Гори, наш костёр! Софья Абрамовна Могилевская
        Повесть о двух семилетних друзьях — Грише и Васе, которые приехали в пионерский лагерь.
        Софья Абрамовна Могилевская
        Гори, наш костёр!
        
        Неожиданная новость
        Гриша и Вася жили рядом. Не только в одном и том же посёлке, но на одной и той же улице и даже в одном и том же доме. Но Вася жил на втором этаже, в комнате окнами на улицу, а Гриша — в первом, и окна их квартиры выходили во двор. Вот и вся разница.
        И отцы их работали на одном и том же заводе. Когда раздавался гудок, возвещающий час обеденного перерыва, Васин папа и Гришин папа, оба приходили домой обедать, и мальчики их встречали.
        Однажды вечером, это было в начале июня, оба отца. Васин и Гришин, вернувшись с работы, сказали каждый у себя дома, что в заводском пионерском лагере этим летом будет отряд семилеток и что Гришу и Васю уже приняли в этот отряд. Затем каждый из них сказал, что мальчиков надо скорее собирать в путь-дорогу, потому что отъезд предполагается через два-три дня.
        Ни Гриша, ни Вася, конечно, никогда не помышляли о том, чтобы ехать в пионерский лагерь. Ведь они ещё не были пионерами. Они не были даже октябрятами. Им было только по семи лет, лишь осенью они должны были пойти в первый класс.
        Васька, услыхав о том, что всё лето он проведёт в пионерском лагере, так обрадовался, что на весь дом закричал: «Ура!» — и тотчас кинулся сообщать эту неожиданную новость своему лучшему приятелю — Грише Бочарову. Прямо по перилам съехав на животе со второго этажа на первый, он ворвался в квартиру, где жил Гриша.
        - Гришка!.. — крикнул он с порога.
        - Знаю, — ответил Гриша, не дав Васе договорить.
        Голос у него был не очень весёлый. По правде говоря, Гриша и сам хорошенько не знал, радоваться ему или нет предстоящему отъезду…
        Мальчики собираются в путь-дорогу
        На следующий день с раннего утра мальчиков стали собирать в путь-дорогу.
        Кто из ребят не мечтал летом поехать в лагерь!
        Кто не мечтал о далёких лесных походах и ночёвках под открытым небом!
        Кто не мечтал о рыбной ловле и купании в прохладной реке!
        А торжественная линейка в день открытия лагеря и вечер у пионерского костра! Ярко пылают дрова, трещат сухие еловые ветви, а искры, будто крылатые, взлетают вверх, выше деревьев, и гаснут, не долетев до высокого ночного неба…
        Гриша и Вася, конечно, не могли обо всём этом мечтать, потому что ещё ни разу в жизни не были в пионерском лагере. Но слыхать-то они слыхали — и о походах, и о ночёвках в лесу, и о кострах, и о рыбной ловле… Об этом им рассказывал Ильюшка Чекрыжев, знакомый пионер, который жил с ними на одном дворе и не раз побывал в лагере.
        И, хотя Гриша в первую минуту скорее испугался, чем обрадовался предстоящему отъезду, теперь он вместе с Васей принялся поспешно готовиться к своему первому лагерному лету.
        В то время как обе мамы, Гришина и Васина, стирали, гладили своим сыновьям трусы, майки, рубашки, подштопывали носки и нашивали на каждую вещь метку с именами и фамилиями сыновей, мальчики тоже работали не покладая рук.
        В чулане среди старого хлама они нашли плоскую бутылку, очень подходящую, чтобы из неё сделать хорошую походную флягу. Отмыли её. Оттёрли. Заткнули пробкой, а затем привязали к горлышку тесьму, чтобы носить через плечо. Они решили взять с собой и старый перочинный ножик. Пусть одно из лезвий сломано, зато другое в целости и сохранности, да ещё в придачу есть открывалка для консервов. Клубок очень крепкого шпагата они выпросили у соседки. Без таких бечёвок и носа нечего показывать в пионерский лагерь! Ещё Васька нашёл у отца старый ручной фонарик. Это была необыкновенно важная вещь для их будущих походов! Конечно, очень жаль, что фонарик оказался без батареи, но лампочка-то была совершенно цела…
        За день до отъезда, когда все Васины вещи двумя аккуратными стопками лежали на диване, готовые вместе с ним отправиться в лагерь, а сам Васька стоял и обдумывал, чего бы ещё взять с собой, за его спиной раздался шёпот:
        - Вась, а Вась! К вам можно?
        Чуть приоткрыв дверь, к ним в комнату заглядывал Гриша. Он молча протягивал свою левую руку. А на руке — Вася глазам своим не поверил! — на Гришиной руке на широком кожаном ремешке он увидел самый настоящий компас. Вот чего им не хватало для лагеря компаса!
        - Откуда достал? — спросил Вася, поедая глазами компас.
        - Папа подарил. Это чтобы в лесу не потеряться. Хоть так кувыркай, хоть этак, — Гриша принялся вертеть и трясти руку, на которой был надет компас, — а всё равно белый кончик на стрелке будет глядеть вон туда. А там юг! Теперь мы с тобой нипочём не заблудимся! Как выйдем из лагеря, поставим стрелку куда надо и будем знать дорогу.
        - А ночью? — спросил Вася. — Когда темно?
        Тут Гриша велел Васе снять с постели плотное одеяло, и они вместе с компасом залезли под это одеяло. И Вася понял, что какая бы тёмная ночь ни застала их в дороге, они всё равно не заблудятся. Белый треугольник на стрелке компаса и чёрточки на его циферблате излучали слабый, но хорошо видный мерцающий свет.
        До позднего вечера мальчики возились с компасом, пробуя его то на свету, то в темноте, то на Васиной руке, то на руке у Гриши.
        Теперь всё было готово к отъезду! Они могли ехать хоть сию же минуту.
        Вожатая пятого отряда
        Их вещи уехали в лагерь ещё накануне, а сами они отправлялись туда лишь в воскресенье утром. На Васином вещевом мешке и на Гришином чемодане, когда их относили в заводской клуб, большими буквами было написано: «Пятый отряд». Это означало, что в лагере оба мальчика будут в пятом отряде, потому что именно пятый отряд состоял из самых младших ребят.
        К заводскому клубу, откуда был назначен отъезд, они шли все вместе: Гриша со своим папой и своей мамой и Вася со своими родителями.
        Дорогой Васька всех торопил. Ему было невтерпёж идти таким тихим и степенным шагом. Он без конца приговаривал:
        - Вот уедут без нас, вот тогда будете знать, вот тогда пешком придётся! — и тянул за руку то отца, то мать, чтобы те шли быстрее.
        А Гриша наоборот — старался идти как можно медленнее. У него тревожно замирало сердце, когда он думал, что очень скоро, может быть через несколько минут, придётся расстаться с папой, с мамой и ехать среди чужих (Васька, конечно, был не в счёт) куда-то очень далеко, в таинственное и незнакомое место, которое называется — пионерский лагерь.
        Едва они вошли во двор заводского клуба, как в ворота, покачиваясь, будто пароходы на волнах, въехало несколько автобусов. Один из них, голубой и очень красивый, был с большими, широкими окошками.
        - Дизельный? — спросил у отца Гриша, показывая на этот автобус.
        Отец, такой же тихим и немногословный, как сын, кивнул: да, дизельный.
        А Васька принялся восторгаться:
        - Вот это автобус! Самый лучший! Вот увидишь, мы на нём поедем… А давай занимать места у окошка, а? Ты у одного, я у другого. Всё увидим!
        - А если нельзя будет около окошек? — спросил Гриша.
        Васька возмутился:
        - Как это — нельзя? Почему это нельзя, если я хочу!
        Людей на клубном дворе собралось много. Вожатые с красными пионерскими галстуками и с красными повязками на рукавах, проверяя по спискам, вызывали пионеров своих отрядов. Особенно деловито распоряжалась небольшая черноволосая девочка, тоже в пионерском галстуке и с повязкой на рукаве. Она стояла на самой верхней ступеньке лестницы, ведущей в клуб. Звонко и едва ли не громче всех она выкрикивала одну фамилию за другой. При этом вид у неё был не только очень старательный и деловитый, но даже несколько сердитый. Ладонью она сердито отбрасывала со лба прядь волос, падавшую ей на глаза. Сердито хмурила брови, когда выкликала фамилии. И сердито черкала карандашом на листке бумаги, которую держала в руке.
        - Емельянова Вера, подойди ко мне! — на весь двор раздавался её голос. — Гавриленко Петя, где ты? Карманова Люся…
        Все, кого она вызывала и кто к ней подходил, были примерно одного возраста с Гришей и Васей. Услыхав своё имя и фамилию, каждый из них, торопясь, шёл к крыльцу.
        Гришина мама вполголоса сказала на ухо Васиной матери:
        - Неужто эта девчушка вожатая?
        - Ну, что вы! — воскликнула мать Васи. — Такой разве доверишь детей? Ведь ещё совсем малявка! Совсем, совсем…
        - Да, конечно, очень, очень молода, — согласилась Гришина мама, наблюдая за девочкой. Потом, немного помолчав, она прибавила: — А всё-таки я почти уверена, она и есть вожатая пятого отряда.
        Вася посмотрел на девочку в пионерском галстуке, которую его мать только что назвала малявкой, и про себя усмехнулся: придумает тоже Гришина мама! Да возможно ли, чтобы у них в пятом отряде была такая вожатая? Такую он и слушаться не станет.
        А Гриша, поглядывая на девочку, думал, что девочка эта ничуть не сердитая, а только притворяется сердитой, и, если бы она действительно была их вожатой, он бы нисколько её не боялся.
        - Бочаров Гриша! — услышал вдруг Гриша своё имя и фамилию.
        - Иди, брат, тебя! — легонько подтолкнув его к крыльцу, проговорил Гришин отец.
        Замирая от робости, Гриша тем не менее решительно высвободил свою руку из маминой и пошёл к крыльцу.
        Он не сделал и нескольких шагов, как услышал:
        - Скалкин Вася!
        Они с Васькой подошли почти одновременно к черноволосой девочке, которая и была вожатой их пятого отряда.
        Пятый отряд строится парами
        А около неё собралось уже много мальчиков и девочек. Одни были чуть постарше Васи и Гриши, другие — младше. А некоторые такие же. Только один мальчик был совсем маленький. На голове у него была надета белая панамка, а в руке он держал круглую плетёную корзиночку, плотно прикрытую плетёной же крышкой.
        - Ну вот, — проговорила вожатая, энергично тряхнув головой, — теперь вы наконец все здесь!
        Затем ещё раз пересчитав детей, которые столпились вокруг неё, и снова отмахнувшись от надоедливой прядки волос, она сказала:
        - Давайте знакомиться! Я ваша вожатая. Зовут меня Таней.
        - А меня зовут Игорёк! — тоненьким голосом сказал мальчик с корзинкой в руке и выступил вперёд.
        - Очень хорошо, Игорёк! — улыбнулась ему Таня.
        - А со мной едет… — начал было Игорёк.
        Но, видно, вожатой было недосуг слушать о том, кто едет в лагерь вместе с Игорьком. Она отвернулась от него и обратилась к Васе:
        - А тебя как звать?
        Вася нехотя ответил. Сам же с неприязнью подумал: «Ведь только-только называла каждого по имени и фамилии и вот уже всех успела перезабыть! Правильно мама сказала — просто малявка и больше никто…»
        Перезнакомившись со своим отрядом, вожатая сказала, что теперь они пойдут садиться в автобус.
        - А в каком мы поедем? — не утерпев, спросил Вася. — В голубом?
        Ах, как ему хотелось ехать в лагерь обязательно в этом красивом голубом и к тому же дизельном автобусе!
        - В какой посадят, в том и поедешь, — не глядя на Васю, отрезала вожатая.
        Вася нахмурился, а Гриша тихонько вздохнул. Оказывается, она ничуть не притворялась, вожатая их пятого отряда; оказывается, она и вправду была очень сердитая. Вон как осадила Ваську! Гриша покосился на маму и папу, которые стояли поодаль. Может, они ему позволят не ездить в лагерь? Может, он лучше останется дома?
        - Скорей, скорей! — торопила вожатая. — Становитесь парами. Все отряды уже садятся в автобусы, а мы ещё даже не построились… Ох, какие же вы копуши!
        Грише очень хотелось в одну пару с Васей, но он не посмел заикнуться об этом и остался стоять там, где его поставила вожатая, — возле того маленького мальчика в белой панамке с плетёной корзинкой в руках.
        Наконец Таня кое-как построила свой отряд и повела его к автобусу. А Вася, хотя и знал теперь, что поедут они именно в том красивом автобусе, в котором ему так хотелось ехать, сейчас ничуть этому не радовался. Он хмуро шагал, не глядя никуда — ни на мать, ни на отца, а тем более на вожатую, которая шла и всё время приговаривала:
        - Ровнее идите! Вот так. Да вы у меня, оказывается, молодцы!
        В автобусе
        Дверца голубого автобуса была открыта, и Таня принялась помогать своим ребятам подниматься вверх по крутым ступенькам. Подсаживая каждого, она говорила:
        - По очереди входите! Не торопитесь! Не пихайте друг друга… Мест всем хватит!
        Вдруг к Тане подошёл мальчик лет тринадцати-четырнадцати. На шее у него, как и у всех, был пионерский галстук. В руках он держал жёлтые удочки, а через плечо у мальчика была перекинута полевая сумка.
        У Васьки от зависти засосало под ложечкой: вот бы им такого вожатого! С удочками! Да с полевой сумкой! Эх!..
        А мальчик, подойдя к Тане, сказал решительным голосом:
        - Таня, я еду в вашем автобусе.
        - А почему не в своём? — удивилась Таня.
        - Меня Вадим Николаевич прислал. Он сказал, чтобы я помог тебе.
        Вася обрадовался: хорошо, что такой замечательный мальчик не только поедет с ними в одном автобусе, но и будет помогать их вожатой. «Наверно, очень довольна, — подумал он, не без ехидства поглядывая на Таню. — Куда ей, такой малявке, одной справиться!»
        Однако Таня, уже в который раз отмахиваясь от прядки волос, спокойно ответила:
        - Передай Вадиму Николаевичу спасибо и скажи ему, что я сама управлюсь. Мне помощников не надо!
        И, отвернувшись от мальчика с удочками, она снова принялась усаживать в голубой автобус остальных ребятишек.
        «Вот ведь какая! — теперь уже со злостью думал Вася. Вот ведь как распоряжается…»
        Ему было ужасно обидно, что мальчик не поедет с ними и сейчас уйдёт.
        Но мальчик не уходил. Немного постояв, он снова обратился к Тане, только теперь уже совсем другим голосом:
        - Разреши мне всё-таки ехать в вашем автобусе. У нас мест не осталось…
        - Ну, если ты без места, другое дело! Тогда поезжай, — согласилась Таня и показала мальчику, где ему сесть. — А ты тут садись, — сказала она Васе, когда тот наконец тоже оказался в автобусе.
        - Не хочу тут, — замотал головой Васька. — Хочу у окошка.
        - Тебя Васей, кажется, звать? — спросила вожатая, внимательно разглядывая Ваську, его упрямые вихры и заносчиво вздёрнутый нос, на котором сквозь загар пробивались веснушки.
        - Ну Васей, ну и что? — нахмурясь, ответил Васька.
        - Так вот что, Вася, — спокойно проговорила Таня. — Давай условимся: своё «хочу» ты оставь здесь, маме и папе, а в лагере ты будешь делать, как тебе скажут. Понял?
        А Грише как раз досталось место возле окошка. Он скорее высунулся и стал искать глазами своих родителей. Они оба подошли к автобусу.
        - Ну как, Гриша, сидишь? — спросил папа.
        - Сижу, — грустно ответил Гриша и тяжело вздохнул.
        - Ты не скучай, Гришенька, — сказала мама. — Как будет можно, мы сразу приедем. В первый же родительский день…
        Когда все расселись по местам, в автобус вошёл высокий человек. Пионерского галстука у него не было, зато на красной нарукавной повязке было написано: «Начальник лагеря».
        - Как у тебя? — спросил он Таню, окидывая взглядом сидящих ребятишек.
        - Всё в порядке. Вадим Николаевич, — ответила Таня.
        - Даю сигнал к отъезду!
        Тут автобусы один за другим стали трогаться с места, а самый передний громко загудел: «Посторонитесь, товарищи-граждане, дайте нам дорогу!»
        И сразу все, кто провожал детей, замахали им, закричали:
        - До свиданья! Всего хорошего! Отдыхайте! Поправляйтесь!..

        И Гриша стал было махать маме и папе. Но глаза у него вдруг так защипало, так защипало, что он поскорее отвернулся от окна, чтобы не заплакать.
        А Вася слышал, как кричали ему и отец и мать: «Вася, Васёк, где ты? Покажись, сынок!» Но Вася даже не приподнялся со своего места. Он сидел, упрямо надув губы и пришёптывая: «Вот не буду её слушаться!.. Вот не буду, и неё! Пусть делает что хочет… Малявка!»
        Автобусы выехали за ворота, и всё осталось позади — и заводской клуб с его белыми колоннами и широким крыльцом, и двор с пёстрыми клумбами анютиных глазок и маргариток, и все, кто был на этом дворе.
        Автобусы мчались по гладкому и прямому, как линейка, шоссе.
        Новое знакомство
        Однако место, которое вожатая велела занять Васе, было не таким уж плохим: рядом с ним оказался мальчик с удочками.
        Конечно, Вася ни за что не решился бы завести разговор с таким взрослым мальчиком. Тот сам заговорил с Васей.
        - Нам ещё долго ехать, — сказал мальчик, поглядывая неопределённо не то на Васю, не то в окно. — Часа два, а то и больше… Потом дорога лесом пойдёт.
        На всякий случай Васька промолчал. Нет, он и представить себе не мог, чтобы такой большой мальчик, к тому же и пионер, да ещё с такими великолепными удочками, заговорит с ним. Должно быть, он с кем-нибудь другим.
        Но мальчик, теперь уже совершенно точно обратившись к Ваське, сказал:
        - Ты первый раз едешь в лагерь?
        Никаких сомнений у Васи не осталось — мальчик решил с ним познакомиться.
        И Вася ответил голосом, не похожим на свой, робко и тихо:
        - Первый…
        - А я вот третий! — сказал мальчик и тут же похвалился: — Теперь я уж буду помощником вожатого в своём отряде.
        Вася совсем оробел от почтения: подумать только — помощник вожатого!
        А мальчик, многозначительно прищёлкнув языком, продолжал:
        - Увидишь, какой у нас лагерь! И речка есть, и лес… Вот увидишь, какая там у нас красотища! — Потом он спросил Васю: — А звать тебя как?
        Вася назвался.
        - А меня Лёшей, — сказал мальчик и опять спросил: — А почему у тебя нет звёздочки?
        - Какой звёздочки? — не понял Вася.
        - Как — какой? Да октябрятской! Ты разве не октябрёнок?
        Вася с сожалением, с великим сожалением должен был признаться, что он ещё не октябрёнок и в школе он тоже ещё не учится.
        - Ничего, — успокоил его Лёша, — будешь учиться, будешь октябрёнком!
        - Обязательно буду! — воскликнул Вася.
        - Может, тебя и в лагере примут в октябрята, если ты парень стоящий. Иногда и в лагере принимают…
        У Васьки загорелись глаза: вот бы здорово!
        Немного осмелев, он теперь сам спросил у мальчика:
        - Вы там будете рыбу ловить? — и осторожно, одним лишь пальцем, коснулся лакированного удилища.
        - Конечно, буду! У нас есть такие места, даже шереспёры берут, — ответил мальчик и прибавил: — Я ведь инструктор по рыбной ловле. А ты любишь рыбу удить?
        - Ещё как люблю! — вскричал Васька. — Я больше всего люблю рыбу ловить, — закричал он ещё громче, боясь, что новый знакомый из-за шума в автобусе его не услышит. — Можно я буду с вами рыбу ловить?
        Тот кивнул. А Васька, теперь уже окончательно расхрабрившись, ещё раз потрогал Лёшины удочки, но не одним пальцем, а как следует, всей рукой…
        Тортила
        Грише, который сидел позади Васьки и прислушивался к этому разговору, вдруг стало очень обидно. Да что ж это такое, в самом деле! Вот уж сколько времени они едут в автобусе, а Вася на него никакого внимания. Занялся разговором с совсем чужим мальчиком, а с ним, с Гришей, будто бы и вовсе незнаком!
        Гриша решил напомнить о себе. Он тронул Васю за плечо:
        - Вась, а Вася…
        Вася еле посмотрел на него:
        - Ну, чего тебе?
        - А помнишь, мы с тобой тоже рыбу ловили?
        Вася быстро повернулся к Грише.
        - Когда? — спросил он, весь просияв.
        - А ещё тогда, помнишь? В пруду. Таких маленьких, чёрненьких… Помнишь, руками ловили?
        Васино лицо потускнело. В глазах появилась насмешка.
        - Эх, ты! — почти с презрением проговорил он. — Да это же головастики были…
        Но Гриша не сдавался:
        - Ну и пусть головастики. А как они шибко плавали!
        - Это не считается, — сказал Вася и нахмурился. — Разве головастики — рыба? Это же лягушки. И нечего тебе хвастаться…
        - Я вовсе не хвастаюсь, — обиделся Гриша и стал смотреть в автобусное окошко.
        Сперва лес виднелся очень далеко. Но с каждой минутой они приближались к нему, и теперь уже ясно было видно, какие высокие сосны растут в этом лесу. Гриша подумал: наверно, там есть и грибы и ягоды. А может быть, даже водятся волки или медведи?
        Вдруг мальчик с круглой корзинкой, который сидел рядом с Гришей и которого звали Игорёк, подёргал Гришу за рукав и спросил:
        - Хочешь поглядеть Тортилу?
        Гриша неохотно отвёл глаза от окошка.
        - Какую Тортилу? — спросил он.
        - А мою черепаху, — весёлым голоском повторил Игорёк. — Хочешь посмотреть?
        - Хочу, — сказал Гриша.
        Игорёк приподнял у корзинки крышку, и Гриша, заглянув внутрь, увидел на дне её что-то похожее на небольшую костяную миску, перевёрнутую донышком вверх.
        - Она настоящая? — усомнился он.
        - Ещё какая настоящая! — воскликнул Игорёк и тоненьким голоском позвал: — Тортила, Тортила, покажи головку!
        И Гриша увидел, как из-под круглого костяного панциря, похожего на перевёрнутую миску, вытянулась узкая серая головка, и блестящие бусинки глаз внимательно, как показалось Грише, посмотрели прямо ему в глаза.
        - Какая… — с удивлением пробормотал Гриша.
        - Она очень умная! — принялся хвалить свою черепаху Игорёк. — Вот погляди… — И он снова скомандовал: — Тортила, Тортила, спрячь головку!
        И черепаха немедленно убрала под панцирь свою змеиную головку.
        - Смотри ты!.. — ещё больше удивился Гриша. — А почему её звать Тортилой?
        - А как в «Золотом ключике»! — принялся объяснять Игорёк. — Тебе мама читала сказку про Буратино?
        - Читала, — сказал Гриша и сразу вспомнил, что в книжке «Золотой ключик», которую ему действительно читала мама, есть черепаха Тортила.
        Теперь Грише было всё равно, что Вася, забыв про него, ведёт разговоры с чужим мальчиком. Ну и пусть! Ещё неизвестно, что лучше — их рыба шереспёр, которую то ли поймают, то ли нет, или вот такая умная черепаха, по имени Тортила, которую Игорёк везёт в лагерь!
        Приехали
        Один за другим пять автобусов свернули с шоссе на узкую дорогу, которая шла лесом. Ещё недавно этот лес казался чуть ли не у самого края неба. А сейчас он был тут, рядом, вокруг них. Они ехали прямо под соснами. Коричневые стволы со всех сторон обступали дорогу, сомкнув над ней мохнатые кроны. Солнечные блики, будто золотистые капли, лежали где прямо на асфальте дороги, где на опавшей сухой хвое между соснами.
        Вдруг лес расступился. Словно зелёный занавес раздвинулся на обе стороны. Автобусы выехали на опушку, и все увидели белые ворота, украшенные красными флажками и гирляндами из ёлок.
        Они приехали — это был лагерь!
        Едва автобусы остановились и едва распахнулись их дверцы, как оттуда, будто горох из мешка, толкаясь, весело галдя, посыпались ребята. Вмиг на лесной опушке стало шумно и тесно. Среди зелени замелькало красное, белое, голубое…
        Старший вожатый лагеря Серёжа, сложив из ладоней нечто вроде рупора и стараясь перекрыть весь этот весёлый гомон, кричал:
        - Слушайте, слушайте, слушайте! Каждый отряд собирается возле своего отрядного знамени… Горнистов и барабанщиков прошу вперёд!
        Последними с помощью Тани вылезли из автобуса младшие ребята. Притихшие и заметно оробевшие, они, словно стайка цыплят, жались друг к другу, не решаясь и шага ступить куда-нибудь от своего автобуса. Они и смотреть никуда не смотрели, только на Таню, которая, стоя неподалёку, о чём-то разговаривала с начальником лагеря.
        Один Васька ничего не боялся, одному ему всё было нипочём. Он вертел головой во все стороны, жадными глазами озирался вокруг, дёргал за рукав то одного, то другого, поминутно спрашивал:
        - Это чего? А это? А там?
        Но разве кто-нибудь мог ему ответить? Его товарищи ещё сами ничего не знали, а новый друг Лёша, как только автобус остановился, вмиг подхватил свои удочки, полевую сумку и убежал к пионерам своего отряда.
        А за лагерными воротами чего только не было! Среди берёз и зелёных кустов виднелись небольшие домики с террасками; и дом побольше, с широкими окнами. А совсем недалеко от ворот, на площадке, посыпанной жёлтым песком, стояла мачта. Она сразу бросилась Васе в глаза. Это была такая высоченная мачта, что, казалось, она упирается прямо в самое небо, прямо в пышные кудрявые облака.
        Добежать до этой мачты, посмотреть её вблизи, а потом возвратиться обратно было бы делом нескольких минут.
        «А что? — подумал Вася и покосился на Таню, которая всё ещё разговаривала с начальником лагеря. — И побегу… Всё равно она не догонит… Куда ей!»
        И он побежал.
        - Вася, куда ты? — услыхал он за собой испуганный Гришин голос.
        И следом за Гришиным тотчас раздался другой голос, громкий и повелительный:
        - Скалкин, вернись!
        Но Вася и не подумал возвращаться. Наоборот: прижав к бокам локти, он припустил ещё быстрее. А ну-ка, пусть попробует, пусть догонит…

        Однако Таня его догнала, и довольно быстро. Она положила ему на плечо руку, и он увидел её рассерженное лицо.
        - Ты почему не слушаешься?
        И вот, к великому Васькиному позору, она за руку, как маленького, повела его обратно. Напрасно, негодуя и стыдясь, Васька старался выдернуть свою ладонь из крепко державшей его руки. Ничего не вышло. Оказывается, их вожатая и бегала очень быстро и руки у неё были сильные…
        Девочка Люся и две Сони
        Пока Вася стоял и дулся, ни на кого не глядя, Таня устанавливала парами свой отряд. Рядом с Гришей теперь она поставила девочку. Гриша опять хотел было запротестовать, хотел сказать: «Не буду я стоять с девчонкой, пусть лучше со мной станет Вася или Игорёк!» — но, вспомнив, как тогда в автобусе Таня отчитала Ваську и как сейчас она за руку привела его обратно, промолчал.
        А девочка, которая стояла с ним рядом, была такая толстая, что, если бы слепить вместе его с Васей, да ещё в придачу Игорька, то и получилась бы такая девочка.
        - Тебя как зовут? — спросила девочка басом, едва лишь она оказалась рядом с Гришей.
        Гриша ответил.
        - А меня зовут Люсей, — объявила девочка. Потом, немного помолчав, она сказала: — Давай сядем за один стол, хочешь?
        - Ладно, — кивнул головой Гриша.
        - Только смотри компот не ешь, мне отдавай, — сказала девочка. — Я очень люблю компот и кисель.
        - Ладно, — снова сказал Гриша и вздохнул: ведь и он тоже из всего обеда больше всего любил компот и кисель.
        За его спиной разговаривали две подружки. Одна была повыше и похудее. Другая — небольшая и кругленькая. У одной волосы были совсем светлые. Зато другая была черноволосая и черноглазая. У первой нос был кнопочкой, у второй торчал клювиком. Подружек звали одинаково — Сонями. «Не спутаешь, — подумал опять Гриша, покосившись через плечо на двух Сонь: — одна беленькая, другая черненькая!» А подружки, перебивая одна другую, о чём-то спорили и трещали, трещали без умолку…
        А между тем по знаку старшего вожатого Серёжи горнисты заиграли на своих горнах, барабанщики разом ударили и свои барабаны, и все пять отрядов двинулись к воротам, на которых, кроме флажков и зелёных гирлянд, была ещё надпись: «Добро пожаловать!»
        А Вася, хотя и твёрдо решил, что раз так, то из лагеря он убежит непременно, и в самом скором времени, сейчас вместе со своим отрядом шагал по прямой дорожке, которая шла от ворот к белой мачте.
        Их пятый отряд был на почётном месте сразу за горнистами, барабанщиками и знаменосцами, нёсшими впереди отрядные знамёна и знамя пионерской дружины, красивое, алого бархата, с золотыми кистями и золотой бахромой.
        „А давайте звать её малявкой!“
        Сразу после дороги Таня повела отряд в умывалку. А там висели такие умывальники, каких Гриша сроду не видывал. Дома-то как? Отвернёшь кран — и вода льётся себе, сколько твоей душе угодно! А тут нужно было наподдать снизу медную сосульку, и только тогда вола холодными весёлыми брызгами летела на лицо, руки и куда попало… Гриша до тех пор шлёпал рукой по этой медной сосульке, пока Таня строго ему не сказала: «Хватит тебе!» А Гриша и сам знал, что хватит, потому что из умывальника уже ничего не лилось, значит воды больше не было.
        И в столовой было очень хорошо. Как они попросили, так их всех посадили: за один небольшой четырёхугольный столик — его, Васю, Игорька и толстую Люсю.
        - Вот, — сказала Люся, — у каждого по вилке и по ложке. А соль на всех общая — бери сколько хочешь!
        - Я не люблю соль, — признался Игорёк. — Сахар лучше…
        - А я люблю! — вскричал Васька и тут же, одним махом, высыпал всю солонку в тарелку борща, которая перед ним стояла.
        - Опять озорничаешь? — с досадой сказала Таня, подходя к их столику. — Да разве так делают? Ну что ты, право, за человек!
        Она взяла у Васи тарелку пересоленного борща и отнесла её обратно к окошку, через которое подавался обед. Васе поставили новый борщ. Теперь Вася рассердился: ей-то какое дело, если он хочет есть солёный борщ?
        - Давайте звать её малявкой! — громко и насмешливо сказал он, снова вспомнив, как его мать назвала вожатую.
        - Давайте, давайте! — неизвестно чему обрадовался Игорёк.
        - Не надо, она рассердится, — тихо сказал Гриша.
        Ему было неприятно слушать Васины дерзкие слова. К тому же Таня стояла недалеко, она ведь могла их услышать.
        Но Вася лишь покрутил головой:
        - Ну и пусть сердится, а я всё равно убегу из лагеря!
        Гриша оторопел.
        - Возьмёшь и убежишь? — переспросил он шёпотом.
        - Да, — ответил Васька. Глаза у него сверкнули: — И слушаться такую малявку всё равно не стану.
        После обеда Таня повела их устраиваться в один из домиков. Домик им всем тоже понравился, особенно терраска: одна сторона её была составлена из небольших квадратных стёклышек — красных, зелёных, жёлтых, синих. Все тотчас кинулись смотреть в эти разноцветные стёклышки. Ну и чудеса получались у них перед глазами! Посмотришь в красное — и всё становится красным! Даже небо разгоралось таким огнём, будто на нём полыхал пожар. Посмотришь в жёлтое — и сразу наступает осень. Всё кругом желтело, даже сосны и ёлки покрывались желтизной. И тогда, чтобы опять вернулось лето, нужно было скорее поглядеть в зелёное стекло. Вмиг становились зелёными и листья на деревьях, и мохнатые ветки ёлок и сосен, и трава, и всё на свете…
        И вот, когда Гриша вволю насмотрелся в разноцветные стёклышки, он вдруг вспомнил про черепаху Тортилу.
        - Игорёк, — сказал Гриша, — ты почему свою Тортилу и столовую не взял? После дороги она ведь тоже проголодалась. А мы бы ей хлебушка покрошили.
        - Она его не ест. Ей нужно какой-нибудь травы…
        - Травы? — вмешался Вася. Он уже успел познакомиться с Тортилой и был тут как тут. — Пошли, я высмотрел, где здесь растёт подходящая трава.
        - Только сперва нужно отпроситься у Тани, — робко сказал Гриша, — Без спроса, наверно, нельзя.
        У Васьки нахмурились брови.
        - Нет, — сказал он, — отпрашиваться у этой малявки мы не станем, всё равно не пустит. Ты что хочешь, накинулся он на Гришу, — чтобы черепаха умерла с голоду?
        Игорёк сразу захныкал:
        - Я не хочу, чтобы Тортила умерла с голоду!..
        А так как Грише тоже этого вовсе не хотелось, то мальчики, не спросясь, побежали за травой для Тортилы, которую где-то высмотрел Вася Скалкин.
        Трава для Тортилы
        Широкая тенистая дорожка тянулась мимо их терраски куда-то в глубь сада. По левую её сторону и по правую стояли одинаковые стандартные домики, похожие на тот, в котором они только что поселились.
        По этой дорожке и побежали мальчики — впереди Вася, за ним Игорёк и Гриша.
        Показав на один из домиков, Васька сказал:
        - Тут Лёша живёт…
        - Ты откуда знаешь? — удивился Гриша.
        - Знаю. Видишь, на доме написано «третий отряд». А Лёша — в третьем. Он даже помощник вожатого у них.
        И правда, на терраске стоял сам Лёша, только без удочек и полевой сумки.
        - Это куда же мелюзга собралась? — увидав их, полюбопытствовал Лёша. — Эй, как тебя… Вася!
        Васька кинул на Гришу взгляд, в котором блеснула не только гордость, но и превосходство: вот как он подружился с Лёшей из третьего отряда — Лёша не только узнал его, но тотчас окликнул по имени.
        - Мы за травой, — ответил Вася.
        - За какой травой? — спросил Лёша и шагнул к ним сразу через все четыре террасные ступеньки.
        - Для Тортилы! — вступил в разговор и Гриша.
        Ему тоже не терпелось поскорее подружиться с таким важным мальчиком из третьего отряда.
        - Для какой Тортилы?
        Игорёк показал корзинку, в которой сидела черепаха:
        - Вот для этой!
        Лёша сперва заглянул в корзинку, а потом сказал:
        - Идёмте, я вам покажу, где лопухи растут. Вот эдакие! Каждый как шляпа.
        - Игорёк, — спросил Гриша, с интересом посмотрев на корзинку, — твоя Тортила лопухи ест?
        - Не знаю. Я ей не давал ещё лопухов.
        - Можно спросить Лену Фокину из второго отряда, — подумав, проговорил Лёша. — Она у нас знающая…
        Мальчики с Лёшей во главе побежали к самому крайнему из домиков, стоявшему почти в лесу.
        - Лена Фокина! Лена Фокина, где ты? — крикнул Лёша, подойдя к окошку.
        Из окошка выглянула девочка в очках. Вид у нее был действительно очень знающим.
        - Кто меня?
        - Скажи, черепахи едят лопухи или нет? — Спросил Лёша.
        - Вечно с глупостями! — рассердилась Лена. — Вечно с чепухой!
        - Ничуть не с глупостями. Отряд малышей привёз черепаху, а не знает, чем её кормить. Дай справку.
        - Тогда погодите! — Лена исчезла в комнате.
        Она появилась ровно через минуту. В руках у неё была толстая книга.
        - Здесь написано целых двадцать страниц про черепах, — сказала она. — Я сейчас прочту и вам скажу. А пока кормите обыкновенной травой. Не повредит, я думаю.
        Васька торжествующе взглянул на мальчиков:
        - Я же говорил, что высмотрел, где тут растёт хорошая трава!
        Лёша с ними не пошёл, но крикнул им вдогонку:
        - Далеко не убегайте — там болото!
        Хотя травы вокруг было сколько угодно и Грише казалось, что всюду она одинаково хороша — и густа и зелена, — Вася бежал всё вперёд и вперёд, и оба мальчика от него не отставали.
        Наконец он покрутил головой туда-сюда, зачем-то похмыкал носом и свернул с дорожки в сторону. Здесь, на круглой полянке, со всех сторон скрытой кустами, трава пестрела жёлтыми одуванчиками. Некоторые уже отцвели и стояли на высоких ножках, круглые и прозрачные, готовые улететь, лишь только сильнее подует ветер….
        - Вот! — сказал Васька. — Тут!
        Таня ищет мальчиков
        Гриша с Игорьком присели на корточки и принялись рвать траву. Но Васька ничего этого делать не стал, а просто взял корзинку, перевернул набок и вывалил из неё черепаху: пусть сама ищет, чего ей хочется.
        Сначала черепаха никуда не двигалась. Наверно, ей понравилось, что вокруг столько солнца и зелёной травы, и она тихонько посиживала под своим панцирем. Но потом она выпростала четыре короткие серые лапы, высунула головку, огляделась и пошла. Она шла не торопясь, всё время тыкаясь носом, будто выискивала, чем бы ей закусить после дороги.
        - Очень проголодалась, — вздохнул Игорёк.
        Гриша подсунул ей целую пригоршню сорванной травы. Но траву черепаха есть не стала. Обошла её стороной и побрела дальше. Потом остановилась у куста одуванчика, словно о чём-то раздумывая.
        И мальчики увидели, как она жадно стала грызть вырезные листья.
        Вот тут и догадайся! Оказывается, из всех трав ей нужны были именно эти горькие листья, из стеблей которых выступало липкое белое молоко.
        И вдруг все трое услыхали сначала издали:
        - Гриша Бочаров!..
        Потом ближе:
        - Вася Скалкин!..
        Потом ещё ближе:
        - Игорёк… Где вы?
        - Ой! — тихонько сказал Гриша, лицо у него стало растерянным. — Это Таня… Она нас ищет.
        Он хотел было выглянуть из-за кустов, но Васька не позволил.
        - Пусть поищет… Пусть поищет… — с каким-то злорадством прошептал он несколько раз.
        А Танин голос, всё приближаясь, выкрикивал по очереди их имена:
        - Гриша… Вася… Игорёк…
        Потом они увидели и саму Таню. Она остановилась возле тех кустов, за которыми они сидели. Наверно, она их давно искала. Лицо у неё раскраснелось, а глаза были теперь не сердитые, а испуганные.
        Гриша снова сделал было движение, чтобы показаться Тане, но Васька с силой пихнул его в бок и погрозил кулаком.
        А Таня, постояв немного возле кустов, побежала дальше по отлогому спуску.
        Гриша с негодованием посмотрел на Васю:
        - Не хочу я больше здесь сидеть! Она нас ищет, а мы не откликаемся. Не хочу так… Это — нечестно!
        У Васи тоже был какой-то пристыженный вид.
        - Ну, чего ты… — пробормотал он. — Ну давай выйдем…
        И тут они увидали Лёшу. Вероятно, Лёша тоже их искал: он шёл медленно и внимательно глядел по сторонам.
        - Смотрите, смотрите, как она хрупает! — своим тоненьким голосом закричал Игорёк.
        В порыве нежности, наклонившись к черепахе, он поцеловал её твёрдый коричневый панцирь.
        Лёша услыхал, шагнул за кусты и увидал всех троих.
        - Чего ж вы сидите и молчите? Не слышите, что ли, как вас вожатая ищет? — И тут же он принялся кричать: — Таня, Татьянка, иди сюда! Они здесь. Вот они!
        Таня не бранила не стыдила, хотя она и поняла, что они нарочно ей не откликались, когда она только что стояла рядом с ними и звала их. Она только посмотрела на Гришу, потом на Васю и тихо сказала:
        - Эх, вы!..
        Зато Лёша их как следует отчитал. Он сказал, что в лагере такой порядок: если вожатая зовёт, ей сразу отзываются. И пусть они это запомнят раз и навсегда.
        Затем они все пошли обратно в лагерь. Впереди шёл Лёша. В одной руке он нёс корзинку с черепахой, другой держал за руку Игорька. А тот взахлёб рассказывал, с каким аппетитом его Тортила ела одуванчики: она ими так хрупала, будто сахар грызла!
        Сзади с виноватым видом плелись Вася и Гриша. Вася ещё старался сохранить какую-то независимость, а Гриша, тот окончательно приуныл. Ему хотелось, чтобы Таня хоть что-нибудь сказала им, хотя бы побранила как следует. Но она шла молча, лишь у неё было усталое. Она даже не отбивалась от своей всегдашней надоедливой прядки, хотя прядка эта сейчас уныло свисала ей прямо на глаза…
        А навстречу им бежала Лена Фокина:
        - Мальчики!
        Она остановилась возле них. В руках у неё была всё та же толстая книга, которую она и раскрыла, остановившись подле них. Поправив очки, хотела было читать:
        - Тут вот что написано про черепах…
        - Уже не надо, — остановил её Лёша. — Оказывается, она лопает простые одуванчики…
        - Одуванчики? — переспросила Лена Фокина. Лицо у неё стало очень удивлённым. Она поправила очки и снова открыла книгу. — Здесь про одуванчики ничего не сказано. Здесь сказано, что черепахи едят лягушек, саламандр и разных червяков…
        - Нет, — сказал Лёша и засмеялся. — Эта черепаха у них, видно, другой породы. Она такого есть ни за что не станет…
        После трудного дня
        Наконец окончился первый лагерный день и наступила ночь. День этот был труден для всех в лагере: и для поваров, и для врача Веры Михайловны, и для начальника лагеря Вадима Николаевича, и для старшего вожатого Серёжи.
        Все очень устали за этот день. Так всегда бывает, когда люди устраиваются на новом месте.
        Но Тане сегодняшний день показался не только самым трудным, но и самым длинным и самым неприятным.
        Сейчас был вечер. Солнце давно село, но дневной свет как бы нехотя уступал своё место сумеркам. И, хотя время было позднее, всё ещё не наступала настоящая темнота, всё ещё в небе не зажглись по-ночному яркие звёзды. Только одна-единственная, чуть видная, мерцала на западе, похожая на голубую искру, неведомо как залетевшую на небо.
        Весь пятый отряд уже спал. И Таня тоже давно могла лечь спать, отдохнуть после такого трудного дня. Но ей было сейчас не до отдыха, а спать совсем не хотелось.
        Она сидела на ступеньке усталая, расстроенная, перебирала в памяти всё, что сегодня было от самого утра до самого вечера, и теребила в руках свою синенькую рабочую тетрадку. И, хотя с каждой минутой становилось всё темнее и темнее и нельзя было разобрать ни одного словечка, Таня открывала эту тетрадку то в одном месте, то в другом, заглядывала туда, вздыхала и всё думала, думала и думала…
        Она сама захотела быть вожатой в отряде малышей. Она любила этот возраст, потому что её младшей сестрёнке было примерно столько же лет. Она не сомневалась, что станет хорошей вожатой именно в этом отряде. И вот какое жестокое разочарование — она не могла с ними сегодня справиться…
        Они разбегались кто куда хотел, и она прямо сбилась с ног, весь день бегая и собирая их. Они не слушались её. Кричали, смеялись, капризничали, отнимали друг у друга игрушки, дрались, И они прозвали её… Да, они прозвали её малявкой!..
        Ну пусть ей ещё нет пятнадцати лет, ну пусть она очень маленького роста, но неужели она такая малявка? Почему-то именно это слово, которое она слышала несколько раз за сегодняшний день и которое относилось именно к ней, особенно её обидело.
        А на небе всё больше и больше загоралось звёзд, и лес за рекой, ещё недавно отчётливо видный, теперь слился с горизонтом. Небо над ним казалось зеленоватым.
        «Малявка… — сердито думала Таня. — Как им не стыдно!»
        Заводилой всему, это она отлично разгадала, был самый непослушный мальчишка — Вася Скалкин. Это он подбил ребят так её называть и даже увёл за собой тихоню Гришу Бочарова и маленького Игорька. Как она испугалась, когда они пропали! Вся избегалась. Уж такие страшные вещи передумала… А они прятались от неё в кустах. Ей назло.
        А сколько интересного она придумала, когда готовилась стать вожатой отряда малышей! Какие только игры, занятия, песни, стихи не записаны в её синей рабочей тетрадке!..
        И главное, это она твёрдо решила, к концу лета весь пятый отряд должен стать отрядом октябрят! Она об этом уже говорила с Серёжей. И Серёжа сказал ей: хотя это и не совсем по правилам, но хорошо — на прощальной линейке, перед отъездом из лагеря ребят пятого отряда примут в октябрята. Только пусть они хорошенько знают всё, что должны знать октябрята, и вообще, будут настоящими октябрятами. Это уж от неё зависит, от Татьяны!
        А теперь… Нет, теперь она ни за что не останется вожатой пятого отряда! Ни за что. И пусть Серёжа думает что хочет. Она ему так и скажет!
        Так сидела Таня на одной из ступенек терраски, вспоминая все неприятности сегодняшнего дня. Опустив голову и кусая губы, она обдумывала, как бы ей завтра сказать Серёже, что она не может быть вожатой в пятом отряде, потому что — Серёжа это, наверно, и сам заметил, — потому что у неё ничего, ну совершенно ничего не получается…
        Она не услышала ни звука приближающихся шагов, ни скрипа гравия под этими шагами. И, только когда раздался неуверенный голос: «Татьянка, ты?» — она подняла голову и увидела перед собой старшего вожатого лагеря Серёжу.
        Звёздная ночь
        - Неужто плачешь? — спросил Серёжа, когда Таня подняла своё мокрое от слёз лицо.
        Немножко-то она всё-таки всплакнула… Но не хватало только, чтобы это заметил Серёжа!
        Таня поспешно достала носовой платок.
        - Да нет!.. С чего ты взял? — ответила она с досадой.
        Серёжа присел рядом на лесенку.
        - Говори, в чём дело? Случилось что-нибудь?
        - Ничего не случилось! Совершенно ничего не случилось!.. И вообще, — начала было Таня, но голос у неё дрогнул.
        Нет, как Серёжа хочет, она не может быть вожатой пятого отряда! Пусть ей объявят выговор, но нет! — она отказывается от пятого отряда. Наверно, она переоценила свои силы, когда захотела стать вожатой. А сейчас она отказывается. Она вообще не может быть нигде вожатой, ни в каком отряде! Да, да, раз не справилась с такими малышами, с другими ей и подавно не справиться. И пусть её назначают на кухню посуду мыть или куда угодно… Но только всё равно она ничуть не виновата, потому что ей попались очень непослушные дети! Все как на подбор очень, очень непослушные.
        - Все до одного? Все такие уж непослушные? — с сомнением переспросил Серёжа.
        Таня ответила запальчиво:
        - Все до одного! Но в особенности один… Его фамилия Скалкин! Да, Вася Скалкин. К нему одному нужно десять вожатых, чтобы с ним справиться.
        - Погоди, погоди-ка… — После небольшого молчания Серёжа, как бы припоминая, спросил: — Такой белобрысый крепыш? Непоседа невероятный. И к тому же крикун.
        Таня обрадовалась, с оживлением воскликнула:
        - Ну вот видишь! И ты его приметил.
        - Славный мальчуган. Он мне понравился.
        - Понравился?
        - А какие у него живые и смышлёные глаза…
        - Ну и что ж, что смышлёные? Не воображай, что только ты заметил его смышлёные глаза! А вообще он…
        И вдруг, оборвав себя, Таня замолчала.
        - Тише… это кто-то из моих… — прошептала она.
        Из дома сюда, на террасу, донёсся жалобный плач.
        Плакал Игорёк. Он смотрел на распахнутое настежь окошко, за которым стояла, почти вплотную прижавшись к дому, высокая тёмная ель, и ему было страшно. Он боялся волков, которые вдруг возьмут и влезут в эту комнату, где нет ни мамы, ни папы, ни бабушки. И медведь, может, ходит тут недалеко… И хотя тут же на кровати спал Гриша, а чуть подальше — очень смелый человек Вася Скалкин, и хотя на полу в корзинке спала его черепаха Тортила, всё равно Игорёк боялся смотреть на раскрытое окно и плакал. Таня подошла к нему, наклонилась:
        - Игорёк, ты чего?
        Игорёк узнал Таню. Было видно, что он ей очень обрадовался.
        Таня присела на край кровати и положила руку на его тёплую, ёжиком стриженную голову. Снова спросила:
        - Ну чего ты, ну?
        - Я волков боюсь, — шёпотом признался Игорёк.
        - Волков? — Таня тихонько засмеялась. — А здесь нет никаких волков!
        - Ни одного?
        - Ни одного!
        - А маленьких?
        - Ни одного, даже самого малюсенького!
        - А крокодилов?
        - А крокодилов и подавно нет…
        - Тогда я лучше буду спать, — сказал Игорёк и опустил голову на подушку.
        - Конечно, спи! — И Таня наклонилась к Игорьку и поцеловала его. — Тебе подоткнуть одеяло?
        В ответ Игорёк лишь зевнул, а через мгновение так крепко спал, что не почувствовал, как Таня со всех сторон подоткнула под него одеяло, как делала это дома, когда укладывала младшую сестрёнку.
        Потом она, стараясь ступать как можно тише, обошла всю комнату мальчиков. Вот они все здесь спят — и примерный Гриша, сложив под щёку руки пирожком; и Саша, весь в рыжих веснушках; и Вася Скалкин, которого она только что назвала самым плохим и самым непослушным мальчиком пятого отряда. Весь разметался. Даже во сне упрямо сдвинул брови и что-то шепчет пухлыми губами.
        Вероятно, с этим мальчиком будет немало хлопот, но неужели она с ним в конце концов не подружится? И нечего ей было нюни распускать, особенно при Серёже. Чего только не подумает он про неё? Но сейчас она ему скажет: может, на первых порах мне будет трудновато, но ничего, справлюсь. И, пожалуйста, никуда меня не переводите из моего пятого отряда!
        Но, когда Таня вышла снова на терраску, Серёжи уже там не было. И она этому, пожалуй, была рада.
        Она постояла немного у перилец и спустилась в сад. Вокруг бесчисленными звёздами светилась ночь. На небе плыла и таяла лёгкая гряда облаков.
        - Завтра же поведу их на речку… — прошептала Таня и тихонько засмеялась: так хорошо, так легко вдруг стало у неё на сердце.
        А звёзды, ещё недавно еле мерцавшие на бледном закатном небе, теперь сияли ярким голубым блеском…
        Ваське всё не так
        Нет, нет, всё оказалось совсем не так, как рассказывал соседский мальчишка Ильюшка Чекрыжев…
        Где эти далёкие лесные походы, о которых он слыхал, когда собирался в лагерь?
        Где купанье в реке и заплывы чуть ли не на целый километр?
        А футбольные состязания где?
        А рыбная ловля?
        Где всё это?
        Вот уже много дней живут они в лагере, и ничего похожего. Зря они с Гришкой старались, зря делали походную флягу. Разве она им хоть когда-нибудь пригодится? А компас… Одна смехота! Зачем было Грише брать с собой в лагерь такой хороший компас, всё равно он не будет нужен!
        Их пятый отряд потихоньку, помаленьку жил в своём домике с терраской из разноцветных стёклышек. Таня учила их петь песни, играла с ними в разные игры. Они ходили гулять. Ну конечно, по утрам делали зарядку, потом завтракали, обедали, ужинали… Но от всего этого Ваську брала одна скука…
        Дома и то было веселее! Мать скажет: «Сбегай в булочную за хлебом…» А в булочной — ой-ёй-ёй! — чего только не наглядишься! Или мать велит потрясти половики. Тоже неплохо — трясёшь, а пыль столбом крутится. То ещё чего-нибудь заставит сделать…
        Дома и Гришка был совсем другим. Дома они с Гришкой не расставались. Дома Гришке что скажешь, то и сделает. А тут? Прямо зло на него берёт. Как овца! Слушается вожатую, песни поёт, цветочки рвёт… Фу!
        Но самым обидным казалось Васе, что все его попрекают семью годами и малышовым отрядом. Каждую минуту слышишь:
        «Эй ты, малыш, посторонись, зашибу!
        Или:
        «Куда тебе, такому маленькому! Не дорос ещё!»
        Или:
        «Не смейте его трогать, он из пятого, малышового!»
        Да разве он виноват, что ему семь лет и что он пока ещё в отряде малышей?
        А взяли бы они его к себе в футбольную команду, посмотрели бы, каков он вратарь! Да он бы ни одного мяча в ворота не пропустил, не то что их Никитка Громов из второго отряда! Пять голов проворонил…
        Один раз ему всё-таки повезло. Старшие пионеры строили новый стадион, ну и он взялся им помогать. Никто его не гнал от работы, никто его не корил, что он не дорос. Наоборот — старший вожатый Серёжа сказал ему:
        - Молодец! Хоть мал, да удал!
        У Васьки уши запылали от похвалы.
        И вдруг за ним прибежала толстая Люся:
        - Вася, иди скорей. Мы тебя ищем, ищем! Опять ты убежал.
        - Не пойду, — ответил Вася. И прибавил: — Я работаю.
        Но толстая Люся не отставала:
        - А раз Таня велела тебе идти!.. Она сердится. Она сказала: «Опять он пропал…»

        Тогда Серёжа, старший вожатый, который стоял рядом и только что его хвалил, теперь сказал:
        - Э, брат, раз зовут — иди. Не заставляй вожатую два раза повторять одно и то же…
        Вася шёл за толстой Люсей, и в душе у него бушевала обида: почему же на свете такая несправедливость? Человеку охота поработать, а ему велят петь песенки!..
        А дорога, по которой они приехали, была за воротами лагеря. И дорога эта, он хорошо знал, упирается прямо в шоссе… А шоссе, и это он хорошо знал, идёт прямо, прямо до их заводского посёлка…
        Нет, не останется он здесь. Убежит. Это он твёрдо решил.
        А Грише в лагере нравится
        Грише здесь всё нравилось — и сам лагерь, и весь их пятый отряд, и то, что им всюду почёт и уважение, потому что они маленькие. И с каждым днём ему всё больше и больше нравилась вожатая Таня, которая и на самом деле оказалась вовсе не сердитой, а была просто строгой и заботливой…
        Утро. Вот он проснулся. Открыл глаза. Вся их спальня полным-полна солнечным светом. Солнечные лучи гуляют где им вздумается — и по бревенчатым стенам, и по просторному потолку, и по кроватям, и по тумбочкам, и по лицам мальчиков, его товарищей, которые спят в этой комнате. А девочки — в соседней, за стеной.
        Гриша хоть и проснулся, но лежит смирно, не встаёт. Таня им всем сказала: «Вставать надо, когда услышите горн. Поняли?»
        Гриша это понял и теперь ждёт горна.
        А в окошко видны высокие густые ёлки и мохнатые сосны. Ветер качает их верхушки, и кажется, будто ёлки и сосны переговариваются друг с другом. «Ну как, хорош денёк?» — спрашивают у ёлок сосны. «Отличный, лучше не бывает!» — отвечают ёлки.
        И Гриша так думает: отличный нынче выдался денёк, лучше не бывает! Вот только бы горн поскорее, потому что лежать и смотреть в окошко ему уже невтерпёж.
        Но вот он трубит на весь лагерь — голосистый, весёлый, звонкий пионерский горн!
        Теперь зевать нечего. Гриша сбрасывает с себя одеяло и принимается будить Васю. Он тормошит его, трясёт за плечо:
        - Вася, вставай! Вставай же, Васька, уже горн!
        Вася спит крепко. Он укрылся чуть ли не с головой и горна не слышит. Он просыпается с трудом. Глаза у него заспанные, лицо недовольное. Он отбивается от Гриши, ворчит на него:
        - Пусти! Сам знаю… Не дадут человеку выспаться!..
        А в дверях уже стоит Таня. Она в спортивных брюках, в майке. Она торопит их:
        - Мальчики, мальчики, на зарядку! Раз, два, три — встали! Смотрите, девочки уже строятся…
        Такими словами она поднимает их каждое утро, и Грише нравится, что каждое утро Таня их будит по-одинаковому.
        А потом они на лужайке перед терраской делают зарядку. Все в трусиках. Все без маек. И все глаз не сводят со своей вожатой — как она, так и они, как она, так и они! К концу зарядки, если кому и хотелось подольше поспать, теперь проснулся окончательно!
        Всё было хорошо у них в лагере. Даже толстая Люся ни разу не попросила у Гриши обещанного киселя и компота.
        - Ладно уж, — сказала она, когда Гриша, верный своему слову, в конце первого обеда подвинул к ней стакан киселя. — Ладно уж, ешь сам. — Она великодушно толкнула обратно к Грише его стакан. — Я возьму добавку, а то мне тебя жалко…
        Впрочем, Люся брала добавку не только киселя и компота. Она просила и борща, и котлет, и макарон, и блинчиков. Она с трудом поднималась из-за стола после еды, и Таня ей однажды сказала: «Ты будешь у нас рекордсменкой!»
        Гриша не очень хорошо понял, почему именно Люся будет у них рекордсменкой, — ведь зарядку по утрам она всё-таки делала хуже всех. Но зря Таня так её не назвала бы, и Гриша теперь с неизменным почтением смотрел, как Люся уминает за обе щёки свои добавки за завтраком, обедом и ужином.
        Да, всё было бы хорошо у них в лагере, если бы не Вася!
        Вася был его самым лучшим товарищем. Они дружили и прошлую зиму, и позапрошлую зиму, и ещё раньше, когда им было только по четыре года. А разве приятно, когда твой лучший товарищ то и дело получает выговоры? И от кого? От их собственной вожатой!
        Разве приятно, что Васька не хочет её слушаться, всё время куда-то убегает и его приходится искать? Он даже нагрубил однажды Тане — он в глаза назвал её малявкой…
        Но главное было не в этом. Почти каждый день он твердит Грише то громко, то тихо, то почти шёпотом: «Вот возьму и убегу! Вот увидишь! Достанется ей тогда от старшего вожатого! Тогда узнает она…»
        «Она» — это была Таня, и Гриша понять не мог, почему Ваське нужно, чтобы Тане попало от старшего вожатого.
        И Гриша томился и страдал оттого, что он знает о Васькиных планах, но не смеет о них никому рассказать. Ведь Васька лучший его товарищ!
        Но пока Васька только грозился. И Гриша, с опаской наблюдая за товарищем, всякий раз вздрагивал, когда тот твердил: «Убегу!»
        Луковая грядка
        Однажды Таня спросила:
        - Как называются люди, которые ничего не делают?
        Сначала все молчали и думали. Потом Гриша Бочаров нерешительно поднял руку и не очень уверенно сказал:
        - Они называются — бездельники.
        - Правильно, — похвалила его Таня.
        - Ещё они называются — лентяи, — громко, баском сказала толстая Люся.
        - И это правильно, — похвалила Таня и Люсю.
        - А ещё они называются — лодыри! — выкрикнул рыжий Саша. — Папа говорит, если люди ничего не делают, значит, это дармоеды!
        - Всё так! Всё правильно! — сказала Таня. — А мы с вами разве бездельники? Разве мы с вами лодыри? Разве лентяи и дармоеды?
        Ох, какой поднялся крик! Весь пятый отряд в один голос закричал, что они не хотят быть ни бездельниками, ни лодырями, ни дармоедами… А громче всех кричал Вася Скалкин.
        - И я так думаю, — сказала Таня: — очень плохо, если про человека говорят, что он бездельник! Знаете, какое самое важное правило из всех октябрятских правил? — спросила Таня и сама за всех ответила: — «Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!»
        В этот день они впервые пошли работать на большой лагерный огород.
        А огород в лагере был действительно огромный. Чего-чего только там не было! И грядки с огурцами. И грядки с морковью. И репа там росла. И укроп. И петрушка. И капуста. И помидоры. И свёкла.
        А пятому отряду отвели все грядки с луком и редиской. Эти грядки были самыми зелёными на огороде. Редиска кое-где даже выставила из земли свою розовую спинку, а лук всюду пустил высокие зелёные пёрышки.
        - Вот это будет наше, — сказала Таня, показывая на луковые грядки и на грядки редиса. — Мы будем ухаживать за ними всё лето. Когда нужны будут к обеду редиска или лук, нам скажет об этом старший повар, и мы нарвём сколько будет надо и того и другого. А там, где вся редиска будет выдернута, мы посеем новую. И всё лето у нас будет и зелёный лук и молодая редиска!
        Потом Таня показала, какую кому грядку полоть. Васе досталась луковая грядка. Она была, как показалось Васе, совсем чистая, почти без травы. А Грише, наоборот, досталась грядка редиски, и она была до того заросшая, до того заросшая, что и самой редиски меж травы не было видно.
        «Нарочно дала мне чистую, а Гришке засорённую», — подумал Вася и обиделся.
        - Ты почему же не работаешь? — спросила Таня, подходя к Васе, который стоял возле своей луковой грядки и ничего не делал.
        - А чего здесь работать? — пожав плечами, ответил Вася и исподлобья поглядел на Таню. — Здесь и работать нечего. Я хочу на другую. Вон на ту!
        Он показал на Гришину грядку с редиской.
        - Нет, — сказала Таня твёрдо. — Раз тебе досталась эта грядка, эту и пропалывай.
        Но Вася принялся спорить:
        - Нечего тут полоть! Здесь одна травинка только есть… Вот эта! — И он сердито дёрнул, как он считал, единственный на всей грядке кустик лебеды. Но нечаянно вместе с этим кустиком у него выдернулась и луковка с зелёными пёрышками.
        - Ах, ты вот как! — рассердилась Таня. — Тогда вообще не работай! Уходи, уходи от этой грядки… Нечего тебе на ней делать!
        И вот Вася стоит один на краю огорода. Все работают. И толстая Люся пыхтит, но работает. И рыжий Сашка старается — таскает из земли сорняк за сорняком. И обе подружки, Соня беленькая и Соня чёрненькая, болтают, трещат, но, сидя по бокам грядки одна против другой, ловко выщипывают ненужные травинки. А Гриша, тот медленно, не торопясь, но очень тщательно, пропалывает вокруг каждой редиски всё лишнее. Даже маленький Игорёк не сидит сложа руки. Никому не хочется прослыть лентяем, лодырем, бездельником!..
        И только один Вася стоит и ничего не делает. А как хотелось бы ему, чтобы Таня позвала его работать! Ну пусть на луковую грядку. Оказывается, и эта грядка очень заросла. Это ему только показалось, будто она чистая…
        Но Таня словно и не видит Васи. Она и не смотрит в его сторону…
        А потом все идут мыть руки. У всех руки в земле, зазелены травой. У всех хорошие рабочие руки! Одному Васе незачем идти в умывалку. У него-то руки чистые-пречистые. А с чего бы им быть грязными, когда он ничего не делал? Ведь только его грядка в огороде осталась непрополотой.
        А после обеда Вася куда-то исчезает. Его ищут, ищут и никак не могут найти. Никому в голову не приходит заглянуть на огород. А Вася как раз там. Он полет свою луковую грядку. Он старается не пропустить ни одной, даже самой маленькой былинки.
        Когда на следующий день пятый отряд снова пришёл на огород допалывать грядки, все увидели, что Васина грядка самая прополотая.
        Все очень удивляются. Как же так? Ведь накануне Вася ничего не сделал, откуда же у него такая грядка?
        Только одна Таня не удивляется. Она молча, но очень пристально смотрит на Васю.
        А Ваське будто всё равно, что все говорят про его луковую грядку. Он стоит и глядит на небо, где с весёлым щебетом носятся стрижи…
        Мамы и папы приехали!
        Наконец наступил родительский день!
        Как ни хорошо в лагере, а всё-таки ребята очень соскучились по своим мамам и папам. Вечером накануне этого дня только и было разговоров о завтрашней встрече. А толстая Люся сказала:
        - Мама привезёт мне много конфет и печенья! — При этом она даже облизнулась.
        - Неужто тебе не хватает того, что у нас дают? — удивилась Таня.
        - Хватает, — ответила Люся, — только я люблю, чтобы было много. Очень много!
        Перед тем как идти за ворота встречать автобусы с родителями, Таня велела всему пятому отряду тщательно вымыть руки, шею, уши, ноги. «Особенно коленки!» — сказала она. Все беспрекословно повиновались. Даже Вася не стал спорить, хотя очень не любил мыла. Затем все по очереди подходили к Тане, протягивали ей руки, и она у каждого стригла ногти.
        - Сами должны понять, — приговаривала она при этом. — И вам будет неприятно, а мне тем более, если про вас скажут: «Ну и чумазые же поросята наши дети!»
        Потом мальчики надели чистые рубашки, а девочки — чистые платья, и все отправились за лагерные ворота, перед которыми должны были остановиться автобусы.
        Серёжа, когда увидел их таких вымытых и принаряженных, даже воскликнул:
        - Ну и здорово! Вот с кого надо брать пример! Ай да Татьянка!
        - А что? Мы разве не понимаем, какими аккуратными должны быть будущие октябрята! — ответила ему Таня.
        Но почему-то от этих хороших Серёжиных слов она очень смутилась и, покраснев, стала быстро-быстро откидывать со лба свою непокорную тёмную прядку.
        Васе было приятно, что старший вожатый лагеря при всех похвалил их отряд, а про Таню сказал: «Молодец!» Но Вася, конечно, и виду не показал, что ему это приятно. Напротив, буркнув себе что-то под нос, он отвернулся и стал смотреть в ту сторону, откуда вот-вот должны были показаться заводские автобусы.
        И вот наконец они выехали из-за поворота дороги. Сперва один. Потом второй. Потом третий. Не успели они остановиться перед лагерными воротами, как дверцы их распахнулись и стали вылезать папы и мамы, дедушки и бабушки. Все со свёртками, чемоданчиками, сумками, пакетами…
        Таня хотела со своими ребятами устроить родителям торжественную встречу. Накануне вечером они разучили, как построиться, как хором сказать: «Добро пожаловать, дорогие гости!»
        Но куда там! До того ли сейчас было!
        Не успела Таня оглянуться, как Васька уже сорвался с места.
        - Папка, я тут! — кричал он ликующим голосом, кинувшись навстречу крупному человеку, немного нескладному, немного хмурому, очень похожему на Ваську, когда Васька станет взрослым.
        А Гриша, увидав своих маму и папу, весь залился счастливым румянцем и, с виноватым видом глянув на Таню и не спросив разрешения, тоже побежал к ним.
        Обе Сони, щебеча и перегоняя друг дружку, повисли на шее у своих мам.
        Игорёк запищал тоненько-тоненько:
        - Бабушка! Бабулечка!
        Он вырвал у Тани свою руку и засеменил, засеменил к своей бабушке, маленькой круглой старушке в белом платке.
        Только к толстой Люсе никто не приехал. Она было распустила губы и приготовилась зареветь, но в этот момент из дверцы третьего автобуса показалась сперва туго набитая сумка, потом рука, которая держала эту сумку. Затем появилась вторая, тоже очень набитая сумка, затем вторая рука, и наконец сама владелица этих двух сумок, толстая женщина в цветастом платье, точь-в-точь с такими же голубыми глазами, как у Люси.
        - Мама! — басом воскликнула Люся и побежала к своей маме.
        А та, спустившись по автобусной лесенке со своими двумя сумками, сказала:
        - Фу, какая жарища! — и стала целовать Люсю.
        Люсины сласти
        В общем, это был очень хороший день!
        Дети водили своих родных по всему лагерю. Показывали всё, что в нём было: и новый стадион, недавно законченный, и клуб, и небольшую столярную мастерскую, в которой работали старшие пионеры. Водили на огород, на речку, в лес, на большой зелёный луг. Устроили для них концерт, где пели, плясали, говорили стихи.
        Потом гостей напоили чаем с пирогами, испечёнными по этому случаю лагерным поваром Настасьей Ивановной. А перед самым ужином, попрощавшись, проводили их к автобусам, которые терпеливо стояли на полянке перед воротами.
        После ужина, вернувшись на свою терраску, ребята принялись сами угощаться и угощать Таню гостинцами, привезёнными им родителями.
        Конечно, больше всего сластей оказалось у Люси. Её мама привезла столько, что Люсины сласти не поместились в её тумбочке, и Люся, завернув их в газету, сперва положила себе под подушку, а когда Таня не позволила, сунула под кровать.
        - А тебе чего привезли? — спросил Васька у Гриши. — Мне фруктовых конфет и зефирки!
        - А мне пастилы. И ещё яблок. И ещё печенье, — ответил Гриша.
        - А мне ещё вон такой мешок пряников! — похвалился Вася и показал руками, какой большой мешок пряников ему привезли.
        Гриша вздохнул:
        - А мне пряников не привезли. Я их люблю.
        - А давай так, — сразу придумал Васька: — ты меня будешь угощать своим, а я тебя своим!
        - Давай, — охотно согласился Гриша.
        Но Вася уже загорелся новой выдумкой.
        - Нет, лучше так! — закричал он, теперь уже обращаясь не к одному Грише, а ко всем ребятам и радуясь этой новой выдумке. — Лучше давайте так: сядем все за наш террасный стол и будем все, весь пятый отряд, угощать друг дружку. Давайте?
        Всем это понравилось. Все закричали:
        - Ладно! Давайте!
        - А если так, — спросила Таня, — все ваши гостинцы сложим на столе, и всё у нас станет общим. Согласны? Это будет ещё интереснее…
        Все, конечно, были согласны, и это действительно оказалось очень интересно! В одну минуту стол был завален конфетами, печеньем, яблоками, пряниками. Получилась целая гора сластей. Все всё принесли. Никто ничего не пожалел.
        Лишь одна Люся сидела в сторонке, будто её это не касается, будто она не в пятом отряде, а совсем посторонняя девочка.
        - А ты что же? — спросила у неё Таня.
        - Не хочу, — ответила Люся и отвернулась. — У меня и так мало.
        - Мало? — изумившись, переспросила Таня.
        - У-у, жадная какая! — с возмущением крикнул Васька. — Она просто жалеет…
        - Не жалею, а у меня мало, — твердила Люся.
        Она ещё больше надула губы.
        - Значит, у тебя мало… — как бы в раздумье протянула Таня. — Вот оно что… Ну, раз у тебя мало, мы с тобой поделимся. Правда, ребята?
        Гриша с удивлением посмотрел на Таню. Что она, шутит, что ли? Да ведь у Люськи полным-полна тумбочка!
        Но Васе очень понравилось, что они будут делиться с Люсей, хотя у неё больше, чем у всех. Так ей и надо! Пусть не жадничает. И он с весёлым ехидством закричал:
        - Правда, правда! Поделимся с Люсей! Ведь у неё нет ни одной конфетины… Бедная, поделимся с ней!
        Тут и Гриша, который не любил перечить Тане, а тем более Васе, крикнул:
        - Иди, иди, ешь, Люся, раз у тебя мало. Нам не жалко…
        И все наперебой принялись звать и приглашать Люсю угоститься от их общих сластей.
        Тогда — этого уж никто не ждал — Люся вдруг громко, в голос заревела. Слёзы лились у неё потоком, и сквозь слёзы она принялась просить, чтобы они её не угощали, что у неё своих конфет много, и что она, пожалуйста, свои принесёт сейчас на терраску, и пусть они тоже станут общими… Ей ничего не жалко — ни печенья, ни яблок, ни коржиков, которые ей напекла мама и которые очень вкусные, даже вкуснее всех конфет…
        - Нет, нет, — сказала Таня, — ничего нам не надо. Зачем же, раз у тебя так мало…
        - У меня много… — рыдала Люся. — У меня в тумбочку не влезло…
        Долго Люсе пришлось плакать, просить, прежде чем ей разрешили принести на терраску свои сласти.
        Летние дни
        А время шло. Уже все ходили загорелые, с облупленными носами. Уже умели делать утреннюю зарядку не хуже старших.
        Только купаться ещё никому не позволяли: слишком холодна была вода.
        Лагерный доктор Вера Михайловна каждый день мерила в реке температуру, и каждый день эта температура вывешивалась в столовой, на самом видном месте.
        Двенадцать градусов…
        Четырнадцать градусов…
        Пятнадцать градусов…
        Но выше пятнадцати вода ни за что не хотела согреваться.
        Напрасно и старшие и младшие просили, молили Веру Михайловну разрешить им купаться. Напрасно ей доказывали, что пионерам нужно закаляться. Кого из них растят, в самом деле! Неженок каких-то, что ли? Неужели они должны бояться холодной воды?
        Вера Михайловна была неумолима.
        - Нет, вода не для купания. Во всяком случае, начинать при такой температуре нельзя. Воспаление лёгких обеспечено! Да неужели вас так тянет в воду? — удивлялась она.
        Что она понимает, Вера Михайловна, когда ей уже наверно, давно перевалило за тридцать! В воду их так тянуло, что просто смотреть на реку было невыносимо!
        Подумать только — вот она, широкая, глубокая, такая замечательная река! Расплескалась среди зелёных лугов. Играет, сверкает на солнце, а ты смотри и облизывайся!
        Васька, тот больше всех выходил из себя:
        - Сегодня обязательно выкупаюсь!
        - Без разрешения? — ужасался Гриша.
        - Нужны мне эти разрешения! — задирался он. — Вот прямо сию минуту пойду и буду купаться. Не веришь?
        Гриша искоса поглядывал на Васю: с него станется! И он старался всеми силами уговорить, утихомирить друга:
        - Гляди, как солнце печёт! Скоро разогреется вода… А без разрешения, Вася, ты… не надо. Выпишут тебя из лагеря, думаешь, будет приятно?
        - Выпишут? — выкрикивал Васька. — А я и сам убегу, больно испугался!..
        От Васькиных угроз холодные мурашки бегали у Гриши по спине.
        «Убежит, обязательно убежит… Не сказать ли поскорее Тане?»
        И вдруг сразу наступила жара. Июнь подошёл к концу, лето разукрасилось высокими душистыми травами и цветами. Весело затрещали кузнечики. Бабочки и стрекозы заплясали на солнцепёке, а сердитые комары, наоборот, поскорее убрались в тень. Пчёлы летали теперь день-деньской до позднего вечера, они торопились набрать себе на зиму побольше мёда.
        В лесу среди сосен уже совсем нечем было дышать — так нагревался под ними сухой хвойный покров. И только возле реки, где росли ольховые кусты, пахло сыростью, было тенисто и не жарко.
        Через два дня, сначала старшим, а затем и младшим Вера Михайловна позволила купаться.
        Пятому отряду отвели самое удобное место: это был небольшой заливчик, неглубокая заводь с песчаным дном.
        Теперь каждое утро они неслись наперегонки по тропинке через луг, чуть видные в высокой, ещё некошеной траве. Ромашки хлестали их по ногам, а пчёлы и стрекозы уступали дорогу. Они с разгону вбегали в реку и начинали брызгаться и плескаться в тёплой воде. Крохотные серебристые рыбёшки бросались от них врассыпную.

        Урок плавания
        Сначала доктор Вера Михайловна позволила им купаться только две минуты. «И не больше!» — строго сказала она.
        Но две минуты пролетали, как две секунды. Это было так мало!
        Потом им прибавили ещё по одной минуте.
        Потом ещё по одной.
        И вот наконец, когда купаться стало можно целых десять минут, Таня им объявила, что сегодня они будут учиться плавать.
        Рядком они сидели на берегу своего заливчика. Таня спросила:
        - Ну, кто из вас умеет плавать? Поднимите руки.
        Руку подняла одна только Люся.
        - Неужели умеешь? — удивилась Таня.
        - Умею, — сказала Люся.
        - Врёт! — пробурчал Васька. — Ничего она не умеет.
        Но Таня сказала Люсе:
        - Покажи.
        И вот, всем на удивление, Люся поплыла. Она плыла, выставив из воды свои пухлые, румяные щёки, и громко пыхтела. Ногами она шлёпала так яростно, что брызги летели чуть ли не на оба берега.
        Вася смотрел и завидовал. Вот бы ему так, эх!.. Везёт же людям.
        - Молодец! — похвалила Таня, когда Люся вышла на берег. — Плаваешь…
        - А я могу ещё лучше, — вдруг неожиданно для самого себя сказал Васька.
        - Покажи! — велела Таня.
        Но Вася отказался:
        - Не хочу показывать.
        - Может, зря хвастаешься, а сам нисколько не умеешь? — чуть насмешливо поглядывая на Васю, сказала Таня.
        Васька нахмурился, но не сдался. Повторил:
        - Умею…
        - А раз умеешь, показывай, — сказала Таня. — Иди, иди, показывай, какой ты пловец… — говорила она и сама вошла в реку.
        Вася покраснел и, шаркая ногами по песку, нехотя поплёлся к воде. Ему бы сказать: «Это я зря похвалился. Я же нисколько не умею. Я ещё ни разу не пробовал…» Но он заходил всё глубже и глубже, пряча от Тани сконфуженные и сердитые глаза.
        - Иди, иди, — манила его за собой Таня, всё дальше отходя от берега.
        Она смотрела на него серьёзно, без тени улыбки. Но Ваське казалось, что она отлично знает, что он не умеет плавать, и сейчас хочет его наказать за бахвальство. Не глядя на неё, он словно видел в её глазах лукавый смех.
        «Куда она мне велит идти? — думал Васька. Мне уже скоро будет по шейку… Вот утону, тогда будет знать!»
        И всё-таки шёл дальше и знал одно: будь что будет, но из воды он обратно не полезет, пока всем не покажет (а главное — Тане!), что умеет плавать…
        И вот, когда вода дошла ему действительно до шеи, он подскочил, лёг животом и стал изо всех сил молотить ногами по воде, в то же время подгребая под себя руками.
        Лицо у Васьки было напряжённое. Сейчас он ни о чём не думал: ни о Тане, которая, кажется, была где-то здесь, недалеко; ни о ребятах, которые смотрели на него с берега; ни о том, что вода под ним, наверно, очень глубокая, может, и выше головы. Он изо всех сил работал ногами и руками.
        - Плывёт… — услыхал он где-то сбоку Танин голос.
        «Плыву?» — изумился Васька и от этого неожиданного своего изумления перестал двигать руками и тотчас почувствовал, что с головой уходит вниз под воду.
        - Ой! Ой! — взвизгнули с берега голоса девочек. — Ой, тонет! Ой!
        Васька от страха забился всем телом, но тут же почувствовал крепкую руку, которая подхватила его, вытащила из воды и поставила на ноги почти у самого берега. Рядом он увидел Танино лицо.
        - Испугался? — услышал он её голос.
        Дрожащим голосом, еле переводя дух, Вася ответил:
        - Не-ет… Я не испугался… Я удивился…
        - Другой раз не удивляйся, — улыбнулась Таня.
        Потом Васька сидел на берегу, страдая оттого, что так постыдно оскандалился. Девочки, хихикая, о чём-то шептались и всё время поглядывали в его сторону. А толстая Люся, гордая своим умением, басом ему сказала:
        - А мы про тебя стишок придумали… Клавка, говори наш стишок!
        Клава, остроносенькая, с двумя косичками, вроде мышиных хвостиков, хитреньким голоском начала:
        Вася плавать не умел.
        Всё равно он захотел.
        На воде не удержался,
        Под водой чуть не остался…
        Всем очень понравился стишок, и все начали смеяться. И девочки смеялись, и мальчики, и даже Гриша и тот смеялся над Васей, над своим лучшим товарищем.

        Вася посмотрел на Таню: а она-то, наверно, больше всех над ним хохочет.
        Нет, Таня не смеялась.
        - Ничего не вижу хорошего в этом стишке, — пожала она плечами. — Вася молодец! Через несколько дней он будет отлично плавать, лучше вас всех. Потому что он смелый человек!
        Да, так она и сказала: «смелый человек»!
        Потом Таня всех по очереди учила плавать, а потом сама показывала, как нужно плавать по-настоящему — не по-собачьи и не по-лягушечьи, а разными стилями.
        - Вот это кроль на спине, — говорила она и плыла на спине. — А это брасс, а это баттерфляй… — Руки у неё выплёскивались из воды, как две бабочки.
        Вася изумлёнными глазами смотрел на Таню и точно видел её в первый раз. Вот какая у них вожатая! Нет, какая же она малявка? Ах, как плавает! И его, Васю, она похвалила. Сказала про него «молодец» и «смелый человек»!
        Где Тортила?
        А вечером пропала Тортила. Обнаружили её пропажу незадолго до ужина. И удивительнее всего — она каким-то образом сама вылезла из высокой корзинки и удрала.
        Её сразу стали искать. Но ни в комнате, ни на террасе, ни под террасой, ни возле террасы — нигде её не было. В какую сторону она скрылась, невозможно было себе представить!
        У Игорька текли слёзы не в три, а в десять ручьёв. Было похоже, что в скором времени у него вся майка отсыреет.
        - Погоди плакать, — сказала Таня, усадив Игорька рядом с собой на террасную ступеньку. — Значит, утром ты её видел?
        - Видел… — всхлипнул Игорёк.
        - А после обеда?
        - Видел… Я ей водички налил… — И он зарыдал ещё горше.
        - Ну, а после чая?
        Больше Игорёк не мог произнести ни слова. Он буквально захлебнулся слезами.
        Помолчав, Таня в раздумье произнесла:
        - Не пойму одного — как она ухитрилась из такой корзины вылезть!
        Как будто невзначай, она покосилась на Васю, Вася покраснел: неужто она на него подумала? Но он-то тут совсем ни при чём. Он и близко не подходил к Тортилиной корзине. И, хотя Вася знал, что он действительно ни при чём, он всё же юркнул за Гришину спину. Сегодня ему вовсе не хотелось, чтобы Таня про него плохо подумала…
        А Таня строгим голосом сказала:
        - Хватит, Игорёк! Нечего реветь, слезами делу не поможешь. Сейчас всем отрядом мы поищем твою Тортилу. Где ей быть? Она тут недалеко…
        Васю же она спросила:
        - Ты, Вася, поможешь искать?
        - Помогу, — ответил Вася и ещё больше покраснел.
        Теперь он твёрдо знал, что Таня думает, будто он озорства ради выпустил из корзины черепаху, но не желает в этом сознаваться. И ему очень захотелось, чтобы он, а не кто-нибудь другой нашёл Тортилу и сказал бы Тане: «Вот черепаха! Ты думала на меня, а я тут нисколечко не виноват…»
        Поиски
        - А давай вместе искать, — предложил Гриша, подходя к Васе.
        Вася мигом согласился:
        - Давай!
        Помолчав немного, прибавил:
        - Вот тут, на полянке, будем искать, ладно?
        Гриша, который больше всех мест в лагере любил речку, вдруг придумал:
        - А может, она туда убежала? — и показал рукой в сторону реки.
        И на этот раз Вася согласился с Гришей.
        - Правильно! — воскликнул он. — Черепахи больше всего любят реки.
        - А ты откуда знаешь?
        - Знаю, если говорю.
        - Тогда побежали…
        И мальчики, довольные своей выдумкой, побежали через луг, по той же тропочке, по которой обычно ходили купаться. Всё вниз, вниз под горку, мимо густого зелёного ольховника…
        Утром, при солнце, этот луг был пёстрым от цветов. Сколько их тут росло, весёлых и ярких полевых цветов! И белых ромашек с золотыми серёдками. И лиловых колокольчиков, которые всё время чуть-чуть качались, будто и вправду тихонько позванивали. И медовая розовая кашка росла тут. И жёлтые звёздочки лютиков. По утрам здесь было много пчёл. Они перелетали с цветка на цветок, озабоченные и трудолюбивые. А стрекозы, те просто так, ради собственного удовольствия, кружились, сверкая прозрачными крыльями…
        Сейчас этот луг казался иным. Он был не таким ярким. И стрекоз совсем не было. И пчёлы почти не летали. Зато громко квакали лягушки.
        День кончался, и наступали сумерки. Солнце, большое и круглое, всё ниже и ниже опускалось к земле, словно собираясь прилечь и отдохнуть на мягкой луговой траве. А тени от кустов, деревьев, заборов ложились всё длиннее и длиннее.
        - Вася! — окликнул Гриша, приостановившись на бегу. — Гляди, какие мы с тобой большущие великаны!
        По тропинке и ещё дальше, по лугу, нога в ногу с ними бежали их тени — два длинноногих человека с маленькими головками. Если бы каждого выпрямить, он стал бы с мачту.
        - Ага, вижу! — воскликнул Вася.
        Но глядел он вовсе не туда, куда показывал ему Гриша. Он пригнулся к земле.
        - Что видишь? — спросил Гриша, тоже наклоняясь к земле.
        - Тортилин след! — объявил Васька. — Смотри, какая полоса тянется…
        - Думаешь, Тортилин? — не совсем уверенно переспросил Гриша.
        - А то чей? Его будем держаться!
        Теперь мальчики бежали, поминутно наклоняясь к земле. Полоска, еле прочерченная, вместе с тропинкой огибала ольховник и вела к реке.
        И вдруг Васька разом остановился. Не проговорил, а чуть слышно выдохнул:
        - Гришка… смотри!
        - Тортила? — обрадовался Гриша.
        Какое там! О Тортиле Вася в один миг забыл. Он показывал другое: на обрывистом бережку, недалеко от того места, где они сейчас остановились, сидел Лёша из третьего отряда. Были хорошо видны и он сам и его три удочки: две воткнутые в землю, а третья — у него в руках. Три поплавка лёгкими красными лодочками качались на воде.
        Показав знаком, чтобы Гриша ни гу-гу, Васька стал продираться сквозь густые кусты к реке.
        - Там же крапива! — жалобным голосом прошептал Гриша.
        Васька только шикнул на него. Ему самому-то было всё равно. Ему не было никакого дела до крапивы!
        Рыба шереспёр — речной разбойник
        Ничего не поделаешь; морщась от крапивных укусов, Гриша тоже полез за Васькой в крапиву.
        Пробравшись как можно ближе, они присели на корточки и во все глаза уставились на Лёшу.
        А комаров тут же налетело видимо-невидимо! И все такие злющие, кусачие! Жалят куда ни попало…
        «Сейчас уйду, — думал Гриша. — Крапива, комары… Вон какой разъелся у Васьки на щеке, как красная смородина стал! Уйду!.. Не стану терпеть!»
        Однако не уходил. Сидел как приклеенный.
        Вдруг Лёша вскочил. Да так стремительно, что оба мальчика вздрогнули. Он кинул ту удочку, которую держал в руках, и схватил другую, воткнутую в землю. Поплавок этой удочки ходуном ходил на воде.
        Лёша изо всех сил дёрнул на себя удочку, и мальчики увидели на конце лески светлую трепещущую рыбёшку.
        Тут уж можно было не таиться, и Васька выскочил из кустов, крича ликующим голосом:
        - Поймалась! Поймалась!
        - Вон, оказывается, кто в кустах шебуршал! — сказал Лёша, снимая рыбку с крючка.
        Васька жадными глазами рассматривал эту рыбёшку, а Гриша наклонился над ведёрком, где плавали остальные.
        - Ух ты, какая рыбина!
        - А тут-то сколько! Ой-ёй-ёй!..
        - Я бы куда больше наловил, — сказал Лёша. — Разбойник шереспёр всех разогнал…
        Второй раз Вася слышит про эту рыбу, с которой сам Лёша, инструктор по рыбной ловле, оказывается, и тот не может справиться.
        А Лёша продолжал:
        - Сидит в глубине и подстерегает… Как подплывёт стайка мелкоты, он выплеснется из воды, об воду со всего размаху трах — оглушит рыбёшку и давай её без разбора хватать. Чистый разбойник! Я его сегодня заприметил. Вон где сидит!
        Лёша показал на противоположную сторону реки. Там кусты совсем подходили к воде. И вода там была чёрная, какая-то таинственная и, наверно, очень глубокая…
        - А ты поймай его, — сказал Вася, заглядывая Лёше в лицо.
        - Легко сказать, — пожал плечами Лёша. — У меня снасть неподходящая. На шереспёра нужна блесна. В крайнем случае большой алюминиевый крючок и леска «Сатурн». Они знаешь, какие крепкие, эти лески.
        Какие необыкновенные слова произносил Лёша! От них у Васьки кружилась голова. Теперь уже окончательно были забыты и пропавшая черепаха и Таня, перед которой Васе так не хотелось ударить лицом в грязь…
        - Вот что, ребята, — сказал им Лёша. — У меня червяков больше нет, накопайте, а? Знаете, таких толстых красных дождевых. А я вас как-нибудь возьму рыбу половить. Хотите так?
        Хотите?!
        Это было не то слово. У Гриши и Васи дыхание перехватывало, до того им не терпелось, чтобы Лёша хоть один-единственный раз взял их с собой на рыбную ловлю.
        - Хотим… — прошептал в ответ Гриша.
        А Вася, тот и вымолвить ничего не смог. Только смотрел на Лёшу такими глазами, что прикажи ему сейчас Лёша прыгнуть в воду, Васька не задумываясь прыгнул бы вниз головой.
        Лёша показал им, где нужно копать червяков:
        - Вон туда идите. Там их много.
        Ракитник здесь спускался очень близко к воде, земля была влажная, рыхлая. Едва лишь Вася дёрнул кустик какой-то высокой травы, сразу же под ней закружились, завертелись и стали поскорее удирать красные дождевые червяки.
        - Вася, — сказал Гриша, поглядев на товарища, — а может, Лёша прямо завтра возьмёт нас ловить рыбу? Каких мы ему хороших червяков сейчас принесём!
        - Мне охота шереспёра поймать! — мечтательно сказал Васька.
        - Думаешь, мне не охота? А давай попросимся, чтобы он нас завтра взял, а?
        - Давай!
        И вдруг со стороны лагеря донеслось:
        - Гриша! Вася!
        Мальчики переглянулись. Вот ведь какая история! Они про всё забыли — прибежали сюда черепаху искать, а забыли и про черепаху и что нужно идти обратно в лагерь.
        - Ох, рассердится на нас Таня! — прошептал Гриша. — Давай бегом.
        Вася и сам знал, что от Тани попадёт — зачем без спроса ушли на реку и так долго не возвращаются. Однако надо сначала отдать Лёше червяков.
        - Ты, Гриша, беги, я догоню! Вот только Лёше отнесу…
        А с пригорка, где их лагерь, на все лады и на все голоса разносилось:
        - Гриша! Вася!
        - Вася! Гриша!
        - Где вы? Ау!
        Тут Гриша подхватился — и бегом. А Вася понёс Лёше банку с червяками.
        Виноваты оба, а в ответе Вася!
        - Вот! — сказал он и протянул Лёше банку. — Накопали…
        - Молодцы! — похвалил Лёша. — Много.
        - Мы тебе каждый день можем! — с жаром сказал Вася. — По две банки. Или по три…
        - Мне пока хватит. — Лёша поставил банку рядом с собой на траву.
        - А теперь я побегу, — сказал Вася, не трогаясь, однако, с места.
        Переминаясь с ноги на ногу, он не спускал с Лёши глаз: позовёт их Лёша с собой рыбу ловить или уже раздумал?
        Но Лёша молча возился со своими удочками и, казалось, вовсе забыл про Васю.
        - Я побегу, — повторил Вася. — Нас Таня звала…
        - Беги, беги… — пробормотал Лёша.
        Не глядя на Васю, он нацеплял на крючок наживку.
        И тогда Васька решился:
        - Лёш, а Лёша, возьми нас с Гришей завтра рыбу ловить.
        - Завтра? — переспросил Лёша.
        - Меня и Гришу… — замирая от волнения, прошептал Вася.
        - Ладно, возьму, — неожиданно быстро согласился Лёша. — Только ведь очень рано нужно. Встанете?
        - Встанем! Мы можем всю ночь не спать…
        - Зачем же? — засмеялся Лёша. — Ночью вы как следует спите. А утром я вам посвищу… Под окошком.
        - Ладно! — Закричал Вася в восторге.
        Он был совершенно счастлив: и рыбу-то они пойдут ловить, и Лёша посвистит им под окошком. Ну и повезло!
        - Только с вечера у Тани отпроситесь. Она вас со мной, наверно, отпустит.
        - Ладно!
        - А удочки я для вас прихвачу. У меня есть запасные…
        - Ладно!
        От Лёши Вася не бежал, а летел, будто на крыльях. Обрадуется же Гриша! Они обязательно поймают шереспёра! Не одного, а двух. Одного — он, Вася, а другого — Гриша. Нет, лучше он, Вася, поймает сразу двух, а Гришка пусть…
        Он догнал Гришу почти у самого лагеря. Только хотел ему сообщить о неслыханной их удаче, как навстречу из-за поворота тропинки вышли Таня и все ребята пятого отряда. Не успели Вася с Гришей рта раскрыть, как Таня накинулась на них:
        - Да что же это такое? Ничего не сказали — и на реку? Долго это будет повторяться? Мало того, что один убегаешь, теперь ещё и Гришу Бочарова за собой тащишь. Бе-зо-бра-зие!.. Я поставлю о тебе вопрос… Вот дождёшься!
        Говоря всё это, Таня глядела не на обоих, а на одного Васю. Будто Гриша тут и ни при чём. Будто не Грише захотелось искать Тортилу у реки, а одному Васе. Будто Гриша вообще никуда не убегал, а во всём виноват только Вася.
        От такой несправедливости у Васи готовы были слёзы брызнуть. Он покосился на Гришу: «Ну чего ж ты молчишь? Почему не скажешь, как дело было? Ведь оба виноваты, а в ответе я один. Куда это годится?»
        Но Гриша отвёл свои глаза и ничего не сказал.
        Васька, насупившись, угрюмо шагал позади всех. «Один уйду с Лёшей рыбу ловить, — твёрдо решил он. — И Гришке ничего не скажу, и у Тани отпрашиваться не стану… А потом поймаю шереспёра и совсем убегу из лагеря… Тогда она будет знать, как на человека налетать, когда человек ничуть не виноват!»
        «Она» — это снова была Таня.
        А что черепаха так и не нашлась, Ваське не было до этого никакого дела. Подумаешь, беда! Не нашлась, так найдётся. Разве он стал бы, как Игорёк, реветь из-за черепахи? Справедливости нет, вот главное!
        Куда пропал Вася?
        Горн протрубил побудку. Гриша проснулся и стал будить Васю:
        - Вася, вставай! Поднимайся, Васька…
        Вася не отзывался.
        Гриша, по привычке, протянул руку, чтобы потрясти Васю за плечо, но — вот так штука! — Васькина кровать была пуста. Вася уже проснулся и успел куда-то уйти.
        А горн трубил и трубил на весь лагерь:
        Просыпайся и вставай,
        На зарядку выбегай!
        И Таня уже стояла на лужайке перед терраской, хлопала в ладоши, скликая свой пятый отряд на зарядку.
        - Скорей, скорей, — торопила она ребят. — Не копайтесь! Смотрите, какой денёк выдался!
        А денёк и правда выдался отличный — небо голубое, ни облачка. Солнце светит вовсю. Роса ещё не просохла, и кругом всё блестит. Каждая травинка на лужайке. Каждый листок на дереве. Каждая капелька на цветах.
        А Васи всё нет и нет… Куда он девался? Почему не идёт на зарядку? Гриша рад бы поискать его, но Таня уже на лужайке и нужно скорее туда.
        - А Вася где? — спросила толстая Люся, когда Гриша стал между Люсей и пустым Васиным местом.
        - Не знаю, — чуть пожав плечом, ответил Гриша. — Наверно, сейчас прибежит.
        Но Вася не прибегал.
        Вот они уже построились. Вот Таня обвела их всех глазами, посмотрела на Люсю, на Гришу, на пустое место между ними и наконец, ни слова не сказав, начала:
        - Вдох-выдох! Вдох-выдох!
        А Васи по-прежнему не было, и Гриша слегка подвинулся вправо, чтобы загородить собой пустующее место.
        Сегодня у него с зарядкой ничего не получается. Вместо того чтобы глядеть на Таню, он вертит головой во все стороны: куда делся Вася?
        И вдруг Гришу точно осенило. Сразу, в одну минуту, он обо всём догадался: Вася убежал. Совсем убежал из лагеря, вот куда он делся! Вчера ему снова попало от Тани. На этот раз он не стерпел. Взял да убежал…
        От этой догадки у Гриши ноги подкосились: ох, Вася, Вася, что ты натворил? Что теперь с тобой будет?
        - Гриша! — строго прикрикнула Таня. — Почему ты таким увальнем стоишь? Подтянись! Голову выше!
        «Вот узнает сейчас, что Васьки уже нет в лагере, что он убежал домой, тогда будет говорить — голову выше!»
        После зарядки Гриша подошёл к Тане.
        - Таня, — начал он шёпотом, но тут же громко выпалил: — Вася Скалкин убежал! Совсем из лагеря!
        - Из лагеря? — с удивлением переспросила Таня. — С чего ты взял?
        - Он убежал… Он прямо взял и убежал домой. Я знаю.
        Грише казалось, что его слова произведут на Таню необыкновенное впечатление. Но она спокойно сказала:
        - Никуда он не убегал. Я знаю, где он. Без спросу ушёл рыбу ловить. Вернётся — будет у нас с ним разговор!
        С этими словами она направилась к умывальникам проверить, как там ребята чистят зубы.
        Ссора
        А Вася между тем уже вернулся с реки. На зарядку он опоздал и теперь прятался за деревом, чтобы не попасться на глаза Тане. По правде говоря, и с Гришей ему не хотелось бы сейчас встретиться.

        Сегодня он проснулся очень рано. Так рано он никогда не просыпался. Все ещё спали. Слышно было, как ровно дышат Гриша, маленький Игорёк и другие мальчики. А в окошко виднелось чуть порозовевшее небо. Солнце не взошло, но маленькое, видное ему облачко разгоралось всё ярче, точно где-то полыхал огромный костёр и освещал это облачко снизу своим алым пламенем.
        «Нет, — думал Вася, глядя на облачко, — не пойду я один на реку… Как же так — червяков вместе копали, а рыбу без Гриши буду ловить? Нехорошо! И Тане нужно было сказать… Нет, не пойду. Не пойду, и всё тут».
        И вдруг под окошком засвистел Лёша.
        Один раз свистнул.
        Второй раз свистнул.
        Третий…
        И тогда у Васьки все его добрые намерения в одну секунду выскочили из головы.
        Он не стал медлить. Не думал больше ни о Тане, ни о Грише. Скинул с себя поскорее одеяло, натянул лыжные штаны, сунул ноги в тапочки и выскочил из спальни. Только бы успеть! Ах, как долго он проканителился! Лёша не станет ждать. Неужели он уже ушёл? Скорей, скорей…
        А сейчас он вернулся. Раскаяние мучило его. Что сказать Грише, если Гриша спросит, почему он ушёл без него на рыбалку? И что сказать Тане, если Таня спросит, почему он ушёл, не сказав ей ничего?
        Но больше всего Васька страдал оттого, что ему и похвалиться нечем — он не поймал ни одной, даже крохотной рыбёшки. Сидеть с удочкой, смотреть на поплавок и ждать, пока рыбе захочется попасться на крючок, ему казалось слишком скучным. А ловить майкой Лёша запретил. Сказал: «Ты мне всю рыбу разгонишь…»
        Когда после зарядки все убежали умываться, Вася нерешительно вышел из-за деревьев. Да, вид у него был неважный! Руки грязные, ноги грязные и почему-то нос тоже грязный. Одна лыжная штанина у него была завёрнута до колена, другая, мокрая, спущена. В руках он держал майку, с неё капала вода. На удачливого рыбака он не был похож, что там говорить!
        И, хотя Васе этого очень не хотелось, он носом к носу столкнулся с Гришей Бочаровым. Тот посмотрел на него с негодованием:
        - Эх, ты… один убежал рыбу ловить!
        Вася хотел ему объяснить, как всё получилось, но Гриша не дал ему говорить:
        - Больше с тобой не дружу… раз ты такой товарищ!
        Васька взвился:
        - Больно ты мне нужен!.. Я ещё раньше с тобой не дружил!
        - Ну и ладно… Ну и ты мне больно нужен! Вот увидишь, как тебя Таня отругает. Вот тогда будешь знать!
        - А я тебе как сейчас наподдам!
        И они, враждебно поглядев друг на друга, разошлись в разные стороны.
        А ведь какими были друзьями! И всю прошлую зиму они дружили. И всё прошлое лето тоже дружили. И вот теперь они поссорились. Неужто навсегда?
        Письмо
        Раз они с Васькой рассорились навсегда и, может быть, на всю жизнь, Гриша решил дружить с Игорьком.
        - Игорёк, — спросил он его после завтрака, — ты хочешь ловить рыбу?
        - Хочу, — ответил Игорёк скучным голосом.
        - Тогда давай напишем моему папе письмо, чтобы он прислал нам крючки.
        - Давай, — согласился Игорёк, ничуть не повеселев от этого предложения: ведь Тортила всё ещё не нашлась!
        Хотя Гриша ещё не учился в школе, буквы он знал и писать их умел. Он достал карандаш, лист бумаги и, пристроившись на ступеньке, тут же написал письмо: «Папа, привези крючков, мы хотим рыбу ловить».
        Конечно, никаких запятых и никаких точек в письме не было, но зато все буквы были очень большими, и, кроме того, Гриша подписался и за себя и за Игорька, который, оказывается, писать вовсе не умел.
        Затем он сложил письмо треугольником, и они с Игорьком пошли к шофёру Степану Михайловичу, который ездил почти каждый день из лагеря на завод и обратно.
        Собственно говоря, сюда без дела ходить не полагалось. Здесь находились разные хозяйственные помещения лагеря: кухня с огромной плитой, котлами, кастрюльками и вёдрами; глубокий погреб, полный холодного зимнего снега. Здесь стоял дровяной сарай, а возле сарая — козлы, чтобы пилить дрова, колун, чтобы их колоть, и топорик — щепать лучинки для растопки. Сюда каждый день приходили работать дежурные всех пяти отрядов: одни помогали повару, другие кололи и пилили дрова, третьи качали воду в круглый бак, который стоял на кухонной крыше. А дежурные их отряда каждый день являлись к главному повару Настасье Ивановне и спрашивали, сколько зелёного лука и сколько редиски им приносить сегодня с огородных грядок. Обычно дежурных по луку и редиске было двое.
        Повар Настасья Ивановна лишних слов не тратила. Выйдя к ним на крыльцо в белом, прямо как у доктора, халате и в белой поварской шапочке, она произносила только одну букву:
        - А…
        Затем она протягивала каждому по небольшой кошёлке и распоряжалась:
        - Сюда — зелёного лука… А сюда — редиски.
        Или по-другому:
        - Редиски совсем не надо. А лука побольше. Сегодня будет селёдка с луком.
        И дежурные бежали на огород, дёргали то, что просила Настасья Ивановна, и приносили на кухню.
        Но сегодня по луку и редиске были другие дежурные, и Игорёк с Гришей пошли не к кухонному крыльцу, а к гаражу, к шофёру Степану Михайловичу.
        А Степан Михайлович как раз утром приехал с продуктами в лагерь и сегодня же возвращался обратно на завод.
        - Вы прямо моему папе отдайте, — сказал Гриша, протягивая шофёру письмо. — Это насчёт крючков, чтобы он привёз…
        - Понимаю, — проговорил Степан Михайлович, пряча Гришино письмо в боковой карман комбинезона.
        - Он в механическом работает, мой папа… Он по фамилии Бочаров.
        - Петра Бочарова на заводе всякий знает, — ответил Степан Михайлович. — Ладно, ребятки, будьте спокойны, передам письмо.
        А навстречу им уже бежали две подружки — Соня беленькая и Соня чёрненькая.
        - Игорёк, Гриша, скорей!.. — кричала Соня беленькая.
        - Куда вы девались? — перебила подружку Соня чёрненькая.
        И они начали в два голоса:
        - Сейчас у нас будет собрание!
        - Очень важное!
        - Таня велела всем на терраску!
        - Она велела, чтобы сели на стулья…
        - Чтобы не баловались…
        - Чтобы…
        Гриша сразу подумал о Васе. И, хотя они были в ссоре, Грише стало жаль своего бывшего товарища, которого ждала такая неприятность — сейчас Таня будет бранить его при всём отряде.
        Важный разговор
        Рассадив ребят полукругом, свой стул Таня поставила так, чтобы ей всех видеть.
        «Начитается… — подумал Гриша, искоса глянув на Васю. — Сейчас начнётся!»
        Вася отвернулся. Сидел пасмурный. Внимательно смотрел на разноцветные стёклышки, которые видел, вероятно, уже сотни раз. Солнечные лучи, проникая сквозь голубое, красное, жёлтое, зелёное, словно живые, пёстрыми узорами трепетали и на полу и на стенах…
        «Боится, — не спуская глаз с мрачного Васькиного лица, с жалостью думал Гриша. — Ух, и достанется же ему сейчас!..»
        Но, жалея Васю, Гриша в то же время и восхищался им: подумать только — сейчас ему так попадёт от вожатой в присутствии всего отряда, а он сидит себе как ни в чём не бывало, разглядывает стёклышки, а на Таню никакого внимания!
        - Ну вот, — начала наконец Таня, — сейчас мы с вами поговорим об очень важном…
        Гриша навострил уши.
        - Я расскажу вам об октябрятах.
        «Об октябрятах? — пронеслось в мыслях у Гриши. — А про Васю Скалкина когда?»
        - Во-первых, запомните: октябрята — это будущие пионеры, — продолжала Таня. — Они должны быть прилежными, дисциплинированными ребятами. В школе они должны хорошо учиться, уважать старших. А если у них нет дисциплины…
        «Сейчас скажет… — даже с некоторым удовольствием подумал Гриша. — Да, сейчас скажет: если они такие, как Вася Скалкин, такие недисциплинированные и такие плохие товарищи…»
        Но Таня ничего похожего не сказала. Ни разу не упомянув Васиного имени, она продолжала им говорить только об октябрятах, о том, что им, будущим октябрятам, не нужно бояться никакой работы, любить труд, что им нужно быть честными и правдивыми, хорошими дружными товарищами…
        Гриша, слушая всё это, томился ожиданием. Он не хотел Васе зла, хотя они и поссорились. Но Вася вёл себя не по-товарищески и поэтому должен понести заслуженное наказание. Так думал Гриша и, слушая Таню, нетерпеливо ждал, когда же наконец Васька получит от Тани ту взбучку, которая ему полагалась.
        Но Таня точно забыла про Васю. Да и сам Вася уже не разглядывал разноцветных стёклышек, а, внимательно слушая, глядел прямо на Таню, прямо ей в глаза.
        - Вот смотрите, — сказала Таня, — это октябрятская звёздочка.
        И показала им небольшую красную звёздочку. В середине этой звёздочки был кружок из белой эмали, а на этом кружке — портрет маленького Володи Ульянова.
        - Когда вы станете октябрятами, — сказала Таня, — эту звёздочку вы будете носить на левой стороне груди… Мы с вами выучим назубок все правила октябрят, разучим октябрятскую песню, а уж потом скажем старшему вожатому лагеря Серёже, что готовы стать октябрятами. И, может быть, если вы будете молодцами, здесь, в лагере, на торжественном пионерском сборе вас примут в октябрята. Хотите так?
        - Хотим, хотим! — в один голос закричал весь пятый отряд.
        А Вася Скалкин кричал громче всех. И лицо у него было весёлое, и Гриша заметил, что теперь у него и руки чистые, и ноги чистые, и вообще он весь очень вымытый и причёсанный.
        Так кончилось их первое в жизни собрание. И, хотя Гриша был в ссоре с Васькой, он радовался, что тому не попало.
        Но Гриша не знал о другом важном разговоре, который уже был у Тани с Васей.
        Перед завтраком, ещё до того, как Вася вымылся и переоделся, Таня сказала ему:
        - Пойдём поговорим…
        О чём был этот разговор, Таня никому не рассказала, и, разумеется, Вася тоже помалкивал. Но говорила она с Васей долго и строго. Вася в конце концов даже расплакался.
        - Может, ты хочешь домой? — напоследок сказала ему Таня. — Пожалуйста. Силком тебя никто здесь не держит. Завтра же выпишут из лагеря, и поезжай себе на здоровье…
        И Вася, который много раз твердил и себе, и Грише, и другим мальчикам: «Убегу, убегу…» — теперь, размазывая кулаком по щекам слёзы, всхлипывая, проговорил:
        - Не хочу я домой… Я здесь хочу жить… в пятом отряде.
        Посылка
        А на другой день, когда они уже заканчивали обед, в столовую вошёл старший вожатый лагеря.
        - Где тут Гриша Бочаров из пятого отряда? — громко спросил Серёжа и стал глазами искать Гришу.
        Игорёк и Люся сразу уставились на Гришу. И даже Вася, хоть и не хотел смотреть на Гришу, тоже на него уставился.
        Вот так история! В чём же Гриша провинился, что такое натворил, если его требует сам старший вожатый лагеря?
        - Ох, Гришенька!.. — тихонько охнула Люся.
        Ей было до того жаль Гришу, что она готова была пообещать ему все свои кисели и компоты до конца лета.
        Гриша сидел ни жив ни мёртв.
        - Гриша Бочаров! — снова крикнул Сережа. — Где же ты? Покажись!
        - Я вот он… — чуть слышно пролепетал Гриша и, бледнея, приподнялся со стула.
        Серёжа подошёл к столику, за которым они сидели вчетвером.
        - Получай посылочку, — сказал он. — Шофёр Степан Михайлович привёз тебе от отца…
        И он положил возле Гриши объёмистый газетный свёрток и письмо в голубом конверте.
        …Письмо им всем читала Таня на терраске пятого отряда, а посылка, ещё не развёрнутая, лежала перед ними на столе. Вокруг этого стола собрались все. Все, кроме Васи. Вася хоть был тут же, постоял в стороне и словно бы чего-то ждал. А ждал он, что Гриша ему скажет: «Хватит нам, Васька, ссориться! Иди слушать папино письмо…»
        Но Гриша этого не сказал. Он и не посмотрел в Васину сторону, и Вася остался стоять там, где стоял, — отдельно от всех.
        - «Дорогой Гриша! — начала Таня читать им письмо от Гришиного папы. — В ближайшее время приехать к тебе в гости я не смогу. А ты, я думаю, по пальцам считаешь дни, когда получишь от меня крючки и разные другие рыболовные снасти. Я когда-то прежде тоже увлекался рыбной ловлей и отлично тебя понимаю. От той поры у меня кое-что осталось. Посылаю тебе всё это. Старшие мальчики, которые понимают, что к чему, помогут тебе и Васе разобраться».
        Когда Таня читала эту фразу, Вася надеялся, что Гриша посмотрит на него. Но Гриша опять не глянул в его сторону.
        - «За письмо тебе и Игорьку большое спасибо, — читала дальше Таня. — Передай привет вожатой вашего отряда, Васе, а также всем ребятам. Твой папа».
        А внизу ещё была приписка от мамы:
        «Гришенька, а вот вам и сладенькое. Ешьте всё на доброе здоровье. Целую крепко. Мама».
        - Папа вам всем посылает привет, — сказал Гриша, после того как Таня дочитала письмо.
        И на этот раз на Васю он снова не посмотрел.
        «Ладно, — думал Вася. — Мой папа пришлёт ему привет, я тоже не стану передавать!»
        - А теперь я буду открывать посылку, — сказал Гриша.
        Все затаили дыхание.
        Газета не развернулась, а разлетелась в клочья под нетерпеливыми Гришиными руками. Большой коричневый пакет вывалился на стол. В нём, конечно, были не крючки. Это ясно!
        Гриша взял пакет за уголок и тряхнул. Конфеты — фруктовые, в бумажках, Гришины самые любимые (и Васины тоже!) — вывалились на стол.
        - Ешьте! — скомандовал Гриша.
        Но никто, кроме Люси, не притронулся. Всем было не до конфет.
        Все молча ждали другого.
        А Люся, сунув одну за другой в рот четыре конфетины, молча их пережёвывала.
        В другом коричневом пакете лежало печенье. И этот пакет сейчас тоже никого не интересовал.
        Ещё была большая жестяная коробка жёлтого цвета с леденцами, тоже с Гришиными любимыми — разноцветными, прозрачными, кисленькими.
        - А крючки? — испуганно вскричал Гриша. — А где же крючки?
        Вася, который глаз не сводил с Гришиной посылки, тоже испугался: правда, где же крючки? Конфеты. Печенье. Коробка леденцов. Ворох разорванной газеты. И больше ничего.
        А крючки?
        Сокровище в коробке от леденцов
        Но в жестяной коробке были вовсе не леденцы.
        Едва лишь Гриша открыл крышку, все увидели там какие-то свёрточки и пакетики, какие-то круглые железные баночки, какие-то катушки с тонкими прозрачными разноцветными шёлковыми читками, какие-то свинцовые шарики с дырочками и непонятные продолговатые металлические штучки, похожие на блестящих рыбок. Там лежали ещё такие большие и такие острые крючки, что на них ловить разве что только акул…
        Чего-чего только не было в этой коробке от леденцов! Представьте себе, даже крохотные золотые колокольчики! Да неужели ими можно приманивать рыб?

        - Много тут всего, — сказала Таня. — Нужно позвать кого-нибудь из старших мальчиков. Пусть действительно помогут разобраться, что к чему. Кто у нас в лагере главный рыболов?
        - Лёша… — осипшим от волнения голосом прошептал Гриша. — Он из третьего отряда… Он инструктор.
        По правде говоря, несмотря на волнение, Гриша сейчас торжествовал. Впервые за всё время он посмотрел на Васю и не без некоторого злорадства подумал: «Будешь теперь без меня рыбу ловить, будешь?»
        Лёша из третьего отряда явился немедленно.
        - Ого! — сказал он, взглянув на то, что лежало на столе. — Кто же у вас тут рыболов?
        - Мы! — в один голос ответил весь пятый отряд — и мальчики и девочки.
        - Что ж, тут на всех хватит, если только Гриша захочет поделиться, — проговорила Таня.
        - Я захочу, — сказал Гриша.
        - Поплавков нет… Да поплавки можно сделать самим. Я покажу, — говорил Лёша, перебирая сокровища из леденцовой коробки. — Из пробок, из сосновой коры…
        - А удилища? — спросила Таня.
        - За ними придётся в лес сходить. Можно из орешника нарезать.
        - Отлично! — сказала Таня. — Тогда мы обязательно всем отрядом отправимся рыбу удить. И никому не придётся в одиночку убегать на реку…
        При этих словах Таня посмотрела на Васю. Но его уже здесь не было. Чтобы не видеть всего этого рыболовного снаряжения, Вася вообще ушёл с терраски. И теперь с обидой в сердце сидел в лопухах за домом.
        Конечно, нехорошо было убегать от Гриши на рыбалку. Конечно, с его стороны это было, попросту говоря, очень плохо. Но всё-таки…
        У Васи пощипывало в носу. Он крепился, чтобы не зареветь.
        Ну вот ещё, будет он реветь! Что он, маленький?
        Но, помимо Васиной воли, перед его глазами сверкали и переливались все эти разноцветные мотки лесок, эти крючки и крючочки, эти металлические рывки и, главное, золотые колокольчики… За одни эти золотенькие колокольчики Вася не пожалел бы ничего на свете.
        Гриша не сразу заметил, когда Вася ушёл. А когда заметил, присланное отцом вдруг потеряло для него почти всякую ценность. Он вздохнул и стал всё сгребать и запихивать обратно в жестяную коробку.
        Пятый отряд готовится к походу
        Прошло ещё несколько дней, и Таня сказала, что скоро весь лагерь — все пять отрядов отправятся в большой поход. У каждого отряда будет свой маршрут, а они пойдут в дальний лес. В тот лес, который чуть виднеется, если стоять на самом возвышенном месте лагеря, на пригорке у спуска к реке. В лесу они пробудут до вечера, наберут древесных листьев для школьного гербария, а к ужину вернутся в лагерь.
        - А обедать? — с беспокойством спросила толстая Люся. — Без обеда я не могу…
        Все знали, что без обеда толстая Люся действительно обойтись не сможет, но Таня её успокоила:
        - Разведём костёр и сварим походную кашу. Хлебом и кашей наобедаешься?
        - Наобедаюсь, — ответила Люся, — Я кашу люблю, если с маслом.
        - А я и без масла люблю, если походная! — вставил своё словцо Вася.
        После того разговора с Таней и особенно после того, как Таня сказала о предстоящем походе, Вася очень изменился. Теперь он больше никуда не убегал без спросу. Тане не дерзил. И старался сделать то одно, то другое, то третье. А один раз, когда Таня его похвалила, так обрадовался, что начал кувыркаться по траве! Он перекувырнулся раз десять подряд. И, наверно, кувыркался бы и ещё, но Таня ему запретила:
        - Ладно тебе! Вижу, что кувыркаться ты горазд, а вот каков будешь в походе, это мы ещё увидим…
        Вася ничего на это не ответил, но кувыркаться перестал.
        Ах, как жалел теперь Гриша об их ссоре! Как хотелось ему помириться с Васей! Сесть рядышком, потолковать о разных походных делах… Ведь о таком походе они мечтали, когда собирались в лагерь! Для такого похода специально сделали замечательную флягу! И для чего же, как не для такого похода, папа подарил Грише компас? А сейчас дни шли за днями, а они по-прежнему не разговаривали. Более того — компас и флягу, по обоюдному и безмолвному согласию, они поделили между собой: флягу взял Вася, а компас остался у Гриши.

        Иногда, правда, Грише казалось, что и Вася скучает без него, исподтишка наблюдает за ним, поглядывает в его сторону. Возможно, и ему хотелось мириться. Но стоило Грише сделать шаг, нет, не шаг, а полшага к Васе, как тот моментально отворачивался и, посвистывая, куда-нибудь уходил. А как он при этом задирал нос!
        «Ну и ладно! Ну и проживу без него!» — мысленно твердил себе Гриша.
        Но до чего же ему было скучно без Васиной дружбы! Нет, Игорёк не мог заменить ему Васю. Не мог, как ни старался…
        Но ссора ссорой, а подготовка к предстоящему походу шла у них в отряде своим чередом. Разговоры теперь велись самые походные: о снаряжении, о кострах и привалах, о различных сигналах.
        А сколько интереснейших вещей отправлялось с каждым из них в поход!
        Взять, например, кружку. Обыкновенную эмалированную кружку. Никто не обратил бы внимания на такую кружку, находись она где-нибудь в столовой или на кухне. Но теперь, когда Таня сказала, что у каждого в походе должна быть кружка, всё сразу менялось. Кружка была уже не простой эмалированной, а походной кружкой и стояла на почётном месте — возле самодельного котелка из консервной банки, возле ложки, возле двух аккуратно сложенных носовых платков, мыла, иголки, ниток и прочих необходимых в походе вещей. Всё это будет каждым уложено в вещевой мешок. Но не просто уложено, а уложено особым, походным способом, который покажет им Таня.
        Но самым важным среди вещей их отряда были: небольшая сапёрная лопатка, свёрток промасленной бумаги, коробок спичек и сухие-пресухие сосновые палочки, наструганные с боков завитками. «Палочки-зажигалочки», — объяснила Таня.
        Все эти вещи должны быть у кострового. Это была важная обязанность — костровой. Не всякому можно было её поручить. На привалах костровому полагалось приготовить для костра место и разжечь огонь. Следить, чтобы огонь правильно горел — не слишком сильно и не очень слабо. А когда отряд покинет привал, он должен загасить костёр до последнего уголька, до последней искры и закидать кострище землёй. Вот для этого и нужна сапёрная лопатка.
        Дорожные знаки
        Наконец был назначен день похода! Они должны были выйти из лагеря завтра утром. Перед ужином Таня собрала пятый отряд и ещё раз повторила: в лесу нужно держаться всем вместе, не разбегаться, слушать вожатую. Лес большой. В лесу легко потеряться, особенно тем, кто ещё ни разу не ходил в походы…
        Говоря всё это, Таня нет-нет, да и поглядит на Васю. Словно к нему больше, чем к кому-либо другому, относились её слова. И Вася это, видно, понимал, потому что слушал внимательно и иногда кивал головой: так, так, ясно, понятно…
        Поглядев на свои часики, Таня сказала:
        - До ужина ещё минут сорок… Хотите, я вам расскажу про дорожные знаки?
        Конечно, они хотели. Ещё как хотели!
        - Ну тогда принесите мне камней.
        - Сколько? — вскричал Васька, приготовившись бежать. — Тысячу или сколько?
        Таня засмеялась:
        - Куда мне столько! Принеси штук пять — и хватит.
        - Пять?
        Вася был ужасно разочарован. Пять камней… А он-то думал напихать и под майку, и в руках порядочно принести.
        - Нет, — решительно произнёс он. — Пять — это мало. Мы принесём больше. Побежали, ребята!
        Все побежали следом за Васей. И Грише очень хотелось. «Нет, — решил он, — не побегу. Подумает, что подлизываюсь. Не побегу…»
        Они притащили столько камней, что хоть мостовую мости. Тут были и большие, и маленькие, и средние. А Вася приволок даже булыжник.
        Таня покачала головой: ну и ну! Она взяла из всей кучи лишь два камешка — один побольше, другой поменьше. Уложив оба камня вдоль дорожки — большой и рядом маленький, — спросила:
        - Как вы думаете, что это означает?
        Все молчали. Никто не знал.
        - Это означает, — сказала Таня: — «Иди прямо».
        - А куда прямо? — спросил Гриша. — В какую сторону: туда или сюда?
        - А вот туда, куда показывает маленький камешек. Если же положить так, — Таня положила с двух сторон большого камня два поменьше, — это значит: «Осторожно! Впереди опасность».
        - Ух ты! — У Васьки загорелись глаза.
        - А вот так. — Теперь Таня положила в ряд один за другим четыре небольших камня. — Это означает: «Впереди, в четырёх шагах, письмо».
        - Гришка! — закричал Вася, забыв, что они с Гришей в ссоре. — Давай…
        Но тут же вспомнил, замолчал и отвернулся. Станет он первым мириться, раз Гриша сам с ним рассорился! Ни за что!
        Игорёк подёргал Гришу за рукав:
        - Гриша, хочешь будем с тобой знаками переговариваться?
        В ответ Гриша пробормотал не то «хочу», не то «не хочу». Хотя Игорёк ничего не понял, но вслед за Таней принялся тоже раскладывать камешки.
        Таня положит большой камень в середине, а три вокруг и скажет: «Это значит — здесь питьевая вода», и Игорёк сделает точно так же. Таня уложит три больших камня в кружок, а маленький, наоборот, в серёдке и, погрозив пальцем, предупредит: «Воду пить нельзя!» — и Игорёк повторит всё в точности.
        Подумать только, как много можно сказать, не видя друг друга, а лишь переговариваясь одними серыми камешками!
        После ужина они тотчас легли спать. Не только они одни, а все пионеры всего лагеря. Подъём был назначен на шесть часов утра, и надо было как следует выспаться перед походом.
        Уже в постели Гриша вдруг вспомнил про компас. Надо его взять в поход. А то как же в походе — и без компаса?
        Не поленившись, он вылез из-под одеяла, вынул из тумбочки компас и, чтобы как-нибудь случайно не оставить, надел его прямо на руку. «Ну вот, — подумал он, — теперь всё в порядке!» И с этими мыслями крепко уснул.
        А насколько было бы лучше, если бы этот злополучный компас остался в тумбочке!..
        Отряды вышли из лагеря
        Хорошо идти ранним утром по полю, когда мокрая от ночной росы трава ещё не просохла и холодными брызгами обдаёт босые ноги!
        Но цветов уже мало. Почти нет лиловых колокольчиков на тонких стебельках. И белые ромашки с жёлтыми пухлыми серёдками не качаются из стороны в сторону, не стегают по ногам. И тёмно-розовых метёлок щавеля больше нет. Да и какие могут быть на полях цветы к концу июля? Вся трава скошена. Сколько дней подряд с утра до ночи в лугах ходила косилка, оставляя за собой зелёные влажные ряды. Потом трава эта высыхала на солнце, становилась лёгкой, ломкой, пышной, и в полях сильно запахло сеном.
        Они идут по тропке скошенным лугом. Тут и там в высоких стогах сложено сено. Впереди — второй и третий отряды. Первый и четвёртый ушли в другом направлении. Все пионеры в походном снаряжении. За плечами веще вые мешки. На голове панамки. В руках прочные палки. Перед походом Серёжа сам проверил снаряжение: хорошо ли прилажен у каждого мешок, не трут ли лямки спину и плечи, плотно ли уложены вещи, удобна ли обувь.
        Самым первым в походной колонне идёт направляющий. Он внимательно следит за дорожными знаками, которые оставили разведчики.
        А разведчики ушли ещё накануне. Они отыщут самый удобный и прямой путь. Найдут места для привалов. И разведают, где хорошая питьевая вода.
        Направляющий следит, чтобы не сбиться с дороги.
        Вот сбоку лежат три камешка. Один большой, а два поменьше сворачивают вправо. Направляющий видит эти знаки. Останавливается, сигнализирует двумя красными флажками: «Колонна, сверни вправо!»
        Пятый отряд младших ребят замыкает походную колонну. Они тоже в походном снаряжении: в белых панамках и в руках у каждого палка. Только вещевые мешки у них за плечами совсем небольшие. А зачем им с собой много брать? Ведь они вернутся обратно к вечернему чаю.
        Последним идёт Игорёк. Рядом с ним Таня. Иногда она даёт Игорьку руку, чтобы легче было идти. Иногда спрашивает:
        - Ну как? Ничего?
        Но Игорёк, хоть меньше всех, шагает ходко, не отстаёт.
        Самым-самым последним идёт замыкающий. Если кто-нибудь устанет и остановится, замыкающий даёт сигнал — и тогда вся колонна замедляет шаг и останавливается.
        Привал на лесной опушке
        Лес всё ближе.
        Уже можно узнать отдельные деревья. И тонкие берёзки с белыми стволами. И крепкие раскидистые дубки. И тёмные ели с острыми верхушками. И осинки, беспокойные, дрожащие, будто и в это знойное летнее утро их немного знобит.
        Вот и прохладная тень. Солнце уже не печёт — его лучи с трудом пробиваются сквозь сплошную зелёную листву. А под ногами жёлто-лиловые цветы. Это иван-да-марья.
        На лесной опушке кружком уложены пять камней, связанная в пучки трава, сухие ветки. Всё это сигналы, которые оставили отряду передовые разведчики. Всё это знаки, что на лесной опушке, среди цветов иван-да-марьи, выбрано место для привала.
        - Остановка! — раздаётся громкая команда Серёжи. Он начальник похода. — Здесь будем отдыхать и обедать.
        Вещевые мешки сразу скинуты на землю. Брошены палки. И панамки теперь не нужны; здесь и так тенисто. Теперь можно отдохнуть, поваляться на мшистой земле. Поискать в траве алые ягоды запоздавшей земляники. А вдруг повезёт и наткнёшься на куст лесной малины!
        Всем остальным на привале можно отдохнуть, а у кострового тут только и начинается работа.
        Костровым был назначен Лёша. Прежде всего он стал расчищать место для будущего костра. Убрал бурые прошлогодние листья, разные сухие ветки, сучья, выдернул пожелтевшую траву. Потом снял с площадки тонкий слой дёрна и валиком принялся укладывать вокруг кострища. Разумеется, делал он это не один. У него был помощник. А помощником кострового на этом привале, представьте себе, был назначен Вася!
        Таня издали следила за ним. Удивлялась: как же она раньше не видела, какой у них в отряде старательный и работящий человек! И взрослому так аккуратно не уложить вокруг костровой площадки валик из дёрна. Вон как старается! Ни на кого не смотрит. Ни с кем не разговаривает. Брови нахмурил, а на затылке торчит упрямый вихорок…
        - Лёша, — крикнула Таня костровому, — мы пошли за дровами! Заказывай, каких тебе — потолще, потоньше?
        - Сосновых и еловых веток не берите, — сказал Лёша. — От них каша продымится. И осину не надо. Берёзку, берёзку — вот главное!
        - Ладно, — сказала Таня. — Сделаем, как просишь!
        Она видела — на одну минуту Вася оторвался от работы. Посмотрел, как они уходят в глубь леса. По его глазам было видно, что ему хочется бежать за ними. Но он лишь помахал им рукой и продолжал со старанием укладывать заборчик из дёрна.
        «А ведь на него можно положиться», — подумала Таня и, обернувшись, ещё раз взглянула на Васю.
        Пока костровой с помощником устраивали кострище, пока девочки-поварихи ходили за водой и мыли крупу, пятый отряд натаскал хворосту: и веток орешника, и высохший, весь колючий, пожелтевший можжевельник, и сухие дубовые сучья с гремучими, будто из ржавой жести листьями. Но больше всего было, как велел Лёша, берёзовых веток.
        Когда всё было готово, Лёша вколотил в землю две рогульки и сделал между ними перекладину для котелка.
        - Ну-вот, — сказал он, чиркнув о коробок спичкой, — кухня готова, ложно варить кашу!

        И вкусна же бывает походная каша, сваренная на костре! Пусть она немного попахивает дымом, пусть в ней попадаются кусочки чёрных обугленных сучков и хвоинок, пусть девочки-поварихи её слегка пересолят — всё равно вкуснее этой каши ничего не бывает на свете!
        Кашевар дал каждому полный котелок. А у кого не было собственного, те ели по двое из одного. По очереди черпали густую кашу ложкой и заедали хлебом.
        - Я, как вырасту, — сказала толстая Люся, со всех сторон облизывая с ложки вкусные крупинки, — всегда буду есть кашу с костров…
        - А где у тебя костры будут? — спросил Гриша. — В городе костры нельзя жечь.
        Люся немного подумала. Её лоб пересекла тонкая морщинка.
        - Я буду путешественником, — наконец сказала она. — А путешественники всегда жгут костры.
        - И я хочу быть путешественником! — объявил Игорёк и пошёл просить у повара Кати вторую прибавку.
        После еды все отдохнули, а после отдыха Серёжа велел второму и третьему отрядам собираться дальше.
        И вот по-походному затрубил горн, забарабанили по барабану деревянные палочки, и оба отряда построились в две походные колонны. Второй отряд идёт к старой мельнице, где строится теперь большая колхозная электростанция. Пионеры поживут там три или четыре дня. Помогут на строительстве. Умелые рабочие руки всегда нужны.
        А путь третьего отряда лежит через лес к месту, которое называется «Лысые горы». Это высокие горы с лысыми макушками. Возможно, что эти горы богаты какими-нибудь полезными ископаемыми, и пионеры третьего отряда проведут в тех местах разведку.
        Пятый отряд остался в лесу собирать листья для будущей школьной коллекции.
        Один за другим скрываются за деревьями оба отряда.
        - Счастливой дороги! Счастливого пути! — кричат им вслед все те, кто остаётся в лесу.
        А у Васи в глазах такая зависть! Позволь ему Таня, он, не раздумывая, кинулся бы тоже в далёкий и трудный поход, ну конечно же, полный опасных приключений…
        - Вот и ушли наши старшие товарищи, — говорит Таня. — И нам нечего терять время. И мы давайте работать. Пусть каждый принесёт по двадцать листиков, но чтобы все двадцать были разными. Поняли? А уж потом мы разберёмся, какие подойдут для коллекции.
        Гриша смотрит на компас
        Ребята стайкой толпились вокруг своей вожатой. Гриша и Вася стояли рядом.
        - Значит, уговорились, — повторила Таня. — Далеко от меня не уходить, и будем всё время аукаться…
        - А давайте втроём искать листья? — предложил Гриша. — Я, ты и ты? — при этих словах он вопросительно посмотрел на Васю, как бы снова приглашая его мириться.
        - Давайте! Давайте! — весело откликнулся Игорёк. Он был готов на всё, что предлагал Гриша.
        Но Вася и на этот раз отвернулся от Гриши, будто и не к нему относились Гришины слова. Потом он сказал Тане:
        - А если кто не по двадцать, а по двадцать пять листиков соберёт и все разные, что тогда?
        - Тогда этот человек будет молодцом! — сказала Таня и засмеялась.
        Гриша незаметно вздохнул и уже больше не смотрел в Васину сторону: что ж, не хочет, не надо…
        - Пошли в дремучий лес! — позвал он Игорька.
        И они вместе направились к тем густым ореховым кустам, за которыми, как казалось Грише, и находился дремучий лес.
        Таня только поглядела им вслед. Хотела было крикнуть: «Не уходите далеко!» — но не крикнула, а подумала: «Далеко они всё равно не уйдут, это же не Вася Скалкин! Вот с кого нельзя спускать глаз ни на минуту, особенно здесь, и лесу…»
        А Гриша вёл Игорька вперёд.
        - Туда идём. Там больше всего листьев. Уж я знаю!
        Игорёк был на всё согласен: куда Гриша, туда и он.
        - Давай, — между тем предложил Гриша, — не по двадцать листиков принесём, а по тридцать! Нет, лучше по сто. Пусть Вася не задирается.
        Игорёк и с этим был согласен. Он только сказал, оглядываясь:
        - А мы не потеряемся?
        Гриша усмехнулся. Он показал на свою руку:
        - Разве с этим можно потеряться? Видишь, стрелка? Одна стрелка глядит на юг, другая на север. Мы сперва пойдём вон туда, куда нам эта стрелка показывает. А когда наберём листьев сколько надо, повернём вон туда, куда вот эта стрелка показывает. Теперь понял?
        Игорёк ничего не ответил, лишь доверчиво посмотрел на Гришу: раз Гриша так говорит, значит, так оно и есть!
        - А может, и она здесь? — вдруг спросил он, с надеждой взглянув на Гришу.
        Тот не понял:
        - Кто — она?
        - Да моя Тортила! Может, она здесь и мы её найдём?
        Но Гриша покачал головой:
        - Нет, сюда ей далеко. Сюда ей не дойти. Раз мы с Васькой у реки её не нашли, сюда ей ни за что не дойти…
        Игорёк вздохнул: правда, ведь у Тортилы такие коротенькие ножки! Вот если бы её на руках принести, она с удовольствием погуляла бы в таком хорошем дремучем лесу…
        Ещё раз проверив по компасу, куда идти, мальчики стали пробираться напролом сквозь кусты орешника, туда, куда им показывал путь острый кончик компасной стрелки.
        Игорёк и Гриша не откликаются
        Таня хотя и не сразу, но довольно быстро хватилась мальчиков. Она тут же послала Соню беленькую и Соню чёрненькую, этих неразлучных подружек, вернуть Игорька и Гришу обратно на опушку: незачем ходить отдельно, пусть собирают листья здесь, вместе со всеми.
        Подружки, вернувшись, сказали: там, куда их послала Таня, ни Игорька, ни Гриши нет.
        - Там они, — сказала Таня. — Вы их покричали?
        - Покричали, — ответили девочки. — Они не откликаются.
        - Значит, плохо кричали. Я их сама позову.
        И с этими словами Таня побежала к ореховым кустам, в зарослях которых, как она думала, прячутся мальчики.
        Однако и ей они не отозвались, хотя голос у неё был строгий и громкий. Тогда, уже слегка обеспокоенная, Таня собрала весь пятый отряд. Гурьбой они двинулись в лес и все вместе принялись аукать Гришу с Игорьком. Аукали долго, старательно, на разные голоса. Переставали. Прислушивались. Снова аукали.
        Но тихо было в лесу. Лишь птицы осторожно перепархивали с дерева на дерево и где-то на верхушке сосны старательный дятел долбил кору.
        «Да куда же они могли деться? — уже не на шутку встревоженная, думала Таня. — Ведь совсем недавно были со всеми…»
        К ней подошёл Вася.
        - Ничего, они не заблудятся, — сказал он, стараясь не только словами, но и голосом приободрить и себя и Таню. — Ведь у Гришки компас.
        - Компас? — переспросила Таня. — Что за компас?
        - Обыкновенный. На руке носят…
        - И с компасом можно заблудиться. Надо уметь с ним обращаться.
        - Уметь? — удивился Вася. — А они наставят стрелку и пойдут, куда она покажет…
        После Васиных слов Таня ещё больше забеспокоилась. С досадой сказала:
        - С компасом по лесу не так просто ходить. Не умеючи ещё хуже можно заблудиться…
        Теперь пришла Васина очередь испугаться. Всё время он думал, что компас такая штука — раз он на руке, ничего худого с Гришей приключиться не может. Ну как же? У всех путешественников и на кораблях и на самолётах есть компасы. Оказывается, тут уменье нужно! А Гриша, умеет ли он? Да нет, откуда Гришка мог научиться ходить с компасом по лесу?
        Вокруг Тани жались растерянные и притихшие ребята. Да и у самой Тани в глазах была растерянность.
        А солнце уже перевалило через зенит и не спеша спускалось к закату. Ещё было светло. Ещё стоял день. Но тени от деревьев ложились всё длиннее и уже не такими жгучими были солнечные лучи.
        „Ты, Вася, молодец!“
        Уже около трёх часов, как они искали потерявшихся мальчиков. Дети устали и еле плелись за Таней. Хныкала толстая Люся: «Я домой хочу. Я есть хочу». Одна из Сонь, споткнувшись, до крови — рассадила коленку и теперь ревмя ревела. Да и сама Таня устала. Сил больше не было ходить по лесу, выкрикивая имена пропавших мальчиков.

        И только один Вася, казалось, не знал усталости. Упрямо и настойчиво бродил он между деревьями. То оттуда, то отсюда раздавался его осипший голос.
        Время от времени он подходил к Тане. Деловито сообщал:
        - В той стороне их тоже нет. Теперь пойду туда…
        И опять он уходил и снова кричал:
        - Гришка! Игорь! Идите сюда… Ау!
        Один раз, подойдя к Тане, Вася осторожно спросил:
        - А лес этот очень большой?
        Таня ответила, что очень.
        - А заблудиться в нём по-настоящему можно? — допытывался Вася.
        - Можно, — ответила Таня.
        Немного помолчав, Вася снова с тревогой спросил:
        - А волки здесь водятся?
        - Нет, — ответила Таня, — волков здесь нет…
        Впрочем, она сама как следует не знала, есть в лесу волки или нет. Да разве в волках дело! Говорят, где-то здесь лесные болота. Кажется, называются — Бабины болота. Говорят, они топкие, опасные. А вдруг мальчики забредут в ту сторону, где находятся эти болота, да попадут в них? Страшно подумать.
        Вася, словно успокоившись, сказал:
        - Теперь сюда пойду кричать…
        А Таня волновалась всё больше и больше. Что ей делать? Сбегать в лагерь и кого-нибудь позвать на помощь? Но как она смеет оставить детей одних в лесу! Может, вместе со всеми пойти в лагерь и там попросить Вадима Николаевича скорее прислать сюда людей на поиски мальчиков? А если тем временем Гриша с Игорьком выйдут на опушку, а их тут никого и нет?
        «Ах, как ужасно, что я одна! — думала Таня. — Хоть бы рядом был кто-нибудь? Кто-нибудь, с кем можно посоветоваться…»
        Она нервно теребила пальцами свою тёмную прядку, то откидывая её со лба, то приглаживая ладонью к волосам.
        - Таня, — сказал Вася, снова появляясь из леса, — я вит что придумал…
        - Слушай, Вася! — Таня положила руку на Васино плечо, на неё смотрели внимательные и какие-то по-взрослому разумные глаза.
        «На этого мальчика можно положиться…» — снова подумала Таня и спросила:
        - Вася, ты очень устал?
        Вася, слегка удивлённый вопросом, ответил:
        - Не очень. Немножко.
        «Чего я спрашиваю? — подумала Таня. — Конечно, он устал! Но ничего не поделаешь, это единственный выход…»
        - Слушай, Вася, я хочу дать тебе поручение. Очень важное. Выполнишь?
        У Васьки сверкнули глаза.
        - Выполню, — сказал он твёрдо.
        - В лагерь найдёшь дорогу?
        - А то! Ведь дорожные знаки выставлены. Да и без знаков я найду.
        - Сейчас я напишу записку Вадиму Николаевичу. Знаешь его…
        - Он же начальник лагеря!
        - Отдашь записку и расскажешь, где мы находимся.
        - Ладно. Где записка?
        - Сейчас напишу.
        Торопясь, Таня написала несколько слов: «Вадим Николаевич, у меня потерялись в лесу два мальчика — Гриша Бочаров и Игорь Малышев. Ищем их уже давно. Остальные дети очень устали. Прошу помощи. Таня».
        Отдавая Васе записку, Таня спросила ещё раз:
        - Может, устал? Не добежишь? Ты прямо мне скажи…
        - Не устал. Вот вам честное…
        «Нет, — подумал Вася, — честного октябрятского я давать не стану, потому что всё-таки очень устал…»
        - Ладно, сказала Таня, — тогда беги.
        Вася крепко сжал в кулаке записку и приготовился бежать, но Таня остановила его.
        - Подойди ко мне, Вася, — тихо сказала она.
        Вася подошёл.
        Она положила руку на его колючую, стриженную ёжиком голову и проговорила:
        - Ты, Вася, молодец… Я даже не знала, какой ты у нас молодец…
        Тревога
        Пока Вася успел добежать до лагеря, пока нашёл Вадима Николаевича и отдал ему Танину записку, пока тот сделал все распоряжения, чтобы выехать на поиски пропавших мальчиков и забрать из леса пятый отряд, солнце спустилось довольно низко.
        В лесу Васе казалось не таким уж страшным, что Гриша с Игорьком потерялись. И Танино беспокойство ему было не совсем понятно. Ну чего это она уж так волнуется? Ну подумаешь! Ну потерялись и найдутся… Ведь волков-то в лесу всё-таки нет…
        Но сейчас, когда весь лагерь был поднят на ноги, Вася испугался. Со страхом он следил за солнцем, которое, как ему казалось, с непостижимой быстротой спускается вниз. Вот только что оно было высоко над ёлкой, а теперь готово коснуться еловой макушки… Длинным бывает летний день, но и ему приходит конец. И тогда наступают сперва сумерки, а потом тёмная-претёмная ночь. А как страшно будет Гришке с Игорьком в лесу, когда наступит такая тёмная-претёмная ночь!
        Как раз в это время первый и четвёртый отряды, которые ходили сравнительно недалеко, вернулись в лагерь. Но ребята не стали ни отдыхать, ни ужинать. Тотчас сели в грузовик, чтобы ехать в лес.
        - Горн не забудьте, — распоряжался Вадим Николаевич: — будем сигналить. Фонари в машине? В темноте они будут необходимы.
        «Ну чего они так долго? Ну почему не едут? Ведь скоро ночь!» — с тоской думал Вася, поглядывая на солнце.
        - Поехали! — наконец сказал Вадим Николаевич, влезая в кабину шофёра. И тут он вспомнил про Васю. — А где тот мальчуган? — спросил он. — Ну тот, что принёс Танину записку?
        Вася робко подал голос:
        - Здесь я…
        - Устал? — спросил Вадим Николаевич.
        Вопроса этого можно бы и не задавать. По Васиному осунувшемуся лицу было видно, как он устал.
        - Ну вот ещё! — храбро ответил Вася, а для доказательства выпрямился и даже слегка выпятил грудь.
        - Тогда едем с нами. Будешь показывать дорогу.
        Из кузова машины к Васе протянулись руки, чтобы втащить его наверх. Но Вадим Николаевич велел ему сесть в кабину.
        Два коротких предостерегающих гудка тем, кто столпился возле грузовика. И машина, взяв сразу с места, покатила в том самом направлении и по той самой дороге, по которой они нынче утром шли в поход росистой скошенной травой.
        У Бабина болота
        Случилось то, чего так боялась Таня: Гриша с Игорьком пришли к Бабину болоту…
        А сперва им было очень весело ходить одним по лесу и искать разные листочки. Они шли не спеша, срывая то один, то другой. Останавливались, сравнивали, кто какие нашёл. Давным-давно у каждого было гораздо больше двадцати. Но Грише хотелось собирать ещё и ещё. «Вот молодцы!» — пусть скажет им Таня, когда они вернутся на опушку и покажут, сколько листьев принесли. А Васька пусть завидует… Нет, не надо ему завидовать! Гриша ему скажет: «На, возьми половину, а хочешь — возьми все! Мне не жалко…» Вася скажет: «Ладно!» И они снова подружатся.
        Так они шли, весело переговариваясь, пока не напали на лесную малину. А такой малины ни Игорёк, ни Гриша в жизни не видывали! Её тут было видимо-невидимо. Где густо-красные, где уже потемневшие от спелости ягоды, крупные и тяжёлые, оттягивали ветки чуть ли не к самой земле. Приподнимешь такую осыпанную малиной ветку и знай себе ощипывай и набивай рот!
        Очень быстро они наелись до отвала, и Гриша сказал:
        - Давай позовём сюда всех наших ребят и Таню. А то несправедливо: мы едим, а они нет!
        Игорёк был рад повернуть назад, ему уже надоело ходить по лесу.
        - Поставь скорей стрелку и пойдём, — попросил он.
        Гриша потряс компас и, как ему казалось, правильно наставил стрелку: в ту сторону, где находилась лесная опушка, — пятый отряд и Таня.
        Шли они долго. Но никакой опушки и в помине не было. Наоборот, лес становился всё гуще, деревья выше.
        Тревога охватила Гришу.
        - Давай лучше аукаться, — сказал он Игорьку. Глаза у него стали испуганные.
        - Давай… — сказал Игорёк, уже готовый заплакать.
        - Да ты не бойся, — дрогнувшим голосом успокаивал его Гриша. — Они сейчас откликнутся. Увидишь!
        Никто не отозвался на их ауканье. А в лесу теперь было как-то непривычно тихо. И солнце уже не жгло прямыми лучами, а светило сбоку. От этого было больше тени, и лес казался темнее, страшнее, глуше.
        Они снова пошли.
        Сердце у Гриши теперь замирало от страха. Но он всё ещё надеялся, что вот-вот лес поредеет и они услышат голоса Тани и ребят и выйдут на знакомую опушку.
        Но Игорёк, который еле плёлся теперь за Гришей, поминутно спотыкаясь о корни и сухие сучья, начал плакать.
        - Почему мы всё ходим и ходим? Я хочу к Тане!
        Гриша и сам готов был зареветь и устал не меньше Игорька. Но он крепился. Принялся уговаривать Игорька:
        - Прошу тебя, ну не плачь, Игорёчек. Ну дай руку. Вместе легче идти. Вот увидишь, сейчас мы придём. Вот увидишь…
        Но Игорёк плакал не переставая и твердил одно:
        - Мы потерялись. Ой, мы потерялись!
        А Гриша уже давно знал, что они потерялись. И, хотя он поминутно смотрел на свой компас, понимал, что толку от этого никакого. Растерянный, испуганный, он тянул Игорька то в одну сторону, то в другую. Но вокруг были только деревья. И они казались такими огромными…
        Вдруг Гриша остановился. Стал глядеть вперёд. Потом, повеселев, воскликнул:
        - Да погоди же плакать, Игорёк! Мы пришли. Вон наша опушка! Вон она светится!
        И, покрепче ухватив маленькую руку, Гриша потащил его к просвету между деревьями.
        А это как раз виднелось лесное болото. Бабино болото. Трясина, сверху похожая на зелёную луговину, покрытую свежей изумрудной травой.
        Встреча на шоссе
        Вадим Николаевич усадил Васю между собой и шофёром Степаном Михайловичем.
        - Теперь гляди в оба и показывай нам дорогу, — сказал Вадим Николаевич, крепко обхватив Васю за плечи.
        Вася молча кивнул: ладно, мол, буду глядеть в оба.
        Сквозь смотровое стекло Вася видел, как на них, словно живые, мчатся кусты, деревья, столбы с разными знаками. Иногда они догоняли проходящих людей и перегоняли их. Иногда, наоборот, люди словно сами бежали им навстречу и, промелькнув, тотчас оказывались за их спинами.
        А Вадим Николаевич с шофёром перекидывались короткими фразами.
        - Бабины болота, они в стороне будут, — говорил шофёр. — Знаете, туда, к Егоровке…
        - Знаю, — отвечал ему начальник лагеря. — Но чего вы о болотах? Неизвестно, куда мальчики-то забредут…
        - Так-то оно так, — проговорил Степан Михайлович и после некоторого молчания прибавил: — Страшное это дело — попасть в болота.
        И тут же начал рассказывать про один случай, когда человек утонул в болоте. У Васьки сердце холодело от страха за Гришу и Игорька, с которыми могло случиться то же самое. И ему казалось, что едут они так медленно, так медленно… Ну прямо плетутся вроде пропавшей черепахи Тортилы. Эх, дали бы ему сейчас в руки баранку, он показал бы, какая бывает езда!
        - Да не ёрзай ты, сделай милость! — прикрикнул на него Вадим Николаевич. — Сидеть неловко тебе, что ли? Так усаживайся поудобнее.
        Вася ничего не ответил начальнику лагеря, но обиделся на него. Интересно, усидел бы он сам спокойно, заблудись в лесу два мальчика из его отряда, один из которых — его лучший друг? Да ещё если в этом лесу есть какие-то Бабины болота.
        А потом Вася закрыл глаза, и ему стало казаться, будто он не на машине, а идёт пешком. Ноги у него устали. Ему жарко. Весь лоб потный. А в руке он держит Танину записку. Записку эту он крепко-крепко сжимает в кулаке и больше всего на свете боится её потерять. А дорога длинная, трудная. И он бежит, бежит, бежит по этой трудной и длинной дороге, а навстречу ему кусты, деревья, травинки. И они ему что-то шепчут, куда-то его торопят.
        На выбоине, когда машина сворачивала на просёлок, их сильно тряхнуло, Вася открыл глаза.
        Сперва он не очень-то сообразил, во сне это или наяву: навстречу ехала телега, а на телеге рядом с мальчиком-возницей сидел другой мальчик. И этот второй мальчик как две капли воды был похож на Гришку.
        Машина успела промчаться мимо телеги с мальчиками, пока Вася понял, что мальчик, похожий на Гришу, и есть Гриша.
        Но это же самое Вадим Николаевич понял раньше Васи. Он крикнул шофёру: «Останови!» И, когда Степан Михайлович затормозил, Вадим Николаевич, распахнув кабинную дверцу, выскочил на дорогу. Следом за ним выскочил из машины и Вася. И оба они побежали догонять телегу, громко крича, чтобы телега остановилась.
        А за ними уже бежали Степан Михайлович и все остальные сидевшие в кузове.
        После того как прошла первая радость этой неожиданной встречи, мальчик-возница, а звали его Костей, принялся рассказывать, как было дело. Оказывается, он с товарищами, Сенькой, Антошей и Митяем, пошли по малину к Бабину болоту. И вот там-то, почти у самого болота, наткнулись на двух парнишек.
        - Этот вот, — Костя показал на Игорька, — ревел вовсю. А этот, постарше, — Костя кивнул на Гришу, — всё крутил, вертел компас и тоже, видно, собирался зареветь…
        - Неправда! — возмутился Гриша. — Просто он у меня сломался и я его починял.
        А потом, продолжал двои рассказ Костя, они привели вот этих самых парнишек к себе в деревню, там их накормили, напоили да хорошенько выспросили, из какого они лагеря. И тогда председатель велел запрягать и везти их домой, потому что пешком, сказал он, им нипочём не дойти.
        - Ну вот, я их и повёз! — закончил свой рассказ Костя.
        Прощаясь с Костей, его, Антошу, Митяя и Сеню пригласили в гости в лагерь на костёр и торжественную линейку.
        - Спасибо, — поблагодарил Костя. — Придём. А когда?
        - Да мы за вами приедем вот на этой машине, — сказал начальник лагеря.
        - Приезжайте, — сказал Костя. — Отсюда недалеко, километров восемь. Деревня наша Егоровка, а колхоз — «Заря коммунизма».
        «Вот ведь, значит, какая история, — сообразил вдруг Вася, — Игорёк и Гриша всё же забрели в ту сторону, где находятся болота! Недаром Таня за них боялась… И теперь, должно быть, всё ещё боится, хотя они оба уже давно нашлись…»
        - Поедемте скорей к Тане, — заторопил всех Вася. — Она ведь не знает, что они нашлись…
        - Правильно! — сказал Вадим Николаевич. — Давайте скорей в лес за остальными. А затем в лагерь!..
        И вот, попрощавшись с Костей, все сели на машину. Игорька Вадим Николаевич взял к себе в кабину, а Вася на этот раз сидел в кузове. Он оказался рядом с Гришей. Однако оба молчали, лишь изредка косясь друг на друга.
        Первым заговорил Вася. Он спросил:
        - Страшно было в лесу?
        Гриша честно признался:
        - Страшно! Я правда чуть не заревел…
        Немного помолчав, Вася сказал:
        - А Таня говорит: если не умеючи, то с компасом ещё скорее можно заблудиться…
        Гриша согласился. А чего спорить, когда так оно и было…
        Поздно вечером они вернулись в лагерь, захватив из леса весь пятый отряд. Слов нет — трудный выдался денёк! Но зато спали они все непробудным сном.
        А утром…
        Утро без Тани
        А утром не успел лагерный горн пропеть свою песенку, как Вася проснулся и открыл глаза.
        - А ну-ка, живей! Давай, давай, ребята! Поднимайтесь!.. — услыхал он и не Танины слова и не Танин, а чей-то другой, незнакомый голос.
        В дверях спальни действительно стояла не Таня. Это был Лёша, из третьего отряда.
        «Лёша? — с удивлением подумал Вася. — А где же наша Таня?»
        В один миг он подлетел к нему и спросил:
        - А где Таня?
        - Уехала, — коротко, не глядя на Васю, ответил Лёша и стал снова всех торопить на зарядку.
        «Уехала? Но как же так? Не простилась!»
        Вася в каком-то недоумении пошёл на зарядку и стал на своё обычное место, рядом с Гришей.
        «И почему она ни словечка не сказала, когда вернётся?»
        - А наша Таня уехала, — сообщил ему Гриша, когда зарядка кончилась.
        - Сам знаю, — ответил Вася и прибавил: — Она скоро вернётся.
        - Кто тебе сказал?
        - Никто не говорил, сам знаю.
        После завтрака Леша сказал им, что сегодня они будут делать удочки, потому что завтра или послезавтра, короче говоря на днях, все отряды пойдут на рыбную ловлю.
        Вася и обрадовался, и как-то ему стало не по себе: ведь Таня с ними хотела делать удочки и Таня собиралась с ними пойти ловить рыбу, неужели нельзя подождать, пока она вернётся?
        - Ребята, — сказал Лёша, — в столовой я позабыл свою полевую сумку. Кто принесёт?
        Лёшину полевую сумку захотели принести все. Весь пятый отряд. Но Лёша посмотрел на Васю.
        - Бегун хороший? — спросил он.
        - Хороший, — ответил Вася.
        - Тебе поручаю: чтоб через пять минут сумка была у меня. Понятно? Засекаю время! — Лёша посмотрел на часы.
        Как стрела, помчался Вася к столовой. Вот она, полевая сумка Лёши. Он схватил её и кинулся было обратно, но вдруг услышал разговор:
        - Ну как же! — говорила одна подавальщица другой. — Понятное дело, снимут с работы! Простым выговором ей не обойтись. Ты учти…
        - Неужели снимут? — ахнула другая, составляя на поднос кружки и тарелки.
        - А ты думала! Ведь такое дело. Непременно уволят!..
        - Ах, бедная Татьяна, как её жаль!
        Больше Вася и слушать не стал. Всё ему было ясно. Значит, Таня больше не вернётся… Значит, она уехала от них навсегда, а у них будет вожатым Лёша. Да разве Таня виновата, что Гришке с Игорьком случилось потеряться в лесу?
        Вот ведь как иногда бывает! Как мечтал когда-то Вася, чтобы именно Лёша был у них вожатым! Ему хотелось, чтобы вожатый был и рыболовом, и футболистом, и всем на свете! Ему было обидно, что им распоряжается какая-то девчонка. Сколько раз, бывало, он убегал от неё? Сколько раз не слушался! Однажды прямо в глаза назвал её малявкой. И вот теперь Таня уехала, и никогда больше они её не увидят…
        Вася шёл медленно. Он совершенно забыл, что Лёша велел ему сбегать, за пять минут и даже засёк на часах время.
        - Эх ты, бегун! — насмешливо сказал Лёша, когда Вася, вернувшись, отдал ему его полевую сумку. — Какие же это пять минут? — Он посмотрел на часы, потом на Васю и спросил: — А ты чего вдруг как в воду опущенный?
        - Никуда я не опущенный, — хмуро ответил Вася, с неприязнью взглянув на Лёшу.
        Хотя Лёша-то чем был виноват, что из-за Гришки и Игорька Таня никогда больше не будет с ними?
        - Ты, Вася, на меня не сердишься? — спросил Гриша, не понимая, почему Вася посмотрел на него злыми глазами.
        - Отвяжись! — повернувшись к Грише спиной, отрезал Вася.
        - Хочешь, возьми себе золотенький колокольчик, — пытаясь заглянуть Васе в лицо, не отставал Гриша. — Насовсем бери. Я тебе дарю.
        - Не нужны мне твои колокольчики! — по-прежнему не глядя на Гришу, процедил сквозь зубы Вася.
        Гриша вздохнул: не успели они с Васей помириться — и вот-вот снова рассорятся. Подумать только — и золотой колокольчик не захотел брать!
        „Удочная мастерская“
        Мальчики из третьего отряда, по просьбе Лёши, сходили в лес и вернулись оттуда с ворохом длинных ореховых ветвей. И на терраске пятого отряда открылась «удочная мастерская».
        Главным мастером в ней был, конечно, Лёша.
        Его помощниками — пионеры из третьего отряда.
        А все остальные — подручными, учениками.
        - Вы, ребята, — сказал пионерам Лёша, — делайте поплавки, а мы начнём готовить удилища.
        Он дал каждому из малышового отряда по ореховому пруту и велел снимать с него всё лишнее — сучки, боковые веточки, листья.
        - Нужно, чтобы получился ровный, гладкий хлыст, понятно? — учил Лёша. — Только работайте поаккуратнее, пальцев не режьте.
        В углу терраски были свалены куски сосновой коры. Ещё с Таней они притащили кору из леса. Из этой коры старшие мальчики стали делать поплавки. Поплавки выходили у них самые разнообразные: одни продолговатые, слегка похожие на сосновые шишки; другие совсем круглые, вроде грецких орехов; а иные получались плоскими лепёшками. В каждом мальчики буравили шилом дырку, чтобы продёргивать сквозь неё леску.
        Старшие мальчики слушались его беспрекословно, а о младших и говорить нечего. На терраске поминутно раздавалось:
        - Лёша, а это как?
        - Лёша, срезать здесь или здесь?
        - Лёша, у меня не получается.
        - Лёша…
        Даже девочки — уж какие они удильщицы! — и те, бросив свою любимую игру в «дочки-матери», прилежно делали для себя удочки.
        Казалось, Таня всеми забыта полностью и навсегда. Казалось, никто о ней уже не помнит.
        Только у Васи как-то ничего не ладилось. Он испортил три прута и слегка порезал ножом палец. Ему пришлось сбегать к медицинской сестре и помазать палец йодом. Вернувшись, он по-прежнему ни на кого не глядел, и лицо у него оставалось пасмурным.
        - Нужно бы их ярко раскрасить, — сказал Лёша, рассматривая готовые поплавки. — Они будут заметнее на воде.
        - Каких красок притащить? — спросил Гриша, когда Лёша сказал, что поплавки нужно раскрасить.
        Лёша велел нести три цвета — красный, зелёный и белый. Зелёным, объяснил он, покрасят низ поплавков: рыбе будет его незаметно под водой. Красным у поплавка будет верх, чтобы на воде его было виднее. А белым они проведут черту между зелёным и красным.
        Время в «удочной мастерской» летело так быстро, что оглянуться не успели, как пришлось идти ужинать. Однако пятнадцать удочек уже были готовы и выстроились одна к одной вдоль террасной стены.
        Вдруг Игорёк жалобно сказал:
        - А где наша Таня? Почему она так долго не идёт?
        Обе Сони — и беленькая и чёрненькая — подхватили:
        - Всё нет её и нет! Куда она делась? Нам без неё скучно.
        И все остальные, сразу вспомнив про Таню, стали удивляться, почему же её нет с ними целый день.
        Один Вася молчал. Он-то знал, почему Тани нет в пятом отряде. Он один знал, что она уехала от них навсегда.
        А край неба за лесом медленно затягивался тяжёлыми лиловыми тучами…
        Под дождём
        Дождь начался сразу после ужина.
        Пока они были в столовой, туча приползла прямо к лагерю и так низко свесилась над деревьями, что, казалось, вот-вот уляжется на мохнатые верхушки сосен.
        Стало вдруг темно и прохладно. В воздухе запахло грибной сыростью.
        Сперва где-то наверху, но постепенно всё ниже и ниже и наконец над самой землёй заметался ветер. Травинки затрепетали и полегли.
        - Ой! — крикнул Вася. — Уже цапнуло!
        Он первым выскочил после ужина из столовой. Гриша — следом за ним.
        - Где, где капнуло? — Гриша подставил под небо растопыренную ладонь. — Ничего не капнуло! Ну где, где?
        Но в ту же секунду большая дождевая капля уселась в самую серёдку этой растопыренной ладошки. А вторая упала на лоб. И ещё одна снова на руку. И на щёку. На голову.
        - Марш за мной! — скомандовал Лёша. — До дождя успеем.
        Они успели, но едва-едва. Дождь словно того и дожидался, чтобы они укрылись на терраске. По железной крыше, по дорожке, по траве, по листьям сразу шумно и весело заскакали, застучали, запрыгали, забарабанили крупные, быстрые капли. Из водосточных труб по углам дома, пенясь, хлынула вода. И уже ничего нельзя было разобрать, кроме косых водяных струй. Весь мир будто превратился в сплошной дождь, и они — пятнадцать, вместе с Лёшей, — будто одни-одинёшеньки, затерялись на маленьком сухом островке среди этого сплошного дождя.
        И вдруг прямо из дождя выехал грузовик. Он был совершенно мокрый, вода с него лилась вроде как из водосточной трубы, а дождевые капли стучали по нему, словно крупные горошины.
        Дверца кабины открылась, и все увидели Таню. Смеясь, она помахала им рукой и, юркнув обратно в кабину, захлопнула за собой дверцу.
        - Приехала! — закричал Васька.
        И не успел Лёша глазом моргнуть, как он сорвался с места и, выскочив прямо под дождь, помчался к грузовику. Брызги так и разлетались из-под его ног!
        Тогда Таня выскочила из машины и побежала Васе навстречу.
        - Да зачем же ты? — кричала она ему. — Да вымокнешь же! Да Вася же…
        Шум дождя заглушал её голос. Впрочем, Вася всё равно уже вымок до нитки.
        - А мы ждали тебя только дня через два или через три, — сказал Лёша, когда Таня и Вася, мокрые, весёлые, вместе вбежали на терраску.
        Отжимая свои длинные косы, Таня проговорила:
        - Я так и собиралась денька два пожить дома. Но узнала, что Степан Михайлович едет нынче в лагерь, живо собралась и поехала. Как у тебя? — спросила она Лёшу, обводя взглядом весь пятый отряд. — Всё благополучно? Ребята здоровы?
        - Конечно, здоровы! Перед тобой же все.
        Лёша чуть улыбнулся. Улыбка у него была хорошая. Он положил ладонь на мокрую Васину голову.
        - Хоть я им устроил, как ты велела, удочную мастерскую, да они без тебя прямо жить не могут! Ну и скучали!
        - Да что ты? — воскликнула Таня и, опять засмеявшись, сказала: — А я? И я без них прямо жить не могу! Тоже ужасно соскучилась. — И тут же она накинулась на Васю: — Как! Ты ещё здесь? Ещё не переоделся? Ну, я тебе сейчас покажу!..
        С громким смехом они оба убежали в дом, чтобы переодеться во всё сухое.
        А дождь припустил ещё шибче. Будто озорничая и дразнясь, он отстукивал свою весёлую дождевую песенку:
        Ни за что не перестану!
        Нипочём не перестану!
        Даже если и устану.
        Всё равно не перестану.
        Но в конце концов всё же перестал. И тогда небо засветилось звёздами. Такие ясные и такие чистые они сияли в вышине, что казалось, будто каждая звёздочка, даже чуть видная, умылась этим сильным проливным дождём.
        Гриша и Вася закинули удочки
        На рыбную ловлю пятый отряд вышел в полном составе — пятнадцать мальчиков и девочек с Таней во главе. И Лёша, конечно, тоже пошёл с ними.
        Когда они гуськом, один за другим, с удочками на плечах спускались вниз к реке, их вышел провожать чуть ли не весь лагерь.
        Девочки вдогонку кричали:
        - Ловить вам не переловить!
        Мальчики помалкивали. Они знали старую рыбацкую примету — раньше времени болтать и трещать не годится: улова не будет!
        Лёша привёл их на совершенно новое, никому не известное место. Река тут сильно изгибалась, обрывистый берег круто падал прямо в воду и вся заводь лежали среди густых зелёных кустов. Лишь на одном своём изгибе крутизна немного отступала от воды и река тут словно нежилась на мягкой жёлтой отмели, и, урча, переливалась через брошенную кем-то корягу.
        «Вот нас сколько! — подумал Гриша, после того как Лёша рассадил их всех вдоль берега. — Вся река в рыбаках. Должны много рыбы наловить!»
        - Гришка, — шепнул ему на ухо Вася, — давай рыбачить рядом, хочешь?
        Гриша кивнул: Лёша не позволил им громко болтать — «а то всю рыбу разгоните».
        Теперь Гриша и Вася решили дружить всю жизнь, и Таня позволила им вместе устроиться за этими вот ольховыми кустами, в отдалении от остальных рыбаков. «На тебя я надеюсь, — сказала она Грише. — Знаю, баловаться не будешь!» На Васю же она только глянула, но Вася и без лишних слов понял: на него она надеется ещё больше. Он за себя и за Гришу ответил:
        - Ладно!
        Здесь, в этом укромном уголке, они были точно одни в целом свете. Синее небо да синяя вода. Зелёные кусты да зелёная трава. Вася с удочкой да Гриша с удочкой. А больше никого и ничего.
        Да ещё там, под водой, ходит уйма рыбы, половину из которой они обязательно поймают. У Васи жадно блестели глаза, когда он глядел на реку. Гриша нетерпеливыми пальцами насаживал на крючок червяка. Однако здорово приходится попыхтеть, если это делаешь первый раз в жизни. Наконец Гриша сказал:
        - Готово!
        - И у меня готово! — тут же откликнулся Вася. — Теперь нужно поплевать на червяка.
        - Поплевать? — Гриша с удивлением уставился на Васю.
        - Так нужно, — твёрдым голосом повторил Вася. — Все это делают, и Лёша тоже.
        Раз все и даже Лёша, — спорить не приходилось: Гриша старательно поплевал на червяка и закинул удочку. Вася сделал то же самое.
        Теперь они сидели на бережку, как два опытных рыбака: ноги опустили вниз и пристально смотрели на свои красные поплавки, которые, качаясь-колыхаясь, плавали на воде. А грузильце и крючок с червяком ушли вниз, в тёмное подводное царство, где видимо-невидимо разной рыбы, и большой и маленькой, и ершей и плотиц, и окуньков и голавлей, и где плавает, всех распугивая, огромный, злой и хитрый шереспёр.
        Гришины глаза хоть и следят за поплавком… но вот стрекоза. Неужто долетит на тот берег? Какая там рожь стоит! Высокая, золотая. Ветер шевелит каждый колосок.
        - Гришка, — услыхал он яростный Васин шёпот, — тащи скорей! Клюнула. Говорят, тащи! Упустишь, рыбина поймалась.
        Гришин поплавок так и прыгал, так и нырял. По воде от него расходились широкие быстрые круги.
        - Тащи, тащи, тащи! — отчаянным голосом уже не шептал, а кричал Васька. — Подсекай. Ух ты, какая рыбина под водой ходит! Ух ты!
        Отбросив в сторону свою удочку, Вася кинулся помогать.
        Но Гриша крикнул:
        - Я сам! — и принялся отпихиваться от Васьки. — Пусти! Говорят, я сам.
        Двумя руками он изо всех сил дёрнул на себя удочку. Поплавок, выскочив из воды вместе с крючком и грузильцем, перелетел через Гришину голову.
        Васька кинулся смотреть: ну, что поймалось?
        Но на крючке ничего не было. Даже червяка — и того не было.
        - Эх, ты! — Вася почти с презрением махнул на Гришу рукой. — Такую рыбину упустил!
        Гриша смотрел на пустой крючок и чуть не плакал: разиня он, вот кто! Самый настоящий разиня…
        Впрочем, не так сильно его огорчала рыба, которая, проглотив червяка, не захотела попасться на его крючок, как презрение, с которым Васька махнул на него рукой. Рыба-то ладно, лишь бы Вася не перестал с ним дружить!
        Игорёк зовёт на помощь
        А Игорька Таня пристроила как раз на том отлогом берегу, где был песок и где лежала гнилая коряга, через которую, булькая, переливалась вода. Она подтащила поближе к воде хороший плоский камень, посадила на него Игорька и велела никуда с него не уходить.
        - Я скоро вернусь, будем вместе удить, — сказала она. — Смотри в воду не лезь. Нужно будет, позови Люсю, она тут рядом. Понял?
        - Понял, — кивнул Игорёк.
        С помощью Тани закинув удочку, он принялся смотреть на свой поплавок.
        А вообще-то Игорьку было всё равно, какая рыба попадётся на его крючок — большая или маленькая, щука или плотица. Пусть лучше никакая не попадается! Вон какие проворные резвятся они на солнышке.
        Игорьку было грустно, и много к тому имелось причин: до сих пор не нашлась его дорогая Тортила, хоть искал он её упрямо каждый день; и Гриша теперь не отходил от Васи, точно совсем позабыл, что на свете существует ещё один его друг, по имени Игорёк. Но, пожалуй, самое главное, — Игорёк очень соскучился без мамы и без папы. «И ещё без бабушки», — прошептал он и тихонько вздохнул.
        А поплавок на его удочке между тем метнулся в сторону, потом нырнул вниз и весь ушёл под воду. Леска сильно натянулась, согнув кончик удочки. Игорёк почувствовал короткий и резкий рывок, будто там, внизу, под водой, кто-то сильный хочет выдернуть из его рук удочку.
        И в ту же секунду большая светлая рыба выбросилась из воды и, упруго потянув к себе леску, снова ушла вниз.
        Игорёк громко закричал и двумя руками вцепился в удочку.
        - Ты чего? — спросила толстая Люся, занятая куском пирога, который у неё остался от завтрака и который она дожёвывала.
        - У меня рыба поймалась! — жалобным голосом крикнул Игорёк.
        - Вытаскивай, раз поймалась, — посоветовала Люся, продолжая лениво жевать.
        - Я не могу…
        - Дёргай на себя, и дело с концом!
        - Она упирается!
        - Упирается? — Люся перестала жевать.
        - Она большая. Она сейчас меня утянет. Ой!
        Тут Люся не стала медлить. Она сунула в карман остаток пирога и побежала к Игорьку.
        А Игорёк уже стоял по колено в воде, хотя Таня строго-настрого велела ему даже близко не подходить к реке. Удочку он держал крепко, но удилище с натянутой, как струна, леской согнулось дугой и почти касалось своим концом поверхности реки.
        - Давай, я сейчас вытащу рыбу, — сказала Люся, смело берясь за удочку.
        Но едва она прикоснулась, как большая рыба снова выплеснулась из воды, ослепительно сверкнув на солнце серебром чешуи.
        Люся с Игорьком испуганно переглянулись, и оба, не сговариваясь, закричали на всю реку:
        - Таня! Таня! Таня!
        Шереспёр
        А Таня уже бежала к ним, перескакивая через кочки, колдобины и кусты.
        И не только она одна спешила к ним на выручку. Откуда-то появились и Лёша, и Вася, и Гриша. А затем все остальные мальчики и девочки пятого отряда. Все, сколько их было на реке.
        Все они бежали к тому мыску, возле которого по колено в воде стояли Игорёк и Люся, четырьмя руками вцепившись в удочку.

        - Рыба поймалась! — кричала Люся, испуганно тараща голубые глаза.
        - Большая! — чуть не плача, тоже кричал Игорёк.
        Но Лёше объяснять этого было не нужно. По тугой, натянутой леске, по согнутому в три погибели удилищу он сразу понял, что в глубине под водой ходит крупная, сильная рыба.
        С разбегу он влетел в воду и выхватил из рук Игорька и Люси удочку.
        - Ступайте на берег, не мешайте, — приказал он, всматриваясь в воду и стараясь угадать, какая рыба попалась на крючок.
        А вдруг шереспёр?
        Одно знал Лёша и знал твёрдо: прежде чем выудить из воды крупную рыбу, нужно ей дать несколько раз хлебнуть воздуха. Он осторожно подтянул вверх удочку — большая рыбья голова медленно вылезла из воды.
        Все протяжно охнули.
        - Сорвётся! — крикнул было Гриша.
        Но Васька яростно пихнул его в бок:
        - Молчи!
        Гриша прикусил язык.
        Всякий раз, после того как рыбья голова показывалась над поверхностью воды, леска натягивалась всё слабее и слабее и конец удилища всё меньше клонился к воде.
        Наконец рыба начала сдаваться.
        Тогда Лёша, держа удочку двумя руками, медленно-медленно, пятясь спиной, шаг за шагом стал идти к берегу.
        Вот песчаная отмель.
        Он пятками нащупал прибрежную траву. Вот он уже на берегу. И рыба видна сквозь мелкую воду — длинная, серебряная. Глазам трудно поверить, до чего огромная!
        - Теперь окружайте! — крикнул Лёша мальчикам.
        Первым вбежал в воду Вася. За ним Гриша, Костя. И даже некоторые девочки.
        Тесным полукольцом в полном молчании они окружили рыбу.
        Лёша взялся рукой за леску и осторожно, волоком потащил рыбу из воды на песок.
        И вдруг леска не выдержала и лопнула. Рыба заметалась, запрыгала на песке и… бултыхнулась обратно в воду.
        - Держите, держите, держите её! — не своим голосом завопил Лёша. — Хватайте!
        Отбросив не нужную ему теперь удочку, он сам кинулся в воду.
        Но Вася его опередил: подскочив к рыбе, изловчился, поддел её руками и с силой вышвырнул из воды на берег. Подальше, в траву.
        Да, это был шереспёр! Гроза всей мелкой рыбёшки, прожорливый речной разбойник. Его длинное туловище было покрыто серебристой чешуёй. Широкий и крепкий спинной плавник, напоминающий крыло, был серый, остальные — красноватого цвета. Круглые глаза его казались злыми и хищными. Хищной была большая зубастая пасть.
        - Всё-таки поймали мы шереспёра! — сказал Лёша, вместе со всеми разглядывая рыбу. — Поймали этого разбойника!
        Пожалуй, никто и никогда не возвращался с рыбной ловли так, как пятый отряд. Хотя, кроме шереспёра, было поймано совсем немного рыбы, но сам шереспёр был таким уловом, которому могли позавидовать самые знаменитые рыболовы лагеря!
        Белый гриб
        А черепахи Тортилы всё не было. Каждое утро Игорёк отправлялся её искать и всякий раз, возвращаясь после безуспешных поисков, печальный нёс пустую корзинку.
        Но всё равно он не сдавался — и снова и снова с утра начинал ходить среди сосен, росших напротив их терраски, или шарить в лопухах на задах домика, или ползать в кустах сирени, где в начале лета на душистых гроздьях цветов сидело столько огромных майских жуков.
        - Всё нет? — спрашивала Таня, издали наблюдая, как он, маленький и настойчивый, выходит из кустов, нахмурив светлые бровки. — Ты только не падай духом, Игорёк! Сегодня нет, завтра найдёшь.
        Но, по правде говоря, Игорёк уже давно пал духом. Он почти не надеялся найти свою Тортилу. А что ему делать, он не знал. Ведь скоро лагерь закроется, скоро они уедут домой, и как же Тортила останется здесь одна? Как будет всю зиму под снегом?
        Однажды, отойдя чуть дальше от дороги, Игорёк наткнулся на две сыроежки. Одна была красная и такая яркая, будто её шляпку помазали клюквенным киселём. Другую же, зелёную, он сперва не заметил, она ловко пряталась в зелёной же траве.
        С этого дня Игорёк пристрастился к грибам. А их с каждым днём становилось всё больше. Особенно много их стало после дождя.
        Теперь Игорьку попадались не только разноцветные сыроежки. Вот семейка маслят! Все они в скользких шляпках и прямо на глазах лезут из земли. У всех на шляпках налипли сухие хвоинки, потому что — Игорёк это приметил — маслята живут обязательно под ёлками или под соснами. А вот подберёзовик! Он в коричневой бархатной шляпке и пёстрых брючках. Маленькие подосиновики были точь-в-точь как деревянные матрёшки, плотно покрытые алыми косынками. Только белые Игорьку не попадались ни разу. Уж чем-чем, а белыми грибами он похвастаться не мог! А хотел бы. Ещё как хотел бы!
        И в этот день, взяв Тортилину корзинку, Игорёк подумал а хорошо бы ему найти белый гриб! Ну хотя бы один-единственный!
        Не успел он отойти от домика, как увидел его. Это был преогромный белый гриб! Его светло-коричневая шляпка сидела низко в траве под кустом. У Игорька заколотилось сердце, когда он увидел этот великолепный гриб. «Ох, только бы не червивый!» — подумал он и со всех ног кинулся к грибу.
        Вы уже догадались, кто это был? Это был вовсе не гриб. Это была черепаха Тортила! Она сидела в траве, спрятав под панцирь головку и лапы, издали очень похожая на огромный гриб.
        Когда Игорёк схватил её на руки и прижал к себе, черепаха высунула из-под панциря свою узкую головку, и блестящие бусинки глаз внимательно посмотрели на Игорька.
        Рада ли она была этой встрече? Вероятно, да. Во всяком случае, Игорёк в этом не сомневался.
        Теперь уже было не страшно, что наступит зима, что выпадет снег, что они скоро уедут из лагеря! Тортила была с ним! Он нашёл её!
        И это было очень кстати, потому что именно в этот вечер Таня им всем сказала, что ровно через три дня лагерь закрывается и они поедут домой. И ещё она им сказала, что послезавтра будет торжественный сбор, посвящённый спуску флага и закрытию лагеря, и на этом торжественном сборе им приколют красные октябрятские звёздочки и они станут октябрятами. Так решили на совете дружины!
        - Шесть октябрятских правил помните? — спросила Таня.
        - Помним! — дружным хором ответили ей пятнадцать будущих октябрят.
        - А ну-ка, давайте повторим их снова!
        И они повторили шесть правил октябрят. Повторили их без запинки, и было им это очень легко и просто. Всё, что в них было сказано, они узнали за несколько месяцев хорошего лагерного лета, которое провели с Таней в домике с терраской из разноцветных стёклышек.
        „Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!“
        К торжественному сбору стали готовиться с раннего утра.
        Старшие мальчики принесли из леса еловых и сосновых веток, а старшие девочки навязали из этих веток зелёных гирлянд. Перевитые лентами из разноцветной папиросной бумаги, гирлянды эти развешивались вокруг площадки, на которой должна была проходить лагерная линейка, на дверях пионерского клуба в столовой.
        А пятому отряду поручили очень важную работу: приготовить под костёр волейбольную площадку. Подмести её и посыпать свежим песком.
        Давая это поручение, старший вожатый лагеря Серёжа неуверенно поглядывал на ребятишек, стоявших вокруг Тани: уж очень маленькие они всё-таки!
        - Справитесь? — спросил он.
        И тут, всем на удивление, Люсин голос баском отчеканил:
        - Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!
        Ай да Люся! Вон какие хорошие слова сказала! Да как к месту!
        Серёжа улыбнулся.
        - Смотри ты! — сказал он Тане. — Да они у тебя совсем молодцы!
        - А ты думал! — воскликнула Таня. Щёки у неё зарделись от Серёжиной похвалы, глаза заблестели: — Конечно, молодцы! А как же?
        Она очень гордилась своим пятым отрядом.
        А Серёже вдруг вспомнился вечер в начале лета. Таня сидела на крыльце и жаловалась, что никак не может сладить с этими маленькими мальчиками и девочками. Он вспомнил её лицо — расстроенное и сердитое… «Все такие непослушные!» — говорила она ему тогда, ладонью откидывая свою тёмную прядку. «Все до одного?» — переспросил он. «Все до одного, — ответила она и прибавила: — Особенно один…»
        Серёжа посмотрел на Васю Скалкина. Вот он стоит — большеголовый, крепенький, с крутым лбом. Надо думать, упрямый паренёк! Настойчивый! Кремешок. Как нетерпеливо переминается с ноги на ногу, посматривая на Таню. Очень ему хочется поскорее бежать за песком. Однако без её позволения — ни шагу! А ведь вначале с ним действительно сладу не было.
        - Ну ладно, — сказала Таня, — давайте за работу. А то и вправду не поспеем! Мальчики, идите скорее за песком, а мы с девочками будем убирать и подметать площадку.
        Вася стремительно сорвался с места.
        - За мной, ребята! — крикнул он. — Я высмотрел, где тут самый лучший песок. Ух, и песок же!
        - Побольше несите! — затараторили вслед девчонки. — И чтобы жёлтенький. И чтобы чистенький.
        Серёжа подумал: надо бы напомнить мальчикам — пусть захватят под песок маленькие ведёрки, не руками же его таскать!
        И, не успев это подумать, услыхал звонкий Васин голос:
        - Айда, ребята, за мной! Сперва ведёрки возьмём. А то чем же нам песок носить?
        И босые пятки его мелькнули за поворотом дорожки.
        Они стали октябрятами
        Наконец всё было готово, и все ребята тоже были готовы.
        - Подходите ко мне по очереди, — сказала Таня. — Я погляжу, всё ли на вас ладно.
        В ту же минуту по ступенькам раздались быстрые шаги, и на терраску ворвался дежурный по лагерю, мальчик из первого отряда. Весь красный, запыхавшийся.
        - Таня! — крикнул он. — Что ж вы копаетесь? Идите скорей! Все вас ждут! Только вас не хватает. Неужели вы ещё не готовы?
        - Почему — не готовы! Мы давным-давно готовы. А как мы пойдём без горна и без барабана? Ведь договорились с Серёжей. Где горнист? Где барабанщик?
        - Сейчас будут, — поспешно сказал дежурный и тут же исчез.
        Вася и Гриша переглянулись: здорово, ничего не скажешь! Значит, их отряд пойдёт не просто так, а с горном и под барабан!
        - Давайте пока строиться, — сказала Таня.
        И вот они все — все пятнадцать — стоят вдоль широкой дорожки, а Таня бросает одну команду за другой.
        Сначала:
        - Отряд, в одну шеренгу становись!
        Потом:
        - Равняйся!
        Потом:
        - Смирно!
        И наконец:
        - Направо!
        Всё это они сделали прямо за одну минуту: и построились в шеренгу, и выровнялись плечом к плечу, и сделали поворот направо — в затылок друг другу.
        И тогда Таня отдала последнюю команду:
        - Шагом марш!
        Тут громко, во весь свой красивый медный голос, затрубил горн, по барабану застучали барабанные палочки, и отряд зашагал на торжественную пионерскую линейку, где их сегодня будут принимать в октябрята.
        Не успели они подойти, как старший вожатый лагеря, в свою очередь, отдал команду:
        - Знамя дружины внести!
        Под звуки марша пионеры внесли красное бархатное знамя с золотой бахромой и золотыми кистями.
        - Построиться пятому отряду! — отдал Серёжа ещё одну команду.
        Они входят на площадку, где построена вся пионерская дружина. И тоже строятся. Но только не в одну шеренгу с дружиной, а напротив неё. И тогда Серёжа стал им говорить такие слова:
        - Сейчас ваши товарищи, пионеры, приколют вам красную октябрятскую звёздочку, и вы станете октябрятами. Вы должны гордиться этой звёздочкой! Ведь такая же была на шлемах красногвардейцев, которые боролись за свободу трудового народа в дни великой пролетарской революции. И такая же звёздочка — на фуражках солдат, которые охраняют границы нашей страны от её врагов. Красные звёзды — на крыльях наших самолётов. Когда эти звёзды видят друзья, они радуются. Они говорят: «Хорошо, что в небе столько самолётов с красными звёздами на крыльях. Значит, не будет войны, значит, в мире будет мир!»
        А если вы увидите красную звёздочку на комбайне, который убирает хлеб на полях, — продолжал Серёжа, — знайте: этот комбайн убирает хлеб лучше и быстрее других! Красная звёздочка — на той маленькой новой планетке, которую сделали наши люди на нашей земле и послали в далёкий полёт вокруг Солнца. Вот какую звёздочку вы будете носить теперь, ребята! Так носите же её с честью! Хорошо учитесь, когда поступите в школу, и хорошо работайте, если вам поручат какую-нибудь работу! Будьте друг другу верными товарищами! Не покидайте один другого в беде и радуйтесь один за другого, когда приходит удача. И главное — помните: носить эту красную звёздочку вам завещал великий Ленин!
        Вот какие замечательные слова сказал Серёжа им, будущим октябрятам!
        А когда он кончил, Таня спросила:
        - Пятый отряд, что вы ответите старшему вожатому лагеря?
        И они хором ответили:
        Мы — весёлые ребята,
        Наше имя — октябрята.
        Мы не любим лишних слов.
        «Будь готов!» —
                        «Всегда готов!»
        - Молодцы! — второй раз за этот день похвалил их Серёжа.
        Потом заиграла музыка, и пионеры третьего отряда прикололи каждому из них с левой стороны по красной октябрятской звёздочке, и с этой минуты они все, весь пятый отряд, стали октябрятами.
        Вася Скалкин, хотя никто это ему не поручал, вышел вперёд и сказал:
        - Спасибо за красную звёздочку! Ладно, мы будем хорошими октябрятами!
        Гори, наш костёр!
        А потом наступил вечер.
        Солнце село. Одно за другим стали меркнуть маленькие розовые облака. Ещё немного — и всё небо засветилось крупными августовскими звёздами, а над лесом повис тонкий и совсем прозрачный серпик молодого месяца.
        На волейбольной площадке собралась сейчас вся дружина — четыре пионерских отряда и пятый отряд октябрят. Здесь же находились пионеры из колхоза «Заря коммунизма» — Костя, Антоша, Митяй и Сеня. За ними сегодня съездили на машине мальчики из третьего отряда.
        Таня тихо сказала:
        - Сейчас загорится наш прощальный пионерский костёр, а завтра… Да, завтра мы все разъедемся по домам. Всё же жалко, что лето кончилось и что мы расстаёмся.
        - А на следующий год мы снова приедем? И снова будем вместе? — с беспокойством спросил Вася.
        - Обязательно приедем и обязательно будем вместе! А вы к тому лету уже станете второклассниками. А ещё через год перейдёте в третий класс, и уже тогда вас примут в пионеры.
        - Вот здорово! Гришка, да? Октябрёнок — это значит полпионера, Таня, да?
        Вася посмотрел на Таню. Она засмеялась.
        - Не совсем так. Но, в общем, от октябрёнка до пионера, конечно, уже не очень далеко!
        Четыре мальчика из первого отряда с горящими факелами в руках ждали Серёжиного сигнала, чтобы зажечь костёр.
        - Сейчас, сейчас, сейчас, — еле слышно, одними губами, шептал Гриша. Он не сводил глаз с поднятой вверх Серёжиной руки. — Сейчас, сейчас загорится.
        И правда, Серёжа громко, на всю площадку крикнул:
        - Гори, костёр! Гори, костёр! Гори, костёр! — и сделал рукой несколько коротких сильных взмахов.
        Четыре пионера с факелами только и ждали этого. В ту же секунду с четырёх сторон вспыхнули сухие хвойные ветки, и весёлое красное пламя взметнулось в вышину, подбросив полную пригоршню мелких огненных искр, похожих на золотые песчинки.
        - Гори, костёр! Гори, костёр! Гори, костёр! — хором за Серёжей подхватили все ребята.
        И костёр запылал ещё ярче, ещё веселее, всё выше и выше подкидывая огненные языки.
        Деревья и кусты, окружавшие площадку, куда-то отступили и совсем скрылись в темноту.
        Но всякий раз, когда жарко вспыхивало пламя, из темноты на свет выбегала то белокурая берёзка, вся розовая от огня, то ёлочка с тёмной хвоей, то осинка с покрасневшими, как поздней осенью, листьями.
        - Песню! Давайте песню! — И Серёжа первый запел:
        Гори, наш костёр.
        Пионерский костёр!
        Самый лучший
        И дружный в мире костёр!
        «А мы что же? — подумал Гриша. — Мы ведь не знаем этой песни. Мы-то разве не будем петь?» — И он поглядывал на Таню, на Васю, на всех октябрят пятого отряда.
        Но Васька уже пел. И Васьки было не узнать: глаза у него блестели, он разрумянился и пел, размахивая в такт руками.
        И Люся пела. И обе Сони пели. Игорёк и тот старался изо всех сил. Весь пятый отряд вместе с Таней пел эту песню.
        Грише стало так весело, так хорошо, легко, как никогда. И он вместе со всеми запел:
        Гори, наш костёр,
        Пионерский костёр!
        Самый светлый
        И дружный в мире костёр!
        А вечер был уже совсем тёмный, и звёзд на небе становилось всё больше и больше, и казались они особенно яркими.
        - Ну, а теперь, — сказал Серёжа, — сядем, посидим и поразговариваем.
        И он начал рассказ о детях тех стран, где не горят ещё пионерские костры…
        «Ну что ж, что ещё не горят? — думал Гриша. — Ещё не горят, но ведь обязательно зажгутся!»
        А на небе среди множества звёзд он вдруг увидал три огонька. Один — красный, другой — зелёный, а третий — крупный и золотой. Разноцветные огоньки, не отставая друг от друга, треугольником быстро двигались по ночному небу.
        «Наверно, лётчик сверху видит наш костёр, — думал Гриша. — Конечно, видит. Как не увидеть!»
        Но всё-таки, легонько толкнув Васю, он показал ему на небо и спросил:
        - Вася, лётчик наш костёр видит?
        Вася запрокинул голову и тоже посмотрел на самолёт:
        - А то нет? Ему все костры сверху заметны.
        - Ты кем будешь, когда вырастешь? — вдруг спросил Гриша.
        Он проводил глазами самолёт. Его бортовые огни скрылись за деревьями.
        Вася немного помолчал. Потом сказал твёрдо и непоколебимо:
        - Когда я вырасту, я буду строить корабль, который полетит на звёзды.
        - И я тоже, — сказал Гриша. — Можно?
        Вася радостно воскликнул:
        - Ладно, вместе будем строить!
        И стал думать, какой это будет огромный корабль. Его они вместе построят на заводе: он со своим папой и Гриша со своим папой. Ведь только огромная махина сможет долететь на те далёкие звёзды. Вон на ту красную. Или, может, на ту, другую…
        А та, другая звезда, на которую теперь смотрит Вася, вся переливалась и голубым, и малиновым, и фиолетовым блеском.
        А Таня, слушая эти мальчишеские разговоры, эти мечты, думала: и сейчас им замечательно живётся, а что же будет через семь лет? Тогда будет так хорошо, что и представить себе невозможно.
        И, может быть, не зря мечтают Вася с Гришей полететь и на ту далёкую красноватую звёздочку, или на другую, которая светится голубым блеском, или на этот тонкий серпик совсем близкой луны.
        - Таня…
        Вася повернул к ней голову. В его глазах золотыми искрами прыгало и плясало огненное пламя.
        Что он собирался ей сказать? Да он и сам толком не знал. Может, просто хотел тихонечко шепнуть, что очень соскучился о маме и о папе, что ему уже хочется домой и что он — честное слово! — больше не будет съезжать на животе по перилам со второго этажа на первый.
        Но он ей ничего не успел сказать, потому что Серёжа громко крикнул:
        - А ну-ка, друзья, давайте ещё раз, напоследок, споём нашу песню!
        И они запели:
        Гори, наш костёр,
        Пионерский костёр…
        А пламя, жаркое и сверкающее, озаряло их лица.