Библиотека / История / Бенцони Жюльетта : " Французская Лилия Роман О Замках " - читать онлайн

Сохранить .
Французская лилия. Роман о замках Жюльетта Бенцони
        Самые удивительные и яркие события истории Франции происходили в замках и крепостях. Воплощение мечты своих хозяев, именно поместья бережно хранили чужие секреты и тайны. За надежными стенами крепостей пылали любовные страсти и разыгрывались истинные человеческие драмы. Чтение историй блистательной Ж. Бенцони - это настоящее путешествие сквозь века. Оно приведет читателя в Елисейский и Люксембургский дворцы, в Блуа, Багатель, замки Луары и многие другие памятные места Франции, где оживают легенды.
        Жюльетта Бенцони
        Французская лилия. Роман о замках
        Juliette Benzoni
        LE ROMAN DES CHATEAUX DE FRANCE T1
        Perrin 2012
                
        Предисловие
        Иногда я задаюсь вопросом: была бы Франция Францией, в полном понимании этого слова, без своих знаменитых замков? Многообразие памятников архитектуры составляет культурное и историческое наследие страны, вызывает зависть соседей и неописуемый восторг многочисленных туристов. Величественные руины, ведущие неравную борьбу со временем, горделивые крепости, покрытые налетом веков, поместья буржуа и аристократов, выстоявшие под натиском безумных войн и революций, - эти живые свидетели славного прошлого великой страны всегда готовы принять посетителей. Этим преданным хранителям старины многого не надо - просто послушайте их истории. Когда я работал на телевидении и собирал материал для передачи «Секреты Истории», я был поражен, какой богатый культурный пласт представляют собой замки Франции. Помимо эстетической и художественной ценности, они являются уникальными историческими первоисточниками. Именно замки оказывались в центре многих знаменательных сражений, а за их толстыми стенами зачастую разворачивались судьбоносные для Франции события.
        Увы, так уж сложилось, что история как наука стала бедным родственником в сфере образования, уступив пальму первенства своим более прагматичным собратьям. Однако непреходящий интерес общественности к культурному наследию Франции не может не вселять надежду! Трудно не согласиться с кронпринцем Отто фон Габсбургом, сказавшим: «Когда языки замолкают, камни продолжают говорить».
        Замки Франции - вот лучший исторический справочник на все времена. Все они были построены руками наших предков, а следовательно, бережно хранят память о них. В их стенах жили настоящие люди, из плоти и крови, такие же, как и мы с вами: любили, страдали, плакали, молились, с честью отстаивали свое право на существование и кропотливо выстраивали свой путь к процветанию и славе. Мистическая притягательность замков в том, что они скрывают вечную тайну человеческих страстей. Жажда к победе, искусство войны, любовные треволнения, искушение золотом и властью - в замке можно не только увидеть предметы быта, некогда принадлежавшие сильным мира сего, но и почувствовать их ауру. За каждой крепостью, за каждой цитаделью скрываются их создатели - люди с выдающейся судьбой.
        Жюльетта Бенцони с удивительным изяществом раскрывает нам эти загадки прошлого, складывая их в увлекательную историческую мозаику. Волею ее строгого пера перед нами предстают короли, принцы, сеньоры и писатели, стоявшие у истоков строительства французских замков. Кто-то хотел обезопасить себя и своих приближенных, другими двигала любовь, но все они, так или иначе, мечтали увековечить свое имя в камне и витражном стекле. Каждый из этих замков обладает уникальной историей, настолько интересной и насыщенной событиями, что иногда даже спрашиваешь себя: неужели все это было на самом деле? Я выражаю глубочайшую признательность автору, которая в своих многочисленных книгах вернула нам вкус к настоящей истории и согласилась поведать нам о судьбах таких замков, как Во-ле-Виконт и Шамбор, Люневилль и Амбуаз, Дампьерр и Шенонсо, Елисейский дворец и Шантийи… Погрузитесь же и вы в Историю, полную приключений, что расскажут вам замки Франции и непревзойденный талант Жюльетты Бенцони.
        Стефан БЕРН
        Постройка, о которой сейчас пойдет речь, не очень-то похожа на замок. На дворец она не похожа тем более (даже несмотря на свои знаменитые сады). Зато она очень похожа на резиденцию главы государства! Да-да, мне показалось совершенно логичным начать повествование с трагикомической истории этого прелестного здания, которое сегодня является одним из самых главных в жизни той прекрасной страны, которую называют Францией…
        Елисейский дворец (L’lyse)
        Безумства во всех проявлениях
        Игры Истории не затронули это пронзительно-холодное здание. Слишком мало исторических событий! Слишком мало знаменитых людей!
        Генерал де Голль
        После подобного эпиграфа сказать, что Шарль де Голль не любил Елисейский дворец, значило бы не сказать ничего. Дворец казался генералу несерьезным и вообще плохо приспособленным для проживания и работы государственных правителей. Сам де Голль не раз отмечал, что в качестве ставки главы государства предпочел бы Венсенский замок, неудобный и хмурый, но зато такой благородный. Тем не менее ему удалось привыкнуть к Елисейскому дворцу и проводить здесь массу времени, практически не заботясь о том, какое величие и какой размах он мог бы привнести в эту извечную обитель чудаков и эксцентриков.
        Елисейский дворец - нынешняя парижская резиденция президента Республики - был построен по двум причинам, разным, но в то же самое время косвенно связанным между собой: первой причиной был брак по расчету (по сути, мезальянс), а второй - воля Регента. Причем вторая причина плавно вытекала из первой.
        На заре XVIII века любезный Луи-Анри де Ля Тур д’Овернь, граф д’Эврё, генерал-полковник кавалерии, внезапно для себя обнаружил, что его обременительная служба приносит средства, которых едва хватает на достойное пропитание. Оказалось, его родители, герцог Буйонский и Мария-Анна Манчини (последняя племянница небезызвестного кардинала Мазарини), попросту промотали то немалое состояние, что досталось им от дорогого дядюшки. Очаровательная, но склочная и распутная герцогиня не умела должным образом обращаться с деньгами. В довершение всех бед она допустила оплошность, скомпрометировав и себя, и свою сестру Олимпию, графиню Суассонскую, в нашумевшем деле о ядах, так что была вынуждена скрываться от правосудия. Жизнь ее супруга герцога также была несладкой: не только жена преподносила ему сюрпризы, но и его брат, который был церковником, а точнее - главным капелланом Франции, что, впрочем, не заглушило в нем известного пристрастия к поющим мальчикам из хора…
        Стечение всех вышеперечисленных обстоятельств привело к тому, что граф д’Эврё, наследник одного из самых знатных родов Франции, по достижении тридцати лет был вынужден пойти на крайние меры. Следуя совету своего друга графа Тулузского, незаконного сына Людовика XIV и мадам де Монтеспан, он всерьез решил обдумать все предложения и увидел великолепный выход из столь затруднительного положения - богатую женитьбу. Граф Тулузский брался похлопотать о своем друге с тем лишь условием, что тот согласится породниться с человеком низкого происхождения. И кто же, по мнению графа, должен был стать тестем? Финансист Кроза, прозванный людьми Кроза-Богачом, чтобы в разговоре отличать его от младшего брата (Кроза-Бедняка), который, впрочем, к тому времени тоже имел неплохое состояние.
        Очевидно, узнав о том, кто именно станет его будущим родственником, молодой граф д’Эврё не особенно обрадовался. Если бы он только мог, ему следовало бы приобщиться к трудам известного мемуариста Сен-Симона, где было ясно сказано:
        «Кроза родился и вырос в Лангедоке, где устроился работать подручным у некоего Пеннотье. Поговаривали, что Кроза был его лакеем. Поначалу шустрый малый был мелким приказчиком, но затем выслужился до казначея. Он отдавал деньги под залог банкирам и судовладельцам и вскоре стал первым богачом Парижа. Король пожелал сделать опытного дельца управляющим герцога Вандомского. И по мере того как Кроза богател, росла и его слава».
        В действительности же Кроза, будучи весьма способным предпринимателем, разбогател на торговле с Луизианой, где имел некоторые привилегии. Вместе с тем он занимался меценатством и перевез в только что отстроенный особняк на площади Людовика Великого (ныне это Вандомская площадь) редкое собрание картин, в числе которых были работы Тициана, Тинторетто, Ван Дейка и других великих художников - все, что в дальнейшем приобрела императрица Екатерина II.
        Став королевским секретарем (не без помощи маркиза де Шастеля), Кроза мог бы превратиться во второго Фуке, но, увы, он оказался не столь тонким дипломатом, как знаменитый министр финансов. К тому же нувориш оказался страшным снобом и всегда страстно хотел попасть в высшее общество, хотя оно и не выказывало ни малейшего намерения его принять.
        Идея выдать свою дочь за кузена короля из рода Ля Тур д’Овернь буквально вскружила ему голову, чем и была спровоцирована поистине мольеровская сцена со стороны его супруги. Верная примеру мудрой мадам Журден, мадам Кроза, хоть и принадлежала к изысканному семейству буржуа, никоим образом не одобряла поползновений своего мужа приобщиться к дворянскому кругу, и уж тем более она не одобряла постоянных расходов, на которые тот беспрекословно шел, лишь бы задобрить аристократов, охочих до его денег.
        Мадам Кроза была настроена твердо. Она решительно не желала становиться тещей графа д’Эврё, известного своими любовными похождениями. Но в те времена закон был целиком и полностью на стороне отца семейства, и весной 1706 года юная Анна-Мария Кроза (ей едва исполнилось двенадцать лет) стала супругой Луи-Анри, который был на целых двадцать лет старше своей невесты.
        Роскошную свадьбу справили в отцовском особняке, однако от этого брак не стал менее фиктивным: граф д’Эврё получил богатое приданое, а взамен лишь удостоил мадемуазель Кроза сомнительного права называться графиней. Следовательно, думал он, ее персона никак не замешана в этой финансовой интрижке. Тем же вечером молодой супруг подчеркнуто официально поприветствовал новобрачную, которую теперь называл не иначе, как «мой золотой слиточек», а затем преспокойно направился к своей любовнице.
        Можно, конечно, отметить, что молодая супруга была еще слишком мала, но тогда возраст не имел большого значения. Кроме того, Анна-Мария была красивой брюнеткой с восхитительными карими глазами и по всем признакам по мере взросления должна была стать прехорошенькой. К тому же она росла, оттачивая свой ум и хорошие манеры в ожидании, что когда-нибудь муж все же обратит на нее внимание, ведь втайне девушка просто обожала его. И действительно к двадцати годам Анна-Мария стала не просто красивой женщиной, но настоящей благородной дамой.
        Вопреки всем ожиданиям граф д’Эврё, будучи ветреником и плохим мужем, отнюдь не был расточителен. Нежданно-негаданно заполучив огромное денежное состояние, он решил его приумножить, а посему, дабы избежать излишних трат на содержание собственного дома, обосновался в особняке своего тестя. Наряду с этим он не оставлял надежд поступить на королевскую службу и тем самым увеличить свой и без того немаленький кошелек. Так, граф не раз обращался к регенту с просьбой, чтобы тот походатайствовал о его зачислении в охотничий королевский округ Монсо.
        В свою очередь, Филипп Орлеанский, будучи тонким психологом, прознал как-то раз у графини д’Эврё, что ее муж так ни разу и не исполнил своего супружеского долга. Удивлению регента не было предела, хотя великодушная Анна-Мария объясняла подобное пренебрежение супружеским долгом тем, что супруги по-прежнему проживали в доме казначея, а это, в свою очередь, постоянно напоминало мужу о ее плебейском происхождении.
        Тронутый такой наивностью и откровенностью, регент вызвал к себе строптивого мужа и обратился к нему приблизительно с такими словами: «Вы получите вашу должность, и я лично принесу вам свое подтверждение, но лишь после того, как вы переедете в собственный особняк».
        Граф д’Эврё отреагировал на приказ незамедлительно: за 77 090 ливров он приобрел у финансиста Лоу земельный участок в тысячу двести туазов[1 - Туаз - старинная французская мера длины, приблизительно равная двум метрам. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, прим. перев.)], расположенный под Парижем на месте бывшего «болота Гурд». Тогда эти болота уже были осушены и представляли собой красивое поле, расположенное между Большим Двором (будущими Елисейскими Полями) и деревней Руль.
        Стараниями архитектора Молле к концу 1718 года на этом месте возник особняк д’Эврё. В день открытия на первом этаже было устроено пышное празднество. Выше никто не поднимался, в противном случае гости заметили бы, что верный своей скупости хозяин так и не удосужился обустроить верхний этаж. Впрочем, это обстоятельство ничуть не помешало ему получить вожделенную бумагу о зачислении в охотничий округ и по-прежнему бессовестно игнорировать свою кроткую супругу.
        На пресловутом праздничном вечере Анна-Мария наконец увидела любовницу своего супруга, герцогиню де Ледигьер (та держалась открыто и ничуть не отрицала текущего порядка вещей), и поняла свою ошибку. Теперь оскорбленная красавица не только сообразила, что никогда не сможет по-настоящему стать женой своего мужа, но также осознала, что уже не очень-то сильно и любит его.
        Несколько месяцев спустя разразился скандал: после развода и раздела имущества Анна-Мария вернулась в дом своего отца, где и умерла в 1729 году. Ей было всего тридцать пять лет. Что же до бывшего мужа, то порочный образ жизни дал о себе знать: графа д’Эврё хватил апоплексический удар, после чего он впал в детство и еще долгое время жил в своем особняке, предаваясь мелочности и скопидомству. Он умер в 1753 году, жалкий и всеми покинутый. Несколькими месяцами позже особняк д’Эврё перешел во владение маркизы де Помпадур.
        К тому времени маркиза была фавориткой короля лишь формально. Проблемы со здоровьем и стремительно остывающий темперамент наглухо закрыли для нее двери в покои короля, однако она по-прежнему была для Людовика XV верным другом и незаменимым союзником. Их отношения будут продолжаться еще около десяти лет, но маркиза всегда прекрасно понимала, сколь недолговечна подобная платоническая любовь. Разумеется, король к ней привязан, но где гарантии, что в один прекрасный день его сердце, а главное - его чувства не займет какая-нибудь юная, хваткая особа… какой была когда-то она сама?
        Маркиза де Помпадур также прекрасно знала, что в золотых салонах Версаля большинство придворных ненавидит ее и ждет подходящего момента, когда опытная интриганка оступится. Тогда она решила подыскать в Париже хороший особняк, который стал бы ее личным пристанищем, купленным на личные же деньги и обставленным так, как вздумается только ей. Этим домом стал особняк д’Эврё, название которого маркиза решила не менять.
        Расточительная, привыкшая к роскоши маркиза тут же принялась за работу. Решено было переделать внутреннее убранство особняка и наконец привести в надлежащий вид второй этаж. Для этого маркиза де Помпадур привлекла лучших художников и скульпторов своего времени. Она надеялась, что когда-нибудь сможет принять короля у себя, так что это место должно было выглядеть более чем достойно. Но, по правде сказать, ей не очень долго довелось жить на новом месте, поскольку Людовик XV всегда хотел видеть маркизу подле себя.
        Тогда она поселила в прекрасном отреставрированном особняке своего брата, маркиза де Мариньи, главного управляющего королевским строительным ведомством, а также своего верного интенданта Коллена. Кстати, имя маркиза носит сейчас один из парижских бульваров. Именно он придал окончательную форму садам будущего Елисейского дворца, после того как провалилась идея мадам де Помпадур устроить там огород. Маркиза действительно хотела разбить в саду огород, который смог бы посоперничать со знаменитым королевским огородом в Версале, однако идея эта вызвала бурю негодования со стороны парижан: теплицы и грядки перегородили Большой Двор, так что действия фаворитки Людовика XV подвергли жестокой критике.
        После смерти маркизы 15 апреля 1764 года король унаследовал ее особняк, однако все богатое убранство дома (мебель, картины и прочее) ушло с молотка. Современные коллекционеры о подобном аукционе могут только мечтать!
        Как ни странно, Людовик XV решил, что особняк д’Эврё должен стать своего рода столичной гостиницей для чрезвычайных послов из разных стран. Но ни один из них не согласился остановиться в особняке. Дело в том, что король решил временно складировать там мебель из своего личного дворца (специальные помещения для хранения появились намного позже), так что особняк превратился в огромную лавку старьевщика, заваленную всевозможными предметами дворцовой обстановки. Разумеется, отдохнуть в таком месте не представлялось возможным!
        Когда архитектор Габриэль построил два дворца с колоннадами, которые украшают теперь площадь Согласия, так называемый «Отель для Чрезвычайных послов» потерял как свое имя, так и назначение: надобность в хранении королевской мебели отпала. Вскоре из особняка была вывезена вся мебель, так что тот совсем опустел. Не найдя зданию должного применения, Людовик XV продал землю и строение аббату Террэ, своему главному управляющему по финансовым вопросам и замечательному сборщику налогов, что сделало его в глазах общественности весьма непопулярной личностью: про него даже анекдоты сочиняли. Согласно одному из анекдотов, в Париже, с легкой руки аббата, можно было найти улицу с говорящим названием «Улица Пустых кошельков».
        Вместе с тем Террэ был человеком крайне осторожным. Роскошный дворец в самом центре Парижа показался ему слишком заметным, так что сборщик налогов почти сразу же его перепродал. Новым покупателем стал богатый сверх всякой меры казначей по имени Николя Божон. Он отдал за особняк миллион ливров и сразу же в него заселился.
        В отличие от скупого графа д’Эврё, который обустроил исключительно нижний этаж здания, Божона больше интересовал второй этаж, а точнее - личные покои. Не прошло и года, как «особняк Божона» засверкал новыми красками, мебелью и отделкой. О подобной роскоши нельзя было мечтать даже в эпоху мадам де Помпадур. Вот как писал об этом французский писатель и журналист Мерри Бромберже: «Кровать владельца особняка походила на цветущую клумбу, с той лишь разницей, что цветы были вышиты либо нарисованы; по утрам его будили солнечные блики на окнах с видом на парк. Пляшущие солнечные зайчики скакали по его спальне, путаясь в тончайших батистовых простынях. А вечером казначей засыпал, будто в сказке: статуи и деревья парка подсвечивались бенгальскими огнями, что придавало им великолепный оттенок плавленого золота. Ванная комната с драпировками из розового муслина была так хороша, что даже художница Виже-Лебрен, пришедшая писать портрет хозяина, тут же захотела принять ванну».
        Остается лишь добавить, что один из залов первого этажа весьма недвусмысленно именовался «Залом денег»! Очевидно, владелец всех этих роскошеств представляется вам эдаким красавцем, самовлюбленным Нарциссом? Как бы не так! В 1775 году, когда господин Божон приобрел особняк, ему уже было пятьдесят семь лет. Он был тучен, страдал ревматизмом и передвигаться мог исключительно в небольшой коляске. К тому же старик плохо видел, слышал - и того хуже, а его больной желудок не позволял ему прикасаться к яствам, которыми он с поистине королевской щедростью угощал своих бесчисленных друзей. Что же до женщин, то он их обожал (но, разумеется, исключительно платонически), окружая себя ими, словно цветами.
        Вечером, оставив гостей пировать, хозяин особняка удалялся к себе в спальню, где его по обыкновению уже ждали красивые женщины и девушки. С ними он, как правило, беседовал, шутил, иногда даже пел. Божон ласково называл их своими «нянюшками» и всегда приглашал одних и тех же прелестниц. Фавориткой среди них была некая мадам Фальбэр, на руках которой он и скончался 20 декабря 1786 года, положив начало своего рода традиции, невольной жертвой которой позднее стал один из президентов Третьей республики.
        Щедрый меценат, обласканный королевской милостью, по своей натуре Божон был человеком великодушным. За два года до своей смерти он построил в предместьях Руля большой приют для бедняков, который в дальнейшем стал госпиталем имени Божона.
        Следующей владелице дворца суждено было войти в анналы истории под странным именем, больше похожим на прозвище: «гражданка Правда».
        Покупая вновь опустевший особняк (все сокровища, накопленные Божоном, также были проданы на аукционе), Луиза-Батильда Орлеанская, в замужестве герцогиня Бурбонская, даже не подозревала о том, что ей предстоит носить столь необычное имя. Ей было тридцать семь лет, и она уже на собственном опыте убедилась, что ни деньги, ни знатное происхождение не приносят настоящего счастья.
        Впрочем, раньше она полагала обратное. В двадцать лет Луиза-Батильда вышла замуж за старшего сына принца де Конде, молодого герцога Бурбонского, и переехала жить во дворец Бурбонов. Там она провела несколько счастливых месяцев, хотя теперь может показаться, что это суровое и даже в чем-то отталкивающее здание, где периодически заседают французские депутаты, в последнюю очередь ассоциируется со словом «счастье».
        Однако после рождения сына (будущего герцога Энгиенского, чья судьба так трагично оборвется тридцать лет спустя: его расстреляют во рву Венсеннского замка по приказу Наполеона) Луиза-Батильда полностью перестала что-либо значить для своего мужа, о чем он ей и сообщил без лишних экивоков. В один прекрасный день, когда девушка уже собиралась отправиться в замок Шантийи, одно из родовых имений семейства де Конде, ей принесли записку, где говорилось буквально следующее: «Мадам, не утруждайте себя приездом в Шантийи, ибо вы противны как моему отцу, так и мне, и всему обществу». Едва ли можно было выразиться более прямолинейно.
        Потеряв сына (его она больше так никогда и не увидит) и дом, Луиза-Батильда нашла утешение в объятиях любовников. Самыми известными из них были шевалье де Куаньи и граф д’Артуа. Последний, к слову, обращался с девушкой просто отвратительно. Устроенный ею разгул продолжался до тех пор, пока она не повстречала свою истинную любовь - молодого офицера по имени Александр де Рокфёй. От него она родила дочь - Аделаиду-Викторию, которую воспитывала в тайне, называясь ее крестной матерью.
        Купив красивый особняк, она несказанно радовалась и решила дать ему новое название: Элизе-Бурбон. Там она провела жизнь, что называется, тихую и спокойную. Смерть юного де Рокфёя, утонувшего в 1785 году в Дюнкерке, оставила в ее душе глубокий след и навсегда отбила вкус к любовным треволнениям.
        Не прибегая более к услугам любовников, герцогиня перешла к платоническим увлечениям и вскоре обратилась к оккультным наукам. В особенности ее заинтересовала псевдонаучная метода австрийского врача Франца-Антона Месмера, согласно которой с помощью магнетизма можно было передавать энергию от человека к человеку. Потом она обратилась к учению мистика Луи-Клода де Сен-Мартена, подписывавшего свои труды псевдонимом «Неизвестный философ», чьи идеи вылились в будущем в небезызвестный девиз: «Свобода, Равенство и Братство». Луиза-Батильда не на шутку заинтересовалась новым перспективным движением и без конца приглашала к себе в особняк своих собратьев по духу. Таким образом, в Елисейском дворце побывала группа разношерстных «философов» и даже одна полоумная дама, гордо называвшая себя Богоматерью… Так продолжалось вплоть до Великой французской революции.
        Луиза-Батильда всецело одобряла Революцию, тем более что ее брат, герцог Филипп Орлеанский, был одним из главных зачинщиков. Так что, когда он выбрал себе прозвище «гражданин Равенство», она, недолго думая, назвалась «гражданкой Правдой».
        Могло ли подобное поведение закончиться хорошо? Герцогине пришлось скрываться в замке Пти-Бур, где вскоре ее арестовали и бросили в тюрьму Ля-Форс. От смертного приговора ее спасло лишь свержение Робеспьера, но вернуться в свой парижский дворец она смогла лишь в 1797 году. Но в каком он был состоянии!
        Элизе-Бурбон был дочиста разорен повстанцами, и его реставрация требовала куда больше средств, чем могла себе позволить его хозяйка. Тогда она решила сдать первый этаж здания семейной паре по фамилии Орвен. Они были зажиточными предпринимателями и решили использовать помещения дворца по-своему. Если раньше Елисейский дворец сиял почти королевским лоском, то теперь он превратился в место проведения публичных балов (стоит отметить, что во время Революции в его залах располагалась сперва типография, а затем - аукцион). И что это были за публичные балы! Сплошь полуодетые девицы легкого поведения да солдаты! Они пили, плясали, предавались плотским утехам, и, если бы не жуткие сквозняки, Елисейский дворец вполне можно было бы назвать домом терпимости.
        Для того чтобы вернуть старинному особняку д’Эврё былые вид и достоинство, нужна была мощная авторитетная личность с отменным вкусом. И этой личностью стал Наполеон I. Так, 6 августа 1805 года особняк перешел во владение Иоахима Мюрата, маршала Франции и зятя императора (мужа его сестры Каролины). На этот раз дворец назвали… «Элизе-Наполеон». За его реставрацию взялись лучшие декораторы того времени - Персье и Фонтэн. Вскоре дворец вновь обрел свое прежнее великолепие. Жена Мюрата частенько принимала здесь своих любовников, когда мужа не было дома. И делала это, нисколько не таясь.
        Как-то раз, например, став любовницей генерала Жюно, губернатора Парижа, она отправилась вместе с ним в театр. После спектакля они, сгорая от нетерпения, поехали прямиком в Елисейский дворец, и Каролина даже не распорядилась убрать губернаторскую карету из-под окон спальни… Там она простояла всю ночь у всех на виду, так что на следующий день ни у кого не осталось никаких сомнений по поводу того, где остался Жюно на ночь и чем он занимался! По странному стечению обстоятельств жена Жюно Лаура оказалась запертой в карете. Однако она нашла способ отомстить своему супругу, уединившись с австрийским послом Меттернихом, который, к слову, был бывшим любовником Каролины.
        Когда в 1808 году эксцентричная чета Мюратов взошла на престол Неаполя, дворец перешел непосредственно к Наполеону, который передал его своей жене Жозефине после того как развелся с ней. Однако бывшая императрица во дворце практически не жила и была его хозяйкой всего какую-то пару лет.
        В 1815 году, после битвы при Ватерлоо, в Елисейском дворце ненадолго обосновался царь Александр I, а его армия разбила лагерь прямо на участке.
        Временно в Елисейском дворце жили и молодые супруги герцог де Берри и Мария-Каролина Неаполитанская. На территории дворца герцогиня устроила свой маленький двор, такой же радостный и веселый, как и она сама. Но счастье это длилось недолго: ее супруг трагически погиб от ножа Лувеля, и юная безутешная вдова не смогла больше находиться во дворце.
        Следующим владельцем стал принц Луи-Наполеон, тогда еще первый президент Второй республики. Однако, став императором, он тоже оставил Елисейский дворец и обосновался в Тюильри.
        С уходом Наполеона III Республика вновь вступила в свои права, теперь уже навсегда. Окруженные золотым убранством дворца, со временем слегка запылившимся, один за другим сменялись президенты. Некоторые там же и умерли: Сади Карно, заколотый Казерио, суровый и неподкупный Поль Думер, застреленный Горгуловым. Среди них также был и знаменитый Президент-Солнце Феликс Фор, угасший на руках своей любовницы, прекрасной мадам Стенель.
        Другие привносили в эти стены свою доброту, ум, талант… или же вовсе ничего не привносили…
        Супруга Венсана Ориоля, первого президента Четвертой республики, положила начало новой эры - внутренним строем Елисейского дворца стала заправлять женская рука. Мадам Ориоль славилась своим чувством вкуса и элегантностью, а потому имела некоторый авторитет. Прежде всего она распорядилась убрать с территории дворца отвратительную стеклянную перегородку, которая портила фасад здания и занимала большую часть парадного двора. Без нее дворец и впрямь будто бы вздохнул с благодарностью и снова стал радовать глаз своим изяществом. Затем наступил черед внутренних помещений, где обычно проводились деловые приемы. И если раньше это было сущей пыткой, то в новых интерьерах принимать гостей было одно удовольствие. Отныне в залах царила атмосфера непринужденной светскости. Обустраивать дворец ей также помогала ее невестка Жаклин, прекрасная молодая женщина, первый летчик-испытатель в стране. К сожалению, девушке пришлось пережить серьезную авиакатастрофу, которая навсегда изуродовала ее физически, так и не сломив морально: после многочисленных хирургических операций она вновь села в пилотское кресло, и ее
успех был столь велик, что имя Жаклин Ориоль навсегда осталось в списках величайших летчиков Франции и всего мира.
        Пятая республика ознаменовалась вступлением на президентский пост генерала де Голля! В лучах этой сильной личности его супруга Ивонна де Голль (урожденная Ивонна Вандру) казалась тихой и скромной, так что вся Франция вскоре окрестила ее «тетушкой Ивонной». В Елисейском дворце они жили довольно замкнуто, если не сказать аскетично, что, впрочем, не мешало им проводить выходные в любимом доме в Коломбе-ле-Дёз-Эглиз…
        Жорж Помпиду, литературовед по образованию и большой ценитель искусства и французской поэзии (на эту тему он составил целую антологию), никогда не забывал о своих сельских корнях, умело применяя свой живой ум как в политике, так и в финансовых делах. Ему прочили семь лет на посту президента, семь лет счастья и процветания. Поговаривали даже о втором сроке, но, увы, страшная болезнь лишила Францию великого правителя!
        С приходом Валери Жискар-д’Эстена, замечательного финансиста, жизнь в Елисейском дворце приняла неожиданный поворот: президент приглашал уборщиков позавтракать вместе с ним. Вместе с тем его тоже время от времени приглашали на ужин, причем то были вполне скромные французские семьи. И Валери Жискар-д’Эстен, следуя правилам хорошего тона, охотно соглашался…
        При Франсуа Миттеране Елисейский дворец отнюдь не потерял своего президентского лоска, но вместе с тем приобрел некий флер таинственности и скрытности. Супруга Миттерана Даниэль куда больше интересовалась революционными движениями в Южной Америке, нежели торжественными приемами во дворце, где она, впрочем, бывала довольно редко. В стенах дворца застрелился один из советников президента, Франсуа де Гроссувр. Но старинный дом видел и рождение новой жизни. Так, например, во дворце выросла внебрачная дочь Миттерана Мазарин Пенжо. Равно как и болезни (рак простаты), которые Франсуа Миттеран так тщательно скрывал все годы своего правления…
        Когда на пост президента вступил Жак Ширак - этот великодушный болтун (во всех смыслах этого слова), пышущий здоровьем и энергией, - во дворце наступили спокойные и довольно скучные времена, без каких-либо потрясений. Супруга президента Бернадетт Ширак сделала многое для полного обустройства своей резиденции. Эта восхитительная умная женщина, будучи главным советником департамента Коррез, успешно совмещала преданную любовь к своему мужу и карьеру политика. Ей удалось прославиться благодаря своим благотворительным демаршам. Ее движение под названием «Желтые монетки» (сбор средств на детское лечение) стало чрезвычайно популярным и обрело множество последователей. Бернадетт Ширак по праву могла называться первой женщиной Франции!
        С приходом Николя Саркози все вновь изменилось. Едва заступив на новую должность, президент на глазах у всей страны совершал отчаянные и излишне высокопарные попытки вернуть свою жену Сесилию. Однако за разводом почти сразу же последовал новый брак - на этот раз с Карлой Бруни, певицей и бывшей топ-моделью. С появлением этой красивой сильной женщины гитара и концерты стали неотъемлемой частью жизни Елисейского дворца. Организуемые с умением и большой помпой, они чуть было не затмили одно из самых прекрасных событий, когда-либо происходивших в стенах дворца, - рождение малышки Джулии Саркози…
        Что же будет потом? Поживем - увидим!
        Елисейский дворец открыт для посещений
        исключительно в Дни культурного
        наследия Франции.
        http://www.elysee.fr
        Амбуаз (Amboise)
        Слезы Маргариток
        Меня, Маргаритку, избрав среди многих цветов,
        Поместили в один из великих французских садов,
        Назначив расти мне средь лилий дурмана.
        Там видела множество танцев и ратных боев…
        Теперь же смотрю я и все понимаю без слов,
        Блага те исчезли в забвеньи туманном.
        Эти грустные строки написаны отнюдь не великим поэтом, а девочкой двенадцати лет, в день, когда она должна была покинуть дом, где рассчитывала когда-то счастливо провести всю свою жизнь. Ее выгнали (ну, или почти выгнали). Ее - величайшую из принцесс всей Европы. Ее имя? Маргарита Австрийская. Дочь императора Максимилиана, внучка Карла Смелого, легендарного Великого герцога Запада, и Маргариты Йоркской. Тем не менее Карл VIII, молодой король Франции, которого она любила, с кем была когда-то обручена (то есть, по меркам того времени, они были фактически мужем и женой), рядом с которым и для которого ее воспитывали, согласно королевским обычаям, взял себе в жены другую. И эта другая потребовала незамедлительного отъезда своей соперницы…
        Все началось девятью годами раньше, вечером 22 июня 1483 года, около пяти часов пополудни. У моста, объединявшего два берега Луары, собралось множество сеньоров и дам из свиты Анны Французской, старшей дочери Людовика XI, и ее супруга Пьера де Божё. Все они стояли в ожидании императорского кортежа, сопровождавшего одну небезынтересную персону.
        Встреча была организована людьми опытными, а потому все прошло как нельзя лучше. После недолгого ожидания собравшиеся увидели, как из-за угла появилась слегка запылившаяся повозка. Внутри лежала крошечная трехлетняя Маргарита, светловолосая и розовощекая, словно куколка. Когда тяжелая повозка остановилась, к ней подошел двенадцатилетний мальчик, будущий дофин, и отдернул бархатную штору, демонстрируя присутствующим свою будущую супругу. Та спокойно уселась на подушки в окружении двух гувернанток: фламандки по имени мадам Равенштейн и француженки - мадам де Сегре. Тотчас же со стен замка грянули фанфары; им вторили колокола аббатства Сен-Дени и Нотр-Дам-де-Грев, которые начали звонить, когда молодая пара, держась за руки и под одобрительные крики толпы, поднялась к замку, где их уже ждала королева Шарлотта, вторая жена Людовика XI и мать дофина Карла.
        Молодой принц далеко не выглядел красавцем. У него был огромный нос, слишком пухлые губы, и к тому же он слегка сутулился. Но, несмотря на это, Маргарите он показался очень милым. На следующий день в местной часовне дети заключили нечто вроде предварительного брака. На церемонии присутствовал весь двор. Все, кроме короля. И это было весьма удивительно, ведь этот союз был по большей части плодом именно его трудов и стараний. После свадьбы от юной Маргариты королевству должно было перейти поистине баснословное приданое: территории Артуа, Бургундии, Шароле и Маконе. Увы, в тот момент, когда трезвонили колокола, Людовик XI как раз находился при смерти в своем замке Плесси-ле-Тур.
        Два месяца спустя он умер. Его дочь Анна, которую он всегда называл наименее глупой из всех женщин Франции, «ибо судьбе не было угодно познакомить его с более умной», стала регентшей при своем малолетнем брате. Другими словами, она стала вести все дела твердой рукой, начиная с воспитания группы королевских отпрысков, оставленных ей на попечение. В самом деле, помимо Карла и Маргариты, она еще занималась воспитанием бедной сиротки - своей кузины Луизы Савойской. В дальнейшем эта девочка станет для Маргариты верным другом и помощником. Через много-много лет, уже после разгрома Павии, обе принцессы подпишут так называемый «Дамский мир»: Луиза поставит подпись от имени своего сына Франциска I, а Маргарита - за своего племянника Карла V Габсбурга. В тот день их нежная дружба, которую Маргарита бережно хранила с самого детства, сыграла огромную роль в равновесии политических сил в Европе.
        Тогда никто и представить себе не мог, насколько трагической и в то же время славной окажется ее судьба. Поначалу ей прекрасно жилось в Амбуазе. Замок носил родовое имя своих первых владельцев, однако позднее Карл VII силой отобрал феод, сделав его собственностью королевской казны. Много позже замком завладел Людовик XI, который, в свою очередь, подарил его своей жене, к которой он уже порядком охладел, а их дети были для него не более чем шахматные пешки. С приездом Маргариты замок сделался уютным почти по-семейному. Глубокая обоюдная нежность объединила юного короля и его маленькую королеву. Он делал ей подарки, приносил кротких белоснежных голубок, таких же прекрасных, как и она сама… Казалось, ничто не могло омрачить того ясного неба, что простиралось над головами счастливых детей.
        В принципе, все должно было сложиться удачно. Но разве могут быть какие-либо принципы в политической игре? В 1491 году Анну Французскую ожидала ужасная новость: юная герцогиня Анна Бретонская, которой исполнялось пятнадцать лет, дала согласие на брак с императором Максимилианом, отцом Маргариты. Это стало не только настоящим оскорблением для Карла VIII (герцогиня, являясь его вассалом, не могла самостоятельно вступать в брак без разрешения короля Франции), но и серьезной опасностью. Фактически это означало, что в королевстве обосновался бы немец, который мог бы разделить Францию на две части, если бы ему пришла в голову такая фантазия. Нужно было любой ценой помешать свадьбе, и для этого оставалось единственное средство: женить Карла на Анне Бретонской.
        Юный король отважно защищал Маргариту и их счастье, но он не смог бороться со своей старшей сестрой, в которой воплотились черты настоящего монарха. Волей-неволей ему пришлось поехать в Нант с официальной задачей наставить герцогиню на путь истинный.
        Увы и ах! Но по воле случая король не устоял перед очарованием Анны. Влюбившись в нее по уши, Карл позабыл и о Маргарите, и об Артуа, и о Бургундии. Он убедил Анну отказаться от брака с императором и предложил стать своей женой. И 6 декабря 1491 года в замке Ланже состоялось бракосочетание, а затем чета отправилась в замок Плесси-ле-Тур, чтобы провести там медовый месяц. В Амбуазе воцарилось гробовое молчание, которое продолжалось недолго: Маргарита, невзирая ни на что, несмотря на все обстоятельства, надеялась остаться в замке, но год спустя после свадьбы ей было предложено его покинуть. На самом деле это было даже не предложение, а приказ, замаскированный под придворную учтивость: новоявленная королева ревновала и потребовала ее отъезда.
        И Маргарите пришлось уехать. Поначалу ее разместили в замке Мелён, одновременно пытаясь наладить отношения с вдвойне разъяренным Максимилианом. А кто бы на его месте не был разъярен? У него отняли невесту, а дочку отправили обратно домой. Но в конце концов девушка обрела свою свободу: она отправилась во Фландрию к бабушке, Маргарите Йоркской, которая уготовила для нее другую участь, одновременно выдающуюся и удивительную: сначала она стала женой Хуана, принца Астурийского, который скончался через некоторое время, а затем она вышла замуж за красавца Эммануила-Филиберта, герцога Савойского, в которого безумно влюбилась. Но, к несчастью, возвращаясь с охоты, герцог выпил кубок холодной воды, заболел и скончался. Могилу для него Маргарита построила поистине роскошную, под стать своему безутешному горю. Позднее могила станет церковью Бру, рядом с городом Бург-ан-Бресс. Именно там, в белокаменных стенах, лежат останки ее любимого. Сама о том не подозревая, она сделала роскошный подарок «французским садам». Снова овдовев, Маргарита вошла в анналы истории в качестве правительницы Нидерландов, прежде чем
вернуться в последний раз в Бру, чтобы уснуть там вечным сном.
        Но вернемся в Амбуаз, где Карл VIII начал строительство ряда новых зданий и возведение великолепных садов, чтобы угодить своей любимой жене. Он окружил ее роскошным двором, но самому ему не удалось воспользоваться этими «радостями жизни»: 7 апреля 1498 года, играя в мяч с королевой в одной из галерей замка, Карл сильно ударился головой о каменную перемычку дверного проема и к исходу дня умер. Некоторые считают, что вина тут лежит на несвежем апельсине, а не на слишком низкой двери. Но то лишь одному Богу известно.
        Новым королем стал беспокойный герцог Орлеанский, родственник покойного короля, превратившийся в разумного и рассудительного Людовика XII. Он развелся с Жанной Французской, невинным созданием с добрейшим характером, но, к несчастью, хромой и обделенной красотой, и сделал он это под предлогом слишком близкого родства. В качестве будущей жены новоиспеченный король выбрал вдову своего предшественника. Людовик уехал из Амбуаза, предпочтя ему замок Блуа. А в Амбуаз приехала Луиза Савойская, которая когда-то была бедной родственницей и подругой Маргариты Австрийской. Вдова графа Ангулемского также взяла с собой своих детей - Франциска и Маргариту. Луизе этот замок был уже знаком, но для ее детей он стал настоящим раем, и воспоминания о замке останутся у них навсегда. Ни тот, ни другая не мечтали о политической карьере, предоставив эти печальные заботы Луизе. Фактически Франциск был наследником Людовика XII, поскольку Анна Бретонская наследника родить не смогла. Хотя ее постоянные беременности и превращали жизнь Луизы Савойской в настоящий ад.
        В октябре 1509 года для девочки, этой «самой совершенной Маргариты из всех Маргарит», которая действительно была превосходной и милой принцессой, закончилось беззаботное время. И настало время слез, горьких слез, против которых оказалось бессильно обаяние всех садов Амбуаза: по приказу королевы Анны Маргарите предстояло выйти замуж за герцога Алансонского, который был на двадцать лет старше ее. Но на самом деле возраст не играл такой уж большой роли, так как сердце ее было уже занято. И кем же? Очаровательным, мужественным, великолепным, легендарным Гастоном де Фуа, для которого «сражения и слава в Италии» вскоре закончились: он пал в битве при Форново. Маргарита, не подозревая еще, что однажды она станет королевой Наваррской, оплакивала его смерть, в то время как ее брат Франциск избегал женщин и приключений в ожидании короны.
        Корона пришла к нему в 1515 году, это - дата, которую знают все школьники. А потом двор Франциска I и королевы Клод, дочери Людовика XII и Анны Бретонской, переместился в Амбуаз. И какой это был двор! Настоящий волшебник правил всеми праздниками и творил для них чудеса: хотя никакого чуда на самом деле не было, просто Франциск I пригласил знаменитого Леонардо да Винчи поселиться возле Амбуаза, в замке Кло-Люсе, который вплоть до смерти старого мэтра освещала улыбка Джоконды.
        Лишь после смерти Луизы Савойской в 1531 году в замке вновь воцарилась тишина. Король построил замок Фонтенбло, а также ослепительный Шамбор на берегу Луары - ради одной улыбки мадам де Шатобриан. А затем для Амбуаза наступили мрачные дни.
        Когда разразился Амбуазский[2 - Амбуазский заговор - совместный заговор гугенотов и династии Бурбонов по захвату власти во Франции путем похищения молодого короля Франциска II, ареста Франсуа де Гиза и его брата Шарля де Гиза, кардинала Лотарингского. Окончившись неудачей, заговор послужил одной из предпосылок Религиозных войн 1562 -1598 гг.] заговор, в замке жил нерешительный Франциск II, муж Марии Стюарт. Официально этим заговором руководил Ля Реноди, но за ним стоял принц де Конде. Король был в опасности, и двор жил в страхе, но заговор окончился неудачей. К несчастью, это означает, что затем последовали массовые расправы. В течение тринадцати дней, с 17 по 30 марта 1560 года, в замке вешали, обезглавливали, четвертовали, и железный балкон замка, примыкающий к тронному залу, окрасился кровью. То же самое произойдет четыре века спустя и с балконами Тюлля. К заговорщикам не было проявлено снисхождения, на их жестоких казнях присутствовала молодая королевская чета, невозмутимо наблюдавшая за происходящим. Уезжая из замка на следующий день после окончания расправы, двор оставил на площади
Гранд-Каруа четыре головы зачинщиков заговора. Таким образом, Амбуаз перестал быть местом веселья и вскоре превратился в государственную тюрьму.
        Суперинтендант Фуке, арестованный в Нанте, просидел там четыре дня, прежде чем быть переправленным в Венсенский замок на рассмотрение дела. Позднее там содержался герцог де Лозенский, куда его направили из крепости в Пинероль. Замок неоднократно менял своих владельцев: король дарил его Гастону Орлеанскому, герцогине Беррийской, герцогу де Шуазелю, герцогу де Пантьевру. Но во время революции замок был частично разрушен, и когда в конце концов хозяйкой замка стала герцогиня Орлеанская, его нужно было основательно восстанавливать. На некоторое время замок снова стал тюрьмой, когда в него посадили полководца Абд аль-Кадира, захваченного в Алжире. В настоящий момент замок является собственностью фонда Конде.
        Часы работы
        Со 2 января по 31 января с 9.00 до 12.30 и с 14.00 до 16.45
        С 1 февраля по 28 февраля с 9.00 до 12.30 и с 13.30 до 17.00
        С 1 марта по 31 марта с 9.00 до 17.30
        С 1 апреля по 30 июня с 9.00 до 18.00
        С 1 июля по 31 августа с 9.00 до 19.00
        С 1 сентября по 1 ноября с 9.00 до 18.00
        Со 2 ноября по 15 ноября с 9.00 до 17.30
        С 16 ноября по 31 декабря с 9.00 до 12.30 и с 14.00 до 16.45
        1 января и 25 декабря - нерабочие дни.
        Королевские покои, часовня и могила Леонардо да Винчи открыты для посещения.
        http://www.chateau-amboise.com
        Анже (Angers)
        Черный сокол
        Сокол разрывает оковы
        И улетает вдаль - быстрый,
        гордый, одинокий.
        Уильям Фолкнер
        Графа Анжуйского звали Фульк, и он происходил из влиятельного рода Ингельгерингов. Но из-за смуглого лица и копны черных волос его сразу же прозвали «Нерра», что означало «черный». В то время каждый представитель знатного рода получал свое прозвище. Его отца, Герберта II, называли «Гризгонель», что означало «Серая накидка», которую он постоянно носил. Его деду, тоже Фульку, дали прозвище «Добрый» из-за его храбрости, потому что в те времена слово «добрый» означало «храбрый».
        Фульк украсил крепость башнями исключительно из черного сланца и белого известняка, ими можно любоваться до сих пор. Следы крепости, стоявшей на этом месте ранее, теряются в его глубинах. Но следы ее присутствия вот уже на протяжении нескольких веков можно найти в городе, замке и во всем регионе Земли Луары, где между небом и землей до сих пор возвышаются грозные башни замков Ланже, Лош, Монбазон, Бюзансе, Монтрезор и Монришар. Наполовину гений, наполовину разбойник, Черный сокол был не только безжалостным правителем, завоевателем, строителем, но также и смиренным христианином. Для своих современников (а он взял власть в 967 году) он предвосхищал появление тех самых монстров Судного Дня, чьи великолепные изображения украшают на данный момент стены Анжера и являются его гордостью. Он не боялся ни мужчин, ни женщин, ни дьявола, ни пекла ада. Он преклонялся только перед Господом Богом, ни перед кем более.
        Ему было только пятнадцать, когда он унаследовал владения отца. Но то был век великих правителей, и Фульк, несмотря на возраст, докажет, что является одним из них. Чуть севернее территорий франков в то же время к власти шел другой известный исторический персонаж, Гуго Капет, который основал поистине великое государство, повлиявшее на судьбы мира. И имя ему - Франция. Вскоре, через несколько лет, одна нормандская красавица родила мальчика, которого назвали Вильгельмом Незаконнорожденным. Но близок был час, когда он станет тем самым Вильгельмом Завоевателем… королем Англии. Фульк, в свою очередь, также основал мощное государство, потому что считал, что одного лишь Анжу недостаточно для удовлетворения его амбиций. Именно от него пошел род Плантагенетов, который станет самым главным врагом Капетингов и попортит им немало крови, особенно когда обоснуется в Англии.
        Едва став графом, Фульк был вынужден противостоять двум могущественным соседям в лице Эда, графа Блуа, Тура и Шартра, а также Конана, графа Реннского. Нужно отметить, что с настоящего момента невозможно описать бурную жизнь Фулька во всех деталях, иначе потребовался бы целый том. Если же говорить совсем кратко, то его поразительно долгое тридцатипятилетнее правление было полно непрекращающихся яростных войн, и за это время он видел смерть своих самых непримиримых врагов. Но вернемся к началу его правления.
        Первым против него выступил Эд, который хотел захватить Амбуаз и Лош. Граф де Блуа думал с легкостью обмануть неопытного юнца Фулька. Но его планы не только провалились - он едва унес ноги с поля битвы, сохранив лишь остаток войска, чтобы вернуться к себе и получить небольшую передышку. Оставался Конан, бретонский варвар.
        Возможно, он не блистал культурой и воспитанием, однако был достаточно хитер, чтобы извлечь урок из печального опыта Эда и сначала присмотреться к юному соколу. А пока в Орлеане Гуго Капет собрал своих феодалов, получивших доказательство, что у Франции появился новый король, с которым приходилось считаться. И, прежде всего, следовало оказать ему почтение.
        Туда отправились и Конан с Фульком. Они вежливо поприветствовали друг друга, но затем по пути в гобеленовый зал граф внезапно услышал разговор бретонца с неким человеком, чья роль в истории ограничилась лишь тем, что он выслушал слова Конана, который сообщил ему, что «через четыре дня он одолеет своего соседа из Анжу и станет хозяином Анже.
        Кто предупрежден, тот вооружен. А вооруженный Фульк, который был настоящим гением, стоил полдюжины графов. Ему следовало незаметно покинуть Орлеан и во весь опор помчаться обратно в Анжу, чтобы подготовить свои территории к обороне, что и было незамедлительно сделано.
        Вернувшись к себе, он так блистательно организовал оборону, что когда граф Реннский со своими войсками решил застать Фулька врасплох, он сам оказался в ловушке. Кровавая битва была вчистую проиграна бретонцем, потому что войска Фулька окружили его плотным кольцом. На поле битвы Конан потерял двух сыновей и такое огромное количество солдат, порубленных анжуйцами, что на протяжении нескольких веков одна из башен замка называлась в честь этой битвы: «Топчи-бретонца» или «Руби-бретонца».
        Теперь Фульк мог быть спокоен за неприкосновенность своих границ, и он воспользовался моментом, чтобы расширить свои владения. Сначала он разбил графа де Пуатье и отобрал у него Нижнее Пуату и Мож, а затем вспомнил о своем старом знакомом - графе де Блуа, о котором он вообще будет часто вспоминать на протяжении своей жизни. Фульк напал на него и захватил Тур, который, правда, позже ему пришлось вернуть. Затем он сразу же решил покончить с бретонцами и напал на владения Конана. Сражение произошло на равнинах Конкрёя при Гемене-Панфао. В этот раз он своими руками убил графа, а затем, будучи не в силах противостоять своей жажде крови, отдал приказ казнить всех пленных, что стало основой для рассказов о его дьявольских приступах ярости. Это была настоящая резня. Масштабы кровопролития Фульк сможет трезво оценить лишь на следующий день, когда спадет опьянение битвой.
        Как упоминалось ранее, он боялся Бога и Божьего гнева. И ад вместе с дьявольскими вертепами казались ему как никогда близкими в тот момент. Такими близкими, что он решил покаяться, совершив великое искупление. Для этого он отправился в Иерусалим, чтобы получить прощение Всевышнего. Он ездил туда четыре раза на протяжении своей жизни. И это были четыре долгие поездки, каждая из которых могла оказаться смертельной. Таковой стала четвертая.
        Возвратившись назад с очищенной душой, Фульк подтвердил свои завоевания и провел реформы в своих владениях. Его преобразования носили последовательный и благоразумный характер, и Анжу превратилось в богатый и могущественный феод, чьи вассалы даже не мыслили о неповиновении. Но без жестокости не обошлось. Все анжуйцы, независимо от их социального положения, должны были раз и навсегда уяснить, что ими правит безжалостный господин. Он нанял целую группу палачей, которые не сидели без работы. Он и сам порой не гнушался отрубить кому-нибудь голову, а затем публично раскаяться в содеянном. Так, например, после посещения базилики Сен-Мартен-де-Тур[3 - Названа в честь святителя Мартина Турского, или Мартина Милостивого (316 -397) - епископа города Тура, одного из самых почитаемых во Франции святых.] Черный сокол возвращался босым, в простой рубахе и, плача, работал наравне с остальными, чтобы получить прощение монахов.
        По его характеру можно догадаться, что с женщинами он обращался тоже весьма круто. Как только он встречал первую приглянувшуюся ему красавицу, то тащил ее в замок, несмотря на крики и возражения окружающих. Таким образом он довел до самоубийства прелестницу Шану, дочь сеньора де Шомона, которую он преследовал своими домогательствами. Хотя и жены у него были (женился целых два раза), но ни одна из них не испытала восторга любви от жизни с таким мужем.
        Первую жену звали Адель, и была она дочерью графа Бушара де Вандома. Дата их свадьбы точно неизвестна, зато известно, что девушка сгинула в пожаре в 999 году. Ходили слухи, что это произошло не случайно и часовню поджег не кто иной, как ее собственный муж, надеявшийся превратиться во вдовца. А может быть, речь действительно идет всего лишь о несчастном случае?
        Второй его жене, Хильдегарде, повезло не больше. Легенда гласит, что однажды, будучи в особо плохом настроении, граф обрушил гнев на супругу, обвинив ее в сомнительном заигрывании с каким-то конюхом. Обиженная и разозленная такими упреками Хильдегарда, уже давно вышедшая из того возраста, когда любезничают с конюхами, принялась отстаивать свою честь. Но это очень не понравилось ее супругу, которым овладел один из тех ужасных, свойственных ему приступов ярости. Он схватил жену и выбросил ее в окно.
        Взглянув на высоту, с которой в реку Мен упала бедная женщина, любой бы подумал, что она свернула себе шею. Но, говорят, «ее спас ангел-хранитель, который перенес ее на другой берег реки, к старому полуразрушенному монастырю, построенному на месте бывшего склепа». На самом деле доподлинно неизвестно, что затем стало с Хильдегардой, известно одно: Фульк, из изумления или угрызений совести, приказал перестроить монастырь и обеспечить его всем необходимым.
        На склоне лет Фульк, жестоко покарав своего сына после многочисленных разногласий с ним, вновь предпринял поездку в Святую землю. В Иерусалиме этот неукротимый старик привязал себя к ослу и пошел вперед под удары монашеских плетей, выкрикивая: «Всевышний! Всевышний! Сжалься над изменником и клятвопреступником Фульком!» Но простил ли его Господь? Обретя внутренний покой, грозный граф вернулся во Францию объездными путями, не привлекая к себе внимания. Но ему так и не удалось достичь Анже: 22 мая 1040 года он скончался в Метце… проезжая через Лотарингию.
        Людовик IX Святой в период с 1230 по 1240 год построил огромный замок с семнадцатью черными и белыми башнями, отражавшимися в водах реки Мен. Сделал он это на месте бывшей крепости, а потом отдал замок во владение своему брату Карлу. Затем власть в Анжу снова перейдет королю в конце правления Капетингов, и Иоанн Добрый подарит его своему младшему сыну Людовику - вместе с герцогской короной.
        Став Людовиком I Анжуйским, он заказал гобелен у Николя Батайя, парижского ткача. Это было сказочное произведение искусства, и оно станет самым дорогим достоянием анжуйских герцогов. Также он достроил замок, отделав его пышно согласно вкусам той эпохи. Его сын, Людовик II Анжуйский, поступил аналогичным образом, но не прожил достаточно долго, чтобы насладиться жизнью в замке. Замок Анже стал обителью его примерной вдовы, Иоланды Арагонской, герцогини Анжуйской, которой история приписывает титул правителя четырех королевств: Неаполя, Сицилии, Арагона и Иерусалима. Кстати, сюда Иоланда позвала потом дофина, будущего короля Карла VII, от которого отвернулась его мать Изабо. Она отказалась вернуть ей сына со словами: «Женщина, окруженная любовниками, не нуждается в сыне. Я оставлю его у себя!»
        Здесь она его вырастила и нашла ему невесту. Она приготовила все для приезда Жанны д’Арк, внезапно появившейся на землях ее сына, в герцогстве Бар. Именно здесь она, прилагая все усилия, пыталась спасти Францию от развала и привить ей вкус к борьбе за свободу.
        После ее кончины знаменитый герцог Рене Добрый, сын Иоланды, стал устраивать в замке великолепные праздники. Он был человеком, обладавшим чувством прекрасного, изумительным поэтом, автором захватывающей книги «Сердце, плененное любовью», и он проводил свое время как в милых его сердцу владениях в Анжу, так и в не менее любимом Провансе. После ужасов Столетней войны Рене Добрый оставил в конечном итоге на полотне истории изображение улыбающегося человека, потому что «он излучал радость, гнал прочь горести и отчаяние. Этим даром его наградил Бог».
        Присоединенный к королевским владениям, замок Анже больше не знал таких радостных часов. Он навсегда сохранил воспоминания о временах Черного сокола.
        Часы работы
        Со 2 мая по 4 сентября с 9.30 до 18.30
        С 5 сентября по 30 апреля с 10.00 до 17.30
        Закрыт 1 января, 1 мая, 1 ноября, 11 ноября и 25 декабря.
        Внутри замка находится самый известный гобелен эпохи Средневековья, изображающий монстров Судного Дня.
        http://angers.monuments-nationaux.fr
        Багатель (Bagatelle)
        Розы… и госпожа Дюте
        Везде, где ни сажал бы я розовые кусты,
        Собирал всегда я розы…
        Амадо Нерво
        Вначале этот замок назывался Бабиоль, когда в 1720 году маршал д’Эстре построил его для своей молодой и очаровательной жены на опушке Булонского леса, неподалеку от парка Мадридского замка. На самом деле тогда это был просто небольшой домик: четыре комнаты на первом этаже плюс мансарды. Однако стоил он достаточно дорого: более сотни тысяч ливров. Но маршал не жаловался, поскольку он зарабатывал такие огромные деньги на спекуляции шоколадом и кофе, что не обращал внимания на подобные мелочи. Особенно уж по сравнению с доходами, которые ему принесла система Лоу[4 - Джон Лоу - шотландский финансист. Когда умер Людовик XIV, он прибыл в Париж, добился покровительства регента Филиппа Орлеанского и получил французское подданство. В 1716 году был организован Генеральный банк, а в 1718 году он стал министром финансов. Банк выпускал бумажные деньги, не обеспеченные золотом и серебром. Начались спекуляции на акциях, вызванные чрезмерной эмиссией банковских билетов. В результате Джон Лоу вынужден был бежать из Франции. Он умер в Венеции в 1729 году.]. И к тому же он был влюблен… Да и как тут не влюбиться в
такую соблазнительную женщину, особенно когда ты на тридцать лет ее старше?
        Он ее совершенно не ревновал. Все, чего хотел маршал - чтобы его жена была красивой, сияющей и представительной. А та, в свою очередь, не замедлила этим воспользоваться.
        У нее была подруга - мадемуазель де Шароле, которая жила неподалеку, в Пти-Мадриде, где вела не слишком-то скромный образ жизни. Мадемуазель де Шароле была дочерью герцога де Бурбона и мадемуазель де Нант, являвшейся дочерью Людовика XIV и мадам де Монтеспан. То есть ей было на кого опереться. На самом деле она ни в чем не нуждалась, кроме разве что порядочности.
        12 августа 1721 года в честь новоселья был устроен званый ужин, главными гостями на котором были регент и его новая пассия, мадам д’Аверн. Это тут же придало дому особую атмосферу талантности и изящества, и это потом осталось в нем надолго. Багателль, стоивший так дорого, стал для его хозяйки и некоторых ее друзей очаровательным убежищем, где можно было посвящать время Любви и связанным с ней утехам.
        Жена маршала принимала там своих любовников: красавца Марсийи, маркиза де Шовелена, канцлера д’Агессо, председателя Эно и графа Руссильонского. Ее мужа это обстоятельство совершенно не волновало. Он скончался в 1737 году, и вовсе не от тяжести рогов, которыми одарила его жена и которые никогда его не смущали. Супруга оплакивала его ровно столько, сколько полагалось, а затем вернулась к прежней приятной жизни, чему юный Людовик XV был несказанно рад. Король много раз навещал ту или иную сестру де Несль, которых заботливая рука мадемуазель де Шароле подталкивала к нему в кровать. Короче говоря, две подруги, несмотря на статус великосветских дам, стали обычными сводницами… Конечно же, ради блага Его Величества!
        Казалось, если верить словам д’Аржансона, что Булонский лес и его окрестности были воплощенной копией рая на земле: «Сначала идешь на обед к мадемуазель в Мадридский замок; на ужин - в Мюэтт; затем великолепно проводишь время у жены маршала д’Эстре в Багателе, где можно предаться любви, если пожелаешь. И так прекрасно проводишь весь день…»
        Смерть мадам д’Эстре в 1745 году нарушила эту отлаженную систему времяпрепровождения. Ее маленький домик сменил нескольких владельцев, в числе которых была некая мадам де Моконсей, которая, прежде чем вновь устраивать интимные встречи для Людовика XV, добилась от него назначения для своего супруга губернатором Кольмара, а затем и Юнинга. После этого благодарная дама стала устраивать его любовные встречи с княгиней де Робек, а затем давать в честь короля Станислава, тестя Людовика XV, пышные и роскошные пиры, которые практически полностью разрушили Багатель. Фонарики и бенгальские огни угасли, цветы завяли, запах духов выветрился. Багатель погрузился в сон на несколько лет, в течение которых там жила мадам де Моконсей. Она вела достаточно уединенный образ жизни, прежде чем покинуть наш мир в 1770 году. За четыре последующих года домик сменил трех владельцев и постепенно стал приходить в негодность.
        Так он и продолжал ветшать вплоть до 1777 года, когда его наконец снесли, чтобы освободить место для тех великолепных построек, которые мы можем наблюдать и по сей день. И там один двадцатилетний принц, к удовольствию одной королевы, превратился в настоящего волшебника…
        Этого принца звали графом д’Артуа. В 1775 году он приобрел Бабиоль мадам д’Эстре, но так ничего с ним и не делал до того дня, пока его золовка Мария-Антуанетта не поручила ему построить небольшой дворец на бывшем месте для любовных встреч Людовика XV. И построить его следовало за два месяца: если еще точнее, за шестьдесят четыре дня.
        Когда тебе двадцать, не останавливаешься ни перед какими преградами! Артуа принял вызов и тут же пригласил архитектора Беланже. Цена пари: сто тысяч ливров. За эту же цену маршал д’Эстре построил Бабиоль. Но в этот раз следовало сделать все намного лучше… И, кроме того, принц предполагал израсходовать в шесть раз больше денег.
        На самом деле, чтобы заново выстроить Багатель со всеми его садами, угодьями, гротами, фонтанами и клумбами, пришлось израсходовать в двенадцать раз больше. Девятьсот рабочих трудились день и ночь, пока личная гвардия графа д’Артуа изымала для строительства все повозки с камнями, гипсом и известью, которые проезжали мимо. В это же время подыскивали мебель, изделия из бронзы, фарфора, хрусталя, приобрели картины Юбера Робера, сделали деревянную обшивку стен, повесили шелка - то есть сделали все, чтобы Багатель стал самым прекрасным из всех «гнездышек» для знати. Конечно, это было безумной затеей, но зато какой восхитительной! В назначенный день Мария-Антуанетта прошла по саду с таким изобилием роз, что казалось, они росли здесь уже целую вечность. Королева проиграла пари, но взамен в ее честь был устроен настоящий праздник, в ходе которого, будучи страстной любительницей театра, она сыграла главную роль в спектакле «Роза и Колас» вместе с хозяином дома и мадам де Полиньяк. Говорят, что Людовик XVI освистал пьесу, найдя ее скучной, чем вызвал недовольство жены, посчитавшей это оскорблением и
унижением ее актерского таланта. А ведь она так хотела признания! Однако юной королеве так понравилось в Багателе, что она возвращалась туда еще несколько раз, чтобы потанцевать или поужинать под звук флейт и скрипок.
        Но Мария-Антуанетта была здесь лишь гостьей. Как только она возвратилась в Версаль, другая королевская особа проникла в этот маленький дворец с его садами, который будто бы нарочно был построен, чтобы подчеркнуть ее красоту, ведь она была, возможно, самой красивой женщиной в Париже. Настолько неотразимой, что даже десятилетия спустя люди мечтали о ней, рассматривая ее портреты: она поражала неповторимым очарованием. У нее были светлые волосы и перламутровая кожа. Без сомнения, Бог создал ее для любви. Она была настоящей розой, мечтой и отражением галантного, духовного, утонченного и вольного XVIII века. Звали ее мадемуазель Дюте. Эта артистка Оперы стала любовницей самого обаятельного французского принца. Но остановимся ненадолго на ее персоне - она, право, того стоит!
        Как Багатель ранее был Бабиолем, так и мадемуазель Дюте сначала была Розали Жерар, дочерью скромного офицера и еще более скромной фрейлины из Версаля. Ни тот, ни другая состоянием не обладали, но были людьми верующими. И поэтому они отдали девочку на обучение в пансионат при монастыре Сент-Ор, где, как говорят, вместе с ней училась и другая молодая особа, постарше ее. Звали ту девушку графиня дю Барри, и ей предназначалась головокружительная судьба.
        Но Розали надолго в Сент-Оре не задержалась. Ее быстро перепоручили тетушкам, которые занялись ее «просаведением». Эти дамы, в большинстве своем ростовщицы, продавщицы косметических и парфюмерных товаров, а также сводницы, сразу же заметили необычайную красоту их племянницы и приложили все усилия, чтобы она поняла, какие преимущества и выгоды можно из этого извлечь. Не забывая, конечно же, и о религиозном воспитании.
        Они так хорошо наставили ее на путь, что затем она продолжила обучение под опекой самого архиепископа Нарбоннского.
        Господин Артур-Ришар Дийон, потомок ирландских королей, был прелатом, любящим роскошь. Также под его началом находились Генеральные Штаты Лангедока и сам Лангедок. Это был красивый утонченный человек, обожающий женщин и охоту. Любые виды охоты! Он прекрасно оценил то сокровище, которое ему доверили. Тогда шел 1769 год, и Розали уже исполнилось семнадцать.
        При помощи архиепископа и знаменитого кардинала де Рогана, которых она одинаково ненавидела, юная Жерар познала не только плотские удовольствия, но и изящную жизнь, а также получила много новых знаний. Дийон познакомил ее с талантливыми поэтами и писателями, в частности Жаном де Лафонтеном, известным баснописцем, который учил эту красавицу уму-разуму. Но епископ не слишком долго держал Розали при себе. Страсть к удовольствиям и, следует заметить, постоянная благотворительность не позволяли ему содержать такую красивую девушку в подобающих условиях. И он представил ее мадам де Сент-Этьенн, которая владела салоном, где встречались Дидро, Мармонтель и Кребийон, то есть самым утонченным местом для встреч в Париже. Умные мужи задерживались в залах, но знать расходилась по комнатам, где Розали и познакомилась с мастерами учтивости - герцогом де Ришелье и князем де Субизом.
        Но и там она долго не задержалась. В нее влюбился знатный итальянец, князь Алтиери, впрочем ненадолго. Затем она ушла к главному откупщику Окару. Он создал для «прекрасного дитя» все условия, чтобы та устроилась в Оперу хористкой и на «подпевки». И тут она решительно отбросила фамилию Жерар, чтобы стать мадемуазель Дюте, очаровательной девушкой, от которой сходило с ума все общество, потому что она сочетала в себе одновременно неземную красоту и вежливость и при этом была весьма неглупа.
        «Я многое повидала, - писала она (а она даже писала свои мемуары!), - мы родились в счастливое время, когда красивая женщина может так хорошо устроить свою жизнь! Я не упустила свой шанс. Я была одновременно и глупой, и кокетливой, и чувственной, и холодной, и хитрой. Меня называли глупышкой, но меня это не удивляло; мне приписывали редкую красоту, а такая красота неизменно сопровождается не слишком большим умом».
        В Опере она встретила Мари-Мадлен Гимар, известную танцовщицу, и та вскоре стала ее лучшей подругой.
        Тем временем главный откупщик обанкротился, и перед мадемуазель Дюте встал выбор из нескольких любовников, которые не всегда удовлетворяли ее потребности. По-настоящему она любила только господина де Леторьера, а граф Потоцкий нравился ей настолько, чтобы лишь ненадолго развлечься с ним. Но близилось посвящение принца, и это удачное знакомство станет высшей точкой в ее «карьере».
        В Париже много говорили о мадемуазель Дюте и ее очаровании. К ней присматривался герцог Орлеанский: не для себя, конечно, а для своего сына. Этот любящий отец хотел доверить первый опыт своего сына той, которая лучше всего знала, как разжечь любовный пыл. И именно красавица Розали одним прекрасным вечером лишила девственности будущего Филиппа Эгалите[5 - Представитель младшей линии Бурбонов, правнук регента Франции герцога Филиппа II, сын Луи-Филиппа I Орлеанского и Луизы-Генриетты де Бурбон-Конти. Один из самых богатых людей Франции, еще более умноживший состояние благодаря удачному браку. До 1785 года он носил титул герцога Шартрского, потом стал герцогом Орлеанским и первым принцем крови.], а пока только развлекала герцога Шартрского. Вот она, настоящая слава!
        Но вот появился граф д’Артуа, и на этот раз это был триумф! Брат короля был моложе Розали на несколько лет, но влюбился в нее без памяти, насколько это было возможно при его ветреном сердце и уме. Он поселил Розали в чудесном особняке на улице Шоссе-д’Антен, где ее соседкой стала милая Гимар. Но чаще всего молодой человек и его прелестная возлюбленная встречались в Багателе, посреди чудесных садов.
        На связь графа д’Артуа с Розали его супруге, невзрачной Марии-Терезии Савойской, у которой к тому же был очень длинный нос, как-то намекнул граф Прованский, простивший свою сестру и облекший свой намек в шутку:
        - Мой брат хочет отведать савойский пирог с чаем…[6 - Игра слов: «с чаем» по-французски (avec du th) произносится как «с Дюте».]
        Но Розали не стеснялась жить на широкую ногу. Ее можно было видеть в Лоншане в карете, запряженной шестеркой белых лошадей с упряжью из голубого сафьяна. Она сияла и восхищала всех, но, несмотря на это, несколько раз слышала и ругательства в свой адрес, а перед ее каретой однажды возникла сумятица, потому что такая откровенная роскошь многим приходилась не по нраву:
        «Когда наблюдаешь, как выставляют напоказ подобную пышность, удивляешься, с каким презрением эти богатые дамы относятся к тому, чем занимаются честные женщины», - писала не без доли зависти актриса Софи Арну.
        Тем временем в Багателе появилось еще одно произведение искусства: граф д’Артуа заказал авалонскому художнику Антуану Вестье большой портрет своей любовницы. Портрет во весь рост, который не бросал ни малейшей тени на блеск и великолепие ее красоты. Позднее этот портрет стал самым очаровательным украшением ванной комнаты… Но счастье не может быть бесконечным. Настало время Революции, а для Артуа - время эмиграции. В Багателе воцарилась тишина, когда Розали Дюте на долгие годы уехала в Англию, где у нее имелось достаточно друзей. Она сохранила верность всему, что ей было дорого, и, будучи роялисткой на свой лад, она возвратилась во Францию только после Реставрации, когда туда вернулись и «ее принцы»…
        Но розы уже увяли. А ее светлые волосы поседели. Да, пусть во Франции восстановилась милая ее сердцу монархия, но вот ее прежних друзей осталось совсем мало. Многих казнили на гильотине, другие погибли при Вандейском мятеже или в армии Конде. И даже Багатель уже не выглядел тем самым Багателем…
        Во время Директории его купил некий Леритье, не нашедший ничего лучшего, чем превратить его в увеселительное заведение, которое он называл «отделением исламского рая на земле». Багателю пришлось дожидаться пришествия Наполеона, любившего порядок, чтобы замок наконец обрел добрую репутацию. Император восстановил его в качестве места для своих прогулок и недолговременного проживания. Римский король[7 - Сын императора Наполеона от брака с Марией-Луизой.] приезжал играть в его садах, и именно там Жозефина встретила этого прелестного ребенка, из-за которого она потеряла корону. Хотя считать его из-за этого менее очаровательным она не стала.
        Империя ушла, но тут вновь появился бывший владелец Багателя, тот самый волшебник, благодаря которому и появилось это произведение искусства. Одним словом, вернулся граф д’Артуа. Но если Багатель рассчитывал, что вернутся былые времена изящных праздников, то он сильно ошибался. Нынешний граф д’Артуа ничего общего не имел с тем версальским волшебником. Теперь он стал высоким господином, степенным и благочестивым, наследником своего брата короля Людовика XVIII. И если он и переделал что-то в замке, то только для того, чтобы стереть следы былых глупостей: большинство наиболее фривольных портретов сняли, прежде чем замок отошел герцогу де Берри, его сыну, который, обладая хорошим чувством юмора, возможно, и был бы ими доволен.
        В 1832 году Багатель перестал быть владением короля, и его приобрел англичанин, который внес в него ряд изменений. Маркиз Хертфорд, брат лорда Генри Сеймура (который внес огромный вклад в развитие конного спорта) и, возможно, родной брат сэра Ричарда Уоллеса, разместил тут китайские ванны, привез статуи из замка Во-ле-Виконт и вазы из Берси. В парке он сделал лужайку, где потом учился ездить верхом молодой принц, сын Наполеона III. Он завещал Багатель Ричарду Уоллесу. А тот снес все здания и построил то, что получило название Трианон, который впоследствии перешел в собственность его вдовы. Она, в свою очередь, оставила его своему секретарю, который в 1904 году продал этот красивейший дворец парижской мэрии. С того времени больше никаких пиршеств в Багателе не было, кроме одного: настоящего пиршества роз, которые всегда чувствовали себя тут как дома.
        Что касается Розали Дюте, то она «терпеливо ждала» до 1820 года, когда и скончалась, оставив после себя состояние примерно в шестьсот тысяч франков, которое наглядно демонстрирует, что в жизни вознаграждается не только добродетель.
        Часы работы
        По субботам,
        воскресеньям
        и праздничным дням с 15.00 до 16.30
        Бриссак (Brissac)
        Великие люди, великая любовь… и дама в белом
        Дорога любви вымощена плотью и кровью.
        Кто по ней пойдет - приподнимайте полы одежды!
        Хафиз
        «Это - новый замок, наполовину построенный в наполовину разрушенном старом замке», - так однажды изрек герцог де Бриссак в разговоре о своем великом замке на берегу Луары. На самом деле величественный Бриссак выглядел необычно: донжон был построен в стиле Людовика XIII, а окружали его в основном средневековые башни. В нем было пять этажей с высокими окнами, креплениями из камня, фронтонами и пилястрами… Но то были пять этажей величия, в которых проходила история Франции, потому что замок принадлежал знаменитым вассалам короля, чью преданность не мог бы никто оспорить.
        Как и множество анжуйских замков, Бриссак имеет в своей основе четырехугольное укрепление, которые так любил строить Черный сокол, грозный граф Анжуйский. Но от того укрепления ничего не осталось, кроме разве что нескольких камней, которым выпала честь видеть Филиппа II Августа, проезжающего мимо в день Вознесения в 1200 году.
        Нужно было дождаться XV века, чтобы увидеть строительство огромных башен Бриссака, устремленных в анжуйское небо. В то время (а на дворе был 1434 год) король Карл VII уже стал хозяином у себя на земле и практически избавился от англичан. На пост министра он назначил Пьера де Брезе - человека, сочетавшего в себе лучшие качества рыцаря.
        Не раз встречая его имя на страницах истории Франции, я не солгу, сказав, что этот выдающийся человек был практически идеален. В самом деле, очень редко можно увидеть столько прекрасных свойств, имеющихся у одного человека. Пьер де Брезе был отважным бойцом, настоящим храбрецом, умным и предусмотрительным министром, великим человеком. К тому же в груди у него билось самое благородное сердце, а внешне он был весьма привлекателен и обаятелен. Настоящее воплощение самого Ланселота Озерного. И чтобы сходство стало совершенно полным, добавим, что Пьер де Брезе жил ради любви к одной женщине, но эта женщина была королевой Англии.
        Маленькая Маргарита Анжуйская, племянница Карла VII, была еще очень молода, когда 23 мая 1445 года, одиннадцать лет спустя после покупки де Брезе земель Бриссака, колокола базилики Сен-Мартен-де-Тур отзвонили ее помолвку с юным королем Англии Генрихом VI; но она уже тогда считалась очень красивой. Недостаточно просто слов, чтобы описать восхищение тех, кому выпала честь созерцать этого пятнадцатилетнего ребенка, в котором так безупречно и гармонично сочетались грация и изящество.
        Когда зимой она приехала ко двору своего дяди, ожидая часа отъезда в Англию, Маргарита завоевала все сердца, и в первую очередь сердце де Брезе. Тот сделался ее рыцарем и представлял ее цвета на турнирах. На Совете он отстаивал интересы будущей королевы.
        Маргарите, в свою очередь, был довольно интересен этот человек, но в те времена их чувства не могли зайти дальше дружбы. У де Брезе было слишком сильно развито чувство чести, чтобы открыто проявить свою любовь. К тому же Маргарита была помолвлена, то есть практически была замужем. Вдобавок она была королевой, и все эти обстоятельства делали ее неприкосновенной. Когда настало время отъезда, де Брезе хранил молчание, но это молчание скрывало великую боль. О чем тогда думала молодая королева, которая попала под обаяние английского посла Саффолка, никто не знает.
        Пьер и Маргарита увиделись вновь лишь через пятнадцать лет, когда та приехала искать убежища и помощи после битвы при Таутоне, самой кровавой в войне Алой и Белой розы, жестокой борьбе, носившей такое нежное название.
        Королем был уже Людовик XI, но сорокачетырехлетний Пьер де Брезе все еще занимал пост министра. Маргарита изменилась: ей было уже тридцать два, и добрая половина Англии ее ненавидела. А это - признак того, что она была настоящей женщиной. Но она сохранила свою красоту, и де Брезе вновь попал под ее чары. На этот раз его любовь оказалась взаимной, и он получил бесценное право сопровождать королеву в Англию, когда та с помощью Людовика XI решила восстановить власть во взбунтовавшемся королевстве.
        К сожалению, ничего не вышло. Несмотря на все свое мужество, де Брезе удалось спасти лишь королеву и ее сына, тогда как несчастный Генрих VI впал в безумие и остался в руках Йорков, сторонников Белой розы. Затем де Брезе переправил их во Францию. Но бывшая королева недолго радовалась такому верному защитнику, находившемуся рядом с ней. Несколько месяцев спустя, в 1465 году, Пьер де Брезе был убит в битве при Монлери, защищая своего короля. Замок Бриссак сменил владельца.
        Новым хозяином стал сын Пьера от брака с Жанной дю Бек-Креспен, ставший участником весьма темной истории: он был женат на Шарлотте де Франс, одной из узаконенных дочек Карла VII от Аньес Сорель, и однажды вечером, вернувшись в замок раньше запланированного, он застал ее в объятиях другого. Реакция была незамедлительной: он убил и ее, и любовника. Эта трагедия легла тяжелым грузом на молодые годы их сына, будущего великого сенешаля Нормандии и мужа Дианы де Пуатье, и имела свои последствия для де Бриссака: говорят, что иногда ночью белая тень Шарлотты появлялась в башнях замка и его длинных темных залах.
        Встречал ли когда-нибудь Луи де Брезе призрак своей матери? Известно только, что прошло много времени, прежде чем Луи женился, и что Диана никогда не изменяла ему, пока он был жив. Диана никогда не приезжала в Бриссак. Замок сменил владельца в 1502 году, и по сей день им правят члены семейства де Коссе.
        Камергер Карла VIII Рене де Коссе, ставший Коссе-Бриссаком, был человеком мудрым и бдительным. После Безумной войны[8 - Война 1485 -1488 гг. между герцогством Бретонским и Французским королевством.] он упросил короля пощадить лидера этого бессмысленного восстания. Герцог Людовик Орлеанский, ставший впоследствии королем Людовиком XII, был ему за это очень благодарен.
        Кстати, преданность королевской семье - отличительная черта всех де Коссе-Бриссаков. Особенно ярко это может проиллюстрировать пример битвы при Павии. Когда Карл V согласился освободить Франциска I, содержавшегося под стражей в Мадриде, потребовав в обмен его сыновей, Рене и Шарлотта де Коссе-Бриссак последовали вместе с ними, о чем никогда не забывал Генрих II.
        Поэтическое отступление: дочкой красавицы Анны де Коссе-Бриссак и господина Сюржера была ты самая Элен, по которой воздыхал стареющий Ронсар:
        Когда на склоне лет и в час вечерний, чарам
        Стихов моих дивясь и грезя у огня,
        Вы скажете, лицо над пряжею склоня:
        Весна моя была прославлена Ронсаром[9 - Перевод Владимира Набокова.].
        Очевидно, что поэзия не являлась сильной стороной этого рода, славного скорее своими великими солдатами (целых два маршала Франции!), а не писателями - герцог стал исключением.
        Поколение спустя мы находим в замке Карла II, будущего маршала и губернатора Парижа. В этот раз он противостоял королю, несмотря на то, что был назначен на пост его предшественником Генрихом III. Он отказывался видеть в нем монарха, потому что тот был протестантом. Но все-таки он был мудрым и умным человеком, а посему убедил и себя, и своих товарищей открыть ворота новообращенному, положив конец одному из самых кровавых периодов в истории Франции. После чего, осыпанный почестями, он спокойно удалился на свои земли, решив сделать старый замок Бриссак более соответствующим своему времени.
        Реконструкцию он поручил архитектору Жаку Корбино, который взялся за работу и построил большой корпус здания. Но в 1621 году умер маршал-герцог, и работы прекратились. В таком виде замок стоит и поныне.
        В XVIII веке седьмой герцог этого рода также стал маршалом Франции в награду за многочисленные успехи на военном поприще. Но речь пойдет о его сыне, Луи-Эркюле, на долю которого выпала красивая и трагическая история любви, практически королевской любви… С мадам дю Барри.
        Красавица графиня была новоиспеченной фавориткой, ее апартаменты находились в Версальском дворце, на верхнем этаже, по соседству с полковником швейцарских наемников, которым был не кто иной, как Луи-Эркюль. Из соседства родилась дружба. Было удивительно наблюдать, как хозяева этого замка сами пытались превратить эту дружбу в любовь.
        А дружба тем временем продолжалась. Она даже пережила опалу графини. А той после смерти Людовика XV пришлось удалиться сначала в аббатство Понт-о-Дам, а затем, когда она проявила достаточно уважения и лояльности к королевству, - в маленький замок Сен-Врен, где ей разрешили принимать друзей.
        Друзей у нее было не так уж много, потому что они рисковали попасть в немилость короля. Но в числе оставшихся был Луи-Эркюль. Он много раз приезжал в Сен-Врен, а затем, когда мадам дю Барри вернула свой замок Лувсьенн, сделался ее постоянным гостем.
        В 1780 году, когда умер его отец, он стал восьмым герцогом, и король назначил его губернатором Парижа. Именно тогда между старыми друзьями разгорелась страсть - запоздалая страсть (герцог был на двадцать лет старше мадам дю Барри), но сопровождавшая их до самой смерти.
        Несмотря на огромные усилия, которые они приложили, чтобы спрятать от окружающих свою любовь, скоро их тайная связь стала явной, и они понемногу перестали скрывать свои чувства. Графиня, приезжая в Париж, стала останавливаться у своего друга на улице Гренелль. С течением времени их страсть становилась только жарче.
        Но случилась революция. В 1792 году герцог де Бриссак был убит в Версале мятежниками. Ему отрезали голову, и эту голову принесли в Лувсьенн и бросили к ногам мадам дю Барри. И она сама пережила герцога всего на несколько месяцев и окончила жизнь, как и многие другие, на эшафоте.
        Замок Бриссак очень пострадал от революции и долго пребывал в полном разорении, прежде чем настали лучшие времена. Они пришли в середине XIX века, когда богатейшая Жанна Сэ из большой семьи, поднявшейся на производстве сахара, стала маркизой де Бриссак. Она с заботой и щедростью реставрировала старый замок. Потомки продолжили ее дело ради того, чтобы Бриссак еще долго оставался верным себе, анжуйскому небу, своему прошлому и образу тех, кто его любил и кого он защищал.
        Бриссак - самый высокий замок Франции
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Апрель, май, июнь, сентябрь и октябрь (не работает по средам) с 10.00 до 12.15 и с 14.00 до 18.00
        Июль и август с 10.00 до 18.00
        http://www.chateau-brissac.fr
        Везиньё (Ve€signeux)
        «Прекрасная лилия» короля Людовика XIII
        Свершает чудеса любовь, соединенная с молитвами…
        Гёте
        Если следовать по дороге, идущей из Аваллона в Лорм или в Шато-Шинон, то вдалеке можно заметить замок, что возвышается возле пруда. Своими крышами из старой черепицы и древними стенами, покрытыми мхом, этот замок напоминает времена Великих Открытий. Но большей своей частью Везиньё - это творение XVII века. В 1619 году Маргарита де Бурбон-Бюссе подарила своему супругу Жану де Лафайетту, сеньору д’Отефёй, маленькую дочку, которой суждено будет сыграть важную роль в истории, поскольку именно она окажется в эпицентре того события, которое приведет к рождению короля Людовика XIV.
        В 1635 году, когда Луизе де Лафайетт было шестнадцать лет, она была назначена фрейлиной королевы Анны Австрийской, жены короля Людовика, тринадцатого по счету, и в Везиньё начались приготовления «к бою». Семья - одна из древнейших, имевшая отношение к королевскому роду, ибо речь шла о фамилии Бурбон-Бюссе, - была в целом не бедна, но убранство в морванском замке было не слишком богато. И поэтому так важно было, чтобы Луизу заметили при дворе. Для того чтобы собрать гардероб, соответствовавший ее новому статусу, пришлось продать одну из ферм. Луиза, очарованная всем происходящим, отправилась в Париж. Она немного волновалась: до сей поры она считала себя предназначенной Господу и мечтала стать монахиней.
        Наверное, если бы это произошло, многие огорчились бы, ведь она была очень привлекательна, эта девочка. Маленькая, с темными волосами и нежными бархатистыми глазами, грациозная и очаровательная, она была так невинна и наивна, что не могла пользоваться этим. Но вскоре за нее это сделали другие.
        К этим другим относился главный егермейстер Франции господин Клод де Рувруа де Сен-Симон, любимый спутник короля на охоте. И один из его ближайших друзей. Сен-Симон искренне любил своего господина, и его бесило, когда он видел короля объектом устремлений одной хитрой кокетки - красивой, дерзкой и наглой Марии де Отфор, поклявшейся превратить Людовика XIII в раба собственных интересов[10 - См. роман «Брызги шампанского», главу о замке Отфор.]. С видом стыдливым и целомудренным она повела опасную и смелую игру, за которой настороженно наблюдали все придворные. К великому сожалению Сен-Симона, который однажды даже посоветовал королю уложить интриганку в постель, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Но в ответ он натолкнулся на непримиримую мораль:
        - Богу не понравится, друг мой, если в дом войдет супружеская измена, - ответил ему король, ни капли, впрочем, не разгневавшись.
        И что? Надо было оградить Людовика XIII от опасности, которую представляла собой прекрасная Отфор, а для этого следовало привлечь внимание его увлекающегося сердца каким-то «более нежным предметом». В этом смысле мадемуазель де Лафайетт, казалось, воплощала собой идеал в глазах главного егермейстера.
        Он начал с того, что посоветовал королю обратить внимание на новую фрейлину, чтобы поставить на место Марию де Отфор: она слишком уж была уверена в своей власти над Людовиком и очень нуждалась в том, чтобы с нее сбили спесь. Ревность только пошла бы в этой ситуации на пользу…
        Идея понравилась Людовику XIII, но он никогда не видел эту Лафайетт. Не проблема! Этим же вечером у королевы ему покажут ее, и он сможет убедиться, что она не только красива, но нежна и очень любезна.
        Наступившим вечером король, будучи у своей жены, обратил внимание на группу из трех милых девушек, стоящих у окна и чем-то забавляющихся. Он знал двоих из них, девиц де Полиньяк и д’Эш, но ему не была знакома третья, которая от души смеялась над шутками своих подруг. Она действительно выглядела очаровательно, эта брюнетка, но Людовик XIII, как и все стеснительные люди, был очень неловок. Он подошел к девушкам и недовольным тоном, так часто выручавшим его, заявил:
        - Почему вы смеетесь так громко, мадемуазель?
        Результат оказался ужасным. Луиза смутилась, склонилась в реверансе, попыталась что-либо сказать, но в конечном итоге разрыдалась. Пораженный король произнес:
        - Бог мой! Я вас обидел? Я совершенно не хотел этого.
        Он тоже растерялся и, рискуя начать заикаться, предпочел удалиться без дальнейших объяснений. Эта первая встреча не удалась, но Сен-Симон увидел за ней другие и не счел себя побежденным. Он объяснил своему господину, что дворянин должен загладить недоразумение, произошедшее из-за того, что она еще просто ребенок. Он объяснил королю, что вполне естественно в шестнадцать лет громко смеяться, когда вам рассказывают забавные пустяки. Но этого король не смог понять: ведь он смеяться не умел.
        Следующим вечером Людовик XIII принес полные чуткой деликатности извинения краснеющей Луизе, на что девушка ответила с такой любезностью, что очарованный король присел рядом с ней, чтобы немного поговорить. Он расспросил ее о семье, детстве, и Луиза, уже покоренная этим тихим и простым человеком, отвечала вполне естественно. Она рассказала ему о своем дорогом Везиньё, о своих домашних, обо всем том, что составляло ее маленький мир. И она не забыла и про ту странную тягу, которую всегда ощущала к монастырям. Она сообщила, что хотела бы стать монахиней…
        - О, мадемуазель, - удивился Людовик, - неужели вы считаете короля таким плохим господином, что в вашем возрасте ищете укрытия у Бога?
        Луиза не нашла, что ответить. Мадам де Монбазон, следившая за разговором, пришла ей на помощь и попросила девушку спеть. У Луизы был прекрасный голос, и король должен был его услышать. Таким образом, на этот раз вечер завершился музыкой, и Сен-Симон выиграл: когда Людовик XIII вернулся к себе, он уже забыл о госпоже де Отфор.
        В последующие месяцы двор ничего не понимал, изумленно наблюдая за рождением этой странной любви. Испытывая одинаковый страх перед грехом, Людовик и Луиза находили счастье в долгих душеспасительных беседах и во все более и более содержательной переписке. Впервые в своей жизни король решился излить душу, рассказать о страхах своего постоянно взволнованного сердца. Он решился также рассказать о том, как ему иногда было тяжело выносить давление со стороны кардинала де Ришелье. Не забыл он при этом добавить и то, что это необходимо ради блага королевства. Но Луиза сразу же приняла сторону своего друга, став противницей кардинала.
        Последний же сначала мало обеспокоился всей этой историей, но он начал прислушиваться, когда Луиза, не просившая раньше ничего, вдруг стала просить назначить королевским камердинером господина де Буазенваля, протеже ее семьи. Взамен мадемуазель де Лафайетт обещала своему королю вечную любовь… Семья, яростно настроенная против Ришелье, начала беспокоиться. Нужно было что-то предпринимать! И прежде всего надо было найти для Луизы нового исповедника, ибо старый умер. Новым стал отец Карре, высокий чин в Ордене доминиканцев, человек полностью преданный кардиналу.
        И он первым делом внушил Луизе, что это страшный грех - любить женатого человека, и сделал он это так хорошо и так вдохновенно, что Луиза заявила, что хочет удалиться в монастырь. Король тут же заболел. Тогда мадам де Монбазон, которая считалась титулованным хранителем королевских увлечений, приехала к Луизе, чтобы спросить: уж не хочет ли она убить этим короля? Что за муха ее укусила?
        Всплыло имя отца Карре, и маневр кардинала был раскрыт. Теперь необходимо было срочно сменить исповедника! Луиза, конечно же, не просила о большем. Она поблагодарила доминиканца и этим же вечером, одетая в платье из белого шелка, отправилась петь к изголовью Людовика вместе с музыкантами капеллы.
        Обрадовавшись новой встрече с той, кого он нежно называл своей «прекрасной лилией», король немедленно выздоровел, но на этот раз недуг свалил кардинала. Последующие дни были прекрасны. Людовик XIII проводил два или три часа в день рядом со своей подругой, совсем не занимаясь войной, которая грозила вот-вот начаться. Ришелье призывал короля к исполнению своего долга, но Луиза устроила настоящую сцену отчаяния и допустила большую глупость, заявив, что кардинал хочет этой войной разлучить ее с королем…
        К счастью, Людовик все еще ставил свои обязанности выше увлечений, но кардинал уже понял: необходимо как можно скорее разлучить короля с «этой девицей Лафайетт»! И тогда он тихо организовал ссору между этими «восхитительными любовниками», найдя для этого лучшего союзника - неблагодарность. Подкупленный им Буазенваль, обязанный своим местом Луизе, стал его помощником: выкрал ее записки, распустил ложные слухи. Поговаривали, что король уже устал от своих слишком разумных увлечений… что Луиза де Лафайетт начала интересоваться одним молодым господином… Интрига удалась на славу. Король и Луиза сильно страдали, но каждый сам по себе, в одиночестве. Оказавшись слишком гордыми, чтобы жаловаться, они выбрали молчание… Луиза, со своей стороны, решила полностью уйти в религию и сообщила об этом королю.
        Он был потрясен, но невозмутимо выслушал это сообщение, ограничившись лишь несколькими словами. Но на следующий день он встретил девушку в галерее, ведущей к королеве. И на этот раз он не смог удержаться:
        - Вы не любите меня больше? Но я люблю вас сильнее, чем когда-либо…
        В тот раз Людовик впервые произносил слова любви. До сих пор они были ему не нужны: они оба ведь так хорошо понимали друг друга! И потом он боялся заставить покраснеть свою «прекрасную лилию»… Луиза и в самом деле покраснела… Она призналась в том, что тоже любит его, но слишком боится вступить на путь, о котором потом будет сожалеть. И тут, в свою очередь, Людовик совершил глупость. Чего ей бояться, если она находится под защитой его любви? Он может сделать ее могущественной и счастливой. Если она будет с ним, он отзовет ее от двора. Он поселит ее в своем павильоне в Версале…
        Несчастный! Он произнес непоправимые слова, и Луиза убежала, закрыв себе уши. Через несколько дней, 19 мая, она поступила в монастырь Дочерей Девы Марии, чтобы стать там сестрой Луизой-Анжеликой. Король, словно раненое животное, спрятался в Версале, где он еще совсем недавно хотел свить себе уютное любовное гнездышко…
        Но они еще увидятся. Время от времени король будет приезжать в монастырь, чтобы навестить сестру Луизу-Анжелику. А однажды, покидая ее грозовым вечером, он отправится на ночь к королеве. Результатом этой ночи станет Людовик XIV. Говорят, что «Луиза» была специально подстроенным заговором, направленным на то, чтобы сблизить двух супругов, не имевших до того никакой совместной жизни.
        Через шесть лет после их расставания Людовик XIII умер. Перед смертью он отдал своему духовнику, отцу Дине, маленькое распятие, которое носил на шее.
        - Для сестры… Луизы-Анжелики!
        Замок Везиньё забыл Луизу. В 1651 году там принимали принца де Конде. Именно ему человек по имени Урбан Ле Престр отдал своего сына Себастьяна в солдаты. Этот юный Себастьян стал позднее господином де Вобаном, самым известным французским строителем крепостей.
        Во время Революции замок был разграблен. Граф де Бурбон-Бюссе умер от горя, узнав, что его сын арестован и ждет своей смерти в Люксембургском дворце. Потом замок переходил из рук в руки, но в 1926 году мадемуазель де Бурбон выкупила его у Шабанов. Она отреставрировала его, и он до сих пор принадлежит этому семейству…
        Замок закрыт для посещения туристов.
        Венсенн (Vincennes)
        Смерть королей
        Не пойдем мы больше в лес,
        Лавры срезаны давно.
        Теодор де Банвилль
        Кто хочет представить себе Венсеннский замок таким, каким он был, когда в этой феодальной крепости находили убежище короли Франции, когда его называли «лесным замком», и он был, возможно, их любимым местом пребывания, следует посмотреть «Великолепный часослов герцога Беррийского»[11 - «Великолепный часослов герцога Беррийского» (Trs Riches Heures du Duc de Berry) - иллюстрированная рукопись XV века. Там в виде миниатюр представлены развлечения знати и крестьянские работы на фоне средневековых построек.]. Фоном там служит блестящая кавалькада из девяти могучих башен, над которыми нависает огромный донжон. Из этих башен теперь осталась лишь одна, башня Виллаж, которая смотрит на Венсенн и служит входными воротами, но донжон все еще стоит, равно как и церковь Сент-Шапелль - драгоценный камень всего ансамбля. Она старше донжона, ибо ее возжелал Людовик Святой, а гиганта приказал построить лишь в 1337 году, т. е. в начале Столетней войны, король Филипп VI.
        Итак, Венсенн существовал с давних пор. Короли из рода Капетингов, оставляя на несколько дней вонючий Париж, задыхающийся в корсете из каменных стен, приезжали туда, чтобы подышать свежим воздухом зеленого леса и позаниматься любимыми видами спорта. Там поначалу был лишь особняк, первое упоминание о котором датируется 1162 годом, который реконструировал Филипп Август, а Людовик Святой значительно расширил. Этот Людовик любил Венсенн больше, чем все прочие замки. Там доминировал сельский стиль, и монарх был не прочь посидеть под густой кроной дубов, когда речь шла о принятии какого-то важного решения.
        Он же стал и главным действующим лицом первого большого события из тех, что там произошли. 19 августа 1239 года великолепная процессия приблизилась к особняку, стоявшему посреди домишек окрестных жителей. Во главе процессии шли два босых человека, одетых в простые белые туники. Они несли носилки, на которых стоял деревянный сундук. Это был сам король и его брат Роберт д’Артуа. В деревянном сундуке находился другой - из серебра, а в том - третий, уже из чистого золота. В третьем сундуке лежала реликвия: Святая Корона с шипами из Тернового Венца, которую император Болдуин Константинопольский передал королю Франции в обмен на очень большую сумму денег. Людовик Святой пошел встретить то, что он считал своим величайшим сокровищем, в Вилльнёв-л’Аршевек, что в Йонне. А потом, короткими переходами, через Санс, он доставил его в свой любимый Венсенн, где сам провел ночь перед тем, как отправиться в Париж. А там реликвию должно было принять аббатство Сент-Антуан-де-Шан: в ожидании, пока не будет специально возведен удивительный бриллиант архитектуры - парижская церковь Сент-Шапелль.
        В Венсенне тоже будет своя Сент-Шапелль, но ей достанется лишь один шип от Святого Тернового Венца. Приказ на строительство поступит девять лет спустя. А пока король будет приезжать и уезжать из Венсенна. Там же, кстати, он два раза проведет заседание Генеральных Штатов. И именно оттуда в августе 1270 года он отправится в свой роковой Крестовый поход в Тунис, где он и умрет от чумы. Кстати, говорят, что свою последнюю ночь перед отъездом он провел в молитвах.
        Впрочем, эти молитвы не спасут его потомков от трагической судьбы, и Венсенну будет суждено сыграть в этом свою роль. И, прежде всего, это имеет отношение к его сыну, новому королю Филиппу III.
        Когда он возвратился из Крестового похода, в который последовал за своим отцом, он привез с собой в Венсенн три гроба: своего отца, конечно, но также и своей жены, Изабеллы Арагонской, умершей при родах на обратном пути, и сына, который появился на свет, но прожил всего несколько дней.
        Слово «гроб», возможно, звучит тут слишком громко, ибо речь шла о сундуках небольших размеров: тогда было принято помещать драгоценные тела в кипящую воду, чтобы отделить мясо, предварительно удалив сердце, и в так называемый гроб помещали лишь кости. И трудно себе представить, как этот молодой человек, так любивший свою красавицу жену, смог вынести эту страшную процедуру.
        Как бы то ни было, трагедия потрясла народ: «Царь, - говорили люди, - привез из крестового похода лишь пустую казну да могильные ящики, полные костей».
        Тем не менее именно в Венсенне, через три года после своего драматического возвращения, Филипп женился на Марии де Брабант, которая была красива и очень ему нравилась. Это был брак скорее по любви, чем по необходимости, ибо за девять лет брака Изабелла Арагонская подарила ему пятерых детей, из которых лишь двое, будущий Филипп Красивый и его брат Карл де Валуа, смогли выжить. Но в момент заключения второго брака красавец Филипп не был старшим: в то время еще был жив Луи, но он внезапно умер через год после повторного брака своего отца. А еще в те времена у короля обязательно должен был быть фаворит, и таковой имел место быть: камергер Пьер де Ля Бросс.
        Это был бывший брадобрей, которому королевские милости дали огромное состояние, и это было столь очевидно, что просто не могло не спровоцировать скандал. Королева и фаворит не любили друг друга, и когда молодой принц внезапно умер в Венсенне, камергер воспользовался этим и обвинил Марию в отравлении своего пасынка. Так он надеялся избавиться от женщины, которая ему мешала.
        Король отказался верить в подобное обвинение. Тем более что королева защищалась весьма энергично и даже требовала Божьего суда. Но бывший брадобрей не мог предстать перед Божьим судом, не смог он найти себе и пособника. А потом вдруг Пьер де Ля Бросс был повешен, несмотря на протесты людей, разделявших его мнение. Впрочем, это был не первый и не последний случай, когда юридическое дело заканчивалось именно так.
        Филипп Красивый отпраздновал свадьбу в Венсенне в 1284 году. Он женился на Жанне Наваррской, которая стала его единственной любовью и которая подарила королям Франции новый титул: с тех пор они станут называться «королями Франции и Наварры». В Венсенне Жанна родила большинство своих детей: в том числе троих сыновей, которые станут потом Людовиком X, Филиппом V и Карлом IV, и дочь, которой суждено стать королевой Англии, войдя в Историю под именем «Французская Волчица».
        Мы знаем, каков был конец царствования Филиппа Красивого: суд над тамплиерами, проклятие Великого магистра Ордена в огне, любовный скандал, который отправил двух невесток короля в Шато-Гайар[12 - В 1314 году в Шато-Гайар были заточены Маргарита и Бланка Бургундские, две невестки короля Филиппа Красивого, осужденные за прелюбодеяние.], а третью - в Дурдан. Но мы гораздо меньше знаем о том, как под сводами Венсенна смерть продолжила «косить» королей.
        После кончины Маргариты Бургундской, задушенной в подземелье Шато-Гайара, Людовик X, занявший трон своего отца Филиппа, женился на Клеменции Венгерской. Он даже не успел увидеть ребенка, которого она ему родила: в ночь с 4 на 5 июня 1316 года Людовик Сварливый умер в своей комнате в Венсенне от «проблем с желудком». Несмотря на странный вид, этот термин представляется вполне справедливым, поскольку для большинства из тех, кто составлял королевское окружение, дело было ясно: его отравили, и к отравлению имела отношение Маго д’Артуа, чьи дочери Бланка и Жанна все еще томились в тюрьмах и чья племянница Маргарита была задушена, чтобы Людовик Сварливый мог вступить в новый брак.
        Несколько месяцев спустя, в ночь с 13 на 14 ноября, Клеменция Венгерская сильно мучилась родами. И солнце еще не поднялось над лесом, когда замок наполнился радостными криками: это был мальчик. И тут же раздались новые крики: «Да здравствует король Иоанн!» И зазвонили колокола.
        Пять дней спустя колокола зазвонили опять. Что же случилось?
        Накануне того рокового дня маленький король в короне, покрытый королевской мантией, как то было принято, был представлен пэрам королевства и народу благороднейшей Маго, графиней Бургундской и д’Артуа. А ночью, последовавшей за этим представлением, маленький король Иоанн I вдруг начал дрожать в конвульсиях. Он умер через несколько минут, оставив свое место Филиппу Длинному, второму сыну Филиппа Красивого и зятю Маго. Беспутство Маргариты Бургундской вызвало возрождение старого Салического закона и отодвинуло ее дочь от престолонаследования: никогда больше женщина не правила во Французском королевстве[13 - Салический закон (Lex Salica) - правовой кодекс франков, согласно которому престол должен наследоваться членами династии по нисходящей непрерывной мужской линии: сыновья государей, внуки (сыновья сыновей), правнуки (сыновья этих внуков) и т. д. То есть в случае смерти монарха, имевшего сыновей и братьев, престол должен переходить к старшему из его (монарха) сыновей или к старшему из его (старшего сына) потомков, но не к следующему по старшинству брату. С другой стороны, по Салическому закону, в
случае, если король умер, не оставив сыновей или внуков по мужской линии, но оставив дочь, на престол не может претендовать ни эта дочь, ни внук (сын этой дочери), а только брат покойного короля или его племянники. После описанных событий наследование трона во Франции происходило по Салическому закону вплоть до конца французской монархии.].
        Смерть ребенка дает нам одну из тайн Венсенна, потому что считается, что юный король был заменен ребенком кормилицы, а настоящего маленького короля отвезли в Сиенну, к отцу принесенного в жертву ребенка, к молодому банкиру по имени Гуччо Бальони.
        Преемник, Филипп V Длинный, в свою очередь, обосновался в Венсеннском замке, который он отобрал у Клеменции Венгерской, заявив, что замок является владением короля и отныне будет неотъемлемой частью его имущества. Но сам он умер в Лоншане - от дизентерии, которой он страдал в течение длительного времени. Венсенн же увидел потом смерть Карла IV Красивого 1 февраля 1328 года, которого не стало в результате долгой и мучительной болезни, в тридцать три года.
        На этот раз Капетинги по прямой линии закончились. Корона перешла к их двоюродным братьям, то есть к Валуа. Филипп VI оказался человеком некомпетентным, с головой, полной сумасшедших рыцарств, несмотря на слова, которые он так любил повторять: «Мы хотим сохранить за собой право». Причина его бед заключалась в том, что он никогда не знал, как это сделать, а посему англичане воспользовались его слабостью для вторжения во Францию. Но он умел сражаться, и во время его правления впечатляющий Венсенн из «Великолепного часослова» расширился и расцвел под солнцем. Великолепный… но уже не такой блистательной, когда Карл V его закончил. И сам он уехал умирать в другое место, в замок де Ботэ.
        И еще одна королевская смерть повлекла за собой звон колоколов. Генрих V Английский, победитель битвы при Азенкуре, забрал себе крепость после брака с Екатериной Французской. Женившись 2 июня 1420 года, он умер в Венсенне 31 августа 1422 года «от колик», опередив в своей печальной смерти своего родственника Карла VI Безумного, который скончался в октябре того же года. Никогда так и не став королем Франции, он вернулся в Вестминстер, но Венсенн еще успел подышать королевскими ароматами, ибо остался местом королевского бальзамирования.
        После смерти английского монарха, похоже, короли Франции дали Венсенну возможность вздохнуть в последний раз. Там жил еще один молодой король двадцати четырех лет - Карл IX. Будучи страстным охотником (во время Варфоломеевской ночи он стрелял в протестантов, как в куропаток, из окон Лувра), он сильно любил свой замок в Блуа. 30 мая 1574 года он умер по-шекспировски на простынях, покрытых потом и кровью, сочившимися из его туберкулезного тела. Жертвы Варфоломеевской ночи как будто осыпали его проклятьями.
        Как Капетинги и Валуа, Бурбоны тоже были хорошими охотниками. Венсенн, замок в лесу, предоставлял им для этого поистине королевские возможности. Однако Людовик XI, также страстный охотник, прославился двумя нововведениями: зловещим донжоном (он построил себе небольшой дом на месте, где сейчас стоит Королевский Павильон), а также тем, что эта башня стала местом заточения государственных пленников. То есть Венсенн при нем стал тюрьмой. И эту роль он будет играть в течение многих десятилетий. А вот похороны, что будут там проходить, не будут отличаться ни помпой, ни величием: саван, носилки, четверо солдат, монах, чтобы содействовать открытию двери на Небеса, - вот и все. Однако, несмотря на этот новый имидж, похоже, что короли любили встречать там послов. Причина этого проста: грозная крепость говорила об их могуществе доходчивей, чем какой-нибудь Лувр. Посланцы Сулеймана Великолепного, возможно, «купились» именно на это во время приема, предложенного им Франциском I. А также посланцы Филиппа II Испанского, когда они прибыли, чтобы поклониться Генриху II. Но в качестве королевского замка Венсенн
больше не существовал. Сейчас на Луаре можно увидеть множество «резиденций мечты», да и климат там значительно мягче, чем посреди сурового капетингского леса.
        Лишь один из королей династии Валуа избежал этой моды, и, как ни странно, он был самым рафинированным из всех. Это удивительно, но Генрих III обожал Венсенн. Может быть, потому что душа воина бросала неожиданный отблеск на его элегантность, которая порой выглядела даже чрезмерной. Из всех королей он вместе, наверное, с Людовиком XIV был единственным, кто имел талант истинного режиссера. Впрочем, был еще и Франциск I: у того был Леонардо да Винчи.
        Досадный перерыв: в 1590 году, после смерти Генриха III, убитого монахом Жаком Клеманом, и целого года осады, сторонники герцогини де Монпансье захватили Венсенн. Эта герцогиня вложила кинжал в руки Жака Клемана (она даже лично заплатила ему), чтобы отомстить за смерть своих братьев Генриха де Гиза и кардинала Лотарингского, убитых в замке Блуа. Эта фурия правила потом в крепости, которую она бросила на разграбление своим солдатам. А те провозгласили ее губернатором.
        После этого Венсенн ждал почти четыре года, чтобы увидеть нового короля, переступающего его порог. И какого короля! Это был Генрих IV, перед которым войска фанатичной Католической Лиги в конце концов растаяли, словно масло на солнце. Состояние замка его расстроило. И он захотел реконструировать его, но не смог. К сожалению, у него не было денег. Франция и женщины (а он никогда не давал повода усомниться в том, что Франция - это тоже женщина) стоили очень дорого. И только одна принесла ему состояние - его вторая жена Мария Медичи, толстая банкирша, но и она в конце концов убила его, чтобы получить мир. Или, по крайней мере, мир в ее собственном понимании этого слова.
        Тем не менее именно она подхватила проект реконструкции, и 17 августа 1610 года молодой Людовик XIII, еще находясь в глубоком трауре (удар кинжала Равайяка был нанесен три месяца назад), заложил первый камень в то, что станет потом Королевским Павильоном. Вполне оправданное название: Людовик XIII проведет там большую часть своей юности. Он и особенно Ришелье продолжили замысел Людовика XI. Что же касается донжона, то башня, уже видевшая целый ряд заключенных «высокого качества», в правление великого кардинала открыла для себя период пленников из высших слоев общества.
        Во-первых, принц Генрих II де Конде, отец знаменитой герцогини де Лонгвилль, которая, кстати, увидела свет в Венсенне, ибо ее мать получила разрешение сопровождать ее отца. Затем пошли Вандоммы, Александр и Сезар (бастарды короля Генриха IV от Габриэль д’Эстре), маршал д’Орнано, который умер там, как и Александр Вандоммский, при обстоятельствах, которые позволяют почувствовать запах яда. Маршала Пюилорана постигла та же судьба. Поговаривали даже, но очень тихо и завуалированно, что некоторые камеры в башне «ценились на вес мышьяка».
        Далее пошли заключенные Фронды: знаменитый герцог де Бофор, «Король Рынков», сын Сезара Вандоммского, сумевший бежать после трех лет заключения с помощью веревочной лестницы, которую спрятали в огромном пироге. Затем снова были Конде: прославленный победитель при Рокруа, его брат де Конти и его двоюродный брат де Лонгвилль. И, наконец, в 1652 году, главный мотор Фронды, знаменитый кардинал де Рец.
        Придя к власти, Мазарини подумал, что Венсеннский замок смог бы оказать ему большую услугу, например, для хранения сокровищ, но он знал, что не может использовать королевскую недвижимость для себя одного. Он завершил строительство Королевского Павильона, возвел Павильон Королевы (все при помощи того же архитектора Луи Лево) и спроектировал прекрасный парк с фонтанами и водопадами, который выходил прямо к Сене. Смерть не оставила ему времени на реализацию всего этого грандиозного проекта. И он умер в Венсенне 8 февраля 1651 года, на первом этаже Королевского Павильона (ныне там расположены архивы армии, а в Павильоне Королевы - архивы военно-морского флота). Известно, что Людовик XIV предпочитал Сен-Жермен и особенно Версаль, замысел которого зародился в его голове. Но и он нашел донжон отличным местом, чтобы поместить туда главного управляющего Фуке после излишне роскошного праздника, который тот устроил в Во. Кстати, Фуке пришлось ждать судебного процесса в компании своего личного охранника д’Артаньяна, капитан-лейтенанта мушкетеров.
        Так закончилась королевская пышность в Венсенне. Замок был и резиденцией иностранных правителей, приезжавших во Францию, и тюрьмой, и фарфоровым заводом, и школой кадетов. Среди наиболее заметных заключенных можно назвать Дидро, Мирабо, полного страсти к Софи де Монье, знаменитого Латюда, мирового рекордсмена по побегам, который однажды даже просто ушел через дверь.
        Революция превратила замок в пороховую бочку и сделала из Королевского Павильона место для содержания проституток. И тогда подошел драматический момент. Тот самый, про который Талейран, не самый невиновный во всей этой истории, потом скажет свою знаменитую фразу: «Это более чем преступление, это ошибка».
        Вечером 20 марта 1804 года, около половины шестого, закрытая карета в сопровождении кавалерийского эскадрона въехала во двор замка. В ней находился молодой человек тридцати двух лет. Это еще один Конде. На этот раз последний.
        Луи-Антуан-Анри де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский, был похищен пятью днями раньше, вопреки всем законам и с нарушением границ, в Эттенхайме, маленьком городке в Шварцвальде, где он вел вполне мирную жизнь бок о бок с той, кого он любил и кто, как говорят, стала его морганатической женой, несмотря на оппозицию со стороны старика Конде. Шарлотта де Роган, племянница знаменитого кардинала де Рогана, героя дела с ожерельем королевы[14 - См. роман «Брызги шампанского», главу о замке Саверн.], предоставила убежище этой молодой паре. Похищение, осуществленное генералом Юленом, было совершено по приказу Бонапарта, который увидел в принце активный центр всех роялистских заговоров.
        Оказавшись в Венсенне, герцог Энгиенский не думал, что умрет. Да и как было трактовать его? Политический заключенный? Хорошо. Но от этого до того, чтобы представить, что его через несколько часов, даже без видимости суда, расстреляют в грязной канаве, - дистанция огромного размера. Однако именно так все и произошло. Его разбудили в полночь в Королевском Павильоне, где он был размещен, а потом, после короткого подобия допроса, препроводили в ров Венсеннского замка и там расстреляли. На часах было половина третьего. А тело потом закопали на том же месте. Бонапарт даже не удовлетворил просьбы жертвы об аудиенции, которой тот требовал.
        Четыре года спустя, в 1808 году, Наполеон бог знает почему вдруг решил «срезать» башни Венсеннского замка, оставив только донжон и башню Виллаж. Возможно, его смущал этот древний символ королевской власти или его напрягали более поздние воспоминания? И пришлось ждать 1816 года, чтобы останки молодого герцога Энгиенского были извлечены изо рва и перезахоронены в часовне, под мавзолеем работы Бозио[15 - Франсуа-Жозеф Бозио (1769 -1845) - французский скульптор, автор конной статуи Людовика XIV на площади Победы в Париже и многих других памятников.], где они находятся и сейчас. А тем временем Венсенн перевернул еще одну славную страницу.
        В 1814 году губернатором замка был генерал Пьер Домениль, потерявший ногу в сражении при Ваграме. Империя рухнула, но Венсенн, в котором хранилось большое количество пороха, оружия и боеприпасов, не перестал защищаться. Когда маршал Мармон капитулировал в Белльвилле, Домениль сдаваться отказался.
        Решив договориться с ним, союзники отправили к нему парламентера, чтобы тот уговорил его сдать крепость.
        «Я сдам Венсенн только после того, как австрийцы вернут мне мою ногу!» - ответил Домениль. Но парламентер заявил, что тогда начнется бомбардировка замка. На это генерал лишь усмехнулся: «Я все тут взорву вместе с вами, и если мы встретимся в воздухе, я не гарантирую, что не задену вас».
        И потребовалось отречение императора, чтобы убедить героического калеку в том, что власть над замком теперь принадлежит Людовику XVIII. Чтобы наказать его, ему предложили плохо замаскированное изгнание на губернаторский пост в Конде. А потом Луи-Филипп, став королем, вспомнил о Домениле и вернул его в Венсенн, где он в конце концов и умер от холеры.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Со 2 мая по 31 августа 10.00 -18.00
        С 1 сентября по 30 апреля 10.00 -17.00
        Закрыто 1 января, 1 мая, 1 ноября, 11 ноября и 25 декабря.
        http://www.chateau-vincennes.fr/
        Веретц (Vretz)
        Превращение месье де Рансе
        Человек полагает, а Бог располагает…
        Фенелон
        Для тех, кто занимается словесностью XIX века, Веретц - это, прежде всего, место загадочной смерти, убийства Поля-Луи Курье, который был, возможно, самым великим памфлетистом всех времен, наверняка самым ядовитым из них, чей подвиг был вознагражден статуей, стоящей в самом центре этого городка. Но трагической судьбе «Виньерона из Шавонньера» не будет посвящено больше одного абзаца. Преступление всегда гнусно, а мы лучше остановимся на драматической истории любви и смерти человека, который сумел возвыситься над самим собой, пройдя тяжелейший путь от распущенного и развратного образа жизни к самым высотам, то есть к Богу. Человека, чья биография началась на фоне прекрасных декораций дворца, а закончилась в нищете нездоровых болот, откуда внезапно появилось аббатство Ля-Трапп.
        Современный замок стоит на месте прежнего, более древнего, построенного в 1519 году Жаном де Ля Барром, бывшим в свое время камергером и советником короля Карла VIII. От этого старого замка сейчас сохранилась лишь одна башня.
        Но в тот осенний вечер 1654 года замок Веретц был еще цел и невредим в своем величии эпохи Возрождения, и его окружали террасы и спускающиеся к реке сады.
        Этот вечер был таким же, как и многие другие. Владелец замка, юный аббат Жан-Арман Ле Бутиллье де Рансе веселился со своими друзьями, как он это делал всякий раз, когда находился в замке. И это никого не удивляло! Богатый, красивый юноша, влюбленный и принятый в лучших салонах Парижа и Турени, Жан-Арман был одним из тех так называемых аббатов «смеха ради», полностью лишенных призвания, что так процветали в свое время во влиятельных семьях. В самом деле, он стал аббатом, чтобы получать доходы от богатых церковных приходов, но его жизнь, абсолютно мирская по своей сути, была в значительно большей степени посвящена любви, чем Богу. Любви страстной: той, что он на протяжении нескольких лет питал к одной из самых прекрасных дам королевства - Марии Бретонской, герцогине де Монбазон, мощный замок которой находился неподалеку от Веретца и мимо которого он каждый раз проезжал, когда бывал в Монбазоне.
        Но в тот вечер Мария находилась в Париже, где вела, надо сказать, совершенно беспутную жизнь, стараясь забыть о том, что Фронда, одной из руководительниц которой она являлась, потерпела крах и что теперь Людовик XIV, коронованный в Реймсе 7 июня прошлого года, правил как абсолютный монарх.
        В тот вечер Жан-Арман только начал после ужина партию в шахматы с одним из своих друзей, как вдруг почувствовал странное недомогание. Холод пробежал у него по спине, как будто в нем что-то погасло. Его дрожащие пальцы выпустили королеву, сделанную из слоновой кости, и та упала на шахматную доску. Он поднялся, пытаясь отереть холодеющей рукой пот, проступивший на лбу…
        Пробормотав извинения перед своими гостями, он выбежал в конюшню, оседлал там свою лучшую лошадь и, завернувшись в плащ, как безумный помчался в сторону Парижа. В потоках встречного ветра он слышал отчаянный голос Марии, звавшей его. Он уже слышал этот зов в тот самый момент, когда уронил шахматную королеву. И это могло означать только одно: Мария в опасности, Мария нуждается в нем…
        Проехав парижские ворота, он устремился на улицу Бетизи, где находился особняк Монбазонов. Это было роскошное сооружение, но молодому человеку оно не нравилось, так как с ним была связана история одного преступления: именно здесь в Варфоломеевскую ночь был убит адмирал де Колиньи. А в этот вечер особняк показался ему еще более зловещим, чем обычно. Однако двери были открыты. Охваченный лихорадочным возбуждением, Рансе заметил одного из слуг. Где герцогиня? В своей комнате. В той самой комнате, которую он так хорошо знал! И он побежал туда. И он толкнул дверь из ценных пород дерева и упал на колени, и сердце его замерло от того ужаса, что открылся его взору…
        Перед ним стоял открытый гроб, окруженный свечами из желтого воска. В гробу лежало тело без головы. Тело Марии… обезглавленное! А голова, эта прекрасная голова, губы которой были так нежны, лежала рядом… на подушке. Можно ли представить себе что-то более кошмарное? Одно мгновение… одно так долго длившееся мгновение аббат еще сомневался, думая, что он совсем лишился рассудка…
        Но он не сошел с ума. И ему все это не привиделось. И весь этот ужас имел свое объяснение, и оно было хотя и мерзкое, но очень простое. После кончины герцогини в результате быстрой болезни гробовщик неправильно снял мерки. И гроб у него получился слишком маленьким. А потом, поскольку уже не оставалось времени, чтобы сделать другой гроб такого же качества, слуги отличились: домашний хирург просто отрезал голову Марии.
        Минуту посмотрев на то, что осталось от его любимой, Рансе бросился вон из комнаты. На лестнице он встретил своего знакомого. И что сказал ему этот человек? Что в свой последний час герцогиня отказалась от причастия и так и умерла, не покаявшись, почти богохульствуя, ибо до последней минуты не могла поверить в свою смерть… Это было слишком для Рансе. В следующую минуту он выбежал из особняка Монбазонов, а еще через некоторое время покинул Париж… Словно раненый зверь, он бросился искать себе берлогу, и такой берлогой стал Веретц. Он бежал туда так, как бегут, чтобы кинуться в омут.
        Но, вернувшись к себе, аббат вдруг увидел, что его роскошное жилище внушает ему ужас. Он пробыл в нем лишь несколько дней, а потом уехал в Тур к своей старой хорошей знакомой, к матери Луизе, которой было видение Пресвятой Богородицы. Именно она выслушала первые излияния его истерзанной души и умиротворила его угрызения совести. Мысль о том, что Мария умерла, отказавшись от Господа, не переставала преследовать Рансе. Он любил ее, он был ее любовником, правда, одним из многих! Но он должен был бы находиться рядом с ней - там, перед Высшим Судом, чтобы вложить в ее уста облатку прощения, раз уж он не смог ободрить и поддержать ее во время ее жизненных сумасбродств. Если бы он был более внимательным и более строгим, это, возможно, смогло бы ее спасти. Но как можно было быть суровым рядом с той, которую любишь?
        Чуть с опозданием он вспомнил, что сам является божьим человеком, хотя и сделал все, чтобы забыть об этом. В ночных кошмарах он услышал крики Марии в аду, увидел ее, объятую вечным огнем. И он понял, что пришло время покаяния. Вернувшись в Веретц, он продал все свое имущество: земли, прекрасный замок и все, что так или иначе привело его к потере самого себя, а полученное от этого золото раздал беднякам. Он отказался от немалых доходов, поступавших от его приходов, оставив себе лишь один из них, наименее рентабельный: маленькое аббатство Трапп, на три четверти разрушенное, затерянное в глубине сырой долины Солиньи, что в Нормандии.
        Это место напоминало пустыню, нездоровую низину, где из земли поднимались ядовитые пары. Там стояло несколько разбросанных строений, в которых жили семеро монахов, полностью предоставленные самим себе. Но, впрочем, они не грустили. Они перестали думать о Боге, да и как можно было о нем думать, если церковь заваливалась, а большая часть кровли протекала? В хорошую погоду они играли в шары и принимали у себя бойких бабенок, благодаря которым время проходило вполне приятно.
        Приезд аббата оказался для них как гром среди ясного неба, и странным монахам пришлось выбирать: либо уехать с несколькими су в кармане, либо вернуться к исполнению своих обязанностей с принятием образа жизни, установленного аббатом де Рансе. Все выбрали отъезд… после неудачной попытки извести мешающего им. И Рансе остался жить один, совершенно один, до тех пор пока два монаха, привлеченные его аскетическим одиночеством, не пришли к нему.
        И аббатство начало постепенно подниматься из руин. Приезжали люди, заранее готовые к новым правилам, которые, по сути, были старыми: возвышенными, тяжелыми, как у святого Бенедикта, требующими тишины и каждодневной работы. Аббат де Рансе не давал себе послаблений, и в своей сырой пустыне, среди серо-зеленых озер и туманов, он сумел создать убежище для израненных душ и для тех, кто, стремясь к Богу, выбрал отречение от мирской суеты.
        «Я не вижу другой двери, в которую стоило бы стучать, кроме двери монастыря», - написал он королю вместе с просьбой утвердить его действительным аббатом Траппа. Мало-помалу он обрел мир в душе, пребывая в посте и воздержании, в смиренном труде своими руками, находясь лицом к лицу с вечностью и небытием, в постоянном поиске Бога. Пепел этой сгоревшей души через какое-то время зажжет маяк, лучи которого достигнут границ христианского мира.
        «Закроем глаза, о душа моя! Отстранимся от всего мирского, чтобы мы не видели его и не были видимы оттуда…» Такова была его молитва.
        Аббат де Рансе, крестным отцом которого был сам кардинал де Ришелье, скончался в Траппе 27 октября 1700 года. А замок Веретц после него перешел к семейству д’Эгийон…
        В наши дни замок превратился в очень приличный отель.
        Виллетт (Villette)
        Венера-лицеистка
        Слабость, твое имя - женщина.
        Шекспир
        «Восхитительный пейзаж, очаровательное общество, все таланты в совокупности с красотой девушек, музыка, живопись, латинский, греческий, все языки, все науки». Так говорил в последней четверти XVIII века один безусловный поклонник прекрасного замка Виллетт и его обитателей маркиз де Груши, представитель древнего нормандского рода. Говорили, что один из его предков сопровождал Вильгельма Завоевателя. У него была жена и трое детей. Старшей была Софи, главная героиня этой истории. Затем шел Эммануэль, что служил телохранителем у короля Людовика XVI, а потом стал тем самым маршалом Груши, которого напрасно ждал при Ватерлоо император Наполеон. И, наконец, младшей была Шарлотта.
        Все жили весело в этом прекрасном замке, построенном в окрестностях Мёлана: в большом доме, стоящем в конце аллеи из старых лип, в доме, который мог бы показаться почти простым, если бы рядом не было великолепного парка с водопадами и фонтанами.
        Но в декабре 1786 года все в доме говорили только о Софи: она должна была выйти замуж, и это замужество стало предметом для оживленных разговоров в городе и в деревне, в интеллектуальном мире науки, вплоть до самой Академии, откуда даже решили послать на свадьбу специальную делегацию: «представителей набрали в классе геометрии и астрономии». Искали самых достойных, причем не только из Академии наук, но и из Французской академии, ибо жених был очень представительным ее членом.
        Кто же был этот жених? Его звали Жан-Антуан де Карита, маркиз де Кондорсе, и это был великий ученый, автор блестящих исследований о расчете интегралов и по алгебре, о котором сам Вольтер сказал, что это «человек, более всего необходимый Франции». Можно себе представить эмоции, которые вызвал тогда подобный союз, на который век Просвещения отбросил свои последние лучи, прежде чем погрузиться в кровавую купель Революции.
        Как минимум, можно сказать, что жених и невеста вряд ли соответствовали друг другу по возрасту. Софи, которая первоначально служила канониссой в Нёвилль-ле-Дам, что в Домбе, была девушкой двадцати двух лет. Она была прекрасна: живое личико, огромные черные глаза, яркие и очень умные. Кондорсе было сорок три, но выглядел он неплохо. Но даже не в этом крылось главное удивление и смятение. Просто математик, который собирался жениться, выглядел человеком, который нарушает основополагающий принцип. Если ты математик, то ты не должен совершать то, что великий д’Аламбер называл «кувырком».
        Во всяком случае, Кондорсе делал это сальто, и двигала им при этом любовь. Он любил Софи до такой степени, что отказался от всякого приданого. Он довольствовался простой словесной договоренностью. Со своей стороны, Софи, похоже, тоже любила своего математика, хотя многие поговаривали о ее склонности к Лафайетту.
        28 декабря 1786 года в часовне Виллетта кюре Кондекура благословил пару в присутствии огромного стечения народа. Лафайетт был свидетелем. После этого Софи без особых проблем покинула свой прекрасный дом и перебралась в Монетный двор, где ее муж был директором. Она была очень счастлива и, прежде всего, безмерно горда. А потом, Виллетт находился так близко! И она часто ездила туда вместе со своими друзьями.
        Их было множество, этих ее друзей, и самыми известными из них считались мадам де Сталь, Бомарше, Франклин, Неккер, Лаплас, Вольнэ, Кабанис (он в один прекрасный день женится на ее младшей сестре Шарлотте), Тюрго, Д’Аламбер, Мирабо… То есть это были все те, кого Париж называл великими, блестящими и благородными, поскольку все они мечтали о свободе и приветствовали зарождение Революции, которая казалась им чем-то светлым. Примерно эти же чувства разделяла и вся семья де Груши, а молодой Эммануэль де Груши даже вступил в республиканскую армию.
        Что касается молодой семьи, то у Кондорсе все складывалось хорошо. Софи родила маленькую Элизу, которая, несмотря на злые языки, и это следует признать, очень походила на Кондорсе. Но злые языки все не унимались. Софи была так красива, что Анахарсис Клоотс[16 - Анахарсис Клоотс (настоящее имя Жан-Батист, а имя Анахарсис он принял, увлекшись идеями Античности) (1755 -1794) - политический деятель времен Великой французской революции, философ-просветитель и активный публицист.] прозвал ее «Венерой-лицеисткой», и она всегда имела вокруг себя множество обожателей, что постоянно вызывало разговоры о пресловутой разнице в возрасте. Но это не подрывало спокойствия ученого, и, когда приходило лето, все переезжали в Виллетт, где гостеприимство маркиза всегда было безупречно.
        Естественно, ни один из членов семьи и не думал эмигрировать. Кондорсе стал членом Законодательного собрания и Конвента. Но казнь короля сразу же сбросила его с вымышленных заоблачных высот в кровавую реальность. Революция, которая убивала всех вокруг, не могла быть его делом. Но, увы, очень скоро она раздавила колесами своей безумной колесницы и его самого. 8 июля 1793 года, после падения его друзей жирондистов, Кондорсе должен был быть арестован по доносу Шабо. Его вовремя предупредили, и он укрылся сначала у мадам Гельвеций, потом у вдовы скульптора Франсуа Верне, в доме № 15 по улице Сервандони. Там он оставался до 25 марта 1794 года, и там он написал свой «Набросок о прогрессе человеческого разума», трактат, ставший доказательством того, что даже в изгнании он оставался возвышенным в своих чувствах…
        Когда революционный террор достиг апогея, чтобы не ставить под угрозу тех, у кого он жил, Кондорсе ушел с улицы Сервандони и пошел искать себе новое убежище, но не смог его найти. Его арестовали в Бур-ля-Рен, и он в конце концов отравил себя в тюрьме, чтобы избежать ужасов гильотины. И лишь после Термидора[17 - Термидор - государственный переворот 27 июля 1794 года (9 термидора II года по республиканскому календарю) во Франции, приведший к свержению якобинской диктатуры и установлению власти Директории.] Софи, которая жила, как могла, рисуя небольшие портреты и другие произведения живописи, узнала о смерти мужа, которого она до того считала бежавшим в Швейцарию.
        Боль ее была очень глубока, и спадала она медленно. И именно в Виллетт она приехала с дочерью искать, нет, не забвения, а нового спокойствия. Там ничего не изменилось, кроме, наверное, того, что жизнь стала не такой широкой, но семейное тепло - это было как раз то, что нужно было молодой женщине. И один за другим старые друзья вновь вспомнили дорогу в замок, где по-прежнему проживал ее отец.
        Директория, со всеми ее глупостями и аппетитами, способствовала тому, что революционный кошмар был забыт. Софи, как и многие другие, дала этому вихрю увлечь себя. И вот она вновь полюбила. Но на этот раз со страстью, до потери сознания. К сожалению, получилось плохо. Точнее, она попала не на того человека.
        Объектом ее любви стал Майа-Гара, племянник члена Конвента Жозефа Гара и брат известного певца. Это был маленький баск, худой и темноволосый, яркий, как молния, но наделенный неисчерпаемой болтливостью, страшным нахальством и парой глаз, сводивших с ума окружавших его дам. Тщеславный, как павлин, он чувствовал в себе литературные задатки и думал сделать карьеру в журналистике.
        Завоеванная с первого взгляда, Софи влюбилась в него со всей страстью и вскоре стала его любовницей - к бесконечному изумлению своей сестры Шарлотты, брата и верных друзей, которые ничего не могли понять. И они все начали делать ей осторожные замечания в форме мягкого предупреждения.
        Софи была слишком утонченна, чтобы не понимать этого, и, опасаясь шокировать своего старого отца, она приобрела в Мёлане, недалеко от Виллетта, остатки древнего монастыря. Там она могла свободно принимать своего любимого Майа, которому она писала такие вот страстные письма:
        «Я пойду на эту красивую освещенную солнцем террасу, чтобы думать о тебе, удерживая тебя в своем сердце».
        Или вот еще:
        «Если когда-либо существовала на земле женщина, которой все в мире было бы дано, все самое интимное и во всей полноте, то, без сомнения, эта женщина - я».
        К сожалению, вся эта страсть была чистейшей потерей времени. Софи не знала, что ее любимый Майа постоянно изменял ей и даже приводил некоторых из своих завоеваний в квартиру, которую содержала мадам де Кондорсе, чтобы проводить там несколько недель зимой. Среди тех, кто побывал там, назовем, прежде всего, Эме де Куаньи, бывшую герцогиню де Флёри, бывшую Молодую Узницу несчастного Андре Шенье, готовую уже стать бывшей графиней де Монрон[18 - См. историю про замок Марёй-ан-Бри.]. Это было одно из самых творческих созданий, которые только могли встретиться в жизни, плюс она была очень красива. Софи, считая ее своей подругой, приглашала эту женщину к себе в сопровождении Гара. Но настал день, и она узнала, как жестоко использовали эти двое ее гостеприимство, ее любовь и дружбу. И тогда мадам де Кондорсе закончила с этой позорной любовью, и сделала она это с большим изяществом и великодушием.
        К счастью, год спустя пришла другая любовь, и она залечила раны от бесконечных процессов против Майа-Гара, который не постеснялся продать письма Софии коллекционеру. На этот раз речь шла об ученом-ботанике Клоде Форьеле, рядом с которым очаровательная маркиза де Кондорсе и прожила оставшиеся ей несколько лет своей жизни.
        Она умерла в Париже, в воскресенье, 8 сентября 1822 года, после тяжелой болезни, и похоронили ее на кладбище Пер-Лашез.
        Виллетт, видевший свадьбу Элизы де Кондорсе с ирландским генералом О’Коннором, перестал принадлежать семье Груши в 1816 году, став собственностью дочери Фуше, графини Ля Барт-Терм. Добавим также, что замок, построенный в XVII веке графом д’Оффрэ, был впоследствии перестроен архитектором Жюлем Ардуэн-Мансаром, которому обязаны все водопады и бассейны, которые сейчас придают столько прелести этому прекрасному старому дому.
        В настоящее время замок превращен в отель.
        Во-Ле-Виконт (Vaux-Le-Vicomte)
        От смертельного праздника до герцога-убийцы
        О, нимфы милые, чар ваших прелестью,
        Приютом сим - ему обязаны вы всем.
        Спешите же, едва услыша звук его шагов,
        Смягчить Луи и храбрости его лишить затем.
        Жан де Лафонтен
        Когда в 1641 году Николя Фуке, которому тогда было двадцать шесть лет и который служил советником в Парламенте, купил владение в Во площадью примерно шесть тысяч гектаров, никто и не подумал удивиться. Земля и связанный с ней титул поставили последнюю точку, стали кульминацией созданного мощного семейного состояния. В то время Фуке только что получил наследство от своего отца, бывшего судовладельца из Нанта, государственного советника и бывшего посла в Швейцарии. Кроме того, он стал совладельцем острова Орлеан и де Бопре, в Канаде, поскольку он был одним из тех, кто верил в будущее огромных земель за Атлантическим океаном.
        Во представляло собой отличную инвестицию для успешного наследника, и молодой Николя надеялся, когда придет время, сделать это владение символом своего блестящего успеха. Он уже был одним из самых молодых и самых известных судей, как по своему положению, так и по впечатлению, которое он производил на окружающих. В самом деле, немногие люди были до такой степени привлекательны.
        Это восхождение началось в тот день, когда Фуке стал другом кардинала Мазарини. Министр быстро распознал деловые качества молодого судьи. Произошло их взаимовыгодное объединение, и очень скоро все стало позволено Николя Фуке.
        Сначала он был поставщиком для армии, затем стал государственным министром (в 1653 году), а затем - управляющим финансами, совместно с другим суперинтендантом - Сервьеном. Одним-единственным он стал всего лишь через шесть лет. В то время, как и его отец, он очень заинтересовался торговлей с территориями по ту сторону Атлантики и стал способствовать расширению торговли с заморскими островами. Наконец, его брак с Мари-Мадлен де Кастий принес ему огромное приданое.
        Таким образом, уверенный в своих доходах, Николя Фуке решил возвести в Во некий великий символ своего благосостояния, и в 1656 году строительство замка, ставшего потом причиной его падения, началось. Ускоренное строительство - если учитывать тот факт, что оно длилось всего три года.
        Для пущего блеска Фуке купил и уничтожил в Во три деревни. В течение нескольких месяцев тысячи рабочих (восемнадцать тысяч) рубили лес, облагораживали природу, укрощали воды путем сооружения потрясающих гидротехнических систем. Сады были спланированы тогда еще совсем молодым и неизвестным Ленотром. Что же касается замка, можно даже сказать - дворца, то им занимались два других тогда еще совсем неизвестных человека - архитектор Ле Во и художник Лебрен. Потолки последнего прославили белку, ставшую символом Фуке, и его нагловатый девиз: Quo non ascendam? (Куда я только не заберусь?)
        Фуке постоянно приезжал из своего имения в Сен-Манде, чтобы следить за работами, за возведением того, что он скромно называл своим «домом в полях». Иногда он привозил туда свою жену, но чаще, пожалуй, своих подруг - маркизу де Севинье, мадемуазель де Скудери и особенно свою любимую любовницу маркизу дю Плесси-Белльер.
        Когда строительство замка было завершено, он организовал там несколько праздников. В честь Мазарини, который находился на пути в Испанию, где должен был провести переговоры о браке короля, в честь короля Англии и некоторых других. Но в 1661 году кардинал Мазарини умер. Фуке, все надежды которого вращались вокруг фигуры премьер-министра, не учел, что во время последнего разговора с молодым королем Людовиком XIV кардинал не только отказался от него, но и порекомендовал королю своего интенданта, которого звали Кольбером… и который яростно ненавидел Фуке. Очень скоро управляющий финансами почувствовал охлаждение, но он еще не понял, до какой степени скандальным стало выглядеть его состояние. О чудесах, творившихся в Во, много говорили, и вот в августе 1661 года король проявил намерение посетить замок.
        Мудрость, несомненно, посоветовала бы Фуке чуть приуменьшить роскошь. Но он, напротив, еще больше увеличил ее. Для королевского приема он мобилизовал все свои сокровища: шесть тысяч тарелок и пятьсот подносов из серебра, а для королевского стола - пять сотен тарелок плюс бесчисленные чашки и кубки из чистого золота. Он собрал всех своих придворных писателей и поэтов. Все они были до того неизвестными: Мольер, Лафонтен, Люлли… Повсюду были размещены самые редкие цветы, которые тут же заменяли, как только они начинали вянуть. В саду был построен новый театр, новые фонтаны.
        К сожалению, все это не удостоилось даже улыбки молодого короля. Наоборот, с развитием праздника его лицо все более и более темнело. И все из-за того, что в памяти его возникали гораздо менее блестящие образы его собственного жилища: старый Лувр, сырой и ветхий, с бедной мебелью. Необитаемый дворец Тюильри, пустынный и негостеприимный замок Сен-Жермен, где во время Фронды он был вынужден скрываться, чтобы избежать гнева восставших в Париже, и где ему приходилось спать на соломе. К этому добавлялись воспоминания о дырявом белье, о слишком коротких костюмах, о королевской нищете, плохо скрываемой под мантией, о нищете на фоне того, как Мазарини сколачивал себе состояние, часть которого так неосмотрительно демонстрировал теперь Фуке.
        Но Мазарини, умирая, оставил королю своего человека, поставив свою семью под защиту, а в это время ярость юного короля против расточительности, против сверкающего всеми цветами радуги дворца все росла и росла. Он знал, что рожден для того, чтобы построить новый век, он хотел, чтобы его правление было великим. И он не мог принять ту унизительную тень, в которую его отбрасывал Фуке. Кроме того, ему постоянно говорили, что государственные сундуки пусты, а посему он не мог допустить такого состояния у одного из своих слуг. Это чувство, возможно, и не столь благородно, но от этого оно не становится менее человеческим.
        Кроме того, Фуке в довершение ко всему еще сделал «предложение услуг» молодой Луизе де Лавалльер, к которой, похоже, имел живую склонность сам король. Это стало последней каплей, которая переполнила сосуд королевского терпения.
        Людовик XIV лишь один раз спал в роскошной комнате, приготовленной для него. На следующее утро он отбыл, не сказав слов благодарности. Три недели спустя, в Нанте, где он присоединился к королю, чтобы поучаствовать в заседании Генеральных Штатов Бретани (при этом он купил и превратил в неприступную крепость остров Белль-Иль), Фуке был арестован знаменитым капитаном мушкетеров по имени д’Артаньян. В закрытой карете тот быстро отвез заключенного в Анже.
        Суд был начат в Арсенале, 4 марта 1662 года, под председательством Ламуаньона, и он продолжался до 20 декабря 1664 года. Он был одним из самых горячих и самых любопытных в истории. Наверное, было очень трудно сориентироваться в запутанных счетах Фуке, но было очевидно, что в деле большую роль сыграла всеобщая ненависть, и судьи пришли к заключению, что управляющий финансами нашел все свое состояние исключительно в государственной казне. Но не один, ибо Мазарини использовал ее гораздо больше, чем он.
        Но ответственность от этого не стала менее тяжелой: приговором было пожизненное тюремное заключение в крепости Пиньероль в Пьемонте, куда д’Артаньян отвез заключенного и после этого не оставлял ни на минуту. Семья была лишена всего. На Во был наложен арест, и очень хотелось бы ради красоты истории сказать, что король не присвоил себе большую часть имущества побежденного. К счастью, состояние мадам Фуке трогать не стали, и несколько лет спустя она смогла выкупить Во. А после смерти сына она продала его маршалу де Виллару, который купил замок, даже не видя его, будучи без ума от подобного приобретения.
        «Невеста слишком красива, - сказал он, - и она стоит дорого. Слишком много водопадов и фонтанов!»
        Тем не менее для своей молодой и красивой жены он обставил мебелью пустой замок и развесил повсюду большие картины с изображением своих собственных побед. Возможно, чтобы произвести впечатление на молодую жену, которая ему явно изменяла. Король Людовик XV однажды приехал в Во, но он не остановил маршала. А в 1763 году наследник героя продал Во Сезару-Габриелю де Шуазель-Праслену, морскому министру, который после опалы своего двоюродного брата Шуазеля отправился туда в собственную ссылку.
        Один из его потомков, герцог Теобальд, при Луи-Филиппе (замок едва избежал сноса в годы Террора) поручил Висконти восстановить квартиры. Но у него не хватило времени закончить эту работу.
        Женившись на Фанни Себастьяни, дочери маршала и товарища императора, герцог произвел на свет девятерых детей. Но рождение двух последних нанесло серьезный ущерб здоровью герцогини, страдавшей ожирением и варикозным расширением вен, которые стали причиной двух флебитов. К этому добавился корсиканский характер, и все это сделало ее весьма тяжелой спутницей жизни. В результате детьми занималась гувернантка, и, возможно, никакой драмы бы и не произошло, если бы в дело не вмешалась некая Генриетта Делюзи-Депорт, 1 марта 1841 года въехавшая в роскошный особняк в предместье Сент-Оноре, бывший парижской резиденцией Прасленов.
        В эту Генриетту герцог влюбился с такой страстью, что ему стало просто необходимо отделаться от своей жены. 17 августа 1847 года, после ужасной сцены, в которой Теобальд тщетно умолял свою жену, герцогиня была убита в своей комнате тридцатью ударами кинжала. Вина мужа была очевидна, и герцог был арестован, заключен в Люксембургскую тюрьму, а там 24 августа он отравился, дабы избежать гильотины. После этого в Во стало тихо, и замок был почти заброшен - до того момента, как в 1875 году Альфред Соммьер, владелец крупных сахарных заводов, купил его и придал ему, с талантом великого покровителя, тот внешний вид, что мы теперь можем увидеть.
        Имение в настоящее время является собственностью графа Патриса де Вогюэ, который в 1967 году получил его в качестве свадебного подарка от своего отца, племянника Эдма Соммьера, умершего без потомства.
        Гробуа (Grosbois)
        Бриллиант по имени Санси
        В серьезных делах люди выказывают себя такими, какими им подобает выглядеть; в мелочах - такими, какие они есть.
        Шамфор
        Есть такие замки и дворцы, чья судьба непрерывно связана с женщинами, как, например, Шенонсо или Ане. Но есть и другие, которые были построены мужчинами, и женская рука не принимала в их оформлении никакого участия. Таков, в частности, Гробуа, построенный мужчинами исключительно для мужчин, где жили только представители сильного пола. Все они без исключения оставили свой след в истории Франции.
        То были королевские владения, окруженные густым лесом, где монархи обычно охотились. Только лес и ничего более. Лишь изредка там встречались места для привалов, где охотники любили попировать и восстановить свои силы. В прежние времена Иоанн II Добрый был завсегдатаем этих мест, и он охотился там на оленей и кабанов.
        Лишь в конце XVI века началось строительство дворца. Дворца, которому еще далеко было до нынешних размеров: было построено лишь центральное здание, но оно понравилось Раулю Моро, который в 1580 году решил украсить его крышу.
        Преданный слуга королей из династии Валуа, Рауль Моро совсем не пользовался новым дворцом. Там стал проживать его зять Николя де Арле, барон де Санси, женившийся на дочери Моро. Вот ему-то предстояло наделать шума. То был любопытный мужчина: одновременно ловкий дипломат, искусный делец, хороший солдат в военное время, прекрасно воспитанный и чертовски богатый. Также он был не особо щепетилен в вопросах религии. Протестант по происхождению, он не замедлил сменить веру, чтобы уцелеть в Варфоломеевскую ночь. Разрешение молиться Богу на французском ему казалось менее ценным, чем собственная жизнь. Когда опасность миновала, он быстро вернулся к своим изначальным убеждениям, и то было обстоятельство, на которое король Генрих III, которому тот был безгранично предан, не обращал особого внимания. Эту преданность он великолепно доказал в 1589 году.
        После казни герцога де Гиза король безуспешно пытался защитить свое королевство, атакованное со всех сторон представителями Священной Лиги и фанатиками беспокойного дома герцогов Лотарингских, ведомыми сестрой и братом Меченого. Чтобы успокоить всех этих подонков, Николя де Арле предложил лучшее ударное средство в Европе: швейцарцев. Несколько батальонов из Швейцарии быстро бы навели порядок во Франции. К сожалению, швейцарцы стоили дорого, а денег у короля больше не было.
        Тогда Арле совершил самоотверженный поступок: у него был бриллиант, сказочный бриллиант, принадлежавший ранее Карлу Смелому, а затем королю Португалии. У этого бриллианта было и свое собственное имя: Санси. Он собирался отдать его Швейцарии, чтобы получить двенадцать тысяч отборных бойцов из местных кантонов.
        На первый взгляд ничего сложного в этом не было. Однако дороги были опасны, поэтому переправить сказочный бриллиант из Гробуа в Солёр представлялось делом весьма сложным. Малейшее сопровождение могло привлечь внимание, потому лучше всего было поручить это дело одному человеку с неприметной внешностью. Таким человеком Арле располагал: его, уроженца Швейцарии, звали Германн. Этот пожилой человек родом был как раз из Солёра, где он и хотел бы окончить свои дни.
        И вот Германн отправился домой в небольшой карете, какая полагается слуге, вышедшему на пенсию и направляющемуся домой. Бриллиант спрятали в его одежду. Арле де Санси ни на секунду не сомневался в своем слуге: тот был человеком преданным и честным. Однако по истечении пятнадцати дней появился первый повод для волнения: от слуги не поступало никаких новостей не только из Швейцарии, но даже и из Дижона и Понтарлье, через которые Германн должен был проезжать.
        Тогда де Санси сам поехал по его следам, но остановился в Дижоне, потому что и сам Германн дальше не уехал: он скоропостижно скончался в результате болезни. Хозяин постоялого двора передал де Санси вещи покойного, сказав, что, будучи при смерти, Германн попросил глубоко его не закапывать, чтобы его хозяин мог переправить его останки на родину, как он ему всегда обещал. Тут-то владельца бриллианта и озарило: Германн проглотил Санси, чтобы до последнего охранять его.
        Николя де Арле довершил начатое путешествие и привел двенадцать тысяч швейцарцев… Но было слишком поздно. Короля Генриха III убили. Наследником стал его шурин, король Наварры, ставший Генрихом IV. Будучи протестантом, он страдал от тех же проблем, что и погибший король: Священная Лига и герцоги Лотарингские превратили отдельные стычки в настоящую религиозную войну. Он воспользовался услугами швейцарцев и, став королем Франции, назначил Николя де Арле суперинтендантом финансов. Как и сам Генрих, Арле де Санси вновь отрекся от протестантизма.
        И он все-таки вернул себе свой прекрасный бриллиант, но вследствие различных дипломатических миссий ему пришлось его продать королю Англии Якову I, который подарил его своему фавориту герцогу Бекингему. Мазарини выкупил его и вставил в королевскую корону.
        В 1619 году Гробуа приобрел Шарль де Валуа, граф Овернский, а затем герцог Ангулемский. Он унаследовал дворец, потому что у Арле де Санси потомков не было. Незаконный сын короля Карла IX и Марии Туше, он родился 18 апреля 1573 года в замке Файе, что находился в исторической области Дофине. На тот момент ему было сорок пять лет, и он коренным образом перестроил дворец. Герцог добавил ко дворцу два крыла, причем весьма оригинальным способом: не имея денег, он не нашел ничего лучше, чем отправить своих подданных грабить путешественников, проезжавших мимо его владений. Это позволило ему с опозданием оплатить расходы и значительно увеличить Гробуа.
        Бесспорно, он тоже был выдающимся человеком. Определенный к церковной службе, он стал аббатом Ля-Шез-Дьё в двенадцать лет и главным настоятелем Мальты в шестнадцать лет, правда, ненадолго. Не слишком увлеченный религией, он покинул орден, никогда туда больше не вернувшись. Юноша предпочел ему королевский двор, где его дядя Генрих III оказал тому восхитительный прием и осыпал милостями: будучи графом де Клермоном и Овернским, он также стал бароном де Ля Тур, графом де Ля Шез-Дьё, де Лораге, де ля Ланд-Маж и де Каркассон - и все это за один день.
        Как и Арле де Санси, сначала он преданно служил Генриху IV, стал губернатором кучи провинций, а затем и графом д’Алем, женившись в Пезенасе на симпатичной дочке де Монморанси. Однако любил он не ее, любил он ее сводную сестру Генриетту д’Антраг, ставшую любовницей Генриха IV в надежде однажды получить корону Франции.
        Генриетта была отпетой интриганкой, и Шарль поддерживал ее во всех начинаниях: он даже устроил заговор против короля, когда тот женился на Марии Медичи. Приговоренного к смерти Шарля в последний момент спасла его тетя Диана Французская, которая завещала ему герцогство Ангулемское. Но герцогу пришлось провести в тюрьме еще четырнадцать лет. Из Бастилии его в 1619 году вызволил король Людовик XIII, после чего тот, соскучившись по вольным просторам, сразу же купил Гробуа.
        Как уже было сказано, он с рвением посвятил себя своим владениям, куда часто приезжал поохотиться сам король. С ним Гробуа наконец-то познал прелести светской жизни. Новый хозяин любил принимать гостей, уважал искусство. Жена разделяла его взгляды, и они вели размеренную жизнь, лишь изредка прерываемую визитами ее «любимой» сестры, дородной женщины, ставшей маркизой де Вернёй. Из-за ее смерти Шарль переживал больше, чем из-за смерти жены. Однако после всего этого он продолжал держать во дворце одну или двух любовниц, потому что, несмотря на возраст, он оставался красивым и привлекательным мужчиной: высоким, черноволосым, с печальными глазами, в которых время так и не погасило яркий огонь.
        Он сохранил такой успех у женщин, что в возрасте семидесяти одного года женился на двадцатиоднолетней красотке. Пятьдесят лет разницы не стали помехой двум влюбленным, потому что Франсуаза де Нарбонн была без ума от своего жениха. Да и тот не отставал. В первый раз за долгое время он влюбился как мальчишка, чье сердце бешено стучит в груди, охваченный надеждами и глупыми страхами. Чтобы оставить воспоминания о свадьбе, хозяин Гробуа заказал художнику Абрахаму Боссу роспись на стенах большого зала, сейчас служащего столовой. На ней можно увидеть супругов на свадебном балу во всем их блеске. Они жили счастливо на протяжении шести лет, пока 24 сентября 1650 года Шарль Ангулемский не скончался в своем парижском доме.
        В начале XVIII века хозяином Гробуа опять стал один из Арле, но из родственной ветви. Однако тот был так же оригинален, как и предыдущий. Ашилль де Арле, граф де Бомон и первый председатель парижского парламента, был «маленьким худым энергичным человеком с ромбовидным лицом, большим орлиным носом и красивыми пронизывающими глазами, которые видели человека насквозь». К тому же он был умен. На первых же заседаниях парламента Ашилль де Арле обрел уважение коллег. Читая доклад, он заметил, что часть слушателей спит, а другие говорят о чем-то своем, даже не понижая голоса. Тогда он прервал выступление и посреди наступившей тишины сказал:
        «Если бы господа, которые болтают, вели бы себя так же тихо, как и спящие, то они не мешали бы тем, кто слушает».
        И это было только начало. Став первым председателем в 1689 году, он принял у себя делегацию прокуроров, которые захотели просить его протекции, на что Ашилль де Арле ответил:
        «Протекция? Жулики ее не получат, а честные люди в ней не нуждаются».
        Также граф был умелым придворным: чтобы понравиться Людовику XIV, он провел кампанию по узакониванию внебрачных детей великого короля. Дети были узаконены, а граф получил признательность Короля-Солнце.
        Ашилль де Арле женился на мадемуазель де Ламуаньон скорее по велению ума, чем сердца. Его единственная цель состояла в том, чтобы произвести на свет сына. И благородная дама успешно выполнила эту задачу, прежде чем отойти в мир иной. Ее уже не было на свете, когда Арле стал владельцем Гробуа. Лишь сын сопровождал председателя. Сын, появления на свет которого он так ждал, но которого так возненавидел со временем. Ашилль-старший обращался с Ашиллем-младшим, «как с негром». В течение долгих месяцев можно было наблюдать, как они сидели по разные стороны длинного стола, не разговаривая друг с другом и общаясь лишь через записки, передаваемые слугами.
        В 1731 году у дворца появился новый хозяин: маркиз де Шовелен, который не обращал внимания на женщин, зато очень любил дворец.
        Дипломат, а затем министр иностранных дел, Шовелен был не только чиновником, но и человеком, любящим хорошо провести свободное время. Зависть министра, кардинала де Флёри, лишила его на время этих прекрасных владений. Но дружба с Людовиком XV, его сотрапезником и компаньоном по проведению досуга, вернула ему дворец на двенадцать лет. Однако вечером 1750 года при игре в карты с королем в Версале маркиз внезапно бросил карты и мертвым свалился на стол - к великому расстройству Людовика XV, который очень переживал из-за этой смерти. После того как его сын покинул этот мир, дочери продали Гробуа финансисту Пейранку де Мора, бывшему цирюльнику, ставшему мультимиллионером благодаря системе Лоу, но оставшемуся человеком с хорошим вкусом - ему мы обязаны великолепным особняком Бирона, где в настоящее время находится музей Родена.
        Однако юный Пейранк де Мора не смог оставить себе Гробуа, потому что его страстно желал приобрести один принц крови. Граф Прованский, беспокойный брат Людовика XVI, мечтал об этих владениях. Соответственно, и речи быть не могло об отказе. Такая же история произошла с маркизом де Брюнуа, у которого тот перекупил за баснословные деньги дворец, который на настоящий момент разрушен. Лишь революция и фантастическая наполеоновская эпопея смогли сделать из этого неприятного и опасного человека короля Людовика XVIII, отвечающего за свои поступки.
        А в начале революции Месье был изгнан из Гробуа, который был продан, как национальное достояние. Но опасность миновала, и у дворца появился новый хозяин: член Директории Баррас, которого прозвали «Королем подонков».
        Этот бывший королевский придворный был виконтом и племянником адмирала Барраса, который был одним из руководителей американских войск в Войне за независимость США. Как и многие другие, он бросился в революционную бурю ради собственной выгоды. Член Конвента со стороны монтаньяров, виконт проголосовал за смерть короля и участвовал в революционном терроре. Потом он добился руки сестры знаменитой графини де Ля Мотт, что украла пресловутое колье королевы. Но следует сказать, что именно благодаря его усилиям и усилиям Талльена был сброшен Робеспьер и кровавый террор окончился.
        Баррас устраивал в Гробуа великолепные праздники. На них задавала тон мадам Талльен, великолепная хозяйка дворца. Но там выделялась еще и юная креолка, гражданка Богарне, любовница Барраса, которую тот потом почти насильно заставил выйти за юного корсиканского генерала Наполеона Бонапарта.
        Государственный переворот 18 брюмера ознаменовал падение Барраса, и скрепя сердце тому пришлось продать Гробуа за половину реальной стоимости генералу Моро, сопернику Бонапарта, одному из самых известных генералов того времени и идолу зарейнских армий.
        Моро также женился на креолке, великолепной Эжени Юло, и, будучи без ума от нее, решил подарить ей почти что королевский дворец. Они прожили там несколько месяцев, но Гробуа не переносил, когда в нем хозяйничала женщина. Моро, ослепленный ненавистью к Бонапарту, дал вовлечь себя в роялистский заговор генерала Пишегрю, который часто навещал Гробуа. Благодаря ему однажды январской ночью 1804 года на бульваре Мадлен Моро повстречался со знаменитым бретонским заговорщиком Кадудалем. Они могли бы поладить, ибо оба были отважны и обладали чувством чести. Но Моро не смог понять собеседника, который к тому же оказался более чистым и благородным, чем он сам. Генерал же хотел работать для собственного блага, а не на Бурбонов. Короче, к согласию они так и не пришли, но на Моро все же донесли. Месяц спустя его арестовали и препроводили в Тампль.
        Несмотря на грозившую ему опасность, Наполеон показал себя милосердным человеком: он отправил Моро вместе с семьей в Америку. Став императором, Наполеон выкупил все его имущество по себестоимости, но не для себя. Он объявил Фуше, который и сам был бы не прочь завладеть дворцом, ведь он проживал там одно время: «Сообщите мадам Бернадотт (Дезире Клари)[19 - Дезире Клари (1777 -1860) была невестой Наполеона, а потом, после его женитьбы на Жозефине, вышла замуж за Жана-Батиста Бернадотта, будущего наполеоновского маршала и будущего короля Швеции (под именем Карла XIV Юхана). Ее сестра Жюли Клари стала женой старшего брата Наполеона Жозефа Бонапарта.], что я отдаю ей дом на улице Анжу, а Бертье - что я ему дарю Гробуа».
        Получив дворец, маршал Бертье, в будущем принц Ваграмский, не привел туда супругу, зато поселился в нем с маркизом и маркизой Висконти - они стали вести хозяйство на троих. Залы дворца наслушались всякого, потому что красивая Анжела Висконти к тому времени успела расцвести и обзавестись невыносимым характером. Завистливая и честолюбивая женщина, она злилась из-за того, что ее не пригласили в Тюильри.
        Двор для нее был закрыт по воле императора. Сказать, что он ненавидел маркизу, значит не сказать ничего: он питал к ней абсолютное отвращение. Даже мадам де Сталь занимала второе место в рейтинге неприязни императора - и это со времен взятия Милана армиями генерала Бонапарта в 1796 году.
        В свое время Висконти остановила свой выбор на захватчике и так рьяно преследовала генерала своими приставаниями, что тот приказал Бертье избавить его от нее. Несчастному это удалось, ибо он сам потерял голову от этой дамы, к великому неудовольствию Наполеона, который вовсе не об этом его просил.
        Недовольство переросло в ярость, когда Бертье и шагу не мог ступить без пары Висконти, которые прочно обосновались у него. Пришлось даже издать императорский указ, согласно которому маршал, князь Невшательский, в ожидании титула князя Ваграмского должен был жениться на такой же знатной даме: принцессе Елизавете Баварской-Биркенфельд. Свадьба состоялась 9 марта 1808 года.
        Казалось бы, теперь Висконти должна была удалиться. Но нет, хозяйство на троих таковым и осталось, когда маркиз покинул этот мир. Обе женщины поладили. Маркиза к тому времени перестала быть опасной, потому что увеличилась до непомерных размеров и стала малопривлекательной женщиной.
        Гробуа оказался последним французским пристанищем маленького Римского короля[20 - Сына Наполеона от его второй жены Марии-Луизы.] и его матери на пути в Вену. Бертье примкнул к Бурбонам, но, не выдержав мук совести после своего предательства, покончил жизнь самоубийством 1 июня 1815 года.
        В 1962 году имение приобрел Рене Балльер, председатель Общества по содействию коневодству во Франции, чтобы построить там центр по обучению лошадей для скачек.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        По воскресеньям и в праздничные дни с 14.00 до 17.00.
        Закрыт с 1 декабря по 15 марта (кроме групповых визитов). На втором этаже дворца находится музей, посвященный скачкам.
        http://www.cg94.fr/boissy-saint-leger/1268-boissy-saint-leger-chateau-de-grosbois.html
        Дампьерр (Dampierre)
        Любовь и заговоры
        Думаю, что мне предназначено быть предметом страсти сумасбродов.
        Герцогиня де Шеврёз
        В нынешнем виде дворец Дампьерр представляет собой здание из розового кирпича, белых камней и голубого сланца. Но не таким было жилище герцогини де Шеврёз, одной из королев Фронды, подруги Анны Австрийской и одного из любимых персонажей Александра Дюма. Впрочем, ее присутствие до сих пор чувствуется повсюду в этом грациозном и строгом дворце, построенном Франсуа Мансаром. Воспоминания об этой ослепительной женщине исключительной красоты и с тонким чувством вкуса хранятся в портретах, а также в тайнах, которые она оставила после себя. Мадам де Шеврёз любила Дампьерр. Здесь она прожила двадцать два года, покинув политическую сцену Франции, в расстановке сил на которой она сыграла такую заметную роль. Дампьерр воздал ей должное.
        Мария-Эме появилась на свет в декабре 1600 года. Она была лишена радости материнской любви, потому что Мария де Ленонкур, ее мать, умерла спустя два года после ее рождения. Такое детство, где ребенок оказывается предоставленным самому себе, не располагает к развитию добродетелей, а она к тому же еще была и от природы ветрена. Ее характер проявился в полной мере с течением времени.
        Ее отец Эркюль де Роган, герцог де Монбазон, был обер-егермейстером и пэром Франции, а также губернатором Парижа. Весьма завидным положением при дворе он был обязан своей глубокой преданности Генриху IV (он был подле короля, когда Равальяк нанес ему смертельный удар кинжалом) и юному Людовику XIII. Высокий, внушительный и сильный, как лев, Эркюль полностью соответствовал своему имени[21 - От фр. Hercules - Геркулес.]. К тому же он обожал женщин и, пораженный красотой своей белокурой девочки, баловал ее, позволяя делать положительно все. А все, чего она хотела, - это нравиться и быть любимой. И желаемое она уж точно получала, потому что всякого, кто ее видел, тут же охватывала непреодолимая страсть.
        Во времена своей молодости она писала: «Думаю, что мне предназначено быть предметом страсти сумасбродов». Глупостей она понаделала тоже немало, потому что в ней сидел демон-интриган, и он принес этой женщине много радости, но и немало неприятностей.
        В среду, 13 сентября 1617 года, в королевской часовне в Лувре Мария вышла замуж за Оноре д’Альбера де Люиня, вскоре ставшего герцогом де Люинем. Брак получился весьма выгодным, ибо невеста была намного более знатной, чем ее жених. То была благодарность Людовика XIII своему близкому другу, который помог ему избавиться от Кончини[22 - Итальянец Кончино Кончини был влиятельнейшим фаворитом Марии Медичи, матери Людовика XIII.], так что Роганы-Монбазоны не ошиблись в своем выдвиженце.
        В это же время Мария стала подругой Анны Австрийской. Обеим было по семнадцать лет. Но если одна была тихой, даже в чем-то пассивной, то вторая - полной жизни, пылкой и даже неистовой: «прекрасной плутовкой», согласно определению Таллемана де Рео.
        Ей не удалось войти в доверие к королю, поэтому она и решила привязать к себе королеву - к сильному неодобрению Людовика XIII. Робкий и замкнутый король казался ей легкой добычей. Но юной красавице не только не удалось соблазнить его своим поведением, она вызвала у него недоверие, которое переросло в антипатию, когда с королевой произошел несчастный случай. Вовлеченная безрассудной Марией в игры в большой галерее Лувра, та поскользнулась и упала, из-за чего у нее случился выкидыш. Ведь королю потребовалось четыре года, чтобы сделать этого ребенка, а затем понадобилось еще девятнадцать, чтобы повторить этот эксперимент.
        Итак, Людовик XIII ненавидел Марию, а та отплачивала ему той же монетой. Но на самой вершине Олимпа ее личных врагов находился кардинал де Ришелье.
        Годы не сглаживали их взаимную антипатию, скорее - наоборот. Мария стала вдовой в 1621 году, и ей понадобилось лишь четыре месяца, чтобы снова выйти замуж против воли короля, оплакивавшего смерть своего близкого друга де Люиня. Ее избранником стал герцог де Шеврёз из влиятельного дома де Гизов, владелец замка Дампьерр, который так понравился новоиспеченной герцогине. Людовику XIII, после выкидыша удалившему Марию от двора, пришлось ее вернуть. Об этом решении он потом жалел всю оставшуюся жизнь.
        Одержимая решимостью отомстить королю, которого она считала врагом, мадам де Шеврёз думала, что было бы забавно свести королеву с любовником и одарить короля парой великолепных рогов.
        На тот момент она сама была любовницей английского посла лорда Холланда, близкого друга герцога Бекингема. А всем было известно, и благодаря роману Александра Дюма эта история прославлена навечно, что Бекингем питал неутолимую страсть к королеве Франции.
        Мадам де Шеврёз, с которой он познакомился во время краткого визита в Англию ее мужа, Холланд, «один из самых красивых мужчин на планете, хоть и несколько женственный», доверял как самому себе. Он проживал тихо и уединенно в доме на улице Сен-Тома-дю-Лувр. В таких условиях ему с Марией было проще простого организовывать тайные встречи. И именно они организовали свидание Анны Австрийской наедине с Бекингемом в саду города Амьена.
        Эти свидания быстро прекратились, встретив отпор со стороны чрезмерно застенчивой королевы, но пылкий влюбленный продолжил с ней переписку из Лондона через посредника, и сейчас мы знаем, как Джон Фелтон спас Ла-Рошель и Францию, помешав высадке английского десанта, совершив убийство герцога, у которого не оставалось иных способов добраться до объекта своей страсти.
        На протяжении многих лет мадам де Шеврёз занималась интригами - как любовными, так и политическими. Она неустанно интриговала против Ришелье во времена Фронды, будучи одной из ее предводительниц, а затем и против Мазарини, также включенного в список ее врагов. Помимо Холланда, самого любимого ее мужчины, в числе ее любовных приключений значились граф де Море, королевский незаконный отпрыск, граф де Шатонёф, граф де Шале, которого ее интриги довели до нантского эшафота, герцог Карл IV Лотарингский и маркиз де Лег, и этот последний отыгрался на ней за всех остальных[23 - По словам известного мемуариста Луи де Сен-Симона, мадам де Шеврёз тайно вышла замуж за маркиза де Лега.].
        С приходом старости мадам де Шеврёз, как и многие другие бывшие кокетки, обратилась к религии. Она окончила свой бурный шестидесятичетырехлетний жизненный путь в старинном бенедиктинском монастыре в Ганьи, вдали от роскоши Дампьерра, находившегося во владении ее сына, отцом которого вовсе не был герцог де Шеврёз.
        От второго брака у нее рождались лишь девочки, потому она проделала ловкий трюк: добилась титула герцога де Шеврёз для своего сына от брака с де Люинем. С тех пор дом обладал двойным герцогским титулом.
        В то время как неутомимая герцогиня угасала в Ганьи, 12 августа 1679 года в Дампьерре праздновали свадьбу ее внучки Жанны д’Альбер де Люинь с графом де Веррю. Презренная, но благородная фамилия, которой было найдено не самое лучшее применение. Но, по меньшей мере, внучке было в кого уродиться. Замуж Жанна выходила в тринадцать лет, и она уже была красива, что позволяло предполагать, что она будет так же прекрасна и обольстительна, как и ее бабушка.
        Честно говоря, то была не ее вина. За юного графа де Веррю, представителя старинного семейства из Пуатье, эмигрировавшего в Савойю и ставшего одним из самых могущественных при дворе в Турине, ее выдали по расчету, а не по любви. Жанна видела угрозу своему браку со стороны семьи мужа, в особенности со стороны свекрови: богатая вдова была той еще ханжой и пользовалась духами и туалетными принадлежностями из церковных ризниц. Да, может быть, они и придавали ей святости, только вот их запах был вовсе не так приятен для ноздрей окружающих. Еще один «святоша», родственник этой дамы, аббат де Веррю, человек весьма зрелого возраста, но достаточно красивый, не гнушался и греховных наслаждений.
        К счастью, туринский двор не плясал под их дудку. Так, например, правящий принц, восемнадцатилетний Виктор-Амадей II, был красив, любезен, хотя и вспыльчив, и он любил окружать себя красивыми женщинами, отличающимися еще и немалым умом. Он принял юную графиню де Веррю с должным почтением. Виктор-Амадей женился на племяннице Людовика XIV и посвятил ей несколько недель, а затем попытался присоединить очаровательную Жанну к числу своих многочисленных любовниц. Она, правда, не согласилась: уж слишком их было много.
        После многократных попыток со стороны принца она даже решила покинуть Турин «по причинам здоровья». С согласия семьи мужа Жанна отправилась на воды Бурбон-л’Аршамбо, но ей пришлось взять с собой аббата де Веррю в качестве сопровождающего. И этот сопровождающий каждую ночь скребся к ней в дверь, умоляя открыть.
        Лечение оказалось хуже «болезни». Жанна стала просить помощи у своей собственной семьи: она пыталась вернуться обратно в Дампьерр. Но де Люини оказались глухи к ее мольбам: Жанна им более не принадлежала. Пришлось обратиться к помощи принца, дабы избавиться от назойливого аббата. Виктор-Амадей не заставил ее умолять, но назначил цену за помощь, и на долгие годы мадам де Веррю стала его фавориткой, осыпанной золотом и подарками. Она была несчастлива в течение десяти лет, пока шла война между Савойей и Францией. В конце концов она сбежала оттуда с помощью брата, шевалье де Люиня, и наконец-то увидала Дампьерр, где ее встретили… не теплее, чем раньше. Тогда она удалилась в монастырь, где получила известие о смерти мужа под Ондшоотом. После этого она решила покинуть свою обитель.
        Поселившись на улице дю Регар, она открыла блистательный салон и позволила наконец любовным приключениям проникнуть в ее жилище, где она ожидала наступления смерти. Она даже заранее написала себе эпитафию:
        Тут покоится с миром
        Сама мадемуазель Сладострастие нежное,
        Которая сделала раем
        Свою жизнь на земле этой грешной.
        Также во дворце жила очаровательная белокурая герцогиня де Шеврёз, урожденная Эрмессинда де Нарбонн-Пеле, подруга Талейрана, которая, будучи придворной дамой императрицы Жозефины, вела против императора ожесточенную борьбу, тайно называя его «маленьким негодяем». В результате этого противоборства она была сослана в Лион, где и скончалась. Дампьерр же оставался собственностью семейства де Люинь, которое сохранило дворец до наших дней во всем его величии и красоте.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 1 апреля по 30 сентября с 11.00 до 18.30
        Воскресенье и праздничные дни с 11.00 до 12.00 и с 14.00 до 18.30
        Парк является творением Ленотра.
        http://www.chateau-de-dampierre.fr/en/index2.htm
        Канде (Cand)
        Эпилог королевского романа
        Вы должны мне верить: я посчитал невозможным взять на себя такую ответственность и исполнять, как я всегда хотел, мой королевский долг без помощи и поддержки женщины, которую я люблю.
        Герцог Виндзорский
        «В шесть часов утра первой половины марта 1937 года Катерина, Герман и я отправились в Канде. Инспектор Эванс уже давно вернулся в Великобританию, поэтому французское правительство, дабы обеспечить мою защиту, выслало двух инспекторов из сыскной полиции: они следовали за нами в машине, в которой также находились наши горничные. Всю поездку мы провели под непрекращающимся дождем.
        Остановившись на ночь в Роанне, мы прибыли в замок на следующий день, к наступлению темноты. О репортерах, стороживших нас на стенах замка, мы были предупреждены заблаговременно. Проникнув на территорию через парк, я первой увидела великолепный Канде, его толстые серые стены и стройные башни, по которым стучал дождь. Мадам Бедо приняла нас на крыльце. Она поразила меня своей красотой, грацией и легкостью в общении».
        Женщина, которая много лет спустя написала эти строки, уже не была миссис Симпсон, но еще и не стала герцогиней Виндзорской. На несколько недель она взяла свою девичью фамилию: Уоллис Уорфилд из Балтимора, Соединенные Штаты Америки. Но для остального мира, который охотился и шпионил за ней, она оставалась миссис Симпсон, то есть той, ради кого король Англии отрекся от престола после одиннадцати месяцев правления.
        И вот она поехала в Канде, чтобы выйти там замуж - в третий раз. Последним ее мужем был Эрнест Симпсон. Замок Канде, принадлежавший Шарлю Бедо, французскому предпринимателю, был выбран для важной миссии по нескольким причинам: «Не слишком большой, достаточно удаленный от крупных населенных пунктов, чтобы не привлекать внимания любопытных, находится в большом и красивом парке». Но по приезде миссис Уорфилд так ни разу не встретилась с Бедо. Этот замок выбрали с одобрения нового короля Англии ее друзья, Герман и Катерина Роджерсы, гостеприимно приютив ее в своем доме в Каннах в самый разгар скандала.
        А скандал-то был действительно грандиозным. Он взбаламутил все Соединенное Королевство и даже Европу. Но вернемся на несколько месяцев назад.
        Вечером 11 декабря 1936 года весь мир слушал радио Би-би-си Великобритании, переживавшего беспрецедентный кризис в своей истории. Несколькими часами ранее король Эдуард VIII, вступивший на престол 26 января, подписал следующий документ: «Я, Эдуард VIII, король Великобритании, Ирландии и британских заморских владений, император Индии, сим документом объявляю о своем окончательном решении отречься от престола. Я желаю, чтобы документ об отречении вступил в силу немедленно».
        Ему осталось только попрощаться с Англией, которую он горячо любил и которая отвечала ему взаимностью. Он не мог вернуться обратно. И это прощание ожидал весь мир, слушая английское радио.
        В назначенный час зазвонил телефон, на проводе был Виндзорский замок. Взволнованный женский голос произнес: «Теперь я, после долгого молчания, могу сказать несколько слов».
        Молчать свою даму обязал король, вступивший в долгую изнурительную борьбу. Борьба велась не против народа, который был к нему привязан и, возможно, понял его выбор, а против премьер-министра Стенли Болдуина, архиепископа Кентерберийского и, что самое печальное, против родной семьи. Ему не позволили обратиться к нации, но теперь, когда он стал всего лишь Его Королевским Высочеством герцогом Виндзорским (следует заметить, что у герцогини не могло быть титула «Ее Королевское Высочество»), никто не мог отказать ему в этом праве.
        Первыми словами он подтвердил, что новым королем стал его брат, герцог Йоркский, взошедший на трон под именем Георга VI:
        «Я говорю от всего сердца. Все знают, почему я ухожу, но все должны понимать, что, принимая такое решение, я не забыл о стране, которой пытался служить на протяжении двадцати пяти лет в качестве принца и короля. Вы должны мне поверить: я посчитал невозможным принять такую ответственность и исполнять, как я всегда хотел, мой королевский долг без помощи и поддержки женщины, которую я люблю».
        При этих словах, шедших от чистого сердца, многие вынули носовые платки. Но волнение вскоре сменилось неприязнью, даже яростью. Никому не нравилась миссис Симпсон, и все полагали, что в сорок два года Эдуард VIII мог бы принять более благоразумное решение. Он был очаровательным принцем, и имелось множество принцесс и просто молодых англичанок из благородных семей, которые стали бы прекрасными королевами. А Уоллис Симпсон была уже не молода (на два года младше короля) и не так красива. Но она обладала удивительными очарованием и обаянием и долгое время оставалась одной из самых элегантных женщин мира. Однако многие сомневались, что возраст позволит ей родить наследника Англии, подчеркивая тот факт, что ничто не мешало ей родить детей предыдущим мужьям, но она этого не сделала.
        Принц Уэльский познакомился с ней двумя годами ранее и быстро к ней привязался. Уоллис и ее муж-англичанин (первый был Эрл Спенсер, американец) очень быстро стали частью небольшой компании, проводившей каждые выходные в форте Бельведер, замке принца, где они увлекались простыми радостями садоводства.
        Об этой связи говорили много, но настоящий скандал разразился летом 1936 года во время путешествия по Средиземному морю, в которое поехали новоиспеченный король, миссис Симпсон и некоторые друзья. А вот Эрнеста Симпсона там не было. По прибытии состоялся бракоразводный процесс.
        И тут же началась борьба. Борьба против общества, церкви, парламента, прессы, королевской семьи, самой Уоллис, испугавшейся поднявшегося урагана. Их поддерживал и боролся за их счастье только Уинстон Черчилль.
        Но эта борьба была неравной, несмотря на демонстрации, устраиваемые преданным народом, в частности феминистками, несшими огромные плакаты, которые призывали Стенли Болдуина «убрать руки от короля». Однако противники предложили компромисс: было дано согласие на морганатический брак. Но король отказался: либо Уоллис станет королевой, либо он не будет королем.
        Выбор был сделан. Отрекшийся король заканчивал свое обращение следующими словами:
        «И теперь у нас новый король. Я желаю ему и всему народу счастья и процветания. Благослови вас Господь. Да поможет Он новому королю…»
        Через несколько минут герцог Виндзорский, презираемый всеми, сел в машину и поехал в Портсмут. Он был один, без сопровождения. Там его ждал военный корабль «Фьюри». Герцог отбыл во Францию, но пока лишь затем, чтобы пересечь ее и проследовать в Австрию: развод Уоллис еще не вошел в силу, и пока что он не мог воссоединиться с возлюбленной, ради которой пожертвовал самой великой короной мира. Направлялся он в замок Энцесфельд, что недалеко от Вены, принадлежавший барону Эжену де Ротшильду. Там он стал ждать звонка Уоллис.
        Как только было объявлено о том, что король не возражает против их встречи в Канде, они поняли, что вот-вот увидятся. Дата была назначена на 5 мая. Герцог приехал в Канде.
        Свадьба состоялась 3 июня. Стояла прекрасная погода. На невесте было светло-синее сатиновое платье от модельера Майнебокера и специально подобранная шляпка, произведение великой Каролины Ребу, благодаря фотографиям вошедшие в историю. На свадьбе присутствовало всего несколько друзей, гораздо меньше, чем журналистов, осаждавших замок: Рэндольф Черчилль, лорд и леди Меткалф, леди Селби, барон и баронесса Ротшильды, Джордж Аллен и, наконец, Хью Лойд Томас. Не считая, конечно, Роджерсов. Англиканский священник, преподобный Р. Андерсон Джардин, не боялся наказания епископа и обвенчал бывшего короля. Несколькими часами позднее герцог и герцогиня Виндзорские отправились в Австрию. Их союз продолжался тридцать пять лет, до самой смерти герцога. А потом в Канде воцарилась тишина.
        А теперь пару слов о замке: он был построен в 1508 году на деньги феодалов кардиналом Гийомом Брисонне, который овдовел и получил очень высокие посты: советника короля Карла VIII, а затем - суперинтенданта финансов. Но звания кардинала он лишился и стал епископом Реймским за поддержку Людовика XII в борьбе против папы Юлия II. Затем замок принадлежал семейству Бродо, потом - семейству Флёри и, наконец, Дрейку дель Кастильо, пока его в 1927 году не купил Шарль Бедо.
        В настоящее время замок является собственностью Генерального совета департамента Эндр-и-Луара.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С апреля по июнь с 10.30 до 12.30 и с 13.30 до 18.00 (закрыт по понедельникам и вторникам)
        С июля по август с 10.30 до 19.00
        Сентябрь с 10.30 до 12.30 и с 13.30 до 18.00 (закрыт по понедельникам и вторникам)
        С октября по ноябрь с 13.00 до 17.00 (закрыт по понедельникам и вторникам)
        http://www.domainecande.fr
        Клиссон (Clisson)
        Раненая львица
        По когтям познается лев…
        Письмо Либания
        Однажды июльским утром 1343 года великолепная группа богато одетых и прекрасно вооруженных всадников проехала по подъемному мосту Клиссона, сопровождаемая громким звуком труб и радостными возгласами. Владелец замка Оливье III, внук Оливье I, который построил этот замок на слиянии рек Муан и Севр-Нантез, отправился в Париж на пышные празднества. Король Филипп VI давал пиры в честь свадьбы своего второго сына Филиппа Орлеанского. Туда он пригласил всю знать королевства и Бретани, с которой он совсем еще недавно был далеко не в лучших отношениях. Вельможи совершенно не блистали манерами. Но имело место перемирие, поэтому король смилостивился.
        То было время нескончаемой войны за бретонское наследство, которая поставила на разные стороны баррикад Жана де Монфора, сына скончавшегося герцога, и Шарля де Блуа, его зятя. На данный момент Франция одерживала победу, потому что старший сын Филиппа VI Иоанн Нормандский (будущий Иоанн Добрый) держал Монфора в нантской темнице.
        С высоты дозорного пути за удаляющейся группой всадников наблюдала женщина двадцати пяти лет, с каштановыми волосами, чрезвычайно красивая. Казалось, сердце вот-вот выскочит из ее груди. Рядом с ней стояли двое маленьких сыновей: семилетний Оливье и трехлетний Жан. Это была хозяйка Клиссона, Жанна де Бельвилль, которую, несмотря на все ее молитвы, не оставлял страх.
        А страх был обоснован! Едва приехав в Париж, всадники были арестованы и брошены в темницу в Шатле на основании доноса королю, который обвинял Оливье в сговоре с королем Англии. 2 августа 1343 года Оливье де Клиссон был обезглавлен в самом центре Парижа. Его тело осталось на Монфоконе[24 - Огромная каменная виселица, построенная в XIII веке к северо-востоку от Парижа, во владениях некоего графа Фокона. На ней одновременно могло быть повешено до 50 человек.], а голову отправили в Нант, где она была выставлена на всеобщее обозрение.
        Там Жанна увидела то, что осталось от ее супруга: обескровленная голова с закрытыми глазами, тронутая печатью смерти, орошаемая непрекращающимся моросящим дождем. Стоя у подножия крепостной стены, она долго смотрела на останки, чувствуя отчаяние, которое мало-помалу заслонила ненависть. Как и в день отъезда мужа, она стояла с двумя сыновьями, укрывшись большим плащом. Этим двум невинным созданиям она показала сие ужасающее зрелище и сказала:
        «Смотрите и не забывайте! Вот что король Франции сделал с вашим отцом из-за постыдного предательства».
        И она заставила их поклясться, что они отомстят. Местью она занялась незамедлительно. За ней пошло достаточно людей. Летописи говорят о четырех сотнях человек вместе с теми вассалами, которые захотели вступить в бой. С ними Жанна отправилась к Бресту, где от лица Шарля де Блуа командовал капитан Ле Галлуа де ля Ёз. Подкупив стражей у ворот, войска взяли замок штурмом и перебили всех находящихся там. Пощады не получил никто. Затем, когда в замке не осталось ни одной живой души, она покинула его, увезя добычу. В течение нескольких недель она яростно преследовала сторонников короля в Бретани.
        Но этого разгневанной вдове было недостаточно. Тем временем король выслал против нее свои войска. Захватывая территории и продавая захваченные драгоценности, Жанна де Клиссон вскоре купила три корабля, чтобы, наконец, перенести войну на море и атаковать непосредственно Филиппа VI, охотясь за его судами. В декабре 1343 года парижский парламент прислал ей приказ явиться на заседание под угрозой преследования и применения силы в случае неявки.
        В ответ она лишь рассмеялась. Корабли были уже готовы. Ответ был под стать уже двойному оскорблению, нанесенному ей. От Испании до Северного моря ее корабли сеяли смерть и ужас у берегов Франции. Внезапно появляясь из тумана или ночью, как настоящий хищник, все время одетая во все черное, она нападала на торговые и королевские корабли, на отдельные деревни и замки. Ее руки были по локоть в крови. Она никогда никого не щадила и не миловала. Она всегда нападала первой, уверенно орудуя мечом, как настоящий рыцарь. Убийство стало единственной целью ее существования.
        Рядом с ней были ее дети, никогда не покидавшие ее. Они узнавали, что такое война, смерть и настоящая месть. Для мужчин, управляемых ее железной рукой, она была загадкой. Жанна никогда не улыбалась, никогда ее взор не излучал доброты, она больше не знала, что такое молитва.
        Но небеса не забыли о ней. Более года бороздила Жанна де Клиссон просторы морей. Не счесть количества ее жертв и набегов. Но корабли не вечны, да и люди тоже. Филипп VI приказал построить новые корабли в Кло-де-Гале в Руане. В его распоряжении появились боеспособные единицы, чтобы для начала побеспокоить, а потом и загнать в угол грозную вдову. Она потеряла один корабль, затем другой. У острова Гернси произошла третья отчаянная битва, где пришел конец и третьему. Пришлось спасаться, бросив тонущий корабль.
        Под покровом ночи на воду была спущена шлюпка. В нее села Жанна с детьми и несколькими людьми из своей команды, чтобы довериться Божьей милости. В течение шести дней, шести ужасных и смертельных дней шлюпка плыла по серым водам Ла-Манша. Погода не благоприятствовала им, Жанна чувствовала, что маленького Жана, сидевшего в ее объятиях, медленно покидают силы. Но ничего не могла сделать. На третий день ребенок умер, и в первый раз за долгое время у нее на глаза навернулись слезы.
        Она уже отчаялась, но на заре седьмого дня шлюпка пристала к берегам Корнуолла. Рыбаки заметили очень бледную и красивую женщину, чьи глаза не выражали никаких эмоций. С ней был истощенный ребенок и четверо обессилевших мужчин. Что же, все было кончено?
        Нет. Ненавидимая во Франции, Жанна стала настоящей героиней в Англии. Ее приняли с благодарностью, и двор короля Эдуарда III открылся для нее.
        Постепенно ужасные воспоминания ушли прочь, и настало время подумать, что она еще молода и красива. И она полюбила Уолтера Бентли, а потом вышла за него замуж.
        Оливье де Клиссон, оставшийся в живых ребенок, выросший в Англии, не возвращался в Бретань, пока не повзрослел настолько, что стал способен носить меч. В Бретани он поссорился с Монфорами и нашел верного товарища, который объяснил ему, что королем Франции был уже не Филипп. Этого спутника звали Бертран дю Геклен. С его помощью Клиссон учился быть французом.
        В конце концов он получил меч коннетабля и вновь стал править бретонскими землями в своем замке Жосслен.
        Клиссон достался его дочери Маргарите де Пантьевр, которая, к несчастью, его потеряла. Обманом заманив герцога Иоанна V в ловушку, она настроила против себя всю бретонскую знать. И клиссонские владения вернулись под власть короля и герцогов.
        Герцог Франциск II сделал Клиссон своим постоянным местом проживания. Это он выстроил, согласно изящному стилю своей эпохи, западную часть замка. Там он поселил свою любовницу, красавицу Антуанетту де Меньеле, кузину Аньес Сорель, которой она немного завидовала и которую пыталась заменить в сердце Карла VII. Это было невозможно при жизни Дамы-Красоты, но случилось после того, как та отошла в мир иной.
        Восхождение на престол Людовика XI заставило даму удалиться в свои анжуйские земли, потому что новый король не был к ней расположен. Как раз тут и «случился» герцог Бретонский, чтобы ее успокоить. Крепко сложенная бодрая дама подарила своему любовнику пятерых детей, которые впоследствии именовались «господами д’Авогур», к большому недовольству Маргариты де Фуа, вышедшей замуж за ветреного Франциска II 27 июня 1471 года, а также к не меньшему раздражению его тети, блаженной Франсуазы д’Амбуаз. Она не успокоилась, пока мадам де Меньеле не нашли замену. Но это не остановило изящную жизнь в замке Клиссон, полную праздников, состязаний и прочих удовольствий.
        Переходя в качестве наследства из рук в руки, замок пережил несколько бурных веков, встретив конец в XVIII веке. В 1793 году пробил его час. После сражения при Торфу войска генерала Клебера открыли по нему огонь, и Клиссон превратился в величественные и романтичные руины. Руины, которыми в XIX веке занялся лионский скульптор Лемо. С помощью сенатора Како он спас от полного исчезновения великолепные развалины, и сейчас о них заботится департамент Атлантическая Луара.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        9.00 -12.00 и 14.00 -18.00 (закрыт по средам)
        http://www.mairie-clisson.com/module-Contenus-viewpub-tid-2-pid-185.html
        Кло-Люсэ (Le Clos-Luc)
        Леонардо да Винчи и Джоконда
        Монарха улыбкой и взглядом
        Вы можете околдовать.
        Виктор Гюго
        «Король прибыл!»
        Запыхавшийся мальчишка как раз вовремя поднял занавес, закрывавший мастерскую художника и не пускавший туда холод. Секунду спустя на пороге, словно портрет в полный рост, появился двухметровый Франциск I.
        Великий старик в черной робе, стоя перед высоким мольбертом из полированного дерева, лишь отложил кисти, не успев поклониться. Но юный король уже подошел к нему, сжал обеими руками и обнял с мягкой теплотой, которую всегда адресовал лишь тем, кого любил или кем восхищался. Франциск был непомерно горд: ему удалось убедить одного из самых великих художников всех времен покинуть Италию и переехать жить в долину Луары.
        Осенью 1516 года Леонардо да Винчи прибыл в Амбуаз вместе со своим лучшим учеником Франческо Мельци и своим слугой Зороастро. Художник встречался с королем годом ранее, сразу после битвы при Мариньяно, где тот прославил французское оружие. Король ему сразу понравился. Возможно, потому, что Франциск был красив, а Леонардо был чувствителен к любой форме красоты, а также потому, что он почувствовал в этом юном гиганте стремление к величию и большим свершениям, благородство и, наконец, такое обаяние, что мужчины влюблялись в него наравне с женщинами - и это не преувеличение. После смерти Джулиано Медичи, своего последнего покровителя, старый художник направился во Францию, где его ждали и где на него надеялись.
        В Амбуазе, где чаще всего проживал Франциск I, проведший там свою юность, король подарил Леонардо небольшой замок Клу (в наше время мы называем его Кло-Люсе), построенный за сорок лет до того мажордомом Людовика XI, неким Этьенном ле Лу. К своим талантам по обстановке помещений хозяин замка добавлял также и недюжинную хитрость, что делало его великолепным шпионом. Король был очень признателен ему за услуги. Замок с высокой крышей из тонкого сланца, который Этьенн ле Лу по его указу построил из розового кирпича и белого камня, был действительно прекрасен.
        Франциск отлично знал этот замок: он играл в нем, будучи ребенком. Там был подземный ход, соединяющий несколько строений. В то время это было удобно, но для повзрослевшего Франциска I этот ход не имел никакой практической ценности: ему не надо было прятаться, чтобы повидать мастера.
        Неожиданный визит в тот день стал первым, который король нанес Леонардо. Он просто решил поинтересоваться, как обустроился художник. Возможно, это было лишь предлогом, чтобы удовлетворить личное любопытство: ему хотелось увидеть полотна, которые тот привез из Италии. Он тут же стал их осматривать, а Леонардо и не думал их скрывать. Картин было две, одна красивее другой: «Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом» и «Иоанн Креститель». Король любовался ими, не скрывая восхищения, немного смущенный перед таким великолепием. Да и могло ли существовать на свете что-либо более прекрасное, чем эти полотна?
        Впрочем, похоже, одна такая картина все же существовала. И король, будучи не в силах сдержать любопытство, раскрыл истинную цель своего визита. Ходил слух (кто его пустил, Франциск не сказал), что Леонардо привез с собой не только две эти картины. Якобы была еще одна, ее существование хранилось в тайне: портрет женщины, который тот наотрез отказывался показывать.
        Очевидно, слова короля пришлись не по вкусу Леонардо. Он слегка побледнел, и его глаза затуманились. Однако лучше уж сказать правду королю-другу, чем властному монарху. Слухи оправдались: у него имелся при себе портрет, который он написал уже довольно давно, но которым он дорожил больше, чем собственной жизнью. И, не противясь желанию короля, он достал полотно, сдернул с него покрывало и показал портрет темноволосой женщины, одетой в черное, чьи длинные локоны были наполовину прикрыты тонкой вуалью. Руки она держала перед собой, положив одну на другую. Вдали вырисовывался туманный пейзаж, представлявший собой водоем и скалы. Действительно, женщина была поразительно красива, но самым главным в ней была едва заметная улыбка, тронувшая ее губы, загадочная и вообще не поддающаяся объяснению.
        У короля перехватило дыхание. Он встал. В течение долгого времени Франциск созерцал картину, будучи не в силах оторвать от нее свой взгляд. Очнувшись, он стал просить художника продать ему этот портрет, предлагая осыпать того золотом. Он дал бы за него три тысячи… нет, четыре тысячи экю. Но Леонардо отказался: продать это полотно означало продать свою душу. Он никого так не любил, как эту натурщицу… И, надеясь, что Франциск поймет его, он стал рассказывать:
        «Даму с загадочной улыбкой, которая позировала для меня, звали Лиза Герардини. Она была неаполитанкой, но замуж вышла за богатого флорентийца, Франческо дель Джокондо, который сколотил состояние на торговле кожей. Замужество не принесло счастья: мужу было пятьдесят лет, а ей - двадцать. Он был тщеславным грубияном, а она происходила из благородной, но бедной семьи. Ее родители, разоренные после французского вторжения, предводителем которого был Карл VIII, были безмерно счастливы выдать свою дочь, красивую, но без гроша в кармане, за этого флорентийского торговца, хоть уже дважды овдовевшего».
        Однажды Джокондо заказал Леонардо да Винчи портрет своей жены. Правда, не из любви к искусству: все дело в том, что у зажиточных людей во Флоренции принято было оставлять свои портреты последующим поколениям.
        Художник хотел уже было отказать, думая, что жена Джокондо была подобна мужу, такой же глупой и уродливой, но все же согласился, когда его ученик Джованни Больтраффио сообщил, что она молода и очень красива.
        Мона (сокращение от «мадонна», что означает «мадам») Лиза представилась Леонардо и с того момента заняла все его мысли. Даже по истечении трех лет портрет не был окончен.
        По правде говоря, Франческо дель Джокондо не горел желанием так часто принимать художника: каждый его визит означал трату весьма крупной суммы денег. Ему было достаточно и того, чтобы во Флоренции знали, что портрет «Джоконды» пишет великий да Винчи. В конце концов он обнаружил, что художник слишком вольно общается с его женой и совершенно «ни в чем себе не отказывает», и известил его, что отправляется с женой в Неаполь по семейным делам.
        Сокрушающийся Леонардо отпустил Лизу, оставшись один на один с ее портретом. Долго пришлось ему ждать ее возвращения, пока однажды он случайно не встретил Джокондо на улице во Флоренции. Мужчина поведал ему, что Лиза умерла несколько месяцев назад в Лагонеро - от ужасной лихорадки. Он сообщил художнику, что собирается жениться вновь и не уверен, что этот портрет понравится его новой невесте. К тому же ему нужно было платить… Но ни за какие сокровища на свете Леонардо не расстался бы с самым дорогим его сердцу творением. Такова история, которую в тот вечер художник рассказал королю Франциску I. Правдива ли она или за ней прячется иная? Секрет улыбки Джоконды так никто и не разгадал. Да и зачем Леонардо да Винчи было лгать?
        Точно известно лишь то, что королю как никогда захотелось обладать этой великолепной картиной. Он предложил четыре тысячи экю и собирался заплатить их, но, чтобы не разбить сердце старому художнику, пообещал, что «Мона Лиза» войдет в королевскую коллекцию лишь после смерти ее автора. Смерть пришла к тому 2 мая 1519 года в Кло-Люсе. Рассказ, каким его представил нам Вазари со слов Франческо Мельци, любимого ученика Леонардо, больше походит на легенду, как и все, связанное с жизнью гениального художника, сказочного инженера и изобретателя невероятных машин.
        «Король часто наносил ему дружеские визиты. В последний визит короля Леонардо, преисполненный уважения к королевской особе, привстал с кровати и рассказал о своей болезни, попросив прощения у Бога и у всего человечества за то, что не успел сделать всего, что мог бы. Король сидел на кровати и поддерживал его. Великий художник почувствовал, что удостоился самой великой чести на этом свете, и скончался на руках монарха».
        Что это? Правда? Выдумка? Так или иначе, это зрелище было великолепно.
        В настоящий момент Кло-Люсе принадлежит графу Сен-Бри, который ревностно о нем заботится.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 1 января по 31 января с 10.00 до 18.00
        С 1 февраля по 30 июня с 9.00 до 19.00
        С 1 июля по 31 августа с 9.00 до 20.00
        С 1 сентября по 31 октября с 9.00 до 19.00
        С 1 ноября по 31 декабря с 9.00 до 18.00
        Закрыт 1 января и 25 декабря.
        http://www.vinci-closluce.com/
        Компьень (Compigne)
        Шляпка Марии-Луизы и ночная рубашка Кастильоне
        Дорогой мой, женитесь на немках! Они нежны, добры и свежи, как розы.
        Наполеон I
        «Я живу в Версале как король, в Фонтенбло - как придворный, а в Компьеньском дворце - как крестьянин». Так сказал однажды Людовик XIV, не слишком удовлетворенный своим проживанием в замке, который представлял собой лишь место, обустроенное для охоты, навевавшее королю лишь плохие воспоминания: он жил там некоторое время с Мазарини в мрачный период Фронды.
        Однако великолепие окружающих лесов и его страсть к охоте, столь свойственная всем Бурбонам, побудили короля провести шестьдесят пять дней в старом здании, построенном еще при Карле V и возвышавшемся на месте нынешнего дворца.
        Замок этот решил перестроить Людовик XV. Он тоже любил охоту, но ненавидел сквозняки, стиль Средневековья и все, что хоть отдаленно походило на бойницы. Поэтому он снес замок и в 1738 году поручил архитектору Габриэлю, вскоре смененному его сыном Жак-Анжем Габриэлем, построить здание, достойное короля и его вкуса.
        Начались достаточно странные работы по реконструкции. Король не хотел лишаться места для охоты ради такой незначительной безделицы, как стройка. Тогда поступили следующим образом: снесли одну часть замка и начали тут же ее перестраивать, пока королевская чета находилась в другой части. Это, естественно, было очень неудобно и надолго затянуло работы. Поэтому дворец, начатый в 1738 году, был окончен лишь в 1786-м. И то - еще не были построены часовня, передний двор и жилье для министров. Но Людовику XVI и Марии-Антуанетте удалось провести там несколько приятных недель.
        Едва дворец закончили, как он перешел во власть революционеров, которые сделали из него военную школу для сыновей офицеров. Мальчишки, которым уготована была военная или любая другая карьера, не были желанными постояльцами, и когда замок перешел к Наполеону, тот в 1806 году перенес эту школу в Шалон-сюр-Марн и перекрасил дворец. Здание вновь приобрело достаточно шикарный вид, чтобы принимать важных персон: короля Испании Карла IV, его супругу и министра Годоя, который совмещал этот пост с полуофициальной должностью любовника королевы. Они провели там несколько месяцев.
        В марте 1810 года в замке царил беспорядок: его перекрашивали, заново обставляли и обивали, все в нем переделывали. Дело в том, что Наполеон ожидал свою австрийскую невесту и избрал Компьень местом, где Мария-Луиза проведет первую ночь после знакомства со своим будущим супругом.
        Ее прибытие было назначено на 28 марта, но 27-го числа Наполеон, не находивший себе места, решил самолично отправиться навстречу своей будущей жене, взяв с собой лишь Мюрата. В замке не слишком огорчились по этому поводу: эрцгерцогиня должна была провести ночь в Суассоне, а в замок прибыть лишь на следующий день.
        Но в десять часов вечера была поднята боевая тревога: прибыл запыхавшийся паж, практически сваливавшийся с лошади от усталости, и он сообщил о приезде императора и эрцгерцогини! Нужно было поторопиться, чтобы приготовить покои будущей императрицы. Все ожило, словно по взмаху волшебной палочки: у входа выстроились лакеи в зеленых ливреях, державшие свечи, а у окон и на крыше откуда ни возьмись появились люди. В парадном зале разместился оркестр, крыльцо наполнилось дамами в однотонных платьях со шлейфами, чьи диадемы искрились на свету тысячами огней. Наконец императорская карета, запряженная восемью лошадьми, въехала на территорию и остановилась у расстеленного ковра. Выездные лакеи засновали туда-сюда, забили барабаны, встречающие, наряженные в костюмы из шелка и платья из бархата, согнули свои спины в реверансе.
        Наполеон сошел, затем с сияющим лицом повернулся к эрцгерцогине, еще сидевшей в карете. Он ухаживал за ней с заботой и внимательностью настоящего влюбленного. Каждый отметил, не без изумления, что Мария-Луиза была красной как помидор, что ее одежда была помята, а нелепая шляпка с цветными перьями попугая была скошена набок. Кроме того, ее удивительно скованное поведение давало пищу для размышлений. Многие злые языки заключили, что путь от передней до спальни был проделан уже в самой карете.
        Пройдя в замок, Наполеон быстро отвел Марию-Луизу в свои покои, где ее ждала герцогиня де Монтебелло, ее фрейлина. Пара села за уже накрытый стол, где компанию им составила сестра Наполеона Каролина, королева Неаполитанская. После чего можно было предположить, что император направится почивать в канцелярию. Но не тут-то было! Наполеон, проконсультировавшись для проформы со своим дядей кардиналом Фешем, решил, что свадьбы, сыгранной в Вене, совершенно достаточно и руки у него полностью развязаны.
        Он сказал Марии-Луизе: «Когда вы будете одна, я зайду к вам». Час спустя он надушился одеколоном, надел ночную рубашку и вернулся к ней. На острове Святой Елены, гораздо позже, он рассказал генералу Гурго:
        «Я вошел, и она, хихикая, все сделала».
        Но человек предполагает, а Бог располагает. Так прекрасно начавшийся союз окончился очень плохо. Зато с другой свадьбой, состоявшейся 7 августа 1832 года, все обстояло с точностью до наоборот.
        В тот день лило как из ведра. Король Луи-Филипп I выдавал свою дочь Луизу замуж за бельгийского короля Леопольда I. И можно сказать, что свадьба была, по меньшей мере, невеселой.
        Леопольд Саксен-Кобургский был королем всего только год. Когда бельгийцы решили избрать основателя династии, они выбрали того, кто казался им наилучшим образцом мудрости, величия и твердости. Да, по всем этим качествам выбор был превосходен, но, с другой стороны, одно свойство все-таки отсутствовало: у короля никогда не было веселого настроения. Он был безутешным вдовцом, чья молодая жена Шарлотта, наследная принцесса Англии, умерла при родах через несколько месяцев после свадьбы. Пятнадцать прошедших лет так и не смогли залечить эту рану.
        Белокурая и очаровательная принцесса Луиза прекрасно это знала. Кроме того, она и сама не хотела выходить замуж в восемнадцать лет за человека, который был старше ее на двадцать три года. Но что могут поделать молодые девушки, когда в дело вмешивается политика? Луизе и всей ее семье пришлось подчиниться, хотя никому не хотелось, чтобы она уезжала в Брюссель. Члены Орлеанского дома были очень привязаны друг к другу и испытывали такие же чувства к родственникам, как и обычные люди.
        Поэтому в день свадьбы все рыдали: король Луи-Филипп, королева Мария-Амалия, их дети, невеста, и если уж жених и не плакал, то его скорбное лицо ясно говорило, что слезы могут вот-вот навернуться ему на глаза. Когда настал час отъезда, стало еще хуже, если верить королеве:
        «Луиза плакала, и плакали мы все, обнимая друг друга. Король и герцог Шартрский рыдали навзрыд, жалея меня. У всех, включая маленького Монпансье, по щекам текли слезы».
        Однако так печально начавшийся брак оказался на редкость удачным. 17 августа король Леопольд написал:
        «Я очень доволен моей доброй маленькой королевой. Это самая нежная женщина на свете и к тому же очень умная».
        Через десять дней Луиза заявила:
        «Король Леопольд сделал меня очень счастливой».
        Бельгийцев тоже. Правящая на данный момент династия происходит от этого поначалу казавшегося таким печальным брака.
        Во времена Наполеона III в Компьеньском дворце вновь поселилась радость, ознаменовавшая самый счастливый период в его истории. Каждый год на открытие охотничьего сезона император и императрица Евгения принимали пять «групп» гостей. Среди них были придворные, дипломаты и знаменитости, прославившиеся в той или иной области. Эти «группы» были ловко сформированы с учетом взаимоотношений между их участниками.
        Чтобы всех довезти до места назначения, был нанят специальный поезд. Княгиня Паулина фон Меттерних писала так: «Прибыв в Компьень, «группа» выбегала из вагонов, устремлялась к каретам, стоявшим у станции, и во весь опор мчалась ко дворцу. У входа нас встречал граф Баччиоки, а затем каждого отводили в собственные покои. Встреча в приемной была назначена на семь с четвертью».
        Но, помимо этих осенних встреч, Наполеон III и без жены порой принимал гостей во дворце. Так, например, одним прекрасным июньским днем его посетила графиня ди Кастильоне, женщина ослепительной красоты, которую отправили к императору, дабы та замолвила словечко за оккупированную Италию.
        Гораздо позже, уже после смерти мадам ди Кастильоне, в одном из ее предсмертных пожеланий нашли такую фразу:
        «Я хочу, чтобы меня похоронили в компьеньской ночной рубашке».
        Это - явное доказательство того, что может произойти с тайным агентом, попавшим в собственные сети…
        ЧАСЫ РАБОТЫ ЗАМКА
        С 10.00 до 18.00
        Закрыто по вторникам, 1 января, 1 мая и 25 декабря.
        ЧАСЫ РАБОТЫ ПОКОЕВ ИМПЕРАТОРА И ИМПЕРАТРИЦЫ
        С 10.00 до 12.30 и с 13.30 до 18.00
        Закрыто по вторникам.
        http://www.musee-chateau-compiegne.fr/
        Лош (Loches)
        Узники короля
        А вы, о люди, исходя слезами,
        О милосердье к нам молите Бога[25 - Перевод Ю. Б. Корнеева.].
        Франсуа Вийон
        Термин «замок» применительно к Лошу является скорее эвфемизмом, потому как, по сути, - это одна из прекраснейших крепостей всей Франции: два километра высоких стен, увенчанных башнями, опоясывают огромный квадратный донжон с элегантными окнами, в коем еще чувствуется печать присутствия девы-воительницы Жанны и королевской фаворитки Аньес. Там же находится собор Нотр-Дам-де-Лош, который, неизвестно почему, переименовали в собор Святого Урса. Наконец, на территории замка ныне располагается самый престижный район города, ранее обжитый должностными лицами короля. Но, несмотря на обилие достопримечательностей, взгляды посетителей неизменно обращаются к пресловутому донжону - этому каменному гиганту, колоссальному не только по сравнению с самой крепостью, но и в масштабах всей долины. Рядом с ним меркнут даже знаменитые Круглая Башня и башня Мартеле.
        Выдающемуся замку - выдающийся строитель! Донжон был построен Фульком Нерра, «Черным соколом» из Анже, который в свое время покорил Анжу и застроил его неприступными крепостями. Прославился он не только своими военными подвигами, но и переменчивым бурным характером. Сколько раз он чинил безумства и сколько раз потом раскаивался в свойственной ему эксцентричной манере! Дабы искупить свои грехи, Фульк даже отправился в паломничество. И не куда-нибудь, а в Иерусалим! И делал он это три раза! Впрочем, также известно, что всякий раз по возвращении он становился еще хуже прежнего! И все же этот жестокий во всех отношениях человек навсегда остался в памяти потомков. Ведь слава, основанная на страхе и восхищении, всегда самая долговечная.
        В XII веке Ричард Львиное Сердце, который никогда не мог пройти мимо замка без того, чтобы его не захватить, завладел Лошем, но уже в 1205 году его современник и бывший друг, Филипп Август, отвоевал крепость, после чего Лош окончательно примкнул к рядам королевских владений. Что позволило последующим владельцам использовать замок в качестве… государственной тюрьмы.
        Пожалуй, самым известным заключенным замка Лош был кардинал Балю. На протяжении многих десятилетий ужасная судьба этого благородного старика, вынужденного жить, скрючившись, внутри чудовищного орудия пытки, была у всех на слуху. Вероятно, тут стоит расставить все на свои места. И прежде всего речь пойдет о самой клетке, в которой сидел кардинал.
        Она была изготовлена из дерева и окована железом. Восемь футов в ширину (2,5 метра), столько же в длину и в высоту - находиться в такой душегубке было занятием не из приятных. Впрочем, в большинстве своем люди в ней долго не задерживались. Балю оказался исключением: он просидел в кошмарном заточении одиннадцать лет! Но, по сути, это суровое наказание было вполне заслуженным.
        Судите сами: милостью Людовика XI осыпанный почестями, земными благами и церковными титулами, этот сын мельника из Пуату, чье величие выстраивалось в основном за счет предательства и доносов, предал своего короля в пользу Карла Смелого, его злейшего врага. После того как их однозначная переписка была перехвачена, Балю не лишился головы лишь благодаря кардинальскому титулу, но зато угодил в «железную клетку». Говорят, что король время от времени приходил к злосчастному заговорщику «поболтать».
        Но Балю в своей клетке не умер. По просьбе папы Сикста IV (который, помимо строительства Сикстинской капеллы, практически никак не посодействовал развитию Церкви) Людовик XI освободил кардинала, после чего тот уехал в Рим, где прожил остаток жизни в спокойствии и достатке.
        В отличие от своих преемников король Людовик XI никогда не позволял себе увлечься опасными «дымами и славой Италии», но старался наладить дружеские отношения с самыми могущественными князьями полуострова: Лоренцо Великолепным во Флоренции и Сфорца в Милане. Так, например, два сына Франческо Сфорца, герцога Миланского - Галеаццо и его брат Лодовико - посетили Францию.
        Когда они приехали в угодья Лош на охоту, молодой Лодовико заметил вдалеке величественный силуэт крепости. Разумеется, он тогда и подумать не мог, что именно в этом замке ему суждено будет дожить свои последние дни. В то время его, как и всякого юного князя, обуревали амбиции, так что думал он исключительно о славе… и об обожаемых им женщинах.
        Будучи четвертым из сыновей герцога и пятым ребенком из семи, Лодовико всегда числился в любимчиках у матери, Бьянки-Марии Висконти. Герцогиня любила его гибкий ум, воспитанность, страсть к искусствам и красоте во всех ее проявлениях. Также она гордилась его горделивой осанкой, его смуглым лицом с живыми глазами, остро очерченными чертами лица и носом с горбинкой. «Моро» (мавром) его прозвали в народе отчасти за оливковый тон лица, но в большей степени за гербовую символику - тутовое дерево (moro по-итальянски). Однако даже она не до конца понимала, насколько честолюбивым был ее сын.
        Едва только его отец умер, а брат взошел на герцогский трон, Лодовико начал тянуть одеяло на себя. Галеаццо был красив и обаятелен, но вместе с тем страшно тщеславен и жесток. Он тяготился материнским обществом. Когда она неожиданно умерла, люди стали тайком поговаривать о том, что здесь не обошлось без яда. Лодовико поклялся, что брата для него больше не существует. Однако именно Галеаццо приехал во Францию за своей суженой, Боной Савойской, сестрой французской королевы. Но он довольно быстро понял, что она собой представляет: обыкновенная «пустышка», которую, в случае чего, можно будет легко устранить.
        В Милане народ был сыт по горло кровавыми буйствами Галеаццо. На следующий день после Рождества, 26 декабря 1476 года, он был убит. После этого на трон взошел его восьмилетний сын, Джан-Галеаццо. И с той поры звезда славы Лодовико начала свой восход: сначала он избавился от одного докучливого канцлера, затем - от Боны, уличив ее в связях с неким изгнанником, за что она была брошена в темницу до конца своих дней. Лодовико стал регентом при своем малолетнем племяннике, которого в дальнейшем и отравил.
        Кроме того, юный герцог и Лодовико женились на двух сестрах: Изабелла д’Эсте вышла замуж за Джан-Галеаццо, а молоденькая Беатриче стала женой вероломного Лодовико. После смерти своего супруга Изабелла не смогла спокойно наблюдать за тем, как человек, которого она считала безжалостным убийцей, восходит на престол. Да еще с какой помпой! Она незамедлительно обратилась к французскому королю Карлу VIII (который уже некоторое время вел войну с Италией) с жалобой. Увы, это ни к чему не привело: король Франции вовсе не хотел портить отношения с герцогом Миланским, чей двор был, пожалуй, одним из самых блистательных во всей Европе. А все благодаря одному гению, который устраивал все его празднества и организовывал всевозможные трюки. Этого гения звали Леонардо да Винчи.
        Но когда Карл VIII умер, его преемник, Людовик XII, вновь взял курс на Италию, на этот раз - Милан. Суровая правда заключалась в том, что его матерью была дочь последнего представителя рода Висконти, которых Сфорца выгнали за пределы страны. Битва при Новаре обернулась для Лодовико Мавра фатальным поражением. Растеряв большую часть своего войска, он попытался бежать в Швейцарию, но был схвачен и брошен во французскую тюрьму.
        Первые четыре года своего заключения он провел в замке Лис-Сен-Жорж в Берри, а уже после этого его заточили в уже знакомый нам Лош. Его темница с низким потолком по форме своей больше всего походила на каменный сундук с крошечным окошком. Лодовико провел в этой камере два года, развлекаясь тем, что расписывал стены выданными ему красками. По сей день на стене в темнице можно разглядеть начертанное тутовое дерево (герб), шлем и некое подобие подписи: «Тот, кто недоволен…»
        Действительно, его недовольство дошло до того, что Лодовико как-то раз попытался сбежать. Увы, у него не было ни пособников, ни покровителей, а его приметная внешность и сильный итальянский акцент выдали беглеца с головой. Впрочем, когда его вновь препроводили в темницу, он не слишком расстроился, ведь уже тогда он совсем потерял вкус к жизни ввиду кончины горячо любимой молодой жены Беатриче.
        В 1506 году, узнав, что здоровье его узника резко ухудшилось, Людовик XII приказал отпустить Лодовико. Но от прежнего блистательного герцога Миланского не осталось ровным счетом ничего. Это был просто изможденный болезнью старик. Стоило ему только очутиться за воротами замка, увидеть солнце, вдохнуть свежий воздух лошской равнины и ощутить на своем морщинистом лице дыхание свободы, как… он тотчас же рухнул замертво!
        Усладу замка Лош, несколько позднее, познал и другой известный заключенный - граф де Сен-Валлье, отец Дианы де Пуатье, замешанный в заговоре коннетабля Бурбонского против короля Франциска I. Любопытно то, каким образом Диана, ставшая мадам де Брезе, сумела выхлопотать для своего неугомонного отца королевское помилование. Вопреки истории, которую сочинил Виктор Гюго (почему он так не любил Франциска I, одному Богу известно!), ей это ничего не стоило: фаворитка короля сумела добиться милости Его Величества одной только нежной улыбкой.
        Революция сломала о суровые стены замка Лош свои зубы. В эпоху Империи крепость вновь служила тюрьмой. Ну а в наше время Лош есть и остается превосходным и волнующим свидетелем былых времен.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Со 2 января по 31 марта с 9.30 до 17.00
        С 1 апреля по 30 сентября с 9.00 до 19.00
        С 1 октября по 31 декабря с 9.30 до 17.00
        Закрыто 25 декабря и 1 января.
        На территории замка находится могила Аньес Сорель, фаворитки Карла VII.
        http://www.chateau-loches.fr/
        Лувсьенн (Louveciennes)
        Графиня Дюбарри
        Красота неоспорима и имеет высшее право на власть.
        Оскар Уайльд
        2 сентября 1771 года стареющая мадам Дюбарри, официальная фаворитка Людовика XV, отошла от дел и собрала всех друзей в своем новом доме в Лувсьенне. Восхитительный ужин, за которым хозяйка восседала бок о бок со своим королем-любовником, проходил в великолепном замке, который уже тогда можно было назвать авангардным, поскольку он принадлежал к числу самых первых образчиков стиля Людовика XVI.
        Архитектором этого чуда был Леду, скульптором - Фажу, бронзовых дел мастером - Гутьер, а художником-декоратором - Вьен. Однако в погоне за чем-то совершенно новым мадам Дюбарри допустила оплошность, какой не знала даже эксцентричная Помпадур: она предпочла Вьена Фрагонару. Быть может, из-за того, что избранник ее показался более мягким и любезным в обхождении, чем знаменитый бедовый художник своего времени?
        Как бы то ни было, прекрасная графиня праздновала новоселье в большой компании друзей, где женщины были в явном меньшинстве. Она наслаждалась самым сладким триумфом своей бурной жизни. Триумфом, который являлся следствием двухлетних усилий, планов и непосильного труда.
        Вообще-то король пожаловал ей Лувсьенн еще в 1769 году, «дабы в нем та наслаждалась жизнью». Тогда замок был еще довольно невзрачным. Веком ранее его построил Арнольд де Вилль, сконструировавший машину Марли[26 - Машина Марли - сложная система колес и насосов, служивших для поднятия воды из Сены.]. За эти сто лет замок прошел через многие руки: им владели мадемуазель де Клермон, графиня Тулузская, затем ее сын, набожный и щедрый герцог де Пентьевр; наконец, сын герцога, принц де Ламбалль, супруг верной подруги Марии-Антуанетты, которая умерла в этом самом замке при весьма трагических обстоятельствах.
        Это произошло 6 мая 1768 года, то есть буквально за несколько месяцев до того, как Лувсьенном завладела мадам Дюбарри. Последняя сразу же попыталась избавиться от следов ужасного происшествия. Для этого она пригласила архитектора Габриэля, однако позднее, решив, что замок все же слишком мал для придворной жизни, фаворитка попросила Леду выстроить знаменитый павильон, в котором должны были находиться исключительно приемные залы.
        На протяжении трех лет Лувсьенн служил для короля и милой Жанны местом всевозможных развлечений, однако услад исключительно приличных и светских, не имевших ничего общего с пороком и развратом: графиня вела жизнь вполне красивую и изящную, король тоже жил как разумный дворянин и даже любил сам себе делать кофе.
        10 мая 1774 года счастливой жизни пришел конец: Людовик XV умер от оспы, что, впрочем, не устрашило обычно легкомысленную мадам Дюбарри: с величайшей преданностью она оставалась подле короля, облегчая его страдания. Но в момент смерти ее рядом не было. Графиня покинула Версаль. Но поехала она не в Лувсьенн…
        Та, что в свое время содержала один из самых блистательных дворов в Европе, прибыла в монастырь Понт-о-Дам, чем вызвала необычайный переполох. Посудите сами! Королевская любовница, о которой все знали, что она не принадлежала к благородному сословию, а до встречи с Людовиком XV вообще вела распутный образ жизни, вдруг появляется среди монахинь, в обители чистоты и благочестия!
        Но, ко всеобщему изумлению, «скандальная Дюбарри» предстала перед монахинями эдакой милой, кроткой, обходительной достаточно молодой женщиной, готовой чтить церковные законы. В результате уже через несколько недель все были от нее буквально без ума, а аббатиса даже разрешила ей перевезти в монастырь своих домашних животных, нескольких слуг и мебель. Таким образом, Понт-о-Дам стал для нее прибежищем, возможно, немного печальным и скучным, хотя именно в нем горе от потери высокородного любовника постепенно забылось.
        Прошел год, и аббатиса предложила Жанне написать Людовику XVI письмо с просьбой покинуть монастырь и вернуться к прежней жизни. На тот момент графине было всего тридцать два года, и она не была еще готова к служению Господу. Вернуться ей разрешили, однако с одним условием: не приближаться к королевскому двору или Парижу ближе чем на два лье. То есть вернуться в Лувсьенн не представлялось никакой возможности.
        На деньги от продажи своего дома в Версале она купила замок Сен-Врен, где и стала жить, умирая от скуки, в окружении немногих друзей и близких. Больше всего на свете она хотела вернуться в родной ее сердцу Лувсьенн, пропитанный добрыми воспоминаниями о славном прошлом.
        В 1776 году она все же решилась написать соответствующее письмо министру Морепа. К ее величайшей радости, разрешение вернуться в Лувсьенн она получила:
        «Кротость и сдержанность, что вы проявили, будучи в немилости, дали вам право на августейшую индульгенцию. Вы можете жить в Лувсьенне и свободно приезжать в Париж», - ответил ей Морепа. Графиня прочла письмо, и уже через десять минут ее служанки собирали вещи…
        Вновь обретя свой дом, его ценную мебель, коллекции картин и утонченную роскошь, мадам Дюбарри почувствовала себя заново родившейся. Однако она понимала, что прошлого уже не вернуть, и первое время жила практически в полном одиночестве, наедине со своими воспоминаниями. Но она оставила слишком много друзей, чтобы это одиночество продлилось достаточно долго. Вскоре приятели стали возвращаться к ней, да не одни, а в обществе высоких персон, которые изъявили желание познакомиться с женщиной-легендой. В числе первых был император Иосиф II, брат Марии-Антуанетты. Он приехал в Лувсьенн и во время прогулки с мадам Дюбарри галантно заметил, что «красота всегда будет править». Король Швеции также приезжал в Лувсьенн. Вообще иностранные гости наведывались к Дюбарри довольно часто.
        Одним из них был лорд Генри Сеймур, проживавший тогда в Пор-Марли. Мужчина выказывал столько страсти и обожания к Жанне, что та просто не смогла устоять перед его напором. В течение двух лет они жили вместе, пока их насыщенная событиями жизнь не сыграла с ними злую шутку. Изысканный основатель Жокейского клуба оказался ревнивым и даже жестоким собственником. Он хотел, чтобы Жанна вела жизнь затворницы, так что их разрыв был всего лишь вопросом времени. Тем более что графиня отыскала одного своего старинного друга, к которому воспылала настоящей высокой любовью. Этим другом был герцог де Бриссак, парижский губернатор и полковник швейцарской гвардии. Он был на двадцать лет ее старше, но его обаяние, благородство и поистине рыцарские манеры даже снискали ему прозвище «Паладин другой эпохи». Как только де Бриссак и Дюбарри ни пытались скрыть свои отношения, все было напрасно: вскоре об их любовной связи прознали абсолютно все.
        Начало Великой французской революции их никоим образом не затронуло. У влюбленных имелись друзья в числе реформаторов, что не мешало им принимать у себя раненых королевских гвардейцев, а также писать королеве письма, полные глубочайшего уважения:
        «Лувсьенн - ваш, мадам. Не ваши ли добродетель и благожелательность подарили его мне? Я слишком признательна вам, чтобы об этом забыть».
        Но приближение дурных времен уже ощущалось… Январским вечером 1791 года, пока мадам Дюбарри была в Париже, в ее замок пробрались трое грабителей, одним из которых был бывший слуга. В числе прочего были украдены прекрасные украшения графини. Людовик XV в свое время оказался более чем щедрым, и лишь его смерть помешала мадам Дюбарри завладеть знаменитым ожерельем, которое принесло столько несчастий Марии-Антуанетте. Ущерб был настолько велик, что ювелир по имени Руен, человек честный, но совершенно недалекий, посчитал разумным дать в газету точное описание украденных сокровищ.
        Тотчас же разразился скандал. Повсюду начали появляться революционные листовки, обличающие личность бывшей королевской фаворитки. Жанна уехала в Англию. Но не с целью эмигрировать, а лишь потому, что там нашелся след ее пропавших драгоценностей, которые она рассчитывала вернуть. Поездок в Туманный Альбион было несколько, и все они окончились ничем. Украшений своих графиня так и не увидела. В довершение ко всему многочисленные поездки за границу были расценены большинством во Франции как шпионаж в поддержку роялистов.
        Революция шла полным ходом. Герцог де Бриссак, приехавший в Анжу, чтобы положить конец треклятым слухам, был арестован, доставлен в Орлеан, а затем и вовсе убит. Его голову в дальнейшем принесли в Лувсьенн и чуть ли не водрузили графине Дюбарри на колени. В ноябре 1792 года она снова уехала в Англию, провела там пять лет и… вернулась обратно, несмотря на все уговоры близких и друзей. Но жизнь вдали от родного Лувсьенна ей была уже не мила, к тому же графиня не понимала, насколько сильна была к ней ненависть окружающих. Слуги ее предали, в частности негритенок Замор, которого она вырастила и воспитала. Неблагодарный подросток отвернулся от своей хозяйки, сделавшись отъявленным санкюлотом.
        22 сентября 1793 года мадам Дюбарри была арестована и доставлена в тюрьму Сент-Пелажи, а оттуда - уже в Консьержери, где она и провела остаток своих дней. Смерть ее была одной из самых невыразительных, в отличие от большинства жертв ее уровня. 8 декабря, в сумасшедший холод, ее вывели на эшафот, сооруженный на площади Революции.
        Там она расплакалась, принялась вырываться и стенать:
        «Еще минуточку, господин палач!»
        Через несколько мгновений с ней было покончено. Ее прекрасный замок тоже натерпелся, пока некий парфюмер по имени Франсуа Коти не перестроил его и не придал ему блеск былого величия.
        Ныне замок по-прежнему является частной собственностью, закрытой для туристов.
        Ля-Веррери (La Verrerie)
        Фаворитка и секретный агент
        Только шелковый пояс девицы Керуалль связал Францию с Англией.
        Сент-Эвремон
        25 марта 1670 года Генриетта Английская, герцогиня Орлеанская и чрезвычайный посол своего родственника[27 - Генриетта была женой Филиппа Орлеанского, а тот был младшим братом Людовика XIV.] короля Людовика XIV, прибыла в Дувр, чтобы встретиться со своим братом, молодым королем Карлом II. Вот уже почти десять лет, как Мадам покинула родную страну, и она не без глубоких эмоций вновь увидела свою родину и горячо любимого брата, о котором она часто думала.
        Как и подобает великой принцессе, Мадам сопровождала многочисленная свита, но в ее непосредственном окружении каждый мог заметить девушку примерно двадцати лет, с которой они были очень близки. Эта девушка была необычайно хороша, у нее были темные волосы и синие глаза. Но выглядела она скромнее всех во французском кортеже. Казалось даже, что она стремится держаться в стороне.
        Видимо, красивая девушка еще не совсем привыкла к пышности двора. Она же при нем находилась так недолго! До недавнего времени Луиза-Рене де Керуалль жила скромно, если не сказать бедно, в отцовском замке, что неподалеку от Бреста в Бретани, без больших надежд выбраться из всего этого по причине нехватки приданого для удачного замужества. И тогда чудо появилось в лице одного из потомков, правда незаконнорожденного, доброго короля Генриха IV. Это был Франсуа де Вандом, герцог де Бофор и генерал королевских галер, который прибыл, чтобы повидаться со своим бывшим товарищем по оружию. Пораженный красотой молодой Луизы, де Бофор озаботился ее будущим и получил для нее патент фрейлины при Мадам.
        Умная и сдержанная, прекрасно говорящая по-английски, Луиза покорила принцессу, хотя той и трудно было понравиться, и, естественно, она была выбрана в качестве сопровождающей для поездки в Англию. Со своей стороны, молодая бретонка проявила к Мадам, имевшей проблемы со здоровьем, совершенную преданность.
        В Дувре Карл II организовал для той, кого он называл своей «дорогой кошечкой», прием, достойный ее и достойный его. В течение пятнадцати дней имели место одни лишь праздники, балы, удовольствия всех видов, и ослепительная Луиза принимала во всем этом участие. И надо сказать, что Карл II тоже блистал. В свои сорок лет это был человек высокий, красивый, элегантный, смуглый, хотя слишком большой бурбоновский нос и доминировал у него над толстыми красными губами. Как и его дед из Беарна - он также происходил от Генриха IV, как и Бофор, но по законной линии[28 - Мать Карла II была дочерью Генриха IV и Марии Медичи. При этом король Генрих IV имел одиннадцать признанных внебрачных детей, из которых наиболее известен герцог де Бофор, положивший начало побочной линии.], - он был весел, галантен и любил женщин, которые отвечали ему тем же.
        Вскоре он заметил Луизу, и, когда настало время отъезда, Генриетта спросила своего брата, какие воспоминания она могла бы оставить ему в обмен на те щедрые подарки, которыми он осыпал ее. Король не замедлил с ответом.
        «Вот, - сказал он, указывая на девушку, - единственная драгоценность, которую я хотел бы сохранить при себе».
        Можно себе представить смущение Луизы. Мадам же только рассмеялась и ответила, что отвечает за свою фрейлину и не может с ней расстаться. Керуалли происходили из старой знати и были носителями незыблемой морали. Оставить Луизу - это значило бы обидеть их. На следующий день корабли подняли паруса и отплыли во Францию. Луизе же оставалось лишь вздыхать. Король был очень мил… а у нее не было шанса вновь увидеть его.
        Тем не менее несколько недель спустя, в замке Сен-Клу Мадам выпила какой-то подозрительный напиток из цикория и умерла в ужасных страданиях, к славе Боссюэ, которому было доверено произнести свою лучшую погребальную хвалебную речь.
        Для Луизы смерть Мадам значила собой одновременно и боль, и крушение. Она осталась одна, без поддержки (герцог де Бофор был убит при осаде Кандии), незащищенной и, возможно, даже в опасности. Как известно, она была очень близка с Мадам, и пошли слухи о том, что смерть принцессы была не совсем естественной. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не пришел вызов от короля, который все повернул совсем в другую сторону.
        У Людовика XIV она нашла герцога Бекингемского, близкого друга короля Карла II. Последний же выражал желание вызвать любимицу своей сестры, чтобы сделать ее фрейлиной своей жены, Екатерины из рода Браганса. И Луиза, сама не веря своему счастью, получила приказ принять это предложение. То есть английский король не забыл ее? И она, несмотря ни на что, увидит его!
        Но на следующий день она вновь оказалась в кабинете Людовика XIV. И он сказал ей, что надеется, что за Ла-Маншем она не забудет, что является француженкой на службе у своего законного короля. А посему Людовик XIV надеется, что мадемуазель де Керуалль продолжит дело, которое было миссией Мадам: то есть будет способствовать сближению Англии и Франции и следить за тем, чтобы французские интересы в Лондоне были надежно защищены.
        Луиза согласилась: она будет соблюдать руководящие директивы, которые получит от маркиза Кольбера де Круасси, посла Франции. После этого она отбыла вместе с Бекингемом.
        На самом деле герцог охотно подчинялся приказам своего господина, который потребовал, чтобы к нему привезли мадемуазель Керуалль. У него тут были свои соображения: он хотел стать другом той, что, возможно, станет будущей фавориткой, чтобы таким образом противодействовать влиянию нынешней фаворитки, высокомерной Барбары Палмер, леди Кастлмэн и герцогини Кливлендской, которую он ненавидел и которая испытывала к нему аналогичные чувства.
        Со своей стороны, Луиза знала, что она предназначена королю, но она будет в течение многих месяцев держать его в ежовых рукавицах, делая это весьма ловко. Об этом было известно во Франции, но вот в Англии все думали, что она сдалась значительно раньше. «Она потеряла свою репутацию раньше, чем честь», - написал тогда Бюсси-Рабютен одной из своих подруг.
        К концу лета 1671 года, в сентябре, Луиза стала любовницей Карла II во время одного очаровательного праздника: у леди Арлингтон, в Юстоне, была организована свадьба по-деревенски. Женихом и невестой были король и Луиза. И отход в постель с невестой произошел там с большой помпой и в присутствии большой аудитории. И в тот момент то, что было спектаклем, стало реальностью. Через год Луиза произвела на свет ребенка, который еще через три года стал герцогом Ричмондским.
        В 1673 году Керуалль стала герцогиней Портсмутской. Красивый титул, который король Людовик XIV, со своей стороны, продублировал в качестве награды за верность французским титулом: герцогини д’Обиньи. В этом владении находился красивый замок Ля-Веррери, и прекрасная бретонка стала его владелицей.
        Замок принял свой нынешний облик в XV веке, а в начале этого века огромное поместье было отдано королем Карлом VII Джону Стюарту Бошану, графу Дарнли… и коннетаблю Франции. Разве не известно, что во время Столетней войны шотландцы воевали на стороне Франции? Джон Стюарт был вторым сыном короля Шотландии, и он погиб на службе у Карла VII. Кстати, именно с того времени шотландская гвардия охраняла королей Франции. После Джона Стюарта его потомки сохранили и украсили Ля-Веррери, а Беро Стюарт, один из героев битвы при Форново, что в Италии, сделал его просто великолепным.
        На самом деле, отдавая Ля-Веррери и герцогство д’Обиньи любовнице короля Стюарта, Людовик XIV совершил своего рода акт справедливости, потому что позднее его наследовал сын Луизы и Карла II.
        В Лондоне, однако, жизнь герцогини Портсмутской складывалась не так просто. Король ее любил, но у него было много любовниц, из которых самой известной была, пожалуй, актриса Нелл Гвин. Кроме того, Луизу недолюбливали окружающие, так как она была француженкой и католичкой. Но ей все же удавалось держаться и даже выдать свою сестру Генриетту замуж за графа Пемброка. Это позволило ей воссоединиться со своей семьей, но чтобы строгий граф де Керуалль простил свою дочь за то, что она была королевской любовницей, потребовалось письмо и приказ Людовика XIV. «Я надеюсь, - писал монарх, - что вы не будете более суровым, чем ваш король, и снимете проклятие в отношении своей несчастной дочери. Я прошу вас об этом, как друга, и требую, как король». Можно ли как-то иначе ответить на столь благородное письмо, кроме как согласием?
        После поездки во Францию в 1682 году, где ее принимали как королеву и где она вступила во владение своим замком, герцогиня Портсмутская вернется на родину лишь в 1685 году, после смерти Карла II, о котором она никогда не забудет. Вернувшись в Париж, она открыла там салон, но отношения между нею и могущественной мадам де Ментенон не сложились. Некоторые разговоры, проходившие у нее в салоне, могли бы закончиться изгнанием, но Людовик XIV сохранял снисходительность к тем, кто хорошо ему служил.
        Со временем идея Бога овладела ею, и она стала очень набожной. Затем она уехала из Парижа в Ля-Веррери, чтобы уже больше не покидать этот замок и умереть в нем в 1737 году.
        Ее сын унаследовал замок, но не жил в нем, предпочтя вернуться в Англию и служить семейству герцога Оранского. Он был камергером при короле Георге I. Тем не менее его потомки, герцоги Ричмондские, сохраняли за собой Ля-Веррери до 1842 года, то есть до того момента, когда он перешел к семье де Вогюэ. С тех самых пор Вогюэ и проживают в нем в качестве полновластных хозяев.
        Замок имеет уютные гостевые комнаты, и каждую зиму там организуются концерты камерной музыки.
        Прогулка каждый час в 11.00, 12.00, 14.00, 15.00, 16.00 и 17.00
        В апреле, мае, июне, сентябре и октябре: ежедневно, кроме понедельника и вторника.
        В июле и августе: ежедневно.
        http://www.chateaudelaverrerie.com
        Мальзерб (Malesherbes)
        Дом королевских фавориток
        Самые большие милости женщины не смогут искупить малейшего унижения мужчины.
        Шиллер
        Расположенный между Этампом и Фонтенбло в прекраснейшей долине Эссоны, одного из украшений Иль-де-Франс, замок Мальзерб виден издалека со своими белыми с розовой отделкой стенами, с массивными круглыми башнями, величественной часовней Гранж-о-Дим и изящными хозяйственными постройками, спрятанными в гуще парка с множеством платанов и тополей.
        Нетрудно догадаться, что люди, жившие здесь, обладали богатством и властью, и ничто в этом дышащем миром местечке не указывает на беспокойную в прошлом историю замка, так как в течение многих веков женщины играли там важную роль. И роль эта вовсе не была связана с супружеской верностью и с верностью вообще - известно, что эти дамы, раздувая огонь и бурю, увлекали мужчин на опасный путь заговоров. Среди обитательниц Мальзерба насчитывалось, по меньшей мере, три королевские фаворитки. Рекорд!
        В середине XIV века это местечко называлось Суази, а его владелец, Жирар де Монтегю, был секретарем, казначеем и сборщиком налогов короля Карла V. Этим высоким положением он отчасти был обязан собственным заслугам, но в большей степени - значительной услуге, оказанной Карлу. И действительно, в то время, когда тот был еще дофином, а его отец, король Иоанн Добрый, давал понять, что ему уже порядком наскучили прекрасные английские темницы, летописцы сообщали, что «при дофине в Лувре находится девушка по имени Кассинель, чей отец, Гийом Кассинель, входил в состав Королевского совета…».
        О Бьетте Кассинель известно немного: по происхождению она была итальянка, а ее отец был выходцем из семьи богатого ростовщика, во времена Филиппа Красивого находившегося на привилегированном положении. Государь призвал его на службу в качестве советника, а его брат Ферри занимал высокий пост архиепископа Реймса. Но какой бы богатой и уважаемой ни была семья, однажды пришел день, когда и она столкнулась с довольно деликатной ситуацией: девушка, открыто живущая подле своего правителя, вдруг сообщила, что ждет ребенка.
        Не было и речи о том, чтобы отдать Бьетту на растерзание злым языкам. Едва о беременности стало известно, ее выдали замуж. Добровольным избранником стал Жирар де Монтегю. И Бьетта стала хозяйкой Суази, а Жирар сразу после рождения мальчика признал его своим, хотя все прекрасно знали, что это сын короля. Это обстоятельство в будущем сыграет ему на руку и поможет добиться многого в жизни: наместник епископа Ланнуа, владелец Монтегю-ан-Ле, Маркусси и Суази, Жан де Монтегю сначала станет секретарем своего отца Карла V, потом - своего кровного брата Карла VI, на правление которого придется пик его карьеры. Будучи суперинтендантом финансов, в 1398 году Монтегю стал одним из самых значительных лиц Франции; в то же время он женился на Жаклин де Ля Гранж, дочери президента парламента Парижа Этьенна де Ля Гранжа, и та подарила ему девятерых детей.
        В равной степени богатый, могущественный и спесивый, Жан де Монтегю часто принимал короля Карла VI в своем владении на берегу Эссоны. Но еще чаще там бывал его самый близкий друг: герцог Людовик Орлеанский, непримиримый враг герцога Бургундского Иоанна Бесстрашного.
        После смерти Людовика в 1407 году от руки герцога Бургундского господин Монтегю не отрекся от своей дружбы. Наоборот, он стал одним из главных действующих лиц знаменитой вражды арманьяков и бургиньонов, но ненадолго. 7 октября 1409 года герцог Бургундский и король Наваррский обвинили его в колдовстве и хищении денег, арестовали и заключили в Шатле, обрекая на пытки. Монтегю приговорили к смерти и 17-го числа того же месяца доставили к эшафоту, покрытому черным полотном. Там его обезглавили. Его голова, насаженная на копье, некоторое время еще оставалась на месте казни, а тело вывесили в Монфоконе. Родственники забрали останки Монтегю и торжественно предали их земле в монастыре Маркусси. Через три года его реабилитировали. И, кстати, именно в его честь был отлит огромный бронзовый колокол собора Парижской Богоматери… Одна из его дочерей вышла замуж за главного сокольничего Франции Жана де Гравилля и передала ему владение с интересующим нас замком. Их сын, адмирал де Гравилль, полностью перестроил Мальзерб. От первоначального варианта остались лишь массивные круглые башни.
        Через его дочь Анну, довольно одаренную поэтессу, замок перешел к семейству Бальзак д’Антраг. Ее сын Франсуа пошел по стопам Жирара де Монтегю и в 1578 году женился на прекрасной Марии Туше, в прошлом любовнице короля Карла IX. С одной лишь разницей: ко времени их свадьбы король уже четыре года как был мертв, а ребенок Марии от монарха, надлежащим образом признанный, стал зваться Карлом Ангулемским. Его воспитывали в Мальзербе вместе с другими детьми супругов или в Орлеане, губернатором которого был Франсуа де Бальзак д’Антраг.
        Непозволительно жадный, Франсуа, как никто другой, знал цену своим поступкам и своим услугам, даже если они и носили вполне частный характер. В общем и целом он был тот еще тип. Вдовец от первого брака с Жаклин де Роган, он пожелал быть похороненным рядом с ней в роскошной гробнице, которую и сейчас можно увидеть в Мальзербе. Но даже и здесь не обошлось без чудачества - его надгробный памятник под прямым углом отвернут от могилы его супруги, так как она ему изменяла! Согласимся, это - довольно своеобразный способ высказать порицание женщине, которую он избрал своей вечной возлюбленной. Может быть, все это связано с тем, что он любил ее по-настоящему? А может, дело тут в простом снобизме: род Роганов был куда более знатным, чем семейство какой-то Марии Туше.
        Тем не менее именно она является наиболее интересным для нас членом семьи. Мария была родом из простой семьи буржуа. Ее отец Жан Туше был королевским судьей в Орлеане, а ее мать звали Мария Мати. Во время первой встречи с Карлом IX ей было семнадцать, а ему - шестнадцать, и это была любовь с первого взгляда.
        Юный король в сопровождении матери Екатерины Медичи и всего двора вот уже два года путешествовал по Франции, чтобы лучше узнать своих подданных. И вот в 1566 году, когда путешествие уже подходило к концу, многочисленная свита сделала остановку в Орлеане. И местная знать встретила молодого монарха с необычайной помпой, и, помимо других торжеств, в его честь был дан бал в роскошном особняке Гросло. Именно на этом балу Карл и повстречал Марию, и он даже не пытался скрыть свое восхищение. И в самом деле, девушка действительно была дивная: белокурая, румяная, свежая, очаровательная. Ее мягкость и застенчивость способны были завоевать любое сердце. И сердце Карла недолго сопротивлялось ее очарованию - это прекрасное дитя заставило его забыть о несчастной любви к Марии Стюарт, после смерти Франциска II уехавшей в свою Шотландию[29 - Мария Стюарт в 1559 -1560 гг. была женой короля Франциска II, старшего сына Генриха II. Он был первым из ее трех мужей. Соглашение об этом браке было заключено, когда жениху и невесте было соответственно 4 года и 6 лет, и после этого Мария воспитывалась при французском дворе.
А Карл IX был братом Франциска II.].
        Всю ночь Карл танцевал с Марией и только с Марией. Они долго болтали поодаль от всех остальных. И никто не осмеливался прервать их - король отличался живым, даже жестоким и своенравным характером. И когда он заявил о желании увезти Марию в Париж в призрачном качестве фрейлины его сестры Марго, никто даже не попытался протестовать: ни королева Екатерина, которая была очень рада тому, что наконец-то из головы сына исчезла Мария Стюарт, ни родители девушки, польщенные оказанной им честью.
        В Париже Мария недолго пробыла в Лувре. Карл, не имея никакого желания видеть ее в свите сестры и опасаясь злых языков двора, отправил ее вместе с кормилицей в красивый дом со скульптурами на фасаде, окруженный прекрасным садом и расположенный на улице Монсо-Сен-Жерве, совсем рядом с улицей Сент-Антуан. Это был поистине прекрасный выбор, так как особняк находился совсем недалеко от Лувра, но, главное, из-за того, что он стоял на дороге в Венсенн, куда молодой король часто отправлялся, будучи страстным любителем охоты. Для него это местечко стало тайным садом, мирным уголком, где он мог забыть обо всех трудностях правления. Здесь, рядом с Марией, Карл (он придумал для своей возлюбленной прозвище, анаграмму ее имени - «Чарую все»[30 - Анаграмма - это литературный прием, состоящий в перестановке букв или звуков определенного слова. В данном случае Marie Touchet превратилось в Je charme tout.]) становился обычным юношей, нежным и любящим, а не венценосным хищником, заставляющим трепетать все свое окружение.
        После трагической Варфоломеевской ночи, когда Марию едва не убили, Карл решил, что ей нужно покинуть этот дом, ставший уже не таким надежным, и теперь девушка должна была жить при своем любовнике. И вот 28 апреля 1573 года в замке Файет появился на свет их сын. К сожалению, королю был отведен еще только год жизни, и счастье Марии закончилось настоящим горем.
        Это могло стать концом и для нее, но Екатерина Медичи и Диана Французская, незаконнорожденная, но признанная сестра Карла IX, взяли ее под свою защиту. Именно они подтолкнули ее принять предложение Франсуа де Бальзак д’Антрага. Этот брак оказался удачным и подарил супругам много детей. И одной из их дочерей предстояло проделать шумный и даже роковой путь в этом мире…
        Прошло много лет. Не слишком спокойных, так как супруг Марии не способен был жить без приключений. Будучи преданным сторонником Католической Лиги, он вел жизнь, полную опасных забот, до тех пор, пока Генрих IV наконец не приказал всему своему окружению утихомириться. Теперь д’Антраг всячески пытался показать, что страстно желает вернуть себе благосклонность государя. Вот почему одним июньским вечером 1599 года в Мальзербе появился король во главе хорошо вооруженного отряда.
        Обычно веселый, в тот момент король пребывал в мрачном расположении духа, так как два месяца назад потерял любимую женщину, красавицу Габриэллу д’Эстре, свою фаворитку, которой он пожаловал титул герцогини де Бофор и которую был готов сделать даже королевой Франции, несмотря на всеобщее недовольство.
        Габриэлла так и не стала королевой. Душевная рана еще была свежа, и король никому не позволял отвлекать себя от мрачных мыслей по дороге в Орлеан. Однако уже начало смеркаться, и Генрих наконец прекратил свое задумчивое молчание и подозвал к себе камергера Фуке де Варенна, спросив, где они намереваются остановиться на ночь. Этим местом должен был стать Мальзерб. Король удивился. Неужели у этого непоседы д’Антрага, этого бывшего члена Лиги?.. Однако его тут же успокоили: бывший член Лиги теперь - один из самых преданных сторонников короля. Кроме того, его дом очень красив, его жена, несмотря на возраст, еще сохранила свежесть, а его дочери не без основания считаются одними из самых красивых обитательниц Франции…
        Эта фраза не осталась без внимания. Неужели так хороши? В голубых глазах Генриха уже появился блеск. А что еще желать, чтобы залечить свои раны? Это решительно прекрасная идея остановиться в Мальзербе. Но такая мысль оказалась совсем не по душе его верному другу министру Сюлли, не любившему Габриэллу, а теперь не имевшему никакого желания увидеть рядом со своим господином другую авантюристку. К тому же он ненавидел семейство д’Антраг, и по мере приближения к замку идея остановиться в Мальзербе все менее и менее нравилась ему. Но вот уже приехали…
        Первым их встречал Франсуа де Бальзак д’Антраг. Его сопровождал темноволосый, высокий и высокомерный мальчик с диким взглядом: сейчас он был лишь графом Овернским, но немного позже он станет герцогом Ангулемским. Это был сын Марии Туше и Карла IX[31 - См. историю замка Гробуа.]. Каждым движением он словно напоминал окружающим о своем происхождении, но его появление не слишком взволновало короля: у самого замка его приветствовали три женщины, наклонившись почти до самой земли в своих свободных платьях. Это были все еще красивая бывшая королевская фаворитка и две ее дочери: Мария и Генриетта. И король больше уже не видел никого, кроме последней девушки…
        Она была белокурая, стройная, гибкая, и у нее были самые прекрасные в мире голубые глаза и самая привлекательная улыбка. Ей всего двадцать лет. Она красива и молода, и Генриху показалось, что перед ним богиня весны. Конец слезам! Любой может подтвердить, что, войдя в замок, Его Величество король уже улыбался.
        На следующий день, уезжая из Мальзерба, Сюлли отметил, что на шляпе короля вновь появился небольшой пучок белых перьев, а сам он закрутил усы и долго вздыхал, прощаясь с дамами. По мере того как лицо государя расцветало, лицо министра все более и более мрачнело: настроение монарха не предвещало ничего хорошего. И действительно, в тот же вечер Генрих IV отправил господ де Кастелно и дю Люда с заданием вернуться в Мальзерб и привезти всю семью д’Антраг. Тогда же граф Овернский сказал Генриетте: «Сестра, вам представляется уникальный шанс стать королевой Франции. Постарайтесь не забывать об этом!..»
        И она не забудет! С этого момента король не только окажется в плену жестокой страсти, но также и в плену женщины, пытающейся играть им для удовлетворения собственных интересов. Конечно же, не без помощи семьи, отныне выполнявшей все ее приказы. В ход был пущен полный арсенал искусного и утонченного кокетства. Сначала Генриетта изобразила недотрогу, сославшись на опасения родителей по поводу чести семьи из-за внушаемого ей королем чувства. Бедняга король уже и не знал, просить ему помощи у святых или у демонов.
        Когда он уже «созрел», красавица пригласила его в Мальзерб и там предложила ему выдвинутые ее близкими условия своей «капитуляции»: сто тысяч золотых экю, земля, титул маркизы и в довершение всего письменное обещание жениться… Этот последний момент привел Генриха в уныние. Он согласился на все остальное, что же касается обещания жениться, то он опасался бесплодного брака. И они нашли компромисс: обещание жениться будет иметь силу, если через шесть месяцев Генриетта забеременеет и в 1600 году подарит Франции наследника.
        Сюлли в своих «Мемуарах» потом рассказал, что, когда король показал ему роковую бумагу, он схватил ее и разорвал.
        - Ты что, с ума сошел? - вскричал Генрих.
        - Да, - ответил Сюлли, - но я не один такой во Франции.
        Тогда, не говоря ни слова, король поднялся к себе в кабинет и написал второе точно такое же обещание, затем прошел мимо министра, будто не замечая его, потребовал коней и поспешил в Мальзерб, где на целых три дня заперся в спальне со своей возлюбленной. Он решил приступить к созданию ребенка незамедлительно.
        Генриетта, ставшая теперь маркизой де Вернёй, чтобы обеспечить себе благословение небес, подарила базилике Нотр-Дам де Клери, служившей местом паломничества Людовика XI, младенца из серебра, которого позже монахи переплавили в крест. Но ей не суждено было носить корону Франции на голове. Действительно, она ждала ребенка и уже была почти уверена в осуществлении своей мечты, но сильные переживания стали причиной преждевременных родов, в результате которых на свет появился мертвый мальчик… Впрочем, Сюлли тогда уже готовил брак своего короля с Марией Медичи.
        Увы, женившись, Генрих так никогда и не покинет женщину, родившую ему троих детей, но ни на миг не прекращавшую организовывать всяческие заговоры против него. Король дважды прощал ее, а семейство д’Антраг отослал в Мальзерб. Генриетта осталась могущественной, но, по ее мнению, недостаточно: в конце концов она сговорилась с королевой, герцогом д’Эперноном и Испанией, и результатом этого сближения стал роковой удар Равальяка…
        После стольких заговоров Мальзерб нуждался в глотке свежего воздуха и надежде. В 1719 году владение было куплено канцлером де Ламуаньоном, но славу замку принес не он, а его сын Гийом.
        Взявший имя бесконечно любимой им земли, господин де Мальзерб, адвокат, советник в парламенте, председатель Высшего податного суда, несколько раз министр, без сомнения, являлся одним из самых честных и благородных людей всего XVIII века. Прослужив Людовику XVI, Мальзерб ушел от дел после своего последнего срока, но, несмотря на шестидесятилетний возраст, добился сомнительной чести защищать своего короля перед Национальным Конвентом. Он храбро и с благородством взялся за эту защиту, которая, впрочем, не принесла ему счастья. А потом Террор заставил его заплатить за подобную преданность: в 1794 году адвоката вместе со всей семьей арестовали, бросили в тюрьму и казнили. Казнь состоялась 22 апреля на площади Свергнутого Трона, которая сейчас называется площадью Насьон.
        В замке сохранилось немало вещей этого выдающегося человека: библиотека, работы по праву, юриспруденции, статусу евреев и протестантов, статьи о свободной прессе, труды по ботанике, которую он просто обожал. Но Мальзерб хранит воспоминания и о другом писателе.
        В момент ареста преданного адвоката и его семейства увели также и его дочь, мадам де Розамбо, и его внуков (в числе которых была Луиза де Пеллетье де Розамбо, мать Алексиса де Токвилля), господина и госпожу де Шатобриан, брата и невестку великого писателя. Но двух маленьких мальчиков молодой пары не тронули: Луи и Кристиан, дети шести и восьми лет, были спрятаны в прелестном домике, до сих пор находящемся в глубине парка, рядом с Гранж-о-Дим.
        Этих двух детей поручили заботам гувернантки, любимым занятием которой было изготовление гобеленов. Поэтому в руках она всегда держала огромный клубок шерсти, который сматывала снова и снова, не давая ему размотаться совсем. В конце концов по окончании Революции эта храбрая женщина решилась, наконец, размотать весь клубок, вытащив оттуда фамильные драгоценности.
        Говорят, сам Шатобриан часто приезжал в Мальзерб проведать осиротевших племянников, и в этом тихом доме, послужившем им убежищем, на великого писателя часто снисходило вдохновение.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 4 июля по 26 августа с 10.00 до 16.00
        Закрыто по субботам, воскресеньям и праздничным дням.
        http://www.ville-malesherbes.fr
        Марёй-Ан-Бри (Mareuil-En-Brie)
        Любовные приключения юной узницы
        В тени зеленой ждет меня приют,
        Зовет меня любовь, и музы мне поют,
        И не хочу еще я умирать.
        Андре Шенье
        Подходила к концу первая половина марта 1794 года. По всей Франции свирепствовал Террор. В Париже, на площади Свергнутого Трона, гильотина каждый день уничтожала огромное количество жертв. Ежедневно отрубали шестьдесят, семьдесят или даже восемьдесят голов, оставляя истекающую кровью массу между красивыми домами-близнецами, недавно выстроенными архитектором Леду. Трудно даже сравнить с чем бы то ни было это безумие, эту ненависть к ближним, охватившие всех. И тем не менее посреди всего этого ужаса находились люди, пытающиеся обрести счастье. Самое удивительное, что принадлежали они к аристократии, даже к самым благородным по происхождению ее представителям.
        В тридцати лье от Парижа[32 - Примерно 135 км.], на границе между Бри и Шампанью, изящные стены замка Марёй, владения, полученного семейством де Куаньи после свадьбы, укрывали двух любовников, которые, похоже, забыли обо всем, кроме своих чувств. Они были настолько увлечены друг другом, что внешний мир для них словно и не существовал. Они ничего не видели. Ничего не слышали. Они находились как бы вне происходивших событий.
        Ей было двадцать, а ему - двадцать пять. Природа одарила их вопиюще щедро! У них было все: красота, ум, молодость, знатность и достаточно средств, чтобы не заботиться о завтрашнем дне. Она - это Эме де Франкето де Куаньи, герцогиня де Флёри, то есть бывшая герцогиня, так как совсем недавно она воспользовалась новыми законами, чтобы развестись. Она была невысокого роста, но идеально сложена, с великолепными каштановыми волосами, отливающими золотом, с нежными бархатными глазами, чересчур большими для ее личика. Кроме всего прочего, она обладала неотразимой улыбкой и невероятной самоуверенностью. За четыре года, что она состояла в браке с герцогом де Флёри, ее красота покорила весь город и то, что осталось от двора. И она без зазрения совести пользовалась этим: едва выйдя замуж, она стала изменять своему мужу с обольстительным герцогом де Лозеном, который, по слухам, был любовником самой Марии-Антуанетты. Впрочем, такую же репутацию имел и дядя сумасбродной герцогини, неотразимый Анри де Куаньи.
        Ее любовник в Марёй-ан-Бри - это граф Казимир де Монрон, высокий рыжий юноша, хорошо сложенный и с лазурными глазами, оттененными розовым, немного детским лицом. Но это еще не все. Граф был самый настоящий сердцеед. Остроумный, беззаботный, дерзкий - женщины называли его «красавчиком Монроном», а его друг Талейран - «Иисусом из преисподней», ведь побед на личном фронте у него было больше, чем у Дон Жуана.
        Любовь между Эме и Казимиром зародилась в Лондоне, где они оба, но не сговариваясь, укрылись после трагических событий сентября 1792 года. До этого момента они были едва знакомы. Зато де Монрон хорошо знал герцога де Флёри, который был командиром его полка и одним из постоянных партнеров по игре в карты.
        Супруги де Флёри не так давно совершили путешествие по Италии, в котором Эме попыталась забыть своего возлюбленного де Лозена, перешедшего на сторону Революции и ставшего генералом Бироном. Она нашла утешение в объятиях английского посла, лорда Мальмсбери. Кстати, именно он посоветовал ей укрыться в Англии. По дороге Эме удалось снова повидать де Лозена и потребовать раздела имущества, но сентябрьская кровавая бойня настолько ее поразила, что она в компании друзей поспешила отправиться в Лондон. Вскоре она не без удовольствия стала любовницей де Монрона.
        Им обоим не нравился ни Лондон, ни образ жизни англичан. Они сильно скучали по Франции, и в январе 1793 года, когда Людовику XVI отрубили голову, они возвратились в Париж. А тем временем частая смена мест жительства сумасбродной герцогини в конце концов привлекла внимание полиции.
        16 марта Эме арестовали и привели к офицеру полиции Декуану, который должен был ее допросить. Надо сказать, что сумасбродная Эме с ловкостью истинного дипломата вышла из этой ситуации. Нет, она не эмигрировала! Она уехала из Парижа после сентября, потому что хотела отдохнуть в провинции. Где она была? У себя дома в Марёй-ан-Бри, который получила от матери. Что же касается бывшего мужа, то ее настолько не интересовало, что с ним стало - она попросила незамедлительного развода. Ко всему этому она также добавила, что регулярно платила земельный налог за Марёй-ан-Бри и даже сделала «патриотическое пожертвование».
        В результате ее освободили и дали ей развод. И она сразу же поспешила в Марёй, где ее с нетерпением ждал де Монрон. После этого они, наслаждаясь своей любовью, забыли обо всех тревогах.
        Тем не менее время от времени между ними происходили ссоры, чем пользовался де Монрон, чтобы поехать в Париж, вдохнуть там свободы и постараться получить некоторые сведения от своего друга Талейрана, еще находящегося в Лондоне. Обычно он скоро возвращался, чтобы вкусить радость примирения. Однако в тот день, 3 марта 1794 года, по возвращении он выглядел настолько озабоченным, что и думать не мог о любовных утехах. Молодой человек только что узнал, что в ближайшее время в Шампани будут проводить очередную проверку, и, конечно же, Марёй станет одной из мишеней. В таком случае - лучше уехать.
        Итак, они решили вместе отправиться в Голландию, где де Монрон, возможно, присоединился бы к армии де Конде. Сказано - сделано: они собрали вещи, а ценности спрятали в карманы, подшитые к нижним юбкам Эме и ее англичанки-горничной. На рассвете они сели в экипаж и пустились в путь.
        Едва они проехали два лье, как их арестовали. Все вокруг знали Эме, чей большой экипаж и горы багажа теперь особенно бросались в глаза. Но так как никто не понимал, что делать, ее отправили в Париж, где 15 марта она попала в тюрьму Сен-Лазар. Там ее ждала самая чистая слава, связанная с ее именем.
        Почему? Да потому что в Сен-Лазаре в тот момент находился весь цвет аристократии. Там же можно было увидеть и одного тридцатилетнего мужчину. Он был далеко не красавец: низкого роста, с бледной, как воск, кожей и редкими волосами. Но у него был удивительный, глубокий, серьезный и одновременно лучистый взгляд, как будто он видел какие-то скрытые тайны. Он был скромен, и пока общество доживало свои последние дни в веселье и безумии, он предпочитал удалиться от всех и в тишине исписывать неровным почерком нескончаемые листы бумаги. Иногда он надолго останавливал на Эме свой взгляд. Естественно, молодая женщина заметила этого непохожего на других человека.
        Ей сказали его имя: Андре де Шенье. Ей объяснили, что он поэт. На пару минут такое обстоятельство показалось ей забавным. Однажды вечером он передал ей бумажный свиток. Однако она лишь невнимательно и рассеянно просмотрела его, потому что для ее недалекого ума это послание было слишком серьезным:
        Не гибнет под серпом незрелый колосок,
        И лето целое струится в лозах сок:
        Нальются грозди невозбранно;
        Я тоже юностью цвету и красотой,
        Хоть все вокруг томит тревогой и тоской,
        Мне умирать еще так рано[33 - Перевод Е. П. Гречаной.].
        Не способная понять, что стихотворение «Молодая узница» прославит ее и оставит ее имя потомкам, Эме де Куаньи где-то забыла эту поэму и едва ли пролила хоть слезинку в память о поэте, который на следующий день был отправлен на эшафот.
        Ей же самой удалось избежать казни, после чего она вышла замуж за де Монрона. Они снова возвратились в Марёй, который так и не конфисковали. Но это было одно из немногих оставшихся у нее богатств, а их привычный образ жизни стоил дорого. В один прекрасный день госпожа де Монрон продала поместье, построенное семьей Руасси, предками ее матери, еще в XVII веке. Она, можно сказать, избавилась от него за солидную сумму и сожалела об этом не более, чем о старом платье.
        Странно, но, расставшись с Марёем, они оба словно потеряли вкус к жизни, хотя прежде ничто, ни разлуки, ни тюрьма, ни даже тень смерти, не могло лишить супругов де Монрон радости. Но теперь она рассталась с этим владением, видевшим детство Эме и незабываемые счастливые дни их любви. А потом Казимир влюбился в одну из королев Директории, в креолку Фортюне Амелен. Эме же посчитала, что такое поведение ниже ее достоинства, и снова потребовала развода.
        Впрочем, Эме не особо горевала по поводу этой измены. Она влюбилась в певца Майя-Гара, фата и такого же, как и она сама, бездушного человека, и принялась ожесточенно бороться за него с маркизой де Кондорсе. Отношения с певцом лишь приблизили ее скорую кончину. 17 января 1820 года «молодая узница» умерла в Париже, на руках де Монрона, примчавшегося к ней, чтобы помочь в трудную минуту. Говорят, что в ее последние минуты он вспоминал о садах в Марёе.
        Сейчас замок, пережив различные невзгоды, принадлежит семье де Вибрэ и закрыт для посещения.
        Мёнг-Сюр-Луар (Meung-Sur-Loire)
        Улыбка Бертрады, слезы Вийона…
        Но где же прошлогодний снег?..
        Франсуа Вийон
        Александру Дюма (старшему) понадобилось лишь несколько страниц, чтобы увековечить крохотный городок Мёнг-Сюр-Луар и сделать его имя известным во всем мире. Кто не знает этой истории? В годы правления Людовика XIII молодой гасконец приехал из глубинки в Мёнг довольно забавным образом: «Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости натягивать мундштук, все же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Мёнге, куда он вступил с четверть часа назад через ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень даже и на самого всадника…»[34 - Перевод В. С. Вальдмана, К. А. Ксаниной и Д. Г. Лившица.]
        Этого молодого человека звали д’Артаньян, а вышеизложенный отрывок находится на второй странице романа «Три мушкетера», вероятно, одного из самых известных романов в мире. А Мёнг стал тем самым городом, благодаря которому читатели всего света и узнали о д’Артаньяне. Молодому гасконцу предстоит встретиться с Атосом, Портосом и Арамисом, бок о бок с которыми он будет сражаться и путешествовать до самого конца. Но, к счастью для нашего городка на Луаре, он вошел в историю Франции еще задолго до того, как Александр Дюма упомянул его в своем знаменитом произведении.
        Его появление восходит к галло-романской эпохе. Когда он уже был известен под названием Магдунум, что означает «город на возвышенности». А как и во всяком городе на возвышенности, в верхней точке Магдунума располагался сторожевой пункт или своего рода замок. Первый замок, впрочем, не выстоял под натиском вандалов. Впоследствии святой Лифар воздвиг на этих руинах монастырь. Там он умер, там его похоронили, а вокруг его могилы постепенно стал образовываться город, защищенный монашеской крепостью, которая, в свою очередь, тоже серьезно пострадала от набегов норманнов. Ее потом реконструировали, когда прошел этот страшный ураган. А в 1090 году скромный замок Мёнга стал местом развития любовной драмы, которая практически в точности повторяла начало знаменитой Троянской войны.
        В то время представителем еще молодой династии Капетингов был человек весьма эксцентричный и неординарный: король Филипп I. Будучи сыном Генриха I и русской княжны Анны Киевской (единственной русской, которая когда-либо правила Францией), он унаследовал от своей матери - прекрасной светловолосой сирены, явившейся из далеких степей, - необычайную красоту, взрывной характер и византийское имя «Филипп», совершенно необычное для того времени и места. Не стоит забывать и о типично славянском шарме. Шарме, из-за которого томно вздыхали многие женщины королевства. В их числе была и прекрасная графиня Анжуйская, Бертрада де Монфор.
        Несмотря на свою потрясающую красоту, Бертрада вышла замуж очень неудачно. Ее супруг, Фульк Анжуйский, был кем угодно, но только не приятной во всех отношениях личностью. Современники прозвали его Решен, то есть «ворчун», причем слово это носило скорее эвфемистический характер. В действительности Решен, повинный в смерти собственного брата, уже тогда сменил трех жен: Хильдегарду де Божанси, Энненгарду де Бурбон и Аренгарду де Кастильон[35 - Тут автор явно что-то путает, ибо первыми тремя женами Фулька IV Анжуйского по прозвищу Решен были Хильдегарда де Божанси, Ирменгарда де Бурбон и Оренгарда де Шатель-Айон.]. Первая умерла от чрезмерных побоев, а две последние были живы-здоровы, хотя и влачили существование в монастырях - следствие того, как высокородный муж того времени терял к женщине всякий интерес. Но Бертрада, в силу своей гордости, не хотела мириться с тем, что однажды может лишиться короны из-за какой-то мужской прихоти, для коей не будет указом ни ее красота, ни сын, которого она родила своему супругу. К тому же она была наслышана о короле Франции и думала, что такой муж подошел бы ей
куда больше. В общем, без особых колебаний она написала ему письмо, которое можно резюмировать следующими словами: «Я неудачно вышла замуж и глубоко несчастна в любви. Не имея счастья вас увидеть, я уже вас люблю и поклялась быть лишь вашей и ничьей больше».
        Подобные слова всегда будоражат воображение мужчины, если он любитель женщин, и даже если женат. А Филипп как раз был женат. В возрасте пятнадцати лет (а на момент этой истории ему было уже тридцать семь) его женили на круглолицей розовощекой голландке, Берте Голландской, которая с возрастом и после многочисленных беременностей стала тучной и покрылась красными пятнами, ввиду чего все супружеские чувства Филиппа улетучились сами собой. Вот Филипп и изъявил желание нанести дружеский визит своему «верному Анжуйскому подданному».
        Когда он прибыл в Тур, где была намечена встреча, случилось то, что называется обоюдной любовью с первого взгляда. С первой же секунды высокий блондин целиком и полностью захватил сердце пылкой темноволосой девушки, а сам Филипп проникся такой невероятной страстью, какую дано испытать в жизни один только раз… На следующий же день Бертрада заявила Филиппу, что готова бежать вместе с ним. В ответ король произнес: «Когда вам будет угодно!» С похищением медлить не стали, щедро приправив его ложью и туманом секретности.
        Так, пока Филипп присутствовал на открытии купелей в церкви Святого Иоанна и клялся Фульку в вечной дружбе, Бертрада собирала вещи. Затем, по завершении визита, король вежливо откланялся и вернулся к себе в Орлеан. Бертрада провожала его с улыбкой на губах: она прекрасно знала, что совсем скоро вновь увидится с ним. Так и случилось. На следующий день, под предлогом того, что ей надо посетить местный монастырь, прекрасная графиня добралась до Бевронского моста, где Филипп приказал оставить специальную группу людей, которые должны были инсценировать похищение. Все прошло как нельзя лучше, и графиню со всеми почестями доставили в Мёнг, где ее ждал Филипп. Там же они провели первую ночь любви. Мы можем поверить современникам лишь на слово, а они утверждают, что ночь эта была поистине сказочной и прекрасной…
        Эта ночь в Мёнге ознаменовала собой начало великой страсти, которую не смогло разрушить ничто: ни война, которую следом за этим развязал ворчливый «Менелай», дабы вернуть себе новую «Елену»; ни папа Урбан II, пригрозивший Филиппу отлучением от Церкви, ни даже происки Луи и Констанции, детей Берты Голландской. Только смерть смогла разлучить Филиппа и Бертраду. Первым из жизни ушел он, а Бертрада удалилась в монастырь От-Брюйер, с нетерпением ожидая, когда смерть позволит ей воссоединиться с любимым. В это время на трон взошел ее пасынок, король Людовик VI.
        В 1101 году этот самый Людовик VI, прозванный Толстым, осадил замок Мёнг, чей тогдашний властитель, Лионе, восстал против своего сюзерена, епископа Орлеанского. Когда Лионе и его люди укрылись в донжоне, король приказал поджечь здание. Спасаясь от языков пламени, несчастные стали прыгать из башни… прямо на копья, которые предусмотрительно воткнули в землю осаждавшие.
        Тем не менее с тех пор замок постепенно превратился в могучую крепость. Поначалу им владело семейство де Мёнгов, чей последний представитель, Жан, прославился, став соавтором знаменитого «Романа о Розе». Позднее замок стал летней резиденцией епископов Орлеанских. А также их излюбленной тюрьмой, поскольку казематы, каменные мешки и подземные тюрьмы Мёнга воистину поражали воображение. Их по достоинству оценили английские захватчики. В 1361 году Хьюго Калверли, известный английский капитан, занял замок вместе с англо-наваррцами, а позднее, в начале XV века, Мёнг несколько раз переходил от англичан к французам и обратно. Удивительно, но в 1418 году некий сир де Голь окончательно и бесповоротно прогнал неприятеля с территории замка…
        К несчастью, в 1425 году граф Салсбери посчитал своим долгом отвоевать замок, в чем он и преуспел. Однако долго в Мёнге ему сидеть не пришлось: началась битва за Орлеан, где Салсбери был одним из ключевых звеньев. Но там его настиг злой рок: «Когда он обозревал поле брани из открытого окна башни, пушечное ядро угодило ему прямо в голову. Раненного, его перевезли в замок Мёнг, где он скончался 27 октября 1428 года, после чего его похоронили там же, в парке. Из окна своей спальни в замке он мог видеть базилику Клери, которую разграбил всего несколькими неделями ранее…» Сменил его знаменитый английский граф Джон Тэлбот…
        Менее чем год спустя Жанна д’Арк навсегда очистила Мёнг от английских захватчиков. Епископы Орлеанские вновь смогли насладиться проживанием в этом прекрасном замке. И надо сказать, что тюремные камеры крепости ничуть не утратили своей эффективности, о чем свидетельствует количество скончавшихся там узников, в числе которых - Оргемон по прозвищу Хромой[36 - Николя д’Оргемон, сын Пьера д’Оргемона, - каноник собора Парижской Богоматери, участник заговора, приговоренный к смерти в 1416 году.].
        В 1461 году в качестве заключенного в Мёнге оказался и Франсуа Вийон…
        Поэт был вынужден скрываться вследствие ограбления Наваррского колледжа, в коем он был соучастником. В Париж он вернуться не мог, а потому скитался по деревням, промышляя вымогательством и грабежами. Через некоторое время он попался под руку помощнику епископа Орлеанского по имени Тибо д’Оссини. Руку исключительно тяжелую, приведшую несчастного в темницу Мёнга, которую можно посетить и сегодня. То была камера, в центре которой располагался глубокий колодец… Именно там Вийон написал свое знаменитое «Послание к друзьям»:
        Ответьте горю моему,
        Моей тоске, моей тревоге.
        Взгляните: я не на дому,
        Не в кабаке, не на дороге
        И не в гостях, я здесь - в остроге.
        Ответьте, баловни побед,
        Танцор, искусник и поэт,
        Ловкач лихой, фигляр хваленый,
        Нарядных дам блестящий цвет,
        Оставите ль вы здесь Вийона?[37 - Перевод И. Г. Эренбурга.]
        Король Людовик XI, для которого Вийон пел в день восшествия на престол, вытащил поэта из тюрьмы, когда тот уже был совсем в плачевном состоянии, ибо палачи и епископ славно над ним поиздевались. Но это была свобода, пускай сопряженная с нищетой и лишениями, но все же свобода, и это было бесценно…
        До самой Великой французской революции замок Мёнг оставался в собственности епископов и стал героем еще множества интересных историй. Так, например, в XVIII веке, следуя тогдашней моде, его стены… перекрасили в розовый цвет.
        Новый владелец замка, Ксавье Лельве, предпринял масштабную реставрацию, в ходе которой были восстановлены все - 131 - комнаты замка. Двадцать из них сегодня полностью меблированы и открыты для посещений.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 7 апреля по 31 мая с 14.00 до 18.00
        С 1 июня по 30 августа с 10.00 до 18.00
        С 1 сентября по 31 октября с 14.00 до 18.00
        В декабре с 14.00 до 18.00 (по выходным)
        Закрыто по понедельникам.
        http://www.chateau-de-meung.com
        Монсоро (Montsoreau)
        Две дамы де Монсоро
        На женщине длинное белое платье, подобное одеяниям ангелов, белокурые волосы волнами ниспадают на плечи[38 - «Графиня де Монсоро», перевод с французского В. Столбова.].
        Александр Дюма
        Дюма увековечил в своем произведении лишь одну из них: ту, что звали Диана де Меридор. Но была и другая: та, о которой никто даже не слышал, поскольку мэтр исторического романа о ней никогда не упоминал. Другая, чья история ничуть не меньше заслуживает отдельного романа, пускай ее жизнь и была коротка. Ее звали Колетт, и жила она примерно за сто лет до своей знаменитой однофамилицы.
        В 1440 году именно ее отец, Жан де Шамб, сделал суровый замок, возвышавшийся на берегах Луары точно неусыпный страж, таким, каким мы его знаем теперь. Но богатое и могущественное семейство Шамбов уже давно не владело замковыми землями. Владельцами первой крепости, строительство которой пришлось на X век, поочередно были семейства де Монбазон, де Краон и де Шабо, при которых замок исполнял лишь одну функцию - военного речного поста.
        Луара, в самом деле, долгое время служила водяным рвом для замка, а дорога, проходившая перед ним, позднее была затоплена рекой.
        Помимо двух сыновей, у Жана де Шамба были еще две дочери. Обе необычайно красивые, но старшая - Колетт - так и вовсе была просто ослепительна. В очень раннем возрасте ее выдали замуж за Луи д’Амбуаза, виконта де Туара. Она его совершенно не любила. А уж когда в замке однажды остановился красивый молодой принц - и подавно. Это был Шарль, герцог Гиенский, младший брат короля Людовика XI. Но в отличие от спокойного и рассудительного короля Шарль был в такой же степени вспыльчивым и переменчивым.
        Особенно Колетт прониклась чувствами, когда он заявил о том, что тоже испытывает к ней пламенное влечение. Ради него девушка настолько издевательски отнеслась к своему браку, что даже родила любовнику двух дочерей, одна из которых - Жанна - стала священнослужительницей, а другая - Анна - вышла замуж за сеньора де Рюффека. Несложно догадаться, что законный супруг едва ли мог смириться с подобным положением дел. Луи д’Амбуаз в итоге пришел в ярость, и в 1469 году Колетт пришлось бежать, спасаясь от его праведного гнева.
        К тому же она влияла на принца не самым лучшим образом. Она действительно принадлежала к числу тех немногих, к чьему мнению он прислушивался, но в одном эти люди были едины: Шарль мог стать гораздо более сильным королем, чем его брат. Самодовольные личности любят подобные разговоры, так что герцог Гиенский с удовольствием потреблял эту лесть. Он даже установил дружеские отношения с заклятым врагом короля - с Карлом Смелым, то есть с герцогом Бургундским, у единственной дочери которого он впоследствии попросил руки и сердца.
        Помолвка эта полностью удовлетворяла требования той части единомышленников Шарля, коими руководил виконт д’Эди, однако сама Колетт не на шутку рассердилась. Девушка опасалась неожиданного появления богатой соперницы, которое сводило на нет весь ее авторитет, коего она добивалась с таким трудом. Так что в момент побега от мужа она, разумеется, выбрала себе прибежищем замок Шарля Сен-Север, что в Ландах. Такой вот неплохой повод быть поближе к тому, кого не хочешь отпускать ни при каких обстоятельствах.
        При этом девушка неплохо знала своего возлюбленного: пока она с ним, он попросту не осмелился бы жениться на этой несносной бургундке. А несколько месяцев спустя до нее дошла приятная новость: она стала вдовой. Луи д’Амбуаз умер 28 февраля 1470 года. Дама де Монсоро тотчас же получила титул виконтессы де Туар, который остался с ней до самой смерти. Кстати говоря, смерть была уже не за горами, но Колетт об этом еще не знала. Ей позволили владеть частью имущества покойного мужа, и она с радостью согласилась. Впрочем, радость эта продлилась недолго: в начале декабря 1471 года она заболела, и вот тут-то и случилась загадочная история, которой до недавних пор никто не мог найти объяснения.
        На празднестве у аббата де Сен-Жан д’Анжели Шарль и Колетт съели рыбу, отравленную по приказу Людовика XI. 14 декабря, в Сен-Севере, Колетт умерла. А пять месяцев спустя, 12 мая 1472 года, в Бордо умер и герцог Гиенский. И тоже пошли слухи, что он скончался, отведав отравленной рыбы.
        К тому же, помимо очевидных «рыбных» проблем, к общей картине добавился еще и слух о том, что Колетт страдала неким венерическим заболеванием, которое и разделила со своим любовником. А поскольку она была физически слабее Шарля, то и умерла намного раньше. Ей было двадцать три года, и она так больше и не увидела берегов Луары.
        Век спустя де Шамбы все еще владели замком Монсоро. Их было двое. Два брата: Жан и Шарль. И оба они влюбились в прекрасную женщину по имени Франсуаза де Меридор, потерявшую незадолго до этого, в 1574 году, своего мужа, барона де Люсе. Будучи придворной дамой королевы-матери Екатерины Медичи, Франсуаза была вынуждена вернуться домой к отцу, чтобы носить траур. Их семейным гнездом был замок Ля-Фрелоньер, где мать Франсуазы, Анна де Матиньон, закоренелая гугенотка, установила суровые порядки правления, так непохожие на то устройство, что Франсуаза привыкла видеть при королевском дворе.
        Возможность избавиться от унылого пребывания в родном доме появилась вместе с Жаном де Шамбом. Для этого нужно было только, чтобы Жан в нее сильно влюбился: Жан прославился в округе как главный истребитель гугенотов, а женившись на Франсуазе, он бы заимел тещу-протестантку. Но осмыслить всю эту ситуацию у него времени уже не оказалось: когда свадьбу наметили на определенное число, Жана убили при весьма таинственных обстоятельствах.
        Не отчаявшись, Франсуаза переключилась на его младшего брата, Шарля, милого, скромного мальчика, большого любителя книг и охоты. Совместная жизнь их текла своим чередом: зимовали они в Монсоро, а на лето приезжали в особняк Кутансьер. И все бы ничего, но в апреле 1578 года к ним заглянул герцог Франсуа Анжуйский (брат короля Генриха III) со своей матерью. Между братьями тогда возникло некоторое напряжение, так что Франсуа ездил по окрестным землям и заручался поддержкой своих вассалов. Вместе с ним прибыл и его фаворит, Луи де Клермон, сеньор де Бюсси д’Амбуаз, которого Франсуа сделал губернатором Анжу.
        Красив и ищет ссор
        Амбуазский сеньор,
        Храбрый, непродажный
        Наш Бюсси отважный.
        Эти строки написала сама Марго, чьим любовником стал Бюсси. Впрочем, голову он вскружил далеко не одной даме. На самом деле он весьма далеко стоял от того романтического образа, что представил нам Дюма, - Бюсси был красив, обходителен, безумно храбр: лучший клинок Франции… возможно, после короля Генриха III, который в состязании на шпагах был настоящим чемпионом.
        Монсоро были приглашены на прием в замок Анже. Королева Екатерина была счастлива видеть свою бывшую служанку, а Бюсси, в свою очередь, подумал, что эта Франсуаза весьма недурна собой. Но они с супругом не расставались даже во время охоты.
        Это навело Бюсси на одну мысль: королю как раз был нужен обер-егермейстер, так почему бы не предложить ему взять на эту должность Монсоро, который к тому же души не чаял в охоте? О своей идее Бюсси рассказал герцогу Анжуйскому, и тот охотно согласился помочь верному товарищу в его деле.
        Год спустя Бюсси вернулся в Анже, будучи практически в опале. Тем летом в замке Пон-де-Се было особенно скучно, поэтому он решил навестить Франсуазу, которая все это время помнила его и думала о нем. Он приехал в Монсоро, но Франсуазы там не оказалось. Пришлось ехать в Кутансьер, и на этот раз его поиски оказались не напрасными.
        Франсуаза подолгу бывала одна, и Шарль быстро влился в ее небольшой круг общения. Ей доставляли удовольствие визиты Бюсси, и вскоре она ему отдалась.
        Монсоро об этом никогда бы не узнал, если бы только в Бюсси не взыграло типичное мужское бахвальство. Однажды он написал своему другу по имени де Ту записку с таким содержанием:
        «Я расставил силки на самку нашего егеря, и она попалась!»
        Месье де Ту пришел от этой новости в восторг и тотчас же показал записку королю. Генрих III же крайне ценил своего нового обер-егермейстера, а потому поступок Бюсси, с которым они раньше дружили, его сильно рассердил. Разумеется, за этим последовала расплата: Генрих обо всем рассказал Монсоро.
        Вне себя от ярости, тот во весь опор ринулся к замку и продемонстрировал неверной супруге всю полновесность своего гнева. После этого он потребовал, чтобы та назначила своему любовнику свидание на следующую же ночь, на 19 августа. Франсуаза подчинилась и позвала Бюсси к себе как ни в чем не бывало. Но Монсоро с дюжиной людей уже ждал его.
        То была одна из самых захватывающих дуэлей за всю историю. Бюсси сражался один против всех, но все же сумел заколоть четверых, а еще троих вывести из строя. В конце концов он упал, оглушенный эфесом шпаги.
        С тех пор Франсуаза не могла вернуться ко двору, где ее все презирали (не потому, что она изменила мужу, а потому, что предала любовника, послав его на верную смерть). Однако она осталась жить с Шарлем и даже - в знак раскаяния - родила ему шестерых детей.
        Сегодня в замке находится музей марокканских кавалеристов-гумьеров, а также различные вещи, оставшиеся со времен военных действий в Марокко. Замок принадлежит департаментам Мен и Луара.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Март с 14.00 до 18.00 (по выходным)
        С 1 по 27 апреля с 14.00 до 18.00
        С 28 апреля по 30 сентября с 10.00 до 19.00
        С 1 октября по 11 ноября с 14.00 до 18.00
        http://www.chateau-montsoreau.com
        Монтаржи (Montargis)
        Рене Французская, герцогиня Феррары
        А подлинна ли бездейственная вера?
        Расин
        На кортеж, въехавший в Монтаржи 14 января 1560 года, вышли посмотреть все жители города, и это - несмотря на снег и страшный мороз. Прием этот был отчасти приказным, но также людьми двигало чистейшее любопытство, поскольку встречали они не кого-нибудь, а владелицу замка, мадам Рене Французскую, дочь Людовика XII и Анны Бретонской, потерявшую своего мужа, Эрколе д’Эсте, герцога Феррары, 3 октября 1559 года в землях Италии. По правде сказать, население Монтаржи ее совершенно не знало, поскольку тридцатью двумя годами ранее она покинула Францию и отправилась вслед за своим супругом в пресловутую Италию.
        Разумеется, она была далеко не девочка. Ей было уже под пятьдесят, но, несмотря на достаточно суровую выправку, она сумела сохранить красоту и очарование. Прежде всего выделялись ее красивые глаза, а траур она носила с таким умением и элегантностью, что сразу же чувствовалось воспитание, полученное ею при дворе Франциска I, чей свояченицей она и была.
        Оказанный ей прием пришелся Рене по вкусу, и она благосклонно улыбалась окружавшим ее людям и даже обменялась с некоторыми из них парой любезных реплик. С другой стороны, замок, ключи от которого ей вручили, не произвел на нее столь приятного впечатления. Мадам Рене нашла его «в слишком уж дурном, полуразрушенном состоянии». Складывалось такое ощущение, что со времен лишений Столетней войны крепостью никто не занимался, так что первое же, что сделала новая хозяйка, - это приказала устроить масштабные восстановительные работы. При этом она все же поселилась в замке, окружив себя максимально возможными для той ситуации удобствами. Хвала небесам, она привезла с собой достаточно мебели и тканей, чтобы обустроить даже столь древний и холодный замок. По крайней мере, холод хотя бы забивал запах кожевенной мастерской, расположенной внизу, у берега речки Пюизо. Но вот что интересно: впервые за долгие годы Рене почувствовала себя по-настоящему у себя дома. Ей было бы куда более комфортно в Шартре (где она была герцогиней) или в том же Жизоре (где она была графиней), но именно Монтаржи она некогда любила,
еще в детстве, и хотела здесь жить. В общем, старинный замок семейства Куртене должен был стать для нее приятным жилищем… Так здорово было вновь обосноваться недалеко от Луары!
        И все же она была счастлива, когда в сентябре 1528 года покинула Францию вместе со своим супругом. Двадцатилетний Эрколе д’Эсте был выдающимся рыцарем, любезным и воспитанным. Он сразу же понравился Рене, которая уже порядком подустала от многочисленных предложений женитьбы. В числе прочих претендентов был даже император Священной Римской империи Карл V. Эрколе с увлечением рассказывал ей о своей стране, об отце - старом герцоге Альфонсо, овдовевшем после смерти прекрасной Лукреции Борджиа, о своей сестре - герцогине Мантуанской, об итальянском солнце, о широких равнинах. А Рене слушала и мечтала…
        Будучи круглой сиротой (мать умерла, когда Рене было три года, отец - когда ей было пять), она была воспитана в строгом соответствии с королевскими обычаями. Воспитанием занималась Луиза Савойская - мать Франциска I. Девочка очень рано погрузилась в учебу, в частности, она стала изучать теологию, что сблизило ее с Богом. Вопрос религии тогда вообще был животрепещущим. Книги Лютера только начали проникать во Францию, и Рене под руководством своего наставника Лефевра д’Этапля принялась их с интересом изучать. При этом она вовсе не собиралась отворачиваться от принятых церковных догматов: просто в новой доктрине она нашла для себя некоторые вещи, которые пришлись ей по вкусу…
        Но когда она ехала вслед за своим супругом по Лионскому тракту, через Альпы, Рене была лишь обыкновенной девушкой, отправившейся в свадебное путешествие. Она ожидала чудес, и она их получила, однако первое время на новом месте ей было очень несладко. В декабре месяце долина реки По была просто отвратительна, и если Феррара была относительно красивым городом, то замок Эсте с его рвами и квадратными башнями показался восемнадцатилетней девушке весьма и весьма отталкивающим. Тем более что долину Луары она покинула в конце лета, когда было тепло и природа относилась к своим детям не так жестоко…
        Тем не менее внутренняя обстановка замка оказалась выше всяких похвал, а старый герцог Альфонсо принял ее исключительно радушно. Этот красивый пожилой мужчина очень любил женщин и всевозможные праздники, а для своей юной невестки он и вовсе закатил пир, который длился чуть ли не целый месяц. Он страстно хотел понравиться новоприбывшей и поэтому окружил Рене бесконечным весельем, спектаклями, балами и банкетами. Итальянский поэт и драматург Лудовико Ариосто дал по этому случаю свою первую комедию. Члены рода Эсте обладали поистине отменным вкусом по части роскошной жизни… Они холили и лелеяли молодую Рене, окружая ее радостью и заботой…
        «И все же среди всех этих итальянцев Рене чувствовала себя одинокой и очень скучала по далекой Франции…» - пишет аббат Матьё, который досконально изучал все подробности жизненного пути Рене Французской. Прежде всего, девушка не понимала итальянского языка и так его и не выучила. Это была довольно серьезная ошибка для молодой супруги, которая хотела играть важную политическую роль в стране, подле мужа, несомненно, любившего ее, но при этом горячо увлекавшегося охотой. В Рене постепенно стало проглядываться недоверие к окружавшим ее людям. Верно также и то, что при дворе все восхищались прекрасной Лаурой Дианти, любовницей герцога Альфонсо, что для строгой, аскетичной девушки было более чем удивительно и неприемлемо…
        Однако первые годы супружества прошли вполне неплохо, несмотря на некоторые сложности, вызванные в основном замкнутым поведением Рене, которая не только не желала стать итальянкой (несмотря ни на что, до конца своих дней она оставалась француженкой до мозга костей), но также не хотела расставаться со своим французским окружением, в частности, с мадам де Субиз - гувернанткой, оказывавшей на нее огромное влияние. Эрколе ее просто терпеть не мог… Но дети сглаживали напряжение, а их Рене родила целых пять.
        В 1534 году умер герцог Альфонсо, и Рене стала правящей герцогиней. Увы, со смертью свекра она потеряла свою лучшую поддержку в новой нелегкой жизни, и трудности разом навалились на нее.
        Потеряв всякую надежду отговорить супруга идти на поводу у императора и папы, из-за которых Ферраре вечно приходилось идти на уступки как в географическом, так и в политическом плане, Рене начала привлекать ко двору все новых и новых французов, в особенности тех, кто был вынужден бежать за границу в силу усилившихся религиозных гонений. Среди них - поэт Клеман Маро, известный своими еретическими взглядами. Мало того что он неотступно ухлестывал за придворными дамами герцогини, так еще и писал весьма язвительные эпиграммы на папу и кардиналов. Разумеется, позиция Эрколе как римского вассала не могла не пошатнуться.
        Сложности достигли своего апогея, когда в 1536 году Рене приняла ко двору небезызвестного Жана Кальвина и сделала его своим духовником. К несчастью, именно в этот момент разгорелось дело о «маленьком певчем»: в Страстную пятницу, на церемонии поклонения Кресту, юный певчий из числа приближенных герцогини, по имени Жанне, внезапно выскочил из церкви, выкрикивая проклятия и богохульства. Вечером того же дня его арестовали, и между Эрколе и его супругой началась настоящая война. Рене требовала освободить мальчика, а герцог считал, что его, напротив, надо наказать. В итоге все закончилось… бегством.
        Это дело положило конец мирному существованию французов при итальянском дворе. Мадам де Субиз, ее зятю и дочери, мадам де Понс, удалось успешно скрыться. Что же до самой герцогини, то ее отправили «передохнуть» в далекий замок Консандоло.
        Вскоре она вернулась в Феррару, однако продолжила с завидным упрямством, достойным ее названой матери Луизы Савойской, привлекать ко двору различных протестантов. В конце концов папа Юлий III обратился к Эрколе с просьбой оказать давление на его непокорную жену. Герцогиня и впрямь давно не исповедовалась, перестала ходить в церковь, так что скандал в Ферраре назрел нешуточный.
        В 1554 году герцог Эрколе попросил короля Генриха II прислать ему «умелого и энергичного обращающего души», и тот направил к нему не кого-нибудь, а самого Великого инквизитора Матьё Ори, который сурово отчитал герцогиню за ее неповиновение. Поначалу казалось, что Рене примирилась с текущим порядком вещей и уступила, однако Кальвин вел с ней тайную переписку, вследствие чего все попытки Ори образумить непокорную женщину оказались напрасны…
        Тогда Эрколе решил прибегнуть к суровым мерам, в результате чего жена оказалась под замком, не имея возможности общаться со своими дочерьми, и, наконец (неслыханное дело), предстала перед трибуналом Инквизиции в качестве заурядной еретички. И это дочь Людовика XII!
        Риск был очень велик: герцогине грозил костер. Впрочем, 6 сентября 1555 года судьи удовольствовались тем, что приговорили ее к пожизненному заключению с лишением всего имущества. На этот раз ее поместили в настоящую тюрьму… А неделю спустя разыгрался сущий спектакль: Рене раскаялась и признала все свои ошибки. 21 сентября она изъявила желание послушать мессу, а следующим воскресеньем даже причастилась. После этого Ори отбыл во Францию. Кошмар окончился.
        Что же произошло? Усталость? Желание оказаться где-нибудь в более приятном месте, чем сырая и мрачная темница? Воспоминания о былых временах? Как бы то ни было, герцогская чета воссоединилась, и все стало как прежде. С тех пор Рене больше не сворачивала с праведного пути… Во всяком случае, уличить в чем-то еще ее не смогли.
        Когда умер муж, она решила вернуться во Францию, где ее дочь Анна вышла замуж за герцога де Гиза. Ее сын Альфонсо, став герцогом, ополчился против протестантов в целом и матери в частности. Так что Рене покинула Феррару без особого сожаления, полагая, что во Франции она сможет вернуться к своим корням.
        Так и случилось. Герцогиня стала жить в Монтаржи, несмотря на то, что карательные меры против гугенотов участились и стали жестче. Но Рене осталась верна своим идеям. В 1562 году в городе случился мятеж. Презрев запрет герцогини, группа вооруженных горожан заняла церковь, дабы протестанты не смогли туда войти. Вскоре волнения охватили весь город. Сторонники Реформации оказались буквально заперты в своих осажденных домах, и Рене пришлось направить своих людей, чтобы те разогнали толпу и отвели еретиков в замок, превратившийся в настоящее укрытие.
        Герцог де Гиз направил одному из своих капитанов приказ очистить «гнездо гугенотов», но Рене яростно тому воспротивилась. «Подумайте о том, что вы творите, - прокричала она с вершины башни, - ни один человек в королевстве, кроме самого короля, не может мне приказывать. А если вы все же придете с войском, я первая встану на амбразуры, чтобы проверить, осмелитесь ли вы убить королевскую дочь!..» Осада города была снята, тем более что герцог де Гиз внезапно умер в Орлеанском лесу от руки некоего Полтро де Мере. После этого Рене объехала чуть ли не всю Францию, помогая обездоленным протестантам. Здесь она была сама щедрость и денег на пожертвования не считала.
        По возвращении в Монтаржи и после встречи со своим другом, адмиралом де Колиньи, она попыталась примирить католиков и протестантов своего феода. Она открыла в замке нечто вроде школы для беженцев… и снова чуть не угодила под церковный трибунал. Но тут король Наварры женился на Маргарите де Валуа, и, казалось, мир должен был наконец воцариться. Рене явилась в Париж, на свадьбу… и угодила в самый эпицентр кровавых событий Варфоломеевской ночи. От верной смерти ее спасла лишь королевская протекция и многочисленные стражники.
        В Монтаржи она вернулась совершенно опустошенная. Впрочем, жить ей и так оставалось недолго. Она заболела и, мучимая жаром и лихорадкой, кое-как дотянула до 1575 года. В среду, 15 июня, она тихо угасла в своем замке, который восстанавливала с таким тщанием… К несчастью, в 1810 году он был частично разрушен.
        Согласно ее воле, тело Рене пронесли шестеро бедняков и похоронили на территории церкви, служители которой никогда более не обращались к католичеству. На ее могиле нет ни единого знака, который бы свидетельствовал о том, что там покоится самая храбрая, самая щедрая… и самая упрямая принцесса того смутного времени.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Проведение экскурсий требуется согласовать со Службой туризма города Монтаржи по телефону: 0238980087.
        http://www.chateaudemontargis.org
        Монте-Кристо (Monte-Cristo)
        Александр Дюма, или Щедрость
        Любой писатель, любой художник, стесненный в деньгах, мог поселиться в Монте-Кристо. Там постоянно жило множество дармоедов, с которыми амфитрион даже не был знаком[39 - «Три Дюма», перевод с французского Л. Беспаловой, С. Шлабоперской.].
        Андре Моруа
        Каждый год, в июне месяце, вот уже на протяжении пятнадцати лет, десятки писателей собираются в парке самого удивительного парижского особняка, чтобы почтить память великого гения пера, человека, который, как никто другой, любил жизнь и мог донести эту любовь до других: речь идет, разумеется, об Александре Дюма, плодовитом отце «Трех мушкетеров», «Жозефа Бальзамо», «Королевы Марго», «Графини де Монсоро», «Графа Монте-Кристо» и множества других чудесных произведений, привившим миллионам детей и подростков вкус к истории.
        Писатели эти не боятся ни ветра, ни дождя, ни палящего солнца. Все дело в том, что в 1970 году подрядчики, соблазнившись выгодным месторасположением здания, решили выкупить роскошный, хотя и несколько странноватый особняк Александра Дюма и построить на его месте многоквартирный дом. Это крайне возмутило историка Алена Деко. Оповестив печатные издания и телевидение, а также заручившись поддержкой верных единомышленников (мадам Кристин Неав, месье Жоржа Пуассона, тоже писателя, и мадам Мадлен Амио-Пеан), он поднял настоящий бунт, мобилизовал общественное мнение и наконец добился своего: Монте-Кристо разрушен не был. С тех пор этот особняк, окруженный величественными деревьями, радует своими башенками в псевдоренессансном стиле всех поклонников Александра Дюма, которые находят в этом доме отголоски своих детских мечтаний.
        А впрочем, чем еще может являться замок Монте-Кристо, если не мечтой? Мечтой чудесного сказочника, который в 1844 году искал тихое спокойное местечко, чтобы закончить «Трех мушкетеров». Дюма и его сын, Александр-младший, жили тогда в Сен-Жермен-ан-Ле, где отец взял в аренду местный театр. «Туда он приглашал труппу Комеди-Франсэз, - пишет Андре Моруа (которому принадлежит, пожалуй, лучшее биографическое исследование Дюма), - там он размещал и кормил актеров, исправно платил им зарплату и тратил на это целое состояние. Но его поклонники воспринимали все его начинания с огромным энтузиазмом, так что владельцы железной дороги Париж - Сен-Жермен не знали отбоя от пассажиров. Всем хотелось посмотреть на великого человека».
        Попробуйте-ка поработать в подобных условиях, даже если елейный аромат лести кажется вам самым приятным из всех! Однажды, на дороге в Пор-Марли, Александр Дюма остановился в доме простого крестьянина и был буквально поражен красотой местного пейзажа. С высоты холмов открывался потрясающий вид на долину Сены. Почему бы здесь не обосноваться? В подобном местечке вдохновение (давайте предположим, что нужда в нем все же была), вероятно, будет посещать его еще чаще. Но вокруг были одни только деревья… Впрочем, кому какое дело? Нужно просто срубить некоторые из них и на этом месте начать постройку.
        Сказано - сделано. Дюма купил понравившийся участок земли и пригласил к себе архитектора по имени Дюран.
        - Сделайте мне здесь, - сказал он, - парк в английском стиле, а в центре постройте замок в духе эпохи Возрождения, а напротив него пусть будет готический павильон, окруженный водой. Тут есть источники: из них можно сотворить водопады.
        - Но, месье Дюма, здесь глинистая почва. Ваши здания долго не простоят.
        - Месье Дюран, тогда копайте до горной породы и сделайте пару лишних этажей и аркад.
        - Вам это обойдется в несколько сотен тысяч франков.
        - Вот и славно! - ответил Дюма с лучезарной улыбкой.
        В общем и целом все прошло именно так, как он и задумал. Замок постепенно вырастал из земли, а в парке, на возвышении, появился крошечный готический замок, которому хозяин дал название «замок Иф». Там он устроил свой рабочий кабинет.
        В это время Дюма занимался внутренним убранством своего нового жилища. Так, однажды в Тунисе, будучи с визитом во дворце одного бея, он заметил двоих рабочих, занятых репродукцией одного из залов Альгамбры, что в Гранаде. Их работа представляла собой настоящее чудо кропотливого труда и запала нашему писателю глубоко в душу: это именно то, что ему было нужно для спальни в мавританском духе. Восточные мотивы! Что может быть краше, тем более если вы обладаете отменным воображением? И он тотчас же нанял обоих арабов, пообещав платить им по семь франков в день. Уже на следующий день они сели на корабль и отправились в Пор-Марли через Марсель!
        На протяжении нескольких лет потом отец и сын вырезали причудливые орнаменты на стенах замка Монте-Кристо.
        Наконец, 25 июля 1848 года, все было закончено, и торжественное открытие особняка состоялось на глазах у огромной толпы. Приглашенных было, по меньшей мере, сотен шесть. Для них в саду специально были накрыты столы. Там же установили большие курильницы для благовоний, наполнившие весь участок волшебными ароматами. Вот что пишет об этом Андре Моруа:
        «Сияющий от радости Дюма расхаживал среди приглашенных. Его блестящий фрак и жилет были украшены тяжелой золотой цепью. Ночь напролет он целовал прекрасных женщин и рассказывал им удивительные истории. Никогда еще он не был так счастлив».
        И все же одна деталь омрачала его существование: в феврале завершилось правление короля Луи-Филиппа. Короля, которого Дюма очень любил еще с тех времен, когда сам был его личным библиотекарем (в то время король был герцогом Орлеанским). Короля, который теперь находился в бегах. Конечно, вскоре у Дюма появился другой влиятельный друг, принц Луи-Наполеон, вернувшийся из Англии как раз тогда, когда туда перебрался его Орлеанский предшественник. Но Дюма отнюдь не принадлежал к числу тех людей, кто забывает друзей в трудную минуту.
        Однако на тот момент его поступками двигала радость. Он, словно большой ребенок с золотым сердцем, подарил себе прекрасную игрушку, но, как и всякий человек с золотым сердцем, позволял играть с ней не только друзьям, но и совершенно посторонним людям. В Монте-Кристо для всех был накрыт особый стол со всевозможными яствами, тогда как сам писатель питался довольно скромно. При всем при том он обожал кухню. Дюма всегда считал, что «если писать книгу тяжело, то красиво обедать еще тяжелее!» Стоит отметить, что со стороны приглашенных на хозяина не поступало ни одной жалобы, ни одного замечания или упрека. Частенько он сам брался за готовку, в результате чего мы имеем его великолепный «Большой кулинарный словарь». Услада желудка и любовь к Истории и историям - в этом был весь Дюма.
        В замке Монте-Кристо всегда было полно народу: «Любой писатель, любой художник, стесненный в деньгах, мог поселиться в Монте-Кристо. Там постоянно жило множество дармоедов, с которыми амфитрион даже не был знаком. Содержание этих людей стоило ему нескольких сотен тысяч франков в год. Уже не говоря о женщинах».
        Женщин Дюма, конечно же, любил и всегда их баловал. Но, помимо них, были еще и животные. На территории замка располагался настоящий зверинец. Пятеро псов (один из которых, по кличке Причард, даже попал на страницы произведения Дюма), гриф Жугурта, три лебедя, красно-синий попугай Бува, кот Мизуфф, золотистый фазан Лукуллус, петух Цезарь, павлин с павой, куры, куропатки… и все окрестные бродячие собаки, которым вздумалось пересечь порог этого приятеля всех тварей земных.
        «Меня разорят не звери!» - говаривал Дюма, когда домочадцы пытались усовестить его относительно столь обременительного скопления живности.
        Звери-то нет, а вот мошенники - еще как. А еще невезение. Революция 1848 года истощила денежные средства театра, так что большую часть дохода Дюма получить уже не мог.
        К тому же ему пришлось судиться со своей женой, Идой Ферье. Женщина потребовала возмещения своего приданого и выплаты пенсии. И вот в 1850 году, два (всего лишь два!) года спустя после торжественного открытия особняка, кредиторы отобрали у Дюма замок и выставили его на продажу. Так окончилась прекрасная мечта слишком щедрого писателя. Позднее он все же вернулся в Монте-Кристо вместе с тремя своими друзьями. Жить они стали вскладчину, однако все равно их доходы были весьма скудными. А хуже всех с деньгами дела обстояли у самого Александра Дюма, несмотря на его невероятную славу.
        В дальнейшем замок переходил из рук в руки, однако особого интереса у своих новых владельцев он не вызывал. Одно время он даже был пансионом для девочек, которые наверняка даже не читали произведений бывшего хозяина дома. Так или иначе, Монте-Кристо медленно, но верно приходил в упадок.
        И вот, как уже говорилось в начале повествования, в 1970 году начались масштабные восстановительные работы при содействии «Ассоциации друзей Александра Дюма». А еще позднее свершилось настоящее чудо: король Марокко Хасан II отреставрировал весь замок целиком, вернув, таким образом, Франции великолепный исторический памятник, а призраку великого писателя - его светлую чистую мечту.[40 - Каждый год, в одну из суббот июня, в замке проходит костюмированный праздник, к которому нужно подготовиться заранее.]
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 1 апреля по 1 ноября с 10.00 до 12.00 и с 14.00 до 18.00 (закрыто по понедельникам)
        По выходным и праздничным дням с 10.00 до 18.00
        Со 2 ноября по 31 марта с 14.00 до 17.00 (только по воскресеньям)
        Замок закрыт с 17 декабря по 7 января и в день «Ночи Монте-Кристо»1.
        http://www.chateau-monte-cristo.com
        Ноан (Nohant)
        Друзья Жорж Санд
        Позвольте мне сбежать от обманчивой и преступной иллюзии счастья! Дайте мне работу, усталость, боль и воодушевление.
        Жорж Санд
        В июне 1876 года Гюстав Флобер писал своему другу, русскому писателю Тургеневу: «Бедная славная великая женщина! На ее похоронах я ревел в три ручья». В тот момент он как раз возвращался из Ноана, где в глубине парка, близ кладбища, похоронили ту, которую обитатели самого Ноана, да и всей Франции называли не иначе как Жорж: Аврору Дюпен де Франкёй, баронессу Дюдеван, прославившуюся на писательском поприще под псевдонимом Жорж Санд.
        Она умерла 8 июня в своей прелестной голубенькой спальне, отремонтированной всего несколькими месяцами ранее: «Я положила в комнате нежно-голубой ковер с изображением танцующих мифологических персонажей в белых овальных рамках. Мне думается, что пастельные тона в сочетании с сюжетами в стиле рококо вполне подойдут к моей общей атмосфере творческого застоя и будут способствовать появлению красивых и приятных идей», - писала она тогда. С тех пор эта милая спальня опустела навсегда.
        В Ноан Аврора переехала, когда ей было четыре года: в 1808 году ее отец, офицер императорской армии, погиб в результате несчастного случая, и девочка стала жить со своей бабушкой, мадам Дюпен де Франкёй. Именно в честь нее нашу героиню и назвали Авророй, и стоит отметить, что это имя уже само по себе имеет свою историю. И какую историю! Мадам Дюпен, в свою очередь, была названа Авророй в честь уже своей бабушки - Авроры фон Кёнигсмарк, фаворитки Августа II Сильного, короля Польши. Связующим звеном же между владыками севера и мирными помещиками Ноана выступил не кто иной, как маршал Мориц Саксонский, сын Августа II.
        По сути, мадам Дюпен была незаконной дочерью Морица Саксонского, героя битвы при Фонтенуа, и очаровательной актрисы Мари Ренто, также известной как Мари де Веррьер. Можно лишь предположить, что своим невероятным характером наша последняя Аврора обязана именно своему великому предку, прославившемуся на всю Европу своими многочисленными победами как на военном, так и на любовном поприще. Что же до исключительного литературного таланта, то это уже целиком и полностью ее заслуга, ведь доподлинно известно, что сам маршал был не в ладах с правописанием. Его письма - это было нечто[41 - См. главу о замке Шамбор.].
        Во время Великой французской революции мадам Дюпен вышла замуж за некоего откупщика и стала полноправной владелицей Ноана. Тридцатилетнее здание было построено по приказу господина Петрона де Серенна, губернатора Вьерзона. Там мадам Дюпен смогла укрыться от революционных ужасов и, обставив дом в соответствии со своим безупречным вкусом, не вспоминать о том, что искусство жить красиво уже покинуло ее родную страну. И ее внучка, окруженная нежностью и редкой для того времени свободой, в полной мере сумеет раскрыть здесь свой талант.
        Увы, с 1817 по 1820 год Аврора Дюпен была вынуждена покинуть полюбившийся ей Ноан: бабушка посчитала, что ее внучка должна, наконец, получить приличествующее статусу образование, и выбрала для этих целей Августинский католический монастырь. На новом месте девушка буквально умирала от скуки, так что возвращение в родные пенаты стало для нее сродни освобождению из тюрьмы. К сожалению, обществом любимой бабушки она наслаждалась недолго. В 1821 году мадам Дюпен умерла. Год спустя Аврора вышла замуж за незаконного сына барона Дюдевана - Казимира. В браке с ним она не была особенно счастлива, но все же родила двоих детей: Мориса и Соланж.
        Рождение девочки окончательно разрушило и без того шаткую семейную жизнь супругов. Аврора порвала с Казимиром, после чего между ними начались затяжные судебные разбирательства, из которых молодая женщина смогла выйти победительницей лишь восемь лет спустя. И все же эти годы стали для нее воплощением истинной свободы. Определяющим фактором здесь стало ее сожительство с Жюлем Сандо. С этим писателем Аврора была знакома уже много лет, но лишь в 1831 году она по-настоящему нашла утешение в его объятиях после неприятного расставания с Дюдеваном. Она не только стала его любовницей, но и смогла с его помощью проявить свой писательский дар.
        Их любовное приключение продлилось недолго: ровно столько, чтобы они вместе написали книгу «Роз и Бланш» под общим псевдонимом Жюль Санд. Аврора потом сохранит половину псевдонима, и в 1832 году, когда выйдет ее «Индиана» за авторством уже Жорж Санд, она оставит Сандо ради других любовных треволнений.
        Вслед за своими далекими предками, Мари де Веррьер и Морицем Саксонским, она пустилась в многочисленные сердечные авантюры. В частности, в 1833 году в ее жизни появился Альфред де Мюссе. Сцена знакомства произошла в Пале-Рояле, в знаменитом ресторане «Провансальские братья», где молодой Мюссе ужинал в тот вечер в компании Виктора Гюго. За соседний столик сели двое: первый - известный литературный критик Сент-Бёв; второй - стройный юноша в фиолетовом сюртуке и светло-серых брюках. Элегантный образ дополняли атласный черный галстук, высокая шляпа, залихватски надвинутая на перехваченную сеточкой копну черных волос, длинная трость и сигара. Аврора (а это была она) и впрямь походила бы на молодого человека, не обладай она несколько пышными формами. Впрочем, таков был придуманный ею образ человека по имени Жорж Санд.
        Несколькими днями ранее на предложение Сент-Бёва познакомить ее с Мюссе она ответила вежливым отказом, поскольку сочла последнего «излишне щеголеватым». На этот раз она не просто согласилась, но даже сама пригласила поэта к себе. Виктор Гюго, наблюдая за этой сценой, мягко улыбнулся: теперь за их столиком сидели практически все представители романтизма. В их дружном кругу не хватало лишь музыкальной нотки, но и она вскоре должна была объявиться. Романтические веяния живописи же влились в их компанию с приездом в Ноан знаменитого художника Делакруа. В первых числах июля Мюссе написал так:
        «Моя дорогая Жорж, мне нужно сказать вам нечто забавное и нелепое. Однако по глупости своей я вам это пишу, а не говорю сразу же по возвращении с той прогулки - сам не знаю почему. Я влюблен в вас. Влюблен с первого же дня, как побывал у вас».
        Эта любовь оказалась взаимной, однако носила скорее подростковый характер. Влюбленные постоянно балагурили и развлекались, совсем как школьники. Их необузданная фантазия вскоре завела их в Венецию, в отель «Даниэли», но сразу же по приезде Жорж Санд простудилась и серьезно заболела. Ее лечением занимался некто доктор Паджелло - обаятельный итальянский врач. Пожалуй, даже слишком обаятельный. Так что, пока Альфред осматривал город, Жорж забавлялась в компании медика. И вот, когда Альфред, в свою очередь, слег в койку, лечили его уже не любовница и милый доктор, а тайная сладкая парочка.
        Вскоре секрет раскрылся, и разгорелся настоящий скандал: крики, слезы, угрозы, в результате чего отчаявшийся Альфред отбыл обратно в Париж, куда за ним незамедлительно последовала и Жорж, прихватив, впрочем, с собой недоумевающего Паджелло.
        В это трудно поверить, но какое-то время они действительно жили втроем. Правда, длилось это очень и очень недолго. Любовь де Мюссе постепенно превратилась в ненависть, да и Паджелло с каждым днем все сильнее тянуло на родину. Так они и расстались. Жорж уединилась в милом ее сердцу Ноане, где попыталась обрести былой покой и душевное равновесие. С Мюссе было покончено раз и навсегда. Однако любовная история Жорж после этого пошла своим чередом.
        Зимним вечером 1837 года, на приеме у графини Марлиани, проживавшей на улице Тэбу, Жорж Санд познакомилась с Фредериком Шопеном, от которого тогда сходил с ума весь Париж. Ему было двадцать четыре года, он был маленьким, щупленьким, с крючковатым орлиным носом, затравленным взглядом темных глаз и бледным лицом, обрамленным длинными черными волосами. Жорж Санд не слишком понравилась Шопену, но вот девушка, вернувшись в родной Ноан (в Париже она была лишь проездом), привезла с собой фотокарточку знаменитого польского пианиста. Она как раз заканчивала свой роман «Мопра» и готовилась писать «Странствующего подмастерья». Шопен вызывал в ней не только желание, свойственное всякой молодой женщине ее возраста, но также возбуждал в ней и некие материнские чувства. Все это постепенно привело к тому, что ее тогдашний любовник, социалист Пьер Леру, начал отходить на второй план.
        Чтобы завоевать сердце Шопена, Жорж пришлось приложить максимум усилий. Она возвращалась в Париж два, три, десять раз, и наконец ее старания были вознаграждены. Отношения завязались между ними в 1838 году, в ходе поистине кошмарного пребывания на Балеарских островах, куда Жорж уговорила приехать Шопена. Случилось так, что незадолго до этого молодой композитор сильно кашлял, и Жорж, поддавшись моде того времени, решила помочь ему вылечиться при помощи солнца и тепла.
        Однако отдых в загородном домике на Майорке ни к чему не привел. Скорее даже напротив: влажность и сильный ветер только ухудшили положение. Шопену сделалось настолько худо, что Жорж наконец поняла, что необходимо вернуться во Францию, иначе ее любимый вообще может умереть.
        Для Жорж Франции как таковой не существовало - был один только Ноан. Она любила в нем абсолютно все: деревенские просторы, свежие весны, чистый воздух и здоровую пищу, которая, к слову, была куда вкуснее всех этих испанских яств, вместе взятых. Даже Шопену в Ноане стало лучше: его дыхание выровнялось, спина распрямилась, кашель практически исчез. Следующие семь лет прошли по одному и тому же сценарию: зимой музыкант уезжал в Париж, фактически истощая себя в светском обществе, а летом возвращался в Ноан, чтобы передохнуть и набраться сил.
        Жить в Ноане было легко и приятно. К Жорж и Фредерику частенько заезжали в гости Делакруа и Полина Виардо, сестра Малибран[42 - Мария Малибран (1808 -1836) - испанская певица (колоратурное меццо-сопрано), легенда мирового оперного искусства.], певшая почти так же прекрасно, как и она. Бывал у них и Теофиль Готье. Вместе они любили веселиться и устраивать небольшие спектакли. В течение этого времени Жорж писала безостановочно, страстно, самозабвенно. Однако мало-помалу между ней и ее любимым наметился разлад. Писательницу вновь охватили былые революционные идеи, она сделалась резкой, немного грубой, а Шопен просто не мог это выносить. Последней каплей стала ссора, внезапно вспыхнувшая между Жорж и Мари д’Агу, женой венгерского композитора Ференца Листа, который также приезжал к ним. Шопен то отдалялся от нее, уезжал, то снова возвращался.
        «Ему всегда был нужен Ноан, но в то же самое время он его на дух не переносил», - говаривала Жорж. На самом же деле Шопена скорее раздражали ее вызывающая живость и то, с какой легкостью она окрестила его своим «любимым трупом». В 1847 году наступил окончательный разрыв. Два года спустя, 17 октября 1849 года, Шопен скончался в Париже. Жорж, будучи уже совсем зрелой женщиной, стала для Ноана замечательной хозяйкой. Именно здесь она написала лучшие свои произведения.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        С 1 апреля по 30 апреля с 10.00 до 12.30 и с 14.00 до 18.00
        Со 2 мая по 30 июня с 9.30 до 12.00 и с 14.00 до 18.30
        С 1 июля по 31 августа с 9.30 до 13.00 и с 14.00 до 18.30
        С 1 сентября по 30 сентября с 10.00 до 12.30 и с 14.00 до 18.00
        С 1 октября по 31 марта с 10.00 до 12.30 и с 14.00 до 17.00
        Закрыто 1 января, 1 мая, 1 ноября, 11 ноября и 25 декабря
        http://maison-george-sand.monuments-nationaux.fr/
        Оффемон (Offmont)
        Яды маркизы де Бренвиллье
        Равно как и добродетели, злодеяния порой
        Или всегда друг за другом идут чередой.
        Ротру
        Накануне дня Святой Троицы, в конце марта 1668 года, государственный советник Дрё д’Обре, докладчик в Государственном совете, гражданский лейтенант[43 - Чин полицейского в больших городах Франции. Фактически это была первая ступень королевской юрисдикции. В 1667 году название «lieutenant civil» было изменено на «lieutenant de police».] и виконт, решил переехать из своего парижского особняка на улице Булуа и обосноваться на своих землях в Оффемоне. Ему очень нравилось это местечко, а в особенности - замок, который он купил за двадцать лет до этого, красивый и вместе с тем внушительный. Он купил его, не задумываясь, несмотря даже на довольно сомнительную репутацию его прежних владельцев. Дело в том, что до этого в Оффемоне избирали губернатора Лангедока, которым стал печально известный Генрих де Монморанси, позднее обезглавленный в Тулузе по приказу кардинала де Ришелье за измену королю.
        Однако гражданский лейтенант не боялся призраков. Ему чрезвычайно льстил тот факт, что он, так недавно получивший вожделенные титул и славу, уже стал полноправным владельцем замка, в котором проживали благороднейшие личности всего королевства. Но той весной он убедился в своем невезении куда явственнее, чем обычно. Зеленая местность вокруг замка и чистый прозрачный воздух особенно нравились виконту. На лоне природы он планировал поправить свое стремительно ухудшившееся за последнюю зиму здоровье. Поначалу все думали, что господин д’Обре всего-навсего простудился, однако вскоре к небольшому насморку добавились приступы тошноты и изжоги, которые продолжили терзать больного, даже когда сам насморк полностью прошел.
        Разумеется, вместе с собой в замок господин д’Обре привез и множество слуг. В частности, одного лакея по имени Гаскон, которого виконту горячо рекомендовала его старшая дочь, Мари-Мадлен, маркиза де Бренвиллье. Гаскон и впрямь оказался примерным и преданным слугой. Да и могло ли быть иначе, ведь отец безгранично любил свою дочь - девушку, исключительно нежную и заботливую, и старался доверять ей во всем? К тому же она пообещала ему, что, управившись со своими делами, сама приедет ухаживать за ним в Оффемон. Иными словами, господину д’Обре вовсе не о чем было беспокоиться.
        Мог ли он знать, что его обожаемая дочь понемногу, постепенно травила его, причем посредством своего «великолепного» лакея. Ведь эта милая, обаятельная, хрупкая Мари-Мадлен была такой наивной и чистой! Ей было тридцать пять лет, но на вид нельзя было дать и двадцати, а ее пронзительные синие глаза напоминали отцу о лазоревом небе в погожий летний день. На самом же деле под этой оболочкой скрывалось дикое, необузданное, бесчувственное существо, коим двигали спрятанные в глубине души страсти. Первой страстью была похоть. Второй - деньги.
        Мари-Мадлен было двадцать лет, когда 20 декабря 1651 года она вышла замуж за Антуана Гобелена, командира Оверньского полка. Мужчина был сказочно богат - хотя бы потому, что состоял в близком родстве с семейством известных ткачей, коим мы обязаны сегодня знаменитой ткацкой фабрикой «Гобелен». Антуан проживал в шикарном парижском особняке на улице Нёв-Сен-Поль (нынешняя улица Карла V), а также владел землями в Сэнсе и Моренвиллье. Имелось у него и небольшое владение в Пикардии под названием Бренвиллье, которое в 1660 году тогдашний король окрестил маркграфством. Впрочем, стоит отметить, что ранние годы Мари-Мадлен (до удачного замужества) сложно назвать спокойными и счастливыми: многие свидетельства указывают на то, что в возрасте семи лет она и два ее брата, Антуан и Франсуа, вступали в кровосмесительные отношения.
        Брак мог бы благотворно повлиять на характер этой странной девушки, если бы супруг приложил к этому хоть немного усилий. К тому были все предпосылки, ведь молодые поначалу крепко любили друг друга. Однако, несмотря на то что Антуан был весьма приятным мужчиной, это не помешало ему вместе с Мари-Мадлен предаваться адюльтеру. Рождение детей никоим образом не улучшило ситуацию. От разных мужчин девушка родила в общей сложности семерых, и вряд ли ее можно было назвать хорошей матерью.
        А поскольку ее страсть к золоту была разом удовлетворена (помимо выгодной свадьбы, девушка получила еще и сто тысяч ливров приданого, которые ей любезно предоставил отец), разумом, а точнее, телом Мари-Мадлен целиком и полностью овладела страсть вторая. Поскольку супруга практически никогда не было дома, Мари-Мадлен довольно скоро встретила мужчину, которому было суждено вместе с ней стать на ужасающий путь преступлений: имя его было Жан-Батист Годен де Сент-Круа. Этот приятный с виду мужчина служил в армии и казался всем человеком весьма духовным, кротким и образованным, тогда как на самом деле душа его была безнадежно испорчена.
        «Он очень одухотворенно говорил о Боге, хотя и не верил в него. Он любил убедить всех, что совершает великое множество добрых поступков, тогда как на поверку совершал лишь дурное», - напишет позднее один из его современников. По иронии судьбы, этих двоих демонов в мужском и женском обличье познакомил не кто иной, как сам же маркиз де Бренвиллье.
        В тот же вечер Мари-Мадлен почувствовала, что вот она, страсть, которой она ждала так долго. Иными словами, вместо того чтобы тщательно скрывать свою измену, она, наоборот, сделала ее достоянием общественности. Удивительно, но муж Мари-Мадлен выглядел не шибко расстроенным, в отличие от того же господина д’Обре, который ругал распутную дочь на чем свет стоит. И это он - любящий и всепрощающий отец! Что уж говорить о простых людях… Так, желая спрятать свою дочь подальше от разрушительной силы столь пагубной любви, старик-отец решил разлучить их с Сент-Круа. Ничего не добившись простыми уговорами, он без особого труда связался с кем следует, после чего заполучил заветное письмо с печатью[44 - Lettre de cachet (письмо с печатью) - в королевской Франции так назывался приказ о внесудебном аресте того или иного человека. Эти письма были примечательны тем, что в уже подписанных документах оставлялось свободное место, где можно было указать имя и фамилию любого человека.] короля, и уже 19 марта 1663 года разудалый Сент-Круа отправился в Бастилию - посидеть да поразмышлять о том, каково это - соблазнять
дочерей высокопоставленных лиц. Излишне говорить о том, какую ненависть с тех пор стал питать к старику красавчик-капитан.
        По правде сказать, в тюрьме Сент-Круа пробыл недолго: ровно полтора месяца, если быть точнее. К сожалению, эти шесть недель принесли свои «плоды». В камере капитан познакомился с другим заключенным, по имени Эггидио Экзили, некогда привезенным во Францию королевой Кристиной Шведской. Этот человек славился тем, что был настоящим мастером в приготовлении всевозможных хитрых ядов.
        Выйдя из Бастилии практически сразу же вслед за своим новообретенным другом, Экзили поселился на квартире у Сент-Круа, расположенной в тупике Маршан-де-Шво, что недалеко от площади Мобер.
        Вдвоем они соорудили некое подобие лаборатории и начали посещать в Королевском ботаническом саду лекции известного в то время швейцарского аптекаря Кристофа Глазера. Последний был поистине выдающимся химиком. Именно он открыл такие вещества, как хлорид мышьяка, сульфат калия и плавкий нитрат серебра. Оба злодея вынесли из этих уроков много нового и полезного. Вместе с ними на лекциях, как правило, присутствовали дамы из высшего общества, в частности, в первых рядах блистала несравненная юная маркиза де Бренвиллье.
        Между тем жизнь девушки по-прежнему нельзя было назвать образцовой. Помимо Сент-Круа, к которому она питала дикую страсть, у молодой нимфоманки имелось еще несколько любовников. К тому же она пристрастилась к азартным играм и стала долгое время проводить в местных игорных домах, не особенно заботясь о размерах ставок и закладывая все подряд. А поскольку лаборатория Сент-Круа обходилась ей недешево, маркизе вскоре пришлось прибегнуть к отчаянным мерам.
        Как раз тогда Сент-Круа решил для себя, что час расплаты с ненавистным стариком, упрятавшим его за решетку, пришел. С этой мыслью он явился к своей возлюбленной и сказал ей без обиняков: если она вновь хочет обрести богатство и жить так, как ей вздумается, есть лишь один выход - ей необходимо унаследовать отцовское состояние.
        Мари-Мадлен сразу же согласилась. Сент-Круа стал для нее кем-то гораздо большим, чем обыкновенный любовник. Это был ее верный демонический прислужник, ее волшебное зеркальце. С этого момента за инфернальной четой потянулась целая цепочка трупов: в самом деле, не могли же они опоить старика ядом, предварительно не проверив свое изящное орудие убийства?!
        Прежде всего, было решено опробовать «рецепт Глазера», приготовленного Экзили, на животных. Результаты оказались удовлетворительными; оставалось только выяснить, таким ли образом реагирует на отраву человеческий организм. Тогда маркиза на «добровольных» началах стала приходить в больницу Отель-Дьё, где скармливала пациентам отравленные сласти, щедро сдабривая свои подарки такой же сладкой улыбочкой. Яд действовал безотказно: все больные умирали в более или менее короткие сроки, причем зачастую они не успевали даже понять, что с ними произошло.
        Убедившись в том, что дьявольское зелье работает, мадам де Бренвиллье ненадолго заехала весной в Оффемон. Ей нужно было убедиться в том, что все пойдет точно по намеченному плану. Остаться она не захотела: не то чтобы она не любила замок - вовсе нет, - просто ей не хотелось быть подле отца в решающий момент. Тем не менее в начале сентября, когда ей пришло тревожное письмо от отца, она сорвалась из Парижа и отправилась в Оффемон так быстро, как только могла.
        Старику сделалось совсем плохо, хотя он все еще был жив. Склонившись у изголовья его кровати, мадам де Бренвиллье проявляла все признаки горя и глубочайшего отчаяния, коим бы позавидовали даже лучшие парижские актрисы. Впрочем, это не помешало ей безо всяких колебаний добавить отцу контрольную дозу яда в мясной бульон.
        На этот раз все получилось. Несчастного д’Обре повезли в Париж к лечащему врачу, но было уже поздно. 10 сентября он умер в возрасте шестидесяти шести лет.
        Его дочь некоторое время обильно лила слезы, но внушительная сумма денег, унаследованная ею от покойного, быстро вернула ей прежнюю беззаботную веселость. Впрочем, радовалась она недолго. Немного позднее она выяснила, что наличие у нее двух братьев сильно подрывает размеры ее «наследства». Однако на тот момент она уже была ученая и знала один верный способ избавиться от подобных проблем. В результате сначала умер один брат, а следом за ним и другой.
        Смерть обоих братьев заронила в мадам де Бренвиллье особое пристрастие избавляться от неугодных людей при помощи сильнодействующих ядов. Эта незавидная участь чуть было не постигла Брианкура, воспитателя двух маленьких дочерей Мари-Мадлен. Спасся он по чистой случайности: маркиза сделала его своим любовником, рассчитывая таким образом заставить молодого человека молчать. Тогда эта новоявленная Локуста задумала отравить своих сестер. Однако на этот раз любимый Сент-Круа ее подвел.
        Демонический прислужник понемногу начал страшиться злобной личности этой женщины, а когда он узнал, что его возлюбленная собирается отравить мужа, то и вовсе пришел в ужас. Он прекрасно понимал причину, по которой должен был погибнуть Антуан: отравительница просто хотела стать мадам де Сент-Круа! «Не желая больше иметь никаких дел со столь злой женщиной», Сент-Круа сделал все возможное, чтобы спасти жизнь своему бывшему сопернику. В частности, он самолично давал ему противоядие, в то время как жена поила мужа ядом.
        Вскоре муж поправился, однако 31 марта 1672 года таинственным образом умер Сент-Круа. А поскольку капитан в последние годы своей жизни задолжал кругленькую сумму денег, судом было принято решение опечатать его квартиру. Именно тогда в его комнате обнаружили некий ящик, доверху заполненный различными склянками, пузырьками и письмами. Также в квартире нашли послание, по характеру и форме напоминающее завещание, из которого следовало, что содержимое ящика должно полностью отойти к мадам де Бренвиллье. Этот ящик Сент-Круа прятал у себя в течение почти двух лет. Однако, когда люди короля постучались в ворота особняка Бренвиллье, они обнаружили, что преступница исчезла! Двумя днями ранее маркиза благополучно бежала в Англию.
        Уже оттуда она перебралась во Фландрию и нашла убежище в женском монастыре. Но Франсуа Дегре, знаменитый французский полицейский, сумел разыскать беглянку и под предлогом обуревавших его сердечных чувств выманить маркизу из ее убежища.
        16 июля 1676 года на Гревской площади маркиза де Бренвиллье была обезглавлена и сожжена.
        «А что же сталось с замком Оффемон?» - спросите вы. Что ж, на протяжении XVIII и XIX веков в его стенах мирно проживало множество приятных семейств. На сегодняшний день замок вот уже более ста лет принадлежит графскому роду Пилле-Вилль, члены которого берегут его как зеницу ока.
        К сожалению, замок закрыт для посещений.
        Поншартрен (Pontchartrain)
        Паива
        Я прожил молодость во мраке грозовом,
        И редко солнце там сквозь тучи проникало[45 - Перевод В. Левика.].
        Шарль Бодлер
        В 1857 году один молодой прусский аристократ, денежный мешок и кузен Бисмарка, купил за два миллиона участок земли с расположенным на нем замком Поншартрен - великолепным зданием, некогда построенным для канцлера Людовика XIV, окруженным поистине фантастическим садом работы знаменитого ландшафтного архитектора Андре Ленотра. Но богач приобрел замок не для себя. Поншартрен стал подарком ко дню рождения его любовницы.
        Этой любовницей была маркиза де Паива, одна из прекраснейших женщин Парижа в период расцвета Второй империи. И одна из наименее уважаемых, потому как, если не вдаваться в подробности, была она всего-навсего невероятно удачливой куртизанкой. Но какое было до всего этого дело графу Гвидо-Хенкелю фон Доннерсмарку? Эта женщина (она была старше его на целых шесть лет) буквально свела его с ума, заставляя влюбленного делать невероятные подарки и тратить на свою пассию огромные суммы денег. Маркизе, впрочем, всегда было мало.
        Короче, крохотный особняк на площади Сен-Жорж, в котором проживала маркиза, показался прусскому графу недостойным такой красавицы. Недолго думая, он купил участок земли в центре Парижа, расположенный на территории нынешнего дома № 25 по Елисейским Полям, и вплотную занялся постройкой роскошного здания, которое по великолепию своему вполне могло бы соперничать с расположенным по соседству домом жены бельгийского посла, графини Ле Хон[46 - Ныне на этом месте находится аукционный дом «Арткюриаль».]. То есть, по сути, Поншартрен должен был просто развлечь капризную маркизу, пока строится ее постоянное место жительства.
        Лишь только мадам де Паива обосновалась в своем временном пристанище, она тут же развила бурную деятельность: приказала построить оранжереи, в любое время года требовала приносить ей цветы и фрукты, посадила одни деревья и уничтожила другие, а также наказала рабочим перекопать аллеи по ее вкусу. Слугам замка пришлось подчиниться, что, впрочем, не мешало им втайне ненавидеть новую хозяйку. Даже с ее громадным состоянием маркизу все равно за глаза называли алчной, все чаще вспоминая о тех днях, когда замок принадлежал предыдущему владельцу, маркизу д’Осмону.
        Но кем же на самом деле была эта Паива? Всего-навсего дочерью какого-то еврея-старьевщика, родившейся в 1819 году где-то в бедняцких кварталах Москвы. Тогда она звалась Терезой, Полиной, Бланш Лахман[47 - На самом деле маркиза Паива при рождении имела имя Эсфирь Борисовна Лахман (прим. перев.).]. Она действительно была чудо как хороша, однако красота эта была какой-то диковатой (девушка обладала тонкими, чуть экзотическими восточными чертами лица). В шестнадцать лет Тереза, уже полностью осознавая, что она - писаная красавица, решила для себя: отныне она сделает все возможное, чтобы получить все, что только может взять от жизни женщина: деньги, наряды, украшения, дома, слуг, кареты, и так далее, и тому подобное.
        Как-то раз в лавку папаши Лахмана, приторговывавшего в числе прочего портновскими инструментами, заглянул человек. То был один француз, бог знает каким образом оказавшийся в Москве. Вероятно, раньше он был одним из солдат Наполеона, которому не хватило храбрости или сил форсировать Березину и бежать на родину. По профессии он был портным. Звали его Виллуэн. Конечно же, он сразу влюбился в Терезу, и они, с благословения семьи, поженились.
        Финансовые дела у него шли хорошо - иначе бы Тереза просто не заинтересовалась. Однако Виллуэн не был хорош собой, так что девушка использовала его лишь как средство выбраться из своего «захолустья». И вот в один прекрасный день она встретила некоего обаятельного, с иголочки одетого иностранца. Он начал ухаживать за ней, уверяя, что такая красотка достойна куда большего, чем быть женой простого портного. Он изъявил желание забрать ее с собой, и Тереза без зазрения совести оставила не только своего супруга, но даже ребенка, которого она к тому времени успела родить. Более того, она забрала с собой изрядную долю семейных денег.
        Это произошло в 1838 году, и в течение последующих трех лет о судьбе красавицы Терезы ничего не известно. Ходили лишь некоторые туманные слухи о том, что сначала они с любовником отправились в Одессу, а затем - в Константинополь, где будущая маркиза была «надсмотрщицей в гареме» какого-то султана, от которого вскоре сбежала. После этого города сменяли друг друга с поразительной быстротой: София, Будапешт, Белград, Вена и, наконец, Эмс (немецкий город, рядом с Кобленцем, знаменитый своими целебными водами), где она познакомилась с пианистом и композитором Генрихом Герцем. Именно он приобщил ее к парижским салонам и вообще к той богатой, роскошной жизни, о которой она всегда так мечтала.
        Чтобы «зацепиться» в новом обществе, ей пришлось приложить немало усилий. К счастью для себя, она была умна и «обладала врожденным чувством прекрасного, равно как и утонченным вкусом». Так, во всяком случае, утверждал один из ее воздыхателей. Действительно ли ей можно было приписать подобные качества, не знает никто. Одно можно сказать наверняка: Тереза делала все, чтобы стать настоящей дамой из высшего общества.
        В Париже все называли ее «мадам Герц», и очень скоро ее салон стал одним из самых посещаемых во всей столице: к ней захаживали Лист, Вагнер, Теофиль Готье, Арсен Гуссе, Проспер Мериме. Но на самом деле никакой свадьбы не было, так что, когда Герц давал концерт в Тюильри для Луи-Филиппа, ему пришлось оставить Терезу в карете. Тем не менее их общую дочь, Генриетту, он с удовольствием признал.
        Увы, все деньги Герца вскоре оказываются в руках у ненасытной Терезы, после чего в их жизни наступил разлад. Московская история повторилась: девушка бросила дочь так же, как когда-то оставила своего сына, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. И драгоценности с собой забрала!
        Затем для Терезы наступили тяжелые времена. Она жила в нищете, меняя небогатых любовников как перчатки. Теофиль Готье помог ей выбраться из этого незавидного положения, и наша Тереза уехала в Лондон, где наконец встретила зажиточного мужчину, лорда Стэнли, который довольно скоро восстановил ее прежнее финансовое состояние. Следом за Стэнли она нашла себе другого любовника. На этот раз им стал молодой русский граф, страдавший чахоткой, с которым она отправилась в Россию, дабы облегчить его конец. Возвращаясь в Европу, она прихватила с собой потрясающие семейные украшения графа, что позволило ей вновь вернуться к ночной жизни Парижа.
        Обосновавшись на улице Россини, она вновь стала встречаться с многочисленными воздыхателями, однако теперь она придирчиво выбирала для своих целей наиболее щедрых из них. Впрочем, для одного человека она все же сделала исключение: им стал небогатый португалец, маркиз Альбину-Франсишку де Паива, который влюбился в нее без памяти и страстно хотел жениться на Терезе. Заполучить титул маркизы? Об этом-то она и мечтала! И красотка вышла за него замуж.
        Удача, с тех пор более не покидавшая ее, не подвела и здесь: бедный портной Виллуэн, ее законный муж, все же вернулся в Париж, где вскоре и умер. Так что 5 июня 1855 года еврейка из Москвы стала маркизой де Паива. Но она вовсе не собиралась надолго обременять себя обществом нового мужа: несколько недель равнодушного ночного сожительства, и Паива был вынужден удалиться, оставив своей хитрой жене не только кругленькую сумму, но и вожделенный титул (официально разводиться никто не собирался). Так освободилось местечко и для вышеупомянутого Хенкеля фон Доннерсмарка.
        Познакомил их прусский консул Бамберг, и можно сказать, что это была любовь с первого взгляда. Причем любовь взаимная, коль скоро Тереза узнала, что молодой человек сказочно богат и едва ли способен в одиночку тратить такие огромные деньги. Ну как тут было устоять? Известно, что Тереза справлялась с этой задачей как никто, но даже она не смогла осушить тот золотой поток, что лился на ее богача.
        В парижском особняке, равно как и в Поншартрене, влюбленная парочка жила на широкую ногу. На торжественные ужины к ним съезжаются гости со всего города, однако на участке за каждым деревом стояли бдительные соглядатаи, которые тщательно следили за тем, чтобы ни один из приглашенных не зарился на растущие в саду фрукты или цветы. Такие вот жадные были хозяева…
        В 1870 году война разлучила наших героев. Он ушел сражаться, а она осталась ждать его в Бреслау, покуда Хенкель, будучи уже губернатором Эльзаса и Лотарингии, не позвал ее в Страсбург. Теперь он хотел на ней жениться. И это свершилось… благодаря расторжению брака Терезы с маркизом де Паива, происшедшему в Риме. Это было похоже на сон, но реальность превзошла любые фантазии, и 28 октября 1871 года бывшая маркиза стала графиней фон Доннерсмарк, а на голове у нее появилась потрясающая диадема, усыпанная бриллиантами, которую много лет спустя Гортензия Шнайдер наденет в оперетте под названием «Герцогиня Герольштайна».
        Но время шло, и Доннерсмарки, заподозренные в шпионаже, стали в Париже нежеланными гостями. Пришлось им продать Поншартрен, особняк на Елисейских Полях и уехать в Германию. Там-то 12 апреля 1884 года графиня Хенкель фон Доннерсмарк и скончалась. По иронии судьбы, день ее смерти случился накануне того, как немецкий император пожаловал ее супругу титул князя!
        Пожалуй, только этого не хватало Терезе Лахман на закате ее дней!
        А теперь стоит сказать несколько слов о судьбе замка Поншартрен. В 1610 году он перешел в руки Поля Фелипо, королевского советника, однако тот вид, в котором замок дошел до наших дней, ему придал сын Поля - Луи (выбравший своей фамилией не «Фелипо», а «Поншартрен»). По словам французского философа-утописта Сен-Симона, «Поншартрен был худым невысоким господином, физиономия которого так и дышала жаром просветленной мысли». Впрочем, этот самый господин, несмотря на всю свою живость, умер от горя сразу же после смерти жены, прямо в стенах замка.
        Замок унаследовал его сын Жером (которого, кстати, Сен-Симон тоже не любил). Будучи государственным секретарем по делам военно-морского флота, а затем и при особе короля, он и впрямь вызывал у Сен-Симона лютую ненависть. Вот как пишет мемуарист о второй свадьбе своего противника: «После смерти первой жены он женился вновь, несмотря даже на свою отталкивающе уродливую внешность. На свадьбу к нему я шел как на виселицу». Удар попал в цель, графа оклеветали, и он был изгнан из Поншартрена по распоряжению регента.
        Замок перешел к его сыну, известному под именем де Морепа, который, будучи министром при Людовике XV и Людовике XVI, участвовал во всех возможных интригах королевского двора. Увы, на благо Франции это не пошло! Он умер в 1781 году, и его смерть прокомментировали так: «Его уход из жизни сложно недооценить». А когда замком завладела герцогиня де Бриссак, для Поншартрена наступила эпоха типично женского правления.
        Замок и по сей день остается частной собственностью, закрытой для посетителей.
        Руайомон (Royaumont)
        Король-каменщик
        Работать - значит молиться…
        Девиз монахов-бенедиктинцев
        В 1228 году юный король Людовик IX (на тот момент ему было всего тринадцать лет) решил построить большое аббатство на горе Кюимон, неподалеку от своей резиденции - замка Аньер-сюр-Уаз. Но то было не только его желание. Такова была последняя воля его отца, короля Людовика VIII по прозвищу Лев, скончавшегося спустя лишь три года после начала правления вследствие тяжелой болезни, которая настигла его сразу после осады Авиньона. Молодой король приступил к исполнению плана с большим энтузиазмом. «Радость его была велика, когда он увидел, как закладывают первый камень», - пишет Поль Гют, и далее: «Ничто так не славит царя земного, как умело поставленные друг на друга камни во славу Царя Небесного…»
        Стоит отметить, что радость Людовика IX не была минутным порывом. Он всецело заинтересовался своим творением и прежде всего решил переименовать место, где развернулось строительство, поскольку его название пришлось ему не по вкусу. Действительно, слово «Кюимон» звучало довольно-таки простецки. К тому же этому аббатству с его часовней и главным храмом суждено было стать местом пребывания короля. И Людовик нашел подходящее имя: «отныне оно будет зваться Руайомон…»[48 - Royaumont (фр.) - королевская гора.] И это вполне соответствовало действительности: король и впрямь частенько наведывался в любимое аббатство. Вот что писал по этому поводу средневековый французский историк Жан де Жуанвиль:
        «Когда в аббатстве Руайомон воздвигали очередную стену, милостивый король Людовик Святой часто наведывался в аббатство, чтобы послушать мессу (очевидно, строили его проживавшие там монахи-цистерцианцы, которым помогали зодчие и мастеровые) и поглядеть, как продвигается работа. И когда монахи, следуя обычаям своего родного аббатства Сито, шли после службы на работу к новому участку будущей стены, они забирали с собой камни и специальный раствор, а милостивый король брал носилки, нагруженные камнями, и шагал впереди, тогда как один из монахов подбирал носилки сзади. Еще милостивому королю помогали его братья: господин Робер, господин Альфонс и господин Шарль… А чтобы братья не переговаривались между собой, не шумели и не забавлялись, милостивый король говорил им так: «Монахи здесь свято чтут тишину, будем и мы чтить ее». А когда братьям короля хотелось передохнуть, он говорил им так: «Монахи не отдыхают, и вы не должны отдыхать…»
        Какой великолепный пример для подражания! Можем ли мы представить себе того же Людовика XIV, закатывающего рукава на стройке и призывающего своего брата к тяжелому труду? Прекрасные стены Руайомона до сих пор хранят в себе печать этого рвения, детского, но все же королевского, этого смирения перед лицом Господа Бога.
        Освящение храма состоялось 19 октября 1235 года. Разумеется, на церемонии присутствовал сам Людовик IX, да не один, а со своей очаровательной женой, Маргаритой Прованской… Была там также и его мать, госпожа Бланка Кастильская, впрочем, та почти всегда следовала за сыном, поскольку старалась помешать ему пуститься в те нехитрые увеселения, кои предлагает молодым любовь. Впрочем, в тот славный день упрекнуть Людовика ей явно было не в чем.
        Впоследствии Людовик часто приезжал в Руайомон. Духовник королевы Маргариты сумел донести до потомков информацию о том, как трепетно король относился к своему творению и к Богу вообще. В церкви аббатства он становился на колени и смиренно склонял голову в знак глубочайшей покорности перед Всевышним. Также он отдавал свою порцию еды монаху, который всегда находился вдали от всех, поскольку страдал проказой. Там же, в церкви, он приказал похоронить своих безвременно почивших детей: Жана, Людовика и Бланку…
        Со смертью самого Людовика Святого популярность Руайомона несколько ослабла. Потомки славного короля приезжали в аббатство лишь иногда. Филипп Красивый, например, вообще бывал там крайне редко, предпочитая аббатство Мобюиссон, что недалеко от Понтуаза.
        А затем началась Столетняя война, в ходе которой англичане нещадно разграбили аббатство. Чрезмерные откупы очень скоро разорили Руайомон, да и монахов со временем поубавилось. Лишь только с приходом Ришелье в многострадальном аббатстве наступило некоторое процветание.
        Людовик XIII много времени проводил в замке Шатийи, конфискованном у знатного рода Монморанси после того, как последнего его представителя, герцога Генриха II, обезглавили в Тулузе по обвинению в укрывательстве мятежного Гастона Орлеанского, брата короля. Кардинал же предпочел Руайомон, поскольку тот больше соответствовал его вкусам и привычкам. Однако общее состояние здания крайне его обеспокоило. Тогда он приказал провести ряд восстановительных работ, а по их завершении собрал в аббатстве цистерцианцев со всей Франции: из Сито, Клерво, Понтиньи и Моримона. Ришелье созвал их для того, чтобы наставить их на путь истинный, ведь некогда великий монашеский орден на тот момент был в глубочайшем упадке. Как бы то ни было, им пришлось подчиниться воле всемогущего кардинала и провести ряд необходимых реформ.
        Увы, стоило только Ришелье отойти в мир иной, как о нем сразу же постарались забыть. Для Руайомона наступила эпоха управляющих аббатов[49 - Управляющий аббат - священник, взявший аббатство в управление (in commendam), то есть получающий от него доход, но не имеющий права влиять на внутренний распорядок и дисциплину монахов.], то есть тех, кто формально не был приписан к данной территории. Все они по большей части находились при королевском дворе…
        Впрочем, кардинал Мазарини, будучи аббатом Руайомона (равно как и многих других церковных доходных мест), наведывался в аббатство довольно часто. Мазарини была свойственна любовь к пышности и блеску. По натуре своей он был человеком искусства, и Руайомон привлекал его своей красотой. После него в качестве управляющих аббатства можно привести целый список известных и не очень персон: принц Альфонс Лотарингский (которому было всего шесть лет, так что фактически управлял за него отец), затем его сын Франсуа-Арман Лотарингский, епископ Байё. Затем и другие епископы: монсеньор Фелипо де Поншартрен, монсеньор де Флёри. Потом, в 1781 году, Руайомоном наконец-то стал управлять настоящий аббат. Его личности стоит уделить особое внимание, поскольку именно он восстановил несколько обветшалые постройки и добавил к ним потрясающей красоты аббатский дворец.
        Звали его Анри-Элеонор ле Корню де Баливьер, и был он духовником короля Людовика XVI, а также управляющим аббатом Бонневаля. По сути, он считался придворным, но вместе с тем был не лишен вкуса, а следовательно, относился к тем аббатам, с которыми было приятно иметь дело. К примеру, должность королевского духовника никоим образом не мешала ему вести свою деятельность в Трианоне, а особенно у лучших друзей Марии-Антуанетты, у знаменитых Полиньяков, к грехам которых добрый аббат проявлял досадное попустительство.
        Порой все семейство Полиньяков приезжало к Анри-Элеонору в старый, но по-прежнему прекрасный Руайомон, оказывая Баливьеру тем самым огромную честь. Впоследствии здесь побывали знаменитые граф и графиня Севера (будущий царь Павел I с супругой) и Густав III Шведский. И, конечно же, многие приезжали инкогнито.
        Все эти великие люди в свое время захаживали на порог Руайомона, так что Анри-Элеонор решил увековечить этот факт на вверенной ему территории, даже не подозревая, что Великая французская революция уже не за горами. Так Луи Ле Массон, ученик величайшего мастера архитектуры Леду, выстроил в парке Руайомона особняк в итальянском стиле, весьма схожий с теми, что можно было увидеть при Брентском дворе.
        К несчастью для Баливьера, революция не заставила себя долго ждать. Аббат вместе с Полиньяками эмигрировал в Вену. Там он и умер, так и не дождавшись окончания строительства любимого аббатского дворца. Однако в Руайомоне оставались еще монахи. Очевидно, их было не слишком много, всего десять, но, увы, в 1790 году выгнали и их. Аббатство стало государственным достоянием.
        В 1791 году его купил один промотавшийся дворянин, живший неподалеку, в замке Виарм.
        Еще до народных волнений этот человек, маркиз де Траване, будучи командиром драгунского полка, обладал недюжинным состоянием, что позволило ему жениться на очаровательной мадемуазель де Бомбелль. Эта девушка состояла при дворе Мадам Елизаветы, младшей сестры Людовика XVI, и практически стала его неотъемлемой частью. Дело в том, что у нее был недурной поэтический талант, так что именно с ней связано появление милой песни, повествующей о любовных похождениях принцессы и садовника:
        Бедный Жак, я гуляла с тобой
        И нужды совершенно не знала,
        Но теперь ты живешь не со мной,
        И целого света мне мало…
        Увы, Траване питал известную страсть к оперным девицам и азартным играм. Кончилось все тем, что он настолько злоупотребил и первым, и вторым, что жена попросту ушла от него. Мадам де Траване уехала в другую страну, а ее горе-муж, совсем без денег, остался во Франции.
        На остатки своего состояния он приобрел Руайомон и решил перестроить аббатство под ткацкую фабрику. Сам же он жил в здании аббатского дворца. После Траване жил в нем бельгийский промышленник Ван дер Мерш, который разделил строение на отдельные зоны. А с появлением нового владельца, месье Жюля Гуэна, аббатство вновь начало играть религиозную роль. В 1905 году, когда во Франции вышел закон о Конгрегациях[50 - Конгрегации - религиозные организации, связанные с различными монашескими орденами. Многие из них были распущены. В 1904 году французское правительство внесло в Парламент законопроект о запрещении ранее образованных конгрегаций. Наконец, в 1905 году был принят закон об отделении церкви от государства: упразднялось выделение государственных средств на нужды церкви (отныне она содержалась за счет верующих); гарантировалась свобода отправления религиозных культов при условии обеспечения общественного порядка; католические священники стали назначаться исключительно римским папой и т. д. Соответственно, дипломатические отношения Франции с Ватиканом были прерваны.], он купил аббатство, находившееся
тогда в прямо-таки отвратительном состоянии.
        Его потомки восстановили Руайомон и организовали в его стенах ряд насыщенных культурных мероприятий. В то время аббатство считалось мощным центром искусства и писательского дела.
        Позднее аббатский дворец перешел к барону и баронессе Фульд-Спрингер, а затем - к их дочери, супруге барона Эли де Ротшильда, вернувшей ему исключительный блеск, что сделало его самым красивым зданием в окрестностях Шантийи.
        К сожалению, коллекции, выставленные во дворце, посмотреть уже не получится: они были проданы на аукционе «Кристис» в сентябре 2011 года.
        Со (Sceaux)
        Происки «благородной куколки»
        Принцы?
        Счастлив тот, кому неведомо их имя,
        Еще счастливей тот, кто знается лишь с ними…
        Вуатюр
        Душой этого замка, по праву являющегося одним из самых роскошных замков во Франции, была женщина. Женщина, для которой замок стал средоточием славы и последним прибежищем. Женщина, чьи сумасбродства сделали ее имя известным во всей Европе. Звали ее Анна-Бенедикта де Бурбон-Конде, герцогиня Мэнская, и была она одновременно кузиной и невесткой короля Людовика XIV, одной из самых блистательных и невероятных женщин своего времени. И, вероятно, одной из самых опасных…
        Когда 19 марта 1692 года она вышла замуж за герцога Мэнского, Анне-Бенедикте было шестнадцать лет, однако на вид ей нельзя было дать и тринадцати. А ее три сестры - внучки Великого Конде - были такого маленького роста, что едва ли по размеру превосходили карлиц, отчего герцогиня де Бурбон прозвала их «благородными куколками». Очаровательные в своей миниатюрности, они могли послужить превосходными моделями для знаменитых саксонских статуэток…
        Свадьбу устроила мадам де Ментенон, которая всегда испытывала к герцогу Мэнскому нежные, почти материнские чувства. Ведь это она приютила и воспитала его еще ребенком, этого незаконнорожденного отпрыска Короля-Солнце и ослепительной мадам де Монтеспан. Ей нравился этот юноша, и нежность эта не ослабевала в ней никогда. Быть может, потому, что, несмотря на столь примечательных родителей, мальчик родился калекой, был слабым и хромым. Так что, вопреки королевской воле, мадам де Ментенон решила женить мальчика, чтобы тот наконец занял свое место среди принцев крови и был счастлив, даже если этот брак и должен был повлечь за собой некоторые сложности с наследниками. И ее выбор пал на третью из девушек Конде. Расчет был такой - найти благородную невесту, которой бы можно было легко манипулировать. Однако очень скоро она поняла, что ее план с треском провалился.
        Едва выйдя замуж, крошечная герцогиня сбросила с себя маску тщедушия и показала свое истинное лицо: девушка оказалась хитрой и предприимчивой, она твердо решила жить так, как ей самой заблагорассудится, и не подчиняться устоям королевского двора, который не имел ровным счетом ничего общего с эпохой разудалой юности Людовика XIV. Нынешнее положение вещей при дворе она считала невероятно унылым и скучным!
        Но, несмотря на это, молодые, казалось, по-настоящему любили друг друга. По словам мадам де Ментенон, «она была красивой, любезной, веселой, умной, к тому же любила своего мужа, который отвечал ей пылкой взаимностью и баловал ее чрезмерно…». Иными словами: герцог Мэнский ни в чем не мог отказать своей супруге, и для него ее желания были законом.
        Кстати, первым ее желанием было как можно скорее отдалиться от скучного Версальского двора. Сначала молодая пара поселилась в Кланьи, прекрасном особняке, построенном когда-то для пресловутой мадам де Монтеспан и унаследованном впоследствии герцогом Мэнским. Это был поистине королевский замок, и юная чета вполне могла бы провести там приятную жизнь… если бы он не находился так близко от ненавистного девушке Версаля. И все же молодые провели в замке несколько лет, хоть юная герцогиня периодически горько вздыхала о своей судьбе.
        Но летом 1699 года супруги приняли приглашение месье де Малезьё (бывшего наставника молодого герцога) погостить в его доме в Шатене, в то время как королевский двор перебрался в Фонтенбло. И вот тогда-то, во время своего недолгого пребывания в Шатене, девушка открыла для себя замок Со, располагавшийся по соседству…
        Этот замок, возвышавшийся на холме над рекой Бьеврой, был построен Кольбером, а затем перешел к его сыну, маркизу де Сеньеле. Это было поистине удивительное место, с большими, величественными зданиями (творения архитектора Перро), павильонами, цветниками, беседками, парковыми аллеями, водоемами, фонтанами и водопадами… Перед таким очарованием герцогиня устоять просто не могла. И 20 сентября того же года герцог Мэнский купил замок Со. Он вообще старался всячески угодить дражайшей супруге. В дальнейшем Анна-Бенедикта сделала из замка настоящее королевство, доступ в которое был открыт исключительно искусству, литературе, веселью, поэзии и танцам.
        Музы слетались в этот замок не для того, чтобы отдыхать, но чтобы воспевать и преумножать красоту замка, его садов и благородных обитателей. Церемониймейстером в Со был уже известный нам Малезьё, который, собственно, и показал герцогине этот замок. Он был поистине неутомим и, несмотря на то, что порой называл Со «галерой для ума», продолжал неустанно придумывать все новые культурные увеселения.
        Особенно герцогине нравился театр. Она обожала играть в комедиях и, обладая недюжинной памятью, заучивала наизусть все главные роли. Таким образом она сыграла Аталию, Пенелопу, Целимену и многих других. Очевидно, при ее невысоком росте все ее женские персонажи выглядели весьма забавно. Однако лишь при королевском дворе люди позволяли себе дерзость насмехаться над попытками молодой герцогини стать великой театральной актрисой.
        Стоит отметить, что девушка совершенно не комплексовала по поводу своего роста. Символом своим она выбрала пчелу, а девизом стало: «Piccola si, ma fa pur grave le ferite» (Пусть она мала, но ее укусы от этого ничуть не слабее). Именно она основала вымышленный рыцарский орден «Медовой Пчелы», где, разумеется, каждодневно верховодила. В такие минуты не переносивший громкого шума герцог удалялся в крохотную башенку на старой крепостной стене, где он денно и нощно рисовал (и притом очень хорошо) ландшафтные планы для своих садовников.
        Но вскоре развлечения уступили место заговорам. В то время как в Со предавались всевозможным увеселениям, в Версале умер сначала дофин, сын Людовика XIV, затем его внук, герцог Бургундский, и, наконец, двое сыновей последнего. Из наследников великого короля остался лишь один мальчик (в будущем Людовик XV), да и его здоровье оставляло желать лучшего. И тогда Людовик XIV, опасаясь того, что корона может перейти к его ненавистному племяннику Филиппу Орлеанскому, подписал весьма опасный указ. Согласно этому указу, оба его незаконнорожденных сына, герцог Мэнский и герцог Тулузский, становились принцами крови и могли с полным правом претендовать на французский трон.
        Нетрудно представить, какую радость эта новость произвела в Со! Наша маленькая герцогиня уже так и видела себя королевой и постаралась придать еще больше блеска своему двору. Пышные ночные празднества 1714 -1715 годов навсегда войдут в анналы истории, ибо такого размаха еще не видел никто. Однако 1 сентября 1715 года пиршества и увеселительные мероприятия внезапно прекратились: умер король. Воображение герцогини Мэнской уже услужливо подкидывало ей красочные картины славного будущего на королевском троне, ведь никто не сомневался, что ребенок-король долго не проживет. К несчастью для нее, Филипп Орлеанский далеко не был глупцом. На следующий же день после кончины Людовика он презрел завещание короля, провозгласил себя регентом от имени маленького Людовика XV и снял герцога Мэнского с должности главнокомандующего войск королевского дома, поручив ему воспитание малолетнего сюзерена. А вскоре уже не могло быть и речи о том, чтобы идти вопреки распоряжениям регента.
        Узнав об этом, маленькая герцогиня пришла в ярость, хотя в глубине души еще продолжала надеяться на слабоумие малолетнего короля. Хочет того Филипп Орлеанский или нет, но, если ребенок-король умрет, главным наследником станет ее муж. Быть может, стоит просто подождать? Ободренная этой мыслью, герцогиня снова занялась замком, принялась украшать его и облагораживать. Тогда-то к ней и приехал молодой, но очень талантливый писатель, назвавший себя Аруэ (в будущем его будут звать Вольтер). Она приняла его, и он остался в замке Со как местная живая достопримечательность. За его произведения Аруэ частенько забирали в Бастилию, но в остальном же все свое время он проводил в замке маленькой герцогини.
        В 1718 году безмятежное существование герцогини нарушило очередное ужасное известие: регент лишил герцога Мэнского звания принца крови. Это означало, что он больше не мог претендовать на трон, а у амбициозного семейства Орлеанского отныне были полностью развязаны руки. Немудрено, что в Со тут же начали распускать слухи о том, что регент плохо обращается с юным королем и даже замышляет его отравить. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что для ее супруга игра проиграна, герцогиня решила искать поддержки со стороны короля Испании. Как известно, Филипп V был бывшим герцогом Анжуйским и внуком Людовика XIV. Подстрекаемый женой, Елизаветой Пармской, а также кардиналом Альберони, Филипп уже давно намеревался наложить руку на Версаль. Впрочем, его и самого привлекала идея объединить Францию и Испанию под одной короной. И единомышленники из замка Со не заставили себя долго ждать.
        В то время испанским послом при регенте был один шестидесятилетний господин, любивший жить, как говорится, на широкую ногу. В сущности, этот господин де Селламаре мог дать фору любому молодому гуляке. Родился он и вырос в Неаполе. До того как стать послом, он был пажом при Филиппе IV и камердинером при Карле II. У кардинала Альберони не вызвало никакого труда убедить посла принять участие в его необычном плане: в разгар праздника похитить регента, отправить его под стражей в Таррагону, собрать Генеральные Штаты, провозгласить регентом герцога Мэнского, а после смерти юного короля посадить на еще тепленький трон Филиппа V… И тогда величать его можно было бы не иначе как Императором Запада…
        Своей штаб-квартирой Селламаре выбрал замок Со, после чего послал ко двору французского короля… своего слугу, выдав его за вымышленного венгерского принца де Листне. В это сложно поверить, но поначалу его замысел осуществлялся как по маслу. Лжепринц сумел передать необходимую информацию молодому аббату по имени Портокарреро, который, в свою очередь, осуществлял связь между Со и Мадридом, где его с нетерпением ждал Альберони.
        В связи с тем что Селламаре был весьма богат, очень скоро вокруг герцогини Мэнской собралась настоящая испанская диаспора. Вместе с ними - извечный Малезьё, секретарша герцогини и умница по имени Роза де Лоне, а также герцог де Ришелье, принц Домбский, некие иезуиты и даже группка бретонских дворян. Всех их объединяла ненависть к регенту.
        К счастью для последнего, рядом с ним всегда находился его старый наставник - аббат Дюбуа, еще более умелый и изворотливый, чем даже сам Альберони. Тем более что под начальством Дюбуа действовали опасные и весьма сметливые агенты и дознаватели. К тому же следует отметить, что наши заговорщики были не слишком-то осмотрительны.
        Так благодаря бдительности скромного заведующего королевской библиотекой по имени Бюва, которому «венгерский принц» почему-то доверил свою тайную переписку, а также благодаря болтливости молодого писаря в испанском посольстве, который не нашел ничего лучше, как в пьяном бреду выложить все секреты некоему Фийону (не преминувшему тотчас же доложить обо всем куда следует!), заговор был раскрыт.
        9 декабря, в полдень, рота королевских мушкетеров заняла испанское посольство и взяла под стражу господина де Селламаре. В то же самое время эскадрон драгун бросился по следу аббата Портокарреро и без труда настиг его неподалеку от Ангулема, где горе-заговорщик размышлял о своей нелегкой жизни, стоя возле сломавшейся кареты. В Париже ловля подозреваемых также была в самом разгаре. И вскоре все заговорщики были арестованы. Пришла очередь хозяев замка Со.
        Месье де Фаванкур, бригадир мушкетеров, в сопровождении месье де Ла Биллардьера, гвардейского лейтенанта, явились в замок и спокойно, со всеми подобающими политесами, арестовали герцога Мэнского, после чего препроводили его в крепость Дуллен. Его супруге же удалось бежать через подземный ход…
        Однако далеко она не ушла. Месье де Ансенис, капитан гвардейцев, обнаружил ее на улице Сент-Оноре, где та скрывалась у своей подруги. Невзирая на все оскорбления и угрозы, которыми его щедро поливала маленькая герцогиня, капитан схватил ее и отправил в форт Шамбе, что недалеко от Дижона. Все остальные фигуранты по этому делу были брошены в Бастилию. Все, кроме господина Селламаре, которого препроводили до испанской границы, а сам Дюбуа любезно проследовал с ним до города Тура. Спустя год, как известно, между Францией и Испанией разразилась война…
        Можно подумать, что в Париже после этого происшествия полетели головы. Но регент не был ни жестоким, ни мстительным, ни даже злопамятным. Все разрешилось как нельзя лучше - амнистией. Герцогиня Мэнская, которой заточение навсегда отбило охоту ввязываться в политику, вернулась в свой замок Со и зажила прежней приятной жизнью. Следом за ней вернулся и ее дорогой Малезьё, без которого не обходилось ни одно увеселительное мероприятие. Вольтер, скрывавшийся в течение двух месяцев, приехал в замок в сопровождении мадам дю Шатле. Роза де Лоне соблазнила губернатора Бастилии, где отбывала заключение, и стала баронессой де Сталь. Она снова заняла свое место подле хозяйки. О ней она писала так:
        «Госпожа герцогиня Мэнская с возрастом ничего не приобретала: она осталась просто очень умным ребенком, со своими достоинствами и недостатками… Ей были присущи высокомерие, но без гордости, расточительность без щедрости, набожность без милосердия, высокое самомнение без презрения к окружающим, житейская мудрость без начитанности и многочисленные проявления дружеских чувств без простой сердечности…»
        Шли годы. 18 мая 1736 года умер герцог Мэнский. Рак кожи лица сделал свое дело, обезобразив мужчину до неузнаваемости, однако это не отпугнуло его супругу: она была с ним до конца, проявляя тем самым невероятную преданность и любовь. Сама она умерла 23 января 1757 года, от «простуды, которую не смогла изжить…».
        От прекрасного замка, который она так любила, увы, не осталось ничего, кроме павильона Авроры, части парка и премилой оранжереи, где каждое лето проводятся великолепные концерты. В сохранившихся зданиях замка сегодня находится интереснейший музей, посвященный региону Иль-де-Франс…
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Ежедневно с 10.00 до 13.00 и с 14.00 до 17.00
        Закрыто по вторникам и в праздничные дни.
        http://domaine-de-sceaux.hauts-de-seine.net/
        Шамаранд (Chamarande)
        Злая и глупая Эгле
        Вот оно, женское коварство!.. С каким удовольствием они нас обманывают, с какой легкостью!
        Стендаль, «Красное и черное»
        Замок был построен Франсуа Мансаром среди садов Ленотра для наиболее преданного и полезного соратника Людовика XIV - для Пьера Меро. Шамаранд сделан из розового кирпича, скрепленного белым камнем. Он стоял в тишине и покое до тех пор, пока его хозяйкой не стала одна весьма красивая женщина, превратившая это уютное здание в натуральный ад для своего мужа. Этот самый муж, Виктор Фиален де Персиньи, не был ни простаком, ни невинным младенцем. Не таков был человек, ставший генеральным проектировщиком Второй империи и самым верным другом императора Наполеона III.
        Луи-Наполеон был пока только принцем-президентом, когда присутствовал на свадьбе своего преданного Персиньи в Елисейском дворце. Тот взял в жены очень красивую девушку, принадлежавшую к одному из самых благородных семейств Империи: это была Эгле Ней де Ля Москова[51 - Наполеоновский маршал Мишель Ней за отвагу в Бородинском сражении получил титул князя de La Moskowa, что следует переводить как князь Москворецкий. Князь Московский, как иногда пишут, - это неверно.], внучатая племянница маршала Нея и банкира Жака Лаффитта. То есть это была очаровательная наследница славы и влияния своих предков наполеоновских времен. Но эти качества совершенно в ней не проявились, и это еще слабо сказано, если учитывать тот факт, что, по крайней мере, у нее от рождения должно было развиться чувство величия или понимание границ того, что можно делать, а что - нет. Но все вышло совсем не так.
        В 1852 году, когда ей было восемнадцать лет, Эгле была очаровательна: светлые волосы, блеск бездонных голубых глаз, необыкновенно свежий цвет лица, прелестная фигурка… и легкое сюсюканье, которое казалось неотразимым в ее возрасте. Перед такой красотой сердце сорокачетырехлетнего Персиньи полыхнуло огнем, тем более что невеста, по ее же собственным словам, была без ума от его соблазнительной зрелости.
        Это была свадьба по любви - большая редкость для Елисейского дворца, в котором ее сыграли. Но после праздника началась повседневная жизнь, и бедный Персиньи вскоре обнаружил, что его невеста невыносимее самого избалованного ребенка. Несчастья пошли чередой с момента его назначения на пост посла Франции в Лондоне в 1855 году.
        Эгле после первой неудачной попытки все-таки родила ребенка, маленькую девочку. И на другом берегу Ла-Манша она стала вести себя так, как будто Англия - порабощенная страна. Не желая переносить одиночество, она окружила себя секретарями своего мужа, затем стала закатывать ужасные сцены, если ей запрещали даже какие-нибудь пустяки. Кроме того, она тратила деньги направо и налево, часто ставя посольство в затруднительное положение. Но самым худшим было то, что своим поведением она порочила деловую репутацию своего мужа. Когда потребовалось их присутствие в Виндзорском дворце, Персиньи вверил свою судьбу и судьбу посольства в руки Бога.
        Естественно, никаких забав на ужине у королевы Виктории быть не могло, поэтому без труда можно представить эффект, который произвела мадам де Персиньи: в качестве извинения за опоздание на ужин она сообщила, что задержалась в зоопарке, чтобы посмотреть, как ест удав. Но то было не единственное несчастье за этот вечер: обнаружив, что у другой дамы был такой же наряд, как у нее, она набросилась на бедную женщину и с размаху отвесила ей пощечину, а затем шумно вышла из зала, бранясь, словно последний извозчик. К счастью для Персиньи, его очень ценили как французы, так и англичане.
        Сначала граф многое прощал своей инфантильной жене, но затем, с течением времени, улыбка сменилась испугом: рождение пяти детей, которым Эгле совершенно не уделяла внимания, ее совершенно не изменило. Она интересовалась только собой, своими нарядами, украшениями и впечатлением, которое производила на других. Тем временем все больше и больше распространялись слухи об ее похождениях на стороне, и Персиньи уже стал подумывать о разводе. Но потом он отказался от этой мысли - прежде всего из-за детей, да и потому, что он все еще любил ее.
        Настоящий скандал разразился летом 1862 года в замке Шамаранд, летней резиденции четы. Там состоялся большой праздник, на котором присутствовали император с супругой. Все комнаты замка были полны людьми. Там были лорд Мальмсберри, графиня Валевская, министр Пьетри и многие другие. Все заметили угрюмое лицо графини Эгле во время приема и без труда поняли: на прием не приехал герцог де Грамон-Кадрусс, о котором поговаривали, что он был ее основным любовником. Как только императорская чета покинула замок, Эгле заперлась в своих покоях.
        Но ненадолго: часом позже она покинула замок, села в карету и уехала, никого не предупредив. Поставленный в затруднительное положение, Персиньи спросил сначала своего секретаря Анри де Лера, а затем горничную своей жены, куда та отправилась. Горничная призналась, что ее хозяйка, узнав днем, что Грамон-Кадрусс изменял ей с Ля Могадор, танцовщицей на народных гуляньях, поехала на эти самые народные гулянья в кафе «Шато-де-Флёр», расположенное на улице де Винь, что на Елисейских Полях.
        Думая, что там опять произойдет скандал, Персиньи тоже заложил карету и в компании с де Лером отправился в «Шато-де-Флёр». Но было слишком поздно! В самом центре зала Эгле с Ля Могадор уже во весь голос спорили друг с другом. Грамон-Кадруссу едва удавалось делать так, чтобы они не подрались. Пришлось Анри де Леру, спасая честь и достоинство Персиньи, броситься в пекло и без лишней мягкости вытащить ее оттуда.
        Увы, когда она оказалась перед своим супругом, ее злость только возросла: она была на двадцать пять лет моложе этого «старика, который только и думал о своих финансах» и более не представлял для нее никакого интереса.
        На следующий день, несмотря на все принятые меры предосторожности, разыгралась драма. В дело вмешался даже сам император, очень уважавший своего старого друга. По его приказу Грамон-Кадрусс должен был отказаться от дуэли с Персиньи, но тот был вынужден отдать ему пост министра внутренних дел. Чтобы его утешить, Наполеон III вручил ему титул герцога в надежде, что, будучи герцогиней, несносная Эгле наконец успокоится.
        Да, титул утихомирил ее на некоторое время, но когда муж ушел с поста министра, они не покидали Шамаранд, где она умирала от скуки. И вдруг она решила совершить поездку в Англию. Находясь там, она влюбилась в эту страну, показавшуюся ей лучшим местом в мире. У англичан она переняла моду и привычки, а также снабдила свою речь изрядным количеством английских выражений, изобретя, сама о том не подозревая, «франглийский» язык, так что англичане, подтрунивая над ней, прозвали ее «леди Персингтон».
        Два месяца спустя после произошедшего в «Шато-де-Флёр» она отправилась в Дувр, не оставив даже адреса, по которому можно было бы ее найти. Она думала давать о себе знать, когда ей вздумается.
        Привыкший к этому Персиньи не стал ничего делать, пока не приехала его теща. Княгиня де Ля Москова, мать Эгле, была очень обеспокоена происходящим. Она была куда менее бестолкова, чем ее дочь. От отца, банкира Лаффитта, ей досталось чувство здравого смысла. И она это доказала, приехав одним прекрасным днем в Шамаранд, где нашла своего зятя в окружении детей и анонимных писем, которые она прочла, едва сняв перчатки.
        Она дала ему совет действовать энергично: нужно было, чтобы Персиньи вернул Эгле как можно скорее, даже под угрозой развода. Так и произошло: восемь дней спустя новоиспеченная герцогиня вернулась в Шамаранд, но стала еще невыносимее, чем раньше, если такое вообще возможно.
        В 1869 году Эгле удалось попасть в свиту императрицы, с которой она поехала на открытие Суэцкого канала. Но если Евгения уехала с ней, то вернулась уже без нее: мадам де Персиньи нашла себе нового любовника…
        Этим она избежала ужасов войны 1870 года, а Персиньи последовал в Англию за сверженной императорской четой, взяв с собой детей. Но английский климат оказался для него смертелен. Вернувшись в августе 1871 года в Шамаранд, он уже знал, что жить ему осталось недолго. Смерть приближалась, и ему хотелось в последний раз взглянуть на ту женщину, которую он так любил. Он писал ей, но она даже не думала отвечать.
        Тем временем болезнь усугублялась. После первого апоплексического удара хирург Рикор, лечивший Персиньи, посоветовал тому поехать на юг. Тогда герцог отправился в Ниццу, сопровождаемый своими детьми и верным Анри де Лером, никогда его не покидавшим. К сожалению, смена климата ничего не изменила.
        Тогда Персиньи стал ждать, ждать ту, которая, казалось, давно о нем забыла. Зашевелиться ее заставила угрожающая телеграмма Анри де Лера. Причиной тому была не нежность, а денежный интерес: следовало позаботиться о своем состоянии, ведь муж-то умирает. Она пересекла Средиземное море, но было слишком поздно.
        «Мама, он написал, что вы всегда приезжали слишком поздно», - горько сказала ее дочь Маргарита.
        А уязвленная и не слишком желающая созерцать заплаканные лица мадам де Персиньи на первом же корабле отплыла в Александрию.
        ЧАСЫ РАБОТЫ ПАРКА
        В январе, ноябре и декабре с 9.00 до 17.00
        В феврале, марте и октябре с 9.00 до 19.00
        С июня по сентябрь с 9.00 до 20.00
        Замок и постройки открыты исключительно в периоды выставок.
        Парк имеет оценку «Замечательный сад».
        http://www.essonne.fr/culture-sports-loisirs/lieux-culturels/domaine-departemental-de-chamarande/
        Шамбор (Chambord)
        Загадочная смерть солдата
        Слава выпадает только на долю тех, кто о ней всегда мечтал.
        Шарль де Голль
        Удивительному замку - удивительная история. Этому замку мечты, построенному из белого камня, соответствуют только два слова - «чрезмерная красота». Кто его построил? Молодой король, два метра ростом. Его цель? Улыбка женщины. Франциск I, король-охотник, галантный и щедрый повелитель, построил этот замок с целью понравиться мадам де Шатобриан, а также чтобы в последующих веках сохранилась память о пышности и необыкновенной красоте его двора. На одном из окон замка он выгравировал бриллиантом: «Жить в сердце женщины дано так мало дней, безумец тот, кто верит ей». Женщины очень любили Шамбор, который так хорошо сочетался с их любовью ко всему роскошному. Однако замок никогда не принадлежал ни одной из них…
        На заре взаимной страсти между Людовиком XIV и великолепной мадам де Монтеспан король часто приводил сюда свою возлюбленную. Ей, кстати, Мольер посвятил премьеру «Мещанина во дворянстве». Пока под небом Иль-де-Франса не был выстроен сказочный Версаль, король неоднократно устраивал здесь охоты и пиршества. После постройки Версаля замок словно заснул.
        И он вновь открыл глаза, когда король Людовик XV поселил там своих тестя и тещу, короля Польши Станислава Лещинского и его жену, королеву Екатерину. Но лесная сырость не пошла на пользу их ревматизму, а уж тем более испарения соседних прудов. Двор экс-короля поспешил перебраться в местечко посуше. Шамбор не пожалел об этом: этот двор был слишком скромен для него.
        Он нашел хозяев получше. В конце мая 1745 года все колокольни Франции оповещали народ о победе над англичанами в битве при Фонтенуа: «Господа англичане, стреляйте сами!» Шамбор стал наградой победителю. Король вручил своему «кузену», маршалу Морицу Саксонскому, право въезжать на карете в королевские дворцы, сидеть в присутствии короля, а также одарил его почти королевской привилегией: держать свой гарнизон в Шамборе и разместить там собственный полк, подобно правящему принцу. А ведь если бы его рождение не было нелегитимным, этот талантливый незаконнорожденный сын короля Августа Саксонского и красивейшей Авроры фон Кёнигсмарк был бы принцем.
        Вот и хозяин под стать замку! Что касается силы, то этот гигант мог руками разогнуть подкову. Белокурый, голубоглазый, с нахальной улыбкой, Мориц Саксонский завоевывал женщин даже с большей легкостью, чем крепости. Принцессы или актрисы (кстати, великая Адриенна Лекуврёр умерла из-за большой любви к нему), они все не смогли устоять перед этим воякой, унаследовавшим знаменитое очарование Кёнигсмарков. Только великолепная мадам Фавар воспротивилась его ухаживаниям и при этом была ими испугана. Но на то существует довольно простая причина, весьма редкая в этот век свобод: она попросту искренне любила своего мужа.
        И вот маршал переехал в Шамбор, причем приезд состоялся зрелищный, потому что он привез с собой и свой кавалерийский полк: пять сотен польских, немецких, валахских и даже татарских улан. Эти пять сотен элитных кавалеристов возглавляла колонна, состоявшая исключительно из огромных негров! Все они ехали на белых лошадях, были одеты в броскую красную, зеленую и белую униформу и носили головные уборы из позолоченной меди с белой гривой. На наконечниках копий находились белые ленты, развевавшиеся на ветру и при мерной поступи лошади. Незабываемое зрелище, которое долго не выходило из голов крестьян Шамбора, а уж тем более из головок их дочек. Несколько месяцев спустя деревенский священник начал крестить странных детей, чей цвет кожи вовсе не походил на обычный белый, свойственный жителям Тура.
        В течение двух лет в Шамборе текла жизнь, достойная Короля-Солнце. Балы, празднества, охоты и банкеты шли один за другим. Маршал был чудесным хозяином, любившим окружать себя не только красивыми женщинами, но и художниками, философами и писателями. Он оказывал ученым и людям искусства той эпохи такой горячий прием, что ему уже хотели предложить место во Французской академии. Эта идея его чрезвычайно развеселила, о чем можно убедиться по небольшому листочку бумаги, где он дал волю своей орфографии:
        «Они хатят зделать миня членом Окадемии; этобы мне падашло как обизьяне грамота!»
        Итак, кресла в Академии он не пожелал! Зато тысяча восемьсот таких кресел было в театре, который он построил для своих гостей. Однако, несмотря на множество друзей, врагов у него тоже было предостаточно, о чем говорит нам один загадочный случай, приведший к его смерти.
        26 ноября 1750 года маршал соблюдал постельный режим, согласно предписанию своего доктора Сенака, так как у него начинался грипп. Его старый слуга Муре принес ему письмо, доставленное курьером. Больной вскрыл письмо, прочитал его, перечитал, отбросил одеяла, приказал слуге одеть его, а затем найти адъютанта.
        Было начало дня, серого и дождливого осеннего дня. Двое мужчин вышли в парк и направились к ограде. Под деревьями, одетые в темные плащи, стояли двое, ждавшие их у почтовой кареты.
        Маршал и его адъютант подошли к этим людям, пока Муре, тайком последовавший за своим господином, наблюдал эту сцену издалека. Он видел, как один из этих двоих отбросил плащ и избавился от всего лишнего. Маршал сделал то же самое. Затем они достали шпаги и скрестили клинки.
        Схватка была недолгой. Несколько выпадов, и Мориц Саксонский, сражавшийся достаточно вяло, на что, несомненно, повлияли жар и его возраст (он уже давно не дрался на дуэли), покачнулся и упал на траву, пораженный в грудь. Тогда прибежали Муре вместе со старым фермером, отцом Дефри, который тоже видел дуэль. Подойдя, слуга услышал, как его хозяин приказал слабым голосом:
        «Уезжайте, мсье! Уезжайте скорее! Теперь вы удовлетворены, а ваша тайна будет сохранена».
        Поддерживаемый Муре и адъютантом, а затем своим племянником, графом де Фризеном, пришедшим на помощь, маршал, весь дрожа, добрался до своей комнаты. У Сенака, прибывшего в мгновение ока, даже не было времени повозмущаться: его попросили держать все в строжайшем секрете, как, впрочем, и всех, кто стал свидетелем случившегося. Четыре дня спустя маршал Саксонский умер. Официальной причиной смерти было названо воспаление легких. Перед тем как навеки сомкнуть веки, он прошептал своему врачу: «Друг мой, вот и конец красивого сна».
        Но секрет, который так просил хранить маршал, все-таки донес Людовику XV граф де Гримм, автор собрания сказок и близкий друг маршала, который на тот момент находился в Шамборе. Пользуясь своим королевским правом, Людовик взял у Гримма клятву и потребовал сказать правду, чтобы впоследствии самому хранить клятву покойного. Более удачливым противником маршала оказался принц крови: Луи-Франсуа, принц де Конти, который с некоторым опозданием все же решил отомстить за честь своего отца.
        Несколькими годами ранее Мориц Саксонский был любовником очаровательной принцессы де Конти, Луизы-Элизабет де Конде, которая тайком принимала его у себя в отсутствие мужа, которого она не любила. Однажды ночью застигнутому врасплох неожиданным прибытием принца маршалу Саксонскому пришлось спешно ретироваться от него через окно второго этажа, пока между супругами разгоралась ужасная ссора. Приключение не имело последствий, за исключением вывиха ноги у любовника. Конти вскоре умер, будучи достаточно молодым - в возрасте тридцати шести лет, оставив сына, Луи-Франсуа, которого политическая ситуация практически постоянно ставила в оппозицию маршалу Саксонскому. По этим двум причинам: наследование польского трона, к которому оба стремились, и другая, покрытая мраком тайна (Конти и маршал, оба хранили тайну, которую назвали «Секретом короля»).
        И вот, найдя в 1750 году переписку, доказывающую любовную связь между его матерью и маршалом-соблазнителем, Луи-Франсуа де Конти решил покончить со своим врагом и приехал в Шамбор, чтобы потребовать сатисфакции.
        Но письма, возможно, были лишь предлогом. Мнения историков по этому вопросу разделились. Некоторые придерживаются официальной версии, подобно мадам де Помпадур, которая сказала достаточно зло, вздохнув при этом: «Этот бедный маршал Саксонский умер в своей кровати, прямо как старая женщина». Другие, хоть и довольно сдержанно, отстаивали противоположную версию, что он умер, как подобает доблестному воину - от тяжелых ран.
        Несколькими днями позже тело маршала Саксонского было забальзамировано на столике для дичи, и его перевезли из Шамбора в Страсбург. Оно прибыло туда под звук колоколов и грохот пушек, как и положено останкам великого полководца, чтобы навечно упокоиться в храме Святого Фомы. Его могилу венчает великолепный мавзолей, который сделал для него скульптор Пигаль.
        Через несколько лет Шамбор принял еще более необыкновенного гостя: Людовик XV поселил в замке загадочного графа де Сен-Жермена, который попросил у него большое здание для устройства в нем своей лаборатории. Там он исследовал настойки из растений, а также драгоценные камни и золото.
        Это может показаться странным. Что? Такой замок - и для авантюриста? Для шарлатана, который заместил героя нашей главы? Нужно сказать несколько слов о том, кем был этот авантюрист, этот шарлатан…
        Король Людовик XV был человеком очень недоверчивым, но зато очень зависимым от аристократов. Будучи никем и не имея в своем распоряжении ничего, кроме нескольких фокусов и безумного воображения, Сен-Жермен не добился у него ни минуты аудиенции. Но глубокое знание истории граф совмещал с талантом химика и занимался весьма необычными для той эпохи алхимическими теориями. Кроме того, он поведал королю секрет своего якобы именитого происхождения: представившись сыном королевы Испании Марии-Анны Пфальц-Нойбургской, которая затем стала героиней пьесы Гюго «Рюи Блаз», и великого адмирала де Кастилья. Тогда получается, что король Франции попросту оказал гостеприимство своему родственнику.
        С этим тружеником Шамбор позабыл о праздниках - там воцарилась рабочая тишина, которую не нарушил даже отъезд Сен-Жермена в 1760 году. Тогда он покинул замок, чтобы выполнить в Голландии секретную миссию, порученную ему королем: к сожалению, возможности вернуться ему не представилось. Тишина еще больше усугубилась, потому что теперь замок был заброшен.
        Позднее Наполеон I отдал Шамбор своему маршалу Бертье, который пробыл там лишь два дня: для того, чтобы нацарапать свою фамилию рядом со словами Франциска I, чего никто до этого момента делать не осмеливался. Через некоторое время сын герцогини Беррийской, именовавшийся сначала герцогом Бордоским, затем графом де Шамбор, получил замок во владение и часто там бывал. До 1930 года замок был собственностью его наследников, после чего его выкупило государство.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Со 2 января по 31 марта с 10.00 до 17.00
        С 1 апреля по 30 сентября с 9.00 до 18.00
        С 1 октября по 30 декабря с 10.00 до 17.00
        Закрыто 1 января, 25 декабря и 31 декабря
        В июле и августе по ночам проходит спектакль «Шамбор, световая сказка».
        http://www.chambord.org
        Шатобриан (Chteaubriant)
        Прелестная дама
        Душа ушла, оставив тело.
        Надгробие, как смеешь ты
        Мешать мне видеть Ее прекрасные черты,
        Оставив скорбь моим уделом,
        И потому лишь, что она
        Навеки здесь погребена.
        Эти строки пришли на ум королю во время молитвы, в которую он был погружен, вытеснив ее слова из головы. Глаза его блестели от огня свечей. Бог отступил, потесненный красивыми, нежными и пылкими воспоминаниями о былой любви. Незабываемые впечатления о безумной страсти юных лет, которые никак не выкинуть из головы…
        Франциск I поднялся с холодного каменного пола часовни и машинально отряхнул свои замерзшие колени. Бретонская весна была не сахар. Или это король был уже так стар, что более уже не мог переносить небольшие неудобства иного климата? Он все не уходил от этой могилы, хотя его ждала жизнь со всеми ее радостями. На ее надгробии совсем недавно были выгравированы удерживавшие его слова: «Здесь с миром покоится достойнейшая и благороднейшая дама, Франсуаза де Фуа».
        Франсуаза! Бог, этот великий скульптор, создавал ли он когда-либо более красивую, более изящную и чувственную женщину? Спустя четверть века Франциск I вновь пережил светлые воспоминания юности: правление, двор, мужчины, женщины… Королем Франции он стал внезапно, но все же стал! А как они любили друг друга, он и она!
        А началось все некоторое время спустя, в 1515 году, после двойного события: вступления на престол и победы при Мариньяно, которые вознесли на вершину Олимпа юного пылкого гиганта двадцати одного года от роду. Франциск обожал охоту, войну, искусство и любовь. Любовь, может быть, даже больше, чем все остальное. Он хотел, чтобы при дворе всегда находились молодые и красивые дамы.
        «Двор без женщин - все равно что год без весны и весна без роз!» - любил он повторять.
        А женщин у него было достаточно. Однако, по мнению его друга, Оде де Фуа, виконта де Лотрека, самой красивой тот не обладал: речь шла о его собственной сестре Франсуазе де Фуа, графине де Шатобриан, которая была замужем за хозяином этого замка - Жаном де Лавалем, представителем древнего и благородного бретонского рода. Это был брак по любви (а Франциску на тот момент было двенадцать лет), и длился он без сучка без задоринки вот уже десять лет. Но королю хотелось видеть при дворе «всех прекрасных дам» и в особенности сестру своего друга, эту красивую и гордую Франсуазу. Говорили, что ни француженки, ни итальянки и близко не стояли с этой великолепной шатенкой. Он пригласил ее вместе с супругом. Питая к королю недоверие, тот приехал один, но вскоре был загнан в тупик лишенными всякой чести и достоинства придворными интриганами. Приехала Франсуаза. Едва король увидел ее, его охватила такая пылкая страсть, какой он больше в жизни не испытывал. Подобная той, которую он смог пробудить в этой женщине, думавшей, что любит своего мужа. Впрочем, сопротивление его чарам длилось долго: три года. Целых три
года она боролась против него, против себя самой. Понадобился провал Франциска на выборах императора, чтобы Франсуаза сама стала утешать короля. И на семь последующих лет она завладела его сердцем. То была не только плотская, но и духовная любовь, потому как оба обожали поэзию, и никогда еще при дворе не рождалось такого количества стихов. Наконец, то была «каменная» любовь: для своей прекрасной подруги в знак ее красоты король осушил болото и воздвиг Шамбор - прямо посреди леса. Также она стала настоящим украшением для «Поля золотой парчи», что свидетельствует о том, насколько она была ему дорога.
        Тем временем ее муж воевал, но так как война длилась не вечно, король, чтобы тот не мешал его любовным делам, назначил Жана де Лаваля губернатором Бретани, что обязывало того оставаться на месте. Но муж не мог сдерживать свой гнев, поскольку не переставал любить свою жену, и ревность терзала его. Но что он мог поделать против короля? Только ждать? И он ждал…
        Однажды мадам де Шатобриан пришлось вернуться домой. Черные дни настали после поражения под Павией: Франциск I оказался в плену в Мадриде, и бразды правления перешли в руки его матери, Луизы Савойской, которая ненавидела фаворитку. Той ничего не оставалось, кроме как вернуться к себе и, в свою очередь, ждать. Когда король оказался на свободе и весь двор поехал в Байонну для его встречи, Франсуазы там не было. Луиза Савойская не только ее не предупредила, но и представила своему сыну молодую девушку, свежую, белокурую, красивую и очаровательную: Анну де Писселё, покорившую короля с первого взгляда и вскоре ставшую герцогиней д’Этамп. Когда мадам де Шатобриан наконец узнала о своем несчастье и приехала, то было уже слишком поздно.
        Конечно, в течение некоторого времени король уделял одинаковое внимание обеим, но вскоре чаша весов начала склоняться в сторону более молодой соперницы. Франсуаза ужасно горевала по этому поводу и писала стихи:
        Но кто же знал, что в этом меде сладком Найдется столько яда, горечи и желчи?
        Она была побеждена, и она знала об этом. Даже Шамбор был заброшен ради перестройки ослепительного Фонтенбло. Она отправилась в Бретань, где ее встретили муж и большое строительство: на месте руин старой феодальной крепости, в которой жили бывшие хозяева (те, кто бился под Мансурой, те, кто бился под Сен-Обен-дю-Кормье, те, кто защищал свою дочь, вдову Платагенета, те, кто сделал лилии своим гербом), на месте этого великого замка, потихоньку ставшего руинами, Жан де Лаваль построил в период с 1532 по 1537 год дворец в стиле архитектуры эпохи Возрождения, которым можно любоваться и поныне, прогуливаясь по его садам. Для Франсуазы, чья боль победила злобу, в прежние времена то был бы замок мечты. Жан, в свою очередь, надеялся, что время позволит ей все забыть.
        Всего-то и нужно было - оставить их в покое. Но Франсуазу ждало еще одно тяжкое испытание: неумолимая - и ненавистная! - герцогиня д’Этамп услышала об украшениях, ранее подаренных королем мадам де Шатобриан, и особенно ее разозлили признания в любви, выгравированные на них, ибо они задевали ее достоинство. И тогда она велела королю (желая быть похожими на мужчин, женщины не знают, от какого страшного оружия отказываются!) потребовать украшения обратно. Франциск поддался, несмотря на свое благородство. И в Шатобриан был отправлен посланник.
        Преисполнившаяся холодной ярости, позволившей ей избежать отчаяния, родственница графов де Фуа выслушала посланника и попросила двадцать четыре часа на то, чтобы исполнить волю короля. А всадник за это время мог бы отдохнуть.
        На следующее утро, все с той же холодностью, она передала посланнику увесистый мешок: там были слитки золота и снятые драгоценности.
        «Отвезите это королю, - сказала она. - И скажите ему, что раз ему захотелось получить свои подарки обратно, то я подчиняюсь монаршей воле и отсылаю ему драгоценности. Что касается признаний, то я их прекрасно помню, и они останутся в моей памяти, пока я жива. Они мне очень дороги, и я не позволю, чтобы еще хоть кто-то, кроме меня самой, ими пользовался, копался в них и получал от этого удовольствие!»
        Франциск I получил хороший урок и отправил золото и драгоценные камни обратно, признавшись своему другу Бонниве:
        «Я и подумать не мог, что женщина может быть настолько храбра и благородна».
        Однажды он захотел повидать свою былую любовь, устав, возможно, от ядовитого кокетства своей фаворитки. Со свитой в три тысячи человек он отправился в Бретань, где в новом замке его приняла наша чета.
        За несколько дней, очень дорого стоивших Жану де Лавалю, их нежные чувства вновь обрели силу, пусть и запоздалую. Но мадам д’Этамп была в ярости, боясь, как бы красавица Франсуаза не поехала обратно вместе с ними.
        Но король не забрал с собой мадам де Шатобриан. Поблагодарив за прием, он подарил ей земли и замок Сюсинио, а затем отбыл. Это была их последняя встреча.
        Действительно ли эта встреча после разлуки пробудила ревность ее мужа или это только легенда? Говорят, что затем он запер Франсуазу в комнате, завешенной черным покрывалом, и однажды ночью подослал к ней брадобрея, который перерезал вены неверной. Так или иначе, Франсуаза де Фуа, графиня де Шатобриан, умерла ночью 16 октября 1537 года, и, согласно легенде, с тех пор каждый год в эту ночь появлялся скорбный бледный призрак самой прекрасной дамы королевства и грустно бродил по залам замка, где она ожидала королевского призыва, который так никогда и не прозвучал.
        Бездетный Жан де Лаваль завещал Шатобриан коннетаблю де Монморанси, а затем в качестве приданого замок перешел во владения семейства Конде. Там останавливались Генрих II и Карл IX. Война не пощадила его, но департамент Атлантическая Луара залечил его раны, проявив при этом трогательную заботу, достойную элегий.
        ЧАСЫ РАБОТЫ ВНУТРЕННЕГО ДВОРА
        С 1 мая по 30 сентября с 8.00 до 20.00
        С 1 октября по 30 апреля с 7.30 до 18.00
        Доступ во внутренний двор замка свободный и бесплатный на протяжении всего года.
        ЧАСЫ РАБОТЫ ЗАМКА
        С 1 мая по 30 сентября с 11.00 до 18.30
        закрыт по средам
        С 1 октября по 30 апреля с 14.00 до 17.30
        закрыт по средам
        Закрыто 24, 25 и 31 декабря, а также 1 января
        http://www.loire-atlantique.fr/jcms/ cg_7521/chateau-de-chateaubriant/
        Шинон (Chinon)
        Короли, ангел и демоны
        Я говорю тебе от имени Господа, что ты - истинный наследник короны Франции и сын короля.
        Слова Жанны д’Арк Карлу VII
        Неспокойные воды Вьенны отражают Шинон, его благородную белизну, чуть потемневшую от времени, его голубовато-серые постройки. С гордостью королевы в изгнании хранит он свою полуразрушенную крепость. Да, пусть и обращенная в руины, но высится она с такой романтичной величественностью, с таким великолепием, что едва ли можно пожалеть о том, что под тяжестью веков крепость не дожила до наших дней в целости и сохранности. Замку досталась славная и странная судьба.
        Первое укрепление на этом холме, возможно, самое мощное в зарождающемся королевстве, воздвиг Хлодвиг. Затем владельцами стали графы де Блуа, но строить первые каменные стены стали графы Анжуйские. Под их правлением Турень и Анжу значительно укрепились, но начиная с 1154 года, когда Генрих Плантагенет пересек Ла-Манш, они переключились на Англию.
        Став королем Генрихом II, Плантагенет построил самую большую часть Шинона, ставшего для него любимой резиденцией, чего нельзя сказать о его взбунтовавшейся супруге, Алиеноре Аквитанской.
        «Скажи мне, двуглавая орлица, скажи мне, где была ты, когда твои орлята вылетели из гнезда и выпустили когти против короля Аквилона? Мы узнали, что ты направила их против родного отца. За это изгнали тебя с земли родной и отослали на чужбину», - писал поэт.
        В 1173 году сыновья Генриха II, поддерживаемые своей матерью из ее герцогства Аквитанского, пошли открытой войной на отца. Самым обозленным оказался бесстрашный Ричард, человек с сердцем льва, который обвинил короля в соблазнении и прелюбодеянии с его невестой Аликс Французской. Победа Ричарда и его матери была близка, но одним холодным зимним вечером на севере Пуатье войска Генриха повстречали нескольких всадников, которых они вдруг поместили под стражу. Одним из них была переодетая в мужские доспехи восставшая королева Алиенора. Захваченную женщину препроводили в Шинон, и там она находилась под неусыпной стражей, пока ее не переправили в Англию, в башню в Солсбери. Туда она была заключена на невыразимо долгие шестнадцать лет, пока не умер король. Генрих скончался в Шиноне 16 июля 1189 года, брошенный всеми своими родными и отчаявшийся хоть когда-либо еще раз увидеть своего сына, бывшего в союзе с Филиппом Августом, королем Франции.
        По легенде, сам Ричард, смертельно раненный под стенами замка Шалю 6 апреля 1199 года, потребовал перед смертью отвезти его в Шинон. Так или иначе, но захоронили его в соседнем аббатстве Фонтевро, как Генриха II и Алиенору. Несколько лет спустя, в 1205 году, Шинон и Турень перешли под власть короля Франции.
        Через сто лет, в 1309 году, разыгралась драма: суд над тамплиерами. Стены донжона Кудре до сих пор хранят странные надписи, сделанные заключенными членами этого ордена, и, в частности, Жаком де Моле, его последним магистром.
        В 1428 году Карл VII, чье захваченное англичанами королевство уменьшалось изо дня в день, как шагреневая кожа, созвал в Шиноне Генеральные Штаты. Это, правда, не мешало ему вести вполне беззаботную жизнь. Огромные стены плантагенетского замка до сих пор хранят отзвуки балов, паван, каролей и сарабанд[52 - Павана - торжественный медленный танец, распространенный в Европе в XVI веке. Кароль - линейный танец; цепочка, следующая за ведущим. Кароли могли быть женскими, мужскими и смешанными; танцующие могли держаться за руки, мизинцы, запястья, ленты либо стебли растений. Сарабанда - старинный испанский народный танец, который в облагороженном варианте распространился в Западной Европе как бальный танец. Его танцевали с сопровождением гитары или пения с флейтой и арфой.]. Все это очень привлекало короля, что едко отметил Ла Гир, один из его лучших военачальников:
        «Честное слово, сир, я никогда не слышал о короле, который бы так весело лишался своего королевства».
        Ну а что с Карла VII взять? Он даже не был уверен, являлся ли настоящим сыном своего отца, бедного Карла VI Безумного, и все из-за непрекращающихся измен своей никуда не годной матери Изабо Баварской.
        Хотя вскоре у него появился шанс разрешить этот вопрос, и уверенность пришла.
        8 марта 1429 года молодая девушка в мужской «черной и грубой» одежде пришла в замок и вошла в большой зал, где на троне под навесом из лилий сидел человек в пышных одеяниях и смотрел на нее. Она подошла к трону, глядя на сидящего, а затем отвернулась. Перед нею был не король, в том она ничуть не сомневалась. Девушка без труда нашла в толпе придворных того, к кому пришла из Лотарингии, как бы ведомая какой-то потусторонней силой.
        Она склонила колени перед щуплым, неприметным и тихим человеком:
        - Любезный дофин, меня зовут Жанна Дева. Через меня Всевышний сообщает вам, что вы обязаны пойти со мной на коронацию в Реймс, чтобы стать Его наместником на земле, то есть королем Франции.
        Потом она отвела вельможу в сторону и начала что-то шептать. Слышна была лишь последняя фраза:
        «От лица Господа Бога я говорю тебе, что ты - законный наследник трона Франции и сын короля!»
        Это эффектное вступление убедило Карла! Так было положено начало невероятным событиям. Вскоре Жанна сняла осаду с едва дышавшего Орлеана, уже готового отдать долину Луары Джону Тэлботу. Началось возрождение Франции.
        Увы, год спустя Жанна встретила свою смерть. В окружении Карла VII было множество людей, которым она мешала и которые ее ненавидели: архиепископ Реймса Реньо де Шартр и в особенности дурной советник короля Жорж де Ля Тремуйль, старый враг Пьера де Жиака. Ля Тремуйль продал бы королевство за мешок золота. Так он продал и Жанну. После предательства англичане сожгли ее на костре в Руане - как ведьму.
        Но ночью 3 июня 1433 года по приказу коннетабля де Ришмона в комнату Ля Тремуйля ворвалась группа дворян. Они нанесли ему несколько ударов кинжалом, но не смогли убить: он был слишком жирным! Тогда его перевели в темницу, а затем и в ссылку, где он так и не оправился от своих ран.
        Во время правления Людовика XI хозяином Шинона стал, без сомнения, самый великий историк своей эпохи, Филипп де Коммин. Этого человека король считал одним из наиболее ценных людей в своем окружении. Но королевские визиты были не столь часты: заря эпохи Возрождения занималась на горизонте.
        Однако там достаточно долго жил Людовик XII, пока в Блуа воздвигали, как его сейчас называют, «крыло Людовика XII». В Шиноне король принял послов папы Александра VI, от которых он ожидал чего-нибудь особенного, несмотря на то, что возглавлял послов человек, которого он презирал, - сын Его Святейшества.
        18 декабря 1498 года, опершись на окно, король Людовик XII наблюдал за сказочным шествием: мулы, пажи, лакеи, одетые как принцы, в расшитых золотом бархатных одеждах, за ними шли тридцать дворян в одеяниях, расшитых золотом или серебром, с тяжелыми золотыми цепями на шее. Затем шли менестрели, барабанщики, музыканты с ребеками[53 - Смычковый инструмент XII века.] и трубами - тоже в одеждах из золота и бархата, а играли они на инструментах из чистого серебра! И, наконец, самое красивое:
        «Затем появился герцог (король сделал его герцогом де Валентинуа). Он ехал на прекрасном благородном скакуне, покрытом дорогими попонами. На герцоге был камзол наполовину из черного сатина, наполовину из сукна, расшитого золотом и украшенного драгоценными камнями и большими жемчужинами. Его шляпа была украшена, на французский манер, двумя рядами из пяти-шести рубинов величиной с большой абрикос. По краям шляпы также были драгоценные камни, среди которых выделялась жемчужина размером с целый орех. На сапогах у него были золотые шпоры, украшенные жемчугом».
        Король, смотревший на все это из окна, не слишком обрадовался прибытию такого цирка. Двор его был достаточно скромен, и король лишь проворчал, что «многовато будет для маленького герцога де Валентинуа». Жители Шинона тоже не впечатлились: в их области, как то было хорошо известно, более ценили изящество, нежели такую неожиданную роскошь, как у двора приехавшего испанца.
        Но у Людовика XII не было выбора: он вынужден был принять этого щеголя и улыбаться ему, чтобы получить папскую буллу о недействительности своего первого брака с Жанной Французской, дочерью Людовика XI, очень набожной и добродетельной женщиной, но совершенно некрасивой. Король хотел потом жениться на Анне Бретонской, вдове его предшественника Карла VIII.
        Он получил эту буллу, но пришлось поторговаться. Властный и надменный Чезаре[54 - Речь идет о Чезаре Борджиа (1475 -1507) - сыне Александра VI, которого в миру звали Родриго Борджа.] получил то, чего хотел: руку королевской особы, Шарлотты д’Альбре, сестры короля Наварры. Она была идеальным созданием, которое называли «самой прекрасной женщиной Франции». То была первая свадьба, сыгранная в Блуа.
        После первой брачной ночи, о которой он очень много всем рассказывал, герцог провел со своей красавицей супругой лето, через положенное время она родила дочь… А затем он исчез в облаке пыли, чтобы никогда более не вернуться.
        Для Шинона настал период затишья. Короли там останавливались лишь проездом. Людовик XIII подарил его кардиналу де Ришелье, после чего замок перешел к его наследникам, которые им не занимались совершенно. Так продолжалось до 1789 года.
        Замок начал потихоньку разваливаться. Период Революции и Империи докончил начатое. Лишь писатель Проспер Мериме добился начала реставрационных работ, которые ведутся и по сей день. Это - заслуга городской администрации и «Ассоциации друзей старого Шинона», которые борются за воскрешение своего славного прошлого.
        ЧАСЫ РАБОТЫ
        Январь, февраль, ноябрь и декабрь с 9.30 до 17.00
        Март, апрель, сентябрь и октябрь с 9.30 до 18.00
        С 1 мая по 31 августа с 9.30 до 19.00
        Крепость - сокровище военной
        архитектуры Средневековья.
        http://www.forteressechinon.fr/
        notes
        Примечания
        1
        Туаз - старинная французская мера длины, приблизительно равная двум метрам. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, прим. перев.)
        2
        Амбуазский заговор - совместный заговор гугенотов и династии Бурбонов по захвату власти во Франции путем похищения молодого короля Франциска II, ареста Франсуа де Гиза и его брата Шарля де Гиза, кардинала Лотарингского. Окончившись неудачей, заговор послужил одной из предпосылок Религиозных войн 1562 -1598 гг.
        3
        Названа в честь святителя Мартина Турского, или Мартина Милостивого (316 -397) - епископа города Тура, одного из самых почитаемых во Франции святых.
        4
        Джон Лоу - шотландский финансист. Когда умер Людовик XIV, он прибыл в Париж, добился покровительства регента Филиппа Орлеанского и получил французское подданство. В 1716 году был организован Генеральный банк, а в 1718 году он стал министром финансов. Банк выпускал бумажные деньги, не обеспеченные золотом и серебром. Начались спекуляции на акциях, вызванные чрезмерной эмиссией банковских билетов. В результате Джон Лоу вынужден был бежать из Франции. Он умер в Венеции в 1729 году.
        5
        Представитель младшей линии Бурбонов, правнук регента Франции герцога Филиппа II, сын Луи-Филиппа I Орлеанского и Луизы-Генриетты де Бурбон-Конти. Один из самых богатых людей Франции, еще более умноживший состояние благодаря удачному браку. До 1785 года он носил титул герцога Шартрского, потом стал герцогом Орлеанским и первым принцем крови.
        6
        Игра слов: «с чаем» по-французски (avec du th) произносится как «с Дюте».
        7
        Сын императора Наполеона от брака с Марией-Луизой.
        8
        Война 1485 -1488 гг. между герцогством Бретонским и Французским королевством.
        9
        Перевод Владимира Набокова.
        10
        См. роман «Брызги шампанского», главу о замке Отфор.
        11
        «Великолепный часослов герцога Беррийского» (Trs Riches Heures du Duc de Berry) - иллюстрированная рукопись XV века. Там в виде миниатюр представлены развлечения знати и крестьянские работы на фоне средневековых построек.
        12
        В 1314 году в Шато-Гайар были заточены Маргарита и Бланка Бургундские, две невестки короля Филиппа Красивого, осужденные за прелюбодеяние.
        13
        Салический закон (Lex Salica) - правовой кодекс франков, согласно которому престол должен наследоваться членами династии по нисходящей непрерывной мужской линии: сыновья государей, внуки (сыновья сыновей), правнуки (сыновья этих внуков) и т. д. То есть в случае смерти монарха, имевшего сыновей и братьев, престол должен переходить к старшему из его (монарха) сыновей или к старшему из его (старшего сына) потомков, но не к следующему по старшинству брату. С другой стороны, по Салическому закону, в случае, если король умер, не оставив сыновей или внуков по мужской линии, но оставив дочь, на престол не может претендовать ни эта дочь, ни внук (сын этой дочери), а только брат покойного короля или его племянники. После описанных событий наследование трона во Франции происходило по Салическому закону вплоть до конца французской монархии.
        14
        См. роман «Брызги шампанского», главу о замке Саверн.
        15
        Франсуа-Жозеф Бозио (1769 -1845) - французский скульптор, автор конной статуи Людовика XIV на площади Победы в Париже и многих других памятников.
        16
        Анахарсис Клоотс (настоящее имя Жан-Батист, а имя Анахарсис он принял, увлекшись идеями Античности) (1755 -1794) - политический деятель времен Великой французской революции, философ-просветитель и активный публицист.
        17
        Термидор - государственный переворот 27 июля 1794 года (9 термидора II года по республиканскому календарю) во Франции, приведший к свержению якобинской диктатуры и установлению власти Директории.
        18
        См. историю про замок Марёй-ан-Бри.
        19
        Дезире Клари (1777 -1860) была невестой Наполеона, а потом, после его женитьбы на Жозефине, вышла замуж за Жана-Батиста Бернадотта, будущего наполеоновского маршала и будущего короля Швеции (под именем Карла XIV Юхана). Ее сестра Жюли Клари стала женой старшего брата Наполеона Жозефа Бонапарта.
        20
        Сына Наполеона от его второй жены Марии-Луизы.
        21
        От фр. Hercules - Геркулес.
        22
        Итальянец Кончино Кончини был влиятельнейшим фаворитом Марии Медичи, матери Людовика XIII.
        23
        По словам известного мемуариста Луи де Сен-Симона, мадам де Шеврёз тайно вышла замуж за маркиза де Лега.
        24
        Огромная каменная виселица, построенная в XIII веке к северо-востоку от Парижа, во владениях некоего графа Фокона. На ней одновременно могло быть повешено до 50 человек.
        25
        Перевод Ю. Б. Корнеева.
        26
        Машина Марли - сложная система колес и насосов, служивших для поднятия воды из Сены.
        27
        Генриетта была женой Филиппа Орлеанского, а тот был младшим братом Людовика XIV.
        28
        Мать Карла II была дочерью Генриха IV и Марии Медичи. При этом король Генрих IV имел одиннадцать признанных внебрачных детей, из которых наиболее известен герцог де Бофор, положивший начало побочной линии.
        29
        Мария Стюарт в 1559 -1560 гг. была женой короля Франциска II, старшего сына Генриха II. Он был первым из ее трех мужей. Соглашение об этом браке было заключено, когда жениху и невесте было соответственно 4 года и 6 лет, и после этого Мария воспитывалась при французском дворе. А Карл IX был братом Франциска II.
        30
        Анаграмма - это литературный прием, состоящий в перестановке букв или звуков определенного слова. В данном случае Marie Touchet превратилось в Je charme tout.
        31
        См. историю замка Гробуа.
        32
        Примерно 135 км.
        33
        Перевод Е. П. Гречаной.
        34
        Перевод В. С. Вальдмана, К. А. Ксаниной и Д. Г. Лившица.
        35
        Тут автор явно что-то путает, ибо первыми тремя женами Фулька IV Анжуйского по прозвищу Решен были Хильдегарда де Божанси, Ирменгарда де Бурбон и Оренгарда де Шатель-Айон.
        36
        Николя д’Оргемон, сын Пьера д’Оргемона, - каноник собора Парижской Богоматери, участник заговора, приговоренный к смерти в 1416 году.
        37
        Перевод И. Г. Эренбурга.
        38
        «Графиня де Монсоро», перевод с французского В. Столбова.
        39
        «Три Дюма», перевод с французского Л. Беспаловой, С. Шлабоперской.
        40
        Каждый год, в одну из суббот июня, в замке проходит костюмированный праздник, к которому нужно подготовиться заранее.
        41
        См. главу о замке Шамбор.
        42
        Мария Малибран (1808 -1836) - испанская певица (колоратурное меццо-сопрано), легенда мирового оперного искусства.
        43
        Чин полицейского в больших городах Франции. Фактически это была первая ступень королевской юрисдикции. В 1667 году название «lieutenant civil» было изменено на «lieutenant de police».
        44
        Lettre de cachet (письмо с печатью) - в королевской Франции так назывался приказ о внесудебном аресте того или иного человека. Эти письма были примечательны тем, что в уже подписанных документах оставлялось свободное место, где можно было указать имя и фамилию любого человека.
        45
        Перевод В. Левика.
        46
        Ныне на этом месте находится аукционный дом «Арткюриаль».
        47
        На самом деле маркиза Паива при рождении имела имя Эсфирь Борисовна Лахман (прим. перев.).
        48
        Royaumont (фр.) - королевская гора.
        49
        Управляющий аббат - священник, взявший аббатство в управление (in commendam), то есть получающий от него доход, но не имеющий права влиять на внутренний распорядок и дисциплину монахов.
        50
        Конгрегации - религиозные организации, связанные с различными монашескими орденами. Многие из них были распущены. В 1904 году французское правительство внесло в Парламент законопроект о запрещении ранее образованных конгрегаций. Наконец, в 1905 году был принят закон об отделении церкви от государства: упразднялось выделение государственных средств на нужды церкви (отныне она содержалась за счет верующих); гарантировалась свобода отправления религиозных культов при условии обеспечения общественного порядка; католические священники стали назначаться исключительно римским папой и т. д. Соответственно, дипломатические отношения Франции с Ватиканом были прерваны.
        51
        Наполеоновский маршал Мишель Ней за отвагу в Бородинском сражении получил титул князя de La Moskowa, что следует переводить как князь Москворецкий. Князь Московский, как иногда пишут, - это неверно.
        52
        Павана - торжественный медленный танец, распространенный в Европе в XVI веке. Кароль - линейный танец; цепочка, следующая за ведущим. Кароли могли быть женскими, мужскими и смешанными; танцующие могли держаться за руки, мизинцы, запястья, ленты либо стебли растений. Сарабанда - старинный испанский народный танец, который в облагороженном варианте распространился в Западной Европе как бальный танец. Его танцевали с сопровождением гитары или пения с флейтой и арфой.
        53
        Смычковый инструмент XII века.
        54
        Речь идет о Чезаре Борджиа (1475 -1507) - сыне Александра VI, которого в миру звали Родриго Борджа.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к