У Ромео нет сердца Лена Петсон
        TeenLife
        Внешне она одинокий, колючий еж, внутри - романтичная Джульетта. Неожиданно школьница-изгой получает роль в фильме по пьесе Шекспира, но почему именно она? Вскоре удивление перерастает в страх: ведь в роли Ромео парень, в которого девушка тайно и давно влюблена. Но окажется ли он ее настоящим Ромео? Способен ли он любить? Тайны шоу-бизнеса, новая любовь, зависть, сомнения, страх… Справится ли она с этими испытаниями?..
        Лена Петсон
        У Ромео нет сердца
        Глава первая
        Милый мой, любимый… где ты сейчас… чем занимаешься? Улыбаешься или грустишь? Прежде я никогда не испытывала ничего подобного, была слишком труслива: боялась, что ты разобьешь мне сердце, и потому уже заранее прощалась с тобой и тосковала. Похожа ли моя грусть на твою?
        Теперь все изменилось, я уже не боюсь. Мечтаю о лучах солнца на наших лицах, о поцелуях под летним дождем, о твоих руках, осторожных и импульсивных. Где же ты? Похожи ли твои мечты на мои?
        Вчера мне исполнилось восемнадцать. Праздник прошел как обычно. Ничем не примечательный дождливый ноябрьский день и торт со сливками. Уже сутки, как ничего не меняется. Дождь все так же моросит, а ветер терзает ветви деревьев. Остатки торта - на тарелке передо мной. Кончиком ложки я зачерпываю немного сливок и пишу: «Люблю». Я подтягиваю колени к подбородку. Табурет слишком мал для моего несуразного тела, онемение и холод в пояснице наступают практически сразу, а ноги постоянно норовят соскользнуть на пол - я едва держусь на весу.
        Сейчас меня не волнуют ни собственные печали, ни чьи-то чужие заморочки. Пустота и боль. Дождь и ветер за забрызганным каплями окном. Я давно привыкла к мысли, что у меня есть только я. У меня нет друзей, только Маринка. Ну, и брат Димка, но о нем… я подумаю о нем потом.
        Я сторонюсь одноклассников, поглощенных не столько собой, сколько внешним отражением себя - собственной крутостью на снимках селфи, бахвальством и «драмами» в якобы остроумных твитах. Маринка такая же, как и все они. Даже хуже, она гордая и излишне самоуверенная - и оттого ее одиночество еще болезненнее моего.
        Почему я дружу с ней? Нет, не так. Почему она стала моей подругой? Кто, как не я, лучше всего оттенит ее яркую индивидуальность? Кто, как не я, лучше всего подчеркнет своей бледностью ее яркую красоту? Мы как блюз и хип-хоп, как янтарь и стразы, как туман и солнечный свет. Она - дочь режиссера и известной актрисы. Я - дитя инженеров. Она чувственная и эмоциональная. Я никто, я серость, я механизм. Мне запрещено клянчить и реветь, мне запрещено быть девочкой, мне можно только терпеть. Я люблю ее. Люблю Маринку - свою противоположность, свое второе «я»: несколько развязное и театральное. Понимаю, принимаю, люблю… и терплю.
        До седьмого класса мы практически не общались. Она всегда входила в класс последней, уже после звонка, высокая и красивая. В каждой черточке ее лица, в гордо поднятой голове, в неспешной походке - во всем читалось: «А вот и я, аплодисментов не нужно». Мальчики Маринки сторонились, страдая от ощущения собственной неполноценности, которое внушала им ее величественная, холодная красота. Девочки ненавидели открыто и так сильно, как можно ненавидеть свою мечту, зная о том, что ей никогда не суждено сбыться. С появлением в школе ее старшего брата эта ненависть усилилась в тысячу раз.

* * *
        В первый раз я увидела Марка чуть более четырех лет назад, первого сентября. Он проплыл мимо меня на велосипеде, его белая рубашка развевалась на ветру - и я живо представила, что это мой принц мчит ко мне под белым парусом. Конечно же, мы должны были столкнуться. Парусник собьет меня с ног, и принц поможет подняться. Наши взгляды встретятся, и мы непременно будем хохотать минут пять, прежде чем узнаем имена друг друга. Но… прошла пара минут, мой «герой» вновь возник передо мной, теперь он ехал в обратную сторону: я слышала его смех и видела его взгляд, полный любви. Только смотрел он не на меня. Вместе с ним ехала девушка. Она была милой. Слишком милой. И в тот момент я впервые узнала, каково это, когда щемит внутри…
        Марк был чрезмерно красивым, временами чересчур отстраненным, однако его холодная красота располагала к себе. Он был из тех, кого невозможно не заметить и невозможно забыть. Он обладал внешностью Гамлета: открытым, грустным лицом, в выражении которого читалось что-то мятежное и загадочное, что мне, как девушке романтически настроенной, очень нравилось. Практически сразу после его появления в школе все мои одноклассницы стали мечтать о том, чтобы покорить этот Эверест. Высокий и неприступный.
        Вот только у Марка уже была муза, и он смотрел лишь на нее - милую блондинку из десятого класса. Вне школы Лиза всегда носила светлые длинные платья, в которых выглядела, словно барышня из дворянского гнезда. Ей не хватало только широкополой шляпы, украшенной бутонами роз, но я сама мысленно водружала эту шляпу на ее миниатюрную голову. Так моя боль становилась сильней.
        Вскоре я поймала себя на мысли, что каждый раз, возвращаясь из школы и проходя мимо развилки, где я встретила Марка впервые, с замиранием сердца жду, когда мелькнет его рубашка. Я замедляла шаг, а иногда даже останавливалась, если время не торопилось; и делала вид, что спешу, услышав шуршание по асфальту велосипедных шин. Еще через месяц я стала прятаться от них за холмом. Влюбленная парочка и без того никогда не обращала на меня внимания, но благодаря укрытию я окончательно утратила ощущение реальности и могла мечтать безнаказанно. Теперь я позволяла себе большее. Я не видела Лизу, рядом с Марком в моих мечтах была я. Этим я жила. Так мне нравилось…
        Я была безоблачно, как-то по-идиотски счастлива, что у меня появилась своя тайна, которая связала меня с другими - такими же, как и я, влюбленными дурочками, мечтающими об этом загадочном принце. Так я больше не чувствовала себя одинокой…

* * *
        В седьмом классе моей мечте все же суждено было сбыться - мы с Марком столкнулись, и он - о, чудо! - даже заметил меня. Но, как это обычно бывает у неудачниц вроде меня, все произошло вовсе не так, как я когда-то себе представляла.
        Это случилось после длительной болезни Димки. Мама не могла позволить себе не ходить на работу, поэтому мне пришлось пропустить много уроков, чтобы приглядывать за братом. Три недели мы провели с ним, как два одиноких сыча. За это время я истосковалась по своим тайным страданиям, поэтому, как только заточенье закончилось, я прибежала к развилке. Я ждала у дороги и была готова в любой момент изобразить, что иду по делам и очень спешу. Был май, но стояла изнурительная жара, поэтому довольно скоро я устала от безжалостного, навязчивого солнца.
        Неподалеку разворачивалось строительство чего-то нового, наверное, в будущем очень красивого. Шум техники заглушал даже стук моего неугомонного сердца, и не было ни малейшего шанса расслышать шорох велосипедных шин. Боясь пропустить встречу с Марком, я стала медленно пятиться за холм, чтобы спрятаться там от солнца. Почва была мягкой, песчаной, поэтому, когда моя пятка уперлась в камень, я вздрогнула и чуть не скатилась вниз, к дороге, но чьи-то руки подхватили меня. Я обернулась - и уперлась подбородком в грудь Марка.
        - Снова ты, - сказал он.
        Я в отчаянии закрыла глаза. Так и знала: я давно уже научилась наслаждаться своей тайной жизнью и смаковать свою безответную любовь - но это не могло долго продолжаться. Видел ли он, что я стояла у дороги?
        После всего этого мне оставалось только пробормотать что-то невнятное и сбежать. Так мы и познакомились: бездарно и глупо. Иногда знакомство бывает таким, что хочется обо всем забыть и начать сначала.

* * *
        На следующий день я шла в школу в дурацком настроении. Я пропустила много занятий, и эта мысль грузом из невыученных уроков тащилась вслед за мной. Первая парта в углу у окна, как всегда, ждала меня. Это было единственное место в классе, которое принадлежало только мне: никто не хотел сидеть нос к носу с учителем.
        До урока химии все шло неплохо, я сидела тихо, меня никто не замечал.
        - Лабораторная работа. Надо разбиться по парам, - сказала химичка.
        Вообще в этом не было ничего нового, такие моменты всегда еще больше подчеркивали мое одиночество, но в тот день мне меньше всего хотелось тратить силы на самоутешение. Все зашуршали, перемещаясь с парты за парту. Вскоре все стихло. Все нашли себе пары, - я сидела одна, сжимала в руке пробирку с теплой розовой жидкостью, и мне хотелось плакать.
        - В любом случае надо заниматься в группе, - сказала, глядя на меня, учительница и отвернулась к доске, показывая, что разговор окончен и я сама должна что-то предпринять.
        Я с отчаянием смотрела на ее спину. В этот момент в класс вошла Марина. Она, как всегда, опоздала.
        - Мы работаем по парам, - бросила в ее сторону химичка.
        Не помедлив ни секунды, Марина прошла вдоль первых парт и села рядом со мной. Я чуть было не рассмеялась от неожиданности, но осеклась, когда увидела, что почти весь класс смотрит на меня. Иногда смех - это слезы, которые невозможно сдержать на публике. Марина взглянула на меня с насмешливым вызовом, и я заерзала на стуле. Учитель говорила о каких-то реакциях, щелочах и кислотах. Но я не слушала ее; утратив одиночество, я смотрела на длинные пальцы моей новой напарницы, на то, как ловко она орудовала всеми этими колбочками и пробирками.
        Уже на следующее утро я шла в школу, куда более уверенная в себе. Еще накануне, сразу после урока химии, я заметила, что одноклассницы стали смотреть на меня как-то иначе. Я была уверена, что это связано с Маринкой. Однако когда простой интерес сменился активными попытками заговорить со мной, я поняла, что для такого эффекта должен быть более серьезный мотив.
        Пару дней я пыталась разгадать этот ребус, прежде чем узнала, что всему причина - моя встреча с Марком. Оказалось, кто-то видел нас тогда у холма. Инцидент на уроке химии стал лакмусовой бумажкой, все решили - если мной интересуется еще и его сестра, значит, между мной и Марком есть какая-то тайна. Но поскольку на самом деле меня связывали с ним только мои мечты, и вскоре это стало всем очевидно, я вновь стала для одноклассников серой мышкой. Однако теперь рядом со мной была Маринка.
        С тех пор так и повелось: она - первая, я - вторая. Ей нравилось блистать на моем фоне, а мне - заряжаться ее энергией, и еще - с ней мое одиночество перестало быть черным, и мне нравился этот серый цвет.

* * *
        Сегодня большинством моих удовольствий я обязана Маринке, вернее, деньгам ее семьи. Я обязана им наслаждением мчаться по городу в машине, надеть дорогое платье, выпить кофе в модном кафе, спешить в те места, где, по мнению моей вездесущей подруги, нас ждут приключения и соблазны. Да, за годы нашей дружбы она сильно изменилась, но сейчас мне не хочется думать об этом.
        Я рисую ложкой на блюдце сердечко из сливок и пишу: «Люблю».
        Где же ты? Где, мой милый? Я тебя жду. Так долго жду…
        В эту минуту исчезает все: место, время, мечты и планы, - остаются только неудобный табурет подо мной, моя рука с чайной ложкой, блюдце с остатками вчерашнего торта и мысли о тебе.
        - Я здесь. Хочу пить, - без эмоций вдруг выдает Димка из своей комнаты.
        На секунду мне кажется, что мне никогда не сбежать из этой своей жизни. Меня охватывает ужас, самый настоящий ужас. Мое сердце рвется с цепи, а рука судорожно сжимает ложку и, метнувшись в сторону, сбрасывает блюдце со стола. Ба!
        Еще секунда, - и звонит телефон. Я сжимаю трубку.
        - Алло, здравствуйте, это Юлия?
        - Здравствуйте. Да. Это я.
        - Вы не прислали нам фото в профиль.
        - Простите, что?
        - Вы не прислали нам фото в профиль.
        - Извините, вы, наверное, ошиблись. Какое фото? Кто вы?
        - Вы прислали нам свою заявку на кастинг. Все хорошо, только не хватает вашей фотографии в профиль…
        - Простите, но я никому ничего не отправляла, вы точно ошиблись.
        В ответ женский голос что-то тараторит: среди прочей информации я слышу свое полное имя, телефон и адрес, - и мне не остается ничего другого, как подтвердить: «Да, это я». Я чувствую, что присутствую на спектакле и происходящее на сцене нисколько от меня не зависит. В итоге я записываю адрес, обещая обязательно прислать нужное фото.
        Выключив телефон, я долго стою посреди комнаты и прислушиваюсь к собственному нарастающему волнению. Что это было? Какой-то очередной Маринкин план? Тогда почему она не рассказала мне о нем? Чем дальше, тем меньше разумных объяснений нахожу я этому звонку. Да, сама Маринка любит бегать по всевозможным кастингам, особенно танцевальным. Она занимается балетом и мечтает прославиться, а чтобы осуществить это, делает ставки не только на балет…
        Но при чем тут я? Если она и таскает меня с собой, то только в качестве группы поддержки. До меня самой никому нет дела…

* * *
        Осколки блюдца - я вспоминаю о них лишь тогда, когда один из них впивается мне в ногу. Рана небольшая, но я кричу от злости. В этот момент мое второе «я» вырывается наружу: я стремительно бегу в ванную, чтобы промыть рану, взять швабру с совком и замести останки бывшего блюдца. Я делаю все максимально быстро: мне нужно срочно избавиться, избавиться от них. Причины всех моих бед я сейчас вижу только в этих осколках. Боясь увидеть истинные мотивы своих несчастий, мы часто тратим свой гневный пыл на то, чего уже не склеить.
        - Пить. Хочу пить, - зовет Димка.
        Я бегу в комнату брата. Изматывающее чувство, преследующее меня всю сознательную жизнь, - никогда не дремлющее чувство ответственности. У Димки аутизм. Он старше меня, но абсолютно беспомощен. Две недели назад он умудрился сломать ногу и теперь практически полностью зависит от меня. Видя, как Димка жадно пьет воду, я в очередной раз вспоминаю об отце, который покинул нас почти сразу после моего рождения. Мама уверяет, что он разлюбил ее, не выдержав эмоциональной нагрузки, двух маленьких детей, сосок, каш, громкого плача. И мои мысли невольно переносятся к ней: постоянно грустной и одинокой, измотанной нехваткой денег и вечными подработками…
        Но почему все это в моей жизни? Думая так, я сажусь на кровать с сильно бьющимся сердцем, твердя себе, что это глупо и чудовищно - так жалеть себя, что я просто дрянная девчонка и не вправе позволять себе так думать.
        Вновь звонит телефон. Я бегу на кухню и нахожу его дребезжащим на столе.
        - Открывай дверь, давай! - кричит Маринка в трубку, и в ту же секунду звонит домофон.
        Маринка врывается в наш дом с неумолкающей трескотней. С тех пор, как она начала влюбляться, она всегда была такой: суматошной и взбалмошной любительницей шума и гама. Если бы сейчас можно было продудеть в дуду, она непременно сделала бы и это. В мужском обществе Маринка, как правило, намеренно сыплет глупостями, потому что ей кажется - это мило. В данном случае под мужским обществом подразумевается Димка. Он всегда слушает ее, затаив дыхание, и надо отдать ей должное - она ценит его чувства и не смеется над ними.
        - Привет всем! - звенит Маринка. - Ну, чего вы тут сидите такие грустные! Айда бить в колокола!
        - Где ты выражения берешь такие, доисторические, - бурчу я.
        - А что? По-моему, прикольно…
        Маринка, как хищник, набрасывается на компьютер, втыкает в него флешку, несколько секунд щелкает мышкой и с гордостью плюхается рядом с Димкой, закинув ногу на ногу. Он опускает голову, прячет глаза, любезным бормотаньем приветствуя ее появление.
        - Ди-ма, - медленно произносит Марина. - Я принесла тебе чудо-фильм. Чу-до! Ты же любишь кино? Любишь или нет? Да или нет?
        - Любишь. Да, - отвечает обалдевший от обилия информации Димка.
        - Ну, тогда ты смотри кино, а мы с Юлькой съездим по делам. Когда фильм закончится, мы приедем. Понял?
        - Понял.
        Меня не нужно уговаривать. Пока Маринка обсуждает с Димкой фильм, я интенсивно переодеваюсь. Меня переполняет радостное возбуждение, как и всегда, когда мы с ней куда-нибудь выезжаем из моего склепа. И, как всегда, это чувство - с примесью вины. Димка и в самом деле все понимает и хочет большего. Целуя его на прощанье, я каким-то неведомым образом вдыхаю этот его порыв - вырваться, как и я, из дома, перейти границы собственного тела, полноценно наслаждаться обществом тех, кто ему дорог. Он сидит с загипсованной ногой, полузакрыв глаза и грустно улыбаясь. Мы выходим, оставляя его одного.

* * *
        Полгода назад Маринке исполнилось восемнадцать, и вот уже полгода, как третьей соучастницей наших безрассудных поступков является красненькая букашка-машинка. Она - наш маленький секрет, тайное орудие совместных безумств. Моя богемная подружка боится школьных завистниц и потому, если и приезжает на учебу на своей букашке, то паркует ее в квартале от школы. Все остальное время этот чудо-автомобиль помогает нам изображать какую-то другую жизнь и других себя. Иногда мы разъезжаем на нем по городу в образе веселых студенток, беззаботных красоток или сильно занятых девушек, спешащих по делам. Например, как сейчас…
        Я умираю от желания рассказать Маринке о звонке, потому что это единственное стоящее событие, произошедшее со мной за то время, что мы не виделись.
        - Мне сегодня звонили с какого-то кастинга, - говорю я, наблюдая за реакцией подруги. - Ты не знаешь, о чем речь?
        - Кастинг? Ну, я участвую сейчас в нескольких… Уже запуталась, если честно. Везде нужны деньги и связи, понимаешь? Везде. Голова кругом уже…
        Я не попадаю в цель. Очевидно, что Маринка ничего не знает ни о каком кастинге, и ей в принципе не так уж и важно, о чем я сейчас говорю. Она думает о своем - своих планах, целях и мечтах.
        - Ну да ладно. Это неважно.
        Я говорю это не вполне искренне. Впрочем, сейчас у меня нет времени думать о каких-то фотографиях, мне нужно использовать каждую минуту вне дома, чтобы отдохнуть. Из динамиков ненавязчиво льется музыка. Маринка управляет машиной и восторженно расписывает, какой восхитительный вечер мы проведем, работая над ее портфолио. От нее, как всегда, веет дорогим парфюмом, бездумными встречами и шумными вечеринками - и я спешу насладиться этим ароматом свободы.
        - Ни одна уважающая себя светская львица не может обойтись без профессионального портфолио, - говорит она, а затем, не оборачиваясь, роняет небрежным тоном: - Ну, и тебе пару фоток сделаем, ты не против?
        Мне смутно думается: «Конечно же, я не против, только на меня у нас, как всегда, не найдется времени».
        - Игорь обещал, что я буду очень довольна, - продолжает она. - Правда, я забыла ему сказать, что приеду не одна, но, в конце концов, это же не свидание, правда?
        На секунду я задумываюсь, кто такой Игорь, но решаю пока не выяснять. Я говорю ей, что рада ее видеть, и несу прочую девичью дребедень, которой обычно обмениваются подружки. И мы мчимся на ее красной машинке в насыщенное событиями будущее, довольные тем, что мы всегда ладим друг с другом.

* * *
        Мы паркуем машину у киностудии. Потом долго идем по задворкам, вдоль гаражей и складов, попадая в мир какой-то компьютерной игры, где в одном из обветшалых строений нас наверняка поджидает снайпер. Мои руки нащупывают в сумке телефон и сжимают его сквозь материю. Левая нога попадает в трещину на тротуаре, и я падаю на колени, едва успев подстраховать себя руками. Стоп. Я слишком нервничаю, слишком суечусь, но Маринка упорно этого не замечает и продолжает уверенно идти все дальше и дальше. Я бегу за ней…
        Наконец мы останавливаемся у большого здания, которое требует ремонта уже лет двадцать пять. Маринка стучит в огромную железную дверь, после чего наваливается на нее всем телом, открывает и протискивается в образовавшуюся узкую щель. Я иду за ней медленно и неуверенно, скованная неизвестностью и страхом.
        Перед нами огромное темное помещение, где-то впереди горят несколько прожекторов. Постепенно глаза привыкают к темноте, и я понимаю, что внутри все очень даже неплохо: современный интерьер обычной фотостудии. Судя по кинофильмам и фотографиям в сети, именно так и должны выглядеть подобные места. Маринка ищет хоть кого-то на этих бескрайних просторах, я же тихо ерзаю на кожаном диване, что стоит в самом дальнем углу этого царства тьмы и фото.
        Игорем оказывается фотограф: модный, лысый, загорелый, с маленькими глазками и приторным взглядом. Распахнув руки, он спускается по винтовой лестнице откуда-то сверху, словно птица с небес. Визгливо выкрикнув его имя, Маринка бежит ему навстречу. На парне узкие джинсы, и когда он наклоняется, чтобы обнять мою слишком эмоциональную подругу, я вижу резинку его малиновых трусов.
        Размахивая каким-то фиговым листом, он вдруг объявляет, что ему жарко, и снимает майку, демонстрируя мускулистый торс. Маринкина трескотня внезапно усиливается и заполняет все вокруг, ее смех эхом разносится по ангару, а в моей голове звучит чей-то рэп: «Быть или не быть, дать или не дать, взять или не взять».
        - Покажи, как все будет, так или нет? - звенит беззастенчивая Маринка.
        «Такими темпами до самой съемки они дойдут очень не скоро», - думаю я. Еще чуть-чуть, и это начнет отдавать смесью клоунады с мелодрамой, но карие глаза Маринки так мило искрят кокетством, что я получаю удовольствие от этого любовного спектакля.
        - Нужно было пригласить кого-нибудь из известных… визажиста, костюмера… Кто там нужен еще для таких дел? - журчит Маринка.
        - Никто из известных не приехал бы, - иронично заявляет Марк.
        Я поворачиваю голову мгновенно. Он стоит за моей спиной и, бросив эту громкую фразу, сразу начинает говорить с каким-то невысоким мужчиной, который, как и сам Марк, появился из ниоткуда.
        Эти несколько минут даются мне явно для того, чтобы отдышаться. Я вновь чувствую себя влюбленной: мои щеки пылают, мне хочется сбежать и в то же время остаться. Тут же вспоминаю обо всех своих недостатках и проклинаю себя за то, что надела дурацкие штаны в клетку, в которых моя попа предстает в гигантском масштабе. Надо было их выбросить давно…

* * *
        Ну, что сказать, - он красавчик. Даже лучше, чем был. Идеален. Самыми-самыми для нас являются те, кого мы любим. Плохие мальчики притягивают хороших девочек. Хорошие девочки страдают от привлекательности плохих мальчиков. Удивительно - людей очень заботит внешность, но перед чужой красотой мы, словно перед каким-либо уродующим недугом, испытываем некую неловкость, отчужденность. Как я сейчас.
        Закончив разговор с незнакомцем, Марк не спешит обратить на меня внимание, что изрядно нервирует меня. Думать о том, что он меня не помнит или не узнает, я не могу.
        После того инцидента у холма мы с Марком пересекались лишь изредка и каждый раз случайно. Маринка никогда не приветствовала наши встречи: из вредности, из ревности или еще бог весть из-за чего… Ее брат всегда был со мной добр, сдержан и немного ироничен, с другими - слишком порочен для своего возраста, что делало его для меня еще более привлекательным. Бесчисленные девочки, случайные встречи, любовные интриги и авантюры. Иной раз мне казалось, что ему приятно смущать и шокировать меня, он будто слышит толчки моего сердца, которое каждый раз выдает ему меня со всеми моими чувствами и переживаниями.
        И вот сейчас, чтобы отвлечься от своего волнения, я смотрю на Марину и Игоря. На всю их суету. На ее романтичное платье, совсем не сочетающееся со взбалмошной натурой. На ее фотопопытки сделать свою жизнь красивее. И я завидую всему этому. Она может суетиться и бороться, - я же только все время чего-то жду…
        Вдруг Марк как-то очень быстро оказывается рядом со мной, наклоняется и протягивает мне чашку кофе. Наши руки задерживаются на ручке чашки, соприкасаются, он отпускает чашку и берет меня за руку. Я напрягаюсь, и Марк, видимо, это замечает, поэтому убирает руку.
        - Привет! Ты замерзла, - последние два слова он говорит так, словно обвиняет кого-то, кто здесь специально заморозил меня.
        - Вовсе нет, - какая дура. Я отвечаю, словно барышня из позапрошлого века. Влюбленность делает нас неловкими и скучными даже для самих себя. Я ненавижу себя и уже не замечаю ни процесса фотосъемки, ни вкуса кофе.
        Марк достает сигареты.
        - Не знала, что ты куришь, - я говорю очередную банальность и, понимая это, вжимаюсь в диван еще сильнее.
        Он кивает головой и прикуривает.
        Ну вот, собственно, и поговорили. Что теперь? Остается изображать, что мне хорошо и одной и что мне никто рядом не нужен. Ненавижу эти минуты, не люблю себя такой. Я лучше, умней, раскрепощеннее, - в своих внутренних монологах и мечтах. Мой любовный опыт скуден - несколько свиданий и пара поцелуев. Все они были неловкими: каждый раз у меня оставалось ощущение, будто я сходила на тренировку перед стартом во взрослую жизнь. Почему, почему, почему?..
        Почему я такая? Почему я когда-то решила, что в него влюбилась? Я ведь его совсем не знаю: за все время знакомства я услышала от него только несколько фраз. Наверняка ничего не клеится потому, что я просто боюсь в нем разочароваться. Нет, все проще: это просто знак свыше, что он - не мое. Да, мне восемнадцать, дурацких восемнадцать - нужно просто пережить этот возраст. Отмучиться - и все пройдет. Ну вот. Это даже не смешно - говорить себе такое вместо того, чтобы непринужденно общаться, ходить в кино, узнавать друг друга. В конце концов я решаю уйти, сидеть с ним вот так, как два памятника, становится невыносимо.
        - Ты уже уходишь?
        - Я могу смотреть на это целый день, но я должна вернуться домой как можно скорее.
        «Прозвучало вроде бы неплохо, - думаю я и мысленно выдыхаю. - Наконец сказала хоть что-то толковое».
        - И тебе совсем не хочется поиграть во все эти девчачьи штучки, - говорит Марк, кивая в сторону позирующей Маринки. - Погоди…
        Я вновь сажусь на диван. Минуты через две он возвращается.
        Следующие полчаса все вертится вокруг меня. Мне делают макияж, прическу и фотографируют. Все как мне нужно, в профиль - и даже пару раз анфас. Происходящее очень непривычно. Не могу сказать, что я чувствую себя королевой, но внимание к моей персоне мне нравится. Я получаю свою порцию счастья и красоты, а потом Марк отвозит меня домой. Почти все время мы едем молча, и мне вновь холодно…
        Димку я застаю уже спящим. Рядом с ним лежит записка: «Марина, фильм прекрасен».

* * *
        Разумеется, сегодня мне нелегко уснуть. Интересно, о чем думаешь ты, когда не можешь уснуть? О проблемах, об одиночестве… О чем думаю я? О тебе. О том, что мы обязательно встретимся, когда на мне будет самое красивое платье на свете. Я - девочка. И мне можно мечтать…
        Этот тренинг мог бы быть бесконечным, но в одиннадцать, когда мои мысли, наконец, хоть как-то упорядочились, раздается телефонный звонок. Я смотрю на мобильник с удивлением. Еще никогда она не звонила так поздно. Мои пальцы не сразу попадают на нужную кнопку, я даже успеваю подумать, что сама судьба противится предстоящему разговору. Но Маринка настойчиво продолжает звонить, и вскоре я слышу её взволнованный голос:
        - Ты дома?
        - Да. А что?
        - Одна или с Марком?
        - Хм… Что ему делать у меня?
        - Что-что… сама знаешь, что! Я видела, как он сегодня смотрел на тебя. Если тебе хочется с ним флиртовать, ради бога, но не позволяй ему большего, потом пожалеешь - вытрет о тебя ноги. Запомни, я предупреждала.
        - Да я и не думала ни о чем таком…
        - Ну-ну, типа, верю. Ладно. Спи давай, завтра в школу.
        Проворочавшись до полуночи, я встаю и включаю компьютер.
        Марк. Я старалась не думать о нем с тех пор, как это случилось. Несколько раз я порывалась прочитать о тех событиях все, что можно найти в интернете. Я посвятила много часов просмотру новостных лент и ее фотографий. Долго не могла поверить, что она умерла, что больше нет той, кем хотела стать я сама, - стройной блондинки в придуманной мною шляпе. Ей было всего восемнадцать, как мне сейчас, она была влюблена и надеялась счастливо прожить с любимым долгую жизнь.
        Тогда я не сразу узнала, что три недели, которые я «проболела» в компании с Димкой, оказались роковыми для Марка.
        «Сын известного режиссера разбился вместе с девушкой!»
        «Любовь с папенькиным сынком столкнула в пропасть».
        «Трагедия над пропастью - случайность или пиар нового фильма?»
        «Как стать знаменитым за счет смерти любимой».
        Марк сыграл свою первую главную роль в фильме отца. Во время выхода картины на широкий экран он вместе с Лизой сорвался в обрыв на велосипеде. Ему удалось удержаться, она - разбилась. Блоги пестрели сообщениями об уголовном деле. О том, что изначально инцидент с велосипедом был инсценировкой ради пиара, но, к несчастью, случилась трагедия. Мысль о том, что Марк может быть виновен в гибели своей любимой, наполняет меня ужасом.
        Из-за этого несчастья фильм завоевал бешеную популярность и признание, о молодом артисте заговорили как о новой яркой звезде. Чужая боль гораздо привлекательнее любой выдумки талантливого сценариста. Подумав об этом сейчас, я закрываю глаза. И открываю их практически сразу, чтобы, как опытный мазохист, продолжить просмотр фотографий трехлетней давности. На одной из них искаженное мукой лицо Марка - и это не кадр из кинофильма. Ровно через полгода после гибели Лизы он упал с седьмого этажа. Без свидетелей и якобы случайно.
        «Самоубийство как самонаказание».
        «От пропасти до проема окна - полгода».
        «Звездный мальчик: «Я всего лишь мыл оконную раму». Ну-ну…»
        «От смерти его спасли козырек у подъезда и клумба».
        «Наркотики или безрассудство?»
        Даже в играх со смертью Марк не такой, как все. Гордый и отважный. Чересчур взрослый и слишком решительный. Проведя в больницах в общей сложности полгода, в нашу школу он так и не вернулся.
        Перед тем как уснуть, я вспоминаю о фотографии и отправляю ее в неизвестность.

* * *
        Начало недели проходит необычно стремительно, все мои мысли поглощены воспоминаниями, увязли в них. Я брожу как тень и этим настораживаю Маринку все больше и больше. Однако у меня не хватает решимости заговорить с ней о Марке, и я усиленно делаю вид, что все хорошо. «Нет» прошлому, «нет» настоящему, «да» - только будущему, но и о нем я буду думать потом. Как-то так звучит мой сегодняшний твит.
        Через два дня прямо на уроке, уткнувшись в телефон, Маринка вдруг вскрикивает:
        - Ты не представляешь, что нас ждет на выходных! Помнишь Игоря? Ну, этого… фотографа…
        - Только не говори мне, что ты влюбилась в его малиновые трусы.
        - Ну, ты как всегда. Умеешь разглядеть в людях самое лучшее, - Маринка хихикает. - Так вот, - шепчет она. - У него есть офигенный друг… Просто мой киногерой, понимаешь?
        - И? Ты уже переключилась на него?
        - Погоди, я думаю, думаю… Мне нужен план, как нам устроить вечеринку. Иначе мне его никак не раскрутить. Прямо хоть объявляй следующую субботу международным праздником или своим днем рождения! - не замечает моего сарказма Маринка.
        Как всегда, она преисполнена добрых чувств и думает только о себе. Ее ярко-желтые ногти барабанят по парте, а белый кружевной манжет подпрыгивает, словно белье на веревке в старом черно-белом кино.
        - Слушай, а давай отпразднуем твой день рождения, - не унимается она.
        - Так он был пять дней назад.
        - Ну и что? Все равно никто не знает, когда он у тебя…
        Вот уж чего я меньше всего ожидала от себя - что соглашусь на такое. «Спектакль» состоится через три дня. Самым сложным все это время будет бороться с искушением спросить у Маринки, пригласила ли она Марка. Уверена, что дрогнувший голос, гром и молния или что-либо еще в этом роде обязательно выдадут меня. Я с огорчением констатирую тот факт, что актриса из меня никакая. Но догадываюсь - чрезмерный интерес в любом случае приведет к тому, что никакого Марка после этого я еще долго не увижу. Так что все к лучшему… Молчание - мой козырь.
        Дни напоминают затянувшийся монотонный дождь, Маринка звонит мне сотни раз, - посоветоваться, какого цвета воздушные шарики нам нужны или чем должна быть пропитана вишенка на трехэтажном торте. Она обзванивает всех своих знакомых, близких и не очень, коих у нее целая армия и тележка. Я упорно отказываюсь участвовать в этой затее. В конце концов мы находим компромисс - мне нужно просто присутствовать: будет достаточно, если мой так называемый день рождения пройдет не без меня.
        - Мне нужно было предупредить тебя, - говорит она накануне «торжества». - Но я так торопилась, так устала…
        - Ты сейчас о чем?
        - Мы пойдем в очень крутой бар. Самый крутой, какой только может быть. Не смотри на меня так! - Марина делает огромные глаза, вероятно, ей кажется, что так она выглядит более убедительно. - Нечего так бояться, там тебя не зарежут. Денег я тебе дам, платье тоже найдем.
        - Марин, ну ты же знаешь…
        - Что тебе неудобно… что ты гордая… и прочее сю-сю-сю, - она демонстративно закатывает глаза. - Ну, не неси ты, Юль, всякую фигню. Ну, чего ты!
        Я не хочу спорить, но она продолжает втолковывать мне, почему деньги для нее - полная ерунда, а в жизни необходимо обращать внимание на более важные вещи. Спрашивать о том, почему при всем презрении к деньгам ее выбор пал на самый крутой и дорогой бар, я тоже не хочу. Терпение - еще один мой козырь.

* * *
        - Здравствуйте, почему вы не пришли на кастинг?
        - Кастинг?
        - Вы должны были прийти вчера.
        - Но я не знала. Меня не приглашали… Какой еще кастинг?
        - Юля, да? Юля, это все, конечно, странно, очень странно. Не понимаю, почему вы ничего не знаете и я вас практически уговариваю. Сегодня последний день, когда мы смотрим актрис на главную роль. У вас есть два часа, чтобы успеть. Записывайте адрес.
        - Но я не актриса, - пытаюсь возразить я, однако женщина со стальным голосом уже диктует адрес, после чего сразу вешает трубку.
        Чудеса… Мне становится не по себе. Есть моменты, когда ощущаешь каким-то сто пятьдесят пятым чувством, что в ближайшее время в твоей жизни произойдет что-то очень-очень значимое, но еще не знаешь, к чему все это приведет, - и эта неизвестность пугает. Я переминаюсь с ноги на ногу, взволнованная странным звонком: не каждый же день приглашают попробовать себя в качестве актрисы. Это даже заставляет меня на несколько минут забыть о Марке.
        Однако вскоре я прихожу в себя и говорю: «Забудь. Никто и никогда не возьмет такую клушу в кино. Вся эта история со звонками не про тебя, и она похожа на чью-то злую шутку».
        В прихожей хлопает дверь.
        Еще одна странность. Мама в командировке. Не Димка же это ушел с загипсованной ногой: он вообще не выходит по своей воле из дома уже лет пять. Я выхожу из комнаты и вижу маму. Она сидит на пуфике, прислонившись к стене, и смотрит на стену напротив.
        - Мам, ты чего?
        Мама у нас очень строгая, вечно уставшая, закрытая на все запоры, но при этом ранимая и, по сути, очень добрая. Ужас в том, что чем старше я становлюсь, тем чаще мне кажется, что мы с Димкой являемся для нее символами прошлой жизни, загубленной молодости и навязчивым напоминанием об отце. Иногда она смотрит на нас так, будто хочет сказать: «Отпустите!» Но сказать этого она, разумеется, не может.
        - Вот. Вернулась… - наконец, отвечает мама.
        - Что случилось?
        - Ничего, все нормально.
        - Ну, я же вижу, что ненормально. Что? Что случилось?
        Мама смотрит на меня этим своим взглядом, который просит отпустить ее на край света, в рай былой молодости и красоты, - и говорит о том, что все в этой жизни ерунда и что она всего лишь попала под сокращение. Она сама себя убеждает в том, что ей не больно, чтобы смириться с происшедшим. И я понимаю, мама страдает - изнывает от обиды, боясь это показать.
        Я делаю вид, что не замечаю ее печали и усталости от этой печали. Беру мобильник и ключи - и выхожу из квартиры как есть, в старых джинсах и толстовке. Кажется, судьба кричит мне откуда-то свыше: измени, все измени - именно сейчас ты сможешь сделать это. Мой внутренний герой просыпается и делает первый шаг.
        «Повезло, что у меня хорошая память, - думаю я. - Сразу запомнила адрес». До этого момента я часто корила себя за эту свою способность: постоянно помнить обо всем - хорошем и плохом. Считала, что память дана мне как еще одно испытание, в нагрузку к серости и одиночеству. Воспоминания о немногочисленных событиях моей жизни заполняли вакуум вокруг меня. Я прокручивала их перед мысленным взором, как видеоролики, и уставала от этого непрерывного киносеанса. Вот как сейчас устала от сериала про Марка…

* * *
        Город, оказывается, очень суетлив - когда спешишь, он спешит вместе с тобой; когда ускоряешься, чтобы обогнать стремительно тающее время, город тоже мчит, как умалишенный. Видимо, он боится, что потеряет меня из виду. Люблю мой город. Но сегодня он устроил мне сумасшедшую гонку. Спокойно я шла только от дома до остановки, пока еще не знала, что меня ждет. Застряв в пробке, я неслась потом до самого входа в метро. Потом отдышалась - и вновь помчалась, но уже вниз, в подземку.
        Поезд мне было не обогнать, поэтому в вагоне я снова взяла тайм-аут.
        Остается сорок, тридцать, двадцать минут: еще чуть-чуть, и я опоздаю… Я выбегаю из шумного метро на улицу, мчусь через дорогу до перекрестка. Льет дождь. Дорога в лужах, и, поскользнувшись на мокром асфальте, я чуть не грохаюсь. Промокаю насквозь. «Давай, давай, Юлька!» - кричу я себе чуть ли не вслух. Мой порыв пугает меня. Никогда еще я не чувствовала себя более бесстрашной и от этого счастливой и возбужденной. И вот, когда до заветного дома остается совсем немного, мой пыл начинает гаснуть под порывами ветра и неугомонного дождя.
        - Идти мне туда или нет? - спрашиваю я себя, почти достигнув цели.
        В этот момент открывается входная дверь. Я оборачиваюсь. Позади стоит худой, полусогнутый старик, он смотрит на меня одобрительно и кивает: дескать, пропускаю вперед. «Когда не хватает смелости победить страх, всегда найдется тот, кто сзади вежливо толкнет тебя в пропасть», - думаю я и делаю шаг.
        Внезапно я попадаю в мир суетливого сюрреализма. Шумный коридор: люди, люди, люди. И совершенно никому нет дела до промокшей девочки с дрожащим от холода и страха лицом. Я прохожу в актовый зал, в неумолкающий улей, сажусь в свободное кресло и направляю свой взор на промокшие насквозь кроссовки. Носок вверх, вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Томительное ожидание…
        Только немного успокоившись, я замечаю, что с каждой минутой улей становится все тише и тише. Люди расходятся.
        - Все уже закончилось, что ли? - спрашиваю я у блондинки, что сидит рядом и строчит в своем усыпанном стразами телефоне.
        - А? Да, давно. Еще минут сорок назад.
        У меня начинается резь в животе. Вот же… Что делать? Впервые я чего-то по-настоящему захотела, ну, кроме воплощения в жизнь моих бесконечных фантазий о Марке, - и у меня нет даже шанса это осуществить.

* * *
        Я выхожу в коридор. Вновь люди, люди, люди. Такие же, как я, - одновременно дрожащие от страха и самоуверенные, желающие воплотить свои неуемные мечты. Или мне кажется и они другие? Смотрю в окно и ищу ответ где-то там, за стеклом. Дождь перестал, только ветер тревожит деревья.
        - Ай-яй-яй, юная леди, вас все ждут, а вы не спешите…
        Оглядываюсь: учтивый старик вновь передо мной.
        - Это вы мне?
        - Конечно! - Он говорит так, будто мы знакомы всю жизнь и специально договаривались об этой встрече. - Пойдемте.
        Мы идем по длинному, темному коридору, где, кроме нас, никого нет, только ряды закрытых дверей тянутся справа и слева. Вскоре мне начинает казаться, что меня похитил злой волшебник и ведет меня в свое подземелье. Как только мы входим в какое-то полутемное сырое помещение, он начинает жаловаться на холод. Я едва сдерживаюсь от смеха. Точно, подземелье.
        Здесь даже есть своя баба-яга. Она встает из-за стола и идет к нам навстречу: мощная, грозная и напористая. Этакая мымра из знаменитого фильма про служебный роман. Всем своим видом она демонстрирует, что делает мне величайшее одолжение. Потом она говорит и говорит, жутко монотонным стальным голосом, как я должна сесть, как встать, как и что прочитать, - но все, что я должна запомнить и исполнить, пролетает мимо моих ушей. Приходится делать вид, что я все понимаю, - и я киваю.
        Это похоже на какую-то пародию. Это точно пробы в кино? Я словно девочка, которая готовится прочесть стишок на своем первом утреннике. Остается поправить бант и встать на стульчик, чтобы порадовать Деда Мороза и родителей. Я послушная. Поэтому делаю все, как они велят, и - выдыхаю.
        Волнение приходит, когда уже иду к выходу по коридору. Вновь бесконечные проемы дверей - грозные, словно впалые глазницы Кощея. Мелькают так, что кружится голова. «Да, у меня бурное воображение», - думаю я и пытаюсь прогнать преследующий меня страх. Чего я боюсь? Чего-то. Думать о том, что я вновь облажалась, очень не хочется. «Давай так, - говорю себе. - Если Марк еще появится в твоей жизни, то и на пробы тебя еще пригласят, или наоборот». Улыбаюсь…
        И не успеваю еще как следует договориться с собственным тщеславием, как меня догоняет вездесущий старик. Его шаги настолько бесшумны, что я вздрагиваю, когда вдруг слышу его неровное хриплое дыхание за спиной.
        - Умница моя, подождите, пожалуйста.
        Оборачиваюсь и чуть не произношу вслух то, что вертится на языке: «Ваше высокоблагородие, - или как там еще вычурнее сказать, - конечно-конечно, я всенепременно вас подожду. Не усердствуйте так, пожалуйста, в своем благородном стремлении меня догнать».
        - К сожалению, вы сделали все не так, как мы просили, а с точностью до наоборот, - произносит он, выплыв передо мной из темноты коридора.
        - Извините, - почему-то говорю я.
        - Ну, что вы… Вы прекрасно попадаете в образ. Именно поэтому я собираюсь попросить режиссера, чтобы он сам вас посмотрел.
        Старик смотрит на меня своими бесцветными глазами так, словно я волшебная повелительница и он ждет моего одобрения. Я не знаю, что сказать. Есть ли во всем этом какой-то тайный смысл - не понимаю. Что? Что все это значит? Почему я здесь? Почему он прицепился ко мне? Зачем меня, серую мышку, занесло в кино? Зачем? У меня слишком много вопросов.
        - Ну, идите. Идите с богом, - наконец, говорит он, поворачивается и уходит.
        Несколько минут я наблюдаю, как его тщедушная от старости фигура удаляется, словно паря над полом из-за беззвучности шагов.
        Глава вторая
        В привычной для нее атмосфере полумрака, музыки и разноцветных огней Маринка чувствует себя роковой женщиной, чей образ как нельзя более подходит для того, чтобы очаровывать богатого, красивого, приторно-сладкого… В общем, самого модного мальчика. В ее понимании и на этот момент.
        Васильковое шелковое платье, алые губы, белая кожа, каштановые волосы, высоко завязанные в конский хвост. Маринка сверкает улыбкой и иногда смотрит на меня, чтобы получить подтверждение собственной неотразимости. Кажется, в этот вечер она решила воплотить в себе все очарование молодости и женственности.
        - Кирилл, ты должен научить меня танцевать, - как всегда в подобные моменты, она включает «дурочку» и тянет парня за собой куда-то вглубь зала.
        Но сейчас мне почему-то кажется, что делает она это зря. Кирилл сам требует нежности и ласки: он явно из тех, кто всеми силами всегда старается добиться только одного - нравиться всем. И у него это получается. Маринка права, он очень привлекателен. Правда, породистый сын богатого папеньки рискует превратиться в пафосное подобие какого-нибудь Бибера. Все чересчур идеально: тату, серьги… чуть было не подумала: борода. Хотя… отрастит Бибер бороду, как у Санты, - появится она и у Кирилла.
        Удивительно, но я не испытываю никаких неудобств, окунувшись в нарисованную Маринкой красивую жизнь, и даже как будто рада всему этому светскому представлению. По замыслу, я должна играть главную роль. Однако о том, что у меня якобы день рождения, никто пока не вспоминает. Я тихо сижу у стойки бара и ловлю кайф от собственной взрослости, представляя, будто я героиня старого американского фильма, и мой Брюс Уиллис выглянет сейчас из-за угла.
        Но вдруг происходит кое-что поинтереснее.
        - Юль! - окликает меня Маринка. - Ты не имеешь права тут грустить! Знакомься, это - ежик…
        У меня глаза из орбит. Кто?! Передо мной действительно стоит ежик. Маленький, худенький, с острым носиком и всклокоченными короткими волосами. Красавчик…
        - Кто-кто?
        - Йосик, Иосиф то есть, - говорит оживший еж.
        Маринка к этому времени уже испаряется. Что за! Зачем я сюда пришла? Наверное, чтобы увидеться с этим самым ежиком. Видимо, ради него и Маринкино изумрудное платье надела, и волосы два часа укладывала.
        - И кто над тобой так поиздевался? - спрашиваю я.
        - Ты про имя?
        - Угу.
        - Прадед был тем еще приколистом.
        - А родители куда смотрели?
        - Он убедил их, что это имя наделит меня силой, волей и умом.
        - И как - сработало?
        - А то! Вон какой вымахал, - говорит он. - И в профиль вон волевой, - поворачивается. - И в фас.
        Ну, этот Йосик хоть с юмором…
        По всем законам мелодрамы, когда героиня оказывается в неловком положении, появляется Он. Марк предстает передо мной в «лучший» момент: грохочущий бар, я с Ежиком и висящее между нами молчание. Только он входит - и я сразу жалею, что меня занесло сюда, да еще и в празднично-боевой экипировке. Я вообще-то не слишком люблю сентиментальные сцены, но если бы сейчас сидела в кино - расплакалась бы… от обиды за героиню. Попадать в дурацкие положения - еще одна моя слабость.

* * *
        - Ты похожа на бездомного котенка, - Марк наклоняется к моему уху так стремительно, что я не успеваю опомниться, только смотрю на него и беззащитно моргаю. Все по прежней схеме: я напоминаю себе идиотку.
        - Что? - Я все прекрасно слышу, просто не нахожу что ответить.
        - Ты красивая…
        - А? - Я вновь использую тот же прием.
        Только сейчас замечаю в его руках корзину с яркими, алыми и беззастенчиво сексуальными розами. И, едва подумав об этом, краснею. Он протягивает мне цветы, и уже через секунду я чувствую его губы на своей щеке.
        - Решил подружку мою соблазнить? - смеется Маринка.
        У нее редкий дар - всегда оказываться в центре событий, поэтому ее неожиданное появление меня не удивляет.
        - Ооо… и шампусик здесь! - Она заглядывает в корзину и проводит рукой по бутылке, покрытой бутонами роз. - Прямо классика жанра. Набор соблазнителя!
        - Спасибо, - говорю я Марку, надеясь перебить нездоровую активность подруги.
        Мне хочется прокричать, что этот подарок я буду помнить всегда - и не только потому, что это единственный подарок мне в этом году, или потому, что я очень люблю розы… просто это первый знак внимания, оказанный мне мужчиной. И этот мужчина - тот, о ком я думаю уже несколько лет.
        Марк наклоняется и тихо произносит мне на ухо: «Надеюсь, что шампанское понравится нам обоим».
        - Он делает так всегда! - подмигивает мне Маринка. - Так что не расслабляйся…
        Звонкий смех заполняет все вокруг. Грохочущая музыка - лишь фон для Маринкиного веселья. Ярко-синие, оранжевые, ослепляющие огни. Извивающиеся полуобнаженные фигуры, разноцветные блики на лицах, и в центре этих пляшущих улыбок - белозубая ухмылка Марка, как укор сестре, словно та только что позволила себе сделать что-то неприличное.
        Немного позже Маринка находит меня в толпе, долго и пламенно говорит о чем-то, пытаясь перекричать музыку. Но я слышу лишь конец фразы:
        - Слава богу, ты не умеешь обижаться…
        Да, я не буду этого делать, ведь Маринка в своих порывах искренна. Она настолько уверена в своей правоте, что высказывается так, будто творит всемирное благо. Ее категоричность и резкость лишены злобы. И это единственная причина, почему сейчас я лишь улыбаюсь ей и подмигиваю.

* * *
        Сегодня необычно тепло для конца ноября. Впервые за неделю не идет дождь. Все это… в придачу с Марком, который весь вечер говорил со мной, воспринимается как еще один подарок на день рождения, теперь от судьбы. Если я когда-нибудь сочиню о себе роман, то о сегодняшнем вечере напишу что-то вроде: «Она всегда улыбалась, купаясь в море беззаботной любви».
        В половине двенадцатого наша компания выходит из клуба и отправляется к Кириллу домой. Почему к Кириллу, зачем? Я не знаю. Не будь рядом Марка, у меня хватило бы мужества уйти, но он здесь - и я иду вместе со всеми…
        - Разрешите? - Это не вопрос, это бомба, которая разрывается рядом со мной.
        Марк берет меня под руку, и от неожиданности я подпрыгиваю.
        - Стоять! Ты куда? - смеется он.
        - Извини, не ожидала… - я в стотысячный раз краснею.
        Маринка оборачивается к нам. Вздернув бровь, она с явным неодобрением смотрит на Марка. Должно быть, у меня сейчас очень жалкий вид - я иду, словно кукла, неловкая и будто бы неживая. Отличие только одно: куклы не краснеют… к счастью, Марк не отвечает на взгляд сестры, лишь сильнее прижимает меня к себе, и неугомонная Маринка тотчас оказывается рядом с нами.
        - А меня-то забыли! - звенит в ночи ее голос.
        Оставшийся путь мы так и проходим - втроем. Марк идет посередине, непринужденно подавая руку то мне, то сестре. Лишь в подъезде она оставляет нас наедине, упорхнув с Кириллом на лифте. Мы остаемся ждать своей очереди, а когда, наконец, поднимаемся наверх, Марк вдруг берет меня за руку и тащит по лестнице еще выше, к звездам. Только сейчас я понимаю, что мы на последнем этаже.
        - Эй, а разве Кирилл живет не на седьмом? - слышу я свой голос и даже не осекаюсь, ведь ночная прохлада придает мне смелости.
        - Пойдем, кое-что покажу!

* * *
        Небо давит сверху своей ослепительной ноябрьской суровостью. Мы стоим на крыше и смотрим, как кружева грозно-серых облаков проплывают над нами. Марк достает шампанское и бокалы из корзины с цветами, которую он весь вечер таскает за мной…
        - О чем ты мечтаешь? - спрашивает он.
        - Мм…
        - Понимаю, смешно. Этакая сцена из фильма: крыша, ночь, шампанское… и он спрашивает ее о мечте… Романтика. И что же дальше ждет эти два одиноких сердца? - Марк усмехается, а затем резко добавляет: - Смотрите на экранах страны!
        - А что смешного в разговорах о мечтах?
        - Ничего. Это я так…
        Какое-то время мы молча следим за неторопливыми облаками, любуемся огнями спешащих куда-то внизу машин, просто смотрим в глаза друг другу. «Я ведь на самом деле здесь присутствую, это действительно я? Мои мысли и мое тело?» - спрашиваю себя. И мое сердце стучит в ответ: «Да, да, да…»
        - Так о чем ты мечтаешь? - Марк нарушает тишину, открывая шампанское.
        Раздается хлопок, и водопад из янтарных, игривых пузырьков струится в бокалы.
        - Только что я мечтала о том, чтобы пробка не улетела кому-нибудь из нас в глаз и чтобы ты не обрызгал меня… потому что это тоже, типа, романтично, - смеюсь я.
        - Спрыгнула! - подмигивает он.
        - Возможно. А какие твои мечты?
        - Я мечтаю быть. Просто быть… - неожиданно серьезно говорит он.
        - Быть кем? - Я смотрю на него в совершенной растерянности.
        Но Марк больше не видит меня и не отвечает. Его мужественный взгляд устремлен куда-то ввысь. Лицо, всегда спокойное и невозмутимое, вдруг обнажается передо мной, но это оголение производит обратный эффект - доступный Марк выглядит еще более загадочным. Он замечает мое недоумение и отворачивается…

* * *
        Меня будит яркий луч света, который разливается по лицу. Тщетно пытаюсь отстранить упрямый луч рукой. В соседней комнате звучит музыка. Открываю глаза, за приоткрытой дверью вижу фигуру, но не успеваю даже рассмотреть, кто это - мужчина или женщина. Неизвестный исчезает, с грохотом споткнувшись обо что-то в коридоре и чертыхаясь. Марк вздрагивает, убирает руку с моего бедра, отворачивается к стене.
        Тянусь к мобильнику. Всего два часа назад я сбежала. Мое терпение закончилось: больше не могла смотреть, как Ёжик шутит, Марина танцует, а Марк курит. Унылая картина, даже описывать не стоит… К тому же я хотела спать. Ненавижу хотеть спать и не иметь возможности уснуть. Взяв одеяло, я улизнула, чтобы устроиться на полу на кухне - единственном помещении, где, кроме меня, никого не было.
        Едва задремав, я услышала, как кто-то вошел. Моя голова уже была тяжелой, и я не шелохнулась. Еще пара секунд - и каким-то волшебным образом я поняла, что это Марк. Он лег рядом, вытянувшись вдоль стены. Я не дышала и притворялась спящей до тех пор, пока не почувствовала, что он уснул. Потом открыла глаза и пару минут просто глядела на него: впервые за все время нашего знакомства он показался мне очень беззащитным и простым, без своих обычных заморочек. Я медленно коснулась рукой его щеки. Его губы…
        Он открыл глаза и посмотрел на меня, а потом протянул руку к моему лицу. Я почувствовала его тепло. Удивительно. Я и он.
        - Не надо, - сказала я тихо, когда он привстал и наклонился. - Не надо, - повторила еще тише после первого поцелуя. - Не надо…
        - Все нормально.
        Я немного отстранилась и оглянулась на дверь. Не знаю, почему я так сделала, - на самом деле, меньше всего в этот момент меня волновала дверь. Я просто боялась. Себя, его, всего. Но, несмотря на страх, вновь ответила на поцелуй.
        - Дверь я закрыл, - прошептал Марк. И это было последним, что он произнес.
        Все произошло совсем не так, как обычно описывают в романах. Никаких вихрей страстей или криков со стонами. Были страх и желание, нежность и удивление, немного боли и наслаждение, прикосновение его тела… Прижавшись к нему, мне хотелось лежать вечно: впервые любовь перестала быть просто мыслями или словами. Это было здорово… чувствовать его рядом.
        И вот теперь, спустя час, я проснулась. «Мне повезло, что еще не утро», - думаю я. Надо уйти. Как вообще это происходит? Что в таких случаях говорят по утрам: спасибо, было очень приятно… Тихо встаю, стараясь не разбудить Марка; ищу в темноте свою одежду, задеваю угол стола и безмолвно кричу от боли. Я делаю все это машинально, потому что не могу иначе. Бежать, бежать, бежать.
        Уже подойдя к двери, я понимаю, что хотела бы оставить Марку напоминание, чтобы он еще хоть немного подумал обо мне. В фильмах девушки рисуют помадой на зеркалах сердечки или пишут игривые фразы. Но здесь нет зеркала, у меня нет помады, да и игривость - это не обо мне.
        Медленно выхожу в коридор, вспоминаю, что кто-то совсем недавно стоял здесь и смотрел на нас с Марком. Интересно - кто бы это мог быть? В квартире уже тихо, все спят. «Быстро угомонились», - думаю я и выхожу за порог.
        Только на лестнице понимаю, насколько мне плохо. Вниз я иду разбитая, вся какая-то неловкая, скованная в движениях, как робот; и уже у выхода осознаю, что оказаться сейчас на улице будет слишком опасно. Долго роюсь в мобильнике в поисках телефона такси, которым пользуюсь, когда приходится ехать к врачу с Димкой. Реву. Почему я реву? Если бы знать. Решаю посидеть в подъезде до рассвета, а потом пойти искать метро. Но, увы, не могу остановиться и снова реву. Опять ищу телефонный номер. В конце концов я его нахожу, звоню и уезжаю.

* * *
        Утро я встречаю в ужасном настроении, чувствуя жуткую усталость и тяжесть из-за плохого сна. Нужно проверить, как там Димка: жив ли, спит ли, ест или пьет, - а потом уж начинать думать о себе. Но сегодня я решаю изменить этой традиции, просто лежу, уставившись на свою бледную руку на простыне. Солнечный свет заливает мою кровать; я сбрасываю одеяло и подставляю под лучи сначала одну ногу, потом другую…
        Ноябрьское солнце не может согреть меня. Как бы забыть про все и пролежать все утро вот так, не шевелясь? Произошедшее вчера так нереально, что сейчас кажется сном, - так обычно пишут в книгах, и так сейчас думаю я, ощущая себя героиней романа. Все-таки хорошо, что проснулась дома. Мне нужно привыкнуть к себе новой. Вот странно - жила-была я. Жила. И теперь тоже живу - только другая. Все, что случилось, было так… так необратимо. М-да, снова слово из романа. Но именно оно сейчас подходит к моим ощущениям больше всего. Так я себя успокаиваю.
        Всего одна мысль о том, что было между нами, - и я вскакиваю с кровати, чтобы подбежать к зеркалу. Мне нужно увидеть свое лицо: видны ли на нем следы первой ночи? Я замираю у зеркала и вижу круги под глазами, припухлые губы и какой-то новый, ранее не присущий мне взгляд - или мне это кажется…
        Стук в дверь. Димка в гипсе, он и раньше-то никогда не выходил из своей комнаты по пустякам, значит, случилось что-то важное. Я забираюсь под одеяло и кричу:
        - Входи!
        - Привет! - медленно говорит Дима из-за приоткрытой двери.
        - Ты чего?
        - Марина звонила, - слегка запинаясь от волнения, произносит он.
        - Что случилось?
        - Долго. Очень долго звонила, - Дима продолжает действовать мне на нервы своим неторопливым волнением.
        - Она тебе звонила? Зачем?
        - Нет, - отвечает влюбленный брат и протягивает вперед руку, в которой держит мой телефон. Видимо, я забыла его в коридоре.
        Мгновенно меня сковывает страх: он так стремительно разливается по моему телу, что я успеваю лишь мысленно сказать кому-то наверху, кто вроде как исполняет желания влюбленных дурочек: «Ну, пожалуйста!» Больше всего я боюсь, что Марк мне все еще не позвонил. «Ну, пожалуйста, пусть будет непринятый звонок от него, пожалуйста», - мысленно повторяю я и смотрю на экран.
        Видимо, меня никто не услышал, - Марк не звонил и не писал. От Маринки десять звонков, от него - ни одного.
        - Дима, уйди, пожалуйста, уйди, - говорю я и плачу.
        Марк не нашел времени, чтобы порадовать меня. «Впрочем, - неубедительно утешаю я себя, - он ведь и улыбается, только если ему этого хочется, ради окружающих или из вежливости - никогда». Да, он такой. Я падаю лицом в подушку, перебираю воспоминания и, будто специально, постоянно натыкаюсь на такие, от которых меня душат слезы. Я - восемнадцатилетняя дурочка. Мазохизм - моя слабость.

* * *
        - Ну, и каково это - заниматься сексом с моим братом, а? - кричит мне в ухо телефонная трубка.
        - Марина! - Я зависаю в растерянности и понимаю, что вчера ночью видела нас она.
        - Что - Марина, Марина… Я же предупреждала, это глупо - связываться с ним. Он, может, и не вспомнит никогда, что спал с тобой. Подумаешь, разочек! Та еще сволочь. Иногда просто убила бы…
        - Марина!
        - Видела его утром, говорю: как спалось? На-а-армально, - Маринка передразнивает Марка и театрально продолжает: - После этой своей умалишенной как с цепи сорвался. Думаешь, его интересуют наивные дурочки вроде нас с тобой? Нет, ему нужны взрослые тетеньки, с которыми интересно играть во взрослые игры. Он и их имена не успевает запоминать. А мы - так! Эскимо на палочке.
        - Почему эскимо-то? - на автомате спрашиваю я.
        - Потому что всегда в шоколаде и всегда таем от таких вот мальчиков, - она начинает смеяться, видимо, получая удовольствие от собственной «шутки».
        - Слушай, и так тошно, - признаюсь я.
        - Ну, ладно. В общем, трагедии не произошло, - принимается утешать меня Маринка. - Все живы и…
        И тут мою единственную подругу уносит далеко-далеко, куда-то не ближе Марса. После своего первого парня она все на свете объясняет причинами физиологическими, считая их самыми важными. «Забей! Он сам - дурак. Купи белье красивое, меньше ешь и худей». Вот краткий список ее рецептов девичьего счастья. Она всегда так рассуждает, когда очередной объект ее страстной любви не отвечает взаимностью.
        - Ты чего сегодня такая агрессивная?
        - Да так…
        - Кирилл?
        - Ну, да… Улегся вчера спать, будто меня и нет на свете.
        Утешив Марину, я включаю компьютер и брожу по сети в поисках ответов на вопросы, которых до минувшей ночи для меня не существовало. Да, прогноз неутешительный: если ты переспала с парнем в начале отношений, ничего хорошего не жди. Особенно - если этих отношений вовсе не было. Вбивать в поисковике: «Как к тебе относится парень, если он переспал с тобой на кухне на полу», мне не хочется. И без этого все понятно. «Вот так в одну прекрасную ночь осуществилась и одновременно рухнула моя мечта», - думаю я. Но все еще верю и стойко жду от Марка звонка…

* * *
        Моей тоске исполняется ровно четыре часа, когда вновь звонит телефон. Если бы я ждала сообщения от бога о том, что меня зачислили в рай, радость моя была бы менее бурной. Номер мне незнаком, и это заставляет мое сердце биться еще сильней. Хотя куда уж сильнее… «Да!» - я нажимаю на кнопку.
        - Алло, Юлия?
        - Здравствуйте, да.
        - Вы знакомы с Арсением Павловичем?
        - С кем? Простите… А кто мне звонит?
        - Извините, я из областной больницы. К нам поступил мужчина без сознания. В его кармане мы нашли записку с вашим номером телефона.
        - Странно. Я не знаю никакого Арсения Павловича…
        - Вы уверены?
        - Да.
        - Извините.
        Я бросаю телефон на кровать и сама падаю вслед за ним. Почему, почему, почему? Когда ждешь того, что для тебя по-настоящему важно, в жизнь приходит то, чего ты вовсе не ждешь. Димка стучит чем-то за стенкой. Это монотонный звук его любовной тоски - так он страдает. Я беру теннисный мячик - напоминание о детстве - и бросаю его в стену. Тук. Ничто не сближает людей так, как совместная грусть. Эта мысль почему-то трогает меня до слез, и теперь неважно, почему я плачу, просто плачу. Подушка такая уютная, за окном и на душе холод, и мне так хочется спать. Тук-тук. Засыпаю…
        Просыпаюсь я, свернувшись калачиком, в темноте. Видимо, ночью сильно похолодало. Мне не хочется ни вставать и идти куда-то, ни лежать, бездельничать и вновь мечтать, мечтать. Я вообще ничего не хочу, ведь моя вселенная рухнула: он не звонит. Чтобы заставить себя встать, я думаю о том, что новый день может принести мне новости о Марке. Наконец, совершаю подвиг - сонная и продрогшая, иду по прохладному полу в ванную. Впереди новый день, новые тревоги и новая грусть…
        В школе все как обычно. Все события сегодняшнего дня можно описать одной фразой: «Я гипнотизировала телефон». И только после обеда он поддался моим чарам. Упрямая коробочка звонит тогда, когда я уже не жду.
        - Это из полиции.
        - Что случилось?
        Первая мысль - Димка что-то учудил…
        - Вы знакомы с Арсением Павловичем?
        - Нет, но мне по этому поводу уже звонили из больницы.
        - Да, да, я знаю, - заверяет мужской голос. - Но в любом случае мне с вами нужно поговорить.

* * *
        Мы встречаемся в сквере недалеко от школы. Я сижу на скамейке и жую бутерброд. Живописная картина… примерная девочка с колбасой в ожидании кого-то там из полиции. От безделья я пытаюсь шуршать опавшей листвой. Однако все бессмысленно, ноябрь беспощаден: полусгнившие листья под ногами и хмурое небо над головой. Даже природа не помогает мне спрятаться от унылых мыслей, ее настроение еще более безнадежно…
        Наконец, появляется он. Местный Рэмбо. Да, у меня еще есть силы шутить. Грузный, высокий мужчина идет ко мне стремительно, как ходят те, кто привык спешить и думать в таком же темпе.
        - Вы знакомы с этим человеком? - полицейский протягивает фотографию.
        Он говорит стоя, не сводя с меня взгляда, отчего мне ужасно не по себе. После его слов: «Вижу, вы уже сомневаетесь?» - я поднимаю голову. Серые, безучастные глаза смотрят на меня в упор, и мне не удается скрыть своего удивления. На фотографии тот самый чудаковатый старик с киностудии…
        - Да, я знаю его. Но видела всего лишь раз.
        - Где и при каких обстоятельствах?
        Я рассказываю все, что знаю об этом старике: как он встретил меня на кастинге, как был учтив, как похвалил и пожелал удачи. Все это время я испытываю странное чувство - смесь страха, печали и тревоги… Удивительно, я совсем не знала этого человека, меня не связывают с ним никакие воспоминания, кроме той встречи, но мне почему-то очень грустно…
        - А что случилось?
        - Попал под машину. Не можем найти родственников, по прописке он давно не живет.
        - Он жив? - Мне хватает смелости задать этот вопрос.
        - Умер.
        Ровно на сутки незнакомец, которому я посвятила всего полчаса своей жизни, вытесняет из нее все - Димку, маму, Марину и даже Марка. Все мои мысли о нем - о старике, прожившем долгую жизнь, после которой в его кармане нашли только мой телефонный номер. Человек оставляет после себя лишь память. А что, если некому подумать о тебе после твоей смерти? Значит, ты жил напрасно? Так, что ли? Суровая мысль. Теперь я боюсь смерти тех, кто мне дорог. Боюсь груза воспоминаний, который может лечь мне на плечи. Романтических бредней о Марке мне вполне достаточно…
        На следующий день вечером звонит телефон, и я вновь слышу имя человека, благодаря которому моя любовная лихорадка стала немного утихать.
        - Юля, я хотел бы поговорить с вами об Арсении Павловиче…
        - Здравствуйте, простите, а с кем говорю?
        - Ах, да. Извините, - произносит властный мужской голос. - Я режиссер фильма «Ромео и Джульетта», на главную роль в котором вы пробовались…
        - Простите, как вас зовут?
        - Никита Петрович.
        - Вы, конечно, извините меня, Никита Петрович, но это уже и на фарс не похоже, это комедия какая-то… - я говорю это и сама себя не узнаю, такая наглая. - Это нормально, когда режиссер сам звонит школьнице по поводу главной роли в фильме, да? Вы, наверное, мне сейчас сниматься предложите, да? Очень смешно…
        - А вы - девочка боевая, - говорит он, вбивая гвоздь каждым словом. - Ничего смешного нет. Арсений Павлович до всей этой трагедии мне звонил и очень рекомендовал вас. Я ему доверяю. Но, увы, в то время я не записал ваш номер. Сейчас, когда вы, так сказать, нашлись, предлагаю встретиться. Завтра в два часа буду вас ждать. Адрес тот же.

* * *
        И вот новый день, вновь бесконечный коридор с бурлящей толпой чем-то занятых парней и девчонок. Вновь шум, гам, растерянность и двери, двери, двери. Я утопаю в этом море людей, творящих чужие мечты. И уже боюсь себя здесь потерять…
        Режиссер похож на карлика с добрым лицом. Всем своим видом он демонстрирует, как важен и разъярен, однако на самом деле выглядит удрученным и даже печальным. Есть в нем что-то притягательное, быть может - бездонная грусть в глазах или едва заметная улыбка, которая читается в уголках его пухлого рта. Человеку с таким лицом можно верить. Короткие всклокоченные волосы, обрамляющие круглую лысину, добавляют этому образу немного комизма.
        «До сих пор во всей этой истории с кино от меня ничего не зависело, почему сейчас я должна испытывать страх и лезть из кожи вон?» - думаю я. И это меня успокаивает. Цинизм - мой друг, он часто поддерживает меня. Хорошо, что я не имею ни малейшего представления о том, как нужно себя вести и чего от меня ждут, - иначе исчезла бы, не успев войти в эту неведомую мне жизнь.
        Что могут обещать мне времена,
        Когда врагом я так увлечена?[1 - Здесь и далее перевод Бориса Пастернака (прим. ред.)]
        Я произношу эту фразу сначала тихо, чтобы прислушаться к собственным интонациям, потом - в полный голос. На мгновение ловлю себя на том, что, в сущности, мне все равно, как меня оценят, пусть даже обсмеют. Обвожу помещение взглядом, внимательно всматриваясь в окружающих. Они просто люди, обычные люди… такие же, как мама, Димка и я…
        Я воплощенье ненавистной силы
        Некстати по незнанью полюбила!
        Стоп, я же говорю им о себе. Эти строки - о моей жизни! Да, я его не знаю - совсем не знаю. «Незнаемый - предстал он предо мною…» Кажется, я перестаю ощущать грань между мыслями и реальностью, чувствую себя наивной, глупой и бездарной, но из последних сил продолжаю выговаривать слова.
        Чудовищную страсть во мне судьба родила,
        Смертельного врага я полюбила.
        Продолжать дальше не могу: делаю паузу, вчитываясь в следующие строчки, и вдруг чувствую, что еще мгновение - и уже не смогу сдержать слез…
        - Достаточно! - командует режиссер и наклоняется к той самой тетке, которая в прошлый раз напомнила мне бабу-ягу.
        Я продолжаю стоять, словно голая. Вокруг меня снуют люди. А те двое - в данный момент они мои боги - все продолжают что-то обсуждать. Наконец, режиссер смотрит в мою сторону, машет кому-то, и передо мной тут же предстает шустрая девушка.
        - Пойдемте, - говорит она, показывая мне на дверь.
        - Это все?
        - Да, если вы нам подходите, мы вам позвоним, - говорит она голосом тетеньки, объявляющей на вокзале прибытие поездов.
        Выхожу на автопилоте. Против моей воли в голове роятся мысли о том, что какие подарки ни преподносила бы мне судьба, нужно угомониться и сидеть тихо дома, а не выставлять себя прилюдно дурочкой. Уставшая от волнения, я чувствую, что презираю себя, все мои переживания смешны… и нужно как можно скорей добраться до дома…

* * *
        Я заметила Кирилла давно, когда только вошла в здание, - сейчас он поджидает меня у входа. Нет, я не могу разговаривать с ним, я должна во что бы то ни стало уклониться от встречи. Мое раздражение беспричинно, но я не в силах его побороть… Не хочу видеть Кирилла, мне не о чем с ним говорить. Как в плохой кинокомедии, протискиваюсь к гардеробу так, чтобы Кирилл меня не заметил, хватаю куртку и выбегаю, надевая ее на лету.
        - Ох, Юлька, ты - класс!
        Он догоняет меня уже на перекрестке. Черт, зачем ты увязался за мной! Я не отвечаю ему потому, что слишком хорошо воспитана, чтобы высказать свои мысли вслух. Лишь улыбаюсь в ответ.
        - Ну, как? - спрашивает он.
        - Да кто его знает… сказали, что позвонят, если что… но что-то я сильно сомневаюсь, что это «если что» наступит…
        - Думаешь? А я слышал, ты им понравилась.
        - Да? Странно… ты тут за главного, что ли, и перед тобой все отчитываются? - я подмигиваю.
        - Ну, типа того… я роль Тибальта буду играть, - гордо говорит он и демонстративно выпячивает грудь.
        - О как! Здорово!
        - Здорово-то здорово, но, увы, я не Ромео…
        - Это ты так кокетничаешь? - спрашиваю я.
        Но Кирилл не успевает ответить, из-за угла выходит Марк. Как всегда… гордый, спокойный и безупречный.
        - О! А вот и Ромео…
        - Привет! - взмах рукой, белозубая улыбка. Марк идет, словно герой музыкального клипа. Спешащий город вокруг, и в центре он - целеустремленный, сильный, мужественный герой. От него некуда сбежать, негде скрыться.
        - А я как раз твою будущую Джульетту утешал, - начинает Кирилл. - Говорю ей, что все будет нормально. Не верит!
        - Понятно, а почему расстроилась? - Марк обращается ко мне.
        Это наша первая встреча… Покраснев от смущения, я смотрю на него и мысленно прошу оставить меня в покое, тихо ненавидя себя. Краем глаза замечаю удивление на лице Кирилла. Неужели мое волнение так заметно? Он что-то заподозрил? Я инстинктивно поворачиваюсь к Кириллу в поисках поддержки.
        - Ну, это… Юля боится, что ее не возьмут в нашу компанию, - Кирилл откликается на мой призыв.
        - Так, а чего бояться-то… все будет, как будет. И будет хорошо! - говорит Марк и при этом почему-то смотрит не на меня, а в сторону Кирилла.
        - Ты правда будешь Ромео? - спрашиваю, словно дурочка, которая с первого раза не понимает.
        - Да.
        Мне хочется спросить его о многом - о самом фильме, о своем возможном участии в нем и, да, о той самой ночи, которой теперь посвящены все мои мысли. Но разговор исчерпан. Рядом Кирилл. Я не привыкла к такому хмурому Марку, поэтому следующие полчаса провожу в компании ребят, не открывая рта.

* * *
        Самой странно, как спокойно я принимаю эту новость. Меня словно заморозили - и на звонок отвечаю не я, а Снежная Королева.
        - Вас утвердили на роль Джульетты.
        - Да? Спасибо, - я словно под гипнозом.
        Эта новость вводит меня в ступор - и я туплю… До сих пор мне было удобно думать, что в толпе меня невозможно заметить. Я всегда жила с этим убеждением, даже в те минуты, когда мечтала о Марке, - осознание собственной никчемности и мечты о нем не мешали друг другу. И вот я - Джульетта…
        - Эй, подруга дней моих суровых! - кричит в трубку Маринка.
        - Чего? Ты меня разбудила…
        Полночи я просидела в интернете, пытаясь нагуглить правильный ответ на вопрос о том, как жить. Лишь под утро смогла уснуть с тяжелой головой из-за важного открытия: мне не отвертеться. Я уже попала во власть модного безумия с лозунгом «Покажи всем! Будь крутой девчонкой». И вот теперь этой будущей крутой девочке нагло орут в ухо…
        - То есть ты меня динамишь, ходишь за моей спиной на кастинги, а я еще и плохая! - Маринке явно удается роль обиженной подруги.
        - Я не говорила, что ты плохая… просто сплю, дрыхну, как суслик.
        - Сейчас приеду к тебе!
        - Марин, я сплю…
        Сказать ей: «Не надо, не приезжай, и так тяжко» - не решаюсь.
        Маринка появляется через час, всем своим видом демонстрируя, будто она просто проезжала мимо и решила заглянуть. «Нет, это не я недавно сама напрашивалась к тебе в гости, нет», - говорит каждый ее жест. Шумная подруга изо всех сил старается понравиться моей маме, крутит попой перед Димкой и, только наигравшись вдоволь, заходит ко мне в комнату, где почти сразу же набрасывается на меня с вопросами.
        - Ну, ты и мышь… Как тебе это удалось?
        - Сама не знаю.
        - Изображала, изображала из себя невинность, а потом - хоп!
        - Марин, я правда не знаю…
        Но она и слушать не хочет: ее предположения гораздо занимательнее, чем самый увлекательный детектив, и душещипательнее, чем любая мелодрама. Может, у меня есть влиятельный любовник, или мой папа - подпольный олигарх, а может быть, у меня есть таинственный брат, с которым нас разлучили в детстве, и теперь он стал кинозвездой…
        - Марин, я сейчас расплачусь - так трогательно! - говорю я в ответ. Моя ирония - как защита, банальный смех сквозь слезы.
        - А ты быстро учишься… не думала, что он так влиятелен, вернее, она!
        - Это ты сейчас о чем? - спрашиваю я.
        - Ты знаешь, о чем. Не строй из себя дурочку! Марк?
        - Что - Марк? Он даже в мою сторону не смотрит…
        - Ну, этим ты меня не удивила. Переспал и не смотрит, для него это нормально. Если бы он на каждую, с кем спал, смотрел, глазки бы устали…
        - Марин, и так тошно.
        - Понимаю. Зато роль есть! Только… как ты теперь будешь с ним сниматься… подумала?
        Маринка смотрит на меня насмешливо, и я снова впадаю в ступор. Знала бы она, что я только и делаю, что задаюсь этим вопросом. День ото дня все свободное время сплю и думаю, думаю и сплю. Разумеется, мое поведение можно объяснить, например, волнением перед съемками. Но я-то знаю настоящую причину: это Марк.

* * *
        Спустя несколько недель я сижу на мягком стуле - и это все, что я чувствую. В борьбе с волнением решила сконцентрироваться на чем-то одном. Мягкий стул. Я сижу на нем, отключила мозг, жду.
        - Сейчас все соберутся, и начнем! - бросает в мою сторону ассистент и уходит.
        В актовом зале, где должно состояться первое общее собрание, я вновь остаюсь одна. Вновь концентрируюсь на стуле. Игнорирую мысли о том, как случилось, что я оказалась здесь: в сказке, о которой не могла и мечтать. Если начну разговаривать сама с собой на эту тему, то сойду с ума - я слишком неуверенна, чтобы возомнить из себя принцессу, и слишком часто сталкивалась с несправедливостью, чтобы не знать о том, что за все нужно платить. Ничего просто так не бывает - с детства внушила мне мама, которая, как никто другой, знает, что все дается с трудом, а если ты получила от судьбы приз, то обязательно заплатишь за него двойную цену. Чего потребует от меня жизнь? Об этом предпочитаю не думать. Да и какой в этом смысл?..
        - Мы первые, что ли? - Марк садится рядом.
        - Ага, - от неожиданности прячу глаза.
        Наедине мы оказываемся гораздо раньше, чем я ожидала. Все происходит так просто. Я к этому не готова. Опять называю себя дурочкой, сижу и молчу.
        - Рад, что Джульеттой будешь ты, - говорит он.
        К моему удивлению, сегодня он со мной мил, очень мил. Вновь улыбается мне своей дурманящей улыбкой, и я в момент забываю того холодного Марка, которого встретила в прошлый раз. Меня накрывает волной беззаботного, ничем не объяснимого счастья. Ох, опять эти американские горки…
        - А как я рада, что буду Джульеттой! Ты и представить не можешь! - пытаюсь пошутить я, а сама думаю: «И хорошо, что не можешь, не нужно представлять мои панику, ужас и страх».
        Словно прочитав эти мысли, Марк подбадривает меня:
        - Не волнуйся, все будет хорошо…
        - Думаешь, меня можно этим утешить? - я подмигиваю и почти сразу цепенею от собственной наглости.
        Ухмыляясь, он легонько треплет меня по затылку. Поворачиваюсь в его сторону, красивые глаза Марка улыбаются мне, его губы растянуты в улыбке. В этот момент он похож на чеширского кота. Я смеюсь вместе с ним…
        Но вдруг входит она - красивая, изящная, ей явно далеко за тридцать. На ее ухоженном лице, помимо приклеенной улыбки, застыло унылое равнодушие ко всему, что она видит вокруг. Эта леди вроде бы здесь и не здесь, с нами и без нас. Как слепая. Таких персонажей полно в светской хронике. Рядом с ней тяжело думать и сложно дышать. Вот и сейчас мне кажется, что я делаю это слишком громко.
        - Ну, как ты тут?… Как вы тут? - говорит она, и в этот миг все мои недавно возникшие иллюзии рушатся.
        Сделав неопределенное движение рукой, она берется за стопку распечатанных листов. Марк отзывается на этот призыв: пересаживается к ней поближе, касается ее руки. Всем телом она подается к нему, и я краснею. «Это конец», - думаю я. Это не трагедия «Ромео и Джульетта», это моя драма, и здесь присутствуют все ее главные герои: соблазнитель, светская львица и я - безродная Золушка.
        - Знакомьтесь, это Ирина, а это Юля, - говорит Марк, отрываясь от своей дамы.
        - Да, да, Джульетта, - улыбается «львица» и смотрит в мою сторону, но не видит.
        Он обращается с ней как с женщиной, к которой питает глубокое уважение. Сейчас это не тот Марк, который охотно подтрунивает надо мной или похлопывает меня по плечу в знак поддержки. Взрослый мальчик играет во взрослые игры. Я замерзаю…
        Глава третья
        И начался ад…
        Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
        - Стоп! Юля, не бойся ты его так. Ты чего дрожишь? Да, ты должна робеть, смущаться, но - не бояться! Понимаешь? Это один из ключевых моментов, - режиссер напорист как никогда, и его жесткий тон пугает меня еще больше.
        - Постараюсь, - говорю я.
        Да, старик выполнил свое обещание, чего-то там разглядел во мне и дал мне шанс… Но - как можно разглядеть во мне то, чего я сама в себе не вижу? Отчаянье. Сплошные муки, боль. Хочется все бросить и уйти.
        - Ребята, - режиссер обращается ко мне и Марку. - Может, имеет смысл оставить вас наедине, чтобы вы пообщались, привыкли друг к другу. Или… или лучше сходите куда-нибудь вместе в свободное время! Вина выпейте вместе, что ли… или как там сейчас расслабляется молодежь…
        - Хорошо, - понуро отвечает Марк.
        Но я-то знаю, что ничего хорошего в этой затее нет. Я могу пересчитать по пальцам фразы, которые он сказал мне после нашей совместной ночи. А после того, как на горизонте замелькала Ирина, ничто не может заставить меня испытать большую досаду и больший трепет, чем встречи с ним. Теперь они происходят все чаще и чаще, а моя боль все сильнее и сильнее.
        Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
        - Стоп! Это ужасно. Что за лицо такое страдальческое? У нас крупный план! И ты не Анна Каренина, которая готовится броситься под поезд, ты - Джульетта, и ты только что впервые поцеловалась со своим возлюбленным…
        Ужасное чувство, преследующее меня с тех пор, как другие поверили в меня больше, чем я сама, - страх. Я испытываю его в моменты, подобные этому, когда боюсь прилюдно сделать что-то не так. Сейчас я понимаю, что боялась и прежде, просто одиночество вытесняло эти переживания. Теперь же, когда у меня нет времени лелеять свое одиночество, страх полностью поглощает меня. Больше всего я боюсь разоблачения - вдруг однажды все проснутся и скажут: «А зачем она нам? Кто позвал и что нам с ней делать?» И меня выгонят, обвинив, что я притворялась не той, кем на самом деле являюсь…
        Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
        - Стоп. Я не понимаю, Юля, что происходит… Ты впервые, понимаешь, впервые в жизни целуешься с парнем! Вспомни свой первый поцелуй! Вспомни этого парня, представь его сейчас перед собой. Представь, что это с ним ты сейчас целуешься, с ним!
        Никто не знает, что мне незачем напрягать воображение, чтобы представить своего первого парня. Марк стоит передо мной. Вот он - близкий и далекий. Парень, подаривший мне первый поцелуй, и есть мой Ромео - и в этом основная проблема. Он и не помнит, что стал для меня главным героем. Моей первой и пока единственной любовью. Маринка называет его чемпионом большого секса, и когда она так говорит, мне хочется навсегда стереть из памяти свою первую ночь.
        - Марк, обними ее так, как ты можешь. Да-да, так. Юля, бери пример с Марка.
        Я стараюсь, видит бог, стараюсь, представляю рядом не Марка, а какого-то другого идеального Ромео. Такого же красивого внутри, как и внешне. Но, видимо, такие парни не могут существовать даже в моем воображении, поэтому у меня ничего не получается…
        - Так. Все. На сегодня все свободны. Юль, тебе нужно отдохнуть. Надеюсь, завтра в тебе проснутся чувства к нашему Ромео, - режиссер кивает в сторону Марка и смеется своей, как ему кажется, отличной шутке.
        Мне не смешно. Сегодня Марк тысячу раз поцеловал меня и не сказал ни слова.

* * *
        С тяжелой головой и дрожащими от нервной усталости руками я иду вдоль набережной, не замечая ни пронзительного ветра, ни бушующей, сопротивляющейся этому ветру воды. Достаю телефон, чтобы позвонить Димке. Он практически единственный человек, которому я звоню сама. Кроме мамы. Я выбираю свой последний исходящий вызов - и на экране отображается неизвестный мне номер.
        - Черт! - нажимаю сброс.
        «Черт, я же давала телефон Марине», - думаю я, а телефон уже звонит: кто-то из Маринкиных контактов мне перезванивает. Брать или не брать? В конце концов тщеславие побеждает. Решив, что актриса не должна прятаться, я отвечаю на звонок.
        - Извините, перепутала…, - начинаю я, но мужской голос не дает мне продолжить.
        - Ты знаешь, что такое любовь?
        - Что?
        - Я говорю: любила ли ты кого-нибудь?
        - Что за бред? Вы кто?
        - Бред… как грубо…
        Мужчина говорит, немного растягивая слова, одновременно и ласково, спокойно, и жестко, бескомпромиссно. Этот голос нравится мне с первых мгновений.
        - Марк?
        - Это тот напыщенный идиот, который вечно играет роль страдающего принца? Очень смешно. Нет, я не принц, - насмехается голос.
        Мне становится не по себе, словно незнакомец в эту минуту высмеивает мои чувства, надежды, лучшую часть меня.
        - Извините, - говорю я и вешаю трубку.
        Я не успеваю прийти в себя, как телефон звонит вновь.
        - Да! - Раздраженно отвечаю я, будучи уверена, что это вновь несмешная шутка.
        - Привет, Юль!
        Ёжик? Неужели это он разыгрывал меня? Эта мысль ненадолго вводит меня в ступор.
        - Ну и голос у тебя… что-то случилось?
        - Привет. Да ничего, все нормально. Ты как?
        Ёжик зовет меня в кино, и даже на расстоянии я чувствую, как сейчас где-то он ходит взад-вперед, чтобы унять свое волнение. Впервые меня зовут на свидание. Хочу испытать радость, растягиваю губы в улыбке, чтобы мой голос звучал мягче, а мозг запустил программу «Счастье», - но музыка не хочет звучать. Внутри тихо. Те, кто недосягаем, всегда волнуют нас больше, чем те, кому мы нужны.

* * *
        Кто же меня разыграл? - вновь этот вопрос не дает мне покоя. Стоя на ветру, с растрепанной прической и такими же мыслями, я роюсь в телефоне. Десяток исходящих звонков на неведомые мне номера. Да… Маринка не мелочилась, обзвонила целую роту.
        - Марин, привет…
        - Привет-привет! Только что о тебе вспоминала! Пойдем куда-нибудь вечером.
        - Сорри, не могу. Я в кино с Ёжиком собралась.
        - Ничего себе! Ёжик, он такой! Всем ежикам ежик, - смеется Маринка. - Так всегда смотрит на тебя, будто хочет съесть. Не упускай шанс.
        - Марин, ну хватит прикалываться. Слушай, а ты кому с моего телефона звонила? - говорю я, уже понимая всю тщетность попытки.
        - Да много кому… а что? Много денег проговорила?
        - Нет, все нормально. Просто запуталась тут в номерах. Нечаянно не туда нажала…
        - Эсэмэску, что ли, эротического содержания кому-то отправила? - смеется Маринка. - Да не переживай ты. Я всем близким звонила. Кириллу, Марку, Ёжику, маме. Это те, кого ты знаешь. И еще куче народа… Ничего страшного. Все свои. Ежели что, я объясню.
        - Ага.
        - Ну, ладно, если чего надумаешь по поводу вечера, звони.
        «В общем, правильно, что я ей не сказала подробностей», - думаю я. Не стоит с ней говорить о том, что она вряд ли поймет. Есть то, чего Маринка в принципе не в состоянии ни съесть, ни переварить: влюбленность до дрожи в коленях, бесконечные сомнения и прокручивание мыслей по тридцать третьему кругу…

* * *
        Я вижу Ёжика у входа в метро. Он стоит у стены, переминается с ноги на ногу, пытаясь скрыть волнение, и от этого волнуется еще больше. Подхожу к нему сзади, дотрагиваюсь до плеча - и мы оба хохочем, чтобы снять напряжение, я - его, он - свое. У него лицо то ли грузина, то ли еврея, смуглое, с выразительным носом и немного хищным взглядом. Типичный студент престижного факультета какого-нибудь важного университета, который всем своим видом словно говорит окружающим, что впереди его ждет как минимум пост президента.
        - Давно ждешь?
        - Да нет, только подошел, - отвечает Ёжик, но его замерзшие руки говорят об обратном.
        Мы идем по улице под мокрым снегом, оба слегка не в себе, испытывая неловкость от первого свидания. Вот уж чего не ожидала, что Ёжик поведет меня смотреть новый блокбастер, в котором концентрация взрывов и стрельбы куда выше, чем в настоящем бою. Но затем еще круче… он ведет меня в модное уютное местечко, где обычно заседает золотая молодежь. Там мой застенчивый студент сажает меня за лучший столик у окна, но к этому времени я уже устаю удивляться…
        - Тебе здесь нравится? - гордо спрашивает Ёжик.
        Еще бы мне здесь не нравилось… каждая девочка мечтает почувствовать себя принцессой. В глубине зала играет саксофон, воздух пропитан напыщенностью и вальяжностью. Здесь я чувствую себя богемной дамой - мне не хватает только мундштука и сигареты, а Ёжику - фрака.
        Он садится напротив. Сейчас Ёжик похож на юного банкира: еще без лысины и живота, но уже такой важный, словно его карманы доверху набиты деньгами. Мне как-то неловко делать заказ, мой сегодняшний принц тоже мнется - то ли из-за денег, то ли все еще нервничает. Кое-как мы делаем выбор.
        - Ты когда-нибудь была влюблена? - Вдруг ни с того ни с сего спрашивает он.
        От неожиданности меня передергивает. Сегодня я уже что-то подобное слышала. Неужели он? Смотрю на Ёжика и пытаюсь представить, как может звучать его голос, если присущей ему манере разговора добавить уверенности и развязности. Нет, Ёжик не мог меня так развести… или все-таки мог?
        - Я сейчас вернусь, - говорю я и встаю, чтобы сходить вымыть руки.
        Марк идет мне навстречу с улыбкой на идеальном лице. Рядом Ирина в длинном красном платье, словно только что прибыла с церемонии вручения «Оскара». В моей голове в очередной раз мелькает мысль о том, как жалко я выгляжу в своей робкой попытке принадлежать к этому миру модных, богатых и знаменитых. Зато… зато у меня душа красивая! - мысленно кричу я, и самой смешно. Какое жалкое утешение для девушки, возомнившей себя Золушкой. Вернее, Джульеттой…
        - Привет! - кивает он мне.
        - Привет!
        Я пытаюсь проскользнуть мимо как можно быстрее. Однако Марк хватает меня за руку, поворачивается к своей спутнице и с вызовом говорит:
        - Моя Джульетта…
        - Хорошенькая. Я даже не узнала! - оправдывается за игнор дама.
        - Тебе не рано бывать в таких местах? - Марк смотрит на меня насмешливо, слегка откинув голову, и улыбается.
        Я отвожу глаза, как первоклашка, которую пожурил старшеклассник, - и молча продолжаю свой путь, а когда возвращаюсь, наблюдаю продолжение любовного спектакля. Марк и его спутница о чем-то игриво спорят и заразительно смеются за соседним столиком. Я же почти не отвечаю Ёжику; однако, кажется, он и не замечает, что беседует сам с собой. Я и хотела бы развидеть это, закрыть глаза, отвернуться, сбежать. Но не могу - все, что связано с Марком, важно для меня, и даже боль не мешает мне от всего этого отказаться.

* * *
        Мне нравится страдать. Эта мысль приходит сама по себе, без усилий. Иначе как объяснить, что я все еще на что-то надеюсь. Мало уделяет времени - занят; не звонит после секса - не помнит о том, что произошло. Я придумываю всему объяснения и не устаю от иллюзий. Вот и сейчас… брюнетка в красном платье и его брачные игры с ней… это все, что я знаю о Марке. И мне вроде все понятно, но я все равно мысленно умоляю - дай мне знак, дай знак, что это всего лишь спектакль…
        Мы с Ёжиком допиваем кофе, когда рядом с Марком неожиданно появляется Кирилл. С ним - худенькая девушка на высоких каблуках. И это не Марина. Увидев меня, местный Бибер машет мне рукой, а затем идет к нашему столику так стремительно, словно боится, что мы с Ёжиком убежим.
        - Ух ты! Какие люди!
        - А вот Марк меня даже не заметил, - нудит Ёжик.
        - Марк?… а вы с ним знакомы? А, точно! Тогда, у меня на вечеринке. Марк, он такой… сам себя не помнит, а ты хочешь, чтобы он других помнил, - смеется Кирилл, после чего садится рядом и вдруг поворачивается ко мне:
        - Как ты, наша самая лучшая в мире Джульетта?
        «Ух, сколько внимания и как неожиданно», - думаю я, но вслух произношу лишь два слова:
        - Все хорошо.
        Кирилл наваливается грудью на стол и начинает эмоциональную речь по поводу огромной радости от встречи с нами. Поскольку в это время он смотрит в сторону Ёжика, я пользуюсь случаем, чтобы улизнуть. На крыльце я сталкиваюсь с худышкой, которая пришла сюда вместе с Кириллом. Она явно перебарщивает с диетами, ярко накрашенные губы кажутся алым пятном на бледном, безжизненном лице. В ее пальцах сигарета. Вместе с ней какой-то парень, он стоит в неосвещенном углу, и потому мне виден только его силуэт. От нечего делать я переминаюсь с ноги на ногу и чуть не грохаюсь со скользких ступеней.
        - Осторожнее, - Марк говорит мне это прямо в ухо.
        Его руки подхватывают меня и держат на весу. Еще мгновение - и он осторожно ставит меня на ступени. С ума сойти: это не сон! Его лицо рядом с моим, я смотрю ему в глаза, опускаю взгляд, смотрю на его губы, он что-то мне говорит: и это жизнь, а не съемки фильма! Я и он. И никаких женщин в красном.
        - Привет! - слышу я голос Ёжика, он как раз выходит из кафе и зависает на полпути. - Вы и тут, что ли, репетируете?
        - Ага, только-только хотели начать целоваться, и тут вы! Как там… «Не надо наклоняться, сам достану», - Марк притягивает меня и нежно прикасается к моим губам.
        - Дурак! - от неожиданности я слишком резко его отталкиваю.
        Забыв про Ёжика, в смятении спускаюсь с крыльца. Что все это значит? Позерство Марка после того, как я успокоилась, и моя внезапная слабость. Я оставляю позади все: кино, кафе и ухажера. Вхожу в метро, сажусь в поезд и закрываю глаза. Пытаюсь вспомнить, как в ту ночь Марк смотрел на меня: его взгляд был открытым, естественным и беззащитным… как сегодня. Неужели он что-то чувствует ко мне? Он - такой гордый, непостоянный, замкнутый. Однако, может, все объясняется лишь бравадой и вседозволенностью? У этих богатеньких каких только бзиков не бывает… как и прежде, я погружаюсь в мир своих иллюзий, где продолжаю теряться в догадках и не нахожу ни одного ответа…

* * *
        Меня перенесла сюда любовь,
        Ее не останавливают стены.
        В нужде она решается на все,
        И потому - что мне твои родные!
        - Стоп! Вы роботы? Я спрашиваю вас обоих - вы роботы?
        Полдня мы тратим на крик. Чем сильнее все вокруг орут, тем в большем ступоре я нахожусь. Марк спокойно реагирует на происходящее, терпеливо молчит, пытаясь понять, чего от нас ждет режиссер. Ни словом, ни взглядом он не напоминает мне о вчерашнем. Делает все с невозмутимым видом, а когда слышит критику, лишь улыбается своей особенной улыбкой, которая заметна только мне одной. Или я придумала это…
        - «Меня перенесла сюда любовь», - передразнивает режиссер. - Кака така любоф? Ребята, вы выглядите как истуканы, которые только что научились говорить. Вы произносите какие-то слова, но о чем они - я не понимаю! Не понимаю! Не слышу вас!
        Вполне возможно, Марк и не любил никогда, он нравится женщинам и сейчас переключился на дам постарше, но сам - всегда закрыт. О-о-о, что за романтический бред я несу? Бред как бред. Это же мой бред, мне можно - я девочка. Все еще наивная дурочка, но уже не такая, как вчера.
        И все же… вчерашний вечер, спасибо тебе за даму в красном, за «поцелуй», за одиночество в компании с Ёжиком, за новое знакомство с Марком. Любви нет. Есть только наше представление о ней. Ох уж эти мысли-статусы из социальных сетей. Любовь лишает людей разума, - это точно. Вернусь домой и напишу: «Ты сделал меня идиоткой на тысячу дней, но сегодня я прозрела».
        Меня перенесла сюда любовь,
        Ее не останавливают стены.
        Марк, Марк… Я представляю на его месте Ёжика - такого безопасного и надежного, что рядом с ним сложно испытать какие-либо чувства, кроме одиночества. Это помогает мне оставаться спокойной. Нет, Марк, я больше ничего к тебе не чувствую. И твои глаза, смешливые и нахальные, больше не волнуют меня.
        - Стоп! Юль, ты сегодня таблеток каких-то наелась? Что с тобой?
        - Все нормально…
        - Как же нормально, когда тебя здесь с нами нет! Ну, пусть вы как следует поцеловаться долго не могли… но тут-то в чем проблема? Все, что от тебя требуется, - это проникновенно слушать…
        - Хорошо.
        Ничего хорошего на самом деле. Я чувствую, что лишаю свою жизнь самого главного - волнений, трепета, ожиданий и солнца, греющего меня в минуты наших встреч.

* * *
        - Хочешь встретиться?
        - Опять вы…
        - Ты говоришь это так обреченно, будто я страшный карлик и предлагаю тебе грязный секс, - незнакомец грустно смеется.
        Я хочу закончить разговор, но после фразы о карлике почему-то спрашиваю:
        - Кто же ты? Прекрасный принц? Вряд ли. Прекрасные принцы не звонят девушкам и не приглашают на сомнительные встречи.
        - А что они делают?
        - Они… - я не сразу нахожу нужные слова. - Они совершают подвиги, спасают принцесс, а потом на них женятся! Как-то так.
        - Значит, мне ради тебя нужно совершить подвиг?
        - Не думаю, что это наш вариант. Во-первых, я не принцесса, как бы мне этого ни хотелось. Во-вторых, откуда мне знать, настоящий ты принц или обманываешь наивную девушку?
        - Если честно, даже не знаю, принц ли я…
        - Ну, тогда не морочь мне голову. Когда будешь уверен, что ты и есть мой принц, тогда и звони!
        От своей решимости мне становится не по себе. Положив телефон на стол, я подхожу к зеркалу и смотрю на свою раскрасневшуюся физиономию. Ну, что? Стыдно, да? И ведь это тоже ты. Могу быть и такой - теперь знаю. Впереди меня ждут каникулы, поэтому все переживания я решаю оставить на потом. «Если это не просто дурацкий розыгрыш, то он еще позвонит», - думаю я, уже лежа в кровати, после чего засыпаю.

* * *
        Утро, которое я надеюсь провести в своей мягкой постели, забыв о спешке и суете, начинается со звонка. Телефон долго голосит, прежде чем попадает мне в руки. Я девочка ответственная, но иногда это жутко бесит.
        - Марин, ну имей совесть…
        - Я вовсю ее имею, но я не Марина, - глумливо отвечает мой уже ставший знакомым незнакомец.
        - Мне сразу повесить трубку или ты придумаешь что-нибудь смешнее?
        Этот удивительный миг, когда я сама себе нравлюсь. На редкость приятное чувство, нужно запомнить его. Я привстаю, чтобы увидеть в зеркале свое отражение. Да, точно, даже выгляжу сейчас иначе: блеск в глазах и едва уловимая самоуверенная улыбка… Черт, я грохаюсь на пол, успев зацепиться рукой за кровать. Приподнимаюсь и вновь любуюсь своим отражением - теперь на меня смотрит перепуганная девица со всклокоченными волосами. Кривлю губы, подмигиваю себе и театрально падаю на пол: все-таки я - актриса…
        - Дай угадаю… ты лежишь сейчас голая и сердитая.
        - Ага, на полу. Набила шишку и корчусь от боли. Ты подглядываешь за мной, да?
        - Серьезно? - он смеется, но тут же добавляет серьезным тоном: - Да, да, конечно, мне нравится наблюдать за…
        - Эй, ты не перепутал мой номер с «Сексом по телефону»?
        - Не кипятись, не кипятись! - хохочет он. - Извини. Признаю, расслабился. Просто подумал, что прикольно нести всякий бред, когда не знаешь, кто с тобой разговаривает, ведь так?
        Я смеюсь. Бред - штука заразная.
        - Ага, сама об этом только что подумала… Почему звонишь так рано?
        - Соскучился, конечно! - продолжает дурачиться он.
        - Ты мне уже как родной, - заботливо говорю я. - А ты не боишься, что я вычислю тебя, и тогда все станет менее забавным?
        - Нет, не боюсь. Во-первых, ты могла уже давно меня вычислить, но этого не сделала. А во-вторых, видимо, ты сама боишься, что все станет менее забавным.
        - Ты видишь меня насквозь…
        - О, да… Чем планируешь сегодня заняться?
        - А что? Хочешь раскрыться и пригласить меня куда-нибудь?
        - Увы, я трус.
        - Если серьезно, то сегодня, в первый день каникул, мы с братом и подругой пойдем в кино. Ты любишь кино? - спрашиваю я только для того, чтобы избежать расспросов о своих близких.
        - Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного?
        - Доронина?
        - Ого, знаешь такую древность!
        - Ну, а как иначе…
        - Только это не Доронина, а Белинский, - говорит он.
        - Да? Прикольно! А ты крут… цитируешь Белинского…
        - Стараюсь хоть чем-то тебя удивить.
        Мы говорим об обычных вещах: о планах на каникулы, погоде и моде, в которой я ничего не понимаю. Однако с ним мне не нужно это скрывать… Я говорю все как есть - прямо. И мне это нравится. Меня вновь преследует ощущение, что моя жизнь круто повернулась и я приобрела что-то важное: то, что изменит меня, то, что необходимо сохранить…
        Прочь, прочь, мысли о Марке. Я хочу излечиться.

* * *
        Мы с Димкой ждем Марину уже достаточно долго, однако это нисколько нас не тревожит. Я, в ужасной шерстяной кофте, сижу в кафе кинотеатра, уставившись в меню. Здесь жутко жарко - мое и без того всегда румяное лицо пылает как факел. Довольный Димка сияет в ожидании фильма о динозаврах. Вдруг голос Марины заставляет меня вздрогнуть, я поднимаю глаза и вижу нашу влюбленную гламурную пару. Подруга выглядит уставшей, однако она безукоризненно подкрашена, а ее глаза сияют. Должно быть, минувшая ночь принесла ей немало радости и хлопот.
        Кирилл бесцеремонно плюхается рядом со мной, задев меня практически всеми частями тела, я резко отодвигаюсь в сторону и преспокойно продолжаю заниматься своим любимым делом: поглощением пирожного. Я вонзаю ложку в нежное суфле, вкусное лакомство тает во рту, затем - обжигающий глоток крепкого кофе и вновь - нежное суфле. После чего немного поелозить ложкой по блюдцу - милое дело. Еще несколько минут такого сладкого времяпрепровождения - и можно идти в кинозал.
        - Ты, обжора, как всегда, прекрасна, - голос Маринки напряженно шутлив, она явно нервничает из-за встречи Кирилла с Димкой.
        - Ням-ням! - я подыгрываю ей столь же неумело.
        - Решил пойти со мной, - кивает она в сторону Кирилла.
        - Ага, давно в кино не ходил. Любите ли вы кино так, как люблю его я…
        Кирилл? Неужели Кирилл?.. Сложно представить, что этот гламурный, изворотливый мальчик может цитировать Белинского. Однако иногда в его взгляде проскальзывает какая-то искра, и это заставляет меня думать, что Кирилл не так прост, как может показаться… Но, увы, кажется, я обманулась. Следующие несколько минут мы слушаем лекцию о том, что фильмы о динозаврах - полная чушь, и смотреть их можно только в хорошей компании. Все это время Димка жмурится и закрывает уши и, в конце концов, выдает:
        - Я Дима. Я люблю динозавров.
        Кирилл смотрит на него так, словно с ним вдруг заговорил стул.
        Мы уже подходим к залу, а Димка еще продолжает что-то бормотать себе под нос, потирает ладони, словно готовясь к публичному выступлению. Мне становится понятно, что он не войдет в зал, пока не выскажет все свои мысли. После моего призыва выслушать Димку наш затейник Кирилл входит в образ Деда Мороза, демонстрируя всем своим видом, что готов выслушать стишок маленького мальчика. Я невольно думаю: Кириллу двадцать лет, как и Димке, наверное, он считает себя в сто раз умнее моего брата. При этой мысли меня разбирает смех.
        - Юль, ты чего?
        - Ничего. Все нормально. Просто смешинка в рот попала.
        Димка правильно оценивает ситуацию, машет рукой - дескать, эх! - после чего направляется в зал.

* * *
        Фильм идет уже около получаса, когда наша влюбленная пара решает проявить свои чувства на публике. Кирилл припадает к уху Маринки, что-то шепчет, после чего прижимается губами к ее шее. Димка не упускает сей факт из виду. С каждой секундой это беспокоит его все больше и больше. Упершись в подлокотники, он приподнимается в кресле и вытягивает шею, чтобы удостовериться в намерениях Кирилла. Тот беззастенчиво ласкает шею Маринки.
        Я нервничаю вместе с Димкой и внезапно вспоминаю об упаковке попкорна. Беру ее, пытаюсь открыть. Но пальцы соскальзывают, и упаковка падает на пол. Поднимаю ее дрожащими руками. Она вновь выскальзывает, и я вновь ищу ее на полу. В этот момент неугомонная упаковка становится смыслом моей жизни. Я не знаю, как с ней справиться. Не знаю, как переключить внимание Димки. На секунду мне кажется, что второе мне наконец-то удается - Димка смотрит на меня внимательно, с интересом. Однако через мгновение он резко поворачивается в сторону ребят, после чего почти сразу же раздается вопль Кирилла.
        - Что случилось? - орем хором мы с Маринкой.
        - Ёклмн! - шепчет Кирилл, держась за пах.
        - Я его ущипнул, - спокойно поясняет Димка.
        Мы с Маринкой синхронно опускаем глаза, едва удерживаясь от смеха. Никогда не стоит недооценивать других, даже если они кажутся тебе беззащитными. Ни одно твое неуместное действие не может обойтись без последствий.
        Кирилл вызывает такси. В этот день мы больше его не видели.
        Глава четвертая
        Уже в шесть часов вечера, возвращаясь из кинотеатра, где ради Димки мы провели почти целый день, мы решаем зайти в кафе. Идем по заснеженной темной улице и, чтобы немного согреться, забавляемся, бегая друг за другом со снежками. Димка смеется громче всех. Он счастлив, и я думаю о том, что этот день обязательно запомню.
        Мы заходим в кафе - из тех, где можно просто тихо посидеть, помечтать, пожужжать с друзьями. Выбираем столик в дальнем правом углу. Это самое уединенное и уютное место в зале - нам повезло, его только что кто-то покинул: пустые тарелки с остатками вкусностей все еще стоят на столе.
        - Какая грязь! - начинает наша рафинированная Марина. - Официант! Вы можете быстрее все это убрать?..
        Я не готова слушать ее пламенную речь до конца, киваю в сторону туалета, наклоняюсь к Димке, говорю ему, чтобы не волновался и ждал, ухожу. Возвращаюсь минут через десять, когда Маринка уже вовсю что-то доказывает не только официанту, но и администратору, а Димка, вжавшись в стул, стучит ладонями себе по голове.
        - Вы не имеете права так обращаться с нами только потому, что он инвалид, - говорит моя подруга, указывая на Диму.
        - Что случилось?
        - Что случилось? Хамят! - вопит она.
        Димка тихо подвывает.
        - Марин, нам лучше уйти.
        - Нет уж. Мы пришли сюда отдохнуть, и мы отдохнем!
        Димка нервничает все больше и больше.
        - Думаю, вам, действительно, лучше уйти, - вмешивается администратор.
        И тут Маринку прорывает. Я в шоке смотрю на подругу, обалдев от ее безапелляционности и напора. Она кричит, что никто не вправе выгонять из кафе известную актрису: так впервые меня публично называют актрисой, и так бездарно, благодаря Маринке, я делаю свой первый шаг к славе. Еще она кричит о своем отце-режиссере, грозном папе со связями, о наказании для всех, серьезном и беспощадном. Все это время Димка стучит ладонями по голове, а я просто стою и смотрю на это.
        Мне стыдно: я растерялась.

* * *
        До сих пор моя жизнь, скучная, серая и незатейливая, принадлежала мне. Немного - Димке и маме, но в основном - мне. Однако теперь с каждым днем я все яснее чувствую, как над моими маленькими, ранее никому не нужными тайнами, словно скопище облаков, нависает чужое любопытство: я никогда не знаю, что может выплыть наружу - существенное или незначительное, правда или ложь…
        Димка - самая настоящая правда нашей жизни. Маминой, моей и его собственной. Еще он - наша тайна. Сейчас моему брату двадцать лет, семнадцать из них он был спрятан в тесной комнате нашей небольшой квартиры. Нет, это не насильственное заточение - мы не держим его взаперти, не лишаем радостей жизни: прогулок, аттракционов, кино. Просто так повелось. Так удобно. Дом - это крепость, в которой нет места косым взглядам, усмешкам, ненужным замечаниям всезнающих прохожих.
        Мама никогда не говорит с нами об отце. Все, что мы о нем знаем, - он ушел через пару месяцев после моего рождения. Еще есть несколько фотографий, которые я люблю разглядывать тайком. Я нашла их на антресолях, когда мне было пятнадцать. Улыбающаяся молодая мама, жизнерадостный и привлекательный отец. Красивая пара. Думала ли мама, что совсем скоро останется одна и будет проводить большую часть жизни на работе, отдавая нам каждый вечер лишь частичку тепла, которое сберегла в суете дня…
        В молодости она была яркой красавицей - этакой Натальей Гончаровой. В школе при первом знакомстве с Пушкиным я узнала свою маму в портрете его жены. Густые каштановые волосы, бледное утонченное лицо, изящные брови, прямой нос. Аристократка.
        Я не похожа на маму. Обычная барышня-крестьянка. Округлое простое лицо с немного курносым носом и вечно румяными щеками. У таких простушек нет шансов попасть на бал и очаровать принца. История с Марком - грустное тому подтверждение. Мечтай, Юля, живи и страдай, но не жди хеппи-энда.
        Мама считает, что ее сказка закончилась из-за того, что отец не выдержал тягот семейной жизни. Димка думает, что все дело в нем. Я же убеждена, что родись вместо меня маленький курносый мальчик - папино продолжение, он и не подумал бы оставлять маму. Я была его последним шансом утвердиться в семье…
        - Не думайте о нем плохо, а если подумаете, не произносите это вслух, - недавно вдруг ни с того ни с сего сказала нам мама, и ее морщинки на переносице сердито сжались.
        Это было единственным ее упоминанием об отце за последние несколько лет. Но вот настал день, когда все, о чем мы так долго предпочитали молчать, должно вырваться скандальным потоком на телеэкран. Заголовки в интернете уже кричали: «Брата актрисы выгнали из кафе», «Скандал с больным аутизмом братом Джульетты из нового фильма», «Сотрудники кафе обвинили артистов и инвалида в дебоше».

* * *
        Я не нашлась, что ответить, когда мне посоветовали подать в полицию заявление на сотрудников кафе. Я не нашлась, что ответить, когда мне сказали, что будет лучше, если все узнают обо мне не только как об актрисе, но и как о сестре необычного парня с модным диагнозом «аутизм». Я не нашлась, что ответить, когда мои слова о том, что нас в принципе никто не выгонял и не обижал, были проигнорированы.
        Мама была ошарашена самим фактом скандала. Ее ребенка обидели, и она ринулась в бой, еще не успев разобраться в деталях. Немного остыв, она просила не трогать ни ее, ни Димку, но маму уже никто не желал слышать.
        Кирилл, как и Маринка, встал в позу героя. Теперь главным смыслом его жизни стала защита всех униженных и оскорбленных. Я устала смотреть на то, как он изо всех сил пытается стать для других выше и важнее. Каждый раз, заходя в какую-либо из социальных сетей, я получала уведомление об его очередной затее - сборе лайков под спорной статьей или фотографией. Гламурный мальчик следовал тренду.
        Ёжик стал главным сочувствующим. Прочитав о скандале в интернете, он позвонил мне и робко спросил: «Как ты?» К этому времени я уже обросла достаточным слоем наглости, чтобы ответить: «Как в бушующем море корабль - не знаю, куда выплыву и выплыву ли вообще».
        - Я в тебя верю, - ободряющим, как ему казалось, тоном заверил Ёжик.
        «Не надо в меня верить, просто любите меня!» - кричит моя душа. Пафосно? Да. Теперь я такая - еще боюсь говорить правду в глаза, но уже не убегаю от мыслей. Не нужно быть слишком добрым, сочувствующим, наивно одобрять все мои поступки, Ежик, не нужно… Хорошего парня любить еще тяжелее, чем красивого плохиша. И от обоих невозможно отделаться: от одного - в жизни, от другого - в мечтах.
        Марк, как всегда, находится в оппозиции. С тех пор, как мы начали больше общаться и я стала узнавать о нем вещи более тривиальные и повседневные, чем его трагическая история любви, я все чаще радуюсь, что он не помнит о нашей совместной ночи. Мой первый опыт любви, вкус первых поцелуев, страх интимных прикосновений. Так довериться, обнажить и душу, и тело, я больше ни с кем себе не позволю…
        - Все это модные, но дешевые штучки, - произнес он, когда услышал о моем участии в ток-шоу по поводу брата, и, подойдя ко мне вплотную так, чтобы я видела только его глаза, добавил: - Ты позволила себе во все это вписаться. Я в этом не участвую. Жаль только… твоего брата.
        - Не надо его жалеть. Он просто не такой, как все, но он по-своему счастлив.
        - Печально, что свои интересы вы прикрыли якобы его интересами.
        Конечно, он прав. Но почему-то я чувствую, что должна немедленно, во что бы то ни стало доказать ему, что он ошибается.
        - Есть вещи, которым трудно противостоять, - ответила тогда я.
        Он посмотрел на меня насмешливо, слегка прищурив глаза, и в этот момент мне показалось, что Марк думает о чем-то запретном, до неприличия интимном, что нас связывает. Неужели он все помнит? Я вновь поняла, что мало знаю о нем и практически не понимаю его.

* * *
        Первые минуты ослепительны. Во всех смыслах. Лучи прожекторов рьяно освещают мое лицо, а мое тело - может, и не столь идеальное, как у голливудских звезд, - сверкает благодаря стразам Маринкиного платья. Я не смогла убедить ее, что такой яркий наряд вряд ли будет уместным. Но сейчас, когда на меня смотрят сотни глаз, ослепительное платье придает мне больше уверенности.
        - В какую минуту вы поняли, что ситуация выходит из-под контроля? - скороговоркой спрашивает меня ведущий.
        Он себе нравится. Высокий. Мускулистый. В журналах пишут, что в спортивном зале он провел не один год, и, судя по загару, - не раз засыпал в солярии. Очевидно, что, в отличие от меня, он уже давно достиг больших успехов в борьбе с неуверенностью и завоевал одобрение окружающих.
        Я нервно кашляю и выпрямляюсь в кресле.
        - Я…
        - Знаете, вся эта ситуация была для нас полной неожиданностью! - перебивает меня Маринка.
        Она сидит рядом. Маленькое черное платье обтягивает ее хрупкую фигуру, не мешая демонстрировать стройные ноги в черных чулках. Стильные черные туфли агрессивно вонзаются каблуками в пол. Все в ней говорит о твердой уверенности в собственной правоте и великой скорби по поводу всех несправедливостей мира, с которыми вынуждена сталкиваться ее тонкая и ранимая душа.
        - Знаете, мы любим жизнь. Мы не изгои какие-нибудь. Мы любим путешествовать, часто бываем в кафе.
        «Это она к чему?» - думаю я. И, словно услышав меня, ведущий ток-шоу, не поддаваясь чарам Маринки, спрашивает вновь:
        - Так в какой момент начался конфликт между вами и сотрудниками кафе?
        - Ну, вот я и говорю, что ни разу подобных ситуаций с нами не возникало, и вдруг! - продолжает она. - Просто верх хамства какой-то…
        - Юлия, как все произошло в тот день? - ведущий вновь пытается переключить внимание студии на меня.
        Мне не хочется ничего говорить. Я в принципе не люблю разговаривать. Тем более когда не знаю о чем. Рассказать всем, как мы раздули скандал из-за Маринкиного желания посидеть в этой студии? И да - ради фильма, конечно. Но ведь они не этого ждут. Рассказать о потребностях брата или о проблемах, с которыми сталкивается наша семья? Но ведь не ради этого на меня надели блестящее платье. Я уже знаю, что завтра буду презирать себя, но все же говорю то, чего от меня ждут, повторяю слова Маринки:
        - Это было так неожиданно…

* * *
        - Насколько я знаю, Юля, вы из простой семьи? - взгляд ведущего пронзителен, он, не моргнув, меняет тему.
        - Да.
        - Вас с братом воспитывает мама, а отец бросил вас, когда вы были еще маленькой, так? - набирает темп он.
        - Да, - я, как всегда, очень «многословна»…
        Такое поведение сводит на нет все мои жалкие попытки выглядеть гламурной девочкой, не помогает и дурацкий наряд. Мне кажется, что из-за него все в студии смотрят на меня с осуждением, - я сильнее поджимаю ноги и мну в руке модную, сверкающую ткань.
        - Да, я из простой семьи, и мне знакомы все проблемы тех, кто воспитывает аутичных людей, - коряво продолжаю я, решившись сказать хоть что-то по делу.
        - Вот прямо сидите вы тут, такая вся из себя, поблескиваете и уверяете, что вы из простой семьи! - в бой идет странного вида женщина в сиреневом платье, видимо, кто-то из молодящихся звезд. - Расскажите нам, как вообще вы, такая вся простая, получили главную роль, да еще не какую-нибудь, а Джульетты, в новом фильме, да не у кого-нибудь, а у самого Томчанского, а?
        - Не надо ни на что намекать, - твердо начинает скорбящая Маринка. - Да, режиссером фильма, в котором сейчас снимается Юля, является друг моего отца. Да, роль Ромео играет мой брат. Да, мы с Юлей одноклассницы и давние подруги. Но на этом все так называемые сенсации и заканчиваются.
        - Да неужели! - не унимается сиреневое платье.
        - Юля, как и все, прошла кастинг и была утверждена на эту роль вне зависимости от каких-то знакомств и прочего, о чем сейчас все пишут в интернете. И на этом точка. Нас пригласили сюда по другому поводу, разве нет? - Маринка бесстрашно обращается к ведущему.
        - Да, конечно, - отвечает он и скороговоркой продолжает: - После рекламы мы познакомимся с главным участником этой истории. Узнаем, каково это - быть аутистом. Оставайтесь с нами.
        Я сижу в полной растерянности. Нет, мы так не договаривались. Они не должны были брать у него интервью. Нет. Даже лицо Маринки, всегда спокойное и невозмутимое, вдруг растягивается в улыбке, под которой она тщетно старается скрыть свое замешательство. А ведь он мог рассказать журналистам и о своей любви к ней. Лица передо мной сливаются в разноцветную массу. Время замедляет ход, но все равно ускользает слишком быстро для того, чтобы я успела прийти в себя.

* * *
        Аплодисменты зрителей в студии, словно водопад бессмысленных звуков, обрушиваются на меня со всех сторон. Ведущий поправляет на шее бабочку и резво присаживается рядом со мной.
        Прежде я никогда не испытывала такого странного волнения: внутренний трепет вместил в себя досаду, раскаяние, страх. Труднее всего мне примириться с тем, что ничего уже не изменить, - невозможно сказать, что я больше не участвую в этом, невозможно встать и выбежать из этого ада, невозможно стать режиссером всего происходящего и изменить главный посыл.
        - Итак, после рекламной паузы мы вернулись в студию, - стремительно начинает ведущий. - Но прежде, чем мы познакомимся с главным героем нашей сегодняшней истории - парнем-аутистом, которого по-хамски выгнали из кафе, я хочу спросить его сестру, играющую в новом фильме роль Джульетты, вот о чем…
        Он делает паузу, наклоняется ко мне и бойко произносит:
        - Кто ваш Ромео? И любите ли вы его?
        - Эээ…
        Я в полном замешательстве. Глаза этого вездесущего и всезнающего человека ликуют. Ему явно нравится, что его вопрос сбил меня с ног, и все видят мое ничем не прикрытое смущение. К тому же он прекрасно знает, что сейчас я нахожусь во власти не только его любопытного взгляда, но и своего неугомонного сердца. Наконец, я слышу собственный голос…
        - Роль Ромео в нашем фильме исполняет…
        - Подождите, зачем нам знать о вашем фильме? Вы что - пришли сюда фильм рекламировать? - раздается голос из зала.
        - Мне кажется, что это очень важно - узнать наших героев лучше. Разве не так? - вмешивается ведущий, подпрыгнув с кресла. Ведь будь на их месте обычные люди, ситуация в кафе могла бы повернуться совсем иначе.
        «Выпустите меня отсюда!» - мысленно кричу я, но меня никто не слышит. Еще немного - и я сама, как Димка, начну бить себя ладонями по голове, раскачиваться, никого не замечая. Мозг мой взрывается.
        - В образе Ромео в фильме предстанет прекрасный молодой актер, сын режиссера Петра Толковского - Марк, - продолжает свою линию ведущий. - К сожалению, сегодня его нет в нашей студии. Зато вас, Юлия, приехал поддержать Кирилл Масленников, который исполняет роль Тибальта. Встречайте!
        Улыбающийся Кирилл входит в студию, как настоящая звезда. Гордый, в меру скромный и в меру раскованный. Он садится рядом со мной, случайно касаясь рукой моего плеча. Неловкое прикосновение не остается незамеченным, и не успевает Кирилл поздороваться, как кто-то громко спрашивает:
        - Почему вы сели рядом с Юлией, разве Марина - не ваша девушка?
        - Мы с Мариной пришли, чтобы поддержать Диму и Юлю. Мы посчитали это своим долгом, - Кирилл пытается успокоить сразу и зрителей, и саму Маринку.
        - Что вы почувствовали, когда узнали о произошедшем инциденте? - спрашивает ведущий. - Я знаю, что вы достаточно активно выражаете свою позицию в социальных сетях.
        - Да. Я не мог остаться равнодушным. Я знаю Диму достаточно долго. Он не мог себя вести так, чтобы его нужно было выгонять взашей, словно какого-то ненормального. Это бесчеловечно.
        Зал взрывается одобрительными аплодисментами. Никто, кроме нас с Маринкой, не знает, что Кирилл видел Димку лишь раз.
        - Да, это бесчеловечно…
        Кирилла поддерживает красивая брюнетка, и я узнаю в ней Ирину, девушку Марка. Она сидит в первом ряду, среди почетных гостей. «Интересно, кто она - политик, актриса, певица?» - думаю я. Сегодня она выглядит моложе обычного, ее улыбка как никогда лучезарна, а глаза блестят.
        - К сожалению, в нашем обществе не принято считаться с потребностями таких людей, - продолжает она. - Мой муж много копий сломал, прежде чем смог организовать массовую помощь для людей с ограниченными возможностями. Государство не заинтересовано в финансировании проектов для инвалидов…
        Слушая набор штампованных и в чем-то бессмысленных фраз, я стыжусь собственных мыслей. В этот момент мне почему-то ярко представляется, как Ирина будет сидеть здесь, в кресле главного героя, и рассказывать о своей любви к Марку. У нее есть муж? И он ей позволяет открыто встречаться с парнем, который почти в два раза младше? Интересно, какой будет тема этой программы?.. «Она была старше его, она была хороша…»?

* * *
        У ведущего ток-шоу странная манера перемещаться - вот он стоит у трибуны со зрителями, секунда - и он уже нависает надо мной с очередным вопросом, еще секунда - и он усердно что-то ищет в своем блокноте. Просто из кожи вон лезет. При этом его фразы столь длинны и запутанны, что мне кажется, будто он беспрерывно говорит что-то сверхинтеллектуальное. Смысл каждой брошенной кем-то реплики он раздувает до вселенских масштабов. Достоевский нервно выглядывает из-за его плеча. Шекспир стоит с Фёдором Михайловичем рядом.
        - Вот вы все - такие модные. Молодые, красивые. Мальчики и девочки. За инвалида заступаетесь и в кино снимаетесь, - внезапно оказавшись между мной и Маринкой, говорит он. - И кино это не какое-нибудь, а про любовь.
        «К чему это он?» - думаю я.
        - А между тем, - продолжает ведущий, - когда задаешь вопрос, любите ли вы кого-либо сами, вы уходите от ответа, вы скрываете свои истинные чувства, присаживаетесь к чужим девушкам. Давайте посмотрим на мир глазами нашего главного героя и поучимся у него. Наша съемочная группа побывала у Димы в гостях.
        Димкино лицо на экране выглядит детским, беззащитным и невинным. Обычно взрослый человек так выглядит, если его застали сонным врасплох. Брат слегка щурит глаза и улыбается.
        - Все хорошо, хорошо, - говорит он, и мне заметно, как глубоко его волнение. - Все хорошо.
        - Мы зададим тебе лишь пару вопросов, и все, ладно? - медленно, словно объясняясь с иностранцем, спрашивает кто-то за кадром.
        - Хорошо.
        - Что тебе нравится в людях?
        - Доброта.
        - А не нравится?
        - Зло.
        - Наверное, злость?
        - Зло.
        - Ты прощаешь тех, кто тебя обидел?
        - Прощаешь.
        - А ты любишь кого-нибудь? У тебя есть любимая девушка?
        - Да. Но это секрет. Она не узнает.
        - Почему не узнает? Почему ты ей не скажешь?
        - У нее есть сердце…
        - Сердце есть у всех.
        - Нет, не у всех, - говорит Димка. - Она будет страдать, как я. Не надо.
        У меня нет платка, чтобы утереть слезы. Нет - я не плачу. Конечно, не плачу. Ведь мне нельзя - я в гламурном платье. Держусь. И вдруг понимаю, как сильно изменилась. Я больше не та наивная, честная девочка, которая пряталась за холмом в надежде увидеть чужое счастье и помечтать о нем, как о своем. И не та дурочка, которая обнимала и целовала своего выдуманного героя, выпрашивая у него любви. Я повзрослела. А может быть, я просто слишком много думаю…
        - Очень славный парень, по-моему, - философски изрекает ведущий после того, как видеозапись заканчивается. - Честный.
        Сейчас в нем нет былой резкости. Нет заносчивости, категоричности, высокомерия. Не улыбаясь, он смотрит на нас, так называемых «героев», и говорит о вполне понятных вещах: о честности, любви и дружбе, о защите обиженных… Неожиданно он оказывается рядом с Маринкой. Она внезапно меняется в лице, ее губы дрожат. Но длится это недолго - уже через пару секунд она, улыбаясь, произносит, как ни в чем не бывало:
        - Видите, а ведь мы не напрасно сюда пришли. Даже одно то, что зрители узнают, что люди с аутизмом могут любить, уже очень важно. А вопрос с кафе мы постараемся как-нибудь решить.
        - Надеюсь, что полюбовно? - уточняет ведущий, делая акцент на последнем слове.
        - Конечно-конечно, - жеманничает Марина. - Разумеется, мы готовы пойти на уступки. Всякое бывает, мы это понимаем.

* * *
        Я выхожу из студии и оказываюсь в длинном коридоре. «Жизнь - не стремительно мчащийся поезд, с которым любят сравнивать ее режиссеры», - думаю я. Это обычный бесконечный серо-белый коридор. Вернее, лабиринт из коридоров. Здесь никто не отвезет тебя в мягком вагончике в счастливое будущее: ты сам ищешь выход, сам идешь, вкладывая усилия в каждый шаг…
        - Юля, здравствуйте!
        Она отвлекается от разговора с каким-то мужчиной и стремительно шагает в мою сторону. Ирина, эта шикарная женщина, идет ко мне - спокойная, улыбающаяся, красивая. Как роза в летнем саду - ухоженная, без изъянов. «Разве можно с ней конкурировать?» - мелькает в голове, пока я иду ей навстречу.
        - Здравствуйте!
        - Ну, как ты?
        Это жесткое «ты» заставляет меня вздрогнуть. Не то чтобы оно как-то задевает меня, нет, - просто оно так резко контрастирует с ее образом, что на секунду мне кажется, будто вместо великосветской львицы передо мной стоит обычная тетка, тыкающая малознакомой девочке. Вблизи ее взгляд кажется еще более высокомерным и презрительным. Наверное, я придираюсь… Она тоже оценивает меня.
        - Все хорошо, - дежурно отвечаю я.
        - Ты была сегодня просто неотразима! - говорит она.
        Что означает это выражение лица, это восхищение моими несуществующими успехами? Я смотрю, как она держит сумочку, которая стоит чуть меньше нашей квартиры, как нервно растопырены ее ухоженные пальцы, - и пытаюсь понять, может ли он ее любить… Интересно, как они делают это, как шепчут друг другу слова любви, как выглядят, когда вместе просыпаются…
        - Спасибо. А вы тут как оказались? - спрашиваю я, решив, что ее «ты» дает мне право на любопытство.
        - А ты разве не знаешь?
        О, если бы знала - я не задавала бы подобных вопросов. С великодушным видом спустя пару секунд она продолжает:
        - Я продюсер фильма.
        - Да? А я думала, что вы с мужем как-то связаны с благотворительностью…
        - Мужа у меня давно нет, он умер, - говорит она с напускной грустью. - Он был известным врачом, владельцем сети клиник, и занимался благотворительностью.
        - Понятно.
        - Я вот что думаю… - Ирина подходит ко мне еще ближе и окидывает с ног до головы пристальным взглядом. - Может, нам сделать из вас с Марком пару…
        - То есть? - первые пару секунд я действительно не понимаю, что за ерунду она несет.
        - Вы будете хорошо смотреться вместе, и это поможет продвижению фильма, - поясняет она. - Впрочем, это не коридорный разговор. Надо подумать.
        По дороге домой я думаю о том, как нагло обманываю окружающих. Моя кажущаяся покорность убеждает их, что я сыграю свою роль на ура - буду вращаться среди нужных людей, говорить правильные слова и безропотно делать все, что потребует от меня слава. Но уже сейчас, когда съемки фильма в разгаре, а до его выхода - еще немало времени, мои честолюбивые планы вышли за рамки приличия…
        Глава пятая
        Час спустя я иду по набережной и все еще думаю о том, что падаю слишком стремительно. Я уже совсем не уверена, что моя ложь неочевидна. Да, мне не пришлось говорить неправду - я просто преподнесла все в той обертке, которую давным-давно придумали за меня. Однако бог с ней, с ложью, облеченной в слова… Что делать с ощущением собственной никчемности от того, что я вру даже себе?
        В кармане вибрирует телефон. Я с трудом достаю его замерзшими руками, вижу на экране неизвестный номер. Неужели!
        - И как тебе сейчас, стыдно?
        - Простите, что? - не знаю, почему, но я вновь говорю с ним на «вы».
        - Иногда ложь вроде бы и не выглядит ложью, правда? - говорит он вкрадчиво.
        Есть вещи, которые я никогда не была готова с кем-либо обсуждать, - это мои личные качества и мотивы моих поступков. Даже самой себе еще пару минут назад я запрещала размышлять об этом, и вот - он озвучивает мысли, с которыми я беспощадно борюсь. От удивления не могу произнести ни слова…
        - Правда ведь?
        - Кто ты? Моя совесть, да? С чего ты взял, что вообще можешь мне звонить и уж тем более говорить подобное! - только договорив, я отмечаю, что вновь перешла на «ты» и повысила голос, еще чуть-чуть, и мой тон приблизится к ультразвуку. - Не звони мне больше. Ни в качестве принца, ни в каком-нибудь другом. Не звони.
        Выключив телефон, я поднимаю с дороги камень и бросаю его на лед замерзшей реки. Только что он был у меня в руках, и вот его нет. Только что моя совесть разговаривала со мной, и вот вновь тишина. Прежде я никогда не испытывала ничего подобного: только что кто-то затронул чувствительную струнку глубоко внутри меня, куда я никого не пускала.
        Я кладу телефон в сумку и резко прибавляю шагу: иду быстро-быстро, стараясь не думать о произошедшем. Так я убегаю от совести. Завтра я буду жить иначе и сделаю все, чтобы оправдать свою ложь, - стану лучшей на свете Джульеттой, лучше всех сыграю любовь. Всеобщие усилия, скандалы, пиар - ничего не пройдет даром. Я буду лучшей, меня ждет успех, а пока - я еще прибавляю шагу. И бегу, бегу…

* * *
        Я просыпаюсь, когда уже темно. Димка стучит чем-то за стенкой. На столе вибрирует телефон: звонит Маринка. Неугомонная.
        - Ну, ты чего? Дрыхнешь, что ли? Я уже стою под окном, еле припарковалась. Подниматься не буду, жду здесь!
        - Эээ… разве мы о чем-то договаривались?
        Монотонные гудки не дают мне продолжить. Нет ничего удивительного в том, что мои желания и нежелания все еще принадлежат подруге, - с этим я давно смирилась. Однако сейчас обида переполняет меня потому, что после всей этой истории с Димкой Маринка будто вычеркнула его из своей жизни. Он стучит за стеной, влюбленный и одинокий; и мне досадно, не столько за него, сколько за себя, - что я не могу ей об этом ничего сказать. Меня тошнит от собственного двуличия…
        Она встречает меня у подъезда. Улыбается, как светская львица, ждущая аплодисментов. Я хочу передать ей привет от Димки, а от себя добавить, что она слишком жестока. Открываю рот, но Маринка опережает меня, и я тотчас утопаю в ее словесном потоке: она говорит без умолку и явно не собирается думать ни о чем, кроме клуба.
        - Едем! - моя беспечная подружка стремительно садится в машину.
        - Куда? - говорю я, плюхаясь рядом.
        - Туда!
        Вот такое боевое начало… однако уже через пару минут в автомобиле царит тишина. Маринка словно почувствовала, что нам нужна передышка. Я вздыхаю с облегчением, и на какое-то время мне становится комфортно… Отдохнув от Маринкиных эмоций и ее бешеного темпа, я спрашиваю:
        - Мы одни едем?
        - Как видишь, - Маринка становится в позу.
        Демонстративно оглядываюсь на заднее сиденье, словно на самом деле хочу там кого-то увидеть. Зачем я это делаю? Сама не знаю. Теперь мне недостаточно просто отвечать на вопросы. Прежде чем удостоить кого-то ответом, я должна покривляться, например, как сейчас, - сделать вид, что я чего-то не поняла…
        - Да вроде, кроме нас, никого, - ерничаю я.
        - Если ты на Кирилла намекала, то нет, его с нами не будет.
        - Поругались?
        - Не то чтобы поругались… Просто, знаешь, мутный он какой-то. Говорит одно, думает другое, делает третье. На ток-шоу этом явно переиграл, только все испортил нам.
        Наверное, Маринка права насчет Кирилла. Хорошо еще, что она не знает о той худой девице, курящей, как паровоз. При всей своей внешней самоуверенности на самом деле она очень ранима. Но - удивительная штука - Маринка обвиняет своего парня в том, в чем сама является чемпионом. Из всех моих знакомых она - лучшая в искусстве притворяться. Может быть доброй, щедрой, заботливой, когда это выгодно, но не может быть терпеливой к чужим недостаткам…
        Думая об этом, я никак не комментирую ее слова по поводу Кирилла. Маринке нельзя возражать, ее речь всегда важнее всего на свете. Кроме того, в свете последних событий не мне кого-либо уличать во лжи.

* * *
        Навязчивый ритм заполняет пространство между танцующими. Маринка сразу же растворяется среди толпы. Я иду в сторону бара. Всего пара месяцев игры в молодую, подающую надежды актрису - и я уже цинично смотрю на то, что называется светской жизнью. Танцуй, общайся, веселись; главное - не попадай в какую-нибудь тусовочную историю, которая может испортить твою репутацию. «Ух, как тут круто, круто!» - подбадриваю я себя, постукивая кончиками пальцев по стойке бара.
        - Она? - спрашивает стоящая рядом со мной блондинка свою подругу, показывая на меня.
        - Вроде бы. Похожа, - отвечает та.
        - Это ты снимаешься в новой «Ромео и Джульетте»? - обесцвеченная особа наклоняется к моему уху.
        - А? - как обычно в подобных ситуациях, издеваюсь я.
        - Извини, ты - Джульетта из нового фильма?
        - Ааа… да, - я демонстративно туплю в надежде, что так они быстрее отстанут.
        - Ну, и как там Марк?
        - Нормально, - киваю и встаю, чтобы уйти на танцпол, иначе мне от них еще долго не отвязаться.
        - Передавай ему привет! Он классный, - кричат мне вслед.
        Вот так, куда бы я ни пошла - всюду Марк или напоминания о нем. Идут дни, и я отчасти забыла подробности той ночи, моей первой ночи любви. Занятая съемками и подготовкой к экзаменам, я живу, как во сне. В этом киношном сне я целую и обнимаю его, а он принимает все это как должное, отвечая мне своей киношной взаимностью.
        Съемки в фильме привнесли в мою жизнь не только стресс, нервы и труд, но и некоторую уверенность в себе; думая о том, что не каждая девушка в восемнадцать лет получает роль в кино, я всегда распрямляю плечи. Нет-нет, серая мышка не превратилась в принцессу - нет такой волшебной палочки, которая смогла бы это осуществить. Я по-прежнему странная девочка Юля: простая и сложная, ведомая и своевольная, решительная и робкая. Однако если прежде я едва могла произнести хоть слово без стеснения, разве только при общении с мамой или Димкой, - то теперь реже опускаю глаза, почти не краснею и не делаю прочей ерунды, которую обычно делают девушки вроде меня. Думая об этом, я держу спину прямо и танцую, танцую, танцую…
        - Юлька! - кто-то окликает меня и берет за руку.
        Я оборачиваюсь и вижу среди танцоров Кирилла.
        - Она где-то там! - кричу я ему и показываю в сторону, где последний раз видела Маринку.
        - Кто?
        - Марина!
        - А может, я хочу с тобой танцевать! - выкрикивает он.
        Пара секунд - и его пьяное лицо нависает надо мной: поры лоснящейся кожи, слегка потрескавшиеся губы и нездоровый блеск в глазах. Наш милый модный мальчик, наш плут и демон, наш Тибальт. Он все ближе и ближе, и вот я уже чувствую его руки на своей талии. Смеюсь, пытаюсь их убрать.
        - Хорошо, что завтра воскресенье, - разгоряченный Кирилл говорит это так радостно, словно это как-то касается нас обоих.
        - Вы поругались, что ли? - пытаюсь я напомнить ему о Маринке.
        - Кстати, я здесь не один, - Кирилл явно не слушает меня и продолжает делать и говорить только то, чего ему хочется.
        - А с кем? - ради приличия спрашиваю я.
        - С нашим расчудесным Ромео!
        Кирилл показывает рукой в сторону двери - и я вижу Марка. Сколько времени он уже там стоит и смотрит на нас? Я инстинктивно отстраняюсь от Кирилла и в этот момент обращаю внимание на блондинку, которая донимала меня вопросами, - она рядом с ним, и у них явно все хорошо. Я чувствую, как вновь мысленно падаю со скалы своих надежд и мечтаний. Марка ничто не изменит…
        Он машет мне рукой. Прекрасно. А где же Ирина? «Неужели они уже начали осуществлять озвученный ею план нашего продвижения?» - эта мысль приходит в мой возбужденный шумом мозг и заставляет меня еще больше волноваться.
        Да, я хочу быть рядом с ним, упиваться вместе весельем, смешаться с толпой, а потом уйти прочь от этой самой толпы. Но не так. Не напоказ. Не лживо. Я больше не слышу, что говорит Кирилл. Мне сейчас не нужны ни он, ни Маринка - я пробираюсь к бару, беру бокал шампанского и мысленно плачу…

* * *
        Кажется, я выпила слишком много: ничего не могу с собой поделать - голова кружится… Наш танец с Кириллом длится слишком долго. Иногда я поглядываю на Марка. Улыбаюсь. Он отвечает мне тем же и тоже принимается пить. Вертит в руках бокал, и это злит меня еще больше - все смотрят, как он пьет, а блондинка льнет к нему все откровеннее. Нет, он не принадлежит ей! Как не принадлежит и мне. Сейчас он кажется мне чужим. Я улыбаюсь, танцую с другим парнем, стараясь разозлить Марка…
        Его друзья чему-то смеются, и он присоединяется к ним - хохочет громче всех…
        - Посмотрите, какие девочки! - произносит кто-то с пьяным вожделением.
        В зал только что вошли три девицы и сейчас стоят у входа, словно свежий, еще не распакованный товар. Взгляд больших раскосых глаз одной из них скользит по Марку. Брюнетка - не промах. Она подмигивает ему, и все обращают на это внимание.
        - Ты знаком с ней? - спрашивает у Марка кто-то из его окружения.
        - Да.
        - Тогда зови их всех к нам!
        Танец заканчивается. Я смотрю на Марка - увы, с ним мне ничего не светит, он никак не отреагировал на то, что я танцевала с другим… Отхожу в сторону, сажусь за свободный столик.
        - Ну, давай, познакомь нас! - не унимаются парни.
        Он встает и направляется туда, где стоят приглянувшиеся им красотки. И уже через пару минут возвращается к парням вместе с ними.
        - Сейчас мы все устроим! - суетятся мальчики.
        - За знакомство! - поддерживают девочки.
        Упругая грудь брюнетки нависает над Марком. Ревность. «Это самое ужасное из всех знакомых мне чувств», - думаю я. Всеми частями своего соблазнительного тела девушка демонстрирует Марку свой интерес. Слов не требуется. Всем все очевидно. Такой напор отпугивает даже блондинку, она уходит на танцпол.
        В клубе многолюдно и накурено. Временами мне кажется, будто за дымом я не вижу не только лиц, но и очертаний фигур. Однако ничто не мешает мне чувствовать боль. Я бросаю взгляд в спину Марка, желая лишь одного - передать ему свои чувства и эту боль… Внезапно он оборачивается, смотрит мне в глаза. Он все понимает - подсказывает мне мой отягощенный шампанским ум.

* * *
        Марк подходит ко мне вплотную. Я вижу его бледное в свете прожекторов, мокрое от напряжения лицо. Оба молчим. Он берет мою ледяную руку, и я инстинктивно делаю шаг назад, пытаясь вырваться. Но, не справившись с опьянением, падаю и больно ударяюсь об пол, сверкающий разноцветными огоньками подсветки. Неудержимо катятся слезы: они застилают мне глаза, мешают дышать.
        - Сволочь! - выкрикиваю я, словно тону и только что вынырнула из воды.
        У меня сдают нервы, и все чувства, которые я так долго копила внутри, вырываются наружу. Я трясусь в истерике, захлебываюсь эмоциями, не контролируя движений:
        - Ты всегда такой, да? Со всеми? Сволочь!
        Надо же… Это так смешно и так глупо! Я запрокидываю голову и хохочу, глядя ему в лицо. В трясущихся от волнения руках - полный бокал шампанского. - Вот тебе! - липкая жидкость растекается по его удивленному лицу.
        Но нет, это еще не все…
        Теперь его очередь. Раздается мужской вопль. Звериный рык. Далее следует удар такой силы, что на несколько секунд мне кажется - музыка стихла и все замерли, хотя она продолжает играть, и большинство пар все еще танцуют…
        Бутылка вина, каким-то непостижимым образом оказавшаяся у Марка в руках, вдруг пролетает над моей головой. Затем возле барной стойки минует лысую голову бойкого бармена и врезается в стеллаж. Именно грохот его падения и звон хрупкого стекла заставляют всех встрепенуться. Меня словно измельчили в порошок. Бах! И вот уже в счастье больше не верится, а обида льет через край.
        - Я ухожу! Хочу быть одна! Всегда! - кричу я.

* * *
        Вечер кажется бесконечным. Мы стоим на улице. Фонари рассеивают вокруг ровный, беспокойный свет. Марк выглядит очень серьезным и потому кажется мне еще более чужим, чем тогда, когда сорвался, швырнув бутылку в суматохе клуба. Я ничего не понимаю - ни этой безобразной выходки, ни его, ни себя.
        Его красивое, злое лицо, обращенное ко мне, не дает мне покоя. Есть в нем какая-то колдовская сила, которая всегда заставляет меня трепетать.
        - У тебя сейчас очень упрямое выражение лица, - говорит он.
        - Я никуда с тобой не пойду! Слышишь! - эмоции вновь захлестывают меня.
        - А я тебя никуда и не зову…
        Вдруг он берет меня в охапку, перекидывает через плечо и несет куда-то по пустынной, темной улице.
        - Оставь меня! Отпусти! Пойди и выспись, - кричу я. - Может, станет легче!
        Он идет медленно, никак не реагируя на мою истерику.
        - Не трогай меня после своих девиц! Ты мне противен!
        Я извиваюсь, как могу, царапаю его со всей страстью, на какую способна. Его то и дело заносит. Наконец, устав и решив отдохнуть, он ставит меня на дорогу.
        - Ненавижу тебя, слышишь, - говорю я уже тихо.
        Иду на автобусную остановку, сажусь на скамейку. Он садится рядом. Время словно засыпает - мы долго, очень долго сидим в безмолвии. Я бодрюсь, но меня клонит в сон. Мимо проезжают машины. Периодически в кармане Марка тихо звонит телефон… словно напоминание о жизни… Одинокие звезды на небе становятся бледнее… Я трезвею и чувствую внезапную пустоту в сердце и непонятную тишину внутри себя… Одиночество. Оно давит меня. Мои мысли, чувства, да и я сама - никому не нужны.
        Интересно, о чем думает он?
        - Тебе нужно домой, - внезапно говорит Марк, когда я почти уснула.
        - Нет, не нужно.
        - Давай я вызову такси, и поедешь.
        - Нет.
        - Ты очень упряма.
        - На себя посмотри…
        - Ты ужасна.
        - Ты тоже.
        - Я знаю.
        Посидев еще с полчаса, он уходит. Вокруг меня становится тихо. Внутри больно и страшно, снаружи тихо… «Я проиграла поединок», - думаю я. Проиграла битву за право быть с ним, оставаясь собой. Как же стыдно… Сижу, смотрю на небо и чувствую себя беспомощной - не знаю, что делать. О том, чтобы спать или есть, не хочется даже думать. Я тупо жду чего-то - не то чуда, не то смерти, - сонно гляжу на мрачные стены домов, на редких прохожих… И, в конце концов, решаю вернуться в клуб.

* * *
        Что такое воспетая в веках любовь? История Ромео и Джульетты? Игра воображения, только и всего. Желание того, чего не существует. Есть день. Есть ночь. Есть то, что заполняет время, - это реально. События сливаются воедино - и невозможно отличить, чем занимался сегодня, а чем - вчера. Бессмысленный водоворот планов и суеты. Всех этих клубов и вечеринок… «И зачем только я сюда пришла?» - спрашиваю я себя, когда уже подхожу к клубу. Надо вызвать такси.
        Он звонит, когда я стою на ступеньках у входа в клуб и, уставившись в телефон, ищу нужный номер.
        - Парень оказался подлецом и уродом?
        - Что? Что за бред? Опять ты! - говорю я, хотя на самом деле очень ему рада, и он чувствует это.
        - Он в ночном клубе, что ли, тебя бросил?
        - Что? Да кто ты такой, чтобы звонить мне и хамить! - возмущаюсь я, переигрывая, как самая бездарная актриса.
        «Откуда он знает про клуб?» - спрашиваю я себя. Кирилл, Марк. Кто из них? Марк… Быть не может. Он только что бросил меня. Ну а Кирилл… он не способен на столь изощренные интриги, его манера - прийти, увидеть, победить. К тому же у него есть красавица Маринка, зачем ему я?..
        - Видимо, я прав. Не переживай, все мужики, в сущности, козлы. Ты еще маленькая, конечно, но скоро поймешь.
        - Слушай, кто ты такой?.. - вновь начинаю я, но он перебивает меня.
        - Так спроси у Марины, кто я такой! Это же так просто… нужно всего лишь спросить у нее, - говорит он с издевкой.
        - Спрошу, обязательно спрошу. Будь уверен! Со мной такое впервые - чтобы кто-то нагло названивал мне и издевался…
        - Со мной тоже такое впервые. Ты же не думаешь, что у меня целый список девушек, которым я вот так вот названиваю? - хохочет он.
        - Очень рада за тебя. А откуда ты знаешь, что я в клубе? Ты тоже здесь, да? - я оглядываюсь, все еще качаясь от спиртного.
        - Я вездесущ! - он продолжает смеяться. - Смотри, сейчас ты стоишь на крыльце клуба, на тебе нет шапки и пальто нараспашку, так?
        - Так. Ты где? Подглядываешь за мной? - вновь смотрю вокруг.
        - Нет, на самом деле все проще простого. Сейчас полночь, но ты не дома, потому что я слышу музыку. Музыка явно клубная, и ты находишься далеко от источника звука, а значит, можно предположить, что ты вышла на крыльцо. В клубе душно, и потому дверь открыта, оттого и музыка слышна.
        - Тебя не Шерлоком, случайно, зовут? Ну, а про пальто и шапку откуда знаешь?
        - Ну, так в клубе же душно! Вот тебе и не хочется полностью упаковываться, так?
        - Не совсем так…
        - А как?
        - Просто я выпила, и мне жарко. Но в любом случае - больше мне не звони. Мне с такими умными, как ты, неуютно и страшно, - говорю я и нажимаю отбой.
        Почему я опять так делаю? Слишком уж много загадок, и это пугает. Среди всех Маринкиных якобы близких друзей-знакомых может оказаться журналист или блоггер, который вот таким нехитрым способом делает себе карьеру. Не хочу завтра читать в интернете стенограмму этих дурацких и никому не нужных разговоров.

* * *
        - Блин, ты всегда так будешь заканчивать наши разговоры? - он хохочет.
        - Блин, а ты всегда так с девушками общаешься, через блин! - я тоже решаю повеселиться, он впервые перезванивает мне сразу после моей истерики, и это забавляет.
        - Извини, моя прекрасная неженка.
        - Откуда ты знаешь, что я прекрасная? - я хочу попытаться понять по ответу или по его интонации, знакомы ли мы…
        Но он хитрит:
        - Звезды не так близки друг к другу, как кажется.
        - Что?
        - Ну, ты же хотела узнать, знакомы ли мы… вот я и даю тебе подсказку…
        - Ааа… так это какая-то цитата, да?
        - Типа того. Ты домой-то собираешься?
        - Уже иду…
        - Тогда возьми меня с собой.
        Ночь стоит тихая. Звезды словно спустились с неба и украсили дома. Водитель такси выбрал красивый маршрут. Мы едем по набережным. Огни города отражаются в воде, мерцают и не дают мне сосредоточиться на грустных мыслях. Я уже протрезвела. Смотрю в окно, говорю, слушаю - и чувствую, как новый, свежий ветер врывается в мою жизнь. Мы говорим долго: о том, что в нашем понимании - зло, а что - добро; о планах на жизнь, даже о том, о чем я еще ни разу не думала. Я делаю это без всякой цели и получаю от этого удовольствие. Иногда он пытается спорить со мной, и я возражаю. Так мы развлекаемся… и мне это очень-очень нравится…
        - Цыц, детка!
        - О да! Молчу, молчу…
        Он говорит то шепотом - и мне приходится вслушиваться в каждый звук его глубокого, бархатистого голоса, то очень громко, чтобы перекричать уличный шум, - и я зажмуриваюсь от нашей близости. Мысленно я чувствую его рядом - и это пробуждает во мне странное ощущение. Мне кажется, что этот разговор перевернет всю мою жизнь.
        - Интересно, а как ты выглядишь?
        - А мне это неинтересно, - смеется он, а потом добавляет: - Как я выгляжу…
        - Изверг! Ты изверг и садист! - хохочу я. - Не издевайся над бедной девочкой. Опиши себя.
        - У меня синие-синие глаза, изогнутые брови, такой же изогнутый нос, длинные белые волосы и борода до подбородка…
        - Хорош издеваться! - я растягиваю слова, чтобы продемонстрировать свою девичью обиду.
        - Ну, я злобный страшный карлик. Запомни это. Когда ты встретишь меня, то точно узнаешь! А если серьезно - разве так уж важно, как парень выглядит?
        - Красота привлекает, но она же и отталкивает, - говорю я.
        - Интересная мысль. Это как?
        - Забудь. Я часто все усложняю. Не бери в голову.
        - И все же?
        - Ну, я как девочка рассуждаю… у вас, мальчиков, наверное, по-другому. Допустим, красивый мальчик привлекает внимание девочек, но ведь не каждая девочка готова хотя бы заговорить с ним, понимаешь? А если не говорить друг с другом, как друг друга узнать, как понять, действительно ли этот мальчик хорош? Или он просто - картинка и ничего более… как-то так.
        - Теперь понятно. А если я страшный и отпугиваю всех, то мне остается только девчонкам названивать и раскрывать свою душу инкогнито, да? - он смеется.
        - Слушай, ты так часто говоришь слово «страшный», что я уже боюсь.
        - Не бойся. Я мысленно с тобой и защищу тебя даже от самого себя.
        Подходя к подъезду, я жалею о том, что так быстро добралась до дома. Мне хочется обмануть и его, и себя - и наматывать круги вокруг дома до утра, чтобы наш разговор длился и длился…. Однако я не делаю этого, потому что форсирование событий обычно приводит к скорому и печальному финалу. Я же хочу, чтобы наш телефонный роман продолжался бесконечно…
        - Ну, что… я пришла. Пока-пока?
        - Ага, пока-пока. То есть на сегодня пока, а завтра, надеюсь, что-нибудь придумаем.
        Уже половина первого: и мама, и Димка давно спят. Я тихо пробираюсь в свою комнату и падаю на кровать. Распластавшись в постели, я еще долго не могу уснуть, наслаждаясь своими новыми чувствами и с удивлением думая о том, как мало, оказывается, мне надо, чтобы забыть о Марке… Я строю новые планы, избегая даже мимолетного воспоминания о нем. И все же допускаю мысль, что все эти звонки могут быть лишь банальным розыгрышем. Я встаю, подхожу к окну, смотрю на сверкающее звездами небо и придумываю план, который позволит это проверить…

* * *
        Меня будит свет. За окном уже давно рассвело, но вдобавок прямо в лицо навязчиво светит раскаленная лампа. Забыв ее выключить, я проспала больше десяти часов. В голове монотонно шумит. Это вчерашние слезы все еще напоминают о себе. Волнение, как и спиртное, на следующий день всегда трансформируется в головную боль. Мне нужно научиться меньше думать, хоть на какое-то время.
        Минут через десять звонит телефон. Сначала я просто смотрю на него, слушая его неприятное повизгивание. Не хочу, очень не хочу отвечать на звонок, но почему-то делаю это…
        - Ну, привет, красавица!
        Что бы это значило? Голос Ирины звучит слишком игриво. Да и не в ее правилах звонить таким, как я, к тому же еще и по утрам. Марк?
        - Здравствуйте, - отвечаю я.
        - Как ты? Слышала, что вчера все неплохо повеселились…
        «Все - это мы с Марком?» - спрашиваю я себя, а вслух произношу:
        - Спасибо, все хорошо.
        - Ты сейчас одна? Никуда не спешишь? Есть время?
        - Есть, - отвечаю я, и мне становится страшно.
        - Хочу рассказать тебе сказку про одного моего знакомого. Скажем, про Брэда Питта. Назовем его так, - начинает она. - История эта о том, как одна женщина соблазнила мужчину, этого самого Брэда Питта, только молодого.
        Она делает небольшую паузу, а потом продолжает:
        - История, которую я хочу тебе рассказать, произошла в конце августа, когда уже не изнываешь от жары, а просто наслаждаешься летом. Именно в это время очень популярны вечеринки под открытым небом. Ты бывала на таких? Если нет, то скоро побываешь. Смысл всех этих мероприятий сложно уловить, да и неважно это, на них просто напиваются… Итак, он молод, красив, даже зверски красив… Она - яркая, сексуальная и бесшабашная.
        Мне кажется, я уже понимаю, к чему она клонит, но у меня нет выбора, кроме как слушать и молчать. А она продолжает:
        - И вот среди пьяных лиц, веселых глаз и белозубых улыбок он встретил ее. Зрелую, стильную, состоятельную. Женщину, с которой был знаком больше десятка лет. Но если раньше она была для него лишь взрослой тетенькой, то теперь он посмотрел на нее другими глазами. На ней было узкое черное платье с вырезом, которое едва скрывало ее новую грудь. В ее длинных пальцах дымилась сигарета, она посмотрела на него так, что он сразу понял, как и что она хочет с ним сделать…
        - Как у вас все складно получается, - успеваю сказать я, но она меня не слышит и продолжает:
        - Жизнь этой женщины состояла из выгодных замужеств и перспективных отношений. В то время ей было тридцать восемь. У нее был старый, но очень богатый муж, и ей не хватало любви…
        - Печально, - отмечаю я.
        - Так вот, какое-то время они сидели друг напротив друга, она покачивала ножкой, теребила локоны и улыбалась. После сладких коктейлей ей стало очень жарко, даже знойно. Наш Брэд Питт тоже разомлел и был не прочь, скажем так, продолжить отношения. И вот тогда она ему сказала: «Мой дорогой мальчик, здесь нет никого, достойного твоей компании, кроме меня. Тебе очень повезло, что ты встретил меня». И через полчаса они были в огромном доме ее очередного богатого мужа. Любимый супруг отсутствовал. Ей повезло, она это знала и не теряла ни минуты. И вот тогда он дал ей сполна все то, чего требовало ее тело, и она щедро отплатила ему. Нет-нет, не деньгами. Она дала ему все то, в чем он сильно нуждался…
        Ирина умолкает, я тоже молчу. Мне несложно порадовать ее словами: «Я знаю, что слишком долго была влюблена в человека, который совершенно чужд моей натуре. Мальчика хорошего, но не моего. Жесткого и поверхностного. Долго так продолжаться не могло, и это, слава богу, вроде как закончилось. И я почти влюбилась в другого. Не волнуйтесь». Но почему-то я этого не делаю. Молчу.
        - К чему я все это рассказала? - спрашивает она после долгой паузы.
        Но вновь не получает ответа.
        - Мораль сей басни такова: прежде чем что-то брать, нужно точно знать, сможешь ли ты расплатиться. Поняла?
        - Поняла, - говорю я.
        И она вешает трубку.

* * *
        Умение ждать и отсчитывать время - оправдание нерешительности и безволия, но, чаще всего, страха перед жизнью. Найдите человека, который признается, что не меняет опостылевшую работу только потому, что боится перемен… Моя мама такого точно не скажет. Есть распространенное высказывание: «Еще не время, надо как следует все обдумать». А суть самой пустой и трусливой философии, которая, ко всему прочему, оправдывает еще и безысходность, умещается в трех словах: «Всему свое время».
        Я погрязла во времени, я его потеряла, несмотря на то, что всегда веду усердный отсчет. Бегаю в школу, спешу на съемки, ем, сплю…
        И вот настала минута, час, день, когда я намерена выяснить всю правду. Он или не он? Если кто-то другой, то кто?..
        Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!
        Отринь отца да имя измени,
        А если нет, меня женою сделай,
        Чтоб Капулетти больше мне не быть.
        - Стоп, снято! Юль, ты влюбилась, что ли? Прямо светишься…
        - Она вечно влюблена, - Марк опережает меня.
        В другой раз я бы выразила возмущение, но сейчас просто благодарю его улыбкой: усыпить бдительность - часть моего плана. Хорошо хоть, что он не напоминает мне о моем позоре в клубе. Впрочем, он тоже ведет себя странно: немного ерничает, но в основном - сама любезность. Эта внезапная перемена, после того как он несколько месяцев почти не разговаривал со мной, еще больше убеждает меня, что нужно провести тайную операцию и все проверить.
        Если бы Марк имел влияние на отца, если бы он относился ко мне внимательнее… и имело место еще много всяких «если бы», то я не сомневалась бы, что это он прикалывается надо мной, желая свести меня с ума. Роль, звонки… все он? Даже в голове звенит, так хочу в это верить. Но в чем смысл?
        Итак, на сегодня для меня все закончилось, и я иду в каморку помощника режиссера. Десяток мобильников лежат на подоконнике. Только у одного Марка их несколько - для семьи, для девушек и еще бог знает для кого. Я пытаюсь разблокировать один из его телефонов, чтобы позвонить с него на свой номер. Как? Чертовы технологии. Не мог купить себе телефон попроще…
        - Забыла, какой из них твой?
        Оборачиваюсь. Вот он - час расплаты. Марк улыбается. Он и в самом деле неподражаем: невозможно понять его истинные эмоции - злится или смеется, знает обо всем или нет… если бы он знал, какие планы я вынашивала сегодня целый день, неужели вот так вот стоял бы и улыбался? Думаю, нет.
        - Да я, собственно…
        - Если тебе нужен мой номер, можешь спросить его у меня или у кого-нибудь из съемочной группы. Это ведь не военная тайна.
        Мне кажется или он действительно подтрунивает надо мной?
        - У меня есть твой телефон. Вернее, один из твоих номеров.
        - А сейчас ты ищешь у меня какой-то секретный номер? - Марк ухмыляется.
        - Да я, собственно…
        - К тебе, кстати, пришли.
        Марк исчезает в проеме двери, и на его месте возникает Ёжик. Как всегда, одновременно важный и застенчивый. Со всклоченными волосами и хитрым взглядом. Я стараюсь искренне порадоваться его появлению, но мысли проворно скачут в другом направлении: как узнать владельца номера? Нужна помощь Марины…
        - Ничего себе! Ты как тут оказался?
        - Мой отец - продюсер фильма, - Ёжик умеет быть пафосным, когда, как ему кажется, ему есть чем гордиться.
        - А как же Ирина?
        - Ну, она просто… скажем мягко, источник денег, основную работу выполняет отец.
        - Ого, не знала…
        - Это хорошо, не люблю, когда со мной общаются ради связей, - Ёжик говорит это так, будто между нами что-то есть и теперь он рад, что это любовь, а не корысть.
        Только сейчас я замечаю его тщеславие, эту его манеру говорить свысока раньше я принимала за неуверенность в себе. Видимо, он и приехал сюда только ради того, чтобы раскрыть передо мною свой главный козырь. Как сказать ему, что он не парень моей мечты? Хотя… вдруг Ёжик и есть тот, кто мне звонит? Роль, свидания… теоретически это возможно.

* * *
        Дождавшись, когда он наконец-то уйдет, я звоню Марине.
        - Прикинь! Оказывается, Ёжик - сын нашего продюсера!
        - А ты, типа, не знала, - Маринкин голос не предвещает ничего хорошего.
        - Откуда мне знать? Ты об этом ничего не говорила.
        - Думаешь, я могу подсунуть тебе непонятно кого? У меня все четко - неперспективные мальчики идут мимо. Ты мне лучше расскажи, что ты вчера с моим Кириллом делала в клубе?
        - С твоим Кириллом? - я уже и забыла про эти клубные танцы, все вычеркнули из памяти приключения с Марком. - Ничего. Просто встретила его там.
        - Просто встретила? А я слышала, что вы там чуть ли не сексом занимались.
        - Что за чушь?.. - говорю я, а про себя думаю, что Кирилл действительно в последнее время ведет себя странно, уж не он ли это звонит?..
        - Чушь? Кирилл, Ёжик, Марк - все как-то связаны с фильмом. Думаешь, ты просто так оказалась в одной компании с ними? Ты - такая наивная девочка, да?
        - Марин, ты сейчас о чем?
        - Я много чего сделала, чтобы сыграть Джульетту, но он меня обошел. Откуда мне было знать, как он хочет сыграть Ромео и с кем ради этого спит! Да, он смог продать себя дороже. Сама понимаешь, сестра и брат не могут изображать влюбленных, поэтому у меня облом. Но вот чего я никак не могу понять - как ты-то получила эту роль? Вся такая из себя невинная и хорошая!
        - Марин…
        - Чтобы засветиться, недостаточно таланта, нужно уметь найти «покровителя» и заинтересовать его… Заинтересовать!
        - Марин, ты ошибаешься насчет меня…
        - Ошибаюсь? Ой, я даже слушать этого не хочу, - она бросает трубку.
        Не могу поверить… мы вдвоем столько всего пережили, начиная с той самой злосчастной химии. Это самое жуткое и самое дорогое из всех моих воспоминаний, связанных с Маринкой. Как тогда стучало мое сердце, как давил шум в ушах. И вот - мы все перечеркнули одним махом. Маринка никогда не позволяла себе говорить со мной таким тоном, а значит, все это всерьез.
        Мне не хочется обдумывать все те гадости, в которых она обвиняет Марка. Мне вообще не хочется думать. Прощай, шанс узнать телефонный номер, прощай все. Здравствуй, мой старый друг - одиночество…

* * *
        Куда все уходит?..
        Каждый день посвящен поиску любви. Все жаждут и ждут. И даже март, холодный, слякотный, беспощадный, тоже очень хочет быть любимым. Я стараюсь уйти от прежней любви и уже надеюсь на новую. У всего есть начало и конец. Зиму сменяет весна. У всего есть агония. Сегодня капель, снег с дождем, - и у меня философское настроение.
        - Не смею
        Назвать себя по имени. Оно
        Благодаря тебе мне ненавистно.
        Марк прекрасен, как никогда, словно чувствует мое отдаление и делает все, чтобы меня не потерять. Разумеется, я вновь занимаюсь самообманом, и, конечно, я никогда не скажу ему о том, как он хорош, но сейчас никто не может запретить мне думать об этом. Даже я сама. «Не смею я сказать тебе, кто я», - он смотрит на меня, и моя душа взлетает. Я забываю про Ёжика, про Кирилла, не хочу думать о том, что моя телефонная тайна может быть связана с кем-то из них, - я хочу, чтобы это был он, и только он.
        Меня перенесла сюда любовь,
        Её не останавливают стены.
        Марк обращается к Джульетте, и я, Юлька, ему верю. Он наклоняется ко мне, говорит, не сводя с меня взгляда, и мне кажется, что вот оно… то самое… его признание, которого я так долго ждала. Руки, такие знакомые и родные, ловко скользят по моему телу. Губы, когда-то чувственные и страстные, находятся совсем близко. Глаза, в прошлом ласковые и бездонные, смотрят с нежностью. Тело, некогда родное и жутко сексуальное, старается прижаться плотнее.
        Я и он. И больше никого: ни съемочной группы, ни расстояния, ни тайн, ни преград. Потрясенная, я словно прикована к месту… Но волшебство заканчивается, режиссер говорит «Стоп», и Марк отворачивается от меня.
        - Все? - спрашивает он. - Я на сегодня свободен?
        Нет смысла в тысячный раз упиваться своим разочарованием, но я делаю это вновь. В последний раз. Теперь точно. Я устала от него. От его красоты, от его приключений, от его эгоизма. Больше не буду жить с оглядкой на него, ловить каждое его движение, твержу я себе. Мне всегда было противно, когда сваливали в одну кучу несовместимое, смешивали чай со скипидаром и потчевали этим коктейлем невинных детишек вроде меня. Но этот коктейль из любви, Марка и собственной наивности я сделала для себя сама. Зачем?

* * *
        Снег еще не сошел, но на улице уже моросит мерзкий дождик. В такую погоду хочется как можно быстрее попасть домой, ничего никому не говоря, тихо лечь - и спать, спать. Я спускаюсь вниз по ступенькам: спешу, чтобы добраться до метро, не промокнув. Однако уже через пару шагов понимаю - жизнь дороже, и замедляю ход. Покрытые тонким слоем льда ступеньки коварны, поэтому я все равно падаю.
        Несколько минут сижу на ступеньках, приходя в себя. Дождик не утихает, покрывая мелкими каплями мое лицо…
        - Не надо, не делай этого! - слышу я женский крик.
        Вдруг хлопает дверь припаркованного неподалеку автомобиля. Передо мной появляются две фигуры, мужчина и женщина, я еще не вижу их лиц, но уже понимаю - это Марк и Ирина.
        - Это уже не смешно, - говорит он.
        Я столбенею, потому что узнаю этот голос. Меня словно током ударило - все-таки Марк! И как я раньше этого не поняла? Никогда еще не чувствовала себя такой глупой. Как можно было так долго не видеть - это мог быть он, только он. Я задыхаюсь от эмоций и злюсь на себя за то, что до сих пор всячески увиливала от правильного ответа. Дура. О чем я только думала? Так, мне нужно прийти в себя.
        Нет, мне не больно, это странное чувство, когда сбывается то, о чем так долго боишься мечтать, не похоже на боль. Я хочу вспомнить все: каждый его жест, каждое слово, каждый поступок… Как улыбался, унижал, как убивал и возрождал, как проводил тогда, после моего срыва в клубе, до дома. Так вот зачем он тогда позвонил - волновался. Почему все так сложно? Зачем? У меня тысячи вопросов. Но мозг вовремя дает мне передышку, отгоняя все мысли…
        - Не надо! Пожалуйста, не надо, - кричит Ирина вслед уходящему Марку.
        Эти слова на него действуют - сначала он замедляет ход, потом разворачивается и возвращается к ней. Обнимает, что-то шепчет. Я не слышу слов, но по ее фигуре, напряженной даже в его объятиях, мне понятно: того, что она ждет, он не произносит.
        - Я все прощу, все забуду, - говорит она с наигранной улыбкой. - Только не делай этого…
        Еще накануне она казалась мне такой гордой и неприступной. И вот теперь эта всегда спокойная, высокомерная дама смотрит на Марка откровенным, молящим взглядом и упрекает его в равнодушии и жестокости, притворяясь, будто шутит. Ее волосы растрепаны, черты лица заострились. Выглядит она неважно. Мне вдруг становится до жути неприятно смотреть на эту сцену. Не имеет значения, что стало причиной столь бурного выяснения отношений, но Марк как мужчина выглядит отвратительно…
        Наконец я решаюсь подняться со ступенек. Они оборачиваются на шум и, едва взглянув в мою сторону, садятся в машину и уезжают. Я остаюсь стоять под дождем. Узнали ли они меня?
        Еще немного поплакать и пожалеть тебя? - спрашивает мое сердце. И что-то, похожее и на снег, и на дождь, больно бьет мне в лицо. Я все еще во что-то верю, я люблю, я дышу. Стою на крыльце огромного здания в центре города. Одна. И не знаю, как жить. Люди, как жить?.. рядом нет никого.

* * *
        - Ты готова?
        Он звонит, когда я вымыла всю посуду, посетила все свои страницы в социальных сетях, изучила в тысячный раз его фотографии, выпила чай, а потом еще пару раз - кофе.
        - Готова.
        Я наливаю себе очередную порцию удовольствия, теперь уже в виде какао, делаю глоток и ставлю чашку на стол. Тишина. В этом молчании в трубке есть что-то романтическое, от чего я испытываю волнение и краснею. Хорошо, что он не видит меня. Сейчас, когда озарение, наконец, снизошло на меня, мне все еще нелегко представить его красивое лицо в такие моменты. Марк, неужели все-таки Марк?.. трудно это осознать…
        Он все еще молчит. Я не устаю ждать, ведь терпение - мой козырь.
        - Лихо. Ты сегодня бесстрашная, - наконец говорит он.
        - Я всегда такая, разве не заметил?
        - Заметил, и уже давно.
        Давно… это сколько? С Марком я знакома около пяти лет. Пять лет томлений, ожиданий и страданий. «В некотором смысле это даже весело, когда есть о ком помечтать и о чем пострадать», - грустно думаю я.
        - Будь честна с собой. Ты точно этого хочешь? Не боишься разочароваться?
        - Боюсь. А ты?
        - Уже нет. В последнее время я только и делаю, что думаю о тебе… о том, что ты мне сказала… вчера, сегодня, - он смеется. - А завтра я наверняка буду думать о том, что ты скажешь мне сейчас. Поэтому пора завязывать с этим. Нам нужно встретиться.
        - А если ты окажешься слишком хорошим для меня? - спрашиваю я. - Чересчур умным или очень красивым…
        - Ты все еще думаешь, что мужчина и женщина могут не подходить друг другу только по этим причинам?
        - Ну, если я еще и о других причинах начну думать, то нам тогда вообще не судьба встретиться, - смеюсь я.
        - Вот-вот, а то я тоже испугаюсь и начну твердить: «А вдруг я тебя недостоин!»
        Эх, знал бы ты, что я уже обо всем догадалась и после этого мне стало еще страшней. Труднее всего сейчас не остановиться, не закрыться в комнате, не лечь спать, отключив телефон. Нужно идти вперед, пока есть запал, пусть все разрешится, - я кладу мобильник на стол и делаю шаг в сторону душа… и вскоре спешка, выбор одежды, прихорашивание отвлекают меня от страха.

* * *
        Обычно в кино в такие моменты идет дождь, лучше - ливень. Героиня гордо стоит где-нибудь в темноте в одиночестве, мокрая от дождя и слез. Сейчас конец марта, вновь похолодало, хотя светит солнце. Под моими ногами хрустит и переливается огоньками снег. Плакать нельзя, холодно, поэтому я просто стою. Его все нет и нет. Какое-то время мне кажется, что быть этого не может - если позвал, значит, придет. Однако вскоре я начинаю думать о том, что жизнь - это сплошной обман, поэтому иначе и быть не могло, и уже жалею себя. Только такая дурочка, как я, могла поверить в сказку…
        Может, позвонить? Правильные, умные девушки не приходят на свидание раньше парней и сами не звонят. Первое я уже сделала, теперь осталось совершить вторую ошибку. Я ищу во входящих звонках его номер и нажимаю кнопку. «Абонент временно недоступен или находится вне зоны доступа», - отвечает мне металлический голос. Отлично! Сердце бьется - то ли от нервов, то ли от обиды. Я все еще жду…
        Спустя полчаса, когда я уже собираюсь уходить, слышу, как кто-то окликает меня по имени. Оборачиваюсь - Ёжик. Быть этого не может. Неужели я ошиблась и мне звонил он?..
        - Замерзла? Давай скорее в машину!
        Ёжик захлопывает за мной дверь. «Это как в яму рухнуть и дверь за собой закрыть», - думаю я. Тягостное молчание. Я не знаю, как спросить, а он ничего не говорит. Уже выехав на дорогу, он поворачивается ко мне.
        - Перекусим где-нибудь?
        - Спасибо, не хочу. Мы так и будем вопросами разговаривать? - спрашиваю я. - Может, расскажешь, что происходит?.. Это ты мне звонил?
        - Давай в кафе поговорим.
        Словно в плохом кино, мы едем в полной тишине. Это тягостное молчание невыносимо раздражает меня, но вскоре я начинаю благодарить судьбу и Ёжика за то, что они дали мне этот антракт. По правде говоря, только сейчас я поняла, насколько сильно боялась разгадки всех тайн и в каком напряжении находилась.
        Мы заходим в кафе. Там тепло и уютно, и мне кажется, что внутри у меня тоже становится немного теплее. Улыбчивый официант идет нам навстречу, и, едва успев немного оттаять, я, неожиданно даже для самой себя, говорю:
        - Пойдем отсюда.
        Растерявшийся Ёжик выбегает за мной, чуть не забыв на стуле свой дорогой шарф. Мы покидаем кафе так стремительно, словно мы бандиты и только что сделали что-то нехорошее. Бросив машину, мы идем по набережной, дрожим от ветра, а Ёжик все молчит и молчит. Это, конечно, хорошо, что он не любитель болтать, но сейчас мне нужны ответы. У меня накопилось слишком много вопросов, я хочу знать…
        - Почему отказалась от чая? - спрашивает он, когда мы окончательно околели. - Согрелись бы.
        - Не люблю сидеть друг напротив друга и говорить о важных вещах.
        - Ясно.
        - Пойдем лучше в ботанический сад, - я киваю в сторону оранжереи. - Полюбуемся всякими странностями, а заодно и поговорим.

* * *
        Тут сыро, и искусственный свет часто подменяет солнечный. Тут лучи преломляются в блеклом стекле и заполняют собой все доступные уголки. Тут редкое сочетание прекрасного и странного, неестественного. Прямо на меня смотрит что-то желтое, с красными усиками. Говорят, это африканский цветок, у которого такое сложное название, что лучше не засорять им голову. Но я-то прекрасно вижу, что никакой это не цветок. Разве цветок может быть с глазами, усами и задумчивым взглядом. Хотя все может быть… Лианы тоже иногда похожи на змей, а кактусы - на ежей.
        - Ну и ананас… Не думала, что они так смешно растут, - говорю я, чтобы хоть как-то начать разговор. - Очень интересно.
        - Правда? А мне казалось, что тебе не нравится, - начинает Ёжик серьезным тоном. Я не хочу слушать это занудство и перебиваю:
        - Мне нравится. Но мне понравится здесь еще больше, если ты, наконец, все расскажешь.
        - Прости, не знаю, что сказать… - шепчет Ёжик, чтобы не мешать другим участникам экскурсии.
        - Скажи как есть.
        - Он позвонил и попросил меня встретиться с тобою, - зависает Ёжик над моим ухом. Я поворачиваюсь и шепчу в ответ:
        - Кто?
        Каждый раз, даже при чуть заметном перемещении группы, Ёжик старается занять место рядом со мной, я слежу за ним краем глаза и помогаю ему в этом. Смешные экскурсанты. И вместе, но не вдвоем.
        - Он попросил не говорить этого. Ну, в смысле, имени его не называть.
        - То есть вы оба с ним считаете нормальным пригласить девушку, проморозить ее на холоде почти час и даже ничего не объяснить?
        - Юль, извини, что так получилось…
        - Как - так? Как так-то? Что ты имеешь в виду, когда произносишь слово «так»? - громко говорю я, и вся экскурсионная группа смотрит на меня. - Извините! - обращаюсь я к ним.
        - Ну, так глупо и непонятно. Я сам, если честно, растерялся. Не знаю, что мне делать и как мне себя вести. Как говорится, хочется, как лучше, а получается, как всегда…
        Лицо у него и впрямь удрученное, щеки горят, из-за чего становятся видны все изъяны кожи. Выглядит он расстроенным. Я вновь начинаю сердиться на себя - какая я дурочка… попасть в такую заварушку! А Марк… нет слов. Он повел себя очень некрасиво, еще и Ёжика подставил. Нужно завязывать с этой комедией…
        - Извини, я ухожу.
        - Подожди, не надо! - Он хватает меня за руку и смотрит знойным взглядом, как главный герой в самой пошлой мелодраме.
        Почему, почему все это меня не трогает? Ёжик - интересный парень, перспективный, умный. Если он отрастит свои жесткие, непокорные волосы, а потом сделает модную стрижку, то станет красавчиком. Он очень даже ничего. Особенно для такой серенькой мышки, как я. Однако его внимание меня не трогает.
        - Ты, наверное, уже давно поняла… ты мне нравишься, - говорит он, волнуясь, и все, кто находится в оранжерее, смотрят на нас.
        По идее, сейчас должен быть поцелуй под аплодисменты.
        - Мне холодно, - внезапно говорю я и отдергиваю руку.
        Да-да, все потому, что рядом с ним холодно. Именно так. Правильный ответ приходит на ум только сейчас. Я ухожу, оставляя Ёжика в полной растерянности. Да-да, в нем нет этого «слишком», о котором мы говорили с Марком, - он не слишком красив и не слишком умен, разве только слишком тщеславен. Он понятный и правильный. Но мне с ним холодно, с Марком - тепло. Наверное, это самое дурацкое определение любви… ну, уж какое есть…
        Глава шестая
        Следующим вечером я приезжаю в аэропорт с загранпаспортом и чемоданом. Нахожу там кафе, беру кофе и, подойдя к свободному столику, жадно делаю глоток. Новый день и очередной поворот судьбы - в последнее время я не скучаю… Что я здесь делаю? Пока и сама не знаю. В зал входит Кирилл с девушкой из съемочной группы. Он улыбается и машет мне рукой, как будто я его любимая бабушка, с которой он не виделся с детства. Во всем его облике, походке и улыбке есть что-то такое, от чего меня внезапно охватывает жуткое волнение. Я давлюсь горячим кофе и тут же ставлю чашку, расплескав жидкость на стол.
        - Что происходит? У вас обоих очень загадочный вид.
        Кирилл берет мою чашку, пытаясь выглядеть спокойным, и отпивает, словно это очень естественно - пить из чужой чашки. Девушка явно нервничает.
        - Мы хотим вас кое о чем попросить, - произносит она после небольшой паузы так, что я понимаю - от так называемой просьбы отказаться невозможно.
        Жду худшего. Неужели, когда съемки практически завершены, меня решили сослать на луну?
        - Мы с тобой едем в Италию, - удивляет меня Кирилл.
        - Что? А съемки? У меня же еще несколько съемочных дней…
        - Принято решение их отложить, - говорит официальным тоном девушка, которая все еще смотрит на меня испуганными глазами.
        - Погодите, то есть меня сюда вызвали, чтобы отправить в Италию? Для чего?
        - Ну, как ты не понимаешь… это такой ход. Типа парочка типа романтично проводит время на родине Ромео и Джульетты…
        - Типа парочка - это мы с тобой, что ли? Я еще понимаю, мы с Марком… хоть как-то за уши можно притянуть… в смысле там… мы с ним Ромео и Джульетта, - говорю я в замешательстве.
        Вздохнув, Кирилл вновь уделяет внимание моей чашке.
        - Ребят, давайте вы позже все это обсудите, хорошо? - говорит ассистентка. - Вот билеты, регистрация уже идет. Если есть какие-то сомнения, звоните режиссеру, или продюсеру, или самому богу. В общем, звоните кому угодно, только не забывайте, как все они относятся к звонкам по пустякам… Юль, - она смотрит мне в глаза и продолжает: - Кирилл в курсе основных событий, поэтому он за главного. Удачи вам!
        - Хорошо, - говорю я и повинуюсь.
        В эту самую минуту я чувствую особенно остро, как за последнее время изменилась моя жизнь: для окружающих я всего лишь маленькая часть большой разноцветной мозаики. Надо мной нависает большая рука Карабаса Барабаса, чтобы не только в нужный момент подергать за ниточки, но и переместить в подходящий пазл.

* * *
        Еще вчера я сиротливо стояла на заснеженной улице и ждала Марка, и вот - я в Италии, на родине Ромео и Джульетты… Верона. Безмятежная, доверчивая, удивительно мягкая. Я с ходу влюбляюсь в этот город, в нем нет напыщенности и той яркости, которые очень утомляли меня последние дни. Теперь мои страдания в прошлом…
        Первое время я все еще занимаюсь своими мазохистскими штучками: представляю, как по утрам мы с Марком могли бы выходить на эти улицы, держась за руки. Счастливая парочка, уставшая от ночной любви, два влюбленных дурачка с блаженными улыбками. Вечерами мы пили бы вино на террасе какого-нибудь кафе и ждали очередной ночи, чтобы вновь остаться только втроем - он, я и любовь.
        Но, увы, в реальности все иначе…
        Мы с Кириллом живем в одном номере. И это так странно: проводить время с чужим, совершенно незнакомым человеком, с бывшим парнем подруги. Настолько странно, что иногда я вновь думаю: а не он ли звонил мне? Однако сердце отвечает - нет, не он. Марк…
        Сойдя с борта самолета, Кирилл как-то разом забыл все свои богемные привычки, стал простым милым парнем - таким я его еще не знала. И хотя Верона сбила с него налет пафоса, иногда в нем все же просыпается что-то такое, что меня отталкивает. Наверняка за его якобы примерным поведением стоит какая-то выгода, - пытаюсь я объяснить себе эти перемены. Вполне возможно, эта выгода состоит лишь в том, чтобы побыть самим собою…
        - Надеюсь, нам не нужно спать вместе, - говорю я, когда впервые вхожу в номер и вижу перед собой двуспальную кровать.
        - Вроде бы я не так ужасен, чтобы ты этого боялась, - смеется Кирилл.
        Он, конечно, тот еще Бибер, но такой наглости я никак не ожидала, поэтому резко поворачиваюсь в его сторону. Кирилл смотрит на меня с доброй усмешкой. Если бы он всегда был таким: поддерживал шуткой в непростых ситуациях, подтрунивал над самим собой, - я бы влюбилась.
        - Не парься. У нас приличная гостиница. В другой комнате есть диван, и, чур, он будет моим! - он подмигивает.
        - Фух! - театрально произношу я.
        - Будь на моем месте он, ты бы так не вздыхала, да?
        - Что? - я использую свой обычный прием - делаю вид, что не расслышала.
        - Марк. Будь он тут вместо меня, ты бы так не вздыхала, да?
        Лучше бы не переспрашивала - его слова загоняют меня в тупик, и теперь я должна что-то ответить, но это невозможно сделать, не выдав себя. Когда молчание становится невыносимым, Кирилл громко кашляет и падает плашмя на кровать. Как вовремя… Я думаю, что таким образом он решил выручить меня, и теперь мне больше незачем отвечать. Однако спустя пару секунд он выдает:
        - У тебя это явно давно и надолго.
        - Это так заметно? - спрашиваю я.
        - Даже больше, чем ты думаешь…
        - Ужас.

* * *
        Время летит быстро. Уже пятый день мы здесь. Пять спокойных, безмятежных дней. Ежедневно мы строим какие-то «сверхмасштабные» планы и делаем выбор между омлетом и глазуньей, между тротуаром на левой или на правой стороне улицы. Мы с Кириллом развлекаемся, как можем, стараясь хоть чем-то занять себя. Это наша работа - изображать влюбленную пару.
        - Тебе не кажется смешным, что именно нас отправили сюда? - спрашиваю я, когда мы сидим на скамейке в парке.
        Кирилл поднимает руку, в которой держит телефон, наклоняет ко мне голову и делает селфи.
        - Подожди, - говорит он и щелкает кнопочками телефона. - Удачный ракурс!
        - Неужели это кому-то надо? Люди верят в это всерьез?
        - Какая разница, верят или не верят. Сказали, что нужно сделать, значит, нужно делать, - говорит Кирилл, размещая очередной твит о нашем якобы романтическом путешествии.
        - Интересно, если бы не каникулы, нас все равно отправили бы?
        - Молчи, - говорит он и вновь щелкает кнопочками, делая селфи.
        - Странно, что выбрали нас.
        Я не могу произнести это вслух, не могу спросить, почему не Марк, почему не Ромео… Иной мир, волшебный город, несколько ночей, а я все еще думаю о нем. Понимаю, у меня нет никаких поводов мечтать об этом надменном, равнодушном эгоисте, который выстроил вокруг себя стену. Смешно. С тех пор, как мы с Кириллом находимся в Вероне в этом «любовном» отпуске, Марк ни разу не объявился, даже ради того, чтобы обсудить еще не отснятые сцены.
        Но я не страдаю, нет, - работаю над собой. Находясь здесь, я специально не пользуюсь интернетом: никаких социальных сетей; никаких попыток узнать о том, как он живет; никаких шансов вновь впасть в мечтательный маразм.

* * *
        Марк вновь приходит в мою жизнь неожиданно и так, как я никогда не смогла бы себе представить. Сегодня последний день нашего пребывания в Вероне. Мы с Кириллом сидим в кафе на террасе, я закрываю глаза, потому что солнце светит мне прямо в лицо. Кирилл что-то говорит, но я ему не отвечаю: мне не хочется разговаривать с ним, да и вообще ни с кем, - ведь это последний день моего ленивого счастья.
        - Ах, вот вы где? - слышу я женский голос и открываю глаза.
        Передо мной стоит Ирина. Красивая, спокойная и холодная, как и прежде. Единственная произошедшая с ней перемена касается не ее самой, а ее спутника: рядом с ухоженной красавицей стоит не Марк, а молодой знойный брюнет, кажется, итальянец. «И когда это она успела?» - невольно думаю я.
        - Ну, как вы тут? - спрашивает Ирина, не замечая моей растерянности.
        - Нормально, - шепелявит Кирилл, дожевывая булочку.
        Он нисколько не удивлен, что заставляет меня вскинуть брови…
        - Не обижает? - она подмигивает мне, а затем добавляет: - А то до Марка ему в учтивости далеко…
        «После всего, что она мне тогда наговорила, у нее еще хватает наглости так на меня смотреть, в новой боевой раскраске и с новым мужчиной», - думаю я. Не знаю, что ответить. Все это похоже на великосветскую игру, в которой я не имею опыта, да и приобретать его не собираюсь. Вспомнив сцену выяснения отношений между ней и Марком, свидетельницей которой я стала случайно, улыбаюсь. Если в тот вечер она видела меня, пусть пострадает… я улыбаюсь…
        - Интересно, что она здесь делает? - произношу я, как только мы с Кириллом остаемся вдвоем.
        - У нее здесь дом, от мужа остался. Теперь вот возит в него любовников, - спокойно отвечает он, будто речь идет о чем-то банальном. - Нас с тобой даже хотели в нем поселить, но потом передумали, решили, что это будет выглядеть странно.
        - А то, что половина съемочной группы тусуется в Вероне, это не странно?
        - Да кому это надо…
        - Интересно, а почему это ты всегда в курсе всех событий? - спрашиваю я.
        - Удивить тебя, что ли?.. - произносит с улыбкой Кирилл. - Мы с ней вроде как бывшие родственники.
        - То есть?
        - После смерти мужа она умудрилась выйти замуж за моего отца, с тех пор мы с ней типа дружим, - говорит он. - Удивлена?
        - Ничуть, уже привыкла, что все являются кем-то друг другу. Родственниками, любовниками, друзьями, - говорю я, а потом решаюсь спросить: - Все эти твои штучки, из-за которых так ревновала Марина, они были прелюдией ко всей этой истории, да? Ты уже тогда знал, что мы с тобой сюда поедем?
        Кирилл улыбается. А большего мне и не надо.

* * *
        Уже уезжая, в аэропорту мы сталкиваемся со съемочной группой. Эта встреча кажется случайной, но только сначала и только мне. Обнимая меня за плечи, Кирилл изображает приветливую улыбку и продолжает спокойно идти, словно он - суперстар. Так вот как это все происходит, - мелькает у меня в голове. Но… он не Брэд Питт, а я не Джоли, и потому мы смотримся пошло и убого…
        - Все отрицай, - шепчет он мне. - Скажем, что мы встретились тут случайно. Разоблачения всегда придают историям пикантность.
        Я слишком застенчива, а может, слишком покорна, чтобы в такие моменты сопротивляться: я по инерции делаю то, что мне велят, и уже делая, об этом сожалею. Смотрю на Кирилла. Сейчас он кажется мне самим дьяволом. Он так улыбается, что я уверена - ему нравится, что все происходящее меня очень смущает.
        Мы проходим регистрацию, и вдруг он наклоняется ко мне, его крупные губы приближаются к моим губам… Прекрасно осознавая, что он делает это на публику, перед репортерами, я уворачиваюсь. «Да, да, Кирилл, все не так просто», - с иронией думаю я. Ему приходится делать вид, что все происходящее между нами - забавная игра двух влюбленных, легкий флирт. Кирилл громко смеется и ладонью хлопает меня по попе.
        - Интересно, у меня был бы шанс, если бы не он? - спрашивает он, когда мы уже сидим в самолете.
        - Самой интересно. Но мне сложно это представить…
        - Сложно представить нас с тобой вместе? - уточняет он.
        - Нет. Мою жизнь без него.
        - Звучит пафосно, - ухмыляется Кирилл.
        Он прав. Так и есть. Вся моя жизнь в последнее время - один сплошной пафос.

* * *
        Конец всему хорошему настает, как всегда, внезапно.
        Дома меня ждут Димка и мама. Брат выглядит похудевшим и еще более отрешенным, чем обычно. Он страдает от неразделенной любви, насколько вообще способен страдать. Мама - это мама, на ее лице - любовь и волнение. Здесь не Верона, здесь моя жизнь, мои радости и мои горести. Я хочу обрадовать маму и Димку подарками, достаю их из сумки, смеюсь, пытаюсь что-то говорить, но получается очень наигранно, ведь на самом деле я просто хочу их обнять и вместе погрустить.
        - Дима, посмотри на сестру, она совсем отощала. Если это из-за любви, то пора найти другую любовь, - говорит мама.
        - Любовь сама найдет меня. Не ты ли всегда твердишь об этом? - подмигиваю я.
        - Конечно. Кстати, тебе звонил парень с приятным голосом. Это он, да?
        - Что? - я вновь следую этой чертовой привычке - переспрашивать, когда волнуюсь.
        - Из-за него переживаешь?
        - А что за парень и когда звонил? - отвечаю я вопросом на вопрос.
        - Звонил в тот день, когда ты уехала. Просил передать… сейчас, погоди… я даже записала, чтобы не забыть. Вот. Просил передать, что звезды не так близки друг к другу, как кажется.
        - Что?!
        Всего пара-тройка часов после приземления, и я уже меряю шагами комнату и не могу избавиться от навязчивого вопроса: все-таки он или не он? Марк мог узнать мой домашний номер у Маринки. Но зачем ему звонить на домашний? Мне кажется, что игра в угадайку даже доставляет мне удовольствие. Я делаю попытку хоть что-то прояснить - набираю сначала номер своего загадочного собеседника, потом впервые сама звоню Марку. В обоих случаях «абоненты недоступны». Черт…
        Несмотря на весну, на улице идет снег. Я открываю окно, высовываюсь почти по пояс и запрокидываю голову, чтобы почувствовать мягкое холодное прикосновение снежинок. Как холодно…
        - Ложись спать. Завтра школа, потом съемки, - шепчет мама, просунув голову в дверь. - И еще… что это за история с тем мальчиком, с которым вы вместе снимаетесь? Только что в новостях показали…
        - Мам, не бери в голову, ерунда это.
        - Спи.
        Я лежу на постели, уставившись в потолок, и разглядываю рожицы, которые рисует на нем свет фар проезжающих мимо дома машин. Спать мне не хочется совершенно, я включаю ноутбук, набираю в поисковике «лучшие песни о любви» и грущу, грущу, грущу. Тихая музыка помогает мне уснуть…

* * *
        - Все изменилось…
        Мгновение я испытываю жуткий страх. Звонят из киногруппы. Надо что-то сказать в ответ, но, черт, эта вечная неуверенность в себе. Мысленно я уже слышу, как мне говорят, что была обнаружена ошибка, что я не должна была играть роль Джульетты и что даже теперь, когда фильм почти отснят, они готовы все исправить, все переснять. Бред, конечно, но проходит пара секунд, прежде чем я гоню этот бред прочь и, как всегда в подобные минуты, переспрашиваю:
        - Что?
        - Съемки, в которых ты участвуешь, мы отложили примерно на месяц. Вот так. Учись давай, готовься к выпускным экзаменам. В общем, тебе есть чем заняться…
        - Ага, а что случилось? - спрашиваю я.
        - Решили вашу финальную сцену с Марком снять в последнюю очередь.
        - Понятно, - вежливо говорю я, хотя на самом деле мне вновь ничего не понятно.
        - И еще… по поводу Кирилла… Постарайтесь вместе периодически появляться в публичных местах.
        У меня не хватает духу спросить: почему Кирилл, зачем и что это даст?.. Впрочем, история с Димкой научила меня - не столь важно, что и как ты делаешь, важнее - ради чего… а вот, собственно, ради чего весь сыр-бор, другим видней. Они и командуют. Иной раз мне кажется, будет лучше, если я не только научусь не задавать лишних вопросов, но и отключу сердце и мозг. Тогда, по крайней мере, совесть не замучает меня до сумасшествия.

* * *
        Следующий месяц я провожу в спячке, - ем, сплю, хожу в школу и жду: звонка, съемок, вестей от Марка. Но он так и не звонит. Иногда мы встречаемся с Кириллом. Забавный фарс, в котором, помимо нас самих, как правило, участвуют телефон Кирилла, твиттер и инстаграм. Когда мы сидим где-нибудь в кафе, он вроде бы с интересом смотрит на меня, заводит разговор о чем-нибудь, как ему кажется, веселом, а перед тем, как сфотографировать нас, кладет руку мне на плечо. Кажется, когда-то я считала его модной пустышкой? Нет, у него достаточно ума, чтобы разделять черное и белое, но хватает и равнодушия, чтобы с этим разделением считаться.
        Сегодня вечером мы в очередной раз встречаемся в кафе, и Кирилл неожиданно произносит:
        - А знаешь, он тут спрашивал о тебе…
        - Кто? - в моей голове вновь мелькают мысли о Марке. Хотя зачем Кириллу говорить о нем со мной…
        - Йосик, - Кирилл многозначительно смотрит на меня.
        - И?
        - Что «и»? Просто говорю, что он спрашивал о тебе.
        - Ну, ты так говоришь, будто он - Брэд Питт, - я произношу это имя и вздрагиваю, вспомнив незамысловатую сказку, которую рассказывала мне Ирина, потом продолжаю: - А я как будто Анжелина Джоли, и мы с ним неожиданно расстались…
        - Этого я о вас сказать не могу, - Кирилл демонстрирует то мерзкое хихиканье, которое заменяет в богемной тусовке простой человеческий смех. - И все же… его родаки сильно трухнули, когда его вместе с тобой стали всюду замечать!
        - То есть?
        - Так ты не в курсе? Тебя тогда еще со мной в Италию сослали, а его - в Англию.
        - Нет, не в курсе.
        «Мне было бы не так обидно узнать об этом от него самого», - думаю я. Впрочем, если быть искренней, с тех пор, как мы виделись с Ёжиком в последний раз, у меня не было ни времени, ни желания о нем думать. Лишь иногда я вспоминала о нем и тут же старалась забыть. Это тягостное чувство, когда ты не смог оправдать чужих ожиданий. Думаю, что-то подобное должен испытывать в отношении меня Марк, если он, конечно, меня в своей жизни вообще заметил. Я вновь зла на него…

* * *
        Мой первый съемочный день после месячного перерыва. Мгновенно исчезает все: павильон, людская суета, даже воздух, - нечем дышать. Остается только он, грустный и отрешенный. Сердце бешено колотится, пальцы судорожно сжимаются в кулак. Кто-то, проходящий мимо, толкает меня, и я роняю листы с текстом. Закрываю глаза. Нет. Этого не может быть, нет. Открываю. Марк не сводит с меня холодного, пустого взгляда. Я умоляю забрать меня отсюда - в другую реальность, домой, к пирожкам и чаю. Не верю в то, что вижу…
        - Ты не знала?
        Кирилл возникает около меня, словно призрак. Он берет меня за руку - и от его прикосновения я оживаю. Чувствую, как из моих глаз готовы политься слезы, и сдерживаю их. Отрываю взгляд от Марка и смотрю на Кирилла.
        - Нет, не знала. Что случилось? - говорю я.
        Ассистентка режиссера кивает мне с противоположной стороны зала.
        - Иди. Наверное, сейчас тебе все разъяснят, - Кирилл хлопает меня по плечу.
        Я медленно иду в сторону нашего «штаба», чувствуя, как с каждым шагом меня все больше сковывает неловкость. Проходя мимо Марка, поспешно киваю ему и опускаю голову, пряча глаза. Я боюсь, что в моем лице, в испуганном взгляде он прочтет то, за что впоследствии мне будет стыдно.
        - Марка сбила машина, - говорит режиссер, когда мы остаемся наедине. - Последствия этого ты уже видела…
        - Как же так?.. - начинаю я, но он меня перебивает.
        - Учти, люди не должны это связывать с нашим фильмом. Сначала премьера и прокат, потом все остальное. Поняла? Девочкам неинтересен Ромео в инвалидной коляске. Им нужен сказочный принц.
        - Что? - глупо переспрашиваю я.
        - Если кто-то пронюхает об аварии, если это попадет в прессу и если я узнаю, что информация исходила от тебя, то все - о карьере можешь забыть. Поняла?
        Оглушенная и удивленная, я уже иду к двери, когда он бросает мне вслед:
        - За рулем джипа сидел человек, которому не нужна публичная огласка. Я понятно объясняю?
        - Да… Когда это произошло?
        - Тебе не нужно этого знать.
        - Когда нас с Кириллом в Италию отправили, да?
        Он молчит. Строго смотрит на меня и молчит. Неожиданно для себя я продолжаю:
        - Это поэтому вы меня с Кириллом туда и отправили, да?
        - Можно сказать и так. Но это теперь неважно.
        Когда я нахожусь уже у двери, то слышу менее жесткое:
        - Марку никаких глупых вопросов не задавай, пожалуйста. Нам еще повезло, что он вообще способен сниматься…
        Через две минуты я выхожу на воздух, шуршу носком туфли по земле, рисую круг. Хорошо, что съемочный день уже окончен. У метро я останавливаюсь… плачу… «Спасибо за жизнь», - написала детская рука мелом на асфальте. Рядом солнышко, домик и дерево. Мама и папа. Еще несколько минут… и начинается дождь - безжалостные капли размывают людское счастье, которое изобразил юный художник.
        Люди пробегают мимо. Я стою. «Спасибо за жизнь», - пульсирует в голове.

* * *
        Вот уже два дня я не сплю и не ем. Меня почти не существует. Еще чуть-чуть - и умру. За окном идет дождь, слышны раскаты грома. Я лежу, отвернувшись к стене. У меня отит на оба уха, и все ноет от боли. Не слышу, не вижу, ничего не хочу. Однако нужно как-то встать и ехать, впереди - день траура и печали. Сегодня гибнут Ромео и Джульетта…
        Любовь моя! Жена моя! Конец
        Хоть высосал, как мед, твоё дыханье,
        Не справился с твоею красотой.
        Я лежу с закрытыми глазами, Марк склоняется надо мной, и я чувствую его дыхание. Вновь, пусть даже как шекспировские герои, мы вместе. Снова он рядом. Я думаю о том, что ничего необратимого нет. Да, теперь он в коляске, да - не может ходить, но он живой. Даже в том, как сумасбродно он относился к своей жизни, как судьба трижды спасала его от смерти, - он не такой, как мы. Как я - много думающая, но ничем не примечательная, как Кирилл - много ждущий от жизни, как Ёжик - стремящийся быть лучше других, как Маринка - неразборчивая в средствах при достижении цели.
        Джульетта, для чего
        Ты так прекрасна? Я могу подумать,
        Что ангел смерти взял тебя живьём.
        Ирония судьбы… Он, чья красота слепит всегда так, что за ее сиянием люди не видят самого Марка. Он, чьи идеальные черты лица отпугивают, вызывая восхищение, - он зовет меня прекрасной… Стоп, я должна прекратить эту внутреннюю истерику.
        В последний раз её обвейте, руки!
        И губы, вы, преддверия души,
        Запечатлейте долгим поцелуем.
        Губы. Я чувствую его губы. Вкус легкого, почти бесплотного поцелуя и ритм моего несдержанного сердца - мне кажется, буду помнить это всегда. «Не дрожи, не дрожи», - мысленно говорю себе, а сама дрожу все сильнее и сильнее.
        - С тобой все в порядке? - эта дурацкая фраза вырывается у меня в конце дня сама.
        Я уже собираюсь домой. Все закончилось, а я все еще туплю и туплю. Прощаюсь с ним стоя, глядя на него сверху вниз, и мне ужасно не по себе. У него на лице - отрешенная презрительная маска, этот Марк хорошо мне знаком.
        - А ты как думаешь? - говорит он устало.
        - Извини, долго не виделись, и я просто хотела спросить, как ты, а получилось вот так по-дурацки. У меня столько всего в последнее время происходит… Я действительно была очень занята и не знала…
        Он не отвечает, поворачивается ко мне спиной и направляется в сторону выхода. Я стою и не знаю, что думать, что чувствовать, что предпринять. Просто смотрю, как пропасть между нами становится все шире и шире.

* * *
        Ну, вот… я вновь падаю в эту любовно-мечтательную пропасть, в эту бездну, наполненную мыслями о нем. Возвращаясь домой, я иду по набережной, поглощенная воспоминаниями о Марке. Когда ветер треплет волосы и обдувает лицо, мои мысли обычно кажутся мне более ясными, а будущее - безоблачным. Но сейчас этот приемчик не действует. Как же так? Почему? Почему мир придуман так, что когда кто-то нуждается в тебе, именно в этот момент к нему сложнее всего приблизиться.
        Последние несколько месяцев, благодаря моим отточенным навыкам по борьбе с самой собой, я провела в относительном душевном спокойствии - когда думала о Марке, могла контролировать свое волнение. Но сейчас…
        Я должна что-то предпринять. Но что? Я не должна ему вновь навязываться. Но как себя сдержать? Я должна для начала хотя бы успокоиться. Но как?
        Дома за ужином я почти не принимаю участия в разговоре. Сейчас как никогда мне необходимо услышать слова мамы о том, что все пройдет, у каждого свой путь и лучшее меня ждет впереди. Но мама говорит обо всякой ерунде, а об этом молчит. Мне остро не хватает Маринкиного надоедливого жужжания, чтобы заполнить вакуум вокруг. Но ее больше нет рядом. Хотя… разве кто-то обещал мне счастье: успех, любовь, дружбу - все сразу? Это просто разминка перед забегом, как у спортсмена, - утешаю я себя. Сначала потренируюсь, приду в себя, а потом - вперед! За счастьем…
        Все эти мысли одолевают меня, и я не сразу обращаю внимание, что Дима чем-то очень встревожен. Во время ужина он не отрывает взгляда от стола и непрерывно стучит по нему ложкой.
        - Что-то случилось? - спрашиваю я.
        - Случилось, - отвечает он.
        - Что-то плохое?
        - Плохое.
        - Он такой с самого утра, - вмешивается мама. - Не знаю, что и предположить. Повторяет последние слова, и все… Толком ничего не добиться. Давно такого не было.
        Мне кажется, ощущения Димки в таком состоянии должны быть похожи на ноющую, тупую боль, которая сейчас поселилась у меня где-то в районе сердца. Ты остаешься с ней один на один, она поглощает тебя, и ты не можешь с ней справиться. Но самое страшное, что даже тот, кто искренне хочет выдернуть тебя из этого состояния, не знает, как к тебе подступиться… я вновь переключаюсь на мысли о Марке…

* * *
        - Привет, мой милый сообщник!
        Он говорит это так просто, будто последний раз мы беседовали лишь накануне. При этом голос его звучит вкрадчиво и нежно, что заставляет мое сердце биться сильнее, хотя оно и так уже на пределе. «Все-таки не выдержал», - думаю я и чувствую, как от волнения жар разливается по моему лицу. Как хорошо, что сейчас он меня не видит…
        - Привет!
        - Ну, как ты, мышка?
        Стоп, он действительно это сказал? Мышка? Я смеюсь. Все громче и громче, мне не остановиться. Есть в этом что-то такое… какая-то интимность, что ли… Конечно, мне не с чем сравнить, но мне кажется, что влюбленные выражают свои чувства именно так. Господи, как хорошо, что он позвонил!
        - Ты чего?
        - Тебе честно ответить?
        - Что-то ты сегодня очень бодрая какая-то, - грустно смеется он. - Конечно, честно. Разве между нами может быть иначе…
        - Ну, эта «мышка» прозвучала для меня сейчас как признание…
        Делаю театральную паузу и жду, что же он скажет. Я сама себе нравлюсь, кажется, я научилась быть женщиной, научилась играть. Юлька-кокетка!
        - Это точно ты? - спрашивает он после затянувшейся паузы.
        - Конечно, я.
        - Мне кажется, я ошибся…
        - Эй, что случилось?
        - Я просто хотел сказать тебе «спасибо». Больше звонить не буду…
        - Подожди, - мой голос готов сорваться, а я - зарыдать. - Давай завтра при встрече все обсудим.
        - Завтра?! - переспрашивает он и тут же осекается.
        Итак, все карты раскрыты. Бессмысленно делать вид, что я не знаю, с кем имею дело. Нужно этот миг пережить, зажмуриться и пережить…
        - Это все, извини, - говорит он, после чего я слышу только гудки.
        Ни завтра, ни послезавтра, ни даже через месяц я его не увижу. Больше не будет совместных сцен, звонков, не будет иллюзий и разочарований - только пока я об этом не знаю, просто стою и думаю, что все это уже когда-то было. Жизнь похожа на бег по кругу. В который раз я остаюсь один на один со своими мыслями, надеждами и никому не нужными мечтами. По моим щекам вновь текут слезы…

* * *
        Чем заполнить навалившееся одиночество? Тихой, неспешной музыкой. Марафоном по социальным сетям: фотографиями, лайками, твитами, которые дают мне ощущение причастности к огромному миру. Подготовкой к экзаменам: сначала - выпускным, потом - вступительным…
        Одиночество - лучшее оружие против одиночества. Несколько месяцев я живу как отшельница, сижу в своей комнате, ни с кем не общаюсь и никуда не хожу. Иногда мама пристает ко мне с вопросами: «Что-то случилось?.. почему ты так мало ешь?.. почему не выходишь из дома?» Говорит осторожно, отводя глаза, и я точно знаю, что она не столько боится причинить мне боль, сколько того, что я впаду в состояние, подобное Димкиному. И я близка к этому. Как никогда, понимаю все попытки брата отгородиться от мира.
        Однажды, подумав об этом, я даже решаю лечиться. Целый день я провожу в интернете в поисках пилюли - парня, с которым можно легко говорить обо всякой ерунде и при этом чувствовать себя интересной. Большинство из тех, кто мне пишет, ищут отношений отнюдь не платонических. Хотя нет, их ищут все - просто кто-то умело подает это под соусом из всяких романтических бредней, а кто-то не хочет этим заморачиваться или просто ленив и глуп и действует прямо.
        - Приивет! Это Ииигорь! - произносит сладкий мужской голос.
        Завязка весьма неожиданная. Впервые слышу такие нежно-леденцовые нотки в голосе мужчины. Кастрировали его, что ли, в детстве, - ерничаю я про себя.
        - Привет! Какой такой Игорь? - спрашиваю, решив подшутить, поскольку уже жалею, что дала ему свой номер.
        - Ну, это Иииигорь, - вновь скрипит мужской голос. - Я вот сейчас пишу, пишу тебе. Что же ты не отвечаешь?
        - Так мы же вроде решили по телефону пообщаться…
        - Да. Очень интересно слышать твой голос! Вот он какой… - говорит он так проникновенно, что у меня нет сомнений - это давно отрепетированный номер.
        - Мы с тобой только час назад познакомились, - смеюсь я. - А судя по твоему голосу, ты мечтал услышать меня как минимум вечность!
        - Ну…
        - Видимо, давно так развлекаешься, да?
        - Да нет. Не очень. Но и для тебя я не первый, так?
        - В смысле?
        - Ну, я не первый, с кем ты вот так вот…
        «Опять новый повод вспомнить о Марке», - думаю я. Были ли наши телефонные разговоры для него развлечением? Или обычное совместное одиночество, общая грусть… Парень с сайта знакомств все еще говорит о чем-то. Но я не слушаю. Все эти случайные знакомые, виртуальные мальчики кажутся мне какими-то шуточными, нереальными персонажами - я сама их придумала. Реальность гораздо хуже… От всех этих попыток излечиться становится только тяжелее. Тошнит.
        Начать новую жизнь или хотя бы вернуться к прежней, как это все равно случится рано или поздно, - у меня пока не получается.

* * *
        Спустя пару недель после выхода фильма мы с Кириллом встречаемся в модном кафе. Мы оба уже давно чувствуем, что заигрались, устали, еще чуть-чуть - и будем ненавидеть друг друга. Последние недели дались нам очень нелегко: торжественная премьера, интервью, участие в популярном ток-шоу, - всюду мы изображали влюбленную пару. Марк следовал за нами, как призрак, впрочем, я и сама мысленно тянула его за собой…
        - А как же Ромео? - всюду спрашивали нас.
        - Марк уехал за границу учиться. Он очень талантлив и вскоре еще проявит себя, - Кирилл врал беззастенчиво.
        Я все время молчала. Воспоминания о чужом, презрительном лице Марка, каким я его видела в последний раз, все еще угнетали меня. Марк молча удалился, а теперь мы лживо удаляем его как из своей, так и из чужой памяти. Я давно запуталась во всех наших пиар-ухищрениях и хитроумных планах. Жду, очень жду, когда все это закончится…
        И вот сейчас, сидя в популярной забегаловке напротив Кирилла, я не слушаю своего так называемого парня. Смотрю на него, как на иллюстрацию моей богемной жизни, расстаться с которой мне все еще что-то мешает: рабочие обязательства, модные привычки, надоедливые воспоминания. Это все сон, который преследует меня. На самом деле в моей жизни есть только Димка и мама. И еще… в моей реальности присутствует одинокий Марк - его лицо в день нашей последней встречи, лицо, искаженное мукой оттого, что его предали, выгнали из этой якобы настоящей тусовочной жизни.
        - А я смотрю, вы неплохо поживаете… - Маринка возникает перед нами из сигаретного дыма, как Афродита из пены.
        - Привет! - нервно отвечает Кирилл.
        - Привет! Да мы тут… собственно… - начинаю я.
        - Ничего, ничего, я сейчас уйду, не волнуйтесь. Не буду вам мешать, у меня свои темы, - смеется Маринка, но есть в ее смехе что-то такое, от чего у меня комок в горле. - Вы такие красавцы! Звезды прям!
        - Скажешь тоже… - Кирилл изображает смущение.
        - Да ладно вам! Звезды не так близки друг к другу, как кажется. Я же все понимаю! - Она подмигивает и исчезает.
        - Вот же! - вдогонку ей вскрикивает Кирилл. - И нафига подходила?..
        «Вот же!» - думаю я. Мы не виделись с Маринкой с тех пор, как она приревновала меня к Кириллу. Звезды не так близки друг к другу, как кажется! Что за ерунда?.. Она ушла, а он остался, - я вновь думаю о Марке. Убежать из его мира не получается… даже когда мир Кирилла затягивает, как трясина.

* * *
        Я все еще сижу в этом накуренном зале. Мне нужно обдумать слова Марины, а когда вокруг шум и гам, как-то спокойнее. Нет присущей одиночеству тоски, которая отвлекает от мыслей и не дает сосредоточиться на воспоминаниях.
        - Неплохая девочка, да? - Кирилл кивает в сторону высокой блондинки.
        Он всегда так делает, когда ему становится невыносимо тоскливо. В такие минуты Кирилл начинает вести со мной бессмысленные разговоры о своих мужских пристрастиях, говорит о чужих попах, ногах и груди. Это чуть ли не единственное наше развлечение помимо еды.
        - Слушай, это такой особый вид извращения, да? - сегодня я не выдерживаю, поскольку он отрывает меня от моих размышлений.
        - Ты чего?
        - Не, все нормально… только предлагаю переключиться на парней. Давай я сейчас присмотрю себе мальчика и начну его с тобой обсуждать. И тогда посмотрим, как тебе это понравится… и будет ли тебе это интересно…
        Несмотря на мое восстание, дальше все идет как обычно: я слушаю его излияния по поводу того, какие девушки ему больше нравятся и как к ним лучше подкатывать. Это жутко раздражает. Но, удивительная штука, как бы сильно я ни желала изгнать из жизни все, что мне неинтересно, всегда все остается неизменным. Мне легче терпеть чужие правила, чем распоряжаться жизнью самой.
        - Если меня девушка зацепила, то я обязательно найду способ познакомиться с ней поближе, - в сто пятьдесят первый раз бубнит Кирилл.
        - А если она тебя пошлет куда подальше?
        - Не пошлет, потому что я самый обаятельный и привлекательный, - этот нахал смеется. - А если серьезно, то, по моей теории, мне могут понравиться только те девушки, которые мне подходят.
        - Ты сейчас про теорию двух половинок говоришь? Типа, ты обращаешь внимание только на тех девушек, которые сами подсознательно обращают внимание на тебя?
        - Ну, я так заумно не скажу… ну, да… как-то так…
        - А как же безответная любовь? - спрашиваю я.
        - Ее не существует. Те, кто страдает от безответной любви, просто мазохисты, которым нравится страдать.
        - А как насчет того, что плохих мальчиков привлекают хорошие девочки, а хороших девочек - плохие мальчики? Черное к белому и наоборот.
        - Ну, есть такое. И что?
        - А то, что ты всегда выбираешь таких же плохих девочек, как ты сам, - я улыбаюсь. - Значит, это не твои половинки…
        - Так, все! Завязывай, Юль, с этим…
        - С чем?
        - С бредом, - резко говорит он, но потом сбавляет тон. - Извини, не хотел обидеть. Посиди немного, сейчас приду.
        Кирилл возвращается минут через пятнадцать. Вместе с девушкой, которую до этого мы так долго с ним обсуждали. Мне приходится делать вид, что это нормально - приходить к девушке с другой девушкой. И, должна признать, моя роль меня нисколько не напрягает. Только вскоре мне надоедает их беззастенчивое щебетание, и я прощаюсь, оставляя своего «возлюбленного» в компании с модной блондинкой.
        Глава седьмая
        - Марин, привет! Это я. У тебя, наверное, и номера моего уже нет…
        - Привет! Интересно, что заставило тебя позвонить? Думаю, это было непросто, - сонно говорит она.
        - Я тебя разбудила?
        - Да какая разница… ну, разбудила, теперь-то что? - раньше она бы мне голову за такое оторвала, сейчас говорит так спокойно, что я сомневаюсь, Маринка ли это.
        - Это точно ты? Не узнаю вас в добром гриме, - смеюсь я.
        - Ну, а кто же еще, конечно, я. Короче, что случилось? - зевает она.
        - Недавно ты подходила к нам с Кириллом в той забегаловке. Помнишь, ты тогда сказала, что звезды не так близки друг к другу, как кажется? Это же чья-то цитата, да? Извини, что несу ерунду…
        - Ой, блин… да я уж к вам с Марком привыкла. После вас мне никакой бред не страшен, - ворчит она, но мне от этого становится только теплее. - Да, цитата. Марик у нас любит всякие чужие умности всюду вставлять. Эта вот мне просто запомнилась… А тогда, в кафе, она была очень в тему, вот я и сказала.
        Мне бы расцеловать ее, обнять или просто сказать: «Как мне тебя не хватало! И как же прекрасно то, что ты сейчас сказала». Но - ничего не вернуть. Она там, я здесь, между нами время и расстояние. С этой ворчливой, всезнающей девушкой я незнакома. Новая Маринка говорит взвешенно и рассудительно, словно умудренная опытом женщина, которая давно от всего устала. Раньше я никогда в ней этого не замечала.
        - Как он? - говорю я, удивляясь собственной смелости.
        - Ну, как сказать…
        - Как есть, так и говори, а лучше дай мне его номер. Пожалуйста.
        - Не могу.
        - Почему? - Я уже давно научилась задавать неудобные вопросы.
        - Пойми меня правильно, не могу, но не в том смысле, что не хочу или он мне запрещает, просто у него сейчас нет телефона. В принципе нет.
        - Я так понимаю, что совсем все плохо… Как же тогда с ним встретиться? Мне нужно с ним поговорить.
        - Юль, он ни с кем не общается, и при всем желании я не могу тебе помочь.
        - Ну, ты же знаешь, где он живет?
        - Это в любом случае не дает мне права влезать в его жизнь. Извини.
        - Жаль, и ты меня извини. И насчет Кирилла тоже. Собственно, мы…
        - Не извиняйся. Ладно, мне некогда! Пока.
        Иногда мне кажется, я смирилась с прошлым. Но когда волны раскаяния вдруг накатывают на меня, я сама себе противна: за эти игры в молчанку, за то, что не приложила никаких усилий, чтобы все полностью прояснить. Однако можно ли винить себя за последствия событий, которые от тебя не зависят?

* * *
        По дороге из университета домой я вновь думаю о том, как встретиться с Марком. Он страдает, - во всяком случае, у меня нет других объяснений тому, почему теперь его нет в социальных сетях или почему он не пользуется телефоном. Раньше у него их было штук пять. Маринкин отказ выглядит неубедительно, но я обязательно что-нибудь придумаю и без нее! Обязательно. Я уже представляю себе нашу встречу, гордую физиономию Марка и мое смущение, когда раздается телефонный звонок:
        - Здравствуйте, меня зовут Светлана, я - репортер светской хроники газеты «Звездные игры». Как вы прокомментируете тот факт, что от вашего парня забеременела другая девушка?
        - Что?
        Я чуть было не спрашиваю: «От какого еще парня?» Смотрю на тротуар и вижу, как капли дождя постепенно покрывают асфальт. Дождь усиливается. Моя одежда быстро намокает, но мне все равно. Тем временем девушка все повторяет и повторяет вопрос.
        - Извините, я не знаю, о чем конкретно вы говорите, поэтому прокомментировать не смогу, - говорю я и сразу же нажимаю на сброс.
        В течение следующего часа я только и делаю, что отвечаю на подобные звонки. Неважно, кто звонит: свои или чужие, близкие или далекие, - я отвечаю, что ничего не знаю, и сбрасываю звонок. Еще час - и я вообще не беру трубку. Иду в сторону дома, мокну под дождем и думаю о том, что звездная «реальность» вновь гонится за мной.
        Ирина звонит мне, когда я уже вхожу во двор.
        - Случилось непредвиденное, - говорит она, - Кирилл попал в аварию.
        - Что случилось? Как он?
        - Он-то нормально. Только авария - не самое страшное. Хуже, что рядом с ним была девушка, и она заявила журналистам, что беременна от него.
        - Отлично, рада за них. Но при чем тут я? - говорю я, прекрасно зная ответ.
        - Ты должна дать опровержение, заявить, что у вас все хорошо.
        - Я должна?
        - Нам нужен еще один месяц, только месяц…
        - Какой в этом смысл? - я отвечаю все смелее. - Допустим, скажу… журналисты повеселятся, раздуют сенсацию, фильм получит свою порцию внимания, но потом всплывет правда, и я окажусь крайней. Зачем мне это…
        - Ты же еще не все деньги получила, да?
        - Вы мне угрожаете?
        - Нет, но ты подумай, как в дальнейшем может сложиться твоя судьба…
        - Хорошо, подумаю, - говорю я и завершаю разговор.
        Смотрю на экран телефона - сотня непринятых звонков, просьб, обещаний, и среди них нет весточки от того, ради кого хотелось бы жить. Нет, со мной все нормально, вполне. Я люблю жизнь и не готова с ней расстаться, даже находясь в такой пустоте. Я ощущаю прохладные капли дождя, я чувствую, я живу. С этими мыслями я отрываюсь от телефона, поднимаю голову и вижу перед собой Марину.

* * *
        Она такая же мокрая и уставшая, как и я. Безумно красива и сейчас, как никогда, похожа на Марка. Хочу сказать: «Я думала о тебе целый день!» - но бывшая подруга меня опережает. Маринка смотрит на меня спокойным, усталым взглядом, без свойственного ей высокомерия, однако голос ее звучит судорожно, с надрывом, как у героини мелодрамы в минуты откровений:
        - Я думаю, ты права, - доносится до меня. - Да, ты права. Будет неправильно, если я буду просто стоять в стороне. Это же не первый случай…
        - Марин, ты о чем? Что случилось?
        - Вот. Держи! - она протягивает мне ключи. - Он живет сейчас в нашей прежней… ну, в бывшей родительской квартире. Ты вроде знаешь, где это…
        - Да, спасибо, - отвечаю.
        - Не за что.
        Она поворачивается, делает пару шагов - и я понимаю, что не могу вот так просто ее отпустить. Такой я вижу ее впервые: вечно невозмутимое лицо, наконец, сбросило маску, и мне хочется познакомиться с настоящей Маринкой поближе.
        - Подожди…
        По ее взгляду я понимаю, что она этого очень ждала.
        - Зачем ты помогаешь мне? - спрашиваю я, подбрасывая в руке ключи.
        - Ты же видела нашу мать… по телику, я ее тоже чаще всего по телику вижу… кроме сцены и камеры, для нее ничего не существует. Мы для нее так - бонус к звездной жизни. Когда Марк чуть не разбился в первый раз, знаешь, о чем она думала? Слава богу, что это не случилось в день ее премьеры! Когда упал с балкона - она из больницы спокойно поехала на чей-то там юбилей, вся в брошах и блестках.
        Капли дождя струятся по Маринкиному лицу, смешиваясь со слезами.
        - Когда Марк попал под машину, - продолжает она, - нашу мать больше всего волновало, как бы эта информация не попала в сеть и не испортила ей репутацию. Недавно к ней приходили телевизионщики, так знаешь, куда она их повела?.. в церковь! Представляешь, моя мама, оказывается, святая. Ну, разве не смешно… Отец для нее… в общем, я не уверена, что она родила бы нас, не будь у него таланта и связей. Не хочу, не хочу быть такой, как она…
        - Разве ты сама не делаешь все, чтобы жить так же? - подаю голос я.
        - Сорри, сейчас не готова это обсуждать. Хочу лишь сказать, что у нас с Марком никого нет. Отец вкладывает всего себя в фильмы и маму. Чего-чего, а брать она умеет…
        - Марин…
        - Ты думаешь, что я сейчас несу бред? Просто устала, просто выпила или еще чего… нет! Я думаю об этом всегда, все двадцать четыре часа в сутки. И даже не могу представить, что чувствует Марк. Просто так ведь не разбиваются три раза и не выбирают женщин вроде Лизы или этой, прости господи, Иры, - завершает она с брезгливостью.
        - Марин…
        - Это ж диагноз! Три раза он чуть не лишился жизни, а ей все мозг не включить, понимаешь? Даже не посмотреть в сторону сына…
        - Марин, пойдем чай пить. Мы промокли.
        Она смотрит на меня, плачет и своих слез не замечает. Это не слезы актрисы, слезы сестры. Никогда не думала, что в Маринке столько любви.
        - Извини, я не пойду к тебе, - говорит она. - Я не смогу посмотреть Димке…
        - Хорошо, пойдем в кафе, - перебиваю я, не желая слушать слов сожаления.
        - Куда нас с тобой таких пустят?..
        Я смотрю на нас… Вымокших насквозь, в прилипшей к телу одежде, с уставшими от переживаний лицами. Мы обе всегда боялись подобных разговоров по душам, однако мы слишком долго шли к такому финалу, слишком хотели его, поэтому очень быстро находим простое решение…

* * *
        Подъезд нашей пятиэтажки выглядит так, будто декораторы специально подготовили его для съемок военного фильма. О том, что эти стены когда-то были окрашены в темно-зеленый цвет, напоминают лишь островки вздыбившейся краски, все остальное уже давно отвалилось. Те, кто когда-то старательно выцарапывал на этих стенах различные умности, давно выросли и обзавелись не только детьми, но и внуками. Те, кто писал непристойности, - давно вымерли вместе с мамонтами.
        Мы садимся на грязные ступени лестницы под одним из таких шедевров. Я не уверена, но, кажется, рядом с Маринкиным ухом красуется изображение того, что физиологически отличает мальчиков от девочек. О чем я думаю? Да о чем угодно, лишь бы снять это утомительное напряжение…
        - Это он попросил меня подружиться с тобой, - говорит она.
        - Марк?
        Маринка смотрит мимо меня и продолжает:
        - В то время мне было все равно, кто ты… лишь бы ты ему нравилась. Лиза, честно говоря, к тому времени очень достала и Марка, и меня. Знаю, о мертвых не говорят плохо, но она была безбашенная абсолютно, с этим ее вечным желанием быть лучшей и не такой, как все, - еще хуже нашей матери. Все эти ее кружевные платьица, вечные диеты, истощение - лишь от желания выделиться.
        - Странно, - говорю я, ухмыляясь. - Мне всегда казалось, что она ангел…
        - Ангел? - Маринка впивается в меня стеклянным взглядом. - Кстати, да. Я думала об этом. Может быть, все дело и в нем… он слишком расслабляет своих девок. Сам-то он точно уверен, что всех ангелов превращает в демонов. Вот и тогда попросил меня выяснить, насколько ты ангел.
        - То есть? Что попросил? Зачем? - вопросы сами сыплются из меня.
        - Ну, как зачем… ты ему понравилась. Уж не знаю, чем ты его зацепила. Сказал, что ты странная, ходишь-бродишь, улыбаешься. Девушки со странностями его всегда впечатляли…
        - Значит, странная… - улыбаюсь.
        - А ты, типа, думаешь иначе? - впервые за сегодняшнюю встречу Маринка тоже улыбается. - Но у меня для тебя есть радостная новость - Лиза была еще страннее. Я бы даже сказала, гораздо страннее.
        - Зачем ты сейчас рассказываешь мне об этом?
        - Просто с нее все началось. Не знаю, специально или случайно, она подслушала наш с Марком разговор о тебе и - прикол! - решила умереть! Согласись, это даже покруче моей мамы. Заодно она решила забрать с собой и Марка. Шекспир какой-то… Вернее, Островский. «Так не доставайся же ты никому»…
        - Почему ты говоришь мне об этом?
        - Сейчас Марк совсем запутался, и вместе с ним запуталась я. Хуже этими своими рассказами я уже никому не сделаю. А то, что ты партизан, я уже давно поняла, - говорит она и встает. - Надеюсь, вам это поможет.
        Маринка уходит, я остаюсь сидеть на ступеньках. В смятении, в отчаянии… Со своими мыслями и его ключами.

* * *
        Кто-нибудь может определить границы эмоциональных состояний? Вот тянутся минуты одиночества, потом знакомство, общение и дальше по накатанной… Тысячи мыслей, дел, каких-то мелких и мелочных обстоятельств то сближают нас друг с другом, то заставляют отдаляться. И вдруг становится невозможным отделить «до» и «после». Чем я жила, о чем думала, о чем мечтала и на что надеялась до встречи с ним? Где дверь, через которую человек однажды входит в твою жизнь - и кажется, что он был там всегда?
        - Зря пришла.
        Голос его звучит неуверенно, и я понимаю - на самом деле он очень ждал меня. Марк был несчастлив без меня. И теперь, когда я здесь, рядом, у меня есть масса времени, чтобы дождаться, когда он, наконец, расскажет мне о самом главном. Я жду.
        - У нас опять ничего не получится, - говорит он.
        Я молчу.
        - Как и прежде, я ничего не могу тебе дать. Я никто. Все, что я мог, - это трахаться и красиво улыбаться. Теперь и этого не дано…
        Такая прямота способна сбить с ног даже парня. Наверное, я должна устроить истерику: вспылить, как девочка, уточнить, кто и что у него отнял и что за ерунду он несет. Я улыбаюсь, присаживаюсь на корточки рядом с коляской, смотрю ему в глаза. В данный момент мне не хочется разговаривать с ним - да и вообще ни с кем. Слова придают чувствам излишнюю определенность, я не хочу загонять в рамки нескольких фраз все то, что есть между нами. Если бы я была хоть немного смелее, прижалась бы губами к его уху и прошептала: «Марк, Марк, Марк».
        - Есть хочу, - говорю я и резко встаю. - Ты не обидишься, если я пойду на кухню и что-нибудь приготовлю?
        Расчет оказывается верен. Моя наглость снимает с его красивого лица очередную маску - и я вижу, что на самом деле он очень рад, что я останусь. Или мне кажется…
        - Да, конечно. Там вроде бы есть какие-то продукты.
        - Я разберусь.
        Он смотрит на меня неподвижным взглядом - и мои часто хлопающие ресницы выдают меня вместе с моим неуемным волнением. Уверенность - вот в чем я всегда испытывала недостаток. И, как ни старалась при встречах с Марком сказать «а», выговорить потом «б» не получалось. Вот и сейчас я слишком игриво, чтобы это выглядело естественным, подмигиваю ему и выхожу из комнаты.
        Итак, он мне рад - это хорошая новость, но слишком опустошен, чтобы показать это. Дважды два. Вот такая высшая математика, - смеюсь над собой я. Безумный смех подступает к горлу. Пытаясь побороть истерику, оглядываюсь вокруг.

* * *
        Эта кухня светлая и просторная… ничто в ней не напоминает тесноту и темноту той ночи, но всего несколько шагов - и воспоминания догоняют меня: я вновь чувствую вкус наших задыхающихся, бесконечных поцелуев, настойчивость и нежность Марка, ритм наших бьющихся сердец…
        - Кажется, я знаю, о чем ты думаешь? - Марк застает меня врасплох.
        Я оборачиваюсь и вижу его в проеме дверей. Грустного и родного. «Запомни это, запомни», - мысленно твержу себе. И этот взгляд, и эту его фразу, и это свое ощущение. Запомни. Неизвестно, чем все закончится, возможно, больше вы не увидитесь. Ничто так не разделяет людей, как несбывшиеся надежды, ожидания и мечты.
        - А? Вряд ли, - неумело вру я и поворачиваюсь к нему спиной.
        - Почему ты тогда ушла?
        - Что? - говорю я и думаю, что лучше бы сейчас провалиться, а потом вынырнуть и провалиться еще пару десятков раз.
        - Почему ты тогда ушла? - повторяет он, после чего нервно ухмыляется и продолжает: - Давно хотел спросить…
        - Наверное, это хорошо, что спросил только сейчас, - отвечаю я, продолжая стоять к нему спиной. - Раньше я все равно бы не знала, что ответить…
        - Почему?
        - Я и сейчас не знаю, что ответить, - вновь игнорирую вопрос. - Честно, не знаю…
        - Очень жаль.
        - И мне. Я не думала, что ты помнишь…
        Как закончить этот разговор? Как показать ему, что я знаю, зачем пришла? Как признаться и не чувствовать себя дурочкой…
        - Знаешь, мне сейчас очень хочется взять телефон, выйти в соседнюю комнату, позвонить тебе и поговорить. Честно и откровенно. Не думать о том, как я выгляжу, - краснею ли, бледнею ли или просто похожа на идиотку. Понимаешь?
        - Понимаю. Только ты сейчас и так очень откровенна.
        - Думаешь, не стоило этого говорить?
        - Почему?..
        - Девочки обычно такого не говорят мальчикам, - сообщаю я и, увидев, как передергивается его лицо, добавляю: - Вроде как.
        - А ты много знаешь мальчиков, да? Или вроде как? - передразнивает меня Марк и исчезает в проеме двери.
        Собственник… Впервые за долгое время я так искренне смеюсь. Упоминать о каких-то других мальчиках, пусть и абстрактных, конечно, не стоило, - это мой очередной урок. Надеюсь, он получен не зря.

* * *
        Я не спешу - наслаждаюсь временем, которое можно вот так тихо, молчаливо провести рядом с Марком. Курица одиноко томится в духовке, я наливаю два бокала вина, смотрю в зеркало, поправляю волосы и возвращаюсь в комнату - Марк сидит там, глядя из окна на вечерний город. Его лицо как никогда серьезно и сосредоточенно. И поскольку он никак не реагирует на мое появление, я тихо усаживаюсь напротив него на порожек между балконом и комнатой. Я стараюсь сделать это как можно непринужденнее, ставлю на пол бокалы, расправляю платье. Голос Марка заставляет меня вздрогнуть.
        - Я не пью.
        - Отлично, мне больше достанется, - делаю глоток сначала из одного бокала, потом из второго.
        Посидев какое-то время в угнетающей тишине, я включаю телевизор. Ведущий вещает об очередных скандалах в шоу-бизнесе, надрывая свой гнусавый голос ради сенсаций:
        - Как становятся звездами? Нужно иметь красивую или неординарную внешность и запастись поддержкой влиятельного покровителя. Им может стать как человек из шоу-бизнеса, который будет продвигать своего протеже, так и просто бизнесмен или магнат. Отношения «продюсер - артист» сложны, а что, если продюсер еще и любовник?
        На этой яркой «лирической» ноте я выключаю телевизор. Марк не просил об этом ни словом, ни жестом. Ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одно движение рук не выдало волнения. Однако слушать подобное, находясь рядом с ним, мне безумно неловко.
        - Ты надолго? - внезапно он нарушает тишину.
        В этот момент я уже стою у окна и наблюдаю, как на противоположной стороне улицы встретились двое. Она в простеньком красном платьице. И он. Высокий, мощный, красивый. На нем дорогие, начищенные туфли и шикарный костюм. Он обнимает ее и нежно прижимает к себе, - она ему доверяет…
        - По телефону у нас лучше получалось общаться, - говорю я.
        С двумя бокалами в руках я возвращаюсь на кухню - сервирую стол, достаю из духовки курицу и зову Марка. Разумеется, в ответ - тишина. Я уже едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться и не наговорить гадостей. «Кому все это надо?» - спрашиваю себя. И отвечаю - мне. Я автор этого спектакля и пришла сюда, чтобы сыграть свою роль в мелодраме… из тех, что любила смотреть еще в пятом классе. Пора завязывать с этим и идти дальше, - с этой мыслью я тихо выхожу из квартиры. Громко хлопает дверь. Ну и пусть. Мне больно, я задыхаюсь от злости.

* * *
        Я выхожу из дома, и меня поглощает суетливое движение улиц. Дома, перекрестки, набережные и мосты. Мельтешение и звонкий смех прохожих. Метро. Выхожу на своей станции. И вот я почти дома, убегаю от мыслей. Просто иду…
        Он лежит на проезжей части, рядом с тротуаром, по которому сотни людей каждый день спешат: из дома на работу и с работы домой, к любимым и нелюбимым, к счастливым и несчастным. Маленький пес с густой курчавой шерстью, сбившейся от грязи и сырости. Он лежит, свернувшись калачиком, и, кажется, спит.
        Внезапно я вздрагиваю, в кармане вибрирует телефон. Я совсем забыла, что отключила звук, чтобы не донимали журналисты.
        - Включи телевизор. Десятый канал! - кричит в ухо взволнованная Ирина.
        Это второй случай, когда она звонит мне, и в моей душе вновь возникает гнетущее, подавляющее чувство, которое невозможно объяснить ни страхом перед этой напористой женщиной, ни виной перед ней. Это какое-то необъяснимое явление - природы, погоды или моего личного кошмара…
        - Я не дома, на улице. Что случилось?
        - Кирилл с ума сошел. Ты должна, должна мне помочь! - почти кричит она.
        Но по ее голосу я понимаю, что она не столько находится в смятении или отчаянии… сколько не может справиться с нахлынувшей на нее злостью.
        - Представляешь, сидит в студии и рассказывает, какая я плохая, чуть ли не рабовладелец… «Бедный» мальчик! Его поймали с беременной девицей, когда он изображал любовь с тобой, и теперь я во всем виновата…
        - Ничего не понимаю… Вы шутите? - это даже не вопрос, а просто несколько слов, которые я произношу без всякой интонации.
        - Нет, - отвечает она. - Ты должна выступить с опровержением.
        Мне очень хочется сказать, что я ей ничего не должна, Марк и за меня с ней расплатился сполна, - но природная тактичность вновь тормозит меня. Я уже научилась защищаться, но все еще не умею нападать и хамить.
        - Опровержением чего? - уточняю я, будто мне неизвестны все ее мотивы.
        - Ну, что между мной и ним ничего не было и нет.
        - Как я могу это утверждать?
        Умение задавать вопросы - лучшее оружие против манипуляций со стороны таких стальных особ, как она. Друзья Ирины, люди из ее окружения, должно быть, никогда не говорят ей о своих желаниях и интересах. Она давно привыкла воспринимать свои цели и планы как часть жизни других и делает все, чтобы на самом деле так и было.
        - Ты хочешь, чтобы на тебя надавили как следует, да? - зло говорит она. - Ну, так я сделаю это.
        - Я ничего не хочу. У меня давно другая жизнь…
        - Это тебе кажется, что другая, но на самом деле она у всех одна. Я - часть твоей жизни, а ты - моей, и от этого не скрыться, - злится она.
        - Никогда не замечала, что вы склонны к философским рассуждениям, - говорю я и с каждым словом чувствую, как нравлюсь себе все больше и больше.
        - Маленькая сучка, - последнее, что я слышу, и в телефоне раздаются гудки.
        Я с облегчением нажимаю отбой. Что за ребячество… угрожать, настаивать, всем своим поведением утверждать, что она влиятельный человек, что мы - одна команда: у нас одни цели, одни воспоминания и интересы. Это не так. У меня нет желания вливаться и играть в те же игры… Дома меня ждут мама и Димка. Они - моя настоящая жизнь.

* * *
        На следующий день я делаю это вновь - рад он мне или не рад, неважно, я еду к нему снова. Выхожу из подъезда, и вдруг кто-то окликает меня. Оборачиваюсь и вижу, что мне навстречу идет Кирилл, вместе с ним двое парней. «О чем это я думала только что?» - пытаюсь вспомнить. Разумеется, о Марке. Должно быть, у меня встревоженный вид. Кирилл смотрит так, будто пытается уловить мои эмоции и понять их причину…
        - Привет! Никак не мог тебе дозвониться, - говорит он.
        - Привет!
        - Что-то случилось?
        - У меня? - спрашиваю я. - У меня все хорошо. А ты-то тут как оказался?
        - Тут такое дело… - начинает мяться Кирилл, забыв представить своих спутников. - В общем, мне нужна твоя помощь.
        - Это связано с Ириной?
        При упоминании ее имени Кирилл делает такое лицо, будто я произнесла магическое заклинание, из-за которого он вот-вот превратится в орангутанга. Все происходящее порядком напрягает, но я затихаю - даю ему возможность выговориться. Однако вместо Кирилла в бой вступает один из парней. В руках второго волшебным образом появляется камера, и все мои вопросы отпадают сами собой.
        - Здравствуйте! Меня зовут Алексей. Десятый канал. Мы хотим услышать от вас комментарии по поводу ваших отношений с Кириллом.
        Я смотрю на своего собеседника, потом на Кирилла, вновь на телевизионщика. Мне не испариться, не стать невидимкой, не убежать…
        - У меня нет никаких комментариев, - говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.
        - Ну, подожди, куда ты? Нас так много связывает, а ты! - Кирилл догоняет меня и берет за руку.
        «Все-таки актер из него фиговый, - думаю я. - Где нежность, отчаянье, страсть?.. и что за реплика!.. где шекспировская драма?» Кирилл явно не готов к этой съемке, а импровизация - не его конек. Он смотрит мне в глаза, держит за руки и что-то говорит - все это беззастенчиво фиксирует камера. Безумно неловко. Сердце мое выбивает мощный рэп: «Отстань, отстань, отстань!» Вот-вот должен опуститься занавес, но у меня не хватает нервов этого дождаться, я вырываюсь и кричу:
        - Отстань!
        Я ныряю в людской поток и придумываю себе цель, чтобы сбить градус волнения. Сейчас я не просто иду к любимому парню, я иду спасать мир… Машины медленно двигаются вперед. На тротуаре, кроме меня, никого. Сильный ветер дует мне в спину. И вдруг я вздрагиваю! Мой взгляд случайно натыкается на что-то черное, грязное и мокрое. Пес. Он все еще лежит у дороги, свернувшись калачиком. Как вчера. Трогательный пес. Он уже ни от чего не бежит и никуда не спешит…

* * *
        Я вновь у двери квартиры Марка. Пытаюсь вставить ключ в замочную скважину. Не получается. Стараюсь найти правильное положение ключа, проверяю личинку замка. И даже после этого до меня долго доходит… он сменил замок. Невероятно. Мне больно? Вроде бы нет. Я в бешенстве, ведь в моей мелодраме так не должно быть. Жму на звонок - нежная трель разливается острой болью в моей голове.
        - Он не откроет.
        Оборачиваюсь - передо мной стоит Марина. В каком-то ультрамодном шелковом халатике и почему-то в туфлях на каблуках. Сонная и уставшая.
        - Не смотри на меня так. Я здесь живу, - говорит она, показывая на открытую дверь соседней квартиры.
        - Ну, вы даете…
        - Да мы-то чего… просто папа поселил нас рядом, чтобы присматривала за ним. Это вот вы с ним даете, это да.
        - Ты как?
        - Да я-то ничего, как видишь, - она отбрасывает со лба модно подстриженную челку и поправляет халатик на плече. - Подожди, сейчас вернусь.
        Взъерошенная Маринка исчезает в своей квартире. С тех пор, как наше общение осталось в прошлом, мы обе сильно изменились. Последние два года я стараюсь не думать о той жизни, в которой принадлежала больше Маринке, чем себе. Однако иногда воспоминания, за которые я себя ненавижу, преследуют меня - и эта дежурная Маринкина улыбка, веселье на моем инсценированном дне рождения и неуемное желание любой ценой понравиться Кириллу.
        - Вот, - бывшая подруга протягивает ключи.
        Я инстинктивно поднимаю руку, но, ощутив холод металла, опускаю ее.
        - Бери-бери. Для тебя же оставил. Вы, конечно, с ним чудики. Просто смех какой-то… - Маринка сама берет мою руку и вкладывает в нее ключи.
        - В смысле? Что вообще происходит?
        - Это вы сами там разбирайтесь, что у вас происходит. Я уже ни о чем и не спрашиваю, просто улыбаюсь. Вчера, как только ты за порог, смотрю, через час уже замок меняют. Ну, меняют и меняют, я посмеялась. Сегодня рано утром раздается звонок в дверь, открываю - на пороге Марк, говорит: «Возьми запасной, на всякий случай». Я говорю: «Ты совсем ку-ку, ты бы мне его в пять утра принес». А сама думаю: «Знаю я этот твой «всякий случай»…
        - Да уж.
        - Кино. Видимо, за ночь успокоился, понял, что назад дороги нет, и примчал ко мне. Ему не надо и говорить, что ключ для тебя, я догадливая - и так понимаю. - Маринка в очередной раз поправляет халатик и подходит к двери. - Ладно, пока. Не поубивайте там только друг друга.
        Она задерживается в проеме двери, вновь самоуверенная и надменная, как прежде. Взбалмошная прическа и пестрый халатик придают ей насмешливый вид. Еще пару секунд Маринка смотрит на меня, ободряюще подмигивает и исчезает за дверью. В растрепанных чувствах я сажусь на ступеньку и разжимаю кулак.

* * *
        Уже через несколько минут я открываю дверь без особого волнения и тут же застываю на пороге: Марк сидит напротив входа, прислонившись к дверному косяку. Сколько времени он так ждет меня? Я замерла лишь на мгновенье, быстро пришла в себя, решительно зашла и закрыла дверь. Вот. Стою неподвижно, прислушиваясь к странному ощущению спокойствия, которое охватило меня. Молча смотрю на Марка и машинально улыбаюсь, сама не зная чему.
        Вскоре мое молчание начинает его беспокоить.
        - Хочешь, поговорим? - спрашивает он.
        - О чем? Марк, не знаю, что сказать…
        Я подхожу к нему, присаживаюсь и осторожно целую, слегка прикасаясь губами. Вижу перед собой его лицо, такое доброе, открытое, вижу широкие плечи, плотную фигуру, чувствую нежность сильных рук у себя на спине. Марк притягивает меня к себе. В нем есть все - сила, нежность и тепло. Я запускаю руки в его мягкие, густые волосы. С того времени, как случилось несчастье, они сильно отросли, и теперь он еще больше похож на принца из старой доброй сказки. Зажмурившись, я вдыхаю его запах. «Лучший способ удержать мужчину - не выпускать его из объятий», - думаю я и обнимаю Марка еще крепче.
        - Зачем? - спрашивает он. - Зачем вновь пришла?
        Иногда даже самые красивые и умные парни задают глупые вопросы. Ведь ждал же, ждал. Или ерничает? На самом деле я никогда не знаю, шутит ли он или говорит всерьез. Всегда слушаю его настороженно. И эта нервная, полностью поглощающая меня настороженность сродни возбуждению.
        - А может, я просто извращенка, - со смехом отвечаю я. - Люблю соблазнять парней с именем Марк. Такой ответ тебя устроит?
        Я несу несусветный бред, и мы оба хохочем, как умалишенные. Долго не можем справиться с этой коллективной истерикой. Мы с жадностью упиваемся этими безумными минутами, заполненными эмоциями, порывами и переживаниями, которые делают из парня и девушки влюбленную пару. Я с удивлением наблюдаю, как Марк - ироничный и неприступный Марк - заливается смехом из-за пустяков, словно мальчишка. Я привыкла видеть его в роли принца, романтичного Ромео, жестокого палача, - но самого Марка так близко я вижу впервые.
        На кухне мой взгляд натыкается на два бокала с вином, которые все еще стоят там, где я оставила их накануне. Этот символ вчерашней грусти немного отрезвляет меня.
        - Ты вредный! - нарочито хмуря брови, говорю я.
        - А ты, типа, полезная? - продолжает смеяться Марк.
        - Еще какая полезная!
        - Во всяком случае, ты у меня не из обидчивых.
        - Я? У тебя?
        - Всегда поражался способности женщин цепляться к словам.
        - Всегда поражалась способности некоего Марка сваливать всех женщин мира на мою бедную голову, которая и так взрывается от тяжести моих мелких мыслишек, - парирую я.
        - Ого, а ты сегодня генерал…
        Я хочу быть бесстрашной, легкомысленной и юной. Да-да, именно юной. Только сейчас, когда мне почти девятнадцать, я понимаю, что сама лишила себя всего того, чего так сильно теперь желаю. Слишком много думала и слишком долго ждала. Я хочу жить - упиваться радостью вместе с любимым, не думая о последствиях, потягивать вино, просто быть рядом, заглядывать друг другу в глаза, держаться за руки, целоваться. Мне хочется сейчас сказать об этом Марку, но даже сегодняшнее бесстрашие не позволяет мне сделать это - на подвиг я так и не решаюсь.

* * *
        - Вчера я был неправ, - неожиданно говорит Марк, когда на экране плывут титры только что просмотренного фильма.
        - Сама виновата, - слышу я собственный голос и думаю о том, что рядом с Марком всегда буду выступать в роли кроткой овечки. Судьба такая…
        - Мир?
        - Однозначно! - задорно констатирую я и игриво добавляю: - Погоди, мы сейчас как миримся: как мальчик с девочкой в песочнице или как супружеская пара?
        Сказать «влюбленная пара» я не решаюсь.
        - Как два дурака. А два дурака, как известно, пара, - смеется он.
        - Спрыгнул! А если я тебе скажу, что хочу сегодня остаться, ты сильно удивишься? - наконец я решаюсь произнести вслух то, о чем думаю полвечера.
        Сидя рядом, я боюсь повернуть голову в сторону Марка, чтобы увидеть его реакцию. Он молчит, и это ничего хорошего не предвещает. Я встаю в надежде, что стоя мне будет легче пережить неудачу, подхожу к столику, зачем-то беру пустой бокал и верчу его. Смотрю, как дрожат мои руки. Дурочка.
        - Я ничего такого не имела в виду, - спешу произнести я, стараясь говорить насмешливо и не смотреть в его сторону. - Не бойся, приставать не буду.
        Лучше бы я провалилась, здесь и сейчас, или еще раньше - как только в голову мне пришла идея остаться.
        - Неужели ты думаешь, что ночью я заставлю тебя ехать куда-то после почти двух бутылок вина? - вдруг говорит он, когда я уже близка к отчаянию.
        - Ну…
        - Пойдем на балкон, подышим воздухом, - Марк дает мне шанс прийти в себя.
        Однако там я вновь несу бог знает что о своих мечтах и жизненных целях, и делаю это с таким фанатизмом, с которым с парнями в принципе разговаривать нельзя. Под воздействием вина не могу остановиться. Но Марк вроде бы и не слушает меня; сидит у самого входа на балкон рядом с журнальным столиком, смотрит задумчиво вверх на звездное небо, иной раз - на пепельницу. Его тонкие длинные пальцы плавным движением стряхивают пепел с сигареты.
        Старинный особняк в центре города, в котором расположена квартира Марка, - очень романтичное место для таких вечерних бесед, мысленно отмечаю я. Войдя в раж, я подхожу к декоративной вазе, установленной на парапете. Ее постамент выполнен в форме жемчужной раковины, которая намного шире основания вазы. Не знаю, что на меня находит, но мне, во что бы то ни стало, вдруг хочется сесть на этот шедевр из гипса. Может, хотя бы так я верну себе внимание Марка.
        - Юль! - От его крика я чуть было не срываюсь вниз вместе с вазой. - Блин, уйди нафиг оттуда.
        - Марк, ты чего…
        - Ничего. Уйди, говорю.
        Я начинаю рыдать сразу, не успев еще ни о чем подумать. Спустившись с парапета, сижу на корточках у стены и плачу. Реву, не ощущая слез. Сначала тихо, потом громко. Эмоциональный водопад: нет мыслей, нет обиды, нет злости - есть только слезы.
        И вдруг я чувствую, как его руки ласково гладят меня по голове. Меня будто подхватывает облако счастья. Кажется, еще чуть-чуть - и я готова буду вечно вот так сидеть и плакать, только чтобы это счастье не прекращалось. Я ощущаю, как его пальцы нежно перебирают мои волосы. Он поднимает мое лицо к своему, смотрит мне в глаза с очень серьезным видом, затем берет за руки - и я чувствую себя маленькой девочкой.
        - Прости, - говорит он.
        - На меня никто никогда не кричал. Никогда.
        - Прости. Я очень зол на себя.
        - Да нет. Это я дурочка. Зачем мне эта ваза?..
        - Не надо ругать себя, - спокойно говорит он, утирая мне слезы. - Ведь это я не предупредил тебя, что ее нельзя трогать.
        Я поднимаю руку и прижимаю ладонь к его щеке, смотрю ему в глаза и молю о том, чтобы этот момент длился и длился. Передо мной - чуткий красивый парень, и сейчас мне кажется, что он любит меня. Всего секунда счастья, и в моей голове мелькает мысль, что в доступном Марке, в отличие от неприступного, меньше притягательности, зато больше тепла, которого я всегда была лишена.
        - Пойдем спать, - говорит он, и я киваю.
        Сегодня я - маленькая девочка, и это мне нравится.

* * *
        Меня будит какой-то звук - резко вздрогнув, я сажусь на диване. Я в гостиной. Из комнаты Марка раздается легкий, едва слышный шум. Ищу на полу телефон, чтобы посмотреть время. Три часа ночи. Встаю, подхожу к зеркалу, чтобы оценить сонный вид растрепанной девушки в мужской футболке. Вроде бы не самая страшная красавица на свете, - решаю я и осторожно иду в соседнюю комнату.
        Там тихо, только луч света падает с улицы. Марк что-то делает на балконе, но что именно, отсюда не рассмотреть. Я не спеша прохожу через комнату, стараясь не шуметь. Балконная дверь открыта настежь - я становлюсь на порожек и, приподнявшись на носочках, стараюсь разглядеть лист в руках Марка. Увы, бесполезно. Он подсвечивает его фонариком и что-то рассматривает.
        Меня клонит в сон, но мне приятно наблюдать за Марком. Иногда нет ничего страшного в том, чтобы действовать тайно. Положив щеку на ладонь, я прислоняюсь к дверному косяку и наслаждаюсь созерцанием. Ночь теплая, Марк рядом: у меня все хорошо. Так длится какое-то время, но как только я решаю, что пора спать, - моя нога соскальзывает со ступеньки: больно ударившись пальцем о плинтус, я вскрикиваю.
        - Ты чего здесь делаешь? - Марк смотрит на меня удивленно.
        - Только не сердись на меня, пожалуйста, - я стремительно краснею.
        - Да я не сержусь, - говорит благосклонно Марк. - Просто удивился.
        - Мне не спится.
        - Решила все-таки попытаться меня соблазнить, - улыбается он, и его взгляд скользит по моим голым ногам.
        - Ну… - я краснею еще больше.
        - Ты очень похорошела.
        - Только мне кажется, что это мужчина должен меня соблазнять, а не я…
        - И поумнела, - он дьявольски улыбается.
        Я всегда боюсь подобных разговоров, в особенности если объектом обсуждения выступаю сама, поэтому мой внутренний ежик начинает шевелиться, готовясь к обороне. Словно почувствовав это, Марк тихо произносит:
        - Иди спать. Завтра великий день.
        Как уснуть после всего этого? Очень сложная задача. Я отгоняю мысли почти до утра; мечты, мечты, предвкушение. А ведь совсем недавно не умела мечтать…

* * *
        Наутро я просыпаюсь в прекрасном настроении и еще перед тем, как открыть глаза, думаю о том, что сегодняшний день станет одним из лучших в моей серой жизни. Яркий луч солнца светит мне в лицо, но вовсе не он стал причиной моего пробуждения: рядом со мной сидит Марк, он смотрит на меня - что волнует меня гораздо больше, чем весь солнечный свет во вселенной.
        - С днем рождения! - первое, что говорю я.
        - Спасибо.
        - Надеюсь, я первая, кто поздравил тебя.
        - Ну, разумеется. В этом же и был твой великий план, чтобы вчера остаться, да? - В его голосе столько иронии, что, если бы я знала его первый день, застрелилась бы.
        - Какие планы?
        - Праздновать!
        - Боюсь спросить, а мне можно с тобой, - я театрально хлопаю глазками, словно девочка из аниме.
        - Дай подумать, - он столь же артистично возводит к небу глаза.
        - Злыдень, - шлепаю его по плечу. - Вредный!
        - Сегодня я очень полезный, - Марк подмигивает. - Вот увидишь…
        Мы завтракаем, и все это время я думаю, что никого больше не полюблю так сильно, как люблю его. В это первое утро, проведенное вместе, из всех чувств, какие я когда-либо испытывала в отношении Марка, - интерес, робость, страх, злость, любовь, - осталась только любовь. Но я слишком хорошо знаю, что стоит ему вновь отвернуться от меня, как меня охватит паника. Хотя сейчас мне и трудно представить, что этот чуткий и, по сути, очень добрый парень способен причинить мне боль.
        - Мне нужно уйти ненадолго, - говорю я, подумав, что нельзя отмечать день рождения без подарка. - Может, заодно купить что-то? Тортик, шампанское?
        - Все тебе будет, и тортик, и шампанское. Я заказал доставку.
        Уже через полчаса я иду по залитой солнцем улице и мысленно танцую в предвкушении наслаждения, которое мне подарит сегодняшний день. Выбрав букет, я представляю, как буду дарить его Марку, смущаясь и краснея. Я во всех красках рисую себе эту сцену, мою неловкость и его иронию… Надеюсь, это произойдет на балконе, у той старинной декоративной вазы… Я мечтательница, я девочка. Мне нравится думать об этом.
        Я покупаю Марку брелок для ключей в виде парящей птицы, придумав пламенную речь о том, что эта птица должна стать символом его жизни - такой же уверенной, свободной и парящей, - и бегу, бегу к нему…

* * *
        Схватить его за нос! Сказать: «У, какой!» Потрепать за щечку. Зацеловать и улететь в тартарары. Я люблю его. Разве не здорово? Мечты, мечты - их вытесняют планы, теперь я не буду просто стоять в стороне и чего-то ждать, буду действовать и наслаждаться… Время сомнений и разочарований сменило время откровений и желаний. Это проще, чем я ожидала, - думаю я и бегу, бегу…
        - Юль! - звучит голос встревоженной мамы.
        Не ответить на ее звонок я не могла, даже находясь в мире грез.
        - Мам, что случилось?
        - Димка пропал.
        Никогда, еще никогда никто так не удивлял меня. За последние несколько лет он только однажды самостоятельно вышел из дома - ради фильма о динозаврах. Да и то… вон чем закончилось. Что случилось сегодня? Что…
        - Как так? Не может быть, - говорю я как можно спокойнее.
        - Вот так. Его нет ни в квартире, ни во дворе. Я просто вышла в магазин, вернулась - его нет. Что делать? Звонить в полицию?
        Невзгоды и одиночество так изранили душу мамы, что даже из-за мелочи она способна впасть в ступор, стать беспомощной, как ребенок. Ситуация с Димкой может стать для нее вселенской катастрофой.
        - Погоди. Не волнуйся ты так, - говорю я, стараясь ее успокоить. - Наверняка всему есть какое-то простое объяснение. Такое, которое нам сейчас и в голову не может прийти. Скоро буду. В полицию все же позвони, послушай, что скажут.
        Я кладу телефон в карман, поскольку искать в нем номер Марка бессмысленно. Еще пять минут назад я была уверена, что сегодня со мной случится что-то сумасшедшее, классное и неотвратимое, о чем буду помнить всю жизнь. И я очень спешила шагнуть в эту новую счастливую жизнь. Теперь же с трудом могу сосредоточиться хоть на чем-либо, кроме мыслей о Димке. Успокаивая себя вечным девизом тех, кто отчаялся и боится признать это, я твержу: «Все хорошо».
        Глава восьмая
        - Все еще ходишь к нему? В качестве кого… поклонницы, подруги, любовницы? - Ирина смотрит в мою сторону, но, как обычно, мимо меня.
        Забавно, стоит расслабиться, как судьба демонстрирует нам обратную сторону наших фантазий, отправляя к нам своих посланников. Тщеславная дама совсем не похожа на инопланетянку, красивая, высокая, привлекательная, - она заразительно смеется, громко о чем-то говорит с Марком и абсолютно не обращает на меня внимания.
        - Это Юля, - демонстративно перебивает ее Марк. - Неужели не помнишь ее? Моя Джульетта по фильму.
        Ирина стремительно идет в мою сторону и останавливается, только когда подходит ко мне вплотную. Все это напоминает мне зарисовку из школьной жизни: строгая учительница зависла над затюканной ученицей и ищет, к чему придраться.
        - Точно! - произносит она с издевкой. - А я-то думаю, кого она мне напоминает.
        - Ты плохая актриса, - говорит Марк. - Завязывай с этим…
        Я в растерянности сначала зачем-то подхожу к шкафу, потом к комоду, в котором среди белья безуспешно пытаюсь найти что-нибудь похожее на вазу. Все это время моя рука крепко сжимает дурацкий букет. Придя немного в себя, я иду на кухню и там наполняю кувшин водой. У входа в комнату вновь сталкиваюсь с Ириной. Она шепчет мне, что будет ждать меня во дворе в своей машине, а потом демонстративно отряхивает платье, словно я могла его запачкать, и произносит, обращаясь к Марку:
        - Ну, в общем, ты понял… я постараюсь. Если что, позвоню. Пока!
        Хлопает дверь. Я подхожу к комоду, ставлю кувшин и погружаю букет в воду.
        - Юль… - тихо окликает Марк.
        Расправляя нежные бутоны цветов, мои руки трясутся. Слезы сами катятся по лицу, и мне сложно заставить себя к нему обернуться.
        - Я так не могу, - говорю я и резко иду в сторону двери.
        Так и не сказав Марку о Димке, расстроенная и заплаканная, я выбегаю на улицу. Влажный, душный воздух мешает полноценно дышать. Весь день небо было чистым и ясным, но стоило мне выйти и сделать десяток шагов - и вот уже над городом нависают грозные тучи, дует ветер, пахнет грозой. Я ускоряю шаг…
        - Жду тебя в автомобиле, - звучит из трубки голос Ирины.
        - Да-да, иду, - отвечаю я, делаю пару шагов, и меня накрывает ливень.
        Он не оставляет мне времени добежать до машины. Я стою под потоками дождя и смотрю, как обессиленные ветви деревьев лихорадочно мечутся под напором ветра, струи воды стекают по моему телу - я даже не могу разозлиться. Кажется, это предел…

* * *
        Но нет. Не предел. Пара секунд - и Ирина, эта светская дама, в белой юбке и туфлях на десятисантиметровых каблуках, выскакивает из своего изысканного автомобиля и мчит, как загнанная лань, в сторону подъезда.
        - Беги, беги сюда! - кричит она мне, спрятавшись под козырьком.
        Дрянная девчонка, которая, будь ее воля, никогда бы не чистила зубы, не выполняла домашнее задание и не мыла посуду, вдруг просыпается во мне. Непреодолимое желание сделать все наоборот нарастает с каждой секундой… Я стою как вкопанная, не обращая внимания на крики Ирины. Мне нравится ее злить.
        - Эй, ты вообще меня слышишь! - она уже рядом со мной.
        Она подскакивает ко мне так быстро, что я не успеваю ничего понять - только чувствую исходящую от нее ярость и вижу злые глаза.
        - Ты совсем чокнутая, да? - орет Ирина. - Теперь я понимаю, что он в тебе нашел. Вы оба чокнутые! Посмотри на меня, посмотри!
        - Не кричите на меня, - говорю я и пытаюсь уйти.
        - Куда? Куда ты идешь? Мы еще не поговорили!
        У нее настоящая истерика. Я смотрю на нее, не говоря ни слова. Мне бы и нужно ей хоть что-то сказать, но я не могу найти правильных слов. Говорить то, что на самом деле о ней думаю, я не имею права. Кто я такая, чтобы тыкать взрослую женщину в ее собственные страхи, указывать на ошибки, заострять внимание на бессмысленности слов…
        - Посмотри на меня! - не унимается она. - Ты хоть знаешь, скольким ты мне обязана? Знаешь? Всем! Думаешь, Арсений что-нибудь решил бы… да если бы не я, если бы не я… Просто очень хотелось посмотреть, что в тебе такого особенного, что он даже просит за тебя, и как ты из всего этого выкрутишься. Маленькая дурочка. Подопытная мышка, это был эксперимент! Мой эксперимент!
        Она хватает меня за плечи и в упор смотрит на меня. Это как в когти к тигру попасть. Мне не по себе. Есть в ее взгляде какая-то одержимость. Одинокая, злая женщина погрязла в своих кознях и обидах, превратившись в беспощадного зверя…
        - У меня сейчас большие проблемы с братом, мне нужно идти, - спокойно говорю я. - Как только их решу, позвоню вам.
        - Стой! Если ты думаешь, что вот так просто отделаешься от меня, то… будь уверена, я сделаю все, чтобы ты…
        Но я не даю ей договорить того, о чем впоследствии она может пожалеть.
        - Я вам позвоню, - говорю я и бегу, бегу, бегу к маме.
        Приближаясь к дому, я вспоминаю о маленьком глупом псе. О его позе калачиком. Влажной, вздыбленной от грязи шерсти. Я могу выбрать иной путь, пройти через парк и испачкаться в глине. Однако теперь я не боюсь ни грязи, ни воспоминаний, и иду туда, где видела его…

* * *
        Время томления, ожидания, тоски и отчаянья иссякло. Бессмысленного самоодурманивания собственными страхами больше нет. Все, что мне сейчас нужно, - идти навстречу, вместо того, чтобы убегать от судьбы. Есть только то, что есть, и ничего другого. Иное - лишь иллюзии, страх, вызванный мыслями о том, что может никогда не случиться.
        - Димки нигде нет. Морги, больницы… куда еще звонить? - Мама говорит это так неестественно спокойно, что я сразу начинаю волноваться.
        - Маринке звонила? - спрашиваю.
        - Нет. При чем тут она… Он даже не знает, где она живет…
        - Ну, мало ли.
        Кто такая Маринка для меня? - в который раз спрашиваю я себя. Просто бывшая одноклассница, когда-то обратившая на меня внимание… Девчонка, с которой я дружила несколько школьных лет. Мы не испытывали друг к другу какой-то особой близости, преданности, любви. Но при этом мне всегда казалось, что между нами существует какая-то связь. Я и сейчас это чувствую…
        - Привет! Марин, это я.
        - Я вижу… Привет!
        - У нас беда - Димка пропал. Звоню от полной безнадеги, на всякий случай. Может, ты чего знаешь…
        - Ничего себе, - кажется, она искренне расстроилась. - Он звонил мне сегодня. Только я ничего не поняла.
        - В смысле, звонил?
        - Ну, мне показалось, что это был он… сначала раздалось какое-то бормотанье, хотела уже повесить трубку, но вдруг услышала свое имя. И тогда поняла, что это Димка. Еще он о каких-то динозаврах говорил. Я подумала, что он хочет меня пригласить в кино. Помнишь, мы в кино тогда ходили?
        - Да. А давно звонил?
        - Утром. Кстати, полчаса назад Ирка звонила, тоже о нем спрашивала. Я была удивлена…
        - Про динозавров ей говорила?
        - А? Да. Она вообще какая-то странная была, словно под кайфом. Расспрашивала сначала о тебе, потом о Димке. Ну, ты знаешь ее напор…
        - Думаю, что он в кинотеатре. Ждет тебя. Ладно, я побежала.
        - Слушай, я бы поехала с тобой, но у меня сейчас реально нет времени. Честно, - оправдывается она. - Совсем нет.
        - Понимаю, - говорю я. - Спасибо.
        Ну, вот… мое «все будет хорошо» сработало, теперь ясно, где его искать… Я натягиваю джинсы и вновь включаю эмоции. Бежать, бежать. Откуда вновь взялось это ощущение сопричастности чужим переживаниям, чужой беде? Я долго усиленно работала над тем, чтобы быть независимой от своих чувств, не вестись на чужие обиды и страх. И вот… ситуация с Димкой. Но брат - это святое. Он вне подобных игр…

* * *
        Димка сидит за тем самым столиком, что приютил нас почти год назад вместе с Кириллом и Мариной. Со стороны его можно принять за студента. Модное кепи, подаренное ему Маринкой на день рождения, шелковая рубашка и узкие джинсы, которые я привезла ему из Италии. Надо же… на свидание принарядился…
        - Ты чего грустишь? - спрашивает Ирина, настойчиво заглядывая Димке в глаза.
        Ее спортивную фигуру обтягивает модное платье, благодаря чему попа беззастенчиво демонстрирует все свои изгибы. Кажется, будто хозяйка этого богатства находится не в кинотеатре рядом с больным парнем, а позирует в фотостудии. Еще пара шагов к столику - и я понимаю, что правильно уловила суть происходящего. В противоположном углу кафе стоит видеокамера, перед которой Ирина разыгрывает свой трогательный спектакль.
        - О, а вот и она! Смотри, - она говорит с Димкой, как с маленьким ребенком. - Я же тебе говорила, что сестра обязательно придет.
        - Вы устроили шоу из того, что для шоу не предназначено…
        Я делаю глупость, начинаю не с вопроса, с утверждения - и все говорю, говорю, говорю, красная от волнения и жары, уже не контролируя себя. Я не даю Ирине сказать ни слова, впрочем, она и не пытается. Только под конец моего феерического выступления спокойно произносит:
        - Все твои эмоции теперь на видео. Если ты завтра мне не поможешь, мало тебе не покажется. Думаю, очередной скандал с братом тебе ни к чему. И ты, как умная девочка, это прекрасно понимаешь.
        Я не отвечаю, слишком ненавижу себя за то, что сама разыграла этот драматический спектакль и не смогла остановиться. Уходя, она бросает мне через плечо:
        - Жду тебя завтра на студии. Расскажешь всем, что вы с Кириллом встречались и что ты его очень любишь, чтобы эта сучка не вякала. Позже позвоню и все объясню.
        Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что киносъемка точно окончена, затем ставлю стул ближе к Димке и сажусь. Он ни на кого не глядит и никого не видит. Кажется, он находится в какой-то иной жизни, совсем не похожей на ту суету, что нас окружает… Я смотрю в окно. В нашей обычной, безумной жизни наступает вечер. Поток машин медленно редеет, как туман после дождя. Очень не хочется идти домой. Вот так бы сидеть и сидеть вместе с Димкой в ожидании Марка и Маринки.

* * *
        Утром я просыпаюсь с мыслью, что мир выходит далеко за рамки того, что видят мои глаза. Ночью мне приснился орангутанг. Да-да, еще и стал моим парнем. Почему орангутанг? Кто его знает… во сне этот вопрос мне в голову не приходил, но только я открыла глаза, как фраза из двух слов прочно засела в моем сознании: «Возможно все». Даже парень-орангутанг не так уж нереален…
        Теперь, подставляя тело под струи воды, я вновь испытываю подобное ощущение. Ничего невозможного нет. Герой моих девичьих грез, рыцарь печального образа - ждет меня… И что же я… неужели не смогу отделаться от этой тетки, чтобы начать все с чистого листа? В конце концов, я никому ничего не должна. Просто пойду и скажу, что мы ездили в Верону, а выводы пусть делают сами. Я готова на все что угодно, лишь бы они никогда больше не доставали меня, Марка и Димку.
        - Ну, что… ты готова?
        Ирина звонит мне, как только я выхожу из душа. В ее голосе больше нет надменности и заносчивости, она полна энергии и юношеского оптимизма. Сегодня на ее фоне я кажусь себе старухой.
        - Значит, так, - говорит мне она. - Мы не врем. Запомни.
        «Интересная трактовка того, что мы собираемся делать», - думаю я.
        - Ну…
        - Да, да. Мы не врем. Именно так. Ты просто должна сказать, что вы как пара ездили в Верону, и что ты очень удивилась, когда узнала, что за твоей спиной Кирилл встречался с другой девушкой и сделал ей ребенка. Понятно?
        - Понятно.
        - Ему сложнее будет уверять всех, что я его любовница, если этих любовниц окажется слишком много, - убеждает себя она. - Пусть этот идиот не думает, что со мной это прокатит.
        Это говорит обиженная женщина, измотанная желанием быть самой лучшей, жаждой власти, погоней за славой и деньгами, - думаю я. И уже в следующий момент мою голову посещает мысль, от которой мне становится страшно: «А какие чувства к Марку, какую обиду и злость она все еще хранит в своем сердце?»

* * *
        - Яркая сказка, в которую верят миллионы. Принцы и принцессы шоу-бизнеса. Об их любви слагают легенды. Однако правду знают лишь те, кто всегда остается в тени. Тема нашей сегодняшней встречи: «Любовь и правда. Шоу и ложь», - тараторит ведущий.
        Сейчас он - сама игривость: на нем изысканный фиолетовый жакет в модную оранжевую клетку и кокетливая бабочка такого же цвета. Всем своим видом он будто бы намекает окружающим, что, несмотря на годы, он все еще молод, жизнерадостен, привлекателен и романтичен. Будто читая мои мысли, шоумен радостно поясняет:
        - Сегодня я в необычном амплуа. Я как наш шоу-бизнес - яркий, беспечный, немного несуразный, но нравлюсь женщинам. Во всяком случае, я на это надеюсь! Но такой ли я внутри… вот в чем вопрос…
        Эти словесные пассажи заканчиваются дежурными аплодисментами. Атмосфера в студии кажется на удивление доброй и веселой. «Но так ли это на самом деле?» - спрашиваю я себя. Блеск, мелодия, поток каких-то мыслей, которые я перестаю контролировать совсем быстро, - все смешивается у меня в голове…
        - Наша сегодняшняя героиня - женщина с удивительной судьбой. Медсестра, которая стала музой для выдающегося человека, хирурга с большой буквы. Благодаря их союзу были осуществлены десятки меценатских проектов. И сейчас, когда ее супруга уже нет в живых несколько лет, Ирина продолжает заниматься поддержкой юных талантов…
        Я перевожу взгляд на Ирину… Узкое красное платье с вырезом едва скрывает ее пышную грудь. Обесцвеченные локоны на оголенных плечах. Томный взгляд, лукавая улыбка. Она пребывает в образе великосветской дамы и уж никак не выглядит медсестрой, о которой так красноречиво вещает ведущий.
        - Любовь может зажечь звезду, а может ее убить, - говорит ведущий.
        - О, да! - Ирина иронично смеется.
        - Нападки на вас со стороны одного из юных талантов, скажем честно, заставляют задуматься, - глубокомысленно продолжает шоумен. - Кирилл Масленников заявил о своей любовной связи с вами. Внимание на экран…

* * *
        Он говорит шепотом, будто боится спугнуть или разбудить кого-то. Некачественная картинка из скайпа. Я всматриваюсь в загорелое, напряженное лицо Кирилла, ловлю взгляд, который он пытается прятать. Еще недавно мы были вместе - и эта мысль вызывает у меня странное чувство. Этот большой рот пытался целовать меня… Эти руки, которые сейчас он не знает куда пристроить, пытались обнять меня…
        - Я впервые сталкиваюсь с тем, что самомнение человека не имеет никаких оснований, - говорит он. - Да, она богата, да, имеет в определенных кругах влияние, но это вовсе не значит, что я должен быть ее рабом. Мне непонятно, почему ради нее я должен отказаться от личной жизни, от любимой девушки, от ребенка, которого моя любимая ждет от меня. Понимаете, Ирина привыкла, что она королева, а все окружающие - пешки, и когда я вышел, по ее мнению, из-под контроля, решила мне мстить…
        - Что вы на это скажете? - спрашивает Ирину ведущий.
        - Ну, что тут сказать… Мальчик просто захотел славы. А как славу получить легче всего? - задает она риторический вопрос. - Через скандал.
        - То есть вы утверждаете, что всю эту историю затеял Кирилл, а не вы?
        - Ну, а как иначе? Сами подумайте. Мальчик был моим пасынком. Когда я вышла замуж за его отца, ему было четырнадцать лет. Переходный возраст. Как вы думаете, как он мог воспринять молодую мачеху? Правильно, ревновал. Я считаю, что эта обида подсознательно живет в нем до сих пор. И вот теперь он объявляет меня своей любовницей - дескать, я ему жизнь порчу. Ну, смешно же!
        Минуты идут… вскоре я уже начинаю забывать о цели своего присутствия здесь. Занятая своими мыслями о Марке, сижу как во сне. Ведущий спрашивает меня, знала ли я о родстве Ирины и Кирилла. Отвечаю, что этого никто не афишировал, а догадаться самой было невозможно, но об этом мне рассказал сам Кирилл.
        - Да, да, - уверяет Ирина. - По сути, наши отношения как мачехи и пасынка закончились сразу после моего развода с его отцом.
        - А как вы объясните тот факт, что он получил роль в фильме, продюсером которого вы являетесь? - не выдерживает кто-то из зала.
        - Он талантливый мальчик, и потому нет ничего удивительного в том, что он получил эту роль, - заверяет она.
        - Талантливых много!
        Я с грустью смотрю, как эта взрослая женщина, чей образ жизни далек от монашеского, уверяет всех, что она - сама невинность, а среди окружающих ее ангелов внезапно появился бес. Правда, Ирина давно привыкла к гораздо более сложным ролям, и та, какую она сейчас играет, дается ей легко и непринужденно…

* * *
        - Недостаточно иметь связи и деньги, - поддерживает зрителей ведущий. - Шоу-бизнес - это игра с высокими ставками. Здесь важно, что ты готов поставить на кон. Талант? Хорошо, если он есть. Но одного его мало. Тело? Как говорят в тусовке: «Тело! Вот тогда будет дело…»
        Ирина тщательно готовилась к своему выступлению. Ее план очень хорош, а речь продумана до мелочей, и это позволяет ей прятать свои истинные чувства: злость, ревность и обиду. Однако под маской невинности, которую она нацепила, я вижу уставшие от ненависти глаза…
        - Я всегда смотрю на ребят, с которыми приходится работать, сами понимаете, среди них много красивых. Они мне все очень нравятся. Скажем так, слюнки текут, но работа есть работа, а личная жизнь - личная жизнь.
        - То есть вы не отрицаете, что продюсер - достаточно часто не просто продюсер, а нечто большее… Скажем так, покровитель, - уточняет ведущий.
        - Покровитель - это покровитель, а продюсер - это продюсер. Иногда это один и тот же человек, - немного раздраженно Ирина начинает читать лекцию на тему: «Белое есть белое, а черное есть черное, однако есть еще и серый цвет».
        - И все-таки… чем отличается покровитель от продюсера? - не унимается шоумен.
        - Ну, я не думаю, что открою для кого-нибудь секрет… Покровитель - тот, кто безвозмездно вкладывается в звезду, используя и деньги, и связи. Условно безвозмездно, разумеется, потому что взамен он получает любовь… это если цивилизованно выражаться.
        Ее настрой на позитив явно готов иссякнуть. Еще чуть-чуть, и она может выйти из себя. Ведущий знаком просит ее быть сдержанней. Как и я, он чувствует, что милая беседа грозит перерасти в грандиозный скандал - и даже без участия Кирилла.

* * *
        Зачем?.. какой смысл в этих публичных размышлениях на тему того, что всем давно известно? Выгородить себя за счет абстрактных рассуждений о других - неужели в этом ее расчет?.. посмаковать чужие секреты, осудить вслух за то, чем тайно наслаждаешься сама. Не успеваю я подумать об этом, как кто-то из публики перебивает тоскливые рассуждения Ирины:
        - Не понимаю… мы сюда на лекцию о шоу-бизнесе пришли или все-таки понять, где правда, а где ложь… и кто из них прав - молодой парень или эта женщина?
        Ирина смотрит в зал невинным, непонимающим взглядом, как будто все происходящее ей кажется странным, непонятным и нелепым, но, к сожалению, она не в силах ничего изменить. Она прекрасна, я бы ей «Оскара» дала, имей я такую возможность.
        - Это правда, что у вас в Италии есть дом и что всего пару месяцев назад вы специально приезжали туда, чтобы встретиться с Кириллом? - делает свой первый укол ведущий.
        Надменная улыбка скользит по Ирининым губам…
        - Про дом правда, он достался мне в наследство от любимого мужа, - отвечает она. - Все остальное - наглая ложь…
        - Мы отправили в Италию свою съемочную группу, чтобы на месте происшествия, так сказать, разобраться в происходящем, - бойко тараторит ведущий.
        Все самое интересное только начинается… Зал затихает.

* * *
        Верона… я помню ее спокойной, тихой, умиротворенной, как море в безветренную погоду. Совсем иная она сейчас. На экране мелькают улицы и переулки. Окна, лица… один из тысячи суетливых туристических городов. И вдруг профессиональные кадры сменяют любительские: на экране я вижу себя. От изумления даже шею вытягиваю и щурю глаза, пытаясь рассмотреть там кого-нибудь другого. Но зря стараюсь, увы, я вижу лишь себя… потом кадры из инстаграма Кирилла: мы с ним вдвоем - он обнимает меня, я робко улыбаюсь…
        Я уже придумываю фразы, с помощью которых можно все это объяснить не в ущерб Ирине: «Да, мы путешествовали с Кириллом», «Да, нам вместе было хорошо», «Да, это он, а это я, но обсуждать личное я сейчас не готова».
        И в этот момент на экране появляется Ирина. На ней минимум косметики, и из-за этого она кажется более живой, милой и человечной; на ней минимум одежды, и сразу понятно, что в таком виде ее мог снимать только кто-то очень близкий. Голос за экраном игриво говорит:
        - Ну, же… ну, же… улыбнись мне!
        И я понимаю, что это голос Кирилла, после чего перевожу взгляд с экрана на Ирину. В кресле главного героя кособоко, неуклюже, плотно сжав колени, сидит резко постаревшая, отчаявшаяся женщина, которую только что поймали с поличным.
        - Что скажете? - обращается к ней ведущий, когда заканчивается видеоклип.
        - Ну, а что тут скажешь… кроме того, что я уже сказала, - говорит она растерянно.
        - А вы, Юля, как прокомментируете тот факт, что Кирилл развлекался в Италии не только с вами? - нависает надо мной шоумен.
        Я готова к подобному вопросу, но все равно вздрагиваю. Уж очень этот ведущий быстр, а я не умею с такой же скоростью лгать.
        - Честно говоря, я в шоке. Нужно осмыслить то, что мы сейчас увидели… прежде чем делать выводы.
        - Да что тут осмысливать! Все же ясно с ними! - кричит кто-то из зала.
        - Давайте лучше послушаем самого виновника торжества, - предлагает ведущий, и в полной тишине в студию входит Кирилл.

* * *
        - Пожалуй, начну с самого главного, - Кирилл говорит приглушенным голосом, что в его случае может означать только одно - он настроен серьезно.
        - Что же это? - ехидно произносит со своего кресла Ирина.
        - Любовь - это прежде всего взаимность, - говорит он, не обращая внимания на нее. - Людям часто кажется, что за деньги можно купить все, но это не так. Деньги не всегда работают.
        - Тоже мне! Открыл Америку, - не унимается Ирина, которая выглядит теперь обычной склочной теткой. - Ты же пришел сюда не для того, чтобы нам об этом рассказать…
        - Да, именно, есть вопросы гораздо важнее, - он поворачивается к ней и произносит это таким ровным и спокойным тоном, что зал затихает. - Я наблюдал за кулисами и понял сейчас еще одну важную вещь: все еще хуже, чем мне казалось. Эта женщина, которая когда-то была моей мачехой, не видит разницы между правдой и неправдой…
        - Еще один пришел нам нотации читать! - кричит кто-то из зала. - Давай конкретно: кто, когда, зачем и с кем?
        - Действительно, кто и с кем? - спрашивает ведущий.
        Вместо ответа Кирилл просит показать на экране какую-то фотографию.
        Это лицо слишком сильно врезалось мне в память, чтобы я когда-либо не смогла его узнать. Милая, нежная, утонченная, как первый весенний цветок, - она смотрит на меня с легкой улыбкой. Я бледнею; кажется, вся кровь отливает от моего лица, словно на экране я вижу не умершую давно девушку, а вампира, опустошающего меня в эти секунды - здесь и сейчас. «Какое отношение она имеет ко всему этому?» - спрашиваю я себя, но не нахожу ответа. Марк рядом с ней, он обнимает ее, улыбается… Эта фотография сейчас разорвет мне сердце.
        - Знакомьтесь, это Лиза. Дочь Ирины. Несколько лет назад она не поделила с матерью одного парня. Как результат, Лизы нет в живых. Нужно ли еще что-то объяснять по поводу того, почему я здесь? - Кирилл делает паузу, выпрямляется в кресле и громко продолжает: - Просто я не хочу, чтобы моя любимая женщина закончила так же, как Лиза.
        - Ты с ума сошел! - она встает. - Ты понимаешь, в чем ты меня обвиняешь? Если бы я была в чем-то виновна, то уже давно сидела бы в тюрьме.
        - Я не обвиняю, я привожу только факты. А теперь внимание, вопрос - кого вы видите на фотографии рядом с Лизой?
        Не отрываясь, смотрю на экран, я слишком взволнована и удивлена, чтобы ответить. Лиза была дочерью Ирины… Это многое объясняет. Хотя… что это объясняет? Наоборот, только усложняет. Сначала дочь, потом мать - это даже не сюжет для мелодрамы, это какой-то трагифарс. Марк, Марк… кажется, я вновь погружаюсь в свою прежнюю жизнь, непохожую на ту, что совсем недавно оставила в квартире Марка, где он меня все еще ждет… или не ждет? Правда и ложь. Все вновь смешалось.
        - Не нужно в это впутывать Марка, - говорит Ирина.
        Голос ее звучит так агрессивно, что я понимаю - она и без Кирилла с ним разберется, сама впутает Марка, куда захочет.

* * *
        - Да, да, это Марк. Тот самый, который сыграл Ромео в новом нашумевшем фильме с моим участием. А продюсером этого фильма, конечно же, по удивительному совпадению, является Ирина, - ерничает Кирилл. - Здесь же, также по удивительному совпадению, присутствует актриса, которая сыграла в фильме роль Джульетты…
        Я поворачиваюсь к Кириллу. Он смотрит на меня. Мне уже не раз доводилось видеть этот его взгляд: он ждет от меня признания. Наша история, вся правда о совместном путешествии могут шокировать многих - маму, Марка, Марину, тех людей, которые действительно верили в наши романтические отношения. Видимо, он не хочет брать удар на себя, не хочет высказать все напрямик, а ждет этого от меня.
        Молчу. Ведь мне не задают вопросов…
        - Спрашивается, что здесь делает Джульетта? - продолжает Кирилл.
        Поскольку я Юля, а вовсе не Джульетта, - продолжаю молчать…
        - Юля, расскажите, что привело вас сюда? Вы пришли поддержать Ирину? - тараторит ведущий, нависая надо мной.
        - Мне вообще непонятно, что здесь сейчас происходит, - говорю я.
        - Что тут непонятного?! Что? - выкрикивает Ирина. - Он пришел сюда рассказывать про меня какие-то небылицы и ничего, кроме гадостей, придумать не может. Разве это нормально, что, встречаясь с тобой, он делает ребенка другой женщине, да еще и утверждает при этом, что он мой любовник! Люди, это нормально, да?
        Молчу. Зал гудит, и у меня начинается головная боль…
        - Юля, что вы скажете?
        - Я в шоке…
        - Пора уже, Юль, из шока выходить, - произносит Кирилл. - Расскажи, например, что мы с тобой в Италии делали… как разыгрывали из себя влюбленную пару… по требованию Ирины, между прочим…
        - Нормально! Я-то при чем? Откуда мне знать, что вы там, в Италии, делали?
        - Ты же там тоже была, - говорит он ей. - Примчалась, когда окончательно наскучила Марку, и он тебя бросил, утешилась с итальянцем и тут же затащила в постель меня. Ну, скажи, Юль, хоть что-нибудь, - обращается он ко мне.

* * *
        Тряпка. Сама себе противна. Конечно, я справлюсь с этим. Докажу ей и всем, на что я способна… но почему-то вновь произношу безликое:
        - Я в шоке…
        Чувствую, как опускаюсь все ниже и ниже, и нет уже прежней Юльки - маленькой девочки, мечтающей о сказочном принце в белой рубашке, нет смущенной улыбки, нет солнца в моих глазах. Сейчас все, что я могу, - это думать о Марке и Лизе. Если бы было можно всем рассказать, как я впервые встретила их, - эти улыбки, ее белокурые волосы, почти невесомое платье. Они казались мне такими счастливыми… Впрочем, мы с Кириллом в Вероне тоже выглядели неплохо.
        - Юля!
        - Простите, что?
        - Почему вас совсем не волнует тот факт, что Кирилл предал вас, встречаясь за вашей спиной с другой девушкой? - спрашивает ведущий.
        - Потому, что я люблю другого человека.
        - Интересно, кого? - уточняет он с улыбкой.
        Мне начинает казаться, что он все про меня знает: и про мои любовные переживания, и про Марка, и про эту дурацкую, вечную неуверенность в себе…
        - Одно могу сказать абсолютно точно - это не Кирилл, - говорю я, улыбаясь в ответ.
        - Между нами ничего нет и не было, - бодро вмешивается Кирилл. - А хотите, я скажу, почему Юля не сразу в этом призналась? Пожалуйста, покажите видео, которое я принес. Думаю, сейчас многое станет понятно…

* * *
        Вечер. Плотный поток машин, одна из них вдруг резко останавливается у тротуара. Дверь хлопает, мужская фигура стремительно удаляется, однако внезапно автомобиль делает рывок, удар, крик. Мужчину мотает из стороны в сторону. Он принимается с яростью бить все, что попадается под руку. Чересчур сильно размахивается: стекло со звоном ухает вниз… Боль. Это мне больно, это я кричу и плачу, - мне плохо при виде того, что раньше было скрыто от моих глаз…
        - Ну, и что это… зачем ты нам это показываешь? - с вызовом спрашивает Ирина Кирилла. - Давайте теперь видео со всех камер наблюдения города смотреть. Очень весело, знаете ли!
        - Это твоя машина, - спокойно отвечает Кирилл. - А сказать, кто этот мужчина?
        Ирина молчит и смотрит так, словно нет ничего естественней, чем причиняемая ей боль. Затем на ее лице появляется натянутая улыбка: губы дрожат. Уверенность покидает эту всегда надменную красавицу, уступая место злости.
        - Я ничего не понимаю. Что он бормочет? О чем он? Что это за бред?
        Пару секунд мне кажется, что она сошла с ума. Мои собственные мысли вдруг куда-то улетучиваются. Появляется жалость, но и она быстро исчезает. Кто я такая, чтобы жалеть ее? - уже не в первый раз спрашиваю я себя. Все мне кажется странным, непонятным и нелепым, но все, что произошло, - уже, увы, не изменить. Бедный Марк…
        - Мы обязательно встретимся с тобой в суде, - Ирина кивает в сторону Кирилла. - Я так просто этого не оставлю. Так оклеветать меня! Юля, ну, скажи хоть что-нибудь, - обращается она ко мне.
        Я встаю. Прямо как в зале суда…
        - Да, я хочу сказать, что не понимаю, что здесь делаю, - говорю я. - И да… я все еще в шоке. Какое я имею отношение ко всей этой истории? У меня нет богатых родителей или влиятельных покровителей. Я просто сыграла роль Джульетты в новом фильме, который сегодня здесь не раз упоминали.
        - Я же тебя в него и пропихнула, - зло говорит Ирина. - Ради Марка. Только ради него. Ведь ты из себя ничего не представляешь!
        - Может, это и так, не спорю. Сейчас я просто хочу сказать, что у меня ощущение, будто я попала в мир, где все друг другу враги, и непонятно, кто с кем и по какой причине спит. Вечный сюрприз какой-то. Я не могу к этому привыкнуть, уже сама себе не верю и не понимаю - где я лгу, а где - нет. Меня ничего с Кириллом не связывало и не связывает… все, что между нами было, - съемки в фильме и поездка в Италию. Я всегда любила и люблю Марка. Извините, ухожу. Спасибо, что пригласили.

* * *
        Я натягиваю старую, связанную крючком кофту, которую меня попросили снять перед эфиром, и выбегаю на улицу. Стоит ужасная жара, я бегу к метро сломя голову, подгоняемая чувством, похожим на стыд. Выбегаю из вагона на станции, рядом с которой живет Марк, и мчусь вверх по эскалатору. Запыхавшись, я все же решаю остановиться у выхода. Чувствую себя загнанной, уставшей, но счастливой, а в отражении стеклянной двери вижу бодрую, веселую девушку в ярко-красном сарафане и дурацкой кофте. Все-таки я сделала это - призналась себе и всем в своих чувствах…
        «Да! Все самое лучшее еще впереди», - подбадриваю себя я.
        Дождь нежно моросит, огромные лужи похожи на озера. Я выхожу из метро, делаю несколько шагов и попадаю под ливень. Проворно добегаю до кафе, промочив ноги. Нежное платье обнимает мою продрогшую фигуру, а влажные волосы небрежно падают на плечи. Бегло окинув взглядом столики, понимаю - это отличное убежище для промокшей принцессы, я соберусь здесь с мыслями и выпью кофе.
        - Мам, у меня отличная мысль!
        Удивленная моим жизнерадостным напором, мама несколько секунд молчит.
        - Эй, ты тут? - кричу я в телефонную трубку.
        - Ох, Юль, после произошедшего я уже боюсь всего, даже хороших новостей, - говорит мама. - Что случилось?
        - Ничего не случилось, просто я подумала, что вам с Димкой нужно отдохнуть. Возьми деньги из моего гонорара и вперед! К морю.
        - Но, Юля… зачем такие траты?
        - Мам, вам с Димкой сейчас лучше уехать. К вам могут прийти за очередной сенсацией, понимаешь… Зачем тебе вновь тратить нервы, лучше отдохни.
        - Уже приходили одни, я не впустила…
        - Тем более.
        Какое-то время я еще уговариваю маму на безумство, каким она считает обычную поездку к морю, но вскоре она сдается, и наш разговор обрывается. Мама впадает в другую крайность: спешит паковать чемоданы.
        За окном тихо барабанит дождь. «Есть какая-то прелесть в этих расслабляющих с детства привычках, в ожидании маленьких чудес», - думаю я и пью маленькими глотками кофе. Это волшебное ожидание праздника даже в самые обыденные моменты.
        - Видела вас сегодня, - подмигивает мне женщина за соседним столиком. - Вы - молодец!
        - Спасибо!
        В детстве быстро привыкаешь, что после ужина мама дает конфету, испытываешь счастье от ее сладкого вкуса и начинаешь верить, что так будет всегда. Чем старше становишься, тем скромнее собственный мир чудес - безлюднее и предсказуемее. Тем ценнее каждая конфета, подарившая хотя бы минуту внезапного счастья. Но иногда…
        Иногда - нужно слепо следовать обстоятельствам…
        - Спасибо! - говорю я вновь своей соседке и выбегаю под дождь.
        Ведь на то эти обстоятельства и даются нам, чтобы мы чувствовали - есть неведомая сила, которая иногда любит нам нашептывать: «Ничего невозможного нет», а иногда кричит: «Вперед! И только вперед!»
        Глава девятая
        Я поднимаюсь наверх пешком, игнорируя лифт. Иногда приятно делать бессмысленные усилия по собственной инициативе. Просто так. Это дарит иллюзию, будто ты контролируешь свою жизнь. Я открываю дверь, Марк сидит на кровати, прислонившись к стене, и смотрит в окно. Пару минут я просто наблюдаю за ним, думая о том, как сильно скучала. Тихо, словно боясь спугнуть, окликаю его; он оборачивается и улыбается…
        - Хочу показать тебе кое-что, - Марк говорит это так, будто мы не виделись не пару дней, а пару минут. - Пойдем.
        Следую за ним на балкон и заставляю себя не думать, как много хорошего мы упустили в прошлом, как много всего могло случиться, но не случилось. Мысленно я корю себя за сутки, которые мы только что потеряли из-за Ирины, и хочу забыть об этом как можно быстрей.
        Из шкафа, расположенного в нише балкона, Марк достает стопку бумаг и протягивает мне.
        - Вот. Это только начало. Потом все это буду доделывать на компьютере.
        В моих дрожащих руках - листки с карандашными рисунками. На них мужчины и женщины в причудливых одеждах.
        - Очень красиво. Что это?
        - Сам не знаю. Полный бред, но людям нравится, - просто и как-то слишком буднично начинает рассказывать Марк. - Один знакомый решил снять сказку и попросил меня нарисовать эскизы. Ирина как раз приходила, чтобы обсудить.
        Это так трогательно… он все это время думал, что обидел меня…
        - Я и не знала, что ты так здорово рисуешь…
        - Не понимаю пока, насколько это хорошо. Интересно, он просто решил меня морально поддержать или это действительно кому-нибудь нужно?
        - Очень красиво, - повторяю я искренне. - А это что?
        На одной из полок я вижу еще один рисунок, беру его в руки. Остолбенев, перевожу взгляд на Марка, потом вновь на рисунок. Он прекрасен.
        - Никогда не думала, что могу быть такой… - говорю я.
        Марк молчит. Я смотрю на себя со стороны… Беспечная, веселая и одновременно грустная, я стою на фоне злополучной вазы и задумчиво смотрю куда-то вдаль. «Никогда не думала, что могу быть такой», - повторяю я вновь, но уже не вслух.
        - Это ты и есть, - отзывается Марк и протягивает руку. - Верни, пожалуйста.
        Он явно не хочет продолжать разговор, и мне ничего не остается, как молча отдать рисунок. В глубине ниши я вижу фотоальбом и беру его в руки.
        - А это что?
        - Да так…
        Марк тянется к моей руке, но зря старается. Я уже все рассмотрела - на первой фотографии маленький мальчик, рядом мужчина. Где-то я его уже видела…
        - Слушай, это же к нему я ходила на пробы? Арсений… отчества не помню.
        Он смотрит на меня так, что мне и без слов все понятно.
        - Это я в детстве, а это друг моего отца, он был моим репетитором.
        - А она утверждала, что это ее рук дело, - продолжаю я. - Ты видел, чего она там наговорила? Меня растоптали.
        Марк достает сигарету, прикуривает и отвечает:
        - Видел.
        - Можно в душ? Хочется все смыть с себя после сегодняшнего…
        Спрятавшись в душе, я стою под струями воды и думаю, почему до сих пор столь многого не замечала. Я хочу поймать взгляд, каким он смотрит на меня в минуты, когда видит такой, как на рисунке. Хочу чувствовать на себе этот его взгляд, точно знать, что он любит меня. Я хочу этого и боюсь одновременно. Весь сегодняшний день, признания Кирилла и Ирины и этот рисунок выбили меня из колеи. Вечер мне хочется провести лишь с Марком, без каких-либо переживаний и потрясений.

* * *
        - Представляешь, я полотенце забыла! Где его можно взять? - кричу я, приоткрыв дверь ванной.
        В ответ - тишина. Кое-как выкрутив волосы, я надеваю на мокрое тело футболку и выхожу в коридор искать Марка.
        - Ау! Где взять полотенце?
        Я оставляю за собой мокрые следы на паркете, но не успеваю сделать и нескольких шагов, как из комнаты Марка выходит вся его семья в полном составе - отец, мать и Марина. Молчание. Несколько долгих секунд, и до меня доносится как всегда невозмутимый голос Марка:
        - В ванной за дверью есть шкафчик. Там возьми.
        - Здравствуйте, - говорю я, стараясь натянуть намокшую футболку как можно ниже. - Ну… я пошла…
        Я чувствую себя как первоклассница, которую впервые вызвали к доске. Как пятиклассник, который пытается выкурить свою первую в жизни сигарету и не закашлять. Как актриса-первокурсница, которая вышла на сцену со своим первым этюдом.
        До сих пор мы с Марком почти всегда были только вдвоем. И вдруг ворвались они. Меня парализовало. Я кошусь на зеркало, что справа от меня, и вижу их отражения. Подвижные, улыбчивые лица. Каждый занят собственными эмоциями, сочинением умных фраз. Все это - близкие ему люди, его семья: с ними связаны дорогие его сердцу воспоминания, познание мира и себя. Я смотрю на них, совершенно ошеломленная. Мне всегда хотелось знать о нем больше: чем он живет и как живет… однако желание и намерение - вещи не столь пугающие, как реальность.
        - Марк, что здесь вообще происходит? - слышу я за спиной голос его матери.
        - Ничего сверхъестественного, - отвечает он. - Это Юля. Сейчас она вернется, и я вас познакомлю.
        - Юля, - вторит ему отец. - Ты не помнишь Юлю?
        - Разумеется, я ее помню! Как ее забудешь… это та ненормальная, из-за которой разбилась Лиза, после чего вся наша жизнь пошла под откос…
        Продолжения фразы я не слышу, но, судя по тону, говорит она что-то очень неприятное. Благодаря журналистам и Марине я знаю, что этой женщине к скандалам не привыкать - она ими живет.

* * *
        Первый удар я получаю мгновенно, без предисловий.
        - Юля, что-то вы плохо выглядите, - говорит мать Марка, как только я вхожу на кухню, где к тому времени все собрались.
        Что я могу сделать? Хамить в ответ - бессмысленно. Молчу, не могу заставить себя ответить женщине, которая считает себя интеллигентной, но ведет себя так, что заставляет меня быть злой и жестокой. В таком состоянии я ненавижу себя. Мне слишком не нравится ощущение, когда внутри разгорается вулкан и я не могу его потушить.
        - А что, собственно, сейчас происходит? - спрашивает Марк, обращаясь к матери и отцу.
        - Как это… что происходит?.. у тебя же день рождения, вот мы и пришли отметить! - с театральной радостью объявляет мать.
        Она вынимает из принесенной коробки деликатесы, а в это время Маринка уже натирает посуду, которую достает из шкафа. Отец безуспешно пытается пристроить огромный алый букет, на фоне которого мой букетик выглядит бледновато. Наблюдая за этим, я с грустью отмечаю, что у меня не самая странная семья на планете…
        - Стоп-стоп. День рождения у меня был позавчера, но никто, кроме Юли и Маринки, меня не поздравил, к чему сегодня такое столпотворение?
        - Ну, Марик, ты же знаешь, как это бывает… у меня репетиции, съемки, спектакли, у папы важные встречи, обсуждение новых проектов… сегодня вот выбрались.
        - Ага, впервые за несколько лет…
        - Марик, не будь жесток, - говорит она и подходит к нему сзади.
        Закусив губу, она прислоняется подбородком к плечу Марка и нежно обнимает его. Ее свежевыкрашенные каштановые волосы в мерцании зажженных Маринкой свечей похожи на облако, легкое и воздушное. Однако взгляд красивых, очень выразительных глаз суров, чего не может скрыть даже беспечное, вовсе не материнское кокетство.
        - Чем вы сейчас занимаетесь? - не отстает она от меня.
        - Учусь в педагогическом на дефектолога.
        - Вот как. Дефектологи - это те, кто инвалидами занимается, да? А сюда вас, значит, направили на практику? Так сказать, потренироваться…
        - Мама! Прекрати, - пытается остановить атаку Марк.
        - Нет, здесь я нахожусь по собственному желанию, - твердо отвечаю я. - Сюда я направила себя сама, потому что… люблю Марка.
        Ого, я действительно это сказала… инстинктивно ловлю взгляд Марка, ожидая поддержки. Он смотрит на меня с нежностью и теплом, поэтому я начинаю оттаивать. И чего только завелась? В конце концов, это его мама, талантливая актриса, уважаемый человек - и она имеет право на свои чувства, эмоции, заблуждения, к тому же она руководствуется своим личным опытом и собственными обидами.
        - Да, да, мы сегодня уже слышали это. Прозвучало очень красиво. Говоришь, что любишь нашего Марика? - иронические нотки в голосе великой актрисы звучат весьма убедительно. - Да что вы знаете о любви…
        - Я думал, ты снимаешься, - перебивает ее Марк, обращаясь ко мне. - Не спрашивал ни о чем только потому, что меня это больше не интересует.
        - Нет, я не стала актрисой и не снимаюсь в кино, - говорю я, обращаясь ко всем, чтобы избежать лишних вопросов.
        - Надо же… для меня это тоже новость, - произносит Марина, которую сегодня я впервые вижу такой молчаливой.
        - Зря, - подает голос отец Марка. Он произносит это спокойно, как любят говорить люди очень самодостаточные, погруженные в себя. - Зря, у вас неплохо все получалось.
        - Спасибо.

* * *
        Мы садимся ужинать. Над столом нависает напряженная тишина, которая с каждой секундой тяготит меня все больше и больше. Что же говорить о Марке, ведь это его семья и его праздник. Отец увлечен тщательным пережевыванием пищи, мать маленькими глотками пьет вино и не сводит с меня глаз, Маринка уткнулась в телефон. Я наклоняюсь к Марку и говорю ему тихо, чтобы никто не расслышал:
        - Я, наверное, пойду…
        - Останься, - произносит он так, что я понимаю - это не игра в вежливого парня, это почти мольба.
        Марк впервые меня о чем-то просит, и этот факт перечеркивает все наши прошлые недомолвки, обиды и даже сегодняшнее унижение. Как же все-таки сильно я продолжаю зависеть от него. За последний год в моей жизни многое изменилось, но лишь одно его слово - и я вновь спокойная, милая девушка, а не Медуза Горгона.
        - Это еще что? - удивленно говорит Марина, не отрываясь от телефона. - С ума сойти. Офигеть!
        - Что там еще в вашем интернете? На нас напали марсиане? - ерничает Марк.
        - «Марк Толковский, известный по ряду ярких ролей в молодежных фильмах, среди которых «Ромео и Джульетта», сын знаменитого режиссера, вовсе не покинул страну, как ранее сообщали СМИ», - читает Маринка.
        - Это еще что за бред? - недоумевает Марк. - Почему это я покидал страну?
        - Мы потом все тебе объясним, - нервно говорит ему мать и обращается к Маринке: - Что там еще? Читай дальше?
        - «Все это время он находится дома, в своей квартире, в инвалидной коляске. По словам нашего источника, из-за травмы позвоночника Марк не может ходить, именно это и стало причиной, по которой молодой актер распрощался с кинематографом. Когда и каким образом Марк получил травму, наш собеседник не сообщает. Он также рассказал, что нашего отечественного Ромео поддерживает его Джульетта - партнерша по фильму Юлия Иванова».
        - Что за бред? - вновь не выдерживает Марк.
        - Слушайте дальше. Тут еще интереснее, - продолжает Марина. - «Что связывает молодых людей, пока нам доподлинно неизвестно. Можем только отметить, что крутить роман с Марком - весьма опасная штука. У редакции есть все основания утверждать, что давняя история с падением его девушки якобы со скалы - вовсе не несчастный случай и не была связана ни с употреблением алкоголя, ни с наркотиками. Подробности мы сообщим позже, а сейчас давайте поздравим Марка с праздником, ведь накануне у него был день рождения».
        - Откуда им стало известно, что ты сейчас в России? - ледяным голосом спрашивает отец Марка.
        - Почему они думали, что я уехал за границу? Вот что гораздо интереснее, - таким же ледяным тоном подхватывает Марк.
        - Мальчики, успокойтесь. Ничего плохого ведь не случилось, все живы и прочее… - щебечет мать.
        Вдруг раздается телефонный звонок. Кажется, ни у кого нет сомнений, что это только первая ласточка, после которой последует целая стая. Отец Марка достает телефон и спокойно отвечает:
        - Алло, да-да, я уже в курсе. Да, да. Мы сейчас празднуем день рождения, и у нас все хорошо, - он невозмутим и лишь немного повышает тон в конце разговора. - Одного только не пойму, как так случилось? Да, ну ладно…хорошо, хорошо…
        Я смотрю на него и вижу в нем Марка, лет через тридцать. То, как от волнения он проводит ладонью по щеке, как теребит несчастную вилку, как смотрит стеклянным взглядом в окно, напоминает мне моего возлюбленного. Наконец, он отключает телефон и кладет его на стол.
        - Думаю, так нужно сделать всем нам, хотя бы на пару дней…
        У нас нет выбора, такому мужчине невозможно не подчиниться.

* * *
        Отключив телефоны, какое-то время мы сидим молча. Меня словно в их семейный склеп загнали. Унылая тишина и настораживающий, всепоглощающий покой. Тайны, тайны… видимо, богеме без них нельзя… Тайны делают твое существование в шоу-бизнесе более убедительным.
        - Уверен, что о нас с Юлей им рассказала Ирина, она была здесь вчера утром и видела нас вместе. Других вариантов нет, - говорит Марк. - Кроме того, они с Кириллом устроили такое шоу… но что за история про заграницу, пап?
        - Извини, мы не стали говорить тебе…
        - Мы хотели как лучше, Марк, - щебечет, перебивая его, мама. - Ты же понимаешь, что скандал повредил бы и фильму, и папе…
        - Какой скандал, мам?
        - Было очень рискованно объявлять всем, что с тобой случилось несчастье. Это могло как сыграть нам на руку, так и наоборот, понимаешь?
        - Нет. Я ничего не понимаю. Пап, почему ты молчишь?
        - Марк, он очень переживал… - вновь начинает она.
        - Пап…
        - Это было непростым решением, Марк, - наконец, включается в разговор отец. - И у нас было очень мало времени, и мы это решение приняли. Твое отсутствие мы объяснили отъездом за границу для изучения зарубежного опыта. Прости. Тогда это казалось нам правильным шагом…
        - Я что, так ужасен, да? Настолько не вписываюсь в вашу концепцию счастливой жизни?
        - Нет, дело не в тебе. Мы не могли рисковать, не могли провалить фильм, в который были вложены деньги. Марк, я сейчас скажу прямо - мы не были уверены, что романтический герой в коляске не отпугнет девочек.
        - Ну, понятно… то есть если бы вы были уверены, что моя страдальческая физиономия найдет сочувствие у школьниц, то вы бы сделали из этого целое шоу. А так - просто заморачиваться не стали… да?
        - Понимай как хочешь. Могу только сказать, что мы хотели как лучше. Было понятно, что ты не захочешь ни в чем участвовать…
        - «Мы» - это кто? Ирина?
        - Все, кто вложил в фильм деньги и силы.
        - Ну, понятно…
        - Марк, ну чего ты… Ведь даже интернетом не пользуешься. Сам забил на всех, а теперь возмущаешься, - вдруг заговорила Марина. - И вообще, тебе грех жаловаться: все всегда подстраивались под тебя, заметали твои следы, публично лгали, чтобы тебе, мальчику, нашему романтическому герою, жилось хорошо.
        - Марин, ты многого не знаешь… Даже я не все знаю.

* * *
        Семейная перебранка могла бы длиться вечно, но раздается звонок в дверь. Мы вновь, как по команде, смотрим друг на друга. Лицо отца Марка невозмутимо, мать похожа на женщину, которую застали с любовником, Маринка потирает руки в ожидании сенсаций, а Марк, судя по его усмешке, воспринимает все как очередную забаву. Я же предпочитаю пока ни о чем не думать, слишком много информации вновь свалилось на меня, - я взяла передышку, чтобы разложить ее по полкам…
        - Неужели эти пронырливые журналисты уже здесь? - возмущенно говорит мать Марка.
        - Давно пора привыкнуть. - Отец впервые демонстрирует свое раздражение. - После того, что она им там наговорила, они должны были здесь оказаться еще раньше нас.
        Глядя на меня, Марк произносит:
        - Думаю, это торт. Всего лишь праздничный торт. Позавчера я перенес заказ, очень уж хотелось испачкать тебя в нем, а потом… - он игриво мне подмигивает.
        - Марк! - возмущенно взывает его мать. - Ты совсем уж… ни стыда, ни совести. Тут все-таки твои родители…
        Но никто не обращает внимания на ее театральный пассаж.
        - Мне открыть? - спрашиваю я, и Марк кивает.
        Без особой тревоги я подыгрываю ему: с невозмутимым видом иду к входной двери. Играть с ним в этом трэше главных героев даже весело. Данная ситуация в очередной раз убеждает меня: совместное противостояние кому-то сглаживает взаимное недопонимание. Я иду, забыв про ложь, обиду и шпионские игры.
        Уже в коридоре меня догоняет отец Марка. Он хватает меня за руку, а затем говорит, что откроет дверь сам. Мне становится смешно, ибо есть в его жесте что-то неоправданно-самоотверженное, какой-то отчаянно-показной героизм. Впрочем, он - взрослый мужчина и играет в подвиги не впервые, а потому я улыбаюсь и позволяю ему в очередной раз почувствовать себя героем.
        Конечно же, за дверью нас ждет… торт! Все до банального просто: пока в квартире стоит гробовая тишина, кто-то ждет сражения, а кто-то - приключений, отец Марка платит деньги и ставит подпись на маленьком белом листе, я же гордо держу сладкое лакомство. И мы оба всем своим видом показываем, как мы счастливы - ведь нам принесли торт! Как не радоваться…

* * *
        Но затем происходит неожиданное: курьер вдруг достает телефон и начинает нас фотографировать. Кино. От удивления я глупо улыбаюсь, словно специально пришла сюда, чтобы попозировать для праздничной фотографии. Отец Марка реагирует на происходящее быстро и профессионально.
        - Что происходит? - спрашивает он.
        - Агентство «Быстрые новости». Что случилось с вашим сыном? Почему он в инвалидной коляске? Это правда, что за рулем сбившей его иномарки был известный продюсер?
        - Извините, мы вас не приглашали, - Петр Толковский захлопывает дверь перед пронырливым журналистом, однако тот успевает выкрикнуть вдогонку:
        - Сколько она заплатила вам за молчание? Сколько стоит здоровье и жизнь вашего сына?
        - Совсем оборзели, - произносит отец Марка и тихо добавляет - то ли мне, то ли для себя: - Не волнуйся, и не такое переживали.
        Несколько секунд он стоит молча, глядя на дверь, затем переводит дух, разворачивается и идет на кухню. Я следую за ним. Его вид жалок. Всего пару минут назад он казался мне большим, важным гуру, теперь напоминает школьника, поджавшего хвост после первой в своей жизни двойки.

* * *
        - Ох, как же он прекрасен, - наигранно щебечет мать Марка, когда мы возвращаемся с тортом.
        - Никогда еще ты так не радовалась лишним калориям, да? - ерничает Марк.
        - Да нечему особо радоваться, уже пронюхали, что мы здесь, - отец Марка усмехается, он уже пришел в себя. - Как в шпионском кино, курьер оказался не курьером, он нас сфотографировал. Так что собирайся, пора уезжать, - говорит он жене. - Неизвестно, как они это фото еще подпишут в интернете.
        - Думаешь, стоит вот так вот бегать, а потом читать о себе всякую чепуху? - спрашивает Марк.
        - Все равно ведь напишут чепуху, бегай не бегай…
        - Что же нам делать? - подает голос мать Марка, от ее прежней уверенности в себе почти ничего не осталось. - Петенька, скажи же ему…
        - Мам, ты так говоришь, будто это происходит впервые… не нагнетай, как обычно, страстей! - говорит ей сын, после чего обращается к отцу: - Ну, а как насчет меня? Мне стать волшебником, сделать вид, что могу ходить или что живу за границей?
        - Делай что хочешь, - резко отвечает тот, а затем командует дочери и супруге: - Пойдемте!
        - Петя!
        - Что Петя-Петя? Что?! Нужно подумать…
        - Мы что, зря приходили? - спрашивает она.
        - Говорю же, дай мне подумать… - отвечает он.
        Это смертельный удар… Марк выглядит так, будто все плохое, что могло с ним случиться, произошло здесь и сейчас, в эту минуту. Как жить, когда твои родители устраивают такие разборки в твой праздник… Но что я могу?.. чем помочь?.. как уберечь от подобного, если даже собственная жизнь не всегда принадлежит нам самим?
        - То есть вы пришли сюда с определенной целью, о которой даже боитесь вслух сказать, а мой день рождения - лишь повод? - решается спросить Марк.
        - Марик, не нагнетай. Просто мы Ирине очень многим обязаны и должны помочь ей, мне кажется, - говорит мать.
        - Чем обязаны? Моим уродством, всей моей дурацкой жизнью или вашей карьерой и вашими деньгами? Слышать о ней не хочу, и если ты сейчас не замолчишь и не уйдешь, то и о тебе навсегда забуду. Ее для меня нет, так же, как и меня для нее нет. Уходите. Спасибо за праздник.
        - Хорошо, хорошо, не волнуйся, уже уходим. Мариночка будет у себя, и если что, присмотрит за тобой, Марик, угу? - она вновь играет роль милой, заботливой матери.
        - Свечку, что ли, будет нам держать?
        - Не хами маме, сынок. После того, как мы столько времени разгребали последствия той истории с Лизой, ты должен быть нам благодарен…
        - Замолчи!
        - Все, все…
        Наконец, они уходят. Дверь хлопает, и в квартире будто становится светлее.

* * *
        - Почему бы нам не остаться здесь вдвоем навсегда? - говорит Марк, когда стихает шум лифта.
        - Что нам мешает?
        - Мне кажется, что это я у тебя должен спросить.
        - А я всегда думала, что я у тебя…
        - Почему раньше не сказала об этом?
        - Не могла…
        - Как теперь жить?
        - Как и жил. Только теперь я буду рядом.
        Он берет мою руку и сжимает в своей. В последнее время я все чаще понимаю, что стала чувствовать себя в компании Марка гораздо увереннее, теперь рядом с ним я расцветаю. Раньше желание завоевать его поглощало меня настолько, что с ним я становилась неуклюжей и глупой, а потом люто ненавидела себя за это…
        - Дурында моя…
        - Как с тобой просто, - искренне говорю я, а затем так же искренне добавляю: - И как с тобой сложно…
        Шутка о свечке все еще не дает мне покоя. Долой мысли об Ирине и всей этой вакханалии с тайнами, любовью и предательством, - мы обсудим это завтра. Сейчас я предпочитаю думать о другом. В прошлый раз ночью я долго не могла уснуть, я размышляла о том, можно ли вот так жить, не имея возможности прикоснуться к любимому. Мое тело тянулось к нему, мне хотелось подарить ему всю себя, и это лишило меня сна. Без близости и без ласк Марка ночь длилась очень долго.
        Сегодняшний день подарил мне надежду, что все не так уж плохо - и впереди нас ждет ночь любви. Я глупая? Наверное, да… но я девочка, и мне можно.

* * *
        Темнеет. Еще чуть-чуть, и на небе появятся звезды. Мы сидим на балконе, смотрим на огни вокруг. Марк курит, и сигаретный дым серым облаком плывет на меня, поэтому я отхожу в сторону и вновь оказываюсь рядом с гипсовой вазой.
        - Посмотри на меня, - просит он.
        Я подчиняюсь. Он неестественно бледен.
        - Ты меня любишь? - вопрос звучит так, словно в лютый мороз он спрашивает меня о том, холодно ли мне, и сам знает ответ: «Конечно, да».
        - Люблю.
        - Тогда отойди от этой чертовой вазы и больше не подходи к ней никогда.
        Удивленная, я вновь ему подчиняюсь. Прижимаюсь спиной к противоположной стене, чтобы Марк видел только мой профиль и не заметил, что я плачу. Эмоциональные встряски существуют для того, чтобы почувствовать свою зависимость от любимых…
        - Лизе нравилось дразнить меня, - начинает он.
        Ее имя болью отзывается в моем сердце. Опять все дело в ней, в очередной тайне, связанной с Лизой. Я предпочла бы ничего о ней не знать, но выбора у меня нет: прошлое липкой лентой тянется в наши отношения. Закрываю глаза, чтобы слушать…
        - Она любила вот так же виснуть на этой вазе. При этом смеялась и говорила мне, что если я разлюблю ее и брошу, то она взлетит отсюда, как птица, - говорит Марк.
        Я нащупываю в кармане свой несостоявшийся подарок - брелок для ключей. Парящая птица стоимостью в несколько рублей все еще со мной. Хорошо, что так случилось. Толкать речь о том, что эта птица должна стать символом его стремительной, парящей жизни, - не так уж и весело, скорее, слишком символично… иной раз мы преподносим любимым боль вместо подарка.
        Он все говорит и говорит:
        - Однажды она так и сделала. И хотя произошло это не здесь, все равно с тех пор я не могу спокойно смотреть на эту вазу. Дурь какая-то…
        К подобным вещам невозможно привыкнуть. Мне вновь сложно поверить, что Лиза… девушка, от которой Марк был без ума, изящная красавица, которой я жутко завидовала, невесомая муза из моих девичьих грез сделала это сама… Одно дело - обсуждать навязчивые, липнущие к ушам слухи, в них даже есть что-то романтическое, ведь людям свойственно идеализировать чужое безумство. Но думать о том, что она самоубийца, невыносимо.
        - Так это было самоубийство? - я хочу услышать четкий ответ.
        Марк тушит сигарету, закуривает новую и направляется прямо ко мне. Теперь он видит мое лицо. Пытаюсь уклониться от строгого, испытующего взгляда, но он слишком настойчив. Как никогда ранее.
        - Посмотри на меня, - Марк заметно нервничает. - Это был несчастный случай. Запомни. Несчастный случай, рок. Но не это главное…
        Упрямо молчу, смотрю ему в глаза и ни о чем не думаю, прислушиваясь к удушающей тишине, которая внезапно наваливается на меня. Не слышу ни звуков улицы, ни его голоса, ни собственного дыхания. Марк что-то говорит мне, но, не добившись ответа, покидает балкон. Оставшись в одиночестве, я подхожу к парапету и смотрю вниз, на проезжающие мимо машины. Я заставляю себя не думать о том, как мы могли бы провести эту ночь, убиваю минуты, растворяясь в бессмысленной пустоте…

* * *
        В кармане вибрирует телефон. Неизвестный номер. С тех пор, как мы с мамой попрощались перед их с Димкой поездкой к морю, я вообще перестала брать трубку: мне не с кем говорить. Марк рядом, а больше у меня никого нет. Есть только три человека, которым я всегда искренне рада. Зачем обманывать других?..
        - Ответь! - кричит Марк из комнаты.
        - Что?
        - Возьми трубку! Это я тебе звоню…
        В этом весь Марк, - думаю я и смеюсь, скорее от удивления, чем по какой-то другой причине. Смешно. Мы вновь сходим с ума…
        - Прости… - говорит он в трубку.
        - За что?
        - За то, что сейчас расскажу тебе кое-что… Просто я больше не хочу, чтобы все было, как прежде. Женщины давно стали для меня открытой книгой. Переворачиваешь очередную страницу с таким нетерпением, с такими ожиданиями… Но каждый раз все повторяется… ничего нового. Я хочу, чтобы с тобой все было иначе…
        - Понимаю, - говорю я.
        - Молчи. Прошу, помолчи, просто послушай. Вся правда в том, что Лиза долго шла к смерти. Каждая ее угроза была шагом к ее полету, как она это сама называла. Тогда я этого не понимал. Если бы не было всех этих разговоров о любви и нелюбви, о расставании, не было требований и угроз, все не закончилось бы так печально. Но это я сейчас такой умный. Тогда я думал, что жизнь - лишь игра. Она тоже так думала. Трагедия произошла потому, что мы оба заигрались…
        - Как это произошло?
        - Ей не нравилось, что девушки обращают на меня внимание. Это вроде бы нормально, да? Ничего такого. Все ревнивы. И я ревнив, никогда не забуду этого твоего Ёжика, - он усмехается, а потом продолжает: - Со временем Лиза… перестала контролировать свою ревность. Однажды, когда мы возвращались из школы, она сказала, что если еще раз увидит тебя там… то не вынесет этого и улетит. Мы как раз проезжали мимо этого дурацкого места. Она попросила остановиться…
        Он умолкает. Пауза все длится и длится. Я слышу его дыхание, но не осмеливаюсь вклиниться в тишину.
        - И тогда я сказал ей, что люблю другую.
        - Разве об этом говорят?..
        - Я много раз потом спрашивал себя, зачем я это сделал. Я в принципе не люблю разговоров. Но тогда я так устал от всего этого, что хотел ее разозлить. Разозлить как следует, чтобы она возненавидела меня. И я не придумал ничего лучше, чем сказать то, чего никогда и никому говорить нельзя. Она смеялась, потом кричала, затем вновь смеялась. Это было просто безумие какое-то. Когда я смог ее кое-как успокоить и мы уже собирались уходить, она схватила меня за руку и потянула за собой.
        Я слушаю и думаю, что таким и полюбила его - слишком жестоким, когда речь идет о его собственных чувствах и чувствах тех, кто его любит, но при этом честным и жертвенным. Словно прочитав мои мысли, он спрашивает:
        - Думаешь, я жесток, да?
        - Извини, я сейчас ничего не соображаю…
        - Да, я жестокий, - он говорит машинально, на автомате. - Никогда не нужно мерить других по себе. То, что мне казалось лишь давно надоевшей шуткой, стало трагедией. Я недооценил нашу игру.
        Не знаю, что ему сказать, как приободрить, как утешить. Стою у стены - и меня одолевает такая тоска, что кажется, будто это не она, а я умерла. Перебирать воспоминания, даже чужие, очень больно и рискованно: всегда можно наткнуться на такие, от которых сам убегаешь всю жизнь. Стоит мне вспомнить белокурые локоны Лизы, ее невесомую фигуру на пассажирском сиденье велосипеда, их улыбки, и я чувствую, как комок подкатывает к моему горлу.
        - Она тянула меня за собой, и уже после того, как соскользнула со скалы, все еще смотрела на меня с улыбкой, - продолжает Марк. - Я старался держать ее до последнего. До сих пор помню, как выглядел страх в ее глазах, ведь на самом деле она не хотела умирать и не ожидала, что сможет зайти так далеко. Я и сейчас, когда закрываю глаза, вижу страх на ее лице и застывшую на губах улыбку.
        Я пытаюсь что-то сказать, но вновь слышу: «Молчи».

* * *
        Марк возвращается на балкон. Бросает на журнальный столик телефон, обеими руками берет бокал с вином, который там кто-то оставил еще днем, - и залпом опустошает. Затем резко ставит его обратно, и я вздрагиваю от звона битого стекла: бокал рассыпается на осколки. Балкон как-то стремительно погружается в темноту ночи, и кто-то вновь включает звуки города - снизу доносится шум машин.
        - Я мог умереть вместе с ней, - говорит он, глядя куда-то мимо меня. - Но именно в тот момент, когда она пыталась утянуть меня за собой, я понял, что очень люблю жизнь. Понимаю, звучит банально, но я никогда так не хотел жить, как тогда, когда готовился умереть. И еще - я понял, что нес за нее ответственность. Любые отношения - это ответственность друг за друга. Я за тебя, а ты за меня…
        Мне непривычно видеть его таким: страстным, сильным, напряженным. Именно этот внутренний вулкан и привлек меня к нему еще несколько лет назад, однако сейчас, когда Марк решил мне открыться, вслед за его исповедью, за этим потоком мыслей и чувств, ко мне пришел страх. Я люблю Марка таким, но чем ближе мы становимся друг другу, тем лучше я понимаю, почему мы до сих пор не были вместе. Этот путь друг к другу нужно было пройти, чтобы меньше бояться любви…
        Меня волнует еще кое-что: неужели это я стала причиной раздора? Но спросить об этом напрямую я не решаюсь…
        - Почему она так сильно ревновала?
        Его взгляд красноречивее всех слов. Я спешу вернуть время назад и почти скороговоркой произношу:
        - Прости, это личное, спросила, не подумав.
        Я старательно притворяюсь, будто не понимаю, что именно он хотел сказать. Мысль о том, что Марк может произнести те самые заветные три слова и моя мечта сбудется прямо сейчас, наполняет меня и счастьем, и ужасом. Быть любимой, любить - намного сложнее, чем страдать в одиночестве, - я уже это знаю…
        Марк приближается ко мне и молча обнимает. Прильнув к нему, я запускаю ладонь в его густые волосы и чувствую облегчение. Когда тебя обнимает любимый мужчина, и звезды ярче, и воздух теплее, думаю я и прижимаюсь к нему еще сильнее. «Я люблю тебя, очень люблю», - стучит мое сердце. Марк усаживает меня к себе на колени. Находясь в его объятьях, я со смехом пробую сопротивляться, но он удерживает меня и смеется вместе со мной. И я думаю: сегодня это случится, обязательно случится.

* * *
        Звонок в дверь раздается сразу после того, как я распрощалась со своими сомнениями и поняла, что нет ничего лучше, чем умение наслаждаться каждой секундой, особенно - когда находишься в объятиях любимого парня. Я слишком устала от переживаний, чтобы сопротивляться любви; вновь обрела надежду на счастье… И вот навязчивый звук уже пытается его разрушить. Надоедливые трели настойчиво проникают повсюду. Марк продолжает сидеть в ночной темноте у входа на балкон, не двигаясь с места.
        - Может, посмотреть, кто это? - спрашиваю я, слегка отстранившись от него.
        Но Марк молчит, а тем временем трели звонка сменяются стуком, который с каждой минутой становится все настойчивее. Из-за хорошей изоляции удары едва слышны, однако ощущение такое, будто бьют в набат… словно это сигнал какого-то бедствия.
        - Марк, открой! - кричит женский голос из-за двери.
        Он звучит приглушенно, его трудно узнать. Но сейчас я твердо уверена - это Ирина.
        Марк берет со стола мобильник и, ухмыляясь, говорит:
        - Это была моя последняя связь с миром. Похоже, придется расстаться и с ней.
        Он набирает по памяти какой-то номер и почти сразу же говорит в трубку:
        - Да, они уже были у меня, да… они волнуются, но тебе нечего бояться из-за меня, я ничего делать не буду. Не вини меня больше в смерти Лизы, и я все забуду. И не приходи ко мне больше. Все в прошлом.
        Я сижу, боясь даже дышать. Наконец он бросает трубку на столик, и звук удара заставляет меня подпрыгнуть.
        - Что-то ты нервная какая-то, - говорит Марк. - Знаешь, как эта проблема решается? Вот так.
        Плавно, как в замедленной съемке, телефон падает в кувшин с водой, что стоит на журнальном столике. Но Марку и этого мало - он берет кувшин в руки и несколько раз встряхивает его.
        - Так тебя, так, - с улыбкой приговаривает он.
        - А мой туда поместится? - спрашиваю я.
        - Ты со мной?
        - Пока мама с Димкой отдыхают на море, я абсолютно свободна, - говорю я и опускаю в воду свой телефон.
        - Я связался с сумасшедшей, - хохочет он. - Это моя карма.
        - От сумасшедшего слышу…
        - У этого сумасшедшего есть еще одна идея…
        Мы направляемся к входной двери и сваливаем к ней все, что можем донести: стулья, подушки, коробки. Мы делаем это до тех пор, пока дверь полностью не скрывается под грудой хлама. Суетимся, ребячимся, смеемся, хоть нам совсем не смешно. Мы прячемся от мира, от щемящей тоски, от одиночества… а затем вновь усаживаемся на балконе так, чтобы видеть все еще оживленную улицу, и пристально рассматриваем проезжающие мимо машины. При этом и я, и он избегаем глядеть друг на друга…
        Марк достает из закромов бутылку красного вина, и мне кажется, что сразу после этого нам обоим становится спокойней. С бокалами в руках мы вновь начинаем разговор.
        - Так странно… сидеть вот так рядом… - говорю я.
        - Ага, давно о подобной ерунде не говорили, - смеется Марк.
        - Дурак!
        - Да я и не спорю. Дурак…
        Ночь окутывает город и поглощает наши мечты. Свадебный торт стоит на столе перед нами. Но никакой свадьбы нет. Просто кондитер ошибся с украшением или при доставке перепутали адреса: на нашей уединенной вечеринке в честь дня рождения Марка гостит свадебный торт. Передо мной рука Марка, в ней тарелка с тортом - лакомый кусочек тянется ко мне. Улыбка любви и кремовая розочка…

* * *
        - Когда я смотрю на звездное небо, я не чувствую себя одинокой, - несу я романтический бред, положив подбородок ему на плечо. - А ты любишь смотреть на звезды?
        - Я могу смотреть на них часами. И думать, думать…
        - О чем?
        - О том, как я одинок.
        Я смотрю на Марка, который сидит, слегка откинув голову назад, и представляю, как здесь, находясь в одиночестве, он смотрит на звезды, грустный и задумчивый. «Такого красавца полюбит любая женщина», - думаю я. И он, словно в ответ на это, улыбается.
        - Думаешь: и как не влюбиться в этого страдальца? - насмешливо говорит Марк. - Пойдем, я покажу тебе свой страдальческий секрет…
        В комнате он медленно пересаживается на кровать, а затем демонстративно плюхается на нее, раскинув руки в стороны:
        - Давай сюда, - хлопает он рукой рядом.
        - Это ты так решил меня соблазнить?
        - Операция по соблазнению провалилась, да? - он заговорщически мне подмигивает.
        Падаю рядом. Марк и я. Он берет меня за руку, я поворачиваю голову и смотрю на него, он смеется, я - тоже.
        - Смотри! - Он поднимает руку, в которой держит пульт.
        Он нажимает на пульте кнопку, и сотни огоньков зажигаются над нами. Темно-лазурный потолок превращается в звездное небо. Марк удивительно прекрасен в свете мерцающих огней. Впервые рядом со мной не роковой красавчик, сводящий всех девочек с ума, а шаловливое дитя, которое радуется своим сказочным звездам.
        - Ты волшебник…
        Я сжимаю его руку сильнее. Он притягивает меня к себе, я склоняюсь над ним и оказываюсь в его объятьях. «Эй, я здесь!» - тихо произносит он. После чего мы попадаем в иной мир. Какое-то время мы оба действуем неловко и торопливо. Изучаем новых себя - теперь близких, открытых, обнаженных друг перед другом: и телом, и душой. Еще пару мгновений - и он уже дышит ровнее, а его поцелуи становятся все уверенней и настойчивей. Я готова подарить ему свою любовь, обжечь желанием, заразить нежностью. Неужели это происходит?
        - Погоди, - шепчет он.
        - Что-то не так? - я немного отстраняюсь, смотрю ему в глаза.
        - Это звучит странно, но я волнуюсь. Ааа… я волнуюсь! Фух, сказал, вроде легче стало…
        - У меня руки трясутся, смотри! - говорю я.
        - И губы тоже…
        Он прижимается своими губами к моим и дарит мне новый поцелуй: нежный, задыхающийся, суматошный. Разве может быть так просто? Может. Разве может быть так сладко? Может. Разве может это быть? Быть с ним, любимым и родным. Может, может. Сердце Марка стучит в унисон с моим, его руки крепко сжимают меня - и мы забываемся в безумном танце.

* * *
        В разноцветной темноте, где танцуют блики уличных фонарей, мы с Марком, голые, лежим рядом. Я смотрю на него, пораженная его ослепительной, но уже не такой пугающей красотой. В моей голове нет мыслей, а тело не чувствует усталости. Впервые рядом с ним я не ощущаю себя поблекшей и серой. Млею от наслаждения и счастья.
        Как бы мне хотелось всегда просыпаться рядом с ним… и долго лежать вместе в постели. Чувствовать тепло его тела. Шорох дыхания. Знать, что впереди меня ждет день воспоминаний о только что ушедшей ночи. Второпях одеваться, собирать разбросанную по полу одежду, с трудом намазывать затвердевшим маслом хлеб и есть его с таким рвением, словно это самое вкусное лакомство на свете.
        - Ну, вот…
        Пара слов - и он отвлекает меня от моих неугомонных мечтаний. Достает из прикроватной тумбочки сигареты, закуривает.
        - А говорил, что все, завязал! - игриво упрекаю я.
        - Когда это я такое говорил?.. я всегда курил, увы…
        - Да я про другое…
        - Ааа!
        - Ты покраснел, - смеюсь я.
        - Нет, - он демонстративно хмурит брови.
        - Покраснел, покраснел!
        - Нет и еще раз нет! - задорно повторяет Марк, а потом тихо добавляет: - Люблю тебя…
        Он поджигает сигарету, и его губы, которые только что целовали меня, выпускают в воздух тонкую струйку дыма. Мне нравится за ним наблюдать. Прежде я была слишком застенчива, чтобы вот так просто его разглядывать. Глаза, нос, губы, волосы - все прекрасно. Чувства переполняют меня. Пытаюсь подыскать какую-нибудь красивую фразу, но тщетно…
        - Ненавижу тебя! - с вызовом говорю я.
        - Что?! - от неожиданности он чуть не давится сигаретой.
        В этот момент он похож на меня - ту, которая все время переспрашивает, чтобы скрыть волнение, ту, что любит других больше, чем саму себя.
        - Ты всегда такой красивый… Ты всегда будешь таким красивым, да?!
        Он обнимает меня, страстно прижимает к себе, бормоча на ухо всякие нежные несуразности:
        - Дурочка моя. Ты всегда будешь такой ворчуньей?
        - Прости, я не знаю, какой мне нужно быть, когда ты рядом…
        - Нужно просто быть, - говорит он.
        И мне этот ответ очень нравится.

* * *
        Одной рукой Марк держит сигарету, другой нежно теребит мои волосы. Я не шевелюсь, закрываю глаза - блаженство продолжается… Но что за черт! Капли холодной воды вдруг обрушиваются на меня. Вскрикиваю и резко сажусь в постели. Марк смотрит вверх, на свое «звездное небо». С потолка на нас льет искусственный дождь, нет - даже ливень, поэтому уже через несколько секунд все вокруг намокает…
        - Что это? Что случилось?
        - Это меня мама от пожара обезопасила. М-да, обезопасила, так обезопасила. Сумасшедшая какая-то техника… даже на сигаретный дым реагирует…
        Он тушит сигарету и пытается сесть. Тем временем ливень не унимается.
        - Тебе помочь? - я пытаюсь приподнять его, держа за плечи.
        - Лучше открой вон тот шкафчик… да, да. И выруби эту фигню!
        - Как?
        - Если б я знал! Мы попали в ловушку техники, - смеется он. - Выключи, пожалуйста, электричество. Там пробки, нужно просто вырубить хотя бы одну… Разберешься?
        Отключив пожарную безопасность, мокрые и уставшие, мы падаем на пол и отползаем в сухой угол. Марк преодолевает все трудности сам, я - за компанию. Растерзанные, мы лежим на полу в обнимку и, как дураки, улыбаемся. Любовь и нежность завладевают мной с новой силой. Я щиплю его за плечо, после чего мы оба смеемся минут пять - счастливые и ослепленные смехом друг друга.
        - Жестко! - выдаю я. - У меня такое чувство, будто мы выжили после цунами.
        - Зато романтично, - отзывается Марк. - Кстати, если нужны сухие подушки и одеяло, то можно взять в другой комнате.
        Собрав пожитки, я предлагаю переместиться на балкон, чтобы любоваться там настоящими звездами. Тело мое вновь тянется к его телу, и я снова хочу его страстных поцелуев, нежности и любви - но только теперь под дыхание свежего ветра, под открытым небом. Пусть летняя ночь тянется бесконечно, а рядом будет он - его долгие ласки, его умелая нежность.
        Потом… уже поздней ночью, когда порыв прошел, а страсти отбушевали, - я долго лежу рядом с ним без мыслей. Вокруг темно и тихо-тихо. Я почти утрачиваю чувство реальности, все мне безразлично, ведь Марк рядом…

* * *
        Сквозь сон я чувствую, как он сжимает мою руку, и просыпаюсь от этого прикосновения. Марк безуспешно пытается притянуть меня к себе, после чего начинает гладить по голове. Не открывая глаз, я думаю о том, как это приятно - просыпаться от такой нежной и незатейливой ласки любимого. Еще чуть-чуть, буквально пять минут, и я сдвинусь с места, чтобы теснее прижаться к тебе, - хочу произнести я, но голос Марка заставляет меня вздрогнуть.
        - Юль, проснись! Юль!
        Он теребит меня за плечо. Я открываю глаза и тупо смотрю на обнаженного, лежащего рядом Марка. Ничего не понимаю…
        - Юль!
        Тревога в его голосе заставляет меня проснуться и поднять голову: во взгляде Марка столько беспокойства, что я резко сажусь, охваченная волнением. Слышу вой приближающейся сирены. Звук нарастает, но вскоре смолкает. Однако через пару секунд сирена вновь завывает с удвоенной силой. Все это происходит быстро, почти мгновенно, но ощущение такое, будто секунды уступили место минутам… все как в замедленной съемке.
        - Что случилось?
        - Дым, - он показывает в сторону балконной двери. - Похоже, там уже открытый огонь… посмотри, пожалуйста… аккуратно…
        Я встаю, подхожу к двери и, еще не заглянув в окно, понимаю, что дело дрянь. Едкий дым уже проник сквозь горящую оконную раму. Внутри комнаты бушует пламя. Наверное, если бы все это происходило не со мной, я бы нервничала сильней, однако эта ночь, этот балкон и эта комната - моя реальность, поэтому я стою и невозмутимо наматываю локон на палец, это меня успокаивает.
        - Иди сюда, - зовет Марк. - Посмотри, что внизу.
        Сцена под балконом напоминает эпизод из голливудского блокбастера. Город, освещенный фарами островок, пожарные машины и взволнованные лица, лица, лица… Все как в каком-то кошмаре. Не хватает только важных полицейских, ведущих переговоры с бандитами. Но и мы с Марком вроде бы не в заложниках, да и не гангстеры…
        - Наверное, соседи пожарных вызвали, - говорю я ради того, чтобы что-то сказать и вновь почувствовать себя живой, а не в коматозе.
        - Думаю, дело было вовсе не в сигарете, - говорит сам себе Марк.
        - Что?
        - Пожарная защита вечером, говорю, не из-за сигаретного дыма сработала…
        - Думаешь? Выходит, зря мы ее отключили…
        - Мне кажется, да. Ты веришь в судьбу? - он говорит это так обыденно, словно наш разговор сейчас происходит за чашкой чая.
        - Ну…
        Мне не по себе… я чувствую абсолютную растерянность и страх. Жутко трудно сохранять беспечный вид, который я всеми силами сейчас стараюсь на себя напустить, чтобы обмануть страх. Я сажусь рядом с Марком и обвиваю рукой его плечи.
        - Как страшно, - говорю я, прижавшись к нему.
        - Ты такая красивая сегодня… Поверь мне, ничего невозможного нет.
        - Верю.
        Марк крепко обнимает меня в ответ. Время замедляется, а огонь распространяется все быстрее и быстрее. Мы сидим в страхе и ожидании. Я стараюсь выключить мысли, эмоции и ощущения, чтобы не слышать толчки собственной крови.
        «Скоро все закончится, - думаю я. - Огонь будет потушен, и мы уйдем прочь от этого дома, от этих событий, от этой публики. Обиды, гнев - все пройдет. Окружающие будут скорбеть о нелепом, трагическом происшествии, кто-то нас осудит за былую ложь, кто-то простит. Мало кто будет помнить о нас. У наших знакомых начнется прежняя сумасшедшая, а у кого-то спокойная жизнь. Так обычно и происходит…
        Марина, наконец-то, снимется в своем первом фильме, и это придаст новый импульс ее светской жизни. Встречаясь с богемной публикой на презентациях, она будет громко смеяться, рассказывая знакомым о своих победах. Кирилл будет идти по ее стопам, однако, возможно, вскоре ему все же надоест все время кого-то играть. Ёжик. Ну, у него-то точно все будет хорошо, все по плану. В один прекрасный день родственники познакомят его с какой-нибудь правильной девочкой из приличной семьи - он ей подойдет, она ему тоже. Будут новые ток-шоу, новые интервью, новая ложь. Все как полагается. Все вроде бы будут счастливы…
        А пока… пока мы ждем, когда день сменит ночь, дым рассеется и выглянет солнце. Мы здесь. Между нами нет ни стен, ни преград, мы вместе. Не так, как прежде»…

* * *
        Когда становится невозможно дышать, когда густой едкий дым полностью поглощает балкон и меня вместе с Марком, когда кажется, что уже все и больше в этом мире с нами ничего не произойдет, - мы слышим крик снизу:
        - Прыгайте, прыгайте!
        У меня уже нет сил - ни думать, ни говорить. Все, что я чувствую, - это руку Марка. Мы находимся у ограждения балкона. Все, что я могу, - это встать и посмотреть вниз, но и это бессмысленно. Все, что я вижу, - дым.
        - Ты куда? - спрашивает Марк, когда чувствует, что я встала.
        - Кажется, нам кричат, чтобы мы прыгали, слышишь?
        - Да, точно… кричат…
        Я возвращаюсь к Марку, понимая, что сейчас ни в коем случае нельзя терять сознание - держаться и только держаться; я едва обращаю внимание на то, что Марк никак не реагирует на мое возвращение. Прижавшись к ограждению балкона, я пытаюсь отдышаться. Никогда не думала, что просто встать и просто сесть - это так сложно. Дергаю Марка за руку, чтобы почувствовать его присутствие рядом.
        - Почему молчишь?
        - Однажды я уже сделал это - прыгнул, не хотел жить, - отвечает он каким-то глухим, безжизненным голосом и после паузы добавляет: - Теперь хочу…
        Он не успевает договорить, мне достаточно и этих слов, чтобы понять, что больше нельзя медлить. Я кричу:
        - Мы здесь! Сейчас будем прыгать!
        Как сделать невозможное возможным, как поднять обессилевшего Марка, который тяжелее меня почти вдвое, как помочь и себе, и ему выбраться из этого ада, как? - этих вопросов не существует. Если только одно желание, одна цель, одна мысль - жить. Медленно я поднимаю Марка под руки.
        - Держись за меня.
        - Ты с ума сошла.
        - Держись.
        Ваза. Я вспоминаю о ней, когда понимаю, что Марку нужна какая-то опора, чтобы я могла его с нее столкнуть, парапет слишком узок для этого. Где же эта ваза, где? Вроде бы всего в метре от нас, но сейчас это так далеко… Дотащить Марка до нее кажется невозможным, но я вновь заставляю себя забыть это слово.
        - Мы сейчас! - кричу. - Сейчас!
        Я стараюсь подтолкнуть Марка так, чтобы его тело оказалось на постаменте этой чертовой вазы. Края жемчужной раковины крошатся под его натиском. Еще чуть-чуть! - мысленно подбадриваю я себя.
        - Зацепился, - едва шепчет он.
        - Держись, пожалуйста, держись…
        Мы отвоевываем каждый миллиметр этого гипсового творения. Марк старается изо всех сил, я же давно не чувствую ни сил, ни напряжения, которые вкладываю в каждое свое движение, - я просто толкаю Марка вверх каждой своей клеточкой. Он должен жить, должен. Сколько времени все это длится, я уже точно не знаю. Значение имеет только наша цель…
        Когда мы почти достигаем ее, вдруг раздается странное шуршание. Мгновение я соображаю, что происходит. Чертова ваза! Она рассыпается прямо под Марком.
        - Постарайся сгруппироваться, - шепчу я ему на ухо, а потом кричу куда-то в небо, к звездам: - Прыгаем! Ловите! - И толкаю его вниз.
        Не хочу, не могу думать, разучилась дышать. Я с трудом вскарабкиваюсь на то, что совсем недавно было гипсовым украшением особняка, отталкиваюсь от руин вазы и лечу вслед за Марком, лечу, лечу… а в голове неизвестно откуда возникает ритм:
        Ты выстроил стену
        от хлесткой лжи
        и написал на ней
        белилами одиночества.
        «Ушел…
        Прошу - не буди.
        Там нет бывших, там нет прочих,
        там нет во мне ни силы, ни слабости.
        Одни прошлогодние,
        пожухлые бабочки…»
        Об авторе
        Мне было семь. Он сидел позади меня, ёрзал ногами, скрипел партой и всегда краснел и отводил глаза, как только я оборачивалась. Нет, я не смущалась в ответ, а лихо подбрасывала рукой свои длинные волосы, воображая себя принцессой. Такой я нравилась себе ещё больше. Я любима.
        Мне было двенадцать. Жар разливался по моему телу каждый раз, когда я видела его. Уже другой мальчик, уже другая я. И роли изменились. Как рассказать про его длинную щёлку, задорный взгляд, громкий смех; про моё нескончаемое путешествие из «да» в «нет» и наоборот. Он и я. Мальчик и девочка. Вечная борьба за признание. Я любила.
        Шли годы. Пушкин, Лермонтов. Странствия по страницам кем-то написанных книг, сочинения ради оценок, а внутри суета из собственных грёз, влюблённостей и ошибок. Любит, не любит, ждёт, не ждёт. Бесконечная война чувств между женщиной и мужчиной. В этом путешествии я нахожусь до сих пор. Я пишу лишь о нём…
        Лена Петсон
        notes
        1
        Здесь и далее перевод Бориса Пастернака (прим. ред.)