Толстый - сыщик подводного царства Мария Евгеньевна Некрасова
        Кто бы мог подумать, что тихая старушка из деревни в Крыму на самом деле - сообщница преступной группировки?! Начинающий оперативник Александр Уткин долго не может в это поверить. Но вот все за и против тщательно взвешены, и он под покровом ночи проникает в небольшой деревенский домик, логово браконьеров. Спускается в поисках улик в погреб и... щелк! - снаружи кто-то закрывает подземный тайник на задвижку. Юный супермен попадает в плен. Однако преступники рано обрадовались, ведь настоящие сыщики на случай самых безвыходных ситуаций всегда прячут в рукаве козырь... или верного крыса по кличке Толстый!
        Ранее повесть выходила под названием «Толстый и банда морского царя».
        Мария НЕКРАСОВА
        ТОЛСТЫЙ И БАНДА МОРСКОГО ЦАРЯ
        Глава I
        Куда спрятать тело?
        Он еще дышал. Тонкий видел, как медленно раскрывается и закрывается дыхало на макушке. Тем не менее перед ним был труп. Дельфин, залитый кровью пополам с морской водой, с помутневшими глазами и удивленно раскрытым ртом. Во рту белели редкие треугольные зубы. Бок дельфину как будто вилкой проткнули, накрутили на нее и бросили.
        - Сань! Саня! - Это Ленка, сестра, бежит по пляжу навстречу Тонкому и трупу. Легкомысленная личность. - Сань, ты чего… - Ленка увидела дельфина, сделала техническую паузу, чтобы набрать воздуху. Сосредоточилась. Зажмурилась. Растопырила пальцы на руках. Приоткрыв один глаз, убедилась, что все в порядке: стойка классическая, лямки купальника не сбились.
        И завизжала.
        Хотя назвать этот акустический удар визгом - все равно что сказать о разорвавшейся гранате «хлопнула».
        Через секунду Тонкому заложило уши. Через две высоко в небе крошечный самолетик повернул в сторону турецкой границы, торопясь покинуть воздушное пространство Украины. И наконец, примерно на пятой секунде, больно царапнув Тонкому голую спину, с его плеча сполз Толстый и укрылся за трупом дельфина. Крыса, она и в Крыму крыса. Никакого уважения к покойным. Странно еще, что Толстый не попробовал дельфина на зуб - он любит рыбу. (Того, что дельфин - не рыба, а млекопитающее, крысы знать не обязаны.)
        Ленка, закончив выступление, как ни в чем не бывало присела на корточки и стала разглядывать дельфина:
        - Его что, покусали?
        - Подбили, - мрачно ответил Тонкий. - Острогой, похоже.
        - Чем?
        - Чем-то вроде копья.
        - Так бы и сказал! - Ленка рассмотрела рану и не поверила: - Он сам, наверное, напоролся на камни. А то почему бы его подбили и бросили?
        Тонкий пожал плечами:
        - Может, он сорвался. Или оказался больной. Видишь, как Толстый реагирует?
        Толстый обнюхивал труп и недовольно шипел. Он явно счел дельфина несъедобным. Верному крысу можно верить. Он как ищейка, только маленький. На его счету уже два раскрытых уголовных дела. И вот, кажется, нашлось третье. Тонкий, конечно, тоже будет ему помогать.
        - Сань, это вроде незаконно - дельфинов бить, - наконец дошло до Ленки. - Надо позвать тетю Музу…
        Тонкий вздохнул. Нет, Ленка - на редкость отсталая личность.
        - Ну и что она сделает, тетя Муза? - хмыкнул он. - Это дома она старший оперуполномоченный, а здесь - иностранка отдыхающая. Здесь она даже браконьера арестовать не может. У нее прав столько же, сколько у нас с тобой.
        Это была правда. Дома, в Москве, тетя Муза, гроза бандитов, вела расследования каждый день с девяти до шести. Иногда задерживалась, если Родина прикажет. Щелкала преступников как семечки, пока не получила законный отпуск. Тогда она приехала к племянникам и решительно заявила, что бабушке и деду пора от них отдохнуть. А поскольку мама с папой улетели в очередную командировку и сплавить Тонкого с Ленкой некому, так и быть, она, тетя Муза, возьмет их с собой в Крым.
        - Не поможет нам тетя Муза, - вслух рассуждал Тонкий. - Прежде всего надо убрать труп с берега. Вдруг его унесет волной или он сам сгниет под солнцем раньше, чем мы найдем браконьеров? Он теперь - улика.
        Но легко сказать: «Надо убрать труп». А куда? Единственным прохладным местом на берегу была тети-Музина сумка-холодильник, но дельфин туда не поместится.
        - Может, зароем? - предложила Ленка. - Под землей прохладнее.
        - У нас лопат нет, а руками будем копать до осени, - возразил Тонкий.
        Дельфина оттащили в тенек, надеясь придумать что-нибудь попозже. Тем более что на горизонте уже появилась тетя Муза. Тонкий с Ленкой пошли ей навстречу, решив пока не показывать труп. Зачем беспокоить старшего оперуполномоченного, когда здесь, в Крыму, она опернеуполномочена? Ни тело на экспертизу послать, ни преступника взять на мушку - сплошное расстройство.
        - На солнце жаритесь? - подскочила к ним тетя Муза. - Марш в море, вон, уже носы пообгорели!
        А хороший приказ - «Марш в море!». Тонкий выполнял бы его с утра до вечера вместо «Делай уроки!», «Пей молоко!» (с пенкой. Бр-р!) и особенно «Ложись спать!». Толстый сидел у него на плече, и ему тоже пришлось искупаться. Оказавшись в воде, он стал смешно грести лапками и рулить хвостом. Тонкий смотрел на него и думал, что дельфин - такое же животное, как его верный крыс, ну, разве что немного красивее и чуточку умнее. И уж наверняка ему будет больно, когда в бок воткнется острога.
        Метрах в двухстах от них плескались, перекрикиваясь, другие дельфины. Они вообще непугливые, потому что занесены в Красную книгу и на них никто не охотится. Разве что иногда отловят одного-двух для цирка или дельфинария, и то по особому разрешению. Что такое «браконьер», дельфины обычно не знают, особенно молодые. Поэтому они могут подпустить к себе человека на расстояние выстрела из подводного ружья и даже удара острогой.
        Тонкий пообещал себе разобраться с браконьерами и нырнул, чтобы успокоиться. Не видно было ни черта: Ленка со своим собачьим стилем плавания замутила всю воду. Тонкий еле различал головастые тени бычков и пятна камней на дне. Вон проплыла, потрясая вуалеткой, маленькая медуза.
        - Сашка! - Тетя Муза поймала его за трусы и перевернула головой вверх. - Сашка, нельзя столько времени крысу купать. Он не такой морж, как ты, еще простудится!
        Тонкий отловил верного крыса, который уже успел подружиться с медузой и плыл на ее шапке, как на плоту.
        - Нельзя так долго купаться - простудишься! - строго сказал он и понес Толстого на берег.
        У крыса было на этот счет свое мнение. Оказавшись на суше, он зафыркал и стал тяжело дышать, по-собачьи высунув язык. Всем своим видом крыс показывал, что на берегу жарко и он не прочь искупаться еще. Тетя Муза увидела это и оценила:
        - Перегрелся. Смастерили бы ему хоть панамку, что ли!
        - Будет сделано, товарищ командир! - откликнулась на призыв Ленка и тихонько добавила: - А чего еще делать, телика нет, дискотек нет…
        Увы, это была правда. Тетя отвергала все виды отдыха, кроме дикого. Между прочим, папа Тонкого и Ленки (и тети-Музин родной брат) хотел купить всем путевки в дом отдыха, где есть и телик, и дискотеки. Но нет, вредная тетя отказалась, заявив, что каждый культурный человек должен уметь поставить палатку, развести костер - в общем, все то, чего ни Тонкий, ни Ленка до сих пор не умели.
        Для обучения племянников дикому отдыху тетя Муза облюбовала заросший колючкой и редкими кустиками боярышника уступ на крутом берегу. Про себя Тонкий сразу назвал это скучное место Лысой горой, хотя оно и не дотягивало до такого звания. Это же только уступ, вроде гигантской ступеньки, вырубленной в обрыве. А над ним есть второй (Ничья гора) и третий - Подсолнуховая гора. Вот на этой третьей горе жили люди. Тонкий видел из окна машины поле подсолнухов и за ним - аккуратные белые домики то ли поселка, то ли деревни. А так вокруг ни одной живой души не наблюдалось: только Толстый, Тонкий, Ленка, тетя. Еще есть тетин расхлябанный «жигуленок», на котором они приехали, да палатка. Разбить палатку не успели, сразу побежали купаться.
        И это еще неплохо! Тонкий считал, что ему повезло, все-таки поселок-деревня в километре, можно что-нибудь купить, а вечерами издали глядеть на электричество. Когда выбирали место для палатки, Ленка упрашивала тетю остановиться километрах в десяти отсюда, у маяка. Для романтики. А там, не считая романтичного маяка, только дорога да те же подсолнухи. Хорошо, что тетя не романтик, а практик. Деревенское молоко, фрукты и, главное, близость пресной воды ее интересовали больше, чем сполохи маяка в ночном пейзаже. В конце концов остановились здесь. А маяк виден с Подсолнуховой горы и с моря, если немного отплыть от берега.
        Дунул ветер, и Тонкому, не успевшему обсохнуть, сразу стало прохладно.
        - Может, наконец лагерь разобьем? - предложил он.
        Тетя Муза поскребла в затылке и решила:
        - Хорошо. Мы с Леной займемся палаткой, а ты пойдешь в деревню за фруктами.
        - Меня надуют, - честно предупредил Тонкий. - Я торговаться не умею и не знаю здешних цен.
        - Покупать фрукты на юге - глупо, - веско сказала тетя. - В деревне живут старенькие бабушки с садами и огородами. Бабушки - не макаки вроде тебя, им трудно лазить по деревьям и собирать алычу. Придешь, предложишь свою помощь, тебе отсыплют за услуги.
        Тонкий повернулся и пошел в гору.
        - Куда без штанов?! - окликнула его тетя Муза. - В первый же день обгореть хочешь? И крысу оставь, бабулька испугается.
        Да, каникулы в обществе тети Музы - не мед, пусть даже она и старший опернеуполномоченный.
        Глава II
        Договор аренды
        Горы были не такими крутыми, как казалось снизу. Кроме того, в горах были протоптаны тропинки. Тонкий в два счета забрался на самую высокую и очутился в подсолнуховом поле. Подсолнухи были что надо: размером с детский зонтик, на толстых стеблях выше головы. Вспомнился мультик про тигренка на подсолнухе. Тонкий раньше думал, что это так, выдумки, ан нет - на таком подсолнухе вполне мог бы поместиться маленький худенький тигренок. А еще за зарослями ничего не было видно.
        Тонкий продирался сквозь них, стараясь держать направление. Вперед и вперед. Солнце жгло даже сквозь большие подсолнуховые шляпы, и на пятой минуте мальчик был зажарен и готов к употреблению. «Сейчас еще на дерево лезть, - уныло подумал Тонкий. - Если не свалюсь, это будет чудо». Через полчаса подсолнухи кончились, и его взору предстала деревня.
        На первом плане гордо возлежали коровы и козел. Они спасались от жары в луже и поэтому все были одного цвета - маренго. Коровы лежали спокойно, бултыхая в грязи носами. А козел, видимо, выполнял роль пастушьей собаки, которая охраняет стадо от волков и жареных мальчиков. Увидев чужака, он выскочил из лужи, по-собачьи отряхнулся, обдав брызгами охраняемых, выставил вперед немаленькие рога и двинулся на Тонкого.
        Шел он медленно, и у Сашки было добрых тридцать секунд, чтобы сообразить, как себя вести с рогатым пастухом. «В конце концов, козел - не бык, - рассуждал Тонкий. - Он маленький и легкий. Если поймать его за рога, как в кино, то ничего он мне не сделает». Не дожидаясь, пока противник подойдет, Тонкий первым шагнул к козлу, спокойно взял его за рога и повел.
        - М-ме? - спросил козел, упираясь.
        - Сейчас дойдем до того дома, спрошу, чей ты, и отведу тебя домой, - ответил Тонкий. - Нефига бросаться на мирных граждан!
        Козлу домой не хотелось. Он выворачивался, блеял и пытался пнуть врага игрушечными копытцами. Тонкий уворачивался. До ближайшего домика грязно-белого цвета, с окном, явно спертым из вагона электрички, оставалось не больше десяти шагов. На восьмом козел вывернулся и с победным: «Мээ!» - больно пнул Сашку рогами пониже спины. Тонкий охнул и резво перемахнул через полутораметровый забор, отделяющий домик от внешнего мира. Козел, как порядочный, вошел в калитку и набросился на Сашку. Тонкий попытался схватить его за рога, не успел и получил рогами в живот. А козел отскочил в сторону, чтобы разбежаться для следующего броска.
        - Росинант! - откуда-то из-под земли послышался старушечий голос. - Рога пообломаю, скотина!
        Козел, нервно покосившись в сторону дома, на цыпочках уковылял прятаться за низкую косматую алычу. Из дома послышалась возня, и на пороге возникла маленькая старушка с огромной скалкой в руке.
        - Росинант! - рявкнула она, не обращая внимания на Тонкого. - Росинант! Тебе с коровами велено быть, да? Чего ты тут хулиганничаешь?! - И она уверенно направилась в сторону алычи, размахивая скалкой.
        Поняв, что его засекли, козел выскочил из укрытия и, отчаянно блея, побежал назад, к коровам. Старушка погрозила ему вслед скалкой:
        - К коровам иди, домой не суйся! - Обернувшись, она наконец заметила Тонкого. - А тебе чего, молока, да?
        Тонкий объяснил, чего ему надо, и у старушки сразу поднялось настроение:
        - А, помощнички из Москвы приехали! А я уж думала, пропал урожай! Внук по заграницам теперь отдыхает, и помочь некому Зое Карапетовне.
        - Кому? - переспросил Тонкий.
        - Мне, кому еще! Зоя Карапетовна я! А тебя как звать?
        - Саша.
        - Лезай на дерево, Саша-джан. Я те ведра принесу, да?
        Тонкий по-обезьяньи вспрыгнул на ближайшую алычу и удобно устроился верхом на ветке. Листья дерева надежно закрывали его от солнца, так что, выходит, зря он боялся. Поданное старушкой ведро он повесил на сучок и стал бодренько срывать упитанные желтые алычины. Странные у них имена - и у козла, и у бабульки. Надо же додуматься, назвать козла Росинантом в честь коня Дон Кихота. Хотя «росинант» - значит «кляча»… Ну, допустим. А у бабульки что за имя? Зоя Ка-ра-пет… Украинское, что ли?
        Алычи было много. Тонкий набрал ведра три, освободив от ягод всего одну ветку. Правда, самую толстую, что утешало. За работой Тонкий не заметил, как начало смеркаться. Когда он опустошил наконец одно дерево, было уже почти темно. Тонкий слез и полюбовался длинным рядом ведер с желтыми ягодами.
        - Куда нести?! - крикнул он, не решаясь назвать старушку по имени: вдруг переврет?
        - В дом заноси, да? - последовал ответ.
        Тонкий прилежно потащил ведра в дом. Споткнулся на подгнившем крыльце, миновал сени с длинной шеренгой резиновых сапог и оленьими рогами на стене и попал на кухню. Большая грязная печка уходила трубой в потолок, на столе, как матрешки, стояли чугунки всевозможных форм и размеров. Бабульки не было.
        - Сюда давай, - раздался голос из-под земли.
        Тонкий огляделся:
        - Вы где?
        - Да здесь же, в подполе, да? - ответила бабулька со странным именем. - Давай сюда, Саша-джан.
        Тонкий увидел люк в полу и торчащие оттуда руки.
        - Не на жаре же хранить, да? - объяснила старушка. - А тут прохладно.
        Тонкий аккуратно подал ведра ей в руки. «Прохладно? Вот куда я спрячу труп!»
        - А он у вас большой? - осторожно спросил Тонкий.
        - Большой, - гулко прозвучало из подпола. - Все бабы местные влезли бы. Только не полезут. Холодно, да? - И она гулко захохотала, как Фредди Крюггер из ужастика.
        - Да мне не прятаться, - промямлил Тонкий.
        - Арэндовать хочешь? - поняла бабка. - Это пожалста: вот прополешь мне завтра огород, и храни хоть корову до конца лета. Ты ж, поди, дикарем приехал - ни холодильника, ни подпола?
        Тонкий радостно закивал, не соображая, что бабульке из подпола не видно. Но та догадалась:
        - Договор, да?
        - Будет сделано! - рявкнул Тонкий.
        - Ну и хорошо, да?
        У калитки бабулька вручила ему честно заработанное ведро алычи («Тару завтра занесешь»), распрощалась и стала звать козла:
        - Росинант! Давай домой, да? Спать пора.
        Тонкий неторопливо брел к своим, разгребая подсолнухи свободной рукой. Первый день в Крыму! За этот день он успел обнаружить следы браконьеров, найти место для хранения ценной улики и еще здорово обгореть. Хотя солнце давно скрылось, плечи жгло, как горчичниками. Но это мелочь. Завтра с утра он прополет огород и получит место в подполе. Только дельфина до этого времени может спалить солнце, и ценная улика будет потеряна. Тонкий решил сперва спуститься к морю и хоть ветками дельфина прикрыть, а потом уже возвращаться к Ленке с тетей Музой.
        Сказано - сделано. Бежать с горы в сто раз проще, чем в гору. Тонкий за пятнадцать минут добежал до берега, нашел место, где лежал дельфин…
        Сперва ему показалось, что он заблудился: морской берег везде одинаковый - песок да камни. Но когда на глаза попалась забытая Ленкой бейсболка, сомнений не осталось.
        ДЕЛЬФИНА НЕ БЫЛО.
        Глава III
        Наглые ежики
        «Может, его волной унесло?» - размышлял Тонкий. Однако больших волн днем не наблюдалось, и сейчас море тихое. Они с Ленкой специально оттащили дельфина подальше от воды. Нет, господа, это не волны. Труп кто-то унес. Иного объяснения быть не могло. Кто? Ясен пень, браконьеры. От улики избавились. Дельфин, судя по всему, больной. Они сначала не разобрались, а когда его подстрелили и рассмотрели, то бросили беднягу в море. Наверное, погнались за другими. А после вернулись за ним, чтобы не оставлять следов… Кстати, следы все равно остались. Следы волочения тела - вот они, пожалуйста, ведут к морю. Значит, дельфина увезли в лодке.
        Тонкий опустился на четвереньки. Да, все так. Только рядом обнаружились еще следы шин. Значит, дельфина увезли на машине?
        - Сашка! Саш! - Ленка выскочила, как из-под земли, и сразу кинулась к ягодам. - Желтенькие! - Она загребла полную горсть и похвасталась с набитым ртом: - А мы мешто клашное нашли в тенешке. Захащаешься!
        - А тетя где? - спросил Тонкий.
        - За пресной водой поехала. - Сестра махнула рукой куда-то на горы. - Вот-вот вернуться должна… А ты здесь чего? Купаешься без спроса? Типа крутой? Пошли, пока тетя Муза не засекла!
        - Погоди, тут следы! - попытался объяснить Тонкий, но сестра решительно вцепилась ему в руку.
        - Иди уж, следопыт! А то знаешь, что тетя нам устроит?
        - Знаю. Шаг вправо, шаг влево считается за побег, прыжок на месте - провокация, - вздохнул Тонкий и подхватил ведро с алычой.
        - Покажу, как мы устроились, - сразу успокоившись, заурчала Ленка и потащила его с берега.
        Тонкий с сожалением оглянулся на следы. Море еле плескалось, высоких волн не было. Надо вернуться сюда поздно ночью, когда Ленка с тетей Музой уснут. Следы не должно смыть к тому времени.
        Тетя с Ленкой поставили палатку под тремя низкими, но густыми деревьями, торчавшими в середине Лысой горы. Тени от них вполне хватало, чтобы прогуливаться в радиусе полутора метров от палатки, не боясь получить солнечный удар. Чуть дальше, уже у подножия Ничьей горы, тянулась полоса не то шиповника, не то каких-то других, не менее колючих, кустов. С другой стороны был обрыв, а под ним - море.
        Ленка первая нырнула в палатку и посветила фонариком, чтобы Тонкому лучше было видно, как они устроились.
        - Смотри!
        Он посмотрел. Из палатки выскочил верный крыс в щегольской черной кепке, с резинкой под подбородком. Если бы Толстый был чуть постройнее, он бы смахивал на маленького жокея. Кажется, Ленка тоже так считала:
        - А лошадью будешь ты! - Она ткнула брата в бок и спряталась в палатке.
        Тонкий юркнул за ней. Первым делом он отвесил сестренке подзатыльник за «лошадь», а потом огляделся. Палатка была большая, свободно разместится человек пять, а если они не будут брыкаться, то в ноги можно положить и шестого. Себе Ленка с тетей постелили в одном углу, Сашке - в противоположном. Между матрасами еще оставалась куча места для всякого хлама, и Ленка им воспользовалась по полной программе: там уже образовалась приличная перегородка из Ленкиной одежды, котелков и большого мехового жирафа, которого сестренка притащила с собой из Москвы. Жирафа подарила Тонкому одна художница, а Ленка у него отобрала, сказав, что Сашка уже вышел из того возраста, когда играют в игрушки. Тоже, маленькая нашлась, Тонкий старше ее всего-то на год!..
        По стенкам палатки мелькнул свет фар. Тетя Муза вернулась. Тонкий первым выполз на волю и увидел тети-Музины кеды. Один просил каши. Он повернулся к Тонкому и сказал:
        - Пришел? Молодец. Пойдем разводить костер.
        Самым трудным оказалось найти «горючее». Гора, как уже говорилось, была почти лысой, и за сухими ветками пришлось лезть в непролазные кусты. Тонкий исцарапал себе колючками руки, ноги и даже спину. Добытой кучки хвороста должно было хватить, как считала тетя, минут на пятнадцать. Чертыхаясь, Сашка опять полез в дебри и на этот раз притащил целый колючий куст, вывороченный ветром. Куст обошелся ему в еще десяток царапин и порванную футболку, зато тетя успокоилась и решила, что больше «горючего» не надо.
        Несколько толстых полешков она поставила шалашиком, в середину напихала тонких веток и сухой травы. Поднесла огонек, и прожаренное на южном солнце сено вспыхнуло, как порох.
        - Так-то вот! - похвалилась тетя. - Я еще в пионерках прикуривала с одной спички!
        - И напивалась с одной рюмки! - добавила Ленка. Чувство юмора у нее просыпалось нечасто, зато вовремя. Тонкий захихикал в кулак.
        - Это почему? - оторопела тетя. - Да я, если хотите знать…
        Тут до нее дошло, что не обо всех славных делах пионерии стоит рассказывать племянникам.
        - Я в хорошем смысле прикуривала, - сказала она, не объяснив, что это значит.
        По правде говоря, грозная оперуполномоченная боялась племянников гораздо больше, чем преступников. У тети Музы не было своих детей. Она не знала, как вести себя с Тонким и Ленкой.
        Костер горел, тетя Муза вешала над ним котелок, Ленка устанавливала вокруг складные табуретки, Толстый копошился где-то у палатки, а Тонкий ждал, когда они наконец лягут спать. Надо было спуститься к морю, хорошенько рассмотреть следы. На лодке увезли дельфина или на машине? Если на лодке, то его не найти, на воде-то следов не остается. Если на машине… Он возьмет фонарик и будет идти по следам шин. Может быть, долго, может быть, до утра…
        - Саня! - позвала тетя Муза. - Иди присядь, в ногах правды нет.
        Тонкий мысленно с ней согласился. Идти по следам машины он будет ногами, и не факт, что узнает правду: куда увезли дельфина? Машина ведь может свернуть с песка на траву, а там следов почти не видно. Да еще ночью.
        Он подошел и сел рядом с Ленкой. Ножки складного табурета нагрелись от костра, так что голыми ногами к ним лучше было не прислоняться. Тетя Муза насыпала в котелок суп из пакетика. Мимо шмыгнула тень.
        - Ежик! - взвизгнула Ленка и помчалась на охоту. Тонкий не спеша побрел следом.
        Ленка с ежом обнаружились у машины. Под колесом валялся открытый рюкзак с едой (тетя Муза в нем копалась и не закрыла). В рюкзаке сидел ежик и, не обращая внимания на Ленку, спокойно уписывал батон.
        - Тут, наверное, часто бывают туристы, вот ежи и обнаглели, - понял Тонкий. - Смотри, он оставит нас без завтрака, придется с утра в город переться.
        - Не оставит, - оптимистично заявила Ленка. - Он такой маленький, ему за всю жизнь не съесть все, что в рюкзаке! - Только она так сказала, как из непролазных кустов показалась еще шеренга маленьких теней и потопала к рюкзаку.
        - Ежиха с ежатами! - умильно запищала Ленка.
        Оказалось, она права: впереди шел большой упитанный еж, за ним - три поменьше. Вразвалочку они прошествовали к рюкзаку. Последний задел Тонкого иголкой, повернулся, фыркнул в Сашкину сторону: «Чего мешаешься?!» - и галопом побежал к своим. Все семейство залезло в рюкзак, по-приятельски обнюхало первого ежа и принялось дружно чавкать.
        Тонкий смотрел, разинув рот, - ни фига себе наглость!
        - Интересно, сколько всего ежей на нашей горе? - мечтательно спросила Ленка.
        Тонкий прикинул: гора большая, ежи маленькие, штук сто разместится спокойно, а если они живут тесными стаями - то, конечно, больше.
        - Господа, ужин подан, - позвала тетя Муза.
        Пришлось отвлечься от ежей и плестись к костру. Ленка побежала вперед:
        - Теть Муз, там ежики!
        Тетя хмыкнула и подставила Ленке складной табурет.
        - Там ежики, здесь - суп, я предпочитаю начинать с первого, - спокойно заметила она и вручила племянникам ложки. - Лопайте - и спать. Хватит за день впечатлений.
        Тонкий не стал спорить, впечатлений за этот день ему хватило выше крыши. Он быстро поел и первым нырнул в палатку. Заботливая Ленка уже приготовила брату спальник и матрас. Тонкий плюхнулся с размаху и…
        Бум! Хруп! Ой-й!
        Под затылком что-то хрустнуло. И голова, кажется, тоже. Тонкий приподнял спальник и увидел… Сперва он решил, что это Ленка подложила ему орехов, чтобы расколоть их башкой горячо любимого брата. Под спальником и вправду лежали какие-то скорлупки, но странной формы и необычного цвета - белые в серо-голубую полоску. Тут вдруг к «орехам» подскочил Толстый в своей жокейской кепке и в момент перетаскал их куда-то в ноги хозяину.
        - Улитки виноградные, - вслух подумал Тонкий.
        - Сам такой, - обиделась возникшая в проходе Ленкина голова.
        - Толстый наложил мне под спальник виноградных улиток, - объяснил ей Тонкий, - а я их головой расколол.
        Ленка хохотнула:
        - А ты чего хотел?! Крыс-то твой недавно из Франции, вот и пристрастился к тамошней кухне!
        В подтверждение Ленкиных слов Толстый громко зачавкал в ногах.
        Глава IV
        Глупые взрослые
        Цикады стрекотали так громко, что Тонкий испугался: разбудят они тетю Музу, та увидит, что племянника нет, отыщет его, вернет и даст по шее. А следы браконьеров смоет волна.
        С этими веселыми мыслями он летел с горы к морю. Луч фонарика убегал из-под ног. Тонкий не успевал разглядеть мелкие камушки и колючие кустики бессмертника. Он то и дело спотыкался, резал босые ноги, чертыхался и продолжал свой путь. Море было спокойным, хотя тетя Муза рассказывала, что по ночам здесь бывают страшные штормы. Тонкий подозревал, что она просто не хочет, чтобы племянники убегали ночью купаться без нее, вот и пугает. Он посветил на море. Оно было зеленое в свете фонарика, с белыми блестками, почти ровное, если не считать малюсеньких волн, которых и Толстый не испугался бы. Тетя явно преувеличивала.
        Следы шин сохранились прекрасно. Тонкий опустился на четвереньки. Ага, ясно: вот рисунок «елочкой» показывает на него, потом на гору, потом разворачивается и убегает откуда пришел. То есть машина приезжала специально за дельфином. Подъехала, забрала, развернулась и укатила в обратном направлении.
        По ногам плеснуло. Тонкий глянул на море - волны были уже не такими маленькими, как минуту назад, они выросли до полуметровой высоты. Не шторм, но поторопиться стоит, если не хочешь, чтобы следы размыло у тебя перед носом. Он пригнулся и побежал вдоль «елочки».
        Метров двести машина шла прямо. Еще бы, свернуть ей было некуда: слева море, справа - гора. Но скоро Тонкий увидел широкую песчаную дорогу в гору. Следы вели туда. Он пробежал еще несколько метров и пошел тише. Здесь, на подъеме, волны его уже не достанут. Следы целехоньки, и можно не спешить.
        Прекрасна жизнь ночного Крыма! Шумят волны, серебрясь и поблескивая брызгами, стрекочут цикады. Вон пробежал, фыркая, ежик, а совсем рядом по траве прошуршала змея. Тонкий притормозил. Следы вели на траву, как раз туда, где змея. Ее лучше пропустить. Кто знает, гадюка она или безобидный желтопузик. «Прежде чем наступить в темноте на змею, спроси: «Кто ты?» - вспомнил Тонкий тети-Музину лекцию по технике безопасности в Крыму. В дороге у нее было достаточно времени, чтобы рассказать племянникам и про змей, и про ежиков, и про то, что не стоит хлебать соленую воду из моря.
        Змея уползла, не представившись. Тонкий шагнул на траву… И стал думать, нет ли отсюда более короткой дороги до родной палатки. Море уже бушевало вовсю, а следов нигде не наблюдалось. Примятая шинами трава поднялась и скрыла следы преступников.
        Тонкий опустился на корточки и поковырял землю. Рыжеватая в свете фонарика земля была теплая и влажная от росы. Потерял след начинающий оперативник Александр Уткин. Ищи теперь ветра в поле. Море большое, да и берег немаленький, не факт, что Тонкому посчастливится увидеть еще раз браконьеров или хотя бы их следы. Если, конечно, браконьеры вдруг сами не возникнут перед его носом, да еще не окликнут:
        - Эй, пацан!
        Тонкий поднял голову. Метрах в пятидесяти от него двое надували лодку. Ну точно, браконьеры! Кому еще придет в голову отправляться на водную прогулку ночью! На заднем плане горел костер, и рыжела в его свете маленькая палатка. Один из двоих поднялся и махнул Тонкому:
        - Пацан! Подсоби!
        Тонкий встал, но навстречу браконьерам не торопился. Вдруг они поняли, что он идет за ними по следам?! Тогда хана оперативнику Александру Уткину: утопят в море и фамилии не спросят. Но как велик соблазн помочь преступникам надуть лодку, набиться в приятели, втереться в доверие и потихоньку вывести их на чистую воду!
        - Ты что, уснул?! - крикнул браконьер.
        «Умрем или победим», - решил Тонкий и зашагал к мужикам.
        Двое явно собирались рыбачить, в надутой лодке были аккуратно сложены удочки, гарпун… У Сашки перехватило дыхание: точно, они! Интересно, куда они спрятали труп дельфина? И куда обычно прячут трупы свидетелей?
        Надутую снаряженную лодку браконьеры пытались затащить на крышу черной «шестерки», и, само собой, вдвоем у них ничего не получалось. Лодка большая, человек на десять, «шестерка» - маленькая. Вообще, до моря двести метров, эти лентяи вполне могли перетащить лодку и на руках… Точно, его раскусили! А лодка - только повод, чтобы подманить поближе нежелательного свидетеля.
        Оба браконьера были лысые, только у одного лысина блестела в лунном свете, у другого на макушке пушился «ежик». Значит, первый старше. Оба в камуфляже и высоких сапогах. А лиц в темноте почти не видно, так что различить их можно только по лысинам.
        - Ты чего ночью один гуляешь? - спросил Полированная Лысина. - Потерял что?
        - Крысу, - быстро соврал Тонкий. - Привез из Москвы позагорать, а она убежала.
        - Бывает, - кивнул Ежик. - У меня так две кошки пропало: привез на дачу и больше не увидел.
        Тонкий не стал спорить: кошки так кошки.
        - Полезай на капот. - Полированная Лысина решил не тратить времени на разговоры. - Лодку примешь.
        Тонкий вспрыгнул на капот. Капот был холодный. Правильно: труп увезли самое меньшее три часа назад, за это время капот «шестерки», проехавшей четыреста метров, сто раз остынет.
        Лысые подняли лодку, раскачали и (ой!) швырнули в Тонкого. Борта лодки были снабжены матерчатыми ремешками неизвестного предназначения. Тонкий успел схватить один и, почти не чертыхаясь, втащил-таки лодку на крышу.
        - Отлично! - одобрительно крякнул Ежик. - Теперь на, привяжи. - И бросил веревку с карабинами. Тонкий быстро справился, привязывать - не ловить тяжести на лету. Через минуту лодка была готова к транспортировке.
        Ежик по-свойски стянул Сашку с капота за штаны и больно хлопнул по спине:
        - Ну что, крысотерятель, поехали браконьерничать?!
        Цикады стрекотали громко, так громко, что Ежик не слышал, как шумно сглотнул начинающий оперативник Александр Уткин. Раскусили! Топить хотят! А от Ежика к тому же еще пахнет водкой, так что, может, его и до моря не довезут, пьяные-то водители (обнюхать Полированную Лысину Тонкий не успел, но по скромному опыту знал, что два приятеля-сообщника редко напиваются поодиночке).
        Бежать? Глупо, по некрутым горам на машине враз догонят. Кричать - еще глупее, тетя Муза с Ленкой все равно не услышат, а больше здесь никого и нету в радиусе одного километра.
        «Спокойствие, только спокойствие, - думал начинающий оперативник, пытаясь унять дрожь в коленках. - В твои планы входило втереться в доверие к преступникам, чтобы вывести их на чистую воду. Так дерзай! Путь открыт. А вот когда тебя начнут топить, тогда и будешь волноваться и думать, что делать дальше».
        Не ожидая от себя такой наглости, Тонкий крикнул:
        - Поехали! - И так хлопнул Ежика по спине, что тот начал икать.
        Доехали в минуту. Ежик, даром что пьяный, ловко объезжал даже маленькие кустики бессмертника, в которые побоялась бы врезаться разве что улитка на роликах, да и то не очень крупная.
        Колеса шаркнули по мокрому песку и… Тонкий представил себе, как будет рыбачить в этом море на резиновой лодке. Вышло что-то похожее на аттракцион «американские горки»: тебя несет вперед с бешеной скоростью, бросает вверх-вниз, и в заключение - «мертвая петля». Бррр! А ведь Тонкий был у моря всего-то пятнадцать минут назад, и тогда еще вполне можно было и рыбачить, и купаться. Теперь же волны поднимались выше чем на полтора метра и уже цепляли машину за колеса. Тонкий увидел в свете фар, как самая нахальная длинная волна слизнула вечерние следы шин. Жаль. Может, он успел бы сравнить их со следами «шестерки» перед тем, как они все вместе погибнут здесь смертью дураков.
        - Чего приуныл, растеряша?! - толкнул Тонкого Ежик. - Шагом марш на капот! Щас такой рыбы наловим!
        Тонкий представил себе рыбку, которой вздумается покормиться в такую погоду. Касатка, не меньше! «Ну да, - заметил он про себя, - а ты думал, браконьеры бычков ловят?»
        Море шумело, как Манежная площадь в День города. Не соображая, что делает, Тонкий вспрыгнул на капот, отвязал ненадежную резиновую лодку («Ну, точно, утопить хотят!»), сбросил ее на лысины. Тот, что полированная, уже разделся, пристроив одежду за камушком. Он ухватил тряпочный ремешок и поволок лодку на верную погибель. Ежик толкал сзади, на ходу выпрыгивая из штанов. Тонкий стоял на капоте и смотрел. Хотелось бежать и на весь Крым орать: «Мама!» Нет, лучше в Москву к бабушке. Мама в командировке, в Лондоне, до нее так просто не добежишь.
        Волны били по ногам Полированную Лысину. Он спотыкался, но терпел. Ежик счастливо хохотал, Тонкий смотрел и пытался делать выводы. А топить его сегодня не будут, почти наверняка. Захотели бы утопить - посадили бы в лодку или впрягли бы первым на место Полированной Лысины. А они… Да забыли они про него, что ли? Значит, это не браконьеры. А кто? И почему Ежик сказал: «Поехали браконьерничать?» «По приколу сказал, - ответил сам себе Тонкий. - Если бы и впрямь хотел заняться чем-нибудь незаконным, уж не стал бы об этом трепаться».
        Лысины уже загрузились в лодку и только тогда вспомнили о Тонком:
        - Пацан! Ты идешь?!
        И Тонкий пошел. Вернее, поплыл догонять лодку, чтобы порыбачить с безобидными и бесшабашными Лысинами. Зачем? Он и сам не понял. Должно быть, ему было обидно, что зря потерял время. А так хоть рыбку поймает - уже польза.
        Лодку не швыряло, но покачивало ощутимо, так, что передвигаться по ней можно было только на четвереньках. На двух точках не удержишься. Лысины и в самом деле собрались ловить бычков, только называли их по-деревенски: ротаны. Ежик отщипывал от батона, насаживал хлеб на крючок, даже не скатывая шарика, и забрасывал в бушующее море.
        - Ротаны такие прожорливые, - объяснял он Тонкому, - можно не скатывать, можно вообще без хлеба ловить или без крючка - они все хватают, что попадется. Вцепляются намертво. Палец в воду сунь - и поймаешь.
        Тонкий решил, что он шутит, но все-таки потихоньку, за спиной сунул в воду палец. Бычок, само собой, не клевал, а Ежик продолжал свой правдивый рассказ:
        - Я однажды на червя поймал. Червяк вот такой (он показал мизинец), а ротанчик вот такусенький клюнул (показал ноготь). Даже на крючок не насадился. Пасть разинул во всю ширь, вцепился в червяка и держит. Вот так, брат, ротанов ловят!
        - Жадность фраера сгубила, - авторитетно добавил Полированная Лысина. Он греб маленькими веслами, предоставив рыбалку Ежику с Тонким. Сашке была выдана бамбуковая удочка и полбатона.
        - А на мелководье вообще просто, - продолжал Ежик, - берешь трубу, хоть выхлопную (он кивнул на «шестерку»), старую, конечно. Кладешь на дно и ждешь. Ротан туда заплывает, ты его - хлоп! Закрыл трубу с двух сторон ладонями и вытащил.
        Тонкий аккуратно скатал шарик из хлеба, насадил и забросил. Кого можно поймать при таких волнах (одна плеснула в лодку, намочив ему колени)? Неужели взрослые бывают такими глупыми? Тонкий посмотрел на Ежика. Не такой уж он и взрослый, старше Тонкого лет на пять, а может, и меньше. Но Полированная Лысина - ровесник тети Музы. Уж он-то должен понимать!
        Еще одна волна хлестнула, на этот раз Ежику по носу, оставив в лодке ведро соленой воды. Надвигался настоящий шторм. Ежик отмахнулся, фыркнул и тут же получил очередь из волн в затылок, в бок и опять в нос. Волны приходили с одной стороны, просто Ежик вертелся.
        - Сворачивайтесь! - рявкнул Полированная Лысина, но было поздно. Огромная, наверное, с башенный кран, волна накрыла резиновую лодку с глупыми взрослыми и начинающим оперативником.
        Стало еще темнее. Тонкий потерял опору под ногами и через секунду понял, что не может вдохнуть. Вверху, внизу, справа, слева была вода.
        Море шумело в ушах, и ничего больше не было слышно. Тонкий барахтался и кувыркался, как космонавт в невесомости.
        «Вот наступит осень, - меланхолично думал он, - все придут в школу и начнут хвастаться, кто как провел лето. Федоров с Фоминым наверняка сейчас в деревне у федоровской бабушки. Опять будут врать, как вдвоем ходили на медведя с кухонным ножом. Им, конечно, не поверят, но выслушают с удовольствием. Зомби собирался в Грецию, ему тоже будет что рассказать. А начинающий оперативник Александр Уткин не расскажет, как поймал браконьеров, потому что его просто не будет на свете… Нет уж, фиг!»
        Тонкий вытянулся струной и поплыл наверх! Или вниз… или в сторону… Везде было одинаково темно, как определить, где верх, а где низ? «Выдохни и посмотри, куда пойдут пузыри», - вспомнил он тети-Музину дорожную лекцию. Выдохнул. Поплыл за пузырями и… Получил пинка! Не может быть! Тонкий оглянулся - сзади маячили темные силуэты ног. Ну да, он же не один упал. А где ноги, там, значит, верх…
        Тонкий вынырнул, глотнул воздуха, и набежавшая волна отвесила ему тяжелую оплеуху. Шторм не прекращался. Ежик барахтался рядом, рассеянно оглядываясь и отплевываясь.
        - Пацан? - спросил он, когда голова Тонкого снова показалась над водой. - А где Игорь?
        Тонкий успел сообразить, что Игорем зовут Полированную Лысину и что во-он там сверкнуло нечто слишком крупное даже для крымской звезды и слишком тусклое для маяка.
        Начинающий оперативник Александр Уткин - отличный пловец. С этим не спорит даже тетя Муза, оперативник со стажем. Тонкий набрал побольше воздуха, еще разок получил волной по башке и поплыл спасать Полированную Лысину.
        Десять метров - понятие относительное. Если, к примеру, ты проснулся с утра и слышишь, как бежит по коридору сестренка, собираясь первой оккупировать ванную, - десять метров ты преодолеешь за секунду, а через минуту, плескаясь под душем, уже не вспомнишь, как ты их преодолевал. А если ты в штормящем море, и в десяти метрах от тебя тонет человек… Тонкий плыл, наверное, час. Он проплывал метр, а волна относила его на два - обратно. Ежик бултыхался сзади, пытаясь отловить лодку. Судя по доносившимся до Тонкого репликам, у Ежика ничего не получалось.
        Волны издевались над ним, как хотели. Одна подкатывала Игоря прямо Сашке в руки, другая - тут же относила его назад. Тонкий совсем измучился. К тому же Полированная Лысина не сильно-то рвался к своему спасителю. Он распластался на воде, и, не делая никаких движений, болтался на волнах, как медуза.
        Тонкий чувствовал, что выбивается из сил. Соленая вода щипала ноздри. Почему люди не дышат, как рыбы?
        - Пацан! Ты где, пацан?! - кричал Ежик, но Тонкий уже плохо слышал.
        Глава V
        Бабушка и внуки
        - Ну, ты нас напугал, - тараторил Ежик, подавая Тонкому обжигающую железную кружку. - Ты что, плавать не умеешь?
        Тонкий возмущенно хрюкнул, брызнув на Игоря горячим чаем, но смолчал. Говорить было трудно: при каждом звуке к горлу подкатывала соленая вода и шибала в нос. Здорово он наглотался! Интересно, как Ежику удалось вытащить их двоих да еще и лодку (вон она, лежит у машины, целехонька)? И который час? Не проснулась ли уже тетя Муза?
        - Тебя Игорек вытащил, - ответил Ежик на незаданный вопрос. - И меня, и лодку. Он у нас мастер спорта!
        Тонкий опять фыркнул: ничего себе мастер! Болтался на волнах, как щепка! Или, может, так и надо вести себя в шторм?
        Игорь снял с палки над костром Сашкины джинсы:
        - Надень, высохли.
        Тонкий надел. Джинсы обжигали, но после такой ванны с морской солью горяченькие штаны - как раз то, что надо. Глотнул чаю, протер глаза, слезящиеся то ли от костра, то ли от морской соли, и выдавил:
        - Спасибо, что вытащили. А я думал, вы тонете.
        Ежик хохотнул:
        - Не шути так с Игорем. Обидится! Как тебя зовут-то хоть?
        - Саша…
        - А меня Иван. - Он помолчал и добавил: - Вот и познакомились.
        Тонкий летел к своим, как на пожар: уже рассвело, вот-вот тетя Муза проснется, повернет голову - а племянника-то и нету! Что она подумает? Что племянник смотался пешком в Москву или…
        - С утра гуляешь? Похвально! - послышался за спиной бодренький тетин голос. - А сестренка твоя все дрыхнет. Пошли ее будить.
        У Сашки вырвался вздох облегчения: хоть от тети неприятностей не будет. Она вообще-то добрая, когда в хорошем настроении. Даже не отругала…
        Тетя Муза не торопясь брела в сторону лагеря, срывая на ходу кустики бессмертника.
        - А ежики слопали всю еду, только суп в пакетиках остался, - продолжала она, окинув Тонкого тяжелым взглядом учителя физкультуры. - Придется тебе опять идти в деревню, алычу собирать.
        Если бы Тонкий не боялся выдать себя, он бы застонал, завыл в голос: «За что?! После ночи в море - день на дереве! Дайте человеку отоспаться на твердой земле!» Но тете же не расскажешь, где ты был ночью. Он стиснул зубы и кивнул.
        Будить родную сестру - дело нелегкое и опасное. Ленка такая: начнешь будить - проснется, даст по шее и опять уснет. С тетей Музой она так и поступила, спросонья приняв ее за брата, и была наказана. Тетя - это вам не брат и даже не бабушка. Ей нетрудно вытащить вас из палатки вместе со спальником и оставить на уже припекающем солнце.
        Тонкий смотрел и думал, что еще неизвестно, кому повезло больше: Ленке, потому что удалось поспать этой ночью, или ему, потому что ей удалось провести одно утро без тети-Музиной побудки.
        Вытянутая из палатки Ленка ойкнула, перевернулась на бок, проворчала что-то о гестаповцах и опять уснула. Ей по барабану, где спать, лишь бы нашлась ровная поверхность. Тетя Муза пожала плечами и повела Тонкого умываться.
        Она поливала ему на руки из канистры с пресной водой, Тонкий умывался, отфыркиваясь, а Ленка дрыхла. Потом Тонкий поливал, тетя умывалась, а Ленка дрыхла. Потом тетя развела костер, чтобы приготовить уцелевший суп из пакетиков, и только тогда, не повышая голоса, сказала:
        - Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?
        Тут придется сделать отступление. Шашка у Ленки была не та, которыми играют, и не та, которой рубают на скаку, а дымовая. Давным-давно тетя Муза притащила ее с военных сборов, где получала звание лейтенанта запаса. Вся семья знала историю, как на маневрах она потеряла спички и не смогла поджечь фитиль шашки, чтобы устроить дымовую завесу. Из-за этого тети-Музин взвод условно уничтожили и отправили на отдых, пока остальные рыли окопы. С тех пор стоило тете взять сигарету, как со всех сторон ей услужливо протягивали спички и почему-то хихикали. А под конец сборов объяснили, что шашку вообще не надо поджигать. Воспламенитель у нее внутри. Достаточно дернуть за веревочку, которую тетя принимала за фитиль, и повалит дым.
        Сколько Тонкий себя помнил, шашка лежала у тети за стеклом на книжной полке. Пока на нее не положила глаз Ленка.
        Тонкий лишь догадывался, зачем сестре шашка, и догадки эти были мрачные. Судя по всему, здесь пахло местью десятикласснику Кольке, без которого Ленка дня не могла прожить еще зимой. Потом они смертельно поссорились. Колька отобрал у Ленки подаренный плеер, Ленка из вредности требовала назад какой-то давно потерянный значок и доводила по телефону новую Колькину подружку. В разгар ссоры она стала выпрашивать у тети Музы ее памятную шашку. «Закончишь год без троек, тогда подарю», - легкомысленно пообещала тетя, уверенная, что этого не будет никогда. Ленка - та еще лентяйка. До сих пор может написать «солнц» вместо «солнце», да еще и объяснить учительнице, что буква «ц» произносится как «це», стало быть, писать лишнее «е» необязательно.
        Но когда женщина любит или мстит, она может свернуть горы. Пускай даже этой женщине еще нет четырнадцати лет (Джульетте, кстати, тоже не было). Короче, Ленка исправила пять верных трюнделей и получила-таки шашку. После этого она задумалась, стоит ли ей изводить так тяжело доставшийся боеприпас на презренного Кольку. Тонкого сестра не посвящала в свои планы. Но, судя по тому, с каким вниманием она стала смотреть передачи «Криминал» и «Петровка, 38», Ленка выбирала между срывом урока и ограблением банка. Шашку она взяла с собой на юг, не доверив такое сокровище деду с бабушкой.
        Итак, тетя Муза, не повышая голоса, сказала:
        - Лена, там ежики не твою ли шашку потащили?
        В следующую секунду Тонкому показалось, что на их стоянку с ясного неба пикирует бомбардировщик с включенной сиреной. Он всегда знал, что по визгу сестре нет равных в школе, а то и в микрорайоне. Но тут Ленка превзошла себя. На первых же нотах Тонкий оглох, успев услышать, как задребезжало приоткрытое стекло в тетином «жигуленке». Остальное он смотрел без звука.
        Ленка лежа подпрыгнула над землей и поползла в сторону предполагаемого бегства похитителей. И все это - внутри спального мешка. Без рук и без ног. Кажется, она подтягивалась зубами. Не увидев поблизости ни ежиков, ни шашки, она ринулась к палатке. По пути спальник с нее слез, как сброшенная змеиная шкурка, но Ленка этого даже не заметила. Продолжая двигаться ползком, она скрылась в палатке, и оттуда раздался визг погромче прежнего. Тонкий расслышал его даже с заложенными ушами. То был визг торжества, которым, наверное, пещерные женщины встречали первого суслика, добытого после месяца голодовки.
        С драгоценной шашкой в руке Ленка появилась из палатки и села на траву. Вид у нее был одновременно счастливый и обиженный.
        - Умоешься сама, вон канистра, - отчеканила тетя Муза, - кто не успел, тот опоздал. Давай в темпе, сейчас поедем в город.
        Ленка на четвереньках доползла до машины, опрокинула канистру и умылась тем, что не успело впитаться в сухую крымскую землю.
        - Все равно в город едем, - ответила она на молчаливый тетин упрек, - вот и водички захватим заодно.
        «Иногда сестренка умеет отомстить за себя», - с завистью думал Тонкий, протирая слипающиеся глаза.
        К костру подскочил верный крыс в жокейской кепке и начал требовать свою долю завтрака. Тонкий налил ему супу в крышку от канистры. «Вот возьму его с собой, - думал Тонкий, - напугаю Зою Карапе… Копера… Тьфу, блин, кого же я напугаю? Всю деревню. Чтобы отказались от моей помощи. Пускай тетя сама по деревьям лазает!» Тут он вспомнил, что собирался еще прополоть огород, чтобы арендовать подпол. А улика-то потеряна! В подпол нечего прятать. А огород прополоть все равно надо. Обещал же… Откуда столько бед на шею начинающего оперативника?!
        Росинант встретил его еще в подсолнухах, когда Тонкий, ни о чем не подозревая, брел на каторгу, разгребая руками зонтики-переростки. Козел подкрался сзади и больно пнул Сашку под коленки.
        - Доброе утро, - ответил ему Тонкий, поднимаясь и отряхиваясь. - Будешь драться, рога пообломаю, козел!
        Росинант, не ожидавший такого оскорбления, присел на хвост, вопросительно мекнул, развернулся и поскакал прочь, от греха подальше. Понял, кто здесь человек, а кто так, истребитель огородов.
        На каторге наблюдалось оживление. Тонкий вошел за ограду молча (забыл, как зовут бабульку) и услышал, что в саду смеются и звенят стаканами. «Должно быть, внук все-таки приехал», - догадался он и не ошибся. В тени алычовых деревьев обнаружился пластмассовый столик, а за столиком… интересно: кто из них - внук? Или, может, оба? Должно же хоть что-то связывать глуповатого бесшабашного Ежика и угрюмого мастера спорта Игоря? Ну да, они и сидели за столиком. Бабулька бегала вокруг, ополаскивая в ведре и нарезая огурцы-помидоры. Тонкий споткнулся о корень, чертыхнулся и обратил на себя внимание всех троих. Бабулька застыла с ножом, внучки - со стаканами. Потом у всех синхронно вырвался вздох и удивленное:
        - Саша!
        - Это мой помощник, да? - неуверенно сказала бабулька после паузы. - Вчера алычу собирал.
        Ежик хохотнул:
        - Ошибаешься, ба, это наш утопленник. Он вчера Игорька спасал, в шторм!
        Бабулька всплеснула руками:
        - Куда же вы его с собой потащили, да?!
        Спасенный Игорек тронул бабульку за рукав, и она молча побрела в дом, не переставая качать головой.
        - Присядь с нами, Сань, - пригласил Ежик. - Позавтракаем и огород полоть пойдем. Тебе ведь место в подполе надо? - Он испытующе посмотрел на Тонкого, как будто от того, нужно ли ему это место, зависели жизнь и здоровье бабульки и его самого.
        - Да не надо уже, - ответил Тонкий, - но неудобно, я ведь обещал.
        - Тогда собирай алычу, - удовлетворенно сказал Игорь, - а огородом мы займемся. - Помолчал и добавил, глядя на Ежика: - На то мы и внуки.
        Тонкий облегченно вздохнул: все-таки алычу собирать - не огород полоть, это еще можно вынести. Он взял со стола огурец и, хрупая, стал оглядываться, с какого бы дерева начать. Это уж слишком заросшее - до ночи не управишься, это он ободрал вчера, а вон то, с висящим на ветке куском рыболовной сети…
        - Гамак, - перехватив его взгляд, объяснил Игорь, - собирались вечером повесить, чтобы бабуля отдыхала.
        Тонкий пригляделся и вяло кивнул: правда, гамак - поплавков не видно.
        - А мне баба Зоя про вас рассказывала, - сказал он, чтобы поддержать разговор.
        - Кто?
        - Что? - хором спросили Игорь и Ежик. Они так посмотрели, как будто бабуля все прошлое лето собирала на них компромат, а вчера выложила все Тонкому.
        - Говорила, что внуки у нее по заграницам, помочь некому.
        - А, - хохотнул Ежик, - точно! Я за границей последний раз был лет десять назад. В Москве. - И заржал.
        Тонкий подумал, что не такой уж он молодой, - это вчера в темноте казалось, что ему лет семнадцать. Теперь же, при дневном освещении, невыспавшийся Ежик тянул на все двадцать пять, а то и больше. «Такой взрослый и такой глупый», - вспомнил Тонкий вчерашние Ежиковы проделки.
        Кто-то больно пнул Сашку ногой под столом, и его мысли обрели другой оборот: «Не только глупый, да еще и нервный. Вон как брыкается».
        Игорь вскочил:
        - Хватит рассиживаться, работа не ждет! - И потащил Ежика на грядки. Гамак он забрал («Починить надо»).
        Тонкий вскарабкался на алычу: работать так работать.
        Спать хотелось ужасно. Он срывал с ветки алычину и засыпал, клал ее в ведро и засыпал. Иногда промахивался, роняя ягоды на землю. Пасшийся неподалеку Росинант это увидел и подбежал к дереву, подбирать упавшие ягоды. Когда ягоды кончались, козел нетерпеливо пинал ствол рогами, тогда на него с дерева падал еще десяток крупных алычин и через раз - Тонкий. Было невысоко, но на пятом падении Тонкий научился цепляться коленками так, чтобы ни один козел его не сбил.
        - Фиг тебе, - сказал он козлу, когда удержался после очередного толчка.
        Толстого он, как собирался, взял с собой. Верный крыс до поры смирно сидел у него в кармане, но, почуяв ягоды, выбрался и пристроился на веточке рядом с хозяином. Он отщипнул себе алычину и стал громко чавкать. Козел, увидав на дереве незнакомого зверя, пришел в бешенство. Он и раньше-то не отличался лояльностью, а тут вообще сошел с ума: стал долбить рогами ствол, как будто собирался работать на лесоповале и сейчас репетировал. Тонкий хотел придержать крыса за хвост, но опоздал. Толстый кубарем слетел с ветки и приземлился прямо перед козлиной мордой. Тонкий подумал, что надо бы слезть помочь, но потом решил: чем тут поможешь?! Жалко козлика.
        Видели когда-нибудь рассерженную крысу? Она похожа на зубастика из фильма: такой же клубок шерсти с горящими глазами и большими резцами, выставленными на показ. Только крыса еще шипит. Секунду козел тупо разглядывал Толстого, потом повернулся и дал стрекача. Верный крыс погнался за ним. «Побегает и вернется, - меланхолично подумал Тонкий. - Росинант сам виноват».
        Самое трудное было - менять наполненное ведро на пустое. Ведро надо снять с ветки, спуститься вниз, да так, чтобы не просыпать сливы. Потом, громыхая пустым ведром, - опять забраться… Тонкий совсем измучился. А эти двое - Ежик с Игорем - бодренько перекликались на грядках, как будто сами ночью не тонули. С земли Тонкому было видно обоих, с дерева - только блестящую лысину Игоря. Ежик швырял в приятеля морковкой, Игорь ловил ее на лету и, ворча, запихивал в ведро. Должно быть, и вправду братья. Чужие люди с такими разными характерами уже давно бы переругались и разъехались по разным городам. Ну да, Игорь говорил, что они внуки. Оба. Значит, братья. Хотя бы двоюродные.
        Перед тем как опять влезть на дерево, Тонкий окинул взглядом окрестности. Чего-то не хватает!.. Игорь, Ежик, Росинант носятся вокруг дома от маленького серого пятнышка - Толстого… «Шестерка»! Ее не хватает для завершения пейзажа. Вчера этот ненормальный Ежик и двухсот метров не смог пройти без машины. Неужто в деревню пешком пошел? Быть не может! Местность за домом оставалась неисследованной. Должно быть, там и стоит машина. И вообще, какая разница. Ежикова «шестерка», пусть что хочет, то с ней и делает.
        Сам не помня как, Тонкий обобрал дерево еще до обеда. Счастливый, он сполз с ветки и потащил ведра в дом.
        - Уже управился? - вышла навстречу бабулька. - Ну, иди домой, Саша-джан. Сама отнесу, да? Возьми себе какое хочешь и иди. Устал, да?
        Тонкий кивнул: еще как устал. Спорить не хотелось. Ну, хочется старушке самой погорбатиться, потаскать тяжелые ведра. Он не имеет права спорить со старшими. Бабулька уковыляла в дом, и Тонкий засобирался. Под ноги метнулся верный крыс, забрался по штанине на плечо и начал чем-то чавкать. Тонкий глянул… кошмар! В зубах у Толстого болталась длинная коричневая кишка! Свеженькая…
        - Росинант! - рявкнул Тонкий так, что пошатнулись деревья в саду. - Росинант!!
        Козел прибежал, веселый и непокусанный. Тонкий ощупал его живот - все на месте. Он повертел кишку в руках, тряхнул за шкирку верного крыса:
        - Колись, Толстый, кого потрошил?!
        Крыс, конечно, не ответил. Кишка была длинная, тоненькая - что-то мелковата для козла. И воняла рыбой! Тонкий это заметил и успокоился:
        - В доме свистнул?
        Верный крыс пристыженно опустил усы.
        - Ладно, прощен. Только не пугай меня так больше.
        Ленка с тетей Музой еще не вернулись. На палатку они бросили десяток веточек для маскировки и оставили записку незваным гостям:
        «ПРЕСТУПНОМУ ЭЛЕМЕНТУ
        Для экономии времени, которое Вы могли бы потратить на бесплодные поиски, сообщаем, что ценные вещи уехали вместе с нами в багажнике. Спиртного мы не держим. Если Вас заинтересуют наши носки и купальники, рискните. Это будет интересно. Гарантирую все прелести экстремального отдыха: бег по пересеченной местности, борьбу без правил и незабываемый вкус тюремной баланды.
        Без уважения
        старший оперуполномоченный по уголовному розыску
        капитан милиции Муза Уткина».
        Тонкий подумал, что раз без уважения, то не надо было называть преступников на «вы», да еще с большой буквы. А так вообще правильная записка. Веселая и внушительная.
        Он спрятал записку в карман, чтобы тете Музе потом не писать еще раз, и полез в палатку отсыпаться. Глаза слипались, хоть спички между веками вставляй. Не раздеваясь, Тонкий плюхнулся на пружинящий надувной матрас…
        Хруп!..
        - Толстый! Убью! - Верный крыс опять натаскал в постель улиток. Самому, что ли, влом разгрызть? Наверное, трудно ему, слишком твердые раковины…
        Толстый подскочил к хозяину и стал деловито перетаскивать расколотых улиток в ноги. Научить его, что ли, пользоваться щипцами для орехов?
        Только Тонкий успокоился и закрыл глаза, как услышал над ухом громкое посапывание.
        - Толстый! Отвали! Всех уже забрал!
        Но это был не Толстый. Кто сказал, что ежики - ночные животные? Ежики не только ночные, но и дневные, а могут быть и утренние, если есть где стырить немного еды. Сейчас они подбирались к ведру с алычой. Много ежей! Вчерашняя ежиха с выводком, два длинных ежа, два толстых ежа… Что же, Тонкому из-за них возвращаться в деревню и лезть на дерево?! Ну уж фиг! Чертыхаясь, Тонкий высунулся из палатки, втащил к себе ведро и лег с ним в обнимку. Пусть только попробуют подойти!
        - Толстый, - позвал он. - Толстый, охраняй вход! Чтобы ни один ежик сюда не вошел! Слышишь?
        Но верный крыс не слышал, он был занят улитками.
        - Никому нельзя доверять, - проворчал Тонкий, засыпая.
        Глава VI
        Кого загрыз Толстый?
        Крыса - это вам не хомячок, она ест не только травку и семечки. Крысы хоть и грызуны, но знают толк и в рыбе, и в птице, и в мясе. Лучше всего, конечно, падаль, но Толстому ее ни разу не перепадало. Так уж устроен мир: если ты живешь с людьми, а не на помойке, то будь добр, лопай только свежее. Однажды на прогулке Толстый рискнул попробовать дохлого голубя. Что тут было! Голубя хозяин отобрал, Толстого отругал, повез к врачу, подставил собственного крыса под укол… Отсталые существа - люди. Ничего не понимают в падали.
        Здесь, в Крыму, Толстому однажды повезло, он нашел целую большую дохлую рыбу. Но та при жизни болела. Толстый не знает, чем, он не врач. Но может отличить по запаху больных животных, которых можно есть, от больных животных, которых есть ни в коем случае нельзя.
        Сегодняшняя рыба была свежей. Толстому ее не предлагали, он сам взял. Его предки, дикие крысы, жили не дома в клетках, а где придется: в подвалах, на складах, на улице. Их там никто не кормил, они добывали себе еду сами - лазили по помойкам, тырили помидоры с продовольственных складов. Домашний Толстый унаследовал эту страсть к мелким кражам. Сегодня он спер кусочек рыбы из большого холодильника. Холодильник был неприлично большой. Туда бы поместилась вся хозяйская семья, и осталось бы место для пары сотен крыс. Рыба тоже была большая, поэтому угрызений совести Толстый не испытывал. Подумаешь, отгрыз кусочек требухи, никто и не заметит.
        Глава VII
        Разговорчивая уборщица
        Есть люди, которые по восемь часов в сутки стоят у станка, проклиная свою работу и весь мир. Они мечтают только об одном: поскорее вернуться домой, врубить телеящик и отдыхать, отдыхать… А есть люди, которые любят свою работу, и на отдыхе чувствуют себя неважно, как бойцовая собака на диване. Тетя Муза именно такая. В Крыму ей неуютно. Хочется бегать по крышам, кричать: «Стой! Стрелять буду!», защелкивать наручники на татуированных лапах уголовников - словом, вести нормальную, в ее понимании, жизнь.
        Ленка считала, что именно поэтому тетя отрывается на племянниках: будит ни свет ни заря ее, несчастную, заставляет разводить костры… Должно быть, трудно оперу без работы. А еще труднее его родным, потому что опер без дела сразу звереет. Но тетя все-таки родных племянников слишком сильно тиранить не будет.
        Когда покупки были сделаны, она сразу предложила Ленке куда-нибудь сходить: в кино или в ресторан. Ясно, ей стало стыдно за утреннюю побудку, но извиниться не позволяет гордость. В кино Ленка идти отказалась («Потерплю до Москвы, там видяшник есть»). Тогда, измотанная беготней по магазинам и проблемой выбора, тетя потащила племянницу в ближайшее увеселительное заведение - китайский ресторанчик на окраине Керчи. Ныть Ленка не рискнула, пошла как миленькая куда повели.
        Столы в ресторане были странные: половина железная, половина деревянная. Посетителей усаживали за деревянную половину. Подскочил почему-то не официант, а повар, принес меню. У Ленки с тетей синхронно полезли на лоб глаза:
        «ХАЙДЖЭ - салат из медуз
        ФЫНТИАОЛЯНЦАЙ - салат овощной с фынтиазой
        СУНЬХУАДАНЬ - утиные яйца
        ЧАН ХУАНГАУ - кисло-сладкие огурцы
        ИНТАОЖУ - вишневое мясо
        ЛЯН БАН ФУДЖУ - салат из соевого бамбука
        МAЛAДУФА —острый соевый творог
        Spicy soy-bean curds».
        Ленке сразу захотелось спрятаться под стол, как в детстве от бабушки с ее манной кашей.
        - Мы будемэто есть? - шепотом спросила она.
        - Все в жизни надо попробовать, - философски заметила тетя Муза. - И вообще, китайской кухне четыре тысячи лет. Неужели ты думаешь, что за это время они не научились кормить людей и не травить?!
        Аргумент был железный. Ленка зажмурилась и ткнула пальцем в меню. Китаец закивал, цапнул у нее книжечку и усеменил прочь.
        - А почему он одет как повар?
        - Потому что он и есть повар, - ответила тетя с видом знатока. - Он принесет ингредиенты и будет готовить здесь при нас. - Она кивнула на железную половинку стола: - Это плита. Осторожнее, не обожгись. А официантка вон идет.
        К столику действительно приближалась официантка. Китаянка или девушка, загримированная под нее (кто их разберет, этих украинцев), она несла пиалы с зеленым чаем.
        - Традиция, - шепнула тетя Муза. - В Китае принято начинать с чая.
        Ленка подумала, что ее предки, наверное, родом из Китая. Будь ее воля, она бы всегда начинала с чая, и особенно со сладкого, а все остальное не ела бы вовсе.
        Чай оказался так себе - несладкий, слишком крепкий, он здорово отдавал половой тряпкой. За чаем последовал рис. Ленка где-то читала, что в Китае без него не обойтись, но не думала, что до такой степени. Официантка принесла им по внушительной чашке риса, прикрытой сверху какими-то листиками.
        - Мы же не заказывали рис, - попыталась возразить Ленка.
        - Китайцы не признают обеда без риса, - шепнула тетя. - Ешь, а то скажут, что ты не ценишь китайскую кухню.
        Угроза была серьезная. Пришлось ковыряться в чашке. Спасало Ленку то, что палочками много не съешь. Тетя Муза держала их как пинцет и захватывала немаленькие порции. А у Ленки так не получалось. Она сложила обе палочки вместе и орудовала, как узкой лопаткой.
        Наконец из кухни появился повар с подносом, уставленным чашками с какой-то снедью. Он бодренько вывалил на железную половину стола кусок мяса и заработал сразу двумя ножами. Мясо шипело и прилипало, повар, не давая ему окончательно сгореть, поддевал его, переворачивал и при этом выбивал на плите барабанную дробь. Под его устрашающими тесаками (Ленка видела такие в фильме ужасов) шмат мяса разделился на пласты, а пласты - на ромбики.
        - Они могут и кружочками, и сердечками, - шепнула тетя Муза, - и вообще чем хочешь. Все зависит от квалификации повара. Этот, с ромбиками, - так, серединка на половинку.
        Ленка смотрела на мелькающие тесаки и думала, что квалификация - понятие относительное. Сейчас тетя не в восторге от того, что повар не умеет сердечками. А если бы они с поваром, допустим, сильно поссорились, а потом нечаянно столкнулись в темной подворотне, то ей и ромбиков показалось бы выше крыши.
        Разделив каждый ромбик на четыре маленьких, а каждый маленький - на четыре крохотных, повар все перемешал и скинул с плиты в дуршлаг, а потом на блюдо.
        - Вот и все, - подытожила тетя Муза, - видишь, как быстро!
        Повар между тем выкладывал вокруг мяса композицию из зелени, белых цветочков, вырезанных, кажется, из редьки, и двух коричневых сучков. Сучки подозрительно напоминали богомола, которого Ленка поймала сегодня утром у палатки, только были, судя по всему, обжарены в масле. Ленка решила, что:
        а) быть этого не может и
        б) лучше их не пробовать, пускай лежат для красоты.
        А блюдо было с велосипедное колесо, не меньше. Когда повар поставил его перед Ленкой, ей стало плохо. Она вспомнила, что собиралась худеть, и свою соседку по парте, которая одна могла занять два стула. Та, пожалуй, осилила бы то, что приготовил китаец.
        - Нормально, вдвоем справимся, - успокоила ее тетя Муза, раскладывая мясо по чашкам.
        Ленка взяла палочки и стала ковыряться в мясе. Ничего не получалось. Из палочек все выскальзывало, и Ленка проклинала китайцев, которые придумали такой неудобный столовый прибор. Издевательство какое-то! Тетя Муза смотрела-смотрела на нее, а потом позвала официантку и попросила вилки.
        - Тейк ит изи, - подмигнула она племяннице, - в китайском ресторане необязательно есть по-китайски.
        Что они такое ели, Ленка не знала, она же наугад тыкала пальцем в меню. Должно быть, поэтому блюдо ей понравилось. Незаметно пролетел даже подозрительный сучок. Ленка спохватилась, когда он уже хрустел на зубах, и героически сглотнула, чтобы не портить другим аппетита.
        С китайской едой было покончено, тетя Муза развалилась на стуле и стала оглядываться:
        - Интересно, курить здесь можно?
        За соседними столиками курили. Обшарив сумочку, тетя вспомнила, что сигареты у нее кончились, и подозвала официантку. Сигареты в ресторане имелись, но - тоже какой-то суньхуадай с фынтиазой. Тетя решила не рисковать.
        - Сиди здесь, я быстро, - сказала она Ленке. - Сигарет куплю и вернусь.
        Ленка пожала плечами: пять минут она как-нибудь выдержит без тетиных нотаций.
        Пять минут она и вправду выдержала. Сидела, разглядывала декорации: фонтанчик, китайские ширмы с птичками-бабочками, - было на что посмотреть. Но потом уже заскучала и стала думать, что пора бы тете вернуться, пока племянница не уснула здесь без нее. Тетя не шла. Ленка поковыряла палочками в носу (две палочки, две ноздри - удобно). Изучила ресторанных посетителей. Прочла все рекламные проспекты, которые разложили на столиках старательные официанты.
        Прошло уже, наверное, с полчаса. Ленка не волновалась. Не такая она дура, чтобы волноваться за старшего оперуполномоченного. Она справедливо рассудила, что раз тетя задерживается, то ближайший ларек с сигаретами оказался слишком далеко, и надо просто ждать и не впадать в панику. Ленка так и делала. Она вертелась на стуле, зевала. Потом в зал вошел менеджер и объявил, что ресторан закрывается. Ленка объяснила ему ситуацию, немного поныла, и ей было позволено ждать тетю хоть до завтра.
        Народ расходился. Официантки в китайских халатах торопливо сгребали со столиков грязную посуду - им тоже хотелось домой. Появился ночной охранник, раскормленный на китайской кухне, а за ним - неторопливая шеренга уборщиц.
        Уборщицы везде одинаковые: в синих халатах, все с тряпками и швабрами, все пихают этими швабрами под ноги запоздалых посетителей и ворчат: «Ходють тут всякие». В китайском ресторане Керчи уборщицы точно такие же. Они даже не надевают китайские халаты вместо своих синих, так и ходят, одетые не по форме.
        Одна подошла к Ленке и, отмывая пол под запоздалой посетительницей, стала ворчать и жаловаться на начальство.
        - Ну вот, - кряхтела она, орудуя тряпкой, - така молода, а вже здоровье гробить пришла. - Она взглянула на Ленку так, словно по меньшей мере застукала ее за курением.
        Ленка обиженно фыркнула:
        - Подумаешь, с тетей раз в ресторан зашли. Думаете, моя бабушка лучше готовит?
        - Твоя бабушка хотя бы из свежих продуктов готовит, - резонно заметила уборщица, - а директор наш рыбу тухлую покупает, чтобы вас, дураков, кормить. Разница есть?
        - Как тухлую? - не поверила Ленка. - Вообще, вы откуда знаете? Вы что, эксперт по рыбе на полставки?
        - Ты старшим не хами, - обиделась уборщица.
        С полминуты она молча возила тряпкой на одном месте. Ленка поняла, что сплетен о тухлой рыбе не избежать. И точно.
        - Скажем, на рынке можно взять по четырнадцать гривен, - снова завела уборщица. - Значит, рыбаки продают по десять, ну, по восемь. Но чтоб по пять?! Может рыба по пять быть свежей?
        Ленка пожала плечами. Она и дома-то не знала, почем рыба. К тому же обед был съеден, обратно не вернешь. То есть, конечно, можно, но что-то не хочется.
        - Смотри, не ходи сюда больше, - предупредила ее уборщица.
        - Не буду, - пообещала Ленка, чтобы отвязаться.
        Она и впрямь сюда может больше не прийти. С тетей Музой не очень-то побегаешь по ресторанам.
        Глава VIII
        Где носило тетю?
        Всем хороша Керчь в вечернюю пору. Птички поют, снуют прохожие, гудят машины, лают собаки. Все есть, только нет сигарет. Табачного киоска на улице не наблюдалось. Ближайшие магазины были книжными, а в продуктовом сказали, что город-герой Керчь борется с курением за здоровый образ жизни и сигарет они не продают. Тетя Муза совсем расстроилась: неужели придется возвращаться на рынок? Да и тот, наверное, уже закрылся.
        Все дальше уходя от племянницы, она увидела вывеску: «Клуб «Чебурашка и Ко». У нее возникло сильное подозрение, что и здесь ее ждет подвох: или клуб окажется детским, или сигареты ненормальными (в китайском ресторанчике сигареты китайские, значит, в «Чебурашке» должны быть чебурахнутые).
        Войдя в клуб, она с удовольствием убедилась, что «Чебурашка» - очаг порока в борющемся с курением городе-герое Керчи. Слоистый дым витал в маленьком полутемном зале. Даже у курящей тети Музы заслезились глаза. Единственный бармен скрупулезно наливал пиво по стенке кружек, чтобы посетители не жаловались, что им продают одну пену. Он действовал неторопливо и значительно, как аптекарь. Подвыпившая очередь следила за наполнением сосудов, непроизвольно сглатывая. Тетя Муза попыталась протиснуться к стойке («Мне только сигарет»), но ее молча оттерли. Пришлось встать в хвост.
        За столиками шумели. Продвигаясь вместе с очередью, тетя Муза невольно слушала чужие разговоры. Говорили о рыбалке, о машинах, о киевском «Динамо» и опять о машинах. Уже подойдя к стойке (перед ней оставался один человек, но брал он много, кружек пять), тетя услышала:
        - Почему опять мало?
        - Сколько смогли, столько дали. У нас же не завод с роботами.
        - А мне плевать, что вы смогли, что не смогли! Товар нужен каждый день, клиенты ждать не будут!
        «Дельцы, - подумала тетя Муза. - Дня им не хватило, чтобы решить свои дела, вечером ругаются. Интересно, чем они торгуют? Тем, что нужно каждый день: едой, сигаретами…»
        Она обернулась. Дельцы, судя по виду (да и по разряду клуба «Чебурашка»), были мелкие. Один щеголял маленькой плешью, другой наоборот - пышной черной шевелюрой до плеч. Шевелюра, прихлебывая пиво, не торопясь отчитывал Плешь. Тот понуро кивал.
        - Держи. И чтоб в последний раз такое! - закончил Шевелюра и бросил на стол конверт.
        - Не вопрос! Ты ж меня знаешь, - прикарманив конверт, самоуверенно заявил Плешь.
        - Потому и говорю, что знаю, - буркнул Шевелюра.
        Плешь молча отодвинул недопитую кружку и встал, разворачивая пластинку жвачки.
        «За рулем. Хочет запах отбить», - догадалась тетя Муза.
        - Обиделся, что ли? - вскочил Шевелюра.
        - Просто мне хватит, - оскорбленным тоном отвечал Плешь.
        Тут наконец подошла очередь тети Музы. Пока она расплачивалась за сигареты, дельцы успели помириться и пошли к выходу. Тетя спешила к Ленке и нагнала их у двери.
        - Заберешь завтра, после пяти утра. У маяка, в подсолнухах, - расслышала она шепот Плеши.
        «Сапиенти сат», как говорили в таких случаях древние римляне, - умному достаточно. Кого-нибудь, наверное, удивило бы то, что свидание в подсолнухах назначается не девушке, а деловому партнеру. Да и свидание странное. Заочное какое-то: я, мол, оставлю тебе товар, а ты забери когда хочешь. Но старший оперуполномоченный знала, что есть товар, который не передают из рук в руки и вообще стараются пореже к нему прикасаться. Продавец не привезет его покупателю, а спрячет в тайнике. Если в этот момент он попадется милиции, то скажет: «Нашел, испугался, решил избавиться». Покупатель приедет к тайнику, когда продавца там не будет. У него на случай встречи с милицией та же отмазка, только с другим концом: «Нашел, испугался, решил вам отвезти».
        Именно так, не видя, а порой и не зная друг друга в лицо, преступники всех мастей передают разведывательную информацию, фальшивые деньги, оружие, наркотики. Наркотики чаще всего, потому что наркоторговцев больше, чем всех остальных подпольных торгашей.
        Розовый закат пал на город Керчь, сверкая в оконных стеклах. «Ленка меня заждалась», - сказала себе тетя Муза. И пошла за преступниками.
        Маяк под Керчью единственный (причем от ее с племянниками палатки до него рукой подать). Так что место ей известно, время - тоже. Нужно добыть бинокль и прийти к маяку раньше всех, чтобы посмотреть, где Плешь будет прятать свой товар. А для этого неплохо бы прямо сейчас узнать, какая у него машина, чтобы завтра не пропустить ее и не перепутать. Поле - не город, наблюдать придется издалека…
        Плешь свернул за угол - судя по всему, где-то там была автостоянка. Шевелюра, как назло, остановился и стал закуривать. Пришлось тете Музе сесть на скамейку, чтобы не привлекать внимания. «Куда меня понесло? Я же в отпуске. И здесь не мой район», - сказала она себе, наблюдая за Шевелюрой в зеркальце пудреницы. Преступник чиркал зажигалкой и вертелся, заслоняясь от ветра то спиной, то ладонью. Гораздо больше тетю Музу интересовал Плешь: продавец всегда важнее, потому что ближе к источнику товара. Но бросаться за ним было нельзя. Неизвестно, почему Шевелюра так долго прикуривал. Может, просто в зажигалке кончался газ, а может, он проверял, нет ли «хвоста».
        «И не мой город», - со всей твердостью сказала себе тетя Муза и уже совсем было решила идти к племяннице. Но тут Шевелюра наконец прикурил. И направился к ней!
        - Вам не скучно одной?
        У тети Музы возник большой соблазн затеять скандал, попасть в милицию и узнать паспортные данные преступника. Но Шевелюру могли до утра продержать в каталажке, тогда завтрашняя сделка сорвалась бы.
        - Мне ужасно весело мужа по пивным разыскивать, - начала она. - Вроде тебя, такой же алкаш, зарплату домой не носит, а дети некормленые…
        Шевелюра смылся сразу после жалобы на несуществующую свекровь, задолго до того, как тетя Муза успела наябедничать на президента Украины. Путь был свободен. «И даже не моя страна!» - с отчаянием подумала она, уходя все дальше от китайского ресторанчика.
        Ленка в это время чуть в восьмой раз не вывихнула челюсть, зевая со скуки, но тете Музе было не до нее. Ноги несли старшего оперуполномоченного за преступником, как Буратино, заслышавшего оркестр кукольного театра.
        Глава IX
        Хуже Ленки
        Тетя вернулась взвинченная и немного злая. Раскрыла мобильник, Ленке приказала идти вперед, а сама начала кому-то звонить. Ленка далеко не ушла: все равно у машины пришлось остановиться, ключи-то у тети. А та в машину не торопилась: встала рядом и давай болтать:
        - Васечка, здравствуй… А угадай! От одного моего имени хочется петь, танцевать и писать стихи… Ну! А говоришь, не узнал…
        Ленка деликатно отошла. Она считала неприличным слушать тети-Музины разговоры со всякими там Васечками. Странно. Тетя вроде опер, солидный человек, а ведет себя иногда… Хуже самой Ленки! За тетю было стыдно. К тому же время позднее, Сашка небось уже с ума сходит без еды и пресной воды. А она разговор затеяла.
        - А помнишь, на дне рождения у Лехи ты меня из фонтана вытаскивал? Чуть не утонули тогда… - И далее в том же духе.
        Трепалась тетя минут сорок. Потом сложила трубку, подозвала племянницу и объявила:
        - Едем домой! Сашка уже заждался.
        Ленке оставалось только пожать плечами: сама почти час болтала с каким-то Васечкой, а теперь рассказывает, как заждался Сашка. Странный народ - взрослые!
        Доехали в минуту. У палатки их никто не встречал, видимо, братец убежал купаться.
        - Может, он с голоду помер? - оптимистично предположила тетя. - За то время, пока мы с тобой катались, это нетрудно.
        Ленка пожала плечами и нырнула в палатку. Взору ее предстал брат. Он не умер с голоду, просто спал в обнимку с пустым ведром. В ведре сидел ежик. Топорща иголки и пофыркивая, он доедал последнюю алычину.
        Брата разбудили, покормили и опять уложили спать, сочтя, что, как бы ни задержались Ленка с тетей Музой, это не повод, чтобы нарушать режим.
        Глава X
        Много на свете лысых
        Спать не хотелось. За перегородкой из рюкзаков и тряпья вдохновляюще посапывала Ленка. Дрых верный крыс в ногах (обожрался улиток и спит, что с него взять!). Тонкий ворочался, раздумывая о несправедливости взрослых. Тетя Муза-то не спит. Сквозь сетку видно, как она сидит у костра, подбрасывает веточки в огонь и бубнит что-то сама себе. Если бы Тонкий не знал тетю, то решил бы, что она сочиняет песенку. Такое у нее было лицо: вдохновенное и сосредоточенное. Только не оперское это дело - песенки сочинять. Как пить дать, тетя Муза что-то замышляет. Про браконьеров ей Тонкий не говорил. Может, сама догадалась? Или напала на след других преступников? Спрашивать ее бесполезно.
        Тонкий попробовал считать овец, но парнокопытные не слушались. Они блеяли, вставали на дыбы и кричали: «Не хотим спать, не хотим!» Вдруг все сбились в кучу и превратились в Росинанта. Росинант смешно мекнул, развернулся на задних ногах и ринулся в атаку, выставив длинные рога. Тонкий подпустил его поближе, схватил…
        Козел испарился, рога в руках оказались скомканным краем спальника. Значит, все-таки спал… Тонкий встряхнул головой. В палатку просачивался лунный свет. Он посмотрел направо - Ленка, посмотрел налево - Толстый, привстал, посмотрел вперед: потухший костер и брошенная тети-Музина ветровка… Не хватало тети.
        Тонкий быстро оделся, сунул в карман сонного крыса, хотя тот сопротивлялся, и выполз на улицу. Луна светила получше любого фонаря, и Тонкий мог поручиться, что на Лысой горе тети нет. И нет машины! Так, спокойно, господа. Ночью работают ночные ларьки с водкой и ночные клубы с танцами. Ни туда, ни туда тетя не поедет. Значит…
        На склоне Подсолнуховой горы блеснули фары. Тетя! Поехала прогуляться? Вряд ли. Нет у нее такой привычки. Она соблюдает режим, как заправский боксер, и если не легла спать… Тонкий вспомнил, какое лицо было у тети сегодня вечером. Кошмар, а не лицо! Портрет Сократа в учебнике истории! Что-то затеяла старший оперуполномоченный, пусть даже здесь она опернеуполномочена.
        «Шпионить за старшими нехорошо, - сказал себе Тонкий. - Но в жизни не всегда приходится делать то, что тебе нравится. Взять, к примеру, тетю. Что ли, ей не страшно ехать куда-то ночью, одной? Страшно. Может, она бы с удовольствием позвала с собой меня, чтобы хоть было кому «Скорую» вызвать в случае чего. Но тетя ответственный человек и не хочет рисковать жизнью племянника. А я? Я тоже ответственный и не хочу рисковать жизнью тети. Так что придется пошпионить. С отвращением, но придется. Хоть гляну, в какую сторону она поедет».
        Пока что племянник (на двух ногах) успешно перегонял тетю (на четырех колесах). Дороги в нормальном понимании на гору не было. А то, что представляло собой глинистый склон, прорезанный, как морщинами, руслами давно пересохших дождевых потоков. Тетин «жигуленок» буксовал на склоне с воем и скрежетом, то рывком одолевая несколько метров, то сползая назад.
        Тонкий прошел совсем рядом с ним, на всякий случай прячась за кустами, хотя ослепленная светом фар тетя и так бы его не заметила. Руки чесались подтолкнуть машину, но Тонкий не стал раскрывать себя. Взрослые неблагодарны. Сначала «Ой, спасибо, я бы не справилась без тебя», а потом - «Спать сейчас же!».
        Засев на горе в подсолнухах, он поглядывал на тетины мучения сверху и наковыривал себе в карман мягких недозрелых семечек. Наконец, кашляя и чихая, «жигуленок» въехал на гору и умчался. Тонкий вышел на дорогу. Постоял, кидая в рот безвкусные семечки. И побежал за «жигуленком». Спроси его сейчас: «Саша, ты дурак?» - Тонкий не нашел бы, что ответить. Надо действительно быть дураком, чтобы пытаться бегом догнать машину. Но… в жизни каждого человека бывают моменты, когда он думает ногами, руками, в общем - чем угодно, только не головой. Знакомая ситуация? Ну вот. Ноги подумали, что надо бежать, и побежали. А голова все размышляла: зачем? К чему? «Посмотрю издали, куда она свернет», - нашел себе оправдание Тонкий.
        Тети-Музину машину раскачивало на ухабах. Скачущий свет фар был виден далеко, на целые километры. И скакал он непонятно куда. Там же нет ничего интересного. Санаторий (зачем тете чужой санаторий? Туда и не пустят), дальше, вон, светит маяк, а от него - дорога на Керчь. Вчера, то есть уже позавчера, Тонкий с Ленкой и тетей Музой приехали по ней. Потом они довольно долго разъезжали по горе, выбирая место для палатки. А когда выбрали, оказалось, что здесь, у деревни, есть своя дорога на Керчь. Отсюда вопрос: зачем тете Музе ТА дорога и чем она хуже этой?
        На десятой минуте бега Тонкий начал уставать. На пятнадцатой подумал, что зря он это затеял. Следить за опером - все равно что бодаться с быком. И вдруг свет далеких фар погас.
        «Понятненько», - сказал себе начинающий оперативник, хотя ни черта ему не было понятно. Одно из двух: или машина спустилась в низину, или остановилась (стоп-сигналов на таком расстоянии Тонкий не разглядел бы). Он засек место - где-то рядом с маяком - и бежал еще минут двадцать. Маяк был уже близко. Тонкий перешел на шаг, потом нырнул в подсолнухи и продолжил путь по полю. Маяк видно и отсюда - не собьешься. Зонтики-переростки так шумели на ветру, что можно было негромко петь, если бы хотелось, и никто бы не услышал.
        Тонкий шел, маяк все приближался. Он выглянул из подсолнухов, чтобы посмотреть, где там тетя. И не нашел ни тети, ни машины.
        «Спокойствие, только спокойствие», - сказал себе Тонкий, но спокойствия это ему не прибавило. Он уже точно прошел место, где погасли фары. Низины здесь никакой не было, значит, машина остановилась. Тетя, конечно, умеет прятаться, на то она и опер. Тонкий не удивился бы, если б узнал, что она успела вырыть себе окоп. Но машина! Не иголка все-таки.
        Раздумывая над этим, Тонкий чуть не врезался в бампер тетиного «жигуленка», но вовремя отскочил и притаился. «Жигуленок» был умело замаскирован подсолнухами, надломленными прямо на корню, так что над машиной получился шалаш. Уф, а Тонкий уж думал, что потерял тетю. А вот и она… И какой-то невысокий толстячок рядом… Засада?
        Тонкий лег и закрылся широкими подсолнуховыми листьями. В лунном свете белела тетина футболка и носки ее кед. Толстячок, весь одетый в темное, присел на корточки и превратился совсем уж в гнома.
        - Он сказал в пять?
        - Сказал: «Заберешь после пяти», - ответила тетя. - Значит, к пяти должен привезти и спрятать.
        - Где ж здесь прятать-то? - буркнул Толстячок. - Дорога да подсолнухи. Здесь так спрячешь, что сам потом не найдешь. Ты ничего не перепутала?
        Тонкий не услышал ответа. Наверное, тетя молча кивнула, или ей просто нечего было возразить…
        Интересно, кто должен приехать и что спрятать, чтобы заинтересовать тетю? Оружие? Наркотики? Улику? Гадать не хотелось - зачем, когда, может быть, вот сейчас все увидишь сам. Тонкий глянул на часы - пять утра. Сейчас!
        Светало. За стеблями подсолнухов Тонкий, к своему ужасу, разглядел мохнатые собачьи лапки. Собака топталась и юлила у ног толстячка. Учует!
        Он стал пятиться ползком. Услышав шорох, собака вытянула голову с длинными ушами, похожими на варежки. Черная, вот он ее и не заметил в темноте… Тонкий замер. Он ясно видел отблески луны в собачьих глазах. Глаза смотрели прямо на него!
        Продолжалось это несколько секунд. Тонкий успел обдумать, что скажет тете («Нихт шиссен, их бин племянник Саша!» Он знал, что потом будет стыдно, однако ничего умнее не пришло в голову). О том, что ответит старший опер, думать не хотелось.
        Наконец собака раскрыла пасть. Залает, понял Тонкий, но вместо лая из пасти вырвался смачный зевок. Собака отвернулась и положила голову на лапы.
        Отпустила, удивился Тонкий. Он точно знал, что собака его заметила!
        Ветер, как назло, утих. Тонкий уползал на манер ниндзя, ощупывая землю перед собой и отбрасывая с пути сухие листья. Потом встал и отошел метров на пятьдесят, с запасом. Скоро станет еще светлее, тогда тетя отловит любимого племянника без всяких собак… Несерьезная псина. Такой только на диване валяться… Значит, все-таки не засада? В смысле собака не собирается здесь преступников ловить? А что тогда?.. Все, что угодно. Собаки все могут. Переводить слепых через дорогу, играть в баскетбол, искать оружие, наркотики, потерявшийся пульт от телевизора… Кстати, по телику показывали таможенных собак, которые ищут наркотики. Собаки были породы лабрадор, ретривер и… Точно! Русский спаниель, как у Толстячка!
        Стало ясно, почему спаниелю было до лампочки, что в подсолнухах ползают неизвестные подростки. Таможенные ищейки работают в аэропортах и на вокзалах, прямо под ногами тысяч пассажиров, поэтому их учат не обращать внимания на посторонних… Пофигизм спаниеля подтверждал догадку Тонкого: собачка таможенная, значит, ждет работы по специальности - искать взрывчатку и наркотики. Продавец привезет их к пяти, потом явится покупатель. А тетя с Толстячком в засаде, чтобы это дело засечь… И начинающий оперативник Александр Уткин в засаде - его место ничуть не хуже тети-Музиного.
        Тонкий стал пялиться на дорогу. Дорога была разбитая, серая от пыли. То есть желтоватая… То есть рыжая… То есть освещенная фарами! Дождались?
        Мимо проехал синий фургончик «Газель» - вроде микроавтобуса, только без окон в салоне. Остановился он примерно посередине между Тонким и тети-Музиной засадой. Шофер выскочил и, не захлопнув дверцу, побежал с горы. Еще толком не рассвело, и Тонкий не разглядел его лица. Зато заметил, как блеснула отполированная лысина.
        Как только лысина скрылась из виду, Толстячок, тетя и собака высыпали на дорогу. Собака, болтая ушами, чесала впереди. Толстячок только успел ей крикнуть:
        - Ищи!
        Подскочив к фургончику, собака начала пылесосить носом. Колеса, кабина… У кузова она встала на задние лапы, дотянулась до щелки под дверью, потянула носом особенно сильно и чихнула.
        Тонкий, прячась в подсолнухах, подобрался поближе. Он впервые видел, как работает таможенная ищейка. В минуту собака пропылесосила фургончик и уселась, глядя на хозяина.
        - Пусто, - вздохнул Толстячок.
        - И здесь? - Тетя Муза подергала запертые дверцы кузова. - Он забыл ключи в замке, сейчас открою.
        - Не стоит, - покачал головой Толстячок. - Чапа в «КамАЗе» с душистым мылом находил, я уж не говорю о закрытых чемоданах.
        Тогда тетя Муза молча рванула вниз - за шофером!
        Правильно, господа, наркота не в фургончике, она у шофера. Сейчас он будет ее прятать…
        Толстячок с собакой побежали за тетей, Тонкий, отпустив их шагов на пятьдесят, - за ними. Плешь сверкнула под горой и скрылась в зарослях шиповника. Следом метнулся черный мохнатый комок. Тетю с Толстячком Тонкий потерял из виду и только подумал, что надо бы притормозить, как вдруг, огибая куст, с разбега налетел прямо на них. Эти двое просто сидели, доверив погоню собаке.
        - Та-ак… - начала тетя. - Мой племянник полюбил ночные прогулки, плавно переходящие в утренние?
        - Я проснулся - тебя нет. Пошел искать, - объяснил Тонкий.
        - Нашел?
        - Ага.
        - Тогда иди спи дальше.
        Тонкий развернулся и пошел прочь. С опером не поспоришь.
        Разумеется, он сделал крюк, чтобы не видела тетя, и еще побродил по гребню горы, надеялся засечь шофера. В лицо бы ему посмотреть, запомнить приметы… Тонкому не давала покоя сверкнувшая в полутьме лысина. Но пока он боялся делать выводы. Мало ли на свете лысых.
        Шофер как сквозь землю провалился. Возвращаясь к палатке, Тонкий оглядывался и еще долго видел среди подсолнухов синюю крышу. Потом фургончик уехал. Тогда Тонкий понял, что собака не нашла наркотиков и у шофера, а то бы тетя Муза его не отпустила.
        Глава XI
        Куда девалась наркота?
        Чапа вернулся с кислым видом. Даже не понимающая язык таможенных собак тетя догадалась: нет у преследуемого ни наркоты, ни взрывчатки.
        - Пусто, - подтвердил ее догадку Васечка. Взял пса на поводок и повел обратно к фургончику. - Может, ты что-то перепутала?
        - Может, - согласилась тетя Муза.
        Она сомневалась с тех пор, как увидела «Газель». У Плеши из клуба «Чебурашка» была «шестерка», черная… Да и местность, извините, - поле, дорога, одинаковые кусты. И ни одной приметы, кроме маяка, до которого с полкилометра. Как справедливо заметил Васечка, здесь можно так спрятать, что сам потом не найдешь. Но, с другой стороны, она сама слышала: «Заберешь завтра после пяти утра. У маяка в подсолнухах». Может, «Маяк» - не маяк, а название какого-нибудь ночного клуба? Но подсолнухи-то у ночных клубов не растут!
        Настроение портилось с каждой минутой. Из-за этих темнил тетя подняла на ноги старого приятеля Васечку. Они не виделись с тех пор, как закончили академию МВД. Тетя Муза тогда осталась в Москве, а Васечку распределили в Керчь. И вот теперь —…дцать лет спустя (у женщин о возрасте не спрашивают) - тетя звонит ему и зовет ловить призрачных наркоторговцев, у которых нет наркотиков…
        Васечка с собакой стояли у фургончика, ждали указаний. Физиономии у обоих были пасмурные. Им хотелось домой.
        Тете было стыдно, что она, опытный опер, так опростоволосилась.
        - Давай все-таки посмотрим, что в кузове. - Тетя шагнула к раскрытой дверце кабины и уже потянулась к торчащим в замке ключам, как вдруг Васечка с неожиданной прытью схватил ее за руку и утащил в подсолнухи.
        - Идет, - выдохнул он, заставляя тетю лечь и пригнуть голову.
        Кто-то действительно шел к фургончику. Нет, не вчерашний Шевелюра из клуба «Чебурашка». Этот был коротко подстрижен. Он уверенно сел в кабину и так газанул по пыльной дороге, что тетя Муза и Васечка еще долго не могли проморгаться, а собака прочихаться.
        - Тот же или другой? - спросила тетя.
        Когда фургончик подъехал, она видела водителя в предрассветных сумерках, издалека и разглядела только плешь. А сейчас наоборот: света было хоть отбавляй, водитель прошел в двух шагах, но плеши тетя Муза как раз и не заметила, потому что смотреть пришлось снизу вверх, лежа в подсолнухах.
        - Первый был, кажется, в белой футболке, брюки длинные, - припомнил Васечка. - В общем, светлый верх, темный низ.
        - А у этого рубашка кремовая, рукав короткий. В потемках можно принять за белую футболку. И джинсы новые - темный низ…
        - Похоже, тот же самый, - подвел итог Васечка. - Ехал водила издалека, стал засыпать. Остановился, побегал, может быть, в море окунулся…
        «… а мы, как дураки, за ним следили», - поняла недосказанное тетя Муза.
        - Как же издалека, когда номера керченские? - возразила она, чтобы не выглядеть идиоткой.
        Васечка деликатно промолчал. И так было ясно, что керченским водителям тоже не запрещено ехать издалека: отвезти, скажем, консервы хоть в Москву и вернуться. Из-за этого молчания старого приятеля тетя как раз и почувствовала себя идиоткой - полной, окончательной и безнадежной.
        Глава XII
        Нашествие лысых
        Обратная дорога заняла часа два. После того как уехала «Газель», Тонкий еле плелся, с минуты на минуту ожидая, что тетя Муза его догонит. Но время шло, белая башня маяка удалялась, а полевая дорога оставалась пустой. Начинающий оперативник Александр Уткин сделал вывод, что тетя поехала отвозить домой Толстячка с собакой. Похоже, знакомство у них было старое и доброе, иначе почему Толстячок называл ее на «ты»?
        Тонкий дошел до палатки, проверил, как там Ленка (спит), развел костер и повесил над огнем чайник. Почувствовав, что качка прекратилась, из кармана вылез верный крыс. Он спустился по хозяину на трех лапках, зажав что-то в своем крохотном розовом кулачке. Семечко, присмотрелся Тонкий, а он и забыл про них. Сунул руку в карман, но семечко оказалось последним: Толстый стрескал все вместе с неокрепшей шелухой. Взамен он услужливо притаранил хозяину улитку.
        - Лопай сам, - обиделся Тонкий. И подумал, что французы едят улиток и нахваливают. Может, сварить одну в чайнике? На пробу?
        Но кулинарный эксперимент сорвался. Вернулась тетя Муза и с ходу отчитала племянника за то, что он не спит. Если до этого Тонкий подозревал, что тетя все же дождалась настоящего наркоторговца, то теперь убедился окончательно: облом-с.
        Спать, конечно, не отправились ни Тонкий, ни Толстый. По-хорошему, пора было вставать. Тетя заварила и разлила чай на троих, молча признавая, что сморозила глупость. А на словах она продолжала воспитательный процесс. Толстый и Тонкий хрупали выданными тетей сушками и слушали монолог на тему: «Что бывает с теми, кто не соблюдает режим». Вокруг машины водили хоровод ежики. Вчера тетя предусмотрительно заперла все продукты в багажник, и ежики были недовольны.
        - Черт меня дернул за границу вас потащить, - вздохнула тетя. - Отдыхали бы в деревне, как мы с твоим отцом в детстве.
        - Вы отдыхали в деревне? - изобразил удивление Тонкий. - А папа рассказывал, что вы ездили в Крым… Ты еще медуз боялась.
        - И в Крым ездили, - холодно поправилась тетя Муза, - но тогда он еще не был заграницей.
        - Так и ты тогда опером не была, - осторожно начал Тонкий.
        Тетя Муза так швырнула в костер ветку, что посыпались искры. Толстый у Сашки на коленях вздрогнул и перебрался на плечо.
        - Сколько тебе лет? - оскорбленным тоном спросила тетя.
        - Четырнадцать.
        - Хочешь дожить до пятнадцати - не лезь к рассерженной тете Музе!
        Тонкий вежливо хихикнул. Веселая у него тетя. Ей все еще не надоели эти глупые шутки из американских боевиков. Ну, раз шутит, уже хорошо. Значит, можно спросить:
        - Вы наркоторговцев ждали, да?
        Тетя неслышно зашевелила губами. Тонкий понял: она произносит слова, которые несовершеннолетним слышать не рекомендуется. Неслышный монолог длился минуты полторы, потом тетя ответила:
        - Их. - И испытующе посмотрела на Тонкого.
        Тонкий пожал плечами. Он уже большой мальчик и знает: не стоит говорить человеку, что он дурак, если ты с ним в разных весовых категориях. А если человек опер, то ему вообще лучше ничего не говорить, потому что все сказанное может быть использовано против тебя. Но совсем другое дело, если опер и дурак в одном лице и если вдобавок он твоя тетя.
        - А что, наркоту прячут в подсолнухах? - спросил Тонкий невинным голосом. Старший оперуполномоченный взглянула на него так, что стало ясно: даже от родной тети иногда можно получить по шее.
        - Я слышала, как они договаривались! - пожаловалась она. - В ночном клубе. Я заглянула купить сигарет и нечаянно услышала.
        - Что?
        - Один взял у другого деньги и сказал: завтра после пяти утра заберешь там-то… Так договариваются, когда продают наркоту. Потому что законный товар передают из рук в руки.
        - А почему, скажем, не оружие? - спросил Тонкий.
        - Только не здесь. Главный покупатель оружия сейчас чеченские боевики. Но с Украины через Керченский полуостров его не возят. Вернешься домой, погляди на карту: что по морю, что по суше это было бы как взяться правой рукой за левое ухо через голову соседа.
        - А обычные бандиты?
        - Сколько они купят, обычные? Два-три ствола. Их в сумке можно передать, и не надо ехать за город… А я знакомого вызвонила с собакой. Выставила себя полной дурой, - вздохнула тетя.
        Тонкий подумал, что так откровенно она еще ни разу с ним не говорила. Может, неспроста?
        - А если в той «Газели» была контрабанда? - предположил он. - Какой-нибудь простой товар: водка, сигареты.
        - Простой товар привезли бы на склад. Это раньше контрабанду прятали: шелковые чулки в бочке от селедки и все такое. А сейчас машина с чулками едет открыто, весь обман - в документах… Не гадай, я побольше тебя знаю и все варианты уже прокрутила. Лучше скажи: ты водителя разглядел? - спросила тетя.
        - Лысого?
        - Ну да. Как он был одет?
        - Вроде в футболке… - начал Тонкий.
        - Вроде? Или в рубашке с коротким рукавом?
        Тонкий развел руками:
        - Вы больше меня видели - потом, когда он уезжал.
        - В том-то и вопрос, племянничек, - печально улыбнулась тетя Муза. - Мы неплохо видели, кто уезжал, и почти не разглядели, кто приехал. Если фургон привел один водитель, а уехал на нем другой, тогда мы прозевали передачу какого-то товара. Может быть, товаром был сам фургон: угнали, продали… А если приехал и уехал один и тот же человек, то твоя тетка - старая дура, которую разыграли в пивной.
        Об этом Тонкий не подумал.
        - Они разве знали, что ты милиционер? - удивился он.
        - Не знали, но это ничего не меняет. Наоборот, милиционера побоялись бы разыгрывать, а просто симпатичную женщину… - Тетя кокетливо поправила волосы. - …хотя и старую дуру - почему нет?
        Тонкий не понимал:
        - И фургон для этого пригнали? Чтобы тебя разыграть?
        - Да нет же! Розыгрыш отдельно, фургон отдельно. Болтают два приятеля за пивом, видят - я прислушиваюсь - и стали изображать крутых. Своего они добились: привлекли мое внимание. Потом один пытался за мной ухаживать… А фургон сам по себе: шофер приехал к морю искупаться.
        - Ровно в то время и на то место, которое назвали эти приятели? - засомневался Тонкий.
        - Вот это меня и смущает. Не верю я в такие совпадения… - Тетя поковыряла палочкой в золе и вдруг выдала: - Так что за дельфина вы с Леной видели на пляже?
        Вот так. Откровенность за откровенность. Когда Ленка успела расколоться? Впрочем, у нее была куча времени… Пришлось рассказывать. Про дельфина со страшной раной от гарпуна или остроги. Про то, как Толстый не решился попробовать его на зуб (значит, дельфин был больным?). И как вечером дельфин пропал, а Тонкий даже не смог точно вычислить, на лодке его увезли или на машине…
        Тетя кивала, не переставая ковыряться палочкой в золе. Потом спросила:
        - А дальше?
        От опера ничего не скроешь. Тонкий рассказывал о своих ночных похождениях с Игорем и Ежиком. Тетя вскакивала, ходила вокруг костра, приговаривая:
        - Ты же мог утонуть! С меня бы твоя мать голову сняла!
        Тонкий не реагировал. За себя он уже перебоялся, а за тетю Музу… Мама - по профессии школьный учитель, по роду занятий - сопровождающая в командировках дипломата папу. Куда ей операм головы снимать!
        Когда он рассказал все, тетя почесала в затылке у себя и у Толстого, подбросила в костер веточек и наконец изрекла:
        - Нашествие лысых браконьеров. Сериал в ста частях.
        - Думаешь, водитель «Газели» - Игорь или Ежик? - спросил Тонкий.
        - Да нет, я шучу. Если ты не узнал водителя, то я и подавно не могла. Я же в глаза не видела твоих Ежика с Игорем. И потом, ты сам сказал, что они безобидные.
        - Ага. Веселые, особенно Ежик. Дорвались до отдыха и развлекаются, - подтвердил Тонкий. И вспомнил, как страшно было ночью, когда эти двое окликнули его: «Эй, пацан!» - Теть Муз, а браконьеры опасные?
        - В каком смысле?
        - Ну, убить могут?
        - Есть браконьеры и браконьеры, - туманно сообщила тетя. - На Каспийском море действуют международные преступные группы. Промышляют осетровых рыб, солят икру, и она расходится по всему миру. Обороты у них в сотни миллионов долларов. Так эти браконьеры даже вступают в перестрелки с пограничниками. А чаще всего браконьер - просто рыбак, который не платит государству. Видел, неподалеку от маяка палки торчат из воды?
        Тонкий не видел, но кивнул: палки из воды, понятно.
        - Там поставлены рыбацкие сети, - продолжала тетя. - Люди заплатили, сколько положено по закону, получили документы и ловят рыбу, никого не боясь. А на их деньги, например, строят очистные сооружения, чтобы не спускать в море дрянь из канализации. В итоге рыба не гибнет, и ее становится даже больше. Тот, кто такой же сетью ловит на халяву, уже браконьер. Чаще всего это местный житель, у которого и дед и отец ловили и не платили, и сам он ловит и платить не собирается. Ну, не хочет человек понять, что времена изменились. На первый раз его оштрафуют и отберут сеть. Объяснят, что дедушка по сравнению с ним - аквариумист-любитель, потому что плавал под парусом, не знал, что такое нейлоновая сеть длиной в километр, и ловил не больше, чем бабушка могла продать на рынке за день. А если сейчас все начнут черпать рыбу, как из бездонной бочки, море быстро опустеет… Раз на пятый у браконьера конфискуют лодку. Ну, тюрьмой погрозят. Сажают только самых злостных. Задача-то - не пересажать как можно больше рыбаков, а заставить их платить. Вот и прикинь, что тебе сделает браконьер, если ты начнешь совать нос в
его дела. Я бы лично не стала тебя топить из-за сети и даже из-за очень хорошей лодки. Но бывают люди позлее и пожаднее меня, а браконьеры, как правило, очень жадные, - закончила тетя Муза и многозначительно посмотрела на племянника.
        Из палатки высунулась растрепанная Ленкина голова:
        - Кого тут надо топить?
        - Меня, кого ж еще, - ответил Тонкий.
        - Я счас, только оденусь! - с готовностью откликнулась любимая сестра. - А вы че в такую рань вскочили?
        - Зарядку делали. Сейчас и ты будешь, - пообещала тетя Муза.
        Ленка пискнула и нырнула обратно в палатку, но было поздно. Тетя ловко извлекла ее на свет, поставила на ноги и скомандовала:
        - За мной бегом марш!
        «Хочешь дожить до пятнадцати - не лезь к рассерженной тете Музе», - вспомнил Тонкий. А Ленке, между прочим, только тринадцать, поэтому она должна стараться за двоих.
        - А мне-то что делать? - крикнул он вслед убегающим и услышал:
        - Возьми в машине бинокль, понаблюдай за морем. Нервы успокаивает!
        Глава XIII
        Бесконтактная битва
        Росинант обнаглел окончательно: раньше хотя бы ждал, пока Тонкий сам придет, и набрасывался. А тут прискакал на стоянку, нашел его у костра и давай бодаться. Тонкий медитировал над потухающими головешками, не ожидая нападения. И вдруг: раз! - в спину, два! - пониже; и начинающий оперативник Александр Уткин лежит мордой в золе. Откатился, начал вставать и получил под коленки.
        - Росинант, рога поотшибаю, скотина! - попытался образумить козла Тонкий, барахтаясь на земле.
        Услышав знакомую угрозу, козел задумался. Тонкий успел вскочить и затоптать остатки костра. Ленка с тетей Музой убежали делать зарядку, так что защитить начинающего оперативника было некому.
        Козел возобновил атаку. Он пинал и пинал Тонкого куда придется, ловко уворачиваясь от попыток схватить его за рога. Великая вещь - тренировка! Тонкий едва успевал закрываться руками.
        - Росинант! Совсем сбесился, козел старый! - орал он, оглядываясь в поисках оружия. Оружия не было. Все палки сгорели в костре. Разве что складной табурет… Тонкий подхватил его и несильно шлепнул козла железными табуреточными ножками. Наказание подействовало. Обиженно мекнув, козел отошел в сторону.
        - Иди домой, слышишь! - Тонкий махнул табуреткой.
        Козел не шелохнулся.
        - Домой! - повторил Тонкий.
        Безрезультатно. Вариантов не оставалось. Тонкий взял козла за рога (битый Росинант дал себя поймать) и, на всякий случай не выпуская из рук табуретки, повел домой.
        - Тебе что, в деревне подраться не с кем? - ворчал он. - Ко мне прибежал?
        Козел отбрыкивался, но шел. Даже буксировал Тонкого на подъеме в гору, позволяя взять себя за хвост и добросовестно втаскивая наверх этого неуклюжего двуногого. В подсолнухах он вывернулся и побежал вперед. Тонкий убедился, что зверь бежит в правильном направлении, развернулся и пошел домой. Через минуту он был награжден хорошим пинком. Козел решил вернуться.
        - Издеваешься?! - рявкнул Тонкий.
        Козел согласно мекнул. Издеваюсь, мол, интересно: что ты мне сделаешь?
        Тонкий замахнулся табуреткой. Козел отскочил на безопасное расстояние, но не уходил.
        - Пошли, - вздохнул Тонкий, - отведу тебя домой, бабуле на расправу. - Он опять взял козла за рога и повел.
        Еще не выбравшись из подсолнухов, Тонкий услышал рев моторов.
        По коровьему пастбищу, разбрызгивая лужи, носились двое мотоциклистов. Тонкий сперва подумал, что это новый вид пастухов: бывают же конные пастухи, а это мотоциклетные. А что, очень удобно, корова, если она разогналась, бегает быстрее человека, поэтому загонять стадо, скажем, домой лучше верхом или на мотоцикле.
        Но было не похоже, что коров гонят домой. Мотоциклисты то носились по кругу, то гонялись за одной отбившейся коровой. Из калиток повысовывались бабульки, грозя хулиганам кулачками и выкрикивая неслышные в общем шуме угрозы. Только хозяйка коров и Росинанта, та самая Зоя с непроизносимым отчеством, почему-то не показывалась.
        Росинант подтолкнул Тонкого под коленки и просительно мекнул. Ясно: рогатый пастух переживал за свое стадо, вот и позвал на помощь Тонкого. Увы, ростом и шириной плеч мотоциклисты явно превосходили начинающего оперативника Александра Уткина. Лиц под шлемами не было видно, но Тонкий не сомневался: фейсом эти двое не похожи на выпускников Института благородных девиц.
        Росинант блеял и пинал Сашку под коленки. Тетю Музу бы сюда с ее большим пистолетом… «Стоп, - одернул себя Тонкий, - во-первых, пистолет остался в Москве, во-вторых, тетя Муза делает с Ленкой зарядку, а это мероприятие часа на полтора. В-третьих…» Да что он, маленький, что ли! Без тети не справится?! Тонкий решительно развернулся и под протестующее меканье Росинанта побежал в лагерь. Он придумал, как прогнать незваных пастухов.
        Складной табурет мешался в руках и больно бил по ногам. Тонкий бросил его в подсолнухах (побегу обратно - возьму). На склоне вспомнилась детская загадка: «Кто в гору бежит быстрее, чем с горы?» Ответ вообще-то «заяц», но Тонкий знал, что это про него. Ветер свистел в ушах, бешено колотящееся сердце подступало к горлу, но все равно ему казалось, что бежит он слишком медленно и что вот-вот мотоциклисты задавят какую-нибудь особо нерасторопную корову. Или вернется Ленка. Встречаться с сестрой ему было никак нельзя. Она за всех коров на свете не отдаст свою любимую шашку.
        Сухой бессмертник рассыпался под ногами, летели вниз комья земли, и Тонкий тоже летел. Мелькнула заманчивая идея: съехать вниз на пятой точке - может, быстрее получится?
        Но тут неожиданно для самого себя он оказался в палатке. Повытряхивал все из рюкзаков-пакетов, нашел шашку… Только бы успеть!
        Росинант встретил его в поле. Вряд ли он понял, что Тонкий не убежал, а просто сбегал за шашкой, но настроен был вполне дружелюбно. То есть в своей обычной манере подтолкнул Тонкого под мягкое место к полю будущей битвы.
        Тонкий выскочил на пастбище. Шашка была армейская - грязновато-бежевая картонная труба, дернешь за веревочку… Он дернул и закашлялся. Дым повалил, как от паровоза. А самое интересное - шашка оказалась сигнальной, оранжевой. Но тогда Тонкий еще не знал, НАСКОЛЬКО это интересно. Размахнувшись, он метнул шашку далеко на пастбище и, пока еще не все заволокло дымом, ретировался в подсолнухи.
        Под ноги ему попался брошенный впопыхах табурет. Тонкий поднял его, сел и раздвинул руками закрывающие обзор подсолнухи.
        Бросая шашку, он даже не подумал о направлении ветра, но бог на свете есть, и он за наших. Дымовуха перелетела пастбище и упала под забор сада точнехонько с наветренной стороны. Сейчас оттуда, клубясь и выстреливая языки, неслось плотное рыжее облако. Не верилось, что столько дыма могло поместиться в трубке размером чуть больше школьного пенала. Дым быстро растекался по земле и всплывал вверх, укутывая изумленно мычащих коров. Одну, которая оказалась ближе к шашке, уже накрыло с рогами.
        Мотоциклисты не то поздно заметили атаку, не то решили, что дым только играет им на руку, увеличивая панику. Некоторое время они носились по полю, въезжая в рыжее облако и без видимых потерь выскакивая на еще чистое пространство. Тонкий успел подумать, что его план сорвался, как вдруг из облака раздался смачный плюх, и один мотоцикл заглох. Оставшийся в седле шпанюк не раздумывая помчался к приятелю. На этот раз из облака послышался металлический удар, а потом по программе: плюх, кашель захлебнувшегося мотора и уже полная тишина.
        Продолжалась она недолго. В мире вообще осталось мало тишины. Тонкий услышал плеск, словно переливали воду из ведра в ведро. Нетрудно было представить, как мотоциклист на четвереньках встает из лужи и с него потоками льется жидкая грязь. А потом…
        Нет, мой друг, это все-таки книжка для школьников, а не курсовая работа на тему: «Красота и богатство русского языка». Если ты хочешь узнать, что услышал Тонкий, когда мотоциклисты один за другим попадали в лужу, то покажи папе свой дневник или постой минутку рядом с пунктом приема пустых бутылок, если мама позволит.
        Тонкий злорадно кашлял в подсолнухах. Коровы спасены, злодеи наказаны. Росинант непонимающе мекал и толкал его рогами в бок. Бабульки громко охали, мотоциклисты продолжали начатый монолог. Из дыма высунулась удивленная коровья морда. Росинант мекнул на нее, и морда убралась.
        Шашка прогорела, и дым стал рассеиваться так же быстро, как заволакивал поле. Ветер угнал последние рваные облачка. И тогда Тонкий увидел…
        Все было как в старой песенке: оранжевое небо в клочьях дыма, оранжевое солнце, оранжевая зелень… Роль оранжевого верблюда исполняли три оранжевые коровы. В остальном реальность еще сильнее расходилась с песенкой. Оранжевая простыня на веревке… Оранжевые бабульки-свидетельницы, которые, онемев, глядели друг другу в оранжевые индейские лица… И злоумышленники, вымазанные с ног до головы оранжевой грязью.
        Там, где упала дымовуха, краска легла ровно и густо, выкрасив забор, лавочку и траву в сочный апельсиновый цвет. А чем дальше от эпицентра, тем больше было вариантов: одну корову сильнее покрасило с наветренного бока, у другой на черной голове проявился залихватский рыжий чубчик, раньше белый. Самая веселенькая расцветка оказалась у мотоциклистов, которые носились по полю, подставляясь красящему дыму с разных сторон. Их заляпало пятнами всех оттенков, от нежно-оранжевого, как сладкий перец, до почти красного. Если бы шла война в пустынях Марса, то для нее потребовался бы именно такой камуфляж.
        Рассмотрев друг друга, хулиганы проглотили языки. Молча подняли мотоциклы и пошли, не пытаясь завести моторы.
        - А чавой-то? - в наступившей тишине громко спросила раскрашенная бабулька.
        В этот момент Тонкий окончательно понял две вещи:
        а) много лет назад кто-то пытался разыграть тетю Музу, подсунув вместо шашки белого дыма эту, сигнальную. Если бы тогда ее взвод пошел в атаку под прикрытием такой дымовой завесы, получилась бы еще та компания рыжих клоунов. Сигнальными шашками хорошо вызывать вертолет в тайгу: они скорее всего специально сделаны красящими, чтобы яркое пятно на земле оставалось и после того, как шашка прогорит;
        б) надо линять, пока бабульки не докопались, кто бросил шашку.
        Подхватив свою табуретку, Тонкий стал пятиться в подсолнухи. И вдруг кто-то тронул его за плечо…
        Глава XIV
        Чем провинилась баба Зоя?
        - Саша-джан, чего прячешься, да? И что горело?
        Тонкий перевел дух. Он уже подумал, что сзади подкрался какой-нибудь приятель мотоциклистов, но это была всего лишь баба Зоя с непроизносимым отчеством. Судя по тому, что появилась она сзади, из подсолнухов, Карабогазголовна ходила к морю, вот и пропустила все шоу. У Тонкого не повернулся язык с ходу объяснить старушке, что, мол, он покрасил ее коров в оранжевый цвет, нечаянно.
        - Тут ваши коровы пасутся? - спросил он, чтобы потянуть время, хотя знал, что да, ее. Козел же бабы-Зоин, и пасутся коровы у ее забора.
        - Мои… Случилось что, да?
        Тонкий уставился себе под ноги, готовясь каяться. Но тут баба Зоя и без него узнала, что случилось. Раздвинув подсолнухи, к ней потянулась коровья голова с оранжевым чубчиком.
        - Ты?! - Старуха до пяток прожгла Тонкого взглядом и, не дожидаясь признания, кинулась осматривать корову.
        Корова - длинное животное. Дойдя до хвоста, баба Зоя вышла из подсолнухов и получила возможность оценить пейзаж в целом, от пасущейся поблизости Рыжухи (бывшей Пеструхи) до оранжевого забора. Тонкий, вместо того чтобы смыться, плелся за ней, как на привязи. Он чувствовал себя виноватым.
        - Ты?!! - басом повторила оскорбленная баба Зоя.
        Тонкий в третий раз приготовился колоться и опять не успел. Говорю же, бог есть. Завидев хозяйку пострадавшего стада, из калиток повыскакивали другие бабульки и загалдели:
        - Ой, Карапетовна, что было!
        - Эти притарахтели и ну гонять!
        - А коровы поразбеглись!
        - А этим мало - гранату бросили!
        - Раз! И все в дыму!
        Из общего гвалта Тонкий выудил главное: «ГРАНАТУ» БРОСИЛИ ЭТИ!!!
        Может быть, и есть правдолюбцы, которые на его месте сказали бы: «Нет, это я!» На Земле шесть миллиардов людей, уж, наверное, нашлась бы парочка и таких, но Тонкий честно признался себе, что не входит в их число. Он сунул под мышку свой табурет и ушел от греха подальше.
        С бабой Зоей можно поговорить и после, когда соседки угомонятся. Надо же выяснить, знает ли она мотоциклистов. Жаль, номера он забыл посмотреть. Даже не заметил, были на мотоциклах номера или нет… «Ка-ра-петовна», - повторял про себя Тонкий, шагая к лагерю. Надо хоть прибраться в палатке, чтобы Ленка не сразу заметила пропажу дымовухи. «Ка-ра-петовна…» Кажется, запомнил.
        Только он успел ликвидировать хламовник, как в палатку тихонько вползла Ленка и плюхнулась без сил.
        - Зарядились, теперь можно и поспать! - сказала на это тетя Муза, вползая следом. - Ты тут не скучал, Саня?
        Тонкий подумал, что еще десяток таких утренних приключений, и ему никогда больше не придется скучать. Если будет скучно, он просто вспомнит одно-другое и повеселится от души… Вслух он сказал:
        - Нет, я прибирался.
        Как ни обидно, а под Ленкину подушку Толстый улиток не клал, поэтому заснула сестренка быстро и крепко. Тонкий из братской солидарности упросил тетю Музу не будить ее. А сам выволок из палатки свой матрас, взял бинокль и стал следить за морем.
        Нервы это действительно успокаивало. Море плескалось, переливалось и вообще вело себя как ни в чем не бывало. Казалось, у него все в порядке, и никакие браконьеры не бьют дельфинов, а по берегу не носятся наркоторговцы в фургончиках и шпана на мотоциклах. Но по личному опыту Тонкий знал, что море показывает нрав в основном ночью и то, что сейчас оно спокойное, ничего не значит. Он лежал на пузе с биноклем в руках и думал. Сперва о браконьерах (вот уже второй день не могу узнать о них ничего нового!), потом о наркоторговцах (может, тетю Музу вправду разыграли?), потом о мотоциклистах.
        Когда нет совести, а есть мотоцикл и темное забрало шлема на морде, открывается большой простор воображению. Твори, выдумывай, пробуй, как сказал Вэ Вэ Маяковский. А эти хулиганили неизобретательно. Без огонька. Ну, вспугнули бы коров и поехали дальше, чтобы уж всю деревню поставить на уши. Прокатились бы по огородам (а помидоры под колесами - чпок! Чпок! Кайф). Сорвали бы бельевую веревку в чьем-нибудь дворе и, размахивая красными трусами, которые сушились на этой веревке, погнали бы дразнить другое стадо… Нет, они крутились только у бабы-Зоиных коров. Как будто хотели насолить именно ей.
        То есть почему как будто? Вправду хотели! Сейчас Тонкий окончательно понял, что здесь пахнет не простым хулиганством. Интересно, что им сделала старушка? Вряд ли это месть за разбавленное молоко…
        Море серебрилось в бинокле, мысли путались, Тонкого тянуло ко сну. Тетя Муза знала, что говорила: успокаивает наблюдение за морем. Так, что спать хочется.
        Глава XV
        Дельфинов зовут Егорами
        Кажется, тетя Муза чувствовала себя виноватой за то, что утром несправедливо нападала на племянника. Не напоминая о режиме, она позволила Тонкому спать весь день. К обеду разбудила, он проглотил дежурный суп и салат из помидоров, снова залег с биноклем и сразу заснул.
        Проснулся Тонкий глубокой ночью, когда Ленка с тетей давно спали. Встряхнул головой, протер глаза. Вот как сильно успокаивает наблюдение за морем! Может быть, он проспал момент, когда браконьеры выходили на охоту. Может, наоборот - без него не начинали…
        Тонкий глянул в бинокль. Классная оптика, но все-таки - не прибор ночного видения. Луну можно рассмотреть, а в море видно только неясное шевеление, хотя без бинокля глаз легко различает отдельные барашки на волнах. «Проспал день - отрабатывай ночь», - сказал себе Тонкий и стал спускаться вниз, к морю. Спрятаться за каким-нибудь камнем и наблюдать. Его не заметят.
        Шторма не было, но волны ходили приличные. Они поднимались, выползали на берег, и, даже вжавшись в подножие Лысой горы, нельзя было остаться сухим. А так хотелось. Ночь в Крыму - все-таки не день, в мокрой одежде около моря простудиться - запросто. Вопрос с одеждой Тонкий решил: снял и спрятал под камень (там волны не достанут). Но тут же появилась новая проблема: плавок Тонкий не взял, боясь разбудить тетю Музу с Ленкой. И теперь скакал по берегу, сверкая в темноте белыми трусами. Снять их он постеснялся (вдруг браконьеры, а я в таком виде!) и залез в море, справедливо рассудив, что там не видно.
        Тонкий не стал заплывать далеко, плескался поближе к берегу, поглядывая, что делается на глубине, и катаясь на волнах. Волна подбрасывала его вверх и выплевывала на берег. Следующая подхватывала, утягивала обратно, и все начиналось сначала.
        Браконьеров не наблюдалось. Ни катера, ни даже надувной лодки Ежика с Игорем - ничего. Луна светила, вода серебрилась. Спите спокойно, дельфины, вас охраняет начинающий оперативник Александр Уткин. Как многих собак зовут Шариками или Жучками, многих кошек - Мурками, так и многих дельфинов - Егорами. Потому что они кричат:
        - Егор! Егор!
        Тонкий слышал это один раз в кино. А сейчас, живьем, понял не сразу. Сперва он подумал, что какая-то голосистая бабулька из деревни кличет внучка или ночные купальщики потеряли друг друга на пляже.
        - Егор! - Крик доносился не из деревни и даже не с берега.
        И Тонкий поплыл на крик.
        - Егор!
        На полпути он сообразил, что кричит все-таки не человек. А кричали жутко. Визгливо, как сотня говорящих кошек, которым наступили на хвост. Как ни старался Тонкий держать направление, волны тащили его то к берегу, то обратно на глубину. Он совсем измучился. А дельфин все кричал. Он орал, как будто его режут (не исключено, что так оно и было!). Плохо, что он знает по-русски только одно слово. А то бы хоть сказал поточнее, где он. Плыть в темноте на звук, да еще при таких волнах…
        Соленая вода заливалась куда только можно: в рот, в нос, в глаза, в уши (хотя все равно было слышно, как кричит дельфин) и, кажется, под ногти, потому что руки и ноги становились все тяжелее. «До конца каникул буду есть только сладкое, - решил Тонкий, - месячную дозу соли я уже получил. Тетя Муза разрешит, если браконьеров найдем». Вдохновленный этой мыслью, он мужественно фыркнул и прибавил скорости.
        - Егор! - взвизгнули совсем рядом.
        Тонкий бросился в ту сторону и… Сперва он решил, что его цапнул за ногу дельфин, который кричал. Но тиски были неострые, и нога спокойно скользила в них туда-сюда, когда Тонкий дергался. Водоросли? Царь Нептун?
        - Егор! - крикнули ему прямо в ухо.
        И Тонкий увидел большую черную голову, блестящую от воды, и угольки-глазки, и узкий пуделиный нос, опутанный веревкой… Сеть! Дельфин попался в сеть, вот и кричал на всю округу. Тонкий поплыл его спасать и тоже запутался.
        Первой мыслью было остаться здесь с дельфином и дождаться, когда придут браконьеры. Тогда Тонкий узнает наконец, кто они такие! «Наставит на них палец и скажет: «Руки вверх!» - оборвал себя Тонкий. Нет, это глупая затея. Во-первых, браконьеры не станут церемониться со свидетелем, во-вторых, до утра (или когда они там явятся?) можно просто не дотянуть. Тонкий уже тяжело дышал, а волны вздымались все выше.
        - Егор… - жалобно сказал дельфин.
        Тонкий засуетился:
        - Сейчас.
        Выпутаться самому оказалось просто, не так уж крепко Тонкий застрял. Пальцы еще не настолько замерзли, чтобы онеметь, раз-два - и нога свободна. С дельфином оказалось труднее. Этот дуралей, наверное, долго барахтался в сети, не понимая, что только запутывается еще крепче. Свободным был только лоб, все остальное - в сеточку. Тонкий пожалел, что не захватил ножа.
        Пробовали когда-нибудь разгрызть рыболовную сеть зубами? Это задача для мужественных и бывалых людей, которым все родные зубы давно выбили, так что пришлось вставить железные. Тонкий к таким не относился, но его это не остановило. Пару веревочек он все-таки перегрыз, но по сравнению с тем, что осталось, это было все равно что получить скидку на пять рублей при покупке «Мерседеса».
        Волны били по уху. Дельфин уже не трепыхался. Он болтался, как медуза, на волнах, и только блестящие маленькие глазки да периодические всхлипы: «Егор!» - говорили, что он еще жив. Оставить его здесь и бежать за ножом было немыслимо. Браконьеры не пометили сеть буйком, и Тонкий мог запросто не найти это место.
        Он улегся на воду, распластавшись, как морская звезда, схватился за сеть, чтобы его не унесло, и глубоко вдохнул. Придется орудовать руками.
        Чертыхаясь, как сорок сапожников, Тонкий сперва освободил плавники дельфина. Он надеялся, что частично освобожденный дельфин начнет трепыхаться и под его руководством распутается сам. Но дельфин не трепыхался. Он шевельнул плавниками, ободряюще крикнул: «Егор!» - и предоставил Сашке продолжать начатое. Наверное, очень устал или понял, что Тонкий лучше его знает, что надо делать. Тонкий оперся на растянутую сеть, чтобы отдышаться. На горизонте показалась розовая полоса. Не исключено, что скоро явятся браконьеры проверить свои сети, пока никто не проснулся и не пришел купаться.
        Так дело не пойдет. Прошел, наверное, час, а Тонкий всего-то освободил два плавника. Этак он до обеда провозится, если, конечно, выдержит. От соленой воды мутило. Тонкий поднырнул под дельфина и провел рукой по его животу. Сеть, одна сплошная сеть, рваные шнурки свисают макаронами. Тонкий схватил весь пучок, вытянул наверх. Дельфин застонал - ему пришлось согнуться пополам. Тонкий сунул комок сети ему в пасть и велел:
        - Грызи.
        Зубки были что надо. То ли дельфин сразу понял, что от него хотят, то ли сработал инстинкт, но справился он в минуту. Комок рассыпался на лапшу, и дельфин довольно зашевелил хвостом. Собственно, только хвост распутать и оставалось. Это было сложнее, потому что до хвоста дельфин зубами не доставал. Тонкий фыркал, плевался и повторял слова, услышанные накануне от мотоциклистов, когда те свалились в лужу. Имеет право - он сидит в луже, которая намного больше и глубже той и еще соленая. Правда, уже относительно спокойная: Тонкий сам не заметил, как море начало затихать. Волны уже не поднимались так высоко и не болтали его и дельфина так сильно, как час назад.
        Тонкий вздохнул, сказал себе, что он хороший мальчик и скоро вернется в лагерь, где есть спички для костра, котелок для воды и чай для согрева. Поднырнул под дельфина, потрогал опутанный сеткой хвост… Грамотная все-таки дама - мать-природа! Хвост одновременно и руль, и средство освобождения из сетей. Тонкий вытягивал сеть по ниточке и перепиливал острым дельфиньим хвостом. Пару раз он вынырнул глотнуть воздуха. Оставалось совсем чуть-чуть, но вдруг:
        - Бам! - Тонкий получил хвостом по морде, вынырнул и увидел удаляющийся спинной плавник. Дельфин сам дорвал оставшуюся пару ниток и уплыл, бодренький, как будто ничего не произошло. На прощание он крикнул Сашке свое: «Егор!»
        Тонкий повис на шнурках сети. Его тошнило. Он решил, что испачкать браконьерский инвентарь - дело почетное. Глаза слезились, и во рту пересохло. Больше всего хотелось вернуться в лагерь, выпить чаю, нырнуть в палатку и упасть, прижав к себе Толстого (хоть маленькая, а грелка). Но осталось еще одно дело. Надо узнать, кто поставил сеть. Сидеть здесь и ждать, пока явится ее хозяин, Тонкий уже не мог. Он проплыл вдоль сети: она еще ничего, залатать кое-где - и можно пользоваться. Скорее всего браконьер так и поступит, не станет выбрасывать ценный инвентарь. А раз так - сеть надо пометить. Чем? Хороший вопрос, не водорослями же.
        Тонкий вздохнул и стал рвать на себе трусы. В воде это было не так-то просто, но натренированные сетью пальцы легко справились. Он оторвал узкую белую полоску, доплыл до края сети, чтобы было не сразу заметно, и привязал ее. Теперь сеть меченая.
        Глава XVI
        Кто спер ножичек?
        Домой Тонкий завалился в жутком виде. Синий, глаза выпученные, трусы рваные (одежду он нес в руке, сил не было одеваться на берегу).
        Тетя Муза уже проснулась.
        - Скажи, что ты плыл на «Титанике» и спасся, я тебе поверю, - оценила она вид племянника.
        Тонкий молча полез в палатку.
        - Куда?! - Тетя Муза потянула его назад. - Мокрый, холодный. Крыса об тебя простудится! Иди, вытру!
        Она извлекла из машины полотенце и стала растирать Тонкого.
        - Где был - не спрашиваю, - приговаривала тетя, сдирая с него кожу жестким полотенцем. - И так вижу. Но что ты там делал? Нашел что-то?
        - Д-дельфина, - стуча зубами, выдавил Тонкий.
        - Опять убитого?
        - В сети, - уточнил Тонкий.
        - Дельфина, попавшего в сеть?
        - Угу.
        Тетя достала из машины бутылку водки «Юрий Долгорукий» в красивой коробке. Посмотрела на Тонкого, посмотрела на коробку. Вздохнула. Вынула бутылку и решительно свернула ей голову. Тонкий понял, что водка предназначалась в подарок, скорее всего Толстячку с собакой. Дорогая, наверное. Но жизнь племянника тетя оценила выше. Плеснув из бутылки на руки, она стала растирать Тонкого ладонями. Запахло спиртом.
        - И ты его спас?
        - Ну. И сеть пометил.
        - Как?
        - Тряпочкой белой. От трусов.
        Водка воняла, но грела: Тонкий чувствовал, как с каждой секундой к нему возвращается естественная человеческая температура.
        - Ай, молодца! - развела руками тетя Муза. - И что ты теперь будешь делать? Обыскивать всю округу? Или дашь объявление: «Гражданина, имеющего рыболовную сеть, помеченную фрагментом белых трусов, просит позвонить Александр Уткин по такому-то телефону?!»
        Тонкий вздохнул. Как жестоки взрослые! Ты, не щадя себя и трусов, освобождаешь дельфина, метишь браконьерскую сеть, а они…
        - Я думаю, они где-то рядом живут, - буркнул он.
        Тетя взяла бутылку, чтобы еще раз плеснуть на ладони, и задумалась. Такой и увидела ее Карапетовна.
        - Мать - алкашка, рыбенок - воришка, да? - заметила старуха с видом судьи, сложив руки на животе под цветастым передником.
        Зачем она пришла? Может, дозналась, кто бросил дымовую шашку? Но тогда почему «рыбенок» воришка?
        - А я его ишшу-ишшу, - продолжала Карапетовна. - Хорошо, люди подсказали, где ваша палатка.
        Тетя Муза стояла с открытым ртом. Она тоже человек, хоть и опер, - слишком много впечатлений за один час. А старуха коричневыми пальцами потрепала Тонкого по щеке и вкрадчиво прошептала:
        - Ты ножичек-то верни, да? Внуки, когда у них што пропадает, ОЧЕНЬ обижаются.
        Тонкий стоял в рваных трусах, обняв себя за плечи. Ему опять было холодно.
        - Какой ножичек? Алычу вашу я руками собирал, нож вы мне не давали.
        Поняв, что Тонкий - крепкий орешек, старуха решила действовать через «мать»:
        - Скажи ты ему. А то сама с утра глазки заливаешь, а рыбенок вон что творит!
        Тетя Муза фыркнула и, демонстративно полив руки водкой, стала растирать племянника.
        - Перекупался, да? - дошло до Карапетовны. - Вон, губы-то синие… Верни ножичек и грейся себе, - неумолимо добавила она.
        Тетя Муза испытующе взглянула на племянника. Тонкий замотал головой, и опер ему поверила.
        - По-моему, вы ошиблись! - отчеканила она таким тоном, что Тонкий на месте Карапетовны сразу бы признал: ошиблись, и еще как! Но старуха не смутилась.
        - Как же, ошиблись! Соседки говорят: «Эти на мотоциклах кинули гранату, все задымили…» В дыму и спер! - подытожила она.
        - Какую еще гранату? - не поняла тетя Муза.
        - Дымовуху, - сквозь зубы объяснил Тонкий и попытался взглядом сказать: «Теть Муза, миленькая, пожалуйста, все вопросы - потом!!!»
        Сейчас он очень хорошо понял, что его ждет, если Карапетовна раскопает всю историю с дымовой шашкой. Нет, его не повесят на ближайшем суку и даже не посадят на муравейник, намазав медом, а всего-навсего ЗАСТАВЯТ ОТМЫВАТЬ ТРЕХ ОРАНЖЕВЫХ КОРОВ!!! Как и всякий городской человек, Тонкий боялся коров. Он ходил мимо, стиснув зубы и стараясь не глядеть им в глаза. Хотя, конечно, перед посторонними не показывал вида, что трусит. Даже перед Росинантом.
        Поняв, о какой дымовухе речь, тетя одарила племянника взглядом, который Тонкий перевел так: «Я-то тебя не выдам. НО ЧТО С ТОБОЙ СДЕЛАЕТ ЛЕНКА?!» Вслух она сказала Карапетовне:
        - А с чего вы взяли, что нож украл он?
        - Так в дом вроде больше никто не заходил, - ответила старуха.
        - Я, что ли, заходил?! - потерял терпение Тонкий.
        - Дым был, да? Откуда мне знать? - резонно заметила Карапетовна.
        - Тогда откуда вам знать, что никто не заходил? - Тонкий почувствовал, что запутывается. - Я не заходил, значит, кто-то другой заходил. В дыму было не видно…
        - Я и говорю, в дыму спер, - припечатала старуха.
        Тетя Муза смотрела-смотрела, слушала-слушала, потом повернулась к бабульке и по-военному строго спросила:
        - Нож большой?
        - Большой, - подтвердила старуха, - для разделки туш. Во! - Она показала руку до локтя.
        - Вы видели Сашу после того, как дым рассеялся?
        - Да.
        - Как он был одет?
        - В майке и в трусах.
        - В шортах, - поправил Тонкий.
        Старуха подумала и кивнула, соглашаясь.
        - Руки у него были пустые?
        - Угу.
        - А в кармане поместился бы нож?
        Бабулька наконец поняла, к чему клонит тетя Муза, и засомневалась:
        - Кто его знает, да?
        - Принеси шорты, - скомандовала тетя Муза.
        Тонкий принес, тетя предъявила, Карапетовна повертела их в руках. Нож явно не поместился бы в кармане. Почему старики никогда не чешут в затылке? Сейчас это было бы вполне уместно. Карапетовна вернула шорты и вздохнула:
        - Исподники хоть рыбенку зашей, да?
        Кивнула на рваные Сашкины трусы и пошла прочь. Наконец-то!
        Тетя проводила ее взглядом и, когда бабулькин цветастый халат исчез в подсолнухах, насела на племянника:
        - Ты мне ничего не рассказывал про мотоциклистов с коровами.
        Пришлось рассказать. Опер, она и в Крыму опер. Ей по барабану, что ты еле на ногах держишься. Вытянет всю информацию, тогда отпустит.
        - Говоришь, только ее коров гоняли? - переспросила тетя Муза, растирая Тонкого.
        - Угу. Может, она им чем-то насолила?
        - Возможно. Хотя какие могут быть разборки у бабульки со шпаной?
        - У нас с бабушкой, например, каждый день разборки, - возразил Тонкий, подставляя спину под горячую проспиртованную тетину руку.
        - Так это с бабушкой… Погоди, а ты что, шпана?
        Тонкий фыркнул:
        - Я спать пойду. - И уполз в палатку.
        «С бабушкой!.. Шпана!.. Отстаньте от меня все!..» Своему синенькому матрасу он обрадовался как родному: «Сейчас ка-ак завалюсь!..»
        Хруп!
        - Толстый! Опять твои улитки!
        Глава XVII
        Эти общительные дельфины
        Черное море - одно из самых малообитаемых морей на Земле. Рыбы, моллюски, медузы живут только в прибрежной полосе на небольших глубинах. Глубже двухсот метров море отравлено сероводородом, и жизни там нет.
        Этот факт здорово расстраивал Нептуна. Он считал, что во всяком уважающем себя море на каждом квадратном сантиметре должно что-то ползать, плавать, плескаться… На глубине - хищные удильщики с фонариком на конце длинного нароста, и впрямь похожего на удочку. На мелководье - мидии, крабы, лобастые бычки, похожие на шахматные фигуры морские коньки и прочая рыбья мелочь. На поверхности воды - водоросли, медузы и крохотные хищники ночесветки. Посередине - селедка, хамса, кефаль, морские петухи, барабулька и еще почти две сотни рыб.
        Всех знает Нептун: кто как называется, где живет и что любит на ужин. Вон проплыли, переливаясь, аурелия и корнерот. Эти дешевые, невкусные. Идут только в китайские рестораны для салата из медуз (китайцы лопают все, что плавает, кроме лодок). А корнерот к тому же ядовитый. Нептун не ловит медуз, не стоят они того. Разве что случайно набьются в сети, замажут собой ячеи, будто клейстером, тогда уж - сами виноваты.
        Вон играет серебрится стайка пиленгасов. Хорошая рыба - крупная, ценная, а главное - неосторожная. Вся стая может запросто набиться ночевать в бухту на мелководье, как раз туда, куда Нептун вчера поставил сеть. К утру сотни рыб и рыбок пригонит волна и запутает в мелких ячеях. Пиленгас долго просыпается. Он и сообразить ничего не успеет, как окажется в фургончике Нептуна. Из подводного ружья отстреливать пиленгаса глупо и потому - законно. Слишком он проворен: если одна рыба уплывает, испугавшись выстрела, то за ней исчезают и остальные, через секунду уже не в кого стрелять. Нет, эту рыбу надо сетями ловить.
        Пиленгас большой. Одни говорят - до семи килограммов, но лично Нептун однажды поймал десятикилограммового. Он был не похож на кефаль вообще - сильно почернел, и в желудке у него нашлась маленькая рыбешка, хотя пиленгасы вообще-то нехищные.
        Нептун вздохнул и посмотрел на Лысого, который неуклюже затаскивал на борт сеть. Молодежь! Ни черта не умеет! Кто так тянет?!
        Он подошел помочь. Рыбы лениво трепыхались, они еще хотели спать, а не бороться за жизнь. Лысый покряхтывал. Нептун вспомнил себя в его возрасте - студенческие каникулы, Черное море… Тогда он еще охотился на кефаль с подводным ружьем. Всю зиму рыскал по магазинам в поисках ласт. Их было полно, на выбор - все виды, кроме хороших. Продавщицы не понимали, почему Нептун капризничает, он объяснял: «Я собираюсь надевать это на ноги». В конце концов оказалось, что на резиновых фабриках Советского Союза среди мрачных производителей грелок есть один человек, смыслящий в подводном плавании. Выбранные Нептуном ласты назывались «Дельфин». Разумеется, не пластмассовые, стирающие кожу до крови за первые полчаса, и не с пяточными ремешками, а с галошами; ласты из мягкой резины, с отогнутыми на нужный угол лопастями… В них Нептун чувствовал себя буквально как рыба в воде. Часами он плавал с ружьем у заросших водорослями скал. Или подкарауливал крупную кефаль, неподвижно зависнув и поднимаясь на поверхность только для того, чтобы набрать воздуху. Рыбешку он коптил, жарил или солил. Он знал кучу рецептов и слыл в
студенческих кругах классным охотником и кулинаром.
        Сеть пошла неожиданно легко. Еще не видя, в чем дело, Нептун понял: дыра, и немаленькая. А может быть, все крыло оторвалось. Втащив в лодку еще метра три, он увидел несколько разорванных ячеек, а потом и собственно дыру. В нее могла бы пройти байдарка вместе с гребцами.
        Лысый для наглядности просунул в отверстие голову и авторитетно заявил:
        - Моторка на винт намотала.
        - Дельфин, - поправил его Нептун, разглядывая измочаленные обрывки.
        Он был рад, что дельфин сумел выпутаться и не погиб, но в дыру ушла большая часть улова. Ленчику не объяснишь, как это здорово, что дельфин выпутался. Ему нужна рыба.
        Нептун представил себе разговор с Ленчиком («Опять?!» - «Море не склад. Сегодня мало дало, завтра будет больше». - «А мне не надо завтра. Мне надо сейчас!»). Вздохнув, он стал надевать ласты.
        - Давай домой. Я вернусь к обеду.
        Лысый кивнул, торопливо втягивая в лодку последние метры сети. Как Нептун и думал, ничего там не было. Рыба поумнее мух, которые могут биться в стекло рядом с открытой форточкой.
        - Не бойся, без твоей помощи обойдусь, - сказал он Лысому. Натянул маску, взял подводное ружье и вывалился за борт.
        Подводная охота - не промысел, а спорт. Одну рыбешку подстрелил - стая умчалась. Охотясь по правилам, Нептун за неделю не настрелял бы половины того, что требовал от него Ленчик. У него был свой способ добычи, кстати, не запрещенный правилами, потому что никому это не пришло в голову.
        Нептун понырял, дожидаясь, когда скроется напарник. Не хотелось, чтобы Лысый на него глазел. Вода была прозрачная, как всегда в утренний штиль. От нечего делать он, тыча гарпуном ружья, как вилкой, собрал десяток бычков покрупнее и переправил в привязанную к поясу сетку. В упор подстрелил крупную камбалу-калкана, пригвоздив ее ко дну. И надо же так случиться, что в тот момент, когда ружье было разряжено, совсем близко проплыл катран. Здоровенный, больше метра. Сейчас такие редкость - всех извели на медицинские снадобья: и от рака, и для похудения… По этой причине Ленчик неплохо заплатил бы за катрана. Но взвести ружье Нептун не успел, а гнаться за черноморской акулой бесполезно. Осталось только проводить взглядом уплывающие денежки. Даже плюнуть с досады нельзя - мешал загубник трубки.
        Он вынырнул и огляделся. Лысый бойко чесал в гору, закинув на плечо немаленький мешок с уловом. Боялся, что Нептун вернет его и заставит помогать. Молодежь! Нептун повернулся к открытому морю. Вдали, то показываясь из воды, то исчезая, мелькали серые лоснящиеся спины. Выплюнув загубник, он сунул в рот сложенные кольцом пальцы и засвистел.
        Свист - великая вещь. Например, детей в Турции специально обучают языку свистов, чтобы они могли секретничать и разговаривать с птицами. А туземцы с Канарских островов только свистами и переговариваются, если уходят друг от друга на большое расстояние.
        Дельфины не глупее туземцев. Они умеют свистеть, щелкать, мурлыкать, трещать и скрипеть, как старая половица, и знают по-русски одно слово: «Егор». Язык дельфинов люди до сих пор не разгадали, зато с ними нетрудно найти общий. Сейчас Нептун высвистывал: «Поиграем?» - и знал, что его стая поймет.
        Мелькающие над водой спины повернули к нему. «Любят», - умилился Нептун. Где сейчас найдешь таких друзей, которые просто так помогают? Не за деньги, не за выпивку, а потому что вам хорошо вместе, и все.
        Первым к нему подскочил вожак и сделал «свечку», выпрыгнув из воды и нарочно упав животом, чтобы поднять волну побольше. Плюха была такой силы, что сорвала с Нептуна маску.
        - Филимон, бандюга! - закричал он, смеясь и отплевываясь от попавшей в рот воды.
        Дельфин ответил восторженным треском. Он был счастлив оттого, что у него есть имя, и оттого, что Нептун орет, - значит, шутка удалась.
        Подплыла смуглая Гуля и ее малыш Бой, а за ними остальные, которых Нептун еще не научился различать и не наградил именами. Дельфины все плотнее окружали его, тыкали носом в бока, свистя и потрескивая. Одного движения мощного хвоста хватило бы, чтобы отправить браконьера в нокаут. Но дельфины добрые.
        Позавчера, застрелив Чака, Нептун боялся приближаться к стае. Могли его не понять, и тогда… Он сам видел, как похожий на клюв дельфиний нос насквозь пронзает нахального катрана, вздумавшего приставать к детенышу.
        Чак был молодой, хотел стать вожаком и по этой причине ссорился со стариком Филимоном. После очередной стычки он со своей подругой Пеппи покинул стаю. А вернулся через месяц один, смертельно больной. Стая поняла это раньше, чем Нептун. От Чака шарахались, а он плавал в стороне, жалобно крича. Пытался выброситься на камни, но только поранился. И Нептун его пристрелил из жалости. Неудачно, не до смерти, на глазах у всех… Но стая поняла человека и простила.
        Издав новый свист, браконьер нырнул, и верные дельфины поплыли впереди веером, время от времени роя песок и вспугивая камбалу. Так ее трудно заметить: камбала меняет окраску под цвет дна, да еще и зарывается. Лежит - одни глаза наружу, как два камушка, подкарауливает добычу. Но с Филимоном и компанией она сама становилась добычей Нептуна. Он бил на выбор, еле успевая перезаряжать ружье. Сетка на поясе наполнялась, мешая догонять дельфинов, которые и так плыли быстрее человека. Нептун доверил ее Гуле. С сеткой в зубах дельфиниха стала похожа на домашнюю хозяйку, спешащую домой с рынка.
        Афалины - самые большие черноморские дельфины, герои мифов, гвозди цирковых программ. Если на дрессировку цирковой собаки нужно полтора года, лошади - шесть лет, то дельфину хватит и шести месяцев, чтобы научиться прыгать через горящий обруч, играть в баскетбол, катать на себе человека. Или помогать браконьеру. Некоторых и учить не надо. Они сами по себе такие - веселые, общительные выдумщики. Вон, Бой умеет плеваться водой: набирает в рот и - «Фррр!». Уж, конечно, его никто этому не учил.
        Афалины старались. Им нравилось играть с неуклюжей донной камбалой, а если этот в ластах еще и рыбки даст - вообще песня. Перепуганная камбала металась, пытаясь уйти на дно и зарыться, но дельфины поднимали ее и гнали под выстрел.
        Нептун действовал как автомат. Раз - выстрелить с метра, с полутора, почти не целясь. Два - стряхнуть живую, еще бьющуюся камбалу с гарпуна в сетку (уже вторая наполняется). Три - втолкнуть гарпун в ствол ружья, перебарывая силу сжатого под поршнем воздуха. И опять: раз, два, три. И снова, снова, снова… А гарпун вставляется в ружье с усилием килограммов в семьдесят. Руки у Нептуна уже не поднимались от усталости. На животе, куда он, перезаряжая, упирался затыльником ружья, налился синяк. Нептун его не разглядывал - некогда, - но чувствовал боль.
        Не жадничая, Нептун остановился на двадцатом выстреле. Каждая рыбина килограммов семь (бывают и по двенадцать, но таких что-то не видно), да верных восемьдесят они с Лысым взяли в сеть. Ленчику нужно двести, ну и хватит. Сняв с гарпуна последнюю камбалу, Нептун заспешил на поверхность. Нетренированный человек может продержаться под водой минуту-полторы. Нептун мог верных три.
        Афалинам не требовалось сигнала «отбой»: увидев, что охотник всплывает, они забыли о камбале и ринулись за ним. Отдышавшись, Нептун подозвал Гулю с сеткой и раздал помощникам бычков. Дельфины ловили их на лету и довольно чирикали. Рыбы они сами наловят, сколько хочется. Им интересна игра с этим странным зверем в гидрокостюме. По рыбешке на нос бросит - они и рады.
        Глава XVIII
        Злоумышленник
        Тонкий проснулся под вечер. Он лежал поперек палатки в обнимку с целым семейством ежей. Надо же так умаяться, чтобы спокойно спать на иголках! Протер глаза, выполз наружу, огляделся: ни Ленки, ни тети на Лысой горе не наблюдалось. «Ушли купаться, - решил Тонкий, - и Толстого захватили». Верного крыса поблизости тоже не было. Ворча, Тонкий поднялся и полез в багажник на поиски позднего завтрака. Развел костер, вскипятил воды, заварил чай по-походному, в железной кружке, сел у костра и, прихлебывая, стал думать, как быть дальше.
        Что мы имеем по делу браконьеров? Да опять ничего. Сеть он вчера пометил - тетя Муза не одобрила. Тетя опер, ей виднее. И все же… Если браконьер живет в Керчи, то искать его - дохлый номер. А если в деревне? Всю ее можно обойти за вечер: если браконьер уже снял сеть, то как раз сейчас она сушится где-нибудь в саду, чтобы прохожие за деревьями не увидели. Что же, ему специально лазить по садам? А козлы вроде Росинанта? А злые собаки? А ветераны, охраняющие свое добытое в бою счастье с двустволками, заряженными солью крупного помола? Время сейчас неподходящее для экскурсий по чужим садам. Была бы весна - другое дело. А в конце июля, когда все растет и плодоносит, тебе сперва влепят заряд пониже спины, а потом спросят, за яблоками ты или за персиками.
        Тонкий подумал и решил рискнуть. Сыск - штука небезопасная, и если бояться всяких там козлов и собак, то сыщика из тебя не выйдет. (Ветеранов бояться надо. Но сыщик должен уметь их убалтывать.) Заодно можно поискать похитителя бабулькиного ножа. Карапетовна еще ему пригодится. Во-первых, она бабушка Игоря и Ежика, а они пока главные подозреваемые. Во-вторых, до сих пор неизвестно, чем она насолила байкерам…
        Тонкий сделал большой глоток, обжегся, и к нему вернулся здравый рассудок. «Если отвлекаться на такую ерунду, как поиск ножичков и байкеров, браконьера никогда не найдешь», - сказал он себе и засобирался в деревню.
        Тете с Ленкой и Толстому он оставил записку: «Ушел прогуляться, скоро вернусь». На палатку повесил тети-Музино послание преступному элементу. Затоптал костер, оделся и двинулся на гору.
        Двор Карапетовны он обошел (старушка не в духе, отойдет - объяснимся), а в следующий шмыгнул и спрятался в кустах крыжовника. Огляделся. Так, в огороде никого, в доме - возня и болтовня, хозяева на месте. Надо облазить сад, не попавшись им на глаза, и садом же уйти в следующий двор. Если двигаться быстро и не попадаться, то все выйдет, как задумано. Дотемна Тонкий успеет найти браконьера или убедиться, что в деревне его нет. Первое, конечно, лучше.
        Тонкий пригнулся и, как под обстрелом неприятеля, побежал по саду, разглядывая деревья. На этом чисто - нет сети, на этом тоже. Чисто, чисто, кошка, мальчишка (не заметил бы), все. Сад кончился. Теперь надо перемахнуть через забор к соседям и начать все сначала.
        Тонкий рванул через грядки по открытому месту. Из окна дома запросто могут его заметить. Поймать не успеют, но если разорутся, то - плакал его несанкционированный обыск. Вся деревня узнает, что приезжий любит лазить по чужим садам. Его будут замечать за километр, бдительно охраняя свои помидоры… Скорее! Уф! Вот он, забор. А вон дыра. В деревнях заборов без дыр не бывает, это закон. Одному надо пройти покороче, другому - стырить у соседа огурец… Тонкий отодвинул трухлявую заборную доску и…
        - Штоять! - Голос принадлежал престарелому или несовершеннолетнему. Начинающий оперативник Александр Уткин сразу догадался - так шепелявят только старики и дети, когда не хватает зубов. Хотя это мог быть и человек среднего возраста, потерявший зубы в схватке с Росинантом…
        В поясницу ткнулось что-то острое, и Тонкого осенило - мальчишка! Ну да, тот самый, которого он видел в саду. Лет семь ему - прекрасный возраст. С человеком семи лет можно договориться, это вам не бабулька. И орет не так громко.
        - Штоять, кому говолю!
        - Штою, - передразнил он и обернулся. Точно, тот самый малолетка: сопливый нос, рваная майка и здоровенный ножик в руках. Этот ножик был наставлен Тонкому в живот.
        - Ты шего тут делаешь?
        - В гости иду, - соврал Тонкий. - Через ваш сад короче.
        Малолетка понимающе кивнул:
        - К Вовке, што ли?
        Тонкий не стал спорить, к Вовке так к Вовке.
        - Пошли пловожу, - предложил пацан, брызгая слюнями через дырку от зуба. - А то фсякие шляются.
        - Пошли, - согласился Тонкий. Неплохо будет пройти через двор-другой (третий, четвертый?) с провожатым, которого все в деревне знают. А у Вовки от него избавиться. Ножичек у малолетки серьезный - на такой два Тонких нанижется, и еще останется место для Толстого. Ясно, что взят без разрешения. Сделать лицо построже… Тонкий изобразил Фредди Крюггера и поинтересовался:
        - А откуда у тебя этот ножик?
        Результат превзошел его ожидания. Тонкий думал, что похитителя ножа придется долго колоть и за этим занятием они прочешут парочку садов. Но малолетка оказался необычайно простодушным. Не успел Тонкий договорить, как он скривил рот и заревел, ставя под угрозу всю конспирацию.
        - Я только хотел поиглать! - выкрикнул он таким душераздирающим голосом, как будто его обвинили не меньше чем в угоне самолета. Бросил ножик на землю и рванул прочь к своему дому.
        По двору уже семенила молодая мама. Тонкий не стал ее ждать, взял нож в зубы и шмыгнул в заборную дыру.
        За спиной ревел малютка, мамаша кричала: «Хулиганье!» - но Тонкого это уже не волновало. Он юркнул под куст в соседнем дворе и затаился. Начинало смеркаться, и начинающий сыщик Александр Уткин торопился закончить свой обыск.
        Деревьев тут вообще не было, одни грядки да кусты. Тонкий побежал дальше. «Надо было не убегать, - мелькнуло у него уже на третьем огороде, - а отдать ножик мамаше». Так он думал, проползая под кустами шиповника с ножом в зубах. Было страшно неудобно. Нож длинный, с руку, совсем как показывала утром Карапетовна…
        «Тормоз!» - обругал себя Тонкий. Мог бы сразу догадаться. Мальчишка живет по соседству с Карапетовной. Судя по всему, нож забыли в саду, а пацан приглядел и спер его при первом же удобном случае… Пойти, что ли, к старухе, занести?
        Тонкий огляделся. В этом дворе сетей тоже не наблюдалось. Ну что, дальше по садам или сперва ножик отнести? Солнце садилось, Тонкий колебался. Начинающий оперативник Александр Уткин вопил, что надо поскорее закончить обыск, пока не стемнело. Воспитанный мальчик Саша считал, что бабулька и ее внучки секунды считают без своего драгоценного ножичка в руку длиной. Сомнения раздирали Тонкого пополам. Он посмотрел на солнце, прикинул, что деревня хотя и об одной улице, но длинная, и сказал себе: «Скоро выпадет роса, значит, сеть вот-вот уберут, если уже не убрали». С этой мыслью он побежал к бабульке.
        Росинант встретил его как родного: ткнул легонько рогами в живот - и все. Тонкий прикрыл за собой калитку и позвал:
        - Зоя Коопера… Тьфу! Ка-ра-петовна!
        Из дома не доносилось ни звука.
        «Может, она в огороде?» - подумал Тонкий. Зашел за угол и нос к носу столкнулся с Игорем.
        - Ты что здесь делаешь? - Вид у бабулиного внука был испуганный, но в меру. Так пугаются не Лохнесского чудовища, а мальчика, с которым столкнулись на углу.
        - Ножичек принес. - Тонкий протянул «ножичек». - У соседского пацана отобрал.
        Игорь хохотнул:
        - Серьезно? Как он его уволочь-то смог… Спасибо, - закончил он с неожиданным холодом и так посмотрел, что Тонкий развернулся как по команде «Кругом!».
        - Я пойду, - сказал он через плечо. И пошел.
        У калитки под ноги ему шмыгнул Толстый с какой-то тряпкой в зубах. На юге он совсем одичал: пропадает целыми днями, в самоволку бегает. Тряпку Тонкий отобрал и сунул в карман, верного крыса тряхнул за шкирку, чтобы не забывал, кто хозяин, и сунул в другой карман. Хлопнул калиткой… Пока солнце не село, можно успеть обыскать еще парочку огородов.
        Глава XIX
        В поисках еды
        Местное население оказалось грубым и невоспитанным. В поисках еды Толстый проделал долгий путь: сперва верхом на хозяйке Большого Холодильника, потом пешком, потом бегом. В Большом Холодильнике было неуютно, зато много рыбы да парочка представителей местного населения, что и огорчило Толстого. Эти двое были нестандартного рыжевато-бурого цвета, грязные, с переломанными хвостами. Они сидели в углу и недружелюбно шипели на Толстого, хотя рыбы вокруг хватило бы всем троим до конца жизни и еще внукам осталось бы.
        Жизнь с людьми отучила Толстого драться. Честно говоря, он вообще никогда не пробовал - не с кем было, да и незачем. Толстый вспомнил свой дом, свою клетку, хозяев и в очередной раз подумал, что есть, есть на свете животные, которые глупее людей. Люди хотя бы не шипят без повода.
        Драться с этими дураками не хотелось. Толстый отхватил кусочек от первой попавшейся рыбешки и драпанул прочь. Больше ему было и не надо. Он выбрался наверх, туда, где жили люди, спрятался под диван и спокойно позавтракал. У людей было тихо. Они не шипели, не ползали и даже не ходили, топая каждый, как целая стая крыс. Доев рыбу, Толстый начал искать себе новое занятие. Погрызть, что ли, ножку дивана? Старая деревяшка, невкусная - весь лак облез. Посмотреть, что делается на улице? Толстый вышел и увидел гамак. Дома, в московской клетке, у него тоже был гамак, но не такой, а маленький, крысиный. Можно было залезть и качаться под потолком клетки. Из этого Толстый бы выпал. У гамака были крупные человеческие ячеи, и пахло от него человеком. То есть хозяином. То есть… Толстый подошел поближе - так и есть, на гамаке болтался кусок хозяйской одежды. Самого хозяина поблизости не наблюдалось. Непорядок! Хозяин не любит, когда его одежда валяется где ни попадя. Толстый это вспомнил и выгрыз из гамака кусок хозяйской тряпки.
        Глава XX
        Какая скорость у «Явы»?
        На лугу наблюдалось оживление. Пастухи, собаки, бабульки и Росинант загоняли домой коров. Коровы мычали, им хотелось еще погулять. Вахту принимала местная молодежь. Из калиток выходили, выбегали, выезжали на лошадях и велосипедах и стекались к подсолнухам.
        Дзынь - мимо проехал видавший виды велосипед, задев Тонкого рулем.
        Тр-тр-тр! Плюх! - а это уже мотоциклист. Хотел проскочить за велосипедом, не рассчитал, зацепил Тонкого и вместе с ним полетел в грязь.
        Мотоцикл был красный, а куртка у его хозяина - черная. Над курткой торчала всклокоченная белобрысая башка.
        - Смотри, куда идешь! - рявкнула она в лицо Тонкому. Это было нетрудно, так как лежали они нос к носу.
        - Смотри, куда едешь, - пожал плечами Тонкий. Ему некогда было ругаться.
        - Ну, бон вояж, - легко согласился Всклокоченная Башка.
        - Не понял! Это в каком смысле?! - взвился Тонкий. С учетом того, что лежал он в луже (как, впрочем, и Всклокоченная Башка), пожелание звучало оскорбительно.
        Всклокоченная Башка удивился:
        - А че я сказал?
        - «Счастливого плавания».
        - Правда? Я вообще-то английский учу. - Всклокоченная Башка почесал всклокоченную башку.
        - Точно говорю. Я недавно из Франции.
        - Да ну-у?! - Всклокоченная башка чуть приподнялась над уровнем лужи, но вставать ее обладатель, похоже, не собирался. Он подпер башку локтем и разлегся поудобнее: - Расскажи.
        Тонкий не знал, что и ответить. С одной стороны, надо бежать на обыск. С другой - черная куртка и красный мотоцикл, как у вчерашних «мотопастухов»…
        Дело решили следы оранжевой краски на седле. После вчерашней дымовой атаки Всклокоченная Башка, видно, немало потрудился, отмывая мотоцикл, но краска кое-где осталась в морщинах кожи. Значит, он. А где второй?
        Второй подъехал незамедлительно. Какие же разборки у них, позвольте спросить, с бабой Зоей? Надо узнать, раз появилась такая возможность…
        - Там здорово, - торопливо начал Тонкий (главное, завязать разговор, а дальше - дело техники). - Автострады ровные, как стол, по сторонам реклама, и все-все ездят на иномарках!
        Всклокоченная Башка вздохнул:
        - Мы тоже когда-нибудь себе «Харлеи» купим. Не все же на папиных «Явах» позориться, правда, Димон?
        Димон, который только подъехал и не слышал начала разговора, раздраженно хмыкнул:
        - А че «Ява»?! Старая только, а если подкрутить-подделать, по ухабам все сто дает, а по асфальту… - Он помолчал, прикидывая, сколько же по асфальту, но Башка не дал ему досказать:
        - Да крути не крути, конфетку не сделаешь!
        И они заспорили о «Явах» и «Харлеях». При этом Всклокоченная Башка оставался лежать в грязи, а Димон от волнения начал кататься кругами. Из-за тарахтения его мотоцикла оппонентам приходилось орать, от этого спор выглядел еще более убедительным.
        Тонкий уже встал и, стирая грязь лопухом, соображал, как выудить из этих ненормальных ценную информацию. Для закрепления знакомства он решил помочь Всклокоченной Башке. Но только взялся за руль, чтобы поднять мотоцикл из грязи, как новый знакомый ударил его по рукам:
        - Ты че?! Тебя не учили?! Никогда не трогай мотоцикл байкера без его на то разрешения!
        Заявление было сильное. Значит, эти двое не просто на мотиках катаются. Они шизанутые байкеры. Наверное, крестили друг друга, поливая джинсы бензином и еще кое-какой жидкостью, которой нет в мотоциклах, зато в человеке она образуется постоянно…
        - Не обижайся, - сказал Всклокоченная Башка. - Так принято. Прежде чем потрогать тачку, надо спросить разрешения. Вон, Ваня с дядей Игорем недавно просили, так мы им и покататься дали! Не жалко, только надо по правилам.
        Тонкий закивал, мол, конечно-конечно, спросил разрешения, получил и с чувством выполненного долга уселся на лавочку. Пускай Всклокоченная Башка сам поднимает свой мотоцикл. Голова гудела. Толстый елозил в кармане - он не любил падать. Шумные они, эти двое. Крику много, а ценной информации - ноль. Может, ну их?
        - А что за дядя Игорь? - спросил он, только чтобы эти перестали спорить о мотоциклах.
        - Да вон же. - Димон кивнул на дом Карапетовны. - Бабы-Зоины квартиранты. Вчера хотели покататься, мы им дали.
        Тонкий аж поперхнулся:
        - Квартиранты?!
        - Ну да, - пожал плечами Всклокоченная Башка и попытался встать. У него не получилось. - У нас многие сдают кто комнату, кто сарай. Для заезжих дикарей. Тебе не надо?
        Тонкий покачал головой.
        - Значит, они ей не внуки? - тупо уточнил он.
        - Внук у нее в Армении, - сообщил Димон. - И дети. Они здесь жили давно, когда у них была война. Потом все вернулись, а Карапетовну оставили дом караулить. На всякий случай.
        Тонкий сделал запоздалый вывод, что Карапетовна - отчество не украинское и даже не татарское.
        Между тем Всклокоченная Башка вывернулся из-под мотоцикла, встал и начал отряхиваться. Грязь с него летела комьями - и почти вся на Тонкого. Начинающий опер Александр Уткин не реагировал. Он гордо восседал на грязной уже лавочке и переваривал полученную информацию. Квартиранты, значит. И мотоциклы брали они, чтобы погонять старушкиных коров. Интересно, что за разборки такие между хозяйкой и квартирантами?.. Да какие угодно, понял Тонкий. Цену небось заломила или обругала их за то, что свет в уборной не погасили, - мало ли! Дело житейское, как говорил любимый Ленкин герой. Да еще не факт, что коров гоняли именно они…
        - А шлемы вы им тоже давали? - спросил он у Башки. И получил ответ:
        - В натуре! Но мы им больше не дадим. А то перемазались где-то в краске и возвращают: «Сами ототрете, нам некогда».
        - Заплатили же, - ради справедливости добавил Димон.
        Башка подтвердил, что да, сунули пару гривен - бак заправить не хватит, а оттирать краску пришлось весь вечер. И предложил:
        - Хочешь покататься? Давай, но, чур, недолго, я сам только сел.
        Отказываться было неудобно, выставлять себя плохим водилой - тоже. А хорошим Тонкий себя бы и не выставил, потому что ни разу в жизни не сидел за рулем мотоцикла.
        - Лучше ты меня покатай, - схитрил он.
        Башка оседлал «Яву» и кивнул:
        - Садись. Нет, погоди… - Он сильно дернул Тонкого за волосы. - Теперь садись.
        - А это зачем? - не понял Тонкий.
        - Обычай. Не знаешь эту байку? В общем, садится на тачку девчонка с длиннющими волосами. И на бешеной скорости вдруг заклинивает колесо. Оказалось, ее волосья - парик, он слетел и намотался на диск. Спаслись чудом - узел крепления непрочный был, его сорвало. Представляешь?!
        Из всей тирады Тонкий понял только то, что его нестриженую шевелюру приняли за парик и что ездить на мотоцикле в париках - опасно.
        - С тех пор, - закончил Башка, - все незнакомцы перед посадкой на мотоцикл проходят предварительный контроль - дерганье за волосы.
        Тонкий подумал, что еще пара таких знакомств, и он облысеет молодым. Или поседеет… «Ява» так рванулась к подсолнухам, что у него в пятках защекотало. Если бы бабушка не объяснила ему в свое время, что такое метафора, Тонкий сейчас решил бы, что душа ушла в пятки и щекочется оттуда. Грязь, песок, трава под ногами слились в полосу однородного серого цвета. Верный крыс высунул морду из кармана, увидел - здесь весело, переполз Тонкому на плечо и уселся, подставляя усы ветру. Хозяин с ним, значит, бояться нечего.
        Лихо проскочив подсолнухи, они вылетели на дорогу и помчались в сторону города. «Неужели в Керчь поедем? - испугался Тонкий. - Меня, простите, дома ждут». Но вслух он этого не сказал, и минут через сорок они действительно прибыли в Керчь. Завернули в ближайший сквер и устроили привал на лавочке.
        - Ну как? - Всклокоченная Башка счастливо отдувался, как будто вез Тонкого на собственном хребте.
        - Зверь-машина, - вежливо похвалил Тонкий. Ему успели наскучить эти двое. Всю нужную (или ненужную?) информацию он из них вытянул, говорить было не о чем. Но надо еще вернуться…
        - А теперь ты меня покатай! - сказал Всклокоченная Башка. Он предложил это так спокойно, а глянул при этом так внимательно, что Тонкий не сомневался: Башка его раскусил и только ждет, когда новый знакомый сдастся.
        Однажды, под хорошее настроение, тетя Муза пыталась научить племянника водить свой «жигуленок». Тонкий в тот день отделался легким испугом и часом земляных работ на помятой клумбе. А мотоцикл он вообще никогда не водил. Где у него, спрашивается, сцепление, тормоз, газ?..
        Димон уже оседлал свой мотоцикл. Всклокоченная Башка выжидающе глядел на Тонкого, и тот принял вызов. А что? На велике он умеет, значит, не свалится, а для чего какая железка, выяснится по ходу дела. Устроившись в седле и ожидая, пока сзади усядется Башка, Тонкий присматривался к Димону. Мотоциклы одинаковые; повторяй все движения, авось пронесет. Димон крутанул железку под ногой, и Тонкий крутанул. Мотоциклы синхронно зарычали. Димон прижал другую железку на руле, похожую на ручной тормоз детского велосипеда, и Тонкий прижал. Димон, зацепив носком ботинка, поддел железку, которая заводила мотоцикл. Тонкий сделал то же самое и поехал.
        По парку они катили медленно, и у Тонкого была возможность разглядеть, что делает Димон. Метров через пятьдесят до него начало доходить. Две железки на руле - сцепление и тормоз. Газ прибавляется поворотом рукоятки, переключение скоростей - под ногами.
        Выехали на шоссе, и Тонкий с перепугу вцепился в руль, плохо понимая, что крутит рукоятку газа. Мотоцикл понял его по-своему и прибавил оборотов. Тонкий летел, едва успевая переключать скорости.
        Димон отстал. Башка восторженно визжал, вцепившись в Тонкого. На плече у того сидел Толстый и подставлял ветру нос. Верный крыс уже начал ловить кайф от поездки. И кепка у него подходящая - не шлем, правда, но сойдет. На Башку он произвел неизгладимое впечатление:
        - Ой! Глюк!
        - Крыса! - крикнул Тонкий в ответ.
        - Ух ты!
        Дороги Тонкий не запомнил и ехал куда глаза глядят. На пятой минуте Башка очнулся и стал трясти его за плечо:
        - Эй, мы куда заехали?
        Тонкий притормозил и оглянулся. Город Керчь, местные небоскребы, этажей этак на девять, деревья, люди, собаки. Димона не наблюдалось. Обескураженно крякнув, Тонкий развернулся и погнал назад.
        Димон нашелся быстро. Он ехал себе, не спеша и не оглядываясь, должно быть, решив, что Башка с Тонким далеко его обогнали. Все бы хорошо, да ехал он по параллельной улице. Тонкий оглянулся. Поворота в поле зрения не было. Пока будешь искать, и Димона потеряешь, и окончательно заблудишься. Башка, конечно, местный, знает дорогу, но что-то не спешит ему подсказывать.
        От Димона их отделяла улочка с большой ямой и низенькими крашеными заборчиками от слепых прохожих и лихих мотоциклистов. Тонкий зажмурился и газанул.
        Зажмурился он, конечно, зря. Но ошибку вовремя признал и открыл глаза уже на подлете к яме. Не напрасно, не напрасно начинающий оперативник Александр Уткин занимался верховой ездой (если честно, то на занятия он записался, чтобы разоблачить преступника-тренера, но, когда разоблачил, тренировки не бросил). И вот сейчас они ему пригодились. «Чтобы взять барьер, - вспомнил он слова тренера, - дай шенкель и привстань на стременах, тогда облегчишь прыжок». Тонкий так и сделал: газанул, привстал… Уф! «Ява» послушно перемахнула через яму (не такая уж она широкая, откровенно говоря) и тяжело плюхнулась на ровную землю.
        - Молоток! - одобрил Башка. - А теперь давай за Димоном!
        Глава XXI
        Сомневаешься - проверь!
        Нелегко быть нарушителем режима. Тетя спит. Спит Ленка, дрыхнет верный крыс… А ты валяешься, как дурак, и ни в одном глазу, потому что встал часов пять назад и спать еще не хочется. Тонкий ворочался.
        Что мы имеем по делу браконьеров? Да опять ничего. Сети он не нашел, как и следовало ожидать: на поиски вышел поздно, да и не факт, что она вообще в деревне. Ножичек бабульке вернул, хоть кому-то принес пользу. Установил личности мотопастухов - Игорь и Ежик. Они, оказывается, не внуки бабе Зое. А почему назвались внуками? Прикололись, вот и все. Наверное, им показалось очень забавным назваться внуками армянской бабушки Карапетовны. А он, Тонкий, развесил уши.
        У него вообще затык с национальным вопросом. Например, вредного старичка Марлен Вилорыча из соседней квартиры Тонкий всю жизнь считал эстонцем. А недавно от нечего делать нашел его имя в Интернете, и оказалось, что Марлен означает «МАРкс, ЛЕНин», а Вилор - еще круче: «Владимир Ильич Ленин - Организатор Революции». Такие имена давали после революции вместо церковных Петров и Сергеев. Хорошо, что эта мода прошла задолго до рождения Тонкого, а то быть бы ему Персостратом («ПЕРвый СОветский СТРАТостат), а Ленке - Даздрапермой («ДА ЗДРАвствует ПЕРвое МАя!»).
        Несостоявшийся Персострат, он же начинающий оперативник Александр Уткин, наткнулся на залезшего под бок Толстого и, чтобы нечаянно не придавить верного крыса, положил его себе на грудь.
        «Итак, Игорь и Ежик… И ножик, - срифмовал про себя Тонкий. - Зачем им такой большой нож? Для разделки туш, сказала Карапетовна. Мясники они, что ли? Или…»
        В первый день Игорь и Ежик были главными подозреваемыми по делу браконьеров. Но когда Тонкий увидел, как они ловят рыбку… В шторм, на хлеб, который соскакивал с крючка, не успев коснуться воды.
        На груди заворочался Толстый, проснулся, перелез хозяину на плечо и стал щекотаться усами. Тонкий хихикал тихо, чтобы не разбудить Ленку с тетей. Бывают же такие глупые взрослые, такие глупые, ТАКИЕ глупые… Нет, господа, - не бывают! Если не маленькие, не сильно пьяные и не сумасшедшие это делали, то у них имелись на то веские причины. Для отвода глаз, например…
        Тонкий выбрался из палатки и стал ходить вокруг костровища. Толстый сидел у него на плече. Так, допустим, они браконьеры. Ехали ночью на море, скажем, поставить сеть. А тут мальчишка - свидетель. Не топить же его, в самом деле! Вот и взяли парнишку на водную прогулку с ловлей бычков, чтобы выставить себя полными дураками и чайниками в рыбалке. Осторожные. Могли бы не заметить, Тонкий же мимо шел… Тогда ясно, зачем им ножичек для разделки туш.
        Толстый соскочил с плеча и полез в костровище. Ему нравилось грызть остывшие головешки - то ли не хватало чего-то в организме, то ли верный крыс просто зубы точил.
        - Игорь и Ежик - главные подозреваемые, - присев на корточки, сообщил ему Тонкий. - Тем более что неглавных нет. Вообще других подозреваемых нет… А ты все бегаешь да дрянь всякую грызешь. С козлом воюешь. Тыришь у бабульки то кишки, то тряпки…
        Кишки, если вспомнить, были рыбьи, что прекрасно укладывалось в версию «квартиранты-браконьеры». А тряпка… как тряпка. Мягкая, белая, на обрывок сети не похожа. Тонкий залез в палатку, извлек на лунный свет шорты, а из шортов - тряпку. Пригляделся, подумал. Залез снова. На этот раз поиски потребовали найти сначала фонарик, и уже с ним Тонкий раскопал в грязном белье свои рваные трусы. Сравнил их с тряпкой - та самая! Конечно, и оперативники иногда ошибаются, а начинающие оперативники - и подавно. Но лично Тонкий не знал ни одного, который бы спутал кусок собственных трусов с куском чьих-то других… А вот на тряпке и волокна от сети, к которой она была привязана. Да!
        Тонкий, приплясывая, вернулся к костровищу и потрепал по холке верного крыса:
        - Молодец, Толстый! Игоря с Ежиком можно арестовывать.
        Потом подумал и решил - нет, еще нельзя. Неизвестно, как здесь, на Украине, а у нас, в России, браконьеров ловят только с поличным. Он видел по телику: выслеживают их, гоняются, а они - раз, и скидывают сеть и рыбу за борт. Не пойман - не вор. А если все же пойман, то взвесят незаконно выловленную рыбу и выпишут штраф. Чтобы попасть в тюрьму на небольшой срок, браконьер должен учудить что-то совсем невероятное в особо крупных размерах. «Титаник» поймать во время нереста.
        Стоп, спохватился Тонкий, а если у них в подполе найдут рыбу, это как будет считаться - с поличным? Наверняка! Рыба плюс сеть - уже два доказательства. Ни один суд не поверит, что рыбу они купили, а сеть нашли на улице… Значит, надо проверить подпол… Хотя если бы там хранились улики, то Карапетовна не предложила бы Тонкому арендовать подпол. Или старуха пожадничала?.. Хозяйка пожадничала, а квартиранты узнали и устроили гонки ее коровам, потому что нефига сдавать в аренду хранилище ценных улик!.. Нет, господа, дрянь версия. За уши притянута. И дались ему эти коровы!
        Тонкий помаялся еще полчасика. Походил вокруг костровища, посоветовался с Толстым. И решил пойти на разведку.
        Вообще-то это незаконно - копаться в чужом подполе среди ночи. Но как еще начинающему оперативнику проверить свою версию? Конечно, проще, законнее и безопаснее взять рюкзак и с невинным видом подвалить к бабе Зое: мол, я уберу продукты к вам в подпол, как договаривались. Но история с ножичком показала, что бабулька вредная и недоверчивая (у них это называется бдительностью). Возьмет и сама полезет в подпол, а Тонкого не пустит. Догадывайся потом, в чем причина - то ли она скрывает браконьерскую рыбу, то ли боится за свое варенье. А Игорь с Ежиком насторожатся, это факт. Ведь Тонкий сам говорил им, что подпол ему не нужен, и вдруг припрется со своим рюкзаком. На их месте он перепрятал бы рыбу куда-нибудь к соседям, а потом ненавязчиво показал бы настырному мальчишке подпол Карапетовны - смотри, вынюхивай, если больше делать нечего… Нет, надо рискнуть!
        Он летел через подсолнухи, как на праздник. Толстый болтался на его плече, вцепившись коготками в рубашку. Наконец-то появилась хоть какая-то версия! Конечно, в нелегальном обыске таится немало опасностей. Можно, например, получить рогами под зад от Росинанта. Бабулька или, того хуже, «внуки» могут проснуться, и объясняй тогда, что ты делаешь ночью в их подполе. Но это все чепуха по сравнению с тем, что сейчас, вот прямо сейчас начинающий оперативник Александр Уткин может наконец узнать правду!
        У ворот Тонкий притормозил. Во дворе было тихо. Мекнул бдительный Росинант, высунул из кустов рогатую голову, увидел Тонкого: «А, это ты, приятель», боднул его несильно в живот и отправился спать дальше.
        Тонкий подкрался к дому. Дверь запиралась изнутри на крючок; щель при этом оставалась такой ширины, что ему даже не понадобился сломанный по пути прутик. Тонкий просунул палец и откинул бабкин запор.
        Скрип! Ой, как громко-то!
        Он замер, придерживая полуоткрытую дверь. Тишина. Только из глубины дома доносится концертный храп, скорее всего - бабулин: люди помоложе так не храпят. А так никаких подозрительных звуков: ни шуршания тапочек по полу, ни лязга пистолетных затворов.
        Скрип! Как ни старался Тонкий потише закрыть за собой дверь, старые поющие петли были неумолимы.
        Он прислушался и опять не услышал ничего, кроме храпа. Встав на четвереньки, Тонкий пополз. В доме он был всего один раз и очень приблизительно помнил, где кольцо, открывающее люк в подпол. Шаря на ощупь по гладким крашеным доскам, он, между прочим, сделал интересное наблюдение. Карапетовна вообще аккуратистка, окна у нее сверкают, как хрусталь, везде половички, и пахнет чистотой. Но только не в этот раз. Под руки Тонкому попадался то песок, то вдруг лохмушка еще влажной морской тины. Он понял, что пришел не зря.
        Кольцо нашлось не скоро и случайно: звякнуло под ногой, и оказалось, что Тонкий все время шарил в стороне от подпола. Ожидая, что крышка окажется тяжелой, он дернул за кольцо изо всей силы и чуть не оторвал себе пальцы. Крышку что-то держало. Задвижка, что же еще. Отодвинем… Не ошибся начинающий оперативник Александр Уткин: из подпола шибануло в нос застоявшимся рыбным духом.
        Нащупывая ногами ступеньки, Тонкий спустился в темноту, прикрыл за собой люк и включил фонарик. Ух ты! Свободного места в подполе оставалось меньше квадратного метра, на нем Тонкий и стоял, все остальное было забито рыбой в расползающихся от сырости картонных коробках. Кефаль, камбала, еще какая-то крупная рыбина - битком снизу доверху! Дельфинов не видно. Толстый деловито сполз с плеча и приступил к дегустации. Тонкий не возражал. Эту рыбу в море уже не вернешь, так пусть поест верный крыс, он заслужил.
        Тут бы и бежать за тетей Музой, а Тонкий присел на ступеньку, разглядывая плоды браконьерского труда. В сыром и холодном подполе сохранились еще живые рыбы. Время от времени какая-нибудь начинала биться, как будто кто-то хлопал мокрыми ладошами… И все-таки, почему нет дельфинов?
        - Кончай жрать, - сказал Тонкий верному крысу.
        Толстый оглянулся и с недовольным видом уковылял за коробки. Было ясно, что уговоры предстоят долгие. Там, где он сидел, осталась какая-то черная дрянь. Наверное, крыс прятал ее за щекой, а теперь выплюнул. Как и всякий крысовладелец, Тонкий проверил, что тянет в рот его подопечный. А то не уследишь - и лечи его потом. Черная дрянь оказалась головешкой от костра. Тонкий бросил ее на пол, вытер о шорты испачканные пальцы и тут же забыл о ней.
        - Толстый! - позвал он. Верный крыс пошуршал за коробками, показывая, что слышит, но не выйдет. Пускай, что ли, остается пока здесь?
        Над головой послышались шаги. Тонкий выключил фонарик, чтобы не выдать себя светом из щелей, но было поздно.
        Шарк! Дзынь! - кто-то запер люк на задвижку.
        - Ну, куда тебя, дурачка, понесло? - буркнули сверху. - И что теперь с тобой делать?
        Тонкий узнал Игоря.
        Глава XXII
        Подвиг Толстого
        Вопрос, конечно, интересный: что теперь делать начинающему оперативнику Александру Уткину? Неизвестно, какие планы у браконьеров, но в любом случае преступники со свидетелями не церемонятся… Может, достучаться до Игоря и что-нибудь наврать? Мол, я в гости к вам шел (среди ночи). Споткнулся, упал - и прямо в подпол (сквозь запертый люк)… «Дураков нет», - с сожалением подумал Тонкий. Было почему-то нестрашно, только жалко тетю Музу: как она проживет без любимого племянника?
        Из-за коробок появился верный крыс, прыгнул на колени к хозяину и ткнулся в его ладонь холодной липкой мордочкой.
        - Не подлизывайся, - сказал ему Тонкий. - Надо было идти, когда звали.
        Толстый сел на задние лапки и стал умываться. Физиономия у него была негритянская: чернота от разгрызенной головешки смешалась с рыбьей лимфой и уже начала засыхать. Тонкий смотрел, смотрел… И придумал, как отсюда выбраться.
        Головешку Толстого пришлось долго искать на земляном замусоренном полу. Размером она была всего-то с отломанный грифель от карандаша. И писала не хуже, только быстро стиралась. Бумагу Тонкий снял с банки варенья. Аккуратная, но безграмотная армянская бабуля Карапетовна надписала ее: «Кр. самородина». Тонкий нацарапал поперек: «Я у бабы Зои (дом № 1) в подполе. Ее квартиранты - браконьеры». На подпись головешки не хватило, но Тонкий был уверен, что тетя поймет, кто шляется по ночам в подполах и шлет оттуда депеши. Записку он присобачил к Толстому резинкой, которая держала бумагу на банке. Верный крыс отчаянно сопротивлялся - что еще за новости? Туго же! Но Тонкий был неумолим:
        - Ты что, предатель, не хочешь хозяину помочь?
        Толстый подумал и согласился. Поднявшись по лестнице, Тонкий поднес его к люку и велел:
        - Грызи.
        Толстый знал команды: «Служить!», «Ко мне!» и «Домой!» Команды «Грызи!» он не знал, но слово слышал и примерно представлял себе, что оно значит. К тому же, когда тебя тычут носом в деревяшку, вариантов не остается. Он послушно стал грызть. Тонкий стоял на ступеньке, держа верного крыса на ладони, и хотел только одного: чтобы Игорь ушел от подпола и не слышал звуков крысиного побега. Он уже начал замерзать и не представлял, как можно здесь протянуть до конца ночи. А если перехватят Толстого, начинающий опер Александр Уткин выйдет отсюда не скоро.
        - Грызи, грызи, домой пойдешь. Тетя Муза тебе сушечки даст, - уговаривал он Толстого.
        Верный крыс уже на полпальца углубился в толстенную половую доску. Услышав «домой», он перестал грызть, свесил голову и, как показалось Тонкому, посмотрел на него с презрением. Потом собрался в комок, прыгнул, царапнув ладонь коготками, и пропал в темноте.
        До Тонкого не сразу дошло, что случилось. Сначала он светил на коробки с рыбой, думая, что верный крыс оказался неверным и просто свалил подальше от работы, поближе к еде. Толстого не было видно. Если он захочет спрятаться, то всегда найдет себе такую щель, в которую, на человеческий взгляд, пролез бы разве что таракан. Щель!.. Тонкий догадался посветить вверх и увидел, куда смылся верный крыс. Пол дома лежал на каких-то бревнах, не доставая до земляных стен подпола сантиметров на пятнадцать. Ясно, почему верный крыс смотрел на хозяина, как на идиота. Бежать можно было на все четыре стороны, а Тонкий выбрал пятую и заставил его прогрызаться через доску.
        Из щелей тянуло сквозняком, значит, где-то близко есть выход на волю. Тонкий сел на ступеньку и стал ждать.
        Дорогу домой и кошка всегда находит, а крыса умнее, так что Толстый не заблудится. Лишь бы верный крыс не понял команду буквально: «Домой!» - в Москву. Подумав, Тонкий решил, что пешком Толстый не пойдет - не на того напали. А угнать тети-Музин «жигуленок» не сможет, потому что у него лапы до педалей не достают.
        Тонкий представил, как Толстый выбирается из дома, как шугает во дворе Росинанта, как бежит через поле. Долго бежит, он же маленький, и лапки у него короткие. Бежит, бежит (ой, как же холодно!), минут сорок бежит, а то и час. А ведь еще надо, чтобы тетя Муза проснулась и прочла записку. Задания разбудить ее Тонкий Толстому не давал, а сам верный крыс может и не догадаться. Тонкий поежился. Говорила бабушка: «Захвати свитер, в Крыму не всегда бывает жарко». Нет, не послушался начинающий оперативник Александр Уткин, приперся в крымский подпол, как на московский пляж, вот и мерзнет теперь. А Толстый, наверное, еще бежит по полю…
        Над головой заскрипели доски. Тетя Муза? Вряд ли. Прошло не так много времени с тех пор, как Толстый удрал.
        - Ванька! - послышался шепот. - Ванька, проснись!
        В ответ раздалась сдавленная ругань.
        - Вставай, кому говорю! - настаивали шепотом.
        Ванька - это Ежик, а будил его Игорь. Ясно, свидетеля поймал, хочет устроить военный совет.
        Разбуженный Ванька босиком затопал по полу.
        - Ты куда? - остановил его Игорь.
        - Зов природы.
        - Оденься сначала, во дворе поговорим.
        - А в трусах поговорить нельзя?
        - Одевайся! Спать больше не придется.
        Тонкий понял, что его судьба решена, причем так, что Игорь не хочет говорить об этом в доме. «Не убьют же», - подумал он и стал светить фонариком во все стороны, чтобы отвлечься. Рыба, рыба. Холодно. Толстый бежит по полю, а там змеи. Да и симпатяги ежики, которые, кажется, окончательно переселились поближе к палатке, не прочь сожрать любого, кто меньше их. Если Толстый пропадет по дороге, его хозяин и без помощи браконьеров околеет здесь до утра.
        Дубак был знатный. Казалось, вот-вот на носу, как в мультиках, вырастет сосулька, и уши покроются инеем. Пальцы потихоньку начинали неметь. Жаль, коробки от рыбы все мокрые, а то бы разорвал одну и сунул под футболку: картон хорошо держит тепло.
        Из-под коробок торчало сено. Тонкий вырвал клок - сырой. Стал копать глубже; сено не кончалось и было почему-то холодное. Все холоднее и холоднее. Вечная мерзлота здесь у бабульки, что ли?
        Рука ушла в сено уже по локоть. Стало интересно. Тонкий встал на четвереньки, просунулся еще глубже и нащупал что-то совсем холодное и скользкое. Лед! Не вечная мерзлота, разумеется, а просто накидали его в яму зимой, присыпали сеном, чтобы таял помедленнее, и он лежит, потихоньку студит все вокруг. Холодильник образца восемнадцатого века.
        От этого открытия Тонкому стало еще холоднее. Были бы спички - спалил бы к черту этот домишко. Что они, в самом деле: рыбок убивают, начинающих оперативников под полом морозят! Тонкий представил, как трещит и полыхает домик. Пламя одним большим глотком съедает занавески, выбивает с грохотом оконные стекла, остервенело носится по крыше, стреляя жженым шифером… Тепло-о!
        «Нельзя, - одернул себя Тонкий, - во-первых, это домик бабы Зои, которая скорее всего ни в чем не виновата, во-вторых, если я его спалю, вместе с домом сгорят ценные улики, в том числе я сам. А в-третьих, спичек нет».
        Толстый уже, наверное, прибежал в лагерь, залез в палатку и теперь скачет по тете, сверкая в темноте белой запиской. Лишь бы тетя проснулась.
        Наверху загрохотало. Если это были ботинки, то очень много. Пары, наверное, четыре, а то и пять - в доме столько народу не живет. Незнакомый голос отдавал команды суровым тоном дрессировщика:
        - Стоять! Назад! Сюда их!
        Нет, это не тетя. Ясное дело, одна бы она сюда и не пришла, в Крыму-то она опернеуполномочена…
        Снова загрохотали ботинки, по-тюремному лязгнула задвижка подпола, и Тонкому открылся путь на волю. Как он выскочил! Пулей! Ракетой!
        В комнате горел свет и не было ни души. Тонкий стоял, не зная, что случилось и куда идти. Сунулся в другую комнату - человек в штатском пытается разбудить бабу Зою. Выглянул в окно - другой человек в штатском и тетя Муза ставят лицом к деревьям Игоря с Ванькой. Пока Тонкий раздумывал, кому помочь, подошли еще двое в штатском и потребовали показать им подпол. Тонкий показал.
        - Кефаль, камбала… неплохо, - присвистнул один.
        - Сетью за один раз можно и больше наловить, - обесценил его замечание другой. Тонкий смотрел на них, смотрел да спросил:
        - А вы кто? - Хамский, конечно, вопрос, но свежеотмороженному подростку простителен.
        - А мы в соседнем доме живем, - дружелюбно ответил один. Тонкий только сейчас заметил его полосатые пижамные штаны. «Понятые», - решил он и оказался прав.
        - А ты зачем братишку нашего напугал? - спросил второй. Этот был в брюках - и все. Тонкий смутно припомнил малявку из соседнего дома, который спер у Ежика с Игорем нож.
        - Я не хотел, - буркнул он.
        Из другой комнаты послышалась возня, и показалась баба Зоя в сопровождении человека в штатском. Этот явно не жил в соседнем доме, по крайней мере не соблюдал тамошнюю форму одежды: был в джинсах и майке с разноцветными пятнами на пузе.
        - Что в подполе? - деловито подскочил он и заглянул. - Ага, бабуля, внучки в луже пескариков наловили? - И хохотнул. Явно опер. Только у них такой юмор.
        Баба Зоя еще не проснулась. Она ковыляла впереди опера, терла глаза и бормотала:
        - Не знаю. Я ничего не знаю…
        Жалкое это было зрелище.
        Тонкий вышел во двор. Игорь с Ежиком стояли - руки за голову, уткнувшись лбами в алычу, с которой Тонкий не так давно собирал ягоды. Тетя Муза и четвертый в штатском их обыскивали. У тети на плече гордо восседал Толстый и дергал носом, принимая активное участие в обыске. Тонкий встал в сторонке, ожидая, когда на него обратят внимание. Тетя первой закончила, повернулась к племяннику:
        - Ну?
        Тонкий понял, чего от него хотят. Для начала он предъявил кусок своих трусов:
        - Это метка с сети. Толстый нашел ее в этом дворе.
        Четвертый в штатском непонимающе посмотрел на тетю. Она кивнула:
        - Надо поискать сеть. Дай сюда тряпку.
        - А под полом рыбы полно, - продолжил Тонкий.
        - Пацан, за что? - хрипло спросил Игорь. - Я ж тебе, чертенку, жизнь спас!
        Тонкий повесил голову. Спора нет, ведь правда спас. Если бы тогда, в шторм, Игорь просто помог ему добраться до берега, у Тонкого осталась бы хамская, но спасительная для самолюбия лазейка. Может, он и сам бы выплыл. Поднатужился бы и как-нибудь сумел добарахтаться без посторонней помощи. Но - нет. Он помнил, как тонул и как потом очнулся на берегу, а посередине был провал. Выходило, что Игорь спас его бесспорно, на все сто процентов.
        - А кто мальчишку на море потащил в шторм?! - отбрила тетя. - Попробовал бы не спасти! Я б тебя сама голыми руками… При попытке к бегству, конечно, - добавила она для опера в грязной майке, который выходил из дома.
        За опером шли Карапетовна и понятые. Баба Зоя встала к другой алыче, а опер с понятыми отправился искать сеть. Тонкий молчал. Ему было стыдно.
        В калитку протиснулась девчонка в очках, с толстой папкой в руке. Тонкий хотел ее прогнать, но девчонка, даже не глянув на него, деловито засеменила за Грязной Майкой.
        «Протокол», - вспомнил Тонкий жутковатое милицейское словечко.
        Подошел четвертый в штатском и надел наручники на браконьеров. Тонкий впервые видел задержание. Не сказать, что это было увлекательно. Пряча глаза от Игоря, он сел в стороне.
        Сеть нашли быстро, упаковали вместе с задержанными в милицейский «козел» и стали выпроваживать лишних.
        - Иди, Саня, в лагерь, - велела тетя Муза, - в машине места мало. Если что, позвоню Ленке на мобильник.
        С операми не спорят, да, честно говоря, не очень-то и хотелось. Тонкий забрал у тети верного крыса и послушно побрел в лагерь.
        Глава XXIII
        Морской пейзаж с еще одним плешивым
        Светало, над морем проявилась рыжевато-розовая полоска, и стало видно дорогу под ногами. Ночные музыканты - цикады отходили ко сну. В палатке дрыхла Ленка, на душе скребли кошки. Тонкий опустился на корточки у костровища, верный крыс перебрался с плеча на его колени.
        - Что, Толстый, справились?
        Если бы крысы умели пожимать плечами, Толстый так и сделал бы. Что значит «справились»? Кто, с кем? Крысы, конечно, очень умные животные, но многих человеческих штучек решительно не понимают.
        Тонкий пожал плечами за него. Вроде бы дело сделано: браконьеров поймали, рыба в море может спать спокойно. Но отчего ему так паршиво? Стыдно перед Игорем, и бабу Зою жалко. Ее скорее всего отпустят, не она же эту рыбу ловила. Но впечатлений от сегодняшней ночи ей хватит надолго. Нельзя так издеваться над пожилыми людьми, господа!
        Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Тонкий полез в палатку за мольбертом. С того момента, как началась рыбная эпопея, он первый раз вспомнил, что готовится в Суриковское и собирался на каникулах срисовать весь Крым. Как говорит Ленка: «А что еще делать, телика нет, дискотек нет…»
        Тонкий быстро нашел замечательное местечко над обрывом, откуда прекрасно обозревалось море. С него и начнем. Смешал краски - и точка, линия, пятно, движения отработаны с детского сада. Только смотри внимательно на объект, идентифицируй правильно цвета, и все получится. Пальцы давно оттаяли (если честно, не так уж он и замерз в подполе), но руки немного отвыкли от любимого занятия, и Тонкий допустил-таки пару неверных движений. Но ничего, язык набок, кисточку возьмем крепче и все исправим: раз, два.
        Становилось легче. Уже хотелось не сидеть и хандрить, а спокойно рисовать и даже сочинять стихи:
        Петляет катер одинокий,
        Как пьяный, в море голубом —
        Дельфин могучий, толстобокий
        Сломал мотор чугунным лбом.
        В море действительно наблюдался катер и дельфины вокруг. Катер болтался на волнах, как щепка, дельфины плавали кругами, тыкали носом в борта и как будто пытались запрыгнуть на палубу. Тонкий сказал себе, что любопытство к хорошему не приводит и что надо за все каникулы хоть что-то нарисовать. Для надежности он зажмурился. Но как рисовать с закрытыми глазами? (Тонкий, правда, может, но только одну вещь - шарж на Ленку: это у него отработано с несознательного возраста.) Он сдался и побежал в палатку за тетиным биноклем.
        Да, все выглядело именно так. Дельфины толкались у катера с выключенным мотором, высовываясь из воды и кладя на борт свои крутолобые головы. Моторист похлопывал их по макушкам и чесал под клювиком. Тонкий вспомнил убитого дельфина, с которого все началось, и решил, что Игорю с Ежиком досталось все-таки поделом. Нечего стыдиться начинающему оперативнику Александру Уткину! Он обезвредил браконьеров, которые убили одного дельфина и могли запросто лишить этого забавного моториста остальных его морских друзей.
        Подглядывая в бинокль, Тонкий стал рисовать катер и моториста с дельфинами. Все они вертелись. Но Тонкому не привыкать, он тренированный. На Ленке, на бабушке с дедом - все трое, даже строгая бабушка, отличаются большой подвижностью. Точка, линия, пятно. Набросал в пять минут. Прорисовку, как уроки, надо начинать с самого трудного. Сейчас это катер и лицо моториста. Лицо - непростой объект для любого художника (другое дело, что у мастера и у начинающего проблемы разные). А катера и остальная техника одним даются, а другим - никак. Иногда увидишь на выставке городской пейзаж с автомобилями и не можешь понять: какой год, какой век, а может, вообще фантастика, вторжение пришельцев с двумя левыми руками? Тонкий относился к тем художникам, у которых техника не получается. И дело не в опыте. Он чувствовал, что это навсегда. Не получались же у пейзажиста Шишкина живые существа, и знаменитых мишек в его сосновом бору нарисовал другой художник.
        Катер приходилось срисовывать подетально, изучать в бинокль, стараясь ничего не упустить. С мотористом оказалось проще. Банальное лицо: прямой нос, серые глаза, махонькая плешь в гуще русых волос.
        - Смотри, Толстый, как чувак без «Полароида» мается! - подошла сзади Ленка. Ей еще не надоела эта бородатая шутка. Легкомысленная личность!
        - Чего в такую рань вскочила? - заворчал Тонкий.
        Мало кому нравится работать, когда подглядывают через плечо, а Ленка вдобавок не умела смотреть молча.
        - Захотела и вскочила, - огрызнулась она. - Где тетя? Неужели на зарядку без нас убежала?
        - По делам поехала, - отрезал Тонкий. Ну какое дело его безалаберной сестренке до расследования? А ему, может, неприятно рассказывать об Игоре с Ежиком.
        - Без машины?
        - Ее знакомые подвезли.
        - Какие?
        Тонкий понял, что проще рассказать, а то Ленка всю душу вымотает. Умолчал он только о том, что Игорь спас его в шторм, а так выложил все, как было, добавив, что тетя сейчас в керченской милиции дает показания. Впечатлительная Ленка скакала вокруг него, кричала: «Да ну!» - и вообще вела себя, как перед телеэкраном во время любимого сериала.
        Рассказывая, Тонкий продолжал рисовать. Моторист и дельфины уплывали все дальше в море, и приходилось подстраивать бинокль под новое расстояние. Потом моторист стал натягивать гидрокостюм. Продолжать рисунок с натуры уже не было никакой возможности. Плешь, скрывшуюся под капюшоном, пришлось дорисовывать по памяти.
        Главное Тонкий успел - лицо моториста, катер и наброски дельфинов. А дальше - дело техники. Прорисовка дельфина большого ума не требует. Кто видел хоть одного, запросто может нарисовать десять других: дельфины - не люди, они все на одно лицо.
        Моторист копошился на дне катера. Надел ласты, взял подводное ружье… Сверкнуло на солнце стекло маски, пловец перевалился через борт и ушел под воду. А у Тонкого кисточка выпала из рук.
        Перед отъездом в Крым они с Ленкой ходили по спортивным магазинам, покупая всякую всячину —от купальника для сестры до надувных матрасов. Тонкий мечтал о полном снаряжении подводного охотника, но денег хватало только на маску, ласты и на половинку самого дешевого ружья. Потом он совсем разочаровался в этой идее, но прежде успел подержать в руках с десяток разных ружей. У всех наконечник гарпуна был с откидной бородкой, чтобы втыкался легко, а назад вынимался только с кишками. Из-за этого Тонкий и остыл к подводной охоте. Ему не хотелось наматывать на гарпун чужие кишки. Как-то бессовестно это, господа.
        А сейчас у него все соединилось: подводное ружье у моториста; страшная рана в боку мертвого дельфина, которого Тонкий с Ленкой нашли на берегу; гарпун от подводного ружья, который должен оставлять именно такие раны; и, наконец, то, что в улове Игоря и Ежика не было дельфинов.
        Только этого не хватало! Час назад поймали двух браконьеров, и вот, пожалуйста, - третий!
        - Сань, ты че столбом стоишь? - опять привязалась к нему Ленка. - Офигел от красоты собственного шедевра?
        Тонкий только отмахнулся. Ну что за жизнь такая! Порисовать спокойно нельзя, чтобы натура не оказалась браконьером! Он подумал, что уже вполне тянет на взрослого оперативника. Тетя Муза так работает: раскрыла преступление, пообедала и вперед - раскрывай следующее.
        - Спокойно, братец! - резвилась Ленка. - Сделай глубокий вдох и скажи: «Не все то золото, что блестит!»
        Тонкий запустил в нее самой большой кисточкой, пусть не лезет, но вдох все-таки сделал и… А ведь она права. Не все браконьеры, кто с подводным ружьем.
        Он посмотрел в бинокль: подводный охотник вынырнул, пустив фонтан из трубки; дельфины крутились рядом. Не самоубийцы же они - играть с человеком, который в них стреляет. Значит, не на них охотится моторист. Хватит подозревать всех подряд! Тонкий подобрал кисточку и стал по памяти дорисовывать ухмыляющиеся дельфиньи физиономии.
        Увидев, что брат не очень-то поддается на ее провокации, Ленка от нечего делать сама развела костер, опалила себе ресницы и сварила кашу на завтрак. На запах тут же прибежала семейка ежиков. Толстый шипел, взобравшись на конек палатки. Спускаться он не собирался. Одно дело - Росинант, у которого рога да копыта, и совсем другое - ежики, у которых сплошные иголки, куда ни кусни. Все ждали Тонкого. Для солидности он повозился еще минут десять и уселся к костру.
        Ленкину стряпню могут есть только люди с железной волей и стальным желудком. Сама Ленка тоже ест, из самолюбия. И художники, которым в высшей степени наплевать, чем их кормят, лишь бы рисунок удался. Крысам она тоже подходит. Так что за завтраком никто, кроме ежей, не жаловался.
        - Одно доброе дело ты сегодня сделала, - похвалил сестру Тонкий, показывая на улепетывающих ежей, - теперь они долго не сунутся.
        Получив ложкой по лбу и сказав «спасибо», Тонкий уже собрался продолжать рисовать, но тут услышал знакомое жужжание. Нет, эта книжка не про Карлсона - жужжали байкеры, Димон и Всклокоченная Башка (Тонкий так и не узнал, как его зовут). Они съезжали с Подсолнуховой горы прямо к нему в объятия. Тонкий помахал им рукой.
        - Кто это? - спросила Ленка.
        - Из деревни, - не вдаваясь в подробности, ответил он. Если сестра узнает про его лихую езду на мотоцикле, она может стукнуть тете.
        - Здорово! - подъезжая, рявкнул Всклокоченная Башка. Оглушенный ревом собственного мотора, он считал, что и окружающие слышат неважно. - Ты, значит, здесь обосновался?
        - Здесь, - кивнул Тонкий.
        - В палатке?
        Тонкий подтвердил, что да, не под кустом и не на дереве, а именно в палатке. Всклокоченная Башка продолжал разговор ни о чем:
        - А мы катаемся.
        Тонкий изобразил вежливое удивление: надо же, а я смотрю и не могу понять, что вы делаете!
        Тут Ленка обиделась, что ее не замечают, и закашлялась, как чахоточная.
        - А это кто? - спросил Всклокоченная Башка.
        - Лена, моя сестра, - спохватился Тонкий, - а это Димон и…
        - Сергей, - назвался Всклокоченная Башка, - мы и как тебя-то зовут, не знаем.
        - Саша, - представился Тонкий под презрительным Ленкиным взглядом, означавшим: «Ну и знакомые у тебя!»
        - Поехали кататься, - позвал Сергей-Башка, по-прежнему обращаясь только к нему.
        Тонкий откровенно почесал в затылке. Оставлять Ленку одну - дело рискованное, она и так уже злится. Бесполезно гадать, что может прийти в ее взбалмошную голову, но это будут не тихие игры и не вязание крючком. С другой стороны, молодой подающий надежды оперативник Александр Уткин разоблачил преступников и рисунок неплохой сделал. Имеет он право спокойно прокатиться? Да и тетя не вечно же будет торчать в отделении - приедет, развлечет Ленку как умеет. Зарядкой, например.
        - Поехали, - решил Тонкий и быстро, чтобы Ленка не успела возразить, вскочил в седло за спиной Башки. Толстого он захватил с собой - пускай тоже развеется, ему полезно.
        Ленка услышала разноголосое: «Пока!» - и осталась стоять с разинутым ртом.
        «Нехорошо получилось. Надо было взять ее», - подумал Тонкий и обернулся. Ленка что-то кричала, махая зажатым в кулаке мобильником. Да, телефон Тонкому не помешал бы. Мало ли, может, в милицию вызовут как свидетеля… Попросить Башку вернуться?
        Гора летела под ноги, колючий бессмертник хлестал по ногам, Толстый драл коготками плечо. Начиналась прогулка для начинающего оперативника, только что разоблачившего банду браконьеров. Тонкий помахал сестре в ответ и решил, что обойдется без телефона.
        Глава XXIV
        Новый подозреваемый
        - Куда едем? - крикнул Тонкий, получив по морде первым подсолнухом.
        Башка пожал плечами:
        - Катаемся…
        Навстречу выскочил осиротевший Росинант, выставил рога, но не догнал их, так и остался стоять в подсолнухах, обиженно мекая. Выехали к деревне. Тонкий глянул на браконьерский домик и…
        - Стой! - Он рявкнул так, что Сергей-Башка поставил мотоцикл по стойке «смирно», а Толстый по инерции перелетел к нему на плечо.
        Браконьеры вернулись. То есть браконьер… То есть не вернулся, а пришел новый… Господа, что же это творится! В воротах стоял синий фургончик «Газель», задом во двор, кабиной наружу. У фургона суетилась, поблескивая, аккуратненькая плешь. Не полированная лысина, как у Игоря, не «ежик», как у Ежика, а маленькая аккуратненькая проплешинка, совсем как…
        - Не уезжай, я сейчас! - шепнул Тонкий Сергею-Башке и, пригибаясь за первым рядом подсолнухов, прокрался к забору.
        Щелочка нашлась быстро - нет в деревне забора без дыр, щелей и щелочек. Тонкий припал к ней и увидел… Плешивый был тот! Моторист, друг дельфинов, которого Тонкий рисовал совсем недавно, оказался теперь у браконьерского дома.
        Судя по всему, подозреваемый только что приехал. Не торопясь, он обошел свою «Газель». По шоферской привычке попинал колеса, распахнул дверцы кузова и нырнул внутрь. Тонкий замер. Понятно, что человек, недавно нырявший с подводным ружьем, привез в браконьерский дом не апельсины.
        В кузове долго шаркали чем-то по полу, а когда Плешивый снова появился, в руках у него ничего не было. Он уверенно пошел к дому, и не подумав позвать хозяйку. Сразу было видно, что человек тут не в первый раз.
        Сообразив, что происходит, Тонкий перемахнул через забор и кинулся к фургончику. Какой-то груз там уже был, ясно же: Плешивый его передвигал, освобождая место для нового. Он приехал за рыбой Игоря и Ежика, не подозревая, что его сообщники уже схвачены. И заберет ее преспокойненько, потому что украинские милиционеры оставили рыбу в подполе. А куда ее было девать? На жаре за час протухла бы главная улика.
        Тонкий добежал до фургончика, заглянул - так и есть: камбала, здоровенная, попадаются рыбы с большой таз. И в каждой жуткая дыра от гарпуна, мясо висит лохмотьями. Камбала-калкан - определил Тонкий. Спасибо бабушке: сунула им с Ленкой перед отъездом справочник «Обитатели Черного моря», чтобы внуки не путали акул с медузами. А добывать калканов запрещено, они редкие.
        В доме затопали. Плешивый возвращался бегом и куда раньше, чем рассчитывал начинающий опер Александр Уткин. Тонкий птичкой порхнул за бочку с дождевой водой и притих.
        Бам-м, бам-м! - закрылись двери кузова.
        Хрясь! - захлопнулась кабина.
        Фр-р! - завелся мотор, и фургончик умчался, как будто за ним черти гнались.
        Хлоп-хлоп - а это, хлопая ушами, вылез их своего убежища молодой сыщик Александр Уткин. Да что случилось-то, господа?! Если в доме была засада, то почему браконьера не взяли? А если не было, то чего он испугался?
        Тонкий заглянул в окошко, и все стало понятно. Сквозь стекло, начисто вымытое аккуратной бабой Зоей, ясно виднелась крышка люка в полу, а поперек нее - наклеенная полоска бумаги. Тонкий даже разглядел на ней фиолетовый круг печати. Увы, украинские милиционеры не оставили в доме засаду, то ли не догадавшись, что у браконьеров есть сообщник, то ли жалея тратить время на мелкого преступника. Но подпол с вещественными доказательствами они опечатали, как положено.
        Теперь Плешивый узнал, что Игорь с Ежиком задержаны, и будет заметать следы.
        Глава XXV
        Скучная погоня
        - Проводим фургончик? - предложил Тонкий, вскакивая в седло. Объяснять все сначала не было времени, да и вообще, меньше знаешь - лучше спишь.
        Сергей-Башка ударил ногой по железке и прокричал сквозь рев мотора:
        - Все равно катаемся!
        Продолжать разговор стало почти невозможно: «Ява» была слишком шумной даже для мотоцикла - наверное, потому, что старая. Петляя по тропинке на малых оборотах, Сергей-Башка еще пытался спрашивать:
        - Знакомый?!
        - Ага! - односложно ответил Тонкий и почти не соврал, он же видел Плешивого утром в бинокль.
        - А я думал, он спер чего у бабы Зои!
        - Ага! - подтверждал Тонкий. Одно другому не противоречило.
        - Догоним - отберем?
        - Не надо! Последить за ним хочу!
        Кажется, Башку вполне устраивали такие ответы, а уж Тонкого и подавно. Была в них мужская краткость, многозначительность и намек на тайну.
        Мотоцикл между тем вырвался на шоссе, Башка прибавил газа, и разговор-крик превратился в разговор-ор, а потом совсем увял. Фургон, маячивший впереди синей точкой, быстро приближался.
        - Не светись! - разрывая горло, крикнул Тонкий.
        Он всего лишь хотел, чтобы байкер чуть приотстал, не показывая так откровенно, что гонится за Плешивым. Но Башка понял его по-своему и свернул в поле. Погоня превратилась в жмурки. Тонкий с Башкой мчались вдоль дороги за первым рядом подсолнухов. Можно не сомневаться: Плешивый их не видел, но и они его - тоже.
        - Дорога одна! - понял переживания Тонкого Сергей-Башка.
        Димон верным призраком ехал позади. Этот вообще ничего не говорил и ни о чем не спрашивал. По морде весело хлестали подсолнухи. Толстый перебрался Сашке под майку. Он любил семечки, стакан мог слупить за один присест. Но чтобы семечки лупили его - увольте.
        В кино, если кто-то за кем-то гонится, ему предоставляют ровнехонькое шоссе без единого камушка и с минимумом встречных машин. И то этот медведь ухитряется перевернуться. А тут, господа, подсолнуховое поле. Вспаханная земля, камушки, корешки, сломанные стебли…
        Тонкий об этом подумал, когда уже летел через руль, нагоняя в полете Башку. Протертые о мотоциклетное седло штаны байкера надвигались на Сашку неумолимо, как электричка. Сберегая жизнь верного крыса, Тонкий выставил вперед руки, но это было все, что он мог. Откатиться, чтобы избежать столкновения, - значило раздавить Толстого. И Тонкий, успев крикнуть: «Прости, Серега!», с лета въехал головой в ягодицы несчастному Башке.
        Павший мотоцикл прополз еще немного на боку, разбрасывая землю крутящимся колесом, заглох, и стало тихо.
        - Целы? - подлетел к ним Димон.
        Тонкий слез с притихшего Башки и полез за пазуху проверить, как там верный крыс.
        - Все? - дурным голосом поинтересовался Башка. - А то, может, не выспался, хочешь еще полежать? Не стесняйся, я терпеливый.
        - Прости, Серега, - повторил Тонкий.
        - Господь подаст! - по-старушечьи отрезал Башка.
        Назревала драка. Про себя Тонкий удивлялся, что до сих пор не получил по шее.
        Толстый вскарабкался ему на плечо и встал на задние лапы, изображая Несчастную Крыску, Обиженную Хозяином, Но Всегда Готовую Служить. Он и спас положение.
        - Ты из-за него… - понял Башка.
        - Из-за него, - признался Тонкий. - Знаешь, у него ребрышки тоньше спички.
        - А смелый какой, - растрогался Башка и простил Тонкого: - Ну и правильно сделал, что на меня упал. Я правда терпеливый.
        Поднимать его пришлось вдвоем с Димоном. Терпеливый Башка не сгибался в поясе. Его воздвигали, как фонарный столб.
        - Позвоночник сломал! - испугался Димон.
        - Не, просто копчиком ударился, - не вдаваясь в подробности, объяснил Башка. Прошел три шага походкой паралитика и сказал: - Ходить могу, сидеть - ни за что!
        - А стоя на подножках?
        Башка попробовал: взгромоздился на подножки мотоцикла за спиной Димона и взял его за плечи. Вид у него был очень значительный, как будто Башка взошел на трибуну и сейчас скажет речь.
        И он сказал:
        - Терпимо. Ты, главное, не тряси меня.
        Вести мотоцикл Башки предстояло Тонкому. Об этом даже не говорили - и так ясно. Другой вопрос, куда вести. Совесть требовала проводить пострадавшего байкера до дома, душа начинающего оперативника рвалась в погоню. Тонкий поднял мотоцикл и со вздохом посмотрел вслед невидимому фургончику.
        - Езжай уж, - понял его Башка. И объяснил Димону: - Этот хмырь что-то у бабы Зои спер.
        Димон согласился, что, если спер, тогда конечно. Выследить, врезать и удрать. Святое дело!
        - Мотоцикл можешь хоть завтра вернуть. Но с полным баком! - постановил Башка.
        Они вместе выбрались на шоссе и разъехались в разные стороны. Оборачиваясь, Тонкий видел спину Башки, ехавшего стоя. Потом Димон свернул на полевую дорогу. Картина получилась чумовая: мотоцикл с водителем скрылись за подсолнухами, и только несгибаемый Башка мчался среди желтых зонтиков, глядя вдаль.
        «Газель» он догнал быстро и сбавил скорость. Я, мол, еду по своим делам, дорога одна, так что не обращайте на меня внимания, уважаемый, я вовсе за вами не слежу. Плешивый и не обращал. Оставив деревню на безопасном расстоянии, он поехал тише и, как послышалось Тонкому, даже запел. Погоня продолжалась спокойно, можно сказать - скучно. Тонкий ехал небыстро, рассматривая окрестности: поле, трава, обрыв, - смотреть-то больше не на что. И еще этот Плешивый все притормаживает - совсем расслабился. Тонкий старался держать расстояние, и скорость у него была, как у среднего велосипедиста. Не слишком ли расслабился Плешивый? Але! Дорога ровная, почти ни одной машины, неужели ему не хочется разогнаться посильнее?! И тут до Тонкого дошло.
        Сколько раз он сам так делал, когда в детстве играл в шпионов. Идешь вечером по парку, слышишь: за тобой шаги, специально останавливаешься, делаешь вид, что завязываешь шнурок, а сам слушаешь: остановится ли тот, кто шел за тобой, или пройдет мимо?
        Только он так подумал, как Плешивый остановился и, кажется, вправду стал завязывать шнурки. Во всяком случае, голова его скрылась за спинкой сиденья. Тонкий газанул как ошпаренный. Нестрашно. Дорога одна. Если Плешивому не захочется возвращаться в деревню (а Тонкий был уверен, что не захочется), то рано или поздно он сам догонит начинающего оперативника.
        Отъехав километров на пять, Тонкий поплелся еле-еле, давая браконьеру возможность себя догнать. Не оборачиваясь, он смотрел в зеркало: «Свет мой, зеркальце, скажи, где преступник?»
        Плешивый не показывался.
        Не то чтобы Тонкий нервничал (чего нервничать, куда от него денется этот браконьер?), но ему было одиноко на большой дороге. Браконьер ведь тоже компания, пусть и молчаливая, пусть и рыбок убивает. Тем более что впереди уже мелькали башенки местных небоскребов. Керчь, конечно, - не Москва, но тоже город немаленький. И дорога там не одна, потеряться - запросто. А найти браконьера - вообще нереально. Если он не успеет догнать Тонкого до города…
        Не успел. Солнце сверкнуло в окнах первого небоскреба, свистнул постовой, тявкнула городская собака. Не успел.
        На перекрестке Тонкий свернул в сквер, где они недавно отдыхали с Башкой и Димоном, плюхнулся на лавочку, прислонил мотоцикл рядом.
        Деревья были жиденькие, и дорога обозревалась прекрасно. Тонкий не пропустит фургон. Может, его хозяин только тем и грешен, что пристрелил не тех рыбешек да притащил их не в то место. Тонкий выследит его уже из принципа - слишком долго пришлось за ним гоняться, да и Башке будет неприятно узнать, что он зря пострадал в погоне. Ленка в лагере одна. Или тетя Муза уже вернулась? Надо было взять у сестренки мобильник…
        От нечего делать Тонкий стал считать проезжающие «Газели». Чаще всего попадались микроавтобусы (двадцать за полчаса), редкостью оказались бортовые с брезентовым тентом (всего три). Фургонов проехало шесть, из них два синих, но один с белой крышей, а другой с рекламой пиццы на борту. Машина браконьера как в воду канула. Начинающий оперативник Александр Уткин сидел на лавочке, ковырял в носу и надеялся на лучшее.
        Через час он пришел к выводу, что преступник его обхитрил. В город ведет не одна дорога, и подсолнухи - не противотанковые ежи. Если знаешь местность, сворачивай где хочешь и дуй через поле до другого шоссе. Оставалась надежда, что раз Плешивый сначала ехал к этому перекрестку, то ему и нужно именно сюда. Тогда он покатается и вернется с другой стороны.
        Шанс был ничтожный, ведь браконьер мог ехать на любой из сотен городских перекрестков, улиц, переулков, площадей и тупиков. Но другого шанса не было, и Тонкий ждал. Настоящий оперативник на его месте послал бы по сотруднику к рыбным магазинам и скорее всего уже задержал бы браконьера. Потому что жарко, а фургон без холодильника. Плешивому нельзя затаиться до завтра и даже до вечера. Он должен продать свою рыбу.
        И Плешивый вернулся. Тонкий не видел фургона, не слышал, как подошел браконьер. Откровенно говоря, он задремал, когда на плечо его легла рука:
        - Отдыхаем?
        Глава XXVI
        В компании с камбалой
        Тонкий поднял голову и остолбенел. Тот, за кем он следил, сам нашел его, сам подошел и заговорил первым. Это не обещало ничего хорошего. Не особенно надеясь обмануть браконьера, Тонкий выпучил глаза, выпятил подбородок и невинным тоном спросил:
        - А че?
        - Да так, - пожал плечами браконьер, - люблю, когда люди отдыхают. Они тогда спокойнее становятся и не лезут в чужие дела.
        Поражаясь собственной воле, Тонкий пожал плечами, мол, намек не понят.
        - Я тут школу прогуливаю, - выдавил он и прикусил язык: какая школа, лето на дворе!
        Браконьер с пониманием кивнул:
        - Я в твои годы часто прогуливал.
        «Ничего он мне не сделает. Люди кругом», - сказал себе Тонкий и встал:
        - Заболтался я с вами. Поеду.
        Браконьер молча смотрел, как он садится в седло мотоцикла.
        - Счастливо, - не веря своей удаче, попрощался Тонкий.
        А браконьер сказал:
        - Да куда ж ты без ключа?
        - Без какого? - не понял Тонкий.
        - А вот без этого. - Браконьер дотянулся до черной штучки на фаре. Тонкому она еще ни разу не пригодилась, и он про себя решил, что это выключатель. А браконьер штучку вытянул, и оказалась она головкой ключа зажигания. - Без этого, - повторил он, положив ключ в карман, и показал пустые руки.
        Фокус был проделан в замедленном темпе, для идиотов. От обиды и разочарования у Тонкого заплясали губы. Он был в седле! Сила двадцати пяти лошадей, упакованная в серебристую оболочку мотора, готова была унести его от опасности. Но эта сила оставалась беспомощной без маленькой, фигурно выпиленной железки, которую он позволил увести у себя из-под носа.
        - Поехали, прокатимся, - беззлобно сказал преступник и потянул его за руку.
        - Мотоцикл! Чужой! - дернулся было Тонкий.
        - Не угонят. Здесь милиция рядом, - ответил браконьер, и тогда Тонкий понял, что его не спасет никто.
        Фургон стоял буквально за спиной, в пяти шагах (надо было не дрыхнуть на посту). По скверу, по улицам шли прохожие, но, как назло, все были далеко. Докричаться-то до них нетрудно, однако пока они поймут, в чем дело, пока присмотрятся, пока подумают, стоит ли связываться, браконьер тебя упакует вместе с камбалой. Поэтому Тонкий дошел до фургона не дергаясь. Он уже прикидывал, как на ходу откроет дверцу кабины и вывалится под ноги первому же постовому. А Плешивый вдруг - раз! - и втолкнул его в кузов. Заученным движением, как ящик с рыбой. Дверцы захлопнулись, и стало темно.
        - Потерпи, здесь недалеко, - донесся приглушенный сталью голос браконьера.
        В нос шибануло рыбой. «Хорошо, если недалеко, - решил Тонкий. - А задохнусь - Плешивый будет отвечать».
        Для начала он ощупал дверцы, но ручки изнутри не было. Дохлой камбале она не нужна.
        Фургон потряхивало, Тонкий балансировал на полусогнутых ногах и упирался в стены, не решаясь присесть рядом с таким грузом. В щели бил свет, и немного погодя он стал различать своих душистых попутчиков. Камбала в коробках лежала штабелями, выпучив мертвые глаза, и невыносимо воняла. Удивительно, что один человек столько настрелял за утро. Может, он скупщик? Взял рыбу у одних браконьеров, добавил своей, поехал к Игорю с Ежиком… Версия любопытная, но сейчас Тонкого больше интересовало другое: НА ФИГ ОН СДАЛСЯ ПЛЕШИВОМУ?!
        Что ж, господа, самое время проанализировать ситуацию. Начинающий оперативник Александр Уткин ведет наблюдение за браконьером. Тот замечает слежку и… Отрывается. Все, можно забыть про Александра Уткина и ехать скорее продавать камбалу, пока не протухла. Так нет, ему зачем-то понадобилось отыскать А. Уткина и запихнуть его в свой дурацкий фургон… «Кому я нужен?» - горестно подумал Тонкий, и это была правда. Никому, кроме родственников, друзей и верного крыса. Так что скорее всего Плешивый его и не искал. Случайно наткнулся. Приехал по своим делам, а тут сидит на лавочке упомянутый Уткин, поджидает. Браконьер подумал, что его выследили, и Уткина сцапал, чтобы тот не сорвал ему сделку.
        Тонкий мысленно воспроизвел пейзаж, который наблюдал последние часы. Перекресток, сквер, две девятиэтажки, дома поменьше… Все первые этажи - в витринах, он хорошо разглядел книжный и еще большую вывеску «Будинок одягу». «Будинок» по-украински дом, насчет «одяги» у Тонкого не было никаких идей. Похоже на «бодягу» - мороку, иначе говоря. «Дом мороки»? Забавно, но не в тему. Рыбой там наверняка не торгуют. Надо потом обойти дома вокруг сквера и засечь рыбные магазины, рестораны - словом, точки, где у браконьера могут купить много рыбы. А через недельку, когда Плешивый успокоится и начнет все сначала, Александр Уткин за ним опять проследит.
        Фургон притормозил и, дважды громыхнув, перевалил через какое-то невысокое препятствие. Камбала ответила смачными аплодисментами; одна выскочила из коробки и шмякнулась под ноги Тонкому. «Опять», - подумал он, водворяя попутчицу на место. Это притормаживание-переваливание повторялось в третий раз. Сейчас будет четвертый… Точно! Опять двойное громыхание - передняя ось и задняя, - шлепки рыбьих хвостов. Склонную к побегу камбалу Тонкий на этот раз придержал в коробке. И начал считать, чтобы засечь время.
        Раньше он думал, что браконьер хочет завезти его куда-нибудь в поле, высадить и вернуться к покупателю рыбы. Но неизвестное препятствие подсказало Тонкому идейку поинтереснее: браконьер катает его кругами, чтобы сбить с толку. «Ты подкарауливал меня в сквере, думал, что мой покупатель где-то поблизости? А я тебя буду возить целый час, а потом сгружу рыбу. И тебе придется искать покупателя по всему городу». Неплохо придумано, только Александр Уткин тоже не лыком шит!
        На счете «триста» фургон притормозил-перевалил в пятый раз. На счете «триста десять» - в шестой. Препятствие было парным. Не люки - их можно объехать - и не трамвайные рельсы - где вы видели трамвай, у которого от колеса до колеса нужно ехать десять секунд на машине? Метров пятьдесят между ними… «Лежачий постовой» - сообразил Тонкий. Поперек дороги у их с Ленкой школы лежат этакие полосатые горбы, как половинки разрезанной вдоль колбасы. Между ними пешеходный переход. Самые отчаянные водители притормаживают, потому что с «лежачим постовым» не поспоришь. Если превысил скорость, сломаешь себе машину.
        В седьмой и в восьмой раз «постовые» попались под колеса на счете «шестьсот тридцать пять» и «шестьсот сорок восемь». Сомнений не осталось: браконьер возил Тонкого по кругу!
        Не прошло и минуты, как фургон остановился (еще одна зацепка: покупатель поблизости от «лежачего постового»). Щелкнул замок. Плешивый приоткрыл одну дверцу и влез в кузов, сразу заслонив собой проем:
        - Иди-ка сюда!
        Швырнуть ему под ноги самую скользкую рыбину и бежать! Тонкий потянулся за камбалой, как вдруг над ухом что-то захрустело, и он перестал видеть! Не понимая, что случилось, Тонкий схватился за лицо… И нащупал плотный бумажный пакет у себя на голове. Хотел сорвать, но Плешивый уже крепко держал его за руки:
        - Не дергайся! Вот ведь нетерпеливый какой!
        Браконьер выволок его из фургона и повел вниз по лестнице. Ступеньки Тонкий добросовестно сосчитал (восемь), дальше был лабиринт с пятью поворотами направо и тремя налево. Тонкий подозревал, что Плешивый специально вертит его больше, чем надо, - запутывает.
        - Сиди тихо! - Браконьер толкнул его в спину. Захлопнулась дверь.
        Глава XXVII
        Где брат?
        Многие девчонки мечтают о старшем брате. Чтобы делал за тебя уроки, убирался в твоей комнате, защищал, если надо. Ленка, у которой старший брат был, не понимала таких девчонок. В детстве она их молча била, не утруждаясь объяснениями, в школе - деликатно таскала за косички, а последние два года стала ограничиваться разъяснительными беседами на тему: «Старший брат - это гораздо хуже, чем ты думаешь». В самом деле: постоянно пасет: с кем ты гуляешь и где, вытаскивает за шкирку с дискотеки… И при этом оставляет за собой право свалить неизвестно куда на целый день и бросить тебя на малообитаемом полуострове.
        Сперва Ленка просто скучала. Тетя не звонила и не появлялась, так что совсем некому было скрасить Ленкино одиночество. Она тупо нарезала круги под чинарой, пиная колышки палатки, ворошила кострище, взметывая хлопья золы, загорала, купалась, играла сама с собой в «догони меня, кирпич», а тетя с братом все не шли. Когда подошло время обеда, Ленка начала беспокоиться: ключи от багажника с продуктами тетя зачем-то утащила с собой.
        Часов до двух она побеспокоилась, а после, когда желудок уже начал прилипать к позвоночнику, стала психовать. Тот, кто хоть раз видел психующую Ленку, уже никогда не будет бояться ураганов, землетрясений, контрольных и прочих радостей жизни. Один ее брат чего стоит: после тринадцати лет жизни с Ленкой под одной крышей он уже почти ничего не боится. Страшнее психующей Ленки может быть только мама (в те редкие дни, когда она дома) и тетя Муза.
        Тетя вернулась в четвертом часу, выругалась не по уставу и тут же полезла в палатку. Ленкин психоз ее волновал не больше, чем брошенный камушек - море. Ленка хорошо знала тетю и поняла, что обеда сегодня не будет, зато может быть головомойка, если пристать к тете с просьбами, не дав ей отдохнуть.
        Когда в палатке наступило затишье, Ленка вползла к тете и вынула из ее ветровки ключ от машины. Тетя лежала, закрывшись с головой. Пусть себе спит. Конечно, Ленке скучно одной, но в жизни каждого человека бывают моменты, когда самый приятный звук на свете - храп родных и близких. Например, когда эти родные не в духе. Обед Ленка и сама себе приготовит… Если, конечно, тетя не будет мешать.
        - Елена, - глухо прозвучало из спального мешка, - где твой брат?!
        - Уехал с дружками на мотике кататься, - быстро наябедничала Ленка и выскользнула на улицу. - С утра еще! - крикнула она, отпирая багажник.
        - С какими дружками? - Из палатки высунулась всклокоченная тети-Музина голова.
        - Из деревни, - сообщила Ленка, раскапывая в багажнике сухари. - Стоял, рисовал, а потом эти подъехали и увезли.
        Голова тети помоталась из стороны в сторону, то ли оглядывая окрестности в надежде разглядеть отсюда племянника с дружками, то ли разгоняя сон. Ленка, воспользовавшись перерывом, набила полный рот сухарей. А голова тети все торчала из палатки. Должно быть, она раздумывала о том, какой сорванец ее племянник, и еще о том, что долгие прогулки на мотоциклах до добра не доводят. Потом тетя разглядела рисунок на мольберте, в пяти шагах от палатки.
        - Где-то я видела эту рожу, - задумчиво изрекла она.
        Ленка пожала плечами. Она, как никто, знала: если врачи разделяют всех людей на больных, выздоравливающих и выздоровевших, парикмахеры - на заросших, подстриженных и лысых, то оперы, в том числе ее обожаемая тетя, - на подозреваемых, потерпевших и свидетелей. Из потерпевших, помнится, в разговорах упоминались только рыбы, из свидетелей - брат, а знать всех тетиных подозреваемых в лицо Ленка не обязана.
        - Вспомнила! - рявкнула тетя и выскочила из палатки целиком. - Ночной клуб!
        - Что - ночной клуб? - не поняла Ленка, но тетя только отмахнулась:
        - Сашка с ним знаком, не говорил?
        - Не-а.
        Тетя Муза сосредоточенно терла виски. Ленка поняла - она расстается с надеждой отоспаться. Сейчас опять поедет кого-нибудь задерживать и бросит Ленку одну… Так и есть. Дотерла и бодренько рванулась к машине.
        - Буду поздно, - бросила она, захлопывая дверцу.
        Но племянница уже была к этому готова. Она вцепилась в ручку и стала орать:
        - Я с тобой!
        Долго орала, целую минуту - не так-то просто сломить железную волю опера. Но можно. На шестьдесят первой секунде тетя сдалась и отстегнула «собачку».
        - Запрыгивай. Только сиди смирно! - процедила она и, как только племянница влезла на сиденье, рванула с места.
        Ленка не знала, куда они едут, зачем и кто сегодня получит пулю в лоб, но вопросов не задавала. Она видела тети-Музино лицо и предпочитала помалкивать. С таким фейсом только небоскребы взрывать, самолеты захватывать, а не рассказывать племяннице о нелегких оперских буднях. Нет, сейчас тетя ничего ей не объяснит.
        Они неслись по знакомой дороге в город, и Ленке только и оставалось, что, отвернувшись, изучать мелькающие виды за окном. Дома, деревья… Деревья, дома… Деревья и дома одновременно. Дома росли: сперва Ленка видела только одноэтажные избушки, потом все чаще стали попадаться здания с двумя и тремя этажами; и очень скоро она увидела первый местный небоскреб - они приехали в город. Тетя затормозила у китайского ресторанчика, где они совсем недавно лопали вареных мидий, и велела:
        - Иди к китайцам и сиди там, пока я не приду!
        Ленка скорчила мину: опять ее бросают одну!..
        - Там рыба дешевая, - заныла она, - уборщица говорила, хозяин покупает ее за копейки. Значит, она тухлая! - Она посмотрела на тетю, как червячок на рыбака, но «рыбачка» решительным движением сунула ей в карман несколько мятых купюр:
        - Иди, лопай тухлую рыбу, кому сказала! - Помолчала и нервно добавила: - Это не наказание, а оперативное задание, ясно?!
        Ленка молча повиновалась.
        Глава XXVIII
        Сумасшедший сынок
        Тонкий сорвал с головы пакет и огляделся. Если бы сейчас, как в рекламе, у него зазвонил мобильник и удивленный девчачий голос спросил бы: «Ты где?» - он и ответил бы, как в рекламе: «Я где?» Вариантов было уйма: склад, заброшенный дом, больничная кухня… Да все что угодно, кроме чердака (ступеньки вели вниз) и городской квартиры (ни обоев, ни окон, дверь одна и та заперта).
        Бетонный пол, по-школьному серые стены, большие металлические столы (не операционные ли?), горы стульев самых разнообразных форм и расцветок, одинокая продавленная кушетка в углу. Около кушетки зиял дверной проем без двери. Тонкий направился туда. Он не рассчитывал найти выход (Плешивый ведь тоже не дурак, знал, куда пленника запереть), а справедливо рассудил, что раз уж он заперт, то неплохо бы изучить всю территорию.
        За проемом оказался полутемный коридор без окон, мебели и прочих излишеств. Привел он к непрочной на вид запертой двери. В кино все, кому не лень, выбивают такие двери только так: навалился плечом - и путь свободен. Очень хотелось попробовать, так ли это просто, но для начала Тонкий приник ухом к замочной скважине.
        Он крепко нанюхался рыбы в грузовичке, и ему сперва показалось, что за дверью шумит море. Но когда он глянул в замочную скважину, выяснилось, что за дверью большая кухня, где все шипит, бурлит и воняет рыбой.
        Десятка полтора накрахмаленных поваров сновали вдоль ряда плит. Они переговаривались, помешивали поварешками, в общем, вели себя, как законопослушные работники общепита. Крикнуть им, что ли?
        Изображение в замочной скважине вдруг заволокло белым халатом. Едва Тонкий успел отскочить, как дверь распахнулась, и на пороге возник повар. Собой он занимал весь проем, а высоченный колпак, будто сделанный из взбитых сливок, подпирал потолок. Лицом повар здорово походил на бульдога - толстые щеки висели, как брыли, и под третий подбородок так и просился ошейник с шипами. Настороженно глядя на Тонкого, он вкатил за собой столик на колесиках и запер дверь. На столике красовались две тарелки, накрытые серебристыми колпаками.
        - Здравствуй! Как нас зовут? - Повар расплылся в фальшивой улыбке.
        - Не знаю, - оскорбился Тонкий. Противно, когда тебя запирают да еще и сюсюкают, как с маленьким ребенком или сумасшедшим.
        Бульдожье лицо повара огорченно вытянулось.
        - Ай-яй-яй! Такие большие, а не знаем своего имени! Ну, ничего, скоро выучим.
        - Да уж, пора бы, - согласился Тонкий, смерив повара красноречивым взглядом. Но работник питания и тогда не понял, что над ним издеваются.
        - А хочешь, мы тебе сделаем значок с именем, как у меня? - Выпятив грудь, он показал свой значок. Звали повара не по-русски: Чжоу Ли Ван. - Здесь написано «Дядя Митя», - сообщил он.
        До Тонкого дошло, что этот повар, наверное, очень одинокий или очень несчастный человек. Или у него нет детей, и он не знает, как с ними разговаривать, или все его друзья и родственники - психи. То и другое - не сахар. Пожалев повара, он беззлобно буркнул:
        - Саша я.
        - Ведь можем, когда захотим! Молодец, Саша! - в том же духе продолжал повар. - А я тебе покушать принес. Рыбку любишь? - И он снял серебристый колпак с тарелки.
        Тонкого перекосило. Это что, такой вид пыток? Сперва катают в грузовике с рыбой, а когда ты нанюхаешься на год вперед и сам весь ею провоняешь, приносят рыбу на блюдечке - кушай, дорогой!
        Повар понял его по-своему.
        - Не стесняйся, - он погладил Тонкого по голове, - захочешь добавки, я принесу. Ты только стучи громче. Хорошо?
        «В конце концов, привередничать в моем положении глупо», - решил Тонкий и ткнул в рыбу вилкой, чтобы не обижать повара.
        - Вас Плешивый ко мне послал?
        Повар скорчил строгую гримасу и картинно покачал головой:
        - Нехорошо про папу такие слова говорить!
        Тонкий остолбенел:
        - ПРО КОГО?!
        - Да ты не волнуйся, не волнуйся. Главное - здоровье. - Повар крепко взял Тонкого за руку и, таща за собой столик с позвякивающими тарелками, повел пленника по коридору. - Приедет доктор, посмотрит тебя, таблеточку выпишет. Сла-адкую, - приговаривал он. - А пока полежи, отдохни. Если что, зови меня.
        Тонкий пытался вырваться:
        - Какой еще доктор?
        - А детский, миленький, детский, - бубнил повар.
        Может, он того?.. Знакомые психи его заразили? Нет, решил Тонкий, чокнутому не разрешили бы готовить еду. Мало ли, что ему в голову взбредет.
        А повар притащил его в комнату, уложил на кушетку, подкатил столик и отошел, любуясь полученной картиной.
        - Плешивый мне не папа! Браконьер он! Поймал меня и привез сюда! - попытался объяснить Тонкий, уже примерно догадываясь, каков будет ответ.
        - Здоровье, Саша! - напомнил повар. - Разбазарить здоровье легко, а купить невозможно. Чем ты меньше будешь нервничать, тем скорее доктор тебя выпустит.
        Тонкий, обессилев, растянулся на кушетке. Комедия, господа! Плешивый привел к знакомому сына-шизофреника. Наверное, сказал, что его не с кем оставить дома, и добрый повар Чжоу Ли Ван, он же дядя Митя, согласился присмотреть за больным. И попробуй докажи ему, что он помогает браконьеру, когда на каждое твое слово как будто заранее наклеена бумажка: «Внимание! Бред сумасшедшего! Не верить!»
        - Вот мы и успокоились! - обрадовался повар. - Ты уж, Саша, потерпи до доктора.
        - А вы на самом деле дядя Митя или Чжоу Ли Ван? - спросил Тонкий.
        - Дядя Митя, конечно. Ресторан у нас китайский, вот и подобрали всем такие имена для колорита, - рассеянно ответил повар, поглаживая Тонкого по голове. И вдруг встрепенулся: - Ты читать умеешь?!
        - Это что! Я и считать могу. До десяти в минуты прояснений, - ответил Тонкий и отвернулся к стене. Повар был безнадежен.
        Когда он ушел, из кармана вылез притихший Толстый, перебрался на столик и стал уплетать браконьерскую рыбу.
        - Предатель! - поддразнил его Тонкий.
        Верный крыс был занят и не ответил. О том, чтобы послать его с запиской для тети Музы, Тонкий даже не думал - далеко, да и зачем? Не вечно же его будут здесь держать. Плешивый смотался если не навсегда, то надолго, а повар не нанимался Тонкому в гувернеры. До вечера подождет и выпустит. А Плешивый, может быть, еще в городе, да чего там, может, он даже за стенкой, не успел удрать…
        Нет, начинающий оперативник Александр Уткин не валялся без дела. Он придумывал, как убежать. Можно было простучать стены (а вдруг там потайная дверь?!), попробовать рыть подкоп вилкой… Но Тонкий не очень-то верил в эти методы. Сматываться удобнее всего через дверь. Первое, что пришло ему в голову: постучаться и, когда повар откроет, шмыгнуть мимо него на свободу. Остальные, кто на кухне, вряд ли посвящены в суть дела. Так что ловить его начнут не сразу. Но когда начнут, это будет нетрудно. Тонкий видел, какие там узкие проходы: пробежать и не отдавить кому-нибудь ногу просто нельзя.
        Плохо, что повар мужчина. С женщиной было бы проще: показал бы ей Толстого как пистолет - и свободен.
        Тонкий еще полежал, потом походил, потом вернулся к двери, посмотрел, послушал. Повара толпились у плит. Нет, мимо них никак не проскочишь. Он вернулся к двери, в которую втолкнул его браконьер. Она была железная. Тонкий подумал, что ловить здесь нечего, и посмотрел в замочную скважину: полутьма, коридор с цементным полом, ступеньки вверх, мусор на полу и надпись на стене: «Кристина дура».
        От нечего делать Тонкий стал сочинять романтическую историю о том, как эта Кристина сюда попала и обнаружила свою дурость. Не исключено, что она тоже выслеживала Плешивого, а тот выследил ее первым и запер здесь. Может быть, она пыталась рыть подкоп, звать на помощь или делала еще что-нибудь не менее глупое в данной ситуации. Тогда Плешивый не выдержал, вышел в коридор и, чтобы Кристине было видно в замочную скважину, написал, что о ней думает.
        Тонкий попинал дверь. Она ответила обиженным грохотом. Ведь есть же на свете люди, которые умеют отпирать замки заколками! В любом случае Тонкого бы это не спасло: заколки у него нет. Он повесил было нос и увидал под ногами… Спасибо, спасибо тебе, Кристина, хоть ты и дура! Под ногами валялась заколка, грязная, ржавая, но крепкая на вид. «Попытка не пытка», - сказал себе Тонкий и стал ковырять заколкой в замочной скважине.
        Иногда он чувствовал сопротивление каких-то пружин, один раз в замке щелкнуло - словом, работа кипела, но без всякого толку. Тонкий подумал, что Кристина, может быть, потому и дура, что ковыряла этот замок заколкой, когда его надо открывать вилкой. И стал открывать вилкой. Работа забила ключом! Тонкий исцарапал себе руки, нос и ухо, замок трещал, как счетчик в такси, и если не открылся, то только потому, что такие замки, наверное, не открываются вилками.
        Тогда Тонкий сообразил, что замочек-то накладной. Он против тех, кто захочет взломать его снаружи, а изнутри весь замок можно запросто отвинтить и снять. Заточив черенок вилки о цементный пол, он в третий раз подступился к упрямому замку. Дело сдвинулось с мертвой точки, два винтика уже гордо возлежали у его ног, оставалось еще четыре… И за этим занятием застал его неслышно подошедший повар.
        - Нехорошо двери ломать! - Он погрозил пальцем и опустился на корточки перед сумасшедшим: - Смотри, что ты наделал!
        Тонкий посмотрел. Было жалко пропавшей зря работы. Если б этот бульдог китайский пришел хоть на две минуты позже, он бы уже не застал здесь начинающего оперативника.
        - Я нечаянно, - ответил Тонкий, разглядывая царапины на руках. Нормально ответил. Для малолетнего шизика - в самый раз.
        - И кто теперь будет чинить? - Бульдог китайский сокрушенно качал головой. - Смотри-ка, поцарапался весь.
        - Поцарапался, - повторил Тонкий, рухнул на пол и - вспомним детство золотое! - Пальчик болит! - завопил начинающий оперативник, аккуратно долбясь затылком о бетонный пол. - Отрежьте, чтобы не болел!
        Бульдог китайский растерялся и потерял бдительность.
        - Сейчас йодом помажем, пощипет и перестанет, - ворковал он, оттаскивая Тонкого на кушетку. - Сейчас принесу, потерпи!
        Тонкий позволил себя уложить и великодушно согласился помолчать две минуты, но при условии, что дядя Митя побежит за йодом очень быстро . Он так и побежал. О-очень быстро, не тратя времени на запирание двери и прочую ерунду. А Тонкий прокрался за поваром и, когда белый халат китайца затерялся среди других таких же, шмыгнул в ближайший коридор. Свобода!
        Не факт, что начинающий оперативник выбрал кратчайший путь на волю, но что делать, не спрашивать же дорогу. Ноги разъезжались на жирном полу (помои здесь носят, что ли?). Тонкий поскользнулся раз, другой, не удержался и поехал, хватаясь за попадавшиеся на пути столы с кухонной дребеденью. Затормозить ему удалось, лишь вцепившись в приоткрытую дверь. На ощупь дверь была ледяная, и пахнуло из-за нее морозом и рыбой. «Холодильник», - сообразил Тонкий и хотел бежать дальше. Чего другого, а уж рыбки он нанюхался.
        - В этот раз будет по семь гривен, - сказали за дверью.
        Тонкий узнал Плешивого.
        Глава XXIX
        Опасно обижать браконьера
        Любопытство пересилило страх, и Тонкий остался смотреть и слушать. В щель он видел комнату без окон, с заиндевевшими трубами вдоль стен, много рыбы на полках и длинноволосого хмыря, одетого простенько и со вкусом: смокинг, «бабочка» и сверху ватник. Плешивого не было видно, но Тонкий не убивался из-за этого, потому что не успел соскучиться.
        - Обнаглел, Нептун? С какой радости?! - возмутился Ватник. - Ты всегда сдавал по пять!
        - Так ведь товар какой, Ленчик! - сказал Нептун, он же Плешивый. В поле зрения появилась его рука с увесистой камбалой. - Где ты еще возьмешь такой товар?!
        Ленчик достал из-под ватника пухлый бумажник, подумал и повторил:
        - Ты всегда сдавал по пять!
        - А ты всегда этим пользовался. Сколько раз ты повышал цены в своем ресторане? Ныл, что рыба дорогая, а брал у меня по дешевке. Нет, теперь будет по семь. Мне нужно по семь! - сказал Нептун таким жалким тоном, что лично Тонкий не усомнился бы: нужно, и еще как!.. А невеселая жизнь у браконьера. Милиции бойся, начинающего оперативника Александра Уткина бойся, да еще Ленчики платят сколько захотят, и никому на них не пожалуешься!
        Ленчик молчал. Похоже, доводы Нептуна были убедительными, но уступать ему все равно не хотелось. Он долго сопел так, что даже Тонкому было слышно, и наконец изрек:
        - Ты можешь мне объяснить, с какой радости?
        - Жизнь идет, цены растут. И я в карты продулся, - неубедительно добавил Нептун и разозлился: - Вообще, какое тебе дело! Я сказал по семь, значит, будет по семь! А не нравится, бери у рыбаков по десять!
        - Командовать будешь?! Здесь я хозяин! Захочу - возьму по десять! - окрысился Ленчик. И убрал бумажник.
        - Мне надо, - пролепетал Нептун.
        Тонкий вдруг понял, в чем настоящая причина спора, и даже пожалел браконьера: он ведь бежать собрался! Из-за него, начинающего оперативника Александра Уткина! Браконьерство - невеликое преступление; Нептун пропал бы на месячишко, отсиделся, и никто не стал бы его искать. Но жадный Ленчик не дает денег, и выходит полная труба морскому царю: катер отнимут, самого оштрафуют, а то и посадят… Что тут делать?
        И Нептун сдался.
        - Черт с тобой, давай по пять, - буркнул он.
        На этом и закончился бы торг, не окажись Ленчик выдающимся гадом. Победы ему было недостаточно, захотелось поиздеваться.
        - За эту партию ты ничего не получишь! - объявил он с торжествующим видом. - Будем считать это штрафом за то, что рога выставлял.
        - Лучше бы ты заплатил, - глухо сказал Нептун.
        - Что?! Угрожаешь?! - восторженно взвыл Ленчик, выхватил телефон и стал набирать номер. - Да я сейчас охрану…
        Нет, ей-богу, Тонкому было жалко Нептуна! Еще и по шее получит за собственную рыбу.
        Шмяк! - камбала величиной с колесо от «жигуленка» врезалась в физиономию дельца и сбила его с ног. Кишки повисли на ватнике, как аксельбанты. Тонкий наконец увидел в щелку Нептуна. Склонившись над Ленчиком, тот запустил руку ему за пазуху.
        - По семь, Ленчик! Я сказал, по семь!
        Тонкий сообразил, что браконьер сейчас побежит к выходу, и хорошо: дорогу ему покажет. Спрятался под столом и стал ждать.
        Нептуна не было с минуту - судя по всему, он честно отсчитывал деньги из Ленчикова бумажника. Наконец браконьер вышел из комнаты-холодильника, запер дверь на щеколду и побежал. Тонкий по стеночке шмыгнул за ним. Позади с грохотом и невнятной руганью бился в дверь наказанный Ленчик.
        Коридор петлял и ветвился. Без провожатого Тонкий проплутал бы здесь долго, а так бежал себе на цыпочках в нескольких шагах за браконьером. Тот спешил и не оборачивался. Ступеньки вверх (опять восемь!), поворот… За третьим или четвертым поворотом впереди забрезжил таинственный голубой… нет, синий… нет, фиолетовый свет. Меняя оттенки, он отражался в блестящем кафеле. А еще там негромко, но постоянно звякало, как будто десятки людей орудовали гаечными ключами. Все это здорово напоминало сценку из фантастического кино.
        Браконьер выбежал на голубой свет и сразу исчез, а Тонкий остановился и осторожно выглянул из-за двери. Он бы не удивился, увидев компанию инопланетян, ремонтирующих «летающую тарелку».
        Как ни странно, Тонкий почти не ошибся: тарелок там хватало, компаний было сразу несколько, причем отдельные представители могли бы сойти за инопланетян. Особенно один, в свисающем со спины галстуке. Его как раз вели мимо Тонкого. Пришелец упирался и немелодично пел свою инопланетянскую песню, состоявшую из одного звука «Ы».
        Ресторан. Столы, посетители, официанты, Ленка… «ЛЕНКА!!!» - спохватился Тонкий. Откуда она здесь?
        Нептун быстро шел через зал, и Тонкий рванул за ним.
        Глава XXX
        Взяли!
        - Сашка! - на весь зал завопила его легкомысленная сестра, понятия не имеющая о конспирации.
        Тонкий плюхнулся за первый попавшийся стол, схватил меню и сделал вид, что читает. Главное, не выделяться. Нептун обернулся на ходу, скользнул взглядом по залу… Тонкий совсем закрылся папкой с меню, но это его не спасло. Подскочила Ленка и стала вырывать у него папку, галдя что-то про тетю Музу, которая ловит браконьера, и: «Где ты был?! Я ждала, ждала!», и, наконец: «Ты че, Сань, выслеживаешь кого-то?!»
        Ору было на весь ресторан. Тонкий пытался сделать вид, что это шоу к нему не относится, и даже читал меню, скользя глазами по строчкам и ничего не понимая. А сестрица, канюча: «Сань! Ну, Саня же!» - рвала у него папку так, что сдвигала его вместе со стулом.
        Продолжать игру в конспирацию стало глупо.
        - Лена, ну в кого ты такая ДУРА?! - от души рявкнул Тонкий, отпуская папку.
        И встретился глазами с Нептуном.
        Браконьер уже стоял в дверях. Два шага - и его не стало видно. Еще полминуты - и он умчится на своем фургоне!
        - Я?! ДУРА?! - надувалась Ленка, готовясь закатить скандал.
        Тонкий вскочил и бросился к выходу. Сестра держала его за руки, тогда он схватил ее в охапку и потащил с собой.
        - Куда?! Я еще с официанткой не расплатилась! - визжала Ленка, но было поздно. Тонкий уже выволок ее на улицу.
        Нептун исчез. А сквер оказался рядом, в сотне шагов. За редкими деревьями Тонкий видел свою скамейку и рогатый руль Серегиной «Явы». (Значит, не ошибся начинающий опер Александр Уткин: браконьер возил его кругами.) Вскочить бы в седло, промчаться, заглянуть в каждый переулок. Но ключ зажигания остался в кармане у Нептуна.
        Чертыхнувшись, Тонкий побежал вокруг ресторана в надежде найти браконьера на заднем дворе. Не через парадный же вход он разгружал свой фургон. Ленка перестала виснуть на нем и пыхтела рядом, боясь опять потерять брата. Скандал из-за «дуры» она отложила и вообще помалкивала. Только раз, обогнав Тонкого и заглядывая ему в глаза, спросила:
        - Саня, это он?
        - Он, - подтвердил Тонкий, не выясняя, кого имеет в виду сестра.
        На углу он обернулся и увидел, что за ними семенит официантка в длинном китайском халате. Погоня разрасталась.
        Еще один поворот, и Тонкий увидел синий фургон.
        - Стой! - Он спрятался за угол и придержал сестру.
        Водительская дверца была незахлопнута, в кабине пусто. Может, Нептуну что-то понадобилось в кузове? Во всяком случае, у начинающего оперативника Александра Уткина появилось время подумать о своих дальнейших действиях. Вот появится сейчас браконьер, сядет за руль и… Что? Ложиться под колеса? Или приготовить платочек, чтобы помахать ему вслед? Тонкий опять подумал о ключе от мотоцикла. И о ключе от «Газели». Если Нептун оставил его в замке…
        - А платить кто будет?! - подбежала к ним официантка.
        Ленка сунула ей скрученные в рулон гривны, официантка стала их пересчитывать. А Тонкий, схватив сестру за руку, потащил ее к фургону.
        - Что случилось? - на бегу спросила Ленка.
        - Кабина открыта. Нептун, наверное, где-то в кузове копошится.
        - Какой Нептун, морской царь?
        - Ага, с гарпуном… Браконьер он. Мы с тетей вчера не тех взяли. Или не всех, если Игорь с Ежиком его сообщники, - ответил Тонкий. - А теперь тихо!
        Держась за руки, они подкрались к фургону. Ключ зажигания торчал в замке! Тонкий вытащил его и с наслаждением спрятал в карман. Око за око.
        - И тут никого! - заглянула в кузов Ленка. - Раз он ключ оставил, то сейчас вернется. Давай спрячемся.
        - Он уже не вернется, - вслух подумал Тонкий. Огляделся и увидел…
        Метрах в ста от них вдоль дороги прогулочным шагом шел браконьер с поднятой рукой. Он ловил машину.
        - Вон он, смотри, - показал Тонкий сестре. - Наверное, фургон сломался.
        - Или он хочет бросить свою засвеченную тачку и уехать на чужой, - предположила Ленка (не зря она смотрела «Криминал» по телику). - Сань, а мы-то что?! Садись за руль!
        Тонкий с содроганием вспомнил свою единственную поездку на тетином «жигуленке». Правда, с тех пор произошли кое-какие перемены: он за час научился водить мотоцикл, упустил на этом мотоцикле браконьера…
        Ленка пихалась, подталкивая его к кабине «Газели»:
        - Садись же, уйдет!
        Он зажмурился и сел.
        - Поймал! - влетела в кабину Ленка. - «Москвич», серый, в ту сторону поехал! - Она захлопнула дверцу и пристегнулась. - Ты чего не едешь?!
        Класса до пятого Сашку в школе звали не Тонким, а Длинным, потому что он был самым высоким в классе. Но в пятом к ним пришел новичок ростом уж совсем с колокольню. И тогда Длинным по праву назвали его, а Сашу переименовали в Тонкого. Это все к тому, что маленьким ростом Тонкий никогда не отличался, но сейчас в «Газели» почувствовал себя лилипутом. Ноги еле доставали до педалей, было неудобно сидеть, а как поправить сиденье, он не знал.
        - Поехали, а то его упустим! - зудела Ленка.
        Тонкий сказал себе, что «ноги коротки» - это не так страшно для сыщика. По крайней мере это не то же, что «руки коротки». Так что догоним браконьера, будь спок. И включил зажигание. Сцепление, первая скорость, сцепление - вторая, руль… Фургон колыхался на ухабистом дворике ресторана. Выехали на дорогу - стало легче. Сцепление, третья скорость, газ сбросить, сцепление, четвертая, газ!
        - Ты хоть номер запомнила? - без надежды спросил Тонкий.
        - Далеко было. - Ленка взяла его голову двумя руками и повернула. - Вон он, серый, смотри!
        Тонкий отвлекся от дороги и чуть не втемяшился в какой-то «Запорожец».
        - Соображай, я же за рулем! - отмахнулся он от сестренки. Повернул за «Москвичом» и подрезал все тот же «Запорожец». Водитель возмущенно загудел и вдруг отвалил в сторону, как подбитый. Наверное, разглядел, кто управляет сумасшедшим фургоном, и решил держаться подальше.
        «Москвич» ехал не торопясь, и Тонкий нагнал его на первом же светофоре. Оставалось потихоньку рулить за ним, соблюдая дистанцию. Если Нептун заметит погоню, ему ничего не стоит выйти из машины и надавать по шее надоевшим преследователям.
        Тонкий сам не понимал, на что рассчитывает. Раз Нептун задумал удирать, то едет скорее всего на вокзал или в аэропорт, в общем - вон из города. Так далеко вести его Тонкий не смог бы. Единственный в его жизни поворот чуть не закончился столкновением с «Запорожцем», а сколько их впереди, поворотов? Разумнее всего было бы тормознуть у ближайшего поста, сказать гаишнику, что на сером «Москвиче» едет браконьер… Но, во-первых, ГАИ - не рыбнадзор и не милиция, во-вторых - фиг ему поверят и уж точно самого упакуют за угон и вождение без прав. И все же…
        Сестренка пялилась в окошко и насвистывала - в общем, вела себя не как в погоне за преступником, а как в поездке на пикник.
        - Лен, мобильник у тебя?
        Сестренка беспечно покачала головой:
        - Зачем? Хочешь милицию вызвать? Так тебя первого и повяжут за угон.
        Что Тонкий больше всего ненавидел в сестре, так это ее умение читать мысли.
        - Я хотел тете позвонить, - буркнул он.
        - Я свой мобильник в машине забыла, так что у нее теперь их два. Выйди да позвони из автомата, - беззаботно сказала Ленка. - Только мы тогда браконьера упустим.
        - Лен выйди ты, а? - попросил Тонкий.
        Сестренка фыркнула:
        - Вы, значит, будете за ним гоняться, а я на дороге стоять, как дура! - Она говорила так, будто речь шла об охоте на зайца или о чем-нибудь не менее безопасном и увлекательном.
        - Ну, Лен…
        Долго спорить не пришлось. Обогнав фургон, вперед вырвался наглый «жигуленок» и встал поперек дороги. Тонкий затормозил и сильно приложился грудью о руль. Лоб, стекло и обе машины остались невредимы. Он поднял голову…
        Тетя! Не одна.
        Тетя Муза выскочила из машины и побежала к фургону. За ней, одновременно распахнув дверцы, вывалилось еще четверо в штатском. Тетя бежала, бежала… И остановилась. Узнала племянника. Кого она меньше всего ожидала здесь увидеть, так это его. Видели, как краснеют старшие оперуполномоченные? Жуткое зрелище! Четверо в штатском топтались у нее за спиной, и каждый на всякий случай держал правую руку за пазухой. Тонкий примерз к рулю.
        Тут, к счастью, Ленка высунулась в окошко и крикнула:
        - Серый «Москвич»! За три машины перед нами!
        Тетя кивнула, решительно ткнула пальцем в землю, мол, оставайтесь на месте, и, махнув своим, побежала к машине.
        Дальше все было, как в кино. Тонкий припарковал «Газель» у обочины, вылез и стал наблюдать. Шустрый «жигуленок» моментально обогнал «Москвич», подрезал его и заставил остановиться. Нептун побежал, четверо в штатском повторили свой фокус с одновременным открыванием дверей, и все наперебой завопили:
        - Стой, стрелять буду!..
        Браконьер остановился, его догнали, заломили руки и повели. Тем временим тетя задним ходом сдала свой «жигуленок», и все встретились у фургона.
        - Твой? - спросили у Нептуна, показывая на фургон. Тот промолчал.
        - Его, - пискнула Ленка, но оперы не слышали. Они подвели Нептуна к дверцам кузова, открыли… И очень нехорошо посмотрели на тетю.
        Фургон был пуст.
        - Он в китайском ресторане разгрузился, - спас тетину репутацию Тонкий.
        Украинский опер заглянул в кузов, втянул носом воздух, тронул мизинцем какую-то прилипшую к полу требуху.
        - Ты видел? - спросил он Тонкого.
        - Он много чего видел, - вмешалась тетя. - Я с ним еще разберусь!
        - И я, - буркнул Нептун, но ему никто не поверил.
        - Не дури, Нептун. - Один из оперов потрепал браконьера по плечу. - Садись, прокатим тебя на твоем аппарате. Ребята, кто с ним в кузове?
        - Подождите! - Тонкий подошел к Нептуну и, ничего не объясняя, достал у него из кармана ключ.
        - От мотоцикла? - разглядел опер, который нюхал воздух в кузове. - А какой тебе годик?
        - Я с ним разберусь, - повторила тетя Муза.
        И на этой радостной ноте расследование Тонкого закончилось.
        Украинские оперативники с задержанным уселись в фургон, тетя Муза стала подталкивать племянников к «жигуленку». Тонкий упирался:
        - Теть Муз, а как вы с Ленкой оказались в китайском ресторане? Ты все знала?
        - Что «все»? Я не господь бог и даже не его заместитель по розыску, чтобы все знать, - фыркнула тетя. - Выражайся яснее. Тебя интересует, как я вышла на цепочку сбыта?
        «Цепочка сбыта» звучало сильно, как в настоящих детективах. До Тонкого даже не сразу дошло, что речь идет о незатейливой сценке, которую он сам наблюдал полчаса назад. Нептун врезал Ленчику камбалой, отобрал у него деньги, вот и получилась цепочка сбыта.
        - Ага. На нее, - подтвердил он.
        - Это просто, как любое раскрытое преступление, - поскромничала тетя. - Я же видела Нептуна и Ленчика в ночном клубе, слышала, как они договаривались. Но в тот момент мне казалось, что затевается сделка с наркотиками. Из-за этой ошибки я неправильно оценила эпизод в подсолнухах. У меня на глазах Нептун оставил фургон с рыбой, а забрал его уже другой человек - подручный Ленчика, которого еще нужно выявить. А я уперлась в версию о наркотиках и ни о чем другом думать не хотела. Уже потом, когда с твоей помощью задержали браконьеров, я стала догадываться, что в фургоне могла быть и рыба. Но это было только предположение. Чтобы оно стало версией, по которой можно работать, не хватало хотя бы одного факта. И тут вы с Леной подкинули мне сразу два…
        Ленка скорчила непонимающую гримасу. Было ясно, что она знать не знает, какой такой ценный факт подкинула следствию. На всякий случай она показала Тонкому язык, мол, не ты один браконьеров ловил, я тоже не козявки трескала!
        - Сначала я увидела Сашин портрет Нептуна в лодке - на рабочем месте, так сказать, - продолжала тетя Муза. (Тонкий, само собой, показал язык сестрице). - И тут меня осенило: нужно установить по номеру, кто хозяин фургона. Я поехала в Керчь, и здесь подарок мне преподнесла Лена: рассказала, что хозяин ресторана покупает рыбу очень дешево. Правда, она говорила, что рыба якобы тухлая, - добавила тетя Муза, строго глядя на хихикающую Ленку, - но это уже мое дело - правильно оценить оперативную информацию.
        - Ясно: рыба дешевая, потому что браконьерская, - заключил Тонкий.
        Ленка уже смеялась в голос, глядя ему за спину.
        Тонкий обернулся и увидел.
        По обочине семенила знакомая фигура официантки в китайском халате.
        - Девушка, - кричала она издалека, - девушка, возьмите сдачу!
        Глава
        XXXI Как зовут Нептуна?
        Последние дни каникул всегда самые лучшие. Солнышко светит, море шумит, преступление раскрыто…
        - Я одного не могу понять, - рассуждал Тонкий, зарывая сестру в песок, - если он браконьер, то почему дельфины его так любят? Ты рисунок видела? С натуры.
        - Дельфины всех любят, - тоном знатока ответила тетя, - этому обормоту они еще и браконьерничать помогали.
        - Как?
        - Вспугивали со дна камбалу и подгоняли. Ему оставалось только стрелять.
        - А как же тот дельфин? На берегу? - не поняла Ленка.
        Тетя пожала плечами:
        - Может, он больной был, и Нептун его пристрелил, чтобы не мучился. Он мужик-то неглупый. Ему бы в цирке с дельфинами выступать. Или в дельфинарии.
        - А почему ж он тогда…
        - А спроси! - поняла незаданный вопрос тетя, вскочила и, театрально визжа, погналась за отходящей волной. Ей было стыдно, что она чего-то может не знать.
        Метрах в ста от берега плескалась стайка дельфинов. Они мурлыкали, щелкали, свистели и то и дело выкрикивали свое: «Егор!»
        - Теть! - позвал Тонкий. - А как Нептуна по-настоящему зовут?
        Тетя Муза повернулась, получила по голове набежавшей волной и, отфыркиваясь, крикнула:
        - Егор, конечно!