Библиотека / История / Буров Владимир : " Альфа Центавра " - читать онлайн

Сохранить .
Альфа Центавра Владимир Борисович Буров
        Это битва за Российскую Трою — город Царицын. Только здесь — в отличии от обычной истории, где это и так ясно по умолчанию — объяснено откуда взялись Белые: — Прилетели с Альфы Центавра.
        Буров Владимир Борисович
        АЛЬФА ЦЕНТАВРА
        Я вешаю свои картины на Стену Истории
        Александр Дюма
        В своих любимых песнях я тоже не все слова могу разобрать.
        Стивен Кинг
        Вымысел и есть предмет и цель романа и радость автора и наслаждение для ума и сердца читателя.
        Стивен Кинг
        Главное — действие. А не фактографическое описание.
        Стивен Кинг
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Глава 1
        - Здесь есть Вины?
        - Не думаю. И более того, я сомневаюсь, что они и на Марсе есть.
        - Почему?
        - А кто это видел?
        - Марсиане говорят — есть!
        - Здесь есть марсиане? не знал.
        - А ты кто?
        - Ты думал, я марсианин? Нет, с дальней Це.
        - Не может быть. И знаешь почему? Там нет солнца.
        - Но есть Вины, хотя их, как и здесь не видно. Более того, как здесь живут — я вообще не понимаю.
        - Да, жарко, но ведь мы не выходим на улицу.
        - Никогда?
        - Ни-ког-да!
        - Наверное, скучно?
        - Почему? Нет поля, реки, леса? Вон, посмотри. На стенах висели головы убитых животных. Медведей, кабанов, волков. В застекленных нишах вместо окон были замурованы утки, гуси, на сучках повыше окон сидели птицы, как-то:
        - Пеночка Трещетка. А пониже ползал Ранункулюнс Репенс.
        - Значит, жизнь продолжается? — спросил Вра.
        - Да, конечно, просто мы живем Под Куполом, — ответил Дэн.
        - Земля тоже, говорят, живет Под Куполом?
        - Да, есть и такие мнения. Но с их Куполом нет связи. Если что: - Придется лететь Космическим Кораблем.
        - Это долго?
        - Конечно. Больше двух месяцев.
        - Значит, будут хорошие фильмы?
        - Нет, в этот раз нет.
        - Почему? Возьмут законсервированных женщин?
        - И знаете, вы правы, именно так. Да я и сам понимаю, что напрасно. Потом от них уже не удастся избавиться.
        - Зачем тогда их отпускают, я хотел сказать: - Реанимируют?
        - Надеются, что на Земле все равно погибнут.
        - Где же третий? — спросил Вра. И тут они увидели в окно, что третий дерется на улице.
        - Где это происходит? — спросил Вра, — если здесь нет окон.
        - Обычно — это секретная информация, — ответил Дэн, — но сейчас я могу сказать, только что была надпись:
        - Дел Риччи синего цвета.
        - Где?
        - Рядом, сейчас, наверное, придет.
        - Может помочь ему?
        - Просто так не получится.
        - Нужно знать Код входа в пространство Дел Риччи.
        - Как у нас! Если нет точного Кода обязательно заведут, как минимум, в какую-нибудь другую Риччи. А я так, например, Пасту не ем. Без шариков из мяса Больших Драконов не вкусно, а с ним…
        - Дорого?
        - Не в этом дело, у нас каждый может съесть два кило с большой скидкой, и еще кило почти бесплатно.
        - У нас тоже, но от них же ж толстеют.
        - Вот и я хотел это сказать.
        Далее, им предлагают выйти, чтобы проверить их способности, в борьбе с террористами. Выйти на помощь третьему сотруднику, вместе с которым должны лететь на Землю для проведения антитеррористической операции.
        Они расплатились Лингами.
        - Мало, — сказала барменша Га.
        - Большой Дракон добавит, — Вра.
        - Нет, нет, это не у вас на Дальней Це, можно так шутить, здесь барменша может или сама избить, или выпустить Сторожевого Пса.
        - Что выбираете? — невозмутимо, но с легкой улыбкой ответила Га.
        - Да ладно, ладно, — Вра полез с свою темно-синюю, с замком из потухшего урана сумку, и протянул барменше еще пачку Лингов.
        - Не пойдет, — ответила Га, едва взглянув на них.
        - Почему?
        - Самопал. — И добавила, включив прямо посередине зала большой экран: — Вот посмотрите, только прислали рассказ о Земле, куда вы летите, про посадку Травки прямо на своих участках.
        - Их курят? — спросил Дэн.
        - Я не вникала, по-моему, не только.
        - Дело не в этом пьют его или курят, — сказал Дэн.
        - А в чем?
        - В том, мил Це, что ты сам сделал эти деньги, — рявкнула Га.
        - Сам? Я не умею.
        - Ты видел кино?
        - Я не с Земли.
        - Не важно. Если возможно во всем Мире, то в нашей э-э Альфе Центавра это делается тем более.
        - Что более? Я ничего не понял, — сказал Вра.
        - Ты сам вырастил эти деньги, — пояснил Дэн, и попросил пока сделать ему два двойных Хэнна.
        - Хэннесси, вы имеете в виду?
        - Что значит Хеннесси? — переспросил Дэн.
        - Я уже поставила земные цены и земные названия вин, — сказала Га, — я тоже, надо думать, лечу…
        - С нами? — удивился Вра, продолжая искать в сумке деньги.
        - Не с вами, а сама по себе, у меня, между прочим, спецзадание.
        - Пей Хени, друг, — сказал Дэн, и добавил: — Если денег нет эта кружка будет за мой счет. Вра приподнял рюмку и посмотрел на свет:
        - Двадцать пять грамм — не больше. Вра выпил и тут же воскликнул:
        - А! вспомнил, мне дали сдачу.
        - С мороженого? — уже без улыбки спросила Га. Вра сел за ближайший стол, и сказал:
        - Я настаиваю, что не буду отвечать за эти Линги, как за подделку.
        - Да?
        - Да. Я вообще эти лютики только впервые у вас и увидел.
        - Вот попался! — радостно воскликнула Га, и кстати налила себе немного итальянского вермута. — За вас счет, — она подняла фужер в направлении Вра.
        - Если вы не верите, что у меня есть деньги, как можно пить за мой счет?
        - Она верит, что они у вас есть, — сказал Дэн.
        - Что значит, верю — не верю? Если я сам уверен:
        - Других денег у меня нет.
        - Что вы покупали на рынке?
        - Я не был на рынке. Более того, я был уверен, что здесь, как и у нас никаких рынков давно нет. Мне эти Линги дали на Таможне.
        - Вот сволочи, — сказал Дэн, — сами выращивают.
        - Скорее всего, конфисковали у Альфов с левого берега.
        - С правого.
        - Почему с правого?
        - Потому что мы на левом.
        - Ну, это откуда еще посмотреть, — сказала Га, и добавила, требовательно взглянув на Вра: — Я еще налью?
        - Да, конечно, — ответил он, — я люблю пьяных барменов.
        - Я не бармен, а барменша.
        - А разница? — и наклонившись к уху Дэна, спросил: — Ее можно трахнуть?
        - Не знаю, если только за деньги. Твои Линги она не возьмет.
        Здесь строго наказывают не только тех, кто сам выращивает Лютик Длиннолистный, но и прикидывается, что не разбирается в фальшивках.
        - Но я действительно не вижу разницы. — Вра положил перед собой пять Лингов, которые дал ему Дэн, и пять свои. — Одинаковые.
        - Разные, — сказала, вышедшая из-за стойки Га.
        - В настоящие добавляют изотоп?
        - Нет, — ответила Га, — они просто по-другому пахнут.
        - Выходит эти деньги можно использовать для определения: отсюда ли особь?
        - Можно бы, — ответил Дэн, — но пока что это не требовалось.
        - И вряд ли потребуется, — сказала Га, — Альфа Центавра недоступна для посторонних.
        - Тогда откуда же эти деньги? — Вра потряс головой. — Ай доунт ноу.
        - А это что за язык? Прошу вас не ругайтесь. И да:
        - Лично я не верю.
        - Что ты предлагаешь? — спросил Дэн.
        - Пусть выйдет один и поможет третьему.
        - Ладно, я согласен, но только при условии, что мои Линги будут сертифицированы.
        - Конечно, — ответил Дэн.
        - Я тоже За, но не понимаю, как это можно сделать. У меня таких прав нет, чтобы принимать листья Лютиков, как валюту.
        - А это валютный бар, что ли?
        - Нет.
        - Тогда почему нельзя взять мои деньги, как простые Альфы?
        - Хорошо, но я могу тебе предложить только себя за эти деньги, — рявкнула Га, и кстати добавила себе еще Итальянского Вермута.
        - Себя? — повторил Вра, и приложил ко лбу пальцы.
        - Ты пытаешься определить, стою ли я этих денег?
        - Нет, я думал, что это мне должны заплатить, — сказал Вра.
        - За что?
        - За мои деньги.
        - Он ничего не понял, — попытался успокоить Га Дэн.
        - Я пойду, но при условии, что мне обменяют мои Линги на конвертируемую валюту один к одному. Как минимум, это, во-первых.
        - Во-вторых?
        - Эту ночь ты проведешь со мной. — Он всмотрелся в лицо Га.
        - Скорее всего, да, — ответила она, — но это будет, я думаю, морг или больница.
        - Третье? — спросил Дэн.
        - Даже если я не смогу спасти этого парня, который там бьется с тремя Большими Драконами, ты, Дэн, останешься моим другом.
        - Я согласен, ибо верю, что вы, Вра, честный Це. И не проиграете нарочно. Кстати, какое оружие вы выбираете, я должен сообщить эту информацию судье.
        - Судье? — не понял Вра. — Я думал, это настоящая драка, а не бой гладиаторов.
        - Дак нет, чтобы да, — сказала Га, показывая пальцем, что сама она понимает, о чем говорит.
        - Она имеет в виду судью на Винах, — сказал Дэн. И добавил: — Ты понял, что это значит?
        - Не совсем. Точнее, совсем не понял.
        - Здесь нельзя убивать.
        - Да? Впервые слышу, ибо эта добрая леди только что обещалась оплакивать меня в морге.
        - Да, это так, но в данном случае не очень существенно, — сказал Дэн и потер переносицу.
        - Ты сам-то хоть понял, что сказал?
        - Да понял, понял, но боюсь, ты не поймешь.
        - Ты считаешь меня глупее паровоза?
        - Паровоза? А что это такое? — встряла Га.
        - Ну-у, не знаю, так сравнение с движущейся стеной.
        - У вас на дальней Це есть паровозы?
        - Да отстань ты! — рявкнул Вра. — Или тебе так и хочется записать меня в шпионы-мионы.
        - А что это за мионы? — без улыбки спросила Га.
        - Так, если я погибну в этом бою, в морг ко мне не приходи.
        - Почему?
        - Не люблю, знаешь ли, гостей в это время. И вообще, я требую письменного соглашения.
        - Зачем? — не понял Дэн, — ты не веришь моему слову.
        - Не в этом дело, друг, но чё-то я уже боюсь оказаться в коме после этого неравного боя.
        - Тем более, — сказала Га, — ты ничего не будешь помнить всё равно.
        - Я его проглочу.
        - Кого, рукопись?
        - Флешку.
        - Ф-ку? Я не поняла, что ты сказал.
        - Мы запишем наш Договор на флешку, и…
        - И ты ее проглотишь, — закончила Га. — У вас бумагу называют флешкой?
        - А у вас?
        - У нас просто бумагой, — сказал Дэн.
        - Хорошо, тогда я положу эту Бумагу в Банк. Банки-то, надеюсь, здесь еще есть?
        - Хорошее слово сказал, — Дэн даже хлопнул нового друга по плечу.
        - Еще!
        - Ты прав, — резюмировала Га, — были, но Уже — нет.
        - Почему?
        - Не знаю, все брали там деньги, неверное, вот они в конце концов и кончились, я так думаю.
        - Деньги кончились вместе банками, — повторил Вра, и добавил:
        - Поэтому вы перешли на Лютики.
        Вра вышел и упал на снег. Вся арена была усыпана лепестками белых роз. Зачем?
        - Естественно за тем, чтобы была видна кровь, — констатировал для себя Вра. И даже забыл удивиться, что ее нет на этом белом ковре.
        Может быть забыл, что вышел на продолжение боя, а не для того, чтобы его начать? Ему подвели коня.
        - Вот из ит?
        - Это лошадь, — был однозначный ответ.
        - Как тебя понимать, амиго? — спросил Вра. — Будешь отбивать атаки слева, окей?
        - А ты?
        - Я справа.
        - А по центру кто? Дядя Федя?
        - Без центра, просто берем в клещи и давим.
        - Как? Их трое, а нас двое. Более того, их уже четверо.
        - Где, не вижу, ах, да, точно, но они объединились, может и мы так сделаем? — спросил Вра.
        - Кто на ком, я на тебя, или ты на мне?
        - Надо подумать.
        - Нет времени думать друг, давай я на тебе, — сказал Пипи, как назвал его за минуту до этого Вра в честь той бутылки французского шампанского, которую Га дала ему с собой со словами:
        - Выпьешь за нашу победу.
        - Я не пью шампанского.
        - Все равно возьми.
        - Окей. А этот слон, которого подвели ему на арене, от радостной встречи с Вра развернулся и так лягнул задней лапой, что попал именно по бутылке, от чего она и разбилась.
        - Зачем ты это сделал, пришелец? — мягко спросил Вра.
        - Прости, у меня еще мало опыта, и я не мог попасть точно по пробке.
        - Ты хотел ногой открыть бутылку шампанского? — удивился Вра.
        - Дак естественно.
        - В там случае надо было бить по-гусарски: по горлышку.
        - Отличная мысль, но, к сожалению, пришла опосля, — констатировал Пипи.
        - Мей би, мне сесть на тебя, как сделала вон та Шкура? — Вра показал на мохнатого Казака в бараньей шапке, и такой же, похоже бурке.
        - Та не, я знаю Дзюдо, как Жан-Клод Ван Дамм, поэтому позволь мне остаться просто рядовым бойцом.
        - Ты хочешь быть спецназовцем?
        - Да. Как Жан-Клод Ван Дамм в фильме про свою черную губастую любовницу.
        - У вас здесь есть фильмы?
        - А у вас?
        - Пока нет.
        - Откуда же ты знаешь про Жана-Клода Ван Дамма?
        - Это ты знаешь, я — нет.
        - Ну, теперь ты знаешь?
        - Теперь — да.
        - Ну, и окей, ты переместись на моё место, а я возьму на себя всадника. Несмотря на стратегические разработки Вра, скоро все смешалось, хотя Пипи и успел два раза уложить своего главного противника по имени Буцефал с красивой Шкурой на спине. В том смысле, если кто правильно понял, так звали бойца по имени Шкура, красивого бойца. Он слез с коня и сказал:
        - Хрен с вами, деритесь сами. И Пипи провел два отличных приема Дзюдо. Сначала Переднюю подсечку в падении — хотя и не надеялся на удачу, так просто сделал, чтобы вывести Буцефала из равновесия, но этот мышастый парень улетел почти во вторые ряды Амфитеатра. Ну, а потом был еще более рискованный прием. Нет, пока что не Мельница — тем более, она, возможно здесь запрещена — а Бросок через голову с упором стопы в живот.
        - Тоже бы можно запретить, — сказал интеллигентный Журналист, каким был Дэн. Они с Га смотрели бой через Вины.
        - Тогда уж это будет не бой, а детский сад, — ответила барменша.
        - Не знаю, не знаю, такого коня и я бы взял себе.
        - Ну вызовешь его на бой на пути к Земле.
        - Кого? Коня?
        - Обоих, я думаю. Этот красивый Шкура с ним не расстанется.
        - Куплю всё равно, — сказал Дэн. И добавил: — Он подходит для моей комплекции. — И Буцефал как будто его услышал, сделал бросок Через бедро с захватом и перешел на удержание.
        Глава 2
        - Да-а, — ахнули трибуны, что могло означать и обратное. А именно:
        - Задавит весом. — Хорошо, что подоспел Шкура, и попытался взять голову Буцефала в зацеп. Имеется в виду:
        - Задушить за шею. — Не удалось, но задушить до конца Пипи он не смог. Тем более, что судья прокаркал конец первого раунда. И не удивительно:
        - Если попугай может говорить, то каркать тем более.
        - Скажи:
        - Кар-р-р, — предложила кстати Га Дэну, но он ответил отказом:
        - По крайней мере, не сейчас. — И более того:
        - Пусть лучше каркает он, — Дэн показал на голографию Вра.
        - Нет, я на всякий случай, если он будет травмирован. А все к тому идет, — сказала Га.
        Но оказалось, что один из четырех мушкетеров даже не вышел на второй раунд. Некоторые даже не заметили — больше следили за конем — как Вра провел ему два болевых, хотя и не до конца. А под конец бросил с большой амплитудой через спину. И хотя этот парень Корень Большой Пальмы и упал на бок, но едва уполз с арены после гонга, в том смысле что кукареканья Попугая.
        - Корень не выше… — Га не смогла завершить свою мысль. — И знаешь почему? Я не понимаю, что происходит. Честно.
        - Что именно? — спросил Дэн.
        - Этот Шкура начал душить своего коня, Буцефала, зачем?
        - Чтобы не достался мне. Шутка. Думаю, он просто хотел оторвать его от Пипера, слишком разошелся.
        - Что значит: разошелся? Я не понимаю.
        - Ты думаешь, они должны драться двое против троих?
        - Вообще-то, я думала, что так и будет. Ну, если вышли еще и лошади, то 4 -2.
        - Да, — сказал Дэн, и добавил: — Чтобы понять, могут ли бойцы достаточно хорошо ориентироваться не только здесь на Альфе Центавра, но и в околоземных, и даже более того:
        - В Земных условиях, — на второй раунд изменили условия.
        - Изменили, не поставив известность тех, кто уже дрался в первом раунде? — не поняла Га.
        - Более того, тут даже непонятно, что считать первым раундом: то, что было до нашего дорогого гостя Вра, или первый раунд — это первый бой с его участием.
        - Хренопасия какая-то, — выразилась Га.
        - Почему?
        - Тут народу даже не хватает. Если только коня считать за того, что был до выхода Вра на арену.
        - Да, наверное, его и хотели запутать, введя нелогичные вводные, но ему, как оказалось, всё по барабану. Что с конем пить, что на нем ехать.
        - Я бы так не смогла.
        - Ты уже в него влюбилась?
        - В кого, в Пипера, Пипи, — как назвал его Вра.
        - Давай так: ты возьмешь себе Пипера, а я Буцефала, — сказал Дэн.
        - Не путай меня, пожалуйста, я поеду не с конем, а с Вра.
        - Не выйдет.
        - Почему?
        - Только что прислали вводную с Дальней Це.
        - Он любит другую?
        - Да, Ольгу.
        - Кто такая, почему не знаю?
        - А нет никого, просто Ольга.
        - Тогда я пойду ретранслируюсь в Ольгу. А че? Они вот, что вытворяют, даже понять невозможно, кто с кем дерется. Сплошной реслинг.
        - Вот из ит, Реслинг?
        - Сплошные договорные матчи. Додоговаривались до того, Корень заболел, и не вышел на второй раунд, а он и не должен был выходить вообще, Вра и пришел биться вместо него.
        - Почему? — возразил Дэн, — по-моему, они должны были биться вместе, бок о бок, а уже во втором раунде, Корень не должен был выходить. Так написано в программе.
        - Вот видишь, они даже нас запутали. Неужели такие условия нас ждут на Земле? Дай, я посмотрю программку, может ты меня обманываешь, или не понял чего-нибудь?
        - Не дам, у тебя должна быть своя.
        - Мне никто не присылал. В это время на арене остались только Пипер и Буцефал. Вра пытался подняться, встал на одно колено, и махнув рукой, опять грохнулся, подняв тучу пыли.
        - Ты посмотри, он как будто пьяный! — воскликнул Дэн.
        - Не заговаривай мне зубы, дай программку, — Га протянула лапу.
        - Иди, тебя зовут.
        - Куда?
        - Ты не знаешь?
        - Нет.
        - Ты уже Ольга, и должна знать, куда тебе сейчас надо.
        - Ах, да, точно, в больницу, он ведь ранен.
        - Не выдумывай, ты просто переволновалась — они в сауне.
        Перед Космическим Кораблем проверяли билеты, и у одного парня билета не было.
        - Я потерял билет.
        - Чушь, — сказал хромой Корень. А билеты проверял именно он.
        - Вы находите?
        - Нахожу ли я? Да, нахожу, вы правы.
        - Я прав?
        - Да.
        - Тогда проходите. Тем более, где-то я вас, кажется, видел! — крикнул Корень уже в спину этому парню. Больше расспрашивать не решился. И знаете почему? На спине, у прошедшего без билета, было написано:
        - Иначе, — по крайней мере, он так прочитал, и решил, что это скорее всего тайный агент.
        - Конкурент, — добавил Корень. Но Ко — Конкурента не пустила стюардесса.
        - Корень! — рявкнула она из двери Звездолета, — почему посторонний на борту.
        - Если он посторонний — выбрось его, — решил не связываться хромой Корень. Впрочем, он даже не понимал, почему у него болит немного нога, почему хромает. Врач обследовал и сказал:
        - Окэй, — пляшите.
        - Я бессмертный — не могу, — пошутил парень. Хотя знал: по земным меркам каждый Альфацентавровец — практически:
        - Бессмертен.
        - Пусть докажет, что он на самом деле Ученый, — крикнула опять стюардесса из Звездолета. А этот Ученый был уже внутри, сидел у игорного стола. Как принято в перелетах до Земли играли в Девятку. Этот Ученый или, если читать наоборот Иначе — что-то похожее на имя индейца в фильме Мела Гибсона Апокалипсис — неожиданно признался, что играть в Девятку:
        - Я не умею.
        - Точно, Иначе, — рявкнула Га. Она была стюардессой, и поэтому была очень злой. Дак, и естественно, потому что не стала Ольгой, в качестве которой должна была лететь на Землю вместе со своим будущим мужем Вра. Но Вра по принятому на Альфе обычаю не выбрал ее среди двенадцати других.
        - А если бы их была тысяча, или даже две? — задала риторический вопрос несостоявшемуся мужу Га.
        - Легче бы не было, — простодушно ответил Ученый. Га хотела дать ему пощечину, но вперед выступила одна из тех двенадцати девушек, и перехватила руку барменши. Га сразу провела Заднюю Подножку, но не удачно: девушка не расцепила захват, и бросила Га за ее барную стойку, приемом с упором стопы в живот. Они решили биться до первого перелома руки или ноги, но Дэн решил этот спор за Ученого звездолетчика, прояснив ситуацию:
        - Что? — спросила Га, — вас не поняла, прошу повторить.
        - Этот не он, — опять растерянно ответил Дэн, хотя и сам направил Га к этому парню, когда он появился из Амфитеатра. Рычаг коробки передач в ее головке с блондинчатыми волосами переключился в положение:
        - Назад, — видимо, это был Автомат, и она поняла, точнее, наоборот, не поняла, как могла ошибиться. — Это все из-за тебя, Дэн.
        - И добавила:
        - Нельзя быть таким безответственным.
        - Обдернулся, прости, — и сам ужаснулся Дэн.
        - Если что, ты возьмешь меня с собой. — Сами дамы не могли лететь, только с мужьями. Или по крайней мере, с большими поклонниками. Дэн согласился, но не прошел Детектор Правды, который проверил, что как не муж, а большой поклонник Дэн сделал слишком мало подарков Га, как-то:
        - Только сапоги из натуральной кожи, но не женские, а просто офицерские, да кольцо из Анаптаниума. Сапоги не модные, а Анаптаниум на Земле:
        - Ничего не стоит. — Хотя и сделал оговорку:
        - Скорее всего. Тем не менее, принял решение:
        - Пустить, — но только, как стюардессу.
        - А если Звездолет сломается? — спросила Га.
        - В том смысле, что не сможет лететь назад? — спросил Детектор, и ответил: — Останешься там, командовать Женским Батальоном. И вот теперь та дама, которую выбрал, точнее не выбрал, а это она заступилась в баре за Иначе, и которую тоже взяли в этот полет стюардессой предложила драться за:
        - Него, — она показался пальцем на Иначе.
        - Я сам бы мог постоять за себя, если бы играли в Покер, — сказал парень, но, прости, в Девятку не умею, не удосужился изучить. — И добавил: — Впрочем, могу, если разрешите научиться По Ходу Дела.
        - Меня зовут Ан, если ты не забыл, — обратилась девушка к Иначе, и я выручу тебя во второй раз. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Ты сделал мне протекцию в это Путешествие на Землю. — И не отрицай, пожалуйста, — добавила она, видя, что парень чё-то задумался. И девушки тут же надели земные костюмы Дзюдо, одна розовый, другая желтый. Почему такие цвета? Не удалось более точно установить, какие они на Земле. Но Хромой Корень, который проверял билеты, оказался и командиром этой Экспедиции:
        - Только шашки или шахматы. — И все поняли:
        - Пока хватит Дзюдо, можно играть только в Девятку. — А как пересечем Меридиан, то и в Покер. И знаете почему? Боюсь, не многие на Земле умеют играть в Девятку. Поэтому, не чтобы Они, а Мы сами будем учиться играть в Покер.
        - Нет, но наверно, можно будет и в Девятку, — влез Вра, только что вышедший из буфета, — иногда.
        - Когда, Иногда? — спросил опешивший Корень.
        - Если до атаки осталось мало времени, минут пять-шесть, покер разыграть не успеть.
        - Ах, если не успеть, тогда да, можно и в Девятку, почему нет, ведь так хочется вспомнить прошлое, как мы здесь хорошо жили на Альфе Центавра. Как говорится:
        - У вас сколько, семь? а у меня, прощеньица просим, семь с половиной!
        - Шучу — восемь, — закончил за него Вра.
        Пока мужчины разговаривали дамы все равно раздрались. Да так, что даже сломали Подножку Звездолета, по которой взбирались пассажиры.
        - Я виноват, — сказал Корень, залазьте так и отчаливаем.
        - А я? — спросил Иначе.
        - Лети, конечно, и знаешь почему? Подножка-то сломалась, этому должно быть какое-то оправдание, и это оправдание ты.
        - А! вот билет, — воскликнул Иначе, — он записан у меня на руке.
        - И это? — Корень приподнял рукав френча Ученого, — вер-на-а. Было написано две единицы и две восьмерки. Но это надо было еще додуматься составить из двух палочек и четырех кружков число. И это число было:
        - Тысяча девятьсот восемнадцатый.
        Далее, это ошибка Винов? И надо сто лет идти туда, в 1818 году.
        Всю дорогу Га вертелась около Иначе, что многие этого не поняли, в частности и сама Ан, которая, как жена сидела рядом с Иначе и подсказывала, как ему лучше играть в Покер.
        - Я сам специалист, — иногда мрачно высказывался Иначе, — но тут же получал ответ:
        - Я пока еще замужем за одним тут, так что мои подсказки на тебя стопроцентно не действуют.
        - А…
        - А если поженимся, когда я разведусь, то всё равно ты можешь считать себя Почти свободным человеком.
        - Почему? — спросил Иначе Почти?
        - И кстати, — влезла Га, — я вспомнила, как звали того красивого индейца из племени Майя, которого он спас.
        - Кто? — это рявкнула, слегка полуобернувшись Ан. — И да: что ты здесь вертишься? Сказано же:
        - Занято!
        - Кем, простите, тобой? — И Га добавила: — Это вообще комильфо сидеть женатой бабе с незамужним енералом.
        - Корень! — позвала Ан, не пожелав обменяться любезностями с Га, — убери от меня и моего будущего мужа свою стюардессу.
        - А то что? — задумчиво спросил Корень: он внимательно рассматривал два короля среди своих пяти карт, и пытался решить:
        - Бросить их, или ждать третьего?
        - Или я выброшу ее в иллюминатор.
        - Бросай. Они небьющиеся.
        - Я разобью.
        - Более того, это и не иллюминаторы.
        - А что?
        - Так только видимость.
        - Может, эт-та, — сказала Га, — тебе пересесть к тому Корешку? — она кивнула на командира десанта. И они уже опять взяли захваты на своих сине-желтых куртках, неизвестно откуда появившихся. Оказывается Дэн выдал. Где взял? Вез в подарок тем из Землян, кто ему первыми понравится, но решил две слишком мало, чтобы дарить, отдал этим дамам Га и Ан.
        - По крайней мере, драться будут по правилам. — И добавил: — Тем более все равно лучше сначала постирать, прежде чем дарить. И знаете почему? Вдруг сядут, а потом жаловаться будут, что велики.
        - Малы, — поправил его Вра.
        - Да, точно, никак не могу запомнить, что больше: малы или велики.
        - Ты в покер играть умеешь? — спросил Иначе.
        - Дак, естественно, учусь.
        - Больше — это четыре Короля, а меньше — четыре Дамы. Как это ни удивительно — никто не возразил. Изображались, что все уже научились играть в Покер. По крайней мере, уже запомнили основные комбинации. Но никто еще, кроме Иначе, не знал, что главное в этой игре не какая комбинация карт, как называется, а:
        - Какая она у кого в данный момент. — Казалось, что знать это Всегда — невозможно. Хотя и этого мало, важно понять, понимает ли противник, что вы поняли его комбинацию.
        Неожиданно раздался крик ужаса:
        - Из кабины пилотов вышел этот самый пилот, он едва волочил ногу, и упал через три шага.
        - Наверное, тоже играл сам с собой в Это дело, — сказала Га, но ей не дали уточнить, в какое именно.
        - Это не метеорит, — сказал Дро и потерял сознание. Га тем не менее констатировала:
        - Над ним не было начальника, а под ним — будильника.
        - Тебе надо было там находиться, — рявкнул Корень.
        - А здесь кто будет вам прислуживать, — без знака вопроса рявкнула Га.
        - На Земле спишу в санитарки, — тем не менее резюмировал Кор.
        - А хо-хо не хо-хо?
        - Что? Ты еще здесь?
        - А где мне быть.
        - Бегом марш за штурвал Звездолета.
        - Там нет штурвала, — хотела сказать Га, но вспомнила, что штурвал, как раз был зачем-то в кабине пилота. Правда, он был убран под панель приборов, но нажатием белой кнопки освобождался. Когда, зачем?
        - А хрен его, точнее, ее знает.
        Но тут неожиданно объявили:
        - Надеть Земные костюмы. Га юркнула в каюту пилотов и нажала Белую Кнопку. Это ей подсказала автоматическая память.
        - А вот, что делать дальше? — спросила она у себя, — не знаю. Обернувшись назад Га увидела белый костюм, встала, осмотрела его — ничего особенного:
        - Нет никаких антигравитационных механизмов. Надела, опять села за приборную доску со штурвалом, и тут всё стало ясно:
        - Земля уже рядом, пора включать форсунки для мягкой посадки. А точнее, просто автоматику. И она включила. Но! автоматика была уже включена, а теперь отключилась. Загорелась надпись:
        - Уверены ли вы в отключении Автоматики.
        - Без знака вопроса, — констатировала Га, — значит, всё нормально. Почему? Ну-у, я уверена. — Она вытянула руку вперед. — Дрожат. — И она опять рванула штурвал на себя.
        - Тебе где мозги вправляли? — спросил Кор, приоткрыв дверь. — Мы уже пролетели на двести лет вперед.
        - А какая разница? — спросила Га, — нам все равно, сто туды-твою, сто…
        - Прекрати, и быстро возвращайся, мы и так уже попали в Небытиё.
        - Я могу, но самое большое только на сто лет назад.
        - Почему?
        - Дак, ниже плинтуса уже.
        - Плинтуса, значит? Ну, возвращайся хоть на сто. Я тебе устрою, как приземлимся такое, что почувствуешь себя:
        - Ниже плинтуса.
        Глава 3
        - Бел-ы-ы-е-е! — немного разочарованно сказала одна девушка другой. У многих на одежде были вышиты имена, как предполагалось по протоколу. Но не у всех.
        - Почему не у всех имена? — спросил Кор, как он сказал встретившего его:
        - Парламентера.
        - Нэ успели.
        - Что значит, не успели? — возмутился Корень. — Мы вам послали Предупреждение о Прибытии сто лет назад. Мало?
        - Дак, мы его получили только, практически на прошлой неделе.
        - Что значит, Практически?
        - Ну, я точно не считал, но примерно-то всё равно прав.
        - Имя?
        - Чья?
        - Охренеть можно! — рявкнул Кор, — что значит:
        - Чья? — У вас есть какие-нибудь прекрасные дамы, чтобы я мог с ними общаться с вдохновением?
        - Есть. Да, есть, — повторил парень, но боюсь не про вашу честь.
        - И продолжил, не давая Кору еще раз возмутиться:
        - Оне Красные.
        - Вот из ит, Красные?
        - Ну, вы в белом, а мы-то: в красном.
        - Что-то незаметно.
        - Наденьте приборы ночного видения и заметите. И Корень, командир экспедиции, надел.
        - Действительно, — выдохнул он, и добавил: — А так незаметно.
        И подошли к нему две прекрасные дамы:
        - Татьяна.
        - Александра.
        - Могли бы и не говорить.
        - Почему?
        - У вас на… кстати вы откуда, с Марса или с самой Альфы Центавра?
        - Дак, оттуда, естественно, — ответил Кор.
        - Конспиратор, — хлопнула его по одному плечу девушка с надписью на груди Татьяна.
        - Ночью расскажет всё без утайки! — ударила по другому дама, на груди которой было изображено длинное имя:
        - Александра.
        - Зат-трудняюсь прочесть, — сказал Кор.
        - Да зови просто, как своих рабов, тамоди на небе:
        - Танька да Сашка.
        - Таня, значится, и Саша, отлично. Честно, я сам удивляюсь, что могу говорить на земном языке, как абориген.
        - Еще раз нас так обзовешь — всё, так и будем тебя звать:
        - Абрр.
        - Вот из ит — Абрр.
        - Ах-ха-ха. Ха-ха! — рассмеялись девушки.
        - С Луны, а не знает, что такое Рыб-ба!
        - Простите, что такое рыба я знаю, но рыба — это Абыр-р-р.
        - Мы говорим скорописью, — ответила Щепкина-Куперник, Таня. И добавила: — Я буду писать о вас пьесу, али даже ромэн.
        - А я буду вашей женой, — сказала Коллонтай, Саша.
        - Нет, нет, нет, пока что никаких жен, мы все здесь, — он махнул рукой на приближающуюся делегацию с Альфы, — дали клятву не жениться на землянах, пока не свяжет электрический разряд.
        - Что такое электрический разряд? — спросила Ще-Ка.
        - А эта вот так, — ответила за командора подруга Кой. Она зашла сзади и пощекотала Корика — как она произнесла уменьшительно-ласкательно — за ребрышки. И так продолжала играть на нем, пока не допела до конца целый куплет песни:
        Как ныне сбирается Вещий Олег
        Отмстить неразумным хазарам
        И селы и нивы за дерзкий набег
        Обрек он мечам и пожарам.
        А Танька вспомнила своего деда, актера Щепкина, и спела под эти же ребрышки:
        По долинам и по взгорьям
        Шла дивизия вперед
        Чтобы с боем взять
        Турецкий Вал
        Белой Армии — Отва-а-л-л-л.
        - Чушь и бред, так не поют, — встряхнулся Корнилов — как его тут же прямо под аккомпанемент ребрышек обозвала Коллонтай — нужен оркестр. Или по крайней мере, магнитофон.
        - Вот из ит, магнитофон? — спросила Таня Щепкина.
        - Щас включат, — ответил Кор, и добавил: — Маг сюды-ы.
        Далее, включают песню — какую? — и под эту песню Га и Ан дерутся с Кой и Ще-Ка. Песня Малежика — Провинциалка.
        - Он обозвал нас Провинциалками, — со слезами на глазах сказал артистка Щепкина.
        - Придется ответить, — тоже чуть не заплакала Алек. И концерт, заготовленный для приветствия аборигенов Альфы и ее Центавры был заменен боем между двумя сладкими парочками:
        - Га и Ан со стороны межпланетного сообщества и Артистка и Любовница Комиссара — моряка Черноморского флота Дыбенко — с другой. Для справки: Дыбенко просил Коллонтай называть его моряком Черноморского флота:
        - Для конспирации, — так как чаще бывал в районе Балтфлота.
        Первый раунд Ар и Лю проиграли. Ан и Га провели каждой по два приема, и что характерно, оба из стойки и с большой амплитудой. Но земные дамы выдержали сильные удары, ибо были они о свою матушку-Землю. Но больно было, было. Тем не менее обе хором залаяли:
        - Ничего не было. — А судья был с Альфы, Дэн. Ему было стыдно сразу отправлять таких красивых девушке в откат, и он признал их:
        - Абсолютную правоту. — Чем, естественно, вызвал бурную реакцию своих Ан и особенно Га.
        - Я тебе больше никогда не дам, так и запиши себе в Ноутбук. Но Дэн ответил достойно:
        - Ну-у, во-первых, сколько я ни просил, так, кажется, ничего и не было. — Ибо:
        - Я бы знал.
        - Во-вторых?
        - Что? Ах, во-вторых, они наши гости, и мы не можем их обижать против их же воли.
        - Ты хоть сам-то понял, чё сказал? — рявкнула Ан, правда негромко. Понимала и даже сказала:
        - Им же хуже будет. — Но. Но вышло по-другому:
        - Коллонтай и Щепкина-Куперник предложили начать вторую серию с:
        - Пятидесяти метров и постепенно сближаться.
        - Нам по барабану, — ответили с Альфы Центавра, — начинайте хоть с конца, как говорится, футбольного поля. И начали, хотя Дэн, хотел возразить:
        - Бить только руками и ногами, — его девушки поняли, что хочет запретить бить головой.
        - Пусть делают, что хотят, — сказала Га, — но одной из них я сёдня точно голову сверну. Ан:
        - Я сломаю ногу.
        Но не смогли даже пересечь центральный круг, откуда начинаются все матчи. Анна упала уже через десять метров, а Галя — как удлинили их имена до земных любознательные зрители — через двадцать метров. Альфовцы ахнули:
        - Как можно бить с такого расстояния?! — и уже готовы были на всё, лишь бы их не забрили в бараны с рабскими наклонностями.
        - Почему никто не предупредил, что у местных жителей есть такие огнестрельные способности? — спросил Кор у Вра.
        - Так никто и не знал, — Вра.
        - Чего не знал? — Кор.
        - Что мы попадем сюды.
        - Да-а, мы летели в совсем другое место.
        Пришел парень по имени Александр Пархоменко и предложил:
        - Опять наладить отношения.
        - Как? — спросил Кор.
        - Мы подарим вам всем по Кольту Сорок Пятого калибра, — сказал другой, это как раз был Дыбенка, любовник одной из участвовавших в бою дам. А может и обеих. И дали:
        - Пять Анаконд, семь, Браунингов, и десять Кольтов Кобр. От радости инопланетяне забыли все на свете, как-то:
        - И про убитых Ан и Га, а также про количество патронов, необходимых для этих Кольтов, думали, по мешку на каждый хватит на всю жизнь.
        Далее, Га и Ан оживают, как?
        Решили похоронить с почестями в честь первого на памяти этого поколения контакта Людей и Альфов.
        - Так мы даже лучше будем понимать, что такое огнестрельное оружие, — сказал Дро — водитель, как сказал Котовский при первом знакомстве:
        - Кобылы, — и показал на космический корабль с Альфы Центавра, который действительно стоял на четырех ногах, как корова. Но можно было при желании и земном воображении признать за так любимую всеми, в том числе и этими ребятами, Пархоменко и Котовским:
        - Лошадь. — Как говорится кратко: сие благородное животное и так далее. Как-нибудь при случае повторю. А! вот как раз опять, эти ребята Пархоменко и Котовский посадили Ан и Га — убитых на дуэли, если кто не забыл — на лошадей и повезли.
        - Куды?! — заорал Дрозд, как его уже прозвали на Земле:
        - Водитель Кобылы. — ВК, не путать с КВВК. А это, впрочем, щас будет.
        И Дро нагнал Кота и Птаху, как по альфовской аналогии назвал он Пархоменко. С Котом-то понятно: вороватые, лихие замашки. Но Пархоменко действительно:
        - Летал на коне. Альфовец догнал этих ребят только, этеньшен:
        - В бане.
        - Да вы что?!
        - А что?
        - Банкет еще не закончился, а вы тащите наших девок в баню, — рассказал Дро.
        - Они же ж мертвы-е-е, — в свою очередь рассказал Котовский.
        - Дак, тем более, наверно, нельзя так делать? — спросил Дрозд, так как точно не знал еще, можно ли так делать.
        - Мы их не трахать сюда притащили, — сказал Пархоменко.
        - А зачем? — не понял Дро.
        - Будет откачивать, — ответил Кот.
        - Это лечебное заведение? — Дро.
        - Лечебно-профилактическое, — ответил Кот, и добавил: — Ибо. Ибо, если человек оживает, то уж потом обязательно пойдет трахаться только в баню.
        - Вы мне зубы не заговаривайте, я в полете изучал земную историю: люди никогда, практически, не оживают.
        - Да, оживают, — махнул рукой Птаха, — просто это не может быть известно.
        - Почему?
        - Они воскресают под другими именами.
        - Е-рун-н-да-а! — рявкнул Дро, — попрошу отдать мне наших девушек взад.
        - Пожалуйста, — сказал Котовский, — вы можете считать наших-ваших дам мертвым, от этого тебе будет легче?
        - Более того, может быть, земляне и не воскресают из простых покойников, но на альфавцах никто ж ишшо не пробовал.
        - Попробуем? — задал почти риторический вопрос Кот. А Дрозду уже налили. Он выпил, согласился, и только потом спросил:
        - Что это было?
        - Испанское коллекционное вино за пять тыщ, — сказал Котовский.
        - За пять тыщ чего? — спросил еще не опьяневший Дро.
        - Ты чего хочешь? Золота?
        - Бриллиантов? — Кот.
        - Со всеми еще выпью, потом скажу. — И сказал:
        - Аники у вас есть?
        - Вы имеете в виду Анаптаниум?
        - О! молодес-с, — решил Дро, значит есть.
        - Сколько надо? — спросил Кот, он услышал это слово только пятнадцать минут назад, когда они скакали в баню. Птаха ему сообщил, что есть на Альфе Центавра Камень Жизни и называется толи:
        - Унобтаниум, — толи:
        - Анобтаниум, — но по-нашему, по-Одесски будет:
        - Анаптаниум. — Аник. Еще по дороге Кот передал записку своему помощнику-ординарцу Махно — в смысле, чтобы первый встречный ему передал:
        - Привези в баню рукавицу Ониксов.
        И этот парень, пацан, решил сам заработать на этом деле. Он работал мастеровым по изготовлению шашек и шахмат, и других шкатулок именно из оникса и агата, мечтал стать хозяином этой мастерской.
        Несмотря на такое распространение этого камня, многие считали его очень дорогим, особенно в сочетании в перстне с червонным золотом.
        - Ты кто? — сразу спросил его Котовский.
        - Олух! — крикнул уже слегка, а может и даже более того запьяневший, Дро. И действительно, парень был в онучах и в рваном треухе.
        - Я лаптем щи не хлебаю, Альфовец, — достойно ответил пацан. — Кстати: Чапаев.
        - Что нужно, я не подаю, — ответил Дро, — и знаешь почему? Не взял с собой.
        - Я принес, что ты просил, — сказал Чапаев, и протянул Котовскому рукавицу.
        - А где батька? — спросил Котовский.
        - Какой батька?
        - Махно.
        - Он молодой, так-то и я батька.
        - Ладно, разбер-ремся, давай Аники.
        - Тока за небольшое вознаграждение, — Чапаев.
        - Будет, не сумлевайся! — обнял его Пархоменко.
        - Согласен! — рявкнул маленький Чапаев.
        - Ну, давай.
        - Давай уехал в Одессу — залог, пажалста.
        - Дай ему что-нибудь, — сказал Котовский.
        - А что я ему дам? Пулемет, может быть? Да вдобавок с тройкой вороных.
        - Кольт хачу, — сказал Василий Иванович.
        - Дай ему Анаконду, пусть согнется в три погибели от тяжести, — сказал Котовский.
        - Да? А мне чего? — спросил Пархоменко.
        - Еще достанем.
        - Возьми-те меня на дело, — сказал Чапаев, — я сам выберу себе, какой Кольт мне больше нужен. Авось, понравится Браунинг. Или Смит-энд-Вессон.
        - Давай, мил паренек, сюда Аники, я сам тебе подарю, может быть, даже Кобру.
        - Давай сначала я посмотрю, вот из ит. — Чапаев. Наконец вмешался Котовский:
        - Ты чё в натуре, откати сюда камни.
        - Э-э, так сказать, — начал Чапаев, — я должен знать, за что идет такой непримиримый торг.
        - Хрен знает что, — ответил и Дро, — я уже и сам не помню. Может вы хотите карту местности?
        - Какой местности? — Птаха.
        - Нашей, Альфы, так сказать, Центавры, — Дро.
        - Центавра, — поправил его Чапаев.
        - Очень, очень вер-р-р — на-а-а, — высказался Дро, и покачнулся.
        - Приляг, приляг, мил человек, на лавку-то, авось легче станет, еще выпьешь. Коньяк хороший, сам покупал, — Кот.
        - Это очень дорогие Аники, — я просто так их не отдам, — сказал Чапаев. Котовский разозлился, и хотел врезать Чапаеву, да прямо по жопе, как малолетке, но парень убежал на другой конец длинного стола из свежего дуба. Хотя скорее всего, это была сосна, или что-то другое, ибо дуб крепок и дорог, а денег пока еще мало.
        - Ты откуда вообще взялся? — спросил Пархоменко, и посмотрел на Котовского.
        - Я?!
        - Да не ты, а он. Пока они разговаривали Дрозд спустился под стол, и прополз на карачках до торца, у которого маячил Чапи. И как раз тут же положил тяжелую рукавицу с Аниками на пол. Ее и взял, быстро думающий, несмотря на почти уже систематическое пьянство Дро.
        У Дро был с собой один камень Унобтаниума с самой Дальней Альфы, его подарил ему, точнее, дал на хранение-провоз на Землю Дэн:
        - На всякий случай, как сказал он, — авось пригодится.
        - Они не знают, что это такое, не будет иметь ценности, — сказал Дро Дэну.
        - Авось проявятся какие-нибудь его новые способности, — ответил Дэн.
        - Ладно, если только кого обмануть, но и то сомневаюсь, что это возможно: на Земле народ алчный, охочий до золота, как грится:
        - Камень лучче в рот не клади.
        Глава 4
        - Ты откуда знаешь? — Дэн.
        - Изучаю науку, генерал.
        - Да вранье это все, одни придумывают, а другие верят. И кстати, почему: Генерал?
        - Наука, пришла информация с Земли, что ты генерал, уж не знаю чего, но есть — значит есть.
        - Ты хочешь сказать, Земля опережает нас во времени настолько, что это можно заметить?
        - Да.
        - Не верю. — Тем не менее, еще больше поверил Дро и отдал ему свой Уно с Дальней Центавры. И.
        И вот этот камень Дро, чтобы не потерять в бане положил в мешочек, а точнее, это была рукавица, где были простые ониксы. Хотя и голубые. А Анаптаниум, который был на Альфе серым, здесь стал, имеется в виду в компании с ониксами:
        - Зелено-красным. — Может быть даже наоборот:
        - Красно-зеленым.
        - Хорошо, что не красно-белым, — разумно резюмировал пьяный Дро, заглянув в рукавицу, которую уже в зубах тащил к своему месту. Куда?
        И понял, что заблудился. Это под столом-то! Если бы какая-нибудь дама увидела, непременно сказала бы:
        - А еще космонавт! Летает, а спрашивается:
        - Ихгде? — Под столом? Так-то и я могу.
        Вы, может, и можете, но вот будущие господа, точнее:
        - Товарищи енералы, — поняли всё наоборот, и выбежали на улицу в поисках Дро.
        - Более того, — сказал Василий Иванович, — этот Скотланд Ярд, утащил мою рукавицу.
        - Я те куплю новые, — Кот.
        - Кады?
        - После победы мировой революции.
        - Долго.
        - Вот если такие, как ты, даже получив наградную Анаконду, будут рассуждать в таком отрицательном смысле, то да:
        - Вообще никогда не наступит.
        - Послушай, ты, э-э как тебя, Васька, что ли, а где мешок золота, который тебе дали на сохранение? — спросил Пархоменко. Котовский даже остановился:
        - То есть как, где?! — ужаснулся он. — Тем более это был не мешок, а рукавица, но с Ониксами.
        - Да не парьтесь, — сказал Василий Иванович, — у меня еще есть. — И добавил: — Впрочем, сейчас, кажется, нет. И знаете почему? Только что изготовил большую партию шашек, шахмат и домино.
        - Из ониксов? — удивился Пархоменко. И добавил: — Лучше бы из янтаря.
        - У нас янтаря нет, или он дороже.
        - Дороже Аников? — тоже удивился Котовский.
        - Ну, тогда они еще не были Аниками, а так только:
        - Простые Ониксы.
        - Такие дешевые-е, даже удивительно, — сказал Котовский. И добавил: — Надо было их смешивать с золотом.
        - Перстни делать? — Вася.
        - Естественно.
        - У меня нет знакомого в Нью-Йорке, как сказал один колумбиец одному американцу, когда они вместе дули брызги виски на огонь, чтобы он посильнее вспыхивал, чтобы было веселее в этом захолустье, и закусывали листьями коки.
        - Теперь есть, — ответил Котовский. — Как и тогда Ричард Гир.
        - У тебя есть золото? — удивился Василий.
        - Дак будет. Скоро.
        - Надо было предупреждать.
        - Послушайте, парламентеры, а где, этот Залетный? — Пархоменко остановился посреди широкого перекрестка.
        - Ни души, как в Мастере и Маргарите, — остановился и Котовский.
        - Вот зараза, очень хитрый оказался, — ударил себя по лбу Василий Иванович. — Он в бане.
        - Не может быть! — воскликнул Котовский.
        - Я бы не остался, — согласился Пархоменко, — это глупо.
        - Так он с Альфы.
        - Вернемся?
        - Я не уверен, так мы его вообще упустим.
        - Да-а, альфовец, тем более пьяный, а обманул нас, настоящих аборигенов.
        - Ну, что будем делать?
        - Давайте разделимся, я останусь здесь, Птаха, пойдет дальше по проспекту, а ты, Вася, как грится:
        - Иди в баню.
        - Я в баню? Хорошо, там две телки, трахну их заодно, — ответил Василий Иванович.
        - Не соблазнишь.
        - И знаешь почему? Они же ж мер-р-т-т-в-ы-ы-е-е-е.
        - Да пусть идет, — сказал Пархоменко.
        - Да, Вася, иди, ты всё равно не в доле, — согласился Котовский.
        - Запарь там парку покрепче, авось оне оживут, да и трахнешь их заодно действительно.
        - Ха-ха-ха, — добавил Пархоменко. — Ты туда? — обратился он к Котовскому. — Тогда я прямо.
        - А ты иди назад, — обратился сам к себе Василий Иванович.
        - Любишь? — спросил Котовский.
        - Кого, в том смысле что, что? — сказал Вася, — трахаться?
        - Командовать! — крикнул уже отошедший довольно далеко Пархоменко.
        - Да, парень, у тебя природная склонность быть командиром ударной дивизии.
        - Дак, да, согласен. — И Василий Иванович, понуря голову пошел в баню. Не очень, значится верил в реальность будущего.
        Далее, что уже произошло в бане?
        Трое сидели за длинным чистым столом и играли в карты.
        - Ты эта чё бросил-а, или дальше пойдешь? — услышал Вася, а еще не вошел, а только взялся за ручку двери.
        - Тихо!
        - Что? Щас быстро послушаем, и продолжим. — И пошло, поехало:
        - Северный чуть-чуть отвалил, но из Сибири уже идет сплошная стена, и что самое интересное, не идет даже, а летит, летит, практически:
        - Как пух Эола, — то разовьется, то совьется, и бьет и бьет всех по ногам.
        - А с Запада?
        - С Запада, говоришь? А! с Запада. Так и прет, так и прет, можно сказать не частями, а Легионами целыми.
        - Не отбиться.
        - Однозначно. Все замерзнем.
        - Почему?
        - Так мертвые обычно замерзают.
        - Это верно, но идет-то на нас силами неисчислимыми жара, а не холод.
        - Что?
        - И грю, если ты плохо слышал, идет:
        - Красная жара.
        - Да подождите вы, дайте послушать, — услышал Вася, резкий раздражительный пронзительный голос. — О! узас, точно идет. И сила эта непобедимая. Волосы на голове у Василия Иванович встали дыбом, и он решил не входить, а:
        - А неслышно, хотя и со скрипом приоткрыл дверь, и вполз в вестибюль шикарной сауны.
        - Что это было? — услышал он добрый голос.
        - Хе с ушами, — ответил злой. И добавил: — Ай, ай!
        - Ты чё? — спросил Дро.
        - Хорек какой-то пробежал.
        - Даже не пробежал, а быстро прополз, — добавил добрый голос.
        - Прекратите меня пугать, — сказал Дро, — я еще не совсем протрезвел. И тут Василий Иванович поднялся во весь свой богатырский, впрочем, небольшой рост, и рявкнул:
        - Ты справа, ты слева!
        - А я? — вставил Дро.
        - По центру.
        - Что же вы будете делать? — задал Дро риторический вопрос.
        - Я вас прикрою. Люди встали, и против своей воли, как загипнотизированные, рванулись с трех сторон, но не к двери в парную, как думал по умолчанию Вася, а на улицу, и:
        - Бежать, бежать и бежать, как можно дальше от этого места.
        Потом, разумеется, вернулись. Вася сидел за столом и пил чай с Мишками на Севере, Красной Шапочкой и Верблюдом на Юге. Одна девушка заглянула в приоткрытую дверь и посоветовала:
        - Ты шоколад бери, бери не стесняйся.
        - Заходите, — сказал Вася, держа блюдце у губ, и даже не дернувшись на этот приятый голосок.
        - Зачем?
        - Допрос будет.
        - Зачем? — опять тоже.
        - Зачем создали паническую ситуэйшэн в мирное время. Они зашли и скоро-нескоро, но, наконец выяснилось, что Василий Иванович ошибся-то, а они только так:
        - Погулять вышли.
        - Дубина ты сие протяженная, — так прямо и сказала ему та, всех отношения симпатичная леди, которая ранее так была добра к нему.
        - Да, осёл настоящий, только зря напугал нас, — рявкнула другая, и добавила:
        - Это был прогноз погоды, — на коне да с шашкой хотел остановить наступающий ураган.
        - Ураган — это откуда? — невозмутимо ответил Василий Иванович, с юга?
        - С севера! — рявкнула опять эта же дама, и хотела даже дать Васе подзатыльника, но была вовремя перехвачена доброй леди по имени Коллонтай. Вторая — это, естественно:
        - Щепкина-Куперник. — И. И Василий спросил:
        - Восток где?
        - Так где-то есть, естественно, — влез Дро, и добавил: — Я предвижу, что ты прямо сейчас хочешь вопреки всякому здравому смыслу побежать с шашкой до Урала, но пойми правильно:
        - Это очень далеко.
        - Далеко — не близко.
        - Да, ладно, ладно, успокойся, милый, — Коли погладила Васю по головке, — все ошибаются.
        - Да, — без смеха ответил Василий Иванович, — только не все так быстро бегают, как вы. — И вот тут уж от души расхохотался.
        - Значится так, — сказала Ще-Ка, — ты будешь во всем слушаться нас. Понял?
        - Да. Но не буду. И знаете почему? Я умней.
        - Я так и знала, что сморозит какую-нибудь глупость, — Куперник.
        - Дурак, да дурак, так тоже нельзя, — сказала Коли, — пусть ответит на простой вопрос, и будет ясно, что мой Вася, — она хотела погладить его опять по головке, но он попросил оставить это на потом — очень даже умный.
        - Извольте, — ответил появившийся с тремя кружками холодного пива, и сушеным лещем в зубах Дро, — пусть ответит, как я вас оживил, и будет ясно, умный, или просто так:
        - Только шашкой вышел помахать.
        - Ну, чё, герой, отвечать будем? — спросил Дро и его поддержали девушки, одна в надежде на то, что ответит, а другая наоборот, что, конечно:
        - Завалит всё дело. А дело было в том, чтобы узнать тайну этого оживления самим. Ибо.
        Ибо дамы прекрасно помнили, что их Кто-то убил. А именно:
        - Ан и Га — чокнутые инопланетянки с Альфы Центавры. — И более того:
        - В неравном бою. И Василий Иванович начал издалека:
        - Я только одного не пойму:
        - Вы кем себя позиционируете?
        - Что значит кем? — рявкнула Щепкина-Куперник. А Коллонтай тоже:
        - И я не понимаю, если честно, вашего нелогичного вопроса, дорогой.
        - А именно? — встрял Дро.
        - Что, именно? — не понял и Вася.
        - Хватит умничать! — рявкнула Ще-Ка, — мы с Земли, и это, по-моему, абсолютно естественно.
        - Я почти согласна, — сказала Коли. Дро почесал затылок:
        - Я не согласен.
        - Почему? — повел свой первый в жизни допрос Василий Иванович.
        - По кочану, если по-здешнему, — ответил еще не совсем протрезвевший Дро.
        - А если по, — Вася кивнул на потолок бани, — вашему?
        - Что значит: вашему? — спросил Дро, и добавил:
        - Если по-нашему, то ясно:
        - Мертвые не оживают!
        - А мы, значит, по-вашему, мертвые? — спросил для уточнения Вася, и кстати выложил на дубово-сосновый стол свою наградную Анаконду.
        Которую, впрочем, украл у Пархоменко при расставании, ну, как и положено у всех магов и жуликов:
        - В самый неподходящий момент. — Но без кобуры, и поэтому устал таскать ее, привязав к шее.
        - Шею тянет? — спросила Куперник, — можно я посмотрю.
        - Я первая об этом подумала, — ответила Коллонтай, и уже протянула руку к Анаконде.
        - Брысь! я вам сказал, — Вас. Ив. поднял лапу.
        - Нет, мы ее возьмем, пока ты не ответишь на вопрос.
        - Я вам задал наводящий вопрос, — логично ответил будущий комдив, — вы тоже не ответили. Точнее, ответили, но! — он поднял вверх указательный палец:
        - Ни-пр-ав-ил-ьн-а-а.
        - Отсюда простой вывод, — продолжил он, — вы — Инопланетянки с Альфы Центавра. Только они могли ожить после полудюймовых снарядов здешних Кольтов, — и для наглядности провернул свой длинноствольный на большом пальце.
        - Ни-пра-ви-ль-на-а крутишь, — сказала ЩеКа, — надо на указательном.
        - Как это?
        - Дай покажу. — И она… и она уронила Анаконду.
        - Вот и видно, молодые леди, что вы нэ мэсные, — сказал, нет, не Василий Ив-ч, а Дро, а Щепкина-Куперник застыла с открытым ртом, как Малагант перед Ричардом Гиром, который выбил у него меч даже когда уже был два раза ранен в руку.
        - Хорошо, пусть для убедительности выстрелит в меня, — сказал Вася, — я вижу, что дама еще не понимает, откуда дровишки. Он думал, что Куперник поймет, что она не Куперник, тем более вместе со Щепкиной, а прилетела с Альфы Центавры вместе с Дро, так как:
        - Стрелять-то из земного оружия не мо-зе-т-т. — Но Дро попросил Васю отменить эту идею на корню:
        - Ибо, — как сказал он:
        - Она мо-зет, как вы выразились, прямо тут и научиться. — Сказать-то сказал, но было уже поздно, дама научилась.
        - К нашему счастию, не совсем! — радостно объявил Вася, так как пуля, практически с пушечное ядро, и как все кольтовские пули тупорылая просвистела далеко от его виска.
        - Почти на полсантиметра не попала, — констатировал Дро. Вася потрогал слегка поседевшие волосы, понюхал пальцы:
        - Гарью пахнет, значит где-то ноль три — ноль четыре миллиметра было, — сказал он.
        - Не милли, а санти, — поправила милого друга Коллонтай.
        - А я сказал, было милли.
        - Хорошо, ответь, сколько милли в санти? — влезла и Купи.
        - В общем так, — Вася потер глаз мизинцем, точнее, другим, рядом с ним стоящим другом, скорее всего безымянным, — это Альфовцы, и я приказываю закрыть их в парной до особого распоряжения.
        - За что?! — удивился Дро.
        - Спрашивают, а сами не знают, что спрашивают, пусть попарятся еще, авось дурь-то и выйдет, а то:
        - Скока, да скока, будет, да будет, а ведь я решил главную задачу Сфинкса:
        - Это ино-пла-не-тян-ки-и-и-и.
        Тем не менее, после непродолжительной потасовки Василий Ивановича скрутили и самого засунули в парную. Далее, про участие в оживлении Акиков и одного настоящего Уно.
        Они заказали еще по две кружки пива и большую тарелку креветок.
        - Будем, — сказал Василий Иванович.
        - Давай, — ответил Дро, и они сделали по глотку.
        - Чё?
        - Не лезет. И знаешь почему?
        - Надо было взять в магазине бутылку сухого для перебития вкуса.
        - Здесь есть такие магазины?
        - Конечно.
        - А ты откуда знаешь? Ты ведь, мил человек — тозе не чек, а…
        - А?.. — переспросил Дро.
        - А Альфовец, — констатировал Вася.
        - Ах-ха-ха-ха-ха! Ах-ха…
        - Достаточно, я понял, что вы притворяетесь.
        - Нет, правда, я не знал, это они всё знали, а молчали нарочно, — Дро кивнул на парную.
        - В каком смысле?
        - Может зайдем?
        - Да ты что! Я даже боюсь представить, что они на самом деле из себя представляют.
        Глава 5
        Дэн и Вра пригласили двух дам, прилетевших вместе с ними, а именно Га и Ан на берег моря, куда они уже прибыли на постоянное место жительства.
        - Попросили местечко потеплее на Земле, — со смехом сказал Ленин, подписывая Декрет, разрешающий инопланетянам жить в Ялте на Черном море. Но не всем с постоянной пропиской. Например, Кок должен был только погостить у друзей с месяц — не больше — и отправляться восвояси, а именно в Иркутск. И он, этот Кок, увязался с ними, хотя вроде бы:
        - Чё делать впятером-то?
        - Тут мне одна из них понравилась, — шепнул он Дэну.
        - Я вообще-то сам хотел ее трахнуть.
        - Да ты что! в первый день?
        - Я уже давно ее знаю.
        - Да? А я вот как увидел сразу влюбился, и что характерно, не помню ее по Альфе Центавре.
        - Вы оттуда?
        - Откуда? — не понял Кок.
        - Ладно, — ответил Дэн, — не будем заморачиваться, я шучу.
        - Понятно, но я говорю серьезно, если что:
        - Извольте на дуэль.
        - Да? Даже так? Вы купили Анаконду в Одессе на Барахолке? Вряд ли она будет стрелять.
        - Я взял Браунинг, говорят, он надежней.
        - Зачем?
        - Что зачем? Я так и знал, что желающих здесь на Земле на всё хорошее будет много, готов постоять за себя.
        - Простите, но почему сразу огнестрельное оружие? — спросил Дэн, — у нас есть Дзюдо.
        - Ну, не знаю, может я перестарался, хотел быть:
        - Как все. — Более того, я не хочу рекламировать наше фирменное Альфовское оружие — Дзю До. У нас нет на него, как это эмбарго?
        - Ну-у, не знаю, не знаю, в любом случае…
        - Вы правы: в любом случае ей выбирать, — перебил Кок. А Дэн не смог придумать возражения. Сразу не дуэль. Зачем? Она может и так его выбрать. Кто? Да любая! Охотно верю.
        Вообще, когда развели костер и появились шампура с осетриной, арбуз, помидоры и другие овощи и фрукты, даже шоколад во льду и конфеты, оказалось, что народу намного больше.
        - Откуда?! — возмутился и Вра, который давно уже, еще на корабле, а может даже уже на Альфе, выбрал Ан. Ладно бы еще сели на хвост Кок и Кор, но откуда-то взялась еще третья дама. Кто это?
        - Ху а ю? — спросил Вра у девушки, пытавшей раздуть огонь погасших углей.
        - Ай эм, точнее, я приглашена, — ответила она.
        - Для кого? — спросил Вра.
        - Да для какого-то Врангеля.
        - Серьезно? Меня никто не предупредил, ибо я и есть Врангель.
        Точнее, просто Вра, но здесь просто Вра не могут понять и выговорить, поэтому, наверное, так тебе сказали. Не заморачивайся, зови, как хочешь.
        - Можно, я буду звать тебя Пипер?
        - Прошу прощенья?! Это шутка?
        - Почему? Я не понимаю, почему такое приятное имя должно быть шуткой.
        - Пипер — это май фрэнд.
        - Как вас называть? Товарищ Маузер?
        - Нет, я в другой армии.
        - Жаль, а то бы я вам дала.
        - Что, простите, дала?
        - Понимаете, сэр, я тока простая служанка, и меня наняли, чтобы раздувать здесь угли под шашлыками.
        - И всё?
        - Ну, и жарить их, естественно. Впрочем, это только если у меня получится.
        - А иначе, кто будет жарить, Дэн?
        - Да.
        - Я так и знал, что это он тебя пригласил.
        - Почему?
        - Конкурент.
        - В каком смысле? Все время ищет вам девушек. Я так и думала.
        - Вы думали обо мне.
        - Дак, естественно. Больше мне не о чем думать, как только кому-то дать.
        - Да я никак не пойму, что:
        - Дать?
        - А вот это и она приподняла широкую юбку. Парень согнулся в три погибели от наслаждения.
        - Что? Как? — спросила она.
        - Я-я, — запинаясь ответил барон, — на тебя женюсь.
        - Я не могу выйти замуж за инопланетянина.
        - Почему?
        - Потому что я знаю, что ты:
        - Лошадь. — Или конь, в данном случае это не имеет значения. Ты:
        - Пипи.
        - Это не так.
        - Да?
        - Не совсем так.
        - Вот этого Не-сов-сем я и боюсь. Наверху появился Дэн. Прислонив ладонь ко лбу О — как она назвала себя — его увидела, и сказала:
        - Во, мой наниматель приперся. Я пойду, принесу еще углей.
        - Если что, запомни пароль, — крикнул ей вдогонку Вра.
        - Какой?
        - Фердинанд!
        - Как?
        - Впрочем, не заморачивайся, зови меня просто Федя.
        - Куда она убежала? — спросил Дэн и предложил Вра сигару: — Будешь?
        - Давай, — он взял сигару, нагнулся и прикурил от углей.
        - Я просто так сказал, для приличия, а она, — Дэн кивнул на сигару, — была всего одна.
        - Не переживай, друг, оставлю.
        - Окей.
        - Как ее звать?
        - Ты не спросил?
        - Спросил, но кажется, забыл из-за волнения. На Фэ вроде чё-то такое.
        - Фекла?
        - Точно.
        - Это как переводится, Открытая?
        - Любопытная.
        - Любопытная — это Варвара.
        - В общем, так на сегодня она твоя, я договорился, а к Га не лезь, — сказал Дэн.
        - За грубость не оставлю, — Вра стряхнул с сигары пепел.
        - Что ты ей пообещал?
        - Что пообещал? Взять в обоз своей армии, если она соблазнит тебя на всю оставшуюся неделю. И да: зря проболтался, теперь, наверное, откажешься.
        - Ты не это ей пообещал.
        - А что, ты лучше меня знаешь, что я обычно обещаю?
        - Спорим на коробку кубинских, которая у тебя в номере, что скажу, что ты обещал этой любопытной Фёкле.
        - Ладно, — Дэн протянул руку, — а кто нас разобьет?
        - Я и разобью, — сказала опять появляясь, как из-под земли Фёкла.
        Она притащила еще вязанку дров.
        - Окей.
        - Ты обещал взять ее с собой на Альфу Центавру.
        - Вер-на-а, — удивленно посмотрела на Вра Фёкла.
        - Но дело в том, — начал Вра, что мы туда… Дэн перебил его:
        - Одну минуточку. — И продолжил: — Это Тайна. И Вра тоже вспомнил, что это Тайна, что они:
        - Никогда не вернутся назад в Свою Систему Ценностей.
        - Мне бы хотелось пригласить ее к общему столу, — сказал Вра.
        - Я всё для тебя сделаю, друг, — обрадовался Дэн. — И добавил: — Тогда на Стюардессу Га будет меньше претендентов, только Кор, а Кок, по прозвищу:
        - Иначе, — будет отстаивать свою Ан.
        Далее, Ан — это Ар — Артистка — Щепкина-Куперник, а Га — Лю — Любовница Комиссара Дыбенко — Кали — Коллонтай.
        И это скоро стало всем ясно. Дело в том, что на пригорке собралась большая толпа местных жителей, и наши дамы не выдержали, когда напились начали демонстрировать свои способности. Собственно, все этого и ждали:
        - Щас увидите бросок Через Бедро с Захватом, — сказал один парень одной девушке, местной учительнице. — И да: — Я между прочим тоже хочу инопланетянку. Ты не?
        - Что, ты Не? — Нет, я инопланетянка. Как все. Агафья.
        - Нестор Махно.
        - Окей. После куда пойдешь?
        - Дак, на сеновал, наверное. Али в баню.
        - Хочешь вместе?
        - Да бы так-то, но ведь не согласишься, только болтаешь больше.
        - Нет, с тобой пойду, если выиграет тот, на которого…
        - На которого я поставлю?
        - Нет, на которую я поставлю, — засмеялась учительница.
        Первой вышла Га, и ждала:
        - Если лучше всего, Дэна, чтобы пообжиматься на ковре-то из соломы, да еще при всех. Но понимала, что полезет подруга Ан. А вышла в длинном платье вот эта доярка-истопница, как назвал ее Корнилов, который, несмотря на то, что видел:
        - Вра к ней клеится, — тоже навострил лыжи. А что делать, если сегодня у него больше никого нет. — Он обернулся на толпу, в надежде, что может какая махнет ему платком, да толку? Отсюда лица все равно не увидеть. Однако, как назло, кто-то махнул, и более того:
        - Он увидел его-ее лицо, — и чё-то даже отшатнулся:
        - Непонятно, — пробурчал Кор, — толи баба, толи мужик. Наверное, мужик высунулся из-за бабы и показал ему кулачище. Так-то бы не хотелось. Просто бы, чинно и благородно, тады да, будет, что вспомнить. А то сначала морду набьют, потом удовольствия будет мало. Ибо. Ибо было принято, как здесь было принято — решение, что в обычной жизни применять приемы Дзюдо:
        - Нельзя. — Ну, не нельзя, а по крайней мере, не рекомендуется. А для человека благородного разницы-то нет никакой, ибо:
        - Сказанное самому себе даже более важно, чем приказ по околотку:
        - Никого не бить специально.
        Далее, Корнилов встречается на сеновале с Марусей-Володей, а дамы не дерутся по системе Дзю До, а стреляются из наганов. Вра с Ольгой, которая пока не признается ему, что она баронесса.
        - Прежде чем драться давайте в игру какую-нибудь сыграем, — сказал кто-то.
        - В шашки, али в шахматы, что ли? — спросила Га. — Я не буду.
        - Тогда можа в домино? — спросила для смеха Ан. Смешно, да. Но, к удивлению некоторых, никто не предложил ничего более конкретного, все были заняты променажем по берегу реки, кушанием шашлыков, питиём вина, пива — нет, пива пока не подавали, предполагалось к рыбе и другим морепродуктам, а их еще не поймали — разговорами о погоде на сегодня, на завтра, на следующую неделю, и ждали игры на пианино, точнее:
        - Здесь был рояль, — считалось он:
        - Играет громче, — как сказала Фёкла, протирая его блестящую крышку. Она даже проверила, как играет рояль, исполнив сольно:
        - Жили у бабуси две игривых гусыни.
        - Где тебя учили музыке, — наконец нашел повод подойти к даме своего сердца Вра.
        - А! — воскликнула она громко, как на базаре, — Дон Кихот э-э, прошу прощенья — забыла. Их начинающийся любовный диалог был прерван голосом распорядителя Празднества Корниловым, он принес черный костюм из бостона, ботинки на каблуке с довольно острыми носами и белую рубашку с бантиком, с бабочкой, и попросил кого-нибудь объявить громко, что это приз победителю сегодняшних соревнований, и добавил:
        - Скафандр черного космонавта.
        - Носков не хватает! — крикнул кто-то так, что у Кора даже в одном ухе зазвенело.
        - Вот он голос для объявлений наших побед, — сказал Дэн, — пусть сейчас и объявит:
        - Первый раунд. Под общий смех Фёкла опять влезла, и:
        - Я про носки спросила! — и громкость ее голоса была не слабее, чем у предыдущего оратора, как констатировал Дэн. Он влез на самодельную трибуну, так как Кор пока числил уши.
        - Что?
        - Я говорю, спроси почему так громко орут? — сказал Кор.
        - Убавь на ушах громкость, — услышал он, но ничего не сделал, так как думал, что это просто шутка. Он махнул рукой Дэну, чтобы сказал:
        - Носки принесут к концу Передачи.
        - О чем он говорит? Какой Передачи? — спросил Кок, и чуть-чуть приобнял, стоящую за ним даму, ну так, как будто и не знал, кто это.
        А она решила так и подумать, ибо это была Ан, которая не меньше самого Кока жаждала сегодня близости с ним. Да и в дальнейшем тоже.
        Да и Га потянула снизу Дэна за голифе:
        - Че?
        - Чё? А чё ты разорался.
        - Нельзя?
        - Нельзя, сегодня командует Кор.
        - Ладно, пусть лезет на трибуну, — ответил Дэн, но спуститься не смог: предпоследняя ступенька сломалась. Га подала ему руку:
        - Вставай, вставай, не придуривайся, что и у тебя нога сломана.
        - А у кого еще-то? — спросил Дэн, у Кора?
        - Дак, естественно.
        - Думаю, он был бы не против уступить место мне.
        - Может. Но нельзя.
        - Почему?
        - Субординация. Нет, нет, как-то по-другому, но приблизительно ты должен и так понять. Он назначен сегодня.
        - Кто его назначил? — и сам, без подсказки посмотрел на почти безоблачное небо, где в принципе должна быть Альфа Центавра.
        - Да, да, именно так. Тебе вообще лучше заниматься Журналистикой.
        - Чем? Кем?
        - Ты — прирожденный Журналист. Но Дэн ничего не понял, и продолжил предыдущую мысль:
        - Так нет же связи, — недоуменно резюмировал Дэн. А! информация уже заложена в наших мозгах, а подается к столу только постепенно. Тут надо заметить, что Дэн сам отвечал на все свои вопросы, так как Га, ровно, как и Ан — ничего знать не могли. Если кто не знал или забыл:
        - Это были Коллонтай и Щепкина Куперник, ибо настоящие инопланетянки остались в бане с Чапаевым и Дро — тоже, чтобы не забыли был:
        - Не мэстным.
        Га и Ан сразу вышли на поле боя, не давая мужчинам посостязаться за благородный костюм, тем более, как намекнул Корнилов, обладающий некоторыми необычными достоинствами. А они согласились, понимая, или надеясь, что дамы будут драться ради них, чтобы потом презентовать костюм любимому. Все расположились рядом, желая насладиться Дзю До с первого ряда.
        Как сказал Дэн:
        - Люблю крупные планы. Но дамы неожиданно для всех вынули Маузеры. Толпа отшатнулась. А в толпе Простых зрителей Махно сказал с придыханием от волнения:
        - Боло, — хачу такой.
        - Автоматический? — спросила учительница Галина. — Я его тебе добуду.
        - Это не автоматические, — сказала стоящая недалеко дама в мужском офицерском френче.
        - Да, — сказал Махно, — на автоматический патронов не напасешься.
        - Зато можно сразу: та-та-та-та-та, — рявкнула дама в этом длинном френче, и добавила: — И еще пятнадцать останется.
        - Неужели бывают такие?! — очень удивился Нестор Махно, — с обоймами на 20 патронов.
        - Тебе бы такой хотелось? — спросил дама и представилась:
        - Никифор-ович.
        - Никифор Ович? — переспросила учительница, и добавила:
        - А меня тогда зови Агафья.
        - Зачем?
        - Ну, чтобы до кучи: все дак все ненормальные.
        - Скажешь тоже. Ну, а кто первый-то из вас пойдет?
        - Я.
        - Я!
        - Может нам сначала здесь проверить, кто лучше? — спросила Учительница Агафья.
        - Зачем зря тратить энергию, — сказала Ника Ович.
        - Давай тогда кинем жребий, кто пойдет первый.
        - Да иди ты, я пока здесь пообнимаюсь с Нессестером.
        - Каким еще Нессестером?! — возмутился парень, ты что плетешь-то.
        - Хорошо, давай проще.
        - Как проще-то, Нарцисс?
        - Ты сказал.
        - Только уточни, пожалуйста, какой? — спросила Учительница: — Белый с Желтым, или Желтый с Зеленым?
        - Желтый с Красным, — не задумываясь ответил Нарцисс.
        Глава 6
        И первой пошла Учитель, как сокращенно попросила называть себя Галина-Агафья. Завидуем, подумала, Ника Ович, моему мужскому имени. Она подумала, но Махно-Нарцисс тем не менее услышал, повернулся и внимательно посмотрел на новую подругу.
        - Не торопись, ковбой, — сказала она, — авось она еще выиграет.
        - И что?
        - Дак, не подпустит тогда меня к тебе.
        - Она не умеет стрелять.
        - Совсем?
        - Дак, только тетрадки учеников привыкла проверять.
        - Тады, ой!
        - В чем дело?
        - Мне уже больно от того, как ты обращаешься со мной на сеновале.
        - Дак, естественно.
        Между тем произошло непредвиденное.
        - Нет, нет, нет! — Корнилов вышел на площадку и попросил дам сдать пистолеты.
        - Тем более это автоматика, — сказал Дэн.
        - Да, друзья мои, — мы не на мясокомбинате.
        - Тем более, мы скоро вообще не будем есть мяса, — подбавила его подруга, прижимая руку Кока сильнее к своему боку.
        - А-а?! — Кор открыл рот, а за ним и Дэн. Действительно:
        - А кто там, на татами был тогда? Узас-с!
        - Прости, я задержалась, — сказала быстро Ан, — побегу назад, добуду для тебя сёный свитер.
        - Ч-что-с? — решил спросить Кок.
        - Прости, только один вопрос и пойду, зови себя как-то иначе, а то не солидно для командарма.
        - Иначе, — подумал парень, — что зна-чи-т Иначе? Ах, Иначе! Теперь понятно. Точнее, опять:
        - Вспомнил.
        Далее, Ан и Га сдают пистолеты, и бьются не между собой, а с подходящими по очереди противниками. Первая Учитель — выигрывает, так как оказалось владеет приемами Дзюдо на уровне мастера спорта.
        Она бросает Га. Далее, дерутся Ан и Ника Ович — побеждает Ника Ович И финал: Ника Ович и Учитель. Ника Ович не успевает получить френч Черного Рыцаря, на тотами выходит Фёкла, Ольга Врангеля. И Ольга побеждает, и дарит Костюм Чёрного Рыцаря Вра.
        - На ринг вызываются былинные богатыри, — начал Дэн, — э-э…
        - Олёша Попович и Илья Муромец, — перебил его кто-то. А это была, между прочим, Ольга, стоящая за Вра, и за платье которой держался он. Как? Так, протянул опять руку назад, и уцепился. А иногда нечаянно мизинчиком чирк-чирк по ляжке-то, а она толстая, аж в голове мутится.
        - Дэни, меня вызывают, — сказала Га, — давай прощаться.
        - Да брось ты, не убьёт чай, — сказал Дэн, и погладил любимую.
        - Она нэ мэстная, — Га обернулась, может и убить.
        - Откуда она?
        - Не видишь? Из толпы народа пришла. Почему ты ленточку не протянул, чтобы они за нее не перелазили.
        - Дак, демократия таперь.
        - Ну, окей, тады пойду, проведу ей удушающий, авось здесь ишшо не изучали.
        Но Учительница сразу начала с Подхвата под неопорную ногу. Но даже на этой необязательный прием Га попалась.
        - Вот сука! — громко выругалась она, — чуть не оторвала мне ляжку. Действительно, Учитель хотя и не потянула сильно вперед руками кимоно инопланетянки, но так резко толкнула ее вверх своей ляжкой, что Коли — а ведь эта была она, если кто не забыл — поняла:
        - Сегодня на сеновале она не сможет играть роль активного партнера. А Дэн толстый, кто будет — непонятно. Она попыталась провести бросок из русского вида Дзюдо, из Самбо, имеется в виду, авось инопланетяне его не знают. Ну, вы поняли, Га после неожиданного броска настолько запуталась, что уже приняла за инопланетянку Учительницу — бабу чисто из народа, можно сказать:
        - Торфушку.
        - О! — решили она, — так и буду ее звать, авось разозлится. — Открыла рот, и… и попала на Болевой из Стойки. — А! О! Мать твою!
        Сука! — и Учительница после этих ужасных воплей отпустила руку Га из болевого захвата уже в Партере. Но не потому, почему подумала Коли — Коллонтай, а просто судья, а он был — хотя и неизвестно, кто это — скрестил руку над головой, что означало отмену проведенного приема.
        - Болевой из Стойки в Дзюдо запрещен, — сказал он. Но вместо Спасиба тут же получил Дэмет по пяткам от Га. Она встала, держась за локоть, провела этот смертельный удар по пяткам противника, и спросила мягко:
        - Ты понял за что, как тебя не знаю звать? — А, между прочим, это был Кот — Котовский, шпион Красных. Точнее, тогда они еще назывались Зелеными. Уже пролез сюда, хотя боевые действия не только еще не были объявлены, но еще точно не было известно:
        - Между кем и кем они будут. — Но вот некоторым по барабану, что будет дальше, они уже делают то, что любят. Бой продолжился без судьи, которого умные люди не оставили без внимания, ибо:
        - Так бывает, чтобы били судью? — Может. Но чтобы он еще и падал сразу, как повапленное дерево, а тем более:
        - Гроб, — не бывает.
        - Наоборот, бывает, — сказал Иначе, ибо это означает:
        - Чек покрашенный, и более того: недавно, а следовательно, и не может себя вести, как положено, как…
        - Как неумелый актер, — закончил он свою речь.
        - Назначаю тебя пока начальником Контрразведки, — сказало Корнилов, — тащи его в какую-нибудь клеть.
        - Я? да вы что, я Иначе, я Ученый, — попятился назад Кок, а даму свою, между тем, так и не отпускал, а она смеясь так и следовала за ним:
        - Как привязанная.
        - Зря судью убрали, — сказала Ан, сама хватаясь за рукав Иначе.
        - Почему? я скоро вернусь.
        - Ты уже можешь не застать меня в живых. И знаешь почему?
        - Нет.
        - Труба зовет, меня вызывают на ринг, или этот, как его?
        - Татами.
        - Да, а ведь я имею только природные способности к бойбе и боксу, а так-то никогда не тренировалась, хотя меня и зовут некоторые:
        - Кувырок.
        - Кувырок? — переспросил Иначе, — где-то я это имя уже слышал.
        - Может на встрече Пришельцев с Альфы Центавра?
        - А точно, мы вместе их встречали, я имею в виду мэсных. Или… нет, нет, этого не может быть, — Ученый замахал рукой. Впрочем, не беспокойся, я никому не скажу, что ты не она. Я ведь теперь начальник Контрразведки, как скажу — так и будет.
        - Спасибо, любимый, — ответила Ан — она же Щепкина-Куперник по прозвищу Кувырок.
        - Единственно чего я боюсь, — добавила она, — что проиграю тому монстру, — она указала миниатюрным пальчиком на Нику Ович в офицерском английском френче, который она так и не сняла пока.
        - Наверное, боится, что все увидят:
        - У нее титьки маленькие! — крикнул какой-то пацан. И тогда она сняла, осталась в одной белой рубахе с кружевами на рукавах и этих самых титьках.
        - Ужас, — высказался и Ученый, — этот гигант какой-то по сравнению с тобой такой милой куколкой-балетницей.
        - Добавь уж того:
        - Воображалой-сплетницей.
        - Изволь, — ответил он, — думаю так даже лучше, это тебя разозлит перед боем.
        - Вряд ли, наоборот, я рада.
        - Чему?
        - Рада, что вижу тебя. Впрочем, наверно, в последний раз.
        - Иди, считай, что я с тобой.
        - Ты не будешь смотреть?
        - Я должен идти пытать шпиона.
        - Пытать?
        - Да, ему будет больно. Больно призваться во всем, что он только делал до сих пор.
        - Думаешь, не делал ничего хорошего?
        - Скорее всего.
        - Завербуй его.
        - Если только ты вернешься живой и мне поможешь. Я не очень разбираюсь в том деле.
        Ан — Кувырок сразу подвернулась и провела бросок Через Бедро с Захватом. Это не самый распространенный бросок, как некоторые думают, а просто, как элемент входит во многие другие броски. Всех новичков учат именно ему сначала. Почему об этом и говорил Владимир Высоцкий, мол:
        - После обеда научусь, и сделаю. — Наверное, тогда он имел в виду не Корчного и тем более не — тем более — Фишера, а скорее всего, хотел сделать его своей любимой, так сказать:
        - Марине Влади. — Но, скорее всего, побоялся, ибо она же ж:
        - Владеет Махгией. И захват взяла Ника Ович — имя, образовавшееся — последний раз напомню — сокращением имени, которым эта великолепная во многих отношениях дама представилась Махно — Нарциссу:
        - Никифорович. Кувырок дернулась, попыталась разорвать эти цепкие объятья. Нэт.
        - Вот щука, — печально подумала Куколка-Балетница-Воображала-Сплетница, — скорее всего, проглотит. — Она несколько раз ударила по ногам противника, изображая Переднюю Подсечку. Толку никакого — столб телеграфный. Но тут ей, видимо, передалась часть той энергии Альфы Центавра, энергии Ан, роль которой она играла, и она поняла:
        - Надо бросать через себя. — Точнее, не надо, а можно это сделать. И села на свой не такой уж тощий, а даже наоборот, зад. Ника удивилась, но вынуждена была согнуться, можно сказать:
        - В три погибели. — Так это, как поблевать вышла, перепив в ресторане. Но нохги, нохги! не слушались, ибо они уже чуть-чуть повисли на Землей. Ноги, висящие над Землей, это уже не наши ноги.
        Это ноги будущего поражения. Кувырок выпрямила ногу, и Ника полетела. У улетела бы, возможно, очень далеко, но руки ее были прикованы цепями к скале, как руки Прометея. Какими бы могучими они ни были, они не могли оторваться от скалы, к которой приковал его Вулкан-Гефест. Ника Ович попыталась потрясти ими, чтобы сбросить этот Кувырок-Мячик, но:
        - Он же ж был связан с Землей. Как Илья Муромец. Тут — бесполезно. Ибо. Ибо никто еще тогда не имел рычага Архимеда, с помощью которого это можно бы сделать.
        - Купить бы, — даже мелькнуло в голове Ники, — да откуда деньги, такой рычаг, наверно, стоит целое… впрочем, точно не меньше. И грохнулась на спину с другой стороны. Щепкина-Куперник по инерции на нее верхом. Но почувствовала что-то очень твердое в своем животе, и не то, что испугалась, а просто подумала:
        - Убила! — Кто-то оставил здесь лом, а организаторы не проверили хорошенько площадку перед соревнованиями, так, не глядя постелили татами, а железный лом его проткнул во время соревнований, точнее, вот именно сейчас. И она не стала переходить на болевой или на удержание Ники. Та воспользовалась замешательством и опять быстро встала в стойку.
        Только что спустила Кимоно пониже, чтобы не очень видно было воткнувшийся в нее лом. Но Ще-Ка не собиралась драться дальше, она указала судье прямо, пальцем:
        - Она ранена!
        - Не смертельно, — сказал кто-то. — Кто? Да не важно, а важно, что судьи-то не было, не к кому было обратиться с протестом, или как сейчас, с простым указанием. Бой был продолжен. Точнее:
        - Начат и тут же закончен. Ника Ович положила одну руку на плечо маленькой даме, а вторую просунула между ног. Посмотрела в глаза, мол:
        - Прощайся с Победой! — и перевернула. Но это был еще не бросок. Кувырок повисла между двумя планетами, как-то:
        - Землей и Альфой Центавра. — И только, повисев немного, полетела, как пропеллер:
        - Голова — ноги:
        - Ноги — голова, — и так до тех пор, пока не приземлилась на татами. — Жесткий, но ведь аэродром. На нем гораздо лучше, чем вертеться в небе, как подбитая куропатка. Некоторые так и кричали ей:
        - Куропатка, зря мы на тебя ставили! — А кто, собственно, на нее ставил, если здесь еще не было тотализатора? Так только если:
        - Между собой договорились. — Хотя… хотя охотники всегда находятся взять на себя инициативу в неподходящий момент. И таким был Лева Задов по кличке Примус, который он всегда возил с собой, ибо ел только горячие блюда. Он предложил Махно поставить на Нику Ович два поросенка. Нарцисс махнул рукой:
        - Согласен? — спросил для точности Примус.
        - Если проиграю, ты будешь этим поросенком, — логично ответил Махно.
        - Окей, — согласился, немного подумал Лева Задов. Хотя мог бы сказать:
        - Одним я, а другим тогда ты, — но не сказал. Ибо. Ибо решил не ссорится с этим Нарциссом, а лучше подружиться.
        Зачем? Интуиция, точнее:
        - Чутьё было у Лёвы Задова.
        - Чистая победа! — крикнул Лева, и выбежал за голубую ленточку, отделяющую простой народ от другой, в данном случае, инопланетной публики, и занял место судьи. Никто не понял:
        - Надо возражать или нет? — и он подвел Нику к Махно, так и держа поднятой вверх ее руку.
        - Ей руку поднял рефери, которую я еще не целовал, — сказал Нарциисс. И добавил: — Ибо. Ибо — это ведь еще не вся победа, на так ли?
        - Какой базар, — ответил Лева, — всё в наших руках.
        А Кувырка бросили, как докуренный до фильтра окурок в стог сена, не сообразив, что не только от спички, но и от такого, казалось бы, бесполезного окурка, может разгореться большой огонь, а может даже:
        - Пламя. Утешением ей было только то, что подруга, Коллонтай, валялась здесь же.
        - Мне оторвали руку, — сказала она.
        - Это хорошо, — сказала Кувырок, потому что мне ничего не оторвали.
        - Да?
        - Да, остались внутри только одни консервы. Она провела мне какой-то Пропеллер.
        - Бросок Переворотом с Захватом между ног, — сказала Коллонтай. — И добавила:
        - Мы должны его отработать.
        - На ком? — спросила ЩеКа, с трудом поворачиваясь к подруге.
        - Так на тебе, ты уже тренированная.
        - Знаешь, что, — ответила Кувырок, — можно я тебя укушу, так как для борьбы в Партере я еще не готова? — И не дожидаясь ответа сделала это.
        - Ай! — воскликнула Коллонтай, — это похоже на китайский иглоукалывательный массаж, покусай меня еще.
        - Хорошо, но с условием: потом ты полижешь мне жопу.
        Далее. Точнее:
        - Далее, — рявкнул во всё своё луженое горло Лёва Задов:
        - Н-н-и-и-ка Ович и Учитель.
        - Ее учитель?! — крикнул кто-то весело. Кто всё время кричал? Это был Васька Чапаев. Он оставил двух инопланетянок и Дро заведовать Сандуновскими Банями в Москве, переданными ему по секретному декрету Ле-Ниным, в обмен на вербовку одного из инопланетян на сторону Зеленых. Он так и сказал:
        - Объясни ему по-человечески, что совершенно непонятно чем Зеленые хуже Желтых, а уж тем более просто Белых. Скажи этому Дро, что:
        - Если он человек умный, то должен понять:
        - Разницы-то никакой, так только чисто философские, научные некоторые расхождения, а так как инопланетяне в нашей науке ни бум-бум, то, я думаю, он должен согласиться.
        - Из всего вами сказанного, дорогой Ле, я не понял только одного.
        - Да, да, что именно?
        - Именно: разве Дро человек?
        - А кто он по-вашему?
        - Так с этой, Альфы.
        - Вот это ни-пра-виль-на-а. И знаешь почему? Если ты так думаешь, он тем более так же будет думать, а надо, чтобы он считал себя человеком.
        - Вообще-то, я думаю, у этого Дро немного не хватает, — сказал Василий Иванович, — кажется он если не всё, то многое забыл.
        - И?
        - И, значит, думаю всё получится. Но.
        - Говори, говори, пока я свободен. Моё время — твоё время.
        - Мне кажется… Можно на ухо?
        - На ухо? Вы думаете, что у меня здесь уже есть Прослушка?
        Глава 7
        - Тем не менее, я люблю Тет-а-Тет. Чтобы уж точно — никто ничего не знал. Ле на всякий случай посмотрел на часы.
        - Идут?
        - Чё-то я точно уже не знаю, — Ле подошел и потрогал маятник. — Нет, — засмеялся он, — не стоят, в том смысле, что бегают, туды — сюды…
        - И обратно, — завершил сентенцию Чапи. И он рассказал, что сомневается.
        - В чем и в чем? — прости я не понял, — сказал Ле-Нин.
        - Что они инопланетянки.
        - Да ты что! А кто они, по-твоему?
        - Нет, так-то вроде инопланетянки, но…
        - Но? — Ле поднял вверх указательный палец, — понимаю, много пьют и едят, как аристократки. Вы думаете шпионы? Вы думаете их надо брать? Нет, нет, рано, рано. Да и не могли шпионки-мионки ожить после того, как были убиты на дуэли.
        - А если их подменили? — спросил Василий Иванович, и опять посмотрел на часы.
        - Дро там один с ними?
        - Нет, Пархоменко где-то поблизости пасется.
        - Это нехорошо, пусть подключается вплотную. Впрочем… впрочем, пусть пока гуляет Вася, я сам схожу. Давно, знаете ли, не был в Сандунах. Как в цирке ведь, честное слово.
        Далее, бой между Никой Ович и Учителем, а потом Ника и Фёкла.
        Ле пошел в баню, благо конспирация была если не любимым его занятием, то частым. И в этот раз для конспирации он не стал надевать парик. Посылка:
        - Никто не подумает, что это он, так как было распространено мнение:
        - Члены Совнаркома без охраны в баню не ходят. — Вопрос:
        - Почему?
        - Дак потому что очень пристанут все, как банные листья с одним и тем же вопросом:
        - Вы за инопланетян, али за инопланетян? Вроде бы:
        - Что за дурацкий вопрос? — А дело в следующем:
        - Почти все, кто о чем-то хоть думал, считали:
        - Ле-Нин, Тр-й, Эстелин и некоторые другие официальные лица — это те же инопланетяне, только прилетели раньше. Вот и всё? Единственно, чего не все могли понять:
        - С той же оне Альфы, так сказать, Центавра, али ошивались до сих пор где-то поближе? Следовательно, это то же, или всё-таки это совершен-но разные луды. — Ну, ладно. А здесь начался новый бой.
        - Принимаю ставки! — громко, но спокойно сказал Лева Задов, — есть желающие? Я так, например, ставлю, золотую пятерку.
        - Врешь, чай, — сказала одна приличная девушка из-за синей ленточки, следовательно, из простонародья — хотя и с потенциалом перейти в раздел воинственного пролетариата, — дай попробую на зуб.
        - Попробуешь после работы, в том смысле, после этого культурно-массового мероприятия, но только не мою пятерку, а…
        - Нет, нет, вот этого я делать не буду, — сказала Соня, — тем более бесплатно.
        - Нет, а я попробую твою, — ответил Лева Задов под аплодисменты близстоящей публики. Даже Корнилов, севший в подставленное ему кресло прямо у татами, как будто был боковым судьей, сказал:
        - Браво. Но. Пора и начинать.
        - Щас, щас, отец, не торопись, ишшо насладишься бойбой и боксом-то.
        - Никакого бокса, — сказал Дэн с высокой, как в Большом теннисе трибуны. — Мы не Англии. Тем не менее, Сонька сдала золотую пятерку, а Лева попросил публику ответить. Но таких денег ни у кого не нашлось. Тогда поставил сам Корнилов. Еще в Питербурхе он встретился с одним менялой по имени Тр-й, и обменял у него несколько небольших бриллиантов на горсть золотых червонцев и пятерок, которые этот денежный мешок, достал, между прочим, из каблука нового хромового сапога. Вот они, каки банки-то здесь, подумал тогда Кор, можно сказать:
        - Уму непостижимо. Много народу еще поставило деньги на бой, ибо Лева объяснил, что:
        - Это теперь право любого человека, который считает себя свободным.
        - Да, с прилетом инопланетян негоже оставаться всё в том же вековом скотообразном состоянии, — сказал Махно и тоже попросил у кого-то взаймы небольшую сумму.
        - Так, — как сказал он в ответ на вопрос:
        - Сколько вам? — рублей двадцать. У Учительницы по прозвищу Учитель было всего два коронных приема, но исполняла она эти, как другие не могли сделать и все. Точнее, как раз наоборот. Но, не будем заморачиваться на и так всем понятном. Один — это Подхват — удар, можно сказать между ног противника пяткой при одновременном повороте к нему задом. Тут от одного поворота задом можно задуматься:
        - А дальше-то что? — а тут еще и удар пяткой. — Становится вообще мало что понятно. И как раз в это время вас отправляют в полет, и кажется, что:
        - К Солнцу, — ибо в глазах только солнечные круги, и никаких мыслей о самозащите без оружия. Второй — Задняя Подножка с переходом на Переднюю. Но это так думает противник, что его обманным путем хотят бросить вперед, изобразив обманный финт, как бросок назад, а она переводит его на диагональ. Вот если кто ничего не понял, то это и правильно:
        - Вы побывали в этом броске. Хотя Ника всё поняла, а полетела от этой Задне-Передней, а в итоге Боковой Подножки, как будто и не знала ничего никогда. Судья, Лева Задов, поставил на Нику Ович, и поэтому не засчитал Чистую Победу, Иппон, а только так:
        - Вазари. — Так и констатировал:
        - Пол Победы. Гул неодобрения напополам с недоразумением прокатился по рядам благородных зрителей. Да и всех остальных, кстати. Даже не взирая на то:
        - Кто на кого ставил. — Природное чувство справедливости взяло верх над валютой. Тем более, не вся она была конвертируемой. Кстати, кто поставил небольшую корзинку с яйцами, а кто-то даже мешок овса.
        - С другой стороны, всё это вкусно, друзья мои! — рявкнул со своего места Махно, несмотря на вроде бы недовольство судьи, что только он здесь решает, что хорошо ставить, а что лучше бы сразу выбросить. Махно чтобы не оставаться в долгу перед выпадами Левы Задова сказал, что:
        - Можно и по-другому выяснить, кто из нас луччий. Лева был в два раза полнее, выше плечами, вообще саном осанистей, но пока что воздержался от борьбы за власть в ее местном, так сказать, масштабе. Во втором подходе Ника бросила Учителя, да прямо на Корнилова, вальяжно развалившегося в кресле, как Карл Пятый у папского дворца.
        - Да, ладно, — сказала она, — считай на сегодня я твоя. Кор не нашелся, что достойно ответить. Так только махнул рукой:
        - Ну, может быть, может быть, — без слов разумеется. И воодушевленная этим неотразимым действием на мужчин своего боевого обаяния Ника пошла на болевой из стойки. Кто, собственно, здесь точно знает, что в Дзюдо такие приемы запрещены? Да никто. Ну и получи. Да, но только не в этот раз. Учитель по прозвищу Агафья, или наоборот, кто как запомнил, поймала ее на тот же прием, что и Ника Артистку Щепкину, Кувырка:
        - Переворот с Захватом между ног. — Тем более, что переворачивать было не надо: Ника сама взлетела ногами в небо, как бы просясь туды-твою на Альфу Центавра, мол:
        - Они сюды, а мы туды. — На самом же деле хотела упасть камнем вниз, но уже не одна, а с рукой Агафьи в своих цепких объятиях. А на татами уже оторвать эту руку для окончательного Иппона.
        - Вообще, запрещенный прием, — сказал с вышки Дэн. — Судья на ковре, куда смотришь? — обратился он Леве.
        - Не могу же я броситься на них третьим, — логично ответил Лвеа, и добавил: — Потом не засчитаю.
        - Так потом будет суп с котом, поздно, ибо руку-то она уже оторвет Учительнице.
        - Брось, брось, — протестуя против вмешательства в его права успел сказать Лева, а дальше уже открыл рот от удивления:
        - Летела, постепенно приближаясь к ковру не Учительница, а Ника Ович, которой был проведен Контрприем, именно тот же, который сама Ника провела Артистке:
        - Бросок Переворотом с Захватом Между Ног. Правда и сама Агафья-Учительница летела вслед за ней, ибо, ибо…
        - Чем-то зацепилась, — сказал Василий Иванович, высунув голову из толпы.
        - Скорее всего, наоборот, — поправил его Дэн с верхатуры: — Что-то ее зацепило.
        - Как вы думаете, что бы это могло быть? — спросил Кор, повернувшись назад к Дэну.
        - Честно? Не знаю.
        - Вот и я тоже: не знаю.
        - А надо знать! — тявкнул Вася из толпы, и опять спрятался. И правильно, ибо одного, Кота, уже загребли в Контрразведку, и ты дождешься.
        Хотели присудить Чистую Победу Учителю, но двумя голосами против одного — бой был продолжен.
        - Я не понял, почему? — спросил спокойно Лева Дэна и Кора, которые проголосовали за отмену броска. Контрброска, точнее, ибо начинала Захват руки на Болевой из Стойки Ника, а потом они упали вместе, после Броска Переворотом, который провела Учительница. Почему? — как говорится. А посчитали, что Учительница ненароком схватила уже брошенную ей Нику за… да, дорогие друзья, за наган, точнее тридцатидвухсантиметровый Маузер, который она украла у Махно.
        Потому и спрятала его куда подальше, так решили судьи.
        - Я ничего не трогала, я ничего не трогала, — лепетала Агафья-Учительница-Галина.
        - Три имени, — вздохнул Дэн печально, и добавил: так бывает?
        - Действительно, — сказал, молчавший до сих пор Лева, — сказала бы просто…
        - Ладно, ладно, не ругайся, мил человек, — махнул рукой Кор.
        - Я вам, господа инопланетяне с Альфы и ее Центавры, не мил человек, а судья международной, даже межпланетной категории, — обиженно ответил Лева, и отошел на свое место, намереваясь продолжить судейство.
        И Ника Ович уложила Агафью простым приемом: провела Переднюю Подножку. Пару раз дернула именно в этом направлении, и бросила.
        Расстроенная Учительница не успела оказать сопротивление. Она отошла к Махно, и он ее подбодрил:
        - Я ставил на тебя двадцать рублей.
        - Спасибо, но ты видел, как меня засудили?
        - Конечно. Но неужели ты не знала, что она это…
        - Что? Нет я ничего такого не знала. Она украла у тебя Маузер?
        - Практически и то и другое.
        Уже хотели отдать Нике Ович и ее продюсеру, которым вызвался быть сам Кор, приз триста рублей, три золотых пятерки, и еще пятьсот рублей со ставок. Некоторые засуетились, но Кор сказал, что был влюблен у нее:
        - Намного, намного раньше. Но вышла одна дама в длинном платье и сказала:
        - Пока надо обожать.
        - Что?! — рявкнул Кор, а Дэн, желавший уже покинуть свою вышку, его поддержал:
        - Что значит, сударыня:
        - Обожать? — Кого обожать? Меня?
        - Вы задаете слишком много вопросов, сэр, — сказала дама, — я хотела сказать, что надо пока что: - Обо… — Обо ждать.
        - Ах, подождать! — обрадовался Кор, и добавил: — А, простите: кого, чего или что? Всё, как говорится:
        - Уже кончилось.
        - Нет, нет, я хочу…
        - Что? — не понял и Дэн.
        - Выступать.
        - Что-о?! Выступат-ть-ь? Ну. мать моя, ты не сюда попала, здесь татами, а не веранда в летнем парке, где выступают. А впрочем, ладно, спойте нам что-нибудь эдакое простонародное.
        - Между прочим, это хорошая идея, — сказал Дэн, — петь после каждого раунда.
        - Надо подумать, — ответил Кор, придерживая уже севшую ему на колени Нику. И добавил:
        - Но в другой раз.
        - Да, — поддержал его Дэн, — приходите завтра.
        - Что значит Завтра, сэр, существует только сегодня.
        - Да, давай я оторву ей руку или ногу, — сказала Ника. — Хотя… — она подумала: — Я устала, действительно:
        - Приходи-те-те-е Завтра. Но дама оказалась не так проста, как могло показаться. Она подошла поближе. Ребята думали, что будет просить че-нибудь, или соглашаться, но она взяла Нику за волосы и бросила на землю.
        - Всё по-честному, всё по-честному! — закричал Лёза Задов.
        - Почему? — спросили его Кор и Дэн.
        - Приз еще не вручен, — и Лева показал золото, деньги и другие подношения народа, которые нес Нике Ович с двумя помощниками.
        - Я соглашусь на бой с ней, если хоть кто-нибудь на нее поставит, — ответила Ника.
        - Я.
        - Кто?
        - Я поставлю на нее столько же, сколько уже есть а банке, — ответил… ответил Вра. Он куда-то отходил и только что появился.
        - У вас есть тысяча рублей? — скромно спросил Лева.
        - Да, я ходил менять альфовские бриллианты на золото, а золото в свою очередь на рубли.
        - Правильно сделал, сэр, — сказал Лева, — но больше так не делай, хорошо? Приходи прямо ко мне. И знаешь почему? Я очен-но люблю золото.
        Ника несколько раз бросила Фёклу, как попросила ее представить новая девушка.
        - Ясно, — сказал Дэн, — она впервые вышла на татами.
        - Ужас, — поддержал его Кор, и посмотрел на Вра, который на нее поставил. Но поставил не только он, поставил и Махно, он попросил у того же мужика:
        - Еще можно?
        - Сколько?
        - Пятьдесят рублей.
        - Ладно. Даю просто так, без процентов только из любви к искусству. После этого многие начали совать деньги Леве, хотя он был только судьей, а не менеджером по ставкам. Вроде бы сунулся Василий Иванович, но ему сказали, чтобы скрылся с глаз:
        - Тебя и так все ищут, амиго.
        - Зачем?
        - Прошла информация, что среди нас шпион, а если это не ты, то кто?
        - А я знаю?
        - Ну вот и скройся. Тут деньги большие, а ты лезешь, как на рожон. Даже у Махно прошла мысль собирать это бабло, но он решил, что лучше купить самого Леву Задова.
        - Из него бы вышел отличный контрразведчик. — Ибо Лева крикнул, когда собрал на бой Ники и Фёклы полторы тысячи рублей:
        - Я думал, здесь полно Зеленых, у которых нет денег, а бабло-то так и лезет, так и лезет из щелей. А сам Махно не видел ни одного Зеленого. Если только он сам.
        - Наконец, она чему-то научилась, — сказал Дэн, когда Фё, или Фе, если короче, провела Переднюю Подсечку в Падении. Ника головой, как торпеда с миноносца прошла под Кором и сбила вышку Дэна. Он-то как раз слез, чтобы поднять упавшую сигару.
        - Чистая Победа! — закричала Фе.
        - Рано радуешься, — сказала Ника, заползая на татами.
        Глава 8
        - Давайте согласимся на ничью, — сказал Кор.
        - Вы предчувствуете поражение? — спросил Дэн, и даже слез для этого со своей уже почти легендарной лестницы.
        - А вы много поставили?
        - Я?
        - Нет, я.
        - Вы тоже поставили? Сколько, пятьсот рублей?
        - Хотите сразиться со мной лично?
        - Всегда рад.
        - Отлично, десять тысяч.
        - Я должен сначала посчитать свои деньги, — сказал Дэн. — И, кстати, — добавил он, — кто у нас намечается командующим Армией.
        - Какой Армией? Не понял.
        - Так у нас уже организуется Армия, — ответил Дэн, — вы не знали?
        - Зачем?
        - То есть как, зачем?
        - Вот именно:
        - Зачем?
        - Так воевать будем.
        - Ничего не понимаю, с кем?
        - Так с этими, с Зелеными. Говорят, без войны мы не поймем, кто здесь главный:
        - Мы или вы?
        - Мы или вы, — повторил Кор, — хорошо сказано. — А разве мы хотели быть главными?
        - Я не знаю. Я вообще-то думал, мы летели сюда, как исследователи.
        - А они говорят, что им всё равно, что вы думаете, а важно только, что думают они сами. А они чувствуют всё нарастающее и нарастающее давление инопланетян на массы народа.
        - Лави, — Дэн назвал своего Тет-а-Тет по его детскому тайному, имени, я…
        - Хочешь отдать мне добровольно командование Добровольческой Армией?
        - Почему Добровольческой?
        - Ну, ты же добровольно соглашаешься на мое командование тобой.
        - Нет, да, я восхищен твоим предвидением, но, кажется, десять тысяч у меня есть. Честно, ты сможешь предвидеть и будучи начальном моего штаба.
        - Я хочу сам командовать этот Желтой Армией.
        - Белой, мой друг, Белой.
        - Почему?
        - Ну, мы же ж Белые, как прилетели с Альфы, нашей Центавра, так и представились в:
        - Белом-м-м.
        - Не знаю, не знаю, я подумаю.
        - Подумаешь, если выиграешь.
        - Я уже поставил свои десять тысяч, а у тебя сколько?
        - Девять с половиной. Шучу: восемь двести.
        - Э-э, столько тебе не найти! Тыща восемьсот — это очень много, в долг я не поверю.
        - А я тем более, — влез Лева Задов.
        - Это кто?
        - Хрен его знает.
        - Нет, я соглашусь обмануть народ, если вы возьмете меня в Добровольческую Аримю, э-э…
        - Поваром?
        - Квартирмейстером?
        - Начальником Контрразведки, — высказал свои тайные планы Лева.
        - Начальником Контрразведки, — повторил Корнилов.
        - У нас уже есть, — напомнил Дэн.
        - Кстати, — спросил Кор, — деньги у тебя есть?
        - Зачем мне деньги? — удивился Лева. — В том смысле, что до того, если я иду туды-твою за деньгами.
        - Нет, нет, — поддержал Дэн друга Кора, — у нас все складываются по десять штук.
        - Ладно, — Лева отошел, — буду копить.
        - Итак, ваше слово, товарищ, э-э Кольт 45-го калибра? — Кор кстати попросил у Дэн гаванскую сигару.
        - Одну минуту, друг, я щас, — и Дэн направился к Вра.
        - Привет, ты чё?
        - Что вы имеете в виду?
        - Дак это, денег у тебя нет?
        - Сколько?
        - Да так, рублей тысячу восемьсот.
        - Увы, я обменял только тысячу.
        - Спасибо и на этом, пойду еще у кого-нибудь займу восемьсот.
        - Вы не поняли, генерал, — сказал Вра, — я уже поставил свою тысячу.
        - Почему вы сразу не сказали?
        - Я думал, вы, как международный судья этих соревнований, видели, кто здесь чем занимается.
        - Нет, нет, мой друг, у меня своих мыслей хватает, зачем мне еще следить за чьими-то.
        - Да, я знаю, вы прирожденный Журналист.
        - Да, я знаю, но зря вы поставили свою тысячу, она утонет в моих десяти и десяти Кора.
        - Да?
        - Да, мы ставим один на одного и другой на другую. А ты надеялся на что? А! понял, понял, ты хотел получить в подарок от своей дамы костюм…
        - От Кардена, — хотел отшутиться Вра.
        - Нет, нет, мой друг, ты хотел получить костюм Черного Рыцаря! Ты думаешь, я о нем забыл? Да, забыл, его бы, наверное, даже не вручили победителю, если бы не вмешалась твоя Фёкла. Она твоя креатура, признавайся?
        - Как в песне? — уклонился от ответа Вра. Дэн пошел дальше, в надежде встретить богатого человека, а Вра понял, что костюм Черного Рыцаря может уплыть, и более того:
        - Он им интересуется. — А раньше даже не думал.
        Фёкла несколько раз вылетела за татами. Нико Ович лично сказала Кору, что больше никогда не залезет под него, а только всегда:
        - На.
        - Дак, да, да, я согласен. И вот теперь она не давала Фёкле даже шанса повторить ее бросок.
        Но эта дама в длинном платье наконец додумалась:
        - Надо делать то, чему она уже научилась. — Точнее:
        - Только то, что уже известно. — И она начала снова и снова повторять свой прием:
        - Переднюю Подсечку в Падении — Трип, что значит: Три П. Ника только смеялась, и даже прямо сказала:
        - Никогда тебе не бросить меня, тем более опять этим приемом Три П. Ну, и когда уже решили, что хватит:
        - Надо отдать всё Нике, был проведен этот почти легендарный бросок, не как прошлый раз, когда Ника стартовала с татами вбок под стул Кора, а прямо на себя, и в этот раз Ника пошла на взлет, как самолет, набирая высоту все выше и выше, и:
        - Прямо в объятья Дэна. — А это была высота метра три. Может чуть меньше, два — два с половиной. Кор был недоволен.
        - А что вы хотите, сэр? — спросил Лева Задов. — Перебросить ее?
        - Да, — ответил Кор, — пусть упадет на меня. Иначе я всю оставшуюся жизнь буду помнить этот случай, как измену.
        - Действительно, — ответил Лева, — женщина, побывавшая в объятиях другого — это уже не ваша женщина, даже без несовсем.
        - Тут только один выбор, — наконец этот парень, Махно, переступил черту, вышел за синюю ленточку, отделявшую простой народ от инопланетян, — или бросать еще раз, что не предусмотрено правилами, или…
        - Или? — переспросил Дэн, уже поднявшись с земли, и отряхая свои бархатные одежды.
        - Или вам самим решить это, — сказал Махно. Лева хотел возразить, что:
        - Это я должен был сказать, а не ты Махно. — Но получил достойный ответ:
        - Окей, тогда следующий бой будет между мной и тобой. Лева подумал, и из двух ответов выбрал один:
        - Я лучше буду судьей. — А первый был:
        - У нас разные весовые катехгории, я задавлю тебя, малыш, весом, точнее, как он выразился по-современному:
        - Массой. — Ну, как все поняли:
        - Про себя. Кор и Дэн решили отложить свой бой до следующего раза, тем более, как сказал Дэн:
        - Я больше люблю отстаивать свою честь на Кольтах 45-го калибра.
        - К счастью, тоже негромко, почти про себя, так что Кор только переспросил:
        - Что, что?
        - Вручаем, я думаю, победу Фёкле. Но самым ужасным было не это, а то, что и Махно проиграл десять тысяч рублей, ибо как оказалось, что и он, и оба инопланетянина поставили на прелестную Нику Ович. Хотя эти ребята и обещались поставить на разных дам. К счастью, для Махно Дэн остался ему должен тысячу восемьсот. Дело в том, что у Махно вообще не было денег. Но дама рядом с ним — еще одна — телефонистка Тина, страдавшая по мнению некоторых клептоманией — сама-то она, естественно, не очень этим заморачивалась, вытащила из кармана мальчишки Василия Ивановича, бриллиант Сириус, который он взял, уходя из мешка Дро, как он сказал:
        - Всё не беру, только один этот на счастье. — И оставил пьяному Дро ониксы. Так сказать:
        - Пользуйся моей добротой. — Тем более, таскать с собой мешок камней по вражеской, да и по своей, тем более, территории, очень небезопасно.
        Таким образом, Махно попросил Леву Задова оценить Сириус не в десять тысяч — максимально представимая для простых лудэй сумма — а в:
        - Одиннадцать тысяч восемь сот. Лева хотел сказать:
        - Пусть будет двенадцать, как апостолов, для ровного счета, но передумал, так как Махно мог спросить:
        - Кому эти двести. — И мог заподозрить его, Леву, в даче, точнее, во взятии взятки. А ведь он как раз об этом и думал. Жаль, вот если бы не думать, то можно было и взять, но кто предложит, если ему об этом как-то не намекнуть? Никто. Люди глупы в смысле отдачи кому-то денег.
        И все деньги получила Фёкла в длинном платье, и Бриллиант Сириус, и костюм Черного Рыцаря. Никто из простого народа, конечно, не подумал, что вот:
        - Появилась Богатая Невеста, — ибо для него она была недоступна, но вот некоторые купцы, как:
        - Слава Мамонт, — заинтересовался. Заинтересовался, пока не понял, что у нее есть костюм Черного Рыцаря. Что для него значило больше, чем Сириус, в магию которого он, как купец не верил. Но другой купец уже вечером, на праздничком гулянии на берегу моря, предложил ему устроить турнир почти международного масштаба, в том смысле, пригласить какого-нибудь дзюдоиста из Европы, или даже из:
        - Америки-и-и! Это тоже был Слава, но имел другое имя, а именно:
        - Мороз. — Они были знакомы на почве любви: оба хотели жениться на Соньке Золотой Ручке, которая могла безошибочно находить золотые россыпи, но не в Сибири, а прямо здесь, в том смысле, что могла безошибочно угадать:
        - У кого есть бабло.
        А Вра отказался взять Черного Рыцаря.
        - Не достоин, простите, пока не могу.
        - Что значит не могу, милый друг? Я это сделала для тебя. Бери, как грится:
        - Пока дают.
        - Та не, что подумают люди?
        - Так женись, — сказала она еще разгоряченная после неравного боя.
        - Так да, конечно, я согласен, но КЧР — Костюм Черного Рыцаря я приму только на поле боя.
        - Милый друг, без него тебя грохнут.
        - Да?
        - Да. Он для того и нужен, чтобы защитить тебя от преждевременной смерти.
        - Тогда я согласен. Но только если это действительно правда.
        - А ты не знал?
        - Нет.
        - Правда?
        - Ну-у, я еще не смотрел в Записную Книжку, может, оказаться, что и знал.
        - Знал, да забыл?
        - Нет, я инопланетянин с Альфы Центавра, у нас всё не так, как у вас.
        - А именно?
        - Я никогда ничего не вспоминаю.
        - Почему?
        - Потому что никогда ничего и не помню, окей?
        - Сильно, между прочим. Неужели это правда. Надо вот только посмотреть в Записную Книжку, и ясно:
        - Я — твоя жена.
        - Щас посмотрю.
        - Да не надо, я-то бы помнила. Надеюсь.
        - Ты тоже уже сомневаешься?
        - Кажется. Если существует такая возможность: знать, но не помнить, то я тоже начинаю думать, что могу знать то, чего пока не помню.
        - Н-да, ты права. Так чё?
        - Чё? Давай, как все, пойдем в сарай.
        - Это не обязательно, зайдем в церковь, а потом прямо ко мне домой, дали, знаешь ли, домик на берегу.
        - Это хорошо, это очень хорошо, а как же гости?
        - Нам нужны свидетели?
        - Конечно, ну, чтобы было, как у всех. И да: это ничего, что я не инопланетянка?
        - Я полюбил Землян.
        - А это ничего, что я простая крестьянка?
        - Думаю-ю, это не совсем так.
        - А как?
        - Ты не из крестьян, а из рабочих. Революционер-ркка.
        - Думаю, милый друг, тебе лучше посмотреть в записную книжку.
        - А! точно, чуть не забыл. Так. так, так, а вот:
        - Фрейлина, дочь каменотеса, — это, видимо, означает просто:
        - Печника, — верна-а?
        - Нет, кто только писал эти записки.
        - Да, некоторые из них, наверное, просто устарели, пока мы летели. И да: можно, тем не менее, я буду звать тебя:
        - Камергер.
        - Ша.
        - Что-с?
        - Камергер-ша — лучше. Впрочем, не заморачивайся, милый друг, можешь и так:
        - Авиньонская Девица.
        - Нет, правда? Вам нравится?
        - Безусловно.
        - Тогда можешь звать утром просто Девица, а вечером просто:
        - Косорылая.
        - Нет, нет, вы обобщаете, вы очень, очень породистая лошадь.
        - О! это действительно тоже очень хорошее имя, как говорил Пушкин:
        - Почему не сказать просто — Лошадь.
        - А вы хотите, чтобы я вас называл: сие благородное животное?
        - Да, если можно после лэнча.
        - Благородное животное, — повторил барон — он уже надел для примерки Черный Батистовый Костюм, в котором уже можно называться бароном, как все легендарные рыцари на Земле.
        - Значит, у вас в Записной Книжке записано, что все животные на Земле делятся на просто животных и на благородных животных?
        - Только как версия. Надо увидеть всё своими глазами.
        Тем не менее, в доме Врангеля вечером было много народу. Как сказал один Слава — толи Мороз, толи Мамонт:
        - Если не венчание, то помолвка. Никому и в голову не пришло, что здесь может быть киллер. А он был. И это был Дро. Кто послал?
        - Его послал Ле-Нин, — было сказано. — Но вот в этом я сомневаюсь. Скорее всего, Тр-й.
        Тр-й, Тро, в кругах близких товарищей, уже уехал в Америку, и основал там Союз Владельцев Мелких Кафе, как узнал о прилете Инопланетян в Россию.
        - Надо всегда иметь Предсказателя, — принял он решение, — так как… так как могут и в какой-нибудь Мумбе-Юмбе найти золото и бриллианты, а знать об этом кто будет? Никто. Но не я, я буду знать, — и он сел на обратный корабль:
        - На Восток. — Хотя непонятно, почему Восток — это направо, а Запад налево. Если посмотреть с обратной стороны, то будет наоборот.
        И следовательно, возникает закономерный вопрос:
        - Как посмотреть на Восток, чтобы это был Запад? С предсказателем вышла неувязка. Уже в отрытом море он прыгнул за борт, и стилем Высоких Домов пошел в обратном направлении. Тро он крикнул, прежде, чем прыгнуть с борта:
        - Без меня. Тро сказал подошедшему капитану, что, вероятно, предсказатель получил предсказание:
        - Плыть опять в Нью-Йорк. — Но про себя подумал, что предсказатель понял:
        - Там нет денег. — Вот так чуть-чуть проплыл, и понял. Логика есть: к объекту надо всегда приблизиться, чтобы понять его сущность, хотя бы чуть-чуть. Тро не стал возвращаться, а решил найти астролога-прорицателя там, где сидел в тюрьме, в России. Хотя была и мысль:
        - А не лучше ли всё-таки вернуться вместе этим, американским поэтом-предсказателем. — Но он не увидел разрыва в последовательности событий. Маг смог. А может просто свалился за борт от страха перед прозревшимся будущим России. Так подумал Тро.
        И он нашел мага в России. Не зря судьба звала его сюда.
        Глава 9
        Более того. Их было двое. И где бы вы думали Тро нашел этого Двойного Предсказателя? А где его можно найти? Он так и понял:
        - Только в бане. — Ну и зашел в одну забегаловку в Санкт-Питербурхе.
        - Занято, — вяло ответил банщик — ведь ему хотелось пустить гостя, но там были дамы, вроде бы, так ему сказали, но сам он не верил, что такие стервы могут быть дамами, скорее колдуньи. Он так и сказал:
        - Там две колдуньи. — А Тро машинально ответил:
        - Так мне это и надо. — Хотя думал, что просто банщицы девушки. — Сейчас здесь это обычное дело:
        - Если поэт, то это обязательно и поэтесса, как Зинаида Гиппус. А если критик или переводчик, то уж не кто иной, как Щепкина-Куперник.
        Любовница-комиссар — так Коллонтай. И они так ему и представились:
        - ЩеКа. — И:
        - Кали.
        - Вы меня уже шокировали тем, что действительно оказались здесь — я думал это шутка — не надо врать дальше, окей?
        - Вы американец? — спросила Артистка — Щепкина.
        - Надо было сразу так и сказать, — подошла Коллонтай.
        - Выведете нас, пожалуйста, отсюда, — сказала Артистка.
        - А вы мне что?
        - Мы тебя попарим, — сказала Коллонтай.
        - Этого недостаточно, — сказал Тро.
        - Как тебя звать, кстати?
        - Тро, да именно так для друзей. Обе дамы шагнули назад и чуть не упали, споткнувись о скамейку.
        - Что такого я сказал? Вам не понравилось мое имя?
        - Еще один предатель, — сказала Кали.
        - Вы должны сменить имя, — сказала Арт.
        - Здесь был уже один Дро, первое, что мы сделаем, когда выйдем отсюда, уничтожим этого предателя.
        - Он бежал без нас. Прежде, чем намылиться Тр-й подошел к банщику, сидящему за окошком в отдельной каморке, и спросил:
        - Правда ли, что Кали и Арт не могут покинуть эту баню уже примерно месяц? Точнее, он хотел так сделать, но решил еще подумать, прежде чем спрашивать такую чушь, поэтому да, вышел, но уже намыленный.
        - Оденьтесь, оденьтесь, — банщик замахал руками, — я с абсолютно голыми клиентами не разговариваю.
        - Почему?
        - Некультурно. У нас в деревне так не делается. Если уж разговаривать по-человечески, то надо разговаривать всем.
        - Разговаривать всем?
        - Да, чтобы разговаривать по-человечески, надо раздеваться всем.
        - И да: вы что-то хотели спросить?
        - Да. Да-а. Да-а-а.
        - Что?
        - Что-то хотел, но лучше спрошу потом, когда оденусь. Он уже дошел до парной, когда вспомнил, что хотел спросить глупость:
        - Можно ли покинуть эту баню, если уже всё — надоело париться? а. И улыбнувшись поднялся по ступенькам парной. А как говорится:
        - Тут уже были.
        - Простите, леди, но после, после, я парюсь только в одиночестве.
        - Здесь правила устанавливаем мы! — мягко рявкнула Арт.
        - Да не парься ты? — Кали ударила его под коленки, и Тро присел немного. Она приставила ладони к его голове, и спросила ласково:
        - На кого похож?
        - Заяц, — сказала Артистка Щепкина.
        - Кролик, может быть? — Кали заглянула сбоку.
        - А дальше вы скажете, что кролик и заяц вместе образуют слово Коза.
        - Неправда, неправда, — защебетала Арт.
        - Да, — поддержала ее Кали, — а р-р-р где?
        - Ры-ы-ы, — зарычал Тро, и встал не четыре ноги. Одна леди села на него верхом, и слегка повернувшись, похлопала по заднице веником. Другая надела на шею веревку и потащила, как осла вперед.
        - Ты понял? — спросила одна.
        - Что я… в том смысле, что вы здесь главные? Да, конечно.
        - Нет, что мы теперь вместе.
        - Куда ты — туда и мы.
        - Хочешь оставаться здесь навсегда?
        - Нет. Думаю, что нет.
        - Тогда пойми: выйти отсюда мы можем только вместе.
        - Да, да, конечно, — ответил Банный Заяц, как предложили пока звать его дамы, — я попробую.
        - Попробую, что?
        - Ну-у, то, что вы просили, естественно.
        - Ты что просила? — спросила одна у другой, а другая ответила - А ты?
        - Я ничего не просила, и знаешь почему?
        - Я никогда ничего не прошу! — ответили они хором.
        - Более того, добавила Кали, мы даже не будем тебе приказывать.
        - Ты должен до всего додумываться сам, — сказала Арт.
        - Но я не понимаю, как?
        - Мы будем тебе это Предсказывать! Ключевое слово прозвучало, и Тро согласился на все, кроме Банного Зайца.
        - Может быть — Кро?
        - А разница? Уж лучше я буду помнить своё родное имя.
        В белых с розовым и голубым простынях они сели у самовара у Улуном, тортом и конфетами.
        - Я не люблю конфеты, — сказала ЩеКа, — кто это заказал?
        - Ты не привозил с собой? — спросила Кали.
        - Так нет, я тоже не люблю, — ответил Американец, как про себя он решил попросить их называть его.
        - Да банщик, скотина, притащил, — констатировала Арт. И добавила:
        - Иди сюда Веник. Мы зовем его Веник, — обратилась она к Американцу.
        - Это ты, может быть, зовешь его Веник, а я Тазик, — сказала Ками, и мило, точнее:
        - Глупо, — улыбнулась.
        - Веник-Тазик! — со смехом крикнул Тро, — подь сюды.
        - А ты что здесь надзиратель, чтобы вот так запанибрата разговаривать с нашим банщиком? — спросила Артистка. А Коллонтай добавила:
        - Я буду звать его Надзиратель.
        - Я согласен. Но по-американски.
        - А как по-американски?
        - Супер.
        - Супер?
        - Супер-Супер.
        - Он хочет над нами возвыситься.
        - Ты хочешь над нами возвыситься, котик?
        - Точнее, Кролик?
        - Супервайзер здесь я, — раздался голос, как будто с небес, так как люди не видят обслуживающий персонал в упор. И хотя все здесь были инопланетянами, не считая Американца и Пархоменко, а именно он был послан Вильямом Фреем, по партийному псевдониму:
        - Ильинский, — сторожить инопланетянок. Хотя никто не считал их инопланетянками, а наоборот. Но этот Старый пень уперся, что:
        - Это должны быть Инопланетянки, и… и надо было проверить.
        - Нет, вы послушайте, — сказал Супер, — он говорит, что он Супер.
        - Так это само собой, — сказала Кали, — он и поставлен сюда за нами наблюдать.
        - Вы знали? — спросил Пархоменко с тремя горшочками пельменей в сметанном соусе.
        - Я буду с ним драться за право называться Супервайзером.
        - Да? — попросила подтверждения Кали, а Арт добавила:
        - Хорошо, мы посмотрим. И американец Кро сказал, что знает один прием, который банщик супервайзер не ожидает.
        - Давай, покажи, — сказала Кали и по забывчивости проглотила, взяв прямо ложкой, кусок торта граммов на триста. От удивления Пархоменко рассмеялся. Почему? Ну чё-то делать надо, если такое удалось увидеть в первый раз. Америкэн Бой удирал по подносу. Снизу ногой. Пельмени выскочили из своих горшочков — как сказала Кали:
        - Видимо, тоже от радости, что стали, наконец, свободны.
        - Ложись! — закричал Американец. И банщик лег. Наконец дамы сжалились, и попросили его присоединиться к ним, предварительно также попросив:
        - Приготовить всё заново.
        - Я был контужен, — сказал Пархоменко, когда сел за стол вместе со всеми своими пельменями.
        - Где?
        - На поле боя.
        - Ты уже показал, как умеешь сражаться, — сказала Арт.
        - Да, видимо, я еще боюсь испуга, — сказал банщик.
        - Хорошо сказано: боюсь испуга, — резюмировал Америэн Бой. Он взмахнул рукой, пытаясь опять напугать банщика, но Пархоменко неожиданно ее поймал.
        - Итс май фиш, — сказал он, и повел руку на перелом. Кро закричал, и сбил головой самовар с кипятком. Он упал прямо на Артистку. Она успела сказать:
        - Ты можешь испортить мне лицо, — и выпорхнула прямо из-под струи водопада. Верхний — как прозвал себя сам Тр-й, — даже воскликнул от удивления:
        - Это инопланетянка! — И добавил: — Для человека она слишком быстра.
        - Он верит в инопланетян, — заржал банщик.
        - Ты сам в них веришь больше, чем я, — сказал Американец, и провел банщику левый боковой. Пархоменко перевернулся несколько раз по полу и затих.
        - Полный бардак, — сказала Кали, и опять съела свои триста торта.
        Но, как говорится:
        - Всем хватит — этот торт на три килограмма. Большой, большой!
        - Этот банщик не зря учился на Подготовительных Курсах, — сказала Кали, — я приглашу его часа на полтора в парную, чтобы сахарно-шоколадно-масляные поросятки не успели сделать меня коровой.
        Окей?
        - Нет, нет, — сказал Америкэн Бой. — Давайте сначала займемся Предсказанием, чтобы выйти отсюда.
        Не успел Америка вынуть из черного с двумя замками, профессорского портфеля приспособление для Предсказания, как банщик, который едва успел уползти в свое потенциальное убежище — опять вернулся.
        - Чё, еще дать? — нагло спросил Америкэн Бой, но дамы на него набросились, что, мол:
        - Дай человеку слово сказать. — А другая:
        - Я же ему обещалась дать в парной, может он за этим и пришел уже. — Без знака вопроса. Впрочем, я так его редко ставлю. А зачем заниматься тавтологией, если и так всё понятно. Вот если я и сам уже не понимаю:
        - Вопрос это или ответ, тогда да:
        - Ставлю наугад знак вопроса. — Ну, примерно, как Гегель предсказывает Историю:
        - Может, Да, а вдруг и:
        - Нет? — Только в виде исключения из правил.
        - Кончили? — спросил Пархоменко, — разрешите ошарашить?
        - Давай сюда, — что там?
        - Я возьму, — сказала Артистка, — вы здесь второй и третий лишние. В том смысле, что ты только приехал — слово на букву х — знает откуда, а она щас пойдет с ним, — кивнула на Пархоменко, — в баню. Бой хотел возразить, что:
        - Мы и так в бане, — но решил, что возражение только еще больше осложнит то, что и так понять затруднительно.
        - Ну, чего? — Точнее:
        - Что ви хотель сказать? — по-немецки.
        - По-немецки вот как раз вам послание, — сказал банщик, и, поклонившись, удалился.
        - Что это с ним? — спросил Америка.
        - Из-за тебя всё, — сказала Кали, — крыша, кажется, поехала.
        Тем не менее письмо надо читать, а кто понимает по-немецки?
        - Дак все, — сказала Артистка.
        - Если ты понимаешь, это еще не значит: все! — сказал Амер.
        - Ты хоть когда-нибудь изучал Пятый Постулат?
        - Естественно, всякий мало-мальский, так сказать мужчина это делал в детстве.
        - Дубина, — ударила его по голове Кали, впрочем, не сильно — тебя спрашивают про Пятый Постулат, а не про Мастурбацию.
        - Никогда этим не занимался.
        - Зачем тогда тебе голова?
        - Чтобы думать.
        - А при доказательстве Пятого Постулата, по-твоему, думать не надо?
        - Дак, надо конечно.
        - У тебя логика вообще работает? Если для Пятого Постулата надо, для мастурбации — тем более. Действительно, как говорил Владимир Высоцкий, заметь:
        - Вы не пьяны, не спросонья, вам не два по третьему, а-а-а, и часов нет.
        - Где они?
        - С-ня-я-л-л-л-и.
        - И вот так у вас все разговаривают на Альфе Центавра? — спросил Американец. — Ничего же ж не понятно.
        - Ни-пра-ви-ль-на-а, — сказала ЩеКа и хлопнула его по голове. — Ибо тебе непонятна логика перехода между событиями, а так-то, в принципе, всё ясно.
        - Так-то да, — ответил Тро, усомнившись в своих способностях одному противостоять им двоим.
        - Не надо мне уступать по каким-то неизвестным принципам, — сказала ЩеКа, наследственная Артистка, а просто пойми:
        - Если я говорю, что все здесь изучали Пятый Постулат, то это и есть тоже Постулат, может не пятый, а уже Шестой. Понятно? Поясняю:
        - Если бы вы, — она показала на подругу Кали и на Амера, — не знали решения Пятого Постулата, я бы находилась здесь с вами?
        Логичный ответ:
        - Конечно, нет.
        - Запиши, ты, инопланетянин из Соединенных Штатов, — сказала Кали, — это:
        - Доказательство Шестого Постулата.
        - Ладно, — он вынул Блокнот и Паркер, — как он называется?
        - Так и называется, Третий… прошу прощенья, Пятый…
        - Да что ты мелешь, — прервала ее подруга.
        - Нет, Шестой, конечно, Альфа-Центавровский.
        - Не говорите глупостей, — сказал Надзир — Надзиратель — я этого писать не буду.
        - Хорошо, запиши правду, — сказала Артистка: — Постулат Неочевидности.
        - Ладно, это запишу. — И добавил: — А теперь мы его проверим:
        - Кто знает по-немецки.
        - Я!
        - Я!
        - А Я — нет.
        - Он говорит это нарочно, — сказала ЩеКа, — чтобы считать мой Шестой Постулат не постулатом, а Теоремой, требующей доказательства.
        Вот они Ферма замучили:
        - Не доказал, не доказал, не доказал, а теперь меня хотят довести то того же состояния, — она замахнулась на Амера, и он согласил прочить послание какого-то немецкого Резидента.
        - Хорошо, хорошо, может, я сам не знаю, что знаю, — как говорили Сократ и Ляо Цзы вместе взятые.
        - Ну, что там написано на пакете? — спросила Кали, заглядываю в бумагу через плечо Американца, так как он повернулся спиной:
        - Привык, знаете ли, скрывать от посторонних глаз то, что мне дают. — И выдал:
        - Вильям э-э наш с Ляпами э-э Шекспир.
        - Врет, — сказала Артистка, уже не в первый раз обращаясь к нему в Третьем Лице в его Личном присутствии, и удивляясь, что он до сих пор не вызвал ее на дуэль.
        - Не всяко слово в строку пишется, — отвел он, откладывая до удобного случая месть, за обращение на Он в Присутствии.
        - Ну, а дальше-то, дальше что, в самом письме? — спросила Кали. Написано, что всякому, расшифровавшему Подпись в конце этого письма, будет… будет…
        - Рожай! — ударила его ладонью по спине Кали.
        - Действительно, не придуривайся, я не буду тебя бить, как она, — Артистка опять, уже свою подругу назвала на Она в Присутствии, — а просто проведу Удушающий прием, предварительно вызвав на бой:
        - По-честному.
        - Вот написано, что:
        - В случае чего, нас приглашают в Кремль.
        - Я не поеду в эту деревню.
        - Я тоже.
        - Впрочем, дай сюда письмо.
        - Зачем? Хочешь посмотреть, что именно надо расшифровать? Я не говорил? Вот:
        - Подпись под письмом.
        - Виль… — начала Кали, а радостно воскликнула: — Я знаю, я знаю! Это Вилли Токарев.
        - Сомневаюсь, — сказала Артистка, — впрочем, я сейчас подумаю.
        Глава 10
        Нази — Надзиратель уже сделал перевод, но боялся себе признаться в этом. А во-вторых:
        - Обязательно же изобьют за правильный ответ. — Тем более, или даже, если он неправильный. Кали посмотрела на надпись на конверте:
        - Здесь написано, между прочим, тоже самое, что и в конце самого письма, — сказала она. — Ты чё придуривался, а?
        - Что? — Арт тоже сравнила начало, то что было на обложке, так сказать, и внутри. — Он решил над нами посмеяться.
        - Будем бить?
        - Будем. — Только сначала пусть расскажет подробности.
        - Действительно, может, он ничего и не понял.
        - А вы поняли?
        - Да.
        - Да.
        - Вот тогда и попляшите.
        - Придется бить, — сказала Щепкина-Куперник.
        - Да давайте, — развеселился вдохновленный успешным открытием Амер-Нази.
        - Вильям — это Шекспир, естественно, — сказала Арт.
        - Согласна.
        - Фрей — Свободный.
        - Естественно. — Это по-английски?
        - По-американски, — сказал Тр-й.
        - Ты — болван, Штюбинг, — сказала одна, а другая добавила:
        - Совершенно точно, что ты ошибся.
        - И на балу будешь носить за нами зонтик.
        - Нарядишься негром. Не негром, точнее, а этим, как его?
        - Афроамериканцем, в белой чалме с перьями.
        - И опахалом.
        - Простите, — разозлился пришелец из Американских Штатов, но ведь всё просто.
        - Ну, хорошо, говори сначала ты.
        - А именно? — подтолкнула его ЩеКа.
        - Вильям Фрей — значит Вильям Шекспир — Человек Свободный, так как он Потрясает Копьём.
        - Ты хоть сам-то понял, чё сказала? — спросила Артистка.
        - Действительно, — сказала Кали, — если он потрясает копьем, то какой же он свободный? Так только, наоборот, умереть хочет, хотя и в бою. Если Вильям, то Не Фрей, если так только.
        - Но для чего это шифровать — непонятно, — сказала ЩеКа, а она была очен-но сильна в литературе, правда, не только. А во всем остальном — тоже.
        - Думаю, здесь совсем другой смысл, — сказала она, и почесала затылок, но не себе, а подруге, в том смысле, что:
        - Согласна?
        - Да, но, не совсем.
        - Отлично, я сейчас вас просвещу. — Она задумалась и попросила сигару потолще и кофе покрепче. Нази крикнул банщику, но тот ответил, что подчиняться:
        - Американцу не будет. — Бери сам. Ну, и значится, она закурила, выпустила дым сначала кольцами, потом, как Лимонадный Джо — Восьмерками, потом дело дошло до Пятиконечных Звезд.
        - Может быть, еще чашечку кофе? — участливо спросила Коллонтай.
        - Да, думаю, надо еще выпить, хотя бы кофе.
        - Это уже будет восьмая чашка.
        - Действительно, ты можешь окончательно обалдеть, — сказал и Американец.
        - Ладно, ладно, только не торопите, сейчас скажу всё. — И пожалуйста:
        - Первая часть — это вовсе не Трясти, а…
        - Танцевать, — сказала Кали, а Амер-Нази ее поддержал: — Твист.
        - Давай твою сигару, мы ее сейчас замнем, а то тут не только Копьё уже можно вешать, а танк или аэроплан.
        - А я больше кофе пить никогда не буду, и знаете почему? — спросила Кали. — Столько пить нельзя, как ты, и я буду тебя откачивать.
        - Она не будет пить, и таким образом тебя откачает, — сказал Брони — случайно вырвалось.
        - Теперь ты получаешь приказ: Слово и Дело, — сказала Кали, — ты обратился ко мне на Ты. Скажите банщику, чтобы записал.
        - Запиши, я назвал ее на Она! — крикнул Нази Пархоменко.
        - Точно, — сказала Кали, — на Ты — это запрещено говорить самому себе, чтобы не подумать раньше времени, что Нас двое, а на Она — это можно подумать, что меня здесь нет.
        - Теперь послушайте меня, господа-товарищи. Первое — я буду руководителем нашей делегации, а не ты, и не ты, а тем более, не он, — Артистка махнула в сторону коридора, где должен был находиться Пархоменко.
        - Теперь ты назвала его на Он, — сказала подруга.
        - Его здесь нет.
        - Я здесь, — банщик оказывается сидел на околостенном малиновом кожаном диванчике.
        - А что ты здесь делаешь, спрашивается?
        - Курю.
        - Что-то у тебя не видно сигареты.
        - Зачем мне сигареты, даже Верблюд и Мальборо вне конкуренции, воздуха-то какие-е.
        - А! ну ладно, спасибо и на этом, — Арт улыбнулась Пархоменко, и даже подумала — уже до этого — что возможно, он будет держать ее сумочку на балу. Тогда как другие боялись потерять сознание от этих самых воздухов сигарного типа. И в конце концов объяснила, что Шейк — это не танец, и не значит трясти случайного путника за ноги, как в фильме Берегись Автомобиля трясли великолепную даму, держа ее за ноги.
        - Да и не копьё, — констатировала она, — а…
        - А-а?
        - Ко-ле-ба-ть-ся-я-я!
        - Ну, ты додумалась, — разочаровалась даже Кали, а Броня так вообще только махнул рукой, мол:
        - Так-то и я могу.
        - А в чем дело? — спросила ЩеКа.
        - Нет разницы, — ответила Кали, — что трясти, что колебаться.
        - Вот и видно, мил человек, — обратилась она к Нази, предупреждая его жизнерадостную атаку, и не обращая внимания на банальное возражение Кали, — что есть. Колебаться — это значит: переходить незаметно от слов автора к словам героя, как это делал более известный вам — а вам особенно, она кивнула на Пархоменко у стены, но он только поперхнулся дымом, а так ничего и не понял — Маркиз Де. Он говорил:
        - Давайте сначала расставим кровати, какая кому, а только потом займемся делом.
        - Каким дело? — счел нужным вмешаться Банщик, раз на него обратили внимание.
        - Этим, мой друг, Этим, — и дальше идет разговор.
        - Разговор — это не дело.
        - Помолчи, один раз тебя спросили, и это не значит, что теперь ты будешь тут постоянно махать веником, скройся с глаз моих.
        - Случаюсь, эта, как ее, Джульетта.
        - Я? Спасибо, тогда пока останься.
        - Значит, не Трясти Копьё, а Колебаться между словами Автора и словами Героя, — сказала Кали, и добавила:
        - А как же Спир — Копьё? — Оно ведь осталось.
        - Это не копьё, а Труба, переходя незаметно от слов автора к словам героя, вы превращаетесь с Трубку. Два, казалось бы два независимых, непересекающихся Листа свиваются вместе, образуя трубку. Понимаете:
        - Трубу, а не копьё. — И Труба эта есть не что иное, как переход с Альфы нашей Центавры сюды-твою на Землю. Ну, или, как здесь считается:
        - Это — Вифлеемская Звезда, Звезда Перехода Демаркационной стены.
        - Что отделяет эта Стена? — спросил Амер.
        - Так известно, что, — беспечно ответила ЩеКа.
        - Мы не понимаем, — ответили ребята хором.
        - Я знаю, — сказал опять появившийся Пархоменко. — Так скать, бывал. И да: вы меня возьмете с собой на бал, если я правильно отвечу?
        - Какой смысл? — сказал Броня. — Она-то, — он кивнул на Арт, как на нового Моисея, — ответ, видимо, знает.
        - Да, ладно, пусть говорит, я так и так ему обещала, что будет на балу носить мою сумочку с бриллиантами.
        - Это Театр, а люди в нем актеры, — сказал Банщик, и добавил: — Более того, как сказал Пушкин, там есть:
        - Партер и кресла, и не только:
        - Раёк нетерпеливо плещет, и… этеньшен:
        - Взвившись занавес шумит. Это Труба — Переход между Сценой и Зрительным Залом. Вот это самое Шейк — Колебание и происходит именно благодаря этой Трубе.
        Поэтому не:
        - Копьём Потрясающий, а:
        - В Трубку Свивающийся, образующий:
        - Вифлеемскую Звезду.
        - Вы разработали здесь, друзья мои, — Нази поднялся, — целое доказательство Великой Теоремы Ферма, а Вильям Фрей — это всё-таки Свободный Вилли, а именно:
        - Защищаясь Нападаю.
        - Или наоборот, — сказала Кали, — Нападая Защищаюсь. Именно это и значит Вильям — Надежный Защитник, но! С копьём. Вошел Банщик.
        - Опять ты? — спросила ЩеКа. — Что?
        - Эта-а, забыл добавить: ответ попросили нарисовать.
        - Вот, — сказал Нази, а у вас получилось Доказательство на триста страниц. Все печально задумались, но Артистка что-то нарисовала, а потом показала всем. И народ, как сказал Пушкин:
        - Опять безмолвствовал. Что это было? Это были Ворота Кремля. Кажется, Спасские.
        - Да, это кажется Спасские ворота? — спросила Кали, как особа, обладающая особенными качествами в отношении мужчин: при ней они сразу начинают раздеваться.
        - Рипит ит, плиз! — рявкнул капитан, ибо с первого раза такого злого парня не взять.
        - Я тебе говорю, скотинообразный осёл! — подошла и рявкнула ЩеКа:
        - Это Никольские или Спасские Ворота.
        - Я не понял? — спросил парень, — почему Ворота с большой буквы?
        - Дамы обернулись, посмотрели на небо, и стало ясно, что про Ворота с большой буквы — Нигде Не написано.
        - Это маг в каракулевой шапке, — улыбнулись девушки.
        - И я узнаю его, — сказала Кали, — это мой Васька.
        - Васька! друг! — закричала и Артистка, — как ты здесь? А Амер-Нази и Пархоменко с веником стояли в пятидесяти метрах, так как боялись испортить всё дело. Сомневались, что по нарисованным на листке ватмана толи Спасскими, толи Никольским Воротами их пропустят в Кремль, а если и пропустят, то только в КПЗ.
        - Кстати, спорим, — сказал Нази, повернувшись к Банщику лицом, к Кремлю задом, — что здесь есть КПЗ.
        - Нет, не верю, просто отвезут в Районное отделение милиции.
        - На что спорим?
        - На Артистку.
        - Да возьми ее так, бесплатно, предложи что-нибудь другое?
        - Я больше ничего не хочу.
        - Ты, дурак, Банщик, веришь, что она Инопланетянка, и по этом Воротам на бумаге нас пропустят в Кремль?
        - Я не понимаю, почему бы нет?
        - Как тебя зовут, ты говоришь, Пархоменко? Вот ты и порхаешь в небесах. И вообще, ты пива взял?
        - Для бани? Естественно. Но думаю, нас не пустят в баню. Здесь не пустят, пойдем в Сандуны.
        - Сандуны — это Кремлевская резиденция Под Прикрытием. Если пустят, то пойдем. Но нас не пустят, будем куковать в КПЗ.
        - И да, — сказал Пархоменко, — если уж спорить, как вы настаиваете, то я согласен.
        - На Артистку?
        - На обеих.
        - На обеих, — повторил Амер-Нази. — Зачем мне две?
        - Мне надо, хочу обладать собственностью.
        - Одной Артистки тебе мало?
        - Она и так моя, по определению, — сказал Пархоменко, — хочу, чтобы была еще и Немоя.
        - У тебя замашки Персидского Шаха.
        - В случае чего… — Но тут им замахали руками Кали и Арт.
        - Чего?
        - Двигайте сюда!
        - Щас идем-м!
        - Так на что мы спорили, — давай определимся окончательно, — сказал Нази.
        - Кстати, — перебил его Пархоменко, — Нази — это араб?
        - Араб? — Бро приложил кончики пальцев ко лбу. — Хорошо, пусть будет по-твоему, тогда зови меня с сегодняшнего дня:
        - Ксеркс.
        - Не поймут.
        - Кто?
        - Наши люди, будут ассоциировать это имя со словом — Срать.
        - Вот так? Ну, я вообще-то не араб, а араб, изменивший своему племени. Читал академика Панченко?
        - Где? В бане? Нет.
        - Так вот там написано, что человек, вышедший в степь Донецкую, тот молодой парень, которого в шахтах ждали все девушки, на самом деле есть не кто иной, как…
        - Навозный Жук, — сказал Пархоменко, — я в курсе. Жители деревни, которую он покинул, чтобы выйти в степь на работу тяжкую, остались в большой обиде.
        - Да, бывает называют даже обезьяной и свиньей, — сказал Нази. И добавил: — Тогда давай пока замнем этот вопрос для ясности, и просто еще раз проинтонируем, на что мы спорим:
        - На дивизию, — сказал Пархоменко.
        - Ты хотел этих дам.
        - Только как приложение к мой личной дивизии.
        - Как приложение? Еще какое-нибудь приложение тебе надо? Может еще Золотой Запас России хочешь?
        - Я за него и буду биться.
        - Откуда что берется только! — воскликнул Бро-Нази-Амер, — надеюсь это все?
        - Только имя моей дивизии.
        - Как? Вторая Ударная? — говори, а то мы уже пришли.
        - Нет, просто: Летучий Голландец. Вот теперь пришли.
        А Кали и Артистка уже уговорили Каракулевого капитана.
        - Пропустит? — сразу шепнул Нази.
        - Да ты что?! Согласился только посмотреть пароль, не пароль, а как это у вас на Земле?
        - Пригласительный билет.
        - Точно. Где он?
        - Так у вас, наверное, я знаю?
        - Да у меня, у меня он, сказал Пархоменко. И развернул ватман. Два охранника из будки бросились его отнимать.
        - Брысь, брысь, — сказал Пархоменко, и устроил с ними драку, но проиграл, так как дрался только одной рукой, другая была занята футляром с ватманом.
        А дамы знакомили каракулевого капитана с Бро. Они видели, что Пархоменко один дерется с двумя абармотами, как, между прочим, официально, хотя и только устно называли охранников Кремля, но думали:
        - Еще успеется. Далее, почему Броня считает, что может дать Пархоменко всё то, что он просит.
        - Дайте нам пройти, — сказал Бро-Нази, — я только поговорю с Ле, и выйду, — обратился он к капитану.
        - Его сейчас нет.
        - Как нет? — не понял Нази, и посмотрел на часы на Спасской Башне, — рабочее время.
        - Он в командировке, работает его заместитель.
        - Кто?
        - Волхи.
        - Кто это?
        - Неизвестно, Ле встретил его случайно, охотясь на своих семи, как у — впрочем об этом в другой раз — гектарах за Белыми.
        - Грибами? Я так и знал, что он большой любитель Белых.
        - И вот вышел из лесу Кудесник, любимец Некоторых древних богов, заветов, так сказать, Прошлого Вестник.
        - И?
        - И Ле после непродолжительной беседы взял его на работу Прорицателем.
        - Нельзя ли полюбопытствовать: какой был контрольный вопрос, на который ответил Волхв?
        - Итс… щас вспомню. Кажется… кажется, он спросил про Инопланетян, что-то… а! Он спросил:
        - Где они?
        - И всё?
        - Почти, если не считать ответа. Вы представляете, этот Волхв заявил, что Инопланетяне, этеньшен! Щас, — он приложил палец ко лбу, — они моются в Сандунах. А раньше мылись в Питербурхе. Ле очень удивился, сказал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. — Почему?
        - Нельзя всё время мыться, — был сакральный ответ. — Ибо:
        - Неужели на Альфе Центавре, так грязно? — И сделал логичный вывод, что две инопланетянки — как минимум — застряли здесь, а не находятся на Югах.
        - Что теперь? — спросил Нази.
        - Будем искать, — ответил капитан, и добавил: — Точнее, ищем уже.
        - У вас есть какие-нибудь контрольно-измерительные приборы для этого? — спросила подошедшая и запыхавшаяся Кали.
        Глава 11
        - Дак, естественно.
        - Какие?
        - А я знаю?
        - Нет?
        - Нет. Знает только Прорицатель, сейчас вас к нему проведут.
        - Значит, вы уже прочитали наш Пропуск?
        - Дак, естественно.
        - Когда? Пархоменко, как дрался, так и дерется с двумя вашими ковбоями. И надо заметить: не в их пользу. — Как раз в это время Пархоменко ударил ногой — прием, между прочим, запрещенный в приличном обществе — и один охранник упал на другого, а вместе они сломали свою сторожевую будку.
        - Ну, всё! — сказал Васька — каракулевый капитан, — можете идти.
        - Зачем тогда они дрались? — удивился Нази, — если:
        - Вход свободен? Для тренировки?
        - Точно! — радостно ответил Васька, и хлопнул Нази рукавицей по плечу.
        - Куда идти? — спросила, подходя и Артистка.
        - Прямо сначала до Царь Пушки, потом завернете за ее яйца, а дальше увидите Царь Колокол, обойдете его кругом и постучите.
        - Чем? — не удержалась Кали.
        - Так лбом, чем еще. Кали дали своему любимому Ваське пощечину.
        - За что, леди?
        - Было бы за что, получишь Переднюю Подсечку в Падении, — ответила она с небольшим инопланетным акцентом. И видя, что он не понял, или не совсем понял ее — провела. Васька сбил бегущих к месту переговоров охранников. Они уже очухались, поднялись, и видимо, как сказал Пархоменко:
        - Жаждали продолжения банкета. А Васька их сбил, когда падал.
        - Охрана нейтрализована, — сказала Артистка, и добавила: — Неужели нельзя было пройти по-человечески?
        - Только не здесь, — засмеялась Кали. А Нази предположил:
        - Авось они нас проверяли на что-то.
        - На что?
        - На инопланетность, точно! — сказала Кали.
        - Почему это? — спросил Пархоменко.
        - Ну-у, обычные люди удивились бы, что их не пускают в Кремль.
        - А мы?
        - А мы нет.
        - Действительно, — сказал Пархоменко, — никто бы не стал здесь драться.
        - Почему? — спросила Арт.
        - Стен-н-ы-ы, — ответил Пархоменко, — очен-но большие.
        - Так ты косишь под инопланетянина? — спросил его Нази.
        - Нет. Я просто хотел помочь вам.
        - А мы, по-твоему, инопланетяне?
        - Выходит. Вы же ж ничему не удивляетесь. Вон, даже постучали лбом в Царь Колокол.
        - А не надо было? — спросила Арт.
        - Нет, как раз надо, — сказал Парик. — Если постучали — значит:
        - Ждите, ответят. И ответили: шесть плит, на которых они стояли, разошлись, и все полетели — иногда вверх ногами, как Алиса в Стране Чудес.
        Их никто не встретил, ребята сами вскипятили чайник и заварили кофе из зерен, которые сначала смололи.
        - Упали мягко, — сказал Нази.
        - Как на Малой даче, — сказал Пар.
        - Ты там был?
        - Рассказывали.
        - Кто?
        - А я помню?
        - Я не понимаю, почему ты ничего не помнишь? — спросила Артистка.
        - Он влюблен в тебя — вот и всё забыл, — сказала Кали. Она приподняла чашечку с кофе, и посмотрела на нее снизу.
        - Ты чего?
        - Смотрю, нет ли под чашкой микрофона для прослушки.
        - Нет, нет, — сказал вошедший Волхв, — они в стенах. Зачем? Чтобы не вытащили. Нет, правда, это просто нужно для отчетности СМК — служба местного контроля. Я-то и так всё слышу, если захочу, конечно.
        - А ви хотеть? — спросила Кали.
        - Сейчас? Нет. Потом, в бане. — И продолжил:
        - Итак, вы Инопланетяне Ан и Га?
        - Это вопрос? — спросила ЩеКа — Артистка.
        - Чисто символический, я и так знаю, что Да.
        - Нет, милейший, — ответила Кали, — не на все сто, как говорится, а пятьдесят на пятьдесят.
        - Теперь уже на восемьдесят пять, — спокойно ответил Волхв. И добавил: — Вы можете иногда звать меня…
        - Билл Джус! — рявкнула Кали.
        - Нет, нет, нет, никаких Битлджусоф, просто Лин, или Лини.
        - Как это связано с именем Волхв? — спросил, чтобы хоть что-то спросить и Нази.
        - Охотно отвечу, перестановкой букву по шифру Цезаря.
        - Но букв меньше, — высказался и Пархоменко.
        - Так добавьте.
        - Какие?
        - Лин-ни? — Арт.
        - Шерстяной? — Кали. — Нет, здесь больше.
        - Линять? — Пар. И представьте себе, никто не догадался добавить эти две буквы спереди.
        - Вы будете работать на меня, — сказал Волхв. — И знаете почему?
        - Почему?
        - Вы не смогли разгадать тайну моего имени.
        - Ну, окей, окей! — замахал руками Нази, — чё делать-то надо?
        - Ну-у, всё просто в общем-то, — сказал Волхв, — воевать буд-д-дете. И кстати: зовите меня Про.
        - А меня тогда Бро, — сказал Нази.
        - Хорошо, будем друзьями, — сказал Про и обнял Бро. Но Бро неожиданно даже для самого себя отшатнулся. Это обидело Про. Он сказал:
        - Ты чё, в натуре, брезгуешь, что ли?
        - Целуй, целуй барину ноги, — сказала Кали в шутку. Но Парик ее не понял, и сказал:
        - Если надо, я сам вместо него поцелую, ну, если он боится. На этот раз дело разрешилось, только Пар поцеловал ногу Про, и все облегченно вздохнули.
        И дали банщику Дивизию, можно сказать, только за это.
        - Мы поедем с ним, — сказала Кали.
        - Я первая об этом подумала, — сказала Арт.
        - Я не претендую на него. Так только если: сегодня.
        - Ни за что! И более того:
        - Только не сегодня.
        - Почему?
        - У тебя будет другая работа, — сказал. подходя Во.
        - А именно?
        - У нас сегодня будут гости, я сделаю на тебя ставку.
        - Понятно, — ответила Кали, и добавила: — Но эти скоты стреляют из Кольтов 45-го калибра.
        - Да, мы так не умеем, — поддержала подругу Арт. Волхв подозвал пальцем одного парня, как раз прибывшего в Кремль с полуофициальным визитом.
        - Как вас, простите, чуть не забыл, — сказал Волхв, приложив два пальца ко лбу, но не важно, просто скажите ваше любимое слово, я собственно, за этим вас сюда и позвал. И это:
        - Не верю.
        - Во, точно, теперь вспомнил, — сказал Волхв, — нэт! Амер-Нази наблюдал со стороны, и удивился сначала:
        - Парень только что сказал, что может вспомнить, точнее, прочитать любую бывшую во времени ситуацию, а тут простое слово:
        - Нэт, — и забыл. Он просто не знал, что узнать, да, просто, но войти в этот банк данных Времени, требует приличной энергии. Она равна по системе Бальзака Девяти дням. Имеется в виду, девяти дням секса, не выходя ни разу из комнаты.
        На турнир-дипломатическую встречу прибыли только две пары. И это:
        - Колчак и его Щепкина-Куперник, а вторая пара Дэн и его Коллонтай. — Тут, конечно, можно иногда запутаться: здесь Коллонтай — там:
        - Коллонтай. — Когда это будут инопланетяне, я подскажу, нет, нет, точнее — это будет и так заметно. Бродя по улицам городов, рынков, и других увеселительных учреждений мы их тоже не всегда замечаем. Так и здесь.
        Стол, как принято в лучших кабаках России поставили — нет, пока что не буквой Г, а П. Чтобы в это П был вход свободный разных культурных личностей, как-то: ученых на двухколесных велосипедах — специально разучивали этот политес для Кремля — плясунов на головах, руках и локтях, чтецов своих стихов — был к счастью только один Бродский, да и то после второго предложили прекратить здесь:
        - Эту Венецианщину. Но главным номером программы было Дзюдо, завезенное на Землю инопланетянами с Альфы Центавра. Нет, некоторые уже чё-то думали об этом, но так только, чисто для местного Дома Культуры, а здесь уже предполагалось развернуть его практически в элитном масштабе. Вот как раз сейчас предполагалась доказать, что не только Маузер, но и Кольт 45 калибра не устоит против инопланетян, владеющих приемами Дзю До.
        - Как грится:
        - Мы будем Первыми.
        После велосипедистов-ученых было проведено несколько боев и все увенчались Иппонами инопланетян.
        - И знаете почему? — спросил Пархоменко, — нам не разрешают биться по-человечески.
        - А именно? — спросил Волхв.
        - Мне бы Маузер именной, я бы разобрался с этими инопланетянами.
        - Ты, в натуре, рамсы попутал? — мягко спросила Арт. — Или забыл, что меня должен поддерживать? — И Парик не успел даже ответить, как она обвила его шею длинной рукой. Он хотел оправдаться, мол:
        - Мне уже предложили на разграбление Царицын, — я возьму его одной конной дивизией. — Но Арт провела удушающий, и если бы не один из велосипедистов — Сперанский, имени которого не мог вспомнить Фокс, как известного э-э генетика-менетика — Парик вряд ли имел бы возможность взять Царицын конным штурмом. Он наехал на Арт на двухколесном велосипеде.
        - Да, — сказал Парик, прокашлявшись, — я вас перепутал с ней, — он показал на спутницу Колчака. — И добавил: — Но теперь уже ничего не поделаешь, я обещал Колдуну, — она даже прикрыл рот ладонью, как девушка, когда произнес это слово, и огляделся по сторонам, встретил взгляд Колдуна, и хотел уже последовать дальше, как тот подмигнул ему, так это:
        - Сначала одним глазом, потом на одной второй паузы — другим.
        Даже на одной третьей, так это:
        - Хлоп, хлоп, — и Пархоменко уже перепутал все стороны света.
        Назвал инопланетянку — неинопланетянкой.
        И вдруг, когда, казалось бы, уже решенный вопрос был пере, так сказать, переименован, вышел Бро, и изобразил из себя Главнокомандующего.
        - Сдаем всю аммуницию, — сказал он, и приподнял потной рукой, блестящий козырек белой фуражки. — Будем предпочитать только Мягкий Путь.
        - Что это значит? — спросила Арт.
        - Это значит, что огнестрельное оружие будет только…
        - Только у тебя? — спросил Пархоменко. — Вот это ты не видел? — И показал вороненый Маузер на двадцать патронов.
        - Да мне по барабану, что в нем обойма на двадцать патронов, — сказал Нази.
        - А это? — и Пар показал на золотую пластинку на пистолете. Бро подошел поближе и прочитал:
        - Всегда.
        - Что это значит? — спросил он. — Всегда имеешь право носить оружие?
        - Да. И знаешь почему? Здесь нет других вариантов.
        - Согласен, — ответил Нази, но, — он опять приподнял затылок, чтобы фуражка съехала на нос, почесал этот затылок, — о патронах там ничего не написано.
        - Это имелось в виду, просто места не хватило.
        - Так, командовать пародом буду я, — сказал Амер-Нази, по прозвищу Бро, можно, конечно, добавить еще Тро и Тр-й, но это было уже давно. Впрочем, многих людей, как начинают называть с детства Иванов, Петров или Сидоров — так это и продолжается всю оставшуюся жизнь.
        - Так, а… а что будем делать теперь? — спросила ЩеКа у Кали.
        - Думаю, хорошо бы устроить, как в Кино.
        - А именно? — спросил Пахоменко, Маузер он не сдал этому Перевертышу Амер-Нази, только патроны. Сейчас он пытался научиться вертеть этот наган, как это делали ребята в Великолепной Семерке, но падал и падал на персидский зеленый с желтым ковер этой комнаты отдыха.
        - Дай я, — сказала Куперник.
        - Зачем?
        - Я поняла, почему у тебя не получается.
        - Почему?
        - Потому что нет патронов, — ответила Кали.
        - У меня есть патроны, дай, дай.
        - Не верю, но на, — сказал Пархоменко, — ибо: откуда у нее патроны, но может быть украла. — Как он понял: эти бабы:
        - Воровать горазды. И точно, Куперник сказала:
        - Инопланетная привычка, — и вынула из туфли обойму. Не настоящую, в том смысле, что не магазин, а десять, закрепленных на пластине патронов с пулями. Глядя на это продуманное годами, даже не годами, а десятилетиями, а скорее всего о таком автоматическом пистолете мечтали уже первобытные люди. Зачем, почему, спрашивается?
        - Поняли, — как сказала Коллонтай, — что зло действительно существует.
        - Я не отдам тебе Маузер, — сказала ЩеКа.
        - Почему? — задал вопрос, растерявшийся Комдив, а он уже, кстати, получил, удостоверение и мандат. — Хочешь поехать со мной.
        - Куда? — тяжело вздохнула Переводчица. Она мечтала:
        - Хоть когда-нибудь стать переводчицей Шекспира. — И трахаться, и трахаться от души во время коротких отдыхов после вдохновенных трудов. — Я отдам его тебе в Царицыне.
        - Перед началом конной атаки? — спросил Пархоменко.
        - Да.
        - К этому времени маузер мне уже не будет нужен. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Дак потому что я напрочь разучусь стрелять. Ты читала хоть когда-нибудь Александра Пушкина?
        - Пушкина? А кто это? — решила пошутить высококультурная дама.
        - Так были и до вас люди, — ответил парень. — И сообщали, довели, так сказать, до нас, что если уж стрелять, то стрелять надо три раза в день. Как завтракать, обедать и ужинать.
        - Говорят, диабетикам надо есть шесть раз. По-вашему получается, что и стрелять тогда надо шесть раз в день.
        - Тут нет ничего противоестественного.
        - Нет, возможно, но где взять столько патронов? Как говорится:
        - Где деньги, Зин?
        - Прошу прощенья, но скорей всего, нам не надо жениться.
        - Хорошо, давай выйдем только замуж.
        - А разница? Ты всегда будешь наверху?
        - В этом нет ничего такого.
        - Нет, нет, я думаю ни в женитьбе, ни тем более в замужестве нет никакого смысла. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Кого-то из нас убьют во время атаки на Царицын.
        - Ну, если ты так в этом уверен, то давай не поедем туда.
        - У меня мандат.
        - Кто его выдал?
        - Так этот Амер-Нази. Хотя правильно, кто он такой? С нами вместе пришел, а уже, смотри, команд-у-у-ет.
        - Да, стукач, это однозначно, но дело не в этом, а просто я никак толком не пойму, чего им от нас надо?
        - Они думают, что мы Инопланетяне с Альфы Центавра, — подала свой голос Коллонтай, она пила чай уже с третьим пирожным. — Как их делают?
        - Кого, шпионов-мионов?
        - Да этот-то ясно, записался и все, а пирожные любой человек приготовить не может.
        - Ты предлагаешь устроиться поварами в кремлевскую столовую? — удивился прозорливости Кали только что вошедший человек, и был он в каракулевой шапке капитана охраны кремлевских съездов и выездов.
        - Вася?! Ты, мой закадычный друг-герой-любовник, — заорала Кали, как будто увидела во сне рецепт приготовления Французского Наполеона, или Итальянской Пиццы. Она никак не могла понять ее секрета:
        - Гнуться, но только наполовину.
        - У меня эта пицца обычно стоит, как у Васькиного жеребца член, — выразилась она фигурально. — А ведь это не обязательно, важно только, чтобы был:
        - Всегда готов!
        - Вот как эта Итальянская Пицца свисает вам прямо в рот. Но в то же время и стоит в своем дальнейшем протяжении, — поддержала ее Куперник.
        - Французы, — решил хоть как-то не ударить лицом в торт Парик, и поцеловал с перепугу, или с дуру не ее, Артистку свою, Щекпину-Куперник, а Коллонтай. В самую оголенную на две с половиной трети грудь.
        Глава 12
        - Зачем ты это сделал? — спросила ЩеКа, не без оттенка ужаса. Да и Васька спросил:
        - Так я не понял, кто здесь меня ждет: ты или ты? — и он указал на потомственную артистку Щепкину. Далее, Васька идет за одну штору с Щепкиной, а Парх ложится под стол с Кали. Потом все дерутся. Кто с кем, именно? Надеюсь, все поняли, что это были инопланетянки? Это не я сказал, а Кали:
        - Не подумайте, ребята, что в этом есть что-то особенного, мы Инопланетянки Га и Ан. После первой Васька предложил:
        - Всё-таки надевать маски, иначе я так не могу, ну честно, не привык, хотя по неделе с одной, по неделе с другой, а так вот откровенно сразу — не могу, простите.
        - Так из чего их сделать? — спросил Пархоменко.
        - Здесь есть на книжной полке только газеты Вся Правда, — сказал Вася, и взял пару, сегодняшнюю уже и вчерашнюю. Кстати, он прочитал, что уже во вчерашней Всей Правде написано:
        - Наступление на Царицын уже началось, — но никто не обратил на это внимания, ибо все они знали:
        - Где говорят:
        - Правда, Правда, — это значит идет сознательная дэзинформация.
        - Конечно врут, — сказала Кали, — эти газеты кто читает, как вы думаете?
        - Утром за чаем с кофием, вы имеете в виду? — спросил Пархоменко.
        - Да ты-то помолчи, я не тебя спрашиваю.
        - Нет, я хочу разобра-аться, — сказал Комдив. — Ты с кем была под столом?
        - Кто, я?
        - Или я? — поддержала подругу ЩеКа. Понимая, что это Инопланетянки с Альфы, Пар не стал больше спорить, и сам сделал маски Кали и Куперник. И подал Кали маску Куперник, а этой Щепкиной-Куперник маску Кали. Они замахали руками, изображая абсолютное непонимание, чем еще больше разозлили Пархоменко.
        - Дуры, ну, натуральные же ж дуры! Скажи, Вася? — он повернулся туда, где должен быть каракулевый капитан, но он исчез.
        - Исчез, как сон, как утренний туман, — куда?
        - Он ничего не говорил?
        - Тебя здесь не было, когда он уходил? — спросила сначала Кали. И не успел он ответить, как спросила Переводчица Шекспира, если конечно, она тоже хоть что-нибудь переводила. А с другой стороны такие прекрасные переводы делала конечно инопланетянка, а так как их очень много, то значит они делали их обе. Сгоряча он начал искать свой Маузер, и разозлился еще больше:
        - Кто украл?
        - Что?
        - Кого?
        - Я спрашиваю земным, кажется, языком: кто взял поиграть мой именной Маузер.
        - А мистер Хаузер схватил свой Маузер, и на пол грохнулся гигант француз, — запела Артистка.
        - Я не француз! — рявкнул рассерженный комдив, и тут же пожалел об этом. А именно:
        - Француз, Француз! — закричали они хором. Поняв, что один он ничего не сможет сделать с этими дамами, парень упал на пол, чтобы принять, возможно, силу Земли, но они почти тут же набросились на него, как… не знаю, что даже придумать здесь, чтобы было похоже, пожалуй:
        - Как английские танки на пехоту, никогда их не видевшую.
        - Вы меня раздавите, — смог только мяукнуть он. Очевидно, что этот Васька приходил только за тем, чтобы трахнуться, а потом опять уйти на пост. Они уже готовились ехать брать Царицын, когда на следующий день сообщили, что:
        - Соревнования между Ими и Инопланетянами будут продолжены. — И представляете:
        - Один день Дзю До, а другой, как было написано в Пригласительном Билете:
        - На Кольтах — для Белых, следовательно, инопланетян, или на Маузерах, естественно для Красных, тоже инопланетян, в общем-то, но прибывших на Землю гораздо, гораздо и даже намного:
        - Раньше.
        - Когда это было? — спросил Волхв у нового помощника Амер-Нази.
        - А ты не знаешь? — сказал Нази — они заранее договорились быть просто на Ты — когда еще жили Драконы.
        - Мы Драконы?
        - А ты не знаешь?
        - Я не знаю, кто такие Драконы, — сказал Волхв.
        - Тоже самое, что Динозавры.
        - Тоже, уверен?
        - Да, а что, не получается превратиться?
        - В Динозавра? Нет, как-то было один раз, но больше не выходит.
        Почему не знаешь? Знаешь, меня будешь заменять по понедельникам, пятницам, субботам, и может быть, даже воскресеньям. Я не люблю работать, больше развлекаться хочется, вспомнить юность, как мы…
        - Вот, вот, давайте, не зацикливайтесь!
        - Дальше?
        - Глубже в прошлое, докатитесь хотя бы до обезьяны.
        - Надеюсь, это не оскорбление? Нет?
        - Да вы что?! Обезьяна была умнее человека, более того:
        - Намного.
        - Чем? Тем, что умела лазить и прыгать по деревьям?
        - А вы думаете, это просто? Вот так взял и прыгнул?
        - А что, думать надо?
        - Обязательно! Перед прыжком у обезьян шарики начинают бегать за роликами наиболее интенсивно.
        - Быстрее, чем при размышлении?
        - Так это и требует наиболее повышенного уровня размышления.
        - Так, так, так, так, как.
        - Я понял, о чем вы думаете, хотите прыгнуть — прыгайте. Только человек прыгающий может…
        - Превратиться в обезьяну?
        - Зачем нам обезьяна, прыгайте сразу, как Тер-Ованесян сразу на 8-31 в длину и на 2-87 в высоту, как Брумель.
        - Он столько взял?
        - После работы, в пивной, в свободное от прыжков время. И Волхв прыгнул, правда сначала только до люстры — но она была высоко, как пальма — потом до потолка, и пошел по нему, как динозавр:
        - Вверх ногами. Амер-Нази хотя и готов был к подобной эво… нет, нет, тут эво не обойдется, а именно настоящей, пролетарской:
        - Революции, когда пусть не все, но некоторые обязательно могут превращаться в Драконов, или просто по-простому в:
        - Дино-Завров.
        - Уфф-ф! — Волхв вытер потный лоб, подошел к Амер-Нази и лизнул его в губы. — Да небось, небось, я просто хотел, точнее, хочу, сказать тебе спасибо, большой спасибо за совет.
        - И?
        - Что И? Ах. И! Будэшь заменять и по воскресениям. Работай, так сказать, на здоровье.
        - А Вы?
        - Никаких вы, тока так, точнее, не тока так, а тока ты. Я буду гулять по саду. Как Человек, а ты паши, как Трактор. Я буду звать тебя Трактор, Траки, ты не против?
        - Возможно, это запомнится больше всего остального, зови.
        - Ну, и договорились. Далее, пока дерутся, как запланировано, Дзюдо, а второй раунд на пистолетах.
        Васька тоже записался на дуэль. А когда его спросили:
        - Зачем тебе это? — ответил:
        - Я приехал сюда не для того, чтобы делать карьеру охранника, а…
        - А?
        - Дивизию хачу.
        - Писарь, он же комиссар Нин, возразил:
        - Здесь, что, медом намазано? Летят и летят, как мухи на мед.
        Смотри — прилипнешь. Но записал. Василий же, видя такую разговорчивость писаря, понял:
        - Нин. — Это Нин. Ходили слухи, что Нин часто приезжает сюда рейсом Москва-Питербурх — точнее наоборот — и бродит по залам Кремля, в разных мистификациях, на которые был большой мастер.
        Научился в тюрьмах и ссылках, а тем более по Заграницам, и как знаменитый Парижский сыщик Видок, шлялся где хотел, при этом будучи, абсолютно никем незамеченным. Не в том смысле, что бесплотным, а все однозначно думали:
        - Это не он. Но Василий догадался:
        - Точно он, — и решил использовать по полному этот удачный моментум морэ. В том смысле, что этот замысел мог кончиться и самим моргом. А инопланетяне пока что никого не научили оживать после дуэли, как они:
        - После парной в Сандунах.
        - Я могу сделать на тебя ставку в предстоящих соревнованиях? — спросил писарь. И сразу продолжил: — Тогда я попытаюсь устроить тебе бой за Путевку в Жизнь. Хотя если честно, — продолжил он: — Чем тебе плохо здесь, в каракулевой шапке, командуешь входящими и отсюда выходящими, можешь иногда спать в Царь Пушке, играть, как кеглями ядрами ея. Если кто не даст, можно снять стресс, побившись лбом в Царь Колокол.
        - Так-то так, — чуть не сказал: — друг Нин, — но успел спохватиться, — то бишь, как тебя звать-то-величать забыл или не помню?
        - Вилли Фрай, — ответил писарь.
        - Чё-то слышал, но не помню точно, что именно. Человек Свободный, кажется.
        - Человек Свободный — это Дурак, — сказал писарь. — Кстати, ты играешь в карты?
        - В Девятку?
        - В Девятку пусть инопланетяне играют. В карты Тарот.
        - Ну, давай. И они сыграли десять партий. Но не как некоторые:
        - В карты, домино и на бильярде, — а именно только в Таро. И каждый раз Васька оставался с Дураком на руках. Его это опечалило, а писарь тоже, можно сказать тоже:
        - Разозлился.
        - Везет тебе, — сказал он, — Дурак опять у тебя.
        - Что в этом хорошего? — спросил Василий.
        - Дело в том, что Дурак — это Марди Грасс.
        - В каком смысле?
        - В том смысле, что может стать любой картой. Или, ты играешь в три листа? А не играешь, так все равно запомни:
        - Идет ко всем мастям.
        - Так, так, так.
        - Вспомнил?
        - Если и вспомнил, то только в исторической памяти, а так пока еще не пойму, какая в этом для меня выгода.
        - В общем, так, ты запомнил мой, точнее моё имя?
        - Вильям наш… дальше забыл.
        - Хорошо, щас придумаем псевдоним, который тебе легко будет запомнить. Ты из рабочих или из крестьян?
        - Я инопланетянин.
        - Шутки пока не уместны, говори правду.
        - Если бы я ее знал, сказал бы точно, тем более тебе, друг.
        - Ты любишь шарикоподшипники?
        - Не то, чтобы да, но больше…
        - Хватит, хватит демагогий, скажи лучше просто:
        - Кто тебе больше нравится в серпе и молоте вместе взятых, именно серп, или только молот?
        - Молот.
        - Чем?
        - Он тяжелее.
        - А чем это лучше?
        - Тут опять компания начинается по сдаче металлолома, его сдам — сразу зачет, а так серпами таскай — не натаскаешься.
        - Зачем ты эту хренопасию плетешь?
        - Ладно, тогда: серп. Хотя нет, я больше не хочу на деревню к бабушке.
        - Значит молот, да?
        - Естественно.
        - Вот. Если тебе это имя ближе, то и зови меня тогда: Шарико-Подшипник.
        - Это слишком сложно, я не запомню. Может просто как-нибудь.
        - Как?
        - Ну, токарь, или слесарь.
        - Пусть будет токарь.
        - Пусть. И значится: Вилли Токарь.
        - Не надо светиться, токарь-мокарь, могут подумать, что ты немец.
        Просто:
        - Вилли Токарев.
        - Хорошо, это я запомню. Как грится:
        - Эх, хвост-чешуя! Не поймал я ничего.
        - А при чем здесь это?
        - Я имею в виду, если спросят, отвечу: я иво не знаю.
        - Вот это правильно. Мистификация — главное оружие пролетариата. И значит, повтори, как ты меня узнаешь?
        - Эх, хвост-чешуя… щас-с. Токарев Вильям.
        - Не надо никаких Вильямов, могут подумать — Шекспир, а их много — я:
        - Один.
        - Вот ты и прокололся, мил человек, — подумал Васька. — Значит это Нин.
        Но когда он приготовился и пришел на бой, то нигде не увидел ни Нина, ни писаря.
        - Одно слово — Фрай — Человек Невидимый, — подумал Василий, и как раз пригнулся, чтобы пролезть под канаты. Он даже не обратил на это внимания, мол: — По барабану, канаты — так канаты — то же татами только без мягкости. И точно: обули в перчатки.
        - Боишься? — спросил секундант. Васька хотел ответить:
        - Сам ты боишься, — ну, как обычно, когда нет времени на долгие размышления. Тем более, он заподозрил, что секундант — это Нин, хотя и узнать было бы невозможно. Он и не стал пытаться.
        - Смотрю, — говорит, — против меня баба, в том смысле, что точно не инопланетянка: уж больно здорова. Но первый раунд продержался: бегал от нее, как заяц от медведя. Секундант сказал в перерыве:
        - Гости.
        - Что-с?
        - Батька Махно с подругами прибыл, ради него несколько боев проводятся по системе: Бокс — бритый бобрик.
        - А…
        - Настояла его любимая жена Ника Ович. Она бывшая парикмахерша.
        - Боксерша?
        - Не думаю, просто по ассоциации со своими бывшими парикмахерскими прическами.
        - Надо было сразу сказать.
        - Я на подмене, и следовательно, никому ничего не обязана.
        - Ана? Вот из е нэйм?
        - А тебе бы как хотелось?
        - А нельзя просто: назвать имя и всё?
        - Зачем? Будешь звать на помощь?
        - Вполне возможно, хотя думаю, теперь, зная ее слабости, уложу прямо сразу, во втором раунде.
        - Сонька Золотая Ручка. Василий Иванович уже отошел, уже стукнулся перчатками с Никой, когда только понял, что Сонька Золотая Ручка из той же банды, или может быть, правильнее, армии Батьки Махно. Обложили. Да разве тут выиграешь. И точно, получил удар справа в челюсть. Попытался зацепиться за воздух — не получилось. Упал головой в свой угол, под склонившееся лицо Соньки.
        - Небось, небось, я тебя откачаю, мы должны выиграть у этой-этого Двуликого Януса. Я поднялся и провел ППП — Переднюю Подсечку в Падении. Ника вылетела за канаты. Точнее, под них. И прямо в лицо главному судье соревнования Амер-Нази. Начался диспут. Предлагаю тему! — заорал один парень. А одна девушка его поддержала:
        - Я первая ее предложила:
        - Когда весна придет? — Не знаю! Но тут поднялись гости столицы Колчак и Деникин с супругами, и хором ответили:
        - Без нас. — И хотели даже удалиться. Тогда Амер-Нази, который сам толком не знал разницы между английским боксом и самообороной без оружия из Японы матери, крикнул:
        - Пусть судит специалист!
        - А ты? — спросила Коллонтай, которая уже была тут как тут около Председателя.
        - Я теоретик, и в Этом деле ни бум-бум.
        - Тогда какого — слово на букву х в его ослабленном значении — приперся? — и многие из клоаки начали молотить этого Первого зама по тылу, чем попало. Как-то:
        - Не только руками, но и ногами, а некоторые так даже били вырванными прямо из пола креслами.
        - Спасите, — наконец не выдержал и заорал Теоретик. Еще один. И ему помогли, но не безвоз-мез-д-но.
        - Ну, а что мне дать вам? — спросил Амер.
        - Потом отдашь, — сказал он. Кто? Это был Лева Задов. Он сопровождал Махно в этой экспедиции в Кремль, как зам по тылу. Все, хоть раз услышав это словосочетание, хотели быть замами Главного по тылу, в простонародии:
        - Хотели обслуживать его зад. Перешли в буфет для нормализации создавшего положения вещей.
        Первой высказалась жена Ко Артистка Щепкина-Куперник. Она ей и была, хотя все считали ее инопланетянкой. Белой. Она только сказала:
        - Зря мы сюда приперлись.
        - Здесь говорят: приехали, — поправил ее муж.
        - Нет, дорогой, приехали — это когда уже всё проиграли и надо валить.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Глава 13
        Жена Дэна только спросила:
        - Почему мы не выступаем?
        - Мы и выступили, — сказал Майно. Некоторые считали, что Майно — это его настоящая фамилия, а не Махно. Но, как говорится:
        - Пусть делает, что хочет, лишь бы был за нас.
        - Нет, нет, — сказал Колчак, — ни в коем случае нельзя считать, что мы сюда приехали для того, чтобы и начать Гражданскую Войну прямо отсюда.
        - Это только передиспозиция, — сказал Дэн.
        - Да ты, что, Дэни, какая еще — слово на букву х в ослабленном значении — передиспозиция! Мы на переговорах, и собственно, максимум что решаем — это:
        - Кто наступает, а кто обороняется.
        - И всё? — спросила Коллонтай. И добавила: — Я не дипломат, и хочу сражаться прямо на поле боя.
        - Оно здесь есть для тебя.
        - Да, ты лучше здесь выиграй, май диэ, диэ чайлд, — сказал Дэн.
        - Может быть, нам лучше сделать просто, — сказала Артистка Щепкина.
        - А именно? — спросил ее Колчак.
        - Очень просто, надо захватить власть прямо здесь и сейчас.
        - Да? А дальше что?
        - Действительно, — сказала Коллонтай, нам не будут подчиняться Красные. Это же простые рабочие и крестьяне.
        - Как они подчиняются писарю Нину? Как они подчиняются Волхву, даже Амер-Нази?
        - Как?
        - Так врут — вот и подчиняются.
        - А мы не можем?
        - Разумеется, нет.
        - Почему?
        - Так просто: не умеем.
        - Есть способ, — сказал незаметно подошедший Махно.
        - Я сразу поняла, чего он хочет, — сказала Кали.
        - Чего я хочу?
        - Хочешь сыграть Нина.
        - Верно. Мы должны поменяться с ними местами. Прямо сейчас, начиная с идущего уже боя, предложить им:
        - Вы штурмуете Царицын, а мы в ём сидим.
        - Как в Трое! — радостно воскликнула ЩеКа. И добавила: — Я переведу вам Трою, мы будем знать весь их стратегический план.
        Кстати, здесь нет шпионов? — И сама же махнула рукой: — В принципе это не имеет значения, потому в нашей роли они забудут о своей.
        - Только Одиссей может прорвать блокаду своей роли, — сказал Махно, и сразу предложил себя на эту роль. — Кстати, я не знаю, кто будет режиссером этой трагедии? — добавил он, раскуривая очередную большую кубинскую длинную.
        - Кинем жребий, — сказала Щепкина, — или хоть я могу.
        - Я просто так не отдам эту роль, — сказала Коллонтай.
        - Не думаю, что женщины будут участвовать в конкурсе на эту чисто мужскую роль, — сказал Колчак.
        - Я согласен, — поддержал его Дэн.
        - Да я буду, больше некому, — сказал Майно, и так пыхнул дымом, что сработала пожарная сигнализация. Да, но. Но если бы она была. К счастью, никто не додумался еще ее поставить, а то бы срабатывала очень часто: все смолили, как паровозы в фильме Край.
        Наконец, все опять повалили на продолжение боя Ники Ович и Василия. Они уже чуть не стукнулись перчатками, но Махно поднял руку и сам пролез под канатами на ринг. Некоторые подумали, что он будет драться вместо Василия, ибо было очевидно, эта Ника не снимет перчатки пока не грохнет хоть кого-то. Но Нести — Нестор — объявил громовым голосом:
        - Ставлю на Царицын! — и бросил прямо в лицо Амер-Наза, сидящему на месте главного судьи соревнования Бриллиант Сириус, который возвращает молодость — так считалось, ибо никто не верил, что не только молодость, но саму Жизнь. Писарь было бросился проверять Бриллиант, как он сказал:
        - На вшивость, — но быстро понял, что это неуместно, и встал на своё место за красным углом Василия Ивановича. Не то, чтобы Да или Нет, но он просто вспомнил, что Амер-Нази и сам был приличным специалистом по золотым пятеркам, десяткам и бриллиантам, не раз сам лично возил их туда-сюда в Америку и обратно:
        - Никак не мог решить, где этим ценным вещам лучше — Здесь или:
        - Там.
        - Мотается, как говно в проруби, — сказал про него Волхв на одной из презентаций своей Трилогии:
        - Банки, Тюрьма, Кремль, Снайперская Винтовка.
        - Четыре. — Как говорится:
        - Спасибо, что заметили, ибо только Многие пишут Трилогии, но есть Некоторые, кто считает, что и число Четыре не только число смерти, но и другой Вакханалии. Как-то:
        - Дзен-Буддизм и Ананэрбе.
        Первая мысль, которую передал Сириус Амер-Нази была:
        - Бежать, пока никто ничего не понял. — Батьку Майно он не принимал в серьезный расчет. Считал, что в случае его:
        - Возьму с собой в Америку. Но двое из отряда Махно сели у него по бокам в качестве боковых судей. Одна — это Учительница, Агафья, как многие шептались:
        - Иво первая жена. — Хотела сесть и Сонька Золотая Ручка:
        - Иво вторая жена, — но не вышло, ибо она была секундантом. Место это занял никому неизвестный парень, и совершенно беспрецедентно представился Главному Судье Соревнований:
        - Одиссей.
        - Шутка, — подумал Американец синайского производства, и ничего не ответил. Но кто-то щелкнул его по ушам, мол:
        - Ты чё, мил человек, не отвечаешь на приветствие третьего судьи соревнований. И он не понял, что это сделала Учительница Агафья, которая тоже могла бы показать Подхват под неопорную ногу, спровоцировав сначала опорную на отрыв от татами. Ну, если кто не помнит нашу историю, я напомнил. Далее, кто бьется за ними?
        Василий Иванович опять поймал Нику на прием, Боковую Подножку, и лег на нее так плотно, как будто они были только вдвоем в молодом сосновом лесу.
        - Чё?
        - Тижало.
        - Дыши глубже.
        - Не могу, ты меня придавил.
        - И не просто так.
        - А как?
        - Это удержание.
        - Ты тупой, как крутой берег реки Урал, — сказала, пытаясь пошевелить большими грудями, Ника Ович.
        - Почему?
        - Не почему, а потому, что это бокс, а не Дзю До.
        - Ты уверена?
        - Нет. Уже нет.
        - Тогда буду держать тебя пока не встанет.
        - Что? Что ты сказал?
        - Прости, я оговорился. Пока судья не поставит в стойку. Тут подошел судья — а это уже был Лева Задов — и сказал, что в боксе держать на полу никого не надо. — И, подождав немного, пока Василий Иванович поймет, что от него требуется, рявкнул:
        - Вста-а-а-ть-ть-ь-ь!
        - Встал, — правду ответил Василий Иванович.
        - Встал? — Лева почесал затылок, и добавил: — Не вижу. И тогда Васька показал. А Лёва не нашелся спросить что-нибудь другое, кроме:
        - Сколько?
        - Двенадцать и две.
        - Ничего уже не понимаю, — сказал Лева, — это в дюймах, или в секундах, которые ты ее держал?
        - Если ты так интересуешься цифрами, отвечу точно:
        - Двенадцать и две десятых плюс девять в периоде, а также, если уж я кого держу, то не меньше, чем Бальзак, а он, как и ты должен бы знать, держал их от девяти дней или пока они не понимали, что он:
        - Муж, и муж на Дэ, что значит: Благородный.
        - Судью на мыло! — закричали с галерки, — он ни хрена не понимает в бойбе и боксе.
        - Бардак! — крикнула со своего места в первом ряду Кали. Она и так-то была влюблена в Ваську, а теперь поняла: очень.
        - Очень?
        - Очень, очень. К ней еще на Югах клеился один матрос под два метра ростом, Дыбенка, теперь поняла:
        - Этот лучче. — Хотя и молод. Она неутерпела и сама полезла на ринг, в падении ударила Задова по пяткам, что он чуть не проломил своей большой волосатой головой пол, потом полезла на Нику Ович, которая уже встала на колени, и поэтому смогла легко поднять Кали, как штангу:
        - На вытянутые руки. — И… и бросила ее туда, через канаты в зрительный зал.
        - Иди, сука, откуда пришла, — сказала Ника, и хотела еще что-то добавить, но поняла, что за что-то зацепилась волосами. И, так и не поняв, тоже полетела вслед за Кали, которая, как оказалось:
        - И держала ее за волосы. — Крепко, крепко. Вот так, неверное, и Барон Мюнхгаузен не сам себя вытащил из болота, а его кто-то вырвал оттуда, крепко взявшись предварительно за его густые вьющиеся еще волосы. По сути Ника была пушкой, а Кали ее ядром, за которое уцепилась Ника. В данном случае, наоборот. Василий запрыгал на ринге, как победитель с высокоподнятыми руками. Амер-Нази предложил судьям подумать:
        - Присуждать ли ему на самом деле победу?
        - Нет.
        - Да.
        - Нет, потому что больше никого нет на ринге, — сказала Агафья Учительница.
        - Нет, — тоже сказал второй справа судья, — потому что никого нет на ринге.
        - У вас нет своего мнения? — спросил Нази.
        - Я высказал противоположное мнение, — сказал этот парень, представившийся Одиссем. — Или я оговорился? Да, да, конечно, я имел в виду, нет, по отношению к ее нет, что Василий не является победителем, и следовательно:
        - Нет, но да.
        - Понятно, — просто ответил Нази. — Но теперь мне нечего сказать.
        - Так и не надо, — сказала Училка, — усё идет своим чередом.
        - Я согласен, — сказал второй, — скоро всё прояснится, ибо не может продолжаться вечно. Почему? Потому что: ничто не вечно.
        - Да, но. Да, но народ требует зрелищ.
        - Может отпустить пока всех в буфет? — сказала Агафья.
        - Только оттуда, — сказал Нази.
        - Тогда, давайте, я выйду, — сказал Одиссей.
        - Вы судья — нельзя, — сказала Агафья, — лучше уж тогда я выйду.
        У меня и форма есть.
        - А вы не судья?
        - Ну-у, я так, я могу найти себе подмену. Кстати, я не спросила: сколько приз за первое место?
        - Ну-у, — тоже сказал Нази, — до первого места еще далеко, можно сказать, как раком до неба. Между тем, Ника Ович и Кали продолжили бой за рингом, прямо в проходе между креслами.
        - Только дайте мне кто-нибудь перчатки! — крикнула Кали. И дали, сама Ника, сняла правую отдала ей, предварительно, предложив одному зрителю помочь ей, как она выразилась:
        - Развязать шнурки. — И тут же провела левый боковой. Кали хотела ответить, но не смогла — промазала, так как получила правую перчатку, а была левшой, как Ника Ович.
        - Давайте будем считать, что бой ведется в Свободном Стиле, — сказал главный судья Амер-Нази, — тогда не придется останавливать бой, у нас э-э…
        - Где? — усмехнувшись спросила Агафья Учительница. Одиссей промолчал, думал, что так дольше никто не поймет, кто он такой. Хотя и так все уже предполагали, что из разведки Белых. Но сомневались, а сомневающийся — считай уже и не знает ничего. Почему?
        Потому что думали:
        - Зачем Белым шпион, если здесь и так, как сказал Лева Задов, сопровождавший Нику Ович:
        - Их есть у меня. — В переводе на Русский Обычный:
        - А разве другие Белые не шпионы, разве война еще не объявлена? — Но в том-то и дело, что многие считали, что, да, еще неизвестно, будет ли война Между Белыми и Зелеными. И следовательно, думали, что ставки:
        - На Царицын, — или:
        - Оборона Царицына, — это только предварительная договоренность в случае начала войны. Но! Но не Некоторые знали, что война была объявлена еще на Альфе Центавра, и она, значит, не только будет, а уже идет. И еще одна война, междоусобная, уже шла, а некоторые считали, что она только должна еще начаться, точнее:
        - Может начаться. Хотя тоже было известно, что она идет. Это война между Майно и Волхвом. Вильям Фрей пока что был в тени, а именно:
        - Стоял за спиной Василия Ивановича в качестве секунданта. Амер-Нази не считал себя человеком Волхва, он решил воевать самостоятельно, но воевать. Вопрос, что поставить против Бриллианта Сириус, брошенного ему в лицо Майно. Сибирь? Далеко, да и так уже некоторые считают ее своей. Говорят, Волхв продал ее Инопланетянам за право жить честно и благородно, имеется в виду:
        - Без неизбежной войны с пришельцами Альфы. Что собственно у меня есть?
        Между тем бой начался снова. Хотя, как Продолжение, потому что Василию было засчитано полпобеды, Вазари. Ибо было принято решение:
        - Дзюдо, — но в боксерских перчатках.
        - По настоятельной просьбе зеленой, в том смысле, что красной стороны.
        - Странно, — сказал Василий Иванович, — ведь я люблю Дзюдо.
        - А тоже, — ответила Ника Ович. — Но, — она постучала перчаткой по канату, — им не объяснишь.
        - Хорошо, что пока не разрешают бить ногами, — сказала со смехом Агафья за судейским столом, и хлопнула по спине Амер-Нази. Он только подумал:
        - Она, чё, в натуре, клеится? — Он уже успел собрать о ней информацию, сидя за столом. Хотя, возможно, она недовольна его поведением. Надо узнать:
        - Рада, что из жен перешла в отряд телохранительниц, или наоборот? Он повторил вслух слово Телохранительница:
        - Может она решила грохнуть его за измену в решающий момент? — Что-то мне знакомое, так-так. Где это было, Ромео и Джульетта?
        Тристан и Изольда? Король Артур и Гвиневера? Надо подумать. И кстати, есть ли у меня заместитель, хотя бы по культуре. Надо найти.
        - Первый раунд! — гаркнула красивая и очень сексуальная девушка, появившись, как Deus es machine на ринге.
        - Мы заказывали? — спросил он у Одиссея, но тот только что-то промычал. — Тоже, скорее всего, засланный казачок, — подумал Нази, ибо нормальные местные люди должны разговаривать.
        - У нас за это заплачено? — спросила и Агафья, как будто не слышала, что Амер-Нази сам ничего не знает. Но он ответил:
        - Наверно, если она вышла, так бы, кто полез в одном купальнике на всеобщее обозрение, тем более мне показалось, — он поправил пенсне, хотя оно было с обычными стеклами: для понта, — кажется она была без лифчика, нет? Все промолчали, так как, да, видели, но почему-то — сами не знают почему — посчитали это нормальным явлением, как на нудистском пляже.
        - Здесь еще хуже, — как сказал один нудист из зала, там хоть не дерутся, а здесь сплошь и рядом тока этим и занимаются. Василий по запарке, в том смысле, что только что говорили об этом, ударил Нику ногой в ляжку, да так удачно, что чуть не сломал ей ногу.
        - Пардон, — подтвердил он свое намерение, — тока говорили об этом, а я сделал наоборот. Просто засела в голове мысль:
        - Нохги, нохги! это в бильярде, если кто забыл нельзя отрывать их от земли, и… и неконтролируемая информация автоматически перешла на удар ногой. Но ведь не в лицо, правда?
        - Я не против, — ответила Ника, — но учти: один удар за мной.
        - Хорошо, в любое время.
        - Вот именно, даже не жди, я все равно ударю, когда ты не будешь ожидать. А судьи посовещавшись решили не вмешиваться.
        - Только еще хуже будет, — сказал Амер.
        - Согласна. Но Одиссей на этот раз промычал:
        - Надо бы снять с него хотя бы пол Вазари.
        - Пол Вазари? — переспросила Агафья, бывшая фаворитка Майно. И добавила: — Это сколько?
        - Оставим ей Кока.
        - Кока-колу я люблю, — сказал Амер-Нази, — пробовал в Америке.
        - Это японская.
        - Тем не менее, надо оставить Юко, — сказала Агафья Учительница. Одиссей промолчал, видимо, чтобы сойти за умного, как решил Нази, а сам он даже неожиданно для самого себя ляпнул:
        - Как главный судья соревнований, я оставлю ему, — он кивнул на Ваську, — иво Вазари. Агафья развела руки в стороны, но ничего не сказала, только тяжело вздохнула, мол:
        - Ни-че-го-о не понимаю!
        Глава 14
        - Это хорошо, — сказала Ника Ович, — что тебе ничего не сняли за удар по мне ногой.
        - Почему?
        - Ко кочану. Ты, что, не понял? Когда я ударю по тебе мне тоже ничего не будет.
        - Это не очевидно, — ответил Василий Иванович.
        - Думаешь — это не аксиома?
        - Уверен — это тока теорема. Ее надо доказывать.
        - Так ты, что, не деревенский?
        - С Альфы, как все.
        - С такой рожей с Альфы не приезжают, ибо… — она провела двойку: правой по корпусу, левой джеб, — ибо там все аристократы или демократы. А ты кто?
        - Я — Граф.
        - Граф, в каком смысле? — спросила Ника, и опять ударила, и разбила Ваське нос из-за того, что он задумался.
        - У меня будет дивизия, если я выиграю этот турнир. Фактически вся Царицынская область будет моей.
        - Как она будет называться? На этот раз Васька прикинулся, что опять задумался, и Ника, попытавшаяся провести Подхват под Неопорную ногу — промахнулась, ее правая нога просвистела мимо, но не настолько быстро, чтобы Василий Иванович не успел просунуть вслед за ней свою лапу. И таким образом, повисшая на этой мощной волосатой руке Ника, была перевернута вниз головой и брошена через канаты прямо на судейский стол, а буквально в предводителя Нази.
        - Точно в середину, — сказал Василий. Он снял перчатки — с помощью своего Углового Вильяма Фрея — кинул одну в зал, прямо в жену, любовницу — или, как ее там — Дэна Коллонтай — Кали. Ей сразу предложили — нет, не деньги, а:
        - Будем с тобой драться за эту перчатку, или так отдашь? — сказала одна леди, одетая, впрочем, просто. Нет, это была не Щепка, сидевшая почти рядом, через Дэна, рядом с Колчаком. Она наоборот, не стала спорить за эту перчатку, так как знала:
        - Васька, который сейчас был на ринге:
        - Он ее любит. — Да и просто не успела бы схватиться за эту перчатку, ибо Неизвестная оказалась быстрее. Очень быстрой. Что и заставило ее открыть от изумления рот.
        - Эни-боди! — между тем раздался крик. — Принесите, пли-и-з, пожалуйста, Эни-син, а лучше всего шашлык по-Царицынски.
        - Никто не знает, дорогой, вот из ит.
        - Кто это сказал? — спросил Василий. — Рипит ит, плииз. Нет, честно, я не понял, прошу повторить.
        - Я! — крикнула Кали, и добавила, обернувшись к мужу — первому любовнику Дэну, — это я пошутила. Но в том смысле, что хотела сказать:
        - Цыпленок Табака дорогой, а так вышло, что многие могли подумать, он, этот Васька дорогой.
        - Хорошо, закажи ему Цыпленка Табака, — ответил Дэн, впрочем, довольно хмуро. — Чё-то здесь не так, подумал он. — И стал вспоминать:
        - С ней ли он летел с Альфы, с ней ли там крутил шуры-муры, или это произошло только здесь?
        - И вообще: ты Инопланетянка?
        - Что? Кто? Да как смел ты сколько раз клянчил у меня в долг на Альфе? Тут Дэн вспомнил, что Коллонтай здесь, а на Альфе Центавра она работала барменшей Га в Колизее, где был, естественно, не только кабак, но и на арене выступали гладиаторы.
        Из буфета принесли только что зажаренного ЦТ — Цыпленка Табака, и Кали хотела выпросить у Дэна разрешение отнести его Ваське, но не успела, как поется:
        - Даже слова сказать, — ЦТ понесла новенькая. Так-то она была не новенькая, но ее никто не узнал. Вообще у Инопланетян слабо развито чувство узнавания людей. Также, как у людей слабо развито узнавание обезьян или тигров, даже тайванцев, например:
        - Все на одно лицо. — Хотя многие до сих пор пытаются прочитать на чайниках или приборах для измерения давления:
        - Это Сингапур или опять Китай. — Более того, если ничего не написано — так это еще хуже:
        - Значит сделали не на самой фабрике, а в соседнем сарае. — Хотя продавщицы радостно-изумленно резюмируют:
        - Настоящая Япония, — а недорого. А на чайниках, естественно, Германия.
        - Я ничего не поняла, — сказала Щепка, — так она немка, или японка?
        - Я думаю, немка, смотрите: желтые волосы, голубые глаза, довольно симпатичная, в общем — сексодром. Могла бы быть Инопланетянкой, если бы не родилась здесь. Это сказал Колчак.
        - Ты зачем это сказал, мин херц? — Хочешь, чтобы я вышла и набила ей морду? — Щепкина-Куперник положила на стул, с которого встала, толстый том Шекспира, который пока предварительно переводила в уме.
        Может: для ума. Чтобы натренировать его в шекспировском свободном стиле.
        - Прости, — извинился Ко, — я думал, ты про меня забыла. И кстати, ты не просила, но я тебя записал на бой именно с ней.
        - Да? Я тебя не просила.
        - Помню, но если ты не захочешь, я сам выйду вместо тебя.
        - Разве на рисепшен не записывали рост, вес, пол? Впрочем, пол, конечно, никогда не записывают, ибо это была бы дискриминация:
        - Если одному можно — почему другому нельзя? ОК?
        - ОК. — Но не спрашивали.
        И когда Васька нажрался, съел всего цыпленка одной рукой, на ринг вышел Ко. Колчак. Он не мог допустить, чтобы Кали, сблизилась с Чапаевым. Она была подругой его подруги Артистки Щепкиной, и, как говорится:
        - Если одна делает Это, то другая и подавно. Одиссей из судейского корпуса предложил надеть по две перчатки:
        - Каждому, — уточнил он.
        - Это не обязательно, — возразил главный судья Амер-Нази. Его поддержала Агафья:
        - Так даже лучше, — сказала она, — одной рукой можно бить, а другой держать при проведении броска.
        - Только одна проблема! — крикнул с ринга Василий: я правша, а он, как все инопланетяне левша, нам нужны разные перчатки.
        - Так у вас и должны быть разные, — сказала Агафья, ибо это твои перчатки.
        - Ну и что, что мои? — возразил Василий, попрыгав на ринге. — Как раз из-за этого ничего и не получается.
        - Почему?
        - Потому что, естественно, моя левая для него, также естественно, будет правой, а она не подходит.
        - Почему? — теперь спросил уже Нази.
        - Ну, во-первых, он инопланетянин, вы согласны?
        - ОК. — А во-вторых?
        - Во-вторых, инопланетяне отличаются от нас тем, что являются Не нами, а:
        - Отражением нас в зеркале.
        - Всё?
        - Всё.
        - Давайте посовещаемся, прежде чем ответить, — сказал Одиссей.
        - Да?
        - Да.
        - Хорошо, я считаю, что инопланетяне такие же правосторонние, как мы, — сказала Агафья.
        - Я не уверен, — ответил Нази, — ибо: как проверишь? Лезть под платье?
        - Нет, получишь по мордам, — согласилась Агафья. И тут кто-то крикнул из зала, опять похоже тот же нудист:
        - Никаких перчаток не должно быть! — И добавил:
        - И знаете почему? — Мы не в Ландоне. У нас тока Дзю До. И Амер-Нази принял решение пойти на компромисс. А именно:
        - Оставить всё как есть:
        - Каждому по одной доставшейся перчатке! Васька в пылу спора, или нарочно, чтобы выиграть побольше времени для отдыха после боя с Никой Ович, которая до сих пор валялась за судейским столом, куда ее сбросили, крикнул:
        - Как мы можем надеть разные перчатки на одну и ту же руку?
        - Наденьте на разные, — ответил благоразумный Одиссей. Это произвело впечатление, Василий задумался, но только на несколько секунд, потом… Потом забрал обе боксерские перчатки себе.
        - Извиняюсь, как говорится, и перед тобой, прости не узнал еще, кто ты такой, и перед добродушной в отношении меня публикой, что у нее отняли перчатку, брошенную мной для ее домашней коллекции. Для домашнего Культа, так сказать, моей Личности. Спасибо.
        - Пожалуйста! — ответила со своего места Кали, и добавила: — Изменщик коварный. Василий пожал плечами, и пробурчал, чтобы она не слышала:
        - Не совсем понимаю ваши благородные претензии. Далее, бьются.
        Глава 14
        - Охотно поясню, — встрял Одиссей, — он, — Оди толкнул плечом Нази, — просто на-просто знал, что мало дали тогда.
        - А-а, — протянула Агафья, — вы договорились между собой. Ладно, я буду в оппе. В оппозиции, в смысле.
        - Бесполезно, — сказал главный судья, а Оди только махнул рукой, мол:
        - По барабану.
        Между тем, в зале Коллонтай готовилась ко второй попытке, несмотря на то, что говорила после удушающего то хрипло, то шепотом.
        - Что? — переспросила ЩеКа. — Ты вообще зачем это делаешь?
        - Подраться хочется, — сказал ее бойфренд Дэн. А Ко добавил:
        - Ты записалась на бой?
        - Я? — прохрипела Кали.
        - Ну, а кто же.
        - Ну-у, я думаю тебе лучше спрашивать о чем-нибудь свою Щепку, — и она дала легкий подзатыльник подруге. Та хотела сказать так это в шутку:
        - Убью, тварь, — но передумала и улыбнулась.
        - Почему ты улыбаешься?
        - Хочу увидеть, что будет, когда за меня заступится мой Колчак. — И добавила: — Ты записался, май диэ чайлд? Далее, кто выходит на ринг, Колчак и Деникин, или кто-то еще со стороны Зеленых, например, сам судья Нази? И вот Колчак вышел. Пришлось драться без перчаток, а Дзю До, как назло, абсолютно не шло в голову. Так бывает, вы очень любите шампанское Брют, а вот именно сегодня оно не идет. Только лезет. А это не та роль для шампанского. Так можно докатиться и до Кока-колы.
        И после двух прямых в голову, Ко понял:
        - Надо выставить вместо себя своего коня, — хотя и берег этот вариант до более серьезного случая. Но и кони должны гулять, а тем более тренироваться. И после окончания второго раунда решился, только спросил:
        - Это еще не конец? — За судейским столом засмеялись, а секундант только спросила:
        - Ты почему их спрашиваешь? — Меня всегда зови.
        - Ты кто? Секундант? Я не заказывал, у меня есть своя. Здесь нет своих да наших — выкидывают по жребию, — пошутила Сонька Золотая Ручка. Ко поверил, так как не хотел замешивать в это тесто свою любимую АН — Щепку. Она ведь такая фраерная, от слова фрей — свобода творчества. А Вильям Фрей — секундант Васьки предупредил его, что:
        - Надо ждать неприятностей в третьем раунде.
        - Каких? — спросил Василий Иванович, и по своему обыкновению добавил с самым серьезным видом: — Кусаться будет?
        - Скорее всего: лягаться?
        - Ля — что? — переспросил Василий, но прозвучал голос Агафьи из судейской коллегии:
        - Кончайте политсовет, третий раунд!
        - Вот точно вам говорю, — сказал Василий, — что скоро она переменит стол судейской коллегии по боксу и дзюдо на стол президиума в Своем Колхозе.
        - Что ты сказал? — рявкнула, правда негромко от удивления Агафья, бывшая жена Махно. И добавила: — Если да, то только в Высшем Политсовете. И Василий пошел к центру ринга, но все-таки обернулся — ох, зря, зря, зря.
        - Ты чего? — спросил Вилли — хотя, скорее всего это не одно и то же имя с Вильямом Фреем, но… но слово — не пуля, вылетевшая из Кольта 45 калибра:
        - Вылетит — поймать можно. — И Василий Иванович вытянул вперед руку, схватил перчаткой слово, и бросил его назад Вилли, сказав:
        - Держать надо, чего ты его выпускаешь? И секундант понял, что Василий решил:
        - Слово отразилось от мощного лба Вильяма Фрея, ударилось о лоб приближающего Ко, и могло отлететь к Фрею, а могло и нет, поэтому Василий его поймал для верности, и бросил сам назад.
        - Это чтобы не сглазить, — сказал Василий. Но поздно, поздно, ибо Ко послал вперед своего Коня Кинга. Удар — гол.
        - Гол? — спросил Амер-Нази, и поправился: — В том смысле, что нокаут?
        - Это была великолепная Семерка, — сказал Одиссей, — но не Девятка, а значит, может быть и нокдаун, давайте посмотрим дальше.
        - Если удар копытом в лоб он называет Семеркой, то какова же будет Девятка, — только подумал, но не стал говорить секундант Василия Фрей. Лева Задов, бывший судьей на ринге начал считать:
        - Три, четыре, пять.
        - Почему он начал с трех? — спросила Кали свою подругу Артистку.
        - Может мы пропустили всё самое интересное? — ответил за нее Дэн.
        К счастью, прозвучал гонг. Василия Иванович увезли в реанимацию.
        Начался спор, кто виноват? Впрочем, наоборот:
        - Кто виноват и так было ясно, сам Василий Иванович и его секундант-тренер Вильям Фрей, вот:
        - Что будет дальше — неизвестность.
        - Так ничего не надо, — сказала Агафья — давайте я выйду за него.
        - Неплохая идея, — сказал Одиссей, и добавил: — А именно:
        - Пусть выйдет тот, кто хочет на нем жениться.
        - Да, я согласен, — сказал Амер-Нази, — но имею в виду, что лучше бы выйти замуж.
        - Я, — Кали встала со своего места, — и хотела крикнуть во все горло: — Их либе дих! — Но вовремя вспомнила, что рядом Дэн, а. А его она тоже любила. — Такой толстый Хоббит. И говорят, будет командовать Добровольческой Армией. Так сказать:
        - Зеленая Армия — Белые вперед! Космический Корабль ушел без нас в полет. — Имеется в виду, что будем искать другую планету, в каком-нибудь другом созвездии, может быть даже, Рыб, ибо, ибо: проигравших назад не пустят.
        - Сядь! я тебе сказал. Кто это сказал? А это сказал Дэни, и Кали окончательно поверила, что именно он будет командовать Белыми на Южном направлении. Ничего удивительно, если иметь в виду две вещи:
        - Она будет с ним, плюс всегда надо возить за собой ванну. — А что здесь удивительного? Известно, что в будущем так будут делать многие, но начнется с Великобритании, с местного Ч. Дальше имя никак пока не расшифровывается. Не всё будущее известно в любой момент.
        - Кто?
        - Что?
        - Оно шевелится, ай! Ая-яй! — Закричал, как маленький Одиссей. А имя-то геройское.
        - Чего ты испугался, малыш, — сказала ласково Агафья, и погладила Одиссея по спине, обняв при этом Амера, так как он сидел посередине, как главный судья соревнований. Тут задумаешься, кого она любила, его или его, а может быть, даже кого-то четверного. Третьим был, как известно самый первый — это: - Майно. Но действительно, бояться было чего, потому что это была незабвенная Ника Ович.
        - Думали умерла, — нашел в себе силы пошутить, испугавшийся Одиссей, чтобы оправдаться, добавил, имеется в виду:
        - В детстве боялся Сирен, и просил привязывает его к кроватке, чтобы не убежать вслед за ними играть в футбол. Девушки, оказывается, любят футбол больше мужчин, но, как говорится, кто ж их пустит. На Поле-то. Думают, мужской футбол тогда потеряет, нет не интерес, а всякий смысл. Ибо:
        - Дамы и так хороши, — а уж тем более Играющие. Отсюда вывод:
        - Хомо Сапиенс — это мужчина, а женщина будет называться - Homo Ludens. Что можно перевести на русский, как: - Мужчина — это машина, сексодром просто, а вот женщина — это есть: - Человек разумно играющий. — Хомо Сапиенс-Луденс. Когда Одиссею об этом сказали, он ответил согласием с небольшой поправкой:
        - Хомо играюще-разумный. — Что заставило многих задуматься, ибо что бы это значило не совсем понятно, толи:
        - Пусть они играют в футбол, а мы будем смотреть, толи допустить их пока только до Бойбы и Бокса. Проверить, какая перчатка была у Колчака: левая или правая? Не надо.
        Глава 15
        Ника Ович никому ничего не сказала, как будто на самом деле была мертвой, а как заведенная сразу полезла на ринг. Тем не менее было определено:
        - Разум у нее существовал, ибо она спросила, обернувшись в зал:
        - Это бокс или дзюдо? я должна знать, прежде чем начать это мочилово. — И добавила: — Ихкто первый, ты? — она указала на Колчака, лениво раскинувшего в своем кресле в Белом углу ринга.
        - Этот, этот, — закивали некоторые, потому что многие были не видны в полутьме, с ярко-освещенной Сцены. И выкинула Ко со сцены вместе с его стулом. И тут же поклонилась благодарным зрителям.
        - Совершенно очевидно, — сказал на это Оди, — она дзюдоистка, потому что боксеры после победы не кланяются, а прыгают с поднятыми вверх перчатками. — У Ники, кстати, была только левая перчатка.
        Несмотря на то, что она никогда не была на Альфе Центавре. Где теперь правая, наверное, никто уже не знает. Ко то ли из-за испуга, то ли от того, что сильно ударился о судейский стол пополз по нему, но как-то всё-таки догадался, что это не то место, где можно ползать, и почапал на карачках в зрительный зал.
        - Вот вам и Штурм Зимнего, — сказал ему вслед опять тот же, пока не определившийся нудист, — он даже не знает, где сей находится.
        - Проиграл! — схватилась за сердце Щепка, и отложив своё вязание — в том смысле, что большученный том Копьенетрясова — смотри выше разъяснение почему — встала. — Но не как Давид перед Голиафом, а даже не как благородный Одиссей с Гигантом, а как просто:
        - Лист перед Травой. — Она направилась к рингу, а по пути спросила у чапающего Ко, приостановив его на некоторое время:
        - Где наша лошадь?
        - Дак, а я знаю? — только и ответил Колчак, и пошел дальше.
        Печальное это было, я вам скажу, зрелище. Сравнимое, пожалуй, только с Апостолом Павлом, когда его выбросили За Город, и оставили, посчитав мертвым. И действительно:
        - В городе человек бы постеснялся ползать по улице, у всех на виду на четырех лапах. — Впрочем из неопределенного будущего известно, что такие были, правда делали это в более усовершенствованном по сравнению с прошлым виде, а именно:
        - С использованием шарикоподшипников. — Но скорее всего, это были инвалиды, без ног, как минимум, точнее, они настолько были уверены, что у них нет ног, что не могли даже себе представить обратного, и потрудились заказать подшипники под себя. Это вместо ног-то. И оказалось… нет, хуже, хуже. Ноги бог придумал человеку не зря.
        - Эх, как побежал! — крикнул кто-то, а скорее всего всё тот же нудист, увидев, что Колчак узнал то место, где сидел до боя, с… теперь он уж не помнил с кем именно. Как Менелай — царь Спарты очень обрадовался, что спит рядом с Еленой Прекрасной, это после похода-то на Трою, где его грохнул Парис на поединке, а точнее, его брат Гектор — по предсказанию Голливуда — аналог древних Мойр. Не зря же Аль Пачино сказал:
        - Дайте мне Роль Дурака, и я переверну мир, — наверное это ошибка, скорее всего он сказал просто:
        - Получу Оскара, — но в принципе это одно и то же. Удивляет здесь только то обстоятельство, что Мойр было три, а Голливуд в будущем почему-то только один. Почему не удается размножить? Вопрос. Щепка подняла, брошенное ее будущим мужем Знамя Победы, в том смысле, что правую перчатку, и двинулась дальше, к сияющему, как солнце рингу на сцене. Далее Кинг Джордж, конь Колчака ее не слушается, не хочет выходить из потустороннего пространства. Тогда она выходит во двор и берет этого коня там, соблазнив, как обычно:
        - Яблоком. — В том смысле, что пообещала взять его с собой в Нью-Йорк. Это не совсем верно, было по-другому. Во-первых, пресловутый нудист составил ей конкуренцию, но так как ни за что не хотел говорить судейской коллегии своё настоящее имя, запрос его был оставлен без внимания.
        - Зовите меня Мяу. — Зал покатывался со смеху, но парень был вполне серьезен, можно было даже подумать, что он вообще лишен улыбки, как древний демон.
        - Говорят, бывает и у демонов улыбка, — сказал Амер-Нази своим смеющимся друзьям-партнерам по бизнесу. Имеется в виду, Агафье и Оди. Почему? Была надежда, что после турнира будут премии. А для судей, само собой разумеется:
        - Больше, чем у других. — Как фигурально выразился Оди:
        - Участников кордебалета. Итак, ЩеКа сразу бросила ненадеванную перчатку прямо в лицо Нике Ович, и ударила в падении по пяткам. Как выразился нудист Мяу, оставшийся стоять рядом с секундантшей Белого угла Сонькой Золотой Ручкой, и пискнувшей после падения Ники:
        - Не встанет:
        - Культурологический шок.
        - Думаешь? — спросила Сонька.
        - Дак естественно, она думала.
        - Думала о чем? Что Щепка будет ее сначала приветствовать, прежде чем бить?
        - Нет, в последний — перед ударом — моментум Ника Ович увидела будущее, этот Дэмет — удар ее ногой по своим пяткам, и очень удивилась:
        - Борьба и Бокс — это я знаю, разрешено, но каратэ — нет. — Тем более это запрещено на нашей территории, да и вообще неизвестно многим.
        - Вы Эйнштейн? — спросила Сонька Золотая Ручка.
        - Нет, — просто ответил нудист, и по настоятельному требования Агафьи, которая даже привстала из-за стола, сел на свое место в партере. Ника встала, но Щепка опять ее обманула, бросила в шатающуюся противницу боксерскую перчатку, доставшуюся ей в наследство от будущего мужа, провела Переднюю Подсечку, и перешла на удержание, сказав, между прочим:
        - Небось, небось, я тебя отпущу, но только для того, чтобы провести тебе мой любимый прием — Болевой из Стойки.
        - В Дзюдо запрещены болевые из стойки, — провякала Ника, но даже не пыталась вырваться из удушающего захвата.
        - Умерла! — крикнул, даже поднявшись со своего ложа Одиссей, — кричите: Брэйк.
        - Щас! — выразилась Агафья. — Это должен кричать бобик на ринге.
        - Где он, кстати? — спросил главный судья. — Опять в буфете?
        - Да спит на раскладушке с той стороны ринга, — сказал услышавший их разговор Фрай — секундант…
        - А чей, действительно он секундант? — спросил со своего места нудист. И добавил: — Слишком просто все устроено: кто бы ни дрался, а секундант всегда один и тот же. Может он мне нарочно клофелина подольет на полотенце, и я засну как раз в тот моментум, когда девушка придет ко мне в душ благодарить за победу.
        - Для того, чтобы, — сказал парень рядом с ним, — надо сначала выпить.
        - У тебя есть?
        - Да. Будешь?
        - Здесь можно? Вроде спорт.
        - Можно, ибо это не спорт, а смертельный спорт.
        - У тебя что, как обычно: Хеннесси?
        - Ты меня с кем-то спутал, друг, я не пью Хени, и знаешь почему?
        Дорого.
        - Тебе дать денег?
        - Сейчас, за глоток Хеннесси?
        - Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.
        - Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, — сказал Пархоменко, — а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. — Зачем ты это сделал? — спросил после второго глотка Пархоменко.
        - А что заметно?
        - Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.
        - Я ничего такого не говорил.
        - Ты сказал Мяу.
        - Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.
        - Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?
        - Да.
        - Запишись, грохнешь ее — я выйду.
        - Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.
        - Нет.
        - Почему? Не могу, понимаешь.
        - Почему?
        - Ты сам заговариваешься.
        - Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?
        - Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:
        - В начале, в конце, или в середине раунда?
        - Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?
        - Я агент Фрайера, — признался Пар.
        - Нет, точно, или ты просто так думаешь? — спросил Катовский.
        - Нет, просто уверен.
        - Ну, откуда?!
        - Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?
        - Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?
        - А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.
        - Что говорит?
        - Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?
        - Он, что пингвин?
        - Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.
        - Тогда думаю, как раз это ему и придется делать, — сказал Кат.
        - Почему? — спросил Пар.
        - Так, а здесь всё делается через жопу.
        - Это да, но может обойдется. У меня же ж здесь больше абсолютно нет покровителей, отнимут ведь всё, что было нажито непосильным трудом, — он заплакал, уронив лицо своё на опустившиеся руки.
        - Выпей еще, — сказал Кат-Мяу, и протянул другу, задержавшуюся в его лапах бутыль Хени. — И да: много у тебя было? Завод, фабрика, али может ты был кулаком на деревне у дедушки? Признавайся, фермер, что ли? — и он заржал, как лошадь, которую к счастью сегодня не повели на мясокомбинат. Впрочем, чему тут радоваться, до завтра всё равно не убежать. Дали бы хоть побольше времени на адаптацию к переходу в мир иной:
        - Авось Там действительно лучче.
        - Да — нет, че-то неохота, страшно, муторно даже как-то. Так бы и жили здеся, если бы побольше везло.
        - Это ошибка: нам везет, — сказал Котовский. — Вот сам подумай, что бы было, если бы не сидел здесь, со мной, не рассказывал сказки про золото и бриллианты — лучше друзья тех, кто их умеет хранить, а валялся на ринге в нокауте? Голова — болит, руки-ноги — парализованы, и за всё это не предполагается никаких премий, нет даже выходного пособия.
        - Нет, бывают случаи, когда договариваются. Если ты выиграешь, то мне все равно сорок-то процентов отдадут за это избиение, — сказал Пархоменко.
        - А мне тогда чего?
        - Чего тебе, мало?
        - Дак, естественно. В случае проигрыша скажешь, куда дел мол большой Бриллиант Сириус.
        - Я не брал.
        - Брал, брал, ибо сказано: если не ты, то кто? Больше некому.
        - Тогда другая альтернатива, — сказал Парик: — Это наоборот был мой брилик, а ты, да, я теперь вспомнил, ты его у меня и украл.
        - Да ты уже перепил, парень, пора, брат, пора тебя лезть на ринг.
        Как хговорится: пахать подано — ваша очередь трахаться. Иди, иди, она тебя трахнет, — и Котовский подтолкнул падающего уже с ног друга вперед:
        - К славе. Кто был на ринге они и не видели, так только по логике рассудили:
        - Кто-то должен быть.
        Щепка как раз пошла на Болевой из Стойки. Но какой-то дурак крикнул из зала:
        - Болевые из Стойки запрещены, ибо не русский беспредел, а японское дзюдо, возможно, как плюс еще английский бокс, но не мешать же с первым и вторым еще и третье. Я бы этого не понял, — добавил он. Это был Махно, но по своему обыкновению в женском платье, как лучшем способе маскировки, если позволяет личность. Он не мог допустить, чтобы какая-то Питербурхская Актриска переиграла его любовницу и шпионку Нику Ович. А она ее действительно переигрывала.
        Более того, некоторые даже кричали иногда из зала:
        - Играет, как кошка с собакой. — И даже:
        - Как хитрая кошка с глупой собакой. — Более того:
        - Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.
        - Разбудите, наконец, судью, — рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.
        - Наконец ты додумался сказать своё слово, — сказала Агафья.
        - Это было надо сказать пять минут назад, — добавил и Оди.
        - Так давно? — даже удивился Нази. Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:
        - И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. — В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:
        - Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. — Душу. А какая у нее душа? Так только:
        - Футбол, борьба да бокс, — а больше-то ничего нет — Трахаться? И то надо уговаривать.
        - А нам это надо? — спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.
        - Стоп, стоп! — сказал громко Лева Задов, — так долго нельзя ломать ей руку, — и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.
        - Че, пузо мешает! — крикнула одна приятная девушка из зала.
        Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись. Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:
        - Меня никто не подсадит? Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:
        - Ты что?!
        - А что?
        - Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.
        - Оди, ты свидетель, он сказал, — и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.
        - Откуда столько пыли? — удивился главный судья, — я иво только что купил.
        - Не думаю, — сказал мудрый Одиссей, — подарили, скорее всего.
        - А разница? — удивился Нази. — Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. — И даже не поставил знак вопроса. — Ну, я встречу того духа!
        - Забыл, кто подарил?
        - Ты что ли?
        - Я барахло не дарю.
        - Хорошо, подаришь мне…
        - Сына или дочь, или обоих вместе?
        - Подаришь мне Бриллиант Сириус — женюсь. Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.
        - Вы что испугались, я не понял?
        - Так он же ж был у тебя, — сказала Агафья, — как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.
        - Он шутил, — наконец со вздохом сказал Одиссей.
        - Нет, я с собой никогда не шучу. Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:
        - Конечно найдется.
        Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:
        - Я хотел размяться перед боем. Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:
        - А на что жить? — Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:
        - Инопланетяне прилетели — каки тут сеялки-веялки? — И так всё будет хорошо. Или — что то же самое — никогда все равно уже не будет. Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.
        - Она мне сломала руку, — пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:
        - Че-то я забыл: ты у меня стажировалась? Она ответила устало:
        - Прости, но теперь я уже ничего не помню.
        - Тебе делали болевой на что, на голову?
        - Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.
        - Что не только?
        - Не только руки и ноги, но и вот это, — она приставила локоть к животу.
        - Тебе на эту руку делали болевой?
        - Да.
        - Значит прошла уже?
        - Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.
        - Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? — спросил секундант.
        - Давай, если разрешат, а я пока посужу.
        - Како посужу? Я был секундантом.
        - Ну, хорошо по… по… посмотрю просто. И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.
        - Это ты?
        - Нет. И знаешь почему?
        Глава 16
        Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:
        - Шекспир пошел по назначению. — И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома. Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:
        - Это может быть очередной схваткой.
        - Вряд ли, — сказал Нази. — Там, видите, и так уже очередь.
        - Я и говорю, что эти на очереди, — ответил остроумный Оди. А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:
        - Так можно делать?
        - Как? — спросила Агафья.
        - Ну, она же ж избила меня Шекспиром.
        - Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.
        - А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.
        - Вы уверены, что она с Альфы?
        - Вот и проверим, — ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было. Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей.
        Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:
        - Тогда я буду судьей. Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.
        - Я буду судьей, — сказала она, или пожалуйста, бой.
        - Это не чемпионат самой Альфы Центавра, — сказал один из судей за столом, — у нас только один ринг.
        - Я могу и без ринга. Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку. Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:
        - Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. — Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. — Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов. Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара — нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла.
        Кроме одного:
        - Так не делается. — Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:
        - Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:
        - Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. — Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.
        - Как угорели, — добавила она вслух, впрочем без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.
        - А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. — Вспомнить бы кто. Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:
        - Дзю До.
        - А мы умеем? — спросил Парик.
        - Я да, а ты — не знаю, — ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.
        - Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, — сказал Пархоменко, — ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.
        - Ну, тогда получи, — сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:
        - Очень больно. — Фекла, которую на самом деле звали О — Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет — удар в падении ногой по пяткам противника.
        - Судья, — сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, — почему судьи бьют подозреваемых?
        - В чем подозреваемых? — не понял Нази.
        - Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.
        - Дай попробовать пирожного, — попросил Нази, — а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.
        - Иди сюда.
        - Боюсь.
        - Почему?
        - Такая, как ты может и ударить ни за что.
        - Да ладно.
        - Точно. Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.
        - Бери, бери, — и когда он съел иво, улыбнулась.
        - Что?
        - Ничего, кофе, пожалуйста.
        - Это последнее?
        - Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:
        - На неделю хватит.
        - Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.
        - Фабричные? вы уверены.
        - Уверен ли я? Да.
        - На что спорим, что вы ошибаетесь?
        - На нашу победу.
        - Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?
        - Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.
        - Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?
        - Пойдем, проверим.
        - У меня здесь жених в реанимации.
        - Кто?
        - Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.
        - Может у нас общие интересы?
        - Да?
        - Да.
        - Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.
        - Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.
        - Я могу грохнуть тебя и здесь.
        - Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. — Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.
        - Да ладно, не заморачивайся. — И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой. Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой. Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:
        - Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.
        - Зачем ты меня душишь, амиго? — говорил ему Пархоменко.
        - У меня не хватает веса провести Удержание.
        - Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.
        - Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.
        - Да?
        - Да. Бейся по-честному.
        - Да?
        - Да. Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу. Оди за столом судей спросил:
        - А… это можно? — За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:
        - Будет, как новый, — старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.
        - Прости, прости, — сказала Агафья Учительница, — совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, — и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. — Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.
        - Я не разрешаю этот бросок, — сказал Оди, — не по правилам.
        - Я назначаю тебя моим заместителем, — сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.
        - Ты спутал, батя, — ответил Оди, — его назначь. — И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.
        - Он может не выжить.
        - Тем не менее, я настаиваю.
        - К сожалению, я тогда не знаю, что делать.
        - Хорошо кто-то может его подержать, — сказал Оди.
        - Кто все заняты, — ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.
        - Летающая тарелка! — закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:
        - Вот как надо! — Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:
        - Мирно жили. Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:
        - Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:
        - Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы. И… и они сбили эту Статую. Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.
        Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:
        - Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:
        - Тоже судьей, но на самом ринге. И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:
        - На самом деле я красный.
        - Кто выйдет против этого Геракла? — спросил Оди, — найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить? Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?
        А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:
        - Та ли эта дама, за которую выдает себя. — А если точнее, то как раз наоборот.
        - Я с ней, — сказал Одиссей, — и показал на Феклу.
        - Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.
        - Я буду с ним драться, — сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.
        - Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, — сказал Оди.
        - Что значит: больна?
        - И тем более, что значит: дорогая? — влез Катовский. — Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:
        - Будем биться за нее.
        - С тобой, — добавил Кот.
        - Я согласен, — сказал Оди, — если, разумеется, дама, не против.
        - Я против, я сама хочу набить ему морду. Мордашку, знаете ли, вот эту, — она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:
        - Если это не любовь, то что же это? Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся:
        - Ты почему меня не обняла при встрече, как…
        - Как Клеопатра Александра Македонского, — решил не падать духом Котовский. Тем более, что никто не знает точно, кто кого любил в детстве. Фекла задумалась.
        - Так это ты, что ли?
        - Кто? — решил просто так не сдаваться Одиссей. Тем более, они не помнили имени его первой жены: Пенелопы. Даже если ее никогда и не было, все равно надо было для приличия запомнить ее легендарное имя. Катовский, как хитрый нудист понял, что Одиссей его переигрывает в любовной интриге, поэтому схватил Феклу, и потащил к канатам, чтобы в дальнейшем преодолеть их, как заградительную колючую проволоку на подступе к позициям Белых на Турецкому Валу. Почему так страшно? Ему казалось, что взять их будет затруднительно. И точно, Одиссей не придумал на этот раз ничего хорошего, остроумно-заумного, а просто подставил ему Подножку. Ребята упали, и что самое замечательное:
        - Преодолели заграждение, пролетели под-над канатами — между вторым и третьим, а не по полу, как думали получится, большинство зрителей. Тогда Одиссей подумал, как их остановить теперь? Ну, чтобы это было не только умно, но и возможно. И он бросил в затылок наглому нудисту Бриллианат Сириус, который по пути к рингу забрал в корчащегося в муках Нази. Все упали.
        - Только бы попал не в нее! — крикнул из зала Дэн, который даже забыл, где теперь находится его невеста. А она была рядом. — Прости, я даже не заметил, когда ты вернулась.
        - Ладно, ладно, пока не отвлекайся, смотрим кино, это же ж очень интересно, почти, а точнее даже без почти:
        - Великолепная Семерка. Далее, Катовский утаскивает Феклу-Ольгу. Да, Катовский смог утащить упитанную Феклу. Как? Сейчас посмотрим. Он бросил Одиссея, также неожиданно, как Щепка главного судью Нази: прижал к себе, потом оттолкнул на подставленную уже ногу — Задняя Подножка. Дама посмотрела на него разочарованно.
        - Ты не Одиссей, — сказала она.
        - Нет, нет, подожди, ты просто меня не узнала. Он нарочно упал — почти нарочно — чтобы она получше узнала его, а вышло наоборот:
        - Одиссей никогда не должен проигрывать.
        - Но это неправильно, — сказал он, — ибо я слушаю, — он хотел сказать:
        - Богов, — но решил сказать правду:
        - Я слушаю Альфу Центавра.
        - С Альфы не могли приказать тебе падать от такого Гераклито, — она почти ласково потрепала Ката за ухо, и он полез с ней через канаты, точнее: через-под. Как обычно, ибо иначе с ринга не выйдешь, так сказать:
        - Заколдованный Квадрат.
        - Почему, непонятно? — сказал Оди.
        - Чего тебе еще не ясно? — сказал Кати, и добавил: — А то ведь я могу подойти.
        - С того света не возвращаются. И знаете, почему? У нас на Альфе Центавра был Круг.
        - Да ладно.
        - Точно.
        - Ничего особливого, — ответила Фекла, — у нас тоже был, и более того, даже сейчас есть, — и добавила: — В деревне.
        - Ах, так ты из деревни, что ли? — даже улыбнулся Катовский. — Я думал, ты здесь на продуктовой бале подъедался. — И добавил обидное:
        - Водила с Нижнего Тагила.
        - Пусть сыграет что-нибудь в подтверждение своих слов, — сказала Фекла, можно сказать, уже лежа между канатами.
        - Прости, но на роялях, даже на домашних пианинах я не умею, — сказал Оди.
        - А чего же тебе, трубу, что ли, дать большую? — заржал Кат.
        - Тока на баяне.
        - Да, пусть, — сказала Фекла, — думаю и на баяне ничего не получится.
        - Ладно, играй, эй! эни боди, подайте ему фисгармонию. И он спел, так сказать, что многие заплакали:
        - А поезд уходит в далека-а, скажем друг другу:
        - Прощай-й! — Если не встретимся — Вспомни!
        - Если приеду — Встречай! Одиссей уже хотел сложить инструмент, но многие не только из зала, но и раненые за рингом закричали:
        - Ишшо! Пажалста.
        - Помню тебя перед боем, в дыме разрывов грана-а-т-т.
        - Платье твое голубое-е, голос, улыбочку, взгляд.
        - Ишшо! — опять заорали не только некоторые, но и многие.
        - Много улыбок на свете, много чарующих гла-а-а-з-з.
        - Только такие, как эти в жизни встречаются — Раз! Он надеялся, что на этот Раз Фёкла, как смелая щука, сможет выбраться из сетей Ката, но она, как крикнула любовница Дэна Коллонтай:
        - Не смахгла! — Смех сменил минорную ситуацию на жестко мажорную, в том смысле, что:
        - Смело мы в бой пойдем, а потом умрем. — А конкретно:
        - Бой, бой, бой!
        Глава 17
        - Если Одиссей не хочет драться за свою любовь, можно я выйду? — спросила Коллонтай своего Дэна.
        - Так, естественно. Только зачем? — ответил генерал.
        - Знаешь, открою тебе тайну:
        - Мне всё равно: любить иль наслаждаться.
        - Вот так, значит?
        - Нет, я тебя спрашиваю:
        - Ты не против, если что?
        - Что?
        - Ну, если я ее выиграю, то мы можем потом продать ее Одиссею, как наш общий трофей.
        - Ничего не понял! — рявкнул Дэн.
        - Ответь просто:
        - Ты в доле?
        - Хорошо, да.
        - Тогда давай залог.
        - Сколько? Рублей двести хватит?
        - Лучше триста, и да: нет ли в долларах?
        - Прости, с собой нет.
        - Это плохо. И знаешь почему? Если нам придется отчаливать с острова Крым, то в Туркистане лучше иметь доллары или фунты их стерлингов.
        - Почему?
        - Рубли могут не взять на Тараканьих Бегах.
        - Мы будем играть на Тараканьих Бегах?
        - А почему нет?
        - Я думаю, это… э-э… бесчеловечно.
        - Тем не менее, это делается. И более того, не только в Турции, но и повсеместно.
        - Повсеместно, — повторил Дэн.
        - А ты, что таракан, что ли, что так заморачиваешься по этому поводу? — Кали удивленно посмотрела ему в лицо.
        - Нет, это только одна из моих Эманаций, — ответил Дэн. — Ты, кстати, в курсе, что такое Эманация?
        - Ну-у, это, собственно, и есть то, что мы видим. Он удивленно посмотрел на подругу:
        - Откуда ты знаешь? Ты с оттуда, с Альфы?
        - А ты забыл? Ты все забыл, осленок ты не оседланный, а ведь, как я тебя любила тогда. Ты помнишь, какой бар у меня был, какой бар, фантастика! Хеннесси, пожалуйста, Итальянский Вермут тоже был.
        Помнишь ты иногда давал мне на чай, заказывая для меня сто писят Мартини с маслиной? Вкус-сно, здесь так не делают.
        - Так ты на самом деле инопланетянка?
        - А ты думал?
        - Я всегда, нет, не всегда, но часто считал, что ты только прикидываешься Инопланетянкой, а так-то…
        - А так-то, приставлена ко мне шпионом.
        - Я тебе этого недоверия, наверное, уже не прощу никогда.
        - Да?
        - Да.
        - Тогда ответь все-таки на контрольный вопрос.
        - Я вас слушаю.
        - Назови мне Эманацию картины Ван Гога Лес Роулоттес.
        - Извольте, но… но есть, как здесь иногда говорят, одно но.
        Заплати сначала. И знаешь, почему? А потому, что ты может сам не знать ответа.
        - Сколько?
        - Сириус.
        - Во-первых, это слишком много, а во-вторых, у меня его нет.
        - Где он?
        - Бриллиант Сириус часто воруют, и я не знаю, где он сейчас.
        - Ты считаешь меня не достойной быть Доктором Зорге?
        - Он был…
        - Ты имеешь в виду, что он мужчина? Где это написано? Хорошо, считай меня тогда Абелем. Да ладно, не мучайся, для тебя я буду Элен Ромеч.
        - По забывчивости я могу приказать тебя расстрелять.
        - Это моя забота, а ты лучше помни, что моя ночь, а иногда даже час стоят пять тыщ баксов.
        - Я верю, что ты на это способна, но способен ли я, вот в чем вопрос. Хотя, понял, понял, за это и платят такие деньги некоторые американские президенты, что за ночь, и иногда даже за час, узнают о себе то, что никогда бы не смогли узнать самостоятельно. Наконец, Кали удалось выяснить, что у Дэна действительно есть Радар, настроенный на поиск Сириуса, но он:
        - Не переносной.
        - Как это? Танк, что ли?
        - Нет.
        - А что?
        - Не скажу, сначала ты.
        - Что я? Ах, я должна назвать имя того, чей Портрет находится на картине Ван Гога Лес Роулоттес.
        - Не совсем так.
        - Да, сама Картина — это портрет…
        - Ну!
        - Не могу. И знаешь почему? Это большая тайна.
        - Хочешь посмотреть мой пупок?
        - Пожалуй.
        Далее, это портрет Монтесумы, или Кецалькоатля?
        - Одно из двух можно?
        - Хотелось бы узнать точно.
        - Прости, но ты слишком много хочешь. Тебе все мне — ничего.
        - Говори, что ты хочешь?
        - Обвенчаться. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Я всегда должна носить тебя с собой.
        - Хорошо, я согласен, изволь.
        - Никаких — изволь, а встань на колени, и целуй мне колени, и проси стать твоей женой. Я спрошу:
        - А кто-ты, юноша?
        - И я скажу, что?
        - Ты скажешь, ведь я же ж:
        - Монтесума.
        - Ай! Ая-яй!
        - Что?
        - Хотел тебя спросить второе имя, но пупок запищал.
        - Это значит, что сигнал принят. Тут других вариантов нет.
        Далее, продолжение боя на ринге, где находятся Одиссей, Котовский и Ольга-Фёкла.
        - Мы уходим, — сказала Фекла.
        - Нет, нет, пажался, не уходи, я умоляю, — сказал Оди.
        - Не видно, что ты умоляешь, — повернулся Кат. Оди встал на колени, и изобразил лицо вампира, понимающего, что пил кровь, а не надо было.
        - Что, больше не будешь? — спросила Фе.
        - Так естественно.
        - Я, между прочим, спрашивала не просто так, а про любовь. Более того, про большую, большую любовь ко мне, — с ужасом ответила она, понимая, что Оди нечаянно, не нарочно, но отказался от нее в пользу конкурента Котовского. А ведь тому по барабану, кого иметь. Лишь бы наслаждаться. Хотя, может быть, и не в этом случае. Может быть, Катовский и хотел ее, но в тайне от себя, потому что не знал еще, как подобраться поближе к:
        - Дочке Камергера. — Да, вот так бывает:
        - Вроде телятница только, но уже по походке и по лицу видно:
        - А не стукачок ли ты, мил человек. — Прошу прощенья, это из последующих материалов, а пока, что:
        - Дама из царской прислуги. — Пусть и не нашей, а только Украинской. Дак ведь, как говорят многие, хотя пока еще только некоторые:
        - Всё наше. — Извольте, извольте, но мы сдаваться не будем, ибо, ибо:
        - Не для того сюда прилетели. — Считайте нас Варягами.
        - А вот это не хотите? — как раз спросил Оди, и хлопнул одной рукой по сгибу локтя другой.
        - Мама! — крикнули не только из зала, но и раненые бойцы за рингом. В том смысле:
        - Неужели это не мешает в бойбе и боксе, а тем более думать? Кали как раз сказала Дэну:
        - Они не понимают, что делу час, а потехе время.
        - Наоборот.
        - Почему? Но тут Оди всё-таки начал драться с Катиком, а Фекла со вздохом согласилась их судить. Оди несколько раз упал, на что Фекла сказала:
        - Ты, че, в натуре, хочешь разыграть Похищение Европы? Действительно, зачем ее взяли. Татары вот не захотели попадаться на эту приманку. Ибо:
        - Ведь все равно же ж трахнут. — А потом расхлебывай:
        - Никто не хочет быть Простым Человеком — дайте бизнес. А какой бизнес в степи, так только если тушканчиков разводить, но кому они нужны? Где найти того Спинозу, который докажет, что они очень вкусные, или что их можно с успехом использовать вместо тараканов в любимых эмигрантами бегах. К тому же при цивилизации коней куда девать? Тем более, что среди них могут быть Кентавры, так и непонятые после исчезновения Древности. Вот эта породистая телка, лошадь, можно сказать, считала себя:
        - Кентавром. — Она с иронией древнего человека наблюдала возню Оди и Котика, как кричали некоторые доброжелательницы будущего Командарма Зеленых. В частности Агафья, хотя и любила другого. Она считала, что если уж судьба посадила ее за один судейский стол с Оди и Нази, то их и надо брать, зачем размениваться на других, тем более, они сначала прикидываются плохими, а потом оказывается, что есть нечто еще более худшее. Хороших-то ведь днем с огнем еще поискать. И, следовательно, если уж брать, то тех, кто ближе, кто уже, так сказать:
        - Попался. — А это были Амер-Низи и Одиссей. — Амер до сих пор еще не очухался после элементарной, но неожиданной Задней Подножки Артистки Щепки, а Одиссей — вот он бьется с легендарным Катовским.
        Зачем он этой Фекле? С такой рожей надо какого-нибудь Пиратора искать.
        - Чего? — перегнулась через перила, в том смысле, что канаты ринга, и спросила Фекла.
        - Я грю: иди сюды.
        - Зачем?
        - Дак, по морде дам, — спокойно сказала Агафья Учительница и по совместительству бывшая жена Махно, мечтавшего, между прочим, стать золотопромышленником. Как говорится:
        - Я очень люблю золото. — И готов стоять за ним в магазин Для Новобрачных, если дают иво без тугаментов о будущей женитьбе. Тем более, если оно Белое. Ибо:
        - Я очень люблю Белое Золото. — Почти, как Белое Солнце, в том смысле, что наоборот.
        - Я не поняла, ты чё, просишь, что ли?
        - Можно сказать и так.
        - Но я сейчас сужу, мне некогда.
        - Че их судить, сами разберутся.
        - Это да, но хочется всё сделать по Пушкину, чинно и благородно.
        - А именно?
        - По правилам искусства.
        - Ладно, — Агафья взяла чей-то валявшийся рядом ботинок одной из знаменитых фирм Запада, и бросила его в Феклу.
        - Послушайте, э-э, Аги, — один парень приподнялся на локте, — не мешайте судье, пожалуйста.
        - Ты кто такой? — спросила Агафья, — что вмешиваешься в разговор еще живых людей, Ино, что ли?
        - Что значит, Ино?
        - Инопланетянин, или это слово тебе неизвестно?
        - Я на самом деле Инопланетянин.
        - Почему тогда ты проиграл, и валяешься здесь, как скотина?
        - Я не ожидал…
        - А-а! думал о благородных намерениях.
        - Да, я Белый.
        - И не сможешь меня ударить, так как я женщина?
        - Не знаю, думаю…
        - Поменьше думай, милок, давай попробуем лучше. И они встали.
        - А то у меня ноги чешутся, бросить кого-нибудь куда-нибудь подальше, — сказала Аги, и добавила: — Была тут у меня одна должница да скрылась куда-то.
        - Как ее звали?
        - Артистка.
        - Она ушла в буфет.
        - Опять за пирожными?
        - Скорее всего, за пивом.
        - Разве можно пить пиво после пирожных с чаем и кофием?
        - Она их никогда не совмещает, а наоборот: когда одно наскучит — занимается другим.
        - Я не понимаю, как она могла пройти в зал — нам путь туда заказан.
        - Почему?
        - Как написано в Библии, когда там тоже попросили:
        - Хотя бы поесть, — точнее, наоборот:
        - Хотя бы попить!
        - Нельзя, сказано же.
        - Я сам приду.
        - Ни нам к вам, ни вам к нам ни-ни, нельзя. — Партер и кресла может сколько хочешь кипеть, но только в другом котле страстей. На сцену их всё равно не пустят.
        - Не думаю, что вы правы. И знаете почему? Кто был уже в зрительно зале, та в следующий раз будет выступать на ринге.
        - Проверим.
        - Проверяй. Они взяли друг друга за отвороты. Что означало: только Дзюдо и никакого Бокса. Ну, если всё по-честному. А так-то, конечно, можно и Дэмет провести, если по-настоящему разозлиться. Агафья любила делать Подхват под Неопорную ногу: сначала надо постучать по опорной ноге, чтобы вся тяжесть тела перевалилась на неопорную, и потом именно ее зацепить и поднять, как очередную квартирную панель с помощью башенного крана. Только не равномерно и прямолинейно, а наоборот:
        - Всё быстрее и быстрее, — а в конце вообще:
        - Молниеносно. — Так сказать:
        - Еще свет она может захватить, а вот звук так и не сможет долететь до уха. — Ибо, ибо, оно будет уже в партере, прижато к татами. И чисто его провела. Но Ко поднялся, и сказал, что:
        - Я просто проверял тебя.
        - Так, а что мне сделать, чтобы ты признал себя побежденным, голову оторвать, что ли?
        - Лучше руку, — пошутил Колчак. И она тут же пошла на болевой из Стойки. Но Ко, хотя и был еще слегка контужен, сделал шаг назад. Но не новичка хотел обмануть, Аги смогла ударить его задом в грудь, и села на шею. Парень растерялся, так как увидел свою Щепку, возвращавшуюся с пирожными — фантастика, я думал на самом деле будет пиво, хотя бы Двойное Золотое — и на этот раз с пол-литровой банкой чая на подносе, и закрытой еще одним маленьким подносиком. Некоторые даже восхищались:
        - Наверное, будет показывать цирковой номер. А Колчак тем более испугался:
        - Еще можно защитить просто девушку, даму с веером, но с такими конструкциями, да еще наполненными кипятком — катастрофа:
        - Кто-то может сильно пострадать, даже остаться инвалидом. И точно Щепка встала, как замороженная. А уже была у самого ринга, но еще не поднялась полностью по лесенке, ведущей на сцену, где был разбит Ринг. В том смысле, что наоборот: установлен. Но она и отсюда уже видела Агафью, сидящую на шее ее жениха. Если она правильно помнит, они еще не венчались. Да, такой был стресс, что она точно уже не могла сказать:
        - Было или нет? — Ни золота, ни бриллиантов в виде свадебных подарков она не помнила. И даже крикнула на весь зал с предпоследнего — до сцены — Зиккурата:
        - Где мои свадьбашные драгоценности? — Многие дрогнули. Даже Одиссей и Котовский отпустили свои захваты. Фёкла неожиданно для самой себя перепрыгнула через канаты, и пошла к Щепке, чтобы помочь с приношением чайных принадлежностей. Но не смогла это сделать, ибо расстроенная видением Ко с Аги на шее, Артистка Щепкина-Куперник дрогнула при резком движении Феклы, которая показалась ей Кентавром.
        - Только не бросай в меня горячим чаем, — быстро сказала Фекла.
        - Тогда отойди на пять шагов.
        - Я Фекла, ты что, не помнишь? Ну бал в Крыму, в нашей резиденции, ты и я в одной комнате.
        - Ну, ты была мужчиной?
        - Я была кавалергардом в зеленом мундире со шпорами.
        - Прости, но я тебе не верю. Более того, я должна идти, ибо мой жених совсем заврался, и посадил за мое тридцатиминутное отсутствие себе на шею еще одну лошадь. — И она попросила Феклу освободить Зиккурат.
        - Нет, — ответила Камергерша, — я не допущу, чтобы вас добила эта Училка Агафья. А Колчак? куда он денется? Одна больше — одна меньше, пусть развлекается.
        - Вы предлагаете, чтобы он трахнул эту скотницу на моих глазах?
        - Это просто борьба, — ответила Фекла, и сама удивилась своей настойчивости.
        Далее, бой Феклы с Щепкой. Кот с Оди на ринге, а Ко с Аги за рингом.
        Чай Щепка смогла удержать — наверное от страха, что можно сильно обжечься — чай в банке, но пирожные упали на землю, на дощатый пол злосчастной сцены. Она поставила чай, встала на колени, и заплакала над ранеными пирожными, приговаривая:
        - Золотые мои, хорошие, вкусные. — И добавила: — Я убью эту падлу, которая спровоцирована наш космический корабль на аварийное приземление на этой пыльной сцене, я за вас отомщу. — Одно она всё-таки съела, сделала пару глотков чаю, и сказала: — Вот посмотрите, — и она, не поднимаясь, сделала быстрый полукруг левой ногой.
        Глава 18
        Фекла упала, но все же смогла среагировать на подползающую Щепку: ударила ногой в лицо. Котовский уставился на них, как на вышедший ему в тыл отряд генерала Дроздовского, который, кстати, находился сейчас в неизвестном направлении. Оди не посчитал зазорным воспользоваться этой паузой, зашел сам в тыл, и взял его большую бритую голову в тот же самый захват, которым Брюс Ли взял Чака Норриса, правда, когда уже сломал ему ногу. И следовательно, взял, чтобы свернуть, иначе будет только мучиться.
        - Так не делается, слышь ты, амиго? — Котовский покрутил башкой, но она оказалась зажатой в натуральные железные тиски. Кот попытался провести Зацеп Изнутри, но после нескольких попыток понял, что:
        - Лучше не надо, ибо это только поможет шее сломаться.
        - Ну, че ты хочешь, а? — спросил Кот. Почему иногда пишется Кот, а порой Кат? Простой ответ:
        - В разных Санскритах — разное произношение. — Кто приходит:
        - Тому и отвечаем. — Но в принципе все понимают, но не как русские украинцев, а намного лучше, конечно, и можно считать это Суржиком, который понятен всем.
        - Ты знаешь, какая у меня специальность?
        - Нет, какая?
        - Троянский Конь, слышал?
        - Нет.
        - Тем лучше.
        - Чем тем?
        - Попадешься как-нибудь еще раз. А сейчас, если хочешь расплатиться, иди и помоги во-о-он той даме.
        - Какой именно, они обе ничего.
        - Той, которая больше похожа на породистую скаковую лошадь.
        - Это вон та маленькая, Кувырок?
        - Наоборот.
        - Почему? Я бы взял другую.
        - Это понятно, ты же плебей.
        - Плебей? Это мне нравится: пле-бей. — И Котовский смог ударить локтем. Одиссей вытер кровь с лица и пожалел, что на время ослабил захват. Он бросил Котовского на арену, не снимая с его головы намордник, сделанный из захвата Брюса Ли. Впрочем, этот захват часто проводил и Чак Норрис, поэтому будем говорить просто:
        - Захват из борьбы, представляющей собой смесь Бойбы и Бокса, или короче:
        - Ка-ра-тэ.
        - Ладно, ладно, я согласен, повтори, пожалуйста, чего ты хочешь?
        - Придется вспомнить.
        - Нет могу, честно.
        - Помоги Фекле.
        - А! это-то я помню, но просто не вижу смысла: она и так сильнее.
        - Не в данной ситуации. Ты вот тоже сильнее меня, а ползаешь здесь, как уж перед орлом, извиваясь. Я даже буду с тобой еще более честен.
        - А именно?
        - Если ты обидишь Щепку, или, как ты ее назвал, Кувырок, придется потом драться во-о-он с тем мужиком.
        - С каким, с тем? Так он уже занят бывшей женой Майно. Но я охотно приму твое предложение, друг, ибо — это Ко — Колчак в простонародии. И знаешь почему? Мне гадалка сказала, что на Юге я одержу победу над Инопланетянином Колчаком.
        - А не нагадала, что потом проиграешь на Севере? Точнее, на Востоке, в Сибири?
        - Не думаю. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Я туда никогда не поеду. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Там холодно, а я очень люблю тепло, не меньше, пожалуй, чем золото. И Котовский пошел, и избил маленькую-махотку, миниатюрную переводчицу Шекспира, и очень сексуальную Щепкину-Куперник, внучку легендарного артиста Щепкина.
        - И главное: было бы за что! — Это не я сказал. Фекла. И она попросила Котовского подойти поближе.
        - Да? — уже немного устало сказал Кат.
        - Ты зачем ее избил?
        - Честно?
        - Разумеется.
        - Меня попросили. Даже не спрашивайте, кто, хотя и так ясно, что рядом больше никого нет, кроме мотающегося по рингу Одиссея. — Он попросил меня избить вас, но я подумал, что лучше проведу этой Щепке-Кувырку Переднюю Подножку — пусть полежит на Зиккурате для жертвоприношений.
        - Вы хотели сказать: под зиккуратом?
        - Думаю меня эти тонкости не интересуют: сцена — зиккурат или ринг. Он же ж находится все равно на сцене.
        - Хотите отстоять свое право?
        - Не понял, какое еще мое право? — поморщился Котовский. — Впрочем, извольте, пусть потом этот, — он кивнул занимающегося мас… прошу прощенья, правильно будет:
        - Медитацией Оди, — заказывает вам катающуюся коляску, говорят есть уже такие: с мотором.
        - Ну. ОК, с мотором — так с мотором, — сказала Фекла, — я тебе тоже отплачу добром:
        - Любишь драться — люби кататься. — И тут же пошла на тот же прием, что провел Котовский Щепке, которой нигде не было, так как она влетела Под ринг, сломав все ограждения. Но Котовский смог удержать Феклу, хотя и увлекся этим. Фекла перешла на Заднюю Подножку, но и здесь она встретила телеграфный столб: он так напряг ногу, что казалось она из чистого цемента. Фекла решила, что чашу из цемента можно разбить. Не переставая давить вперед — в том смысле, что назад, если смотреть со стороны Котовского — она другой, левой ногой, ударила его по яйцам. Не совсем, но почти. Удар был не очень сильный, так как Котовский практически висел уже в воздухе. Но точный:
        - Нохги, нохги! — запричитал Кот, — пошли в разные стороны: на шпагат. А он его делать не умел. Пока его не разорвало напополам, Фекла предложила компромисс:
        - Будешь работать на меня — тогда спасу. Он быстро закивал головой. Она встала раком, и Кот облегченно сел на нее. В том смысле, что на:
        - Подставленную ей ему спину. Одиссей уже смотрел этот бой, и сейчас подпер голову рукой, пытаясь понять:
        - Это уже секс, или хотя бы подготовка иво, или так просто:
        - Чисто борьба за существование.
        - Нет, нет, — решил он, — такого: Полного Контакта допускать нельзя ни в коем случае. Но пока еще продолжал стоять на ринге.
        В Конец: Колчака повели к берегу реки Ушаковки — притоку Ангары, и Ольга сказала, что:
        - Пойдет вместе с ним.
        - Его расстреляют, — сказал Фрай. Она посмотрела в свинцовое небо.
        - Нас спасет Космический Корабль с Альфа Центавры.
        - Нет, — сказал Вильям Фрай. И добавил:
        - И знаешь почему?
        - Можешь сказать, я послушаю.
        - Корабль может и прилетит, но вы не сможете войти в него, ибо вы уже изменились.
        - Да? Как изменились?
        - Вы взяли в руки Кольты и даже Маузеры, а войти в этот Образ Великолепной Семерки могут только жители Земли. Но вы, разумеется, остались Альфовцами, но только потеряли одну свою часть.
        - И это? — улыбнулась Ольга.
        - Это возможность Контакта с КК. — А я надеялась улететь отсюда далеко-далеко. Как в песне:
        - А поезд уходит в Далека! Скажем друг другу Прощай! Если не встретимся Вспомни! Если приеду Встречай!
        - Вас уже никто не встретит на мосту. И знаете почему?
        - Почему?
        - Я уже сказал почему: вы сожгли мосты между Землей и Альфой.
        - Да?
        - Да.
        - Я могу подумать?
        - Нет. К сожалению, но нет.
        - Тогда расстреляйте меня вместе с ним.
        - ОК, вы сказали. Не надейтесь на чудо.
        - Да, хотелось бы, но нет — так нет. Мы умрем вместе. И знаете почему?
        - Почему?
        - Я иво люблю.
        - Я бы тоже вас любил не меньше.
        - Тогда спасите нас.
        - Но не настолько, чтобы меня расстреляли вместо вас.
        - Я вы думаете, что вас так и так не убьют?
        - Но не сейчас же на заснеженном берегу этой маленькой речки, под темным облачным небом.
        - Вы знаете, зачем здесь облака?
        - Зачем?
        - Вы читали хоть когда-нибудь Бродского?
        - Скорее нет, чем да. Люблю только Аппассионату. Оп-па, Оп-па, Оп-пассионата.
        - Это к кому относится? — спросила Ольга.
        - К вашему Ученому, Первооткрывателю, взявшемуся не за своё дело.
        Он только Пассионарий без оп-пы.
        - Оп-пы, — повторила Фекла, имея в виду свое земное имя. — Вот из ит Оп-па? Вы нас отправите в Америку, или в Европу?
        - Почему вы так решили?
        - Все так говорят:
        - Оп-па, оп-па — Америка, так сказать, и Европа вместе взятые.
        - Чё-то вы меня совсем запутали, — сказал Фрай. — И знаете почему?
        - Почему?
        - Вы не слышали залпов нашего расстрельного батальона.
        - Для этого дела нужен целый батальон?
        - Нет, это редко когда, только для вас, если пожелаете, а так как, я знал, что вы пожелаете, то и приготовил вам этот сюрпрайз: весь расстрельный батальон. Обычно хватает одного взвода, даже полувзвода.
        - Нет, нет, мне Бродский пришлет Облака и мы улетим отсюда. И знаете почему?
        - Почему?
        - Так умирать не хочется. Как бы мы счастливо жили, если бы здесь была…
        - Америка.
        - Нет, не думаю. Если бы здесь была Россия.
        - Мы и так в России.
        - Нет, нет, вы ошибаетесь, милейший Фрай, это не главный тракт, а слепая кишка, аппендикс.
        - Да, — согласился он, — отсюда только один выход — операция.
        - Вы это знали заранее. Она сняла батистовое платье и встала в белом рядом с Колчаком. Он был в генеральском мундире.
        - Ты не хочешь раздеться, милый друг? — спросила она.
        - Здесь Это делать нельзя, — ответил Верховный.
        - Почему?
        - Это не кино, а они же ж смотреть будут.
        - И?
        - Боюсь сорваться. Ибо я расстроен поражением.
        - Так ты имеешь в виду, что мы должны трахаться? — удивилась Фекла-Ольга.
        - А ты?
        - Я думала, нас просто расстреляют и всё. Пока все, продолжение следует. Замечание: Не Фекла должна здесь быть, а Щепка. Фекла с Врангелем.
        Аги за рингом хотела добить развалившего Ко, но он поднимал ноги вверх и не давал ей подойти ближе.
        - Вставай.
        - Нет.
        - Потому что лежать нельзя.
        - Где это написано?
        - Вы вообще в курсе, что я учительница?
        - Да, слышал, слышал. Но! Не верю. Скажи что-нибудь умное, тогда я встану. Не мозес?
        - Что бы сказать такое, чтобы ты прекратил относиться ко мне несерьезно? Фекла держала на спине разъехавшегося Котовского. Но увидела эту сцену:
        - Колчак на спине с поднятыми лапками, и перед ним, как воинственная Артемида, Аги. И странно: подумала, что это ее мужик, на Колчака. Ибо Оди и видно не было. Он один сидел на ринге, пил кофе с сыром, и смотрел:
        - В обратную сторону, туда, за сцену, и думал: что там может быть? Фекла бросила Котовского на произвол судьбы. Она тихонько подкралась к Колчаку, обошла его, и предстала перед Аги, как лист перед травой, что значит:
        - Неожиданно. — Да, вот так бывает, люди сосредоточены на чем-то своем, а тут как тут: кто-то третий.
        - Ты чё?
        - А тебе какое дело?
        - Это мой мужик.
        - Твой, впервые слышу.
        - Я могу и напомнить.
        - Ну-у, что ж: я звала тебя и рада, что вижу, — сказала бывшая жена Махно Агафья, забывшей кто ее муж Фекле. И тут же бросила Подхватом. Но Фекла была к этому готова, и упала на татами уже с удушающим захватом. Аги хотела сказать:
        - Ах, ты стерва Камергерская — задушу! Но не смогла. Фекла-Ольга редко применяла этот прием Тигра, тигра не каратистского, когда нападают, преображая руку в коготь тигра, а настоящего, хитрого подлеца, когда он сознательно притворяется слабым, немощным додиком и лежит, подняв лапки кверху. Возможно, и Колчак в это в время уже севший в позу лотоса, тоже думал прикинуться уставшим от жизни человеком, которого можно взять голыми руками. Имеется в виду:
        - Без размышлений о Хлопке Одной Ладонью. — Но, думаю, не в этот раз. Думаю, просто заигрался, и теперь скорее всего и он получит по рогам.
        - Всё, всё, всё! — закричал с ринга Оди, и даже уронил один маленький кусочек сыра, который держал во рту.
        - Вот именно, что всё, — сказала… сказала Щепка, которая очухалась, и ползком достигла места, где сидел в позе Лотоса ее жених Ко, она хотела сказать ему всё, а именно:
        - Почему он позволил избить ее всем, кому не лень, а? Тут и Фекла вспомнила, что Колчак, скорее всего, не ее мужик, а оглянулась на приунывшего Одиссея. И тут разлился и второй свисток, свидетельствующий о… нет, не об окончании всех боев и подсчете ставок, а наоборот:
        - Это последний бой!
        - Кто победит — тот забирает Бриллиант Сириус и вместе с ним и город Царицын. — Это всё сказал, наконец, очухавшийся Нази. И добавил на возглас:
        - Независимо от того, на кого больше будет ставок:
        - Да, но второй вопрос насчет ставок можете не задавать, ибо находится в секрете. Бой между Щепкой и столкнувшейся с ней в последний момент Феклой уже начался, когда из зала крикнула Коллонтай:
        - А нас нет денег на ставки.
        - Кто это сказал? — рявкнул Фрай, который раньше был судьей, даже не судьей на ринге, а был простым опахальщиком, секундантом.
        - А теперь? — спросила Кали.
        - Что, а теперь?
        - Ху а ю?
        - Ах, это, называй меня просто пока что: главный судья соревнований.
        - Непонятно, откуда берутся такие карьеры, — пробурчал сидящий с ней Дэн. Тем не менее, Фрай посадил на Своё место Главного Судьи опять этого дохлого Амер-Нази, а он в свою очередь опять взял Аги и Оди.
        Почему? Он просто начисто забыл, с какой стати взял их в первый раз.
        А смысл был:
        - Они представляли разные круги интересов. — Сейчас-то можно было бы под шумок взять только своих. Да только:
        - Кто они, свои-то? — Ужас! Ибо каждый понимает:
        - Я бы запомнил. И… и Фрай начал раздавать людям деньги.
        - За что, родной? — спросил, как убогий, по своему обыкновению Котовский.
        - На ставки, на ставки, бери пока дают, — рявкнул Фрай, прикрывая пачки бабла крышкой чемодана.
        - Дайте мне фунтами.
        - Зачем?
        - Хочу, знаете ли, опосля вернуться на родину.
        - Так ты оттуда? — спросил с испугом Фрай, ибо рассчитывал на Котовского в своих делах.
        - Откуда? Вилли, не поднимая головы, кивнул на потолок.
        - С потолка?
        - Да с какого потолка, с Альфы, я имею в виду, и ее Центавры?
        - Прощеньица просим, но мы с Пикадили.
        - Из Ландона?! Из самого, али из Пригорода?
        - Да, лушче из Пригорода. И знаете почему? Называйте меня просто:
        - Граф Кентский.
        - А не боишься, что будешь первым.
        - Куды?
        - Дак, расстреляем ко всем чертям — вот и всё.
        Глава 19
        - Нет.
        - Почему?
        - Дак, знаете, чай, наверное: сбехгу.
        - Куда?
        - Сказал же: в Ландон. Я оттуда. Фрай махнул рукой и выдал этому олуху царя небесного двадцать фунтов стерлингов.
        - Больше нельзя.
        - Да иди ты отсюда! — толкнула его Кали, и попросила Фрая:
        - Тоже, дайте мне, пожалуйста.
        - А вам какими? — спросил Фрай, вытирая пот со лба.
        - Датскими э-э там что у нас? Кроны? Тогда кронами.
        - Берете?
        - А Шведские Тройки тоже там? — поинтересовалась леди. — Ну, чтобы и то, так сказать, и другое было вместе.
        - Если вы будете вести такие переговоры с каждым Роллс Ройс нам никогда не достанется, — сказал Василий Иванович. Но сам на всякий случай запомнил, как надо вести дела-то.
        - Ладно, ладно, ухожу, но мне дайте и на мужа, он генерал, иму, пажалста, двойную порцию, и этими, такими зелеными, как листья в утреннем майском саду.
        - Дайте ей майскими жуками! — рявкнул недовольно Пархоменко. Но она ему только улыбнулась. Фантастика, а нас бы за такие слова обозвали грубым словом:
        - Дурак.
        Далее, оказывается, что с победителем уходят только те, кто на него ставил!
        - А против — значит против. — Вот так-то ребята. Как говорится:
        - Жаль, что мы не знали.
        Кали никому не изменяла, но иногда забывала, с кем была намедни, а порой и вчера, хотя ей казалось:
        - Нет, нет, она помнит, но! Но не хочет думать о плохом.
        - Так разве плохо было? — спросил ее Василий Иванович.
        - Прошу прощенья?
        - Это я, ты чё, забыла?
        - Если бы это был ты, я бы тебя вообще не запомнила. Впрочем, ладно, если ты так беспрецедентно набиваешься, возьми с собой еще Пархоменко.
        - Ты меня не помнишь?
        - Ты кто?
        - Тебя сюда кто пропускал?
        - Куда сюда?
        - Я хговорю: тебя в Кремль я пропускал?
        - У тебя… в том смысле, что ты стоишь во всех местах, я не поняла?
        - Где и где? Прости, может это и так, как ты говоришь, а я просто забыл про свой левый канал.
        - Ты сказал:
        - У меня стоит не только здесь, но и в Кремле.
        - Это слишком вольный перевод.
        - Почему?
        - Потому мы что находимся в Кремле. Или тебя при входе не стучали лбом о Царь Колокол?
        - Правда? Я почему-то этого не помню. Нет, помню, конечно, но кажется забыла. Пархоменко — точно!
        - Я не…
        - Пожалуйста, не забывай, что я прошу тебя уже второй раз:
        - Возьми с собой и его.
        - Кого? Коллонтай остановилась, посмотрела влюбленными глазами на Чапаева, и спросила:
        - Ты не Ротшильд?
        - Нет.
        - И не его брат?
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому что его брата мы расстреляли намедни, а сам успел сбежать в Америку, не без помощи нашего э-э Американца, — он кивнул на Амер-Нази за судейский столом.
        - Я имею в виду со-о-овсем-м друго-о-е. А именно: если ты не Ротшильд, и более того, даже не его брат, то слушай, что я тебе говорю, и забудь о своих мыслях до ночи:
        - Ибо вот тогда ты будешь думать, как дотянуть до утра. Кстати он тебе сколько дал?
        - Пятьдесят.
        - Давай их сюда.
        - На.
        - Это что?
        - Японские йэны.
        - В энах это слишком незначительная сумма, чтобы ты был в нашем деле.
        - Хорошо, я сейчас попрошу у него еще.
        - Не надо.
        - Почему?
        - Я тебе точно говорю: отдашь и эти. Оставь их у меня, возможно, удастся, поставить их, как фунты стерлингов, или как зеленые. Я знаю способ. Иди за Васькой.
        - Я Васька-то.
        - Ну-у, я думаю, не всегда надо называть себя одним и тем же именем, иначе долго не проживешь — грохнут.
        - Хорошо, я позову Сашку.
        - Зови тогда и Машку.
        - Машку, — повторил Василий Иванович. — Чего-то я такого не помню. Ах, вспомнил, вспомнил — Кувырок. Щас-с! Хотя, как я ее позову, она уже на ринге, и кажется, заканчивается первый раунд. Кувырок провела Фекле Переднюю Подножку, и сказала:
        - Оди тебя отвлекал?
        - Ты сама видела, — ответила Фекла, и добавила: — Давай пэрэ.
        - Перебросим, в смысле? И знаешь что? Нет.
        Одиссей за судейским столом сказал, подергав Нази за рукав:
        - Это из-за меня, надо пэрэ.
        - Ты вот также и в Царицыне будешь говорить после расстрела конной атаки:
        - А давай снова! — И понятно, получишь логичный ответ:
        - Как? Коней уже нет, сам поскачешь в Пэрэ? — сказала Аги с другой стороны стола.
        - Или вообще сядь под стол, — ухмыльнулся Амер-Нази и толкнул Аги под локоть.
        - Ты чё, я пишу!
        - Пэрэ.
        - Да? Когда? В общем, считай, что пригласил меня на ночь.
        - Только если в стоге сена.
        - Где?
        - Где-то на подступах к Царицыну.
        - Ну, ОК, ОК, я на всё согласна. При условии, что бежать будем вместе.
        - Куда?
        - В Америку в естественный ход событий, и Фекла предложила перемирие, она спросила:
        - Ты за кого, за Зеленых, аль за Белых, Альфовцев?
        - А ты?
        - Дак, естественно, я же ж из Центральной Альфы.
        - Никакой Центральной Альфы не бывает. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Не скажу, потому что я из Альфы Центавры.
        - Ты?! Ты Кувырок, там такие звери не водятся.
        - Да? А хочешь я тебя прямо сейчас здесь трахну?
        - Давай. Щепка хотела перехватить Захват с куртки на ногу, но Фекла тут же отбросила ее в сторону. И тут как раз появился с небытия Лёва Задов, судья этого поединка, а в зеленом и белом углах встали секунданты.
        - Бокс! — негромко рявкнул он.
        - Так чё мы теперь будем, один раунд заниматься бойбой, а другой боксом? — спросила, нехотя поднимаясь Щепка, и добавила:
        - Авось еще в футбол сыграем?
        - Если бы была ограждающая сетка, то и в футбол сыграли бы, — сказал Фрай, который неожиданно для некоторых опять встал в позу секунданта.
        - Ты опять замаскировался? — спросила его со своего места Кали.
        - Кто, я? — Фрай показал пальцем, но не на себя, а на секунданта с другой стороны. И неожиданно если не для всех, то для многих, за спиной Феклы встал Дэн, муж, если верить ему, и жених, если верить Щепке.
        Когда начали принимать ставки на бокс Кали решила поставить Васькины эны — как она выразилась — как фунты стерлингов, и решила в случае чего уговорить букмекера, принять их:
        - Пусть, как фунты.
        - Просто фунты, — так и сказала она Оди, которого Амер-Нази назначил принимать ставки, несмотря на то, что из зала неоднократно звучали недовольные выкрики:
        - Разве так можно делать? — И более того:
        - Так не делается. Но Оди хотя и понимал, что нельзя разводить коррупцию, что переводится как противоположность высказыванию Джеймса Бонда:
        - Смешать, и ни в коем случае не взбалтывать, — как:
        - Совмещение приятного с полезным, — он все же решил пойти на это, ибо:
        - Кто лучше, если не я? — Правильно. Но из-за этого вынужден был сдаться под принципиальным взглядом Кали, хотя и решил показать, что отлично разбирается в валюте, и так и спросил без тени сомнения в голосе:
        - Небось, хговорю: не доллары?
        - Вы очень проницательны, сударь, именно не доллары, а настоящие фунты стерлингов.
        - Вот эти? — Оди приподнял и опустил банкноты, сделанные из йен.
        Они веером рассыпались вокруг, а некоторые даже упали на пол.
        - Вы посмотрите на него! — сначала рявкнула, потом возопила Кали, — он относится ко мне, как ко всем, что значит, как к дерьму. А ведь жил со мной, как настоящий муж больше года. Как вы считаете — это правильно? Так можно делать, если человек порядошный? Оди замахал руками:
        - Ты что, я мог этого не помнить.
        - Забыв? — крикнул Котовский. И многие его поддержали, некоторые даже разноголосицей смеха. Оди разозлился и рявкнул:
        - Я просто хотел культурно обойтись с дамой, но теперь вижу, не получится, поэтому выражаюсь фигурально:
        - Не было ничего!
        - Точно?
        - Да.
        - Нет, точно, точно?
        - Абсолютно.
        - Не клянись, как говорится, — сказал Колчак, который наблюдал за свой Щепкой, стоя у ринга со стороны сцены. Как бойцу, глубоко травмированному многими событиями этого дня, ему было разрешено это, несмотря на то, что этот парень не занимал должностей среди электората сцены. Вопрос: кто был их водителем того лондонского такси, в котором они ехали? Так вот Фрай, как местный Копьетрясов ответил на этот вопрос по-шекспировски:
        - Дак, Сцена, естественно. И тут же эта сакраментальная истина подтвердилась:
        - Я — Коллонтай, — сказала, слегка смутившись леди.
        - Рипит ит, плииз, — вежливо ответил Оди.
        - Не понимает, — Кали покрутила у виска, и потом погрозила этом же пальцем залу:
        - Мол, подождите аплодировать, я сама скажу, когда надо будет визжать и плакать. Этеньшен:
        - Я — Калипсо. Зал затих, а Одиссей вспомнил всё. Даже сам не думал, что так бывает. И начал отсчитывать ей фишки за йэны, как за фунты, и более того, стерлингов. Хотел, правда, возразить, когда она подсунула ему и свои доллары, как фунты, но зал как раз по ее сигналу:
        - Несколько Па из Кордебалета, — завизжал и некоторые даже действительно заплакали:
        - Отдал всё, что она попросила, и даже более того, положил подвернувшийся под руку Бриллиант Сириус. Откуда он был здесь? Дело в том, что Амер-Нази не в силах терпеть того простого факта, что на службе у этого непонятного Фрая, не мог нигде применить своих интерактивных, или как он говорил просто:
        - Предпринимательских способностей, — решил немного ослабить это напряжение, или говоря по-современному:
        - Чуть-чуть слить бензин с роллс-ройса, — попросил — ну, это просто так называется — Леньку Пантелеева:
        - Нахра… точнее, просто:
        - Набрать немного денех на сдачу. И вот, как оказалось, даже искать не надо:
        - Сам явился — не запылился.
        - Всё в наших руках, — сказал, вытерев пот со лба Оди. А Кали уточнила:
        - В наших руках счастье. — И отвалили в зал, как Алек Болдуин в лапах с Ким Бессинджер, у которой была полная сумма бабла, хотя и не так много:
        - Так, миллиона два-три, да и то не в фунтах. И по этому поводу Кали выразилась:
        - Я сама, как фунт. Некоторые не поняли, но многим, как и нам ясно:
        - А настоящий ли это Сириус? Кали уже хотела спуститься в зал, как ее окликнул Фрай:
        - Ты на кого поставила?
        - Много будешь знать, эт-та, в Канта превратишься, — ответила находчивая девушка. И Вилли только почесал левой рукой затылок. Что означало:
        - Несмотря на то, что она, скорее всего инопланетянка с Альфы — достояна восхищения, большого доверия и высокого государственного поста. Но добродушный читатель знает:
        - Существует две Кали, как и две Щепки, которые сами-то по себе были здесь, но по каким-то причинам стали воплощением выдающихся особей с Альфы Центавра Га-Ли и Ан-Ны.
        - Кто еще хочет сделать ставки? — спросил Оди.
        - Да суди уж, ладно, — сказала с ринга Щепка, а то я точно грохну кого-то пока ты не наберешь чемодан денег.
        - Ты хочешь, чтобы я еще набрал?
        - Ну, ты че, не понял? Да, хочу, но повторяю: достаточно и этого.
        - И да, дорогие зрители, знаете чего я больше всего люблю, — обратилась она теперь к залу.
        - Что?
        - Как? Раздались голоса.
        - Хочу, чтобы страшный сон, который имел место этой ночью, воплотился в жизнь. Многие обрадовались, но один парень спросил, а это был, как назло Пархоменко:
        - А какой смысл?
        - Так вот именно, милый мой, в этом и есть иво единственный смысл. — И действительно, Василий Розанов именно это понял перед тем, как начать записывать свои страшные сны о России и ее Вере.
        Далее, продолжение боя Щепки и Феклы.
        Не было запрета делать Захваты, но делать их было нельзя. На руки были надеты настоящие, большие как груши, боксерские перчатки.
        - Только на руки? — спросила для проформы Щепка перед гонгом.
        - Естественно, — ответил Лева Задов. Конечно, он не думал, что можно делать Захваты ногами, ибо как:
        - На них же ж нет пальцев. — Имеется в виду длинных, длинных, как у ручишек. Щепка и сама не сразу поняла, что это возможно. Только после того, как Фекла провела ей два прямых в голову, и один хук.
        - Сейчас чего ты хочешь больше всего? — спросила она.
        - Даже не пойму, — только и смогла ответить Ще.
        - Может Апперкот хочешь?
        - Хорошо, пусть будет Апер, — ответила Ще, — мне все равно.
        - Все равно? Почему?
        - Не достанешь.
        - Что? Кто? Я не достану? — И Фекла поднырнув под руку Щепки сделала вперед два шага. Апперкот вот он прямо на подбородке, точнее прямо Под ним, где и рука в огромной с голову Сократа, перчатке.
        - Теперь я двигаю рычаг Архимеда, и ты летишь домой белым лебедем, — сказала Фекла, но не успела даже пояснить, где находится дом Щепки, хотя и так было ясно, что:
        - На Счастливой Альфе Центавра.
        Глава 20
        - И она не успела даже слова сказать, — спел Котовский, и от ужаса схватился за свою бритую голову. Он поставил на Феклу по одной, как говорят, простой причине: по весу. В Фекле было кило девяносто, а в Щепке — неизвестно. Где-то от сорока пяти, начиная. И не в большую сторону, если считать в прогрессии. Хотя, скорее всего, это шутка, ибо такая совсем уж маленькая телка для любви практически непригодна. Даже у Лолиты, как сказал Набоков, пальцы были длинные, как у настоящей обезьяны. А здесь надо считать, что их совсем не было. Поэтому. Поэтому у Щепки хватило длины ног, чтобы обвить толстую, как у профессиональной проститутки лапу Феклы. Имеется в виду, ногу, но в щиколотке. И многим показалось, что она даже подвесили Феклу за эту ногу, как коровью тушу. Или лучше, как кита. Да нет, и это зрелище не для развлечения, пусть будет просто:
        - Как бетонную плиту на строительстве новой большой, большой ямы для силоса. — Более того, эту плиту никак в этот день не могли поставить точно, и поднимали несколько раз, прежде чем попали туда, куда надо. А это Куда Надо оказалось на Фрае. Да вот так Фекла сорвалась с крюка и полетела прямо на своего секунданта Дэна. Лева Задов был спокоен, он сказал:
        - Это было чё-то не то, надо Пэрэ.
        - Како пэрэ, — заржал Пархоменко из зала, — она больше не встанет.
        - Встанет, — сказал судья Лева Задов, — потому что так быстро нельзя делать, я ничего не понял. Но видя, что Фекла не встает, констатировал:
        - Ну, если не встает, сами поставим, — и потащил Феклу за ее шикарную ногу.
        - Та не, бесполезно, — Котовский даже махнул рукой, — пропало все, что досталось по счастливой случайности. — Так же думал и Василий Иванович, ибо был уверен, что Кали поставила на плотную Феклу. Как говорится:
        - Да все так думали. Но у Лёвы ничего не получилось. Он обратился к Щепке:
        - Ладно, твой смертельный удар будет засчитан, если ты проведешь его еще раз, специально для средств массовой информации. Кстати, на самом деле:
        - У нас нет фотографа?
        - Тут нужна ускоренная съемка, — крикнула со своего судейского места учительница Агафья, и добавила: — Я изучала.
        - Ты бы еще сказала:
        - Я учила, — крикнул какой-то новый парень в зале, но его никто не узнал, только Аги ответила ему лично:
        - Я щас кому-то мозги вправлю.
        Но Лева, как судья на ринге, решил прервать эту неуместную дискуссию:
        - Ладно, ладно, я и так запомню. И вот тогда Фекла полетела в противоположном направлении, где Фрай задумчиво пел про себя какую-то Аппассионату. Ну, и легла на него, как обвалившаяся колонна древнего Амфитеатра. И потому что он, естественно:
        - Уже не шевелился. Лева даже скрестил руки над его головой:
        - Умер, Максимушка? — спросил из зала Махно.
        - Да, — сказал автоматически Лева, — умер Максим, ну и… впрочем, мы найдем ему замену. И вызвались на его место сразу и Махно, и новый гость этого Вертограда. Но тут Фрай вылез из-под приятной во всех отношениях Феклы и спросил риторически:
        - Кто умер? Нашлось несколько таких, кто зааплодировал. А другие кричали:
        - Молодец! Так и надо.
        - А чего, собственно надо? — спросил не только Одиссей, но и сидящий рядом с ним Амер-Нази. И добавил:
        - Так бы и я смог.
        - И тут получается одно из двух, — посчитала приличным поставить точку Агафья.
        - Я… да я учила. Но учила, друзья мои, других плавать по морям книг, и океанам других сочинений, изложений и диктантов.
        - Чему? — крикнул кто-то.
        - Я сама скажу всё, что нужно, не перебивайте.
        - А именно?
        - Прошу вас, заткнитесь. Я учила, что одно из двух, или:
        - Дайте мне рычаг, и я поменяю местами Землю с Альфой Центаврой, — это Архимед.
        - Или этот, как его, — она щелкнула пальцами и слегла шлепнула по загривку Нази, которых хотел ее прервать неуместным замечанием, — я сама знаю, это был Джим Кэрри…
        - Кто?!
        - Ни-че-го не говори мне под руку, сукин сын, — рявкнул Аги, но когда поняла, что это полез опять Амер-Нази, подержала его осторожно двумя пальцами за могучий нос, и добавила: — Приятно?
        - Похоже на нюхательный табак.
        - Всегда будешь получать его, если будешь давать мне сказать хоть слово. И наконец закончила:
        - Это был Леонардо ДиКаприо. Он сказал:
        - Дайте мне роль Дурака, и я получу еще одного Оскара. И действительно, друзья мои, разве можно заставлять такого человека, как Лео играть только роли неудачных любовников, ибо либо он, либо она умирают так и не дожив до счастья. Более того, почти всегда умирает он. Можно сказать, что даже:
        - Всегда. Я заканчиваю:
        - Может ему это и надо зачем-то, может так договорился с режиссером, но нам-то это абсолютно по барабану, мы хотим… Чего как вы думаете?
        - Ну, чтобы трахался, наверное, в конце хотя бы от души, — сказал — кто бы думали? — Оди.
        - Дурак ты, Одиссей, — спокойно ответила Аги, — ибо мы хотим только одного. А именно, чтобы нас:
        - Лю-би-ли-и.
        - Я бы на твоем месте сказал обратное. А именно, чтобы:
        - Мы любили.
        - Так это тоже ж самое, — улыбнулась Агафья этому парню, ибо это был Махно, которого она несмотря ни на какие препятствия судьбы продолжала иногда ждать по вечерам:
        - Придет, или нет?
        Уже начали выдавать деньги по списку как ни странно Колчака, который принимал ставки на победу Щепки, ибо многие не только просто про него забыли, что он с Альфы Центавра, но никто не помнил, что он является личным представителем, в том смысле, что мужем — или будущим мужем, что почти одно и тоже — этого сексуально-озабоченного Кувырка:
        - Как Фекла очухалась и самостоятельно доползла до своего Белого Угла — ее секундантом был — если кто не забыл — был Дэн, а лежала она на секунданте Щепки Фрае. И действительно, как было предсказано уже:
        - Лежать она осталась не на Фрае, а на Дэне. По команде Кали почти ползала начало скандировать:
        - Ольга! Ольга! Ольга! Немногие, но некоторые поняли:
        - Во-первых, что это за Ольга, а:
        - Во-вторых, стало ясно, всем окончательно, что Дэн — секундант Феклы — это муж Кали, а она все ставки приняла, значит, на эту Феклу. Так-то это непросто сообразить, но постепенно — имеется в виду, в течении боя — оно само собой становилось ясно, как божий день. И Феклу отпоили, можно даже сказать:
        - Откормили, так как сама Кали принесла ей баранью ногу с большим количеством чеснока и других запахоподобных специй, так, что бараниной — если она кому не нравится:
        - Вообще не пахло.
        - Я хочу торт сказала Фекла.
        - А какая разница? — ответила Кали, и добавила: — Правда, Дэн?
        - Мы знакомы? — для смеха спросил он.
        - Несмотря на его вызывающий тон, я не буду уходить от сути дела, — сказала Кали, и логично продолжила:
        - Она все равно ничем мясным не пахнет. И Фекла поддалась на уговоры:
        - Съела всё. А бой-то вон он уже должен был начаться. И удивительное дело, она забыла, чем надо заниматься:
        - Бойбой или боксом? А Щепка подсказала, показав удар с солнечное сплетение, чем очень образовала Феклу, она даже улыбнулась, как Шварценеггер, когда понял, что наконец:
        - Вспомнил Всё, — и приготовилась дать Щепке просто на-просто в лоб. Так это сверху, как делает машина для забивания свай копёр.
        - Вы говорили: в лоб?
        - А потом в лоб, левой снизу, чтобы сначала сваю поставить, а потом и спать уложить.
        - Айлл би бэк, — сказала, точнее, только и успела сказать Фекла.
        Но тут как раз и вернулась. Только в обратную сторону. А именно:
        - Щепка бросила ее, а не Фекла ударила — это раз, и два: в обратную сторону. С места на место. Уложила ее не в сторону ринга, а прямо на Дэна, стоящего, как секундант Феклы тут же. Он даже, взяв иронический тон, спасибо не успел сказать. И значит, как и было напророчено, бой закончился падением Феклы на Дэна. И таким образом, Кали проиграла не только все выданные ей лично деньги, не только деньги вкладчиков, но Бриллиант Сириус. Его она поставила против десяти тысяч фунтов, вложенных в это дело… вложенных в это дело неизвестно кем.
        - Ведь эти деньги нам бы очень пригодились в нашествии на Царицын, — сказала она со слезами на глазах, склонившись над бездвижным телом Дэна.
        В зале начали ломать стулья и кресла, галерку даже хотели обрушить, к счастью оказалось, что ее нет.
        - Друзья мои, — сказал Фрай, — не надо ничего ломать! Просто уберите лишнее, а рядом поставьте столы. Будем праздновать победу. И лично первый запел:
        - Едем мы, друзья! в дальние края. Станем штурмовать Царицын:
        - И ты и я. Дело в том, что сначала не только Амер-Нази, но даже Одиссей начали доказывать, что победу одержала Фекла, а она за Зеленых, и значится она и выбирает, что ей нужен Царицын. Но быстро поняли, что доказать победу Феклы не удастся, ибо основывалась она только на том, что Щепка проводила запрещенные наукой приемы. И отказались. В том смысле, что согласились, но с кем, и с чем пока не все поняли.
        Но Фрай прояснил ситуэйшэн:
        - На том основании, что Коллонтай и Щепка-Артистка являются потомственными революционерами и революционерками, то и зачислятся они без конкурса в ряды Зеленых, а в скором будущем Красных защитников большого города Царицына, как Члены Правительства. — И добавил:
        - Особенно Коллонтай. — Оно и понятно, ибо Щепка была только исполнителем, а Кали собирала взносы, и следовательно, легко могла доказать, что денег у нее стало больше всех, плюс Бриллиант Сириус, про который еще никто не доказал, что он ненастоящий.
        - Единственное, что она должна сделать — это расстаться с мечтой стать генеральшей Дэн, — сказал Фрай. — Да и то, возможно, он согласится возглавить нашу армию на юге. Тогда вообще можете даже не жениться, и не выходить замуж, а жить просто так, по любви.
        - А я выбираю Штурм Трои, — наконец вставила свое слово Щепка, у которой голова немного кружилась от успеха и от того, что ее долго качали, на что брякнула:
        - Лучше бы кто-нибудь трахнул, ибо:
        - Я это заслужила. Тут начали спорить, кто она:
        - С Альфы, али мэсная? — хотели даже опять устроить дуэль на Кольтах и Маузерах.
        - С какой стати?
        - Хочу знать: берет ли ее пуля? — сказал незнакомец, который поставил десять тысяч, как многие думали:
        - На ее победу, ибо они же ж закадычные подруги! — сказал Дэн. По старинной привычке думали, что если Кали собирала ставки, то все, естественно, за себя, а значит и за победу своей подруги Щепки — Купер. Не надо путать с Фени, с Фенимором Купером, несмотря на то, что он тоже был писателем. И именно этим противоречием воспользовался незнакомец, поставивший десять тысяч.
        - Я поставил против, — высказался он. Некоторые, даже Многие просто на-просто не поняли:
        - И что теперь?
        - Я выбираю город, — сказал он, и показал свои фишки на десять тысяч, как оказалось, даже не долларов, а фунтов стерлингов. Сумма, даже в международном масштабе слишком большая, чтобы можно было ее Пэрэ. Переиграть, имеется в виду. Все было уже решено, значит, в обратную сторону, когда — опять по знаку Фрая — Аги и довела до сведения уже севших за столы, что:
        - Царицын выбирает! Си-ри-у-у-с-с-с. За шампанским, произведенным в Белого Мишку с помощью водки начались бесконечные споры:
        - Чей Бриллиант Сириус? — Выяснили по обратной цепочке, что приказ на реквизицию отдавал Амер-Нази, и отдавал Леньке Пантелееву, Оди — по ошибке — отдал его Коллонтай, а выиграл… а выиграл… кто же иво всё-таки выиграл? — Вот в чем вопрос? Можно бы считать логичным, что его выиграл Незнаю, незнакомец, поставивший десятку, но то было бы правильно, если бы он поставил Против, но они выиграли вместе. Это сказал Василий. Но Кали по привычке ему возразила:
        - Как всегда ты сказал обратное тому, что является истиной, ибо он как раз поставил против Щепки, а на Феклу.
        - Если ты поставил на Феклу, то ты проиграл, и тебе ничего вообще не положено, — сказал Амер-Нази, у которого уже немного крыша ехала от затянувшейся дискуссии.
        - Нет, нет, нет, — наконец сказал своё слово Фрай, всем чего-то да будет. И так как победившая Щепка выбрала штурм, то проигравший Незнаю, автоматически оказался обладателем Сириуса, а с ним и Трои, как многие уже называли Царицын.
        Люди начали сдвигать столы по системе Сириус и Антисириус.
        - Кто за Незнаю сюда — направо, если смотреть с галерки, которой почему-то нет, а те кто за сексуальную Щепку, тот тоже направо, но смотреть надо уже с места действия, где был решающий бой — со:
        - Сцены.
        Они уже напились и танцевали вообще с кем попало, когда опять влез со своей речью Василий Иванович.
        - Рано радуетесь!
        - Ну, че тебе, все мало? — мягко упрекнула его Кали, с которой он вертел танго. Вертел — если кто не знает — значит, наклонялся в стороны на угол близкий к 90. Как минимум 45, а в среднем 60. Как на физзарядке:
        - Раз, раз! — Раз, два, три! Раз, раз! Раз, два, три, четыре.
        - Пять, — сказала Кали, — тя, чё, успокоить?
        - Да, тем более, ты обещала.
        - Ну, не сейчас же.
        - Хочу сейчас. Или скажу всё, что думаю.
        - Пожалуйста, скажи. И Василий сказал то, от чего у многих, нет, даже, практически, у всех кровь застыла в жилах. А именно:
        - У меня все ходы записаны. — Музыка сама по себе выключилась, некоторые — но их было немного — попадали там же, где их застал глас будущего комдива, в середине танца. Другие упали под стол уже на месте после стакана Белого Медведя — сто на сто самогон с шипучкой, ибо водка и шампанское уже закончились.
        - Да, он прав, — констатировал Фрай, — посмотрите в своих тугаментах, на кого вы ставили, за тем и пойдете, повесив головы, ибо… ибо вряд ли кто угадал то, чего больше всего хотел. Хотя найдутся и такие, кто скажет:
        - За счастье посчитаю наставить Рога этому Царицыну, сражаясь в штурмовой дивизии Одиссея. — Точнее, не Рога, а самого Быка в виде древней Лошади. И чтобы замять впечатление от непопадания с первого выстрела в слово КОНЬ, предложил:
        - Сдавать Мандаты. Но его не послушали, решили, лучше сами с утра пораньше разобраться, что у них все-таки написано в тугаментах.
        И действительно, многие были в печали, и не от того, что вчера много выпили, а утром не дали похмелиться, а потому, что попали с бала прямо на корабль, но главное, что не тот, о котором так долго мечтали. Сама Щепка, например, высказалась беспрецедентно:
        - Это не мой театр. — Почему? А все очень просто:
        - Дэн, как он говорит теперь: поставил по ошибке не на ту, а именно на Феклу, этого, как его? Оказалось, что Одиссея, который теперь по пьянке на балу проболтался, что был на Альфе Центавре, и там его звали:
        - Вра, — а еще точнее, ибо уже по земному:
        - Черный барон Врангель.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Глава 21
        Адеського Кичмана бежало два урькана, бежало два урькака по тайге-е-е. Адин урькан Маскофский, другой из Питера раднова, где с Сонькой жил блатной-й-ой-ой!
        - Я…
        - Подожди. А третий Зайц дарагой-й-ой-ой. Да, третьим они взяли с собой зайца, которого так и звали Заяц, просто потому, что за семьсот километров тайги забыли его настоящее имя. Они прошли много, но странно, думали, что им осталось еще почти полпути. Свои имена за время побега из царского острога они забыли давно, а недавно пропали и клички. Вместо них пришли, как догадался один из них, древние имена. Заяц тоже начал сомневаться, что это именно он всегда был зайцем.
        - Если бы это был я, меня давно бы съели, — сказал он. Действительно, никто уже не помнил, почему они до сих пор не съели зайца.
        - Скорее всего, мы расслабились и дали ему имя, — сказал Буди. — Помнишь, когда мы нашли великолепные наркогрибы.
        - Это когда обожрались, и забыли даже о том, что много дней вообще ничего не ели, кроме коры деревьев?
        - Есс.
        - И поэтому не съели? — решил уточнить Эсти.
        - Да, и более того, я думаю по этой причине и появились имена.
        - А именно? Чтобы Их не ели? — вставил третий, Вари.
        - Он имеет право голоса? — спросил учтиво Эсти.
        - Да, и знаешь почему?
        - Почему?
        - Может он — это ты.
        - Я? Но не ты?
        - Теоретически возможно и это, но с минимальной долей вероятности.
        - Но в принципе это возможно?
        - Да.
        - Отсюда следует, — продолжал Эсти, — что ты и есть наш сегодняшний заяц.
        - Почему?
        - А как выбрать, если мы уже стали все одинаковые?
        - И как ты выбрал?
        - Только, как самого умного, ибо дуракофф-то жалко. — И Эсти добавил, обращаясь к Вари: — Иди сюда, ляг. А ты, Зая, — обратился он к теоретику Буди, — разведи костер побольше, чтобы тя можно было прожарить как следует. Я, вишь ты, не люблю с кровью.
        - Да ты чё, в натуре, Эсти, я же ж только что долбил тебе, как дятел на дереве, живых существ с именами:
        - Не едят!
        - Как тебя звать?
        - Меня…
        - Вот, пажалста, забыл! — засмеялся как пантера Эсти.
        - Нет, не забыл, я Зая… Прошу прощения, оговорился, я…
        - Да нет, забыл, забыл, — поддержал высказанное уже мнение Вари.
        Он лег недалеко от Эсти, так что его голова находилась на уровне ног Эсти. Но не заметил, что и наоборот:
        - Его ноги оказались у рыла Эсти. — Не совсем, но где-то рядом.
        - Чем-то пахнет, — сказал Эсти.
        - Это иво нохги, — сказал толи хмуро, толи весело Буди. Эсти наорал на Вари за неуместность его ног, в результате чего Вари и Буди объединились против Эсти, и заставили отнимать у ниш большую — с кокос — кедровую шишку:
        - Зая, отними!
        - Зая, лови! — крикнул Вари, и как будто бросил ему шишку, но сам за спиной перебросил ее Буди.
        - Вы меня съедите, — наконец устало Эсти сел на траву.
        - Костер по твоему велению-хотению горит, значит, кото-то точно сегодня будут жарить.
        - И да, Зая, — сказал Вари, — не надейся, что дух твой при этом останется невредим. И Эсти к ужасу своему понял, что чувствует себя зайцем. Зайцем, поданным к столу этих олухов. Увидел не просто так, в уме, а в реальности:
        - Они едят, а он глядит.
        Тут Буди увидел со своей стороны, что из леса вышел мужик, и без оглядки — в том смысле, не только назад, но и вперед, на них, двинулся к костру. За спиной у него был цветной рюкзак.
        - В тайге, откуда? — воскликнул Буди. Эсти пока благоразумно молчал, ибо слово ему никто не давал, и вообще почетно-обеденное звание Зайца с него пока никто не снимал. Мужик вынул из цветного вещмешка банку тушенки — как им показалось литра на полтора, хотя было совершенно ясно: не больше литра, но вид умели, умели делать — банку сгущенки, галеты, которые не замерзли на морозе, и не сгнили от сырости, образуемой холодной наружностью, и теплой от природы спиной.
        - Он нас даже не видит, — сказал Эсти, и все промолчали, хотя слова ему никто не давал. Правда, она и в тайге правда. Правда, у каждого своя. Мужик совершенно не думал о том, что они могут даже потерять сознания от вкуса настоящей тушенки. То им казалось, что это говядина из больших упитанных быков Абердин-ангусов, то Брангус, то из США, то из Шотландии, а Эсти опять влез и сказал, что помнит этот вкус, как:
        - Из Казахстана, но тоже Абердин-ангусы. Спрашивается, откуда им были известны эти породы хорошего мяса?
        Изучали в лахгере на досуге? Маловероятно. Скорее всего, сама тушенка, ее отличный, особенно в голодном лесу вкус, рассказали беглецам с каторги об этом. Они тут же реабилитировали Эсти за этот рассказ о вкусах отличного мяса в обычного Человека Бегущего. Наконец этот парень прозрел. От еды действительно зависит зрение.
        По Библии, правда, голодные видят больше, чем сытые, но наверное, имеется в виду:
        - Не до такой степени.
        - Он нас заметил, — сказал Буди. — Нет, точно вам говорю: он нас видит.
        - То видит, то не видит, так не бывает, — сказал Вари.
        - А я хговорю…
        - Нет, видит, видит, — сказал Эсти. Вари хотел возмутиться поведением Эсти:
        - Только из Зайцев, а уже присвоил себе право решающего голоса, но к счастию вспомнил, что и он лишь недавно оттуда, из Зайчатника.
        - Вам, чё, особое приглашение надо сделать? — спросил мужик, и только потом обернулся к ребятам. Никто ничего не ответил, тем более даже не подумал оскорбить его каким-нибудь приколом, типа:
        - Ты на парашюте с неба спустился? — Все просто на карачках, как не спустившиеся еще с веток обезьяны, побежали к костру, ибо зачем вставать, если так быстрее?
        - Абсолютно не надо, — таков был молчаливый разговор между беглецами. Имеется в виду, к завтраку, обеду и ужину с полдником вместе взятым. И человеческое скоро в них проснулось. Ибо если оно есть, то сращивается, куда денется в случае чего? В том смысле, если кругом счастье и радость, то и мы, как сказал Высоцкий Маньке Облигации:
        - Устроим тебя на ткацкую фабрику сновальщицей. — Нет, действительно, зато все по-честному, без воровства, проституции и получения еще неотработанных подарков от уголовников в виде серебряной или золотой змеи с одним и более изумрудными или рубиновыми глазами.
        - Вот из ё нэйм? — наконец спросил Буди.
        - Ты кого спрашиваешь? — спросил Эсти.
        - Иво.
        - Иво? Что-то не похоже, — сказал, подходя Вари.
        - Действительно, это ниправильна, — замахал руками, как… но не как крыльями, а как копытами Пришелец.
        - Как тогда тебя называть? — спросил Вари.
        - У меня много имен, — риторически ответил странник. И добавил: — Для вас может и немного, но все равно несколько. Эсти открыл рот, но Буди его опередил:
        - Лошадь, — радостно рявкнул он. И действительно, многие не решились возражать по той простой причине, что он был похож на лошадь: крупные черты удлиненного лица говорили о генеральском потенциале. Эсти не забыл, что его бесцеремонно перебили, но тут же попытался опять выдвинуться вперед:
        - Он похож на меня. Все уставились на Эсти. Че-то действительно было, но никто в этом не признался даже самому себе.
        - Я похож на Энди Вильямса, — сказал пришелец. Никто не знал, кто это, поэтому каторжники промолчали.
        - Зовите меня Кини, — добавил он.
        - Кини, — повторил Буди.
        - Кидало, что ли? — решил уточнить Вари.
        - Будем звать Ини, — сказал Эсти.
        - Почему это? — спросил Буди, который опять вспомнил, что забыл, почему Эсти считает себя здесь главным. Не обращая внимания на контрреволюционные выпады Буди Эсти предложил тут же проголосовать.
        - Я За, — сказал Вари, — но сначала скажи, друг, за что.
        - Да вы чё, в натуре, охамели, голосовать за коня?
        - Он больше похож на лошадь.
        - Тем более. Но проголосовали, три к одну против Буди, ибо сам Кини тоже поднял руку. И ее засчитали. Так как. Так как Вари сказал, что иначе он сосчитать не может:
        - Сбиваюсь, знаете ли, когда строка обрывается. А считал он по кругу: Эсти, Буди, Ини, и он сам.
        - Не будет Иво не будет и меня, — сказал Вари. — Просто останусь в Австралии, как один из Незнаю.
        - А потом мы тебя съедим, — сказал Буди, желая испортить настроение победившей публике. Но Кини сразу сказал, что:
        - Самого тебя, Буди, сделаю конем, если будешь, как бык переть на отходящий уже космический корабль.
        - Он действительно инопланетян, — сказал Эсти, если в лесу, где логичнее всего предположить существование простого Тунгусского Метеорита, говорит о Пришельцах.
        - Я поверю, что он конь, если повезет нас всех троих на себе, — тем не менее набычился Буди. И она поехали. Эсти на Инициате — инициировал этот рискованный эксперимент — Вари на Буди, который и сам удивился, что не чувствует усталости, которая, как он предполагал будет от такой ноши, как жирноватый Вари. Тем более, он был рад, что его не заставили везти еще и мешок с тушенкой, ибо, ибо. А действительно:
        - Может он весит тонну. — Кто знает, как они там меряют на этой Альфе Центавра. Кини так и заявил бесцеремонно, что он:
        - Оттэль. — Но все, кроме Вари, поняли, что речь идет о Альфе, откуда уже года полтора ждали, что прилетят:
        - Люди, похожие на нас. Это предсказал им один волхв, сидевший на той же киче.
        - Как его звали? — задумался Эсти. Тем более, этот колдун продемонстрировал своё колдовство прямо на Зоне: вот также провез Эсти от стены до стены большой комнаты, где стояло под сотню шконок одна на другой.
        - Провезу, — сказал он, — и мне за это ничего не будет. — Он имел в виду, что обычно таких людей, легко подчиняющихся другим людям, сразу тащили в баню и там трахали. Мол:
        - Он был слабовольный. Так вот ему ничего не было. И решили:
        - Маг. — Хотя это и было сомнительно, ибо большинство из жителей того Гулага были абсолютно не внушаемы. Примерно, как ослы. Просто Эсти не знал, что ночью трое блатных: Ленька Пантелеев, Лей Брони и Беня Крик и вывели этого самозваного мага на плац, и потащили в баню, что была рядом с клубом. Ленька даже сказал:
        - В бане уже кого-то трахают, пойдем в клуб к козлам.
        - Западло, — сказал Беня. Но они не дотащили его ни до клуба, ни до бани, несмотря на то, что она находились в одном здании. Хотя делали всё по волчьей науке:
        - Один тащил за загривок, другой кусал — в данном случае, просто щипал — за жопу, а третий впереди тянул за волосы. Как настоящие волки отбитого у самки кабана вели они его на съедение. Был и четвертый по имени и фамилии Сонька Золотая Ручка, но мужского рода. Но некоторые знали, что на самом деле это Маруся-Володя. Настоящий гермафродит. Как говорится, этих Сонек было:
        - Почти в каждом лагере. Они ничего никому не рассказали, потому что месяц помнили, как ходили перед ним гусиным шагом, но изображали не гусей или уток, а лягушек, и даже плескались большой луже, еще не просохшей после дневного ливня, и так натурально, что даже прапора с большим фонарем пришедшие на место действия, в ужасе удалились.
        - Натуральное превращение волков в свиней, — сказал один прапоров по имени Федя, и другой, сержант Валера, был так испуган, что не мог говорить: его до самой вахты колотила дрожь, да и после он не мог сделать глоток чифира без продолжительного стука зубов о край эмалированной, отобранной у одного профессора, кружки. Наконец резюмировал:
        - Думаю, он их всех трахнул. — И добавил: — Теперь будут знать.
        - Как будто они не знали до этого, — благоразумно констатировал Федя.
        На следующем привале, точнее уже после него, ребята опять приготовились кататься по старой системе. Но Кини сказал:
        - Теперь я буду кататься. Некоторые, а именно Буди очень обрадовался. И назвал пришельца просто по-простому:
        - Друг. Но Эсти заартачился:
        - Несмотря на то, что ты инопланетянин, — сказал Эсти, — лошади у нас на людях ездить не будут.
        - Не обращайте внимания, у него сдвиг по фазе, как будто ему приснилось, что он будет во главе одной из дивизий, или даже армии штурмовать Трою. Ну, в том смысле, что Царицын, — добавил Вари. Он думал, что он так и дальше поедет на Буди. И тут Кини сказал слова, которые Эсти слышал, когда к нему на свиданку в одну из тюрем на пересылке по пути в Гулаг приехал друг по имени Ле Броня:
        - Их бин Распутин. — И рассказал с условием:
        - Больше никому не говорить, как этот Распутин, когда они тащили его в баню, чтобы трахнуть за унизительное поведение, после вопля:
        - И бин Распутин, — заставил их, как лягушек мыться в луже. Одно слово:
        - Гипнотизер, — как минимум просто маг, способный занять место современного…
        - Савонаролы? — перебил Эсти.
        - Да какой Сава, бери ниже, в том смысле, еще раньше Средних Веков, это сам Монтесума.
        - Говорит, они жили в одно время.
        - Это только так кажется.
        Эсти внимательно посмотрел на Кини, и решил, что это он и есть.
        Действительно, не может же шататься по пространству от Урала до Магадана, и даже до самого Санкт-Петербурга две такие уникальные особи. Разоблачить его сразу или потом? Или вообще:
        - Никогда.
        - Я сделаю так, чтобы вам было легко, — сказал Кини. И добавил: — В два раза.
        - Первое, — сказал Эсти.
        - Второе, — сказал Буди.
        - Огласите, пожалуйста, весь список, — констатировал Вара.
        - Вы меня может простить? — спросил Кини. — Дело в том, что вы получите не два, а три удовольствия. Первое — это значит, что вы все трое повезете, из чего следует: никто не будет ехать. Второе — вам не придется нести большое количество продуктов питания, как-то всю тушенку, всю сгущенку, и так далее, и тому подобное вплоть до растворимого кофе.
        - Вот вы, между прочим, договорились, — сказал Эсти.
        - Почему?
        - Потому что забыли Третье.
        - Да? А вы уверены, что оно было? И все открыли рты от удивления. Ини доказал, что это:
        - Они забудут про Третье. И сказал:
        - А я нет, ибо третье — это то, что вы будет едины, как три мушкетера. Ибо на кого все валить, если все в одной упряжке?
        Логично, что не на кого.
        - Дайте нам хотя бы по банке тушенки, — сказал Эсти.
        - Зачем?
        - Чтобы было веселей.
        - Хорошо сказано, но не верно, — сказал, как теперь уже ясно, Распутин. Но.
        - Но ниправильна, — опять выразился он. — Ибо, ибо:
        - Работа не волк — есть не просит. Все толи обрадовались, толи приуныли. С одной стороны, хорошо, что с ними парень, который все знает наперед, а с другой, если ему потакать — ноги вытирать будет. Как вот сейчас:
        - И везти его заставил, как идола Монтесуму, и есть не дал.
        - Так никакой радости у нас нет, — сказал Буди.
        - Действительно, вы взяли у нас все, что было: и еду, и плацдарм передвижения, а чего взамен? — сказал Вари. Эсти промолчал, но ясно, был абсолютно согласен со всеми.
        - Конечно, конечно, пожалуйста, пойте.
        - Вот?
        - Так естественно:
        - С Адеськава Кичмана бижала два Урькана, бежало два Урькани на во-о-о-лю-ю.
        - Ошибся, — Эсти даже повернулся немного голову назад. — Нас намного больше.
        - Дак, естественно, — ответил Распутин, — надо поделить на два.
        - Вот так просто, — обрадовался Буди. Но Вари, несмотря на примирительную позицию, все равно выразился:
        - Так бы и я мог. На что Распи опять дал магический ответ:
        - Хорошо, давай попробуй.
        Глава 22
        И как ни делил Вара, все были против. Никто не мог понять, куда девать Третьего, если двое останутся в упряжке.
        - Попробуй теперь сам, чтобы мы знали: решение было. И Распи выбрал Эсти, который даже растерялся, потому что в последнее время ему не давали выдвинуться. Чуть что:
        - Встань в строй! Все поняли, что Пришелец хочет сделать из Эсти подручного, но не подручного кузнеца, а колдуна. Ручного мага. А сам? А сам будет почивать на лаврах, пить тазиками Мадеру? Нет, и даже бабы — так только, чтобы себя показать на людях. Все это знают:
        - Иногда хочется в кабак, а зачем — непонятно. А дело в том, что просто написано: один был Донор, а другой Реципиент. Один дает, а другой получает.
        - В связи с этим, — сказал Распутин, и загребя снег рукой положил в рот и начал жевать, — Эсти пойдет вперед.
        - Как квартирмейстер? — спросил Буди.
        - Да. Ибо чувствую: жильем потянуло.
        - Дымком, вы хотели сказать? — Вари.
        - А разница? — вопросом ответил Распи.
        - Нет, нет, я только так, чтобы получше понять, зачем он пойдет вперед, в том смысле, что почему нельзя всем вместе достичь этого злачного места, где нас ждут.
        - Ты сам и ответил, — сказал Буди, уже войдя в курс логики колдуна: — Нас без него, — он кивнул на Эсти, — никто не ждет.
        - А если и ждет, — сам обрадовался своему уму Буди, — то только, чтобы опять отправить туда, куда:
        - Семьсот километров тайга! Где водятся дикие звери! Машины не ходят туда! Бегут спотыкаясь олени!
        - Я знаю меня ты не ждешь! — поддержал Распутин, — и писем моих не читаешь! Встречать ты меня не придешь! Об этом мне сердце сказало!
        - Встречать ты меня не придешь, об этом мне сердце сказало, — перехватил песню Эсти, и потащил вперед к городам и селам.
        И был это город Царицын.
        - Откройте, люди добрые! — крикнул Вара.
        - А если не добрые всё равно открывайте, — добавил Эсти.
        - Ща-ас-с! — крикнула со стены Кали. А рядом с ней в таком же древнем костюме стояла Ника Ович, которая появилась в конце соревнований, за право наступать или оборонять город Царицын, как киллер с автоматом Томсона на дне рождения Чарли Зубочистки, впрочем, скорее всего, это был день рождения ММ — Маленького Наполеона, как Отец Гамлета у Шекспира, желая предупредить Гамлета, что Царицын — это ловушка для дураков. В том смысле, что лучше:
        - Никому не верь. К счастью, и Щепка была здесь, а ведь и ее не хотели пускать, несмотря на то, что это она и обеспечила им счастливую и безбедную жизнь в городе, если предположить, что плохого конца не будет, что этот город Царь не падет, как Троя, или пресловутый Иерихон. Печально было то, что несправедливость тоже взяла свою долю из счастья Щепки, победившей, можно сказать, богиню войны Афину Палладу, по древнерусскому имени Фекла, или не менее древнему имени жены князя Игоря — Ольга. А именно:
        - Дэн, ее названный мужем жених попал в лагерь штурмующих город инопланетян. Это не я сказал. Ибо даже Щепка била себя в большую грудь — так она считала — и доказывала:
        - Это я еврей! — В том смысле, что точно прилетела с этой Альфы и ее Центавры. И следовательно, логично считать наоборот:
        - Инопланетяне в городе, а штурмуют его Зеленые, или если им так нравится, пусть говорят, что они Красные. Она даже, в конце концов согласилась, но тогда Фрай кивнул Нази, чтобы выдвинул решающий аргумент:
        - В нашу пользу. — А именно:
        - Придется расстаться и с подругой Кали, и с:
        - Остальными ее любовниками. Щепка на радостях от своей легендарной победы Давида над Голиафом хотя и забыла, сколько у нее было на счету любовников:
        - До этого, — решила не терять то, что было приобретено, скорее всего, с большим трудом, согласилась остаться в городе на правах простой похищенной Варварами Елены. В данном конкретном случае:
        - Ан, — или по земному Анна. А со своим Парисом, больше похожим не на Париса, а на простого англичанина Черчилля с приличным животом, личной ванной, коробкой кубинский сигар Фидель, двумя ящиками — не меньше — французского Коньяка Nine и четырьмя — не больше — армянского Двин. Ибо, ибо армянский, как ни странно, стоил дороже, а Чер думал дешевле, и поэтому пил его когда надо и когда не надо.
        - Мне нужен один, — сказала, поднявшись к самым в виде ласточкина гнезда, как в Коде Войнича, зубцам крепости Щепка, и добавила: — Второго убейте. Впрочем, впустите обоих, а то я знаю, точнее, просто боюсь, вы убьете как раз не того, кто мне мог бы понравиться.
        - Или наоборот, — сказала Ника Ович.
        - Да, вот именно, или наоборот, — согласилась похищенная из инопланетян Артистка Щепка. Между прочим, ни Ника Ович, ни Коллонтай не хотели пускать в крепость лишних мужиков, так как у этой крепости под названием Царицын еще не было своего Приама. Да, вот так:
        - Многие хотели, но из-за слишком большой конкуренции, пока что это место никому не досталось. Гектором был Пархоменко, который чуть не сбросил со стены за это Котовского. Хотя тот согласен был быть:
        - Даже на подмене. Не можешь же ты и днем и ночью их трахать, — Котовский кивнул на Кали и Щепку.
        - Нет, а при чем здесь это? — возмутились дамы, и вообще выгнали Кота, как сказала Коллонтай:
        - На пыльную и дождливую улицу к привычным к этому инопланетянам. Хотя и задумались:
        - Нет, а действительно, одного Гектора нам будет мало.
        - Будем делать вылазки и брать в плен заложников, — сказала Ника.
        - Да, да, так делали все, кто жил раньше на острове Лесбос. К счастью здесь был Василий Иванович, он обнял свою Кали, и констатировал, что:
        - Здесь никаких Лесбосов не будет, будем жить прилично, как все.
        - То есть, как очень немногие, — добавила Щепка.
        - Вы должны доказать, что способны быть защитниками крепости! — крикнул Василий Иванович, — ибо просто так здесь делать нечего.
        - Ты вот так разбирайся с ними, — сказала Кали, а мы пойдем пока в кабак поедим.
        - А я?
        - Небось, небось, я позже с тобой расплачусь.
        - Когда, ночью? Это долго.
        - Зайдешь после ужина в подсобку, я там тебя и трахну, — улыбнулась Кали.
        - Нет, нет, нет, никаких трахну, ибо, ибо…
        - Запиши свою просьбу на бумаге, и подашь мне после обеда.
        - Я не умею писать.
        - Ну, вот когда научишься, тогда и приходи.
        - Нет, я так-то умею.
        - Почему сказал, что нэ умеешь?
        - Я хотел написать красиво.
        - Ладно, сделаю тебе скидку: скажешь просто своими словами, но дрожащим голосом, окей?
        - Надо подумать.
        - Думай. И они ушли.
        - Ну чё стоим? Начали, начали.
        - Чё начали, ми не поняли? — сказал Эсти.
        - Ты расскажи подробно своими словами, мил человек, о чем нам говорить, — попросил Вара.
        - Все просто, дети мои, — сказал Василий Иванович, и закурил трубку. — Пароль?
        - Спросите, пожалуйста, поточнее, — крикнул Вара.
        - Да, уточните, пожалуйста, что ви имеете в виду пароли или все-таки уже пароли-пе? — высказался Эсти.
        - Хотите сыграть в карты? А… это… не лучше ли будет, если вы просто набьете друг другу морду?
        - Зачем?
        - Будет ясно, кто из вас умеет сражаться, кто так только: погулять вышел. Не бойтесь, я все равно пущу обоих.
        - В чем тогда разница? — спросил Эсти.
        - Кто победит, того будем кормить, как потенциального бойца, готовящегося на убой.
        - А я? — спросил Вара, как будто уже был уверен, что проиграет. — Нет, я просто на всякий случай, ибо даже я могу выиграть, не правда ли, Эст? — и так хлопнул напарника по плечу, что из него пошла пыль и поднялась туча моли.
        - Вот из ит? — повторил Василий часто слышимые им слова то от Кали, то от Щепки.
        - Дело в том, что мы долго шли по заснеженной холодной тайте, а когда попали сюда, она вылупилась из яиц и появилась, — Эсти показал на вьющуюся на ним мошкару, но с крыльями, как у моли.
        - Скорее всего, — резюмировал Василий, — от близости большой реки.
        - Здесь есть река?
        - Как будто вы не видели.
        - Не видели.
        - Значит, поздно пришли, уже утекла. Не могу я вас пропустить, друзья, — добавил Василий, — вы драться не можете, и ума мало, не знаете такой простой вещи, что реки:
        - Текут долго, — а ведь это элементарно.
        - Смилуйся, мил человек, — сказал со слезами на глазах Эст, — мы долго сидели в тюрьме…
        - Даже в разных тюрьмах, — вставил и Вар.
        - И забыли даже то, что никогда не знали.
        - Хорошо, я сейчас спущусь к вам, сыграем в карты. Давай, давай, обрадовались ребята.
        - Я сыграю, — сказал Эст, — а ты разведи костер и пожарь мяса на решетке или на вертеле.
        - Лучше на вертелах, шашлыки. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Проще.
        - Окей, жарь.
        - Давай мяса.
        - Сейчас мы у него спросим, — Эст кивнул на приближающего Василия Ивановича. А он ответил:
        - Надо было сразу сказать. Теперь пусть он, Вара, идет и попросит мяса у заправляющей пока что этим городом Елены Прекрасной.
        - Как ее настоящее имя? — спросил Вара.
        - Сам узнаешь. Гонец ушел, а Эст предложил:
        - В покер?
        - В девятку.
        - Может, кинем камни? — Эсти подбросил на сгорбленной ладони два кубика — белый и зеленый.
        - Зачем?
        - Я хочу в покер, недавно научился, мне понравилось.
        - Когда недавно, в церковно-приходской школе еще только? Впрочем, давай, попробую проиграть.
        - Никогда не проигрывал, что ли?
        - Никогда.
        - Тогда и я сделаю тебе подарок: сыграем на проигрыш.
        - Как это? Значит, играть будем без блефа?
        - Да, нельзя бросать карты, если даже у вас меньше, чем у противника, но вы в себе уверены: он бросит.
        - Противоречие получается.
        - Нет, ибо он в себе не уверен.
        - Отлично, давай.
        Они играли уже два часа, когда пришел Вара с мясом и большой оплетенной бутылью красного сухого вина.
        - Ты че такой? — спросил Эст, разглядывая свои карты, как будто никак не мог сосчитать: скока да скока будет скока.
        - Трахнули, наверное, — предположил Василий Иванович.
        - Правда, что ли? — молча удивился Эст.
        - Не то, чтобы да, но и нет не могу сказать, — Вари развел костер и положил шпаги на бывшие уже тут кирпичи из обтесанных камней. Далее играют, Вари рассказывает, что было в ресторане.
        - Ты кто? — спросила Щепка, когда Вара остановился у стены, недалеко от стола, где они что-то ели, как-то:
        - Гоголь-Моголь и Цыплята Табака.
        - Я пришел за мясом, между прочим.
        - За мясом?
        - Да.
        - Хорошо. Дайте ему мяса. К нему подошла Ника Ович, одетая, как Синий Рыцарь царя Соломона.
        Даже томагавк в ее левой руке был синего цвета.
        - Чё? — спросила она, и крутнула томагавк пару раз перед лицом Вары. — Где отрубить?
        - Себе отруби, я не таких, как ты еще видел.
        - Не хочет, — Ника повернулась в сторону обеденного стола.
        - Ладно, — сказала Щепка, — дай ему шанс.
        - ОК. — Ника разделась и опять оделась, теперь она предстала в белом костюме новичка Дзю До.
        - Такого-то Кузьму я и сам возьму, — улыбнулся Вара и тоже разделся.
        - Скотина, — поморщилась Коллонтай, — ты бы сначала вымылся, а потом обращался за отсечением тебе части тела.
        - Во-первых, я забыл спросить, где у вас баня, — ответил Вар.
        - А во-вторых?
        - Что, во-вторых?
        - Ну, ты сказал, что в курсе, что такое во-вторых, — сказала Щепка.
        - Ах, во-вторых! — обрадовался Вара, что не надо больше разгадывать кроссворды Сфинкса. — Это, знаете ли, я имел в виду не своё тело.
        - А чьё?
        - Ваше. Простите, — добавил он, — это была шутка в духе времени.
        - Шутка? — рявкнула Кали, и тут же попросила Нику: — Привязать его голову к его пяткам. — И добавила: — Без веревок. — Чтобы так сами собой связались между собой. Впрочем, не надо, я сама приручу эту скотину. Хотя с другой стороны:
        - У меня руки в чесноке и масле, на котором жарился этот Табак курицы, добей его сама. Ника встала на шпагат, как это любил делать Жан-Клод Ван Дамм в молодости, чтобы провести свой коронный удар:
        - По яйцам, — но к своему изумлению не увидела их. Ибо. Ибо, ибо.
        - Кстати, Жан-Клод Ван Дамм бил не по яйцам — запрещено — а по коленкам, но не в этом дело сейчас. Ибо этот Вара повернулся уже к избушке задом, а не передом, и так пукнул, что первая газовая атака немцев в Первой Мировой Войне показалась бы очевидцам невинной проповедью. Это был его первый Тактический прием в этой Гражданской войне между Белыми и Зелеными, или, чтобы всем было понятно:
        - Между инопланетянами с Альфы Центавра и местными Аборигенами.
        - Такому можно доверить командование армией, — сказали бы и люди, и инопланетяне. Но, увы, их здесь уже не было. Ибо его поведение было не только недостойным, но и ужасным. Ника… Нику просто сдуло, как будто это был первый порыв ветра, но не простой, а вдохновенный порыв Урагана. Щепка, как Первый Рыцарь этого города хотела выдержать, как она сказала:
        - Во что бы то ни стало, — но и это Увы не вышло. Звучал и пах позавчерашней сиренью не просто залп — хотя бы это был даже залп Авторы, а:
        - Песня, — более того, со словами:
        - Протрубили трубачи тревогу, всем по форме к бою снаряжен, собирался в дальнюю доро-о-огу наш пропахший Зоной и последующими семьюстами километрами тайги небольшой отряд с Зайцем в придачу. Этому приему его научил Беня Крик по спискам Интерпола значащийся, как просто:
        - Мишка Япончик. — Он бывало заходил в столовую, пока блатные через своих шнырей и начальники отрядов через самого зав столовой не украли всё мясо из котлов, и беззастенчиво проводил этот прием древних жрецов Майя, чтобы у уже поднимающихся на Зиккурат пленников не было большого желания и дальше цепляться за свою жизнь. Похоже на современный наркоз, только наоборот. Здесь больной идет на опасную операцию с:
        - Улыбкой на устал, — как имеющий уже три — загнивающую, нарывающую и засевшую в глыбаке — раны. Здесь:
        - От ужаса. — Хотя и там улыбку на уста кладут только после смерти. До — не удается. Очень больно. Здесь тоже было больно. Щепка заорала:
        - У меня голова болит! Кали:
        - У меня башка раскалывается. Ника ничего не сказала, и не только потому что потеряла сознание, но из-за того, что улетела в как раз открытый большой холодильник, который тут же сам и захлопнулся. Вара и сам немного закружился, взял нож-топор, упавший из ослабевшей руки Ники, и хотел отрубить мяса:
        - От кого-нибудь. — Потом вспомнил, что сам когда-то был зайцем, и более того:
        - Человека есть не стал бы ни за что. — Ибо:
        - Он не людоед, — а:
        - Пятница. — Робин, или просто по-простому Робинзон Крузо, послал его купить:
        - Хорошего мяса. Но где его взять? Хотя запасы должны, должны быть. Ведь война еще только началась, даже:
        - Еще не началась, — и следовательно:
        - У нас — всё есть!
        Далее, где Вара берет мясо? В морозильнике, где закрыта Ника? Она просит его открыть, и он открывает, в результате чего сам оказывается заперт в нем. Далее?
        Глава 23
        - Три и три, — сказал Василий.
        - Где три и три, я не понял? — ответил Эст.
        - Щас, кажется одна тыща упала. Че-то никак не найду.
        - Не не найду, а посчитай хорошенько, у тебя больше нет денег.
        - Да?
        - Да.
        - Я не знал. Ты че, в долг тогда, что ли?
        - Прости, но я в долг не играю, — сказал Эсти. У каждого из ребят было по десять фишек — фигурально фишек, а реально шишек. Было принято такое решение, как сказал Эст, за неимением и фишек, и вообще любого бабла. Василий Иванович даже удивился:
        - У вас нет даже Царской Чеканки? — Ибо:
        - Как же вы живете?
        - Хорошо, тогда я вскроюсь, — сказал Василий.
        - Поздно, ты уже дал дальше.
        - Я? Я передумал.
        - Пэрэ? — переспросил Эст. — Нельзя, сколько-нибудь все равно теперь уже надо давать дальше.
        - Зачем? Чтобы ты дал еще дальше — сколько у тебя там сосновых шишек? Четыре? А у меня останется только три.
        - Да, придется сдаваться, — сказал Эст.
        - Прошу прощенья, значит на кону было семь фишек, а спрашивается:
        - Как это могло случиться? Нас только двое, и число обязательно должно быть четным.
        - Почему?
        - Потому что нас двое. Ты, как тебя там, у костра?! — крикнул Вася Варе, — с нами пока что не играл?
        - Откуда, — глухо ответил Вара, занятый шашлыками, и поэтому боялся их пережарить без тренировки. — И да, — добавил он, — пока вы еще играете, можно я потренируюсь?
        - Да тренируйся! — безвольно махнул рукой Эст, — только не мешай мне выигрывать.
        - Я не понимаю, — продолжил свою мысль Василий, но вдруг понял, что забыл ее.
        - И я не понимаю, — попытался толкнуть его еще дальше по скользкому пути незнания Эст.
        - А! да! почему у тебя больше фишек, чем у нас.
        - Да, я обычно не называю себя на Вы, чтобы не быть заподозренным в коррупции, но так как есть некоторые недоразумения, вынужден применить авторитет. Они начали считать фишки, и два раза действительно вышло, что их двадцать, но один — двадцать один.
        - Фантастика, — выдохнул Василий.
        - Скорее всего, — сказал Эст, — уже ничего нельзя поделать, значит их и было столько.
        - Сколько? Двадцать одна?
        - Да.
        - Ну, допустим, тогда почему лишняя оказалась у тебя. Как говорится: поиграл лишней фишкой — дай теперь мне поиграть.
        - Она и была у тебя.
        - Значит, ты ее выиграл?
        - Да.
        - Когда?
        - Ты знаешь все ходы? Они у тебя записаны?
        - Я без записи понимаю, по логике: иначе быть не может, потому что не может быть никогда.
        - Вы лучше э-э подеритесь, — сказал Вара, чавкая последними кусочками сочного мяса, и периодическая выковыривая его острым шампуром из здоровенных рандолевых зубов.
        - Ну, чё, — сказал Василий, — избить тебя, как сидоровую козу?
        - Именно, как сидоровую?
        - Сидорову, — да, пусть будет так.
        - Как легко же ты, мил человек, поддаешься на провокацию, — сказал Эст, и добавил:
        - Нет, с тобой мы драться не будем, а лучше изобьем вон ту козу, — и Эст показал пальцем на Вари.
        - Действительно, — удивился Василий Иванович, — как он мог съесть весь шашлык, не понимаю. Далее, Вар их побеждает, так как после мяса стал очень силен.
        - Мы должны сначала доиграть, а потом изобьем его, — сказал Эсти.
        - Хорошо, так даже лучше, — сказал Вася. — Ты сколько поставил?
        - Вот, три и одну последнюю дальше.
        - Отлично Григорий, нормально Константин, я крою и даю дальше.
        - Не вижу, чем и чем?
        - Вот им, — Вася, не оглядываясь, махнул рукой назад в сторону Вара.
        - Он один, — возразил Эст.
        - Он здоровый хватит и закрыть, и дальше дать.
        - Прости, но если делить, то сначала напополам со мной.
        - ОК, я делю свою половину на две части, ту, которая с рукой, ставлю, а оставшуюся с ногой даю дальше, пойдет?
        - ОК, я тоже так делаю.
        - Ты считаешь, мне больше нечем крыть?
        - Естественно.
        - А голова, я закрываю иво головой.
        - Голову тоже надо делать пополам, — возразил Эст. — Более того, это вообще моя голова.
        - Серьезно?
        - Да, обычно я сам не думаю, а спрашиваю этого Зайца, как надо, а потом делаю наоборот.
        - Так это ваш Заяц?
        - Ты забыл, что мы пришли вместе? — Э улыбнулся.
        - Ага, значит у меня должна быть фора.
        - Хорошо, я согласен, пусть это будет моя лишняя шишка. Показывай сколько у тебя.
        - Ты вскрылся — ты и показывай.
        - Ладно, — опять согласился Э, — Девять.
        - Что, Девять?
        - Прошу прощенья, Десять, — и Эсти выложил четыре десятки и Джокера.
        - Вот как раз из-за жульничества ты и проиграл, — сказал Василий, потому что мы играли без Джокера. Откуда он вообще взялся?
        - Дело в том, что я всегда ножу с собой Джокера.
        - Зачем, если вы играете только в Девятку?
        - Да?
        - Да.
        - Не знаю, но вот как раз пригодился.
        - У вас так играют: выкладывают не только все, что в голову приходит, но и что есть в карманах?
        - А у вас?
        - И у нас также, — Василий Иванович порылся в карманах на груди рубашки. Но ничего не нашел. Далее, что он все-таки находит?
        - А! вот, кажется, что-то есть, и он вытащил, правда без золотой цепи, Бриллиант Сириус.
        - Откуда? — удивился Эст. Василий тоже не знал, откуда он взялся. Тем более, без цепи, на которой его носила, кажется, Щепка. Ибо:
        - Если она выиграла турнир за Царицын, то и этот Бриллиант соответственно.
        - Значит, я с ней был, — сказал он.
        - С кем?
        - С королевой этого города.
        - С царицей, — напомнил о себе Вар, — ибо я ее видел, настоящая.
        - Что настоящая?
        - Стерва.
        - Кстати, — вспомнил Василий, — мы забыли тебя избить.
        - Ми не против, — сказал Эст, — но сначала надо принять решение: кто выиграл?
        - Разве это непонятно? У меня Бриллиант, который ничем не закрыть. Значит, выиграл я.
        - Он может быть поддельным.
        - По барабану.
        - Значит, мы и сегодня будем спать на улице? — спросил Вара, чем опять напомнил о своем бесполезном существовании. И они пошли на него, можно сказать:
        - Нехотя, — в том смысле, что в полной уверенности в своей непокобелиной силе. Но Вара наелся мяса до отвала, и отрицательная реакция этого процесса в виде обжорства еще не вошла в полную силу. И он применил прием, который — так все думали — применял только Котовский, и только в экстраординарных ситуациях:
        - Взял ребят двумя руками — каждого своей — и направил навстречу, как два паровоза. Как по рассказу одного русского голливудского актера, он сделал со своим паровозом, из-за чего потом и стал больным на всю голову инвалидом, и несмотря на это смог соблазнить приличную немку, родившую от него впоследствии толи двоих, толи троих детей, с которыми — по крайней мере с одним из них — пела в церковном хоре. Впрочем, вряд ли, ибо ее голливудским мужем было ей ясно сказано:
        - Ни с кем вообще не разговаривать, и если петь, то только дома.
        - Впрочем, может я ошибаюсь: потому что по другой версии, она должна была быть немая. Как они могут петь? Хотя в тайге, возможно, это безразлично. На Краю, так сказать, Света:
        - Толи еще будет. Они бы тоже стали инвалидами, но Василий автоматически успел подставить свой кулак между ними. Как буфер, который не был смят неимоверной силой Вары, обожравшегося мяса только по причине зажатого в этой руке Бриллианта Сириус, который своей энергией отбросил этих ребят метров на восемь. Бриллиант упал и Вариус над ним постоял, постоял, и решил согнуться и:
        - Дома рассмотрю поближе, — сказал он, как будто оправдываясь. И действительно, человек получивший власть не по наследству, не от природы не то, что стесняется ее, а постоянно требует теории познания, объясняющей его право обладания ей пожизненно, и даже дальше. Исходя, видимо, именно из этой теории Вариус решил называть себя Вариусом, и главное понял:
        - Значит, у меня есть дом. — Свой большой дом. И он повернулся лицом к Царицыну, и уже хотел уверенной поступью направиться туда, как эти псы опять набросились на него. Правда, не вероломно, а Василий крикнул сначала:
        - Эй, ты! Куды-твою гребешь клешнями. — Как будто сам когда-то был моряком. А разозленный беспрецедентным поведением Вары Эсти с разбегу ударил ногой в грудь. Все думали:
        - Улетит прямо до стены города. — Нет, упал, да, но полежал совсем немного.
        - Вы на кого руку подняли, ироды?
        - А кто ты, мил человек, мы не знаем? — спросил Вася, а Эсти только развел от удивления руки в стороны.
        - Я царь этого города.
        - Но как ты сказал, Вагриус? Не Приам, точно?
        - В историческом смысле эти имена очень близки, — сказал Вагриус. После этих слов Эсти споткнулся и первый получил по рогам. Вара прямо из положения лежа сначала ударил своего бывшего, так сказать, шефа по коленке, а когда Эс нагнулся получил в лицо ногой. Хотя и успел сказать, прежде чем упал:
        - Действительно, рога, кажется выросли всё-таки, как мне это обещали когда-то. Собственно, когда это предсказание было — неизвестно, да и было ли вообще, Эсти не смог бы ответить в этот момент, если его в этот момент и спросили об этом. Василий к своему стыду сначала побежал. И даже сказал:
        - Я щас приду. Но потом все-таки остановился и пошел назад.
        - Иди, иди.
        - Иду, иду.
        - Что-то медленно.
        - Обдумываю план мести, — ответил Вас.
        - За что?
        - Я вас принял здесь, как людей, несправедливо пострадавших от бывших коррумпированных властей, а вы шпионы.
        - Нет, как человек честный могу сказать правду, мы бежали из лагеря.
        - Несмотря на то, что это вы сделали правильно, но я думаю, уже давно это было, вы одичали, и не знаете, что теперь у нас:
        - Всё по-честному.
        - В том смысле, что скоро будет?
        - А так, что, чё-то не то?
        - Да, когда все по-хорошему, чинно и благородно, людей приглашают сразу в гости, чай, кофей, блины, огурцы и помидоры, если дело происходит зимой, и куры глубокой заморозки, если летом. Вы вообще в курсе, что нельзя есть кур, если они не глубокой заморозки?
        - Вы имеете в виду, летом?
        - Летом, летом.
        - Не знаю.
        - А следовало бы. Ибо: кур много, людей мало, что получается?
        - Ч-что?
        - Куры портятся, пока стоят в очередях за людьми. В результате:
        - Ни кур, ни людей.
        - А люди-то куда делись, умерли от голода, что ли?
        - Не умерли, просто я имею в виду людей, которые едят кур, их-то уж больше нет.
        - Собственно, я думаю, и так скоро начнутся поставки с Альфы Центавра, там, наверное, будут куры, не портящиеся даже при сорокаградусной жаре. Верите?
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому что поставок не будет, ибо… ибо вы их победите.
        - В каком смысле? — усомнился Василий Иванович.
        - Вот так, как я победил вас: вы не думали — не гадали, а уже все кончилось — победа, более того:
        - Наша победа.
        - Рано, рано, вы ее объявили.
        - Да?
        - Да, видите, уже Эсти скоро очухается, практически уже идет сюда.
        - Пока еще он дойдет-т!
        - А пока он готовится к этому походу, я и сам попробую растерзать такого откормленного гуся, как вы, сэр. Вагриус рыгнул, но вкусная пища осталась на месте, где-то между желудком и горлом, там ей понравилось больше, чем здесь на свежем воздухе. Василий Иванович к своему несчастью забыл, какой у него коронный прием. А думать времени уже совсем не было. Вара сделал шаг, и Вася тут же схватил его за руку, и потянул вперед. Вара неожиданно упал, а Вася сразу сел на него, взял руку, и перекинувшись в сторону, потянул на болевой.
        - Мне не больно, — ответил Вагриус.
        Действительно, Василий показалось, что рука Вары гнется в обратном направлении. Так может быть?
        - Да, но тогда получается, что она сломана, и более того, сломана уже давно. А так как этого не может быть, так как не может быть никогда, ибо тогда надо признать, что этот Хомо никогда не чувствовал боли. Эст остановился рядом, и не спешил на помощь ни тому, ни другому.
        Он подумал, а точнее, подумал, что вспомнил:
        - Колдун Распи послал их за Бриллиантом Сириус. — А он сейчас был у Вары. Значит, дело сделано, и надо уходить.
        - Отпусти его, мы уходим, — Эсти постучал Василия по плечу.
        - Да? Ну и отлично, идите, мне такие опасные людишки не нужны. Вагриус подумал, что действительно, лучше уйти. Если не считать того, что он хотел стать царем этого города на правом берегу Волги.
        Да, но почему-то выбрал обратное. Он второй рукой схватил Василия за горло и начал душить. Потом высвободил из ослабевшего захвата свою гибкую почти как змея руку, и намотал ее на шею противнику. В результате, Василий Иванович оказался в роли пленника из фильма Мэла Гибсона Апокалипсис, где все пленники сцеплены одним бамбуком.
        Только в данном случае двоим по краям казалось, что они свободны.
        Над чем Василий счел нужным посмеяться:
        - Я веду вас не в город, а:
        - От города, — как Ванька Сус. Ребята задумались, и чем дальше шли, тем больше верили этим словам.
        - Привал, — сказал Эсти. А Вар ответил:
        - Зачем нам Распи?
        - Тем более, он вообще не в доле, — сказал Эсти. — А третий, как его? Беда, кажется, пусть остается с ним в качестве шпиона.
        - Он его съест, — сказал Василий, как будто понимал, о чем идет речь. Тем более, что не в свою пользу. Как будто уговаривал этих беспредельщиков тащить его в неизвестный лес.
        - Пойдем назад, — сказал Вар, полежав немного на земле. — Скажешь, что мы твои друзья, которых ты просто давно не видел, — добавил он.
        - Не-е, нет! — рявкнул Василий, — не хочу. Точнее, могу, но отдай мне мой Бриллиант. Тем более, я сам его взял только чтобы посмотреть.
        - Посмотреть? — переспросил Вар. — Нет, ты украл его у меня.
        - Когда? Назови место, время, и так далее.
        - Дайте его мне, чтобы не досталось никому, и всё было по-честному, — сказал Эст.
        - Я за, — опять чё-то не то ляпнул Василий. И успокоил себя тем, что таким образом сможет капитально запутать этих окуней. — А может и щук, — добавил он вслух.
        - Я люблю уху, — сказал Вар, и проглотил слюну.
        - Из щук? — спросил Эст.
        - Да.
        - Неужели ты до сих пор не наелся?
        - Да, думаю, да, и знаешь почему?
        - Уже три раза сходил в туалет?
        - Дело не только в этом, мой милый, но мне кажется, я не один.
        - Верю, — вздохнул Эст, — один столько не съест.
        - Ты думаешь, кто это?
        Глава 24
        - Думаю, это Щепка, — сказал Василий, — это ее Брилик. И теперь она сосет из тебя кровь.
        - Не верь, не верь, — сказал Эст, — впрочем, если боишься, я сам могу его съесть.
        - Съесть? — удивился Василий и опять приподнялся на локте.
        - Ну, у нас речь идет о еде, поэтому я так и сказал, — и Эсти добавил: — Мы с собой ничего не взяли? Ясно, нет, поэтому надо возвращаться, он-то нажрался, а я ни гу-гу. Они поднялись и опять пошли в обратную сторону. Но. Но согласись с предложением Василия, что они будут:
        - Добровольно сдавшими в плен диверсантами. А я вас поймал, напоил, накормил, теперь веду в изолятор.
        - Иначе никак нельзя? — спросил Вар.
        - Можно, почему нельзя? — ответил Василий.
        - Как?
        - Через морг.
        - Нет, это хуже, хуже, — зачастил Эст, — давайте уж лучше так, как вы придумали. И так они пошли, привязанными к трехметровому бамбуку, а Вася рядом.
        - Ми думали, ты тоже себя привяжешь, — пошутил Эсти.
        - Серьезно, серьезно, — поддержал друга Вар.
        - Всё, хватит, я сказал: движущемся прямолинейно и равномерно, иначе ничего не будет.
        - Что значит: ни-че-го? — спросил Эст.
        - Ничего хорошего, — ответил парень.
        Он привел Их в Крепость и поставил перед Никой Ович, которая пока что в одиночестве изучала меню и карту бара.
        - Я не могу понять, — обратилась она к бармену, которым здесь был Фрай, но по своему обыкновению так замаскировался, что все считали его человеком неизвестного происхождения. Так доверяли, но в меру. Щепка даже спросила у Кали:
        - Насколько мы можем ему доверять?
        - Ну-у, думаю, на столько, на сколько можем быть уверены, что он не подольет нам в коньяк Нине или Двин змеиного яду в количествах больших, чем мы сможем выдержать.
        - Что именно?
        - Не могу понять, почему здесь никогда нет хлеба?
        - Так просили.
        - Кто?
        - А я знаю?
        - Я без хлеба не могу наестся.
        - Вон идет ваш хлеб. — И вошли пленники.
        - Такие опасные? — спросила Ника, — что на вас надели бамбук.
        - Нас просто не поняли, — сказал Вар.
        - А вы что скажете? — кивнула она Эсти.
        - Мы просто шли, думали, что здесь есть…
        - Что, что вы имели в виду, что здесь есть кружок кройки и шитья?
        - Наоборот, — ответил Вари, — мы думали, что нас научат здесь всему, что необходима…
        - Необходимо, — поправила мужика Ника Ович, — и добавила: — За каждую ошибку я буду вас бить.
        - Значит, вы нас берете?! — крикнули они одновременно.
        - Да, я как раз набираю группу добровольцев для отражения вражеских контратак.
        - А именно? — поинтересовался Эст.
        - Что вы не поняли? Как вас э-э? Ну, сейчас пока это не важно. И знаете почему?
        - Вы можете нас не взять? — спросил Э.
        - Нет, я своих решений не меняю, ибо если сказала, что да, взяла, значит это естественно и не позорно. Но! Вы можете погибнуть на ранней стадии испытаний и так не войти в моё ВД. Они побоялись спросить, как это расшифровывается, а только предложили их:
        - Да, пожалуйста, испытайте нас, как следует.
        - Пожалуй, это именно то, чего хочу даже больше того, что задумала себе на завтрак. Значит, так, по-вашему, я должна добавить к просто испытанию еще, как вы сказали вот это:
        - Как следует. И значит, я не буду снимать с вас этот бамбук, как решила было это сделать. Но! Пожалуйста, не торопитесь сдаваться, ибо. Ибо я буду вас бить, и одновременно завтракать. А завтракать для меня — это значит, периодически отвлекаться от тренировочного процесса.
        - Почему нас надо обязательно бить? — спросил Вара.
        - Пусть ответит ваш напарник.
        - Я не знаю.
        - Что? Рипит ит, плииз.
        - Нет, это я просто так подумал, а скажу, что что… нет, не знаю.
        - Хорошо, попробуйте вы, — обратилась Ника к Варе, — отвечайте, я пока не могу начать испытание, так как у меня рот набит. Где этот траханый бармен? Пива-а! У некоторых язык прилип бы к нёбу от ужаса встречи с дамой, у которой на завтрак не овсянка с соленой треской и сыром, а пиво и торт.
        - Я думаю, мы должны быть готовы, что нас возьмут в плен и будут пытать, — сказал Эст.
        - Я, если можно, отвечу наоборот, чтобы хоть один из нас оказался прав, — сказал Вар.
        - И.
        - Вы думаете использовать нас, как Притраву для ваших беркерсиеров. Ника встала из-за стола и подошла поближе с кружкой в руке.
        - Вы будете мозговым центром, потому что даже я не додумалась бы до такой экстраординарной идеи. — Она похлопала Вару по плечу и даже хотела поцеловать, но пока что только облизнула губы, и дала ему попить пива из своей кружки. Эсти постеснялся попросить:
        - И мне, мол, пива, — и тут же получил удар ногой точно в солнечное сплетение. Он повалился на соседний элегантный, цвета почти что бамбука, которым они были связаны, стол, и потащил за собой Вару.
        - Ай хелп ю, — сказала Ника, и легким ударом раздвинула ноги Вары шире плеч, еще секунда и он должен будет сесть на шпагат. Ника улыбнулась. Что она думала неизвестно, скорее всего, она думала, что парень разорвется пополам, но не до конца. В случае чего его можно будет списать на кухню чистить картошку, лук, морковь и свеклу. На весь гарнизон. Но произошло совершенно невероятное:
        - Вариус обосрался. — Он всё хотел сходить в туалет, но то не было времени, то он об этом забыл от ужаса, что его привязали к бамбуку, как доамериканского индейца, то просто считал неприличным в хорошем кабаке хотя бы пукнуть. Тем более в присутствии дамы. Теперь все страхи были забыты:
        - Он — если говорить буквально — обкакался. — Но! Но поносом.
        Хотя еще несколько секунд Вара надеялся, что обойдется без поноса.
        Нет. А разница? Во-ни-ща-а-а! Ужасная.
        - Газовая атака натюрлих, — только и могла сказала Ника Ович, и выбежала куда глаза глядят. К ее чести будь сказано, она не дышала до тех пор, пока не освободила одного из них от бамбукового плена. Далее, что делают Распутин и Буди по кличке Беда.
        - Мы должны идти, — сказал Беда.
        - Это твое личное мнение? — поинтересовался Рас.
        - А кто третий? Бурый мишка, что ли?
        - Да, логично, — тяжело вздохнул Рас. Потому что здесь бурый медведей уже не бывает.
        - Надеюсь.
        - У них с собой был Камень Счастья.
        - Теперь это ясно. Но зачем ты его отдал?
        - Я?
        - Ну не я же. Молчание. Буди счел некорректным возражать Колдуну. Распи дождался полной Луны, но не встал на колени, а просто вышел на большую поляну, и сделал несколько медленных круговых движений руками.
        - Уходим утром? — спросил Буди.
        - Сейчас.
        - Ночью? Зачем?
        - Хорошо, я пойду, а ты меня догонишь.
        - Нет, уж лучше я пойду с тобой.
        - Боишься заблудиться?
        - Да.
        - Надо еще больше бояться, чем ты думаешь. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Места меняются. Ну, как лошадиные кибитки.
        - Вы имеете в виду дилижанс?
        - Да. Вы пришили, а иво уже нету.
        - Вы думаете, что так и берег может уйти?
        - Я говорил про берег?
        - Нет.
        - Почему тогда ты решил, что мы идем именно к берегу?
        - Я?
        - Ты.
        - Честно? Мне показалось, видимо, что ты как-то передал мне эту инфомэйшен.
        - Ты шпрехаешь?
        - Что?
        - Я грю, ты, чё, образованный?
        - Не то чтобы да, но скорее нет.
        - Ты не ученый?
        - Скорее да, чем нет. Нет, нет, скорее наоборот.
        - Поздно исправлять, ты уже раскрылся передо мной полностью, — Рас показал на Луну, — как эта Полная Луна. Берег остается на месте, — продолжал колдун, — меняется его Эманация. Берег тот же, но на нем уже нет того, что вы хотели найти.
        - И чтобы это узнать, мы должны подойти поближе?
        - Ты умный парень, я смотрю. Хочешь быть моим заместителем?
        - У тебя уже есть заместитель.
        - Ты имеешь в виду Эсти?
        - А кто-то еще есть?
        - Возможно. Ученик не всегда должен быть один. Хочешь быть моим учеником? — опять спросил он. — Если да, то скажи, какое-нибудь экстраординарное событие, бывшее с тобой, может быть, даже всего один раз. Беда задумался.
        - Да, было, — сказал он. — Однажды я ехал в санях с моим дедом, и у меня так защемило шею, что я не мог повернуть голову. И я понял, что с конем, который нас вез случилось тоже самое. А мне только передалось от него.
        - Или одинаково подействовало на вас обоих, — сказал Рас.
        - Одинаково? Вы думаете, что я понял, что я — это он, а он — это я?
        - Да.
        - Я об этом не подумал. Мне казалось, что мы оба стали конями.
        - Два коня! — даже воскликнул Рас, — это очень интересно, и похоже на правду. Но проверим: скажи быстро:
        - Как его звали?
        - Щас-с, ща, сейча-а-с…
        - Быстрее!
        - Софи.
        - Софи. Софи?
        - Больше ничего не помню. Честно, как во сне, вот только знал, а уже забыл вопреки тому, что априори известно, что забыть ничего нельзя. Так бывает?
        - Только так и бывает, — резюмировал заколдованный спутник.
        На самой заре они прилегли, хотя в виду уже чувствовался берег.
        - Проснемся, а он тут как тут: нарисовался, — сказал Буди. Рас хотел сказать:
        - Точно! — но передумал, а наоборот предупредил:
        - Только бы не проспать. Буди, если что. Кстати, можно я буду звать тебя:
        - Будильник.
        - Мог бы, если бы я проснулся вовремя, — почему-то в сослагательном наклонении ответил Буди.
        Буди заворочался, и хотел проснуться, когда увидел на берегу за туманом еще не появившегося солнца какое-то движение. Он протер глаза:
        - Люди, в новой, из приличного материала форме, грузились на баржи, впереди которых бурлили воду катера. Скорее всего, это именно то, о чем мы так долго мечтали, — сказал Буди, надо будить Волхва.
        - Маэстро, — он хотел достать Волхва рукой, но было далеко, и он потряс его ногой, осторожно прислонив ее к голове. Туфля в виде лаптей были, очевидно, сняты еще перед сном, хотя это и удивило Буди:
        - А если бы ночью было холодно? — Очень легкомысленно снимать обувь на ночь. Тем более в тревожной обстановке, когда чуть что надо бежать куда глаза глядят.
        Рас никак не мог проснуться, и Беда побежал один. Почему?
        - Прости, друг, но отходит последнее такси. — Действительно, грузился последний баркас, и он вот-вот должен был отойти.
        - Их бин… возьми-те мень-Я, — завыл Буди, протягивая руки, как будто к Раю, двери которого могли закрыться без него.
        - Ты снайпер? — спросил командир этого десанта в форме — в том смысле, что только во френче — английского капитана.
        - Нет.
        - Тогда проваливай, у нас и так всё есть, кроме снайпера.
        - У меня есть маузер.
        - Что?
        - Прошу прощенья, оговорился:
        - У меня есть лошадь. Капитан взглянул поверх головы претендента на славу.
        - Не вижу.
        - Это я.
        - Вы?!
        - Я смогу доскакать до пулеметной вышки раньше.
        - Раньше? Раньше кого?
        - Ну, я имею в виду, когда убьют вашего, прошу прощенья, нашего снайпера, я буду тем, кто побежит галопом к вражескому пулемету, который установлен на вышке. И свалит ее.
        - Ты че-нить понял? — спросил он тоже уже слушающего минут пять их болтовню сержанта.
        - Кстати, скажите мне, как вас обоих зовут?
        - Зачем? Ты, чё, в натуре, шпион, что ли? — спросил сержант.
        - Он здесь главный? — спросил Буди у капитана. И тут же добавил:
        - А если нет, то решим эту проблему на корабле, — он кивнул на рвущийся в море баркас.
        - Ладно, — махнул рукой капитан, — залазь, но смотри! если нас всех убьют, и мы не возьмем этот плацдарм, я тя точно сделаю конем, воду будешь носить, видишь ту гору? Вот туда, и звать тебя будут просто ишак.
        - Я — лошадь.
        - Ишак — это тоже лошадь, — сказал сержант, но так и не успевшая стать конем.
        - Зачем вы его взяли? — спросил капитан.
        - Я? — спросил сержант, но увидев за бортом только воду, добавил:
        - Он снимет пулеметчика.
        - Хорошо, — сказал капитан, — ты будешь у него Другом.
        - У нас есть Друзья? — удивился сержант.
        - Да, в этой атаке у нас будет несколько Друзей.
        - У вас есть письменный приказ?
        - Сегодня мне дано право давать устные приказы.
        - Даже мне?
        - Йес. Корабль вылез на песчаный берег, где в высоте стоял Царицын, приветствующий гостей пулеметными очередями, и снайперским огнем. Капитан, который командовал этой эспаньолой, конечно не знал, что его шхуну переименуют когда-нибудь в эспаньолу ради этого нового пассажира, который найдет здесь клад. Как в Острове Сокровищ. Кстати, это описка, ибо его так назвали не в его честь, а честь его заводского друга. Но это несущественно, ибо их часто путают. И когда уже некоторые, и даже многие потеряли руки, ноги и даже головы, Буди побежал на высоту.
        - И да, — сказал он, вернувшись назад: — Зовите меня Софист.
        - Ты уверен? — спросил Лей Броня, который и был здесь капитаном под новой зеленой кличкой:
        - Амер-Нази. — И добавил:
        - Возвращаться плохая примета. Ты возьмешь с собой Друга. Иначе, боюсь, вернешься назад с полпути.
        - Это Заградотряд? — решил задать вопрос Буди.
        - Можешь считать и так, но я не советую тебе со старта противопоставлять себя иму, — Нази кивнул на Беню Крика, в простонародии Мишку Япончика. Этот крутой береговой уступ достался именно им.
        - Как же ты останешься без меня? — запричитал уже во второй раз Беня, кто тебя будет охранять?
        - Вот, — Амер-Нази кивнул на лежащую рядом с ним уже…
        - Уже? — ужаснулся Мишка, — ты уже списал меня, как простого покойника.
        - Есть шанс вернуться, — сказал Амер. — И знаешь почему? Ты пойдешь с ним, а он говорит, что непотопляемый.
        - Охотно верю, но нас не топить будут, а жечь огнеметами, бить из пулемета, и протыкать снайперской винтовкой.
        - Может, тогда мне пойти, дорогой, если он не хочет? А? Ну, не хочет и не хочет! — Это был лейтенант в полной английской форме, что значит: не только во френче с многими карманами, но и в серо-зеленом пузырчатом галифе и натуральных хромовых высоких сапогах. Это была легендарная помощница Амер-Нази на легендарном турнире с Инопланетянами с Альфы Центавра, где решалась судьба этого города Царицына. А именно, это была Агафья. Она думала, что ей сразу после турнира дадут, как всем, то есть, как очень немногим, подполковника, по крайней мере, майора, но вынуждена была согласиться на лейтенанта, правда, лейтенанта спецслужб, а именно:
        - Заградотряда. — В обычном обиходе:
        - Друзей солдат, и других офицеров Армии Дэна. — Да, вот так вышло, что именно Дэникин, как природный инопланетянин, пришелец с Альфы Центавра, вынужден был не защищать, а, наоборот, штурмовать этот город недалеко от моря, но прямо на берегу Волги, город, которым командовали две его же любимые принцессы Кали и Щепка.
        Глава 35
        Аги бежала сзади в пятидесяти метрах и боялась только одного:
        - Этот ишак может перейти на сторону вражеской армии, а она не успеет, как говорится: даже слова сказать, из своего именного двадцатизарядного маузера. Или вообще спрячется, и потом ищи его, свищи, а толку? Ни за что не откликнется.
        - Стой, паразит! — крикнула она, — стрелять буду, и дала из своего двадцатизарядного Маузера маленькую очередь.
        - Береги патроны, дура! — принес ответ легкий ветерок.
        - Ты можешь уйти на Другую Сторона.
        - Мы можем пойти вместе.
        - Я так и знала, что ты предатель.
        - Нет, сознательно, иду туда.
        - Ты инопланетянин?
        - Да откуда.
        - Тогда зачем ты идешь в это логово динозавров?
        - Я шпион, даже диверсант, но ты не должна этого знать.
        - Зачем тогда сказал?
        - Ничего страшного, думаю, ты будешь ликвидирована в этом штурме.
        - Штурмовики умирают сто к одному против заградотрядовцев.
        - Хорошо, иди тогда вперед.
        - Нет.
        - Тогда отвали от меня, чтобы я тебя больше не видел. Я иду на последний штурм.
        - Может подождешь меня?
        - Зачем?
        - Трахнемся.
        - С кем?
        - Со мной.
        - Ты… точнее, я с покойниками не трахаюсь.
        - Напрасно.
        - Почему?
        - Ты сама-то посмотри на себя.
        - Зачем?
        - Посмотри, посмотри, и увидишь, на кого ты похожа.
        - На кого?
        - Не скажу, боюсь, ты обидишься.
        - Скажи, пожалуйста. И знаешь, зачем? Чтобы у меня рука не дрогнула, когда ты попадешь мне на мушку.
        - Могу доказать, что никогда не попаду.
        - Хорошо.
        - Ты — Всадник без головы.
        Тут их диалог был прерван пулеметной очередью. Аги увидела ее на бруствере, за которым укрылся от нее Буди. Она думала, что он перезаряжает там в яме свою снайперскую винтовку фирмы — скорее всего, тоже Маузер, ибо кто любит роллс-ройс — тот любит все от роллс-ройса, даже диван в садовой персиковой теплице от роллс-ройса, туалет, чтобы не обрушался из его же старых колес, что еще? Даже зеркало в ванной — от него. Все двери в доме — от него. Жаль только, что сам дом не удалось сделать, как роллс-ройс. Да и то только потому… Но Буди не шел в атаку, и снайпер на вышке тоже не стрелял.
        - Скорее всего не стреляет, — подумала она про своего штурмовика, — потому что заклинило патрон при неудачном повороте личинки затвора.
        - Надо было брать Мосина, а не Маузер! — крикнула она, собственно, для того, что проверить: жив ли боевик вообще, а то могли шлепнуть, а он и не пикнул. Но случилось то, чего она так долго ждала:
        - Буди побежал, но это только сначала он побежал, а потом поскакал даже, но, что еще более удивительно, в обратную сторону.
        - Что значит, — сказала она вслух: — на меня. Нет, серьезно, он пошел в атаку на меня. Ну и олух, это же надо так обидеться, что я стала ему дороже, чем штурм Пулеметной Точки, закрывающей путь в город отряду Амер-Нази, который хотел за это получить или место в правительстве, или, по крайней мере, чтобы этот город назвали его именем. Она опять протерла глаза и проверила обойму Маузера. Но поздно, он был уже рядом.
        - Кам хирэ, плииз! — рявкнул герой. А она ответила:
        - Ну, прямо, как в мультфильме.
        - А именно?
        - Ты — лошадь!
        - Конь, май нэймс Софи-ст.
        - Немец, что ли, то есть, англичанин, что ли?
        - Грек.
        - Сказки, греки умерли давно.
        - Я древний грек.
        - А-а, тады: ой!
        - В каком смысле?
        - Я сажусь на тебя.
        - Естественно, прыгай. Куда, в церкву?
        - Зачем?
        - Жениться, ибо: их либэ дих.
        - Да ты ополоумел от радости, скотина, ибо я — как благородная девушка, сидевшая в президиуме на знаменитых соревнованиях за право… впрочем, я что-то забыла, за какое право мы так долго боролись?
        - Сейчас не в этом дело, нам главное взять город Царицын.
        - Окей, тогда вперед, — и она запрыгнула на эту очень высокую лошадь — имеется в виду, что для большинства людей, что лошадь, что конь — это одно и тоже. Что особенного, если человек на коне? Ничего, обыкновенное дело.
        Но вот если никто этого не ожидал, как в первый раз в древнем мире, то да:
        - Ужас. Да, такой ужас, что снайпер на вышке даже выронил снайперскую винтовку. Так бывает? Даже Ника Ович, которая только поднялась на вышку, ахнула:
        - Ты бы еще голову потеряла. Кто? Кто снайпер, и кто пулеметчик?
        А на вышке была сама Щепка. Правда, она встала с утра пораньше не для того, чтобы ее узнали. Дама работала Под Прикрытием.
        - Мне повторить?
        - Он, — сказала Щепка, и показала пальчиком на Василия у пулемета.
        - Я у пулемета, — не понял намека Чапаев.
        - Я просто дала ему… э-э… подержаться за щечки.
        - Прошу прощенья, за чьи щечки?
        - Этого Максима.
        - Кстати, почему здесь Максим, а не натюрлих станковый пулемет?
        - Привычка, — ответил Василий Иванович.
        - Какая еще привычка, что вы мне голову морочите? — Ника щелкнула пальцем по каске Василия.
        - Я собираюсь перейти в конный корпус, где все тачанки априори оснащены Максимами. Па-па-этаму взял сюда иво.
        - Что ты плетешь, сукин сын! Кого, чаво, иво! Молчать, скотина!
        - Она вышла из себя, это шпионка среди нас, — сказала Щепка, и попросила Василия сбросить ее вниз.
        - Сбросить с чего?
        - С вышки, чё ты не понял? Сбрось, сбрось, или ты ее боишься? Ника Ович полезла в карман, но не нашла там ничего.
        - Ты видел?
        - Что?
        - Она даже не знает, что Маузер у нее должен быть сбоку в кобуре из дуба.
        - Из дуба? — переспросил Василий Иванович, — я заказывал из красного дерева.
        - В данном случае это не имеет никакого значения, ибо она ищет свой дамский киллерский пистолет.
        - Почему?
        - По привычке, ты что, не понял? Они вместе хотели сбросить Нику вниз на прибрежные скалы, но она сломала все перила, а так и не свалилась.
        - И кстати, зачем ты уронил снайперскую винтовку, нарочно?
        - Это ты… впрочем, займемся делом, — сказал Василий, и уже хотел раздеть Щепку, думая, что это Кали, когда вспомнил, что у него на пулеметной мушке был всадник, посланный ликвидировать именно его ключевую пулеметную точку. Он откинул в сторону, сползающую на глаза челку, когда вспомнил, вспомнил увидев, или наоборот, что это не просто смертник, посланный только выявить важную пулеметную точку, и погибнуть, а именно, чтобы ее уничтожить.
        - Ибо, ибо это был Всадник без головы, о котором для смеха рассказывали вчера вечером у костра.
        Один парень — невоенной выправки, а больше похожий на беглого каторжника, если бы они еще существовали после победы мировой революции, после которой все каторжники были выпущены и так — тогда подошел из темноты к костру, и предсказал это появление Всадника без Головы.
        - Один шашлык возьму? — сказал он и присел. Так как шашлыки были не сосчитаны, а только делились на:
        - Из свиной вырезки, и из куриного филе, — то никто ничего и не сказал, так только Пархоменко пробурчал:
        - Ты эта, бери куриный.
        - Спасибо, я возьму куриный.
        - Это наглость, сэр.
        - Вы назвали меня сэром, так как думаете, что я Ино?
        - Скорее всего, я сказал не подумавши, но теперь пониманию, что да, вы шпион, — решил высказаться от души Пархоменко. Если кто не помнит, инопланетян иногда называли Ино, и считалось:
        - Они не едят свиней, а только кур и рыбу, да и то кур только тогда, когда нет рыбы. — И да, именно Инопланетяне были то, что называется:
        - Сэры. — Или, как говорится:
        - Лэди энд Джентльмен.
        - Разве я похож?
        - Один в один! — рявкнул Пархоменко, и нервно перемешал угли.
        - Хочешь скажу, что сбудется в жизни с тобою? — спросил этот леший, которого вместо того, чтобы так и назвать Леший, назвали, как это бывает не иногда, а именно всегда, наоборот. Почему? Даже не потому, что так лучше запоминается, а именно потому, что так это и есть по большому счету, что значит по:
        - Внутреннему содержанию. — А именно:
        - Сэр и Инопланетянин. — Хотя и имел вид бывшего каторжника. Да он и сам честно признался, когда предсказал Пархоменко на завтра смерть от коня Своего:
        - Их бин Распутин.
        Сначала казалось, что это предсказание было сделано так только ради куриного шашлыка с лавашем и темным пивом английского производства, кажется. Пархоменко просто не было в этом бою. Да, но это только сначала.
        Василий Иванович оглянулся, Щепки не было, она спустилась вниз за своей снайперской винтовкой, а заодно решила прихватить еще один пулемет.
        - Лэви Страус, — как она его называла, подсознательно мечтая о таких же джинсах, а по вечерам даже о целом костюме индиго. Даже спрашивала у некоторых:
        - Лэви Старус случайно не инопланетного производства? — До войны это было безопасно, а сейчас сразу бы задумались:
        - За фирменный джинсовый костюм эта поэтесса-романистка предаст не только партию, но и правительство вместе взятые. Правда, она была пока что Комендантом Царицына, и никто не мог ей указывать, о чем, собственно, мечтать этой ночью.
        Василий дал первую очередь и понял, что после даже удачного боя не сможет выпить пива, а его была всего одна упаковка — только шесть бутылок. Да и то, кажется не по ноль пять, а тридцать три. Кошмар! Он залил пулемет — вы поняли, что в ём не было воды? Да вот так, мечтают, хрен знает о чем. А воду поднять забыли, она так и стояла — молочный бачок на тридцать литров — у подножия башни. Надо подать Рацуху, чтобы воду для пулеметов выдавали пивом, тогда не забудут никогда. Всадник шел, не скрываясь от огня, а только иногда мотал огромной башкой. И, как заметил Василий, не просто имитировал, что отгоняет пули, как назойливых мух, а именно обращался к нему:
        - Давай, давай, никакой воды тебя не хватит, чтобы достать меня. Надо было иметь два пулемета, а то и три, и даже четыре, чтобы остановить меня. Пока один охлаждается пивком, другой стреляет, и так далее. Василий бросил стрелять, подбежал к краю свой вышки, и чуть не свалился вниз, где копошилась Щепка. Перил-то не было, а он забыл об этом.
        - Бочку привяжи быстро! — крикнул он ей.
        - Что? — И не давая Василию продолжить, Щепка пояснила:
        - Все равно не поднимешь, механизм подъема упал сюда вниз. Или тебе поднять упаковку Двойного Золотого?
        - Ладно, забудь про воду, зацепи две упаковки Баварского, и Льюис.
        - Что еще за Льюис, я такого не знаю.
        - Хорошо, только быстро, подними моего…
        - Что?! Я плохо слышу.
        - Подними своего Лэви Страуса, — решил больше не спорить с ней парень.
        - Только в обмен на то, что ты подаришь мне после боя, вечером, настоящий фирменный костюм Лэви Страус.
        - Где я его возьму? Впрочем, ладно, только быстрее шевели булками. Его подняли, но чтобы расстрелять весь диск понадобилось много времени — после каждых восьми патронов он грелся, как чайник, поставленный на раскаленный до бела металл.
        - Как говорится, — Василий Иванович разделил бутылку пива со стволом, который недовольно зашипел, что, мол:
        - А мне досталось меньше, экономишь в неподходящий моментум. И тут Василий Иванович забыл про пиво, отдал все пулемету:
        - С правого фланга шел широким галопом КВО — не меньше, хотя это был все лишь мало кому известный Пархоменко.
        - Куда?! — крикнул Василий. И добавил неожиданно для самого себя:
        - Он бессмертный, не возьмешь! Это Всадник без Головы, — добавил он тише, ибо еще не верил в полную реальность происходящего. После столкновения, как на турнире упал конь Пархоменко КВО, упал и Софист с Аги. Но! Чему ужаснулась даже Ника Ович, повидавшая на своем веку всяких, а она в это время так и висела на краю вышки, не в силах подняться наверх без посторонней помощи, а Василий только два раза сказал ей:
        - Не могу, — и:
        - Не хочу, — а больше вообще не обращал внимания на ее мольбы о помощи, или хотя бы:
        - Дай пива. — Она расцепила руки, полетела вниз, как переспелая груша, но, к счастью, зацепилась за выступающую перекладину, о которую сначала ударилась ребром, про которое выразилась:
        - Будем считать это ребро ребром, которое я отдала для изготовления той Евы, которая меня полюбит. Она так удивилось тому, что Всадник без головы разделился надвое, в отличие от второго, который так и остался один. Хотя надо было удивляться обратному. А все было просто:
        - В первом случае, Аги вылетела из седла, как Брюс Виллис с катапультой из самолета после того, как террористы забросали его лимонками. В результате Софи-ст пошел на врага правым флангом, а сама вертихвостка — левым. А Пархоменко был один. Ибо, ибо… Ибо КВО расшифровывается, как:
        - Конь Вещего Олега, — а он, как известно было смертен. И что еще более важно:
        - Смертен и его бывший друг, которым на сей раз был Пархоменко. Ой, не зря, не зря Леший Ино напророчил ему сегодня:
        - Но примешь ты жизнь от коня-я своего. — Это Распутин сказал ему уже на ночь, заметив, что парень очень расстроился от первого предсказания:
        - И примешь ты смерть от коня-я-я Своего. Пархоменко хотел еще спросить:
        - Так как правильно: Жизнь, — или:
        - Смерть? — но решил не искушать судьбу, ибо:
        - Второе слово дороже первого.
        Василий Иванович не мог стрелять, а его пулеметы — Максимка и Лёва Страусенок — как он называл их ласково, чтобы меньше перегревались, глушили пиво хоть и не бочками сороковыми, как незабвенный Чацкий, но даже терпеливая Щепка сказала:
        - Хватит, так никакого пива не напасешься. — Между прочим, она перевязала валявшуюся на другой стороне башни Нику, но потом перестала даже обращать на нее внимание. Ибо. Ибо эта наглая — не знаю даже, как ее еще назвать — предложила ей сразу, как только смогла говорить, три недостойные Приама, или по крайней мере Гектора этой крепости предложения. А именно:
        - Перейти на сторону Альфовцев, ибо я, кто бы ты думала?
        - Честно?
        - Говори, как хочешь, я все равно пойму только правду. И знаешь почему? Я — Детектор Лжи.
        - Нет.
        - Что нет? Таков будет твой ответ? Хорошо, слушай второй вопрос:
        - Я Одиссей и предлагаю тебе секс за небольшое вознаграждение, согласна?
        - Не то чтобы да, но скорее всего, нет. И знаешь почему? Я тебе не верю: Одиссей должен быть на лошади. Более того даже:
        - В Лошади.
        - А ты знаешь, что такое быть в Лошади? Это значит, работать Под прикрытием. Я и работаю.
        Глава 26
        - Все равно вранье, ты не знаешь никого из инопланетян.
        - Знаю.
        - Кого, например? Дэна?
        - Какого еще Дэна-Мэна, Батьку Махно.
        - Он не инопланетянин.
        - Откуда ты знаешь, кто инопланетянин, а кто просто так только Доктор Зорге?
        - И знаешь почему, — Щепка наклонилась к уху Ники Ович, что даже чуть не откусила его вместо всегда бывшего при ней трехцветного пирожного.
        - Ты Инопланетянка Ан?! — ужаснулась Ника. — Нет, я не верю.
        - Я сама не верю.
        - Да ладно, — посмотрела на нее восхищенно Ника, и добавила: — Впрочем, я тебе не верю. Поэтому слушай мое третье предложение: — Кто из нас кого победит сейчас, тот на того и будет работать. Щепка посмотрела на свое пирожное, на недопитую бутылку Баварского, и сказала:
        - Мне очень жаль, Бобби, что твоя кобыла сломала ногу, мой Белый Конь не выдержит троих. — И она размазала пирожное на… на тощей груди Ники Ович. Но та поразила Щепку своим ответом, несмотря на разоблачение:
        - Я не Га, Галя если по земному, а Ан — Анна, мой тет-а-тет, не Дэн, а Иначе.
        - Что значит: Иначе?
        - Вот и видно, мил человек, что ты стукачок, ибо не в курсе событий, которые происходили на Альфе нашей Центаре… прошу прощенья, сама уже не знаю, что говорю, привыкла уже, видимо, врать, как на Земле. И да, ответ Ники:
        - У меня на самом деле не такие маленькие груди, а большие, как у Мэрилин Монро.
        - Тогда, почему я их не увидела? И вот он ответ:
        - Совсем сегодня запарилась, забыла надеть.
        - А-а…
        - Я тоже иногда думаю, что я с Альфы, ибо у меня, как у них:
        - Всё искусственное, так сказать: членораздельное.
        Это даже удивило Щепку, ибо да, но она не помнила, как это делается. Ника сразу взяла Щепку на удушающий, и не было даже не только сил, но и голоса позвать на помощь Василия. А он поставил себе задачу не выпускать:
        - Этих коней из сектора.
        Пархоменко помахал рукой из своего сектора, чтобы пулеметчик не принял его за вражеского лазутчика. Но тут вспомнил, что забыл, как точно надо махать, чтобы свои издалека не поняли то, чего не надо понимать. А именно:
        - Крутить руки внутрь, или наружу? — Надо было придумать, что-нибудь такое, явно противоречащее друг другу.
        - Такой пароль могла придумать только Кали, — сказал он. И не стал упоминать Щепку, имя которой тоже вертелось у него на языке, ибо. Ибо боялся, что она может с Вышки понять его нелицеприятные о ней высказывания. А она, а ее, как известно, там и не было. Сама в это время только-только вырвалась из цепких лап Ники Ович. И сказала, едва отдышавшись:
        - Ты чё вцепилась в меня, как колорадский жучара в сочный картофельный лист?
        - Прости, я забыла, что мы из одной бригады, — ответила Ника, надеясь, что от недостатка кровосмешения — прошу прощения — кровоснабжения, конечно. — Я пришла-то зачем?
        - Зачем?
        - Проверить, достаточно ли плотно ведется огонь в этом направлении.
        - Зачем проверять, если здесь я.
        - Ты? А кто ты? Нет, честно, я не помню, после удушающего.
        - В том смысле, что ты надеешься: это я не помню, что было.
        - Почему?
        - Душили кого?
        - Кого?
        - Меня!
        - Да ты что?! Меня.
        - Ерунда, меня.
        - Почему же тогда я чувствую легкое головокружение? И странно, Василий тоже его почувствовал. Но не от Щепки и Ники Ович снизу башни, а из-за Пархоменко: он крутил руки то внутрь, то нарочно снаружи.
        - А если не нарочно, то зачем? — логично подумал Василий. И выругался, что на вышке нет бинокля. — Тут подзорную трубу надо было устанавливать. Иначе можно легко перебить тех, кто вышел родом из крепости, ибо вот так сразу не скажешь, кто:
        - Вышел родом из народа, а кто и прилетел с Альфы Центавра.
        - Придурок, полный придурок, — покачал головой Василий Иванович.
        Но он уже понял, что это Пархоменко, поэтому.
        - Поэтому ясно, что он хочет что-то сказать, но что? — как говорится. — Непонятно.
        - А его уже окружают, — проговорил пулеметчик для самого себя. — Следовательно. А! следовательно, он вызывает огонь на себя, — обрадовался своему открытию Василий. И для подтверждения этой идеи расстрелял два диска из Лэви Страуса, не разбирая где Альфа, а где ее, как говорится:
        - Центавра. Тем не менее, конь продолжал скакать на башню. И что больше всего удивило Василия:
        - Пархоменко был с ними в одной связке. Почти в одной, — поправил себя Василий Иванович, ибо Парик был не на лошади, а был привязан сзади лошади, и бежал, как простой пленник. Как это произошло он даже не заметил. Кто-то из них умеет бросать лассо — тут без вариантов.
        - Тут нужна снайперская винтовка! — крикнул он, не глядя в низ, где дамы никак не могли разобраться, кто из них За, а кто Против. — Я грю, не смогу попасть в них ни из Льюиса, ни из Максима, где твоя снайперская винтовка?
        - Подожди, я ему отвечу, — сказала Ника Ович, попавшаяся на Удержание.
        - Если надо я лучше сама отвечу?
        - Чем это лучше?
        - Мне сверху удобнее. И вышло, как говорила Ника: пока Щепка разбиралась с Василием, что он там никак не поймет на переднем крае, Ника вырвалась, и сама уже взяла Щепку на Болевой.
        - Щас я спущусь, мы разберемся с этой Никой враз и навсегда.
        - Не надо, — ответила Щепка, — пока ты карабкаешься туда, а потом опять обратно, они уже возьмут наши укрепления. Ты понял?
        - Нет.
        - Иди в контратаку!
        - Я?
        - Что, есть какие-нибудь проблемы?
        - Да.
        - Какие?
        - Я один, чё здесь непонятного?
        - И что? Ты один обещался защищать меня на всю оставшуюся жизнь.
        - Мне нужно письменное подтверждение вашего расположения, мэм.
        - Ты помнишь, как мы трахались в такси?
        - Нет.
        - Тогда зачем мне что-то обещать тебе, если ты все равно ничего не помнишь?
        - Или сама лезь сюда, или буду ждать их на башне, а там уж, будут решать те, кто не только выше нас, но и самой Альфы со всеми ее причандалами.
        - Да плюнь ты на его разглагольствования, — сказала Ника.
        - То есть как, почему? — удивилась Щепка.
        - Во-первых, очевидно, что это не настоящая атака, а так только:
        - Разведка боем. — Их мало.
        - Во-вторых?
        - Во-вторых? Пожалуйста, во-вторых: этот пулеметчик на вышке, Васька, зафрахтован уже, и более того, твоей подругой Кали.
        - Какой еще Кали-Мали, — даже забыла все на свете Щепка.
        - Коллонтай — революционерка в области банно-прачечного комплекса и других шведских троек.
        - Да?
        - Да.
        - Давай тогда останемся здесь, и будем как люди жарить нет, не мясо, а только вкусную-вкусную рыбку. И значит, мы идем сейчас… мы идем сейчас?
        - Куда? На рыбалку!
        - Ниправильна-а!
        - А! понял, понял. В универмаг.
        - У нас уже есть универмаги?
        - Я связалась с Махно, нашим представителем в Нидерландах, он завтра, а сегодня — уже сегодня привезет, а теперь уже, наверное, привез хорошей белой и красной рыбы.
        - Ты знаешь, где его искать сейчас?
        - Ну, он встал с утра пораньше, и пошел, кажется, на рыбалку, — Ника Ович даже почесала голову после такого разворота надвигающихся событий.
        - Зачем?! — ахнула Щепка, — если он только что должен был вернуться, и более того, вернулся уже.
        - Он любит…
        - Что? Мэсных бычков?
        - А…
        - Б, — я уверена, что по совместительству с рыбной ловлей Махно является корректировщиком огня. Хотя вот так, если подумать, как Махно мог быть корректировщиком огня с берега реки? Только если предположить, что корректировать надо было огонь не Инопланетян, а наоборот:
        - Трои. — Но тогда почему об этом не знала Щепка. А все просто, хотя для этого надо знать заранее, что Махно втайне хотел сам быть главным. И поэтому был только за самого себя, но об этом никто не мог догадаться, так как тет-а-тет он и сам не верил в такую реальность, а не верил он — не верил никто. Верил только в уединении. Но тет-а-тет с самим собой — третьего лишнего не бывает, не правда ли? Да, обычно, да, но не в этот раз. Вот, например, что такое стрелять метко? Это попадать с такого расстояния, с какого попасть нельзя. Как это делал Кожаный Чулок из Фенимора Купера? Возможно, даже Джеймс Бонд. И уж точно Клинт Иствуд и так тоже точно:
        - Видел Платон, — можно сказать: За Забор. И это действительно возможно, если у вас, как у Пушкина, был, в том смысле, что есть:
        - Свой Тет-а-Тет — Медиум. Медиум имеет информацию в Облаке, человек удержать такую информацию долго не может, и забывает так, как будто ее никогда и не было, и может вспомнить только случайно. Этой информацией человек управлять:
        - Не может. Поэтому когда начинают изучать точный выстрел Кожаного Чулка, думают:
        - Этого не может быть. — Да, не может, но только в логическом, доступном человеку пространстве. А о другом-то они ничего не знают.
        Поэтому. Поэтому Махно, оказавшийся по воле судеб, а конкретно по назначению Амер-Нази, который, как заместитель Фрая лез не только в дела своего военного министерства, но и вообще, совал свой, так сказать, длинный нос, куда… куда не только можно, но даже нельзя. Отличия от Второго Тет-а-Тет, что он Первый, в данном случае Второй, спускается на Землю, и становится виден невооруженным глазом. И собственно, дело в том, что его легко можно принять за Ино, как будто и он только что спустился на грешную Землю с Альфы Центавра. Понятно? И, следовательно, на берегу был не Махно, а Махно М, иво, так сказать, родной Медиум. Впрочем, Медиумы — это не родственники, ибо.
        Ибо такой близкий контакт между родственниками не рекомендуется.
        После Зевса имеется в виду, и других его близких друзей и родственников. А так-то тоже:
        - Пожалуйста. И теперь понятно, как он мог корректировать огонь по Царицыну.
        Сам Махно был на стороне Зеленых, как Фрай, Амер-Низи, Пархоменко, Василий Иванович Чапаев, Котовский где-то близко, в принципе, да, если не считать его личных целей в смысле непременного обогащения.
        Вот так был бедным, а поплыл в Нью-Мексико, набрал их там полный трюм, продал здесь хорошо, и:
        - Как Все завел тоже сахарную плантацию. — А там!.. Когда еще будем воевать с очередным Линкольном или Вашингтоном. Они ведь эти Рузвельты, как грибы после дождя не растут. Так возьмешь какую-нибудь Рабыню Изауру, а она, оказывается, чуть не вчера, из публичного дома. То-то радость:
        - Ведь уже всё и так умеет. — А то других приходится учить до самого окончания Университета, а толку? Никакого, ибо до сих пор не знает, кто, когда был здесь царем, кто царицей, а уж кто с кем трахался вообще темный лес. Не говоря уже о том, куда, в какую Волгу впадает Енисей. Да и вообще Енисей не может впадать в Волгу, потому что он в Китае. Постоянные разборки на границе:
        - Иму это надо? — Нет. А воевать еще и с Китаем? Никто не хочет. Если только кому жить негде, как Тэмуджину, дак он уж умер. Наверное.
        И таким образом, Махно М спокойно продолжал подавать сигналы штурмующим город инопланетянам. Точнее, еще только готовящимся к штурму местной Трои, и только три тысячи человек Десанта шли на штурм под кодовым названием:
        - Проверка боем. Махно М передал на вышку, где стоял пулемет и должен быть снайпер, что на берег высадился целый отряд Корниловцев. Передал с помощью зеркала. А Василий Иванович не понял, а наоборот только крикнул вниз Нике Ович и Щепке:
        - Поднимите мне сюда, пажалста, оптическую винтовку, там на берегу кто-то большим зеркалом балуется. Украли, неверное, в помещичьей усадьбе, а теперь не знают, что с ним делать, не понимают, что внедряются таким образом в нашу скрытую оборону.
        - Как бы еще не додумались, — крикнула снизу Ника, — использовать эти зеркала по их прямому назначению.
        - Что это значит? — спросила сидящая напротив нее Щепка, — любоваться на себя со всех сторон.
        - По системе Давида, — ответила Ника Ович.
        - Что это значит?
        - Не скажу. Но они все-таки подняли винтовку по спущенному Василием шнуру, и он с трех не только разбил это великолепное зеркало, но и прострелил сердце Махно. В том смысле, что иво Медиуму. А так как сам мечтатель не находился в это время с ним в прямом контакте — как замерзшие звуки Барона Мюнхгаузена — и думал После послушать эту интересную информацию, то, как говорится:
        - Не заметил потери бойца.
        Корниловцы, получив информацию, что:
        - Будет лишены некоторое время информационной поддержки, начали окапываться. А Василий Иванович так разохотился, так разогрел оба пулемета, что заорал, как ошпаренный Щепке:
        - Воды-ы! — И дальше, естественно, уже одним только матом.
        - Ты бы лучше, чем орать на благородных девушек, забияка, слез сюда и получил по морде, — сказала Ника Ович, недовольная поведением Василия, а скорее всего раздосадованная информацией о потере корректировщика огня:
        - Она его очень любила, несмотря на постоянную перемену мест, в том смысле, что:
        - Менял он женщин, как перчатки. — И более того, не свои перчатки, а мечтал только, чтобы надеть черно-белые перчатки Олигарха Всей Альфы и ее Центавры. Дело в том, что не только некоторые, но и многие не могли понять, что Альфа Центавра — это одна и та же собака. Потому что, когда выяснялось где-то в середине беседы в баре за пивом и раками плюс Цыпленком Табака, что их:
        - На самом деле Три! — то тут же по мордасам. — Ну, тому, кто долго это уже объяснял с самого начала этого незамысловатого отдыха местных жителей, разругавшихся на время со своими женами. Вот это как раз минус того, что было не принято пускать в пивной бар баб, и даже девушек. Так-то в принципе пожалуйста, но только на словах.
        Всегда находился какой-нибудь нашедший случайно трешку алкаш, и на те сразу, увидев здесь миловидную блондинку в малиновом сарафане, надетом крест-накрест, как ленты для пулемета у матросов:
        - Ты чё здесь ошиваешься, зараза? Она с круглыми и так-то глазами:
        - Я-я-яя? Так я живу здесь, мил человек. — И как правило редко зовут на помощь мужиков — местных завсегдатаев, как и она, а:
        - Хрясь иму по яйцам. — А это еще попасть надо, ибо она в это время находится наверху, на лестнице уже на второй этаж, а он внизу, уж уходить собрался, так как здесь наценка — не на улице — а она действует не только на нервы, но и быстро истощает доставшуюся, как маленькое счастье трешку. Поэтому она, держась одной рукой за перила, делает приседание, как мог бы подумать другой, более культурный парень, а этот просто находится в недоумении:
        - Чё это она, готовится для миньета? — но не при всех же, народу в фойе мало, но не все в залах, здесь тоже шоркают у телефона, и входят и выходят иногда из туалетов, находящийся как раз под лестницей. И через себя по бразильской системе, бьет его по яйцам. Ногой в туфле, разумеется. Даже не по, а под яйца. И что больше всего удивительно:
        - Он не понимает за что. Тогда выходят из нижнего зала как раз те, с кем она обычно здесь ошивается, и бьют его в поддых и по морде, по носу особенно, из-за чего у мужика течет обильная кровь. Он уползает в открытую для него специально швейцаром дверь, за которой очередь уважительно расступается, ибо:
        - А всё-таки он смог напиться пива. — В отличие от нас, которые не знают, когда туды-твою все-таки попадут. Один даже говорит:
        - Можно и мне набьют морду, тогда пустите? — Но всем только смешно.
        Глава 27
        В общем, стало ясно для тех, кто умеет мыслить логически, что Махно хотел стать Олигархом и Альфы, и Земли, которую он и называл:
        - Ее Центаврой. — Понятно? Альфа — это Альфа, а Земля ее Центавра. Тут Тет-а-Тет в баре можно запутаться, и оставить почти нетронутым сочно-чесночного Цыпленка Табака, а уж при таком количестве самостоятельных личностей, лезущих в Наполеоны — вообще:
        - Кто что хочет то и думает.
        Но Махно не умер, умер его только что родившийся Видимый Медиум.
        Информацию мог держать в своем буфере некоторое время Медиум Vulgaris — Простой, Невидимый Медиум. Форма Видимого Медиума была неустойчива. Как вы только что видели, трех выстрелов из снайперской винтовки хватило, чтобы он исчез с лица Земли. Труп не искали, как это обычно делается во время наступательной операции, поэтому никто и не узнал, что это был Медиум М. А сам Махно как раз подошел к этой небольшой — из двух человек — группе девушек.
        - Нау ду ю ду, — сказал он мрачно.
        - Ты чё такой? Не привез, что ли, ничего?
        - Нет, почему же, извольте, и протянул дамам большого, кило на три-четыре сома.
        - Ты что?! — ахнула Щепка, — я не ем сомов, они страшные, и едят придонных пауков.
        - Мы на войне, — продолжал Махно, — надо есть все, иначе никогда не увидим победы.
        - Ты вообще где его взял? — тоже была слегка шокирована Ника.
        - Василий, ты будешь сома?! — крикнул на вышку Махно.
        - Если поджарите буду.
        - А сам ты че, не можешь?
        - Да могу, но здесь доски, они могут загореться.
        - Как хочешь, тогда я его выброшу.
        - Я заплачу, пожарь сам.
        - Как, в золе, обмазанного глиной?
        - Не забудь про соль — большое количество, черный свежемолотый перец, укроп и петрушку.
        - Лимон?
        - И лимон.
        - Сколько ты заплатишь за такой шикарный завтрак, обед и ужин вместе взятые?
        - Можешь после обеда трахнуть Нику.
        - Она и так моя.
        - Нет, нет, хотя я и твоя, но такого беспрецедентного неуважения к себе не потерплю. Тем более, ты меня и так бросил. — И она ударила его по колену, предварительно зацепив другой ногой за пятку. Вот так, не вставая, отправила Махно на больничку, потому что при падении ударился балдой о камень.
        - Теперь уж точно не дождемся норвежской семги, — схватилась за голову Щепка. И добавила: — Зря ты так, мы его в конце концов заставили приготовить этого сома по-Царицынски. А теперь чё делать?
        Я не умею.
        - Я тоже. Слышь ты, Васька, спустись сюда, приготовь сома, а? — спросила Щепка.
        - Я вам не Васька — это во-первых, а во-вторых, я трахаю только тех, кто этого сам очень хочет, а вы этого сома не хотели. Теперь готовьте сами.
        - Да пусть он лучше здесь сдохнет! — воскликнула Щепка, — не хочешь — не ешь.
        - Более того, мы достанем Норвежской рыбы. Если Махно ее был в Норвегии, то уж рыбы-то он точно привез, а если привез — значит где-то она должна быть.
        - Почему? — спросил Василий.
        - По определению! — Они ответили хором.
        Василий согласился поднять сома, начал его жарить, не подумав, прямо на досках, едва прикрыв их золой, потому что ее было мало, в результате. В результате вышка загорелась. И как раз в это время возобновил свою атаку Троянский Конь. Да, но тем не менее вы еще не видели настоящего ТК. Далее, в каком виде атакуют Беда, Пар и конь Беды Софист?
        А теперь Пархоменко бежал впереди. И мало того, что его спустили с цепи, он еще держал перед собой, надетый через шею Леви Страус, и периодически стрелял из него. Василий Иванович очень удивился, и крикнул вниз бабам — в некотором смысле так можно считать:
        - Он нас так и так предал!
        - Что? Спусти нам немного сома, мы попробуем, авось его можно кушать.
        - Его можно только жрать, — назло ответил Василий. — И более, того, он еще не готов, а этот Пархоменко, чей уж он хахаль — точно не знаю — нас в конце концов предал и теперь ведет по нас почти непрерывный огонь, так делается?
        - Сюда не попадает, — вякнула Щепка, и как голодный волк опять попросила:
        - Дай да дай!
        - Никаких Дай, вы должны пойти ему навстречу.
        - У нас нет кулича и этого, как его, рукавишника, чтобы поднести ему чинно и благородно.
        - Вы что там пьёте? Ибо я говорю:
        - В атаку, черти! В штыковую и рукопашную, вперед, дети мои!
        - Ладно, — махнула рукой Ника, пойдем посмотрим, что там с бруствера.
        - Так война для нас может закончиться, не успев как следует начаться, — ответила Щепка.
        - Там есть перископ, он нас не увидит.
        Тут вернулся как раз уже с загипсованной ногой Махно. Ему дали, чтобы не скучал фисгармонию, на которой он предложил сыграть им:
        - Отходную.
        - Ты вообще в своем уже, — сказала Щепка, и процитировала: - Отходную.
        - Мы еще не собираемся туды-твою, что ты городишь под руку, сукин сын?
        - Тихо, тихо, это не то, что вы думаете, и заиграл и запел, опираясь на один костыль:
        Протрубили трубачи тревогу
        Весь по форме к бою снаряжен
        Собирался в дальнюю доро-о-огу
        Броневой ударный батальон!
        До свиданья мама не горюй,
        На прощанье Батьку поцелу-у-уй-й!
        До свиданья, мама, ты не горюй, не грусти,
        Пожелай нам доброго пути-и!
        - Тп-ру-у! — закричала Щепка, — тут возникают сразу два вопроса.
        - Три, — поправила подругу Ника Ович.
        - Какой третий?
        - Он с нами пойдет, что ли с такой ногой, на костылях?
        - Я это и так имела в виду.
        - Тогда у меня еще есть, а именно:
        - У нас есть броневик, чтобы пули не попадали по лицам?
        - Да, — просто ответил Махно, и показал большим изогнутым назад пальцем назад. И действительно, там чавкал почти танк, которых они, правда, еще никогда не видели, с двуствольным пулеметом на башне. Но никто его не испугался, просто спросили:
        - Сколько там мест?
        - Два, — ответил Махно, — для командира и его заместителя.
        - Да?
        - Да. Впрочем, я могу постоять, а вы обе сядете вместе с сомом.
        - Кстати, про сома, — это был мой опять третий вопрос: Васька отдаст нам его с собой на дорогу?
        - Вот этого я, честно говоря, не ожидала, — сказала Щепка. — И думаю, бесполезно к нему обращаться просто так за этим лещем.
        - Почему?
        - Мы слишком долго его ругали.
        - Василий! — крикнула Щепка, приветливо задрав голову вверх, — ты дашь нам его?
        - Ни-за-что! И более того, я сказал бегом марш в контратаку, грызите их зубами, рвите руками, бейте ногами — тогда им действительно будет страшно. А вы:
        - Мы на танке.
        - Это не танк, — сказала свое слово Ника.
        - Тем более.
        - Что значит, тем более? Чуть что он сразу: тем более!
        - И более того, за обращение ко мне в третьем лице, когда я присутствую здесь в первом и втором — даже хвост:
        - Не дам.
        - Да хрен с ним, с этим сомом, — сказал наконец Нектар, а по-гречески — как считал сам Нестор — а точнее по-французски:
        - Нарцисс, — ибо… ибо у нас есть норвежская семга. Они ахнули, а некоторые хотели даже опять избить.
        - За что? — спросил Нестор — Нектар — Нарцисс.
        - За лицемерие, — ответила Щепка. — Это же надо держать нас в неведении так беспрецедентно долго.
        - Впрочем, прости нас за всё, — добавила Ника Ович.
        - Хорошо, но только при одном непременном условии.
        - Мы согласны на всё, если семга уже готовая, слабосоленая и мажется на мягкий белый хлеб с маслом, как само масло, — улыбнулась Щепка.
        - Нет, нет, это не обязательно, — заспорила с ней Ника, — семга ни в коем случае не должна мазаться на хлеб с маслом, как её икра, а это только должно казаться, что мажется, так сказать:
        - Казаться, а не быть.
        - А я за быть, а не казаться! — негромко рявкнула Щепка, не желавшая в такой ответственный момент вступать в очередную бессмысленную полемику, кончающуюся тем более, часто, даже всегда увечьями некоторых личностей, — она мрачно посмотрела на Нику, потом на Махно, как будто только что удивилась его метаморфозе, и добавила:
        - В лучшую сторону.
        - Что? — спросил он.
        - После избиения этой змеей, ты стал лучше.
        - Чем?
        - Теперь у тебя есть семга, а не сом, и броневик вместо своих двоих.
        - Нет, это лучше, лучше, — подтвердила Ника Ович.
        - Значит, делаем так, — сказал Дюк, или Махно, если просто по-простому, а не по-французски, — не обращаем больше внимания на этого Ваську, а признаем меня главнокомандующим войсками Трои.
        - Вы имеете в виду этот Царицын? — махнула рукой в сторону города Ника. И добавила: — Нет, нет, я понимаю, это вполне естественно, должен быть только один главнокомандующий. Я буду твоим интендантом.
        - А при чем здесь это? — вопросом ответила Щепка, — Васька никогда и не был командиром сил обороны. Я просто взяла его на эту вышку пулеметчиком. Ну, правда, обещала, в случае чего дать дивизию, но это и всё.
        - Да?
        - Да.
        Э-хх, сюда Бориса Парамонова, он разберется с этими неположенными по уставу лещами, сомами, норвежской семгой и ее икрой. Ибо:
        - А по уставу ли это военного времени?
        - Не думаю, что это устроит Щепку, любимую девушку другого гиганта русской демократии, а именно:
        - Анатолия Стреляного. Вот им бы стреляться здесь на дуэли! Но еще не вечер, авось это еще будет. Дуэли, кажется, не запрещены.
        С веселым смехом, под семгу с холодным пивом они выехали за бруствер. Кстати в этом броневике был только еще один человек, а именно водитель. И это был Вара. Его досрочно выпустили с Губы, куда он попал за недостойное защитника крепости поведение. А именно:
        - Обосрался при всех.
        - Но у кого хватило ума доверить ему броневик? — спросила Щепка.
        - Никто не умеет его водить, — сказал Махно.
        - А он умеет?
        - Нет.
        - Тогда зачем его назначили.
        - Пусть смоет кровью свой позор.
        - Кто давал этот приказ забыл, что смывать его придется нашей кровью, — сказала Ника. — Ну, если он перевернет броневик, или пойдет на штурм превосходящих сил противника.
        - Ладно, — сказал Махно, — дайте ему пива, чтобы вышибить из головы дурь-то.
        - Это не поможет, — неожиданно сказал откуда-то снизу Вара.
        - Почему?
        - Я нахожусь под влиянием потусторонних сил.
        - А именно? — спросила Ника.
        - Где-то здесь Их Бин Распутин, и он хочет, чтобы мы разбились.
        - Чушь, впрочем, зачем? — спросила Щепка.
        - Мы не знаем никакого Распутина, — высказал свое мнение и Махно. Тут они увидели через прицельную пулеметную щель цепи дэникинцев, молча идущие вслед за Троянским Конем. Название в данном случае от слова три. Их так и было:
        - Агафья двигалась на них в пулеметной тачанке, запряженной не как правило тройкой, а парой лошадей, и это были КВО — конь вещего Олега, а в данном случае Пархоменко, и:
        - Конь Буди — Софист. Сначала, правда, эти ребята хотели запрячь саму Аги в эту тачанку, но она их переиграла. Как? Попросила показать, как надо, и они согласились. Зачем? Просто в предвкушении радости покататься на ней. Один из них даже сказал, обращаясь к другому:
        - Вот увидишь, это будет лучше, чем секс.
        - Но-о! — по жопе ей, а довольна.
        - Где ты такое видел? — спросил Буди.
        - Да есть специалисты и в нашем кино, — ответил Пархоменко. И добавил:
        - Но лучше ссылайся на Дольче Вита, если что.
        - Что это такое, я не знаю, — сказал Беда.
        - Счастливая жизнь. Нет, лучше:
        - Сладкая Жизнь.
        - Как грится, не Жизнь, а Малина, и широкая грудь Распутина.
        - Ты спутал, батя.
        - Я? Я никогда ничего не путаю.
        - Ну, смотри, а то и другие претендуют на стояние рядом с Малиной.
        - Как с бревном?
        - Под бревном, ты имеешь в виду?
        - Естественно.
        - Что естественно, то не очень-то и позорно.
        - Например?
        - Например, Вара обосрался при всех, а теперь едет на нас в броневике. Доверили.
        - Ты думаешь, он за рулем этой Тягомотины?
        - Да.
        - Как узнал? Ты, случайно, не засланный казачок.
        - Нет, это ты засланный казачок.
        - Почему?
        - По определению, ты шел на нас в атаку на своем КВО. Не помнишь, что ли уже?
        - Нет, еще не забыл, отлично помню, что я сейчас в плену у Зеленых.
        - У Зеленых, которые называют себя Красными.
        - Почему?
        - Чтобы не видна была их большая кровь. И значится, не Махно у них корректировщик огня, а Распи.
        - Откуда он вообще взялся? — спросил Пархоменко.
        - Ты меня спрашиваешь?
        - Ну, не ее же? — Пархоменко насмешливо кивнул назад, где в тачанке раскинулась лейтенант, в аглицком вицмундире, Аги.
        - Вы чё там разговорились, лошади?! — рявкнула Аги. — По рогам давно не получали.
        - А ты чё оделась, как на похороны? — спросил Пархоменко.
        - Хочу умереть, как гвардеец, но штатский, — просто ответила Аги.
        - А то могут подумать, что я шпионка какая-нибудь Ника Ович.
        - А она шпионка? — спросил Пархоменко.
        - Конечно, она работает на Махно.
        - Так они все сейчас в броневике, который идет на нас, каки же они шпиёны?
        - Откуда ты все знаешь? — спросила Аги.
        - Разве я не сказал еще? Мне передает информацию мой личный Медиум, Распутин.
        - Господи, — махнула рукой Аги, — хватит врать. Вперед, на броневик. И да:
        - За двадцать пять метров от этого чудовища рассредоточиться и взять в клещи.
        - А ты?
        - Я забросаю его гранатами.
        Глава 28
        Если кто не знает, командующим пока еще был Корнилов, генерал от инфантерии. И он выехал вперед, обогнув повозку, как он многозначительно выразился:
        - Маркитантка юная убита. — А она промолчала, шокированная этой короткой, но многозначительной речью. Но всё же крикнула, когда командующий был уже далеко:
        - Продаю, даю и пью.
        - Вот? Уот ду ю сей? — Лавр обернулся.
        - Она говорит:
        - Трахни, прежде чем навсегда уйдешь на Тот свет. Лавр потряс головой.
        - Вот ду ю сей? — И Лавр повернул назад. Хотя и понял, что напрасно. Напрасно, даже если секс будет незабываемый, коньяк Наполеон или Камю, пусть даже Мартель, а еда Стейк по-Флорентийски. И точно Лавр был убит тремя выстрелами из броневика. Эта был небольшой экспериментальный гранатомет, имевший на сегодня всего эти три снаряда. И Вар сделал вилку, когда Лавр уже трахнул Аги, выпил две рюмки Наполеона, и закусил его не салом с чесноком, а натуральными французскими конфетами, которые подарил Аги один знакомый. Он уже приготовился сесть на своего коня, когда слева разорвался первый снаряд.
        - Отведи и почисти своего коня! — крикнула ему Аги. — Так гласит первая заповедь кавалериста.
        - Я сам ее и придумал, — ответил Корнилов. Но все-таки сел на коня. Раздался второй выстрел.
        - Скачи назад! — крикнула маркитантка, — сейчас будет Вилка.
        - А может Ложка, — счел нужным посмеяться первый командарм армии инопланетян, в которую вступило много местных Добровольцев. Да и действительно, вилка может быть не только впереди, но и сзади. И он выбрал штурм этого, по его мнению, Екатеринодара. Но снаряд из броневика был с недолетом, и разорвался впереди, прямо перед табуном лошадей, казалось главнокомандующему, нагнавших его в этой последней атаке.
        - Может мы сначала его похороним? — спросил Беда, а потом пойдем на лобовую атаку с этим Динозавром-броневиком?
        - После похороним, — сказала Аги, ибо сначала надо отомстить, за смерть моего первого любовника.
        - Первого переспросил Пархоменко, и добавил: — А как же я?
        - Ты? Если и было, то только в общем бане, под запарку, а так нет, никогда.
        Махно в броневике сказал, чтобы открыли люк.
        - Зачем? — не поняла Щепка.
        - Я пойду вперед.
        - Куда? Я не поняла: вперед?
        - Да, я забросаю его гранатами.
        - Кого, я так и не поняла?
        - Он имеет в виду этого двурогого Минотавра, — процитировала Ника. Кого? Саму себя.
        - Не надо, мы так его возьмем, — ответила Щепка.
        - Как так?
        - У нас два пулемета.
        - Мы можем его только ранить, и тогда он только еще больше разозлится.
        - Хорошо, иди, — сказала Щепка, но Ника возразила:
        - Я против.
        - Да? Почему?
        - Их либэ дих.
        - Это другое дело. Тогда иди сама.
        - Думаю, проще вообще никуда не ходить, мы их и так раздавим, как броневик простую лошадь.
        - К сожалению, это уже невозможно.
        - Почему?
        - Я приняла решение уже до этого, — резюмировала Щепка.
        - Отлично, а теперь отмени его.
        - Не могу, это плохо подействует на наш личный состав.
        - Тогда я пойду с ним.
        - Да?
        - Да.
        - Тогда иди, хотя подожди, если пойдешь без моего приказа, можешь больше не возвращаться.
        - Это серьезное заявление, я могу перейти на Их сторону.
        - Махно никогда не перейдет на сторону Инопланетян.
        - Если я попрошу на время перейдет, — ответила Ника Ович.
        И. И Аги со своей стороны увидела, что броневик повернул. Повернул к ним задом, а к башне Василия Ивановича передом. Нет они еще не связали Щепку новыми, называемыми:
        - На Раз, — наручниками из инопланетного пластика, одним движением эта на вид непрочная ленточка сковывала руки навсегда. В том смысле, что самостоятельной возможности открыть ее не было.
        Почему? Потому что их нельзя было уже снять вообще. Только срезать.
        Но чем? Никто не знал. Сама Щепка считала, что она Инопланетянка по своему настоящему рождению, и эти наручника получила еще на Альфе Центавра для возможной защиты от злобных аборигенов. Но друзья поднимали ее на смех, и говорили, что:
        - Если да, то украла у инопланетян, или просто получила в награду от какого-нибудь Ино за удачно проведенную ночь. Здесь нет ничего удивительного, потому что для адаптации Альфовцев на Земле необходимо было:
        - Забывание того, что они прилетели Неотсюда. — А то некоторые говорили, прилетев из Питербурха в Царицын:
        - Я не отсюда. — Как вы заметили в написании есть большая разница.
        Махно спустился вниз, и приставил к голове Вары двадцатизарядный Маузер изъятый у Щепки.
        - Нет, конечно, ответил Вара.
        - Я еще ничего не спросил, — удивился Махно.
        - Но я знаю, что ты спросишь:
        - Не Ино ли я?
        - Вот именно.
        - Нет, мне, как я уже говорил, приходит информация с совсем другая сторона.
        - Сказки, никаких магов среди местного населения не наблюдается, так только: деревенские гадатели непонятно о чём.
        - А мы не мэсные, — радостно рявкнул Вара, понимая, что нашел хороший ответ на предъявляемые ему претензии, грозящие выкидыванием из броневика, и дальнейшим расстрелом.
        - А именно, — Махно демонстративно положил Маузер на один из рычагов управления Тягомотиной — он тоже не мог придумать ничего нового для ее обозначения.
        - Мы — из Гулага, — торжественно ответил Вара. Он думал, что этот деревенщина Махно ахнет, спросит с ужасом:
        - А что сё тако? Нет:
        - Махно тоже ответил радостно: дак и я оттель! Вара вполоборота покосился на оппонента:
        - Чё-то никогда тебя там не видел.
        - Вот именно, — Махно нервно постучал рукояткой пистолета по смотровой щеки, как будто хотел ее прочистить для полной ясности. — Впрочем, — добавил он, — Сибирь большая, могли и разминуться. Ты где, говоришь, сидел?
        - Я?
        - Не тяни время, отвечай мгновенно, а то шлепну, — Махно опять постучал, хотя и не сильно, но уже по голове водителя, и хорошо, что Вара не нарушил правила и надел бараний шлем с двойной прокладкой из телячьей кожи и соломы, выдаваемый водителям на случай столкновения во время лобовой атаки, или падения в овраг. Вара чё-то замешкался, но и к лучшему, ибо тут же услышал — нет, не голос снаружи, а голос уже проникший внутрь его самого, но ясно, что голос был не его, потому что был слишком умным и строгим, как прямое указание к действию. Как гипноз. Но только лучше. И Вара сказал:
        - А ты?
        - Что я?
        - Где сидел?
        - Ты вот так ставишь вопрос?
        - Да.
        - Хорошо, разберемся позже, — сказал Махно, и отвалил опять наверх поближе к своей Нике Ович. Щепка лежала в углу.
        - Что думаешь? — тут же спросил Махно.
        - Да.
        - О чем?
        - Думаю о возмездии. Что будет лучше после того, как вы месяц простоите раком, зажатые руками и головой между досок вынутых, чтобы не тратить время на вырезание отверстий, из солдатского туалета.
        - А именно?
        - Что, а именно? Ах, а именно. А именно:
        - Послать вас в штрафбат, или разведчиками к Белым, с предварительным уведомлением, что вы террорист и террористка.
        - Может, ее лучше отпустить? — спросил Махно.
        - Нет, — ответила Ника, — тем более, что мы все равно не сможем снять с нее наручники из инопланетного материала.
        Несмотря на сопротивление близких Махно и Аги вылезли из своих убежищ, и встретились на нейтральной полосе.
        - Выложи гранаты на поверхность земли, — сказала Аги, — я завалю тебя любым приемом, который ты сам назовешь и на любую кочку, которую укажешь.
        - Вон-н на ту кочку, — Махно указал на кусочек травы у вышки Василия.
        - Я не вижу отсюда.
        - Так говорила моя первая или вторая жена.
        Они хорошо поняли друг друга:
        - Для того, чтобы драться на:
        - Том палаццо дарме, — как выразилась Аги, — надо уничтожить вышку перед ним. И они побежали в разные стороны, чтобы у Василия не было возможности сосредоточиться на ком-то одном из них. И действительно, парень растерялся. Для верности он поставил Максим в сторону одного, а Леви Страус — Льюис опробовал на Аги. И она что-то испугалась — пули подняли фонтаны земли прямо перед ее носом. Ей они показались извержениями группы вулканов.
        - Вперед! — махнул рукой Махно, но она не заметила. Так он сначала подумал, поэтому приподнялся почти во весь рост, и опять махнул, и при этом зло рявкнул:
        - Дави на газ! шлюха. — Не слышит, решил Махно. И побежал один, ибо его-то она наконец увидит! Несмотря на то, что Аги видела бегущего к башне Махно, она не могла подняться. После Леви, она как вросла в Землю. А Василий Иванович не стрелял. Почему? Не мог прервать начатый процесс.
        Процесс чаепития. В данном случае это было кофе. Один немец-стажер подарил ему этот немецкий, автоматически открывающийся термос, и объяснил, что не только японцы и китайцы, но и немцы не любят прерывать церемонию кофе и чаепития.
        - Почему? — автоматически спросил Василий Иванович.
        - Вы можете проиграть психической атаке Белых.
        - П-почему, — даже заикнулся немного Карл. Может быть это был и не Карл, а Фридрих — Василий помнил только два Интернационала, Карла - Первый и Фридриха — Второй, кто создал третий — периодически забывал, хотя Вилли Фрай в баре уже два раза говорил ему:
        - Третьего не будет, — в том смысле, что больше не будет повторять, кто на самом деле создал Третий Интернационал, а именно это означает:
        - Без денег больше не налью. — Но всё равно немец.
        - У Анки не хватит патронов продержаться, пока мы глушим кофе с перерывами на обед. Понятно?
        - Нет.
        - А чё здесь непонятного? Обед надо исключить. А если иметь в виду дело в мировом масштабе, в общем, так сказать, объеме, то:
        - Кончил дело — гуляй смело. Что и означало:
        - Открыл термос — обязательно выпей кофе, а не закрывай его опять, чтобы кого-то подстрелить.
        И Махно один смог добежать до вышки, и полез по ней к Кукушке, как он называл снайпера.
        - Ты вообще, что, угорел, что ли? — спросил Василий, когда увидел, что Махно уже залез к нему на вышку.
        - А что?
        - Я пью кофе.
        - И там нет, что ли, второй чашки?
        - Может мне еще два сервиза с собой возить?
        - Почему два?
        - Потому что я пью то чай, то кофе.
        - Так он у тебя там не заварен, что ли?
        - Конечно, там только кипяток.
        - Легче носить с собой кипятильник.
        - Куда его подключать, ты не знаешь?
        - В броневике есть специальный штекер.
        - Переходник в том смысле, что ли?
        - Да.
        - Не знал, спасибо за информацию, а кофе, я вот сейчас допью свою, своя, своё.
        - Свой.
        - Да брось ты, это уже устарело давно. Так говорят только аристократы и дегенараты.
        Он передал кружку, предварительно ополоснув ее небольшим количеством кипятка, Махно, и когда тот налил себе в насыпанные Василием две ложки ароматного кофе дышащей паром водички, сделал один небольшой глоток, спросил:
        - Так ты зачем сюда залез?
        - Бе-бежал, бе-бежал, а потом понял: деваться некуда — надо лезть.
        - Ты же, падла, был за нас, за Зеленых.
        - Да? Да, впрочем, да, но, представляешь:
        - Пэрэ.
        - Передумал, по-нашему. Впрочем, это, конечно, шутка, я пришел сюда на спор, что смогу взять эту башню, в придачу с тобой.
        - Охренеть можно. А где Щепка.
        - Щепка? Кто это?
        - Ты допил кофе?
        - Нет.
        - Все равно вали отсюда.
        - Зачем? Я уже взял тебя в плен, это моя башня.
        - А хо-хо не хо-хо.
        - Хочешь драться? Бесполезно.
        - Нет, я не хочу драться, думаю, как Человек Приличный ты сам без понуканий спустишься вниз, так сказать, на своих двоих. Махно ударил себя по голове:
        - У меня нога болела, а я совсем об этом забыл! — ахнул он. Так может быть?
        - Да, если забыть капитально.
        - Я забыл.
        - Вот теперь забудь, что ты был здесь.
        - Не могу. И знаешь почему? Я бессмертный.
        Василий Иванович провел Подхват, которому учила его Щепка, а именно:
        - Чек после него никуда не летит, а падаем прямо Вам под ноги, но уже сильно ушибленным.
        - Ладно, ладно! — Махно поднял руку в знак примирения, нет, не примирения, конечно, а просто вынужденного согласия с позицией Василия. Он начал спускаться вниз, а Аги в этом время побежала.
        - Только хуже будет, — подумал Махно, и закричал, чтобы она лежала там, где лежала, но понял, что у этой дамы один сдвиг по фазе сменился на другой. Далее, почему Аги побежала на вышку?
        Она подумала:
        - Махно заманивает ее в ловушку, потому что он, почти очевидно, за них.
        - Наверное, вспомнил, что она была его женой, и решил вспомнить, как они кувыркались в стоге сена, это сначала, а потом на ступеньках одиноко стоящего дома, а уж под утро на сеновале. А да:
        - До этого еще в бане, — правда ее не включали. Ибо, если кто не знает — это долгая история. Надо было предвидеть заранее. Так сказать, с утра уже знать:
        - Кто сегодня будет следующим. — У них долго был тот же самый, и та же самая. Теперь же, увидев, что Несессер не взял башню, она только надеялась, что решил не обижать ее, и взять:
        - Вместе! — Но на всякий случай решила подстеречь его в его же окопе — почти такой же яме, как у нее, только ближе к Башне Васьки. Махно и сам думал, что так нельзя, так нельзя! Ибо:
        - Можно запутаться и самому, за кого я. — И тут Аги поймала его на прыжке в окоп. Ничего особенного она не сделала, просто перевернула этого коварного изменщика с ног на голову. Но даже после этого никто не будет прыгать в свою хату головой вниз. Даже не будет каждый раз засовывать свою голову в нее сначала, чтобы проверить:
        - Авось кто-то уже здеся? — А уж тем более, нельзя ждать прыжка с переворотом: сальто:
        - Голова, ноги, голова, — имеется в виду: вверху. Она начала его душить его же курткой, а Махно с удивлением думал только об одном:
        - Он мог это предвидеть. — Нет, никто не поверит, а он думал прыгнуть в яму головой вниз, с последующим переворотом, естественно, опять на ноги. И она поняла, что Нес хочет что-то сказать перед смертью.
        - Ладно, амиго, последнее слово не больше трех слов.
        - А могу предвидеть, — вдохнул и выдохнул Несессер. Он мог бы добавить слово:
        - Почти, — но было ясно сказано:
        - Не разрешаю.
        Глава 29
        Она предвидеть не могла, а могла только, естественно, гадать.
        Поэтому дала ему вместо удушающего в лоб, чтобы окочурился на некоторое время, и закрыла глаза. Пальцы пошли навстречу друг другу, и…
        - И не встретились. Аги задумалась, потому что забыла, что это должно означать.
        - Любит — не любит? — Нет, нет, нет! Все давно забыто, и не могу даже вспомнить ничего хорошего. Всегда только сено да солома, и никогда на пружинном матрасе. Это не жизнь, даже не Малина. Ибо… ибо, ибо с такой впалой грудью, только на каторге сидеть. Тогда значит загадаем:
        - За нас он или против? — И опять ее пальцы не сошлись. Теперь лучше всего спросить прямо:
        - Или ты опять идешь на башню, и грохнешь Ваську, или задушу окончательно и бесповоротно, что между прочим, не одно и тоже.
        - Можно я на тебя сяду?
        - Можно я не тебя сяду, — повторил слова Буди Пархоменко в несколько измененном виде.
        - В этом нет смысла. Ты один не пойдешь против уже поднимающийся цепей Дэна, принявшего командование после смерти Лавра.
        - Меня поддержит Василий с пулеметной вышки.
        - Без снайпера он ничего не сможет сделать.
        - А где она?
        - А я знаю? — сказал Беда, и вдруг почувствовал в себе не очень-то свойственную ему уверенность. Почему? Во-первых, он ее всегда чувствовал перед атакой, а во-вторых, это обычно приводило к разгромным поражениям, ну вот, а в-третьих, ясно, что это был не Эсти, который остался в лесу вместе с Варой, а его приспешник:
        - Их бин Распутин, который не считал нужным развенчивать мечты Беды о своей исключительности, как полководца особенно, если дать ему незначительную на первый взгляд подсказку.
        Замечу, чтобы все не запутались, что Вара считал настоящим Распутины именно Эсти. Хотя неизвестно, мог ли он вообще Предвидеть Грядущее, или так только:
        - Пёр, как баран на Новые Ворота, с тем только отличительным от обычного смыслом, что хотел оставить эти Новые Ворота себе.
        - Хитро, — сказал Беда, — я не совсем понимаю, в чем тут дело.
        - Да? — удивился Пархоменко, — я так совсем не понимаю, ибо считаю, ты должен сдаться, так как остался один. И вообще:
        - Как ты затесался в ряды Белых?
        - Так по рейтингу.
        - Ты на кого ставил?
        - Ставил на Царицын, кому охота в поле мерзнуть да жариться, но, как вы знаете, если присутствовали на том трагическом поединке, оказалось всё наоборот. Так бывает? Нет, конечно. Но вот есть. Тем не менее, как человек, имеющий такого честного коня, как Софист, не могу пойти на предательство. А так как…
        - Что? — переспросил Пархоменко.
        - А так как… — Пархоменко ударил противника по спине, но не сильно, а так только, чтобы было ясно:
        - Ай хелп ю.
        - А так как Иво Пророческий Голос, то уверен, что возьму этот броневик, и пойду уже в тепле, надеюсь даже с кондиционером:
        - На Царицын! — так сильно рявкнул Буди, что Пархоменко ошарашенный отступил. Ему даже на некоторое — небольшое — время показалось, что и он стасован в ту колоду, которая должна наступать на Царицын, а не защищать его, как защищали Трою Троянцы, в том смысле, что проиграли только из-за богов, которые за своими играми не уследили за тем, что происходит на Земле.
        Из башни броневика ничего не увидели, но Вара сам рассмотрел двух всадников без головы, как он и сообщил Нике Ович — теперь командиру этого танка.
        - Чё ты городишь-то, олух царя небесного, — рявкнула Ника, — мы не на охоте у Вальтера Скотта.
        - Я не понял, а что не так?
        - Никаких Всадников Без Головы не бывает. Тем более, Вальтер Скотт его не дописал.
        - Всё сделал Майн Рид?
        - Ты читать, что ли, умеешь?
        - Тока по-английски.
        - Врешь?
        - Да как сказать? Я понимаю даже инопланетян. А кто понимает Ино, тот…
        - Помолчи, пожалуйста, и останови Тягомотину, я буду стрелять, а то, я смотрю, они хотят взять нас в клещи.
        - Как вы говорите?
        - Я грю:
        - И спереди, и сзади одновременно.
        - Я так еще не пробовал.
        - Я тебя самого попробую после боя.
        - Ты?
        - Если ты будешь так разговаривать с водителем этой э-э Тягомотины, я поверну иё на город.
        - Давай, тебе же будет хуже.
        - Чем?
        - Расстреляют ко всем чертям, как предателя.
        - Почему это, если я добровольно, пошел добровольцем.
        - Никаких добровольцев не бывает, ибо как сказал поэт — ты его, кстати читал?
        - Да. Я помню Чудное Мгновенье — Передо Мной Явилась…
        - Да что тебе может явиться, кроме лошади Пржевальского.
        - Прожевальского? Это как Лавр, который погиб только что? Ученый.
        - Остался еще один Иначе, но и его мы достанем, — сказала Ника.
        - Нет серьезно, на нас идут два Кентавра.
        Ника приложилась к окуляру, к одному, как в подводной лодке. На два, видимо, не хватило места, как сказал еще Эсти, осматривая броневик еще в крепости. Он просто сидел на деревянной веранде одного из многочисленны кабаков Царицына, и никто его не знал. Вот странно так бывает:
        - Его друг Вара обосрался при всех, а его все равно почему-то взяли водителем Тягомотины, а его выбросили на улицу побираться, как совершенно никому не нужное вещество.
        - Боятся, наверное, — сказал ему один новый друг за одним с ним столом, который и налил ему из своего графина красной барматухи типа:
        - Сапе-рави.
        - Что значит — Рави?
        - Рави? Дак учитель, естественно.
        - Я?
        - Ты.
        - Налей еще, и дай закусить чего-нибудь.
        - Сациви будэшь?
        - Естественно! Но где оно?
        - Здесь, — парень вынул из-под стола большую глубокую тарелку.
        - Глиняная?
        - Что?
        - Тарелка грю…
        - А! Естественно. Иначе не вкусно будет.
        Далее, кто это?
        - Котовский?
        - Да вы что, разве в этой пыли и куче дыма найдешь этого пьяницу и дебошира. А это был…
        - Ты Юденич? — спросил Эсти, — как сказала одна дама:
        - Уплетая Сациви. — Но!
        - Но этого не может быть, потому что не может быть никогда. И знаете почему? Потому что Уплетать можно только один раз, а этот раз был еще во времена Рабыни Изауры, когда надсмотрщик заставлять есть говно маленьких негров, чтобы они не смеялись над ним. Точнее:
        - Это был спор:
        - Будет им что-нибудь за то, что они над ним смеются — это во-первых, и во-вторых, дети утверждали, и ему ничего не будет, если он заставит их есть говно, за эти насмешки. В результате никто ничего не угадал:
        - Надсмотрщик все равно заставил их есть своё говно — это раз, а два:
        - Ему тоже дали за это год с чем-то тюрьмы. — Не больше. Поэтому.
        - Поэтому, чтобы не было как тогда, парень положил на тарелку, пустую тарелку, которая стояла перед Эсти, всего три кусочка:
        - Бедро, точнее: от бедра, крыло, и от грудки.
        - Почему так мало? — спросил Эсти.
        - Если бы я дал больше, это было бы уже не Сациви, а Цыпленок Табака, сделанный из иво половины, как в ресторане Националь, — ответил парень.
        - И да: я не Юденич.
        - Дроздовский?
        - Почему?
        - Кто-то здесь должен быть шпионом Альфовцев. И более того.
        - Мне нужен свой человек среди инопланетян. Каков будет ваш ответ? — добавил Эсти, и сожрал последнего Сацивёнка.
        - Вы сам нэмэсный.
        - Вас не понял — прошу повторить.
        - Вы… как бы это по-мягше сказать — Беглый Каторжник.
        - Неужели это так заметно?
        - Ни Юденич, ни Дроздовский никогда не будут сражаться за Царицын.
        - Думаю…
        - Что?
        - Думаю, точнее, даже уверен, что и вы нэмэсный. Ибо не знаете, что много наших там, и много ихних здеся. Так вышло по результатам Турнира, который был проведен перед этим.
        Они ударили друг друга по поднятым на уровень головы лапам.
        - Нет, я сразу узнал тебя, — сказал Эсти.
        - Нет, я сразу узнал тебя, — сказал Распи. И действительно, вид человека — это еще не доказательство в эпоху инопланетного, если не завоевания, то присутствия их. И… И что это значит?
        - А это значит, что Эсти ошибся! Это действительно был Дроздовский. — Как затмение нашло на Эсти:
        - Не узнал. — Но он и не знал никогда Дроздовского, а знал только Распутина. Следовательно, мог выявить правду только методом:
        - От Противного, — а она здесь не работала почему-то.
        - Я прошу тебя, знаешь о чем?
        - Нет.
        - Хорошо, я тебе скажу:
        - Ты должен разыграть здесь Дроздовского.
        - Я не умею ездить на коне.
        - Коновал не умеет ездить на коне? Это как-то странно.
        - Ты видел, как они ездят? Как черти.
        - Как Кентавры.
        - Вот точно, именно так.
        - А ты так не умеешь?
        - Конечно, это надо иметь природную склонность к… к этому, как его?
        - К Кентавризму.
        - Да, а я не Кентавр, ох, не Кентавр.
        - Вот ты хотя и колдун-коновал, но не понимаешь простой вещи.
        - Какой?
        - Чтобы стать Кентавром, не надо им быть, а надо…
        - Дай угадаю. Родиться!
        - Нет.
        - Жениться!
        - Нет. Кентавры не женятся и не выходят замуж.
        - Просто так трахаются?
        - Естественно.
        - А что естественно, то не всегда позорно.
        - А может ты лучше будешь Дроздовским? И знаешь почему? У меня не получится.
        - Чего не получится-то? Ты не хочешь быть конем? Будешь лошадью.
        Его.
        - Это ты будешь моей лошадью!
        - Ну, хорошо.
        - Ну, хорошо.
        - Налейте, писят. — Какой-то парень подошел со стороны, в том смысле, что, кажется, не выходил из ресторана, и значит просто хотел здесь добавить на поход, а именно в наглую подошел к веранде ресторана и потребовал налить. Ибо:
        - Просить в ресторане — это значит именно: требовать.
        - Я тебе сейчас налью, по рогам, — сказал Эсти.
        - Нет, подожди, я ему налью, и пусть он нас рассудит, — сказал Распи. И добавил, обращаясь к этому окуню: — Ты что умеешь судить дзюдо или бокс?
        - Лучше, пожалуй, Дзю До, — сказал парень. — Уточните только, пожалуйста, в каком стиле вас судить: тигра, орла или змеи?
        - В дзюдо нет таких стилей, — сказал Эсти, и отхлебнул немного того Сапе-Рави, которое они глушили.
        - Налейте еще, и я покажу вам эти стили.
        - Мы ему уже наливали?
        - Нет.
        - Отлично, считай тогда, что уже налили.
        - Как? — не понял парень.
        - Как прошлый раз.
        - Считай и ты, что попросил уже меня показать тебе прием в стиле тигра, — и он бросил Эсти прямо на дорогу.
        - Как это у тебя вышло? — очень удивился Распи, который пока еще сидел за столом.
        - А что здесь особенного?
        - Он слишком далеко улетел, до дороги, практически.
        - Стиль орла, — ответил парень, — ибо как сказал поэт:
        - Орлу подобно ты летаешь.
        Распи весь напрягся, понимая, что сейчас подошла уже его очередь, но парень бросил его не на дорогу, а наоборот: в большое зеркальное, как в поезде, окно ресторана. Распи не ожидал, думал и его бросят туда, куда, как говорится, Макар телят не гонял, в том смысле, что на чистую от говна разных скотов, которые могли бы проходить здесь, как ходят в других местах, дорогу, но, как уже известно, это было сделано в сторону противоположную.
        Наконец, ребята вылезли из своих курятников, и парень, сидя за столом, и миролюбиво съев только три — как все — кусочка Сациви, правда, не удержавшись и допив все вино, ибо считал, что это не вино, а хрень какая-то, и надо лучше заказать другое, какое-нибудь:
        - Киндзмараули, — или какую-нибудь:
        - Хванчкару, — сказал что теперь покажет им Бросок Змеи.
        - Нам встать вместе? — для смеха спросил Эсти, хотя успел только отряхнуть пыль с ушей, но и то не совсем, ибо, как сам констатировал:
        - Она была еще на иво белых брюках. Распи только чертыхнулся и ничего не сказал, парень сам резюмировал:
        - Не надо: стойте, как стоит. — Ибо:
        - Не стоит затруднятся.
        И он провел этот прием змеи. Как? Вот посмотрите как. Он накинул что-то на шею Распутину — всем показалось, что:
        - Свой хвост.
        - А разве бывает у лошадей такой большой хвост? — спросил маленький мальчик у мамы. Они только что вышли из ресторана, где конечно не пили вина. Но пили пиво — она. А он этот малыш только гороховый суп и большой десерт, завернутый в тонкий лаваш с сыром. Эсти он взял за голову и за шею, повернув к себе спиной.
        - Удушающий, — прокомментировала мама. А малыш поправил:
        - Таким приемом обычно ломают шею.
        - Где ты это видел?
        - В будущем. Шутка — вот сейчас увижу. — Мама только покачала головой. И парень — к ужасу, хотя и не вышедших из кабака, но прильнувших к большим окнам аборигенов — сломал ему шею.
        - Кошмарус, — сказал мальчик.
        - Ты прав, — подтвердила мама, — так не делается.
        Распутин склонился на бездыханным телом Эсти. Но тут же отшатнулся:
        - Теперь это был точно Дроздовский.
        - Нет, точно, — сказала мама любопытного мальчика — это наш сосед Дроздовский — помещик молодых лет и повеса в одном лице.
        - Как Онегин и Ленский, — сказал мальчик.
        - Он был полковником Генерального Штаба, — сказал парень, который провел ему любимый прием Чака Норриса и Брюс Ли.
        - А ты сам-то кто? — спросил Распи. Точнее, хотел спросить, но почему-то передумал. А когда понял почему заорал, как ненормальный:
        - Это похищение, это похищение.
        Далее, парень — это как раз был Дроздовский — объединяется с убитым Эстэ, и становится Кентавром, как Аги и Буди: они могут атаковать и вместе, как Кентавр — с лицом человека и телом лошади, так и раздельно. Или Кентавр — это, когда они разделяются? — Проверить.
        Глава 30
        Таким образом Дроздовский голыми руками взял в плен одного из будущих предводителей Зеленых. Прошел в город, прикинувшись простым начинающим алкоголиком, о чем ему даже выдали справку в местном революционном учреждении. И, как известно, учреждением этим был кабак. Не этот, где Дрозд, как бог черепаху, разделал двух магов.
        Одного настоящего, а другого:
        - Тоже так думающего про себя. — И не без оснований, ибо водитель броневика в настоящее время Вара, чувствовал это внимание к своей персоне, как он говорил по-архипелаггулагски:
        - В натуре.
        Они выехали за ворота крепости. Удивительно, но парень так и был в старой, бывшей когда-то белой робе, правда, на голову надел, проданную ему за гроши мамой мальчика, который за него болел в поединке с двумя, как определила его мама:
        - Кентаврами, — офицерскую фуражку, к которой можно было прикладывать руку, как говорится:
        - Без напряжения, ибо она и сама была сморщенная, и точно нельзя было сказать: нарочно, или сделалась так под влиянием естественных условий земной среды, как-то: ветер, дождь и другая пыль. Американцы новые фуражки для полковников и других выпускают в таком же виде крокодиловой кожи, чтобы было ясно:
        - Здесь живут свободные люди. — Хочешь заниматься проституцией — занимайся, это ваше личное дело. Но все равно имеется в виду, помните:
        - Виноват будет тот, кто вас в конце концов трахнет. — Ибо:
        - Крайние все равно должны быть, даже там, где нет уже рабства. И следовательно, в таком случае реализовалась мечта Достоевского о том, что униженные и оскорбленные уже больше не отвечают ни за что, а наоборот отвечают те, кто их трахает.
        - Пароль? — мягко спросил один из часовых на воротах. Дроздовский не счел нужным спрашивать своего коня, какой здесь сегодня пароль, ибо этот конь, после осознания своей значимости мог начать болтать всякую чушь беспрерывно, а как было сказано:
        - У меня от них голова болит. Он так и сказал:
        - У меня голова болит.
        - Что?
        - Почему?
        - Вы хотите третий раз, а нас голова болит, — сказал Дроздовский.
        - Если это пароль, то неправильный, — сказал часовой без улыбки.
        - Скажи: вход рубль — выход два, — тявкнул Инициат, как почему естественно посчитал и Дрозд. Но только в смысле имени коня, но никак нет пароля.
        - Вы с ним согласны? — спросил часовой, как будто конь, с которого только что слез Дро, тоже был участником разговора.
        А он и был человеком, как заметили с удивлением другие часовые, но ничего не сказали, так как они были довольно далеко, на стене, и не хотели орать то, что может быть, и так всем было известно, а только они издалека сначала не поняли, и думали, что это едет всадник на своем Росинанте. Не в том смысле, что полный придурок, а наоборот, только таким кажется издалека, а на самом деле человек умный. Умный, но не меньше, чем его конь. Тем более, как сегодня за завтраком рассказала командующая гарнизоном:
        - Они могли меняться местами, и поэтому не всегда всадник видел то, что видел его конь.
        - Это понятно, — сказал тогда Котовский, записавшийся добровольцем в гарнизон Царицына. И его приняли без дальнейших испытаний, как было с Варой и его друзьями.
        - Почему? — все-таки задала один вопрос Кали.
        - Дак, баранов может видеть только человек, — резюмировал Котовский. — Ну и взяли, хотя Кали и сказала:
        - Похож на Котовского, а этот хулиган нам не нужен.
        - Надо задержать их, — сказал человек в черном мундире с блестящими пуговицами. — Я думаю…
        - Прошу прощения, но пока что здесь думаю только я, — сказала Кали. — Впрочем, извольте, я слушаю.
        - Дак, шпионы, — сказал, как его здесь звали Инженер.
        - На инженера учится, — сказал, подходя Котовский, и добавил:
        - Ох! хороший инженер из него получится.
        - Вот когда получится, тогда и посмотрим, — сказала Кали и хотела отойти, но поняла, что лучше пусть валит этот Инженер:
        - Займитесь своими непосредственными обязанностями.
        - Он и занимается, — сказала упитанная девка, в трофейном мундире подпоручика, впрочем, английской армии, а были ли там подпоручики никому неизвестно, а значит, она считала себя, как минимум лейтенантом. И часто прибавляла:
        - А то и больше. — А если разговор был длинным, то вставляла к слову:
        - И намного.
        - Ты кто? — спросила Кали, и измерив приличный рост собеседницы придирчивым взглядом, добавила: — Иди стреляй из своей пушки, так как эта барышня, командовала батареей, которая пока что состояла из одной пушки.
        - Да, Ольга, идите к пушке, — сказал Инженер.
        А в это время шпионов, как поддакнул Кали Котовский, пропустили.
        Дро назвал правильный пароль. Хотя хотели было уже расстрелять, так как влез со своими советами Эсти, мол:
        - Скажи Альфа выход — Омега вход. — И опять это было неверно.
        - Вы уверены? — спросил начальник охраны, а им был Лева Задов, — и он посмотрел почему-то в зад лошади, приподняв предварительно её длинный хвост.
        - Что там?
        - Что?
        - Там ничего нет?
        - Где, под хвостом? — Лёва подошел к голове коня, посмотрел ему в глаза и отвел свои. Но тем не менее, добавил:
        - Возможно, я еще залезу вам в жопу, как пойдет дело, мне не западло, я человек ответственный.
        - Хорошо, хорошо, — заторопился Дроздовский, — я скажу пароль, я вижу вы человек честный, не передадите его потом дальше.
        - Куда дальше? — не понял Лева.
        - Туда.
        - Куда, Туда? Вы намекаете, что я шпион Ихней армии? — он махнул рукой, как будто показывал прыжок лошади через барьер, что, как известно, кончилось броском его жены под поезд. Ибо:
        - Если уж прыгнул — держись намеченной цели.
        - Ибо сказано, — сказал Дро, — слушайте их, дабы найти противоречия в речах их.
        - Ну, и нашли? — Лева вынул из буковой кобуры с изображенной на ней головой Соньки Золотой Ручки, как сказал он кому-то в шутейном разговоре:
        - Не лишить хочу ее этой умной головы, а хочу просто доказать, что она очень красивая, ибо:
        - Авось полюбит меня когда-нибудь, несмотря на то, что я не стремлюсь стать хоть когда-нибудь полным генералом.
        - А она тебе сказала, что выйдет замуж только за генерала?
        - Да, пусть, грит, он будет хотя бы в отставке.
        - Ну и?
        - Коплю бабло на пензию.
        - Думаешь купить это достойное человека звание:
        - Гене рал-л-л!
        - Да, если не дадут так за боевые заслуги, придется купить. А че делать?
        - Кстати? — спросил он тут же Дроздовского, — чуть не забыл: у вас деньги есть?
        - Так вот это и есть пароль, мил человек, — смело ответил Дро, распознав в подсознательной болтовне Левы ответ на его же коварный вопрос.
        - Да?
        - Да.
        - Ну говори, — он вынул из маузера маленькую — на десять патронов — обойму, и вставил новомодную: на двадцать. — Бронебойные, на всякий случай, — добавил он.
        - Не в деньгах счастье, — наконец выдал свою догадку Дро, и угадал.
        - Не верю, что угадал, — сказал уже в спину, отъезжающей парочке Лева, — ты его знал. Дро не стал испытывал судьбу, и махнул рукой, не поворачиваясь назад с коня, что, мол, да:
        - Ты прав.
        Далее, Дроздовский ударяет в тыл наступающей армии Зеленых.
        Аги все-таки уговорила Махно поддержать атаку десанта на Царицын.
        Они вдвоем быстро, так сказать, уговорили Буди и Пархоменко, как сказала Аги:
        - Дискредитацию нашего наступления на инопланетян.
        - Ты чего сказала-то, — не понял даже Махно, хотя и занимался с ней сексом в последнее время неоднократно, что, как считают многие, очень сближает образы их мыслей.
        - А! точно, сейчас мы — это и есть инопланетяне. — И добавила:
        - Ты вступал?
        - А нельзя просто так вступить, обязательно жениться надо на какой-нибудь инопланетянке. Я думал ты Ино.
        - Да? Серьезно? Как ты мог так думать, ведь у меня нет клешней.
        - В том смысле, что ты не владеешь Маузером?
        - Маузером я как раз умею пользоваться, а Кольтом сорок пятого калибра никак не научусь. И знаешь почему? Америка почему-то нам их не поставляет. А вот немцы так и прут, так и прут сюды-твою.
        Ника Ович тоже повернула броневик на Царицын. Вара вроде не хотел:
        - Не то, чтобы нет, — сказал он, — но лучше ты садись за рычаги этой Тягомотины, я че-то сомневаюсь. И Василий Иванович не поверил свои глазам:
        - Броневик с одной стороны — переехал на правый фланг — тачанка, запряженная с Софистом и КВО с Махно и Агафьей — с левого шли на него. В центре были цепи Деникина. Василий Иванович обернулся на синеющий в белой дымке Царицын. Не то, чтобы:
        - Что может сделать один пулеметчик без снайпера, а просто:
        - Где он этот хренов снайпер? И вдруг в цепях Дэна, с тачанки Аги и ее нескончаемого любовника-мужа Махно, Ника, высунувшись из башни броневика — все заорали, как будто их режут:
        - Перебезчик!
        - Перебесчик!
        - Перебежчик! И какая-то коза, толи козел, петляя показался на так и невспаханном поле. Да и запрещено было здесь пахать, сеять и разводить другие садово-огородные кооперативы, по причине близости реки Волги, где, как известно, водятся большие осетры, и другая стерлядь. Насчет осетров я сомневаюсь, но люди говорят:
        - Есть и осетры. — Хотя не исключено, что за осетров они принимают со-овсем другую рыбу, так как осетров никогда не видели.
        Так как не все осетры могут подняться так высоко, как они живут на этой Волге. Или вы во время нереста всегда попадали в вытрезвитель, а они ждать не будут — три, четыре, максимум дня и уйдут, где их поймает уж только рыбнадзор, ибо коррупция как была, так и осталась:
        - Беспробудная.
        Далее, кто перебежчик, это снайпер.
        - Он в английской фуражке, — Василий приставил палец к виску, как будто хотел стреляться, но на самом деле для более интенсивных размышлений, хотел, так сказать:
        - Подкрутить гайки, — значит, это… значит, это… — Василий посмотрел вниз, где валялась подзорная труба, сброшенная туда, уж и не сосчитать кем, и опять приложил к голове бинокль, хотя и немецкий, но с одним треснутым стеклом. Как это могло случиться никто не знал. И более того:
        - Никого здесь больше и не было.
        - Это Сонька Золотая Ручка, — наконец понял Василий Иванович. — Что ей там-то не жилось, с хгенералами? Постного захотелось. Хотя с другой стороны:
        - Какая она генеральша? — Так только если расстрелять кого-нибудь. И действительно, Сонька подваливала и к Дэну, и к Иначе — частично:
        - Да, — но в принципе бесполезно, трахнуть, и опять за своё, в том смысле, деньги, звание обер-лейтенанта — это пожалуйста, а чтобы официально заявить:
        - Это Графиня де Монсоро, или де Лулуз Лотрек — нет:
        - Нет, — говорят, у нас таких званий. И получается в итоге:
        - Трахаться во всех положениях — это можно, даже более чем пожалуйста, а замуж — хотя проверенная вроде бы уже дама — изворачиваются, мол:
        - У меня жена на фронте. — А на каком фронте, спрашивается?
        - На Вра-жес-ко-ом. — И тишина. Как будто так и надо, а ведь это была только игра судьбы.
        Но говорят, что нет, теперь назад не повернуть, не получится воевать против тех, к кому вас реквизировали. Как будто человеку достаточно лоб краской намазать, и уж Зеленый, или наоборот:
        - Белый. Оказалось, что действительно, перекраситься очень трудно. Как сказал ей сам Главнокомандующий после гибели Лавра Корнилова Дэн:
        - Необходимо пройти очищение.
        - Ну, а что именно вы имеете в виду, сэр?
        - Ну… ну ты думаешь я знаю? — ответил парень. И добавил: — Примерно тоже самое, как перебежать это поле — он показал длинной рукой на Поле Боя — где вас будут обстреливать с обеих сторона.
        - Сторона? — переспросила дама.
        - Стараюсь привыкнуть к местному фольклору.
        - Надеетесь перебежать на Ту сторона? У вас там жена, дети?
        - Тебе бы в контрразведке работать.
        - Зря раньше не додумались назначить, — сказала Сонька.
        - А теперь?
        - А теперь я ухожа, прошу прощенья, ухожу, конечно, на ту сторону.
        - Зря, здесь у тебя все было: мужики, бабы, кубинские сигары, Камю, по воскресенья даже Хеннесси, по понедельникам Мартель, пиво не меньше двадцати сортов, Стейк по-Флорентийски, трюфеля — грибы, хотя и редко, но конфеты всегда, торта, даже по-Киевски, можно было заказать торт с Маскарпоне и торт Тирамису, пробовала? Теперь уж не попробуешь, вали, вали, — совсем обиделся Дэн. Дак и действительно, трахал, старался, а она на тебе:
        - Опять мало, недовольна, это сколько же можно?!
        - Я должен работать, — сказал Дэн, — всего хорошего. — И добавил неожиданно для самого себя: — Передавай привет там.
        - Кому?! — ахнула Сонька. — Твоей бывшей жене? Так она меня тут же и шлепнет, если узнает.
        - Хорошо, хорошо, обойдемся без сантиментов.
        И вот она бежала, а никто почему-то не стрелял. Наконец, затрещали пулеметы. Это Иначе отдал приказ валить всех, ибо как он выразился:
        - От нас и так все члены общества женского пола убежали, или были проиграны в земную рулетку. Что будем делать? И один, так сказать, архитектор предложил предложение:
        - Будем делать Копи-и-и! — Мама! Что же это будет? Но пока что это нововведение было заблокировано командующим Дэном.
        Далее, как Сонька бежит через линию фронта.
        С собой у нее был только Маузер, три двадцатизарядные обоймы нему, и две гранаты.
        - Надо было взять снайперскую винтовку, — подумала она. — Хотя, нет, было бы только хуже, так хоть снайперы не стреляют, а то бы точно:
        - Крышка.
        - Вот крышку надо было взять! — ахнула Сонька. — За-бы-ла. — Но тут же успокоила себя:
        - Я об этом никогда и не помнила. Но все же после нескольких пуль, просвистевших у виска, опять заныла:
        - Все брали с собой крышку — я забыла, так может быть? — И продолжала, уже лежа на земле, за бугром:
        - Одиссей брал, Ахиллес брал, иначе как бы он убил непобедимого и благородного Гектора? Теперь уж нигде не найти. Тут она прыгнула в большую яму, и нашла там:
        - Нашла там, — промямлила Сонька, и так же тихо добавила: вот из ит? А это был подбитый — еще на учениях в доисторическое время — танк. Тягомотина еще почище той, в которой катались по полю Ника Ович, пулеметчик Вара и правитель Царицына Щепка в связанном, разумеется, состоянии, ибо никто так и не решился ее развязать, более того, рот ей тоже пришлось заклеить, ибо это тоже, как высказался Вара:
        - Запрещено Парижско-Венской Конвенцией по психическим атакам.
        Глава 31
        - И я бы даже сказал от себя и всех здесь присутствующих:
        - Надо бы причислить это оружие к другим известным средствам массового поражения, как-то:
        - Пулеметно-пушечный огонь, пердеж — в том числе и немецкие газовые атаки — авиация, будь она проклята, энд сетера.
        - Et cetera, — поправила Щепка.
        - Она отклеила ярлык, на своем рту?! — рявкнула Ника снизу. Ибо это был не танк, а только обычный броневик на колесах, ибо шуму внутри было не так много, как это могло показаться кому-то снаружи.
        Тем более, это был французский броневик — хотя некоторые считали, что английский — и в нем утеплитель играл роль не только возможного попадания в Сибирские холода, не только предохранял от синяков и шишек на лбу, но сигнализировал о шумопонижении. Так что орать здесь было:
        - Бесполезно.
        - Нет, — сказал Вара.
        - Тогда почему она кричит, как мышь, попавшая в лапы сразу двум… нет, даже трем котам?
        - Скорее всего, — ответил Вара, почесав башку под утепленным шлемом, — телепатия.
        - Вас понял, — сказала Ника и добавила: — Надень ей на ее умную голову Шекспира и Данте вместе взятых…
        - Прости, я не понял, что?
        - Что, что?
        - Что надеть, я спрашиваю?
        - А, так свой траханный шлем и надень.
        - Да?
        - Да.
        - А мне чего?
        - Тебе не надоело его носить?
        - Что в нем такого плохого?
        - Он пахнет козлом.
        - А-а! Тогда это логично, надо испытать ее еще и этим, — и он надел Щепке свой знаменитый шлем со звездой. Считалось, что это Сириус, а вообще-то даже неизвестно, откуда она взялась. Еще индейцы клеили ее на свои утлые лодки. Как будто без этого они не могли плавать. Щепка не выдержала и закричала. Но кто же ее услышит. Вара так и сказал:
        - Да пусть орет сколько угодно. — И добавил: — Привыкай, привыкая, я тебя возьму после победы на свой приусадебный участок, будешь мне лук, чеснок, капусту и картошку сажать. А к ним знаешь, что хорошо подать? Нет? Так тебе скажу:
        - Го-о-в-н-о-о!
        - Му-у, — замычала она.
        - Нет, не надо сказала Ника.
        - Почему? — спросил Вара, — небось она тебя не пожалеет, если вырвется из этих цепких лап судьбы.
        - Не то, чтобы да, но именно да, потому что я подсознательно слышу ее ругательства, и мне не то, чтобы страшно, но все равно слушать очень неприятно.
        - Так может выбросить ее отсюда? Зачем мы ее катаем с собой?
        - Да правильно, выброси.
        - Конечно, давно бы надо, а если понадобится заложник, мы ее найдем на этом поле и предъявим.
        - Поставь на нее маяк, чтобы потом в случае чего не копаться.
        - У меня нет маяка.
        - Возьми бриллиант и повесь на нее.
        - Где?
        - Вот тут болтается передо мной на цепи.
        - Идея хорошая, но как иво ловить? — не понял помощник. — Ты умеешь?
        - Я — нет. А ты?
        - Тоже нет.
        - Да найдем какого-нибудь Распи-колдуна, найдет, если очень уж надо будет.
        - Действительно, а так-то она нам абсолютно не нужна, даже наоборот:
        - Ниже нижнего, что значит:
        - В минусе от нуля.
        Сонька попыталась оторвать крышку от танка, которая была открыта, но держалась всё ещё капитально. Но с дури, как говорится, чего не попробуешь. Но нет, конечно, нет — бесполезно. Она так и сказала:
        - Бесполезно. — И добавила: — Неужели нельзя было все сделать съемное? Риторический вопрос, одно слово:
        - Немцы.
        - Англичане.
        - А какая разница? Тоже не лыком шиты — слово на букву х в ослабленной смысле — оторвешь. Впрочем, кто это сказал? И не услышав ответа, добавила:
        - Уже сама с собой начинаю разговаривать.
        Далее, кто это? Кто? Нет, отсюда не вижу. Придется спуститься пониже, а это знаете, тоже самое, что залезть в собачью конуру, чтобы удостовериться:
        - А не живет ли тут с ней кто-нибудь еще? — Ибо:
        - Там вони-и! — ни в сказке сказать — ни пером описать, даже помыслить, как бесконечность и то невозможно. А это был… Так… сейчас, сейчас, как сказал Шекспир тем, кто не понял, почему часы в его пьесе не того века, который заявлен. Как будто это соревнования по тяжелой атлетике, где и то заявленный может перезаявиться, если еще не поздно. Но здесь уж хотелось бы узнать точно:
        - Что это за гусь? — Скорее всего, белый, ибо что здесь делать зеленому, если он танк в глаза не видел. Логично. И значит это был… Звучит, как прелюдия песня Эдуарда Йодковского:
        - Нет, с Сибирью мы не расстанемся — верил в юности сгоряча.
        Понятненько. Александр Васильевич по инопланетной кличке Иначе, что значит у них:
        - Ученый, — просто испытывал своего нового коня — хотя это и была она — которую прислали из Канады вместе с отрядом канадской кавалерии с условием поделить — если что — золото, которое захватили чехи, и следовательно, подписались:
        - Отбить его у них.
        Лошадь он сам назвал Монти — от имени какого-то английского полководца, но Дэн, как его авторитетный заместитель посоветовал, как он сказал:
        - Что-то более реалистичное.
        - Как-то? — спросил Александр.
        - Сейчас опять вошла в моду мода давать двойные имена.
        - А именно?
        - Клара-Цеткин, Роза-Люксембург, Амер-Низа, Вильям-Фрай, Маха-Бхарата, — ну этот уже занят по моим сведения Киннаром.
        - Хорошо, — сказал Александр, — пусть будет Мики.
        - Почему?! — не понял даже всё понимающий Деникин.
        - М — Мэрилин Монро, а К — Кеннеди. Мне сообщили канадцы, что впереди должна быть первая буква имени матери, а в середине отца.
        - Стало быть, — констатировал Дэн, — ты считаешь, дорогой друг, что канадцы произошли из США?
        - А откуда еще они могли взяться? — вопросом ответил Александр. Может так оно и есть, но человеку со стороны могло показаться, что ребята ведут разговор на языке советского эмигранта Редько, сбежавшего из России за удачно сыгранную роль Вильма Фрая — решил и Там прославиться.
        - А именно?
        - Эсперанто. — Что можно перевести просто, в том смысле, что для иностранцев:
        - Вейной дойёгой бьедете, товай-ищи!
        Таким образом, конь — лошадь — споткнулся из-за того, что Александр задал ему неуместный по мнению канадца вопрос, пришедший — как говорил Пушкин в голову, что этого не может быть, так как не может быть:
        - Никогда, — о том, как увязать его имя Мики с именем его же возлюбленной Анны Тимировой, которая может обидеться, что буквы из ее имени-отчества и фамилии в том числе, не использовались в создании этого шедевра транскрипции, как:
        - Ми-и-и-ки.
        - ЭМ-то есть, — резюмировал конь, но дальше вот и споткнулся на букве К. — Хотя вроде чего проще сказать, что она Канадская Принцесса.
        - Могут не поверить.
        - Да, там, скорее всего так и разговаривают до сих пор на древне-эскимосском, а мы в этом ни бельмеса ни гугу. — Хотя это все те же наши люди только проданные туда Екатериной Второй, как некоторые продают рассаду для помидоров и капусты. И более того, считается что:
        - На время, — а они спорят:
        - Нет, нет — слово на х в ослабленном значении — вам, навсегда. — Ругаюцца. А собственно, что там хорошего? Лошади вот только. Да и то:
        - Еще проверить надо.
        p. s. — Пока что командиром Белых был Дэн, а не Александр Ко.
        - Могу я вам помочь? — спросил Александр.
        - Хорошо бы сначала представиться, — ответила Сонька.
        - Зачем?
        - Вдруг вы Белый. Я оттуда сбежала.
        - Да — я белый офицер.
        - Вам не взять меня живьем, поручик.
        - Вы думаете, я поручик?
        - Подпоручик? Другие по полям не бегают, как молодые зайцы.
        - Курить будете?
        - Да, но если только это махорка.
        - Я курю…
        - Английские, — попыталась догадаться она.
        - Нет, кубинские сигары. Будете?
        - Нет.
        - Может быть, хотя бы попробуете курнуть.
        Она вдохнула дым сигары, и сказала:
        - Мне понравилось, сколько стоят?
        - Сто долларов.
        - За коробку?
        - За штуку.
        - Такие деньжищи-и! Где вы их взяли?
        - Что значит, где? У всех есть деньги.
        - Да, я и забыла уже, вы Белые всегда с баблом, мой же свободный ум уже там, у Зеленых.
        - Они называют себя красными.
        - Это их личное дело, я люблю зеленый цвет.
        - Это цвет знамени Батьки Махно.
        - Пойду в его отряд.
        - По моим сведениям он уже решил перейти на сторону инопланетян.
        - Вот как? Впрочем, тем лучше. Подождите, я что-то запуталась.
        - В чем и в чем?
        - Разве вы не Ино?
        - Ино, но по жребию судьбы вынужден воевать за Зеленых.
        - Тогда получается, я бегу к Белым?
        - А какая тебе разница, если это Пятая симфония в исполнении Листа?
        - Да, но я не совсем люблю всегда играть одна.
        - Хотите оркестр?
        - Мне бы хватило барабанщика.
        - Ну, ОК, давайте вместе двинем на них.
        - Давайте. Давайте оторвем у этого танка крышку люка, и под ее прикрытием, как Ахилл приблизимся к ним, чтобы разобраться в рукопашной схватке.
        - Думаю, надо выбрать более легкий способ.
        - Вы любитель Адиссейский штучек?
        - Почему А?
        - Пусть будет по-вашему, пусть будет О. Хотя я не уверена, что у древних греков были вообще буквы.
        - Что у них было?
        - Иероглифы. Или клинопись.
        - Сомневаюсь.
        - Вы читали хоть когда-нибудь Розеттский Камень?
        - Да, я знаю три языка.
        - Русский письменный, русский устный, а еще какой? Матерный?
        - Нет, русский письменный я не знаю, знаю только древне-русский.
        - Ну, хорошо, щас посмотрим. Сможете оторвать эту крышку?
        - Лучше поехать на самом танке.
        - Да? Вы сможете поднять танк?
        - Надо попробовать.
        - Вы Геракл?
        - Думаю, он был умным человеком. — И он спустился внутрь танка.
        - Что там? — крикнула Сонька.
        - Керосину мало, — ответил Ко. — Я попробую вылезти из этой ямы, но потом надо где-то достать керосин.
        - Я знаю одно место, где стоит цистерна со спиртом. Надо только туда доехать. Если ее еще не выпили, значит дело будет. Заводи.
        - Хорошо, но ты подержи пока моего коня.
        - Коня? Какого коня? Здесь, кроме меня больше никого нет. Я скорее лошадь, чем конь. Она даже повернулась и посмотрела вокруг себя.
        - Не могу поверить, — сказал Ко, — что мой личный конь — пусть даже это лошадь, присланная мне из Канады, как подарок на счастье — убежал.
        - Ну-у, если его нет — значит смылся, — сказала Сонька. И действительно, зачем мы ему нужны, если поедем на танке?
        - Да, — обиделся, наверное, — ответил Ко, высунувшись из башни. — И да:
        - Можешь идти и ты.
        - Куда?
        - Куда подальше. Нет, ты не обижайся, как лошадь, просто отойди, а то могу выскочить слишком быстро, и тогда ты уже не успеешь, как говорится:
        - Даже слова сказать.
        Но танк завяз, значит, не зря его здесь бросили.
        - Посмотри, что там мешает! — крикнул Ко, опять появившись из верхнего люка.
        - Это человек! — ахнула Сонька, когда залезла в яму.
        - Живой?
        - Неизвестно.
        - Пульс у него есть?
        - Если измерять невооруженный взглядом — нет.
        - Потрогай его.
        - Я боюсь.
        - Если он покойник — чего его бояться?
        - А если нет?
        - Тогда потяни его за ногу.
        - Щас-с.
        - Что, не идет?
        - Да идет, но, кажется, он не совсем холодный.
        - Может быть, нагрелся от дыма?
        - Нет, он пошевелил пальцем. Ко вылез из танка, чтобы вместе вынуть его на поверхность. Далее, кто это?
        - Мы могли бы приобщить его к нашему общему делу, — сказал Колчак. — Но для этого надо узнать, как его зовут.
        - Можно я попробую угадать? — спросила мягко Сонька, что означало: у нее уже есть мысли на этот счет.
        - Пожалуйста, что ты у меня спрашиваешь. Тем более, мы еще не выбрали командира. И она сказала:
        - Это Ленька Пантелеев.
        - Кто?
        - Ну, ты, что, не помнишь на Чемпионате мира мутил воду один тощий верзила с челкой, как у Хи.
        - Художник, что ли?
        - Ну, типа, хочет, чтобы все так считали. Как говорится, сейчас все лезут в Пикассы.
        - Ссы? ты уверена?
        - Ты, точнее, Вы еще пока, ибо не пили на брудершафт, и не трахались, как следует.
        - Ну, кое-как-то мы, что ли, уже трахались, я что-то не помню?
        - Так а с танком? Мы были вместе, не правда ли? Тем более, этот зассанец прицепился третьим, а то и четвертым, если всерьез считать танк, способным к этому делу добровольно. Вы виделись хоть когда-нибудь с Энди Уорхолом? По крайней мере, слышали, что он какает в трехлитровую банку из-под сгущенки — я сама меньшие объемы не покупаю, потому что сгущенное молоко очень вкусное и я не могу остановится, пока не накормлю всех, вплоть до своей собаки и кошки. И знаете почему? Пока человек, или другое существо, даже таракан, не наелся как следует — не могу чувствовать себя сытой и я. У вас так бывает?
        - Надо сначала договориться, что считать сытостью.
        - Сытость — это когда уже хочется какать, но пока что до этого дела дело не дошло, и только пукается.
        - Я не делаю так никогда.
        - Я о вас пока еще ничего и не говорю, а имею в виду только художников неосюрреалистов.
        - И значит, как я понял, этот Хи ссыт на холст и выдает это художество за чистую правду?
        - Да, но в принципе не всегда, иногда он пользуется кистью.
        - А краску разводит своей мочой.
        - Краску он не использует, ибо зачем? Если можно, как тигр: по запаху определить, где она есть, а где пустое безоблачное пространство. Более того, делает, как Энди:
        - Выставляет напоказ только мочу, вообще без холста.
        - Вообще без холста, — только и смог повторить Ко.
        Глава 32
        Колчак начал выезжать на танке, а Сонька дирижировала:
        - Вира!
        - Нет, нет, майна, майна! Теперь вира. И действительно, танк качался, качался, и наконец выпрыгнул на поверхность земли. От радости он сделал такой разворот вокруг котлована, в котором покоился, что Сонька закричала:
        - Не раздавила, пожалуйста, покойника.
        - Где он? — спросил Ко.
        - Где-то. Наверное, ты его замуровал в землю. Я тебе говорила:
        - Не крутись!
        Но Ленька убежал.
        - Ты уверен?
        - Да.
        - Может поспорим, что ты замуровал его в землю?
        - Охотно, на что?
        - На что? — повторила Сонька, и добавила: — Вопрос.
        - Ответ логичен и очевиден. За.
        - Что — За?
        - Ты выиграешь: я иду с тобой.
        - Какой еще вариант существует, не понимаю?
        - Я — ты бежишь за мной.
        - Это невозможно, я уже решила перейти Туда, — она махнула рукой в сторону Трои, и повторила: — Туда к Парису. Колчак не выдержал и рассмеялся.
        - Нет, я не понимаю, чего вы хотите? — Сонька потребовала ответить прямо:
        - Да-да, нет-нет.
        - Можно оставить за собой откат? Так в виду возможности замены?
        - Не хотелось бы надеяться на синицу в руке, так как очень хочу журавля в небе.
        - Тем не менее, я вынужден настаивать.
        - ОК, ОК, понимаю, что вы не отвяжитесь.
        И она согласилась — если кто не понял — иметь в качестве Париса Леньку Пантелеева, если они его найдут, а не обязательно Колчака. С этим условием Сонька Золотая Ручка согласилась выступить на прежней своей стороне, а именно на стороне:
        - Белых, которые наступали, и уже высадили много десанта на этом пляже, впрочем, поросшем кое-где травой. Такой заброшенный пляж Эпохи Застоя Российской Империи. Но кое-что напоминало:
        - Здесь жили луды. — В том смысле, что да, но не совсем такие, как мы — современные. Ну, а какие они, если не Другие, если видели Землю круглой, а мы Уже:
        - Плоской. — Не совсем, но как раз подходит под инопланетный сапог без супинатора. Ибо зачем он им, если ножища и так, как из обсидиана. По крайней мере, такие слухи ходили тут и там.
        И как назло Ленька, тут как тут, явился — не запылился. Впрочем, как раз наоборот, был весь в пыли, и еще в чем-то.
        - Где это тебя так угораздило обстряпаться? — ахнула Сонька, которую — я еще не сказал, но так уже было — он звал почему-то:
        - Лёлька. — Наверное, более созвучно своему, как он думал легендарному имени, под которым он собирался громить фраеров после победы над… над… возможно даже, как и было запланировано раньше:
        - После победы Мировой Революции. — Но если прилетели инопланетяне, то, значит, их громить и будем. И только одного он не мог понять даже еще до того, как попал под поезд. Ошибочка вышла, прощеньица просим, он не Анна Каренина и под поезд не хотел, да и она, я думаю, не хотела, а:
        - Толкнул кто-то. — Народ сволочь, как сказал, кажется, Достоевский. Кому это выгодно? Надо подумать. Попал под танк. Вот она формула успеха. Ибо Ленька даже после этого остался жив.
        - С-спирт есть! — вякнул он из последних сил.
        - Запиши это в свой Блок Нот, — сказала Сонька, — это твой первый подвиг.
        - Контора пишет.
        - Хорошо, я сама запишу, — она вынула бересту, — приготовила для растопки костра, но для идеи использую ее. Так и напишу первым параграфом:
        - Пусть нас греет Идея.
        - Не забудь только, что это был мой второй подвиг, если не считать того, что было на Чемпионате Мира.
        - Второй? Какой был первый?
        - Под танк попал и выжил, ты что не помнишь?
        - Нет, помню, но я думала, что это был подвиг танка. Кстати у этого танка должен был быть танкист.
        - Да, действительно, — сказал Колчак, — куда он делся? Очень бы нам пригодился. Это случайно не ты был?
        - Кто? Я? Нет.
        - Ну а я тем более.
        В конце концов, Ко обманул Леньку, попросил сдать немного назад, чтобы зацепить тросом что-то такое, валявшееся на дне котлована, в котором до этого куковал этот танк. И Ленька сдал. А танк был даже не заведен.
        - Не знаю, — просто, со смехом ответил Ленька, — руки помнят.
        - Вот и видно, мил человек, что ты шел на штурм этого золотого города. Тебе не стыдно?
        - Надо его допросить, — сказал Ко, отведя Соньку в сторону.
        - В чём и в чём?
        - Ты не догадываешься? Где его экипаж?!
        - Ужас! действительно, вот окунь полосатый. Я потом его допрошу, когда не будет не готов держать удар.
        - Ночью, что ли?
        - Может и раньше зажму где-нибудь в подходящем месте. А сейчас он уже и так насторожился, что его разоблачили:
        - Не знает, где его экипаж. — Это надо до такого додуматься.
        - Я не понимаю, откуда вообще взялись танки, — сказал Ко, — у нас их нет, и них — тем более, только броневики.
        - Может он вошел в контакт с кем-нибудь еще, с англичанами, например.
        - Только их здесь не хватало.
        - Да, очень загадочная личность, надо его поставить на Детектор Лжи.
        - Есть один Колдун, если его найдем, будет один ноль в нашу пользу. Мы узнаем, откуда этот танк.
        Далее столкновение с другими группировками.
        Сначала все, даже Колчак хотели напиться, но попробовав, решили:
        - Невозможно. — Невозможно пить без разбавления хотя бы пивом.
        Некоторые могут сказать:
        - Откуда на войне пиво? — И будут правы, в том смысле, что на Передовую оно редко доходило:
        - Сразу на фондовый рынок, — как выразился по этому поводу Лева Задов, где и брал его всегда по сходной цене.
        - В кабаке-то до-ро-го-о! — Хотя конечно он понимал, что:
        - Надо, надо брать если не пошлину, то хотя бы что-то за въезд и выезд из крепости. Но пока что не было подходящих клиентов.
        - А кто бы это мог быть, в принципе? — спросил прапорщик, который ему подчинялся. Это был Беня Крик. Он попал сюда случайно, и мечтал перейти не сторону Зеленых, только даже не понимал:
        - Где они? — Он тоже, как и некоторые здесь, только недавно добрался до материка из мест как раз:
        - Очень отдаленных. — Почему? Здесь он кто? Пра-пор-щик-к! А там?
        А Там Лей Броня обещал ему сразу подполковника, а потом, как грится:
        - И до Настаящаего Полковника недалеко. — Ба-аб — немеряно, да и:
        - Пострелять можно. — Ибо, ибо Беня, как и Лева Задов потенциально видел себя только в Контрразведке. Сегодняшнюю службу можно использовать с пользой, мол:
        - Я знаю Их нравы. — Опыт — это все. А учеба? Учебы мы прошли, как грится:
        - Тама. — Маркс, Энгельс, Фильям Фрай всегда доступны в библиотеке. Ибо. Ибо там они и работали, как авторитеты перед Кумом.
        Выпили они все-таки, значится, и поняли:
        - Вокруг идет война. Они подумали:
        - За спирт, конечно.
        - Нет, — сказала Сонька, — они просто-напросто самозабвенно хотят друг друга убить. А за что?
        - Пока непонятно.
        - Надо протрезветь, — сказал Ленька Пантелеев.
        - Зачем? — не понял Ко.
        - Тогда все станет понятно.
        - Действительно, — добавила Сонька свое слово к общему мнению:
        - А может не стоит?
        - Почему?
        - Они перебьют друг друга а мы на победном танке…
        - Что? — спросил Ко, — не помнишь.
        - Да, вот только бы вспомнить, что надо взять: город или переправу на Ту Сторону?
        - Город, — ответил Ко.
        - Почему?
        - Так не водоплавающий, — ответил Ленька. Он хотел тут же под цистерной облапать:
        - Мою Лёльку, — но получил решительный отказ.
        - Только в Царицыне, понял? Я все помню: откуда мы вышли — туда должны и вернуться.
        Василий Иванович со своей вышки не видел цистерну, но по постепенному, интуитивному сосредоточению сил в этом направлении принял решение:
        - Она там. — Ибо слухи были, но думали:
        - Плод мечты-идеи только. Рука Василия потянулась к котелку литра на два с половиной, но он ее отвел другой рукой. И взял термос на четыре литра. Его принесла Щепка специально для себя, чтобы как снайпер выслеживать тех, у кого раньше нее кончится питиё. Примерно, как лев сторожит свою добычу на пути к водопою. Хотя некоторые говорят, что не до, а после, ибо тогда можно и на водопой самому не ходить, а сразу и наесться, и напиться. Сказки о том, что:
        - Идущих на водопой — не трогаем! — очевидно придуманы для этих идущих на водопой, ибо, как говорил Емельян Пугачев Александру Пушкину:
        - Небось, небось! — Когда? Перед дуэлью? Вряд ли, ибо потом было очень больно. Когда звал Ленского на дуэль? В том смысле, что думай сам:
        - Покаяться, или тоже останешься без заячьего тулупчика. Вот что, собственно, значит, содрать шкуру с Марсия, как это изволил сделать Аполлон? Или как Емеля после того, как:
        - Дымком потянуло, — принял в дар тулупище, который, тем не менее умудрился разорвать, что и должно было, по его мнению, символизировать, треснувшую шкуру Александра Сергеевича. В том смысле, что:
        - На этот раз всё обойдется, но в дальнейшем, придется, Как Все пройти теми же:
        - Узкими воротами. — Такими тесными, что:
        - Даже шкуру оне заденут.
        Но тут Василий заметил Тройку Вороных, как он назвал тачанку Аги.
        Но это был обман зрения, идущий от неподготовленного сознания. А именно:
        - В сторону цистерны со спиртом направились только Два Коня. — КВО — конь Вещего Олега, принадлежащий душой и телом теперь Пархоменко, и конь Буди — Софи-ст. Вот также думал и Пархоменко:
        - Сразу не поймешь, толи дама, толи амэрикэн бой. — Но на всякий случай подчинился, ибо спирт тоже любил. Ибо:
        - А кто его не любит, тем более, если еще ни разу не пробовал. — Очень, я думаю, вкусный.
        - Как што? — спросил Пархоменко.
        - Ты не пробовал ни разу? — в общем-то без удивления спросил Буди. Он понимал, что людей без недостатков не бывает. Да и лошадей тоже. Некоторые так прямо и лезут в тачанку, а не понимают, что и их грохнуть могут. А выпить могут и не дать. Только если перед смертью, на смертном одре.
        - Что значит, Одр? — спросил Пар.
        - Вот на себя посмотри, ты и есть Одр.
        - Это в каком смысле, на козла ободранного, что ли, похож? И как говорится:
        - За козла — ответишь. — Они начали драться. Подхват, Передняя Подсечка, Задняя Подножка, даже был проведен Бросок Через Спину.
        Аги и Махно в своей воронке тоже раздрались:
        - Один не хотел уступать другой, ибо считал себя атаманом, а ее, так только:
        - Местной проституткой.
        - Максимум маркитанткой, — сказал он. И даже совсем забыл, что она когда-то была его женой.
        - Так обнаглеть, так обнаглеть, — прошептала Аги побелевшими губами. — А я тебя любила, осла упрямого. — Ну и получи по рогам, и ниже. Но потом они решили все-таки помириться. Как сказал Махно:
        - Мне лучше тебя не найти. — Хотя и добавил про себя:
        - Пока что, — но не стал говорить, что на этом поле лучше тебя нет. А только:
        - Лучше тебя нет. — Вот она софистика. И Софист Буди был такой же, хотел обмануть Парика, и ехать на нем, а не скакать вместе на равных.
        В броневике подумали, что враг пошел в атаку.
        - Как? — не понял Вара, который опять сам управлял Тягомотиной, — они бегут.
        - Дубина, — грубо оборвала его рассуждения Ника Ович, давно уже взявшая на себя командование броневиком, — они хотят обойти нас с флангов. Вара насупился, ничего не сказал, но решил при случае сделать всё наоборот.
        - Тоже клейма негде ставить, а пытается сравнить свой ум с моим.
        - Сука в ботах. И действительно, это было правдой, ибо Ника Ович не снимала своих желтых, как немецкий дипломат, полусапожек на высоком каблуке даже в танке. Шучу, это преувеличение:
        - Сапоги она, наконец сняла, а ноги свои вытянула практически до плеч, сидящего внизу, за рулем с рычагами, водилы. А после того, как он возразил, даже сказала не водила с Нижнего Тагила, а:
        - Мудила. — Что он сказал? Дак:
        - Запах, как после немецкой газовой атаки от твоих ног, милая. Ужас, Ника до того в душе возмутилась, ибо только намедни мыла ноги, что не решилась даже задушить:
        - Этого паразита, — этими длинными ногами. Но носки сняла.
        - Поедем за спиртом, — сказал Вара, — иначе я не выживу.
        - Ты имеешь в виду, что я должна помыть ноги спиртом? — возразила Ника.
        - Нет, — ответил парень, — выпьешь — сами пройдут.
        - Как?
        - Как? Я напьюсь, и уже буду считать их швейцарским сыром. Тут она не выдержала, и потянувшись одной ногой, засунула ее ему в рот. Ну так только до половины. Пятка так и осталась снаружи. Но и этого было достаточно, чтобы Вара облевал все приборы управления и навигации, и вылез через передний люк. Прошу прощенья, у этого броневика не было переднего люка, как у танка, и он вылез через нижний, предварительно с большими мучениями открутив четыре ушастые вертушки.
        - В общем, как водолаз, — как сказал сам Вара уже, правда, отбежав шагов на двадцать.
        Далее, столкновение группировок. — Написано уже второй раз.
        - Правее, правее, сукин сын, — мягко позвала Ника Вару, потому что Тягомотина шла прямо на котлован, где до этого куковал танк, уже ушедший, как говорится:
        - Дранк нах Остен! — Ибо на Востоке, как многие думают на Западе, главное нефть, из которой и делают спирт, посредством нагревания его пресловутым:
        - Природным газом. Если сравнить с другими высокоразвитыми странами, не вошедшими, однако, даже в список Амазона, как:
        - Недоступные всеобщему пониманию, — то это значит:
        - Из двух сортов бананов делается третий, и закатывается в банки, как бычки в томате. Одно вызывает уважение, удивление, и даже ужас:
        - Как можно сто лет торговать только в убыток и хоть бы хны? Объясняют это просто, но не все верят в это экуменическое чудо:
        - Высокая духовная пища посредством неубиенной веры в неизбежный прилет инопланетян постоянно компенсирует, а скоро будет и опережать экономические недостатки. И не всегда надо путать Экуменизм и Экономизм, ибо именно они и занимаются между собой:
        - Борьбой противоположностей, — и в тоже время, дополняя друг друга периодически. Пушкин, правда, здесь бы возразил, ибо, как он провозглашал:
        - Не надо всю хрень класть в одну корзину. — И знаете почему?
        - Не уместится. — Потому что не могут две разные идеи занимать одно и тоже место в пространстве. Потому и не зря Моисей спустился с горы Синай с рогами — не из-за измены жены естественно — именно для того, чтобы наконец развести эти бананы по разные стороны барьера.
        Глава 33
        Аги и Махно выпрыгнули из ямы, и побежали. Куда? Просто побежали, потому что не поняли, кто залез к ним в берлогу. Танки, броневики были в диковинку. Почему? Они были:
        - Иностранные. — А что там, За Границей? — И отвечали:
        - Тоже самое, что и на Альфе. — Ну, не совсем, конечно, на Альфе лучше, но все равно:
        - Деньги платят. — А здесь? А здесь только:
        - Дают-т. Ника наконец поняла, что это не те люди. Она хотела сначала разобраться с предателем Варой, и лучше всего насильно посадить его за рычаги управления, и только потом двинуть куда-нибудь:
        - Прямо на Царицын, или направо к цистерне со спиртом. Но в виду плохой видимости через бинокуляры перископа прогнана голубков Махно и Аги за самых наступающих цепей Дэна.
        Тут она поняла, что предателя-водолаза Вары среди них нет, и хотела повернуть назад. Но поняла, что могут подумать:
        - Испугалась. — И она дала очередь. Передние цепи от неожиданности шарахнулись назад. Они думали, что у Зеленых нет броневиков. И сама Ника поняла, что:
        - Я ошиблась! — вышла она из броневика с поднятыми руками.
        - Что она говорит? — спросил у напарника старшина второй статьи Дыбенко по кличке:
        - Комиссар Балтфлота.
        - Говорит, что готова не только всем дать, но и выйти за тебя замуж, — ответил рабочий завода Металлист Яша Сверло. И выстрелил, кстати. Да и Дыбенко одновременно с ним. Один хотел попасть в голову, другой в хвост, чтобы, как говорили:
        - Отрубить сразу все концы. — Но оба к счастью промазали. Один взял выше — другой ниже.
        - Нарочно, наверное, — подумал Амер-Нази. Он был недалеко и видел, что не попасть было трудно. Но с другой стороны, трахать тоже кого-то надо, иначе голова будет работать, но:
        - Хуже, — как сказал недавно сам Дэн, вспоминая свою легендарную Кали. — И да, — добавил он тогда: — Приведите мне маркитантку. — Не то, чтобы сразу трахнуть, а просто:
        - Пусть предложить на выбор, что у нее есть хорошего.
        И капитан Амер-Нази, вспомнив это, крикнул негромко, так это:
        - Я ее возьму.
        - Что значит, возьму? — не понял Яков Сверло.
        - Надо было сразу говорить, — поддержал напарника Паша Дыб.
        - Хорошо, кинем жребий, — сказал Нази. — Поставь ей на голову яблоко, кто попадет — того и будет.
        - Яблока нет, только коробок спичек, — сказал Дыбенко.
        - Да и спичек нет, — сказал Яша Сверло, — только зажигалка. А она маленькая-я.
        - Не важно, все равно потом расстрелять придется.
        - Нет, нет, нет, — запричитала Ника.
        - А пачему нэт? — спросил Нази.
        - Да патаму, что я сознательно шла сюда сдаваться.
        - Это надо как-то доказать.
        - Харашо, будэм драться.
        - Хором? — ахнули ребята.
        - Никаких хоров, — констатировала Ника, — становитесь в очередь.
        Естественно, они построились. Первым подошел Амер-Нази.
        - Ну, чё, давай?
        - Не здесь же? — было краткое резюме.
        - Хорошо, пойдем за куст.
        - Здесь нет кустов.
        - Пойдем за танк.
        - Он не взорвется?
        - Не надейся.
        - ОК. И через три минуты она опять вышла на просторы атаки зеленых.
        - Где он? — строго спросил строгий Яша. Дабенка тоже удивился:
        - Неужели так затрахала, что лежит-не встает.
        - Так-то ничего удивительного, — обратился он к Яше, — но больно быстро. Или у меня часы неправильно идут?
        - У тебя есть часы?
        - Подарил, знаешь ли, сам Фрай.
        - Фрай? Кто такой, почему не знаю?
        - Это секретная информация.
        - Почему?
        - Он там, — матрос кивнул на синеющий на горе Царицын.
        - В контрразведке?
        - Нет.
        - А где?
        - Просто: в разведке.
        - Значит, я его знаю.
        - Знаешь — так молчи.
        - Ты первый его сдал, ибо: а вдруг я шпион.
        - Не, я тебя знаю. Если что Зеленые тебя расстреляют без суда и следствия.
        - Так мы Зеленые!
        - Ты, чё, из шлюпки выпал?
        - Не, я просто тебя проверял.
        - Ну, что вы там гадаете, кто следующий? Я сама выберу, — сказала Ника. — Ты, иди сюда.
        - Я?
        - Нет, не ты, он.
        - Хорошо, пойду я.
        - Хорошо, если хочешь ты будешь первым.
        - Второй — это уже не первый, — возразил Дыбенко.
        - Пойдем вместе, — сказал Яша Сверло, — я пока посмотрю.
        - Ничего не будет страшного, если не посмотришь, а послушаешь отсюда, — сказала Ника.
        И пошел Дыбенка. Паша так и не понял, почему расслабился, и не подумал:
        - А где сейчас наш капитан Амер? И как только они зашли за танк Ника бросила его Через Спину. При этом нечаянно задела ногой Паши о гусеницу.
        - Кошмар, — только и сказал Паша Дыбенко, — как я теперь воевать буду.
        - Зачем тебе воевать, — сказала Ника, — будешь за мной хвост носить.
        - Что-с?!
        - Я грю, при мне будешь.
        - Кем?
        - Адъютантом.
        - Ты еще не превосходительство, которое любило птиц, и тем более, не сама птица.
        - Когда буду — в очереди не настоишься, занимай сейчас первое место, пока я свободна.
        - У тебя кто-нибудь был?
        - Да был один, но бросил.
        - Бросил?
        - Я сама, между прочим, не хочу быть третьей спицей в его колесе Дыбенка хромой, с сучковатой палкой вышел из-за танка, и помахал рукой следующему. Сверло посмотрел назад — больше никого нет, и побежал, как заяц, которому не дали первому, но всё ж таки позвали в конце концов на вечеринку.
        Он уже повалил Нику на клочок травы, который здесь был, но кто-то не кстати вякнул под руку. Так это:
        - Кря! — но только тихо, как будто хотел прикинуться человеком деликатным. Это был капитан Нази. У него все болело, как будто всю ночь занимался сексом, а скорее наоборот:
        - Так ничего и дали, — как ни просил. Поцелуи и прочее, а до Этого Дела только:
        - Когда женишься.
        - Нет, а почему? — думал он, — а если я женат? И в этом время на него упали. Как не заметили? Он был в английском маскировочном костюме песочно-зеленого цвета, и напоминал окружающий пейзаж. В итоге он вспомнил всё, и начались разборки:
        - Кто на ней женится? — Да, но это было бы в мирное время, а сейчас, как сказал один литературный работник из Америки на букву П — невозможно. Поэтому спорили просто:
        - Кто возьмет ее в свой обоз.
        Нази решил остаться, как он сказал:
        - Со своей Бригадой.
        - Он очень хотел повышения, — как сказал о нем Дыбенка, а Яша добавил:
        - А мы поедем за спиртом. Они решили ехать вместе, так как Ника Ович пообещала:
        - Там у меня в подвале еще одна есть. Как это понимать? Очень просто она думала, что не выбросила Щепку на произвол судьбы, а только хотела сделать это. Хотя Фрейд констатировал бы по-другому:
        - Два больше, и поэтому лучше, чем один.
        И да, это был не танк — если кто не помнит — а броневик, поэтому Паша Дыбенко ударен был не о колючую гусеницу, а о более гладкий щиток колеса. Иначе бы он, конечно, не хромал, как сейчас, а сломал ногу. На поле боя с такими вещами можно делать только одно:
        - Закуривать последнюю кубинскую, и ждать смерти. — Конечно, можно надеяться, что возьмут в плен сердобольные санитарки, отнесут в город Царицын, а там кабаки, и врачи настоящие, конечно, не будут сразу резать. А уже если отрежут, то протез обязательно дадут. Ибо были слухи, что одному дали, и все об этом узнали, потому что протез был женский, и причем:
        - В черном ажурном чулке уже. — Не надет, а был нарисован несмываемыми красками импортного производства. И вообще говорили, что эту ногу реквизировали в публичном доме, где работала одноногая проститутка, и так как ей при реквизиции нечего было дать, кроме своего тела, то отдала эту ногу. Точнее:
        - Просто сами взяли и всё.
        Из-за того, что Махно по слухам перешел на сторону Белых, пустили вслед за ним еще один слух:
        - Нога эта приделана к одной из его ног. — В том смысле, что к тому, что от нее осталось. И предлагали называть Махно не иначе, как:
        - Черная ажурная проститутка. — Слово ажурная не умещалось в сознании большинства граждан, и говорили просто:
        - Черножопая проститутка. — Но и это для некоторых было слишком трудно запомнить, хотели просто:
        - Проститутка, — но были возражения:
        - Таких проституток до Питера раком не переставишь. — Поэтому было принято стихийно-здравое решение говорить:
        - Черная Проститутка, — и если кому было не совсем ясно, добавлять:
        - Батька Махно.
        Он об этом даже не знал. Вот так не только бывает, а только так всегда и бывает:
        - Все знают, а Вы — нет. — Хотя Доктор Фрейд сказал бы наоборот:
        - Я знаю, — а кто еще то? В общем, та же история, что и с Теорией Относительности Эйно:
        - Все понимают, только никто в этом признаться не хочет.
        Аги и Махно зацепились за проезжавший мимо танк Леньки Пантелеева, в котором, правда, все места были заняты, как-то:
        - Командир Ко, стрелок наводчик орудия Сонька, уступившая домогательствам Леньки, что будет в пределах танка называться, как:
        - Лёлька.
        - Да, но с условием, — сказала Сонька-Лёлька, — называйте меня:
        - Лёлька из Царицына, — ибо я очень хочу взять этот город. Зачем она это сказала, подумал Колчак, ибо знал, что Сонька была Перебежчицей из Белых в Зеленые — или, что тоже самое Красные, которые и держали Царицын волею судьбы.
        - На всякий случай, — подумал он спьяну, — надо держать ее на прицеле. — К своему удивлению, он нащупал где-то на своем теле Кольт 45 калибра. Удивительно было дважды:
        - Что он был, — и второе: совершенно не тянет в землю, как говорили некоторые. Почему? Ответ:
        - Старинные люди, мой батюшка. — Что значит, любую автоматизацию они принимали тогда, как:
        - Большое облегчение. И действительно, лук со стрелами были легкими, а мушкет — как галлицизм казался намного легче, а это, между прочим, была:
        - Пушка. — Которую носили на спине. И следовательно, человека легко обмануть, тем более, он сам очень:
        - Обманываться рад.
        Он посмотрел в перископ, и спросил:
        - Мне кажется, или просто мерещится, что наперерез идет броневик.
        - Я дам по нему небольшую очередь, хорошо? — сказала Сонька.
        - Они могут сразу принять нас за чужих.
        - Ничего страшного: своего пуля не берет, — весело, хотя и мрачно по смыслу, ответила Сонька Золотая Ручка. А может как раз наоборот.
        - Мы может взять его живьем, — сказал снизу Ленька Пантелеев.
        - Да? Как именно? — спросил Колчак.
        - Пойдем на таран и перевернем его кверху лапками, как майского жука.
        - Сначала дадим пулеметную очередь, и два выстрела из пушки, — сказал Ко, — и посмотрим:
        - Если испугается, значит стреляем третий раз из пушки и делаем таким образом вилку.
        - А если не попадем? — спросил Ленька.
        - Вот тогда пойдешь на таран.
        Ника Ович в броневике так и поняла:
        - Эти козлы не знают, что броневик быстрее танка.
        - И что? — спросил Дыб.
        - Я понял, — сказал Яша Сверл, — надо беречь патроны, а потом мы расстреляем их в упор.
        - Вер-рн-на-а! — крикнула Ника, обрадованная тем, что есть же на земле люди, которые ее понимают. Но Яша упрямо возразил:
        - Как мы можем их расстрелять, если они за железом.
        - И у тебя голова работает, — без тени смущения ответила Ника.
        - А! тогда понял: мы должны их выманить наружу.
        - По-моему, это и так было понятно, — резюмировал Дыбенка. И добавил: — Хотя лучше бы сначала узнать, какие они Белые или Зеленые?
        - А смысл? — возразил Яша. — я, например, и сам не знаю точно, за кого я. Днем вроде да, понятно:
        - За Белых, — а ночью почему-то снятся Зеленые. Он думал, что Дыбенка, как обычно, что-нибудь придумает, чтобы возразить ему, но тот на удивление согласился:
        - Вот, вот и мне также. — И добавил: — Только наоборот:
        - Днем я за Зеленых, а ночью за Белых.
        - Это потому, что тебя часто в ночной наряд назначают, а я по ночам сплю.
        - Нет, в том смысле, что да, — сказала командир броневика Ника Ович, — я вот тоже еду-то ведь из Крепости, а в душе — Белый Офицер.
        - В том смысле, что шпионка, что ли? — спросил Дыб.
        - Нет, на самом деле.
        И здесь не было ничего удивительного, даже Щепка и Кали понимали создавшуюся ситуэйшен по-разному, как-то:
        - Щепка — которая сейчас была неизвестно где, и даже: живал ли — считала себя Белой, а Кали тоже Белой, но в душе красной. И с красками были сомнения, поэтому флаг Царицынской Империи был не просто Зеленым, или даже не Красным, а:
        - Состоял из двух пропеллеров, разделенных по диагонали Белыми полосами, сами же треугольники были: два Красных и два Зеленых. Можно подумать, что люди, понаехавшие из ближайших — и не только — деревень, не поймут смысла такого флага-знамени, но как раз наоборот, как сказал один сельчанин по имени, как его звали:
        - Их бин Распутин:
        - Вот теперь понятно. — А то:
        - Мы Красные! — А с какой стати, если вчера еще вы были Белыми генералами? — Или:
        - Мы Белые! — А почему, если еще вчера вы только что вернулись из Мест Отдаленных, или вообще по имени знаете только свою соху да козу. Быка и то своего никогда не было. Поэтому нельзя даже сказать, что люди иногда путали за кого они, ибо из вышесказанного ясно:
        - Не только не могли толком запомнить — пока не посмотрят на флаг, который и был для этого напоминания придуман — Белые они или Зеленые, что тоже самое Красные, но более того:
        - И в душе не понимали, чего больше хотят:
        - Чтобы Земля была, как Альфа Центавра, или наоборот:
        - Альфа Центавра, как Земля.
        Глава 34
        И да, флаг-знамя Былых тоже было приятно взору людям из всех городов и селений, а именно:
        - Белое поле было крест-накрест пересечено Красной и Зеленой полосами. — Как сказал уже отслуживший своё Лавр Корнилов:
        - Приятно взору. — Ибо, ибо.
        - Вот именно, что Ибо, — сказал тогда Ко, что не отличишь Республику от Монархии, в том смысле, что от Империи, что даже Царицын с его предполагаемыми окрестностями назвали Империей, а мы — стало быть:
        - Республика!
        - Так оно и есть, — сказал один парень, уходя с одним чемоданом в расположение, или как он сказал:
        - В распоряжение Империи. Это был Врангель.
        Далее все наблюдают бой между броневиком и танком.
        - Ну, что, так и будем ждать вилку? — спросил Яша. Он надеялся проявить себя в этом бою, и получить повышение.
        - Как минимум командование этим броневиком, — сказал он сам себе, и то даже негромко, ибо читателей мыслей во время экстремальных ситуаций хватает.
        - Что я могу сделать? — сказала Ника, — если они наверняка сделали упреждение на скорость нашей Тягомотины.
        - Я предлагаю повернуть назад, — сказал матрос Балтфлота Дыбенко. Ника хотела обругать его, но ее опередил Яша:
        - Я сам хотел сказать это же.
        - Хорошо, — разозлилась Ника, — давай повернем и поцелуемся с танком смертельным поцелуем.
        - Сейчас за рулем кто? — спросил Яша.
        - Я, — не зная, что ответить этому упертому парню, сказала Ника.
        - Можно, сяду я?
        - Буду лавировать.
        - Как?
        - Вправо, влево, и опять вправо — танк промахнется, и мы забросаем его гранатами.
        - Ты думаешь, у нас есть гранаты? — сказала Ника. — Впрочем, надо поискать.
        - Я уже нашел, — сказала Павел Дыбенко, — две связки.
        - Бросай одну под гусеницу, — сказал Яша, — чтобы остановить его как минимум. Дыб не стал посылать Яшу, а наоборот, понял, что надо отличиться в этом бою.
        - Скоро я буду командовать этим танком, — сказал он, и Ника и Яша подумали, что Паша Дыбенко ошибся:
        - У них броневик, а не танк. — Но ничего не успели сказать, Паша уже вылез из люка на скользкую после утренней росы броню.
        - Пора стрелять, — сказал Ленька Пантелеев — водитель танка.
        - Хорошо, — ответила, охваченная азартом охоты Сонька. Колчак сказал:
        - Возьмем их в плен.
        - Зачем? — не понял ни Ленька, ни Сонька.
        - Танк нам пригодится в атаке на Царицын, — ответил Ко.
        - В атаке на Царицын, — повторила Сонька, чтобы получше осознать:
        - За кого она, — за Этих, или за Тех?
        - А, это логично, — сказала она, вспомнив, как давно об этом мечтала. И когда они повернули вправо, броневик тоже повернул вправо.
        Почему все повернули вправо? Это действительно непонятно, потому что пишем мы слева направо, а не наоборот. Но, как говорится:
        - Не все, — ибо командовать маневрами в броневике Ника Ович поручила Яше Сверло, а он с детства привык делать все наоборот, как-то:
        - Если все играют на пианино, или даже на рояле и скрипке, то он назло всем изучал Карла Маркса и Фридриха Энгельса. — Как сказал Шариков:
        - Я один, а вас много, поэтому голосую против обоих, и Каутского в том числе. Тем более, как поняла Ника, настоящий командир никогда не командует сам, а только проводит ревизии, и то:
        - Внеочередные. — И хотя это уровень генерала, но в сложившейся ситуации достаточно и полковника, которым она сама себя считала, и более того уже назначила.
        - Да, командуйте, подполковник, — сказала она. Яша был шокирован таким повышением, и сделал, как привык:
        - Всё наоборот, — но в данном случае, наоборот:
        - От самого себя, — повернул, следовательно, вправо, но от самого себя влево, что означает вправо с позиции танкиста Леньки Пантелеева. И они врезались друг в друга.
        - Ну и война! — даже воскликнул у ворот города Царицына Лева Задов, вышедший посмотреть в бинокль на этот поединок броневой техники, как выразился бы его подручный Беня Крик, если бы был еще здесь, а не перебежал на сторону капитана Амер-Нази. — Даже на таком большом поле разъехаться не могут. Врангель на стене, сказал, что надо ударить из пушки по остановившимся танку и броневику. Кали которой здесь не было, а она только что поднималась по лестнице на зиккурат, расслышала его приказ, и побежала быстрее, как будто заранее знала, что может сделать лучше. Она уже ступила на площадку, но одна пушка как раз выстрелила. К счастью с перелетом. Если бы с недолетом, то разорвало бы на части Аги и Махно, которые были на броне танка, и при маневре вправо слетели влево, как раз на сторону, где синел вдалеке город-крепость Царицын.
        Броневик повернулся на бок, из него, как ополоумевшие после неуместного вмешательства в их жизнь тараканы вслед за руководителем этих маневров подполковником Яшей Сверло полезли остальные обитатели, последним Дыбенка. Точнее, он даже не полез, а остался внутри, и только на призыв Ники:
        - Давай, давай, вылезай, помирать так всем вместе, — высунул голову, как рак-отшельник, и опять ее спрятал. Но все равно вылез, так как Сонька Золотая Ручка с маузером в одной руке и запасной двадцатизарядной обоймой в другой крикнула, нагнувшись к люку броневика:
        - А я вот сейчас гранату тебе передам с выдернутым кольцом.
        Ленька Пантелеев так и сидел за рычагами с отрытым передним люком танка, а Колчак в верхнем. Неожиданно на Соньку сзади напали, очухавшиеся после падения с танка Аги и Махно:
        - Что вы делаете, ироды?! — крикнул им сверху Колчак, она наша.
        - Ваша не наша, — ответила Аги, которая, как известно была лейтенантом Заградотряда Белых, правда, потерявшим своего атакующего боевика Буди, который согласился на это дело только для того, чтобы добраться до Зеленых. Попросту говоря был завербован, как пленный крестьянин или беглый каторжник, которым и был по определению. И действительно, Колчак как-то же сказал, что он волею случая воюет на стороне Зелыных-х. А некоторые это запомнили, хотя и думали, что он оговорился. Хотя, что значит:
        - Оговорился? — он скакал на своем Мики в сторону Зеленых. Может, да, просто коня испытывал, а возможно и перескакать в Царицын хотел. И. И Соньку продолжали бить. И так били до тех пор, пока Яша Сверло, а потом и Дыбенка не подтвердили, что:
        - Она сама перебежала на сторону Белых. — И более того, вместе с этим легендарным броневиком, предварительно выбросив из него всех Зеленых.
        - Ну тады ой! — сказал Махно.
        - Нет, не ой, — сказала Сонька, а:
        - На те! — и дала Махно пощечину, а Агафье провела болевой из стойки, да так, что почти сломала ей руку.
        Ленька Пантелеев вылез из переднего люка танка, но Сонька и ему дала только пощечину, на что он зло ответил ударом ей прямо в лоб.
        Ребята, Яша и Паша посчитали себя оскорбленными, и вдвоем избили Леньку. Махно не вмешивался, а Колчак только крикнул сверху:
        - Ну хватит, хватит.
        - Почему хватит? — не оборачиваясь спросил Яша.
        - Все свои, — ответил Ко.
        - Фантастика! — наконец сказала свое слово Ника Ович, — это кто свои здесь? — И продолжала: — Я да, он да, — Ника показала на Колчака, а кто еще-то? Аги, если только, но ей сломали руку ни за что. Махно — колеблющийся, а значит, потенциальный предатель, мои ребята, Яшка и Пашка — считай готовые красные командармы и политработники.
        - Да вы что? — удивились даже сами Яша и Паша, удостоившиеся такой благодарности.
        - Да, — сказала даже Сонька, — я сама слышала это предсказание от колдуна Распутина.
        - Это когда? — спросил Ко из башни танка.
        - Она не могла этого знать, — сказала Ника Ович, потому что так и не добежала до своих Зеленых.
        - А ты не могла знать, потому что убежала оттуда, — ответила Сонька. И добавила: — Давай будем считать, что ты — это я, а:
        - Я — это ты, — присоединилась к этому пояснению Ника.
        - Нет, нет, — сказал Колчак, — я пока что всех реквизирую в мою ударную группировку.
        - Бригаду, что ли? — спросил Яша Сверл.
        - Пока это будет просто группировка. И ставлю первую задачу.
        - Взять по свой контроль цистерну со спиртом, — сказал Ленька Пантелеев.
        - Нет, мой друг, мы идем на Царицын.
        - Я не понимаю, одним танком? — удивилась Сонька.
        - Я давно об этом мечтала, — сказала Ника Ович. — И да: у нас есть еще броневик.
        - Его только поднять надо, — сказал Яша.
        Далее, танк и броневик под командованием Колчака идут на город.
        - Надо послать им помощь, — обратился Юденич к Деникину.
        - Танковую, вы имеете в виду, или пехоту?
        - Танковую, только пришли новые английские танки, здоровы-ы-е-е.
        - Очень большие, стало быть. Хорошая мишень для артиллерии, — констатировал Дэн. И добавил: — Пусть это будет разведка боем.
        Засеки их огневые точки на стене.
        - Нужно послать разведку, — обратился Врангель на стене Царицына к уже поднявшей Кали, и когда ей уже принесли кофе и пирожные. Иначе она только ругалась, и даже не могла понять, почему:
        - Должны ждать их здесь, а не первыми начать штурм их укреплений, которых тем более нет. Вра был шокирован ее талантом великого полководца, и промолчал.
        Хотя мог бы возразить:
        - Очень просто, мадам, у нас нет танков, и всего один броневик, который, я думаю, уже захвачен Белыми.
        - Это сука Ника Ович предала нас вместе со своим бывшим любовником Махно. И да, — добавила она, где моя Щепка? Вы видели ее на поле боя?
        - Нет, — ответил Котовский, так как Врангель отошел к своей Фекле, которая командовала артиллерией. Он хотел узнать:
        - Можно ли достать отсюда до колонны, уходящей к цистерне со спиртом?
        - Зачем? — вопросом ответила дама.
        - Прошу прощения? — тоже вопросом задал вопрос парень.
        - Нет смысла пугать их, сэр, они сами придут на расстояние выстрела из пушки.
        - Вы хотите сказать, что знаете лучше меня, когда надо стрелять?
        - Нет, сэр, — ответила Камергерша, — я знаю только:
        - Как вы хотите стрелять.
        - Хорошо. Но почему вы обращаетесь ко мне на:
        - Сэр?
        - Как вы хотите, чтобы я вас называла: мой слуга или мой барин? Врангель отошел так и не отдав ей никакого приказа. И колонна без помех ушла за цистерной.
        - Зачем им так нужна эта цистерна? — спросила Кали Котовского, пока не подошел Вра.
        - Хотят соблазнить наш гарнизон, чтобы без боя взять цитадель.
        - Цитадель вы сказали, мы разве инопланетяне, чтобы говорить, как сказал Пушкин:
        - На непонятном языке? Котовский задумался на пару секунд, и получил второй логичный вопрос:
        - Вы не шпион Белых? Командир эскадрона молча удалился, а когда вернулся, Врангель, уже докладывающий Коллонтай новый план защиты крепости, чуть не упал за зубцы, ограждавшие крепость ласточкиными хвостами от нечистых сил. Ибо. Ибо Котовский появился с лицом, намазанным зеленкой в зеленый цвет, и более того:
        - Руки его были зелеными, как лапы у лягушки. Кали тоже попятилась, но уже закаленная в боях на ринге и вне его, смогла просто сесть на гранитные плиты, покрытые в этом месте специально для нее новым — в том смысле, если считать в сторону:
        - До нашей эры. — А конкретно: одиннадцатого с половиной века.
        Самого одиннадцатого века ковры берегли для выезда на пленэр.
        Имеется в виду, для наступательной операции, когда будут гнать Белых в широкие воды Волги.
        - В-возьмите корпус, — смогла выговорить она внятно. — И никогда больше так не делайте.
        - А как? — задал логичный вопрос Котовский.
        - Лучше используйте йод, лак для ногтей любого оттенка от розового до черного, или — если ничего нет — используете сурик, которым красят сараи, а также, как предсказал Распутин:
        - Скоро будут красить фермы и колонны на Лебединском горно-обогатительном комбинате, а в Москве на заводе им. Лихачева, и других шарикоподшипниках. Впрочем, ошибочка вышла:
        - В Москве-то все будет фирменное, даже краски для расколеровки труб, куда какая ведет. Может это кислород, а может и:
        - Угарный газ, — такой силы, что не только мухи дохнуть, но:
        - Лошади, — и даже люди.
        - Зачем вы мне рассказываете эти сказки о существовании множества цветов красок?! — бросила +она гневный упрек Котовскому, в общем-то за то, что он ее сильно напугал. И добавила:
        - Запишите мой приказ, милочка, — Кали посмотрела направо, налево — никого.
        - И меня нет секретаря? — спросила она. И даже чуть не заплакала.
        - Пусть будет хотя бы денщик, как у подпоручика Пушкина, когда он ехал на стрелку с Емельяном Пугачевым.
        - Савельич, что ли? — спросил с надеждой Вра, — надеясь успокоить, расстроенную появлением Котовского в зеленом виде Кали.
        - Ну, если я ничего другого не достойна — пусть будет Савельич.
        Но с условием! — ее прекрасно-сексуальное лицо приняло гневное выражение: — Чтобы тулуп был не заячий, а из норки. Протрубили, как говорится, трубачи тревогу. Но тулупы были большей часть из овчины.
        - Нет, нет и нет, — шептала дама, — только не этих, даже не знаю, кто это был раньше: коза, баран или свинья. — Наконец появился парень в тулупе из телятины, или, как он сказал:
        - Чистый пыжик. Она вздохнула и только спросила:
        - У нас на кол уже не сажают? И тогда появился парень с легкой на вид накидкой через руку.
        - Это мне? — спросила Кали, и поняла, что не чувствует даже веса этой шубы.
        - Вы будете моим секретарем, но сначала ответьте на два вопроса отрицательно.
        - А именно? — тут же влез Котовский, как будто это он и принес эту волшебную шубу.
        - Я не тебя спрашиваю, иди сначала умойся, — и она засмеялась так, что другие вынуждены были заржать, как застоявшиеся лошади.
        Котовский остался, ибо возразил:
        - Не так-то это просто сделать, милая. — Милая про себя, чтобы она не расслышала, но высокопоставленная дама догадалась, поэтому попросила повторить.
        - Что?
        - Я говорю: рипит ит, плииз.
        - Я не сказал ничего плохого, — ответил Котовский.
        - Тогда чего ты боишься?
        - Боюсь? Да, я боюсь! — воскликнул артист, ибо он рявкнул так, что все вспомнили не Гришку Отрепьева, вынужденного принять вызов судьбы после объяснения ей в любви на коленях и на польском языке, а:
        - А любителя трюфелей — конфет, а не грибов — итальяно Сальери.
        - В каком смысле? — не поняла Кали, — завидуешь ему? — она махнула рукой в сторону будущего дворецкого Савельича. И тут Врангель крикнул к всеобщему удовольствию:
        - Поединок, поединок, поединок!
        Глава 35
        - Нет, никаких дуэлей в моем присутствии, по крайней мере, не сейчас, ибо я сделаю то, что обещала:
        - Пусть отречется два раза. Многие уже забыли от чего, и от чего, но Кали сама решила вспомнить, поэтому повторила:
        - Спроси его: а не стукачок ли ты, мил человек? — вякнул ей под руку Котовский, — за что был изгнан с веранды не только до окончания заседания, но, рявкнула Кали:
        - До самой бани. — Иди, и не просто иди, а иди сначала за дубовыми вениками, чтобы навсегда отмыть свою чудовищную морду. Обидевшись Котовский покинул зал заседаний.
        - Вот теперь точно, — сказала Кали, — из-за этого сукина сына я не помню уже эти две загадки Сфинкса. Тем не менее, спрошу:
        - Ты не Талейран?
        - Нет.
        - Хорошо, и знаешь почему? Я не люблю не то что вранья, но ненавижу лицемерия.
        - Я буду всегда говорить правду, и только правду.
        - Пока что этого не требуется. Только отрицательные ответы.
        - Остался еще один, — напомнил парень. А то можно было подумать:
        - Ответы — это не один, а множество. Ну, окей, окей. Парень ожидал:
        - А не спросит ли она, что Это — шуба — сделано из тюленя, но она сказала совсем другое:
        - Ты не бармен из отеля Риц? Наступило молчание, что можно было услышать — если специально постараться, как булькает разбавленный спирт в горле Леньки Пантелеева, который первым — несмотря на усиленные передачи броневика — добрался до цистерны.
        - Почему разбавленный?
        - Чтобы растянуть удовольствие, — таков был хитрый план Колчака, — иначе, — как он сказал Нике Ович, — вразумить пьяных уже не удастся.
        Далее, ответ Вилли Фрая.
        - Их бин, — начал парень, но Кали его прервала:
        - Вот только не надо выдавать себя за Распутина, я отлично представляю себе этого оборванца с кедровой шишкой вместо магического треугольника.
        - Я…
        - Если бы здесь был Котовский, он бы ответил вам, что такое я по отношению к единственному — известному нам — случаю прилету инопланетян именно в это место, — сказал парень.
        - Вы нарочно это говорите, потому что он ушел, и что самое интересное:
        - Вас он вообще не узнал.
        - Он был в маске из зеленки.
        - Так это он был, как ненормальный, а не вы, — возразила Кали.
        - Вы знаете, как выигрывали бои по боксу у нас э-э…
        - В лагере?
        - Да.
        - Так-к! я и думала. — Контрактник.
        - Не я контрактник, а мы дрались с контрактниками.
        - Как это? — удивился даже Вра.
        - Ну вот вызываю я на бой кабана, чтобы не водил нас — или хотя бы меня одного — сегодня на лесоповал, а выиграть у него невозможно.
        Деревья кулаком валил.
        - Контрактник? — не удержалась и спросила командир батареи Фекла-Камергерша-Ольга, жена Врангеля, хотя никто из присутствующих, кроме них самих разумеется, об этом не знал. Камергерша подумывала, что и Врангель, кажется, ни бум-бум. А может просто стесняется.
        - Нет, вы можете поправиться, и ответить:
        - Не кулаком, конечно, а ребром ладони — это хотя бы будет логично, — сказала Кали, — потому что деревья мало похожи на кабанов, которых некоторые валят одним кулаком.
        - Нет, нет, мне не требуется ваше благородное снисхождение, как я сказал, так оно и было.
        - Вы специально нарывались, чтобы вас отправили на больничку? Но с травмами головы потом ничего уже не удастся написать, а не только тезисы к двадцать второму июня. На цифрах можно не зацикливаться, я просто назвала одну из экстремальных ситуаций, которые могут возникнуть на земле. Может это было даже не в июне, а в апреле. По поводу Пушкина, например, не только я, но и моя, незабвенная, наверное, уже Щепка никак не могли решить, в каком времени он нашел канал связи со своим древним предком по древневосточному имени:
        - Хирам Абифф. Собственно, зачем он искал этот канал связи, как и ищем его мы с моей Щепкой — она в прошлом времени — хотя и без документов? А затем, чтобы выявить на самой ранней стадии — если это возможно — кто из вас, — она повернулась на сто восемьдесят, и еще один раз также:
        - Джибела, Джибело или Джибелум.
        - Джубела, — решился поправить даму бывший зек, вызвавший на бой контрактника.
        - Вы имеете в виду, в тайге так говорят?
        - Впрочем, говорите, как хотите, смысла это не меняет:
        - Это были киллеры.
        - Хорошо, но вы меня достали, и вам прямо сейчас придется доказать, что вы не бармен из английского Рица, и не метр из немецкого соси… соси… сосично-сарделечно-капустно-пивного кабака:
        - Кант унд Гегель — субъективно-объективные идеалисты.
        - Хотя я лично, — добавила Кали оперирую только поэтическими категориями, и если кабак английский — то это:
        - Лорд Байрон, — а немецкий:
        - Фон Гете.
        - Может и нам кой-кому присвоить недостающие им звания, — сказала, не отходят далеко от пушки, Камергерша. Но так как давления на знаке вопроса не прозвучало, то и замяли пока что это дело до более подходящего момента.
        И они вышли прямо на ковер одиннадцатого с половиной века. Были желающие заменить Кали, но она сказала:
        - Я сама, — ибо моя Щепка никогда бы не одобрила таких простых вещей, как прятаться за другую спину. Я встречаю и врага, и любовника только лицом к лицу.
        - Как это следует бойцу, — сказал парень с шиншилловой шубой, желая сбить благородную даму с пафосного настроя.
        - Это ее не смутило, и после двух бросков Через Спину, да так, что бармен чуть не улетел за ласточкины хвосты. А это очень высоко падать. Могут потом вообще не найти. Он встал — а это был все-таки Вильям Фрай — раскрою тайну — и пошел на даму вихляющей походкой. Как пьяный из кабака, желая обмануть филера, ибо был представителем Центра, пробиравшимся на юг для морального разложения Добровольческой Армии. И Кали к своему удивлению поняла, что он был прав, потому что, как и Фрай, почувствовала себя и пьяной, и избитой.
        Вы поняли, в чем заключался прием: Антиконтрактник? Нужно дать себя избить, чтобы потом передать эту информацию Контрактнику, избившему обнаглевшего зека. И Фрай владел этим страшным приемом Пьяного Мастера. Что значит:
        - Не просто прикинуться дураком — что многие умеют делать — а сделать дураком своего противника. Вот Одиссей, скорее всего, тоже так делал, ибо зачем Афина Паллада и то и дело правила его тело, делая шире в плечах и выше ростом, кудрявее и бородатее? А потому, что:
        - Не успевала она его слепить по образу и подобию своему, как он опять прикидывался чайником, или по-китайски:
        - Пьяным мастером, и вокруг него все, как написано в Библии, менялись:
        - Изменись сам и вокруг изменятся тысячи. — Правда в Библии имелось в виду наоборот: вправить мозги. Вправь себе, и вправят многие. Или:
        - Наоборот. И вот это Наоборот так сильно шокировало Коллонтай, что дама думала только об одном:
        - Как бы выбрать время, чтобы признаться в своей ошибке. А для этого надо стать трезвой. Пьяному кто поверит.
        Так как у нее ничего не выходило, то придумала она быть не глупее паровоза. А именно, прикинулась еще более больной, чем это было на самом деле.
        Далее, как?
        - У тебя есть с собой Наполеон?
        - У меня?
        - Нет, тебя я не спрашиваю, потому что ты противник.
        - У меня?
        - Нет, у нее. И Камергерша с легкой улыбкой протянула ей фляжку. Сначала все улыбнулись, а потом поняли:
        - Они встречались раньше на ринге.
        - Я пья-я-яная-я-я! — ахнула Кали. Некоторые тут же подумали о сексе, но благородная леди жестом отмела эти подозрения. И Фрай понял, что становится дурее, чем предполагал. Нужен был объективный повод, чтобы переиграть ее. Китайцы обычно носят с собой фляжку, тут тоже была бутылка, и не надо было ее разбазаривать.
        Вилли Фрай зашатался, Кали провела ему Переднюю Подножку, Заднюю Подножку, и сказала:
        - Хватит, — при этом она подняла его на спину, как убитого недавно козла, или другого кого-нибудь маленького.
        - Туда! — крикнул кто-то под руку, и Кали пошла к ласточкам.
        - Она хочет сбросить его с борта крепости!
        - Думаю, только пугает.
        - Как его можно испугать, если он ничего не чувствует?
        - Он еще шевелит лапами, как будто отказывается от своих прежних намерений, — сказал, опять появляясь Котовский, но уже с желтой, как у китайца рожей, и намерением сначала объяснить, потому что:
        - Так вышло. — А именно:
        - Это не сурик, а луковые перья, накопляемые постепенно для безопасного крашения пасхальных яиц.
        - Я не знала, что они пристают в холодном виде, — сказала Камергерша.
        - Нет, — сказал Котовский, — я варился вместе с яйцами. — И никто не понял, шутит он или нет, ибо:
        - Разве сейчас пасха наступает?
        - Тем более, все равно врет, — сказал Вра, так как человек не может выдержать такую же температуру, как яйца.
        - Ты не ученый! — бросил ему в лицо Котовский, — ибо еще Пржевальский варил яйца при простом солнечном свете.
        - И даже ночью в остывающем уже песке, — поддакнул ему Фрай, поэтому все поняли:
        - Не надо бросать его со стены, — он еще соображает. А собственно, чего тут соображать? И Камергерша так и выразилась:
        - Рефлекторные конвульсии.
        - Тем более, его надо освободить, — сказал Котовский, и добавил:
        - Как участника маниакалько-психического синдрома.
        Кали устала слушать эти реплики ни к чему непригодного парламента, и посадила Фрая на один из ласточкиных хвостов. Бармен покачнулся и начал падать внутрь крепости. Кали его поправила, но тогда он начал падать, как выразился Котовский:
        - В открытое море.
        - Хорошо, — констатировала Кали, — я сохраню ему жизнь, и более того, возьму на воспитание, как Бродягу, которого спас преуспевающий бизнесмен, и поэтому крепко полюбил. Тем более, — сделала она предостерегающий жест, — у меня сейчас никого нет.
        - Вас не понял, прошу повторить, — мягко рявкнул Котовский, — а я? Я для кого тут наряжаюсь в разные цвета, для Тети Моти?!
        - Сбавь обороты, ковбой, ибо ты будешь всегда теперь стоять в моей передней за шторами, чтобы в случае чего завалить любого Дартаньяна, посмевшего использовать в своих интересах Александру — Королеву Царицына.
        - А в спальне нельзя?
        - Только по пятницам, — опять влезла Камергерша. И правильно сделала, потому что все уже привыкли к ее ведущей — после Кали — роли на этом Зиккурате. Даже Врангель понял, что вынужден подчиниться ей.
        - Ленька Пантелеев напился, как рацедивст, — сказала Сонька Колчаку, — можно я поведу танк?
        - Если умеешь — давай, ответил предводитель этого небольшой отряда, решившего начать против Царицына разведку боем. — И — добавил:
        - Но только если ты скажешь правильно слово рецидивист.
        - К сожалению, я не знаю, как это сделать.
        - Повторяй за мной по буквам.
        - Только, если ты закроешь глаза. Колчак закрыл глаза, а Сонька залезла в танк и двинула его на неприступные стены Царицына. Он думал, что танк просто прогревается, а уж он был далеко, когда Колчак открыл глаза, так и не дождавшись цитирования слова из лексикона Конан Дойла, потому что у Агаты Кристи такого не может быть по определению:
        - Все умирали раньше, чем узнавали о его существовании. — Хотя после первого убийства были уже естественно, рецидивистами. Хотя и незаконно, ибо еще не были ни разу осуждены.
        Колчак замахал руками, чтобы остановить броневик, который тоже рванулся вслед за танком. В броневик и на него набилось столько народу, что Колчак предложил части, или хотя двоим, пересесть на цистерну со спиртом, которую они тащили за собой, ибо танк ее не взял, что вызвало даже некоторое недоразумение:
        - А зачем нам идти на Царицын, если у нас и так все есть. — Но были и возражения:
        - Закусон кончился. — Это сказал Ленька Пантелеев, который первым пробовал спирт из цистерны, ибо, как известно, обошел броневик в этой гонке преследования. Он и в броневике отбил место водителя у Ники Ович. На это она ответила резюме:
        - Мне что, сесть тебе на шею?
        - Больше нет нигде места?
        - Естественно. И знаешь почему? Нас слишком много.
        - Кто занял место стрелка-радиста? — спросил Ленька. — Мои люди?
        - Твои люди украли танк, — ответила Ника. — И знаешь почему?
        - Почему?
        - Она сдаст его Зеленым.
        - Она не мой человек, а Колчака.
        Колчак между тем один сидел наверху в кресле командира броневика, а на место стрелка-радиста поставил две тридцатилитровые канистры со спиртом. Так что Дыбенко и Яша сидели на цистерне, а сверху на броне Махно, и только маленькая Аги смогла разместиться на месте стрелка за двумя пулеметами, и между двух молочных бидонов со спиртом.
        Танк приближался к крепости, и Вра приказал открыть огонь.
        - Они специально идут малыми силами, чтобы спокойно засечь наши пушки, — ответила Камергерша.
        - Я пока что не отдавал приказа:
        - Не выполнять приказы.
        - Помилуйте, контр-адмирал, лучше их подпустить поближе. Вра оглянулся: Кали не было, только появился Котовский с корзиной хлеба и длинной цепью сосисок через шею.
        - Горчица есть? — спросила Камергерша.
        - Нет, — ответил Котовский. Она хотела сказать, что надо назначить специального человека по доставке продовольствия на Зиккурат, ибо:
        - Некоторые забывают даже горчицу, без которой сосиски есть невозможно.
        - Это была шутка, мэм, — сказал Котовский и бросил большой тюбик горчицы с хреном.
        - Я не люблю хрен.
        - Не верю.
        - Никто не верит, но это так.
        - Можете отдавать хрен мне, оставляйте себе только горчицу, согласны?
        - Да. Котовский подумал, что Камергерша согласна с ним целоваться после каждой сосиски, но получил по усам, когда потянулся к ней толстыми сочными губами уже после трех сосисок.
        - За что?
        - Я еще мало съела, — ответила дама, а Вра, который наконец понял, что комэск соблазняет его жену, хотел так и сказать:
        - Не надо, сэр, — но вспомнил, что сама Камергерша, похоже, забыла, что они уже были когда-то обвенчаны. И тогда он просто намотал на шею Котовскому те сосиски, которые парень еще носил на ней. Вра думал, что веревка крепкая, но не очень, но она не лопнула, а еще сильнее впилась в шею Кота, когда Вар еще потянул, чтобы разорвать ее.
        - Этот подлец задохнется! — закричала Камергерша, и прилипала губами его открытому, как нефтяная скважина, рту.
        - Это не рот, а настоящая пасть, — сказал Вра, — как только ты смогла накрыть ее.
        - Это вопрос?
        - Нет, думаю, что ответ. Но все равно спасибо, что спасла его.
        Нам очень нужны сейчас командиры эскадронов.
        - Чтобы возглавить атаку на танки и броневики?
        - Именно так.
        - Они все погибнут.
        - Не все. И знаешь почему? В одном танке и в одном броневике не так много патронов. Тем не менее Котовский смог возглавить контратаку.
        Глава 36
        - Жаль только, что я не могу орать, как положено:
        - Вперед, сволочи полосатые!
        - Почему они полосатые? — спросил Врангель перед атакой.
        - Чтобы у пулеметчика мельтешило в глазах. Шутка. Чтобы они сомневались:
        - Белые мы или Зеленые? Но реально это была маскировочная одежда. Но это как раз понял не Котовский, а Врангель. Он приказал полосатому эскадрону иди не в лобовую атаку, а сначала отойти в сторону, и ударить сбоку.
        - Зачем? — спросил Котовский, — лобовой атаки они могут испугаться, как психической, а сбоку мы проиграем.
        - Не думаю, что мы проиграем, — сказал Врангель. Самое интересное в этом разговоре то, что Котовский так и не начал говорить после сосисочного удушения, и удивительно то, что Врангель его понимал! Но не просто так, а через посредство Камергерши.
        Это было чудо, ибо слышать немого не мог еще никто. Но так, как Камергерша понимала Котовского не более, чем с трех шагов, то и решила идти в атаку вместе с ним.
        - И да, — обратилась она к Врангелю, — я поведу полосатых.
        - Как ты тогда услышишь этого Кота?
        - После разлуки.
        - Разлуки? — печально удивился Вра.
        - Нет, милый, разлуки именно с тобой. С ним я буду общаться на расстоянии интуитивно.
        Вара долго бродил по полю после того как его выкинули из броневика. Точнее, он сам сбежал. И нашел, как он сказал:
        - То, что так долго искал: мясо.
        - Кто-то здесь спрятал козу, — сказал он, и добавил милостиво: все не возьму, оставлю тому, кто положил здесь этот подарок пустыни. С голодухи он сразу тяпнул козу за пятку: хотелось чего-то не только мясного, но и с косточкой, чтобы поглодать можно было. О том, что мясо надо сначала жарить, натянув его на толстый шампур, и вертеть-пердеть, пока часа четыре оно доходит до последнего позвонка. Кто оно? Пламя костра. Видимо, в Варе — не путать с Вра, ибо это со-вер-шен-но раз-ные люди — взыграли гены его предков:
        - Древних — и не только — индейцев, которые готовят тушканчиков путем закапывания их в землю, и забывания об это таинственном месте на несколько месяцев, чтобы уже было вкусно — так вкус-н-н-о-о! И значится:
        - Только гостям, особенно дорогим, прибывшим в эту прерию с белого континента. В данном случае, лучше всего отдать инопланетянам с Альфы Центавра.
        - Ай! Ая-яй! Ая-яй, ая-яй, ты что делаешь, подлец-мародер?
        - Ем, — от страха сказал правду Вара, в далеком прошлом, бывший, как он говорил:
        - Водителем Тягомотины. — А вы подумали, кобылы? Нет. водителем кобылы был его друг Буди, пока что заблудившийся на этом магическом Поле Боя. Буди, между прочим, вместе с Пархоменко тоже двигался раньше в сторону цистерны со спиртом, но из-за разногласий в маршруте, отстали, ибо хотели быть быстрее танка и уцепились за броневиком, а эта Тягомотина, как известно, пришла к финишу только второй, а значит, не получила ни-че-го.
        - У-уж мы, — сказал Пархоменко, — из-за тебя, теперь будем только сосать.
        - Что?
        - Надо подумать: что. — А пока что сели с задней — по отношению к городу Царицыну — стороны цистерны со спиртом, впереди которой сидели Дыбенка и Яша Сверло. Они и увидели Вару, кусающим какую-то добычу.
        - Слезем? — спросил Пархоменко.
        - Так выпить все равно ничего нет, — ответил Буди.
        - Есть, — и Парик вынул фляжку, больше похожую на четверть — имеется в виду от двенадцати литров — самогона, только чистого-чистого, как осветленный денатурат.
        - Откуда?
        - Обменял.
        - На что?
        - На упряжь.
        - Упряжь чью, и от чего?
        - Твою, от твоего коня.
        - Зачем?
        - Это была шутка, потому что отдал я, правда, по ошибке, свою упряжь за эту слезу, — Пархоменко пощелкал по бутыли согнутым ногтем. Да, вот такие уже у него отросли ногти за время этого путешествия по полю от Царицына до Волги.
        - Спасибо, друг, ибо моя упряжь мне самому нужна.
        - А ты знаешь зачем? Теперь я поеду на тебе, ибо у меня уже нет не только уздечки, но и седла.
        - А седло где?
        - Я думал, оно входит в упряжь и отдал его в придачу.
        - В придачу? В — отдельно?
        - Да.
        - Это по кому, по Ушакову, или по Ожегову?
        - Надо покрутить пальцы.
        - Не надо, лучше скажи, что ты получил за это: впридачу по Ушакову.
        - Нет.
        - Ладно, но не думай, что я забуду об этом сюрпрайзе.
        Они спрыгнули с цистерны, и подкрались к Варе, когда между ним и Щепкой начались разборки.
        - Я не знал, что ты человек, — оправдывался Вара. Затычка на ее рту уже немного отклеилась, и дама смогла сказать:
        - У тебя есть что-нибудь для дезинфекции?
        - Нет.
        - Тогда лижи языком.
        - Кого?
        - Пятку, ты что, плохо соображаешь? Другой бы послал ее куда подальше, тем более веревки на ее лапах еще не перепрели, но беда в том, что парень знал ее лично. И это бы еще ничего, но он вспомнил:
        - Дама была не только командиром его Тягомотины, но и вообще на пару с Кали командовала гарнизоном Царицына, и намерена была даже короноваться, как:
        - Принцесса Сириуса.
        Он начал уже лизать ее укушенную, но все равно очень грязную пятку, когда ребята так сзади его напугали, что он предпочел укусить эту пятку уже по-настоящему, чем от ужаса откусить себе язык. А ему только сказали просто:
        - Мы за тобой пришли, мил человек. — И даже не очень громко, а так это ласково:
        - Собирайся.
        - Куды?
        - Так, а куда еще, как не на тот свет, ибо мы оттудова.
        - Черти, что ли?
        - Естественно. Он испугался, но не Щепка уже продолжительное время закованная без рта и рук. Но теперь она окровавленной пяткой ударила по мордасам обеим — они ведь женского рода — чертям, как и выразилась фигурально:
        - Получите, черти по рылам. — Одному, а потом, не опуская ногу — другому. Далее, эти четверо тоже принимают участие в атаке на Царицын.
        Почему на город соглашается идти Щепка?
        - Ладно, ладно, — выставил вперед руку Парик, — мы сразу не поняли, в чем здесь дело.
        - А в чем здесь дело? — спросила Щепка, отплюнув, висящую у губ ленту.
        - Он поймал козу, и не захотел делиться, — сказал Буди.
        - А коза кто? — спросил Щепка, опять немного поплевавшись.
        - Ми… мы нэ… не можем ответить, — наконец родил Буди, посовещавшись с Пархоменко.
        - Я могу ответить? — Вара обратился к Щепке.
        - Мо… мозесь, и да, отклей ленту до конца, и развяжи мне сначала руки, а то я думаю, они затекли, ибо узе их не чувствую. Пока развязывал Щепку он обратился одновременно и к ребятам-демократам:
        - Сколько дадите, если я улажу ваш конфликт с лэди?
        - У нас ничего нет, — быстро ответил Буди.
        - Есть, есть, — немного подумав сказал Пар, — зачем обманываешь хорошего человека, он же чувствует запах спирта. Чувствуешь? — Пархоменко шлепнул Вару по плечу.
        - Нет.
        - Налей ему, — сказал Буди, — пусть будет нашим проводником в этом мире больших неожиданностей. И налили. Куда? Прямо в ладонь, немного. И вовремя, потому что Вара начал этим спиртом мыть ноги Щепке. Она немного поорала и счастливо успокоилась. Все были рады. Но не долго, ибо дама сказала:
        - Вы за Зеленых али за Белых? Практически все задумались, в том смысле, что Вара посчитал себя не обязанным, так как заслужил прощение не только за омовение ног Щепки, и освобождение ее рук, но и в память о том, что:
        - Когда-то они вместе служили. Правда тут же забеспокоился, потому что к ужасу своем понял:
        - Не помнит на кого они хотели наехать в броневике, на этих, или на:
        - Тех?
        - Ты чё? — Щепка взяла Вару за кончик носа, и поводила им легонько туда-сюда. — Забыл за кого я?
        - Да ты что?!
        - Помнишь, тогда скажи, а то я сама забыла. Честно.
        - Мы идем на Царицын, — ляпнул Буди, и сам понял, что лучше было сначала подождать, пока скажет Пархоменко, ибо он-то, да, шел на Царицын, но только для того, чтобы сдаться в его цепкие лапы. — Впрочем, я шел туда добровольно-принудительно, как человек, не способный самостоятельно переплыть такую широкую и глубокую реку, как Волга.
        - Прекрасно, — сказала Щепка, — среди нас есть хоть один, который знает, чего хочет. Я, между прочим, тоже думаю пойти на…
        - Мы з вами, — процитировал кого-то Пархоменко, правда не подумавши, так как боялся, что ему так и не дадут слова сказать, а в результате он окажется в обозе этой армии. В том смысле, то на нем и поедут, а он уж определил в эти роли друга Буди.
        - Что значит з-з-з? — привязалась Щепка. — Ви иносранные шпиёны?
        - Не обращайте внимания, леди, — как ее личный секретарь влез Вара, — он пошутил.
        - Шутки кончены! — рявкнула Щепка, — мы идем на Вы. Ты будешь моей лошадью, — и дала саечку Пархоменко. А ведь только что не могла и пошевелить этими ручонками. Дай только человеку повластвовать, и руки тут же оживают сами. Зачем? Ибо теперь они должны командовать.
        - Прощеньица просим, дорогая синьора, — сказал Парик, — но я продал свою упряжь. Мы все можем поехать на моем тяжеловозе Буди.
        - Поехать, конечно, можно, взмолился конно-армеец, но мы — как я понял — воевать собрались, верна? Паэтаму.
        - Па-э-э-та-му-му-у, — передразнила его Щепка, — а я тебя предупреждала: прекрати нести эту околесицу, или нет? Паэтаму-му будете моими пленниками.
        - А хо-хо не хо-хо? — огрызнулся Пархоменко.
        - Да, между прочим, мы сильнее, — сказал Буди.
        - Вы лошадники не понимаете, что сами по себе мы не можем напугать и взять город Царицын.
        - Почему?
        - Просто потому, что он неприступен?
        - Они над нами смеются, — обратился Вара к еще не пришедшей в себя Щепке.
        - У нас Шекспир есть?
        - Шекспир? — переспросил Пархоменко, — нет. Спирт есть, а закуски нэма, как Шекспиру.
        - Не говори, чего не знаешь, — сказал Буди, — может оказаться, за закуска и Шекспир — это одно и тоже.
        - Да, есть люди, которые и музыку считают вкусной, — сказал Вара.
        - Один парень, или одна девушка — сейчас не помню точно — мне рассказывал, что вместо ужина для похудения они пели песню:
        - Протрубили трубачи тревогу, всем по форме к бою снаряжен собирался в дальнюю доро-о-о-гу-у броневой ударный батальон-н.
        - Хорошо, я тебя поняла, — сказала Щепка, — нам нужна тяжелая бронированная техника, а не эти лошади-пердешади.
        - Некоторые могут обидеться, — сказал Буди.
        - Ты успел пукнуть? — Пархоменко ласково погладил своего коня по голове.
        Если кто не помнит, то люди тогда могли — а может эта способность проявилась у них с прилетом инопланетян, хотя вряд ли, потому что говорят:
        - И раньше так было, — ходить со своим лицом, но тело у них было, как тело их любимой лошади. Не все, разумеется, только избранные, как они сами считали. Но другие смеялись, по крайне мере, относились недоверчиво к таким сказкам, ибо были уверены:
        - Это не что иное, как:
        - Атавизмус, — по просто-деревенски:
        - Ата-визм. Буди считал:
        - Пусть. — Пусть атавизмус, и даже просто атавизм, потому что, если я чего решил, то:
        - Хочу быть лошадью и всё тут. И даже согласился назло всем быть запряженным тройкой таких отъявленных мушкетеров, какими были Щепка, Пархоменко и Вара — водитель стрелок броневика, и не только. Пахоменко тоже обладал такой антикиннерской способностью:
        - Становится лошадью со своей собственной головой, а не наоборот, но как известно, пропил свою упряжь. — Пусть не пропил, а просто выменял на четверть самогона, даже вообще чистого спирта — скорей всего медицинского, по крайней мере, все себя этим успокаивали, пока его пили, ибо лучше сдохнуть от чистого медицинского, чем от какого-нибудь самопала:
        - По крайней мере, при жизни не будете мучиться. — А после? А после:
        - Авось там будет Всё Равно? — Да будет, будет, конечно. Ибо:
        - Не может везде быть плохо.
        - Поехали? — спросил он.
        - Ес-с-сс!
        - Но я должен знать, — сказал Буди, за кого мы. И знаете почему?
        Иначе я завезу вас к черту на куличики, а там нас грохнут.
        - Он прав, — сказал Пархоменко, — и я бы хотел знать.
        - Что, куда? Куда в случае чего отступать?
        - Мы отступать не будем, — поддержал — как он считал уже — боевую подругу Вара.
        - Друзья мои, спасшие меня из плена веревок и клейких лент, можно сказать, из вечной тьмы кромешной! Не могу сказать о полной ясности моего разума, скорее всего, замутненного, или наоборот, просветленного прилетом инопланетян, ибо ясно чувствую раздвоение не только души и тела, но и отдельно души, и отдельно тела. Прости меня, Господи, чего я сказала? Но! как говорится:
        - Против правды не пойдешь, — ибо лучше обмануть другого, чем саму себя. Прошу высказаться в прениях.
        - Я, эта, хочу вас спросить пристрастно, — сказал Вара, и поправил надежный замок спортивного костюма, доставшегося ему — как он надеялся — от дележки субсидии, посланной в Царицын, инопланетянами с Альфы Центавры, еще когда их здесь самих не было и в помине, а так только для потенциального задабривания:
        - Вы за кого, за Белых, или за Зеленых?
        - Спасибо за вопрос, ибо в нем скрыт правильный ответ, которого я не знала раньше, мой старый друг. Итак, ты потрогал с любовью замок спортивного костюма Монтана, а их раздавали в Царицыне — вывод:
        - Ты из Царицына. А так как ты помнишь меня, как командира ударного батальона, то были мы:
        - Вместе! — Значит, мы за Царицын, а кто там, спрашивается?
        - Кто? Кто? — так это мяукнули Парик и Буди, хотя были далеко не податливыми котятами, а леопардами в атаке, просто железная логика этой серебряной леди привела их в легкое замешательство.
        - Вот и я говорю: кто?
        - Не-из-ве-ст-но, — подал свой имеющий право голос Буди.
        - Следовательно, мы должны провести атаку боем, — расплылся в улыбке Пархоменко.
        - У нас нет другого выбора, друзья мои, — сказала Щепка, и добавила: — Только не атаку боем, а:
        - Разведку боем. — Для этого мы должны взять в качестве языка какой-нибудь танк или броневик. Почему не простого заблудившего путника, спрашивается? Ответ:
        - Он может и сам не знать, куда и откуда идет.
        - Как и мы сейчас, — сказал Вара. И добавил: — Хотя я, кажется, шел в Царицын, когда нашел тебя в яме.
        - Хватит об этом: нашел, пришел, зашел, может еще скажешь: трахнул, пока я спала?
        - Надо подумать, — ответил упрямый, как осел Вара. Впрочем, другие были не лучше.
        - Ну, что ты обиделся, милый? — пожурила его Щепка, — ибо, да, шел ты в Царицын, но неизвестно зачем шел:
        - Может сдаться на милость победителей, а может взять его? — Как вы считаете, дорогие друзья, мог один усатый Вара взять Царицын?
        Глава 37
        - Не мог, — ответили все.
        - Я не усатый, — ответил сам Вара. — Это вон тот гусь, — он показал на Буди, — усатый таракан. — На эту тираду Буди ответил:
        - Вы еще не видели тараканов — призраков доисторического времени — сущие динозавры.
        - Нет, нет, — подтвердила его слова Щепка, — без разведки боем ничего неизвестно, я вам точно говорю:
        - Иду на Царицын, а моя партийность в душе Бе-лая-я!
        - Дак-к, — чё-то вроде понял и хотел сказать Пархоменко, — не смог, ибо:
        - Понял-то — понял, но на пальцах даже со словами это не показать. А всё просто так-то:
        - Или вы идете вперед для того, чтобы взять Царицын, или:
        - Войти в него, как его заблудившиеся дети.
        Они увидели танк, но решили брать броневик.
        - Вы поняли почему? — спросила Щепка. — Его можно незаметно отсечь от танка — это во-первых, а во-вторых, я можно сказать, родилась в броневике.
        - Как я, — сказал Вара.
        - Скажи еще, что мы братья.
        - Брать и сестра, — поправил Пархоменко.
        - Без разницы. Главное, что при нападении на танк, мы можем попасть под огонь броневика.
        - Стратегия, — восхищенно сказал Парик. И добавил: — Только получается, что мы уже воюем на стороне Царицына.
        - Почему?
        - Потому что они идут на Царицын, а мы их берем в клещи.
        - Это еще неизвестно, пока мы не допросили языка, — сказал Буди.
        - Может они возвращаются после рейда в тыл врага.
        - Тоже логично, — сказала Щепка. — Но, как говорила моя подруга Коллонтай при виде двоих сразу:
        - Не будем заморачиваться.
        Сонька увидела через перископ танка, что на нее идет эскадрон во главе с Котовским, которого она знала практически с детства.
        - Вот скотобаза, что делать? — Она дала предупредительную очередь, с ее точки зрения означавшую:
        - Я Звезда, я Звезда, ответьте на мой призыв положительно. Пли-из! Котовский ничего не понял, он посчитал, что танкист пристреливается, и продолжал скакать во весь опор в надежде, что у танка раньше кончатся патроны, чем убьют всех, а если всех не убьют, то его тем более, ибо он так и называл себя:
        - Счастливчик Кот. — Но все равно боялся, что Камергерша не успеет со своими невидимыми полосатыми захватить этот танк с тыла, ибо:
        - Бока танка — это тоже его тыл, в который его можно беспрепятственно трахнуть. Сначала задумывалось, что Камергерша пойдет с правого фланга, но — как обычно это бывает — решила, что справа — это от них, а Котовский считал — тоже естественно — от нас, от Трои. Поэтому. Поэтому все время смотрел вправо, и очень удивился, когда увидел отряд, но:
        - Не тот! — ахнул он. И для того, чтобы успокоиться, решил:
        - Продолжу пока эту атаку в лоб. Сонька поняла так:
        - Не боится гад, потому что знает:
        - Я здесь. — Ох, любовничек. А с другой стороны: зачем брезговать, вдруг в Царицыне меня больше никто не узнает, и тогда могут поставить к стенке. А спрашивается:
        - За что? — За то, чтобы была за Белых? Так не по своей воле, а тока по жребию проклятому. Тем более, Белые, наоборот, кажется, в Царицыне. Вер-на! Тогда зачем я туда еду? Я же ж Красная энд Грин. В общем:
        - Красно-зеленая — полосатая. — И добавила: стерва полосатая.
        И тут, нечаянно развернув танк право увидела она отряд полосатых на огнедышащих конях. Вид:
        - Ужасающий!
        - И командир у них, — сказала Сонька, как будто рассказывала кому-то страшный сон, — с которым я где-то встречалась, и самое главное:
        - Не при благоприятных для меня обстоятельствах.
        - Камергерша, падла! — ахнула она, и даже выпустила один рычаг так что танк сделал весьма приличный зигзаг удачи. Ибо Врангель с пристани, точнее, в данном случае с Зиккурата Крепости Царицын, как раз сделал два предупредительных выстрела, третий — Вилка. Ибо не мог он допустить столкновения танка со своей любимой. Но сам понимал:
        - Дал этот предупредительный залп преждевременно.
        - Что? — спросила, подбежав Коллонтай.
        - Я грю: калибр не тот, танк не возьмет, — ответил Врангель, — зря стрелял.
        - То есть, как зря, а где этот специалист по спариванию, по, точнее, по спаррингу?
        - Вот как раз ушла на пару с Котовским в контратаку на красных.
        - Сколько раз вам говорить, полковник:
        - Мы — это и есть зеленые, или красные — без разницы.
        - Прошу прощенья — не могу привыкнуть.
        - Зато я — сог-лас-на-я-я Я!
        - С чем и с кем?
        - И с тем, и другим. Пойдем, у меня есть отдельный кабинет.
        - Я женат.
        - Тем лучше. Как говорила моя подруга Щепкина-Куперник после перевода первых трех пьес Вилли Шекспи:
        - А теперь все вместе.
        - Я никогда не смогу этому научиться.
        - Никто не просит тебя учиться. Я сама тебя научу. Согласны, генерал?
        - Генерал или все-таки полковник?
        - Прошу прощенья: генерал-полковник.
        Котовский понял, что:
        - Эта маркитантская повозка совсем не похожа на полосатую конницу Камергерши Ольги. Однако в ней есть что-то ужасное. Как-то:
        - Одна лошадь везла сие изделие нечеловеческого труда, а другая — мама мия — сидела на козлах. А сзади развалилась какая-то знакомая рожа, а рядом с ней тоже, похоже, знакомый боец, и это не кто иной, как парень, известный под легендарным именем Вара, канувший, однако, в лету, по время последней разведывательно-диверсионной экспедиции во вражеские тылы.
        - Значит, не вышло, — добавил он, понимая, что эта тачка, скорее всего, явилась сюда с того света, как предвестник нашего поражения. Таких видений просто так не бывает. А так как хороших видений вообще не бывает, то, следовательно, это:
        - Плохое.
        Сонька Золотая Ручка не выдержала этого бреющего полета навстречу друг другу лоб в лоб, и отвернула рули вправо, прямо на конницу Полосатых чертей Камергерши.
        - Ну, чё? — спросила Камергерша своих подруг, — возьмем его в клещи, или так и пойдем лоб в лоб.
        - Чтобы взять его в клещи, надо разделиться, — сказала какая-то леди, и добавила, протягивая губы, не губы, прошу прощенья, а руку, конечно:
        - Жена Париса. — Камергерша ответила также деловито:
        - Жена Одиссея.
        - Серьезно?
        - Кроме шуток.
        - Даже так?
        - Естественно. — Ну, и так далее, без компромиссов:
        - Ты спереди, а я сзади. Сонька поняла, что ее берут в клещи не просто так, а со всех четырех сторон: два полосатых полуэскадрона и Котовский. Плюс несмазанная телега, которую она мельком видела слева. Сейчас она исчезла.
        - Но и это к лучшему, — сказала Сонька и рванула в эту дыру.
        Поэтому снаряд Врангеля разорвался позади. — Жаль, что чуть раньше времени, а то попал бы как раз в саму Камергершу.
        Врангель взял бинокль, и навел его на Ольгу.
        - Нет, к счастию, скачет.
        - Куда ты прешь, сволочь?! — рявкнула Щепка.
        - На танк, — ответил Буди. — Нет, мне страшно, но приказ есть приказ — выполнять иво когда-то надо. И знаете почему? Потому что всё равно придется. Щепка обернулась к окружающему ее в тачанке отряду:
        - Нет, вы слышали?
        - Да, — ответил пулеметчик Вара.
        - А что не так-то? — спросил Пархоменко, который сказал, что:
        - В случае чего — могу и снайпером, только винтовки, жаль, нет.
        - Будешь добивать в рукопашную, — ответила Щепка, — тем более для этого не надо никаких винтовок и другого снаряжения, кроме вот этого, — и она подала Пархоменко пакет, расписанный буквами на иностранном языке.
        - Где взяла? — только и спросил герой.
        - Здесь лежал под сиденьем.
        - Вот это подарочек! — ахнул Вара, оглянувшись от ненаглядного пулемета, хотя и говорил до этого:
        - Жаль, что не Люся, — ибо не мог произнести членораздельно слово:
        - Льюис — любимый пулемет бельгийцев, которые любят побегать.
        - Это был инглиш Макс.
        Наконец Буди понял свою ошибку, и также в откровенно атакующем стиле пошел назад, где в голубой дымке маячил броневик. А там народу-у! было очень много. Вел его танкист Ленька Пантелеев, а сама владелица — как она говорила — этого броневика Ника Ович только сидела, свесив ножки, но так, что Ленька пока не мог понять, что означает это Антрэ:
        - Па-де-де или Па-де-труа? Но в любом случае, считал он:
        - Дело уже сделано, — ибо:
        - А разве мы еще не познакомились?
        - Вот ду ю сей?
        - Я грю, после взятия Бастилии ты будешь моей наложницей.
        - Вот? Что ты сказал, сукин сан?! — И без дальнейших прений она протянула ноги, да так далеко, что полностью обвила ими шею Музыканта, как иногда называл себя Ленька Пантелеев, что он не мог уже через несколько секунд, показавшихся ему длинными минутами понять, чем все-таки отличается:
        - Па-де-де, — от:
        - Па-де-труа? — И ответ, как говорят в Австралии Не Знаю.
        - Что не знаю? — Вот именно, что:
        - Не Знаю. И танк, а точнее, броневик, так и понял:
        - Никто мной грешным не управляет, — и попер куда глаза глядят. А они увидели именно тачанку Щепкиной-Куперник тоже прущую напролом прямо на него.
        Буди сказал:
        - Щас будет то, о чем я и он так долго мечтали.
        - А именно? — спросила Щепка.
        - Столкнутся паровоз и медведь.
        - Кто паровоз и кто медведь? — безмятежно спросил Вара любуясь и поглаживая, пока еще свободный от работы пулемет Макси.
        - Дак, я и он. И тут все поняли, что Буди в натуре прет на броневик, как медведь на паровоз. В том смысле, что:
        - Скорее всего просто его не видит. — А с другой стороны:
        - Может нарочно пошел на свет, обидно стало, что он один, а вас вон сколько:
        - А никто не замечает, всем только бы пострелять.
        - Трандычи есть нельзя — он отомстит! — закричал Вара, когда повернулся и увидел, что броневик уже совсем близко, как:
        - Праздник, который всегда с нами, но просто не знаем, как его справлять, а только сначала напиваемся, а потом блюем — ничего другого не остается:
        - Никто не дает. — А почему? Дак, естественно потому, что все знают:
        - Ни у кого нет денег, — а без денег:
        - Какой смысл? — Только что жениться заставят. Сплошь одни отталкивающие нас друг от друга обстоятельства.
        Поэтому сила притяжения все возрастает и возрастает, пока не заканчивается тем, что:
        - Хочется броситься хоть на броневик, — и обняться с ним:
        - На всю оставшуюся жизнь.
        - Да нет, — сказала Щепка, — этот ишак на самом деле хочется с ним поцеловаться:
        - По-хорошему.
        - Прошу прощенья, мэм, — сказал Пархоменко, — но я не вижу ни одного смысла, как это можно сделать. Он же ж железный, как Каменный Гость, а мы тока так:
        - Очередное иво мясо. — Ибо что он сейчас думает?
        - А именно? — попросил пояснить Вара.
        - Производное от слова на букву х в его ослабленном значении — встречаете.
        - Он так думает? — удивилась даже Щепка. И добавила: — Пожалуй:
        - Вер-на-а!
        - Тогда, — продолжала она, — чтобы всё закончилось для нас хорошо, надо подойти к нему поближе на бреющем, а именно:
        - Он должен понять, что мы идем на Вы только для того, чтобы объясниться ему в любви.
        - Так сказать, на призыв мой тайный и страстный, о друг мой прекрасный:
        - И ты тоже выйди на балкон.
        - Вы думаете, что в ём Белые? — спросил Вара.
        - Вот как раз только поняла, наоборот, красно-зеленые.
        - А это тогда кто? — сказал Пархоменко, вытянув вперед длиннющую, как у снайпера Паганини ладонь с пальцами, на которых давно, а скорее всего, вообще никогда не стригли ногти, и, говорят, даже более того:
        - Он и не знал никогда, что их надо стричь. — Но и не удивительно, ибо ножниц не было. — Саблей — слишком велика. Ей если только:
        - Можно бриться.
        А впереди были конники Котовского, и невидимые для невооруженного взгляда Полосатые, которые тем более разделились пополам.
        - Хорошо, что они заняты танком, — сказала Щепка, — а то бы не смогли ничего доказать. И, — добавила она, — мы отступать не будем.
        А это значит, надо придумать хитрость, как его взять. Все поняли?
        - Можно начинать думать? — спросил Вара, и опять оторвался от пулемета. — Скорее всего, я не смогу. И знаете, почему? Я думаю, как дать ему заработать.
        - Кому, пулемету? — спросил Пархоменко. — Так за него думать не надо. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Он сам о себе позаботится.
        - Вы уверены? — удивился Вара такой простой мысли.
        - Если бы это было невозможно, как стрелять тогда? — поддержала экипаж его командир Щепка.
        - Может нам тогда вообще на знамени написать: наше дело маленькое, и спасибо хоть не требуют иметь рога, как у буйвола, ибо зачем, если все равно их, как и всех остальных закатывают в банки и пишут:
        - Бычки в томате.
        - Я не поняла, кто это сказал. Молчание было ей логическим ответом, ибо ясно:
        - Никто не мог сказать так сильно и наивно, как Буди. — А — все знали — сейчас был их единственной надеждой, ибо только он мог маневрировать по этому кочкастому полю так, чтобы не попасться на глаза броневику, или хотя периодически от него скрываться, как Ахиллес от стрел Аполлона.
        - Здесь главное в том, что у броневика есть перед нами преимущество, — сказал Пархоменко, — он развивает большую скорость, поэтому — не уйти.
        - Да уж это нам известно, — сказала Щепка, — мы и так идем в атаку на него. — И добавила: — Только не понимаю, почему он не боится. И Вара, думавший только о пулемете, выдал истину:
        - Там что-то случилось.
        - Говорю тебе истинно, — сказала Щепка вдохновенно, как во время иное, когда сочиняла Шекспира, — будешь командовать ар-р-ми-я-ми-и.
        И действительно, Буди первым же — хотя он мог быть и последним — обошел броневик справа. Сначала пошел право, потом влево, а потом опять вправо. Просто? Но если бы броневик не завис, как в руках Леньки Пантелеева из-за глупой ревности Ники Ович — а если считать не в лоб, а научно по Фрейду, — то именно из-за ревности к броневику. Ибо хотя Ленька и занял до нее это место — она была здесь раньше. Но напрямую не думала, так просто обиделась из-за противоречия именно не в мыслях, а в образе действия. В том смысле — если кто не понял — что поняла она:
        - Ленька на самом-то деле — За Белых. Хотя со стороны могут возникнуть противоречия:
        - Так они и шли на Царицын, где были Полосатые. — Тут и интуичить ничего не надо, всё видно и так, как на ладони. А на самом деле именно поэтому и приходится. Ибо на вопрос, кто:
        - За, — и кто:
        - Против, — чтобы разобраться, надо знать исходную позицию, — как высказала когда-то прямо в лицо князю Февронья.
        Глава 38
        Жена Париса, обходя танк по нижней окружности, заметила броневик за клубами дыма, которые уже не периодически, а систематически, а иногда даже:
        - Беспрерывно, — испускал танк, решила, как она сказала:
        - Взять его, — имелось в виду:
        - И броневик И когда она уже забыла о данном ей задании атаковать танк, то увидела, как с другой стороны броневика, разворачивается тачанка, и ее полуэскадрон успел только ахнуть, и пулемет как раз заработал. Буди всегда угадывал, куда поворачивал полуэскадрон жены Париса, и Вара хотя и удивлялся способности Буди интуичить, попросил:
        - Не торопиться.
        - Почему?
        - Потому что пулемет — это не лошадь, и перегревается.
        - В чем дело? — быстро спросила Щепка.
        - Нужна вода.
        - Пулемету?
        - Да.
        - Надо залезть на цистерну, которую он тащит, — Щепка показала на броневик, — и посмотреть, что там.
        - Там спирт, — сказал Пархоменко, и добавил: — Я уверен. Даже если его выпарить — останется очень мало воды. Вот даже этому Макси не хватит, — он кивнул на пулемет Максим, дышащий жаром, как будто он только что вышел из парной.
        - Пива нет?
        - Что? Что-с? — я не поняла спросила Щепка, и добавила: — Сейчас не время для шуток. Впрочем, если предположить, что ты прав, и это точно спирт, то надо брать языка. Вот тут никто ничего не понял, ибо никто из простого пролетариата не мог знать, что каждый Белый берет с собой даже в атаку упаковку пива — пусть и по ноль тридцать три только.
        - Всё равно, — сказал Буди, — если умножить ноль тридцать три на шесть получится как минимум четыре литра, а если и меньше, то всё равно нам на первое время хватит.
        - Хорошо, будем считать, что надо две упаковки, — сказала Щепка.
        И добавила, осмотрев свой контингент: — Я сама пойду за языком.
        - Но как? — спросил Пархоменко, — они все на лошадях.
        - Я возьму Буди.
        - Тогда сама идея теряет смысл, — сказал сам Буди, — потому что это будет уже не тачанка, а так только: ящик с пивом.
        - Может меня возьмешь? — сказал Пархоменко.
        - Пока меня нет ты должен управлять общей тактикой боя.
        - Общая тактика — это стратегия, — ляпнул Буди.
        - Нет, я точно говорю, что когда-нибудь он будет командовать фронтом.
        - Что больше: фронт или армия? — спросил Вара.
        - Обсудим это за ужином, — ответила дама. — И да: я придумала более логичный вариант взятия языка, а именно: — Не из конницы Царицына, а я вытащу его из самого броневика.
        - Они тебе не откроют, — сказал Парик.
        - Я сделаю им предложение, которое они полюбят больше самих себя. Щепку высадили на броневик, но сами не смогли удержаться рядом:
        - Полосатые облепили их как пчелы на мёд.
        - Мы уходим, но вернемся! — рявкнул Буди на прощанье. И хорошо, что полосатые его правильно поняли. Не стали стаскивать Щепку с броневика, а погнались за тачанкой.
        - Может, эта?
        - Что, эта? — не сразу понял Вара.
        - Нассать пока в пулемет, чтобы продержаться до последнего.
        - Вот и видно, мил человек, что сам-то ты никогда не был пулеметом, — спокойно ответил Вара. — Иначе бы знал:
        - Пиво сначала пьют, потом ссат.
        - Не наоборот? — спросил Пархоменко, чтобы было ясно, он сам знал об этом, но только забыл.
        - Действительно, — сказал Буди, — пулемет, возможно, тоже имеет душу, хотя и маленькую. — И добавил:
        - Но достаточную для того, чтобы продержаться без воды пару минут, пока заведу полосатый полуэскадрон на наступающие цепи Деникина.
        Командующая этим полуэскадроном Жена Париса — можно и так сказать, с большой буквы, потому что никто пока не знал её настоящего имени — поняла, что попала в засаду, когда было уже поздно. Деникин приказал брать живьём:
        - Хотя бы ее одну. — На что, правда, получил логичное замечание:
        - А нам, генерал, что, лапу, точнее, не сосать, а лапами махать в знак приветствия, мол:
        - Давай, давай генерал, давай еще, еще разик, еще р-р-а-а-з!
        - Хорошо, хорошо, — сколько останется в живых — все наши.
        - В каком смысле?
        - Только после меня, — решил пошутить Дэн, и так раздосадованный тем, что наступление так медленно развивается. После продолжительного гула неодобрения, он вынужден был признаться, что:
        - Есть приказ на три дня отдать Царицын на разграбление. — Но это мало кого вдохновило, ибо:
        - Когда еще это будет-т! И было принято решение:
        - Создать пока что публичным дом — передвижной публичный дом, на колесах и запряженный для начала тройкой, а в дальнейшем, если ситуация так и не прояснится с взятием Царицына, то и:
        - Шестеркой лошадей, — и более того, если будет возможно, серых в яблоках.
        - Жизни положим, тов… точнее, сэр, а лучше пусть будет просто, как в Америке:
        - Жэнтельмен Дэн, — но возьмем всех живьем.
        - Не думаю, что мы справимся, друзья мои, ибо тогда нам понадобится не шестерка, а табун лошадей, чтобы вывозить их на природу ловить осетров.
        - Так лошади есть, — сказал один есаул.
        - Из-за этого дела всех лошадей, что ли, сдать в Публичный Дом? — полувопросительно ответил командующий наступательной армией.
        - Тогда лучше: никому — так никому.
        И положили всех, к всеобщей радости, что:
        - Пришлось, наконец, и нам повоевать. — Но, как говорится, всех — да не всех — Жена Париса осталась в живых, но с условием:
        - Только до утра. — Потом расстрелять.
        - Ну?
        - Что, ну?
        - Я говорю, что не понимаю, почему на нас не обратили ноль внимания? — спросил Буди, от усталости путая слова с их смыслом. И действительно, тачанка от ужаса перед тучей пчел-амазонок прорвала наступательный фронт Белых, и оказалась у самой реки Волги, где уже опять купались люди, так как поняли:
        - Никакой войны так и не будет. — А она шла только впереди, а здесь на Волге, действительно, было:
        - Хо-ро-шо! И люди настолько привыкли к этому Хорошо, что при виде тачанки, сорвавшейся, как будто с цени на Том Свете, бросились бежать, и большинство прямо в воду:
        - На Тот Берег! — как заорала благим матом одна мощная миловидна дама, увидев вместо привычной тройки одного Буди в роли лошади этой тачанки, но, что самое ужасное: — С огнедышащим ртом, и очень длинными ушами не как у лошади, а как у осла. Может быть, даже слона. Резюме: шашлыка из осетрины остало-о-о-с-с-ь-ь! — Очень много.
        - Съедим, — сказал пулеметчик Вара, — тем более здесь и пиво есть для заправки пулеметных лент. — И махнул рукой, понимая, что по-другому выражаться в этой ситуации не получится. Пархоменко ответил, что принимает на себя:
        - Пока что, — роль командующего, и считает по этому поводу:
        - Мы должны освободить эту Амазонку, — опередил его с выводом Буди.
        - Откуда знаешь?
        - Откуда? Я первый на нее претендент.
        - Тогда я второй, — сказал Пархоменко.
        - У вас своих баб полно, я сам все равно буду первым, — сказал Вара.
        - Нет, нет, нет, — затараторили оба оппонента, — тебя Щепка назначила своим личным мужем, поэтому отвали.
        - Не помню когда? — сказал Вара.
        - Когда? Тогда.
        - Когда сказала, что ты будешь комендантом Царицына после его победы.
        - Прекратите, прекратите, вы просто нарочно это говорите, так как находитесь в сильной эйфории от обилия шашлыка и пива.
        - Нет, нет, ибо ни пиво, ни шашлыки из осетрины никогда не заменят нам Амазонки, добытой в бою.
        - Хрен с вами, — сказал Вара, — я устал спорить, но считаю, что сначала надо освободить ее с гауптвахты. А то расстреляют, а мы, оказывается, были ни при чем.
        Утром Белые пошли в атаку на Царицын, а тачанка во главе с Женой Париса ударила им в тыл с берега Волги. Ибо. Ибо ребята после шашлыков и пива не стали спать до утра, чего им больше всего хотелось, а именно в самый неурочный час:
        - Поперлись, — как сказал Пархоменко, — освобождать Амазонку — Жену Париса из ямы.
        - Хорошо, что мы догадались искать ее в яме, — сказал Вара, когда солнце уже вот-вот должно было взойти, — а то всю ночь искали бы во тьме кромешной сарай с гауптвахтой, а какой сарай может быть в степи, кроме Караван-Сарая, находящего под землей?
        - А это значит — ее вообще нет, — резюмировал Буди.
        - Тогда только в яме. — Так вспоминали ребята события минувшей ночи, хотя и тащили, как на аркане эту самую Амазонку, ибо она яростно отбивалась, несмотря на неоднократные объяснение:
        - Мы тебя не расстреливать тащим — будешь просто нас обслуживать:
        - По-хорошему.
        - Как в лучших домах Ландона, — обрадованно хлопнул ее по полному заду Буди. Обиделась, и как это обычно бывает:
        - Нет и всё!
        - Тогда мы сами тебя расстреляем! — рявкнул Пархоменко, — нам такие мамочки не нужны.
        - Полы будешь мыть на конюшне, — мрачно сказал Буди.
        - Хорошо, я научу тебя стрелять из пулемета, — вздохнул Вара, — и добавил:
        - Начнем с этого, — и поцеловал ее в щечку. Получи, и она дала Варе такую оплеуху, что он тут же присоединился к большинству:
        - Сдать ее назад Деникину. — Ибо:
        - Расстреливать такую куклу у меня рука не поднимается.
        Щепка постучала по башне броневика и попросила, открыть:
        - По-хорошему! Колчак, ожидавший чего угодно хорошего, но только не этого, проснулся от летаргического сна. Просто заранее решил:
        - Буду по очереди с судьбой разбираться в привходящих обстоятельствах. — Что означало работать:
        - Два через два. — Два Судьба, два я. Просто-напросто не вмешиваться абсолютно. В этот ответственный момент парень должен был сам заступить на вахту. Он открыл люк, и никого не увидел. И тут она вместо того, чего он мог теоретически ожидать:
        - Удар по голове поленом, — начала его вытаскивать из башни, ибо сам Колчак, как считалось, был его башней, и вытащить его оттуда — значит победить.
        - Я не поняла, что ты там хрипишь? — сказала Щепка, — но голос твой мне кажется знакомым. Припомнить, однако не могу, кто ты такой.
        - Она попыталась его вытащить, но не получилось. — Хорошо, тогда я сделаю вам предложение, которое вы полюбите, как самого себя.
        Кивните, что кровообращение в вашей умной голове еще имеет место быть. Колчак помотал головой в разные стороны.
        - Сэр не понял, — решила она сделать вывод. — Хорошо, еще только один шанс, выбирайте лучшее и кивните при этом головой. Колчаку очень хотелось кивнуть, но способ, которым его хотят заставить, именно заставить:
        - Быть самим собой, — не нравился другой части его души, части под названием Я. Щепка поняла его интуитивно, и ослабила захват, и услышала:
        - Попрошу попросить вежливо. И она отпустила парня. Он как подкошенный рухнул вниз, а она — и это бы некоторых удивило, особенно тех, кто плохо знаком с логикой:
        - Сама прыгнула туда же. — Невероятно, но факт. Ибо еще было неизвестно, кто там, внутри броневика, возьмет верх:
        - Правда или нет. — Но с другой стороны, только на месте можно как следует разобраться:
        - А кто там на самом деле находится? — А то, что их там может быть много ее не пугало, ибо:
        - Если и много, но не столько же, чтобы всем влезть в этот броневик. Колчак имел здесь отдельный кабинет, и Щепка даже не увидела сначала, что внутри, в подземелье, так сказать, идет борьба между водителем Ленькой Пантелеевым и предыдущим командиром этого броневика Никой Ович. Где был Махно во время проведения этой антитеррористической организации? Если кто не забыл, он был здесь на броне, как десантник. А всё просто:
        - Его здесь не было, парень свалился еще когда только началась борьба между Ленькой и Никой. Броневик делал такие зигзаги, что надо было привязываться, чтобы не упасть. Были здесь недалеко еще два члена этой организации:
        - Яша Сверло и Паша Дыбенка. — Они сидели спереди, всё видели, но ничего не могли сделать, ибо успели пристегнуться к своим креслам впереди цистерны со спиртом. И более того:
        - Даже не попытались кричать — заклинило:
        - Шуму много, а из-за чего он неизвестно. — Поэтому, как сказал Яша Паше:
        - Зачем кричать, если не понятно, что кричать:
        - Спасите, или наоборот:
        - Не лезьте не в своё дело!
        - Тем более в горле так пересохло, что я бы и не смог кричать, ибо пересохло не только в горле, но и головах.
        - У тебя две головы?
        - Да.
        - Откуда взялась вторая?
        - Мои плюс своя.
        - Моя твоя не понимайт. И знаешь почему? Я здесь главный, а не ты.
        - Я это имел в виду: ты как главный не возьмешь себе мою голову, тогда как я могу твою взять, ибо:
        - Только умнее буду.
        - Отлично сказано, парень, — Яша ударил Пашу по пыльному плечу, — ибо уверен:
        - Сможешь командовать даже Балтфлотом.
        - Да-а, согласен, отсюда, да прямо бы сейчас на море.
        - Море далеко, а Волга рядом, — сказал Яша. — Вопрос только в том, как повернуть туда броневик.
        - Лучше не надо. За срыв наступательной операции нас могут посчитать рацедивистами.
        - Ре.
        - Ре хуже, и знаешь почему? Потом уже не отопрешься, что говорил не то, что понимал, а так просто:
        - Сказал и всё.
        - Ты учился дэзинформации?
        - Только этому и учился.
        - Где, в кибуце?
        - Да ты что! Там вообще нет никакой информации, так только:
        - Как лучше делать свиней для диктатуры пролетариата и других империалистических организаций.
        - Научились?
        - Да, знаешь, берут, можно сказать, тащат нарасхват.
        - Значит, научились делать дэзу лучше, чем ее большие любители. А Щепка во время этой дискуссии прошла в броневик.
        Она налила ему и себе, а разбавить, как говорится:
        - У них не было. Колчак даже в этой экстраординарной ситуации отказался пить:
        - Прости, — с трудом выговорил он, — я больше не могу.
        - А я тебе сказала, лучше выпей, иначе ты меня не поймешь. Он проглотил поднесенный ко рту спирт и понял, что:
        - Теперь может восхвалять начальство в доступной для начальства форме.
        - Я могу сказать честно, — сказал он ей, — ты похожа на мою жену-любовницу Щепкину-Куперник! Ты знаешь, как она Шекспи трахает?
        Как будто это сама всё и написала. Представляешь?
        - Ну, на кого она похожа, на Кафку?
        - Пожалуй, что и на Кафку. Вот что никому больше непонятно, ей ясно ка божий день.
        - Например?
        - Вот мы едем с тобой в танке.
        - В броневике.
        - Допустим, разница небольшая, можно даже считать ее вообще нет, ибо если ее нет для нас, в чем она есть?
        - Это уже вопрос?
        - Нет, только его предисловие. Сидим мы в броневике, пьем без закуски неразбавленный спирт, и думаем:
        - Где взять воду?
        - Верно.
        - Значит?
        - Значит, мы должны взять Царицын, ты это хотел сказать?
        - Нет, наоборот, надо идти на Волгу. Вопрос: зачем? А ответ прост:
        - Там есть не только вода, но там: рыба.
        - Я согласна.
        - Тогда какие ваши рекламации?
        - Надо повернуть назад.
        - Зачем?
        - Так Волга сзади.
        - Не думаю, ибо Волга впереди.
        Глава 39
        - Ты настаиваешь?
        - Просто прошу по-хорошему отдать такой приказ.
        - Мы погибнем, ибо армия Дэна будет уже не сзади нас, а впереди.
        - Он не поймет, что мы уже не За, а Против. Пройдем через него, как мыло сквозь ушные раковины: туда и обратно.
        - Ты обещаешь, что мы пойдем обязательно и обратно?
        - На сто процентов.
        И Дэн понял, а точнее:
        - Ничего не понял, — так как с пристани ударили пушки. — А что он понял?
        - Что этого не может быть, ну какие на хрен на пристани пушки? — Оттуда ушли уже все наши части, а других там быть не может. Пушки били со стен Царицына, но есаул, который так и вертелся периодически вокруг Дэна, как будто был замаскированный мужским платьем бабой-женщиной, а мэй би:
        - И девушкой, — правда легкого поведения:
        - Всё время пел про себя, а на самом деле напевал специально ему на ухо:
        - Пушки с пристани палят — кораблю:
        - Пристать велят.
        - Ты что, тварь, решил довести меня до сумасшествия?! — наконец рявкнул командующий. И спросил подходящего Амера Нази:
        - Кто это такой, почему всё последнее время крутится вокруг меня, не баба-телка?
        - Нет, вы что, я бы не позволил никому опережать меня-себя самого, — ответил капитан Амер Нази, бывший во время высадки десанта, только простым командиром его авангарда, а сейчас уже был начальном личной гвардии-охраны генерала Деникина.
        - В каком смысле, — недвусмысленно спросил Дэн.
        - Это перебезчик.
        - В перебезчике?
        - Лучше говорите, как это правильно, чтобы мне не казалось, что все хотят меня вконец запутать:
        - Перебе-ж-чик.
        - Это не обязательно командарм, ибо от нас еще никто не сбегал.
        - Это Беня Крик, я просто повысил его до есаула, а он на радостях решил по своему собственному усмотрению еще и шпионить за вами.
        - Зачем?
        - Думал мне это надо.
        - Ну-у, это еще ничего страшного. Главное, чтобы это не была баба.
        - Вы их боитесь.
        - Уже да, ибо как только они появляются, так почти сразу сбегают.
        А это меня травмирует. И более того, я не могу забыть мою Кали.
        Думал Жена Париса со своей целеустремленностью заменить мне ее, но даже не дождалась утра, и:
        - Как сквозь землю провалилась.
        - Да, вы правы, была под землей, а ушла, значит, еще ниже.
        - Вы уверены?
        - А больше некуда.
        - Вот и я говорю: надо идти на пристань. Амер-Нази потер лоб, пытаясь понял логику командующего, и решил, что тот тоже понял:
        - Надо немного отдохнуть. — Ибо:
        - Если не удается ускорить наступление, значит надо его отложить на немного, пару-тройку шашлыков разного вида: из пресловутой осетрины, из языческой свинины, и какой-нибудь еще, но обязательно благородный и с рогами. Далее, столкновение, тачанки под командование Жены Париса с отрядом Дэна и Нази. Почему она согласилась остаться:
        - Дала им всем понемногу: один ее поцеловал, другой обнял, и только третий трахнул. Ибо как было сказано:
        - Если не сделать этого последнего, — мы будет думать, что:
        - Иво вообще не бывает. — И она, поняв, до чего уже дошли эти ребята, беспрерывно путешествуя по степи:
        - Дала. — Всем, но, как было сказано: самого разного.
        И Дэн, не подозревая о предательстве, повернул свои цепи назад, на Волгу, чем привел в некоторое замешательство Врангеля на стене Царицына. И приказал позвать для:
        - Небольшой, — как он сказал консультации кого-нибудь. Прибежала Коллонтай и сказала, что сама попробует разобраться.
        - Или, — добавила она, — мы может позвать известных диссидентов, заседающий сейчас в ресторане Риц.
        - Пусть приведут, — ответил генерал-уже-полковник. — Так заслужил, естественно.
        - Они так просто не пойдут, — сказала Коллонтай.
        - А как? Надо, чтобы привели за рога?
        - Привести можно, в принципе и за рога, и даже поставить в стойло заместо капитального кабака, но толку тоже не будет.
        - Вы предлагаете их пригласить, как гостей?
        - Можно, тоже: могут и не пойти.
        - Понятно, опять, значится, драка, как в тотализаторе?
        - Не обязательно драться по инопланетному, Дзю До и так далее, и тому подобное, я имею в виду на Кольтах 45 калибра, а как в века запамятные на:
        - На лошадях и с деревянными копьями.
        - Как древние рыцари, — понял Вра, и добавил просто, как выпить пива с воблой:
        - Я согласен на лошадей с тупыми, как кулак копьями.
        - Я знала, что ты джентльмен, и не заставишь меня опять страдать от этих придурков с экстремистскими наклонностями.
        Но пока что перед нами развернулся бой у реки. Ибо:
        - Отряд Дэна, принявший ошибочное направление за реальное, пошел не к Царицыну, а назад к Волге, и столкнулся с отрядом Жены Париса, на этот раз возглавившей тачанку с пулеметом, и надеявшейся ударить в тыл Деникину. Таким образом Деникин оказался зажатым с двух сторон, ибо Щепка уговорила Колчака в броневике:
        - Сражаться за нас. — Хотя это было и непросто, так как Колчак согласился на все, кроме того, что Волга сзади, а Царицын впереди. Она даже подумала:
        - Дуркует, — знает, что Волга где-то там, а нарочно хочет доказать:
        - Она там, где Царицын. — Сукин сын.
        - Что-с? — простите, мэм.
        - Поворачивай.
        - Нет. Она за маузер, а его нет. Теперь уж и не вспомнить, где потеряла, ясно только, что точно:
        - Отобрали эти козлы и козы, которые во времена не столь уж и отдаленные отобрали у нее этот броневик.
        - Можно я поведу? — спросила она ласковым голоском.
        - Како поведу? — раскрыл от удивления рот Колчак, — они там внизу подняли бунт.
        - Бунт на броневике? — удивилась Щека, — это возможно.
        - Вы спросили или сделали утвердительный жест? Она подумала:
        - Он знает, что ее когда-то победили в ее же броневике, или только раздумывает наобум. И да: — Я могу разобраться с теми, кто захватил наше подпалубное помещение.
        - Одна? Вряд ли? Вы идете на большой риск, потому что даже не знаете элементарного правила:
        - Надо сначала провести рекогносцировку сил противника.
        - Вы предполагаете, что их больше, чем нас?
        - Если считать не только подпалубную залу, но места на галерке, и также в буфете, то да, разумеется, больше.
        - Простите, вот из ит:
        - В буфере, — или, нет, в буфете — это понятно, а что такое:
        - Галёрка?
        - Хорошо, скажите, что такое буфет в танке, нет просто для того, чтобы хоть немного иметь общего в этой азбуке майского жертвоприношения.
        - Хорошо, чтобы не смущать вас, скажите тогда, что такое галерка?
        - Нет, вы хотели знать про буфет сначала.
        - А теперь хочу узнать сначала про Га-лё-рк-у-у! — Я понятно разъясняюсь?
        - Куда уж дальше, — тяжело вздохнул Колчак, — но этим своим выговором, и тем более, логикой заблудившейся маркитантки, вы выдали себя с головой.
        - Что значит: с головой? Вы знаете, кто меня послал?
        - Думаю, вы инопланетянка с Альфы Центавра.
        - Нет, милый друг, это вы выдали себя не только с головой, но теперь мне ясно, откуда растут ваши длинные ноги. Вы не знали, почему многие нарочно врут?
        - Нет.
        - Для того, Мопассан ты мой ненаглядный, чтобы по ответному сигналу понять:
        - А сам-то, мушкетер, не из провинции ли нашей, по имени Альфа Центавра прибыл?
        - После вашего откровенного резюме могу сказать только одно:
        - А не обняться ли нам, как двум заблудившимся Созвездиям? И они обнялись уже не как недавно трахнувшиеся Колчак и Щепка, а как:
        - Инопланетян Ко и его тамошняя подруга Ан — Анна, если немного подкрутить гайки в сторону Земного Интерфейса.
        - Нет, честно, не только май либе дих Вилли Шекспи, но даже незабвенный Гохголь:
        - Мне не поверил бы.
        - Значит, я буду у тебя уже третьим здесь на Земле? — спросил — а зачем? — и сам не понял Ко.
        - Да больше было, конечно, — как само собой разумеющееся ответила Ан, а вот Коллонтай — Га — Галя в Земном Интерфейсе — имеет секс-коллекцию не меньше, чем имел Набоков бабочек в своем Гербарии.
        Перебежчики говорят даже:
        - Добралась даже до самого Вилли Фрая, которого практически никто не знает, кто это такой.
        - Вот как? — обрадованно ответил Колчак. — Ты выдала мне очень важную информацию. Ибо: Фрай — наш самый законспирированный человек в Трое.
        - В какой еще Трое?!
        - В узком кругу мы так называем этот неприступный город Царицын.
        - Вот как? — только и ахнула Ще.
        - Да, милая моя, ибо:
        - Я уж другому отдана.
        - Отдан, — ты имеешь в виду.
        - Да, но не только. Впрочем, не буду пугать: конечно — это я, и пойду с тобой до берега Волги.
        - Да?
        - Да, но. Но если ты сможешь взять управление этой Тягомотиной в свои руки. И перед тем, как ты уйдешь в это Подкомфортное пространство, — он показал пальцем на завинченный пока что люк, ведущий в кабину управления — считаю своим последним долгом такого же, как Вы инопланетянина, предупредить:
        - Буфет — это цистерна со спиртом, где сидят два притихшие на некоторое время беркерсиера, а Галерка — место, где сторожит вход в Тягомотину ужасный пес по кличке Батька Махно.
        - Как звать тех двоих на передних кресла цистерны?
        - Я не сказал, да, это слуги Персефоны Яшка Сверло и Пашка Дыбенка, приставленные к нам самим Аидом, чтобы.
        - Чтобы?
        - Чтобы? Ах, чтобы! Чтобы найти её!
        - Она сбежала?
        - Да.
        - Впервые слышу. Ибо.
        - Ибо?
        - Ибо, если бы я знала, то уж давно сочинила бы на это экстраординарное происшествие пьесу не хуже самого Вильяма Шекспира.
        А так нечего и сказать.
        - Вот, я подарил тебе можно сказать жизнь:
        - Возьми её.
        Щепка собственноручно открутила шесть гаек Подкомфортного пространства, и спрыгнула в темноту. А они уже лежали в полном предвкушении от последующего полного объединения-воссоединения, и так это:
        - Поглаживали друг друга кто по голове, а кто и:
        - По заднице.
        - Ты как?
        - Никак.
        - Почему?
        - Мне кажется, кто-то спрыгнул в трубу.
        - У нас есть труба?
        - В камин, я имею в виду.
        - У нас есть камин?
        - Хватит глупить, — и она легонько, но чуть сильнее, чем раньше ударила его по. По заднице, из чего следует, что он-то гладил ее по голове. Хотя и не на все сто это может быть именно так. Но в принципе не имеет большого значения, ибо все, как всегда, всегда меняются местами. Не забыли? Точнее:
        - Вспомнили. — Без знака вопроса, надеюсь.
        - Правда, там кто есть.
        - Ты боишься?
        - Да. А ты, скажешь, нет?
        - Тоже боюсь, но не настолько, чтобы признаться в этом вот так сразу.
        - Ты уже признался.
        - Ну, хорошо, я сейчас проверю, что за Персефона там скрывается, — сказал Ленька Пантелеев, и решил одеться.
        - Вряд ли жители Аида различают людей по одежде, — сказала Ника Ович, и добавила:
        - Между прочим, я и есть Персефона.
        - Да? — только и мог спросить шокированный этим признанием Ленька, но все решил еще пошутить: — Это хорошо, а то я жду, жду, а она все тянется в чьей-то постельке, ко мне не торопится. А это ты!
        Не знал. Так теперь может и не смотреть:
        - Кто там? — Ибо:
        - С тобой мне никто не страшен.
        - Это хорошо. Но все равно: принеси мне ее.
        - Зачем, на обед? А то меня съешь!
        - Прошу прощенья, но я не ем покойников.
        - А-а, к-кого тогда вы е-едит-те-е? Нет, я интересуюсь в том смысле, что мы-то здеся тока покойников едим, и даже более того:
        - Практически кушаем их с большим удовольствием.
        - Ем ли я их живьем? — задумалась Ника. — Пожалуй, что нет. И знаешь почему? Если только первые полгода. А когда спускаюсь назад к Иму в Подземное Иво Царство, то там тока живых, но когда Здесь, то не всегда помню, что было Там.
        - Простит-те-е, достопочтенная леди, но так получается по-вашему, что мы сейчас на Том Свете. Что ли?
        - А вы думаете где?
        - Вот я так и думаю, по-вашему мы Узе в Иво Подземном Царстве.
        Или вы думали меня запутать, чтобы я ничего не понял, и не боялся дальнейших последствий?
        - Хорошо, я вам объясню, как мы едим живых здесь.
        - Лучше потом, я пока схожу, посмотрю, что и как произошло в камине.
        И в конце концов, после небольшой возни притащил Щепку.
        - Оба-на, кого я вижу, Щепка Ка. Подведи поближе, я ее съем.
        - Я те съем! — рявкнула Щепка. И добавила: — Я парламентер.
        Предлагаю сдаться добровольно.
        - Может и сдаваться не надо, — ответила Ника, — ты скажи, в чем дело, авось:
        - Я и так согласная-я.
        - Поворачиваем оглобли на Деникина.
        - Зачем?
        - Чтобы ударить ему в зад.
        - А! Вот теперь я тебя узнала. Явилась — не запылилась. Послушай, Лень, а Лень, погляди-ка на нее, это и есть та Щепка, которая здесь командовала когда-то, а я вышвырнула ее во тьму кромешную.
        - Надо было съесть, тогда бы уж точно не вернулась, — сказал, не зная, что бы еще придумать Ленька Пантелеев.
        - Тогда мы были еще на Земле, а вот сейчас На Том Свете как раз самое время подать мне ее на первый ужин.
        - Что ты плетешь, коза! — рявкнула Щепка, и не глядя бросила, обхватившего ее сзади Леньку под ноги набегающей Нике Ович. И как два одиночества ребята разлетелись в разные стороны.
        Тем не менее, после продолжившейся еще два раза потасовке, все сели за стол, и чинно и благородно решили уже не кого-нибудь, а что-нибудь хорошее съесть и выпить, и договориться:
        - По-хорошему.
        - Я вас обоих — и обеих — заспиртую в бочке, которая тащится за нами.
        - Я тебя съем.
        - Ну, хватит, может быть, — сказал Ленька, — договорись же: морды — если и будем бить — то позже, а сейчас надо:
        - Договариваться.
        - Идем на Деникина, ибо этот броневик, я еще неизвестно когда — может быть даже в прошлом году — повела на этого недотепу-журналюгу.
        - И добавила без предупреждения:
        - За Царицын! — и так ударила по столу лапой, что бокал с Бургундским, который, как сказала для устрашения Ника, она пила, чтобы не шокировать Нашу Гостью натуральной кровью — перевернулся, и залил почти весь стол, накрытый бирюзово-кремовой скатертью, Как Я Люблю — в стиле Маскарпоне — но уже не теперь.
        - Ты зачем это сделала, скотина такая, — несколько смягчила свой приговор Ника словом Такая.
        - Вы должны понять, что командую здесь только я.
        - Я понял, — сказал Ленька. Ника кивнула головой в знак принудительного согласия.
        Глава 40
        Махно, как герой-любовник, вылез из помойки. И тут же запрыгнул на проходящий мимо трамвай. Думал:
        - Народ испугается его слабоумного вида и разбежится, а он спокойно ляжет и отоспится в тепле, может у водителя найдется какой-нибудь лишний обед, который не придется даже делить с ним. И не удивился, когда понял, что это опять тот же броневик, с которого он упал.
        - Надо спрыгнуть и пересесть на цистерну, — сказал он. Кому? Вы думаете себе с похмелья? Нет, друзья мои, нет, он понял жизнь, что она принадлежит не одному ему, а всегда делится на двоих. С кем? Естественно, с Медиумом. А кто он? Всегда ли он там, ближе к Солнцу. И он понял после этого приключения:
        - Ника Ович — это его Медиум. Она поймет все, что он скажет. В том смысле, что:
        - Доработает любой его проект до реализации, — а так-то болтать каждый может, хотя, разумеется, не всем дают и поговорить. Он закрепился сзади, где раньше почивали Пархоменко и Буди, и попытался вспомнить, а, если иметь в виду:
        - С помощью Медиума, — создать заново, существующую именно сейчас ситуэйшен. И это правильно, так как:
        - То, что было, авось, уже и сплыло. — Правда, не всегда, говорят, иногда здесь так долго держится одна и та же история, что все ждут-не дождутся:
        - А когда хотя бы прилетят инопланетяне, — ибо:
        - Скушно-о Тем не менее, Махно сделал логичный вывод:
        - Если такие мысли, — как не советовал говорить А.С. Пушкин, — тем не менее пришли в голову, несмотря ни на какие запреты, — значит:
        - Она недалеко, — ибо:
        - Что-то здесь не так, — это, напомню, относится уже не к Махно, а к Пушкину.
        - Она в броневике, — хлопнул себя по лбу Махно, как Ньютон в райском саду, потому что, наконец, вспомнил:
        - А как я сюда попал? — Теперь ясно:
        - По траектории падения яблока.
        Махно пополз по цистерне к броневику, и упал, можно сказать:
        - С корабля на бал, — как сказал Дыбенка.
        - Совсем уже не дают покоя, — поддержал напарника Яша Сверло. Напасть на Махно было затруднительно, так как ребята на момент его падения сверху были пристегнуты ремнями безопасности.
        - Хотите по-честному разобраться?
        - Без сомнения, — ответил Яша.
        - Я давно хотел с тобой разобраться, — сказал Паша.
        - Па-жа-лу-йс-та! — рявкнул пересохшим горлом Нестор Махно, и один из оппонентов сразу упал на землю, и хорошо, что не под колеса, а то бы оказалось, что и написано о нем было зря:
        - Нэ успел проявить себя в деле. — С другим Махно сразился по-честному, хотя сам и оказался на сцепке между цистерной и броневиком. Он провел Переднюю Подсечку и противник нырнул вниз но почему-то под колеса броневика, а не цистерны.
        Оказалось, что броневик начал разворачиваться в сторону реки, как и настаивала его бывший командир Щепка, но остановился как раз тогда, когда один из них, кто это был:
        - Паша или Яша, — уже решил, что:
        - Воевать так и не придется. Потом Махно понял, что все остались живы, так как не услышал хруста костей под тяжелыми колесами Тягомотины. Он отцепил цистерну, и залез на броневик, уже полным ходом шедший, но не:
        - На Деникина, — а:
        - За ним. На Деникина, на авангард его армии шла только Жена Париса на тачанке с Буди, пулеметчиком Варой, и считавшим себя снайпером Пархоменко. Она пела песню за песней, то:
        - Ямщик! не гони лошадей, — то:
        - И не нравится ей укротитель зверей, ненасытный красивый Мишутка-а!
        - Кто такой Мишутка? — спросили ее ребята, но, разумеется, про себя, так как уже не то, что начинали бояться, но уже сомневались, что от нее вот так просто можно освободиться.
        - Мы всех Амазонок здесь знаем наперечет, — шепнул Пархоменко Варе, — а эта не подходит ни под одно описание.
        - А тебя есть описания? — спросил Вара. — Нет, может быть и есть, но это должно быть что-то такое не меньшее, чем Одиссея.
        - Почему?
        - Иначе мы ничего так и не поймем, потому что это будет неправда.
        - Тем не менее, я настаиваю, — сказал Пархоменко, но тут понял:
        - Что забыл ту идею, которую хотел отстаивать даже ценой своей жизни.
        - Поздно открывать дискуссию, ребята, кажется, вся армия Деникина повернулась в нашу сторону. И опять запела:
        - Белая Армия — Красный Барон-н, красная армия — белый трон-н.
        - Мы не понимаем, о чем эта песня, — высказал свое мнение и Буди.
        - Поймете после победы, — ответила Жена Париса.
        - Нет, что больше всего меня удивляет, так это то, что даже мат в три хода поставить невозможно, только:
        - Раз-два, а дальше тпру-у, приехали. — В том смысле, что аб-бсолют-тно-о ничего не понятно.
        - У вас, лошадь разговаривает? — ахнула — хотя со стороны могло показаться: притворно — ЖП. — Но тут же добавила:
        - Я пошутила.
        - После таких шуток, я никуда не поеду, — мрачно ответил Буди.
        - Да?
        - Да.
        - Тогда выходим из вагонов, разводим костер, и ждем гостей, которые только рады будут поджарить и съесть нас на этом костре.
        - Слова местами переставили, — сказал Буди. — Надо было сначала долго-долго — часов пять — жарить, а потом также долго, как в Илиаде, есть.
        - Ребята, — попросила защиты у Пархоменко и Вары ЖП, — что он ко мне пристал?
        - Дак, естественно, влюбился, — сказал один.
        - Трахнуться хочет, — ответил другой.
        - Трахнуться? Никогда. Если бы еще насильно трахнуть, а так нет, никогда. Хотя может быть после победы? Ты как Буди, согласен трахнуться меня после победы?
        - Вы меня обманете.
        - Нет.
        - Мне нужны гарантии.
        - Что я ему могу дать? — не понимаю, — обратилась дама к Парику и Варику.
        - Тут только один выход, — сказал Пар, — дать ему сейчас, авансом, как будто это происходит в будущем.
        - Я не уверена победим ли мы.
        - Вот и видно, что ваше обещание ничего не стоит.
        - Ну, хорошо, где здесь кусты? Кустов нет, пойдем за тачанку.
        Нет, в тачанке тоже люди, что делать?
        - Пойдем в реку, — сказал Буди.
        - Река далеко, тем более, если начнется бой — внизу нам не удержаться.
        - Поплывем на тот берег.
        - Как вы сказали? Это предательство, лучше умереть сражаясь, чем бежать.
        - Плыть.
        - Тем более, плыть, ибо: да разве туда поплывешь? — Жена Париса на глаз измерила расстояние до Того Берега. — Очень далеко. Это будет конец.
        - Там качается еще на воде один десантный катер.
        - Ты предлагаешь уйти под воду вместе с ним?
        - Возможно, можно, как-то, вроде.
        - Всё?
        - Нет.
        - Хорошо, я тебя поняла. Ты предлагаешь, скрыться на этом десантном катере на время, чтобы они подумали:
        - Они в тачанке! — И погнались за ней. Тогда надо решить:
        - Кто будет в тачанке, а кто на катере.
        - Угадай с двух раз, — сказал Буди.
        - Нет, нет, нет, с тобой, что ли? И вообще, мы с тобой в конце концов всё равно потонем, а их расстреляют, как террористов.
        - Я предлагаю, сов-всем-м-м другой вариант, — сказал Буди. Он понял, что эта дама потенциально уже в его лапах, поэтому согласился одержать ради нее победу.
        - Вам посвящается, — так и сказал он.
        - Что? — прикинулась непонимающей Жена Париса.
        - Победа.
        - По-бе-да, — повторила она, и добавила: — На вкус она сладкая или горькая, ну, как что, например?
        - Как поцелуй соленых губ, — подсказал Пархоменко, — я пробовал.
        - Значит не горькая?
        - Нет.
        - Хорошо, хотя я люблю горькое, но только не горькую победу.
        И бой начался. Авангард Деникина под командованием Амер-Нази нарвался на пулемет Вары.
        - Откуда ведется огонь? — удивился Деникин, не видя перед собой стен Царицына.
        - С катера, — влез Беня Крик.
        - Не думаю, — ответил Амер-Нази, — скорее всего, с вот только что мелькнувшей сквозь туман тачанки.
        - Где Царицын? — опять спросил Дэн. И сам же ответил: — Нас ввели в заблуждение, это не Царицын. — Это река, — он сказать не решился, можно было получить сильное сотрясение мозга. Дэн один или два раз уже его получал. Дело в том, что он имел контакт с вещами. Все их считали неодушевленными предметами, но он заметил, что это не так. И легче от этого не стало. Как-то его бывшая жена, кажется, это было еще до Кали, разрезала из-за ревности картину Пабло Пикассо Авиньонские Девицы, и он чуть не потерял сознание, и сердце так сильно болело, что он думал: всё, заболит и не перестанет. А это была только копия. В другой раз еще проще:
        - Не могу почистить клавиатуру — или что у них есть еще там — газовой плиты, — сказал он ей, имея в виду, что ручки газа загрязнились в очень туго поворачиваются, — где-то что-то надо отворачивать. А она притащила из ванной все его инструменты, как-то:
        - Пассатижи разного размера, отвертки и другие клещи, — как в кино, для пыток рабов, осмелившихся не выдать зачинщиков бунта на плантации сахарного тростника в Южной Америке, — и давай рвать эти гладкие податливые пластмассовые вертушки. Они — ни в какую. Как говорится:
        - Нет и всё, не идут, а она продолжает и продолжает их рвать с остервенением только по одной причине:
        - Ей сказали, что они должны сниматься сами, — в том смысле что безо всяких отворачиваний-приворачиваний. Он понял, что получил инфаркт и инсульт одновременно. Пусть и в более-менее микроформе. Сердце и голова болели больше недели. Даже намного больше. И знаешь почему?
        - Я люблю мою новую газовую плиту. — К старой было страшно даже подходить:
        - Только ее коснись, а вертушок на пружинке — прыг! — и валяется на полу, как будто Луи дэ Фюнес со своей вечной присказкой:
        - Их бин больной! — Так-то бы понятно, плите лет сорок, не больной она быть уже не может, но когда это случится — неизвестно, поэтому каждый раз приходится думать:
        - Опять сегодня, или надо ждать другого дня. — И вот это ожидание, эта неизвестность приводили Дэна в отчаяние, он даже боялся к ней подходить без предварительных раздумий. Но часто забывал это сделать, перся к ней так, как будто к себе домой — напрямую, и, как обычно:
        - Получал по рогам, но. Но в микроформе. Так пошлет ее матом раза три-четыре, или иногда даже:
        - Тридцать четыре, — а здесь НОВАЯ-Я! — Пытки над ней — это всё равно, что пытки над ним самим. И даже более того:
        - Как будто вытаскивают негра из огня, чтобы быстро не горел, а потом опять его туда заталкивают. А предварительно ему отрезали пальцы, чтобы не полз вверх по веревке, на которой его сначала повесили, а только потом подожгли под ним костер.
        - Сэр, если вы не можете вынести тяжести обмана, в том смысле, что поражения из-за своей ошибки, — вонзите в себя меч, как Цицерон, поняв, что его речи на некоторых не подействовали абсолютно, и они пришли его убить. — Сказал Мишка Япончик — он же:
        - Беня Крик.
        - Кто это? — вяло спросил Дэн, держась за сердце.
        - А я знаю, — тоже взявшись за сердце, ответил Амер-Нази. И Дэн понял, что рядом нет близкого ему человека. Как говорится:
        - Во попал. Как я только мог додуматься взять этого козла начальником личной охраны? По роже видно:
        - Сам хочет быть генералом. — Из такого никогда не выйдет хороший помощник. Неужели этого нельзя было заметить раньше, обязательно надо было довести до поражения. Дэн тяжело вздохнул после этого тяжелого разговора со своим Медиумом. И хотя в первом приближении это была Кали, командующая гарнизоном Царицына, но по старой памяти всё еще принимала близко к сердцу его личные проблемы. И подсказала через Альфу Центавру, что:
        - Не надо ввязываться в бой с этой хреновой тачанкой и тем более ложной приманкой: почти затонувшим десантным катером.
        И несмотря на молчаливое улюлюканье подчиненных и громкое своей совести, приказал:
        - Поворачивать лошадей обратно.
        - Мы отступаем от Царицына? — счел все-таки нужным продекламировать Амер-Нази.
        - Есс! Амер-Нази больше ничего не сказал, но Беня Крик сказал ему сам негромко:
        - Ни стыда — ни совести у человека. Что наступать ему, что отступать.
        - Мне тоже, — неожиданно для самого себя ответил Амер-Нази.
        - А вот мне нет, — тоже неожиданно ответил Мишка Япончик, — воевать хачу.
        - Хорошо, будь по-твоему, милый друг, — сказал Нази, — останешься на берегу с группой прикрытия. — И ушел. Таким образом, весь отряд прикрытия Мишки был расстрелян из пулеметов с тачанки — это из Максима, и Пархоменко с другой стороны встретил бегущих япончиков с двумя пулеметами Льюисами? Самого его вывели на берег океана, как выразился Буди, и предложили на выбор:
        - Или плыви на тот берег, или расстреляем на Этом. И он выбрал:
        - Поплыву, конечно, авось дойду.
        - По морю, аки по ковыльной степи, — сказал Буди ему в спину. Но Мишка добрался до все еще плавающего подбитого десантного катера, и:
        - Там остался.
        - Скотина, — сказал Буди.
        - Кто-то должен его добить, — сказала Жена Париса за праздничным победным ужином у костра.
        - Я пойду, — сказал Буди. — Только дайте мне лук и стрелы, ибо Кентавры стрелять из пулеметов и снайперских винтовок не обучены.
        Мог бы чисто из любви к искусству научиться стрелять из Кольта 45 калибра, но и это, к сожалению, пока не случилось.
        - Ладно, — сказал Пархоменко, — я пойду, хотя, я думаю, все знают:
        - Плавать я не умею абсолютно.
        - Хорошо — значит выпало добить этого индюка мне, — сказал Вара.
        - Вы тут пейте, гуляйте, празднуйте победу, а пойду. Поплыву на этот баркас вместе со своим Максимом, и утону заодно, хотя быть может и на обратном пути, ибо. Ибо хороший пулемет, английский, но тяжел скотобаза. Даже без патронов.
        - Нет, может поставить тачанку вместе с пулеметом на плот, а ты только потащишь его по течению.
        - Здесь нет течения, в том смысле, что отливов и приливов не бывает. И знаете почему? Это на самом деле не море, а Волга. Если кто не забыл. Решено было махнуть рукой, и таким образом оставить в тылу потенциального противника.
        - Подождите, я задам ему один только вопрос, — сказал Буди, когда уже затушили костер, и подготовили всю экспедицию к походу на Царицын в тыл опять-таки Деникину. Как говорится:
        - Куда ни кинь, а тем не менее:
        - Все на Деникина. — Имеется в виду, со всех сторон.
        - Хорошо, задай, — ответила Жена Париса. И Буди спросил:
        - Не желаешь ли, мил человек, перейти в нашу победную армию? Мишка сразу понял:
        - Оставят здесь тонуть, поэтому лучше сразу соглашаться, но тем не менее, спросил:
        - Кем?
        - Пятым колесом, — хотел ответить Буди, но вовремя передумал: орать через весь океан — можно быстро и надолго охрипнуть.
        - Будешь ямщиком.
        - Это значит впереди на белом коне?
        - Почти.
        - Что значит почти?
        - Первый за конем.
        - Первый за конем, — повторил парень и почему-то согласился.
        Глава 41
        Наконец Аги проснулась. И не спросясь ни у кого, как поэт или Дездемона — выбирайте сами, кому что больше нравится — а глядя только в Смотровое Окно маленького размера:
        - Открыла пулеметный огонь по опять наступающим на Царицын цепям Деникина. Колчак и думать забыл про нее, поэтому подумал, что это Щепка развлекается.
        - Хотя, — сказал он по громкой связи самому себе, — входа в пулеметную башню нет с места водителя. А также и наоборот, как написано в Библии:
        - И вам к нам нельзя. — Только так — можем знать, что вы там делаете.
        - Но Видеть всё-таки от этого отличается, ибо как раз не ясно, кто без приказа начал стрелять. Тем более, непонятно по кому. Так как.
        - Так как Деникин ушел, просто покинул поле боя по неизвестным пока что даже разведке причинам. Кстати, о разведке. Ее надо послать. И Колчак открыл башню броневика. Несколько пуль пролетело над ним, предупредив об опасности ужасающим свистом. Он спрятался опять в башню, и только тут понял странность полета пуль:
        - Сзади. — Но если в этой темноте они шли от Царицына на Деникина, повернувшего намедни к Волге, то:
        - Кто сзади прется?
        Это был танк. Сонька остановила атакующих конников Котовского, а также и полуэскадрон Камергерши. Хотя эту даму пришлось долго упрашивать. Она согласилась на:
        - Переговоры с танком, — кто бы в нем ни был, а Котовским:
        - Никогда.
        - Ибо, это или не он, или он, но он изменился, и перешел на сторону Белых. Спешившийся эскадрон Котовского по просьбе Соньки молча курил в стороне. Уже даже были слышны голоса:
        - Камергерша сама хочет командовать фронтом.
        - Стреляла бы из пушки.
        - Кто ее пустил во главе эскадрона.
        - Уверен, хочет объединить наши и свои силы.
        - Чтобы самой командовать. На последнюю претензию Котовский ответил:
        - Только после нашей свадьбы.
        - Она уже замужем.
        - Если он Ино — тогда это не считается, — сказал Котовский.
        Сонька заранее сказала Котовскому:
        - Если сделаю два выстрела, значит, следуешь за мной.
        - Почему?
        - Почему? — повторила для ясности дама, и прищурившись добавила:
        - Третий выстрел будет Вилкой. — Ты не заморачивайся — это будет значит, что я с ней не договорилась.
        - Я не пойду в арьергарде, — мрачно ответил Котовский.
        Далее?
        Колчак смог послать разведку. Он включил персональный командирский фонарь, и обнаружил в тьме ползающих на карачках Яшу и Пашу, и позвал их. Но не получив вразумительного ответа, слез вниз.
        - Идите назад и узнайте, кто ведут стрельбу в нашу сторону.
        - И так ясно, — проявил инициативу Яша, — это кто-то из красно-зеленых.
        - Мне нужно знать точно, — сказал Колчак.
        - Нам нужно с собой взять что-то, — сказал Паша Дыбенко.
        - Хорошо, вот тебе маузер, а тебе, — он внимательно присмотрелся к Яше Сверло, — пару банок тушенки.
        - Зачем?
        - Если не вернетесь — съедите.
        - Я не понял, — сказал Яша.
        - Что тут непонятного, — сказал Паша: — Есть только на обратном пути.
        - Нам нужно взять языка, или так — на слово поверишь-те? Колчак не думал о языке, но сейчас решил перехватить инициативу, поэтому сказал:
        - Да, и языка возьмите обязательно.
        - Мужика или бабу? — спросил Дыбенко, и добавил: — По мне так лучше мужика. И знаете почему? От дам проку не будет. Начнет врать, а когда ей это надоесть — неизвестно. Можно успеть проиграть сражение.
        - Хорошо, возьмите мужика, но если будет возможно, то и бабу тоже.
        - Вот это мне нравится, — сказал Яша, — теперь мы будем мучиться, думать:
        - Возможно или нет.
        - Да, на самом деле, в разведке нет времени на анализ всех обстоятельств дела, — сказал Паша.
        - Тем не менее, вы сделаете то, что я вам сказал.
        - Ну, тогда мы пошли.
        - Вперед.
        - Дайте нам хотя бы еще пару гранат.
        - Для этого мне пришлось бы вернуться назад в броневик.
        - Это плохая примета?
        - Очень.
        - Тогда не возвращайтесь, а просто выкиньте их нам, когда будете дома.
        - Попробую.
        - Что значит — попробую?
        - Могу автоматически выдернуть из них кольца.
        - Постарайтесь этого не делать. Колчак выбросил две гранаты, и по какой-то иронии судьбы с одной снял предохранительное кольцо. Но Дыбенко, который поднял именно эту гранату, ничего подозрительного не заметил, и положил лимонку в карман. Колчак хотел крикнуть:
        - Брось ее! — Но подумал: всё равно уже поздно, граната бы уже взорвалась, если имела эту возможность, и если бы у нее были такие серьезные намерения.
        Далее, они берут в плен Камергершу, когда она отошла за кусты.
        Но если бы их встретил тот, кто знает уже это предсказание, то не узнал бы. И знаете почему?
        - Один впереди, один на волокуше, а третий ее тащит. Угадайте, кто здесь кто, если это по определению были Яша, Паша и Камергерша Ольга, о которой все забыли, что она жена Врангеля. Логично тащит Паша или Яша, или по очереди, на рогоже она — Камергерша Ольга, ибо:
        - Баба, как сказал А.С., действительно:
        - Здоровенная. — Особенно ниже талии, однозначно больше норма на хорошо видимые тридцать процентов. Ну, не на пятьдесят же, на самом деле. Однако тащила как раз Камергерша. Как уговорили? Яша давил чисто на ее Придворную совесть, мол:
        - Не было у вас, Придворных, никогда совести: всё себе, а нам ничего.
        - Нет, — ответила она.
        - Хорошо, — сказал Яша, — тогда расплатитесь. Она думала натурой, и испугалась, а когда оказалось, что надо всего лишь тащить на себе Пашу Дыбенко — охотного согласилась. Ибо. Ибо она и сломала ему ногу, руку, и разбила голову, когда Паша зашел за куст, где она была, и спросил, не зная, что еще спросить при таких щекотливых обстоятельствах:
        - Закурить есть?
        - Дак, естественно, подожди, щас. — И когда встала сразу провела Мельницу, потом подняла, поставила хорошенько, отошла и провела Дэмет — неожиданный удар ногой по пяткам противника. Упала на него, и сразу локтем в солнечное сплетение, потом загнула одной ногу, и сломала поворотом в одну, а потом быстро в другую сторону. Рука была сломана еще при падении с Мельницы.
        - И скажи спасибо, — процедил сквозь зубы Яша Сверло, что не настаиваю на разводе с вашим первым мужем.
        - Понимаю, спасибо и на том, что вы предлагаете мне теперь жить с этим инвалидом умственных способностей.
        - Не надейтесь на моё снисхождение благородная синьора, вам придется рассказать всё.
        - Что именно, что всё? — испугалась она.
        - Ничего нового, кроме того, что мы и так знаем.
        - Спасибо, я думала, вы будете принуждать меня к невозможному.
        - Сколько пушек на вашем Турецком Валу?
        - Это не Турецкий Вал.
        - Это не ответ.
        - Сколько пушек? Не скажу.
        - Тогда ответьте хотя бы на альтернативный, какой-нибудь незначительный вопрос, просто для того, чтобы проявить свои лояльные к нам чувства. Ну-ну, найдите в себе чувства белого офицера. Вы Камергерша, а воюете за чертей Полосатых.
        - Не говорите так про мой эскадрон. Я сама его таким сделала. И да:
        - Любите ли вы Пушкина, как люблю его я?
        - Нет.
        - Нет, — повторила она слова, а точнее, пока что только одно слово Яши Сверло. — Тем не менее, запомните хорошенько, если ходите победить:
        - Я другому отдана и буду век ему верна. — А то знаете, некоторые упрямо долбят:
        - Он мог уйти, более того, даже:
        - Обязан был уйти.
        - Кто?
        - Я имею в виду Чацкого, и вот хотя бы любовницу Дубровского Машу Троекурову. Не будем сейчас распространяться на тему, что это она была Дубровской, а он Владимиром Троекуровым.
        - Вы хотите сказать, что легче ему, — Яша кивнул на уже потерявшего сознание Пашу Дыбенко, — стать Врангелем, чем вам Коллонтай? Такой разворот мыслей мог понять только настоящий, прирожденный разведчик, можно сказать:
        - Шпион международного масштаба.
        - Так вы, собственно, чего хотите? — даже остановилась Камер.
        - Да именно этого, — ответил Яша.
        - Несмотря не то, что я отлично понимаю ваши намеки, поясните прямой речью:
        - Или вы хотите послать меня в Царицын в качестве жены Врангеля, которым будет этот Опус, — она кивнула на мечущегося в жару Дыбенко, или, наоборот:
        - Хотите его же, — она опять показала большим пальцем через плечо, — выдать здесь за Врангеля?
        - У вас отличный ум, совмещающий в себе Мату Хари и Альберта Эйнштейна.
        - Я не проходила Теорию Относительности.
        - Тем более, значит она у вас в крови.
        Таким образом, лестью, угрозами, и правдой Яша Сверло приговорил Камер работать на оба фронта, ибо понимал:
        - Гнуть своё линиё она всё равно не перестанет. — Ибо:
        - Кто не работает на два фронта — тот не работает и на один.
        Колчак настолько обрадовался трофею, что даже не стал спрашивать, куда делся Дыбенка. Нет, ну и хрен с ним. Что вот этот доложенный Врангель и есть раненый Дыбенка Колчак поверить не мог. Почему?
        - Уж очень невыгодно. А так Яша привел не только самого Врангеля, скорее всего, давно мечтавшего перейти на сторону Белых, но и:
        - С супругой в придачу. Правда так и осталось неясным, зачем Сонька стреляла по своим, если решила перейти на их строну, и шла не только, как танк, но и на танке на Царицын. Но с другой стороны, по сравнению с Врангелем, хрен с ней с этой Сонькой, пусть постреляет. Тем более, как доложили утром:
        - Танк и полтора эскадрона конницы идут на них.
        - Не на, — поправил Колчак, уже понявший:
        - Теперь командовать парадом буду я! — а:
        - С — нами в одном направлении.
        Таким образом, как известно, Деникин не стал больше заниматься Играми Разума в области тактики, а принял через своего Медиума Коллонтай, противоречащую здравому смыслу информацию:
        - Идти на Царицын, как это было, можно сказать, всегда, но в этом раз прямо на восходящее солнце, а не на Волгу.
        - Бьютэфул Разум! — воскликнул он, и помолившись, поднялся с колен.
        - И никаких больше игр, генерал? — спросил Нази.
        - Без сомнения.
        Кто был за Деникина? Никого. Только он сам. С Волги на него шла тачанка Щепки. Спереди, от Царицына наступал броневик Колчака, где почти все — кроме него самого — были за Полосатых. Как-то:
        - Ленька Пантелеев — За, Ника Ович — Против. Они были на месте водителя броневика. Аги — между канистр со спиртом — перешла из Полосатых к Белым. Правда, так и не дошла до Деникина, но Щепку выбросила во тьму кромешную. Яша Сверло и Паша Дыбенко — За Полосатых. Но теперь Паша был представлен как Врангель, перешедший на сторону Белых вместе со своей Камергершей. Все были вместе, но все в душе знали, чего они, как грится:
        - Хочут. — Все, кроме Махно, который каждый раз мучительно думал:
        - Кто же всё-таки лучше? — Вроде бы: Инопланетяне лучше, так как здесь все уже надоели ему хуже горькой редьки. Но было одно это самое:
        - Но! — сами инопланетяне разбрелись в оба разные лагеря. — Где искать по-настоящему Белых — неизвестно. Красно-Зеленых Полосатых, впрочем, тоже.
        Котовский и полуэскадрон Камергерши, которой уже здесь не было, шел то за танком Соньки Золотой Ручки, то впереди его. И хотя Сонька перебежала от Белых, в душе была полосатой. Все в общем, они были зелено-красными, но наступали в тыл броневику, который тоже был красным. И был с самого начала, тогда как танк был собственностью Белых, присланный им англичанами.
        Если посчитать точно, кто был За, а кто:
        - Против, — понять кое-что можно, но всё равно не всё, ибо, например, сам Колчак тоже, кажется, изначально, по жребию судьбы, был Белым, а только потом к ним перешел, но, как говорится:
        - Перешел-то перешел, да только не дошел до Деникина, а вынужден был вместе с Сонькой сразу идти на Царицын на танке. Собственно, Колчак мог положиться в своем броневике только на Аги, командира заградотряда Белых, а сейчас пулеметчицу, на Нику Ович и на Махно, если ей удастся перетащить этого Махно на свою сторону. А это было затруднительно:
        - Парень любил менять баб-дам, как свои Маузеры, которых у него во времена оседлой жизни было восемь, и как говорится:
        - От десяти до двадцатизарядного. — Более того, с обоймами и без оных. И еще он мечтал о Кольте 45 калибра, но еще не нашел той Ино, которая ему его подарит на день рождения. Врангель был ранен, а Камергерше он верил. Просто так-кой-й нельзя не верить. Тем более, Врангель был не Врангель, а матрос БалтФлота Дыбенка. Но тоже гусь хорош, правда, со-о-овсем из другой гусятницы.
        Вообще, если бы кто смог точно разобраться, то из половины бы сделал штрафбат, а из второй половины его заградотряд — тогда бы все смогли сражаться за одно:
        - Общее дело.
        Дэн перестал доверять Амер-Нази, и послал его командовать арьергардом.
        - Будешь сдерживать эту суку Жену какого-то Париса.
        - Вы уверены, что сами справитесь в такой сложной атакующе-оборонительной позиции, которая образовалась на нашем фронте?
        - Если вы справитесь со своей, то мне обороняться не придется — будем только атаковать. И вышло, что Деникин одержал победу. Пока был разгромлен Броневик, набитый людским ресурсом, как кильки в томате. Почему не как шпроты в масле? Потому что крови-и было-о-о! Почти по колено. Они шли вперед, не боясь атаки кавалерии и танка сзади, ибо по словам Камергерши, переданные Колчаку через:
        - Уже его помощника Яшу Сверло, — Врангель, прежде чем получить свои боевые ранения в голову, ногу и руку, предсказал:
        - Танк за нас.
        - Танк за нас, — радостно констатировал Колчак, а через два часа продолжил:
        - Тогда почему он ведет по нам пулеметно-пушечный огонь?
        Глава 42
        Дело в том, что Яша Сверло послал мучающегося от безделья и неопределенности Махно к Соньке:
        - Передай, что броневик захвачен Белыми.
        - А кто да кто там Белый? — спросил Махно. Яша не стал спорить с демократическими замашками Махно, и пояснил:
        - Ника Ович.
        - Так она красная.
        - Перебежчица.
        - А да, помню. А еще-то кто?
        - А Ленька гусь, ты знаешь за кого он?
        - Нет.
        - Я знаю, он уцепился за Нику, как за свой член.
        - Вот так?
        - А ты думал как. И более того, Махно тоже ненадежный товарищ, ибо уж очень хочет быть господином.
        - Так я Махно.
        - Ты? Точно. Вот я и говорю, что даже тебе верить, конечно, можно, но и то с трудом. Возьми шлюху Аги за пулеметом, тоже была зеленой, а сейчас находится одна среди канистр со спиртом и никому не дает.
        - И что?
        - Ясно, после победы хочет всех споить и сдать врагу.
        - Так-то да, но кто враг я не понимаю.
        - Это и не нужно, ибо я — хорошо это знаю. Колчак, сам командир Колчак, если и был когда-то за Царицын — сейчас видно:
        - Чисто — Белый Офицер.
        - Тогда зачем он идет на Деникина? — Махно потер вспотевший лоб одной рукой, потом двумя виски.
        И Колчак тут как раз пропустил этот удар в голову, в том смысле, что мысль в нее прорвалась, мысль:
        - Действительно, зачем? Они уже вместе с Камер стояли на броне. И она сказала:
        - Возможно потому, что ты красный. — И добавила: — Как и я.
        - Да, да, да. Но вообще-то я уже имел смелось взять на себя смелость перейти на Ту, точнее:
        - На Эту Сторона.
        - Тогда зачем шел против Дэна?
        - Я думал, там отряд полосатых в сопровождении тачанки встречает Дэна по ошибке принявшего Волгу за Царицын.
        - Хотел расчистить ему путь.
        - Верно. Тебе бы моим штабом командовать.
        И броневик перестал вести активный огонь, а потом и вовсе заткнулся. В результате не только их всех взяли в плен, но и перебили до восьмидесяти процентов из полутора эскадронов, вышедших из Царицына уже и неизвестно когда. Давно. Остальные или рассеялись, или тоже были взяты в плен. Сонька в танке, поняв свою ошибку, что помогла Белым разбить всех зеленых на этом поле, ушла в глубокую степь, в том смысле, что:
        - Поближе к Царицыну. Она вышла из танка и поманила пальцем Махно, который не смог вернуться назад с докладом Яше Сверло из-за большой простреливаемости этой территории.
        - Чё? — спросил он, и тут же получил знаменитый Дэмет. — Изменщик коварный, предатель! — рявкнула Сонька, и хотела даже плюнуть в бездыханное тело Махно, но передумала: — Может еще пригодится для ответной дэзинформации.
        - Дура! — сказал Махно, когда очнулся и даже не от запаха спирта, который ему надоел хуже, чем простая вода, а от запаха американской тушенки пришедшей, как сказала Сонька:
        - Вместе с Лэнд Лизом. — Хотя это была обыкновенная Краковская Колбаса и мягкий белый хлеб, получавший свой легендарный образ древним путем:
        - Из Сибири в Москву и Питербурх, — путем заморозки, а по прибытии, наоборот:
        - Разморозки в мокрых полотенцах.
        И пояснил, после небольшой почти сытой отрыжки:
        - Они были Красными. — Ты сказал: Белыми. — Белыми, ты говоришь, сказал, — повторил, как резюме Нестор, но как могли Белые воевать с Белыми?
        - И более того, сволочь, с двух сторон.
        - Так полосатыми или белыми?
        - Белыми, белыми, точно.
        - Хорошо, теперь — когда я скажу — пойдешь назад и скажешь Яшке Сверло, что танк принадлежит тоже белым, и значит:
        - Ошибочка вышла, — закончил за даму Махно.
        - Да, и пусть тебя расстреляют, как английского шпиона.
        - Не поверят.
        - Поверят, — сказала Сонька, и вынула новый костюм штабс-капитана.
        - Мне?
        - Тебе.
        - Что я должен за это сделать?
        - Я уже сказала.
        - И всё?
        - Ты имеешь в виду секс?
        - Ты тоже.
        - Хорошо, только не в танке. За ним.
        И тут их увидели со стены крепости Царицын. Коллонтай не было:
        - Ушла в кабак, — как в насмешку написала она, а прочел Василий.
        Он ушел с пулеметной вышки, выдвинутой на километр от города, так как, во-первых, кончились патроны, во-вторых, не было снайпера для поддержки огневой поддержки, в-третьих, танк подошедший слишком близко к Царицыну, мог одной Вилкой уничтожить ее.
        - Провести разведку боем, — сказал Вася. А батареей командовала Елена, которая нарочно, или случайно, высказывала претензию на лидирующую роль:
        - Елены Прекрасной. — Так-то ничего страшного, ибо, как сказал в свою бытность на этой стене Котовский:
        - Таких Елен э-э много. — В том смысле, что все равно не удастся запомнить:
        - Какая из них лучше: пока с одной то да сё, с другой тоже самое, уже и не ясно:
        - С кем было лучше, потому что путаются они, периодически занимая места друг друга. Но эта имела некие верительные грамоты, а именно паспорт, выданный ей сельским старостой, что она:
        - Елена — дочь Агафьи и. — И Батьки Махно, который считался первым претендентом на эту территорию с ее Волгой вместе взятой. Сама Агафья имела репутацию еще хуже, чем сам Махно, ибо по жребию, или волею судьбы начала это сражение, как лейтенант заградотряда авангарда Деникин-ского десанта, потом с завидным постоянством всё равно выступала за Белых, а теперь попала на роль пулеметчицы броневика, которым командовал Колчак, и все вместе они были взяты в плен уже — за одну ночь — ставшим легендарным Дэна-Деникина. Так вот эта Елена — дочь Агафьи-пулеметчицы сказала, что сначала надо разобраться в том, что было:
        - Этой ночью, кто, собственно, кого победил.
        - И я тоже самое говорю, — решил не вступать в спор с ней Чапаев, — проведем разведку боем и узнаем, кто. — И добавил: — Я имею в виду, мы не будем выходить за пределы Царицына, а проверим Иво огнем твоих пушек, дорогая. Вот так, не успела Елена на него наехать, он уж предлагает ночлег. А как иначе объяснить такую фамильярность?
        - А я говорю, таким образом мы можем добить своих, оставшихся в живых.
        - Хорошо, скажи мне, кто там свой? — и Василий Иванович зажал один палец, на всякий случай мизинец.
        - Моя мама.
        - Раз, — Василий Иванович зажал еще один палец, но потом отпустил его, и это заметила Елена.
        - Не надо было этого делать, — сказала она, — потому что, допустив одну ошибку, вы с испуга, что ошиблись, тут же, возможно, совершаете другую. Василий опять зажал безымянный палец, но она не стала развивать свою логику дальше, что вот, мол:
        - Опять вы ошиблись, комдив. Чапаев понял это и разозлился:
        - У меня такое чувство, что мы воюем не с белыми, а с Батькой Махно и разветвленной системой его жен.
        - И детей.
        - Что? Да и детей, — согласился Василий Иванович, но предложил продолжить пока что теоретический анализ диспозиции, сложившейся супротив Царицына.
        Она перебрала несколько известных фамилий — забыла только одну. И это логично, ибо эта Одна:
        - Только что проснулась, и поэтому, естественно, не знала, что:
        - Что тут было! — три слова, которыми встретил ее Колчак с подносом, на котором приютились — поднос был маленький — два круасана, большой кусок вкусного, пахнущего портянкой сыра Пармезан — из самой Италии, как было на нем написано — и какао.
        - Почему не кофе?
        - Не было.
        - Дожили. Но после того, как он рассказал ей всё — пролила и какао. Это была Щепка — вид расстроенный, как встреча утром с Шекспиром после бурно проведенной ночи:
        - Ты-то хоть с утра пораньше не лез бы со своими трагедиями. Колчаку она сказала:
        - Ты-то почему расстроился, Деникин белый, и ты белый. Что вам делить?
        - У меня есть сомнения, что я тоже — Белый.
        - Белый, белый, и знаешь почему?
        - Почему?
        - Если бы ты был Полосатым, как я мы бы не спали всю ночь, а трахались. Ибо ты знаешь, я все могу, но не могу трахаться с идеологическим противником. Пусть и по непроизвольному принуждению.
        - Вот именно поэтому я боюсь выходить из броневика: примут за зеленого и тут же расстреляют, а я.
        - Что: а я? Жить хочешь?
        - Воевать хочу, милая.
        - Кто еще остался здесь?
        - Аги, ее не смогли вытащить из-за канистр со спиртом. Водитель Ленька Пантелеев вместе с Никой Ович были приняты в ряды армии Дэна, хотя еще должны пройти проверку. Ты знаешь лучше меня, что Ника была в твоем броневике, и предала тебя. Больше всего меня удивил Яша Сверло: он считается у них Белым Офицером.
        - Он им был, — ответила Ще.
        - А этому ты не удивишься? Камергерша и Врангель перешли на Эту Сторона.
        - Сказки.
        - Сказки, да, но только наполовину. За Врангеля пришлось выдать изуродованного ей Дыбенко. Иначе не была бы оценена моя инициатива сделать эту вылазку по захвату языка.
        - Так-то всё ясно, — резюмировала наконец Щепка, — но вот одного не пойму никак:
        - Зачем она сдалась? Колчак хлопнул себя по лбу:
        - Мама Мия!
        - Ты тоже подумал, что она решила действительно стать Матой Хари, шпионить За белыми, но На красных?
        - Да, но вот только сейчас догадался.
        - Разбудил бы меня пораньше — меньше бы мучился, ибо раскрыла я тебе тайны нашей души.
        - А именно:
        - Но я другому отдана — я буду век ему верна.
        - Я это знал.
        - Ты не знал другого, милый друг: она считает, что Век Этот — скоро кончится.
        - Да? — всё еще не мог поверить Колчак в такое простое, но в тоже время очень сложное решение:
        - Сначала по-честному остаться зеленой, потом — также по-честному, и уже не перейти — а просто стать Белой. Что для этого должно произойти? Неизвестно. Будем ждать.
        Колчаку было предложено:
        - Выйди на переговоры. — Дэн сам постучал по броне секретным стуком пришельца с Альфы Центавры, который землянами воспринимался, как итальянцами:
        - Омерта — Знак Молчания. Что можно перевести на древне-деревенский, как:
        - Понимание Задним Умом.
        - Ты выходишь?
        - Только вдвоем:
        - Ты и я.
        - Согласен. Более того, я могу залезть в твой танк.
        - Это броневик.
        - Это даже лучше.
        - Скажи, чего ты хочешь?
        - Обменяться с тобой.
        - Что на что конкретно? Щепку я не отдам.
        - А придется.
        - Нет.
        - Поэтому я и говорю:
        - Пусти меня в броневик. Тем более, знаешь что? Броневик уже облили чистым спиртом, и один из конногвардейцев, а именно мой представитель по работе с общественностью уже стоит рядом с горящим факелом.
        - Кто это?
        - Амер-Нази.
        - Хорошо, тогда верю. — И Колчак отрыл нижнюю дверь, которая, если кто не знает, находилась не сбоку, как у лошади, телеги, и любой другой нормальной тачки, а:
        - Снизу. Дэн по запарке после отлично проведенного боя, начал рваться в дверь. Но она не открывалась.
        - Почему не открывается дверь? — спросил Дэн.
        - Так это, скажи сначала своим нукерам, чтобы отошли на пять шагов назад.
        - На пять?
        - Нет, я ошибся, на пятьдесят. И предварительно помоют броневик сначала спиртом, которым, которым его облили, потом чистой водой.
        - Воды нет.
        - Киндзмараули, Хванчкара, Сапе-рави?
        - Найдем.
        - Окей. Как сделаете, так открою.
        - Предлагаю не открывать, — сказал. Кто? Не Амер-Нази, который уже ступил пару шагов, но вовремя вспомнил, что:
        - За горизонт, — так как его отставили. А на его месте уже был Мишка Япончик в простонародии:
        - Беня Крик.
        - Что вы предлагаете? — спросил Дэн, впрочем, даже не повернувшись. Зря. Так можно и обшибиться, как некоторые, которые, впрочем, уже не только оба, но и все трое умерли.
        - Просто-напросто поджечь, и этим прекратить дальнейшие расспросы.
        - Так-то бы да, но не могу.
        - Почему?
        - Были знакомы по прошлой жизни.
        - Мы здесь для того и находимся, чтобы рвать эти цепи прошлого бес-з-про-медления-я! — И Мишка схватил факел, который уже держал наготове его помощник. Помощник, да, но не совсем, точнее, не навсегда, более того:
        - Только на сегодня, — на завтра, самое позднее, послезавтра, этот парень хотел быть даже не помощником Дэна, а как бы это назвать получше комиссара в Белой Армии, и назвал логично:
        - Начальником гарнизона, — это в случае оппозиционной тактики, и начальником штаба — наступательной. Некоторым может показаться, что многие герои не всегда справляются с управлением падежами близлежащих слов, и их склонениями на свою сторону, но. Но это является не их личным багажом-достоянием, а достоянием республики, в том смысле, что сама мэстность, не давала возможности выйти за рамки принятых здесь с незапамятных времен:
        - Слов в их предложении. Тем более, Одесса была совсем рядом. Правда, правда и то, что найти в Одессе одессита также трудно, как Шлем Одиссея и Меч Ахиллеса, которые будто бы, по крайней мере, три дня в неделю, но обязательно, каждый день, кроме понедельника:
        - Продают на Её рынке. Мишка так и сказал этому помощнику, если я еще не раскрыл его имя, так это был Яша Сверло:
        - Если всё пойдет не в ту сторону — будем уходить именно из Одессы. Яша не собирался проигрывать каким-то Ино эту часть своей территории, поэтому только поморщился, ходя и дал понять:
        - В принципе согласен.
        Дэн ударом, которому его научила Кали еще в прошлой жизни, свалил Яшу Сверло с факелом, которым он, впрочем, и не собирался поджигать броневик, а хотел только передать кому-нибудь из своего близкого окружения. Но так как Дыбенко был еще ни жив — ни мертв, то и передал его Камер, чтобы она искупила свою вину:
        - Перед восставшим народом. Многие были в шоке от этой интерпретации, правда, действительно затянувшейся ситуации, но побоялись возражать, так как и их могли приобщить в этому делу:
        - Бросить факел в того, кто, скорее всего, ни в чем не виноват. Яша Сверло упал, и мог только сказать:
        - Однако, — а его поручитель Амер-Нази замахал руками:
        - Я с ним только недавно познакомился, да и то:
        - Чисто шапочно. — И тут же доказал почему?
        - Никакой бы нормальный человек не пропустил вперед себя своего нового знакомого, ибо не для того люди соглашаются на новое знакомство, что сами стать последними в этой длинной очереди за право быть Первым Командармом этой Республики. А я, как был простым десантником — таким и остался. Не верите? Увидите, опять зашью золотые с пятки хромовых сапог, и в Америку, где уже все боятся быть президентами по причине обвинений в коррупции, излишней сексуальности, и противостояния мафии. Я — на всё согласен добровольно.
        Глава 43
        Ему поверили, а Беню вместе с Яшей арестовали. Теперь он мог надеяться только на то, что Дыбенко снова выживет, станет по пророчеству комиссаром БалтФлота, и спасет его честь и совесть, а заодно и его самого. Камергерша уже бросилась к броневику, как к своему близком родственнику с душераздирающим криком:
        - Это мой! — но сам Дэн осудил ее суровой логикой:
        - Твой, вон, под березой уже почти лежит. — Это был прозрачный намек на тяжелораненого Дыбенко, считавшегося за Врангеля, и ждавший только допроса после выздоровления. Дама извинилась и отошла. Видите, что получается, подумал только, а ничего не сказал, естественно, Яша Сверло:
        - И полосатые — зелено-красные, и белые бродят свободно друг между друга, и никто их не расстреливает за сотрудничество. — А меня отстранили, я не виноват. В свою очередь Яша еще не понял, что:
        - Расстреливать, да, можно, но не повсеместно. — На какой-то части Земли можно, а на другой — нет. Может быть, даже в Царицыне можно — здесь просто так это не делается.
        Наконец, Дэн понял, что:
        - Только на карачках можно войти не только в Царство Небесное, но и даже в броневик.
        - Почему? — предварительно спросил он.
        - Парадный вход заклинило, — ответил Колчак.
        - И более того, — сказала негромко Щепка, чтобы не раскрывать раньше времени своего здесь присутствия, — в целях безопасности.
        - Выпьешь? — спросил Колчак, когда Дэн пробрался в броневик, как, можно сказать:
        - С бала, где всегда можно найти место для исполнения своего личного культа — ибо даже в древнем Версале было разрешено писать в любом углу — на корабль, даже если это Титаник, ибо:
        - Все хорошие места уже заняты местными благородными, — несмотря на ваши личные качества победителя карточного турника в порту. Щепка не выдержала и появилась, когда Дэн попросил Колчака поменяться местами.
        - Я так и знала, что будет сделано обязательно неординарное предложение.
        - Почему?
        - Иначе бы сам командующий не перся, как медведь на крышу, только для того, чтобы снять с ней железо.
        - А смысл есть, — сказал Дэн, — можно обменять у охотника на свою жизнь, и на жизнь своих детей, если бы они были.
        - Я так поняла: вы хотите предложить именно мне этот обмен?
        - Да, если вы меня правильно поймете.
        - А! поняла: вы идете в Царицын — я остаюсь здесь с новым командующим Добровольческой Армии Колчаком. Все подумали.
        - Чё-то не то, — сказала Щепка.
        - Да, — тоже покачал головой Колчак, — там своя мафия, они меня сожрут. Я, конечно, могу командовать, но только:
        - В мировом масштабе.
        - Там есть уже один такой, желающий командовать в мировом масштабе, но пока сомневается.
        - Почему сомневается?
        - Языки еще не все выучил, а только три: русский простой деревенский, русский сексуальный — ибо если еще не полный маньяк в Этом деле, то есть ли такие, кого он еще не трахнул — сомневаюсь.
        - Почему так все к нему липнут?
        - Обычно он задает всего один вопрос, а:
        - Не три, как Сфинкс, — добавляет, но уж на него надо обязательно ответить, а то к стенке, расстреляет.
        - Что это за вопрос, на который никто не может ответить?
        - Кто, грит, изобрел Третий Интернационал, и сам же его возглавил?
        - Неужели никто не знает? — удивился Колчак. Но не Щепка.
        - Нет, все знают, что этот человек обычно сидит в кабаке Риц, но не знают точно:
        - В каком городе сейчас: толи в Царицыне, толи в Цюрихе. А наугад рисковать боятся, выбирают тоже со сноской.
        - А именно?
        - Соглашаются встать к стенке, но со сноской, т. е. без расстрела.
        - И третий: русский матерный, но, грит:
        - Его как раз наоборот, стараюсь не выучить, а:
        - Разучить, а это не просто, например, как назвать сексуально-озабоченного бобика, без применения этого третьего языка?
        Получается то, что не все понимают.
        - А именно?
        - Слово на букву х, смешанное со словом собака. Но, говорит, ничего страшного, зато учусь больше думать.
        - Да, такому можно доверить не только дивизию. Больше, и намного.
        - Больше уж некуда, вот только Камергерша, кажется, и не подсторожила его в темном углу, чтобы он и ей задал тот же вопрос:
        - А где были написаны Апрельские Тезисы?! — сказала Щепка, и добавила:
        - На меня не смотрите, я этого Ваську, еще на турнире в Кремле знала, стоял там, что не проходи мимо, в каракулевой шапке, как сибирский кот Мумбу-Юмба.
        - Тогда так надо сделать, — сказал Дэн, — я пойду в Царицын, а сюда взамен пришлю Врангеля. Думаю, пойдет, когда узнает, что здесь его Камергерша. И знаете почему:
        - Потому что вот тот гусь, которого приволокли едва живого сюда — это не Врангель.
        - Почему вы так думаете? Просто чувствуете, или сдал кто? — спросил Колчак.
        - Да, Яша Сверло рассказал в обмен на то, чтобы разрешил ему прославиться в боях с атакующим нас с Волги арьергардом какой-то Жены Париса.
        - Придумают же, — высказалась и Щепка.
        - Непонятно только, что будем делать мы, — Колчак налил всем из новой бутылки Саперави, чтобы было больше похоже на простую воду. А так от ящика вина можно спьянеть и морально:
        - Вон сколько Хванчкары и Киндзмараули выпили, и не сосчитать, а так:
        - Это только Сапе-рави, — пей — балдей — ничего не будет.
        Далее, каким образом Колчак и Щепка будут выполнять функцию:
        - Верховных правителей объединенной Альфа-Земной Республики, где их местонахождение, на одном из островов Волги, или еще где? М.б., на корабле? Не в Сибирь же на самом деле им ехать.
        Когда иду я в балаган, я заряжаю свой наган. Дэн не любил носить тяжести, поэтому взял не двадцати, а десятизарядный Маузер, и две гранаты. Впрочем, гранаты потом выложил:
        - Проверить могут, и расстреляют, как террориста, — сказал он вошедшему Колчаку.
        - Я тоже ухожу.
        - Уже взяли билеты в купейный экспресс до Ангары?
        - Вы не знали?
        - Нет. Что?
        - С Альфы прислали Модуль Зета с пространственно-временным континуумом, усиленным до десяти тысяч верст.
        - Что обеспечит вам быть там, в Сибири, почти, как здесь:
        - У самого синего моря.
        - Щепка уже вычислила: не хватит всего 15 -18 километров.
        - Как от автотрассы в сторону до большой деревни.
        - Да.
        - Не могли добавить еще чуть-чуть? Это может быть решающим фактором для такого Иначе, как ты.
        - Нельзя сделать того, чего нельзя сделать всегда.
        - Или: никогда.
        - Это одно и тоже. Вошла Щепка.
        - Нам пора, — сказала она, — лошадь уже подали.
        - Вы поедете отсюда пешком?! — ахнул Дэн, хотя сам недавно задавал вопрос о трансконтинентальном экспрессе. И действительно, для Ино-планетян десять километров — величина непреодолимая, и возможная только в принципе:
        - Да, пройти можно, но! Но что для этого должно случится вот так сразу и не сказать без разбега. А здесь некоторые в школу ходили за десять километров — и ничего, только удивлялись, что так далеко, но ходили Каждый День. Инопланетяне даже задавали по этому поводу дополнительный вопрос:
        - Сколько раз в год бывал Этот Каждый День? На что даже сам профессор не мог ответить, хотя сам и знал его, но не знал, что это доказать будущим Землянам, никогда не встречавшимися с такой необъективной реальностью. Больше трех — максимум, пяти километров Ино вообразить не могли.
        А расстояния на Альфе Центавра больше, чем на Земле.
        - Это объясняется просто, — сказал Иначе-Колчак.
        - Парадоксом Эйнштейна? — спросил Дэн.
        - Иначе. Пятым Постулатом о параллельных прямых, которые пересекутся именно здесь, на Земле.
        - Приятно было поговорить с лояльными к устройству Этого Мира людьми, — сказал Дэн на распутье дорог. Мне туда, в Царицын, а вам налево до станции.
        - Я не дойду, — сказала Щепка. И даже хотела присесть на траву, но она же и заметила:
        - К нам кто-то скачет.
        - Это лошадь, — сказал Дэн.
        - Хорошо, что не кенгуру, — сказал Колчак, — а то бы можно предположить:
        - Мы в Австралии.
        - Более того — это лошадь — или конь, что в данном случае не имеет значения — запряженная тарантасом на воздушных колесах и пружинном ходу, — сказала Щепка.
        - Кто-то ей управляет, — сказал Дэн.
        - Никого не вижу.
        - Значит мне показалось.
        - Да нам хватит и одной лошади, как Дон Кихоту и его Санчо. Ибо я — твой Санчо.
        - Лучше будет, если я — твоя Санча.
        - Это действительно просто лошадь, — сказал Дэн, когда она была уже рядом. Не понимаю, как я мог увидеть за ней коляску, да еще на пружинном ходу, и могу поклясться с малиновым мягким сиденьем для парочки. И даже с поднимающимся верхом от дождя.
        - Это уже был бы настоящий кабриолет, — сказал Колчак. — У тебя, Антон высоко развито журналистское воображение. Честно тебе говорю: писать будешь.
        - Если только в Америке, — вздохнул Дэн, принимая это пожелание за несбыточные мечты.
        Они не стали по очереди бежать рядом с конем, а поехали вместе, и конь это разрешил, но с условием:
        - Назовите правильно моё настоящее имя. — Ну, они так поняли из диалога между собой, как-то:
        - Он что-то сказал.
        - Тебе показалось.
        - Нет, я тебе точно говорю, я сам только недавно узнал, что некоторые кони могут разговаривать.
        - Как? У них и языка такого нет, чтобы говорить, и зубы желтые, совсем не те, которые должны быть для отличной дикции.
        - Он разговаривает по-другому, через нас.
        - Тогда почему тебе он сказал одно, а мне другое?
        - Именно для того, чтобы мы в обоюдных разногласиях между собой поняли:
        - А что, собственно, ему надо?
        - Если он передал тебе информацию в таком агрессивном виде, то это не Кенгуру.
        - Ты знаешь, кто?
        - Да.
        - Скажи.
        - Он может подслушать.
        - Если он читает мысли, то уже и так финита ля комедиум.
        - Нет, пока не скажем вслух, он может и поймет, но не будет уверен. Как говорится:
        - Слышал звон, — да не знает, где он, — добавила Щепка местную поговорку. — И добавила:
        - Тем не менее, так не может быть, чтобы ты знал, кто это, а я нет.
        - Хорошо, я думаю, это будет простая партия в шахматы. Это тот, кого лучше оставить здесь, чем воспользовавшись его комфортом, брать с собой.
        - Это шах?
        - По крайней мере, это угроза.
        - Я могу подумать?
        - Да, но лучше сразу примите ту информацию, которая пришлась вам по душе.
        - Да?
        - Да.
        - Тогда это очень опасный Киннер. Я знала до сегодняшнего дня только одного Киннера, а он должен быть в Царицыне.
        - Это не он, — сказал Иначе-Ко-Колчак.
        - Хорошо, давай на этом закончим. Если я скажу, что поняла, кто это, он может получить уверенность, достаточную, чтобы понять:
        - Мы знаем, кто он, — Щепка потрепала коня за уши. Она сидела впереди, и могла легко до них дотянуться. Парень уже начал записывать в свой банк данных полученную информацию, как 4-плюс — фактически достоверную — сбился с мысли от этих ласк, и забыл даже то, что они знают о его Киннерских способностях.
        На Царицынских воротах Дэна пропустили. Лева Задов узнал его, и крикнул патрульным:
        - Пропустите, это свой. И таким образом, не заметил, как слово Свой и слово Знакомый слились для него в один образ:
        - Немного, но бабла даст. И Дэн уже приготовил две взятки, серебряный рубль и золотую пятерку, а зря, ибо сегодня был такой день, что лучше ничего не выбирать:
        - Не получится. — Только если, как в Илиаде: по полету птицы.
        Туды-твою, или сюды-твою? — она летит. В случае запущенного состояния нерешительности, и это не поможет, потому что Реципиент побоится доверить жизнь Судьбе, или, что тоже самое:
        - Судьбу птице.
        И Дэн при встрече с Левой, который специально спустился, чтобы:
        - Дать человеку пройти в город, — сказал:
        - У меня ничего нет.
        - То есть, как — нет?
        - Да вот так, приготовил серебряный рубль и золотую десятку, но забыл.
        - Не верю, — сказал Лева.
        - Почему?
        - Потому что — как сказано — совравши в большом скажете неправду и в малом. Ты понял, в каком смысле?
        - Нет.
        - Совравши себе — тебе будет совестно сказать правду мне.
        - Что теперь делать?
        - Дай мне и серебряный рубль, и золотую пятерку, ибо рубль я отдам тому охраннику, который пропустил тебя у ворот.
        - Зачем ему рубль, если он уже меня пропустил?
        - Чтобы был мне должен, и запомнил: сколько серебряных рублей в золотой пятерке — столько раз он должен отдавать мне серебряные рубли.
        - Но у меня десятка.
        - Нет, мил человек, нет, ибо сказано:
        - Была бы у тебя десятка ничего отдавать и не пришлось бы, но ты это удвоение сделал только в уме, а в реальности всё как было — так и осталось.
        - Ничего не понял! — рявкнул Дэн, и полез за баблом.
        - Чего тут непонятного: не утаивай талант, если ты его удвоил, ибо тогда у тебя только прибудет, а если наоборот, то:
        - Наоборот и убудет.
        - Мы так не договаривались, — сказал Дэн самому себе, но вслух, и Лева принял это на свой счет.
        - Какой счет? я не понял?
        - Не бойся, я тебя пропущу — отдашь на обратном пути.
        И Дэн прибыл в кабак Риц не только без денег, но еще и с потенциальным долгом. Швейцара не было, и он прошел к стойке, работал другой бармен, а Вилли Фрай сидел за столиком в первом ряду, у самого бара.
        Далее, с кем уже сидел Фрай? Кажется, кого-то уже посылали.
        - Я где-то ее видел, — сказал Дэн, присаживаясь за тот же стол, где что-то делал Вилли.
        - Вот из ит? — спросил Фрай, не поднимая голову от бумаг.
        - У вас нет отдельного кабинета? — спросил Дэн.
        - Пока только под лестницей. Но там нет света.
        - Почему?
        - Периодически очень часто перегорает лампочка. И знаете почему?
        - Нет электрика?
        - Есть, но не тот. Вы электрик? Я могу вас устроить на эту блатную работу.
        - Сколько платят?
        - Вас интересуют деньги?
        - Без сомнения. И знаете почему? Меня обобрали у ворот города.
        - Он платит в казну.
        - Да? Сколько? Рубль платит — пять золотых берет себе? Вилли снял очки в серебряной оправе, избавляющие его от дальнозоркости, и спросил:
        - Вы хотите, чтобы я его расстрелял?
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Глава 44
        - Да.
        - Отличная идея. Но, но есть одно но: я никого не расстреливаю.
        - Вы предлагаете, чтобы я его арестовал? Прошу прощенья, не арестовал, а естественно:
        - Расстрелял.
        - Вы правы дважды: во-первых, никаких знаков вопросов, во-вторых:
        - Арестуйте.
        - Вы назначаете меня начальником тюрьмы, как этого, как его, в Трех Мушкетерах?
        - Вы высказали мысль, обладающую большой дальнозоркостью. Даже страшно подумать: вы знаете больше меня. Так может быть?
        - Рипит ит, плииз.
        - Я хговорю, что только читаю тугаменты, а вон тот разливала только посвящает в рыцари. Кали из-за стойки подмигнула Дэну. Но было очевидно:
        - Не узнала. — Как, впрочем, и он. Ибо была она при полном параде, и даже не в женском галстуке, а как все — с бабочкой на шее. Он пересел за стойку, предварительно проинформировав Шекспи — как автоматически сорвалось у него с языка:
        - Покину вас ненадолго пока что.
        - Конечно, не думаю, что мы больше не встретимся.
        - Если только в театре, — сказал Дэн, и сам не понял зачем.
        В театре после первого акта Дэн поймал Кали сразу после первого перерыва.
        - Ты куда?
        - А что?
        - Я бы хотел поговорить.
        - Я с незнакомыми мужчинами боюсь разговаривать. Более того:
        - Мне пора идти.
        - Вы кого там, — Дэн кивнул на сцену, точнее на занавес, который еще стоял перед ними, как лист перед травой, что значит:
        - Закрытым, — играете?
        - Что? В каком смысле? И да: — Не надо специализироваться на том, о чем вам, сэр, известно только по сомнительным слухам.
        - Почему?!
        - Потому что человек — и даже Ино — может измениться только на сцене, а просто так, может сколько угодно рассказывать о вере в бога, как Ван Гог, но толку:
        - Не буд-д-де-т-т никакого.
        - Вы меня поняли, сэр?
        - Да, но я не знаю пароля выхода на Сцену.
        - Я вам сказала.
        - Лос Роулоттес.
        - Вер-р-на-а, — даже немного удивилась она. — Я подумала, что это не вы. Хорошо, но тем не менее, подтвердить свое право придется и вам. Хорошо?
        - Да, думаю, у меня что-нибудь да получится.
        - Хорошо, но не зарекайтесь об успехе, которого еще не было. Как потенциальный актер вы должны знать, что даже Мейерхольду было сказано Таировым:
        - Ты не мозес быть акт-тером никада.
        - Решительно не согласен.
        - Отлично, с этого и начнем. Вы сыграете в этой Картине Ван Гога Кецалькоатля, а я Монтесуму.
        - Кого будем приносить в жертву — тайна?
        - Разумеется. Вы должны принять решение по порыву души.
        - Я что-то не понял: я или вы?
        - Дело в том, что по уже написанному сценарию я сначала встречаю вас, как жертву.
        - Так, так, так, — быстро заговорил Дэн, — это на самом деле будет, или нет?
        - Яйца отрежут? На Сцене по-настоящему.
        - Надеюсь они у меня останутся на ночь. Нет, — опять сказал Дэн, — я что-то не понял: кто жертва? Я?
        - Да.
        - Думаю, лучше назначить третьего, этого Фрая нельзя?
        - Он атеист.
        - Прошу прощенья, но этого не может быть. И знаете почему? Тогда бы он не прошел на сцену!
        - Да?
        - Да.
        - Он и не ходит туда никогда. Правда, вы открыли мне глаза, я думала, что он просто не хочет, так как Таиров ему сказал:
        - Не надо, — как Мейерхольду, а он все равно полез.
        И когда подошло время приносить жертву Кецалькоатль не стал переодеваться в жену молодого вождя, которую хотели принести в жертву, и взять ее одежду и носить на себе, как кожаную куртку, и такие же кожаные ковбойские штаны из кожи ее прекрасных ног, — а вытолкнул на арену Фрая.
        И что самое интересное — это был не сон, а вот так как будто муж уехал в командировку на этих лошадиных повозках с крышей от дождя, и вообще для комфорта, как будто:
        - И вот так всю жизнь, — как Кук:
        - С корабля на бал — и обратно.
        - Зачем этот спектакль? — спросил Дэн, — или ты меня не узнала?
        - Конечно, узнала, кто ты? Фрай говорит, шпион. И добавил:
        - Этому есть прямые доказательства.
        - Да?
        - Да-а. Вы вздрогнули, когда после спектакля Елена преподнесла вам Подсолнухи.
        - Да, неужели?
        - Более того, вы сказали:
        - Встреча Лес Роулоттесов с Сан Флауэрсами означает возвращение Кецалькоатля к прежней счастливой жизни, так как иво яйца ему наконец доставили.
        - Нельзя ли объяснить как-то:
        - Ближе к телу.
        - Извольте: начнется война.
        - Да?
        - Да.
        - Я этому не верю, и знаете почему? Она уже давно идет.
        - Это были только флауэрсы.
        - А теперь?
        - Готовь кибитки в дорогу, ибо Троя будет разрушена.
        - Да?
        - Да.
        - Отлично, значит, мы победим.
        - Нет, Дэни, мы проиграем, ибо ты, как — не знаю даже, как кто — сдал командование наступательной операции другому. Кому кстати?
        - А-Б, нет, я вам не скажу, и знаете почему? Мы не смогли объединить свои усилия, на что я надеялся, когда топал сюда.
        - Нет, я готова связать свою жизнь с вашей, сэр, но только вы должны уж полностью встать под знамена Герцога Чемберленского.
        - Неужели он на самом деле существует? А если: да, то я знаю, кто это.
        - Вы думаете — это Фрай?
        - Я — тоже, но это ошибка. Чудовищная ошибка. Он находится под влиянием сов-в-всем-м другого человека — если, конечно, это человек.
        - В общем, один из них Кецалькоатль, а другой Монтесума.
        - Да.
        - Значит, можно надеяться, что всех не перебьют при штурме.
        - Почему?
        - Ты не догадываешься? Нужно оставить, как минимум восемь тысяч для жертвоприношения. Если вы не знаете, как я считаю, извольте, раскрою тайну. Сторон четыре, каждая в километр, на одном метре умещаться два человека. И знаете почему? Больше двух не получится: стоять долго, надо переминаться с ноги на ногу, поэтому трое не уместятся по определению самого жертвоприношения, производимого со всех четырех сторон местного света.
        - Все это так, все это логично, кроме одного.
        - А именно?
        - Вы сказали, что Царицын, как Троя будет разрушен, а в то же время, убедительно объяснили, что приносить в жертву будут те, кто в Трое:
        - Кецалькоатль и иво Монтекосума.
        Далее: Царицын будет разрушен, но победят те, кто в нем.
        Несмотря на некоторые разногласия с Фраем Дэн был назначен комендантом крепости, так как сказала ему Кали:
        - Вра запил с горя.
        - С ним что-то случилось?
        - Пропала его Принцесса.
        - Как?
        - Пошла в атаку — между прочим на ваши неиссякаемые цепи — и:
        - Как сквозь землю провалилась.
        - Наверное, расстреляли.
        - Скорее всего.
        - Жаль.
        - Ваша обязанность отдавать приказы. Так отдайте несколько, как-то:
        - Всем батареям крепости о-огонь-ь!
        - И знаете почему? — спросила благородная леди. — Они пошли на решающий штурм. Подошла командир всей артиллерии крепости Елена, которая встречала Дэна Сан Флауэрсами, и посоветовала:
        - Дать залп из половины орудий.
        - А потом еще из половины? — спросил Дэн.
        - Вижу, вы уже оценили обстановку, сэр, — сказала Елена. — Но думаю, вторую половину лучше оставить пока на случай непредвиденных неприятностей.
        - Вы правы, — сказал Дэн, — но не думаю, что они будут, по крайней мере сегодня. И знаете почему? Когда-то должна кончится полоса невезения. А так получается, по-вашему, что и сегодня они:
        - Обязательно будут.
        - Разрешите, я поведу свою дивизию в контратаку, — сказал подходя парень.
        - Ты кто? — спросил Дэн, — я тебя знаю?
        - Василий Иванович Чапаев.
        - Знаете, что я вам скажу, друзья мои, вас здесь и без меня много, а тем более, сколько еще в плену ждут не дождутся досрочного освобождения. Как-то:
        - Камергерша, Дыбенко — если выживет.
        - А он выживет?
        - Если только признается, что является шпионом зеленых. Его будут лечить хорошо, чтобы добиться:
        - Какова на самом деле диспозиция Царицинского гарнизона на сегодняшний день?
        - Но он здесь никогда не был, и потому ничего не знает! — сказала Елена.
        - Никто этому не поверит, — сказал Дэн. — И знаете почему? Должен быть Связной. Я, между прочим, тоже так думаю. И может быть, сейчас он находится среди нас.
        - Скорее всего, это вы, — сказала Елена.
        - Я знал вашего папу, — Дэн погрозил пальцем Елене, — он часто страдал головной болью, и знаете почему? Как проснется бывало — так перво-наперво думать:
        - За кого мы воюем? За полосатых или за белых?
        - И?
        - И бывало использовал зажигалку: зажжется с первого раза — значит за белых, а нет — наоборот — за зелено-красных.
        - И так всю войну?! — ужаснулась его дочь Елена. Но тут же добавила: — Как Ахиллес, между прочим: в душе за Трою, а сражался за этого, как его? Вообще за какого-то Сципиона Африканского, которого ненавидел всей душой и всем сердцем.
        - Ну, вот так значится, вы здесь разруливайте, а я пойду в кабак выпью, и заодно разберусь с Фраем, чем, собственно, он недоволен.
        Тем более ты, я вижу, дорогая, — добавил, даже не посмотрев в глаза Кали, — симпатизируешь ему, а почему:
        - Не понимаю-ю!
        - Хорошо, мы пойдем, а вы здесь, как сказал мой визави: разруливайте пока что.
        - Я пойду один, — сказал обиженный, что Кали не узнала его как следует при встрече Дэн. Она хотела возразить, что по дороге, может быть, удастся разобраться, почему все так плохо получается, но он уже отвернулся, и более того, уже спускался по гранитной лестнице вниз.
        Все ушли и Василий предложил:
        - Нет, нет, нет, — ответила даже не дослушав его Елена, — не успели люди, как говорится, и с горочки спуститься, а ты уже тащишь меня на сексодром, так не делается.
        - Я собственно, хотел только предложить сначала трахнуть по танку, который решил уйти от нас в обратную сторону, а уж потом дальнобойными на наступающим цепям всех остальных белых.
        - Послушайте, дедушка, не обманывайте меня намерянно, я и сама:
        - Обрадоваться рад.
        - Вот?! Что-с? Вы мужчина?
        - Нет, пока что, но мне обещали, что буду, когда улечу на Альфу Центавра.
        - Я боюсь, что если ты улетишь туда, — парень показал на печальное небо, — то улетишь На Всегда.
        - Это всё, что ты хотел мне сказать?
        - Да.
        - Уверен? Я расшифровывать твои козни не буду. Так что считаю до трех, и иду на Вы. — И тут же приказала:
        - По та-а-н-н-к-у-у! бронебойным, — и сделала последнюю паузу для Василия Ивановича, чтобы объяснился хоть в чем-нибудь.
        Дело в том, что Сонька попала в Полосу Раздумий, и никак не могла из нее вырваться. Она пошла на Царицын, и на стене подумали:
        - Наши возвращаются.
        - Но потом танк повернул назад, и на стене все обрадовались:
        - Пошел в атаку, за нас! А когда он опять вернулся, то многие засомневались, и было принято решение:
        - Против, сволочь, его захватили Белые. И даже когда танк опять повернул назад к Белым, всё равно резюмировали:
        - Отползает, гад! — мы в него попали. — Хотя никто еще не стрелял. Думали:
        - Нас много, и поэтому про всех нельзя сказать, что все ничего не делали, когда танк метался туда-сюда, как последняя клецка в супе — было время обеда, и сравнения приходили соответствующие этому времени. А Махно всё не возвращался.
        - С таким человеком лучше надолго не связываться, — сказала она, и вовремя остановила танк:
        - Перед ним взорвался снаряд, и засылал его землей и травой. Танк стал похож на блиндаж.
        - Нужно сделать вылазку, — сказала Елена, и прояснить, куда он делся.
        - Вы понимаете, что этого нельзя делать? — спросил Василий.
        - Нет.
        - Все, кто уже пытался делать эти вылазки где?
        - Где?
        - Вот именно, что скорее всего мы даже никогда не узнаем, куда они удалились.
        - Но вы вернулись, мин херц, — выдала Елена.
        - Я? Так это уже когда было-то? Давным-давно.
        - Все равно я запишу, что тот, кто вернулся один, как было сказано:
        - Спрятался в кусты, а когда всех увели в плен, сказал:
        - Прошу прощенья, я просто проспал.
        - Вам бы, мэм, не в действующей армии работать, а в натуральной контрразведке: подозреваете людей без оснований.
        - Если ты, дедушка, хочешь доказать свою состоятельность — иди в контратаку, и докажи свою полную лояльность городу Царицыну.
        - Я здесь командир. Если уйду — кто будет командовать?
        - Я.
        - Это невозможно. И знаешь почему? Командовать крепостью может только тот, когда хоть когда-нибудь командовал див-и-и-зией.
        - Вот давай пойдем и спросим у первого встречного, и увидишь, что он ответит.
        - Ладно, но если нет, то сама пойдешь или искать танк на темнеющем поле, или гусятницей в курятник. Тут как раз они заметили Леву понуро бредущего по стене, ибо. Ибо все уже чувствовали, что начинается решающий бой за город, и перестали шастать за его ворота и обратно. Такая монетарная политика не приносила монет.
        - Чё, Лева, скушно? — крикнула дочь Аги и Махно.
        - Да, мэм, коплю деньги на дорогу, думаю, сдаваться придется, а бежать некуда — без денег: пути не будет.
        - Ты в курсе, что Василий Иванович уходит в контрразведку?
        - Нет.
        - Но это так. Поэтому представь себе, что я устрою шмон, тогда вообще у тебя ничего не останется.
        - Ты будешь главной? — решил уточнить Лева. И добавил: — Не думаю. И знаешь почему? Как только уходит герой — тут же находится другой, ибо.
        - Ибо?
        - Ибо свято место — пусто нэ бывает!
        - Что ж, это логично, — задумчиво ответила Елена, — но только здесь больше никого нет, кто мог претендовать на эту диспозицию, или ты имеешь в виду себя?
        - Нет, ибо сказано:
        - Придут и обрящут.
        - Хреновина какая-то, ты понимаешь, что он говорит? — обратилась Елена к Василию Ивановичу.
        Глава 45
        - Логика — это видеть то, что находится за чертой видимости, — сказал Василий Иванович, — значит, вполне может быть.
        - Послушайте, я в это не верю.
        - Как хочешь, я уйду, — сказал печально Василий, — но тогда участь Царицына может быть предрешена.
        - Да иди уж, не пророчь, тут без тебя пророков хоть отбавляй, и я рада, что сейчас они все расселись по кабакам, а то ни пройти — ни проехать, чтобы не задавить пророка.
        Василий Иванович ушел, и к вечеру нашел засыпанный землей, травой и даже откуда-то взявшимися деревьями Сонькин танк.
        Далее, Врангель переходит на сторону Белых. Как?
        Василий Иванович ушел, и нашел танк, засыпанный чем попало, но очень уютно и незаметно.
        - А-аткрыва-а-й-й! — рявкнул он так, что разбудил бы не то, что мертвого, но и любого другого.
        - Я не спала, — ответила Сонька, когда отрыла нижний люк.
        - Не боишься открывать первому встречному?
        - Кроме тебя так придурошно никто не орет.
        - Спасибо, что пригласила. И да:
        - Чем угощаешь?
        - Ну, ты сказанул, брат.
        - Я тебе не брат.
        - Тем не менее, должен понимать, что я в походе, уже две вечности. Одну, когда меня дезориентировали на сторону Белых, а вторую вечность я болтаюсь по этому полю без права переписки, или хотя бы контакта с людьми другой ориентации.
        - Спасибо за спирт, — сказал Василий, предлагая свою:
        - Царицынскую колбасу на общий стол, — у вас на этом поле боя все пьяные, а у нас — сытые.
        - Ты хочешь ввести меня в заблуждение? — спросил Сонька, — напрасно, я не враг, и очень, очень близкий друг.
        - Не надо так говорить, дорогая. И знаешь почему? Ибо друг наш близкий теперь находится, как правило, в заградотряде. Нужны неопровержимые доказательства, что вы не просто решили перейти на Нашу Сторона, но и имеете-те-е такую возможность. Или ты по глупости думаешь, что нас просто так от фонаря сделали одних белыми, а других красно-зелеными?
        - Вы думаете, сэр, что одной моей воли недостаточно, чтобы стать царичанкой?
        - Нет, конечно, и дело не в том, что и без вас, милая, в хгороде и иво окрестностях много претенденток на звание царицы, но совершенно ясно, что деление на Красных и Белых закреплено в серверах Альфы Центравры-а.
        - У тебя нет туда доступа? — жалостливо спросила Сонька.
        - Ответ на этот вопрос очень простой, — сказал Василий, — и знаешь почему?
        - Ни у кого его нет? Да, только сам каждый может изменить своё адаптированное к одной из сторон сознание. И я рада, что теперь уже не надо доказывать тебе, что я — твоя! Ибо:
        - Ты теперь сам вывел формулу сотрудничества:
        - Здесь абсолютно нет предателей! — И следовательно, можно всем доверять смело. Но, как говорится:
        - Доверь-ай, но про-верь-ай!
        - Да, конечно, все честные по определению, и даже более того:
        - Могут даже не догадываться, что:
        - А за иво спиной сто-я-ли-и!
        - Нет, кто-то об этом знал, и записал для памяти в Библии. Но не только с течением времени, но и тогда уже большинству было:
        - Как об стенку горох. — Или как сказал Апостол:
        - Посмотри в зеркало, и сделай опять также, по-своему, ибо вы Человек Разумный, и на большее не способны.
        - Что мне делать?
        - Иди на Царицын и докажи, что тебя:
        - А меня пуля не берет!
        - Пушечные снаряды хуже, чем обычные пули, они разрывают на части, которые потом не собрать.
        - В свой танк не попадут.
        - Я в эти сказки и приз-казки не верю.
        - Тем не менее, у тебя больше нет выбора.
        - Не понимаю, почему мне нельзя получить мандат: все на Деникина — или, что у них есть еще там?
        - А в том-то и дело, что кроме твоего Махно, там больше никого нет. И я больше чем уверен: захочет командовать Ар-р-ми-ей-й! А ты говоришь:
        - Он ушел на разведку в тайгу, а ты осталось тут заведовать столовой в Кремле.
        - Что? Ах, ты об этом. Нет, ты ошибаешься, нельзя запрячь в одну телегу трепетную лань, а этого ишака.
        - Нельзя-то нельзя, да только можно.
        - Я не понимаю, почему мне нельзя идти впереди ударного батальона:
        - Все, чтоб — На Дэна толстожопого-писарчука!
        - Ты скомпрометируешь наше доброе дело.
        - Ах, вон оно как.
        - Я не то хотел сказать, а только: можешь нас подставить, как щука Емелю, ибо:
        - Он так и не научился ничего делать.
        - Дак, ты сам сказал, что все наши добрые намеря-е-ния: бессмысленны.
        - В общем так, пойдешь и поведешь его на Царицын.
        - Это что-то вроде володи: закрыть амбразуру своей грудью, или, что тоже самое:
        - Провести разведку боем?
        - Это вопрос?
        - Да, потому что заниматься такой хренопасией мне неохота. Нет, и знаешь почему? Это похоже на шпионку, которой больше некуда деваться, как только согласить на заведомо провальное задание, чтобы немцы во Франции думали:
        - Мы иво взяли, — ну, для отчетности, необходимой, чтобы и мы им послали такого же засланного казачка с миссией Невыполнима, ибо она:
        - Провал по определению.
        - Я понимаю, — сказал Василий Иванович, — ты намекаешь, что мне лучше было не приходить.
        - Да, ибо такие вещи надо самому делать, а не другим предлагать, непорядо-ш-но получается.
        - Я бы пошел, но никто не поверит, что я — Белый.
        - Это да, сволочь ты еще та. Нет, нет, и не упрашивай. Лучше дай мне другое задание.
        - А это?
        - Это? Возьми себе.
        - Ну как ты не понимаешь: я известный — не мохгу.
        - Если ты очень чего-то хочешь — сможешь. Скажи, что ты и есть легендарная Сонька Золотая Ручка.
        - А если трахнут?
        - Не давайся, приемы Дзю До знаешь?
        Василий Иванович почесал загривок. Да, это действительно опасное задание, но как грится:
        - Нам ли быть в печали? — И ответ:
        - Не нам. И в результате мы видим красивую, не верящую в превратности судьбы молодую леди — возможно имеющую прибалтийские или польские, может быть даже дворянские корни — качающуюся на качелях, в волосах у нее цветы согласной если не на все, то на очень многое, мадьярки. Точнее, не качающуюся, а качавшуюся на качелях соблазнительную, как пельмени в горшочке в воображении человека, возвращающего с пляжа на Волге к ближайшему кафе, а оно находится высоко на горе. Потому что сидела она на окне уже, спиной, между прочим, к залу, где нервничал Фрай, ибо понимал всей душой:
        - Не даст она ему пожрать спокойно. — А он именно тот Гость с Волги, который очень хочет есть. На Волге на самом деле не был, но сидел в тиши кабинета и кусал только жопу карандаша, да смотрел на чернила, понимая:
        - Не турма, не из молока.
        - Ты не сиди на окне, все равно не подадут, — сказал он. Про себя. Зачем подумал? В магию он верил, не надо было даже думать. И точно:
        - Ви хотель, читоби я зозтавиль для ваше компаньон?
        - Я? Ничего не говорил! — сказал он тем не менее только про себя, но немного желтоватого с красными прожилками соуса пролилось на скатерть прямо перед ним, и хорошо, что не попало на новые брюки из зеленого — нет, не бархата, конечно, но все равно очень приличного для находящегося в осаде Царицына, — материала с искоркой. Она повернулась.
        - Все слышала, падла! — И последнее А раскатилось до высокого — метров восемь-двенадцать — потолка и обратно. И хорошо бы только обратно, ясно, что долетело и до окна, потому что девушка снялась со своего шеста, и походкой знаменитой актрисы, которую никто уже никуда не берет, несмотря на все предлагаемые ей услуги, двинулась — нет точно на самом деле чапала к его столу. Но сядет ли?
        - Я звал тебя, и рад, что вижу! — рявкнул Фрай и подумал:
        - Жаль нет ниток, чтобы зашить себе рот.
        - Я неотразима, правда? — и села напротив. Хватило порядошности не сесть на колени, тем более, что он успел заранее придвинуться поближе к столу.
        - И не нравится ей укротитель зверей, невысокий и лысый Андрюшка.
        - Я не Андрюшка.
        - Хорошо, Несвинюшка.
        - Ч-что ты сказала?
        - Я говорю: закажи и мне пельмени в горшочке со сметаной и томатом, хорошо? Если ты еще не догадался.
        - Чек, пива и пельмени по-Царицынски. И прибежал Дэн.
        - Ох, Дэни, Дэни, — пропела девушка почти басом, — чем я тебя обидел?
        - Я исправлюсь, скажите, в чем и в чем?
        - Принесите мне вместо пива красного сухого вина.
        - Сей минут, я думал все бывшие артистки любят пиво.
        - Почему? — поинтересовался Фрай. — Больше выпьешь, ибо:
        - А делать-то больше и нечего. — Как грится:
        - Никто узе не наливайт.
        - Прекратите ваше кикиморское скотобразие, — сказала дама, и хотела перевернуть стол, но вместо этого только встала на него и крикнула громовым голосом:
        - Руки-ноги на стол, я Котовский!
        А между прочим, был день и многие здесь обедали в это время на длинном ряду восьмиместных столов. Они-то сидели в тиши бара, это вечером здесь кидали бармену деньги через головы, потому что подойти ближе не то, что не решались, но не могли — всё близлежащее к бару пространство было занято безмятежной толпой.
        - Како Котовский, он, — но где он никто и не знал.
        - Хватит, хватит, я всё увидел, и понял: вы достойны главной роли в моем новом проекте, — сказал и замахал рукой Фрай. — Прошу садиться и заказать себе, если не всё, что угодно, то очень многое, многое и многое. Девушка заказала дополнительно бастурму, креветки, красное полусладкое, и баварское пиво даже.
        - И да: еще баварские сосиски с тушеной капустой.
        - Всё? — спросил Дэн.
        - Еще сюрприз.
        - Какой?
        - Разве можно говорить о сюрпризе: какой?
        - Да, ибо. Ибо бывают сюрпрайзы хорошие и сюрпрайзы очень плохие.
        - Просто плохих уже нет, что ли?
        - Да, мэм, к несчастию кончились.
        - Жаль, и знаете почему: я боюсь.
        - И не зря, — сказал Фрай, правда, когда леди уже успела наесться, — потому что.
        - Потому что? — повторила она без улыбки, понимая, что этот парень без подлянки просто не может жить.
        Она потянула билет, который принес Дэн, и прочитала:
        - Сорок Первый.
        - Вот из ит? — только и смогла икнуть она.
        - Я человек добрый, поэтому предлагаю вам выбор: кто Сорок Первый — ты или я?
        - Ты! Или я. — Повторила дама, и добавила: — Вот знала кто, но забыла, чё делать?
        - Покрути пальцы! — крикнул из-за стойки Дэн. Все посмотрели на него осуждающе. Потому что:
        - Подсказывать плохо.
        - Я. Ты. Я, нет ты — Сорок Первый, и знаешь почему?
        - Почему? — может быть передумаешь?
        - Нет, просто потому что я Нина, но ты зови меня, как все, парень:
        - Изольда. — Фрай поперхнулся темным баварским. — Беги!
        Фрай понимал — но только передним умом, что означает:
        - В принципе, — а когда это В Принципе случится — пока что неизвестно, — что владеет:
        - Стрельбой По-Македонски в рамках близких к черному поясу. — Как говорится:
        - Мог оказать сопротивление в рамках близких к формату эйч ди. — А кто тут владеет Фулл? Нет, может и были, но ихгде оне таперь, сердешные? Нэту-у. Разные там:
        - Кали — Мали, Щепки — Репки, и другие Соньки Золотые Ручки, Агафьи и Камергерши? — Канули, как в Лету на поле боя перед легендарным нашим городом:
        - Ца-ри-и-и-ц-ц-ы-н-н! Она догнала его на кухне. Фрай прыгнул на плиту, когда повар как раз доставал из плиты большой противень с жареной треской в соусе из яйца, молока и помидор. И чудесным образом этот горячий, как сама духовка поддон поднялся в воздух от легкого, но решительного щелчка Изольды, но еще более замечательным было то, что он полетел вслед за Фраем, и обогнал его. Еще более парадоксальным было:
        - Поднос остановился как раз перед Фраем, собиравшимся спрыгнуть с плиты с другой стороны. И наконец, самое страшное:
        - Он завис перед ним, как Летучий Голландец. Как мираж в пустыне перед путником, жаждущим только:
        - Фраеризма, — что означает:
        - Тока Свабоды хачу, а. Но разумеется этот парень говорил не с грузинским, а с французским, точнее швейцарским акцентом, а еще точнее:
        - Дойч-ч. — Немец?
        - Может быть и немец.
        - Но, увы, — как сказала Изольда, — не Герберт А-Ври! И Фрай странным образом понял, что не умеет врать. Вот хотел соврать, хотел убежать от опасности, от этой ведьмы Изольды — истребительницы молодых и красивых:
        - Белых Офисероф, — работающих, между прочим, на контрразведку Полосатых. Почему?
        - Потому что именно такие и нужны, чтобы проворачивать операции:
        - По-Македонски! — Кажется, что он там, а он-то — прощеньица просим — здеся. Но прежде чем всё понять Фрай все-таки встретился с горячим тресковым подносом лицом к лицу. Обжегся? Нет. И знаете почему? Вот именно в этом последний моментум парень успел вспомнить, что удар тем сильнее, чем он короче. Одно мгновенное касание — и поднос перешел в наклонную плоскость своего движения. Не в лоб, а ниже.
        Жаль, не настолько ниже, чтобы полностью выйти с сухими волосами из воды. Но и мокрых не вышло, ибо.
        - Ибо, о, ужас! — воскликнула Изольда, — Их не было. Да, как будто не было и не просто не было, а не было никогда. Ни в прошлом, ни в будущем.
        - Вот ты какой! — радостно воскликнул Изольда.
        - Нет, нет, — защебетал Фрай, когда подбежал к висевшему у входа в всегда открытый кабинет зав производством зеркальцу и увидел не свое, а изуродованное ветром судьбы лицо, на котором волосы с головы были перемещены ниже. Нет, не настолько, как можно подумать в первого взгляда, а на бороду.
        - Хорошо, я не буду вас убивать, сэр, — сказала Изольда, — ибо вижу:
        - Вы изменились к худшему. — А так как вы и так были хуже некуда — значит, наконец, как Цезарь, а точнее сам Александр Македонскафф:
        - Перешли из Небытия в Жизнь Вечную.
        - Нет, нет, нет, — затараторил Фрай, и покачал пальцем, что означало:
        - Необходимо закончить эту разборку до конца.
        - ОК, — промолвила Изо, — и даже не сразу, а одновременно с этими словами провела Дэмет — неожиданный удар по пяткам противника. И, как и ожидалось, Фрай только проговорил опершись локтем о перемычку разделочного стола:
        - Однако.
        - Не знал, что вы владеете приемами не только борьбы, но и бокса.
        Что ж, продолжим по-македонски. — И провел даме Правый Хук и Джеб.
        Она ожидала перехода на Мельницу, но Фрай продолжил не борьбой, а боксом:
        - На-те Кросс. — И она упала прямо под ноги мяснику, тащившему поднос еще больший, чем был у поварихи на горячих с рыбой — этот с:
        - Бифштексами натуральными. — Они сами так и сели на плиту. Как в песне:
        - Только прилетели — сразу сели, так что даже сковороды для жарки этим бифов основным способом не были поставлены на плиту.
        Глава 46
        Из кабинета вышла сама зав производством. Хотя многие считали, что ее там нет. Как изголодавшаяся самка она осмотрела ристалище. И приказала второму, старшему мяснику, вышедшему из своего отдельного пространства в заплиткованной стене:
        - Положить: одного в ту духовку, где недавно пыталась жариться рыба — другого прямо на гриль.
        - Не умэстится, — молча ответил мясник, так как практически никогда ничего не говорил, а так только:
        - Сто, стописят и: всегда буду еще. — Спились, сволочи. Фрай, понимая, что Изольда, как гремучая змея запрограммирована на его убийство, решил притворится мертвым.
        - Его — в холодильник, — рявкнула, впрочем, негромко Зав.
        - В холодильник? — переспросил мясник — а это был вернувшийся инкогнито с поля боя Котовский, ибо постеснялся просто умереть или лечь в госпиталь для дальнейшего прохождения в нем, точнее не прохождения, а продолжения жизни.
        - Не в самый маленький, а в самый большой.
        - Там колбаса — может испортиться.
        - Ну, я тебе и сказала: сделай из него колбасу — и в холодильник. Мясник положил Фрая на пенек, попросил младшего:
        - Забыл топор — принеси, а? И принес, но Зав сказала, что:
        - Это была шутка — не надо. Проверяла: не притворяется ли.
        Фрая унесли и Ка-а, да-а — это была Камергерша в роли зав производством, так как поняла на поле боя, что без Врангеля:
        - Мы проиграем не только сражение, но и битву. — И решила найти его в городе, куда за пять золотых — золотую пятерку царской чеканки Лева Задов пропускал всех. Впрочем, в этом не было ничего нового. Кто был вторым мясником пока не знаю. Девушка опять вернулась в зал — а уже темнело — села за стойку, и ответила бармену Дэну на непоставленный вопрос:
        - Слаб оказался и душой и телом.
        - Налью?
        - Можешь. Но у меня, кажется, нет денег.
        - Заработаешь — отдашь.
        - Да како заработаешь, разве здесь кино снимают? Так — балаган на колесах.
        - Я сам тебя с ниму.
        - С ниму это значит надо отсосать, что ли, под лесницей?
        - Без — что ли.
        - Можно и в каптерке. Да нет, я действительно тебя сниму в кино, которое ты сама придумала под названием:
        - Сорок Первый. И после каптерки рассказал все по-честному:
        - Иди на вышку, встретишь Их Первой.
        - Не первой вы сказали, а сорок первой.
        - Там до тебя был только Василий Иванович.
        - Я хочу быть только сорок первой, и знаешь почему: так в моей карме написано. Не работать же мне здесь на самом деле проституткой.
        - Нет, конечно.
        Не завершено, почему она Сорок Первый?
        Дэн написал в местную радикально-инопланетную газету под одноименным названием Альфа Центавра, что Фрай разоблачен, как шпион — или по-ихнему:
        - Разведчик с Сириуса, — и посажен в холодильник пока что на неопределенный срок. Многие завидовали, ибо жара была под сорок.
        - Меня нельзя записать шпионкой куда-нибудь? — спросила Изольда-Нина на следующий день.
        - Невозможно, к сожалению.
        - Почему? — она приняла бокал белого сухого вина, которое Дэни обычно подавал тем, кому неудобно отказать, но в тоже время:
        - Уже надоело, в конце концов.
        - Скотина неблагодарная, — пока не сказала, а только подумала Изольда. — Трахнут много раз, а потом: - Иди, сиди на окошке, как не проститутка даже, а хуже, хотя вроде: куда уж хуже? А есть куда. Просто-напросто предлагают убить кого-нибудь.
        - А если я не умею стрелять?
        - Два, — Дэн показал два пальца в виде древнего знака победа. — Первое, ты уложила Фрая, а у него на самом деле пояс, хотя и подаренный Розой Люксембург и Кларой Цеткин ему на Швейцарском курорте.
        - Это насмешка дарить один Красный Пояс вдвоем?
        - Нет, наоборот: большой смысл. Один проиграет — другой еще останется.
        - А! теперь понятно, он и есть Сорок Первый.
        - Только наполовину, ибо да, ваша победа развеяла миф о его швейцарско-немецкой непобедимости, но.
        - Но?
        - Только наполовину.
        - Ви хотель сказать, чито я должен сиделать по нём ишшо адын выстрел? За дополнительные пятьдесят процентов того гонорара, который я еще вообще не получала. И знаешь почему? Если бы я его получала, то не пила бы это кислое ссанье, а потихоньку пробовала Хеннесси с Маскарпоне. Нет, лучше с Тирамису.
        - Вот завалишь Сорок Первого — получишь всё сразу и в инкупюрах.
        - Нет, нет, я больше никому не верю — только золотым пятерками царской чеканки, как любит Лёва.
        - Какой Лёва?
        - Который я думаю давно бы перебежал к Красным, если бы не боялся, что там у него отберут всё золото.
        - Нет, я вижу, что вы, как многие здесь: не понимают, что мы:
        - И есть полосатые, что значит красно-зеленые, а принципе можно уже говорить не скрываясь:
        - Кр-ас-с-н-ые-е.
        - Вы путаете, Дэни, красно-зеленые там, — она кивнула на Волгу за окном. Правда еще далеко.
        - Не понимаю, почему?!
        - Потому что, друг ты мой сердешный, Дэни, ты — Бе-л.
        - Бел? Это древний бог, что ли?
        - Та не, какой бог, просто бел.
        - Белка, что ли?
        - Да не белка-стрелка, а:
        - Белый, — сволочь! Ино. Ты посмотри на свою рожу, таких на Земле нэ бывает.
        - Ты сама белая.
        - Только по форме, но как говорил Заратустра:
        - Содержание у нас сов-всем другое.
        - Какое другое?
        - Партийное.
        - Заратустра был партийным?
        - Дело не в том, что Заратустра был партийным, а в том, что:
        - Ты — партийная!
        - Да, но только в душе, я уже говорила.
        Несмотря на политические и диспуты про погоду, которые всегда важнее первых, Соньке пришлось опять выйти, как она сказала:
        - Как Сократу, — за пределы оного. Города. Сорок грехов было снято с ее души — хотя она ни одного, практически так и не вспомнила — и теперь было только интересно:
        - Кто Сорок Первый? Она поднялась на вышку, где когда-то ждал начала атаки белых Василий Иванович, Щепка и Ника Ович.
        И да:
        - Если кто не забыл Сонька Золотая Ручка — Нина — жена, только бывшая Батьки Махно — Изольда — змея подколодная, гремучая — это практически одно и тоже. Артистка одним словом. Погорелого театра. И знаете почему?
        Партейный театр — это не театр, а так только:
        - Для смеху. — Скажи:
        - Сы-ы-р-р, — и получи свои шестьдесят целковых. Новыми. А потом:
        - Или под поезд, как Анна Каренина, — оставившая, впрочем, нам надежду на продолжение этого сериала под названием:
        - Приходите Завтра. Или сидеть на окошке винного магазина, как Изольда Сорок Первая — звезда наша последняя. И выехал он этот сорок первый, кто? Сонька взяла бинокль. Неужели Лева Задов? Решил покинуть ряды защитников Трои, и поперся туды-твою. Почему? Ибо:
        - Атакующих погибает в пять раз больше, чем крепостных. Если, конечно, нет среди них Оди. Одиссея.
        За ним пришла Камергерша из стана Белых, и сказала:
        - Всё пьёшь?
        - Почему? Потому что каменщик? А все каменщики пьют.
        - Не знаю, сколько ты сегодня выпил, но никакой человек с высшим образованием, бравший Порт-Артур не будет добровольно строить коровники для коров.
        - Ваш повелительный тон мне намекает: ви биль мой май вайф?
        - Но, простите, я этого не помню.
        - Эй, ты, герой, юродивый. Наши люди гибнут и гибнут под стенами Трои, а вы, как последний бродяга маячите тут перед моими глазами.
        - Простите, мэм, но не я присылаю сюда пароли и пароли-пе, чтобы иметь возможность вот так просто, как Лева Задов выехать из крепости, а там:
        - Пусть хоть платят сверхурочные — всё равно не буду.
        - Что не буду, что не надо? Напился, сукин сын, так и скажи, что в следующий раз будем пить вместе. Да, дорогие друзья, Вра строил коровники в Царицыне, променял этот подряд на командование крепостью, хотя и говорил иногда у костра с картошкой:
        - Эх, служил и я когда-то под знаменами герцога Чемберленского. — Который — если кто не забыл — сейчас тоже находился в местах не столько отдаленных, а именно:
        - В холодильнике.
        Их идиллия у недостроенного коровника была нарушена появлением Елены, оставшейся без помощников, в том смысле, что без вышестоящего начальства. Если кто думает, что не бывает нижестоящего начальства тот ошибается, ибо:
        - А уборщицы? — И другие работники сервисного обслуживания, у которых двух недельный срок не распространяется на технически сложные товары — это раз. А два — это:
        - У нас все товары очен-но сложные.
        - А при чем здесь это? — сделав недоуменное лицо спросила Ками — Камергерша Ольга, когда-то сама командовавшая артиллерией этого инвалидного, как сказал Пушкин, гарнизона. Если кто-то думает, что он сказал это про гарнизон Капитанской Дочки, то напомню о вышесказанном:
        - У нас все такие. — В том смысле, что были бы, если бы не прилетели инопланетяне с Альфы Центавра-ы. Когда они прилетели? И что удивительно, как в Илиаде Гомера, никто уже и не помнил:
        - Не только как жестоко, но и как долго они сражались.
        - Ну-у, вы не уборщица?
        - Нет.
        - И не из ремонтной железнодорожно-танковой бригады?
        - Нет.
        - Вывод: вы должны быть арестованы, как Ино шпион, а он, несмотря на то, что пьет сисьми-миськи — как симулянт.
        - Я ни-че-го не поняла, кто это? Твоя любовница? Проститутка, или просто так пришла, чтобы я опробовала на тебе новые приемы Бойбы и Бокса?
        - Это вы мне или ему? — спросила Елена, и смерила Камергершу два раза с головы до ног и обратно.
        - Разглядывает — значит боится, — сказала Ками.
        - Бросьте, бросьте, миледи, я не Дартаньян, за меня драться не надо.
        - Вы здесь довели людей до того, что они не только забыли, что не хотят быть генералами, но и:
        - Не хотят.
        - Не надо больших легенд, дама, они не хочут тока потому, что по определению:
        - Белый Офисер не способен сражаться за Полосатых. Вы понимаете, что это значит? Думаю, бесполезно даже спрашивать, поэтому сама скажу. Это вырождение понимания двойственности этого мира. Все стали ослами.
        Прибежал новый Помощник Начальника Колонии — как он сам себя называл, ибо Елена, когда он пришел наниматься на работу сказала:
        - Никак не пойму, какую должность тебе дать? И он выдал:
        - ДПНК — ибо Царицын — это уже Зона. Кого может привлечь Зона? Только потенциальных заключенных. Как сказал один парень про песню:
        - Есть в саду ресторанчик приличный, Лёльке грустно и скучно одной:
        - Вдруг подходит к ней парень приличный, парень в кепке и зуб золотой-й. — Или:
        - Помню тебя перед боем в дыме разрывов гранат, платье твое голубое, голос, улыбочку, взгляд.
        - И вы согласились?
        - Да, ибо он сделал мне предложение, которое я приняла.
        - Она с детства мечтала иметь своим мужем-любовником главу местной уркаганской мафии, — сказал Каменщик Вра. Все думали, что Камергерша возмутится развившимися за время осады Царицына мафиозными замашками народонаселения, но она только просто вздохнула:
        - Везде уже так.
        - Что? говори яснее, — рявкнула Елена.
        - Знаете ли, дорогая синьора, привели осла. Многие рассмеялись, но не все. Врангель поднял свою усталую голову, подперев ее тыльной стороной ладони в подбородок, и промолвил:
        - Этого не может быть, так как я здесь.
        - Достукался, — только и сказала Камергерша, и присела поближе к костру, чтобы достать себе большую черную с рыжим печеную картошку, на которую смотрела если не давно, но уже:
        - Некоторое время.
        - Я захватил селедку кусочками, приготовленную на пару, — сказал посланец со стен крепости.
        - Почему не засолили? — спросила Ками, пробуя ее.
        - Нет времени, а тут пять-семь минут — и готово.
        - Я люблю засоленную сырой.
        - Я не могу ответить вам, как это принято в лучших домах Ландона:
        - Да мне по барабану, что вы любите, — ибо знаю:
        - Скоро вы преставитесь.
        - Ты пропустил букву, — сказал Врангель.
        - Нет.
        - Да.
        - Нет. Вра бросил в посланца головешкой, ибо слово:
        - Преставитесь, — сильно отличается от его предшественника:
        - Представитель. — Имелось в виду, что Камергерша скоро представится всему народу, как:
        - Царица Царицына. — Хотя цариц этих потенциальных здесь было — скажем не в ту же строку — много. Как-то:
        - Кали, Щепка, да и сам Врангель намеревался, но не судьба. — Хотя какая судьба? Задним умом — который находится в затылке, как дальнее зрение Платона — все понимали:
        - Город каким-то образом тайно захвачен Герцогом Чемберленским. — По тайной партийной кличе:
        - Вильям Фрай. Некоторые даже говорили, что это он:
        - Сам себя запер в холодильник с колбасой и сыром, и другой высоко дефицитной гастрономией, чтобы явиться неожиданно повсюду, как Клара Цеткин и Роза Люксембург:
        - Вместе Взятые.
        - Адъютант проводите командующего на стену крепости.
        - Я не адъютант, а командующий охраны Зоны.
        - Имя? — рявкнул уже начавший обретать надежду Вра.
        - Беня Крик!
        - Я такого роста не помню.
        - Мишка Япончик.
        - Ты откуда взялся, предатель? — спросила и удивилась одновременно Камергерша.
        - Я просто-напросто обменялся местами в Левой Задовым, по — семейному. Мне нравится, а ему уже надоело здесь крыс ловить.
        - Каких крыс, что ты плетешь, мерзавец! — рявкнула Камер, и лапнула маузер в новой желтой немецкой кобуре, но:
        - Иво не было. — Почему?
        - Так она откуда явилась — не запылилась?
        - Вот и видно, — констатировала Елена, что ты, может и командирша, но не местная. Хоть бы Кольт Сорок Пятого Калибра взяла с собой, а так тебе нечем будет ответить даже на дуэли.
        - Тихо, тихо, — сказал Вра, — никаких дуэлей, запрещено еще моим указом до полной победы. Борьба, бокс — это да, можете, да и то не сейчас.
        Глава 47
        Командование армией принял Дыбенко. Но:
        - Исполнительным Директором был Амер-Нази, им он себя и назвал, хотя многие знали только два слова в этом смысле:
        - Комдив и Зампотылу.
        - Это их объединяет, — пояснил новый-старый помощник Амера по неотложным вопросам Лева Задов. Махно тоже был здесь, и поздним вечером был встречен на берегу Сонькой, переодетой, впрочем — как они договорились — в галифе, френч и маузер вместе с биноклем Василия Ивановича. Так-то бы Махно все равно узнал эту Нику, свою первую жену, но кубанка на ее голове смутила. Смутила его разум, и он только сказал:
        - Это ты?
        - Смотря кого ты имеешь в виду.
        - Даже не глядя могу сказать: ты шпионка. Хочешь я тебя сдам новому командующему Дыбенке? Он раздумывать не будет, сразу в расход.
        - Ты не добавил:
        - И знаешь почему?
        - Почему?
        - Потому что он практически находится в коме, а командует этой лавочкой Амер.
        - Ты хочешь спросить, почему я не встал рядом с телом почти покойного Дыбенко? Отвечу: все равно рано или поздно припрется Коллонтай и он выберет ее, и как умирающий Людовик Тринадцатый опять воскреснет к жизни вечной. Увидишь, он еще поведет нас в атаку на Царицын.
        - Попались! — кто-то чуть ли в самом воздухе, но невидимый рявкнул так и хлопнул в ладоши. И знаете почему?
        - Зуб болит, свистеть не могу. Махно ахнул, а Сонька сдержала своё удивление и только сказала:
        - Явилась — не запылилась. Это была Коллонтай. А то все думали, где она? Вот вышла на невидимый и неслышимый призыв любимого, и скорее всего, именно потому, что он был уже ни на что больше не способен, как только:
        - Отдавать ей приказы, которые она хочет услышать.
        И втроем они пришли в штаб армии, где в это время был небольшой банкет по случаю решающего наступления на Царицын. Выступал сам Амер-Нази:
        - Никто не видел осла? Многие ничего не поняли, но вошедшая, как оракул с Альфы Центавра неузнанная Кали прорявкала:
        - Они ищут соперников, чтобы их уничтожить до — или во время — наступления.
        - Кто это? — спросил Ленька Пантелеев, сидевший в обнимку не только с Никой Ович, но и с Аги. Которые, как и Сонька в своем время были женами Махно. Он и Сонька Золотая Ручка пока что прятались за широкой спиной Коллонтай, как ее личные телохранители.
        - Э Нью Моисей, — засмеялся Лева Задов, но не очень сильно, так как капитал свой, как Карл Маркс и Фридрих Энгельс таскал всегда с собой, на найдя даже в уме своем места:
        - Где бы его так спрятать, чтобы даже сам не смог найти, если станут пытать:
        - Ихгде он?
        - Хорошо, — воскликнул Амер-Нази, — если вы Моисей предскажите нам что-нибудь, как царю Египетскому.
        - Во-первых, ты сам сказал: ты и есть царь Египетский.
        - Во-вторых?
        - Во-вторых, здесь нет ни одного Настаящего Белого Офицера с Альфы Центавра. Амер-Нази хотел интуитивно прекратить это разоблачение, и захлопал в ладоши, как сивый мерин, ибо они у него было такие большие, как будто раньше этот Нази выступал клоуном в цирке. Но народ был любопытен, и кто-то из задних рядов провякал:
        - Назовите, пожалуйста, имя, — и сел.
        - Сел? — зло спросил Амер.
        - Ась? — не расслышал тот с последнего ряда. Председатель погрозил ему пальцем и хотел сказать, что после победы:
        - Сядешь по-настоящему, — он подумал: скорее всего, бессмысленно ему угрожать: засланный казачок. — Как паршиво работает контрразведка, Лева, ты где?
        - Впереди, на белом коне, — ответил Лева, как будто был не прирожденным шпионом и контрразведчиком, а сами Василием Ивановичем Чапаевым. — Я задал ему вопрос, который он сможет переварить.
        - Посмотрим — если нет, пойдешь в обоз.
        - Зампотылу?
        - Маркитанткой.
        - Распи выехал уже на Эспи, и движется сюда. У Амера защемило сердце, но он не подал виду, а только схватился рукой за сердце, сел, и налил себе виски.
        - Эни-боди! Налейте ему немного воды в виски, чтобы дожил до расстрела, — рявкнула Коллонтай.
        - Кто это, милый? — спросила Аги, освободившаяся, из заграбастых лап Леньки Пантелеева, я теперь решила обрести надежду на привязанность к себе бывшего Главного Судьи Соревнований, которая при опасных обстоятельствах переходит в искреннюю любовь. И добавила:
        - Ты вместе с ним сидел? Амер было дернулся, как подстреленный, но еще норовистый конь, но понял:
        - Она всё помнит. — Не надо было болтать по ночам, но с другой стороны:
        - Где еще можно поговорить спокойно, от души, как после этого дела, ибо в тюрьме только два дела:
        - Думать о побеге, да слушать более говорливых пропагандистов и агитаторов. — Их имена и вспоминать тошно, а тем более, какой это удар узнать о приближение двоих из них на своем торжественном банкете, посвященном посвящению в:
        - Главно-командую-щи-е-е.
        - Пусть скажет, кто она, — вякнул опять сиделец с последнего ряда.
        - Предъявите ваши пароли и пароли-пе, — сказал Амер-Нази в надежде, что не знает этих троих. Хотя како не знаю, Махно, может и да, но Соньку точно:
        - Кажется узнал. — И более того, видел: ошивается здесь уже два дня. Почему Лева не арестовал ее сразу — непонятно. А с другой стороны:
        - Чего здесь непонятно? — ибо видно, он ходит, как затраханный выше некуда. Да и без как очевидно. Контрразведчик, а чтобы трахнуться по-настоящему все равно очень хочется, ибо:
        - А многие ли нас любят? — Нет. Сонька была способна заставить даже мертвого застонать от наслаждения. И даже сам хотел поставить стражу к Дыбенке, чтобы не вытянула его опять сюды-твою, командовать наступательной операцией, за которую потом при счастливой-то жизни — авось — скверы будут украшать памятниками.
        - Я могу сказать, кто я, но боюсь никто не поверит. Поэтому предлагаю:
        - Если меня не узнает почти не приходящий в сознание Паша Дыбенко, пойду простым командиром Заградотряда. Могла бы и впереди, на белом коне с яблоками, но не люблю, когда меня подгоняют, как скотину.
        И толпа двинулась с бокалами и рюмками в одной руке, и бараньими ребрами во всех остальных к большой — коек на шесть-восемь палатке. Дыбенка лежал у костра недалеко от своего шатра, и дышал, как он думал:
        - Запахом победы. — Ибо дым хорошо пахнет. При приближении процессии он чуть-чуть повернул голову, а потом и приподнялся, как все надеялись:
        - Для последнего прощания, — ибо большее было бы страшновато. Но это только казалось, что страшновато, а когда паря — как назвал его мужик с последнего ряда — совсем встал перед Коллонтай:
        - Как лист перед травой, — в ужасе побежала назад, а некоторые так просто рассыпались в кусты, кто куда, как сказал Лева Задов, — а я в сберкассу. В том смысле, что:
        - Время прятать клад — пришло.
        Амер-Нази вызвал Леву Задова и приказал:
        - Пока никого не арестовывать, ибо пусть.
        - Да, сэр, пусть. Сами сдохнут, — ответил Лева. Тем не менее, Амер повел войска на штурм Царицына. И не просто пошел, а:
        - В психическую. — Как любил Василий Иванович:
        - Та-тата-та-та-та, та-тата-та-та-та, та-тата-та-та-та! — На ремне через плечо у каждого маузер, в руках Льюис. И действительно, в первой шеренге так и было:
        - Лью у каждого.
        - Откуда?
        - Прислали.
        - С Альфы Центавра?
        - Не обязательно, как танки из Англии и Америки.
        - Немцы нам ничего не дают?
        - Маузеры, кажется, они прислали.
        - Эшелон?
        - Куда там эшелон, больше, и намного, чтобы все. Могли застрелиться. Однако Амер-Нази так и собиравшийся сделать — не сделал. Почему?
        Понял, они там — Лева Задов ориентировочно показал на Альфу Центавра, надеясь попасть на авось, ибо где-то она всё равно должна быть — не всё продумали:
        - Уполномоченный Представитель не прибыл.
        - Не веришь, я его сам чувствовал на расстоянии. Кстати:
        - Выпить хочешь?
        - Спасибо, буду.
        - Хорошо, тогда в другой раз. Так можно, конечно, говорить, но не с Левой Задовым. Другой бы возразил, но Лева не любил усложнять, и просто налил себе сам, да сразу две рюмки — большие.
        - Между прочим, это Хеннесси, я специально припас на случай встречи моего друга с Зоны.
        - Я вам еще не сказал?
        - Сказал, наверное, если мы за это выпили почти полбутылки дорогущего коньяка. Но что — не знаю. Повтори, пожалуйста.
        - На них напали.
        - Кто?!
        Да, друзья мои, спокойно никому не живется, на Санчо Панса и его Дон Кихота напали лихие люди. Хотя такая информация не удовлетворила Амера абсолютно.
        - Почему? — спросил Лева.
        - Потому что они сами кого хочешь.
        - Что? Зарэжут?
        - И не только. А столкнулись на этом пустынном до утра поле Дроздовский на Эспи, и Василий Иванович на Фрю. Василий пришел в тюрьму, где прозябал Фрай и предложил:
        - Бежать вместе. Фрай с колбасой в одной руке — в другой ничего не было за отсутствием того, чтобы для этого было нужно — хлеба — встретил парня с тенью подозрения, ибо отчетливо понимал:
        - Хочет увести из Царицына, — но видимо придется.
        Дроздовский и Эспи долго путешествовали по соседним деревням, в ожидании подходящего момента, чтобы ударить в тыл наступающей армии, пока не поняли:
        - По всем деревням не просто так делают облавы и сиськи-миськи расстреливают их народонаселение, а ищут их. Так вот именно:
        - Наугад. Ребята узнали, что их ждут в армии Белых, как спасителей, так как. Так как:
        - Там больше никого не осталось.
        - Я не могу поверить в такую счастливую случайность, — сказал Дроздовский.
        - Я верю, — сказал Эспи. — И вопрос только в том:
        - Веришь ли ты мне?
        - Я не могу верить лошади.
        - У меня человеческое лицо.
        - Хорошо сказано. И знаешь почему?
        - Почему?
        - Потому что это неправда.
        - Это потому, что по-вашему на Земле нет вообще человеческих лиц?
        - Хорошо, будешь моим телохранителем, — сказал Дроздовский.
        - Я хочу быть лошадью, — сказал Эспи.
        - И лошадью по совместительству.
        - В каком смысле?
        - Будешь заседать в контрразведке.
        - Так мы идем к Белым.
        - У них тоже есть контрразведка.
        - Да? Не знал. Они были счастливы, как Гвиневера и Ланселот, встретившись случайно в лесу, но понимая, что:
        - Всё равно будут вместе. — Несмотря на серьезные притязания Короля Артура, и других его доблестных воинов, и слуг. Гвиневера уже тогда понимала, что не надо:
        - Давать всем, хотя и очень хочется, а наоборот, сдерживаться, и найти такого, который заменит всех. Когда люди могут быть счастливы вместе? Только понимая, что:
        - Скоро расстанутся навсегда. И чуть ли не в чистом поле — в небольшом лесу, разделяющем два больших поля — увидели такую же, как они сами картину. И это был, соблазненный Изольдой мистер Фрай. И она сама, правда, не собственной персоной.
        - Уступите дорогу! — крикнул Дроздовский.
        - Нет, — ответил Василий Иванович, — а это был он, если кто не забыл, ибо поменялся ролями с Сонькой, когда уходил в Царицын. Как же тогда с сексом было? Если не спросит, то подумает, может быть кто-то. Так естественно, ибо:
        - Не только сексом обоюдным жив человек. — Даже если и шли за солдатами маркитантки с любым набором проституток, но солдат было все равно на-а-много больше, и даже более того:
        - Всем не дашь, — а ведь как-то обходились. Или посмотрите в театре:
        - Некоторым даже не разрешают не только на сцене, но и после снимать маску лисы или петуха со своей буйной головы. Потому что сдержаться тогда уж не будет силы. — А так все нормально:
        - Не лошадь и не бык, не баба — не мужик. — Но в драку все равно лезет. Хотели и здесь применить то Самбо, то Бокс, то, как все:
        - Кольты и Маузеры, — но было принято решение:
        - Биться на огромных деревянных копьях, как Тристан и Изольда. — Ибо так-то трахал ее совсем другой.
        Толпа свинарок и их пастухов очень восхищалась, ибо, как сказала одна миловидная пастушка:
        - Цирк, — да и только. Потому что все думали:
        - Да, дерутся, но не по-настоящему же ж. И были правы, два раза упал с лошади Дроздовский, и два Василий Иванович. Василий злился. Но упал не поэтому, а потому, что понимал:
        - Никак не может вышибить из души своей светлой, Сорок Первую, кончившую тем, что сидела на окошке винного магазина, как предлагающая себя всем:
        - Кому не лень, — лишь бы налили красненького. Сначала, правда, она думала, что это хорошее место:
        - Найти Своего режиссера — как Некоторые почтальонши — и стать наконец Членом Правительства, или хотя бы где-то близко к этому:
        - Большим Ученым. — Это-то, правда было запрещено абсолютно по определению, ибо большой ученый может быть:
        - Только адын.
        Несмотря на всю эту лирику Василий никак не мог избавиться от:
        - Хорошо устроившейся в его душе прелестной дамы, обладающей снайперскими способностями.
        - Нет, я Чапаев! — орал комдив благим матом, в третий раз пытаясь залезть на своего киннера Эспи, которого в горячах назвал просто:
        - Савраска, — а ты кто? Ни-и-кто не знает. Вор в Законе? Так у нас их много, а я:
        - Один-н!
        - И я — Адын! — рявкнул в ответ Эспи. Почему Василий Иванович все-таки дрался с Эспи, который бил киннером, а не с Фраем? А вот также и Василий ничего не понял, как это случилось. Ибо ясно, что Фрай попросил его:
        - В третий раз сражайся сам, чтобы заслужить мою преданность. — И непонятно было, кто кому будет предан после победы над Инопланетянами. Он Фраю, или Фрай ему. Так-то было очевидно второе, но похоже Фрай намекал на свою победу. Ну да хрен с ним, а вот почему Эсти, или Эспи — кто как произносил, казалось многим это инопланетное слово — остался, хотя было видно, как и Фрай:
        - Киннер, — ум есть, но рожа все равно, как говорили некоторые:
        - Генеральская. Но Василий, как и многие, предпочитал Пушкина:
        - Почему не сказать просто — Лошадь. — Без знака вопроса, что означало:
        - Сначала, как Все, и только потом:
        - Лошадь.
        Глава 48
        Василий подумал, что, возможно, и сам он вовсе не Пертская Красавица, а тоже Киннер? Хорошо ли это? Да, если считать, что эту битву ведут не только Мы и Ино, но и Киннеры, ибо можно получить не только черное и белое, или красное и белое, как говорится:
        - Пятьдесят на пятьдесят, — но и шестьдесят за. Даже Шестьдесят Шесть. И Шестерка в рукаве. Василий так и спросил:
        - У нас здесь есть кто-нибудь из цирка? Василий был уверен, что кто-нибудь да выйдет, не может быть, чтобы не нашелся хоть один, у кого не чешется — или наоборот. И вышел, но не молодая и красивая телка, а бородатый мужик устрашающего вида.
        - Кто его только выпустил из Царицына, ибо таких рож в простом народонаселении не бывает, а только:
        - У бывших каторжников. Это Распи. Как говорится, явился:
        - Отнюдь не к шапочному разбору.
        - Их бин Распутин, — сказал он с улыбкой, от которой некоторые в первых рядах попадали, и не только бабы, как обычно, но и мужики.
        - Что делать? — многие теперь просто не знали, ибо этот хэрцог Распутин был знаком не только с Эспи, но и с Фраем, правда с последним шапочно. Так только кивали друг другу, когда встречались на шмоне при выходе с бесконвойки — один, и на промзону — другой. Странно? Нет, ибо Фрай тогда косил под чокнутого ученого, понявшего:
        - Не как все, — капитализмус Карла, и семейные отношения в первобытном обществе его Фридриха. Обыкновенно ведь как понимали:
        - А на какой там странице про Шарикова, как он разоблачает оппортунизм Каутского взятого вместе Фридрихом? — Или:
        - Сколько сегодня весит капитал Карла, в том смысле, что с учетом инфляции и повышения цен вместе взятых? Про Эспи же только спрашивали:
        - Сколько узе банков на его счету?
        - Вместе взятых? — уточняли некоторые. И что самое удивительное, никто не понимал, что они:
        - Киннеры, — ибо уже Там все перестали верить бабушкиным и дедушкиным сказкам про чудеса лестные. И вообще в ответ на вопрос:
        - Это Кентавры, — только отвечали:
        - Наоборот, — а что значит это Наоборот — не понимал никто.
        Только ясно было точно:
        - Мах-ги-я-я! Колдуны — считали многие, но только про себя, ибо:
        - Страшно так вот направо и налево болтать об этом с каждым встречным-поперечным. — Ибо:
        - А вдруг сбудется.
        И действительно, одна баба, работавшая здесь только по четырнадцать часов в день, ибо дело было на ферме, где все крутятся-вертятся по:
        - Шестнадцать часов, — сказала:
        - Биться будут инопланетяне с колдунами. — За что, собственно, ей и сократили срок с шестнадцати до четырнадцати:
        - Предсказывала оставшиеся от трудовых будней два часа:
        - Людям счастие. — Звали ее не Марья Искусница, как многие думали, а:
        - Надежда, — или, как она просто говорила:
        - Просто Надя. И после того, как Эспи, к удивлению всех, избил Василия Ивановича и принялся за Фрая с помощью Распи, но не:
        - На нём, — а наоборот: под ним! — Фрай воскликнул миролюбиво:
        - Я женюсь на Ей, — и останусь навсегда в деревне. — Хотя пока что не сказал, но имел в виду:
        - Если что: пишите — приеду прямо на Финляндский Вокзал.
        - Кому?
        - Пишите просто:
        - На деревню, Дедушке Ле. После Фрая начали рыскать по деревне в поисках Дроздовского, а потом и Василия Ивановича. Они встретились в лесу, и Василий понял, лежа вместе Дро за одним деревом, что он не лошадь. Почему? Дро предложил:
        - Пока что, — бежать вместе, и полез на него. Пришлось провести Мельницу, потом перейти на удержание, и даже применить болевой на ногу, да и на руку тоже кстати. Зачем?
        - Очень разозлил его Дрозд.
        - Прости, прости, — я думал, ты лошадь.
        - Я похож на лошадь? — спросил Василий, хотя сам еще раньше надеялся именно на это, потому что ему приснилось:
        - Лошади — это генералы по рождению. — Поэтому, собственно, и говорили Некрасов с Белинским, что не надо таскать с ярмарки тщеславия генералов и милордов, у которых, кроме ума ничего больше нет, а мы любим:
        - Бойбу и Бокс. — Как англичане.
        Василий Иванович в надежде на то, что он по пророчеству Дроздовского:
        - Тоже лошадь, — взял его с собой.
        - Но понесешь мои весчи. И, как откуда ни возьмись, передал Дроздовскому свое седло и упряжь. Вот такая блажь:
        - Одни хотят, как Джек Лондон, найти Клондайк, или как Лобачевский быть освистанным на собрании собратьев своего университета, за доказательство пересечения параллельных прямых, а вот другим только стать:
        - Прирожденным генералом. Мечта Швейка, за что он и надевал им на головы периодически ведра с краской. В общем, как и многие, Василий так и не мог понять:
        - Хорошо быть генералом, или лучше умереть простым командиром дивизии — что было мечтой его детства. — На генерала, как он теперь понял, сбили прилетевшие с Альфы Центавра инопланетяне.
        В конце концов эта самая почтальонша предложила решить:
        - Все по-честному.
        - А именно? — спросил Василий Иванович.
        - Как в песне. Василий стал вспоминать песни, которые были ему известны, и те, про которые он только слышал, что поют Нах Москау, и выдал, что знает только одну, которая подходит под создавшуюся кризисную ситуацию.
        - Точнее, не знаю, а только слышал, что:
        - Есть! — И спел кстати:
        - Дан приказ ему на запад — ей:
        - В другую сторону. — При чем добровольно.
        - Я пойду к Белым, — сказал Эспи, — ибо давно хотел посмотреть, кто это такие.
        - Ты не пройдешь фэйсконтроль, — брякнул Дроздовский.
        - Я поеду вместе с тобой. Как и было, между прочим, задумано с самого начала.
        - Нет, нет, надо сделать все по-честному, — опять вмешалась Пастушка — уже, заметьте, с большой буквы.
        - А именно? — спросил уже приходящий в себя Фрай, и добавил: — Я, тоже между прочим, могу и вернуться опять в Царицын. У меня там свой кабак — наша гордость и последняя надежда мирового пролетариата. Все эти украшательные прилагательные Фрай говорил специально, чтобы никто не понял, что, собственно, ему надо, ибо знал, что такие слова, как:
        - Мировой пролетариат, — у местного населения пролетают мимо ушей по умолчанию, ибо как было доказано еще в доблестное царское время:
        - Только два слова иму понятны, а именно:
        - Сено и солома. Это как кино на свежем воздухе среди комаров:
        - Если проедет мимо пьяный тракторист — ругаюцца. — Хотя абсолютно не понимают, что говорит сам тракторист, а ясно, что это какие-то приколы, типа:
        - Баушка, баушка, затем тебе кино? — а она отвечает:
        - На-а-да, — милок. А дальше тишина, как будто покойники с косами стоят, ибо ясно:
        - Ей просто нра-вит-ся-я. — Как говорится, все равно пензии нет, хоть духовно пока подковаться, а то встретим Бабу Нюру у колодца, и тебе:
        - Ни про Белых, ни про Полосатых — ни бельмеса, ни гу-гу. А это актуально на сегодняшний день. В общем, все про себя что-то говорили, кто про бабу Нюру, кто про бабу Настю — один Распи только слушал. На него, как на ишака вообще не обращали внимания. И знаете почему? Все думали, что его здесь:
        - Вообще нет. — А действительно, откуда? — спросил бы кто-то, если бы подумал:
        - А должен быть, — ибо Фрай на нем и должен быть прибыть в армию Белых, чтобы превратить ее:
        - Таким Образом, — в наступающую на Царицын армию Полосатых. Василия не должно быть на этом пути по определению. Никто, конечно, не знал, что он додумался пройти в город, под видом знаменитой сексоторши Соньки Золотой Ручки, представившейся тоже не своим именем, а цветущим лепестком, спившимся из-за интриг конкуренток — вообще, и жестокости этого мира — в частности.
        Когда Распи прибыл в стан Белых, Дыбенко уже начали почитать здесь просто-напросто за оракула. Ибо поняли:
        - Если не уважать Кали, не то что в ближайшее время расстреляют, а:
        - В будущей жизни не возьмет с собой Захграницу. — Что это такое никто не знал, но, как сказал Ленька Пантелеев в обнимку с Никой Ович:
        - Вкусно, как торт Тирамису.
        - Она сама сказала, — поддержала Леньку Ника, — есть:
        - В каждом придорожном бунгало.
        - Я люблю мясо, — вмешался Эспи, — и знаете, чтобы это был такой горный орел, прошу прощенья, не орел в данном случае, а горный придорожный бунгало, где всегда жарят только адын стейк, такой вкусный с:
        - Немножко крови.
        - Да, — подошел к нему поближе Амер-Нази, — много, действительно, не надо, а немножко:
        - Всё равно придется.
        - Да, чтобы получалось не специально, не с перенапряга, а автоматом. Подошла Кали и сказала:
        - Через час наступаем, — и кивнула назад, как будто там было медом намазано: — Он так сказал.
        - Наверное, он еще не совсем проснулся, — сказал Распи. И все замерли, вытаращив на него глаза.
        - Кто такие? — спросила Кали, и добавила: — Почему не расстреляли?
        - Дак мы не знали, что надо, — тявкнул Лева Задов из-за спины Амера. — Но если надо, я сам поведу их к карнизу.
        - К какому еще карнизу, что ты плетешь, сукин сын?! — пролаяла Коллонтай. — Ты тех расстрелял? — добавила она.
        - Каких Тех? — не понял Амер-Нази.
        - Пусть ответит этот контрразведчик. Лева побоялся соврать, как следует, но чуть-чуть все равно приврал:
        - Некоторых да, многих — еще нет.
        - Почему не наоборот?
        - Забыл, прости. Пока обед, ужин, плюнул на них и все.
        - Разоткровенничался, идиот, — сказала Кали, но смягчилась и попросила Распи рассказать, откуда он знает, что Дыбенко еще не полностью ожил, а так только:
        - Мутит воду во пруду, — в том смысле, что только выполняет приказы Кали. Она, правда, объяснила это просто:
        - У нас контактум.
        К счастью трубачи уже протрубили тревогу. И заскрипели повозки маркитанток. Они уже не шли за офицерами, а шли вперед, готовить именно — было принято решение — один вот этот уже запатентованный Стейк Коллонтай. Она не могла понять, что лучше:
        - Разозлиться, или просто:
        - Вот так прославиться, если нигде не везет систематически.
        - Ладно. Хорошо. Поведете по эскадрону. Сначала пройдете вперед и затаитесь, а когда мы начнем отступать — ударите им в тыл.
        - Всё это прекрасно, всё это хорошо, — сказал Эспи, но разве есть информация, что Полосатые выйдут из-за стен Трои?
        - Да.
        - Кто сказал? Эспи показал большим сильно изогнутым в обратную сторону пальцем назад, где маячил долговязый Распи.
        - Кто он такой, чтобы знать больше меня? — негромко рявкнула Кали. И он произнес свой сакральный пароль:
        - Их бин Распутин.
        - Немец, что ли?
        - Да, пожалуй что и немец.
        - Да каки из немцев предсказатели, — толи сказал, толи хотел сказать Амер-Нази, но его самого без дальнейших предисловий послали командовать третьим эскадроном:
        - По центру.
        - Я не готов, — вякнул он.
        - Почему?
        - Боюсь, не успею вспомнить, умею ли я кататься на лошади.
        - Кататься будешь на мне. Если вернешься с победой, — ответила Коллонтай.
        - Можно последний аргумент?
        - А именно?
        - Я как бывший командующий фронтом имею право на дивизию.
        - Естественно, за вашим личным эскадроном пойдет ваша дивизия. Это относится ко всем присутствующим, — она окинула взором Медузы Горгоны Эспи — справа по отношению к Царицыну, и Распи — слева.
        - Разрешите сказать и мне, благородная Инопланетянка. Лучше я останусь здесь, а?
        - Кем?
        - Начальником штаба.
        - Начальником штаба, — повторила она. — А! вспомнила, вы предсказатель. Это хорошо, но у нас есть уже. — Она не договорила, т. к. ее перебил Эспи:
        - Адын.
        - Нет, это само собой, этот мой личный — как это по-русски?
        - Тет-а-Тет.
        - Верна.
        - Простите, мэм, но это всё хренопасия, предлагаю проверить.
        - Поздно, милок, проверять — теперь тока: доверять будем.
        - Тем не менее, хочу быть Начальником Штаба.
        - Хорошо, но кто-то достойный должен вас заменить на правом фланге.
        - Я пойду правым, — сказала Камергерша.
        - Вы, — почти не удивилась Кали, — что ж, корова с возу — бабе легче.
        - Мы пойдем за ней, — сказала Ника Ович, и обняла Леньку Пантелеева, — на броневике.
        - Тогда мы возглавим танковую бригаду, — сказала Сонька.
        - Никаких Сонек! — рявкнула Кали. — Ты перебежишь к Полосатым.
        - На себя посмотри.
        - Ах вот как! Лева! взять ее под стражу.
        - Зачем?
        - Это шпионка. Танк отдали Махно и Аги.
        - Ну-у, — сказал Лева Задов, — с танками мы победим точно.
        - Да, — сказала Кали, — тем более танковая бригада пойдет сзади в качестве Заградотряда.
        - Значит, я тоже с ними, что ли, пойду? — спросил растерянно Лева, ибо раньше он тоже был в Заградотряде вместе с командовавшей им Аги.
        - Да, — сказала Аги, — на броне моего танка.
        - И да? — спросил Амер-Нази, — если Распи-Распутин у нас уже Начальник Штаба, то я что буду делать?
        - Фронтом Командовать, разве мы это еще не обсудили?
        - Здесь так много начальников — Ты, Распи, Дыбенка, да и Махно тоже лезет в Атаманы, Камергерша — мне-то где стоять?
        - Вот это я, кажется, действительно еще не сказала. Будешь, как человек, которому известна вся диспозиция нашего наступления, давать маяки — как это и положено Командующему Фронтом.
        - Я не понимаю, зачем тогда нужен этот Предсказатель Распи?
        - Так он будет действовать сзади, а ты впереди.
        - Нет, честно, я так и не понял: где впереди?
        - На Стене Трои.
        - На Стене Трои, — повторил Амер-Нази, и добавил: — Как ХГектор, что ли? — начал даже заикаться этот чистокровный американец. — Но он похгиб.
        - У вас появился акцент, — заметила Кали.
        - Да, волнуюсь.
        - Я подумала, что собрались сдаваться в плен. Но запомните, это и будет вашим Падением Эмиратов.
        - Хорошо, хорошо, я похгибну, но почему-то однозначно вижу себя в Светлом Будущем. — Он помолчал, потом добавил: — Не понимаю, как можно незаметно залезть на Стену Царицына с этой стороны.
        - У нас есть длинные лестницы, — сказал Лева Задов.
        - В общем так, вы:
        - Э Нью Дон Кихот и Санча Панса, поэтому попретесь туды-твою вместе.
        - Я уже назначен в Заградотряд, не мохгу, — тоже с акцентом заговорил Лева.
        - Я подпишу новый.
        - Вы ведете себя непоследовательно, как Цезарь при переходе Рубикона: то пойду, то не пойду.
        - Это был не Цезарь.
        Глава 49
        - Знаю, знаю, Александр Македонскав, но тем более. Я понимаю, — продолжал Амер, — вы хотите запутать врагов, но запутаете не только меня, но и себя тоже.
        - Мне знать наперед ничего не надо, так как имею узе своего личного Пред-сказателя-я!
        - А вы помните, что предсказал предсказатель Одиссею, когда он намылился на Трою? Иди! Так сказать:
        - На Вы! — А вышло? Все-е-е похгибли, кроме него. Так остались раз-два и обчелся, а остальных съели львы на необитаемом острове.
        Учтите:
        - З нами будет тоже самое. — Всех сожрут, как божьих одуванчиков.
        Далее, наступление, сражение отдельных групп, а сзади эту армию бьет в тыл Жена Париса с Пархоменко, Буди и Варой.
        Если кто не забыл — напомню:
        - Предсказатель был снят с правого фланга, а там был не Распи, а Эспи, и, так сказать:
        - По ошибке! Эспи занял место ему если не по уму, то предсказанию уж точно положено, как не только он — но и Другие — даже не думали, а утверждают:
        - Мечтали не с детства, конечно, но:
        - Узе в тюрьме. Амер-Нази привязал к себе Леву, чтобы — нет: не неубежал, а наоборот, чтобы по старой привычке не ломонулся вперед, в Царицын, и:
        - Опять обменялся с Беней — Мишкой Япончиком местами, — ибо сказано по определению:
        - Лучше быть легалом, чем резидентом, которых, в конце концов, ловят, как мышей, и сажают на электрический стул, и только очень немногим достается в наследство парк Юрского Периода, называемый в простонародии:
        - Пайк Кой-Кого. Тем не менее, Мишка по запарке пропустил Леву со товарищи на стену, как будто это было так и надо. Хотя дело было вполне логичным:
        - Беня Крик — он же Мишка Япончик — как раз был расстроен предложением:
        - Бросить охранять Стену Царицына, так как теперь это будут делать профессионалы, а:
        - Охранять взятых в плен во время контратаки Бело-гвардейцев. Таким образом, Лева понял, что узнал тайну, которую в принципе можно превратить в:
        - Тайну Клада, — приснившегося когда-то Бальзаку, по утру, правда, понявшему, что:
        - Проспал время его отправки на Необитаемый Остров.
        - Я не просплю?
        - Вот ду ю сей? — спросил Амер-Нази, разумея, что:
        - Иностранцев здесь и любят и уважают больше, чем обычный сэконд-хэнд. И Беня как раз размышлявший о возможности пересечения параллельных прямых — если бы был Лобачевским — а в данном случае просто:
        - Кому бы продать тайну Контратаки Наших на Белый Авангард, и его пленение.
        - Это также трудно, — и знаете почему?
        - Вот, то есть Чито? — по-вашему.
        - Вы меня подслушивали? — спросил Беня.
        - Да, и думаю, не зря, у вас, видимо, есть, что сказать нам чистым русским языком.
        - Не на иврите?
        - Нет, конечно, ибо у нас не только евреи и русские уже сравнялись в правах и даже идут на опережение, но скоро начнется решающий бой за Одни и Те Же права с инопланетянами. И Мишка сказал то, что был должен, но думал, что продает, как минимум атомную бомбу, поэтому решил поторговаться.
        - Сколько, сколько?! — ахнул Амер-Нази, — да за такие деньги я сам додумаюсь, что вы тут напридумывали.
        - Это верно, вы человек умный, в Америку чуть не убежали, но не до такой же степени, чтобы довести это дело до конца?
        - Так-то оно так.
        - И более того: может вы и додумаетесь, но будет поздно. Уверяю вас, дело не терпит отлагательств.
        - Хорошо, я забыл сколько вы просите, у меня с собой золотые только в одной пятке сапога.
        - Почему не в обоих?
        - Новые, не успел забить.
        - Хорошо, — сказал Мишка Япончик — он же Беня Крик — берите.
        - Вы хотели сказать наоборот: давайте!
        - Нет, нет, нет, я прошу вас именно взять меня.
        - Куды-твою? — не удержался даже Лева Задов.
        - В Светлое Будущее.
        - Э-э, чего захотел, — улыбнулся, но только внутренне Амер, — это тебе будет дорого стоить.
        - Ладно. Тогда не пойду, я думал туды-твою заходят бесплатно.
        Почему нет?
        - Кстати, почему ты решил, что мы резиденты? — спросил Лева Задов.
        - Ты не предложил мне опять обменяться должностями, стало быть: шпиёны.
        - Почему в жизни так всё просто? — спросил Амер-Нази, осматривая в темноте Сцену, в том смысле, не сцену, естественно, а:
        - Стену.
        - А человек не может не думать, поэтому всегда ошибается, — констатировал Лева Задов.
        - Что это значит? — спросил Беня, — ты хочешь поделить эти деньги на двоих?
        - На троих, как Кот Базилио.
        - На троих вы будете делить в Африке, — негромко рявкнул Мишка. — Дайте сапог с баблом, и может спокойно наносить на карту наши окрестности.
        Но уже через пять минут Мишка подполз к Амеру, и зашипел, как Черная Мамба:
        - Так не делается даже в экстраординарных обстоятельствах.
        - Вот ду ю сей?
        - Ай андестенд ю. Вы дали мне не те сапаги.
        - Почему?
        - У них нет отворотов.
        - Разверни.
        - Как я их разверну, если их нет по определению.
        - Загни сам, потом сам развернешь, — добавил Лева.
        - За такие слова я сейчас тревогу подниму. И знаете почему? Лева взял ваши, сэр, сапоги, а мне отдал другие, свои безденежные.
        - Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — не оглядываясь ответил Амер-Нази. — Ибо: нэ успел бы.
        - Вы хотя и умный человек, хотели бежать в Америку, и даже доплыли до половины океана, но, видимо, сов-в-се-м не читали мистера Достоевски. А там, между прочим, написано — неизвестно чем вы тогда занимались в тюрьме, если не читали Иво:
        - Можно войти в комнату старухи, этой самой Изергиль — С-ни-и-зу-у. Достаточно только предварительно выселить оттуда жильцов. — И такой ответ, что:
        - Я не знал, что там никто не живет — никого не устраивает, кроме Гарри Гудини, иначе он не мог бы дурить народ своей простотой до бесконечности.
        - По сути дела, — сказал Амер-Нази, — вы утверждаете, что я с ним — он толкнул Леву в плечо, — заранее договорился ничего не платить вам, мистер счетовод Смит-т?
        - Возможно, это было интуитивно, вы были просто уверены, Леве всё равно придется отдать вам эти тити-мити тем или иным путем, ибо вы:
        - Будете бо-о-ольшим начальником, — как предсказывал тут намедни — пока не сбежал из Царицына, один член бывшей тюремной группировки по имени:
        - Их бин Распутин.
        - Хорошо, отдай ему золото партии.
        - У ме-ня и-во нэ-т.
        - Хватит придуриваться.
        - Честно, я ничего не взял, потому что там ничего не было. Да и быть не могло, как говорится, чтобы большей неправдой прикрыть оправдание меньшей, несмотря на то, что обеих этих правд:
        - Нэ существовало.
        - Какой из этого вывод? — спросил Амер.
        - Дак, естественно, только одно из двух, скорее всего, — сказал Лева, — посмотрите у себя в левом, потом в правом кармане — в одном точно, как в богатой квартире, или на швейцарском счете:
        - Деньги лежат. И точно — деньги были, но как учили:
        - И в правом, и в левом карманах.
        - Просто они напомнили вам корзины с яйцами, и вы посчитали за лучшее положить их туда, не специально, конечно, но узе:
        - Автоматически.
        - Что значит, автоматически?! — негромко рявкнул Амер-Нази.
        - Вы были заняты, т. к. в это время смотрели на звезды, и деньги разложили по разным корзинам механически, что тоже самое:
        - Автоматически.
        - Теперь понял! — обрадовался Нази, и осведомился: — Я их должен отдавать или нет?
        - Можете отдать, но теперь только в тройном размере, — ответил Мишка Япончик. И не дожидаясь дополнительных вопросов, разъяснил: — При дележке своё вы все равно возьмете — сколько волка ни корми, он все равно смотрит на Атлантический Океан с мыслью:
        - А не переплыть ли его в конце концов навсегда? — Но как человек честный, вы возьмете себе только одну треть, а мне вернете мои золотые, которые уже были мои, плюс мои сегодняшние.
        - Не зря прежние инопланетяне говорили:
        - Надо держать народ в нищете и невежестве, несмотря на куда большее развитие народного хозяйства, чем прежде, до 13-го ишшо года. Но отдал, отдал все деньги ради общего дела:
        - Разведки иностранных укреплений, — кроме положенной одной трети. — Тем более, на этой Стене их еще могут поймать, а для того, чтобы бежать нужны:
        - Денхги-и. — Поэтому скоко-то всегда должно быть не только в швейцарском банке, но и просто:
        - В потайном кармане. — Т. е. в сапоге:
        - Пусть не в этом, хорошо будет в другом. Не знаешь, куда уже и прятать эти денхги, хоть в дупле прячь, как Дубровский, но и там найдут, как известно. Неизвестно им было только, что это Подстава:
        - Мы хотели, чтобы он нашел. — Потому что, когда Мишка понял, что они не:
        - Карту местности снимают, а дают натуральные маяки наступающим эскадронам, бригадам и дивизиям, завыл, как сирена, но сирена, увы, уже сломанная.
        - Да вы что, ребята, охренели, что ли?! — я соглашался только на будущее, по крайней мере, на прошлое, но не на онлайн атаку, — Мишка Япончик схватился обеими руками за голову, как будто пытался еще удержать ее на плечах. И он — Амер — подал сигнал, который мог понять только Эспи:
        - Вперед — ты будешь героем, — и послал Леву открывать ворота. Это был не сигнал кукушки: ку-ку, ку-ку, а со-о-в-се-м-м другой сигнал:
        - Ультразвуковой, — который мог понять только посвященный. Которых здесь было только четверо, получивших своё высшее образование в Зоне. А именно:
        - Эсти, Вара, Буди и сам Амер Нази. — Три, как говорится, мушкетера и только адын Дартаньян. Разница? Есть! Три из них были только передатчиками, а один мог их принимать.
        Если я еще не говорил, то скажу: был на Зоне ученый, который не только согласился, но и сам искал:
        - Кому бы поставить Новый Мозжечок. — Это был Пашка Эйнштейн по фамилии Флоренский, как могли только запомнить местные зеки и их охранники. Как физик и математик он занимался диэлектриками, а как биолог плесенью, за которую, собственно, и был приговорен особой тройкой к:
        - К принципиальному расстрелу, — что значит:
        - Пока живи — расстреляем завтра. — Примерно, как в кино:
        - Приходите, да приходите — завтра, а когда будет это завтра — не говорят. Ну, чтобы не только больше, но и дольше мучился. Так это примерно с 37-го по 43 гг. Парень объяснял: +36 - Небось, небось, ибо я занимаюсь капитально не только физикой и математикой, но и плесенью, защищающей людей, как доказал еще до меня тоже мужик на букву Фэ — Флемминг, практически от всех болезней. Поэтому:
        - Могу поставить не только простой трансформатор или полупроводник, но и настоящий живой диэлектрик в вашу пропащую — до этого — башку. И так как диэлектрик в случае возникновения напряжения в его башке, начинает действовать, как полупроводник:
        - Только берет деньги в долг, но никогда не отдает, так и здесь только одного он выбрал реципиентом, а остальных троих донорами. — А в ответ на их недовольство, сказал, что:
        - Да, будет доить вас всю жизнь, как недоенных коров, зато всегда будете сыты.
        - Чем сыты-то будем, мил человек? — спросил тогда Буди — один из этих четверых.
        - А ты сам-то как думаешь? Кто кормит бывает ли голоден? Так-то.
        - Преце-денты вполне могут быть, — сказал Вара, но сам не смог додуматься до конкретного примера, кто такой это мог быть.
        - Но Амер-Нази додумался, что это простой народ, Неинопланетяне, и понял, что:
        - Воровать все равно придется. Все думали, что Реци будет Распутин, который тут бродил вокруг да около, но вышло, что Эспи. — Поэтому. Поэтому, когда Камергерша, вставшая на правый фланг вместо прежнего ведущего, увидела их — не поняли ничего. Только Распи интуитивно, с прикидкой на погрешность из-за другого угла обзора догадался:
        - Сигнализируют об открытии ворот города, и только во вторую очередь о имеющихся на сей моментум войсках на стене. Камергерша решила, что наступать можно, но только:
        - Когда. И в принципе глазастый Распи, обладающий, как Платон недюжинным зрелищным умом, понял тоже самое:
        - Атаковать можно, но когда — вопрос?
        Тем не менее, стратегическая установка на штурм была уже отдана, и можно сказать:
        - Давным-давно, — и теперь вопрос стоял только в том, кто:
        - Будет первым. Камергерша не хотела лезть на рожон, но выпавшая ей роль командовать правым флангом Фронта подгоняла ее вперед. Тем не менее.
        Тем не менее, она решила, как говорят дамы:
        - Обождать. — В том смысле, что отвела свой эскадрон в овраг, и двинулась вперед на броневиках вместе с Никой Ович, Ленькой Пантелеевым и другими уже закаленными в боях одиозными личностями.
        Распутин. Распутин не тронулся с места. Таким образом образовался уступ в виде:
        - Распутин, которого здесь не должно быть, а он должен уже лететь, как ветер на город. Далее в центре — никого, а справа Камергерша, но не как обычно:
        - Впереди, на лихом коне, — а в составе танковой бригады.
        Именно так рассуждала собравшаяся в ресторане Метрополь — для маскировки и дэзинформации: вдруг сюда забредет сбившийся с пути Тро-Троцкий, хотя мало кто знал, что это вообще за гусь такой — Тройка. А именно:
        - Дэн, Елена и Врангель. — Фрая на всякий случай пока что держали за, как сказала Елена:
        - Свого Дартаньяна. — Да вот так — ничего нового: чуть что:
        - Я буду Дартаньяном. — И все из-за того, что Дюма намедни побывал здеся, и сказал про Россию пару ласковых, которые, впрочем, некоторые трактовали:
        - Иначе, — но Иначе — это по определению: ученые, такие, как Колчак, а их, а их, как говорится:
        - Уже унесло ветром далеко, далеко в Сибирь. В общем, сидел он, как и раньше в холодильнике.
        - Надо его позвать, — сказал Дэн.
        - Почему? — спросила Елена.
        - Для полного разоблачения, — сказал Врангель, которому опять не дали опохмелиться, и он думал. Точнее, думал, что думал, а на самом деле хотел только одного: в бой и, нет, не погибнуть, а наоборот:
        - Победить, — и тогда уж протрезветь совсем и окончательно.
        - Вы рветесь в Бонапарты? Извольте! — сказала Елена, — я охотно уступлю вам это место. На поле боя, а здесь нужен стратег, а не такой пьяница, как ты, Дэн — уже выпитая бутылка — значит надо звать Фрая.
        - Ох, зря, зря! — даже завыл Дэн, — приведет он прямо к Полосатым.
        - Хрен знает с кем я собралась воевать, — сказала Елена, — мы и есть полосаты-ы-е-е.
        ЧАСТЬ ПЯТАЯ
        Глава 50
        - В том-то и дело промычал Вра, — что позиционируем себя, как Белые, значит что-то должно произойти.
        - Что?
        - Обратное.
        - Что именно.
        - Я не знаю пока.
        - А нам нужен, кто знает, поэтому надо позвать Фрая.
        - Позвать можно, — сказал Врангель, — но это будет началом конца. Дэн мечтал только и дальше оставаться директором и владельцем этого Метрополя — такая должность позволяла ему писать журналистские расследования. Но что лучше:
        - Выпустить на свободу Фрая, чтобы командовал контрнаступлением, или наоборот нет — не знал. — Потому что с одной стороны ему будет не до ресторана, если уйдет со всеми в поле на войну, а с другой стороны:
        - Захватит власть абсолютно, — а абсолютная власть по определению:
        - Абсолютна, — а значит, и как возьмет, хотя и обещает:
        - Я не Троцкий, чтобы больше жизни любить Метрополь, и бросить ради него Атлантический океан, являющийся нашим Млечным Путем на другую сторону.
        Тем не менее, а может быть:
        - Именно поэтому Фрая опять выпустили, как выпускают тигров на римской гладиаторской арене, когда уже нет возможности справиться с бывшим командиром армии, ставшим по воле судьбы:
        - Гладиатором. Увидев его входящим в зал заседаний — а это был, как обычно, и как любил не только Фрай, но и все остальные:
        - Ряд четырехместных столиков около барной стойки, где когда-то начинал сам Фрай, как бармен первой категории, — Врангель сел за отдельный столик, чтобы подчеркнуть с самого начала:
        - Он будет воевать, но один, как командир дикой дивизии. И. И, как говорится:
        - Если не везет, то не везет долго. — Врангель сгоряча прошел со своей дикой дивизией так далеко, что увидел — даже ночью:
        - Впереди только Волга. — Только тут понял, что попал в западню. Понял, но ничего не происходило. Он не знал, что центр Белых был пуст. Там должен быть Амер-Нази, но он ушел на стену Царицына давать маяки наступающим дивизиям и бригадам, а Камергерша, которая могла бы идти центром, встала на правый фланг вместо Эспи, который По Ошибке — как Чичиков у Гоголя скупал Мертвые Души заместо Зивых, хотя многие думают:
        - Он считал Мертвых более нужными и полезными для себя и других, чем Зивых, — в том смысле, что по ошибке-то по ошибке, а может и:
        - Нет. Хотя если это Судьба подумал Распи-Распутин, то аб-со-лют-т-но-о непонятно, почему она не за меня. Ибо. Воевать совсем не умею. И по этой причине или по другой повел свои войска именно по центру, а Фрай, как назло чуть-чуть раньше этого принял решение идти лично центром, несмотря на то, что уже доложили:
        - Врангель ушел центром, и канул, как в Волгу.
        - Что такое Волга? — почему-то не понял Дэн. И ему пояснили — Елена:
        - Это наша Лета. Во как! А говорят:
        - В ней осетры водятся. — Ибо:
        - Водятся-то, может, и водятся, только никто никогда их не видит.
        И если их кто-то тем не менее ест, то как он это делает, чтобы никто не видел. Ибо одному-то по определению есть:
        - Скуш-ш-но. — И никто не может догадаться:
        - Это он один, а Их полным-полно, что тоже самое:
        - Очен-но мнохго. А вот он один остался и ничего не видит. Фрай на удивление разоткровенничался на прощальном ужине — который, между прочим, был завтраком — и открыл, известную ему тайну, кто это такой Один-слепой, а именно:
        - Народ, — и его бестолковая партия.
        - Народ — это я еще понимаю не видит ни хрена, и сам вдобавок невидим, — сказал Дэн, а партия почему?
        - Дак, мил человек, партия — это замаскированный под Белого Офицера Троцкий, а он, как вы думаете:
        - Способен видеть истину? — Однозначно, что нет.
        - Какие ваши доказательства? — спросила Елена, и попросила передать большой кусочек торта, — последний, может быть, в этой жизни. Почему?
        - Я иду воевать этим еще не наступившим утром против своего отца Батьки Махно и матери Соньки Золотой Ручки.
        - Ты говорила, твоя мать учительница Аги, — удивился Фрай, уже облекшийся в красную с черным мантию Герцога Чемберленского.
        Поле боя дымило паром. Применять пока что прием Спартака:
        - Катить на Ксеркса огненные шары из сена, соломы и горюче-опасных веществ, смешанных с вонючей нефтью — думали, что горит не нефть, а что-то другое, — не стали. Возьмем их:
        - По-честному! Распи бросил в сторону дымящийся Лью, а Фрай красную от крови саблю. Они пошли друг на друга.
        - Ты что здесь делаешь? — удивился Герцог Чемберленский.
        - Да, — тоже удивился Распутин, — почему я не мог этого предвидеть, не понимаю? Нет, чувствовал, что хренопасия какая-то идет, но не думал, что до такой степени. Тебе бы в Швейцарских Альпах на горных лыжах кататься вместе с Кларой и Розой, а ты здесь полками командуешь.
        - Пора брать быка за рога, — ответил Фрай, и забыл, что хотел сказать Распутину, что он лучше бы и дальше предсказывал охотникам, кого они сегодня добудут: медведя или соболя, а:
        - Не лез под колеса истории, которая таких горе-предсказателей давит, как орех! — и он одним легким, но точным ударом ладони — как это делается в Тибете: одной ладони о саму себя — разделил его не только точно пополам, но и что самое удивительное: уже без панциря.
        Как скальпированный череп древнего индейца Майя, и вопрос был только в одном:
        - До или уже после отрезания ему яиц, — как Кецалькоатлю.
        И Распутин почувствовал, как пятки его уходят в землю.
        - Адибно, паслушай! — сказал он самому себе. — И провел болей из стойки, которому его научила Сонька Золотая Ручка, встретившись с ним случайно на берегу Волги, куда в последнее время все боялись ходить, опасаясь какой-то сумасшедшей тачанки, и еще более чокнутой Сирены, ее возглавляющей.
        - Тебе понравилось?
        - Очень! На этом, собственно, и закончился их обоюдоострый разговор, ну, плюс пару фраз, как обычно, о многоженце Махно:
        - Ты его уже не любишь?
        - Нет, в том смысле, что это навсегда, но в прошлом. Я ищу себе мужа — генерала, хотя бы от инфантерии.
        - Я-то буду командовать конницей, и знаешь почему? Я сам — лошадь.
        - Да? Не заметила. Это Ника Ович и лошадь и конь, а ты з-здоровый м-музик. Настаящи-й-й Киннер.
        - Как ты узнала?
        - Морда у тебя уж больно лошадиная.
        - Это оскорбление?
        - Нет, это моё тебе предсказание: генералом будешь, лесной паренек.
        - Я тебе не верю. И даже обижен, не буду больше тебя трахать.
        - Вот как? А я тебе предскажу:
        - Будэш-шь, ох как будэшь! — И научила, — а пока что только показала:
        - Болевой на Руку из Стойки, — после которого Распи захотел всё то, о чем мы не только мечтали, но даже больше.
        И сейчас Распи провел его Фраю, как, собственно, отставной козы барабанщику. В том смысле, что человеку, бывшему когда-то близким, но не настолько, чтобы, но все равно пива вместе бы выпили, если бы встретились в Москве, как жертвы системы лагерей царской России, а теперь Распи понял, потому что прочувствовал:
        - Вот оно, тащат мя грешного в преисподнюю. В том смысле, что не минуту, конечно, но несколько секунд точно — не мог понять, кто кого держит за руку:
        - Он Фрая, или Фрай его. — Примерно, как лебедь, рак и щука:
        - Пока двое разбираются — третий один, как Александр Сергеевич Пушкин катает шары:
        - Под сенью лип и тополей. — Но в любом случае — из круга:
        - Не выйти. Ну, и значится, что произошло, как вы думаете? Пошли вместе громить Белые орды? Нет, наоборот, пошли на Царицын. Вроде бы банально:
        - Маг победил простого Герцога. — Но. Но как и написано:
        - Колдун несет богатыря. — Не наоборот. Может так только, подержаться. За бороду.
        Остававшийся в резерве Дэн на удивление самому себе не опечалился, что теперь его очередь показать:
        - Как сражаются русские офицеры.
        - Он уйдет на Ту сторону, — сказал за прощальным ужином Распи. Чемберленский ответил:
        - Туда ему и дорога. И Дэн с одной конной бригадой, и одной дивизией:
        - От инфантерии, — прошел до самого штаба, и взял в плен Кали со словами:
        - Попалась, командир разбитого корыта. Эспи в это время куковал в Персиковой Теплице — вспомнил молодость, когда работал садовником у одного приличного человека, пытавшегося как Агата Кристи не хренопасией заниматься, как-то:
        - Выращиванием породистых баранов, — а писать романы. И как он узнал, для этого надо либо чапать на Клондайк, как Джек Лондон, либо, как Агата Кристи просто-напросто построить в теплом климате зимнюю персиковую теплицу. Ну, и чтобы был большой бассейн в олимпийском стиле:
        - Как у Всех. И как только теперь Эспи попадал в персиковую теплицу, тянулся в письменному столу, установленному здесь же, рука к перу, перо к бумаге, ибо не могло бесконечно чесать себя за ухом. И как ему предсказал еще на Зоне Распи — ничего не выбрасывал, а отправлял в будущее: паковал в папки, папки в ящики, читобы потом говорили:
        - Ни только много читает — пишет ужасно много, — но никито не будет знать, чито:
        - Всё было написано давным-давно, практически еще в:
        - Прямом Эфире. Сейчас он писал Труд-д под символическим названием:
        - Как судьба меня заставила — зачеркнуто — поставила защищать Трою — современный город Царицын.
        И. И выйдя из уединения Персиковой Теплицы нашел в бассейне Кали и веселящегося с ней Дэна.
        - Мы уже проиграли сражение? — спросил он, присаживаясь на край бассейна с тремя кружками пива и воблой.
        - Не все сражения еще проиграны, — ответил пророчески Дэн, но битва да, уже проиграна.
        - Тогда я думаю, нам не по пути — я ухожу в Царицын. Вот как так может быть? Его взяли в плен, когда он писал мемуары в теплице, а он уходит в город, который его пленил. Судьба тащила их за хвост, как котят. Но не всех, конечно, Распутин иногда понимал, что делает, но не всегда, не всегда, а наоборот, даже иногда начал переспрашивать:
        - Нет, это точно, или точно туда? — Оно и действительно, закрывать глаза на окружающую действительность нельзя. По крайней мере, очень непросто.
        - Это кто? — спросил Дэн.
        - Начальник штаба.
        - Пусть даст полную рекогносцировку. Кали хотела перевести для Эспи:
        - Ты, эта, предскажи ему, чтобы не переживал. — И было:
        - Я.
        - Что?
        - Ну, если кто не забыл, на правом фланге нахожусь я, по их мнению, разумеется.
        - У вас там, свои люди, что ли? — удивился Дэн, и механически взял одну кружку пива с пола бассейна, так как до специального столика здесь еще не додумались.
        - Не-а, меня ведет судьба.
        - Так не бывает, — ответила Кали.
        - Почему, если априори известно, что: не человек красит место, а место человека. — Можно сколько угодно доказывать, что наоборот, но априори-то именно, верно только первое.
        - Вы хотите сказать, что место помнит: ему начинать первому? — удивился даже Дэн, который, как журналист должен бы знать, что Бальзак говорил:
        - Важно не только иметь газету, но и место в ней. — Ну, чтобы написать когда-нибудь то, что может быть напечатано официально. И действительно, прилетел клубя пыль гонец на вороном, и передал ей пакет:
        - Камергерша ворвалась на стены Царицына, несмотря на пушечный огонь, отрытый Еленой из всех орудий — правда поздно из-за подлеца Мишки Япончика, запутавшегося кто он:
        - Белый или Красный, и как на основании этого объяснил ему Амер-Нази заодно с поддакиваниями Левы Задова:
        - Значит Полосатый, — а это одно и тоже. Таким образом, Камергеша на Стене города оказалась в окружении.
        Во-первых:
        - Фрай вернулся в город как:
        - Его Завоеватель, — и все даже забыли почти, что он тут и раньше жил, и более того, в последнее время:
        - Обычно в холодильнике. А сзади к ней подошел Распутин, оставленный Фраем в поле именно для этой цели. Камергерша решила шантажировать, как она сказала:
        - Этих проклятых обманщиков, — для чего поставила взятого в плен Амера в Рога и Копыта, что значит:
        - Голова и руки закрепляются в деревянном щите, а сзади подводят разъяренного киннера. А если его нет, то и простого быка, но тоже жаждующего секса:
        - Незамедлительно. — Ждали Распутина, но он перешел на сторону Фрая, с которой — говорит — и не уходил никогда, чтобы, как он выразился:
        - Мне никогда не было страшно. — Удивительно: природный маг, почти колдун, а испугался простого богатыря.
        - Поверил книгам, балда! — рявкнула Кали, прочитав это послание вслух, — ибо, как она выразилась:
        - Лишних все равно расстреляем.
        - Тогда я пойду, что ли? — спросил Эспи.
        - Куда?
        - Так туда, — он махнул в сторону города. — Здесь, как я понял, уже больше никого нет, а значит: что тогда мне здесь делать? Ответ: пойду на Вы.
        - Что значит На Вы? — не поняла Кали. — Бросать капусту в голову закованного в деревянный щит Троцкого?
        - Наоборот.
        - Что значит: Наоборот-т? — спросил Дэн.
        - А что еще это может значит, как не трахнуть этого козла Амера не спереди: бананом в рот, а сзади, как последнего скота.
        - Я ничего не имею против его амеровской идеологии, но этот идол должен понять и запомнить навсегда, что я первый, а он только второй.
        - Козел? — решил пошутить Дэн.
        - Да, но лучше сказать: это он козел мендоса, а я киннер. Сражусь с ним на арене всенародно, на деревянных копьях. И знаете почему? У лошадей нет рогов.
        - А что у них есть? Мечи?
        - Да, меч. — И действительно, Эспи вынул из плаща меч, но не широкий, длинный и тяжелый, как у рыцаря, а японский, практически меч Хаттори Ханзо.
        - Ты! — даже не рявкнула уже, а тявкнула Кали, — из прошлого, этот, как его: мечетаскатель?
        - Меченосец.
        Кали не стала просить Дэна принять участие в поединке — хотя и взглянула на него так это, нейтрально, что могло в принципе значить:
        - Если что, давай! — но ненавязчиво. — Ибо:
        - Я не дам ему победить. Два раза Эспи выбил меч у Кали, а на третий, к ужасу Дэна, она отрубила ему голову.
        - Это конец? — наконец спросил Дэн.
        - У тебя есть сигара? Дай мне. — Она приняла, раскуренную Дэном кубинскую длинную, затянулась три раза, и вымолвила: — Щас посмотрим. Потом она оглянулась и сказала:
        - Нет, — ибо. Ибо, ибо тело Эспи испарилось.
        - Это значит он не умер.
        - Да, но: не весь. Это значит, здесь он больше не появится, а Царицыне опять оживет.
        - Неужели на Земле возможны такие метаморфозы? — удивился Дэн. — Я думал это бывает только в сказках, или на Альфе Центавре. Да и то не на каждой.
        - На Сириусе точно бывает.
        - Да-а, сейчас бы на Сириус! Что-то мне становится здесь тошно.
        Глава 51 Камергершу взяли в плен и выставили на стене крепости.
        - Как? — только и спросил Врангель, когда ему доложили об этом инциденте.
        - Амер-Нази держал сзади, а Лева Задов ударил вашу леди большим кулаком в живот.
        - Потом?
        - Потом Мишка Япончик, поняв, что его могут заподозрить в нелояльности, нанес ей удар в грудь: ногой в прыжке.
        - Амер только держал ее сзади под руки?
        - Сначала да, но потом вообще хотел задушить.
        - За что?
        - Она сказала, что любила царя. Не то что любила, а так и выразилась:
        - Обожаю некоторых иво офисеров.
        - Что в них было хорошего? — спросил миролюбиво Амер-Нази, в простонародии просто: Тро-Троцкий.
        - Они были беркерсиерами, — ответил гонец, — сказала она. Ну, и он начал следующий свой вопрос с жестов.
        - А именно.
        - Этот гад начал ее душить, и даже не спереди, а сзади, как урюк.
        - Кто такой урюк? — не понял Врангель.
        - Это такой специальный вампир, нападающий только сзади. Хотя обычно они делают наоборот: сначала в лицо пугают своим окровавленным видом.
        - Не знал.
        - Я тоже это впервые увидел.
        - Ты там был?!
        - А что здесь удивительного?
        - Почему не помог ей?
        - Почему не помог ей? — повторил парень.
        - Не знаешь? За не знаешь у нас знаешь, что бывает? — спросил Вра.
        - Нет, я знаю.
        - Тогда отвечай, почему ты предал свою родину?
        - Так я эта, не Ино, а простой Котовский.
        - Ко-Котовский?! — очень не понял Вра. — Зачем ты сюда приехал?
        Ибо я тебя назад не выпущу.
        - И не надо, и знаете почему? У меня появилась мечта-идея: улететь отседа на мою любимую Альфу с ее тоже любимой Центаврой.
        Возьмите меня с собой, пожалуйста.
        - Мы никуда не полетим.
        - Мы никуда не полетим, — повторил Котовский для более полной информации своего запылившего в последнем бою сознания. — Я не понял, зачем вы тогда сюда прилетали? Чтобы умереть в бою?
        - Мы победим.
        - Это вряд ли. И знаете почему? Земля будет на нашей стороне.
        - Не думаю, ибо вы тоже не здесь родились.
        - Это только гипотеза.
        - Нет, уже нет, мы привезли с собой доказательство, что вы вообще прибыли сюда из Млечного Пути.
        - Интересно узнать, что это такое?
        - Нет, я вам не скажу.
        - Почему?
        - Потому что вы побочный сын Геракла, внебрачного сына Геры.
        Точнее, наоборот:
        - Зевса.
        - Я не понимаю, в чем да, и в чем нет? — сказал Котовский.
        - Мы родились в Центре, а вы в Рукавах Млечного Пути, поэтому мы настоящие дети Земли, а вы тоже ее дети, но только внебрачные.
        - Это кто придумал, ученые на Альфе Центавре? И знаете почему?
        Такое деление на Центр Млечного Пути и его Рукава неверно, потому что уйти из Центра можно только через Рукава. Другое дело, если вы вышли из левого, а мы из:
        - Правого.
        - Вот и видно, мил человек, что ты нэмэ-неместный.
        - Да, может быть, но у нас связь по системе Сигма, а она крепче вашей.
        - А у нас, какая, я не знаю? — спросил Врангель.
        - Альфа, естественно.
        - Понятно-о, — Врангель приказал пока не расстреливать гонца, и даже забыл спросить, как этот гонец оказался на стене Царицына, где Амерназовцы издевались над его королевой. Как говорится:
        - Теперь он окончательно поверил, что это она.
        У Врангеля была всего одна дивизия, но он все равно решил придумать ей название.
        - Зачем? — спросил? кто еще был там, кроме Котовского?
        - Так будет лучше.
        - Не понимаю, чем это лучше? Чем больше — тем веселей, что ли? По этой системе вы считаете? Врангель осмотрелся и понял, что разговаривает не сам собой.
        Тогда с кем, если предположить, что рядом нет никого невидимого, а видимого и так ясно, что нет.
        - Кам хирэ, плииз, — позвал он Котовского.
        - Да, сэр, это еще не на расстрел?
        - Мы не расстреливаем офицеров.
        - Я не офицер.
        - Я как раз и хочу вас посвятить в это звание.
        - Я не хочу.
        - Почему?
        - А смысл?
        - Если я буду офицером меня расстреляют не здесь, а в Царицыне.
        - Тем не менее обращаться к вам за советом, как к простому козлу я не могу.
        - Хорошо, назначьте подпоручиком.
        - Поручиком.
        - Тогда могу не пройти фейсконтроль на воротах Трои.
        - Не думаю, что вы войдете туда, вас убьют на подступах.
        - Все равно: я хочу умереть подпоручиком, как максимум. И знаете почему? У меня, как у Джеймса Кука все равно не хватит воображения на звание выше капитана. И так как я не хочу в этом убеждаться полностью, то лучше останусь в надежде, так как подпоручик выше всех, кто идет в атаку, так сказать: баш на баш.
        - Вам бы не дивизией командовать, а диссертации писать.
        - Это верно, тогда бы я понял, написав пару-тройку диссертаций, что никто ничего не знает, а значит и я, как Сократ:
        - Знаю больше самого себя. А теперь посвящайте. Этот парень, прочитав на привале Дартаньяна Александра Дюма Старшего, подумал, что и над ним, как над Миледи, будут ломать шпагу, в том смысле, что:
        - Надо сначала убить прошлое, и только тогда леди станет из проститутки благородной, а простой хозяйственник — рыцарем.
        - Даже Вальтер Скотт не додумался бы до такой интерпретации ситуации, в которой Айвенго не смог при всем его единодушном желании жениться на еврейке, ибо не мог, как и Пушкин понять, что ее отец — хозяйственник сможет когда-нибудь стать графом, даже Монте-Кристо. И она из-за этого бросилась вниз с гигантской башни, как голубь мира, но без крыльев.
        - Рипит ит, плииз, — ибо я ничего не понял.
        - Она поняла, что Айвенго, да, рыцарь, но ненастоящий. Ибо, ибо:
        - Не может изменить прошлого. Придя к консенсусу Котовский взял дивизию и пошел на Царицын. Уже полез на стены, когда появился Дроздовский, а с ним — и это уже не парадоксально — Василий. Поняв, что сражаться и в авангарде, и в арьергарде ему не удастся Котовский пошел на решительный штурм. И. И встретился на стене с Еленой Прекрасной.
        - Ты что здесь делаешь, собака? — спросила она его дружелюбно. — Полетать вниз хочешь? — и сбросила кстати его длинную лестницу вниз, попросив для этого Леву Задова и Амера-Нази, которых приговорила — пока что заочно — к стоянию в деревянном щите три дня и три ночи, и чтоб не просто так, а:
        - Под пулями. — А пока что пусть стоят на стене под этими пулями, которых, впрочем, уже давно ни у кого не было, поэтому победить должны специалисты по холодному оружию, так называемые меченосцы, и-или мудрецы Дзю До. И когда Котовский взял меч Хаттори Ханзо у одного из убитых — да тем не менее и с этим мечом все равно иногда убивали, как убили не только Ахиллеса в ногу, но и других доблестных воинов апокалипсиса — оказалось на удивление ему самому, что:
        - Я знаете ли могу удержать его в руках. И вот это:
        - В руках, — испугало Елену, ибо она сама могла биться только так, как это делают обычные люди: одной лапой, но знала, что:
        - Двумя лучше. Лева Задов хотел сдаться, но случайно оговорился, передавая шпагу Котовскому:
        - Но запомни, казак, и я тоже когда-то служил под знаменами герцога Чемберленского. — А сказать хотел:
        - Команданте Лавра Корнилова, — в результате Котовский опешил:
        - Значит Лева изменил себе по крайней мере три раза: туда-сюда, и обратно, и. И отрубил ему руку. Хотел две, но Лева отдал сапог, в котором по примеру Амер-Нази тоже всегда таскал золото на случай сдачи в плен, хотя Амер совсем для другого, а именно:
        - Для побега. У самого Амера отрубил ногу. Мишка Япончик хотел объясниться, что он не предатель, а:
        - Уже давно здесь сижу, — но к несчастью не подтвердил своих слов делом: не удержался на месте и побежал.
        - Значит, не прав, — и Котовский бросился, точнее, не бросился, а бросил свой японский меч его догонять.
        - Догнал?
        - Дак, естественно, — меч вонзился в спину, и именно между лопаток, так что травма получилась с жизнь несовместная.
        - Хорошо, убей и меня, — сказала Елена, — но я все равно тебя не прощу.
        - Если это не объяснение в любви, то что это? — подумал Котовский.
        - Видишь ли, дорогая ты уже была с разными, как я уверен, поэтому не могу. Хотел бы, конечно, но не могу, тем более твой дед, где он теперь, за красных воюет или за белых?
        - А при чем здесь это?! Тем более, он не дед, а только отец еще.
        Ты можешь сделать его дедом.
        - Интересненько, как же это я могу заставить его состариться? — очень удивился уже почти командарм.
        - Надо только привести меня в интересненькое положение.
        - Простите, мэм, но я таким тонким штучкам не обучен.
        - Почему?
        - Что почему?
        - Все почему-то обучены, а вы нет? Никогда в детстве, в ночной деревне не играли сразу со многими в бутылочку?
        - Разумеется, играл, но где здесь взять бутылку, я не знаю.
        - У меня есть, — и дама вытащила из-под еще дымящих пустых гильз бутылку Хеннесси, два хрустальных фужера — правда, один без ножки почему-то, и предложила выпить на:
        - На брудершафт? — улыбнулся будущий командарм. — Я умею. И да, это мне, кажется, не Хеннесси.
        - Что это по-вашему?
        - Скорее всего, самогон.
        - Хорошо, это самогон, где тогда настоящая бутылка?
        - Ее разбили, а потом в пустую, оставшуюся после пира, где Фрай бил бутылки на счастье, но разбил не все, а только некоторые, налили самогон, потому что здесь уже давно идет осада, и настоящий Хеннесси остался только во Франции.
        - У вас лихо все получается, чуть что, и вы всегда правы.
        - Да, убить неправого у меня рука не поднимется. Принцесса помотала головой, как лошадь, которую неблагодарный циркач замучил противоречивыми приказами, и сама разлила вино по стаканам.
        - Вам с отбитой ножкой.
        - Другого я от вас не ожидал, спасибо. А то бы я постеснялся пить вот так — сразу, а теперь, благодаря вашей услуге, могу выпить, и тут же заняться производством дедушек. Котовский выпил и зашатался.
        - К сожалению, сир, вино не отравлено. Поэтому не надо прикидываться.
        - Я зашатался не от вина, а от того, что вы назвали меня:
        - Сир, — значит я король этого богом забытого города.
        - Я сказала это после.
        - Королями становятся не от вина, а после этого.
        - Этого тем более не было, потому что никогда и не будет.
        - Я имел в виду не секс на крепостной стене, а предсказание. Я его сейчас почувствовал, благодаря вам.
        - Вы имеете в виду, что думали:
        - У всех есть предсказания, а вас ничего. Теперь появилась надежда на счастье. Не получится. Моя мать толи Сонька Золотая Ручка, толи Аги, толи — если это возможно — Ника Ович, а так не бывает у принцесс, по крайней мере, так тщательно скрывается, что никто ничего об этом не знает, отец Батька Махно много раз переходил туда и обратно, поэтому при любой власти, тем более при официальной его будут искать, и не будут только в одном случае:
        - Если станет сапожником во Франции.
        - Это будет общество, где, кто кого не убил тот и брат и сестра.
        - В таком обществе не бывает принцесс, король. И знаете почему?
        - Почему?
        - Его придумали не на небе.
        Дроздовский, который только и мечтал, что ударить кого-нибудь в зад, понял, что вынужден идти на штурм Царицына сам.
        - Сделаем так, — сказал он Василию, — ты полезешь по лестницам, а я буду биться, как баран в ворота.
        - Так-то бы да, — ответил Василий, — но зачем? Город уже занял Котовский, я видел его на стене вместе с Еленой Прекрасной.
        - А при чем здесь это? — спросил Дроздовский.
        - Вы имеете в виду первое или второе? Котовского, застрявшего на стене города, и не могущего взять самого города, или Елену, предки которой уже ведут на город свои орды?
        - Хрен с ним, с Котовским, мы должны успеть сбросить его с перевала раньше, чем нас достанут в зад Коллонтаевцы и Дыбенковцы, прижимаемые к нашим задам заградотрядами родственников этой многоголовой Елены.
        Пока что не произошло ничего страшного Котовский не умер от вина, как от яда Медузы Горгоны, в который она превращает любое вино, только взглянув на него. Ребята трахали друг друга уже седьмой раз, за разбросанными штабелями, употребленных снарядов и разбитых пушек, когда стало не только для всех, но и для них самих очевидно:
        - Начался новый штурм.
        - Что будем делать? — спросила Елена, — герой.
        - Надо применить тактику напополам, нет, лучше наоборот: стратегию напополам с тактикой.
        - А именно?
        - Мы зажаты с двух сторон, Фраем из города, и Дроздовским со стороны Волги, ты, кстати, с кем?
        - Я всегда, как мой папа, сражаюсь только за справедливость.
        - В данном случае эта поговорка не поможет нам решить проблему атаки с двух сторон. Надо перетащить Василия на эту сторону.
        - Он не поймет, и знаешь почему? Мы — это третья сторона для него, а он умеет считать только до двух. Ты слышал последний анекдот про него? Идет Василий Иванович по лесу и видит надпись на камне.
        - На камне? Разве в лесу растут камни?
        - Нет, но иногда да. Вот именно, что на камне написано: направо пойдешь — белых много найдешь, налево пойдешь — соответственно красных, а прямо грузди растут.
        - Как можно так врать? — спросил Василий Иванович. — Грузди не живут в одно время с белыми и красными.
        - И?
        - И пошел прямо.
        - Это значит, он любит неизвестность?
        - Нет, не думаю, он, как все, по крайней мере, многие, хочет улететь отсюда на Альфу Центавра. Надо пообещать ему эту возможность.
        - Он не поверит.
        - Надо, чтобы поверил. Иди и скажи ему, что сзади нас красные, впереди белые, а мы в середине грузди.
        - В том смысле, что эта Стена Трои и будет стартовой площадкой на:
        - Альфу Центавра.
        И она крикнула ему:
        - Василий Иванович, отсюда мы полетим на Альфу Центавра!
        - Что? А! понял. Мне это вранье надоело. — И множество лестниц легло на древние камни Царицына.
        - Скотина неблагодарная! — крикнула Елена вниз.
        - Не ври, не ври, я не Владимир Набоков, контакта с нимфетками не имею.
        - Не думаю, что ты вообще что-то имеешь.
        - Ну, хорошо, я докажу вам, Миледи, что я не Дартаньян.
        Обнимайся, вон, с предателем Котовским.
        - Ты сам из ума выжил, старый хрен! — крикнула Елена, — мы настоящие полосатые.
        - Тогда я кто по-вашему? — Василий посмотрел вниз с середины лестницы — высоко.
        - Ты белый.
        - Я — белый, — повторил Василий, в раздумаье.
        - Но не груздь, — добавила Елена и бросила вниз пустую бутылку Хеннесси. — Чуть не попала. Василий в ответ выстрелил несколько раз из маузера, а Дроздовский пытался попасть в Котовского из снайперской винтовки. И ранил его в голову. В ответ полетели гнилые бревна и кипящая смола. Наступающие отошли.
        - Возьмем их со второго приступа, — сказал Дроздовский, и добавил: — Хотя я не специалист по штурмам крепостей.
        - Н-да, тем более, если у них есть в запасе туз в кармане.
        Глава 52
        - Туза может и есть, а король найдется! — услышали они голос со стены, и даже присели от ужаса.
        - Кто это говорит с таким ужасным акцентом?! — рявкнул Дроздовский. — Выходи один на один.
        - Где будем биться?
        - А именно?
        - На стене, или мне выехать из ворот крепости, как Гектор намедни выезжал к Ахиллесу?
        - Кто это?
        - Я не знаю, впрочем, — Василий потер лоб, вспоминая прошлое, — это Фрай, напился и буянит. Даже смешно, вот так просто и взял Стену Царицына. Одно слово:
        - Пьяный мастер.
        - Простительно Котовскому: его ранили в голову, а ты куда смотрела, миссис главнокомандующая? — спросил Фрай Елену.
        - Знаете, идите отсюда к черту, я вам сдаваться не буду, — сказала Елена, и сняла китель без опознавательных знаков — как это и было принято в их семье:
        - Просто атаман, — в данном случае: атаманша.
        - Но френчик-то английский, — сказал Фрай и поднял его брезгливо за воротничок.
        - Ты сейчас у меня по рукам получишь, — рявкнула Елена, и провела боковой хук, как ее в детстве еще учила мама:
        - Пойдем в Англию.
        - Бойбой и боксом заниматься?
        - Тока боксом, — говорила Агафья. Ну, и значит, кто в детстве занимался боксом, тот не пропадет не только в нимфеточный период своей деятельности, но позже не промажет. Фрай даже удивился. Он хотел уклониться в последний момент, но не успел. Дама смогла затормозить его в его игровом состоянии пьяного мастера. И более того, не дала и дальше выйти из этого состояния. Он уж вроде бы:
        - Я тута! — А она:
        - И я тута, — в том смысле, что пьяной походкой подошла и показала бросок через спину. Только показала, что будет делать. А ему бы вспомнить, что не умеет сия дама заниматься борьбой — только боксом, но пьяное сознание это забыло. Он пошел на контрприем, и получил удар в живот. Даже намного точнее:
        - В солнечное сплетение.
        - Попала? — спросил Дроздовский, с открытым ртом наблюдавший за боем.
        - Да, видишь, присел и не встает, — сказал Василий Иванович, вспоминая одновременно в подробностях:
        - Она предлагала ему что-то в виде непроизвольного секса, или так только пока еще только подумала, что хочет объединиться с ним, как с его дивизией. Фрай понял, что такой удар ему сегодня не вытащить. Он попытался сделать несколько ПА отводящими отрицательную энергию из его живота, но не смог. Не смог сообразить, что эта была:
        - Положительная энергия, — Елена разгадала — может быть чисто автоматически — его суть:
        - Отрицательного супергероя.
        - Его пьяная рожа — это его настоящая суть, о боже! — воскликнул Дроздовский, — теперь я всё понял.
        - Что именно? — спросил Василий.
        - Мы должны объединиться с Еленой против Фрая.
        - Она не согласится после этой неожиданной своей победы в первом раунде.
        - Мы к ней посватаемся.
        - Вместе?
        - Да, надо, чтобы она поняла: это конкуренция, и тогда влюбится в тебя, или в меня.
        - Думаю, этот план би запоздал, ее трахнул Котовский. Я по его лицу это видел:
        - Довольное, как у скота.
        Фрая унесли со стены его рыцари назад в кабак Метрополь. А надо было в Риц, так как Метрополь был такой же шикарный кабак, но он нелегально принадлежал Амер-Низи — Троцкому. И как говорится:
        - Нашла коса на камень, потому что одноногий Тро — пока еще без попугая на плече, но с одним костылем и только в надежде получить когда-нибудь титановые ноги на Альфе — а значит тоже хотел туда улететь — так думали некоторые, а на самом деле и ее завоевать — приказал:
        - В холодильник его! — И знаете почему?
        - Почему?
        - Еще послужит нашему делу завоевания Альфы Центавра.
        - Он может очухаться и отомстить, — сказал Лева Задов.
        - Ты еще жив? — нарочно удивился Амер-Нази, и добавил: — напрасно.
        - Почему?
        - Что почему? Ах, почему. Потому что, если тебя не грохнут на поле боя — убью я.
        - Хорошо, если вы настаиваете, я уйду, но уйду навсегда, как король лир.
        - Вот? Что ты сказал? — Амер бросил в него кружку, забыв от перенесенного стресса, когда Котовский отрубил ему ногу, что она с пивом. И облился сам. Ему подали двадцатизарядный маузер, но Лева уже ускакал, и ускакал не просто так, чтобы удариться с нем-либо или с кем-нибудь, как в свою бытность друг Ахиллеса Патрокл, а чтобы привести почетного пленного, а получится и целый эскадрон, а то и дивизию.
        И нашел на дымном поле боя большой одинокий желтый с синим зонт, где сидели миловидно-красивая блондинка и кто-то еще, но кто точно не было видно, потому что он лежал, не как:
        - Человек Загорающий, а как простой покойник — лицом вверх и без наносника и без намордника, чтобы солнце не слишком испохабило его балтийскую внешность. Это была предводительница восставших против беспредела офицеров Коллонтай. Дело в том, что Дыбенко наконец очнулся и попросил:
        - Похоронить его по-человечески.
        - Что это значит? — спросил Дэн, когда еще был здесь.
        - В Ца.
        - В цапле? Впервые слышу такое странное желание, — сказал он.
        - Я тоже не поняла, дорогой, — сказала ласково Кали, — уточни, пожалуйста.
        - В цари.
        - Хочет умереть, как настоящий человек — царем, — сказал Дэн.
        - Может быть, ты хочешь сказать: в Царицыне? — улыбнулась Кали Дыбенке, про которого уже никто не помнил, что с ним было, и говорили просто:
        - Попал под лошадь. — Но иногда с небольшим уточнением:
        - Попала копытом в интимное место, поэтому непонятно, зачем Коллонтай так с ним возимся, как будто еще понадобится.
        - Она детей все равно не хочет.
        - Да? Тогда другое дело. Хотя с другой стороны, какая жизнь без секса? Никакой.
        - Не скажи, можно руками обходится, а некоторые, я слышал, пользуются даже ногами.
        - А они у него есть?
        - Есть.
        - Тогда другое дело. А голова есть? Ей, наверное, тоже можно.
        - Кем хочешь можно, было бы желание. Вот один, я знаю, никак не мог, пока не увидит, как другой это делает.
        - Это нормально.
        - Нет, я имею в виду, это происходило каждый день.
        - Серьезно? Нет, я думаю — это нормально, потому что действительно:
        - Забывается: вдруг она не хочет сегодня, а готовности к бегу с барьерами как не было — так и нет.
        Но это было почти вчера, а сегодня Дэн не пришел, хотя обещал вернутся:
        - С большой победой.
        - Время его прошло, — прохрипел медиум Дыбенко, — зря ты его послала — проиграет и это сражение однозначно. Более того, я вообще не понимаю, как он тут оказался. Дыбенка сказал:
        - Сюда идет Победитель.
        - Вот из ит? Я не поняла.
        - Тем не менее. И тут как раз представился Лева Задов, посланный Амером искать счастия в Диком Поле.
        - Ты кто? — спросила Кали недоуменно, а точнее, не недоуменно, а:
        - Недовольно, — ибо здесь тихое место, и приставать не надо.
        - Это диверсант, — спокойно ответил за Леву Дыбенко.
        - Что ты хочешь? — спросила Кали.
        - Быть избитым, как всегда, — пошутил Дыбенко.
        - Ты что?! — всполошилась Коллонтай, — от шуток тебе будет только хуже.
        - И намного, — опять пошутил матрос балтфлота.
        - Его вдохновил мой необычный вид, — сказал Лева Задов.
        - У вас есть какие-нибудь недостатки? — спросила Кали, — член что ли потерял.
        - У него нет руки.
        - Да? Я и не заметила. Нет честно, сейчас меня может удивить только человек с крыльями.
        - Ви это сказаль, и:
        - Оно есть у меня, — как говорил я когда-то Одессе, показывая очарованной девушке шерсть на груди, чтобы уж точно согласилась, как у нас говорили:
        - Иё немного пощипать. — И добавил, чтобы конкретизировать ситуацию:
        - Я взял в плен Распутина.
        - Кто это? — спросила Коллонтай, я сегодня кроме себя никого больше не помню. Если не считать лежащего здесь Дыбенко. Но он, как гроб, даже во сне мне не снится. И знаете почему?
        - Реальность никогда не снится, — сказал Лева, — всегда что-нибудь такое: через жопу.
        - Джон любит называть себя — Джонни.
        - Вот из ит? Что это значит, май диэ чайлд?
        - Пусть скажет Лёва.
        - Пусть скажет Лёва, — пробормотала командующая без армии принцесса Коллонтай, — ну ладно, пусть ляпнет, что-нибудь, что мне понравится, а если нет, то и, впрочем, пусть идет туда, откуда пришел: служить под знаменами Герцога Чемберленского.
        - Он спился, — сказал Дыбенка, а его, штатного медиума, никто не посмел оспорить.
        - У меня есть способ взять Царицын.
        - Ты Лева?
        - Да, мэм.
        - Ты привык врать?
        - Да, но вам не посмел бы, ибо мне хорошо известен ваш кентаврианский нрав.
        - Ты хочешь сказать, что я лошадь? Не перебивай, пожалуйста, скотина, — она вынула маузер из кобуры из слоновой кости, спрятанный в вещмешок из змеиной кожи, и вставила в него двадцатизарядную обойму. — Иди.
        - Куды-твою?
        - Кателле.
        - Их бин не понимайт.
        - К стене, амиго, пока я еще добрая.
        - Спасибо, но здесь только одна стена, точнее, две, вторая Царицынская, а первая — это Земля. Мне лечь?
        - Ладно, ложись, и говори молча. Сначала Лева подумал, что это Иё очередная шутка, но логично решил, что высокопоставленная дама хочет слышать правду только в медиумообразном переводе Дыбенки. В результате этого диалога на троих выяснилось, что Распи не разбит, как она думала, а просто:
        - Луди его разбежались. — Более того, многие — те, кто был нэмэ-неместным — пошли купаться на пляж, на Волгу. А некоторые даже ловить осетров, ибо:
        - Кто их ищет — когда-нибудь найдет. — Почему? Потому что они очень вкусные. Так-то бы логично:
        - Значит, их уже до вас съели, но бывает, что два успел взять Грибоедов. — Это возможно, но при условии:
        - Зачем? — Так естественно:
        - Пойдет на свадьбу к:
        - Чацкому и Софье. — А там и два будет мало, тем более, что это ненастоящие лососи, а:
        - Намного лучше — осетры. Почему мало? Как показала практика — критерий истины:
        - Пожрать покойники любя-я-т-т! больше, чем живые. Собственно, чего так испугался гробовщик Прохоров, когда пришел, а они тоже:
        - Тут как тут? — Логичный ответ:
        - Ничего не принес Им на поминки с того праздника, где согласно некоторым черно-белым птицам съели обеих его дочерей. Это в принципе к делу не относится, но торт Тирамису и хотя бы пол осетра мог спереть. Стыдно? Ну, вот, теперь бойся, чтобы самого не съели.
        Гробовщики, между прочим, самые вкусные. Почему? Потому что именно их покойники видят в последнюю очередь и такими запоминают на всю оставшуюся жизнь. Как любил говорить один режиссер, теперь уже тоже покойник. А как говорится:
        - Остатки — самые сладкие.
        - Он здесь, — сказал Дыбенко.
        - Где, я не вижу. Вижу только один куст.
        - Он за ним. Тоже дилемма:
        - Как можно было спрятаться такому великану за маленьким кустом.
        - Но!
        - Был бы куст, а спрятаться можно, если можно плыть из Милана в Верону. И вышел такой чудила с Нижнего Тагила. Кали даже отшатнулась:
        - Это не он!
        - Щас проверим, — ответил контрольным ответом медиум Дыб:
        - Пусть споет. — И действительно — это был парень, хотя и с лошадиной головой, но с:
        - Гитарой.
        - Ладно, мил человек, просим, — сказала Кали, — знаешь ли ты те песни, который пел:
        - Их бин Распутин. И было:
        - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая-я блон-динка-а. Но чувствую, что смотрит на меня сохглядатай-й, да только не простой, а:
        - Не-видим-ка-а. Ну и вот срываюсь с места, будто тронутый я-я. До сих пор моя невеста мной не тронут-а-ая-я! Про рыбалку осетров мы с ней диспуты ведем, ну а! Что другое если — мы стесняемся при Ём!
        - Абидна, паслушай! — сказал Лева, — даже я не совсем его понимаю. Но у него гитара — значит должен петь. А должен — значит может, придется слушать.
        - Нет, мы рады, рады, рады, — прохрипел Дыбенко.
        - Потом споет, — сказала Кали, и задала дополнительный вопрос:
        - Ну, ты-ы! лошадь?
        - А не видно?
        - Видно, но лошадь с гитарой — уместно ли это в день нашего поражения перед Троей.
        - Маха-браха-рата я-я-я! — пропел Дыбенка.
        - Что это значит? — спросила Кали, — мне тоже петь? Так скать:
        - Триплетом.
        - Квартетом, — вставил Лева. И они уже сели в карету, как-то:
        - Кали и Дыбенка на Ём, а Лева Задов сзади за хвост, — когда появилась никому неизвестная армия.
        - Откуда?
        - С Волги. Это был Врангель.
        Праздновали три дня и три ночи. Как сказал Лева Задов:
        - Теперь не раньше, при Одиссее занимались этим делом не меньше двенадцати дней. Где брали мясо, спрашивается? И кстати, подайте мне немного большой кусок хребтового мяса.
        - Ты ходил на медведя? — спросил Дыбенко, который от этого душистого запаха проснулся, как покойник:
        - Очен-но голодным.
        - Дак, нашли где-то стадо быков, если их едят.
        - Ты хочешь сказать: было бы желание поесть, а говядина всегда найдется?
        - А разве я не прав?
        - Да, прав, прав, дайте ему заднюю ногу.
        - Заднюю ногу я могу и сам взять.
        - Если человек хочет хребтового мяса — значит он имеет, что сказать. — Это был Врангель. Которого часто, правда, чаще:
        - За Глаза, — называли Одиссеем. Да и то все уже забыли кто, ибо, ибо. Ибо этот парень и воевал ли здесь вообще, а? Или только в Волге купался? Более того, может он и За Царицын сражался? Но, с другой стороны:
        - А кто за него только не сражался? Леве дали треугольник, с одной стороны которого была выреза, а с другой мясо — посередине Т-образная кость, символизировавшая Стену Трои.
        - Видите, — сказал Лева, — между крепостью и нами есть связь, — он провел пальцем по крышке буквы Т, мы должны ее использовать, и тогда Царицын будет взят и разграблен.
        - Почему разграблен?
        - Зачем его брать, если не грабить, Волга у нас и так есть. И где эта связь находится в реальности — знает только один Одиссей, — добавил Лева. Вспомнили Щепку, выпили за ее сексуальное здоровье, и за силы ее достойного мужа Колчака.
        - Наверное, Сибирь уже завоевали, — сказал Дыбенка, который после хребтового мяса под Мукузани и Бордо напополам с Хеннесси уже почти открыл глаза, поэтому видел:
        - Мало, — ни туды и не сюды, — как сказал один извозчик-гробовщик:
        - И там плохо видит, и здесь еще не прозрел.
        Глава 53
        Однако через двенадцать ночей празднеств Вра понял, что надо кого-то поставить раком. Но кого? Леву Задова? Об этом спросили Дыбенко. И был голос:
        - Распутина.
        - Оно и логично, — вздохнула Кали, — мы хотели на нем уехать, но оказывается надо было закинуть его, как приманку на акулу. А кто у нас акула?
        А эти акулы, как раз собрались в Царицыне в кабаке Метрополь, принадлежащим Амеру-Нази.
        - Вот можно только диву даваться, — рассуждал сам с собой, но при наличии Елены Прекрасной Котовский, — как это получается, деньги у него были, да, в сапоге привез из Америки доллары, еще может накопил на взятках еще в боксерско-дзюдоистском турнире, потом кого-нибудь ограбил, а получается?
        - А получается?
        - А выходит на поверку Метрополь, а он намного больше стоит, чем эти скудные накопления простого ростовщика. Вот как так получается, когда из Немножко получается Много? Мне непонятно.
        - Чтобы это узнать, мы не можем идти на штурм этого Метрополя. К тому же у них есть в запасе отель Риц.
        Амер-Нази проснулся и понял, что жизнь не только полна неожиданностей, но вообще:
        - Прекрасна. — Потому что не ожидал, что его уже вытащили из деревянного щита, никто не бросил в него местные недозрелые арбузы, и другие предметы домашнего обихода, уже отслужившие свой век, или:
        - Муж привез новые из Парижу. — Фирменные.
        - Кто тогда там стоит? — подумал он, и крикнул:
        - Эни-боди! — Ибо знал, что вновь издан древний приказ:
        - Всегда эни-боди, кто-нибудь должен стоять в этом щите.
        - Сейчас в нем стоит Камергерша.
        - До сих пор?!
        - Она это заслужила, — был ответ, и только теперь Амер понял, что:
        - Не видит того, кто это говорит. Но ему напомнили, что человек никогда не бывает один, как Пушкину:
        - Хоть покойник, да явится. К счастию для Амера-Нази он не знал, что попугай на его плече:
        - Покойник. — Это был Эспи, которого убила Кали. — Более того, отрубила ему голову, так что ясно:
        - Сам он не думал, за него это делал его медиум Распи, которого только что вывели — после глубокого размышления Вра, в чистое поле, а зачем, мало кто понял, только, нет, никто ничего не сказал, кроме Левы Задова, который не вошел в Троянского Коня, а остался здесь:
        - На всякий случай.
        - Где моя Брисильда? — спросил Вра. Но никто ему не ответил, так как. Коню было приказано молчать при любых непредвиденных обстоятельствах, а находящие за столом не хотели огорчать нового Одиссея неприятным известием. Однако вездесущий, уже самостоятельно усевшийся за столом Дыбенко, прорычал:
        - Она в Царицыне.
        - Где именно, правит?
        - Отнюдь.
        - Что она делает?
        - Стоит в деревянном щите.
        - Это плохо.
        - Нет, это хорошо, ибо к ней стоит уже большая очередь, а вместо казни на помосте, завтра рано утром ее будут трахать при всем городе.
        - Мы должны заставить их втащить коня в город не утром, а сейчас, этой ночью.
        - Но как? Амер-Нази, в чем владении находится площадь, и где стоит его кабак Метрополь, не может подойти к стене, чтобы увидеть Троянского Коня, хотя — как прорек Дыбенко:
        - Уже должен получить информацию об этом. На стене командует Елена, дочь Махно вместе с Котовским.
        - Подождем пока, авось, что-нибудь получится, — сказал Дыбенка, и оторвал голову у праздничного гуся, чтобы, как он сказал не получилось по-старому:
        - Гуси спасли город.
        И действительно, пока они пили, бродячая дивизия Жены Париса во главе с ней самой и ее штабом, как-то:
        - Буди, Вара, Пархоменко, — подошла к Троянскому Коню, выставленному в чистом поле.
        - Кто это? — спросила Жена Париса, опуская бинокль. Никто ничего не ответил, ибо все боялись потерять хоть часть того авторитета, который они завоевали в непрерывных боях на территории:
        - От Волги и аж до самого — вот как раз этого места, где дислоцировалась бывшая армия Дэна, а до него Корнилова, а потом ее, а точнее, наоборот, но все равно армию против Царицына возглавила Коллонтай вместе с медиумом Дыбенко, и опять Дэном, которого не взяли в Троянского Коня просто по ошибке, а точнее:
        - Забыли, — пока он ходил на Волгу купаться. — Так думали некоторые, но Дэн просто ушел опять в Царицын. Как? Очень просто:
        - Свято место пусто не бывает. — А так как кабак Риц в это время никто не занимал, его он и занял, как замок Ив.
        - Пожалуй, я даже его переименую, — сказал он прислуге, — в замок Ив.
        - Это хороший замок? — спросил один.
        - Да.
        - Почему? — спросил второй.
        - Слышал где-то. И да:
        - Вы здесь кем и кем, бармен и официант?
        - Не совсем так, дорогой сэр, один бармен — другой тоже бармен, но только не здесь, а на кухне.
        - Зав производством, что ли? Так и говорите.
        - Дело в том, что мы здесь до вас долго спорили, кому быть барменом, и решили быть оба, иначе не получится.
        - Это естественно, без меня у вас ничего не получится. Будет, как я сказал: только один бармен, а другой пусть пожарить — как экзамен - Флорентийский Стейк. Ребята подумали:
        - Из тебя бы самого сделать Флорентийский стейк, кабана жирного, но не знали, что этот стейк надо делать только из говядины. Это были части разбитой дивизии Дроздовского. Часть — это он сам и тот, с кем он никогда не думал оказаться вместе:
        - Василий Иванович. — Еще давно, после деревенской драки они ушли в леса, а потом нарвались на отряд Леньки Пантелеева и Ники Ович на броневиках, но те были уже без патронов, и побежали, побросав свои машины. Между прочим, они забыли, что сзади идет Заградотряд во главе с Аги и Махно. Поэтому рванули назад, к лесу, и в рукопашною бою смяли конницу и Василия Ивановича, и оголтелого Дроздовского. В качестве почетного трофея Аги и Махно попросили отдать им:
        - Пока они еще живы, — Дроздовского и Чапаева, насчет которых уже договорились с кем-то из Царицына, что отдадут, но только за продуктовые наборы для всей бронетанковой дивизии Заградотряда.
        Как?! Откуда в обложенном, как тараканий клан, Царицыне продовольствие — и даже шоколадные конфеты в коробках под названием:
        - Мы победим архаровцев, как белых, так и красных, — и шикарной картинки в виде розовой с белым начинкой, похожей при ближайшем рассмотрению на жопу. Хотя некоторые возражали, что это просто так нарисовано:
        - Два в одном.
        - Предприимчивость не знающая границ, — сказал Махно, а Аги добавила:
        - Кто этим занимается — уму не постижимо. А развел эту деятельность еще один покойник, убитый на Стене Царицына Котовским Мишка Япончик, хотя тогда, естественно, он был еще живым. Особенного? Да ничего, еще в Библии кто-то написал:
        - Они среди вас. — Нас, в данном случае. Я бы покупать его шоколадные коробки не стал, потому что не уверен, сделаны ли они по утвержденной технологии. И хорошо, если из цемента, который потом растворяется в желудке и его двенадцатиперстной кишке, а потом опять-таки — так как ему некуда больше деваться — превращается в цемент, только теперь из него уже смело можно делать Галатею в мраморе. И на нее любоваться, если, конечно, ей удастся вылезти из вашего заднего проходного отверстия.
        Ибо:
        - Не через рот же ее рожать. Впрочем, многие ели и ничего такими же остались, как были:
        - Через несколько часов опять голодными. Так получается:
        - Вроде никого здесь нет, а как коснешься чего-нибудь хорошего — так, пожалуйста:
        - Народ лезет изо всех щелей. Мишка Япончик, правда, был здесь не директором — побоялся Фрая, или просто еще не успел, но завхозом, как говорится:
        - Буду. — Он и купил у Аги и Махно Василий Ивановича с Дроздовским вместе взятыми. Действительно, хотели еще на торгах ребят разлучить, но не смогли развязать веревки, которыми связала их одна фермерша, которой Василий Иванович намекал:
        - Будешь скоро работать тока по четырнадцать часов на ферме-то. — Сказала:
        - Лучше их вместе утопить. — Злой народ, если сгоряча что не по нем. А ведь даже если бы они были с Альфы Центавра, все равно:
        - Похожи чем-то на местных. Ну, и значится, как сказал бы какой-нибудь певец с гитарой типа Распутина:
        - Собралась шайка, которая вот-вот должна была начать громить фраеров не только в поле, но и здесь, в самом Царицыне. А именно:
        - Покойник Мишка Япончик в складах, на кухне Дроздовский, бармен в зале Чапаев, и Дэн один за столом в задумчивости. Не было только дамы, но вот и она явилась.
        - Не запылилась? — спросил из-за стойки Василий. Именно в том время, когда Дэн завел разговор с дамой, показавшейся ему:
        - Уж очень знакомой, — но не совсем ясно, когда мы встречались.
        - Я и сама не понимаю, — ответила Незнакомка, — времена совсем запутались.
        - Я все помню! — крикнул из-за стойки Василий, а Дэн только вздохнул: неудобно вот так сразу бросать что-нибудь в оборзевший уже обслуживающий персонал. Да и ладно бы было мясо или рыба, а бутылку жаль, дорогая. И вот именно в это время попугай в другом кабаке, в Метрополе, на плече у одноногого Амера-Нази прокрякал:
        - Коня, коня бери. Он бросил попугая в стену, и пожалел:
        - Окно было открыто, — мог улететь. А хотя это был никому неизвестный попугай, все равно лучше, чем никого.
        - Не печалься, добрый молодец, — сказал он. По крайней мере так почудилось Амеру-Нази. И желая проверить, на самом ли деле это настоящий говорящий попугай, спросил:
        - Ты кто, петух гамбургский? — Настоящий попугай по мнению Нази должен был разозлиться.
        - Я, между прочим, не понимаю ваших изголодавшихся намеков, — сказал Эс.
        - Хорошо, если ты такой умный, садись за стол, обсудим за вкусным обедом план э-э, план нашей победы. И попугай не стал набивать себе цену, сел. Как?! Но Амер решил:
        - Хрен с ним, пусть ест, пьёт, говорит, посмотрим, ибо больше здесь, кажется, никого нет. И действительно, попугай за столом — это менее удивительно, чем целая бригада в Коне, стоящем на подступах к Царицыну. Тем более, это был не деревянный конь, как во времена незабвенные, а живой Распи. Главное здесь:
        - Как может маленький стать большим? — Но даже в Библии написано, что это возможно. Гулливер, например, мог не только увеличиваться, но и уменьшаться. Так что, как сказал он парень:
        - Всё это было, было, было много раз уже. Хотя, конечно, всё равно удивительно. Но не настолько, чтобы вообще не верить, что в Коне у города спряталась вражеская армия в ее концентрированном значении. И попугай, не дожидаясь приглашения, перечислил всех, кто там был:
        - Сам Распи — Троянский Конь, которого обычно вообще не принимаются во внимание, Коллонтай — между прочим, Посол с Альфы Центавра, хотя и сама не всегда в курсе, что это именно так и имеет она имя Га — по-местному можно запомнить, как:
        - Галя. Другой Ино — это Врангель, жаждущий мести за свою, стоящую сейчас в деревянном щите на площади перед нашим Метрополем Камергершу, но еще больше хочет взять наш любимый город Царицын. А также медиум Дыбенко.
        - Собрались в одном месте колдуны, маги и инопланетяне, — сказал Тро, которого в кругах более широкого масштаба, как-то в Америке, называли:
        - Амер-Нази, — что означало по-ихнему:
        - Пришел сюда в страну небоскребов и чикагской мафии с югов, где нет ничего, кроме камней Иерусалима. — Но если дело уже дошло до попугаев, знающих больше людей, то камни тем более значит:
        - Тоже говорят. И уже за десертом попугай сказал:
        - У меня уже есть информация, что это Коня индийского надо взять и привезти в город.
        - Но как? Мы отрезаны, как от внешнего, так и от внутреннего мира, с одной стороны стеной, на которой проклятый Котовский отрубил мне одну ногу, а с другой стороны находится Риц, где Фрай жаждет власти, как Ксеркс Фермопил.
        - Ты будэшь Львом, встретившим его свой могучей грудью.
        - Спасибо, но только не его. И знаешь почему? Он владеет магией Пьяного Мастера, и, следовательно, как только вижу его, сам пьянею, как последняя скотина.
        - Ты не понял, амиго, я уже всё сделал, принес тебе его тушу, теперь тебе надо только разделать ее по-человечески.
        - По-Человечески? Но я никогда не был, как Робинзон Крузо на необитаемом острове, и не знаю, как едят пленников. Тем более, он еще жив, наверное. Ты не удивляйся, что я не удивляюсь, потому что такое уже было:
        - Он долго жил у меня в холодильнике, как простая говядина.
        - Хорошо, что не бычки в томате, — спокойно ответил попугай. И по этой его присказке Амер узнал Эспи, главу мафиозной группировки на той Зоне, где они вместе ждали начала Хорошего Времени, когда можно бежать, хоть:
        - Куда глаза глядят.
        - Ты?!
        - Я.
        - Но мне передали, что эта Ино Кали тебя убила.
        - Ты любишь песни?
        - Думаю, да.
        - А в них одна правда. Как-то:
        - Немецкий снайпер подстрелил меня. — Следовательно, да, но не совсем, теперь я попугай, но сам видишь, это не меняет дела. И более того, я как и раньше:
        - Делать ничего не буду, а ты действуй. С моей подсказки. Так-то, парень, — Эсти обнял его крылом и прикоснулся своим крючковатым клювом к такому же почти клюву Тро.
        - Значит, только в сказках попугаи повторяют то, что им скажут люди, а на самом деле, наоборот:
        - Вот, что повторяет попугай, то только и становится, наконец, понятно человеку.
        - Да нет, я это давно знал, что человек ничем не лучше попугая. И Амер-Тро задумался, кого бы послать за конем, а точнее, на переговоры с принцессой Стены Еленой Махновский и ее приспешником комдивом Котовским. Только они были на прямом, так сказать, проводе с Троянским Конем и его одиозными обитателями. Решили позвать Фрая для консультации. Его привели, а точнее, даже принесли: парень не то что просто так не мог идти, а был опять, и на самом деле пьян.
        - Кто оставил в холодильнике бутылку коньяка?! — рявкнул Нази.
        - Вы сэр, — был ответ.
        - Думаю, ты сделал это нарочно, хотя и подсознательно сказал Эст.
        - Согласен, логично. Так он лучше согласится. Но Фрай, как только устроился в удобном кресле, так положил ноги на стол, что означала на не желающем шевелиться языке:
        - Спляшите.
        - Давай, — сказал Эст.
        - Что? Плясать? Ты уверен?
        - Ты задаешь слишком много вопрос, амиго. Они выдали сначала цыганочку, потом семь-сорок, потом раскинулось море широко, потом любимую песню Распутина, чтобы войти в онлайн контакт с этим Троянским Конем:
        - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка-а-а, но чувствую, что смотрит на меня соглядатай, да не простой, а:
        - Невидимка.
        Глава 54
        И Контакт был. Нет, Распутин не появился на стене, как живое кино, но и на словах был живее всех живых, как Мастер и Маргарита Михаила Булгакова:
        - Более, чем кино. — Ибо это было кино не перед нами, а прямо онлайн, что значит:
        - В нас. План Распутина был прост:
        - Уговорить, обитателей отеля Ритц — напасть на Елену Прекрасную и ее Котовского, чтобы:
        - Забыли про Троянского Коня, — а сами выйдем за ворота и возьмем его. Стали думать, кого послать.
        - Я не могу, — сказал Эсти, — они находятся не в ситуации истины, и не поймут моего парадного костюма.
        - Маскарадного, ты хотел сказал, — вякнул Фрай, и икнул.
        - Налей ему соку.
        - Только вина-а, — опять пропищал Фрай, как будто он был попугаем, а не Эст.
        - Он не в состоянии, ты заморозил его в холодильнике, а для сугреву нельзя, как говорится:
        - И так пьян.
        - Зря я оставил ему.
        - Ты оставил ему вина? Зачем, не надо было.
        - Я оставил воду, но, видимо, он смог превратить ее в вино, ибо:
        - Что ни пьет — всё кажется ему:
        - Как Хеннесси. — Вроде бы хорошая привычка, но правильно говорят: всему надо знать меру. Сам я тоже не могу пойти, у меня нет ноги, раз, и к тому же там Дроздовский, который питает ко мне личную ненависть, и Васька, который начнет придумывать, что:
        - Это я украл у него бриллиант Сириус, с помощью которого можно всегда улететь на Альфу Центавра, даже если вы никогда там не были.
        И знаете почему, говорят? Когда-то мы все там были, и в ее базе есть о нас приветственное завещание:
        - Принимать всех беглецов с Земли, несмотря на небольшие различия во взглядах. И знаете почему? Земные различия там даже ценятся, но не более, чем любовь к Флорентийским стейкам против любви к доисторическим Цыплятам Табака, хотя помню, как подавали их в Национале.
        - Как? — спросил Фрай, чем обнаружил некоторое просветление сознания. И добавил: — Если ответишь правильно, я пойду за конем. В том смысле имеется в виду, что уговорю ритцевцев идти войной на Елену и Котовского. Амер заколебался, потому что понимал: если не угадает, то не просто придется идти самому, и быть там избитому, плененному, но еще и заставят отдать и Камергершу, казни надо которой он так долго и с наслаждением ждал. Фрай, конечно, не прочитал его мысли, так как спьяну, как обычно, не мог разобрать строк, а закрыть один глаз ладонью не мог, так как опирался этой рукой о стол, чтобы не сползти на пол, а в другой уже держал рюмку Хеннесси, хотя никто ему не подавал не только Хеннесси, но и обычной шотландской самогонки под названием:
        - Лошадиный виски. — Тем не менее, не наугад, а ненароком сказал:
        - Возьми с собой Камергершу.
        - Та не-е! Лучше ты ее возьми.
        - Даришь?
        - Дарю бесплатно. Хотя и за небольшое вознаграждение.
        - Какое?
        - Можно я изобью ее, прежде чем вы отравитесь на презентацию в Ритц.
        - И больше ничего?
        - У тебя есть деньги.
        - Пришел перевод от Клары Цеткин и Розы Люксембург, — встрял Эст.
        - Мне не нужны деньги, — ответил Фрай, — ибо сказано:
        - И так всё дадут. Сами.
        - Жаль, мне очень хотелось ее избить, иначе душа горит.
        - Но почему? — удивился даже попугай. — Она как-то связана с Котовским, который отрубил тебе ногу? Или опозорила тебя когда-то на приеме у английского посланника?
        - Именно, именно! Мы бьемся из последних сил, как рыба об лед, а она, видите ли:
        - Царя лю-би-ла-а! — так бывает? Вот и хочу избить ее:
        - За вранье.
        - Я думаю, она говорит правду, потому что была баронессой, или что у них есть еще там.
        - Правда? То-то чувствую, при виде ее рука так и тянется к двадцатизарядному маузеру.
        - Давайте поступим так, — сказал Эст, — для облегчения твоей совести устроим прямо здесь дуэль. Ты и она, ты с маузером — она с кольтом, и будет то, что чем, я думаю, и она:
        - Так долго мечтала.
        Привели Камергершу, точнее, принесли, лицо ее было измазано помидорами и перезревшими баклажанами, ноги не держали.
        - Ты че? — спросил ее Амер-Нази, — устала, что ли, стоять там? Я думаю, лучше прикончить ее просто так, — он вынул из деревянной кобуры свой именной маузер с надписью Ф. Почему Эф, он и сам не знал. Но если заслужил — принял, и считал эту Фэ началом предложения:
        - Феноменальному стрелку. — Но Фрай посчитал уместным напомнить ему, что сам подписал этот приказ о награждении Тро именным двадцатизарядгным маузером немецкого производства.
        - Ты хоть понял, мил человек, что этот маузер не турецкий, как все? Или по крайней мере, многие.
        - Т-теперь понял, товарищ-барин Ф-Фрай.
        - Вот в следующий раз, как захочешь меня обмануть, сначала повтори про себя три раза:
        - Дабл Фэ.
        - Дабл Фэ, — сказал Амер, но поинтересовался: — Это как неизбежное зло, что ли?
        - Так и понимай, — спокойно ответил Пьяный Мастер.
        Ей тоже выдали двадцать патронов, но так как Кольт был 45 калибра, то имел в барабане всего шесть пуль, при быстрой стрельбе можно оказаться в ситуации, когда перезаряжать уже не будет времени.
        Патроны-то есть, но уже, как говорится:
        - Не про вашу честь.
        - Мне нужна фора, — сказал Амер, — у меня одной ноги нет.
        - Что ты хочешь? — спросил Эсти. — Еще патронов?
        - Нет, патронов у меня на нее хватит, но хотелось бы три раза выстрелить, так сказать: априори.
        - До начала соревнований? — переспросил Фрай.
        - Именно, умный ты мой человек.
        - Хорошо, но какой выкуп ты дашь за эти три выстрела? — спросил уже Эсти.
        - Я вам не ручной кролик — дашь-баш — я сам всё возьму, чё нам ждать дары-то, которых никогда не будет, — и тут же три раза выстрелил в лежащую на полу Камергершу. Первый раз она не успела повернуться, но Амер промазал, пуля отскочила от мрамора под ковровым покрытием и чуть не перебила Фраю руку. Он уставился на разбитую рюмку, которую держал, но пока не выдал никакой констатации. Эспи сказал:
        - Мне везет, в меня не попал. Камергерша встала на одно колено, опять упала, но успела крикнуть:
        - Это ничего, что я упала, и знаете почему? Я наган так и не успела нашпиговать сливами.
        - Маслинами, — поправилась она же с улыбкой, которую зря израсходовала, так как ее все равно никто не увидел. И не из-за помидоров и бананов с апельсинами даже на ее лице породистой лошади, а просто:
        - Не дошла до лица, — застряла где-то между душой и каким-то проходным отверстием. И неудивительно, даже древние рыцари, выкупленные из деревянного щита каким-нибудь королем или герцогом не могли улыбнуться в знак благодарности, а так только вякали:
        - Сенкью, сенкью, вери матч. — И это естественно. Все их душевные каналы были забиты ненавистью к окружающей действительности, состоящей по большей части из простых:
        - Рабочих и крестьян. — Которые рады были, что не только их ставят раком, но других:
        - Лыцарей, — без права переписки с ближайшими родовитыми родственниками, за неимением коих. Ну и правильно, а то бы никто не захотел работать, говорил:
        - Я Дон Кихот, работать не буду ни в поле по четырнадцать часов, ни на ферме по шестнадцать, а буду просто искать приключений. И находили, обычно в таких вот деревянных щитах, где видно только голову и кисти лап, что, мол:
        - Человек стоит, — кидайтесь в него гнилыми помидорами, персиками и ананасами — у кого что залежалось в закромах. Ибо:
        - Все равно многие не доживут до рассвета — резня будет в Трое непредсказанная. Имеется в виду, хуже даже, чем думали.
        Камергерша вставила один патрон, но не стреляла, вставила второй и опять побежала на коленках в сторону барной стойки, где рука Амера должна дрогнуть, по крайней мере, будет не так тверда, как в зале, где сидели люди. После третьего вставленного в барабан патрона даже Фрай не выдержал:
        - Да стреляй ты уже! А попугай Эст пропел:
        - Три очереди картечью по товарищам-баринам. — Как будто не знал других приличных слов. Но с другой стороны: конечно волновался, для чего еще и было придумано это соревнование, как не для того, чтобы вспомнить благородного Джека Лондона, когда честность на владение золотоносным участком проверялась исключительно случаем:
        - Кто убит — тот проиграл. — И, естественно, чтобы поднять настроение всем остальным:
        - Сюда никакие рок-группы не добираются. Далеко.
        Видя, что Камергерша сохраняет спокойствие при штормовой стрельбе Троцкого — Амера-Нази, Фрай не удержался и подсказал:
        - Экономь патроны, дура, иначе она сделает тебе такую тачанку, чтобы будешь до самой Испании кататься на шариках с их подшипниками. Амер взглянул на свои ноги — вторая померещилась, ибо он со дня на день ждал ее из Америки — и тут как раз Камер первый раз выстрелила. Но пуля попала в костыль.
        - Промазала! — даже удивился Эсти, — а говорили она не попадает мимо цели.
        - Стресс-с.
        - Не угадал, попугай, я только уровняла шансы. — И действительно, Амер покачнулся и упал лицом на соседний стол, ибо костыль его подумал-подумал, да и:
        - Переломился.
        Амер растерялся, а Камер успела спрятаться за барную стойку.
        - Где она? — спросил Тро у обоих.
        - Я не скажу, так как не имею права, — сказал Эст, а Фрай опять начал разводить дипломатию:
        - Ты должен сделать выбор между мной, и мной. Амер задумался, и прежде чем озвучить перевод непонятных слов Фрая, упал на колени, и три раза выстрелил по барной стойке, что означало:
        - Если я прощаюсь с частной собственностью в Царицыне — то прощаюсь навсегда. — Одна пуля попала в Камергершу. Но не в нее саму, а в кольт, и заклинила барабан. Эспи, опять поймавший связь с Распутиным, подсказал:
        - Бой закончился, не начавшись, как следует. Но Амер, хотя еще не был настоящим покойником, понял подсказку:
        - Тварь рассыпала патроны, и можно без опасности за свою жизнь прикончить ее, как говорится:
        - Не хочу, но пойду один на встречу с бандидос. Амер приблизился к стойке, медленно перегнулся через нее и, пытаясь угадать в какой стороне стойки спряталась эта мерзавка, но вдруг услышал приятное — правда, не в этой ситуации — шуршание взводимого курка.
        - Подумай, кому ты будешь молиться, скотина, — сладко пропела Камергерша, — ибо время для этого сейчас самое подходящее. Амер оглянулся на Эспи. Неужели наврал? Да нет, не может быть, астрал не умеет искажать правду. Дальше этого размышления его не пошли:
        - Дама нажала на курок, который имеет одну часть вверху, другую внизу, несмотря на то, что связь между верхом и низом:
        - Не такая простая, как об этом привыкли думать. К удивлению, нет, точнее, к ужасу не только самого Амера, но и Фрая, и Эсти — раздался выстрел, и такой громкий, что многие оглохли. Скорее всего, от неожиданности, что кольт выстрелил. И от страха даже забыли спросить:
        - Как она вставила патрон в барабан, если он был заклинен. А вот то, что она вставила пулю раньше — посчитали:
        - Так не бывает.
        Голова Амера была пробита на самом деле, но, как оказалось, не в том месте, где это уже окончательный приговор:
        - Только смерть. Ее перебинтовали, и парочка чинно и благородно:
        - Одна, как бывший только недавно узник концлагеря, а другой по недоразумению вытащенный с поля боя санитаркой, командир дивизии, которого остальные посчитали:
        - Наверняка покойником, — и не обратили внимания. Но:
        - Если везет — то везет долго. К сожалению, что не всегда. А почему неизвестно. Могло бы везти, если уж не всегда, то подольше.
        - Это что за инвалидная процессия?! — почему-то радостно воскликнула Сонька, сразу расположившаяся здесь, как в своем родном кабаке. Хотя и помнила, что была во взаимных объятиях только с Дэном-мэном, и с Васькой-Василием Ивановичем. С Дроздовским? Не думаю, через чур одиозная личность, так и кажется, что утащит в лес и не отпустит, пока не насладится:
        - Полностью. — Оно бы и ничего, конечно, если без людоедства. Она надела полосатое платье, что означало:
        - Я только полосатый стажер, но скоро, скоро перейду окончательно к зеленым. — Если кто не помнит, она почти с детства мечтала прорваться в Царицын к красно-зеленым, но неудачи преследовали ее, как рок. Ибо она прорывалась, то оказывалось, что город-то уже принадлежит наполовину белым, и она была именно здесь, у белых. И сейчас в Ритце было больше белых, чем потенциальных красно-зеленых.
        Вообще, можно сказать один Василий Иванович и был пригоден сражаться против Альфы, да и то, говорят:
        - Стал часто думать. — В том смысле, что мечтать об открытии на Альфе Центавра своего личного заведения, и пока только не мог понять:
        - Какого точно. — Здесь не мечтал, знал — бесполезно. За спиной надо иметь мафию, а он это дело не любил. Одно слово:
        - Единоличный командир дивизии, да и только.
        - Мы пришли на переговоры, — сказала Камергерша, и попросила показать ей столик:
        - Который обслуживается, — а то у них обычно без десятки не сажают, — она толкнула локтем Амера, да так, что раненый в голову, правда без костыля, хотя и с одной ногой, предводитель чуть не упал.
        - Надо было взять костыль, хотя бы один, — сказал он, но при сборах Камер выдвинула условие:
        - Как победить этого шоу, я хочу, чтобы этот Амер-Тро-Нази шел только со мной, и! никаких пособников его желаниям.
        - Но он не сможет идти, — сказал Эспи.
        - Пусть ползет.
        - Это будет не дипломатично, — сказал Фрай. Но она настояла своем, резюмировав:
        - Я понесу его на руках. И вот так Амер не мог ступить без дамы даже шага. Никто не узнал Нази, и она представила:
        - Ис май транслейтор. Никто ничего не понял, но она улыбнулась и перевела:
        - Ну и не надо. И знаете почему? Командовать парадом буду только я.
        - У нас будет парад? — спросил Дэн. И чуть не пошел в пляс, чтобы показать:
        - Мы рады, рады, рады.
        - Только после победы, господа, — строго сказала Камер, и спросила уставившегося на нее через стойку Василия: — Почему до сих пор не принесли мой заказ?
        - Вы еще его не сделали, — сказал Дроздовский. Он сидел за последним восьмиместным столом у самой эстрады, и читал книгу — так думали все, а на самом деле сочинял Декларациию Независимости.
        Имеется в виду от не Земли от Альфы Центавра, а наоборот. Зачем?
        - Мы улетим отсюда все равно, но хочу, что они здесь даже не думали о нас больше. Я такого скотства еще не видел.
        - В чём и в чём? — спросила его Камергерша, когда они уже выяснили:
        - Больше не создавать претензий без каких бы то ни было на это оснований, как например, требовать выполнения заказа, который вы не делали. Но не обращайте внимания, я сам уже сделал заказ для вас, всё самое лучшее:
        - Хеннесси и Стейк по-Флорентийски на открытом огне.
        - Ешьте его сами, а я сейчас хочу Саперави и копченую скумбрию, как обещает нам Фрай во всех пивных Ялты и Царицына в том числе.
        - Почему обещает? Сейчас нет, что ли? — спросил Дэн, который не сидел за столом со всеми, а подавал блюда прямо со стойки, так как Сонька не захотела, как она выразилась:
        - Восьмерить перед этой похоронной процессией, — и села за барную стойку. Периодически она высказывалась:
        - И как только у них, — она хватала Дэна за руку через стойку и толкала в плечо, каждый раз спрашивая одно и тоже:
        - Чем она лучше меня? — и кивала большим изогнутым назад для вранья пальцем на стол, за которым командовала Камергерша. И каждый раз получала от главы делегации Метрополя один и тот же ответ:
        - Я никогда не вру.
        Глава 55
        - Так это недостаток, а не достоинство, — Сонька опять хлопнула Дэна, но на этот раз прямо по лбу, а не он ожидал и упал, зацепившись одной штаниной за другую. Так бывает? Не часто, но да, есть. Пришлось звать с кухни Мишку Япончика, чтобы принес йоду, или, как выразился Дрозд:
        - Что у нас есть еще там, — может быть нашатырный спирт. И мне тоже нашатырный спирт! — крикнул Дроздовский, так как никак не мог понять План Гоэлро, который излагала Камергерша, в том смысле, что зачем после победы во всех пивных Юга продавать кроме пива только Саперави и копченую скумбрию.
        - Вы не поняли, — ответила Камер, — Сапери не в самом баре, а в соседнем магазине.
        - Почему?
        - Как же они должны различаться, — пожала она плечами.
        - Простите, чем Москва будет отличаться от Южных ее Окраин? — спросил Чапаев, чтобы иметь больше оснований отвалить отсюда, понимал, значит, что ответ все равно будет невразумительным.
        - Там будут продавать белое сухое вино Золотой Берег и Золотые Пески. Выпили по шесть кружек разбавленного два на полтора, правда, холодного пива, и в магазин за Золотыми Берегами — так как брать надо по две хотя бы бутылки, чтобы не бегать часто — очередь человек сорок в бар может в конце концов не поверить, что:
        - Вы уже здесь были, — и отпихнуть. Придется опять давать рубль, два, а иногда и три — цена курицы с рисом — немного, но пива на эти деньги можно купить в три раза больше. И дело дошло до того, что большинство перестало понимать:
        - Хорошо это, или, наоборот, очень плохо. Только Василий Иванович думал-думал и, наконец, спросил:
        - Вы сказали: в три раза больше, но не сказали чего.
        - Чего? А! Если без взяток? Одна курица с рисом будет стоить, как три графина пива.
        - Это сколько же будет, если считать, как сейчас Будвайзерами по ноль тридцать три?
        - Две упаковки, — сказал Дроздовский.
        - Ну, не две, меньше, — сказал Амер-Нази, подтвердив этим разумным мнением, что сознание скоро совсем вернется к нему почти в полном объеме. Но Василий Иванович опять задумался, и опять опроверг прежнее утверждение:
        - Больше.
        - Вот?
        - Я грю, больше двух упаковок Пилзнера стоит экстраординарных вход в пивной бар через швейцара.
        - А я утверждаю, что нет! — даже обрадовался сопернику Тро. — И разъяснил:
        - А представляешь, сколько тогда будет стоить Пилзнер?
        - Где, в парке Кой-Кого, или в районном двухэтажном баре?
        - В районном Пилзнера вообще не будет.
        - Дайте я скажу, — Камергерша вытерла полные красные губы под уже начавшими пробиваться мужественными усиками, — никто из вас не догадается, чего не будет в барах будущего. Могу даже дать подсказку — всё равно не поймете даже с трех раз. Волга.
        - На что спорим? — спросил Мишка Япончик, появившийся, как покойник: неожиданно и в белом халате, как повар, шеф-повар и зав склад — в одном лице.
        - На палку, — сказала Камер.
        - На па-а-ал-л-ку-у? — пожалел Мишка, что дама намекает на сервелат, который был в таком же дефиците, как и то, что задумала Камергерша.
        - Между прочим, я числюсь шеф-поваром, — сказал Дроздовский. — Надеюсь ты решил проиграл не мою палку?
        - У меня есть одна лишняя.
        - Вашими палками только печку топить, — сказала обиженная до глубины души Сонька, и добавила, вздохнув:
        - Тем не менее, первая рискну, и скажу слово.
        - Пажалста, но что ви ставите взамен? — пропел Дэн, как будто:
        - Его здесь только не хватало.
        - Свою свободу, — опять вздохнула печально Сонька Золотая Ручка.
        - Не знаю, не знаю, — опять влез Дэн, — понадобится ли кому-то это.
        - Что?
        - То, что ви предлагаете.
        - Прекрати паясничать, Дэн, — сказала Камергерша из-за стола, что ты завикал? Строишь из себя диктатора?
        - Да ладно, не нападайте на него, — сказала Сонька, — ему все равно никто не даст. — А Дэну так и сказала в глаза: — Журналист-неудачник.
        - Нет, — возразил Дэн, — журналист как раз удачливый, а вот командир дивизии из меня, простите друзья, не совсем вышел.
        - Что значит — не совсем? — спросил Дроздовский, — еще хочешь покомандовать?
        Наконец Сонька сказала:
        - Это Тирамису. Валилий только хлопнул себе по коленке:
        - Лучше бы вообще молчала: какой Тирамису может быть в баре, из чего, из скумбрии, что ли? Так она пахнет, что боже мой, на торт совсем не похоже.
        - Креветки, — был второй ответ, который дал Амер-Нази — большой их любитель. — И опять Камергерша сказала:
        - Ни-пра-виль-на! Мишка Япончик открыл рот, как второй за главным отличником ученик в классе, чтобы обойти избранника судьбы на финише:
        - Это. — Но не успел кончить, так как для того, чтобы человека растянуть по правилам искусства, повертел сначала головой во все стороны, что, мол, убедитесь, поросята:
        - Это я. А ответ и повис в воздухе, правда, без его вмешательства:
        - Воблы.
        - Никогда бы не догадался, — только и сказал Дроздовский.
        - Ты подслушал и украл мой правильный ответ, — чуть не заплакал Беня Крик, вспомнивший по этому случаю свое родовое имя. Все начали вертеть головами:
        - К кому он обращается, непонятно, — вымолвил Василий Иванович.
        - Действительно, кто сказал правильный ответ? — спросила с надеждой Камер, надеясь, что никто не осмелится признаться в своем выигрыше у нее. Тишина зависла такая, что было слышно, как играет сама с собой тарелка барабанщика на эстраде.
        - У меня звенит в одном ухе, — нарушил тишину Дэн.
        - Скорее всего, действительно, это была муха, — сказал Дроздовский.
        - У меня никогда не бывает ни мышей, ни мух, — сказал насупившись Беня, как будто именно по этой случайности, что кто-то, а не он дал правильный ответ про отсутствие воблы в общественных заведениях будущего, этот шикарный кабак Ритц перешел в его собственность. Мол:
        - Не отдам, хоть режьте. — А работал, можно сказать, простым мясником. И хорошо, что не спросили про самую популярную профессию будущего, тут бы уж точно никто не додумался, что это будет именно мясник.
        Наконец кто-то, а именно Сонька Золотая Ручка подняла голову вверх, и там, на высоте почти десяти метров обнаружила голову коня, ухмылявшегося ей одними, но не желтыми, а белыми-белыми, как только что из Израиля — зубами.
        - Купил, наверное, по дешевке на Одесском рынке, — только и сказала Сонька, но все ахнули, когда эта рожа начала спускаться все нижи и ниже, пока не явилась с претензией:
        - Заказать и ей Флорентийский Стейк на отрытом огне.
        - Под тазик Мадеры, — попытался пошутить Василий Иванович, но под осуждающими взглядами присутствующих благоразумно прикрыл рот снизу кулаком.
        - Не думайте, что я уже ваш, — сказал Распутин, и в ожидании своего стейка отломил кость с мясом у Камергерши. Сей жест она поняла, как право на право иметь все три палки.
        - В общем, так! Несмотря на то, что судьба стала относиться к нам по-человечески, и прислала Киннера Распи, как символ того, что скоро и сам он будет здесь, целиком, так сказать, как туша того медведя, шкуру которого мы зрим сейчас.
        - Вы не кончили речь, — сказал Распутин, и попросил принести еще одну бутылку Мадеры. На что Дэн ответил:
        - Вы еще не начали как следует есть, а выпили уже много.
        - Вам жаль?
        - Может и не жаль, но спьяну вы можете перепутать, кому обещали победу в этом городе.
        - Да отстань ты, Дэн! — крикнула Камер, — ты не видишь, что маг хочет напомнить мне о чем-то очень важном. А! А-А! А-А-А! Я не закончила речь. Чем должна заканчивать речь?
        - Тостом, — сказал Василий.
        - Тостом? Да иди ты, Василий, это не те шутки, которые я хочу сейчас слышать. А впрочем-м, кажется, ты прав, мартышка, и хлопнув многозначительно, что, мол, при случае и ты не стесняйся, его по затылку, рявкнула:
        - Руки-ноги на стол — я Котовский! — У Мишки Япончика после этих рявканий упал в кофе с молоком пончик, который он так давно хотел съесть. Шутка. Она просто сказала:
        - Мне по барабану гости не только из будущего, но и прямо из Астрала, а чтобы три палки прямо сейчас лежали передо мной.
        - П-палки-и? — спросил слегка поперхнувшись несъеденным пончиком Беня.
        - Да, сервелата, и обязательно, финского.
        - Как говорил Ксеркс Леониду перед штурмом обманным путем Фермопил:
        - Долги надо отдавать.
        - А я у вас брал?
        - Неважно.
        - Не-ет-т, скажите, брал или нет?
        - По барабану.
        - Тогда мы будем сражаться с вам, как львы, со стаей гиен.
        - Как это, насмерть, что ли?
        - Не только.
        - А именно?
        - Один к двадцати семи. Вас погибнет в двадцать семь раз больше.
        - Именно в двадцать семь? Не в двадцать восемь и тем более, не в двадцать девять?
        После этого монолога Распутина, Камергерша поняла, что:
        - Уже проигрывает сражение, — и только потрогала чисто символически, поднесенные ей лично Дроздовским — через кладовщика Беню — три палки финского сервелата. Хотела передать Сонька, но Дэн за стойкой посчитал это:
        - Неудобным, — и знаешь почему? Здесь не остров Лесбос. Пока еще. Сонька Золотая Ручка промолчала, и поняла, что все, как обычно:
        - Новая родина встречает, как то, что было, но теперь нет, ибо находится уже:
        - Далече. — Вроде бы все тот же кабак, но нет, тот уплыл в небеса, или — хрен редьки не слаще:
        - Ушел под землю. Как говорят на Той стороне Атлантического Океана:
        - Они — Это Унесенные Ветром. Всю оставшуюся жизнь я мечтала перейти на сторону Царицына — и вот на:
        - Никакой не то что благодарности, но если бы было можно вообще бы не приняли в армию. — А так:
        - В атаку! — закричала Сонька. И только тут все поняли:
        - Это не дух-мух Распи, а:
        - Троянский Конь уже прорвался в город.
        - Ми — прошу прощенья — мы не выполнили возложенную на нам миссию: объединить народы Метрополя и Ритца, — сказал Троцкий.
        - Мы да, но, что делала эта Елена Прекрасная на стене с Котовским, когда Троянский Конь прошел в Царицын? — спросил Дэн, и как обычно ошибся, или наоборот:
        - Угадал, — но поздно:
        - Они и ввели его в город.
        Да. И да даже не по ошибке — думали, что Конь — это уже отыгравший своё барабанщик, а решили взять Коня контратакой, понимая, что он зачем-то нужен для штурма Царицына. Надо было объединить три стороны: Стену, где они были с Котовским, ресторан Метрополь, и отель Ритц, а сделали:
        - Всё наоборот. — Они двинулись двумя эскадронами с разных сторон, но не нашли Коня в ночном тумане. И более того:
        - Были окружены броневиками Ники Ович и Леньки Пантелеева — с одной стороны, а с другой всю их армию — когда Елена крикнула Котовскому, что надо пробиваться к Волге — расстрелял танковый Заградотряд Аги и Махно. Утром Елену и Котовского начали искать на задымленном поле, но не нашли.
        - Найти! — сказала Аги, а Махно сказал, что:
        - Они уже все равно ничего не смогут сделать. И более того, — он не договорил:
        - Мне по барабану: более или менее — у меня приказ: все должны быть убиты, а они вообще обязательно.
        - Что значит обязательно?
        - Со связанными сзади руками, выстрелом в живот, чтобы дольше мучились.
        - Такого приказа быть не может. Потому что некому его отдавать уже.
        - Уже? Уже — не считается, потому что приказ получен в прошлом, которое еще никому не удалось изменить.
        - Кто мог отдать такой приказ Зара-нее?
        - Не знаю, может и ты, когда командовал армией.
        - Подпись есть?
        - И подпись и печать, — Агафья вынула гербовую бумагу: тридцать третий — гриф: секретно.
        - Это не я.
        - Не знаешь, кто?
        - Какая разница, ты не собираешься нарушать этот приказ, если подписавший его уже умер?
        Далее, бой в Ритце между Врангелем, Кали, Дыбенко и теми, кто был здесь:
        - Камергерша, Амер-Нази, Дэн, Василий Иванович, Дроздовский, Мишка Япончик, Сонька Золотоая Ручка, — она и начинает:
        - В атаку! Многие, почти все или даже все — будут убиты. — Надо эту строчку, и вообще весь этот абзац?
        Распутин хотел бежать к эстраде, но растерялся:
        - Внесли его Флорентийский Стейк, который всегда просил, если был болен Одиссей, а так-то всегда сами давали, ибо боялись его больше тех Сирен, которых он сам боялся, и просил привязать к Грот-мачте: хребтовое мясо на Т-образной кости, с вырезкой с одной стороны и просто мясом с другой. Разница? Есть. И мадерой, которую Распи зачем-то уже перелил в тазик:
        - Как его тащить, если плещется туда-сюда? — Но парень справился, схватил стейк с подноса зубами — он подавался не очень горячим, так как несколько минут доходил после жарки до состояния:
        - Полной пригодности для осу-осу-осуществления счастья, — а тазик постарался заставить лавировать, как корабль Одиссея в бурю. Почему именно Одиссея? Ответ:
        - Несмотря на то, что его здесь разрывали на части как белые так и полосатые — надеялся улететь на Альфу Центавра, и наконец, зажить, как просто:
        - Человек Счастливый, — а именно:
        - Бабы — мадера — баня — бабы — мадера — баня, — и уикенд у местной царицы, в роли которой? где у меня будет отдельный — нет, не кабинет, чтобы принять ее — а натюрлих охотничий — на бабочек, как любил Владимир Набоков — домик, чтобы предсказать ей:
        - Нет, нет, никто с Земли сюда не летит, — и далее со смехом:
        - Ишшо ума не нажили, чтобы летать до Альфы Центавра, — несмотря на то, что мы только динозавры. Ума больше, честно говорю. Поймите меня правильно, и запомните, наконец, что эволюция была раньше, чем деградация. И, следовательно, развитие шло от человека до динозавра, а потом опять деградировало в инволюцию:
        - До Хомо Сапиенса, — так что не бойтесь:
        - Не долетят все равно, — хотя, не скрою, сожрать нас, их мечта-идея.
        Бывшие в Киннере, решили применить сначала психическую атаку, ибо для чего еще расселись на эстраде за:
        - Барабан с его медными тарелками, саксофон с его разумным писком, гитару, чтобы поглубже влезть в самое сердце, вплоть до души, и что-то еще — разобрать уже было трудно:
        - Может быть, фортепьяно, а возможно аккордеон. А сам Киннер Распутин запел опять ту же волынку:
        - Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай-й. Приходит ли знакомая блондинка-а. Но понимаю, что разглядывает меня сохглядатай, да не простой, а Невидимка — с Альфы Центавра. После слов:
        - Ну и вот срываюсь с места, будто тронутый я-я-я. До сих пор моя невеста мной нетронутая-я-я. — И даже про погоду, как обычно, не успел ничего сказать, как все они спрыгнули с эстрады — и хорошо, что без щитов и мечей, а только в кимоно, как выразилась Сонька:
        - А мы думали, будет что-то новое, — и сразу провела самому Врангелю бросок с Переворотом.
        - Не ожидал, — только и сказал Вра, и опять встал напротив.
        Глава 56
        Дыбенка предложил сразиться Амеру-Нази:
        - Как инвалид с инвалидом, — но посол Метрополя попытался отказаться:
        - У тебя что болит?
        - Уже ничего почти! — почти радостно сообщил Дыб.
        - Что значит: поч-ти?
        - Ну-у, жив пока, но думаю, осталось уже недолго мучиться.
        - А у меня, извини, нет одной ноги, так что прошу фору.
        - А именно?
        - Можно, я сначала ударю тебя костылем по чему уж там оставшемуся попаду?
        - Нэт!
        - Ч-что-то ви сказаль? Р-л-р-л-ль, — даже замурлыкал Дыбенко, подражая в этом стиле именно Амер-Нази.
        - Ты дразнишься? — спросил Амер.
        - Посмотри вокруг себя. И Амер понял, что попугай сидит на его плече. Где прятался?
        Неизвестно.
        - Попугай здесь, — обрадовался на всякий случай Амер. Хотя внутри ощутил пустоту. Вас из дас?
        - Это значит, что у тебя, мил человек, больше нет своей души, я купил ее прямо на переправе в Аиде у самого Харона.
        - Он не возьмет меньше, чем Бриллиант Сириус за душу еще чуть-чуть живого человека, — сказал Амер-Нази. — Разве он у тебя был?
        - Я отдал поддельный.
        - И Харон поверил?
        - Да, он привык доверять людям, ибо:
        - Мертвые не обманывают.
        - Я еще жив.
        - Твоя жизнь уже принадлежит мне, — сказал Эспи, и я продал ее, как фьючер, из будущего. И эта Парочка начала избивать Дыбенко. Но только до тех пор, пока он не вспомнил, что является матросом Балтфлота, и рванул тельняшку на груди.
        - Дэмет! — рявкнул он, после того, как оба противника отлетели под восьмиместные столы после удара — По Пяткам. Дыб пошел к бару, чтобы налить себе:
        - Что-нибудь покрепче. — У него и мысли не было, что Фрай тоже здесь, и может попасться на глаза в самый неподходящий моментум.
        - Да нет, не может быть, не всем же, как говорится в рай, ибо грехи не пускают. — И. И пролил свой молт, ибо просил он — правда еще только в уме — именно шотландский виски молт. Чтобы да, но получше, и именно это он услышал из-за стойки:
        - Чтобы да, но получше. — Это был Фрай, только высокий, как будто ходил по бару на ходулях. — Хочешь посмотреть, почему я такой длинный, как немецкий канцлер Фридрих Великий, посмотри! И когда Дыбенко заглянул и тут же от ужаса потерял голову, Фрай отделил ее от ее же основания большим ножом мясника, который принес сюда, скорее всего, Мишка Япончик, чтобы кушать не только пончики, посыпанные сахарной пудрой, но хорошо ветчинку под кофе с молоком. Где сам Мишка? — Дыбенка заглянул за стойку, но только еще остававшейся в теле душой, которая живет долго — девять дней после События Смерти, а глаза — как неправильно верит народ три дня. Глаза видят на самом деле только один день после того, как логически становится невозможно. Фрай тоже нарезал шею Дыба, как ветчину, но не на несколько удобных для потребления кружков, а только пополам, ибо не есть же он ее на самом деле собирался. Просто так нож был настроен. На полу вместо деревянной решетки, спасавшей барменов от проливавшегося во время интенсивной работы вечером в уикенд вина, пива и соков — валялось тело Дэна, по которому и бродил пьяный — как
обычно бывает пьян Пьяный Мастер Фрай. Где Беня — спрашиваешь? И Фрай указал глазам Дыбенки на сидящего, как на похоронах Беню — Мишку Япончика. Узас-с-с! Был бы ужас — все бы разбежались, но бой, как у Гомера, несмотря на копье, пронзившее голову вашего товарища по забехгу:
        - Продолжался. — Более того, убитый Патрокл только возобновил бой, а не закончил. Правда, кто здесь Патрокл? Может и есть, но вряд ли здесь, в Ритце. Ибо кто может отомстить за Дыба, Дэна и Мишку Япончика? Тут уже бились не музыканты из Киннера с гитарой с парламентерами Метрополя и его древними обитателями, а можно сказать, шла резня:
        - На полное поражение, — чего не ожидали не только Дэн, Дроздовский, Чапаев, Мишка Япончик и Сонька Золотая Ручка в Метрополе, но парламентеры Камергерша и Амер-Низи-Тро-Троцкий.
        - От кого защищаться? — подумала Камергерша, — от пришельцев — и между прочим, в два этапа, сначала она пришла с Троцким потом появились, как привидения, Эсти и Фрай? — В эти пришельцы она включала и саму себя, как подневольную царицу Савскую, которой потом и достались все дары. Сбудется ли на этот раз предсказание? А где сам Предсказатель? Он не дрался, а сидел даже не сцене за барабанной установкой, и не дул, как Козел Марсий в саксофон, не играл на фортепьянах, и даже не исполнял ни ритм, ни соло на своей гитаре, а:
        - Опять пил и ел все за тем же столом, где все так дружно начинали этот — как думали почти все — праздничный ужин и обед вместе взятые.
        - Да-а, сюда бы Аполлона, — подумал Врангель, понимая, что:
        - Так можно и не справиться с восставшей Троей. — Ибо мало ли что мы За, а за кого боги? — вот в чем вопрос. И сей Одиссей прицелился в попугая на плече Троцкого, но пробил ему только крыло, из-за чего рассерженный Эсти рявкнул, указывая уцелевшим перстом на Врангеля:
        - Его надо кончать, и немедленно. Сквозь ряды сломанных столов и стульев, продираясь через дерущиеся парочки, они двигались, как бронепоезд к Врангелю, прижатому к входу в кухню — или в банкетный зал: на выбор.
        - Беги! — крикнула ему Камергерша, наконец узнавшая его, — я тебя прикрою, — и пошла прямо на этого двойного человека-монстра Эспи и Тро вместе взятых. Но ее опередила Сонька:
        - Мне смешно, ребята, что вы не можете справиться с одноногим бандитом, — и провела Амеру Левый Боковой, думала он зацепится опорной ногой за стоящий рядом четырехместный стол, и грохнется, как одна немка с высокого дерева после категорического отказа на простую просьбу:
        - Слезай, я тебе говорю, — прямо в море. Хотя какое море, даже Волга и та была отсюда очень далеко. Попугай после Сонькиного удара перелетел на другое плечо, и Амер, несмотря на перевес именно на этом плече — не упал, а наоборот:
        - Даже стал выше ростом, и как будто съездил, наконец, в Израиль, где делают, говорят, почти настоящие ноги, а не только зубы. Они вдвоем схватили Соньку — один за горло, другой за талию, да так, что затрещали кости, и через несколько минут отбросили, как сломанную тряпичную куклу Принцессы Елены. Но не Сонька была мамой Елены, дочери Батьки Махно, а Аги. Сонька Золотая Ручка была первой — почти — женой Махно, и после прихода Аги, попросила оставить ее:
        - Хотя бы куклой при маленькой девочке Елене, которую считала своей дочерью. — Вот такая запутанная история. Не буду же я на каждом шагу говорить, что:
        - Знаю всё. — Логично. Тем не менее, на защиту Врангеля-Одиссея пошел Дроздовский, и на этот раз опередив Камергершу. Он ударил по второй ноге Тро, а потом рассек его сверху на две симметричные половинки — но уже обе безногие. Попугай успел взлететь на высокую люстру, почти под потолком. Но и здесь Дрозд отличился, он бросил свой меч — которым, правда, здесь неизвестно что делали — может просто полы скоблили на кухне или в мясном складе — от попугая полетели пух и перья, но он смог взлететь еще выше, но потом все-таки сорвался, полетел вниз, кувыркаясь:
        - Голова — ноги, ноги — голова, и опять наоборот, так, что даже Дроздовский промахнулся, сверкнул косарем на уровне своих глаз.
        - Где эта падла? — спросил он, оглядываясь по сторонам. Но попугай, как сквозь землю провалился.
        Далее Эспи убивает Фрая.
        Дроздовский подошел сзади к Распутину, сидевшему как раз за соседним столом, и уже не так интенсивно ел и пил, и — значит очевидно:
        - Искал телку, которая бы сама набросилась на него, — и закрыл ему глаза.
        - Ну, чаво, чаво, здесь хошь, или пойдем в банкетный зал? А уж захочется как некоторым:
        - Погорячей, — пройдем… — он не договорил, так как Дроздовкий сам за него закончил хриплым голосом Камергерши:
        - В номера.
        - Нет, — ответил Распутин, — на кухонную плиту, если еще не остыла после беспрерывной почти жарки флорентийский стейков. Дроздовский ударил Распи ребром ладони по шее — сбоку так это:
        - Мгновенно, — и взвалил на плечо.
        - Куда? — с интересом спросил Василий Иванович, и сам же ответил:
        - Жарить заместо флорентийского стейка?
        - Нет, — ответил Дрозовский.
        - А куда? — спросил Василий.
        - Туда, знаешь, я не то, что не люблю, как все, флорентийский стейк, но именно сейчас меня больше интересуют Цыплята Табака, не то, чтобы катехгорически, но как-то немного больше именно сейчас. Проходя через довольно большой проем на кухню, Дрозд задел ногой развалившегося на его плечах Распи ручку двери. Дверь приоткрылась, и он увидел спящую на стульях красавицу. Так бывает? Это был Банкетный Зал, и одна из десантниц Троянского Коня зашла сюда сразу после прибытия, и. И заснула на стульях. Не дали выспаться в Коне, наверное, решил Дроздовский. Он вошел и положил Распутина на стол, как в примерочной. Прошу прощенья. В какой еще Примерочной — если только перед отправкой в путь через Стикс, как говорится:
        - Эй! Харон, гони к берегу. Скорее всего, это было больше похоже на картину:
        - Морг — Перед Вскрытием.
        Дроздовский склонился на спящей принцессой, и подумал:
        - Только бы не вечным сном! — и уже расстегнул верхнюю пуговицу толстого, кожаного, как у Ахиллеса жилета — в мыслях за несколько секунд пронеслись сотни сюжетов из Лолиты Владимира Набокова и Приличных маленьких романов Оноре де Бальзака. А также Просто Картины великих мастеров, как-то:
        - Пабло Пикассо и Караваджо.
        - Афродита, — только и успел сказать он члено, так сказать, раздельно, как понял, что как Владимир Высоцкий:
        - Пулевое ранение я-я-а пол-учил.
        - Что, больно? — леди положила на подоконник тяжелый дымящийся Кольт Сорок Пятого Калибра.
        - А я учил, между прочим, — смог еще сказать Дроздовский.
        - Что?
        - Пароль.
        - Ты знаешь, какой на самом деле пароль?
        - Пароль не поможет, — промолвил комдив.
        - Вер-на-а. Как верно и то, что ты улетишь на Альфу раньше меня.
        - Дура, я хотел взять тебя с собой.
        - Я, как в песне: остаюсь здесь, но не с тобой, может быть, к сожалению. А впрочем:
        - Раньше надо было думать!
        - Когда?
        - Когда ко мне не только очереди стояли, и вообще люди шли под запись химическим карандашом на ладони.
        - Как на Польский или Немецкий гарнитур?
        - Ладно, последнее желание, — она приставила кинжал, но не как Брисильда его острое, как клинок Хаттори Ханзо лезвие, а острие к сердцу Ахиллеса.
        - Вот только не надо меня искушать, а впрочем, ладно:
        - Мне бы взять с собой в дальний путь до Альфы Центавра образ той Машки, которая спутала меня с Федькой, Федором Ивановичем, когда я зашел в ванную комнату в поисках Агента Национальной Безопасности в романе Михаила Булгакова:
        - Мастер и Маргарита.
        - Его звали не Федька, и тем более не Федор Иванович, — сказала Кали. Это была она, принцесса Коллонтай, заснувшая в банкетном зале, а может быть даже:
        - По плану, — стояла на запасном пути, чтобы спасти от окончательной смерти Троянского Коня Распи.
        - У меня голова не намылена — я все вижу, — сказала Коллонтай, комендант и принцесса Царицына, и предотвратила попытку Дроздовского поднять руку, чтобы перехватить ее кинжал, нажав на него второй рукой, которая и довела его острие до самого сердца, и даже намного дальше, хотя с Той Стороны, он так и не вылез, несмотря на попытки Кали:
        - Бронь за спиной была толще. — Как и у Ахиллеса. Только там была не бронь — как и здесь, скорее всего, — а мать Ахиллеса, бессмертная водная нимфа Фетида всегда держала там щит. И, как говорится:
        - Более того. — Потому что Кали так и не смогла подняться с банкетных стульев, несмотря на то, что бездыханный, а точнее, окумаренный перст Распутина показывал на пятку Дрозда. Она не обратила внимания. Но все же сказала, когда Дроздовский, быстро отошедший от полученных, но не смертельных для него ранений, сомкнул железные пальцы на ее шее:
        - А ведь я знала, что покойники иногда говорят правду, — имея в виду указующий палец проповедника Киннера Распи.
        - Хорошо, мы можем начать всё сначала, — сказал Дро. Он встал, поднял длинными руками всё еще недвижное тело Распутина на свои могучие плечи, вышел из банкетного зала, и продолжил путь к огню. Но дверь на кухню оказалась закрытой, и Дро положил Распутина на стойку раздачи, как подарок благодарной свадьбы отличным поварам.
        Однако Распи подарком не был, он очнулся чуть-чуть, как будто съел отравленный цианистым калием марципан, но, как говорится:
        - Для него этого оказалось мало. — И упал вниз, уже на кухню, но невооруженным взглядом увидеть Распи было нельзя. Поэтому когда Дрозд вернулся, ибо передумал, и не стал заходить в банкетный зал, чтобы отобрать у Кали кинжал, который забыл взять сразу, и которым намеревался открыть запор на кухонной двери, или вообще просто:
        - Оставить себе, как трофей.
        - Убежал, — сказал Ахилл, и не вооружил свой взгляд, а если следовать классическому искусству:
        - Глаз, — перегибом На Ту Сторону, где почивал:
        - Их бин Распутин.
        Он вернулся назад, рассмотрел, как с птичьего полета танцующий в последней смертельной схватке зал, и понял, что:
        - Видит, как Коллонтай вонзила второй кинжал, в печень Василия, и протолкнула его дальше со словами:
        - Прости, на шлагбауме Кремля в каракулевой шапке ты выглядел лучше.
        - Врешь — не возьмешь! — неспешно рявкнул Василий Иванович, и потащил кинжал назад, Кали попыталась помешать ему, но получила удар тыльной стороной ладони в подбородок, упала и откатилась к эстраде. Но Василий не смог вытащить этот пенальти, ибо это был не простой острый клинок, а заостренная ножка от стула, а такие не только не берутся, но и:
        - Не вынимаются: дерево столкнулось с ребрами, так это, как непослушный шар в снукере:
        - Постучал, постучал по створкам лузы, да и упал вошедши, но не как пьяный из кабака:
        - На снег, — а до самых печенок, как говорил Владимир Высоцкий, до самого — хотя и не гнилого — нутра и его величественного, как Вавилонская Башня, позвоночного столба, которая рухнула еще раньше, до этого всем памятного события:
        - Гибели Василия Ивановича. — Зацепилась щепка за печенки, чуть-чуть не доплыл, упал под ноги танцующим в последнем танце бойцам.
        Коллонтай увидела огромного, как тень Отца Гамлета Дроздовского в проеме, соединяющем зал и потустороннее для простых посетителей пространство. Она бросила кинжал, но Дрозд поймал его и отправил назад — прямо в ее луженое горло. Кали упала поперек Чапаева — своего любимого любовника. Хотя была замужем, или мечтала выйти за Дэна, который давно уже лежал в баре под ногами Фрая.
        Далее, кто убивает Дроздовского?
        В живых остались только:
        - Фрай и Эспи — из Метрополя, и Камергерша. Из Ритца — Дроздовский. Из Коня: - Врангель, — и сам Распутин. Скорее всего, далее остаются только Врангель и Камергерша плюс Эспи. Но и ее ранили. Врангель стоит на коленях и держит ее голову:
        - Убита, — говорит он.
        - Кто убит? — спрашивает Камер, поднимая голову, и видит в открытое окно, что в город идет бронетанковая колонна Аги-Махно, и Леньки Пантелеева и Ники Ович. Елена и Котовский готовятся к последнему бою. Все еще сзади, почти у Волги, тачаночная дивизия Жены Париса, в которой с ней вместе Буди — конь, Вара — пулеметчик, Пархоменко — снайпер.
        Глава 57
        - У нас еще есть снаряды? — спросила Елена.
        - Нет, — ответил Котовский. Он через восьмикратный бинокль смотрел на туман, за которым, по его мнению, враг готовился, — как он выразился:
        - Преподнести нам сюрприз в виде Троянского Коня.
        - Ты думаешь он существует на самом деле? — спросил Елена.
        - У меня было видение.
        - Когда?
        - Как обычно: ночью.
        - Это я приходила.
        - Ты? Нет, это было не видение.
        - А что это было?
        - Чудное мгновенье.
        - До пяти утра мгновений не бывает.
        - Нет, было, было.
        - Я тебе точно говорю: ни-че-го не было.
        - Да? Откуда тогда дети?
        - Вот из ит, дети?
        - У меня будут дети, я чувствую.
        - Если бы ты чувствовал, я бы тоже знала.
        - Тем не менее, это факт: я знаю — ты нет.
        - Я уверена, что не будет. И знаешь почему? За туманом танки.
        - Серьезно? Если бы это были танки, или хотя бы броневики — я бы слышал.
        - К сожалению, сегодня возможно только одно из двух: либо ты не видишь, либо не слышишь. А так как ты ничего не видишь даже через цейсовский бинокль, то и ничего не видишь естественно.
        - Но что-то я все-таки должен видеть.
        - Убери бинокль с глаз, ибо так у тебя идет систематический перелет.
        - Да? — он опустил бинокль, и понял, что действительно: тишина что-то уж слишком напряженная.
        - Я больше всего боюсь, что нас начнут атаковать белые.
        - Так ты за белых?
        - А ты?
        - Волею судьбы я поставлен на этой стене, и буду ее защищать до победы или безвременной, так сказать:
        - Утрате человеческих способностей.
        - Почему?
        - И знаешь почему? Не будет времени точно разобраться, где белые, где полосатые.
        - Хорошо, тогда мы вместе не поддаемся ни на какие провокации, ты согласен?
        - Думаю, да, но тогда и ты: делай, как я.
        - Разумеется, но по-своему.
        Заградотряд Аги и Махно не пошел, как хотелось им сзади, расположился по флангам, ибо Ника Ович сказала этим парламентерам из зада, как она выразилась:
        - Иначе. — И повторила: — Иначе мы повернем оглобли в обратную сторона. А Ленька Пантелеев положил при этом правую ладонь на Кольт сорок пятого — левую на десятизарядный Маузер. Почему именно на десяти, а не как это принято в экстраординарных случаях:
        - Сразу на двадцати.
        - Я умею очень быстро перезаряжать обоймы, — ответил Ленька группе международных наблюдателей, которой представилась, наконец, разобравшись с туманной обстановкой на дымном поле боя Жена Париса. Она прибыла в расположение союзнических войск: танковой и броневиков дивизий с Пархоменко, одетым, как английский офицер. Сама же представились слегка распущенной сестрой королевы Маргаритой, или, как она представилась с улыбкой:
        - Зовите мне просто Марго. — И добавила, обращаясь к Пархоменко:
        - Сними их крупным планом. — Парик с киноаппаратом в мозолистых от постоянных упражнений со снайперской винтовкой лапах, и фотокамерой со вспышкой за спиной, попросил массовку, как он выразился:
        - Побегать немного вокруг, чтобы рассеять дымный туман, скопившийся на Месте Встречи — не вовремя. И снял всю диспозицию. Никто и не пикнул в надежде на новые костюмы Адидас и Монтана, которые привезут в следующий раз наблюдатели, по их словам:
        - Для доблестных штурмовиков Царицына.
        - А сейчас, что? — спросил дотошный Ленька Пантелеев.
        - Тушенка из китайцев, простите оговорилась, просто:
        - Из Китая, сгущенка из этого, как его?
        - Из Польши, что ли? — спросила Аги.
        - Нет, из Польши хорошие кисло-сладкие яблоки, а это из этой, как ее?
        - Не смотри на меня, я не знаю, — ответил Пархоменко.
        - Из Белоруссии? — спросил тоже заинтересовавшийся Махно.
        - Вот? Та не, вот Пархоменко — офицер ее Величества сказал уже, повтори, милый друг, а то я опять забыла эту связь с Джеймсом Куком.
        - Я не знаю, — Парик от волнения даже сменил кинокамеру на простую — хотя и цветную — фотографию.
        - А вот теперь вспомнила, — принцесса британская засмеялась, и добавила:
        - Как в древности надо записывать: то сено, сё — солома.
        - Так какой же будет ваш окончательный ответ? — уже с подозрением воскликнула Ника Ович.
        - А вы не слышали?
        - Нет, нет и нет, — раздались уже не шутку разволновавшиеся аборигены.
        - Не-зна-ю.
        - Вы переведите по-человечески, — взмолился сам Батька Махно, поняв, что может оказаться:
        - Нажил трех-четырех жен, если не считать остальных, — а понять заветных слов Джеймса Кука не в состоянии. У некоторых даже мелькнула тоже заветная мысль:
        - Неужели одного из парламентеров — представителей можно будет съесть? — Так сказать:
        - Не знаю, не знаю, а товар-то на самом деле представлен прямо здесь лицом. И только еще волновала мысль:
        - Кого? Его или ее? — Так сразу не скажешь, что лучше. Подумаешь одно, а может оказаться, что лучше бы было другое.
        В конце концов, Маргарита и сама испугалась, что да, додумаются, как те доисторические аборигены времен Джеймса Кука, и съедят, не разобравшись до конца, что:
        - На самом деле: не надо было. И. И, присев на корточки, нарисовала на песке два острова в океане, где:
        - Да, друзья мои, тоже живут люди. Но, продолжала она, когда их спрашивали, возвращавшихся с рыбалки:
        - Ты с какого острова, с первого, али со второго…
        - Ну, как про номера интернационала, — вставил Пархоменко.
        - Продолжаю, несмотря на неуместное вмешательство киномеханика:
        - Не знаю. Народ безмолвствовал так как был в шоке, ибо:
        - Не расписываться же в собственной невменяемости? — И отпустил их с богом, видя, что зелено-желтые мешки с этим Не Знаю остаются у них. Махно улыбнулся и хлопнул себя ладошкой по лбу, как Ньютон, увидевший, что сверху к нему летит яблоко:
        - Щас пойму зачем. — И понял!
        - Это кенгуру. Что тут началось, и песни про грядущую победу, типа:
        - Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, — и:
        - Всем по форме к бою снаряжен, собирался с голодухи штурмовать царицинский бастион. — Теперь, как говорится: обождет. Начали заключать пари:
        - Что это? — живые эти поросята кенгуру, или уже закатанные в консервные банки, как наши бычки в томате. В результате.
        - В результате, я назначаю штурм Царицына на четыре утра сегодня! — рявкнула Ника Ович, да так зло, что Аги, бывший командир Заград ее отряда, не стала даже вмешиваться. Ибо.
        - Ибо, да, друзья мои, под видом Не знаю принцесса Савская, как обозвал ее Ленька Пантелеев, приперла вместе со своим — скорее всего очередным любовником — просто-напросто местную, с Волги:
        - Волбу — дефицитный товар в пивных барах будущего, но здесь и сейчас уже надоевший хуже горькой редьки.
        - Вот вам и Не знаю, вот вам и наше рабоче-крестьянское любопытство, англичане покупают нашу любовь и дружбу за нашу же исконную воблу, и теперь за файф о клок чаем из самой Индии, или даже из той же Австралии, где много-много этих диких НеЗнаю, будут разглагольствовать о:
        - Не знаю даже какой феноменальной доверчивости наших местных:
        - Ни хрена не знаю. Есть не стали, ибо как сообщил Батька Махно и Ника Ович:
        - Воды нет из-за отрезанной от наших коммуникаций Волги, а есть только спирт, цистерна закопана за надежным бугром, а это сорвет не только планы Царицына:
        - Разгромить нас на нашей же территории, но и наши планы:
        - Взять Царицын. И голодные цепи. Угрюмо выйдя из тумана, побежали к городу.
        - Вон они, — только и ахнул Котовский. А Елена даже обрадовалась:
        - Дождались, наконец голубчиков.
        Далее, гранатометы вместо пушек вынесены за ворота города.
        Все бежали и только ждали, когда начнется артподготовка. Ленька даже поспорил с Никой, что первым услышит, как Камергерша — он до сих пор думал, что крепостью командует Камергерша, что значит оставить разведку заниматься любым сексодромом, кроме ее прямой работы узнавать, что сейчас есть и пьет противник, и делает ли это вообще систематически:
        - Подсматривать за ними надо, а не самим только этим и заниматься, — говорила и Ника Ович, и добавляла:
        - Вы на нас не смотрите, нам можно, а вам нельзя. — Никто не мог понять почему, как говорил Пушкин, и торговал маркитантками, как его предки землей. В результате первая атака захлебнулась, ибо Котовский и Елена Прекрасная кинули жребий, и вышло ей идти на Вы. А именно, Елена вышла за ворота крепости с отрядом гранатометчиков, и устроила, как выразился один из них:
        - Облаву на лис. — Хотя каких лис — не ясно, потому что цепи шли открыто даже без броневиков и танков, одна инфантерия.
        - Зачем это сделано? — задала себе вопрос Елена, — непонятно. Но не стала заморачиваться, и расстреляла и первую, и вторую, и третью шеренги голодных махновцев и других — не знаю уж, как их и назвать.
        - Что это было? — спросил в испуге Ника Ович, загоравшая во время этой атаки, как резерв на своем броневике. — Чего вы испугались, это были не настоящие фаустпатроны, а древние кидалы.
        - Чем они отличаются, просвети, — спросил уцелевший во всех трех атаках парень.
        - А тебе отвечу, — как говорится, но и ты ответь сначала мне: — Почему ты уцелел в целых трех штурмах?
        - Дак.
        - Вот тебе и Дак, взять его подстражу!
        - Нет, нет, я сейчас объясню: я подныривал под них.
        - Так вот именно, друзья мои, подныривать надо под эти гранатометные снаряды, так как летят они не по прямой, а сверху вниз. Отпустите его, он щас возьмет Царицын, дайте ему роту, дайте ему взвод.
        - Не надо, я один возьму.
        - Серьезно?
        - Да нет, шутка, конечно. А впрочем, извольте, дайте мне только премию заранее.
        - Чего ты хочешь? — спросил, подходя Ленька Пантелеев.
        - Две больших бутылки кока-колы — раз, костюм монтана или адидас.
        - Два, — Ленька загнул на всякий случай палец, чтобы в случае, если попросит много, не дать больше десяти. А как? Пальцев-то у меня на руке только десять, дальше сосчитать не могу.
        - Большой хлеб и большой круглый сыр — три.
        - Хлеб и сыр заодно, что ли считаем? — спросил Ленька, повернувшись к Нике, сидящей на броневике. Броневики и танки пока не трогали, так как понимали:
        - Даже при большом желании вернуться назад не удастся:
        - Керосин-то кончился. — Только на один конец осталось. Конечно, тут бы как раз можно сказать, что:
        - Лошади лучше, — но только не в броне-танковом дивизионе.
        - Пусть будет всё вместе, как три, — сказала Ника, — на счастье.
        И парень прошел, а точнее, пробежал в город под взрывами гранат.
        Елена была разочарована:
        - Столько снарядов было израсходовано по одному легионеру, так не делается. — И сама решила догнать его. Но парень быстро залез на крепостную стену С Той Стороны — ворота давно были открыты настежь, и не только потому, что не нашлось достойных охранников, какими были Лева Задов и Мишка Япончик, но и имело смысл заманить их сюда, как удава в стеклянную клетку, уверенного на все сто почти, что:
        - Здесь только его и ждут аппетитные, хорошо прожаренные, а до этого еще и четыре часа тушеные, кролики. И даже успел открыть одну двухлитровую бутылку кока-колы и порезать сыр на толстые пластины, и даже положить его на уже даже неизвестно когда порезанный аккуратными кусочками хлеб. И сказал:
        - Да, но только после свадьбы.
        - Что ты сказал, подлец, повтори! — крикнула Елена, — и бросила в него, но не гранату, так как все они кончились, а копье, как амазонка. Но он уклонился.
        - Уклонист несчастный, — выдала она трафаретом.
        - Я мог бы поймать его, но подумал, что:
        - Мы никогда не жили плохо, а поэтому не стоит и начинать переходить в первобытный век, как вы, миледи.
        Далее где-то: Эспи видит из окна ресторана… что же это было, неужели ушло уже это облако? Фантастика, жаль. Надо точно сразу хватать первые попавшиеся обрывки бумаги и записывать, хоть в туалете, как Василий Розанов. Хотя бы это записать:
        - Полки идут в атаку на штурм крепости с песнями, как-то:
        - И первый маршал в бой нас поведет, — а он этот будущий маршал, как раз и сидит на стене, ибо это пулеметчик Жены Париса Вара, первым прорвался в Царицын, и. И открыл огонь из пулеметов, расставив их с расстояние один метр. Далее? Будет видно. Кто же за кого воюет? Вара послан Женой Париса, или сам убежал от нее? Скорее всего, убежал, потому что есть данные, что Пархоменко-снайпер снимает его, увидев на стене, как командира пулеметной роты. Далее, Ника Ович за белых, но до этого, по распределению, так сказать, была за полосатых. Махно побывал за всех. Ленька Пантелеев тоже был и там, и здесь, а вот Аги всегда за белых. За кого Жена Париса? Хотя ее бригада: Пархоменко, Буди и Вара — все за полосатых, но как были распределены на старте? Ибо это тоже влияет на их действие в решающий момент. За кого Жена Париса, и кто это вообще? Получается, что в Ритце полосатые, но не все. Там еще жива Камергерша. Врангель тоже жив, Дроздовский. За кого Распутин, он тоже еще не убит. На Стене тоже: Елена за белых, Котовский по определению, а также и по распределению за полосатых. Фактически бронетанковая армия
Аги, Махно, Леньки Пантелеева и Ники Ович — за белых. Красно-зеленые, они же полосатые могут победить в ресторане Ритц и тогда окажется, что центр города занят ими, стена — с переменным успехом, а атакуют белые. Как, собственно и было почти в самом начале, когда полки вели на штурм Царицына по очереди Корнилов и Деникин, хотя сами защитники Царицына не всегда понимали, что именно и есть:
        - Полосатые. Как говорится:
        - Дали знамя, а вы бегите, и отражайте атаки, а уж нападающие на вас всегда будут, ибо:
        - Их всегда есть у меня. — Как, например, быков священных на необитаемом острове, съедите, так как не знаете, что у вас две головы, а не одна. С одной вы справитесь:
        - Это приказ Одиссея и страх перед богами, — но из второй головы вам передут обратную информацию, что, мол:
        - Старик был неправ, и вообще часто отдает противоположные друг другу приказы:
        - Кусайте на здоровье! — И приехали, самих сожрут еще не успеет зайти солнце. Вот это и значит:
        - Не знаю, за что. — Как думал и Робинзон Крузо, между прочим:
        - Едят ведь несмотря на то, что люди ничего плохо не сделали. Удивительно, но это только кажется, что ничего, а так-то, как было уже сказано:
        - Знать надо, что у вас две головы на плечах, а не одна. И это было известно, но только тем, кто прилетел с Альфы Центавра.
        Глава 58
        - Переходите на нашу сторону, — сказала Елена, и оглянулась, нет ли поблизости Котовского, ибо есть ли у него две головы, работающие попеременно, как ходят русские:
        - Шагом, но не быстрым, а попеременным, — точно неизвестно. И более того, придя в неистовое беркерсиерство, может и нарочно отказаться от благ, предоставляемых вторым столом.
        - Можете ли вы мне обещать на праздничный ужин После Победы Курицу с каштанами и Пулярку с трюфелями?
        - Я предпочитаю блондинок.
        - Вот?
        - Шутка, но я не понимаю, в чем ваше да, и в чем — нет. Ибо и то, и другое:
        - Просто куры. — Или вы не всегда любите кастрированных?
        - А в чем ваше: да и нет?
        - Кастрированные лучше, ибо никогда не огорчают мужчин, потому что на вопрос:
        - Хочешь ли ты? — отвечают:
        - Я всегда хочу. — Обычные иногда встают в горле. И более того:
        - Даже занимаются предательствами.
        - Не думаю, что в этом между ними есть разница. Просто один предатель жирней и дороже. Ты знаешь, сколько стоят трюфеля?
        - Я пробовала только конфеты.
        - Если мы победим, я приглашу тебя на пулярку с трюфелями.
        - Но чтобы была и курица с каштанами.
        - Вы просто Маркиз де Сад в юбке.
        - А вы?
        - Я мечтаю стать главнокомандующим.
        - Их есть у меня.
        - Не думаю, что вы победите. И знаете почему? Вы зажаты между нашей объединенной армией броневиков и танков, и беркерсиерами Врангеля.
        - Не думаю, что он выберется живым из того заколдованного замка, где сейчас находится. И все-таки:
        - Мы вместе? — Елена села на колени командиру пулеметной роты. Таким образом, Котовский оказался тем Гектором, который один встал на защиту крепости. Ибо, ибо. Ибо Вара прекратил отсекать от броневиков и танков вездесущую инфантерию, и колонны беспрепятственно вошли в город. Гранатометчики Котовского подбили несколько танков и броневиков, но это была стрельба не прямой наводкой, и тем более, не прицельная, а только пристрелочная, ибо велась сверху, по дуге, а броневики и танки двигались, и катапульты древности, редко попадали точно по цели. Котовский забаррикадировался в башне, в надежде поджечь еще несколько десятков врагов, но был брошен по совету Ники Ович:
        - На съедение мышам. Он сам себя заточил — так пусть там и сидит, пока не сдохнет. И прошу не бросать ему ничего, что можно бы съесть, кроме пулярок с трюфелями, и никогда:
        - Кур с каштанами, — пусть разжиреет и лопнет, как переспелый царицынский арбуз. Елену взяли в плен, и хотели обменять на:
        - Одни на одного — другие на другую. — Махно и Аги хотели купить Врангеля, а Ника Ович и Махно — его жену Камергершу. В чем да и нет, в этом выборе воины не могли понять, и голосовали просто:
        - Одни за Аги и Махно, а другие за Махно и Нику Ович. Елена в это время, пока шел пир сначала на Стене крепости, потом ближе к ночи, в Метрополе, где, как говорится:
        - Все ушли на фронт, — но не все еще были там убиты:
        - Стояла в обычном для этого города месте, на центральной площади, чтобы хорошо было видно из Метрополя: в деревянном щите, где до этого последний раз стояла Камергерша. Хотя не она была ее мамой, а дура Агафья, и болван Махно, которые ее до сих пор не узнали, что прекрасная леди:
        - Их родная дочь. А когда узнали — испугались, что их могут посчитать за предателей, ибо. Ибо, они вышли ночью при свете факелов из кабака Метрополя, чтобы посмеяться над пленным трофеем, и покидать в нее яблоки и груши, которых было слишком много в этом году — хотя не исключено:
        - Эти остались еще с прошлого года. — И. И увидели, наконец, на ее плече лилию, которую еще при рождении — точнее, немного после него — Аги наколола на плече своей любимой, первой и единственной дочки Лены.
        - Зачем? — не успел тогда спросить Махно, так как попал на стажировку демократии в Сибирь. И она ответила его невидимому Астралу:
        - В честь Александра Дюма-старшего, — которого я очень любила.
        - Почему любила? — спросил Махно.
        - Потому что, как только полюбила тебя — так бросила школу, где учила детей мировой литературе, и забыла не только Дюма, но и Шекспира с Данте вместе взятых. Как в песне:
        - Ах, Вольтер, мой Вольтер! И Жан-Жак Руссо вместе с его Маркизом де Садом, где вы, где вы, милые мои друзья? Не драма, однако, а:
        - Трагедия. — Практически без любовных треугольников, ибо - Каки в языческом храме треугольные, когда очереди стоят километровые. — Как и говорил по этому поводу Владимир Высоцкий Маньке Аблигации:
        - Работать надо.
        - Это она, — схватилась за сердце Учительница-Агафья, боевая подруга Батьки Махно.
        - Кто?
        - Твоя родная дочь.
        - Да? Но я, кажется, тогда был в очередной тюрьме, нет? Хорошо, щас проверим. — И приказал принести пулярку с трюфелями и курицу с каштанами. — Посмотрим, что выберет, и решим: казнить или миловать.
        - Ты совсем оскотинел, сукин сын! — рявкнула Аги, и вытащила саблю. — Я тебе только что сама сказала: это она.
        - Я не понимаю, почему?
        - По ли-ли-ии на плече, ты Александра Дюма хоть читал когда-нибудь?
        - Конечно читал, в тюрьме мне больше заняться было нечем. Но там это было нарисовано, чтобы запомнить предателя.
        - Дубина ты сие протяженная, наоборот, из вечной любви! Ибо как можно любить вечно?
        - Как?
        - Только как в публичном доме, представляясь своей любимой грезившимися ей мужиками.
        - Прости, я до этого не додумался.
        - Ты плохо учился, — вздохнула Аги и, бросив саблю опять в ножны, провела Нестору Заднюю Подножку в падении. Махно не стал отвечать контрприемом, так как как раз принесли заказанные им блюда:
        - Пулярку и кастрированную Пулярку, правда с разными внутренностями.
        - Выбирай, — сказал Махно, обращаясь к Елене.
        - Я буду только фисташки из Пулярки и трюфеля из Курицы.
        - Да?
        - Да.
        - Но как это сделать? — обратился Махно к Аги, тем более, что фисташек здесь вообще нет, ни в Пулярке, ни в Курице, а только каштаны и трюфель, а тем более не трюфеля. Ибо это не конфеты, как она скорее всего думает.
        - Сложная задача, я тоже не знаю, как теперь расположить к себе этого Сфинкса, — сказала Аги.
        - Не можете? — спросила Елена.
        - Увы.
        - Нет.
        - Тогда я вам скажу, что надо сделать: засуньте эти французские кулинарные изделия себе в жопы — авось выйдут через рот. Это будет очень культурно:
        - Срать через рот, а кушать через жопу.
        - Блистательный ответ, — сказал Махно. Аги, правда, покачнулась.
        - А теперь, — продолжила, закованная в деревянный щит дама, — так как папа меня признал, выпустите меня, пожалуйста.
        Елену освободили из щита, и она, повертев немного головой, и сделав зарядку для рук — ушла.
        - Куда это она? — спросила Аги.
        - Не сказала, — только и ответил Махно. А направилась она прямым ходом в отель Ритц, разобраться с оставшимися там предателями.
        - Мне кажется, она полосатая, — сказала Аги, — ты не заметил?
        - Дак естественно, иначе за что ее поставили сюда раком, — он показал на деревянный щит, всегда готовый принять новую или нового постояльца, ибо никогда не ломался, а всегда только запирался, как Маркиз де Сад в Бастилию в числе всего пятидесяти заключенных из всего Парижа.
        - Почему? Ответ простой:
        - Многие не любили этих садистских тюремных наслаждений, поэтому их и не сажали.
        - Неужели так было? — спросила, подходя к этому факельному шествию Ника Ович.
        - А я думаю, это правильно, — сказал Ленька Пантелеев ее сопровождавший:
        - Садиться только если уж очень хочется.
        - Как при царе, — сказал кто-то, и никто не удивился, естественно — ведь это и были:
        - Белые.
        - Да, тогда и сидели только те, кто хотел.
        - А те, кто Не, то и не сидел. И кстати, вспомнили Котовского, который сам себя сейчас посадил в башню, и пулеметчика Вару, убитого на стене, и уже мечтавшего:
        - Жениться на ей, на Елене Прекрасной.
        Да, друзья мои, Вара — пулеметчик Жены Париса был убит снайперским выстрелом Александра Пархоменко. После того, как прекратил отсекать инфантерию от бронетанковых машин Аги, Махно и Ники Ович, Леньки Пантелеева.
        - Он воровал, — оговорился Пархоменко, обращаясь к коню Буди, который даже покакал лишний раз по этому поводу.
        - Что воровал?
        - У меня патронов постоянно не хватает, — ответил Парик, и выбросил из затвора дымящуюся гильзу.
        - Чепуха, у его пулемета совсем другие пули.
        - Пули другие, а патроны одинаковые, — сказал наставительно Пар.
        И добавил: — В любом случае, я видел, что он перешел на:
        - Другая Сторона.
        - Дурак ты Сашка, на стене были наши. Жена Париса тебе бошку оторвет, ибо мы и хотели взять их в:
        - Клещи-и.
        - Вара, Котовский и Елена на Стене Царицына, мы сзади с Волги, а этот джем для нашего торта, бронетанковые, так сказать, соединения, были бы нашим десертом.
        - Я не знал. И тут подошла Жена Париса. Далее, выход из этой ситуации.
        - Зачем ты убил мово пулеметчика, Александр Пархоменко? — спросила она, а Буди только потрепала за морду. Хотя и это можно было при желании понять, как:
        - Ты тоже дождешься! — Буди испугался, подумал: сошлет на конюшню драть придурошных лошадей, а я отвык уж, кажется, служить в публичном хаусе. Надо попроситься куда-нибудь в другое место.
        - Есть мнение, — продолжала Жена Париса, — что резидентом Новой России будет Распутин, по кличке:
        - Их бин Распутин.
        - Он имеет связи в Хермании? — сразу попытался развить свою нарождающуюся мысль Буди.
        - Нет, нет, Буди, не сомневайся, это действительно важно. Ибо.
        Ибо этот Фрай, тоже претендующий На, так сказать, их имеет. Но, думаю, нет. Зато с ним можно произрасти Сибирью.
        - Там шишки и мишки, а они нужны нам? — спросил осмелев Пархоменко.
        - Не скажи, милый друг, — она походя погладила его ниже пояса, там нефть и газ.
        - Зачем нам нефть? — тоже удивился Буди, — грязищу только разводить.
        - И газ, — поддержал друга Пархоменко, — что им, травиться? Ибо врагов к тому времени, когда мы его добудем не будет. Лучше Фрай.
        - Или Эспи, — брякнул конь Буди, но не Киннер, как Распутин, а наоборот:
        - Кентавр настоящий. Копыта, член — Распутину не тягаться, морда:
        - Во! — Усы, как у заморской крысы. И именно эти усы навели Жену Париса на мысль:
        - Пойдешь в Царицын и будешь пугать народ, мол:
        - Я уже здесь, готовьтесь к приходу следующего.
        - Следующего-заведующего, — спел Пархоменко.
        - Нет, а в натуре, кто следующий-то? — спросил Буди. И добавил: — Давайте лучше останемся тачанкой. Со всеми ее колесами и другими неизбежными недостатками. Чё-то мне страшно.
        - Друзья мои, вы должны быть в курсе, что боязливые никогда не войдут в Царицын, а будут просто, как бедные родственники всю оставшуюся жизнь ловить рыбу на Волге, где уж не будет даже в воображении сочных и жирных, очень полезных к праздничному столу осетров.
        - Я думал, Рыбак переводится, как Человек Умный, — сказал Пархоменко.
        - Нет, к сожалению, но нет, — пропела Жена Париса, как раз не умный, а только:
        - Человек Бедный.
        - Да? — обрадовался Буди. — Так может прикинемся бедными и останемся здесь, на Волге? Зачем зря мучиться, и брать Царицын, который и так уже битком набит претендентами на царство.
        - Мы и не будем его брать, — сказала она, ибо вы думали зря я отказался от Заднего Удара всей дивизией в жопу этой броне-танковой группировке Аги — Ника Ович и Махно — Ленька Пантелеев?
        - Гениально, — пропел Буди, — мы войдем в город просто, как Умные Люди.
        - Не спеши поперед мамки в пекло, молодец, ибо я уже сказала, и еще раз повторю, мы пойдем, как:
        - Люди бедные, — но зато без боя, — добавила она.
        - Очень, очень умно, — резюмировал Пархоменко за что взад получил свою ружьё с прицелом, но:
        - Чтобы пронес его в город в разобранном виде, а то и сам встанешь в деревянный щит и для нас наделают. Не для этого мы премся туды-твою, чтобы вот просто проиграть.
        - А во что мы будем играть, в рулетку? — спросил Пархоменко.
        - Какую еще рулетку?! — спросила она, — да и в любом случае ты будешь сидеть в засаде.
        - Где?
        - Сам выбирай.
        - Я…
        - Не я, а одно из двух: либо проберешься в Ритц с двумя кольтами, либо залезешь на ту же колокольню, в которой сидит Котовский, но не внутри, а на самой ее верхатуре будешь ждать моего сигнала к ликвидации.
        - Когда он будет?
        - Как только я скажу: к ликвидации приступить — вали его. Из длинной винтовки со снайперским целом.
        - Целом?
        - Целом при винтовке.
        - Значит, все-таки с прицелом.
        - Думай, как хочешь, но лучше прямо сейчас выбирай, кто тебе будет давать задания: я или пушкинская Моська, в роли Цербера подземного царства.
        - Ну, хорошо, целом, так целом. И кого, значится, я должен шлепнуть этим Целом?
        - Это другой вопрос, а ответ будет таким:
        - На кого я положу вот этот батистовый платок с зеленым яблоком, нарисованным в его центре — в того и стреляй. Да так, чтобы попасть в это яблоко.
        Они вошли в город, как люди бедные и никому не знакомые, но какой-то однорукий бандит под видом нищего у ворот окликнул Жену Париса:
        - Слышь ты, дай мне немного денег.
        - Я щас те вторую лапу отрублю, придурок однорукий, — тявкнула она.
        - А-а! значит вы имеете оружие под полой, — не обратил внимания на ее приветствие Лева Задов, а это был именно он, хотя по мнению многих:
        - Давно уже был убит до конца.
        - Но конец, как я вижу, перед нами, — сказала задумчиво Жена Париса. — Ладно, на вот те пятак, и пойдешь за мной.
        - Я вам не пацан, которому Пушкин давал пятак, и он радовался, как будто получил денег на проезд через Стикс. Мне надо больше, — он подпрыгивая побежал сзади.
        - Сколько?
        - А сколько стоит бриллиант Сириус?
        - Что?! Он у тебя?
        - Да.
        - Покажи.
        - Не с собой.
        - Понятно. Врать любишь. И знаешь, что: иди отсюда, люди смотрят, ты привлекаешь внимание, как сломанный велосипед, ибо многие думают:
        - Ясно, что починить уже нельзя, а тогда непонятно, зачем здесь валяется.
        - Хорошо, но только сразу скажи: согласен, если я положу тебе на голову яблоко?
        ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
        Глава 59
        - Да, но это будет очень дорого стоить. Ибо ясно: стрелять будут, снайпера, но неизвестно, достаточно ли обученные, чтобы попадать через зеркало.
        - Через зеркало не будут.
        - Будут, — я как сейчас вижу: будут. Вы ведь претесь в Ритц?
        - Это вопрос?
        - Нет, я просто так спросил. Лучше пойдем в Метрополь, там свадьба.
        - Что? С кем и с кем, чё-то меня не приглашали.
        - Вот и я говорю: завалимся, как цирковые актеры.
        - Просто так могут не пустить, а пустят — не примут, как следует.
        - Мы представимся, как люди известные.
        - А именно?
        - Шекспир и компания.
        - Никто не поверит.
        - Тогда Феликс Эдмундович и Матильда Кшесинские.
        - Феликс не прокатит, лучше просто: Эдик и Матильда.
        - Их никто не знает.
        - Тогда и по фамилии: Дзержинские.
        - Зачем рисковать, расстреляют и все, или поставят раком в деревянный щит шестнадцатого века.
        - Ты думаешь это белые? Что-то не очень они на белых похожи.
        - Дак естественно, генералов-то похожих, как две капли воды, перестреляли уж.
        - Прекрати ерунду молоть: все живы. Почти.
        Далее, Метрополь, потом Ритц, и подходит армия Колчака и Щепки по временному каналу. Но не успевают, и Колчака и Щепку расстреливают на берегу Волги. Правда, ее не насмерть, отпускают с условным сроком на всю оставшуюся жизнь:
        - Стоять в театре бутафором в виде своего мужа Колчака, который, как Иначе — Ученый, никогда ничего не знал, даже самого элементарного:
        - Где живут НеЗнаю, — а в сражениях всегда проигрывал. Как говорится должна была доказать свой бесполезной жизнью швеи, вязальщицы и дворничихи, что раньше вообще:
        - Ничего не было. — Даже ее переводов Шекспира. И знаете почему?
        Сам Шекспир — это выдумка специально для интеллигентов, чтобы они думали:
        - Из бутафории когда-нибудь все-таки можно выбраться. — Если на самом деле жил:
        - В Трубу Свивающийся, — Трубу Перехода За Город. Поэтому именно Шекспировскому Каналу и прибыли они сюда на помощь белой армии Врангеля, но опоздали почему-то. Кто-то, видимо, сломал время в этом знаменитом еще с египетских времен тоннеле. И даже раньше:
        - Им воспользовался когда-то Иисус Навин, чтобы взять Иерихон.
        - Куды претесь, умники?! — встретил их на увитом плющом и цветами в стиле Моне и Ван Гога усатый швейцар в фуражке с высокой тульей, как будущие городовые на въездах и выездах из городов.
        - Нас пригласили на свадьбу, — сказала Жена Париса.
        - Извольте пожаловать. Но.
        - Что еще за Но-о! — не понял, сопровождавший ее Буди, — не запрягли ишшо.
        - Но скажите сначала пароль. — ласково улыбнулся швейцар, которого изображал здесь Ленька Пантелеев.
        - Только пароль?
        - А что еще?
        - Мей би, хотите еще и пароли-пе? — тоже язвительно-соблазнительно улыбнулась Жена Париса.
        - Это как, я простите, не пробовал, расскажите подробнее, — серьезно-заинтересованно спросил Лёнька.
        - Мы можем отойти?
        - Нет.
        - Тогда, может быть, вас устроит моё личное обещание НаПозже?
        - Не могу — пароль только сразу.
        - Пароли-пе никогда не делаются сразу.
        - Никаких пароли-пе, мы не при царе живем.
        - Это еще неизвестно.
        - Что значит — неизвестно, я не понял?
        - Простите, но вы разговаривает с труппой бедно-бродячих цирковых артистов, мы вышли из народа, а не из:
        - Трубу Свивающегося, — на халяву не просимся.
        - В каком смысле — НаХаляву?
        - Это значит, — вмешался Буди, — не будем пропагандировать ни Клода Моне, ни Винсента Ван Гога, а тем более близкого сердцу народа Пабло Пикассо — тока:
        - Цирк на лошадях.
        - Тогда вы не сюда попали, друзья мои.
        - Да?
        - Да.
        - А куды-твою нам?
        - Во-о-о-н-н, видите?
        - Нет.
        - Ну как же нет, когда отсюда видно наиболее лучше, можно сказать, даже хорошо.
        - Я не понимаю.
        - Я тоже.
        - Деревянный Щит шестнадцатого века ждет вас, если тотчас же не назовете правильный пароль.
        - Ах это-о? — тяжело вздохнула Жена Париса, — пережиток прошлого.
        - Удивляюсь, — сказал Буди, что в вашем совершенном обчестве в ём никто не стоит.
        - Дак, вас и ждали. Видимо.
        - Хорошо, — опять вздохнула Жена Париса, — на чем мы остановились? Мне раздеться до гола или что еще вам хочется?
        - Нас обещали встретить с цветами, — добавил Буди, — а тут облом в фуражке до крыши американского небоскреба.
        - Если вы скажете, что вы Онегин с Татьяной — пропущу. — Ленька даже согнулся немного и провел рукой в белой перчатке от мраморных ступней к входу в сам мавзолей.
        - И безразлично, кто из нас кто? — спросил Буди, желая потянуть время неизбежной развязки.
        - Не поддавайся на провокацию, — сказала Жена Париса, — он хочет, чтобы мы назвали имена жениха и невесты. Буди даже хлопнул себя по лбу. Но не хвостом, не надейтесь, здесь он был в приличной форме его Хомо Сапиенса, правда, замашки остались те же:
        - Генеральские.
        - Нет, ты действительно похож на генерала, — Ленька со ступеньки потрепал Буди за ухо. А Жена Париса поняла, что ни хрена не знает, кто действительно здесь выходит замуж, и кто на ней женится.
        - Я думала, это и так будет везде написано, поэтому не запомнила, — сказала она Леньке.
        - Так сказать: домовово Ли хоронят — ведьму Ль замуж выдают, — пропел печально Буди, и оглянувшись на Леньку Пантелеева, сел на вторую от самого низа ступеньку.
        - Что?
        - Что, что?
        - Я грю, уже поднялся на одну ступеньку по пирамиде, — сказал Ленька, — неизвестно только пока: Жизни или Смерти.
        - Это свадьба Аги — Махно и Ники Ович с каким-то швейцаром, — наконец сказала Жена Париса.
        - Ниправильна-а, — пропищал Ленька, — Махно уже давно женат на Учительнице Агафье, а сейчас только подтверждает, взятые на себя ранее обязательства, ибо женился после этого еще много раз, как только приезжал на побывку из Сибири, и не то, что забывал развестись с предыдущей леди, но:
        - Не успевал. А Ника Ович, правильно, женится на мне. И-или — наоборот. Но не это главное, — продолжал Ленька, поняв, что дама действительно имеет связь с Астралом — как говорится:
        - Что и требовалось доказать, — но главная невеста это…
        - Это Вы! — Но при этих торжественных словах никто не появился, не забросал их ни пулярками, ни простыми курами фри и гриль, ни цельным зерном, очень полезным для желудка, особенно, если хлеб этот приготовлен в Финляндии, ни пшеницей для белого пушистого и ароматного прошлым хлеба.
        - Только приватно! — сказал швейцар, когда открыл и пропустил парочку во вторые верхние двери. И на них посыпались фиолетовые, желтые и малиновые цветы, но не как на похоронах, разумеется, а как прелюдия к чему-то большому и прекрасному, таинственному. Жена Париса растерялась, но не настолько, чтобы ни сказать ни слова, а только раскраснелась, чего с ней никогда не бывало, если только очень редко.
        - Их бин, нет, я лучше скажу просто по-русски:
        - Я готова. — Но вот тут как раз и потеряла дар речи, потому что на сцене, где должен был заседать оркестр, раздвинулись полосатые шторы, и он появился, но в виде большого, даже огромного черно-белого портрета. Портрета, как поется в песне:
        - Портрета Пабло Пикассо — Портрета Воллара.
        - Леди в обмороке! — закричали многие, но некоторые их успокоили:
        - Она только расчувствовалась. — Но. Но даже сам Батька Махно пошатнулся и упал, правда, прямо на подставленные руки Учительницы Аги, которая и поняла, в чем дело:
        - Портрет был лысый, с очень близко посаженными, маленькими глазами, огромным ртом, распахнутым, как у акулы, а еще точнее, как у Медузы Горгоны, и густой, хотя и не до пояса бородой, — как распорядился бы сам Кой-Кого. Узас-с-с! Объял всю свадьбу, уже действительно, больше похожую на похоронную процессию. Но тут включили дополнительный свет, и все вздохнули с облегчением — это был Просто Покойник с закрытыми глазами. Более того, одно его лицо, а остальное рассыпалось, как осколки от гроба Ромео и Джульетты.
        - Почудится же такое, — Батька Махно взялся рукой за сердце, а Ленька Пантелеев за горло, как будто его душили. Аги про себя выругалась, а Ника Ович потерла место чуть пониже пупка, как будто что-то поправляла.
        Тут уж напились все капитально, как сказала сама Жена Париса, обнимая кентавра Буди, ибо остальные даже боялись к ней прикасаться:
        - С горького счастья.
        - А хотелось бы наоборот, — сказал кто-то над ее ухом.
        - Да бы, но, похоже, так уже не будет никогда. — Она повернула голову — это был незаметно-затерявшийся Лева Задов. Буди многим казался похожим на Распутина, поэтому думали:
        - Он и — Счастливчик. — Но некоторые добавляли:
        - Как бы не вышло, как у Тристана с Изольдой:
        - Женишься на одной, а:
        - А там Другой. Буди заплакал.
        - Ты че, друг, — потрепал его за плечо Ленька Пантелеев, — напился, что ли, слишком?
        - Нет, не очень. Просто мне жаль, что мы не живем во времена Короля Артура, когда право первой ночи всегда принадлежало тому, что был с ней, — он потрогал Жену Париса за цветочный венок, висевший на стуле — сама-то невеста танцевала Пархоменко, чтобы дать ему последние распоряжения насчет отеля Ритц. Точнее, не совсем так, а:
        - Она танцевала то Пархоменко, то с Котовским, которые сговорились и слезли с Собора Парижской Богоматери, как они называли последнюю уцелевшую башню в укреплениях Царицына, и:
        - Лично присутствовали здесь. — На секс с ней в брачную ночь они, конечно, не рассчитывали, но как говорила Мэрилин Монро одному пока что мелкому служащему Парамаунт:
        - Я хочу искупаться голой — ты посторожишь мои весчи?
        - Естествен-но-о. — А куда деваться, если сам, как все:
        - Влюблен в нее — по уши, и даже дальше: до самых корней ее волос.
        Все отоспались, и утром, как дети в пионерлагере, после чистки зубов своим подругам и товарищам, не утерпевших домогательств Морфея, и заснувшим — двинулись к отелю Ритц.
        Ритц — диспозиция:
        - Фрай за барной стойкой, Эспи рядом, но с другой стороны, как говорится:
        - Пассажир. — Его обслуживали за одним из четырехместных столиков, которые шли вдоль бара, но десерт после баранины с горшком, точнее с:
        - Горошком и Киндзмараули и Хванчкарой вместе взятыми — одна во время, а другая для десерта больше, состоящего из лаваша, разрезанного вдоль, и капитально снабженного сыром и зеленью, — но теперь он пересел сюда, чтобы не видеть, а может даже, наоборот, чтобы видеть Задним умом, который, говорят:
        - Только и видит то, что надо, — тех, кто сидел за последним от входной двери, и первым у оркестра восьмиместным столом. Их было восемь, как поется в песне. Но не в этот раз. Только трое: Дроздовский, Камергерша и Врангель. Остальных унесли в морозильник, так как бытовало сумнение, что:
        - Все умирают обязательно сразу.
        - А если и сразу, то не до конца, — ибо:
        - Некоторые появляются опять, но, разумеется, не все, не все этого достойны, — как говорил уже довольно давно Лева Задов, когда ему передали, что его друган Мишки Япончик:
        - Умер, так сказать, — и следовательно:
        - Авось, — а может и нет. Поэтому слово Авось вопреки мнению некоторых относится не к любым события нашей жизни, как-то:
        - Пойду в ларек, авось, сегодня привезли мягкие белые батоны, вкусно пахнущие корочкой и маком, — а только про покойников, что:
        - Авось Серый Волк принес ему не только мертвой воды, но и живой.
        - Ибо.
        - Ибо на остальное уже нет надежды.
        Вошла Елена Прекрасная с даже не прикрытой знаменитой еще по Трем Мушкетерам и Миледи с Дартаньяном лилией на плече.
        - Вот ду ю сей?! — спросила она мягко, обращаясь к расположенному ближе всех Эспи, который и повернулся к тому же в ее сторону.
        - Я? — возразил Эс, видя, что дама при двух кольтах сорок пятого калибра, и на один из них уже положила лапу. — Но тут же собрался и спросил:
        - Продай один кольт, а?
        - Ты знаешь, Полосатый, что стоит Кольт в создавшейся ситуации? — хмуро ответила дама, простоявшая ночь в деревянном щите, где и стоять можно:
        - Только раком.
        - Знаю, Бриллиант Сириус, но у меня его нет. Пока что. Но будет скоро, точно тебе говорю, поэтому предлагаю фьючер:
        - Ты мне кольт с кожаной кобурой, без которой его не удержишь, и двумя запасными обоймами.
        - Зачем тебе три обоймы, одна — если ты забыл — есть уже в пистолете.
        - Это не пистолет, а наган, — заметил Фрай, который тоже был тут, но, так сказать:
        - За чертой людей развлекающихся. — Тем не менее, Елена, дочь Махно и Учительницы Аги, ответила:
        - В данном контексте это не обязательно: пистолет, наган — всё равно. Вот если бы мы изучали историю оружия, и более того, сдавали экзамен по Этому Делу в школе, то да, а так нет. Более того:
        - Катехгорически нэт! — она подмигнула Эспи, от чего у него слегка защемило сердце. — И следовательно, — продолжила Елена Прекрасная, — ты кто? Не знаешь-ь! А ты даже не бармен, а тот, кого в кругах цирковых называют:
        - Соврамши!
        - Кто так говорит? — попытался защититься Фрай.
        - Многие, В Трубу Свивающийся Лист, по крикухе Шекспир, например.
        - Он шарлатан. Нет, я не знаю, но:
        - Толстой сказал. — А он сам зеркальное отражение этого Трубочиста.
        - Хорошо, я приведу вам пример, выводящий на чистую воду ваш обман. Как-то, много, но не очень, лет назад один парень по имени Иисус Христос воскрес, и рассказал всем об этом, но многие не поверили, спрашивается:
        - Почему?
        - Как говорили у нас в произрастающей из России Сибири, — попытался принять участие в дискуссии Эсти:
        - Какие ваши доказательства?
        - Вер-р-на-а! — пропела Елена. — А доказательство не увидели потому же, почему вы не видите, что наган, — она быстро вынула кольт из кобуры и крутнула на пальце, как Сандос Кид и Буч Кесседи — одновременно, — это и есть:
        - Пистолет. Ибо есть разница между тем, что Написано, и тем, что Есть на самом деле. Как в данном случае:
        - Вы прочитали в брошюре, что наган заряжается в барабан, а пистолет в ручку обоймой и зарубили себе на носу, что вот это-то как раз пра-авильно-но! А то:
        Глава 60
        - Что Люди Говорят, как попало: где хотят пистолет, а где не надо наган.
        - Практика — критерий истины! — рявкнул Фрай из-за стойки.
        - Да. Но у вас это только на словах, только чтобы прикрыть зазубренный с гимназии букварь. Как раз все дело не в вымысле, а в том, что вы не видите реальности. Ибо реальность — это и есть:
        - Вера. Когда воскрес Иисус Христос многие — и вы в том числе — прочитали:
        - События После Его воскресения. — Что и значит:
        - Пистолет — это не наган, — как написано в букваре. А то, что никто так не делает: просто-напросто оставили без внимания. Факт налицо — не в счет. Ибо, ибо:
        - Ибо После Воскресения идут не события после воскресения, а:
        - Рассказ о Воскресении. — Который вы, как и мой пистолет Кольт записали в разряд артефактов. Нельзя Записать Воскресение без записи его После воскресения. И следовательно, пропущено:
        - Очевидное. Просто-напросто вы утверждаете, что Воскресение невозможно, так как:
        - Земля Несовершенное для это изобретение. — Или что тоже самое, говорите:
        - Нельзя управлять аэропланом на лошади. — Следовательно, аэропланов нет.
        И как раз два из упомянутых создания пролетели на Ритцем. Она разрядила барабан кольта, заправленный полудюймовыми болванками по Фраю и Эсти, как не то, что ученикам, неподдающимся дальнейшему воспитанию, а:
        - Уже давно воспитанными в традициях Соврамши.
        - Тварь белая, — прошепелявил Эспи, стоя рядом в Фраем на коленях. Несколько снарядов Кольта 45 попали в колонну, за которой он сидел, так что она переломилась и частично рухнула, остановленная в своем падении мягким снаружи, но железным внутри барным стулом. Елена вынула второй кольт, и ребята за барной стойкой, до этого стоявшие на коленях, забились от ужаса в дверь.
        - Я никогда не запираю дверь, черт бы ее побрал, — сказал Фрай.
        - Действительно, — сказал Эспи одобрительно-примирительно, — эта ее стрельба похожа на извержение Везувия.
        - Нас ждет Конец Помпеи. Я даже не знал, что эти кольты похожи на бронебойные пушки.
        - Особенно с близкого расстояния. Это во-первых. А во-вторых, кто ей дал его. Ибо так стрелять умели только Ино, инопланетяне, прилетавшие к нам с Альфы Центавра.
        - Значит, они улетели уже? А кто это тогда?
        - Какая-то наследница из рода Махно.
        - Он заселил, говорят, своим семенем уже целые деревни.
        - Надо что-то с ним делать.
        - Лучше всего отправить во Францию.
        - Кем? Поваром, я думаю.
        - Лучше сапожником. Ребята посмеялись последний раз, и приготовились спокойно, так сказать, умереть при следующем артобстреле. Елена Прекрасная приблизилась, села с другой, дальней от барной двери, стороны полуобрушенной колонны, и райским голоском сказала:
        - Эта, сделайте мне эни-боди грог с Мартини и гвоздикой.
        - Таких грогов не бывает, — ответил Фрай, стоя на полу на коленях.
        - Я сделаю, — сказал Эспи, — у меня всё бывает.
        - Ты не умеешь, — сказал Фрай, и поднялся с колен, — сходи лучше на кухню за гвоздикой, а то у меня кончилась.
        - Но дверь была заперта на ключ, — сказал, посмотрев в замочную скважину Эспи, и добавил: — С той стороны. Нет, честно, в двери торчит ключ. Но вдруг дверь бара вопреки очевидности распахнулась, и показалась страшная черная борода. Пахнуло ветром и таким холодом в жаркий летний день, что даже сидящие за дальним столом Врангель, Камергерша и Дроздовский отшатнулись к окнам. А у ребят в баре волосы покрылись толи инеем, толи плесенью. Более того, уже убитый и раненый — правда в обратной последовательности — Амер-Нази выбежал из запертого колбасного холодильника — где не очень холодно, и поэтому он не замерз окончательно — и забегал по залу.
        - Чё ты бегаешь, чё ты бегаешь, как петух гамбургский?! — рявкнул Эспи, и кинул в него бутылку коньяка. Пустую.
        - Оставь его, — сказал Фрай, — пусть тоже выпьет грогу и успокоится.
        - Не-е-ет-т! — И Эспи в ответ на сказанные только шепотом, по крайней мере, вполголоса слова:
        - Мой попугай меня учит, что мне пить, или не быть, — немного оговорился он. И как оказалось не случайно. Эспи взял стоящий в баре почему-то — наверное, на память о безвременно ушедшем из жизни Тро-Троцком-Амере-Нази — костыль, с которым покойник бывало скакал тут, как боцман Джон Сильвер Стивенсона из Острова Сокровищ — и бросил его. Но получилось, как для смеху:
        - Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот — и спекся. — Так подумали все, в том числе и сидящие пока что еще за последним столом Бе-л-ы-ы-е-е:
        - Вра, Камер и Дрозд — Одиссей, Пенелопа — правда, откуда ей тут взяться, но тем не менее — и Ахиллес. Костыль полетел не в Амера-Нази, а просто-напросто в закрытую пока что дверь, за которой уже стояли делегаты Метрополя во главе с Женой Париса:
        - Махно, Аги, Ленька Пантелеев, Ника Ович. — А также:
        - Лева Задов и Буди. Пархоменко и Котовский, как уже было отмечено, захватили-попросили у англичан аэропланы, и вместо скушного сиденья на Соборе Парижской Богоматери, и ожидания неизвестно чего хорошего, шли в это время на второй круг для окончательного решения вопроса с этим рестораном Ритц:
        - Бомбить, или сделать посадку, и разобраться собственноручно.
        Но Амер-Нази, как по щучьему веленью, сорвался с места даже чуть-чуть раньше олимпийского броска Эспи, и протараторил к этой двери. Как раз под это брошенное копье-ледоруб, и пригвоздившее его — и что удивительно, не к верхней перекладине двери — а к боковым — крест-накрест. Большинство в зале ужаснулись, но не до такой степени, как новоприбывшие. И обнаружившие этот Знак Четырех, открыв двери из фойе в зрительный, и, как оказалось не только, зал.
        - Кино в самом разгаре, — сказала взявшая себя в руки Жена Париса, — но на конец мы успели. И не имея возможности, пролезть снизу под свисающей, как недоеденная сосиска единственной ногой Амера-Нази — Джона Сильвера, ударом ноги в прыжке — разбежавшись от самых зеркал у вешалки — сбросила его, как констатировал Лева Задов:
        - Опять туды-твою в ад.
        - Что ты плетешь, сукин сын! — Ника Ович ущипнула больно Леву за загривок, а Аги за жопу, поэтому он первый и влетел в так долго ждавший их кабак Ритц, но не как в ад, а скорее в промежуточное его состояние.
        - Это ты, Надя?! — даже схватился за сердце Фрай.
        - Какая я тебе Надя, — нахмурилась Жена Париса.
        - Ну-у, пастушка-фермерша из соседнего района. Песню еще пела про Волгу на встречном концерте. Она хотела ответить достойно, но в это время дверь бара отрылась, и кажется, даже без поворота ключа, и появился Он.
        - Это он, это он, — даже пропел Лева Задов, — мово сердца чемпион. Огромная черная борода, как говорится, перекрыла все остальные его недостатки. В том смысле, что именно Распутин, положенный на стойку раздачи Дроздовским, который нес Иво на всесожжение на кухонном гриле — или что у них есть еще там — и упавший За нее, пока Ахиллес-Дроздовский отходил для последних разборок с покойницей Коллонтай, и после им ненайденный из-за этого рокового падения:
        - Появился в этот кульминационный моментум свадебной церемонии.
        - Май диэ чайльд, — смогла найти в себе силы пропеть Жена Париса, и протянула руки к Распутину.
        - Нет, я вам точно говорю, — Одиссей толкнул локтем Ахиллеса, — он будет резидентом России.
        - С такой бабой, как эта, действительно, можно попробовать, — добавила Камергерща, и не обращая внимания на всю эту кульминацию, попросила Врангеля: — Принести ей соку.
        - Или лучше попроси кого-нибудь, вон Махно, приличный человек, он не откажется. Махно как раз в этом время смотрел в их сторону, хотя и издалека, но как-то смог спросить шепотом и с полуулыбкой:
        - Чего? Соку? Вишневого? Сейчас принесу. — Он посовещался с Аги, и она только сказала:
        - Мне тоже, и тоже вишневого.
        - Белые, — про себя успел подумать Эсти, — а пьют красный сок.
        Для маскировки, уверен. Напряжение нарастало. Тем более Фрай опять заблеял, чтобы перебить настрой Жены Париса к Распутину:
        - Ты помнишь пела мне песню, как соблазнил её пастух, а точнее, — и пропел кстати:
        - Я тебе спою задушевную песню мою-ю.
        Но она выбрала Распутина, и даже залезла на стойку, с которой и бросилась в его раскинутые объятия. Который, не раздумывая более ни минуты, и утащил Жену Париса в банкетный зал, ставший, между прочим, не очень счастливым для Коллонтай. Фрай пришел в бешенство, называемое в местных кругах беркерсиерством. И. И, о ужас! сожрал Елену Прекрасную, спокойно, так как дело ее пока что не касалось, распивавшую коктейли, в этот раз, кстати:
        - Огненный шар.
        - Жаль, что не голубой, — только и успела она сказать. И Фрай открыл огромную, как у Медузы Горгоны пасть и проглотил этот отважный Цветок Счастья. А Распутин в это время уже поставил Жену Париса на банкетные, так сказать, стулья, и многое, а точнее, почти всё успел снять, как на стене — в его голографическом виде, появился:
        - Портрет Воллара, — во всей его неприкрытой красе:
        - Большой рот, черная борода, лысые волосы, маленькие, посаженные почти друг на друга глаза.
        - Ай, не он! — воскликнула Жена Париса, но ее Ай был перекрыт тройным Ай Распутина, так это с диким воем:
        - Ай, ай, ай. — Или по-другому:
        - Ая-яй-й! — и вроде бежать. Куда? Позвонить в милицию, что, мол, убивают на дому, больше не могу? Но на этот раз ясно:
        - Не потому что обожрался Зеленого Змея, а в сердце, как Кощею Бессмертному попала ему заноза отравленная. Но, правда, тут же отпустила. И знаете почему? Елена Прекрасная не закончила еще своё дело, и разрядила свой кольт сорок пятого калибра американского производства:
        - Изнутри. — Более того, смогла даже перезарядить остававшуюся в ее распоряжении еще одну обойму для барабана.
        - Проклятая наймитка, — сказал Эспи, похлопав Фрая по спине, а потом и по груди, так как не знал точно, как надо хлопать, чтобы пули поглубже вошли в его необъятное тело. И добавил:
        - Думаю, пули были отравлены.
        - Да, — согласились некоторые, — просто так бы он не сдался.
        - А ведь она сражалась за Царицын вместе с Котовским.
        - Значит, он тоже предатель, его надо найти, — сказал Ленька Пантелеев, чем очень расстроил Нику Ович, которая всю жизнь мечтала навсегда уйти от красно-зеленых к белым. Она думала и Ленька, ее последний друг сердешный за белых, а он, паскуда, оказался агентом контрразведки полосатых. Ну и, как говорится:
        - Получи. — Ника подняла, потерявшее свой стержень тело Леньки на вытянутые руки, и опустила, присев и отставив одну ногу назад:
        - На колено другой.
        - Нате-с, получите, это ваше. Аги осмотрелась, и тоже сказала Махно:
        - Чё ты таскаешь ей соки? — она кивнула в сторону Камергерши. — Или тоже захотел через коленку хребет сломать.
        - Кому? — не понял Махно.
        - Тебе, понял, кому еще. Прекрати здесь шестерить.
        - Ты не поняла, я навожу мосты, хочу узнать, все ли они на самом деле белые, — Нестор кивнул в сторону оркестра, где рядом так и сидели Камергерша, Дроздовский и Врангель.
        Далее, Фрай изрыгает из себя целый отряд покойников. Кто это?
        Жена Париса влетела в бар, как подстреленная птица, бросилась на колени, и подняла голову убитого изнутри Еленой Прекрасной Фрая:
        - Убит? — спросила она, как будто это было и так неочевидно.
        - Кто убит? — спросил Фрай, и открыл один глаз, и поднял голову, прислушиваясь к пролетающим над кабаком Ритц аэропланам французско-английского производства. И даже слабо пропищал:
        - Наши?
        - Хрен его знает, надо разобраться, — холодно ответил немного, так сказать, разочарованный вторым явлением этого, этой Медузы Горгоны, Эсти. Пока некоторые думали, Фрай выпил поднесенный Женой его, так сказать, Париса стакан, и ясно, что не самогонки пусть и Шотландского производства, а, как шепнула Аги Махно:
        - Чего-то получше.
        - Думаю это было секретное зелье с Того Света, — не думая ответил Махно. И добавил: — А жаль.
        - Жаль, что не тебе его дали?
        - Да. И знаешь почему? Боюсь, как только я начну, так сразу же и кончу.
        - Почему?
        - И знаешь почему? Еще в детстве одна цыганка мне нагадала, что отправят меня когда-нибудь в Париж. И добавила:
        - Но только будет он, к сожалению, на Том Свете. Встретят, как говорится, друзья с распростертыми объятиями, но только, как Прохорова:
        - Покойники в новых красивых рабочих костюмах, в которых, как он же рекомендовал им вместо большой и хорошей зарплаты:
        - Можно ходить даже в гости.
        - Вот те и Париж, это вам не Хемингуэй с его Сарой Бернар, то бишь Госпожой де Сталь, любительницей:
        - А нет ли у вас чего-нибудь новенького. — Под юбкой домработницы.
        - Нравится, — ответила Агафья, — но естественно:
        - Не всем, не всем. Лёва вон тоже всё искал новости в художественных произведениях своих противниках, но находил, как он говорил:
        - К сожалению, одно тока шарлатанство. — В том смысле, что и я бы так тоже хотел:
        - Но у меня, к сожалению, не получится. И в результате дождался новенького, а именно иво 17-го года. И сам же убежал от узаса на:
        - На дальней станции сойду, авось туда еще не добрались инопланетяне с Альфы Центавра вместе с преследующими их полосатыми. Как грится:
        - Я один — я вышел на подмостки — почесать свой хвост о дверной косяк.
        И точно, произошло то, чего никто не ожидал, а именно это:
        - Фрай изрыгнул из своей неожиданно опять ставшей огромной пасти, как у Медузы Горгоны, трех богатырей полосатого производства, бывших уже когда-то покойниками.
        - Вот вам и Прохор Ад-р-р-р-и-Ян! — вот вам и иво-инь новые костюмы, в которых можно ходить даже в гости.
        - Пришлись-с, — поддержала разговор Махно и Аги Камергерша — прямо так: на расстоянии.
        - К нам гости! — даже радостно толкнул Дроздовский Врангеля локтем. — Сразимся?
        - Что?
        - Я говорю, не спи, брат Одиссей, кажется, приехали, наше время пришло. И все, кроме Распутина в банкетном зале, заказавшего себе и уже хлебавшего мадеру прямо из тазика, и мечтавшего о повторении того, что:
        - Уже было, — но, к сожалению, не в полном объеме.
        - Ти-жа-ло-о, — пропел он, и потер сладострастно коленки друг о друга. И кроме Эспи, который тоже ничего не делал, и ни к чему не готовился, а только подзуживал окружающую действительность к окончательному проявлению чувств, а попросту говоря:
        - Перехода их, как количества, в качество действия. Махно, к сожалению, растерялся:
        - Белый он все-таки в создавшейся ситуэйшен, или опять уже полосатый, красно-зеленый. — И был взят в плен одним из оживших трех богатырей, а именно Дыбенкой, которого Аги все же успела зацепить мечом за ухо, и он, отбежав на несколько шагов назад к барной стойке, рявкнул:
        - Этого потом отправим на переделку. А Аги ответила:
        - Ишь ты, как соображает, а умирал практически альцгеймером. — Чем его очень разозлила. Дыбенка пошел на нее, и тоже взял в плен, отбросил меч, и провел Переднюю Подсечку в падении, перешел на удержание, связал, отвел в банкетный зал, и продал Распутину за простое благословение. А этот как будто, а точнее, именно и ждал какого-нибудь жертвоприношения:
        - Бросил, как грится, всё, и потащил сначала в один угол, потом в другой, но не успокоился, а пролетел, как баба-яга почти, в том смысле, что достаточно быстро, чтобы никто его не заметил с ней:
        - Опять через кухонную раздачу, и туда подальше к заднему проходу, в колбасный холодильник, откудова не очень давно сбежал Амер-Низи. Ныне, как известно, так и висевший на центральном проходе, как пустая вешалка. Так что если бы Махно в случае чего захотел взять ее взад себе, пришлось бы долго искать, где она, где она. Но, скорей всего:
        - Бесполезно. — Ибо что может сделать богатырь против колдуна?
        Неизвестно, однако.
        Глава 61
        Однако, да, на обратном пути Дыбенка не полез опять через бар и его переднюю стойку, а вышел, как человек опять мимо банкетного, и хотел оставить уже по левому борту невидимый, а скорее всего, просто-напросто отсутствующий оркестр, и его не то, что:
        - Окликнули, — но прямо перед ним стояла Камергерша.
        - Уйди с дороги, зараза, — мягко сказал он, — потом я займусь с тобой вплотную. — Но эта Пенелопа — как просила называть себя в последнем в этой жизни бою дама сердца Врангеля — Одиссея — провела Дыбенке Заднюю Подсечку, и пока он еще падал на спину, накинула на ногу петлю, а другой конец веревки перебросила через балку на восьми-десятиметровой высоте — таким образом, подвесив его, как тушу старой коровы:
        - Англичане говорят, что старые вкусней и лучше, даже если они не Абердин Ангусы, если их так подержать полгода при точно поддерживаемой температуре. — Оно и понятно, в собственном соку, конечно:
        - Лучче.
        - Съел? — спросила она, всматриваясь в высоту. — Пусть тебя самого съедят через полгода, али через семь месяцев.
        - Почему через семь? — спросил сверху Дыб.
        - Ты как был, так и останешься: недоношенным. И за эти слова Камергерше-Пенелопе пришлось расплатиться:
        - Фрай покарачился и выплюнул еще одну жертву цивилизации, Коллонтай, которая имела с Дыбенкой прямую связь при прежней жизни. Коллонтай — как последыш после хорошо выношенных Трех Богатырей — видимо, не могла долго жить, поэтому убила Камер прямо со стойки, на которую она вся еще в слюнях Фрая забралась на всех четырех лапах, как каракатица, и:
        - Четырьмя брошенными с удивительной точностью шампурами, как фирменными пулями, пронзила тело Пенелопы в левое, в правое легкие, а потом ниже, в печень и что у них есть еще там. Одиссей бросил бумеранг, отсекший голову Кали полностью. И целиком положил, но не перед Фраем, а перед Эспи. Из чего некоторые сделали логичный вывод:
        - Значит раньше она на него работала. Хотя еще более логично предположить, что:
        - Ты следующий. Эспи попросил одного из богатырей, чтобы он взял с собой и второго:
        - И идите и принесите мне голову Вра.
        Первым богатырем был Яша Сверло, а вторым Мишка Япончик, ибо другие — убитые недавно, или только сегодня — ишшо не созрели, как хорошие Абердин Ангусы для:
        - Нового потребления. Хотя Мишка Япончик свалил отсюдова и не очень давно. Но как-то пролез без очереди, а из-за этого был не так силен, как другие богатыри, поэтому Лева Задов с одной рукой, которой и подозвал Мишку, сказал:
        - Ты эта, никуда не ходи, ладно? — И провел Дэмет — Удар по Пяткам противника, но не в падении, а:
        - Присев в полушпагате.
        - Исполнил, как похвалил Леву Задова Эсти из-за стойки:
        - Брейк-Данс в некотором роде. Мишка ударился головой об угол четырехместного стола, и опять покину сей мир вечного благоденствия, как сначала успел подумать он, а потом, естественно, что:
        - Мир шантажа и обмана.
        Яша Сверло с двумя двадцатизарядными маузерами и двумя мечами — один из них был меч Хаттори Ханзо — пошел на Врангеля, но вперед выступил Дроздовский-Ахиллес, специалист по сражению на мечах. Яша хотел сказать:
        - Мы так не договаривались, но не спросил, так как прочитал ответ в голубых глазах Дроздовского:
        - Мы вообще ни о чем не договаривались. Сверло расстрелял оба маузера, то приседая, то прячась за столами и стульями, продвигаясь вперед короткими перебежками, но ни разу не попал в Дроздовского.
        - Жаль, — сказал Яша, поднимаясь во весь свой богатырский рост, снял очки, подошел, передал их все еще блюющему кровью и пулями Фраю, — но я не мог не попасть с такого расстояния. Действительно, некоторые пули попали в цель, но не туда, куда не знал Сверло. Но, даже не все бывшие покойники знают, что стрелять надо в пятку. Они побежали друг на друга, Яша не стал ждать полного контакта, бросил свой Хаттори Ханзо. Дро отбил свистящий в теплом воздухе ресторана клинок так, что он изменил направление, полетел вверх, и воткнулся в ту же балку — только с другой стороны, ближе к окнам — на которой висел Дыбенко. Второй меч, который был у Сверло, Дроздовский просто перерубил пополам. Согнул противника ударом с солнечное сплетение, и поставив еще ниже, на колени, отошел, так сказать:
        - На минуту, — вырвал у стула, на котором раньше сидела Камергерша, ножку и воткнул ее в левое плечо Сверло. Яша вскрикнул, как будто никогда и не был еще покойником, широко открыл рот, как будто хотел поймать космическую энергию, идущую с Альфы Центавра, но. Но он там никогда не был, увы. Ахиллес отвернулся и пошел к столу, за которым сидел Врангель, и который хотел спросить его:
        - Почему ты не добил его, друг? — Но в этот момент меч Хаттори Ханзо сорвался с неба и, сверкнув, как молния в пыльном летнем луче солнца, разрядился в середину груди Яши Сверло.
        - После таких ударов не оживают даже после двенадцати-суточных отпеваний перед похоронами, — сказал Эспи, и попросил дать ему:
        - Тоже что-нибудь, или что-либо для снятия, а точнее, наоборот:
        - Для поддержания нервного напряжения. И получил Это.
        - Вот из ит? — спросил он.
        - Мих либе дих, — ответила Ника Ович, которая, наконец осмелились подойти к стойке бара, и передала ему футляр из кости акульего языка.
        - Что это? — еще раз спросил Эспи.
        - Это подарок, — ответила она, и было ясно по ее тону, что там:
        - Не граната, — а как пошутил Эсти:
        - Что-то получше.
        - Это трубка! — воскликнул Эспи, вынимая ее, хотя и с трудом из футляра: было ясно, что другой бы вообще ее не вынул.
        - Кто попадает на язык акуле, с загнутыми назад, в сторону пасти шипами-крючками — тот уже тю-тю.
        - Что, назад возвращается? — улыбнулся Эспи и раскурил ее.
        - Нет, конечно, а если и возвращается, но не вперед, а только взад.
        - Че-ре-з-з жопу — это харашо. И Эс правильно понял:
        - Если он раскурил трубку — кто-то должен умереть. Он посмотрел на Фрая, который теперь сидел на стуле рядом с восьмизарядной кофеваркой венгерско-немецкого производства, и ждал, когда она, наконец, раскочегарится, чтобы выпить, как поется:
        - Дайте мне сразу два двойных. Жаль, но таких даже пуля не берет сразу. И Эсти посмотрел сначала на стол у отсутствующего сейчас и до сих пор оркестра, покачал головой тоже с сожалением, и уставился на Нику Ович, с улыбкой ожидавшую благодарности в виде зачисления в кавалерию полосатых, на должность начальника контрразведки.
        - Вы танкист-ка?
        - Да, сэр, перебежчица.
        - Пере — это плохо. Почему сразу нельзя было понять, где правда, а где ее ложь?
        - Дак попала по распределению.
        - С рождения, что ли? Графиня? Говори правду, потому что сейчас я очень хочу графиню.
        - Да, но, к сожалению, нет.
        - Не могла соврать ради меня?
        - Могла.
        - Почему тогда не сказала правду? Ибо правда — это наше искреннее желание. Или действительно не хочешь?
        - Я не против, более того: всегда.
        - Это мало, быть непротив, а надо быть только за меня.
        - Хорошо, как сказал поэт:
        - Будем-м. И Эспи отвел — шли с разных сторон перегородки, так как он был в баре, а она в зрительном зале — Нику Ович в банкетный зал, где еще стоял, тазик с мадерой Распутина и несколько посыпанных неизвестно чем, марципанов.
        - Только бы он не вернулся сюда невовремя, и не помешал мне, — сказал вслух Эс, испугавшись, что это может случиться на самом деле.
        - Кайф и так редок, поэтому боязно, когда его ломают.
        - Мне сесть, или встать как-нибудь? — спросила Ника, закрывая дверь.
        - Да, именно, встань, плииз, на стол, — сказал Э. А когда она залезла, шагнув сразу одной ногой на его крышку — и как ей почему-то почудилось:
        - Как на крышку гроба, — проблеял:
        - А теперь прыгай! Ну! Ну-у! Ну-у-у! Ей так хотелось сказать:
        - Не запряг ишшо, что ты нукаешь. — Или:
        - Мычи громче, — но она скрепя сердце, прыгнула. И только уже в полете поняла, что перед ней та же пропасть, что разверзлась перед свиньями в Писании, а ведь и они знали, что:
        - Не хочется, — а всё равно прыгнули. Еще можно вырваться, подумала Ника, но после двух-трех попыток поняла, что эту сеть ей не разорвать. Это был акулий язык с закорючками, направленными только в зад. Только казалось, что можно легко снять себя с закорючки, но нет, тут же почти другая подоспевала на помощь той, с которой удалось слезть, и переправляла дальше, дальше вглубь пропасти.
        - Но зачем? — все же решила она спросить, в надежде, что ее тем не менее поймут.
        - Так мы всегда будем вместе, — ответил Эс, и добавил: — Я влюбился в тебя, как в твой подарок — трубку войны, и так мне больше не нужны будут женщины.
        - Но где мои права? — хотела еще успеть заикнуться Ника Ович, но Эс подбодрил ее:
        - Небось, небось, иногда ты будешь выходить в чисто поле и ловить лошадей.
        - Отлично.
        - Вот это правильно, а теперь иди и приведи мне сюда коня.
        - Э-э, я-я, еще понимаю, где взять коня, но как мне выйти, если твой мудрый язык меня не выпускает из своих цепких лап, как пес Цербер из подземного царства?
        - Так естественно.
        - Ч-через з-за-а-д-д? Вот ведь знала, а забыла.
        - Никто не хочет вспоминать о страшном. Но ты не бойся, все лошади пахнут навозом, многим, можно сказать, даже всем:
        - Это нравится. — Хотя и хуже, чем нефть, газ, серебро, золото и бриллианты. Но с другой стороны, тоже натуральные запахи. Не немецкий эрзац, как пьют некоторые, ожидая иво у импортных кофеварок. Ха-ха-ха.
        - Ха-ха-ха.
        И она нашла Буди, развалившегося на стульях в последнем ряду, первом от двери, на которой так и висел до сих пор Амер-Нази.
        - Ты кто? — спросил он, открыв один глаз. — Да и по любому я никуда не пойду. — Ника Ович, что ли?
        - Наоборот, Ович Ника.
        - Да? Узе? Ладно, тогда скажи:
        - Буди, в том смысле, что — буду.
        - Никаких буди-буду, сейчас ты пойдешь, и вызовешь на бой Одиссея.
        - Может быть, но сначала принеси пять, нет, шесть бутербродов с колбасой столичной, буханку мягкого белого хлеба с хрустящей корочкой и сыр с маслом.
        - Кока-кола, фанта, спрайт, пиво баварское отменное?
        - Ноу, сенкью, только квасу маленький бочонок на десять литров, максимум двенадцать литров.
        И они сошлись на танцплощадке. Пипер-Врангель и Буди. Многие, да нет, все, конечно, смотрели. Даже Фрай поднялся со своего стула в углу, и опершись на горячую кофеварку неизвестного точно производства, смотрел, слизывая потихоньку пенку с ароматного, несмотря на повсеместный вкус навоза, колумбийского кофе. Буди, надо сказать, не подкачал:
        - Три раза лягал задними лапами с огромными копытами Пипера, что тот уж решил:
        - Отказаться, что ли, пусть Вра сам разбирается. — Но всегда вовремя вспоминал:
        - Сегодня мы — Вместе.
        В сражение Пипера и Буди неожиданно вмешался Махно. Он сидел в небольшом помещении шесть на девять, а точнее в десять раз больше, но:
        - В сантиметрах, — такой кубик рубика, — как посмеялся Эспи, посадив его сюда. Эсти не было — учил Нику Ович, которая сейчас подошла к кофеварке Фрая, и робко попросила:
        - Пока что только погреть руки. Он хотел ответить, что, мол:
        - И так жарко, — но понял: разговаривать нельзя — вырвет. И сам тут же выдал:
        - Не помню уж, чего и съел я такого, что при виде такой дамы не могу предложить ей чашку колумбийского.
        - Что значит, та-ко-го? — спросила с улыбкой Ника, принимая чашку с толстой — как положено в лучших домах Ландона — пенкой.
        - Прошу, прошу, кофеварка немецкая выдает такие пенки, что и сам Бахус позавидует, ибо очень уж хорошо после этого дела, — Фрай пару раз щелкнул себя по шее.
        - Любите?
        - Что?
        - Это дело?
        - Это дело, или наоборот, дело — это? — Фрай.
        - Диалектическим материализмом занимаетесь?
        - Люблю грешным делом, когда никого нет.
        - Простите, сэр, но вы заимствуете наш диалог из Некоторых любителей погорячее.
        - А вы?
        - Что, я?
        - Против?
        - Против, чего?
        - Против того, что у каждого свои недостатки?
        - Да, и знаете почему: у вас их нет.
        - Хорошо сказано. Не могли бы залезть сюда?
        - Сюда? — Ника показала глазами на стул, рядом с которым стоял Фрай.
        - Есс.
        - Я лучше обойду кругом и залезу в дверь, в том смысле, что если вы желаете: войду на карачках, как контрреволюционер понявший, что его Броненосец Потемкин — не яхта миллионера, куда можно пригласить приличную, популярную среди многих белокурую бестию, и Сашка Невский через чур смахивает на Дон Кихота Таганского, которому вообще лучше только:
        - В шахматы играть. — Как говорится:
        - Эх, чтоб — не будем про его мать — буду в шахматы играть.
        - Вы могли бы выступах на съездах, — сказал удивленно Фрай, — ползите, пожалуйста ближе. — Точнее, он только подумал так, но побоялся, что Ника, обходя бар, не может миновать банкетного зала, где притаился тигр Эсти, и, даже если она забыла про него — сам вспомнит, почуяв ее запах.
        - Нет, нет, давайте руку, я лично приму вас прямо с обрыва, как Василий Иванович Петькину Нюрку, или какие имена у нас есть еще там? И когда она исполнила, радостный Фрай спросил:
        - Где у пулемета щечки знаешь?
        - Естественно, я командовала танковой дивизией, точнее, не танковой, а:
        - Бронетанковой, — сама сидела в броневике и стреляла из пулемета. Более того, уверена, что я и родилась за пулеметом Льюис, когда Черчилль еще и пороху не нюхал. Честно, с закрытыми глазами попаду куда хошь.
        И Фрай выкатил из-под трибунного помещения, где раньше лежали только шоколадки в загашнике, пулемет.
        - Извини Лью нет, зато Максимушка всегда на месте. Они вместе поставили пулемет рядом со сломанной колонной, так что вправо ствол перевести было нельзя, зато белые были, как на ладони.
        Далее, Ника ведет огонь по отряду Дроздовский — Врангель, а Махно из шкафа зовет ее по имени. Дама пугается, но Фрай тащит Махно из-под прилавка, закрытого двумя дверцами. Махно вырывается, проламывает толстую фирменную фанеру задней стенки, и оказывается в зале, где на прилегающем пространстве нет ни живых, ни мертвых, только Амер-Нази кажется покачивается на входной двери, но это далеко. Впрочем, кажется, вышла ошибочка: где-то под восьмиместным столом спрятался однорукий бандит, как называл его Фрай:
        - Лева Задов.
        Глава 62
        - Что происходит?
        - Их бин не понимайт оттенков пулеметной стрельбы, — только по-итальянски, ответил белокурый, как немец, или еще кто, но только уж точно не итальянец молодой человек, или еще лучше:
        - Не Квазимодо — точно. — Нет, и это неправильно, ибо Квазимодо был, скорее всего, француз, в подвале, а потом на крыше Собора Парижской Богоматери, но тоже в итоге соблазнивший кого-то из приличного общества. Это был точно: немец, но с итальянским, перенятым на Капри диалектом, перенятым, как и всё остальное, что у него было, в том числе это эта достойная миледи, по имени, оё-ёй:
        - Жена Париса. А вы думали, где она была всё это время, вышла погулять на Стометровку? Нет, это немец сам сюда приперся, посвистел потихоньку у двери:
        - Сердце красавицы склонно к измене, и перемене, как месяц мая, — спел, несмотря на то, что многие прохожие могли заподозрить его в измене, так как шло оно в это время уже к:
        - Октябрю, — намного более изменчивому, чем не только май, но с февралем вместе взятый. Тут, значится, она вышла, так как швейцара не было — Лева Задов, который был сюда назначен по определению, спал в раздевалке, а точнее, именно в это время просто:
        - Обедал, — запивая биллгейтсовские гамбургеры — уже тогда существовавшие в природе и обществе — холодным и тока баварским пивом, которое, как он всегда признавался честно:
        - Очень люблю, грешным делом. И впустила незваного, но желанно гостя. Ну, и вроде, сразу в раздевалку, а куда еще? А там Лева, который от получаемого наслаждения их не заметил.
        - Куда?
        - Тока в туалет, — единственное свободное место пока что на этом континенте, — доступное для влюбленных. Впрочем, она-то только наслаждалась, это он ее любил.
        - Думаю, тебе надо уходить, милый друг, — сказала Жена Париса.
        - Почему? Я хочу еще.
        - Не знаю, не знаю, я-то, конечно, не только не против, но и всегда только За, но, знаешь, он сегодня уже многих съел, поэтому, я думаю, и тобой не подавится.
        - Фрай? Так прошел слух, что его грохнули.
        - Да, но не бесповоротно и окончательно, жив, и даже, как я чувствую внутренним сердцем, уже крутит-мутит с кем-то в баре, и теперь понятно, что это Ника Ович, а точнее Ович Ника, так как появилась на свет во второй раз, и что очень важно:
        - Через жопу, — а еще более важно:
        - Через заднее проходно-выходное отверстие Эсти.
        - В случае чего — если поймает на месте встречи, которую, видимо, никогда так и не удастся изменить, как констатировал Маркиз де Сад всем своим возлюбленным, — попробую с ним обменяться на Нику Ович — Ович Нику. Ибо:
        - Может она со всеми скотами, как женского, так и мужского пола, поэтому спрашивать не будет, люблю ли я ее, ибо ясно и так:
        - Безоговорочно, — полюбишь и козла, если у вас есть для этого деньги, или билет на Альфу Центавра.
        Примерно так и вышло. Фрай сказал Нике Ович, что, мол:
        - Ты стреляй пока тут, а я скоро приду. — В том смысле, что выкручивайся тут пока сама, а я должен дать разнарядку.
        - А извиниться не хочешь? — спросила Ника, поплевав на пулемет, и определив таким образом, что он еще слишком горяч для дальнейших процедур.
        - Я? Это он должен передо мной извиняться, что убежал без спросу, — Фрай кивнул на Махно, который метрах в семи-восьми на самом почти центральном проходе между столами исполнял что-то похожее на танец, но большей частью вприсядку.
        - Что это?
        - Брейк Данс.
        - Не понимаю, честное слово, зачем так прогибаться перед пространством. Пусть оно лучше прогнется под нас.
        - Я и согнул его, как лук Одиссея:
        - Ниже пояса. Фрай вздрогнул, как будто только что понял:
        - Судьба уже стучит в дверь Моцарта. — Хотя и любил не его, как это всегда бывает, а Бетховена, ибо при каждом озарении орал, как ненормальный — в том смысле, что так думали некоторые, которые думали, что возопиёт просто так, как будто с жиру бесится, и не понимали, что:
        - Пришла наконец-таки идея:
        - Опа-опа — Америка — Китай — кого хочешь выбирай! — А точнее:
        - Апа-апа, — аппаратные игры. — И пошел в туалет, не только, чтобы, но и ясно:
        - Здесь что-то не так.
        - Явился? — подумала Жена Париса, — но ничего не сказала — ждала:
        - Пусть выскажется от души, откровенно, потому что тогда ему легче станет. Но Фрай всё схватывал на лету, и сказал именно то, что требовалось:
        - Явился? — имея, однако, в виду не себя, а итальянского гостя. И они обнялись, но не как лед и пламень, а как два льда. В том смысле, что если надо, то надо, и можно оставить всё как есть.
        - Мы пока выйдем, — сказала Жена Париса, — а ты тут, как грится, пока что разбирайся. И как только они вышли толкнула этого, как он назвал его, но это еще не написано:
        - Пешка, — в нашем драматурго-трагическом исполнении Хеппи-Энда. Толкнула к выходу, как это иногда бывает:
        - Езжай на Мальту, али еще куды, и вспоминай нас не как покойников, а как только улетевших на Альфу Центавра. Но Белокурая Бестия заартачился:
        - Умру с тобой, ладно?
        - Зачем?
        - Просто когда тебя грохнут — отдам тебе своё сердце, чтобы ты могла отомстить.
        - Не то чтобы да и или нет, но тебя он грохнет раньше. Поэтому лучше уходи.
        - Как же любовь?
        - Будешь приходить ко мне во сне.
        - Куда?
        - В библиотеку, я всегда буду спать там после обеда между движущихся в противоположных направлениях деревянных площадок с книгами, которые уже прочитали, или наоборот:
        - Только еще интересуются, — эти доценты с кандидатами.
        - Но это будет недолго, минуть пятнадцать-двадцать — не больше.
        - Я буду спать полчаса, обещаюсь.
        - Мне все равно мало.
        - Ты забыл, это будет моя вторая жизнь, а в ней — мало кто знает — можно спать полчаса, а как будто:
        - Всю оставшуюся жизнь.
        - Да?
        - Да.
        - Тогда я пойду?
        - Иди. Но когда парень взялся за ручку двери, из раздевалки-каптерки выбежал Лева Задов, и сказал, что сначала надо:
        - Заплатить пошлину.
        - Я уже заплатил на границе, — сказал Кой-Кого, так его звали местные аборигены.
        - А если заграничный гусь, то только лирами, конвертированными в доллары, или западногерманские марки. И франки, впрочем, пойдут, потому что я, может быть, туда поеду мемуары писать. Жена Париса хотела провести Леве Бросок с Переворотом Между Ног, но в это время в туалете послышался шум спускаемой воды, что означало:
        - Приготовьтесь — это финал.
        - Ладно, финита ля комедиум, я пошел, — сказал Кой-Кого и исчез, как будто здесь никогда и не был, и только Лева с разинутым ртом, свидетельствовал:
        - Да был, был, но ничего не заплатил за почти полное собрание своих сочинений, и поэтому поводу даже попытался затащить Жену Париса в раздевалку, подразумевая ее этим собранием сочинений, но только еще не полностью изданным. Фрай уже вышел, встал у зеркал, чтобы поправить горошковый галстук и подтянуть штаны на ставшую тонкой талию, и она его попросила:
        - Убей его.
        - Зачем?
        - Он лишний свидетель.
        - Окей, — и Фрай после туалета легко справился с Левой: проглотил его, как маленькую рыбку из аквариума:
        - Даже ничего не почувствовав. — Мало.
        - Ну-у, пой-дем, — и обнял прекрасную леди за плечи.
        - Кто это был? — тут же спросила Ника. Она уже подстроила остывший пулемет, но пока размышляла с кого начать:
        - С Махно, все еще прыгающего, как гимнаст в окуляре оптической винтовки, или еще раз попытаться поразить кого-нибудь из этих оборотней — как она думала — Врангеля и Одиссея. Весь оркестр, в том смысле, что все его инструменты, были разбиты в мелкий мусор очередями Ович, а эти ребята смогли уклониться. Как?! Наконец Махно вспомнил, что после танцев ему хочется. Нет не есть, а:
        - Что-нибудь посущественней, — вспомнил про свою Аги. А она:
        - Тут как тут.
        - Явилась — не запылилась? — сказал радостно Махно.
        - Да уж, во как! — она чиркнула себе по шее не просто большим пальцем, а всей пятерней. — И в подтверждение ее слов в проеме высветился Распутин, в рубахе, которую он сих пор не мог никак подпоясать как следует:
        - Темно-Зеленые штаны его из узорчатой парчи спадали.
        - Прошу прощенья, — прошепелявил он, — никак не пойму, что происходит.
        - Достукался, — только и сказала мрачно Жена Париса, и хотела, как Гера шарахнуть его молниями, однако Фрай констатировал:
        - Он нам еще нужен. Тем более мои молнии я никому не отдаю. Даже на время после секса, которого у нас не было, между прочим, так как он был, да, но с заезжим сапожником.
        - Прости, кем-кем?
        - А ты думала, это был Теодор Драйзер?
        - Нет?
        - Уверен, ты знаешь, что нет. Это был пастух из вашего района, этот, как его?
        - Не знаю никаких пастухов и сапожников, я прирожденная графиня Матильда Кшесинская.
        - Да этот, — Фрай щелкнул пальцами в направлении Ники, — как его?
        Кто-то немножко сломал мне память, уже не помню кто.
        - Прости, милый друг, но я не знаю никого из круга казненных герцогов и баронов.
        - Или ты хочешь сказать, что оставил его в живых, — добавила она.
        - Не баронов, а баранов, — поправил ее Фрай, — он пас там баранов.
        - Так это этот, как его? — сказал и Махно. Он курил чью-то трубку — точно не свою — на краю восьмиместного стола.
        - Миклухо-Маклай?
        - Та не, какой еще МакЛай.
        - Я говорю, пастух с длинной плетью, и поет.
        - О чем?
        - Какая разница.
        - О прошлом, или о будущем?
        - О настоящем.
        - Так не бывает, ибо зачем петь о настоящем, если оно и так:
        - Есть у меня.
        - Не полностью. Жены нет.
        - Вер-на-а! Значит, свадьба еще не закончена, — сказал Фрай, и оглядел присутствующее население с мыслью, кого бы выбрать. Жена Париса заметила его блуждающие глаза и по привычке рявкнула:
        - Что ты как лунатик бродишь по небосклону — я здесь!
        - Ну-ну, не надо зазнаваться, есть и другие, вполне достойные моего внимания особи. — И тут же закашлялся, несколько полудюймовых пуль вывалились из его рта, как вестники скорой разлуки:
        - Почти навсегда. — Ладно, пусть будет как обычно:
        - Объявляю конкурс на замужество, вы сами понимаете с кем и с кем. Все растерялись:
        - Что значит: с кем и кем, ибо кто, кроме всех дам и его самого может в нем участвовать? А баб, точнее, принцесс, еще хватало в этом кабаке Ритц, как обычно:
        - Аги, Ника, Жена Париса, и Камергерша по сведениям, идущим будто бы от самого:
        - Их бин Распутин, — еще мотается где-то между мирами Теми и Этими. — Хотя это и вряд ли: после четырех стрел назад не возвращаются. Нет, может быть, но только не опять сюда! — А так, скорее всего, и думала сама Камер. Так и не успевшая проводить своего Вра во Францию, а точнее в Бельгию, чтобы он там мог получить приличный вид на жительство:
        - До того, как прилетит и за ним корабль с Альфы Центавра.
        Далее:
        - Свадьба. — Дамы дерутся между собой.
        Фрай зашел в банкетный зал, куда должен был вернуться после неудачного посещения самого зала со спущенными практически до колен бархатными штанами — нет, не бархатными, а из французского шинила, стойкого к стирке, когда денег не было, чтобы тут же после посещения какой-нибудь королевы — а они все в его-их воображении — были для него царицами, не покупать новые:
        - Ну, если она ничего не заплатила. — А бывает и так:
        - Хочется очень, а денег все равно нет. — Ибо. Ибо он не всегда успевал их снять раньше, чем на него набрасывались.
        - Куда он ушел? — спросил Фрай у Банкетного Зала, и этот чуть ему не ответил. Почему?
        - Обосрался, говорят, очень. От страху. Ибо Фрай только понюхал стулья, на которых недавно здесь проходило равноденствие, как они исчезли. Почему? Ну, если люди едет даже марципаны, если их посыпать цианистым калием, то стулья, пахнущие сразу двумя телами — мужским и женским — даже лучше.
        - Ты где был, когда я зашел посоветоваться? — спросил Фрай, когда Распи опять — ибо мы помним, что он здесь был когда-то — появился-не запылился.
        - Ходил в сырно-колбасный холодильник.
        - Зачем?
        - Странный вопрос, ибо: а вдруг там кто-нибудь есть?
        - Зачем тогда припер сюда говяжью ногу, круг колбасищи, и голову, этого, как его?
        - Сыра.
        - Да пока что только сыра. Никого не было?
        - Да так, ничего интересного. Фрай присел неподалеку от Распутина и спросил:
        - Почему не съел марципаны? — потрогав пальцем один из них, но лизать палец, как это обычно делается в таких случаях — не стал.
        - Мне нужен врач.
        - Зачем?
        - Чтобы. Необходимо взять кровь на инсулинонезависимый сахар, чтобы таким образом понять, может ли он справиться с ядом стрихнина, который возможно существует в этих марципанах, которые я очень хочу, но не могу — диабет.
        - Когда придет этот сахар?
        - Когда ви уже уехали с базара — его выбрасывают, или когда ви уже дома, или даже, когда сели уже обедать или ужинать, вернувшись с рынка, а он только тогда и появляется. Бывает даже, когда только легли спать. И даже может случайно прийти утром и узнаете:
        - Он тут — выброшен, надо ехать.
        - Как будто в древние времена.
        - Вот именно.
        - Я выпишу тебе, — сказал Фрай, — но только проктолога, и знаешь почему?
        - Нет.
        - Потому что, дурья твоя голова, — он постучал кстати по ней, но не костяшками, а так только: указательным пальцем, как будто показывал место на глобусе, место:
        - Вечного свидания с тобой, — он вырабатывается у тебя автоматически при непосредственном видении марципанов и других его производных в виде эклеров и наполеонов. Ибо — подожди сейчас доскажу…
        - Прошу вас, мистер, не надо, ибо я и сам все это знаю, но в последнее время — в свете полосы неудач — думаю, что надо проверить искусственно, с помощью врача.
        - Отлично сказано, но и я тоже доскажу, а именно:
        - Даже в штрафном изоляторе на Зоне, когда лисы не смогли доставить тебе шоколад ночью, ты понял: он, этот инсулинонезависымый сахар, вырабатывается все равно — хотя и не сразу, но если был секс, как говорится:
        - Возьмите пожалуйста, ибо их есть у меня.
        - Помнишь, как ты трахнул жену кума, которая работала учительницей географии здесь же на Зоне, и забрела в шизо, в надежде застукать мужа с любовницей хоть-какого-нибудь пола, а ты схватил ее, и, как говорится:
        - Рассказал всё сам.
        - Нет, буквально не помню, но сахар действительно попер, я думал это было просто совпадение.
        - Не надо оправдываться, скажи только, кто там был.
        - Ихгде?
        - В колбасном холодильнике!
        - Никого не было, мне просто показалось.
        - Вот именно об этом я и спрашиваю:
        - Кто там пытался инициироваться?
        - Несмотря на ваши сиськи-миськи требования и угрозы, я не буду отвечать, пока сам не попробую.
        - Да? Ну хорошо, пробуй, — и Фрай поднес к глазам Их бин Распутин розовую с бирюзовым, ажурную тарелку с марципанами.
        - При чем здесь это?
        - Тебе прекрасно известно, как я только что доказал:
        - Если у тебя только что был секс, отравленные марципаны, будь они хоть самими наполеонами с эклерами в трубочку вместе взятые, он тебя не возьмет.
        - Кто, инсулин?
        - Почему инсулин? Яд. Как говорится:
        - Если у вас есть секс — инсулин вам не нужен, по определению. Доказанному мной, как Лобачевским и Риманом — за вычетом Гаусса — вместе взятыми, что параллельные прямые:
        - Всё равно пересекутся.
        - Судя по вашей логике, я могу ничего не рассказывать.
        - Ты так думаете? Ну, значит, я не зря пришел сюда, чтобы вправить тебе мозги:
        - Или ты скажешь, кто был — пусть пока что мимолетом — в колбасном, или напишешь подробную объяснительную о своих связях с пиратом Эсти. Выбирай.
        Глава 63
        - Хорошо, — и Распи съел сразу два марципана.
        - Это значит, ты ничего не скажешь?
        - Ну ты же сам сказал: одно из двух. Сам сказал:
        - Или выбирай секс, или марципаны.
        - У меня с логикой все в порядке — не беспокойся. Ты решил умереть, но с возможностью еще раз увидеть это чудное мгновенье. Хрен с тобой. Фрай посидел немного, закинув ногу на ногу.
        - Ладно, хрен с тобой, — еще раз повторил он, — посоветуй мне пока что жену, чтобы не лезла в мои дела.
        - Таких не бывает.
        - Если бы были, я бы тебя не спрашивал. — И Фрай добавил: — Я согласен, чтобы не у меня они были оба, а у неё.
        - Ты уверен?
        - Думаю, у меня нет выбора.
        - Если и Инь и Ян будут вместе в одном — у другого останется только:
        - Холодное, холодное сердце, — а точнее, вообще ничего, если не считать лучших друзей девушек — бриллиантов, у тебя есть бриллианты, на всякий случай спрашиваю, чтобы ты тут же не умер на месте, ибо сов-всем-м без души на Земле нельзя удержаться.
        - У меня есть вот это, — и Фрай разжал ладонь.
        - Бриллиант Сириус?! Откуда он у тебя, хотя, скорее всего, он не настоящий.
        - Настоящий, он выпал из Левы Задова, когда я устроил ему маленькое харакири в его раздевалке.
        Где Эсти? Однако скоро это выяснилось:
        - Над этим рестораном Ритц — Титаником в воображении некоторых — пронесся с очень большой скоростью для тех, кто привык кататься только на тачанке, а в лучшем случае, на тарантасе на деревне у дедушки, или на телеге у бабушки, которая боясь мчатся на тарантасе, как она говорила:
        - Очень укачивает, — и не работать, а только спасть хочется, как сказал Лермонтов:
        - И никогда вообще не просыпаться, — ибо толку все равно:
        - Так и не будет: не для людей эта Земля приготовлена, а только для их покойников, и слова ее с той же убежденностью не опроверг Данте, и ни одного хорошего слова не сказал о Земле, кроме разве что:
        - Ти-жа-ло-о! — Как говорится:
        - Ньютон, скорее всего обсчитался, так как выбрал не тот ракурс под яблоней. — Надо было садиться подальше, может быть, даже в беседку, тогда бы яблоко все равно упало, но уже:
        - Не по голове, — и ему стало бы очевидно:
        - Летать, как птицы — лучче, — хотя некоторые, такие как Гаусс пожалели бы о таком непроизвольном устройстве этого хауса, так как птиц математике не обучают, а с другой стороны, он все равно не принял к сведению рассказ Римана:
        - Она не вертится, а стоит, как и прежде на трех китах, или на трех обезьянах, или на трех кенгуру, или даже:
        - Новая теория, — на своих трех лапах, — кому как больше по душе — поэтому параллельные прямы увы, как ни крути, все равно пересекутся, а значит:
        - Надо бежать. И вот Эспи и убежал, тем более его колебания разрушил своей логической антитезой Фрай:
        - Любая мысль — антигосударственна.
        - А я так мечтал, так мечтал! — возопил Эст, — применить свое умение читать, как Курчатов: с листа:
        - Мигнул и готово — я всё знаю, и даже то, о чем некоторые не успели даже подумать, как Мандельштам.
        - Так не бывает.
        - Нет, бывает, хотя и очень редко. Но Фрай настоял на своем:
        - Согласен, но только как комета Галлея, которая была, да, но только в настоящем времени ее никто не видел, потом поняли:
        - Приходила. — И это касается не только ее, но и еще некоторых личностей, на букву Х и А. Смешно, честное слово, как будто нельзя видеть:
        - Задним Умом, — хотя кажется, что, зря, ибо себе все равно уже поздно — не поможешь, а другие точно также:
        - Все равно не поймут, так как — этеньшен:
        - Не поверят. А все отлично знают, что можно не только заминировать город, как бог Помпею, а взорвать только на глазах обернувшейся жены Лота, как раз не понявшей, что:
        - Такие вещи видеть, да, можно, но только:
        - Не в Прямом Эфире. — Могла бы и потерпеть.
        Эспи захватил на берегу три канонерки, и по запальчивости отрыл огонь по самолету Пархоменко, с которого и началось, как говорится:
        - Это средней длины еще не законченное, тем не менее, предложение, ибо прочитал в одном месте, как это делали:
        - Люди порядошные, — и тоже решил, как они:
        - Не надо следить за логикой, ибо:
        - Она и так есть в вашей природной голове. И люди все равно поймут то, что только можно напортачить, ибо считают себя, априори:
        - Умней любого НеЗнаю, — как-то:
        - Гаусса, Римана, Лобачевского и Секста Эмпирика вместе взятых. — Именно это понял Ван Гог, когда решил бросить говорить проповедями, а только просто по-простому:
        - Симфониями, которые Гегель называл:
        - Моментами Познания. — Однако:
        - Первобытного Хомо, — и нельзя сказать точно был ли у него уже тогда его Сапиенс, переведенный, в пещерах Альтамира, как:
        - Хвост Длинный. — Или даже его еще не было.
        Пархоменко понял, что этот аспират института международный отношений, как некоторые его уже называли из-за того, что вызвал на конкурсной основе на соревнование Курчатова, но не как тут в одном фильме:
        - Пятьсот и более знаков в минуту на пишущей машинке, а:
        - По числу томов Карла Маркса, Каутского и Фридриха Энгельса сфотографированных за час невооруженным взглядом — если считать по системе Ван Гога, и:
        - Глазом — по системе Шишкина. Об этом он, собственно, и сообщил, приземлись с трудом у ресторана Ритц, замершего в ожидании апокалипсиса. И того, что инопланетяне:
        - Вот-вот, — опять улетят, и по-прежнему здесь все будут умирать просто так, ни за что.
        - Он меня сбил с канонерки Роза Люксембург, — сказал Пархоменко, — а ведь я махал ему крыльями:
        - Давай сначала разберемся, авось я люблю другую!
        - Где Котовский? — спросила Жена Париса.
        - Он координирует действия наших канонерок, чтобы не били в случае чего по берегу, ибо еще точно неизвестно:
        - Будем мы отступать, или лучше улетим со всеми вместе на Альфу Центавра.
        - Между прочим, у тебя было другое задание, — сказала Жена Париса, а не на аэроплане летать туда-сюда, жужжа пулеметами.
        - Интересно, новые мебеля, — он в воображении похлопал самолет по хвосту, так как уже стоял в самом ресторане, почти у барной стойки, и только ждал приглашение на чашечку кофе с пенкой:
        - Как у Всех. — Хотя пока что можно было заметить, что его пил, можно сказать:
        - Бочками сороковыми, — только Фрай. А когда получил его ответил:
        - Винтовка со снайперским прицелом на месте.
        - Где именно, на месте? — попросила уточнить Жена Париса, так как думала, авось Котовский взял ее с собой, и сейчас оптическая винтовка в аэроплане, а значит, можно не откладывать дело в долгий ящик, и снять Эспи этой винтовкой прямо с аэроплана:
        - Несмотря на то, что Эспи в море, где ему помогают акулы, которые — говорят:
        - Сюда! — никогда не заплывают. — Ибо:
        - А здесь вам не море-океан.
        - Может вам осетров еще захотелось? — раздавался голос, можно сказать:
        - Уже забытый, — как голос любезной нашему сердцу госпожи Анны Керн, любимой любовницы маэстро Пушкина. И в это же время приземлился Котовский, болтая израненными крыльями, как орел, восхотевший вкусного лебедя, а получивший стрелу Амура от ее последующего обладателя.
        - В меня стреляли, — только и сказал он, пробежал по ковровой дорожке, а это было довольно далеко от того места, где судорожно дергалась еще в лапах, раздумывающего:
        - Куда? — Туда или Сюда, — мимолетного виденья. Но он все равно ее схватил, как буфетчик Михаила Булгакова:
        - Не разбирая свежести, какая она:
        - Первая или вторая? — и попер к своему ветролету.
        - Наврал! — рявкнула Аги, — его ветролет в порядке, и он унесет ее опять в своё заточение в Собор его Парижской матери.
        - Горбун несчастный, — сказала Ника Ович, потрогав ствол пулемета, и удовлетворенного констатировав: — Уже тока теплый. И пули просвистели. Но только разрезали пополам, мотавшееся до сих пор на двери тело Амер-Нази. Котовский убежал, а в руках:
        - Он нес Камергершу-у, — как труба иерихонская возопил Махно. Что значит:
        - Не вернешь. — И знаете почему? Это уже было, было, было. Что значит, да, но только в Прошлом-м! А туда залезть, увы, не каждый может. Только Одиссей многоумный. И к удивлению множества народа, высыпавшего, как горох из мешка замечтавшейся о королевских дворцах Золушки, на взлетную полосу, кончавшуюся как раз на лошадиной стоянке отеля Ритц, — успел зацепиться за зад его хвоста. Но! Спрашивается:
        - Откуда у зада хвост. — Ибо никто еще никогда не говорил, что:
        - И у хвоста есть хвост! Немногие, но только некоторые поняли, что это был за хвост. А именно:
        - Их бин Распутин — в банкетном. — Можно подумать:
        - Что делать в банкетном зале так долго, если там, кроме вас никого нет. — Только Фрай иногда заходит узнать:
        - Готово ли решение-предсказание? — Но! Но даже для тех, кто ни-че-го не понимает ни в Библии, ни в физике, существование разных модулей времени — не противопоказано. — Что значит:
        - Их все равно есть у вас. — И значит, что и требовалось доказать:
        - Распутин не замечал медленно возвращавшегося из дальних странствий Времени: пил всё тот же тазик мадеры, и более того:
        - Марципаны его не убывали. Вторым был Одиссей, на этой временной битве, черно-белый барон Вра-Врангель. Он и не испугался, увидев, что у хвоста есть еще и лапы, похожие, как две капли воды на сапоги из козлиной кожи адмирала — если бывают адмиралы на канонерках — Эсти. Да, этот капитан далеко не дальнего, а только лагунного плаванья, понял, что не сбил из скорострельной пушки самолет Котовского, уцепился за его хвост, став, таким образом — чтобы не стать пятым колесом в этом э нью троянском коне:
        - Хвостом хвоста. Поняла, что случилось и Жена Париса.
        - Но это даже лучше, — подумала она, — одной конкуренткой на предсвадебной церемонии будет меньше. Вопрос, конечно, остается открытым, ибо неизвестно пока, можно ли объяснить с позиции этой теории:
        - Кем там функционирует Одиссей. — Хвостом хвоста хвоста? Какая уже по счету это будет производная? Выдержит ли пока еще допотопный Ку-Ку такая нагрузку. Так-то бы да, но у него нет своего буквально собственного НеЗнаю, необходимого, чтобы задуматься хоть о чем-то. И только этот Киннер Махабхараты может сыграть нам на руку. Или.
        - Или против.
        Но только немногие это поняли, и посмотрели сначала на его зеленые парчовые штаны, потом на лошадиную голову, и наконец, на гитару. Ну кто мог это понять? Ну, Фрай, конечно, но он не мог никак определиться:
        - Сейчас, или? — Или может не быть никогда? Ахиллес Дроздовский хотел, чтобы Эспи вернулся, и несмотря на все его и Распи колдовские заморочки — убить, так как сам он не надеялся вернуться на Альфу. Жена Париса не желала его возвращения. Но в то же время боялась, в свете открывшихся между ней и Фраем обстоятельств, что может не стать царицей Савской. Со всеми вытекающими из этого ответа последствиями, как-то:
        - Библиотека, пыльные движущиеся на цепях, как жернова времени, тачки с книгами, и что самое печальное:
        - Давно уже написанными. А то и того хуже:
        - Придется сидеть в тюрьме всю жизнь, но не как Маркиз де Сад:
        - До первой революции, — а вообще, как поезд дальнего следования.
        - И впереди:
        - Только Пересадки, — как у… Как той, которая только что заняла прибрежные и даже далеко текущие воды реки Волги, вместе со своим незабвенным мужем инопланетянином Ко, на Земле:
        - Колчаком.
        Они вернулись из Сибири, с Ангары на Волгу по каналу времени, который был у всех альфа-центавровцев, но заведен, как будильник, у всех:
        - На разное время. Их время пришло.
        Далее, все боятся. Кто, что не долетит до Альфы Центавра, кто не доедет до Брюсселя, а кто боится, что не может преодолеть транзит:
        - Царицын — Париж — Нью-Йорк и его близлежащие окрестности, примерно, как Пушкин в деревню, чтобы лишний раз насладиться с Анной Кент — Керн, точнее — этими окрестностями, и ей самой в том числе:
        - Ибо кроме города есть и поля, в которые можно пробраться Всей Душой, если хорошенько изучить Теорию Относительности. Хотя возможно Пушкин изучал только саму Анну Керн в беседках, которые по умолчанию входят в окружающий пейзаж, и Данте. Несмотря на то, что он был ветхий, и не мог, как Вергилий с ним же, бродить далеко, в том смысле, что:
        - Очень не хотел возвращаться с Полей Нах Хаус, так как до сих пор помнил:
        - Тяжелы ступени чужого мемориала. В связи с этим. В связи Этим, Деникин — если кто не забыл, воспользовавшись всеобщим воодушевлением боем, как сказал поэт:
        - Есть упоение в бою, — а также — и:
        - Бездны мрачной на краю, — оставил Здесь свою кошку, голубую Бим-Бом — имеется в виду, с голубыми, многое, если не все понимающими глазами, которая была уже мертвой, как как перехватила и съела отравленную мышь, которую Распутин по совету-приказу Фрая, послал ему, зная — по предвидению, что Дэн:
        - Еще может свалить из этой заварушки, — а как говорится мягко на банкете:
        - Нам это, я думаю, не нужно, — или:
        - Лучше не надо.
        - Не желательно, — тоже подойдет. Некоторые могут подумать:
        - Люди не едят мышей, зачем послал ее Их бин Распутин? — Да, может быть, может быть и не едет, но отравленные кошки обладают способностью сглазить перед своей смертью того, кто им и так надоел больше сухого кошачьего корма, а тем более того, кого они очень любили. Ибо, как говорится:
        - Я не прощаюсь, так как надеюсь, мы встретимся в аду, где может быть даже не меньше возможностей для жизни, чем здесь.
        Глава 64
        - Она спасла ему жизнь здесь, чтобы встретиться там, на другом берегу?
        - Да.
        - Тем не менее все равно не понятно, зачем Распутин послал раненому Дэну отравленную мышь.
        - Хотите стать колдуном, то поймете. И запомните, между прочим, что эта голубоглазая Бим-Бом еще когда не была отравлена, сбросила на голову Ники Ович, дымящей безмятежно сигарой за горячим Максимом, огромного фарфорового медведя, тоже любимца генерала-журналиста Деникина, которого она ревновала, как вполне достойного конкурента, именно потому, что этого практически бездушного медведя:
        - Он тоже любил, — а значит, отдавал ему часть своей души — бесплатно. — Ибо корм, даже сухой, ему был не нужен, как говорится:
        - Тока одна любовь.
        Лева сказал:
        - Дэн, отдаю — за небольшое вознаграждение — тебе мой личный Билет до Монте-Карло, вспомнишь, если я отсюда выберусь, как романтично это было, и возьмешь меня там к себе садовником, как журналист-писатель, сравнимый по своим возможностям по полям, конечно не с Пушкиным, но с Агатой Кристи — это точно.
        - Где там, уточни, пожалуйста, — сказал Дэн, оглядываясь на дверь, откуда могли появиться в любой момент любые черти. Имеется в виду:
        - Как белые, так и полосатые.
        - На моей вилле под Нью-Йорком, или там, где жили мои друзья, мои коллеги по духу Пикассо, Ван Гог, Сезанн и Тулуз Лотрек?
        - У меня болят нохги, — сказал Лева Задов, — и поэтому я не люблю далеко ходить, хотя, конечно Нью-Йорк, Париж и его Франция — это тоже весчь, но встретимся лучше там:
        - Где чисто и светло.
        - Где это, За Рекой в Тени Деревьев?
        - Да, на Том Берегу.
        - Ладно, одно место садовника за тобой. Но с условием:
        - Неужели и там есть условия?
        - Да, будешь присматривать и за персиковой теплицей.
        - Согласен. Но тоже с условием.
        - Каким?
        - Что мне не надо будет за тебя писать еще и детективы.
        - Всё?
        - Нет.
        - Что еще?
        - Возьми подарок на память.
        - Что за подарок?
        - Ничего особливого.
        - Что значит, ничего особливого? — Дэн подозрительно посмотрел на Леву. — Ну, хорошо, беру. И Лева передал ему маленького котенка Васю, с теплым напутствием:
        - Вы умрете с ним в один день.
        Пока через поля, через леса Ку-Ку несет богатыря и три его хвоста, время вернулось в ресторан Ритц, а этих:
        - Через поля, через не только леса, но и саму Волгу, колдуна и воинов передадим во временное пользование Мюнхгаузену для:
        - Э литл заморозки. — Как будто не ожившие еще звуки:
        - Той эллинской речи, которую получил по почте и Гомер. И действительно, Эсти по транслокации Распутина понял:
        - Можно взять город Царицын и после. — После, как уже говорилось, взял Иерихон Иисус Навин, после того, имеется в виду, как его взяли за восемьдесят лет до него:
        - Другие. — Или как можно разрушить стены, которых не только нет, но и:
        - Никогда еще не было. — Но, разумеется, когда-то будут.
        И четыре дамы, как четыре стороны света, посовещавшись за тем столом, где когда-то сидели во время музыкальной паузы для необходимого в этом деле потребления э литл водки и чуть салата из свежих огурцов от знакомой на холодных, но это было раньше, а сейчас только что были, но и их уж нет, а если и есть, то не только далече, но и очень высоко в небе, но:
        - Дроздовский был здесь, и вполне мог сойти за конкурента — прошу прощения за конкурсанта — на аукционе женихов, среди которых не только на первом месте был мистер Парчовые Штаны, с его, разумеется:
        - Потусторонними Связями. Аги, Ника Ович — ее пришлось отковать от пулемета, к которому, впрочем, она приросла сама, и не только по собственному желанию, но и, как она сама со вздохом резюмировала:
        - По веленью Фрая, — который пропал в последнее время неизвестно куда.
        - Уж не в Швейцарию ли опять, — как думали некоторые, — лечиться от пуль Елены Прекрасной, которая, не будь им съедена, смогла бы тоже участвовать в конкурсе. Далее, Жена Париса, считавшая себя еще недавно по меньшей мере царицей Савской — которой, впрочем, никто никогда не видел — а теперь готовая на все из-за потери радужных перспектив, так как узнала, что ее возможный будущий муж — это Фрай, а он, как оказалось:
        - Цацкаца с ледями, — и не собирался никогда, ибо враз и навсегда выбрал в спутники жизни Канта. — Да и его уже не раз бросал живым в реку. — Впрочем, это еще не решено окончательно. Ибо не только мы сами определяем судьбу, но и судьба выбирает себя сама.
        - Одной не хватает, — сказала Аги, — и добавила, оглянувшись на любимого, который пытался в это горячее время:
        - Настроить барабан, — который, как и другие не менее ценные музыкальные инструменты, был разрушен пулеметными очередями Ники Ович. — Но! Но как раз появился Колчак с артисткой Щепкой, и взяли ее.
        - Я не для того прошел с боями и без оных от самых, как говорится, от окраин до Волги, и сюда в Ритц — заходил даже в Метрополь, но там никого не оказалось:
        - Чтобы отдать ее, — он шлепнул подругу по заду, так как уже долго терпел, и давно мечтал посетить местный банкетный зал:
        - Если он, конечно, не занят, — но я знаю:
        - Свободен, — ибо для победителя:
        - Путь свободен по определению.
        - Не беспокойся, любимый, это только для счета, — и согласившись, чтобы ее записали, — ринулась вслед за мужем в банкетный зал. Но тут же вернулась с такой гримасой ужаса на лице, с какой пугала врагов Одиссея Афина Паллада. Тоже, между прочим, на прощально-свадебном банкете. Местную Пенелопу, правда упер Котовский, с учеником колдуна Эспи — правда многие считали, что он и так сам по себе колдун — на хвосте, и богатырем Вра-Одиссеем на его бороде. — В реальности просто держал за ноги. Итак:
        - Где Кали?
        - Где Кали, — повторила Жена Париса, — а. А кто это? Как говорится:
        - Весь секс, как рукой сняло.
        - Вы что делаете, скоты?! — рявкнула Щепка и вынула из-за спины, как из самой себя меч Хаттори Ханзо, на что Ника Ович сделала глупое замечание:
        - Мы думали, такой только один остался, — и указала на Дроздовского. — Он вынул его из груди пораженного его же мечом знаменитого Яши Сверло. А по сути это меч Фрая, ибо он его изрыгнул из своей пасти вместе с Яшей.
        Дроздовский прервал путь Щепки к столу некоторых своих знакомых, которых она хотела изрубить на корм львам, как она выразилась. Но к удивлению многих, меч сразу не вылетел из рук Щепки, хотя и пришлось перехватить его в другую лапу после удара Ахиллеса Дроздовского.
        - Не торопись, мэм, — сказал он, — но лучше не рубить тех, кто не имеет отношения к смерти вашей любимой подруги. Ее коварно сожрал Фрай.
        - Где он?
        - Пропал. Пока что. И будет лучше, если вы замените ее — на время, разумеется — побыв конкурсанткой на роль. А собственно на чью роль.
        - Да, зачем это вообще нужно, жениться, или выходить замуж? — спросила Щепка и, не убирая меч в дальние ножны, присела за стол:
        - Как все.
        - Дело в следующем, — сказал Распутин, который всё еще:
        - Так и стоял, как манекен на выборах, которых не бывает по их же определению:
        - Вы там, а мы-то:
        - Здеся. Но Щепка не дала ему договорить:
        - Ибо натуральная лошадь, а перебивает дам, которые предназначены:
        - Именно для того, — как констатировал Щепка, — чтобы укрощать лошадей. И других коней. Она бросила свой острый, как лезвие бритвы, Хаттори Ханзо, и он без особых заморочек снял штаны с колдуна. Парча упала, и все увидели то, что:
        - Там было. Начались перешептывания, из которых даже Ахиллес понял только то, что:
        - Сомнительно:
        - Достаточно ли этого не то, что для полного счастья, а вообще:
        - Можно ли вообще пользоваться? Многие могут подумать:
        - Слишком-м-м-м! Нет, оказалось, для этих дам, нет, ибо, как сказала Жена Париса, и некоторые, да нет, многие, и более того — все:
        - Ее поддержали, — так как, как объяснила Щепка:
        - Увы, но это не Давид.
        - Почему? — спросил сам Распи обиженно. И был шекспировский ответ:
        - Уже нечего себе даже вообразить.
        И так как без мужа:
        - Никуда не пускают, — решили взять Дроздовского. Но он отказался раздеваться.
        - А это и не нужно, — сказала Ника Ович, — ибо априори ясно:
        - У вас есть воображение.
        - И такое, — добавила Аги, — что ни в сказке сказать, ни в Мастере и Маргарите представить на Нобелевскую Премию.
        - Да, вы нам подходите, — сказала Жена Париса.
        - Меня не спрашивайте, я все равно останусь с моим:
        - Правителем Омским, — ибо, как у нас говорят:
        - Люблю грешным делом праворульные тачки.
        - И знаете почему, — решила завести ее Ника, — они дешевле.
        Но драка не состоялась, так как. Появился тот, кого тайно ждали. Это был Фрай, но в одежде, как высказался Ахиллес:
        - Тигровой масти.
        - Косит под Эспи, — сказала бесцеремонно Аги, но Ника за него заступалась:
        - Это не тигр, а только его имитация.
        - Конспирация, — так сказать. — Щепка. И добавила: — Щас посмотрим. — Она встала, сбросила кольчугу, из специально для нее, только недавно изобретенного волокна, которое не могли пробить лук и стрелы, и названного изобретателем:
        - Анна. — К сожалению, как было ясно из его любовного письма Щепке, он был тоже белым офицером, поэтому эта, достойная Видока дама, через месяц узнала, что:
        - Вторых таких Иначе, как Колчак — не бывает. — И следовательно, он и изобрел специально для нее этот пиджачок, который с трудом брала пуля, но а стрелы вообще — нет. Но назвал этот свитер Колчак почему-то Анна — имя, ей давно забытое, как нить Ариадны, ведущая только:
        - Систематически в Места Отдаленные, — но не настолько, чтобы можно было улететь на Альфу Центавра. — Поэтому:
        - Пули Фрая, который нажимал на курок нагана одной рукой, а другой почти одновременно его взводил с верхней стороны — не попали в нее, четыре застряли в кольчуге — три она отбила мечом. Вопрос:
        - Как пули могли застрять в кольчуге, если она ее сняла? — Ответ дал давно Робинзон Крузо, отвечая на вопрос Пятницы:
        - Почему и вы, как все, не едите очень вкусных лудэй?
        - Многие, даже, как ты говоришь, все, боятся подавиться, ибо мы не ходим по улицам и даже дома без двух кольтов 45 калибра, и небольшого мешка с патронами. Ты понял?
        - Понял.
        - Что ты понял?
        - Понял, что это шутка.
        - Варна-а!
        - Тогда разреши я сам отвечу на мной же мне поставленный вопрос?
        - Попробуйте.
        - Вы не едите Их, так как когда-то поняли, что и вы такие же люди, как те, кого мы едим. А мы нет: нам кажется, что мы кушаем Других.
        - Очень хорошо, — ответил Робинзон Крузо, — но, к сожалению, это ошибочное мнение.
        - Как же тогда?
        - Дело в том, что когда мы раздеваемся, снимая при этом и ремень с кольтами, потом мы опять надеваем его.
        - Как?
        - Точно также, как после уборной. Только с одним Но.
        - И это?
        - Не афишируем это. Как вы обычно еще, выходя к столу:
        - Можете садиться — я оделся.
        - Но почему?!
        - Потому что это и так ежу понятно.
        - К сожалению, у нас нет ежей.
        Потом приставила Хоттори Ханзо к его горлу.
        - Одно неосторожное движение, и головы не будет, — сказала Аги, — честно, я пробовала. Но Фрай немного потужился, сказал:
        - Это ваше, ладно возьмите, и выплюнул еще не переварившуюся Кали. Тем не менее Ника Ович сказала:
        - Она почти съедена.
        - Напрасно вы на меня наговариваете, прекрасный синьор, синьора, я всегда ем:
        - Не переваривая, — ее соки непосредственно переходят в мой орган. — И убежал, пока все раздумывали.
        - Нужна вода живая и мертвая, — сказала Жена Париса, и добавила:
        - Его надо догнать, потому что он отдал не всё. — Фрай в это время уже нагибался и одновременно подпрыгивал, как будто пытался незаметно пролезть между Сциллой и Харибдой, а в данном случае:
        - Над и Под разрубленным на две — верхнюю и нижнюю — части Амера Нази.
        - Это я сделала, — сказала Ника Ович, и показала на свой пулемет Максим, который только недавно заклинило, как заклинило и ее сознание, что именно Фрай:
        - Дал ей это достойное место — у пулемета. — Теперь вспомнила. Щепка бросила свой меч, и двери закрылись.
        - Попала или нет? — спросили одновременно Жена Париса и Аги.
        - К сожалению поздно — он ушел, — сказала Ника Ович. Им почему-то стало страшно, и Аги и Ника попросили Махно, сходить узнать, как он там:
        - Кончился?
        - Я занят, неужели вы не видите, — ответил Махно со сцены. И удивительно, он уже почти полностью собрал барабанную установку.
        - Да хрен с ним, я сама схожу, — сказала Ника.
        - Я с тобой, — сказала Аги. Но пошли все вместе, вчетвером, а Распи все это время так и продолжал стоять со спущенными парчовыми шароварами, заправленными в красные, атласные сафьяновые полусапожки, надетые им специально для презентации, а так-то бродил в длинных черных, как его страшная борода. Она, собственно говоря, и помогла, когда оказалось, что Фрай еще жив, хотя меч Хаттори Ханзо попал ему между лопаток, и более того:
        - Он родил. — Родил через рот совсем уже давно съеденную Елену Прекрасную.
        - Тут вообще возникает мысль, — сказал Махно, тоже прибежавший посмотреть на это чудо: — Не все рождающиеся уже были когда-то здесь, и появляются на свет опять и опять всё те же, и те же Хомы. Фрай исчез так быстро, что никто и не заметил. И стало понятно почему, когда доктор наконец надел свои баснословной красоты зеленые парчовые с узорами штаны, и осмотрел, как он сказал:
        - Всех новоприбывших. Кали еще можно откачать, но ее вряд ли.
        - И знаете почему? Она собрала все отравленные пули, которые эта прославленная леди сама же разрядила в него изнутри. В принципе я могу сделать всё от меня зависящее, но только для одной. Решайте сами для кого из них. И добавил:
        - Попрошу пока что принести дезинфицирующие средства в виде тазика Мадеры и ажурной тарелки наполеонов с эклерами в трубочку вместе взятыми.
        Глава 65
        - Что значит: вместе взятыми? Что это за чушь и бред, вместе, так сказать, нет, не взятые, конечно, а просто я не могу себе представить наполеоны и эклеры в трубочку, как слившуюся в едином любовном порыве парочку, это все равно, что витая ракушка и морская звезда, которая не может залезть в нее на общий банкет, и только так:
        - Тянет лапу, что:
        - Хоть подай тогда, если в гости не пускаешь.
        - Нэт.
        - А почему — не ясно.
        - Ты такой медведь, а я только дырчатая, но не пупырчатая, и следовательно, если я тебя пущу, мне будет неудобно, так как:
        - Ты выпил, а закусить-то у меня:
        - И нечем! Здесь не у себя в деревне:
        - Четверть самогона и к ней, к грядке со свежими пупырчатыми маленькими ишшо огурчиками — вкусно, как секс с женой, которая в это время тока смотрит из окна, и думает:
        - Вот напьется, кровопийца, тут я его и трахну. — Детки пойдут, — так она мечтает, а мы не можем, об чем нам вместе-то думать-гадать-мечтать?
        - В общем так, — сказал Распутин, — несмотря на ваши доводы, почерпнутые уж не могу, простите, сказать точно:
        - У Секста Эмпирика или Ляо Цзы, — пока не будет мово любимого заказа, она умрет. А скорее и обе вместе. Многих интересует, где был в это время Колчак? Запутался. Запутался в сетях, расставленных здесь Распутиными. Имеется в виду, в банкетном зале. А сети у колдуна всегда практически одни и те же:
        - Иллюзии. — Поэтому Колчак думал, что он здесь не один, а вместе со Щепкой. А что с ней делать, если вы долго были вместе, ехали на поезде в 5-50 из Паддингтона, плыли на Титанике, и едва не попали на самолет Пархоменко, чтобы, как выразился этот комдив:
        - Прямо до места с ветерком. Но! Но всех этих случаях рядом были люди. И так как мы не на Острове, где живут тока видящие самих себя луды, то и значит:
        - Заняться сексом не кем, а не с кем, потому что негде. Ну и значится, так и не мог прекратить Это Дело, пока не постучали:
        - Выходи. Он подумал, что время, как говорил Джен Лондон:
        - Уже пришло, а точнее:
        - Не Ждет, поэтому проверил, нет не маузер и кольт, которые всегда у него были в смешанном состоянии, а небольшенький такой Лью, патронов на 97. Почему, спрашивается, не на 47 — легче было бы носить с собой? И дело не в том, что своя ноша не тянет, и не в том, конечно, что:
        - Иначе часто перезаряжать придется, — ибо короткая нить гора-а-аздо длинней длинной, потому что при перезарядке нитей, бог влезает, так сказать, в это дело, и портной шьет в правильном направлении. А потому, что 47 — несчастливое число — Германн проиграл именно эту мистическую сумму в карты Чекалинскому. 47 — это в сумме 11, а это, как констатировал Александр Сергеевич:
        - Коварная Двойка, — которой ни в коем случае нельзя вверять:
        - Дедов верный капитал, — что значит ту Нить Адиадны, из которой состоит Род. — Или:
        - Генетический Код. Более того 11 — это половину апопа… апопа… в общем:
        - Апокалипсис на одного, — а если вместе придете на этот бакнетум, то и как раз получится все 22 — как это и посоветовано в последнем евангелии:
        - Омары, да, будут, но тока в панцире, — и скорее всего, пуленепробиваемом. — И возможно даже не только из двадцатизарядного Маузера, но и из Кольта 45 калибра с его полу дюймовыми разрывными пулями. 16 — легче, это только то, что во что вляпался Колчак при входе без реального сопровождения своей Анны — по-земному Щепки:
        - В банкетный зал, а именно Иллюзия. Иллюзия добраться до Альфы Центавра с помощью строительства Вавилонской Башни. Как говорится, что лучше:
        - Несчастье или Иллюзия? Скорее всего, дело только в очередности. Сначала несчастье, потом иллюзии, или:
        - Сначала иллюзии, а потом как следствие — несчастья. Выбирайте. А точнее, что выбирать, когда выбирают, но без. Или:
        - За нас. — Следовательно:
        - Не спускайся в Подземное Царство без сопровождения, как Данте Вергилия. Вергилий Колчака был женского рода, и, увы, на какое-то время совсем забыл о нем. Однако, да, забыть можно, но бывает, к сожалению:
        - Не навсегда.
        Добавить туда, где написано про длинное предложение с упоминанием Стивена Кинга, имена двух или трех его обладателей, приведенные Ст. Кингом! Добавлено здесь: Кожистый, непреодолимый, почти неразрушимый квалитет был неотъемлемым атрибутом формы организации этого создания, и восходил он к некоему палеогеанскому циклу эволюции беспозвоночных, абсолютно выходящему за лимиты возможностей наших спекулятивных способностей.
        Г. П. Лавкрафт, В горах безумия.
        Каково? Вот еще: В некоторых (чашах) не было ни признака, что когда-то там что-то было высажено; в других же увядающие коричневые ростки свидетельствовали о некоей неисповедимой девастации.
        Т. Корагессан Бойл. Перспективы окулировки.
        И вот третий — хороший, он вам понравится.
        Кто-то сдернул со старухи повязку и ее вместе с жонглером отбросили прочь и когда компания вернулась спать и низовой пожар ревел взрывом как живая тварь эти четверо еще скорчились на краю пятна зарева среди своих странных пожитков и глядели как отрывистые языки летят по ветру будто высосанные мальстремом из пустоты вихрями этой пустоты эквивалентными тому что траектория человека и расчеты его в равной степени положили аннулированным.
        Корма к Мак-Карти, Кровавый меридиан.
        Елену Прекрасную не удалось откачать, несмотря на то, что и Аги, и Ника Ович, и даже Сонька Золотая Ручка, появившаяся на мгновенье, специально для этого дела откуда-то, возможно просто на-просто из загробного мира — признали ее своей:
        - Любимой дочерью. Ее сожгли по старому языческому событию, как воина Патрокла, взорвав вместе с ней одну из канонерок на Волге, предварительно так и назвал в ее честь:
        - Елена Прекрасная. Взрыв осуществил Пархоменко, с аэроплана, сам назвав его впервые:
        - Самолетом, — чем вызвал сначала смех у всех, ибо, что значит:
        - Самолет? — сам летает, что ли?! Ха-ха-ха-ха. Но Пархоменко сказал правду, ибо взорвал он канонерку с любимой, как оказалось, им боевой подруги, не бомбой, а своим самолетом, который полетел именно:
        - Тихо с сам с собою, — ибо Пархоменко спрыгнул с него раньше, запрограммировав на три круга вокруг канонерки, а потом в штопор и:
        - Взрыв. Но парашют, на котором он спускался к любимой снесло ветром, которого раньше — и уже довольно долго — не было. Поэтому пришлось упасть в воду, а потом плыть к канонерке. Не успел, она, точнее, они: канонерка и самолет — столкнулись раньше.
        - Ибо, — учил он речь, направляясь к берегу, как лягушка, периодически разводя в стороны передние лапы, и сжимая и разжимая задние, — я не индеец племени Наваха, чтобы бить мировые рекорды:
        - Кролем, — а тока так: брасом-м. Жаль уже не было времени приговорить его к расстрелу. Тем более, он нашел другой аэроплан-самолет, и погнался за Котовским, которого решил вызвать на дуэль способом летчиков всех времен и народов, а именно:
        - Нет, не Штопор, — ибо враг еще не внизу, а барахтается в воздухе, как кролик мистера Булгакова, мечтающий, как его палач о:
        - Премьере, — что-то там насвистывает. — Имеется в виду профессор Преображенский, кролик-то свистит тоже, да, но только располосованной грудью и обнаженным до его костей мозгом. Это называется:
        - Лобовая атака. Хорошо. И к счастью для него и к большому удивлению многих — нашел его. Сосредоточиться, правда, мешала мысль:
        - Что будут делать иво хвосты, — при падении обломков на грешную землю, и возможно на ресторан Ритц, лучше бы на Метрополь, потому что туда, скорее всего, еще никто не заселился? — Следовательно, он не знал, что время в каждой системе течет:
        - По-своему. — Как-то во всех четырех Евангелиях. Но связано между собой в этих евангелиях. Связано, как:
        - Одна четверть, половина, три четверти, и целый его круг.
        - Какой модуль был у времени этого самолета? — успел подумать после столкновения с Котовским Александр Пархоменко? Ибо понял:
        - Никого на хвосте у Котовского уже не было. Эспи был сброшен с парашютом в приличную сумму в долларах на границу Мексики с Чикаго, чтобы:
        - Как иностранец перейти ее, и под именем Лаки ознакомить этот счастливый город Чикаго, со своими методами ведения приличных дел. — Но прежде всего заказал черный диван, с черными валиками вместо поручней, и как раз под размер диска Льюиса. В каждом валике умешалось восемнадцать дисков по 47 патронов, и девять по 96. Где располагался сам пулемет никто не знал, но предполагали, что по центру, где любил сидеть Лаки, дотягиваясь длинными лапами как раз до обеих подушек безопасности — как он говорил про кожаные валики, набитые пулеметными дисками, и хорошо, что не автоматически еще тогда вставлявшимися в пулемет, а:
        - Полуавтоматически:
        - Диски из валика двигались под пружинами дивана, сами надевались на пулемет, и нужно было только чуть-чуть подпрыгнуть, чтобы диски начали разворачиваться, а пулемет стрелять. Полу-автоматизм заключался еще в том, что за отсутствием — тогда — компактной установки для производства сжатого воздуха, приходилось пердеть для того, чтобы первый раз взвести затвор пулемета с новым диском. Противник никогда не ожидал, откуда начнется стрельба, хотя и слышал раньше:
        - Да, так бывает: вынет трубку — жди огня. — Все думали ствол, как обычно, находится между ног, нет, он был между глаз. Никто бы не догадался, ибо:
        - Над головой, подмышками, да, возможно, но как можно стрелять между глаз самому себе? Однако, никто почти не знал, что к нему в Чи скоро приехал мастер, но не дзюдо, а иллюзионист в своем роде, хотя до натюрлих голограммы еще не додумался, но по системе импрессионистов работать мог, взяв, как и они за точку отсчета не глаз, а только:
        - Его взгляд. — Почему Пикассо, Ван Гог, Тулуз Лотрек и даже Сезанн запрещены Там до сих пор, за что и были проданы в Японию. — Это был Распутин, который прямо сказал Лаки-Эспи:
        - Лучше бы я, как Рубашкин пел здесь песни:
        - Чубчик, чубчик, где ты взял паспорт иносранный? — И танцевал Казачка с ледями, как-то:
        - Та-та-та-та-та, — и снова: — Трам-трам. — Как Матильда Кшесинская и его царская фамилия. Но ты украл у меня Бриллиант Сириус, в который я вложил всё, а точнее:
        - Всё моё сердце.
        - Ты украл его у Фрая.
        - Он украл его у Камергерши, которая без этого бриллианта, очень любимого девушками, так и не смогла попасть вместе с Вра-Одиссем на Альфу.
        - Я буду управлять этим бриллиантом Россией, — сказал Эспи.
        - По связи, устроенной не наугад, как оказалось, а ненароком Иначе-Колчаком при похоронах Фрая, который умер, как определили:
        - От заражения крови инопланетным — скорее всего немецким — вирусом. — Но это вряд ли, ибо разведка доложила точно:
        - Он пришел из Америки, — и скорее всего, был завезен туда еще Куком, правда, после переселения некоторых, даже многих, НеЗнаю вместе с их друзьями англичанами в этот:
        - Новый Свет.
        - Никто на нас даже не подумал, — сказал Эспи Распи. Итак этот пересадочный Канал Связи был могилой Фрая, устроенной Колчаком на высоте 67 метров — сумма — Тринадцать, и было оно известно еще в 1491 году — сумма равна — Пятнадцати, а 15 — это 6, а шесть — это первая буква-цифра Трех Шестерок — 666. Кроме Распи здесь были еще двое бывших их сослуживцев по Магаданской Зоне, а именно Буди и Вара. Они не были простыми чучелами, как еще один обитатель этого Таунхауса, расположенного хотя и в центре города Чикаго, но на:
        - Горе. — И в четыре этажа. Хотя и не китайских. Эти ребята по расписанию, которое смог для них выстроить Распутин, могли оживать. Но это был только один день недели:
        - Пятница. — Поэтому к ним там и обращались, чтобы не обидеть ошибкой имени:
        - Пятница!
        - Каждому! — всегда был грозный ответ, и веселие начиналось. И можно только считать за счастие, если вас там не было:
        - В Эту Пятницу. Несмотря на то, что это могло быть и не обязательно:
        - Три-над-ца-то-е-е-е!
        В гроб Фрая на башенной высоте бил фонтан, и таким образом его удерживал, казалось:
        - Самостоятельно. Гостей и постоянных зрителей всегда охватывал один и тот же страх:
        - А если вода кончится?! Поэтому без Узас-са мимо никто не проходил. Чтобы видеть лицо Фрая над ним всегда висело облако, собираемое, как считали, не только постоянно бьющей из-под Земли водой, но и:
        - Чем-то еще, — и отражалось в нем. В этом облаке, и не просто казалось, а было совершенно ясно:
        - Фрай наблюдает с неба, — как наблюдал бы шах из своего шатра за всем происходящим в стране, но ничего не видя:
        - Без посредства — самостоятельно. Впрочем:
        - И никто не видит сам, без посредства свово собственного Медиума, который, скорее всего, думает наоборот:
        - Он видит при помощи Сапиенса. — Оно и естественно:
        - Кто бы стал так добросовестно работать не на самого себя.
        Пятой спицей в этом четырехэтажном бараке — На Горе, как у Некоторых в Голливуде — был Амер-Нази. Но он никогда не оживал, хотя и ясно было:
        - Всё чувствует, — как Альцгеймер, но сказать тока ничего не может. Распи с помощью Одиссея, который смог вернуться целым и невредимым не только из Троянского Путешествия, но и даже с самолета Котовского упал мягко:
        - В Волгу, — и что важно, не попал, как на зло, не только во вражескую, но и в свою канонерку.
        Однако:
        Не скоро ели предки наши
        Не скоро двигались кругом
        Ковши, серебряные чаши
        С кипящим пивом и вином.
        И следовательно, продолжение еще следует. Сначала все расселись за одним восьмиместным столом, но не тем, где долго ждали своей очереди белые офицеры, как-то:
        - Врангель, Дроздовский и эт-сэ-тэ-ра, — а в середине зала. Но хотя это была и нейтральная полоса, встал Распутин и предложил:
        - Не зажиматься, как крысы перед нападением на узника замка Ив, когда, он наконец, расстанется со своими мечтами о сказочных богатствах на необитаемом острове, и примет смерть:
        - Лицом к лицу, как это следует, сидящему здесь до седой бороды узнику. — Ибо. Ибо, ибо:
        - Крысы начинают свой пир во время чумы с:
        - Лица именно. И никто не бросил ему в лицо ни одного слова — разошлись молча:
        - Пархоменко, Котовский, Коллонтай, Жена Париса, Фрай, — за ближний от входа в зал — выхода в фойе длинный стол, — а:
        - Дроздовский, Аги, Ника Ович, Щепка, Колчак, Распутин — за стойку бара, но лицом к — на них, на полосатых, как, к удивлению некоторых, решила себя позиционировать в последний момент, даже Жена Париса, и уже почти принявшая приличный для человека вид Коллонтай. Только Батька Махно не присоединился ни к одной, как он сказал:
        - Тачанке, — и обнаружился на молчаливый вопрос всех за стойкой бара.
        - Боюсь, он нас отравит, — сказала Аги, но так это для себя, в шутку, но ее поддержал с другого стола хриплым, но уже достаточно слышимым голосом Фрай:
        - Думаю, нам лучше вообще уйти отсюда в Метрополь.
        - Я поддерживаю, — сказала жена Париса. Она забыла, что уже хотела расстаться с этим себя и теорию-любивым парнем. Но их расставание не было случайным, не в белокурой бестии Кой Кого было дело, а в том, что Фрай считал свою теорию:
        - Пра-ктически, — доказанной. И последний штрих он собирался сделать сегодня.
        - Почему именно в Метрополь? — спросил Махно, сомневаясь, что эта реваншистская затея кончится для него хорошо. Но все решили идти в Метрополь, подсознательно еще желая постоять на краю, потянуть немного время, а Распутин дал для этого формальный повод:
        - Там в подвалах еще остались бутылки Хеннесси.
        - Сказал бы лучше мадера! — весело и вместе с тем печально крикнула Ника-Ович.
        Глава 66
        У поворота за угол Фрай остановился, и присел, отставив одну ногу назад, как бегун на короткие дистанции.
        - Где Фрай? — спросила надтреснутым голосом Коллонтай.
        - Пропал! — воскликнул Махно, и хлопнул себя по ляжкам. Но тут же добавил: — Я схожу. Посмотрю за угол.
        - За поворот схожу я, — сказала Жена Париса, но ее опередил Дроздовский:
        - Стойте на месте, — сказал он, — это может быть провокация. Он повернул за угол, и не нос к носу, так как были на разной высоте:
        - Фрай так и сидел, на одном колене, оставив другую ногу назад, как длинный хвост, а Дро, который держал в руке Кольт с полудюймовыми пулями, удивленно, но уже с почти с пониманием рассматривая эту плоскую фигуру, с высоты, как ему показалось:
        - Птичьего полета, — столкнулся с ним. Дроздовский хотел присесть, но согнулся только до половины:
        - Фрай укусил его за ногу. — И было уже ясно, не просто за ногу, а за:
        - Пятку. На крик, но не Дро, а победный рёв Фрая первым прибежал Колчак, и видя, что Фрай так и держит длинными, как персидские кинжалы, зубами пятку — расстрелял в его голову весь полудюймовый барабан армейского Кольта, который в самой Америке применялся уже только против буйных беркерсиеров одного воинственного племени, ибо простой 38-й их не брал:
        - Продолжали драться, даже имея в себе шесть пуль.
        Остальные начали разбегаться на разные стороны улицы. Махно сказал:
        - Видимо, до Франции Хеннеси я уже не попробую, а там у меня на него денег не хватит. — Если только подрабатывать одновременно с сапожным мастерством маленькой работой на какую-нибудь контрразведку. Тут пуля Коллонтай задела его голову, и рикошетом от стены дома направились в лоб.
        - Неужели случайно попадет? — успел спросить Батька Махно, но усмешка не успела проступить на его лице. Четвертым был убит адмирал Колчак, Котовский и Пархоменко расстреляли его из маузеров, когда он, вытащив сзади из-под импортного плаща, привезенный с собой с Ангары Льюис, начал прикрывать отход остальных дам и Распутина.
        - Быстрее! — крикнула Ника Ович, увидев, что Щепка встала перед Колчаком на колени, и не уходит.
        - Уходите без меня, — ответила Щепка — Ино:
        - Ан. — По земному:
        - Ан-на. Котовский не стал стрелять, а попытался взять в плен Нику, но получил Зацеп Изнутри. Парень упал и почти ласково спросил:
        - Ну, что дальше будешь делать? Она сначала не ответила, только потом сказала:
        - Так и стой пока. — А стоял Котовский на коленях, как будто ждал начала игры:
        - Ты на мне и хлопаешь ладонью по заднице, я ржу, ибо:
        - Их либе дих. — Но, как говорится, не в этот раз. Хотя дама и обняла его сзади за шею, зацепив эту руку другой и положив ее на затылок, как Брюс Ли — совместила позвонки из горизонтальной плоскости в вертикальную. Пархоменко предложил Нике тут же бой на кавалерийских саблях, но это не случилось, так как все удивленно замерли, увидев, как мертвый Врангель встал и убежал. Смешно?
        - Не было, — а наоборот повеяло смертным ужасом, как на Вещего Олега, когда он увидел змею, выползающую из его черепа. Его, ибо в данном случае, Вра убежал, да, но, как любимый:
        - Конь Пиппер. p.s. — Здесь надо сделать важное замечание. Конь Пиппер — это конь Врангеля — Одиссея, а не Дроздовского — Ахиллеса, который был только что убит в пятку, но это противоречие оставлено, так как и раньше в процессе написания романа это совмещение часто чувствовалось. И оно также есть у Гомера в Илиаде. Как и сказал Стивен Кинг:
        - Даже в любимых песнях я не все слова понимаю.
        Увидев коня, Аги предложила Распутину позвать его хорошенько:
        - Чтобы вернулся.
        - И запрячь в тачанку, — понял маг. — Только я не обучен ездить за пулеметом. Тем не менее, они загрузили Колчака, который все еще держал свой именно Лью в лапах, и крикнули Аги и Щепке, которые были еще живы:
        - Шнель, шнель-ь-ь! — Щепка-Ан успела, а Аги, услышав незнакомый немецкий споткнулась о выступивший булыжник мостовой, и ее взял в плен Пархоменко. Схватил и посадил перед собой на коня, как Ланселот, надеясь опередить в Этом деле Короля Артура. Пархоменко, собрав полуэскадрон, начал погоню. Правым флангом в его, как несмотря на не такую уж большую численность его кавалерии, он называл свой отряд:
        - Дивизии, — шла рысью Кали. Левым — галопом Жена Париса.
        - Впереди мост! — закричала, первой увидев его Ника.
        - Горит? — только и спросила Щепка-Ан, не оборачиваясь, так вела стрельбу из Льюиса, который ни за что не выпустил из рук мертвый правитель всей России Колчак.
        - Он так хотел стать настоящим ученым, что вот добился:
        - Руки и после смерти не разжимаются.
        - Хочет умереть вместе с именным пулеметом, — сказал Распутин, полуобернувшись от рулевого управления: — Этот Лью ему подарил сам.
        - Сам изобретатель Льюис?! — удивилась Ника Ович.
        - Нет, — ответил Распи, подергивая возжи, означающие сигнал, как многие подумали:
        - Харакири, — а именно:
        - На Мост!
        - Но он горит? — даже задал неуместный вопрос Вра-Пиппер. Так показалось Распутину. А точнее, почему показалось? Своей магии он и научился, испытывая ее сначала на лошадях, мол, туды-твою:
        - Понятно?
        - Дак, естественно!
        - Подарил ему, — Распи отпустил одну руку от пульта управления, и показал большим пальцем назад, сам э-э:
        - Президент ЮЭСЭЙ — Америки.
        - В каком смысле? — спросила даже Ан.
        - Мол, давай, так скать, присоединяйся. И говорят, Колчак тогда только негромко буркнул в ответ:
        - Пусть присоединяются те, кто это пишет на своих знаменах. Щепка дала последнюю очередь и диск закончился, пока она доставала другой мост начал рушиться. Но последние ее пули попали в лошадь Пархоменко, и он покатился через голову вместе со своим трофеем — Аги.
        - Одно из двух, — вздохнула Ника, — или женится на ней, или расстреляют за связь с контрреволюцией.
        - Почему не может быть третьего? — спросила Щепка.
        - А именно?
        - Может они разбились? — Ответа не последовало, они упали под рушащиеся фермы моста, и скрылись под водой вместе с Распутиным и лошадь. Однако Ника успела сделать, как она сказала, нажимая на курок:
        - Контрольный выстрел. — Коллонтай сдуло с лошади.
        Далее, по берегу бегает собака:
        - Тигровый дог по имени Карат, — и зовет своего хозяина и друга. И он выплыл. Первым. Это был конь Врангеля Пиппер.
        Скоро к берегу подъехало то, что осталось от полуэскадрона Пархоменко.
        - Давай, давай, вылезай! — крикнула Жена Париса. Это была Ника Ович, снявшая, как она думала Кали в последний момент. Но леди была здесь, на лошади, только с перевязанной головой. Жена Париса хотела предложить Нике, бой:
        - Один на один, — но Коллонтай, сказала:
        - Не советую, — и разрядила в нее всю двадцатизарядную обойму Маузера. Ника не успела даже поставить обе ноги на сухой песок. Только одной ступила, а другую еще захлестнула небольшая волна.
        - Колчака тоже, но без пулемета, положите на берегу, как будто мы его только что расстреляли, а ты, сука, — рявкнула она своей бывшей подруге Щепке, — встань рядом с ним на колени и плач, что:
        - Жаль тебя оставили наслаждаться жизнью. — И добавила - В Лагерях-х! Щепка-Ан согласилась, ибо поняла:
        - У Кали заклинило всю голову, и она не только не помнит, что была ее подругой, но вообще:
        - Прилетела вместе с ней с Альфы Центавра под именем Га — по земному Гали — жены-невесты Дэна-Деникина. Уже хотели сделать фото для Президиума и Народа, но Жена Париса, как будущий специалист по архивно-библиотечному делу, сказала:
        - Напишите и воткните в берег бирку.
        - Какую? — не поняла даже Коллонтай.
        - Ангара.
        - Так, что, переименовывать будем? — сказала Кали. — И показав на Колчака, все еще с крепко прижатым к груди пулеметом, добавила: — В честь него?
        - Зачем переименовывать? — сказала Жена Париса, — для бумажного архива безразлично:
        - Откуда вода, — была бы надпись приличная, соответствующая не только времени, но и месту.
        - Как сказал этот, как его? — Кали потерла затылок, так как спереди вся голова ее была не только в бинтах, но и:
        - В окровавленных бинтах.
        - Да, ты права, — усмехнулась Жена Париса, — как сказал еще в четвертом веке до нашей эры Аристотель. Тогда всё будет соответствовать истине.
        Сняли фото и с Фрая, и ужаснулись:
        - На бумаге он опять — как это иногда бывало и при жизни — стал похож на:
        - Портрет Воллара. И что особенно в нем удивляло это:
        - Очень большой рот!
        - Откуда такой рот мог взяться у Портрета Воллара? — Раньше мы не замечали.
        Распутина не нашли.
        - Какой бы у него был вид после смерти, интересно? — сказала Коллонтай.
        - Об этом лучше и не думать, дорогая, а скорее всего, как сказал Пушкин:
        - Просто лошадь.
        - Только что с человеческой головой и гитарой, — подумала Кали-Га, но не сказала вслух, не желая раскрывать, что:
        - Ее память, привезенная с собой еще с Альфы Центавра — потихоньку возвращается.
        Надо еще написать где-то про пароль Лес Роулоттес и Санфлауэрс.
        Василий Иванович и Мишка Япончик на Альфе Центавра. Мишка Япончик выходит из кузни и говорит:
        - Не понимаю, как еврей мог попасть на Альфу Центавру, — садится рядом с Василием Ивановичем и просит закурить.
        - Я так вообще не понимаю, как такой человек, как ты может работать кузнецом.
        - Ну, это-то понятно, — говорит Мишка, — надеюсь, ты когда-нибудь найдешь здесь золото, а кто-то должен уметь ковать из него золотые весчи. Как-то:
        - Намордники, ошейники с шипами для …, браслеты на ноги.
        - И самое главное, — говорит Василий Иванович, — медальоны на грудь. Такой, как ты спрятал его в подушку.
        - Да? Не помню. Может быть, я тогда был во сне?
        - Ты меня спрашиваешь?
        - Естественно, если я тогда был во сне, только ты мог видеть, где здесь спрятано золото.
        - Дело в том, что кузню Василий Иванович открыл временно, из-за денег, так как жить стало не на что, а золото, которое они искали здесь, так и не находилось. Его вызвали в Управление Штатов и сказали:
        - Или сошлем опять на Землю, куда поезда идут по шесть тысяч лет, или:
        - Иди работай. Но вот Василий Иванович нашел в подушке Мишки Бриллиант Сириус, и понял, что:
        - Судьба всё-таки постучала в дверь. Но если у них был бриллиант Сириус, как они попали не туда, куда все, на, на… Да, На. Ибо это была не та Альфа Центавра, где люди живут счастливо, и по вечерам ходят на бой быков или хотя бы некоторых между собой и лошадьми, как рассказывали альфовцы на Земле, а к счастию не планета обезьян, а:
        - Собак. Как могли собаки попасть сюда с Земли — непонятно. Однако именно они, кошки и тараканы были здесь счастливы.
        - Действительно, Василий Иванович, — сказал Мишка Япончик, — разве бывает не одна Альфа Центавра, — что мы попали не туда, куда все?
        - Дак, естественно, — вздохнул Василий Иванович. — Но с другой стороны оно и к лучшему. У нас был с собой оказывается Бриллиант Сириус, и мы теперь точно найдем здесь занятие. Я буду герцогом Ришелье, а ты…
        - А я? — спросил с подозрением Миша.
        - Ты, да нет, нет, конечно, ты будешь простым сборщиком налогов.
        - Министром финансов!
        - Естественно, — Василий Иванович задумался. — Но с другой стороны, я всегда мечтал стать Дон Кихотом, и сражаться с ветряными мельницами и другими стадами баронов.
        - Если я при этом буду Санчо Панса, то мне нужен в вечное пользование ОО — Отдельный Остров, потому что … — взамен собак, кошек и тараканов — мистических владельцев этой Альфы Центавра. Я говорил надо лететь в другую Альфу, находящуюся ближе каким-то боком к Солнечной Системе.
        - Да, — сказал Василий Иванович, — я еще понимаю, что можно любить собак, кошек и даже тараканов. Но почему мы должны им подчиняться, как более адаптированным к этому миру существам?
        - Мне тоже это непонятно.
        - Пожалуй, уйду я отсюда в Крестовый Поход, как Айвенго, — вздохнул Василий Иванович.
        - А я?
        - Ты? Ты тоже будешь… Нет, этот вариант, скорее всего, не подходит. Я, как всегда и мечтал, буду Кардиналом Ришелье.
        - А я?
        - А ты Дартаньяном. Ну, пока мы не найдем настоящее занятие. И. Идем через неделю, в первый … местного месяца нисана кричим на арене нового Амфитеатра:
        - Ришелье и Дартаньян против двух собак: тигрового дога Слава и стаффордширский терьера Марат, трех кошек — Фантик, Агата Кристи и Миси, и семьи тараканов из пяти человек, во главе с Матильдой Кшесинской ее царским семейством.
        Далее идет совсем непонятный текст, который можно понять двумя способами:
        - Василий Иванович предлагает Мишка Япончик быть друзьями, как это делали на Земле люди, сражаясь в ресторане Ритц и его окрестностях, а именно:
        - Один лошадь, а другой боец на нём, или в нём, — иначе могут легко расстрелять. Другой вариант:
        - Нет, мы должны быть друзьями с местными жителями собаками, кошками и тараканами, как люди были друзьями с лошадьми, сражаясь вместе в ресторане Ритц, иначе просто расстреляют.
        P.S
        - Этот последний фрагмент был, как говорят ученые, написан на бересте, которая и так-то, спасибо, что сохранилась, но некоторые слова в ней пока так и не удалось идентифицировать. Как будто дело было не в 18 -19 годах двадцатого века, а в тринадцатом-четырнадцатом веках, может быть, даже не здесь, в Царицыне, а в болотах Вологды. А также потому, что исследования велись, скорее всего, с фотографий, так как сами берестяные грамоты были зарезервированы в органических средах, и недоступны простым смертным. Почему так может быть? Говорят, в связи с прилетом, или отлетом инопланетян с Альфы Центавра, могло произойти смещение времен. Но не везде, а только в некоторых местностям, к каким относится и Царицын 18 -19 гг. и Вологда начала 13-го и середины 14-го веков, когда татары ее оставили в покое, возможно, испугавшись именно Ино с Альфы Центавра.
        В остальное время Василий Иванович сидит у своей кузницы с надписью:
        - Вправляем мозхги, — и систематическим пояснением на словах с подхватом мимикой и жестами:
        - Летать? — Будете. И действительно, объяснял он, раньше люди удивлялись, что можно не ходить пешком, а ездить на лошади, потом появились тачки, передвигающиеся не на телегах со шкворнями и обильной смазкой из дегтя, а абсолютно без оной, как? непонятно. И вот также непонятно, как:
        - Человек, — и все-таки летает. Ну, вот и этот дэвайс — получите.
        И получалось у многих с первого раза, не сильно высоко, и не шибко быстро, но кай-й-фф! как на настоящих заводских подшипниках.
        - Это тебе не бегом бегать! — крикнула ему с высоты дерева из фильма Край какая-то немка, и добавила:
        - Посмотри какая я!
        - Контуженная, — только улыбнулся Василий Иванович, но пока так и не вспомнил:
        - Кто это такая? Более того:
        - Я даже забыл, была ли у меня раньше баба. — Скорее всего:
        - Тока Троянский Конь был мой друг, да и то говорят, что:
        - Зря мы всё-таки взяли Царицын. Хотя на Волге сейчас хорошо, одному в семи комнатах. Нет, а мне все-таки лучше путевку на Альфу Центавра дайте.
        Подходит Миша, Василий Иванович говорит:
        - Колчака расстреляли.
        - Говорят его нашли прикованным к пулемету.
        - Лучше бы он приковал себя к подзорной трубе, и смог измерить, как Джеймс Кук время прохождения Венерой через диск Солнца.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к