Библиотека / Детская Литература / Чудинова Елена : " Робин Гуд " - читать онлайн

Сохранить .

        Робин Гуд Елена Чудинова
        Есть герои, в которых дети будут играть всегда, персонажи, населяющие общую память человеческого детства. Их имена — символический пароль, отзыв на него — игра. Из этих паролей — имя Робин Гуда.
        Все мы выросли на народных балладах, блистательно и весьма авторски переведенных С.Я. Маршаком. Довольно блеклой тенью проходит знаменитый разбойник по страницам романа Вальтера Скотта «Айвенго». А что еще найдется о Робин Гуде на русском языке — в прозе да побольше?
        Может показаться странным, но из прозаических версий «Робин Гуда» для детей по сю пору переиздается та, что написана в 30-е годы. Сплошная классовая борьба, господа налево, мужики направо… Уголовники вместо благородных разбойников…
        В представляемой версии Робин Гуд предстает в бесклассовом виде. Защитник, рожденный народной душой в эпоху иноземного завоевания, владетель Локсли, чью усадьбу сожгли враги, сакс, поднявший меч против произвола норманнов — это Робин Гуд. Робин Гуд Игры и Истории, первые представления о которой дает книга.
        Елена Чудинова
        Робин Гуд
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Лесная молитва
        Ох, невесело в веселой Англии без доблестного короля Ричарда, Ричарда Львиное Сердце!
        Где ты теперь, король-бродяга? Скачешь ли в песках Святой Земли, в одиночку, словно простой рыцарь, шепчешь молитву запекшимися от жары губами, прося Господа не оставить тебя без глотка воды?
        А в Шервудском лесу струит воду из-под замшелого камня щедрый ручей, сверкают брызги в пробившемся сквозь дубовую листву солнечном луче, юные ивы полощут косы в ледяных прозрачных струях… Пей-не хочу! Помнишь ли ты вкус этой воды, король-бродяга?
        А быть может правду говорят, приключилась с тобой беда?
        Где ты, король Ричард? Неладно без тебя дома. Или забыл ты, что на двух языках говорит твой народ? Тесновато двум языкам на одном острове! Особенно когда один язык — язык побежденных, а другой — язык победителей. Простые люди говорят на первом, богатые и сильные — на втором. По Господней воле от веку делится этот мир на больших и малых. Но худо, когда говорят они меж собой на разных языках.
        Шервудский лес, зеленый дом, укрой от обид в своих стенах!
        Едут лесной дорогой два монаха — толстый и тощий. Оба бенедиктинцы. Первый — приор местного монастыря, второй монастырский гость из галльских теплых земель. Сытые кони, богатая сбруя, надменные лица. Да впрямь ли вы бенедиктинцы, святые отцы? Пол-Европы прошел за плугом орден бенедиктинцев, поднимая целинные земли. Вся Европа грамотна по книгам, что переписали бенедиктинские монахи. А ваши руки не натружены, глаза не утомлены.
        - Верны ли слухи, брат мой, что принц Иоанн наденет скоро корону Англии? — спрашивает, посылая коня, толстый коротышка-приор. — Давно пора! Гордец Ричард канул как камень в воду. Негоже королевству без короля.
        - Полно, досточтимый брат, — смеется второй. — Принц щедрой рукой раздает то, что не ему принадлежит, в надежде обрести сторонников против брата. Надевши корону, Иоанн затянет ремешок кошелька. Не так уж и плохо нам вокруг пустующего трона.
        - Было бы неплохо, — цедит приор сквозь зубы. — Саксонское мужичье бежит в леса. Шервуд набит разбойниками. Их больше, чем желудей на дубах.
        - Вот, что значит быть слишком милосердным, не всех саксов мы перебили под Гастингсом. Чем они недовольны?
        - Лесным Законом, конечно! Эти саксы до сих пор помнят времена, когда каждый мог охотиться на дичь и оленей. Они называют это свободой.
        - Свободой?! Чтобы каждый мужик, способный натянуть тетиву своего лука, посылал ее в оленя? И не боялся попасть на виселицу? Воистину дикий народ! Свобода, ха-ха-ха! Эй, кто идет?
        Монахи перевели дух: благодарение Богу, не разбойник в зеленой одежде цвета шервудской листвы — всего лишь смиренный серый брат-августинец тащится лесом навстречу.
        - Pax vobiscum, братие. Не найдется ль у вас пары монет для нищенствующего брата?
        - Pax tecum[1 - Pax vobiscum — мир вам (лат.), pax tecum — мир тебе (лат.) — обычные приветствия в монашеской среде.], братец, ступай своей дорогой. — Саксонский говор монаха не пришелся по сердцу приору. — Мы сами бедней тебя.
        - Вот незадача! — нищий стал посередь дороги и крепко ухватил под уздцы обеих лошадей. — Неужто нам всем троим оставаться сегодня без обеда?
        - Тебе не впервой ложиться натощак, оборванец! А ну пусти, пожалеешь! — Монах гневно занес руку над капюшоном нищего. И — опустил, взглянув на приора. Отчего же так побледнел толстяк-приор, что за странные знаки подает гостю, всем своим видом умоляя не затевать ссоры. Странно, очень странно.
        - Я не хотел обидеть благочестивых братьев! — нищий белозубо улыбнулся из-под капюшона. Русые волосы, серые глаза. Сакс с головы до пят. — Братья, помолимся Господу, чтобы ниспослал нам на пропитание. Неужто он не услышит нас троих?
        - Помолится никогда не помешает, братец, — согласился приор, сползая с коня: в лице ни кровинки. Неохотно спешился и второй всадник.
        Трое монахов преклонили колени на зеленой траве.
        - …и внемли, Господи, молитве нашей, и ниспошли нам денег на пропитание!
        - …по неизреченной твоей благости. Amen.
        - …Amen.
        - Что же, братья, — нищий вскочил на ноги. — Посмотрим, не явил ли Господь чуда своим слугам. — Проверим кошельки! Ох, гляньте, мой кошель пуст! Грешен я и недостоин.
        - И у меня пусто!
        - И у меня.
        - Воистину смиренье украшает монаха! — засмеялся нищий, срывая кошелек с пояса толстяка. — Да он набит по завязку! Э, чистое золото! А ты, почтенный брат? Похоже и твоя молитва услышана. Ну-ка ссыплем все вместе и поделим на троих.
        Нищий высыпал монеты на траву. Тощий монах с изумленьем взглянул на приора: тот суетливо закивал головой. Гость опорожнил свой кошелек.
        - Неизреченна милость Господня! — весело воскликнул нищий, ловко разделив золото на три равные кучки. — Чаще ездите этим лесом, святые отцы!
        … — Клянусь святым Георгием, брат, почему ты позволил этому наглому саксу-августинцу сыграть с нами такую шутку?! — гневно спросил тощий монах, когда нищий остался позади.
        - Он такой же августинец, как я — принц Иоанн, — ответил его спутник, торопя лошадь поводьями. — Клянусь, мы легко унесли ноги — стоило ему свистнуть… Ты нездешний, брат. У вас в Пуату тихо да спокойно. Саксам не мил Лесной Закон — и они бегут от него в лес. Не удивлюсь, если это был сам Робин Гуд.
        - Кто-кто?
        - Робин Гуд. Робин из Локсли.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Робин Гуд и веселый монах
        Последние слова приора, заглушенные стуком копыт, молодой монах умудрился услышать: у того, кто живет в лесу, от чуткого уха зависит и жизнь и обед.
        - Робин Гуд, — повторил он, снимая плащ. — Вот единственное имя, которое вы оставили владетелю Локсли.
        Без плаща, вместе с которым исчез и монах, разбойник оказался еще моложе. Широкие плечи и тонкий стан облекала старая суконная куртка зеленого цвета. Всякий знает, отчего молодцы из Шервудского леса любят зеленое платье: в десяти шагах глаз потеряет разбойника среди листвы.
        Разбойник навалился плечом на высокий замшелый камень, венчавший изгиб ручейка. Камень сдвинулся, открыв тайник в земле. Вытащив из тайника короткую дубинку, окованную железом, лук и колчан стрел, разбойник сложил и спрятал плащ. Заровняв песок так, словно никто не тревожил камня, разбойник присел на берегу и засмотрелся в быструю хрустальную воду. В колеблющихся струях отразилось его лицо с серыми глазами, русые волосы, спадающие на сукно куртки.
        - Лес — твой единственный дом, Робин Гуд, — сказал разбойник своему отражению. — Локсли сожгли враги. Ты помнишь этот дым. Деревянные усадьбы хорошо горят, не то, что их каменные темные замки, в которых они живут наживая ломоту в костях и гниль в легких. Право слово, я не видал этих хворей у наших стариков! Мы не боялись тех, кто платил нам дань до того, чтобы при жизни замуровывать себя в каменные гробницы! И каждый мужчина имел право бить дичь для пропитания своей семьи. Да и что за жалкой тварью должен быть мужчина, чтобы не сметь ухватить прыгающую под носом жирную куропатку! Будь ты проклят, Лесной Закон, закон норманнов! Ну да ладно. — Он резво вскочил на ноги. — Роберта из Локсли больше нет, но у разбойника Робина Гуда сегодня удачный день!
        Робин Гуд хлопнул по набитому кошельку на своем поясе, и, весело присвистнув, пошел вниз по течению ручья. Шел он до тех пор, пока ручей не превратился в бурную речку. Тогда на ее берегу показалась над купами деревьев черепичная крыша маленькой часовенки.
        - Что же, похоже я нашел, что искал, — усмехнулся Робин Гуд. — Мои молодцы говорили, что здесь живет отшельник. Лес — мое владение, и сегодняшние монахи могут подтвердить, что духовный сан здесь никого не освобождает от дани.
        Тут Робин Гуд увидел монаха. Высокий плечистый детина в рваной коричневой рясе сидел на бережку с таким видом, словно перебирал четки. В действительности он старательно оперял новенькую стрелу. Старые деревянные четки болтались на его поясе рядом с надежным коротким мечом. Увидя этот меч, Робин Гуд положил руку на рукоять своего.
        - Эй ты, монах! — крикнул разбойник. — Слышал ли ты обо мне? Я Робин Гуд — хозяин Шервудского леса. Ну-ка перетащи меня через ручей! Мне лень сегодня сушить одежду.
        - Я слышал о тебе, — ответил монах-отшельник, поднимаясь во весь свой огромный рост. — Полезай ко мне на плечи, я перенесу тебя на тот берег.
        Не заставя себя ждать, Робин Гуд взобрался монаху на плечи, и тот, подобрав подол рясы, вошел в воду.
        - Сегодня, похоже, речка поднялась после дождей, — сказал монах, когда вода достигла его пояса. Дойдя по грудь, вода стала сбивать монаха с ног своими струями, и сандалии его заскользили по камням. Но свалить монаха оказалось нелегко — еще немного, и он уже стоял на берегу.
        - Ну и силен ты, святой отец! — сказал Робин Гуд, слезая. — Я ведь не легонек.
        - Не легонек, но я буду потяжелей, — ответил монах. — А ты слыхал обо мне? Меня зовут добрым отшельником братом Туком.
        - Я слыхал о тебе, — ответил Робин Гуд.
        - Тогда перенеси меня обратно, — сказал монах и мертвой хваткой вцепился в Робина.
        - Хорошо, — ответил Робин Гуд. — Я перенесу тебя обратно. Полезай мне на плечи.
        Огромный монах не заставил себя ждать и взгромоздился на Робина. Молодой разбойник пошатнулся — и без мокрой рясы монах был весом с медведя. Но Робин удержал равновесие и вошел в воду.
        Ох и тяжеленек оказался монах! Войдя в воду по грудь, Робин собрал все силы, чтобы не свалиться со своей ношей. Но вскоре и Робин ступил на берег около часовенки.
        - Хороший денек для купанья, — сказал Робин, тяжело переводя дух. — Но я спешу — тащи ко меня обратно.
        - Полезай, — сказал монах, хотя его круглая голова и бычья шея покраснели от гнева.
        Не тратя слов, Робин влез на монаха.
        Монах ступил в воду. Дойдя до места, где она была по грудь, монах неожиданно взбрыкнул как дыбящийся конь. Робин тут же оказался в волнах, с занятыми дубинкою и луком руками.
        - Хочешь — тони, хочешь — выплывай, Робин из Локсли, — сказал монах, поворачивая к своему берегу. — Всеблагой Господь одарил нас полной свободой выбора.
        Робин перехватил лук и дубинку в одну руку и выплыл почти следом за отшельником, который уже ждал его на берегу — тоже с крепкой дубинкой наготове.
        - Я вижу, ты уже приготовил угощенье для гостя, — сказал Робин Гуд и пошел навстречу монаху, крутя своей дубинкой над головой.
        С громким треском сшиблись дубинки: монах и разбойник закружились по поляне в свирепой пляске. Не долго и не коротко — дрались они, покуда платье их не просохло. Напрасно пытались оба достать друг дружку тяжелым ударом: каждый раз дерево встречало дерево.
        Но вот монах нанес ловкий удар снизу — палица, вырванная из руки Робина, вонзилась в землю.
        - Молод ты, Робин Гуд, — сказал отшельник, замахиваясь. — Может пощадить тебя по такому случаю?
        - Коль ты не шутишь, позволь мне дунуть вот в этот мой рог! — переводя дыхание ответил Робин.
        - Дуй хоть тресни, — ответил монах, опуская дубинку.
        Робин Гуд снял с пояса небольшой рог в серебряной оправе и задудел в него. И словно негромко зашевелился со всех концов лес вдали.
        - Никак твои молодцы спешат на подмогу? — спросил монах. — Пожалей уж и ты меня, позволь свистнуть в кулак!
        - Эка невидаль, чтобы монах в кулак насвистывал, — ответил Робин. — Свисти, мне не жаль.
        - Может и придется пожалеть, — сказал монах, и пронзительно засвистал. И тут же послышался заливистый лай и треск кустарника — на берег, откуда ни возьмись, клубками рыжей шерсти выкатилась собачья свора — одна собака крупней и страшнее другой.
        - Славная у тебя братия, — сказал Робин Гуд. — Но вот и мои удальцы!
        Из-за ближайшего дуба выбежал высокий парень в зеленом сукне.
        - Это — Малютка Джон, — сказал Робин Гуд. — А вот и Вилль Статли, добрый сакс. Да и Клем поспел вовремя.
        - Э, моя братия одолеет разбойничков как я — тебя, — ответил отшельник.
        - Ну нет, — сказал Робин Гуд. — Всего понемногу, даже хорошей драки. С таким славным малым, как ты, я хотел бы водить дружбу, а не враждовать. Слушайте, друзья! Клянусь Шервудским лесом — зеленым домом вольных стрелков, отшельник Тук никогда не будет платить нам подать.
        - Люблю разумную речь, — отвечал монах. — Милости прошу в мою келью. Разрази меня гром, если для веселых молодцов у меня не найдется бурдюка с вином да оленьего окорока!
        - Я так и подумал, что такой благочестивый человек как ты должен славно бить дичь! — ответил Робин Гуд. — Спасибо за приглашение, святой отец.
        - Ну так идемте пить, есть и веселиться, — сказал монах. — Клянусь, что умею играть на лютне веселые песенки не хуже трубадура! И провались мы все на этом месте, если погасим сегодня огонь по норманскому сигналу! Сказать по-правде, в моем домишке его и не слышно.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Рейнольд Гринлиф
        Под праздник народ стекается в город Ноттингем.
        Шли в город вилланы с женами и детьми, поднимали колесами белую дорожную пыль повозки ремесленников с их товаром — какое же гульбище без хорошего торга?
        Отдельно идут девушки — щечки как розовые лепестки, косы от льна до меди, шепчутся, смеются над парнями. Парни тоже вместе — идут-мечтают вслух о праздничных состязаниях в стрельбе — взять бы приз, не до смеху будет хорошенькой плутовке! — тащат на плече самодельные луки.
        Проезжает на хорошем коне лесничий, насмешливо смотрит на парней — с такими ли палками взять приз? Наборный лук у лесничего — кленовый и роговый, резной и лаковый, дорогой работы. Не гордись, проклятый лесничий, норманнский слуга — знаешь сам, кто из этих ребят рос по твоей милости сиротой, чьих отцов ты с Лесным Законом заставили поплясать на виселице! И из плохенького лука однажды настигнет тебя стрела.
        В заполнившей дорогу толпе никто не обратил внимания на Малютку Джона, лесного стрелка, шедшего себе потихоньку в Ноттингем.
        Малюткой разбойники прозвали Джона в насмешку — троих здоровых молодцов он мог протащить верхом на себе разом. Вторым после самого Робина Гуда считался он в стрельбе. Но на праздник шел не для забавы — поклевать в толпе слухов — не затевает ли чего шериф Ноттингемский против вольных стрелков?
        Вот и ристалище. Зеленая трава, натянутые канаты, крепкие же локти нужны протолкаться к этим канатам! Расставлены скамьи, натянуты разноцветные ткани над помостами, где сядет знать, украшены коврами почетные места. Но не для норманнской потехи — рыцарского турнира, а ради простого саксонского обычая — лучного состязания, собрались сегодня и знать и простолюдины. Что же — народу не меньше, чем на турнире.
        Вот и мишень с тройным кругом на доске: меньший из трех зовется «воловьим глазом». Трубит рог, бросают жребий для начала состязания: кому с кем состязаться в паре.
        Тянет жребий и Малютка Джон, а сам одним ухом в толпе, что того гляди разорвет канаты вокруг ристалища.
        - Орел на щите И орлиный глаз — Он в тыкву копьем попадает враз! — распевают мальчишки. — Зеленая куртка Саксонский род, Мишень любую достанет влет!»
        - Тише, вы, сорванцы! — замахивается для оплеухи крепкий старик. — Сейчас объявят порядок!
        - Дед, а почему мы лучшие лучники, чем норманны? — ловко увернувшись, спрашивает мальчик.
        - Не только норманны, — отвечает старик. — Нету такого народа, чтобы бил из лука лучше саксов! Глаз у нас особой зоркости. Со времен Семицарствия никто не мог с этим поспорить.
        - Дед, а что это за Семицарствие?
        - Славное время, когда делилась веселая Англия на семь королевств, управляемых семью королями.
        - Семь королей — и все — саксы, дед?
        - Все саксы, так оно и было.
        - А теперь — ни одного!
        - То-то и оно, сосед, прав твой парнишка, — говорит рыжий кузнец. — Очень ли помогли нам под Гастингсом наши луки и хваленый глаз? Стрела перед железным доспехом — пичужка, клюющая коршуна. А теперь только и остается нам, что тешиться ребячей забавой — похваляться меткостью на состязаниях!
        - Стрелы Робина Гуда метки не только на состязаниях! И в железной одежке отыщут щели. Тихо, началось!
        Двадцать пар объявили герольды. Лениво поглядывают зрители, как подвое выходят стрелять сорок человек — настоящее уменье показать тут не на чем. Слушает Малютка Джон разговоры.
        - Слыхал я про этого йомена, Робина Гуда, да только правду из слухов не нацедишь как эль из бочки.
        - Подымай выше, приятель! Робин Гуд не ровня нам с тобой, даром что лесной жилец. Не йомен он, а младший сын тана. Норманы сожгли его именье и отняли надел.
        - Сколько не стреляй по лесам, сам обернешься дичью! Затравят как оленя норманнские псы. Слышал, небось, что рыцарь Гай Гисборн…
        Тут и выкрикнули очередь Малютке Джону. Без труда одолел он соперника — только и пожалел, что недослушал разговора.
        Десять пар осталось из двадцати, двадцать человек из сорока.
        - Слышал, кум, король-то Ричард пропал! Возвращался домой из Святой Земли, да и сгинул по пути! Уж и жив ли он?
        - Как не слыхать — многие собираются в дорогу — искать короля Ричарда. Вот и мой сосед, Эгберт, собрался. Как, говорит, страда минет, оставлю все хозяйство на зятя — и в дорогу. Благословенье, мол, уже получил у духовника. Я ему говорю — что тебе до Ричарда Плантагенета, потомка завоевателей? Сам не знаю, отвечает. Может просто охота вспала раз в жизни чужие края поглядеть. Да и вправду жаль мне короля, славный король, веселый король, хоть и не сакс.
        - Это верно! Сидел бы он в Англии — не сосал бы из нас всю кровь принц Джон, пиявка проклятая! И что, так и собрался Эгберт?
        - Так и собрался! Не я один, говорит.
        Пять пар осталось из десяти, десять человек из двадцати. Опять Малютка Джон среди победителей.
        - Принц Джон-то, небось, уж спит и видит себя королем Иоанном…
        - Корону родного брата примеряет…
        Три пары, шесть человек. Среди них — Малютка Джон. Теперь уж в толпе не до разговоров. Шериф Ноттингемский и тот подался вперед над разукрашенными перилами. Бледнеют и краснеют знатные девицы в ложах.
        Три человека осталось, три лучших стрелка. Лесничий Черный Билль, недоброй славы человек, знатный рыцарь Гай Гисборн, из гордой прихоти влезший в простонародное состязание, да Малютка Джон, назвавшийся Рейнольдом Гринлифом.
        Трубит рог, выносят новую мишень, самую мелкую, самую сложную. Первым выпадает стрелять Черному Биллю.
        Долго, старательно, целился лесничий. Хороший прицел, да только не учел Черный Билль силы ветра. Две стрелы из трех отнес ветер мимо, третья вонзилась в мишень.
        Вышел рослый красавец Гай Гисборн. Поклонился шерифу Ноттингемскому и дамам в ложах. Напряг мощные мышцы, натягивая тетиву, примерился к силе ветра. Вторая и третья стрелы Гая Гисборна вонзились в мишень рядом со стрелой Черного Билля.
        Бледна как полотно дочь шерифа Ноттингемского в ложе. Вертит девица в руке цветок розы, приготовленный, чтобы бросить победителю. С изящным поклоном поднимет смуглый красавец рыцарь цветок, поднесет к губам, приколет на грудь. Ах, только бы не выстрелил лучше этот саксонский мужлан по имени Гринлиф! Да нет, невозможно, не зря сорвана нежной ручкой роза.
        Небрежно вышел Малютка Джон, словно в кегли поиграть от скуки. Поднял лук. Спустил тетиву. Просвистела первая стрела, расщепила стрелу Черного Билля. Заревели от восторга трибуны.
        Просвистела вторая стрела, расщепила стрелу Гая Гисборна.
        Завыли, засвистели, захлопали, застучали ногами трибуны. С восхищением выругался сквозь зубы рыцарь.
        Просвистела третья стрела, расщепила вторую стрелу Гая Гисборна.
        Полетели в воздух шапки, к ногам стрелка — цветы. Разорвала в гневе дочь шерифа свою розу.
        Идет Малютка Джон получать из рук шерифа приз — серебряную стрелу.
        - Как твое имя стрелок? — спрашивает шериф.
        - Рейнольд Гринлиф из Хольдернеса, — отвечает Малютка Джон.
        - Иди ко мне в дружину, стрелок, — говорит шериф. — Для такого молодца, как ты, у меня найдется дело по плечу. Благородный Гай Гисборн со своими и моими людьми скоро устроит большую охоту на разбойника Робина Гуда.
        - Охотно приду, если не обидишь жалованьем, — отвечает Малютка Джон. — Только отпрошусь у своего господина. Когда мне надо поспеть назад?
        - К концу недели, славный стрелок, — отвечает шериф. — Утром во вторник выведет Гай Гисборн отряд из своего замка. Возвращайся и не сомневайся в моей щедрости.
        Дотемна веселился народ на гульбище. Со многими выпил Рейнольд Гринлиф по кружке эля, но скрылся засветло — никто и не заметил.
        А оторвавшись от людей вновь стал Рейнольд Гринлиф Малюткой Джоном.
        Невесело было на душе у Малютки Джона. В задумчивости сел он на придорожный камень.
        «Верно сказал тот йомен, — думал Малютка Джон. — Сколько не стреляй в лесу, сам станешь дичью. Опустится во вторник подъемный мост, выедет отряд на веселую охоту. Прочешут рыцари зеленый лес железным гребнем. Проклятье на вас, норманны, потомки завоевателей!»
        «Не томись злобой, Малютка Джон, — прошелестел листвой зеленый лес. — Разве ты сам — не потомок завоевателей?»
        «Да разве я норманн?! Я — честный сакс, в этой земле — кости моих предков.»
        «Тридцать поколений твоих предков лежит в этой земле, Малютка Джон, тридцать поколений саксов. Но мои дубы помнят отважных бриттов, помнят христианнейшего короля Артура. Помнят мрак, покрывший его королевство, когда к берегам пристали неисчислимые ладьи диких и свирепых язычников. Это были саксы, твои предки. Они убивали знатных бриттов, отнимали их достояние, жгли и грабили, тесня побежденный народ в горные края. Так было, Малютка Джон.»
        «Взгляни и на меня, Малютка Джон, — прошептала белая дорога. — Сколько раз ты попирал ногами мои камни, и не разу не подумал о том, что их проложили в незапамятные времена завоеватели римляне. Я прохожу через всю страну, через весь этот остров. Сколько раз ты ел капусту и лук, не думая о том, что их посадили римляне, завоеватели. Сколько раз вдыхал запах роз, привитых здесь садовниками римлян?»
        «Так как же мне быть, лес и дорога? Неужели ненависть в моей груди неправедна потому, что когда-то давно и мои предки пришли сюда с мечом?»
        «Ненависть сушит сердце, честный сакс. Второе поколенье норманнов ложится костями в эту землю. Когда-нибудь и они перестанут быть здесь чужаками. Изгони страх — только жалкие народы бояться влить в свои жилы свежую кровь. Борись не с норманнами, а с несправедливостью. С Лесным Законом и принцем Джоном, с попраньем прав свободнорожденных. Но помни, прошлого не вернуть, реки не текут вспять. Будь верен Ричарду, твоему королю. А теперь торопись предупредить об опасности славного Робина Гуда.»
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Скоморох из леса
        Холодным днем, когда вереск влажен после недавнего дождя, а дыхание клубится в воздухе паром, шел по дороге к манору Гая Гисборна бродячий певец с медведем на цепи.
        Замок Гиборна виден издали: высокий, каменный, темный, словно нависший над окрестными деревеньками. Мост поднят — видать мало гарнизона осталось в замке. Все знают, уж третий день молодцы Гая Гисборна прочесывают лес железной гребенкой. Человек десять солдат осталось в замке попивать эль да лениво кидать кости, следя, как вкруговую путешествуют стертые монеты по кошелькам. Вот уж кто будет рад нежданной забаве — знает певец, куда идти — перепадет ему от скучающих вояк и угощенья, и денег!
        Но певец с медведем потешником почему-то свернул не доходя до замка и вошел по узкой улочке между крытыми соломой хижинами в деревню. С визгом разбежались при виде медведя огромные свиньи. Люди же собрались, чуя потеху. День был воскресный, все йомены — дома. И потеха впрямь началась.
        - Покажи, как поп постится, Как румянится девица, Как горох воруют дети, Как метет хозяйка в клети, Тилли-лилли-тилли-ду! — пел певец, а медведь вертелся вперевалочку, выделывая свои коленца.
        Покажи, как конь лягался, Как пьянчужка не проспался, Как огонь попал на сено, Как не колется полено, Тилли-лилли-тилли-ду! — пел певец, а медведь топтался все уморительнее.
        - Смотри-смотри, будто правда девчонка в медное зеркало смотрится!
        - А теперь метла в руке!
        - Шатается, шатается-то как пьяный! — хохотали зрители.
        - Ай да зверь у тебя, ну и умница зверь!
        - А как зовут-то твоего зверя?
        - Как его зовут? Саксом, — ответил певец спокойно и громко.
        Разом смолкло все веселье вокруг, словно град прибил посевы.
        - Эй, гляди, как бы тебе тут шкуру не продубили, парень.
        - За такие слова недолго…
        - Чем не нравится кличка? — певец качнул цепью. Звякнуло кольцо в носу у зверя. — Я посадил его на цепь, а он пляшет под мои песенки! Проще простого — водить его за нос! Чем не сакс?
        Угрюмо молчали в ответ люди.
        - Тебе-то самому какое имя дано от роду, смельчак? — с гневом в голосе но тихо спросил старый йомен.
        - Зови меня Робином Гудом, — ответил певец.
        Кто охнул, кто ахнул, кто присвистнул сквозь зубы. Отступили на шаг йомены от человека с медведем. А ведь верно — ничуть не похож этот малый на побродяжку, живущего от щедрот. Такой не попросит, а сам возьмет.
        - Так зачем ты пришел, Робин Гуд? — выступил вперед кузнец. — Не только же насмехаться над нами? Да, в цепях мы, как твой медведь. Но ведь и я тебе могу сказать горькую правду. Молод ты, Робин Гуд, не понял еще: в лесу обженишься разве что с ивой-плакальщицей, а живую девицу в лес не позовешь, человечих птенцов в дупле не выведешь. Что ж, совсем угаснуть саксонскому племени?
        - Ладно, кузнец, не будем друг дружке соли на раны сыпать. Прав ты, не затем я пришел. Помощь нужна мне в одном деле — одних зеленых стрелков на него не хватит.
        - Говори, Робин Гуд, говори без боязни, нет среди нас предателя. Поможем чем сможем.
        - Ну так слушайте, время дорого. Мне сегодня еще не одну деревню обойти надо.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Осада
        Льются рекой в доме шерифа светлый эль и виноградное темное вино. Звучит смех, стучат серебряные кубки, поднимаются полные до краев рога, грызутся из-за костей собаки под столами. Важный гость у шерифа — рыцарь Гай Гисборн. Начало важного дела сегодня празднуют — обещал рыцарь положить конец последней саксонской вольнице — приюту разбойников в Шервудском лесу.
        Много народу собралось у шерифа — и своих и пришлых. Вон, сидит за столом дружины стрелок Рейнольд Гринлиф — новый шерифов слуга, прилежно обрабатывает баранью лопатку и ножом и зубами. Вон, примостился с краешку крайнего стола тучный рослый монах — что ж, неужто у шерифа Ноттингемского не найдется местечка для Божьего человека?
        Стучат кубки, доволен шериф Ноттингемский, ухмыляется в усы смуглый гость. Чему ж они так рады — небось птичка еще не в клетке?
        Другая, тайная, радость есть у них, другой сокол угодил в клетку, покрупнее Роберта из Локсли!
        Важные вести принес шерифу под покровом ночи гонец из Йорка. Уже успели перемолвиться о том шериф и гость наедине. Отчего бы им не пировать. Никогда не вернется король Ричард!
        Однажды, в крестовом походе, в далеких песках, поссорился Ричард с Леопольдом, герцогом Австрии. Дерзко ответил Леопольд скорому на гнев Ричарду, и король тут же вызвал его на поединок. При свидетелях Ричард с позором свалил Леопольда с коня, разрезал ремешки его шлема, но пощадил — не нанес «милосердного удара».
        - Ох, не смешите меня, милорд шериф! Глупец Ричард, трижды глупец — сперва нажить врага, а потом оставить живым! Уж я бы нипочем такой глупости не сделал!
        - Это что, сэр Гай! Возвращаясь домой через Австрию, встретил Ричард Леопольда! Тот, не будь дурак, приветливо да вежливо его встретил, да в свой замок пригласил! Вы ведь знаете, Ричард любит путешествовать без свиты — с одним оруженосцем! Простого рыцаря из себя строит, эдакого защитника вдов и сирот да заколдованных принцесс!
        - И что ж, милорд шериф, он так и поверил Леопольду? И сам к нему в замок въехал, даже не подумав, что тот может припомнить ему зло?
        - Готов поспорить, сэр Гай, он вообще забыл о той ссоре!
        - Забыть о ссоре?! Поверить в добрые намеренья врага?! Глупец Ричард, ох глупец!
        - Пусть пожинает, что посеял! Кто теперь знает, что сидит он в каменной башне под замком — пленник Леопольда! Если кто что и видел — по доброй воле безвестный рыцарь въехал в замок! Кто на такое обратит внимание! А уж Леопольд его не выпустит, к радости нашего принца Джона!
        - Ох и потеха, милорд шериф!
        - Одно плохо — тысячи людей из всякого простонародного сброда рыщут по свету в поисках Ричарда! Ну как кто на след выйдет?
        - Ну и что с того, милорд шериф? Ведь герцог Австрии — вассал германского императора. А уж тот скряга каких свет не видывал! Даже если и найдут Ричарда — не даст его император без такого выкупа, что во всей английской казне не найдется!
        - Ваша правда, сэр Гай, ваша правда! Никогда не вернется Ричард!
        Гнутся столы от олова и серебра, от зажаренных целиком бараньих туш, от блюд с птицей. Весело Гаю Гисборну, весело шерифу.
        Топот копыт, тяжелый галоп по мостовой. Падая от усталости, входит в залу всадник.
        - Сэр Гай, беда! Беда, сэр Гай Гисборн! Саксы осадили с вечера твой замок и готовятся к штурму!
        Побледнел сэр Гай так, что смуглое лицо его стало желтым как мед — ни дать, ни взять — сарацин! Вмиг стало тихо — слышно, как вьеся над столом оса.
        - Ты белены объелся, дурень!! Мы не при Вильгельме Завоевателе живем — слыхано ли такое?! Саксы, саксы штурмуют мой замок?! Откуда у них оружие?! Кто их ведет?!
        - Откуда оружие — неведомо. С вечера десятки, сотни саксов стали стекаться к замку. К ночи зажгли костры вокруг. К утру пошли в атаку. Я еле ушел подземным ходом, а коня забрал в деревне.
        - Кто их ведет?! Говори!!
        - Робин Гуд, сэр Гай, Робин из Локсли.
        - Проклятье, милорд шериф!! Все мои люди — в лесах!
        - Не горячитесь, сэр Гай! В таком замке даже малый гарнизон безопасен от разбойников! Им нипочем не взять его!
        - Будь это ваш замок, милорд шериф, вы бы не были так в том уверены! Проклятый Робин Гуд!!
        Взглянул Рейнольд Гринлиф на монаха. Взглянул монах на Рейнольда Гринлифа. И заторопился, встал из-за стола, скользнул к двери. Не иначе, поспешил Божий человек помолиться о конце смуты. Впрочем, никто и не заметил его ухода. Шериф ова дружина поднималась из-за столов, спеша собраться и седлать коней. Пир был кончен.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Гай Гисборн
        Робин Гуд шел лесом напрямик. На сердце у него было весело, ноги ступали легко — бесшумной походкой человека, привычного пробираться по чащобе.
        В десяти шагах от него, на небольшой поляне, мирно паслись два оленя. Только куст разросшегося шиповника загораживал от них подошедшего так близко человека, но звери, словно зачарованные летним, полным цветочных запахов днем, продолжали щипать траву. Верный выстрел и для мальчишки, впервые взявшего лук в руки! Робин Гуд рассмеялся, спугнув оленей: пусть себе живут, сегодня под Дубом-Королем и так не будет места от добычи!
        Ах, до чего ж хорош Шервуд ранним летом! Шиповник сменяется боярышником, разросся непролазный орешник… Молодые клены шелестят веселой листвой. Сплелась шарами омела на стволах — ядовито-зеленая, колдовская-наговорная омела, которую так любили в старину друиды. А над всем этим — темная надежная крыша — дубовые кроны.
        Ах, как поют птицы! Кажется, впрочем, не только птицы поют погожим днем в лесу. Робин остановился, придержав ветку орешника: три юных девушки собирали в лесу хворост. Босоногие, простоволосые, в грубых платьях из домашнего холста: а щеки цветут, как лесные розы. Девушки, без устали кланяясь каждой сухой веточке, пели на три голоса песню. Улыбка застыла на губах Робин Гуда. Он знал эту балладу, ее сложил лесной певец Алан э'Дэйл, и называлась она «Дева Марион».
        ДЕВА МАРИОН
        Юный май настает,
        Ветер в листьях поет,
        Скачет лэди на белом коне:
        - Я ждала целый год,
        Что же друг мой нейдет?
        Робин Гуд, ты вернешься ль ко мне?
        - Дом мой — лес вековой,
        Хлеб насущный — разбой,
        Лютый враг мой — норманский закон,
        Дева, вольный стрелок
        Как монах одинок,
        Подожди еще год, Марион!
        Юный май настает,
        Вереск пахнет как мед,
        Скачет лэди в зеленом плаще:
        - Я ждала целый год,
        Что же друг мой нейдет?
        Ах, ужель мои слезы вотще?
        - Дом мой — лес вековой,
        Хлеб насущный — разбой,
        Лютый враг мой — норманский закон.
        Мне в чащобе лесной,
        Веселей чем с женой,
        Подожди еще год, Марион!
        Юный май настает,
        Голубь почту несет,
        Розы дикие пышно цветут…
        «Я три года ждала,
        Злую пряжу спряла,
        Будь ты проклят навек, Робин Гуд!»
        Робин повернулся и пошел прочь. Яркий день померк в его глазах, словно тяжелые мысли были закрывшими солнце облаками.
        «Грустная песня, невеселая песня. Не все в ней — так, и не все в ней — правда. Но что тогда правда, Роберт из Локсли? Правда то, что спас ты однажды знатную девицу саксонку от негодяя норманна, похитившего ее, чтобы силой взять в жены. Правда, что звали ее лэди Марион. Что ты полюбил ее, а она — тебя. И что ты оставил ее, потому, что не мог иначе. Правда, что ты разбил ее сердце, и она ушла в монастырь. Что нет больше лэди Марион, а есть сестра Матильда. Ах, Марион, Марион, хотел бы я знать, о чем молишь ты Бога в темной обители? Простишь ли ты меня когда-нибудь? Думаю, что нет. Саксонки не прощают сердечной обиды.»
        Размышления Робин Гуда нарушил лихой стук копыт. Ноги вывели его на дорогу. Разбойник отступил в заросли и вскинул лук, чтобы не застать врасплох того, кто вот-вот появится из-за поворота.
        Но вместо рыцаря на сытом коне глазам его предстало на диво странное зрелище. Поднимая облака белой пыли, навстречу Робину мчался братец Тук, взгромоздившийся на неоседланную клячу, такую тощую, что казалось, ее хребет вот-вот перережет тучного монаха надвое. Изо всех сил молотя ногами по ребристым бокам лошади, благочестивый отшельник умудрялся гнать ее галопом.
        - Клянусь Хенгистом, отче, где ты раздобыл такого резвого скакуна? — расхохотался Робин.
        - Клянусь мощами Эдварда Исповедника, — ответил монах, спешиваясь так же легко, как упал бы с телеги мешок зерна. — Ты сам ржешь как жеребец, а между тем впору плакать. Уф-ф, думаю, что эта развалина лет десять не бегала так резво! Я купил ее у какого-то возницы, который вез камыш. Боюсь, что для него сделка оказалась выгоднее.
        - Так с чего ты вздумал упражняться в верховой езде, отец Тук?
        - С того, что самое малое через час после меня из Ноттингема выехали люди шерифа! Ей же ей, Робин, ты считаешь себя умнее всех! Допустим, твои парни заманили молодчиков Гисборна далеконько в чащобу, и они на помощь не поспеют! Да только, если осаждаешь замок, надо все ж-таки поглядывать, нет ли у лисицы запасного выхода из норы! Чума на вас, как вы проворонили подземный ход? С шерифовыми людьми вам не совладать под стенами замка — придется уносить ноги подобру-поздорову!
        - Не горячись, святой отец, — с широкой улыбкой ответил Робин. — Спасибо за службу и дружбу, но ни тебе, ни людям шерифа, спешить уже некуда и незачем. Лиса пока жива, но мы разорили ее нору. Приходи лучше вечером к Дубу-Королю, где мы будем делить добычу так, как велит разбойничий закон.
        - Ты взял неприступный каменный замок, Робин Гуд?! — от изумления брат Тук даже побледнел от тройного подбородка до тонзуры. — Быть не может — у тебя бы просто не хватило людей!
        - С одними лесными стрелками мне бы этого нипочем не сделать, святой отец. — Робин Гуд улыбнулся еще веселее. — Но мне помогли славные крестьяне. Ведь и я иной раз помогаю им — кому мешком пшеницы голодной зимой, кому — серебряными пенсами перед сбором налогов.
        - Да ты в уме помешался, Робин?! — завопил брат Тук в гневе. — Им же несдобровать потом, когда узнают, кто тебе помогал!
        - Кто их узнает, отче? — негромко спросил Робин Гуд. — Моих помощников некому узнать. Вся охрана замка перебита.
        Монах и разбойник взглянули друг на друга и некоторое время простояли молча.
        А Гай Гисборн, подоспевший в этот день к своему замку с людьми шерифа, застал страшное зрелище: разбитые ворота, спущенный мост, сгоревшие крыши над закопченными башнями. Еще недавно здесь кипел бой, звенели мечи, летели горящие стрелы, падали камни со стен, а теперь царила тишина, только воронье кружилось в небе, чуя мертвецов. Взломанные амбары зияли пустотой. Пустые сундуки догорали во дворе. Только одно здание избежало разграбления: маленькая замковая часовня. К ее дверям был прибит стрелой лист пергамента.
        Гай Гисборн знаком показал одному из солдат снять пергамент.
        Нехотя, словно боясь, что гнев рыцаря падет на него, солдат приблизился к сэру Гаю с пергаментом в руке.
        Не меняясь в лице, Гай Гисборн развернул разбойничье письмо.
        «Шервудский лес — мой дом, Гай Гисборн. Не ходи ко мне незваным, и я не буду ходить к тебе. Робин Гуд».
        И тогда Гай Гисборн обнажил свой меч, в рукоять которого были вложены мощи святого Дагобера, и поклялся страшной клятвой отомстить Робину Гуду, королю разбойников.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Король в беде
        Ветер играл светлыми волосами Алана э'Дэйла, лесного певца. Алан стоял на широкой дубовой ветви, и его развевающийся плащ сливался цветом с листвой. Кроны ясеней и кленов колебались внизу, как зеленое море. Как на ладони видно было место, где поднималась на холм белая старая дорога. Где-то там, внизу под зелеными волнами листвы ждут с луками и короткими саксонскими мечами наготове Вилль Статли и Скэтлок. Когда игрушечные фигурки покажутся на дорожном подъеме, заливистый свист Алана скажет, что засада должна приготовиться. Кого-то пошлет сегодня Бог с подарком для вольных стрелков?
        Кто б ни была птичка, а пора готовить сеть! Одинокий всадник появился на холме. Алан э'Дэйл засвистал. Скэтлок отозвался свистом внизу. Сигнал услышан!
        Рыцарь ехал даже без оруженосца. Был он немолод и худ, острое лицо прорезано глубокими морщинами — из тех, что чертят не годы, а тяготы и тревоги. Небольшой его щит был так изрублен в битвах, что трудно было разобрать на нем герб.
        - Постой, благородный сэр! — грозно воскликнул Скэтлок, хватая сердито захрапевшего коня под узцы. — Кто б ты ни был, а через этот лес не проезжают не заплатив пошлины Робину Гуду!
        Рыцарь положил руку на рукоять меча. Что толку? Стоявшие в нескольких шагах Алан э'Дэйл и Вилль Статли навели на рыцаря свои луки. Меч остался в ножнах, но рука — на рукояти.
        - У меня ничего нет для вас, лесные молодцы! — решительно сказал рыцарь.
        - Похоже на то, — мрачно произнес Вилль Статли, окинув взглядом старые доспехи рыцаря. — Поклянись, что при тебе вправду нет ничего ценного, и мы отпустим тебя без обиды.
        - Такой клятвы я не дам, — сказал рыцарь, метнув взгляд на потертые седельные сумы. — Я сказал, что у меня нет ничего для вас.
        - Э, приятель, да ты, похоже, не так беден, как кажешься! — сердито сказал Алан э'Дэйл. — Что у тебя в этих сумках?
        - Прежде, чем вы перережете мне горло, этого вам не увидеть, — ответил рыцарь. — В них все, что у меня есть. Все золото, что я добыл концом копья в походах, все драгоценности моей семьи. Увы, этого не так уж много — я беден, а покуда я воевал в Святой Земле, владения мои совсем пришли в упадок. Но и эту малость я скорее умру, чем отдам без боя, потому, что предназначил это для самой благородной цели, какая только может быть сейчас у жителя этой страны.
        - Постой, о чем ты говоришь? — озадаченно спросил Скэтлок, и рука его ослабила повод.
        - Я везу свое достояние в аббатство Святого Бенедикта. Все жители этого края договорились устроить сбор там.
        - Сбор чего? О чем ты говоришь, сэр рыцарь? — недоумение разбойников росло.
        - Похоже, вы совсем одичали в своих лесах! — воскликнул рыцарь. — Или не знаете, для чего все честные люди отдают сейчас последнее свое добро?
        - Воистину, твои слова необычайно странны, — задумчиво произнес Алан э'Дэйл. — Боюсь, сэр рыцарь, что тебе придется отправиться с нами в гости к самому Робин Гуду, чтобы он выслушал твой рассказ и вынес решение.
        - У меня нет лучшего выхода, — с достоинством согласился рыцарь. — Мне не справиться с вами троими, и даже если я погибну, мои сокровища не попадут туда, куда я хочу. Между тем, если правда хотя бы половина того, что я слышал о Робин Гуде, он, быть может, посовестится отнять то, что я везу с собой.
        - Стало быть, идем к Робину Гуду! — весело сказал Скэтлок. — Только не обессудь, благородный рыцарь, нам придется завязать тебе глаза, тропинки к нашим пещерам мы держим в секрете! Коня твоего я поведу под-узцы.
        Долго сидели в этот день разбойники у лагерного костра. Но не было слышно ни шуток ни смеха — хотя в золе как обычно пекся олений окорок, а в стаканах плескался добрый эль. Слишком необычные вещи рассказывал лесным стрелкам их неожиданный гость, сэр Рэймонд Варенн.
        - Король Ричард найден. Некий человек, норманн по имени Блонделль, из тех, кто скитался в поисках короля, забрел в Австрию, к замку герцога Леопольда. Он спросил, как спрашивал везде, не был ли здесь король Ричард. Ему ответили, что Ричарда здесь не видели. Тогда Блонделль попросился переночевать. Однако ему грубо отказали в ночлеге, а время было позднее. И Блонделль решил устроиться на ночь прямо на куче вереска под замковыми стенами. Однако только он начал засыпать, как его разбудили звуки лютни. Кто-то играл в одной из башен замка и пел песню по-французски. Блонделль прислушался. Певец пел о своем заточении, о вероломстве боевого соратника, перед которым он был виноват только в том, что не пощадил его, победив в честном поединке, о своей тревоге о далекой стране, оставшейся без королевской власти. Блонделль понял, что это поет плененный король. Так раскрылось это злое дело. Но радоваться рано! Герцог Леопольд, узнав, что его тайна раскрыта, отправил Ричарда к своему сюзерену германскому императору. А император так же скуп, как коварен Леопольд. Он назначил за короля Ричарда немыслимый выкуп —
пятнадцать возов серебра и пять возов золота.
        - Ну и что с того?! — не выдержал Скэтлок. — Король Ричард — наш законный повелитель! Хотел бы я знать, как посмеет принц Джон не открыть государственной казны?!
        - Принц Джон сказал, что казна пуста, — мрачно усмехнулся гость. — Быть может это и правда — он ведь обращался с ней как со своим кошельком. У Англии нет денег на выкуп своего короля!
        - Нет денег выкупить короля из плена! Такого позора не видано от веку!
        - У Англии нет денег для короля Ричарда!
        - Но они есть у англичан, — гордо сказал рыцарь. — Знали бы вы, лесные стрелки, что творится сейчас по всей стране. Женщины вынимают серьги из ушей, мужчины снимают нательные кресты. По всем графствам днем и ночью чеканят звонкую монету. Сам я сражался вместе с Ричардом в Святой Земле, но даже те, кто никогда не видел его в лицо, отдают последнее! А теперь скажи мне, Роберт из Локсли, — рыцарь решительно поднялся с травы, на которой сидел у костра вместе с разбойниками. — Посмеешь ли ты отнять у меня то, что предназначено Ричарду Львиное Сердце?
        - Мы не любим норманнов, сэр Рэймонд Варенн, — медленно ответил Робин Гуд, поднимаясь в свою очередь. — Но среди моих людей нет ни одного, кто не считал бы себя верным королю Ричарду, славе христианского мира. Я далек от мысли покушаться на твое добро. Но не спеши покидать нас. Друзья, если государственная казна так пуста, не найдется ли чего в разбойничьей? Доброе ли это дело?
        - Доброе, Робин!
        - Мы согласны, Робин!
        - Хорошо, тогда посмотрим, чем мы можем помочь своему королю. Брат Тук, ты у нас силен в счете! Помоги и ты, Алан, ты ведь тоже учился в монастыре!
        Не час и не два провели Робин с братом Туком и Аланом э'Дэйлом в подземной сырой тайной пещере, считая золотые и серебряные монеты при пляшущем свете факела. Пол-мешка золота и мешок серебра набрали разбойники.
        - Ну вот, сэр Реймонд Варенн, — сказал Робин Гуд изумленному рыцарю. — Думаю, тебе будет с чем явиться в аббатство. Только боюсь, что твой конь этого не довезет. Пусть-ка двое из моих молодцов пойдут с тобой как твои люди. Заодно и приглядят за отправкой — как бы чего не прилипло к пальцам толстяка приора — сдается мне, он не слишком любит короля Ричарда.
        - Но постой, Робин Гуд… — ошеломленно произнес сэр Рэймонд. — Не пожалеешь ли ты потом?
        - Не обижай нас, сэр Рэймонд Варенн, — ответил негромко Робин. — Мы такие же подданные своего короля, как и ты. Разбойниками нас сделал Лесной Закон, ваш злой норманнский закон. Но Ричард не норманн для нас, а король.
        - Прости меня, благородный Роберт из Локсли, — ответил рыцарь, потупив глаза. — Клянусь Пречистой Девой, если мы увидим нашего короля живым и невредимым на его троне, я как старый друг буду говорить с ним о Лесном Законе. Я люблю Англию и знаю, что это страна свободных людей.
        - Грядущее темно, сэр Реймонд, — ответил Робин. — Но я благодарю тебя за твои слова. Но поспеши — мы отняли у тебя много времени. Поспеши в аббатство!
        Не только лесные молодцы занимались в тот день подсчетами. Толстяк приор, тот самый, что молился однажды с Робин Гудом, готов был лопнуть от злости. Деньги, деньги, деньги… Настоящий денежный дождь, что течет сам в руки приора — но пройдет сквозь пальцы — на освобождение ненавистного Ричарда. Многие не усидят на теплых местах, когда вернется он — король по прозвищу Львиное Сердце. Лучше не думать об этом… Да как не думать!
        - Ну скажите сами, брат эконом, — с досадой проговорил он, силясь сохранять хотя бы спокойный вид. — С ума они посходили все, эти люди, что ли?
        - Было бы куда как хорошо для нас, если бы они любили Бога так же щедро, как короля, — проворчал эконом.
        - Ладно бы еще норманны, но саксы-то, брат эконом, саксы! Что они в нем нашли, скажите на милость?
        - Вам этого не понять, отец приор! — холодно произнес сэр Рэймонд Варенн, появляясь в дверях. — Они нашли в нем великую душу. А теперь пошлите-ка писцов пересчитать то, что я принес с моими людьми.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Малютка Джон и повар
        Пусто в доме шерифа Ноттингемского. С пышной свитой отправился шериф в Лондон, по зову короля Ричарда, вернувшегося домой. Ох и не хотелось ехать лорду шерифу! Как говорят в народе, чуяла собака, чье мясо съела. Как бы не выплыли наружу сговоры с принцем Джоном да и еще кой-какие темные дела. На ком только мог сорвал шериф злобу перед отъездом. Досталось и повару Майклу — высоченному детине с мускулами уличного акробата. Мясо переварено, утка жестка, в вино переложено пряностей, а они, небось, денег стоят, не растут в огороде под окошком!
        - Чтоб тебе паштетом подавиться да сыром отравиться! Чтоб тебе зубы сломать о баранью кость! — бормотал Майкл, начищая медный котел. — Без тебя не знаю, скряга, где пряности растут! Провалиться мне на этом месте, если король Ричард не попотчует тебя таким перцем, что вспотеешь кувыркаться!
        - Эй, повар, дай-ка мне поесть!
        Майкл сердито поднял глаза: в дверях поварни стоял стрелок Рейнольд Гринлиф — только его не хватало!
        - Вашей милости ягненка в вине или голубей в меду? Проваливай подобру-поздорову! Коли не поехал со всеми, так и кормись в трактире.
        - Да разве сгодится грубая стряпня трактирщика для желудка шерифова стрелка? Приготовь-ка мне, пожалуй, седло барашка с винными персиками и сливами из Дамаска! А на закуску сойдет копченая лососина.
        - На закуску сковородкой по лбу, а на первое блюдо — кулаком поддых! Устраивает? Или трактирщик тебя все-таки лучше накормит? Чтоб я стал стряпать ради одного бездельника…
        - Ладно, старина, погорячились и будет. Дай краюху хлеба да кусок ветчины, так и быть, перекушу всухомятку.
        - Еще чего, ветчины! Я уж и кладовую запер, и ключи ключнику отдал.
        - Эка невидаль, ключи! Кому встала охота полакомиться ветчинкой, тот и без них обойдется! — с этими словами Рейнольд Гринлиф навалился плечом на дубовую дверь. Дверь заскрипела, застонала, да и выскочила из петель, рухнув вместе с Рейнольдом Гринлифом прямехонько посреди кладовой. Дух захватило от запахов снеди, которой набита была кладовая. И круглобокие бочонки с элем, и меха с вином, и копченья под притолокой. Рейнольд Гринлиф, не теряясь, тут же нацедил себе кружку эля и вгрызся зубами в окорок.
        Однако не успел стрелок разделаться с ветчиной, как в проеме выбитой двери появился повар. В руках он держал крепкий меч, а голова его и шея были красными от ярости.
        - А ну выходи, покуда я не сделал из тебя фарш! — крикнул он.
        - Э, приятель, ты скорее сам превратишься в отбивную! — ответил Гринлиф, вытаскивая свой меч. — Если тебе охота помериться силой, то пошли во двор, здесь негде и развернуться!
        - Пошли, наглец ты эдакий, — сказал повар. — Давненько не махал я мечом!
        И они вышли на двор и закрутили над головами мечи. Славным рубакой оказался повар Майкл! Но как он ни старался, не удалось ему ни разу задеть Рейнольда Гринлифа. Но и Рейнольд Гринлиф даже не поцарапал повара. Без толку звенела на весь двор стальная музыка сшибающихся мечей — противники были равны.
        - Эх, люблю хороший удар! — проговорил Рейнольд Гринлиф, вертясь как детский волчок.
        - Да и ты неплох в драке, — тяжело дыша, ответил повар, приседая и отскакивая.
        - Так чего ж мы не поделили? — спросил Гринлиф, отражая удар.
        - А чего ты залез в кладовую лорда-шерифа? — ответил повар, занося меч.
        - А ты с лордом шерифом детей крестил? — спросил Гринлиф.
        - И то верно, что мне до его добра, — ответил повар.
        - Стыдно такому молодцу, как ты, стучать горшками у очага! — сказал Рейнольд Гринлиф. — Пойдем со мной в Шервуд к Робин Гуду!
        - Отчего бы нет, — ответил повар. — Мне, признаться, тут изрядно надоело. А ты, стало быть, из лесных молодчиков, Рейнольд Гринлиф?
        - Зови уж меня попросту Малюткой Джоном, — ответил стрелок.
        - По рукам, Малютка Джон, — сказал повар. — Удачно, что в доме нету никого, кроме старого сморчка ключника, служанок да мальчишек поварят. Надо подыскать мешок побольше да набить серебряной и золотой посудой!
        - Дело говоришь, приятель, — ответил Малютка Джон. — Одно ты забыл — я ведь так и не успел закусить, когда тебе вспала охота поупражняться на мечах. Пойдем-ка сперва в кладовую да пообедаем на дорожку.
        - Э, больно уж ты прыток, Малютка Джон, — забеспокоился повар. — В Ноттингеме еще осталось солдат выслать погоню.
        - Подумаешь, погоня! — хмыкнул Малютка Джон. — Поверь мне, друг, в Шервудском лесу есть кому ее встретить. Пусть скажут спасибо, те, кто не останется там навек, если их отправят домой задом-наперед на собственных лошадях!
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Артур и Джон
        По-честному поделили под Дубом-Королем лесные молодцы добычу, принесенную Малюткой Джоном да поваром Майклом из шерифова дома, а ноттингемскую погоню проучили так, чтобы не повадно было в другой раз соваться в лес. Посмеялись вдоволь и над рассказами о том, как был Малютка Джон Рейнольдом Гринлифом. День посмеялись, другой пошутили, а на третий — забыли до поры. Новые заботы пришли к лесным стрелкам — осень настала. Лихое время для разбойников — осень. Для запасов на зиму раскрыты амбары в замках и монастырях. Что ни день — один за другим тащатся по дорогам тяжелые обозы с мукой и медом, с зерном и птицей. Знай поспевай собирать лесную пошлину!
        Но и эта веселая пора миновала. Укоротился день, первый ледок засверкал по утрам под ногами. Багрецом и медью окрасились леса. Опустели поля — словно и не кипела на них еще недавно работа. Затихла жизнь, как медведь, готовый завалиться в спячку.
        Ко дню Всех Святых упали на землю первые белые хлопья. Приятно сидеть холодным длинным вечером на мягких шкурах вокруг большого костра посреди пещеры. Трещит огонь, пожирая смолистые ветви, пляшут по стенам красные тени, ходит по рукам рог с разогретым вином. Самое время послушать Алана э'Дэйла, все знает певец о давних делах, о седой старине. А уж чего Алан не знает, то и не стоит того, чтоб слушать. Бабка его слыла в округе колдуньей, да и то сказать, куда певцу без колдовства?
        - Да, славные были времена, гордые времена. Круглый стол велел поставить король Артур в пиршественной зале — чтоб знали все, что одинаково славны его рыцари, нет среди них лучшего, и худшего нет. Всем равная честь. И король сидел со всеми как равный.
        - Алан, спой про Мерлина, волшебника, нечеловечьего сына!
        - Нет, лучше про злобную фею Моргану! И как сэр Борс сражался с пустыми латами, оживленными нечистой силой!
        - Про Персиваля, которого прятала мать в лесу!
        - Нет, лучше про Ланселота Озерного!
        - Не все сразу, ребята, — певец неспешно отхлебнул вина и потянулся за лютней. — Про Ланселота, так про Ланселота. Все вы знаете, что звался сэр Ланселот Озерным потому, что рос не как положено человеку. Был он приемышем Водной Феи, и жил в ее перламутровом замке на самом дне. Вышел же он из воды и впервые увидел белый свет уже взрослым. Судьба его вела к замку Камелот, к королю Артуру. Но несчастливая это была судьба, хотя и совершил Ланселот множество рыцарских подвигов во славу Льва на Артуровом знамени. С первого взгляда полюбил Ланселот королеву Гвиневру, жену Артура. А Гвиневра полюбила Ланселота. Но был Ланселот рыцарем, а Гвиневра королевой. И легче им было умереть, чем нанести оскорбленье королю Артуру, славнейшему из королей. И вот они таили свою любовь и страдали. Вот, об этом я и спою.
        Негромкие звуки лютни отдались под сводами пещеры, опережая голос певца.
        БАЛЛАДА О ЛАНСЕЛОТЕ
        Во веки славтесь, Долг и Честь,
        Тюремщики Любви!
        Ее плененье твердо снесть
        Господь, благослови.
        Гвиневре в сердце бъется кровь,
        С ней рядом — Ланселот.
        Он говорит ей вновь и вновь
        О царстве Феи Вод.
        - Гвиневра, сердца госпожа,
        Я истомлен тоской,
        Но Вы велите продолжать
        Рассказ нехитрый мой.
        - Ведите речь, сэр Ланселот,
        Мне хорощо до слез.
        - На дне я, в царстве Феи Вод,
        До отрочества рос.
        Жил под хрустальною водой,
        И не имел друзей,
        А мир мой был совсем иной,
        Чем у других людей.
        Я игры рыб любил смотреть
        На синем лежа мху,
        А солнце, золотая сеть,
        Плескалось наверху
        Когда стоял погожий день,
        И радовало глаз.
        И алая струилась сень
        В закатный грустный час.
        Не ведал я, что солнце — круг,
        Оно плыло, дробясь.
        Лиловых водорослей луг,
        Мне был как луг для Вас.
        Как я любил бродить средь них,
        Слагать стихи и петь.
        Дно — в перламутрах голубых,
        И рыбки — словно медь.
        Не ветер кудри колебал
        Вкруг детской головы:
        Я водных струй теченье знал,
        Как знали ветер Вы.
        - Ведите речь, сэр Ланселот,
        Мне хорошо до слез.
        - На дне я, в царстве Феи Вод
        До отрочества рос.
        Жил под хрустальною водой,
        И не имел друзей,
        А мир мой был совсем иной,
        Чем у других людей.
        Так детство шло, за годом год…
        Мне фея меч дала:
        - Король Артур тебя лишь ждет
        У Круглого Стола.
        О, мальчик, нежное дитя,
        Не все стихи слагать,
        В закатный час бродить грустя,
        И жемчугом играть.
        Вначале страшен новый свет,
        Возврата нет сюда,
        Но, полны радостей и бед,
        Затем пройдут года.
        Ты станешь вспоминать как сон,
        Подводный дивный край.
        Дитя, ты рыцарем рожден!
        Прощай, навек прощай!
        - Ведите речь, сэр Ланселот,
        Мне хорошо до слез.
        - На дне я, в царстве Феи Вод,
        До отрочества рос.
        Жил под хрустальною водой,
        И не имел друзей,
        А мир мой был совсем иной,
        Чем у других людей.
        И очутившись на земле
        Порой цветенья роз,
        Я ощутил вдруг на лице
        Потоки горьких слез.
        Гвиневра! Вышел я со дна,
        Там слез не льют у нас!
        На вкус горька и солона
        Текла вода из глаз.
        И, плача, вспомнил я о том,
        Что их когда-то лил,
        Ловил я капли жадным ртом,
        Мне вкус их сладок был.
        Я слез с коня и лесом шел.
        Как в сладостном из снов
        Я узнавал цветущий дол
        И гряды облаков.
        Я обнимал стволы дубов,
        Я пьян был, взят был в плен
        Волшебным пеньем соловьев
        И замком на скале.
        - Ведите речь, сэр Ланселот!
        Мне хорошо… до слез!
        - На дне я, в Царстве Феи Вод
        До отрочества рос.
        Жил под хрустальною водой,
        И не имел друзей,
        А мир мой был совсем иной,
        Чем у других людей.
        Во веки славьтесь, Долг и Честь,
        Тюремщики Любви!
        Ее плененье твердо снесть
        Господь, благослови!
        Певец замолк, замер последний трепет струн. Кто-то поспешил подбросить в костер охапку сушняка — в пещере похолодало. Долго сидели все молча, раздумывая о славе давних лет.
        - Опоздал король Ричард на свет появиться, — негромко произнес Робин Гуд. — Ему бы самое место за Круглым Столом. Пировать с друзьями, да подвиги искать по свету. Теперь не те люди, да и дела не те.
        - О чем ты, Робин?
        - Да не стоило ему опять нашу Англию веселую оставлять. Не успел из плена вернуться — снова в поход. Только узнал с Леопольдом, как опасно великодушничать с низкими людьми — и тут же простил принца Джона. Ох, зря.
        - Ричард есть Ричард — его не переделаешь. Да и будь он другим, разве любила бы его так вся веселая Англия?
        - Слушай, Робин, а правду ли говорят, что наследник трона, маленький принц Артур, назван в честь нашего британского короля?
        - Думаю, что правда. Уж во всяком случае правда, что по сердцу Ричарду наше рыцарство Круглого Стола.
        - Да, славное было время. А песню ты сегодня спел грустную, Алан.
        - Какая уж выпала. Да и вечер сегодня невеселый. Вон, как тревожно садится солнце — красное как кровь-руда.
        - Эй, глядите, вороны!
        - Ух-ты!! Вот это да!
        Грающее воронье грозовой тучей пронеслось по кровавому закатному небу, стремя свой лет над пашнями и лесами.
        - Ох и злющие! Да как много! Сроду такого не видывал!
        - Кровь чуют… Старики говорят — такое к большой битве!
        - К битве… Или к смерти.
        - К чьей смерти! Куда они летят?
        Мертвым холодом подступающей зимы повеял вдруг осенний вечер. Над всей страной, над веселой Англией летят злые вестники вороны. Слышат люди беду в их криках. Далеко за морями погиб в походе славный король Ричард Львиное Сердце.
        Двое осталось наследников, а трон — один. Коварный брат Ричарда принц Джон и ребенок племянник — принц Артур. Прав на трон — поровну. Что-то выйдет из этого, добрые люди?
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Подлость шерифа
        - Куда едет лорд шериф? — говорили люди в Ноттингеме. — На охоту что-ли собрался? Ишь, сколько народу с ним!
        - Чего б ему теперь ни веселиться да ни охотиться? Праздник настал для всех кровопийц норманнов! Король Иоанн сел на трон!
        - Эх вы, глупцы! Сел-то сел, да сидит не крепко. Мальчишка Артур растет не по дням, а по часам! Славный да великодушный мальчуган, всем в дядю Ричарда, ничем — в дядю Джона. Рано еще ликовать нашим недругам — и лорду шерифу не до веселья.
        - Однако ж поехал он на охоту!
        - Поехал-поехал, дружок! На охоту за зеленым оленем.
        - Как это — за зеленым оленем?!
        - Не понял — объяснять не стану.
        Так говорили в этот день в Ноттингеме, наблюдая выезд шерифова отряда. За зеленым оленем собрался шериф — за стрелком в суконном плаще цвета листвы, за головой Робина Гуда.
        Сыро в марте в Шервудском лесу, месят грязь лошадиные ноги. В овражках да в тени не сошел еще белый покров, лишь потемнел по краям. Щедро раскиданы веселые подснежники по опушкам.
        Кутается шериф в подбитый мехом плащ — пробирает до костей мартовский ветерок. Ох, Робин Гуд, чего бы не отдал шериф, чтобы поднять тебя как проклятого зверя в твоем разбойничьем логове! Дерзок ты, Робин Гуд, слишком дерзок для дорожного грабителя! Пол-года отстраивал Гай Гисборн выгоревший замок. Ну да ничего, небось городка Ноттингема тебе не осадить! Все равно попляшешь на виселице!
        Каркнула вспугнутая ворона. Закачались, словно страшные руки, ветви черного гнилого пня, высунувшегося из-под снега. Вздыбился под шерифом вороной жеребец, заржал, забил в воздухе передними копытами.
        - Эй, Гийом, Франсуа, Жерве!! Сюда!! Ко мне!!
        Тут только сообразил шериф, что, задумавшись, отстал от свиты. Дело пустячное, только дунь в рог, что висит на боку — мигом услышат сигнал. Да только как дотянешься до рога, когда понесла испугавшаяся лошадь и мчится невесть куда не разбирая дороги?! Ветви хлещут по лицу — береги глаза! И двух рук еле хватает удержаться.
        Наконец конь споткнулся, упал на оба передних колена: перекинувшись через лошадиную голову, шериф растянулся плашмя на снегу.
        Что же, руки-ноги целы, хотя тело так ноет от удара, что не разогнуться в полный рост. Шерифова гордость, вороной Ветер, прядет ушами, еще волнуясь, но виновато косит влажным глазом. Только б вскарабкаться самому в седло! А куда ж его, разрази гром, занесло! Не слышно криков шерифовых солдат. Снега больше, значит выше. Не приведи Господь…
        - Экая беда! Не ушиблась ли Ваша Милость?
        Слава Богу, есть кому помочь. Силы небесные! Да ведь это проклятая змея, Рейнольд Гринлиф!! Ах, чтоб тебе неладно было! Рука шерифа потянулась к рогу.
        В руке разбойника блеснула смертоносная сталь.
        - Коли хочешь, труби, милорд! Поспеют как раз полюбоваться на твой труп. И меч из ножен не тащи — не успеешь, я с тобой драться не стану, метну нож оттуда, где стою.
        - Чего ты хочешь, Рейнольд Гринлиф? — в горле шерифа странно пересохло.
        - Зови меня Малюткой Джоном, — усмехнулся разбойник. — А хочу я того же, что и ты. Сорока на хвосте принесла, что ты ехал сюда повидать Робин Гуда. Сам Бог все устроил лучше некуда. Можешь не сомневаться, что Робин Гуда ты увидишь!
        Малютка Джон негромко засвистал сойкой. Стояли друг напротив друга — враг напротив врага шериф и разбойник — один с обнаженным ножом, другой с застывшей на пол-пути к рукояти меча рукою. Стояли, покуда ни послышались легкие шаги и ни вышли на поляну двое молодцов в зеленом.
        - Привет Алан и Клем, — сказал Малютка Джон. — Сам лорд шериф пожаловал в лес, чтобы я мог достойно отплатить ему за его гостеприимство. Как-никак был я его стрелком пять месяцев! Повнимательней к дорогому гостю — возьмите меч, чтобы он не порезался. Клем, возьми лошадь!
        Дружный смех встретил гостя под закоптевшими от костра сводами пещеры. Недобрый смех. А этот — русоволосый, сероглазый — сам проклятый Робин Гуд, ни с кем его не перепутаешь, расступаются перед ним разбойники. Он не смеется.
        - Милости прошу, шериф города Ноттингема. Чувствуй себя как дома — ты ведь здесь всех знаешь.
        - Как я могу вас знать, разбойники? — вскинул голову шериф. — Знаю лишь эту змею, что пригрел на груди — Рейнольда Гринлифа! Было б наше знакомство короче, кабы угадал я в нем грабителя!
        - Длиной с пеньковую веревку, не сомневаюсь. Да после драки кулаками не машут, милорд шериф. Значит, не признаешь ты своих знакомых? Честишь разбойниками да грабителями — неладно выходит. Уж кому бы бросаться здесь такими словами, да только не тебе.
        - Это еще почему? — мысль о неминуемой смерти придала шерифу мужества. — Кому, как ни королевскому шерифу, называть разбойников разбойниками, а грабителей — грабителями?
        - А кто сделал разбойников разбойниками, грабителей — грабителями? — гневно сверкнули серые глаза Робин Гуда. — Что ж, встряхнем твою память. Говори, Клем!
        - Разве ты не знаешь меня, лорд шериф? — выступил вперед широкоплечий разбойник. — Не думал я бродить по дорогам, честно служил свинопасом моему господину лорду Этельреду. Но его родовые земли отсудил с твоей помощью норманн Гийом де Бор. Не захотел мой лорд подчиниться неправому суду, заперся в своей усадьбе. Тогда осадили нас люди де Бора с твоими стрелками. И была страшная бойня. Моего лорда, и всех сыновей моего лорда, и всех его слуг перебили норманны. Один я уцелел из могучего дома — брошенный в канаву с тяжелыми ранами. А теперь ты говоришь, что не знаешь меня?
        - Говори ты, Скэтлок! — сказал Робин Гуд.
        - И меня ты не знаешь, лорд шериф? — спросил рыжеволосый Скэтлок. — Не собирался я быть разбойником, жил в веселой деревеньке Тисби, где жимолость над каждым крылечком. В тот год случился недород — не расщедрилась земля ни на ячмень ни на рожь. Но вы собрали все налоги до фартинга. И зимой нам осталось варить старые ремни, чтобы не околеть с голоду. И чтобы не умерли мои дети я поймал в лесу жирного фазана. По твоему приговору мне должны были отрубить руку, если б я не сбежал в лес.
        - Говори ты, Алан, — сказал Робин.
        - И я не думал тешить лютней медведей, — засмеялся певец, откинув рукой длинные светлые кудри. — Я учился грамоте у добрых монахов и собирался идти пешком в ученый Оксфорд. Но на празднике в Ноттингеме меня оскорбил твой пьяный стрелок. Мы оба были при ножах и сошлись в драке. Я ранил твоего стрелка и заставил съесть свои слова с уличной грязью. И хотя сотня свидетелей могла сказать, что драку затеял норманн, твое правосудие обернулось против сакса. Я должен был быть брошен в тюрьму, но сбежал в лес.
        - Довольно ли тебе, лорд шериф, или ты хочешь слушать до утра? — спросил Робин Гуд. — Посмеешь ли ты еще раз назвать нас разбойниками?
        - Я не надеюсь, что тебе нужен выкуп, сакс, — негромко проговорил шериф. — Думаю, что тебе нужна моя жизнь.
        - А ты отпустил бы меня ради выкупа? — засмеялся Робин Гуд. — Ладно, утро вечера мудренее. Устройте-ка нашего гостя на ночь так, как частенько доводится ночевать лесным стрелкам.
        Всю ночь проворочался шериф под дуплистым старым дубом. Но не холод и сырость гнали прочь его сон. То загоралась в его душе надежда, что верная дружина успеет найти дорогу к разбойничьему логову, то гасла, и страх сжимал сердце ледяной рукой. И вновь вставали перед его глазами лица людей, которых его правосудие загнало в лес. Жестокой будет их месть, жестокой и страшной! Ах, не в пору затеял он охоту за зеленым оленем! Крепки оказались у зверя рога… Вот он, его последний рассвет!
        - Хорошо ли тебе спалось, лорд шериф? — Мартовские льдинки сияли в глазах Робин Гуда, невеселой была его усмешка.
        - Долго ли ты хочешь мучить меня, Робин Гуд? Я не хочу ночевать здесь второй ночи — уж убивайте меня сразу!
        - Я не буду тебя убивать, — спокойно сказал Робин Гуд, и серый лед марта вновь заплескался в его взгляде.
        - …Что ты сказал? — шериф отступил на шаг: он хорошо знал, что не убивать можно по разному. Можно уморить голодом или жаждой. Можно закопать живьем в землю… Можно… Ох, зря он надеялся на легкую смерть! Шериф испугался, что мужество оставляет его — неужели он упадет сейчас на колени, понапрасну моля не мучить его слишком жестоко?
        - Бог сам отдал тебя в мои руки, шериф, — гордо произнес Робин Гуд. — Пусть это будет тебе уроком. Поклянись на мощах в твоем мече, что оставишь в покое вольных стрелков.
        - Ты хочешь отпустить меня?! — не совладав с собой, закричал шериф. — Ты смеешься надо мной?! Так не делают!
        - Так делают саксы, — спокойно ответил Робин. — Клянись и убирайся прочь — Шервуду не нужны твои грязные кости.
        - А еще бранил тогда короля Ричарда, — негромко сказал Алан э'Дэйл Малютке Джону, и с грустью и любовью взглянул на Робин Гуда.
        Шериф поднял вверх крестовину меча. И полные весенних соков дубы и вязы стали свидетелями клятвопреступления.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Стрельник
        Глухая полночь заволокла небо тучами: не видно полной луны. Но и темнота казалась недостаточным укрытием лесничему Черному Биллю: воровато озираясь по сторонам приближался он к крытому соломой домишке на самой окраине города Йорка.
        Негромко постучал Черный Билль в крепкую дверь.
        - Ступай откуда пришел, — ответил изнутри сердитый дребезжащий голос — не поймешь, мужской или женский.
        - Не уйду, пока не повидаю Хромого Стрельника из Йорка, — ответил лесничий, потихоньку осеняя себя крестным знамением.
        - Я-то Хромой Стрельник, а ты кто? — ответил голос. — И чего ломишься ко мне, когда у меня работы невпроворот?
        - Я королевский лесничий Билль из Ноттингема. А зачем к тебе ходят в полнолунье, ты и сам знаешь.
        - Может знаю, а может нет, — узенькая полоска света упала на заросшее осокой крыльцо. — А золото у тебя есть, лесничий? Красное-червоное, звонкое золото у тебя найдется?
        - Будь спокоен. — Черный Билль хлопнул по кошельку на поясе.
        - Тогда заходи, хе-хе-хе, гостем будешь.
        Дверь отворилась. На пороге стоял, довольно потирая руки, тщедушный старичок.
        В домике было жарко от пышущей печки для литья стрел. Из-за жара сухие травы, подвешенные по притолоке, пахли одуряюще сильно, как в летний день на поляне. Каких только трав не было в доме стрельника. Тут и любой хозяйке знакомая мята, и зловещая омела, свернувшаяся в сухой шар. А в подальше какие-то ветки, коренья… Тьфу, лучше не приглядываться. Большой стол завален расщепленными заготовками разного дерева, сверлами, жилами, птичьим пером.
        - Значит пришел ты, лесничий за стрелой на заказ! — старичок лукаво взглянул на Черного Билля. — Ну и глуп же ты, ох и глуп… Все вы глупы! Думаешь, я стрелами торгую, хе-хе-хе?
        - Известно, что стрелами, не морочь голову! Чем же еще?
        - Хе-хе-хе, лесничий, хе-хе-хе! Это горшечник горшками торгует! А пирожник — пирожками, хе-хе-хе! А стрельник, лесничий, стрельник торгует не стрелами, а смертью! Так-то вот получается.
        Старичок прихрамывая шмыгнул к столу.
        - Погляди, дружок, погляди, — длинные темные пальцы закопошились в груде стрел. — Это смерть легкая, мелкая, для птицы. Это — прямая кленовая смерть оленя. Ну да это пустяки, дружок, пустяки! Вот товар — смерть человечья, выбирай не хочу! И саксонская смерть найдется, и норманнская, и разбойничья, и на шерифова стрелка, и на правого, и на виноватого, и на юного, и на зрелого… Выбирай не хочу, хе-хе-хе! Все ко мне идут, никого не обижу! А ты за чьей смертью пожаловал?
        - Сделай мне стрелу для Робина Гуда, — прохрипел Черный Билль — громче сказать не мог, пересохло в глотке.
        - На Робин Гуда… — глазки старичка заблестели еще озорнее. — Вот оно что, на Робин Гуда! Сядь-ка тут на лавочку, славный лесничий, добрый лесничий… Подумать мне надо, больно мудрен твой заказ!
        Черный Билль охотно опустился на лавку: ноги у него подкашивались.
        - На Робин Гуда, говоришь? А зачем тебе стрела на Робин Гуда?
        - Как зачем? Что, не слыхал, какую награду шериф положил на его голову! Пятьдесят марок, как есть!
        - Да неужто? Я-то слыхал, будто бы шериф обещался Робин Гуда не трогать, а лесничий?
        - Э, старик, — осмелел Черный Билль. — Уж чего-чего, а наш шериф не дурак! Всяк бы на его месте наобещал с три короба, попадись в плен к разбойникам! Я тебе скажу — он только сейчас по-настоящему за него и взялся! А давно бы пора!
        - Ну дела, дела… — Хромой Стрельник задумчиво пошамкал старческим ртом. — Да, дела…
        Старик присел у очага, растер пальцами щепотку какой-то травы, бросил в огонь. В домишке запахло чем-то едким. В голове у лесничего загудело как в медном котле, а все вокруг зашаталось, словно хлебнул он лишнего в кабаке.
        - Вот что, лесничий, — голос Хромого Стрельника как будто стал громче. — Слушай меня внимательно. Зря ты пришел ко мне. Нет для тебя товара.
        - Не хочешь делать наговоренную стрелу для разбойника?! — прошипел сквозь зубы Черный Билль. — Ясно, с кем ты дружбу водишь… Ох, не понравиться это лорду-шерифу!
        - Хочешь-не хочешь, — передразнил старичок весело. — Ох и глуп ты, лесничий, глупей прочих, как я погляжу! Сказано, товара у меня такого нет. Не от стрелы умереть Робин Гуду.
        - Как это?!
        - А так. Другая смерть ему на роду написана, и не твоего то ума дело. И стрелу на него сделать невозможно. А теперь проваливай подобру-поздорову — мне время в полнолунье дорого!
        Черный Билль поднялся, кашляя от едкого дыма. Домик качался как корабль, когда он брел к выходу.
        - И приходи днем, милости прошу! — крикнул в темноту старичок прежде, чем затворить дверь. — Хороших стрел тебе продам, славных стрел для состязания в Ноттингеме!
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Состязание в Ноттингеме
        Не для потехи задумал шериф стрелковые состязания. Как червь древоточец грыз его сердце недавний позор. Ох, отплатить бы за все Робин Гуду!
        По всем северным землял велел шериф кричать о стрелковом веселом состязании в Ноттингеме. Серебряная стрела с золотым опереньем — награда тому, кого признают лучшим стрелком. Неужели не захочется королю разбойников поиграть с огнем! Только гляди внимательней на тех, кто лучше стреляет! Придет, непременно придет Робин Гуд!
        Хотелось в это верить шерифу еще и потому, что стыдно было признаться себе: не хватит теперь духу самому вести отряд в Шервуд.
        У Черного Билля свое на уме: добрую неделю упражнялся лесничий, выдумывая себе одну мишень мудреней другой. Поймают короля разбойников или нет, а уступать серебряную стрелу Черный Билль никому не хочет. Пусть не наговоренными, но лучшими стрелами запасся он у Хромого Стрельника.
        Как на заказ выдался день для праздника. Яркое солнышко играет лучами по нарядной толпе, по помостам, разубранным коврами, по зеленой траве стрельбища. Таятся в толпе переодетые люди из шерифовой стражи: в зеленом плаще, небось, Робин Гуд не пожалует. Выглядывают да подслушивают шерифовы люди. Впрочем, одна примета у них есть, одна, да самая важная: нечеловечья меткость в стрельбе.
        Ждет и палач, сидя на плахе в сторонке. Ему таится нечего. Сидит посвистывает песенку, поглядывает, как рассаживается народ, да как расставляют мишени. Новехонький топор у палача. Девяносто девять голов срубил старый топор — больше не велит обычай. Недели не минуло, как в темную ночь похоронили палачи старый топор в лесу на перекрестке дорог. Похоже, что новому топору суждено зваться Робином — топор нарекают по крови первого казненного человека. Доволен честью палач.
        Вот и мишени готовы. Мельче мелкого воловий глаз в центре главной мишени.
        Шумит-шевелится толпа, трубят трубы. Подает знак шериф. Долго состязаются лучники, разбившись на пары. И гадать нечего, кто из них Робин Гуд. Ничего, время покажет.
        Наконец осталось четыре стрелка. Лесничий Черный Билль, стрелок Жерве из шерифовой дружины, сын йомена по имени Альфред — безусый веснушчатый парнишка, да еще какой-то сакс в малиновом плаще и малиновой куртке — темноволосый и темнобородый.
        Шериф подался в своей ложе вперед. Далековато, сам шериф не лучник, чтобы на таком расстояньи лицо узнать… Парень — не в счет, молоко на губах не обсохло, свои — не в счет… А этот, в малиновом? Он или нет?
        В воловий глаз, но чуть сбоку, попал шерифов стрелок. В воловий глаз попал сын йомена Альфреда. В воловий глаз попал Черный Билль. Три стрелы торчат из мишени.
        Засмеялся сакс в малиновом. Прицелился, спустил тетиву. Расщепила его стрела стрелу Черного Билля, что была в самом центре мишени.
        - Неплохо, стрелок, — поднялся в ложе шериф. — Но для того, чтобы получить славу лучшего стрелка северных земель — маловато. Какой же фокус мог проделать и Рейнольд Гринлиф, изменник, что был в моей дружине. Покажи что нибудь, чего еще никто не делал!
        - Покажу, милорд! — ответил стрелок. — Если позволено мне будет пустить пять стрел.
        - Стреляй, поглядим, на что ты способен.
        Стрелок пустил первую стрелу, угодившую прямо в зеницу воловьего глаза, который уже очистили от старых стрел. Хорош выстрел, но пока ничего особенного. Что же покажет этот сакс в малиновом? В малиновом… Постой-постой! Хороша шутка! Шериф тихо засмеялся в бороду: попалась в силок, птичка-малиновка! Лесная птичка Робин!
        Стрелок между тем выпустил остальные четыре стрелы. Казалось, ни один человек не мог бы менять стрелы и натягивать тетиву с большей скоростью. Вторая впилась в первую, третья — во вторую, четвертая в третью, пятая — в четвертую. Несколько мгновений провисела в воздухе составленная из стрел палка прежде, чем рухнуть наземь. Но видели ее все.
        - Что же стрелок, подойди сюда! — Во всю глотку крикнул шериф, пытаясь перекричать толпу. Когда стрелок с вежливым поклоном приблизился, шериф добавил потише: — Получи серебряную стрелу, что ты по-праву заслужил, и право зваться лучшим стрелком северных земель!
        Человек в малиновом с достоинством принял стрелу из рук шерифа, и подняв обеими руками над головой, показал трибунам.
        - С честью носи это званье! — закричал шериф злобным, срывающимся на визг голосом. — Тебе удастся погордиться минут десять, а то и все пятнадцать! Плаха готова, а палач ждет, Робин Гуд, лесной разбойник!!
        С обеих сторон подскочила к стрелку стража, повисла, заламывая за спину руки. Еще мгновенье — и из-под плащей затерявшихся среди зрителей лесных молодцов сверкнули бы ирландские широкие клинки ножей.
        - Погоди, милорд шериф Ноттингемский! — пророкотал вдруг чей то бас, такой зычный, что весь крик и шум на стрельбище показался перед ним слабым плеском морских волн. — Где ж это видано, хватать среди бела дня честного человека?! Или ты не знаешь меня, что думаешь, я не вступлюсь за своего?
        - Тебя я знаю, — надменно ответил шериф, взглянув на огромного роста детину в кожаной куртке. — Ты капитан из Скарборо. Но дня меня новость, что среди твоих людей есть лесные разбойники.
        - Отродясь не бывало, во всяком случае лесных! — сердито проревел капитан. — А этот малый никакой не Робин Гуд, а мой славный моряк Саймон, пусть хоть вся команда подтвердит! Только вчера прибыли в Ноттингем, и на тебе!
        Хватка стражников ослабла, и Робин высвободил руки, но не кинулся в толпу, а остался спокойно стоять на месте, как человек, которому не о чем тревожиться.
        - Ты — моряк Саймон? — неуверенно спросил шериф, вглядываясь в лицо стрелка. Вроде и лицо похоже, а вот волосы у Робин Гуда, кажется, были куда светлее.
        - Так меня звать, — ответил стрелок спокойно.
        - Ну, гляди, капитан, худо тебе придется, если покрываешь разбойника! — пригрозил шериф.
        - Охота была, — капитан сплюнул под ноги. — А уж в том, что мой моряк Саймон стреляет лучше любого разбойника, я не виноват.
        - Ну счастлив ты, стрелок, — вздохнул шериф, кивая страже отступить. — Похоже тебе подольше отведено хвастать меткостью, чем я думал.
        - Благодарствуем на добром слове, милорд шериф, — капитан крепко ухватил Робина под локоть. — Ладно, ребята, пошли обедать в трактир, победитель угощает! А тебе, Саймон, я говорил, на что моряку эти состязанья… Остался б без головы, вот уж смеху-то…
        Компания моряков поспешила к выходу со стрельбища. Странное дело! Никто не задерживал победителя похвалами, никто не предлагал выпить эля на радостях… Люди только знай расступались перед моряками… Еще немного — и тех не нагонишь в густой толпе.
        - Как твое имя, добрый человек? — спросил Робин Гуд, когда стрельбище осталось позади.
        - Томас из Скарборо, — отвечал тот. — Провалиться мне на этом месте, если я не хожу на судне «Дикая Утка», самом большом из всех, что держит у нас в гавани вдова корабельщица.
        - Спасибо тебе, Томас из Скарборо, — сказал Робин. — Даст Бог, отплачу добром.
        - Да чего там, — проворчал капитан. — Только вот что, Робин Гуд. Придется тебе чуток поплавать с нами, худо мне будет, если дознаются, что ты у меня не служил.
        - Сроду не выходил в море, — засмеялся Робин. — Согласен, если тебе будет толк от неумелого моряка.
        - Боюсь, тебе покажется мокровато с непривычки, — ухмыльнулся Томас.
        - Ничего, зато смоет уголь с волос и бороды, провались эта краска, зря я на нее понадеялся! — Вслед за Робином расхохотались и моряки. — В море так в море!
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        Гавань Скарборо
        Беспокойно было море у гавани Скарборо. Небо, затянутое тучами, предвещало грозу. В перепуганное стадо сбились у берега баркасы и корабли, боясь довериться волнам.
        Но старый Томас решил довериться своей сноровке и приказал развернуть паруса по соленому ветру.
        - Живей-живей, торопил он моряков, — стуча сапогами по палубе. — В такую погодку самая рыба!
        - Если сами не пойдем ей на корм, — проворчал один из матросов, берясь за весло.
        Паруса надулись и зазвенели. «Дикая утка» устремилась в открытое море — только длинная борозда пенилась за кормой.
        Саймон усердно помогал ставить перемет, но толку от его помощи, признаться, не было никакой. Ох, и наслушался брани новоявленный моряк! Известно, никто не ругается крепче и чаще моряков. Ну да брань на вороту не виснет — не умеешь, не обессудь: не со зла, а сгоряча.
        Саймон отошел от греха на нос, полюбовался как режет внизу деревянная птица зелено-серую воду. Ох и глубоко, должно быть! Куда ни кинь взгляд — водная гладь в белых барашках пены и небо в серых тучах. Больше ничего. Э, нет! Взгляд стрелка выхватил вдали темную точку. Корабль! Что ж, может и еще кто не прочь порыбачить.
        Точка увеличивалась, обретая очертания корабля. Саймону стало видно, что происходит на борту. И то, что он увидел, ему не понравилось.
        - Послушай, капитан, — обратился он к Томасу, только собравшемуся было передохнуть. — У вас на море всегда приветствуют друг дружку каменными ядрами?
        - Что ты плетешь, парень? — сердито спросил Томас, вглядываясь из-под руки. — Ну, корабль. Скажешь, ты можешь разглядеть отсюда, все, что на нем делают?
        - Все не могу, — ответил Саймон. — Но вижу, что готовят камнеметные машины и абордажные крючья.
        - Проклятье!! — воскликнул Томас, глядя на корабль. — Идет на сближение, и если ты не врешь, нам несдобровать.
        - Попались как рыбка в перемет, капитан! — крикнул мальчишка, вскарабкавшийся на мачту. — Пират!!
        - Право руля!! — заорал Томас. — Ах, чтоб тебе пусто было! Не уйдем!
        Ветер благоприятствовал пирату, летевшему, раскинув паруса, навстречу рыбацкому кораблю.
        - Ах, ты, нелегкая! — Саймон, вскинувший свой лук, с досадой опустил его. — Не привык я стрелять стоя на качелях! Придумал! Эй, ребята, живо привяжите меня к мачте!
        - Это еще зачем?!
        - Делай как сказано, пока не поздно! Вся надежда на то, что мои стрелы летят дальше их булыжников!
        Сообразив, рыбаки быстро привязали Саймона к мачте.
        - Ты, паренек, бери мой колчан и подавай стрелы одну за другой! — Стрелок примерился вновь. — Ну, так-то все же лучше, хотя эта болтанка все равно мешает!
        Свист в воздухе. Пиратский корабль потерял управление и завертелся волчком: рулевой упал со стрелой в груди.
        Одна за другой пели стрелы, сбивая бегущих к штурвалу пиратов. Последним упал, свалившись прямиком за борт, пират в красной косынке, угнездившийся на мачте.
        - Французы, — угрюмо сказал Томас, перешагивая на палубу пришвартованного рыбаками пиратского корабля.
        - Кто ж их разберет, — проворчал один из моряков, глядя на груду тел.
        - Нюхом чую, французы.
        - Капитан!! В трюме — сукна и шелка!
        - А корабельный ящик полон золотой монеты!
        - Вот это улов так улов!
        - Ну и рыбка!
        - Да уж, порыбачили на славу. Будет и нам пожива, и старухе-корабельщице — ей ведь, бедняге, тоже живется небогато. Но сперва, друг Саймон, сделай милость, возьми твою долю. Победа твоя, стало быть и дележ свой.
        - Долг платежом красен, — улыбнулся Робин Гуд. — Не надо мне ничего, честный Томас. Сам дели как сочтешь нужным, а мою долю отдай вдовам утонувших моряков в Скарборо.
        Походила буря, да не собралась. Проглянуло меж тучами небо, успокоилось море.
        Идет «Дикая утка» в Скарборо с богатой добычей, весело дышать соленым воздухом.
        Только белые чайки тревожно кричат в небе.
        - Глядь-ка, старый Дик, как-то странно нынче чайки летят, и кричат так жалостно.
        - Примета есть, сынок, — отвечает парнишке старый моряк. — Невинная душа отлетает.
        Летят чайки, кричат-плачут белые чайки. Летит над морем душа принца Артура.
        Не сразу решился на злодейство принц Джон, проклятый король Иоанн. Поначалу задумал другое — нанял злодеев, чтобы выжгли мальчику глаза каленым железом. Не сидеть на троне калеке-королю! И спор выиграю, и кровь не прольется, порешил принц Джон.
        Вошли злодеи к мальчику с каленым железом в руках. Понял Артур замысел родного дяди. Кинулся к злодеям навстречу.
        - Не делайте черного дела! — сказал Артур, глядя в глаза злодеям. — Священно мое тело — королевская плоть, кровь Плантагенетов. Простит ли вас Бог, если ослепите меня?
        Смутила злодеев смелая речь златокудрого мальчугана. Устыдились они, вышли прочь, и побросали под ноги принцу Джону свои презренные орудия и его грязные деньги.
        Понял Джон, что нет в Англии человека, способного по его приказу поднять руку на маленького Артура. Еще больше испугался Джон, что опасным соперником станет мальчик. И решился на убийство сам.
        Сказали людям — плыл принц Джон в лодке с племянником, упал мальчик в воду и утонул.
        Ах, принц Джон, король Иоанн — неужто не дрогнула у тебя рука утопить сына старшего твоего брата Джеффри?! Или не добр был к тебе Джеффри Плантагенет?
        На дне морском — тело Артура, на троне — король Иоанн. Летят-плачут белые чайки.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        Робин Гуд и Гай Гисборн
        Шелестит листва Шервуда, словно шепчет летний день:
        - Где ты был, Робин? Где носило тебя вдали от моих дубов?
        - По бурному морю, славный лес! Соскучился я по твоей листве.
        Поет на ветке птичка с малиновой грудкой:
        - Где ты был, тезка? Где бродил, Робин?
        - Далеко отсюда, малая птаха! Соскучился я по твоим трелям.
        Недавно прошел короткий летний дождик: кружит голову запах зелени.
        Быстрыми шагами шел Робин Гуд, предвкушая встречу с друзьями. Э, да кто-то из них рядом! Пропела невдалеке стрела. Тяжело рухнул на бегу зверь.
        Нет, что-то не так! Сердце чует, что не вольный стрелок вышел на охоту. Кто же тогда? Кто смеет в одиночку здесь охотиться?
        Неслышно ступая, Робин подкрался к поляне.
        В траве лежал поверженный олень. Опуская лук, невдалеке стоял рыцарь в конской шкуре поверх доспеха и рогатом шлеме.
        - Плохо же ваше дело, норманны, если сами нарушаете свой закон! — громко сказал Робин Гуд, выходя на поляну.
        - Значит, ты и есть Робин Гуд? — с усмешкой спросил рыцарь.
        - Откуда ты знаешь меня, норманн?
        - Кого как не тебя я приманивал, охотясь в глуши Шервуда? — сказал рыцарь. — Мне не нужен этот олень, которого я подстрелил под твоим носом. Мне нужен был ты. Вот ты и пришел.
        - А как же твое имя, странный стрелок? — спросил Робин. — И что у тебя за надобность во мне?
        - Мое имя Гай Гисборн, — ответил рыцарь в конской шкуре. — Это ответ и на второй вопрос.
        - Понимаю, — недобро усмехнулся Робин. — Что же, давно подошло нам время скрестить мечи. Я рад, что ты захотел честного боя.
        - Мне все равно, честно или бесчестно убить тебя, Робин Гуд, но свидетели мне не нужны.
        - И это мне понятно, — улыбнулся Робин Гуд. — Я-то знаю, что означает лошадиная шкура на твоих плечах. Перед тем, как мы пустили красного петуха гулять по твоему замку, я нашел там странную комнату. Там были и перегонный куб, и кузнечные меха, и много всякой чертовщины, вывезенной из сарацинских пределов. Ты алхимик и колдун, Гай Гисборн! Многие ищут способа извлекать золото из всех металлов. Похоже, ты очень любишь золото, Гай Гисборн?
        - Глупец, не умеющий заглянуть дальше завтрашнего дня, — надменно ответил рыцарь. — Я люблю не золото, а все, что оно может дать.
        - А оно может дать многое, не так ли? — засмеялся Робин. — Оно может сделать сакса — норманном, не так ли, Гай из Гисборна?
        - Откуда ты знаешь это?! — лицо рыцаря потемнело от гнева.
        - Я знаю историю сакса по имени Гай из селения Гисборн. Он нанялся оруженосцем к норманну, отправлявшемуся в Святую Землю. Там, при дворе короля Иерусалимского, он получил золотые шпоры. Это был плохой рыцарь, не очень-то соблюдавший благородные обеты. Деньги сарацин были для него важнее Гроба Господня. Из-за таких как он и пал Иерусалим к скорби христианского мира! Это был твой отец, Гай. Он присвоил там не только золото, но и язык норманнов. Сюда он вернулся как норманн. Здесь он построил свой замок. Ты с детства привык говорить как норманн, но ты — сакс предатель и сын предателя! Оборотень! Не спрашивай, откуда я знаю твою позорную тайну. Английская земля шепчет мне обо всем, что происходит на ней.
        - В чем же ты видишь мой позор, Роберт из Локсли? — усмехнулся рыцарь. — Да, мой отец стал на этой земле тем, кем выгоднее было стать. Ну и что? Столетия перемешают кровь, ты знаешь, что когда-нибудь здесь не будет ни норманнов ни саксов.
        - Но не прежде, чем жернова времени перемелют старые обиды! — воскликнул Робин, вытаскивая меч. — Время это не за горами, но ты покрыт вечным позором! Я принимаю бой, Гай Гисборн!
        Стальной молнией сверкнул меч из ножен рыцаря. Со звоном металл встретил металл. Враги закружились по зеленой поляне, зная, что один из них останется на ней навсегда.
        Лес затих, слушая стальной звон. Даже птицы замолкли на деревьях.
        Пот стекал по лицам бойцов, щиты запестрели глубокими вмятинами. Солнце вошло в зенит. Устала рука Робин Гуда, устала рука Гая Гисборна.
        Солнце склонилось к западу. В смертельной жажде пересохли губы.
        - Вражда наша вечна, Локсли! — хрипло прорычал Гай Гисборн. — Ты умрешь под мои мечом!
        - Вражда наша вечна, предатель! — ответил Робин Гуд, отражая удар. — Я не умру, а убъю!
        С этими словами он выбил щит Гая Гисборна. Мечи сшиблись с такой силой, что переломили друг друга. Обломки упали на траву. Отшвырнув рукоять, Гай Гисборн вытащил ирландский нож. Нож висел и на поясе Робина, но он не коснулся его, а вытащил стрелу из колчана, зажав ее в руке, как кинжал. Враги сошлись ближе.
        - Смотри, сэр Гай, — со свистом выдохнул Робин. — Это хорошая осиновая стрела, на колдунов и оборотней! Ее сработал мне хромой стрельник! Это — твоя смерть!
        С этими словами он ударил Гая Гисборна так, что стрела нашла проем в доспехах. Рыцарь упал на землю.
        - Меня не потревожит твой дух, Гай Гисборн! — сказал Робин Гуд.
        - Будь ты проклят, ты все равно умрешь от колдовских чар, — прошептал рыцарь, истекая кровью.
        - Но не от твоих, — ответил Робин.
        - Знаю и умираю, — прошептал рыцарь. — Одно мне весело, сейчас умирает и твой друг Вилль Статли, схваченный в Ноттингеме!
        Тут у Гая Гисборна хлынула изо рта кровь и он умер.
        Робин Гуд отер пот со лба. Потом он снял с рыцаря лошадиную шкуру, доспех и рогатый шлем, поднес рог к губам и призывно затрубил.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        Конец шерифа Ноттингемского
        Волнуется город Ноттингем, как в базарный день. Стучат топоры, выстукивая недобрую весть: сегодня казнят в Ноттингеме Вилля Статли, а вместе с ним — молодого парня, сына йомена Альфреда, совсем недавно надевшего зеленый плащ. Ох, не в добрый для себя час попались молодцы!
        - Эге-гей, горожане, приходите смотреть! Славно потанцуют сегодня разбойнички в воздухе ногами! — весело кричит с коней шерифова стража.
        - Неужто Робин Гуд не выручит своих? — шепчутся люди.
        - Робин Гуд бы, может, и выручил. Только говорят далеко он, плавает где-то с рыбаками.
        - Эх, жаль. Пропали парни!
        Вот уж и виселицы готовы на площади. Позорная смерть — не от звонкой стали! Говорят, шерифова месть. А вот и сам шериф, занимает почетное место.
        - Ну что, Вилль Статли, зеленый стрелок? Не слишком ли хороша для тебя и такая казнь? Дожидайся на том свете Робин Гуда!
        - Рано радуешься, шериф, черная душа! Я, быть может, и спляшу для тебя сегодня, но не свито в Англии веревки для Робин Гуда!
        - Говори-говори, разбойник, скоро замолчишь навсегда! Эй, готовьтесь, мастера!
        - Прощай, Вилль Статли!
        - Прощай и не робей, Дик сын Альфреда! Покажем этой своре, как умирают саксы!
        - Эй, стойте!! За воротами — отряд сэра Гая Гисборна!
        - Подождем, не дело начинать без сэра Гая! Не иначе, он с хорошими вестями прибыл — уж не добыл ли он голову Робин Гуда?
        Подняли пыль на площади копыта подлетевшего отряда. Спешились всадники. Гай Гисборн среди них — вон его доспехи и конская шкура.
        - С чем ты прибыл, благородный сэр Гай?
        Рыцарь в лошадиной шкуре поднял руку, призывая к вниманию.
        - Слушайте все! Конец пришел Робин Гуду!
        Вилль Статли побледнел так, как не бледнел перед петлей, уже опустившейся на его плечи. Обрадованно вскочил с места шериф.
        - Ты убил его, благородный Гай Гисборн?
        - Да! Вот доказательство! Серебряная стрела, которую ты вручил ему на состязании, шериф!
        Вскинул рыцарь лук. Просвистев в воздухе, стрела с золотым оперением вонзилась в горло шерифа Ноттингемского.
        В это же мгновенье заплечных дел мастера, суетившиеся около виселиц, повалились на землю. Весь отряд ощетинился стрелами, как грозный зверь. Прокатился по площади свист. Поредела шерифова охрана.
        Рыцарь сбросил рогатый шлем и конскую шкуру.
        - Робин Гуд!!
        - Глядите, Робин Гуд!
        А Алан э'Дэйл и Малютка Джон уже рубили ножами веревки, опутывавшие по рукам и ногам Вилля Статли и юного Дика.
        - Что, парни, не чаяли выпутаться из норманнской паутины?
        А толпа теснилась вокруг, и люди кричали:
        - Робин!! Наш Робин Гуд! Конец шерифу Ноттингема, убегает его стража!
        - Тихо!! — Робин Гуд вскочил на подмостки виселицы. — Слушайте меня, люди!
        Смолк рев толпы, как удаляется, затихая, гром.
        - Чему радуетесь, жители веселой Англии? Не один кровопийца, так другой! У короля Иоанна негодяев на вас хватит! А может вы не слышали об убийстве принца Артура?!
        - Верно, Робин!
        - Веди нас на короля Джона, Робин!
        - Давно пора саксам подняться на норманнов!
        Поднял Робин Гуд руку, вновь затихла толпа.
        - Слепцы вы, слепцы! Не текут вспять реки! И не дело честным людям проливать королевскую священную кровь! Или забыли вы, что одна она в покойном Ричарде и коварном Джоне?
        - Так что же делать, Робин?!
        - Неужели — смириться?! Не этого совета мы ждем от тебя!
        - И не этого дождетесь! Всего дороже свобода английскому сердцу! Слушайте меня, люди! Всю жизнь воевал я с лихим врагом, законом, что привезли норманны! А теперь настало время — и нужны нам друзья — законы, что мы сами дадим, справедливые, честные законы, единые для норманнов и саксов, законы, которых должны слушаться даже короли! Довольно вольным стрелкам отсиживаться в лесах! Пора идти и говорить об этом по всей веселой Англии!
        - Но как же это сделать, Робин?
        - Не в один день и не в один год. Хороший король за плохим уйдет. Но пусть охраняет трон Один на века — Закон!
        ЭПИЛОГ
        Хартия Вольностей
        Весело блестит на солнышке широкая река Темза. Качаются на воде нарядные баркасы и утлые лодочки. Но что же это — почему не плывут они по своим делам — кто под парусом вверх, кто вниз на веслах? Держатся на одном месте баркасы, лодки и плоты: меж берегами и маленьким зеленым островком. Что приметного в этом островке? Отчего шатры и палатки разноцветными пятнами украсили берега? Разбит и на островке нарядный шатер. Отчего столько народу собралось на берегу и на воде? Кого тут только нет! Рыцари и дамы, священники, солдаты и вольные йомены с женами да детьми. Кажется, вся Англия собралась здесь. Так оно и есть, это сама Англия.
        Здесь, под селением Раннимед, Англия ждет короля Иоанна. В шатре на островке уже лежит пергамент, на котором написаны законы, которые ему придется подписать от своего имени, и от имени всех грядущих королей Англии. Все права вольных людей — в этих законах.
        Королю Джону не убежать. Он приплывет на нарядной лодке, сопровождаемый знатными баронами, лица которых суровы. Он подпишет пергамент, который с радостью бы разорвал на куски и растоптал ногами. Этот пергамент назовут Великой Хартией, а островок — островом Великой Хартии.
        Все это вот-вот должно случиться. А покуда народ ждет в лодках и на берегу. Не норманны и не саксы — просто народ веселой Англии. Каждый ждет как кому нравится. Вот монах перебирает четки, вот кудрявый паж играет на виоле для знатной норманнской дамы, вот бойко торгует своим товаром пирожник, девушки шепчутся, поверяя друг дружке сердечные секреты. Говорят о соколиной охоте дворяне, бросают кости солдаты, носятся наперегонки дети. Счастливый день, праздник свободы. Верно, где-то между зелеными куртками йоменов можно увидеть и Робин Гуда? Что-то не видно! Неужели его нет здесь в такой день?
        Красивый стройный певец, чьи волосы кажутся серебрянными оттого, что светлые пряди перемешаны в них с сединой, сидит среди слушателей с лютней в руках.
        - Спой еще, Алан э'Дэйл! — просят вокруг.
        - Хорошо, слушайте, — говорит певец. — Я спою о том, как умер Робин Гуд.
        Певец касается струн.
        СМЕРТЬ РОБИН ГУДА
        Навек прощай, зеленый дол,
        И ты, лесистый склон!
        Мой срок настал,
        Я слово дал
        Прекрасной Марион.
        Прощай листва, прощай трава,
        Уж путь мой недалек:
        Горит-пылает голова
        Настал, настал мой срок.
        - Что говоришь ты, Робин Гуд?
        О чем твои слова?
        - Малютка Джон, простимся тут,
        Пылает голова.
        Простимся тут, где много лун
        Охотились вдвоем,
        Покрылся мхом большой валун,
        Нависший над ручьем.
        Волшебных чар жестока власть!
        Могилу мне готовь!
        - Чтоб трясовица унялась
        Пустить бы надо кровь!
        - В крови запрятана душа,
        Тебе и невдомек!
        Была охота хороша,
        Увы, настал мой срок!
        Ты слышишь звон колоколов?
        Ступай себе назад!
        Сойду я вниз, на медный зов,
        Там кровь мне отворят.
        Внизу, в обители Кирклей,
        Сестра Матильда ждет.
        Она средь лучших лекарей
        Искусницей слывет…
        - Привратник, двери мне открой!
        Меня давно здесь ждут.
        Король лесов перед тобой,
        Разбойник Робин Гуд.
        И задевает факел свод,
        Шипит смола в огне,
        - Пускай король лесов войдет,
        Пускай войдет ко мне!
        В окошке узком серп луны,
        В молитве вековой
        Как руки стены сведены
        Почти над головой.
        Светильник глиняный чадит,
        Пол устлан камышом.
        В тени монахиня сидит:
        - Ты с чем ко мне пришел?
        - Мне тяжко, впору застонать.
        - Я кровь тебе пущу.
        - Ты исцеленье можешь дать,
        Другого не ищу.
        За каплей капля — кровь из жил.
        Стук сердца — все слабей.
        …И голос ласковый спросил:
        - Не легче ли тебе?
        - Мне легче. Спать охота мне.
        Слетает сладкий сон,
        Вот скачет рощей на коне
        Девица Марион.
        Никто не мог меня сразить,
        Удачлив честный бой!
        Пусть оборвется жизни нить
        Под девичьей рукой.
        Отброшен на пол черный плат.
        - Навек быть вместе нам!
        Кудрей веселых златопад
        Струится по плечам.
        - Отныне нас не разлучит
        Ни тот, ни этот свет!
        Моей рукою ты убит —
        Проклятья больше нет.
        - Ты друга в губы поцелуй,
        Тебя ль я не узнал?
        И слез не лей, и не горюй,
        Я жил не горевал.
        На грудь мне камня не клади,
        Он мрачен и тяжел.
        Мне в ноги желудь посади,
        Чтоб крепкий дуб взошел.
        Чтоб корни в кости мне вросли,
        Чтоб слушать птичью трель.
        Зеленым дерном застели
        Последнюю постель!
        Листвою лес прошелестит,
        Кто надо, те поймут:
        - Под этим деревом лежит
        Разбойник Робин Гуд.
        СЛОВАРИК
        Августинец — монах, подчиняющийся правилам Блаженнного Августина, одного из Отцов Церкви.
        Бенедиктинец — монах одного из орденов Святого Бенедикта. Один из могущественных католических орденов, много сделавший в раннем Средневековьи для цивилизации Европы. В гербе бенедиктинцев — крест, книга и плуг — символы их деятельности.
        Битва при Гастингсе — в 1066 году саксонский король Гарольд был разбит норманнским герцогом Вильгельмом Завоевателем, основавшим затем в Англии новую королевскую династию.
        Герольд — глашатай и распорядитель на турнирах. Был знатоком геральдики — науки о гербах.
        Йомен — вольный человек, то есть имевший право давать присягу своему сеньору, а также королю. Мог заниматься землепашеством, «низким занятием», по достатку ничем не отличаясь от своего соседа крепостного — виллана, который не давал присяги.
        Манор — феодальное поместье.
        Приор — настоятель мужского монастыря.
        Сарацины — то есть мусульмане-арабы, с которыми христианское рыцарство вело войны за Иерусалим.
        Тан — саксонский вельможа.
        Трясовица — лихорадка.
        Шериф — судья.
        notes
        Примечания
        1
        Pax vobiscum — мир вам (лат.), pax tecum — мир тебе (лат.) — обычные приветствия в монашеской среде.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к