Вечеринка для нечисти Мария Евгеньевна Некрасова
        Жуткая сказка на ночь
        Мария Некрасова
        Вечеринка для нечисти
        Глава I
        Уехали!
        Громыхало страшно: Веня спросонок решил, что гроза. Даже выругался про себя: гром-то нешуточный, может быть, даже с градом, а кто-то не закрыл на ночь парник. Прощайте, помидорчики! Хозяйка теперь все утро будет ворчать и, выпрямляя поломанные стебли, ругать правительство. А правительство дрыхнет!
        Веня вскочил, рванулся к выходу… И успокоился. Гроза не может так ритмично колотить над самым ухом да еще приговаривать:
        - Управа, откройте!
        По-тюремному лязгнула заслонка печи, шмякнулся об пол опрокинутый ухват, драпанула, шкрябнув когтями по кирпичу, напуганная кошка.
        - Венантий Скобеев, доброе утро! - Вене сверкнули в глаза светлячком: что за манера! Вот он, Венантий, если дежурит в управе, никогда себе такого не позволяет. Светлячком в глаза - моветон! Да и была нужда показывать власть, которой послезавтра у тебя не будет! В управе тоже не дураки, постоянных сотрудников там не держат: сегодня дежурят одни, завтра - другие. Нечистая работа, на ней долго нельзя…
        - Доброе. Свет убери.
        - Убрал, слава лешему!
        - Что стряслось-то?
        - Управа имеет к вам серьезный разговор. Можно войти?
        Веня посторонился, впуская пришедшего, и вздохнул: похоже, кислой капустой сегодня не отделаться. А хорошо бы: сунул управцу пакетик еще с порога - и спи себе! Но нет, этому требуется по полной программе: разговор, протокол, «Можно войти?»… Интересно, что хозяйский малец опять натворил, что у него, Венантия, неприятности с законом?
        Веня служил домовым уже не первую сотню лет и с каждым годом, нет, с каждым днем, все больше убеждался: дети - это зло. Беспокойная сущность, разрушительная. То молочные зубы раскидают где попало, и Венантий полдня бегает по дому, чтобы отыскать и отнести на печку мышке. То заиграются и забудут пострелять из рогатки по галкам, и те, обнаглев, расклевывают яйца в курятнике, а Венантий - отвечай. То, собираясь в школу, оставят на столе почти целую кружку молока, которую тут же оприходует богарт, а свалят на Веню. Нехорошая сущность - эти дети, одно беспокойство.
        - Что на этот раз? - Веня сел на сосновую щепку и кивнул управцу на другую. Только сейчас он разглядел, кто пришел: бабай - они сегодня дежурят в управе. Отлично, просто замечательно! Венантий от души понадеялся на понимание бабая: кому, как не ему, знать о детском коварстве? - Вы уж не судите меня строго. - Вене оправдываться не впервой. - Хозяйские дети такие беспокойные, каждый час вытворяют что-нибудь этакое. Я просто не успеваю исправлять их пакости, у меня же полно дел: огород, кухня… А сейчас, по осени, и вовсе некогда…
        - Нет, Венантий Скобеев. - Маленькие глазки бабая строго глядели на Веню из-под челки. - На этот раз все серьезно.
        - Что? Что окаянные опять выкинули?!
        - Дети ни при чем.
        - Ни при чем?
        Бабай даже не кивнул, а так - моргнул медленно:
        - Дурная манера - все сваливать на детей. Я бы на вашем месте…
        Веня совсем растерялся:
        - Так что случилось-то?
        - Вы нарушили закон, Венантий. Закон номер один, от пятого-десятого с Рождества Христова.
        - Номер один?!
        Веня вскочил и стал лихорадочно ощупывать - осматривать содержимое печки вокруг себя: зола, недогоревший листок из дневника с двойкой (хозяйский Митька бросил, больше некому), кошка (вернулась досыпать) - все здесь, все свое, родное. Не мог он, Веня, нарушить закон от пятого-десятого! Вот же и подметка Ольгина…
        - Все верно, Венантий, вы покинули свой дом.
        - Как?!
        - Согласно закону от пятого-десятого домом считается место, где хозяева проживают постоянно на данный момент. Ваши хозяева уже за много верст отсюда, Венантий Скобеев. И, насколько мне известно, они не собираются возвращаться.
        - Как это? С чего?!
        - Вам виднее. Вы здесь домовой. Были…
        Отодвинув широкоплечего бабая (весь свет заслонил, нечисть!), Веня выскочил наружу. Кухня чистая, теплая, как всегда, только посуды на сушилке заметно поубавилось. Осталась лишь пара чугунных сковородок (должно быть, тяжело везти, вот и не взяли). Дрова для печки убраны в угол и прикрыты ветошью. Из коридора исчезли нитяные коврики, в комнатах опустели шкафы. В детской не осталось ни одной игрушки, только бумажный самолет одиноко висел на потолочной лампочке. Как же так?! Хозяйка уехала! Без него! И кошку забыла!.. Зато детей-разрушителей забрала всех, ну есть голова?!
        А бабай-то, формалист, бюрократ чертов! Это не Веня покинул дом, это весь дом покинул Веню, чтобы обосноваться в другом месте. Оставили, уехали. Только такие мелочи в законе номер один не прописаны, потому что плох тот домовой, который проспал переезд. Да он и о переезде-то не знал!
        Веня со злостью пнул табурет в прихожей у зеркала (зеркало увезли, так что теперь просто табурет в прихожей) и уселся на пол. Уехали. Неизвестно куда, непонятно зачем. Что с ними теперь будет?! Время сейчас неспокойное, без домового - не жизнь. Богарты последние двести лет совсем осатанели, ладно бы просто воровали молоко, так нет! Им надо и по стенам пошуршать ночью, пугая детей, и болезнь наслать, и мор на скотину, и что похуже! Сосед - Арсений в тот год сплоховал: только за калитку отошел посмотреть, не идут ли коровы с пастбища, так в доме пожар случился. Две минуты всего домового не было!
        …А хозяйка уехала и детей забрала.
        - Венантий, пройдемте! - Бабай уже взял кошку на поводок (тоже преступницу нашел: она ж не виновата, она с Веней, куда домовой, туда и она) и приглашающе звенел кандалами. У Вени закололо в боку, даром, что сердца нет. «Прой-дем-те!» - нечисть лесная! Ему лишь бы виновные были наказаны, а виноваты ли они взаправду и что теперь будет с хозяйкой - так наплевать! И попробуй объясни, что спал, что уехали все неожиданно, что с собой-то его, Веню, не позвали, - слушать не будет! Хозяйку жаль, она не виновата, что дура. Жаль детей-разрушителей, богарты их не щадят.
        Веня сделал несколько шагов к бабаю и отчаянно попытался спасти положение:
        - Я догоню. Я найду их! В доме должны были остаться записи, хоть бумажка с адресом, я, видимо, проглядел, больно неожиданно все. Пропадут же без меня! Хоть день мне дайте, я догоню!
        - Раньше надо было думать! - Бабай защелкнул на Вене кандалы. - Примеряй, Венантий, железные лапти, не тушуйся. О твоей хозяйке позаботятся.
        - Кто?
        - Что значит: «Кто?», закона не знаем?!
        Закон Веня знал, но от этого было не легче.
        Глава II
        Ох уж эти сериалы!
        Вот некоторые говорят одно, делают другое, детям объясняют третье, а потом еще удивляются: почему я запираюсь на чердаке вместо того, чтобы помогать родному муравейнику складывать вещи. Это все бабуля учудила вчера: вскочила посреди ночи, да ка-ак завопит: «Едем, братва! (Ох уж эти сериалы про бандитов!) Хватит родителям одним в Москве прохлаждаться, едем!». Мишка, например, с печки свалился, но он маленький, ему можно. Ольгуха, как самая старшая, послушно начала собираться и только тихо бурчала под нос такие слова, какие нам с Мишкой знать еще не положено. Но на то она и старшая, чтобы высказывать свое мнение по каждому поднятому вопросу. А я вот не мог ни с печки свалиться, ни даже высказать все, что думаю о происходящем, так что пришлось запираться на чердаке.
        Бабка взбесилась. Она сразу оставила все неотложные сборы и принялась ломиться на чердак, вопя, что отдала мне свои лучшие годы.
        Лучшими годами, как я понял, считаются первые годы пенсии, когда работать уже не надо, а ходить по врачам, с пяти утра занимая очередь в поликлинике, еще стыдно, да и не хочется. Тогда у человека появляется масса свободного времени, которое можно посвятить любимым внукам. Что наша бабушка и делала последние шесть лет. Так получилось.
        Родители уехали в Москву через полгода после рождения Мишки, чтобы, как они сказали, обеспечить детям нормальное будущее. Я тогда только пошел в первый класс, и будущее без родителей, зато с Ольгухой, бабушкой и Мишкой мне понравилось.
        Просыпаться каждое утро в школу было необязательно: Мишка сам будил нас в пять утра, оглушительным ревом требуя завтрак в постель. Бабуля вскакивала и бежала через комнату к Мишкиной кроватке, попутно стаскивая одеяла с меня и Ольгухи. Сестра уже училась в шестом, и ей хватало ума не варить с утра эту мерзкую кашу. Она делала по паре бутербродов себе и мне, и мы отправлялись в школу. Уроки у меня тоже никто не проверял: Ольгухе со своими бы разобраться, а бабушка была занята Мишкой - некогда. Гуляли мы дотемна, а могли бы и до утра: замученная Мишкой бабушка не заметила бы нашего отсутствия.
        И вот вся эта малина оборвалась в один прекрасный день одним прекрасным родительским звонком. Мама заявила, что раз у них с отцом есть жилье и работа в Москве, то и нам, четверым, в деревне делать нечего. Ольге в институт надо, да и мне пойдет на пользу обучение в московской школе. Про Мишку ничего не сказала, ему в школу только через год, но суть была ясна: прощай, спокойная жизнь!
        Бабушка сперва взбунтовалась. Она заявила, что ни за что не отпустит детей «в этот бандитский город, где на дискотеках до утра попой дергают, а корову подоить не умеют»; что экология в Москве ужасная, и Мишка вырастет уродом, а мы с Ольгухой - просто балбесами; что она привыкла за скотиной ходить, а не бутылки по помойкам собирать, и еще много-много чего. Насчет скотины бабушка, конечно преувеличила: у нас к тому времени из всей скотины осталась только кошка, но сути это не меняло. Я подслушивал разговор и с удовольствием понял: бабушка никуда ехать не собирается.
        Но прошла неделя, и я принес очередную двойку, а Ольгуха в очередной раз вернулась домой в четыре утра, потому что в деревне тоже бывают дискотеки. Бабушка сперва оценила безобразие и сказала, что «родители-то из вас дурь выбьют, а город дисциплинирует». Но потом решила, что двойка - не грех и что если бы девчонки Ольгиного возраста не торчали на дискотеках до утра, то люди вымерли бы еще в каменном веке. Я вновь успокоился, и вновь ненадолго. Бабушка возвращалась к теме переезда снова и снова, взвешивая все «за» и «против». Она обсуждала эту тему с соседками, которые не советовали ничего путного, зато всегда могли поддержать разговор. Обсуждала сама с собой долгими осенними вечерами, пытаясь докопаться до истины, и вот вчера посреди ночи ее осенило: «Едем, братва!» - за что такое наказание?
        Я просидел на чердаке почти до утра. Бабка ломилась в дверь, бранилась и рассказывала, как она нас всех любит и как хочет, чтобы у нас было достойное будущее. Я слышал, как внизу бегает Ольгуха, собирается за всех за нас, как скачет Мишка, по-детски радуясь ночному переполоху.
        Слышал, как лают собаки на улице, провожая домой припозднившихся гуляк; как играет где-то аккордеон, фальшивя (а вы что хотели в три часа ночи?); как горланят чьи-то гуси, потревоженные незнакомым гостем; как живет-дышит деревня, которую я больше не увижу.
        - Открывай, супостат! Я для вас стараюсь, мне этот город на фиг не вперся!
        - Не поеду. - Кого я обманываю?! Поеду, конечно, никуда не денусь! Просто мне хочется еще немного побыть с этим домом, который, может, и не самый лучший, но я не знал другого. Я родился здесь и пеленки пачкал здесь, потому что памперсы в деревне появились совсем недавно. Тут учился говорить, ходил в школу, воевал с Ольгой. Не так-то просто: взять и уехать, оставить-забыть прошлую жизнь. Ведь для меня - это все , что было.
        Мне хотелось еще чуть-чуть побыть дома. Спокойно, не торопясь, не кидая в чемодан шмотки, которые родители все равно забракуют. («В этом только по коровнику шастать, а в Москве - за террориста примут!») А бабка не понимала. Она ломилась в дверь, делая невыносимыми последние минуты дома.
        - Ну подожди ты немного!
        - Некогда! На ночной поезд билеты дешевле, а за час до прибытия - вдвойне!
        Ну что с ней сделаешь?!
        - Иду! - В углу у двери валялась пара крошечных лаптей - игрушки, наверное, или сувенир. Я взял их с собой: в пыльной Москве будет отличная память о деревенском доме.
        Бабка перехватила меня за шиворот и поволокла вниз:
        - Бегом собираться! Много не бери, только самое необходимое!
        Я сложил на столе школьные учебники. Придет библиотекарь и заберет. А документы нам директор почтой вышлет. Это вам не Москва, здесь школьной администрации нетрудно дойти до почтамта, чтобы переслать документы выбывшему ученику. Не так уж много учеников, и не так уж часто они выбывают. Что ж не послать документы хорошему человеку? Тетрадки, дневник, белье, джинсы - собрался.
        Ольгуха, Мишка, бабушка, дядя Саша, который проснулся среди ночи и согласился отвезти нас на вокзал, - все ждали меня.
        - Едем, что ли?
        - Присядем на дорожку. - Все синхронно опустились на чемоданы, но бабуля тут же вскочила:
        - Едем, братва!
        Ох уж эти мне сериалы про бандитов!
        Глава III
        Сумасшедший город
        Я понимаю, когда баба Нюра, торопясь по утрам в сельпо, рассекает на своем мотоцикле, не разбирая дорог и огородов. Я понимаю, когда она объезжает лужи старательнее, чем прохожих, - прохожие давно плюнули и не ругаются, а из лужи - и обрызгаться можно. Бабу Нюру можно понять: у нее внук вечно тащит в рот всякую гадость, и если не приехать в сельпо пораньше за активированным углем, то его тебе и не достанется. Все расхватают для домашней скотины, потому что у коров и кроликов тоже иногда болит живот. Баба Нюра и заводит мотоцикл с утра пораньше и летит, сшибая заборы, я ее понимаю.
        Но когда десятки, сотни огромных машин (по сравнению с мотоциклом - огромных) летят, не разбирая дороги, замечая прохожих не больше, чем мух на лобовом стекле, - этого я не понимаю. Они еще и ругаются, если ты рискнешь пройтись по тротуару, где им вздумалось припарковаться. И как! Это песня. Я таких слов не слышал даже в тот раз, когда отдавил физруку ногу, на которую он до этого штангу уронил. Мне тогда пришлось обратиться за разъяснениями к словарю, благо у соседки нашелся подходящий. Я читал его до утра: никогда не думал, что на свете бывают такие слова. Но от московских водителей я узнал гораздо больше.
        А уж милиция! Вот у нас, когда бабнюриной козе вздумалось погулять без хозяйского ведома, участковый дядя Коля заподозрил кражу и стал обходить все дворы, искать, кто спер козу. К нам в сарай заглянул, увидел только вилы да лопаты, козырнул и ушел. Зашел к одним соседям, к другим… У нас деревня - три улицы, дядя Коля обошел все за полчаса и сказал теть Нюре: «Ищи в лесу». Но это же нетрудно, когда в деревне три улицы! А в многомиллионном городе каждого останавливать и обыскивать - это что ж такое пропало, позвольте спросить?! И кто же так хорошо учил математику, чтобы не понимать элементарную вещь: пока всех обыщешь, украденное тысячу раз перепрячут?!
        Вам вот смешно, а мы пока от вокзала в метро спустились, нас обыскали раза три. Один раз даже чуть не задержали: сержанту показалась подозрительной коллекция бабушкиных панталон. То ли он решил, что бабуля их украла, то ли что она собирается торговать ими в метро, а может, то и другое. Бабушке пришлось доставать и показывать, что панталоны неновые, следовательно, продать их невозможно, да и для кражи она бы выбрала что поновее, а не эту рвань (дырки на панталонах ей тоже пришлось предъявить). Но отпустили нас только после того, как заорал Мишка. Он умеет орать и, за что ценю, умеет орать вовремя. Сержант оказался то ли бездетный, то ли впечатлительный, в общем, отпустил нас на первых же нотах.
        Думаете - все? А метро?! Нет, вообще-то там красиво, очень даже. Но только если смотреть вверх: светильники, мозаика на потолке - здорово! А вот вниз, вбок, вперед и куда там еще - лучше не смотреть. Да и необходимости нет: нас в метро занесла толпа, спустил эскалатор (жуть, вряд ли я когда - нибудь привыкну!), толпа же занесла в вагон, а потом вынесла на нужной станции. Нам осталось только выйти в город, но это можно сделать и глядя на потолок.
        А потом был дом. Кирпичная махина, со всех сторон обставленная гаражами и помойками, обсиженная бабульками и обгаженная собаками. Мишка как увидел - сразу запросился домой (не понял еще, дурак, что попал). Ольгуха пробурчала что-то вроде: «Надеюсь, у меня будет своя комната»; бабушка молча перекрестилась. Я не знал, что сказать, на всякий случай уточнил: так ли должен выглядеть настоящий «каменный мешок» или нужны еще какие-то детали? Получил подзатыльник и оказался дома.
        Дома были родители, которых бабушка не предупредила о нашем приезде, и они уставились на нас в изумлении, как Мишка на унитаз.
        - Слава богу, а то я думал, еще год потратим на уговоры!
        - Мам, ты бы хоть позвонила!
        - Некогда было звонить! - объясняла бабушка, выкладывая из моего рюкзака банки с огурцами (уф, гора с плеч!). - Сразу поехали, как решились, я боялась передумать. Порядки-то тут у вас недеревенские, как я погляжу.
        - Привыкнешь.
        - Поздно мне привыкать. Вот они пускай привыкают. Чего встали?! Руки мыть, здороваться!
        Мы, как воспитанные, выстроились в очередь перед родителями (черт с ними, с руками, потом). Мать я не видел все шесть лет, что они жили в Москве, и ревниво отметил, что она классно выглядит. Короткая стрижка вместо косы, узкие джинсы, как у Ольгухи… Стоя рядом, они тянули на разновозрастных подруг, на тетю и племянницу, но никак не на мать и дочь. Отец к нам приезжал год назад на какой-то праздник, и я успел перезапомнить его таким: похудевшим, без бороды, поэтому не сильно удивился переменам. Родители тискали по очереди каждого, приговаривая «Как ты вырос!» и прочую ерунду, которую говорят детям, когда их давно не видели. Мать особенно старалась, даже чуть не ляпнула: «Как ты выросла» бабушке, попавшей под горячую руку.
        Не то чтобы я был не рад, просто отвык. Совсем другие, обновленные, что ли, родители, в незнакомом городе, в новом доме… Я чувствовал себя не в своей тарелке (тарелки, кстати, тоже были непривычные: черные и квадратные, - как не сойти с ума?!).
        Потом отец повел показывать наши комнаты, и я немного успокоился: нас тут долго ждали, это было видно. Нам с Мишкой досталась небольшая комнатень со шведской стенкой (всегда такую хотел) и кроватями-чердаками. Это такие койко-цапли, на высоких ножках, под каждой помещался письменный стол. Ольгуху с бабушкой поселили в комнату побольше, разделив ее зачем-то разрисованной бумажной перегородкой. Я видел такие в книжках про Китай - красиво. Ольгуха визжала, как первоклассница: ее половина комнаты была оклеена розовыми обоями (она обожает этот цвет). Миха сразу забрался на свою кровать и нацелился потренироваться в прыжках с высоты, за что получил по шее и надувной матрас (матрас пристроили у кровати, на случай, если Мишка все-таки свалится).
        Потом отец устроил нам экскурсию по микрорайону, показал школу (совсем рядом с домом), компьютерный клуб (надо заглянуть). В общем, к вечеру я уже почти смирился с мыслью, что это теперь наш дом. Найденные на чердаке деревенского дома лапотки повесил на ночник над кроватью - прикольно. Только что-то не давало мне уснуть: то ли телевизор в родительской комнате, то ли машины за окном, то ли проступившая перед самым носом надпись на потолке: «Здравствуй».
        Глава IV
        Будни колонии
        - Второй отряд, на выход! Хватит спать, и так уж все проспали! - У леших своеобразное чувство юмора, поэтому их только и берут, что в тюремщики. Это у людей считается, что все лешие живут в лесах - ничего подобного! Леших много, лесов мало. Каждый леший-тюремщик мечтает к старости получить повышение и отправиться на работу в лес. Один из сотни удостаивается такой чести, остальные же так всю жизнь и работают в колонии домовых. Злющи-е! Кому приятно родиться лесничим, а работать тюремщиком?!
        Веня леших жалел, это помогало ему не киснуть в колонии и терпимо относиться к их шуткам. Неудачники, что с них возьмешь?
        - Подъем, подъем! Рубаху в штаны заправь, не дома! - Еще одна шутка леших, из-за которой все заключенные колонии чувствуют себя идиотами. Рубахи у домовых длинные, ниже колена. Если заправить такую рубаху в штаны, как требуют лешие, вид получается аховый, как будто ты целую подушку запихал, чтобы сидеть было мягче. Так и ходят целый день домовые, на клоунов похожие. «Ну и хорошо, - думал Веня, - ну и ладно. Зато не холодно, да и у моли не хватит силенок прокусить толстый слой материи». Моли Веня еще побаивался. Те, кто в колонии давно, уже привыкли и посмеивались над Веней: «Бабочку испугался!» - забыв, как триста лет назад боялись сами. Да и как не бояться-то? Бабочка, между прочим, размером с кулак домового и лопает все, что гвоздями не прибито. И этих тварей домовые в колонии должны кормить, каждый день по восемь часов, чтобы они валенки не ели, не создавали проблем свободным домовым.
        - Не спим, не спим! - подгонял леший. Веня заправил рубаху, повесил на руку котелок и направился в портяночный цех. Здесь уже кипела работа: булькала вода в котлах, столбом стояла пыль от специй. Веня затопил свою печь, налил в котелок воды и пошел на склад за портянками. И чего эта моль такая привереда?! И портянки-то ей нужны строго двухнедельные (старше или новее - уже не будет есть), и сахару - две ложки, ни больше ни меньше, да две таблетки нафталину! Когда Веня был свободен, так моль жрала, что попало, и сахару не требовала! А тут…
        - Долго спишь, Скобеев! - отчитал Веню кладовщик. - Только второй сорт остался, придется тебе попотеть, чтобы моль это сожрала!
        Портянки второго сорта - это переношенные. Их сперва чуток отстирать надо, а потом уж кашу варить. Но Вене уже не впервой:
        - Давай свой второй сорт. Сожрет, никуда не денется!
        Кладовщик, кряхтя, будто грузит ящики с песком, отсыпал Вене триста граммов:
        - Удачи, спящий красавец.
        - Угу.
        Портянки Веня заполоскал в умывальной под краном: три раза по часовой стрелке, три раза - против, ни больше ни меньше, а сколько надо, чтобы привередливая моль обманулась и сожрала, что дают.
        Печка уже разогрелась. Веня подкинул щепочек, поставил котелок на печь, насыпал песку и нафталину. Ничего, и в колонии можно жить. Вот сейчас кашу сварим…
        Работа пыльная, зато нужная. Зато миллионы людей будут носить зимой теплые валенки, и никакая моль им не помешает. Они-то думают, что у них вообще моли нет, но так не бывает. Моль есть у всех. Только у одних голодная, а у других - сытая, Вениными трудами. Отличная у Вени работа! Это тем не повезло, кто пожары отвращает да нечисть запутывает, чтобы в дома не лезла, по лесам бродила. Вот там домовые за полвека растворяются, потому что с огнем и нечистью - работа на износ.
        Нормально Вене в колонии, жить можно. Здесь он соседа Арсения встретил (его арестовали в тот год за пожар в доме), есть с кем словом перекинуться - лепота! А вот и он, Арсений, легок на помине. Бежит с котелком, торопится - тоже проспал.
        - С утречком, Веня.
        - И тебя. Тоже портянки просроченные?
        - А как же! - Арсений самодовольно улыбнулся, как будто не портянки просроченные получил, а подарил десятку богартов кубик Рубика (они тупые, три года собирать будут и никаких безобразий не учинят, потому что некогда).
        Арсений - хороший домовик. По глупости здесь, как и многие. Как многие, не смирился еще с тем, что это навечно, до самого растворения. Можно, конечно, еще смертным стать, ну да ищи дурака! На Вениной памяти ни один домовой на это не пошел. А пошел бы, так весь мир бы десять веков только об этом и судачил, потому как не дело домовому смертным становиться. Говорят, от этого рога вырастают… Да и вообще, что за жизнь: не знать, сколько мышей в собственном доме и какой богарт стащил последний червонец?! Нет-нет, и не уговаривайте.
        Веня помешивал кашу. Арсений рядом колдовал со специями и приставал с разговорами:
        - Вень, тебе сколько до растворения осталось?
        - Веков десять. А что?
        - Так. Мне меньше. Я все думаю, как это будет…
        - Как у всех, - пожал плечами Веня. - Станешь воздухом, будут тебя портить…
        - Я серьезно!
        - Если серьезно, то говорят, все, как при жизни: шатаешься по своему дому, все видишь, все слышишь. Только повлиять ни на что не можешь, потому что ты уже бесплотный.
        - А кто может?
        - Новый домовой, конечно. Только по мне, лучше бы этого не видеть!
        - Да уж! - Арсений попробовал кашу, покривился и с удовольствием отметил: - То, что надо! Это я про кашу. В новых домовых не очень-то мне верится.
        - Это потому, что они быстро в колонию попадают по неопытности.
        - А-а!
        Арся сам выбрал больную тему для разговора и теперь, наверное, жалел. Его хозяйка жила одна, если не считать, конечно, Арсения с кошкой. Пожалеешь тут!
        - Слышь, Вень! А кошка?
        - Что кошка? Кошка всегда с домовым, сам знаешь.
        - И даже…
        - Ну да.
        - Странно, а говорят, они живут недолго…
        - Слушай больше! Когда срок подходит, они просто обретают новую форму. - Веня снял котелок и пошел кормить моль. Арсений, конечно хороший домовик, но и без него тошно.
        Глава V
        Пишущий потолок
        Я не понял, откуда взялась эта надпись: неужели Мишка набезобразил? Она проступала прямо на глазах, что ли у братца какие-то новые прикольные мелки? Есть же чернила-невидимки: пишешь - не видно, посветишь специальным фонариком - вот они, надписи.
        - Миха! Ми-иха!
        Спит, что ли?
        - Чего тебе?
        - Глянь, твоя работа?
        - Где?
        - Да вот же! - Буквы были с кирпич каждая, не заметить трудно.
        - Я не вижу!
        - Не прикидывайся! Чем это теперь оттирать прикажешь? Мне родители голову оторвут!
        - Что оттирать? - Мишка сел на кровати и сделал круглые глаза, как будто не врет и совсем - совсем не видит злополучной надписи.
        - Смотри же! - Я ткнул пальцем в потолок и посмотрел сам. «Здравствуй» уже не было. Проступила другая надпись: «Отстань от брата». Ничего себе, прикол!
        - Что оттирать-то? - Мишка не поленился слезть с кровати и забраться ко мне. - Нет тут ничего! Спи. У меня у самого точки перед глазами, это все от переезда.
        - М-да?
        - Точно говорю!
        - Ладно, извини. Ложись.
        Братец послушно запрыгнул на место. А потолок не унимался: «У тебя богарт в шкафу. Прогони, а то штанов недосчитаешься. И где кошка?»
        - Какой богарт? В деревне оставили…
        «Не пойдет, - написалось на потолке, - завтра же привези, а то худо будет».
        Это как, интересно?! В деревню за кошкой так запросто смотаться одному?! Да кем этот потолок себя возомнил?!
        - Ладно, сам пришлю. Ты богарта прогони!
        Сам? Пришлю? Что за новости? Ладно, где богарт?
        Я спрыгнул с кровати и открыл дверцу шкафа. На полке среди сложенной одежды сидело нечто. Видели когда-нибудь бомжа? Я штук сто видел, пока мы с вокзала сюда приехали. Так вот: этот, на полке, был точно такой же, только маленький. Увидев меня, он завопил:
        - Занято! - И захлопнул дверцу.
        Мишка присел на кровати:
        - Димон, хорош дверьми хлопать! Я спать хочу!
        - Извини…
        Я снова открыл шкаф:
        - Ты чего здесь? Кыш отсюда!
        - Сам кыш! - Богарт примерял мои джинсы. В каждую штанину могло бы поместиться четверо таких, как он, но богарта это не останавливало. Кряхтя и стеная, он застегивал «молнию», обеими руками тянул за бегунок, но у него ничего не получалось.
        - Чего уставился?! Помоги!
        - А больше ты ничего не хочешь? - Я тряхнул джинсы, и богарт провалился в штанину. Так, и что с ним теперь делать?! Держа штанину за оба конца, чтобы этот мини-бомж не выбрался, я подошел к кровати. «В окно», - подсказал потолок. В окно так в окно. Первый этаж, не разобьется.
        - Хулиган! - вякнул бомжик, улетая в темноту.
        - Закрой, Димон, холодно! - проворчал сонный Мишка.
        - Что это было, потолок?
        «Богарт».
        - Спасибо за объяснение.
        «Не ехидничай. В твоем доме полно бесенят и четыре мышки. Крупа кончается. А ты полеживаешь себе. Управа по головке не погладит!»
        - Каких бесенят? Какая управа? - Я ни черта не понял (да и кто понял бы на моем месте?!). А под шкафом захихикало.
        Я как стоял, так и принял положение «упор лежа», заглянул под шкаф - никого. Хихикало уже под столом. Я не гордый, я заглянул - никого. Теперь хихикало где-то на карнизе. Оно издевается?
        «Бесенята!» - написалось на потолке. Как будто это могло что-то объяснить.
        - Какие бесята, я спать хочу!
        «Спи себе. Только завтра ты проснешься на руинах, обнимая обрывки подушки. Бесенята любят пошалить!»
        - Ничего себе!
        «Угу. Принеси-ка молока с кухни».
        Пошел. Принес пакет и чашку.
        «Блюдце надо было», - написал зануда-потолок.
        Я честно сбегал за блюдцем. А что делать? Кому охота просыпаться на руинах, едва переехав? Странный город: бесенята, богарты, пишущие потолки… То ли дело в деревне…
        «А теперь ищи мешок».
        - Где я его тебе возьму?
        «Ну хоть пакет пластиковый!»
        - Ок. Не мог сразу сказать?!
        «Не положено. Ты сам должен знать».
        - Я?!
        «Мешок неси».
        Ладно, еще один поход на кухню по длинному коридору, мимо комнаты родителей, мимо бабушки с Ольгухой… Интересно, я, правда, до сих пор никого не разбудил или перебудил всех, но им лень выйти, дать мне по шее? Загадка, ёксиль! Ладно, где тут у матери пакеты лежат? Я перерыл все тумбы и наконец нашел, что искал, - чудненько! Берегитесь, бесенята!
        «Ну ты бы еще подольше погулял!» - встретил меня потолок.
        - Тебе-то что? Давай, что делать дальше?
        «Бежать за молоком, - проявилась бесстыжая надпись на потолке. - Пока ты ходил, бесенята все выпили».
        Я оглядел комнату: м-да, они действительно все выпили. На полу валялся пустой пакет из-под молока, но это полбеды. Бутылочка с водой для цветов тоже была пуста, ну и бог с ней. Но вот зачем было опрокидывать и выпивать Мишкину тушь для рисования и мою жидкость для протирки монитора?! А я аквариум хотел… Большой, на сто литров! Бесенята бы всю ночь бегали - весело!
        - Алкоголики!
        «Бесенята, что с них возьмешь!»
        - А зачем им молоко, раз все равно, что пить, а? У отца бутылка пива есть в холодильнике: выпьют и спокойнее станут, легче поймаются.
        «Ты так не шути! Спиртное - запрещено».
        - А жидкость для монитора?!
        «Не в счет».
        М-да. Мало того, что бесенята выпили все, что нашли, они еще и все погромили! Стулья валялись на полу, монитор стоял аккуратненько, но вверх ногами на перевернутом столе. Из шкафа бесенята вытрясли все и развесили по комнате.
        «Чего встал столбом? - написал ехидный потолок. - Ночь короткая, а у тебя еще дел полно!»
        Я взял пакет с собой (а то еще заиграют) и снова сбегал на кухню за молоком.
        «Теперь налей в блюдце и поставь посреди комнаты».
        Налил, поставил, встал на стреме с пакетом. Из-под шкафа показалось сразу пять любопытных носов с черными усиками. А шестой бесенок сиганул откуда-то сверху прямо мне на плечо. Я лишь на секунду повернулся посмотреть, что за зверь (вроде кенгуренка, только черный и без хвоста), а когда опять взглянул на блюдце, оно было уже пустым. Под шкафом хихикали.
        Первым делом я схватил за шкирку того, кто на плече, и визжащего сунул в пакет (как Мишка-то не проснулся?). Потом налил еще молока и сел, готовый к решительным действиям. Но бесенята не спешили пить молоко. Они пикировали сверху на меня (только что под шкафом сидели!): один, другой… десятый! Я хватал их и пихал в пакет. Один ловился, трое разбегались. Через минуту пакет был уже полный, визжащий и танцующий, а бесенят все не убывало. В конце концов я плюнул, выкинул пакет в окно, и пойманных бесенят стал кидать туда же по одному. Вот сейчас Мишку-то простужу! Бесенята пикировали, я хватал их и кидал на улицу, а они все не кончались.
        - Это что! В родительской комнате вообще две сотни, да еще полстолько у бабушки с Ольгой! - хладнокровно заметил потолок. У меня не было времени ему отвечать, я занимался метанием бесенят. Последний отказался на меня прыгать. Он вразвалочку подошел к блюдцу, взял его в лапы, выпил, обливаясь и хлюпая, вытер морду о занавеску и невозмутимо вскарабкался на Мишкину постель. Во наглёжь, а? Я встал на табуретку у кровати, протянул руку… Хитрый бес шмыгнул под одеяло. Ну вот, приехали, сейчас я Мишку разбужу. Испугается ведь парень, увидав такую красоту в своей постели! Ладно, не станем переворачивать одеяло, будем умнее. Я взял пакет молока, встал у кровати и поманил бесенка. Из-под одеяла высунулась черная лапка, схватила пакет и потянула к себе. Я не отдавал. Лапка потянула сильнее. Я не отдавал. Лапка потянула еще и…
        - Димон, с ума сбесился?! Бабушке скажу!
        Первым делом я схватил бесенка за лапу и выкинул в окно. А потом уже цапнул салфетки из-под перевернутого стола и подскочил к Мишке:
        - Что такое? Тебе приснился кошмар, вон вспотел весь! - Я лихорадочно вытирал молоко с Мишкиной физиономии. - Все будет хорошо, это из-за переезда кошмары снятся. Завтра уже привыкнешь, и все будет, как раньше.
        - Ты меня поливал молоком… - бухтел сонный Мишка.
        - Что ты?! - удивился я, прикрывая спиной пакет молока на подоконнике. - Тебе приснилось! Сам посуди, разве я мог?
        - Не мог, - согласился Мишка. - Ты бы взял воду для цветов, она ближе.
        - Вот видишь! - (Как моего братца легко убедить!) - Я же говорю - сон.
        - Угу. Спокойной ночи.
        - И тебе.
        Минут пять я стоял, боясь шевельнуться: наблюдал, как засыпает Мишка. Потом глянул на потолок. «У тебя еще две комнаты, полные бесенят!» Спасибо, что напомнил.
        Родители и тем более бабушка с Ольгухой - это вам не Мишка. Их так запросто не польешь молоком и не скажешь: «Тебе приснилось». Я не представляю, как буду оправдываться, если вдруг кого-нибудь из них разбужу. Сделаем проще.
        В пакете осталось на добрый стакан - должно хватить. Я вышел в коридор. Двери родительской и бабушкиной комнаты были почти рядом. Главное - лить не слишком щедро. Плеснул молока на пол, надеюсь, бесенята хорошенько его вылижут. Две молочные дорожки от разных дверей соединились в одну к середине коридора, вышли по лестнице (хорошо жить на первом этаже!) во двор. Пакет я оставил там же, подпер камушком дверь подъезда и стал ждать. Надеюсь, сработает, потому что ловить три сотни бесов по одному - это слишком. Да и молока больше нет. Я присел на лавочку у двери подъезда: ну где вы, бесы?
        Бесы были тут как тут. Маленькие, шустрые, как мыши, они выходили шевелящейся тучей. Ну и как их считать?
        Я сообразил, что, если буду ждать всех здесь, они могут и вернуться. Надо дежурить у двери квартиры, чтобы захлопнуть ее за последним бесенком. Продираясь сквозь шевелящуюся кашу (гадость какая), я оказался у двери. Тут уже никого не было, зато сверкал вылизанный пол. Вроде все. Захлопнул дверь, прошел к себе.
        - Все, потолок?
        «Бесы - все. Но к Мишке идет бабай».
        Я хотел переспросить: «Какой-такой бабай?» - но кто-то хлопнул меня по плечу.
        Глава VI
        Зато он ловит мышей
        Конечно, в детстве я читал стишок про Бармалея, смотрел фильмы про Кинг Конга и Фредди Крюгера, я видел Ольгуху в бигуди и бабу Нюру на пляже. То есть до последнего момента у меня были все основания полагать, что я не трус. Но вид бабая заставил меня изменить мнение. Он стоял близко, так что я слышал запах его волос (мох, мыши и зола), и выглядел так, что караул. Кинг Конг, Фредди Крюгер и дядя Паша-лесник в одном флаконе. В его мшистой бороде бегали муравьи, а в волосах росла клюква. Жуткое лицо, все в ожогах, как будто его лупили горячим утюгом. Руки-ноги если не деревянные, то по цвету очень похоже, и лапти, как поленья, огромные.
        Нет, я не завопил - побоялся разбудить Мишку, не соображая, что он уже не спит, а брыкается у Бабая в заплечном мешке:
        - Димон, кончай прикалываться! Че за фигня, Димон!
        Наивный, думает, это я его поймал и сейчас утащу в лес. В лес?!
        Бабай придирчиво оглядел меня, ткнул в грудь грязным пальцем:
        - Великоват. - И выпрыгнул в окно. Я только сейчас заметил, что оно открыто.
        «Чего стоишь? За ним!» - написал потолок, и я послушно рванул к окну. Подбежал, обернулся…
        «Куда ты, чумовой! Хоть веник возьми!»
        - Какой веник?
        «Какой?! Пешком не догонишь. Не положено вообще-то, но в экстренных случаях можно. Смотри, чтобы никто из управы тебя не увидел».
        - Из какой управы… Ой, он уходит!
        «Неважно! Бери веник, садись верхом - вмиг догонишь!»
        Я сбегал на кухню, схватил веник, вернулся к себе, встал перед окном, оседлал веник (ой, как же это все долго!)…
        «Лети!» - написал мне потолок.
        Ну я так ногами оттолкнулся, что тапочку потерял. В ушах залихватски свистнуло, рвануло назад (еле удержался!), в лицо ударила струя холодного воздуха. Назад уже не рвало, а так, потягивало. Я крепче ухватился за веник. Что там потолок писал про «не положено»? Ой, не положено летать на вениках осенней ночью в одних трусах. Холодно потому что. Пальцы заледенели в момент, и зубы начали стучать, какая тут радость полета? Чего меня сюда понесло? Ах, да, Мишка! Я наконец сподобился посмотреть вниз - прикольно. Крыши домов были близко-близко, я едва не скреб их пятками. Бабай улепетывал через двор, в свете фонарей я отлично видел его громоздкую фигуру, которая теперь была жирной точкой. Вот спикирую сейчас ему на шею, схвачу мешок - и домой. Удержать бы только!
        Я чуть наклонил вперед ручку веника и камнем полетел вниз. Бабай все еще бежал через двор, я на венике его настигал. Чтобы схватить мешок, надо хотя бы руку освободить, а я не мог: летел, вцепившись в веник, отпущу - свалюсь же. До спины бабая остались считаные метры, если сейчас не отпущу этот проклятый веник…
        Меня дернуло вперед, назад, двинуло по лбу вениковой ручкой.
        - Ой! Что творишь, Уй-ияси-джан?! - Бабай наклонился надо мной. Я лежал на земле, придавленный веником. - Прости, не признал сперва, думал - ребенок. Сказал бы, что ли, чем по воздуху за мной гоняться. Прости, дорогой!
        Бабай участливо подал мне руку. Мишка в мешке завыл:
        - Пусти, скотина!
        Я потряс головой:
        - Кого не признал-то?
        - Так тебя, Уй-ияси, решил, что второй ребенок не спит.
        - Я и не спал.
        - Конечно, какой тебе ночью сон, когда работы полно! Ну не сердись! Хочешь, мышей старых заберу? Ты, я видел, без кошки маешься. Потерял или не завел еще?
        - Потерял. Забери, а? Мне за ночь все не успеть… - Не знаю, за кого принял меня бабай, но пусть он и дальше меня таковым считает. Может, и правда, мышей заберет? Какой с них прок, с мышей-то?
        - Не прибедняйся, Уй-ияси-джан! Идем заберу! - Бабай тряхнул мешок, и оттуда выпал осоловевший Миха:
        - Димон, он меня украсть хотел!
        - Больше не хочет. Пошли домой.
        Мишка опасливо покосился на бабая и взял меня за руку:
        - Он с нами пойдет?
        - Да, ему мыши нужны.
        - Зачем?
        Хороший вопрос. Но я нашелся:
        - Чтобы у нас не было.
        - А…
        Бабай плелся сзади и старательно оправдывался:
        - Я вижу в окно: двое детей не спят, вот и забрал младшего. Не признал тебя в старшем, Уй-ияси - джан!
        - Да ладно… - Мне даже неловко стало. Кто такой этот Уй-ияси, что его бабай боится? И почему меня приняли за него?
        И почему со мной разговаривает потолок и полный дом бесенят, богарты в шкафу… В Москве, что ли, так принято?
        Я перелез через подоконник, перекинул Мишку, бабай заскочил следом и тотчас пропал на кухне. «Молодец, - написал потолок. - Теперь приберись и можешь будить хозяйку». Да чего это он раскомандовался-то, а?
        - Не буду!
        «С ума сошел?»
        - Димон, а чего такой бардак-то в комнате? - подал голос Мишка.
        - Бабай устроил. Ложись, я уберу.
        Игнорировать такой бардак - действительно верх легкомыслия. Родители проснутся, увидят - мало не покажется! Но все равно:
        - Нечего командовать, слышишь!
        «Я просто хочу помочь».
        - Мне?! Чем это?
        - Димон, с кем ты разговариваешь?
        - Сценку репетирую. Так чем?
        «Будешь плохо выполнять свою работу - тебя заберет управа».
        - Районная, что ли?
        «Да».
        - Шутишь?
        «Нет».
        Вот и поговорили.
        - Какая у меня работа-то хоть? И с чего бы это? Вчера был свободен, как ветер…
        «Жизнь такая. Прибери в комнате и буди хозяйку».
        - Так точно, товарищ командир!
        - Дим, это сценка про войну?
        - Да.
        - Тогда встань по стойке «смирно».
        - Хорошо. - Я встал по стойке «смирно» и выдал: - Какая, на фиг, жизнь! Объясни мне, наконец, что происходит!
        - Не по уставу, - заметил Мишка.
        «Все уже произошло, - отписал потолок. - Работай, времени мало».
        - Да иди ты в баню!
        «Не положено».
        - Не по уста-аву! - Мишка приготовился разреветься.
        - Да ну вас всех! - Я пнул лежачий стул и принялся за уборку.
        На кухне громыхал кастрюлями бабай. Мышей ловил - не иначе. Чувствую, что и за ним убирать придется. А что там потолок говорил насчет кошки? Неплохая мысль, если это избавит меня от шляющегося по кухне бабая. Не самому же мышей ловить, в самом деле?
        Через полчаса комната выглядела вполне сносно. Осталось только замести мусор, но это мы мигом. Веник здесь, раз-два - готово. Мишка уже спал. Я пошел на кухню выкинуть мусор и заодно посмотреть, как там бабай. Бабая уже не было, поймал, наверно, своих мышей и ушел восвояси - слава богу. Большого бардака он не учинил: только две табуретки опрокинул, и все. Я открыл шкафчик под раковиной, чтобы выкинуть мусор, и - сюрприз! Верхом на ведре сидел богарт и чавкал картофельной шелухой. Я вытряхнул совок, не обращая на него внимания.
        - Эй, чего кидаешься?
        - А ты чего здесь? Кыш!
        - Сам кыш!
        - Ну и оставайся тут, дурак! - Я от души захлопнул шкафчик и запер его. Надоела эта нечисть, пускай сидит в помойке, если нравится. Там ей самое место!
        Глава VII
        Роковое блюдечко
        Арсений вернулся в камеру такой радостный, будто мышь проглотил, заговорщицки подмигнул Вене и кивнул на свою печь: пойдем, мол, ко мне. Веня только возмутился про себя: Арсений в колонии совсем стыд потерял, приглашать гостя в нетопленую печь - воспитаньице! Сам Веня вернулся еще час назад, его печь уже весело потрескивала щепками, а рядом дремала кошка. Кошка - наше все. Кошка у холодной печи не ляжет, не такая она дура!
        Веня пожал плечами:
        - Зайди лучше ко мне, сосед.
        Арсений с удовольствием согласился и первый шмыгнул в горячую Венину печку. Веня - за ним. Что домовому хорошо, то каше - смерть: Венантий потеснил горшок с кипящей гречкой и уселся, опершись на него спиной. Арся продолжал подмигивать. У домовых не бывает нервных тиков, значит, что-то случилось.
        - Не томи, сосед.
        Сосед не томил. Он достал из-за пазухи нечто, завернутое в тряпочку, и шепотом предложил:
        - Хочешь в блюдце посмотреть?
        Веня чуть в обморок не упал (с домовыми это случается):
        - С ума сошел?! А закон?! Хочешь раствориться на два века раньше?!
        Арся пожал плечами:
        - Во-первых, никто не узнает. Во-вторых, скажи честно: неужели не любопытно, как там твои?
        - Вообще-то, да… - Веня не знал, как и поступить. Смотреть в блюдечко - преступление почище побега. Сбежишь - через сутки растворишься или станешь смертным, если захочешь. А посмотришь в блюдечко - ничего с тобой не будет. Только жить и знать, что творится в твоем доме без тебя, - то еще удовольствие. Потому что без домового ничего хорошего в доме не происходит, а ты сидишь себе в колонии и ничего не можешь с этим сделать. Кто это вынесет? Все, кто на Вениной памяти в блюдечко смотрел, либо растворялись самопроизвольно, либо убегали и - опять-таки растворялись, потому что смертным становиться никто не хотел. Только блюдечко оставалось после них, в него смотрели другие заключенные домовики, и побеги продолжались.
        - Неужели не любопытно?! - настаивал Арсений.
        Любопытно, конечно. Да чего там: Веня как в колонию отправился, только об этом и думал: как там хозяйка? Может, еще можно чем-то помочь, а он, Венантий, здесь прохлаждается?! Конечно, он оставил новому домовику говорящую грамотку на потолке на все случаи жизни. Это не запрещено, и даже наоборот: как новый неопытный домовой сможет прожить без инструкций? Но все равно неспокойно было Вене. Да и кому, скажите, спокойно будет: жить и знать, что в твоем доме новенький неопытный домовой пытается каждый час отбиваться от бабаев, богартов, мышей, тараканов, мора, засухи… Список возможных бед составлял две тысячи единиц. Веня знал все наизусть, чай, не один век проработал, знал инструкции (что делать при каждой беде), и то у него иногда случались провалы. Что говорить о неопытном новичке!
        - Любопытно, Арся. Очень даже. Душа болит за хозяйку, как она там, без меня? И кошка уходить не хочет - не к добру!
        - Ну вот. Думаешь, мне легче? Давай посмотрим хоть, как они там. Может, все в порядке, а мы тут извелись все. Хотя кошка - это серьезно.
        - За что я тебя ценю, Арсений, так это за оптимизм. Давай свое блюдечко.
        Сосед аккуратно развернул тряпицу:
        - Яблоко есть?
        Веня пошарил в карманах. У домовых они бездонные, как у героев «бродилок». Да и как иначе-то, домовой - сущность занятая, ему и то надо, и это…
        - Во! Еще с деревни осталось. Подсохло, правда…
        - Сойдет. Катись, яблочко…
        Яблочко каталось по блюдцу кругами, а Веня смотрел. Прошлое: весь дом на ногах, все собираются уезжать, один Веня предательски спит в своей печке. Собрались, уехали, тут же пришел за Веней бабай, и часа не прождал, нечисть! Веня бы догнал, смог бы! Ага, вот приехали. Ну и домина! А печка где? Первая ночь… Старший малец теперь домовой - плохо, хозяйка бы лучше справилась. Богарта выкинул, молодец, бесенят разогнал - отлично, бабая прогнал, да еще мышей ловить заставил, ха-ха! Умница! Так, а это что? Кто богарта в отбросах оставил?! С ума сошел, это же…
        - Сосед, мне нужно бежать.
        - Что, совсем плохо?
        - Сам глянь!
        Арсений уставился в блюдце. Сперва молчал, потом мычал, потом выругался. Затем сказал:
        - А у меня что? - И спустя две минуты вздохнул с облегчением. Хоть у него все в порядке. Молодец Арсина хозяйка - второй год справляется. А Вене надо в побег. Срочно надо.
        Венантий заглянул под крышку горшка - готова каша. Поесть на дорожку - и в путь. Веня кивнул на горшок:
        - Присоединяйся, сосед!
        - С удовольствием.
        Домовики достали ложки и принялись наворачивать из котелка, радуясь вынужденной паузе в разговоре. Вене меньше всего хотелось сейчас обсуждать побег, зато хотелось поесть и бежать. Арсению наверняка неловко, что у него все в порядке, когда у соседа беда. Так они и ели молча, даже ложками старались не стучать.
        Потом Арсений помог Вене собраться, вымыл котелок, узелок связал и даже золу вычистил из печки.
        - Бывай, сосед. Не скучай здесь.
        - Не буду, не дадут. Ты, главное, сам… Чтобы у тебя все было в порядке.
        - Постараюсь. На то я и домовой, чтобы дом в порядке держать.
        - Угу.
        - Бывай.
        Веня выбрался из печки, свистнул кошку и пошел, не оборачиваясь, вон из камеры. Никто его не остановил, потому что лешие-надзиратели только за порядком в камерах следят, а если домовой решил бежать, то тут уже ничего не сделаешь. Растворится домовой, пропадет. Если остановить его сегодня, он сбежит завтра, не завтра - так после. Потому что он сам так решил. Потому и в блюдечко смотреть - преступление хуже побега. Ты-то уйдешь, с тобой все ясно. А блюдечко останется. И будут смотреть в него другие, и будут пропадать, десятками, сотнями, потому что мало у кого бывает благополучный дом без старого домовика. Брать блюдце с собой в мир смертных - нельзя, а то людям в руки попадет - еще хуже будет. А уничтожить его - невозможно, сто раз пробовали.
        Леший-стражник только вслед Вене посмотрел да плюнул: еще один ненормальный, за людей переживает больше, чем за себя. Лешему не понять, у него сущность такая, нетерпимая к людям.
        Хлопнули ворота за Вениной спиной: отсчет пошел. Через сутки домовой растворится или станет смертным, что еще хуже. А надо столько успеть!
        Глава VIII
        Дом сошел с ума
        После минувшей ночи у меня еще тряслись коленки. Откуда столько нечисти в одной квартире? Откуда потолок знает, как с ней справляться, и почему он умеет писать послания? Почему пишет именно мне? Как я ухитрился вчера полетать на венике? Что все это значит в конце концов?!
        Родители ушли на работу, бабушка с Мишкой - в зоопарк, Ольгуха тоже куда-то ускакала с утра. Если не считать пишущего потолка и богарта в помойке, я был один. Слонялся по комнатам, не зная, что со всем этим делать и чем себя занять. На потолке с утра не менялась надпись: «Богарт в отбросах», как будто я не знаю. Пускай не меняется, так спокойнее. А то, когда с тобой потолок разговаривает, - это уже клиника. Лучше - если просто надпись на потолке. Надпись и надпись - подумаешь! Я еще раз зашел в нашу с Мишкой комнату, посмотреть: может, потолок еще что написал? Нет, все тихо. А как там богарт? Прошел на кухню, открыл шкафчик под раковиной. Богарт сидел в пустом ведре, как в ванне, положив локти на края, и балдел. Все содержимое ведра он уже слопал, о чем говорило его надутое брюхо.
        - Че нада?
        - Ничего. Сиди тут. - Я захлопнул шкафчик. Ну как это называется, а?
        Щелкнул дверной замок: наконец кто-то почтил меня своим присутствием. Бабушка с Мишкой вернулись? Нет, Ольгуха. Она вошла какая-то кислая - случилось что?
        - Привет, Дим? Не знаешь, где у них тут врач живет, я, по-моему, ногу сломала.
        - Сломала?
        Я только сейчас увидел, что она прыгает на одной ноге.
        - Как ты добралась-то?
        - По перилам. Я в подъезде с лестницы свалилась, так что долго идти не пришлось.
        - Не знаю. Надо родителям позвонить.
        Я отвел Ольгуху в комнату и набрал номер, который мать оставила на случай ядерной войны. Трубку мать взяла сразу. Я рассказал ей, что стряслось.
        - Замотай мокрой тряпкой, и пускай лежит. Я сейчас приеду, тоже неважно себя чувствую. Отвезем ее в травмпункт.
        - А с тобой-то что?
        - Давление, должно быть. Ждите, я скоро.
        Подождем, куда деваться. Я крикнул Ольгухе:
        - Лежи, я сейчас! - И отправился в ванную за полотенцем. Нажал ручку, толкнул дверь и отпрянул. Нет, никаких богартов, бабаев, леших и водяных здесь не наблюдалось. Просто отвалилась плитка. Вся. Сразу. Я открыл дверь, услышал большой «Бум!» и еле успел отскочить. Плитка посыпалась водопадом со стен, с потолка порошила штукатурка, раковина свалилась чуть ли не на ноги, а ванна встала на ребро. Это что ж такое?
        - Что там у тебя, Димон? - подала голос Ольгуха.
        - Плитка упала. Подожди, я сейчас.
        Плитка плиткой, а про полотенце забывать не надо. Намочить его придется на кухне, раз тут раковину снесло. С чего бы это, а? Дом, что ли, новый оседает?
        Я схватил с вешалки полотенце, отряхнул от штукатурной пыли:
        - Ща! - И пошел на кухню. Нажал на ручку. Толкнул дверь…
        А вот и не угадали - здесь как раз не плитка посыпалась - не было ее.
        Только я вошел, как из-под раковины, из-под холодильника, из вентиляционной решетки на стене, даже из крана полезли богарты. Так много я еще не видел!
        Белые стены разом стали серыми: богарты облепили их как мухи, и на полу зашевелился серый бомжеватый ковер. Не обращая на меня внимания, они распахнули все шкафы и холодильник, полезли внутрь, выкидывая на пол все, что там было. В меня летели макароны, кастрюли, помидоры…
        - Эй, ну-ка прекратить! - Я стал пробираться к окну по живому коврику. Вот сейчас открою и, как вчера, повыкидываю всех на улицу. Но это оказалось не так-то просто. Это вчера богарт был один, а сегодня…Твари хватали меня за ноги, висли на штанинах, кусались, больно, как крысы, и визжали:
        - Ку-уда!
        Как будто сами не знают! Ничего: кухня здесь небольшая, мне осталось-то сделать пару шагов. Кто попадет под ноги - я не виноват. Шаг - визг, на кого-то наступил.
        - Смотри, куда идешь!
        Щас, я их еще и обходить должен! Обойдутся! Шаг - визг. Опять на кого-то наступил.
        - Осторожнее, лось!
        Сами лоси. Совсем стыд потеряли. Я уже дотянулся до окна, но тут какой-то пронырливый богарт вскарабкался по мне, повис на руке, как на перекладине, и хряпнул за пальцы.
        - Больно, блин! - Я тряхнул рукой - и богарт улетел в стену.
        - Димон, ты скоро?! - подала голос Ольгуха.
        - Секунду!
        Вот так и успевай все на свете!
        Я наконец добрался до окна, щелкнул шпингалетом - ура!
        - Ну, кто первый на волю?
        Желающих не было. Захлопали дверцы шкафов - богарты закрывались изнутри. Через две секунды кухня была чиста, если можно назвать чистым пищеблок, где по полу рассыпана крупа, всюду лужи супа, а люстра украшена гирляндами макарон. Ах так?!
        Первым делом я спокойно намочил полотенце, налил чаю, отнес это все Ольгухе, попутно выпросив у нее скотч («В тумбочке»). Потом спокойно вернулся, заклеил все шкафчики, кроме одного, - не выберутся. Спокойно открыл оставшийся шкафчик: сейчас выгребем богартов отсюда и перейдем к следующему… Не тут-то было! Знаете, сколько богартов помещается в одном кухонном шкафчике? Я думал, что не больше пяти, а их там набилось два десятка! Они выскочили на меня, как кошки с чердака. Один бросился в ноги, я споткнулся и был наказан. Если ты выше ростом и стоишь - ты силен. Если ты лежишь - плевать, каких ты размеров, облепят, как муравьи, и начнут кусать, кусать, чтоб им всем отравиться!
        Я дрыгал ногами, пытался спихнуть богартов рукой (вторую намертво прижали к полу и удерживали впятером), мотал зачем-то башкой - все без толку. Богарты сидели на мне верхом и от души грызли. Их зубки, острые, как у крыс, впивались глубоко и вырывали из меня мелкие кусочки. Мама! Я отбрыкивался как мог. Потом наконец сообразил, что брыкаться без толку, а вот кататься по полу, усыпанному колючей впивающейся крупой, - самое то. С трудом оторвал от пола руку, ногу, раз-два - переворот, раз-два - еще один…
        Богарты визжали, но не сдавались. Какой-то шустрик соскочил с меня, полез на шкафы и принялся отдирать скотч: этого еще не хватало. Я стал кататься с удвоенной силой, потом вскочил, несмотря на болтающихся на мне богартов, схватил паршивца (он не успел, не успел!) и выкинул в окно. Следом отправился другой, которого я оторвал от своей ноги в тот момент, когда он потерял бдительность и разжал зубы. Третьего я уже выкинул так, вместе с куском штанины. Чтобы освободиться от четвертого, пятого, шестого, седьмого и восьмого, пришлось снять рубашку, завернуть их туда и кинуть. На штанинах висел еще добрый десяток. Я вырывал их вместе с кусками материи и кидал. Я не чувствовал боли, работал, как автомат: богарт - окно, богарт - окно… Наконец они кончились: пришло время освобождать шкафы… Ну нет, это мы уже проходили, надо что-то придумать, чтобы богарты не могли напасть на меня всем шкафом. Погрузить их, что ли, в пакет, как бесов, и вытряхивать мелкооптовыми партиями?.. Я нашел, наверное, самый огромный пакет, который был в доме, раскрыл пошире, оторвал скотч от одного шкафчика, раскрыл: с богом!
        - Ой, Митька, зря с нами не поше-ел! - Хлопнула входная дверь - бабушка с Мишкой вернулись.
        - Зря не пошел, говорю, - вещала бабуля из коридора, - там так интересно, даже мне, старой, нескучно было (богарты выскакивали из шкафа, а я ловил их в пакет). Там медведи белые, только не белые, а желтые, но они так зовутся, потому что в природе они белые, а в неволе вот желтеют. Там моржи ластами хлопают, чтоб им поесть дали (пакет наполнился, я вытряхнул его в окно и открыл следующий шкафчик). Зря не пошел, зря. Павлины-красавцы хвост распушают!
        - Мишке-то понравилось? - Богарты исправно прыгали в пакет. Я решил поддержать разговор, чтобы не вызывать лишних подозрений. Не услышит бабуля ответа да пойдет меня искать по всей квартире. Войдет на кухню, а тут…
        - Понравилось! - крикнул из прихожей Мишка. - Правда здорово, Димон! Один обезьян забрался на самую верхотуру и оттуда…
        Послышался звук затрещины:
        - Это все, что ты запомнил, охальник? Там же столько всякой красоты, а он…
        Второй мешок был вытряхнут за окно. Я расклеил следующий шкаф и очень надеялся, что успею…
        - Это они так метят территорию, Миш. Мы на дверях таблички с фамилией вешаем, а они… Каждому свое, в общем.
        - Да брось ты сравнивать скотину и людей!
        - А что? - Скотч не поддавался.
        - Нехорошо это.
        - Но тебе же понравилось.
        - Обезьяны - да. А этот похабник с красной мордой…
        - Не похабник, бабушка, а павиан! - поправил Мишка.
        - Сама знаю! - Уф, отклеился скотч! - Иди лучше покажи Диме, какие мы открытки купили!
        - Нет!
        Дальше события развивались молниеносно. Мишка влетел на кухню со своими открытками как раз в тот момент, когда я пытался поймать в пакет богарта. Братец подскочил ко мне вплотную (иначе как я увижу открытки?!), дернул за штанину, рука моя дрогнула, и два десятка богартов из шкафа спикировали прямо на братца.
        - Бабушка! - Я бы тоже орал, если бы тогда, пять минут назад, не боялся напугать Ольгуху. Миху, облепленного богартами, было под ними не разглядеть. Он мычал, отбрыкивался, но больше не вопил, что здорово: на крик прибежала бы бабуля, и мне пришлось бы выручать двоих. Наверное, все дело в богарте, который сидел на лице верхом, - попробуй крикни!
        - Потерпи, Миха! Только не ори!
        - У…
        Я хватал богартов за волосы по одному и отцеплял, как собак - разжимая им зубы ложкой (благо, ложки валялись по всей кухне). Если в это время кто-то имел неосторожность проходить мимо нашего окна, он, наверное, здорово удивился бы. Бомжики размером с кошку вылетали на улицу короткими очередями, оглашая улицу ругательствами - есть на что посмотреть, что послушать и чему удивиться.
        - Осторожно, Дим, зубы!
        - Вижу. Терпи. Я и так стараюсь быть осторожным.
        - Угу. А кто это?
        - Богарты.
        - Кто?
        - Мелкие пакостники. Антагонисты домового (интересно, откуда я это взял?).
        - Анта - что?
        - Не важно. Лежи тихо, уже почти все.
        Последнего я оторвал с куском рубашки и пинком отправил за окно. Он вылетел, красиво кувыркаясь, крикнул на прощание: «Я доберусь до тебя». И смачно шмякнулся на траву.
        - Все. - Я захлопнул окно и сел отдышаться. - Жив, брат?
        - Жив. Только бабушка в ванной что-то разоралась, надо посмотреть.
        - Бабушка?
        - Ой, что ж ето делаетсяяяя! - Бабуля голосила, как будто ее убивают. Но я-то знал: она просто увидела раздолбанную ванную.
        - Там кафель осыпался, - объяснил я Мишке. - Зрелище - как после ядерной войны. Пойдем посмотрим?
        - Переоденься сперва.
        Я глянул на себя: да, переодеться стоит. С Мишки богартов снимал я, на нем одежда была почти целой. А вот моя была в лоскуты, надо сменить, а то бабуля что-то заподозрит.
        - Сейчас! - Я побежал в комнату.
        - Это тебя они?
        - Угу. Ща, подожди.
        Я скинул одежду еще на пороге комнаты, рванул дверцу шкафа и… Ну, это уже начинает приедаться! Если кто не понял: в шкафу сидел богарт.
        - Занято!.. - Он потянулся захлопнуть дверь, но я ловко ее задержал.
        - Да иди ты! - Что мне один богарт, после того как я разделался с двумя десятками?! Разговор короткий: за шкирку - и в окно!
        Я впрыгнул в первые попавшиеся джинсы. Надо идти объясняться с бабушкой по поводу осыпавшегося кафеля, а то она небось успела навоображать себе бог знает что: теракт, метание молота…
        - Все нормально, ба! - Я мчался в ванную, на ходу застегивая джинсы. - Дом новый, еще оседает, вот и осыпался кафель. Я ни при чем, никто не пострадал, правда.
        - А Ольга? - Бабушка возникла у меня на пути, вероятно, уже успела не только в ванную наведаться, но и Ольгу повидать.
        - Она на лестнице споткнулась.
        - Да?
        - Правда, ба! - подала голос Ольгуха.
        - Ну что с вами делать, бандиты?!
        - Мы?!
        - Вы, не вы, а родители расстроятся!
        Что правда, то правда.
        - Не переживай, ба! - Подскочил Мишка, украдкой потирая коленку, - встреча с богартами даром не прошла. - Отремонтируем сами, нас же много.
        - Много вас, разрушителей, - ворчала бабушка. - А на кухне кто погром устроил?!
        Черт! Про кухню-то я и забыл! Богартов-то мы оттуда вытурили, а вот собрать рассыпанную крупу и снять макароны с люстры не успели. Что ж, можно, конечно, рассказать бабуле правду, так ведь все равно не поверит. Придется получить по шее просто так.
        - Я нечаянно!
        - Иди убирай! - Бабуля отвесила мне подзатыльник и принялась рассказывать, какой я большой и глупый: - Мать с отцом стараются, работают, а ты…
        Кстати, где мать? Час назад сказала: «Выезжаю», пора бы ей уже быть дома. Я неспешно заметал крупу: куда спешить, если бабушка уже все видела? Увидела, дала подзатыльник и ушла в комнату к Ольге и телевизору. Матери она все равно расскажет, тут и мечтать нечего. Так что спешить не будем. Миха путался под ногами:
        - Дим, а откуда они?
        - Кто? Богарты? - Хороший вопрос, если бы я сам знал, их бы давно не было: я нашел бы способ извести всех и сразу. Но надо же Михе объяснить! - Наверное, как мыши, от грязи.
        - Думаешь?
        - Ты же их видел: бомжи натуральные. Один весь мусор слопал, пока вы в зоопарк ходили.
        - Весь? - Мишка вскочил и распахнул дверцу шкафчика под раковиной. Ведро было вылизано до блеска: мыть не надо. - Ого! А я этого не видел! - Он скорчил гримасу - сейчас разревется. Вот уж действительно трагедия: пропустить такое зрелище!
        - Это неинтересно, Миш. Противно только.
        - Да? - недоверчиво спросил братец, для порядка хлюпая носом.
        - А ты представь: сидит такой мини-бомжик в ведре, чавкает, хлюпает…
        - Фу!
        - Вот и я говорю, противно. Совок лучше дай.
        Миха, послушный мальчик, сбегал на руины ванной, откопал там совок.
        - А они еще придут?
        - Надеюсь, что нет.
        - Почему?
        - Кусаются!
        Миха кивнул и потер коленку. Он и сам не рад богартам, просто ему интересно поддерживать беседу. Так, ни о чем, лишь бы поговорить. Сейчас богартовая тема уже явно себя исчерпала, и Мишка расстроенно трогал коленку - кому охота сидеть молча, когда в доме полно собеседников?! Я взял вилку, встал на табурет и начал меланхолично снимать макароны с люстры. Миха счастливо заржал: много ли надо человеку для счастья?! И тут раздался взрыв.
        Я сперва решил, что это по телику войну показывают - бабушка любит врубать телевизор на полную громкость, и к воплям-выстрелам, доносящимся из ее комнаты, мы уже давно привыкли. Обмануться не дал запах гари, черный дым и бабушкины вопли:
        - Пожар!
        Мой сообразительный брат среагировал первым: схватил кружку, налил воды и помчался на крик. Я, как старший и более умный, взял целый ковшик. Нет, ну поймите правильно: когда за одни сутки с тобой происходит столько перемен, ты видишь кучу нечисти, которой место в сказках, а не у тебя дома, наблюдаешь полный разгром и снимаешь с люстры вареные макароны, умственная деятельность, согласитесь, несколько притупляется.
        Я влетел в комнату и чуть не сшиб Мишку (а может, бабушку: они оба маленького роста, но кто это конкретно, я не мог разглядеть из-за дыма). Первым порывом было эвакуировать из комнаты Мишку (а может, бабушку) и Ольгуху, которую жальче всех: она и богартов не видела, и в ванной раздолбанной не была, а уже - со сломанной ногой. Я поставил ковшик на пол, выпихнул из комнаты Мишку (или бабушку), сказал: «Возьми мокрое полотенце и дыши через него», - и пошел на ощупь искать Ольгуху.
        Дым забивался в нос, глаза и, кажется, даже в уши, потому что их закладывало. Я натыкался на мебель. Кресла, ага, вот он, диван.
        - Дима, иди отсюда, задохнешься! - А вот и Ольгуха голос подала. Я нащупал ее руку, сказал: «Пошли!» - Сестра не заставила себя ждать. Опираясь на меня, она резво запрыгала вон из комнаты. На кухне сидел Мишка, послушно закрыв лицо мокрым полотенцем. Я сгрузил Ольгуху на табуретку, надо вытащить бабушку.
        - Я здесь! - Бабуля вошла на кухню сама, кряхтя и откашливаясь. - Первый раз вижу, чтобы телевизоры взрывались.
        Я с ней согласился. Выглядела бабуля не ахти: бледно-зеленая со слезящимися глазами, она шла, держась за стенку. Нащупала табурет, села…
        - Ты как?
        - Не очень. Нашатырь найдешь? Хотя нет, не надо. И так дышать нечем.
        Я намочил все кухонные полотенца, какие нашел, выдал бабушке с Ольгухой и сам замотал лицо, как ковбой. В двери завозились ключом. А вот и мать. Вовремя!
        - Черт! У вас тут что, революция?! Есть кто?
        Я выскочил ей навстречу, чтобы она не сильно пугалась дымовой завесы и разгромленной ванной:
        - Нормально, мам. В ванной кафель осыпался, телевизор взорвался, бабушка, похоже, угорела, а Ольгуха сломала ногу, ну, это ты знаешь, - выпалил я на одном дыхании в надежде успокоить мать. Секунду она стояла, переваривая информацию, потом нашлась:
        - Грузи их в машину! И вы с Мишкой тоже поедете, а то угорите еще. На обратном пути заберем с работы отца.
        - Не влезем же!
        - В тесноте, да не в обиде.
        Возразить было нечего. Я помог спуститься Ольге, мать - бабушке, Миха выскочил сам. Мы забились в машину, как селедки в бочку, и поехали в больницу.
        Мать нервно рулила, попутно пытаясь успокоить то ли нас, то ли себя:
        - Сейчас приедем, всех вылечим… Мам, ты как?
        Бабушка только кивнула. Выглядела она неважно. Наверняка сидела ближе всех к злополучному телику. Я осторожно косился на нее и Ольгуху. Все боялись, это было видно. Обстановку разрядил Мишка, который на полпути к больнице выдал:
        - А я воду забыл выключить…
        Надо было видеть мамино лицо! Нечто среднее между: «Как ты, блин, вовремя!» и «Веселая коме-
        дия, смотрим дальше». К чести своей, она только свернула на обочину, дала мне ключи и сказала: «Езжай домой». Ну и еще объяснила, как проехать. А я что, я поехал. Включенную воду оставлять нельзя, а то будет у нас наводнение вдобавок к пожару и погрому - совсем нехорошо.
        Глава IX
        Оборотни
        Пропустим, как я ехал домой: это тема для целого фельетона, который я обязательно напишу, когда стану старым и уже ничего не буду стесняться. Одно хорошо, что доехал я быстро.
        Я влетел в подъезд, нашарил в кармане ключи… Ну что, принимаются ставки: накроет меня сейчас большой волной или только по ногам лизнет? Нет здесь никакой воды. Из-за двери на меня выплыли скромные остатки дыма - и все. Мишка, что ли, пошутил? Нет, бежит на кухне вода, но аккуратно, в жерло раковины. Благо, немытой посудой ее не захламили, так что удалось избежать потопа. Ура! Я пооткрывал окна, чтобы выгнать дым, прибрался на кухне, дошел до помойки - выкинул то, что осталось от телика, и стал соображать, что делать дальше. На часах - только восемь. Дома я бы пошел гулять или рубить дрова, если заставят. А здесь никого знакомых, газ и отопление. Печально это, когда и погулять не с кем и рубить нечего. Я побрел в свою комнату, вскарабкался на кровать. На потолке красовалась надпись: «Держись! Я скоро буду!»
        Ничего себе! Кто скоро будет? Потолок, что ли? Он и так есть, спасибо, другого не надо.
        - Ты кто?
        - Я скоро приеду. Потерпи.
        Теплю-терплю, уговорил. Чего терпеть-то? Валяюсь один, как король, всех домашних в больницу отправил и валяюсь. Им бы там кто сказал: «Потерпи».
        Я растянулся поудобнее и глянул в окно. Яблоньки, махонькие, городские, кислотные, уже сбрасывали последние листья. Под яблонями орали коты. Я их не видел, зато слышал отлично: жуткий рев, как в фильмах про оборотней, ночью услышишь - испугаешься. Да и так уже почти темно. «Почти», потому что в городе темно не бывает, как я понял. Фонарей много.
        - У-у-у-у! - Во распевают!
        Из-за скелетных яблоневых веток выглянула луна. Полная - самая подходящая для оборотней и воющих котов. Интересно, какого они размера, коты в смысле? Судя по басам, не маленькие.
        - У-у-у! - Водой, что ли, на них плеснуть? Я не знаю, принято ли это в городе, но думаю, что вряд ли все здесь кротко терпят кошачьи песни.
        Я спрыгнул с кровати, нашел на руинах ванной ведро, налил воды, выглянул в окошечко…
        - Кто здесь самый горластый?!
        - Ну я.
        Опа! Нет, сперва я спросил: «Кто здесь самый горластый?», потом выплеснул воду, а затем уже услышал: «Ну я» - и посмотрел вниз. Лучше бы я этого не делал. Ничего этого: не высовывался из окна, не лил воды, не спрашивал. Потому что под окном…
        Под самым-самым окном, в двадцати сантиметрах от подоконника, прядая ушами и вздыбив шерсть на загривке, скаля зубы и сверкая в темноте глазами, сидело два настоящих оборотня.
        Мокрые оба, спасибо мне, но от этого еще страшнее. Они ведь разозлятся сейчас - самое время захлопнуть окно прямо перед их носом, залезть на кровать, забиться под одеяло… Так, стоп, что это я? С богартами воевал, бесенят разогнал, бабая - и того заставил мышей ловить! Неужто я с оборотнями не справлюсь? Не справлюсь: они кусаются больнее. И вообще плохая идея: воевать с волками, которые к тому же наполовину люди. Лучше бы - просто с волками. Мы ходили как-то раз на охоту с дядей Мишей и его друзьями: жутковато, но вдесятером можно. А тут я один против двух оборотней, они и порвать могут, и поговорить…
        - Я! - Самый горластый оборотень положил передние лапы мне на подоконник, лишив возможности захлопнуть окно. - Я! Дальше что?!
        - Н-ничего. - Я лихорадочно соображал, что делать. - Потише можно?
        - Нет.
        - Ну ладно. - Я осторожно подтолкнул раму, мазнув оборотня по лапам.
        Волк дернул ухом и повернулся к приятелю:
        - Смотри, Петро, он издевается!
        - Вижу, - ответил другой, многозначительно разглядывая меня.
        - Я окно закрываю…
        - Закрывай! - Оборотень одним прыжком сиганул в комнату, мазнув меня когтем по плечу (больно же!), второй - за ним. - Закрывай, - повторил он уже у меня за спиной.
        И тут я запаниковал. Один. Дома. С двумя оборотнями. Они кусаются, между прочим. И чего мне с богартами не воевалось?! А как с оборотнями воевать?
        Нехорошо прижав уши, волки водили хоровод вокруг меня. Сейчас набросятся. Э нет! Я схватил, что под руку попалось (стул? сойдет!), и приготовился защищаться.
        - Ну вы что? Что вам надо-то?
        - Глупый вопрос к оборотням в полнолуние. Как считаешь, Петро?
        - Угу. - Немногословный Петро совсем нехорошо прижал уши, оттолкнулся задними лапами и… промазал, ха-ха, я умею уворачиваться, в школе был чемпион по «вышибалам»! Петро влетел носом в ребро письменного стола и взвыл: - Понаставили тут!
        А как же!
        Пока я любовался его поражением, первый волк тоже времени не терял. Он предательски бросился на меня со спины. Я почувствовал, как за рубаху дергают и когтем - по плечу, а через секунду уже лежал на полу лицом вниз, вжимая голову в плечи. Главное шею под укус не подставлять, а то - все. Остальное как-нибудь переживем.
        Волк между тем целился именно в шею и не собирался сдавать позиций. Он рычал, пыхтел, сопел мне прямо в ухо - мерзкие звуки. Второй при этом меланхолично жевал мою руку.
        - Больно же, блин!
        - А ты как думал?! - Волк буквально сел на меня верхом, распластав по полу. Не то что вывернуться - шевельнуться нельзя. Да. При этом он меня еще жрал, жрал и жрал, пытался добраться до шеи, снимая узкие полоски кожи и ткани.
        Все, приехали. Я погибну во цвете лет, загрызенный оборотнем. Как он чавкает мерзко! И царапается! И, отталкиваясь лапами от моей спины, лезет под кровать… Не понял?!
        Я сел на полу, оглянулся и подумал, что лучше бы оборотни… К тому же их всего двое…
        Стены танцевали. С них сыпалась краска, с потолка - штукатурка, с пола ничего не сыпалось, зато доски паркета в некоторых местах стояли дыбом. В полу были ямины, как в огороде от крота. А в распахнутое окно - лезли …
        Вроде похожи на людей, только слишком волосатые. Человеческое лицо, человеческие руки-ноги, пальцы неестественно длинные, а вот волосы и борода - как у орангутана. Гадость, в общем. И клыки - почище обезьяньих.
        Упыри - вспомнилось откуда-то слово. Нет, оборотни определенно лучше - их меньше. Комната скрипела, как несмазанная телега. То ли это стены, ходившие ходуном, то ли сами упыри издавали такие звуки. На потолке, точнее, его остатках, появилась жирная размашистая надпись: «Не беги!»
        - Почему?! - Я, честно говоря, только о том и думал, как пробраться через это упырье кольцо и выпрыгнуть в окошко.
        «Если ты покинешь свой дом - будет еще хуже».
        - Только что покидал! С матерью на машине!
        «Тоже неправильно. Но сейчас - совсем нельзя».
        - Так что делать-то?!
        «Держись. Я скоро приду».
        - Кто?!
        Ответа я не разглядел. «Не беги!» - значит: «Не беги из дома». Насчет комнаты потолок ничего не писал. Я распахнул дверь и, пока упыри залезали и осваивались, забежал в ванную. Шпингалет на двери был цел - хорошо! Защелкнулся, прижался к стене… Надо было хоть свет включить, а то совсем жутко.
        Пол в темноте белел штукатуркой и осыпавшейся плиткой. В углу валялась раковина. Ванна стояла на ребре, стояла и вдруг - передумала, пошатнулась и с грохотом встала на все четыре ножки. Так, спокойно, дом старый, оседает… Я приложил ухо к двери - ни звука. Хорошо бы упыри увидели, что никого нет, и ушли.
        Стараясь не шуметь, я сел на край ванны - уф! Сейчас еще немножко побоюсь - и выйду. Вот сейчас, сейчас… Я смотрел на черное жерло ванны. Оно шевелится? Да ну, глюки… Нет! Из слива, блестя в темноте и кривляясь, как червяки, вылезали длинные когтистые пальцы. Через секунду показалась уже вся кисть, потом рука - по локоть. Я отскочил к двери и оттуда смотрел, как появляется вторая рука, голова, плечи…
        В дверь постучали. Я отпрянул и вовремя: один удар - и пластик пробила ушастая голова упыря. Блеснули в темноте белые зубы. Зрелище было вообще-то забавное: дверь, и голова из нее торчит, а руки-ноги там, снаружи. Как будто упырь полез в автобус и застрял - не успел войти целиком. Меня тронули за плечо - сзади! Тот, что вылезал из отверстия в ванне, уже вылез целиком и теперь примерялся, с какой стороны напасть. Я скакнул от него в угол, подобрал кусок плитки, бросил - как слону дробина. Упырь увернулся - и все. Плитка разбилась, ударившись о стену. А из унитаза хлынула вода. Прямо мне по ногам, да чего там, целый фонтан окатил меня с головы до ног, а из бачка показалась… ну да, рука упыря. Тот, что торчал в двери, уже тоже просовывал руки. Еще чуть-чуть - и дверь я открыть не смогу: так и застряну здесь с упырями. Нет. Страшно, но надо.
        Я подскочил к двери, щелкнул шпингалетом, успев отдернуть руку от зубов упыря, распахнул, дал этому в двери пинка и побежал назад в свою комнату…
        Зачем? Вот дурак: комната буквально кишела упырями! Самый маленький, с меня ростом, кинулся мне под ноги, изобразив неплохой бросок с захватом. Остальные посыпались сверху, моментально пригвоздив меня к полу. Несколько челюстей одновременно сомкнулось на моих руках, ногах, на спине… Десятки длинных цепких пальцев впивались в меня, не давая пошевелиться. И скрип: чудовищный, оглушающий, уши бы зажать, да за руки держат со всех сторон. Все-таки эти звуки издают упыри, а не стены.
        Глава X
        Папа и упыри
        Укусов я уже не чувствовал. Шерсть упырей лезла в нос, в ушах стоял этот мерзкий скрип, и все-таки я услышал, как хлопнула входная дверь.
        - Не ходите сюд… - Какой-то упырь схватил меня за горло - не дал докричать. В прихожей безмятежно скидывали сапоги: раз, два - это мать, три-четыре - это Мишка. Ботинка отца не слышно, он всегда аккуратно ставит. Пять - Ольгухин. Значит, она в гипсе - сломала-таки ногу. А бабушка где?
        - Дмитрий! - Отец, наивный, думает, я тут играю что ли?! - Дмитрий, выходи, есть разговор! Ты только не пугайся, с бабушкой…
        Я лишь прохрипел:
        - Не ходи сюда… - Но отец не слышал. Скрипнула дверь в комнату - и тишина. Вот и думай: остался стоять на пороге в ступоре или на него сразу набросились?
        - Олег!! Миша, Ольга, прячьтесь! - А это уже мать. Значит, упыри на отца набросились. Ну, сейчас она им задаст! - Тварь! (Бум! Шмяк! Шмяк!)
        - Обезьяны вонючие! (бабах!) - похоже, подключилась Ольгуха с костылями.
        Бум! Это уже получил я по спине. Сестренка, конечно, целилась в упыря, а досталось мне. Зато теперь можно встать.
        Я хотел вскочить на ноги, да не смог - здорово покусали. Вся рубаха, все джинсы - в клочья, и капельки крови по полу. Так, руки шевелятся - хорошо. Можно опереться на стол и попробовать встать.
        Упыри переключились на родителей и сестру: по полу катались три меховых шара. Надеюсь, Миха послушался мать и спрятался. Так, встаем, встаем. Берем Ольгин костыль, сиротливо лежащий на полу, и начинаем сольную партию ударных!
        Бум! Шмяк! Я от души колотил по упырям, надеясь, что родителям и Ольгухе мало перепадет.
        Бум! Костлявые пальцы больно ударили в грудь, в плечо вцепились клыки, глухо шмякнулся на пол костыль. А, собственно, чего я ждал, что упыри испугаются палки и разбегутся, как кошки?
        - Дима, осторожно!
        Конечно, мама, я сама осторожность. Это очень важно, быть осторожным, когда воюешь с упырями. Да сделайте же что-нибудь. Алле?!
        Бум! Бум! - Ольгуха неоригинально дубасила упырей костылями.
        - Тань, принеси паяльную лампу. - Дельная мысль! Сейчас мы их обожжем. Только ведь ее заправлять надо, лампу-то.
        Минут десять мамы не было. Меня жрали упыри, а Ольгуха их лупила. Потом в нос шибанул запах бензина, кто-то взвизгнул:
        - Пожар! - И сразу стало легко.
        Я только через две секунды сообразил, что это упыри разом слезли с меня, потому и полегчало. Зазвенело стекло: твари рыбкой сигали в окно. Я их понимал: паркет, занавески, стол - все было пушистым и сверкающим от огня. Отец лупил пламя снятой рубашкой:
        - Берите Миху и уходите на улицу!
        - Без тебя не пойду.
        Отец оглядел комнату. Огонь был везде, в том числе на отцовой штанине.
        - Резонно. Бежим отсюда. - У него даже хватило терпения открыть пошире окно и смести с подоконника осколки, чтобы никто не порезался.
        - Папа, горим! - Вот и Миха. Отец схватил его под мышки и первым спустил из окна, потом - Ольгуху, мы с матерью выпрыгнули сами вместе, отец - следом.
        - У тебя телефон с собой? Звони в пожарку. Да отойдите подальше, е-мое!
        Мы отошли, уселись во дворе на лавочке. Мать звонила пожарным, наши окна весело мигали в ночной темноте. М-да. А дом-то я покинул, хоть потолок и запретил. Запретил и грозился, что будет хуже! Хотя, хуже некуда, так что можно быть спокойным.
        - Па, кто это был?
        - Не знаю.
        - Я знаю: упыри.
        - Сказок начитался?!
        - А то ты не видел?!
        - Видел. Только все равно не верю.
        - А пожар ведь из-за них случился.
        - Угу. - Отец меланхолично кивнул. Правильно: пожар уже случился, и не важно, из-за кого. Важно, что мать звонит пожарным. Если они успеют - нам придется делать ремонт. Если нет - искать себе новое жилье или перебираться обратно в деревню. Мне-то что - родителей жалко. Они вроде хотели что-то сказать, когда пришли…
        - Что с бабушкой?
        - В больнице.
        - Понял уже. Так что?
        - Мы хотели тебе сказать, как придем, да не успели.
        - Ну говори теперь. Что?! Она там надолго?!
        - Не знаю, Дим.
        Отец это так сказал, что мне сразу захотелось зареветь, упасть на спину, как десять лет назад, и биться головой об пол. Только здесь не пол, здесь асфальт.
        - Мишка в курсе?
        - Нет. И ты это… Если что - бабушка в деревню уехала, слышишь?
        - Понимаю, не дурак. Думаешь, он поверит?
        - Он уже большой…
        - Вот именно.
        - Хватит!
        Молчу-молчу. Сижу, жду пожарку. Реву, только это секрет. Темно - никто не увидит. Я не знаю, что такое происходило в доме последние сутки, но почему-то уверен, что виноват в этом только я. Недаром ведь потолок писал послания мне, а не родителям, не бабушке. Все эти богарты, бесенята, оборотни - я должен был их разогнать сам, не вмешивая в дело родителей. И осыпавшаяся плитка в ванной, и взорвавшийся телик… Телик. Бабушка. Наверняка взрыв - работа какого-нибудь богарта. Ведь ребенку известно: чтобы взорвался кинескоп современного телика, его надо хорошенько уронить, и то… Не обошлось без нечисти, как ни крути. И наверное, я мог помешать. Но не помешал, не захотел, не успел, и вот - пожалуйста: «Если что - бабушка уехала в деревню». Отец тоже нашел, что сказать: как будто Мишка дурак, а мне все равно!
        Захлопала дверь подъезда: во двор потянулись другие жильцы дома. Вот и до них дошел пожар. Завыла сирена - наконец приехали пожарные. Отец извинился - вот и до него дошло, что я тоже человек. Легче не стало.
        Глава XI
        Успеть!
        На метле домовым вообще-то нельзя, только Веня нарушил уже все существующие законы и кротко ждал растворения. Нарушением больше, нарушением меньше - неважно это теперь. Главное - успеть сделать все, что задумано, а то получится - растворился ни за что. Обидно это.
        Яга, как всегда осенью, не в настроении, Веня и здороваться не стал: стащил метлу в сенях и полетел. Он ненадолго: доберется до дому и отпустит. Метла сама найдет дорогу в избушку Яги. Кикиморы махали Вене из болота, леший погрозил кулаком, вежливо поклонился усталый бабай. Прощайте, все! Веня вас, может быть, еще и увидит, а вы его - точно нет. Нельзя увидеть растворенного домовика, на то он и растворенный. Богартам и бесам - отдельное «Прощайте», хозяйка и без Вени с вами справится, она может!
        Далеко внизу подмигивала окнами Венина деревня. Только опустевший дом чернел, как уголек в печке. Веня снизился, покружил над трубой: не забыли чего важного? Чего? Глупость какая: Венантий - вот он, кошка с ним, а больше ничего и не надо. Вперед, в город, в новый дом. Только сперва в больницу надо заглянуть - забрать хозяйку. Веня боялся опоздать. Ему-то что: он растворится только утром, а вот хозяйка до утра может не дотерпеть. Слышал Веня вечерних сорок, видел блюдечко - беда с хозяйкой. Он гнал метлу (плохо, что ветер встречный!), кошка больно вцепилась в плечи и нервно мяукала. Хорошая сущность, все понимает.
        Глава XII
        Арест
        Пожарка плевалась водой, пожарные ругались и разгоняли зрителей. Зрители разгоняться не хотели: это все-таки их дом. Я сидел на лавочке и ревел.
        - Дмитрий!
        - Что, па? - Но никто мне не ответил. Я поднял голову: родители и Ольгуха с Мишкой стояли в толпе, смотрели на работу пожарных. А я тут один.
        - Дмитрий! - Кто меня зовет-то? В двух шагах от моей скамейки на детской площадке - деревянные домики. Похоже, голос доносился из одного из них. Пошел, конечно, вы бы не пошли?! Интересно ж, кто меня зовет!
        Я сунулся в домик (для этого пришлось согнуться пополам) - темно и никого. Показалось?
        - Я здесь. - Голос доносился из самого темного угла, я подошел посмотреть, кто там, протянул руку… Тонкие длинные пальцы тут же схватили меня за руки, защелкнули деревянные наручники. Забавно: вид у них был такой игрушечный - в дощечке прорезано две дыры для рук - несерьезно, а не выберешься.
        - Вы арестованы. - Я по-прежнему не видел, кто говорит. Дети, что ли, балуются? Я решил подыграть:
        - Хорошо, только за что? Зачитайте мне обвинение и мои права и представьтесь, а то не по правилам.
        - Это пожалуйста: домовой Дмитрий Иванов обвиняется в нарушении закона номер один от пятого-десятого с Рождества Христова. За нарушение данного закона он лишается всех домовицких прав и переходит в распоряжение колонии пожизненно.
        Во фантазия у ребенка!
        - А права?
        - Нет у тебя больше никаких прав! - Из темного угла вышел блюститель порядка. Мама дорогая, да это никакой не ребенок! Старичок, по колено мне ростом, борода до пола и весь в листьях, как в камуфляже. Ничего себе!
        - Эй, что происходит?! Я только сюда переехал, и вот пожалуйста: сначала богарты, потом бесенята, упыри, пишущие потолки, а теперь меня еще и арестовали?! Это что вообще?
        - Не отпирайтесь, Дмитрий. Закон от пятого-десятого - главный закон всех домовых. Помилования не ждите.
        - Какой закон-то?
        - Вы покинули свой дом.
        Опа! А ведь потолок предупреждал. Но ведь в доме пожар, я же не мог…
        - И я не домовой!
        - Все вы так говорите, - устало проворчал человечек. - Следуйте за мной!
        Конечно, я не собирался никуда следовать, но старичок меня не спрашивал. Он схватил меня за руки, точнее, за наручники, потащил. И я, как миленький, пошел с ним под лавку, сквозь деревянную стену, по коридору, темному, как сортир зимой, только успевая удивляться: как это я везде так свободно прохожу? Может, не врет старичок, может, я правда домовой? Тогда это многое объясняет: и богартов с бесенятами, и пишущий потолок, и уважение ко мне бабая… И визит самого старичка, и арест… Покинуть дом - для домового, должно быть, и впрямь серьезное нарушение. И никого не волнует, что пожар: ты на то и домовой, чтобы дом от пожаров охранять.
        Мы вышли на поляну, светлую, зеленую, с рубиновыми каплями земляники. А дома осень и ночь. При свете я разглядел, наконец, своего тюремщика: это же леший! Нос сучком, пальцы, как ветки, листья опять же! Может, все не так плохо? Леший - мужик не злой. Уж поверьте тому, кто в деревне родился! Если его не сердить, ничего он тебе не сделает. Только я, кажется, уже рассердил.
        Низенький леший вел меня за руки, так что идти приходилось согнувшись. Мы дошли до самого толстого дерева, нырнули в дупло… И я увидел, как выглядит колония для домовых.
        Решетчатые ворота, чуть ниже моего роста, совсем маленькие казармы, забор, и везде люди, люди. Человечки, такого же роста, как леший, все в вышитых рубахах, заправленных в штаны, и все снуют, спешат. Некоторые с котелками, некоторые с ложками, пока шли через двор, попался один с пулеметом…
        Мы прошли в низенькую бревенчатую избушку (я едва не скреб головой потолок) - явно не казарму, а кабинет какого-то начальника или спортсмена: по стенам висели вымпелы, стояли на полочках кубки… Посреди избушки - дубовый стол, а за столом - такой же леший, как мой тюремщик, только более важный и заросший. Мой леший поклонился ему и подтолкнул меня в спину:
        - Ночи доброй. Вот привел.
        - Кого? - Начальник удивленно поднял на меня глаза. Лицо у него было такое: «Я чаю просил, а принесли килограмм помидоров».
        - Домовой Иванов, нарушитель.
        - Иванов? - Начальник полез под стол. Судя по сосредоточенному посапыванию, он просто копался в ящиках, но под столом он исчез целиком, я мог только догадываться. Мой страж переминался с ноги на ногу. Я же говорил - перепутали! Наконец, на стол плюхнулась пухлая папка. Начальник открыл ее, полистал, кивнул с умным видом, мол, «так я и думал» и пальцем поманил стражника:
        - Глянь-ка.
        Стражник подошел, потянув меня за собой, а Начальник продолжал вещать:
        - Домовая Иванова еще даже не вступила в должность. - Он глянул на часы. - Сейчас вступит, в ближайшие полчаса. А этого несовершеннолетнего, я не знаю, зачем ты притащил. Он честно защищал свой дом, пока тот был без присмотра. Никакой вины на нем нет. Кстати, ты не знаешь, почему дом был без присмотра столько времени?
        Стражник вжал голову в плечи:
        - Я не…
        - Зато я знаю. - Начальник подмигнул мне. - Сейчас ты отведешь парня, и он все исправит.
        - Я?!
        - Ты. Не бойся, это нетрудно. Тебе надо будет кое-что вернуть домовой Ивановой, и она вступит в должность.
        - А кто это?
        - Бабка твоя. Венантий сплоховал, теперь, значит, ее очередь быть домовой.
        - Она в больнице…
        - Ну да. - Начальник пожал плечами, будто в домовые только и берут, что старушек из больниц. - Сейчас ты ее увидишь. Степан, отведи!
        Степан заворчал под нос, что он не экскурсовод, но сказал: «До свидания» - и повел меня прочь. Ничего не понимаю. Понимаю, что Степан ведет меня к бабушке, которая должна через полчаса стать домовой. Это само по себе странно, а если еще учесть, что бабушка в больнице… Что там говорил отец?!
        Обрывки мыслей и догадок схлопнулись в одну и ударили по башке. Домовые, лешие, водяные - они бессмертны. Значит, стать таким можно только после…
        Начальник сказал: через полчаса. Выходит, они там уже все решили?!
        Глава XIII
        Кошка вернулась
        - Веня! Я уж думала, не увижу тебя…
        - Что вы, хозяйка! Вот, принес вам инструкции, вот ступка, помело…
        - Веня, ты что сбежал? Ты же теперь…
        - Не важно… Я сам виноват.
        - Нет, это я. Я тебя звала-звала, плохо, видать, звала. И кошка куда-то пропала…
        - А я спал и не слышал. Сам виноват, хозяйка. Вот почитайте, здесь свод законов. Это очень важно. - Веня спешно вытряхивал на больничное одеяло свитки, он торопился передать хозяйке дела:
        - Кошку не забудьте…
        - Не забуду. - Кошка уже дремала в ногах. - Повезло-то как мне, Вень! Я теперь и правнуков увижу…
        - Не только! Вы мне знаете кто? Пра-пра-пра - пра…
        - Да ты, небось, чисел таких не знаешь!
        - Не говорите! Писать-читать могу, а счет весь позабыл, да и знал-то немного! - Домовой засмеялся и хозяйка - с ним.
        - Смотрите, вот еще книга. Я по ней начинал, здесь обо всем: «Как избавиться от лишних мышей», «Как вести переговоры с бабаем»…
        - Хорошо, посмотрю.
        - Только это… - Веня рассеянно похлопал себя по карманам. - Лапти куда-то пропали! Найти не могу! Из-за этого, небось, вы и задерживаетесь…
        - Не пропали, Вень! - Бабушка кивнула на дверь. Вот меня и заметили. А я думал, так и простою столбом до утра, глядя и слушая, как бабуля весело болтает с этим в вышитой рубахе. Похоже, это наш старый домовой.
        - Заходи, Митя, что встал?! Познакомься, это Венантий.
        Венантий угрюмо глядел на меня из-под челки. Потом, видимо, раздумал дуться, сказал:
        - Вообще-то ты молодец. - И пожал мне руку.
        Я кое-что начал понимать:
        - Так это меня вместо вас забрали?
        - Вообще-то нет. Меня забрали раньше, и дом был без домового. Ты выполнял мои обязанности, спасибо тебе.
        - Почему я?
        - Потому что нечего хватать чужие лапти! Отдай бабушке, теперь ее очередь быть домовой.
        Маленькие лапотки, которые я прихватил с чердака в деревне (забыл уже!), сами оказались у меня в руке. Из разговора с Начальником, из бабушкиной с Веней беседы я уже понял: только благодаря тому, что я зажал эти лапотки, бабушка еще с нами. Я их отдам - и все. Все! У них это называется: «Вступить в должность».
        - Отдай, не упрямься.
        - И бабушка… - Очень хотелось реветь, но я стеснялся этого Венантия.
        - Я никогда не умру, Дим, - вмешалась бабушка. - Я буду всегда с вами, буду следить, чтобы вы с Мишкой хорошо учились, чтобы у ваших детей было все в порядке. Только вы меня не увидите - не положено.
        - И не оставляй грязную посуду на ночь! - встрял Венантий. - Это ужасно раздражает.
        - Да перестань ты! Мить, не слушай его. Я очень рада, что из нашей семьи повезло именно мне. Так всегда было: думаешь, чужой человек присмотрит за твоим домом? Веня тебе, между прочим, пра-пра-пра…
        - Я сам не знаю! - засмеялся Веня.
        - И теперь ты?
        - Теперь я.
        Я вспомнил, как воевал с богартами, вылавливал бесов, лупил костылями упырей… Да там работы на десять омоновцев, а бабушка у меня одна…
        - Значит, ты будешь разгонять всю эту нечисть, а я, как дурак, даже не буду этого видеть?
        - Брось, Митя. Богарты - народ не опасный, если не позволять им скапливаться в больших количествах. А упырей просто не надо пускать. Ты не знал как, вот и случилось бедствие. А если все делать по правилам - это нетрудно.
        - Кошмар! - Меня аж передернуло. - И я не буду знать, что с тобой?!
        - Почему? Если в доме все хорошо, значит - и домовой в порядке. И наоборот. Да не волнуйся ты, я как-никак постарше твоего буду. Справлюсь.
        Я мотнул головой:
        - Но мы же совсем-совсем не будем тебя видеть!
        - А маму с папой ты долго не видел? Когда мы в деревне жили?
        - Но я же знал, что они…
        - Вот именно. И чур не читать ночью под одеялом - накажу!
        Она взяла у меня лапотки, пристроила в ногах рядом с Вениными свитками и кошкой.
        - А теперь иди.
        Я повернулся и пошел. Вот так вот: повернулся и пошел. Вышел из палаты, а там, в коридоре, - родители с Ольгухой и Мишкой:
        - Что?
        - Как она?
        - Что врачи говорят?
        Откуда я знаю, что говорят врачи? Я с ними не разговаривал, да это уже и неважно.
        Домой мы добирались на такси: мать не захотела вести машину. Дом, кстати, был необгоревший, нормальный дом, никаких признаков пожара! У дверей квартиры нас ждал сюрприз. Мишка первый заметил, подскочил и заорал:
        - Кошка! - Наша деревенская кошка, вот она сидит у дверей. Мать удивилась, но кошку узнала, взяла на руки. Отец отпирал дверь.
        - Как вы думаете, она долго добиралась?
        - Три дня на собаках, - отшутился отец.
        - На попутках! - подхватила Ольгуха.
        - Не выдумывайте! Сама пришла! - Мишка маленький, не понимает юмора.
        Родители заметно повеселели. Может, их позабавило, что кошка пришла сама из деревни, а может, они, как я, все знали. Домовой без кошки никуда - это я усвоил. Значит, бабушка уже с нами.