Костыль-нога Мария Евгеньевна Некрасова
        Жуткая сказка на ночь
        Темной-темной ночью по темному-темному поселку бродит ужасная Костыль-нога. И кто на нее взглянет - становится деревянным, кто частично, а кто и целиком. Мне «повезло» - я полностью превратился в дерево. Жуть, да и только. Мальчик-полено... Ну как я теперь покажусь дома, как в школу буду ходить? Однако способ вернуться в нормальное состояние есть: надо отловить зловещий костыль и заставить его снять порчу...
        Мария Некрасова
        Костыль-нога
        Глава 1
        Кошмар поселка Деревянный
        Ненавижу родственников! Родственников терпеть не могу! Я не про маму с папой, а про тех двоюродных дядь, теть и полубабушек, которые живут у черта на рогах, а о себе напоминают исключительно открытками. В открытках они пишут, что страсть как хотят тебя увидеть, хотя ни разу не видели. Они понятия не имеют, каково это - наблюдать твою физиономию! Вдруг ты им не понравишься?! Может, у тебя стеклянный глаз, или третье ухо на лбу, или нос на ладони и при этом насморк, чтобы пачкать всех при рукопожатии?! Они ж не знают! Но все равно пишут, что хотят тебя увидеть, такие уж они люди.
        Терпеть не могу родственников! Нет, когда они прислали открытку не на Новый год, а в конце лета, я терпел. Когда мама решила, что пора бы им все-таки предъявить меня («Поезжай, Игорек, хоть отдохнешь по-человечески»), я терпел. Я терпел, когда шестнадцать часов трясся в поезде, где пятьдесят четыре человека и один туалет, терпел, хотя сил моих уже не было. А когда доехал до своей станции (поселок «Деревянный»), то поблизости не оказалось ни одного куста - терпел, что было делать?! Я стерпел, что у тети Нюси (родственницы) оказался сын - Пашка, с которым я был обязан теперь дружить. Терпел, когда Пашка назвал меня москалем и предложил покорить Эверест на спор. Терпел, потому что Эверестом здесь называется крыша коровника - самого высокого здания в поселке. Терпел, когда свалился с этого Эвереста и потом целый день прождал «Скорую». Когда меня закатали в гипс и поставили на костыли, я тоже терпел. Но когда по дороге в поселок ко мне подбежал полоумный старикашка, отобрал костыль и сказал: «Для музея», - я уже не стерпел!
        На одном костыле я подскочил к Пашке и прозрачно намекнул ему, что мы-москали привыкли, что Эверест - это гора, а не крыша коровника, что «Скорая» приезжает через час, а не через восемь. А еще мы привыкли, что вода в туалете спускается, а старички на улицах не отбирают у подростков костыли, пусть даже для музея.
        Про костыли я намекнул особенно прозрачно, так, что Пашка с минуту катался по земле, держась за ушибленную ногу, потому что отстаивать свою точку зрения мы-москали тоже привыкли. Пашка проорался, вдоволь покатался по земле и сразу зауважал москалей. А потом все объяснил. Лучше бы он этого не делал, потому что мне в сто первый раз за последние сутки захотелось домой.
        Мы уже лежали в кроватях в Пашкиной комнате, под самой крышей бревенчатого сельского дома (вот куда могут выслать горячо любимые родители!). В окошко светила луна (и ни единого фонаря!), на улице выли собаки, в общем, обстановочка располагала. Пашка сказал:
        - Ты только не думай, что мы здесь все психи.
        Начало было многообещающим, тем более что именно так я и думал. Впрочем, если Пашка хочет переубедить, пускай попробует.
        И Пашка попробовал:
        - Это был не костыль!
        - А что же?
        - Костыль-нога!
        - Че-во?!
        - Костыль-нога, страшная вещь, бич всего нашего поселка.
        Я вспомнил, что костыль был старым и покоцаным и, возможно, первый хозяин, какой-нибудь древний старичок, успел переколотить им весь поселок. А что?! Таких и в Москве полно: они свято уверены, что не получат сдачи, вот и колотят своими костылями всех, кто подвернется.
        - Ты не понял! - обиделся Пашка.
        - А ты не объяснил.
        - Объясняю. Слышал сказку про Пиноккио?
        - Нет, блин! Дожил до 13 лет, да так и не прочел, времени не было! Ты бы хоть ужастик какой пересказал, все интереснее!
        - А ты знаешь, - продолжил Пашка, - что Пиноккио действительно существовал?
        - Деревянная кукла, что ли?!
        - Сам ты кукла! Много веков назад в Италии жил мальчик...
        - Настоящий?
        - Да. Но то ли родился уродом, то ли при жизни так повезло, что он остался без рук, ног, носа, в общем, колобок был, а не мальчик.
        - Как это?
        - Говорю ж, не знаю. Может, проказа, а может, под лошадь попал, не важно. Суть в том, что его отец-столяр Джапетто сделал сыну отличные деревянные протезы и выучил танцевать. Пиноккио танцевал на базаре, или как там это у них называлось, и зарабатывал на жизнь себе и уже постаревшему отцу.
        - А потом?
        - А потом его убил пьяный торговец бутылкой по голове или как-то еще. С тех пор Костыль-нога бродит по ночам и мстит за него.
        - А почему одна нога?
        - Что осталось, то и мстит. Он же почти весь был деревянный, даже нос, кажется. В земле все разложилось, а нога уцелела.
        - Откуда знаешь?
        - Так могилу обнаружили недавно, лет 50 назад. Мы-то с тобой не помним, а бабульки рассказывают, все газеты об этом писали.
        - А вы-то здесь при чем, ты говорил - в Италии?
        - Так ногу, единственную уцелевшую, поместили в музей, а музей обокрали.
        - Ваши?
        - Наверное. Каким дуракам еще понадобится гнилая деревяшка?! Только Костыль-нога от воров сбежала и ходит по нашему поселку - мстит.
        - Поселку-то за что мстить, ведь Пиноккио убили в Италии?
        - За ограбление, наверное. А может, ей все равно, лишь бы мстить. Что с нее возьмешь, деревяшка и деревяшка!
        Я представил, как может мстить деревяшка, все равно кому, неизвестно за что. Может, например, настучать по башке. Невелика беда, даже для такого маленького поселка. Может залезть в печку и провонять там все дрова своей многовековой гнилью. Пинка дать тоже может, но это почти как по башке, так что не в счет. Может переработаться в бумагу и взвиться под небеса транспарантом: «Селяне - козлы». Замаскироваться под дощечку в сортире и в самый ответственный момент пинком отправить тебя в черную дыру. Все какие-то мелкие пакости, а никакая не месть. Ерунда, в общем. Лучше бы Пашка и впрямь пересказал мне ужастик.
        Пашка уже посапывал в своей кровати. Да и меня вырубало.
        - Как мстит-то? - спросил я, подавляя зевоту.
        - Так и мстит. Кто взглянет на Костыль-ногу, сразу одеревенеет.
        - Ври больше! Я целый час с ней проходил и ничего. И этот дядька не просто так отобрал, а для музея, где все будут пялиться.
        - Так то днем, - не сдавался Пашка. - Она мстит только по ночам, и то...
        - Что?
        - Что-что, тебе охота смотреть на эту гадость? Костыль, грязный и с волосами, суперэстетичное зрелище, люди любуются часами, если больше делать нечего! Нет, парень, на нее можно взглянуть только случайно, и опасно это только ночью. А ночью темно, кошку-то под ногами на слух определяешь, а Костыль-ногу в жисть не разглядишь, пока сама не придет и под нос не сунется.
        И тут я услышал стук.
        Глава 2
        Рядовой армии Урфина Джюса
        Эх, глаза мои, глаза! Где вы были, когда надо было прятаться под диван и сидеть там, тихо зажмурившись! Где вы были, спрашиваю, когда надо было садиться в поезд и мчаться домой! Черт с вами, я бы вас догнал, мне бы еще скидку на билет дали, как незрячему! Нет, вам надо было непременно вылупиться на эту долбаную дверь (а долбили в нее так, что стены тряслись!) и, не дожив до четырнадцати лет, встретиться с Костыль-ногой!
        Хлипкий крючок, на котором эта дверь держалась, отлетел с ударом прямо Пашке в лоб. Повезло ему! Он зажмурился, схватился за ушибленное место и все пропустил. А я лежал и таращился на то, как летит выбитая дверь, как в комнату входит Костыль (действительно с волосами, как это я сразу не разглядел!), как протопывает мимо Пашкиной кровати (ему хоть бы хны, Пашка занят своей шишкой), как подходит ко мне и: «Хлоп!» по башке. Как утопывает прочь вниз по лестнице.
        - Видал? - спросил Пашка. Сам он, кажется, ничего не видал.
        Я сказал:
        - Ага. - И испугался собственного голоса. Скрипучий такой был голосок, как у старухи или несмазанной дверной петли. Деревянный, в общем, был голос.
        Я глянул на себя: опаньки! Лица без зеркала не разглядишь, но все остальное смахивало на иллюстрацию к книжке про Урфина Джюса и его деревянных солдатиков. Я, понятно, был солдатом. Деревянные руки, деревянное туловище, ноги тоже деревянные, причем сломанная перевязана не гипсовыми бинтами, а бельевой веревкой примотана к длинной березовой палке.
        Пашка сказал:
        - А у меня только одна нога, - и откинул одеяло. Нога действительно была только одна, а вместо второй - деревяшка. Остальное же его тело - руки, грудь, голова - все было нормальным человеческим. Ведь он почти не смотрел на Костыль-ногу, вот ему и досталось меньше.
        Я спросил:
        - Лицо такое же?
        - Угу, и голова, - безжалостно ответил Пашка и добавил: - В школе задразнят.
        - Сам такой! - сказал я на всякий случай и спросил: - Делать-то что теперь? Колись. Ты парень опытный, не в первый раз в поселке такой случай.
        И Пашка выдал:
        - Не поверишь - первый. Такого, как у тебя, чтобы целиком человек деревенел, еще не было. А рука или нога здесь почти у каждого.
        Я вспомнил местных жителей. Не так уж много я их видел: тетю Нюсю, пару ее соседок да десяток прохожих. Почти все ходили в брюках и с тросточками. Я думал, у них мода такая, а вот и нет.
        - Что делать-то, что делать?!
        - Не знаю, - беззаботно ответил Пашка и неожиданно добавил:
        - Оставайся. В Москве точно задразнят, а здесь за своего сойдешь.
        Ну вот и приехали.
        Глава 3
        Репер в красной шапочке
        «Главное - я жив!» - это было первое, что я подумал, распахнув деревянные веки (да, я даже сумел поспать!). Жив, здоров, упитан и питателен. По крайней мере, так считал дятел, который непонятно как влетел в комнату и теперь долбил меня клювом по голове. Больно не было, но голова трещала.
        - Кыш!
        Но дятел и не думал улетать. Он привык, что деревья не разговаривают и машут не руками, а ветками, что гораздо безопаснее. И вообще, он привык долбить деревья, а не бояться их.
        - Тук! Тук! Тук!
        - Отвали, сказал!
        - С какой стати?! - ответил дятел. - В тебе полно вкусных жуков, выдолблю и улечу. Или тебе нравится лежать завшивленным?
        Я даже не удивился: подумаешь, дятел разговаривает! Ну хамит, ну наглеет - тем более ничего удивительного. Правильное поведение для существа с птичьими мозгами и в красной шапочке. Репер чокнутый!
        - Отвали! Жуки мне не мешают, а ты уже задолбал!
        - Это моя работа! - гордо ответил дятел и стал долбить с удвоенной силой.
        Я взял санитара леса за хвост (дятел, наверное, здорово удивился! Не каждый день деревья балуют его таким вниманием!) и сунул в наволочку. Потом встал, нашел Пашкин магнитофон, поставил его рядом с подушкой и врубил на полную: «Тунц-тунц! Тунц-тунц!» - пускай птичка развлекается.
        Я спустился на кухню. Пашка уже встал и хлопотал у электроплитки.
        - Теть-Нюся где?
        - На работе же. Я ей уже все рассказал, так что не думай, не испугается.
        - Спасибо, утешил.
        - Да ладно тебе! Оставайся, а то засмеют тебя в Москве! А в нашу школу всех берут, потому что не ходит никто. Вырастешь - работать пойдешь в город, спасателем на лодочную станцию. Там наши поселковые нарасхват!
        - Потому что руки-ноги деревянные?
        - Ага. Сам не потонешь, другим не дашь, а тебе за это еще и платить будут, - Пашка постучал по деревянной ноге. - А хочешь - прямо сейчас пойдем, они школьников берут на лето.
        Я сказал:
        - Пойдем, - надо же было чем-то себя занять? А еще я подумал, что Пашка, наверное, законченный оптимист или просто дурак. Не успел я его достаточно хорошо узнать, чтобы сделать правильный вывод.
        Пашка кивнул и шмякнул предо мной тарелку с яичницей. Перед собой тоже и стал наворачивать, как будто не обзавелся вчера деревянной ногой. Во нервы!
        К нам подскочил Пашкин щенок (забыл, как его зовут) и положил передние лапки на ножку стола:
        - Делитесь, дуболомы!
        Пашка сказал: «Отвали!», а я сказал: «Сам дуболом!» - и отдал свою тарелку щенку, потому что есть не хотелось. Щенок в благодарность задрал на меня ногу. Теплая струя ударила по деревянным щиколоткам: кайф! Вот чего я хотел, а не эту дурацкую яичницу!
        - Позавтракал? - по-деловому спросил щенок (я уже привык, что животные разговаривают).
        - Угу... - кайф был непередаваемый.
        - Тогда и я поем, - и он стал уплетать мою яичницу.
        Я сидел и впитывал пересохшими ногами то, чем покормил меня щенок. Кайф-то кайф, но неужели я теперь всегда буду так завтракать?! А если собаки рядом не окажется? Или окажется, но не захочет меня кормить?! Я видел, чтобы собаки бегали в поисках деревьев, но ни разу - чтобы дерево бегало за собакой и вопило: «Пописай на меня!» Кошмар! Бедные деревья! Я хотя бы ходить могу, а они всю жизнь стоят и ждут. Нет уж! Должен быть хоть какой способ сделать меня прежним! (Да и вернуть руки-ноги селянам не помешало бы, пусть даже это испортит им карьеру спасателей.)
        - Паш! Неужели никак не избавиться от этой Костыль-ноги? И руки-ноги не вернуть?!
        Пашка перестал жевать и поднял на меня глаза:
        - Избавиться можно. Вернуть - не знаю...
        - А чего же вы до сих пор...
        - Чтобы избавиться от Костыль-ноги, - продолжал Пашка, - нужно ее поймать и сделать из нее Самую Лучшую Деревяшку На Свете.
        - Это как?
        - Понятия не имею. Хотя лично мне хватает первого пункта, чтобы отказаться от затеи. Прикинь: ты ее ловишь, берешь нож или топор и долго, несколько часов выстругиваешь из нее Нечто. Неважно что. Суть как раз в другом - ты никогда не доведешь работу до конца, потому что сам деревом станешь. Ты вот видел эту Ногу всего пару минут - и смотри, во что превратился. А если час пялиться? Станешь настоящей бездвижной деревяшкой - памятником самому себе. И конечно, работу не закончишь.
        - А если днем?
        - Попробуй! У нас есть хороший столяр - и тот не берется. За день много не настолярничаешь, обязательно что-нибудь назавтра останется. Ведь с первого раза не угадаешь, что это за Лучшая Деревяшка.
        Я растерялся. Селяне с этой Ногой уже не первый год живут, знают, что к чему. А я тут приехал их учить - выскочка московский.
        - Ну хоть догадались, что это такое должно быть?
        - Не-а... Дядя Ваня хотел ее пустить на дрова - типа согреет в холод, и все такое... Так у него теперь обе руки деревянные. А Коля-борода решил, что нет ничего полезнее двери сортира, так у него теперь деревянная...
        - Что?
        - Не знаю, не видел, а просить показать неудобно.
        М-да. Я встал и пошел наверх, собираться на лодочную станцию, а сам думал, что ж за деревяшка такая - самая лучшая на свете? Не скамеечка какая-нибудь и даже не дрова (хотя про дрова я сам бы подумал в первую очередь). И по прямому назначению я ее тоже использовал - без толку, хотя для иных костыль и есть - Самая Лучшая На Свете Деревяшка. Уж кто-кто, а бывший хозяин Костыль-ноги должен был это знать, как никто другой! Ан нет! Похоже, у несчастного протеза просто комплекс неполноценности: и выглядит-то он преотвратно, и хозяину уже триста лет как не нужен! Вот и придумал себе Самую Лучшую На Свете Деревяшку, а хочет сам не знает чего.
        На всю Пашкину комнату гремела музычка: «Тунц-тунц! Тунц-тунц!» Дятел в наволочке сидел смирно. Вот кого я сейчас порасспрашиваю о деревяшках! Я вырубил музыку, тряхнул наволочку, и дятел вывалился на кровать. Морда у него была отмороженная, отмороженнее, чем у нашего директора школы. Бусины-глазки смотрели сквозь меня, клюв ритмично приоткрывался (кажется, дятел еще напевал про себя «Тунц-тунц»), а лапки дергались в такт.
        - Проснись! - я щелкнул его пальцем. Дятел нехотя встал на лапки и стал пританцовывать, покачиваясь в такт: «Тунц-тунц, тунц-тунц! » - придурок в красной шапочке!
        - Подъем! - Я щелкнул его еще раз.
        - Вруби музон, не обламывай! Тунц-тунц, тунц-тунц... Вруби, сказал, че опух?! - Дятел зло зыркнул на меня, но тут же уставился прямо перед собой, приплясывая под воображаемую музыку.
        - Обойдешься! - в тон ему ответил я. - Скажи, какая деревяшка - самая лучшая на свете?!
        Дятел на секунду остановился. В бусинках-глазках мелькнуло осмысленное выражение:
        - Лучшая деревяшка - это ты, пацан! - Он подпрыгнул и клюнул меня в щеку. Потом пролетел через комнату к магнитофону и с размаху приземлился на кнопку «Плей».
        - Тунц-тунц, тунц-тунц, - взыграла музычка, и дятел снова заплясал. Птичьи мозги!
        Я побросал в сумку плавки-документы (понадобятся, если меня возьмут на работу) и пошел вниз, к Пашке. Тот уже ждал меня на улице:
        - Мы идем?
        Глава 4
        Странная бабулька
        В город надо было ехать, а не идти, и легче от этого не становилось. Пока мы шли по поселку, на меня косились - причем все, хотя деревяшки вместо рук и ног зрелище здесь обычное. А когда мы сели в автобус и проехали пару остановок, к нам стали подсаживаться люди из других поселков. То ли они правда были не в курсах, то ли так вредничали, но скоро на меня таращился весь автобус. Две тетки в хвосте громко обсуждали - сам Пашка сделал такую куклу (меня) или отец помог. Ясность внесла одна старушонка. Она от души треснула меня клюкой и потребовала, чтобы Пашка «не ставил дрова на сиденье», тут, дескать, людям места мало. Тогда я повернулся и объяснил ей, что я не дрова и был готов сам освободить ей сиденье, но только до того, как она огрела меня своей клюкой. Теперь же пусть едет, где хочет, я не собираюсь поощрять ее хамство.
        Еще пару секунд бабулька хлопала глазами и трогала меня за нос. Я уже начал подумывать, а не высморкаться ли в ее бесцеремонные пальцы, как бабулька вдруг заголосила:
        - Убивають! Дров говорящих понаделали, шоб им пусто было! - Она постучала меня кулаком по лбу и для доходчивости повторила: - Убивають!
        Спорить было бесполезно, ехать дальше - невозможно. Пашка-дурак начал что-то объяснять старушонке насчет Костыль-ноги. Старуха послушала несколько секунд, а потом еще больше разошлась:
        - Дразнисси?!
        - Не дразнюсь, - пытался внести ясность Пашка, - а объясняю...
        - Сам костяная нога! - бабка пнула Пашку по деревянной ноге, услышала деревянный звук и на секунду замерла. Потом она беззастенчиво задрала Пашке штанину и снова заголосила: - Убивають!
        В обморок она не упала (а жаль, хоть помолчала бы минутку), но лицо у нее было такое, что стало ясно: домой к внукам она сегодня не поедет, будет носиться по лесу, петь «Марсельезу» или варить кашу из портянок. В общем, крышу бабке снесло, и она выдала пятиминутный монолог на тему: «В мое время дрова не грубили старшим, а скромно лежали на траве, как в скороговорке». Скороговорку она тоже пыталась произнести, но у нее не получилось. Короче, из автобуса нас высадили всех троих.
        - Доигрались, шпана! - победно выдала бабулька и почапала в свою сторону, опираясь на Костыль. Я как увидел этот Костыль, так все ей простил. И Пашка тоже. Опомнился он первым и ломанул за старухой:
        - Бабушка! Подождите!
        - Вы далеко живете? - подключился я. - Может быть, вас проводить?
        Момент был уязвимый, и угораздило меня ляпнуть: «Может быть», уж говорил бы сразу: «Мы вас проводим!» Теперь у бабульки есть выбор, вдруг скажет «Нет», и мы не узнаем, кто она и куда потащила Костыль-ногу. Ну да, если кто не понял, бабулька опиралась на нее, как на обычный костыль, и вообще вела себя так, будто всю жизнь только и ходила, что с Костыль-ногой.
        Но все вышло удачно. Бабулька, видимо, считавшая, что подростки затем и созданы, чтобы служить ей, сунула Пашке свою кошелку («Все руки оттянула!») и почапала вперед. Молча. Нет, мы не ждали, что она сразу вывалит всю подноготную о Костыль-ноге и своей роли в ее истории, но затянуть дежурную пенсионерскую беседу «ни о чем» вполне могла бы.
        - Бабушка, а чего вы лесом ходите? - нашелся Пашка. - Через поле-то короче - напрямик.
        - Напрямик, напрямик... - пробухтела бабулька. - Много будешь знать, скоро состарисси. И станешь, как я, - старуха гордо повернулась в профиль, чтобы Пашка как следует разглядел ее и оценил перспективу, на кого он может стать похожим. Но Пашка проигнорировал ее угрозы.
        - Ну правда?
        - Пра-авда, - проворчала бабулька и выдала: - Ладно, говори, чего надо?
        Я чуть в муравейник не сел от неожиданности, и Пашка, кажется, тоже. А бабка встала и стоит:
        - Ну?
        - Мы только узнать, - замямлил Пашка, но старуха перебила:
        - Зельев для школьников сейчас не делаю, не сезон. Приворотное могу или, хочешь, для богатырской силы. - Помолчала и добавила: - Но сила дороже - пятьдесят рублей.
        - А приворот сколько? - офигел Пашка.
        - Десятку. С богатырской силой ты сам кого хочешь привернешь, - добавила она и подмигнула.
        Блин! Богатырская сила - это, конечно, хорошо. Но полтинник она стоить не может - ежу понятно. Скорее всего, бабулька из разряда обычных шарлатанок, которые дают объявления в газеты «лечу запой одним ударом», а за работу берут немного, чтобы обманутые клиенты не скандалили. А Костыль-нога... Наверное, она и сама не знает, что за штука попала ей в руки. Нашла подходящую палочку на улице и приспособила. Надо отобрать до темноты, а то превратится бабулька в деревяшку, будет ходить, скрипеть и ругать молодежь, только еще больше, чем обычно, потому что деревянные ноги не устают.
        Я посмотрел на Пашку. Он уже все понял и рылся по карманам:
        - Во, есть полтинник!
        Я решил, что десятки хватит для отвода глаз. Купим у нее по скляночке, чтобы не прогоняла, а сами под шумок стибрим Костыль-ногу. Бабулька, конечно, вредная, но не настолько, чтобы делать ее уж совсем деревяшкой.
        Радуясь, что молодежь интересуется богатырской силой, она тут же взялась за дело:
        - Счас травки насобираю, все по высшему разряду будеть! - И скрылась в кустах. Пашка сунулся было за ней, но получил веткой по лбу и не стал навязываться.
        - Понял? - спросил я.
        - Угу. Она ведьма. Надо выведать, откуда у нее Костыль-нога, может, удастся тебя выручить.
        И все-таки он дурак!
        Глава 5
        Как приготовить школьника?
        Только я собрался объяснить Пашке, что он не прав, как на меня уселся очередной дятел и стал долбить по голове. Я расслышал в ударах знакомый мотивчик: «Тунц-тунц! Тунц-тунц!»
        - Отвали, а? Меломан в шапочке!
        Дятел прервался:
        - Сам мелома... Погоди, так это ты тот перец, которое сейшны закатывает?! Лол, пацан! А вечером к тебе можно? Я пару чиксов захвачу, зависнем центрово, будь спок!
        - С дуба рухнул?! Я сам здесь в гостях! - Не хватало мне еще в комнате тусовки чокнутых дятлов!
        - Не хочешь чиксов - припру бухла, - понял по-своему дятел. - Березовый сок любишь?
        - Нет!
        - Тогда рябиновки, - он сел ко мне на нос и подмигнул. - Мощно зажжем!
        - НЕТ! Я здесь в гостях и обещал маме не зажигать и вести себя прилично. А в Москву тебя взять, извини, не могу, там своих долбодубов хватает.
        - Я не Долбодуб, я Долбоклеп. Долбодуб всем втирал, что ты музычку слушать даешь, от которой башню сносит. А ты... «В га-а-астяяях», - передразнил Долбоклеп и улетел. Хорошо хоть теперь я знаю, кого благодарить за славу поселкового диджея. Этот Долбодуб у меня получит, будь спок! Никуда не денется, небось, явится вечером музычку слушать!
        Из кустов показалась бабулька:
        - Ждете? Пойдем уже, недолго ждать осталось. Скоро станешь самым сильным, - обратилась она к Пашке, - всех победишь!
        Мой дешевый приворот она, видимо, проигнорировала.
        Дошли мы и вправду быстро, старухин домик стоял у самого леса, выйдешь - и вот он. Я глянул: домик как домик, а Пашка сразу страшные глаза сделал и шепчет: «Точно ведьма! Видал, какая труба!»
        Детский сад, е-мое! При чем здесь труба? Труба, к слову, действительно была широченная, и пылесос маленький прошел бы, не то что метла. Ну и что? В некоторые московские трубы и вертолет пролазит, это же не значит, что внутри - аэродром.
        Бабулька вошла первой, за ней - Пашка и я следом.
        За нами хлопнула дверь, и стало темно. «Ставни на окнах», - сообразил я, а бабулька открыла ставню, заслонку печки и выдала:
        - Сейчас я вас буду жарить.
        Печку я потрогал - холодная. Значит, все нормально, просто не «все дома» у бабуси. А Пашка перетрухал:
        - За что?! Мы хорошо себя ведем и лопаем кашу, правда, Игорь?
        Я сказал, что правда, и еще, что печка холодная.
        - Тогда замариную, - легко согласилась бабуся. - Раз печка холодная - ничего не попишешь, будем мариновать. Или засолить? - рассуждала она вслух. - Не люблю соленое, вредно оно. Отложение солей бываеть, - старуха потянулась в доказательство, противно хрустнув костями. - И жареное - не лучше. Пучит меня от жареного. Аж стены вздрагивають.
        Бабка рассеянно посмотрела на печку, потом на бочку в углу. Из бочки пованивало.
        Я подошел и откинул крышку. Брага. Рябиновая. Заплесневела давно.
        - В ней и замариную, - гнула свое бабуля. —А потом маринованных - и в печку. Только ты песни не пой, - попросила она меня. - А то знаем мы вас, как в браге намаринуетесь, да заведете «Рамштайн» - никакого тебе пищеварения!
        Бабка взяла меня за подмышки легко, как котенка, и стала заталкивать в бочку.
        - Не надо меня в бочку! - я заколотил ногами. - Нажрусь, как свинья, буду песни орать, все пищеварение испоганю! Пучить будет, деревня взорвется, все на воздух взлетим!
        - Ну это вряд ли, - спокойно заметила бабуля. - Вот кричать под этим зельем лучше не надо, оглушить можно. А так «богатырская сила» безвредна для окружающих. Если применять с толком.
        - Я с толком буду, - тоном примерного мальчика пообещал Пашка.
        Я открыл глаза: избушка, старуха, печка, бочка. Старуха дает Пашке бутылочку с «богатырской силой»...
        - Оклемался?
        Я потряс головой.
        - Вонят у меня, - виновато сказала бабулька. - Вот с непривычки в обморок-то и падают.
        Я опять потряс головой. Голова еще гудела - да, вонища знатная. Выходит, я был в обмороке, и никто не собирался нас жарить-мариновать?
        - Держи свой приворот, - старуха протянула мне бутылочку. - Зря не лей, назло не используй, и будет тебе счастье.
        Я молча нашарил в кармане десятку. Не говорить же ей правду, что я вообще не собираюсь использовать это зелье? Разве что лет через сто, внуков домой заманивать, чтобы дотемна не гуляли. И то побоюсь. Мало ли что она туда налила: «минералка» из унитаза дороже стоит!
        - Спасибо.
        - Идите с богом.
        Бабка вытолкала нас за дверь. А Костыль из рук так и не выпустила. В мои же планы не входило покидать домик без Костыля.
        Но пришлось. Бабулька выпроводила нас и встала на пороге, провожая взглядом, пока мы не нырнули в лес. Надо будет вернуться за Костылем до вечера, пока он не стал опасным и не превратил старушку в дерево.
        - Я сегодня, поди, опять не усну, - прокричала бабулька. - Бессонница!
        К чему это она? Может, и правда ведьма? Как это удобно - выдумывать себе оправдание, когда хотел спасти человека, а у тебя не получилось. Нет, вернуться вечером надо. В доме у нее, конечно, воняет, но это не повод оставлять бабушку в беде.
        Я глянул на Пашку. Этот балбес рассматривал на просвет свою «богатырскую силу», раздумывая, сейчас пить или подождать до дома.
        - Вернемся вечером?
        - Обязательно! Хочу опробовать силу на Костыль-ноге!
        Дурак. Железно.
        «Силу» он открыл, нюхнул, поморщился и дал нюхнуть мне:
        - Мощный запах!
        Я осторожно, как на «химии» в школе, помахал ладонью перед горлышком бутылки. «Богатырская сила» попахивала сероводородом - никудышный был богатырь, трусоватый. Пить это я бы точно не стал. А Пашка-дурак взял и глотнул прямо из бутылки:
        - Тьфуууууууууууу! - весь глоток оказался на земле и частично - на моей ноге. «Сероводород, мочевина и немножко бензинчику для аромата», - оценил мой древесный организм.
        Всосал. Мне-деревяшке - самое то. Если бы не бензин, была бы вообще вкуснятина.
        - Как ты?
        Пашка дышал раскрытым ртом. Глаза его красные, и физиономия.
        - Ссс-сила! - просипел он.
        - Не пей больше, там гадость одна. А бабуля - шарлатанка, а не ведьма. Я к ней вечером хотел вернуться, чтобы Костыль забрать. Жалко ведь ее, деревяшкой станет. А ты что подумал?
        Пашка сказал, что это самое и подумал, у него и в мыслях не было, что старуха - колдунья. А зелье попробовал - по приколу. Больше не будет. И сунул бутылочку в карман.
        - Пошли, здесь недалеко до лодочной станции.
        И мы пошли.
        Глава 6
        Спасатели, вперед!
        Спасатель как будто только нас и ждал. Сидел на своей вышке и смотрел не на воду, а на дорогу. Пашка издали начал ему махать, спасатель тоже помахал ему в ответ.
        - Он в школе у нас физ-ру преподает. А летом - здесь.
        Ясненько. Значит, сильно куролесить нельзя, иначе придется Пашке весь год отдуваться за меня перед физруком. Хотя чего еще ждать от такой маленькой местности?! Учителя, ученики, деревья, птички, дощатые сортиры - все друг друга знают. И знают про Костыль-ногу, только почему-то не очень рвутся эту тему обсуждать.
        - Здрасть, Сан Саныч! - бросил Пашка учителю и стал подниматься на вышку, увлекая меня за собой.
        - Привет-привет, - спасатель улыбнулся почти белозубо. - Работать пришли?
        Пашка не успел ничего ответить. Ступенька под его ногами смачно хрустнула, подломился один из деревянных шестов, держащих вышку, второй-третий, и через секунду началось мое тестовое задание по приему на работу. В смысле рухнула вышка. Я полетел в воду. Пашка за мной, и Сан Саныч туда же. Деревянное тело не тонуло - кто бы сомневался. Я просто поймал за шкирки Пашку и Саныча, позволил им уцепиться за мою спину и не спеша погреб к берегу.
        - Оперативно, - заметил на это Саныч, а у Пашки спросил: - Это твой новый друг?
        - Родственник из Москвы, вчера приехал.
        - Достойно.
        Саныч кивнул. На лице все было написано: «Ясненько, вчера приехал и в первый же день нарвался. По полной программе. Теперь вот ищет применение новым способностям. Я бы на неделю в депресняк ушел. Достойно».
        И тут раздался взрыв! В полуметре от Пашки вода поднялась столбом, и: «Бабах!» - волна вынесла нас на берег. Пашка еще пытался бултыхать ногами по твердой земле, а Саныч спокойно встал, как будто у него каждый день что-нибудь взрывается. Я же лежал и смотрел на воду, наблюдая, как всплывают оглушенные рыбешки. Либо кто-то их глушит на лодочной станции, в непосредственной близости от вышки (ну и что, что сломалась), либо «богатырская сила» подействовала.
        Я покосился на Пашку. Да, парень, теперь ты богатырь. На рыбалку можешь ходить, как Шрек из мультика. Это стоило пятидесяти рублей. Правда, рыбешка нынче дешева, свежепойманную мелочь (примерно с полбатона) толкают дачникам по десятке, за хорошую щуку, с руку длиной, просят уже сто. Эликсир с лихвой окупится после первой же рыбалки. Только стоил ли он таких разрушений?!
        - Я не нарочно, - Пашка смотрел в землю. - От неожиданности.
        Да, мой друг, неожиданность получилась, прямо скажем, недетская.
        - Что случилось-то? - спросил Саныч.
        - Не знаем, - хором ответили мы, потому что Пашке еще здесь жить, учиться, а может, и жениться, если не уедет куда-нибудь. А кому нужен такой термоядерный богатырь? Опасно это, девочки.
        - Тогда вы приняты, - беззаботно ответил Саныч. - Для начала починим вышку.
        Вышку мы чинили до вечера. Пашка еще не освоился со своей богатырской силой, а ведь ее еще надо было скрывать, чтобы Саныч в обморок не падал. Термоядерный богатырь легко поднимал бревно, потом спохватывался и ронял. В воду, а чаще - мне на ногу. Сломанная нога, кстати, еще не срослась, и легко отваливалась, когда на нее роняли бревно. Я замучился привязывать ее обратно! Дачники, которые катались на лодках, беззастенчиво пялились на это шоу. Мы им продали глушенную Пашкой рыбку, пусть наслаждаются, а нам нужна наличность, потому что Пашка придумал план захвата Костыль-ноги.
        План был простой как карандаш: я зайду к бабке один и в красках распишу, как «богатырская сила» подействовала на Пашку. Скажу, мне тоже хочется. А пока она будет кашеварить и лупить меня по щекам, чтобы в обморок не упал, Пашка влезет в окно и стырит злополучный Костыль. Его ведь в карман не спрячешь! Я войду с пустыми руками и с пустыми руками выйду. А если старуха хватится Костыля, я скажу: «Откуда я знаю, куда вы его засунули?!»
        Уже темнело, когда мы освободились. К бабке же предстояло не идти, а бежать. Бежать через лес пробовали? Мне лично нравилось быть деревянным, потому что на Пашку из плоти и крови было страшно смотреть. Тут ссадина, там царапина - здесь клок волос выдран. А деревянная нога не пострадала - что ей сделается среди своих-то?
        Я взлетел на бабкино крыльцо и в сто первый раз подумал, что, может быть, поздно: вон солнце садится. Постучал - тишина. Постучал еще - нет ответа. Дверь была не заперта. Вот сейчас я ее толкну и увижу деревянную скульптуру: Костыль-нога. Бабка, ковыряющая в носу. Дерево. Третьяковская галерея...
        Бабка действительно ковыряла в носу, но была вполне себе живой, из плоти и крови. Она просто сладко спала, свернувшись на печке и засунув полпальца в крупную старушечью ноздрю. Уф!
        Уф-то уф, но это в мои планы не входило. Что делать? Будить и действовать по плану или потихоньку найти Костыль?.. Костыля с порога не было видно, я шагнул в избу, громко брякнув о дверной косяк чем-то стеклянным. Бутылка с приворотом в кармане штанов. Совсем забыл про нее, а она болтается в кармане и брякает, рискуя разбудить бабку. Зафигом мне вообще этот приворот? Бутылку я вынул и поставил на стол у печки - будем соблюдать тишину. Где же этот Костыль-то, а? Комната в избе была одна и маленькая, но мест, куда можно спрятать палку, хватало. Вот, скажем, под лавкой - нет. За печкой - тоже нет. А вот шеренга стеллажей со всякими коробочками и склянками... Я сделал шаг к стеллажам и услышал знакомый вопль:
        - Грабють! - проснулась, значит. Что ж, будем действовать по плану.
        - Не бойтесь, это я, - я встал у окна, чтобы лучше было видно. - Зашел «богатырской силы» попросить, на Пашку вон так подействовало, так подействова...
        - Ты, шоль? - бабулька ловко свесилась с печки и уставилась на меня. - Ух, напугал, ирод!
        Я сотни раз потом переигрывал этот эпизод в голове, что мне стоило вовремя крикнуть: «Не пейте!» Я просто не успел или побоялся, а когда бабулька схватила со стола бутылочку с приворотом и разом осушила ее («Уф, полегчало!») - было уже поздно. На пару секунд она так и замерла - свесившись с печки с бутылкой в руке, глядя впереди себя застывшими глазами. За глазами было интересно наблюдать. Они голубели с каждой секундой, зрачки расширялись. Из застиранных старушечьих глаз за какую-то минуту получились темно-синие, удивленно-круглые глаза ребенка, сидящего на горшке. Целиком бабулька не помолодела, а вот голос тоже изменился, как и словарный запас. Вместо очередного: «Напугал, ирод!» - бабулька выдала: «Милай, што ж ты сразу-то не разбудил! Умаялся ждать, поди, бедненькай», - и это было всего страшнее. Впрочем, нет: страшнее стало, когда бабулька разулыбалась, демонстрируя полное отсутствие зубов. А еще страшнее - когда она соскочила с печки и полезла обниматься:
        - Одна сижу день-деньской, а тут вон какой сюрприз! Милай, дай обыму, как же я те рада! Щас я тебе пирожков...
        - Мне бы силу, —я попробовал деликатно отстранить бабульку, но она еще крепче стиснула меня в объятиях.
        - И силу сварим, и пирожков напечем, к чему торопиться-то?
        И тут в глубине комнаты послышался «шмяк!» - Пашка здесь. Сейчас найдет проклятый Костыль, и можно выбираться отсюда. Лопать пирожки в мои планы не входило: во-первых, их еще надо испечь, а это долго, во-вторых, какие пирожки должны получаться у бабульки, которая готовит зелье из сероводорода?! Что-то меня не тянет их пробовать! Совсем не тянет.
        Я вывернулся из объятий бабульки, сел за стол и сложил руки как первоклассник - ни обнять, ни подступиться.
        - Мне бы силу... - промямлил и понял, что сглупил! Бабулька же сейчас пойдет в глубину комнаты, копаться на стеллажах, а там - Пашка. Надо быстро ее отвлечь!
        Плохо соображая, что делаю, я вскочил из-за стола и сам налетел на бабульку:
        - А уж я-то как рад вас видеть! - бабулька была худенькая, и для пущего эффекта я ее поднял и закружил: - С самого утра не видел, соскучился, блин, как по родной!
        Хорошо, что бабка нахлебалась зелья и приняла все за чистую монету. Я бы на ее месте давно накостылял хамоватому подростку, который приперся воровать, да еще и обниматься лезет.
        - Правда?! - она просияла, и мне стало стыдно. - Тогда оставайся! Поздно уже, автобусы не ходють, переночуешь и домой пойдешь, а? - И она подмигнула так, что мне захотелось бежать в Москву и орать: «Убивають!»
        - Н-нет, меня ждут, мне бы зелье, а? (Надеюсь, Пашка уже нашел проклятый Костыль - во всяком случае, я не слышал в избе посторонних звуков.)
        Бабулька сразу сникла:
        - Зелье так зелье... Может, передумаешь?
        Я безжалостно мотнул головой. Бабка отошла к стеллажам и принялась стряпать «богатырскую силу», которая мне даром не нужна. Пару минут она стряпала молча, и я чувствовал себя скотиной. Но потом продолжила свой доклад на тему: «Как я счастлива видеть у себя в гостях достойнейшего из подростков», - и мне сразу стало легче. В конце концов это было ее приворотное зелье. Сама сварила, сама же отхлебнула. Я ни при чем.
        «Силу» она сварила за считаные минуты, залила в бутылку из-под шампанского и запихала в неизвестно откуда взявшееся ведро со льдом:
        - Погоди, пока охладится. А хочешь - вместе разопьем?
        Пришлось быстро отказываться, быстро прощаться и быстро улепетывать. Денег брать бабка не захотела, я фамильярно сунул ей полтинник в карман передника и поспешил ретироваться. Уф!
        Пашка ждал меня на автобусной остановке. И всю дорогу, пока я бежал, за мной по лесу гнался бабулькин голос: «Заходи почаще, я весь день дома-а-а-а-а!» Наверное, она пьет «Богатырскую силу» с утра до вечера.
        Было уже совсем темно, когда я выбрался к остановке, и ничего хорошего это не предвещало. В лучшем случае Пашка засек наступление темноты и вовремя «скинул» опасную ношу, и теперь Костыль блуждает где-то между бабулькой и остановкой, превращая в деревяшки кого попало. В худшем - я увижу сейчас деревянную статую...
        Пашка стоял на остановке без Костыля. Ага, скинул! Хотя, может быть, она сама превратила парня в дерево и смоталась.
        Пашка не двигался. Я подбежал ближе:
        - Живой?
        - Угу, - он развернулся ко мне - так: руки-лицо, эта нога давно деревянная... - Только я Костыль не нашел.
        Глава 7
        Ночные опасности
        - Как не нашел?
        - Так. Все облазил, вышел за пару секунд до тебя - нет там Костыль-ноги!
        Та-ак! Значит, Пашка слышал весь мой позор, от начала до конца. И Костыля не нашел. Выходит, зря мы все это затеяли?!
        - Я думаю, Костыль сам ушел с наступлением темноты, - он же умеет. Только я не понял, зачем ты полез к ней обниматься?
        - Она первая начала. Нечаянно выпила мое приворотное зелье, думала, вода. А я полез, когда тебя услышал, думал отвлечь.
        Получалось, будто я оправдываюсь, и меня это злило. Оправдываться должен Пашка, это он не нашел Костыль-ногу и сорвал операцию. Хотя, если по совести, оправдываться должна была Костыль-нога, - из-за нее мы тут оказались и все это затеяли. А если уж совсем начистоту, оправдываться должен тот торговец, который сотни лет назад убил ни в чем не повинного Пиноккио. Ну уж никак не я.
        - Думаешь, сам ушел? А может быть, ты плохо искал? - Да, я был зол, ну и что с того?!
        - Точно говорю! Я все там облазил, пока она готовила. Странная такая - ничего у себя под носом не замечает.
        - Это от приворотного зелья, она только меня видела. Ладно, что делать будем?
        Пашка пожал плечами:
        - Домой идти. Костыль надо засветло искать, сам знаешь.
        - Знаю.
        И мы пошли домой. Автобусы уже не ходили, и нам предстояло пехать несколько километров. А Костыль-нога, между прочим, сбежала у бабульки, значит, далеко отсюда не ушла. Сидит, небось, в кустах и хихикает - ждет, когда поближе подойдем, чтобы выскочить и сотворить парочку деревянных статуй. М-да, веселая перспективка, погибнуть, не дожив до совершеннолетия, по вине гнилой деревяшки. Я шел и невольно вглядывался в каждый куст: в этом она прячется или вон в том... Потом понял, что занимаюсь ерундой: пытаюсь разглядеть палку в кустах, да еще и ночью.
        - Я думаю, - рассуждал Пашка, - что бабулька все-таки ведьма. Зелья ее действуют - раз, Костыль-нога днем была у нее, а вечером сама ушла, и бабулька ее не хватилась - два...
        - Она бежит за нами и орет: «Вернись, Игорек, я не могу без тебя» - три, —закончил я за Пашку и утянул его в кусты.
        Бабулька действительно за нами бежала, а я вовсе не успел по ней соскучиться.
        Кусты кололись и предательски шуршали. Я потянул Пашку дальше в лес, здесь у дороги бабульке на нас наткнуться, как два байта переслать, а в лес она, может, и поленится идти. Бабулька догоняла. Продираясь сквозь ветки и утягивая за собой Пашку, я бегом-бегом уносился в темный лес, оставляя все дальше освещенную дорогу.
        Я выбрал заросли погуще, нырнул в них и замер. Пашка тяжело дышал рядом:
        - Думаешь, не найдет?
        - Тс-с-с.
        - Игорь! - Бабка кричала совсем рядом, я едва сдерживался, чтобы не рвануть отсюда во все лопатки. Рвану - точно найдет, засечет по шуму в кустах.
        - Игорь! - Голос отдалялся, кажется, пронесло. Уф!
        - А что дальше? - прошипел Пашка, и я понял, что влип. Дорога-то одна. Допустим, ведьма не знает, где я живу, но бешеной старухе семь верст не крюк - пробежать по дороге пару километров туда-обратно ей не составит труда. А еще эта дорога прямая и освещена к тому же. За километр прекрасно видно, кто там идет впереди или за тобой. В общем, выходить на дорогу и спокойно идти дальше, конечно, можно, но до первого случая, когда бабульке захочется обернуться. Потом надо будет опять нырять в кусты и удирать лесом. А в лесу полно деревьев - можно ненароком наткнуться на Костыль-ногу и тогда...
        - Пошли? - спросил Пашка.
        И мы пошли на дорогу, потому что бабка, хоть и бешеная, все-таки лучше Костыль-ноги.
        Я шел и видел прямо перед собой силуэт убегающей ведьмы, а может, и не ведьмы, но все равно страшно. Я так на нее засмотрелся, что даже не обратил внимания, когда совсем рядом со мной зашуршали кусты. Зашуршали и зашуршали, подумаешь, может, это ветер или зверек какой-нибудь. А вот Пашка обратил, за что и был наказан.
        Он рванулся на шорох, как охотничий пес, провалился в кусты: «Бум!» «Хрясь!»... И вышел оттуда деревянным солдатиком Урфина Джюса, сжимая в руке свою дубинку - Костыль-ногу.
        Я старался не смотреть, но у меня не получалось. А когда получилось, я понял, что старался зря. Вон Пашка, держит в руках Костыль-ногу и пялится на нее как дурак уже минуты три. И что ему сделалось? Нет, конечно, он стал деревянным, как я. Но при этом он не статуя - машет руками, мотает башкой и орет: «Не бойся!» Я пошевелил конечностями - все в порядке. Значит, Костыль-нога превращает людей просто в деревянных солдатиков, не лишая возможности думать и двигаться. Удовольствие, конечно, сомнительное, но всяко лучше, чем я думал. По крайней мере, теперь мы можем оттащить эту Костыль-ногу домой и, не боясь ничего, спокойно с ней повозиться, прикидывая, какой-такой должна быть Самая Лучшая Деревяшка. По правде говоря, у нас и выбора-то нет, мы просто обязаны удовлетворить амбиции несчастного протеза. А иначе, как мы обретем прежний вид? Мне лично не нравится ходить деревянным солдатом, да и Пашке, я думаю, это тоже не по душе.
        Костыль-нога скрипела, трещала и вырывалась из Пашкиных рук. Наверное, если бы не «богатырская сила» - фиг бы он ее удержал, а так нес под мышкой как миленькую, походя рассуждая, что с ней надо сделать перво-наперво.
        - Смотри сюда, Игорь: на дрова ее пускали - не помогло, - Пашка загибал деревянные пальцы, - утопающих спасали - не помогло. По прямому назначению - как костыль - использовали - тоже не помогло. Двери сортира и прочие глупости опускаем. Что остается?
        Я смог только пожать плечами. За минувшие сутки я перебрал кучу возможных вариантов - все либо казались мне ерундой, либо уже были опробованы местными жителями, и неудачно.
        - А я знаю, - торжествовал Пашка, - самая лучшая на свете деревяшка - это детская игрушка!
        Пашка дурак. Простим его и постараемся увести от опасных мыслей, пока всех детей в округе не превратил в деревяшки.
        - С чего ты взял? - осторожно спросил я.
        - С того, - гордо ответил Пашка, - что все дети - максималисты. Если им что-то не по душе, они кричат «Ненавижу!», а если нравится - так и говорят: «Это самое лучшее на свете».
        Может, мой провинциальный кузен и бредил, но Костыль-нога у него под мышкой вдруг перестала биться и заинтересованно замерла. Я решил: а почему нет? Риск, конечно, большой, но если мы не будем рисковать, мы никогда не расколдуем ни себя, ни поселковых детей, у которых, кстати, тоже полно деревянных рук и ног. И потом: кто сказал, что полученную игрушку обязательно нужно давать ребенку? Задача у нас сделать Самую Лучшую На Свете Деревяшку. Сделать - и все.
        Я спросил:
        - Когда начнем?
        - Думаю, - солидно ответил Пашка, - ночью мы мать, пожалуй, разбудим, поднимется посмотреть, что случилось, и сама одеревенеет. А если днем, то куда эту штуку на ночь запереть? Она ж отовсюду выберется!
        Я вспомнил, что, например, вампиров отпугивают чесноком, а убивают серебряными стрелами, а еще какую-то нечисть ловят шелковыми нитками... В общем, предполагаемых способов удержать ногу на месте хватает, надо только найти нужный. И мы помчались домой, искать нужный способ.
        Помчались и нарвались на ведьму. Как я успел про нее забыть?! Она брела навстречу, усталая и грустная. Я в очередной раз почувствовал себя скотиной, но ненадолго, потому что, увидев меня, ведьма тут же воспряла и побежала ко мне обниматься:
        - Игорек! - последние пять шагов она бежала уже на деревянных ногах, и я опять почувствовал себя скотиной. Но секунду спустя бабка стиснула меня в деревянных объятьях, и я перестал себя так чувствовать. Сама дура!
        - Бабуля, вы ничего не заметили? - деликатно начал Пашка, а у меня уже сил не осталось на дипломатию, я так и ляпнул:
        - Вы одеревенели, нефига было за мной гоняться и смотреть на Костыль-ногу!
        Бабулька взглянула на меня, потом на себя и среагировала неадекватно - стиснула меня еще сильнее:
        - Я теперь такая же, как ты! Ничто не разлучит нас, мы созданы друг для друга! - Бабка произнесла длинный монолог о любви и верности, а мне захотелось разом поломать все телевизоры в поселке. Насмотрелась, поди, сериалов и говорит, как их герои, всякую чепуху. А я - слушай. Нет, сериалы - это зло. И бабки - зло. Но самое большое зло - это всевозможные зелья. Вот старуха напилась приворотного - ее и колбасит! А Пашка со своей «богатырской силой?!» Ну сила-то ладно, в конце концов, она помогает ему удерживать Костыль-ногу. Надо, кстати, и мне хлебнуть, я же тоже буду делать из нее Лучшую Деревяшку. Конечно, тогда в лесу мне попало на ноги немного этой силы, но что-то я не чувствую себя богатырем. Наверное, зелье все-таки стоит пить через рот.
        Не обращая внимания на болтающуюся на шее бабульку, я откупорил бутылку «силы» и от души хлебнул. Как хорошо иметь деревянный язык! С настоящим я бы долго плевался, а так, после изнурительного рабочего дня аммиак с сероводородом хорошо пошли. Эй-х!
        Бабулька на шее стала легкой, как обычная цепочка. Я почти не чувствовал, что там болтается, и решил, что она мне не мешает. Пусть висит, если хочется, я уже устал от нее бегать. Висит себе, бухтит что-то на ухо, надоест - сама отвалится. А пока можно не обращать внимания и спокойно идти по своим делам, тем более что их у меня невпроворот.
        - От «богатырской силы» всегда себя чувствуешь таким спокойным?
        - Угу, - ответил Пашка. - И ничего не боишься, кроме как на ногу кому-нибудь наступить.
        - Почему?
        - Раздавишь!
        - Мдя, надо под ноги смотреть. А вышка тоже из-за тебя сломалась?
        - Угу. Но мы хорошо починили, я проверял. Так что завтра не свалимся.
        - Надеюсь.
        Мы шли по ночной дороге. Шумел лес, светила луна. Бабулька весело болталась на шее, в такт моим шагам. Костыль-нога угрожающе поскрипывала под мышкой у Пашки. Спите спокойно, местные жители. У Пашкиной матери много чеснока и шелковых ниток. Инструменты тоже найдутся. Мы обязательно сварганим Лучшую Деревяшку На Свете.
        Глава 8
        Как удержать Костыль?
        Поселок уже спал. Мы свернули с дороги и оказались в полной темноте: луна спряталась за тучу, а на пешеходные поселковые улочки по ночам не тратят электричества. Нафига? Кому надо, тот фонарик возьмет.
        Пашка фонарика не взял, о чем уже успел пожалеть раз пятнадцать. Ни бабульки, ни Костыля он совершенно не стеснялся, жалел на весь поселок, да так, что уши в трубочку сворачивались. Сюда бы нашу русичку: она думает, что знает все ругательства, и поправляет тех, кто ляпнет при ней нечаянно. «Этот глагол не имеет формы первого лица единственного числа, вы даже выругаться правильно не можете на родном языке!». Послушала бы Пашку - сразу бы утерлась.
        Я едва различал белеющую под ногами дорогу да темные силуэты домов.
        - Как ты вообще здесь ориентируешься?
        - Как обычно. Мой дом - третий по улице Свободных Доярок. Улица Свободных Доярок проходит перпендикулярно улице Красных Кузнецов, а улица Красных Кузнецов... Живу я здесь, понял?
        - А, ну да.
        Третий дом по улице Свободных Доярок мы нашли спустя полчаса. Свет не горел: он нигде не горел, все спали. Я зажал рот бухтящей бабульке, Пашка крепче стиснул в объятиях Костыль-ногу, и мы на цыпочках прокрались на второй этаж, к нему в комнату.
        - Уф! - Пашка плюхнулся на кровать. - Теперь надо искать нитки-чеснок.
        - Игоречек, за что?! - залебезила бабулька, когда я ее отпустил.
        - Тиха! Держи Ногу, - Пашка сунул мне костыль, - пойду вниз - все нитки у матери, все овощи на кухне, еще что прихватить?
        Конечно, неплохо было бы попросить серебряных пуль, но, боюсь, у тети Нюси их нет.
        - Возьми просто веревок покрепче, мало ли!
        - Угу.
        Пашка ушел. А я остался с Костылем под мышкой и бабулькой на шее.
        Брыкались оба. Костыль-нога понятно почему: ей хотелось делать деревяшки из людей, а не ждать, пока из нее самой что-нибудь сделают. А бабулька увидала неубранную Пашкину комнату, поняла, что я здесь живу, и решила продемонстрировать свою любовь. Надумала сделать уборку. Я сперва не понял, когда бабка отпустила мою шею. Думал: наконец-то отвалилась, собралась домой. Щас! Отвалившись, она рванула к Пашкиному письменному столу и с грохотом смахнула все, что на нем было:
        - Бардак! Сейчас, Игорек, я приберусь...
        Я быстро подхватил бабку за шкирку и опять повесил на шею:
        - Не шумите, теть-Нюсю разбудите!
        - Уснет, ничего ей не сделается, - сопротивлялась бабулька, - ты же не можешь жить в таком свинарнике!
        - Могу. Тихо!
        - Ну Игорек! - Старуха попыталась вырваться. Ха, сама же варила мне «богатырскую силу»!
        Костыль-нога между тем угрожающе постукивала по полу. Я держал ее под мышкой, но ей хватало длины, чтобы постукивать, и оттолкнуться-убежать она тоже могла, спасала только «богатырская сила».
        Я стоял, как дурак, посреди комнаты и думал: «Не выскользнули бы!» Но они не успели. Вошел Пашка с нитками, веревкой и чесноком и стал привязывать к Костылю шелковую ниточку. Костыль-нога брыкалась, бабулька - тоже, обе они нам мешали. На сто первой попытке приладить ниточку Пашка не выдержал:
        - Слушай, давай ее где-нибудь запрем?
        - Ногу?
        - Нет, Джульетту твою. Всю операцию нам сорвет, е-мое!
        Я согласился, что да, бабулька-Джульетта может, она такая, но только где ее запереть? В шкафу - негуманно, в кухне она устроит погром и всех перебудит...
        - В сортире, - нашелся Пашка, - он на улице, стучать будет - мать не услышит!
        - А если теть-Нюся ночью выйдет?
        - М-дя... А, придумал - в бане! Она тоже на улице, только ночью туда никто не сунется!
        - Пошли.
        Пашка взял у меня Костыль-ногу, я покрепче стиснул бабульку, и мы пошли запирать ее в баню.
        - Игорек?! За что?! - Голосила она. Пришлось опять зажать ей рот:
        - Шумите много. Вот Ногу привяжем, спрячем, тут же вас и выпустим.
        Бабулька обреченно кивнула, и я вновь почувствовал себя скотиной: кажется, она была готова на все ради меня.
        Баня стояла шагах в двадцати от дома, и это было здорово. Пускай бабулька хоть песни поет - теть-Нюся ее не услышит.
        - Я буду ждать тебя! - томно выдала бабулька и запечатлела на моей физиомордии деревянный поцелуй. - Возвращайся скорее, вместе попаримся!
        О чем она говорит - мы же деревяшки! Париться нам неполезно.
        Мы на цыпочках взлетели в Пашкину комнату и продолжили развлекуху. Мне теперь никто не мешал, я мог спокойно держать Костыль, а Пашка - привязывать его на ниточку. Ниточка выглядела тонкой, а Костыль - внушительным.
        - Может, сперва веревку попробуем? - предложил я, но опоздал. Пашка привязал Костыль, двумя руками ухватил катушку и скомандовал:
        - Пускай!
        От неожиданности я ослабил хватку. Нога выскользнула от меня, рванула, оборвав нитку, и, оглушительно стуча, поскакала к дверям.
        - Держи! - одним прыжком я скакнул ей наперерез, а Пашка схватил ее сзади.
        - Уф! Нитки не помогли, - резюмировал он. - Покажи-ка ей головку чеснока, может, смирнее станет?!
        Я взял со стола чеснок (Пашка успел выложить) и, держа на вытянутой руке, стал медленно подходить. Если он убивает вампиров, то значит, и Ноге может сплохеть. Убивать ее в наши планы не входило - мы тогда не сможем никого расколдовать. Нога нервно постукивала, вырываясь от Пашки. Черт ее знает, как она себя чувствует! Ее ж не спросишь! Я на всякий случай спросил:
        - Будешь хорошо себя вести?
        Нога стукнула об пол. Ну и как это понимать?
        - Ослабь чуть-чуть хватку, может, она образумится.
        Пашка ослабил. Ноге, кажется, только того и надо было: она вырвалась, дала Пашке по башке и - опять к дверям!
        Нет, я успел ее перехватить, но мы ж так весь поселок перебудим, е-мое!
        - Давай привяжем ее к чему-нибудь и будем караулить по очереди, а то мы так и упустить можем.
        - Угу, - кажется, Пашку тоже достали эти игры. - Только к чему привязывать?
        Я оглянулся, в поисках подходящего предмета. Стол-стул она, пожалуй, унесет с собой, сильная, зараза. Шкаф? Шкаф может и не унести, но чтобы к нему привязать, придется отодвинуть его от стены - нашумим. Кровать? И плюхнуться сверху для надежности...
        - Давай, - согласился Пашка.
        Я осторожно отодвинул от стены кровать и окрутил ее веревкой:
        - Тащи сюда.
        Пашка подтащил Костыль и уложил на кровать, как ребенка. Я быстро затянул узел, один, другой...
        - Примотай покрепче.
        Я начал приматывать Костыль к кровати. Костыль трепыхался, но лежал. Пашка ругался, но держал. Я прикручивал молча. Так нас и застала тетя Нюся.
        Глава 9
        Вечеринка деревянных солдатиков
        - Что вы расшумелись среди но... - «чи» она уже не говорила, а скрипела. Деревянным голосом, как мы с Пашкой. Вот так за пару секунд: подошла, глянула - и готово.
        - Теть Нюсь, вы не волнуйтесь, мы расколдуем вас! Видите, мы ее поймали, она не убежит. Осталось только придумать, что за Лучшая Деревяшка такая. Эта нога статуями никого не делает, просто деревенит, хуже уже ничего не случится... —Я оправдывался, как маленький, но что мне было делать?!
        Тетя Нюся медленно оглядела свои ноги, руки и нас с Пашкой. Пашка стоял, согнувшись в три погибели над кроватью (еще держал Костыль), я тоже - только с веревкой в руках. Опомнился, затянул последний узел, встал ровно.
        - Видите? Мы живы, только деревянные. За ночь придумаем, что сделать, а утром выстругаем - и все. Хуже не будет...
        - Не будет, говоришь? - Теть-Нюся включила свет и уставилась в зеркало.
        Это она зря. Вы только прикиньте, как выглядит деревянное лицо!
        Тетя Нюся придирчиво осмотрела себя, провела рукой по буратинистому деревянному носу:
        - Да, ты прав. Хуже не будет. - И пообещала: - Выдеру. Обоих. Только расколдуемся сперва.
        Пашку это вполне устроило. Меня - тоже. Остались пустяки - расколдоваться.
        - Ну и что же вы придумали? - спросила тетя Нюся уже спокойно, но ответить нам не дали. С грохотом распахнулась форточка, захлопали десятки крыльев, и в комнату влетела стая дятлов.
        - Хай, камрады!
        Я узнал Долбодуба. Он влетел в окно и приземлился на магнитофон, прямо на кнопку «Плей», и дом наполнило знакомое «Тунц-тунц».
        - Йооо! - Дятлы расселись на мебели и начали танцевать, пристукивая клювами: «Тунц-тунц! Тунц-тунц»!
        Я опомнился первым:
        - Долбодуб!!!
        Дятел радостно вспорхнул на спинку кровати, прямо передо мной:
        - Нормально, чел! Это хорошие ребята, я им рассказал, какой ты клевый диджей! Они все тя уважают, правда, камрады?
        - Да! - рявкнули дятлы хором.
        - Так это ты их сюда позвал? - ожила теть-Нюся. - Немедленно гони, слышишь?! Весь поселок перебудим, как я соседям в глаза смотреть буду?!
        Я повернулся к Долбодубу:
        - Слышал?
        - Ну ты че? - обиделся дятел. - Я ж народ пригласил!
        - Вали, говорю. Теть-Нюся шутить не любит, получим оба.
        - Ты про ту чиксу? - Дятел невежливо показал лапой на мою тетку. - Так мы ее щас задобрим! Эй, Долбоклеп!
        Я уже понял, к чему он клонит:
        - Не надо, слышишь?! Валите по-хорошему лучше!
        Долбодуб критически посмотрел на меня:
        - И тебе тоже надо расслабиться. Слышь, Долбоклеп, дай им по березовому соку, а то больно груженые!
        Долбоклеп уже сидел у меня на плече:
        - Не нада!
        - Спокойно, камрад, открой ротик... - Ни кружки, ничего в лапах у дятла не было, и я уже понял, как он собирается поить меня соком:
        - Прекратииииии!
        А вот рот открывать мне не следовало. Дятел приоткрыл клюв, задергал головой и «Буээээ!» - выдал мне порцию березового сока на физиономию. Он же птица! Они всегда так кормят своих птенцов... Рот захлопнуть я успел, хотя все равно противно.
        - Фу! - я спихнул дятла. - Птичьи мозги, уберетесь вы когда-нибудь?!
        - А это идея! - подхватил Долбодуб. - Камрады! Мы тут сейшн устроили, напылили-напачкали, айда убираться!
        О нет! Захлопали крылья, залетали по комнате мелкие предметы, один дятел попытался поднять веник и с хрустом уронил его мне на башку. Тетя Нюся с открытым ртом наблюдала безобразие. Наконец очнулась.
        - Выдеру! - пообещала она и бесцеремонно вытащила ремень из Пашкиных брюк. Брюки упали.
        - Выдеру! - Рявкнула тетя Нюся и, размахивая ремнем, поскакала по комнате за дятлами, как Фрекен Бок за Карлсоном.
        - Всех выдеру! - лютовала моя тетка, лихо перепрыгивая через стулья. Дятлы кружили над ней. Они, может, и рады были бы улететь, но с перепугу потеряли выход.
        - Шухер, камрады! - вопил Долбоклеп. - Чокнутая чикса! Полундра! - наверное, он очень испугался, если впихнул в одно предложение весь свой словарный запас.
        - Выдеру! - Гнула свое теть-Нюся, пытаясь вскарабкаться повыше - на шкаф.
        Эту милую картину узрели соседи (дядя Боря и тетя Валя, как потом представил мне Пашка). Они услышали музыку в три часа ночи и решили наведаться к нам со скандалом. Дядя Боря решительно распахнул дверь и выдал заготовленную фразу:
        - Что ж это твори... - правильно, «ца» он уже не говорил, а скрипел, потому что Костыль-нога никуда не делась, а лежала себе паинькой на кровати, наблюдая нашу колбасню. Интересно, почему на дятлов она не действует?
        Тетя Валя и сказать ничего не успела, только глянула из-за мужниного плеча, что там такое творится, и тут же принялась ощупывать свое лицо - здравствуй, дерево.
        - Вы не волнуйтесь, мы ее пойма... - Только я начал оправдываться, как ввалился еще пяток соседей, тоже, наверное, поскандалить из-за громкой музыки. Они решительно ворвались в комнату, сбив по дороге тетю Валю и... Угу. Никогда не буду ходить в гости без приглашения. Пусть соседи хоть дом взрывают!
        - Что ж ета делаеца-а-а! - заголосила тетя Валя.
        А за ней другая соседка:
        - Людям спать не дают, в деревяшки превращают!
        Я хотел было заметить, что никто их сюда не звал: сами пришли, сами превратились, но вместо этого опять стал оправдываться:
        - Мыеепоймалимывсехрасколдуемблабла...
        Меня все равно никто не слушал, все толпились у зеркала. Даже мужчины. Была охота любоваться!
        - Вы озверели что...
        Можно, я не буду говорить, кто вошел, и что с ним стало, и как он договаривал «ли»?
        Через полчаса в Пашкиной комнате был целый взвод деревянных солдатиков - полпоселка. Вторая половина, должно быть, крепко спала и не слышала музычки. А может, была глухой или нескандальной... В общем, спаслась. Дятлы разлетелись под шумок. Теть-Нюся еще сидела на шкафу с ремнем, а Пашка придерживал спадающие брюки и затравленно оглядывался на деревянных соседей:
        - Натворили мы делов...
        Я снял тетку со шкафа, отобрал ремень, отдал Пашке. Надеюсь, больше никто сегодня к нам не придет. Соседи притихли, глядя на меня. Правильно, кто сохранил спокойствие, тот и главный. И я толкнул речь:
        - Уважаемые соседи! Как видите, Костыль-нога поймана и привязана к кровати. Наша задача - расколдоваться, сделать из нее Самую Лучшую Деревяшку На Свете. И мы с Пашкой этим займемся, а вы поможете. Ваши предложения не выкрикивайте, а пишите на бумажке и бросайте в теть-Нюсин почтовый ящик. Мы попробуем все, что-нибудь да окажется верным. А теперь - спокойной ночи, нам не нужно, чтобы на шум прибежали новые жертвы.
        Селяне дисциплинированно захлопали, но тут же нашлись недовольные:
        - А кто ты такой, чтобы с ней справиться?
        - Ишь, делать они будут, а мы предлагать! Сами можем!
        (Если могут, то почему до сих пор с ней не справились?)
        - Мал еще старших учить!
        Я обессиленно рухнул на кровать, прямо на Костыль-ногу. Дикари! Пусть делают, что хотят!
        - Что здесь проис...
        Ну да, в комнату ворвался пяток новых жертв. Ей-х! Нет, не буду ничего объяснять, пусть сами оправдываются. А меньше надо горланить и больше предлагать по делу. Я не слышал еще ни одного конструктивного предложения от селян, одни ругательства.
        - Обалдели, что ли...
        Еще один. Здравствуй, дерево.
        Мои деревянные веки успокаивающе поскрипывали, Костыль-нога уютно ворочалась под боком. Селяне убаюкивающе матерились. Я сам не заметил, как заснул.
        Глава 10
        Креативность селян
        Проснулся я от того, что кто-то шарит у меня под спиной. Ну да, Пашка проверяет, цела ли Костыль-нога. Цела, куда ей деться?! Вот она, родимая, лежит и не рыпается. Утро же.
        - Утро, - подтвердил Пашка, - вставай, работать пора. Я Саныча предупредил, он нас не ждет. Будем столярничать. У нас полный почтовый ящик предложений, хоть половину за день сварганим - уже хорошо.
        Мне стало не по себе:
        - Слушай, а как мы из одной и той же палки сделаем много разных вещей? Ее ж не хватит!
        - Так она восстанавливается, - ответил Пашка, - я ж говорил, с ней чего только не делали...
        Ага, точно. Я и забыл.
        - Полный ящик, говоришь?
        - Ну да. Наши все такие: побухтят-побухтят, да перестанут, сделают, что велено.
        - Слава богу!
        Пашка ухватил меня за майку и стащил с кровати:
        - Не дрейфь, родственник! Работать давай.
        Он притащил инструменты, а я - записки. Было действительно много, штук сто.
        - Не знал, что в селе столько народу!
        - Восемьдесят человек, - гордо ответил Пашка. - Восемьдесят три, с тобой, мной и матерью. - Помолчал и добавил:
        - И все деревянные.
        - Все?!
        - Угу. Пока ты спал, успели дойти все остальные.
        - М-дя. - Я начал перебирать записки.
        В чем в чем, а в изобретательности, креативности и нестандартности мышления местным не откажешь. Каждый извернулся, как мог: «зубочистка» (издевается, да?), «спички» (куда ни шло), «кнут» (молчу-молчу), «ложка» (даже знаю, кто это писал), «расческа»...
        В общем, весело.
        - С чего начнем? - спросил я.
        - С мелочей. Их можно делать одновременно. Разломить ее пополам: я, к примеру, делаю игрушку, ты - ложку.
        И мы стали делать, Пашка - игрушку, я - ложку. К полудню к нам присоединился дядя Боря и стал варганить зубочистки из щепочек.
        - Смотри, малец, - поучал он, орудуя ножиком, - пока нас не расколдуешь, в Москву тебе дороги нет...
        А то я не знал! Куда ж я поеду такой красивый?!
        Ложка получилась корявенькая (не каждый день я делаю ложки), но это не суть. Если поделка правильная, Нога поймет (надеюсь) и не будет больше безобразить. Если нет... Едва Пашка закончил свою игрушку (кораблик), как ложка задрожала у меня в руках и «раз-два» - шустренько слилась и с корабликом, и с зубочистками, и с кучей стружек на полу. Пред нами предстала Костыль-нога в первозданном виде.
        - Не угадали, - холодно резюмировал Пашка, - что там дальше у нас?..
        Дальше был крючок для полотенец (час от часу не легче!), рожок для обуви и рогатка. Я подумал, что если и дальше будем принимать всерьез такие предложения, то никогда не закончим.
        - А сам-то что предлагаешь? - спросил Пашка. Пришлось заткнуться и делать рогатку. Все мои светлые мысли куда-то улетучились. Нелегко это - решать философские вопросы с деревянной-то башкой!
        К вечеру мы успели сделать три десятка бесполезных деревянных вещей и расстроиться, что ни одна из них не оказалась Самой Лучшей Деревяшкой. В ящик сыпались новые и новые записки, я едва успевал доставать. Потом начали прибывать соседи (помочь), и мы с Пашкой решили, что заслужили короткую прогулку. Пускай соседи построгают, раз им хочется.
        Мы съехали по хрупким деревянным перилам и вывалились на крыльцо.
        - Перила надо попробовать сделать, - заметил Пашка, - и мостки.
        Я сказал: «Угу», - потянулся, вдыхая свежий деревенский воздух и услышал:
        - Сгинь, нечистая!
        Крик доносился со стороны бани. Я вспомнил, как мы вчера заперли туда бабку, сказал:
        - Блин, забыли про нее! - рванули мы к бане.
        У распахнутой двери стояла тетя Нюся и вопила: «А-А-А!!! » Я заглянул: да, зрелище, конечно, необычное, но страшного, на мой взгляд, ничего. Сидит на полке моя бабулька, держит за шкирку Пашкиного щенка (как попал туда, непонятно) и пытается напоить из банного ковшика:
        - Ну хлебни, милай! Я есть хочу, с вечера сижу тут одна!
        До нас с Пашкой дошло, и мы начали ржать. Тетя Нюся покосилась на нас, неоригинально пообещала: «Выдеру!» - и стала жаловаться:
        - Я слышу, в бане «шур-шур», а снаружи заперто, вошла, а тут вот! Как просочилась? Почему с собакой говорит? Зачем ей его поить? Чертовщина!
        На мой взгляд, чертовщину мы за последние сутки видали и покруче, чем бабулька, разговаривающая с собакой. Но спорить я не стал, просто объяснил, что к чему. На тетку это произвело неизгладимое впечатление:
        - Что же мы все теперь будем есть? Так?!!!
        А с улицы между тем раздавались голоса соседей:
        - Шарик, на меня!
        - Нет, на меня!
        - Бобик, Бобик!
        Теть-Нюся оглянулась, послушала, вздохнула и вышла.
        - Расколдуйте нас поскорее, - попросила она Пашку и в сто первый раз пообещала: - Выдеру.
        - Игорек! - кинулась мне на шею бабулька. - На кого ж ты меня оставил?!
        Я сказал:
        - Извините. - Потому что стоило извиниться перед человеком, которого ты запер в бане и забыл.
        Но бабулька, кажется, не сердилась:
        - Да дело молодое, что, я не понимаю?! Ну, куда пойдем?
        Вопрос был, конечно, хороший. Больше всего мне хотелось спровадить ее домой и спокойно погулять с Пашкой, обдумывая философский вопрос о Лучшей Деревяшке. Но разве от нее отвяжешься?! Я привычно поправил бабульку на шее, как шарф, и без надежды предложил:
        - Пойдемте, мы вас проводим? Вы устали тут сидеть, небось, почти сутки!
        - Не-е, - бабулька еще крепче повисла на мне. - Теперь я от тебя никуда не уйду!
        Что и требовалось доказать.
        - Пойдем по поселку пошляемся, - предложил Пашка.
        И мы пошли шляться по поселку.
        Селяне уже вернулись с работы и теперь бегали за собаками, требуя ужин. Слышали, как одна тетка жалуется другой: «Я его кормила-ростила, а он на яблоню ногу задрал!» У забора на лавочке сидели два старичка, один, разминая пальцами папиросу, тоже жаловался:
        - Не могу, Палыч! Сгореть боюсь!
        - А ты не в затяг, - поучал сосед.
        - Да я так со второго класса не курю, - сокрушался Палыч.
        М-да. Здравствуй, дурдом «Солнышко» - поселок Деревянный! Я только теперь понял, почему он так называется, но легче от этого не стало.
        - Слышь, Паш, а поселок все время Деревянный был? Или есть другое, старое название?
        - Выясняли уже, - буркнул Пашка. - Нет, с Костыль-ногой эта история не связана. Просто раньше в поселке жили «деревянные» ремесленники: плотники всякие, столяры...
        - А потом?
        - А потом выросли их дети и начали осваивать другие ремесла. Это ведь скучно, когда все вокруг заняты одним и тем же. Они стали гончарами, кузнецами, кто кем. А название «Деревянный» осталось.
        - А столяры?
        - Последний нам сегодня помогал. Дядя Боря.
        - И все?
        Пашка пожал плечами:
        - Есть Петрович еще. Но он уже сто лет не работает. И вообще из дома не выходит, я не удивлюсь, если он один из всего поселка настоящим остался.
        - Настоящим?
        - Ну не деревянным. К нам вчера все зашли, а его не было. Он весь день дома сидит, ни с кем не общается. Даже в огород не выходит. Чем жив?
        - Пошли к нему!
        Пашка открыл было рот, наверное, хотел спросить «зачем?», но передумал. Дошло! Конечно, кто еще знает все о деревяшках, как не столяр?! От дяди Бори, правда, толку было мало, но вдруг этот Петрович знает больше?
        - Вон дом с красной крышей, видишь? - Пашка показал куда-то за горизонт. На отшибе, у самого леса действительно стоял маленький домик. Игрушечный такой. С красной крышей.
        - Игорек! Может, не надо? - вякнула бабка на шее. Я уже давно перестал ее воспринимать как мыслящее существо, и Пашка тоже. Поэтому мы проигнорировали ценное замечание.
        Глава 11
        Список мастера
        Ни забора, ни огорода, ни даже бани и дощатого сортира у Петровича не было как факта. Просто дом с дырявым крыльцом и облезлой кошкой для уюта. Пашка шагнул мимо нее и вежливо постучал. Вообще я не заметил за местными такой привычки - стучать. Если им куда-то надо, то они берут и заходят, не предупреждая и не осведомляясь, можно им туда или так перебьются. Из-за этого вчера и одеревенел весь поселок. Стучали бы - были бы сейчас целехоньки. А они не стучали, потому что нет у них такой привычки. Но Пашка постучал. Боится?
        - Не заперто! - Нормальный голос, не молодой, конечно, но и не стариковский скрипучий. Что там Пашка говорил, что Петровичу сто лет?
        Мы вошли, и я увидел мумию. Нет, я стараюсь уважать старших, но по-другому не назовешь. Скелет, обтянутый костями, выпученные глаза и белые одежды. Совсем сюрно смотрелась длинная пушистая борода на высушенном лице.
        - Хто-й-то?
        - Эт я, Пашка, Нюсин. А это мой родственник из Москвы, не пугайтесь.
        - Костыль поработал?
        - Угу. Весь поселок уже, Петрович, - Пашка запнулся, - кроме вас. Мы ее поймали и делаем самую Лучшую Деревяшку. Только не выходит ничего.
        - Ясно, - вздохнул старик.
        Он лежал на пружинной кровати с железными прутьями. Рядом стояла табуретка, на ней - куча лекарств и пара сушек. Еще в комнате был шкаф и одинокий стул. И все. Наверное, поэтому сесть нам не предлагали. Мы так и стояли в прихожей (или как это называется в деревнях?).
        Пашка мямлил:
        - Мы думали, вы...
        - Знаю я, что вы думали. Я сам об этом думаю уже сто лет. Все перепробовал. Только зря это.
        - Все? - переспросил я. - Перепробовали?!
        А Пашка бесцеремонно подошел и взял старика за руку. А я уже и так видел: деревянный старик-то, деревянный. Только худой очень, и весь укутанный, вот и смахивает на сухонького дедульку из плоти и крови.
        - Давно?
        - После войны еще. В первые же годы, как этот Костыль появился. В поселке тогда полтора человека осталось, всех поубивало. А тут еще эта чертовщина. Ну я тогда и решил, будь что будет, а своих я спасу. Тридцать лет над ней сидел, все без толку.
        - А потом?
        - Руки не те стали.
        Пашка прислонился к дверному косяку и сполз на корточки. А я-то считал его оптимистом! Хотя и самому стало паршиво. Это что же, мне теперь всю жизнь так ходить? Да меня селяне на дрова распилят, если я приду с этой новостью! А если не распилят - тоже приятного мало, как жить-то, е-мое?! Интересно, деревья умеют плакать?..
        Я попробовал - не получилось. Тогда спросил:
        - А у вас не осталось списка? Ну того, что вы делали?
        Старичок улыбнулся и выдал:
        - Под кроватью чемодан достань.
        Я кубарем кинулся под кровать и выволок на свет внушительный коричневый чемодан. С трудом подковырнув деревянными пальцами, отстегнул пряжки: опа! В чемодане лежала энциклопедия. Большая, Советская - несколько десятков томов.
        - Там еще один - подсказал Петрович.
        Я нырнул под кровать и достал второй чемодан - там лежала вторая половина энциклопедии - еще два десятка томов.
        - А список?
        - Он и есть, - ответил старик, и тут мне по-настоящему захотелось плакать. Больше пятидесяти томов, сто тысяч слов... Положим, не все они существительные, и не все можно сделать из дерева. Кое-что ведь Петрович уже сделал (за тридцать-то лет!). Но все равно при таком объеме работать можно до старости!
        Я раскопал первый том и, не ожидая ничего хорошего, открыл. Да, старичок не соврал: все, что он уже сделал, все слова, которые он материализовал в дереве, были аккуратно зачеркнуты карандашом. «Абак» (счетная доска у древних греков), «Абрамцево-Кудринская резьба» (резьба по дереву)... В основном Энциклопедия была исписана именами известных людей и географическими названиями. Это еще облегчало задачу. Может, прорвемся?
        - Берите, - разрешил старик. - Вдруг?..
        Пашка подошел и попробовал на вес один чемодан. «Богатырская сила» позволяла унести и оба в одной руке, скорее Пашка боялся, что ручка у чемодана оторвется. Так и случилось.
        - Тачка в кладовке, - предложил старик. - Там же инструменты можете взять.
        Пашка кивнул: «Спасибо», - и рванул за тачкой.
        Домой шли молча, болтала только бабулька на шее:
        - Говорила я вам, говорила, он же ненормальный! Нагрузил детей и рад.
        По мне, так это она нас нагрузила: повисла на шее и грузит своей чепухой. Но я молчал, потому что неохота было с ней пререкаться. Уже у дома я подумал, что вовсе не обязательно было тащить на себе всю энциклопедию. Если Петрович работал подряд и остановился, скажем, на двадцатом томе, то предыдущие девятнадцать нам уже не нужны.
        Темнело. Вот-вот очнется чокнутый Костыль и пойдет гулять по поселку, чтобы... А что, собственно, «чтобы»? В деревяшки уже превращены все поселковые. У Костыля не осталось работы, он уже безопасен! Для нас. А вообще-то, может убежать в другие города-деревни и там безобразить. И превратится наш мир в мир деревянных человечков. Где никто не курит и не готовит человеческую еду, где не тонут, но боятся дождя (потому что можно сгнить). Мир, где «деревянная голова» - не ругательство, а норма. Сучковатый, громыхающий мир, где никто не плачет, даже когда очень хочется...
        В Пашкиной комнате сидел один дядя Боря, придавив Ногу к кровати:
        - Ожила, зараза.
        Отработанным движением Пашка привязал Костыль, а я поведал столяру, как мы ходили к Петровичу.
        - Значит, безнадега? - спросил дядя Боря.
        - Почему? - Я старался говорить спокойно. - Вот энциклопедия, там совсем немного осталось. Просто скажите остальным, что записки больше не нужны, будем по энциклопедии работать.
        - Да, - рассеянно ответил столяр. - По энциклопедии оно-то надежнее.
        Дядя Боря с вызовом посмотрел на нас:
        - Спать пойду.
        И ушел.
        Я устало сковырнул с шеи бабульку и посадил на Пашкину кровать рядом с Костылем:
        - Куда ее спать-то положим?
        Пашка махнул рукой:
        - Хоть на мою. Не хочу спать.
        Я тоже не хотел. Уснешь тут!
        - Она сейчас живая, из нее ничего не сделаешь.
        - Угу. Давай хоть энциклопедию посмотрим, что там осталось?
        Мы положили бабульку спать, а заодно и стеречь Костыль, и принялись листать тяжелые сухие книги. Осталось не так много - восемь томов. Вдвоем осилим. Лет за пять. Если всем поселком, то меньше.
        - Не кисни, родственник, - буркнул Пашка, - пять лет - не вечность, завтра и начнем.
        Глава 12
        Коварный Пиноккио
        И назавтра мы начали. Начали даже раньше, потому что Нога перестала брыкаться с восходом солнца, а летом оно встает в четыре утра. Петрович закончил на букве П, и мы начали день с «плахи», продолжили «плеткой» и «полозьями». По мне, так первые два точно не могли претендовать на звание Лучшей Деревяшки, но чем черт не шутит?! Старик Петрович много лет назад открыл энциклопедию и начал делать подряд, не рассуждая, значит, и мы закончим так же.
        В русском языке не так уж много слов, которые можно сделать из дерева. Хотя бы на букве «Я» нам должно было повезти. Несмотря на обилие словесного и древесного мусора, мне все равно казалось, что мы пропустили что-то важное.
        - Пиноккио! - догадался Пашка. - Это же советская энциклопедия. А то, что «Буратино» списан с «Пиноккио», никому не обязательно было знать.
        - Ты думаешь? - Идея казалась бредовой: сделать целого Пиноккио из его же бывшего протеза. Маленький получится, ненатуральный.
        - Ну и плевать, - настаивал Пашка, - что ли, мы мало ерунды понаделали?
        Тут я с ним согласился, и мы начали делать Пиноккио.
        Мультик и я, и Пашка смотрели одинаково давно, и как должен выглядеть Пиноккио и чем он отличается от Буратино, мы представляли себе слабо. (В том, что Буратино Петрович уже делал, мы даже не сомневались.) Пашка раскопал на чердаке старую книжку про Пиноккио, и мы работали по эскизу - иллюстрации на обложке. Отличался он, надо сказать, не многим. Нос чуть поменьше, лицо поумнее - и все. По этому поводу было решено написать ему на пузе «Пиноккио», чтобы у Костыля не осталось сомнений. Тетю Нюсю мы посадили шить колпак и клеить из бумаги одежду, оторвали глаза у старой Пашкиной игрушки... В общем, основательно взялись, без халтуры. Даже моей бабульке нашлось занятие: она собирала стружки и наклеивала кукле вместо волос. Пашка явно ждал чуда от этого Пиноккио, да и я, признаться, тоже. Помимо прочего, я еще вспомнил, что сказал Долбодуб насчет лучшей на свете деревяшки: «Это ты, приятель!» Ну, то есть - деревянный человек, деревянная кукла, живая, в этом-то и прелесть!
        В общем, мы были полны энтузиазма и вдохновенно выстругали Пиноккио за каких-то два часа. А потом выяснилось, что трудились мы зря. Деревянная кукла постояла пару секунд, пялясь на нас неживыми игрушечными глазами, да и превратилась обратно в Костыль-ногу.
        - Я больше не могу! - взвыл Пашка, плюхаясь на кровать. Там уже сидела бабулька, и Пашка завалился аккурат на нее со всей своей богатырской силой. Поэтому бабулька тоже взвыла:
        - Убивають!
        Пашка подвинулся и продолжал:
        - Мы занимаемся ерундой. Энциклопедию подряд? Да по нам дурдом плачет! К тому же не все слова есть в энциклопедии. - Он кивнул на Костыль, который еще минуту назад был Пиноккио.
        Я был с ним согласен, да и подустал малость. Богатырская сила - это, конечно, здорово, но если столярничать несколько дней подряд, почти без сна и совсем без перерывов на обед, то никакая сила не поможет. И, главное, казалось, что мы уже близки к разгадке, что вот-вот...
        - Слушай, - я кивнул на книжку, - давай почитаем? Может, там есть ответ, а мы как дураки...
        Я не успел договорить, как моя бабулька схватила книжку:
        - Я вам сама почитаю. А то сижу, скучаю, пользы от меня никакой. Ложитесь, отдохните, я буду читать...
        Мы с удовольствием плюхнулись по кроватям. Бабулька села у меня в ногах, открыла «Пиноккио» и...
        - Жил-был...
        «Король!» - немедленно воскликнут мои маленькие читатели.
        Нет, дети, вы не угадали. Жил-был кусок дерева...
        «Точно! - подумал я. - Жил себе, людей в деревяшки превращал. Мы сделали из него Пиноккио. А ему не понравилось. Что ж он хочет-то, а?»
        Бабулька читала, и мы с Пашкой жадно ловили каждую фразу: «Вот-вот появится ответ!» Но ответа все не было. Бабулька читала монотонно и убаюкивающе, и чем дальше она читала, тем становилось понятнее: нет в книге ни слова о хороших деревяшках. Слово «деревяшка», напротив, употреблялось только затем, чтобы унизить бедного Пиноккио: «Ты Деревянный человечек, у тебя деревянная голова!», «Каким я был смешным, когда был Деревянным человечком!». В общем, кончилось все тем, что Пиноккио стал Настоящим Мальчиком и остался доволен.
        - Фигня, - сказал Пашка, когда бабулька закончила, - ничего нового не узнали.
        А я подумал, что автор, который смог сделать такую сказку из реальной истории о несчастном калеке на протезах, просто психованный маньяк. «Я деревяшка, хочу стать настоящим мальчиком!..» - еще бы! Любой калека мечтает заполучить назад свои живые руки и ноги, только в жизни их нельзя заслужить ни хорошим поведением, ни трудом, ни успеваемостью в школе. Вон мы с Пашкой пашем не первые сутки, а все такие же деревянные...И головы у нас деревянные!
        Я схватил Костыль и помчался с ним в огород: конечно, мы оба тупые дуболомы, и я, и Пашка, раз до сих пор не смогли понять такой простой вещи! Ни один протез не сравнится с живой рукой или ногой, потому что это всего лишь протез! Ни одна сухая деревяшка, что бы из нее там ни сделали, не сравнится с Живым Деревом! Кто-кто, а несчастный Пиноккио это прекрасно знал. А старик Петрович, прошедший между прочим войну, пропустил в энциклопедии самое главное слово - Жизнь, рассудив, что ее нельзя сделать из Костыля.
        Вообще-то, и правда нельзя, но... Я воткнул Костыль в землю рядом с огурцами. Черпнул ладонями из бочки с дождевой водой и полил...
        Из дома выбежал Пашка с криками:
        - Ты что?! Предупреждать надо!
        А за ним - бабулька:
        - Игорек, на кого ты меня оставил?
        А я смотрел на них, смотрел, как они бегут и как отваливаются деревянные доспехи с живых ног и рук. Краем глаза я видел, как распускаются листочки на Костыль-ноге. Живая. Лучшая На свете Деревяшка - Живое Дерево. А мы с Пашкой - два тупых дуболома.
        - Видали?! - Я рванул к ним, противно хрустнув деревянной шеей, и, оставив на грядке деревянную свою оболочку, побежал. Сломанная нога давно выпустила молодые зеленые побеги (когда успела?). Я бежал и ловил кайф от того, что бегу своими живыми ногами.
        С разбегу я налетел на бабульку, и она тут же повисла у меня на шее:
        - Игорек! Ты мой герой! Теперь мы не расстанемся никогда! Поможешь мне собрать вещи в Москву?!