Пропавшая девушка Р. Л. Стайн
        В старшей школе Шейдисайда только и разговоров, что о новенькой, Лиззи Палмер. Майкл и его подружка Пеппер подружились с Лиззи, но чем ближе они её узнают, тем более странной она им кажется… и тем больше очаровывает Майкла. Он приглашает Лиззи принять участие в гонке на снегоходах, которая заканчивается страшной аварией. Вскоре кто-то начинает расправляться с друзьями Майкла. К своему ужасу, он и его друзья окажутся втянуты в историю немыслимого злодеяния, совершённого более шестидесяти лет назад…
        Р. Л. Стайн
        ПРОПАВШАЯ ДЕВУШКА
        Посвящается Карен Фелдгас
        Берегись голодных лошадей
        ПРОЛОГ
        Шейдисайд, 1950

1
        Что мне больше всего запомнилось из того вечера — так это расцвеченный золотом и багрянцем небосвод, словно даже небеса воссияли в честь нашего семейного торжества. Солнечный свет искрился на укрывавшем тротуары двухдневном снегу, словно кто-то осыпал улицы крошечными бриллиантами.
        Мне кажется, я запомнила этот день в мельчайших подробностях.
        Как я мчалась домой из прачечной «Пчелка-чистюля», где подрабатывала в выходные, по раскисшим от слякоти тротуарам. Крахмальный запах химчистки, приставший к моей одежде и коже. Помню, как от быстрого бега кровь стучала в висках, и было такое чувство, будто стоит мне раскинуть руки — и я оторвусь от земли, полечу над переполненными улицами Олд-Виллидж и воспарю прямо в полыхающее красками небо.
        Я крайне восприимчива к цвету и свету. Серебристый свет луны имеет надо мной особую власть. А сияние солнца наполняет меня жизнью. Временами я чувствую, как по всему моему телу пробегают электрические разряды.
        Сегодня был счастливейший из дней для семейства Пальмьери.
        Помню, как думала о своих бабушке и дедушке, Мари и Марио, такой идеальной супружеской паре, что даже имена у них были практически одинаковые. Они переехали в Соединенные Штаты из Италии в начале двадцатых годов, и всю жизнь работали, как проклятые, чтобы прижиться на новом месте и обеспечить процветание семьи.
        Жаль, они не дожили до того, чтобы увидеть моего отца, Энджело Пальмьери, в миг его триумфа. Пройти путь от помощника конюха до владельца собственной конюшни — у нас у всех не могло бы найтись большего повода для гордости.
        Родители уже много недель были сами не свои от счастья. Я не раз застала их, когда они похихикивали и лукаво кивали друг другу, с широкими улыбками на прежде озабоченных лицах.
        - Над чем хихикаем? — спрашивала я.
        - Понимаешь, Бет, мы счастливы, — отвечал папа. — Вот-вот завершится сделка по конюшне. Отчего нам не радоваться?
        Не описать словами, как здорово было видеть их столь радостными и оживленными. Жизнь нас не баловала. Семейство Дули никогда не отличалось великодушием по отношению к моему отцу. Они владели «Ранчо братьев Дули», огромной конюшней в Норт-Хиллс.
        В ранней юности отец работал у них помощником конюха. Отучившись два года в колледже, он снова туда вернулся. В конце концов, он дослужился до помощника управляющего. Дули, однако же, обращались с ним будто короли с прислугой и не давали ему забыть, что начинал он с уборки навоза. Мартин Дули, владелец конюшни, постоянно напоминал моему отцу, как он был к нему щедр, и как бы тот ничего не добился без милостей семейства Дули.
        Это делало сегодняшний день, день открытия «Конюшни Пальмьери», еще восхитительнее. Победа. Не просто история успеха, но триумф над Дули.
        - Пап, получается, мы станем богаты? — спросила я за ужином на прошлой неделе. Я представила себе несколько новеньких свитеров в моем шкафу. Пожалуй, один из тех чудесных проигрывателей, которые можно носить с собой. А там, глядишь, я даже смогу бросить работу в прачечной.
        Мама передала миску с салатом.
        - Бет, тебе уже шестнадцать, — сказала она. — Советую хорошенько подумать, прежде чем задавать подобные вопросы.
        Я закатила глаза и выпятила челюсть.
        - Так-таки должна?
        На прошлой неделе мы с мамой были слегка на ножах. Она не пустила меня на школьные танцы в стиле сок-хоп[1 - Танец, популярный в США 50-х годов. Здесь и далее примечания переводчика.] и концерт Патти Пейдж[2 - Американская певица, звезда эстрады 50-х годов.] в Шейдисайдском Павильоне только за то, что я получила тройку на экзамене по геометрии.
        Все знают, что мы, девочки, не в ладах с математикой. С чего маме взбрело в голову, что я какая-то особенная?
        - Я хочу выйти замуж и быть домохозяйкой, как ты, мам, — сказала я тогда. — Разве для этого мне так уж нужна геометрия?
        Мама в ответ нахмурилась. Взгляд ее темных глаза сделался тяжелым, словно она, на манер Флэша Гордона,[3 - Флэш Гордон — персонаж научно-фантастических комиксов, герой, спасающий Землю от козней межгалактического императора Минга Безжалостного.] посылала мне в мозг лазерный луч.
        - Чтобы стать домохозяйкой, Бет, геометрия тебе действительно не понадобится, — сказала она мягко. — Но умной ты быть обязана.
        Ой.
        В тот момент меня так и подмывало заставить тарелку взмыть из маминых рук и вдребезги разбиться о потолок у нее над головой.
        Но мои родители не знают о моих возможностях. Я их называю «моими приемчиками» — и это моя маленькая тайна. И намереваюсь дальше держать их в тайне, потому как мама и папа и без того считают меня проблемным ребенком.
        Папа выскочил из-за стола и включил радио. Ему всегда было не по душе, когда мы с мамой закатывали сцены.
        - Сегодня вечером президент Трумэн будет держать речь, — сообщил он. — Знаете ли вы, что начинал он простым фермером?
        - Ой, не надо, папа, — язвительно произнесла я. — Ты никогда раньше нам этого не говорил. Разве что тысячу раз. Как простой фермер сделался президентом Соединенных Штатов.
        Мама встала, сложила свою салфетку и принялась убирать со стола.
        - Послушай себя, Энджело. Ты что, вздумал стать первым помощником конюха, который выбьется в президенты?
        Когда папа смеется, его черные усы дергаются вверх и вниз.
        - Только если мне позволят взять с собой лошадей, — сказал он. Его улыбка отразилась в мерцающем циферблате радиоприемника «Филко» — самого ценного, что у него было.
        Все это произошло неделю назад. В настоящее время мы с мамой снова были подругами.
        Когда мы рука об руку прогуливаемся по улице, большинство прохожих принимают нас за сестер. Обе мы изящные, ростом примерно пять футов шесть дюймов, у обеих большие, серьезные глаза и вьющиеся черные волосы. Я принимаю за комплимент, когда нас сравнивают, потому как считаю ее красивее. Мне кажется, рот у меня кривоват и губы слишком пухлые, а подбородок, наоборот, слишком мал.
        Как бы там ни было, она прекратила действовать мне на нервы, и мы опять стали жить дружно.
        И сегодня для семьи Пальмьери настал великий день. День открытия. Тропинки и дорожки расчистили от снега. Конюшни выкрасили свежей краской, денники выстлали сеном, а мешки с овсом лежали горой в ожидании четвероногих постояльцев. Папа сказал, что из газеты могут прислать репортера, поскольку наша конюшня — первая, открывшиеся в Шейдисайде за почти сорок лет, с тех пор, как открылась конюшня Дули.
        Шарфик развевался у меня за спиной, когда я рысью проносилась сквозь толпы прохожих, точно чистокровная скаковая. Несмотря на зимний холод, пальто было нараспашку. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, сердце рвалось из груди — так не терпелось мне поскорее попасть домой.
        Я знала, что родители меня уже заждались. Отец одолжил у мистера Шоу, жившего в конце квартала, фургон, чтобы доставить нас всех к конюшне.
        Долговязый черный пес, сидевший на привязи у фонарного столба, облаял меня, когда я промчалась мимо. Я чуть не споткнулась о двух малышей, волочивших за собой громоздкие санки.
        Я свернула за угол, на Роуд-Виллидж — и взвизгнула, когда чьи-то руки сграбастали меня за талию. Мои туфли заскользили по грязному тротуару. Руки крепко удерживали меня, не давая упасть.
        - Эй! — Я обернулась и ахнула. — Аарон! Отпусти меня.
        С все еще колотящимся сердцем, я заморгала от солнечного света и уставилась на ухмыляющуюся физиономию Аарона Дули. На его неприлично длинные, взъерошенные темные волосы была натянута красно-синяя шерстяная шапка. Несмотря на холод, лицо его отличала зефирная бледность, как у вампира, который никогда не видел дневного света. Голубые глаза сверкали, словно мраморные шарики, вмерзшие в лед.
        Я не люблю Аарона Дули. На самом деле, я его просто на дух не выношу.
        Однако это не мешает ему меня преследовать. Я говорила ему дюжину раз, что так девушку не привлечешь. Но он такой самоуверенный наглец, что думает, будто я просто строю из себя недотрогу.
        Большинство уроков у нас с ним общие. И он пялится на меня через весь класс, изображая губами звуки поцелуев, и улыбается мне этой своей тонкой улыбочкой, каковая, очевидно, должна растопить мое неприступное сердце. Вместо этого меня от одного ее вида мутит.
        Я попыталась вывернуться, но он запустил руки в перчатках под мое расстегнутое пальто и крепко удерживал меня за талию.
        - Аарон, отвали, — рявкнула я. — Убери лапы. Я тороплюсь.
        Голубые глаза-льдинки засверкали от возбуждения. Перехватив покрепче, он оттащил меня к стене многоквартирного здания.
        - Мне осточертело в игры с тобой играть, — заявил он. Он всегда разговаривает эдаким рычащим голосом. Полагаю, пытается подражать героям Джона Уэйна.[4 - Джон «Герцог» Уэйн — американский актер, прославленный ролями крутых ковбоев в многочисленных вестернах.]
        - Это не игры, Аарон, — отрезала я. — Я тебе уже говорила. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Я снова принялась извиваться, но вывернуться не смогла. — Отстань. Я правда спешу.
        Он притянул меня к себе и прижался холодной щекой к моей щеке.
        - Ты должна дать мне шанс, Бет.
        - Ничего я тебе не должна, — сказала я. От прикосновения к его коже меня затошнило. — Отвали от меня. Пошел вон. Я не шучу. Меня не привлекают всякие…
        Он угрожающе взревел. Бледное его лицо побагровело, а губы растянулись в кровожадном оскале, словно у дикого зверя.
        - Нет уж, не пойду! — выкрикнул он сквозь стиснутые зубы. Он толкнул меня. Я споткнулась. Обеими руками ухватив за запястья, он грубо притянул меня к себе.
        - Аарон… — У меня перехватило дыхание. — Нет!..
        Он потащил меня в укрытый в тени крошечный скверик между двумя домами. На самом деле это был просто занесенный снегом пятачок с парой деревьев, росших у самой улицы.
        Подтаявший снег в этом месте сковала корочка льда, и мои туфли скользили, пока он тащил меня за толстый ствол ближайшего дерева. Дышал он тяжело, со свистом, из его рта поднимался пар, заволакивая сверкающие голубые глаза. Лицо его сделалось диким, как у человека, окончательно потерявшего всякий рассудок.
        - Ты должна дать мне шанс. Ты должна, — бормотал он, обдавая жарким дыханием мое ухо. Затем он прижался лицом к моему лицу. Его рот елозил вслепую, пока не отыскал мои губы. Он впился в них поцелуем, да так, что под его губами я ощутила твердость его зубов.
        Я пыталась отдернуть голову, но он стискивал меня в медвежьих объятиях и прижимался ртом к моим губам, заставляя меня целовать его. Внезапно он с силой отшвырнул меня. Я потеряла равновесие. Каблуки заскользили. Я грохнулась спиной на заледеневшую твердую землю.
        Не успела я даже пошевелиться, как Аарон уже взгромоздился сверху. Он крепко держал меня за руки, обхватив бедрами мое тело. Наконец, он опустил голову и принялся осыпать мои щеки лихорадочными поцелуями.
        - Нет! Пожалуйста! — завопила я. — Аарон, слезь! Слезь с меня!!!

2
        Он не останавливался. Сидя на мне, он прижал мои руки к земле. Губы его, горячие, жесткие, мусолили мне лицо. Я поняла, что у меня попросту не хватит сил сбросить его.
        Я знала, что должна действовать. Выбора не оставалось. Придется пустить в ход свои силы. Я зажмурилась. Тщательно сосредоточилась. Про себя я проговаривала слова. Проговаривала беззвучно.
        Через несколько мгновений яростные, отчаянные поцелуи Аарона прекратились. Я открыла глаза. Я видела, как он выпрямился, распахнув глаза от изумления. И ужаса.
        Он выпустил мои запястья и потянулся к горлу. Изо рта у него вырвался болезненный, булькающий звук. В следующий миг он захрипел, как животное, осознав, что не может дышать. Его глаза вылезли из орбит. Лицо побагровело.
        - Ну что, Аарон, — сказала я. — Ты, видать, язык проглотил. Эк тебя угораздило!
        Он сполз с меня. Поднялся на колени. Его руки яростно молотили по горлу. Он снова издал этот отвратительный хрип, словно пытался втянуть хоть немного воздуха. Его глаза таращились на меня с немою мольбой. Они молили меня сделать что-нибудь, как-то помочь ему.
        Но я слишком наслаждалась моментом, чтобы прерывать его.
        - Поделом тебе, — сказала я. — Сам знаешь, что поделом. — Я поднялась на ноги и встала над ним, наблюдая, как его лицо становится фиолетовым, как он давится и хрипит. Руки его беспомощно мотались из стороны в сторону. Он застонал и издал громкий, квакающий звук. Я увидела его толстый розовый язык, свернувшийся узлом в распахнутом рту.
        - Бедненький, — произнесла я с притворным сочувствием. — Должно быть, это ужасно. Дышать не можешь, да?
        Он замотал головой. Все его тело сотрясалось в конвульсиях. Он сдернул перчатку и запустил пальцы в раззявленный рот, отчаянно пытаясь вытащить язык на место. Но тот забился глубоко в глотку, наглухо перекрыв трахею.
        Он терял силы. Его хрипы становились все тише и слабее. Кожа посинела до почти небесного цвета. Он с мольбой протягивал ко мне руки.
        - Ладно, ладно, — сжалилась я. — Хочешь, чтобы я вытащила твой язык обратно?
        Он кивнул. Голова его поникла. Он задыхался.
        - Подними руку, — велела я. — Подними правую руку и дай клятву, что никогда больше не прикоснешься ко мне.
        Подождала несколько секунд. Наконец, он все же нашел в себе силы поднять руку. Он застонал и его зрачки закатились.
        Неужели я слишком долго тянула?
        Я наклонилась, запустила пальцы ему в рот и вытащила язык на положенное ему место.
        Аарон не двигался. Я ждала. Через несколько секунд его грудь начала вздыматься. Открыв глаза, он стал шумно втягивать в себя воздух. Его лицо постепенно принимало нормальный цвет. Взгляд был устремлен вперед, на ствол дерева. Он заморгал, пытаясь сосредоточить взгляд. И все время растирал горло.
        Я стояла над ним, застегивая пальто, и наслаждалась страхом в его глазах.
        Да, Аарон Дули, великолепный племянничек Мартина Дули, боялся меня. Мне хотелось расхохотаться, но уж слишком я была зла.
        Наконец, его дыхание окончательно пришло в норму. Все еще стоя на коленях, он поднял глаза на меня и его лицо перекосилось от ярости.
        - Ведьма! — прошептал он, тыча в меня трясущимся пальцем. — Ведьма! Ты ведьма!
        Тут уж я не смогла удержаться. Откинув голову назад, я разразилась хохотом. Наверное, так и положено поступать настоящим ведьмам. Затем я развернулась, напоследок осыпав его снегом из-под каблучков и со всех ног помчалась домой.

3
        Я влетела в квартиру как раз вовремя, чтобы тут же отбыть на церемонию открытия конюшни. Родители и кузены уже успели надеть пальто и стояли у дверей в полной готовности.
        Мама выразительно поглядела на меня, после чего перевела взгляд на наручные часы.
        - Бет, как ты можешь опаздывать на такой важный для твоего отца день? — вопросила она.
        - Я скажу вам, почему я опоздала! — крикнула я. — До дома было рукой подать. И тут хватает меня Аарон Дули и не отпускает. Затащил закуток, повалил на землю и напал на меня. Но я применила один из своих приемчиков. Заставила его собственный язык проглотить. Думаю, теперь он научится хорошим манерам. Но из-за него я опоздала.
        Неужели я так и сказала маме?
        Разумеется, нет.
        Во-первых, мать с отцом ничего не знают о моих приемчиках. А во-вторых, зачем омрачать столь знаменательный день? Это был величайший праздник в нашей семье. Скажи я им, что Аарон меня домогался, папа впадет в бешенство, начнет махать кулаками, мама расплачется, и весь день пойдет коту под хвост.
        Так что… Я решила держать рот на замке. Пожав плечами, я сказала:
        - Извините. Меня задержали в прачечной. Я бежала всю дорогу.
        Объяснение маму, похоже, удовлетворило. Она подошла к зеркалу и поправила голову лисьей горжетки, обернутой вокруг шеи.
        Я обняла своих кузенов Дэвида и Марианну. Питер, их четырехлетний сынишка, прятался у Марианны за спиной, обнимая мать за ногу, и здороваться со мною не стал. Он страшно застенчивый.
        - Где тетушка Ханна? — спросила я.
        - Ее мы заберем по дороге, — сказал отец. Он водрузил на свою лысеющую голову мягкую фетровую шляпу, должно быть, новую, поскольку раньше я у него такой никогда не видела. Из-за ленты на тулье выглядывало красно-черное перо, а поля были шире, чем на тех шляпах, что папа обычно носит. Шикарная шляпа!
        Одет он был в свой единственный однобортный костюм, черный и блестящий (пожалуй, даже чересчур), с широкими лацканами. Я всегда говорила ему, что в таком виде он здорово смахивает на киношного гангстера. Ну, знаете, Аль Капоне и прочих подобных личностей. Папе это, похоже, чрезвычайно льстит.
        Мама тоже принарядилась, в атласное красное платье, которое она надевает на вечеринки, крестины и, разумеется, Рождество. Она была очень хороша со своими темными волосами, собранными в высокую прическу, которую удерживала красивая диадема со стразами.
        Это был знаменательный день, и все это понимали. И когда мы набились в фургон мистера Шоу, все болтали наперебой.
        - Машина почти новенькая, — сообщил отец, втискиваясь за руль в своем громоздком пальто. — Модель 1948 года. — Он был так горд, словно она принадлежала нам. — «Паккард Коммодор». Очень вместительная.
        Я уселась между мамой и папой и мы тронулись в путь, благо ехать было недалеко. Конюшня располагалась у Ривер-Роуд, на пологом склоне, ведущем к реке Конононка, примерно в пятнадцати минутах езды.
        На заднем сидении кузен Дэвид ржал по-лошадиному, пытаясь рассмешить Питера. Но надутый как всегда Питер категорически не желал проникаться общим весельем.
        - Утихни, — бросил он своему отцу.
        - Ты позволяешь ему так с собой разговаривать? — удивился папа. Он свято верит, что все родители должны быть строгими. Сам-то он редкостный добряк.
        - Твоему дяде Энджело не нравится, как ты со мной разговариваешь, — сказал Дэвид сынишке.
        - Утихни, — повторил Питер.
        Дэвид снова заржал.
        - Знаешь, что я сделаю? Куплю конька и назову его Питер.
        - Нет! — возмутился Питер.
        - Почему нет? — поддразнивал его Дэвид. — Будет у меня два Питера — Питер-мальчик и Питер-конь.
        - Нет! Не хочу! — заныл Питер.
        Дэвид не унимался:
        - Вот купим лошадку, и твой дядя Энджело будет ухаживать за ней даром, не правда ли, Энджело?
        Отец притворно поперхнулся от негодования. Он вырулил неповоротливый фургон на Ривер-Роуд.
        - Я буду бесплатно обихаживать твою лошадь, Дэвид, не раньше чем сам на своих четырех выиграю скачки в Кентукки.
        Все сочли это чрезвычайно остроумным.
        Я смотрела в лобовое стекло, пытаясь вернуть себе праздничное настроение. Но не могла выбросить из головы Аарона Дули. Что он себе позволяет? Неужели он всерьез возомнил, что может завоевать меня вот так — затащив в укромный уголок и там набросившись?
        Фу. Доисторический дикарь — да и только.
        Мне не давали покоя повторяющиеся вопросы. Неужели Аарон Дули окончательно слетел с катушек? Как далеко он зашел бы, не примени я свои приемчики?
        Что, если теперь мне грозят неприятности? Стоит ли считать Аарона Дули серьезной угрозой?
        Огромный фургон захрустел по гравию дорожки, ведшей к конюшне. Впереди я увидела флаг, трепещущий на верхушке высоченного флагштока. Красно-сине-белые полотнища украшали въездные ворота.
        Толпа уже собралась. Двое ребятишек в голубых комбинезончиках возились в снегу. Фотограф в длинном сером тренче, спрятав голову в будку фотоаппарата, наводил на них объектив.
        Я разглядела в толпе шестерых или семерых представителей нашей родни. Они сгрудились у входа, похлопывая руками в перчатках, чтобы не озябли. Также я заметила нескольких преподавателей из средней школы, где мама работала библиотекарем.
        Отец остановил машину в конце усыпанной гравием подъездной дорожки, и мы высыпали на морозный воздух. Толпа приветственно загалдела, на что папа отвесил легкий поклон и приподнял шляпу. Он буквально лучился гордостью и счастьем.
        Наслаждайся праздником, Бет, твердила я себе. Выбрось все из головы. Перестань думать об Аароне.
        И мне это удавалось во время недолгой, радостной церемонии. И во время речи отца, благодарившего всех, кто пришел, и всех, кто помогал ему всеми силами, чтобы этот чудесный день состоялся.
        Когда он отдельно поблагодарил мою маму, на ее глаза навернулись слезы. Она украдкой смахнула их пальцем в перчатке, растроганная улыбка не сходила с ее лица. Мама никому не хотела показывать своих чувств. Потом мы все пили шампанское и игристый сидр и провозглашали тосты за новую конюшню.
        Я была готова расслабиться и наслаждаться жизнью, болтала с гостями и совершенно выбросила из головы Аарона Дули.
        Пока не появился дядя Аарона, Мартин. И наш счастливый день обернулся кошмаром.

4
        Я увидела Мартина Дули через несколько минут после того, как все уселись в автомобили и разъехались по домам. Отец остался у себя в конторе, чтобы оформить несколько документов от мистера Клайнера из банка.
        Дожидаясь, пока папа разделается с делами, я решила побродить по конюшне. Сладковатый запах сена наполнял меня счастьем, и я уже представляла, как все денники вскоре будут заняты лошадьми.
        Услышав гулкий стук сапог по утоптанному снегу, я выглянула в окно и увидела, что к конюшне размашистым шагом приближается Мартин Дули, сжимая кулаки в лиловых перчатках.
        Я затаила дыхание. Он-то что здесь делает?
        Мартин Дули не отличается ни ростом, ни телосложением. Тем не менее, впечатление он производит весьма внушительное. Это трудно объяснить. Его не назовешь привлекательным. У него серые птичьи глазки, нос вздернутый, а губы почти такие же бледные, как и остальное лицо. Лет ему около сорока, но колючий «ежик» его волос абсолютно седой, отчего его голова напоминает мне щетку для волос.
        Я никогда не видела, чтобы он улыбался.
        Папа однажды сказал, что мистер Дули похож на акулу. Он всегда действует без оглядки. Сцепит зубы и прет напролом.
        Он всегда носит дорогущие костюмы, которые приобретает в Нью-Йорке, и широкие галстуки кричащих цветов, которые совершенно ему не к лицу. И так щедро поливает физиономию одеколоном, что от него всегда веет лимонным запахом.
        Из окна конюшни я разглядела его длинное черное пальто с отороченным мехом воротником и начищенные до блеска черные сапоги, когда он грузно шагал по снегу к папиной конторе. Сперва я решила пересидеть в теплой и безопасной конюшне. Но любопытство взяло свое, и я подкралась к двери, где можно было подслушивать разговор.
        В двери имелось окошко, разрисованное морозным узором. Я остановилась в нескольких футах от него, опасаясь, что меня заметят. Через затуманенное стекло я видела размытую фигуру отца: он быстро поднялся из-за стола.
        - Мартин? А ты что здесь делаешь? — не сумел скрыть удивления он.
        Мартин пересек комнату; под его тяжелыми сапогами жалобно поскрипывали половицы.
        - Сдается мне, ты забыл отправить кое-кому приглашение, Энджело, — тихо промолвил он.
        Голос у него низкий, но говорит он всегда тихо, словно сдерживая себя. Его родители приехали из Ирландии, и он намеренно подпускает в свою речь толику ирландского акцента. По словам папы, он делает это специально, полагая, что это придает ему обаяния.
        - Что ж, я весьма удивлен… — начал отец.
        - А уж я-то как удивлен, тебе ли не знать, — перебил его Мартин. — Я ожидал благодарности, Энджело, а получил предательство.
        Отец растерялся.
        - Предательство? Это слишком резкое слово, Мартин. Я не предавал никогда и никого, в особенности тебя. Если речь о конюшне, я… я с тобой это обсуждал и…
        - И мы пришли к выводу, что это сплошное недоразумение, никудышная затея. — Мартин хмыкнул. — Я бы даже сказал, опрометчивая.
        Я сжала кулаки. Мне хотелось закричать. Я затаила дыхание, чтобы не выдать себя ни звуком. Даже через дверь я ощущала повисшее в комнате напряжение. Искаженный замерзшим стеклом силуэт Мартина Дули оперся обеими руками о стол, приближая лицо к лицу моего отца, словно бросал ему вызов.
        - Энджело, неужели ты действительно считал, что я могу это допустить?
        Отец с мгновение помолчал.
        - У тебя нет выбора, — отрезал он наконец. Мой папа может быть твердым, когда захочет.
        - Нет выбора? — безрадостно усмехнулся Мартин. — Эта конюшня и года не продержится. Это не прогноз. Это факт.
        Отец встал перед ним, лицом к лицу.
        - Я… я считаю, нам больше не о чем разговаривать, — пробормотал он. — Я считаю…
        Мартин Дули грянул кулаком по столу.
        - Ты правда считаешь, что я позволю какому-то помощнику конюха разрушить мой бизнес?
        - Я считаю, что тебе пора уходить, — произнес отец срывающимся от возмущения голосом. — Вот что я считаю. Я управлял твоими делами. Я вел твой бизнес. Я заслуживаю мало-мальского уважения. Я больше не мальчик на побегушках, Мартин. По-моему, тебе нужны очки. Я не…
        - А как ты объяснишь поведение своей дочери? — неожиданно переменил тему Мартин.
        Я охнула и отступила от двери еще на шаг. Он что, заметил меня? С чего ему вздумалось меня приплести?
        От изумления папа только и смог вымолвить:
        - Объясню?
        - Мой племянник Аарон жалуется, что она им пренебрегает. Неужто Бет возомнила, будто она слишком хороша для свидания с Дули?! — проревел Мартин. — Ты забил ей голову всяким вздором, Энджело. Вредным вздором. Дочка твоя ни черта не понимает. Ну да не беда. Мой племянник ей живо разъяснит, что к чему.
        До сего момента отцу удавалось держать себя в руках. Теперь же и он сорвался на крик:
        - С какой стати ты завел разговор о Бет?! С какой стати ты впутываешь в это мою дочь?! Твой никчемный племянник ничего разъяснять ей не будет! Проваливай отсюда, Мартин! Кто тебе право дал говорить о моей дочери? Кто тебе дал право…
        - Ты помощник конюха, Энджело! — заревел в ответ Мартин. — Ты, черт возьми, помощник конюха! Ты рожден разгребать навоз! Вот только знаешь что? Сдается мне, что ты даже дерьмо за моими лошадьми убирать не достоин! Надо бы тебе урок преподать…
        Договорить он так и не смог. Я услышала звук удара. Ахнув, я поняла, что отец ударил его.
        Вопль Мартина огласил всю конюшню.
        Дрожащей рукой я слегка приоткрыла дверь. Сердце колотилось так, что заболела грудь.
        Опустив голову, Мартин Дули потирал челюсть. Он медленно поднял глаза. Щеки его рдели, глаза слезились.
        Отец стоял за столом, все еще сжимая руку в кулак. Под расстегнутым пиджаком его грудь судорожно вздымалась и опускалась.
        Мартин наклонился, чтобы поднять с пола свою шляпу. Продолжая массировать челюсть, он сузил глаза и посмотрел на отца холодным, угрожающим взглядом.
        - Я вернусь, помощник конюха, — тихо произнес он. — Ты совершил огромную ошибку.
        Это не было пустой угрозой. Два дня спустя моей семье пришлось дорого заплатить Мартину Дули за удар в лицо.
        Два дня спустя моя жизнь закончилась.

5
        В тот вечер должны были привезти первых лошадей. После полудня отец собрал всех наших шестерых работников, дабы раздать поручения.
        Я была там потому, что в школе вышел из строя котел отопления, и занятия отменили. У отца нашлась работа и для меня. В большом деревянном ящике лежала куча спутанных уздечек и поводьев. Он попросил меня достать их и развязать.
        Я разделалась с половиной содержимого ящика, когда отец завершил собрание. Рабочие поспешили к своим машинам, чтобы взять небольшой перерыв до того, как прибудут лошади и начнется настоящая суматоха.
        Черные кожаные вожжи переплелись, словно змеи. Я склонилась над ящиком, расплетая их обеими руками, как вдруг с подъездной дорожки донесся шум подъезжающего автомобиля. Удивленная, я поднялась и подошла к двери конторы.
        У меня перехватило дыхание, когда двое громил в черных пальто с грохотом ворвались в кабинет. Я заморгала. Я не могла поверить своим глазам. Лица громил скрывали черные шерстяные маски, поверх которых были нахлобучены широкополые шляпы.
        Отец в испуге поднялся из-за стола.
        - Какого?…
        Мужчины бросились вперед и грубо схватили его за руки.
        Отец корчился и извивался, пытаясь вырваться, но все было тщетно.
        - В чем дело? Это ограбление? Денег я здесь не держу. Что вы себе позволяете?! — Он сумел высвободить одну руку, но человек в маске тут же перехватил ее и с силой заломил за спину.
        Отец закричал.
        - Вы… Вы мне руку сломаете! В чем дело? Что вы делаете?
        - С приветом от Мартина Дули, — хрипло произнес один из налетчиков.
        Я чуть сама не закричала, когда он наотмашь ударил моего папу по затылку ладонью. Отец застонал, голова его мотнулась вперед. Его ботинки скребли по полу, когда двое мужчин поволокли его к выходу.
        Я оцепенела. Я не могла дышать. Лишь стояла и смотрела, напрягшись всем телом, словно каждый мой мускул завязался узлом.
        Этого не происходит. Не верю. Такое случается только в кино, правда?
        На полпути к двери папа опять застонал, и один из мужчин нанес ему по шее еще один мощный удар. Голова отца запрокинулась, а потом упала на грудь. Руки бессильно опустились на плечи тащивших его бандитов.
        Когда за ними захлопнулась дверь, грохот вывел меня из оцепенения. Я проковыляла в опустевший кабинет, ловя ртом воздух. Нахлынул поток вопросов. Куда они его потащили? Что они хотят сделать? Что делать мне?
        Взгляд упал на ключи от отцовской машины, лежавшие на краю стола. Я поняла, что придется ехать за похитителями. Я смогу ему помочь. Несомненно смогу. Я ОБЯЗАНА ему помочь. Я схватила ключи дрожащей, взмокшей от пота рукой.
        С колотящимся сердцем я заковыляла к двери. Я понимала, что должна успокоиться. Меня всю трясло. Кровь стучала в голове. В ушах звучал стон отца, когда тот подонок ударил его.
        Если не успокоишься — не сможешь вести машину. Нужно мыслить трезво. Нужно преодолеть панику.
        Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Полагаю, всем нам случалось переживать пугающие моменты. Но такой ужасной, парализующей паники я не могла даже вообразить.
        У тебя есть твои приемчики, Бет. Помни, ты владеешь особой силой.
        Мысль эта несколько приободрила меня, достаточно, чтобы я снова могла дышать, чтобы перестало стучать в голове, словно та вот-вот взорвется.
        Из окна кабинета я видела, как похитители швырнули папу на заднее сиденье длинного черного «седана». Закатное солнце садилось за деревьями. Вытянутые тени ложились на крышу автомобиля, когда тот, взвизгнув шинами, сдал назад, круто развернулся и помчался вниз по грунтовой дороге.
        Глубоко дыша, борясь с паникой, я выжидала до тех пор, пока они не скрылись из виду. Затем я выскочила за дверь и со всех ног бросилась к нашему маленькому «форду», проваливаясь в мокрый снег. Порыв ледяного ветра бросил меня в дрожь, но одновременно привел в чувство. Я уселась за руль и с трудом попала ключом в зажигание.
        - Пожалуйста, заведись. Пожалуйста, заведись, — упрашивала я машину. Среди множества недостатков проклятого драндулета была скверная привычка заводиться только с пятой-шестой попытки. Я потянула дроссель, повернула ключ в зажигании и нажала ногой на газ. Автомобиль кашлянул раз, другой, после чего мотор с рычанием завелся.
        Я развернула машину и надавила на газ. Машина забуксовала, колеса бестолково вращались на скользком насте. Годами папа говорил о том, что нужно раздобыть новые покрышки. Эти же были стерты едва ли не до ободов. Я яростно крутила руль, пока колеса не нашли сцепление, после чего погнала машину вниз по склону, полная решимости настичь бандитов, похитивших моего отца.
        Я не ожидала, что движение на Ривер-Роуд окажется столь оживленным. Горожане возвращались домой с работы. Заложив слишком лихой вираж, я едва не врезалась в зад красному «меркурию». Водитель заревел на меня клаксоном. Я убрала ногу с педали тормоза и снова глубоко, прерывисто вздохнула.
        Ты справишься, Бет. Ты сумеешь выручишь своего отца.
        Черный «седан» маячил впереди, отделенный от меня тремя-четырьмя машинами. Я боялась упустить его из виду. Но когда их автомобиль свернул на Парк-Драйв и устремился в сторону Норт-Хиллс, я поняла, куда они едут. Мне не было нужды за ними следить.
        Они направлялись к конюшне Дули.
        Офисы, служебные помещения, сараи, конюшни, склады и прочие хозяйственные постройки выходили друг на друга фасадом, образуя широкий квадрат. Ездовые дорожки уходили в леса Фиар-Стрит, начинавшиеся сразу за огромным амбаром. На площади между зданиями хватало пространства, чтобы проводить конные прогулки и скаковые состязания.
        Широкая асфальтированная дорога, ведущая к зданию администрации, была расчищена от снега. Я проехала две трети дороги — с такого расстояния достаточно хорошо просматривалась парковка. Черный «седан» стоял под углом к стене. Вглядываясь в угасающий вечерний свет, я разглядела, что салон пуст.
        - Папа, куда они тебя потащили? — пробормотала я вслух.
        Я выключила зажигание, решив, что здесь мою машину точно никто не заметит, и вылезла из салона, выдыхая облачка пара.
        И чуть не задохнулась, услышав крик. Решила, что кричал отец. Но это всего лишь заржала одна из лошадей в длинном ряду денников.
        Я с шумом выдохнула. Усилием воли заставила сердце биться реже. Взгляд мой обшаривал парковку и фасад служебного здания. Кругом — ни души.
        Проваливаясь ногами в снег, я двинулась к зданию, стараясь держаться в тени деревьев, что тянулись вдоль подъездной дороги.
        Куда они его потащили? Что они хотят сделать с ним? А вдруг я опоздала?
        Я прислонилась к стене. Длинные серебристые сосульки свисали со сточного желоба над моей головой, точно сверкающие клинки мечей. Я двинулась вперед, по-прежнему прижимаясь спиной к стене и не отрывая глаз от главного входа.
        Стоит ли идти на такой риск — зайти с главного хода и искать его в служебных помещениях?
        Я помедлила. Приблизилась еще на несколько шагов к дверям, но тут же остановилась, услышав голоса. Мужские голоса. Похоже, они доносились со внутреннего двора позади здания.
        За день солнце успело частично растопить снег, отчего его поверхность сделалась мокрой и скользкой. К внутреннему двору я наполовину шла, наполовину скользила. Лиловые отблески заката играли на заиндевевшей земле.
        Увидев папу между двумя громилами в масках, я едва не окликнула его. Он вырывался изо всех сил, но они крепко удерживали его за плечи. Руки его были связаны за спиной. Он споткнулся и чуть не упал, но похитители удержали его.
        Я приблизилась на несколько шагов, щурясь в неверном сером свете. О нет! Папа был раздет до белья. Они сняли с него одежду. На нем остались только майка и белые боксерские трусы. Обуви он тоже лишился и ступал по снегу босиком.
        Он кричал и проклинал своих похитителей. Опустив плечо, он попытался садануть одного из них в бок. В тот же миг тяжелый сапог припечатал к земле его босую ступню, и отец завыл от боли.
        Я увидела, что из снега торчат два невысоких колышка. Похитители толкнули отца на снег. У каждого в руках было по мотку веревки, и они собирались привязать его к колышкам.
        - Пожалуйста… — Теперь папа уже умолял. — Пожалуйста… отпустите меня. Что вы делаете? Это безумие. Вы же понимаете, это неправильно. Отпустите меня. Я не стану звонить в полицию. Я никому не скажу. Только отпустите. — Никогда я не слышала, чтобы он так говорил — сбивчивым потоком слов.
        Один из похитителей повалил отца спиной на снег и удерживал на месте. Второй обмотал веревки вокруг папиных запястий и начал привязывать их к колышку.
        - Что вы делаете? Вы хотите оставить меня замерзать? Вы же понимаете, что это убийство. Вы в самом деле…
        Тыльной стороной ладони похититель отвесил ему затрещину. Голова отца мотнулась в сторону. Мужчина отвернулся и продолжал возиться с веревками.
        «Чего же я стою? — спрашивала я себя. — Почему я просто смотрю, как они собираются оставить моего папу замерзать в снегу?»
        Я знала, что должна действовать.
        - Пустите меня! Пустите меня! — Папины крики огласили двор. Лошади разразились ржанием. Их истошные вопли заглушили мольбы моего отца. Ржание лошадей эхом разносилось между зданиями, и звук нарастал, пока не сделался оглушительным, неистовой ревущей симфонией ужаса и отчаяния.
        Я зажала руками уши, но ничто не могло заглушить душераздирающего ржания. Я едва дышала. Я чувствовала, как кровь стучит в висках.
        У меня есть сила. Пора применить ее.
        Я зажмурилась. Я зашептала слова, которые давным-давно выучила назубок. Шептала, повторяя скороговоркой. Крепко зажмурившись, ничего не видя, выбросив все мысли и образы из головы, я шепотом творила заклинание, повторяя слова и призывая свои чары скорее подействовать.
        И вновь я услышала полные ужаса крики отца. И вновь заглушило их истошное ржание лошадей. Я слышала грохот, когда они лупили копытами в стены денников. Порыв ледяного ветра пронесся над двором.
        А я все шептала и шептала слова… повторяла их снова и снова… Наконец, стоя на пронизывающем ветру, слыша топот и ржание лошадей, я открыла глаза, чтобы увидеть, чего добилась — и у меня дыхание перехватило от ужаса.

6
        Я вгляделась в серые сумерки. Папа по-прежнему корчился на спине, отбиваясь ногами. Вытянутые над головой руки были привязаны к колышку. Над ним склонились двое похитителей, прикручивая ко второму колышку его ноги.
        Я тяжело выдохнула. Мои чары не действовали. Может, я была слишком напугана, слишком парализована ужасом, чтобы взывать к магии, которой владела?
        Неожиданно похитители подняли головы. Я распласталась по стене здания. Затаила дыхание. В голове стучало. После ворожбы у меня всегда кружилась голова.
        Почему мои чары не подействовали?
        Отец отчаянно звал на помощь. В ответ на его крики снова хором заржали лошади. Похитители оставили его лежать на снегу, а сами зашагали к складу, скрипя сапогами по снегу.
        Я оттолкнулась от стены и сделала несколько шагов к отцу. Но тут же остановилась. Я понимала, что едва ли успею отвязать его, прежде чем похитители вернутся на двор. А если меня тоже поймают, никакая магия нам с ним уже не поможет.
        Поэтому я заставила себя остаться в укрытии. И смотрела, как похитители шагают назад с тяжелыми канистрами в руках. Канистры… что в них?
        - Что вы делаете? — заорал отец, когда они опрокинули над ним канистры, и из тех хлынула вязкая желтая жидкость. — Бензин?! Да? Бензин? Вы хотите сжечь меня заживо?!
        - Не боись, Энджело. Разве похожи мы на эдаких извергов? — усмехнулся тот, что повыше, поливая жидкостью его грудь.
        - Что это? Отвечайте! Что это?! — потребовал отец.
        - Это мед, — пояснил второй бандит. — Сладкий медок. Смотри, какой ты стал сладенький да медовенький.
        Оба расхохотались. Они поливали медом папины ноги, грудь… Опорожнив канистры, они отшвырнули их через весь двор, после чего посмотрели на папу, явно довольные проделанной работой.
        Это безумие, думала я. Что они собираются делать?
        Я опять зажмурилась. Я должна была привести магию в действие. Этот кошмар нужно было немедленно остановить. Но слова не приходили. Они были утеряны, растворились где-то в глубине лихорадящего разума.
        От отчаяния я изо всех сил стиснула кулаки. И открыла глаза как раз в тот момент, когда более высокий из похитителей поднял над моим отцом джутовый мешок.
        - Овес, — объявил он. — Разве мы могли забыть про овес?
        Он раскрыл мешок. Его партнер помогал ему удерживать тот на весу. Они накренили его и принялись осыпать моего папу овсом — грудь, живот, ноги…
        Отец умолк. Перестал извиваться и дергаться. Его голые руки и ноги покраснели от холода. Теперь он лежал неподвижно, весь покрытый налипшим на мед овсом. Оттуда, где я стояла, казалось, будто он укутан в коричневое одеяло.
        - Я… я не понимаю, — тихим голосом, почти шепотом, обратился он к своим похитителям. Голосом обреченного. Всякая воля к сопротивлению покинула его. — Что вы делаете? Я не понимаю.
        - Ты же хочешь покормить лошадок, не так ли, Энджело? — глумливо спросил тот, что повыше.
        - Да, ты же любишь кормить лошадок, — добавил его партнер. — Как в старые добрые времена.
        - Нет. Постойте… — взмолился отец.
        - Лошадки голодные, — сказал высокий. — Их давненько не кормили.
        - Нет. Прошу вас… — Тут только папа сообразил, что они хотят сделать, а вместе с ним поняла и я.
        Они намеревались выпустить оголодавших лошадей, чтобы те начали пожирать овес, которым был облеплен мой папа.
        Мне представилось, как они опускают головы, как клацающие челюсти вгрызаются в папину грудь… Нет! Я тут же выбросила эту картину из головы.
        Закрыв глаза, я изо всех сил пыталась вспомнить слова заклинания. Увы. Они не шли мне на ум. Они были утеряны. В панике, все слова вылетели у меня из головы. И теперь…
        Я открыла глаза и увидела, что кто-то мчится через заснеженный двор. Похитители повернулись ему навстречу. Аарон. Аарон Дули. Его куртка в красно-черную клетку была распахнута, открывая серый свитер. На голову, поверх длинных темных волос, была натянута красная шерстяная шапка.
        О, слава Богу, подумала я. В тот момент у меня совершенно вылетела из головы наша с ним жестокая стычка два дня назад. И я несказанно обрадовалась, увидев, как он бросился к похитителям.
        «Ты же остановишь их, не так ли, Аарон?» — думала я.
        Ты прекратишь это. Ты им не позволишь, да?

7
        Пока я смотрела на Аарона, не дыша, беззвучно умоляя его хоть что-нибудь предпринять, он подбежал к людям в масках, его дыхание струйками пара поднималось над головой. Скрестив на груди руки, он посмотрел на моего отца и что-то сказал похитителям, но что именно — я не расслышала,
        Я подалась вперед, моля его, заклиная. Пожалуйста, Аарон. Пожалуйста.
        Он обернулся. Неужели заметил? Я резко отдернула голову.
        Когда я собралась с духом, чтобы посмотреть снова, то увидела, как двое в масках идут к конюшне. Они принялись распахивать двери денников. Аарон не сдвинулся с места, он стоял, скрестив руки на груди и повернувшись к отцу спиной.
        Лошади с визгом хлынули на свободу. Их копыта с грохотом взбивали снег, головы запрокидывались, громогласные вопли напоминали вой сирен, душераздирающие, отчаянные. Дико вращая глазами, они вскидывались на дыбы и истерически ржали в меркнущее небо.
        Крик моего папы заглушил даже ржание лошадей, когда они набросились на него. Они подскакали к нему галопом, опустили головы, скаля огромные зубы, и принялись грызть. Всхрапывая, щелкая зубами, топча его копытами и лягая, они жадно поглощали овес, раздирали его тело, и зубы их с чавканьем вырывали огромные куски кожи и мяса.
        Отец завопил в агонии, заглушая визг и вопли лошадей. Они месили его копытами, кусали и обгладывали его плоть — грудь, руки… Кровь била в воздух фонтанами и собиралась в лужи на снегу.
        Крики отца оборвались. На моих глазах его руки расслабились. Голова запрокинулась назад, словно он не в силах был дальше смотреть, как едят его тело.
        А лошади, шумно всхрапывая, все глодали его, разрывая папу на части, сдирая с него кожу, жадно глотая, и все глубже и глубже впивались зубами в еще недавно живое тело…
        Парализованная ужасом, я не в силах была смотреть — но и взгляда отвести не могла. Чудилось мне, что моя душа покинула меня и со стороны взирает на что-то невообразимое, чего и на свете-то быть не может.
        Но безмолвная неподвижность отца… озеро крови в снегу… кровоточащие куски мяса, раскиданные по земле… все это резко выдернуло меня из оцепенения. Разве еще не поздно привести помощь?
        Возможно.
        Но сперва требовалось хоть кого-то найти. Окончательно потеряв голову, я вырвалась из своего укрытия. Я надеялась найти помощь в здании для персонала. Но сраженная ужасом — на моих глазах мой отец был заживо сожран лошадьми! — кинулась не в том направлении.
        Прежде чем я успела метнуться назад, один из убийц закричал:
        - Эй, гляди! Там его дочь!
        Я ахнула. И услышала, как второй проорал:
        Не дай ей улизнуть! Лошади еще не наелись!

8
        Я не стала поворачивать назад. Опустив голову, я пронеслась мимо них.
        - Только нам свидетелей не хватало! — взревел один из преступников. А потом я услышала за спиной дробный топот ног. Оглянувшись, я увидела, что за мной гонится Аарон, полы пальто хлопали позади него, холодные голубые глаза сузились, исполненные решимости.
        - Не-е-е-ет.… — выдохнула я. Юркнув за угол конюшни, я со всех ног бросилась вниз по ездовой дорожке, что вела в леса Фиар-Стрит. Снега здесь было гораздо больше. Никто его не разгребал. Ветер намел сугробы почти по колено.
        - Бет, стой! — надсаживался Аарон. — Ты же знаешь, что тебе не убежать от меня!
        Я перескочила через отломившуюся ветку огромного дерева, поднырнула под заснеженные лапы ежевики и бросилась в лес.
        Позади вскрикнул Аарон. Обернувшись, я увидела, как он запнулся о ту же самую ветку и грохнулся наземь. Он тут же вскочил, отряхивая со свитера снег.
        Ветер колыхал деревья, отрясая с ветвей снег. Опустив голову, я продолжала бежать.
        - Бет! Бет! Бет! — выкрикивал он на бегу мое имя.
        Неужели он думал, что я повернусь и отвечу ему? Неужели всерьез считал, что я буду разговаривать с ним после… после того как…
        Низкая ветка хлестнула меня по лицу. Вскрикнув от боли, я развернулась и бросилась по тропинке вьющейся к подножию холма через высокие заросли кустов.
        Крики Аарона неожиданно стали звучать тише. Может быть, он отстал?
        Может быть, я сумею от него оторваться.
        Я наклонилась вперед и припустила быстрее. Но тропинка шла под уклон, и мои ноги вдруг оказались на прикрытом снегом участке льда. Я заскользила, отчаянно размахивая руками, в тщетной попытке сохранить равновесие.
        Уже падая, я ухитрилась обхватить руками тоненькую березку, крутанулась вокруг ствола и все же сумела остановиться.
        Тяжело дыша, прислушалась, не приближается ли Аарон. Ни шагов, ни криков. Неужели отчаянное бегство через лесную чащу помогло мне от него оторваться?
        В боках пульсировала боль, и я не могла унять бешеный стук сердца. Я торопливо огляделась. У меня не было ни малейшего представления ни о том, где я нахожусь, ни о том, как найти дорогу из леса.
        По правую мою руку тянулись рядами белые березы. Заснеженная тропа прорезала заросли кустов и камыша по левую руку. Я побрела по тропе, еле переставляя ноги и не обращая внимания на боль в боках. Не пробегала ли я здесь раньше? Я не могла вспомнить.
        То и дело я оглядывалась, высматривая Аарона. Неужели он впрямь отстал? Может быть, он все еще преследует меня?
        Мне нужно выбраться из леса. Вот только… как?
        Я достигла конца тропы, повернулась, чтобы посмотреть, где я — и нос к носу столкнулась с Аароном.
        - ХА! — ликующе гаркнул он и, обхватив меня за талию, сдавил в объятиях. — Думала, убежишь от меня?
        - Аарон, отпусти меня, — выдавила я. — Зачем ты это делаешь? Они же меня убьют. Тебе это нужно?
        Дожидаться его ответа я не стала. Изо всех оставшихся сил я врезала ему в пах коленкой. Он изумленно взвыл, глаза его вылезли из орбит, руки соскользнули с моего тела, и он повалился на колени, задыхаясь от боли.
        Я не дала ему оклематься. Разбрызгивая ногами снег, я ринулась к зарослям низкорослых деревьев впереди. Их ветви тянулись вниз, многие почти касались земли. Наклонив голову, я продиралась вперед, в надежде укрыться среди переплетения ветвей и сучьев.
        Что там, за ними?
        К моему удивлению, заросли обрывались перед невысокой пещерой, зияющей в серой скале. Я поднырнула под ветвями ближайшего дерева и ворвалась в пещеру. Здесь, внутри, было гораздо холоднее, чем снаружи.
        Я углубилась в пещеру на несколько футов, потом повернулась. Видел ли меня Аарон? Несомненно, он рыщет где-то неподалеку. Если он продерется через переплетение ветвей, то увидит пещеру, и догадается… догадается…
        Я попятилась вглубь. Прямо в глухую стену черноты. Пещера оказалась глубже, чем я предполагала. Воздух становился все холоднее… и тяжелее. От нестерпимого холода я задрожала.
        Пожалуйста… пожалуйста, только бы не нашел.
        Я задохнулась. Тьма словно бы вилась вихрями вокруг меня, захлестывала… тянула вниз, все глубже и глубже в пещеру. Поглощала. Меня заглатывала чернильно-черная темнота. Внезапно я будто разучилась дышать. Не могла даже пошевелиться. Я чувствовала, что тону в тенях… тенях среди теней… тени плясали и перекатывались среди теней…
        Я беспомощно падала в темноту, какой еще никогда в жизни не видела. И, падая, я понимала, что исчезаю, исчезаю, исчезаю…
        Неужели именно так и приходит смерть?
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Наши дни

9
        - Майкл? Майкл Фрост!
        Услышав свое имя, я оторвался от телефона. Я разглядывал СМС-ку от Пеппер Дэвис, моей подружки, пытаясь сообразить, что же там написано. Пеппер предпочитает присылать не слова целиком, а только наборы букв типа ОМГ или ППЦ, после чего следует длинная вереница смайликов. Я же никогда не был силен в языках. Спросите хоть мистера ЛеФора, моего учителя французского. Порою приходится истратить двадцать минут на то, чтобы расшифровать сообщение от Пеппер, в котором на самом деле сказано: «Встречаемся после уроков у тебя дома».
        - Эй, Майкл!
        Я опустил телефон, обернулся и увидел, что из молочного отдела мне улыбается какой-то парень. Поначалу я его не узнал. Лет ему было, вероятно, немного больше, чем мне, где-то слегка за двадцать. Волосы его были обриты на висках, а одет он был в бордово-желтую фуфайку с надписью «МИРОВОЕ ТУРНЕ 09», выпущенную поверх мешковатых брюк цвета хаки.
        Он переложил в другую руку корзину с продуктами и подошел ко мне.
        - Эй, это же я. Бадди Гриффман. Помнишь? Я стажировался у твоего отца в магазе пару лет назад.
        - А, точно! — сказал я. — Как жизнь?
        - Жизнь бьет ключом. — Он показал на корзину. Я увидел огромную упаковку памперсов и несколько бутылочек с надписью «Симилак». — Вот, мальцом обзавелся. — Он как-то странно мне улыбнулся, словно ему отчего-то было неловко. — Больше не стажируюсь, понимаешь?
        Я кивнул. Телефон пискнул, но я не стал обращать внимания. Вероятно еще одно нечитабельное послание от Пеппер.
        - Где работаешь, Бадди?
        Он пожал плечами.
        - Да так, то там, то здесь, знаешь, как оно бывает. Живем с моими предками в Мартинсвилле. — Он переминался с ноги на ногу. — Как твой отец поживает? Как у него с делами? Неплохо, верно? Нынче зимой…
        Я кивнул:
        - Точно, снега навалило тонну. Знаешь же, для снегоходов самое оно. Папа, небось, единственный в городе человек, который молится, чтобы зимой выпало побольше снега.
        Бадди откинул голову и расхохотался. Пожалуй, чересчур громко. Ничего особо смешного я не сказал. Последовал неловкий момент, когда никто из нас не знал, о чем говорить дальше.
        Я помахал телефон.
        - Мне тут это… ответить надо…
        - Майкл, передавай привет отцу. — Он снова переложил корзину в другую руку и пошел дальше по проходу. Несмотря на то, что снегу на улице намело по щиколотку, обут он был в сандалии!
        Я совершенно не помню этого малого, подумал я. Неужели я когда-то был с ним знаком?
        Я покатил тележку в противоположном направлении. В ней уже лежали куриные грудки и овощи, которые просила мама. Теперь предстояло отыскать черные оливки. Даже не спрашивайте. Для какой-то очередного кулинарного чуда, которое мама намеревалась сварганить на скорую руку сегодня вечером.
        Я постоянно вынужден бегать сюда, в «Фуд-Март», за покупками для мамы. Я далеко не лучший в мире покупатель. Признаться, я в этом деле полный профан. Но мама вкалывает на двух работах, так что я не против подсобить.
        Я заметил нужный стеллаж напротив прилавка с колбасами. Пришлось обогнуть лысого мужика, державшего над головой по целому свиному окороку. Сперва я решил, что это он так качается. А что, дешевле же, чем ходить в качалку, верно? Потом я сообразил, что он показывает их своей жене, стоявшей в другом конце прохода.
        Я покатил тележку мимо прилавка с колбасами, и вот тогда-то и заметил девушку.
        Она была… прекрасна. Ну, как сказать… не так прекрасна, чтобы прям умереть не встать. Но было в ней нечто нереальное, нечто волнующее, из-за чего я не мог оторвать от нее глаз.
        Я неплохо владею словом. Мы с Пеппер ведем ежедневный блог Шейдисайдской школы. И я собираюсь делать основной упор на английский, когда поступлю в университет Дьюка[5 - Университет Дьюка — частный исследовательский университет, расположенный в городе Дарем, Северная Каролина, США.] следующей осенью.
        Но нужно обладать литературным талантом повыше моего, чтобы описать эту девушку. Что же было в ней такого привлекательного? Наверное, дело в ее глазах. У нее были большие, мерцающие, кошачьи глаза. Словно у той кинозвезды, как бишь ее, Эмма Стоун? Большие, прекрасные глаза, только у нее они были темные. На ее бледном лице они напоминали блестящие черные оливки. Ха. Надо же, я все-таки не забыл про оливки. Тугие черные локоны обрамляли ее лицо. Она не улыбалась. На самом деле, вид у нее был озабоченный. Губы ее были поджаты, словно она на кого-то дулась. Одета она была в черную толстовку с откинутым капюшоном и самые простые джинсы.
        - Прошу прощения, вы не позволите? Прошу прощения… — Какая-то женщина хотела прокатить мимо меня свою тележку. Ей пришлось повторить свой вопрос раза три, прежде чем я понял, что ко мне обращаются. Я словно бы впал в какой-то транс.
        Я откатил тележку в сторону. И снова повернулся к девушке. Она до сих пор не замечала меня. Взгляд ее был прикован к пакетам с колбасной нарезкой.
        Я приблизился к ней на несколько шагов. Сам не знаю, зачем. Как будто некая невидимая сила тянула меня к ней. Но я остановился, увидев, как она подняла вместительную холщовую сумку.
        Ее взгляд метнулся из стороны в сторону. Затем она торопливо схватила упаковки с ветчиной и индейкой и запихала в сумку.
        Я моргнул. Это же мне почудилось, да?
        Все заняло не больше пары секунд. Она закрыла сумку, повесила на локоть и как ни в чем не бывало направилась к хлебному отделу. Я последовал за ней. Ничего не мог с собой поделать. Я наблюдал, как она ловко прячет в сумке буханку хрустящего хлеба.
        И все это с совершенно бесстрастным лицом. Взгляд — сама невинность. Проходя мимо двух сотрудников магазина в белых фартуках, она мило улыбнулась. Я смотрел, как она не спеша миновала раздвижные двери и вышла на парковку.
        Никто не бросился за нею в погоню. Никто не видел, как она воровала продукты. Кроме меня.
        Почему я пошел следом? Почему бросил тележку прямо посреди прохода и выбежал из магазина вслед за ней?
        Не знаю. Наверное, я решил, что смогу ей помочь. В смысле, я не собирался тащить ее назад в магазин. У меня и в мыслях не было пытаться ее остановить. Я подумал, что ей, наверное, нужна помощь — и почему бы не попытаться помочь такой прелестной, загадочной девушке?
        Некоторые из моих друзей говорят, что я весь из себя эдакий благодетель. Они прозвали меня Скаутом. Ну, знаете, как бойскаут или типа того. Они находят это забавным, я же не вижу в том ничего дурного.
        Может, она очень бедна и голодает, думал я. Может, она потеряла кошелек. Может, она убежала из дома…
        У стены здания сидела на привязи моя собака. Девушка наклонилась ее погладить, и тут-то я ее и нагнал. Она подняла глаза и впервые заметила меня.
        - Твоя собака?
        Я кивнул.
        - Ага. — Внезапно я лишился дара речи.
        - А что за порода?
        - Помесь, — сказал я. — По большому счету — лабрадор.
        - Симпатяга. Сколько ей?
        - Скоро три года.
        - Молоденькая. — Она почесала собаке уши. — А как зовут?
        - Минди, — ответил я.
        Она засмеялась:
        - Минди? Правда? Так меня зовут! — Она выпрямилась, крепко сжимая ручки холщовой сумки. Я то и дело поглядывал на эту сумку, представляя, как девушка крадет продукты.
        - Нет. Серьезно, — сказал я. — Тебя зовут Минди?
        Она кивнула с лукавой усмешкой.
        - Да. Я Минди. Минди Гавкинс.
        - Эй, — сказал я. — Гавкинс? Минди Гавкинс?
        Ее хихиканье было невероятно обворожительным.
        - Ну давай. Будет. Как тебя по правде зовут? — спросил я.
        Она пожала плечами. Ее огромные глазищи сверкали. Ей явно было в удовольствие меня поддразнивать.
        - Минди Гавкинс — отличное имя, ты не находишь?
        Если б только я мог не представлять себе, как она ворует! Я снова взглянул на сумку. Я не в силах был обличить ее, признаться, что застукал ее горячем.
        Она убежит.
        А мне не хотелось, чтоб она убегала.
        - Я не встречал тебя в школе, — сказал я. — Ты ходишь в нашу?
        - Я новенькая. Только начала.
        - Ты тоже в выпускном классе?
        Она потянула себя за красную пластмассовую сережку, выглядывавшую из-под ее пышных волос.
        - Угу.
        - Тяжело, наверное, оказаться в новой школе в выпускном классе, — сказал я.
        Она закатила глаза.
        - Рассказывай. — Внезапно она изменилась в лице. — Почему ты так смотришь на мою сумку?
        Я заморгал.
        - Я? Вовсе нет. Честно. — Кровь бросилась мне в лицо.
        Незнакомка погладила Минди на прощание.
        - Пора бежать. Увидимся в школе, Майкл.
        Она повернулась и со всех ног припустила через широкую парковку. Холщовая сумка моталась у нее на боку.
        Я стоял рядом с Минди и смотрел, как убегает девушка. Ни разу не оглянувшись, она исчезла за последним рядом припаркованных машин.
        - Чудно, — пробормотал я. — Чудная она какая-то, Минди.
        Внезапно я вспомнил про оставленные продукты. Я удостоверился, что Минди по-прежнему крепко привязана. После чего зашагал обратно к магазину. Когда дверь открылась, меня посетила запоздалая мысль:
        Откуда, черт побери, она узнала, как меня зовут?

10
        В следующий раз увидел я девушку на другой день, в конце обеденного перерыва. Мы с моим другом Гейбом Диллером отобедали пораньше. Гейб скачал на телефон новую игрушку, и ему не терпелось мне ее показать. У каждого, наверное, найдется приятель, которого хлебом не корми, а дай резаться в игры днем и ночью. В моем случае это Гейб.
        Он утверждает, что игры — отличная тренировка для глаз и рук. Но поскольку со спортом Гейб не дружит, я не могу уразуметь, зачем ему нужно тренировать глаза и руки.
        Мы слонялись по холлу перед библиотекой, стараясь не попадаться на глаза учителям. Учащимся разрешено иметь сотовые телефоны, но запрещено пользоваться ими в течение учебного дня, потому как мы, подростки, видите ли, страшно безответственные. Ха.
        Холл был погружен в тишину. Большинство ребят все еще обедали. Гейб запустил игру на своем здоровенном айфоне. Размер экрана у него идеально подходит для игр, если вы заядлый игрок. Я засмеялся, обнаружив, что игра представляет собой гонки на снегоходах.
        Магазин моего отца называется «Ранчо снегоходов Фроста». Он продает и сдает напрокат снегоходы и внедорожники, за ужином только и говорит, что про снег да снегоходы, и порою мне кажется, что я живу в одном из этих снежных шаров. Ну тех, знаете, которые встряхиваешь, и внутри снег сыплется. И нет от этого спасения!
        Гейб наклонил телефон, показывая, как заставить снегоходы мчаться быстрее. Его снегоход сорвался с обрыва и разлетелся на куски в яростной вспышке.
        Гейб растерянно заморгал.
        - Вот это я не специально.
        - Ходил с Рэйчел Мартин на свидание в пятницу? — поинтересовался я.
        Он щурился на экран, перезапуская игру.
        - Ну, честно сказать, никуда мы не ходили.
        Я ткнул его кулаком в бок.
        - А что делал? Остался дома и воевал в «Варкрафте»?
        Он ухмыльнулся.
        - Как ты угадал? — Его большой палец лихорадочно жал на кнопки. Снегоход на экране с ревом завелся. — По-моему, Рэйчел какая-то скучная.
        - Так ты, наверно, больше ее не увидишь?
        - Наверно, нет.
        - Я-то думал, она тебе нравится.
        - Нравится, — отозвался он, прилипнув глазами к экрану. — Она офигенная. Но… на войне как на войне. — Он расхохотался. Я тоже. Мы оба любили хорошо посмеяться.
        Он сунул мне телефон.
        - Хочешь попробовать?
        Не успел я ответить, как увидел девушку. Она медленно шла нам навстречу, разглядывая двери классов. Черные волосы выбивались из-под свободной вязаной шапочки, а одета она была в серый свитер, короткую юбку в клеточку и черные леггинсы.
        - Минди! — окликнул я ее.
        Она повернула голову и узнала меня.
        Я видел, как Гейб вытаращил глаза. Он беззастенчиво разглядывал ее, когда она поспешила к нам.
        - Слышь, Гейб, это Минди Гавкинс, — сообщил я.
        Она скривила гримаску.
        - Это не мое настоящее имя, Майкл. Так зовут мою собаку.
        - Как же зовут твою кошку? — спросил Гейб. — Кошечка-в-Сапожках? — И захохотал над собственной шуткой. Он может быть очень смешным, кроме тех случаев, когда сам пытается хохмить.
        Она перевела взгляд на него:
        - Ого. Да ты телепат! Как догадался?
        Гейб пожал плечами.
        - Повезло просто. Как тебя на самом деле зовут?
        Пропустив его вопрос мимо ушей, она повернулась ко мне.
        - Я совсем потерялась. Только и делаю, что блуждаю по коридорам. Эта школа слишком для меня велика. Ничего не могу найти.
        - Ну, ты нашла нас, — сказал я.
        - Слава Богу. — Она разгладила шапочку на волосах. — А вот художественный класс найти не могу. Нужно успеть до звонка. Он на этом этаже?
        - Нет. На втором, — сказал я. — От столовой и дальше по коридору. — Я отдал Гейбу айфон. — Давай провожу, — предложил я.
        - О, спасибо. Ты настоящий герой. А то я тут совсем запуталась.
        - Увидимся, — сказал Гейб.
        Я направился к лестнице.
        - И насчет субботы! — крикнул я ему через плечо. — Обещали нехилую метель. Отец сказал, если останутся снегоходы, можно взять один, погонять по холмам.
        - Чудненько, — откликнулся Гейб. — Скажу Диего. И Кэтрин заодно.
        Вместе с девушкой мы поднялись на второй этаж. До звонка оставалось всего ничего. В коридорах было шумно и людно. Поэтому она волей-неволей жалась ко мне, когда мы шли по коридору.
        - Это так мило с твоей стороны. А то бы я так тут и блуждала.
        От нее пахло цветами. Наверное, розами. Я не знаток цветов.
        Она одарила меня восхитительной улыбкой и опять прижалась ко мне. Никаких сомнений, она со мною заигрывала. Я хочу сказать, она даже этого не скрывала. А я? Что ж… догадаться нетрудно. У меня отчаянно потели руки. Я был словно под гипнозом.
        - Так вот… назови мне свое настоящее имя, — попросил я.
        - Мэри. Мэри Настоящая.
        - Твоя настоящая фамилия — Настоящая?
        Она рассмеялась.
        - Лиззи Уокер, — сказала она. — Кроме шуток.
        Я повел ее за угол. Мой друг Диего помахал нам рукой, пробегая мимо. Голова его резко повернулась в нашу сторону. Я заметил его изумленный взгляд, когда он увидел, с какой девушкой я иду.
        - Вот он, художественный класс, — сказал я. — Можешь запомнить. Комната в конце коридора с огроменным окном.
        Лиззи сжала мою руку.
        - Еще раз спасибо. — Она закинула на плечи рюкзак и поспешила в класс.
        Я все еще чувствовал прикосновение ее руки к моей. Меня по-прежнему окружал цветочный аромат ее духов. Я повернулся и пошел в сторону своего французского класса, расположенного этажом ниже. Но стоило мне сделать несколько шагов, как за спиной послышался голос:
        - Эй, Майкл, кто твоя новая подружка?
        В испуге, я обернулся.
        - Ой. Пеппер. Привет.

11
        Пеппер рыжая, а рыжим полагается быть вспыльчивыми, эмоциональными и ревнивыми. Это стереотип. И Пеппер старается идти в ногу со стереотипом. Должен сказать, что имя Пеппер — Перчинка — ей идеально подходит.
        У нее волнистые, ниспадающие до плеч волосы цвета расплавленной меди, теплые серо-зеленые глаза и вздернутый носик (который она ненавидит), усеянный веснушками.
        - Скажи же, я прелесть, — однажды заявила она мне, вскоре после того, как мы с ней сошлись поближе. — А какому нормальному человеку хочется быть прелестью?
        - Ты не просто прелесть, — сказал тогда я. Ведь именно этого она от меня и ждала. — Ты очень похожа на… э… на Эми Адамс.
        Мы как раз обжимались в моей машине, и тут она как отпрянет!
        - Что-о?! Эми Адамс? Ты что, она такая старая!
        - Ты понимаешь, что я имел в виду, — пробормотал я.
        Пеппер мне здорово нравилась. Она веселая, с ней не соскучишься. Тем не менее, я вскоре заметил, что, проводя с ней время, вынужден все время за что-нибудь извиняться.
        Вот хоть сейчас, почему я должен извиняться за то, что проводил новенькую Лиззи Уокер до художественного класса?
        Я поспешил к Пеппер. Она глядела на меня с подозрением. Как будто я только что убил ее кошку или совершил еще какое-нибудь, не менее гнусное, злодеяние.
        - Это новенькая, — сказал я. — Она… заблудилась. Попросила показать ей художественный класс.
        - Она что, калека? — спросила Пеппер, подергивая носиком. — Поэтому она так на тебе висла?
        - Вздор. Вовсе она не висла, — сказал я. — Она просто разок пожала мне руку, если ты об этом. Слушай, я с ней не встречаюсь. Она заблудилась, а я просто хотел проявить участие.
        Пеппер надула губки.
        - Майкл, я бы хотела, чтобы ты проявлял участие ко мне. — Тут же она обвила меня за шею руками, притянула к себе и крепко прижалась губами к моим губам.
        Народу в коридоре еще хватало. Кто-то засвистел. Я попытался отстраниться. Но Пеппер лишь усилила хватку и продолжала меня целовать.
        И когда я ее целовал… когда я ее целовал… то ничего не мог с собой поделать. Я поймал себя на том, что все равно думаю о Лиззи.

* * *
        - Эй, Скаут. — Диего протаранил меня сзади. Уроки закончились, я стоял, склонившись над своим шкафчиком в поисках учебника, и от толчка врезался во внутреннюю стенку. Диего настоящий здоровяк, косая сажень в плечах, как у профессионального борца, и сил своих он рассчитывать не умеет. Серьезно. В игривом настроении он становится опасен для общества.
        Как-то Гейб назвал его «Вышибалой», так Диего побагровел и явно хотел Гейба пришибить. По его словам, его дед был известным в Мексике гангстером, и его, еще до рождения Диего, однажды изрешетили пулями на глазах у всей семьи. Так что гангстерские клички и вообще все, что связано с бандитизмом, Диего не жалует.
        Диего утверждает, что не приемлет насилия ни в каком виде, а если вы иного мнения, он вышибет из вас эту дурь. Ха. Отличное у парня чувство юмора. Он, к тому же, замечательный друг. А его девушка, Кэтрин Лэйн, тоже входит в нашу компанию. Она лучшая подруга Пеппер. Следующей осенью они вместе отправятся в университет Пенсильвании.
        Диего вытащил меня из шкафчика и могучей лапищей отряхнул перед моего свитера.
        - На субботу все еще обещают снег, — сказал он.
        - Спасибо за прогноз, — сказал я. — А спортивные репортажи делаешь?
        Он ущипнул меня за щеку. Ауч!
        - Майкл, ты такой остряк. Я к тому, что ежели снега навалит, твой батя как, даст нам… — Он поднял обе руки, словно держался за руль снегохода и басовито загудел.
        Я кивнул.
        - Папа как раз получил несколько новых «Полярных кошек» с четырехтактными двигателями.
        Диего восхищенно выдохнул.
        - Иди ты. И много «лошадок»?
        - Говорит, сто двадцать пять.
        Диего ухмыльнулся и снова загудел. Стоявшие у шкафчиков на другой стороне коридора девчонки захихикали. Уж не знаю, с чего. Сто двадцать пять лошадиных сил на одной из этих красоток (я имею в виду не девчонок, а «Кошек») — это вам не хиханьки да хаханьки.
        - Эх, погоняем! — сказал Диего.
        Я захлопнул дверцу шкафчика и запер.
        - Единственная проблема, к тому времени, как мы туда доберемся, «Кошек» могут и расхватать.
        Диего ткнул меня кулаком в плечо.
        - Твой батя не придержит их для нас?
        - Ты моего батю знаешь. Он не станет заворачивать клиента с деньгами только потому, что нам приспичило погонять.
        Диего покачал головой.
        - Не те у него приоритеты. Так кто едет в субботу? Кэтрин, верно?
        - Конечно, — сказал я. — Только мы. Ты, Кэтрин, я, Пеппер и Гейб.
        - Снежная вечеринка. Сперва накатим по маленькой у меня дома, чисто для разогрева, а уж опосля… — Он снова загудел.
        - Похоже на план, — сказал я. Мы стукнулись кулаками. Кулачина у него, кстати, размером с добрую дыньку. Он повернулся и потопал прочь.
        Я поднял рюкзак — и увидел, что передо мной стоит Лиззи.
        И снова на ее бледном лице застыло это озабоченное выражение.
        - Майкл, мне жутко неудобно. — Она схватила меня за руку. — Но я опять потерялась. И так целый день. Серьезно.
        - Я бы мог нарисовать тебе карту, — сказал я. Как можно было отвести взгляд от этих потрясающих глаз? — Ну, знаешь, там были бы все классы и красный крестик с пометкой «Вы находитесь здесь».
        Она покачала головой.
        - Ну уж для этой школы мне нужен GPS-навигатор. На телефоне. Я бы просто вводила следующий пункт назначения. Только здесь не разрешают пользоваться телефонами. А кроме того… — На ее лице промелькнуло смущение. — Кроме того… у меня нет телефона.
        - Родители не разрешают?
        Она нахмурилась.
        - Не могу его себе позволить.
        Мысленно я вернулся в продуктовый магазин, и вновь представил, как она украдкой кладет продукты в свою холщовую сумку. Неужели я действительно это видел?
        - Я буду твоим навигатором, — сказал я и заговорил механическим голосом: — Пожалуйста, введите новый маршрут…
        Она игриво толкнула меня.
        - Я просто ищу спортзал. Думала, знаю, где он, а в итоге хожу кругами.
        - Ну это просто, — сказал я, показав пальцами. — Спускаешься вниз по этой лестнице. Спортзал находится справа. Ты его без проблем узнаешь. Там на двери табличка: «Спортзал».
        Она засмеялась и снова толкнула меня.
        - Премного благодарна. Знаешь, я, может, и потерялась, но я не тупая.
        Ее рука скользнула к моей ладони. Она переплела свои пальцы с моими.
        - Ай! — вскрикнул я, почувствовав, как что-то укололо меня в подушечку большого пальца.
        В испуге я попятился от нее. И увидел в руке у Лиззи серебристую булавку. Я поднес палец к лицу и смотрел, как на подушечке проступает капелька алой крови.
        - Эй!.. — воскликнул я. — Что..?
        Лиззи вонзила булавку в собственный указательный палец. Она вытащила ее лишь когда по пальцу побежала струйка крови. Тогда она подняла руку и сомкнула наши кровоточащие пальцы.
        Затем она приблизила свое лицо к моему.
        - Теперь мы с тобой связаны кровью, — прошептала она.
        Развернулась и побежала к лестнице.
        Слыша стук ее каблучков, я разглядывал кровавый мазок на пальце.
        Что это было?

12
        Ежегодник Шейдисайдской школы называется «Ежегодник». Название, конечно, не слишком затейливое, зато никто никогда не спросит: «Это что, ежегодник?» — и так все ясно.
        В этом году редактировать его поручили нам с Пеппер. Мы верстаем печатное издание, которое будет выпущено к концу учебного года, а также ведем блог, в котором постим школьные и/или спортивные новости, а то и досужие сплетни — когда больше не о чем писать.
        Для составления ежегодника выделен маленький кабинет на втором этаже, расположенный на углу коридора сразу за спортзалом. Подозреваю, раньше он использовался как чулан для метел или, возможно, телефонная будка, потому как теснотища там страшная. Мы с Пеппер сидим за столом друг против друга, практически соприкасаясь крышками ноутбуков. Также там имеется еще один столик для других сотрудников. И шкафчик с единственным работающим ящиком.
        В пятницу после уроков я уже склонился над своим ноутбуком, когда в кабинет вошла Пеппер. Ее медные волосы были стянуты в «конский хвост» на затылке, делая ее похожей на двенадцатилетнюю девочку. Одета она была в свою любимую бархатную жилетку поверх изумрудно-зеленой футболки и джинсы с прорезями на коленках.
        - Приветик, Майкл. — Она скинула на пол рюкзак, уселась за стол рядом со мной и наклонилась поцеловать, но я отодвинул голову, и ее поцелуй пришелся мне в шею.
        - Как дела? — спросил я. — Пережила контрольный тест, которым осчастливил нас Герман?
        - Да мистер Герман их особо и не проверяет. Так что я и не парилась. — А сама глаз не сводит с экрана моего ноутбука. — Фейсбук?
        Я кивнул.
        - Угу. У нее нет профиля на Фейсбуке.
        Пеппер сощурилась на меня.
        - У кого? О ком ты говоришь?
        Я моргнул.
        - Ой. У той новенькой. Лиззи Уокер. Нет профиля на Фейсбуке.
        - Да кому какая разница? — вспылила Пеппер. Она скрестила руки на груди. — Тебе-то что за дело?
        - Ну… нужно внести информацию о ней в ежегодник. Правильно?
        - Внесем, когда сделаем на нее досье, — сказала Пеппер. — Для этого Фейсбук не нужен. В чем дело, Майкл? Чего ты так сохнешь по этой девице?
        - Кто? Я? Сохну? Не сохну я, Пеппер. Что за словечко вообще, «сохну»? Мужики не «сохнут». «Сохнут» только женщины.
        - Майкл, ты от нее просто в осадок выпал. Что такого в ней особенного?
        - Ничего, — поспешно ответил я. — Я не говорил, что она особенная.
        - Тогда почему ты краснеешь?
        - Я не краснею. Жарко тут…
        Пеппер склонилась надо мной и обеими руками схватила меня за плечи.
        - Говори правду. Между тобой и этой девицей точно ничего нет?
        Я оттолкнул ее руки:
        - Каким, интересно, образом? Она и в школе-то сего пару дней. Я ее совсем не знаю.
        Мне отчаянно захотелось сменить тему.
        - Что мы делаем сегодня?
        Она все еще сжимала кулаки, готовая затеять драку. Говорю же, она очень серьезно относится к своему «рыжему» статусу. Я всегда знаю, когда она в бешенстве: у нее сразу темнеют веснушки.
        - По-моему, просматриваем старые ежегодники, — сказала она.
        Напротив библиотеки мы обнаружили чулан, загроможденный старыми ежегодниками от пола до потолка. А поскольку нынешний ежегодник должен был стать юбилейным, сотым по счету, мы с Пеппер решили, что было бы действительно круто разместить в блоге некоторые из старых фотографий. И, может быть, опубликовать несколько страниц из старых ежегодников со всеми этими ребятами, такими странными и взрослыми в своих нелепых старомодных костюмах.
        - Давай-ка просмотрим их, — сказал я. Я закрыл Фейсбук, вскочил, обнял Пеппер рукой за плечи, и вместе мы отправились к чулану за ежегодниками.

* * *
        - Я чихнул раз двенадцать, — сказал я. — Мы с Пеппер вели счет. Думал, лопнет башка. БАЦ! Как воздушный шарик.
        - И весь ветер улетучится, — вставил папа и засмеялся.
        - Не смешно, Митчелл, — с укором произнесла мама.
        - Я понял. Ты считаешь, что у меня ветер в голове. — Я бросил вилку на стол. — Смешно.
        - У Майкла, очевидно, тяжелая аллергия на пыль, — продолжала мама. — Наверное, ему следует показаться аллергологу. — Мама готова обращаться к врачам по любому поводу. Когда я был маленький, она тащила меня к докторам, если мои молочные зубы выпадали на несколько недель позже обычного.
        Папа проглотил кусок лососины.
        - Вести его к врачу из-за того, что он чихнул пару раз? Тут уж сразу звонить в службу спасения! — Папа умеет блеснуть остроумием, особенно по поводу маминых треволнений. Он не прочь устроить ей нелегкую жизнь. Она же благополучно пропускает его подначки мимо ушей. У нее золотой характер.
        Мы как раз заканчивали ужин. Лососина, запеченная с лингуини, мое любимое блюдо из-за расплавленного сыра. И я рассказывал им, как мы рылись в чулане, рассчитывая посмотреть старые книги. Но тут на меня напал нещадный чих, я поднял ногами пылевую бурю, после чего Пеппер пришлось вызволять меня из чулана и ждать, пока я не прочихаюсь.
        Папа возвел очи горе.
        - В следующий раз бери «Клинекс», — посоветовал он и подцепил вилкой еще лингуини.
        - Так что насчет старых ежегодников? — осведомилась мама, протягивая мне миску со стручковой фасолью. — Ты просто решил бросить эту идею?
        Я отмахнулся от миски. Мама знает, что я не выношу стручковой фасоли, но никогда не сдается.
        - Мы с Пеппер вытащили их целую кучу и отнесли в наш кабинет. Она собирается вытрясти из них пыль. Почистить, знаешь, так хорошенько. И мы попробуем еще раз. А пыль, в основном, была в чулане, так что…
        В дверь позвонили.
        Родители оглянулись в сторону гостиной. Я вскочил.
        - Это Пеппер, — сказал я. — Мы сегодня хотели вместе позаниматься.
        Я вытер салфеткой губы и подбородок, отодвинул стул от стола и поспешил к дверям.
        В дверь позвонили снова.
        Я распахнул ее — и обомлел.
        - Лиззи? А ты-то как здесь?

13
        Стоя в дверях, я поежился от нежданного холода. Бледный месяц плыл в вечернем небе между занавесями облаков. Свет фонаря над крыльцом выхватывал из темноты крупные хлопья снега, сыпавшего на землю. Его навалило уже не менее, чем на фут.
        На Лиззи были та же свободная шапочка, в которой я ее видел в школе, короткая курточка, расстегнутая на груди и открывавшая темный свитер, а также джинсы. На снегу я увидел ее следы, тянущиеся цепочкой через передний двор. Она была в кроссовках, не в сапожках.
        - Майкл, ты, конечно, не поверишь, но я опять потерялась. — На лице у нее была виноватая улыбка. Виноватая, или лукавая? Ее глаза смотрели на меня, так словно умоляли о чем-то. Вот только о чем?
        Я шагнул на крыльцо.
        - Лиззи… — Порыв ветра швырнул мокрый снег мне в лицо. — Откуда ты узнала, где я живу?
        Она лишь пожала плечами в ответ, а странная улыбка с чертовщинкой так и застыла на ее лице.
        - Это Пеппер? Почему она не заходит? — крикнула из столовой мама.
        Я отошел назад и широко распахнул дверь.
        - Входи. Ты, верно, замерзла.
        Лиззи потопталась на половичке с надписью «МИЛОСТИ ПРОСИМ!», отряхивая снег с подошв, после чего последовала за мною в дом.
        - Брррр! — Она встряхнулась всем телом, как делают собаки, когда намокнут. — Нужно раздобыть хотя бы завалящие сапоги. Мои кроссовки промокли насквозь.
        Плечи ее курточки покрывал снег, а на спине расплывалось мокрое пятно. Ткань явно не была непромокаемой. Лиззи сняла шапочку и распустила свои густые черные локоны по плечам.
        - Т-ты опять заблудилась? — пробормотал я.
        Она кивнула.
        - Не туда свернула. Я…
        В гостиной появилась мама. Ее глаза широко раскрылись, когда она обнаружила, что наша гостья — не Пеппер.
        - Ой. Здравствуйте.
        - Мам, это Лиззи, — сказал я.
        Мама кивнула:
        - Очень приятно.
        - Она новенькая в Шейдисайде и постоянно теряется, — сообщил я.
        Лиззи поежилась.
        - Извините. Я замерзла. Аж зубы стучат.
        - Давайте-ка снимем мокрую куртку, — сказала мама. Она подошла и помогла Лиззи избавиться от той. — Проходите в столовую, согрейтесь.
        Лиззи смутилась.
        - Вы уверены? Мне бы не хотелось прерывать ваш ужин. Я просто сбилась с пути и…
        - Входи-входи, — перебила мама. Курточку она отдала мне. — Ступай, повесь в шкаф. Там быстрее высохнет.
        К тому времени, как я вернулся с этого ответственного задания, Лиззи уже познакомилась с моим папой и заняла место за столом подле моего. Она встретила меня сияющей улыбкой.
        - Мама у тебя потрясающая. Я сказала ей, что сегодня еще не ела, и она…
        Появилась мама с тарелкой в руках.
        - У меня еще много лингуини осталось. И не стесняйся, Лиззи, бери фасоль. — Взяв большую миску с макаронами, она наполнила тарелку Лиззи.
        - Твоя семья недавно переехала? — поинтересовался папа, допивая бокал красного вина.
        Лиззи кивнула.
        - На той неделе.
        - А где ты жила раньше? — спросил папа.
        - Вы, наверно, о таком и не слыхивали, — сказала Лиззи. — Это совсем крохотный городишко. Пристанью Мэри называется.
        Папа покачал головой.
        - Никогда не слыхал.
        Лиззи принялась наворачивать свой ужин. Она запихивала в рот огромные порции лингуини. Вскоре ее щеки и подбородок выпачкались в соусе, но она не прервалась, чтобы вытереть их салфеткой. Она продолжала жевать и всасывать макароны, шумно глотая, словно не ела несколько недель.
        Мама с папой переглянулись и дружно сделали вид, что ничего не замечают.
        Минди гавкнула и ткнулась носом Лиззи в колени. Она любит, когда гости уделяют ей внимание. Но Лиззи была слишком занята едой, чтобы приласкать псину.
        - Где ты живешь? В наших краях? — спросила мама.
        Лиззи кивнула, судорожно глотая.
        - На Вересковой улице, — сказала она. — Я думала, это она и есть. Но из-за этого снегопада…
        - Это улица Ткачей, — объяснил папа. — Ткачей переходит в Вересковую. Стоит пропустить один квартал…
        - Мне жутко неудобно, — сказала Лиззи и сжала мою руку. — Майкл, должно быть, считает меня идиоткой. Каждый раз, как он меня видит, оказывается, что я потерялась. — Она снова набросилась на лингуини, запихивая их в рот и не прерываясь даже чтобы перевести дух.
        - Тебе нужно родителям позвонить? — спросил папа, наблюдая, как она ест. — Они, наверное, будут волноваться?
        Свободной рукой она отмахнулась.
        - Нет проблем.
        Папа повернулся ко мне.
        - Забыл тебе сказать, несколько завтрашних сделок у меня отменяются. «Арктических кошек» не осталось, но парочка «Ямах» для вас с друзьями найдется.
        - Класс! — воскликнул я. — Спасибо, пап. Это потрясающе. И снег будет что надо. Ребята от счастья с ума посходят.
        Лиззи отложила вилку. На ее тарелке не осталось ничего, кроме маленькой лужицы соуса. Она сняла макаронину со щеки.
        - Вы про снегоходы?
        - Папа владеет магазином снегоходов в Норт-Хиллс, — пояснил я. — Завтра мы с компанией хотим погонять вдоль Ривер-Роуд.
        - Ух ты. — Она наконец вытерла рот салфеткой. После чего опять сжала мою руку. — Я никогда не каталась на снегоходе. Можно мне с вами?
        Я замялся.
        - Ну…
        - Это значит «да»? — вскричала Лиззи.
        - Пожалуй, — сказал я. — Хорошо.
        - Спасибо! — воскликнула и, наклонившись, чмокнула меня в щеку.
        Тут я как раз поднял глаза и обнаружил, что в дверях столовой стоит Пеппер и во все глаза смотрит на нас.

14
        Лиззи тут же отпрянула от меня.
        Я заметил, как глаза Пеппер на мгновение превратились в щелочки. Капюшон ее длинной куртки все еще был на голове. Она угрюмо поглядела на меня, после чего напустила на себя безразличный вид.
        - Майкл? Я думала, мы собирались позаниматься…
        Мама вскочила.
        - Здравствуй, Пеппер, — сказала она. — Мы не слышали, как ты звонила в дверь.
        - А я и не звонила, — отвечала Пеппер, буравя взглядом меня. — Парадная дверь стояла открытой, вот я и…
        - Открытой? — не сумел скрыть удивления папа. — Я-то думаю, откуда сквозняк…
        - Я дико извиняюсь, — произнесла Лиззи, качая головой. — Должно быть, я не закрыла ее за собой. Я плохо соображала и… и… просто вчера не выспалась. — Она положила голову мне на плечо.
        Это вызвало у Пеппер соответствующую реакцию. Я заметил, как ее глаза на долю секунды расширились и тут же снова приняли хмурое выражение.
        - Снимай куртку, Пеппер, — сказала мама. — Кстати, мне очень нравится цвет. Это фиолетовый?
        - По-моему, он чуть темнее фиолетового, — отозвалась Пеппер. — Хорошо смотрится с моими волосами? Не слишком вызывающе?
        - Вовсе нет. Мне нравится. — Бросив взгляд на Лиззи, мама снова повернулась к Пеппер. — Ой, извини. Где мои манеры! Ты знакома с Лиззи?
        Пеппер неотрывно глядела на меня.
        - Нет. Нет, не знакома.
        - Привет, — сказала Лиззи, коротко помахав рукой. — Рада знакомству.
        Я поднялся.
        - Пеппер, в шкафу ужасный беспорядок. Дай я помогу тебе повесить куртку. — Взяв ее за локоток, я отвел ее к шкафу в прихожей. — Знаю, это может показаться странным… — прошептал я.
        Пеппер сняла капюшон и боднула лбом меня в грудь.
        - Ты же говорил мне, что не знаешь ее! — прошипела она. — Ты же говорил!
        - Ну, да, но…
        - Ты сказал, что не знаешь ее. А она сидит тут с тобой, ужинает, да еще и тебя целует…
        - Она возникла откуда ни возьмись, — прошептал я, не отрывая глаз от дверей в столовую. — Я ее специально не приглашал.
        - Майкл, с каких пор ты стал лгуном? Она вот так просто появилась и уселась ужинать с твоей семьей?
        - Дык да, — настаивал я. — Ничего я не лгу, Пеппер. Честно. Я…
        Я умолк, когда в прихожую вышла Лиззи, неся курточку на сгибе руки. Должно быть, мама отдала.
        - Я пойду, — сказала она. — Вы уж извините, что я так к вам нежданно-негаданно. — Она засмеялась. — Наступит день, когда ты встретишь меня, и я не буду потерянной.
        - В Шейдисайде заблудиться легко, — сказала Пеппер. Она показала на окно гостиной. — Снег перестал, так что будет лучше видно, куда идешь.
        Лиззи натянула шапочку на волосы.
        - Рада была с тобой познакомиться, Пеппер.
        - Взаимно, — отозвалась Пеппер безо всякого энтузиазма.
        Лиззи протиснулась мимо меня.
        - До завтра.
        - До завтра? — Пеппер подняла глаза на меня.
        - Где встречаемся? — как ни в чем не бывало продолжала Лиззи.
        - Почему бы тебе не встретиться с нами в папином магазине? — предложил я. — Это на Ривер-Роуд. Ты не заблудишься. — Я засмеялся. — Даже ты не заблудишься. Там не длиннее квартала.
        Пеппер не смогла скрыть удивления в голосе.
        - Ты завтра едешь с нами?
        Лиззи кивнула. И улыбнулась Пеппер странной улыбкой.
        - Майкл пригласил меня.
        Это было не совсем правдой. Лиззи сама себя пригласила. Но не успел я и слова вставить, как она уже исчезла за дверью.
        Порыв холодного воздуха проник в комнату. Однако взгляд Пеппер был еще холоднее. Я захлопнул дверь.
        - Успокойся, — сказал я. — Она в городе новенькая, никого не знает. Что плохого в том, чтобы проявить к ней участие?
        Пеппер кивнула и взяла меня за руку.
        - Ты прав. Ты совершенно прав. Что плохого? Только потому, что она сногсшибательная красотка…
        У меня отпала челюсть.
        - Не понял? Ты считаешь ее сногсшибательной?
        Пеппер ткнула меня кулаком в бок.
        - Серьезно, Майкл. Не делай вид, будто не заметил. — Она подняла рюкзак, и мы направились к моей комнате, чтобы приступить к урокам. Но у окна гостиной я остановился. Уличный фонарь в начале подъездной дорожки освещал тротуар.
        - Эй, посмотри, — сказал я.
        Пеппер склонилась к окну и проследила за моим взглядом.
        - Это Лиззи, — сказал я. — Она идет не в ту сторону. Вересковая улица в другой стороне. Она идет не в ту сторону.

15
        Утро субботы выдалось преотменным. Небо было голубое-голубое, ни одного облачка. Солнце не поднялось еще высоко, и снег под его лучами переливался расплавленным золотом. Воздух был свеж и чист, морозец приятно щипал лицо. Один из тех восхитительных зимних дней, когда весь мир погружается в тишину, словно укутанный огромным одеялом, и не может случиться ничего плохого.
        Мы начали собираться у Диего примерно через час после обеда. Родителей Диего не было дома; впрочем, их все равно не волнует, что он пьет пиво. Так что мы растянулись на животах на полу его гостиной, играли в «Безумный футбол» на его PlayStation и приговорили несколько баночек пива. Чисто для разогреву и чтобы положить хорошее начало нашей снежной вечеринке.
        Кэтрин рассказывала историю о том, как врезалась в спортзале в мисс Кёрди, и как, оказывается, неловко заниматься спортом в компании своей учительницы английского. Кэтрин, как я уже говорил, девушка Диего. Она меньше его в два раза. Серьезно. Ее голова едва достает ему до груди.
        У нее светлые волосы, которые она стрижет довольно коротко, светлые брови, огромные голубые глазищи и чудесный горловой смех. Она потрясающая. Может рассказать глупейшую историю о том, как врезалась в училку в спортзале и заставить нас всех кататься по полу от хохота.
        Диего вскочил и сплясал победный танец, вскидывая кулаки над головой. Его команда только что забила гол. Гейб расплющил пивную банку о собственный лоб. Как-никак, он Гейб, и не желает, чтобы кто-нибудь думал, будто он взрослеет.
        - Когда выходим? — требовательно спросила Пеппер, вставая, чтобы передать Диего большой пакет с попкорном. Пеппер, как всегда, не сиделось на месте. — Мы разве хотим, чтобы весь снег растаял?
        - Кто-нибудь хочет еще пива? — У Пеппер свои приоритеты, у Гейба свои.
        Я поглядел в окно. По заднему двору Диего вилась позёмка. Снег еще не успел слежаться. Я допил пиво и метнул банку в мусорное ведро в углу.
        - Ладно, выкатываемся.
        Поездка на «Ранчо снегоходов» много времени не заняла. На дороге нам попалась парочка скользких участков, но в основном ее успели расчистить. Я, тем не менее, вел осторожно, крепко держась обеими руками за руль и следя за скоростью. Мне не хотелось, чтобы нас тормознули копы. Они унюхают в моем дыхании запах пива, и тогда проблем не оберешься.
        Пеппер сидела рядом со мной. Машина была мамина, «Королла», и Диего занял почти все заднее сиденье. Кэтрин пришлось пригнуть голову и усесться к нему на колени, чему он, само собой, был только рад. Гейб был зажат между дверцей и массивной тушей Диего.
        - Мне… нечем… дышать… — сипел он. Увы, мы не обращали ни малейшего внимания на его муки.
        Я въехал на подъездную дорожку перед магазином. Разумеется, Лиззи, была там, дожидалась нас со стороны черного хода. Когда я припарковался, она помахала нам рукой в красной перчатке.
        Я повернулся, чтобы увидеть реакцию Пеппер.
        - Не беспокойся. Я не стану ее обижать, — сказала Пеппер. — Ты был прав, Майкл. Она новенькая, друзей у нее нет и… есть в ней что-то очень печальное.
        Я кивнул, чувствуя радость и облегчение от слов Пеппер. Она может быть ревнивой, раздражительной, вспыльчивой — но сердце у нее золотое.
        Я выбрался из машины и распахнул заднюю дверцу.
        - Диего, мне принести клещи, чтобы тебя вытащить?
        Он расхохотался. Я взял Кэтрин за руку и вытащил ее первой. Вслед за ней с громким стоном вывалился Диего. Гейб уже стоял по другую сторону машины, делая глубокие вдохи.
        Лиззи рысцой подбежала к нам. На ней была красная лыжная шапка из шерсти в тон красным шерстяным перчаткам, синий пуховик и коричневые сапожки-угги на меху, выглядевшие с иголочки.
        - Я так волнуюсь! — защебетала она. — Никогда еще не каталась на снегоходе. Как ты его водишь, Майкл? Это как велосипед?
        - Не совсем как велосипед, — сказал я.
        - Тебе не нужно жать педали, — услужливо добавил Диего.
        - Мой папа даст тебе самоучитель, — пообещал я.
        - Ничего тут хитрого нету, — заявил Гейб. — Даже Диего справится.
        Диего отвесил Гейбу такого тычка, что тот врезался в автомобиль:
        - Шуточки у тебя.
        - Не шали, — сказал Гейб. — А то мамочке пожалуюсь.
        Кэтрин держалась за живот.
        - Напрасно я выпила натощак два пива. Я пообедать забыла…
        - Ничего, вот помчимся через Ривер-Ридж, сразу все болячки забудешь, — пообещал Диего. — А если поплохеет, смело высовывайся и блюй в снег.
        Кэтрин взяла Диего за руку:
        - Какой ты чуткий.
        Папа заранее все подготовил к нашему выезду. «Снежные кошки», как он и говорил, были все сданы напрокат. Однако «Ямахи» выглядели потрясающе. Он показал Лиззи, как нужно садиться, куда ставить ноги и какие кнопки нажимать.
        - Не гони слишком быстро, — напутствовал он меня. — Дай ей возможность насладиться моментом.
        - Нет проблем, — сказал я.
        Папин магазин находится у подножия Ривер-Роуд. Расположение просто прекрасное. Широкие трассы начинаются сразу за магазином и дальше тянутся вдоль основной дороги — для катания на снегоходах лучше и не придумаешь.
        Дорога проходит вдоль реки Конононки, а дальше взбирается на холмы Ривер-Ридж, высочайшего места в Шейдисайде. Там, наверху, простираются дремучие леса. Нигде никакого жилья. Это охраняемая природная территория. Можно стоять на вершине скалы и любоваться извивающейся лентой реки и городом далеко внизу.
        А что за восторг — с ревом нестись бескрайними белыми просторами, по одну сторону громоздятся речные скалы, по другую стеной стоит черный лес, вздымаешь высокие волны снега, мчишься, скользишь и проносишься через сугробы, и кажется, будто ты затерялся в собственном мире, сияющем ослепительной белизной!
        Ха. Поэтично, не правда ли? Вот, я же говорил, что хочу изучать писательское мастерство.
        Мы сорвались с места одновременно, все шестеро. Трасса недостаточно широка, чтобы можно было ехать бок о бок. Диего с Кэтрин возглавляли гонку. Эти двое настоящие профи. Гейб и Пеппер мчались у них на хвосте, вздымая вихри снега. Я держался позади, ведя свой снегоход рядом со снегоходом Лиззи. Мы выбрали собственный темп. Водила она все еще неуверенно — то сбавляла ход, то вновь набирала скорость.
        - Скользи! — кричал я. — Жми на газ, потом отпускай! Не бойся скользить!
        Она кивала, но темные ее глаза были широко раскрыты, а на лице застыла сосредоточенность. Остальные вырвались далеко вперед. Они скрылись за первым поворотом дороги, когда я еще только подымался на холм.
        Я не сомневался, что Лиззи усвоит все на лету. Я помнил свою первую попытку. Тогда у меня было такое чувство, будто я оседлал дикого зверя или, быть может, неоседланного, брыкучего мустанга. Зверь ревел, торжествуя свое превосходство, и уносил меня, совершенно беспомощного, с собой…
        У Лиззи на лице было сейчас то же самое паническое выражение. Но уже через несколько минут я увидел, что всякое напряжение исчезло с ее лица. Теперь она с улыбкой неслась со мной наравне, и вместе мы с легкостью взрезали рыхлые снежные сугробы.
        Вскоре мы уже неслись над рекой. Поглядев вниз, я увидел сверкающую белизну льда, сковавшего водную гладь от берега до берега.
        Мы приближались к вершине, почти достигнув Ривер-Ридж. Впереди открывалась широкая равнина. По правую нашу руку растянулись рядами вдоль горизонта высокие сосны, а за ними на многие мили простиралась лесная чаща.
        Диего и Кэтрин нарезали на своих снегоходах широкие круги. Они дико скользили и вращались волчком, вздымая тучи снежной пыли. Гейб и Пеппер присоединились к веселью. Они скользили и кружились, словно на катке.
        Грохот наших моторов разносился среди деревьев. Мы с воплями вскидывали кулаки в воздух, взымая волны снега до небес, и серебрящиеся снежные хлопья обдавали нас, словно ледяной душ.
        Лиззи заметно отстала. Я заметил, что она тоже пробует вращаться, но для новичка это было, пожалуй, все-таки сложновато. Она медленно скользила по кругу, глядя, как мы бесимся.
        Я вышел из крутого разворота и сделал знак Лиззи следовать за мной. Выровняв ход, взялся за руль и помчался к нетронутым снежным просторам, тянувшимся вдоль опушки леса.
        Что это за красная птица парит у нас над головой? Никак ястреб?
        Опустив глаза, я увидел, как Лиззи мчится ко мне. Потом обернулся — и охнул, когда кто-то вышел из-за деревьев.
        Щуря глаза от летящего снега, я смог его разглядеть. Парень моих примерно лет, может, чуть постарше, в длинном черном пальто с капюшоном, из-под которого выбивались темные волосы до плеч.
        Он шел широкими шагами, удаляясь от леса. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что мой снегоход несется прямо на него. Столкновение казалось неизбежным. Почему он не видит меня? Почему не слышит треска и рева мотора?
        Я вцепился в руль, отчаянно пытаясь повернуть.
        - Эй! — вскрикнул я. Что-то пошло не так. Что-то не так было со мной. Внезапно я потерял возможность двигаться. Руки ослабели. Я пытался… пытался… Но не мог ни свернуть вбок, ни развернуться в другую сторону.
        Я попытался снова. Мои руки соскользнули с руля и безвольно повисли вдоль туловища. Я чувствовал такую слабость, что даже поднять их не мог.
        Что со мной происходит?
        Я пытался ударить по тормозам. Вдруг показалось, что мой ботинок весит не меньше тонны. Нога отказывалась подчиняться. По мышцам разлилась слабость. Я… я не мог остановить снегоход. И свернуть тоже не мог. Не мог уклониться. Даже напрягаясь изо всех сил, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой!
        Парень брел, опустив голову. Руки его слегка покачивались при ходьбе. Он не слышал меня. Он не видел меня.
        Я беспомощно смотрел, как мой снегоход врезался в него с яростным грохотом. Удар пришелся парню в бок и отшвырнул назад. Я смотрел, как его ноги отрываются от земли, и он взмывает в воздух, подброшенный ударом.
        Я увидел, как его глаза сделались дикими и услышал его отчаянный вопль. Вопль, который я буду слышать до конца дней моих. Вопль боли и ужаса.
        Мой снегоход пронесся мимо него. Внезапно я вновь обрел возможность двигаться. К рукам вернулась подвижность. Я сжал и разжал пальцы. Действуют. Ноги тоже работали.
        У меня не было времени искать причины этого необъяснимого паралича. Я заглушил мотор и скользил по инерции, пока не остановился, въехав в высоченный сугроб. Посидел несколько секунд, пытаясь отдышаться, чувствуя, как кружится голова, вздрагивая всем телом от потрясения.
        Потом встал, встряхнулся, прогоняя головокружение, и обернулся. Молодой человек распростерся на снегу лицом вверх, одна нога его изогнулась под неестественным углом. Капюшон слетел, и длинные темные волосы разметались по снегу вокруг головы.
        Лиззи уже стояла возле него на коленях. Склонившись над молодым человеком, она прижимала ладонь к его груди. Увидев, что я подбегаю, она повернулась ко мне. Глаза ее были широко раскрыты.
        - Он мертв, Майкл! — закричала она. — Ты убил его!

16
        Ее пронзительные вопли звенели у меня в ушах. Голова пульсировала болью. Я зажал руками уши, чтобы не слышать ее слов.
        Он мертв, Майкл. Ты убил его!
        У меня вырвался протяжный стон. Тут подъехали и остальные, выстроились в линию перед нами. Они остались сидеть на снегоходах, словно боялись слезать.
        Пеппер обхватила себя руками за плечи. Я видел, что ее всю трясет. Диего склонился над рулем, лицо угрюмое. Кэтрин и Гейб приставили ладони козырьком к глазам, чтобы лучше разглядеть лежащее на снегу тело.
        - Майкл, ты несся прямо на него. Ты что, не видел его? — спросил Гейб.
        - А он почему не видел меня? — огрызнулся я. Мне не хотелось никому рассказывать, как мои руки и ноги вдруг онемели. Я сам этого не понимал. Никогда прежде я не испытывал такой паники. — Я… не мог остановиться, — добавил я. — Я пытался, но…
        - Нужно валить отсюда, — произнес, озираясь, Диего. — Пока никто сюда не пришел.
        - Ты спятил? — вскричала Пеппер. — А его просто бросить тут?!
        - Он мертв. Ему уже ничем не помочь, — настаивал Диего. — Слушай, нельзя нам тут болтаться. Мы пили пиво, так? Полиция нас заметет.
        - Это был несчастный случай, — возразил я.
        - А им без разницы, — сказал Диего. — Заставят дыхнуть и враз определят, что мы под мухой.
        - Это целиком был несчастный случай… — твердил я, все еще испытывая слабость и головокружение. Снег слепил глаза. Все казалось каким-то нереальным.
        - Диего прав, — сказал Гейб. — Нас арестуют. Скажут, что мы нажрались. Пьяные школьнички решили полихачить и сбили парня. Про поступление в универ можно будет забыть. Все полетит к чертям собачьим. Наши жизни пойдут прахом.
        - Но нельзя же его оставлять, — не сдавалась Пеппер. — Он точно мертв? Лиззи, он не дышит? У только голова слегка кровоточит. Может быть…
        - Поехали! Валим к черту! — заорал Диего, заводя мотор.
        - Нет. Подождите! — настаивала Пеппер. — Подождите. Всем сохранять спокойствие. Нужно подумать трезво.
        - Я трезво думаю о нашем будущем, — сказал Гейб. — Смысл себе жизнь ломать? Парень погиб. Ему уже ничем не поможешь. Себя спасать надо.
        Неожиданно вмешалась Лиззи. Она все еще стояла на коленях в снегу, склонившись над телом молодого человека.
        - Я… по-моему, я его знаю, — сказала она и смахнула с его лба прядь черных волос. Его глаза бессмысленно уставились в небо.
        На снег пала тень. Подняв глаза, я увидел того самого красного ястреба, пикирующего вниз. На половине пути он круто развернулся и полетел в сторону леса.
        Кругом воцарилась тишина. Мы стояли, оцепенев, и ждали, что Лиззи продолжит.
        - О Боже. Да. Я его знаю, — проговорила Лиззи. — Его зовут Энджел. Он… он учился в моей прежней школе, пока… — Ее голос сорвался. Она резко отвернулась от него и подняла глаза на меня. — Он учился в моей прежней школе, Майкл, но влип неприятности. Нешуточные неприятности.
        Я сглотнул.
        - Какого рода неприятности?
        - Он избил двоих ребят. До полусмерти. Все знали, что это сделал Энджел. Но он как-то сумел выкрутиться.
        - Ого, — пробормотал Диего. — Тот еще гад.
        - Он конченный психопат, — продолжала Лиззи. — Кроме шуток. Все от него были в ужасе. Он был самым злобным человеком из всех, кого я знала. Однажды он схватил в столовой учителя и разбил его головой стеклянную дверь. Учитель после этого бросил преподавать.
        - Поехали, — сказал Диего, вновь заводя мотор. — Валить отсюда нужно.
        - Он прав. — Лиззи вскочила и обеими руками отряхнула джинсы от снега. Она оседлала снегоход. — Это был отпетый мерзавец. Едем. Скорее.
        На сей раз никто спорить не стал. Мы развернули снегоходы и погнали вниз по склону Ривер-Ридж. Никто из нас не оглядывался назад.
        Я убил человека. Эта мысль беспрестанно повторялась у меня в голове.
        Я все время представлял себе ошеломленное лицо Энджела, когда мой снегоход врезался ему в бок. Видел, как он взмывает в воздух, дико размахивая руками и ногами. Как мог я выбросить эту сцену из головы?
        И, прокручивая ее перед глазами снова и снова, я не мог забыть и то необъяснимое чувство — как меня словно парализовало, какими вдруг слабыми и беспомощными сделались мои руки и ноги. Столбняк. С перепугу на меня напал столбняк. Как иначе это объяснить?
        Мы неслись под гору по широкой трассе вдоль Ривер-Роуд. Впереди мчались мы с Лиззи, за нами следовали Диего и Кэтрин. Гейб и Пеппер замыкали.
        Солнце все еще стояло высоко в небе. Мы летели вниз по склону, без труда вписываясь в повороты.
        Внезапно я поднял руку и резко затормозил.
        - Подождите! — гаркнул я, перекрикивая рев моторов. Обернувшись, я наблюдал, как остальные тоже затормозили свои снегоходы, образовав неправильный круг. Со стороны это выглядело как авария на шоссе, когда одновременно сталкивается несколько автомобилей.
        Авария. Совсем как авария. Это слово не давало мне покоя.
        - Майкл, в чем дело? — крикнул Гейб. — Зачем ты остановился?
        - Мы должны вернуться, — произнес я. — Мы были идиотами.
        Все заговорили одновременно. Я опять поднял руку, пока они не умолкли.
        - Мы совершили чудовищную ошибку! — прокричал я, и мой голос разнесся над склоном холма. — Что, если он еще жив? Плевать я хотел, хороший он человек или плохой! Мы не можем бросить его умирать в снегу! Тогда это будет уже не несчастный случай. Это будет убийство.
        - Слишком поздно, Майкл, — заспорил Диего. — Мы не можем…
        - Мы не можем покидать место происшествия, — перебил его я. — Головой надо было думать. По-твоему, полиция не заметит следы снегоходов? Уж конечно заметит. А чтобы выяснить, кто их оставил, много времени не уйдет.
        - Майкл прав, — подхватила Пеппер. — Шесть снегоходов из магазина его отца? И часу не пройдет, как нас всех уже вычислят. И будет еще хуже, потому что мы оставили парня там лежать.
        - Развернемся и поедем назад, — сказал я. — Вызовем полицию. Расскажем, как дело было. Все согласны?
        Возражений никто не имел.
        Мое внимание привлекла Лиззи. Она сидела, опустив голову, словно напряженно что-то обдумывала. Затем она подняла взгляд на меня. Ее темные глаза смотрели на меня изучающе. Она кивнула. Она была со мною согласна. У меня возникло странное ощущение. Как будто между нами возникла некая связь, как будто мы с нею вдруг сделались очень близки.
        Мы развернули наши снегоходы и поехали обратно в гору. Ветер теперь ледяными порывами хлестал в лицо, так, что больно было щекам. Я натянул пониже лыжную шапку, но лицо защитить не мог.
        Казалось, минуло не меньше часа, прежде чем мы снова взобрались на Ривер-Ридж. Страх, разливавшийся тяжестью в животе, казался мне холоднее вьющегося вокруг ветра.
        Я первым достиг рокового места у лесной опушки. Остановился. Заморгал. Пригляделся получше.
        - Где он? — закричала Лиззи. Остальные, не веря своим глазам, что-то невнятно забормотали.
        Парень исчез. Я видел лишь отпечаток в снегу. Видел, где лежала его голова. Спина. Нога, выгибавшаяся под неестественным углом. Видел тонкую полоску порозовевшего снега там, где из его головы кровь натекла.
        Но никакого тела. Никакого тела, распростертого на снегу.
        - По крайней мере, мы знаем, что он жив, — с трудом вымолвил я.
        - Но он психопат, Майкл, — проговорила Лиззи тоненьким голоском. — И он знает, кто мы такие. Он знает, кто мы. Мы… боюсь, теперь мы влипли по-крупному.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Шейдисайд, 1950

17
        Джина Пальмьери испытала облегчение, увидев у своей двери двоих полицейских. Вот уже пять дней ждала она хоть каких-нибудь новостей, не в силах заниматься ничем еще. В доме царил беспорядок. В раковине громоздились немытые тарелки. Она даже не застилала постель.
        Да и спать она не могла. Как можно было уснуть без Энджело рядом? Бет тоже исчезла. О них не было никаких вестей.
        Постоянно приезжали родственники, чтобы составить ей компанию, но она не в силах была с ними говорить. Разве обязана она с ними разговаривать? Может, они ожидают, что она и угощать их будет?
        Сама она не могла есть. Желудок превратился в тугой узел. Сейчас она сидела на диване, держа в руках нераскрытый журнал, а рядом на столике остывала чашка забытого чая. Тогда-то она и увидела из окна гостиной, как двое полицейских в черной униформе шагают по дорожке к дому. Она оказалась у входа прежде, чем они успели позвонить в дверь.
        Как только они сняли фуражки, она по выражению их лиц поняла, что новости будут плохими.
        Да и как могло быть иначе?
        Энджело и Бет не могли вместе уехать на отдых. Они не стали бы праздновать открытие конюшни без нее.
        Без сомнения, с ними произошло что-то ужасное. Миссис Пальмьери отвела мрачных офицеров в гостиную и жестом пригласила их присесть на низкую коричневую софу. Сама она встала позади кресла, вцепившись руками в его спинку, словно в спасательный круг.
        - Миссис Пальмьери, полагаю, вам нужно присесть, — произнес тот, что представился сержантом О’Брайеном, делая жест рукой.
        Она покачала головой. Ее темные глаза избегали его взгляда.
        - Мне и здесь хорошо.
        О’Брайен кивнул. Его напарник, офицер Манелли, ерзал, словно ему было некомфортно. Джина знала, что кушетка уже старая, и сидеть на ней некомфортно никому, но здесь причина явно крылась в другом.
        - Вы нашли моего мужа? — Собственный голос показался ей сдавленным карканьем. Она ни с кем не разговаривала с самого утра. — Мою дочь Бет?
        Офицеры переглянулись.
        - У нас плохие новости, — сказал О’Брайен, теребя в руках фуражку. — Ваш муж мертв, миссис Пальмьери.
        Джина ничего иного не ожидала, и тем не менее, ее дыхание оборвалось. Она знала, что голос офицера, произносящий слово мертв, отпечатается у нее в памяти навечно. Знала и что воспоминание, о нем она никогда не сможет стереть.
        О’Брайен склонился над кофейным столиком.
        - Мы нашли тело вашего мужа в лесах Фиар-Стрит.
        Джина почувствовала, что ноги ее не слушаются. Она обогнула кресло и упала в него. Сердце рвалось в груди. Она думала, что может умереть. Присоединиться к Энджело. Наверное, смерть стала бы для нее сейчас избавлением.
        - В лесах? Что он мог делать в лесах? — Слова вырывались сами собой, бездумно. У нее возникло чувство, будто она видит сон, очень реалистичный сон, в котором она находится вне собственного тела и со стороны видит себя, сидящую в гостиной и говорящую о мертвом Энджело в лесу.
        - Мы не знаем, м-м, мадам, — сказал Манелли. — Наше расследование только началось и…
        - Могу я увидеть его? — Ее голос все еще звучал, как хриплое карканье.
        - Не думаю, что это будет разумно, — проговорил Манелли.
        - Какие-то животные, должно быть, добрались до тела, — сказал О’Брайен. — Возможно, волки. Его тело… оно… э-э… там… боюсь, от него не слишком много осталось.
        Из горла Джины вырвалось рыдание. Я не заплачу, твердила она себе. Я не заплачу, пока они не уйдут. Только тогда я буду плакать по тебе, Энджело. Я буду плакать по нам обоим. Долго, долго…
        - Понимаю, это ужасное потрясение, — мягко проговорил О’Брайен. — Но нам придется искать убийцу. Вашего мужа связали и затащили в лес. Еще раньше, чем до него добрались животные.
        Джина вздохнула, горло ее сжалось, каждый мускул в теле окостенел.
        - Понимаю, что сейчас вам не хочется разговаривать, — тихо сказал О’Брайен. — Не нет ли у вас предположений… кто? — Его голос прервался.
        Джина стиснула подлокотники так, что заболели руки.
        - Что насчет моей дочери? — спросила она, не обращая внимания на вопрос О’Брайена. — Где она? Что случилось с Бет?
        - Мы не знаем, — отвечал О’Брайен, понизив голос почти до шепота. — Возможно, она убежала куда-то, спасаясь от убийцы. Также убийца вашего мужа мог поймать ее, связать и похитить, увезти с собой.
        Сузив глаза, Джина посмотрела на О’Брайена.
        - Убежала? Если бы Бет убежала, она бы уже позвонила мне, где бы ни находилась. Она не могла пропасть на пять дней и ни разу не позвонить. И почему вы говорите о похищении? Я… я не получала никаких звонков с требованием выкупа.
        У нее снова вырвалось рыдание.
        - Моя девочка не придет домой. Моя девочка умерла.
        О’Брайен вздохнул.
        - Всегда остается надежда, миссис Пальмьери.
        Надежда, думала она. Посмотреть только на его лицо. Я что-то не вижу на нем никакой надежды.
        - Все эти пять дней мы прочесывали леса в поисках вашей дочери, — проговорил Манелли, нервно сжимая и разжима кулаки. — Никаких следов. Боюсь, мы вынуждены свернуть поиски.
        - Значит, вы все же считаете, что она мертва, — подытожила Джина.
        Мужчины пожали плечами. Их форменные рубашки казались жесткими, неудобными. У обоих лица блестели от пота.
        - Мартин Дули убил моего мужа, — сказала вдруг Джина, вялым, сухим, безжизненным голосом. Она проговорила это сквозь сжатые зубы.
        Двое полицейских уже вставали с дивана. Но, услышав эти слова, тут же снова сели.
        - Что вы сказали? — спросил Манелли.
        - Вы меня слышали, — произнесла она шепотом. — Мартин Дули убил моего мужа, и, вполне вероятно, мою дочь тоже.
        - Почему вы так говорите? — спросил Манелли.
        - Я уже говорила другим офицерам несколько дней назад, — гневно сказала Джина. — Вы друг с другом вообще разговариваете? Я… не понимаю, почему никто меня не слушает, почему никто не воспринимает меня всерьез.
        О’Брайен поскреб ежик седых волос на затылке. Ранняя седина, усталые глаза и глубокие складки на лице свидетельствовали о том, что он посвятил службе в полиции немало лет.
        - Вы сообщали, что Мартин Дули угрожал вашему мужу.
        Джина кивнула.
        - И весьма недвусмысленно, офицер. Говорил, что не позволит Энджело открыть собственную конюшню. Обещал позаботиться, чтобы его конюшня не продержалась и года.
        - Но Дули не угрожал вашему мужу насилием? — уточнил О’Брайен.
        - Дело… кончилось перепалкой, — сказала Джина. — Боюсь, Энджело вышел из себя. Он ударил Мартина Дули, чуть в нокаут его не послал.
        - И тогда Дули пригрозил его убить? — спросил Манелли.
        Джина покачала головой.
        - Он сказал, что заставит его заплатить. И заставил, офицер. Еще как заставил. Он не стал откладывать в долгий ящик. Он убил моего мужа и мою дочь, и я никак не пойму, почему вы двое просиживаете тут штаны за разговорами со мной, пока он преспокойно разгуливает на свободе!
        Манелли начал что-то говорить, но О’Брайен жестом велел ему умолкнуть.
        - Мы допрашивали Мартина Дули несколько раз, миссис Пальмьери, — произнес он, глядя ей в глаза. — Штанов мы не просиживаем.
        - У Мартина Дули имеется алиби, — добавил Манелли. — Весь вечер он провел дома со своей семьей и двумя соседями. Он никуда не выходил.
        - Он лжет! — Джина вскочила на ноги. — Он гнусный лжец!
        - Его семья ручается за это, как и соседи, — сказал О’Брайен. — Они устроили небольшой званый ужин. Слушали по радио выступление Боба Хоупа.[6 - Боб Х?уп — американский комик, актёр театра и кино, теле- и радиоведущий.] Потом играли в карты примерно до начала десятого. Мы допросили их всех поодиночке, и все показания сходятся. Мартин Дули не мог расправиться с вашими мужем и дочерью.
        Джина сжала холодеющие руки в кулаки.
        - Вы ошибаетесь. Я знаю, что он это сделал. Я знаю, он убил их. — Она встала перед офицерами, потрясая перед ними кулаком. — Что мне прикажете делать? Доказывать это самой?!

18
        Часовня была убрана цветами, длинные разноцветные букеты лежали на алтаре, пышные венки украшали боковины двух сосновых гробов, венок поменьше покоился на кафедре.
        Джина дала себе зарок не плакать на похоронах. Но сильный аромат лилий заставлял ее глаза слезиться. Она опустила пониже траурную вуаль своей шляпы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее лицо.
        Серое, беспросветное утро, мокрый снег с дождем — будто нарочно по такому случаю, думала она. Не имеет значения, сколько вокруг цветов, отныне мне предстоит вечно жить в этом сером, лишенном красок мире.
        Мысль провести двойные похороны пришла ей в голову отнюдь не из соображений экономии. Она не сомневалась, что Бет мертва. Зачем продлевать страдания? К тому же, Бет наверняка хотела бы упокоиться рядом с отцом. Эти двое были очень близки, думала Джина, их отношения не походили на бурную мыльную оперу, как у меня с ней.
        И все же… Бет знала, что я люблю ее. Она всегда это знала.
        Алтарный служка с лоснящимся от пота лицом вел по проходу тетушку Ханну. В последнее время старушка двигалась еле-еле, опираясь на две трости.
        Достигнув передних рядов, Ханна взяла руки Джины в черных перчатках и крепко сжала. Ни одна из женщин не произнесла ни слова. Да и что тут можно было сказать? Это до убийства им случалось беседовать по два-три раза на дню.
        Ханна надолго задержала руки Джины в своих руках. Затем она отвернулась и побрела назад, чтобы занять свое место во втором ряду возле кузена Дэвида и Марианны. Их сынишке, как обычно, не сиделось на месте, и он беспрестанно дергал и теребил галстук в черно-белую полоску, который с трудом надели на него родители.
        - Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? — требовательно спросил он.
        От его вопроса Джину передернуло, но она не повернулась к Питеру. Она до боли закусила нижнюю губу, чтобы не зарыдать. Как ужасно, что бедному, невинному Питеру в столь раннем возрасте пришлось столкнуться со смертью… Как он, наверное, растерян и перепуган…
        - В церкви нужно вести себя тихо, помнишь? — увещевала его Марианна.
        - Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? — повторил малыш, на этот раз громким шепотом.
        Джина повернулась на скамье.
        - Не тревожься, — сказала она Питеру. — Дядя Энджело видит тебя. С небес.
        Питер вытаращился на нее. Должно быть, ее слова озадачили его. Впрочем, пусть — лишь бы он перестал задавать этот вопрос.
        Прежде чем снова повернуться вперед, Джина обвела взглядом собравшуюся толпу. Часовня была почти переполнена. У Энджело имелось много друзей. Много родственников и много друзей. Печальные, безмолвные лица свидетельствовали о том, каким любовью и уважением пользовался он в городе.
        Но постойте…
        Джина сощурилась под вуалью. Должно быть, ее зрение искажено черными кружевами. Наверное, ее начали мучить видения.
        Сердце рванулось вдруг из груди к самому горлу. Отбросив вуаль, она вскочила на ноги. И в потрясении уставилась на Мартина Дули.
        Мартин Дули, в черном костюме, с шляпой в руках. Мартин Дули сидел у прохода в заднем ряду, беззаботно разговаривая с человеком, которого Джина не знала.
        Хриплый крик вырвался у Джины. Даже не сознавая того, она побежала к нему, расталкивая людей на своем пути, спотыкаясь, пробираясь между рядами, выкрикивая слова, которых сама не слышала из-за ярости, ревущей в ушах.
        Она налетела на Мартина Дули и выхватила шляпу у него из рук, пытаясь разодрать ее, разорвать пополам.
        - Как ты смел?! Как ты смел явиться на его похороны?! — завизжала она.
        Зловещая тишина повисла в часовне. Люди начали оборачиваться. Органист резко прекратил играть. Из вестибюля заглянул испуганный священник — отец МакКэн.
        Джина швырнула шляпу в лицо Мартину Дули.
        - Как тебе духу хватило сюда заявиться? — Она положила дрожащие руки на пояс, грудь ее ходила ходуном.
        Дули и глазом не моргнул. Он спокойно взирал на нее. Лишь пунцовые пятна, проступившие на гладко выбритых щеках, выдавали его волнение.
        - Я пришел отдать дань уважения, — тихо проговорил он.
        - Отдать дань уважения? Ты, убийца! — вскричала Джина. Она накинулась на него, метя ногтями ему в лицо. Но подбежали двое алтарных служек и, схватив ее за руки, удерживали на месте.
        - Я пришел отдать дань уважения, — повторил Дули, даже не пытаясь встать. — Вы судите меня превратно, миссис Пальмьери. Энджело работал на мою семью еще с той поры, как был мальчишкой. Я любил его, как родного сына.
        - ЛЖЕЦ! — завопила Джина. — Лжец! — Она пыталась вырваться из хватки юных служек, но оба мальчика держали ее крепко.
        - Разве вы забыли? — продолжал Дули. — Я в ту же самую ночь лишился своего племянника. Аарон пропал без вести.
        Джина нависла над ним, тяжело дыша. Если бы только она могла убить его взглядом! Метнуть разряд молнии ему в голову, разнести вдребезги эту самодовольную физиономию…
        - Я потерял Аарона в ту ночь, помните? — повторил Дули. — Нисколько не сомневаюсь, что ваша Бет как-то к этому причастна. Всем известно, что ваша дочь была ведьмой!
        Боль пронзила виски Джины, и она обхватила голову руками, словно пытаясь избавиться от этого страшного слова. Что-то в ней надломилось. Она чувствовала, как вспыхнуло в ней нечто свыше ярости, свыше всего, что ей когда-либо доводилось переживать.
        Со звериным воплем она извернулась так, что оба перепуганных служки отлетели назад.
        - УБИЙЦА! УБИЙЦА!
        Она, шатаясь, попятилась назад. Выхватила горящую свечу из стенного подсвечника в проходе. А потом устремилась вперед и с размаху всадила ее в левый глаз Мартина Дули.
        Его надсадный вопль эхом отразился от стропил часовни, когда он вскочил на ноги, и тут же, вторя ему, разразились воплями окружающие.
        Он, шатаясь, побрел по проходу, горящая свеча так и торчала у него из глазницы. Руки его беспомощно молотили по бокам, словно он был слишком напуган, чтобы соображать, слишком напуган, чтобы схватить свечу и вытащить ее.
        Джина отступила назад и смотрела, как лицо Дули занялось пламенем. А в следующее мгновение с трескучим свистом вспыхнули его волосы.
        - Сделайте что-нибудь! — визжала какая-то женщина у нее за спиной. — Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!
        Джина скрестила на груди руки и смотрела.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Наши дни

19
        - Во что я только что вляпался?
        Гейб засмеялся.
        - Это всего лишь грязь, Майкл. Здесь почва такая топкая, что в могилах легко утонуть.
        - Круто, — сказал я.
        Диего склонил голову набок, вытянул руки перед собой и неуклюже заковылял вдоль ряда могил.
        - Это зомби-апокалипсис, — прорычал он. — Хочу мяса. — Он укусил Гейба за рукав парки.
        Гейб зарычал в ответ, щелкая зубами.
        - Я вижу мертвецов! — завопил он. — Они повсюду! Покойнички! Смотрите. Я хожу по ним. — Он затопал по кругу, его ботинки тонули в мягкой земле.
        Я покачал головой.
        - Вас никуда брать нельзя. Вы, парни, будто в первый раз на кладбище.
        - Ну что, нашли уже свои могилы? — крикнула нам мисс Бич. Она стояла, обозревая наш класс с пологого склона, усеянного покосившимися серыми надгробиями.
        - Нет еще! — откликнулся я. — Пока ищем.
        Было совершенно в духе мисс Бич вытащить нас в самый холодный, самый промозглый, самый туманный, самый жуткий из зимних дней. Самое подходящее время, как я полагал, для снятия оттисков с надгробий.
        Пеппер помахала мне рукой, стоя в конце длинного ряда могил. Мощный порыв ветра хлопал полами куртки у нее за спиной.
        - Поди сюда, Майкл. Мы с Кэтрин нашли совсем старые. Походу, 1790 года.
        - Слишком старые, — сказал я, покачав головой. — Они давно истерлись.
        - С каких это пор ты стал экспертом? — рявкнула она.
        - Я мечтаю стать грабителем могил, — сказал я. — Еще в первом классе черепа собирал. Мамочка заставила это дело бросить. Мол, негигиенично.
        - Ты больной! — отрубила она.
        Я засмеялся:
        - Не веришь, что ли?
        Она скорчила рожу и повернулась к Кэтрин и маленькому квадратному надгробью, что они вдвоем отыскали.
        - Эй, ребята, не тратим время впустую! — прокричала мисс Бич. Ветер сдул с нее капюшон и трепал ее длинные светлые волосы.
        - Красотка, — сказал Диего.
        Гейб засмеялся.
        - Да правда что ль?
        Диего пожал плечами.
        - Просто говорю.
        Гейб сидел на корточках перед высоким надгробием. Наверху его были выгравированы два ангела, а по бокам красовались причудливые завитушки. Я подошел к нему сзади и прочел имя, высеченное в камне: ПОЛКОВНИК ФРИДРИХ ДЕВРО. Под именем еще можно было разобрать слова: Командир. Джентльмен. Полководец.
        Диего отпихнул меня в сторону.
        - Вот этот шикарный. Мисс Бич чокнется от восторга.
        Гейб поднялся и извлек из рюкзака листок кальки.
        - Лады. Делаем эту. Помоги держать, Майкл. Дует нещадно.
        Мы с Гейбом прижали бумагу к камню. Диего принялся тереть ее кусочком угля. Мы уже почти закончили, когда Гейб повернулся ко мне с озабоченным лицом.
        - В чем дело? — спросил я. Верхняя часть бумажного листка хлопала на ветру, словно пыталась вырваться и улететь.
        - Тебе разве не страшно здесь находиться? — спросил Гейб, и по выражению лица я понял, что он не шутит.
        - Эй, дай мне закончить, — попросил Диего, перегибаясь через Гейба, чтобы дотянуться до подножия могильного камня.
        Гейб смутился.
        - Я к тому, что все время думаю о парне, которого ты сбил. Ну, знаешь, об Энджеле. Как это он так взял и исчез?
        - Встал и ушел, — проворчал Диего. — И хватит об этом. Заткнись.
        - Но… Лиззи сказала, что он был мертв, — не унимался Диего. — Она проверяла, помнишь? Она сказала, что он был мертв.
        - Давно ты записал Лиззи в доктора? — сказал Диего, ткнув Гейба в бок кусочком угля. — Она что, светило в медицине? Если она сказала, что он мертв, значит он непременно должен быть мертв?
        - Но я же видел его, — твердил Гейб. — Он и был мертв. Сто пудов.
        Обернувшись, я увидел, что мисс Бич наблюдает за нами со склона холма.
        - Парни, — сказал я, — нельзя это сейчас обсуждать. Серьезно. Ветер разносит наши голоса. Мы же не хотим…
        Я умолк, заметив Лиззи чуть поодаль у кладбищенской ограды. Она одиноко стояла там, спиной ко всем, перед двумя узкими надгробиями, листок бумаги колыхался в ее руке.
        Я зашагал к ней, чавкая ногами по грязи. Клочья испарений висели над землей, а за ними подступал стеною густой туман.
        - Эй, — окликнул я.
        Лиззи была так занята надгробьями, что не услышала. Я подошел к ней, коснулся плеча, и она подскочила.
        Она обернулась, часто-часто моргая.
        - О, Майкл, привет.
        - Что ты нашла? — спросил я. — Что-нибудь интересное?
        С мгновение ее карие глаза разглядывали меня, и мне показалось, что на лице ее промелькнула печаль. Она показала рукой:
        - Посмотри на эти надгробья.
        Я встал рядом с ней и наклонился, чтобы прочесть надпись на первом из могильных камней. За долгие годы слова истерлись, тем не менее, надпись легко было разобрать: ЭНДЖЕЛО ПАЛЬМЬЕРИ. 1912 -1950. Затем я повернулся и посмотрел на второй камень: БЕТ ПАЛЬМЬЕРИ. 1934 -1950.
        - Друг подле друга, — прошептала Лиззи. — И оба скончались в один и тот же год.
        - Муж и жена? — предположил я.
        Темные волосы Лиззи трепетали на ветру. Она даже не пыталась привести их в порядок, и они свободно колыхались вокруг лица.
        - Нет. Должно быть, она была его дочерью, — сказала она. — Посмотри на даты.
        Да. Бет Пальмьери было около шестнадцати лет, когда она умерла.
        - Какое несчастье, — промолвила Лиззи. Внезапно она прижалась щекой к моей щеке. — О Боже. Ты такой же холодный, как я.
        Мне хотелось, чтобы она и дальше прижималась ко мне щекой, стоя так близко ко мне. Я скользнул рукой вдоль ее талии…
        Но она тут же отвернулась и подняла руку с широким листком кальки.
        - Помоги сделать оттиск. Может, мисс Бич будет так тронута, что позволит нам вернуться в теплую школу.
        Я забрал у нее листок и прижал к надгробию Энджело Пальмьери. Щекой я все еще чувствовал прикосновение ее щеки. Лиззи порылась в рюкзаке и вытащила кусочек угля.
        Она уже собиралась делать оттиск, как вдруг я выпрямился. Мне показалось, я что-то увидел. Что-то двигалось среди могильных плит.
        Туман закручивался на ветру, легкий поверху, у самой земли он наливался свинцово-серой тяжестью, словно живое существо — чудовищных размеров тварь, расползающаяся по земле бесформенной тушей. Я присмотрелся. Это было все равно, что вглядываться в темный оконный занавес.
        - Майкл? Что это? — голос Лиззи звучал словно издалека.
        Я пригляделся и увидел человека. Да. Из клубящегося марева поднимался человек. Он казался сгустком черноты на фоне серой стены тумана, но я видел его вполне отчетливо. Я видел, как он поднялся из могилы.

20
        - Эй! — вскрикнул я.
        Я узнал его. Узнал черное пальто, длинные темные волосы, развевающиеся на ветру. Энджел. Да. Вне всякого сомнения, это был тот самый парень, которого Лиззи называла Энджелом. Окутанный пеленою тумана, выплывавшего из-за высокого монумента.
        Он стоял и смотрел на меня, неподвижный, словно окружающие его могильные камни. Стоял, наблюдая. И угрожая?
        - Лиззи, ты его видишь? — воскликнул я.
        Ответа дожидаться не стал. Сорвавшись с места, я с колотящимся сердцем бросился к нему, утопая ногами в густых серых клубах тумана. Я не думал. Не колебался. Просто бежал к нему, выкрикивая «Эй! Эй, ты!», громко шлепая ботинками по грязи.
        Но когда я добрался до монумента, высокого прямоугольного изваяния из блестящего мрамора, увенчанного высоченным крестом… когда я, тяжело дыша, вглядываясь в густую мглу, добрался до монумента… незнакомец уже пропал.
        Я обхватил монумент руками в перчатках и держался за него, пытаясь отдышаться. Прислонившись к холодному мрамору, я оглядывался вокруг, высматривая малейшее движение, хоть какой-нибудь признак его присутствия. Но нет. Он бесследно исчез.
        Вернулся в могилу?
        Вернулся в могилу, из которой, как мне показалось, он и вышел?
        Наконец, я выпустил монумент. И уже поворачивался к остальным — как вдруг кто-то схватил меня за плечо.
        Я вскрикнул. И обернулся.
        - Лиззи…
        Ее взгляд был устремлен мне прямо в глаза. Она обняла меня.
        - Майкл, у тебя такой испуганный вид… Что ты увидел? Что это было?
        - Точно не знаю, — сказал я, держа ее в объятиях.

* * *
        Диего протопал через нашу кухню и распахнул дверцу холодильника. Он нагнулся, проверяя каждую полку. После чего повернулся ко мне.
        - Пива нет?
        Я покачал головой:
        - Диего, ты же знаешь, что мои родичи спиртного в доме не держат.
        Он вытащил баночку колы и захлопнул дверцу.
        - Что так? Алкоголики в завязке?
        - Нет, — сказал я. — Боятся, что ты придешь и все выдуешь.
        Гейб и Кэтрин, сидевшие за столом напротив меня, покатились со смеху. Пеппер сидела в конце стола, скрестив на груди руки. Она заявилась в крайне скверном расположении духа, но говорить об этом не захотела. Лиззи примостилась за кухонной стойкой с огромным пакетом чипсов из тортильи. Диего плюхнулся на высокий стул рядом с ней и обеими руками принялся таскать чипсы.
        - Вы уже все поужинали? — спросил я. — У нас осталось немного ветчины, если кто-нибудь хочет сэндвич.
        - Какой ты у нас, Майкл, гостеприимный, — пробормотала Пеппер.
        - Где твои предки? — осведомился Диего с полным ртом чипсов. — Поехали за пивом?
        - Ты сегодня особенно неостроумен, — сказала Кэтрин.
        - Что? Шутишь, что ли? Я великолепен, — заявил Диего.
        - Они уехали к родственникам в Мартинсвилл, — сказал я. — Хотели и меня с собой потащить, но я сказал, что в школе слишком много задали.
        - Соврал родителям, — сказал Гейб.
        - Уж ты-то, конечно, своим всегда говоришь правду? — вспылил я. — Что я должен был им сказать, Гейб? Что в субботу на снегоходе насмерть сбил парня, а сегодня он поднялся из могилы на кладбище, и я решил, что нужно собраться вместе и подумать, как нам быть?
        - Они в такое все равно не поверят, — сказал Гейб. — Лучше ври.
        - В итоге, что будем делать? — не выдержала Пеппер. Обеими руками она пригладила свои рыжие волосы.
        - Если он зомби, придется снова его убить, — сказал Диего и засмеялся над собственной шуткой.
        - Я не думаю, что он зомби… — начал я.
        - Но ты сказал, что видел, как он поднялся из могилы, — вставил Гейб.
        - Был туман, — сказал я. — Я сам не уверен в том, что видел. Я лишь уверен, что узнал его. Это был Энджел, и он смотрел на меня, просто стоял и смотрел.
        - Он был мертв, — вмешалась Лиззи. Она соскочила с высокого стула и подошла к столу. — Я уверена, что он был мертв.
        - Но, Лиззи, если после этого он ушел… — заговорила Кэтрин.
        - Он не мог быть живым, — настаивала Лиззи. — Я его проверяла. Ошибки быть не могло. Он не дышал. Глаза были неживые. Будто стеклянные. Как у куклы. И он не дышал.
        - В таком случае… что ты хочешь сказать? — спросила Пеппер. — Что этим утром Майкл видел призрак Энджела?
        - Его дух, — ответила Лиззи. — Наверное, это его дух. Может, его дух поселился на этом кладбище.
        Довольно долго никто из нас не произнес ни слова. Думаю, все мы таращились на Лиззи, пытаясь понять, не шутит ли она.
        Она не шутила.
        Диего прыснул.
        - Ты веришь в духов? — спросил он.
        - Конечно, — сказала Лиззи. — У всех у нас есть дух. Душа есть у каждого. Ты никогда не думал, что наши души могут существовать отдельно от тел? Ты не веришь, что… — Внезапно она умолкла. Все ее тело задрожало. Руки затряслись.
        Я выскочил из-за стола.
        - Лиззи? Ты в порядке?
        У нее вырвалось рыдание.
        - Он мертв, Майкл. Энджел мертв. И теперь он станет нас преследовать. Я знаю. Не будет ему покоя. Он и при жизни-то был редкостный изверг. Теперь точно стал еще хуже. Он не вернется в могилу, пока… пока с нами не разделается. Разве ты не боишься? Разве никому из вас не страшно?
        Она снова содрогнулась.
        - Мне так страшно, так страшно… — Громко всхлипнув, она залилась слезами.
        Не думая, я бросился к ней и крепко ее обнял. Все о чем я мог думать в тот момент — это успокоить ее.
        Подняв глаза, я увидел Пеппер, свирепо взирающую на меня, с лицом, искаженным гневной гримасой.
        Я держал Лиззи в объятиях. Ее слезы согревали мне щеку.
        Неужели я становлюсь одержимым ею?
        Вот что промелькнуло у меня в голове.
        Я совсем не знаю ее. Это все равно как… словно я под гипнозом. Я все время думаю о ней.
        - Майкл, — прервал мои мысли голос Пеппер. — Майкл, нам с тобою… нужно серьезно поговорить.

21
        - Знаю, знаю, — сказал я. — Я обнял Лиззи. Я знаю, почему ты злишься, Пеппер.
        Она покачала головой.
        - Я злюсь не потому, что ты с ней обнимался, Майкл. Я злюсь потому, что ты простофиля. Потому, что ты болван. Потому, что ты повелся на ее брехню.
        Остальные уже ушли. Мы так ни на чем и не сошлись. Гейб и Кэтрин голосовали за то, чтобы позвонить в полицию и рассказать о том, что случилось в субботу. Мы с Диего выступили категорически против. Как звонок в полицию мог помочь нам в ситуации с Энджелом?
        Мы проспорили почти час, после чего сошлись на том, что ни на чем не сошлись. Лиззи была напугана больше нас всех. Может быть, потому, что хорошо знала Энджела по прежней школе. Может быть — потому, что не сомневалась в том, что он мертв.
        Она вновь завела разговор о злых духах на кладбище. Гейб с Диего на нее наорали. Она отыскала свою куртку и пулей вылетела из дома. На этой возвышенной ноте и закончилось наше собрание.
        Как же нам быть? Я понятия не имел.
        Теперь мы с Пеппер сидели в гостиной. Обычно мы с ней уютно устраивались в углу большого кожаного дивана. Но сегодня Пеппер примостилась на краешке кресла напротив меня.
        - Она играет с тобой, Майкл, — сказала Пеппер, подтягивая рукава желтого свитера.
        - Она правда была напугана, — твердил я. — Так что…
        - Она прикидывается. Ей хочется внимания. Неужели не видишь?
        - Нет, — начал я. — Я не думаю, что…
        - Ты словно ослеп, — заявила Пеппер, склоняясь ко мне через невысокий кофейный столик. Она взяла стопку деревянных подстаканников и принялась перетасовывать их между собой, глядя мне прямо в глаза. — «О, Лиззи, бедняжечка! Как ты напугана! Давай я обниму тебя, чтобы тебе стало лучше!».
        - Ведешь себя, как дура, — сказал я.
        - Кто здесь дурак, так это ты, — огрызнулась она и грохнула подстаканники обратно на стол. — Все эти ее разговорчики о духах и душах, слоняющихся по кладбищу… Неужели ты на это купился? Неужели ты веришь в этот бред?
        - Успокойся, Пеппер, — сказал я, поднимая обе руки. — Ты не в себе. Кроме шуток.
        - Знаю. Знаю, — сказала она. — Я психическая. Я рыжая, а стало быть — вспыльчивая, ревнивая и эмоциональная, верно? Ты кроме как стереотипами, Майкл, мыслить умеешь?
        - Так мы ни к чему не придем, — сказал я. — Хочешь, чтобы я извинился за то, что обнял ее?
        - Я хочу, чтобы ты извинился за то, что болван. За то, что не замечаешь, как Лиззи всеми правдами и неправдами добивается твоего внимания.
        Я тяжело вздохнул.
        - Еще раз повторяю, Пеппер. Лиззи была напугана. Она нисколько не притворялась. Ты совершенно напрасно обвиняешь ее. Ей было страшно. Ситуация и впрямь страшная.
        Пеппер вскочила, треснувшись коленями о кофейный столик, подстаканники разлетелись по полу. Первый раз в жизни я увидел на ее глазах слезы. Слезы злости.
        - Если предпочитаешь быть с ней, я от тебя ухожу.
        Я тоже встал, пораженный тем, как часто колотится сердце. И приблизил лицо к ее лицу.
        - Если ты собираешься все время злиться и ревновать, — произнес я, — то скатертью дорожка!
        Она потупилась.
        - Значит, разрыв?
        - Похоже на то, — сказал я. Странно это звучало. Совсем на меня не похоже. Я был слишком зол, чтобы оставаться самим собой.
        - Ты и впрямь придурок. — Ей непременно нужно, чтобы последнее слово осталось за ней.
        Я смотрел, как она взяла куртку из шкафа в прихожей и выбежала из дома, хлопнув дверью.
        Долго стоял я в прихожей, глядя на дверь. Неужели я ждал, что Пеппер вернется? Придет назад и попросит прощения?
        Нет. Кому как не мне это знать. Я стоял, пытаясь собраться с мыслями, сжимая и разжимая кулаки. И обнаружил, что думаю о Лиззи. Как она дрожала, когда я обнял ее. Каким теплым было ее лицо, прижимавшееся к моему.
        Не могу сказать, как долго звонил мой сотовый. Я был так погружен в собственные мысли, что не чувствовал даже, как он вибрирует в кармане джинсов. Наконец, я спохватился и вытащил его.
        - Алло?
        - Ты убил меня, — прошептал хриплый, надтреснутый голос.
        Я заморгал и отнял телефон от уха, чтобы посмотреть, от кого звонок. Но на экране было лишь одно слово: «Заблокирован».
        - Кто это? — спросил я.
        - Твой злейший враг, — прозвучал хриплый ответ.
        - Подожди… — начал я. Голова пошла кругом. Дебильные телефонные розыгрыши очень любил Гейб. Может, это очередной из них?
        - Ты убил меня и оставил лежать в снегу. — Шепот затрещал в ухе, прервав мои мысли о Гейбе. — Теперь мой черед.
        Телефон едва не выскользнул из руки. Я перехватил его поудобнее и с силой прижал к уху.
        - Минуточку, — сказал я. — Что ты имеешь в виду? Давай нормально поговорим.
        Короткая пауза. Затем:
        - Поговорим? Ты убил меня, а теперь хочешь поговорить?
        - Ты не мог умереть, — настаивал я. — Чего тебе нужно? Зачем ты мне звонишь?
        - С кого мне начать?
        - А? Не понимаю. Чего ты хочешь?! — Мой голос сорвался на визг. Я глубоко вдохнул. И слушал.
        - Кто станет первым? — прохрипел он. — Кто первым заплатит за то, что вы сделали?
        - Э-эй. Постой, — сказал я. — Послушай меня…
        - Как насчет девушки-красавицы с черными кудрями и темными глазищами, девушки, по которой ты с ума сходишь?
        Я сглотнул.
        - Что? Лиззи? Что ты собираешься сделать с Лиззи?
        Наступила долгая тишина.
        Затем последовал щелчок отбоя.

22
        Я сидел в кабинете, склонившись над ноутбуком и тупо пялясь в пустой экран. Я знал, о чем хочу написать в очередном выпуске нашего блога, но никак не мог найти в себе силы приступить к работе.
        Дверь я оставил открытой и из коридора до меня доносились голоса, смех, шарканье ног, хлопанье шкафчиков, крики и обрывки разговоров — ребята собирали свои вещи и расходились по домам.
        - Эй, Майкл?
        Я обернулся, когда в кабинет заглянул Гейб.
        - Как дела? — спросил я.
        - Ты домой собираешься? — спросил он. В руке он держал скатанный в трубочку плакат. Гейб — прекрасный художник. Рисует с раннего детства. Он надеялся выбить бюджетное место в Нью-Йоркской академии Пратта, но не срослось.
        - Я должен задержаться и написать в блог, — сказал я. — Мы с Пеппер собирались порыться в старых ежегодниках. Ну, знаешь, для юбилейного выпуска. Но не уверен, что она будет со мной разговаривать.
        Гейб кивнул.
        - А что ты решил насчет того парня, что тебе звонил?
        Я пожал плечами.
        - Постараюсь не думать об этом.
        - Но он тебе угрожал, — напомнил Гейб. — Он угрожал всем нам.
        Я побарабанил пальцами по столу.
        - Знаю, Гейб, ты хочешь, чтобы я обратился в полицию. Но мне не хочется давать делу ход. Это наш выпускной год. Еще один семестр, и мы разъедемся кто куда. Не думаю, что нужно ставить все под удар. Если мы сумеем хранить молчание…
        Гейб скривился:
        - Все мы в одной лодке. Никто не хочет неприятностей. Ни в коем случае. Но если нас станет преследовать какой-то взбесившийся психопат…
        - Это одна болтовня, — сказал я. — Парень фильмов насмотрелся. Не знаю, что у него с головой, но зачем ему тратить время на преследование нас? Он просто любит названивать людям и строить из себя крутого.
        Гейб пристально поглядел на меня.
        - Что-то не слышу уверенности. Ты сам себя успокаиваешь.
        - Ты у нас теперь психиатр? — досадливо бросил я.
        - Почему ты не расскажешь хотя бы отцу? — спросил Гейб.
        Пеппер, с охапкой старых ежегодников в руках, бесцеремонно ворвалась в кабинет, отпихнув Гейба с дороги.
        - Что не расскажешь отцу? — раздраженно спросила она.
        - То есть мы все-таки разговариваем? — сказал я.
        Она протиснулась мимо меня и грохнула альбомы на противоположный конец стола.
        - Нет. Не разговариваем, — сказала она. Стащив с плеч рюкзак, она швырнула его на пол, чудом не попав мне по ноге.
        - Увидимся позже, — сказал Гейб. Он отсалютовал мне свернутым плакатом и поскорее смылся.
        Резким движением головы Пеппер отбросила волосы с лица.
        - Так что ты не расскажешь отцу?
        - Что Энджел звонил мне вчера вечером и всячески угрожал.
        - Кэтрин мне говорила, — сказала Пеппер. — Уж теперь-то ты точно поверил Лиззи и думаешь, что мы должны трястись и бояться высунуть нос на улицу? О, Лиззи была права. Злой дух вышел на охоту.
        - Ты берешь уроки по выбешиванию?! — рявкнул я.
        - С кем поведешься, от того и наберешься.
        Я занес пальцы над клавиатурой.
        - Отстань от меня. Я пытаюсь вести блог.
        Пеппер выдвинула стул, нарочно стараясь скрежетать ножками по полу как можно громче.
        - Коль скоро мы сотрудники и вынуждены работать вместе, тебе, наверно, следует сообщить мне, о чем ты хочешь писать.
        Я пожал плечами.
        - Прочти и узнаешь.
        Она улыбнулась:
        - Иначе говоря, ты не знаешь, о чем писать. У тебя в голове нет ни одной идеи. Слишком занят мечтами о прекрасной Лиззи?
        - Думаю, мы должны заключить перемирие, — сказал я. — Режим тишины.
        Она с размаху бухнула на стол толстенный ежегодник. Весь стол затрясся. Я сделал вид, будто не заметил. Повернувшись к экрану, я снова занес пальцы над клавиатурой.
        У меня появилась смутная идея, о чем я хочу написать. Мне хотелось рассказать о нашем походе на кладбище, описать, каково это — находиться среди старых могил. У меня возникла мысль, что большинство людей, похороненных там, когда-то так же как мы ходили по коридорам нашей школы, оставляли свои фотографии в ежегоднике и… и…
        Что ж, дальше я в своих измышлениях не зашел. Не знал, какой нужно из этого сделать вывод. Наверное, что отголоски истории звучат и в наши дни. Признаться честно, я понятия не имел, как свести одно с другим. В голове царил полный раздрай.
        - Пожалуй, сегодня писать не буду, — пробормотал я.
        И только я начал закрывать крышку ноутбука, как в коридоре поднялся шум. Я услышал топот бегущих ног. Потом высокий, пронзительный визг. Потом — грохот, будто на пол что-то уронили. И снова топот бегущих ног.
        А потом испуганно заверещала какая-то девушка:
        - Кто-нибудь, помогите ей! Приведите помощь! На нее напали!

23
        Я вскочил, опрокинув стул. И со всех ног бросился в коридор. Снова послышались крики о помощи.
        Я свернул за угол и увидел Эмми Мур, знакомую девушку, учившуюся классом ниже. Она стояла на коленях, вытаращив глаза от ужаса и, сложив ладони рупором, звала на помощь.
        - Эмми?! — выкрикнул я. Опустив глаза, я увидел, что она над кем-то склонилась. Темноволосая девушка. Она распростерлась на спине, раскинув руки и ноги. Без движения. Без движения.
        На несколько мгновений сцена расплылась у меня перед глазами. Как будто глаза отказывались признавать то, что я видел. Потом Эмми и девушка на полу снова вернулись в фокус. Я упал на колени напротив Эмми.
        - Лиззи? — произнес я, сам не узнавая своего голоса. — О нет. Лиззи?
        Глаза ее были закрыты. На лбу я увидел порез. Возле головы натекла на пол лужица темной крови. Преодолевая потрясение, я позвал ее по имени еще несколько раз, но она не отвечала.
        - Ребята пошли за медсестрой, — проговорила Эмми дрожащим голосом. Рукой она вытерла Лиззи лоб. — Кажется, она без сознания. — Она подняла глаза на меня. — Ты ее знаешь?
        Я кивнул.
        - Да. Она новенькая. Зовут Лиззи Уокер. Ты видела, что случилось?
        - Нет, — сказала Эмми. — Я была в кабинете музыки. Подбирала репертуар для джазового оркестра. Услышала какую-то возню и… как вышла, сразу увидела ее на полу. Рядом никого.
        - Я, кажется, слышал, как кто-то убегал, — сказал я.
        Глаза Эмми сделались шире.
        - Хочешь сказать?..
        Обернувшись, я увидел стоящую позади Пеппер. Она смотрела на Лиззи, разинув рот.
        - Глазам не верю, — пробормотала она. — Она… Она…?
        Лиззи застонала. Открыла глаза. Через несколько секунд она узнала меня и тут же схватила за руки.
        - Майкл, — прошептала она. И снова застонала. — Он… пришел за мной. Я только… я только мельком его видела.
        Она выпустила одну из моих рук и потерла голову. После чего посмотрела на окровавленную ладонь.
        - Моя голова, — прошептала она. — Ужасно болит.
        - У тебя порез, — сообщила ей Эмми. — Не думаю, что глубокий. Мы послали за медсестрой.
        Лиззи закрыла глаза.
        - Я видела его всего секунду. Пока… пока он меня не ударил. Это был он. Это был Энджел.
        Я задохнулся.
        - Нет. Он сказал по телефону…
        - Он чем-то меня ударил, — прошептала Лиззи, вглядываясь в меня огромными, словно молящими о помощи, глазами. — Я, кажется, упала. Тогда он начал шептать мне на ухо. Склонился надо мной и шептал. Он был не в себе. Совершенно не в себе, Майкл. Все повторял: «Одного за другим… Одного за другим…». Он хотел сказать, что достанет нас всех, одного за другим.

24
        Диего смял в руке банку кока-колы и кинул на стол.
        - Так что Лиззи сказала полиции? — спросил он.
        Я закатил глаза.
        - Пожалуйста, не захламляй обеденный стол, — попросил я. — Хорош уже. Иди в мусорку кинь.
        Он рыгнул.
        - Хорошо, мамуля. — Оттолкнулся от стола, отвесил мне подзатыльника и пошел на кухню.
        - С Лиззи все хорошо? — спросил Гейб не отрываясь от сцены, которую рисовал. Черный фломастер скрипел по бумаге.
        Мы трудились над проектом для учительницы английского языка мисс Кёрди. Нам не хотелось писать традиционное унылое сочинение о «Макбете». Всю эту дребедень на тему того, какой он был слабый и безвольный, и какой честолюбивой была его жена. Скукотища.
        Поэтому мы делали раскадровки для видеоигры по мотивам «Макбета». Наш Гейб — лучший художник в группе. Когда он был моложе, то всерьез мечтал стать иллюстратором комиксов. Так что он делал наброски сцен, а мы с Диего помогали.
        - Ага. У нее синяк на лбу, но порез не слишком глубокий, — сказал я.
        - А копам она что сказала? — спросил Диего, возвращаясь с новой баночкой колы.
        - Соврала, — ответил я. — Не хотела говорить им, как мы сбили парня и бросили умирать в снегу. Так что она сказала, что это был тип в маске, которого она не узнала. Пытался, дескать, обчистить шкафчики. Она, значит, увидела, подняла крик, он врезал ей и сбежал.
        - Хорошо врет, — сказал Диего. Он поднес банку ко рту и шумно отхлебнул. — Все что бы защитить вот этого симпатягу. — Он пребольно ущипнул меня за щеку. — Должно быть, настоящая любовь.
        - Заткнись, — отгрызнулся я, оттолкнув его руку. — Ничего смешного. Если этот псих Энджел говорил всерьез…
        - Где ничего смешного? — В столовую вошла мама. В руках она несла отделанную красным бархатом шкатулку с украшениями.
        - В «Макбете», — поспешно ответил я. — «Макбет» точно не комедия.
        Она поставила шкатулку на другой конец стола.
        - Я играла одну из ведьм в студенческой постановке в Миддлбари, — сказала она. — До сих пор помню, как обожгла руку сухим льдом в ведьмовском котле.
        Мне кажется, мама помнит все свои «боевые ранения». Большинство рассказов о своей молодости она заканчивает тем, как получила очередную травму. Мне вдруг вспомнилась одна из ее историй о том, как она сломала руку, впервые катаясь на двухколесном велосипеде.
        - Вы играли в театре? — удивился Гейб.
        Она сдула прядь волос со лба.
        - Это длинная и печальная история. Я хотела поступать в театральный, но родители сказали, что это пустая трата времени, и они не станут оплачивать мое обучение.
        - И куда же вы поступили? — спросил Гейб.
        Мама хохотнула:
        - На филфак.
        Мы тоже засмеялись.
        - Вы не возражаете, если я почищу свои украшения, пока вы работаете? — спросила мама. Не дожидаясь ответа, она уселась на противоположном конце стола, открыла шкатулку и принялась вынимать оттуда кольца и серьги.
        - Мы подходим к убийству, — сообщил Гейб, потянувшись за чистым листом бумаги.
        - А не сделать ли так, чтобы игрок мог выбрать себе жертву? — предложил Диего. — Ну, знаете, типа «кого Макбет прикончит первым?». Дадим ему автомат, чтобы он носился по замку и…
        - Ближе к тексту, — перебил я.
        - Ну, так не весело, — обиделся Диего. Покачал головой. — Может, вся идея лажовая.
        Гейб взглянул на него исподлобья.
        - Мы отлично начали. Тебе пороху не хватает что-либо закончить.
        Диего помахал кулаком перед его носом:
        - Я тебя закончу.
        - Так, ребята, — вмешалась мама. — Без драк.
        - Да я шучу, — сказал Диего и сжал загривок Диего.
        Мама уже разложила свои украшения. Она подняла браслет.
        - Полюбуйтесь. Не полируешь серебро — оно чернеет. Когда я его в последний раз чистила?
        - А если автомат будет у миссис Макбет? — не сдавался Диего.
        - Она не миссис Макбет. Она леди Макбет, — сказал я. Почему я постоянно должен его поправлять?
        Мама вздохнула.
        - Мне нужно больше очистителя для серебра. — С этими словами она встала и вышла из столовой.
        Через мгновение с грохотом распахнулась входная дверь и в столовую влетела Лиззи — пуховик нараспашку, волосы растрепаны.
        - Вы его видели? — выкрикнула она, задыхаясь.
        Мы втроем повернулись к ней.
        - Кого? — спросил я.
        - Энджела, — выдохнула она, держась за бок и пытаясь отдышаться. — Так вы его не видели? Я увидела его с подъездной дорожки. Он следил за вами через окно. Он там, снаружи. Он все еще там!
        Мы с Гейбом и Диего не проронили ни слова. Мы дружно вскочили. Я повернулся к окну столовой. Бледный лунный свет отражался в стекле. За окном никого не было.
        Не задумываясь, мы сорвались с места. Пронеслись мимо Лиззи, через гостиную, выскочили на крыльцо. Стояла ясная, холодная ночь. Огромная полная луна низко висела над крышами домов, отчего пятна снега на лужайке сверкали ярко, как днем.
        Я спрыгнул с крыльца, выдувая облачка пара. Взгляд остановился на толстом старом платане, росшем возле дорожки. Не следит ли этот гад из-за дерева?
        - Энджел? — крикнул я. — Энджел? — Стылый воздух приглушал голос.
        Никакого ответа. Никого не видать.
        Я прошел несколько шагов по лужайке. Ботинки тихо постукивали по скованной морозом земле. Гейб и Диего следовали за мной по пятам.
        Вдоль стены дома метнулась какая-то тень. Кошка? Енот?
        - Энджел? Ты тут? Ты тут?
        Ответом мне был порыв ледяного ветра.
        - Нет здесь никого, — услышал я бормотание Гейба.
        А в следующий миг на моей шее сомкнулись могучие руки. Я почувствовал, как они вцепились в меня сзади. Пальцы сжимались… сжимались… пока я не захрипел.
        - Ох-х! — беспомощно вскрикнул я, когда нападающий навалился на меня сзади, обхватил руками за пояс и повалил наземь.

25
        Я сильно треснулся плечом. Боль прострелила руку, пронзила все тело. Я застонал.
        Нападающий слез с меня. Извернувшись, я перекатился на спину. И уставился на своего ухмыляющегося приятеля.
        - Диего, ты скотина!
        Он протянул мне обе руки, чтобы помочь встать.
        - Кажись, маленько встряхнул тебя, Скаут.
        Я оттолкнул его руки и вскочил сам, сжимая кулаки.
        - Ничего смешного. У нас тут серьезная проблема.
        - Извини, — сказал он, но ухмылка так и приклеилась к его роже. — Неизвестность меня убивает. Вот я и решил, что нужно немножко действия. — Он заржал. — Меня прикололо, как ты забулькал. Можешь повторить?
        Я занес кулак, но он с легкостью увернулся. И заржал еще громче.
        Гейб покачал головой.
        - Майкл прав. Не смешно, Диего. Если этот отморозок где-то поблизости…
        Я потирал плечо. Боль все еще пульсировала в руке. Я смерил Диего свирепым взглядом.
        - Зачем я только с тобой общаюсь?
        Он пожал широченными плечами:
        - Потому что я прикольный?
        Я толкнул его обеими руками.
        - Потому что я не умею выбирать друзей. — Продолжая растирать больное плечо, я зашагал к дому.
        Лиззи по-прежнему была в куртке. Она стояла перед дверью.
        - Ну что? Видел его?
        - Он, видно, сбежал, как только мы появились, — сказал я.
        Мама снова сидела за обеденным столом.
        - Зачем вы побежали на улицу? — воскликнула она.
        Мы втроем переглянулись.
        - Мне… э… показалось, что я забыл кое-что в машине, — быстро нашелся Гейб.
        Мама подняла взгляд с браслета, который полировала.
        - И вам понадобилось бежать за этим втроем?
        Гейб смешался.
        - Ну… трудно найти что-нибудь в темноте, — выдал он наконец.
        Мама уставилась на него.
        - Что именно ты забыл?
        - Не знаю, — брякнул Гейб. — Мы не нашли.
        Тут уж и я захохотал, стараясь отвлечь мамино внимание от этого наитупейшего ответа.
        Сузив глаза, она долго изучала нас. Потом принюхалась.
        - Вы же не курить ходили, надеюсь?
        Я закатил глаза.
        - А то как же, мама. Вот нравится нам курить на морозе без курток. Лично я успел высмолить целую пачку.
        Мама скривилась:
        - Сарказм — худшая форма остроумия. Тебе это кто-нибудь говорил?
        - Ты говорила, — сказал я. — Но всего сотню раз.
        Покачав головой, она снова занялась украшениями. Мы с Гейбом и Диего уселись на противоположном конце стола перед рисунком Гейба.
        - Вернемся к «Макбету», — сказал я. — Мы дошли до убийства, помните?
        По моей спине пробежал холодок. Я поглядел в оно. Оттуда за нами никто не следил.
        Неужели я теперь каждый день буду проживать в страхе?
        Лиззи бросила пуховик на диван в гостиной и вернулась в столовую, обеими руками приглаживая волосы. Она подошла к моей маме и поглядела на украшения, разложенные на столе.
        - Могу я вам помочь?
        - Конечно, — сказала мама. — Давай я схожу за новой тряпочкой, и ты сможешь тоже почистить их.
        Как только мама вышла из комнаты, Лиззи повернулась к нам.
        - Я сегодня еще видела Энджела, — призналась она, понизив голос. — Он стоял через дорогу от школы. Прислонившись к дереву. Так и стоял в этом своем длинном черном пальто, следил за всеми, кто выходил. Я даже слышала, как он ругался себе под нос. Меня он не видел. Я повернулась и поспешила в другую сторону.
        - В полицию звонить надо, — заявил Гейб. — Я вам твержу это снова и снова, и хоть бы кто послушал.
        - Теперь я согласен с Гейбом, — сказал Диего. — Я передумал. Этот шизик уже отделал Лиззи. Он…
        - Нужно подумать о нашем будущем, — перебил его я. — Я боюсь этого парня не меньше вашего. Но не хотим же мы, чтобы полиция узнала… — Я умолк, потому что в столовую вернулась мама.
        Лиззи села на стул рядом с ней и стала полировать серебряную брошь. Мы с ребятами попытались вернуться к нашим раскадровкам, но безо всякого толку. Настроения не было. Да и сама идея была, наверное, не так уж и хороша.
        - А если сделать кроссовер «Макбета» с чем-то еще? — предложил Диего. — Ну, как «Мстители». Игра получилась бы лучше. Больше действия.
        - Мисс Кёрди любит Шекспира, — сказал я. — Сомневаюсь, что ей нравятся «Мстители».
        - В «Макбете» и так много действия, — сказала мама, разглядывая крупную брошь на просвет. — А вы, между прочим, могли бы сделать игру «Помой руки». — К ее огорчению, эта идея была встречена мрачной тишиной. — Все-все. Умолкаю.
        Через некоторое время Гейб с Диего ушли, огорченные и подавленные. Мы так и не закончили наши раскадровки. И даже не поняли, хорошая это была идея или все-таки нет.
        Мама поблагодарила Лиззи за помощь. Собрав свои украшения, она осторожно сложила их обратно в коробочку, после чего отнесла наверх. Вскоре начинался «Закон и порядок», который они с папой смотрели каждый вечер.
        Мы с Лиззи перебрались в гостиную. Я думал, она хочет взять куртку, но она вместо этого повернулась ко мне и прижала свой указательный палец к моему.
        - Мы с тобой связаны кровью, помнишь? — тихо сказала она.
        А потом обвила меня руками за шею, привлекла к себе и прижалась губами к моим губам. Ошеломленный, я не сразу смог ответить на поцелуй. Ее губы скользили по моим, все сильнее прижимаясь в долгом, настойчивом поцелуе, таком долгом, что мне стало трудно дышать. Но когда я попытался отстраниться, она удержала мою голову обеими руками, и мы продолжали наш поцелуй, пока оба не начали задыхаться.
        Наконец, она отпустила мою голову. Сердце мое колотилось, и я все еще чувствовал вкус ее губ. Она не сказала ни слова. Только наклонилась над диваном и взяла свою куртку.
        - Давай я подвезу тебя до дома, — сказал я.
        - Нет, со мной все будет хорошо.
        - Нет. Правда, — настаивал я.
        - Мне недалеко, Майкл.
        Я понял, что так и не узнаю, где она живет.
        Она снова сомкнула наши пальцы. У меня возник порыв схватить ее и повторить этот восхитительный, нескончаемый поцелуй. Но она отвернулась и, не сказав больше ни слова, выбежала за дверь.
        Я смотрел, как она бежит по дорожке к тротуару через заснеженные участки. Она ни разу не оглянулась.
        Пять минут спустя, находясь у себя в комнате, я получил еще один звонок от Энджела.

26
        - Здорово, Майкл. Небось, думал обо мне?
        - Энджел? Ты шастал возле моего дома? Ты был здесь? — Мой голос прозвучал громче, чем я ожидал. Я не хотел говорить так испуганно, но во рту вдруг ужасно пересохло, словно его набили ватой.
        - Значит, все-таки думал, — хрипло прошептал он.
        - Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — произнес я сквозь зубы. — Я хочу, чтобы ты также оставил в покое моих друзей.
        - Так же, как ты оставил в покое меня, лежащего на снегу? — отвечал он. — Так же, как ты бросил меня, а сам умчал вдаль, после того, как убил?
        - Во-первых, я тебя не убивал… — начал я.
        - Слушай сюда, ты, мразь. — Он начал терять самообладание. Шепот перешел в рычание. — Ты убил меня. С чего бы мне лгать? И потом, разве ты своими дружками не являлся домой ко мне, на кладбище?
        - Это бред, — сказал я. — Я видел тебя там, но…
        - Заткнись и слушай. Теперь мой черед. Вы все должны заплатить за содеянное. Один за другим… один за другим…
        Я глубоко вздохнул. И прижал телефон к уху.
        - Нет! Довольно, Энджел. Ты должен остановиться.
        - Остановиться? Остановиться? — Он засмеялся, холодным, безрадостным смехом. — Как я могу остановиться? Я ведь только начал.
        - Нет. Так не пойдет. — Каким-то образом я находил в себе мужество продолжать разговор с этим ненормальным.
        - Кто будет следующим? — спросил он. — Я позаботился об этой милашке, которой ты так увлечен. Но это было так, дружеская оплеуха. Я могу действовать куда как суровее. Сам увидишь.
        Я представил себе Лиззи, распростертую без сознания на полу в коридоре, ее рассыпавшиеся волосы, кровь, сочащуюся из пореза на голове.
        - Подожди… — сказал я. — Пожалуйста…
        - Приглядывай за пакетом с едой, Майкл.
        Я не был уверен, что правильно расслышал.
        - Не понял?
        - Приглядывай за пакетом с едой. Приглядывай за ним, ладно?
        - Причем здесь пакет?! — заорал я. — Плевать мне на…
        - До встречи, человече. — Он дал отбой.
        Я взревел. После чего зашвырнул телефон через всю комнату. Тот приземлился на кровать и отскочил к стене. Мне хотелось рвать и метать. Почему-то я был больше взбешен, чем напуган.
        Что мне делать с этим мерзавцем?
        Подумать над этим я не успел. Громкий стук в дверь спальни напугал меня; я резко обернулся.
        - Да?
        Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула мама.
        - Ты разговаривал? Извини.
        - Нет. Уже закончил, — сказал я. — В чем дело?
        Мама покачала головой.
        - Аметистовое колечко пропало, — сказала она. — Я почистила его и положила на край стола. Теперь нигде не могу найти.
        Я прищурился на нее:
        - Ты про то колечко, которое каждый день надеваешь?
        Она кивнула.
        - Да. Мое любимое.
        - А под столом смотрела? — спросил я. — На ковре поищи. Может, упало?
        - Я везде смотрела. Каждый дюйм столовой обшарила. И три раза перерывала шкатулку. Как сквозь землю провалилось.
        В моем мозгу вспыхнула картина: Лиззи в продуктовом магазине. Первый раз, когда я увидел ее. Запихивающая колбасную нарезку к себе в сумку.
        С тех пор произошло многое. Казалось, тот день был давным-давно. Я думал о нашем долгом поцелуе, когда она сжимала меня в объятиях и ни в какую не хотела отпускать.
        Она ведь не могла стащить колечко моей матери… или могла?

27
        - Расскажи мне еще раз о вашем проекте по «Макбету», — попросила мисс Кёрди.
        Кэтрин ткнула меня кулаком под ребра. Мне здорово повезло, что в этом семестре ее посадили вместе со мной. Она всегда готова тычком под ребра разбудить меня или вернуть к реальности, если я замечтаюсь.
        Я был совершенно не в настроении слушать урок мисс Кёрди. Все мои мысли были о Лиззи. Я пришел в школу пораньше, надеясь перехватить ее возле шкафчика. Но так и не увидел, не было ее и в классах. Я продолжал высматривать ее, думая, что, возможно, она проспала и позже украдкой проберется в школу. Однако время шло к девяти, а Лиззи так и не появилась.
        - Ваш проект, Майкл! — повторила мисс Кёрди. Присев на край своего стола, она наклонилась вперед и посмотрела на меня через стекла очков без оправы. Она невысокая и худощавая, лет, вероятно, около пятидесяти. У нее волнистые седеющие волосы, разделенные прямым пробором, очень бледная кожа и приятная улыбка. Одевается она в шерстяные лыжные свитера и длинные юбки до щиколоток, и пользуется всеобщей любовью, поскольку неглупа, остроумна и легка в общении.
        Я откашлялся. Кэтрин изготовилась ткнуть меня еще раз.
        - Ну… мы вроде как планировали видеоигру, — сказал я. — Основанную на пьесе. Я и Гейб с Диего. Мы делаем раскадровки. Ну, знаете, планировку игры.
        Мисс Кёрди наморщила нос. Свет потолочных ламп отражался в ее очках, так что глаз ее я не видел.
        - Это для дополнительных баллов? — спросила она.
        Я покачал головой.
        - Нет. Это и есть наш проект. Вместо сочинения. Мы подумали…
        - Хорошая попытка, ребята, — прервала она. — Это весьма оригинальный способ отвертеться от написания сочинения.
        - Но… но… — забормотал я. — Игра продемонстрирует наше понимание пьесы. Вот увидите…
        Мисс Кёрди засмеялась.
        - Почему бы тебе не продать мне Бруклинский мост? — спросила она.
        Я подался вперед:
        - Прошу прощения?
        - Если ты считаешь, что я куплюсь на подобные увертки, почему бы тебе не продать мне заодно и Бруклинский мост?
        Тут уж грохнул весь класс. Кэтрин почему-то тоже сочла это крайне смешным. У нее своеобразное чувство юмора. Впрочем, встречаясь с Диего, таким поневоле обзаведешься.
        Я дождался, когда все угомонятся.
        - То есть, вы хотите сказать?..
        Миссис Кёрди хищно улыбнулась.
        - Я хочу сказать, что мне не терпится прочесть твое сочинение. А если вы, ребята, хотите ради дополнительных баллов сделать еще и игру, это вообще будет очень круто.
        Я кивнул.
        - Заметь, словечко «круто» я использую лишь для того, чтобы казаться моложе вам, молодым, — добавила она. — Дома я так не выражаюсь.
        На это я не знал что ответить. И опять кивнул. Все, что я знал, так это что мы с Гейбом и Диего крупно облажались. Кучу времени ухлопали, а в итоге так и не закончим наши раскадровки.
        Нам совершенно не нужны дополнительные баллы. Мы выпускники. Скоро нас здесь уже не будет.
        Остаток утра прошел нормально. Мы занимались физкультурой, и это помогло мне взбодриться. Через четверть часа, в половине двенадцатого, наступил перерыв на обед, рановато, но к тому времени я уже был голоден как волк.
        По пути в столовую я остановился поболтать с Керри Ричером и Эриком Финном, двумя моими приятелями. Они вздумали закатить нечто вроде «предвыпускной» вечеринки, за шесть месяцев до выпуска.
        - Чтобы, так сказать, подготовиться, — сказал Эрик. — Ну правда, смысл ждать?
        Керри считал, что было бы здорово весь день гонять на снегоходах. Беда в том, что за эту неделю большая часть снега успела растаять. Я пообещал им, что если опять случится обильный снегопад, поговорю на эту тему с отцом.
        Должен признаться, разговоры о снегоходах действовали мне на нервы. Я задавался вопросом, смогу ли когда-нибудь, как прежде, наслаждаться гонкой на снегоходе, не вспоминая о том, как врезался в этого чокнутого Энджела и как тот взлетел в воздух.
        Ты убил меня, Майкл.
        Я слышал его хриплый шепот у себя в голове. Я слышал эти слова постоянно.
        Ты убил меня, Майкл.
        Из столовой доносились аппетитные запахи. Иногда там готовят отменные пиццы. Они такие маленькие, что приходится брать минимум штук шесть, зато очень вкусные.
        Только я вошел в столовую, откуда ни возьмись выросла Кэтрин и преградила мне путь.
        - В чем дело? — спросил я.
        Ее карие глаза впились в мои.
        - Это неправда, да?
        Я моргнул.
        - Что?
        - Скажи мне, что это неправда.
        - Ладно, — сказал я. — Это неправда. Не знаю, о чем ты говоришь, Кэтрин, но это неправда.
        Я попытался обойти ее, но она тут же снова встала передо мной.
        - Ты действительно дал Лиззи то кольцо? — спросила она.
        А вот это уже интересно.
        - Кольцо? Какое кольцо?
        Кэтрин откинула назад волосы.
        - Которое она носит на цепочке на шее. Аметистовое кольцо. Она всем его показывает и говорит, что ты ей его подарил.

28
        Я, должно быть, побледнел, потому что Кэтрин схватила меня за плечи.
        - Ты в порядке?
        На мгновение столовая и все вокруг расплылось перед глазами. После чего окрасилось багровым. Яростно-багровым. Я на самом деле увидел все в багровом цвете!
        - Она не могла так поступить!!! — взревел я.
        Большинство ребят обернулись на крик. Мне было плевать. Я был в таком бешенстве, что чувствовал, будто голова вот-вот лопнет.
        Я осознал, что Кэтрин все еще придерживает меня за плечи, и лицо ее полно сочувствия.
        - Что такое, Майкл? Ты не дарил кольцо Лиззи?
        - Это… это недоразумение, — проговорил я.
        А что еще мне оставалось? Сказать Кэтрин, что Лиззи прикарманила кольцо моей матери? Что это его она сейчас всем показывает, говоря, будто я его подарил, а на самом деле это бессовестное вранье, и она его украла?
        Кэтрин отпустила меня, но продолжала смотреть мне в глаза.
        - Так ты объяснишь или нет?
        - Потом. Долгая история, — пробормотал я. Мне совершенно не хотелось впутывать в это дело Кэтрин. Я сам должен разобраться с Лиззи. Нужно найти ее и выяснить, зачем она выкидывает такие штуки. Я так и не стал ей говорить, что видел, как она воровала продукты. Но тут — совсем другое дело.
        - Ты видела Лиззи? — спросил я, а взгляд мой тем временем обшаривал переполненную столовую, перемещаясь от стола к столу. — Утром ее не было. Где ты ее видела?
        Кэтрин пожала плечами.
        - Наверное, пришла с опозданием. Я наткнулась на нее на втором этаже, возле художественного класса. Вся такая возбужденная. Отвела меня за угол и показала кольцо на цепочке. Когда она сказала, что ты подарил его ей вчера вечером, я… ну… у меня не нашлось слов. Я думала, вы с Пеппер… Думала, вы вроде как вместе. Не знала, что у вас с Лиззи такое дело.
        - Там вышла путаница, — сказал я. В животе заурчало. Мне вновь сделалось не по себе. Все начало расплываться перед глазами. — До встречи, ладно?
        Кэтрин кивнула и вышла из столовой. Есть мне совершенно расхотелось. Желудок завязался тугим узлом. Тем не менее, я все же встал в очередь.
        Обеденный перерыв подходил к концу. В очереди стояло всего несколько ребят. Осталось несколько сэндвичей, да курятина «второй свежести» под сливочным соусом. За пиццей я уже опоздал. Противень был пуст.
        Я пытался сообразить, что делать, как вдруг меня легонько постучали по плечу. Обернувшись, я увидел незнакомую девчонку. Симпатичную, с круглыми голубыми глазами и коротким хвостиком светлых волос. Должно быть, девятиклассница, а выглядела она и вовсе не старше двенадцати лет.
        - Привет, — сказал я.
        Она протянула мне коричневый бумажный пакет.
        - Это тебе, — сказала она и сунула его мне в руки.
        Я не мог скрыть удивления:
        - Что? Ничего не понимаю. Я…
        - Тот парень попросил меня передать его тебе. — Она махнула рукой в сторону дверей.
        Я увидел двух девушек, направлявшихся к выходу, но никакого парня не оказалось.
        - Ой, он ушел, — сказала она и снова повернулась ко мне. — Он тебе обед принес, да?
        - Не знаю, — ответил я. Поднял пакет. Он оказался совсем легким, словно внутри ничего не было. Даже сэндвич весил бы больше.
        - Ну, пока. — Она повернулась и пошла прочь, хвостик мотался у нее на затылке.
        Энджел предупреждал меня насчет пакета с едой, вспомнил я. Неужели началось?
        Вертя его в руках, я направился к свободному столику в углу. Кто-то окликнул меня с другого конца зала, но я даже не остановился, чтобы ответить.
        Я сел за стол и развернул верхнюю часть пакета. На боку обнаружил зазубренные буквы, выведенные жирным красным фломастером:
        ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ
        Дрожащими руками я открыл пакет и заглянул внутрь. Сперва я не понял даже, на что смотрю. Какая-то шерсть? Я полез в пакет и достал немного.
        Оно было цвета меди, оранжево-рыжее. Очень мягкое. Комок волос. Да. Да…
        Наконец, я понял, что держу в руках.
        Я запустил пальцы в пакет и извлек большую часть его содержимого.
        Волосы. Пакет был полон медно-рыжих волос.
        Я сжал их в руке. Потом позволил им просыпаться сквозь пальцы.
        А потом я бросил пакет и вскочил, окончательно осознав, что это было.
        Волосы Пеппер. Пакет был доверху набит волосами Пеппер.

29
        Главная городская больница расположена на Ривер-Роуд, в нескольких милях от магазина моего отца. После уроков я смог дозвониться до матери Пеппер, которая сообщила мне, что Пеппер положили туда для лечения нанесенных ей травм. Вероятно, она останется там на всю ночь.
        У меня накопился миллион вопросов, но задавать их я не стал. Сказал, что уже еду и дал отбой. После чего поспешил домой, чтобы взять мамину машину.
        Весь день шел снег, температура упала до минус десяти, и дороги в моем районе еще не успели расчистить. На дорогах была гололедица. Но мне не терпелось добраться до больницы и увидеть, в каком состоянии Пеппер.
        Мне потребовалось немало времени, чтобы соскрести снег с ветрового стекла и заднего окна машины. Я уже сдавал назад по подъездной дорожке, хрустя шинами по свежевыпавшему снегу, как вдруг увидел, что к дому, размахивая руками над головой, бежит Гейб.
        Я дал по тормозам. Автомобиль проскользил задом несколько дюймов, прежде чем остановился. Гейб постучал в окошко рукой в перчатке. Я опустил стекло. Он шумно пыхтел от быстрого бега, дыхание вырывалось с паром.
        - Я в больницу, — сообщил я.
        Он кивнул. Его синяя лыжная шапка была натянута почти до самых глаз. Лицо разрумянилось от мороза.
        - Я слышал о Пеппер. Я с тобой.
        Он обежал машину, распахнул дверцу, закинул рюкзак на заднее сиденье, а сам уселся рядом со мной.
        - Я слышал, на нее напали.
        Автомобиль с хрустом съехал с дорожки и выкатил на улицу.
        - Я совершенно уверен, это Энджел, псих, постарался, — сказал я. Я стал поворачивать на Парк-Драйв. Машина пошла юзом, резко накренившись на правый бок. Я жал на тормоз, одновременно выворачивая руль, пока не восстановил управление.
        - Да уж, поездочка предстоит та еще, — сказал Гейб, поправляя ремень безопасности.
        - Может, снегоуборщики уже расчистили Ривер-Роуд, — предположил я, тормозя перед светофором.
        - Ты говорил с Пеппер?
        Я покачал головой.
        - Нет. С ее матерью. Говорит, Пеппер не сильно пострадала. Но очень подавлена. Полагаю, она не совсем еще отошла от шока.
        - Что это означает? — Гейб пытался протереть окошко рукой в перчатке. — Быть в шоке. Мне всегда было интересно, что это значит.
        - Думаю, это означает, что твой мозг не может принять то, что с тобою произошло, — сказал я.
        Гейб помрачнел.
        - Получается, этот парень куда-то затащил Пеппер и срезал ей все волосы? Он что, сперва ее оглушил?
        - Без понятия, — отозвался я. — Не хотелось висеть на телефоне с ее матерью. Поскорее бы туда добраться.
        Гейб покачал головой.
        - Теперь у нас нет выбора. Нужно заявить на Энджела в полицию.
        Огромные хлопья снега бомбардировали лобовое стекло; метель разгулялась с новой силой. Всего четыре часа пополудни, но темно было как поздним вечером. Свет фар упирался в плотную завесу снегопада.
        Я вздохнул.
        - Пожалуй, ты прав, Гейб.
        Мы миновали магазин моего отца и начали извилистый подъем на Ривер-Роуд, с его крутыми поворотами и опасными обрывами по правую сторону. Этот пейзаж вновь напомнил мне о нашей субботней гонке на снегоходах, которая так скверно закончилась. Вновь я почувствовал, как мой снегоход на полном ходу врезается в Энджела, вновь увидел его черное пальто, его изумленное лицо, когда страшный удар взметнул его в воздух.
        Ты убил меня, Майкл.
        По временам огни встречных автомобилей озаряли желтым сиянием лобовое стекло, отчего становилось трудно хоть что-нибудь разглядеть. Снег кружился вокруг машины, истошно завывал ветер. Ощущение было такое, словно мы движемся внутри снежного смерча.
        Гейб говорил что-то о «Макбете», но я слишком сосредоточился на вождении, слишком волновался за Пеппер, и его слова звучали для меня фоновой музыкой. Я даже не пытался слушать. Я как можно дальше подался вперед, вглядываясь в запорошенное снегом стекло и обеими руками вцепившись в руль.
        А потом я почувствовал резкий удар сзади. Машина подпрыгнула. После чего проскользила несколько метров.
        Глаза Гейба расширились.
        - В нас кто-то врезался.
        Дорога делала крутой поворот. Свет фар выхватил из темноты невысокое ограждение.
        - Должно быть, забуксовал, — сказал я. — Случайность.
        - Будешь останавливаться? — спросил Гейб.
        Еще один мощный удар вытолкнул машину на встречную полосу. На мгновение мое сердце оборвалось. Я крутанул руль, поворачивая обратно. В тот же миг еще один сокрушительный удар с силой швырнул нас вперед.
        - Это не случайность! — заорал Гейб.
        Я вглядывался в зеркало заднего вида, пытаясь разглядеть, кто сидит за рулем преследующего нас автомобиля. Однако заднее стекло было целиком заметено снегом. Я ничего не мог разглядеть.
        - Тормози! — кричал Гейб. — Тормози! Он пытается нас убить!
        - Здесь негде тормозить, — проговорил я срывающимся от страха голосом. — Нет обочины.
        БУММММ.
        Мощный толчок сзади отправил машину юзом прямо к ограждению и крутому обрыву за ним.
        - Не может быть! Не верю! — яростно закричал я. Я вывернул руль влево, резко крутанул, и автомобиль вернулся на дорожную полосу.
        Гейб крепко зажмурился, вцепившись руками в колени.
        - Этого не может быть, — бормотал он. — Это тот самый больной кретин…
        Договорить он не успел.
        Я вцепился в рулевое колесо, замедляясь до почти черепашьей скорости, моя нога замерла над педалью тормоза. Но осторожность нас не спасла.
        Очередной сокрушительный удар от преследовавшего нас автомобиля — и мы неудержимо заскользили вперед. Из темноты внезапно выросло защитное ограждение. Фары осветили невысокие металлические перила, а потом машина треснулась о них под оглушительный скрежет и звон корежащегося металла.
        Удар пришелся со стороны Гейба. Я видел, как его подкинуло на сиденье. Видел, как его голова резко мотнулась назад. Он издал испуганный возглас.
        Автомобиль заскрежетал по металлическому ограждению, потеряв управление и, похоже, стремительно набирая скорость. Дребезжащий грохот наполнил уши. Словно вопль. Вопль металла, раздираемого о металл. Я как безумный выворачивал руль…
        Но было уже поздно.
        Сквозь запорошенное снегом лобовое стекло я увидел, как ограждение лопнуло, пропуская машину. Автомобиль прорвался через пролом и вылетел в пустоту. Ощущение было такое, словно мы взмыли в ночное небо.
        Дребезжащий грохот резко оборвался. Воцарилась тишина. Какое-то мгновение вокруг не было ничего, кроме густой клубящейся черноты.
        А потом мы с Гейбом разинули рты в крике ужаса, когда автомобиль устремился вниз, и мы полетели с обрыва, и падали… падали… кувыркаясь… переворачиваясь… на скалистый берег внизу… падали в темноту, какой мне никогда не приходилось видеть.

30
        Очнулся я в больнице. Голова кружилась, перед глазами стояли мерцающие вспышки. Тем не менее, я моментально сообразил, где нахожусь. Увидел трубку, выходящую из моей руки, прозрачный пакет с жидкостью на капельнице, установленной возле моей кровати, попискивающий монитор на стене. Я знал где я, и находился в сознании, но не был уверен в том, что готов… готов говорить с окружающими… готов к встрече с окружающим миром.
        Как я сюда попал? Как долго я здесь? Все ли со мной в порядке? Все ли в порядке с Гейбом? Знают ли родители?
        Вопросы давили на мозг нестерпимой тяжестью. Слишком много вопросов… Слишком много ужаса пережито… Слишком много…
        Я зарылся в теплые мягкие простыни и закрыл глаза. Спустя какое-то время я услышал голоса моих родителей, тихо перешептывавшихся рядом. Один из голосов произнес:
        - Кажется, Майкл очнулся. Глаза открыл.
        Другой прошептал:
        - Слава Богу.
        Я испытал прилив счастья, осознав, что мои родители здесь, со мной. Счастья и облегчения. Я был жив, и со мной были мои родители.
        Я открыл глаза и прочистил горло.
        - Мама? Папа?
        Когда их лица возникли надо мной, в памяти молниеносно промелькнули воспоминания о случившемся. Я вспомнил ужасающее чувство полета, когда автомобиль, пробив заграждение, вылетел в небо. Вспомнил, как отчаянно мы кричали, когда машина летела вниз, вспомнил сокрушительный удар, скрежет металла, звонкий треск бьющегося стекла, ошеломляющую боль и крайнее потрясение.
        Мама и папа склонились над койкой. Глаза покрасневшие, лица усталые. На щеках засыхали дорожки от слез.
        Я несколько раз моргнул. Попытался заговорить. Но не смог издать ни звука. Я был так счастлив увидеть их, что мне хотелось сразу и засмеяться, и заплакать, и закричать.
        Лишь через несколько секунд их лица вплыли в фокус. Я, наконец, вновь обрел дар речи.
        - Что у меня сломано? — спросил я. Вопрос, сорвавшийся с моих губ, возник сам собой. Он испугал даже меня самого.
        Мама приложила ладонь к моей щеке.
        - Ты цел, Майкл. У тебя ничего не сломано. Ты в порядке. И теперь ты очнулся. Слава Богу, ты очнулся.
        Я кивнул. Голова была тяжелой, как камень, но двигал я ею безо всяких проблем. Руки тоже двигались, да и ноги я чувствовал.
        - Ты ничего себе не сломал, — сказал папа. В глазах его стояли слезы. Он даже не пытался их утереть. — Доктор сказал, что это просто чудо. Ты будто несокрушимый.
        - Какое-то время ты, наверное, будешь страдать от ломоты во всем теле, — сказала мама. — Твои мышцы крайне напряжены. Ну, об этом позаботятся физиотерапевты. А еще, Майкл, ты заработал пару синяков. Тем не менее, ты ничего себе не сломал и не отбил.
        Она нежно похлопала меня по укрытой одеялом груди. В ярком свете больничных ламп я увидел, что ее щеки тоже блестят от слез.
        - Ты в порядке. Ты будешь в полном порядке, — приговаривала она дрожащим голосом.
        - Ты счастливчик, — сказал папа. — Машина разбита в хлам. Ты помнишь, как это случилось?
        Я еще раз кивнул.
        - Я помню, — проговорил я. — Но… я… так хочу спать… Моя голова… Все как в тумане…
        Мама снова похлопала меня по груди.
        - Ничего страшного. У нас будет еще много времени поговорить.
        - Да. Потом поговорим, — сказал папа и отступил от кровати на пару шагов.
        - Тебе что-нибудь принести? — спросила мама. — Есть хочешь?
        - Это вряд ли, — проговорил я и закрыл глаза. Я уже проваливался в темноту, как вдруг вспомнил. — Эй, — сказал я. — Эй. Вы мне не сказали. Где Гейб? Как он себя чувствует?
        Оба резко втянули в себя воздух. Мама побледнела. Они переглянулись.
        - Э… — открыла было рот мама, но тут же умолкла.
        - Мне очень жаль, Майкл, — произнес папа, избегая моего взгляда. — Гейб не выжил. Он… он разбился в машине насмерть.

31
        Гейб.
        Следующие два дня в больнице прошли очень странно. Я то проваливался в сон, то снова просыпался, не понимая, отчего мне так грустно… и вдруг вспоминал о Гейбе. Гейб, мой лучший друг… где же он?
        А потом ко мне возвращалась память. Гейб умер. Я говорил это себе снова и снова, и все равно это не представлялось возможным. Разве можно смириться со смертью лучшего друга? Поначалу я лишь сгорал от тоски по Гейбу… и от жалости к себе. Но спустя какое-то время горе мое переросло в гнев. Я хотел найти Энджела. Я хотел заставить его заплатить за содеянное. Я хотел убить его.
        Я понял, что пора признаться. Пора рассказать обо всем полиции. Пора предпринять все необходимые меры, чтобы Энджел не мог больше ни убить, ни искалечить никого из нас.
        В день, когда меня выписали из больницы, мы с Пеппер встретились с полицией. Наши родители тоже присутствовали. Мы все собрались дома у Пеппер.
        - Полицейские придут с минуты на минуту, — сообщил отец Пеппер, закатывая рукава серой фуфайки. Он работает на дому, выполняет какие-то исследования для инженерного факультета муниципального колледжа, и я никогда не видел его одетым во что-нибудь другое, кроме серого спортивного костюма.
        У него густая седая шевелюра, голубые глаза с прищуром, щеки часто покрывает румянец, а еще его отличает довольно резкое чувство юмора. Обычно невозмутимый и сыплющий остротами направо и налево, сегодня он был тих и молчалив, а взгляд его тревожно блуждал из стороны в сторону.
        В гостиной Дэвисов я уселся между мамой и папой на черный кожаный диван. Отец Пеппер стоял у окна, выглядывая во двор через щель между занавесками.
        Пеппер сидела на краю тахты напротив нас, сцепив на коленях руки. Голову ее скрывала просторная голубая шапочка. По словам Пеппер, ей не хотелось, чтобы кто-то видел порезы и кровоподтеки на ее голове. А также участки волос, которые Энджел не срезал, клочья некогда прекрасных рыжих волос, смотревшихся теперь безобразно и жалко.
        Она не сводила с меня гневного взгляда.
        - Сегодня мы все расскажем, да, Майкл? — спросила она.
        - У меня давно было ощущение, что ты что-то от нас скрываешь, — сказала мне мама. — Не знаю, откуда. Как сердцем чувствовала.
        Папа переводил взгляд с Пеппер на меня.
        - Как я понимаю, у вас есть соображения, почему с вами все это происходит?
        - А вот и полиция, — сообщил мистер Дэвис. Он задернул занавеску и поспешил к входной двери. Несколько секунд спустя он вернулся в сопровождении двух полицейских.
        Офицер Гонзалес оказалась высокой, худощавой молодой женщиной с длинными темными волосами, стянутыми в конский хвост на затылке, темными, серьезными глазами и строгим выражением лица. Войдя, она тут же окинула цепким взглядом всю комнату.
        Ее напарник, офицер Нова, был на целую голову ниже. Он снял фуражку, обнажив курчавую седеющую шевелюру. У него была круглая, упитанная физиономия, украшенная аккуратно подстриженными седыми усиками и козлиной бородкой. В руке он держал небольшой айпод, и, как только мы все представились, начал быстро печатать на нем.
        Усевшись на кушетку напротив нас, копы дружно поправили кобуры револьверов. Рубашка Новы натянулась на объемистом брюшке. Он прочистил горло.
        - Итак, кто хочет начать?
        - Расскажите, что, по вашему мнению, происходит, — произнесла Гонзалес. — Не спешите. Не упускайте ни малейших деталей. Мы с офицером Новой решим, что имеет первостепенное значение.
        Мы с Пеппер переглянулись. До настоящего момента я старался не говорить родителям слишком многого. Они умоляли меня рассказать им все без утайки, но я не находил в себе сил…
        Я не сомневался, что у папы случится припадок, когда он узнает о происшествии со снегоходом. И предпочел бы держать его в неведении как можно дольше. Теперь же мои руки взмокли и стали холодными, а сердце колотилось, как безумное. Настал момент истины.
        - Я считаю, что начать должен Майкл, — сказала Пеппер. Мне показалось, что в ее голосе я уловил легкую горечь. Как будто в том, что случилось, была всецело моя вина.
        И говоря по правде, я понимал, что она права.
        Я тяжело вздохнул. И начал рассказывать обо всем, что произошло, начиная с гонки на снегоходах в субботу.
        Пока я говорил, в комнате висела мертвая тишина. Почему-то чем дальше я рассказывал, тем больше нервничал. Горло сжималось, во рту стало сухо, как в пустыне, и мне пришлось прерваться на то, чтобы сделать глоток воды.
        Отец не сдержал резкого возгласа, когда я описал катастрофу со снегоходом.
        - Майкл, ты обязан был все рассказать мне, — прервал он мою исповедь. — Нужно было сразу идти ко мне. Мы бы вместе отправились в полицию, и ничего из этого, возможно, не случилось бы. — Он не сердился, скорее был подавлен.
        - Прости меня, папа, — пробормотал я. — Понимаю, ты прав. Но… мы испугались последствий и… и… ну, мы просто не знали, что нам за это будет.
        - Пожалуйста, Майкл, продолжай, — сказала Гонзалес, подняв руку. Нова продолжал заносить мои показания на айпод. — Ты дал нам очень ценные сведения.
        - Попрошу не перебивать, пока он закончит, — строго сказал Нова, глядя на моего папу.
        - Извините, — пробормотал тот. — Просто не люблю подобных сюрпризов.
        - Там будут еще сюрпризы, — признался я. Сделав еще один глоток воды, я продолжил рассказ. Я рассказал, как мы оставили Энджела лежать в снегу, решив, что он мертв, и как потом вернулись и обнаружили, что он исчез.
        - Так он не был мертв? — ехидно уточнил Нова, отрываясь от своего айпода. Или он все-таки был мертв, а теперь превратился в зомби?
        Гонзалес угрюмо посмотрела на своего партнера.
        - Просто спросил, — пожал плечами Нова.
        - Он стал названивать и угрожать, — продолжал я. — Говорил, что я убил его. Дескать, я его убил, и теперь он отплатит нам всем.
        Нова снова перебил меня:
        - Он так и сказал? Это не звучало, как шутка? Он действительно считал себя мертвым?
        - Не знаю, — ответил я. — Он все твердил, что я убил его. И… я действительно видел его на кладбище. Мы пошли туда всем классом. День выдался туманный. В смысле, издали ничего толком не разглядеть. Но я видел его на кладбище, и мне показалось, что он выбрался из могилы.
        Нова сдавленно хрюкнул. Он пробормотал что-то себе под нос. После чего повернулся к Пеппер, которая за все время не проронила ни слова.
        - Ты видела этого парня, Энджела, на кладбище? Ты была там в то утро?
        Пеппер кивнула. Шапка съехала ей на лоб.
        - Я была там, но его не видела.
        Все снова повернулись ко мне. Один папа смотрел прямо перед собой, и на лице его застыло сердитое выражение. Думаю, ему до сих пор не верилось в то, что он услышал. Я обманул его доверие. Я все от него скрывал. И теперь он устремил взгляд на стену гостиной, будто избегая чужих взглядов.
        - В общем, этот парень, Энджел, решил расправиться с нами по одному, — закончил я. — Он звонил и предупреждал меня. Он говорил мне, что намерен делать.
        Гонзалес покачала головой.
        - Майкл, ты же умный мальчик, разве не так? Почему ты держал это в секрете? Мне просто не верится, что ты не позвонил в полицию. Или хотя бы не рассказал родителям. Ты допустил непростительную ошибку.
        - Знаю, — прошептал я. И опустил голову. Я думал о Гейбе. Как знать, может, сейчас он был бы жив, обратись мы в полицию сразу, как только Энджел начал свои угрозы?
        Нова вперился мне прямо в глаза.
        - Нужно было звонить нам. Неужели ты настолько боишься своего отца, что не решился все ему рассказать? — Он перевел исполненный подозрения взгляд на моего папу.
        - Н-нет, — забормотал я. — Нет. Дело вовсе не в том. Я… просто не хотел неприятностей. Мы все подумали…
        - У тебя сохранился на телефоне номер этого Энджела? — перебила меня Гонзалес.
        Я покачал головой.
        - Там всегда высвечивается слово «заблокирован». И никакого номера.
        - Нам может понадобиться твой телефон для исследования, — сказала она. — Так он предупредил тебя, что будет действовать?
        - Да. Сам он меня не слушал. Ни оправданий, ни извинений не принимал. Знай себе талдычил, что я его убил, и как он до нас до всех доберется. Ну и вот… сперва он прямо в школе ударил по голове Лиззи. Потом напал на Пеппер и срезал ей почти все волосы. Потом… потом… Он столкнул нас с Ривер-Роуд. Он пытался меня убить.
        Меня всего трясло. Я всхлипнул. Ничего не мог с собой поделать. Я совсем потерял самообладание.
        - Неужто не видите?! — закричал я. — Это должен был быть я! Я должен был погибнуть, когда мы сорвались с обрыва! А вместо меня погиб Гейб. Он… он не должен был умирать. Это должно было случиться со мной. Вы хоть понимаете, как мне тошно?!
        Слезы хлынули по щекам. Я не в силах был унять дрожь. Я заметил, что Пеппер отвернулась. Она тоже плакала.
        Папа повернулся ко мне и обнял рукой за плечи. Он крепко прижал меня к себе, нашептывая:
        - Успокойся. Дыши глубже. Ты в порядке.
        Разумеется, я был в порядке. Вот только лишился лучшего друга. И это была целиком и полностью моя вина. Если бы только мы помогли Энджелу, вместо того, чтобы трусливо сбежать…
        Лишь через несколько минут я смог худо-бедно взять себя в руки. Пеппер прятала лицо в ладонях. Ее шапка сползла, и мне стали видны отвратительные красные струпья на ее голове.
        - Думаю, мне больше нечего вам сказать, — закончил я. — Я рассказал все, что знал.
        - Давайте поговорим об этом парне, Энджеле, — сказала Гонзалес. — Прежде всего, как его фамилия?
        Мы с Пеппер растерянно проглядели друг на друга.
        - Не знаю, — в один голос сказали мы.
        - Мы вообще ничего о нем не знаем, — сказала Пеппер. — Та девушка, что была с нами в субботу… Она сказала, что его зовут Энджел. Сказала, что он учился в ее прежней школе, но его вышибли за то, что он кого-то там избил.
        - Следовательно, он вполне может фигурировать в нашей базе данных, — оживился Нова. — Нам нужна его фамилия.
        - Лиззи, наверно, знает, — сказал я.
        Гонзалес подняла глаза на меня.
        - Лиззи?
        Я кивнул.
        - Лиззи Уокер. Это она его тогда опознала. И на нее первую он напал.
        - Лиззи Уокер, — пробубнил Нова, набирая имя на айподе. — Нам нужно поговорить с ней немедленно.
        - У тебя есть ее номер? — спросила Гонзалес.
        Я сглотнул. И напряженно задумался.
        - Нет. Нет, не знаю. Она… ни разу мне не звонила. Говорит, у нее нет телефона. Не может себе позволить.
        Пеппер сощурилась на меня.
        - То есть она никогда тебе не звонила и не писала? — И опять я услышал в ее голосе горечь.
        Я покачал головой.
        - Сожалею. У меня ее номера нет. Она новенькая. Только недавно переехала. Мы знакомы от силы пару недель.
        - Е-мейл? — спросил Нова.
        - Нет, — сказал я. — Она никогда мне не писала. Я… у меня его нет.
        Пеппер глядела на меня с подозрением. Неужели думала, что я вру? Покрываю зачем-то Лиззи?
        - Я правду говорю, — сказал я ей.
        - Стало быть, у тебя нет ни ее номера телефона, ни адреса электронной почты, — подытожил Нова. — Но ты хотя бы знаешь, где она живет?
        - Г-говорила, что где-то неподалеку, — промямлил я. — Но… нет. Я не знаю ее адреса.
        Они повернулись к Пеппер.
        - На меня не смотрите, — отрезала та. — Я к ней в гости не хожу. Уж поверьте: мы с ней и близко не подруги.
        Потирая бородку, Нова пристально поглядел на Пеппер.
        - Вы враждуете?
        - Еще чего, — поспешно ответила Пеппер. Она бросила взгляд на своего отца, который стоял у окна и молча смотрел на нас. — Мы с Майклом… мы раньше встречались. А потом появилась Лиззи и… сама стала встречаться с ним. Ну и… мы с ним порвали.
        Нова кивнул.
        - И она опознала этого самого Энджела, когда он лежал на снегу?
        Пеппер кивнула.
        - Она сказала, что он психопат. Что он избил в ее прежней школе учителя. Разбил его головой стеклянную дверь.
        Нова повернулся к Гонзалес.
        - Нужно поговорить с этой девочкой… — он взглянул на айпод, — …Лиззи Уокер. И немедленно.
        - Поищем ее контактную информацию в школе, — ответила Гонзалес.
        Они поднялись с кушетки.
        - Мы разыщем этого Энджела, — пообещала Гонзалес.
        Мистер Дэвис отошел от окна. Он указал рукой на нас с Пеппер.
        - А с ними как быть? В смысле, им ничего не грозит? Не следует ли нам…
        - Можете возвращаться к занятиям, — сказала Гонзалес. — Мы организуем в районе школы регулярное патрулирование. Тем не менее, не задерживайтесь допоздна. Никуда не ходите в одиночку. Старайтесь держаться в группе.
        - Будьте осторожны, — добавил Нова, — будьте предельно осторожны.

32
        В ночь на пятницу намело чуть ли не на фут снега, настоящего, плотного снега, что так восхитительно хрупает под ногами. Когда же, наконец, взошло солнце, весь город засиял мириадами снежных искр.
        В субботу я помогал отцу в магазине. Ехали мы туда в почти полном молчании. Ривер-Роуд успели расчистить, но наш автомобиль все равно слегка заносило на поворотах. Папа отыскал свою любимую радиостанцию, крутившую музыку-кантри, и врубил ее на полную громкость. Наверное, ему попросту не хотелось со мной разговаривать.
        Он даже не сообщил мне, что наш магазин разжился двумя новенькими «Полярисами». Когда-то я смерть как хотел погонять на таком. Видите ли, эти красавцы способны пройти где угодно. Они божественны.
        Однако я понимал, что сейчас лучше и не просить. Должно было пройти еще очень немало времени, прежде он снова станет мне доверять. Всю неделю он был крайне молчалив. Он не бушевал, не читал долгих нравоучений, не предлагал перетереть по душам, «как мужчина с мужчиной». Он сказал только, что очень во мне разочаровался.
        Мама же, по ее собственным словам, была скорее напугана, чем рассержена. Разумеется, ее весьма огорчало, что я не был откровенен ни с ней, ни с отцом, даже когда попал в серьезную передрягу. Папа же был рад и тому, что я остался цел и невредим. Оба они понимали, что я был на волосок от гибели… и что человек, подстроивший нам эту автокатастрофу, до сих пор разгуливает на свободе.
        Дел в магазине оказалось невпроворот, поскольку всем хотелось погонять на свежем снегу. Сначала я долго стоял за кассой. Потом разъяснял новым покупателям разницу между моделями саней.
        Время от времени я проверял телефон. Надеялся, что позвонит Лиззи. С того вечера, как она украла кольцо моей матери, от нее не было ни слуху, ни духу.
        Может, следовало известить об этом полицию?
        Впрочем, сейчас это казалось совершенно не важным. В том смысле, что никак не помогло бы в розыске и поимке Энджела. К тому же, я все еще лелеял нелепую надежду, что она сможет мне все объяснить. Я не мог выбросить из головы нашего долгого поцелуя… как она удерживала мою голову и как отчаянно льнула ко мне…
        Я не хотел, чтобы она оказалась воровкой. Я не хотел, чтобы у нее были неприятности. Я не из тех ребят, что вечно витают в облаках. Хоть кого спросите. Вам наверняка скажут, что я самый что ни на есть приземленный, рассудительный человек. И тем не менее, я буквально грезил о Лиззи.
        Сказать по правде, я не мог выбросить ее из головы.
        Так почему же она не выходила на связь? Почему не пришла меня навестить? Наверняка ведь она слышала об аварии, о том, что случилось с Гейбом…
        Немолодая пара, одетая в одинаковые синие пуховики с капюшонами, какие, должно быть, носят разве что на Аляске, взяла напрокат двух «Арктических кошек». Я принял у них кредитку. Мужик обстоятельно рассказывал мне, что на снегоходах они катаются впервые. Я кивал, а сам почти не слушал его. Я убеждал себя сосредоточиться на работе. Но это было нелегко.
        Вернувшись домой около пяти, я обнаружил, что в гостиной меня дожидаются Диего и Кэтрин. Мама угостила их горячим какао с зефиром, и они сидели рядышком на зеленой кушетке с зелеными чашечками в руках.
        Я кинул куртку на стул и прошел в комнату.
        - Эй, как дела?
        Волосы Кэтрин спадали на лицо, словно она забыла причесаться. На ней был лыжный свитер в красно-голубую полоску, синяя юбка и черные леггинсы. Диего был в обычном своем прикиде — огромной бордово-серой толстовке с эмблемой нашей школы и потертых джинсах.
        - Твоя мама сказала, что ты был в магазине, — сказала Кэтрин. — Все нормально?
        Мне кажется, Кэтрин восприняла смерть Гейба тяжелее, чем любой из нас. Я даже не знал, что они были настолько близки. Нестерпима была сама мысль, что кто-то, кто был нам так дорог, кого мы видели каждый день, внезапно ушел от нас. Ушел безвозвратно.
        Кэтрин, казалось, вот-вот разревется. У Диего на верхней губе застыли шоколадные «усы». Он даже не пытался их стереть.
        Я упал в кресло напротив них.
        - В магазине был полный капец. Сами знаете, свежий снег. Всем охота покататься.
        - Когда в последний раз, мы катались на снегоходах, это был последний раз, когда я была счастлива, — проговорила Кэтрин, уткнувшись взглядом в кружку с какао, стоявшую у нее на коленях.
        Диего обнял ее рукой за плечи, пытаясь утешить.
        - Есть что новенькое по этому выродку? — спросил он. — Полиция не напала еще на след? Ты хоть что-нибудь слышал обо всем об этом?
        Я покачал головой.
        - Вообще ничего.
        - И что же нам делать все это время? — спросила Кэтрин срывающимся голосом. — В смысле, прикинемся, что все хорошо? Будем себя вести нормально, как будто нет никакого сбрендившего маньяка, который пытается нас всех перебить?
        Ответить я не успел. Мы дружно повернулись на громкий стук во входную дверь. Я вскочил и подбежал к ней. На всякий случай я выглянул в окно гостиной, но окно настолько замерзло, что разглядеть посетителя я не смог.
        Мама подоспела к двери одновременно со мной. Приоткрыв дверь, я уставился на полицейского. Уже сгустились темно-синие сумерки, а фонарь над крыльцом не горел. Лишь через несколько секунд я узнал в стоявшей на крыльце фигуре офицера Гонзалес. Благо и форменная зимняя шапка-ушанка отчасти скрывала ее лицо.
        - Могу я войти?
        Мы с мамой отступили в сторонку, давая ей дорогу. Она отряхнула тяжелые ботинки на коврике с надписью «МИЛОСТИ ПРОСИМ!», сняла свои черные перчатки и затолкала их в карманы куртки.
        - Простите, что прерываю, — сказала она.
        - У вас есть новости? — спросила мама.
        - Не совсем, — отозвалась Гонзалес. Тут она увидела Диего и Кэтрин, напряженно застывших посреди гостиной. — О, превосходно. Тут и другие ваши друзья. — Она направилась к ним, а мы с мамой последовали за ней.
        - Возможно, кто-нибудь из вас сумеет дать мне хоть какую-то информацию об этой девочке, Лиззи Уокер, — произнесла Гонзалес.
        - Зачем? — удивился я. — Вы же сказали, что свяжетесь с руководством школы и…
        Офицер Гонзалес пристально посмотрела на меня.
        - В школе нет записей о Лиззи Уокер, — сказала она. — Абсолютно никаких.
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Наши дни

33
        Я проснулся следующим утром с мыслями о Лиззи. Сон не отпускал меня. Во сне я разговаривал с Лиззи по телефону. На протяжении всего сна. При этом я видел нас обоих, одновременно. Мы словно бы находились в одной и той же комнате и, тем не менее, продолжали долгий телефонный разговор.
        Моргая спросонья, я никак не мог вспомнить, о чем мы говорили. Сон начал выветриваться из головы; я сел и уставился на трепещущие занавески. Комната была выстужена. Я не помнил, чтобы оставлял окно открытым.
        Взгляд упал на подключенный к заряднику телефон на столе. Ну почему я никогда не разговаривал с Лиззи по телефону? Почему мы никогда не переписывались?
        У нее нет телефона, вспомнил я. Она говорила, что не может себе его позволить. Я представил ее в тот день, ворующей продукты из супермаркета.
        - Может, она действительно бедная, — пробормотал я себе под нос.
        Но если она так бедна, как она может жить здесь, в Норт-Хиллс, самом престижном районе в Шейдисайде?
        Впрочем… возможно, она здесь и не живет.
        Я вспомнил другой вечер, когда хотел подвезти ее до дома, а она отказалась. А в первый вечер, когда она появилась в моем доме, сказала, что заблудилась. При том, что якобы живет от меня в паре кварталов.
        Скорее всего, она лгала. Но… зачем?
        - Может, она в бегах, — сказал я себе вслух.
        Или, возможно, она сумасшедшая.
        Она украла кольцо моей матери, а потом показывала его всей школе. Такое поведение никак не назовешь нормальным. Я вспомнил тот день в школе, когда она воткнула мне в палец булавку. «Теперь мы с тобой связаны кровью», — сказала она тогда.
        Мы связаны кровью — а я не знаю о ней ровным счетом ничего.
        Я наспех принял душ, продолжая думать о Лиззи. Надел джинсы, футболку и свитер. Снизу, из кухни, тянуло запахом кофе. И яичницы. Мама любит жарить яичницу по утрам. Я уже натягивал зимние ботинки, намереваясь идти в школу, как вдруг мой сотовый запиликал.
        Сообщение. Я взял телефон и прочел на экране:
        Тебе, видно, нужны уроки вождения. Поможет избегать катастроф.
        У меня отвисла челюсть. Энджел.
        Я в упор таращился на экран, стискивая в руке телефон. Может, он напишет что-нибудь еще?
        Нет. Это было единственное сообщение.
        Я вскочил с кровати в одном ботинке.
        - Эй, мама! Папа! — заорал я и заковылял к лестнице. — Эй, посмотрите!
        Я неуклюже доковылял до кухни. Папа сидел за столом, перед ним стояла тарелка с яичницей, кофе в его чашке оставалось на донышке. Мама отвернулась от плиты с металлической лопаточкой в руке.
        - Майкл? Что там?
        Я показал им сообщение от Энджела. Они аж рты разинули.
        - Наверное, его можно отследить, — сказал папа. Он достал свой телефон из кармана брюк. — Я сохранил номер этой полицейской, Гонзалес.
        Он набрал номер и стал ждать ответа. Покачав головой, мама снова занялась яичницей. Папа начал рассказывать Гонзалес о послании Энджела. Похоже, она дала ему указания, каким образом можно отследить телефонный номер. Папа пробовал и так, и эдак, но всякий раз всплывало одно и то же слово: «заблокирован».
        Он с хмурым видом протянул мне мой телефон.
        - Да, офицер, мы боимся, — говорил он. — Этот ненормальный по-прежнему на свободе. По-прежнему угрожает нашему сыну. Еще бы мы не боялись! — Он умолк и долго слушал ее. — Тоже мне, успокоили, — снова заговорил он. — Он все так же издевается. Он все так же пишет. Он вас не боится. А вы до сих пор не продвинулись ни на йоту.
        Она что-то сказала в ответ и отключилась. Папа сел, сердито глядя на телефон.
        - Твоя яичница остынет, — напомнила ему мама. — Сейчас ты ничего больше не можешь сделать.
        Папа что-то пробормотал себе под нос. Мама поставила на стол еще одну тарелку с яичницей для меня. Есть мне не сильно хотелось, но еще меньше хотелось вступать в пререкания. Она относится к своей яичнице слишком серьезно. Так что я в одном ботинке уселся за стол и постарался съесть столько, сколько смог.
        Занятия начинались в половине девятого, так что из дому я вышел примерно в восемь пятнадцать. Снова поднялась метель. Свежий слой снега уже лежал поверх слежавшегося. Я спустился по подъездной дорожке и повернул в направлении школы. Стоявший на другой стороне улицы внедорожник мистера Нортрапа был укрыт снежным покрывалом толщиной в добрый фут. Двое молодых людей разгребали подъездную дорожку перед домом Миллеров на углу. Скрежет их лопат, да скрип снега под ногами — вот все, что я слышал.
        Мишен-Стрит еще не успели расчистить. Разрыхленный снег на проезжей части пересекали ребристые следы шин. Тем не менее, на данный момент я не видел на улице ни одного авто.
        Пригибаясь навстречу вьюге, я натянул пониже капюшон пуховика и добрел до Парк-Драйв. Ветер с воем гулял в рощице на углу. Вынужденный пригибать голову, я не замечал фигуру, вышедшую из-за деревьев, пока чуть не столкнулся с ней.
        Подняв глаза, я увидел красный пуховик. Потом — крупные снежинки в распущенных черных волосах, обрамлявших знакомое лицо.
        - Лиззи! — воскликнул я.

34
        У меня возникло внезапное, странное чувство, что она ненастоящая, что я все еще сплю. Она была красным пятном на фоне снежной завесы. Она стояла с непокрытой головой, волосы рассыпались по спине куртки, а глаза, казавшиеся слишком большими, слишком темными, слишком глубокими, смотрели на меня сквозь сплошную стену снегопада.
        - Лиззи?
        Она схватила меня за рукав рукой в перчатке. Она была настоящая.
        - Майкл, — прошептала она. — Майкл. — И свободной рукой стряхнула снег с волос.
        - Лиззи, что ты тут делаешь? Ты идешь в школу? — В стылом удушливом воздухе мой голос звучал приглушенно.
        Она держала меня за рукав. Ее дыхание обдавало паром мое лицо.
        - Майкл, ты должен мне помочь. — Эти невероятные глаза умоляли меня.
        - Помочь тебе? Лиззи, полиция… они тебя ищут…
        Она не удостоила вниманием мои слова.
        - Это Энджел, Майкл. Ты должен мне помочь. Он не прекратит убивать. Он говорит, что у тебя еще остались друзья. Он не оставит их в живых. Он… он просто больной. Он сказал, что собирается убить меня. — Она прижалась холодной щекой к моей щеке. — Помоги мне. Пожалуйста.
        - Я не смогу тебе помочь, — сказал я. — Мне самому страшно. — Я положил руки ей на плечи и чуть отстранил ее. — Лиззи, послушай меня. Ты должна пойти в полицию.
        - Я… я не могу, — прошептала она и вытерла со лба тающие снежинки.
        - Придется, — настаивал я. — Они приглядят за тобой. Они постараются защитить и тебя, и всех остальных.
        Она яростно замотала головой. Лицо ее вспыхнуло гневом.
        - Не будь дураком, Майкл. Если я пожалуюсь в полицию, Энджел непременно меня убьет. Я знаю, убьет.
        - Ну а я-то что могу сделать? — сказал я. — Ты должна помочь полиции его найти.
        - Нет! — крикнула она, снова схватила меня за руку и крепко сжала. — Мы связаны кровью, помнишь? Мы связаны кровью. Ты дал мне свое кольцо, Майкл.
        - Так. Минуточку, — произнес я. — Насчет кольца…
        Я не смог закончить. Она обхватила мою голову обеими руками и притянула к себе. Она прижалась губами к моим губам и поцеловала, отчаянным, напористым поцелуем. Губы ее оказались на удивление теплыми.
        Я пытался отстраниться, но вновь оказался во власти ее чар. Я не мог противиться ей. Я хотел целовать ее. Я хотел целовать ее снова и снова. Когда она вот так прижималась ко мне, я не в силах был мыслить здраво. Это было как потерять разум. Как лишиться рассудка. Как будто неведомая сила вторгалась мне в голову, а сам я воспарял в небесные дали, оставляя реальный мир далеко-далеко внизу.
        Она еще сильнее обхватила меня руками и жалась ко мне всем телом. Я поднял руки и запустил пальцы в ее шелковистые темные кудри.
        Когда поцелуй, наконец, закончился, мы оба дрожали, тяжело дыша, и наше дыхание поднималось кверху маленькими облачками.
        Я сглотнул. Я до сих пор ощущал вкус ее губ.
        - Что ты хочешь, чтобы я сделал, Лиззи? — Слова вырывались у меня изо рта, словно и не принадлежали мне. — Чего ты хочешь? Я сделаю для тебя всё.
        Она сурово посмотрела мне в глаза.
        - Я хочу, чтобы ты убил Энджела. Я хочу, чтобы ты убил его завтра ночью.

35
        - С тобой все хорошо? — Пеппер, сузив глаза, разглядывала меня.
        - Да, кажется. А что? — спросил я.
        - Разве тебе не положено находиться в читальном зале? Чего ты слоняешься по коридору?
        Я моргнул. Никак не мог сосредоточить взгляд на ее лице. Длинный коридор, простиравшийся передо мной, серые шкафчики по обе его стороны, двери классов — закрытые, поскольку звонок уже прозвенел… какие-то ребята, стоя на лестнице, прикрепляют к потолку бордово-серый плакат… Все как в тумане.
        Все утро я проходил сам не свой. Словно в прострации.
        Пеппер стояла передо мной, подбоченясь, и ждала ответа.
        - Я… не знаю, — выдал я.
        - Чего ты не знаешь? Ты не знаешь, почему шляешься по коридору?
        Пеппер сегодня впервые пришла в школу после нападения. На ее голову была натянута все та же голубая шапочка. Я знал: Пеппер боялась, что ребята будут над ней смеяться, если увидят ее истерзанную лысую голову. Но, разумеется, она была неправа. Все относились к ней с огромным сочувствием. Вся школа была в курсе, что на Пеппер напали, что она пережила страшное потрясение. Над подобным никто насмехаться не станет.
        Даже Диего, любивший резать правду-матку в лицо и обладавший поистине слоновьим чувством юмора. Сегодня утром Диего подвозил Пеппер до школы и по дороге уверял, что в шапочке она смотрится потрясающе. Пеппер предположила, что тело Диего могли захватить марсиане. Такое поведение совершенно не в его духе.
        - Я просто как-то странно себя чувствую, — сказал я. — Витаю в облаках. Наверное, по дороге в школу я отморозил себе мозги.
        Лиззи сказала, что раздобыла пистолет.
        Я сказал: согласен. Неужели я действительно сказал, что согласен?
        Как я МОГ?
        Она сказала, что даст мне пистолет, и я сказал, что согласен.
        Я сказал, что убью Энджела завтра ночью.
        У меня возникло сильное желание все рассказать Пеппер. Я знал, что она меня остановит. Я знал, что она позаботится обо мне. Я знал, что Пеппер будет… в ужасе.
        Я открыл рот, чтобы рассказать ей о том, как встретил Лиззи во время метели. Но не смог произнести ни слова. Лишь издал сдавленный звук.
        Пеппер еще пристальнее уставилась на меня. Она схватила меня за руку.
        - Майкл? Может, тебе нужно к медсестре? Выглядишь так странно. Ты что, заболел?
        Лиззи сказала, что раздобыла пистолет.
        Она назначила мне место встречи.
        - Нет. Я в порядке. Правда. — Я показал на дверь, за которой находилась парковка для учащихся. — Может, подышу воздухом…
        - Снег еще идет, Майкл. Не выходи без куртки.
        Я кивнул:
        - Спасибо, мамуля.
        - Ты идиот, — сказала она.
        Я сказал, что убью Энджела завтра ночью.
        - Если я идиот, чего ж ты торчишь в коридоре, пропуская урок, и общаешься со мной?
        Она пожала плечами.
        - Без понятия. — Она развернулась и пошла прочь, поправляя на голове шапочку. Ее кроссовки пищали по полу. Она обернулась. — Мы еще будем встречаться после уроков для работы над ежегодником?
        Я кивнул:
        - Само собой.
        Она покачала головой.
        - Не броди по коридорам, как неприкаянный. Не сходи с ума, ладно? Нам и так проблем хватает, еще ты умом тронешься.
        - Хорошо, — сказал я. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом. Я повернулся и аж подскочил от неожиданности, обнаружив, что надо мной нависает директор школы мистер Олифант. Ростом больше двух метров, и массивный, как центральный полузащитник. Собственно, мне доводилось слышать, что он действительно выступал полузащитником, играя за университет Говарда. Темно-синие костюмы, которые он постоянно носит, всегда растянуты на груди и плечах.
        Олифант — первый чернокожий директор Шейдисайдской школы, и все согласны, что он мировой мужик. Дружелюбный, всегда спокоен, никогда ни на кого не орет, его всегда можно встретить в коридоре и поговорить по душам.
        - Не хотел к тебе так подкрадываться, Майкл, — сказал он. Свет отражался в стеклах его очков, и я не мог видеть его глаза. От здоровяка вроде Олифанта ожидаешь громоподобного рычания. Однако он всегда разговаривает мягким, спокойным голосом.
        - Я… мне нужно в читальный зал, — выпалил я.
        Зачем я так сказал? Что со мной не так?
        - Если у тебя найдется несколько минут… — произнес он и мотнул головой в сторону своего кабинета, расположенного дальше по коридору, — …я бы хотел поговорить с тобой об этой девочке, которую, по всей видимости, ты встречал. Лиззи Уокер? — Он положил огромную ручищу мне на плечо и повел вниз по коридору. — Насколько я понимаю, в школу проникла самозванка, посторонняя девушка.
        - Лиззи говорит, что раздобыла мне пистолет, — сообщил я ему.

36
        Он повернулся и уставился на меня через очки.
        - Что ты сказал?
        Я сглотнул.
        - Я сказал, что не видел Лиззи уже сто лет. Мы вроде как стали друзьями… после того, как я помог ей найти класс. Она постоянно терялась.
        Олифант вошел в кабинет, кивнув мисс Грир, своей секретарше.
        - Присаживайся, Майкл. Давай поговорим о ней. Ты догадывался, что она не зарегистрирована?
        - Нет. Понятия не имел, — сказал я. — На самом деле, я не так чтобы хорошо ее знаю.
        Олифант плюхнулся в свое кресло за столом. Кожаное сиденье издало под его весом жалобный свист. Ему точно нужно кресло побольше. Он снял очки. Его темные глаза пытливо смотрели на меня.
        - Майкл, ты находился в школе, когда Лиззи Уокер подверглась нападению, — проговорил он. — Но своими глазами не видел…
        - Нет, — отвечал я. — Я услышал ее крик. Потом выбежал в коридор и… и увидел ее лежащей на полу.
        Он потер переносицу.
        - Мы сотрудничаем со следствием, чтобы найти того молодого человека, который, по всей видимости, на нее напал.
        - Его зовут Энджел, — сказал я.
        - Так или иначе, полиция, по всей видимости, зашла в тупик. Нет ни малейшей зацепки, подсказывающей, где искать этого человека.
        Он ждал, что я что-нибудь скажу, а я не знал что сказать. Повисла неловкая тишина. Я посмотрел на фото маленькой девочки у него на столе. Дочка, наверное.
        - Насколько мне известно, полицейские полагают, что эта девочка, Уокер, могла бы им в этом помочь, — продолжил, наконец, Олифант. — Если ты знаешь, как с ней можно связаться…
        Я встречаюсь с ней завтра ночью. Она поможет мне убить Энджела.
        - Я не знаю, где она, — сказал я. — Она не вернулась в школу.
        Олифант забарабанил пальцами по крышке стола.
        - Если она свяжется с тобой, или ты услышишь о ней что-нибудь, дай мне знать, договорились?
        - Ну, разумеется…
        - Уверен, тебе не нужно говорить, насколько это важно, — произнес он. — Несколько дней в школе находилась нарушительница, которая, вдобавок, сама подверглась нападению неизвестного злоумышленника. Причем никто не видел, как этот парень входил или выходил. Сам понимаешь, это вызвало серьезные нарекания к нашей системе охраны, обеспечивающей безопасность учащихся.
        Я встал.
        - Буду смотреть в оба, — пообещал я. — Если что-нибудь увижу или услышу…
        Он кивнул.
        - Благодарю, Майкл. Можешь возвращаться в класс.
        Я направился к двери, но он окликнул меня.
        - Я знаю, что вы с Гейбом были добрыми друзьями, — сказал он. — Как ты себя чувствуешь? Нет желания переговорить с школьным консультантом?..
        - Я… в порядке, — пробормотал я. — Я много его вспоминаю. Но мне нет нужды с кем-либо говорить.
        Он кивнул, и я вышел в коридор.
        Я почувствую себя гораздо лучше, как только убью Энджела.

* * *
        Диего подошел ко мне после уроков. Он вырос передо мной, как только я запер свой шкафчик, и протаранил меня своим пузом. Я отшатнулся назад и врезался в стену.
        - Ты что, сдурел?! — рявкнул я.
        - Просто хотел внимание твое привлечь, Скаут. — Он оттащил меня от стены. — Идем-ка со мной. У меня есть задумка. Для нашего проекта по «Макбету».
        - Для проекта? Нет у нас никакого проекта, — сказал я. — Помнишь? Забили мы на проект, ибо отстой.
        - То ли будет завтра, — возразил он. — У меня возникла чумовая идея. Ты и я. Мы вместе добьем его.
        - Не могу, — уперся я. — Я обещал Пеппер вместе поработать над ежегодником. Нам нужно перелопатить кучу пыльных старых альбомов.
        - Ничего, это подождет, — заявил он. — Айда за мной.
        Деваться было некуда. Он ухватил меня за плечо и повел по многолюдному коридору.
        - Зачем ты напялил плащ? — спросил я. — Где твоя куртка?
        - Это костюм, — пояснил он. — Для «Макбета».
        Я нахмурился:
        - Не понял?
        Он показал мне небольшой кожаный футляр.
        - Я принес портативную камеру, — похвастался он. — Мы сами сыграем несколько сцен. Произнесем парочку монологов подлиннее. Сделаем так, чтоб все выглядело реально мрачно и жутко. Мисс Кёрди свихнется от восторга.
        - По-моему, свихнулся ты, — проворчал я.
        - Я сыграю сценку, ты сыграешь сценку, — как ни в чем не бывало продолжал Диего. — Потом отнесу домой, а вечером музон наложу. Дело верное. Только смотри, будь серьезен. Чтоб без приколов дурацких.
        - Что? — возмутился я. — Ты говоришь мне быть серьезным? Уж чья бы корова мычала…
        Он развернул меня в сторону лестницы:
        - Топай-топай.
        - Куда мы вообще идем? — требовательно спросил я. — Не можем же мы торчать в коридоре и разыгрывать сцены из «Макбета». Народ же сбежится. Мы себя выставим на посмешище.
        Мы начали спускаться по лестнице.
        - Да не в коридоре же, — сказал Диего. — В подвале. Я подыскал идеальное место.
        Подвал был тускло освещен. И безлюден. Дверь в каморку смотрителя была открыта. Внутри никого. Наш путь лежал мимо кладовых и складов с учебниками. Одна огромная комната была целиком заполнена невообразимым переплетением электрических кабелей и проводов, тянущихся от пола до потолка. Трудно было вообще понять, к чему крепятся все эти бесчисленные шнуры. Из дальнего конца подвала до нас доносилось громкое гудение — там находилась котельная.
        - Вчера мисс Кёрди попросила меня сгонять сюда за учебниками, — стал объяснять Диего. — Она всегда посылает за всем меня, потому что я большой, сильный и храбрый, а остальные мало каши ели.
        - Сам себя не похвалишь — никто не похвалит, — пробурчал я.
        За это мне достался крепкий тычок.
        - Короче, прихожу я сюда, заглядываю в котельную, а там — красота. Темно, и трубы жуткие по потолку, а кругом — пар, пар, и всякие механизмы чудные понаставлены. Прям-таки ужастик.
        Мы миновали только половину коридора, а я уже ощущал жар, исходящий из широких дверей котельной, и слышал громкое чух-чух-чух — должно быть, пыхтел бойлер.
        - Не по душе мне эта затея, — признался я. — Жарко тут.
        - Будь мужиком, — увещевал Диего. — Дело недолгое. Я книгу принес. Сперва я прочту монолог, потом ты. Главное, не суйся к бойлеру.
        - Думаешь, мисс Кёрди оценит?
        - Никто до сих пор не снимал видео, — заявил Диего. — Заодно и проверим. Разве не круто?
        Мы прошли через открытые двери в огромное бетонное помещение. Тут и впрямь все было как в фильме ужасов. Подсобку заполняли густые клубы пара. Устаревший бойлер был совершенно черным и походил на печку-буржуйку, только в сто раз больше. Рядом с ним, словно небольшой дом, пристроилась топка, с боков и верхушки которой разбегались во все стороны толстые трубы, похожие на щупальца осьминога.
        - Блин! Ну и жарища! — воскликнул я и отступил к Диего, стараясь держаться подальше от бойлера.
        - Просто будь осторожен, — сказал Диего. — Стой, где стоишь. Можешь читать первым. — Он открыл футляр с камерой, вытащил томик Шекспира. Передал его мне. Затем достал и саму камеру.
        - Ну что за бред. Я даже не знаю, что мне читать, — запротестовал я.
        - Подбери что-нибудь, — сказал Диего. — На вот, надень. — Он снял свой длинный коричневый дождевик. Под ним оказались свитер с эмблемой нашей школы и мешковатые джинсы. Я взял у Диего плащ, нисколько не сомневаясь, что он окажется мне ужасно велик.
        Позади нас надсадно пыхтел бойлер, исходя волнами жара. Топка издала громкий, почти человеческий вздох, после чего вновь загудела. Топка тряслась. Все помещение тряслось. По бетонному полу змеились струйки горячего пара.
        - Видишь? Настоящий ужастик, — радовался Диего. — Атмосфера! Для «Макбета» в самый раз.
        - Ты-то откуда знаешь? — спросил я. — Никак сподобился прочесть?
        Диего усмехнулся:
        - Нет еще.
        Я начал бегло листать пьесу. Саму идею я считал безнадежно дурацкой, но поди поспорь с Диего! Ему все как об стенку горох. Можете представить себе паровой каток? Вот Диего такой же.
        Так что я решил поскорее с этим разделаться и свалить.
        Но потом мне пришла в голову одна мысль.
        - В художественном классе есть меч, — сообщил я.
        Диего уставился на меня.
        - Без дураков?
        - Какой-то парень выстругал из дерева меч и выкрасил в серебристый цвет. На видео будет смотреться шикарно. Понял? Реквизит. Будем выглядеть профессиональнее.
        Диего усмехнулся:
        - Дело говоришь. Скорее. Сгоняй принеси. А я пока разберусь с освещением и всеми делами. Я этой камерой еще ни разу не пользовался.
        Я повернулся и вышел в коридор, радуясь, что нашел предлог свалить из этого пекла. Пыхтение бойлера и рев топки преследовали меня всю дорогу до лестницы.
        На первом этаже возле комнаты отдыха для выпускников собрались несколько ребят, болтая и смеясь. Не считая их, коридор был пуст. В школе почти никого не осталось.
        Я подошел к художественному классу и уже протянул руку к дверной ручке, как вдруг запиликал телефон. Сообщение. Я нашарил телефон в заднем кармане джинсов, вытащил и уставился на слова:
        Не терпишь жара — не суйся в пекло.
        Лишь через несколько секунд я понял, что получил очередную весточку от Энджела. В голове зашумело. Еще несколько секунд потребовалось мне на то, чтобы сообразить: это были не просто слова. Это была угроза.
        Я развернулся и сломя голову бросился назад.
        Будь в порядке, Диего, молился я. Пожалуйста, будь в порядке…

37
        Я услышал его крики как только оказался внизу. Нечеловеческие крики. Пронзительные и хриплые, они оглашали коридор, словно завывания раненого зверя.
        Я влетел в котельную, и тут же меня встретила волна невыносимого жара; дыхание со свистом рвалось у меня из груди.
        - Не-е-е-е-ет! — в ужасе завопил я, когда мой взгляд остановился на Диего, прикрученном к бойлеру.
        Длинный шнур туго натянулся на его груди, прижимая его спиной к клокочущему бойлеру. Диего беспомощно молотил руками, глаза его были закрыты, рот разинут в бесконечном вопле страдания.
        - Помоги! Помоги мне! Он… такой… горячий… О, прошу… не могу… не могу… Горю… ГОРЮ!!!
        Его побагровевшее лицо истекало потом. Он мотал головой в тщетных попытках вырваться из пут, и я видел на тыльной стороне его шеи огромные пузыри, уже начинающие вскрываться.
        От бойлера разило волнами жара. Диего снова зашелся звериным воем. Затем его голова бессильно упала на грудь. Руки повисли плетьми. Больше он не двигался.
        Он изжарится до смерти.
        Может, он уже мертв?
        Ужасающие вопросы проносились у меня в голове, когда я, преодолев ужас и потрясение, бросился вперед. Жар, испускаемый раскаленным бойлером, опалил мне лицо. Глаза заслезились. Я с трудом мог дышать.
        Дрожащими руками вцепившись в шнур, я нашарил узел, затянутый на другой стороне бойлера. Слезы в глазах не позволяли ничего разглядеть. Казалось, все мое тело было охвачено огнем, словно меня поджаривали на вертеле.
        Я отчаянно сражался с узлом. Мне удалось ослабить его. Да. Я ослабил его и продолжал возиться… пока шнур, со щелчком развязавшись, не соскользнул на пол.
        Голова Диего мотнулась вперед, и он безжизненно повалился мне на руки. Я подхватил его. Отступая под его тяжестью на подкашивающихся ногах, я изо всех сил тянул его прочь от бойлера.
        Оглушительный треск заставил меня охнуть. Звук отрывающейся липучки. Звук, которого мне никогда не забыть.
        Подняв глаза, я заставил себя посмотреть на бойлер — и разинул рот в беззвучном вопле ужаса и отвращения.
        Свитер Диего припаялся к металлу. Ткань расплавилась от чудовищного жара. А его кожа… Боже мой… кожа… вся кожа со спины Диего прилипла к металлической стенке бойлера.
        - Не-е-е-е-ет! Господи, не-е-е-е-ет!!! — в ужасе заорал я.
        Когда я оттаскивал его от бойлера… я сорвал с него кожу… его кожа осталась шипеть на раскаленной металлической стенке бойлера… И, опуская Диего лицом вниз на бетонный пол, я не успел вовремя отвести глаз… и увидел бурлящие ручейки крови… вплавленные в тело клочья свитера…
        Его спина… вся спина его представляла собой сплошное кровавое мясо.

38
        Полицейские оцепили школу. С пистолетами наголо, облаченные в темную форму копы осторожно крались по коридорам, останавливаясь, чтобы проверить каждый из кабинетов. Я, впрочем, полагал, что Энджела давно уж и след простыл.
        Я позвонил родителям и попросил их поскорее приехать. Руки тряслись так сильно, что я едва мог держать телефон. Разговаривая с отцом, я слышал сирены скорой, увозившей Диего.
        - Он дышит, — произнес кто-то в толпе зевак. — Он все еще жив.
        Я до сих пор чувствовал опаляющий жар бойлера на своей коже. Всякий раз, стоило мне закрыть глаза, я видел пульсирующее сырое мясо, в которое превратилась спина Диего, сочащееся темной кровью. И не мог стереть из памяти треск обдираемой кожи.
        Мясо. Его спина превратилась в сырое мясо, влажно поблескивающее, залитое кровью, точно непрожаренный стейк соусом…
        За окном багряное вечернее солнце садилось за голыми ветвями деревьев. Полицейские все еще прочесывали территорию школы, обыскивая каждый этаж, каждый кабинет, каждый дюйм подвала и котельной.
        Удалось ли им найти что-нибудь существенное? Мне они ничего не сказали.
        Мне было тошно, так тошно, что совершенно не хотелось с ними разговаривать. Но разве у меня был выбор? Я оказался единственным свидетелем, единственным, кто мог рассказать полиции, что произошло.
        Закончив рассказывать им обо всем, что знал, обо всем, что видел, я не поверил своим ушам, когда они посоветовали всем вести себя как обычно, будто ничего не случилось.
        - Мы напали на его след, — сказали они.
        Может быть, они лгали?
        Они сказали директору не закрывать школу. Они сказали, что усилят патрулирование. Они сказали, что занятия должны продолжаться. Но как же так?
        Когда родители отвозили меня домой, я не в силах был говорить. Странным образом я винил себя.
        Если б только я не тянул с убийством Энджела…
        Теперь я знал, что готов. Знал, что у меня не дрогнет рука. Знал, что смогу убить его завтра ночью. Никаких проблем.

* * *
        Вести себя как обычно? На следующий день в школе ничто не казалось обычным, в особенности из-за копов, расставленных под каждой дверью.
        Олифант провел собрание, посвященное тому, что произошло с Диего. Это тоже не казалось обычным. Он много говорил о безопасности в классах. Я слушал его не шибко внимательно. Не могу вспомнить, что он тогда говорил. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь еще мог бы.
        В зрительном зале явственно ощущался страх, в необыкновенной тишине чувствовалось напряжение.
        Вести себя как обычно. Разве не бред?
        После уроков я нашел Пеппер в нашем рабочем кабинете, она стояла за высокой кипой старых ежегодников. Я сбросил на пол рюкзак и прошел к столу.
        - Вот, ведем себя как обычно, — сказал я. — В точности как нам сказал Олифант. — Я вздохнул. — Как думаешь, сможем мы когда-нибудь чувствовать себя как обычно?
        Пеппер пожала плечами.
        - Что слышно насчет Диего? Есть новости из больницы?
        - Состояние критическое, но стабильное, — ответил я.
        Она оттянула свою голубую шапочку за бока.
        - Что это должно означать?
        Я покачал головой.
        - Не знаю. Но врачи только это и говорят. Наверное, то, что стабильно — это неплохо.
        Она накрыла рукою мою ладонь.
        - Майкл, ты ужасно бледный.
        - Не могу не думать о… — Я не договорил.
        - Давай сменим тему, — сказала она. — Понимаешь? Чтобы как обычно. Давай поговорим обо мне.
        - Как хочешь, — пробормотал я.
        - Знаешь, что меня бесит? — спросила она.
        - Что?
        - Бесит, что все твердят мне день напролет, как я здорово выгляжу в этой шапчонке. О, Пеппер, она восхитительна! О, Пеппер, где ты такую достала? О, мне так она нравится! Неужели все, кого я знаю, такие ужасные лицемеры?
        - Они стараются быть к тебе добры, — сказал я. — И ты действительно симпатичная в этой шапочке.
        - Заткнись.
        - Люди к тебе добры, а тебя это злит? — сказал я.
        - Меня все злит, — пробормотала она и стукнула кулачком по ежегоднику, взметнув тучу пыли. — Как же, по-доброму. Говорят, будто им нравится моя шапчонка, а сами рады-радешеньки, что не приходится смотреть на эдакую лысую страхолюдину.
        - Неправда, — сказал я. — Между прочим, твои волосы потом отрастут.
        Она долго молчала, глядя в окно. Наконец, она снова повернулась ко мне.
        - После всего что произошло, ты все еще грезишь о Лиззи Уокер?
        - Давно ее не видел, — солгал я. — Мы будем просматривать эти старые ежегодники, или как? У меня, если честно, душа не лежит, но, возможно, так мы сумеем отвлечься от… всего этого.
        - Хорошо. Посмотрим ежегодники. Вот. Я тебе подарочек принесла, — сказала Пеппер. И вручила мне небольшую упаковку.
        - Салфетки?
        - Ну, в последний раз, когда мы смотрели эти старые альбомы, ты чихал до одури. Так что…
        - Спасибо, — сказал я, кинув салфетки на стол. — Откуда начнем?
        Она сняла с верхушки кипы один из ежегодников и положила на стол между нами.
        - Почему не начать с этого? 1950 год.
        - Ого. Почти семьдесят лет назад, — сказал я.
        - Тю, да ты и считать умеешь.
        Я угрюмо посмотрел на нее.
        - Пеппер, твои выходки не прибавляют мне работоспособности.
        - Извини.
        Она подняла обложку старого ежегодника и раскрыла его примерно на середине. От книги веяло затхлостью, как из чулана на чердаке. Пеппер показала на страницу с фотографиями.
        - Выпуск 1950, — прочитала она. — Тема — «Волшебник страны Оз». — Она прыснула. — Посмотри на этих ребят. Девчонки все так коротко стрижены. Вау. Посмотри на эти длинные юбки. У меня такое бабушка носит.
        - Нужно разместить несколько этих фоток в блоге, — сказал я. — Они такие клевые.
        Пеппер пролистывала страницы назад. Лица, снятые семьдесят лет назад, смотрели на нас.
        - Вроде наши ровесники, а выглядят гораздо старше, — проговорила она.
        - Это потому что парни сплошь в пиджаках да галстуках, — сказал я.
        - А девушки все носили вычурные белые блузки с воротничком. Ну дела… И посмотри. У всех на шее нитка жемчуга.
        Я засмеялся:
        - Как думаешь, они носили одни и те же бусы? Передавали друг дружке для фото в ежегоднике?
        - Ого. На этой свитер в обтяжечку. И посмотри, какая помада темная. Должно быть, она слыла чудачкой.
        - Взгляни на этого парня с галстуком-бабочкой и прыщами по всей физиономии. Держу пари, он был очень популярен.
        Я перевернул страницу.
        - Как думаешь, когда-нибудь потом, через семьдесят лет, другие ребята тоже будут смеяться над нашими фотографиями? — спросила Пеппер.
        Я не ответил. Я во все глаза глядел на фото наверху страницы.
        - Э… Пеппер… — выдавил и показал пальцем на фото. — Взгляни вот на это.
        Она оттолкнула мой палец в сторону. Поглядела на фотографию. Несколько раз моргнула. Приблизила лицо к странице.
        - Глазам не верю, — прошептала она. — Эта девушка…
        - Она точная копия Лиззи Уокер, — произнес я.

39
        - Это безумие, — промолвила Пеппер. Она подняла ежегодник и поднесла поближе к лицу. — Она не просто выглядит как Лиззи. Она по-любому Лиззи и есть.
        Я вцепился в альбом.
        - А ну-ка, дай посмотреть. — Я изучал фото. — Те же черные волосы. Те же большие темные глаза. То же серьезное выражение лица… Может, это мать Лиззи.
        - Семьдесят лет назад? — спросила Пеппер. — Мать Лиззи не может быть такой старой.
        Мой палец переместился на подпись внизу.
        - Тут сказано, что ее зовут Бет Пальмьери. — Я повернулся к Пеппер. — Почему это имя кажется мне таким знакомым?
        - Без понятия, — сказала она. — Бет Пальмьери. Мне оно знакомым не кажется.
        Я смотрел на темные глаза, на мрачное лицо девушки на фото. Лиззи ни с кем нельзя было спутать. Однако это фото было сделано семьдесят лет назад…
        - Бет… Бет… — бормотала ее имя Пеппер. Она потянула меня за руку. Лицо ее приобрело задумчивое выражение. — А знаешь… Бет и Лиззи… Это же две части одного и того же имени.
        - Что? Ты о чем? — Я никак не мог уловить связь.
        - Это две части имени Элизабет. То и другое — уменьшительное от Элизабет. Лиззи и Бет.
        Я кивнул, не сводя глаз с фото.
        - Верно. И что с того?
        И вдруг мелькнуло воспоминание. Кладбище. Надгробья, с которых мы делали оттиски для мисс Бич. Лиззи, замершая в печали над двумя могилами…
        - Я тут кое-что вспомнил, — сообщил я Пеппер.
        - А именно?
        - А именно — надгробие, с которого Лиззи хотела взять оттиск. Помнишь тот странный туманный день на кладбище?
        - А что? — спросила Пеппер.
        - Ты сегодня на машине?
        Она кивнула.
        - Поехали, — сказал я. — На старое кладбище. Я совершенно уверен, что не ошибся.
        Пеппер выглянула в окно.
        - Майкл, уже темнеет. И снег, похоже, вот-вот опять зарядит. Честно говоря, мне абсолютно не хочется ездить на кладбище.
        - Поехали, — настаивал я. Положив ей руки на спину, я слегка подтолкнул ее к двери. — Эту тайну необходимо раскрыть.

* * *
        Пеппер остановила машину возле ворот, и мы начали пробираться сугробами ко входу на кладбище. Небо было угольно-серым, штормовые тучи низко нависали над головой. Настойчивый ветер завывал среди деревьев, заставляя голые ветви дрожать и скрипеть.
        - Как в старом ужастике, — пробормотал я, оглядываясь по сторонам. Дрожь пробежала по спине. Я затянул тесемки капюшона.
        Пеппер взглянула на меня исподлобья.
        - Зачем мы здесь, Майкл? Чай, не помрешь, если потрудишься объяснить.
        Обеими руками я натянул ей на лицо капюшон.
        - Лучше покажу. Давай за мной.
        Снег здесь оказался глубоким. Никто не расчищал дорожку среди могил. Неожиданно ветер утих, и на смену ему пришла зловещая тишина. Единственным звуком теперь был хруст снега у нас под ногами, да мое тяжелое дыхание.
        - Какая жуткая тишина, — произнес я, беря Пеппер за руку и поворачиваясь к невысокому холму.
        - Заткнись, Майкл. Ты хочешь меня напугать?
        Мне вдруг представились волны тумана в тот день, когда наш класс был здесь. Клубы тумана, поднимающиеся с земли и расплывчатый силуэт Энджела, выбравшегося из-за высокого надгробья и застывшего, будто мираж, в серой угрюмой мгле, неподвижного наблюдателя… молчаливое воплощение холодной угрозы.
        Я снова задрожал.
        Пеппер толкнула меня с такой силой, что я отступил и споткнулся о ледяной сугроб.
        - Зачем мы здесь? Скажи наконец.
        - А вот зачем, — сказал я и подвел ее к двум гранитным плитам, стоявшим бок о бок, слегка склоняясь друг к другу. Мы посмотрели на надписи.
        - Да. Я прав, — сказал я.
        Пеппер вслух прочла имена и даты.
        - Энджело Пальмьери. С 1912 по 1950. Бет Пальмьери. 1934 по 1950. — С широко раскрытыми глазами она повернулась ко мне. — Майкл, это ее могила. Она умерла в тот самый год, когда вышел ежегодник. Год своего выпуска.
        - Это то самое надгробье, с которого Лиззи хотела тогда сделать оттиск, — проговорил я. — Она сказала, что это были отец и дочь. Когда я подошел к ней, она просто смотрела на надгробье девушки, неподвижно, и на лице такое странное, печальное выражение…
        - Тогда… Бет Пальмьери должна быть кем-то из родни Лиззи, — сказала Пеппер. — Может, ее прабабушка? Та, в честь кого Лиззи и назвали.
        Я смотрел на слова, выгравированные в граните, а ветер тем временем вновь разгулялся, завывая свою жуткую песнь.
        - Та, — сказал я, — кто была ее точной копией.
        Пеппер отступила на шаг. Она пониже натянула капюшон.
        - Майкл, пора домой. Уже поздно.
        Кивнув, я последовал за ней к воротам.
        - Хочешь, проведем вечер вместе? — спросила она. — Будем готовиться к государственному экзамену…
        Лиззи принесет пистолет.
        - Нет, не могу, — сказал я. — Есть у меня одно дело.

40
        За ужином я старался исправно отвечать на вопросы родителей о том, как у меня прошел день, и участвовал в их разговорах. Все избегали говорить о том, что на самом деле занимало наши мысли — об Энджеле, о Диего, обо всем этом кошмаре. Родители завели разговор на тему весенних каникул после того как я окончу семестр. Что делать — устроить пляжный отдых, или же сесть в машину и отправиться навстречу приключениям?
        Обычно мне нравится обсуждать будущие каникулы. Но сегодня я был отстранен и рассеян, в голове туман, и я не сомневался, что родители могут заметить: со мною что-то не так. То и дело они поглядывали на меня и спрашивали, все ли со мной хорошо. Судя по всему, они и впрямь заподозрили неладное.
        И да, кое-что действительно было неладно.
        Знаете что, мама и папа? Сегодня ночью я встречаюсь с Лиззи в лесах Фиар-Стрит, после чего пристрелю наконец проклятого Энджела.
        Вот какие слова мелькнули у меня в голове. Чистая правда. Но, разумеется, я ничего не сказал. Я не мог рассказать родителям, что происходит. И уж тем более не смог бы объяснить, почему я так поступаю, почему не могу сказать «нет», почему не могу опомниться и осознать, что действую безрассудно.
        Я не сомневался, что Лиззи меня не гипнотизировала. И тем не менее, был словно околдован. Я знал, что у меня нет выбора, нет даже собственной воли. Я намерен был совершить это дело. Я не мог остановиться.
        Я делаю это за Гейба и за Диего, убеждал я себя. Энджел убил моего лучшего друга. И Диего, возможно, тоже убил. Я должен с ним рассчитаться.
        Я выждал полчаса после того, как родители отправились спать. К счастью, спят они как убитые. Затем я взял мамины ключи от машины с вазочки на столе в прихожей и, крадучись, выскользнул за дверь.
        Когда я застегивал пуховик, по спине пробежал холодок. Стояла холодная ночь, с лилового неба сеяла ледяная изморозь. Снег смерзся ледяной коркой, и я дважды поскользнулся, добираясь до машины, припаркованной возле тротуара.
        Мама заменила уничтоженную «Короллу» маленькой «Хондой». Я водил ее всего один раз, и мне понадобилось какое-то время, чтобы нашарить ключом зажигание.
        В салоне до сих пор не выветрился запах новенькой машины. Обычно мне очень нравится этот свежий аромат. Но сегодня это словно символизировало, что я отправляюсь на неизведанные территории. Ничто не казалось знакомым, ни машина, ни даже Парк-Драйв, по которой я ездил сам и с родителями почти всю свою жизнь.
        Снег был расчищен, и несколько встретившихся мне на дороге машин двигались без труда. Я ехал по Парк-Драйв всю дорогу до Фиар-Стрит, после чего повернул направо, направляясь в сторону леса. Дома на Фиар-Стрит располагались вдали от дороги, чаще всего на вершинах отлогих склонов, поросших деревьями и кустарниками. Большинство домов скрывались за высокими живыми изгородями.
        Некоторые из них были огромны, настоящие замки. Все в городе знали историю особняка Фиаров, принадлежавшего странному роду, в честь которого и была названа улица. Особняк сгорел дотла во время грандиозного званного ужина, устроенного семейством Фиар. По неведомой причине ни хозяева, ни их гости не смогли выбраться и сгорели заживо. Десятки людей заходились криком, пока пламя захлестывало их, плясало над ними, обугливая кожу и добираясь до самых костей, пока не остался один лишь прах. И до сих пор их вопли звучат над пожарищем.
        По крайней мере, так гласит история, которую я слышал от учителей в школе. Историю эту, впрочем, столь часто пересказывали в течение многих лет, что, думаю, от истинных событий мало что осталось. Но почерневшие руины стояли десятилетиями, словно напоминание прохожему о том страшном зле, что принесло на нашу землю семейство Фиар.
        Наконец, руины особняка снесли. Полагаю, еще до моего рождения. Однако на его месте так ничего и не было построено. Теперь там находился лишь огромный пустырь. Летними вечерами там иногда собирались ребята и устраивали вечеринки. Можно подумать, им там парк.
        Сегодня ночью земля Фиаров лежала пустынная и темная. Когда я проезжал мимо, свет фар выхватил из темноты каких-то маленьких существ. Семейство енотов, пятеро или шестеро, трусило по снегу вдоль дороги, направляясь в сторону леса.
        Автомобиль забуксовал, когда я въехал на тротуар у лесной опушки. Других машин на улице не было. Я погасил фары и посидел какое-то время, глядя в ночное небо, чувствуя, как колотится сердце и учащенно дыша.
        Лобовое стекло тут же стало запотевать. Полная луна выскользнула из-за низко нависших туч, и деревья засияли, словно озаренные сиянием прожекторов.
        Ничто не выглядело для меня реальным. В свете луны весь окружающий мир казался отлитым из серебра. Я вдруг стал видеть все невероятно отчетливо — очертания каждого дерева, воздевавшего к небу голые ветви, и темный массив кустов на фоне серебристого мерцания земли.
        Нереально.
        Я распахнул дверцу и вылез из машины. Охнул, когда волной холодного воздуха дохнуло в лицо. Из леса тянуло ароматом хвои. Моросить перестало, и воздух сделался неподвижен и тих. Не колыхались ветви деревьев. Ничто не двигалось.
        Как будто лес был мертвым.
        Как только я зашагал по снегу к деревьям, луну снова заволокли тучи. Я смотрел, как чернильно-черная тень расползается по земле, словно укутывая ее темным покрывалом, сперва деревья, потом снег впереди — пока она, наконец, не поглотила меня.
        После нашего долгого поцелуя, Лиззи прошептала мне на ухо кое-какие инструкции. Теперь я пережил краткий миг паники, не сумев сразу найти узенькую тропинку, которую она мне описывала. Тропинка вела на поляну, где, по словам Лиззи, она и будет меня ждать. Я понимал, что если не отыщу тропинку, мне придется блуждать по лесу всю ночь.
        Всю ночь тебе блуждать не придется. Ты замерзнешь насмерть еще до рассвета.
        Я повернулся и зашагал налево. Взгляд уперся в сплошную стену берез. Я сообразил, что зашел слишком далеко. Развернувшись, я пошел направо. Вытащил телефон, включил фонарик. Он был не слишком яркий. Свет не проникал далеко. Но я все же нашел тропинку, узенький просвет между двумя толстыми деревьями, и, пригибая голову под их нижними ветвями, бочком протиснулся в темную чащу леса.
        Я прошел несколько шагов, как вдруг сильная рука схватила меня сзади чуть выше локтя и дернула так, что я споткнулся и чуть не упал.
        Я обернулся и вскрикнул от изумления.
        - Пеппер? А ты что тут делаешь?

41
        Капюшон ее пуховика был туго затянут на голове. В свете моего телефона я видел только ее глаза, обвиняющие, вопрошающие. Она удерживала меня за плечо рукой в перчатке.
        - Я видела, как ты выбирался из дома, Майкл, — проговорила она тихо; голос ее приглушали окружавшие нас деревья и неподвижный, безжизненный воздух. — Я приехала одолжить у тебя конспекты. Разве ты не прочел мое сообщение?
        - Н-нет, — пробормотал я.
        - Я видела, как ты выскользнул из дома. Я последовала за тобой сюда, — сказала Пеппер. — Что происходит? Что ты здесь забыл?
        - Я… не могу объяснить, — ответил я, продолжая светить ей в лицо. — Пеппер, ты должна уйти. Тебя здесь быть не должно.
        Она нахмурилась.
        - Я никуда не уйду, пока ты не объяснишь мне, что ты забыл в лесах Фиар-Стрит посреди ночи. — Она снова схватила меня за руку. — Майкл, в школе я видела, как ты бесцельно бродил по коридорам. Ты пережил этот кошмар с Диего. Я все понимаю. Я понимаю, как ты расстроен. Но… скажи мне. Что это? Что с тобой?
        Я смотрел на нее в дрожащем белом свете телефона.
        - Пеппер, пожалуйста, иди домой, — попросил я. — Пожалуйста, послушай меня. Просто уйди, хорошо?
        - Ни за что, Майкл. Я…
        Голос, донесшийся из-за деревьев, прервал нас:
        - Майкл? Я тебя вижу. Иди сюда.
        - Лиззи! — откликнулся я. Развернулся и пошел на зов.
        Пеппер побежала за мной.
        - Лиззи тут? Она-то что здесь делает?
        - Прошу, уйди, — повторил я.
        - Сюда, Майкл, — звала Лиззи. Я вглядывался в тропу. Я слышал голос Лиззи, но не видел ее.
        - Этого не может быть, — сказала Пеппер, врезавшись в меня сзади.
        Лиззи возникла впереди; она махала обеими руками, подзывая меня к себе. Капюшон ее был откинут, темные волосы ниспадали на плечи. Я засунул телефон в карман джинсов. Свет больше не был мне нужен.
        Моя грудь вздымалась, дыхание вырывалось изо рта облачками пара.
        - Лиззи… — произнес я хриплым шепотом.
        Она стояла на небольшой поляне перед густыми зарослями деревьев. При виде идущей рядом со мной Пеппер она изменилась в лице.
        - А она что здесь делает?
        Пеппер оттолкнула меня в сторону и подошла к Лиззи, гневно сузив глаза и сжимая кулаки.
        - Что ты здесь делаешь, Лиззи? — сурово спросила она. — Что это значит? Почему Майкл должен был встретиться с тобою именно здесь?
        - Тебя не приглашали, — мягко промолвила Лиззи, понизив голос почти до шепота. — Тебя не приглашали, Пеппер, так что ступай-ка подобру-поздорову, ладно? Налево кругом и шагом марш.
        Пеппер не сдвинулась с места. Я видел, как расширились ее глаза. Видел, как удивление на ее лице сменилось яростью. Она издала пронзительный клич — и разъяренным тигром накинулась на Лиззи.
        Лиззи подняла руку в перчатке и очертила ею в воздухе небольшой круг.
        И Пеппер замерла. Широко открытые глаза остекленели. Рот застыл в беззвучном крике. Занесенный кулак повис в воздухе. Пеппер стояла, как вкопанная. Словно статуя.
        Лиззи очертила рукой еще один круг. По ее лицу расползлась улыбка, самодовольная улыбка.
        Я в шоке смотрел на Пеппер, замершую передо мной, замершую, словно кто-то, управляющий ее телом, нажал на пульте кнопку «пауза». Она не мигала. Казалось, она даже не дышит.
        Мне потребовалось какое-то время, чтобы преодолеть шок. Наконец, я подошел к Пеппер и схватил ее за плечи.
        - Ты в порядке? Ты слышишь меня?
        Ее глаза невидящим взором смотрели перед собой.
        Я начал ее трясти.
        - Ты меня слышишь?! Слышишь?!
        Она не проявляла никаких признаков этого.
        Я повернулся к Лиззи, сердце рвалось из груди, кровь стучала в висках. Волной нахлынуло головокружение, и я с трудом устоял на ногах.
        - Как ты это сделала? — закричал я. — Что ты сделала с ней? Как? Как у тебя такое вообще получается?
        Улыбка не сходила с ее лица. Темные глаза загадочно мерцали в тусклом свете, просачивавшемся сквозь переплетение ветвей.
        - Я знаю пару приемчиков, — сказала она. — Со мною, Майкл, шутки плохи.
        - Ты что, убила ее? — спросил я срывающимся голосом. — Ты можешь это исправить? Разморозить ее?
        Она засмеялась, холодным смехом, похожим на перезвон горного хрусталя.
        - Отвечай! — заорал я.
        - Забудь о Пеппер, Майкл, — сказала Лиззи. — У тебя есть заботы поважнее, чем Пеппер.
        Все смешалось в моей голове.
        - Ты загипнотизировала меня, не так ли! — закричал я. — Ты наложила на меня какие-то чары? Как на Пеппер? Поэтому я потащился сюда среди ночи?
        - Так много вопросов, — сказала она. — Я попросила тебя убить Энджела, помнишь? И ты согласился.
        - Я согласился, потому что ты что-то со мной сделала. У тебя есть какая-то сила. Ты…
        - Не ломай голову, Майкл, — сказала она. — Мне кажется, скоро все прояснится… совсем скоро…
        - Зачем мы здесь? — повторил я. — Скажи мне, Лиззи. Где Энджел? Что все это значит?
        Она сделала обиженное лицо, надула губки.
        - Боюсь, я тебе малость солгала, — произнесла она шепотом.
        - Солгала? Что ты имеешь в виду? — крикнул я.
        - Да, солгала. О чем весьма сожалею. Тем более, что мы с тобой связаны кровью… — Ее глаза вдруг сверкнули. — Но, Майкл, правда состоит в том, что мы здесь не для того, чтобы убивать Энджела. Это мы с Энджелом пришли сюда, чтобы убить тебя.

42
        У меня отвисла челюсть. Я издал испуганный возглас. На мгновение меня сковал паралич, я замер на месте, совсем как бедная Пеппер, застывшая рядом со мной.
        Беги, сказал я себе. Развернись и беги.
        Но я не мог бросить Пеппер. А если б и попытался, Лиззи наверняка подняла бы руку и наложила на меня такое же заклятие.
        В моей голове страх мешался с неверием. Я тупо смотрел на ликующее лицо Лиззи, изо всех сил пытаясь сообразить, что же здесь происходит.
        Прежде чем я успел сдвинуться с места, из-за деревьев вышел Энджел. Он был с непокрытой головой, спутанные длинные волосы обрамляли лицо. Одет во все то же длинное черное пальто, в котором я всегда его видел. Под его тяжелыми ботинками скрипел снег. Он подошел и встал рядом с Лиззи, глядя мне прямо в глаза, с лицом мрачным и угрожающим.
        - Я… я не понимаю, — с трудом выговорил я, едва не срываясь на визг. — Скажите, что это значит. Зачем вы это делаете?
        Лиззи нежно взяла Энджела под руку. Он же не сводил глаз с меня.
        Луна вновь пробилась из-за туч, и в бледном ее сиянии лицо Энджела сделалось серебристо-белым. Как у призрака, подумалось мне. Казалось, они оба растворяются в лунном свете, кожа их была бледной, как бумага.
        - Бедняжка. Ты так растерян, — захихикала Лиззи. — Позволь дать тебе подсказку. — Она сжала руку Энджела и нежно положила голову ему на плечо.
        - Говори, — потребовал я.
        - Прежде всего, его имя вовсе не Энджел, — сказала она. — Я сама придумала это имя. Его зовут Аарон. Аарон Дули. Ни о чем не говорит, Майкл?
        Аарон Дули?
        - Нет, — сказал я. — Нет, ни о чем.
        Лиззи откинула назад голову и снова захихикала. Ее темные глаза вспыхнули гневом.
        - Вы с Аароном в родстве, Майкл.
        - Перестань надо мной изгаляться! — закричал я. — Просто скажи мне…
        - Аарон — племянник Мартина Дули, — сказала Лиззи, снова сжав его руку.
        Это имя я знал хорошо. Я почувствовал, как мое сердце замерло на мгновение.
        - Мартин Дули? — воскликнул я. — Мой прадед? Эт… это безумие. Дедушка Дули умер задолго до моего рождения и…
        - Заткнись и слушай, — впервые за все время подал голос Аарон. Лиззи по-прежнему держала его за правую руку. Он погрозил мне кулаком левой.
        Сузив глаза, Лиззи сделала шаг ко мне.
        - Твой «дедушка» Дули жестоко убил моего отца, — тихо произнесла она. — Он убил моего отца в 1950 году.
        - Ты не в себе, — сказал я. — Это же почти семьдесят лет назад. Ты никак не могла жить в 1950 году. Мой прадед никогда никого не убивал. Он…
        - Заткнись! Заткнись! — заревел Аарон. Глаза его распахнулись от ярости. Он напрягся всем телом, готовый наброситься на меня.
        - Слушай же, Майкл. — Голос Лиззи срывался от переполнявших его чувств. Горящий взгляд был устремлен мне прямо в глаза. — Твой прадед растерзал моего папу на части. Я была там. Я видела. Твой прадед владел конюшней. Он морил своих лошадей голодом, чтобы они растерзали моего отца. Они разодрали его на части, Майкл. Ты понимаешь? Разорвали его на части и жрали его, а я смотрела на это и слышала его крики.
        Я опять разинул рот. Я пытался найти во всем этом хоть какой-то смысл. Я отчаянно замотал головой, словно хотел прочистить ее.
        - Нет, — слабо проговорил я. — Дедушка Дули был тихим, безобидным человеком. Да к тому же почти ничего не видел. С ним в свое время случилось какое-то несчастье, у него обгорело лицо, он лишился одного глаза…
        - Они хотели убить и меня, — продолжала Лиззи, не обращая внимания мои слова. Ее лицо сияло в лунном свете, подбородок дрожал от гнева. — Но я убежала. Не знаю, как нашла в себе силы, но я убежала.
        - Лиззи, это невозможно. Зачем ты сочинила эту историю? Ты что, совсем рехнулась? — Эти слова вырвались у меня непроизвольно, и мне тут же пришлось о них пожалеть. Аарон с ревом ринулся вперед и схватил меня за плечи. Он грубо развернул меня, обхватил рукой за грудь и, удерживая на месте, впечатал мне в спину свой огромный кулак.
        Я стал вырываться, но он оказался поразительно силен.
        - Отпусти меня! — заорал я. — Ты больной… Вы оба больные!
        Лиззи подняла руку. Я охнул, думая, что она собирается меня заморозить, но она лишь хотела, чтобы я замолчал.
        - Давай я покажу тебе, куда побежала, Майкл. Давай я покажу тебе, как спаслась от людей твоего прадеда.
        Аарон грубо толкнул меня. Споткнувшись, я начал падать. Он подхватил меня, поставил на ноги и еще раз с силой толкнул.
        - Куда ты меня тащишь? — закричал я. — Куда мы идем?
        - А вот увидишь, — сказала Лиззи, вышагивая впереди. — Только долгой и счастливой жизни тебе после этого не светит, Майкл. Ты никогда не выберешься из этого леса живым.

43
        Они провели меня сквозь рощицу берез и двинулись вдоль нее. Лунный свет изливался на нас сквозь голые ветви деревьев, отбрасывая на снег тусклые тени. Ветер намел из снега целые холмы и долины. Некоторые сугробы были до того высоки, что полностью покрывали кусты, росшие вдоль дороги, отчего те походили на мультяшные привидения.
        Аарон прижимал мои руки к бокам. Он продолжал подталкивать меня вперед, показывая тем самым, что я в полной его власти.
        Охваченный паникой, я не мог выбросить из головы то, что поведала мне Лиззи. Не иначе сумасшедшая. Ее история не могла быть правдой. Но как, недоумевал я, ей в голову вообще могло прийти подобное? Не могла же она всерьез считать, что жила в 1950 году! И все же, что заставило ее думать, что мой несчастный, полуслепой прадедушка погубил ее отца?
        Когда мы миновали очередной перелесок, Аарон толкнул меня с такой силой, что я вскрикнул. Передо мной разверзлось черное жерло пещеры, похожее на открытый рот, зияющий в скале.
        - Вот мы и пришли, — сказала Лиззи. — Вот куда я побежала в тот вечер, Майкл. — Она показала на отверстие пещеры.
        - Я… не понимаю, — с трудом проговорил я.
        Аарон снова с силой толкнул меня, отчего я распластался животом по скале у самого края пещеры.
        - Закрой пасть и слушай.
        - Так я и убежала, — сказала Лиззи. — Не поверишь, но все это — чистая правда. Я не сумасшедшая. Я не помешанная. Каждое мое слово — правда.
        Я стряхнул снег с куртки. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя одумался. Стоявший у меня за спиной Аарон охотно толкнул бы меня еще разок.
        - Пещера, в которую ты смотришь, на самом деле — тоннель во времени, — продолжала Лиззи. — Это прямой переход из прошлого в настоящее.
        - Извини, — сказал я. — Я фантастику не люблю.
        - Как будто я люблю! — крикнула Лиззи. — И тем не менее, я говорю правду. Я вбежала в эту пещеру в тот вечер, когда убили моего отца. Она засосала меня, переместила во времени, и я оказалась здесь, в далеком будущем.
        Она подошла ко мне. Ее дыхание обдавало паром мое лицо.
        - Знаешь, как страшно мне было, Майкл? Я оказалась здесь, все та же шестнадцатилетняя девушка, только перескочившая на семьдесят лет в будущее. Я оказалась здесь, не имея при себе ничего. Знаешь, почему я воровала в магазине продукты? — Она горько усмехнулась мне в лицо. — Да, я знаю, что ты меня видел. Я воровала, потому что у меня не было ничего. Ни денег. Ни жилья. Ты хоть понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?
        - Не совсем, — сказал я. — Ты ведь не ждешь всерьез, что я в такое поверю?
        Ее глаза гневно сверкнули.
        - Я говорю тебе правду, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Я оказалась здесь, в далеком будущем, лишенная всего. — Ветер зашелестел ее капюшоном. Она раздраженно сдернула его, позволив волосам свободно рассыпаться по плечам. — Ну, положим, кое-что у меня все-таки оставалось, — продолжала она. — У меня осталось одно желание.
        Я скосил на нее.
        - Какая?
        - Отомстить. Воздать за смерть моего отца. Отплатить Мартину Дули за то, что он погубил мою семью. Вот чего я хотела. Что-то жгло мою грудь… жгло, не переставая… Нужно было заставить Мартина Дули за все ответить…
        - Но мой прадед… — начал я.
        - Заткнись! — Аарон размахнулся и отвесил мне затрещину. Моя голова мотнулась, звон от удара эхом разнесся среди деревьев. От боли я даже зажмурился. — Я тебя предупреждал, — произнес он, сжимая кулаки.
        - Но твой прадед умер еще в 1985 году, — продолжала Лиззи. — Ты это хотел мне сказать, Майкл? Да. Мартин Дули давно подох к тому времени, как я оказалась здесь. Не дождался. Я опоздала. Обидно, правда?
        Я не ответил: все еще растирал щеку, пытаясь унять жгучую боль. Торопливо окинул взглядом темную стену леса. Если мне удастся добежать до деревьев, смогу ли я спастись?
        - Так что, как видишь, Майкл, выбора у меня не осталось, — сказала Лиззи. — Я не могла расквитаться с Мартином Дули. Но я могла разделаться с его правнуком. С тобой. Я могла заставить тебя и всех, кто тебе дорог, заплатить за то, что он сотворил.
        - Ты сумасшедшая! — заорал я. — Конченая психичка!
        Аарон схватил меня за руку. Я пригнул голову, чтобы избежать очередного удара.
        - Ты себя-то хоть слышала?! Слышала, как дико это звучит?! — орал я.
        Она скрипнула зубами.
        - Все… это… правда, — произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово. — Чистая… правда.
        Из-за паники я совершенно забыл о старой фотографии в ежегоднике, которую мы с Пеппер нашли. Фотографии, датированной 1950 годом, на которой была девушка, выглядевшая в точности как Лиззи. Нет. О нет, подумал я. Ее безумная история о путешествии во времени — правда.
        - Так значит ты… Бет Пальмьери? — выпалил я.
        Она кивнула.
        - Это мое настоящее имя.
        Бет Пальмьери из 1950 года. И на старом кладбище есть ее могила.
        - Но… ты же мертва! — завопил я. — Мы видели твое надгробье. Тебя похоронили. Ты мертва.
        Она покачала головой.
        - Меня так и не нашли. Должно быть, решили, что я погибла, как и мой отец. Наверное, похоронили пустой гроб.
        Она приблизила лицо к моему лицу.
        - Я живая. Я живая, и мне шестнадцать. Разве я не казалась тебе живой, когда ты целовал меня?
        - Да, — сказал я. — Но…
        - Мне шестнадцать, и я живая, благодаря тоннелю во времени. — Она указала рукой на пещеру. — Но, хочешь услышать кое-что очень печальное? В пещеру можно зайти лишь один-единственный раз. В один конец. Я застряла здесь, Майкл. Застряла в будущем. Мне не суждено вернуться назад. Но есть нечто, что меня здорово утешает. Возможность отомстить. Терзать тебя и дружков твоих.
        Она поцеловала меня в щеку. Неласковый это был поцелуй. Яростный поцелуй, злобный. Она поцеловала меня, потом лизнула в щеку. От этого все мое тело пробила холодная дрожь. Самый холодный поцелуй из всех, что у меня были.
        - Я вовсе не жестокая, — сказала она. — Но после того, как я видела, что твой прадед сотворил с моим отцом, у меня не осталось выбора. Ты понимаешь? Ты понимаешь, почему должен умереть?
        - Нет, — сказал я. Обхватил руками виски. — Нет. Это уж слишком. Это слишком безумно. Ты… ты Бет Пальмьери, и ходила в нашу школу в 1950 году… И ты что-то вроде ведьмы, так?
        Она кивнула, а ее темные глаза сделались вдруг пустыми, безжизненными.
        - Моя бабка научила меня кое-каким… приемчикам.
        - Что ты хочешь делать с Пеппер? — требовательно спросил я. — Так ее и оставишь?
        - Как мило, что ты заботишься о ней, когда сам угодил в такую переделку, — сказала Лиззи. — Не беспокойся. Чары с нее спадут. Может быть, даже раньше, чем она замерзнет насмерть.
        - Может, перейдем к делу? — перебил Аарон. — Холод, знаешь ли, собачий.
        Я обернулся.
        - А это что за парень? Энджел, или Аарон, или как тебе угодно его называть. Небось, и этот явился из прошлого? Из каменного века, наверное?
        - Не смешно, — отозвался Аарон. — Ты здорово влип, приятель. Зачем острить?
        - Я уже объясняла тебе, Майкл, что вы с Аароном в родстве. Разве ты не рад встретить своего двоюродного прадедушку?
        - Нет. Я ненавижу его, — сказал я. — Ненавижу за то, что он сделал с моими друзьями.
        - Я тоже ненавидела Аарона, — сказала Лиззи и улыбнулась ему. — Ненавидела всем своим сердцем. Считала мерзкой скотиной. Я видела его… Он смотрел, как умирал мой отец. Стоял и наблюдал за страданиями и смертью моего отца.
        Аарон взволнованно шагнул к Лиззи. Она жестом велела ему остаться возле меня. Возможно, она могла читать мои мысли. А может, догадывалась, что я ищу наилучший способ сбежать, спастись от этой парочки ненормальных.
        - В тот вечер я не знала всей правды, — продолжала она, — что Аарон был слишком охвачен ужасом, чтобы двигаться, что он так был потрясен увиденным… так потрясен и напуган тем, что они делали с моим отцом, что попросту оцепенел.
        Порыв холодного ветра разметал ее волосы. Взгляд ее был прикован теперь к Аарону.
        - Потом люди Мартина Дули заметили меня. Я повернулась и бросилась бежать, бежать, спасая свою жизнь. Они хотели убить и меня, единственную свидетельницу их чудовищного преступления. Аарон погнался за мной. Я думала, что он хочет поймать меня, притащить обратно, к ним… У меня не было причин ему доверять… — продолжала она. — Мы… мы были на ножах… был один мерзкий случай за несколько дней до того. Я искренне его ненавидела. Но я ошибалась в нем. Аарон действительно любит меня. Он любит меня так сильно, что последовал за мной в пещеру. Он последовал за мной в другое время! А потом, с того самого момента, как мы появились здесь, он помогал мне выживать. Помогал осуществить мою месть. Мы всё спланировали. Катастрофу снегохода. Все.
        Я нахмурился.
        - Ты использовала свою силу? Ты заставила меня его сбить?
        Лиззи запрокинула голову и захохотала, этим холодным, звенящим смехом.
        - Ты схватываешь на лету!
        - Достаточно объяснений, — вмешался Аарон. — Прибереги их для кино. Я тут сейчас от холода околею. Давай кончать этого парня. Дело сделано.
        Я не дал Лиззи возможности ответить. Я набрал в грудь побольше воздуха, развернулся, опустив плечи, ринулся вперед — и со всего разбегу протаранил Аарона головой в живот.

44
        Он разинул рот, издав ошеломленный стон, сложился пополам и отбежал назад. И уселся на снег, обхватив руками живот.
        Я тут же развернулся и бросился наутек. Топоча ногами по скрипучему снегу, я набирал скорость. Наклонившись вперед, как футбольный нападающий, я мчался навстречу ветру, сердце колотилось, дыхание с шумом рвалось из груди.
        Я успел пробежать несколько метров, как вдруг споткнулся о древесный сук, предательски укрытый пушистым снегом, и грохнулся на живот. Дыхание вырвалось из груди с болезненным свистом. Ловя ртом воздух, чувствуя боль в груди, я попытался встать на ноги.
        Но в тот же миг на спину мне обоими коленями обрушился Аарон.
        - Хорошая попытка, ас, — сказал он.
        Я застонал, погрузившись лицом в снег. Он обхватил рукой мой затылок и удерживал мою голову под снегом. Удерживал… вдавливал изо всех сил… Так он держал меня, пока я не почувствовал, что легкие вот-вот лопнут. Я разинул рот, пытаясь дышать, но лишь наглотался грязного, смерзшегося снега.
        Наконец, Аарон запустил пальцы мне в волосы и рывком задрал мою голову. Я жадно делал вдох за вдохом, в груди пульсировала боль. Он грубо вздернул меня на ноги, толкнул в спину и погнал назад, к Лиззи.
        Она стояла в серебристом луче лунного света, скрестив на груди руки, и с холодным, ожесточенным видом смотрела, как Аарон тащит меня назад.
        - Пора в пещеру, Майкл, — промолвила она.
        Лицо мое онемело от снега. Меня всего трясло.
        - Вы… вы оба спятили! — закричал я. — Вам не убедить меня, что вы прибыли из прошлого. Вам нужен врач. Вы оба больные!
        - Что ж, заодно и узнаешь, правду мы говорим, или нет, — сказала Лиззи. — Сейчас ты отправишься в пещеру. И переместишься назад во времени.
        Аарон схватил меня сзади и завернул мои руки за спину.
        - Жаль, что ты не сможешь сообщить нам, как тебе там, — прохрипел он прямо мне в ухо. — Это путь в один конец. В пещеру можно войти только раз.
        - Разве ты не взволнован, Майкл? — спросила Лиззи, подходя ко мне ближе. — Разве ты не волнуешься перед посещением прошлого?
        Я не ответил. Я пытался высвободить руки, но Аарон держал меня крепко и неумолимо толкал вперед.
        - Есть одна ма-аленькая проблема, — сказала Лиззи, радостно сверкая глазищами. — Скорее всего, ты угодишь в то время, когда еще не родился. Так что ты, очевидно, перестанешь существовать. — Она поцокала языком. — И не станет Майкла Фроста. Не станет правнучка Мартина Дули. Жалость-то какая… Но давай же, Майкл. Разве ты не хочешь попрощаться? Разве не хочешь поцелуя на прощание? Я же знаю, как ты любишь мои поцелуи.
        Я уставился во тьму пещеры.
        - Это всего лишь пещера, — сказал я. — Валяйте. Втолкните меня в нее. Подумаешь. Вот будет сюрприз, когда я так и останусь тут. А вы так и останетесь психами.
        Но потом я услышал шум ветра в пещере, похожий на рокот, который слышен в морской раковине, когда ее подносишь к уху. А за ним пришли голоса… отдаленные, приглушенные голоса… беспорядочный гул голосов, говорящих одновременно… голоса, подхватываемые настойчивым шепотом ветра.
        Голоса из прошлого?
        - Боже! — Мое сердце оборвалось. Внезапно, я поверил.
        Я вдруг понял, что Лиззи и Аарон говорили мне правду. Пещера была тоннелем во времени. Они действительно прибыли из 1950 года. Фотография Лиззи в старом ежегоднике была тому подтверждением. Каких еще доказательств я хотел?
        Все это было правдой. И теперь мне предстояло собственное путешествие во времени. Одно из тех приключений, что бывают очень короткими. Поездка в прошлое, из которой я уже не вернусь.
        Теперь я в это верил. Я знал, что это было правдой. Это происходило прямо сейчас.
        Голова раскалывалась. От ужаса по телу пробегали волны озноба.
        Лиззи подошла и схватила меня за руку. Аарон крепко держал за другую. Они толкали меня вперед. Жерло пещеры, по мере того, как я продвигался внутрь, казалось, вырастало на глазах, словно гигантский, разевающийся рот.
        - Нет. Прошу… — выдавил я. — Прошу…
        Они толкали меня во тьму пещеры. Рев ветра в ушах сделался громче. И голоса, такие далекие, такие слабые, десятки голосов, разговаривающих одновременно… голоса из глубин тьмы.
        Я пытался отпрянуть назад. Но эти двое держали меня крепко. Толкали меня вперед. Заставляли идти все дальше и дальше в бездонный колодец темноты.
        Я растворяюсь, подумал я. Я совсем ослабел.
        Вот и все. Исчезаю. Сейчас я исчезну.
        Вот и все.

45
        Леденящая тьма накатила на меня океанской волной. Лиззи и Аарон по-прежнему держали меня за руки. Но теперь я едва это чувствовал. Стоя в проеме пещеры, я сознавал, что растворяюсь в порывистом ветре, в бездонной чернильной мгле.
        Туннель времени уже затягивал меня внутрь. Я чувствовал, как странная сила, невероятное притяжение, затягивает меня в пещеру. Я исчезал… исчезал…
        А потом отчаянный вопль, пронзительный, будто сирена, разрушил чары.
        Вопль донесся откуда-то сзади. Глядя в черноту, я узнал его. Там, на поляне, кричала Пеппер.
        Вопль напугал и Лиззи с Аароном. Они сделали нетвердый шаг назад. Отпустили меня. Всего на секунду.
        Я не стал медлить. Я понимал, что у меня есть в лучшем случае пара секунд. Выдернутый из оцепенения криком, я призвал на помощь все свои силы.
        Я просунул руки им за спину — и толкнул Лиззи и Аарона изо всех оставшихся сил. Толкнул их прямо в пещеру. И увидел, как они влетели внутрь.
        Все случилось так быстро, что они не успели даже закричать.
        Лиззи повалилась на колени на земляной пол пещеры. Аарон замахал руками, пытаясь восстановить равновесие.
        Вглядываясь в водоворот темноты, я чуть не задохнулся, когда они начали меняться. Их лица обвисли. Волосы полезли с голов густыми клочьями. Глаза Лиззи потускнели и ввалились в глазницы. Руки укоротились, иссыхая, втянулись в рукава куртки.
        Я смотрел на ее сморщивающееся, словно сушеный чернослив, лицо — и понимал, что происходит. На моих глазах они оба старели. Старели на семьдесят лет. Рот Лиззи распахнулся, зубы вперемешку со слюной посыпались наземь. Кожа начала слезать. Клочья кожи отваливались со лба, со щек, и вскоре я уже видел обнажившиеся кости скул. Она пыталась закричать, но издавала лишь сиплое карканье.
        Я вскрикнул в ужасе, когда ее язык вывалился изо рта и ударился об пол пещеры. Комок бледного мяса, он еще содрогался несколько секунд, прежде чем застыть неподвижно.
        Аарон был уже совершенно лысым, руки его тряслись, тело ссыхалось, превращаясь в скелет. Оба они увядали и распадались. А я все смотрел, застыв в ужасе и неверии. И видел, что старением дело не ограничилось. В то время, как их тщедушные тела дрожали в круговоротах пещерного ветра, их одежда кучей свалилась на землю. На пол пещеры падали кости.
        У Лиззи больше не было лица. Я видел лишь зияющую дыру там, где должны были находиться язык и зубы. А потом череп сорвался с ее плеч и грянулся макушкой оземь рядом с усыхающим языком.
        От Аарона к тому моменту осталась лишь груда костей, но и кости распадались, превращаясь в прах. Тела практически исчезли. Оставшиеся кости выскальзывали из одежды и со звонким треском рассыпались в мелкое крошево.
        Не знаю, как долго я так стоял и смотрел. Минуты? Секунды? Я смотрел, пока от Лиззи и Аарона не осталось ничего, кроме праха, двух куч серой пыли, похожей на золу в прогоревшем камине. А потом налетел ликующий пещерный ветер, развеял прах и унес с собой в темную бездну пещеры.
        Еще долго стоял я и смотрел в никуда. И тут в голове прояснилось, я вспомнил о Пеппер. Вспомнил ее испуганный вопль, вопль, который помог мне избежать страшной пещеры, не позволил мне раствориться во времени.
        Да. Да. Только теперь я спохватился, вспомнил о Пеппер. Усилием воли я отогнал кошмарный образ двух людей, рассыпающихся в прах. И побежал, выкрикивая ее имя во всю мощь своих легких, и мой голос звенел среди деревьев.
        - Пеппер! Пеппер, ты в порядке? Пеппер!

46
        Я споткнулся о ворох опавших листьев, ноги заскользили по твердому насту.
        - Пеппер? Пеппер? — Эхо разносило моих хриплые, отчаянные крики.
        Когда я продрался сквозь заросли и выбежал на поляну, Пеппер повернулась ко мне. Она смотрела на меня щурясь, будто не узнавала.
        - Майкл? — Она вытянула руки, разминая онемевшие плечи. — Майкл? Что произошло? Я… как будто спала. Но это невозможно. Я очнулась от собственного крика и…
        - Ты в порядке! — радостно закричал я. — Должно быть, чары разрушены. Слава Богу, ты в порядке.
        Я обхватил ее руками и стиснул в объятиях. Ее щеки были ледяными. Холод выстудил ее куртку, отчего та казалась жесткой, как лед.
        - Ты в порядке… Ты в порядке… — повторял я снова и снова.
        Еще мгновение я обнимал ее, потом отступил назад.
        - Пеппер, ты спасла мне жизнь. Твой крик… он спас меня.
        Она заглянула мне в глаза.
        - У меня такое чувство… будто от кошмара проснулась. Где Лиззи? Я помню, что здесь была Лиззи. Куда она делась?
        - Лиззи больше нет. Кошмар закончился, — сказал я. — Я все тебе объясню. Но сначала давай выберемся отсюда. — Я обнял ее за плечи, и мы вместе поспешили прочь из мрачного леса, к машине.

* * *
        Листок кальки трепетал на ветру. Я вцепился в него, чтобы ветер не вырвал его из пальцев. У кладбищенской ограды я увидел Пеппер и Кэтрин. Они жестами звали меня к себе, но я лишь отмахнулся. Мне хотелось побыть одному.
        Снег не шел вот уже два дня, и температура поднялась почти до плюс четырех. Мисс Бич объявила, что сегодня подходящий день для того, чтобы закончить нашу работу с оттисками надгробий.
        Утреннее солнце поднималось в ясное голубое небо. Я обошел несколько лужиц растаявшего снега и подошел к мраморной могиле в конце ряда.
        МАРТИН ДУЛИ.
        Я собирался сделать оттиск с дедовой могилы, а потом написать о нем доклад: как он, совсем еще мальчишкой, приехал в США из Ирландии, как трудился, не покладая рук, пока не сделался владельцем крупнейшей в Шейдисайде конюшни. Но теперь, глядя на слова и даты, высеченные в потускневшем черно-белом мраморе, я колебался.
        Слишком много накопилось у меня вопросов. Неужели этот глубоко несчастный, полуслепой человек действительно был жестоким убийцей? Неужели именно дедушка Дули был причиной всех ужасов, пережитых мной и моими друзьями?
        У меня возникла безумная мысль, что он может подняться из могилы. Встанет из занесенной снегом земли, чтобы все объяснить мне, чтобы сказать: Нет, Майкл. Я никому на свете не делал зла. Жил честно, владел крупнейшей в Шейдисайде конюшни и очень любил свою семью.
        Безумная мысль. Я понимал, что никогда не узнаю правды. Я пронесу ужас этих последних дней через всю оставшуюся жизнь, но так и не узнаю правды.
        Ветер снова зашуршал бумагой. Я скатал ее в трубочку и решил двинуться дальше.
        Сам того не сознавая, я поднялся вверх по пологому склону холма и приблизился к могилам семьи Пальмьери. До меня доносились беззаботные голоса моих товарищей, трудившихся над своими оттисками. Они вдруг показались мне ужасно далекими.
        Я посмотрел на могилу Энджело Пальмьери, затем повернулся к точно такому же камню рядом с ним. БЕТ ПАЛЬМЬЕРИ. 1934 -1950. Я опустился на колени перед плитой, холод просочился через ткань джинсов.
        Может, я сделаю оттиск с ее надгробия.
        Ветер трепал мои волосы, вызывая дрожь в спине. И сквозь завывания ветра я услышал шепот, тихий голос, казалось, доносившийся из земли у подножия могильного камня…
        - Майкл, мы с тобой связаны кровью. Помни. Мы связаны кровью.
        У меня отвисла челюсть. Листок выпал из ослабевшей руки. Я вскочил на ноги и вслушивался, вслушивался, вслушивался в раскаты злобного смеха, холодного, как перезвон горного хрусталя.
        notes
        Примечания
        1
        Танец, популярный в США 50-х годов. Здесь и далее примечания переводчика.
        2
        Американская певица, звезда эстрады 50-х годов.
        3
        Флэш Гордон — персонаж научно-фантастических комиксов, герой, спасающий Землю от козней межгалактического императора Минга Безжалостного.
        4
        Джон «Герцог» Уэйн — американский актер, прославленный ролями крутых ковбоев в многочисленных вестернах.
        5
        Университет Дьюка — частный исследовательский университет, расположенный в городе Дарем, Северная Каролина, США.
        6
        Боб Х?уп — американский комик, актёр театра и кино, теле- и радиоведущий.