Повесть о недовольном кролике Мария Майерова
        Мария Майерова
        Повесть о недовольном кролике
        Сад пробудился и застыл в ожидании. По утрам здесь царит тишина, нигде ни души. Хотя кое-кто в нем есть. На абрикосовых цветах завтракают пчелы. В лиловых чашечках колокольчиков уселся шмель. Цветущая вишня — настоящее лакомство для воробьев. И в ландышах что-то зашуршало, какое-то живое существо. Кто же это?
        Но ни цветы, ни деревья не обращают на шум внимания. Они ведут разговор лишь с ветром, солнцем да порой с дождем. Зато дрозды!.. Уж они-то сразу забили тревогу. А вдруг в ландышах кошка? И дрозды подняли крик. Даже в ушах звенит.
        Но никто не показывается. Только дрожат бубенчики ландышей, и ветер волнует их широкие листья.
        Над открытым солнцу парником танцуют первые бабочки-капустницы. Кружат и кружат. Порой коснутся друг друга крылышками или усиками, словно играют в салки, как БОрек с ПЕтрушкой. Тебе водить! А теперь снова тебе!
        Но не только в саду заметно движение. Подними голову и взгляни на небо! Высокая синева словно застыла в неподвижности. Лишь беловатые клочья облаков плывут вереницей. Плывут куда-то в неизвестность. Может, остановятся где-нибудь на другом краю неба? Но нет. Сначала они превращаются в длинные белые полосы и только потом исчезают. Но горизонт не остается девственно синим. Вновь разбегаются по нему белые барашки облаков.
        Но вот в саду началось движение. И лишь дом неподвижен. Он смотрит своими закрытыми глазами-окнами, молчат его немые уста — двери, но уже улыбается его высокое чело — крыша, согретая ласковыми лучами солнца.
        Двери дома стремительно распахиваются. Из дверей появляется поезд. Слышится свисток паровоза, шум машины, скрежет колес.
        - Ш-ш-ш! — делает губами Петрушка.
        Борек стоит сзади, положив ей руки на плечи. Ноги он высоко задирает — изображает колеса — и подражает свистку паровоза:
        - У-у-у-у!.. Уже еду-у-у!..
        Поезд немного коротковат, зато скорость большая. Мигом промчался мимо яблонь и уже едет по куче песка.
        - Остановка! — кричит Борек.
        Но Петрушке очень нравится быстрое движение. Поезд продолжает мчаться и только через минуту останавливается. Задняя половина поезда, Борек, пронзительно свистит. И тут же отчитывает Петрушку:
        - Ты проехала вокзал! Так нельзя.
        - Можно, можно, раз я хочу! — не соглашается Петрушка.
        - Раз ты поезд, хотеть не можешь! Твое дело слушать.
        - Кого?
        - Машиниста, меня.
        - А я сама хочу! — кричит Петрушка.
        - Ладно, хватит! Пассажиры выходят, а я буду проверять билеты.
        - И я хочу! — снова кричит Петрушка.
        - Но ты же пассажир! Вот тебе билеты, подавай мне по одному.
        Такая игра Петрушке нравится. Она отдает билет, объезжает яблоню и протягивает второй. Потом третий. Ей нравится, она готова все время подавать билеты. Ведь в поезде было столько пассажиров!
        Петрушка все еще возбуждена проверкой билетов, а кондуктор снова становится Бореком и бежит к калитке сада. Он придумал новую игру. В письма.
        - Я несу письмо на почту, видишь? А ты жди здесь. На улицу не выходи. Но смотри на меня. Ладно?
        - Ладно.
        Петрушка смотрит во все глаза. Борек бежит, высоко подняв письмо над головой. Вот он оглянулся:
        - Смотришь?
        - Смотрю! — кричит Петрушка высоким тонким голоском.
        Борек исчезает за углом.
        В саду снова тихо. И дрозды замолчали. Им уже привычна игра Петрушки и Борека в поезд. Они привыкли к его свисту и шуму и не боятся. Но вот опять что-то шуршит в ландышах и дрозды снова поднимают крик.
        Петрушка забывает об игре в письмо и бежит по тропинке. Бежит так быстро, что останавливается лишь в углу сада. Дальше бежать некуда. Вокруг сплошные заросли ландышей, а за ними плотный высокий забор. За забором дорога и поле.
        По дороге, запыхавшись, возвращается Борек. Он сердит на Петрушку.
        - Почему ты не у калитки?
        - Здесь кто-то есть, — шепчет в ответ Петрушка.
        - Ты должна была меня ждать у калитки.
        - Здесь есть кто-то, — повторяет Петрушка. Когда она хочет, то не слышит, что ей говорят.
        - Покажи! — быстро смиряется Борек.
        - Да я сама не вижу!
        - Она не видит! — смеется Борек. — Значит, там и нет никого, раз не видишь.
        - Есть, есть! Я слышу.
        - А что ты слышишь?
        - Ничего.
        - Она слышит «ничего»! — насмехается Борек. — Разве можно слышать ничего? Слышать можно только что-то, а если ты ничего не слышишь, значит, ничего и нет.
        - Нет, там что-то есть, — заверяет Петрушка.
        Она делает вид, что боится. И отходит от ландышей, положив палец на губы.
        - Стой! — приказывает ей Борек. — Жди меня, я сейчас примчусь рысью.
        И уже мелькает за забором. По дороге оглядывается и кричит:
        - Не сходи с места, а то оно укусит тебя!
        Укусит? А может, нет? Петрушка не видит ни зубов, ни раскрытой пасти, поэтому ей совсем не страшно. И все же она не двигается, стоит тихо, будто в саду и нет ее. Слышен лишь шелест плотных листьев ландышей и нежный звук их колокольчиков.
        Широкие листья ландышей плотно прикрыли землю, и не видно, что под ними.
        Петрушка видит, что «это» приближается к тропинке. И там опять застывает в неподвижности. И вдруг среди зеленых листьев показывается лапка; лапка слегка вздрагивает. А за ней высовывается пушистая мордочка с круглым сверкающим глазом. Потом показывается длинное ухо, рядом второе, оба уха плотно прижаты к голове. Пушистая мордочка все время в движении, словно к чему-то принюхивается. К чему же? И какие у нее длинные, прямые, как стрелки, усы!
        Петрушка еще малышка. Давно ли она была совсем глупым младенцем, который вечно все тащит в рот. Петрушка и сейчас хватается за все, что ей нравится. Вот и теперь она протягивает руки к зверушке. Безопасной тишине приходит конец.
        Длинные уши на пушистой мордочке дрогнули и встали торчком. Петрушка толком не успела рассмотреть зверька, а уже все исчезло — и усы, и блестящий глаз, а с ними и оба уха.
        - Ушастик! — кричит Петрушка Бореку.
        Но Борек так ничего и не увидел. Только листья ландыша заволновались, словно кто-то дунул на них.
        И снова тишина, и ни живой души вокруг.
        Борек разочарован. Он сердится на Петрушку и бьет ее по спине.
        - Все ты! Ты вспугнула!
        И когда Петрушка захныкала, готовая разреветься, Борек добавил:
        - Иди, иди жалуйся! Эх ты, плакса-вакса!
        Ах, идти жаловаться! Ну так она не пойдет! И одинокая слезинка остановилась на носу Петрушки.
        - Я-то не… Но он здесь был, вот здесь! Взял и убежал.
        - А как он выглядел?
        - Пушистый.
        У Борека мелькнуло в голове: заяц? Правда, этот несмышленыш Петрушка видела зайца только на картинке. А по картинке его не очень узнаешь. Может, она думает, что он величиной со слона? Даже в школе на картинках заяц настоящий великан. Но погоди ж! Сейчас узнаем.
        Борек поднял указательный и безымянный пальцы, а остальные три сложил щепоткой. Так он делал вчера вечером, показывая Петрушке тени на стене. Петрушка не отрываясь следила за его пальцами и сразу крикнула: «Заяц!»
        - Вот видишь, глупая! Твой пушистый был, наверно, заяц! Прибежал к нам с поля за салатом.
        - За салатом! — с зачарованным видом повторила Петрушка.
        И их обыкновенный сад вдруг изменился. Заяц… Зайцев ловят охотники. В дальних странах охотники ловят слонов и тигров. В дальних странах много чудесных, необыкновенных садов. И Борек, как наяву, видит эти сады.
        Непроходимые заросли, деревья плотно стоят друг к другу, корни их сплелись. Неба не видно. Через кустарники не продерешься. Настоящие джунгли. Исчезли тропинки. Все вокруг другое. И сам Борек другой. Он уже в девственном лесу, обнаженный, босой, с непокрытой головой. Только бедра прикрыты шкурой хищного зверя. В руке у него дубинка. У сестры Петрушки в руке лук, а в золотистых волосах две стрелы.
        - Там, — шепчет Борек и показывает в темноту, — там тигр! Будем его выслеживать!
        Он падает на землю, прижимается к ней и ползет. Лицо его принимает воинственное выражение, кривясь в страшной гримасе. Петрушке даже стало страшновато, когда она увидела эту воинственную гримасу. Но и она послушно упала на траву и поползла за братом-охотником. До сих пор Петрушка не знала, что у нее самой есть лук и две стрелы в волосах. Поэтому она немного боялась.
        Но когда Борек сказал ей о луке со стрелами, страха как не бывало. Она вытаращила глаза и тоже состроила гримасу: может, тигр испугается. С дубинкой Борека дело было хуже. Она была довольно увесистой. Зато Борек казался себе могучим великаном. Только тихо, тише! Они затаили дыхание, медленно продвигаясь вперед. Ни одна ветка не хрустнула под ними, ни одна травинка не шевельнулась. А они все ползли и ползли… Может, прошли уже часы, а может, и целых два дня! Борек полз не оглядываясь. Знал, что его верная подруга следует за ним. Он не отрываясь смотрел в одну точку. Туда, куда вначале показывала Петрушка, но там ничего не было видно.
        Тигры так ловко прячутся!
        А Петрушка уставилась совсем в другую сторону. Она смотрела в парник с молодым салатом. Наверно, тигр скрывается там. И вправду: за салатом что-то шевельнулось. Петрушка громко перевела дыхание. Борек угрожающе пнул ее ногой: молчи, ни звука!
        В салате скрывалось какое-то существо серовато-коричневого цвета. Оно сидело на корточках там и не шевелилось. Издали оно походило на большой пушистый шар.
        Петрушка не выдержала. Ведь Борек до сих пор ничего не видит. И она зашептала:
        - Тигр в салате, тигр в салате!
        Ну тут охотник и сам заметил зверя. Он совсем забыл, что прячется. Приподнялся и увидел подвижную мордочку, прижатые к спине уши и два веселых, быстрых глаза.
        И сразу исчезли горы, и девственный лес стал обычным садом. Борек опять Бореком, обыкновенным третьеклассником, а Петрушка его сестрой четырех лет.
        И сад привычно улыбался своими яблонями. И тропинки были хорошо знакомыми, столько по ним бегалось, и трава привычно звала поваляться в ней. И цветы такие знакомые: ландыши, тюльпаны, первоцвет. А в салате засел самый обыкновенный заяц.
        Собственно, не заяц, а зайчонок. Маленький, словно игрушечный. Наверное, он уместился бы в шапке. И Борек мог бы возить его в своем деревянном автомобиле. А может, его поводить на веревочке, как собачонку? Покормить и напоить. Они поместят его в клетку, откормят и будут запрягать в тележку. И заяц будет катать Петрушку.
        - Ого-го-го! — закричал Борек.
        А заяц раз — и исчез! И след простыл.
        - У него белый хвост, — деловито сказала Петрушка. Она как раз его увидела, когда он мелькнул молнией. Петрушка не расстроилась, как Борек. Она твердо верила, что заяц вернется. — Он вернется, Борек. Обязательно вернется!
        - Так ты его и увидишь! — злился Борек, словно виновата была Петрушка, а не он сам.
        - Но ведь это наш заяц!
        - Откуда ты знаешь? Он родился не у нас, — продолжал Борек недоверчиво, но уже готовый поверить.
        - Да ведь он приходит за нашим салатом! — победоносно заявила Петрушка.
        Борек не возразил. Его мысли уже были заняты другим: как поймать этого зайца.
        А что, если сделать длинное лассО? Или капкан? Или взять доску, намазать клеем и спрятать в салате? Или найти духовое ружье? Напрасные мечты! Надежней всего, пожалуй, лассо: с его помощью зайца можно поймать даже на расстоянии. Только бы удалось правильно забросить лассо!
        В капкан можно положить морковку. Заяц откусит морковку, капкан захлопнется, и заяц пойман. Только как эти капканы делаются?
        Доска, намазанная клеем, пожалуй, самое подходящее. Сделать ее пара пустяков. Заяц сядет на доску и приклеится. Только вот вопрос: а вдруг он отклеится? И тогда наверняка убежит.
        Борек пулей бросился в дом и вернулся с лассо, уже став теперь ковбоем.
        Петрушка тоже была готова принять участие в игре, но только непременно хотела знать, что это такое ковбой?
        - Ковбои скачут на лошадях, — объяснял ей Борек, — у них широкополая шляпа и лассо. Они стерегут большие стада коров и забрасывают лассо, если их надо поймать. Вот так, видишь?
        Лассо Борека — бельевая веревка — было довольно тяжелым. Далеко не забросишь. Оно сбило лишь несколько одуванчиков.
        - Видишь, одним броском три коровы!
        - Три коровы! — удивилась Петрушка.
        Минуту она еще разглядывала лассо, потом вдруг схватила его и крикнула:
        - Я тоже, тоже хочу!
        - Тебе нельзя, — возразил Борек, вырывая лассо у нее из рук. — Мала еще!
        - И не мала, и не мала! Уже давно достаю до яблони.
        - Достаешь, только до какой! У которой ветка до земли.
        - Я большая, большая, дай мне лассо!
        - Делать тебе с ним нечего!
        - Буду ловить коров. Дай мне, дай!
        - И что тебе пришло в голову? — говорит Борек и забрасывает лассо в ту сторону, где нет Петрушки. — Коров ловят только ковбои.
        - А я тоже ковбой!
        - Ха-ха-ха! Женщины ковбоями быть не могут.
        Это Петрушку поразило. Она усердно морщит лоб. Почему это девочки не могут быть ковбоями? Но никакого объяснения она не находит. И, забыв обо всем, глядит вверх: что это там гудит наверху? Высоко над головой она видит серебристое крыло самолета. Оно почти рядом с солнцем. Тень от самолета касается Петрушки. Петрушка нагибается, прикрывает голову руками, но тень уже бежит за самолетом дальше, не причинив Петрушке никакого вреда.
        Об игре в ковбоя Петрушка уже забыла. Забыла она и о самолете, увидев на тропинке муравьев.
        Они дружной вереницей бежали друг за другом, маленькие, черные муравьишки, и очень спешили. Навстречу им бежали другие муравьи. Некоторые не замечали друг друга. Некоторые останавливались, словно хорошие знакомые, и, здороваясь, касались друг друга тоненькими усиками.
        Петрушке очень захотелось потрогать эти усики: а вдруг она тогда поймет, о чем муравьи беседуют? Но не успела она коснуться муравья, как он ловко и быстро залез на ее палец и побежал по руке.
        Девочка испугалась, закричала и с отвращением замахала рукой. Но муравья так легко не стряхнешь. Он крепко держался на руке Петрушки и даже укусил ее. Тут уж Петрушка не выдержала и кинулась к Бореку.
        Она всегда вначале кричала: «Я сама! Я сама!» — а потом бежала к нему за помощью.
        А Борек все забрасывал свое лассо. В конце концов он сломал яблоневую ветку и тогда повернулся к яблоне спиной, чтобы ее не видеть. А раз не видно, значит, ничего и не произошло. При этом он твердил: «Ну этому каждый может научиться». Но не сказал: «Этому я должен научиться!» Петрушка вовремя пожаловалась. Он мог теперь спокойно бросить непослушное лассо. И, бросив лассо — бельевую веревку, — он кинулся к Петрушке. Они столкнулись, чуть не стукнувшись носами.
        - Крушение поездов! — закричал Борек, всегда готовый начать новую игру.
        Но для Петрушки сейчас существовал только муравей. Он все дальше и дальше лез по руке. К счастью, он забрался не далеко. Достаточно было завернуть рукав, и муравей был пойман и брошен на землю.
        - Противный муравей! — вздохнула с облегчением Петрушка. — Правда, теперь он не найдет дорогу домой?
        - Все из-за тебя! Хотя нет, — сказал Борек. — Знай, он найдет дорогу всюду. Весь наш сад для него дом родной.
        - Нет, нет! — не соглашалась Петрушка, ей хотелось хозяйничать в саду одной.
        - Посмотри-ка, — убеждал ее Борек. — Видишь, вон там, в траве, песчаный бугорок? Это муравейник. Там у твоего муравья дом родной, и он сейчас наверняка туда побежит. Под малинником у яблони живет его тетушка. Честное слово! А вон там, у пионов, бабушка. Такие же муравейники и на тропинке, и под камнями.
        - Нет, нет! — кричала Петрушка.
        - Сейчас увидишь!
        Борек поднатужился и сдвинул с места большой камень. Из-под него стремглав разбежались муравьи. Потом появились медлительные мокрицы. Обоим ребятишкам стало противно при виде этих серых неприятных существ. И Борек быстро сдвинул камень на прежнее место.
        И тут же вынул из кармана веревку и винтик. Они пригодятся, когда он будет делать свою ловушку — доску, обмазанную клеем. Сегодня он спрячет доску в салате, чтобы поймать зайца.
        Дом в саду незаметно наблюдал за Бореком и Петрушкой. Его глаза-окна постоянно их сторожили. Эти окна уже видели много игр и много ссор. Но ни во что не вмешивались. Сад полностью принадлежал детям, давая им огромную радость.
        Но за это дети должны были все свои споры разрешать сами. И не смели жаловаться друг на друга.
        А ведь ругались и даже дрались Борек с Петрушкой нередко. И лупили друг друга чем ни попало. Но, к удивлению, удары не были болезненны. Борек обычно дрался, стиснув зубы, молча; Петрушка визжала во все горло. Визжала не от боли, а просто так, для храбрости.
        Они дразнили и задирали друг друга, но и обойтись друг без друга не могли. Куда один, туда и другой.
        Только школа их разлучала.
        Дом наблюдал за ними, как правило, молча. Но сегодня вдруг из открытых дверей раздался голос:
        - Борек, в школу!
        Услышав голос, Борек сразу все бросил. Школа — дело нешуточное. И кинулся рысью к дому. Даже не взглянув на Петрушку. Петрушка затопала за ним, сначала к дому, потом к садовой калитке. Она страстно мечтала о школе и тайком восхищалась Бореком. Он такой большой, совсем взрослый! А малыши всегда мечтают о том, чтобы скорее вырасти и стать взрослыми. Больше всего Петрушку поражало, что у Борека есть какие-то свои обязанности: он должен делать уроки, ходить в школу, должен писать и читать. А главное, там, за садовой калиткой, у него есть товарищи. И он один, самостоятельно, ходил по улице. Она могла провожать его только до садовой калитки. Ох уж эта садовая калитка! Она закрывала от Петрушки весь огромный мир. Правда, девчушка не чувствовала своего заключения. Просто ей не хотелось оставаться в одиночестве, когда Борек отправляется в этот огромный мир, такой неизвестный и заманчивый.
        На улице подстерегает опасность, об этом Петрушка знала. Как сумасшедшие мчатся машины, звенят трамваи — только и смотри на рельсы! Несутся мотоциклы и велосипеды. Дерутся собаки. Встречаются там и недобрые люди. Но зато на перекрестке стоит регулировщик в белых перчатках и наблюдает за всем этим движением.
        Мир за калиткой пугал и манил Петрушку. И каждый раз, провожая своего старшего брата, она ныла:
        - Я тоже пойду с тобой в школу, тоже пойду…
        - Завтра, завтра, не сегодня, — дразнил ее Борек.
        И Петрушка серьезно повторяла:
        - Завтра!
        Завтра не означало для нее следующий день, а значило лишь то, что все это действительно произойдет, и притом очень скоро.
        - Я спрошу сегодня мальчишек в школе, как ловятся зайцы, — тихо шепнул Борек на прощание. Шепнул тайком, они оба очень любили свои тайны.
        Петрушка повисла на заборе, стуча ногами в калитку. Потом заглянула в почтовый ящик и насыпала в него разноцветных камушков с дороги. Довольная собой, она любовалась ими, ей нравилось, что камушки лежат в почтовом ящике, как раскрашенные яички. Закрыть ящик она, разумеется, забыла. Возвращаясь в сад, Петрушка размахивала руками. Где-то глубоко внутри возникла песенка. Слов у песенки не было. Да и мелодии, пожалуй, тоже. Наконец и губы Петрушки запели, и получилось что-то вроде:
        «Хорошо, хорошо! Очень даже хорошо! Вокруг так чудесно пахнет. Я лечу, лечу! И сейчас затанцую!»
        Руки Петрушки задвигались, она привстала на цыпочки и закружилась. Петрушка кружилась и кружилась, раз, еще разочек! Она кружилась, как волчок. Ветер бил Петрушке в лицо, струился сквозь пальцы, словно гладкая лента. Может, это вожжи, и ветер ее конь?
        И вдруг — бац! В разгаре стремительного танца Петрушка упала на траву!
        Лежит на траве, голова кружится. И подняться ей совсем не хочется. Вокруг нее маргаритки на длинных ножках. Так и хочется их сорвать. Петрушка рвет маргаритки одну за другой. Бросает их себе на голову. И полными горстями начинает рвать траву. Трава сочная и очень пахучая.
        - Ну вот, хватит. Будет для нашего зайца.
        Разбросанная трава и цветы, упавшие с волос Петрушки, — и среди них лежит Петрушка и, замерев, слушает дрозда. Сверху на нее словно упала солнечная перинка.
        Дрозд сидит на груше, высокой и тонкой. У груши только несколько веточек. Все они тянутся вверх, и дерево походит на подсвечник со многими свечками. А на самом верху сидит дрозд и насвистывает Петрушке:
        Я в крапинку,
        Я в крапинку,
        Б саду хозяин я!
        Двух мушек съел на завтрак я
        И на обед — червя!
        Теперь ищу личинок,
        Чак-чак, чик-чик, чок-чок!
        А солнце в небе синем,
        Как колос золотой![1 - Здесь и дальше стихи в переводе Е. Кайрукштис.]
        Петрушке сразу захотелось быть дроздом и сидеть высоко на ветке. И видно было бы ей далеко-далеко! Она бы все видела, и тогда ничего не случилось бы. И еще ей хочется полететь, присесть на дерево, на одно, на другое. А может, она спряталась бы под листок, и там никто ее не увидел. Она сидела бы там и распевала, как дрозд.
        А пока Петрушка лежит на спине, раскинув руки и ноги. Теплый ветер гладит ей лоб и треплет золотистые волосы.
        Так, лежа на спине, Петрушка замечает скворца. Скворец сидит на крыше своей скворечни и скрипит.
        Сидит и оглядывается, воришка, где бы чего стащить.
        Видит он Петрушку или нет? Но вот он ее заметил и начал во все горло орать:
        Скрип-скрип, тювить,
        Скрип-скрип, тювить,
        Чего бы мне стащить?..
        А вот дверная ручка Заманчиво блестит,
        И, может быть, Петрушечка
        Ее мне одолжит?..
        Но что поймут девчонки,
        От двух до десяти,
        Им надо, как скворчонку,
        Немного подрасти!..
        Смотрите-ка,
        Смотрите-ка,
        Прекраснейший червяк!
        Он прячется под листиком,
        Поймать его — пустяк!
        Расправил крылья скворец, распушил свой коротенький хвост и уже сидит на траве и тащит из земли червя.
        Петрушка даже привстала и села, чтобы видеть эту охоту скворца. Червяк привлек и скворчиху. Она слетела — и мигом к скворцу. Но черви только глубже зарылись в землю. Ведь они хорошо видели, как исчезла в брюшке у скворца их подруга.
        Скворец со скворчихой прохаживались по траве маленькими шажками. И среди них смешно подпрыгивали воробьи. Уж они-то всегда слетаются туда, где кто-нибудь пирует.
        Круглая дверь скворечника распахнута. Петрушка не отводит глаз от нее. Сколько раз она мечтала заглянуть в скворечник! Как все там устроено, в этом маленьком домишке?
        Но пара скворцов старательно охраняла свое жилище. Ведь после зимнего отсутствия им пришлось отвоевать его у другой пары скворцов, решивших там поселиться. Скворцы тогда размахивали клювами, как саблями. Бились крыльями, сталкиваясь в воздухе.
        Бой был жестокий.
        Потом домик пришелся по вкусу воробьям. С этой мелочью скворцы разделались быстрей. Серые воробьиные перья кружили в воздухе, словно пух из перины. И крик стоял невыносимый.
        Теперь скворцы чувствовали себя настоящими хозяевами. Никто из птиц больше не отваживался заглянуть в скворечник. А скворцы поспешно вили свое гнездо. С клювами, полными всяких мягких вещей, они исчезали в скворечнике и вылетали с пустыми.
        Петрушка решила, что сегодня она наконец заглянет в скворечник. И не откладывая, пока скворец со скворчихой расхаживают по траве.
        Только решила, как уже была там. Для этого она просто закрыла глаза. Многое Петрушка уже заранее представляла себе. И все же удивилась!
        Скворечник оказался маленькой комнатой, и все ее убранство было праздничным, как в воскресенье. На столе блюдо калачей. Из ящичка радио звучала органная музыка, кроватки скворцов были устланы пушистым пухом. Между ними стояла белая коляска, полная яичек. Яички были аккуратно уложены, как камешки, положенные Петрушкой в почтовый ящик. И, разумеется, Петрушка погладила их. Яички были теплые, и в каждом тикало, как в часах. Тикало все громче и громче, казалось, что кто-то стучит в дверь.
        И вдруг одно яичко лопнуло, за ним второе, третье, и не успела Петрушка опомниться, как коляска была полна широко раскрытых клювиков с желтыми полосками. Клювики были распахнуты так широко, что ничего, кроме них, Петрушка и не видела.
        Скворчата кричали очень настойчиво, и Петрушка даже испугалась. Ей казалось, что птенцы заполнили всю эту чудесную комнату и от ее праздничного воскресного вида ничего не осталось.
        Круглое окошко домика потемнело. Зашумели крылья. Заскрипели клювы старых скворцов. Скворцы возвращались домой.
        Петрушка исчезла, как будто ее и не было. Ей вовсе не хотелось испытать на себе острые, как сабли, клювы скворцов, не хотелось, чтобы клочья ее юбки летали в воздухе, как воробьиные перья.
        И смотрите! Петрушка уже как ни в чем не бывало лежит в траве. Но скворцы что-то заметили, потому что не сразу влетели в скворечню да и потом вскоре вылетели обратно, недовольно скрипя, словно плохо смазанные двери.
        Наконец скворцы успокоились. Скворчиха исчезла в домике. Скворец уселся на жердочку и воинственно засвистел:
        Хозяин я,
        Хозяин я!
        Со мной живет
        Моя семья!
        На ветке я
        Весь день пою
        И сторожу
        Семью свою!
        И, быстро повернувшись на жердочке, защелкал клювом и снова проскрипел:
        «Скворчиха, знаешь, полетим дальше».
        Взмыв вверх, он уселся на громоотводе. И там вновь завел свою длинную-предлинную песню. Ему тут же ответил другой скворец с громоотвода соседнего дома. Вместе с ними заголосил сидящий на фронтоне соседней дачи дрозд. Откуда-то с тополя к их песне присоединился четвертый, затем пятый, шестой певец… Самих певцов не было видно, лишь слышалось их пение.
        Эти песни то затихали, то становились громче, сменяли друг друга, дополняли и все вместе создавали единый стройный хор. Он сливался с дыханием ветра, с шелестом листьев и голосистым пением других птиц. Музыка весеннего дня проникала всюду, и казалось, звучала во всем мире.
        И вдруг в эту музыку что-то ворвалось. Какие-то посторонние звуки. И опять поющая тишина. Хруп-хруп! Снова тихо. И опять: хруп-хруп!
        Петрушка перевернулась на живот, уперлась локтем в землю и стала смотреть, кто это хрустит.
        Звуки шли от парника. Из салата.
        Ну конечно, там сидел заяц. Это он грыз салатные листья: хруп-хруп! И хрустел капустной рассадой: хруп-хруп! А вот и молоденький листок брюквы попробовал: хруп-хруп! От листочка к листочку прыгал. Уперся передними лапками и притопнул задними, совсем тихонько. Слышали только личинки майских жуков да Петрушка, которая наблюдала за зайцем.
        - Зайчик, — шепнула Петрушка, — ты чей? Наш? Иди сюда! Будь нашим гостем.
        Она, конечно, шепнула это тихо, совсем неслышно. И снова внимательно стала следить за зверьком, смотреть, как он грызет листья салата, придерживая их передними лапками. Его сероватая шерстка мягко блестит, на концах ушей черная каемочка, карие глаза так и сверкают. Петрушке тоже захотелось иметь такие пуговки-глаза, такие смешные длинные уши и белый, торчащий, как перо, хвост.
        Она так увлеклась, что не заметила второго зайчишку. Он вдруг появился откуда-то. И уселся недалеко от первого. И походил он на первого как две капли воды.
        Его подвижная мордочка искала в траве клевер. Петрушка заметила длинные узкие зубы. Они жадно грызли листики клевера и травинки. Травинки исчезали молниеносно, словно их поглощал ткацкий станок.
        Второй заяц заметил первого, увидел чужака, и, конечно, ему захотелось попробовать тот салат, что грыз другой. Наверняка та еда получше! И даже его нос, казалось, говорил об этом. Ведь многим кажется лучше то, что есть у другого.
        Зайчишка подскакал и быстро принялся за салатный лист с другого конца. Первый позволил ему грызть, но лист не уступил. Так они и грызли один лист, двигая мордочками. Наконец их мордочки столкнулись и тогда… тогда усы у них встали дыбом, короткие лапки замолотили, словно кулаки завзятых борцов. Они били друг дружку по голове и наконец оба привстали на задние лапки и тут же упали на траву. Потом опять оторвались от земли и на какой-то Миг слились в сплошной клубок, не переставая колотить друг друга лапками.
        Заячий пух долетал даже до Петрушки. Девчушка не на шутку испугалась. Мигом вскочила на ноги и захлопала ладошками:
        - Остановитесь! Перестаньте!
        И зайцы вдруг действительно перестали драться. Встали на все четыре лапки, кинулись наутек и скрылись так быстро, что Петрушка даже не заметила, в какую сторону. Словно их ветром сдуло.
        С легким сердцем Петрушка рассталась с этим зрелищем и вновь вернулась к своим детям. Ведь они уже давно ждали ее.
        Петрушкины дети лежали в кукольной коляске.
        Их было трое. Большая тряпичная кукла Юлинка, голыш Вит и мрачный паяц Байяя. У него были длинные руки в черном, длиннющие ноги в черных штанинах, и только белый воротник выделялся на его печальной фигуре. Зато воротник был весь в сборку и такой широкий, что голова еле виднелась.
        Юлинка была послушной. Она никогда не сердила свою маму Петрушку. А Вит, тому только бы и плескаться в воде.
        - Да уйди же ты от ведра! — выговаривала ему Петрушка. — И так весь мокрый! Только утром я надела тебе платье, чистое и глаженое. Слышишь, что я тебе говорю? Посмотри на Юлинку, она вся так и блестит. — И продолжала дальше: — А из водопроводного крана опять капает, не можешь его закрыть? Силы у тебя нет? Тогда с краном не играют, кран не игрушка для детей! Воды уйдет много, и водопроводчики будут ругаться! Вот мы и дома!
        Петрушка с коляской доехала до кучи песка, огражденной низенькой кирпичной кладкой. Вокруг кустарник, один куст уже покрылся цветами. Казалось, множество бабочек, раскрашенных во все цвета радуги, уселись на нем и принимали солнечные ванны. Это цвела гортензия.
        Солнце так и жарило. Но Петрушке все было нипочем.
        - Ну вот, у нас хорошо натоплено, жару много, значит, караваи удадутся! — разговаривала Петрушка с куклами. — Садитесь все на скамейку и будьте послушными. У меня нет времени.
        И она посадила Байяю, Юлинку и Вита на кирпичи. Это были действительно хорошо воспитанные дети. Слушались с одного слова.
        Караваи получились на славу. Уже несколько караваев испекла Петрушка. Вот они выстроились в два ряда. Петрушка даже устала. И только она, довольная собой, стала любоваться ими, как появился откуда-то ботинок Борека и растоптал их.
        Ну и визг поднялся!
        - Не визжи, глупая, я что-то тебе скажу!
        - Уходи отсюда, уходи! Все мои караваи испортил. Я с тобой не вожусь!
        - Ну так я тебе ничего не скажу!
        - Нет, скажи, скажи!
        - Не скажу!
        Тут Петрушка вспомнила о заячьей драке:
        - И я что-то знаю, а не скажу!
        - А ребята говорят, что это не заяц, а дикий кролик.
        - Он и дрался, как дикий.
        - С кем дрался?
        - С другим таким же. Ну и боролись же они!
        - Я им покажу! Всех перебью!
        - Не надо! — пугается Петрушка.
        - Они портят овощи и грызут деревья.
        - Не трогай их!
        - Их тут где-то много скрывается. Могут весь сад уничтожить. Ребята тоже будут их ловить.
        - Нет-нет! — У Петрушки даже внутри что-то дрожит. И сердце бьется очень. Жалко ей пушистых зверушек. Жалко их подвижные мордочки. Такие веселые и милые. Неужели они погибнут? Ей хочется защитить их, как своих трех детей.
        Полная нежности, она берет на руки Юлинку и качает ее.
        - Юлинку ты не смеешь трогать!
        - Нужна мне твоя замарашка Юлинка! — с презрением отзывается Борек о Петрушкиной любимице. — Хотя бы с нами в школу играла!
        Играть в школу Петрушка очень любит.
        Теперь она сама наподдает ногой свои караваи, усердно готовясь к игре в школу.
        Борек пяткой чертит на песке парты и доску. Ученики садятся, Борек стоит у доски.
        - Сегодня у нас естествознание. Я принес вам, ребята, изображение дикого кролика.
        - Ой-ей-ей! — восторженно тянет Петрушка, изображая ребят.
        - Тихо! Прошу внимания! Дикий кролик — млекопитающее. Что такое кролик, Петрушка?
        - Питающее.
        - Я сказал: млекопитающее. Травоядное млекопитающее. Из породы грызунов, вместо зубов у него два резца. Так что такое кролик, Байяя?
        Когда Байяя в школе, голос у него унылый, такой же Унылый, как и взгляд. Петрушка быстро хватает его, ставит перед собой и говорит:
        - Грязнуля.
        - Я сказал: грызун. Ставлю тебе двойку, Байяя. И напишешь сто раз: «Я был невнимателен», а родители подпишут. Продолжаем дальше. Внимание, ребята!
        Байяя возвращается на свое место. Вид у него уже не просто унылый, а убитый.
        - Сколько у тебя пальцев, Вит?
        Петрушка (чуть не плача). Но Вит не знает, у него нет на руке пальцев.
        Борек (вытягивает обе руки, растопырив пальцы). У каждого человека на руках десять пальцев. Повтори, Юлинка!
        Юлинка (тоном воспитанной девочки). У каждого человека по десять пальцев.
        Борек. На руках.
        Юлинка. Простите, на руках.
        Борек. А теперь, ребята, считайте на пальцах вместе со мной! К млекопитающим относятся: кролик, заяц, морская свинка, белка, хомяк, мыши, крысы, водяные крысы. Повтори, Петрушка.
        Петрушка встает, как и полагается примерной ученице. У нее и так уже мало что осталось в голове, а сейчас вообще все перепуталось. Однако Петрушка старательно растопыривает пять пальцев и, отвечая, каждый раз загибает один палец, чтобы знать, сколько животных она назвала.
        - Залик, кроиц, белка…
        - Кролик, заяц, белка, — поправляет ее Борек. — Дальше.
        - Заиц, краиц, белка, — старательно повторяет Петрушка.
        - Кролик, а не краиц. Хорошо, давай дальше. К… к… — помогает ей Борек.
        - Кукла! — выкрикивает Петрушка.
        - Какая кукла! Кукла — это твоя Юлинка, а она не млекопитающее. Крыса, хомяк, мы… — Борек пытается представить мышь, которая выглядывает из дырки и тоненько пищит.
        Ура! Наконец-то Петрушка поняла.
        - Мышь!
        - Ладно, хватит! Мыши, крысы, водяные крысы, полевые мыши. Брр! Хорошенькая семейка. И все они что такое?
        - Знаю, знаю! Я сама! — кричит Петрушка. — Голодные! Нет, грызуны, а не голодные, это я голодная.
        - Да, мне тоже хочется есть, — вспоминает вдруг Борек.
        - Можно было съесть мои караваи. Я ведь посыпала их корицей, — упрекает Петрушка Борека.
        - Да, я хочу есть на самом деле. А твои караваи есть нельзя.
        - И как раз они мне удались, — не успокаивается Петрушка.
        Лица ребятишек обращаются к дому. Из открытых окон дома несется вкусный запах. Слышен звук посуды, стук тарелок. Потом доносится голос:
        - Борек, Петрушка, обедать!
        Дети опрометью кидаются к дому. Их подгоняет голод. И вот они уже исчезли в дверях дома.
        В саду все снова погружается в сонную тишину. Нежные молодые листочки свертываются в зеленые трубочки, чтобы не засохнуть от жары. Зато все незабудки подняли свои цветы к солнцу. На вишне уселся воробей и зачирикал: чик-чирик-чирик! И между чириканьем, словно ножницами, состригает клювом цветочки вишни и бросает на землю.
        «Негодник, безобразник», — стыдит его дрозд.
        «Сам такой, сам такой», — чирикает воробей и с шумом присоединяется к воробьиной стайке.
        Воробьи уселись в песке и так усердно роются там, что пыль стоит столбом. Один из них устроился на голове Байяи. Зяблик робко поглядывает, не осталось ли каких крошек для его детишек. А синица, как на качелях, раскачивается на тонких ветках яблони. Высматривает всяких жучков и червяков. Из-за камня высунула мордочку мышь. Мелькнула молнией и исчезла в траве. Исчезла так проворно, словно ее увезли на «скорой помощи».
        В траве опять что-то зашевелилось. Появился какой-то черный холмик. Это крот ищет в земле чем-нибудь поживиться. На миг показались тонкие подвижные лапки.
        Но все это неприметное движение не нарушает полуденную дрему. Нарядный куст айвы спокойно и важно распустил свои красные цветы, удобно примостившиеся на ветках. Ему нисколько не мешает возня жужелиц у его корней.
        Крупные цветы светло-желтых анемонов с преданностью поворачиваются вслед солнцу. В их сердцевинке тают последние капли росы, оставшиеся там после ночи.
        Все, что повторялось в саду ежедневно, никого не приводило в волнение. Но когда чуть слышно шевельнулись листья ландышей, это уже настораживало!
        В саду происходило что-то необычное, волнующее, какое-то предательское движение.
        Дрозд тут же перестал рыться в разрыхленной земле возле деревьев. И, тревожно забив крыльями, взлетел повыше и оглядел все вокруг.
        Сразу послышался тревожный возглас:
        «Чужак! Неприятель!»
        И остальные птицы подняли тревогу, переполошились, залетали от дерева к дереву, с кустарника на кустарник. И нигде не оставались на месте, не успокаивались.
        Да и как им успокоиться! Ведь в ландышах опять кто-то зашевелился, опять нависла опасность!
        Наверняка в ландышах осторожно крадется дикий кролик. Его притягивает нежный салат. Ландыши кролика не интересуют, они ему не по вкусу, и он хорошо знает, что они ядовиты.
        Кто ему об этом сказал?
        Внутренний голос, так называемый инстинкт. Этот внутренний голос и сейчас нашептывает ему, что его подстерегает опасность. И вот кролик встает на задние лапки. Одно ухо торчком, другое прижато. Потом наоборот: второе торчком, первое прижато. Уши у кролика так и ходят.
        Ну как там, есть что-нибудь опасное? Нет, все спокойно. И уши вновь прижаты к спине. Кролик чувствует себя теперь неплохо. Вокруг тишина, и вкусный салат рядом. Вот бы здесь устроить свое жилище.
        И кролик тут же начинает рыть себе норку. Роет изо всех сил, работая передними лапками. И когти в ход идут. Вырытая глина летит из-под лапок направо и налево или прямо за спину, через расставленные задние лапки. Когда кучка глины вырастает, кролик мордочкой отодвигает ее подальше.
        Отверстие в земле уже настолько большое, что кролик может в нем скрыться почти наполовину. Из дверей дома за кроликом наблюдает Борек. Он только кончил обедать и торчит теперь здесь в одиночестве, потому что Петрушке после обеда положено спать. В одной руке у него пузырек с клеем, в другой доска. Он замер в дверях, боясь спугнуть кролика.
        Ветер дует в сторону Борека, и, всегда такой осторожный, грызун не чувствует запаха человека.
        Кролик вовсю роет землю. Но вот у него заходили бока: он почуял запах свежей зелени; салат так и манит его.
        Но серый настоящий чистюля. Он не станет есть, пока весь в земле. И вот он садится на корточки и передней лапкой трет мордочку. Потом принимается за ухо. Что он с ним думает делать? Уши у кролика тонкие и прозрачные, только жилки виднеются на нежной перепонке. А кролик теперь моет своим розовым язычком не только мордочку, но и уши. Ну и чистюля!
        Когти на лапках он не может убрать, как кошка, и поэтому внимательно следит, боясь оцарапаться. Сейчас он намывает ухо, потом усики. Они блестят, словно чистое стекло.
        Наконец, закончив, он принялся за салат. И с довольным видом захрустел: хруп-хруп!
        Борек словно примерз к порогу, с места не сдвинется. Но в голове за это время у него уже созрел целый план. Он осторожно пробирается в дом и тихонько возвращается обратно, держа в руках ящичек. Ящичек пуст.
        Нет, этого никто ему не советовал. Ребята в школе давали ему совсем другие советы. Скажем, сделать из проволоки капкан. Или насыпать кролику соли на хвост. Но эти советы не пришлись Бореку по душе. Он давно хорошо знал, что капкан делать нельзя. А насчет соли на хвост они просто шутили.
        Увидев кролика, мирно устроившегося под салатом, Борек все сразу придумал. Он накроет кролика ящиком, и дело с концом!
        Он уже видел, как осторожно вытаскивает кролика из-под ящика. Видел, как закрывает его в клетку, оставшуюся после попугая. Представлял, как с гордостью рассказывает обо всем классному руководителю.
        И Борек приближается к кролику. Делает круг по всему саду, стараясь подойти к кролику сзади. Может, если кролик испугается, то кинется в дом. Нет, кролик ничего не замечает. Борек подкрадывается очень осторожно. Ползет, скрываясь в высокой траве, ползет, стараясь не шуметь, порой посматривая на кролика, а тот по-прежнему проворно хрустит салатом.
        Но вот Борек у забора. Теперь нужно повернуть к кролику. И вдруг ветер дует в его сторону, коварный ветер доносит бдительному кролику, что появился человек, а с ним опасность.
        Оба уха кролика встают торчком, как указательные пальцы. Они словно кричат: «Внимание! Осторожно!»
        Кролик — весь внимание, голову опустил на передние лапки, предостерегающе приподнял задние. И сразу кинулся прочь, при каждом прыжке показывая светлое брюшко. Вдруг он и на самом деле бросился к дому. Но тут же, не успел Борек перевести дыхание, ушастый остановился как вкопанный. Так резко, что чуть не перевернулся. Потом, петляя, бросился к правому углу дома и скрылся совсем в другом направлении, словно испарился, исчезнув в ландышах. Борек остался ни с чем.
        Но Борек знал, что кролик не убегал за забор. А где же он? Нет, наверняка кролик еще здесь, в ландышах. И сидит, притаившись. Ну подожди, ушастый, не уйдешь от меня!
        И вот Борек стоит перед зарослями ландышей. Стоит тихонько, не двигаясь, даже красношейка, не боясь, подлетает к самой руке и плутовато поглядывает на Борека черным глазом. «Сторожишь, сторожишь?» — насвистывает красношейка. Но Борек молчит. Притаился, кажется, даже не дышит. У ландышей такой вид, словно они ни о чем не догадываются. Тишина длится так долго, что и всполошенные дрозды успокоились. Каждый теперь занимается своим делом. Что-то клюют, переговариваясь.
        Борек по-прежнему стоит не дыша. Даже ноги у него онемели. А руки, держащие ящичек, сводит судорогой. Но Борек боится двинуться с места. Кролик наверняка притаился в густых зарослях зеленой листвы. Но когда-нибудь он все-таки выдаст себя, двинется с места. Борек от напряжения чуть не плачет. Но он стискивает зубы, как настоящий мужчина.
        Но что это? Не кажется ли ему? Вот один листок ландыша тихонько шевельнулся. И опять тихо. Потом еле заметно задрожал стебелек. Больше Борек не ждал: раз — накрыл ящиком ландыши!
        И только теперь почувствовал облегчение. Уф! Готово! Он разжал онемевшие пальцы.
        Кролик в ящике? Или нет? Поймал Борек его? Как проверить? Нет, сам он не станет заглядывать. Подождет Петрушку. Хватит работы на двоих. Один будет держать, другой рукой залезет под ящик.
        Но ведь Петрушка спит, и будить ее нельзя. Что же делать? Сидеть на ящике и ждать? Нет, что-то надо делать. Он положит на ящик все, что можно. И тогда ящик не сдвинешь с места. Можно положить лопату, мотыгу и грабли. Все они из железа и тяжелые. Кролику тогда не вылезти. А вдруг он начнет подрывать землю?
        Ну, так быстро он не подроет: ведь Борек только сбегает за кисточкой для клея. У него еще одно трудное дело — его волосы.
        По утрам Борек все время мучается со своими волосами. И гребень и щетка ему не помогают. Волосы все равно не слушаются. И голова у него все время похожа на воронье гнездо.
        Думая, как поймать кролика, Борек раскопал в доме клей. С той поры ему не давала покоя одна блестящая идея. Наконец он ее осуществит. Он причесался карманным гребешком, смотрясь в зеркальную водную поверхность. Сделал красивый пробор. Намазал полосы клеем — и смотрите: пробор держится, ни один волосок не встал торчком.
        Борек с удовольствием смотрит на свое отражение в кормушке для птиц, в которую налита вода. Обычно из нее пьют дрозды, воробьи, скворцы. А теперь виднеется отражение аккуратного мальчика.
        Ничего не скажешь! Волосы лежат великолепно. Наверное, и за ночь прическа не изменится. А утром Бореку не придется причесываться, не говоря уже о том, что теперь он стал походить на их классного руководителя. И никогда не будет лохматым. Никогда в жизни! А уж ребята в школе удивятся! Борек всех ребят заткнет за пояс.
        И вдруг ему показалось, что ящик двинулся. Борек мигом сел на него. Он сидел, боясь пошевелиться, ноги и руки словно онемели, но мысль лихорадочно работала. Что делать?
        Петрушки все нет, ну и соня! Но вот уже слышно, как она встает, ее одевают. Борек машет ей обеими руками, так и не вставая с ящика.
        Петрушка, стоя в дверях, недоверчиво смотрит на него. Она так и не понимает: зовет Борек ее или нет? Глаза у нее заспанные. Сад перед ней словно в тумане, будто она смотрит на него через зеленую занавеску.
        - Ну что ты там еле-еле идешь? Хочешь, чтобы кролик убежал! — сердится Борек.
        Кролик? Петрушку будто толкнули в бок. Ведь это ее кролик, она его нашла! Петрушка кинулась к брату. Но, добежав, увидела только Борека и ящик. И никакого кролика.
        Петрушка со злостью ударила Борека. Но Борек оказался проворней. Он поймал ее неразумную руку и сделал вид, что хочет скрутить за спину. Борек по-настоящему рассердился на Петрушку. И, схватив ее за руку, резко усадил на ящик.
        - Сиди и не двигайся. А я принесу клетку. Посадим в нее кролика.
        - Нет-нет! — тут же вскочила Петрушка, словно под ней распрямилась пружина.
        - Тебе что, кролик больше не нужен? Может, отпустить его? — Борек с силой усадил Петрушку обратно.
        - Не хочу! Не хочу! — Девчушка снова вскочила, как заводная кукла.
        - Не будешь сидеть спокойно, отпущу его. Пусть бежит. И не будет у тебя кролика.
        Он придерживал Петрушку за плечи. А она, упрямица, кричала:
        - Нет-нет! — и даже била ногами.
        - Ну, так сяду на ящик сам. Но тогда ты на него не смей и смотреть!
        - Нет, я тоже, я тоже! — Петрушка была укрощена и уселась на ящик, Борек отправился за клеткой. Ну теперь он сделает, что задумал. И он тащит не только клетку, но и несколько досок. И ими окружает ящик так, что остается только отверстие величиной с дверцу клетки. И только теперь собирается приподнять ящик. Доски помешают, кролику не удрать. А сейчас внимание! Петрушка, как верный страж, не двигается с места, изо всех сил придерживая ящик с одной стороны. А Борек тем временем медленно поднимает ящик.
        Кролик чувствует какое-то движение и дуновение свежего воздуха. В осторожности его спасение. Он прижимается мордочкой к отверстию, откуда идет свежий воздух. Борек поднимает ящик повыше. Кролик тоже поднимает мордочку выше. Борек ящик выше. Кролик тоже. Раз — и кролик в клетке! Борек уже наготове. Дверцы клетки захлопываются.
        Кролик пойман!
        Правда, он стремительно прыгнул и царапнул Петрушку. Обычно Петрушка в таких случаях всегда поднимает визг, но сегодня хоть бы хны! Веселая, как ни в чем не бывало. Сидит на корточках и разглядывает кролика. Ее сонливость как рукой сняло.
        Петрушка повеселела. Вся так и светится: ведь у нее теперь кролик! Свой собственный, живой, настоящий кролик! Он теплый, таинственный. Он не игрушечный, а видит и слышит. Умеет прыгать и садиться на корточки. Будет есть, похрустывая, вытягивать мордочку, принюхиваясь, будет умываться лапкой, и вообще он многое умеет!
        Но пока кролик неподвижен, с места не тронется. Только сидит и глазами поблескивает; порой в них сверкают красные точки, словно солнце блеснет в цветном стекле. Он старается стать как можно меньше, весь сжался и сидит не двигаясь. Только мордочкой поводит.
        - Тебе грустно, кролик? Ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?
        Петрушка становится на четвереньки. Прыгает вокруг клетки, подражая кролику, и притопывает. Такая игра приходится Петрушке по душе.
        - Видишь, видишь? Я твоя сестренка! Гоп-гоп, топ-топ!
        Но кролик никакого внимания. Ему, видно, все это не очень нравится. Он сидит в углу клетки и поглядывает оттуда. И как Петрушка ни старается, кролик даже не смотрит в ее сторону.
        Бореку тоже хочется привлечь внимание кролика. Он становится на четвереньки и прыгает, щелкает языком, свистит. Поднимает пальцы над головой, изображая кроличьи уши. У Петрушки так не выходит.
        Так они не отходят от клетки, водят хоровод, распевают и кричат во все горло. Шуму хоть отбавляй. От этого шумного веселья они раскраснелись и никак не могут прийти в себя. Им это очень нравится и очень весело.
        Но кролику совсем не весело.
        - Давай так же делать носом, как он, может, он нас признает за своих, — заявил Борек и сморщил нос.
        Петрушка тоже смешно повела носом. Она дышит, раздувая ноздри. Носик ее быстро движется. Петрушке по-настоящему хочется быть похожей на кролика. И она вовсю старается усиленно дышать носом, даже капельки пота показываются над верхней губкой.
        - Ах ты, малявка, — обижает ее Борек.
        - Сам ты малявка! — дуется Петрушка и лезет в карман за платком.
        - Мне уже так не скажешь, мне уже нос не вытирают. Не то что ты, еще не знаешь, что такое носовой платок!
        Напрасно Петрушка старается вытащить свой платок из маленького кармана. Она злится, и ее злость обращается против Борека. Град кулачков так и сыплется на Борека. Она бьет его куда попало и даже пытается укусить.
        Но Борек в ответ только смеется. Рядом с рассерженной малышкой Петрушкой он чувствует себя умным и большим. И ее кулачки ему нипочем. Он даже нарочно подставляет ей спину. И этим еще больше злит ее. А сам только смеется: «Малышок, малышок с печной горшок!»
        Внезапно Петрушка отворачивается от него и бежит к дому. Она окончательно обиделась.
        Бореку это уже не нравится. Он не хотел Петрушку обидеть, а думал просто подразнить ее. Он догоняет сестру, вытаскивает у нее из кармана платок и вытирает нос и глаза.
        - Ну ладно, ладно. Давай мириться, я тебя больше не буду дразнить, но и ты не дразнись.
        - Но скажи, что я уже большая! — ставит условие Петрушка.
        - Давай играть в дочки-матери. Кролик будет нашим ребенком, — предлагает Борек.
        - А клетка нашим домом, — тут же соглашается Петрушка.
        - Где растет наша капуста, будет зеленая лавка.
        - И я пойду туда покупать продукты на обед.
        - А как же твои дети?
        - Они будут уже не моими и придут в гости к нам.
        Борек тут же спрашивает:
        - Мама, а когда мы будем обедать?
        Петрушка:
        - Нет, я только иду покупать, понянчи моего малыша.
        Борек ловит кролика в клетке. Тот не дается. Но скрыться ему некуда. Он защищается, царапается, бьется. Петрушка смотрит на борьбу Борека с кроликом и уже забывает, что должна идти за покупками. Борек хватает кролика за спинку и сажает в коляску с куклами, но продолжает его держать и не отпускает. Петрушка хватается за ручку коляски. И оба проворно катят коляску с куклами и кроликом.
        Они укачивают кролика и напевают:
        Закрой, крольчонок, глазки,
        Спи с куклами в коляске…
        Ребята на седьмом небе. Им нравится, что у них такой малыш. Что там Вит, Байяя или Юлинка; ведь они не живые. А тут настоящая живая игрушка.
        Но кролику все это не нравится. Он сопротивляется каждым мускулом своего тельца, не хочет быть в неволе.
        Борек крепко держит его обеими руками. И за это получил свою долю царапин. Но он не хочет сдаваться.
        - Знаешь, Петрушка, привяжем нашему малышу красный бант.
        Мама Петрушка разыскивает в коляске ленту.
        - Ну-ка посмотрим, как идет нашему малышу красный бант. Байяя, Юлинка! Вы уже видели его?
        Все куклы усердно кивают головами: это Петрушка двигает ими. А у кролика тоже мордочка все время в движении: он усердно старается избавиться от банта. Он бьет передними лапками, стараясь когтями сдернуть ленту. Подобное украшение ему явно не по душе.
        - Ах ты, неблагодарный! Так-то ты слушаешься своих родителей! — говорит Борек и бросает непослушного кролика снова в клетку, крепко запирая дверцы.
        Кролик прыгнул, разбежался, ударился о решетку клетки и запищал от страха.
        Борек с Петрушкой удивленно посмотрели друг на друга. Разве они ему что-нибудь сделали? Даже и не думали. Может быть, он голоден? Наверняка он хочет есть. Нет сомнения! Ведь сюда в сад он и ходил добывать себе пищу! Что ж, дадим ему салат. И шпинату тоже. Морковку ему вытащили из парника. И травы нарвали.
        Сколько можно просунуть зелени через решетку, столько и получил кролик. Нежный салат, бело-розовые маргаритки, одуванчики с молочным соком — все эти лакомства смотрели на ушастого.
        Но кролик сидел в углу, даже не повернувшись в их сторону.
        - Давай отойдем, а то он нас боится, — говорит Борек.
        - А может быть, он стесняется есть при нас? — рассуждает Петрушка.
        Ребятишки отходят к куче песка. Кролик остается в одиночестве в клетке, забросанной зеленью.
        - Давай играть в гости, — предлагает Петрушка.
        - Дурацкая игра, — говорит Борек. Он хотел было сказать, что эта игра лишь для малышей, но вовремя остановился. Ведь только что он заверял Петрушку, что она уже большая. И поэтому тут же добавил: — Ладно. Ты будешь гостьей, а я хозяином.
        - Да-да, я сама, я сама буду гостьей.
        - Входите, входите, пани Ясама! Вы постучали?
        - По песку. Не было слышно.
        - Ладно. Так входите, пожалуйста.
        - Целую ручки.
        - Надо говорить не «целую ручки», а «добрый день». И вообще..
        - Добрый день. Извините, нас много. Мы не затопчем вам пол?
        - Нет-нет, проходите, пани архитекторша, проходите вместе с вашими ребятами. Приветствую вас.
        - Спасибо, пан адунк. Там мы присядем.
        - Надо говорить адъюнкт[2 - Адъюнкт — должностное лицо.], запомни.
        Тогда я не играю.
        - Ну и не надо! Смотри, твои дети лезут на пианино.
        - Не надоедай, Вит! Байяя, слезь с пианино! Смотри, какая Юлинка послушная! Сидит только на клавишах.
        - Ничего, пани архитекторша, ничего! Пусть ребятишки поиграют. Будьте как дома.
        - Я говорю, пан адунк, что сегодня человек и не знает, что варить. Что у вас на сегодня, пан адунк?
        - Но ведь пани не варит!
        - Нет, варит!
        - Мадам, вы пойдете в театр?
        - Некуда деть ребятишек, пан адунк.
        Игра в гости длилась долго. Дошла наконец очередь и до голыша Вита. Тот принимал гостей в ванночке.
        Между тем кролик сидел в клетке. Сидел и не двигался. Хвост прижат. Коричневые глазки поблескивают, только носик все время находится в движении.
        Нюх кролику подсказывал, что недалеко морковка. И что среди решеток клетки засунуты салатные листья. И еще он чувствовал крепкий аромат сорванной травы, которая уже слегка подсохла. Но у кролика пропал всякий аппетит, ему ничего не нравилось из приготовленного угощения.
        Он сидел по-прежнему неподвижно и лишь прислушивался к звукам и запахам, доносившимся в клетку. Он знал, что теперь ему не убежать, не скрыться, хотя пытался это сделать. Прутья клетки не пускали его, крепко держали, как он ни бился об них. Но ветерок и воздух прутья пропускали; ветерок касался испуганного кроличьего сердца и, казалось, напевал:
        Тебя зовет и поле,
        И лес, и облака:
        «Иди к нам, бедный кролик,
        Скачи скорей и луга!»
        Кролик слушал, слушал каждым своим волоском. Даже лапками перестал стучать. Крольчонок был еще малыш, он родился только в марте и в жизни пока плохо разбирался. Хотя свою семью он покинул уже давно и дружил лишь с ветром, с этим дыханием земли. Его он хорошо понимал. Ветер был его защитником, учил крольчонка распознавать опасность, и благодаря ему кролик частенько спасался от врагов. Но на этот раз ветер его подвел. Вот и сидит он в своей клетке-темнице. Теперь кролик - Петрушкина собственность. Ну разумеется, и Борека тоже.
        Птицы сразу поняли, что невидимый враг, скрывавшийся в ландышах, пойман. Теперь они увидели, что это не кошка, а просто-напросто кролик, существо безобидное. И воробьи подлетели к нему поближе. Без опаски уселись на клетку и принялись чирикать:
        Ах, бедный добрый кролик,
        Какой же ты глупыш!
        Ты сам попал в неволю,
        Теперь сидишь грустишь…
        Ты был неосторожен,
        Ты просто ротозей —
        У дома прыгать может
        Лишь храбрый воробей!
        Чирик, чек-чек,
        Чирик, чек-чек,
        Опасен человек!
        Зяблики молчали, только кружили вокруг клетки, выискивая что-нибудь для пропитания. Дрозды внимательно разглядывали кролика издали. Для большей безопасности они не подлетали ближе: вдруг что-нибудь случится? Ведь у кролика и когти есть, и глаза так странно поблескивают.
        Кролик на птиц ноль внимания, да и на все остальное тоже. Все сидел на одном месте, вытаращив глаза. Только носик и каждый волосок его блестящей шерстки находились в движении, уши торчком — все было настороже.
        А ветер, этот всезнайка, шептал кролику:
        Ушастого жалеют
        Свободные друзья;
        Ромашка,
        Сладкий клевер
        И травка у ручья.
        Ребята же песенки ветра не слышали, потому что громко кричали. Они все еще играли в гости, вдруг Петрушка глянула на голову Борека. Глянула и онемела от удивления.
        - Чего ты на меня глаза таращишь?
        А Петрушка молчит, ни слова не произносит, только смотрит на Борека, даже рот раскрыла.
        - Ну куда ты уставилась?
        Борек следит за взглядом Петрушки и щупает свою голову. И тут же отдергивает руку. На голове что-то жужжит, двигается. Это «что-то» щекочет Борека.
        - Не двигайся, — предостерегает его Петрушка. — Там чела сейчас ужалит.
        - «Пче-ла» говорят, а не «чела».
        Борек бросается к кормушке для птиц, где налита вода. И видит: на его гладком, ровном проборе, намазанном клеем, словно живая корона, уселись насекомые. Борек старается прутом прогнать пчелу, боясь, что она ужалит. Синеватая мушка, тоже усевшаяся на проборе Борека, пусть улетит сама. Она бьет своими нежными крылышками. Они играют в этой живой короне, словно драгоценные камни.
        - Смотрите на меня, я король! — кричит вдруг Борек. — Погляди-ка на мою корону.
        - Нет-нет, король наш кролик, — говорит Петрушка.
        - Ладно, пусть кролик король, но где у него корона? Давай сплетем ему корону из цветов.
        - Давай, давай, — соглашается Петрушка и набирает полную охапку тюльпанов.
        - Пожалуйста, не рви тюльпаны. — Борек поучает Петрушку, он любит это делать. — Хватит и маргариток.
        И принимается учить Петрушку, как плести венок из маргариток.
        Стебелек первой маргаритки переплетается второй, потом третьей, и так заплетают длинную косу. Потом делают из нее кольцо, завязывают травой — и венок готов, Сначала венок делают Петрушке, потом второй несут уже кролику. Борек просовывает венок в клетку, кролик бьет лапками и прыгает в другой угол клетки. Но венок уже висит у него на ухе.
        - Он, наверное, заколдован, — вдруг заявляет Борек. — Не ест ничего.
        - Заколдованный король! — радуется Петрушка.
        - Знаешь что, — говорит Борек, — давай его расколдуем!
        - А как? Я не умею колдовать, — честно признается Петрушка.
        - Короля нужно освободить от чар каким-нибудь героическим поступком, — решает Борек. — Я принц-волшебник, мне подвластны все пчелы и бабочки, жуки и пауки. Я сохранил им жизнь, за это они мне дадут хороший совет.
        - Расскажи, расскажи мне сказку, — просит Петрушка.
        - Подумаешь, рассказать сказку! Лучше мы ее сами придумаем! Ты будешь принцессой, кролик твоим заколдованным отцом. А я принц-волшебник, мне подвластны все звери и животные на земле и в воздухе. Твой Байяя — дракон, он сторожит короля. Голыш — добрый дух, будет помогать мне, Юлинка — вороному.
        - Вороному! — в восторге хлопает в ладоши Петрушка.
        - Начнем! — отдает приказание Борек. — Вы говорите, дорогая принцесса, что злой волшебник заколдовал короля, вашего отца, и превратил его в кролика?
        Петрушка. Да, принц. И кто освободит его, получит принцессу в жены.
        Борек (принц-волшебник). И королевство в придачу?
        Петрушка. И королевство.
        Борек (принц-волшебник). Я сейчас оседлаю своего вороного и начну бой с драконом! Дайте мне мое копье! (Гарцует на Юлинке.) Жестокий дракон, выдашь нам короля или нет?
        Байяя (голосом Борека). Не выдам, пока не отдашь мне на съедение принцессу.
        Петрушка (пугается по-настоящему, но плачет только для виду). Ах, принц-волшебник, не отдавай меня на съедение злому дракону!
        Байяя (опять голосом Борека). Тогда мы начнем жестокий бой. Брр! Хрр!
        Борек. Что ты скажешь, добрый дух?
        Голыш Вит (который тем временем плавает в птичьей кормушке). Начинай бой!
        Принц-Борек бросается с граблями на Байяю-дракона, грабли задевают за дверцу клетки, те распахиваются, уши кролика встают торчком, венок-корона падает с уха, а кролик бросается к дверце; прыжок — и кролика уже нет в клетке!
        Ну и прыжки у него! Кролик весь изогнулся, мышцы так и заходили под кожей, уши задвигались.
        Наконец-то кролику удалось вырваться!
        Он мчался, делая огромные прыжки; вот он прыгнул ввысь, и его лапки словно затанцевали в воздухе. Прыжок — и он снова выбросил задние лапки. Пристукнул ими по земле и рванулся прочь во все лопатки.
        Через минуту его и след простыл.
        А Петрушка и Борек подняли вокруг клетки такой шум и гам, что его услышали окна дома, и из двери дома раздалось:
        - Петрушка, Борек! Ужинать, умываться и спать!
        Ребятам совсем не хотелось идти домой. Они еще не остыли от возбуждения.
        Но даже птицы уже забирались в свои гнезда. И пчелы почти не летали. Лишь на анемоне задержался одинокий шмель. Тюльпаны в ожидании ночи закрыли свои чашечки. Однодневные колокольчики большого вьюнка навсегда свернулись трубочкой. Пестрые краски цветов померкли. Зелень листвы посерела. Светлый полумрак затянул сад. И яблони бросили на землю прозрачные тени.
        С неоглядной вышины смотрел полный месяц. Он видел Юлинку, видел, как она спит рядом с унылым Байяей. И Витек лежал с ними. Клетка была опрокинута набок, ящик перевернут. И венки лежали в птичьей кормушке.
        Затихли щебет, чириканье, стрекот. Замолкли птичьи песни. На траву легла роса. Из сада, казалось по лунной дорожке, поднимался густой аромат.
        Длинный-предлинный ребячий день подходил к концу.
        В эту ночь кролик так и не вернулся в спящий сад…
        notes
        Примечания
        1
        Здесь и дальше стихи в переводе Е. Кайрукштис.
        2
        Адъюнкт — должностное лицо.