Дикобраз“ сочли своим долгом выразить сожаление по поводу моего вынужденного отсутствия там, где находится правительство. Думаю, что, по их мнению, ты нуждаешься в ком-то, способном согреть тебя, и зная, что ты вовсе не Давид, они оплакивают твое одиночество. Я очень дорожу написанным в нью-йоркской газете. Напомни обо мне всем моим подружкам. Я тешу себя мыслью, что федеральные республиканцы и сенаторы ощущают мое отсутствие в эту зиму».
        Филадельфии действительно не хватало ее. В отсутствие Абигейл Джон избегал попыток принимать в особняке женщин, принадлежащих к высшим кругам общества, он даже не приглашал жен конгрессменов и послов. Молодой Уильям Шоу, проходивший стажировку в качестве секретаря Джона, писал тетушке Абигейл:
        «Брислер говорит, что у него нет сейчас вдохновения устраивать хорошие обеды… Отсутствуют леди, а джентльмены не похвалят, даже если все хорошо».
        В Куинси Абигейл не принимала никого. Она устроила праздничный обед у себя дома, когда выходила замуж Бетси, одна из дочерей ее брата Билли. В День благодарения Ричард Кранч и племянник Джона Бойлстон Адамс болели, и Абигейл посадила за стол на кухне чету Портеров и Феб, «единственных уцелевших родителей», чтобы разделить с ними «щедрость Провидения».
        К декабрю она уже могла гулять по заснеженным полям. Ее силы окрепли с наступлением холодов.
        - Жара — твой естественный враг, — посоветовал Коттон Тафтс, — ты должна бежать от нее, как черт от ладана!
        - Нет, кузен Коттон, как может бегать черт в моем возрасте, мне ведь пятьдесят четыре года.
        Ферма утопала в снегу. Абигейл спала под теплым одеялом, днем ее навещали немногие родственники и друзья — президент университета Гарварда и вице-губернатор Массачусетса. От преподобного мистера Пибоди приходили письма, в которых сообщалось, что оба сына Нэб учатся хорошо. От Чарли не было известий; она собиралась осведомиться о нем, но мысли устремлялись в другом направлении. Абигейл беспокоилась за Томми, которому уже давно следовало быть в Соединенных Штатах, тревожилась за жену Джонни Луизу, находившуюся в Берлине; у нее, бедной, уже было два выкидыша. Джон писал о Нэб:
        «Генерал-лейтенант и генерал-майоры рекомендовали полковника Смита на пост командующего полком. Это понижение для него, на что я не мог согласиться бы без его согласия. Я написал ему, рассчитывая, что он откажется от такого назначения. Но его гордыня подавлена в такой степени, что он дал согласие на назначение… Под командованием лиц, в прошлом равных с ним и даже ниже его, его положение будет незавидным. Счастливый Вашингтон! Ему повезло, у него нет детей! Мои дети причиняют мне больше боли, чем все мои враги».
        Эта фраза приковала взор Абигейл. Если бы Джон сказал: «Мой ребенок причиняет мне больше боли», то это могло относиться только к полковнику Смиту. Но Джон употребил множественное число. Блестящая деятельность Джона Куинси была предметом семейной гордости, хорошо проявил себя Томми, значит, фраза Джона подразумевала Чарли.
        «Какая я глупая, — думала она, — до меня не дошло, что Джон знал о сильной тяге Чарли к выпивке. В конце концов, мой муж — президент Соединенных Штатов. У него бесчисленные контакты. Вероятно, он скрывает больше от меня, чем я от него. Ныне же все это стало предметом гласности. Мы должны что-то сделать. Мы должны поступить так, чтобы Чарли и Салли жили с нами в Филадельфии. Джон может назначить его своим секретарем, своим юридическим советником. Никто не станет возражать, если Чарли будет получать оплату не из государственных средств».
        Что случилось с ее смешливым мальчиком? Никто, кроме Джонатана Сиуолла — мир праху его, — не любил так смешить, как Чарли. Неужели те, кто смеется первым, первыми же и плачут, неужели смешливые и веселые должны первыми узнать, что жизнь — злая шутка и они ее жертвы, быть может, их смех вызван страхом и опасением, проникшими в их сердце и рассудок, подобно вандалам?
        Она отогнала от себя такие мысли. Когда она станет прочно на ноги, у нее будет достаточно времени справиться с проблемами Чарли. Что касается полковника Уильяма, то теперь, когда Соединенные Штаты собираются иметь постоянную армию, нет причины, чтобы он не служил верно и с отличием. Возможно, он не так хорош в остальном, но все, начиная с Вашингтона и ниже по иерархии, соглашались с тем, что его стоит иметь рядом в бою. Это значит, что он должен жить в армейских лагерях, должен быть послан на отдаленные границы.
        Абигейл решила взять Нэб и Каролину с собой в Филадельфию. Семья Джона Куинси также приедет к ней, когда возвратится в Америку, по меньшей мере на тот срок, пока Джонни не решит, каково его будущее. Разумеется, в президентском особняке в Вашингтон-Сити найдется место для всех ее детей. Она наконец-то соберет всю семью под одной крышей.
        Такого не было с ноября 1779 года, когда Джон собирался отплыть в Европу, забрав с собой Джонни и Чарли. Минуло девятнадцать лет, и за эти годы семья рассеялась по всему миру.
        Джон писал ей часто, но у нее были и другие источники информации.
        Одним из первых актов Конгресса был закон, согласно которому после принятия палатой представителей и сенатом законопроекта и его одобрения президентом он должен быть немедленно направлен в газету каждого штата. Этот закон помогал ей в Куинси; газеты, посылавшиеся ей Джоном и Сэмюелом Отисом или же доставлявшиеся из Бостона ее друзьями и родственниками, содержали сведения о деятельности правительства. В круг таких дел входило множество постановлений, касавшихся хлеба и масла, внутренних, а порой и просто локальных по своему характеру; назначения комиссаров для урегулирования расчетов между Соединенными Штатами и несколькими государствами по долгам перед федеральным казначейством; применения американских законов в Теннесси — последнем штате, последним присоединившимся к Союзу; выделения значительных сумм с целью претворения в жизнь договоров с индейскими племенами; актов, определявших оклады практически всех служащих правительства, начиная с командующих линейными кораблями Соединенных Штатов; возмещения начальникам полиции, прокурорам, членам жюри и свидетелям в судах Соединенных Штатов;
определявших сбор пошлин на импорт и тоннаж, винокурение, медицинское обслуживание, обеспечение под залог, разрешение о продаже земельных участков на Западе…
        Конгресс работал напряженно. В дополнение к законодательству по внутренним мерам были приняты некоторые серьезные акты, касавшиеся внешних дел государства. Один был связан с тем, что вице-президент Джефферсон выдал Джорджу Логану рекомендательное письмо, адресованное друзьям во Франции. Логан использовал его, чтобы получить доступ к французскому правительству и начать частные, без полномочий переговоры о мире. Это вызвало раздражение у президента Адамса и Конгресса. Было принято решение, что попытки частного гражданина Соединенных Штатов уладить спор с любой иностранной державой являются преступлением.
        Хотя эти шаги были успешными, Абигейл знала благодаря частной переписке, что в Конгрессе бушуют страсти и его члены расколоты на федералистов и республиканцев. Республиканцы продолжали выступать против законов, имевших отношение к упрочению федеральной власти, постоянной армии и увеличению налогов, к любому акту, с помощью которого центральное правительство могло ослабить полномочия штатов. Они добивались также объявления неконституционными постановлений о чужеземцах и о призыве к бунту из-за опасения, что они могут быть использованы для подавления республиканских газет и преследования республиканских журналистов. Джефферсон и его политический сторонник Джеймс Мэдисон составили то, что именовалось резолюциями Кентукки и Виргинии, нацеленными на предоставление штатам права решать, являются ли конституционными федеральные акты, и требовавшими присоединения других законодательных органов к обсуждению постановлений о чужеземцах и о призыве к бунту, с тем чтобы удалить их из свода законов.
        Законодательные собрания других штатов не присоединились к этому требованию.
        Оценивая такие сообщения в тишине Писфилда, Абигейл догадывалась, под каким давлением находится Джон и как ему трудно. Как всегда, его трудности умножались в результате действий самих федералистов. Оказав помощь в создании американской военной машины, Гамильтон вроде бы вознамерился использовать ее в своих интересах.

8
        Возвращение Томми задерживалось, так как его родители настаивали, чтобы он сел на вооруженное судно Соединенных Штатов. Захват сына президента французским крейсером вызвал бы политический скандал. Он приплыл в Нью-Йорк в январе 1799 года, повидался с отцом в Филадельфии, а затем приехал к матери в Куинси.
        Томми пользовался особой любовью матери. Он был баловнем судьбы, и в свои двадцать шесть лет выглядел внушительным мужчиной — коренастым, сильным и уравновешенным. Томми ухаживал за домашней птицей, когда это надоедало старшим детям; помогал матери в устройстве лавки в адвокатской конторе Джона и поддерживал в ней порядок. Не обладая умственными талантами Джонни или Чарли, он имел другой дар — упорство и чувство долга по отношению к семье. Он оставался около Джона Куинси в Берлине целый год вопреки сильному желанию вернуться домой: ведь старший брат нуждался в нем и без него чувствовал бы себя одиноким.
        Томми устроился в библиотеке отца. Абигейл была рада видеть его дома. Она вспоминала рассказ Уильяма Шоу о том, как Томми встретился с отцом в Филадельфии. Джон Адамс обнял своего младшего сына, по его щекам текли слезы, и он промолвил:
        - Благодарю Господа Бога, мой сын, что ты возвратился в нашу родную страну.
        Могли ли чувства матери быть менее теплыми?
        Они обедали за маленьким столиком перед камином в гостиной. Абигейл жадно слушала новости, касавшиеся Берлина, но ее прежде всего интересовали планы Томми.
        - Ма, я хочу открыть адвокатскую контору в Филадельфии. Ну, ты не будешь часто видеть меня в особняке президента. Я не хочу, чтобы ко мне обращались только потому, что я сын президента.
        - Ты не оставил изучения права, Томми?
        Томми старательно жевал кусок говядины. Он никогда не требовал многого для себя, у него не было больших запросов или достижений.
        - Я не силен в абстрактном мышлении, ма. В том, что Джонни называет общими правилами закона. Я никогда не смог бы, как папа, написать конституцию или аналитический доклад, какой Джонни представляет государственному секретарю. У меня нет дара в философии.
        - Это потому, что у тебя практический ум. Ты принадлежишь к числу тех, кто действует, тогда как Джонни и Чарли философствуют насчет последствий той или иной проблемы.
        Томми покраснел от удовольствия. Усидчивого редко хвалят.
        - Долгое время я думал, что займусь бизнесом. Но в нашей семье все юристы…
        - Большинство судебных дел касается бизнеса. Почему ты не можешь быть адвокатом бизнесменов? Наша торговля растет, наша страна все больше заселяется. Пусть отец пишет конституцию, а Джонни — свои европейские отчеты. Ты же можешь составлять контракты.
        В глазах Томми вспыхнул огонек.
        - Ты думаешь, что там есть место для меня? Не как сына президента, а как неизвестного Томаса Бойлстона Адамса. — Он встал и поправил дрова в камине, желая скрыть выражение своего лица. — Ма, ты прямо-таки ввела меня в бизнес.
        - Ты встречался с Чарли в Нью-Йорке?
        - Да, ма.
        - Заметил ли ты какие-либо перемены?
        Томми сжал и разжал ладони. Он не скажет ничего против брата, который был его идолом.
        - Когда ты будешь возвращаться через Нью-Йорк, выправи его деловые бумаги.
        - Сделаю, что смогу.
        Томми не принадлежал к числу тех, кто вселял ложные надежды. Тем не менее он признался, что хочет жениться.
        - Я знаю, что мне нужно еще несколько лет для того, чтобы я мог обеспечить жену. И кто она, у меня нет ни малейшего представления, поскольку я не встречал еще подходящих. Но мужчина еще не мужчина, если у него нет жены, насколько я знаю… Тем временем я могу служить твоим управляющим. Френч согласился платить сто семьдесят пять долларов за обработку его части фермы и выплату налогов. Буррелл готов остаться на год. У тебя нет наличных средств, требуется выплата жалованья. Согласно твоим книгам, кузен Коттон занял у генерала Линкольна деньги в прошлом году. Не хочешь ли ты, чтобы я занял на этот раз пятьсот долларов? Этой суммы хватит, чтобы ты могла рассчитаться. Па оплатит расписку, когда казна пришлет ему очередной квартальный оклад.
        Абигейл откинулась на спинку кресла, улыбаясь сама себе, ибо она представила себе голос Джонни в Отейле, подсчитывающего ее расходы.
        В конце февраля замерзли реки, и весь залив покрылся льдом. Выпало много снега. Вернувшийся из Бостона Томми улыбался. Ему рассказали забавную историю.
        Чувствуя, что Франция готова сделать жест примирения, президент Адамс назначил своего давнего сподвижника, жителя штата Мэриленд Уильяма Ванса Мюррея, полномочным посланником во Францию. Мюррей в течение шести лет был членом Конгресса, а затем президент Вашингтон назначил его посланником в Гаагу, где он сменил Джона Куинси. Казалось, что Мюррей понравился французской Директории. Джон не консультировался с кабинетом по поводу назначения. У него имелась разумная причина действовать так: настроенное на войну крыло федералистов впадет в раж при любом примирительном жесте в отношении Франции.
        - Некоторые федералисты недовольны тем, что па преподнес им такой сюрприз, — рассказывал Томми. — Они ворчат: «Мы хотели бы, чтобы старуха была здесь. Не думаем, что назначение состоялось бы, будь она в Филадельфии!»
        - Довольно нахально с их стороны, Томми, но «старуха» — они имеют в виду меня — может сказать им, что заблуждаются. Я считаю это решение мастерским политическим шагом. Твой отец страстно желает, чтобы его администрации удалось избежать войны с Францией.
        В глазах Томми сверкали озорные искорки.
        - Рад, что «старуха» одобряет.
        - А теперь, Томми, ты нахал.
        Джон правильно оценил позицию Франции. Талейран уже не горел желанием сражаться со всем миром, особенно сейчас, когда Соединенные Штаты и Англия были близки к соглашению о посылке войск во Флориду и Луизиану. Британский адмирал Нельсон разбил французский флот. Талейран облегчил положение президента Адамса, принеся публичное извинение по «делу Икс, Игрек, Зет». Несомненно, это указывало на то, что Талейран и Франция хотят мира.
        Но президент Адамс недооценил ловкость Гамильтона, который использовал свое влияние в сенате, чтобы учредить комиссию по вопросам мира из трех человек, надеясь контролировать по меньшей мере одного из них.
        Джон принял компромиссное предложение сената. Его популярность еще более возросла. Когда на него нажимали воинственные федералисты, он повторял замечательные слова прощального обращения Вашингтона к народу: «Каждая часть нашей страны… должна получать благодаря Союзу избавление от ссор и войн между собой, которые так часто случаются в соседних странах, не соединенных воедино одним и тем же правительством… При претворении такого плана в жизнь нет ничего более важного, чем недопущение постоянных укоренившихся антипатий в отношении отдельных наций и страстной привязанности к другим, вместо этого должны быть справедливые и дружественные чувства ко всем. Нация, впитавшая постоянную ненависть или любовь к другой, является в известной мере рабом».
        Республиканцы убедились, что он против войны с Францией, признавая вместе с тем, что осуществленные им военные приготовления явились определенным побуждением для Франции стремиться к миру. Остался лишь один противник — Александр Гамильтон.
        После того как отпала тревога по поводу возможной войны, вновь обострилась опасность внутренних мятежей. В Пенсильвании в Бетлехеме возникли волнения среди местных голландцев, недовольных прямыми налогами, и начальник полиции Соединенных Штатов арестовал двух уклонявшихся от уплаты налогов. Аукционист, по имени Джон Фрайз, которому помогали два его сторонника и толпа в сотню вооруженных местных жителей, заставил начальника полиции отпустить арестованных. Когда президент Адамс услышал об этом, он направил отряд кавалерии и милиции, который захватил Фрайза и его двух соучастников. Арестованные были доставлены в Филадельфию и предстали перед Верховным судом Соединенных Штатов по обвинению в предательстве, им грозила смертная казнь через повешение.
        - Признаки мятежа Шейса в восемьдесят шестом году,[10 - Восстание мелких фермеров в США в 1786 -1787гг., явившееся результатом обострения социальных противоречий после Войны за независимость.] — комментировала Абигейл, обращаясь к Томми, — и мятежа по поводу виски в девяносто четвертом. Что делать с теми, кто берется за оружие в борьбе против федеральных законов?
        Джон возвратился в Куинси раньше, чем она ожидала. Порой она забывала особенность характера Джона: у него прибывало энергии, когда ему приходилось бороться с оппозицией. Он несокрушим, решила Абигейл, наблюдая за тем, как он ведет в Писфилде постройку нового сарая и помещения для варки сидра. Люди, с которыми он начал революцию, доведя ее до завершения и создания совершенно нового, благородного правительства, несли на себе печать Господа Бога. Ведь иначе как они могли совершить столько при жизни лишь одного собственного поколения?
        С президентом прибыл ее племянник Уильям Шоу. Семья Адамс относилась к Уильяму как к одному из своих сыновей, подобно тому как их тетушка Элизабет воспитывала в Хаверхилле Чарли и Томми, а теперь ухаживала за сыновьями Нэб. Абигейл послала деньги для оплаты квартальных расходов на мальчиков, а также покупки новой одежды. Она оплачивала пансион мальчиков уже два года, с момента их отъезда из Истчестера. Полковник Смит не прислал ни гроша, чтобы оплатить содержание мальчиков. Нэб была скупой, как любой другой житель Новой Англии, но для пуританина первый долг после восхваления Господа Бога — это воспитание детей. Нэб оказалась еще одним отрезанным ломтем.
        Джон был рад, увидев Абигейл в добром здравии после зимы. Она могла принимать гостей в отличие от прошедшего лета.
        - Я решила давать обед каждую неделю.
        - Это хорошо! — воскликнул Джон. — Нам требуется всемерная поддержка, особенно наших сторонников. Они капризничают, ибо я придерживаюсь мнения, что главное исполнительное лицо должно иногда действовать по собственному разумению.
        Они завершили строительство коровника, что побудило острослова Куинси, сына Питера Адамса Бойлстона, воскликнуть: «Наконец-то коровы президента оказались в хорошем помещении!» Они заново покрасили дом, но не стали заниматься его ремонтом; предстояло пристроить к дому новое крыло, расширить гостиную, а над ней кабинет для Джона с окнами, выходящими на три стороны, и с превосходным камином. Впервые Абигейл могла не скупиться. Она накопила достаточно ценных бумаг и проценты по ним использовала для покупки новых; наконец-то они смогли считать себя обеспеченными.
        Джон довольно часто выезжал: то на вручение дипломов в Гарвардском университете, то на политические обеды и бурные празднества в Бостоне по случаю 4 июля. Абигейл приглашала в Писфилд давних друзей. Большинство приезжало, включая кузена Сэмюела и Бетси. Сэмюел вышел в отставку, постарел, занедужил, стал ворчливым. Он выступал против избрания своего кузена на пост президента, но, когда Джон принес присягу, Сэмюел переступил свою гордыню и написал:
        «Поздравляю тебя как первого гражданина Соединенных Штатов, — могу добавить: и мира. Остаюсь, мой дорогой сэр, несмотря на то что я иначе записан в партийных документах, твоим давнишним и неизменным другом».
        Мэрси Уоррен также преодолела свою гордыню и прислала поздравление семье Адамс. Однако ее муж Джеймс отказался подписать Плимутскую резолюцию, выражавшую благодарность президенту Адамсу за его бдительность в «деле Икс, Игрек, Зет». Он был зол на то, что революция не вознаградила его должным образом. В каждом письме Абигейл приглашала Мэрси и Джеймса остановиться у них, когда они едут из Плимута в Бостон. Мэрси предпочитала отвечать письмами и ни разу не посетила дом Адамсов. Позже, в «Истории подъема», «Прогрессе и завершении американской революции», ее давняя подружка отомстила за несправедливость судьбы, опубликовав сенсационное изложение карьеры Джона Адамса.
        Страна ожидала официального ответа Талейрана трем комиссарам. Несколько раз за неделю из Филадельфии приезжали курьеры.
        Какую постоянную армию следует иметь теперь, когда перспективы мира с Францией благоприятны? Кто среди жителей шестнадцати штатов наиболее подходит для назначения офицерами армии? Можно ли признать правителя Санто-Доминго, не вызвав осложнения отношений с Голландией, Испанией и Францией? Американскому посланнику в Англии Руфусу Кингу было отправлено письмо с требованием решительно опротестовать продолжающийся захват американских моряков, учитывая договоренность адвоката Адамса в 1769 году по делу Пантона. Что делать с письмами от друзей из Филадельфии, сообщающих ему, что секретари превышают свои полномочия и проводят политику Гамильтона?
        Джон был уверен в лояльности министра военно-морского флота Бенджамина Стодерта, которого назначил по собственному выбору; он верил Генеральному прокурору Чарлзу Ли и секретарю казначейства Оливеру Уолкотту. Джон признавался Абигейл:
        - Я уволю в отставку Пикеринга и Макгенри и назначу своих ставленников. Но это нужно сделать в подходящее время.
        В Филадельфии вновь началась эпидемия желтой лихорадки. Правительство переехало в Трентон в штат Нью-Джерси. Из Трентона в августе пришла депеша от государственного секретаря Пикеринга, сопровождавшая письмо Талейрана, адресованное посланнику Мюррею, в котором давалась гарантия, что Директория «официально примет посланников в соответствии с их полномочиями».
        Приподнятое настроение Джона длилось недолго. До него дошли известия об изменениях во Франции. Талейран и Директория теряли почву под ногами! Затем 11 сентября поступила депеша от Пикеринга, где утверждалось, что Талейран действительно ушел в отставку: Директория рассыпалась. Через два дня министр военно-морского флота прислал тревожное письмо, обращаясь к президенту Адамсу с просьбой спешно вернуться:
        «Опасаюсь, что ловко действующие лица могут воспользоваться вашим отсутствием в то время, когда вопросы, столь важные для восстановления мира, с одной стороны, и сохранения его — с другой переплетаются так, что могут сделать ваше следующее избрание менее почетным, чем оно могло быть в ином случае».
        Стодерт опасался, что клика Гамильтона помешает комиссарам выехать во Францию. Самое важное, «как мне кажется, чтобы решение поддерживалось всей страниц и было принято вами в окружении чинов правительства и министров, даже если оно идет вразрез с их советами».
        Джон должен был немедленно выехать в Трентон. Абигейл и Луиза сопровождали его, но задержались на некоторое время в Истчестере.
        Полковник отбыл во главе полка в главный лагерь в Нью-Джерси. Абигейл встретила Салли у Нэб вместе с ее двумя детьми, они спасались от желтой лихорадки, охватившей Нью-Йорк.
        - Как обстоят дела у Чарли? — спросила она.
        - Он сказал, что у него есть клиент и дела, которые он не может оставить.
        Нэб подала матери письмо от Джона, полученное из Трентона. Когда Абигейл прочитала письмо, ее сердце ушло в пятки. Джон, страстно любивший своих детей, отрекается от своего сына!
        «Салли впервые открыла мне правду. Мне было жалко ее, я сожалел, я печалился, но ничего не мог сделать. Сумасшедший, одержимый дьяволом… Я отказываюсь от него. У Давида Авессалома было некоторое самолюбие и некоторая предприимчивость. Мой же не что иное, как отброс, подонок, моя кровь и зверь».
        Чарли пил. Напиваясь, он играл; играя, проигрывал, давал расписки…
        Так вел себя ее брат Билли.
        - О боже мой, неужели Чарли уничтожит себя, как Билли!
        Абигейл получила письмо от Джонни, в котором он просил мать попытаться вытребовать от Чарли отчет о деньгах, поскольку его письма из Германии остались без ответа. Абигейл ответила Джонни: «Что я могу сказать такого, что не причинило бы тебе боль?.. Бессовестный ребенок в семье больнее укуса змеи…»
        Абигейл поднялась в свою спальню и, тяжело дыша, не глядя села на кровать. В ней боролись чувства жалости, угрызений совести, вины.
        - Итак, сумасшедший, одержимый дьяволом, — сказал Джон. — Конечно, должен существовать способ изгнания дьявола?
        Несколько дней спустя, 25 октября 1799 года, исполнилась тридцать пятая годовщина свадьбы Абигейл. Нэб была такой счастливой, какой ее уже давно не видела мать. Она должна была сопровождать ее в Филадельфию и по пути встретиться с мужем в зимнем лагере в Нью-Джерси. Абигейл испекла превосходный сливовый пудинг и пригласила на вечеринку Сэмюела и Мэри Отис. За столом прозвучало множество тостов в честь юбилярши. Чарли не удосужился проехать двадцать миль и не принял участия в празднествах. В день годовщины Джон написал любящее письмо. Абигейл ответила:
        «Прошлым вечером получила твое поздравление с двадцать пятым октября, и мое сердце наполнилось благодарностью за то многое, чем я наслаждалась в течение тридцати пяти лет нашего союза. Я не вижу ни единой тени в светлой картине…»
        Полковник Уильям держался превосходно. Конгресс выделил средства на новые униформы, но деньги еще не поступили. Уильям совершил бравый поступок, втиснув свою сорокачетырехлетнюю фигуру в мундир, который носил, когда ему было двадцать, и сопроводил жену и тещу через Брунсуик в Нью-Джерси, где их встретил Джон.
        Президент отдал приказ о выезде трех комиссаров во Францию, несмотря на тамошние волнения.
        Текущий сезон становился последним для президентских приемов в Филадельфии. Еще девять лет назад был принят акт Конгресса, постановлявший, что в первый понедельник декабря 1800 года правительство должно переехать в Вашингтон-Сити. Филадельфия всемерно старалась использовать в своих интересах пребывание правительства в ее пределах. Общественная жизнь словно прибавила обороты, жены правительственных чиновников, никогда не посещавшие Филадельфию, стремились насладиться изысканностью местной жизни до того, как Конгресс и президент покинут город. На первый прием к Абигейл пришли леди в длинных платьях, увешанные драгоценностями, каких она не видела даже при дворе Сент-Джеймс в Лондоне. Ее возмутила такая демонстрация богатства, к тому же платья были сшиты слишком узкими и пышные формы их обладательниц просто выпирали. Когда Абигейл сменила атласное платье на отвечающее зимней погоде шелковое, это сразу же прибавило работы местным портным.
        Не хватало одного из филадельфийских идолопоклонников: бывшего владельца президентского особняка Роберта Морриса. Растратив в земельных спекуляциях и других сомнительных инвестициях свое состояние, он оказался в долговой тюрьме. Абигейл помнила Марию Моррис как удивительно красивую женщину, щебечущую, словно птичка, и тянувшуюся к ней. Абигейл посетила скромную обитель миссис Моррис.
        Мария побледнела, пала духом, но, увидев Абигейл, приободрилась и нарочито улыбалась.
        - Миссис Моррис, вам предстоит прийти ко мне на чай, — сказала Абигейл и взяла руку Марии. — Превратности судьбы не должны лишать нас друзей.
        - Госпожа президентша, я не наношу визитов, но не откажу себе в удовольствии прийти к вам.
        Миссис Моррис отвернулась и не смогла сдержать слез, прежде чем закроется входная дверь. Абигейл била дрожь, когда она шла по улице. Она подумала: «Чарли спас Нэб от страшной беды: быть женой человека, заточенного на долгие годы в тюрьму».
        К ноябрю стало ясно, что началась кампания по выборам в 1800 году. Об этом говорили в гостиной Абигейл, в Конгрессе, в газетах. 3 декабря Джон обратился к Конгрессу нового состава. Внутри круга близких к нему официальных лиц имело место подлинное предательство. Государственный секретарь Пикеринг, долгие годы выступавший как соперник, занял непримиримую позицию, навязывая своему департаменту политический курс без консультации с президентом и стараясь сорвать посланную во Францию миссию.
        Смерть Джорджа Вашингтона 14 декабря от простуды (он подхватил ее, объезжая свою плантацию во время снежной бури и града) мгновенно сплотила нацию. Страна погрузилась в траур: колокола глухо звонили целыми днями, по улицам двигались процессии граждан с траурными повязками на руках. Зал Конгресса был задрапирован траурными лентами. С амвонов церквей читались молитвы, в газетах помещались статьи, восхвалявшие генерала, так долго и хорошо служившего стране. Джон Адамс был его наследником, но никто не мог заменить Джорджа Вашингтона.
        27 декабря 1799 года приемная Абигейл была как никогда переполнена посетителями, все в трауре.
        - Горе не лишает леди выдумки в украшении даже белых платьев, — заметила Джону Абигейл.
        Действительно, женщины прицепили эполеты из черного шелка с оборками, надели креповые шляпки с черными перьями или цветами, натянули черные перчатки, или же держали в руках черные веера, или же набрасывали на плечо наподобие военных узкую черную ленту, завязанную на одной стороне.
        Абигейл устроила обед для конгрессменов из Нью-Хэмпшира, Массачусетса и Коннектикута и для их жен. Через несколько дней она пригласила судей Верховного суда с женами, а также находившихся в городе выездных судей. Она не обманывалась: такие приемы важны для благоденствия Союза и предстоящих выборов.
        Джон уже втянулся в избирательную кампанию. Республиканец Джон Рандолф написал президенту грубое письмо, утверждая, будто его оскорбили два офицера армии, будто армия пытается запугать законодательные органы. Джон оценил это письмо как чисто политическую записку. Затем моряк по имени Джонатан Роббинс, иначе Томас Нэш, был арестован в Южной Каролине по обвинению в убийстве на британском военном корабле. Он утверждал, что является гражданином Дэнбери, штат Коннектикут, Дэнбери отрицал это. Судья Южной Каролины отказался выдать Нэша. Дело было передано президенту Адамсу. Джон приказал передать заключенного на основании договора Джея. Республиканцы подняли крик: «Капитуляция перед британцами!» Джон довольно спокойно прокомментировал:
        - Чистейшее политиканство. Отныне все, что я съем за завтраком, становится вопросом большой политики.
        Нью-Йорк готовился к выборам своего законодательного собрания. Если победят федералисты, они отберут выборщиков в пользу Джона Адамса.
        - А если выиграют республиканцы? — беспокоилась Абигейл. — Ведь сообщают, что Аарон Бэрр ведет блестящую кампанию против Гамильтона и федералистов.
        Тень набежала на глаза Джона.
        - Можем ли мы, потеряв Нью-Йорк, выиграть? Да. Но с трудом.

9
        Нэб и ее дочурка Каролина спали в гардеробной Абигейл и в ее кабинете. 20 февраля 1800 года президент Адамс подписал акт Конгресса о прекращении дальнейшего набора в армию. Абигейл не сказала Нэб, что Конгресс намерен через месяц или два распустить армию и президент Адамс подпишет такой билль. Полковник вновь окажется безработным.
        Абигейл позировала писавшему ее портрет Джилберту Стюарту. Катерина Джонсон, мать жены Джонни, посетила семью Адамс на правах гостя дома. Томми жил с родителями, но избегал принимать клиентов и дела, которые могли быть так или иначе связаны с тем, что он — сын президента.
        Однажды он пригласил на обед двадцать восемь незамужних леди и джентльменов. До того, как Абигейл поднялась из-за стола, он подошел к ней и прошептал:
        - Не возражаешь, если я сегодня вечером потанцую?
        - Никоим образом, Томми, если все будет непринужденно.
        Компания поднялась вверх в гостиную, где подавали чай, и тем временем столы были разобраны и убраны. Танцы начались в восемь часов, и молодежь танцевала до полуночи. На часок зашел Джон, Абигейл оставалась в роли домашней надзирательницы. Томми взял ее за руку и повел наверх по ступенькам лестницы.
        - Ты была такой доброй, мама. Между прочим, как тебе понравилась мисс М.?
        - У нее любезные и приятные манеры. Однако я не могу не сожалеть, что ее бюст был открыт там, где его следовало бы прикрыть. Я хотела бы, чтобы она открывала меньше для глаз и больше для воображения.
        - Ей нет и семнадцати, мама, а в Филадельфии модно показывать свои достоинства.
        Абигейл взглянула на сына. Он повзрослел.
        Конгресс принял решение собраться в Вашингтон-Сити в третий понедельник ноября 1800 года на свою следующую сессию. Архитекторы, а затем рабочие вели строительство почти десять лет. Джон не хотел, чтобы правительство переезжало в Вашингтон-Сити, в место, которое стало именоваться округом Колумбия, ведь это было так далеко от Куинси. Ныне же он жадно ждал перемен.
        - В определенном смысле мы станем полноценной нацией, — заявил он, — с постоянным центром и местопребыванием правительства. Он возник в пустоши. Горжусь тем, что буду первым президентом, правящим отсюда. Это вселит в меня бодрость духа, поскольку мне будет предоставлена возможность оставить здесь память о себе.
        Конгресс принял закон о выделении пятнадцати тысяч долларов для оборудования дома президента в Вашингтоне. Джон с удовольствием подписал этот билль.
        - Нам потребуется вся прижимистость, свойственная жителям Новой Англии, чтобы эта сумма оправдала ожидания, — заметила Абигейл. — На переустройство дома в Филадельфии нам выделили четырнадцать тысяч долларов. Особняк президента в Вашингтоне в четыре раза больше.
        - Я измерю его, когда в следующем месяце съезжу туда. Как я понимаю, закончено строительство лишь нескольких комнат. Потребуется еще год для завершения работ. Конгресс будет на месте и будет знать, что еще нужно.
        - Будем ли мы там, чтобы знать, что еще нужно? — спросила Абигейл.
        Джон поморщился, словно его укусил комар.
        - Кто знает.
        Абигейл вернулась к житейским вопросам:
        - Всю эту мебель следует упаковать и отправить в Вашингтон-Сити. Одним словом, избавиться от нее. Быть может, мне удастся закончить ремонт большого кабинета к твоему возвращению. Кузен Коттон говорит, что работа там буквально кипит. Я только что отправила мраморные доски камина.
        Абигейл провела последний прием в Филадельфии для двухсот гостей — друзей и сотрудников правительства.
        В сенате собрались конгрессмены-федералисты и приняли решение, что их партию возглавят на президентских выборах Джон Адамс и Чарлз Котсуорт Пинкни. В Нью-Йорке Гамильтон, стремившийся удержать штат за федералистами, проиграл Бэрру. Он утверждал, что поддерживает Адамса и Пинкни, клялся, что партия федералистов выступит как единая сила. Выдвижение Пинкни привлечет голоса южных штатов, особенно его родной Южной Каролины.
        Сведения о ходе избирательной кампании были хорошими: в мае федералисты сошлись на том, что Джон нанесет поражение Джефферсону семьюдесятью голосами против шестидесяти шести. В июне вероятность стала даже выше: за Адамса намеревались голосовать семьдесят девять выборщиков против пятидесяти девяти за Джефферсона.
        Абигейл была близка к отъезду с такой обнадеживающей новостью.
        Скандал был связан с именем министра обороны Макгенри. Джон выбрал момент, чтобы дать выход наболевшему. Он признался ей, что с политической точки зрения было бы разумнее не увольнять Макгенри и Пикеринга. Когда вопрос о выборах будет решен, он попросит их выйти в отставку. Джон, казалось, спокойно принял поражение Гамильтона и федералистов в Нью-Йорке. В действительности же у него все кипело внутри. Он вызвал Макгенри в кабинет, обвинил его, что тот выступает против администрации и подрывает ее усилия, ставит под удар шансы переизбрания; Джон угрожал, что не позволит Макгенри оставаться на своем посту после выборов, а затем обратил свой гнев против Гамильтона, упрекая его за многолетние интриги, двуличие и предательство. Джон кричал:
        - Он интриган, величайший в мире интриган. Это человек, лишенный каких-либо моральных принципов, негодяй и чужак!
        Макгенри тут же подал в отставку. Через несколько дней Джон потребовал, чтобы секретарь Пикеринг также покинул свой пост. Пикеринг отказался, и Джон его уволил. Через два дня Александр Гамильтон не только прослышал в Нью-Йорке об увольнениях своих ставленников, но и узнал, как клеймил его Джон.
        Было ясно, что последует ответный удар.
        По пути в Нью-Йорк Абигейл остановилась в лагере у Скотч-Плейнса. Полковник был вне себя в связи с решением распустить армию. Нэб возмущалась. Отряды под началом ее мужа были хорошо обучены. Он проделал прекрасную работу. Теперь же потерял ее. Генерал Гамильтон находился в лагере. Он условился с Абигейл позавтракать вместе на следующее утро. Абигейл нашла Гамильтона очаровательным, любезным и вместе с тем уклончивым.
        Она взяла с собой в Куинси старшую дочь Чарли Сюзанну и завезла Каролину к матери полковника Смита. Увидев осунувшееся лицо Нэб, которая горевала, что ее третий ребенок будет жить отдельно от нее, а у нее самой нет постоянного дома, Абигейл нежно сказала:
        - У каждой души — свои горести.
        Увольнение Джоном Адамсом двух секретарей (впрочем, Джон Маршалл был подтвержден на посту государственного секретаря и его участие в правительстве укрепляло позиции Джона), отчужденность Нэб и полковника, лишившегося работы и доходов, напряженная обстановка в доме Чарли — все это сделало тревожной ее поездку домой. Она беспокоилась за будущее своих детей, и в какой-то момент ее пронзила мысль, что неблагополучие касается ее самой и Джона Адамса.
        Абигейл радовалась, что Джон помиловал Джона Фрайза и двух других участников пенсильванского мятежа, осужденных на казнь через повешение. Этот акт милосердия ослаблял напряженность, вызванную процессами, состоявшимися на основании постановления, каравшего за призывы к бунтам. Постановление прошло проверку в мае и июне 1800 года. Первым подвергся судебному преследованию издатель «Нортумберленд газетт» Томас Купер, опубликовавший материал, в котором утверждалось, будто президент Джон Адамс — жаждущий власти деспот, разрушитель прав человека, становящийся все более опасным врагом республики. Вскоре после этого высланный из Великобритании шотландец Джеймс Каллендер написал памфлет «Перспектива, открывающаяся перед нами», где утверждалось, что администрация Адамса — «непрерывный ураган злобных страстей… основная цель его администрации… оклеветать и уничтожить каждого, придерживающегося иных мнений». Каллендер назвал президента «отвратительным педантом, вульгарным лицемером, беспринципным угнетателем… одним из вопиющих дураков на континенте». Купер и Каллендер были признаны судом присяжных виновными в
уголовном преступлении, оштрафованы и посажены в тюрьму.
        ВКуинси завершилась перестройка библиотеки-кабинета. Абигейл постелила на пол живописный ковер, поставила мягкое кресло с высокой спинкой в угол около камина, переместила тяжелый секретер с ящичками для бумаг и в качестве специального подарка купила Джону красивый новый письменный стол и удобное кожаное кресло, поставив его в центре кабинета. Когда Джон приехал в начале июля домой вместе с Нэб и Каролиной, он был в восторге от перестановки.
        - Это настоящий кабинет ученого! — воскликнул он. — Я смогу провести остаток своей жизни здесь, работая над книгами по истории.
        - Хорошо. Возможно, тебе придется делать именно это.
        - Понимаю. Но опросы идут довольно хорошо; наши шансы растут.
        Газеты напечатали весьма странную историю: президент Адамс уволил Пикеринга и Макгенри, сговорившись с Томасом Джефферсоном. Джона Адамса переизберут на пост президента в 1800 году, а в 1804 году он снимет свою кандидатуру в пользу Джефферсона. Все это звучало для Абигейл маловероятным, но разве из всех человеческих занятий политика не является самой сомнительной? Ей хотелось услышать новости о Вашингтон-Сити. Джон задавался вопросом, насколько разумно рассказать ей, ибо ему показалось, что особняк да и весь город абсолютно не готовы к заселению. Он искоса взглянул на жену.
        - Особняк президента будет… пригодным для жилья. У сената и палаты представителей будут помещения для заседаний. В город доставляются департаментские досье и документы, департаменты займут раздельные здания.
        - Ты говоришь об этом без энтузиазма.
        - Трудности оказались большими, чем я ожидал, — сказал он с кривой усмешкой.
        И сразу же сообщил, что назначил полковника Смита надзирателем и инспектором порта Нью-Йорка. Полковник Уильям уже приступил к работе, хотя и потребуется подтверждение сената, когда тот соберется зимой.
        Страна все глубже погружалась в предвыборную лихорадку. Политические деятели Массачусетса непрерывно заседали. Повсюду шла агитация, с импровизированных трибун лился поток речей; печатались и раздавались памфлеты, газеты пестрели страстными выпадами против Джефферсона и Бэрра, с одной стороны, против Адамса и Пинкни — с другой. Невозможно было обойти Александра Гамильтона. Он написал Джону, назвавшему его членом «Британской фракции страны», требуя объяснений по поводу этого. Джон не счел нужным отвечать. Друзья и советники уговаривали выборщиков в шестнадцати штатах, и наступило такое равновесие, что Джон мог победить на выборах лишь чудом.
        Александр Гамильтон не собирался допустить такого развития событий. При содействии своих сторонников он разложил по косточкам политическую карьеру Джона Адамса с первых дней революции и написал пространное, уничтожающее письмо, направленное на то, чтобы обеспечить голосование в пользу Пинкни и таким образом устранить кандидатуру Адамса. Письмо, предназначавшееся, по его утверждению, только для федералистов, вскоре попало в руки Аарона Бэрра, который с удовольствием передал выдержки из него в республиканские газеты:
        «Не отрицая патриотизма и честности мистера Адамса и даже его некоторых особых талантов, я не был бы искренен, если бы скрыл свое убеждение, что он лишен талантов, необходимых для управления правительством, и что в его характере множество изъянов, которые делают его непригодным для должности главного исполнительного лица».
        Вслед за этим Гамильтон опубликовал свое письмо в виде книги, имея в виду распространить ее в конце октября и в начале ноября, когда предстоит назначить выборщиков.
        Джон стал готовиться к возвращению в Вашингтон-Сити. Абигейл мечтала поехать туда, хотя и понимала, судя по собранной информации, что столкнется с трудностями, присущими строящимся городам. Джон решил ехать впереди и проследовать верхом по самой короткой дороге через драматически изменившуюся страну, которая составляла часть его жизни во времена участия в выездных сессиях суда. Абигейл последует за ним в карете, остановится в Нью-Йорке, там встретится с Чарли, а в Филадельфии возьмет Томми и вместе с ним совершит пятидневную поездку в Вашингтон.
        Она нашла Чарли в пансионе, расположенном на берегу океана. Нэб провела ее в комнату. Салли жила в доме матери. Чарли уже неделю был прикован к постели. Его кожа имела желтоватый цвет, под ней проступало множество набухших кровеносных сосудов. Он метался в лихорадке, сильно потел, кашлял кровью. Когда они попытались обмыть его, он стал раздраженно кричать. Приехал врач, мужчина с короткой шеей, небольшим личиком и непропорционально большой головой. Он не проявлял интереса к Чарли, видимо, тот изрядно надоел ему. Когда Абигейл поинтересовалась, чем болен сын, врач ответил, пожав плечами:
        - Водянка в груди. Поражение печени.
        - А не чахотка ли это? Она случалась в нашей семье по линии Куинси.
        - Возможно, и она.
        - Что мы можем сделать? Мы не можем просто стоять и смотреть, как умирает молодой человек.
        - Приходится, миссис Адамс. Такова моя ужасная профессия.
        Врач сморщил свое лицо, пробормотал, что ему следовало бы быть морским капитаном, поскольку суда добровольно себя не уничтожают, эта привилегия отдана человеку.
        Чарли закашлялся, харкнув кровью на пол. Нэб накрыла рвоту грязным полотенцем. Абигейл вытащила из сумочки носовой платок, намочила его и обтерла изможденное лицо Чарли. Она воскликнула:
        - Нэб, мы должны что-то сделать, чтобы спасти его!
        - Согласна с тобой, мама. Но здесь речь идет о воле. Чарли хочет умереть.
        - Вот деньги. Возьми карету. Купи постельное белье, новые ночные рубашки.
        - Я принесу это из своего дома. Он в нескольких минутах ходьбы.
        Абигейл подвинула стул к изголовью кровати Чарли.
        - Сын, послушай меня. Я останусь рядом с тобой, пока ты не почувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы тронуться в путь. После этого я заберу тебя и Салли в Вашингтон. Ты будешь жить у нас до поправки.
        Чарли поднял веки.
        - Что ты будешь делать с горьким пьяницей в новом особняке президента?
        - Ты можешь помочь отцу, ему нужны люди, которым он доверяет.
        - Мой отец отказался от меня.
        - Он не имел это в виду. Он любит тебя.
        - Со мной все кончено, я пропащий человек.
        - Грех лишать себя жизни, Чарли. Последний час определяет Бог. Ты воюешь против Его воли. Разве ты не боишься наказания?
        - Я пережил свой ад на земле. После всего этого будет лишь мирное забвение. Я заслужил его.
        - Но почему, Чарли?
        - Я отравил жизнь людей, которых любил сильнее всех, твою и Салли, Нэб и Джонни.
        - Если ты любишь нас, то почему причиняешь нам такую боль? Ты скрашивал нам жизнь.
        Он протянул руку, коснулся ее руки.
        - Ты должна поехать в новый Вашингтон-Сити. Ты должна открыть президентский дом, помочь отцу принимать иностранных дипломатов на официальных обедах. У тебя есть работа.
        - А ты, Чарли? Разве у тебя нет работы? Поддерживать своих детей, быть им отцом! Избавить нас от бессмысленной трагедии.
        Чарли устало закрыл глаза.
        - Должна быть какая-то цель в этом.
        Абигейл подумала о своей второй дочери, о крошке, которая жила так недолго; какая-то ее часть ушла в небытие вместе с Сюзанной; но тогда речь шла о ребенке, не имевшем шанса испытать жизнь. Теперь же внутри нее умерла та часть жизни, какую составлял Чарли.
        В дверях показалась Нэб. За ней стоял кучер Абигейл и коренастый рабочий из дока.
        - Я забираю Чарли с собой, мама. Я буду за ним ухаживать. Джентльмены, будьте добры взять моего брата и снести вниз в карету.

10
        Группа, включавшая Луизу и дочь Чарли Сюзан, задержалась на день в Филадельфии, чтобы дать отдохнуть лошадям перед стопятидесятимильным перегоном до Вашингтон-Сити. У Томми было письмо Джона, адресованное Абигейл. Он благополучно доехал, поселился в доме президента и с нетерпением ожидал ее приезда. С глубоким чувством он писал:
        «Молю небеса одарить этот дом и всех, кто будет жить в нем, самыми наилучшими благословениями. Да пусть лишь честные и мудрые люди живут под его крышей».
        Они выехали из Филадельфии рано утром. С наступлением зимы дороги оказались в плачевном состоянии. За день им удавалось проехать не более тридцати миль. Четыре дня их бросало в карете от стенки к стенке. Томми занимался поиском помещений, еды, укрытием лошадей в конюшнях. Когда они достигли Балтиморы, на постоялый двор пришел давнишний друг судья Чейз с письмом, содержавшим приглашение майора Томаса Сноудена, владевшего комфортабельной плантацией в двадцати одной миле от Вашингтона.
        - Спасибо, судья Чейз, но завтра мы доберемся до Вашингтон-Сити, — сказала Абигейл.
        - Пожалуйста, не пытайтесь, миссис Адамс. Это долгая поездка в тридцать шесть миль до постоялого двора, и дорога здесь наиболее разбитая. Вы не доберетесь до наступления темноты. Лучше всего остановиться у майора Сноудена. Его гостеприимство является гордостью новой страны.
        От Балтиморы местность, по которой они проезжали, была поистине глухоманью, дорога не была толком проложена. Встречались лишь отдельные глинобитные домики, перед которыми играли негритята. В темных рощах дорога переходила в едва заметные тропы. Навстречу не попадалось ни души. Томми шел впереди кареты, сгибая и обламывая сучья, свисавшие над тропой.
        - Ма, боюсь, что мы сбились с пути.
        Навстречу попался негр с лошадью и повозкой. Он предложил свои услуги вывести их на почтовую дорогу. Они потеряли два часа. Вскоре показался постоялый двор, где они задержались на спешно собранный обед. Абигейл направила курьера, чтобы попросить Джона выехать навстречу с экипажем и сменой лошадей. И вот они заметили едущую навстречу повозку. Абигейл огорчилась, узнав, что среди возчиков нет Джона. Он написал ей, что находится на заседании кабинета и с нетерпением ожидает ее приезда. Лошади были перепряжены, и они двинулись вперед с такой скоростью, какую позволяла дорога. Тем не менее предстояло преодолеть еще тридцать миль до места назначения.
        Опускались ранние ноябрьские сумерки, когда они подъехали к воротам плантации Сноудена. Томми приказал остановить карету.
        - Мама, я настаиваю, чтобы мы переночевали здесь. Я не хочу ехать в темноте по этой разбитой колее. Карета может опрокинуться.
        - Томми, я не могу навязать такое большое количество людей майору Сноудену. Это неприлично. Мы должны ехать дальше.
        Майор Сноуден ждал их перед своим домом. Услышав шум кавалькады на дороге, он вскочил на коня и помчался навстречу. В ответ на протест, что она не может посадить на его шею девять человек, он добродушно заметил:
        - Мы можем позаботиться о вдвое большем количестве, миссис Адамс. Не откажите миссис Сноуден и мне в привилегии принять вас.
        Они были приняты миссис Сноуден, ее двумя миловидными дочками и сыном, который обедал в доме Адамсов в Филадельфии. Английская по происхождению семья Сноуден жила в добротном доме, умела принимать без церемоний. Абигейл и Томми поужинали вместе с семьей перед ярко горевшим камином, затем крепко уснули, впервые со времени своего выезда из Филадельфии. На следующий день ранним утром они снова были в пути.
        Пробило час дня, когда они прибыли в Вашингтон-Сити, подъехали к особняку президента — большому зданию из песчаника, сверкающему белизной под бледными лучами зимнего солнца. Площадка вокруг особняка не была окончена, не было забора, не засеяны лужайки, не разбит сад, не проложены дорожки. Абигейл видела хижины рабочих и заброшенные печи для обжига кирпича.
        Курьер заранее доставил известие о том, что они подъезжают. Из окна кареты Абигейл увидела Джона, стоявшего на деревянной лестнице перед домом, за ним толпились ее племянники Билли Кранч и Билли Шоу, а еще дальше Брислер, Бетси Хауард, и Беки — две девушки, ранее посланные ею, Шипли и Ричард — работники, с которыми она подписала контракт в Куинси.
        Старый закон, гласивший, что к первому понедельнику декабря 1800 года местопребывание правительства Соединенных Штатов должно быть перенесено в район на реке Потомак, очевидно, не принимался всерьез. Тем не менее их встреча была счастливой. Джон взял Абигейл за одну руку, Томми за другую, и они провели ее торжественным шагом через парадную дверь, при этом президент прошептал:
        - Миссис Абигейл Смит Адамс, я приветствую вас в новом особняке президента.
        Она хихикнула слегка охрипшим голосом. Затем быстро огляделась, с трудом подавив вздох огорчения. Фойе не было отделано, главная лестница не возведена и не будет готова в эту зиму. Лишь четыре комнаты имели комфортабельный вид: временный кабинет Джона, примыкающий офис Уильяма Шоу, его секретаря, общая гостиная и комната приемов. Остальная часть первого этажа не была даже оштукатурена.
        Заметив разочарование на лице Абигейл, Джон спокойно сказал:
        - Не думаю, чтобы много использовали первый этаж, хотя строители говорят, что он будет оштукатурен и отделан, правда без покраски, в течение трех месяцев, если позволит погода. Но ты увидишь, что наверху гораздо уютнее. Отделка Овального кабинета закончена, и ты можешь там принимать гостей. У нас две спальни, маленькая для Сюзан, где даже покрашены стены.
        Джон был прав: верхние помещения выглядели великолепно. Из Филадельфии привезли обтянутые дамастом стулья и диваны, и они были расставлены в Овальном кабинете. На окнах не было гардин; они были слишком высокие, чтобы воспользоваться старыми из Филадельфии. Некоторые предметы мебели, оставшиеся от администрации Вашингтона, были упакованы в ящики и доставлены сюда, хотя Абигейл не считала их ценными. Теперь она была рада дополнительной мебели. На полах лежали ковры, также привезенные из филадельфийского дома. Из окон открывался превосходный вид на Потомак, по которому сновали барки, связывавшие Вашингтон с Александрией. Объявили о приходе миссис Джонсон, тещи Джонни. Она жила по соседству и пришла навестить Абигейл.
        Они пили чай в общей гостиной, которую постарался просушить Брислер, топя камины в течение нескольких дней, и оживленно беседовали о проблемах жизни в наполовину отстроенном дворце, когда в дверях появилась Бетси Хауард и спросила, может ли она поговорить с миссис Адамс по личному вопросу. Абигейл вышла вместе с ней в фойе.
        - Миссис Адамс, у меня проблема. Мы должны выкупаться, нам не хватает полотенец, простыней и предметов личного туалета. Отжимной пресс, что вы заказали, еще не доставлен, мы стираем в тазах на кухне, и сейчас выстиранное белье киснет в корзинах, поскольку нет места, где его можно повесить. Нет ни жердей, ни бельевых веревок.
        Абигейл подошла ко входу в Восточную комнату, повернулась к Бетси с озорной улыбкой и сказала:
        - Уверена, что эта комната не проектировалась для такой цели, она станет одной из самых красивых комнат Америки после ее отделки, но сейчас, Бетси, я полагаю, что это ваша сушилка.
        - Мэм, по-вашему, мы можем развесить здесь белье?
        - Конечно. Если найдете веревки.
        Абигейл прошла в угол комнаты, там был вбит в стену гвоздь.
        - Бетси, позови молодого мистера Адамса, мистера Шоу и мистера Кранча. Нам нужна их помощь.
        Томми и его два кузена отыскали в подвале набор инструментов, принесли молоток, гвозди и длинный шест, чтобы подпереть середину бельевой веревки. Билли Кранч привязал один конец веревки к гвоздю в восточном углу комнаты, в то время как Томми поддерживал веревку шестом, а Билли Шоу забил гвоздь в западный угол комнаты и натянул веревку. Беки и Бетси принялись доставать белье из плетеных корзин, сильно встряхивая, распрямляя его, и вешали на веревку — простыни, наволочки, полотенца, а посреди веревки, около шеста, нижнее белье, рубашки и носки. Воздух в комнате был холодным и сырым. Брислер вместе с Ширли и Ричардом принесли вязанки дров и растопили камин. Когда от него повеяло теплом, все собравшиеся встали спиной к огню, рассматривая с восхищением, вероятно, самую длинную бельевую веревку, когда-либо натянутую в американском доме. Послышался смех. Абигейл повернулась и увидела Джона и миссис Джонсон в дверях. Джон покачал головой, не веря глазам своим.
        - Первая гражданка Рима, повесившая семейное белье в свой первый день в особняке президента в Восточной комнате, где должны принимать иностранных послов.
        Миссис Джонсон вызвалась навестить их на следующий день и помочь найти лучшее место для сушки белья на воздухе.
        Им было тепло в просторной кровати, привезенной из Филадельфии. Находиться в новом доме — волнующее и приятное переживание. Они долго обсуждали свои ощущения. Уильям Шоу умудрился принести наверх изрядный запас дров, которые Джон то и дело подбрасывал в камин. Он сказал ей:
        - Ты не должна думать, что незавершенные работы здесь или все неполадки произошли по вине строителей. Дело в том, что Конгресс отказался выделить средства для оплаты долгов. Однако предполагается, что завтра они соберутся на свою регулярную сессию. Они своими глазами видели полузаконченный Капитолий. Приехавшие уверяли меня, что будут предоставлены щедрые фонды.
        На следующее утро Абигейл провезли по городу. Он был построен на болотах в излучине Потомака, в привлекательном месте, но пораженном лихорадкой и малярией. Первоначальные планы Л'Анфана и комиссаров, ответственных за строительство, предусматривали широкие, обрамленные деревьями авеню длиной около мили, соединяющие дом президента с Капитолием, где должны проходить заседания двух палат Конгресса.
        Однако Пенсильвания-авеню, как ее обозначали на бумаге, представляла собой болото, поросшее зарослями ольхи. Топь пытались замостить сколами с обтесывавшихся камней Капитолия, но в сухую погоду острые осколки резали подошвы ботинок, а в сырую — обувь покрывалась белым налетом.
        Абигейл осмотрела полдюжины домов, таверн и контор. Почта располагалась в трехэтажном здании на северо-восточном углу Девятой и Е-стрит, сданном в аренду доктором Джоном Крокером. Самое большое здание, объяснил Джон, заняло казначейство; в нем работает шестьдесят один человек; мебель и документы доставили из Филадельфии по Потомаку на парусных барках. Государственный департамент размещался в одном из шести зданий на Пенсильвания-авеню. Напротив него стояло трехэтажное здание, арендованное у Джозефа Ходжсона и предоставленное Военному департаменту с его восемнадцатью служащими. В городе проложили пока всего одну дорогу — Нью-Джерси-авеню, по обе стороны которой стояло по одному дому. В центральной части города высились два комфортабельных дома, один принадлежал Дэниелу Карроллу, а другой — Нотли Янгу.
        Многие дельцы втянулись в спекуляции земельными участками. Личный секретарь президента Вашингтона Тобиас Лир вырос в ведущего торговца, Роберт Брент заложил каменоломню у Акис в Виргинии, поставлявшую каменные блоки для Капитолия. Уже выходила газета «Нэшнл интеллидженсер», редактировавшаяся Сэмюелом Гаррисоном Смитом, поселившимся в городе. Здесь работали три архитектора: доктор Уильям Торнтон, разработавший проект Капитолия и здания Октган на пересечении Нью-Йорк-авеню и Восемнадцатой улицы; Джордж Хэтфилд и Джеймс Хобан, составившие проект особняка президента. В городе приступили к работе несколько адвокатов, врачей и пасторов, проводились службы в церквушке, которую последователи епископальной веры купили по дешевке: это небольшое каркасное строение у подножия Капитолийского холма в прошлом было табачной лавкой.
        Было возведено северное крыло Капитолия, выложен фундамент для центральной купольной части. Капитолий, как узнала Абигейл, задуман по образцу дворцов итальянского Возрождения, а дом президента во многом скопирован с ирландского дворца.
        - Знает ли кто-либо, почему взяты итальянские и ирландские образцы? — спросила Абигейл у своих мужчин.
        - Никто не знает. Все наши планы поломались, когдаЛ'Анфан поссорился с правительственными комиссарами и они оставили свои посты. В результате мы имеем два каменных дома в неряшливом пограничном городке, расположенном на пустоши. — Джон мечтательно добавил: — Если у меня будет еще четыре года, мне хотелось бы сделать кое-что для города. Не Версаль или Париж, как нам обещали, но, возможно, самый красивый город в Америке.
        - Если будут еще четыре года, тогда я смогу превратить недостроенный дом президента в один из лучших особняков в стране. Главный исполнитель, кем бы он ни был, заслуживает такого дома. В нем нуждается страна. На национальный дом следует смотреть с гордостью, он должен выситься как символ величия страны. И, Джон, — тихо добавила она, — только такое справедливо и отвечает цели. Мы помогли создать прочное государство. Почему мы не могли бы помочь создать величественную столицу?
        Абигейл сняла с левой руки перчатку и взяла Джона за руку. Рука Джона была холодной, она согрела ее.

11
        Абигейл проехала одну милю в Джорджтаун. В хороший поселок вела отвратительная дорога. В Джорджтауне можно было купить овощи, немного яиц и молока, но фруктов не было нигде ближе, чем в Балтиморе и Норфолке. Сверх самого необходимого она должна была дожидаться прибытия судна, на которое Коттон Тафтс погрузил для нее одежду, ящики с фруктами, скромный запас вин и сидра, дополнительные одеяла. Она отыскала человека в Джермантауне, владевшего угольной и дровяной лавкой, и попыталась договориться о постоянном снабжении топливом. Он предложил ей ограниченное количество дров, по цене девять долларов за вязанку, что было безумно дорого, учитывая число каминов в особняке. Но даже за такую цену поставщик с трудом находил лесорубов, готовых отправиться в лес за дровами.
        Когда Абигейл вернулась домой, ее поджидала в прихожей у кабинета Джона миссис Джонсон.
        - Миссис Адамс, я понимаю ваши трудности, но должна сказать вам, что леди по соседству с нетерпением ждали вашего приезда. Они так нуждаются в обществе. Как вы видите, по эту сторону от Балтиморы нет ничего. Мне поручили спросить вас, начнете ли вы устраивать приемы. Если вы позволите, я дам обед и бал в вашу честь в нашем доме. Здесь есть полдюжины других леди, которые хотели бы видеть у себя вас и президента. Я должна сказать вам, что они не могут поступить таким образом по протоколу, пока вы не откроете для них особняк и не примите их как гостей.
        Абигейл почувствовала себя озадаченной.
        - Где я их помещу? В конце концов я не могу развесить их на веревочку, как сырое белье в Восточной комнате. Но вы правы, я разошлю свои карточки.
        Хотя леди из Джорджтауна посещали ее и она сама нанесла пятнадцать ответных визитов, иногда оставляя свою визитную карточку, особняк президента был мало пригоден для приема гостей, к тому же в течение всей недели в нем толпились рабочие, так что Абигейл решилась пригласить лишь одну-две пары гостей на воскресный обед после церковной службы в палате представителей Капитолия. Она получила от Марты Вашингтон приглашение посетить Маунт-Вернон. Внучка миссис Вашингтон приехала на чай, приезжали также миссис Бенджамин Стодерт, миссис Гаррисон Смит, миссис Уильям Торнтон.
        Наступило время ожидания, последний отрезок перед решающим часом.
        Политика превращалась в игру «орел или решка». Президентские выборы могли принять неожиданный оборот. Строились всевозможные догадки. Александр Гамильтон уничтожил себя как политика своей полемикой и, весьма вероятно, той же полемикой уничтожил федералистскую партию. Будет ли Джон Адамс переизбран президентом, или же «анти», как называла их Абигейл, добьются избрания Томаса Джефферсона? За Джоном Адамсом твердо стояла Новая Англия, за Джефферсоном — Юг, за исключением Южной Каролины, поддерживавшей Пинкни. Джон потерял Нью-Йорк, но на его сторону перешли Нью-Джерси и Делавэр. По всем подсчетам Пенсильвания и Мэриленд разделятся поровну. Если голоса восьми выборщиков от Южной Каролины перейдут к Пинкни и Адамсу, Джон Адамс завоюет пост президента одним-двумя голосами выборщиков.
        В начале декабря, после того, как сенаторы-федералисты от Пенсильвании достигли компромисса, который обеспечил Джону Адамсу семь голосов выборщиков штата, редактор «Юнайтед Стейтс газетт» писал: «Они спасли разваливающийся мир». Из Бостона пришло известие, что газета «Колумбиен сентинел» сообщила: «вне всякого сомнения» будут выбраны Адамс и Пинкни.
        - Не будем говорить об этом, — сказал Джон. — Скоро станут известны все голоса. Мы не можем их изменить или прибавить к ним. У меня достаточно дел, чтобы обеспечить нормальный переезд департаментов в Вашингтон.
        Абигейл прочла про себя молитву: «Если мы выиграем, у нее будет еще четыре года для завершения работы. Я оборудую этот дом, высажу розы, поставлю ограду. Если мы проиграем, то примем участие в упорядоченной передаче власти и уедем в Писфилд. Господь Бог, даруй доброе высвобождение».
        Томми уехал в Филадельфию продолжить свою адвокатскую практику. Он неожиданно возвратился, его глаза слипались от бессонницы. Абигейл и Томми позвали Джона, и трое Адамсов закрылись в спальне.
        - Мама, отец, речь идет о Чарли. Я не мог позволить, чтобы вы услышали новость от кого-либо другого. Он умер. Я прибыл в Нью-Йорк в момент, когда он мог лишь попрощаться. Он послал вам свои слова при смерти.
        - Да, сын… — сказал явно потрясенный Джон.
        - Он просил простить его. Просил вас помолиться за его бессмертную душу. Он сказал, что у него не было желания причинять вам боль…
        Горе потрясло Абигейл. Джон подошел к окну и смотрел, ничего не видя, на пустынную землю к реку внизу. Не поворачиваясь, он произнес:
        - Ты организовал ему надлежащие похороны?
        - Я тут же принял меры. Он уже похоронен.
        Джон, стоя у окна, сказал хриплым голосом:
        - Сын, который некогда умилял меня и был мне дорог, подрезал себя в расцвете жизни… в силу причин, доставивших глубочайшее горе моему сердцу и величайшее бедствие моей жизни…
        Джон выразил свое горе словами. Этого не могла сделать Абигейл. Смерть сына опустошила ее рассудок. Позже, ночью, когда пришел Томми пожелать ей доброй ночи, она спросила:
        - У него хорошая могила, Томми?
        - Да, мама. Я отвезу тебя туда, когда ты поедешь домой.
        - Может быть, мы сможем взять домой и Чарли. Он не должен лежать среди чужих, в чужой земле. Он должен быть похоронен в Куинси рядом с родными.
        12 декабря 1800 года «Нэшнл интеллидженсер» сообщил, что Южная Каролина отвергла своего собственного сына Чарлза Котсуорта Пинкни и отдала восемь голосов своих выборщиков Джефферсону и Бэрру. Эти голоса меняли картину. Джон Адамс шел значительно впереди своей партии, которая сумела набрать лишь сорок одного представителя против шестидесяти пяти представителей республиканцев; но час поражения для федералистов наступил.
        Народ отверг Джона Адамса, не дал ему второго срока.
        В то время как они читали сообщения о похоронном политическом звоне для президента Адамса, приехал губернатор Северной Каролины Дейви, один из комиссаров, выехавших во Францию, с договором о мире и дружбе. Однако было уже поздно.
        Джон и его супруга пошли в Овальный кабинет, где Абигейл представила первое общество Вашингтон-Сити. Против окна, выходившего на юго-восток, стоял обтянутый красным дамастом диван и два стула того же цвета из Филадельфии. Отсюда они могли видеть Капитолий и ручей Тибер, впадавший в Потомак. Это было самое уютное место в доме. Никто, кроме Брислера, отвечавшего за камины, не заходил сюда без приглашения. Они сели рядом на красный диван, подавленные, но полные решимости, что, излив друг другу душу, не допустят, чтобы внешний мир заметил их разочарование. Абигейл повернулась лицом к мужу, увидев, насколько он побледнел и какая усталость в его глазах.
        - Как могло такое случиться с нами, Джон?
        Джон Адамс не пытался скрывать своего горького разочарования.
        - Каковы причины нашего поражения? Вероятно, их сотни. Одна из причин — в действиях Гамильтона: он расколол нашу партию. Страна устала от разговоров о войне, налогах, растущей силе центрального правительства. Меня сделали жертвой гнусной кампании и безответственных личных обвинений. Республиканцы создали блестящую политическую организацию, первую, какую знала наша страна. Они чернили нас как партию бизнеса, банков, богатства, рисуя себя партией народа. Они убедили значительную часть наших избирателей, что федералисты не доверяют народу, что, согласно нашим взглядам, правительство должно принадлежать только богатым и мудрым.
        Он горько усмехнулся.
        - Поскольку большинство населения Америки не принадлежит к богатым и мудрым, оно переметнулось в другой лагерь. Мы могли обещать, что продолжим управлять, как мы управляли в течение двенадцати лет. Республиканцы обещали низвести федеральное правительство до состояния тени.
        Джон пожал левым плечом, подчеркивая пустоту таких обещаний, поднялся и стал ходить по комнате.
        - Стране говорили, что путь республиканцев есть путь в будущее, вторая Американская революция, которая освободит от федералистской контрреволюции; что федералисты представляют отмирающее прошлое. Север уступил Нью-Йорку и Югу. Частично мы сами виноваты. Я не делал секрета из того, что считал высокопоставленных федералистов опасными. Гамильтон не делал секрета из того, что Джефферсон предпочтительнее Адамса. Джон Маршалл был прав. Постановления о чужеземцах и о призывах к бунту, хотя и истек срок их действия, были отвергнуты народом.
        Он вернулся и сел на диван.
        - Мы были частью старого движения, и теперь нам дали отставку. Так было с кузеном Сэмюелом. Наши четыре года президентства перечеркнуты.
        Она чувствовала, как он своим покаянием причиняет себе невыносимую боль. Она не позволит ему последним поворотом затянуть гайку.
        - Без твоей решительной позиции на посту президента, Джон, могло и не быть передачи независимых Соединенных Штатов Джефферсону и республиканцам.
        Ее крик протеста эхом отразился в пустой комнате. Он бросил на нее любящий взгляд, вновь поднялся, пересек Овальный кабинет, остановился у камина, скрестив руки за спиной. Теперь его лицо пылало возмущением.
        - Какое безумие! Меня осудили за то, что я был наиболее надежным президентом, и отдали предпочтение человеку, который уверял народ, что он станет наименее надежным президентом.
        - Мистер Джефферсон всегда был настроен в пользу слабого главного исполнительного лица. Когда ты послал ему копию конституции из Лондона, он ответил, что его путает подразумевающаяся власть президента.
        - Он вскоре познает иное.
        Джон закрыл свое лицо ладонями.
        - Неблагодарность разбивает мне душу. Я хотел прослужить еще срок. Четыре мирных года, чтобы доказать, что страна может расширяться, процветать. Стать частью этой новой столицы. Тогда бы я смог с честью удалиться в Куинси. Сейчас же я чувствую себя униженным, прогнанным.
        - Мы хотели служить, Джон, и мы служили. Теперь есть столица, именуемая Вашингтон-Сити и принадлежащая государству под названием Соединенные Штаты; пройден огромный путь от несправедливостей постановления о гербовом сборе. Твоя отвага, твое предвидение, твоя приверженность увели нас далеко от колонии залива Массачусетс. С Божьей помощью ты стал одним из строителей самой свободной цивилизации, какую знал когда-либо мир. Здесь есть все, что должен познать мир: документы, отчеты, конституции, договоры, законы. «Выводок Адамса», говоря словами короля Георга, боролся за это и победил. Джон, ты историк. Ты знаешь, что именно так скажет история.
        - Я скажу это! — В его глазах промелькнула искорка, а губы изобразили невольную улыбку. — В той самой прекрасной библиотеке, какую ты построила для меня. Чернила имеются не только у республиканцев. Потребуется написать несколько томов…
        - Не хочешь ли ты, чтобы я выехала пораньше и подготовила к твоему приезду дом и кабинет? Я могу положить чернила, ручки и писчую бумагу на твой письменный стол…
        - Спасибо, миссис Абигейл, за твои чудесные подарки, которые вдохновляли меня в течение многих лет.
        Она мягко ответила:
        - Жизнь для тех, кто любит.
        Раздался стук в дверь. Уильям Шоу вызывал Джона. Когда Джон закрыл за собой дверь, Абигейл разрыдалась.

12
        Новый Вашингтон-Сити был построен на Юге. Время Новой Англии прошло, контроль над федеральным правительством перешел к Югу.
        Прошло и время Джона и Абигейл Адамс. Они понимали это. Прошло тридцать лет с тех пор, как он защищал солдат в бостонском побоище, двадцать шесть со времени его первой поездки на Континентальный конгресс, составления им первой конституции. Пришло время поехать домой и написать историю, кем он был и что совершил. Абигейл не тешила себя мыслью, что впереди легкие годы. Ведь найдутся охотники позлословить насчет Джона Адамса, есть у него и враги. Но они прожили большую часть своей семейной жизни под градом нападок. Они знали, как выжить; такова особенность пуритан.
        К тому же их работа еще не закончилась.
        Абигейл посетила Марту Вашингтон в Маунт-Верноне, обе женщины чувствовали, что это их последняя встреча. В день Нового года Абигейл устроила официальный прием. Из окрестностей съехались женщины в прекрасных платьях, сопровождавшие их мужчины — в черных костюмах, сшитых по новой моде. Абигейл дала обеды для леди, для членов Верховного суда и для новых руководителей исполнительных департаментов. Члены семьи по воскресеньям посещали Капитолий, где читались проповеди.
        Когда секретарь Оливер Уолкотт вышел в отставку, президент Адамс перевел Сэмюела Декстера из Военного департамента в Казначейство. Он назначил племянника Уильяма Кранча комиссаром города Вашингтон, подписал билль Конгресса о лучшей организации судов и направил множество имен в сенат для подтверждения назначений. Он убедил Джона Маршалла занять пост Верховного судьи. Он провел Парижский договор через сенат. И, наконец, побудил государственного секретаря Маршалла подготовить отзывные грамоты для Джона Куинси.
        Абигейл решила возвратиться в Куинси в начале февраля, когда дороги станут проезжими; вернуться к своей молочной ферме, грушевому и яблоневому садам, к своим детям и бесчисленным внучатам, к объемистым книгам Джона и ежегодным весенним посадкам. Джон останется до утра 4 марта, когда власть перейдет к Джефферсону.
        - Ни на один час дольше того, что требует конституция! — воскликнул Джон.
        Когда распространились слухи, что Абигейл готовится к отъезду, ей нанес визит Томас Джефферсон. Она приняла его в Овальном кабинете. Он проживал в пансионе «Конрад энд Макмуни», где останавливались конгрессмены. Его длинные волосы выглядели снежно-белой шапкой на красиво вылепленной голове, его проницательные глаза оставались по-прежнему живыми. Но он плотнее, чем в прошлом, сжимал губы, выражая таким образом свое отношение к миру.
        - Миссис Адамс, я пришел попрощаться с вами и пожелать вам приятного путешествия.
        - Это сверх того, что я ожидала, мистер Джефферсон. Могу ли я дать некоторые пояснения о ведении здесь хозяйства?
        - Я был бы рад сохранить всех слуг, каких вы можете рекомендовать, миссис Адамс. Хочу вас заверить, что никто не даст мне больше удовлетворения, чем возможность оказать услугу мистеру Адамсу, вам или любому члену вашей семьи.
        - Спасибо, мистер Джефферсон.
        Джефферсон наклонился вперед:
        - Я хотел бы особенно поинтересоваться в отношении мистера Джона Куинси Адамса. Нравится ли ему пребывание в Берлине? Не хотел бы он остаться там?
        - Я ожидаю, что Джон Куинси возвратится в Америку.
        - В таком случае вы должны выразить ему мое самое искреннее уважение. — Джефферсон встал и протянул руку. — Семья Джефферсон всегда будет помнить вас с любовью.
        Рассказав о встрече Джону, она добавила:
        - Король умер, да здравствует король! Как ты думаешь, придет ли день, когда мы сможем ответить ему с любовью?
        - Если он не развалит страну за время своей администрации, — сказал мрачно Джон. — Или же он станет президентом.
        Никто «не снял» голоса в пользу Аарона Бэрра; он и Джефферсон получили одинаковое число голосов — по семьдесят три голоса. Выборы переместились в палату представителей, которая должна была выбрать одного из них на пост президента. Хотя всем было известно, что Бэрр выставлял свою кандидатуру на пост вице-президента, он отказался снять свое имя при голосовании на пост президента. Многие твердолобые федералисты в Конгрессе помогали создать трудности, голосуя за Бэрра как президента, Джон опасался оппортунизма Бэрра, во многом более опасного, чем уклончивость Джефферсона.
        Наступило 13 февраля 1801 года, день отъезда Абигейл. Она встала на заре, оделась и уже рано утром была готова к поездке. Она открыла переднюю дверь, спустилась по ступеням вниз и стояла, рассматривая еще не достроенный президентский особняк. Она вспомнила, как вместе с Джоном путешествовала по Мэриленду и почтенный седой мужчина попросил, чтобы его допустили к президенту. Он вошел в комнату, вежливо поклонился и сказал:
        - Сэр, я прошел много миль с определенной целью. Это ваша леди?
        Джон ответил:
        - Да, это миссис Адамс.
        Мужчина был в восторге:
        - Сегодня утром я сказал своей жене, что я пойду, а она ответила: «А ты не боишься?» — «Нет, — сказал я, — почему ты думаешь, что я напугаюсь пойти и увидеть своего отца?»
        Облик отца со временем меняется. Лицо идеала никогда. Они внесли в это свой вклад. Это была приятная, благодарная мысль.
        Абигейл и Джон попрощались спокойно в уединении своей спальни. Он прижал ее к себе, погладил ее волосы, поцеловал в обе щеки.
        - До свиданья, дорогая. Через несколько недель мы вновь будем вместе и больше не расстанемся.
        - Это и есть горячо желаемая цель.
        На ступеньках портика, наблюдая отъезд Абигейл, собрались ее племянники, несколько друзей и слуги. Джон помог ей сесть в карету. Сюзан и Луиза расположилась на заднем сиденье. Кучер ударил кнутом. Лошади взяли с ходу. Раздались прощальные крики. Абигейл высунулась из окна помахать платком и увидела Джона; он стоял на ступенях и махал ей, его глаза были печальными, но плечи выражали решимость.
        По мере того как карета удалялась к Балтиморе и фигура Джона Адамса становилась все меньше, перед ее глазами возникал другой облик, столь же живой и реальный, каким она видела его в то утро. Она сидела на своей кровати в пасторском доме в Уэймауте, писала письмо кузине Ханне Куинси, сообщая ей, как трудно обрести друзей, и вдруг услышала зов сестры Мэри снизу: «Нэбби, пришел Ричард. С друзьями. С этим адвокатом из Брейнтри».
        Она спустилась, пританцовывая, по лестнице, увидела Джона Адамса; он стоял в библиотеке ее отца и держал два открытых тома, заглядывая то в один, то в другой. Застигнутый врасплох, Джон Адамс повернулся, и на его щеках появился румянец. Он протянул к ней руки, в каждой руке было по тому.
        Ее жизнь началась.
        notes
        Примечания
        1
        Имеется в виду первое заранее спланированное сражение у Банкер-Хилла, холма недалеко от Бостона, в 1775г. в Войне за независимость.
        2
        Имеется в виду штурм Бастилии, возвестивший о начале Великой Французской революции.
        3
        4
        В данном случае начальником полиции.
        5
        Торговый и политический союз северогерманских городов, возникший в XIVв.; с конца XVв. начался его упадок.
        6
        Л'Анфан Пьер-Шарль (1754 -1825) — французский инженер, автор планировки Вашингтона.
        7
        Крез (560 -547 до н.э.) — царь Лидии, славившийся легендарным богатством и щедрыми жертвоприношениями.
        8
        Монро Джеймс (1758 -1831) — будущий пятый президент США (1817 -1823).
        9
        ДИРЕКТОРИЯ — правительство Французской республики из пяти директоров (ноябрь 1795 — ноябрь 1799).
        10
        Восстание мелких фермеров в США в 1786 -1787гг., явившееся результатом обострения социальных противоречий после Войны за независимость.