Библиотека / Детская Литература / Некрасова Мария : " Толстый Повелитель Огня " - читать онлайн

Сохранить .

        Толстый - повелитель огня Мария Евгеньевна Некрасова
        А если бы телефонные хулиганы звонили твоей бабушке? И предлагали бы почтенной старушке поучаствовать в выставке тараканов или на крышу подняться котов погонять? Начинающий оперативник Александр Уткин просто обязан вмешаться в это дело. Но что-то все время Саню отвлекает: то забравшихся в квартиру воров поймать нужно, то коварного поджигателя пекарни вычислить. Хорошо, что крыс по кличке Толстый, верный помощник сыщика, сумел раздобыть решающую улику! Теперь ясно: все эти события связаны между собой…
        Мария НЕКРАСОВА
        ТОЛСТЫЙ - ПОВЕЛИТЕЛЬ ОГНЯ
        Глава I
        Ваня - собиратель тараканов
        Вот так лежишь себе на диване, рисуешь, никого не трогаешь. Картина дивная вокруг: Ленка, сестра, в твоих дисках копается (сейчас она у меня получит, дорисую только), бабушка диктора в телевизоре отчитывает: «Не по средам, а по средам, так и не научилась, Кукушкина!», верный крыс под боком - карандаш догрызает, морда черная от грифеля. Спокойствие и умиротворение, короче, ништяк. И все это обрывается одним телефонным звонком! Вот так: «Дзы-ынь!» - и прощай, спокойный вечер.
        Ленка замерла у полки с дисками. Ее рука с альбомом «Рамштайн» вопросительно зависла в воздухе.
        - Положи обратно, - подсказал Тонкий, и Ленка послушно положила. Бабушка выключила громкость у телевизора, но подойти к телефону не решалась. Даже Толстый перестал грызть карандаш. Крысы чувствуют неприятности.
        А телефон звонил.
        - Я отвечу, ба. - Тонкий встал, но бабушка его остановила:
        - Не нужно, Сань. Я сама. Хочу выяснить, кто этот мерзавец. - Она потянулась через спинку кресла и включила «громкую связь»: - Слушаю!
        - Здравствуйте, Валентина Ивановна. - Тонкий узнал этот высокий мальчишеский голос и приготовился злиться. - Валентина Ивановна, вас беспокоят из общества разведения элитных пород тараканов. У нас завтра выставка за рубежом, могу я отправить туда пару ваших экземплярчиков?
        - Тебе делать нечего? - устало спросила бабушка.
        - Отчего же? - возразил незнакомец. - Я как раз при деле, выставку вот организовал. Так можно у вас одолжить парочку тараканов?..
        - Хватит людям нервы трепать! - призвала к порядку бабушка. - Иди учи уроки!
        - Какие уроки, Валентина Ивановна?! Я уже давно не школьник…
        - Незаметно. Прекрати названивать, а?
        - Да я разве названиваю? - делано удивился незнакомец. - Я вот только сегодня, по делу. Эта выставка очень важна для нашего клуба. Позвольте отправить туда парочку ваших жирненьких отменных тараканов. Пожалуйста!
        - Забирай хоть всех! - бабушка обреченно махнула рукой. - Надоели хуже горькой редьки. Всё?
        - Нет! - оживился парень. - Вам необходимо собрать справки для вывоза животных за границу…
        - Это насекомое!
        - Неважно. Записывайте: справка из психдиспансера…
        Вот тут бабушкины нервы и сдали. Она повернулась к телефону, будто он и предлагает ей принести справку:
        - Ты что городишь, валенок сибирский?! Какую справку тебе надо, сам справку принеси, тогда и разговаривать будем! Я узнаю, из какой ты группы, утконос щенявый, до пенсии у меня учиться будешь, если в армию не заберут! Не заберут, - ответила она самой себе. - Там такие пустобрехи не нужны. Что молчишь, смердюк безрогий?!
        - А я говорил, что вам нужна справка из психдиспансера, - включился парень. - Видите, я только начал диктовать, а вы уже волнуетесь…
        - Иди лифт нюхай, шаромыжник! - Бабушка с такой силой ударила по кнопке, что телефон подскочил.
        Нет, вообще-то она хорошая, русский язык в университете преподает, внуков не обижает, и вообще. Но если начнут звонить по десять раз в день и говорить всякие глупости, тут любой взбесится.
        Главное - учебный год только начался. Зимой после сессии бабушка бы мигом открыла свою тетрадку, увидела, у кого «хвост», и вычислила бы хулигана. Доводят преподавателей обычно младшие курсы, старшекурсники не тратят время на всякую чепуху, это еще больше облегчает поиск… Но год только начался. Первокурсники еще даже ни одного реферата не написали! И до экзаменов много времени. Никто из бабушкиных студентов не успел получить двойку и затаить зло на преподавателя.
        Тонкий швырнул планшет на диван и пересел в кресло рядом с бабушкой. Ленка уселась на подлокотник: она, конечно, дурная, но своих в обиду не даст.
        Бабушка сидела бледная и расстроенная, старательно делая вид, что смотрит немой телевизор.
        - Ты уверена, что он вообще из университета? - спросил Тонкий.
        - Да мало ли придурков на свете! - поддержала его Ленка. - Может, ты в трамвае с кем-то поссорилась?
        - Ага, - оживился Тонкий, - представилась по имени-отчеству и дала телефон: «Звоните, молодой человек, в любое время дня и ночи, продолжим нашу милую беседу»! Не дури, Лен.
        - Телефон он мог сам узнать, - огрызнулась Ленка. - Подсмотрел, как она идет домой, купил диск с телефонами-адресами…
        - Проследил за ней несколько вечеров подряд, чтобы установить, действительно ли она там живет или в гости к кому заходила… - поддержал Тонкий и неоригинально получил подзатыльник. Но хорошо хоть сестренка поняла, что говорит глупости.
        Конечно, все может быть. Может быть даже, Ленка права и такие маньяки действительно существуют в природе. Не исключено, что они ездят в трамваях и цапаются там с бабушками. Что тут такого, со всеми бывает! Однако шансы, что бабушке «повезло» нарваться на придурка, который вычисляет координаты неугодных попутчиков и названивает им со всякими глупостями, э-э-э… невелики.
        Бабушка вроде немного отошла. По крайней мере, отвернулась от телевизора.
        - Откуда он еще может быть, сами подумайте? Я, кроме работы, никуда и не хожу. На лавочке с бабульками не сижу, не знаю даже, как соседей зовут. Кроме Майи Дмитриевны, конечно…
        Она резко замолчала. Судя по лицу, пыталась представить, как престарелая Майя Дмитриевна, шкодливо хихикая, на цыпочках подбегает к телефону и, зажав нос прищепкой, чтобы изменить голос, по-мальчишески пищит в трубку: «Але! Валентина Ивановна? Пожалуйста, одолжите нам парочку тараканов для международной выставки…»
        Нарисованная картина показалась бабушке настолько абсурдной, что она испуганно замотала головой:
        - Чушь какая!.. Нет-нет, это кто-то из моих студентов хулиганит. Больше некому.
        Она включила громкость у телевизора, давая понять, что разговор окончен. Ленка посидела секунду на подлокотнике и вернулась к полочке с дисками. Толстый забрался Сашке на колени и приготовился доедать карандаш.
        - Перегрызи телефонный провод, а? - попросил Тонкий. - Родители и на сотовый позвонят.
        - Не сметь! - среагировала бабушка. - Мне могут звонить по делам, не у всех есть мой сотовый.
        - Так дай им номер!
        - Ага, чтобы все мне на трубку названивали!
        Вопрос был исчерпан. Тонкий не понимал, что за трагедия такая - ну будут все звонить на сотовый, входящие-то бесплатно! Только догадывался, что спорить с бабушкой - гиблое дело. Она сейчас придумает тысячу и одну причину, и каждая будет надуманной и попросту дурацкой. Но именно поэтому бабушку и не переспоришь. Трудно придумывать контраргументы там, где аргументов-то нет.
        А телефон опять зазвонил.
        - Я подойду. - Бабушка нажала «громкую связь» раньше, чем Тонкий успел возразить.
        - Але. Это коты.
        - Какие коты?
        - С крыши, - отвечал наглый студент. - Выключите эту дурацкую передачу, у нас от нее антенна шатается.
        Бабушка потянулась и правда выключила телевизор.
        - Всё?
        - Нет. Зачем вы дали Мурке валерианы?
        - Я?! - оскорбилась бабушка. Она очень переживала, когда ее в чем-то обвиняют. Пусть даже все обвинения - откровенное вранье.
        - Вы, - не смутился собеседник. - Мурка теперь пляшет джигу, и мы не можем уснуть. Топает громко по крыше, понимаете? Можно, мы отправим ее к вам?
        - Тебе делать нечего, зануда? - неоригинально спросила бабушка.
        - Зануда - женского рода, - неожиданно обиделся Неизвестный студент.
        - Спорим?! - оживилась бабушка.
        Студент смутился:
        - Э-э… Ну, Валентина Ивановна!
        - Что тебе, австралопитек?
        - Я - кот… Пожалуйста, заберите Мурку! Она так топает, так топает, вы не представляете! Васька вон с крыши свалился уже…
        - На лапки приземлится, - негуманно заметила бабушка. - Хрюкальник утрет и дальше побежит.
        - И вам его не жалко?
        - Да мне себя жалко, ятидреный хряп, что со стрекозлами дефективными время теряю! Спать давно пора!
        - Ну можно мы отправим к вам Мурку спать? - не сдавался студент.
        - Да-вай, - вздохнула бабушка. Тонкий подумал, что ее, наверное, уже здорово достали, раз она готова в одиннадцатом часу вечера принять в гости незнакомую пляшущую Мурку.
        - Только вам нужно самой за ней слазить на крышу. А то Мурка боится высоты!
        К такому подвигу бабушка готова не была. Но и ругаться, похоже, устала.
        - Ложись спать, шалопут. Завтра приду и всем поставлю двойки.
        - Мы - коты неграмотные…
        - Не булькай, пельмень! - бабушка нажала кнопку.
        Тонкий сидел в кресле. Толстый - рядом. Ленка медитировала возле полочки с дисками. Бабушка сидела, уставившись в черный экран телевизора. «Спокойной ночи» называется. И так - каждый вечер.
        Только не надо про АОН - бесполезное это изобретение, Тонкий уже убедился. Ставил на днях, ага. Номер хулигана не определяется, равно как и номера родителей, звонивших по ай-пи телефонии, бабушкиных коллег, звонивших из древнего телефона-автомата в коридоре университета.
        Не надо про «Отключить телефон» - бабушка уже сказала все, что об этом думает, ее не разубедишь.
        Автоответчик? Тоже ставили. Бабушка его отключила уже к обеду, потому что устала выслушивать и стирать монологи Неизвестного студента: «Вас приветствует Миусский телефонный узел. Завяжите свой телефон узлом и выиграйте бесплатную поездку в Миуссию»…
        Что еще? Милиция? Можно, конечно, да только… Милиция делает серьезное дело - каждый день с перерывом на обед раскрывает ограбления, кражи, разбои…
        А тут - какие-то коты с крыши! Несолидно, господа. Тонкий постеснялся бы идти с таким заявлением, и бабушка запретила: «Сами разберемся». Да и какой тут, извините, состав преступления? Даже под статью «Мелкое хулиганство» Неизвестный студент не попадает:
        Нецензурная брань в общественных местах, оскорбительное приставание к гражданам и другие действия (сильный шум и иное проявление эмоций, доведенное до крайности), демонстративно нарушающие общественный порядок.
        Конечно, читал это Тонкий, куда деваться! Полночи просидел в Интернете, а выяснил только то, что Неизвестный студент не нарушает общественный порядок. Поэтому заявление в милицию, конечно, примут, но все, что смогут сделать, - это вызвать пацана в отделение и поговорить на тему: «Зачем ты это делаешь?» Все! К тому же пранкеры (телефонные хулиганы) - народ грамотный, вычислить номер не так-то просто. Стоит ли отвлекать людей от работы ради душеспасительной беседы с придурком, который выставляет за границей своих тараканов, а свободное время проводит с котами на крыше?!
        - Ты что раскис, кулема? - бабушка тронула Сашку за плечо. Ругаться много она стала с этим Неизвестным студентом. По-старушечьи - не обидно, а все-таки… - Велика беда: позвонит и перестанет! Иди спать, вон уже носом клюешь. - Она взяла очки с тумбочки и побрела в свою комнату.
        Ленка тоже убежала, у нее свои дела: сейчас включит компьютер и будет полночи по «аське» болтать. А кому-то завтра в школу…
        Тонкий сгреб верного крыса, тоже пошел к себе и тоже включил компьютер. У него были дела поважнее. Бабушка правильно сказала: не будем подключать милицию, разберемся сами. Только сперва подсоединим наушники к колонкам, чтобы никого не разбудить. Проверим, плотно ли закрыта дверь в комнату. (А то вдруг войдет бабушка, увидит, что у нас на мониторе, да и обрадуется раньше времени!) Устроимся поудобнее в своем холмистом кресле, посадим на стол верного крыса для моральной поддержки и займемся, наконец, делом.
        Рунет - такой маленький, такой тесный. Прятаться будешь, ники менять, как перчатки, плавающий айпишник, то-се… А тебя все равно найдут! Найдут быстро, легко и непринужденно, за каких-то два-три дня. Просто потому, что ты - это ты.
        Потому, что ты учишься в бабушкином университете. (Не отмазывайся, это было ясно с самого начала. А сегодня еще кто-то неосторожно замялся, когда бабушка предложила поспорить, какого рода слово «зануда». Замялся, значит, знал: не со швеей на пенсии споришь, а очень даже с профессором, преподающим русский язык в университете.) А если ты - бабушкин студент, значит, хоть иногда появляешься на университетском форуме. Темы курсовых и рефератов, вопросы к экзаменам требуются порой даже самым отпетым хулиганам…
        Потому, что ты любишь мотоциклы и апельсиновый сок (о чем неосторожно сболтнул по телефону и написал в профайле).
        Потому, что часто употребляешь слово «поболтать», только пишешь его через «а». (Приметная ошибочка, согласись?)
        Потому, что вчера тебе поставили такой фингал, что ты теперь на улицу носа не кажешь, дабы не получить второй во время уличного фейс-контроля. (Об этом ты тоже неосторожно сболтнул по телефону, а еще записал в своем виртуальном дневнике, на который есть ссылка в студенческом форуме.)
        Потому, что, в конце концов, ты доводишь бабушку! А уж свою-то бабушку Тонкий ни с какой другой не спутает. Ты только вякни где в Рунете, что она сказала тебе вчера (только дословно, дословно процитируй!) - и дело в шляпе.
        Тонкий зашел на сайт пранкеров и открыл страницу со свежими файлами. Телефонный хулиган - он ведь не просто так время коротает. Разговор с жертвой записывается и выкладывается в Интернет, чтобы все могли посмеяться над тем, как ругается жертва. Тонкий сколько раз бабушке говорил: «Не разговаривай с ним, не ругайся, ему того и надо…» - все без толку.
        На сайте пранкеров был настоящий склад записей телефонных разговоров. Тонкий уже потратил две ночи, прослушал кучу файлов и, кажется, нашел…
        Из двухсот чужих разговоров пара десятков дала плоды: знакомый голос доводил то незнакомого человека, то знакомую поп-звезду: «Але, это коты!» И незнакомые люди, и знакомые поп-звезды ругали знакомый голос на чем свет стоит - две, десять, а кто и сорок минут. Голос довольно ржал.
        Незнакомым людям и знакомым звездам давались прозвища. Ими же часто и назывались файлы: «Балбес», «Балбес бредит». Рядом указывался автор. Так вот: автор всех файлов со знакомым голосом - некто Ваня. Вот ты и попался, Неизвестный студент! Может, конечно, и голоса похожи, и прикол с котами позаимствован, Тонкий это выяснит. И тогда…
        Новых файлов оказалось немного: со вчерашнего дня прибавилось всего-то пять. «Тараторка» (автор - Ник), «Тараторка болеет» (автор - Ник), «Боря» (автор - Санек) и… «Старуха», «Старуха-2» (автор - Ваня)!
        Нет, конечно, Тонкий не удивился. Он догадывался, что так будет, и даже ждал, когда же там этот Ваня докажет свою виновность, выложив в Сеть записи разговора с бабушкой… Но все равно запустил файл не сразу.
        - А ведь это студенты услышать могут. Еще плохому научатся, - сказал Сашка вслух то ли Толстому, то ли самому себе. Верный крыс сидел на столе у клавиатуры и грыз клавишу. Ему было решительно наплевать на то, каким ругательствам могут научиться студенты у преподавателя русского языка.
        …То, что, когда преподаватель заходит в аудиторию и сто человек с разных потоков начинают истерически ржать, цитируя его вчерашнюю беседу с пранкером, преподавателю, наверное, обидно.
        …То, что читать лекции такой компании, мягко говоря, затруднительно. И работать в коллективе, где все слышали, а кто не слышал, тот просто знает. И жить во дворе, где…
        - Дурак ты, Толстый! - Сашка надел наушники и все-таки запустил злополучный файл.
        - Добрый вечер. Вас беспокоит служба городской канализационной сети «Бултышка». Вы знаете, что у вас имеется задолженность за сентябрь?
        - Какая задолженность? - спросил хорошо знакомый голос. Бабушкин, ага.
        Странно было слушать бабушку в записи. Вроде она вроде как вчера говорит с Неизвестным студентом - те же слова, те же интонации. Только все равно не она. Не бабушка уже, а «Старуха» - жертва пранкера Вани, над которой теперь потешается весь мир.
        - За сентябрь! - лаконично ответил Ваня. - У вас есть сутки, чтобы оплатить счет, иначе ваш унитаз будет включен в режиме обратной промывки.
        - Это как?.. Да ты что городишь, шантрапа?!
        Тонкий остановил воспроизведение: слушать это дальше было выше человеческих возможностей. Да и зачем? И так все ясно: попался Ваня.
        Контакты пользователей не афишировались, оно и понятно: кому охота огребать за свои поступки от рассерженного внука жертвы! Ни «аськи», ни мыла - ни-че-го. (На форуме, кстати, тоже нет, видимо, не такой уж лопух этот Ваня.)
        Зато была возможность отправить личное сообщение любому из авторов сайта, чем Сашка и воспользовался. Только вот что написать?
        Здравствуй, Ваня!
        Ты обидел мою бабушку. Напиши, пожалуйста, свой адрес, чтобы я мог приехать, включить твой унитаз в режим обратной промывки, а также загнать на крышу твоего кота и заставить его плясать джигу.
        Да, и я обязательно добьюсь, чтобы твоих тараканов дисквалифицировали за неспортивное поведение на выставке.
        Жду с нетерпением.
        Саша .
        Ответит пранкер на такое письмо, как же! Ваня их небось получает пачками, каждый день по сотне штук. Нет, надо быть похитрее. Хочешь выцепить Ваню - умей вертеться.
        «Привет. Надо встретиться, поговорить, стучись в „аську“. Уже лучше. Только «аську» дадим не свою, а сделаем новую, с другими данными пользователя. Вместо «Надо встретиться, поговорить» напишем: «Давай встретимся». И прикрепим фотку какой-нибудь клевой девчонки. Только не известной артистки, а то Ваня мигом раскусит.
        Десять минут поисков, еще столько же - на создание новой «аськи», и - вуаля.
        Привет.
        Давай встретимся. Стучись в «аську».
        Номер новенькой «аськи» и фотка. Чудненько! Когда окрыленный Ваня явится на встречу с девчонкой, у которой Тонкий позаимствовал фотку, его будет ждать сюрприз. Даже два… Нет, три! Парню девятнадцать лет (судя по данным на студенческом форуме), убедить его больше не лезть к бабушке будет не так-то легко. В одиночку Тонкий наверняка не справится. Возьмем с собой Федорова и Фомина (они дерутся здорово), тогда и убедим.
        Тонкий нажал «отправить», открыл новенькую «аську» и стал ждать. Интересно, этот Ваня в Сети или нет? В «личке» этого не видно. А то, может, он сопит себе в две дырочки, а Тонкий тут сиди до утра!
        Сашка выдернул наушники из колонок, чтобы услышать, как пискнет «аська», встал. За стенкой храпела бабушка (еще чуть-чуть, и она будет отомщена). За другой - стучала по клавишам Ленка. На столе у Сашки - Толстый, тоже тиранил клавиатуру. Особенно его привлекала крупная клавиша «капс лок». Уж он ее грыз! Уж он ее тянул!
        Тонкий взял нож для бумаги, подковырнул и вытащил клавишу. Верный крыс подхватил ее и тут же утащил в свою клетку. Пусть сгрызет, если хочется. Как мало нужно для счастья, если ты - крыса!
        От нечего делать Сашка сходил в кухню - поискать человеческого счастья, и не нашел. Сгрызть можно было только черствый позавчерашний пирожок, а все остальное - разогреть или приготовить. Во жизнь!
        Тонкий смотрел в черноту кухонного окна и жаловался про себя невидимому собеседнику. Бабушку достают, счастья в холодильнике не наблюдается, учебный год начался, а хочется, чтобы продолжалось лето. Летом все пранкеры на югах пузо греют и никто не достает бабушку.
        Невидимый собеседник не подавал признаков жизни. Даже ветка не шевельнулась за окном. Тонкий обиделся.
        - Ты - идиот! - сказал он вслух и даже испугался собственного голоса. Слишком громко получилось в спящем доме. - Тебе жалуются, а ты молчишь, - добавил он тише и услышал ответ.
        - Стоять! - кричали в мегафон, с улицы. - Что в сумке?! Поставь на землю и открой!
        Испугаться Тонкий не успел, подбежал, прилип к оконному стеклу, закрывшись ладонями от света холодильника. Под окном стояла патрульная машина с выключенными фарами, в двух шагах от нее - парень с большой сумкой. Сумку он поставил, расстегнул, как было велено. Из машины вышел милиционер, сверкнул фонариком на сумку, козырнул и ушел обратно в машину. Парень поспешил ретироваться. Все. Проверка документов, экспресс-обыск - ложная тревога. Вот и поговорили.
        Или нет? Патрульная машина, конечно, может стоять, где ей вздумается, но… Может быть, она ждет кого-то конкретного? Тонкий слышал краем уха, что у них в подъезде за один сентябрь были две квартирные кражи. Слышал в разговоре подъездных бабулек и подойти переспросить, ясно, постеснялся. Может, и врут они все. Может, патрульная машина здесь просто так стоит? Может, стоит по делу, но по другому.
        В комнате запищала «аська», вот и Ваня!
        Тонкий захлопнул наконец холодильник и поспешил в Интернет. На полпути обернулся и сказал невидимому собеседнику:
        - Все равно, ты - идиот! - Настроение было по-прежнему гадким.
        Глава II
        «Нармальный» Ваня
        Ваня был в своем репертуаре: многословен, безграмотен и хамоват.
        - Здорово! Давай пабалтаем, если хочеш.
        - ДАВАЙ, - ответил Тонкий и сам испугался собственного текста. Оторванный «капс лок» валялся в клетке Толстого. Сашка нажал на то, что осталось от клавиши, но ничего у него не вышло.
        - МЕНЯ ЗОВУТ ИРА. А ТЕБЯ?
        - Ваня. Ты блондинка, Ира?
        - А КАК ТЫ ДОГАДАЛСЯ?
        - Дык! Нискажу.
        - НУ И НЕ ГОВОРИ! - обиделся Тонкий. Не мог же он сказать, что «капс лок» съела крыса. Хотя почему бы и нет? Хоть заинтересуем этого Ваню своей чумовой оригинальностью.
        - МОЙ КАПС ЛОК СЪЕЛА КРЫСА.
        - Фига се! Ты что, в тюрьме? Или в деревне?
        - В МОСКВЕ Я, РАССЛАБЬСЯ. ЗДЕСЬ ТОЖЕ КРЫСЫ ВОДЯТСЯ.
        - Ты бомж? Из падвала?
        - САМ ТАКОЙ! - обиделся Тонкий. Ничего себе манеры у этого Вани! Может, он потому и развлекается телефонным хулиганством, что у него друзей нет? Кто ж захочет с таким общаться?
        - Шучу, - поспешил оправдаться Ваня. - Она у тебя дома, что ли, живет?
        - УГУ.
        - Пригласишь пазнакомиться?
        - Я ЛУЧШЕ С НЕЙ НА СТРЕЛКУ ПРИДУ, - угрожающе ответил Тонкий. Ваня даже забеспокоился:
        - А она нам не помешает?
        - СМОТРЯ КАК ВЕСТИ СЕБЯ БУДЕШЬ.
        - Да ладно тебе! Я нармальный!
        Тонкого согнуло пополам. Жаль, бабушки рядом нет, она бы тоже посмеялась. Вряд ли у нее таких «нармальных» полкурса, это же редкость, е-мое!
        - ТАК МЫ ВСТРЕТИМСЯ? - взял Тонкий быка за рога.
        - А куда ты так торопишься-то? - забеспокоился Ваня. - Что ли, в армию уходишь?
        - ШУТОЧКИ! - возмутился Тонкий. - МЫ НЕ В ИЗРАИЛЕ. ЧЕГО КОМПЬЮТЕР МУЧИТЬ, КОГДА МОЖНО В ОФЛАЙНЕ НАГОВОРИТЬСЯ?!
        - А я, может, не хочу! - соригинальничал Ваня. Ну-ну. Не хочет он. И поэтому в два часа ночи терзает «аську», вместо того чтобы спать, как все нормальные люди.
        - КАК ХОЧЕШЬ! - показал Тонкий женскую гордость.
        Пусть не воображает себе этот Ваня, век бы его не знать! В «инвизибл» уйти, что ли, пускай помучается? Сказано - сделано.
        Увидев красный цветочек «аськи», Ваня повел себя неоригинально. Сашка даже стал подумывать, не лечь ли спать - больно зевота замучила. За первые пять минут бойкотирования от Вани пришло около пятнадцати сообщений со словом «Неабижайся». Потом - десяток бородатых анекдотов, один за другим. На одиннадцатом Тонкий не выдержал и послал Ване скупой смайлик, чтобы тот не терял надежды. И тогда Ваня сломался:
        - Завтра в шесть на Арбате, у стены Цоя.
        - ДОГОВОРИЛИСЬ, - ответил Тонкий и даже нашел в себе терпение попрощаться. - Я ПОЙДУ СПАТЬ, ПОКА.
        Чудны дела твои, Всемирная сеть!
        Глава III
        Вредный саксофонист
        Федоров и Фомин - Сашкины одноклассники, хотя бабушка зовет их просто «шантрапа». Учатся неважно, школу прогуливают, в свободное от получения двоек время тусуются в подвале. Но Тонкий всегда их уважал: балбесы, конечно, те еще (Федоров - особенно), зато в сложной ситуации на них действительно можно положиться. Например, минувшей зимой, когда пропал Толстый, Федоров с Фоминым облазили все окрестные подвалы и переловили там, наверное, всех крыс… Ну, чтобы Тонкий мог опознать свою, они ж не знали, какую ему надо!
        Вуколову тоже взяли с собой: она дерется здорово, и бабушка ее уважает. (Вот бы ты у меня так учился!) Для прикрытия Людка хороша опять же: «Да, я вас так прикрою своим могучим корпусом, за моей спиной все трое поместитесь!»
        Вообще, это почти правда: за вуколовской спиной запросто могут спрятаться Тонкий и Федоров (а вот Фомину места уже не хватит). Но Людку взяли с собой не за этим. Кроме шуток: увидев компанию ребят, Ваня может заподозрить неладное и сбежать. А вот компания ребят с девчонкой вряд ли вызовет у него нездоровые мысли о врагах и кровопролитии. Девчонки редко ездят разбираться с телефонными хулиганами, так что Вуколова для их компании как шапка-невидимка. Не «Армия кровожадных школьников приехала на разборку с одним пранкером», а вовсе даже «Мирная тусовка вышла погулять».
        Хотя Федоров, например, сомневался в качестве их маскировки.
        - Ты не боишься, что Ваня заметит нас раньше и убежит? Увидит: вон сколько народу пришло - и деру! А мы его даже узнать не успеем, Ваню этого!
        Он горланил на весь Арбат под учительское шиканье Вуколовой. Сашка подозревал, что уже все Вани, какие есть в радиусе сотни метров, его услышали. Может, еще и не разбежались, но уяснили наверняка: Федоров пришел их бить и пощады не будет.
        Тонкий терпеливо смотрел под ноги в надежде, что Вуколова сама все объяснит неразумному Федорову. Она и объясняла:
        - Он ведь послал фотку девчонки, Федь! Ваня и будет стоять, высматривать, как дурак, девчонку. А мы, в свою очередь, будем стоять в сторонке и высматривать того, кто, как дурак, высматривает девчонку… - похоже, она сама запуталась, но виду не подала. - Да, еще у него фингал, вот тебе и примета!
        - Фингал - это хорошо, - солидно заметил Фомин, опять-таки на весь Арбат. - Если у человека фингал, значит, он привык отвечать за свои поступки! Такой человек не станет убегать и прятаться - по себе знаю.
        Тонкий осторожно хихикал: на лице Фомина было прямо-таки написано, что за свои поступки он отвечает регулярно и сполна. Да и поступков совершает немало - очень деятельный субъект! Если бы еще он не орал…
        - Слушайте, вы, по-моему, всех окрестных Вань распугали, - буркнул Сашка, но его никто не услышал.
        Арбат, буднично малолюдный, все равно шумел. Где-то впереди бренчала гитара, двое парней неподалеку шумно рассказывали анекдоты своим немногочисленным слушателям. Немногочисленные слушатели хохотали, заглушая музыку. У стены Цоя - тоже народу немного: двое парней в рваных джинсах, трое парней в целых джинсах и девчонка, вообще в юбке. Напротив старичок играл на саксофоне, собрав вокруг себя слушателей человек пять.
        - Во! - загорланил Федоров, тыча пальцем в собравшихся у стены. - Кажется, Ваня - один из этих!
        Двое из компании обернулись, но Тонкий успел сгрести Федорова с Фоминым в охапку и перетащить их на другую сторону улицы. Встали очень удачно: прямо напротив саксофониста. А мы что, мы ничего! Стоим слушаем. Давно, кстати, стоим, вы просто не замечали. А тот придурок, который орал, что один из вас - Ваня, это не Федоров, нет. Он уже ушел, и вообще он вам приснился.
        Вуколова их догнала и молча встала рядом. Фомин с Федоровым на секунду притихли, уставившись на саксофониста, но быстро пришли в сознание. А эти двое, когда в сознании, совсем не могут стоять молча.
        - Ты че, Санек? - не понял Фомин. - Конспирация, что ли? Да мы им сейчас без конспирации наваляем, если не скажут, кто из них Ваня!
        Тонкий подумал, что Фомин и правда наваляет, он такой. Вот только Вани среди тех у стены может и не оказаться. Видно же, что одна компания. Вряд ли Ваня на стрелку с девчонкой берет с собой друзей.
        - Его там нет, - решительно выдал он. - Стоим, слушаем, ждем, пока подойдет.
        - Откуда ты знаешь? - не унимался Фомин.
        Вуколова шикнула, и он замолчал, но, кажется, поздно. Если кто-то здесь и не слышал воплей Фомина, так это старичок-саксофонист из-за своей музыки. Но он как раз меньше всего походил на Ваню.
        Все остальные, включая компанию у стены, нервно поглядывали на ребят и озирались, словно в поисках Вани.
        Тонкий невозмутимо смотрел на старичка и думал, что все, спалились. Если Ваня здесь и был, то он уже давно их услышал и убежал далеко. Вуколова старательно делала вид, что слушает саксофон. Федоров и Фомин откровенно скучали.
        Тонкий краем глаза все поглядывал, что творится у стены. Поняв, что драться к ним пока не лезут, парни и девчонка встали полукругом и мирно болтали между собой. Точно - компания. Кажется, никто из них не ждал неизвестную Иру, которая, может быть, и не Ира даже, но нам без разницы, лишь бы ждали. Может, конечно, статься, что Ваня - один из них. Просто пригласил девчонку из «аськи» на свое тусовочное место. А что: когда друзья рядом - не так страшно.
        Осмелев, Тонкий повернулся и, прячась за Вуколовой, стал разглядывать компанию. Нет, никого с фингалом среди них не наблюдается, хотя некоторые стоят спиной… А двое, между прочим, в темных очках, да таких, что не разглядишь, есть там фингал или нет. Не видно даже, есть ли вообще глаза или это инопланетный ногоглаз маскируется под человека.
        Тонкий тронул Вуколову за рукав и показал глазами на компанию:
        - Темные очки видишь?
        Она кивнула и уставилась на эти очки, словно и правда надеялась что-то разглядеть под ними. Тонкий покачал головой, и Вуколова его поняла:
        - Подойти надо ближе. Только осторожно и по одному.
        Собственно, Тонкий так и собирался сделать, но ему нужно было сперва заручиться поддержкой армии.
        - Держи Федорова с Фоминым. Я пошел.
        Быстро, чтобы Вуколова не успела осознать, какой труд на нее свалился, Тонкий отошел от старичка с саксофоном и осторожно побрел мимо стены Цоя. Может быть, удастся заглянуть под темные очки. Или хоть послушать, о чем говорят.
        - Прихожу, а концерт уже начался, никого не пускают. Ну я - в окно. Все с решетками, только одно - без. Я - к нему! В форточку пролез, открыл шпингалет… - парень театрально вздохнул. - Сам, конечно, дурак: не посмотрел сперва, куда лезу…
        - Женский туалет?
        - Хуже! Комната охранника!
        Девчонка вяло хихикнула, остальные, похоже, и не улыбнулись. Компания стояла хороводом, причем те, что в очках, - к Тонкому спиной, увидеть их лица можно было, только промылившись в центр хоровода типа «каравай». Ну или забравшись на стену.
        Тонкий расстроился и пошел себе мимо: нельзя же так стоять и пялиться на людей. Особенно после того, что устроил Фомин.
        Пройдя метров сто, Сашка развернулся, чтобы еще разок продефилировать мимо компании. Ну и что?! Он, типа, гуляет.
        - Захожу на кухню: кот на карнизе, глаза - перепуганные! Мать на табуретку с ногами забралась…
        - Мышь?
        - Сосед. Всю кухню нам залил, сволочь.
        Тот, которому залили кухню, кстати, в очках и стоит к Тонкому боком. Что ж, правый глаз - точно без фингала. Еще три раза пройти мимо, замечая каждый раз по новому глазу, - и мы узнаем всю правду.
        - Санек! - крикнул в спину Федоров, и Тонкий прибавил шагу.
        - Санек, ты куда?
        Тяжело Вуколовой держать этих двоих, но она справится. Лишь бы поменьше орали, вот уже парни в компании оборачиваются… И второй глаз цел у залитого. Теперь надо рассмотреть, что под очками у другого.
        Другой словно прочел Сашкины мысли, встал спиной и не желал оборачиваться даже на вопли Фомина:
        - Санек, ты че, уходишь?! Эй, а мы? Ну, Людк, ну скажи ему, че за дела? Мы че, слили, что ли? Я не согласен, эй!
        Старичок опустил саксофон. Похоже, его достали.
        - Если он сейчас не заткнется, я инструмента не пожалею! - Для убедительности он погрозил Фомину саксофоном. - Из-за тебя ж людям ничего не слышно!
        - Извините, мы уже уходим! - Вуколова спешно оттаскивала парней от саксофониста, ища глазами Тонкого.
        - Вот и уходите! - разошелся старичок. - Люди музыку слушать пришли, а не твои вопли хрипатые! Ща как двину трубой!
        Вуколова подхватила парней и бегом нырнула в какое-то кафе. Тонкий секунду постоял, соображая, что делать, и решил, что надо торопиться. Пока эти чумовые не набедокурили в кафе, нужно отыскать Ваню. Осталось-то - увидеть глаза второго парня в очках. Парень, кстати, смотрел на Сашку в упор, но глаз-то не видно!
        Тонкий - человек не гордый, он медленно дошел до конца Арбата, посмотрел, что продают художники, послушал музыкантов, развернулся и пошел обратно, в надежде, что уж в этот раз…
        Надежды оправдались, но как-то не так. Один из компании (не тот, не очкарик) заметил его метров за десять, сделал знак своим: «Подождите» и вышел навстречу. «Доигрались, - решил Тонкий. - Надо было сразу оттаскивать Федорова с Фоминым подальше, пусть бы потом подошли. А теперь…»
        - Парень, знаешь, какой сегодня день?
        Сашка невольно вздрогнул. В кино обычно спрашивают, который час, и сами же отвечают: «Время получать по шее». После чего по шее же и дают. Видимо, этот, в рваных джинсах, решил соригинальничать и объявить не время, а, скажем, «День разбитых носов» или «Праздник черного фингала».
        «Вообще-то, не страшно, - думал Тонкий, с умилением наблюдая через огромное окно, как Вуколова одной рукой зажимает Федорову рот, а другой усаживает Фомина за столик. - Не страшно, со мной армия. Только и у рваных народу прибыло».
        Да, пока он гулял, к тусовке у стены присоединились еще трое, без очков, без фингалов, зато шириной с полторы Вуколовых… Будет смешно, если это все Ванины друзья.
        - Так какой сегодня день-то? - наседал этот, в рваных джинсах.
        Тонкий уже подумывал, сразу ему врезать или подождать. Но на всякий случай ответил:
        - Понедельник.
        - А вот и неправда! - просиял парень. - Сегодня день смерти Виктора Цоя, мы собираем на свечки. Дай десятку, а?
        Если бы не вновь прибывшие амбалы, Тонкий рассмеялся бы, не стесняясь. А он-то думал Ваня умный, Ваня с армией пришел, бить его будет! А Вани нет, зато есть всякие в рваных джинсах, которые стреляют у прохожих на пиво, а сами повод придумать не могут.
        - День рождения Цоя в августе был, ты что?!
        Парень разулыбался, как историчка, которой в кои-то веки ответили правильно.
        - Правда! А ты, вообще, Цоя уважаешь или просто так подошел?
        - Просто так, - честно ответил Тонкий, и зря. Улыбка у парня сползла и шмякнулась об асфальт. По крайней мере, Тонкий вздрогнул от этого неслышного шмяка. Парень набрал в грудь воздуха, огляделся - свои рядом - и торжественно произнес:
        - Тогда и гуляй отсюда!
        - А че, нельзя?
        - Нет. Я сказал.
        Тонкий не понял, кто, когда и что успел и какую развил при этом скорость, но за спиной послышались до боли знакомые голоса:
        - Ты че, опух?
        - Совсем?!
        Федоров и Фомин. Вырвались из кафешки. Хотя, может, Вуколова и сама перестала их удерживать, видя, что дело плохо.
        Если Рваный и растерялся, то на пару секунд, пока из-за спины не подошли его приятели:
        - Это кто?
        - Кони в пальто! - рявкнул Фомин. - Улица не купленная, ясно тебе?!
        Вуколова ничего не говорила, просто стояла рядом. Тонкий лихорадочно разглядывал компанию: теперь все были к нему лицом и достаточно близко, чтобы разглядеть: нет ни одного фингала, нету! Но, кажется, это ненадолго…
        Первым ударил вроде бы Федоров. Тонкий не разглядел, чья это рука вылетела из-за спины, мазнула его по уху (нет, не оторвалось) и врезалась под глаз джинсовому парню. «Теперь ты будешь Ваней», - подумал Тонкий, получая в челюсть и отдавая по ноге, потому что выше уже не доставал. Нога, как выяснилось, принадлежала Вуколовой, но Людке, месившей чей-то широкий живот, было решительно наплевать на такие мелочи. Фомин отбивался от обоих очкариков, короче, все при деле, один Тонкий полеживает себе на асфальте.
        Чей-то ботинок промелькнул у самого лица. С железной пластиной, между прочим, мало не показалось бы. Надо вставать. Уцепившись за подвернувшуюся штанину, Тонкий встал и присоединился к драке.
        Тяжелее всех приходилось Вуколовой. Первым делом Тонкий разбил ее противнику нос, переключив внимание на себя, а уж потом подумал, что так нечестно. Двое дерутся - третий не мешает. Хотя если дерутся всей толпой… Он получил под дых, и мысль оборвалась. Разглядывая носки ботинок, беспорядочно топтавшихся по асфальту, Тонкий заметил, как тихо все дерутся. Никто не ругался и не кричал, все только сосредоточенно сопели и старательно держали дыхание. Только старичок со своим саксофоном все портит:
        - Врежьте этим, врежьте! И этой дуре…
        Тонкий опять получил под дых и решил не отвлекаться. Выпрямимся, вдохнем (ох, как это трудно!) и вперед: замах - удар, замах - удар, не забыть увернуться от подлетающей ноги, а то…
        - Еще раз здесь увидим, вы - трупы! - джинсовый парень пнул согнувшегося пополам Фомина и почему-то сам пошел восвояси. Остальные - за ним.
        «Вот так заканчиваются драки. Быстро, бесславно и в самый неподходящий момент, когда ты только разогрелся». - Тонкий перевернулся на бок, встретился взглядом с Фоминым. Федоров лежал и смотрел в небо, вид у него был самый безмятежный, только разбитый нос портил картину. Вуколова, единственная, стояла на ногах и потирала ухо. Фомин счастливо улыбнулся Тонкому и выдал:
        - Че, Санек, мы выиграли?
        - Вообще-то, мы валяемся на асфальте, - попробовал возразить Тонкий.
        - Да, но ушли-то они! - парировал Фомин, и Тонкий не стал его разубеждать. Зачем портить человеку настроение, тем более что человек, похоже, легко не отделался. Правое запястье у Фомина стало вдвое больше левого, и шишка, похоже, будет. Вуколовой разбили ухо, Федоров выглядел целеньким и бодрым, но, пока поднимался с земли, так гримасничал, что сразу было видно: помяли, и еще как. Себя Тонкий пока не видел, но догадывался: домашний фейс-контроль он сегодня не пройдет. В смысле: без лекции о вреде драк домой не пустят.
        - Легко отделался, - оценила Вуколова, и Тонкий сразу повеселел. Если физиономия цела - вечер обойдется без нотаций. С одним Ваней, который обязательно позвонит. А что: он жив-здоров, на стрелку не пришел, да и назначил ее у стены Цоя, где фанаты всегда не прочь подраться. А Тонкий-то размечтался, что перехитрил его! Так, значит.
        Сашка попробовал встать, но тут же охнул и согнулся пополам. Ребра! Не какие-нибудь, а слева, те, что он уже ломал весной. Вот невезуха! Как же его припечатали-то крепко! Федоров с Фоминым взяли его под руки и поставили. Вдох-выдох, каких-то полминуты, и Тонкий смог разогнуться. На ногах стоит - уже хорошо. Федоров придирчиво оглядел его и оценил:
        - Нормально. Только дыши пореже и будешь жить. У меня такое было в тот год, ничего, прокашлялся. - Он хлопнул Тонкого по спине так, что у него слезы навернулись, и довольно напомнил: - Мы же победили!
        Тонкий закашлял, ребро закололо: здравствуй, давненько я про тебя не вспоминал! Был здоров, не кашлял, а тут раз - и вспомнилось! Благодаря Ване. Поймаю - убью.
        Нет, ну как подставил-то, а?! Если бы и правда пришла девчонка, подождала бы себе и ушла (хотя все равно - свинство). Вряд ли эти в джинсах стали бы до нее докапываться. Но пришел Тонкий с армией - и получил. Без всякого Ваниного участия, что и обидно. Ваню, может, и поколотили бы. Хитрый Ваня, умный Ваня. А все равно - дурак.
        - Получили? - ехидно спросил старичок и снова уткнулся в свой саксофон.
        Вуколова как-то нехорошо на него посмотрела.
        - Он вроде меня дурой назвал?
        - Ага, ага! - закивал довольный Федоров. - Пойдем разберемся?
        - Нет! - Людка поймала его за шиворот. - Хватит нам на сегодня.
        - Ну, он мне не нравится… - промямлил Фомин, и Тонкий мысленно с ним согласился. Хам старичок тот еще: на пацанов рявкнуть - ладно (тем более на таких, как Федоров и Фомин), но подстрекать во время драки да еще назвать Вуколову дурой… Она не простит!
        - Мне тоже не нравится, - честно ответила Людка. - Но бить мы никого больше не будем. Стойте здесь, а лучше - зайдите в кафе, не раздражайте клиента. Я сейчас. - Она развернулась и пошла дальше по Арбату.
        Сашка молча взял парней за плечи и повел в кафе. Столик у окна не заняли, и надо было спешить, чтобы не лишать себя зрелища. Войдя в кафе, Федоров и Фомин рванули к столику и уставились в окно, как в театре. Тонкому хватило терпения дойти до прилавка, взять себе фруктового чая… Место он занял вовремя, только сел и увидел: Вуколова возвращается, неся в руках сетку с чем-то желтым.
        - О! Она че, в него яблоками будет кидать? - удивился Фомин.
        Тонкий хлебнул чаю (кислятина!) и поправил:
        - Лимонами. Не будет, я ее знаю.
        Вуколова и правда не собиралась ничем кидаться. Она встала напротив саксофониста и спокойно слушала музыку. Саксофонист играл. Повесив сетку на руку, Людка достала один лимон, вытащила из кармана перочинный ножик и принялась этот лимон чистить. Саксофонист играл. Людка чистила: аккуратно, «цветочком», разделила на дольки.
        - Че, брызгаться будет? - недоумевал Фомин. Тонкий только пожал плечами: он сам не понимал, что такое затеяла Вуколова.
        Людка между тем взяла дольку лимона и принялась ее жевать, отчаянно морщась. Старичок смотрел на нее во все глаза, но продолжал играть. Тонкий хлебнул чаю и от души посочувствовал Вуколовой: лимон-то покислее будет. Людка прикончила дольку и принялась за вторую. Она даже не постеснялась жестом предложить лимончика своему соседу-слушателю. И он взял! Теперь они оба морщились.
        - Она так и будет стоять и лопать кислятину? - не выдержал Федоров. - В чем прикол?
        Тонкий пил кислющий чай из солидарности, но тоже ничего не понимал.
        - Блин, да на нее смотреть кисло! - не унимался Федоров. - Я сейчас слюной захлебнусь, фу!
        И тогда Сашка понял! На Вуколову смотреть кисло - факт. И кисло не только Федорову с Фоминым, но и саксофонисту. А саксофон, между прочим, духовой инструмент. Сложно на нем играть, когда слюной захлебываешься.
        Подтверждая его догадку, старичок опустил саксофон и что-то сказал Вуколовой. Людка пожала плечами, то же самое сделал ее сосед. Остальные слушатели принялись что-то доказывать старичку красноречивыми жестами. Похоже, они защищали Вуколову: есть лимон - не преступление, и слушатели совершенно не могли понять, что это саксофонист капризничает, почему он перестал играть и чем ему не угодила Вуколова.
        Попрепиравшись (жаль, отсюда не слышно!), старичок снова взялся за саксофон, но поиграть сумел совсем недолго…
        - Че ему не нравится? - не понял Фомин.
        Тонкий объяснил, как сумел, и под дружный хохот приятелей пошел выручать музыканта. Людка - девушка умная, и приколы у нее такие же, но только хорошего понемножку.
        Когда Сашка подошел, она уже принялась за второй лимон и, чтобы не болтать с набитым ртом, молча протянула Тонкому дольку. Пришлось взять. Кислятина переполнила рот и отразилась на лице, причем у саксофониста - тоже. Он опустил инструмент и вежливо, как смог, попросил:
        - Уйдите, а?
        - Идем, Люд, - пожалел старичка Тонкий. - Домой пора.
        Федоров и Фомин, все еще смеясь, выходили из кафешки. Битые, зато веселые. Ваню так и не встретили…
        - Здорово! - хором оценили Федоров и Фомин. Вуколова польщенно кивнула.
        Они отошли наконец от старичка и направились дальше по Арбату, в сторону метро. Хорошо, вообще-то, погуляли. Только вот ребра болят.
        - Не огорчайся, Сань, - ни с того ни с сего сказала Вуколова, и Тонкий прекрасно понял, о чем она, потому что и правда огорчился.
        - Ваню-то не встретили…
        - Ну и что! - оптимистично заявила Людка. - Во-первых, его даже сейчас по «аське» можно выманить. Написать: «Я ждала, ты не пришел, вредина!» - и так далее. Ну, чтобы он подумал, будто это правда девчонка. А во-вторых, ты бабушке его творчество не показывал?
        - Смеешься?! Она со стыда сгорит!
        Вуколова замахала руками:
        - Не записи, а вашу болтовню по «аське». Почерка там, конечно, не видать, но ты говорил - ошибок много?
        - Да! - оживился Тонкий. - И ошибки такие приметные - «пабалтать» не каждый дурак напишет, здесь нужен особый дар! Бабушка тем более узнает сразу, на то она и преподаватель… Людка, ты гений!
        Вуколова уставилась на асфальт под ногами.
        - В крайнем случае, она ведь может провести диктант по нужным словам. Тогда сразу станет ясно - кто. Ну если это, конечно, ее студенты, а не кто-то посторонний.
        - Ее, больше некому, - успокоил Тонкий. - Сегодня же покажу!
        Впереди сверкали грязные спины Федорова с Фоминым. Досверкали до метро и остановились.
        - Может, пешком? - обернулся Фомин. - Погода-то какая!
        Тонкий пожал плечами, типа «я не против», Вуколова кивнула. Ну и правильно! Ну и прогуляемся, на радостях-то. Погода хорошая, Ваня - двоечник, что его и погубит в ближайшие несколько часов. Жизнь налаживается!
        Глава IV
        Несговорчивый профессор
        Ключ в замке не поворачивался, значит, бабушка уже пришла. За годы жизни в Москве она так и не оставила деревенской привычки оставлять дверь незапертой, когда сама дома. Тонкий с Ленкой сперва пытались бороться, но быстро поняли, что зря. За бабушкой можно только молча запереть дверь, заставить бабушку самой повернуть ручку замка - невозможно. Этой привычке много лет. Бабушка с гордостью рассказывает, как соседки по студенческому общежитию пытались приучить ее запирать дверь. Они ворвались ночью с воем и в масках, вооруженные бутафорскими пистолетами из кружка самодеятельности. Бабушка тогда отделалась легким испугом, а вот соседки еще долго с ней не разговаривали. Перепуганная бабушка решила дорого продать свою жизнь, и разбойникам не поздоровилось. Утром их было легко опознать по цветастым синякам.
        Старая это привычка, как сама бабушка. Она пережила спектакль соседок по общежитию, потом нотации от дедушки, от детей. Много лет многие люди ругались и вопили: «Закрой!» Но ничто не сломило деревенского духа. Бабушка, как много лет тому назад, продолжала оставлять дверь незапертой. Что ей внуки со своим ОБЖ! Что ей квартирные кражи!
        Тонкий нажал на ручку, вошел и начал разговор с умным человеком:
        - Надо же! Бабушка опять дверь не закрыла! А старушки у подъезда говорили: в нашем доме за последнюю неделю было несколько квартирных краж. Какая непростительная неосторожность…
        - Брешут твои старушки, - среагировала бабушка, хотя Тонкий к ней специально не обращался. Он честно разговаривал сам с собой, зная, что с бабушкой бесполезно беседовать о незакрытых дверях. - Врут все. Одна кража у Майи Дмитриевны и была позавчера, а они уже раздули: «Не-е-сколько, за неде-е-лю!» Врут.
        Тонкий кивнул: «Хорошо». Ну то есть хорошо, что одна. Хотя Майю Дмитриевну жалко. Она работает вместе с бабушкой, иногда заходит за ней по утрам. Веселая такая, не скажешь, что преподает экономику. Непонятно, что именно домушники хотели украсть в квартире преподавателя, но обидно же!
        - Как она сама-то?
        - Сейчас отошла вроде. Говорит, вынесли всю технику, даже холодильник. Днем, пока она была на работе. И как не лень-то было: с пятого этажа, без лифта.
        - Ничего себе!
        Что тут говорить: действительно чудно. Загадочные преступные умы, не постижимы они ни для бабушек, ни для подростков. Вот почему их понесло именно к Майе Дмитриевне?! В подъезде есть люди побогаче, и квартиры их пониже пятого этажа, и тоже днем никого не бывает дома. Ан нет, понесло бедолажных за стареньким холодильником на пятый этаж, когда на первом новеньких полно…
        - Да как в анекдоте, прости господи! «Ограбили квартиру на пятнадцатом этаже. Вынесли рояль и штангу». Она уже не знает, рыдать или смеяться.
        Сашка кивнул, действительно, и смех и грех. А самое смешное, что эта кража не могла быть случайной. Что ли, проходил человек мимо, увидел незапертую дверь, как у бабушки, да и вынес всю бытовую технику в кармане?! То-то. Спланирована была кража, и действовал не один человек, и грузовик небось под окнами ждал… Вот и пойми после этого загадочную преступную душу!
        Хотя если в каждом дурацком поступке искать глубинный смысл, то можно бог знает до чего доискаться, а правды все равно не узнать. Кража была одна, и произошла она у Майи Дмитриевны, точка.
        - Милиция приезжала?
        - Вчера. Ищут.
        «Группу идиотов, торгующих подержанной бытовой техникой», - подумал Тонкий. А вслух он не нашел, что сказать, и не сказал ничего, молча стал переобуваться.
        Зря, потому что бабушка еще не ушла и, конечно, заметила испачканные джинсы. Конечно, присела и стала разглядывать грязные подтеки, порванный рукав и заодно Сашкину страдальческую физиономию: чтобы разуться, надо присесть, а это больно, когда ушиблено ребро. Наконец, бабушка озвучила свою догадку:
        - Дрался?
        Ну что за человек! Двери не запирает, хоть в подъезде и кража, в драках уличает, хоть лицо и не помято… Стало почему-то обидно: за нее ж беспокоятся и в драку лезут, а она!..
        - В футбол играл, - соврал Тонкий. И тут зазвонил телефон.
        Не дав бабушке опомниться, Тонкий в одном ботинке влетел в комнату и схватил трубку:
        - Слушаю!.. И повинуюсь, - ляпнул он, сам от себя не ожидая.
        До боли знакомый голос хмыкнул и ответил:
        - Не будет ли любезен уважаемый джин пригласить к телефону Валентину Ивановну?
        Тонкий хотел ответить, как в мультике - про шашлык, но подумал, что это будет недостаточно грубо. А что будет достаточно? И зачем? Чтобы возглавить хит-парад пранковских файликов?! Сомнительная слава. Тонкий дотянулся до пульта, врубил телек. Какой-то музыкальный канал - очень хорошо. Добавил звука, положил рядом трубку и вышел. Пусть Ваня послушает музычку, это успокаивает.
        Бабушка стояла прямо за дверью, угрожающе скрестив руки:
        - Что ты ему сказал?
        - Ничего. Музыку включил.
        Бабушка заглянула в приоткрытую дверь за Сашкиной спиной, увидела: трубка лежит, музыка играет, и возмутилась:
        - Это же неприлично! Тебе звонит человек, а ты…
        Все-таки бабушки - удивительные люди. Их изобрели специально, чтобы внуки не соскучились. Они могут пичкать тебя пирожками, а через минуту говорить, что сладкое - вредно. Могут ругаться как сапожники, но падать в обморок при слове «дурак». Могут закопать на даче все яблоки (слишком много в этом году, не увезем) и купить на рынке точно такие же (надо же в город фруктов привезти). И при всем при этом они будут правы. Всегда. И не спрашивайте, почему, этого никто не знает. Даже сами бабушки.
        - Ба, да ты что?! Он тебя доводит, ты ругаешься - это нормально. А музыку включить уже нельзя?
        Бабушка поджала губы:
        - Может быть, он по делу позвонил, а ты не дал сказать.
        - Самой не смешно?
        - Нет. Подойди и возьми трубку.
        Тонкий не стал спорить, подошел, взял, услышал частые гудки и с чистой совестью повесил трубку над рычагами, ловко подсунув под нее карандаш. Из коридора не видно, что трубка не лежит, и не слышно. Зато так спокойнее. Развернулся и быстро пошел назад, чтобы бабушка не вошла за ним.
        - Он уже отключился.
        - Ну и ладно. Так ты, говоришь, полюбил футбол?
        - Какой футбол?
        - Так и знала, что никакой! Дрался, отвечай?
        Вот так прокалываются сыщики. Неожиданный вопрос, необдуманный ответ - и про тебя все известно. Вопросы, наверное, задают специально обученные бабушки. Конечно, можно попробовать отбрехаться:
        - Мы с Фоминым банку пинали. Вот я и сказал: «Футбол».
        - Синяков тебе тоже Фомин наставил? Вот я на него в милицию!..
        - Нет! Подожди! - Тонкого уже утомила эта игра в разведчиков. - Пойдем, я тебе кое-что покажу.
        - Сперва скажи, с кем подрался.
        - Да блин!
        - Ты можешь употреблять бранные слова. В конце концов, это такие же лексические единицы, как и все остальные. Но изволь делать это своевременно и пра…
        - Сдаюсь, сдаюсь! - Тонкий картинно поднял руки. - Гуляли на Арбате с Федоровым, Фоминым и Вуколовой. К нам пристала компания фанатов Цоя, мы подрались. Довольна?
        - Теперь верю, - бабушка удовлетворенно кивнула. - Если понадоблюсь, я у себя в комнате. - Она развернулась, чтобы уйти. Ну что за человек! Сперва всю душу вымотает, а потом: «Я у себя в комнате». Эй, а ошибки как же?!
        - Подожди! Я должен тебе кое-что показать!
        - Что? - обернулась бабушка.
        - Увидишь, пойдем.
        - Опять играешь в секреты? Мне некогда, меня ждет целая куча тетрадей.
        Нет, ну как вам это нравится?! Когда бабушка почем зря гробила время на воспитательную работу, эта куча ждала и не шелестела. А теперь, когда речь идет о действительно важном…
        - Не куча, а стопка, - кротко поправил Тонкий. - Это ее тоже касается. Пойдем, а?
        - Ну что с тобой делать? - бабушка картинно вздохнула. - Ты просто вьешь из меня веревки. Пойдем, чего уж. Только быстро, тетради ждать не будут.
        «Проверятся сами», - сердито подумал Тонкий, но вслух только крикнул:
        - Мигом! - И первый скакнул в свою комнату.
        Ничего, сейчас бабушка увидит эти ошибки, забудет обо всех на свете тетрадях!
        Сашка включил компьютер, мучительно долго топтался рядом, ожидая, пока загрузится. Бабушке как раз хватило времени дойти и сесть рядом.
        - Мультфильм какой-нибудь?
        - Нет, сейчас… - Тонкий открыл «хистори» новой «аськи», развернул во весь экран и кивнул: - Смотри, какие ошибки.
        - Отвратительные, - глянула мельком бабушка. - Все?
        - Тебе не знакомы?
        - Что?
        - Ошибки. У твоих студентов таких нет?
        - Встречаются, но не все сразу. А что?
        - Это Ваня, ба. Телефонный. Посмотри в тетрадях, а?
        Сначала бабушка молча рассматривала экран. Потом несколько раз пролистнула туда-обратно их содержательный диалог. Рассеянно спросила: «Что за Ира?», только кивнула, услышав ответ (в другое время прочла бы нотацию). Потом сказала:
        - Это не мой студент, Саш. У меня таких грамотеев нет и быть не может. Хотя… Похоже, добрую половину ошибок он делает специально.
        - То есть?
        - Прикалывается, - непедагогично объяснила бабушка. - Вот, например, мягкий знак после «Ш» - то есть, то нет. Он не такой безграмотный, каким хочет казаться. По пунктуации все чисто, есть только орфографические ошибки. Они заметнее, вот он и развлекается. По-моему, он даже не первокурсник.
        - Второй курс, - поддержал ее Тонкий. - Смотри сюда.
        Он открыл форум университета, где Ваня был под другим ником, но по-прежнему оставался Ваней. Парнем, который любит мотоциклы, апельсиновый сок (о чем неосторожно сболтнул по телефону) и пишет «пабалтать».
        Бабушка сперва не поняла: «Смотри, тут же подпись другая», но стала читать, и возражения кончились. Ничего компрометирующего Ваня не писал, так, интересовался темами рефератов (не был на этой лекции), спрашивал старшекурсников, что будут сдавать в четвертом семестре. Но «пабалтать» говорило само за себя. Плюс мотоциклы с апельсиновым соком. И фингал!
        - Есть у тебя студенты с фингалом?
        Бабушка посмотрела на Тонкого, как на двоечника.
        - У меня на втором курсе четыре группы. Полторы сотни человек в аудитории. Как в театре. Я на трибуне, они в зале. С фингалами, ирокезами, фиксами… Я каждого разглядывать должна?
        Тонкий пожал плечами: не хочет - пусть не разглядывает. А вот и еще зацепочка…
        - Смотри: он не знает темы рефератов, значит, на этой лекции не был. Ты ведь отмечаешь отсутствующих?
        Бабушка уже листала свою тетрадку-кондуит, бормоча себе под нос:
        - Второй курс, темы рефератов я давала на «Сложном синтаксическом целом»…
        Тонкий бесстыже подглядывал через плечо и первый заметил: «10.09. Сложное синтаксическое целое». Тезисы для лекции, темы рефератов и…
        - Вот, смотри, список отсутствующих!
        Список был на две страницы: два столбика в алфавитном порядке бабушкиным размашистым почерком - человек тридцать. Вычитаем девчонок, и остается всего-то пять фамилий. А может, и меньше: Гришко и Чмирь под вопросом. Тонкий потыкал в них пальцем:
        - Это парни?
        - Гришко - да. - Она встала и с вызовом посмотрела на Тонкого: - Что ж, пойду загляну в их тетради. Хотя «пабалтать» - приметная ошибка, я бы запомнила.
        - Я с тобой! - ляпнул Тонкий и прикусил язык. Утомительное это занятие, друзья, - проверять тетради второкурсников, особенно когда сам еще школу не закончил. Преподаватель справится и один. Но что попрошено, то попрошено, отказываться уже неудобно.
        - Идем. Посмотришь на чужие ошибки, заодно сам подтянешься. Видела я твою пунктуацию, - она кивнула на монитор. - Позорище. Идем-идем.
        Тонкий вздохнул, ругнул себя за длинный язык, вытащил из клетки верного крыса (все не одному страдать) и поплелся за бабушкой.
        Месяц - это очень много. Это двадцать рабочих дней, это восемьдесят учебных часов. Двадцать четыре из них - бабушкины. Каждый час - это страница диктанта (остальное время - конспекты, слава богу, для них у студентов другие тетради). Четыре человека, по двадцать четыре страницы диктанта у каждого. Девяносто шесть страниц, сорок восемь листов. Это ж целая толстая тетрадь! Или четыре тонких по двенадцать листов. Много.
        А почерки! Тонкий натурально сломал глаза, выискивая в студенческих каракулях знакомое слово. Нет, не нашел. Но когда бабушка закрыла последнюю тетрадь, стало почему-то легче.
        Ошалевший от количества бумаги Толстый дегустировал тетрадь Гришко. Получил от бабушки по носу, принялся за Иванова. А у пранкера - ник Ваня…
        - Ну что ж, - бабушка сняла очки, - больше всего я думаю на Иванова. Чистая пунктуация, безобразная орфография. Но моветонов таких, как «хочеш пабалтать», у него нет.
        - Здесь вообще слов таких нет, - сник Тонкий: вроде близко к правде, вроде многое сходится, а вот главного доказательства не нашли. - Может, ты им диктант устроишь на эти слова? «Что ли», «пазнакомиться», «нармальный».
        - «Нармальный» есть, - подхватила бабушка. - Опять-таки у Иванова. А диктант? Саша, я не вправе самовольничать из-за того, что мне, видите ли, звонят! Есть учебная программа. Из-за этого горе-диктанта у меня не останется времени на действительно нужные упражнения. К тому же, по-моему, и так все ясно.
        Она сняла очки и стала протирать их уголком халата. Усердствовала при этом так, будто стирает остывший воск или толстый слой клея. И лицо у нее было соответствующее: гримасничала, будто хотела протереть очки насквозь, раздавить стекла…
        Тонкий понял: Иванову завтра не поздоровится. А еще подумал, что человек мог и присутствовать на лекции, просто не успел записать все темы рефератов. Или поленился. Или опоздал. Или вообще - не хотел писать этот реферат, пусть будет двойка, темы специально не записал, а потом вдруг образумился и спросил на форуме. В общем, ерундой они с бабушкой занимались. По-хорошему, надо проверять все сто пятьдесят тетрадей вдоль и поперек. За вычетом девчонок - около сорока. А ведь есть еще и другие факультеты…
        - Хорошо, что у меня в этом семестре только журфак!
        Ага, нет других факультетов, уже лучше. Толстый грыз ивановскую тетрадь. Тонкий забрал его на руки и приготовился отстаивать презумпцию невиновности.
        - Ба, тебе ведь все равно нужно проверить все?
        - Что? - бабушка будто вынырнула из голубой мечты о расправе с Ивановым. - Только последний диктант. А что?
        Тонкий рассказал, что он думает о студентах, не знающих темы рефератов: могли ведь присутствовать на лекции и не записать!
        Тогда бабушка рассказала, что она думает о Тонком, Иванове и молодежи вообще. Профессорский статус и присутствие несовершеннолетнего внука ее не смутили. Тирада была длинной и тяжелой, как рельсы трамвая. Толстый сжался в комок, Тонкий тоже хотел, но у него не получилось - мешало пострадавшее ребро. Сидел и не знал, куда деваться от собственного несовершенства, и в конце концов собрался позорно бежать из комнаты. Но бабуля припечатала:
        - Сиди, поможешь.
        Глава V
        Группа захвата «Кому за семьдесят»
        Тысячи капелек врезались в грязное стекло, разбивались и летели брызгами. На их месте оставались неровные водянистые точки, которые сползали по стеклу дорожками. К форточке припечатало дождем кленовый лист. При каждом дуновении ветра он шевелил ножкой, тянулся-тянулся вверх, словно пытался освободиться и улететь. Голая ветка-скелет скребла по стеклу, будто палец. Типа, дерево так протянуло руку и ногтем шкряб-шкряб: чистое у тебя окно, парень, или дождик должен еще полить?
        Хорош дождик! Ливень! Водопад! Фонтан в ГУМе! И меньше всего хочется вставать и бежать в школу. Бежать вообще никуда не хочется. Хочется валяться и смотреть, как разбиваются-разлетаются по стеклу дождевые капли! Акварелью бы хорошо вышло: ею можно и капельки передать, и текучесть, и муть, которая встает за стеклом, размывая деревья и дома напротив.
        Да только кто ж даст-то?! В школу пора, труба зовет!.. Впрочем, что-то молчит наша труба. В доме было подозрительно тихо. Не галопировала в коридоре Ленка, не ворчала бабушка, даже Толстый мирно сидел на подушке и доедал кусок ластика.
        Проспал? Да разве Ленка с бабушкой позволят такую роскошь?! Они так шумят по утрам, что не захочешь, а проснешься! Наверное, еще рано, все спят. Тонкий повернулся посмотреть на часы, а увидел записку.
        Сходи в травмпункт, пусть полюбуются на твои синяки. После - можешь пойти в школу.
        Бабушка .
        Синяки? А, ну да, вчерашняя разборка с Ваней, на которую Ваня-то не пришел, а по шее бойцам все равно досталось. Но Тонкий вернулся домой вполне приличный с виду, только помятое ребро выдало себя, когда он развязывал шнурки. Сашка откинул одеяло, посмотрел на себя, любимого, и сразу понял, в чем прикол. Все левые ребра в поле зрения были ядрено-фиолетовыми!
        Наверное, бабушка утром пришла его будить да и заметила. Заметила и решила дать человеку поспать, а когда проснется - сдать его травматологам. Профессору некогда по травматологиям таскаться, так что пусть человек сходит один. А там захочет - может пойти в школу, бабушка не настаивает, потому что она все-таки бабушка, а не зверь. Может, человеку плохо, она же не знает!
        Тонкий потянулся вставать и подумал, что травмпункт - прекрасная идея. Просто замечательная, только дойти бы до него! Ребро болело так, что глаза вылезали на лоб и вежливо здоровались друг с другом. Дышать было трудно. А в коридоре скрипнула половица.
        Тонкий наконец глянул на часы: десять. Бабушка и Ленка уже давно грызут и сервируют гранит науки. Ну и что, что бабушка - преподаватель, сама говорила, что студентам надо вечно все разжевать и в рот положить. За некоторых и глотать приходится… Может, ей надоело это занятие и она решила вернуться? Или сестренке вздумалось прогулять? Тонкий хотел крикнуть: «Лен!», но ничего у него не получилось, слишком кололо ребро. Он молча встал и побрел к двери. Шаги в прихожей оборвались: точно Ленка. Пришла, услышала, что дома кто-то есть, вот и замерла. Стремается бабушки. Хотя нет, глупо: наверняка она знает, что Тонкий дома. Он потянулся открыть дверь и услышал:
        - Брысь, нечисть!
        Голос был мужской.
        Тонкий так и замер с дверной ручкой в руке, боясь и нажать, и отпустить. На всякий случай: голос не папин, и не дедушкин, и вообще - незнакомый, и в гости Сашка никого не ждал…
        В общем, умному достаточно. Неизвестно, что такого незнакомец забыл в их доме, как проник внутрь, да и не суть. Суть в том, что сейчас он откроет дверь и нос к носу столкнется с Тонким!
        Так! Я не трус, но я боюсь. Спасибо Толстому за своевременную разведку. А то бы Сашка сейчас вышел в коридор, как пить дать, и столкнулся бы с домушником. Скорее всего с ним: Тонкий вспомнил о краже у Майи Дмитриевны. Тогда почему он один? Холодильник выносить - много народу нужно. «А кто сказал, что он один?» - спросил сам себя Тонкий, и ему стало по-настоящему страшно.
        Шаги скрипели и скрипели по коридору, замерли ненадолго у Сашкиной комнаты и решительно направились дальше. Тонкий хихикнул про себя: дальше только уборная и кухня. Вряд ли бандит решил перекусить, так что - сам виноват.
        Тонкого трясло и колотило, но - сейчас или никогда! Он нашарил в рюкзаке ключи и мобильник и, под звук спущенной воды в туалете, вылетел в коридор. Бегом, бегом отсюда, неизвестно, кто в доме, но Тонкому он точно будет не рад.
        Распахнул входную дверь. Выскочил, запер снаружи, оставив ключ в замке вполоборота, одной рукой набирая «ноль два». Запереть пришельца застрявшим в замке ключом, может, и не получится, но задержать можно.
        Оператор ответил, Тонкий назвал адрес и произнес волшебные слова: «Домушник еще здесь». Этого хватило, чтобы пообещали прислать наряд, избавив его от расспросов.
        От холодной плитки подъезда босые ноги буквально горели. Осенью на лестнице в одних трусах - жутко холодно.
        …А еще домушники любят оставлять кого-нибудь на шухере в подъезде. Не исключено, что именно сейчас этот человек стоит за спиной и пересчитывает цветочки на Сашкиных трусах.
        Не оборачиваться - слишком страшно. Звонить во все квартиры, но уходить на этаж выше или ниже - опасно, на шухере, как правило, там и стоят. На своей лестничной площадке и стены помогут: может, и повезет, может, и пронесет. «Может, повезет, может, пронесет», - колотило в висках.
        Подбежал Толстый (просочился за хозяином - умница) и вскарабкался на плечо. Тонкий истерично давил на звонок соседа справа, соседа слева, еще одного соседа слева. Утро - все уже на работе. А Тонкий - стой, как дурак, на лестнице, боясь обернуться.
        Он не слышал ни шагов, ни скрипа кожаной куртки. Честно говоря, он вообще ничего не слышал, кроме стучавшего в ушах собственного сердца.
        …А через секунду он уже вдыхал запах этой кожаной куртки и боялся чихнуть то ли из-за ребра, то ли от страха.
        - Тихо! - Слово было лишним.
        Тонкий не смог бы закричать, даже если бы захотел. Он почти висел в тисках кожаной куртки и думал: хорошо, что он не видит лица нападавшего. Может, он страшный, а может, и нет. Пока не видишь, можно нафантазировать себе хоть Фредди Крюгера, хоть мишку Гамми. Не хочется видеть настоящее лицо, есть в этом какая-то безысходность.
        Кожаные тиски сжимали покалеченное ребро, пульс бился в ушах: «Тихо-тихо-тихо». Ну, это ты Толстому скажи! Верный крыс, зажатый между Сашкиным плечом и рукой незнакомца, верещал, как тысяча драных котят.
        - Больно ему, - пробубнил Тонкий сквозь ладонь у рта. Ладонь была без всяких перчаток, но жутко воняла парфюмом. Незнакомец понял и, ловко вскинув руку, сбросил Толстого на пол.
        - Осторожнее! - рассердился Тонкий, думая, что нет, не Фредди Крюгера там лицо, а обычной шантрапы, которой даже не доверяют «работать» в квартире, на шухере вот оставили. Фредди Крюгер - парень серьезный, обижать маленьких крыс - ниже его достоинства. Значит, ерунда. Мелкая сошка. Шантрапа.
        - Тихо! - шикнул Шантрапа, пытаясь восстановить субординацию. - Тихо, а то убью!
        «Врет, - меланхолично подумал Тонкий. - Во-первых, домушник не станет подставлять свою шею под «мокрую» статью, во-вторых, этот - даже не настоящий домушник, а так… На шухере стоит, подумаешь, важная птица!»
        Говорить «Врете» и нарываться было все-таки глупо: мало ли какие у этой сошки амбиции! Может быть, он мечтает со временем стать знаменитым вором, не брезгующим убийствами, а Тонкий ему: «Врете, вам слабо!» Не стоит рисковать. Стоять себе спокойно, тянуть время, дать возможность второму домушнику хорошенько покопаться в квартире. Чем дольше копается, тем больше у нас надежды дождаться милиции. Этот кожаный не слышал, как Тонкий звонил по мобильнику. Точно не слышал, иначе бы давно вытащил из квартиры своего другана, и они бы вместе сделали ноги. Значит, ждем. Ждем, ждем.
        Сердце уже не долбилось в виски, страх сменился апатией: что они в самом деле? У Тонкого ребро помято, у Вани морда не набита, у Ленки с бабушкой - тоже проблемы есть. А они - квартиру обворовывают! Делать, что ли, Сашке больше нечего, чем стоять здесь голышом на лестнице и ждать милиции?!
        Толстый тоже сидел голышом на лестнице и угрюмо чесал ногой в затылке. Крысы, конечно, не люди, чтобы носить одежду, мстить, обижаться… Но кое-чем они похожи. Толстый, например, был уверен: ни одному двуногому не позволено швырять его на лестницу с размаху. Хозяина обижать - тоже не позволено никому, но Толстый же не собака! Он просто не видел, как Шантрапа держит Сашку и как Тонкий морщится из-за больного ребра - у крыс неважное зрение. Зато он прекрасно видел маячившую перед носом джинсовую штанину. Штанина пахла. Штанина пахла тем, кто швырнул его на лестницу. Сам виноват - будет наказан.
        Толстый взвился по штанине, как взрыв маленькой противопехотной мины. Долез до плеча, лихо скатился по руке, как с ледяной горки… И от души цапнул голую кисть!
        Не-ет, не ерунда! Четыре желтых резца (здоровый цвет для грызуна) вошли в ладонь на все полтора сантиметра длины и два миллиметра ширины.
        - Ё! - Шантрапа отдернул руку, и Тонкому этого хватило, чтобы вывернуться и сбежать на два пролета вниз. На третьем он все-таки остановился, обозвал себя предателем, крикнул:
        - Толстый! - и побежал дальше, потому что Шантрапа уже успел опомниться и летел за ним. Толстый висел у него на руке, как детская варежка на резинке. Но, услышав зов, отцепился, молодец, и побежал вперед Шантрапы на голос Тонкого.
        - Стой, пацан, убью!
        «Врет», - подумал Тонкий уже не так уверенно, как две минуты тому назад. Поймал на ступеньках верного крыса, выскочил из подъезда…
        А дальше что? В тяжелую железную дверь трудно войти, не зная кода (хотя и это не преграда), а выйти-то - запросто. Сейчас Шантрапа легким движением пальца нажмет кнопочку…
        Тонкий налег спиной на дверь, уперся ногами и завопил:
        - Помогите!
        В глубине двора парень с мусорным пакетом чуть притормозил, чтобы посмотреть, что за придурок в одних трусах вопит у подъезда. Девчонка с собакой осторожно повернулась в сторону Тонкого, увидела: не ее бобик озорует, и пошла себе. Мужик с гаечным ключом вынырнул из-под машины и с любопытством уставился на Сашку, не торопясь подходить. На лавочке встрепенулась одна из бабулек:
        - Чего тебе, голопуз?
        - Там вор! - крикнул Тонкий и получил удар в спину железной дверью. На секунду он ее удержал, а через две - ему уже не хватило места у этой двери.
        Бабульки повскакивали с лавочки, как десантники, и моментально подперли собой железную дверь. Одна налегла спиной, рядом с Тонким, не выпуская из рук свою клюку (Тонкий больно получил ею по ноге, но решил не возмущаться). Две другие старушки тут же последовали ее примеру и выдавили Тонкого из общей кучи, как косточку из-под пальца. Со стороны они смахивали на гигантского паука, который держит дверь спиной и всеми лапами. Причем некоторые лапы были длиннее прочих, потому что ни одна бабулька не выпустила свою клюку.
        - Беги за милицией, мы подержим! - рявкнула одна.
        Тонкий хотел возразить, что наряд он уже вызвал, но махнул рукой и побежал. Во-первых, с бабульками спорить - занятие зряшное само по себе, а нам дорога каждая минута. А во-вторых, отделение-то - вот оно, за углом, бежать недолго.
        Вот уже и ступеньки, и окошечко дежурного.
        - В моей квартире домушник, я его спугнул, бабульки держат дверь подъезда, здесь, за углом! - выпалил Тонкий на одном дыхании.
        Дежурный оторвался от кроссворда (журнал «Лиза», ха-ха, как у Ленки!), оглядел видимую в окошечко часть Тонкого. На лбу его читались немые вопросы: «Парень, ты совсем голый или соблаговолил надеть трусы, чтобы не нарушать общественный порядок? Смотри, у нас с этим строго! А ты с этим домушником дрался? Вон у тебя какие синяки!»
        - Я спал, - поспешил объяснить Тонкий. - Слышу - в коридоре шум. Смотрю на часы - все уже на работе и в школе…
        - Сядь, - дежурный кивнул на банкетку напротив окошечка.
        Тонкий поспешно сел, спорить - только время терять. Секунду дежурный разглядывал цветочки на Сашкиных трусах, словно прикидывая: наденет вменяемый человек такие или нет, потом нажал что-то на столе, пробормотал:
        - Гэнээр, на выход! - А Сашке сказал: - Сейчас.
        Получилось действительно «сейчас»: по коридору затопали ботинки, колыхнулся прошлогодний календарь над головой дежурного, рука с грязным манжетом рывком подняла Тонкого и подтолкнула к выходу:
        - Бегом, показывай.
        Не оборачиваясь, Тонкий полетел домой, только чавканье ботинок по лужам за спиной давало знать: помощь не отстает.
        Толстый шкрябал коготками по плечу, пытаясь удержаться. Прохожие останавливались, чтобы поглазеть на необыкновенный кросс: парень в одних трусах, разукрашенный синяками, и группа милиционеров за ним. Один даже решил помочь погоне и ловко подставил Тонкому подножку.
        - Отставить! - рявкнули сзади, а Тонкий успел перепрыгнуть через подставленную ногу.
        Бабульки еще боролись с Шантрапой. Судя по воплям, приоткрытой двери и мелькающим в воздухе тростям, приходилось им нелегко. «Второй спустился», - решил Тонкий - и оказался прав. В приоткрытую на несколько сантиметров дверь пыталась просочиться рука в бежевой ветровке. Две бабульки самоотверженно держали дверь, третья, перехватив клюку, как кий для бильярда, пыталась втолкнуть руку обратно.
        - Всем спасибо! - рявкнул парень из ГНР.
        Две бабульки немедленно покинули пост у двери и заняли места в зрительном зале - на лавочке. Третья, увлеченная охотой и обрадованная, что дверь наконец-то открыта и ничто не препятствует честному поединку, перехватила клюку в кулак и врезала домушнику между глаз, мимоходом заехав по уху и подбежавшему милиционеру.
        - Отойдите, сказал!
        Бабулька так и замерла с поднятой в замахе клюкой. Тонкий не стал ждать, подошел, молча взял ее за рукав и отвел на лавочку.
        А пока отводил, пока проходил эти длиннющие пять метров, суматоха у подъезда попритихла.
        - Упарилась! - не к месту ляпнула одна бабулька, и остальные тут же зашикали на нее.
        Из подъезда вышел милиционер, ведя перед собой парня в кожаной куртке. Куртку Тонкий узнал, за те несколько минут на лестничной клетке он довольно близко успел с ней познакомиться. Жалко, лицо видно плохо… Тонкий наклонил голову: точно не Фредди Крюгер! Парень как парень, курносый, бритоголовый.
        - Ишь, в кожах весь! - откомментировала одна из бабулек, и остальные с ней согласились.
        Следом вышли остальные парни из ГНР, они вели еще двоих.
        Двоих?!
        В подъезде Тонкий видел только Шантрапу и мог поклясться, что в квартире ни одного человека больше не было. Ну не могли двое синхронно красться по коридору и вместе пойти в туалет!
        Вообще, Сашка видел в кино, как ходят на квартирные кражи: один или двое в доме, двое на шухере - этажом выше и этажом ниже. Но Тонкий с Шантрапой возились громко, странно, что вор в квартире их не услышал. Неужели третий парень, стоявший в одном лестничном пролете от них, не спустился бы посмотреть, что происходит?! Спустился бы, как пить дать. Просто не было третьего парня! Не бы-ло!
        Кого взяли - это второй вопрос. Скорее всего, этот несчастный просто имел неосторожность выйти из своей квартиры этажом выше, когда рядом брали воров. Приятного мало, но в милиции разберутся.
        - Взяли, - выдохнула бабулька рядом с Тонким и толкнула его же в бок: - Ну что, девчонки, мы еще на что-то годимся?!
        «Девчонки» дружно захохотали, а Тонкий согнулся пополам - бабулька задела больное ребро.
        - Пацан! - крикнул один из гэнээровцев. - Пройдем!
        Тонкий не стал возражать, встал, сказал бабулькам: «Спасибо» и пошел в милицию. Неплохо бы, конечно, зайти домой одеться, но сейчас вряд ли ему позволят. В квартире следы воров и все такое.
        Глава VI
        Студент в «обезьяннике»
        - Дай пацану куртец какой-нибудь, околеет же!
        - Ща, прямо здесь стриптиз устрою! - хмыкнул парень из ГНР, толкая перед собой Шантрапу. Шантрапа спотыкался в длинном коридоре, парень его придерживал, так что обе руки у него были заняты.
        - В шкафу прошлогодняя пуховка валяется, пусть берет хоть насовсем!
        - С бомжа, что ли, снял?
        - Сам ты!.. - Парень толкнул дверь в кабинет и нырнул туда вместе с Шантрапой, крикнув: - Иди с ним, пацан! Он тебе куртку даст. - И захихикал непонятно над чем.
        Подполковник с усами, который и просил дать «куртец», тронул Тонкого за плечо:
        - Пошли. - И повел перед собой в соседний кабинет.
        Зарешеченное окно, пожелтевший кактус, два стола, заваленных бумагами, плащ на плечиках, плакат с козой на мопеде, шкаф, электрический чайник на тумбочке.
        - Роман Петрович, - представился подполковник, кивая Сашке на стул. - Сейчас найду тебе экипировку, и приступим.
        Он открыл шкаф и нырнул туда по пояс. На волю полетели ватные штаны, чей-то ботинок, халат уборщицы и стопка бумаг. Наконец вынырнул сам подполковник, держа в руке черный пуховик. Подол пуховика шаркал по полу, Тонкий прикинул: до пят не достанет, значит, еще ничего. Главное - тепло. Роман Петрович бросил «куртец» Сашке и потребовал:
        - Рассказывай.
        Самым трудным оказалось донести до подполковника, что третьего парня на краже не было. Сашка подробно рассказал, как скрипели половицы в коридоре, как невидимый вор пошел в туалет и спустил там воду, надеясь, что подполковник не дурак и поймет: в квартире был один вор. Он расписал, как голосил Толстый, как они вдвоем убегали по лестнице, упирая на то, что гнался за ними один человек.
        Подполковник если и удивился, то виду не подал. Когда Тонкий сказал открытым текстом:
        - Их было двое, а вывели троих, - тот одернул:
        - Рассказывай, что видел сам.
        - Я и рассказываю! Если бы на лестнице был второй человек, он бы услышал и спустился.
        - Ты его видел?
        - Нет.
        - Вот и все. Дальше?
        - Дальше я выскочил из подъезда… - Тонкий в красках расписал безучастных свидетелей и героических бабулек и остановился на том месте, когда он прибежал к дежурному.
        Подполковник еще поспрашивал про кожаного, про время на будильнике, про соседей, которых не было дома (Тонкий же звонил им в двери). Пытался выяснить имена-адреса героических бабулек, но Тонкий же с ними не знаком!
        - Они всегда там сидят и с удовольствием вам все расскажут. - Это все, что он смог ответить.
        Подполковник закивал, черкнул в блокноте и сказал:
        - Свободен. Бабушка вернется, пусть зайдет. - И уткнулся в бумаги, словно Сашки здесь уже нет. Вот и поговорили.
        Тонкий встал. Черный пуховик болтался на нем бесформенной хламидой ниже колен. Толстый, воспользовавшись тем, что двуногие заняты, сидел на тумбочке у электрического чайника и методично поедал сушки из пакета.
        - Мухтара своего забери, - буркнул, не поднимая головы, Роман Петрович. - А то я останусь без чая… Остался, - уточнил он, глянув на тумбочку.
        - Хозяин квартиры здесь? - В дверь просунулась рука с ключами. Тонкий узнал свою связку.
        - Я их в двери оставил, чтобы вор не ушел.
        - Так забирай! Можешь идти домой. - Рука кинула в него связкой и захлопнула дверь.
        - Ну, теперь с тебя пачка сушек, Александр Уткин! - не к месту заметил Роман Петрович.
        Тонкому и так было неудобно за верного крыса, он подумывал забежать в магазин после того, как сходит домой одеться.
        - Обязательно. Роман Петрович, а Майю Дмитриевну тоже эти обворовали?
        - Какую Майю Дмитриевну? - подполковник оторвался от бумаг с видом: «Какого рожна ему еще надо?»
        - Нашу соседку.
        - Не знаю. Иди.
        Тонкий и пошел - а куда деваться?
        После марафона в одних трусах в сопровождении милиции короткая перебежка босиком в нелепой хламиде - сущий пустяк. Да и сколько тут бежать-то? Сашка приветственно махнул бабулькам на лавочке и нырнул в свой подъезд.
        Бардак дома был знатный: Тонкий даже усомнился, что такое по силам устроить одному человеку. Телевизор, компьютеры, даже старый дедушкин магнитофон были аккуратно сложены около двери. По коридору стелились провода. Дверцы шкафов - нараспашку, книги, одежда - все на полу. Бабушкина коллекция фарфоровых кошек тоже понесла потери. Тонкий насчитал пять убитых и десяток раненых. Бабушка не простит! Ой, зря Роман Петрович просил ее зайти. Не дай бог, увидит в милиции воров, им не поздоровится!
        Что за ерунда! Нужно одеваться и бежать. В магазин, в милицию, в травмпункт. Школа подождет, хотя Тонкому есть что обсудить с Вуколовой, но ведь можно и вечером пересечься…
        Разгребать бардак хотелось меньше всего, и Тонкий решил оставить это дело до прихода бабушки. А вдруг она не поверит в кражу! Скажет: «В школу не хотел идти, вот и придумал, еще в милицию меня отправить хочешь, на посмешище!» Ну вдруг!
        Тонкий переоделся, кинул в пакет черную хламиду, сбегал в магазин и отправился в милицию.
        - Куда? - окликнул его дежурный.
        - К Роману Петровичу, - Тонкий показал пакет с курткой и баранки.
        - А, кража! - хмыкнул дежурный. - Я тебя в одежде не узнал. Оставь, передам!
        Тонкому хотелось занести самому, но у подполковника могут быть дела, и никакой интересной информации из него все равно не вытянешь. Хотя, может, он и правда не в курсе - те же ограбили Майю Дмитриевну или нет? Да и откуда ему знать! Он сразу занялся Тонким, а тех двоих увели.
        - Начальник, ну ты че, начальник!
        Тонкий обернулся: недалеко от окошка дежурного в обезьяннике сидел знакомый парень. Третий! Хотя, может, и первый, Тонкий ведь видел только Шантрапу, и не столько его самого, сколько его куртку. Но дело не в этом. Тонкий встречал парня где-то еще…
        - Начальник, я в гостях был! Спускаюсь, а там эти двое! Пацан! Скажи, пацан, ты ж меня не видел!
        - Не видел, - согласился Тонкий. - То есть видел, когда вас уже выводили.
        Тонкий разглядывал парня и скрипел мозгами: где-то видел, где-то видел…
        - Вспомнил: вы - студент Майи Дмитриевны!
        - Кто такая? - скучно спросил дежурный у Тонкого.
        - Преподаватель экономики, над нами живет. Ее тоже обокрали на днях.
        - Ну да! - обрадовался парень. - Я у нее был, собрался уходить, а тут… Не с ними я, что я, дурак - собственного препода обворовывать!
        - Помолчи, Лабашов! - Дежурный повернулся к Тонкому: - Позвать ее сможешь?
        - Угу. - Сашка рванул к выходу: не дело это - студентов в обезьяннике держать.
        - Стой! - окликнул дежурный. - Тюки-то оставь!
        Тонкий чертыхнулся, вернулся, скинул в окошечко пуховик и баранки, сказал: «Для Романа Петровича» и побежал к соседке.
        В одежде бежать было почему-то легче: Тонкий долетел за минуту, поднялся на этаж, позвонил…
        Майя Дмитриевна восприняла новость, как полагается бабушке и преподавателю в одном лице. Пять минут поохала на тему: «Какой кошмар!», десять минут поворчала: «Что же мне не позвонили?!» и еще минут пять попричитала на тему: «Как он после этого будет сдавать сессию?»
        Наверное, она решила, что часовое пребывание в «обезьяннике» непоправимо скажется на умственных способностях Лабашова. Тонкий не стал ее провожать, уж бабулька-то найдет дорогу до отделения милиции в своем дворе, а преподаватель-то сумеет объяснить, что Лабашов не виноват. Вместе вышли из подъезда, Майя Дмитриевна пошла в милицию, а Тонкий отправился в травмпункт.
        Глава VII
        Новые проблемы Шаромыжника
        Очереди не было: по утрам не так много желающих порадовать врачей свеженькими травмами. Честно говоря, Тонкий один такой нашелся и был вознагражден. Быстро сделали рентген, сказали «до свадьбы заживет», предложили дать направление в поликлинику, чтобы Тонкий мог взять справку, но Сашка отказался: не рыцарское это дело - после драки в школу не ходить. И еще подумал: когда же планировать свадьбу, чтобы наверняка успело зажить? «Лет на пятьдесят, не меньше», - решил он и начал соображать, что делать.
        В школу особо не тянуло, хотя Тонкий и захватил с собой рюкзак. С другой стороны, в школе - Вуколова, а с ней нужно кое-что обсудить… Бабушка-то вчера, перечитав всю стопку тетрадей, только укрепилась в своем мнении: пранкер - либо Иванов, либо никто. Непонятно было, как она собирается уличать пацана в телефонном хулиганстве. Скорее всего, как истинный педагог скажет в лоб: «Завязывай мне звонить, Иванов, а то поставлю вопрос об отчислении». Может, он даже и завяжет, но…
        Сомнение взялось неизвестно откуда и не хотело уходить. А вдруг бабушка ошиблась? Она преподаватель, а не криминалист. А если так, то студент Иванов будет знать, что бабушку достает телефонный хулиган. Возможно, ему захочется найти и послушать записи. Потом он поделится открытием с другом, тот - со своим другом… В общем, через неделю весь университет будет цитировать бабушкины разговоры с этим Ваней. Мало приятного. Да что там: бабушка со стыда сгорит, и Ваня сам по себе покажется сущим пустяком по сравнению с этим позорищем!
        Тонкий вчера пытался донести это до бабушки, но она отмахивалась: «Точно Иванов, я тебе говорю!» В общем, сегодня она запросто может наделать глупостей. Или избавить себя от хулиганств этого Иванова…
        Почему-то не шел из головы Лабашов. Вроде все верно: парень оказался в ненужном месте в ненужное время. Нечаянно попал под раздачу, и по ошибке его посадили в обезьянник. Но что-то было не так…
        В любом случае, Сашке не терпелось рассказать все Вуколовой. «Помирать - так у станка», - вспомнил он бабушкину поговорку и пошел в школу.
        - Шаромыжник пришел! - обрадовался Зеленый и запустил в Тонкого рюкзаком. Тонкий поймал его, отфутболил назад и подумал: что-то больно мудреные ругательства у Зеленого… Но для порядка ответил:
        - Я из тебя сейчас бета-версию сделаю!
        - Не булькай, пельмень! - радостно парировал Зеленый. Серый - его дружбан - тоже подключился:
        - Чего городишь, валенок сибирский?!
        Это уже не могло быть совпадением. Тонкий обвел глазами класс и нехорошо посмотрел на Федорова. Федоров нехорошо посмотрел в пол и бочком-бочком подошел к Сашке.
        - Извини, Сань. Ты рассказал, мне любопытно стало, решил послушать. Нашел сайт, включил…
        - А в это время у него в гостях было полкласса, - закончила подошедшая Вуколова. - У, балда! - она показала Федорову кулак.
        - Да ладно, Людк! Получил уже! - Федоров отодвинулся от нее, потирая щеку.
        Тонкий понял, что новость о его бабушке и Ване в классе обсуждают давно, с самого утра, а скорее - с вечера. Он опять все пропустил, за что теперь и наказан.
        Серый и Зеленый сидели за своей партой, переругиваясь бабушкиными словами. Витек рисовал на доске крышу и котов на ней. Спасибо, что не канализацию. Девчонки хихикали у окна, усевшись вшестером за одну парту.
        - Слышал, Сань? - подошел Фомин. - Все этот! - Он дал приятелю подзатыльник, и Тонкий уже начал подумывать, как заступиться за Федорова. Даже жалко его стало: не виноват парень, что он - балбес!
        Не виноват-то не виноват, а делать что-то надо, иначе - здравствуй, новое прозвище «Шаромыжник», до конца школьных дней. Не хочется Сашке участи такой. Вот совсем!
        - Нормально, Федь, - Тонкий хлопнул Федорова по плечу, показывая, что он не сердится. - Что делать-то будем? У народа новая развлекуха, забудут они не скоро.
        - Щас забудут! - выставил ладонь Федоров и пошел к Витьку, лыбившемуся у доски. - Ты че творишь?! Не видишь: неприятно человеку!
        - Зато смешно! - парировал Витек, подрисовывая усы коту на крыше.
        - Ты че, не понял? - насел Федоров.
        - Так, не драться! - встряла Вуколова, и на нее шикнули сразу двое. Федоров подраться не дурак, а Витек любит оставлять за собой последнее слово. Они способны мирно сосуществовать в одном классе, но только до первой стычки.
        - Не понял, объясни…
        - Ща!
        Вуколова успела отскочить, а Тонкий и не подходил: знал, что бесполезно. Фомин сидел на парте и философски поедал из пустой ладони воображаемый поп-корн - он тоже хорошо знал своего друга и одноклассника. Серый и Зеленый завороженно наблюдали за дракой. Девчонки попритихли. Федоров и Витек, стоя у доски, молча мутузили друг друга.
        - Левая слабовата, - спокойно заметил Фомин. - Вчера разбил, между прочим.
        - На Арбате? - спросил Зеленый.
        - Ага. Ты прикинь, этот перец Сашкину бабку достает. Ей семьдесят лет, а он ее достает. Ну есть совесть?
        Зеленый задумался - то ли на тему совести, то ли еще о чем. Серый глупо спросил:
        - А она?
        - А то ты не слышал! - ответил Тонкий и подумал, что конфликт, кажется, исчерпан.
        Серый и Зеленый - не такие дураки. Если до них дошло, что не стоит смеяться над чужими проблемами, они сумеют донести это до всех остальных. Серого и Зеленого в классе уважают побольше, чем Федорова с Фоминым. Девчонки - не такие жестокие, похихикают и перестанут. А Витьку с Федоровым лишь бы подраться, они уже и забыли небось, из-за чего начали. Тут бы самому все забыть и рассказать Вуколовой о вчерашней работе над чужими ошибками, но как раз вошла Елена - историчка - и все испортила.
        Вообще Елену никто не боится. Она считает себя современным демократичным педагогом и многое позволяет. Можно, например, болтать с соседом во время урока, если удастся убедить Елену, что болтаешь по теме. Можно перекидываться записками: мало ли какие у кого срочные дела? По той же причине можно не отключать телефон… Но драка у доски - это, согласитесь, не дело. Как, спрашивается, у этой доски отвечать или вести урок? Мешают же.
        - Прекратить!
        Послушный командному голосу Федоров немедленно прекратил. Витек, привыкший оставлять за собой последнее слово, пнул Федорова по ноге и только тогда счел драку законченной. Федоров, который уже закончил эту драку, должно быть, подумал, что Витек начал новую, и с удовольствием поддержал, двинув противнику в ухо. Витек, привыкший оставлять за собой последнее слово…
        - Вон из класса! - рявкнула Елена. Должно быть, она растерялась от такой наглости, поэтому добавила: - Подеритесь хорошенько и возвращайтесь бодренькие.
        Класс захихикал. Витек с Федоровым убежали, явно собираясь продолжить в коридоре. Тонкий хотел пойти их разнять, но Вуколова не пустила.
        - Ты что, маленький? Этих двоих не знаешь? Они ж не успокоятся, пока не… Не знаю, когда они успокоятся, - ворчала она, выкладывая на стол учебник.
        Тонкий послушно сел и сказал, что собирался:
        - Мы с бабушкой вчера тетрадки перебирали. Она нашла одну похожую ошибку и теперь твердит, что это и есть тот студент. Обещала устроить ему сегодня разнос.
        - А если это не он? - испугалась Вуколова. - Тогда же весь универ…
        - Вот и я о том. А еще к нам сегодня в квартиру залезли. - Тонкий рассказал о домушниках, отважных бабульках и Лабашове.
        Вуколова слушала, затаив дыхание, ухитряясь одновременно конспектировать то, что говорит Елена.
        - Ты смелый, Сань! Я бы с ума сошла там, на лестнице.
        Было не лестно, а почему-то обидно. Тонкий и ответил, как есть:
        - Не-а. Вроде знаю, что все позади, а коленки до сих пор трясутся. Кажется, что приду домой, а там - опять эти трое.
        - Двое, - поправила Вуколова.
        - Угу. - Паршиво признаваться в собственной трусости. Но когда признаешься - сразу легче.
        - Забудь, Сань. Ты их задержал, в милицию сдал, сыщик может спать спокойно. Тебя просто этот Ваня из колеи выбил. Надеюсь, твоя бабушка не ошиблась.
        - Не в этом дело, - Тонкий решил быть честным до конца. - Мне кажется, я что-то упустил.
        - Что-то?
        - Или кого-то…
        Обрывки мыслей и страхов схлопнулись разом в одно слово: «Лабашов».
        - Лабашов! - Тонкий чуть не крикнул, за что был одарен суровым взглядом Елены.
        - Что Лабашов? - прошипела одними губами Вуколова.
        Тонкий осторожно посмотрел на Елену (нормально, ведет себе урок, на Сашку не смотрит) и объяснил:
        - Он сказал: «Я что - совсем, собственного препода обкрадывать?»
        - Ну? Он же студент Майи Дмитриевны.
        - Вот именно: Майи Дмитриевны! Бабушкиных студентов я всех вчера изучил, все тетрадки, вдоль и поперек. Нет у нее Лабашова!
        - А речь шла о краже у вас. Майю Дмитриевну обокрали несколько дней тому назад, - поняла Вуколова.
        Тонкий закивал:
        - Как тебе оговорочка?
        Вуколова не впечатлилась, только пожала плечами:
        - Но, Сань, они же в одном университете преподают.
        - Ну и что? Скорее всего, у группы Лабашова другой преподаватель русского. А он сказал: «Собственного препода» - дрянь оговорочка, Люд! Если он так говорит, он может быть как-то связан с той кражей. У Майи Дмитриевны, понимаешь?
        Вуколова провела рукой по исписанной странице и уставилась на собственные пальцы, измазанные пастой.
        - А что, Сань, в универе русский преподают всем курсам, таки с первого по пятый?
        - Не знаю. У разных факультетов по-разному, - растерялся Тонкий. - А что?
        - А то, что твоя бабушка запросто могла преподавать Лабашову! Пару лет тому назад. А потом он перешел на старшие курсы, где русского уже нет. Программы-то всякие бывают.
        - А ведь верно…
        - Ты спроси, - посоветовала Вуколова. - У тех же бабушки и Майи Дмитриевны. Это ведь не секрет!
        Тонкий подумал, что он дурак и параноик. Стало еще жальче себя, любимого. И ребро опять заболело.
        Распахнулась дверь, и в класс шумно вкатился джинсовый ком: Федоров в джинсовой куртке и Витек, собственно в джинсах. Коридора им оказалось мало! Влетев в класс, эти двое прикатились прямо под ноги Елене и с увлечением продолжили драку.
        Такого не выдержит даже самый демократичный педагог! Елена от души стукнула указкой по столу так, что обернулся даже Витек, и отчеканила:
        - Родителей. В школу. Сегодня. Вечером.
        Глава VIII
        Герой двора
        Получать по шее не так страшно, если рядом друг. Тонкий понимал, что ни в чем не виноват, но все-таки. Не стоит надеяться, что бабушка придет в восторг от того, что ее вызывают в милицию, да и видок горы техники в прихожей вряд ли доставит ей эстетическое удовольствие. Сам, конечно, протормозил: мог бы и убрать. Но метаться поздно: скорее всего, бабушка уже дома, и сто процентов - она не в духе. Поэтому для моральной поддержки и в качестве громоотвода Тонкий взял с собой Вуколову.
        Во дворе наблюдалось непривычное зрелище: бабушка и Майя Дмитриевна сидели на лавочке с другими бабушками и мирно беседовали. Спасенный Лабашов втиснулся между ними, и вид у него был самый несчастный. А бабушек Тонкий узнал: они помогали ему с утра.
        - Ты не говорил, что она у тебя на лавочке тусуется, - оценила Вуколова. - Тогда ей и рассказывать ничего не надо, она уже небось все знает.
        - Знает, - ответил Тонкий, как автомат. - Это те бабульки. Только на лавочке с ними она обычно не сидит. И Майя Дмитриевна тоже…
        - Вот он, помощник мой, иди сюда! - бабушка заметила Тонкого и помахала ему. Бабульки и Майя Дмитриевна синхронно разулыбались.
        - Привет, Сань, - вставил слово Лабашов. - Спасибо.
        - Расскажи, как ты не испугался-то! - перебила его Майя Дмитриевна и обратилась к бабулькам: - Он ко мне заходит, говорит: «Лабашов в милиции, надо выручать». Но я не поняла сперва - отчего-почему, побежала в отделение. А тут вот оно что! Ты, оказывается, герой!
        - Не герой, - буркнул Тонкий.
        Ему стало неудобно, что его утренний конфуз обсуждают столько бабушек сразу. Конечно, конфуз! Дрожащие коленки, беготня по двору в одних трусах в сопровождении милиции, беготня по двору босиком в непонятной черной хламиде, зато без толпы… Видали где-нибудь героя в одних трусах? То-то же.
        Зато Вуколова не стала терять времени и спросила:
        - Валентина Ивановна, а Лабашов - тоже ваш студент?
        - Кто? - не поняла бабушка.
        - Нет, девочка, это экономфак, у них русский только в первом семестре, и ведет другой преподаватель, - ответила за бабушку Майя Дмитриевна. Лабашов молча замотал головой.
        Бабушка, видимо, закончив перебирать в уме фамилии своих студентов, подтвердила:
        - Нет. У меня таких нет. - Повернулась к Тонкому: - Как ты с ним справился-то, расскажи?
        - Толстый помог. Тебя это… Роман Петрович просил зайти.
        - Знаю, была. Ты молодец, Саш. - И, обращаясь к бабулькам, добавила: - Защитник растет!
        Бабульки радостно закивали - типа, да, защитник.
        - Как твое ребро? - не унималась бабушка.
        - Нормально, врач сказал, трещина.
        - Справку для школы дал?
        - Предлагал, я отказался, - честно ответил Тонкий и получил еще одну порцию одобрительных кивков. Только бабушке не понравилось:
        - Зачем ты это? Такой синячище… Завтра же справку возьми, слышишь?
        - Да ладно вам, Валентина Ивановна! - разулыбалась одна из бабулек. - К знаниям тянется человек…
        Было жутко неловко: стоять и слушать старушечьи дифирамбы. Тем более что самую тяжелую часть работы, как ни крути, выполняли бабушки, когда держали дверь, пока Тонкий бегал трусцой до милиции.
        …А Лабашов-то - не бабушкин! А сказал про бабушку - «своего препода». Оговорился или… Странная оговорка, если учесть, что именно его препода тоже обворовали на днях. А речь шла о другой краже. А Лабашов вспомнил эту… И так ловко оказался этажом выше у Майи Дмитриевны в момент кражи у Тонкого, утром, когда все студенты (и преподаватели, кстати) в университете на лекциях. И уходить собрался одновременно с ворами…
        Вообще-то ерунда. Все, кроме этой оговорки. Оговорка, скорее всего, тоже ерунда, но…
        - Майя Дмитриевна, а вы с Лабашовым часто дома занимаетесь? К нам бабушкины студенты совсем не приходят… - Тонкий напустил на себя самый невинный вид: ну спросил и спросил, что такого-то?
        - У него хвост, Саш, - засмеялась Майя Дмитриевна и подмигнула студенту. Лабашов пристыженно уставился на свои ботинки. - С прошлого семестра еще! Он и ходил ко мне два месяца то на кафедру, то домой. Сегодня только сдал. Я же стараюсь принимать должников каждую свободную минуту. Только он - тугодум. На кафедру придет, возьмет листочек и сидит всю перемену. Сдавать уже надо, а у него чистый лист. Оставляет, бежит на лекцию - до следующей перемены. А после - ко мне вечерники приходят, а ему на работу надо, опять не состыковаться… Сам он далеко живет, за городом, платформа «Земляники». Я и приглашала его к себе несколько раз, когда у нас первой пары не было. Два утра мне голову морочил, паршивец, только на третье сдал!
        Лабашов сидел красный и виноватый. Бабушка, видимо, решила его приободрить:
        - Они все такие! - И посмотрела на Тонкого.
        - А что я-то?
        - Да ничего. Тоже любишь до ночи за уроками посидеть!
        Бабульки засмеялись, а Тонкий начал соображать, как бы так вежливо и быстро уйти отсюда. А Вуколова уже сообразила:
        - Валентина Ивановна, Сашка новую «бродилку» скачал…
        - Идите-идите, - спохватилась бабушка. - Играйте, что вам тут со старухами…
        На этом слове Тонкий с Вуколовой нырнули в подъезд. Сашка уже в подъезде сообразил, что надо было выручить и Лабашова. Потом подумал: парень взрослый, разберется сам. Если он сидит с бабульками на лавочке, значит, ему это надо.
        - Про Ваню не спросил. Не хотел при всех, - объяснил ей Тонкий, давя на звонок. Ленка наверняка уже дома.
        - Поняла, - кивнула Вуколова. - Потом расскажешь. Привет, Лен.
        Ленка выглядела на миллион долларов: бабушкин халат, разноцветные носки и отчаяние в глазах. Судя по раскордажу в коридоре (воры оставили меньший), бабушка поручила ей прибраться, и Ленка честно попыталась. Только не смогла найти свои вещи (потому и вырядилась в подручные) и, похоже, шкаф (потому что все сваленное около шкафа в комнате зачем-то перекочевало в коридор).
        - Что - «потом расскажешь», Люд? - выдала она вместо «здрасьте». - Про шутничка-то? Так бабушка его прищучила сегодня. Раскололся как миленький и слезно просил не выгонять из универа.
        - Да?! - Тонкий с Вуколовой обрадовались так синхронно, что Ленка испугалась:
        - А че такого-то? Вы же вроде давно его вычисляли, надо же когда-нибудь прийти к финалу.
        - Йес! - Тонкий взъерошил сестренке волосы на макушке, глянул, оценив результаты своего труда, и спешно стал приглаживать их обратно. Ленка и так сегодня слишком яркая для этого мира.
        - Шмотки свои найди, красотка!
        - Сам такой. Между прочим, гонца, принесшего хорошую новость, принято награждать. А ты?!
        - А гонцу, принесшему плохую новость, принято отрубать голову, - парировал Тонкий. - Вспомни нашу нелегкую жизнь и прикинь, сколько голов ты мне уже должна.
        - А наград сколько? - не сдавалась Ленка.
        Вуколова слушала-слушала, топталась-топталась, потом ей надоело:
        - Я пойду. Новости узнала, по шее ты не получил. - Она разочарованно глянула на Тонкого. - Я матери обещала пораньше прийти. Уже темно, мимо бабулек проберусь как-нибудь. - И вышла, Тонкий даже не успел бросить: «Пока».
        - Эх ты! - картинно вздохнула Ленка, усаживаясь на пол в кучу одежды. - Даже чаю не предложил человеку.
        А что было возразить?! Тонкий покопался в куче одежды и вытащил на свет Ленкины треники. На трениках, уцепившись коготками, висел Толстый.
        И тут зазвонил телефон.
        Глава IX
        Троянская Елена
        Что ни говори, а регулярное общение с телефонными хулиганами не обходится без последствий. Сразу начинаешь нервно реагировать на самые обыденные вещи. На слова «коты», «канализация», да просто на телефонный звонок! Даже Толстый вздрогнул и быстро-быстро по треникам вскарабкался Сашке на плечо. Ленка сидела на полу и сочувственно смотрела на них обоих.
        - Ну хочешь, я возьму?
        - Сам!
        Звонил не Ваня и даже не коты. Звонила Елена-историчка.
        - Саша, добрый вечер. Позови бабушку, пожалуйста.
        Вот как прикажете реагировать, когда тебе домой звонит учительница и просит бабушку к телефону? Тонкий повел себя неоригинально: пару секунд он лихорадочно припоминал, что такого успел натворить в школе за последние дни, и, не найдя ответа, спросил в лоб:
        - Что случилось, Елена Владимировна?
        - Ничего-ничего. Просто я хотела обсудить с ней кое-какие организационные вопросы.
        Врет, решил Тонкий. Бабушка даже в родительском комитете не состоит и вообще далека от школьных дел. Если бы деньги собирала на что-то, всему классу бы объявила.
        - А бабушка во дворе, - не соврал Тонкий. - С бабушками.
        - Позови ее, пожалуйста, это важно.
        А что делать?! Двор и правда недалеко, надо было соврать, что бабушка улетела на Луну и что-то там поломалось на станции, поэтому связи нет… Чушь какая-то! Может, и правда организационный вопрос, без бабушки не обойтись? Что он в самом деле? Ничего ж не натворил за последние дни…
        Тонкий спустился во двор. Бабушка еще сидела на лавочке перед подъездом и обсуждала с Майей Дмитриевной какой-то учебный вопрос. Лабашов брел к «Москвичу» в глубине двора. Открыл дверь, сел в машину. Бабушка с Майей Дмитриевной проводили его взглядом, потом заметили Тонкого.
        - Ты что, Сань?
        - Тебя к телефону.
        Бабушка начала прощаться, и заняло это минут пять, потому что бабушки быстро прощаться не умеют. Бабушка поднялась по лестнице за Тонким, и это тоже заняло несколько минут, потому что бабушки не зайцы, не такая у них скорость. Тонкий надеялся, что Елена не дождется и передумает. Но учительское терпение оказалось крепче времени.
        - Кто там? - спросила бабушка, перед тем как взять трубку.
        - Елена-историчка. Я ничего не делал, - на всякий случай добавил Тонкий и сделал вид, что он увлеченно наводит порядок.
        Взял охапку одежды из коридора, притащил в комнату, где не только шкаф, но и бабушка с телефоном, и сел рядом, аккуратно складывая каждую вещь и подолгу выискивая ей место на полке. Бабушка заметила уловку, но виду не подала.
        - Слушаю. Добрый вечер. Так. И Саша? А что тогда? Неужели?
        Тонкий слушал и не понимал. Зато бабушка, похоже, понимала.
        Тонкий видел, как она недовольно косится в его сторону. Значит, он все-таки что-то натворил. Причем давно, потому что успел забыть.
        - Елена Владимировна, вопрос уже решен, я могу обещать, что это больше не повторится. Хорошо, я поговорю с ним…
        Значит, он угадал. Если бабушка оправдывается, все ясно. Что-то Сашка все-таки натворил. Сейчас бабушка положит трубку, всыплет, вот и узнаем, за что.
        Упрямый Ленкин свитер не хотел влезать на полку. Выскальзывал и падал, как дрессированный. Тонкий комкал его так и сяк, старательно втискивая между джинсами и джинсами. Никак. Впрочем, это было только на руку: дрессированный свитер - хороший повод оставаться в комнате и слушать разговор.
        - Думаю, они сами разберутся. Поговорю. Да.
        Бабушка положила трубку, молча подошла, отобрала у Сашки свитер и положила его на свободную полку. Предатель-свитер послушно лег и падать не собирался. Бабушка захлопнула шкаф и опустилась в кресло, кивнув Сашке на соседнее.
        - Я, кажется, не все знаю о твоих школьных делах.
        Тонкий пожал плечами: ясное дело, дни длинные, уроков много, и захочешь - все не расскажешь. Что ж такого он успел натворить и забыть? Не томи, а?
        - Ты, оказывается, драки устраиваешь, бабушку позоришь.
        - Я?
        - Сегодня на истории, - объяснила бабушка, проницательно глядя на Тонкого. - Тебе одного ребра мало? Кстати, как оно?
        - Трещина, говорил же. Я не дрался, ба!
        - Не дрался, знаю. Но эта драка была по твоей вине…
        - Я, что ли, девчонка? Елена, блин, прекрасная из параллельного класса?
        - Не обольщайся, Троянской войны все-таки не было. Тем не менее…
        Тонкий начал потихоньку соображать, в чем его обвиняют. Федорова и Витька Елена вызвала вечером с родителями. Они небось и выложили ей, какой такой был повод для драки. Витек дразнил Тонкого, Федоров решил призвать его к порядку. А дразнил потому…
        - Я не знала, что записи моих разговоров с этим… - она сделала паузу, - есть в Интернете. И уж точно не думала, что ты будешь их кому-то показывать.
        - Это не я!
        - Значит, показали твои друзья, по твоей наводке, - припечатала бабушка, и возразить здесь было решительно нечего.
        Тонкий уныло кивнул:
        - Я брал Федорова разбираться с этим… На Арбат, вчера, помнишь? Конечно, я ему сказал, кого будем бить и за что.
        - И дал адрес в Интернете?
        - Нет, он сам нашел. Это нетрудно…
        - Значит, любой ученик теперь может найти и послушать… Драка была, был вызов родителей, многие это видели в вашем классе и знают причину… Захотят - отыщут в Интернете, послушают… - она говорила словно бы сама с собой.
        Тонкий давно понял, что он не прав и что файлики с того сайта надо бы убрать. Пока еще Тонкого дразнили только в классе, но завтра это может быть уже вся школа… Со всей школой не передерешься, даже если Федоров будет помогать.
        - Я не хотел, ба. Что-нибудь придумаю, это дело замнут и забудут.
        - Что тут думать-то? - бабушка посмотрела на него, как на маленького. - Я скажу Иванову сейчас: не хочешь на отчисление - убирай файлы из сайта. Мне важно, чтобы ты в принципе понял, как неосторожно поступил, рассказывая приятелям о наших проблемах.
        - Давно понял. Подожди, ты оставишь его в университете?
        Бабушка дернула плечом и уставилась в экран выключенного телевизора. Тонкий подумал, что она еще сама не знает, как поступить.
        - Решать не мне, - вздохнула бабушка, стирая пальцем пылинку с экрана. - Решаются такие вопросы в деканате. Только я могу рассказать всем, что Иванов из этих… Как ты их там называешь - «баранки»?
        - Пранкеры.
        - Да. А могу и не сказать.
        - А если скажешь, об этом узнает весь университет, - закончил Тонкий, и ему стало еще паршивее.
        - Я не думаю, что он станет нарываться, - поспешно успокоила его бабушка. - Уберет как миленький, вот увидишь. Важно в принципе решить: позволить ему остаться в университете или нет… Парень-то, кажется, неплохой, с хулиганьем связался только. - Она тыкала пальцем в экран, собирая пылинки, Тонкий сразу понял: она чего-то от него ждет. И еще боится, что ее беседы услышит весь университет. На экране оставались темные следы от пальцев с бахромой пылинок по краям.
        - Ну хочешь, я сам с ним поговорю?
        - Зачем?
        - Быстрее будет. По «аське» свяжусь - он тут же и уберет.
        - Не надо. Я сама. Просто думала… Ты с ним не знаком?
        - В Интернете болтали.
        - Он как, вообще, парень-то? Я его вижу только за партой, ты ж понимаешь.
        Отпечатки пальцев уже заняли половину экрана. Тонкий вдруг понял, что бабушке очень и очень хочется выгнать этого Иванова из университета, но она боится сбить планы хорошему, наверное, парню. Плохому - еще куда ни шло, а вот хорошему…
        - Подлый он, ба. Я ж тебе говорил: забил девушке стрелку и не пришел… По телефону опять же, и… и… - Он запнулся и подумал, что у этого Иванова, наверное, есть родители, планы, амбиции. Может, он хочет стать телеведущим или профессором, как бабушка? А из-за своего дурацкого хобби может запросто стать солдатом на ближайшие два года. И неизвестно, сможет ли он через эти два года восстановиться в университете. В армии небось будет не до учебников. Хотя отец, например…
        - Захочет - восстановится, - припечатал Тонкий, вспомнив про котов и канализацию.
        - А если не захочет?
        - Невелика потеря.
        Бабушка мазнула рукавом по экрану - «пальчики» смазались в ровную черную полосу.
        - Ладно, иди. И разберись в школе, чтобы не было никаких разговоров.
        - Хорошо.
        - Пыль вытри.
        Потом Тонкий расставлял по местам технику, вытирал пыль, спорил по телефону с Вуколовой насчет Лабашова. Сошлись они в одном: Романа Петровича лучше не беспокоить, он и слушать не станет о каких-то оговорках. Потом Сашка откопал в крысиной клетке погрызенный «капс лок», воткнул на место. Поболтал по телефону с Федоровым, хотя тот и так давно понял, что был не прав, давая одноклассникам слушать «пранки» с бабушкой. Запустил «аську»… Не ту! Не свою, а новую, которую завел специально для Вани. Хотел отключиться, но получил «месидж».
        - Превет, Ира. Как дела?
        - Я не Ира! - огрызнулся Тонкий. Он еще злился на Ваню за то, что тот доставил ему столько хлопот, и немножко на себя и бабушку - просто так.
        - Я так и падумал , - многозначительно ответил Ваня.
        - Ну и думай дальше! - Тонкий злился. У этого Вани еще хватает совести так запросто с ним разговаривать после того, как его уже прищучили и грозят отчислением.
        - Стукач!
        - Не стукач, а внук Валентины Ивановны. И ты ее достал.
        - Правда?
        - Что достал? Правда. Сам-то как думаешь?
        - Что внук.
        - Нет, блин, шучу! Я из ФБР.
        - Врешь!
        - Вру.
        - Она грозилась меня отчислить.
        - И отчислит, если «пранки» с сайта не уберешь.
        - Убрал уже.
        Тонкий сбегал на сайт и увидел, что Ваня не врет. «Тараторка» была, «Бутуз» был, «Старухи» не было. Вообще не было ни одного Ваниного файла. Неужели исправляется?
        - Чем она тебе не угодила-то? - миролюбиво спросил Тонкий.
        - Я не знал, что это она. Мне просто подкинули хороший материал.
        А вот это уже интересно! «Материал», значит, подкинули?
        - Однокурсник? - быстро спросил Тонкий.
        - Нет, Толяша вообще с другого факультета.
        - Какой Толяша?
        - Неважно.
        - Как это неважно? - возмутился Тонкий. - Ты перестал звонить - он начнет.
        - Не начнет.
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю.
        Что ж, спасибо хоть на этом. Тонкий и не надеялся, что Ваня так просто скажет, что за Толяша такой дал ему бабушкин телефон. Странно, что имя назвал, должно быть, случайно проговорился. То, что парень учится в университете, но не на журфаке, а где-то еще, уже было подарком. Тонкий удачно ввернул про однокурсника. Спросил бы «кто» - Ваня вообще бы не ответил.
        - Значит, моя бабушка для тебя - материал?
        - Ну да! Ругается классно, никто такого не говорит! Я и работал с ней, мало ли на свете старух по имени Валентина Ивановна?! А потом, когда понял, отступать уже было неспортивно.
        - Надо было до печенок достать?
        - Да иди ты! Думаешь, раз профессорский внук - все можно?
        - Сам иди , - не обиделся Тонкий.
        Разговаривать с Ваней было уже неинтересно. Кто ему дал бабушкин телефон - все равно не скажет, да и не нужно это. Если тот парень лично с самого начала не стал звонить сам, а дал телефон Ване…
        Тонкий невежливо ушел в офлайн.
        Кстати, бабушка-то была права: не такой безграмотный этот Иванов, каким хотел казаться. Сейчас ведь нормально поговорили, без ошибок почти.
        Глава X
        Вся правда о Лабашове
        Болеть неинтересно, когда занимаешься этим в одиночку. Захворала бы сейчас Вуколова или хоть Федоров с Фоминым, пошел бы к ним, хоть в дурака бы сыграли. Ну хоть Ленка бы дома была! Или бабушка. Или Толстый бы научился говорить, а то так со скуки помереть можно!
        Тонкий сбегал в поликлинику еще с утра и теперь бродил по дому мрачный как тень. По телику ерунда, в Интернете никого нет - все учатся, такая тоска, хоть вой. Даже рисовать не хотелось. Тонкий послонялся по дому, подумал о возвышенном и о краже, но так и не придумал ничего нового. Что тут думать-то: воры в милиции, Тонкий - герой, Толстый - тоже, вчера получил баранку за спасение хозяина. Вчерашнее приключение уже казалось тихим и пресным, как речка-вонючка на даче.
        Спасение пришло с улицы, нажало на звонок и, при внимательном рассмотрении, оказалось Лабашовым. Лабашов стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу, как первоклассник, вяло демонстрируя желание войти и что-то сказать.
        Тонкий обрадовался ему, как родному, даже забыл, как его зовут.
        - Ты?!. Вы?..
        - Ты, - подсказал «спаситель от скуки», - то есть я. Лабашов Серега, помнишь?
        Тонкий не стал отвечать на дурацкий вопрос, втащил студента в квартиру и повел к себе в комнату.
        - Проходи. Чаю хочешь? Я тут помираю: в школу ходить не велено, не знаю, чем себя занять… Садись на диван, Толстый не кусается.
        Студент робко глянул на Толстого, занявшего оборонительную позицию на диванной подушке, и присел на краешек.
        - Я по делу. Мне надо тебе кое-что сказать. - Он увидел, что Сашка уже навострил лыжи в кухню. - Подожди ты с чаем! Тут серьезное дело.
        Тонкий послушно затормозил, вернулся и сел рядом с Лабашовым. Серьезное так серьезное.
        - Я, похоже, это… Майю Дмитриевну я подставил с ворами. И вас, кажется.
        Заявление было сильное. Тонкий подумал: хорошо, что он за чаем не пошел, а то бы сейчас ухнул поднос прямо на пол. От таких новостей-то! Пара чашек - ерунда, но кипяток на ноги - штука неприятная. Ну и хорошо, что не ухнул, ну и ладно, ну и проехали. Когда такое дело…
        - С чего ты это взял? - осторожно спросил Тонкий и подумал, что в любом случае день перестал быть скучным. - Почему ты мне это говоришь, а не милиции?
        - Я не виноват. В милиции не докажешь, что ты не верблюд, а про тебя Майя Дмитриевна рассказывала - ты фальшивщика в школе поймал…
        - Короче!
        И Лабашов рассказал так коротко, как мог.
        В начале сентября во дворе университета к нему подошел парень: «Слушай, мне Майя Дмитриевна по экономике велела приготовить реферат с видеоматериалами. Я записал на дивидюк, она сможет это посмотреть, как думаешь?»
        Лабашов к тому времени уже успел побывать в гостях у Майи Дмитриевны, сдавая свой многострадальный «хвост». Он заверил парня, что «ди-ви-ди» у преподавателя есть и компьютер вроде новый - если что, диск можно посмотреть и на нем.
        Парень оживился: «Так ты был у нее в гостях? А что она любит? Не собирает, к примеру, какие-нибудь фигурки, ничего такого не заметил? Мне без презента соваться нельзя»… Серега честно описал ему обстановку, увиденную у Майи Дмитриевны. Никаких фигурок им замечено не было, но тот студент, похоже, остался доволен.
        Поговорили - разошлись. Лабашов об этом давно забыл, но две недели тому назад он вновь увидел того же студента во дворе университета. Лабашов узнал его, хотел окликнуть, но тот подошел первым: «Студент, выручай! Такая проблема: меня ведь отчислили с первого курса! Сейчас восстанавливаюсь. Студенческого, сам понимаешь, нет, поэтому в здание меня не пустят. Допуск есть, а билета нет, понимаешь? А мне надо Майе Дмитриевне сдать реферат. С видеоматериалами, помнишь, я говорил? Дай ее телефончик, а? Я знаю, у тебя есть».
        Лабашов не углядел ничего подозрительного в том, что студент у студента просит телефон «препода». У всех есть «хвосты», но не всем удается поймать преподавателя у дверей университета. Телефон Серега дал, рассказал парню, по каким дням Майя Дмитриевна бывает на кафедре, дал переписать расписание - обычные студенческие дела, что тут подозрительного? Парень еще поспрашивал, не побеспокоит ли он Майи-Дмитриевниных домочадцев своим звонком, и Лабашов сообщил, что она живет одна, если не считать кошки. Потом парень стал расспрашивать про бабушку Тонкого («А то у меня и по русскому «хвост», за один, сам знаешь, не отчисляют»). Лабашов ответил, что с преподавателем не знаком, но вроде живет рядом какая-то русичка… «Им небось в одном доме квартиры давали», - поддержал разговор парень, и Лабашов с ним согласился…
        Тонкий понял, к чему клонит Серега, и перебил:
        - Ты на краже его видел?
        - Того парня? Нет. Но, по-моему, Сань, это был наводчик.
        «А по-моему, ты параноик», - подумал Тонкий и, наверное, заметно подумал, потому что Лабашов поспешил объяснить:
        - Саня, я узнавал: нет у нас такого факультета, где бы читали и Майя Дмитриевна, и твоя бабушка. Нет, понимаешь? Экономистам русский читает другой преподаватель. На журфаке у твоей бабушки тоже есть экономика, но читает ее опять же не Майя Дмитриевна. Они пересекаются только на театральном, но там Майя Дмитриевна читает не экономику, а математику. А парень четко сказал: «Майя Дмитриевна по экономике велела приготовить реферат… Не знаешь координаты Валентины Ивановны, а то у меня и по русскому «хвост»?» Такого ни на одном факультете нет, понимаешь?
        Тонкий понял: Серега не параноик. Парень дело говорит. Ведь так и работают наводчики: сперва изучают обстановку (есть ли в доме вообще что воровать); выясняют, кто еще живет в квартире (кошка - не в счет); узнают рабочее расписание: по каким таким дням у Майи Дмитриевны лекции (читай: «Ее не бывает дома»). Координаты жертвы опять же…
        Похоже. Очень похоже! Лабашов молодец, наблюдательный. Тонкий бы и не вспомнил, что там было две недели тому назад!
        Сашка встал и пошел за чаем. Наблюдательный Лабашов увязался за ним в кухню.
        - Я боюсь говорить в милиции, - жаловался он, по-светски устраиваясь за кухонным столом. - Я же теперь, получается, соучастник!
        «И все-таки он параноик», - мелькнуло у Тонкого.
        - Не бойся, - успокоил он мнительного Лабашова. - Разговаривать со студентами - не преступление. А вот утаивать данные от следствия…
        - Они ж за меня первого примутся!
        - Не примутся. Расписание долго изучал?
        - Всю ночь, - похвастался Лабашов. - Попросил в уччасти отсканить. Инспектору лень было копаться - выискивать наше, она и дала мне пачку, где все есть.
        «Паршиво поставлена работа с документами, - подумал Тонкий, меланхолично разливая чай. - А потом удивляются, что преподавателей обворовывают».
        - Все?
        - Точно, все. Я по сайту сверил: все факультеты, все курсы. Аспирантура отдельно, да этот парень говорил, что он первокурсник.
        Тонкий молча поставил ему чашку. А сам-то еще вчера подозревал Серегу в соучастии в преступлении! Что ж, получилось соучастие, только не то, о котором думал Сашка. А может?.. Не-а. Не врет Лабашов, да и с чего ему врать? Ну, помог наводчикам, сам того не желая! Дело не подсудное, но противное. Хорошо хоть - заметил! Тонкий бы, например, забыл этот разговор, как вчерашний день, и точно не побежал бы сверять расписания.
        - А как ты вообще дотумкал расписания посмотреть?
        Лабашов улыбнулся и смущенно отхлебнул горячий чай.
        - Ну, дотумкал я только вчера, в милиции. Времени было много. Этот парень, только сейчас понимаю, слишком интересовался обстановкой: что у кого дома есть ценного. Спрашивал, кто еще проживает в квартире, расписание опять же… А вечером, когда ты спросил: «Это тоже ваш студент?», я и вспомнил, что Майя Дмитриевна с твоей бабушкой вроде не пересекались…
        - Ясно. Ты это… расскажи лучше Роману Петровичу. Сейчас я тебе визитку дам.
        - Не надо! - Лабашов поднялся и торопливо допил чай. - У меня есть. Сейчас от тебя позвоню и зайду к нему. Точно ничего не будет?
        - Стопудово.
        Он и правда позвонил Роману Петровичу и быстро ушел. А Тонкий остался переваривать услышанное.
        Совсем озверели студенты: один по телефону хулиганит, другой домушников натравливает. Хотя тот наводчик не был студентом, как выяснилось. Студент хотя бы соврал правдоподобнее. Стоп, а откуда он знал, что у Лабашова есть телефон Майи Дмитриевны? И что он вообще бывает у нее дома? Подслушал? Может быть. А может быть, наводчику сказал кто-то из студентов. Такой же балбес, как Лабашов, лишенный бдительности, но всегда готовый помочь товарищу, не подозревая, что перед ним - наводчик. Или подозревая? Вообще, гнилое это занятие - преподавателей обворовывать. Не олигархи все-таки. Да и наводчик скорее будет тусоваться во дворе, чем у места работы будущей жертвы. Значит, все-таки - студент?
        Додумать ему не дали. Позвонила бабушка и радостно сообщила:
        - Тетя Лена… То есть Елена Анатольевна с актерского пригласила тебя в гости за город. Там лес, свежий воздух. Погостишь недельку, пока болеешь. Собирайся. Вечером тебя там будут ждать.
        Тонкий даже не успел спросить, кто такая Елена Анатольевна с актерского и с какого перепугу она зовет Сашку в гости. С преподавателем не поспоришь, поэтому проще было собраться и ждать бабушку: приедет - объяснит. В конце концов, может, за городом болеть не так скучно? Хотя какой прок от речки в октябре? И с чего какая-то тетя Лена печется о его здоровье? Хотя это Сашке она - незнакомая тетя Лена, а на работе для бабушки небось приятельница.
        Пока гадал, Тонкий побросал в сумку вещи, приготовил переноску для верного крыса. Может, это и невежливо - ехать в гости с крысой вместо конфет, но как же Толстый будет один без него? Бабушке некогда с ним возиться, а легкомысленная Ленка обязательно забудет его покормить. Конфет и по дороге купить можно, проблема, что ли?!
        Пока собирался, вернулась Ленка, проехалась по поводу его спонтанного отъезда:
        - Сачкуешь, симулянт?
        Почти сразу вернулась бабушка и тоже оказалась недовольна:
        - Ты что, на ПМЖ собрался? Легенький рюкзачок - и все. Надоест - вернешься домой, всего час на электричке.
        - А ты со мной не поедешь? - робко понадеялся Тонкий.
        Бабушка покачала головой:
        - Во-первых, Елена Анатольевна звала тебя. Во-вторых, в университет оттуда ехать жутко неудобно, она сама там появляется раз в неделю.
        - А как же?..
        - Там ее сын в пекарне за старшего. С ним и будете кучковаться, он не против, предупрежден. Только крысу особо не демонстрируй, продукты все-таки.
        - Не понял: в какой пекарне?
        - У нее своя пекарня, - объяснила бабушка. - То есть у ее сына… То есть… Сама не знаю, в общем. Тебя пригласили туда погостить - и все. Да что ты стесняешься? - добавила она, глядя, как Тонкий смущенно чешет в затылке. - Елена Анатольевна хорошая, мастерство актера преподает на театральном. Тысячу лет ее знаю. Рассказала ей сегодня о твоих подвигах, что ребро твое треснуло из-за меня, она и говорит: «Пусть приезжает ко мне за город, на воздухе быстрее отойдет». Я подумала, ты захочешь отдохнуть после того, что случилось.
        Тонкий хмыкнул и пошел утрамбовывать содержимое сумки в маленький рюкзачок. Бабушку трудно понять. А двух бабушек, если они о чем-то договорились, - не стоит и пытаться.
        Глава XI
        Не злой Витек
        Колеса стучали, Толстый шевелил усами в такт, заинтересованно потягивая носом в сторону окна: «Что там за новые запахи?»
        Тонкий не разделял крысиного энтузиазма. Осень, дождь, бесплатные грязевые ванны всякий раз, как выйдешь на улицу. Сейчас бы дома на диване валяться и мечтать о новых коньках к зиме! «Нет, - сказала бабушка, - отправляйся, внук, в Подмосковье, к неизвестной тете Лене. Подальше от дивана, поближе к природе. Там, видишь ли, - воздух».
        Унылые подмосковные домики, как старухи в серых платках, горбились вдоль железной дороги. Развевалась на ветру седина-пакля, торчавшая между бревнами тут и там, поблескивали серые, будто выцветшие глаза, окошки. Иногда Тонкому казалось, что он слышит, как поскрипывают на ветру старые ступеньки: «Ох, суставы ломит! К дождю, видать». От скуки он считал, сколько старух-домов промелькнет за окном электрички, но потом бросил.
        Вообще, дурацкое это слово - «старуха», ну его. А больше ничего примечательного за окном не было, только полуголые деревья да, может быть, грязно-белая коза - промелькнет и скроется.
        Слишком всего много произошло за последние дни, чтобы внятно думать о чем-то конкретном. Пранкеры, домушники, Лабашов. И все, похоже, закрыто: вопросы решены, участие Тонкого больше не требуется… А все равно. Студенты и преподаватели. Почти такой же вечный конфликт, как отцы и дети, но от этого не легче.
        Такое ощущение, словно в университете объявлен глобальный праздник непослушания с телефонными звонками и уголовщиной. Причем один преподаватель насолил студентам так, что пранкера мало, надо устроить квартирную кражу… А ты - внук этого преподавателя, и тебе как-то неуютно от таких событий.
        Теперь вообще в ссылку отправляют, и твоя святая обязанность - радоваться до ушей и благодарить за гостеприимство незнакомую тетю Лену. Или Елену Анатольевну, как удобнее-то? Какая разница, все равно там будет ее сын, значит, благодарить за гостеприимство надо его. А Тонкий даже конфет не купил! Свинтус.
        Шикнули двери, надавила сзади толпа, и Тонкого вынесло на платформу. Народу было немного, но каждый работал за двоих локтями и корпусом. Сашка только чуть скорректировал направление, чтобы не влететь носом в дверь. Робкий толчок в спину, столкновение с чьим-то рюкзаком и - пожалуйста: здравствуй, подмосковный город Горбунок! Здравствуй, толпа тех, кто работает в Москве, а живет здесь и штурмует электрички дважды в день, утром и вечером. Здравствуйте, бомжи и торговки всякой фигней. Здравствуй, незнакомый парень, который стоит столбом, кого-то высматривая. Прости, но я, кажется, сейчас в тебя врежусь…
        - Ты - Саня?
        Тонкий царапнул нос о блестящую зеленую пуговицу, затормозил, бесцеремонно схватив незнакомца за локоть, а уж потом ответил:
        - Я. Здрасьте.
        - Можно на «ты», - подсказал незнакомец. - Я Витек. Мать хорошо тебя описала, я сразу узнал.
        Тонкий вежливо закивал, пожал протянутую руку и подумал над еще одной странностью бабушек: ты их в глаза не видел, а они тебя знают! Причем знают настолько хорошо, что могут описать… Вот кому в сыске работать надо!
        - Она говорила, к вам воры залезли, а ты их разогнал? Здорово, я бы испугался.
        Тонкий посмотрел на квадратного Витька, чьим кулаком можно было бы колоть орехи, причем кокосовые, и подумал, что это он из вежливости. Или так, чтобы разговор поддержать. Тонкий вот за свою жизнь так и не научился поддерживать разговор. Когда говорить вроде и не о чем, но из вежливости требовалось, он терялся и молчал, как дурак. А бабушка потом возмущалась, какой у нее внук невоспитанный.
        - Так я испугался. Сначала. А потом…
        Без всякого удовольствия Тонкий рассказал Витьку, как было дело с кражей. В красках расписал картину: «Полуголый придурок бежит за милицией, а бабушки держат вора». Витек смеялся, а Тонкий думал: о чем еще рассказывать, когда эта история иссякнет?
        Но когда история закончилась, Витек поведал, как однажды к ним в пекарню залезли бомжи. Унесли не пироги, не хлеб, не топливо, а прокисшие ягоды, наверное, для браги. Пропажу заметили только после того, как сосед Валерий Палыч указал Витьку на срезанный замок: «Это так и надо? Третий день замок на одной дужке болтается!»
        - А как узнали, что это были бомжи? - полюбопытствовал Тонкий.
        - Так они потом возвращались! - Витек хохотнул. - Несколько раз в открытую встречали меня у порога и спрашивали, нет ли еще прокисших ягод. Просили, чтобы я их не выбрасывал, а выставлял на улицу, типа: «Мы ведра тебе вернем».
        - А ты?
        - Послал их куда подальше. Нечего было спиливать замок, попросили бы сразу…
        Тонкий в сотый раз посмотрел на Витька, в сотый раз представил того ненормального смельчака, который вздумал бы чем-то Витьке насолить, а потом еще и признаться в этом. Никто умнее первоклашки воображаться не хотел, и Тонкий оставил это занятие. Тем более что они уже пришли.
        - Вот моя фазенда. - Витек гостеприимно распахнул калитку. - Здесь я гроблю свои молодые годы, мечтая стать богатым и знаменитым.
        - Что, правда? - наивно спросил Тонкий.
        - Ну, это пекарня матери. Я помогу ей подняться, пока не станет возможным нанять пекарей на мое место. Или пока она сама на пенсию не выйдет, - он смешно хмыкнул. - Но этого долго ждать. Давай заходи, знакомься с местными достопримечательностями. - И он протолкнул Тонкого в калитку.
        Достопримечательностей оказалось четыре: воинская часть за холмом, городок, больше смахивающий на деревню, чуть ближе - собственно пекарня и нервный сосед Валерий Палыч. Когда-то, не слишком давно, когда пекарня только открывалась, этот сосед не пожелал ехать в город (хоть ему и предлагали), а предпочел поселиться прямо рядом с пекарней. Все последующие месяцы он ежедневно жаловался на приторный запах булочек и шум грузовика по утрам.
        Витек рассказывал долго и вдохновенно, как однажды Валерий Палыч выловил у пекарни солдатика, стоявшего в очереди за булками, и передал ему в руки жалобу на имя командира части. Что именно содержалось в депеше, Витек так и не узнал, понял только, что там говорилось про него. Но судя по тому, как долго потом хихикали солдаты всякий раз, когда покупали здесь булки, Валерий Палыч обвинил Витька как минимум в шпионаже.
        - Может, он накатал, что я в пирожках секретные донесения распространяю или что у меня ракета в духовке спрятана, как-то так. Никто ничего путного не сказал, все только ржали.
        Тонкий от души пожалел Витька: знать, что сосед хохмит, и не видеть самой депеши, над которой смеются солдаты… Обидно это, как ни крути.
        В городке, больше похожем на деревню, и в воинской части, как понял Тонкий, живут основные покупатели Витиной выпечки. В том числе прапорщик, школа и булочная. В той школе Витек ни разу не был, но точно знал: по субботам туда ходят одни шестилетки, а географичка - дура, потому что никак не снимет с подоконника фикусы, давно вышедшие из местной моды.
        Этими ужасно ценными сведениями Витек сыпал щедро и весело. Тонкий подумал, что парню, наверное, очень скучно здесь, в компании географички, школьников и Валерия Павловича. В голову закралось страшное подозрение: «Может быть, здесь еще и Интернета нет?»
        Витек, увлекшись ролью экскурсовода, уже повел Тонкого в пекарню. Наполовину деревянная, наполовину кирпичная постройка с бревенчатыми колоннами неумолимо что-то напоминала…
        - Здесь раньше был пионерский лагерь, - сообщил Витек. - Потом он переехал, и осталась одна столовая. Это и есть пекарня.
        Тонкий закивал: когда-то очень давно, классе, кажется, в третьем, ему довелось побывать в пионерлагере. В точно такой же столовке три раза в день проходили боевые действия. И однажды компотно-ягодная артиллерия Тонкого была разбита в бою с гороховыми душманами. Горошина, метко выплюнутая из трубочки, едва не лишила его глаза. Вожатая страшно ругалась, а приехавшая по тревоге бабушка пообещала, что Сашка больше никогда не поедет в лагерь.
        Тонкий рассматривал мрачно-розовую постройку. Витек отпер дверь и с достоинством английской королевы пригласил Саню внутрь.
        В деревянной части был склад и кухня, в кирпичной - собственно духовки. Здоровенные: если бы не противни, можно было бы забраться и греться целиком.
        - Мощь! - искренне оценил Тонкий.
        - Пришлось, конечно, кое-что переделать, - довольно заметил Витек. - С электричеством опять же… Но теперь вроде ничего, мать довольна.
        - Сам, что ли, делал? - спросил Тонкий.
        - Кое-что - сам, - уклончиво ответил Витек. - Было смешно, когда мать первый раз увидела эти духовки. Вот такой слой копоти, и на каждой - обязательно что-нибудь гвоздем нацарапано. Слово какое-нибудь… А то и десять. Так она не хотела помещение брать только из-за этого. Я ей пообещал, что все исправлю и никаких «Здесь был Вася» в духовках не будет. Пришлось ими самому заниматься.
        Тонкий подумал, что этот Вася, наверное, очень веселый и неунывающий человек. Ему бы, Тонкому, окажись он в духовом шкафу, меньше всего хотелось бы оставлять там автографы. И еще он понял, откуда берутся страшилки в пионерлагерях: про поваров-людоедов, про вожатых-привидений… Вот так зайдет человек на кухню, прочтет Васино послание в духовке - это ж какой простор для фантазии! Тут не то что повар-людоед, тут целый людоедский мясокомбинат померещится.
        - Здорово! - сказал Тонкий. Надо же что-то сказать, когда тебе показывают свою работу.
        - Я старался, - ответил Витек. Наверное, ему тоже надо было что-то сказать, когда его похвалили. - Снаружи у нас розничная палатка, а основную часть - по утрам на грузовике развозим, в школу и булочную.
        - Это из-за этого грузовика Валерий Палыч?..
        - Ага, ага! Однажды он не выдержал, высунулся в окно и стал палить по шинам из пневматички. По шинам ни фига не попал, зато прострелил банку с повидлом. - Он выдержал эффектную паузу и добавил: - Столитровую. Только привезли, еще на улице стояла…
        - И началась во дворе пекарни сладкая жизнь… - мечтательно добавил Тонкий.
        - Ну да! На то повидло всех окрестных мух переловили и еще - Леньку! Это уборщик, - объяснил Витек. - Он сейчас в город поехал, завтра познакомишься.
        - Ясно. А что Валерий Палыч?
        - Ругался, как дембель! Вопил, что я тут антисанитарию развожу, вон, дескать, сколько мух налетело!
        Тонкий подумал, что этот Витек, похоже, удивительно незлобивый парень. Ему попортили сто литров продукта, а он смеется. Так и сказал:
        - Ты не злой.
        - На Валерия Палыча - нет. Глупое это занятие: как на дождик злиться за то, что льет, или на кротов, что они весь огород изрыли.
        - Этот крот небось выше меня ростом, - проворчал Тонкий.
        Он еще не видел Валерия Палыча, но уже проникся к нему тихой антипатией.
        - Что есть, то есть, - непонятно ответил Витек. - А ты как вообще, пироги уважаешь?
        - Кто ж их не уважает! - воспрял Тонкий.
        - Ну и пошли тогда в дом.
        Дом понравился Тонкому гораздо больше, особенно: «Компьютер здесь, Интернет работает, можешь пользоваться - у меня безлимитка. Еще ноут есть, если тебе будет за ним удобнее».
        А и вообще ничего, неплохо: две комнаты, кухня. Удобства - вообще праздник: как всякий городской человек, Тонкий недолюбливал дощатые сортиры. Одну из комнат предоставили Сашке, вторую Витек собирался делить с Леней, пока Тонкий у них гостит.
        Когда попили чаю, Сашка наконец выпустил на свет верного крыса.
        - О, антисанитария! - оценил Витек. - Палыч теперь вообще взбесится!
        - Не с кем оставить… - начал оправдываться Тонкий, но Витек перебил:
        - Нормально, я шучу. В пекарню его только не бери, туда и правда нельзя. А в доме-то - ради бога!
        Учуяв пироги, верный крыс сделал стойку на задних лапах и требовательно повел туда-сюда носом. Витек понял его правильно, дотянулся через стол и отщипнул крысу кусок булки. Толстый принялся за еду, и Тонкий облегченно вздохнул: знакомство прошло удачно.
        Глава XII
        Секретный код жителей Горбунка
        Витек вчера нагло соврал: не всех мух переловил на банку с повидлом Валерий Палыч. Ой не всех! Вон сидит парочка на литовской сдобной за пятнадцать рублей - согнать! Еще одна вертится около ватрушек, и физиономия у нее хитрющая: так и ждет, чтобы Тонкий отвернулся. Вот мы ее полотенцем!..
        - Четыре «фантика»… А где Витек? - В окошко просунулась голова, двадцать третья за это утро.
        Тонкий расправил пакет - за сегодня пятнадцатый. (Еще восемь человек взяли по одному, по два пирожка. Витек сказал: меньше трех - выдавать только в бумажке.) Ловко подцепил щипцами слойки, шуганув попутно муху с хитрющей физиономией, раз-два…
        - Витек - на кухне. Я - Саша. Приехал на неделю. Не работаю, просто помогаю. Школу не прогуливаю, я болею. Нет, не заразно - трещина в ребре. Получил - в драке и мне не стыдно, - ответил Тонкий в двадцать третий раз. И добавил: - Сорок рублей.
        - Знаю, - растерялась бабулька, просовывая в окошко четыре десятки. - А ты надолго приехал?
        - На неделю, - устало повторил Тонкий.
        Он и представить себе не мог, что работа в булочной палатке окажется настолько интересной! Ну да - неудобно было слоняться по городу-деревне и бить баклуши, когда все вокруг работают. Сашка и попросился помочь. Работу на кухне, рядом с огромными духовыми шкафами (где побывал неунывающий Вася) и горячими противнями, Витек счел слишком опасной, а чистку этих противней и котлов - слишком трудоемкой. Было решено поставить Тонкого на торговлю. Сашка сперва побаивался материально ответственной должности:
        - А если я кого-нибудь случайно обсчитаю?
        - Он тебе скажет, - был ответ. - Не отходя от кассы. Здесь маленький город и воинская часть, все покупатели здесь давно и надолго. Цены знают, берут в основном одно и то же, обсчитать их надо еще суметь…
        - А если меня кто-то нечаянно обсчитает? - не унимался Тонкий.
        - Завтра занесет.
        На том и порешили. С первым же покупателем Тонкий понял: ничего сложного нет. Главное - слушать и не перебивать. Покупатель сам знает, что ему надо, сколько с него за это возьмут и сколько Тонкий должен дать сдачи. И еще - покупателя очень интересует, где Витек, как зовут Сашку, надолго ли он приехал и далее - по списку.
        Вопросы все задавали до обидного одинаковые. Тонкий даже подумывал: может быть, это какой-то секретный код, по которому местные жители узнают своих? Но разгадать этот код ему, кажется, было не суждено.
        - Ты здесь работаешь? - полюбопытствовала бабулька.
        - Нет, помогаю, - вздохнул Тонкий. Необычайно интересна работа продавца!
        За болтовней-расшифровкой кода Сашка успел создать небольшую очередь: одна бабулька и два солдата. Бабулька расспрашивала Тонкого, не заразно ли его сломанное ребро, солдаты увлеченно болтали между собой. У них, кажется, был свой секретный код, потому что Тонкий, как ни старался, почти ничего не понял.
        - «Белая гвардия» - к Новому году? Не рановато ли?
        - Меня спрашиваешь? Не я это придумал, и не я поставил этого гуся ответственным. Он, видите ли, актер!
        - Гусь?
        - Ну! С первого курса выгнали, актер, блин!
        - А он точно гусь, а не фазан? Смотри: он пришел весной. Нас только посвятили в фазаны, помнишь?
        - Помню, как ты весь вечер сесть не мог!
        - Иди ты! - солдат пнул приятеля под ребро. - Так мы-то теперь уже черпаки! А он все еще гусь? Не выходит.
        - Не выходит, - согласился второй. - Ну, значит, фазан, тебе легче?
        Первый довольно хмыкнул и подмигнул:
        - Мне легче оттого, что я его не посвящал!
        Второй выдержал паузу и захихикал:
        - Я тоже. Он, по-моему, еще не…
        - Угу. Десять сосисок в тесте.
        Последние слова были адресованы Тонкому. Саня расправил пакет, перехватил щипцы поудобнее и приготовился отвечать на вопросы.
        - Парень, а Витек-то где?
        - Витек - на кухне, я - Саша, приехал…
        - Надолго?
        - На неделю, здесь не работаю, просто помогаю…
        Из всего солдатского диалога Тонкий понял только, что «фазан», «гусь» и кто там еще - вроде титулов, с посвящением, нареканием и прочими церемониями. Процедура посвящения, видимо, весьма неприятная, недаром эти двое так хихикали. При чем здесь Белая гвардия к Новому году и чем насолила солдатам эта непосвященная птица, - осталось за кадром. Ну и ладно!
        - Сто десять рублей.
        Солдаты расплатились и ушли, болтая на непонятном своем языке. Тонкий выглянул из палатки - чисто. Покупателей больше нет, рассосалась очередь. А он-то уж было приготовился отвечать на вопросы…
        - Витек! Эй, парень, а где Витек?
        - На кухне, я - Саша, приехал на неделю, не работаю, просто помогаю… - Тонкий начал рапортовать, потом оборвал себя и вздрогнул. Голос доносился сзади.
        Вообще-то, ничего удивительного: палатка - это название только, а на самом деле палатка - не палатка и даже не пристройка, а просто окошечко в пекарне. Сзади хватало голосов: и Витька, и Лени. За работой они забывались и начинали перекрикиваться, как целый хлебозавод. Утром Тонкий пугался, а сейчас привык. Только этот голос был незнакомый.
        Сашка обернулся. В углу на корточках сидел солдат с пакетом пирожков и стольником наизготовку. Покупатель. А почему прячется?
        - Витек - на кухне, - рассеянно повторил Тонкий. - Ты, между прочим, только что прошел мимо него. Я - Саша…
        - Прости, парень, проглядел! - солдат чуть привстал, отводя голову так, чтобы не было видно из окошка, и протянул стольник: - Держи вот за десять «фантиков». Ты надолго здесь?
        - На неделю, - терпеливо ответил Сашка.
        Он сообразил, что парень прячется, скорее всего, от тех солдат, которые спорили о птичках. Высунулся в окно - никого, и сообщил:
        - Уже ушли.
        - Спасибо, парень!
        Солдат выпрямился, и Тонкий подумал, что такому парню грех прятаться хоть от сослуживцев, хоть от целого Кинг-Конга.
        Выпрямился - это сильное слово: в комнатушке у окна, где Тонкий мог бы спокойно прыгать, солдат не мог стоять в полный рост - ему приходилось пригибать голову. А Витек, между прочим, под свой рост потолки делал, а он - тоже не маленький.
        Пока Тонкий размышлял, удобно ли спросить солдата, почему он прячется, тот его опередил:
        - Ты здесь работаешь?
        Блин, только что же сказал!
        Муха с хитрой физиономией устало приземлилась на стол. Тонкий меланхолично согнал ее полотенцем. Интересное занятие - розничная торговля!
        - Ну как ты, Санек? Привет, Васнецов! - вошел красный от кухонного жара Леня-уборщик, и Сашка ужасно обрадовался такому разнообразию в жизни.
        - Отлично! Давно так не отдыхал!
        А что, это была правда! Торговать пирожками Тонкому еще не приходилось. Говорил дед: «Учись хорошо, Саня, а то будешь пирожками торговать!» Вот кто-то и допрыгался.
        - Ты, это… Васнецову с кухни отпускай, ладно?
        - Уже, спасибо! - Солдат потряс пакетом с пирожками и сделал ручкой: - Я пойду, пока народу нет!
        Хлопнула дверь. Леня выглянул на секунду в окно, посмотрел на удаляющуюся спину Васнецова. Перехватив недоумевающий Сашкин взгляд, заговорщически зашептал:
        - Недолюбливают его сослуживцы. В части-то все при деле и под присмотром, а на улице… Сам понимаешь.
        - Понимаю, - ответил Тонкий. - Дедовщина, я по телику видел.
        - Да не это даже! - замахал руками Леня. - У них там начальство удумало развлекательное мероприятие. Пьесу ставят к Новому году.
        - «Белая гвардия», - догадался Тонкий.
        - Слышал уже, да? Ну вот, а Васнецов сюда с актерского пришел, его и назначили ответственным. Ну, режиссировать это все, понимаешь?
        Тонкий не понимал. Ну режиссирует солдат пьесу, а отчего он после этого на улицу-то выходить боится? «Белая гвардия» - нормальная повесть, с какой стати за нее морду бить?
        - А что не так-то? - переспросил он.
        Леня картинно развел руками:
        - Ну-у, старичкам неприятно, что молодой ими командует. Орет: «Не верю!», и все такое. У них субординация - это все, а тут гусь-режиссер! Ну и молодые тоже, глядя на «дедов»…
        - Ясно, - отмахнулся Тонкий. Было почему-то стыдно обсуждать чужие трения с коллективом. - Объясните лучше, что такое «гусь»?
        - Солдат, который служит меньше полугода.
        - Говорили, он весной пришел. Это фазан?
        - Ага. Только ему, кажется, от этого не легче.
        Леня опять выглянул в окошечко, увидел: никого нет, достал из-под прилавка пустую консервную банку и закурил. Выдохнув дым прямо в хитрую физиономию мухи, нашарил ногой табурет и сел. Тонкий тоже сел, кажется, впервые за день.
        - Нормально, Сань, - Леня понимающе кивнул. - Всегда так: с утра поток, а с обеда - тишина. Может, из деревни кто заглянет.
        - А солдаты?
        - Не-а! Они как в увольнение идут - набирают, а обратно - летят бегом, чтобы не опоздать. Тут уж не до пирожков. Разве что самовольщики… Ну, это неважно, - оборвал себя Леня.
        Похоже, он считал неприличным разговаривать с подростками о таких аморальных вещах, как солдатская самоволка. А у Тонкого почему-то не шел из головы Васнецов.
        - Он такой здоровенный… - поделился Саня. - Разве он может вообще кого-то бояться?
        Леня хмыкнул, как древний дедушка, собирающийся поучить малолетнего внука уму-разуму. Смотрелось это довольно комично: парню было лет двадцать.
        - Разве в этом дело?! Вот у нас в универе есть парень, у него кликуха Кабан. Сам - во! - Леня показал рост где-то в районе собственного пояса. Учитывая, что показывал он сидя, выглядело неправдоподобно. Впрочем, он это заметил и уточнил: - В пупок мне дышит. Только его, Сань, уважают все. Не видел я, каков он в драке, и сомневаюсь, что кто-нибудь видел. Потому что никому и в голову не приходит с ним драться. Уважают его, понимаешь?
        Тонкий слабо понял, какая связь между «подраться» и «уважают», но мысль уловил:
        - Думаете, у Васнецова характер такой?
        - А что тут думать? - Леня самодовольно пустил дым в окошко. - Тряпка и есть. Разок бы не спрятался - всегда бы потом ходил спокойно.
        - А вы ему с кухни отпускаете… - ввернул Тонкий.
        - Что ж, я его перевоспитывать должен? - обиделся Леня. - Для этого армия есть. А мне здесь драки без надобности. Да и пустое это.
        - Хотите сказать, он всегда таким будет?
        - Просил же - на «ты». Откуда я знаю?
        Леня кинул окурок в банку с водой, и вовремя: на кухне запищал таймер, и почти сразу позвал Витек:
        - Ленька, иди вытаскивай!
        Тонкий уже с утра понял, что «уборщик» - одно название, а так Леня, как и Витек, работает в пекарне за всех и сразу. Уборщик, пекарь, продавец и, кажется, шофер - не отдыхать небось вчера в город ездил…
        - Пойду, - Леня встал и хлопнул Тонкого по спине: - Отдыхай. Почитать что-нибудь принести?
        - Лучше ноут, - оборзел Тонкий.
        А что? Витек сам с утра предлагал дать ему с собой ноутбук, чтобы не скучно было. Хоть с Вуколовой по «аське» поболтать, она, должно быть, уже пришла из школы.
        - Ноут так ноут. - Леня побежал вынимать выпечку из духовки.
        «Откуда в октябре столько мух?» Тонкий сидел на стуле и лениво шлепал полотенцем по прилавку. Получалось через раз: раз Тонкий почти попадал, раз - бил мимо. «Здесь пекарня, тепло, - отвечал он сам себе и снова замахивался полотенцем. - Прицел сбит. Вправо».
        - Не бейте мух, они - как птицы! - Стариковский голос у палатки заставил его обернуться.
        Дед. В очках с щегольской деревянной оправой. Сетка-авоська в руках, Тонкий видел такие в каком-то фильме.
        Старичок тоже увидел Тонкого и вспомнил секретный код:
        - Ой! Вы кто, молодой человек? И где Виктор? Кого ж я отчитывать-то буду за сегодняшнее, а?
        - На кухне. Я - Саша… А что случилось? - быстро спросил Тонкий в надежде изменить секретный код.
        Старичок поправил на шее несуществующий галстук, пригладил волосы и таки сменил поднадоевший Тонкому сценарий:
        - Случилось, молодой человек, следующее: ответьте мне, до каких пор я буду просыпаться в пять утра?
        Вопрос был, конечно, дурацкий, но смутная догадка посетила Тонкого:
        - Э-э… Наверное, вас разбудил грузовик?
        - Грузовик? - возмутился старичок. - Это же целый автопарк с Шумахером! - он захихикал, радуясь собственной шутке. - Улей во время сбора меда! Москва в час пик! Грузовик! Это не грузовик, молодой человек, это кошмар всей моей жизни!
        - А вы - Валерий Палыч, - закончил за старичка Тонкий.
        - А я - Валерий Палыч, - подтвердил покупатель. - Приятно, когда страна знает своих героев. А вы теперь здесь будете работать, молодой человек?
        Если бы Тонкий мог, он бы упал под прилавок и лежал бы там весь день, закрыв голову руками. Но раз уж взялся помогать Витьку, будь добр - отпускай пирожки, отвечай на вопросы и надейся, что завтра будет лучше.
        - Я просто помогаю.
        - Хорошее дело! - оценил Валерий Палыч. - Как приятно, когда молодежь тянется к труду. А не могли бы вы помочь и мне, молодой человек?
        - Я должен сидеть за прилавком, - растерялся Тонкий.
        - Вставать для этого не потребуется, - успокоил старик. - Я всего лишь попрошу вас УБРАТЬ ЭТОТ ЧЕРТОВ ГРУЗОВИК!
        Он рявкнул так, что мухи на прилавке синхронно замерли, а в кухне перепуганно запищал таймер.
        Тонкий не знал, что отвечать. Надо спросить Витька или, может, Леню, когда тот придет с ноутом.
        - Мне надоело просыпаться под шум мотора, - жаловался Валерий Палыч. - Это нервирует!
        «Оно и видно», - подумал Тонкий, но что сказать вслух, по-прежнему не знал.
        - Так я могу на вас рассчитывать? - неожиданно выдал старичок. - Вы уберете грузовик, правда?
        Такого поворота беседы Сашка не ожидал. Он решительно хлопнул полотенцем о прилавок (вроде даже попал) и нехорошо спросил:
        - В карман?! - Ну не вынесла душа Тонкого.
        Старичка как будто озадачила такая постановка вопроса. Несколько секунд он протирал очки полой видавшего виды пиджака. Потом поправил еще раз призрачный свой галстук и смирился:
        - Так я и думал. Так. Я. И. Думал, юноша, что вы - такой же, как ваш приятель!
        - Это какой? - уточнил Тонкий.
        Но Валерий Палыч уже счел беседу законченной:
        - Две слойки, молодой человек. - Он звучно брякнул на блюдце горсть мелочи и гордо сообщил: - Без сдачи!
        Тонкий покорно потянулся за щипцами: без сдачи так без сдачи, очень хорошо.
        Он завернул старичковы слойки в бумажку, протянул и подумал, что Витек, наверное, прав: сердиться на Валерия Палыча глупо. Тонкий не мог толком сказать почему, просто глупо - и все.
        Получив слойки, этот немолодой комик отошел на пару метров и погрозил Тонкому авоськой:
        - Готовьтесь к войне, юноша! Готовьтесь к войне!
        Захотелось поднять руку, как в старых детских фильмах, и крикнуть: «Всегда готов!», но Тонкий почему-то не решился.
        - С Валерьпалычем познакомился? - Леня возник у Тонкого за спиной и хохотнул: - Он еще и не такие перлы выдает! Про повидло тебе Витек рассказывал?
        - Ага, - Тонкий взял протянутый ноутбук. - Я не понял: у него действительно была возможность переехать в деревню?
        - Она у него и сейчас есть, - Леня опять хохотнул. - Витек ему каждый раз говорит: «Только согласись, куплю тебе дом в деревне, какой хочешь! А твой - под бытовку приспособим»… Ну, поднимется когда пекарня, будут работники, кроме меня, надо ж им где-то жить! - объяснил он Тонкому. - Нет, не желает Валерьпалыч переселяться. Кажется, ему с нами веселее.
        - В деревне, что ли, скучно? - не понял Тонкий. - Там небось компания побольше, да и по возрасту…
        - А спроси его! - отмахнулся Леня. - Ладно, работай! - И побежал в кухню под негодующий писк таймера.
        Тонкий раскрыл ноутбук и вылез в «аську». Вуколова, Федоров, Фомин, Ленка - все уже были дома и все хотели знать, как там отдыхается Тонкому. Сашка честно ответил, чем он занят, рассказал всем про Витька, пекарню и Валерия Палыча, в общем, настроение народу поднял.
        Когда приветственная часть была закончена, он поведал Вуколовой о вчерашнем визите Лабашова. Людка неожиданно проявила полную солидарность с Тонким в том, что наводчик-то, может, и не студент, но кто-то из университета может быть замешан в обеих кражах. Ну не ходят наводчики на работу к жертве! Они как-то больше по двору.
        - Хотя, с другой стороны , - продолжила в своем репертуаре Вуколова, - если бы среди наводчиков был студент, не было бы необходимости расспрашивать Лабашова. Ну или, по крайней мере, наводчик бы знал, что Майя Дмитриевна и твоя бабушка на одном факультете не сталкиваются, и не прокололся бы.
        Тонкому стало обидно: думали-думали и опять не додумались ни до чего внятного.
        - Люд, а ты помнишь расписание всех школьных учителей? Знаешь, кто, что, когда ведет и у каких классов? Ты же учиться приходишь, а не за учителями шпионить!
        Вуколова помолчала, потом выдала:
        - Аргумент. А вообще, милиция разберется, что мы-то с тобой голову ломаем? Отдыхай.
        Вот и поговорили. Хотя, вообще-то, она права, делом занимается Роман Петрович. Лабашов при Сашке звонил ему и при Сашке же пошел рассказывать про наводчика. Ничего, кроме дурацкой обиды (как же, как же, оперативники работают без него!), не заставляет Сашку думать об этой краже. Дело передано в надежные руки. Все. Проехали.
        - Правда , - отстукал Тонкий. - На суде узнаем, как было дело. Если меня туда пустят.
        Вуколовой не понравился Сашкин пессимизм, и она начала без остановки присылать анекдоты. Ссылки ей, скорее всего, давал Фомин, потому что он присылал Сашке эти анекдоты пять минут тому назад. Хорошо, когда рядом - свои. Пусть и виртуально.
        Часы тянулись, анекдоты у Вуколовой и Фомина кончались, покупатели подходили редко и по одному. В кухне уже давно не шумели, на прилавке здорово поредели ряды пирожков. Честно говоря, их осталось совсем немного. Если совсем честно - на поддоне возлежала одинокая ватрушка. Пришел Витек, забрал ее и, жуя, сказал, что давно пора домой. Тонкий сложил ноут и пошел.
        Толстый встретил Сашку на крыльце и, сердито посвистывая носом, вскарабкался на хозяйское плечо. Должно быть, ему не понравилось, что тот где-то разгуливает весь день без него.
        Леня на кухне нарезал селедку и луковицу кружочками, Витек быстро переобулся и подключился к готовке. Тонкий хотел помочь, но ему не дали.
        - Отдыхай, и так весь день на нас пахал. - Витек кивнул ему на табуретку за столом.
        Стало почему-то стыдно: если беседа с Валерием Палычем и болтовня по «аське» называется «пахотой»!.. А люди весь день у плиты стояли, и кое-кто даже успел съездить в школу и в булочную - отвезти товар, да еще прибрать вечером в пекарне. И ничего, никто не устал! Вон как они шустро селедку режут!
        - Как тебе работка? - спросил Витек.
        Они с Тонким почти не виделись в течение дня, хоть и простояли в пяти метрах друг от друга. Тонкий рассказал про Валерия Палыча, пожаловался на покупателей, которые задают одни и те же вопросы в одном и том же порядке.
        - Зарапортовался, Вить! Никогда такого не видел, чтобы сотня человек…
        - Смешно! - улыбнулся Витек. - Ну, завтра они точно больше не будут эти вопросы задавать! Ты ведь уже всем ответил, правда?
        Тонкий согласился и даже посмеялся за компанию. Верный крыс у него на плече делал стойку на задних лапах и нервно водил носом: «Здесь кормят?» Не дожидаясь приглашения, Тонкий отрезал по кусочку булки и сыра и сделал Толстому крошечный бутерброд. Верный крыс спустился Сашке на колени, аккуратно взял бутерброд одной лапой и принялся за еду.
        - Аристократ! - засмеялся Леня.
        Витек прыснул и полез в шкаф за тарелками.
        - В пятницу мать приезжает. Грозилась захватить твою бабушку. - Он поставил Тонкому прибор и блюдечко, видимо, для верного крыса. - Так что готовься за несколько дней. Мой уши, чисти зубы…
        - Да ладно тебе! - смутился Тонкий. - Она не такая. Ей не уши, ей лишь бы уроки делал. Учебники она привезти может, это да!
        Витек понимающе закивал:
        - Та же фигня, Джульетта! Каждый божий семестр: «Витя, я еду в книжный, каких тебе учебников привезти?»
        - А ты?
        - Заказываю, куда деваться! Она же старается.
        Верный крыс, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, потихоньку тырил со стола салфетки. Витек, конечно, молодец: положил их на самый край, Толстому только морду протянуть - и нет салфетки на столе. Зато будут у Сашки в кармане. А что: хорошее место для гнезда!
        Тонкий заметил, когда уже вставал: трудно не заметить, как вываливается из кармана целый ком смятых бумажек. Наклонился поднять - ударился о стол, сел, потирая лоб:
        - Дурак ты, Толстый!
        Верный крыс ничего не ответил: подобрал салфетки и ретировался в комнату, подальше от этих беспокойных двуногих.
        Глава XIII
        Падеж мужского рода
        Очередь была тихая и скучная, лучше бы уж все вопросы задавали, честное слово. Две бабульки обсуждали сериал про любовь, парочка первоклашек вяло дралась в хвосте.
        Тонкий отпустил бабулькам по «фантику» и крикнул Витьку в окно:
        - Таймер!
        Тот выкинул сигарету и побежал в кухню.
        Леня сегодня поехал в город, вот Витек и вертится один. С Тонким, конечно, но… Тонкий понял, что до его приезда продавца здесь, в принципе, не было. Окошко ведь - прямо в пекарне. Подойдет покупатель, позовет, Витек и оторвется от духовок, отпустит, и дальше - печь… Не так уж много покупателей, раз Витек с Леней справляются вдвоем. Работу на кассе Витек явно придумал специально для Тонкого, чтобы тот не скучал.
        …А ты тут сиди, как ненужная штатная единица, и смотри в окно. Раз бабулька, два бабулька, первоклашки вместе… Все. До следующего покупателя можно изучать деревенский пейзаж за окном. Нарисовать его, что ли?
        Витьков ноутбук лежал без дела на табуретке. Лазить по Интернету просто так, без цели, не было настроения, а болтать - решительно не с кем, все еще в школе. А когда придут… В пятницу-то вечером кому же охота дома сидеть!
        Тонкий еще раз высунулся в окошко - покупателей не видать, и побежал в дом за этюдником. Пока откопал его в сумке, расшвыряв по всей комнате носки, пока все убрал, пока отвязался от верного крыса (ему ведь не объяснишь про санитарные нормы и животных в пекарне), пока столкнулся в дверях с Витьком (ему тоже что-то понадобилось в доме)… В общем, не было его минут десять, а подошел за это время один-единственный покупатель. И тот - Валерий Палыч.
        Тонкий влетел в пекарню и чуть не сбил Валерия Палыча с ног. Старичок прогуливался вдоль духовок, тяжело пиная себя по ногам двадцатилитровой канистрой. «Крепкий старик, - машинально отметил Тонкий. - Видно же, что канистра полная».
        Увидев Тонкого, Валерий Палыч вздрогнул, словно Сашка, по меньшей мере, вломился к нему в баню. Впрочем, он тут же взял себя в руки и погрозил пальцем:
        - Пугаете, модой человек!
        - Извините. Выходил ненадолго, боялся, что покупатели будут ждать.
        - Правильно боялся, - начал Валерий Палыч воспитательную работу. - Покупатель ждать не должен!
        - Угу, - кивнул Сашка. - Вам чего?
        - Фу, как невежливо! - оскорбился Валерий Палыч. - С тем же успехом и я могу спросить: «Вам чего, молодой человек?»
        Тонкий пожал плечами:
        - Хочу встать за прилавок.
        - Вот и вставайте, - назидательно проговорил сосед. - Вставайте и работайте.
        Пререкаться с ним не хотелось. Тонкий сел на свою табуретку у окошечка и открыл этюдник. Боковым зрением он видел, как Валерий Палыч посматривает то на него, то в приоткрытую дверь, но молчал. Беседы с нервными пенсионерами не полезны для искусства.
        Тонкий разложил мелки (надеясь, что это не слишком антисанитарно) и занялся нехитрым деревенским пейзажем. Ветер дует, деревья качаются. Были бы люди, а не деревья, цыкнул бы, что б не вертелись, а так… Есть над чем поломать глаза, пока не поймаешь нужную деталь. Тонкий совсем перестал смотреть на Валерия Палыча, зато прекрасно слышал стариковское покряхтывание и шаги: туда-сюда.
        Деревья выходили корявыми и неубедительными: попробуй порисуй, когда у тебя за спиной прогуливается вредный пенсионер! И где, позвольте спросить, Витек? Тонкий очень ждал, когда он придет и выгонит этого Валерия Палыча. Ну да, скорее всего, сосед и ждет Витька, иначе что ему здесь делать?! Булок не просит, канистру вот притащил с собой. С повидлом, что ли? Хочет, диверсант, опять переловить всех мух и заодно приклеить Тонкого к табуретке, чтобы не рыпался?
        Сашка злился, пейзаж не выходил, Витек не шел, от этого Тонкий злился еще больше. В конце концов он не выдержал:
        - Вы ждете Витька? Он в доме.
        - Нет, - тихо ответил Валерий Палыч.
        Что нет-то, что - нет?
        - Леню?
        Пенсионер шумно вздохнул, словно Сашка спросил что-то очень и очень бестактное, и выдал:
        - Вам какая печаль, молодой человек? Мало ли, кого я дожидаюсь? Вы, кажется, делом заняты?
        - Угу.
        - Вот и занимайтесь. - Он глянул в окно, и Тонкий тоже глянул. К пекарне подходил Витек. - Пойду, пожалуй, - вздохнул Валерий Палыч. - Всего хорошего, молодой человек.
        И вышел со своей канистрой. Быстро и тихо.
        Почти сразу вернулся Витек:
        - Чего Палыч хотел?
        - Не сказал, - растерялся Тонкий. - Я думал, он тебя ждет или, может, Леню.
        - Не меня, точно. Поздоровался и убежал, чудила.
        - Он еще канистру приносил, - наябедничал Тонкий.
        Витек хмыкнул:
        - Видел. С чем? Зачем?
        - Меня спрашиваешь?
        - М-да, странно, вообще.
        - Даже для Валерия Палыча? - спросил Тонкий.
        Витек пожал плечами:
        - Для него, может, и нормально. Ладно, давай закрываться!
        Он достал высокий котел, плеснул на него чистящим средством и принялся надраивать. Губка противно шуршала.
        - Я скоро мать встречать пойду, посидишь один?
        - Угу.
        Деревья качались на ветру, не желая стоять смирно. Обычно Тонкому это не мешало, но сегодня, похоже, день не задался.
        - Ленька поздно будет, он в городе. Я быстренько.
        - Хорошо-хорошо. - Тонкий работал резинкой, стряхивая себе на колени бумажные катышки, и злился на упрямые деревья.
        Витек еще поскреб котел, порассуждал на тему: «Какой странный этот Валерий Палыч». Потом вышел на крылечко, сунул ноги в кедах прямо в огромные кирзовые сапоги («грязно уже») и велел:
        - Выходим.
        Тонкий сгреб этюдник и непригодившийся ноут и пошел на выход. Ну не получается сегодня, что за беда?! Зато в доме есть Толстый и телик, и окно, в конце концов! Ракурс, конечно, совсем не тот, но упрямое дерево можно попытаться дорисовать.
        Верный крыс еще на пороге метнулся под ноги и вскарабкался Тонкому на плечо.
        - Преданный какой, ждет! - умилился Витек. - Ладно, я скоро! - Он снял с крючка куртку и вышел.
        Пока Тонкий переобулся, пока налил себе чаю и покормил верного крыса, пока в комнату прошел - уже почти стемнело. Упрямое дерево за окном капитально затемнилось, да и ракурс опять же не тот…
        Зато по улице короткими перебежками приближается солдат!
        Не по дороге, а вдоль дома, по стеночке, по стеночке…
        Тонкий не успел удивиться, как в дверь постучали. Не заперто же! Гость и не ждал приглашения, скрипнул дверью и шумно протопал в коридор:
        - Есть кто?
        Тонкий узнал голос Васнецова и вышел навстречу.
        Васнецов и есть. Кто еще будет партизанить у стены, бежать, прятаться от собственной тени? Пародия на трусливого льва из книжки про волшебника Изумрудного города.
        Васнецов зашел, ссутулившись, держа в руках наспех свернутую шинель.
        - Витек, выруча… - на полуслове он заметил Тонкого и, конечно, спросил: - А где Витек?
        «Крысу натравлю! - пообещал про себя Сашка. - Нельзя ж так над человеком издеваться! «Пытка одними и теми же вопросами» - звучит неубедительно, зато на деле…»
        - Елену Анатольевну встречать пошел.
        На лице солдата читался сложный эмоциональный процесс: сперва он сник, потом воспрял, потом и вовсе - растерялся:
        - Елену Анатольевну? Отлично! В смысле, я быстренько. Э-э-э… В смысле, не помешаю. Дай нитку с иголкой, а? Свои потерял, а у меня авария. - Он развернул шинель, и на пол шмякнулся оторванный хлястик.
        Да уж, авария. В армии (Тонкий читал) за грязные ботинки-то можно нагоняй получить, а тут - вон какое безобразие.
        - Не по уставу, - как маленькому, объяснил Васнецов.
        Сашка закивал, махнул на дверь комнаты:
        - Проходи. - И невоспитанно принялся открывать наугад все шкафы. - Не знаю, где что здесь у Витька лежит…
        - Я сам, не надо. - Васнецов прошел в комнату, по-свойски отодвинул ящик комода и вытащил коробку с нитками.
        Тонкий почему-то понял, что хлястик оторвался не сам. И еще - что не в первый раз. Вон какой замызганный! Шинель выглядит новее.
        - Я быстро! - еще раз пообещал Васнецов и действительно быстро принялся шуровать иголкой, как заправская швея.
        В какой-то момент он даже запел, но, подняв глаза на Тонкого, быстро осекся.
        - Жизнь у нас веселая, - виновато объяснил он Тонкому. - Зарядка, наряд, учения… За день обязательно что-нибудь оторвется или испачкается. А за внешний вид не по уставу по головке не погладят. Я насобачился уже, быстро пришиваю!
        Тонкий не знал, что отвечать, сидел и кивал, посматривая в окно. Платформа недалеко, ушел Витек с полчаса назад, пора бы уже ему вернуться.
        - А ты почему не в школе? - ни с того ни с сего спросил Васнецов.
        Тонкий хотел огрызнуться: «Потому что уже вечер», но пожалел солдата и честно рассказал про сломанное ребро.
        - Что, прямо сломали? - не поверил Васнецов.
        - Трещина, - уточнил Тонкий. - Ломал я его в прошлом году, когда упал с лошади.
        Васнецов промолчал, и Тонкий не стал больше распространяться о боевых ранениях. Странный он какой-то.
        Хлопнула дверь. Солдат лихорадочно откусил нитку и свернул шинель хлястиком внутрь. Вернул иголку на место.
        - Ты еще не уснул? - сунулся в комнату Витек. - Привет, Васнецов. А ты чего сидишь, иди встречай бабушку!
        Тонкий не заставил себя ждать, выскочил в коридор. Бабушка и незнакомая доселе тетя Лена (или Елена Анатольевна, как удобнее?) уже выискивали тапочки в прихожей.
        - Вот он, мой раненый герой! - сообщила бабушка, чтобы у тети Лены не осталось сомнений: в ее пекарне гостит не какой-то незнакомый парень, а вовсе даже бабушкин внук.
        - Наслышана, - вежливо ответила тетя Лена. - Ну, здравствуй. - Тонкий не успел ответить, потому что тетя Лена тут же добавила: - Васнецов! Ты?!
        Забыв про тапочки, она так и прошла в носках мимо Тонкого. Взяла за плечи вышедшего в коридор Васнецова и стала его вертеть-рассматривать, словно не верила.
        Витек стоял рядом, и физиономия у него была удивленная.
        - Это Васнецов, мам, - на всякий случай уточнил он. - Здесь рядом служит.
        - Зашел шинель починить, Елена Анатольевна. Ходил в увольнение и порвал, - виновато добавил солдат.
        - Ты здесь служишь? - не поверила тетя Лена.
        Солдат стоял красный, как Дед Мороз, и тупо смотрел на свои ноги:
        - Здесь, ага. Попросился поближе к дому, - сказал он, будто оправдывался.
        - Ты вроде на «Рижской» живешь? - удивилась тетя Лена, но тут же забыла. - Надо же! Я и представить себе не могла, что ты здесь… Валентина Ивановна, помните Васнецова?! - Она повернулась и выжидательно посмотрела на бабушку.
        Тонкий наблюдал сцену встречи и мысленно чесал в затылке. Этот Васнецов, похоже, учился в университете у тети Лены и бабушки. Ага, иначе бы тетя Лена не назвала сейчас бабушку: «Валентина Ивановна». Спорим, что минуту назад преподаватели говорили между собой на «ты» и по имени?
        Сашке жутко не нравилась эта преподавательская привычка: при студентах переходить между собой на «вы». Что ли, студенты маленькие, не знают, как обращаться к преподавателю? Или бабушка боится уронить себя в глазах Васнецова тем, что кто-то в этом мире, пусть и Елена Анатольевна, может звать ее на «ты»?
        Бабушка у двери задумчиво рассматривала солдата. С головы до кончиков начищенных сапог и обратно.
        - Он и у меня был?
        - Ну как же! - притворно возмутилась тетя Лена. - Первый курс в том году. Актерский факультет!
        - У меня там было мало занятий, - оправдывалась бабушка, не переставая рассматривать Васнецова. - Они вроде по два часа в неделю занимались, разве запомнишь?
        - Зато я его часто видела! - засмеялась тетя Лена.
        Васнецов застенчиво смотрел в пол и пытался улыбнуться. Тетя Лена теребила его, как родного:
        - Что стоишь молчишь, скажи что-нибудь! Как ты? Пойдем чай пить! Витя, накрывай, Валентина Ивановна, идемте, потом вспомните, а нет - так я напомню.
        Васнецов рассматривал пол и теребил горящие, наверное, уши. Он осторожно повел плечом, освобождаясь от рук тети Лены, и промямлил:
        - Мне пора. Увольнение до двадцати часов.
        Тетя Лена прямо сникла. Словно она целый год ждала этого Васнецова, письма писала, ночей не спала. А он приехал, показался и вот уже ручкой машет: пора, пора, увольнение до двадцати…
        - У вас там строго, - сказала она, как будто самой себе. - Ну, заходи тогда. Я не знала, что ты здесь служишь…
        - Он заходит, ма, - вмешался Витек. - Часто заходит. Только я не знал: он что, у тебя учился?
        - Ну да! - обрадовалась тетя Лена.
        - Я сам не знал, - смущенно ответил Васнецов. - Заходил пару раз, пирожки купить, вас не видел.
        - Я редко приезжаю! По выходным, и то не всегда удается выбраться.
        - А… - Васнецов по-прежнему смотрел в пол.
        Оно и понятно: забегаешь так в дом к знакомому, шинельку подшить, а там - твой бывший преподаватель! Да еще целых два! С детьми-внуками. Есть от чего в пол смотреть и бубнить себе под нос:
        - Не знал, вот сюрприз…
        Тетя Лена разулыбалась и хлопнула Васнецова по плечу.
        - Ладно, беги, Толяш. Будет время - заходи, поболтаем.
        - Толяша! - включилась бабушка. - «Падеж мужского рода!» Все, вспомнила, вспомнила! - Тонкому показалось, что она сейчас захлопает в ладоши, как первоклассница. - Первый курс актерского в прошлом году! Ну, ты выдал тогда на экзамене!
        Сашка хихикнул: «Падеж мужского рода» - это сильно даже для первокурсника. Неужели бабушка могла такое забыть?! И прозвище такое броское - «Толяша»… Тоже, кстати, где-то слышал.
        - Ну что вы, Валентина Ивановна, лишь бы парня смутить! - вступилась добренькая тетя Лена. - Он теперь солдат, какие тут падежи?!
        - Теперь устав, - робко заметил Толяша. Прижал к себе крепче свернутую шинель и глянул на часы в прихожей: - Еще семь… Темнеет рано, я и подумал с перепугу, что опаздываю.
        - Вот и оставайся! - обрадовалась тетя Лена. - Есть время чаю попить.
        Тонкий первым шмыгнул в кухню и набрал воды в чайник. Может быть, если взрослые сядут за стол и займутся Витькиной выпечкой, им не захочется больше смущать Васнецова. Парня было почему-то жаль.
        Саня смахнул крошки со стола, достал пирожки и чашки. Из прихожей наконец-то начали подтягиваться взрослые. Тетя Лена одобрительно глянула, как хозяйничает Тонкий, подсказала: «Блюдца в буфете возьми», похвалила Витька: «Ты шкаф починил? Замечательно!» - и вдруг завопила:
        - Пожар!
        Глава XIV
        Борьба человека с огнетушителем
        Тонкий оглядел кухню - ничего. Посмотрел в окно - опаньки! Горит не дом, горит пекарня!
        За окном полыхало, не сильно, зато ярко, освещая забор и пожухлую осеннюю траву. Как Сашка сразу не заметил?!
        На крик прибежали Витек, Васнецов и бабушка. Тетя Лена и Тонкий уже рванулись к выходу, и в результате получилось столпотворение в дверях. Вот и потеряли первую драгоценную минуту…
        Сашка выловил тетю Лену за плечи, подтолкнул к телефонному аппарату в кухне:
        - Звоните в пожарку! - И, просочившись между бабушкой и Витьком, выскочил на улицу.
        Деревянная часть пекарни, где был расположен склад, полыхала и потрескивала. Склад! Тонкий слышал, как лопаются мешки с мукой, а может быть, так стреляли старые доски. Через распахнутую дверь пламя вырвалось на волю и ползло по стене на крышу.
        Через распахнутую дверь, да! Около часа назад Витек, вообще-то, все запирал…
        Громко пальнул шифер. По нему ползком-ползком вилась низкая змейка пламени, подбираясь к самой пекарне. А там электрические духовки. Проводка!
        Тонкий прикинул, чем грозит Витьку поломка электрических духовок, и начал наконец-то искать пожарный щит. Он бежал вокруг пекарни, щурясь от дыма, и уговаривал себя: «Должен быть пожарный щит, обязательно должен, это пекарня все-таки, а не сортир дощатый…» О том, что огнетушитель может быть старым, а песок - сырым, он старался не думать.
        Обежав пекарню, наверное, раза три, Сашка все-таки увидел щит. Обрамленный пламенем, как дурацкой рамкой, он висел на деревянной стене склада, прямо у дверей. Плохонький замок на двери, кстати, был сорван.
        Тонкий, вообще-то, не трус, но ему стало как-то не по себе. Натянув свитер на голову, как скафандр, прикрывая рукой глаза, подглядывая между пальцами, он подскочил к щиту, протянул руки и откатился назад кубарем с огнетушителем в обнимку.
        - Осторожно! - Сашка влетел носом прямо в ботинок.
        Витек (а ботинок был его) рывком поставил Тонкого на ноги, отобрал огнетушитель и выдал мокрое полотенце:
        - Отойди!.. Я тебя очень прошу!
        Тонкий завязал лицо полотенцем и сделал пару неуверенных шагов назад. Витек уже стоял у распахнутой двери склада, разбивая о стены струю пены из огнетушителя.
        Подбежал Васнецов, толкнул другую дверь (поддалась, хотя ее тоже запирали!) и скрылся в кухне.
        - Саша! Саша, иди сюда! - на пороге дома тетя Лена с бабушкой призывно махали руками.
        Тонкому стало стыдно. Конечно, Витек не хочет пускать несовершеннолетнего Сашку на шашлык. Конечно, тетя Лена не простит себе, если шашлык из Тонкого все-таки получится. Конечно, бабушке он дорог, даже когда плохо себя ведет. А все равно как-то не козырно: прятаться в доме, когда все нормальные парни тушат пожар…
        Васнецов не в счет. Этот обормот выкидывал вещи. Из окна пекарни на хорошей скорости вылетали металлические листы-противни, создавая такой грохот, что Сашка понял - Васнецов это специально. Хочет, чтобы в воинской части за холмом подумали, что война, и прибежали на помощь.
        Звенели и рассыпались, ударяясь о забор, фарфоровые чашки (Тонкий еле увернулся), алюминиевые кастрюли летели прямо в лоб, на полдороге падая и грохоча, как барабаны туземцев.
        Тонкий шагнул в сторону, и не вовремя. Тяжело взлетев и сделав мертвую петлю для солидности, приземлилась тяжеленная чугунная мясорубка. На ногу. Спасибо, что по голове не попал. Где он только нарыл такое чудище?!
        - Осторожно, балда! - процедил Тонкий сквозь зубы и похромал к дому.
        Освещая улицу мигалками, к воротам подъехала пожарка. Из кабины выскочил парень и распахнул ворота, впуская машину. Сам побежал впереди. Через полминуты пожарные уже разматывали рукав. Справятся без него. Теперь - точно.
        - Больно попал? Покажи, разуйся, - бабушка с тетей Леной перехватили Тонкого около дома, синхронно взяли под локти и усадили на крыльцо.
        Сашка вяло отмахивался:
        - Нормально, ба. - Но понимал, что от него все равно не отстанут, пока не найдут какой-нибудь страшный перелом. При этом всамделишнему перелому быть вовсе не обязательно.
        Тонкий осторожно стянул кроссовок и пощупал место ушиба:
        - Терпимо.
        - Жив? - подскочил Васнецов. То ли все выкинул уже, то ли решил предоставить дело пожарным. Саня ему кивнул и стал высматривать Витька.
        Витек сражался с огнетушителем. Стоять ровно и тушить он уже подустал, а струя пены все била. Стена кое-где была в пушистой пене, как новогодняя елка. Рядом ходил, согнувшись, Витек и пытался направить струю в огонь. Струя не слушалась и била в землю, склад зарастал сугробом и полыхал внутри.
        - Уронит, - холодно заметил Васнецов. Тетя Лена сердито на него покосилась:
        - Пускай. Витя! Витя, бросай его, иди сюда! Пожарные приехали!
        Как будто Витек не видел! Трудно не видеть тех, кто стоит в метре от тебя и поливает крышу. С карниза льется тебе за шиворот, и сам ты уже похож на белый сугроб, но выпустить дурацкий огнетушитель не можешь, иначе зальешь пеной все вокруг и еще получишь по ногам… Хотя и так все в пене…
        Витек подумал, наверное, то же самое, потому что огнетушитель он, наконец, бросил и, стряхивая с себя хлопья пены, пошел к своим. Тетя Лена выбежала ему навстречу, поймала под локоть и принялась отряхивать:
        - Цел?
        Витек промычал что-то невнятное, сел на крылечко и стал шарить по карманам.
        - Держи, - тетя Лена протянула ему сигарету, другой рукой обмахивая пену с лица.
        Витек кивнул, прикурил от подставленной зажигалки и выдал:
        - Часть продуктов пропала наверняка, проводка, может, и уцелеет - уже хорошо.
        - Хорошо, что все живы, - назидательно произнесла бабушка. - Нашел ты, Витя, о чем думать! Убраться мы тебе поможем, Сашку вон в ремонте можно эксплуатировать. Встанем завтра пораньше…
        - И пойдем в милицию, - закончил Тонкий и многозначительно посмотрел на Витька: - Замки видел?
        Витек закивал. Повертел сигарету в мокрых пальцах, рассматривая, и затушил о пену на собственной штанине:
        - Правда сорваны замки. Подожгли нас, мать!
        Огнетушитель между тем жил своей жизнью: резвился во дворе, катался по лужам, орошая пеной склад, забор и лица пожарных. Пожарные - народ терпеливый, но всякому терпению приходит конец.
        - Уберите барабашку! - крикнул один, отплевываясь от пены, и Васнецов самоотверженно поспешил на помощь.
        Он кинулся на врага грудью, как настоящий боец. Он прыгнул и накрыл огнетушитель животом, как будто ловил какое-то большое и опасное животное. Теперь они катались вдвоем.
        - Встань, чучело! - злился пожарный, но Васнецов, похоже, не слышал. Он катался по земле с огнетушителем в обнимку, изображая отчаянную борьбу.
        Витек откровенно ржал, тетя Лена его одергивала, но вяло. Тонкий видел в темноте, что она тоже улыбается. Пожарные ругались, Васнецов с огнетушителем боролись.
        Тонкий снял с лица мокрое полотенце и лениво размахивал им, думая, какой все-таки балбес этот Васнецов и как таких вообще берут в армию. Бабушка, тетя Лена и Витек, судя по лицам, были с ним согласны.
        Яблони во дворе уже стояли покрытые пеной, как снегом. Васнецов и огнетушитель катались от дерева к дереву, как шарик в какой-то настольной игре. Иногда у солдата получалось огибать стволы, но чаще всего он шел на таран, не жалея собственного лба. И тогда с дерева сыпались яблоки, мягко приземляясь в сугробы пены или Васнецову на башку, - как получится.
        Борьба человека с огнетушителем вскоре надоела всем, даже огнетушителю. Огибая деревья и увлекая за собой Васнецова, ошалевшего от сражения, он выкатился в открытые ворота на песчаную деревенскую дорогу и замер. Плеваться пеной, правда, не перестал, просто струя стала тише.
        Тут бы и встать, но Васнецов так и лежал на дороге - в обнимку с огнетушителем. Как будто боялся, что тот опять убежит и придется его заново ловить, бороться…
        Как софиты в кино, дорогу осветили фары. И Васнецова с огнетушителем, само собой, осветили. Этакий сугроб пены, у которого угадываются руки, ноги и красный бочок. Тонкий не видел издалека физиономию солдата и очень жалел, что упускает такое яркое зрелище.
        Возникший на дороге грузовик деликатно вильнул на обочину, объезжая странную парочку, и остановился у ворот пекарни.
        Хлопнула дверь, из машины выпрыгнул удивленный Ленька. С минуту он постоял, наблюдая за пожарными, потом, когда Витек его окликнул, подбежал к дому.
        - Что тут у вас происходит, а?
        Никто ему не ответил, потому что все смотрели на дорогу. За Ленькой по хлопьям пены, сам как сугроб с глазами, шагал Васнецов. Побежденный огнетушитель солдат гордо тащил за собой. Из сопла еще сочилась пена, оставляя на песчаной дороге узенькую белую полоску.
        Дойдя до крыльца, Васнецов картинно выдохнул: «Уф!» - и швырнул тело врага к Витькиным ногам:
        - Я пойду, пожалуй. И так уже опоздал.
        Глава XV
        Странности Валерия Палыча
        - Нельзя, Витя, огульно обвинять человека! Милиция разберется, что к чему.
        - Майор тоже сказал: «разберемся», - проворчал Витек. - Только больше некому, мам! Мы ему одному поперек горла стояли! Кто еще-то? Конкуренты, что ли?!
        - А вдруг… - осторожно заметила тетя Лена.
        - Не смешно! - огрызнулся Витек. - Кому мы здесь нужны?! Какой сумасшедший…
        - Хулиганов полно, - подсказала бабушка.
        Витек вздохнул, оторвал от стены горелую доску и терпеливо объяснил:
        - Хулиган бы, Валентина Ивановна, скорее щиты на окнах разрисовал или хоть гвоздем бы поцарапал. А если бы и пожег, то снаружи - поленился бы замки срывать. Тут не похулиганить, тут поджечь хотели! Он и с канистрой приходил, понимаете?
        Ни бабушка, ни тетя Лена не нашли, что ответить. Ленька был вообще не в теме, поэтому молча переламывал обгоревшие доски и кидал в тачку.
        - Я тоже на него думаю, - признался Тонкий. - Он же псих!
        - Молодец, - поддержал Витек. - Возьми пирожок. С пеной, - он подпихнул Тонкому то, что когда-то было мешками, а теперь просто - кучей сырых истлевших тряпок. Тонкий махнул веником и смел подарочек в тачку.
        Пепелище было знатное: горелые стены, горелый пол, истлевшие мешки и какая-то черная субстанция в котле: бывшее повидло или что-то вроде того. А ведь они еще даже у порога не разгребли! Что там дальше внутри - страшно подумать.
        Поджог там, внутри. Милиция была, в милиции были, потом опять милиция была… «Поджог» - и все, больше ничего не говорят.
        Хотя что уж там, Сашке и Витьку и так все ясно!
        Жил себе старичок рядом с пекарней. Просыпался от рева грузовика в пять утра, чихал от приторного запаха выпечки. Но всякий раз, когда ему предлагали дом в деревне, подальше от грузовиков и булок, упорно отказывался.
        Так он и жил, проклиная грузовик и устраивая в его честь мелкие диверсии, которые никто не принимал всерьез, потому что они - мелкие. Но в один прекрасный вечер старичок заигрался и пришел в пекарню с канистрой бензина. Увидел, что не вовремя заявился, все-таки люди еще работают, потоптался для приличия и отправился домой. Вернулся позже, когда никого не было, с той же самой канистрой да и поджег пекарню. Наверное, старик думал, что уж теперь-то Витек поймет, как он страдал, просыпаясь ежедневно в пять утра. Поймет и уберет свой проклятый грузовик и вообще всю свою пекарню подальше от него, Валерия Палыча.
        Канистру? Канистру нашли, как же! Трудно было ее не найти, вот здесь и валялась, на видном месте. Раздутая, как мяч, если бы кому-нибудь пришло в голову играть мячом из металла…
        Странно, что старик даже не удосужился посмотреть из окна: есть кто в пекарне или нет? Сразу приперся, чтобы свою канистру засветить перед Витьком и Сашкой. Хотя что взять с чудика?!
        Помимо прочего экстрима, пропал Толстый, причем, кажется, с вечера. Наверное, почуял пожар да и сбежал в суматохе, где его теперь искать?! Верный крыс, конечно, тот еще гуляка, но так, чтобы на всю ночь и все утро, да в незнакомой местности!..
        Тонкий остервенело работал веником, поднимая пыль и копоть. Обидно было за всех: за себя, бабушку, Толстого, за Витька, тетю Лену, Леньку и за Валерия Палыча. Поджог - нешуточное дело, это тебе не мух на повидло вылавливать. Сосед, конечно, старенький и, конечно, псих, но… Не понимает, что ли, что за такой поступок придется отвечать?! Не как за повидло, а по-настоящему!
        - Молодые люди!
        В горелом дверном проеме возник Валерий Палыч. Легок на помине! Тонкий так и замер с веником, разглядывая худощавую фигуру в дверях.
        Ой, зря вы, Валерий Палыч, сюда пришли, зря! Витек нынче в расстроенных чувствах. Очень расстроен сегодня наш Витек: ему по чьей-то вине теперь с арендодателем разбираться и делать недешевый ремонт. Тетя Лена, конечно, тоже не рада случившемуся, но женщины дерутся не так больно.
        А на Витька было страшно смотреть. Он только что оторвал от стены обгоревшую доску и, увидев гостя, от души переломил ее пополам, глядя в глаза Валерию Палычу. Тонкий бы на месте старика не усомнился: с ним хотят поступить, как с этой несчастной доской.
        - Слушаем, - процедил Витек, переламывая вторую доску.
        Обломки он швырнул на пол и брезгливо пнул их в сторону Леньки.
        Валерий Палыч проигнорировал нехороший намек, встал, вольготно опершись о бывший дверной косяк. Испачкался, отдернул руку и выдал:
        - Не знаю, что у вас вчера произошло, но я тут ни при чем.
        - Правда? - наивно спросил Ленька.
        - Правда, молодой человек.
        - Тогда с чего вы взяли, что на вас кто-то думает? - резонно заметил Тонкий.
        - С того! - грубо ответил старик. - Я вчера имел неосторожность появиться у вас в лавке с канистрой!
        - А сегодня эту канистру нашли в пепелище, - закончил Витек. - Уйди от греха, сосед, а?
        Сосед на всякий случай сделал шаг назад. Споткнулся на ступеньке, еле удержался за горелый дверной косяк и вошел обратно на склад. При этом он старательно сохранял невозмутимость.
        - Не знаю, что у вас там нашли, но я оставлял канистру для этого молодого человека, - он показал на Леньку.
        Неприлично показал - пальцем. Леньку это возмутило:
        - Ты, дед, что болтаешь?! Не брал я у тебя никакой канистры! И в деревне-то не было меня!
        - Не было, - кротко согласился Валерий Палыч. - А я был. Поэтому не смог отдать вам канистру лично в руки и оставил ее около складского помещения…
        - На кой мне твоя канистра?! - не мог понять Ленька. - Ты что, дед?
        Витек уселся на закопченный пол, не боясь испачкаться, и нехорошо сказал:
        - Ленька - мой друг.
        Валерий Палыч картинно пожал плечами:
        - А что, бензин вашему другу без надобности?
        - Какой бензин?! - не выдержала тетя Лена. - К чему вы клоните, Валерий Палыч?
        - Я никуда не клоню, - замотал головой старик. - Говорю же: я принес бензин для этого молодого человека, и поскольку его на месте не оказалось…
        - Я не просил у вас никакого бензина! - рявкнул Ленька. - С чего вы вообще взяли, что он мне нужен?!
        - Ну вы же ездите на грузовике! - резонно заметил Валерий Палыч.
        С такой убийственной логикой спорить было тяжеловато. Ленька обхватил голову руками и тоже опустился на грязный пол. Витек сдержанно кивнул:
        - Сань, проводи гостя… А то это сделаю я!
        На месте старика Тонкий не стал бы спорить. Обычно улыбчивый и не унывающий, Витек был мрачнее тучи. Сашке не хотелось в этот момент испытывать его терпение. Попробовать себя в роли вышибалы Тонкий, конечно, тоже не мечтал, но лучше и правда выгнать Палыча самому.
        Он поставил веник, культурно отряхнулся, подошел и взял старика под локоток:
        - Пойдемте, Валерий Палыч.
        - Да подождите вы! - Старик капризно отпихнул Сашкину руку. - Да, я виноват! Я совершил подлый поступок, и мне совестно…
        - Витя, сиди! - тетя Лена не дала ему договорить.
        Видя, что ее сын уже нацелился встать и по-свойски расправиться с поджигателем, она подбежала к нему, раскидывая встречные доски, и повисла на руке.
        Поняв, что сейчас его будут бить, Валерий Палыч обрел удивительно звонкий голос.
        - Дайте договорить! - рявкнул он.
        Его неожиданно послушались. Во всяком случае, Витек сел.
        - Так вот, молодые люди. - Сосед откашлялся и дальше говорил уже своим нормальным голосом: - Позавчера ночью, будучи не в силах заснуть, я ворочался и думал…
        - Короче!
        - Не перебивайте. Я с ужасом представлял, как в шесть утра, когда мне, скорее всего, удастся сомкнуть глаза, кто-то заведет свой проклятый грузовик под самыми моими окнами. - Он посмотрел на Леньку и на всякий случай добавил: - Вы знаете, кто это.
        - И? - торопил Витек.
        - Пожалуйста, без «И», - не смутился Валерий Палыч. - Я откопал в сарайчике шланг, прогулялся до вашего участка и позволил себе лишить эту адскую машину топлива, дабы спокойно поспать часок-другой.
        Ленька задумчиво слушал, с сомнением поглядывая в окошко на грузовик во дворе.
        - Видимо, я оказался недостаточно терпелив, чтобы слить весь бензин, - поспешно добавил Валерий Палыч. - Потому что в шесть утра, когда я видел свой первый сон, машина все-таки завелась и уехала.
        - Уехала, - нехорошо проговорил Ленька.
        - А в пять вечера, - продолжил старик, - я уже возвращался с работы. Была прекрасная погода, мне позвонили с радиостанции… Знаете, на радио бывают преинтереснейшие викторины…
        - Короче!
        - Словом, мне стало совестно, что я лишил человека дорогостоящего бензина.
        - Купил бензин, залил в канистру и принес, - закончил за соседа Витек. - И я этому должен верить?
        - Дело хозяйское, - покорно ответил Валерий Палыч. - Я рассказал, как было. К сожалению, вчера вечером я не смог дождаться этого молодого человека, чтобы отдать бензин ему лично. Мне нужно было ехать в Москву, на радиостанцию…
        - Где вы подрабатываете ночным диджеем, - ехидно прокомментировал Витек.
        - Не смейте хамить, молодой человек! Я рассказал вам все, как было, а вы можете верить или нет. Не смею больше задерживать. - Он развернулся и сам ушел.
        Бабушка, Ленька, Витек и тетя Лена, повисшая у него на руке, с полминуты смотрели в опустевший дверной проем.
        А Тонкий думал, что сочинить такое хитрое объяснение бесхитростному чудаковатому Палычу, должно быть, не под силу. Он бы сказал, что канистру у него украли или что-то вроде того. Хотя с другой стороны: в то, что среди ночи Валерию Палычу стукнуло в голову слить из бака бензин, Тонкий поверил бы, очень даже.
        А вот в то, что старик усовестился и приволок Леньке бензин в канистре, - уже нет! Сосед всегда считает себя правым и ничуть не стесняется своих выходок. К примеру, палить из пневматички средь бела дня - этого ему было не стыдно. Он даже не побоялся заявить Сашке на днях: «Готовьтесь к войне!» И после этого Палыч утверждает, что его загрызла совесть из-за слитого бензина?!
        К тому же грузовик уехал и ночные бдения старика прошли впустую. Палыч должен был злиться, молчать и придумывать новые козни, а никак не бежать на бензоколонку с нелегенькой, вообще-то, канистрой.
        - У него своя машина есть? - спросил Тонкий в наступившей тишине.
        Похоже, все пытались переварить услышанное и, как Сашка, думали: верить или нет?
        Ленька помотал головой:
        - Нету. И я бы не сказал, что у меня с ночи поубавилось бензина: катался себе спокойно весь день, к вечеру только на заправку поехал, и то…
        - Врет, значит! - отрубил Витек.
        Ленька дернул плечом:
        - Может, и не врет. Может, и слил он на землю пару литров - я этого не заметил. Вполне в его духе: затеять гадость и сделать кое-как, не до конца. Петарды помнишь?
        Витек вяло улыбнулся и объяснил незнающим:
        - Летом это было. Надыбал наш сосед где-то петард. И решил, видимо, нас взорвать. Я выхожу с утра - весь двор в каких-то цветных палках. Поднимаю - петарда, другая… - Он выжидательно посмотрел на Тонкого и, не увидев реакции, объяснил: - Накидать-то он их накидал, да только не поджег. Обстрелял по высшему разряду! - Витек было посмеялся, но быстро перестал. - Все равно не верю я ему, Лень. Тем более ты говоришь - топлива хватило.
        - Что же он, по-твоему, пришел бы в открытую с канистрой? Если бы хотел нас поджечь? - возразила тетя Лена.
        - А кто его знает, полоумного! - Витек встал, отвернулся и, светя черным пятном копоти на штанах, принялся с удвоенной энергией переламывать ненужные доски.
        Тонкий с веничком пошел выметать остатки муки. Бабушка и тетя Лена собирали мусор в тачку и вывозили. Ленька тоже занимался досками.
        Склад выгорел капитально. Сгоревший шкафчик у самого входа выбросили целиком: там не осталось ни одной целой дощечки. Стены - отдельная песня. Под горелыми досками находился еще один слой горелых досок, дальше - уцелевший слой опилок. Витек отрывал доски, и этот уцелевший слой высыпался на пол - почти уцелевший. Пол надо было бы не выламывать, а выскребать.
        Зато до дальних углов огонь не добрался. Целыми остались добрых три четверти склада. Пекарню вообще только закоптило чуть-чуть в одном углу. Витек не хотел прибирать ее сегодня, так и сказал: «Оставим на сладкое».
        …А Тонкий вспомнил сейчас Ленькино: «Он ведь затеет гадость и не доделает до конца» - и опять подумал о Валерии Палыче.
        Да и как о нем не думать! Неважнецкий поджигатель поработал, слабенький. Допустим, сорвать замки - не фокус. На улице висит пожарный щит, там хватает ломиков и прочего добра. Сорвал, плеснул бензину в угол пекарни, поджег… Там же кирпич! Прогорело бензиновое пятно, и ничего не схватилось!
        Со складом вышло чуть лучше: там поджигатель плеснул аж в два угла, сделал бензиновую дорожку, оставил канистру… Только склад - это вам не просто сараюха. Это бывшая столовая пионерского лагеря. В этом помещении обедало когда-то двести человек, а то и поболе. А еще они бегали, толкались и стреляли друг в друга ягодами из компота. Мы это к тому, что им не было тесно. Потолки, опять же, высокие… А тут - каких то двадцать литров бензина, и то не факт, что канистра была полная. Слабенько подожгли, халтурно. Вполне в духе чудаковатого соседа.
        Странно, что пламя вообще вырвалось наружу, разве что поджигатель хорошенько полил стены… Двадцатью-то литрами?! Горел склад вроде недолго: с момента, как Тонкий с Витьком ушли, до того, как тетя Лена заметила пожар, прошел максимум час.
        Хотя за час, может, огонь и вырвется, дверь-то была открыта… Открыта, иначе нельзя: окна закрыты щитами, притока воздуха - никакого. Вентиляция, конечно, должна быть, но, чтобы поджечь такое помещение, этого, наверное, мало…
        В общем, похоже на Валерия Палыча: этакий смехотворный терроризм. Хотя Витьку, конечно, проблем хватит.
        Ленька со шпателем сосредоточенно выковыривал из стены полуистлевшие опилки.
        - А может, и правда не он…
        Беседу никто не поддержал. Витек, тетя Лена и Тонкий с бабушкой уже подустали гадать и болтать ни о чем. «В милиции разберутся» - вот и весь сказ.
        Разберутся, конечно, только от этого не легче. Впятером они до вечера будут разгребать пепелище и втроем еще пару дней ремонтировать. Если, конечно, Витек быстро купит материалы.
        А в понедельник, между прочим, школа и булочная потребуют свои законные пирожки… Значит, завтра весь вечер Витек с Леней будут в пекарне. Потом Ленька поедет в школу, а Витек… Бабульки, конечно, не школьная администрация, в смысле: поймут, что на складе был пожар и согласятся пару дней перекантоваться без булочек. Но пекарня потеряет деньги, которые сейчас, вообще-то, нужны на ремонт…
        От запаха гари кружилась голова. Тонкий положил веник и отошел в глубь склада, куда не достал огонь. У стены плотными шеренгами стояли мешки, ящики, маленький шкаф, старый верстак, заваленный всякой ерундой.
        Тонкий уселся на мешках и стал рассматривать, что здесь еще интересного имеется. За мешками был целый склад ненужных вещей: одинокий сапог, какая-то тряпка, еще одинокий сапог… Вот так узнаешь, в каких условиях пекари хранят муку, и навсегда завяжешь с хлебобулочными изделиями!
        А вот еще что-то не за, а между двумя мешками, закопченное, металлическое… Гадость какая-то, может, не трогать?
        Тонкий сперва протянул руку и достал, а уж потом это подумал. И хорошо, и правильно. Испачкав руку в копоти, он вытащил на свет легенький металлический недошар. Или недокуб. Канистру вытащил. Закопченную и раздутую. ВТОРУЮ!
        - Витек! - завопил он так, будто увидел, по меньшей мере, еще одного поджигателя.
        Неудивительно, что на крик обернулись все. Впрочем, увидев, что никто ничего поджигать не собирается, а Тонкий всего-навсего стоит у мешков и держит в руке какую-то штуку, они тут же занялись каждый своим делом. Только Витек недовольно кивнул: мол, чего тебе? Тонкий жестом подозвал его и показал - чего.
        - И? - не понял Витек.
        Нет, он вообще-то умный, просто расстроился из-за пожара и соображает плохо.
        Тонкий поставил канистру на пол, отошел на пару шагов и отвел Витька, чтобы тот насладился зрелищем издалека.
        - Она здесь была? Она должна здесь быть?
        - Здесь много барахла, - пожал плечами Витек.
        - А если припомнить?
        - Вообще, эта - горелая…
        Ага, дошло! Витек подошел, провел по канистре пальцем. Само собой, испачкался и той же рукой почесал в затылке:
        - Милиция видела?
        - Вряд ли. Ее далеко отнесло, к верстаку.
        Витек проследил глазами предполагаемый путь канистры до верстака, еще раз почесал в затылке испачканной рукой и, наконец, ожил:
        - Я позвоню. Ничего не трогай! - И убежал.
        Тонкий отошел в горелый угол, подобрал свой веник. Настроения работать уже не было, когда тут такое. Валерий Палыч-то, получается, не врет. Принес человек вечером канистру, оставил для Леньки.
        …А потом пришел поджигатель, со своей канистрой, естественно. Мало, конечно, на большой-то склад, ну уж сколько донес. Приходит, опа - еще одна канистра! И ее в дело пустил, подставив Валерия Палыча. Может такое быть? Запросто!
        Хотя с тем же успехом могло быть и другое. Принес Валерий Палыч канистру, оставил якобы для Леньки. Вечером понял, что сглупил, да и бензинчику взял маловато, пришел со второй канистрой - и все поджег.
        А может, эта канистра здесь всю жизнь валялась, поджигатель ее нашел и применил? А ну и что, что бензин на продуктовом складе! Склад большой, глупо хранить на этих метрах лишь несколько мешков муки. Витек и складирует здесь все, что нужно и не нужно.
        А еще так…
        Гадать можно было до посинения, вторая канистра давала воображению колоссальный простор.
        Может быть, Валерий Палыч и не виноват. Только вот что: горел склад не меньше часа - долго так горел. Тонкий с Васнецовым не видели пожара, потому что сидели в комнате, там окна выходят на другую сторону. Внимание, вопрос: а где же все это время был Валерий Палыч? Почему не заметил огня, не прибежал сломя голову, с кружкой воды наперевес? Он ведь живет совсем рядом! Вот его окна, а вот пекарня. Вот грузовик, с шумом проезжающий мимо его окон с утра пораньше. С работы сосед вернулся еще до поджога…
        Конечно, человек имеет право выйти из дома на сорок минут, но что-то многовато совпадений, связанных с Валерием Палычем.
        Глава XVI
        Кусто
        Гнездо покачивалось в такт шагам какого-то нервного двуногого. Меньше всего Толстому хотелось, чтобы его куда-то уносили, но еще меньше ему хотелось просыпаться. Укутавшая его тряпка уютно грела бока. Двуногий шел, гнездо покачивалось. Из щелей тянуло сыростью и прохладным осенним воздухом.
        Тряпка впитала столько разнообразных запахов, что даже у бывалого крыса закружилась голова. Гуталин, какая-то незнакомая крупа, много бумаги и пыли, яблоки, выпечка, пот, чернила, мука, забродившие ягоды, хмель… Одна тряпка в гнезде пахла совсем иначе, не как остальные. Только мучная пыль, кожа, булки и немного сырости. В полудреме Толстый потихоньку ее отгрызал. Отгрызал и дремал долго-долго.
        Мягкий пол ушел из-под ног грубо и неожиданно. Толстый приземлился на лапы, держа в зубах отгрызенную тряпку. Тряпка закрывала ему глаза, но не таков Толстый, чтобы просто так взять да и выпустить находку изо рта только потому, что она мешает.
        Вокруг было неуютно светло и слишком просторно для маленького зверька. Торчал Толстый, как муравьишка на куске сыра: любой увидит и сцапает. Надо бежать! Перехватив покрепче добытую тряпку, крыс поспешил к ближайшему темному углу.
        Прыжок, другой, чей-то вопль, чей-то хохот, как фон - заметили, ну и пожалуйста! Сейчас Толстый спрячется, вот хотя бы под эту тумбу, и никто его не достанет. Прыжок, еще прыжок, еще хохот - уф! Прибежал.
        Толстый выпустил изо рта добычу и стал водить туда-сюда носом: куда забрался? Где кормят? Где дом и как вернуться, когда здесь ему разонравится?
        У входа в убежище возникла рука с пыльным сухарем. Ну нет, Толстого на такое не купишь! Он уже достаточно взрослый, чтобы не даваться в руки незнакомым, предлагающим всякую ерунду. Хотите выманить - гоните сладкий сухарь. А лучше сыру, а?
        А снаружи хохотали и горланили десятки голосов.
        - Он точно там?
        - Отсюда вижу!
        - Где он его раздобыл-то?
        - В увольнении!
        - Ничего себе!
        И прочий бред - ни одного знакомого слова! На руки не зовут, сухарей не предлагают. (Это - сухарь? Не смешите мои вибриссы!) Даже не зовут домой, хотя уже хочется. Неуютно тут у вас - беспокойно, прохладно и едой не пахнет.
        - Давайте в кухню подбросим! Кто там завтра в наряде?
        Слово «кухня» Толстый прекрасно знал. И заинтересованно высунул морду.
        Чужая пятерня с короткими несточенными когтями невежливо сцапала его за шею. Пока Толстый пищал, барахтался и думал: «Укусить или так поймут?», его бросили на мягкое и накрыли крышкой. Все. Попался верный крыс. И как теперь выбираться прикажете?
        Вот, скажем, из обычной металлической клетки выбраться легко: там дверь боковая и прутья. Лапу высунул, поддел пару проволочек - и свободен. А если западня с ровными глухими стенами и дверь сверху, и надо ее не открыть, а вовсе даже поднять? Толстый, конечно, очень сильное животное, но такой фокус ему провернуть слабо. Эти двуногие явно сжульничали: подложили на крышку что-то тяжелое, чтобы Толстому было не поднять.
        И было не поднять. И не прогрызть - слишком ровные стены коробки, была бы хоть царапинка, а лучше - оторванный угол, чтобы подцепить зубами!
        Коробка покачивалась над землей - опять куда-то несут! Хорошо бы в кухню: там бабушка и много съестного, прямо на полу - бери, не хочу! Конечно, немного далеко, но Толстый всегда терпеливо переносит дорогу, особенно если оно того стоит.
        Качка прекратилась, коробку опустили на землю, и стало так тихо, тепло и душно, что снова захотелось спать.
        В западню проникал запах пыли, пота и какой-то слабенький свет. Если напрячь нюх, можно было уловить запах утренней сырости, а может, это все - сырые тряпки. Толстый мог ошибаться: их вокруг очень и очень много. Кажется, он проспал всю ночь. Точно, всю: Толстого не обманешь! Если есть хочется так, что хоть пищи, значит, он ел последний раз час или два тому назад. А если есть хочется так, что хоть ори, то прошло уже добрых двенадцать часов и надо срочно что-то делать, а не ждать, пока о тебе вспомнят.
        Вспомнили о Толстом незамедлительно, даже орать не пришлось. Коробка поднялась в воздух, немного покачалась в такт незнакомым шагам и…
        Свет резанул глаза после темной коробки, когти шкрябнули по дереву - Толстый приземлился на доску. В нос, в уши и, кажется, в глаза ему ударил дурманящий запах незнакомый крупы. Толстый побежал навстречу аромату и плюхнулся в жидкость.
        Он был в раю! Нет, слов таких крысы, конечно, не знают, но кашу от обычной воды как-нибудь отличат и почувствуют: вот он - рай! Толстый барахтался в душистой вареной крупе, проедая себе тропинки во всех направлениях!
        И, как всегда, кайф обломал какой-то двуногий. С криком «Ты че, здесь вот сиди!» он выудил Толстого за шкирку и посадил на деревянный плот в этом море каши.
        - На доске сиди, понял?
        Лязгнула железная крышка. Стало темно и прохладно. Толстый спешно начал умываться, слизывая кашу с боков, спины, хвоста. А когда умылся, есть уже не хотелось. Он по-прежнему был в раю. Сидел на деревянном плоту в море каши, чего еще крысе для счастья надо?!
        - Фига - се, Кусто!
        Свет вспыхнул неожиданно: Толстый уже успел задремать. Уши резанул визгливый голос двуногого:
        - Эй, брысь отсюда, слышишь!
        Слышал Толстый прекрасно и знал слово «брысь». Только не много ли берет на себя этот двуногий? Чтобы он, Толстый, по доброй воле оставил это дивное место? «Откажись от рая, и я не буду на тебя орать» - вот как звучало это хамское предложение.
        Какая-нибудь глупая землеройка, может, и согласилась бы: они не любят крика, да и кашу не жалуют. Но крыса?! С какой стати?! Толстый презрительно отвернулся и, черпая лапой, принялся демонстративно поедать кашу.
        К воплям нервного двуногого добавился голос еще одного. Этот орал еще громче, но хотя бы не так визгливо:
        - Боец Васнецов, почему задерживается завтрак?!
        - Кры-са! - отвечал второй голос.
        - Извольте доложить по всей форме!..
        Толстый поедал кашу и слушал этот бесплатный радиоспектакль. Знакомых слов было мало, но какие страсти, какие тембры! Это сперва противно, а потом привыкаешь и прямо - музыка.
        - Почему животное в пищеблоке?!
        - Не могу знать, товарищ капитан.
        Чья-то проворная щепотка подцепила Толстого за хвост и в один миг лишила рая. Крыс висел вверх ногами, и пол был так далеко, что близорукий Толстый его не видел.
        - Уничтожить. Об исполнении доложить.
        - Есть!
        Толстый хотел подтянуться и залезть незнакомцу на руку, но его грубо встряхнули, заставив опять болтаться вверх тормашками.
        Перед самой мордой пахнуло жаром. Скрипнуло железо, и Толстый увидел огонь.
        Больно щипнуло нос, свернулись жгутиками опаленные вибриссы. Толстый рванулся было назад, но налетел на тяжелую металлическую преграду. Глаза щипало и жгло хвост, стоять на четырех лапах было нельзя: пол обжигал подушечки. Толстый оттолкнулся, прыгнул вперед, ударился о железо, упал, снова прыгнул…
        Лапы ничего не чувствовали, но дышать стало как будто легче. Не видя, куда и откуда, Толстый побежал прочь.
        Слезящиеся глаза его только и различали, что темные пятна впереди. В носу стоял запах гари, других запахов Толстый больше не различал. Опаленные вибриссы, как чужие, кололи нос и отказывались чувствовать габариты норы, куда пытался забиться Толстый. Пролезу - не пролезу? Обожженную кожу саднило то ли само по себе, то ли так царапались узкие стены.
        Наконец, Толстый уперся в тупик, втянул в нору опаленный хвост и с удовольствием разглядел, что он вполне удачно поместился. Весь. Уже хорошо.
        По полу тянуло сквозняком. Толстый отдышался и принялся вылизывать обожженные лапы.
        Глава XVII
        Полезная энциклопедия
        Свидетелей всегда мало, и они вечно ничего не видят, так уж они устроены. Вот хотя бы Тонкий с Васнецовым: сидели в двадцати метрах от пожара - и хоть бы что! Никто ничего не видел, ни о чем не подозревал. Витек с тетей Леной и бабушкой - вообще романтики. Мимо проходили - и не видели огня! Должно быть, когда проходили, пламя еще не вырвалось наружу. Дымился потихонечку склад внутри, если не приглядываться - в сумерках и не заметишь.
        Да бог с ними, в конце концов: с Витьком, бабушкой и тетей Леной! Тонкий обсудил с ними уже все, что только можно. Сошлись на том, что пожарный щит у входа - это хорошо, но либо лом надо прятать, либо вешать хорошие замки, которые так быстро не сорвешь…
        Вот Валерий Палыч - это отдельная песня. Напротив живет! Из-за утреннего грузовика уже устроил столько всяческих шоу, что диву даешься, откуда у старика столько сил. А во время пожара не вышел! У него под окнами склад горел, мог бы хоть из стариковской осторожности выскочить и помочь: а вдруг пламя перекинется на его дом?!
        Глупость, конечно: все-таки склад и сараюха соседа слишком друг от друга далеко, чтобы с крыши на крышу так запросто перекинулся огонь. Только для Валерия Палыча такая глупость - в самый раз. В смысле: был бы не виноват - выскочил бы как миленький! А раз не выскочил - значит, совесть не чиста… Или чиста, но старика просто не было дома?
        Тонкий долго колебался насчет соседа. Уже почти примирился с мыслью: старику хватит экскурсии в милицию (нет, вроде ее еще не было, но Тонкий не сомневался, что будет, и еще какая!). Только Сашки не хватало с его допросами. А самое главное: беседа с Валерием Палычем - это работа для профессионалов с железным характером и стальными нервами. Тяжело с ним разговаривать, очень тяжело. К тому же главный подозреваемый!
        Но работа есть работа. В смысле, хочет не хочет начинающий оперативник Александр Уткин, а свидетелей опросить надо всех и как следует. То, что Валерий Палыч рассказал в пекарне, - это, конечно, здорово, но мало и не слишком убедительно.
        Для приличия Тонкий помахал веником еще пару минут и сказал себе: «Раньше сядешь - раньше выйдешь». Набрал в пекарне пакетик вчерашней выпечки (А что? Витек говорил: «Бери сколько хочешь!»), захватил вчерашний же этюд (вдруг старику понравится!), крикнул своим: «Пойду погуляю!» и пошел к соседу в гости.
        Дощатый забор с облупившейся краской негостеприимно щетинился ржавыми гвоздями, торчавшими тут и там. Калитка, закрытая на толстую проволоку, встретила его парой свежих заноз. Тонкий прикрыл ее за собой, чуть не споткнулся о старую покрышку на тропинке и робко позвал:
        - Валерий Палыч!
        Пяток яблонь, несколько парников, сутулый домик со смешными цветастыми занавесками - ничто не подавало признаков жизни. На крыльце умывалась пушистая полосатая кошка. Увидев Тонкого, она шикнула, выгнула спину и шустро улепетнула к парникам. Саня поднялся на крыльцо, постучал - тихо.
        Деревенские дома не запираются, если хозяин дома. Сидит небось Валерий Палыч у телевизора, смотрит передачу про инопланетян и не слышит, что к нему гости. Тонкий толкнул дверь и без спроса вошел.
        Нитяные коврики, связанные еще при царе Горохе (и тогда же стиранные), грузные кирзовые сапоги, вешалка с одной курткой, одной телогрейкой и одной шапкой, кошачья миска в углу.
        - Один живет, - сказал Тонкий почему-то вслух.
        - И вовсе даже не один! - возразили откуда-то из кухни. - Лизавета моя где-то здесь ходит. - В коридор вышел Валерий Палыч действительно из кухни. В цветастом переднике и с поварешкой он был похож на фрекен Бок образца двадцатого века. - Вы бы, молодой человек, ноги поберегли, а то Лизка моя…
        - В парниках ваша Лизка, - доложил Тонкий (он почему-то не усомнился, что речь идет о кошке), - увидела меня и убежала. Здравствуйте еще раз.
        - И вам не хворать, - кротко откликнулся сосед и осторожно из-под очков стал разглядывать Тонкого. Как стоял в дверях кухни, оттуда и разглядывал, ближе не подошел. Похоже, решил, что если уж парня кошка испугалась, то неспроста.
        - Вы, молодой человек, по делу или так? - осведомился Валерий Палыч.
        - Так, - Тонкий многозначительно пожал плечами. Он еще не решил, что говорить.
        - И с чем пожаловали? - наседал сосед.
        «С допросом» - не скажешь, хотя это было бы самой настоящей правдой. В голову пришел вполне приличный ответ:
        - Так у Витька все убираются… Я уже угорел на этом складе, а в доме одному скучно.
        - Скучно? - не поверил Валерий Палыч. - Разве у Виктора в доме нет книг?
        Не прокатило. Сейчас начнется воспитательная беседа о роли книг в нашей жизни. Не скажешь ведь правду: «И книг полно, и еще Интернет, где тоже полно книг». Тогда Валерий Палыч наверняка засомневается в интеллектуальном уровне Тонкого и не захочет такого к себе в гости. И на Витька еще больше обозлится…
        - Там одни учебники, - поспешно ответил Тонкий. И веско добавил: - Для старших курсов.
        Валерий Палыч на секунду замер, должно быть, переваривая информацию и заодно решая, верить или нет? С каких это пор школьникам веселее в компании пенсионеров, пусть и работающих? Но в итоге решил поверить:
        - Что ж, проходите, молодой человек. Я щи сварил…
        После складского угара есть хотелось меньше всего, но и отказываться неудобно. К тому же щи - отличная закуска для застольной беседы.
        Тонкий быстро разулся («Только нет у меня лишних тапочек, вы уж потерпите»), как воспитанный помыл руки («Вот же, на стене умывальник, никак не соберусь водопровод организовать») и вошел в кухню («Присаживайтесь здесь на табуретку, не стесняйтесь»).
        Такие кухни Сашка видел тысячу раз: на даче у дедушки Пети, в кино, у Витька, у одной старушки в Крыму… Он уже давно подозревал, что их штампуют на какой-то подпольной фабрике. Цветастые занавески в пол-окна (между створками - зеленый мох для тепла), у окна - деревянный стол, на табуретках - подушки с резинками (темные, чтобы немарко было), буфет (такой древний на вид, что трогать страшно) и новенький холодильник. У всех, кроме Витька, была еще печка, заваленная чугунной посудой.
        - Присаживайтесь, молодой человек.
        Тонкий поставил на стол пакет с выпечкой и сел. Застольная беседа, значит? Попробуем.
        - Хорошо здесь, за городом! Воздух, лес, а какие пейзажи! - начал он издалека, чтобы ослабить бдительность хитрого Валерия Палыча.
        - Этого не отнимешь, - поддержал сосед.
        Он черпнул поварешкой в чугунке и щедро свалил Сашке в тарелку целый ком вареной капусты. Зеленой, склизкой. Тонкий терпеть не мог этих вареных тряпок и с отвращением сглотнул. Во жизнь! Выдать, что ли, себе, любимому, стакан молока за вредность работы? Тонкий представил себе кружку теплого молока с пенкой, и от этого ему стало еще гаже.
        - Я как приехал - сразу за краски, - сказал он с кислой миной. И проникновенно добавил: - Вчера весь вечер пейзаж рисовал.
        Сашка надеялся, что сосед поддержит беседу и расскажет, чем сам занимался весь вечер. Но Валерий Палыч повел себя еще банальнее:
        - Вот как? Покажете?
        Тонкий прошагал в прихожую, где оставил этюдник, и вернулся, держа в руках пейзаж. Сосед положил ложку, аккуратно вытер о фартук руки и взял рисунок.
        - Ну!.. Красота!
        Молока захотелось незамедлительно: так паршиво стало, что никаким молоком хуже не сделаешь.
        А еще Тонкий подумал, что Валерий Палыч, может, и живет один, только внуки у него где-то, похоже, есть. Сосед повел себя так, словно Сашке лет пять и он, малолетка несознательный, принес дедушке похвастаться свои каракули. «Красота!» - и ребенок счастлив, бежит к своим фломастерам и не мешает старшим.
        - Спасибо. - А что еще говорить?!
        - А я, молодой человек, вчера на радио ездил!
        Угу. Тонкий слышал это не далее как час назад. Да только слабо верится…
        - Да! - продолжал Валерий Палыч. - Я, знаете ли, внук потомственной целительницы и кое-что понимаю в народной медицине!
        - Вот как?
        Тонкий едва подавил смешок и, чтобы не выдать себя, отправил в рот полную ложку капусты. Вкус и запах вареной тряпки быстро отрезвили его, смеяться совсем расхотелось.
        «Внук потомственной целительницы» в лице пенсионера - вообще-то, смешно, только Сашка подумал: может, старик и не врет? Уж больно убедительно это прозвучало - «потомственная целительница». Он знал, что все пенсионеры помешаны на этой самой народной медицине. Вон у дедушки Пети на даче полный чулан сушеного зверобоя! И даже продвинутая Сашкина бабушка после особо тяжелого дня в университете глотает не лекарства, а заваривает в стаканчике всякое там сено: пустырник, хмель…
        Радио, кстати, тоже пенсионеры любят, особенно передачи про здоровье. Звонят на радиостанции, пишут письма, дают советы… Так почему бы ведущим какой-нибудь передачи о здоровье не пригласить одного такого пенсионера в эфир? Пусть сам расскажет о зверобое, чем изводить ведущих своими советами по телефону! Другие пенсионеры, кстати, с удовольствием послушают: они охотнее поверят равному, чем какому-то незнакомому ведущему, который на двадцать лет моложе и вообще ничего не понимает…
        - Вас приглашали на радио? - Сашка удивился, будто услышал об этом в первый раз.
        - Да, молодой человек, - солидно кивнул Валерий Палыч. - Я участвовал в викторине и выиграл великолепный приз! Минуточку, я покажу… - Он встал, вытер руки, на этот раз - полотенцем, кряхтя прошел в комнату и быстро вернулся, неся в руках яркую подарочную энциклопедию. - Будьте любезны вытереть стол.
        Тонкий, конечно, подчинился: расставил пошире тарелки, взял на печке тряпку и вытер насухо пятачок для энциклопедии.
        Вообще, в любом книжном такую можно купить. Может, она сто лет стоит на полке у старика, а новенькая, потому что он ее читает аккуратно - бережет. Не доказательство, короче.
        Сосед провел по клеенке пальцем и остался доволен. Положил книгу на стол, открыл… Много ярких фотографий цветов и растений, мало текста, зато красиво.
        - «Энциклопедия полезных растений», - прочел Тонкий на колонтитуле и оценил: - Красота!
        - Не то слово, молодой человек! - обрадовался Валерий Палыч и самодовольно поправил несуществующий галстук. - Вам бы, молодым, все химию глотать: поливитамины, макровитамины… А все витамины-лекарства - вот они, под забором растут!
        Сосед трепетно листал энциклопедию, а Сашка уже успел заскучать. «Врет - не врет, врет - не врет», - гадал он под звук шелестевших страниц. И долго бы, наверное, гадал, если бы на пол, кружась, не упал маленький квадратик бумажки.
        - Что такое? - Увлеченный энциклопедией старик на упавшую бумажку только покосился.
        А внимательный Сашка подобрал упавший листочек (вот выпало), мельком глянул и…
        Нет, никакого компромата, никаких анонимок. Скорее даже наоборот - бумажка была временным пропуском. Так и написано:
        Радиостанция «Маяк»
        Временный пропуск.
        Посетитель: Воробьев В.П.
        Дата: 11.10. 2007
        Время прихода / ухода: 20.00 —20.30.
        Тонкий рассматривал пропуск так и этак, не веря своей находке. Вот тебе и главный подозреваемый! Не забывайте еще о времени, которое требуется на дорогу до Москвы жителю Подмосковья. И обратно. Тогда и получится, что Валерий Палыч не врет!
        В пять часов вечера сосед закончил работу. В начале шестого пришел в пекарню. Минут двадцать потоптался там с канистрой, привлекая внимание публики. А потом чертыхнулся, оставил канистру и уехал в Москву, чтобы успеть на радио к восьми вечера! Многие радиостанции работают до глубокой ночи, восемь часов - нормальное время, чтобы назначить встречу работающему пенсионеру.
        В полдевятого сосед получил свой приз, развернулся и поехал обратно. Значит, дома он был не раньше десяти, а то и одиннадцати!
        Не было старика во время поджога. Точно не было. Вот и не увидел он из окна, что там горит, застал небось только злоключения Васнецова с огнетушителем. И то - не факт.
        - Что же там? - Валерий Палыч близоруко прищурился, силясь разглядеть надписи на пропуске в Сашкиной руке. Тонкий торопливо вернул бумажку:
        - Ваш пропуск на радио. - И добавил: - Обязательно сохраните!
        Экскурсия в милицию у старика еще будет, и волшебная бумажка - его алиби - очень и очень пригодится!
        Валерий Палыч повертел пропуск в руках, непонимающе глянул на Тонкого:
        - Да он же одноразовый, молодой человек, посмотрите сами. Он мне больше не нужен!
        - А на память? - воззвал Тонкий к стариковской сентиментальности.
        Сосед смешно хихикнул:
        - Какая память в мои годы? Думаете, у меня нет воспоминаний приятнее?
        Тонкий прикусил язык: ему щей хватило выше крыши, не хватало еще сидеть тут и до утра выслушивать воспоминания Валерия Палыча. Но ему повезло: сосед быстро передумал:
        - Впрочем, вы правы, молодой человек. Сохраню, покажу внукам. - Он встал и пошаркал в комнату - убирать энциклопедию и бесценный пропуск.
        Тонкий хладнокровно подумал, что был прав насчет внуков: есть они у Валерия Палыча, еще как есть!
        Глава XVIII
        В норе
        Запахи возвращались медленно, словно они по очереди, выстроившись в колонну, протискивались в узкую нору Толстого.
        Горьковато-съедобная кожа; щиплющее ноздри кислое яблоко; дерево - сладковато-смоляное - и какая-то вонючая острая химия, с помощью которой двуногие наводят порядок в своих норах. Все было с горелой отдушкой, даже к яблочному запаху примешивалась гарь.
        Толстый знал, что это скоро пройдет, но все равно недовольно чихал, не боясь выдать себя. С таким запахом, какой Толстый сейчас издает, его никто и не примет за живое существо. Паленая шерсть перебивает все.
        Шерсть он, кстати, почти отмыл, но обожженные ворсинки стали такими короткими, что Толстый не на шутку замерз и уже подумывал, как бы отсюда выбраться. Хотя нет, рано. Денек еще надо посидеть, а потом, в сумерках, искать выход.
        До его слуха доносились крики, звон посуды, стук ножей, человеческий топот и шум деревьев на улице. Слабые запахи съестного щекотали ноздри. Хотелось пить, есть и домой, но было еще рано выходить наружу. Толстый свернулся клубком и задремал.
        Глава XIX
        Тяжелая жизнь оперативника
        На склад Сашка влетел растерянный (еще бы: у главного подозреваемого железное алиби!), но почему-то обрадованный. При всей странности и вредности старичка Тонкому меньше всего хотелось, чтобы поджигателем оказался он. Нешуточное это дело - поджог. Если бы просто напакостил, сломал там что-нибудь - отделался бы штрафом и все. А поджог - это уже «общественно опасный способ» умышленной порчи (уничтожения) чужой собственности. Тут наказание будет покруче, не для стариковского здоровья. Просто замечательно, что это оказался не Валерий Палыч. Но кто тогда?
        Двое в гражданском и девчонка с планшетом встали хороводом вокруг канистры. Те, что в гражданском, стояли спиной, а девчонкино лицо Тонкий видел: она так рассматривала злополучную канистру, словно перед ней - какое-то экзотическое животное, самостоятельно поджигающее склады, а вовсе не металла кусок.
        В метре от компании кругами ходил Витек и, распинывая ногой незаметенные головешки и щепочки, бормотал себе под нос. Увидев Тонкого, он оживился:
        - О! Где ты бегаешь? Покажи майору, где канистру нашел.
        Майор обернулся и вопросительно посмотрел на Тонкого. Сашка так и не знал, как этого майора зовут. Он не представился ни с утра, когда приезжал первый раз, ни попозже, когда Сашку допрашивали, ни сейчас… Витек звал его просто «майор», и Тонкий догадывался, что он тоже не в курсе, как зовут майора. Ну и пожалуйста! Ну и не надо! Майор так майор, жалко, что ли!
        Саня кивнул, подошел к мешкам и показал щель, откуда он вытащил канистру:
        - Здесь. Наверное, ее взрывом отнесло.
        Майор ухмыльнулся:
        - Наверное. А ты с чего взял, что был взрыв?
        Тонкий уже думал, что взрослых трудно понять. Подумает еще раз, потому что взрослые с того момента ничуть не изменились.
        - Ну, канистра же раздута, - терпеливо объяснил он. - Значит, она хлопнула. «Пум!» - внутри, а потом улетела, как сдувшийся шарик. Уехала, - поправился он, чувствуя, что путается.
        - Уехала! - передразнил майор. - И где здесь, по-твоему, взрыв?
        - Так внутри канистры же! - Тонкий уже терял терпение.
        Майор сделал многозначительное лицо типа: «Ну надо же!» и что-то тихо сказал второму в гражданском. К Тонкому он потерял всякий интерес. Плохо. Сашке есть что ему сообщить.
        - Валерий Палыч не виноват, - сказал он как будто про себя.
        Майор не отреагировал, а Витек - тот оживился, шагнул к Тонкому и заговорщически прошептал:
        - Не произноси при мне это имя!
        Похоже, он здорово злился! Но тогда тем более нужно объяснить:
        - Я был у него только что. Он не врет насчет радио.
        - Какого радио? - не понял Витек. - Что он, диджей, что ли? Да за такое вранье!..
        - Я тебе говорю! Он там какую-то викторину выиграл и ездил за призом. У него пропуск на радио, разовый, с проставленным временем, подписью и печатью. Его просто не было в деревне во время поджога.
        - Да ладно? - Витек присел на уцелевший мешок с мукой, видимо, пытаясь осмыслить услышанное. Посмотрел на Тонкого, посмотрел на майора, переспросил: - Точно?
        - Я тебе говорю. Только что этот пропуск в руках держал.
        - А?..
        - Маленький, беленький, квадратный, ни с чем не спутаешь, - как несознательному, объяснил Тонкий. - Я уговорил Валерия Палыча его сохранить, так что, может, сам еще увидишь.
        Витек оценивающе рассматривал Сашку. Похоже, прикидывая, правду он говорит или бредит, надышавшись гари. Чтобы у него не осталось сомнений, Тонкий закивал, как китайский болванчик.
        - Майору скажи, - рассеянно бросил Витек и уставился прямо перед собой. Он шелестел губами, что-то бормоча, и вообще всячески выказывал смятение.
        - Я все слышал, - бросил майор через плечо и продолжил болтать с сослуживцем. Нет, он прервался еще на секунду: - Ты почему не в школе?
        Здрасьте, приехали! Самое неприятное в сыске - это вот такие моменты. Майору такую новость подкинули, а он…
        Хотя какая это для майора новость? Если он уже допрашивал старика, то все знает и даже пропуск видел. Если нет - узнает, и Тонкий не помощник ему в таком ответственном деле. Но «Почему не в школе» - это уже, извините, хамство.
        - Суббота! - огрызнулся Тонкий и сел на мешки рядом с Витьком. И еще подумал, что майор, может быть, не так-то прост и хамоват, как кажется. Стоит спиной, разговаривает, а ушки-то на макушке!..
        Витек смотрел перед собой и шевелил губами, словно придумывая считалочку. Рассеянно обернулся, взглянул на Тонкого и спросил:
        - Не, ну а кто?
        Как будто Сашка знает!
        Очень хотелось солидно пообещать: «Опрошу свидетелей, подумаю, найду раньше майора», но было бы глупо говорить это вслух.
        Тонкий осторожно спросил:
        - Когда ты пошел встречать тетю Лену с бабушкой, по дороге никого не встретил?
        Витек честно припомнил пару имен и даже сказал, где кого найти:
        - Мариванну с Зойфилипповной. В деревне они живут, соседки. Седьмой дом и восьмой. Думаешь, они видели что-нибудь?
        Тонкий пожал плечами:
        - Дорога в деревню - мимо пекарни…
        Витек одобрительно закивал:
        - Майор тоже о них спрашивал.
        - Вот видишь! - обрадовался Сашка. - Наверняка видели.
        - Это недалеко, - принялся объяснять Витек. - Выходишь на тропинку…
        - Да я найду!
        - Погоди! - остановил Витек. - Может, ты еще понадобишься…
        - Больше не задерживаю, - бросил майор через плечо.
        Все слышал, значит. Странно, что он не ругается на тему: «Учись хорошо, не лезь в дела милиции». Похоже, майор просто не воспринимает Сашку всерьез. Ну, или не видит великой опасности в том, чтобы Тонкий поболтал с бабульками… Сам-то наверняка уже их опрашивал! Только не расскажет ничего! И не надейся.
        Тонкий встал и пошел в деревню.
        Мариванна и Зойфилипповна, если верить Витьку, в тот вечер как раз возвращались с платформы, где они ежедневно торговали яблоками. Тонкий вроде бы на днях продал им по «фантику» и по рассказу Витька быстро вспомнил, о ком идет речь. Восстановил, так сказать, в памяти внешность свидетелей точнее всякого фоторобота. Две бабульки с ручными тележками, одна в красном платке, другая - в бежевом. Все! Фоторобот черно-белый, и там один портрет, никакой тележки не видно. Так что воспоминание Сашки - точнее. Знать бы еще, кто из них кто…
        До деревни он добежал достаточно быстро, нашел седьмой и восьмой дома… Увидел на обоих амбарные замки и обругал себя идиотом.
        Суббота же! Дачники приезжают, кто вчера не успел. А у дачников на участке что? Один хозблок, один мангал и кустик шиповника - для эстетики. Яблоками не пахнет, да и зачем, когда эти яблоки продают на платформе по сходной цене Мариванна и Зойфилипповна? Разворачиваемся и бежим на станцию. Еще десять минут потрачено зря.
        Электричка со свистом закрыла двери, оставив на платформе веселую толпу приезжих. Толпа кололась шампурами, размахивала пакетами и радостно горланила на весь Горбунок. В общем, лучше отойти и под ноги не попадаться.
        Тонкий подошел к газетному ларьку и стал рассматривать плакаты, ожидая, пока схлынет поток дачников. Плакаты были так себе: кошки, мышки, горилла, одинокий пейзаж. Продавщица на фоне пейзажа выглядела чудно: лес, березки - и торчащая из-под кустов голова в нелепой шапке-горшке.
        - Что брать будешь?
        Из вежливости Тонкий взял книжечку с анекдотами. Может, что-то интересное попадется - Вуколовой в «аську» скинуть.
        Дачники спрыгивали с платформы, как десант, держа в вытянутых руках пакеты и шампуры. Тонкий разглядел, наконец, в толпе сперва два ведра яблок, а потом два платка: красный и бежевый. У ведер и платков топтался парень с рюкзаком, видимо, решая, нужны ему яблоки или ну их.
        Тонкий неспешно сунул «анекдоты» в карман и пошел потихоньку в сторону бабулек. Та, что в красном платке, яростно доказывала парню:
        - Вот антоновка, а это - белый налив. Я ж ростила, мене виднее!
        - Я думал, они сами растут! - смеялся парень.
        - Да много ты понимаешь! - возмущалась та, что в бежевом платке. - У вас в городе небось не растут!
        - Растут, - не сдавался парень. - Вдоль дорог. Пыльные, как зачетка моя…
        - Вот видишь! - назидательно погрозила пальцем та, что в бежевом платке. - У нас-то, поди, не пыльные, нам виднее!
        Пока Тонкий раздумывал, долго ли они будут спорить и не удобнее ли будет зайти завтра, парень взял у бабульки ведро с антоновкой, вытряхнул все в свой рюкзак, молча расплатился и быстро-быстро пошел прочь.
        - Спасибо, Ивановна, - поблагодарила та, что в бежевом платке. - Надо же, какие придирчивые все!
        - Да не говори! - поддержала вторая. - Им бы только…
        - Здрасьте, Мариванна, Зойфилипповна! - выпалил Тонкий, очень радуясь, что вовремя узнал, кто из бабулек - кто. Ходят все время вместе, торгуют одними и теми же яблоками - поди разберись!
        - Кто это? - удивленно спросила у подруги Мариванна, нимало не смущаясь присутствием Тонкого.
        Зойфилипповна близоруко прищурилась, разглядывая Сашку, и доложила:
        - Так Витькин гость! Булочками торгует.
        - А-а! - поняла Мариванна. - Ну, здравствуй, коллега! - она заразительно захохотала.
        Вторая бабулька поддержала ее, а через пару секунд к их веселью присоединился и Тонкий. Шутка - так себе, а вот смеется бабулька забавно.
        - Ты уезжать никак собрался? - спросила Мариванна, вытирая глаза.
        - Не, смотри, он без рюкзака. Если бы уезжал, тогда…
        - Я к вам, - быстро вставил Тонкий. - Поговорить хотел.
        Бабульки притихли и насторожились.
        - А чего с нами говорить? - тихо спросила Мариванна.
        Тонкий подумал, что она добавит что-то вроде: «Мы хорошо себя ведем», но не угадал.
        - Уж не о пожаре ли?
        - О нем, - не стал отпираться Санек.
        - Так рассказывали уже! Или ты не слышал?
        Сашка понял, о чем они говорят, и внес ясность:
        - Вы небось майору рассказывали. Он же со мной сведениями не поделится!
        - И то верно, - поддержала Мариванна. - Чего ему с тобой делиться! - она опять захохотала, и Тонкий тоже - обидно, но так заразительно, что сил нет сдерживаться!
        - Но мне нужно знать, может быть, вы что-нибудь видели? - проговорил он, когда снова смог говорить.
        - Тебе-то зачем? - Зоя Филипповна снисходительно потрепала его по плечу. - Наслаждайся беззаботным детством, милиция вредителя найдет!
        Аргумент был железобетонный и тоже - обидный. Впрочем, если они считают, что Сашка еще маленький, на этом можно сыграть. Тонкий красиво опустил голову, типа, смутился, и заговорщически шепнул:
        - Интересно!
        Мариванна опять захохотала, а когда все просмеялись, она уже стала более сговорчивой:
        - Ну, интересно так интересно, у нас секретов нет, правда, Филипповна?
        Филипповна кивнула, предоставив подруге вести беседу.
        - Ну, значит, слушай. Торговля вчера не заладилась, весь день простояли мы с полными ведрами. Филипповна килограммчик скинула и только…
        - Да что ты говоришь! - вмешалась Филипповна. - Ты продала килограммов пять и говоришь: «Не заладилась»?!
        - Не я продала, а ты! - настаивала Мариванна. - Тому, с усами, забыла, что ли?!
        - Я тебе говорю…
        - Нет я тебе говорю! Ты продала, не спорь!..
        Тонкий оглянулся в поисках пустого ведра или какого-нибудь ящика. А еще газировки неплохо бы взять. И попкорна. Он уже понял: беседа будет долгой.
        - С усами купил у тебя, а я…
        Ящик-то был, небольшой, грязноватый, но достаточно крепкий на вид, он стоял аккурат между бабульками, а те, похоже, сидели на таких же ящиках. Саня потянул тару к себе:
        - Можно?
        - Садись-садись!.. А потом - два кило антоновки…
        Тонкий сел, послушал еще пару минут об антоновке, подумал о трудностях работы оперативника и решил все-таки бабулек-подружек перебить:
        - А дальше что было?
        - Дальше? - На лице Мариванны отразился сложный мыслительный процесс.
        Тонкий сообразил, что старушка просто пытается вспомнить, с чего она начала и о чем вообще разговор.
        - Вы пошли домой, - подсказал Сашка.
        - Пошли, - поддержала Мариванна. - Идем мы, идем и встретили Витьку, дружка твоего. Я спрашиваю: «Мать, что ли, встречать?», а он мне…
        - Да не так! - оборвала Зойфилипповна. - Я спросила: «Мать, что ль, встречать…»
        - Да что ты говоришь! - возмутилась ее подруга. - Кто-то в это время яблоко грыз! С набитым ртом, что ли, ты спрашивала?!
        Зойфилипповна на секунду смутилась, но быстро нашла аргумент:
        - Ты что городишь, Иванна?! Как я те яблоко грызть буду? Этим, что ль? - она показала на свой рот, но ее, кажется, не поняли.
        По крайней мере, Мариванна смотрела на подругу с таким искренним недоумением, что той пришлось искать более наглядные аргументы.
        Что Зойфилипповна и сделала. Подковырнув что-то во рту грязным пальцем, она извлекла съемный протез и продемонстрировала его публике:
        - Эшим я долшна яблоки хрызть?!
        Тонкий уставился на свои кроссовки и впервые действительно пожалел майора. Если он уже говорил с бабульками - бедный-бедный майор! Если еще не говорил - бедный трижды. Одно дело - вспоминать по ночам это сомнительное удовольствие, другое - когда это самое удовольствие тебе еще только предстоит.
        Тонкий сковырнул грязюку с белого кроссовка и безразлично спросил:
        - А потом?
        - Потом мы пошли дальше, - продолжила Мариванна, - и, проходя мимо вашего дома, встретили Палыча, он к платформе шел. В костюме весь…
        - Че болтаешь?! - возмутилась Зойфилипповна.
        Тонкий, почувствовав очередную назревающую перепалку с демонстрацией вставных челюстей, невежливо их одернул:
        - А кого еще вы встретили? Кого видели у нашего дома?
        - Так тебя и видели, - спокойно сообщила Мариванна. - Ты в дом заходил. И солдатика, он вроде шел за тобой.
        Тонкий приподнял голову, увидел, что челюсть уже водворена на место, осмелел и выпрямился.
        Чудны одуванчики твои, господи! Что в красном платке, что в бежевом, что все остальные. Потратил на них кучу времени, думал, что-то узнает. А услышал только старушечий спор с финальным: «Тебя и видели. А еще солдатик за тобой шел…» Ну, где справедливость, спрашивается?! Где спра-ве-дли-вость?
        А майор, подлый, мог бы и предупредить. Наверняка ведь уже со старушками болтал. Точно болтал, они ж сами сказали! Мог бы и предупредить! Небось слушал их разговор с Витьком и глумился, предвкушая, как Тонкий будет сидеть на платформе, разглядывать съемные протезы, слушать всякий бред… Глупости, конечно, только все равно обидно.
        - Больше никого? - устало спросил Тонкий. Мариванна услужливо сосредоточилась.
        - Петровну еще, - доложила она. - На платформу она шла, сына встречать. Лидьванну из школы, Оленьсьеву, Тамару… - Она добросовестно перечисляла, а Тонкий загибал пальцы и жалел, что не захватил блокнот.
        Всех нужно опросить. Всех, и майор, скорее всего, это уже сделал. А он, Сашка, все на ящике сидит, баклуши бьет.
        Тонкий опять зауважал майора и начал собираться. Бросил бабулькам:
        - Спасибо, вы мне очень помогли, было интересно! - Он вскочил и быстро-быстро пошел прочь.
        Мало ли что придет в голову бабулькам?! Крикнут: «Подожди, я еще не все рассказала» и заставят выслушивать какую-нибудь ерунду о том, как они торговали и чем грызли яблоки. Домой-домой! Время к ужину подходит, хватит на сегодня свидетелей. В конце концов, день прошел не зря - Тонкий узнал, что Валерий Палыч не виноват, и это здорово.
        Витек сидел на крылечке и задумчиво курил. Хлопнула дверь грузовика, вышел Ленька, неся в обеих руках толстую пачку бумаги. Куда он, интересно, ездил?
        - Привет! - поздоровался Ленька. - Держи, - он протянул Витьку пачку глянцевых журналов.
        «Стройматериалы» - разглядел Тонкий название. Каталоги, значит. Ну да, ремонтироваться надо поскорее.
        Витек рассеянно пролистнул пару страниц, глядя поверх них, спросил у Тонкого: «Как дела?» Саня честно рассказал - как, и Витьку это не прибавило настроения.
        Ленька подсел к приятелю на крыльцо, принялся листать каталоги и оживленно обсуждать, что, где, почем и сколько нужно для ремонта. Саня постоял с ними пару минут из вежливости, потыкал пальцем в страницы, принимая участие в беседе. Потом он получил разрешение оккупировать компьютер и ушел в дом.
        Тетя Лена возилась в кухне, бабушка сидела в Сашкиной комнате и рассеянно листала какой-то из Витиных учебников. Витек, вообще-то, на мехмате учится, так что бабушка это скорее от скуки, чем от большого интереса. Увидев Тонкого, она тут же оставила свое занятие:
        - Как погулял?
        - Нормально, - не стал вдаваться в подробности Тонкий.
        Он запустил компьютер и отдал бабушке книжицу анекдотов, попросив зачитывать вслух самые смешные. «Вуколовой пошлю», - объяснил он.
        Бабушка заметно оживилась: анекдоты в компании внука всяко лучше, чем учебник студента мехмата. Она поправила очки на носу и с энтузиазмом принялась выполнять просьбу Тонкого.
        Вуколова преданно дежурила в «аське». Фомин, кстати, тоже, так что анекдоты на Тонкого посыпались с двух сторон. Он смеялся над бабушкиными, смеялся над фоминскими, потом кидал бабушкины Фомину и Вуколовой, а бабушке пересказывал анекдоты Фомина. Не то чтобы он забыл, зачем в «аську» полез, но доложить Вуколовой оперативную обстановку было просто некогда в груде анекдотов. А когда книжка закончилась, тетя Лена позвала ужинать.
        Потом Сашка впрягся мыть посуду, потом долго жаловался Витьку на сегодняшний опрос горе-свидетелей…
        В общем, в «аську» Тонкий вернулся в двенадцатом часу и первым делом отправил Вуколовой огромный пост про пожар, милицию, уборку, Валерия Палыча и бабулек.
        Ответа не было долго: прочесть и обмозговать такую простыню - дело не минутное даже для отличников. Наконец, «аська» ожила:
        - Ничего себе ты отдыхаешь! Многовато приключений за неделю, тебе не кажется? И все связаны с преподавателями…
        Тонкий сам об этом думал, но… Домушники - в милиции, Ваня разоблачен. Все эти разные люди не дают жизни преподавателям одного университета, и только это их объединяет. А может, люди и не разные, может, Лабашов прав и в краже замешан студент? Тогда получается «Праздник непослушания»… Если честно, Тонкий пока не решался делать глобальные выводы. Разобраться бы, кто поджег…
        - Делать-то что? Всех опрашивать надо…
        - Надо , - согласилась Вуколова. - А ты с Васнецовым не говорил?
        - Нет еще.
        - Вот и начни с него. Он последний, кто видел склад еще не горящим.
        Вообще-то, аргумент, но Тонкий слабо верил в свидетельские способности Васнецова. Он с Сашкой в доме был во время пожара, и они оба ничего не видели. Хотя солдат запросто мог встретить во дворе поджигателя. И молчал бы?!
        - Думаешь, он что-то видел и сразу не сказал? - удивился Тонкий и для весомости добавил: - Военный все-таки!
        - Военный не военный, а ты поговори , - отрубила Вуколова. - Мало ли что! Может, видел, но не придал этому значения или встретил знакомого, на которого думает меньше всего…
        - Может быть… - вставил Тонкий.
        - Вот и поговори. А я спать пойду. Много уроков к понедельнику, надо завтра сделать.
        Она отключилась, не успел Сашка написать «пока». «Много уроков!» - отличница, блин! Тут такие дела, а она: «Много уроков!»
        Было обидно, что Людка так быстро дала совет и упорхнула. На отмазку похоже. Самый главный подозреваемый теперь вообще вне подозрений, а других-то и не было. Здесь думать и думать, а она… Она права! По крайней мере в том, что с Васнецовым стоит обсудить события вчерашнего вечера. В конце концов, он последний, кто…
        Тонкий выключил компьютер и пошел спать, пообещав себе никогда больше не злиться на Вуколову.
        Глава XX
        Гость Васнецова
        Осень в деревне чувствуется сильнее. В городе асфальт и сточные канавы, а значит - лужи не такие глубокие. Редкие зеленые пятачки уже так разрыты собаками, что сразу и не разберешь, осенняя это грязь или вечная, всепогодная. Листья опять же в деревне опадают быстрее. А может быть, это просто кажется оттого, что в городе листья убирают дворники, а в лесу - некому этим заниматься.
        Тонкий бежал по жухлой траве и надеялся на лучшее. Сегодня воскресенье, день-то выходной, неужели Васнецова не вызовут на КПП на пару слов? Вуколова тысячу раз права: солдат, с его привычкой передвигаться по стеночке, запросто мог заметить что-то неладное.
        Бабушка с тетей Леной поедут в город вечером, Тонкий обещал вернуться гораздо раньше.
        Верный крыс, куда-то пропавший в позавчерашней суматохе, так и не нашелся, и Тонкий уже начал волноваться. Теряться-то крыс любит и всегда потом возвращается. Просто к этому трудно привыкнуть.
        Вот удивительное дело: когда сидишь в пекарне, обслуживаешь покупателей и у тебя пол-очереди в военной форме, думаешь, что воинская часть совсем рядом. А когда туда бежишь…
        Тонкий сбавил темп, чтобы чуть отдышаться. Впереди виднелись забор и будка КПП. Остаток пути Сашка шел спокойно и думал, каким бы родственником представиться, чтобы Васнецова все-таки вызвали.
        К пропускному пункту он подошел уже медленно и чинно, прокручивая в голове, что скажет и, главное, как. Заглянул в будку дежурного… И страшно обрадовался!
        Во-первых, в будке сидел Васнецов и какой-то парень в гражданском. Значит, Васнецов и есть - дежурный! Отлично! А во-вторых, из-под калитки прямо на него бежал верный крыс! Опять он что-то стибрил.
        Толстый тащил какую-то тряпку вроде носка, только плотнее. Тряпка опережала его сантиметров на двадцать, полностью закрывая морду и путаясь под ногами. Что за манера собирать мусор!
        Сашка отловил верного крыса, посадил на плечо, отобрал находку, сунул в карман. Потом разберемся, что это такое. Может, хозяин тряпки тяжело переживает свою утрату, а Тонкий возьмет да и выкинет?!.
        Подошел к открытому окну, помахал Васнецову, но тот не заметил его.
        Не заметил. Потому что гость в гражданском размахнулся, молча заехал Васнецову кулаком и как ни в чем не бывало спросил:
        - Хлястиком новым разжился?
        Первым порывом Тонкого было подойти и вмешаться. Что он в самом деле! Солдата на дежурстве лупить! Но незнакомец поднял голову, и Тонкий ловко присел под окном, чтобы его не заметили раньше времени. А потом уже, сидя на корточках, подумал, что подслушать такой оригинальный разговор все-таки стоит.
        У самой будки КПП под распахнутым окном (осень же, а они! Б-р-р!) удобно стоял деревянный ящик. Ничтоже сумняшеся, Тонкий уселся на него и приготовился слушать. Нет, это не шпионаж, все нормально. Парень в гражданском явно пришел к Васнецову в гости, и никаких военных тайн они не обсуждают. Ну не видно Сашку из окна, а он виноват, что ли?
        Васнецов громко хлюпнул разбитым носом и спокойно ответил:
        - Старый оторвали позавчера. В увольнении.
        - И этот оторвут, - удовлетворенно заметил гость.
        - С чего ты взял?
        - Я тебя знаю.
        - Иди ты! - обиделся Васнецов.
        - Я те пойду! - Гость, похоже, здорово рассердился. - Кое-кто зол на тебя, Толяша. Лучше не высовывайся.
        Тонкий затаил дыхание. Вот оно что! Кому, интересно, и чем насолил безобидный Васнецов?
        - Шутишь! Куда я высунусь?
        - Я так…
        В наступившей тишине было слышно, как листают страницы книги или журнала. Пролетела бы муха - было бы слышно и ее. Наконец, Васнецов сказал:
        - Знаю, слыхал уже. Жаль.
        - Тебе жаль, а людям - срок, - нехорошо сказал собеседник. И напомнил: - Они очень злы на тебя, Толяша!
        - А почему на меня-то? - возмутился Васнецов. - Не я все придумал, я просто обмолвился, что знаю…
        Послышался звук удара. М-да, гость, похоже, вообще не умеет спокойно разговаривать.
        - Нечаянно обмолвился, нечаянно координаты дал… Не финти, Толяша, ты подставил двух человек. Трех, - добавил гость после паузы. - Меня, как ты понимаешь, тоже…
        - Чего - тебя?! - огрызнулся Васнецов. - Я те че, распорядок дня старухи и всех соседей докладывать должен?! Ты на «земле» работал. Я-то - здесь, от подъема до отбоя и наоборот.
        - Ты сказал «верняк».
        - Не говорил!
        Еще один звук удара. Тонкому хотелось уже вмешаться: жалко парня, все его лупят. Но разговор оказался слишком интересным, чтобы его прерывать.
        - Говорил, Толяша. «Взятки берет, живет одна с кошкой, верняк, в общем…» А из-за тебя двое попали. И вот-вот попаду я. Понял?!
        - Угу. И ты так спокойно ездишь за город, приезжаешь ко мне…
        - Ну, знаешь?!.
        - Не делай из меня дурачка-то, - продолжал Васнецов. - Я сказал, а вы могли не делать.
        - Ты!..
        - Я просто сказал! - истерично выпалил Васнецов.
        Удар, удар и еще два. Какая содержательная беседа!
        Тонкий осторожно вытянул шею и увидел, что происходит в будке. Гость со стриженым затылком стоял над сидевшим за столом Васнецовым и от души лупил его по физиономии. Васнецов вяло сопротивлялся. М-да…
        - Журнал закапал из-за тебя… Иди, Серег, не говори глупостей. Сами виноваты…
        - Я тебе сейчас!..
        Толяша сжался, ожидая удара, но гость, видимо, решил, что с солдатика хватит. Порылся в кармане, достал пачку бумажек.
        - Вот, распечатал тебе, - швырнул бумажки на стол. Тонкий заметил - фотографии. - В альбом себе наклеишь. Если доживешь. - Гость нехорошо усмехнулся, и Тонкий понял: сейчас он уйдет. Выйдет наружу и увидит его, Сашку…
        Попадаться на глаза такому нервному типу хотелось меньше всего. Тонкий отпихнул ящик и, пригибаясь, чтобы его не было видно из окна, дал стрекача. Вон там, недалеко, перелесок. Можно спрятаться и переждать, пока гость уйдет.
        Тонкий бежал, думая: если гость уже вышел из будки КПП и увидел его удаляющуюся спину, то обо всем догадался, будь спок, и сейчас догоняет. Затормозил у первого же дерева, чуть не влетев в ствол носом, и сделал вид, что он старательно ищет грибы в перелеске.
        Краем глаза он смотрел на будку КПП.
        Отворилась калитка, вышел парень в гражданском. Вроде что-то крикнул на прощание и направился в сторону платформы. Уф!
        Тонкий так и стоял, вцепившись в дерево и косясь в спину гостю. Уф-то уф, а к Васнецову идти надо! Во-первых, парень сидит с разбитой физиономией, и бросать его - не комильфо. Во-вторых, уж больно интересный у них был разговор… Парень в гражданском явно на руку не чист, и у него какие-то дела с Васнецовым. Интересно, кто он такой?
        «Ты сказал «Верняк», «Я должен знать распорядок старухи…» Похоже на воров или грабителей. Хотя необязательно. Может, они взламывали старухин компьютер с какими-то секретными сведениями? «Я сказал, вы могли не делать»… «Два человека. Три». Третий, ясное дело, и приходил. Двое, как понял Тонкий, уже не на свободе. Работа для двоих-троих? Кража. Ограбление. У компьютера троим будет тесно, хотя мало ли… Оружие-наркотики - тоже подходят. Ну и что, что старуха с кошкой, мало ли как ее там использовали?.. В общем, гадать можно сколько угодно, а проверить - все равно надежнее. Сейчас пойдем к Васнецову да и попробуем выяснить…
        Дождавшись, когда красная куртка незнакомца исчезнет из виду, Тонкий как ни в чем не бывало направился к будке КПП.
        - Толян!
        Васнецов повернул к нему распухшее лицо и вяло кивнул.
        - Можно к тебе? - спросил Тонкий, заходя в будку и становясь напротив стола.
        На столе лежал открытый журнал с парой капелек крови на страницах. Там же, на журнале, - пачка фотографий. Васнецов в форме, его гость в форме и… Двух других солдат Тонкий не узнал, но что-то показалось ему знакомым.
        - Это мы с друзьями, - прокомментировал Васнецов, хлюпая носом. - Чего хотел?
        - Так… - неопределенно ответил Тонкий, разглядывая фотки. А Васнецов взял в руки сразу всю пачку и начал рвать…
        - Ты что?!
        Солдат махнул рукой, но Тонкий решил не отступать. Он фамильярно поймал Васнецова за подбородок и развернул к себе, делая вид, что только сейчас заметил, какая у него помятая физиономия.
        - Ты дрался, Толян? - деланно изумился Тонкий. - С кем-то из этих, да? На снимке?
        А что, а ничего. Может подросток показать чудеса дедукции?! Глядишь, не выдержит Васнецов и скажет хоть кусочек правды…
        Солдат осторожно высвободил лицо и с двойным усердием принялся рвать фотки.
        - Не друг он мне больше, Сань! Пойдешь в армию - поймешь.
        Пачка разноцветных обрывков полетела в мусорную корзину. Один долго кружился и сел, наконец, у ног. Васнецов аккуратно его подобрал и бросил к остальным.
        - Что так? - сочувственно спросил Тонкий, провожая взглядом бывшие фотки.
        - Так, - Васнецов поморщился, словно мазал йодом царапину и йод щипался.
        Тонкий и не ожидал, что он так просто выложит ему всю правду. И все же…
        - Девушку он у меня увел, - неожиданно выдал Васнецов.
        Сашка, конечно, не надеялся, что ему прямо так сразу и вывалят всю подноготную. Но так бесстыже врать…
        Хотя, может, и не врет. То, что мифическая девушка не упоминалась в разговоре, вовсе не значит, что ее не было. Просто мухи отдельно, котлеты отдельно. В смысле, разговор был на одну тему, а фотки Васнецов рвет совсем по другому поводу…
        - Он «дедом» был, когда я только в армию пришел, - неожиданно разговорился Васнецов. - И нормальным таким «дедом», справедливым. Защищал меня… однажды. Не однажды. Мы вроде как подружились. Болтали по вечерам, что у кого на гражданке, кто кого ждет… Я и проговорился. Фотку показал. Он обещал: как на дембель пойдет, передавать ей от меня приветы, и все такое.
        - И передал, - цинично закончил Тонкий.
        Не похоже, чтобы Васнецов обманывал. О таких вещах не врут.
        - Ага. Приходил сейчас рассказывать, как у них все хорошо… Я и не сдержался, - он потер скулу, где уже наливалась свеженькая гематома.
        Тонкого аж передернуло от таких новостей. Он-то слышал, о чем говорили эти двое! Прекрасно слышал. Несчастный обманутый Васнецов тут же превратился в коварного вруна Васнецова.
        Есть парню что скрывать. И есть зачем рвать фотки. Похоже, те трое, которых он подставил, на этой фотке и были. И были они подозрительно между собой знакомы… Тонкий дорого бы дал, чтобы повертеть снимки в руках.
        - Не расстраивайся, - механически ответил Сашка. - Только холодное к лицу приложи, а то увидит начальство. У вас, наверное, с этим строго.
        Васнецов старательно хлюпнул носом:
        - Где я возьму холодное-то! Я на дежурстве.
        Тонкий возликовал. Вот и молодец, Васнецов, вот и напросился! Сейчас мы…
        - Я мигом! - бросил Тонкий, уже убегая, чтобы солдат не мог его остановить.
        Он хлопнул дверью будки, чуть не свалился, на миг застряв в железной вертушке, и побежал в пекарню.
        Нехорошо врать, Васнецов, очень нехорошо! Конечно, ты не обязан докладывать начинающему оперативнику Александру Уткину о своих делах. Но если человек не хочет говорить, он так и скажет: «Не твое собачье дело», или: «Да так, неважно». И его поймут и лишних вопросов не зададут. Но если человек боится говорить, он начинает врать. Бесстыже, правдоподобно и жалостливо, чтобы ни у кого не возникло сомнений!
        Вряд ли Васнецов пойдет вытряхивать свою мусорную корзину в ближайшие полчаса. Сам говорил: «Я на дежурстве, как пришитый». Вот и хорошо, вот и ладно. Пусть Толяша дежурит, а Тонкий с удовольствием покопается в мусорном ведре и достанет оттуда фотки. Рвал их Васнецов не слишком-то мелко, кое-что удастся склеить. Во всяком случае, лица будут узнаваемы. По крайней мере, одно…
        Вот уже и пекарня. Тонкий напустил на себя такой испуганный вид, какой только смог, и еще у ворот завопил:
        - Бабушка! Бабушка!
        На крик выскочил Витек, перемазанный сажей, со шпателем в руке. На роль напарника для оперативно-розыскных мероприятий он подходил, конечно, лучше, но не в этот раз.
        - Дома твоя бабушка, чаи гоняет. Что стряслось-то?
        Если сказать правду, Витек не поймет. Скажет: «Нечего позорить парня бабушкой с йодом и пирожками». И будет, вообще-то, прав…
        - Ленка звонила, просила кое-что передать, - соврал Тонкий, издали показывая давно разряженный мобильник. Витьку этого хватило: он кивнул и скрылся на складе, умница.
        Тонкий влетел в дом и увидел дивную картину: бабушка с тетей Леной действительно гоняли чаи.
        - Ба, у нас есть йод и что-нибудь холодное? - осторожно начал Тонкий.
        Главное, чтобы бабушка сама вызвалась пойти с ним. Если начнешь уговаривать - ни за что не пойдет.
        - Что случилось?
        - Поранился? - Они с тетей Леной синхронно вскочили с мест и принялись вертеть Тонкого, разглядывая его со всех сторон.
        - Не со мной! Васнецова избили.
        - Васнецова?!
        - Кто? Как?
        Бабушка принялась шарить в своей дорожной сумке. Как все бабушки, она всегда носила с собой кучу лекарств. Тетя Лена полезла в шкаф, тоже, скорее всего, за аптечкой.
        - На КПП, он там сегодня дежурит. К нему пришел приятель с гражданки и побил.
        - Надо же!..
        - А он даже отойти, чтобы умыться, не может, дежурит ведь!
        Тонкий осекся, боясь, не переборщил ли он насчет «Отойти не может». Дежурный на КПП - тоже человек, и не может быть, чтобы этому человеку не предоставлялись элементарные удобства. Не, ну туалет-то рядом должен быть, в самом деле?! Но бабушки синхронно проглотили лажу и засобирались на помощь пострадавшему.
        - Йод нашла, вот еще есть свинцовая примочка, перекись.
        - Пирожки возьмите, - подсказал Тонкий.
        - Да, сейчас…
        Честно говоря, одной бабушки в будке КПП Сашке хватит за глаза, чтобы нейтрализовать Васнецова и при этом оставить в будке место для себя, копающегося в мусорной корзине. Когда бабушки засобирались вдвоем, он уже испугался, что все они просто не влезут в маленькую будку. Но тетя Лена неожиданно проявила сознательность:
        - Там тесно небось. Ругать его будут за большую компанию… Идите лучше вдвоем.
        - Хорошо! - бросил Тонкий, уволакивая бабушку за руку.
        Он боялся, что при таком раскладе и ему самому запретят идти к Васнецову.
        - Не беги ты так! - бабушка выдернула руку и прибавила скорости.
        Глава XXI
        Сгоревший хлястик
        Васнецов сидел над журналом, ковырял в разбитом носу и производил впечатление полной безмятежности. Если бы не свеженький синяк на скуле и не распухший нос, Тонкий бы сам не поверил, что парня били всего лишь полчаса тому назад.
        - К кому? - вяло спросил солдат, не поднимая головы.
        - К тебе, Толик! - Бабушка открыла дверь и бесцеремонно ворвалась в будку.
        Тонкий проскользнул у нее под рукой, нырнул вглубь, поближе к мусорной корзине. Верный крыс на плече стоял на задних лапах, готовый выполнять боевую задачу.
        Васнецов ошарашенно уставился на бабушку: похоже, ее-то он ожидал увидеть меньше всего.
        - Валентина Ивановна?!
        - Ничего не говори, я все знаю! Надо же, гады какие! - Бабуля открыла кошелку и принялась выставлять на стол йод, примочку, термос с горячим чаем, который в последний момент засунула туда тетя Лена. Последним на стол шмякнулся увесистый пакет с позавчерашними пирожками.
        Пока Толяша хлопал глазами, испуганно косясь на Тонкого («Че она здесь делает, парень?»), бабуля ловко приложила к его скуле свинцовую примочку, достала йод и нацелилась на ссадину на брови.
        - Что вы, Валентина Ивановна! - пришел в себя Толяша. - Ну, подрался, с кем не бывает? Не стоило…
        - Тихо! - бабушка взяла его за подбородок и решительно прижгла ссадину.
        Толяша взвизгнул, но вырваться не решался. Тонкий решил: «Пора», присел, наугад загреб из мусорной корзины горсть бумажек и сунул в карман.
        Бабушка сосредоточенно мазала йодом пострадавшую физиономию Васнецова. Васнецов сосредоточенно терпел. Тонкий не сомневался, что про себя парень ругает его и бабулю на чем свет стоит. Надо же - так опозорить…
        В общем, Сашкиных копаний в помойке никто не заметил, кроме верного крыса. Увидев, что хозяин тырит бумажки без него, Толстый ужасно оскорбился. Он съехал с плеча на лапах прямо в мусорную корзину и начал методично перетаскивать ее содержимое Сашке в карман.
        - Вот, уже лучше, - бабушка отошла от Васнецова, чтобы как следует полюбоваться своей работой.
        Вид у солдата был жалкий. В бабушке погиб великий абстракционист - она перемазала йодом всю физиономию Васнецова: и где была ссадина, и где ее не было.
        - Примочку держи! - предупредила бабушка, убрала йод и стала разворачивать пирожки.
        - Валентина Ивановна, зачем вы это?!
        Толстый между тем разграблял помойку. Крысе трудно объяснить, что нужны-то конкретные фотки конкретных людей, поэтому Тонкий и не пытался. Верный крыс тащил из помойки все, что находил, и клал Сашке в карман. Тонкий стоял, прикидываясь ветошью, только бы Васнецов не обернулся на него. Краем глаза смотрел, что там тырит верный крыс. Окурок, огрызок, кусок фотографии. Сломанная скрепка, смятая бумажка, кусок фотографии.
        Карманы его уже подозрительно раздулись, Тонкий бы сам себя заподозрил в преступном разграблении помойки. Счастье, что отвлекающий объект «Бабушка-1» работал превосходно.
        - Молчи, Толик, не нервничай. Кушай вот. Надо ж, гады какие!
        - Да ничего не…
        - Т-с-с! - бабуля сунула Васнецову пирожок и крышку от термоса с горячим чаем.
        Солдат покосился на Тонкого. Сашка успел прикрыть руками набитые карманы и принять невинное выражение лица: «Я что, я ничего. Я очень сочувствую тебе, Толик»… Васнецов покорно надкусил пирожок.
        «Побьет, - решил Тонкий. - Хоть и рохля сам, а побьет. Я бы точно побил. А если еще сослуживцы увидят!..»
        Толстый старательно запихивал Сашке в карман пустую банку из-под сгущенки. Хватит! А то их и правда могут заметить, и тогда неизвестно, у кого будет больше неприятностей: у Васнецова, за то, что притащил в будку гостей (Тонкий не был уверен, что это разрешено), или у него, Сашки, за то, что он опозорил Васнецова перед сослуживцами.
        Тонкий отобрал у верного крыса банку, цапнул из мусорной корзины еще пару обрывков и бочком-бочком стал протискиваться к выходу.
        - Пойдем, ба. Царапины обработали, за термосом я зайду.
        - Куда ж я уйду от него теперь! - возмутилась бабушка. - Парень на дежурстве, а его бьют! Нехорошо бросать…
        - Ба, если нас тут увидят, у него могут быть неприятности, - уговаривал Тонкий, уже стоя в дверях.
        Полуоткрытой дверью он старательно прикрывал разбухший карман, а свободной рукой удерживал Толстого. Верный крыс решительно не понимал, с чего это хозяин бросил на середине такое интересное занятие, и всей душой рвался и дальше опустошать мусорную корзину.
        - Какие еще неприятности?! Я что, уже студента своего проведать не могу?
        - Я на дежурстве, - робко напомнил Васнецов и умоляюще глянул на Тонкого.
        «Не побьет», - успокоился Сашка.
        - Пошли, ба!
        Ворча и обещая вернуться и приезжать каждый день, бабушка все-таки позволила себя увести. Тонкий шел на шаг впереди нее, прикрывая разбухшие карманы. Краем глаза он видел, как облегченно вздыхает Васнецов, оставшийся без бабушкиной заботы.
        - Надо же, какое безобразие! - не унималась бабушка. - Солдата, средь бела дня…
        - Служба такая, - механически ответил Тонкий.
        - Хороша служба!..
        В мыслях Сашка был уже в доме и склеивал фотографии. Что за типы там были, знакомые до боли? Все они в форме одинаковые, так сразу и не разберешь. С кем связался трусоватый безобидный Васнецов? Тонкий украдкой доставал из кармана обрывки фоток и потихоньку разглядывал: кусок березки, кусок чьей-то кепки, кусок васнецовского лица, кусок еще чьего-то лица. Бумажка чистая, не фотка, окурок, грязный платок, салфетка, канцелярская кнопка (Толстый - барахольщик!)…
        Витек, все еще перепачканный сажей, лихорадочно собирал яблоки в саду.
        - Все нормально? - хохотнул он, увидев Сашку с бабушкой. - Оказали первую помощь пострадавшему?
        - Не смешно, Витя, - назидательно произнесла бабушка. - У человека несчастье, а ты…
        - Не смешно, - серьезно согласился Витек и виновато кивнул на сумку с яблоками: - Мать уже собирается. Говорит, вечером в электричке не протолкнешься, лучше ехать сейчас.
        Бабушка солидно кивнула:
        - Говорит - поедем. Я уже собралась, только переобуюсь. Пойдем, Саша.
        Тонкий проскользнул раньше бабушки в свою комнату, прикрыл дверь и первым делом вывалил из карманов весь мусор. Знакомое лицо есть на фотках как минимум одно, не считая Васнецова! И сейчас…
        Витин письменный стол, чистый и ровный, как футбольное поле, моментально превратился в помойную яму. Тонкий взял корзину для мусора и начал перебирать похищенный хлам. Огрызок, огрызок, бумажка ненужная, бумажка от фотки…
        - Сань! - некстати вошел Витек.
        Тонкий аж вздрогнул, но через секунду сообразил, что, вообще-то, он не делает ничего криминального.
        - Толстый любит мусор всякий собирать, - он кивнул на кучу бумажек, тряпочек и огрызков, бессовестно вываленную на Витин письменный стол. - Собирает и складывает мне в карман. Разбирай их потом…
        - Ха! Барахольщик! - Витек пощекотал Толстого по загривку, с сожалением покосился на чистый когда-то стол, и… - Ой, а я думал, он сгорел! - Витек выкопал из кучи бумажек хлястик от шинели. Ту самую непонятную тряпку, которую Толстый стибрил в воинской части. - Вот здорово!
        Витек любовался хлястиком, как сумасшедший коллекционер - сушеным тарантулом, которого долго искал и вот, наконец… Какая великолепная, бесценная гадость!
        - Хочешь сказать, это - твой? - уточнил Тонкий.
        - Ну да! - расцвел Витек, любовно поглаживая видавший виды хлястик. - Это мой, дембельский. Здесь вся рота расписалась. А кому места не хватило, тот…
        Заявление было сильное, особенно если учесть, где именно Толстый нашел этот хлястик.
        - Подожди! Эту штуку Толстый своровал в воинской части. Я к Васнецову пришел, а крыс мой навстречу бежит с хлястиком в зубах! Вернуть, наверное, теперь надо…
        - Да что ж я свой хлястик не узнаю?! - возразил Витек. - Он триста лет на складе лежал, в шкафу… Который сгорел, - добавил он убитым голосом.
        Смотреть на него было жалко - похоже, дембельский хлястик был дорог парню, как память. Но все-таки, он что-то путает.
        - Наверное, у половины роты были такие же, - осторожно возразил Тонкий. - Ну, хлястики, где все расписывались.
        - Да что же я, свой не узнаю? - повторил Витек. Судя по голосу, Витек уже смирился с утратой. - Хотя, может, ты и прав… Но смотри, тут написано: «Дембель 2005»… Нет, мой же, я тебе говорю!
        Тонкий задумчиво перебирал бумажки на столе. В кармане была еще целая куча мусора, но Сашка почему-то стеснялся вываливать ее при Витьке. Странно вообще с этим хлястиком…
        - Твой так твой, - пожал плечами Тонкий. - В части, я так понимаю, он не сильно нужен?
        - Я тебе говорю…
        - Витя! Саша! - позвала из коридора тетя Лена. - Мы поехали. Нас проводят?
        - Идем! - Витек положил хлястик в карман. - Скорее всего, твой крыс утащил его из пекарни и носился с ним все двое суток. Ты увидел его у воинской части и отобрал.
        Тонкий закивал и поплелся провожать бабушку. На пороге он с сожалением обернулся на кучу разноцветных бумажек. Ничего, вокзал близко, он скоро вернется.
        Всю дорогу проклятый хлястик не шел из головы. Может, конечно, он и правда принадлежит Витьку? Тонкий не видел, как верный крыс убегал из дома - с хлястиком или без. Вероятно, Витек прав: Толстый носился с этим хлястиком двое суток. Взял в шкафу еще до пожара и пошел себе гулять в воинскую часть… Нешуточное, вообще-то, расстояние для крысы. Хотя Толстый еще и не так убегал, но все же, все же…
        Жизнь совместно с крысой заставляет человека быть внимательным. Ты только что собрал рюкзак для школы, а у тебя уже стырили дневник. При этом Толстый спокойно сидит на столе и умывается, всем своим видом показывая, что он здесь ни при чем. Где дневник? Нет, не в клетке: там дверца узкая, не протащишь. Ящик стола - уже ближе к истине, но все ящики закрыты, и отпереть их Толстому не под силу. Третий склад у верного крыса - под кроватью. Места хватает, и открывать ничего не надо, дневник вполне может оказаться там. Но бабушка убиралась минуту назад и наверняка заметила бы…
        Минут через сорок, вытаскивая из-за батареи третью прошлогоднюю тетрадь и складывая ее в стопку с кучей чужих визиток, мятых купюр и Ленкиных журналов, ты, конечно, найдешь свой дневник. Где-нибудь за цветочными горшками, под стиральной машиной, в общем, там, где меньше всего искал. Потому что Толстый очень любит бумагу и очень хорошо ее прячет. Тряпки, кстати, он тоже уважает, если что-то уволок - считай, пропало.
        Мы это все к чему? А к тому, что так долго бегать с добычей верный крыс не стал бы. Стырил - спрятал, стырил - спрятал. Какая уж тут прогулка с хлястиком? Витек утверждает, что хлястик - его. Хотя не отрицает, что таких в природе много и даже очень много…
        Нехорошая догадка пришла Саше в голову, да так и осталась там. Тонкий уговаривал себя, что это глупо, что солдат пекаря не обидит, да и незачем ему… Но смотрите сами!
        Витек утверждает, что хлястик его. Поверим Витьку, он - хороший парень.
        Толстый принес хлястик из воинской части. А двое суток назад, между прочим, он пропал! Примерно тогда же, перед самым пожаром, в дом пришел Васнецов. И, держа свернутую шинель (свернутую, чтобы Витек ее не разглядел), попросил нитки. Когда узнал, что нет дома Витька, пришивал хлястик спокойно. Выглядел этот хлястик, между прочим, не новым, Тонкий обратил внимание еще тогда. Потертый уж он больно был, замурзанный и перепачканный чернилами, совсем как Витин. А сегодня Толяшин гость на КПП заметил: «Новый хлястик?» Раз!
        Когда вернулся Витек, Толяша первым делом свернул шинель притыренным хлястиком внутрь. Витек не видел хлястика. Васнецов и на пожаре отжигал без шинели. Потом вернулся в дом, забрал ее, опять-таки свернутую, и в руках потащил. Хотя был, вообще-то, мокрым, повалявшись в лужах, да и на улице, извините, октябрь. Два!
        …А потом, оказавшись в части, он оторвал приметный Витин хлястик и выкинул. Пришил себе другой: там уж небось нашел, где взять. Витин хлястик обнаружил Толстый и утащил его. Толстый, кстати, пропал после пожара. Наверняка пригрелся и уснул в свернутой шинели.
        Тонкий вспомнил это все не затем, чтобы повесить на Васнецова пресловутую потырку хлястика, - хлястик само собой. Лежал-то этот хлястик где? На складе, в шкафчике, который потом сгорел!
        Васнецов здесь часто бывал и наверняка хоть мельком видел, что у Витька где лежит. Хлястик ему оторвали днем, пока он ходил в увольнение, об этом Сашка тоже слышал. Наверное, Толяша постеснялся бежать пешком в военторг: любой патруль остановит и отчитает его за неуставной вид. Он взял хлястик там, где знал, что он точно есть! …Взломав предварительно дверь, полив все бензином и чиркнув спичкой. А как иначе? Двери-то были заперты! Или вы думаете, что Васнецов застал поджигателя и, предоставив тому спокойно заниматься своим делом, взял из шкафа хлястик да и пошел себе? Это было бы странно. Значит, скорее всего, Васнецов и поджег. Потом взял из шкафа хлястик… И пошел к хозяину попросить нитку? Господи, неужели он такой наглый? А через сорок минут вместе с хозяином заметил пожар!
        Кстати, полыхало вовсю. С поджога до того момента, как все это заметили, прошло минут сорок, не меньше. А не замечали потому, что сперва склад потихоньку дымился в сумерках, сразу и не увидишь. Особенно если сидишь в комнате, где окна выходят на другую сторону. Вот и вторая канистра: Васнецов не знал, что Валерий Палыч оставил там свою. А когда увидел ее, конечно, решил использовать обе…
        Глава XXII
        Безбилетная крыса
        Платформа шумела, нехорошая догадка не шла из головы.
        Пока Тонкий размышлял над судьбами преступного мира, бабушка тоже не теряла времени. Она шевелила губами, глядя в пространство, потом спохватилась:
        - Саша, совсем забыла: учебники! - И полезла в сумку. - Привезла, а не выложила, вот уехала бы сейчас!
        Тонкий кисло посмотрел, как бабушка бодро копается в сумке, вытаскивая книги.
        - По русскому тут немного, - наставляла бабушка. - Пять упражнений, но Люда говорила: «Ерунда, работы на полчаса». Вот еще по истории письменная работа, она пришлет тебе материалы по Интернету. По алгебре…
        Сашка складывал учебники в стопку и мысленно передавал привет Вуколовой. Она, конечно, не виновата, что отличница. Еще меньше она виновата, что ее уважает Сашкина бабушка. Она совсем не виновата в том, что бабушка последние дни названивала ей каждый вечер с энтузиазмом влюбленного первоклассника, чтобы взять домашние задания. Но все равно, граждане, есть в этом что-то от предательства!
        Бабушка, между прочим, предупредила Сашку еще перед отъездом: «Буду звонить Люде, узнавать, что вам задали. В воскресенье учебники привезу». Но Тонкий не принял ее слова всерьез. Бабушка ведь не наивный божий одуванчик: она прекрасно знает, что Тонкий с Вуколовой списывается по «аське» гораздо чаще, чем созванивается с домом. Неужели он сам задания не возьмет?
        «Лучше я сама», - строго ответила на это бабушка, и тогда Сашка понял две вещи:
        а) в таких ответственных делах, как учеба, бабушка ему не доверяет;
        б) Сашка, конечно, хороший, но во всем, что касается уроков, бабушка считает Вуколову более компетентной.
        Впрочем, еще можно попытаться отстоять свое право на независимость:
        - Ба, я все это знаю и половину сделал уже, - соврал Тонкий. - Мы с Людкой каждый вечер по «аське» списываемся!
        - Значит, сделаешь теперь вторую половину, - не моргнув, ответила бабушка.
        - Ну зачем ты это все тащила! У меня все есть в электронном виде!
        - Бумага надежнее, - парировала бабушка.
        - Но…
        - Работай. Тебе скоро в школу.
        Тонкий только вздохнул и поправил в руках стопку книг: трудно спорить с профессором!
        Верный крыс между тем не терял времени даром. Увидев такую гору хрустящей вкусной бумаги (ну и пусть все в твердой обложке, кого это останавливало?!), он лихо съехал с Сашкиного плеча, опустился на стопку учебников, схватил уголок «Истории» и самонадеянно попытался утянуть книгу вниз, на землю.
        Непонятно, откуда такая прыть у верного крыса: вокруг платформа, ни кровати, ни шкафа, ни одного места, где Толстый обычно прячет свои заначки. Тонкий цыкнул для приличия: «Нельзя», взял верного крыса поперек туловища и хотел уже посадить на плечо, но кое-что заметил…
        Мягкая когда-то шерсть стала жесткой и короткой. Кололась, как дедушкина щетина, и выглядела такой же несвежей и пожелтевшей.
        Тонкий повертел верного крыса перед глазами. Шерсть-то опалена…
        - Саша, что у тебя с крысой? - бабушка заметила и тоже принялась разглядывать Толстого.
        - Где? - включилась тетя Лена.
        Сашка тоже хорош: весь день с Толстым ходил - и не заметил! Правда, верный крыс большую часть времени просидел на его плече. У человека все-таки не такое замечательное боковое зрение, чтобы разглядеть шерстинки наплечной крысы. Но бабушка, Витек…
        Витек осторожно взял Толстого у Сашки и повертел в руках:
        - Ожоги, и сильные. Вон лапы, смотри, в волдырях все!
        То ли Витек слишком крепко его сжал, то ли Толстый просто понял, что на его боевые раны, наконец, обратили внимание, но в Витькиных руках он поднял такой визг, что отъезжающие начали нервно оборачиваться и отходить на всякий случай в сторонку. Кто-то проворчал: «Мучают хомячка», и Тонкому стало совсем стыдно. Он взял у Витьки Толстого (тот немедленно замолчал) и увидел, что полдня таскал с собой больное животное. Выглядел Толстый действительно неважно: его шерсть и усы были опалены, голый хвост и лапы покраснели от ожогов.
        - У вас тут ветеринарная клиника есть? - спросил он Витька.
        Тот покачал головой:
        - Поезжай с бабушкой. Ближайшая клиника в Москве, так что надо ехать…
        Подошла электричка, шикнула, и выяснять координаты клиники стало некогда. Тонкий бросил Витьку: «Пока!» и, сжимая одной рукой крыса, другой утягивая за собой бабушку, запрыгнул в электричку.
        Тетя Лена зашла последней, она, кажется, тоже успела дать Витьку наставление и (Тонкий мог поклясться, что видел!) пару учебников.
        - А билет-то мы тебе не взяли! - некстати напомнила бабушка, когда они уже уютно уселись у окна и разглядывали проносившиеся мимо окон деревья.
        Самое противное, что это была та правда, слышать которую вредно для настроения. Билет - не великая проблема, но Сашка ведь собирался не в Москву к врачу, а на платформу, провожать бабушку. Ни денег, ни документов он с собой, понятно, не взял…
        - Домой надо будет зайти, - буркнул Сашка, обшаривая на всякий случай карманы: горсть обрывков фотографий и одинокий огрызок.
        Но бабушка, похоже, решила окончательно испортить внуку настроение:
        - У меня осталось двадцать рублей и проездной на метро. Билет я тебе еще смогу купить, а вот штраф…
        Сердобольная тетя Лена тоже полезла в сумку, видимо, надеясь успокоить Тонкого. Но и ее ждало разочарование:
        - У меня - десять. Вроде никуда не ходили, ничего такого не покупали… Ладно, не важно! - она осеклась, увидев нехороший Сашкин взгляд. - Не думай о плохом: сейчас заедешь домой, возьмешь денег, пойдешь в клинику. Вылечат там твою мышку…
        Бабушка автоматически кивала, не переставая подозрительно коситься на дверь тамбура. Косилась-косилась, а через пару секунд не как профессор, а как заправская хулиганка, схватила Тонкого за шею и стала толкать его куда-то вниз:
        - Лезь под лавку, быстро! - зашипела она, но было поздно.
        Над самым ухом предательски щелкнул компостер, и Тонкий понял, что он попал.
        - Ваши билетики!
        Бабушка с тетей Леной опять полезли в сумки, старательно заслоняя собой Тонкого. Санек озабоченно разглядывал верного крыса, делая вид, что происходящее нисколько его не касается.
        Билеты проверяли девушка с красивыми черными кудряшками и женщина лет под сорок с некрасивой золотой коронкой на переднем зубе. От таких всегда можно ждать неприятностей. «Лучше бы уж парень», - подумал Тонкий, косясь на обеих контролерш.
        Хуже всего, что та, с коронкой, тоже на него косилась. Долго-долго, пока компостировала билеты бабушки и тети Лены, она буквально не сводила с него глаз. Тетка щелкнула второй раз компостером и выдала:
        - А мальчик не знает, что на электричку нужен билет? Он дурак или маленький? И в каком он тогда классе? Точно, что в первом! В «А»? В «Б»?
        - Це! - огрызнулся Тонкий. - Если все так, как вы утверждаете, то мне шесть лет, и я не обязан покупать билеты.
        - Огрызается! - повернулась контролерша к молодой напарнице. - Ты видала, а?
        - Простите нас, - вступилась бабушка. - Он только у платформы понял, что должен с нами ехать, когда электричка подошла. У меня осталось двадцать рублей. Больше одной остановки мы не проехали, так что…
        - И не проедете, - резонно ответила контролерша. - Будете до утра у меня в КПЗ сидеть! За хамство с вас - сто рублей.
        Нет: «По шее бы тебе, а не сто рублей». Тонкий, конечно, так не подумал. Не в первом же он классе, знает, что женщин бить нельзя, даже таких.
        - У него крыса заболела, - тетя Лена решила надавить на жалость. - Он заметил только у платформы. Не высаживайте нас, пожалуйста, здесь всего-то полчаса езды…
        - Москвичи, значит! - обрадовалась контролерша. - Да еще с животным! - она ткнула в Толстого нечистый палец с облезшим красным лаком. - Двести рублей.
        - Да нету у нас, говорю же! - бабушка, похоже, теряла терпение. - Он вышел на платформу провожать нас и не захватил ни денег, ни документов. На платформе мы увидели, что животное нуждается в ветеринарной помощи…
        - Без документов! - не унималась контролерша. - Больное животное! Вы знаете, чем это грозит?!
        - Он не заразный, у него ожоги, - вставил свое слово Тонкий, и зря.
        - А меня это не волнует! - беззаботно ответила контролерша. - Вы нарушаете закон! Животное должно быть в специальном контейнере, с билетом и справкой от ветеринара! За нарушение с вас…
        - Как она мне надоела! - подумала вслух бабушка. И контролерша возликовала:
        - Надоела, значит?! А без билета, без документов, с больным животным вам ездить не надоело?
        - Ну войдите в наше положение! - воззвала к порядку тетя Лена. - Животному нужна помощь, а в Горбунке клиник нет. Денег у нас тоже нет, по крайней мере, таких, сколько требуете вы.
        - Вот как?
        - Вообще, - продолжала тетя Лена, - сумма штрафа - это цена билета за каждую станцию. Такую мы осилим, пожалуй…
        - Ты мне не указывай насчет суммы штрафа! - контролерша угрожающе щелкнула компостером. - У себя в Москве заразу вози бесплатно, а здесь…
        - Мы все поняли, сейчас сойдем. - Бабушка подалась было к выходу, но контролерша преградила ей путь:
        - Только со мной! И только до отделения!
        - Пожалуйста, - согласился Тонкий. В отделении, может, нормальные люди сидят.
        Контролерша помоложе, молчавшая до поры, наклонилась над Толстым:
        - Что с ним?
        - Где-то гулял два дня, а вернулся весь обожженный, - поделился с ней своим горем Тонкий и продемонстрировал пострадавшего.
        Девушка сочувственно оглядела верного крыса.
        - Стрептоцидом попробуй присыпать. Или календулой смажь… Я не знаю, мои так не обжигались, - она подмигнула Сашке. - Тоже любят лазить везде и теряться.
        - Ты что с ним разговариваешь! - оттолкнула ее контролерша. - Пошли! Сейчас придем в отделение, этого, - она показала на Сашку, - до выяснения личности, этим - штраф…
        - Какое выяснение личности?! - возмутился Тонкий.
        - И ни к какому врачу вы не поедете! Ишь чего вздумали - больную крысу в электричке! Да это же! Это… Двести рублей сейчас, и - вон отсюда!
        Тонкий не знал, что же такое положено за провоз в электричке обожженной крысы без документов, но почему-то чувствовал: врет контролерша и еще как! Скажем, на поезд дальнего следования - Толстый с ним катался. У него была справка от врача, переноска и билет, здоровенный, больше самого Толстого. «Живность. Багаж на коленях» - даже без указания, что за живность такая, крыса или, может, крокодил. Но вот из тех Сашкиных знакомых, кто ездил на дачу… Вроде Фомин билет на собаку брал, и то - собака у него здоровенная, весь проход занимает. И никаких справок!
        Сашка покорно встал и пошел по проходу за контролершей. Бабушка, тетя Лена и контролерша помоложе - за ним.
        - Ничего страшного, - утешала их девушка. - Выпишут вам квитанцию, оплатите в сберкассе, потом.
        Тетя Лена что-то бормотала себе под нос, бабушка тоже, и, судя по знакомым интонациям, она чувствовала себя так, словно ей снова позвонил пранкер Ваня. Толстый сидел у Сашки за пазухой и тяжело дышал. Он не любил, когда кто-то ругался.
        - Ща придем! - радовалась контролерша. - И ни в какую клинику вы не пойдете, пробудете в милиции до утра…
        - Хватит врать! - не выдержал Сашка.
        Было обидно, когда двух профессоров, одного художника и одну крысу пытается запугать полуграмотная тетка, которая, похоже, сама не знает законов, за несоблюдение которых так ревностно тащит людей в милицию. Интересно, до отделения-то мы дойдем или нет? И что ей там скажут…
        - Ты не хами старшим! - запальчиво рявкнула контролерша. - Сейчас в милиции из тебя дурь выбьют!
        Вот это она зря сказала. Очень зря!
        Тонкий молчал, пока электричка тормозила, молчал, пока все выходили, толкаясь, и спускались с платформы. Бабушка ругалась себе под нос, тетя Лена завязала беседу со второй контролершей. Суть их диалога сводилась к тому, что вторая контролерша все понимает и сочувствует им, но сделать ничего не может: злобная тетка - ее бригадир и указывать ей девушка не уполномочена.
        Они остановились за платформой. Деревья, грязь, где-то вдалеке - угрюмые деревенские домики.
        - Ну что, платить будем? - ни с того ни с сего спросила контролерша.
        - Мы идем в отделение, - напомнил Тонкий, но его проигнорировали.
        - Давай выворачивай кошелек! - насела контролерша на бабушку.
        Честно говоря, этого Тонкий и ждал. Контролерша сама напросилась: много хамила, много врала, но теперь, когда они не в электричке и даже не на платформе…
        Сашка напустил на себя самый дебильный вид, засунул Толстого поглубже за пазуху и завопил:
        - Грабеж средь бела дня! Караул, грабят!
        Тетя Лена с бабушкой непонимающе уставились на него, но Тонкий старательно продолжал игру:
        - Нет у нас денег, что пристали! Идите работать лучше! Грабят, а-а-а!
        - Ты что несешь, заяц? - осторожно вразумила его контролерша.
        - Да еще оскорбляют! - завопил Тонкий.
        Народ на платформе потихоньку начал оборачиваться. Конечно, картину сильно портила железнодорожная форма контролеров, но, господа, будем юридически грамотны: они не в поезде и не на платформе. То, что контролерша пытается слупить штраф без квитанции, нужно еще и доказать! А вот то, как она секунду назад трясла бабушку и вопила: «Выворачивай кошелек», видели как минимум человек пять прохожих. Вот они, кстати, стоят поодаль, не спеша ни уходить, ни кидаться на помощь.
        - У меня свидетели есть! - оборзел Тонкий, многозначительно обводя рукой окрестности.
        Если тыкать пальцем прямо в свидетелей, они, пожалуй, испугаются такого невоспитанного парня и убегут. Пусть контролерша думает, что свидетелей много. Тем более что добрый десяток зрителей они уже собрали.
        - Думаешь, форму надела - и все можно?! - продолжал гнать Тонкий. - Люди уже и на природе погулять не могут, чтобы их не ограбили. Народ кругом, средь бела дня, как не стыдно!
        - А еще женщины! - поверила какая-то старушка в толпе. - Грабить старух и ребенка, совесть есть?!
        - Да она их небось оштрафовать хочет! - не поверил какой-то парень.
        - Мы гуляли! - убеждал его Тонкий. - А тут эти…
        - Что ты врешь, заяц? - ожила контролерша.
        - Докажите! - борзо шепнул ей Тонкий, а народу объяснил: - Врет она все, формой прикрывается! - И для солидности еще добавил: - В отделение пойдем или как?
        Он с удовольствием заметил, что девушка-контролер старательно сдерживает смех, а бабулька из кучки зрителей придирчиво разглядывает форму.
        - Да они и погоны-то небось свистнули! - резюмировала бабулька.
        - Сама слышала, как эта ей сказала: «Выворачивай кошелек!» Да еще и за плечи трясла!
        Четверо других зрителей - три бабульки и парень - закивали в знак согласия.
        - Правда, в милицию их надо!
        - Ты! Ты… - Поняв, что она проиграла, контролерша наконец-то повела себя оригинально: - Да вы психи тут все! - рявкнула она, развернулась и, лихо топая сапогами по грязи, побежала на платформу.
        Воспользоваться ступеньками ей, видимо, было некогда: вот-вот придет в себя толпа зрителей и, вполне может быть, погонится за ней. Бодренько подобрав юбку, тетка прямо с земли вскарабкалась на платформу и мышкой нырнула в подошедшую электричку. Девушка побежала за ней, не побрезговав ступеньками и не скрывая смеха.
        - Сама псих! - крикнула тетя Лена отъезжающей электричке.
        Двери тут же закрылись, электричка отчалила. Когда промелькнул перед глазами последний вагон, Тонкий окинул взглядом растерявшуюся кучку зрителей и доиграл свою партию:
        - Что смотрите? Упустили?!
        Глава XXIII
        Хорошо, когда есть Лабашов!
        Праздновать победу хорошо за большим столом, когда все дома, живы и здоровы. Когда болен верный крыс и вы с ним (а еще с бабушкой и тетей Леной) находитесь в незнакомой местности, за городом, без денег и документов, праздновать победу, согласитесь, не комильфо.
        Садиться в электричку снова бабушка отказалась наотрез, и Тонкий бы ее понял, если бы ему не требовалось поскорее попасть в Москву.
        - Ну ба, они же уехали! - пытался урезонить ее Тонкий. - Возьмем билет мне, сядем на следующую и поедем спокойно.
        - Она проверит электричку, на которой уехала, и сядет в следующую, то есть в нашу, - резонно отвечала бабушка, и Тонкому нечего было возразить.
        - Может, машину поймаем, в Москве расплатимся? - предложила тетя Лена. - Только я не знаю, где здесь шоссе…
        - А и правда! - поддержала ее бабушка.
        Предложение было, вообще-то, дельное, но Тонкий как представил: искать шоссе, ловить машину… А когда поймают - будет уже вечер. В воскресенье вечером пробовали попасть в Москву? Нет, попытаться-то можно, да только в городе все равно окажешься в понедельник утром, потому что пробки, господа…
        Тонкий не привередничал, он просто успел прочесть название станции «Земляники» и придумать кое-что получше.
        - У тебя телефон не разряжен? - повернулся он к бабушке.
        Она достала из сумочки телефон, повертела - работает, но для порядка спросила:
        - Кому ты хочешь звонить?
        - Майе Дмитриевне. Лучше позвони ей сама и узнай телефон Лабашова. Он где-то здесь живет, может, и подкинет нас до города.
        - А если нет - позвоним Вите! - нашлась тетя Лена. - Саня, какой ты молодец, мы бы еще полчаса раздумывали!
        Тонкий ничего не ответил: в Москву, конечно, нужно срочно, на грузовике или «Москвиче», но хотелось бы, чтобы их отвез именно Лабашов. Да и ближе он!
        Секунду бабушка смотрела в пространство перед собой, а затем выдала:
        - Верно! Я и забыла! И машина у него вроде была…
        Она принялась тыкать кнопки мобильника, и через пару минут Сашка уже говорил с Лабашовым.
        - Серег, выручи, а? Мы застряли на платформе «Земляники», а нам позарез нужно в Москву. Толстый болен, - добавил он для надежности и тут же спохватился: - Да, у меня еще к тебе дело, но это при встрече.
        Не тратя время на расспросы, Лабашов сказал: «Еду» и дал отбой.
        - Помощь идет! - радостно объявил своим Тонкий. - Выйдем на дорогу.
        - Молодец! - похвалила бабушка. - Мне бы и в голову не пришло. А что у тебя с ним за дела?
        - Так… обойди, там грязь… - Тонкий обогнал ее и побежал вперед, чтобы избавиться от расспросов.
        Да, у него было дело к Лабашову, помимо поездки в Москву. Но обсуждать его с бабушкой пока рано.
        Через полчаса на дорогу выехал белый «Москвич» и затормозил перед Тонким и компанией. Лабашов вышел из машины.
        - Валентина Ивановна, Саня, что же вы раньше не сказали?! Долго здесь торчите?
        - Не очень.
        - Что с крысой?
        - Обжегся. Едем, Серег, а то до утра будем в пробке париться! - выпалил, обнаглев, Тонкий и, не дожидаясь приглашения, занял место сзади. Он просто боялся, что Лабашов начнет выспрашивать о деле при бабушке. Нет, он, вообще-то, не дурак, но мало ли…
        Бабушка с тетей Леной разместились, Лабашов сел за руль, и они поехали.
        - Сперва в клинику?
        - Сперва домой, - ответил Тонкий. - У меня денег нет. А клиника там в двух шагах, я сам добегу. Только ты, это…
        - Я развезу всех и заеду за тобой, - понял Лабашов.
        - Может, ты и обратно его подкинешь? - осторожно спросила бабушка. - Он сейчас у Вити гостит в Горбунке, вам по дороге.
        - У Вити?
        - У моего сына, - объяснила тетя Лена.
        Вряд ли Лабашову от этого стало понятнее: актерское мастерство на экономфаке не преподают, и Серега мог только гадать, кто такая тетя Лена, почему она едет с Сашкой и бабушкой и почему Тонкий гостит у ее сына, а не живет дома, как все порядочные люди.
        - Я тебе потом расскажу, это долгая история, - объяснил Тонкий, но его опередили.
        Два преподавателя в одной машине - это вам не хухры-мухры. В смысле, если нужно кому-то что-то объяснить, да еще в замкнутом пространстве, из которого никуда не денешься, то они мигом!
        Через полчаса Лабашов уже знал, что Сашкино треснувшее ребро - это не шутки, оно требует свежего воздуха. Что тетя Лена преподает вместе с бабушкой в университете и предложила Сашке у нее погостить. И что Тонкий совсем запустил уроки на этом свежем воздухе.
        Про поджог они не стали распространяться, ну и не надо. Тонкий расскажет потом, если сочтет нужным. Собственно, от Лабашова только и требуется…
        - Вот и приехали! - Серега бодро затормозил около Сашкиного с бабушкой подъезда. - Покажи, где клиника, отсюда видно? Я Еленанатольевну закину и приеду.
        Бабушка уже попрощалась и пошла к подъезду. Сашка наспех объяснил:
        - Вон за тем домом, там вывеска огромная, не заблудишься, - попрощался и сам рванул домой.
        Верный крыс сидел за пазухой и нехорошо сопел. Тонкий уговаривал его потерпеть и сам сопел: подниматься по лестнице и уговаривать кого-то - серьезная работа для дыхания.
        Бабушка все еще копалась с ключами. Тонкий дождался, пока она откроет, невежливо влетел в квартиру первым…
        - Ой, Сань, ты что? - это он наткнулся в прихожей на Ленку.
        - Я ненадолго, Лен. Извини, некогда… - Добежал до комнаты, достал из ящика деньги…
        - Псих!
        - Сама такая! Пока всем, я позвоню! - И побежал в клинику.
        Толстый сопел за пазухой, Тонкий бежал и надеялся, что очереди в клинике нет. Верный крыс уже довольно долго терпел из-за чьей-то невнимательности. А где он шлялся двое суток и почему весь обожжен - можно только предполагать. Хорошо, если у него только ожоги!
        А очередь все-таки была. В холле с аквариумом и мягкими креслами сидели питбуль в наморднике, кошка в переноске и двое хозяев с кислыми минами.
        Питбуль плотоядно косился на кошку, не решаясь, впрочем, показывать своих намерений. Кошка зыркала из переноски лампочками-глазами и тихо шипела. Тонкий сел поодаль от нее и подумал, что пищевая цепочка собрана.
        Хозяин пита с любопытством рассматривал Тонкого. Верный крыс укрылся за пазухой, и со стороны казалось, что нет у Сашки никакого животного, торчит он тут один, как волос на лысой голове.
        - У меня крыса, - объяснил Тонкий, не дожидаясь расспросов.
        Хозяин пита заметил, как топорщится куртка, и кивнул.
        - Заразная? - поинтересовалась хозяйка кошки.
        - Обожглась, - зло ответил Тонкий.
        Вопрос про заразную крысу его сегодня уже порядком допек.
        Но хозяйка кошки, похоже, была настроена более лояльно, чем та контролерша (во сне бы ее не увидеть, до сих пор в глазах стоит). Она отставила переноску с кошкой (пит ожил и пустил слюни на линолеум) и попросила:
        - Покажи.
        Тонкий достал верного крыса, хозяйка кошки смело протянула ладонь, пит заинтересованно наклонил башку. Ничтоже сумняшеся, Сашка высадил Толстого на подставленную ладонь. Пит залился лаем.
        - Тихо! - одернул его хозяин, но тихо не стало. Пит рвал поводок и скакал на кривых ногах, всем своим видом показывая, что он думает о крысах, в том числе незаразных.
        Хозяйка кошки, не обращая внимания на аккомпанемент, осторожно разглядывала Толстого:
        - Сильно как… И лапы…
        - Сильно? - поднял голову хозяин пита. - Пусть идет впереди нас. Мой кабан потерпит. - Он одернул пита за ошейник, и тот, наконец, успокоился.
        - Мы вообще на прививку, - пожала плечами хозяйка кошки. - Иди, мальчик. Животное маленькое, мало ли что…
        Тонкий не стал отказываться, он и сам боялся за верного крыса побольше этих двоих. Сказал «спасибо», забрал Толстого… Открылась дверь кабинета, вышла бабулька с котом, и врач позвал следующего. Бросив «спасибо» еще раз, Тонкий вошел.
        Стол письменный, стол для осмотра, парень-ветеринар и огромная клетка с маленьким попугайчиком.
        - На вырост, - объяснил врач, не дожидаясь вопроса. - Что случилось?
        Тонкий высадил на стол верного крыса и объяснил:
        - Двое суток где-то гулял, а вернулся - вот.
        Врач мельком глянул на крыса, черкнул что-то в журнале:
        - Не гулял, а отлеживался скорее всего. - Он положил ручку и подошел к столу. - Сейчас посмотрим… ага.
        Как многие животные, при виде белого халата Толстый заверещал, словно его режут. Взрослый уже, знает: где врач, там и уколы.
        - Тихо ты! - Врач повернулся к Сашке: - Сильные ожоги, как будто он целиком залез в костер.
        - Мы были за городом, - подтвердил Тонкий.
        - Вот. Или в печку.
        - В печку?!
        - А ты думал?! Забрел к какому-нибудь сумасшедшему старичку, а у них с крысами разговор короткий. Держи, - он отдал Сашке Толстого и начал набирать лекарство в шприц. - Как минимум сутки он отлеживался, видишь: ожоги подсыхают.
        Честно говоря, Сашка не видел, но на всякий случай кивнул.
        - Держи!
        Из шприца с мизинец толщиной врач загнал Толстому под холку иглу. В шприце и была-то пара капель, но верный крыс орал, словно в него закачивали литр бензина.
        - Кожа-то обожженная, конечно, больно ему, - прокомментировал врач. - Ну и боится, само собой.
        - Он смелый, - защитил Тонкий честь верного крыса.
        - Я вижу, - хмыкнул врач и полез в шкафчик. - Сейчас я его намажу, следи, чтобы не слизывал. Сделай ему ошейник, такой, знаешь… - Он нарисовал пальцем круг в воздухе и, видя, что Тонкий не понимает, махнул рукой и опять полез в шкаф. - Во, нашел! - он достал нечто, больше всего напоминающее кухонную воронку или картонный воротник. - Для тойтерьеров. Померяй, может, подойдет.
        Тонкий взял у врача картонный воротник и под негодующие вопли нацепил его на шею верному крысу. Толстый стал похож на королевского придворного - они носили такие пышные широкие воротники, из-за которых не то что плеч - головы не было видно. Буквально не видно: верный крыс вертел головой и не мог достать носом до собственного бока.
        - Во, отлично сел! - похвалил врач. - Это чтобы он лекарство не слизывал с боков. Сейчас я его намажу, в следующий раз сам утром это сделаешь. Потом - вечером. Два раза в день, а дня через четыре приходи, покажешь.
        Он говорил, а сам накладывал на бока Толстого ватной палочкой мазь. Верный крыс вертел головой, пытаясь цапнуть бесстыжие фамильярные пальцы, но воротник мешал. Тонкий подумал, что замечательная, вообще-то, вещь этот ошейник: и лекарство на боках уцелеет, и пальцы врача…
        - Все, больше не мучаю. - Ветеринар выкинул палочку, ополоснул руки в раковине и сел за стол. - Кличка, фамилия, адрес…
        Постановка вопроса была чудная, Сашка и выдал:
        - Тонкий, Уткин, улица Попова…
        - Его зовут Тонкий? - хохотнул врач. - Такой упитанный…
        Сашка понял, что он сморозил глупость, и поспешил исправиться:
        - Не, его зовут Толстый, а Тонкий - так зовут меня…
        Секунду врач смотрел на Сашку и крыса, видно, перерабатывая информацию, потом переспросил:
        - Так Толстый или Тонкий?
        - Толстый. А я - Тонкий… Вы сказали: «кличка - фамилия», я и растерялся.
        - Понял! - хохотнул врач. - А имя у тебя есть?
        - Саша.
        - Вот тебе лекарство, Саша, мажь, как я написал. Через четыре дня заходи. Ошейник не снимать!
        Сказал он это вовремя, потому что верный крыс уже порывался стянуть ошейник задними лапами. Тонкий одернул его и посадил за пазуху. Намазанный крыс здорово пачкался, и бежевая подкладка куртки оказалась вся в жирных пятнах.
        - Опилки из клетки убрать, - сказал врач, заметив такое дело. - Следи, чтобы он ни обо что не вытирался. - И, как для маленького, добавил: - От этого зависят результаты лечения.
        Саня кивнул, поблагодарил, расплатился с врачом и поскорее вышел в вестибюль, чтобы не задерживать остальных.
        - Ну как? - спросила хозяйка кошки.
        Тонкий достал верного крыса в новом ошейнике и предъявил.
        - Чего только не придумают! - хохотнул хозяин пита и пошел в кабинет.
        - Мы тоже пойдем, - сказал Сашка и еще раз повторил: - Спасибо.
        Он сунул Толстого за пазуху и вышел на улицу.
        Уже стемнело. Лабашов еще не подъехал, видимо, тетя Лена живет довольно далеко. А может, он в пробке застрял? Это не есть здорово! У Сашки к Лабашову дело, не терпящее пробок.
        Мимо пролетали машины, мигая фарами, проходили люди, смеясь и болтая, уже вышел из клиники пит в сопровождении хозяина и, не заметив Сашку, поскакал в другую сторону. Наконец, рядом замигал поворотник «Москвича».
        Лабашов отстегнул «собачку» передней двери, и Тонкий не заставил себя упрашивать. Плюхнулся на сиденье и выдал:
        - Привет.
        - Виделись, - буркнул Серега и тронулся с места. - В Горбунок?
        - Сперва к тебе, - нагло заявил Тонкий и пощупал в кармане обрывки фотоснимка, стыренного у Васнецова. - Я должен тебе кое-что показать. Если получится.
        - А сейчас показать нельзя? - не понял Лабашов.
        Тонкий почувствовал себя немножко балбесом, но признался:
        - Сначала склеить надо. - Для убедительности он достал из кармана пару обрывков и показал их Лабашову: - Тут парень один. Или не один.
        - Я должен его узнать?
        - Ага. Наводчика во дворе университета помнишь?
        Лабашов кивнул и газанул так, что Сашку откинуло на сиденье.
        Толстый недовольно высунул морду из-за пазухи. Из-за глухого ошейника виднелся лишь кончик его носа с шевелившимися угольками усов. Лабашов заметил и оценил:
        - Ух ты, как его вырядили! Что врач сказал?
        - Что он побывал в печке или костре.
        - Да?! Во люди!
        Не очень-то хотелось Сашке поддерживать беседу. Разочарований в людях на сегодняшний день ему хватило выше крыши. Хотя, справедливости ради, хорошие тоже встретились. Лабашов, ветеринар, зверохозяева из очереди…
        - Хороших все равно больше, - ответил Тонкий, и Лабашов с ним согласился, хоть и не видел очереди в клинике.
        Дорога из города была свободной, машина летела, останавливаясь только на светофорах. Пока они ехали, Сашка успел рассказать о пожаре, о Васнецове, о дерзком разграблении Толстым мусорной корзины на КПП, об отвлекающем объекте «Бабушка-1». О контролерше только не рассказал - меньше всего хотелось ее вспоминать.
        Лабашов кивал и присвистывал, время от времени вставляя реплики вроде: «Везет тебе на приключения, парень!» и «Ну надо же!» Потом он поделился подробностями своего визита к Роману Петровичу: оказывается, Лабашову уже показывали фотки незнакомых людей, чтобы тот опознал наводчика.
        - Не было его там, Сань! А может, я забыл, как он выглядит! Там снимки такие страшные, черно-белые…
        - У меня цветной, - успокоил его Тонкий, но тут же добавил: - А еще - рваный и групповой.
        Лабашов сделал паузу, внимательно рассмотрел светофор впереди, словно сомневался, не путает ли он цвета, и выдал:
        - Я буду повнимательнее рассматривать, может, повезет.
        На том они и порешили. Нехорошие мысли все равно терзали Тонкого: а вдруг обрывков не хватит или самое важное лицо на снимке окажется невосстановимо разорванным?
        За окном пробегали деревья, их становилось все больше и больше, кирпичные дома постепенно сменились бревенчатыми и сборно-щитовыми. Машина резко свернула с дороги, и Тонкий понял, что уже совсем скоро они приедут.
        Глава XXIV
        Ваня снова удивляет
        Лабашов вышел из машины, чтобы открыть ворота. Ворота услужливо скрипнули, Серега снова плюхнулся за руль, и машина нырнула во двор.
        - Заходи, будь как дома! - Серега остановил машину, и Тонкий вышел на воздух.
        Кусты негостеприимно щетинились в темноте. То ли шиповник, то ли розы, но - очень колючие. Тонкий, пока выходил из машины, успел подцепить на куртку пару солидных шипов.
        - Осторожнее здесь, - запоздало предупредил его Лабашов.
        Перед самой мордой машины белел щитовой домик.
        - Проходи, я машину загоню. Выключатель справа, ключ - под половиком.
        У самого дома свечкой торчал высокий куст жасмина, нелепый среди парников (парники тоже были). А чуть поодаль… Тонкий решил этого не замечать.
        Он поднялся на крыльцо, пошарил под половиком, достал ключ… И в сотый раз подумал об этой опрометчивой деревенской привычке - запираться кое-как. Лабашов - студент, вроде не дурак, а все туда же: ушел и повесил на дверь амбарный замок: «Смотрите, соседи и домушники, меня нет дома!» Ключ под половичок спрятал: «Заходи кому не лень под этим половичком копаться!»
        Ржавый замок легко поддался, Тонкий открыл дверь, шагнул в сени и нашарил на стене выключатель.
        Дощатый пол и стены, выкрашенные коричневой краской, нитяной коврик с батареей ботинок и кучей тапочек. Дверь в комнату.
        Сашка переобулся, прошел и стал снова обшаривать стену.
        - Левее, - подсказал вошедший Лабашов. - Ага.
        Зажглась лампочка, Тонкий оказался прямо в комнате. Диван, стол, искусственный камин, обогреватель, холодильник. Компьютера не наблюдалось, и это было, вообще-то, нездорово, но лишь бы нашелся клей.
        - Садись, - суетился Лабашов. - Ужинать будешь? Я днем картошки наварил…
        - Клей лучше дай, - перебил его Тонкий. - Я только тебе их покажу, и мне надо будет опять к Витьку…
        Лабашов замер, держась за открытую дверь холодильника, и на физиономии его читалась напряженная внутренняя борьба: дать по шее этому хамоватому подростку, который ни во что не ставит его, Серегино, гостеприимство и эксплуатирует его как личного водителя? Или поверить начинающему оперативнику Александру Уткину и делать, как он просит, ибо все, что он просит, необходимо для следствия?
        По шее Тонкому получить не хотелось, и он поспешил урезонить Серегу:
        - Мне надо эту фотку еще кое-кому показать. Но это возможно только по Интернету…
        - Так у меня есть! - воспрял Лабашов. - И сканер тоже найдем! А утром я заброшу тебя к Витьку или куда тебе там надо. Картошку будешь?
        Тонкий молча кивнул. Стало ему немного странно и почему-то стыдно. Странно потому, что он мог поклясться: в глубине кустов недалеко от дома он видел в темноте этот оплот цивилизации - дощатый сортир. И, конечно, не мог поверить, что в доме с такими коммуникациями может быть Интернет. А стыдно - за то, что не поверил. Ну, и еще за то, что для блага следствия он вел себя как неблагодарный свинтус, пренебрегая гостеприимством Лабашова и пытаясь использовать его как личного водителя.
        - Извини. Это правда важно.
        - Да что я не понимаю, что ли?! - смягчился Лабашов. - Вон на столе клей.
        - Спасибо.
        - Сканер и ноут в коробке, - Лабашов кивнул под стол, где стояла большая картонная коробка с надписью «Серега», выведенной черным маркером.
        Сашка сел за стол, деликатно отодвинув раскрытую лабашовскую тетрадь, и выгреб из кармана обрывки фоток.
        Суперсложный мегапазл! Специально для начинающих оперативников. Где чья кепка, где чья рука, где кусок чьего лица, когда все - в одинаковой форме? К тому же обрывки могут оказаться от разных фоток, что еще усложняет задачу… Хотя нет, снимки все однотипные, ну, вероятно, где-то кто-то шагнул в сторону или руку убрал, это не проблема.
        Сашка сосредоточенно собирал пазл из обрывков, Лабашов хлопотал у электроплитки.
        - Позвони своим, скажи, что у меня заночуешь, - сказал студент.
        - Угу.
        Снимки действительно были очень однообразные: одни и те же люди, в одной и той же форме, на фоне одной и той же березки. Тонкий за полчаса все склеил. Вообще, он делал это лишь для свидетелей. За все это время, пока он таскал часть обрывков с собой, вытаскивая их время от времени - посмотреть, он уже давно все вспомнил.
        Тонкий хорошенько протер рукавом (постеснялся попросить салфетку) склеенный снимок и взглянул на него в тысячный раз.
        Слева направо: гость в штатском (тот, который побил Васнецова), один парень скорчил рожу, и - Шантрапа. Тот Шантрапа, кожаный, из подъезда! Даром что все в военной форме, а эту физиономию Тонкий уже ни с какой другой не спутает! Не сразу понял там, на КПП, а потом пригляделся и узнал.
        Из-за спины Шантрапы выглядывал Васнецов.
        Невероятно? Ага! Если вспомнить подслушанный на КПП разговор, вообще с ума сойти можно. А если еще и припомнить, где он слышал дурацкую кличку Толяша, становится жутковато.
        Бывший студент, который натравливает на бывших своих преподавателей пранкеров и домушников! Натравливает - сильно сказано, потому что студент, вообще-то, не боец - ни разу. Тряпочный человек, которого никто не воспринимает всерьез. Однако воры и пранкеры не брезгуют действовать по его наводке…
        Зачем и почему - тоже вопросы хорошие, но сначала - дело.
        - Готово! - хором произнесли Лабашов и Саня.
        Только Лабашов поставил на стол блюдо с картошкой и тарелку с селедкой, а Тонкий предъявил ему снимок.
        Секунду каждый из них рассматривал плоды трудов чужих. Лабашов среагировал первым:
        - Этот! - он ткнул пальцем в утреннего гостя Васнецова.
        Тонкий облегченно кивнул и взял с тарелки картошку.
        Все верно. Вот гость, побывавший на КПП, он же - наводчик, вот Шантрапа, вот Васнецов. А этот, который скорчил рожу…
        - А этот вроде на краже был, вторым, не? - Лабашов показал.
        Саня опять кивнул и с удовольствием откусил душистую картофелину. Для порядка он, конечно, спросил:
        - Уверен?
        Лабашов тоже взял картофелину и закивал:
        - Наводчик - железно! Да и второй, даром что рожу скорчил. Неужели сам не помнишь?
        - Я больше разглядывал первого, - Тонкий ткнул пальцем в Шантрапу. - Сканер подсоединим?
        - Что, и поесть нельзя спокойно? - делано возмутился Лабашов, вытирая руки.
        Он нырнул под стол, ногой подпихивая к себе свободную табуретку, водрузил на нее сканер и стал возиться с проводами.
        - Кто еще-то их видел?
        - Многие, - не понял сперва Тонкий. - Старушки, мы с тобой…
        - Старушкам фотку пошлем? - засмеялся Лабашов.
        - Ой, нет! - дошло до Сашки. - Увидишь. Сейчас будет цирк!
        Вдохновленный обещанием цирка, Лабашов моментально подсоединил аппаратуру, сам отсканировал снимок и плюхнул Тонкому на колени ноутбук.
        - Там, если я тебе не рассказывал, был еще и пранкер, - объяснял Тонкий, регистрируясь в «аське». - Ужасный придурок, я его быстро вычислил, но не суть. Суть в том, что все: кражи, поджог, пранкинг - организовано, похоже, одним человеком.
        - Не этим ли? - Лабашов ткнул наугад и попал в Васнецова.
        - Ага!
        - А я думал, он здесь случайно…
        - Не-а. Впрочем, это мы сейчас и проверим!
        Прекрасная вещь - фотоаппарат, расчудесная вещь - сканер.
        Тонкий постучался к Ване в «аську», уже зная результат. Смущало только одно: у Сашки с пранкером - неважнецкие отношения, да оно и понятно. Внук преподавателя и студент, которого этот преподаватель чуть не выгнал за то, что парень доводил его по телефону… Ваня может запросто упереться и ничего не сказать Тонкому. Тут надо действовать хитро…
        Сашка подумал-подумал да и прислал Ване фотку:
        - Смотри, что у меня есть!
        Лабашов сидел рядом и наблюдал через его плечо.
        - Погоди! Если все как ты говоришь, то он что - дурак, своих выдавать?! Так он тебе и скажет, этот пранкер… Кстати, что это такое?
        - Телефонный хулиган, - ответил Тонкий, запоздало вытирая испачканные картошкой руки.
        - Который названивает и гадости говорит?
        - Ага. - Тонкий уставился в «асечное» окно, ожидая реакции. - Может, он и не такой дурак, но я думаю…
        Ваня среагировал быстро и непосредственно:
        - Ха! Толяша, бритый! Ты с ним знаком, что ли?
        - Молодец, Ваня! - обрадовался Тонкий и подмигнул Лабашову: - Вот видишь - дурак, и еще какой!
        Лабашов не разделяя его ликования:
        - Ну и что? Мало ли на свете Толяшей?
        Пришлось пересказать ему «асечную» беседу столетней давности, где Ваня говорил: «Мне Толяша телефон дал», и поведать, что Васнецова тоже зовут Толяшей и выгнали его из того же университета, где учится Ваня и преподают Сашина бабушка, тетя Лена, Майя Дмитриевна…
        Лабашов перестал жевать селедку и восхищенно смотрел то на Сашку, то на окно «аськи».
        Нет, Саня, конечно, добросовестный сыщик и хорошенько все проверит…
        - Издеваешься?! - многозначительно отстукал он.
        Пусть Ваня все расскажет сам.
        - А, ну да! Не можешь ты с ним дружить, это же он мне телефончик ваш дал…
        - Брависсимо, Ваня! - возликовал Тонкий. - Теперь ты видишь? - повернулся он к Лабашову.
        Студент сидел, обалдело уставившись в экран. Похоже, он не верил, что на свете бывают такие дураки… и такие талантливые подростки.
        - Ты што, шерьежно? - выдал он с набитым ртом.
        - А ты не видишь?! - засмеялся Тонкий. - Я же тебе говорил!
        «Аська» снова замигала - до Вани, кажется, дошло:
        - Подожди, а откуда фотка-то у тебя?
        - Отдыхай, Ваня! - выдохнул Тонкий и отключился.
        Потом он откинулся на стуле и закинул в рот кусок селедки. Он чувствовал себя пожилым и усталым. А еще - очень талантливым.
        Вот ты какой, Неизвестный студент!
        Дурацкая близость по времени этих дурацких преступлений вообще-то могла быть дурацким совпадением, Тонкий поначалу в этом и не сомневался. Но - пришлось.
        Он усомнился один раз, когда после информации о пранкере-студенте, доводившем преподавателя, услышал о наводчике-студенте, который помог обокрасть преподавателя.
        Усомнился вторично: когда у третьего преподавателя подожгли склад, а рядом служил ее бывший студент и имелось подозрение, что он замешан в поджоге…
        В третий раз: когда выяснилось, что этот самый студент знаком с наводчиком, замешанным в краже у другого преподавателя (не просто знаком, а здорово подставил наводчика и домушников).
        И, наконец, сомнение номер четыре: телефон пранкеру дал тот же самый Неизвестный студент. То есть уже известный - Толяшей его звать.
        У Тонкого только и осталось, что вялое сомнение насчет поджога.
        Может, и совпадение. Может, парень только и виновен в том, что нашептал домушникам, как живет один преподаватель, и дал пранкеру телефон другого преподавателя. То, что этого другого преподавателя потом еще и попытались обворовать, могло быть собственной инициативой воров. На КПП и с Лабашовым говорили о Майе Дмитриевне. Хотя на том же КПП Толяшу обвиняли в том, что его друзья оказались в милиции после кражи у бабушки. Может, наводчик просто умолчал, на какой конкретно краже они погорели? Толяша - козел отпущения, ему не обязательно быть виноватым, чтобы получить в нос. Хотя нет: наводчик у Лабашова и о бабушке спрашивал…
        Так вот, может, Васнецов и не думал поджигать пекарню третьего преподавателя, а просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте?
        Но! Когда Тонкий сказал, что Витек пошел тетю Лену встречать, Толяша ответил: «Я быстро», хотя никто его не гнал… И не так уж сильно он удивился, когда увидал тетю Лену. Испугался - да, пожалуй. И ей он сказал: «Попросился служить ближе к дому», а тетя Лена возразила: «Ты вроде на «Рижской» живешь».
        Конечно, если придираться к каждому слову, можно выставить преступником хоть радиоприемник. А что? Тоже много болтает! Но в этот раз Тонкий почему-то не сомневался в своей правоте.
        Верный крыс выглядывал из-за пазухи и шевелил опаленными усами. Потрясенный Лабашов сам вытащил его и посадил на стол перед тарелкой. Видимо, он решил, что крысы таких талантливых подростков имеют право ужинать за одним столом с людьми. То есть на одном столе. То есть…
        Толстый деликатно взял двумя лапами кусок картошки и съел. Лабашов смотрел то на него, то на Тонкого, то на компьютер, то на снимок. Задал еще пару уточняющих вопросов и выдал:
        - Не, Сань, сегодня я тебя никуда не отпущу! Дело важное, но до утра потерпит. Чтобы на свежую голову. А то моя уже трещит.
        Глава XXV
        Талантливый парень, но дурак
        Продавленный лабашовский диван зловеще скрипел в темноте. По дивану прыгала тетя Лена и грозила Тонкому кулаком:
        - Ты вроде на «Рижской» живешь! А сам крысу возишь без билета!
        В мониторе маячила голова Васнецова и угрюмо подстрекала:
        - А вы докажите, докажите!
        - Саня!
        Тонкий открыл глаза. Над ним стоял Лабашов, уже одетый и готовый ехать.
        - Собирайся быстро, мне давно пора на лекции. Ты знаешь, что нужно делать?
        Тонкий потряс головой, разгоняя сон, и подумал, что Лабашов знал, о чем спросить. Особенно с утра, когда Сашка еще и не проснулся толком.
        - Одевайся-одевайся, - Лабашов кинул ему в ноги свитер и мятые джинсы. - Диван не убирай, опаздываем, я пойду греть машину. - И выскочил на улицу.
        Тонкий лихорадочно натягивал джинсы, ища глазами верного крыса.
        На подушке, балбес, дремлет. Все изгваздал! Надо же было его намазать… А, в машине!
        Сашка быстро оделся, подхватил Толстого, проверил в кармане мазь (фотку отдал Лабашову, он себе еще десяток таких склеит, а Серега передаст эту Роману Петровичу) и выбежал из дома. Замешкался на пороге, запирая дверь на амбарный замок.
        Машина стояла уже за воротами. Тонкий запрыгнул, хлопнул дверью так, что стекла завибрировали. Серега газанул…
        Смазать ожоги в движущейся машине вообще-то можно. Объект в одну руку, масло в другую и, в такт подскокам на ухабах, пропуская повороты… Реально, в общем. А вот смазать ожоги движущейся крысы в движущейся машине - занятие бестолковое, можно и не пытаться. Сашка перемазал все, включая собственный нос и панель приборов. На Толстого не попало ни капли.
        - Подожди, сейчас приедем уже, - одернул его Лабашов.
        Лучше поздно, чем никогда: Тонкий уже сам разочаровался в своей затее и решил подождать до пекарни. За окном замелькали знакомые домики, еще чуть-чуть и…
        Лабашов ударил по тормозам в паре метров от ворот пекарни:
        - Пока, Саня! Звони! Ты ведь знаешь, что делать?
        Чувствуя, что он врет, Сашка кивнул и вышел.
        Машина газанула прочь, Тонкий видел, как Лабашов на ходу закрывает пассажирскую дверь. Саня толкнул калитку, сел на бревно во дворе и медленно, вдумчиво намазал верного крыса.
        Лабашов опять нашел, о чем спросить! Грамотный вопрос, по существу: «Знаешь, что делать?» Правильный такой вопросец!
        Многие доказательства по делу Неизвестного студента собраны: и фотка, и хлястик, и беседа с Ваней, в общем, Тонкий не сомневался в своей правоте.
        Но он понятия не имел, что делать с этой правотой! Что делать, куда бежать, кого хватать и на чью голову вываливать все свои улики и догадки? Граждане, не подскажете, куда бежать, а?
        Преступлениями военных вроде бы занимается военный трибунал. Хотя Васнецов на момент поджога был в увольнении, от этого он быть военным не перестал. Получается, что гражданская милиция - ему не указ?
        Честно говоря, Тонкий не был уверен, что майор, занимающийся этим поджогом, вообще допрашивал Васнецова! Хотя в местной милиции уже успели побывать все, даже Ленька, который весь пожар прокатался по городу и вообще - не при делах.
        Кражей занимается Роман Петрович. Тонкий передал ему фотку наводчика и не сомневался, что на днях бабушке снова позвонят из милиции. Вот только причастность Васнецова к этой краже, скорее всего, останется недоказанной, и Тонкий ничего не сможет с этим поделать…
        Распахнулась дверь пекарни, на свет показался жизнерадостный Витек. Заметил Сашку и помахал ему:
        - Здорово! Почему в дом не идешь?
        Витек - парень умный, он все поймет. И взрослый - ему скорее поверят. А еще он в армии служил и наверняка понимает больше Сашки насчет преступлений военных и гражданских лиц… И вообще, это его пекарня, по-любому, надо ему все рассказать.
        - Иду! - рявкнул Тонкий.
        Он сунул за пазуху пачкавшегося намазанного крыса и рванул в пекарню - вываливать свои догадки на Витькину голову.
        Умный парень Витек долго не мог понять, что ему такое втирают, зачем пытаются отвлечь от архиважной работы на кухне, кто такие «пранкеры» и в чем провинился бедолага Васнецов, кроме, пожалуй, кражи его личного хлястика.
        В рукавицах и фартуке, чумазый, как шахтер, он задвинул противень в духовку и потребовал:
        - Так! Еще раз! Он пришел, пряча хлястик внутри свернутой шинели, и попросил нитки. Погоди, нитки-иголки у него должны быть свои, по уставу…
        - Сказал, что потерял, - напомнил Сашка.
        - Допустим… Узнав, что меня нет, он пришил его у тебя на глазах. Через сорок минут заметили пожар… При чем тут это?
        - При том, - терпеливо объяснял Тонкий, - что хлястик лежал на складе. Значит, Васнецов либо сам сорвал замки и все поджег, либо столкнулся нос к носу с поджигателем, взял хлястик и пошел себе, а нам ничего не сказал.
        - Сказал бы, - согласился Витек, скидывая рукавицы. - Но мог он сорвать замки и не поджечь.
        Такая сложная комбинация Тонкому на ум не приходила. Но ему было что возразить:
        - Я слышал их разговор с домушником. И наводчика Лабашов узнал…
        - Кто такой Лабашов?
        Пришлось и это объяснять. Когда Тонкий объяснил, у Витька возник следующий вопрос:
        - При чем тут кража, когда мы говорим о поджоге?
        Кража, поджог и пранкер связаны только одним - Васнецовым, так что Сашке пришлось объяснять все заново, доказывая вину солдата по каждому пункту.
        Когда Витек, наконец, получил всю информацию и понял, что Сашка не шутит, он заметался по кухне не хуже самого Тонкого!
        - Вот блин! Вот удружил! Ну за что?!
        - По-моему, у него какие-то счеты с преподавателями, - поделился своей догадкой Сашка. - Я так понял, служить ему не очень-то нравится.
        - Его отчислили в том году с первого курса, - холодно ответил Витек. - Мать больше всех ругалась. Я только теперь начал вспоминать эту фамилию: Анатолий Васнецов, она говорила… Я-то с ним познакомился, когда он уже служил! До этого лишь имя слышал. Мать же о нем рассказывала…
        - Что?
        - «Талантливый парень, но дурак, - процитировал Витек. - Учить такого - только мучить».
        - То, что он дурак, - заметно, - проворчал Тонкий. - Скажи, а не по ее ли инициативе его выгнали?
        - Думаю, не только. Я так понял, что парень ни по одному предмету не успевал. Как он поступил-то еще, непонятно…
        Тонкий от души позавидовал Витьку: мать обсуждает с ним свои служебные дела. Если бы бабушка год назад пожаловалась на нерадивого студента Васнецова, Тонкий бы вспомнил о нем гораздо раньше. Хотя, может, и нет.
        Витек метался по кухне, раскидывая полотенца. Некстати запищал таймер. Витек саданул по кнопке, таймер отскочил и закатился под стол.
        - Подбери!
        Тонкий послушно полез. Витек надел рукавицы, вытащил горячий противень, громко ухнул его на стол и выдал:
        - Все равно майору звонить надо. Кто ж нас к военным-то пустит?! А ему проще наверняка… - Он оставил противень и побежал в дом. - Присмотришь за второй духовкой, ладно?
        Тонкий не успел ничего сказать, как снова запищал таймер. Он натянул рукавицы, вытащил противень…
        А через две минуты Витек вернулся уже без фартука и даже умытый.
        - Собирайся, едем!
        Тонкий не заставил себя ждать, только занес домой верного крыса и посадил его в переноску, чтобы он не бегал по комнатам, пачкая все вокруг. Да и хватит с него приключений!
        Когда он вышел, Витек уже вывел грузовик за ворота и держал нараспашку пассажирскую дверь:
        - Ну где ты ходишь?! Едем, нет?!
        …И началась следственная лихорадка. Много раз в течение нескольких дней Тонкий только рассказывал, рассказывал и рассказывал. Майору, подполковнику, опять майору. О шинели, хлястике и пожаре - в первую очередь, потом о Лабашове, краже и пранкерах.
        Впрочем, последнее выслушивали неохотно, хотя и внимательно. Напоследок спросили координаты Лабашова, Майи Дмитриевны, его, Тонкого, с бабушкой. Сашка прекрасно понимал: единственное, что интересует следствие, - это поджог.
        Пранкеры и кража, скорее всего, останутся на совести Васнецова. Водить знакомство с домушниками - не преступление, особенно если служишь с ними в армии и никуда не можешь деться от такого знакомства. Разговаривать с ними - не преступление тоже, а факт преступного сговора нужно еще доказать. Если сами домушники не заложат Васнецова…
        Пранкер - вообще ерунда, самому-то Ване ничего не будет, кроме, может быть, воспитательной беседы в милиции.
        Бабушка звонила за эти дни раз десять, говорила, что Лабашов молодец, благодаря ему поймали наводчика (того самого, гостя Васнецова на КПП), и что скоро будет суд. О Васнецове она тоже узнала (скорее всего от Сереги) и все ругалась, все не верила, что это он… Тонкий с трудом уболтал ее не исключать попавшегося под горячую руку Ваню. Этот балбес ухитрился не сдать вовремя реферат, чем привлек к себе лишнее внимание и без того рассерженной бабушки.
        Тетя Лена тоже звонила, Сашке лично, на «трубу». И тоже не могла поверить, что Васнецов способен на такое.
        А потом все прекратилось - так же внезапно, как и началось. Просто однажды Сашку не вызвали в милицию. Телефон свой майор, вообще-то, оставил, но Сашка, понятно, не стал звонить без необходимости. Витек на вопросы Тонкого не отвечал (Сашка подозревал, что он и сам ничего не знает). Бабушка и тетя Лена, правда, звонили (а тетя Лена даже приезжала несколько раз), но ни одна из них не сообщила ничего нового. Тонкий понял, что дело, скорее всего, передали военным.
        Глава XXVI
        Домой!
        - Уезжаете, молодой человек? - Валерий Палыч стоял у калитки, элегантно крутя на пальце связку ключей. Свободной рукой он поправлял на шее несуществующий галстук, в общем, всем своим видом выражал почтение Тонкому.
        Сашка смущенно кивнул. Он еще помнил, как подозревал старика в поджоге, и это не прибавляло ему уверенности в себе.
        - Я знал, что вы талантливый, вот! - Он победоносно кивнул Витьку: - Учитесь!
        - Я извинился, - буркнул Витек, навьючивая на Тонкого второй рюкзак с яблоками.
        Рюкзаки были тяжеленные, да и яблоки дома никто есть не станет, кроме, может быть, Ленки. Но обижать гостеприимного Витька Сашке не хотелось.
        - Ладно! - Валерий Палыч снисходительно потрепал Витька по щеке. (Витек поморщился, но стерпел.) - Я не сержусь.
        - Правда? - переспросил Витек.
        - Правда. Только вы, это… - Сосед сделал театральную паузу, откашлялся и торжественно произнес: - Грузовичок-то уберите! Не по душе мне, старику, просыпаться в шесть утра!
        Витек тихонько застонал, бросил Валерию Палычу торопливое:
        - Нам пора, электричка скоро. - И пошел, не оборачиваясь, в сторону платформы, увлекая за собой Сашку.
        Ленька остался в пекарне, работать за двоих, и Тонкий не сомневался, что сейчас Валерий Палыч пойдет донимать его с этим грузовиком. Ничего, Леньке не привыкать.
        Когда они отошли на безопасное расстояние, Витек замедлил шаг и впервые за много дней сказал Тонкому:
        - Спасибо.
        - Не за что, - ответил Сашка.
        Не потому, что поскромничал, а потому, что неохота ему было говорить на эту тему.
        Он так и не видел Васнецова с того утра, когда бабушка мазала ему ссадины, чтобы Тонкий мог спокойно покопаться в корзине для бумаг. Зато прекрасно знал: если и увидит еще, то не скоро.
        И талантливый парень ведь, хоть и дурак! Тетя Лена приезжала на днях, рассказывала.
        Он был способнее многих в своей группе, но отчаянно не хотел работать. Доходило до смешного: тетя Лена велит прочесть монолог, а парень читает «Стрекозу и муравья», потому что монолог он не выучил, времени, видите ли, не было. Как же: актер входил в образ! «А при чем здесь «Стрекоза и муравей»?» - спрашивала тетя Лена. «Зато прочел хорошо», - отвечал Васнецов, и это было правдой. Только экзамены-то сдавать все равно надо, причем - вовремя…
        Толяша долго не мог поверить, что его действительно выгнали из университета. Ходил, просил, обещал сдать все «хвосты» в кратчайшие сроки… Очень переживал, что потеряет в армии два года, прежде чем сможет восстановиться.
        Артист ведь растет в театре: пока молодой - играешь маленькие роли или в массовке, набираешься опыта. И никто над тобой не смеется, ты же еще молодой! Станешь постарше, как артист и как человек, - доверят главную. Потом еще одну и еще, потому что взрослому актеру не к лицу маленькие роли: таких считают неудачниками.
        Васнецов был уверен, что если он закончит университет на два года позже своих однокурсников, то карьера не сложится с самого начала. Все будут думать: взрослый, а роли играет маленькие, значит, неспособный. Пусть и дальше в массовке парится, так ему и надо.
        Тетя Лена долго объясняла, почему все не так, что Васнецов зря боялся и два года - не пять, уж два ему бы простили… Тонкий мало что понял из ее содержательного монолога. Да он и не стремился особо, ведь это уже неважно.
        Толяша не вернется в свой университет - туда с судимостью не берут. Может быть, конечно, найдется какой-нибудь заштатный институтишко, которому все равно, кто такие его студенты, лишь бы за учебу платили. Может быть, Васнецов его и закончит. Но подготовка у него будет неважнецкая, и лет ему будет не то чтобы много, но многовато для молодого артиста. Вот теперь карьера его и правда не сложится с самого начала. Все будут думать: взрослый, а роли играет маленькие…
        Может, и сбудется мечта Васнецова, но поздно и совсем не так. Может, он и будет актером, но позже и совсем не таким. Сам виноват, хотя от этого не легче.
        Он думал: конец карьере и уже нечего терять. Он думал - жизнь кончена, и не хотел слушать объяснений преподавателя. Когда жизнь кончена, меньше всего хочется кого-то слушать.
        Тетя Лена не стала бы обманывать Васнецова: после армии, пусть двумя годами позже, он мог бы, если бы захотел, вернуться в университет. Его карьера еще могла бы сложиться вполне удачно. Короткое слово «месть» изменило все планы.
        Подъехала электричка, Тонкий шагнул в тамбур, принимая на ходу рюкзак у Витька. Намазанный крыс пачкал куртку за пазухой. Ожоги его уже подзажили, начали отрастать усы, и вообще Толстый теперь выглядел заметно лучше. Ну, если не считать вечно измазанную шерсть и ортопедический ошейник (нет, весь он еще его не сгрыз, но Сашка не сомневался, что все впереди).
        - Бывай, Саня, - Витек подмигнул. - Учись хорошо.
        - Сам учись, - не обиделся Тонкий.
        Он встал в тамбуре, облокотившись на изрисованную стену. Шикнули, закрываясь, двери, электричка тронулась.
        За окном мелькали прохожие и голова Витька. Кажется, он что-то кричал…
        Тонкий припал к стеклу и сквозь стук колес успел расслышать:
        - Саня! Ты забыл купить билет!..

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к