Ёлка, которая пароход Ая эН
        Настоящее время
        Биофизик, кандидат наук, редактор детских журналов и сценарист Ая эН еще и замечательная детская писательница, лауреат нескольких литературных конкурсов.
        В повести «Елка, которая пароход» Ая эН, легко жонглируя временем и пространством, показывает нам, как из детских фантазий и недетских переживаний в один миг возникают параллельные миры, как нити случайностей сплетаются в почти что детективную историю.
        Ая эН
        Ёлка, которая пароход
        Посвящается мальчишкам Роме и Теме, а также девочке А., которая попросила не называть ее имени.
        Часть I
        3 часа 33 минуты
        1. Петя, который жил на необитаемом острове
        В девять тринадцать посреди океана, на одном совершенно необитаемом острове, в шкафу жил-был маленький мальчик Петя. Спал он в чемодане с лоскутками и тряпками, а ел из пластмассово-деревянной шкатулки с бабушкиными украшениями.
        А мамы у Пети не было, она пекла блины на кухне.
        Петя никогда не ел блинов. Он всю жизнь питался только сырой рыбой, которую ловил в океане папиным галстуком.
        Один раз Петя нашел за чемоданом большую подзорную трубу. Он вытряс из нее старые чертежи и стал смотреть в океан. Смотрел-смотрел - ничего интересного, сплошная вода. Хотел было бросить, но тут - раз! - попался ему на глаза еще один остров, а на нем, прямо на диванной подушке, сидел задумчивый зеленый кот в матерчатых очках.
        Тогда Петя раскрыл складную японскую кнопочную лодку черного цвета и поплыл к этому острову. Не проплыл он и половины пути, как вошла Петинамама, которой у Пети совсем не было, и сказала:
        - Сейчас же положи на место папин зонт!
        Пришлось Пете делать плот, да еще без единого гвоздя, потому что гвозди продавали туземцы, которые жили в гараже, а до гаража плыть еще дальше. Доплыл Петя до кота, только собрался в обратный путь - а плота нет! Его Петинамама уже повесила обратно на вешалку. Взял Петя кота, сел на подушку и гребет. По дороге кот упал за борт, и его чуть не съели дедушкины синие акулы без задников, которые случайно валялись прямо посередине океана.
        Но Петя акул загнал под стол, а кота спас. Подплывают они к необитаемому острову, а остров закрыт на замок. А ключ унесла с собой Петина мама, которой ни капельки не было.
        Хотел было Петя переселиться на другой остров, покрытый большим китайским покрывалом, но на этом острове в странных вышитых домиках уже жили китайцы и китаянки в длинных разноцветных одеждах. Они ходили друг к другу в гости, обмахивались веерами и не обращали на Петю никакого внимания.
        А над океаном летали разные вкусные запахи. И мальчик Петя подумал, что лучше пока не переселяться к китайцам, а пойти на кухню и поиграть, как будто у него немножко есть мама.
        2. Как Петя ел блин и как блин елся Петей
        В девять двадцать шесть на кухне жил желтый жирный блин по имени Филимон. Он лежал на тарелке и выразительно пыхтел. А еще он нетерпеливо хлопал по тарелке, смешно приподнимая один свой бок, который был потолще. По соседству с пыхтящим блином Филимоном жил маленький Петинрот. Он висел под Петинымносом и тоже тихонечко пыхтел. Мама сказала им по очереди:
        - Уважаемый блинчик, ты ведешь себя просто безобразно! Пожалуйста, прекрати пыхтеть и сейчас же полезай в ротик к моему сыночку Пете и жуйся там! А ты, ротик, сейчас же перестань сопеть и съешь блинчик, пока он горяченький.
        Петя болтал ногами, сидя на пирсе, и ему не хотелось думать о блинах. Вкусного запаха для еды ведь вполне достаточно, а жевать и глотать совсем не обязательно, особенно если уже наелся сырой рыбы… А еще ему не нравилось слово «горяченький».
        Под пирсом бушевали волны. Они брызгались, и приходилось уворачиваться, чтобы не намокнуть.
        Слово «ротик» Пете тоже не нравилось.
        Блин Филимон свернулся трубочкой и в эту трубочку лениво посмотрел на Петю одним глазом. Другим глазом трубочки блин стал наблюдать за Петиной мамой. Мама у Пети была большая и красивая. А Петя у мамы был худой и маленький. А рот у Пети был еще меньше, чем сам Петя.
        - Этому хлюпику меня нипочем не съесть! - сказал Филимон.
        - Так много в меня нипочем не влезет! - объяснил блину Петя и увернулся от очередной волны.
        - Когда же по мне перестанет елозить эта попа в шортиках? - вздохнул стул, на котором сидел Петя.
        Петя внимательно посмотрел на блин, потом на пирс и нахмурился:
        - Дед! Так нечестно! Они не могут говорить одним и тем же голосом. И вообще! Пирсы!! Не разговаривают!!!
        - Кто-кто не разговаривает? - переспросил дедушка. - Ах, пирсы… Ну да, ну да. Я просто забыл. Конечно, обычно пирсы не разговаривают. Но иногда, иногда - бывает. В крайнем случае, так сказать.
        - А сейчас крайний случай?
        - Сейчас крайне крайний случай, - серьезно ответил дедушка. - Предновогодний. Перед Новым годом все бывает. Перед Новым годом даже пирсы разговаривают, как блины. А про блины я уж и вообще молчу!
        - Вот-вот, - вставила мама. - За столом вообще лучше помалкивать, за столом есть надо. А когда я ем, я глух и нем. Что я, зря старалась, что ли? И вертеться перестань, пока со стула не свалился!
        Пирс под Петей стремительно превратился в стул, океан - в пол, а блин - в блин. От этого Петины губы стали предательски дрожать и искривляться мостиком. Не дожидаясь, пока над мостиком закапает соленый дождик, дедушка наклонился и прошептал Пете на ухо:
        - Тсс! Ты же мужчина! И вспомни о мамином секрете!
        Петя вспомнил, что он - мужчина, и дождик не пошел.
        Самый главный секрет Петинамамы заключается в том, что она - волшебница наоборот. Антиволшебница. Это значит, что если волшебники и волшебницы стандартного типа могут из обыкновенной лампы или бутылки одним взмахом волшебной палочки извлечь самого необыкновенного джинна, то Петинамама может любого, даже самого-самого необыкновенного, джинна одним взмахом ресниц заставить послушно залезть не то что в бутылку - в первое попавшееся мусорное ведро. Да ей даже и ресницами махать не надо: при одном звуке приближающихся шагов Петинамамы джинны тут же рассеиваются в воздухе, океаны превращаются в паласы, острова - в шкафы, диваны и тумбочки, а небесные светила - в электрические лампочки.
        Справедливости ради надо заметить, что Петина антиволшебница честно-пречестно старалась свои способности не использовать. Только у нее это плохо получалось. Например, она входила в комнату и говорила:
        - Петенька, вылезай из-под стола, кушать пора! И скала тут же превращалась в стол. Тогда Петя говорил ей:
        - Мам, ну это же скала, а не стол! Давай это не считается, ты еще раз зайди.
        Мама смущалась, выходила из комнаты, заглядывала еще раз и говорила:
        - Петенька, вылезай из-под скалы, пошли кушать!
        - Мам! Ну как же пошли, когда океан вокруг? По-плы-ли!
        - Ой, извини, - огорчалась Петинамама. - Поплыли. Ну конечно, поплыли, заинька ты мой…
        И поздно было поправлять ее в третий раз и объяснять, что Петя - не заинька, что он - страшный голодный крокодил, который только что… Петя вздыхал, щупал исподтишка свои стремительно растущие заячьи уши и плелся на кухню грызть морковку, раз уж ему пришлось превращаться в заиньку. Но на кухне его ждала не морковка, а, например, котлеты, которые травоядные зайцы не едят. И Петя садился за стол и принимался ковырять эти котлеты, не желая огорчать свою неправильную волшебницу, которую очень-очень любил и которая все-таки была его мамой, хотя мамы у Пети никогда не было.
        Вот и сейчас с пирсом произошло то же самое. Петя верил дедушке и знал: главное - делать вид, что все в порядке. Как будто ничего страшного не произошло. Тогда постепенно, со временем, мама забудет про свои антиволшебные способности, перестанет ими пользоваться, и они потихоньку исчезнут. И Петинамама превратится в обычную волшебницу. Надо только подождать и немного потерпеть. Мужчины должны уметь ждать и терпеть, а Петя был мужчиной.
        - Ну, ты съешь, в конце концов, этот блин или нет? - рассердилась мама.
        - Да съешь ты меня, наконец, или нет? - в тон маме спросил Филимон, второй раз за утро свернувшись трубочкой.
        Петя посмотрел на Филимона и вздохнул.
        - Но тебе-то для чего нужно, чтобы я тебя съел? - спросил Петя.
        - Как это для чего? - удивился блин. - Да как же ты не понимаешь? На самом деле все, что есть на свете, есть не просто так, а для чего-то. Вот, например, стул. Он, по-твоему, для чего?
        - Чтобы на нем сидели, - на мгновение задумавшись, ответил Петя.
        - Правильно! - обрадовался Филимон. - А если на нем сидеть не будут, то он вроде как и не нужен. И другим не нужен, и самому себе не нужен. Причем сидеть на нем лучше не когда-нибудь потом, а сейчас, пока он не сломался и не испортился.
        - Поня-атно, - протянул Петя.
        - Или вот котенок, - продолжал Филимон, увидев заглянувшего на кухню котенка, - он для чего котенок?
        - Чтобы с ним играли, пока он не стал кошкой! - обрадовался Петя.
        - А мама для чего мама?
        - Ну-у… чтобы делать блины, пока все голодные!
        - А я, блин, для чего?
        - Чтобы тебя съесть, пока ты горячень… горячий!
        - А рот у тебя для чего?
        - Да понятно, понятно! - закричал Петя.
        - А если понятно, то ешь меня скорее, пока я совсем не остыл! - закричал блин.
        Петя тут же схватил блин и съел его ровно за одну минуту, потому что и так уже захотел есть. Петинамама, которой по-прежнему все-таки не было, очень обрадовалась и пошла загружать стиральную машину, чтобы не оставлять на Новый год грязное белье. Дедушка тоже обрадовался и пошел читать новости в Интернете про сорвавшийся в пропасть автобус в Мексике. А пока они читали и стирали, Петя играл с котенком, еще не ставшим кошкой, и думал, для чего он - Петя?
        3. Важные дела
        В десять ноль десять Петинамама ушла по делам, а Петя все еще играл с котенком и никак не мог придумать, для чего же он - Петя.
        Для того, чтобы съесть блин? Для того, чтобы по играть с котенком? Для того, чтобы переселиться к вышитым китайцам? Петя решил переселиться к китайцам, а там видно будет. Но не успел выплыть из кухни, как в дверь кто-то позвонил.
        - Петюш, открой!
        - Ага!
        Пете можно самому открывать дверь. Надо сначала влезть на табурет и посмотреть в глазок. Если там посторонний, то позвать старших. Но если там бабушка, папа, соседка или кто-то очень знакомый, то повернуть круглую черную блямбу, щелкнуть по цепочке, чтобы она соскользнула влево (у Пети уже два раза получалось сбросить цепь с первого щелчка!), а потом нажать на ручку. Ну а потом начнутся всякие: «Здрасте, теть Марина!» и «Ух, какой ты уже большой, сам открываешь!».
        На этот раз за дверью была соседка.
        - Здрасте, теть Марина!
        - Здравствуй, Петенька. Взрослые дома?
        Дедушка уже вышел в прихожую, поэтому отвечать на этот глупый вопрос Пете не пришлось. И он упрыгал к китайцам.
        У китайцев оказалось - скукотень. У них постоянно была весна и даже почти лето. И даже Нового года не предвиделось. Тут Петя вспомнил, что, пока мамы нет, они с дедушкой должны успеть закончить открытку для мамы. В подарок. На открытке предполагалась аппликация - зеленая елка из двух три-угольников и одного просто-угольника для ствола и снеговик из трех серо-голубых кружочков. Петя выдвинул ящик, достал из него секретный конверт и вытряс на стол уже вырезанные фигурки. Еще надо вырезать небо, сугробы и солнышко. А потом все приклеить.
        - Де-дааа!!! Где клее-е-ей? Дед не отзывался. Петя высунул Петиннос в прихожую и увидел, что дедушка все еще говорит о чем-то с тетей Мариной, причем тетя Марина почему-то плачет. Плачет и трет свою руку пониже плеча. Петя понял, что тетя Марина плачет оттого, что упала и ударилась локтем. Вот он сам, когда падает и ударяется, уже никогда теперь не плачет. Только трет ушибленное место и ни разу не плачет. Но тетя Марина ведь тетя, значит, бывшая девочка, а девчонкам можно плакать.
        - Дед, ты клей не видел?
        - Поищи в столе, - на мгновение отвлекся на Петю дедушка и опять повернулся к ушибленной тете Марине.
        «Такая большая, а из-за ерунды плачет!» - все-таки неодобрительно подумал Петя и вернулся к столу. В столе клея не было.
        - Дед! Тут нету!
        - Петя, не мешай нам, пожалуйста. У нас серьезный разговор! Поиграй пока сам. - И дед опять повернулся к тете Марине.
        Потом дедушка взял ее за другой локоть (наверное, не ушибленный), увел на кухню и закрыл дверь так, что Петя перестал их видеть и слышать. Он обиделся и вернулся на свой необитаемый остров. К счастью, остров оказался не заперт. Петя взял с собой кота, а дедушкиных акул загнал поглубже под диван. И решил ни за что больше не вылезать из шкафа. И даже двери за собой прикрыл. У него на острове теперь будет вечная полярная ночь, вот так! Потому что это самый северный ледовитый остров в мире, вот так вот!
        В десять тридцать три в остров постучали.
        - Петр, вылезай! - сказал дедушка. Петя высунулся. На дедушке вместо домашнего медвежьего халата были уличные брюки и свитер. За дедушкой стояла Вика, тети-Маринина дочка. Вика была, во-первых, некрасивая, во-вторых, ходила во второй класс, и с Петей они поэтому не дружили. То есть Петя с ней не дружил. Он вообще, когда поселился на острове, решил особенно с девчонками не дружить.
        - Здравствуй, Петя! - сухо произнесла Вика и откинула за плечо косичку.
        Петя смотрел на Вику и молчал. Вместо того чтобы напомнить Пете, что он должен поздороваться, дедушка сказал:
        - Петя, мы с тетей Мариной должны поехать в одно место, это очень важно. Вы с Викой остаетесь одни. Вика будет за старшую.
        Петя растерялся. Его еще никогда не оставляли дома одного. А особенно - одного вместе с почти чужой девочкой. А особенно - на необитаемом острове.
        - А мама? - спросил Петя, забыв, что у него нет мамы.
        - Мама придет нескоро, у нее на работе тоже важные дела, - виновато развел руками дедушка. - А у папы вообще на фирме запарка. Петя вылез в океан и нахмурился:
        - Почему у всех важные дела, а у меня, что ли, нет?
        Вика молчала. Она внимательно осматривала комнату.
        - А как же мамин подарок? - вспомнил Петя.
        Дедушка сам говорил, что подарки - важное дело.
        - А… а пусть тебе Вика поможет его доделать! - предложил дедушка. - Она большая, они в школе уже все это проходили.
        Вика независимо откинула за спину вторую косичку и снисходительно кивнула:
        - Мы в школе уже почти все проходили! Делать мамину открытку с вот этой девчонкой вместо дедушки?!
        - Если проголодаетесь, на кухне есть блины, а в холодильнике - салатики. И суп можно в микроволновке разогреть. И постарайтесь не ссориться. А потом покажи Вике новые мультики, хорошо?
        - У нас нет новых мультиков! - буркнул Петя. - А старые я уже наизусть знаю.
        Котенок осторожно высунул мордочку из-под дивана и наклонил голову в знак солидарности.
        Наверное, он тоже не хотел смотреть старые мультики. Дедушка на мгновение задумался.
        - Погоди-ка, погоди-ка, - пробормотал он, - минуточку…
        Новые мультики оказались на антресолях. Дед вручил Пете новенькую коробку, убрал стремянку в чулан, и они с тетей Мариной ушли. Даже, видимо, уехали, потому что дедушка сунул во внутренний карман куртки права, которые никогда не брал с собой, если, например, шел за хлебом…
        4. Ёлка, которая пароход
        В десять пятьдесят семь Вика и Петя остались в квартире одни.
        - Ну, что там тебе надо помочь, неумеха? - спросила Вика.
        - Ничего не надо! - вспыхнул Петя. - Я сам в сто тысячу раз лучше тебя все сделаю!
        Вика пожала плечами:
        - Ну и пожалста! Тогда я пойду пока блины есть.
        И она по-хозяйски удалилась на кухню. Полосатый котенок подумал-подумал и увязался за ней.
        Петя закусил губу, взял зеленого кота и пошел делать открытку назло Вике в сто тысячу раз лучше, чем у них в школе.
        Он с энтузиазмом разложил на листе готовые детали. Два три-угольника - елка… Три кружка - снеговик… Открытка получалась пустой и скучной.
        Петя взял синий лист и вырезал из него небо. Небо получилось большое, больше, чем открытка.
        - Это ничего, небо и должно быть большое, - объяснил коту Петя. - Оно же бескрайнее.
        Кот деликатно промолчал.
        - Я его сначала приклею, а потом отрежу лишнее, - объяснил Петя.
        Кот подумал, что это очень кре-а-тив-ная идея.
        Клея не было ни на столе, ни в столе, ни даже под столом. Петя рассердился, обиделся и решил сделать самую лучшую в мире открытку не только назло Вике, но и назло дедушке! Вот так! А вместо клея использовать варенье. Или шампунь. Или… точно! Лучший в мире клей - мамин лак для ногтей. Он даже с кисточкой!
        Клей оказался белый и вонючий, но зато клейкий. Петя прижал небо руками и торжествующе посмотрел на кота. Кот улыбнулся.
        Лишнее небо Петя с одной стороны отрезал, а с другой - оторвал. Кот посмотрел на оторванное небо, но ничего не сказал.
        - Ничего, тут елка будет, - отмахнулся Петя. - Это будет высокая елка, до неба.
        Елка приклеилась - до неба. В общем, получилось неплохо, но внизу под елкой оставалось много места… Ну и что? Как раз для снеговика. Он будет стоять перед елкой.
        Снеговик приклеился - перед елкой. Теперь открытка была то что надо. Петинамама будет очень довольна. «Даже жалко, что у меня нет мамы…» - подумал Петя, разглядывая открытку. Он захотел побежать показать открытку дедушке, но вдруг вспомнил, что дедушки у него теперь тоже нет.
        - Надо сделать солнышко! - напомнил Пете кот. - Если ребенок на каждом рисунке изображает солнце, это нормальная реакция.
        - А это не ты сказал, а психолог! - Петя обиделся на повторяющего чужие слова кота. - Он это маме говорил, пока я в коридоре сидел. А подслушивать - нехорошо! И никогда так больше не делай!
        Коту стало стыдно, и он выкинулся со стола на диван, мордой вниз. А Петя стал вырезать солнце и лучики.
        - Солнце - это фигура круг, - объяснил Петя снеговику, когда кот улетел. - А лучики - это угольники. Они просто-угольники, потому что у них просто углы, а не три угла. Если угла три, то это три-угольник. Вика это учит-учит в школе, а я уже все выучил!
        Солнце получилось замечательное. Но небо тоже было замечательное. Пете жалко было клеить солнце на и без того такое красивое небо. Он решил приклеить его на свободное место, внизу, справа от елки и снеговика.
        - Зимой солнце стоит низко, - вспомнил Петя. - И тени поэтому длинные.
        У снеговика как раз была длинная тень - клей размазался.
        Петя приклеил низкое зимнее солнце и лучики. Потом добавил тени снеговику и елке. Он хотел сделать снеговику руки, глаза и нос морковкой, но очень устал.
        - Я стою лицом к елке и смотрю на елку, поэтому моих глаз и морковки не видно! - успокоил его снеговик.
        - А руки?
        - А руки я на груди скрестил.
        - Ну, тогда ладно.
        Петя критически посмотрел на открытку. Если бы это было лето, то внизу можно было бы наклеить зеленую траву. Но клеить белый снег на белую открытку было глупо. Еще можно было внизу написать: «Дорогая мамочка, я тебя очень люблю, с Новым годом!» - или что-то вроде того. Но Петя не помнил точно, в какую сторону пишется буква «р» и еще остальные нужные буквы. Он взял открытку и пошел хвастаться Вике.
        Вика аккуратно доедала предпоследний блин напополам с вареньем.
        - В банку нельзя ложкой лазить, - сказал Петя.
        - А чем можно? - удивилась Вика. - Што ли вилкой?
        - Своей ложкой нельзя. Вика фыркнула:
        - А я своей ложкой и не лажу! Это ваша ложка, вот, смотри!
        Вика продемонстрировала Пете вылизанную ложку и опять опустила ее в банку:
        - Больше мне делать нечего, в гости со своей ложкой ходить!
        Петя молча забрался на табурет с другой стороны стола и положил перед собой открытку. Вика вытянула шею и посмотрела на Петину работу.
        - Хорошая картинка, - наконец одобрительно сказала она. - Ты молодец. А почему у тебя пароход зеленый?
        - Какой пароход? - растерялся Петя.
        - Ну, вот этот! - Вика уверенно ткнула пальцем в елку.
        - Ты что, дура?
        - Сам ты дурак. А пароход у тебя зеленый. Таких не бывает!
        «В жизни никогда не буду дружить с девчонками!» - немедленно решил Петя.
        - Солнце у тебя желтое, море синее, дым из трубы, ну вообще-то ладно, серый или голубой… Кружочками… Это нормально, - спокойно продолжала Вика. - А пароход лучше всего было сделать красный!
        Петя молчал. Такой глупой, которая елку с пароходом путает, лучше совсем ни разу не отвечать!
        - Ладно, пусть зеленый. - Вика вылезла из-за стола, поставила свою тарелку в мойку. - Зато твоя мама варенье вкусное варит.
        Петя молчал. Но Вика этого молчания словно и не замечала. Она мыла свою тарелку и спокойно болтала:
        - А я варенье не умею варить. Я маме так помогаю: посуду мою, уроки делаю и белье вешаю сушиться. И еще с бабушкой разговариваю. Моя бабушка раньше тоже варенье варила, особенно вишневое. Когда в деревне жила. У нас в деревне малины много и вишни. За вишней смотреть как бы не надо, а малина вообще - сорняк. Не то что клубника.
        Котенок забрался на свое любимое место - круглый пуфик под окном, тоже в виде котенка, - свернулся калачиком и зевнул. «Все-таки почему она назвала мою елку пароходом?» - думал Петя.
        - За клубникой нужен постоянный уход. У вас в деревне есть клубника?
        - Да, - зачем-то соврал Петя и тут же рассердился на себя за то, что решил не разговаривать, и вот, разговаривает.
        - Все равно у моей бабушки клубника лучше. И у нее усы длиннее.
        - У твоей бабушки есть усы? - удивился Петя.
        - Ты точно еще маленький! - покачала головой Вика, вытирая руки после мытья посуды. - Усы - у клубники… Но вообще-то у моей бабушки тоже есть усы. У нее раньше усов не было. А потом она заболела и стала Бабой-ягой, и у нее теперь есть усы. Ты что, мне не веришь?
        Петя верил Вике наполовину. В бабушку, которая стала Ягой, он верил. А в то, что у клубники бывают усы - нет.
        - Теперь пошли новый мультик смотреть! - решила Вика.
        5. Неродной
        В одиннадцать двадцать ребята подошли к телевизору.
        - Я вскрою упаковку, а ты пока включи телик!
        Вика подошла к столу и взяла ножницы. А Петя привычно щелкнул сначала одним пультом, потом другим.
        - Ты что, красил ногти лаком?! - обалдела Вика, заметив открытый флакончик. - Это только плохие мужчины так делают! Я все твоей маме скажу! Она тебя по попе набьет и в угол поставит!
        - Меня мама никогда в угол не ставит и вообще не наказывает!
        - А что она делает? - удивилась Вика.
        - Плачет, - признался Петя.
        - Долго?
        Вика смотрела на Петю с неподдельным любопытством. Петя заметил, что у Вики ресницы коричневые, а не черные, и брови тоже. А глаза - такие большие и круглые, похожие на тети-Маринины.
        - Иногда всю ночь.
        «Я сейчас соврал или нет?» - подумал Петя.
        - Всю-у но-очь? - Глаза у Вики стали еще больше и круглее. - Ужас какой! Я в углу от силы полчаса стою, и то даже, если как бы плачу и говорю, что больше не буду, то минут десять. Больше мама не выдерживает. А тут - всю ночь!
        - Иногда еще и утром до обеда, - сказал Петя.
        «Теперь уж точно соврал!» - мысленно вздохнул он. А может, и вправду его Петинамама когда-нибудь плакала до обеда?
        - Лучше бы она тебя в угол ставила, - посочувствовала Петиной маме Вика.
        Петя кивнул. Конечно, лучше полчаса постоять в углу, чем плакать всю ночь и до обеда.
        - А один раз она плакала всю ночь, утром, до обеда, и после обеда до ужина.
        - Врешь…
        - Дедушку спроси, если не веришь!
        Вика смотрела на Петю с открытым ртом и верила.
        - А что ты тогда нахулиганил?
        - Я… тогда… нахулиганил… - Петя лихорадочно вспоминал фильм про хулиганов-беспризорников, который они с дедом смотрели несколько дней назад. - Я курил!
        - Ого!!! - Викины круглые глаза засияли, как два огонька с елочной гирлянды.
        Петя скромно пожал плечами.
        - За это точно можно по попе, - тоном знатока заявила Вика, подходя поближе. - А сигареты ты украл или купил?
        Теперь Вика стояла так, что ее глаза были против света и не сияли. Зато сияли на фоне окна Викины волосы, на макушке и вокруг головы, кроме косичек. Петя подумал, что «украл» - это будет слишком. У кого он мог бы украсть сигареты? У них дома никто, даже папа, не курит.
        - Купил.
        Один раз он покупал сам хлеб, вместе с дедушкой. И еще один раз - мороженое, с папой. В общем, сигареты он тоже купил.
        - А деньги-то украл? - уточнила Вика.
        - Украл, - тяжело вздохнул Петя.
        Вика сделала еще шаг, и теперь уже в ней ничего не светилось, ни глаза, ни волосы. Теперь это была обычная взрослая девочка, не очень красивая, зато очень настоящая. Петя даже подумал, что с такой девочкой вполне можно вместе жить на его необитаемом острове. А рыбы в океане и на двоих хватит!
        - Ты укра-ал деньги… И потом курил…
        С Викой будет намного интереснее жить на острове, чем с котом, это точно. Только вот сможет ли она питаться сырой рыбой?
        - Если бы я была твоей мамой, - очень серьезно сказала Вика, - то я бы не стала плакать всю ночь до ужина. Я бы тебя набила как следует и поставила бы в угол! И почему твоя мама так не сделала… не понимаю! Почему?
        - Я скажу тебе правду, только это секрет, - волнуясь, произнес Петя. - Ты его никому.
        - Клянусь! Глаза у Вики опять загорелись. Хотя солнце за окном к этому моменту спряталось за тучи. Петя на какую-то долю минуты засомневался: говорить Вике про свой остров, на котором он живет совсем один, или… Надо постепенно сказать, так легче. Начать не с острова, а…
        - Ну клянусь, клянусь же!
        - Не, «клянусь» не надо, а вот… Ты могла бы съесть сырую рыбу?
        Вика уже однажды клялась во дворе «на землю» и знала, что если съесть ма-а-а-ленький кусочек, то проглотить можно все что угодно, это не очень страшно и ради тайны вытерпеть можно. Рыбу так рыбу.
        - Если по кусочкам, то могу, - уверенно ответила она. - Говори секрет.
        - У меня… где я живу… где я по-настоящему живу… там… там у меня нет мамы.
        - Как нет?
        - Так.
        - Совсем?
        - Совсем. Но это еще не все…
        Петя думал, с чего начать рассказ о своей настоящей жизни на острове. Может, с того, что до него надо плыть, или…
        Петя молчал, собираясь с мыслями. И тут до Вики дошло. Она вскрикнула и прижала ко рту ладошки лодочкой. А глаза ее засветились окончательно, превратились в два родника и побежали ручейками вниз на ладони.
        - Ой, Петенька… Значит, ты детдомовский? Или подкидыш? А папа у тебя тоже неродной? И дедушка? А ты совсем сирота, да? Один на всем белом свете?
        - Один на всем необитаемом острове, - кивнул Петя.
        Вика вдруг села на пол и заревела в голос. Один-одинешенек, как на необитаемом острове! Петя стоял рядом дурак дураком. Он не очень понимал, что случилось. Потом ему показалось, что кто-то звонит в дверь, и он выбежал в прихожую. А когда вернулся, Вика уже почти успокоилась. Она сидела посреди океана, как русалка, и теребила косичку. Косичка медленно расплеталась.
        - А твоя мама знает, что ты знаешь? - всхлипнула Вика.
        - Что знает? - не понял Петя. Вообще-то его Петинамама знала, что он любит жить в шкафу на необитаемом острове. Может, Вика о том, знает ли мама, что ее нету и что она - антиволшебница? Про антиволшебницу нельзя говорить!
        - Ну, что ты - ее неродной сын, - пояснила Вика. - Что из детдома?
        Что?! Что он - мамин неродной сын?.. Петя не нашелся, что ответить.
        - Понятно… - вздохнула Вика. - А вообще-то я давно догадалась, что ты - приемыш. Во-первых, ты на родителей не похож. Во-вторых, родных детей, например, можно в угол ставить. Они же свои. А неродных - нельзя обижать. Сирот вообще обижать грех. В общем, ты неродной…
        Так в одиннадцать тридцать шесть Петя узнал, что он - неродной ребенок.
        6. Дед Мороз
        В одиннадцать тридцать семь Вика сказала:
        - Ты не переживай, что у тебя мамы нет и что она неродная. Зато она блины делает и варенье. А у меня бабушка только под себя делает и вообще - Баба-яга.
        - Как это - под себя делает? - не понял Петя. - Варенье под себя делает?
        Вика засмеялась. Одновременно с этим она вытерла рукавом последние слезы и встала с пола.
        - Чудной ты. Сразу видно, что у тебя мама неродная, ты жизни не знаешь. Она какашки под себя делает.
        Петя покраснел. Раньше он не краснел, когда слышал неприличные слова. А недавно вырос - и стал краснеть.
        - Хочешь посмотреть?
        - Прямо сейчас?
        За ушами потовых желез меньше всего, но Петя вспотел сначала за ушами. А потом уже весь целиком.
        - Нет, не хочу. Давай сначала мультик посмотрим…
        В одиннадцать пятьдесят пять стало ясно, что мультик они не посмотрят. Хотя Петя и уверял, что сто тысячу раз сам включал мультики, хотя Вика уже все выучила в школе, что полагается, но мультик на экране почему-то не появлялся.
        - У вас телик испорченный, - вынесла вердикт Вика.
        - Нет! Он целый!
        - Значит, диск испорченный. Давай другой мультик смотреть.
        Но Петя наотрез отказался смотреть старые мультики. Вместо этого он залез в шкаф, отвернулся и стал там сидеть и ни о чем не думать. А Вика стала ходить по квартире и все рассматривать. Хоть они и соседи, она редко тут бывала. В предпоследний раз - на прошлый Новый год, когда Петин дедушка наряжался Дедом Морозом. Потом еще раз с мамой заходила. А летом, когда у Пети был день рождения, она, как назло, болела ветрянкой.
        Петя жил в шкафу, ни о чем не думал и краем глаза видел, как Вика вывалила из коробки его игрушки и стала собирать железную дорогу прямо посреди океана. Вот глупая! Пете было не жалко, что его дорога утонет. Пусть тонет! Теперь ему не нужны игрушки, он больше никогда не вылезет из шкафа. Так и будет жить на острове.
        Зачем ему теперь вылезать? Раньше у него и так, конечно, мамы не было, но это на острове не было, а вообще в жизни была Петинамама, родная и хорошая, хоть и антиволшебница. А теперь… Теперь ему вылезать незачем. Мамы у него нет, и она неродная. Раз даже за украденные сигареты его в угол не поставили, как со всеми родными детьми делают… Ну, то есть не за украденные сигареты, а за украденные деньги и выкуренные сигареты…
        Зачем ему вылезать? Он вообще никому не нужен, даже дедушке, который ушел. Катается теперь с ушибленной тетей Мариной на машине. И вообще…
        Петя хотел заплакать, но у него не плакалось. Тогда он вспомнил, что он - мужчина. И понял, что не плачет не потому, что почему-то не хочется, а потому, что - мужчина. Это его обрадовало.
        Вика упорно собирала в океане железную дорогу. Одна ее косичка расплелась окончательно, и занавеска золотистых волос висела над недостроенной железной дорогой. С установкой семафора возникли проблемы. Вика пыталась установить его прямо на развилке, а надо было - до развилки.
        - Вика, а для чего ты - Вика?
        - Что?
        Петя не стал повторять свой вопрос, а вылез в океан и помог установить семафор.
        В двенадцать восемнадцать паровозик с двумя вагонами отправился в путь.
        Они были начальниками по очереди и даже почти не ссорились. Петя иногда вспоминал, что он - мужчина. А Вика его жалела, потому что он - неродной. И они не ссорились.
        В двенадцать двадцать девять Вика опять предложила посмотреть мультик.
        - Он же не работает.
        - А мы другой посмотрим.
        - А я старые не хочу.
        - А мы другой новый возьмем.
        - Где возьмем?
        - На антресолях. Я видела, откуда твой дед достал.
        - Я тоже видел.
        - Так, может, там еще есть.
        Они подтащили стремянку. Петя полез наверх, а Вика осталась внизу, чтобы страховать и переживать. Котенок нехотя приоткрыл один глаз на шум, но тут же прикрыл его обратно. Потянулся, свернулся в другую сторону и замер.
        - Тут нет мультиков.
        - А что есть?
        - Коробки большие разные. Один, два, три. Три штуки. Одна с елкой, одна с елочными игрушками и еще одна не знаю с чем.
        - И все?
        - Еще пакет какой-то. Огро-о-мный.
        - Давай в пакете посмотрим.
        Петя послушно передал вниз пакет. И сам слез. В пакете оказался новенький конструктор «Лего». Из него можно было собрать большой пиратский парусник с пиратами и пушками. И мачтами.
        - Ничего себе… - произнес Петя. - Я о таком у Деда Мороза просил… А он, оказывается, у нас дома есть. А от меня его спрятали…
        - Это, наверное, потому спрятали, что ты себя плохо вел, - предположила Вика.
        - Я хорошо себя вел!
        - Ты курил и деньги воровал!
        - Но я не ку… Нет! Это не из-за этого! Я точно знаю.
        Петя крутил в руках коробку, и губы его дрожали очень конкретно.
        - Значит, это потому, что ты - неродной, - объяснила Вика. - И это конструктор не для тебя.
        И она решительно сунула коробку с конструктором обратно в пакет. Чужие вещи брать нельзя!
        - Может быть, у твоей мамы есть другой сын, родной, и это для него.
        - Нет, такого не может быть! - твердо сказал Петя, перестав дрожать губами. - Нет! Нет! Ни за что!!!
        Он подошел к столу, взял последний оставшийся блин и стал его механически жевать. А дожевав, сказал:
        - Ну и пусть я неродной. Но это все равно для меня подарок. Для меня. На Новый год. От Деда Мороза. Деду Морозу трудно таскать подарки всем детям, это же целый вагон подарков. Вот он и разносит заранее по квартирам. А потом, когда приходит, берет и дарит.
        Вика только ухмыльнулась.
        - Ты что, до сих пор в Деда Мороза как бы веришь? Ты что, когда-то видел настоящего Деда Мороза?!
        - Сто тысячу раз видел. Он ко мне в прошлом году на елку приходил. Со Снегурочкой. Ты же сама тогда у нас была, на елке! Ну, што ли, не помнишь? Ты еще ему в шубе пингальским огнем дырку прожгла.
        Вика выразительно покрутила у виска пальцем.
        - Петя, ты точно дурак. Снегурочкой тогда я не знаю, кто был. А Дедом Морозом нарядился твой дедушка. А огонь называется бенгальский. Потому что он сделан на бен-зине.
        Петя расхохотался.
        - Это ты дура. На бензине огонь нельзя делать, сразу взрыв будет. Мне папа это сто тысячу раз говорил. Вот увидишь, этот подарок мне подарит на Новый год настоящий Дед Мороз. Он есть! Он мне его под елку принесет!
        - Не принесет под елку.
        - Почему?
        - Потому что у тебя елки нету! Ага, съел!!! Петя нахмурил лоб. Точно. Елки нет. И мамы нет. И папы. Бабушка вообще на полгода уехала за каким-то новорожденным смотреть. А дед на машине с тетей Мариной катается. Но какой же Новый год без елки? На такой Новый год Дед Мороз не придет, это точно.
        - Давай сами нарядим елку! - решил Петя.
        - Ура!!! - обрадовалась Вика. Петя решительно залез на стремянку. Длинную коробку с елкой удалось выволочь почти без труда. Коробку с елочными игрушками они с Викой чуть не уронили на пол. Хорошо, что Вика сообразила залезть на пирс и помочь, подхватить вовремя. Третью, последнюю, коробку они тоже спустили на пол.
        - Кажется, в ней гилянды, - сказал Петя.
        - Гирлянды, - поправила Вика.
        В третьей коробке оказался костюм Деда Мороза с прожженной бенгальским огнем шубой. В отдельном пакетике, в шапке, лежали усы, брови и борода. Ненастоящие, на резиночках.
        Так в двенадцать сорок девять Петя узнал, что Деда Мороза на свете не существует.
        7. Шторм в океане
        Вика наряжала елку, а Петя опять сидел в шкафу, на своем острове. С котом. Кот был настоящий, проверенный временем. Не то что Дед Мороз.
        Елка была не очень большая, чуть выше Вики. Эту елку обычно ставили в другой комнате, это была вторая елка. А в этой комнате полагалось стоять первой, живой елке. Но если Дед Мороз дедушка, то не все ли равно, какая елка?
        Вика долго-долго раскладывала игрушки на паласе в несколько рядов. И они не тонули в океане, потому что океан был полом. В первом ряду лежали шары. Самые крупные. Во втором - средние шары. Потом - фигурки.
        На елке пока висел - как-то по диагонали - только один дождик.
        - Ойки, какие пингвины! - восхитилась Вика. - Я таких никогда не видела, даже в магазине. Откуда?
        Петя вылез из шкафа:
        - Дедушка принес. Давно… Перед тем как нарядиться Дедом Морозом!
        - Вот бы мне на елку таких…
        - Бери.
        - Можно?
        - Можно.
        - Спасибо… А тебя мама не наругает?
        - Нет. Я же тебе сказал: она меня никогда не ругает. И не наказывает. Это, наверное, раз она у меня неродная.
        Вика стала рассовывать пингвинов по карманам. Пингвины на самом деле были необычные: ан-тик-варные. Петя мельком вспомнил рассказ деда о фамильных пингвинах, но его больше не интересовали чужие семейные истории.
        - И дедушка у меня тоже неродной. Ты же знаешь. Он Дедом Морозом работает. Вот сейчас он знаешь где? Он вместе с твоей мамой других детей поздравляет. Мой дед - Дед Мороз. А твоя мама - Снегурочка.
        - Глупости! - Вика поняла, что пятый пингвин в карман никак не влезет, присела на корточки и стала искать среди украшений подходящую тесемочку. - Моей маме сегодня срочно операцию должны сделать. А потом она вернется домой, хотя по-хорошему ей надо полежать в больнице… Во-первых, чтобы меня с Бабой-ягой ночью не оставлять. А во-вторых, потому, что уже начинаются новогодние праздники, и в больницах все равно лежать без толку, на Новый год врачи все уходят домой.
        Подходящая ленточка нашлась, проделась в петельку и затянулась узелком. Вика повесила пингвина себе на шею и поднялась на ноги:
        - Это мой новогодний талисман! Прикольно?
        - Кре-а-тив-но! - выдавил Петя.
        Вика посмотрела на него с уважением, как на взрослого. Она не знала, что такое «креативно», и не знала, что Петя не знает, что такое «талисман». И смотрела с уважением. Петя скромно отвел глаза в сторону, и его взгляд упал на злополучный костюм Деда Мороза. Костюм плыл по волнам океана недалеко от китайского острова. Петя почувствовал, что и сам плывет вместе с костюмом. Наверное, в океане сегодня был шторм, потому что Петю качало и накрывало невидимыми волнами. Вика что-то сказала, но за шумом волн Петя ее не услышал. Он вдруг понял, что надо срочно бежать отсюда, и неважно куда.
        Не произнося ни слова, Петя взял Вику за руку, и они побежали.
        - Эй, ты куда? Ты что?
        В тринадцать тринадцать они оказались на кухне. Вика выдернула руку и поправила пингвина в кармане, который чуть не вылетел по дороге, когда они наткнулись на неубранную стремянку.
        - Ты что, обедать срочно хочешь? Тебе супу нагреть?
        Петя не хотел обедать.
        - А может, салатику?
        Петя и салатику не хотел. Но Вика уже открыла холодильник и изучала его содержимое.
        - Ого, у вас тут икра есть! Черная! Давай я тебя икрой накормлю!
        Петю все еще немного мутило от пережитого только что шторма, так что икру он тоже не хотел и Викиного энтузиазма не разделял.
        Тут, на кухне, тоже слегка штормило, потому что на столе покачивалась открытка-елка, которую Вика посчитала пароходом, который Петя рисовал для неродной мамы вместе с дедом, который притворялся Дедом Морозом, которого на самом деле и не…
        Сильнее всего качало на пуфике-котенке спящего живого котенка, почти слившегося с пуфиком. Петя понял, что и он сейчас сольется с чем-нибудь. С кухни тоже надо было бежать. Куда-нибудь далеко, за леса и горы, хоть к Кощею, хоть куда, хоть…
        - Я хочу увидеть Бабу-ягу!
        Вика стояла с банкой икры в руках и читала, что на ней написано.
        - Дорогущая, наверное… Ты ее пробовал?
        - Я хочу увидеть Бабу-ягу!
        Вике было очень жалко ставить банку с икрой обратно в холодильник.
        - Давай я накормлю тебя икрой и салатиком, а то ты с утра ничего не ел. А потом пойдем к Бабе-яге.
        - Сейчас пойдем! Сейчас! Вика напрягла лоб.
        - Ладно. Но потом ты сразу поешь. Так что салатики и икру мы возьмем с собой. И ты у нас дома поешь.
        Петя был на все согласен, лишь бы поскорее. Вика вручила Пете миску с салатом, на нее положила пакет с виноградом, на пакет водрузила найденные в холодильнике же пирожные. А сама взяла икру и пакет сока.
        - Пошли!
        В тринадцать девятнадцать они вышли на лестничную площадку.
        8. Баба-яга
        Петя никогда раньше не заходил к Вике. Оказалось, что у них всего одна комната. Баба-яга лежала на кровати, в дальнем углу, на спине, и храпела. Усов у нее вроде не было. И какашками нигде не пахло. Пахло какими-то лекарствами. Петя на всякий случай не стал подходить близко. Вика отобрала у него еду, отнесла на кухню и вернулась.
        - Она всегда-всегда спит? - шепотом спросил Петя.
        - Нет конечно. Хочешь, разбужу?
        - Не надо! - Петя испугался. - Пусть спит.
        - Мы ее днем часто будим, а то потом ночью разгуляется, нам спать не даст.
        Петя несмело прошел поближе к окну. У окна стояла елка.
        - Мы с мамой заранее нарядили, - похвасталась Вика. - Правда красиво?
        - Красиво. А почему у вас пианино посередине комнаты?
        Черное большое пианино стояло торцом к стене, клавишами к окну. За его спинкой так же торцом к стене стоял узкий диванчик.
        - Так мне играть удобнее, я же хожу на музыку, и у меня успехи. И потом, тут, за пианино, мамина комната и Бабы-яги, - объяснила Вика. - А тут, у окна, - моя. Тут я сплю, а тут мой стол.
        - А мама где спит?
        - Тут.
        - А папа тогда где?
        - Папа у меня есть, только он где-то в другом городе спит, - объяснила Вика. - И это хорошо.
        Петя представил себе, как его папа каждый вечер едет в другой город, чтобы там спать. Он представил, как папа долго стоит в пробке на большой страшной дороге, потом, зевая, смотрит на бесконечное, темное и мокрое шоссе и держится за руль, ругая дорогу и дураков, которые ее делали…
        - Нет, это не очень хорошо! - возразил Петя. - Мы один раз ездили в другой город, в Москву, чтобы там ночевать. Так что я знаю. Ничего хорошего.
        Вика пожала плечами. Потом она стала доставать из карманов пингвинов и вешать их на елку.
        Вдруг Баба-яга громко хрюкнула и открыла глаза.
        Петя вздрогнул.
        Баба-яга повернула голову и посмотрела на Петю.
        Петю затрясло.
        - Ты кто? - хрипло, едва разборчиво спросила Баба-яга.
        Петя хотел ответить, но во рту у него предательски пересохло.
        - Бабушка, это я, Вика! - прокричала Вика, не отрываясь от своего занятия.
        Петя второй раз вздрогнул, сквозь тряску. Это была настоящая Баба-яга!
        - Если спросит про тебя, скажу, что ты моя подружка, - прошептала Вика Пете.
        Но Баба-яга про Петю не стала спрашивать. Она опять закрыла глаза и от этого стала еще страшнее. Бабы-яги, когда не спят, могут смотреть с закрытыми глазами насквозь! Вот!
        - Готово! - сказала Вика, разобравшись с пингвинами. - А этот у меня пока на шее висеть будет. Я его на елку вечером повешу.
        Баба-яга опять открыла глаза и что-то пробормотала, как заклинание. «Вот наколдует мне нос, как у Буратина!» - испугался Петя и украдкой пощупал свой нос. Нос был холодный.
        Вика в ответ на заклинание спокойно подошла к Бабе-яге, к тумбочке, которая стояла совсем рядом с кроватью. Налила в чашку воды из графина и протянула бабушке. Баба-яга приподнялась на локте со второй попытки и взяла чашку. Петя заметил, что Вика не отпустила чашку, продолжает держать. А белые пальцы Бабы-яги схватили чашку поверх Викиных рук. Петя подумал, что Вика - очень смелая девочка. Он бы ни за что так не смог. А вдруг теперь Вике так и придется стоять приклеенной к чашке и к этой бабке? Но Баба-яга немного попила и опять легла, закрыв глаза. А не приклеенная Вика вернулась к Пете.
        - Ну что, пошли на кухню обедать салатиками? Петя кивнул. Лучше обедать салатиками на кухне, чем заколдоваться Бабой-ягой и потом всю жизнь жить с длинным носом или приклеенным к чашке.
        В тринадцать тридцать Вика и Петя стали обедать икрой и салатиками. И еще оставленными тетей Мариной на плите окорочками в томатном соусе и картошкой. Обедала в основном Вика, а у Пети настолько не было аппетита, просто как никогда.
        - Ты чего не ешь?
        - Я сегодня уже завтракал.
        - Так это когда было! Обедать пора.
        - Не хочу.
        - Наверное, ты плотно завтракал, - предположила Вика, наливая себе соку. - Когда плотно позавтракаешь, потом обедать не хочется.
        Петя хотел сказать, что он сегодня съел два блина и очень много рыбы из океана. Но потом подумал, что рыба, наверное, не в счет… Впрочем, есть все равно не хотелось. А вдруг Баба-яга встанет и придет на кухню?
        - А еще, если много куришь, то тоже обедать не хочется, - сказала Вика. - Мамина подруга Таня специально курит, чтобы похудеть. Мама говорит, что Таня - глупая, здоровье портит. Она и так худая… Ой!
        Вика вскрикнула и вскочила. Петя тоже вскрикнул и вскочил. И оглянулся на дверь: не Яга ли?
        - Я знаю, что мы сейчас будем делать! Точно! Ты сейчас научишь меня курить. У нас тут лежат тети-Танины сигареты.
        Вика забралась с ногами на стол между плитой и мойкой и достала с висящего над ним шкафчика пачку сигарет. И лихо спрыгнула на пол.
        - А если придет моя мама, мы скажем, что это ты курил. Тебя все равно не накажут. А я еще ни разу курить не пробовала. Ну, давай, показывай!
        И Вика протянула Пете белую пачку. Петя спрятал руки за спину и побелел, как протянутая ему пачка.
        - Ну же!
        Петя еще сильнее побелел.
        - Ты что?
        - Мне домой пора, - пролепетал Петя и попятился из кухни.
        Вика поджала губы.
        - Ну и пожалуйста!
        Вика демонстративно скрестила на груди руки и отвернулась.
        Петя вышел боком. На лестничной площадке никого не было. Петя подошел к своей двери и с ужасом сообразил, что, пока он смотрел на Бабу-ягу и учил Вику курить, дверь в их квартиру была практически открыта. Прикрыта, но не заперта. А вдруг их ограбили?
        9. Дома
        О том, что грабители могут быть внутри, Петя не подумал. И о том, что мама, или дедушка, или папа могли за это время вернуться, тоже не подумал. Он был уверен, что дома нет никого и… ничего. Петя представил себе, что грабители унесли все, все вещи, мебель, цветы с подоконника. Даже, наверное, цепочку с дверей, которая открывается щелчком влево…
        Петя вбежал в квартиру с колотящимся чем-то в груди.
        Дома все было в порядке. Цветы продолжали расти на подоконнике в родительской спальне. Под подоконником на кухне так же спокойно продолжал расти свернувшийся калачиком полосатый котенок на пуфике-котенке. Петя с облегчением вздохнул. Наверное, грабители не догадались, что их дверь была открыта. «Это хорошо, что у нас не только дороги плохие, но и грабители не очень!» - по-взрослому, как папа, подумал Петя.
        На всякий случай он еще раз обошел всю квартиру.
        Дома было бесконечно тихо. Как на необитаемом острове. Петя хотел было поиграть в необитаемый остров, но вдруг оказалось, что его острова нет. Может, его смыло водой во время шторма? Шкаф стоял на привычном месте. В шкафу были и чемодан с лоскутками, и шкатулка с украшениями. И даже папины галстуки для ловли рыбы. Но толку в галстуках было чуть, потому что вместе с необитаемым островом куда-то исчез океан.
        Шкаф был.
        Острова не было.
        Палас был.
        Океана не было.
        Петя посмотрел на палас, который раньше был океаном. Даже пощупал его. Палас был совершенно сухой. Обычный, голубой, с нарисованными волнами, палас. На нем валялись: железная дорога, разные Петины игрушки, елочные шары, серпантин и другие украшения. И еще этот… костюм Деда Мороза, вот.
        Петя накинул на елку серпантин, а потом медленно подошел к костюму и тронул пальцем бороду. Борода не шевелилась. Петя ткнул ее пальцем посильнее. Борода ткнулась. Петя взял двумя пальцами бородинскую резинку и потянул бороду по паласу к себе. Борода потянулась. Петя оторвал бороду от паласа и понес ее к зеркалу.
        Из зеркала на Петю смотрел бородатый Петя. Это было… это было смешно. Смешно! Петя побежал в комнату за бровями, усами и шапкой.
        В четырнадцать ноль одну по Петиной квартире ходил, путаясь в шубе, Дед Мороз. Он поздравил с Новым годом котенка, кота и елку. Особенно он поздравил елку.
        - Кто тебя так красиво нарядил, елка? - спросил Дед Мороз.
        - Это Петя, - сказала елка, немного подумала и добавила: - И ему Вика помогала.
        - Молодец, Петя, - похвалил Петю Дед Мороз. - Он, наверное, уже большой мальчик.
        - Да, - сказала елка. - Он большой и даже в Деда Мороза не верит.
        - А еще он курит! - сказал вдруг кот.
        - И ничего я не курю! - закричал Дед Мороз. - Курить же вредно! Я никогда не буду курить! И мама у меня родная! Родная! Родная! Моя! Я для нее открытку клеил!
        Дед Мороз побежал на кухню и принес красивую открытку с елкой и снеговиком.
        - Вот! - сказал он коту. - Видишь?
        И кот второй раз за день улетел мордой вниз; на этот раз он попал в угол. А Петя отвернулся и стал смотреть в окно.
        Коту, наверное, было стыдно, потому что он лежал в углу, не шевелясь, и молчал. Интересно, Вика тоже в углу стоит молча? А почему вообще некоторых в угол ставят, а некоторых совсем даже нет? Кот не мог ответить на эти вопросы.
        - У меня мама - родная! - повторил Дед Мороз. - А в угол меня не ставит потому… потому что зато плачет! Всю ночь! До ужина! Я сам видел! Сто тысячу раз видел!
        Кот мысленно хмыкнул.
        - Родная!!! - заорал Петя. - Точно родная!!! Я сто тысячу раз видел! И даже миллион раз! И миллион миллионов миллионов раз даже!!!
        От крика Деду Морозу стало жарко. Он снял шубу, шапку, бороду с усами и бровями, упал на палас и разревелся, как маленький.
        А в четырнадцать тридцать он уснул прямо на паласе, крепко сжимая в руке открытку. Котенок обалдело ходил вокруг и изредка тихонько говорил «мя!». Но ему никто не отвечал.
        10. Ночью
        Петя проснулся в своей кровати, когда за окном было уже совсем темно. В комнате горел его любимый ночник - желтая Луна, похожая на смайлик, с ножками и ручками.
        Петинамама сидела в кресле под луной и тихонько вязала. Петя сразу понял, что уже ночь, что ужин давно был и что у него есть мама. И что его мама до ужина плакала. Это было очень хорошо.
        - Мама, - улыбнулся Петя, повернулся на другой бок и опять заснул.
        Мама поцеловала его так, как будто проверяла температуру:
        - Спи, малыш, спи.
        Петя тут же опять проснулся и сказал:
        - Я не малыш, я большой.
        - Очень большой, - подтвердила мама и улыбнулась. - Елку сам нарядил и белье повесил.
        Петя окончательно проснулся и сказал:
        - Елку мы, по-честному, вместе с Викой нарядили. А белье я сам повесил, когда был Дедом Морозом. Ты его в стиралке забыла…
        Глаза у мамы подозрительно заблестели. Не так, как днем у Вики, а по-другому. Петя сел в кровати и сказал:
        - Мам, можно, я в этот раз буду Дедом Морозом вместо дедушки? А конструктор я сам себе подарю, так что ты не волнуйся!
        - Можно, - ответила мама и, кажется, заплакала.
        Петя не понял точно, заплакала она или нет, потому что мама сказала «можно» и сразу вышла. А вместо мамы в комнату вошел дедушка. Он был в медвежьем халате.
        - Привет, герой! - сказал дедушка.
        Петя засунул в нос палец, заковырялся и задумался. Потом вытащил палец и сказал:
        - Я не совсем герой. Я Бабу-ягу испугался. Это Вика герой.
        - Нет, Вика - не герой, - не согласился дедушка. - Она - героиня, она же девочка.
        Петя важно кивнул. А потом зевнул.
        - Спи давай, - сказал дед. - Завтра у нас большой день. С утра поедем на елочный базар, раз сегодня не успели. Раз ты такой герой, елку будешь сам выбирать. Самую пушистую.
        - А Вику с собой возьмем?
        - Возьмем.
        - А Викину маму?
        - Нет, - сказал дедушка. - Викиной маме лучше завтра по морозу не разгуливать. Мы ее в другой раз с собой возьмем. Через неделю, например. Даже на каток, например.
        Петя задумался.
        - На каток я лучше с папой пойду, - решил Петя. - Через неделю, после Нового года. Когда у него на фирме наконец заварка кончится.
        - Запарка, - поправил дедушка.
        - Зоопарка! - выдал Петя.
        Они засмеялись. Тут вошла мама с пиратским конструктором.
        - Держи! Это для тебя. Просто так. Только чур играть - завтра.
        Петя взял конструктор. Конечно, ему было приятно, что это для него, а не для маминого другого родного сына, которого нету. Но все-таки…
        - А что же мне тогда подарит Дед Мороз на Новый год? - заволновался Петя.
        - Деду Морозу на Новый год полагается делать сюрпризы, - многозначительно ответила Петинамама. - И я, хоть и не волшебница, обещаю, что сюрприз тебе обязательно будет!
        Петя обнял конструктор. Он решил положить его возле ночника, раз под подушкой помнется. Возле ночника лежала открытка. Петя взял открытку и протянул ее маме:
        - А это тебе! Просто так. А тоже совсем даже не с Новым годом.
        Петинамама взяла открытку и стала с восхищением ее рассматривать. Петя не выдержал, вскочил на кровати и тоже стал рассматривать с другой стороны.
        - Какая замечательная елочка! - радовалась мама. - До неба! А какой снеговик! Он смотрит на елочку, и у него длинная тень от низкого зимнего солнышка…
        - Ма-а-м… - вдруг потрясенно сказал Петя. - Ты не так смотришь. Это не елочка… Это пароход!
        - Какой пароход? - не поняла мама.
        - Зеленый пароход, - пояснил Петя. - Переверни открытку! Просто посмотри вот отсюда!
        Мама перевернула открытку вверх ногами и обалдела. Теперь перед ней по морю плыл маленький зеленый пароход и пускал из трубы дым тремя кружками. А высоко в белом, раскаленном небе сияло летнее солнышко.
        А потом Петя опять заснул. Перед этим он хотел еще выяснить, есть ли у клубники усы, дочитал ли дедушка про мексиканский автобус и для чего он, Петя, - Петя, но не успел.
        Часть II
        И еще трое суток 3333 дня спустя
        1. «Я вернусь в этот город…»
        Лифт не работал. Петя показал язык табличке с надписью «Ремонт. Приносим извинения за временные неудобства» и потопал на шестой этаж пешкодралом. Как же он боялся этого лифта в детстве! Причем застрять в темноте не боялся: лифт был старый, «клеткой-сеткой», сквозь которую и свет проходил, и воздух, и вообще «все-превсе» было видно, и вообще он только со взрослыми всегда ездил. Петя боялся того, что в этой клетке может жить тигр или лев, тигры ведь всегда живут в клетках, если только не в книжках! И вот представьте себе картину: выходят они с дедом из этого лифта, а им навстречу - тигр с кефиром.
        (Допустим, он в магазин за едой себе ходил, должны же хищники чем-то питаться!) Петя, значит, первым выходит (его всегда первым выталкивали), а на него тигрище:
        - Прррривет, Петррррр!!! Долго же тебя ждать прррриходится!
        Петя рассмеялся. Ну и фантазии у него были в детстве!
        - По-моему, ничего смешного! - строго сказал тиг… Ой, какой тигр, это же дедушкина соседка, Виктория, она с мамой на отпевании была, и на поминках даже.
        Петя приосанился, тут же разозлился на себя и немедленно обратно сгорбился. Сгорбившись, кивнул:
        - Привет, Вик!
        Кажется, прозвучало достаточно взросло, траурно и безразлично. Вика встала с подоконника, отряхнула пакет, на котором сидела, и принялась его складывать. На отпевании, в черном пальто и сиреневом с черным платке, со свечой в руке она выглядела совсем иначе - строго, стильно даже. В храме Петя совсем не мог смотреть на дедушку, он смотрел на Вику, на ее маму, на свою маму, на других людей, упорно думал о чем угодно, только не о том, о чем полагалось… Сейчас на Вике были розово-морковные, пятнами, джинсы и легкая сине-зеленая куртка с рожами и котами, - совсем не для питерского февраля куртка. «Вот попугаиха!» - подумал Петя.
        - Что, не узнаешь? - усмехнулась Вика.
        - Если парень первым делом говорит «привет, Ви-ка», а не «О-ля» или «Ма-ша», то… Глупый вопрос, короче!
        Петя перекинул рюкзак на другое плечо и устало стал подниматься дальше. И подумал: «А похож я сейчас на рейнджера или нет?»
        - Ой, а сам умный какой! - завелась Вика. - Москвич, держите меня! В лифте ездить боится. Ща-аз оттуда тигр с кефиром выпрыгнет и съест, ага!
        Петя мгновенно покрылся розовыми и морковными пятнами, стал, как Викины джинсы. Хорошо, что спиной, что эта дура не видит.
        - А откуда ты об э… Какая чушь!
        - Чушь не чушь, мне твой дед рассказывал! - Вика рассмеялась.
        «Вот зловредина! Выпытала у старика!» - подумал Петя и стремительно стал бледнеть. Повернулся он уже практически белым:
        - Ты моего деда не тронь, понятно? Тебя не касается, что он говорил, рассказывал и вообще! Ясно? Это был мой дед, мой, а не твой.
        Петр был готов треснуть эту дуру рюкзаком по крашеной башке, но сделать это было бы сложно: Вика была на полторы головы выше. Вот сейчас она стоит двумя ступенями ниже, а глаза их - почти на одном уровне…
        Попугаиха тоже взбесилась:
        - Твой дед? Твой? Да вы его бросили тут одного умирать, сбежали! Знали же, что у него сердце, что давно сердце! А он! Он! Он такой был… Такой…
        Она вдруг расплакалась. То смеется, то злится, то ревет… Дура, точно.
        - Ничего мы его не бросили, - возразил Петя. - Мы ему звонили в день по три раза. Да если б что, если б он хоть сказал, мы бы его в клинику сразу, в лучшую, и все, что надо. Но он нормально себя чувствовал, не жаловался.
        - Он не жаловался, потому что вас не хотел травмировать и отрывать. А так… Его б заранее в больницу, а он то на семинары какие-то, то на раскопки… Ну, в том году еще…
        - Он и в этом году на раскопки собирался, - примирительно кивнул Петя. - Обещал меня с собой взять.
        Они дошли до площадки. Петя достал ключи, стал копаться, искать нужный.
        - Твои где? - поинтересовалась Вика. - Предки в смысле.
        - Мама утром уехала. Олеська с няней днем нормально, а как вечер, так в рев. Олеська - это моя сестра.
        - Да я знаю, я все про вас знаю! - махнула рукой Виктория. - Поздний ребенок, больной…
        - Она здоровая!
        - Ну да…
        - А вот да!!!
        Дверь поддалась. Петя глубоко вдохнул, прежде чем войти. Он не был здесь девять лет. Они уехали как-то странно, внезапно, почти сразу после того памятного Нового года, когда он впервые сам выбирал елку и переодевался Дедом Морозом. Папа потом часто наведывался в Питер, мама - пару раз, а он… Петя чувствовал себя виноватым, ведь отец звал с собой, даже настаивал, а он…
        - Отец тоже уехал?
        - Что? Да, уехал.
        Где тут свет в прихожей? Где-то наверху должен быть выключатель. Наверху только звонок. Странно. Да вот же он, перед носом, вовсе не наверху. Надо же! «Каким я был коротыхой!» - подумал Петя.
        Вика присвистнула:
        - Ничего себе! Оставить ребенка одного разбирать вещи и умотать в другой город!
        - Слушай, ты!
        - А что, я не права?
        - Во-первых, я не ребенок, мне скоро тринадцать. Во-вторых, папа в Питере, он меня у подъезда высадил, отдал ключи, напомнил номер квартиры и по делам уехал. А в-третьих, в-третьих, тебя сюда никто не звал.
        - Хам!
        - Каким вырос.
        - У такого деда такой внук-урод!
        - Вали отсюда!
        - Да нужен ты мне!!! Сейчас передам тебе последнее поручение от деда - и пока!
        Вика расстегнула куртку с мордами-рожами-кошками-елками и извлекла из внутреннего кармана слегка помятый конверт. Конверт был тонкий и недлинный, старого образца. «Деньги в таких не передают, деньга в длину не поместится!» - почему-то подумал Петя, хотя денег от деда не ждал. Вообще, по-честному, он ничего от деда не ждал. Он и поехал, только чтоб контрольной по инглишу избежать. Ну и Олеськиных истерик недельку не слышать - тоже неплохо.
        Вика, увидев, что ее странный бывший сосед стоит истуканом и письмо не берет, положила конверт на тумбочку под вешалкой, рядом с телефоном и кучей ненужного хлама, и сухо добавила:
        - Петр Александрович попросил передать тебе конверт прямо в руки, из рук в руки. И мне жаль, что одну из двух его последних просьб я выполнить не смогла!
        И Вика гордо удалилась. Даже дверью не хлопнула. Прикрыла, спокойно так.
        «Надо было сказать - смогла не полностью… Или - смогла не в точности… Или даже - руки не хочу тебе подавать…» - с досадой подумала Вика.
        «Вел себя, как последний идиот!» - с горечью подумал Петя. Ему было как-то не по себе. Ненормально как-то. Он закрыл дверь и на ключ, и на цепочку, как в детстве, прошел на кухню и плюхнулся под окно, на пуфик в виде котенка. На этом пуфике когда-то спал настоящий котенок. После переезда в Москву дед его сразу кому-то отдал. Уж не Вике ли? Странно, но Петя не очень любил играть с котенком, игрушечный кот казался ему живее и ближе. Петя вспоминал о котах, а конверт с последним поручением деда так и остался лежать у старенького, с западающей восьмеркой телефона. Сложенный пополам, он сейчас потихоньку расправлялся и подрагивал.
        А в квартире напротив потихоньку подрагивала на полу аляповатая куртка с мордами и котами. Коты решительно не могли понять, с каких тараканов их не повесили на крючок, как обычно, а бросили, не снимая, мордами на пол, чтобы беззвучно в них рыдать, повторяя сквозь слезы: «Все кончилось. Все кончилось».
        2. Дневник детства гения
        - В квартиру удалось попасть?
        - Ага.
        - Все в порядке?
        - Д-да…
        - Ну, тогда давай! Пи-пи-пи… Папа рулит. Сначала сам сказал:
        «Вот тебе ключ, справишься, не маленький!», а теперь проверяет. Детский сад.
        - Да!
        - Это опять я.
        - Хм… я понял.
        - Забыл сказать. Всю еду в холодильнике можешь есть, там все свежее, мы с мамой после похорон старое выбросили.
        - Ладно.
        Пи-пи… Есть не хотелось. Петя прислонился затылком к батарее - еле теплая, почему дед не позвонил в ЖЭК? - и ему на глаза попались антресоли. Петя вспомнил, как доставал оттуда маскарадные костюмы. И как он только долез на такую верхотуру в три года?
        - Да-а-а!
        - Все, больше доставать не буду, последняя просьба: без меня никуда не ходи, о’кей?
        - Да я и не собираюсь.
        - Это я на всякий случай. А то мало ли. Город большой, незнакомый…
        Петя хмыкнул:
        - Пап!
        - Ну что «пап»! А вдруг что случится!
        - Ага, тигр из клетки лифта вылезет!
        - Тигр не вылезет, а заблудиться сможешь.
        - Ну да, тут тайга, дорогу спросить не у кого…
        - Петя! - Голос отца стал строгим. - Ты же видишь, какие люди вокруг! Старик умирал, а ему даже «скорую» никто не вызвал! А когда вызвали, было уже поздно!
        Петя промолчал.
        - Але, ты меня слышишь?
        - Слышу.
        - А что молчишь?
        - А что я должен сказать?
        - Не знаю. Там у тебя точно все о’кей? Петя заскрежетал:
        - Пап, что может быть не о’кей? Открыл, вошел. Все убрано - вы же тут сами с мамой позавчера навели порядок! В холодильник пока не заглядывал. Чайник вот кликнул…
        Петя действительно, пока скрежетал, встал с кота и включил чайник. А сейчас поднес трубку к чайнику. Услышав мерный шум, папа успокоился:
        - Чай и кофе в подвесном, между мойкой и пеналом… Чем собираешься заняться?
        - Библиотекой, - уверенно ответил Петр.
        Ответ этот он приготовил для мамы еще в Москве, на случай, если его не захотят брать. Мама была бы в восторге от желания сына сохранить библиотеку дедушки, разобрать ее, рассмотреть, забрать в первую очередь самое ценное и святое. Но мама сразу не стала возражать против недельного пропуска школы, так что к крайним мерам прибегать не пришлось.
        - О! - сказал папа. - Библиотекой. Тогда не буду мешать.
        Пи-пи-пи… Петя выключил чайник и прошел в большую комнату. Раньше это была гостиная, но книжные полки и шкаф вроде бы стояли тут всегда. Раньше это был океан, и мама, которой не было, запирала острова на замок - иногда, когда сердилась.
        Петя знал, что свой кабинет дюжину лет назад дед уступил ему, самолично переделав в детскую. За последние годы в «детской» образовалась свалка, гостиная превратилась в настоящий большой кабинет, а в мами-папиной спальне дедушка только спал и болел. Болел он редко. Спал мало. Работал много. Хотел успеть завершить какой-то труд, лингвистический, никому не нужный.
        Петя честно подошел к полкам. Это были старинные, на совесть сработанные шкафы, темные, четыре штуки, от пола до потолка. «Солидные, как в Хогвартсе!» - вспомнил Петя фильм. Недавно как раз был повтор по какому-то каналу, он случайно наткнулся. Так бы не стал в пятый раз смотреть, конечно. Но мимоходом…
        Хорошо бы, конечно, проснуться однажды волшебником. Что говорить, в день своего одиннадцатилетия Петя ждал - до самой темноты ждал - сову. Даже в парк отправился гулять на случай, если сова не имеет права принести приглашение официально, при всех. Залез в кусты, где совсем никого, шептал:
        - Ну давай же, ну тут же ни единой живой души, давай, лети, я же знаю, что я особенный, что не как все…
        Но сова так и не прилетела. Седьмую книгу о Поттере Петр дочитывать не стал.
        Петя провел пальцем по стеклам одной из полок, с классикой, оглядел комнату и засек на столе у окна компьютер. Ага!
        Комп работал, но за Интернет оказалось не уплачено. Облом. Петя вернулся в прихожую, достал из рюкзака свой планшетник и приземлился с ним на кухне. Налил кипятка в когда-то любимую чашку с пароходиком. Раньше от кипятка пароходик краснел и хмурился. Красный пароход - пить нельзя, обожжешься. Становится разноцветным и улыбчивым - значит, остыл. Сейчас цвета рисунка были не такими яркими, а улыбка проглядывала даже при кипятке, как и насупленные брови.
        Чай на подвесной полке нашелся без проблем. Беспроводные сети также обнаружились мгновенно, но подключиться к ним не удалось. Петр Сергеич обжегся чаем, чертыхнулся и вырубил планшет. Надо будет купить к нему симку! Обязательно! - подумал Петя. - Вот как теперь? Через мобилку неудобно, она маленькая…
        О, эсэмэска. Димон пишет. «Ингл перенесли на вторн!!))» Оооо!!! Нееет! Ну что за сплошная невезуха! Во вторник отвертеться не получится. Во черт! Петя пнул подоконного кота, выплеснул кипяток в мойку и вернулся в комнату.
        Книги, елы-палы! Кому нужны бумажные книги, когда есть великолепные электронные библиотеки? Бред!
        «А у тебя чо нового? чо молчиш. те привет от ксю!))» — вторично проявился Димон. «Все норм!» — ответил Петя и тут же отправил еще одну эсэмэску в расчете на Ксюху: «Пашу сижу. На меня тут папа свалил разбор дедушкиных бумаг и библиотеку. Ксю тож привет!» Расчет оказался верным, поскольку ответов пришло сразу два - от Димона: «ахах! пчолко!!» (Петя не сразу понял, что друг имеет в виду пчелку), и от Ксении: «Ух ты! А старинные книги есть?»
        Общение с одноклассниками Петю немного успокоило и примирило с неизбежностью инглиша, особенно когда отличница-Ксюха пообещала помочь. А помочь шпорой она пообещала сто-про; ведь ясно, что человеку не под силу неделю разбирать громадную научно-философскую дедову библиотеку и параллельно готовиться к контрольной. Ксю - молоток, девчонка что надо! Не то что некоторые… Петр по второму кругу заставил чашку-пароходик покраснеть и нахмуриться и, готовый к подвигам, подошел к книгам. В первую очередь предстояло найти старинные. Или хотя бы просто старые. Раз уж пообещал.
        Почти на всех полках стояли открытки и фотографии предков, в основном в рамочках, но некоторые и так. Чтобы добраться собственно до книг, Петя собрал карточки стопкой и положил на диван, покрытый какой-то выцветшей тряпкой. И извлек наугад первую книжку с потрепанным корешком, такую старую, что по корешку уж и названия не разобрать… Людей прошлого века, которые зачитали до дыр эту книжку, Пете было откровенно жалко. А позапрошлого - так вообще. Ужас, какая у них была жизнь! Одна вой на чего стоила! И вторая тоже. Их же вроде две было, великие? Ну да, две: с Наполеоном и Гитлером…
        Петя историей не очень интересовался; даже то, что было выучено, вылетало у него из головы сразу, как только тема была пройдена и сдана. Но людей тех было реально жалко. Им же с войны домой даже не позвонить было! Четыре года, караул! Стоп, или пять? Петя не помнил точно, сколько лет длилась вторая война. В сорок пятом окончилась, это стопудняк. Началась в сорок… не в сорок третьем однозначно, значит, в сорок первом или сорок втором. Все равно жутко долго, даже если в сорок втором!
        Петя вернул на место «Великое противостояние». Эту книгу - не именно эту, конечно, но эту повесть ему вслух читала мама позапрошлым летом, на даче. Там про обе войны было, но в основном про вторую. И про девушку Симу. Отстойное имя - Сима! Неужели нельзя было понормальнее придумать? Но и Симу тоже жалко. Как она в эвакуацию - еще ничего, а как потом в Москву и дальше, это - бррр! Пете тогда неприятно было слушать, он сказал: «Ма, давай другую книжку лучше почитаем!» Мама возразила: «Зайка, надо знать, как все было!», а папа хмыкнул и заявил, что лучше уж почитали бы не Кассиля, а Веркина, «Облачный полк», потому что так все было, а не так, как в «Противостоянии». Родители тогда жутко поссорились. Мама кричала, что Кассиль - классик, а Веркин - так, малолетка современная, что он может знать о войне? А папа говорил, что надо сначала прочитать, а потом уж судить, и еще говорил, что он вовсе не против классиков, но если ребенку категорически не нравится, то зачем насильно и вообще… А Пете не то чтобы не нравилось, а - как сказать? - хотелось, чтобы все было сразу по-нормальному, что ли… То есть чтобы
все плохое было недолго, страниц пять, не больше. И чтобы наши все полюбасик остались живы, а немцы… немцы пусть бы тоже живы, ладно. Просто ушли бы к себе обратно - и войне конец! Как Винкс и Трикс из мультика для девчонок: повоевали феи с ведьмами, разгромили их и улетели отдыхать на бал или еще куда. Все-все улетели - и феи, и ведьмы - до следующей серии; стройные, с макияжем и без царапин. А у классиков все как-то глючно и нелогично, прямо как в жизни. Ну чего этим фрицам-фашистам было воевать, дома ж лучше: тепло, еда, книжки вон всякие, гулять можно, в кино ходить… Петя задвинул Кассиля на место.
        Чай остыл, пароходик улыбался во весь нос. Петя отхлебнул и сообразил, что забыл положить сахар. Без сахара невкусно. В войну сахара не было, годами так и пили ведь… Опять идти на кухню было лень.
        А после войны? Тоже жесть та еще! Компов нет, по телику пара программ про съезды-колхозы, в магазах пустыня, в школе пионерские собрания… «Витя Малеев в школе и дома» выехал из ряда книг, полистался и въехал обратно. «Витю» мама ему вслух не читала, эту книгу (тоже не эту именно, но такую же) они взяли прошлым летом на море, вместе с томиками заданного внеклассного чтения. Петя ее сам читал. И тоже - вроде и не насильно, а вроде если б не заставили, не стал бы дочитывать. Потому что опять классик и опять никакой логики. Детский лепет! В четвертом классе герои учатся, а в цирке не были, ага! Акробатов впервые увидели и что клоуны - это клоуны, не доперли. Лошадь шили из матраса - вообще улет. Зачем участвовать в спектакле, на который тебя не зовут? Да игнор устроить полный в ответ! Гордость же иметь надо. И главный ляп автора - зачем устраивать такое парилово из-за оценок и прочей фигни?! Витя, Костя да и другие персонажи показались Пете странными. Взрослые были еще страннее. Петя поделился своими наблюдениями с предками. Мама принялась объяснять что-то про «времена и нравы» (как потом сказал
папа), а папа ей возражать не стал, а демонстративно уткнулся в свою книжку со странным названием «t». В тот раз они не поссорились.
        Книгу с названием «t» Петя нашел у деда часа два спустя. К этому моменту на диване, на потертых китайцах и потускневших домиках лежали три стопки, которые, с точки зрения Пети, надо было забрать в Москву в первую очередь. В двух стопках были книги, изданные до 1917 года - это с подсказки Ксю, сам Петя выбирал бы по векам, до 1900 года. В третьей стопке оказались записи деда. Дед давно освоил комп, но до появления техники вынужденно записывал все обычным дедовским способом. В результате набралось: двенадцать тетрадей в кожаных обложках, пять - в картонных, четыре разномастных блокнота и пара альбомов. Те, которые в картонных переплетах, были дневники. Петя их полистал - ничего такого особенного: к кому ходили в гости, что покупали, что читали-смотрели. Бытовуха и старье.
        Еще среди разных разностей Петя нашел две папки для бумаг, на завязочках. В одной, с надписью «ЯЗЫКИ МИРА», были рисунки и схемы. В другой, с надписью «ДЕТСТВО ГЕНИЯ», были почему-то младенческие каляки-маляки самого Пети и еще одна тетрадка, не очень старая, похожая на те, в которых пишут сейчас. Петя заглянул. Очередной дневник. На первой странице было написано: «Сегодня у нас «со старухой» родился внук. Вес - 3300, рост - 51. Назвали, хоть я и сопротивлялся, в мою честь, Петром».
        Читать о себе оказалось ужасно интересно. Впрочем, дед писал мало, иногда пропуски были в неделю, а то и в месяц. Первый зуб, первый шаг, первое слово, первые разбитые коленки. Страницы внизу были пронумерованы. И вдруг на 35-й странице красной гелевой ручкой крупно было написано: «Сегодня я осознал, что мой внук - гений. Это не гипербола, это факт».
        - Ого! - сказал Петя.
        Он прочитал всю запись этого дня - длинную, на три страницы. Перечитал. Еще раз перечитал. И еще раз. Потом вытер со лба пот, сглотнул слюну и повторил еще раз, другим тоном:
        - Ого.
        И опять вытер со лба пот. Доказательства его ранней гениальности были неопровержимы.
        3. Реквием
        - В квартиру удалось попасть?
        - Да, мам.
        - И чё?
        - Ничё.
        - Как ничё? Не взяла? Ты где сейчас?
        - Я дома. Не взяла.
        Мама начала ругаться. А потом пулеметной очередью посыпались вопросы, Вика еле успевала отбрехиваться:
        - Мам, он меня выгнал!.. Какой-какой, обычный хам, гламурный такой… А как бы я? Да он меня на порог даже… Мам, ты права, но… А как?.. Мам, шкатулка - в шкафу, а мы в прихожей только… Я не реву!.. Ну, реву, и что? Мне обидно!!!
        Маме тоже было обидно. Мама считала, что раз уж Вика стала Петру Лександрычу заместо внучки на много лет, раз уж он принимал в жизни ее дочки такое деятельное участие, то было бы справедливо, если… Ну, вы понимаете… Кто говорит «украсть»? Нет, конечно же нет! Взять на память, на добрую память…
        Вика приглушенно рыдала. Мама была права, потому что мама не может быть неправа, но… она была какими-то неправильными словами права, совсем неправильными! Дядя Петя нашел бы правильные, но…
        - Вика! Всхлип.
        Матери хотелось заорать, стукнуть дочь по глупой башке (полгорода между ними, не выйдет!), в тысячный раз заявить, что она дура безмозглая, что должна немедленно заткнуться, вернуться к соседям, пока там ребенок один дома, наврать, обмануть, отвлечь, помочь разбирать вещи старика…
        - Ма-ма-а-а, он умер, умер, его больше не-е-ет!!! Он больше никогда-а-а… меня на концерты… И роя-а-аль…
        Рояль у дяди Пети стоял в гостиной, превращенной в кабинет. На нем Вика играла каждый день или почти каждый. У нее действительно оказались способности к музыке, и несколько лет назад дядя Петя настоял на переводе девочки в сильную музыкальную школу и подготовке с частным преподавателем к «Гнесинке» или даже к консерватории. Он оплачивал ее уроки и настаивал на поступлении именно в Москве, обещал помочь. Первое время Викина мама осторожничала, с неохотой отпускала дочь к соседу (мало ли, а вдруг все-таки маньяк, всякое в жизни бывает!), но когда частным преподом оказалась тетенька средних лет, расслабилась. Тетенька с пол-оборота втрескалась в похожего на Ричарда Гира Лександрыча, у дочки появились мальчики-ухажеры по возрасту, и Викино место в жизни старика-соседа для мамы определилось: внучка. Вместо родных детей-внуков, которые звонят раз в полгода. Викина мама только не совсем понимала, чем дяди-Петин рояль лучше их пианино. Какая разница, по каким клавишам стучать, но раз все знающие люди уверяют… Знающие люди также утверждали, что лаской можно добиться большего, чем криком. Да и что кричать
на единственную дочь, которая и так вопит как резаная? Да, непутевая в смысле бытовой выгоды, но уж какая есть, все - кровинушка. Маме расхотелось орать.
        - Вика, доча, про рояль забудь. Кто нам его отдаст? И в каморку нашу он не влезет.
        Вика взрыдала с новой силой:
        - Ма…а-а-а…ма-а-а!!! Я же не про рояа-а-аль… Я-а-а…
        - Ну и умничка, умничка, зачем тебе этот рояль? У тебя свой рояль будет, лучше этого. Ты у меня лучше всех будешь. Мы тебе все сделаем, как надо: и с Ветой Палной дозанимаешься, и в Москву поступишь, и квартиру обменяем.
        - Ка-а-ак? Как, ма, как, ты что? Все кончилось, ма!!!
        Теперь уже не мамины, а Викины слова были неправильные. Наверное, правильными словами тут были совсем не эти, ведь кончились не Москва и Иветта Павловна, и не рояль даже, а совсем другое. Но Вика не искала правильных слов, которые матери были не нужны, она тупо ревела и повторяла:
        - Все кончилось, ма, все кончилось, ты не понима-а-аешь!
        Мать и сама понимала, что все кончилось: старик умер не вовремя, рано умер, а у нее самой нет возможности доучить дочь, дотянуть до нужного уровня.
        «Да, все кончилось… - подумала Викина мама. - Пока дед был жив, надо было действовать! Да кто ж знал, что вот так все будет? Крепкий же был еще… Ну, позвонил бы из дому, когда прихватило. Так нет, оделся-собрался, вышел на лестницу, дверь запер и рухнул. Кто так делает, а? «Скорую» нижняя соседка вызвала, да поздно. Перед похоронами в квартиру заглянуть удалось - выразить соболезнование. Но только заглянуть. И вот теперь Вика должна не подкачать. Втереться в доверие к мальчику, срочно. Времени в обрез, потом придет Сергей… Они с женой вроде не нашли того, что искали, но Вика знает, где спрятано, надо только улучить момент».
        - Ма-а-а… Он был мне как дедушка, как родной, понима-а-а…
        Верные слова замаячили где-то на горизонте, стали выплывать сквозь рояли и шкатулки с драгоценностями. И тут маму осенило.
        - Да! - сказала она твердо. - Да, Вика, да! Петр Александрович был тебе ближе, чем родной дедушка. И сейчас, когда он на небесах, будет правильно, чтобы ты… чтобы тебе… Ты должна подружиться с его внуком, вернуться и… И сыграть в память о нем на рояле, вот! Ты же играешь «Реквием»?
        Да, конечно, Вика играла.
        - Вот! - обрадовалась мама. - Немедленно вытирай слезы! Провожать близких надо это… светло, ага! Достойно! Он тебя учил играть? Он хотел, чтобы ты играла? Ну вот! Иди и играй! Возьми на память о нем ноты. Попроси то есть. А пока будете искать несуществующие ноты вместе с внуком… Ну, ты поняла.
        Вика поняла. Она поняла, что мама, хоть и мама, но - не права. Совсем не права. Просто караул, как не права. Вика перестала плакать. Она знала, что никогда не сделает того, чего требовала мама. И не потому, что могут поймать, посадить, а потому, что это был е-е дедушка. Ее! Ее, а не Петин!.. Слова опять были неправильные, но… Но как-то так…
        - А если меня поймают? - спокойно спросила Вика, не волнуясь, а проверяя, что ответит мама, как среагирует.
        - Этого не будет! Петя - не от мира сего, витает в облаках, ты же его видела. Дите он еще. Если что - скажи, что тебе Петр Александрыч завещал. Я подтвержу. Не прокатит - так не прокатит. А если совсем что - ты еще несовершеннолетняя. И вообще у тебя стресс, состояние аффекта. Ты, может, не соображаешь, что делаешь. И потом - он тебе завещал. Завещал, понимаешь?
        Вика понимала сквозь пелену опять выступившей на ресницах росы.
        - Ну давай, иди, пока он там один, - добавила мать. - Ты у меня молодчинка, я же помню, как ты тогда лихо провернула с икрой и антикварными пингвинами.
        Вика всхлипнула. Она помнила. Икру они ели целую неделю, а пингвинов мама продала, когда померла «Баба-яга» и потребовались деньги на ремонт квартиры. За них какой-то коллекционер прилично заплатил, забрал трясущимися руками, прямо с бантиками, упаковал в вату. В детстве Вике все это казалось нормальным, а сейчас тошнило при воспоминании.
        - Доча, давай, удачи тебе! Помни, твое будущее - в твоих руках. Немедленно звони, если что! И если вернется Сергей или его стерва-жена, бросай затею и ничего не бери, поняла?
        - Петина мама в Москве уже.
        - Ладно. Но если его отец вернется, о шкатулке забудь! Ясно? Обещай мне!
        Вика пообещала. Потом она отключила мобильник, посидела еще немного на полу, закрыв глаза и притулившись к углу секретера. Потом встала и подошла к инструменту. Вика верила в то, что дядя Петя - «дядя», которого она всю жизнь мечтала назвать «деда», но так и не решилась, - что деда Петя ее сейчас и видит, и слышит.
        - Извини, что не на рояле, - прошептала потолку Вика.
        Потолок молчал. Тогда Вика прошептала самой себе, вовнутрь:
        - Извини, деда. И стала играть.
        Играла она плохо, даже, можно сказать, отвратительно. С ошибками, остановками и повторами, рвано и дергано. И без остановок и повторов, но так же рвано и дергано, как играла, продолжала рыдать в голос.
        Виктория так громко рыдала, что Пете пришлось звонить аж трижды, пока ему открыли.
        - Привет, - сказал Петя, не отрывая глаз от пола. - Ты здорово играешь. Я заслушался.
        4. Реквием еще раз
        Что лучше: стать магом-обыкновенусом в одиннадцать или гением-маглом в тринадцать? Петя, не раздумывая, выбрал бы первое. Поэтому, когда судьба подкинула ему второе, он несколько растерялся. Положение осложнялось тем, что было не совсем ясно, в какой именно области он гений. Дед в своем дневнике написал четко: «гений интерпретации». И чё? Если б он написал «гений в области поэзии», или «будущий великий архитектор», или «из него вырастет непревзойденный хирург» (хм, лучше, конечно, банкир или финансист, но хирург тоже ничего). А тут - «гений интерпретации». Пойми пойди, к чему такой талант приложить!
        Петя хотел залезть в Инет, погуглить: может, у слова «интерпретация» есть еще какое-нибудь значение? Но Инета не было. Тогда Петя покрутил в руках открытку, аккуратно подписанную дедом: «Елка, которая пароход, авторская работа Петра, 3 года 10 месяцев», и отправился к Вике. Он помнил, что делал эту открытку в тот день, когда Вика выдала ему, что Деда Мороза в природе не существует.
        Перед Викиной дверью Петя замялся. Ему вообще-то стало стыдно. И пусть это чувство устарело, как Витя Малеев с его пионерскими заморочками, но оно выползло, заняло круговую оборону и убираться обратно в подкорку не собиралось. Пете было стыдно. Как он мог так себя вести с посторонней девушкой? Такое поведение было бы простительно обычному простому парню из глубинки или там откуда. Но он же гений! Гений, хоть пока и неизвестно, чего конкретно. А гений и злодейство - две вещи, как уверял еще Пушкин, несовместные.
        Вика открыла не сразу. Сначала доиграла. Она разучивала какую-то грустную сложную вещь и постоянно сбивалась. Наконец открыла.
        - Привет, - сказал Петя, не отрывая глаз от пола. - Ты здорово играешь. Я заслушался.
        Вообще-то он врал. Как можно заслушаться классикой, да еще в таком жутком исполнении?
        - Привет, - ответила Вика.
        «Ты на меня не злишься?» - хотела сказать она, но не сказала.
        «Ты на меня не злишься?» - хотел спросить он, но промолчал.
        Еще Вика собиралась сказать: «Извини, что я тебя обозвала!», но опять не раскрыла рта.
        А Петя еще хотел произнести практически то же самое, но не успел собраться с духом. Открытку с елко-пароходом он держал за спиной. Точнее - за попой. Вика не обращала внимания на то, что он прячет одну руку за попой. Она смотрела в сторону и тоже в пол. Петя все-таки заметил, что она ревела.
        - Я… - сказал Петя, - я хотел спросить… Ты что за вещь играла?
        Он, конечно, совсем не об этом хотел спросить.
        - Реквием, - прошептала Вика. - Моцарта. Петя молчал. Он планировал начать разговор иначе и теперь лихорадочно соображал, как вывернуть на подготовленную фразу.
        - Это очень известное произведение, - продолжила Вика.
        Петя кивнул. Надо было красиво извиниться и спросить об открытке. Но извиниться красиво-картинно мешала совесть, верная подруга стыда. Эти двое требовали какого-то другого извинения, не киношного, без подготовки.
        - Я играла его деду, в смысле - твоему деду. На вашем рояле. На нем совершенно иначе звучит.
        - Да, - сказал Петя.
        Он как-то не очень уверенно это сказал, и Вика подумала, что это было не «да…», а «да?», и с жаром продолжила:
        - Да! Еще как иначе! Не веришь?
        Петя пожал плечами. Теперь извиняться было бы совсем глупо.
        - Я могу сыграть то же самое на рояле, и ты обязательно почувствуешь разницу! - заявила она.
        - Ну, если ты не устала… - Петя подумал, что на своей территории ему будет проще расспрашивать о том дне, когда он стал гением.
        - Что ты! - улыбнулась сквозь почти уже не блестящие глаза Вика. - Какое там «устала»! Я несколько часов спокойно могу играть. А если перед концертом или экзамом, так и весь день.
        «Ужас!» - подумал Петр.
        Они вошли в квартиру деда. Вика, переступив порог, закусила губу, но плакать не стала. Прошла сразу к роялю. Открыла крышку, села, вздохнула.
        «Некрасивая она, - подумал Петя. - Может, потому, что с красным носом? И глаза опухшие… Нет, все равно так себе, на троечку. Но стройная. А раньше вроде толстухой была. Или нет? Не помню…»
        Вика уронила голову на грудь и продолжала не играть.
        - Тебе чаю налить? - предложил Петя.
        - Не. Я собираюсь. Я сейчас.
        - А… Ну, я все же налью, пока ты собираешься.
        Не успел он выйти, как Вика начала. Собралась, наверное. Петя заваривал на кухне чай, а Вика играла. На этот раз вроде без ошибок. «Ничего, выучила все-таки!» - подумал Петя. Потом он еще подумал, что неприлично торчать на кухне, пока для тебя играют. Быстро плеснул не успевшую закипеть воду в чашки и вернулся с ними к роялю.
        Вика, кажется, и не заметила, что он выходил. Ее рот был полуоткрыт, а глаза блуждали, словно по комнате летала муха, и Виктория следила за ее полетом. С приветом девушка. На Петю накатила вторая волна стыда: он, гений, обидел не просто постороннюю девушку, но еще и убогую.
        - Ну вот, - сказала Вика, положив руки на колени. - Примерно так.
        - Да-а… - неопределенно протянул Петя. - Круто. Просто очень круто. Просто вообще респект. Однозначно.
        Вика молчала. Петя понял, что комплимент надо продолжить.
        - Ты, наверно, много занимаешься? Седьмой класс заканчиваешь, да? - Половину девчонок из их класса заставляли учиться в музыкалке-семилетке, они выли и считали недели и дни до ее окончания.
        - Нет, ты что? У меня десять лет, я уже заканчиваю. Буду в Москву поступать. То есть в Москве.
        Вика, казалось, была удивлена вопросом о классе. Совсем чумовая девица! Разве Петя обязан знать, в каком классе какие произведения играют? Он же не в музыке гений, в конце концов!
        - Тебе дед разве ничего не рассказывал? - продолжала удивляться Вика.
        «Нет», - хотел чистосердечно признаться Петр, но сообразил, что нельзя.
        - Мне дед много о чем рассказывал, - уклончиво ответил он. - Но…
        - Ясно, - перебила Вика. - Не рассказывал. Я у него на этом рояле занималась. Не все десять лет, но последние пять - каждый день. И Иветта Пална сюда приходила. Это мой репетитор. Дополнительно к основным занятиям.
        «Сдохнуть, дополнительный репетитор по роялю!» - вздрогнул Петя.
        - Она вообще-то, как все, дома работает. Но, увидев такой инструмент… И потом, ей близко, буквально через дорогу. Она милая… Да ты же ее видел, она была на похоронах. Помнишь такую, в черном манто, с лилиями. Петя не помнил.
        - Они с дедом подружились очень.
        «Еще б влюбились друг в дружку на старости лет, ага!» - подумал Петя.
        - А может, даже у них и любовь была, - добавила Вика. - Только разгореться не успела.
        «Это хорошо, что не успела, - решил Петя. - А то бы охмурила деда, оформила брак, и ку-ку - библиотека…»
        - Да-а, - произнес он. - Если эта твоя Пална была такая милая, то жалко, что не успела.
        - Почему «была»? Она и сейчас есть. Мы с ней и дальше заниматься планируем.
        - На этом рояле? - напрягся Петя.
        Вика криво усмехнулась, но сдержалась, ответила спокойно:
        - Нет, конечно. Вы ж теперь его в Москву возьмете… Или квартиру сдавать будете… Или продадите…
        - Мы не будем продавать квартиру! - быстро ответил Петя, этот вопрос обсуждался родителями еще по дороге в Питер, и хотя Петя спал на заднем сиденье, все отлично слышал.
        - Я имела в виду - рояль продадите, - пояснила Вика.
        - А…
        - Или подарите…
        О рояле предки вроде разговоров не вели.
        - А ты хочешь этот рояль? - спросил Петя. Вика вспыхнула:
        - Ну, знаешь! Я этого не говорила!
        Петя растерялся: как с такой неадекватной особой разговаривать? Простой вопрос, хочет ли она купить этот рояль, если его будут продавать. И такая реакция!
        - А что тут такого? - спокойно, как разговаривают с больными в психушке (а как с ними разговаривают, кстати?), он пояснил свою мысль: - Ты же занималась на этом рояле пять лет, он тебе стал как родной, получается. И деда Петю ты хорошо знала. Что ж такого в том, что ты хочешь, то есть в том, что ты, возможно, можешь захотеть купить этот инструмент на память…
        Вика опять вспыхнула в какой-то момент, но сдержалась. Некоторое время она молчала, внимательно смотрела на Петю и словно что-то решала для себя. «Наверное, считает, хватит ли у них денег!» - понял Петя. Секунд чрез тридцать, что-то решив, Вика сказала:
        - Нет. Я больше никогда не смогу на нем играть.
        Петя понимающе кивнул. Откуда, действительно, у Вики или ее мамы может взяться куча бабла на этот рояль? Петя помнил, что живут их питерские соседи бедно. Ну, не бедно, может, но очень средне.
        - Если можно, я возьму на память о дяде Пете ноты, - вдруг попросила Вика. - Конечно, если они вам не нужны.
        - Ноты? - удивился Петя. - Бери, конечно. А какие ноты?
        Вдруг это какие-то уникальные ноты с пометками Чайковского или Прокофьева? Такие нельзя отдавать! Хотя вроде у них никаких уникальных нот не было в доме…
        Кажется, Вика опять поняла, отчего он дернулся и напрягся. Она усмехнулась:
        - Обычные ноты, самые обычные. Из двух сборников сканы, на таких больших листах. Меня мама хотела забрать из музыкалки в третьем классе. У меня тогда глаза разболелись перед экзаменами, конъюнктивит, капать стали что-то, зрачки расширили. Мелкоту с листа было совсем не видно. Мама растерялась, а дядь Петя пошел и отсканировал все нужные листы. А потом распечатал в два раза крупнее. Или даже в три. Все стало видно, я выучила и сдала.
        - Молодец, дед! - искренне восхитился Петя. - Вот молодец! Конечно, забирай такое!
        «А жалко, что эта Пална его не охмурила, - подумал Петя. - Он бы мог еще после бабушки жениться и жить себе счастливо…»
        Вика вспомнила деда, и ее глаза опять подозрительно заблестели. Петя деликатно отвел взгляд в сторону и увидел елку, которая пароход. Надо было срочно выруливать на главное, а то сейчас возьмет свои ноты и уйдет.
        - Ты чай пей, а то остывает! - засуетился Петя. - Я же помню, ты холодный не любишь.
        - Откуда ты можешь помнить? - изумилась Вика. - Я же у вас не бывала, когда ты тут жил.
        - Мы с тобой однажды оставались вдвоем, перед Новым годом, и я запомнил. Ты вылила остывший чай в мойку.
        - Да-а? Ну надо же. Совершенно этого не помню. Весь тот день вроде помню, а вот про чай - нет.
        - Вылетело, бывает! - важно кивнул Петя и с энтузиазмом продолжил: - Слушай, а правда интересно как, да? Дети общались всего один день, потом не виделись всю жизнь и вот снова встретились. И каждый запомнил о том дне что-то свое. Правда интересно?
        Вике было не очень интересно. Ей не хотелось ничего вспоминать. Ей хотелось найти ноты и уйти. Но совсем не поддержать беседу было бы верхом неприличия.
        - Ага, - сказала она. - Интересно.
        И отхлебнула чаю. Он был еле теплый и отвратительно заваренный.
        - А ты что помнишь? Расскажи! Ты же старше была, больше должна помнить.
        Вика вздохнула:
        - Ну, я помню, что моей маме понадобилось срочно куда-то поехать. Кажется, к врачу. У нас бабушка тогда сильно болела, наверно, за лекарством надо было. Ты помнишь мою бабушку?
        - Бабу-ягу? Помню.
        - Ага, мы ее так в шутку называли… Ну вот. Мама попросила дядю Петю отвезти ее в аптеку. А аптека находилась далеко. И на это время меня попросили остаться с тобой. Ты совсем мелкий был, кажется, тебе и трех не было.
        - Мне было три и десять месяцев, - уточнил Петя.
        - Неужели столько?
        - Да. И потом, тут на открытке написано. - Петр взял «елку-пароход» в руки и протянул ее Виктории. - Помнишь, я эту открытку как раз в тот день делал?
        Вика равнодушно взяла открытку, повертела ее в руках.
        - Да, точно. Она самая. И положила рядом с чашкой. Петя подождал: пусть вспомнит как следует. Но Вика ничего вспоминать не стала, а тупо поднялась, сделав перед этим еще один маленький глоток чая. И начала прощаться:
        - Петя, я рада была тебя видеть. Ты очень вырос и стал похож на свого дедушку, красивого и умного мужчину…
        Получалось как-то очень официально, но Вике было все равно. Ее начинала наполнять пустота, как почти всегда бывает, когда отревешься.
        - Если ты не против, я возьму ноты и пойду. Еще ужин надо готовить, мама скоро придет…
        Про ужин было брехней. Просто хотелось уйти.
        - Да, конечно, - ответил Петя. - А где они лежат?
        - В столе, в верхнем большом ящике, на дне. - Вика кивнула на дубовый дедушкин стол у окна.
        5. Неродной
        Письменный стол был развернут, как в офисах, то есть сидеть за ним получалось спиной к окну, лицом к посетителям. Петя свой стол в Москве тоже так развернул: удобнее схлопывать ненужные окошки на экране при внезапном вторжении предков. Но деду-то к чему было так устраивать свое рабочее место?
        Петя выдвинул верхний ящик - широкий, в полстолешницы шириной, для чертежей, наверное. Тут было полно всего: и мануалы на разные бытовые приборы, и кальки с мамиными выкройками, и вырезки из газет. В самом низу (Петя сразу глянул вниз, приподняв верхние бумаги) и вправду лежало несколько листов с крупными нотами. Вот черт!
        - Слушай, тут так много всего, сразу и не найти! - виновато развел руками Петя. - Я пока поищу, а ты, будь другом, завари чай нормальный, а?
        - Ну ладно…
        Вика взяла чашки и вышла.
        - А если у деда кофе есть, сваришь? А то я не нашел! - вдогонку крикнул Петя.
        - Ладно!
        Вика пошла на кухню. Кофе в зернах лежал на полочке над столом. Кофемолка - внизу, в крайнем отделении, у окна. Электрическая кофеварка стояла прямо рядом с чайником. Заветная шкатулка, завернутая в старую, защитного цвета сорочку, покоилась на антресолях - близко, надо только подставить табуретку и рукой нашарить справа, там такая выемка есть, там эти антресоли не прямоугольные, а хитрой формы, из-за трубы, из-за нестандартной планировки. Если не знать, можно и не догадаться, что там пустота.
        Кофе тоже высоко лежит, тоже без табурета не достать. Вика залезла на табурет. Банка с кофе была справа, только протянуть руку и сдвинуть стеклянную дверцу. Шкатулка с драгоценностями была слева, только протянуть другую руку и открыть дверцу фанерную. До прихожей, в которой валялась куртка с котами и мордами (она захватила ее с собой механически, правда!), до прихожей по коридорчику было ровно три шага. Куртка объемная, дутая. Под такой не то что шкатулку, рюкзак можно спрятать. Петя активно копошился в гостиной. У Вики был великолепный слух, она отчетливо различила звук выдвигаемого нижнего ящика и шуршание газет. Вика решительно выдохнула, протянула руку к дверце и сдвинула ее в сторону.
        Взяла банку с кофе.
        И спрыгнула вниз.
        Петя лихорадочно соображал, куда перепрятать проклятые ноты. Он свернул их трубочкой, попытался ткнуть под стол - ерунда, вылезут. В другие ящики? Они забиты. Внезапно он вспомнил о «подзорной трубе».
        Петя бросился к своему «необитаемому острову» и рывком открыл «сезам». Тубус с чертежами к папиному диплому висел на ремешке, на «скале», рядом с галстуками, когда-то служившими удочками. Петя лихорадочно вытряс диплом - его оказалось всего несколько листиков; вроде девять лет назад их было больше, - и сунул в тубус ноты. Ноты не лезли. Они были длиннее папиных чертежей, прямо гигантский формат какой-то! Черт! Должны влезть, не такие уж длинные! Шум кофеварки стих, Вика разливала кофе по чашкам. Великолепного слуха у Пети не было, но клацанье наполненной чашки о блюдечко было сложно не услышать. Тонк! - первая чашка готова. Тонк! Вторая. Петя кое-как затолкал ноты, закрыл крышку, бросил тубус в шкаф - вешать уже не было времени - и захлопнул дверцу.
        Отойти от шкафа Петя не успел - нарисовалась Вика.
        - Держи свой кофе. За качество не ручаюсь, кажется, он немного выдохся. Дядя Петя из-за сердца совсем не пил кофе. Хотя любил.
        - Спасибо.
        Петя принял синюю, тонкого фарфора чашечку; руки его тряслись, кофе выплескивался на блюдечко с голубой каемочкой.
        - Ты что? - удивилась Вика.
        - Не знаю, - сказал Петя. - Не по себе мне как-то. Как тогда, в тот день. - Он кивнул в сторону «елки-парохода» и продолжил: - Как будто сейчас опять произойдет что-то особенное!
        - А что в тот день особенного произошло?
        - Ну как… Ты впервые пришла к нам в дом. Я впервые остался без взрослых.
        Про Деда Мороза Петя решил не говорить.
        - Ну, я не первый раз у вас была, я и до этого заходила. И ты не один остался, я была уже довольно взрослая.
        Петя решил не спорить, а извлечь выгоду из Викиных слов, и согласно закивал головой:
        - Да, ты была взрослая и очень серьезная. И тогда уже отлично играла.
        Вика порозовела от удовольствия:
        - Да ладно. А я разве тебе играла тогда?
        - А еще ты мне помогла собрать елку и железную дорогу! - уклончиво ответил Петя.
        Насколько он помнил, все было наполовину наоборот, и с железной дорогой как раз он помогал, ну да лишняя похвала не помешает.
        - Нет, я тебе только с елкой помогла, - покачала головой Вика. - А с железной дорогой как раз у меня не получалось, пока ты в шкафу сидел. Ты вылез и помог. Так что один-один!
        Петя засмеялся. Вика тоже улыбнулась. Контакт налаживался.
        - Ха-ха, из шкафа! Точно, так и было все! Я так играл, будто это мой необитаемый остров!
        - Хи-хи, ну да, остров! В шкафу! Потом вылезаешь такой серьезный и говоришь важно: «Тут нельзя дорогу строить!» Я тебе так: «Почему?» А ты: «Она утонет!»
        Вика расхохоталась. Петя - из вежливости - тоже. На самом деле его продолжала бить нервная дрожь. Сейчас все решится, сейчас он узнает правду. Наконец он отважился:
        - Слушай, а открытку?
        - Что - открытку?
        - А открытку, елку-пароход, ее ты мне помогала делать или я сам?
        - Вот эту, что ли? Не, это ты сам. «Значит, я правда - гений, - облегченно выдохнул Петя. - Сам! Я сам!»
        - Точно сам?
        - Абсолютно точно. Ты посмотри, как все криво-косо и тупо! - Вика опять рассмеялась, отчасти по инерции. - Я бы в сто раз аккуратнее сделала, учитывай разницу в возрасте! И клей у тебя соплей размазан! Это даже не клей, а знаешь что?
        - Что?
        - Лак для ногтей.
        - Иди ты! Это клей.
        - Я серьезно. Ты вместо клея взял мамин лак для ногтей. Прозрачный, с блестками. Видишь, блестит?
        Петя присмотрелся. Тень снеговика и вправду слегка поблескивала.
        - Ух ты! - восхитился Петя. - Прямо как настоящий снег. И как мне это в голову пришло?
        Вика пожала плечами. Она смотрела на портрет в траурной рамке, который заметила только сейчас. Он стоял на рояле, но спиной к клавишам.
        - Слушай, а ты помнишь, как я вообще придумал такую штуку, чтоб с одной стороны получалась елка, с другой - пароход. Это же гениально придумано, да? С точки зрения этой… интер-пре-тации. Я что тогда говорил, когда это придумывал?
        Вика закусила губу (дурацкая привычка!) и вновь пожала плечами. Петя перехватил ее взгляд и находчиво продолжил в новом русле:
        - Знаешь, я считаю, что мне это передалось от деда.
        - Что передалось? - Вика отвлеклась от созерцания портрета, встрепенулась. - Что передалось?
        - Ну, гений интерпретации передался, - пояснил Петя. - Ты же согласна с тем, что дед мой был гениальным мужиком, особенным!
        - Да, это точно, - печально согласилась Вика. - Знаешь, о покойниках всегда такие слова говорят, но твой дед… он на самом деле был особенным. Правда. Жаль, что он многого не успел. Не успел завершить свою работу…
        Петя посмотрел на портрет деда и тоже закусил губу. Не потому что… а потому что дурные привычки заразительны. И кивнул.
        - Он особенным был, - повторила Вика.
        - Гениальность передается по наследству, - обреченно и немного картинно вздохнул Петя.
        Он чувствовал теперь огромную ответственность перед миром. Ему надо будет, наверное, не только стать официально признанным гением, но и завершить неведомую работу деда, это же его дед, кто же продолжит его дело, если не внук? Петя сделал глоток кофе, поставил чашку на стол и задумался о своем светлом будущем и прочих неопределенных, но очень важных делах.
        Вика тоже сделала глоток, горько улыбнулась:
        - Эх… Не трави душу.
        - Почему? - не понял Петя.
        - Потому что ты прав: гениальность передается по наследству, а у меня, например, папаша - алкоголик конченый, мать - обычная рядовая женщина… У нее даже слуха музыкального нет, на троечку у нее слух. Вот так! - Вика цокнула языком, точнее, не языком, а языком-и-щекой как-то: мол, ничего теперь не поделаешь, такова жизнь.
        Гению Пете стало ее жалко. Перспектив при таком раскладе у Вики не было никаких. Он одобрительно похлопал девушку по плечу и сказал:
        - Ну ничего-ничего, харэ париться! Простые люди стране тоже нужны!
        Потом плюхнулся на диван, вытянул ноги и закинул руки за голову.
        «Надо будет всерьез заняться английским! - подумал Петя. - И китайским. Гению положено знать несколько языков в совершенстве!»
        Вика стояла красная, как… И думала, что… И готова была на… Почему она не взяла шкатулку? Права мама: этому уродскому снобу не должно было ничего достаться, он урод, урод, урод, выродок! Дед Петя тут умирал, а они, а он, а он в это время…
        - А у тебя ситуация еще катастрофичнее, - спокойно сказала Вика. - Ты же приемыш. Вообще неизвестно, кто родаки. Но ясно, что уроды. Нормальные своих детей никогда не бросают.
        - Что???
        Вика мстительно повторила, мягко так повторила, сочувственно:
        - Нормальные никогда не бросают. Раз тебя бросили, значит… Но зато тебе с приемными повезло, правда? Они тебя не бьют, нет ведь? Дядя Петя так переживал, когда вы тогда уехали в Москву. Все заходил к нам вечером чай пить и говорил: как там они, как там они?
        Петя вскочил. Но почувствовал, что пол медленно уходит из-под ног. Превращается в океан, как в детстве. Он попытался удержаться за воздух, но воздух проскальзывал сквозь пальцы и не держал. Тогда Петя опять опустился на китайские домики между книжных стопок. Одна стопка пошатнулась, а вторая рассыпалась. Прижизненное издание Пушкина в отвратительном состоянии, перевязанное зеленой шелковой лентой, шлепнулось в волны и пошло ко дну, медленно растворяясь в пучине паласа.
        - Эй, ты что? Ты же знал. Ты же мне сам в трехлетнем возрасте с подробностями все рассказывал.
        - Я?!
        - Ну да… Не помнишь, что ли?
        Петя отрицательно покачал головой. Ничего такого он не помнил. Да и в дневнике деда было все четко написано: родился, вес 3300, рост 51.
        - Вика, ты… Ты ничего не путаешь? - напряженно спросил Петя. - Может, ты шутишь?
        - Такими вещами никогда нельзя шутить, Петр, - очень серьезно ответила Вика. - И даже будь я последней сволочью, я бы не стала такое придумывать ни сейчас, ни даже в детстве. Ты сказал мне о том, что у тебя мама - неродная, сам сказал, и ты не представляешь, сколько я потом ревела, и как мне было тебя жаль.
        - Я совершенно этого не помню, - растерялся Петя. - Совсем. Этого не может быть. О таких важных вещах люди не забывают. Как я мог о таком забыть?
        - Ты точно это говорил. Описывал со всеми подробностями. Клянусь Богом! - Вика перекрестилась.
        Петя понял, что она не врет. Не по «Богу» понял, а по тону, по интонации.
        - Может, тебя потом загипнотизировали? - предположила Вика. - Вы тогда как-то неожиданно в Москву уехали… тебя там к врачу никакому не водили?
        - Водили… - вспомнил Петя. - Водили. Мне операцию делали тогда. В четыре года.
        - Усыпляли?
        - Да.
        Петя отлично помнил, и как его усыпляли, и как потом хотелось пить, а попросить он не мог, потому что губы не желали открываться, и много другого.
        - Ну вот! - сказала Вика. - Вот тогда и…
        - Мы из-за этого уехали… - догадался Петя.
        - Ну, может, и не из-за этого, - покачала головой Вика. - Может, просто подальше от людей, которые могут рассказать тебе правду…
        Пете опять ужасно захотелось пить, и он опять не мог разжать губ, и встать, и сказать что-то.
        «Что я делаю! - вспотела вдруг Вика. - Ведь такими вещами шутят только последние сволочи! Я и есть последняя сволочь, да?»
        У нее тоже пересохло во рту и… и что-то надо было делать теперь, но что?
        Вика присела на корточки рядом с диваном и взяла в руки Петину ладонь.
        - Але, мужик! Ты чего? Все норм, не раскисай! Смотри на мир позитивно! Смотри, как тебе повезло. У тебя же отличные родители, лучшие в мире. И дед был гений. И ты сам красавец. И квартира вон какая, это еще не считая московской. Один рояль чего стоит! Да мне б такой рояль, я б…
        - Я не умею играть на рояле. - Петя собрался с силами, встал.
        Океан под ногами был теперь больше похож на зыбучие пески, чем на океан. Идти надо было осторожно.
        - Но я нашел твои ноты, - добавил он, привыкая к песку. - Пока ты кофе варила.
        - Да? - обрадовалась Вика. - Это здорово!
        - Только дед их почему-то из стола сюда переложил…
        Петя, по колено увязая в паласе, подошел к необитаемому острову и достал из него подзорную трубу.
        - Эти?
        - Они! - обрадовалась Вика, вытягивая листы.
        - Забирай с упаковкой! - махнул рукой Петя.
        «Не хватало еще, чтобы она их вытащила и начала опять играть!» - подумал он.
        - Спасибо тебе!
        Петя не отреагировал.
        «Наверное, мне лучше уйти сейчас, - решила Виктория. - У него такой убитый вид. Зачем я… Жалко же… Хотя… А не жалко! А пусть! Пусть и пусть! Пусть помучается!.. А может, я и не наврала, - он ведь сам мне когда-то сказал, что у него нет мамы…»
        - Я пойду?
        Петя кивнул:
        - Давай.
        Вика тенью выскользнула из квартиры.
        6. Как Петя ел блин
        Отец вернулся, когда уже совсем стемнело. Петя мок в ванне, когда папа наконец ввалился в дом. Мок он уже второй час, наверное. Или третий. В его голове играли в бешеные догонялки две короткие мысли: «я - гений» и «я - приемыш».
        - Сова, вылезай, Пух пришел! - постучался отец.
        - Угу!
        - Ты ел?
        Пауза, потом неуверенное:
        - Угу.
        Отец заглянул в холодильник с нетронутыми йогуртами и творожками, бросил взгляд на мойку и сушилку:
        - Ничего ты не ел весь день! Кофе себе два раза варил - и все. Небось чипсы свои обожаемые лопал.
        - Не лопал. - Петя вылез из ванны розовый, распаренный. - Тебя ждал.
        Папа поглядел на него, головой покачал:
        - Скелетина типичная, одна штука. Ты ванну сообразил помыть, прежде чем в ней сауну устраивать?
        - Сообразил, сообразил.
        Не сообразил, разумеется. И никакой не скелетина, нормальный стройный парень. «Изящный», как однажды выдала Ксюша. Не всем же быть качками и спортсменами! И ел он сегодня аж два раза: утром с отцом и потом два творожка, йогурт и печеньки.
        - А у меня зарядка средь бела дня сдохла, я тебе не мог позвонить, - извинился папа.
        «Ну и хорошо, что не мог!» - подумал Петя. Больше в его голове совсем никаких мыслей не было, ни о гении, ни о приемыше.
        Поминки устраивали в кафе. Людей рассчитали плохо, пришло меньше, чем ожидалось. В храме народу было - не пройти, а после кладбища у каждого нашелся благовидный предлог. За стол сели человек двадцать, а то и того меньше. Так что гора еды осталась. Сын усопшего, то есть отец Пети, собирать со стола не стал, неприлично. Но его троюродная сестра Катя забрать закуску зазорным не посчитала.
        - Сегодня я заезжал к Катерине, и вот он результат! - Отец вывалил на стол красную рыбу, колбасу, листья салата, маслины…
        Петя покосился на этот натюрморт не первой свежести и ничего не сказал.
        - Ноу комментс, ясно! - кивнул отец. - Ты уж извини, но у меня нет ни сил, ни желания готовить. Так что давай сегодня с тобой так, по-холостяцки.
        Петя согласно кивнул и подцепил вилкой ветчину цвета Викиных джинсов: розово-оранжевую, пятнами. Выглядела она совершенно неаппетитно. Даже антиаппетитно, можно сказать. Пока сын изучал строение ветчины, папа налил кипятка в первые попавшиеся чашки, опустил в них по пакетику.
        - Там заваренный есть, - подсказал Петя. - С бергамотом.
        - Да? Ладно, поздняк метаться.
        За столом отец вел себя необычно: отправлял в рот все вперемешку, молчал, смотрел в одну точку. Потом налил в стакан водки, отрезал хлеба и так же молча ушел в комнату. Напиться он, что ли, собирается? Тогда трети стакана мало будет… Петя вернул пятнистую ветчину на блюдо и прошел за отцом в большую комнату.
        Стакан с водкой, прикрытый хлебом, стоял перед траурным портретом деда. Хлеб доходил деду ровно до носа: на, портрет, нюхай! Пете стало неприятно от этой мысли, он отвел глаза в сторону.
        - Это так принято, русская традиция, - пояснил отец. - Насчет других стран не знаю.
        - А еще какие есть поминальные традиции? - спросил Петя, просто чтобы что-нибудь спросить. - Русские, в смысле…
        - Еще блины поминальные, кутья… Ты блины вчера ел?
        - Не.
        - Съешь один. Там в отдельном пакете, на кухне, несколько штук осталось.
        Петя пошел за блином. В пакете осталось не несколько, а ровно один - тощий, маленький, сложенный вчетверо и слипшийся от меда. Что с тобой сделало время, блин Филимон… Петя переложил его на блюдце и вернулся в гостиную.
        Папа сидел все так же, уставившись на портрет. Петя отрезал вилкой кусочек вязкой слоистой массы и отправил в рот.
        - Па, а у тебя какая группа крови?
        - Первая, а что?
        - Да так, ничего. А у деда какая была?
        - Тоже первая. Какая теперь разница… Петя хотел спросить, почему у него тогда не первая, но тут же сообразил, что еще есть мама, и лучше сейчас этот вопрос отложить, потом между делом выяснить у мамы.
        - Ну почему, какая разница… Разница есть все-таки. Говорят, гениальность по наследству передается, с группой крови.
        - Ерунда. Кто тебе это сказал?
        - В Инете.
        - Мало ли глупостей пишут. Если бы гениальность передавалась по наследству, то у всех великих людей дети тоже были бы великими. Но это же не так!
        - А Кюри?
        - Ирен? Это исключение. Вторая дочь Мари и Пьера, Ева, была самая обычная.
        Петя кивнул, отрезал еще кусочек блина.
        - У нас в роду в любом случае никаких гениев не было. Хотя довольно известные в определенных кругах предки были. Ну, ты знаешь!
        Петя опять кивнул. Он хотел еще спросить, но блин жевался медленно, а с набитым ртом говорить было несподручно.
        - И твой дед Петр мог стать известным, да вот не судьба, видно. Он был очень умным.
        Петя в третий раз кивнул и, несмотря на все еще набитый рот, сказал:
        - Я помню. Он очень умный был.
        - Да? А что ты, например, помнишь? - заинтересовался папа.
        Петя проглотил и посмотрел на портрет:
        - Ну, например, я помню, как мы сидим на кухне, и мама готовит блины. Не такие, как этот, а нормальные. А мне что-то их совсем не хочется. Тогда дед берет один блин и говорит вместо него: «Ты знаешь, Петя, для чего котенок - котенок?» Я догадался, говорю: «Для того, чтобы с ним играть!» Дед: «А для чего стул?» - «Чтоб сидеть!» - «А для чего блин?» - «Чтобы съесть!» Ну, я и съел.
        Петя замолчал. Папа недоуменно поднял брови, хотел сказать, что этот пример вовсе не может быть иллюстрацией дедушкиного светлого ума, но не сказал, брови вернул на место и промолчал. А Петя добавил:
        - А я потом весь день ходил и думал: а для чего я, Петя?
        - Вот как? - опять заинтересовался папа. - Серьезный вопрос для трехлетки.
        - Мне тогда почти четыре было, три года и десять месяцев.
        - Откуда такая точность?
        - С открытки. - Петя кивнул на «елку-пароход». - Это все в один и тот же день было. Тогда еще вы меня с нашей соседкой Викой одних оставили. Вынужденно. А мы с ней стали елку наряжать. И я нашел спрятанный подарок от Деда Мороза.
        Сергей встал, взял в руки открытку, перевернул, прочел подпись деда.
        - Ну у тебя и память. Дата стоит, да. Но все равно, запомнить такие подробности, и про елку, и про подарок…
        - А это я сейчас лежал в ванне и вспоминал, - объяснил Петя.
        Отец положил открытку обратно. Равнодушно положил, как и Вика несколько часов назад. Петя понял, что о гении интерпретации с ним можно разговора не начинать. И все-таки как узнать доподлинно, родной он или нет? Даже если гениальность не передается по наследству, все равно это важно. Обманывали его все эти годы или нет? А может, сейчас признаются? Может, окольными путями попробовать?
        - Па!
        - А?
        - А тебя в детстве наказывали?
        Отец, оторванный открыткой от созерцания портрета, теперь вяло перебирал книги. Петя, пока отбирал свои стопки, раскурочил два шкафа, и теперь свалка на полу была конкретная.
        - Да, конечно, наказывали.
        - Например…
        - Например, меня после пятого класса в «Орленок» не пустили. Был такой лагерь. Бабушка - не твоя бабушка, а моя бабушка, твоя прабабушка, - принесла путевку. И у Кольки, моего друга, была путевка. Мы с ним планы строили грандиозные! И тут выяснилось, что у нас с ним четверки по русскому натянуты, чтобы картину успеваемости не портить, школа там в каком-то конкурсе участвовала. А на самом деле трояки у нас. Ну, и Кольку все равно пустили, а меня наказали. Долго я потом родителям этого простить не мог!
        - А вот… - начал Петя, но перебить папу не получилось.
        - И, главное, когда я уже вырос, как-то раз вернулись мы к этой теме, и тут выяснились интересные подробности. Оказалось, что и четверка у меня была настоящая, а не натянутая, а припугнули, чтобы я усерднее занимался. И еще оказалось, что тройка была только поводом; что меня, домашнего мальчика, просто боялись отпускать одного. И про Кольку я много чего интересного узнал…
        Отец замолчал. Петя полагал, что его сейчас понесет вспоминать про Кольку, но отца не понесло, он вдруг уткнулся в какую-то книгу.
        - А в угол тебя ставили?
        - А? В угол? Да, бывало пару раз.
        - Пару раз?
        - Ну, может, больше. Не помню.
        - Па, а дед тебя бил когда-нить?
        - А? Что? А, да, кстати, бил однажды! - Отец закрыл книгу, отложил ее, встал с корточек. - Надо же, я и забыл!
        Он опять подошел к портрету, но взгляд его был теперь другим, нормальным, не отрешенным.
        - Но там такое дело было…
        И отца понесло. Из его зашкально-эмоционального спича Петя понял только то, что досталось отцу за дело, и дед был в совершенно стрессовом состоянии, и что не так уж и досталось, и что вообще, по большому счету, такое происшествие не в счет. Ну, не в счет наказания. Ну, в смысле не то, что, мол, вот взяли и выпороли. Петя зевнул.
        Отец заметил зевок и закруглился:
        - Ладно, давай считать вечер воспоминаний оконченным. Доедай блин и пошли спать.
        - Мы сегодня тут ночуем, не у теть Лены?
        - Да-да. Это мы из-за мамы тут не ночевали, она не хотела. Ну, пусть. Ты ж понимаешь, женщины - существа нежные и мнительные.
        Петя проглотил предпоследний кусочек блина и пошел помогать стелить постели. Пододеяльники решили не натягивать - на две ночи смысла нет.
        - Хотя мне, может, придется задержаться, - вдруг сказал папа. - Тогда я тебя на «Сапсан» посажу, а там мама встретит.
        - Сам доберусь, не маленький! А что у тебя за дела?
        Отец замялся, потом сказал:
        - Понимаешь, тут две небольшие проблемы. Одна с завещанием, оно неофициальное, совсем неофициальное, на словах. Но - последняя воля. Впрочем, там ничего серьезного, мелочь, просто надо решить, как быть.
        - А вторая?
        - Мы с мамой не смогли найти шкатулку с бабушкиными украшениями.
        - О-па!
        - Вот тебе и «о-па»!
        - Это та, которая в шкафу за старым чемоданом хранилась? Я еще играл с ней в детстве, да? Два отделения, одно было заперто.
        Отец кивал, кивал и кивал.
        - Вот она и исчезла. Причем странно исчезла, ведь в квартиру никто не заходил, папа упал на лестнице, выходя из подъезда. Первыми в квартиру после его смерти вошли мы с мамой. Дверь была не вскрыта.
        - А запасные ключи у кого-нибудь были?
        - Нет. Катя отрицает, у Лены точно не было.
        - А у соседей?
        - Из соседей к деду только Вика постоянно ходила играть на рояле, но у нее и у ее мамы точно не было ключей.
        - Ты уверен?
        - Стопроцентно.
        - Почему?
        - Я не хотел тебе говорить, но… Дело в том, что эта Вика, хотя и талантливая девочка, немного… нечиста на руку. Вот ты говоришь, что помнишь тот день, когда она осталась тут с тобой перед Новым годом.
        - Да, отлично помню, и что?
        - Так вот в тот день Вика украла несколько уникальных елочных игрушек - действительно уникальных. Еще стянула икру из холодильника - две банки. И еще кое-что… Твой дед никогда ей не доверял и не оставлял в квартире одну.
        - Папа, ты что?! Вика ничего не крала, пингвинов я сам ей подарил. Я тогда не знал, что они такие уникальные! И икру мы взяли просто поесть!
        Отец только рукой махнул:
        - Поесть! Да ты отродясь черную икру не ел, и красную тоже.
        Споря и отстаивая каждый свою точку зрения, они достелили постели и легли спать. Отец был совой, он всегда засыпал плохо. Лежал, ворочался, вздыхал потихоньку. Петя совой не был, ему не спалось от перевозбуждения. Он думал обо всем подряд. Воровка Вика или нет? Родной он или нет? Гений он или гений, но не интерпретации? Кто мог стащить шкатулку? А что в ней вообще было?
        - Па-а! Спишь?
        - Мм… Нет.
        - Па, а в угол тебя за что ставили?
        - За глупости. За что детей в угол ставят?
        - Не знаю… А меня вы почему никогда в угол не ставили?
        - А что толку? В угол обычно ставят зачем? Чтобы ребенок думал о том, в чем провинился, и исправлялся. Но это же бред. В углу совсем не об этом думаешь.
        - А о чем думаешь?
        - Ну… о том, как все несправедливо… И «когда выпустят»… Или еще: «А я все равно назло еще хуже сделаю»… В общем, учти на случай, когда сам папой станешь: маленьких никакого смысла нет в угол ставить.
        - А больших?
        Папа усмехнулся, фыркнул, зевнул:
        - Больших - имеет. Рот скотчем заклеить, руки за спину и на горох на колени! Чтоб болтал поменьше и спать не мешал!
        Петя обиделся, буркнул:
        - Спокойной ночи!
        Потом повернулся к отцу спиной и накрылся с головой одеялом.
        Мысль о шкатулке с драгоценностями спать не давала. Когда отец задышал ровно, Петя вылез из-под одеяла и пробрался в гостиную.
        Тучи разошлись - редкое явление в питерском феврале. Луч лунного света падал на стакан водки и хлеб. Петя сел в дедово кресло, спиной к луне и стал смотреть на стакан. Сидел так около часа, наверное. Потом нашел блюдечко с недоеденным поминальным блином. Доел, прошептав что-то портрету. И, замерзший, потопал в спальню.
        7. Дед Петя Мороз
        Мать вернулась не поздно, но Вика уже спала. Вид у дочки был уставший, измученный. Шкатулки нигде на поверхности не наблюдалось. Спрятала? Не нашла? Ей вообще удалось втереться в доверие к пацану? А может, Сергей не вовремя вернулся? Мать прошла на кухню, тихонько прикрыв дверь в комнату, - пусть спит, - выпила чаю, всплакнула о ее будущем. Потом о своем прошлом. Легла тут же, на кушетке. Она часто тут спала, когда возвращалась с дежурства во внеурочное время, чтобы не будить девочку.
        А вот Вике по утрам не будить маму никак не получалось. Даже если совсем не заходить на кухню, мышкой юркнуть в туалет, все равно проснется, кинется к плите. «Завтрак съешь сам, обедом поделись…» После шести мама, между прочим, на самом деле почти никогда не ела. (Дежурства - не в счет, там режим наперекосяк вынужденно…)
        На следующее утро мать проснулась, как всегда, от звука слива. Когда Вика умылась и вылезла на свет, она уже хлопотала у плиты.
        - Ты что, мобилку посеяла? Звоню тебе вчера, звоню!
        - Ой!
        Вика метнулась в комнату, нашла телефон, включила.
        - Ой! - передразнила ее мама. - Разве так можно? Курица! Я раз двадцать звонила!
        - Двенадцать, - уточнила дочь, сверяясь с неотвеченными вызовами. - Ну соррик, ссорик, я ее вырубила, чтоб заниматься не мешала.
        - Позанималась?
        - Ага. Ма, я яичницу не буду!
        - Будешь, как миленькая.
        - Ну хоть не из двух яиц, а?
        - Из двух! Ты у соседей вчера была, лучше скажи?
        Вика вздрогнула, напряглась. Сейчас начнется!
        - Была.
        - Взяла? - Мама резко обернулась.
        - Эмм… что-то взяла… - промямлила Вика.
        - Показывай! - приказала мама.
        Виктория вылезла из-за стола, обреченно поплелась в комнату. Черный цилиндр с потертым коричневым ремешком лежал на подоконнике. Вика вздохнула и закусила губу.
        - Да где ты там, за смертью тебя посылать? Вика вспотевшими ладонями схватила тубус и вернулась на кухню:
        - Вот.
        Мать двумя привычными движениями вытерла руки о передник: раз-два, и недоверчиво взяла в руки черный покоцанный футляр. Открыла. Заглянула.
        - Что это?
        - Ноты, - пожала плечами Вика.
        Она постаралась произнести это как можно равнодушнее. Получилось. До скандала и подзатыльников оставались считаные секунды.
        Мать, нахмурившись, извлекла из тубуса ноты.
        - Что это?
        - Ноты! - на этот раз уже с вызовом ответила Виктория. - Ноты на память. Ты же меня за ними посылала, верно? Ну вот, это ноты, которые печатал для меня дядя Петя. На память!
        Мать полностью вытащила листы из тубуса. Вид у нее был растерянный. Она до последнего надеялась на шкатулку, которую, впрочем, в глаза никогда не видела. И пока еще не полностью осознала, что никаких сокровищ перед ней нет.
        - А чего они мятые такие?
        Вика пожала плечами:
        - В упаковку не влезали!
        «Скорей бы уж начинала она вопить, что ли… - Вика на всякий случай прижала к щекам ладони, - а то залепит, как в прошлый раз, сгоряча, потом ходи с опухшей рожей!»
        - Ноты - и это все?!
        Кажется, до родительницы начало доходить. Она нахмурилась, заглянула в пустой тубус, даже потрясла его над столом, перевернув. Потом сняла со стены нож для разделки мяса и полезла им в нутро тубуса. Совсем с ума сошла!
        - Ма, яичница горит!
        Мама вновь перевернула тубус и стала с остервенением стучать им по столу. Вика посмотрела в ее ставшие безумными глаза и поняла, что сегодня подзатыльниками и оплеухами дело не кончится, сегодня ее убьют.
        Из тубуса вывалился мужской носовой платок, завязанный узлом. В нем, в плотном целлофане, были камни. В каратах, огранках и чистоте ни Вика, ни ее мама не разбирались совершенно. Но то, что за Викино ближайшее будущее можно больше не переживать, им было ясно и без этого.
        - Ну, дед Петя, ну Дед Мороз, - шептала мама, боясь притронуться к камушкам. - Век за тебя свечки буду ставить, дед Петь, за упокой… Ну Дед Мороз…
        Вика молчала. У нее был шок. Самый настоящий.
        Яичница сгорела до черных угольков и густого коричневого чада. Завтрак в это утро единогласно решено было отдать врагу.
        8. Шторм в океане
        Папа решил убежать по делам на рассвете. Петя тоже подскочил, перехватил его в прихожей:
        - Я с тобой!
        - Не, ты дома.
        - Па, я Питера вообще не видел!
        - Думаешь, я еду на экскурсию?
        Сын недовольно поджал губы. Сергей Петрович понял, что парень второй день в квартире не выдержит, сбежит смотреть город. Да еще, не дай бог, скорефанится с этой соседской девчонкой. Поэтому он пошел на хитрость.
        - Петя! - Голос отца стал предельно серьезен. - Я рассчитываю на тебя как на взрослого, сознательного человека. Квартиру оставлять нельзя. Пока… пока мы не отыщем шкатулку. Или пока мы не сменим замок. У кого-то есть запасной ключ. Так что сиди дома и закройся. Лучше дополнительно на цепочку.
        - Так какая разница, если шкатулку уже украли?
        - Мы не знаем, украли или нет.
        - Но вы же с мамой не нашли!
        - Мы… мы не везде успели посмотреть, - соврал Сергей, и его тут же осенило: - И вот как раз у меня к тебе есть просьба: поищи ты. Постарайся не слишком тут все перевернуть только, ладно?
        - Ладно…
        Отец замялся в дверях, потом добавил тихонько:
        - А Вику лучше так особо в квартиру не пускай.
        - Думаешь, она…
        - Не думаю. Но на всякий случай. Если что - скажи, папа меня запер, ключ не оставил, открыть не могу…
        - Па, ты что, тут дверь изнутри просто так открывается, не ключом.
        - Да, черт… Ну ладно. Будь с ней осторожнее.
        Отец ушел.
        - Па! - вдогонку опомнился Петя. - За Инет заплати, а?
        - Да ну, завтра я тебя по-любому домой отправлю, какой еще Инет! Дома наиграешься. Лучше библиотеку до конца разбери. Ты обещал.
        Петя вздохнул. Елки-моталки, и чего он сюда приперся? Контрольную перенесли. По городу не побродил. Инета - и того нет. Правда, он узнал, что он - гений. Но при этом вроде приемыш. А может, не приемыш? А вдруг - и приемыш, и не гений? Мог же дед ошибаться.
        Петя решил послать эсэмэску Димону или еще кому, но сообразил, что у ребят сейчас математика, а математичка - самая противная дама во всей школе. Лучше друзей не подставлять. С горя он решил поискать шкатулку.
        Петя хорошо помнил шкатулку. Он из нее ел, когда жил на необитаемом острове. Он даже помнил, какие именно драгоценности там лежали. Сейчас он не мог понять другого: почему бабушка не взяла ее с собой, когда уехала смотреть за его новорожденной двоюродной сестренкой?
        В шкафу шкатулки, разумеется, не было. Если б она была, мама ее за секунду нашла бы. Петя осмотрел все полки, чемодан, спортивную сумку… Сначала он искал аккуратно, а потом глянул на портрет деда, и ему показалось, что дед смеется.
        Петя разозлился, отвернул портрет лицом к стене и принялся уже искать как попало.
        - И мне плевать, что ты обо мне думаешь! - сказал он вслух. - Во-первых, еще даже неизвестно, твой я внук или нет. Во-вторых, гениальность, реально, по наследству не передается. В-третьих, никто, кроме тебя, никаким гением меня не считает. Ладно, Вика по открытке проехалась: сопли, мол. Но папа ведь тоже ничего не сказал. А мог бы! Его сын в три года такой перевертыш сотворил, креатив сплошной, а он - отложил в сторону.
        В шкафу шкатулки однозначно не было. На шкафу тоже. Петя стал переворачивать бумаги в письменном столе.
        - А ты тоже хорош! Если у тебя внук - гений, так возьми и скажи об этом вслух, да? Развивай ребенка! В Эрмитаж его своди, что ли… Так нет же. Внука, гениального внука ты спокойнехонько отправляешь в Москву, а сам вовсю тут развиваешь соседскую девочку-дурочку, к тому же воровку!
        В столе шкатулки в помине не было. Под диваном тоже. Среди празднично-гостевой посуды и смотреть смысла не было. Петя высказал смотрящему в стену портрету все, что он о нем думает, и отправился переворачивать спальню, детскую и кухню с прихожей.
        Он, надо сказать, особо не церемонился, поскольку злился на весь мир. Последней каплей была эсэмэска от Димона: «Матиша заболела! Нам заменили на обж! Прикинь!!!»
        Петя прикинул. Вошел в гостиную и «прикинул» йогуртом в портрет. Со всей дури. Не попал, задел только. Дед съехал лицом вниз и чудом не разбился. Разбился йогурт. Пластиковый стаканчик треснул при ударе о стенку, (свалился за рояль. На стене осталась тонкая розовая дорожка. Петя пошел за новым йогуртом и еще по дороге долбанул кулаком дверь.
        В этот момент позвонила мама - очень вовремя, как всегда!
        - Да, ма… Не, уже не сплю… Нормально… Библиотеку разбираю… Ну и ей от меня… Пока!
        Сдохнуть от умиления - Олеськина няня ему привет передает!
        Для порядка предстояло осмотреть кухню и прихожую.
        На кухне шкатулки не оказалось. На антресолях тоже. Петя провозился с антресолями около получаса. Там было полно ящиков, каждый пришлось вытащить, открыть. Костюм Деда Мороза был как новенький. Видимо, его так ни разу с той поры и не доставали.
        В прихожей, в стенном шкафу, коробок оказалось больше. Они громоздились до самого верха вперемешку с пакетами и свертками всех мастей. Петя установил стремянку, стал расчищать место внизу, чтобы было куда сбрасывать свертки. Возле телефона с западающей кнопкой лежал наполовину развернувшийся конверт, который ему передала Вика. Петя взял конверт и развернул его полностью.
        Старого образца конверт. Портрет солидного дядечки. Подпись: «Русский советский поэт С. Я. Маршак. 1887 -1964». Марка розовая, с самолетом и пароходом, на 5 копеек: «ПОЧТА 5 СССР». Места для обоих адресов, и кому, и от кого - справа, одной колонкой. Между «куда» и «кому» стояло «Отдать моему внуку Пете. Передать из рук в руки».
        Конверт был запечатан личной печаткой деда. «Не хухры-мухры! Надо будет себе такую печать заказать, крутец полный!» - подумал Петя и вскрыл послание. Внутри был лист, обычный лист для принтера, формата А4. Он был исписан непонятными значками. Шифр!
        Глаза у Пети немедленно загорелись. Злость схлынула, словно ее и не было вовсе. Петя бросился к свету, к столу. Так, где чистая бумага? Ручка… Так… С чего начать? Значков было много, весь лист исписан с двух сторон. Крестики и треугольники с кружочками. Каждый знак стоял отдельно, знаки не сливались. Между словами - а в том, что это слова, текст, не было никаких сомнений, - промежутки были побольше.
        - Все просто, как день! - обрадовался Петя. - Остается только найти соответствие между знаками и буквами.
        Он стал выписывать значки в столбик. Значков получилось около тридцати. Петя облизнулся и вдруг понял, что он жутко голодный. Пятнистую ветчину папа, видимо, доел. Из мясного остались подсохшая колбаса и вполне ничего себе буженина. О, и соленые огурчики. Пирог с сыром типа «хачапури»… Живем!
        Петр влетел в комнату, хрустя огурцом, по дороге вернул на исходную позицию портрет деда, примостил тарелку с едой на «Дневник детства гения» и углубился в расшифровку. Дед с портрета откровенно над ним посмеивался.
        - Зря смеешься, между прочим! - миролюбиво, словно не кидался йогуртами, сказал деду Пете внук Петя. - Я знаю, как надо действовать! И не спрашивай меня как! Как Шампиньон! Ну, который Египетский камень расшифровал.
        Дед, похоже, уже не посмеивался, а ржал. Если бы портреты умели говорить, то Петя, конечно, немедленно узнал бы о том, что ученый не Шампиньон, а Шампольон, и камень не просто Египетский, а Розеттский. Да и метод Шампольона к письму деда было никак невозможно применить: на Розеттском камне был высечен один и тот же текст на трех языках, куски можно было сравнить между собой. А письмо деда было написано одним шрифтом, сравнивать было не с чем.
        Петя нарисовал несколько знаков крупно, фломастером, сфоткал их и решил погуглить. Там можно выбрать опцию «найти похожий рисунок». Раз - и дело в шляпе. Если, конечно, дед пользовался каким-то известным шифром. А если нет?
        - Аааа, Инета же нет!
        Петя провозился-пропыхался с письмом целый час и решил все-таки найти Интернет. Перебираясь через книги, коробки, чемоданы и свертки - квартира была похожа на берег океана после шторма, когда недалеко от этого берега разбился корабль, - Петя выскочил на лестничную клетку и позвонил в дверь Вики.
        9. Баба-яга, юные годы
        Вика и в этот раз открыла не сразу, хотя ничего не разучивала. Петя уже даже собирался уйти, решив, что никого нет дома.
        - Привет!
        - Привет.
        На Вике буквально лица не было. Без макияжа, в тоскливом сером вытянутом свитере с коричневым орнаментом - и кому только в голову пришло такое сочетание делать?! И как могло прийти в голову такое купить?!
        - Вик, я жутко извиняюсь, но у тебя Инет есть?
        Вика замешкалась с ответом. Пока она искала варианты отказа, Петя механически изучал ее лицо. Механически - потому что основная часть его мозга была поглощена азартом расследования, думала о шифре, а какая-то второстепенная часть сканировала Викины лоб, нос, подбородок… Нос был слишком большой. Скулы слишком узкие. Глаза слишком бесцветные, а взгляд - как у зомби в игре. Кожа слишком… нет, кожа ничего, нормальная.
        «Но вообще - типичная Баба-яга, только в молодые годы, - подумала второстепенная часть Петиного мозга. - Вот вырастет она, состарится и так же, как ее бабка когда-то, станет пугать малышей своим видом!»
        - Интернет? Есть, проходи. - Вика сделала шаг в сторону, пропуская незваного гостя. - Там.
        Гость прошел. Комп оказался выключен, - тоже странность, ведь как только попадаешь домой, первым делом к чему бросаешься? Правильно, к компьютеру!
        Вика «оn-кнула» комп, модем, монитор (пфф, экран постоянно включать-выключать - совсем уж глупо!), присела на самый краешек кресла:
        - Тебе «ВКонтакте»?
        - Гугл. USB-ишка есть?
        - Флешка в смысле?
        - Не, USB-выход. У меня во… - Петя продемонстрировал мобильник и пояснил: - Пару значков найти надо, я их сфоткал. Я б у нас посмотрел, но там неуплачено. И на мобилке у меня совсем нули уже почти.
        - Я тогда со своей странички не буду выходить, - кивнула Вика.
        - Не выходи, - разрешил Петя. - Слушь, как он у тебя долго соображает, а? Минут пять уже прошло, а тут все еще получение сетевого адреса! А, вот, есть. Ура. У тебя хром, да? У меня тоже хром.
        Вику слегка мутило от Петиной болтовни.
        - Ты значки коллекционируешь?
        - Что? Какие значки? - Петя уже погрузился в комп и воспринимал собеседницу вполуха.
        - Ну, я не знаю какие! - хмыкнула Вика. - Сам сказал: «Значки посмотреть». У деда нашел?
        - Эммм… ааа… ну… дд….
        Не дождавшись ответа, Вика взяла книгу и отошла в другой угол комнаты. Петя этого даже не заметил.
        Между ними были драгоценные камни, завернутые в носовой платок и газету. Они лежали за стопкой журналов на полочке под телевизором. Любой посторонний человек увидел бы только журналы и телевизор. Вика видела только камни. Петя не видел ничего.
        Некоторое время тишину нарушало только тиканье часов и кликанье мышки.
        - Черт! Во черт! Нету! - расстроился Петя. - Ни одного значка, ничего похожего!
        - Значит, это редкие значки, - произнесла Вика ради поддержания беседы. - Они советские? А что на них написано?
        «Законченная дура!» - подумал Петя.
        - На них ничего не может быть написано, это шифр! - раздраженно объяснил он и понял, что проболтался.
        - Ясно, - равнодушно кивнула Вика.
        Камни увеличились в размерах и выпирали из-за журналов. Казалось, они сияли прямо сквозь газету и платок. Вике стало страшно.
        «Проболтался - и ладно! - подумал Петя. - Может, дед ей говорил что-то о шифре? Вон, письмо же доверил передать…»
        - Вик!
        - А?
        - Можешь глянуть? Вика подошла, глянула:
        - Нет, впервые вижу. Шпионское что-то, наверное. Это вы в школе играете так, что ли?
        - Это из конверта, - покачал головой Петя. - В том конверте, который ты мне передала, был лист. На листе такие знаки. Дед при тебе писал письмо?
        - Нет. - Вика стояла спиной к камням и чувствовала, как они становятся все больше и горячее. - Он мне передал уже запечатанный конверт.
        Петя вздохнул и задумался.
        - Слушай, а значит, получается, дед знал, что скоро умрет…
        - Почему? - удивилась Вика.
        - Ну как… Он дает тебе конверт с шифром, а потом выходит - и умирает… - Петя вдруг вскочил, едва не опрокинув клавиатуру и мышь. - Вика!!! Мы должны разгадать это письмо, непременно! Там что-то важное, очень важное! Расскажи мне, в какой позе лежал дед, когда его нашли!
        У Вики отвисла челюсть:
        - Что-о-о???
        Петя защелкал пальцами и чуть не запрыгал от возбуждения:
        - Ну, как он лежал, как? Может, он был голый и лежал раскинув ноги и руки, как в «Коде да Винчи»?
        Вика вдруг побледнела. Петя увидел и возликовал: да, девчонка испугалась, значит, все так и было, так и было! За дедом гнались враги или как их там… Но дед успел. И он, его внук, гений Петя, раскроет важную тайну, тайну века, наверное, а заодно и преступление, конечно, и тогда про него напишут книгу и сразу кино тоже снимут, а потом его, конечно, позовут в Стокгольм на нобелевское награжде… Ух!!!
        - Чушь какая, - прервала церемонию награждения молодая Баба-яга. - Дядя Петя был нормально одет, перед этим он звонил в поликлинику, узнавал часы приема. Никто за ним не гнался никогда, ты что!
        - Это ты что! Если бы все было так просто, он не стал бы мне перед выходом письмо шифрованное писать!
        - А кто тебе сказал, что он перед выходом?!
        - А когда?
        - Ну… точно не помню… Около года назад примерно.
        - Да? А чего ж ты мне конверт раньше не отдала?
        Вика фыркнула:
        - Как бы я тебе его отдала, во-первых, если ты в Москве, а я - в Питере, а во-втор…
        - А прислать слабо было?
        - А во-вторых, дядя Петя попросил передать тебе письмо из рук в руки и после его смерти, когда бы она ни наступила и когда бы ты ни приехал.
        - Ха! А если бы я не приехал? Если бы меня мама не пустила, например?
        Вика вдруг заблестела глазами и закусила губу. А потом прошептала:
        - Он верил, что ты приедешь. Знаешь… он никогда не ошибался, правда. Он людей насквозь видел. Всех.
        Петя задумался. Потом сказал:
        - Не ошибался, говоришь… Наверное… Мой дед считал, что я - гений. Он так и написал в своем дневнике: «Мой внук Петя - гений». Если не веришь, могу показать, там на диване лежит целая тетрадь.
        Но Вика и так вдруг поверила. И - странное дело! - как только Вика поверила, перестал верить Петя. Он отвернулся к компьютеру, закрыл все окошки, отсоединил мобильник:
        - Но, понимаешь, раз я - приемыш, я не могу быть гением в деда! А мои настоящие родители - законченные уроды, ты сама сказала…
        Трень!
        Пока Петя читал эсэмэску от папы, от того папы, который не урод, а который сын деда Пети и отец Олеськи, Вика собиралась с мыслями. Папа сообщал, что кинул денежку на Инет, потому что, наверное, они еще немного задержатся в городе. Петя ответил: «ок».
        - Ты не приемыш, - с жаром сказала вдруг Вика, а Баба-яга сухо добавила: - Я это от злости тебе наврала.
        - Что-о???
        Вика повторила. И стала путано объяснять, как ее вдруг переклинило. Пока она чирикала, проклятые камни выросли так, что закрыли собой и журналы, и телевизор. Но Петя по-прежнему их в упор не замечал.
        - То есть я - родной все-таки? - в десятый раз уточнил он.
        И в десятый раз Вика повторила, что да, да, да, да, да, родной, да! Петя слушал с недоверием и молчал. Так, отрицательно качая головой, и пошел к дверям. Задел плечом ставшие размером с рояль камни, но не обратил на это никакого внимания.
        - Ты мне не веришь?
        Петр пожал плечами:
        - Ну… не знаю… Нет.
        - Но ты же похож! У вас носы одинаковые!
        - Носы у всех одинаковые. А вот мозги…
        - А что мозги?
        - Ну что-что, сама говоришь, дед у меня был умнющий. Папа тоже не промах. А я…
        - А ты вообще гений!
        - Ха! Щаззз!!!
        - Но это же дядя Петя сказал!
        - Да ошибся он, ясно? Ни в ком не ошибся, а во мне - да!
        - И в тебе не ошибся.
        - Ошибся! У меня тройка по математике. По инглишу - тоже. Русский лучше, но у меня мама - репетитор, натаскивает… Да я даже шифр расшифровать не могу!
        - Подумаешь! Ты же и пяти минут над ним не сидел!
        Петя хотел возразить, но передумал. Махнул рукой и ушел.
        Вика не стала его задерживать, потому что камни совсем обалдели и уже начали заполнять собой прихожую. И с этим надо было что-то делать.
        10. Дома
        Интернет работал. Петя вошел в «ВКонтакте», увидел 18 новых сообщений и 46 друзей онлайн и немедленно вышел. Сил отвечать «норм» на вопросы «как дела», «?» и «приветик, чо там в Питире?» у него не было. Петя взял портрет деда и овальное бабушкино зеркало и сел за письменный стол. И начал искать «10 отличий».
        Отличия, надо сказать, находились. Однако и общих черт было довольно много. Носы, например. Общие. Или глаза, например. Общие, если не считать морщинок. А вот губы - нет. Дед на портрете был серьезный, но казалось, что улыбается. Или будто говорит что-то вроде «ну-ну». Как Джоконда. А Петя, даже если пробовал улыбаться зеркалу, никакого глубокомысленного «ну-ну» не получалось. Получалось дурацкое «гы-гы».
        - В общем, я не гений, - печально подытожил Петя.
        «Ну-ну», - ответил дедушка.
        - Ты во мне ошибся, - продолжил Петя. «Ну-ну», - усмехнулся дедушка, наверное, не поверил в то, что мог ошибиться.
        - Ну вот и «ну»! - вздохнул Петя. - Ошибся. И елку-кораблик я в три года не придумал.
        «Придумал!» - возразил дедушка.
        - Не придумал! - возразил Петя. - У меня тогда случайно получилось.
        «Зато сейчас может получиться не случайно».
        - Что именно может получиться? - не понял Петя. - Еще одна елка?
        Дед усмехнулся и не ответил.
        - Ну чего ты все время надо мной смеешься! - раздосадовался Петя. - Умер уже, а все равно молчишь и смеешься! Лучше бы объяснил толком…
        «Что я должен тебе объяснять?» - прищурился дед.
        Прищурился он тоже не просто, а с подтекстом. Петя не смог уловить, с каким.
        - Родной я или нет? - в лоб спросил Петя. «А это имеет какое-то значение?»
        Петя растерялся.
        - Имеет, - сказал он не вполне уверенно.
        «Родной, - подтвердил дедушка и строго добавил: - Но никакого значения это не имеет. Ни малейшего. Родной, не родной. Это не важно».
        - А что важно?
        «Йогуртами не кидаться. Это важно».
        - Ну я… - Петя вспыхнул, но извиняться не стал, это же глупо - извиняться перед портретом!
        Дед вроде никаких извинений и не ждал. Петя сказал:
        - Если я родной, то почему я в детстве называл маму «Петинамама»? Почему мы уехали из Питера буквально через неделю после того, как Вика сказала мне, что я - приемыш? Почему, в конце концов, вы меня никогда не наказывали, даже в угол не ставили?
        «Во-первых, маму ты называл мамой, как все дети. А «Петинамама» появилась только для игры в необитаемые острова, после книжки про Робинзона в детском изложении. Игра - она и есть игра. Палас - океан, шкаф - остров, мама - Петинамама… Во-вторых, в Москву вы и так собирались переезжать, потому что папе там предложили хорошую должность, и ты это знаешь. Просто должность освободилась немножко… внезапно. Никакая Вика тут ни при чем. А в угол… Извини, так уж получилось! Не ставили! - Дед усмехнулся. - Тебе позарез нужно постоять в углу? Ну, иди, постой, что ли!»
        - Да щаз! - буркнул Петя.
        «Вот прямо сейчас и иди, - невозмутимо усмехнулся дед. - Как там вы вчера с папой говорили? Ребенка ставят в угол, чтобы он думал о том, в чем провинился, и исправлялся. Ты в меня йогуртом вчера кидался?»
        - Опять ты про йогурт! «Кидался?»
        - Я случайно…
        «Да-а-а? - Портрет издевательски заржал, в голос. - Случайно?»
        «За случайно бьют отчаянно!» - вспомнилось вдруг Пете. Он слегка покраснел, исподлобья посмотрел на дедушку и недоверчиво спросил:
        - Ты что, серьезно хочешь, чтобы я это… сейчас…
        «Серьезно», - вполне серьезно ответил дедушка.
        - Но мне тринадцать лет!
        «Ну и что?»
        - Но… как я папе объясню, если он вдруг придет? Скажу - портрет меня в угол поставил?!
        «А он не придет».
        - А вдруг придет?
        «Закрой дверь на цепочку!»
        - Но, дед, это же глупо!
        Дед не ответил.
        Петя покачал головой, прошел в прихожую, переступая через горы книг, тюков и коробок, вывороченных им в процессе поиска сокровищ, и на всякий случай закрыл дверь на все замки и на цепочку.
        «И в какой угол мне встать?»
        Дед молчал.
        Относительно свободный угол, собственно, в комнате был один - за роялем. Там, правда, красовалась высокая треножка с тенелюбивым цветком, но треножку было несложно сдвинуть в сторону. Петя сдвинул треножку, чувствуя себя полным идиотом.
        «Только бы папа не заявился! - подумал он. А потом еще подумал: - А вдруг тут есть камера скрытого наблюдения?»
        Угол пах сыростью и цветком. И еще старыми обоями. «Я - псих!» - подумал Петя.
        «Ты - гений», - возразил дедушка.
        - Ага! Гений! Приехать в Питер ради отмазки от инглиша и стоять в углу по просьбе портрета! Гений! - мотнул головой Петя.
        «Ладно, согласен, ты - не гений, - немедленно пошел на попятный дедушка. - Но у тебя есть все задатки будущего гения, это однозначно. А головой не танцуй. И обои не ковыряй, пожалуйста. Убери руки за спину».
        Петя сунул руки в карманы, уперся лбом в угол и закрыл глаза.
        - С чего ты взял, что у меня есть какие-то особенные задатки? - прошептал он. - Ту елку, которая пароход, я сделал случайно. Все остальные детские рисунки и аппликации у меня самые средние… У меня куча трояков, мне не дается математика, у меня нет никаких способностей… Ты же знаешь…
        «Ты просто не умеешь трудиться, - ответил дед. - Не хочешь заставить себя работать. Даже не пробуешь».
        - Это ничего не даст, - покачал головой Петя.
        Качать головой, упираясь лбом в угол, было неудобно. Тук-тук! Сначала левая стенка тукнулась о левую сторону лба, потом правая о правую. Петя вытащил руку из кармана и почесал лоб.
        «Даст, - упрямо возразил дед. - Убери руки за спину и слушай меня внимательно. Ученые подсчитали, что примерно один ребенок из тысячи обладает выдающимися способностями, очень выдающимися».
        «Кажется, говорить «очень выдающимися» - не совсем правильно…» - подумал Петя, но дедушку перебивать не стал.
        «Существует колоссальный разрыв между гениями потенциальными, генетическими, и гениями признанными, реализовавшими свой потенциал, - продолжал дедушка. - Итак, как я уже сказал, частота зарождения гениев в оптимально развивающихся прослойках определяется цифрой порядка один к тысяче. Частота потенциальных гениев, развившихся настолько, чтобы так или иначе обратить на себя внимание в качестве потенциальных талантов, вероятно, исчисляется цифрами порядка один к ста тысячам. Частота же гениев, реализовавшихся до уровня признания их творений и деяний гениальными, вероятно, даже в век почти поголовного среднего и высшего образования исчисляется величиной один к десяти миллионам!
        Петя убрал руки из-за спины, вышел из угла и грустно покачал головой:
        - Это не твои слова, дед… Это из «Вики», из Википедии, я их только что читал, когда инет проверял… Это какой-то ученый сказал… По фамилии… Не помню…
        «Эфроимсон», - услужливо подсказал дедушка.
        - Я сам с собой разговариваю, а не с тобой, - продолжил Петя, игнорируя подсказку. - А тебя больше нет.
        «Разумеется, меня нет!» - подтвердил дед. Петя вернулся к письменному столу и повернул к себе портрет.
        - Тебя нет, и ты мне не можешь подсказать, что мне делать, чтобы развить свой потенциал, - сказал он портрету. - Тебя нет. Океаны вместо паласов остались в моем прошлом. А говорящие портреты обитают в чужом Хогвартсе… А у меня есть только реальность и больное воображение. И еще очень хочется иногда верить в сказки. Вот так.
        «Я могу подсказать, что тебе делать, чтобы развить свой потенциал, - начал дедушка, - надо…»
        Но Петя рассмеялся и не стал слушать.
        - Ты - портрет; портрет, снимок, кадр, кусок фотобумаги под стеклом. Все, что ты можешь мне сказать, - это только отражение моих собственных мыслей, ясно? И того, что я уже и так знаю.
        «Это не так, - не согласился дедушка. - Я могу рассказать тебе много нового».
        - Да-а? Нового? Того, что я еще не знаю? А давай проверим!
        «Давай».
        - На конкретном проверим. На том, чего я сто процентов не знаю! Вот… Вот где спрятана шкатулка, а?
        Дед не успел ответить, потому что в дверь позвонили. «Папа! - подумал Петя. - Хорошо, что я запер дверь на цепочку и не стою в углу, как дурак!» И побежал открывать.
        Но это был не папа. Это была Вика. Она была в уличной одежде, но не в куртке с мордами, а в искусственном полушубке и теплой шапке. Около нее стояла огромная сумка на колесиках, а через плечо висела еще довольно большая спортивная сумка. В руках соседка держала небольшой газетный сверток.
        - Привет, - сказал Петя. Вика не ответила, и правильно: сегодня они уже здоровались.
        - Держи, - сказала Вика и протянула сверток. - Это ваше.
        Петя взял сверток, покрутил в руках.
        - Что это? - не понял он.
        - Это какие-то камни, кажется, драгоценные, - ответила Вика. - Мы с мамой нашли их вчера в тубусе, в котором ты мне ноты отдал. Дядя Петя их, наверное, туда от воров спрятал. Ты тоже пока спрячь и папе передай, когда он придет, ладно? Только обязательно.
        - Ничего себе, - присвистнул Петя. - В тубусе? А мы думали, в шкатулке…
        Вика только сейчас обратила внимание на переворот, учиненный Петей в квартире.
        - Это ты шкатулку искал? - догадалась она.
        - Ага.
        - Шкатулка на антресолях, со стороны кухни, - подсказала Вика.
        - Я там смотрел, там нету.
        - Там есть потайная ниша, за трубой. Справа. Надо рукой залезть. Там оно… В сорочке завернуто…
        - Да?
        Петя бросился на кухню, упал по дороге, споткнувшись о коробки:
        - Погоди, не уходи!
        - Давай быстрее!
        Петя подтянул стремянку, пошарил рукой справа.
        - Да нет тут ничего! Труба только.
        - За трубой! Есть?
        - Есть!!! Петя спрыгнул на пол с добычей. Развернул трясущимися руками.
        - Она?
        - Она! Та самая! Я ее помню!
        Шкатулка оказалась незапертой. В ней было много разных разностей. Не пиратский клад, конечно, но семейные реликвии. В нижнем отделении, тоже незапертом, были какие-то бумаги и документы.
        - Закрывайся и никого не пускай! - сказала Вика.
        Она по-прежнему стояла в клетушке перед дверями, даже порог не переступила.
        - Круто!!! - радовался Петя, глядя в шкатулку. - Ты не хочешь посмотреть? Неужели совсем не интересно?
        Вике было не интересно. Она уезжала и торопилась. Отдыхать ехала, наверное. Везет же некоторым - в феврале - и уже отдыхать. А у других во вторник контрольная по инглишу.
        - Закрывайся! - еще раз крикнула Вика, увозя сумку с нарядами для отдыха к лифту.
        Петя бросился закрываться. Действительно, с такими сокровищами лучше запереться.
        - Спасибо, Вик! - крикнул он краешку сумки, высовываясь из дверей. - Хорошего отдыха!
        Вика не ответила. Клекц! Клекц! Клекц! Колесики сумки застучали по ступенькам. «Ой, лифт же не работает!» - сообразил Петя и выскочил на площадку:
        - Давай я тебе помогу! С сумками.
        Но Вика уже закинула спортивную сумку за спину, а дорожную на колесиках подняла за ручку.
        - Не надо, справлюсь.
        - Точно?
        - Точно. Вика действительно справилась с первым пролетом, остановилась, поправила сбившуюся шапку:
        - У меня к тебе просьба. Когда ты мою маму увидишь, не говори ей, что я уехала. Вообще ты меня сегодня не видел, о’кей?
        - О’кей… - растерялся Петя. - Но…
        - И шкатулку ты сам нашел, о’кей?
        - О’кей… - Петя совсем растерялся, не понимая, зачем из всего этого делать вселенскую тайну.
        - Ну, бывай! Гений…
        Вика перехватила сползающую с плеча сумку и пошла дальше.
        - Вик, стой!
        - Чего тебе еще?
        Петя не знал, чего ему еще. Что-то было не так, но что именно - непонятно.
        - Дай мне свой телефон!
        - Чего это ради?
        - Ну так… Просто…
        Вика фыркнула:
        - Я все равно скоро недоступна буду… Ну ладно, пиши.
        Петя бросился за ручкой, записал.
        - Теперь пока?
        - Пока.
        - И помни: ты меня не видел, я тебе ничего не возвращала, шкатулку нашел сам. Договорились, чудо природы?
        Петя кивнул.
        Вика ушла. Через некоторое время снизу послышалось: клецк, клецк, клецк. Наверное, тащить две сумки оказалось слишком тяжело, и одну Вика все-таки решила скатить. «Клецки» становились все тише, а потом еле различимо хлопнула металлическая дверь подъезда. Тут Петя вспомнил, что свою дверь бросил открытой, и рванул домой. Драгоценности были на месте. Петя облегченно выдохнул и позвонил папе.
        11. Ночью
        Петя проснулся в своей кровати, когда за окном было уже совсем темно. В комнате горел его любимый старый ночник - желтая луна, похожая на смайлик, с ножками и ручками. Папа спал.
        Петя вылез из-под одеяла, выключил ночник и немного постоял, привыкая к темноте. Интересно, а куда делось бра в виде стрекозы, которое раньше висело над кроватями родителей? И когда дедушка перенес сюда смайлик из детской?
        Отец продолжал спокойно спать. Петя вышел из спальни, прикрыв за собой дверь.
        В коридоре абсолютную темноту нарушали маячки-диоды около выключателей: прямо по курсу - маячок между туалетом и ванной, правее - маячок у входной двери, над телефоном. Петя взял курс на ванную. Через три шага стал виден третий маячок - кухонный.
        На кухонном столе ни шкатулки, ни камней больше не было. Вчера вечером они с папой все ценности убрали, перед этим тщательно рассмотрев их и составив список. Пете особенно приглянулся крошечный бронзовый кинжальчик с рукояткой из авантюрина, сантиметра четыре длиной. Прикольный такой кинжальчик. Петя немедленно решил, что это теперь будет его талисман. Отец не возражал, но до приезда в Москву все-таки кинжальчик ему не отдал, спрятал обратно в шкатулку. Сам же отец больше всего обрадовался какой-то бумажке из нижнего отделения. Какой - Петя не понял, потому что к этому моменту ужасно хотел спать.
        Потом, когда все ценности были переписаны и убраны, и они сели пить чай, заглянула взволнованная тетя Марина, Викина мама. Но Петя, конечно, Викторию не выдал, помотал головой: не, не заходила, не, не звонила. Тетя Марина ушла. Петя, как только она ушла, дожевал пиццу и отправился спать.
        А сейчас ему спать совершенно не хотелось. Петр решил ответить на сообщения «ВКонтакте», а потом расшифровать дедушкино письмо.
        В гостиной-кабинете Петра Сергеича ждал сюрприз: аккуратно сложенные и перевязанные стопки книг. Ночью папа полностью разобрал библиотеку и отобрал все, что надо взять с собой! И как он успел? Петя «проявил чудесенции шпионской мысли», как говорил Димон, и вычислил, когда же отец лег. Абажур настольной лампы, в которой стояла лампочка старого образца, был еще теплый. Его выключили не более пятнадцати - двадцати минут назад. А на часах - пять двенадцать. Значит, отец лег примерно в пять утра или чуть раньше.
        Петя посчитал собранные стопки - девять. Восемь перевязанных, одна - нет, наверное, папа не успел. Еще пакет с неформатом. Сумка с вещами. Две картины, упакованные в пленку и скотч. Все фотографии, которые Петя смел, чтобы добраться до Кассиля и Носова, возвращены на свои места. Нет, не все, их стало меньше, видимо, папа некоторые решил забрать. Петя попытался вспомнить, какие папа забрал, но не смог. Зато пока рассматривал оставшиеся, увидел, что все дедушкины дневники и записи возвращены на полки. Папки с «Языками мира» и «Детством гения» обнаружились среди тонких детских книжечек. Позавчера на этой полке не было места. Значит, папа некоторые детские тоже забрал, для Олеськи, наверное. Вот место и освободилось. Олеське пока рано книги читать. Она маленькая. И к тому же на самом деле больная, хоть он и сказал Вике, что с ней все о’кей.
        Петя сел за дедушкин стол и включил комп. «Ну-ну», - усмехнулся дедушка, стоящий справа от экрана.
        - Зачем ты разболтал Вике об Олеськиной болезни? - спросил Петя. - Мы же договорились никому-никому. Я вот, честно, даже Димону не сказал, даже Ксюхе… А ты…
        «Опять я с портретом разговариваю!» - подумал он и вошел в «ВКонтакте». Новых сообщений не было, оно и неудивительно, ночью все нормальные люди спали. Петя посмотрел, кто из его друзей онлайн. Онлайн было всего трое: двух «друзей» Петр совсем не знал, они добавились когда-то для игры, да так и остались в друзьях. Третий был Йоль, парень из параллельного класса, странный такой. Двоечник, но очень умный двоечник. У него первого из всех Петиных друзей появился свой сайт, он первый сотворил мультик, потом несколько клипов, потом увлекся какими-то серьезными проектами. И так далее. Что означал его странный ник «Йоль», никто не знал. «Прив!» - написал Петя, получил в ответ смайлик и продолжил: «Ты в шифрах сечешь?» Йоль ответил, что не особо, но поинтересовался, что за шифр. Петя загрузил пару значков. «Еще!» - потребовал Йоль. Петя загрузил еще. «Кто писал?» - «дед» - «фигасе… он у тебя шпиен?))» - «не… лингвист, еще историк» - «ща помозгую».
        Мозговал Йоль минут десять. Потом выдал: «Чувак, это же глаголица!» - «чо???» Вместо ответа Йоль кинул ссылку на статью о глаголице, которая была на Руси до кириллицы, то есть до того алфавита, который сочинили Кирилл и Мефодий, точнее, не совсем сочинили, а… Впрочем, сейчас это все было не важно. «Как же я сам не догадался! - расстроился Петя. - Мы же учили это, даже пример в учебнике был!» Он ответил Йолю: «спасибоще!!!!)))))», а Йоль ничего не написал в ответ, ушел с сайта.
        Наверное, решил все-таки часок поспать пред школой.
        Петя влез в поисковик и набрал «йоль». «Йоль - праздник зимнего солнцеворота» - подсказал «великий гугол». После самой длинной ночи дни начинали потихоньку увеличиваться, в мире возрождался «Солнечный Король, дарующий жизнь» и «сила в семенах и людях нарастала». «Прикольно!» - подумал Петя, еще погуглил и нашел аналогичный, но уже славянский праздник, «коляда». Решил взять себе такой ник, но передумал: получится, что собезьянничал.
        Петя разложил перед собой послание деда, достал чистый лист, увеличил на экране табличку с глаголицей и стал заниматься расшифровкой. Ничего сложного в расшифровке не было. Дед написал письмо на обычном современном русском языке, просто использовал вместо наших букв старинные. Вот и все. «Дорогой Петя…»
        Петя расшифровал первую фразу и победно взглянул на деда.
        «Ну-ну…» - усмехнулся портрет.
        - Я расшифровал! - прошептал Петя.
        «Не ты, а твой друг», - поправил дед.
        Крыть было нечем.
        - Я бы тоже догадался, - все-таки возразил Петя. - Я бы вспомнил, мы это учили, только не подробно.
        «Ну-ну», - вяло кивнул дедушка. По его интонации Петя понял, что дед в нем разочаровался.
        - Ты больше не считаешь меня гением? - спросил Петя.
        Дед внимательно смотрел внуку в глаза и молчал. Потом все-таки ответил: «Нет».
        - Ясно, - вздохнул Петя и тоже надолго замолчал.
        За окном мело. В спину дуло. «Странно, рамы новые, пару лет назад меняли, а так несет!» - подумал Петя. Но дуло, как оказалось, из приоткрытой форточки. Петя закрыл форточку и вернулся к портрету. Как осточертела эта бесконечная зима, эта бесконечная школа, эти Ксюши и Йоли, которые обскакивают тебя на каждом шагу и при этом, гады, еще и нормально к тебе относятся, не задаются, не задирают нос, ничего такого! От этого как-то еще тоскливее становится. И безнадежнее.
        - Дед, а можно как-то…
        «Что как-то?» - Дед опять посмеивался.
        - Как-то исправить ситуацию с тем, что я не гений.
        «Хэх… Как-то можно!»
        - Как?
        «Как Сима и Витя, например».
        - Что? Какие еще Си… А, как в книжках, что ли? Да лана, ты что? Это же примитив и наивняк, старье!
        «Это ты - примитив и наивняк, - беззлобно парировал дед. - «Да лана!»… Паришь в своих виртуальных мирах и ждешь, пока все хорошее само собой произойдет. А рецепт на самом деле один: пахать и пахать».
        - И все?
        «И все».
        Петя отвернулся и стал смотреть в окно.
        «Вообще-то не совсем все, конечно. Даже совсем не все. Но это первый шаг, в любом случае. Первый уровень, точнее».
        - А потом?
        «А это я тебе потом скажу».
        - Когда?
        «Когда ты с первым уровнем справишься».
        Петя повернулся к портрету:
        - А я пока не справился?
        Портрет вздохнул:
        «Да ты даже не начинал еще! Повторяю: как ты можешь с чем-то справиться или что-то выучить, если ты только мечтаешь, рассуждаешь, строишь планы, а потом ровным счетом ничего не делаешь, выезжаешь за счет других!»
        - Я ни за счет кого не выезжаю!!! - вспыхнул Петя.
        «Ах-ах! - воскликнул дедушка. - Шкатулку тебе нашла Вика, шифр подсказал Йоль, библиотеку разобрал папа, инглиш даст списать Ксюша. А остальное ты все сам, о да-а-а! Перевернул весь дом сам, не спорю!»
        - Да пошел ты!!! - разозлился Петя и хлопнул портрет на стол фотографией вниз. - Портретище несчастное!
        Потом бросился к форточке, распахнул ее и стал судорожно дышать холодом. Потом замерз, захлопнул форточку и принялся в волнении расхаживать по комнате.
        - Тебя нет, ты - портрет. Ты - портрет, а я - псих, и не надо об этом никому говорить, так же как об Олеське. Все это бред, бред, ерунда! Нет океанов, островов, говорящих котов, сказок… В одном дед прав: надо заниматься делами. А не глупостями!
        Петя решил немедленно заняться делами.
        Какие могут быть дела в шесть утра, если учесть, что папа спит, шуметь-убирать всякие антресоли нельзя, а библиотека разобрана? Петя решил перевязать девятую стопку, которую папа не успел перевязать, а потом заняться подготовкой к контрольной. Инглиш - это реальное дело!
        - А тебе я больше не верю, не верю, понял! - сказал он перевернутому портрету. - Не ве-рю! Ну, что скажешь в ответ?
        Петя нашел веревку - искать не пришлось, моток лежал тут же, - и подхватил стопку, чтобы переложить ее с пола на диван. Глянул на верхнюю книжку и обомлел. Чуть всю стопку не рассыпал от изумления. Вверху лежал «Фома» Михалкова. «Ни дома, ни в школе, нигде никому, упрямо не верил Фома ничему…» Петя осел на пол и стал механически листать старенькую, потрепанную детскую книжицу. 1961 год, рисунки какого-то Узбякова… Как она могла тут оказаться, вместе с серьезными толстыми томами?
        Петя облизнул пересохшие губы, выдохнул и пошел к письменному столу. Возвращаться было тяжело. Палас стал превращаться в песок. Ноги проваливались в барханы.
        - Что конкретно я должен делать? - спросил он у вновь поднятого и установленного в вертикальное положение деда.
        Портрет молчал.
        - Я извиняюсь, я был не прав…
        Портрет молчал.
        - Ты хочешь, чтобы я сейчас что сделал? Коробки в прихожей убрал?
        Портрет молчал.
        - Письмо до конца расшифровал?
        Портрет молчал.
        - Мне надо инглиш выучить?
        Портрет молчал.
        Петя решил выучить английский, потому что в письме ничего интересного не было, судя по первым строчкам - общие фразы: «Я тебя люблю и надеюсь, что ты, когда вырастешь… мир прекрасен и бесконечен…» А убирать и будить весь дом сейчас тем более не стоило. Было уже почти семь утра.
        «Петь, привет! Чем занимаешься?» - это Ксю.
        «Не поверишь».
        «?»
        «Инглиш учу».
        «О_о!!!»
        «Ага».
        «Здорово!»
        «Ты уже все перевела?»
        «Ага. Хочешь?»
        «Ты монстр!!! Давай!»
        «Ща… копирну…»
        Пока Ксюша копировала свои переводы, Петя ругал себя за то, что вот опять он, получается, не сам, хотя мог бы, но…
        В окне появился перевод - огромный кусок текста. За ним, довеском, сообщение: «чмоки!» И Ксюша исчезла. Петя тупо взирал на перевод и думал о чем-то своем. Потом сказал Ксюшиной аватарке:
        - Дудки! Или сейчас, или никогда!
        Вышел из контакта и стал переводить сам.
        Портрет помалкивал.
        12. Ёлка, которая пароход
        Папа поднялся в десять двадцать. Петя обрадовался и побежал в туалет, опередив зевающего предка.
        - Ну вот! - хмыкнул отец. - Меня ждал, что ли? Давай быстрее, а!
        Петя не мог признаться, что действительно ждал, потому что дал себе слово не отрываться от инглиша, не заглядывать на другие сайты и не вставать из-за стола, пока папа не проснется.
        - Все, пап, иди!
        Папа покачал головой и пошел в туалет. А Петя пошел одеваться, потому что, пока в футболке и трусах корпел над переводом, совершенно продрог.
        - Ты когда подскочил-то? - спросил отец.
        - А ты когда лег?
        - Да под утро почти, - признался отец. - Зачитался, честно говоря.
        - «Фомой»?
        - Каким Фомой?
        - Там сверху на последней стопке лежал «Фома». Ну, который не верил нигде никому, его еще крокодил съел. Ты для Олеськи отобрал, да?
        - Ты что-то путаешь, ничего такого я не отбирал.
        - Отбирал. Ты детские книжки отобрал, а на их место засунул дедушкины папки по языкам и… и еще одну…
        Папа пожал плечами:
        - Ладно, крокодил! Давай тоже чего-нибудь съедим и двинем домой в Москву. Деда похоронили, царство ему небесное, дела сделали, документы благодаря тебе нашли… Пора домой.
        Петя и сам понимал, что пора.
        - Па…
        - У? Яичницу будешь?
        - Ага! Из двух яиц. И с сыром. Сыр есть?
        - Из двух - для печени вредно, - возразил папа.
        - Тогда - из трех! - засмеялся Петя.
        Отец тоже улыбнулся.
        - Ладно, раз вредно, давай из одного, но сыра побольше.
        - Постели стелить не будем, - решил отец, доставая из холодильника сыр и яйца. - Я сюда через неделю вернусь, на девять дней.
        - Я с тобой!
        - Не, ты - на сорок.
        - Ну па!
        - Зато останемся на неделю, как раз на все твои каникулы. И посмотрим наконец город. А то стыдоба: тринадцать лет, а в Эрмитаже еще не был!
        - И в Кунсткамере, - добавил Петя. - А там уро-о-ды! Хочу на уродов посмотреть!
        - Посмотришь.
        - А давай сегодня! Но папа не согласился. Он хотел успеть проехать как можно большую часть пути при свете.
        Однако папиным планам не суждено было сбыться. Потому что как только Петя с отцом разделались с яичницей, оперативно засунули вывороченные коробки по местам и начали перетаскивать вещи в машину, на пороге нарисовалась опухшая от слез тетя Марина.
        - Викуша пропала… - прошептала она и начала падать в обморок. - Помогите, люди добрые… Сереженька… Петя…
        Сергей подхватил тетю Марину под локти или подо что попало и потащил в квартиру.
        - Всех друзей обзвонила. Парню ее звонила… Ничего… Никто… Сумки нет… Двух, двух сумок… Вещей тоже…
        - Каких вещей, ценных? - стал уточнять папа. - Что еще пропало? На ограбление похоже? Она с парнем не ссорилась? Вы его знаете? Выкуп у вас не требовали? Вы сами с дочкой вчера не ссорились?
        - Не… Не… Не… Да… Не… Не ссорилась… - Тетя Марина еле успевала лепетать что-то в ответ. - Не надо милицию-полицию, ой, не надо!
        Она разрыдалась.
        - Почему не надо? - удивился папа.
        - Не надо! - вдруг встал на сторону тети Марины Петя.
        - Петенька! - заорала тетя Марина. - Петенька, ты что-то знаешь, Петя, помоги! Прости ее, если что, прости ради бога! Только помоги!
        Петя вырвался и убежал в кабинет. Папа налил тете Марине валерьянки и пошел за Петей.
        - Ничего я не знаю! - буркнул Петя. - Я инглиш учу, у меня контрольная!
        - Петя!
        - Ландан из ды кэпитал оф Грейт Британ!!!
        - Петь…
        - Мени пипл эври иер…
        - Петь, я тебя прошу…
        - Не видел я ее! Ясно?
        - Хорошо, - вздохнул папа. - Учи инглиш. Позвони, пожалуйста, маме и скажи, что домой мы пока не едем. Надо найти ребенка.
        - Вика - не ребенок!
        - Если она убегает из дому, никого не предупредив и не отвечая на звонки, она - ребенок! - отрезал папа. - И я надеюсь, что ты, в отличие от Вики, человек взрослый и сознательный, никуда не убежишь и меня дождешься. Обещаешь?
        - Обещаю! - буркнул Петя.
        Папа пошел одеваться. Потом заглянул и добавил:
        - Если вдруг будут какие-нибудь новости, звони немедленно!
        Петя кивнул.
        Взрослые ушли.
        Петя немедленно достал мобилку и позвонил Вике. Абонент был недоступен. Петя отправил ей эсэмэску и пошел доучивать инглиш.
        - На этот раз я обещаю себе не вставать, пока полностью все не доучу! - прошептал Петя портрету, подумал и добавил: - Ну, разве что в туалет. И если позвонят.
        Инглиш доучился примерно за час. Все-таки с основной частью задания Петя справился еще на рассвете. Вика не отвечала, точнее, эсэмэска до адресата не дошла. Петя вошел в «ВКонтакте» и стал искать Викину страничку. Страничка нашлась быстро. «Вика, тебя ищут твоя мама и мой папа! Ответь! Я им ничего не говорил!»
        Отношение к Вике у Пети было неоднозначное. С одной стороны, она молодец: столько занимается, играет нормально, деду продукты таскала и вообще помогала, потом драгоценности вернула. Могла бы не вернуть ведь. «Я бы ни за что не вернул!» - подумал Петя. Это были плюсы. Но вот что она такая депрессивная, все время плачет, ходит то в кошках-елках, то в серых свитерах, это плохо. А что уехала отдыхать и слова никому не сказала - это совсем плохо, просто отвратительно. Мать тут с ума сходит, а они с отцом вернуться домой не могут. А эта тындра загорает где-нибудь в Египте!
        - Но я обещал ее не выдавать и свое слово сдержу! - твердо заявил Петя портрету и добавил: - Даже если мне еще месяц придется тут безвылазно сидеть. Подумаешь! Буду сидеть и заниматься. Правильно?
        Дед молчал. Пете показалось, что он одобрительно молчит.
        - Буду делать все уроки подряд! - продолжил Петя. - Как в школе. Сорок пять минут занимаюсь, пятнадцать минут - перерыв. Начну с математики.
        Но начал он все-таки с перерыва. Потому что дочитать-дорасшифровывать дедушкино последнее письмо было любопытно. Вдруг там не только про любовь и будущее, а еще про что-то.
        Перерыв растянулся почти на полтора часа. Во-первых, письмо было длинное, во-вторых, отвлек Димон, сбежавший с физики. Полностью расшифровав послание деда, Петя немедленно написал Вике «ВКонтакте» и продублировал эсэмэской: «Елка плывет, пароход растет! Вика!!! Я разгадал загадку и написал тебе пароль! Теперь ты должна передать мне второе письмо деда! Не пропадай! Кроме того, я должен вернуть тебе драгоценности - дед в шифровке написал, что они - твои!!! Он собирался подарить их тебе по случаю поступления в консерваторию! Это правда! ОТЗОВИСЬ, КОГДА ВЕРНЕШЬСЯ С ОТДЫХА!!! Родители тебя все еще ищут. Я им ничего не скажу, не волнуйся!!!!))))»
        Вика отозвалась не сразу. Петя успел сорок пять минут позаниматься математикой, пятнадцать - отдохнуть, сорок пять - пытался разобраться с физикой, между делом ответил на два папиных звонка и три маминых. И только после физики и перед литературой, заглянув в «ВКонтакте», Петр увидел от нее два сообщения. Первое - очень длинное, второе - совсем короткое. Первое такое:
        «Привет, Петя! Ты правильно отгадал пароль, значит, сумел прочесть письмо. Я не знала, что еще написано в письме, знала только пароль. Про драгоценности это для меня новость. Спасибо большое тебе и дяде Пете! Но я пока не поступила в консерваторию и вряд ли смогу куда-нибудь поступить, потому что я не уехала отдыхать, а ушла из дому. Так что эти драгоценности я, наверно, не заслужу. Так что пусть вы на них лучше будете лечить Олесю. Теперь мне надо найти работу, чтобы снимать квартиру. Домой я не вернусь, если хочешь, можешь передать это «тете Марине», но лучше не передавай. Я ей потом сама позвоню, когда устроюсь. За второе письмо не переживай. Оно у меня. Я тебе передам его, когда доберусь до Москвы. Все будет ок. На мобилку, которую я тебе дала, не звони, я выбросила симку в мусор прямо около нашего подъезда».
        Второе сообщение было такое:
        «Теперь уже не нашего».
        Петя увидел, что Вика онлайн, немедленно забыл о предстоящей сорокапятиминутной литературе и застрочил:
        «Ты еще в Питере?»
        «Ты где?»
        «Камни из тубуса все-рно твои!!!»
        «Вика!!!!!!»
        «Вика не уходи давай встретимся!!! Я передам тебе камни, а ты мне - письмо! Ты где?»
        Вика читала его воззвания и не отвечала.
        «Вика ты дожна паступать!!!! Ты здорово играешь вопще круто».
        «Я правду»
        «Говорю»
        «Дед же не ошибался ты хнаиш»
        На «хнаишь» Вика не выдержала, написала:
        «?»
        «Знаешь в смысле»
        «а…»
        Наконец-то монолог превратился в какой-никакой диалог.
        «Ты сейчас где?»
        «В кафе»
        «В каком?»
        «Какая разница? ты не знаешь. Тут рядом с метро»
        «С каким метро?»
        «С пролетаркой»
        «Сиди там я еду!!!»
        «Ты что, не надо!»
        «Как кафе называется?»
        «Не скажу»
        «Я тебя и так найду»
        «Не надо зачем ДУРАК СИДИ ДОМА!»
        «Сама ДУРА, мне надо камни тебе передать, они твои»
        «Нет я же не поступила»
        «Поступишь»
        «Нет!!!»
        «Да!!!!»
        «Ты меня не найдешь, я ухожу!!!! Уже ушла!!!!»
        «СТОЙ!!! а второе письмо??? Ты мне должна»
        «Я тебе потом передам»
        «Хочу сейчас»
        «Ну и хоти»
        «ТЫ ДЕДУ ОБЕЩАЛА!!!»
        Вика молчала секунд пятнадцать. Потом написала:
        «Кафе «у камина», это рядом с метро Пролетарская»
        Потом добавила:
        «Только камни пока не вези, ладно?»
        Петя написал в ответ:
        «Ладно»
        Потом посмотрел на деда и добавил:
        «А тебе деньги нужны? Я могу одолжить, это мои, не папины, я на акваланг собираю, но до лета еще…(((»
        Вика ничего не ответила, тогда Петя написал:
        «Жди меня!!!»
        И выключил ноут.
        Папе он позвонил, сбегая по ступенькам мимо лифта, в котором когда-то жил тигр:
        - Пап, есть новости. Хорошие, но тете Марине пока не говори. Я нашел Вику.
        Послесловие
        Вика поступила в Московскую государственную консерваторию имени Петра Ильича Чайковского. У этой милой девушки, ни капельки не похожей на Бабу-ягу, всего две странности: ее мутит при виде икры, и она ненавидит пингвинов. Через месяц она собирается выйти замуж за молодого человека, с которым познакомилась на детской елке. Вика на ней подрабатывала Снегурочкой, а ее будущий муж - отгадайте кем. Правильно, отгадали! Свадьбу молодые будут устраивать скромную, но родителей с обеих сторон уже пригласили.
        Петя еще учится в школе, он собирается вернуться в Санкт-Петербург и поступать там. Родители и учителя его отговаривают, считая, что отличнику и победителю самых разных олимпиад лучше поступать в МГУ. Петя прислушивается к ним и пока раздумывает. Времени на раздумья у Пети - целый вагон. Или пароход.
        Олеська собирается идти в школу. Она вполне здорова, уже умеет читать, а пишет пока только печатными буквами. Вот это она написала сама, специально для окончания этой истории:
        ПОКА!
        …Эта повесть посвящается мальчишкам Роме и Теме, а также девушке А., которая попросила никогда не называть ее имени. Роме - потому что он мой сын и потому что он придумал острова, океаны и много-много чего еще. Талантливой девушке А. - потому что она когда-то стащила у своих соседей почти-пингвинов, а потом поступила в почти-консерваторию и рассказала мне о себе такое, о чем никогда никому не рассказывают. А Теме - потому что именно он, вдохновившись моими «Сказками Синего Сумрака», однажды нарисовал и подарил нам с Ромкой удивительный перевертыш. Вот такой: