Мадикен и Пимс из Юнибаккена Астрид Линдгрен
        МАДИКЕН И ПИМС ИЗ ЮНИБАККЕНА
        Lindgren Astrid. Madicken och Junibackens Pims. Stockholm, 1976
        МАДИКЕН ЧУВСТВУЕТ, КАК В НЕЙ ИГРАЕТ ЖИЗНЬ
        Едва проснувшись утром, Мадикен сразу вспомнила, какой сегодня будет необыкновенный день. Таких особенных, веселых дней не так уж много бывает в году. Сегодня ночью, в канун дня святой Вальборг*, люди празднуют встречу весны, и на Ярмарочном поле зажгут Майский костер. А еще Мадикен вспомнила, что ей сегодня обещали купить новые сандалии и что не надо идти в школу. Одним словом, именно этот день надо бы отметить в календаре красным цветом - так считает Мадикен.
        ____
        * День святой Вальборг - последний день апреля, праздник встречи весны. Святая Вальборг (710-779) - дочь английского короля, уехавшая с христианскими миссионерами в Германию, где стала аббатисой основанного ею монастыря в Швабии. Почиталась также в Швеции. Слыла покровительницей полей, отсюда и традиция зажигать костры в день ее поминовения. У германцев ночь на 1 мая была в древности, по народным языческим поверьям, праздником ведьм в горах Гарца. Поскольку он совпадал с днем святой Вальборг, которую именовали в Германии Вальпургией, праздник ведьм получил название Вальпургиевой ночи.
        За окном на березе заливаются трелями скворцы, в своем любимом углу возле печки Лисабет заколачивает молотком гвозди в полено, в ванной плещется и насвистывает папа, за дверью скребется Сассо, чтобы его впустили, а внизу на кухне Альва мелет кофе, и скрежет кофейной мельницы разносится по всему дому. Ну как в таком доме не проснуться! Да и кому охота теперь спать? Только не Мадикен! Мадикен не терпится скорее начать новый день, ей, как дяде Нильссону, хочется, чтобы жизнь играла в каждой жилочке!
        Дядя Нильссон, если он веселый и бодрый, любит говорить: "Эх, как во мне сегодня бродит жизнь, так и играет в каждой жилочке!" Когда же он хмурый, тогда вроде бы и жизни нет.
        "Вот и я так же!" - думает Мадикен.
        Сейчас жизнь в ней не просто играет, а бьет ключом, и Мадикен спрыгивает с кровати.
        - С ума сойти, Мадикен! - говорит Лисабет. - Уж я тут стучу, стучу, а ты все спишь да спишь! Ты все на свете проспишь, даже... - Лисабет задумывается, чем бы таким поразить сестру, и заканчивает: - Даже если придет каннибал!
        Лисабет всегда просыпается раньше всех. А Мадикен может сегодня отсыпаться, раз уж ей не идти в школу. Так сказала мама. И еще мама сказала, чтобы Лисабет не будила сестру. Но мама ведь не говорила, что нельзя заколачивать гвозди, поэтому Лисабет взяла полено и принялась за работу.
        Мадикен отворяет дверь, и Сассо влетает в детскую, крутясь, точно клубок шерсти: поиграйте, мол, со мною! Лисабет выпускает из рук молоток и начинает возню с ним. В пуделе, как видно, жизнь всегда играет не переставая!
        - А ты напрасно думаешь, что каннибала можно услышать, - объясняет Мадикен сестренке. Лисабет еще многого не понимает в свои пять лет. - Каннибал крадется по джунглям тихо-тихо. Поэтому миссионеру* его и не заметить. Каннибал так неожиданно прыгнет на него и хвать зубами, тот даже охнуть не успеет!
        ____
        * Миссионер - человек, посылаемый церковью, чтобы проповедовать свою религию среди иноверцев.
        У Лисабет пробежали мурашки по спине. Какой ужас, так поступать с бедным миссионером, который никому ничего плохого не делал!
        - Зато каннибала никогда не пустят в рай, - говорит Лисабет.
        - Это уж точно! Можешь голову дать на отсечение, что не пустят! - подтверждает Мадикен.
        Лисабет согласно кивает. Но вдруг задумывается:
        - Нет, пожалуй, он, злодей, все-таки туда попадет! Тут уж ничего не поделаешь!
        - Куда попадет? - спрашивает Мадикен.
        - Да в рай! У него ведь в брюхе миссионер, а миссионер-то уж непременно попадет в рай! Вот и подумай сама!
        - Да, действительно! - соглашается Мадикен.
        И обе девочки решают, что пролезать в рай таким нечестным способом было бы просто нахальством со стороны каннибала.
        - Ничего, еще посмотрим, что будет, когда Бог про это узнает! - грозится Мадикен.
        - Вылетит из рая, как миленький! Что, выкусил, каннибал? - говорит Лисабет.
        Но больше девочки не вспоминают о каннибале. В такой особенный день у них другие заботы.
        Когда они прибежали на кухню, папа кончал завтракать.
        - А где мама? - интересуется прежде всего Мадикен.
        - Лежит в постели, - говорит папа.
        Если сегодня мама будет целый день лежать с головной болью, для Мадикен это означает конец всем ее радостям. Ведь мама сама обещала, что пойдет с Мадикен покупать сандалии. И вдруг, пожалуйста, - голова разболелась! Разве так можно?
        - Да нет же! - говорит папа. - Мама просто не в настроении и решила себя немножко пожалеть.
        Мадикен с облегчением вздыхает. Такое уже бывало. Сейчас мама себя немножко пожалеет, и все пройдет, это у нее ненадолго.
        Альва стоит у плиты и помешивает молочный суп. Но тут она оборачивается и осуждающе смотрит на папу:
        - Скажете тоже! Вам ли не знать, что по утрам хозяйке часто бывало нехорошо!
        Папа соглашается с Альвой. Он всегда жалеет маму, и, когда девочки поели супу, он идет с ними наверх в спальню. Они останавливаются у дверей маминой спальни.
        - Сейчас узнаем, как там дела, - говорит папа и начинает петь песенку, которую он всегда поет маме, когда она себя жалеет:
        За что такая немилость?
        Уж не я ли виноват?
        А мама лежит на кровати, бледная и грустная. Когда трое гостей появились на пороге спальни, она и вовсе спряталась, закрыв лицо простыней. Мама даже смотреть на них не хочет. Мадикен готова броситься к маме, чтобы ее обнять, но боится ее потревожить.
        - Я только хотел сказать:
        За что такая немилость?
        Уж не я ли виноват? -
        ласково, нежно поет папа.
        Тут мама отбрасывает с лица простыню и хохочет:
        - А как же иначе! Кто же еще виноват, как не ты, и ты сам хорошо это знаешь. О немилости нет и речи, я действительно чувствую себя неважно. Впрочем, нет ничего удивительного...
        - Бедняжечка! - говорит папа. - Давай уж лучше я тебя пожалею, а то куда это годится - закрылась одна и сама себя жалеешь!
        - Спасибо за доброе утешение, - говорит мама.
        Глаза у нее повеселели. И у Мадикен прошло беспокойство. Но потом она снова вспомнила про сандалии. Вдруг мама раздумала идти с ней в магазин, раз ей нездоровится?
        Мадикен правильно угадала. Сегодня мама не хочет идти за покупками.
        - Альва сходит вместо меня, - говорит мама. - Ты ее проводишь на рынок, заодно и купите.
        - Я тоже хочу на рынок, - говорит Лисабет.
        Мама устало машет рукой:
        - Иди, пожалуйста!
        Как видно, мама рада поскорее от всех отделаться.
        - Ну а я, - говорит папа, - я отправлюсь к себе в газету - продолжать борьбу за всеобщую свободу, истину и справедливость. А кстати, и за свой кусок хлеба.
        Мадикен и Лисабет идут провожать папу до калитки. Он уходит, помахивая тросточкой, а девочки смотрят ему вслед. Прежде чем свернуть за угол, папа обернулся, приподнял шляпу и помахал им на прощание.
        Весна в этом году наступила рано. На лужайках Юнибаккена уже цветут нарциссы и тюльпаны, а на березах вокруг красного дома появились нежные зелененькие листочки. Мадикен, глубоко вздохнув, спрашивает у Лисабет:
        - А правда ведь, весна - самое лучшее время года?
        - Ну конечно, - отвечает Лисабет.
        Лисабет замечает на кухонном крыльце Госю, которая нежится на солнышке. Вот хорошо бы потискать кошку! Гося бросилась наутек, но слишком поздно, Лисабет сгребла ее в охапку, сама уселась на крыльце, а кошку посадила к себе на колени. Гося, зная, что сопротивление будет напрасным, смирилась и замурлыкала.
        - Я только сбегаю на минутку к Аббе, мне надо у него кое-что спросить, - говорит Мадикен и в один миг перемахивает через забор к Нильссонам.
        Дядя Нильссон расположился в саду на качелях под старой яблоней. Он попыхивает сигарой, отдыхая после трудов. Дядю Нильссона частенько можно увидеть за отдыхом. Как он говорит - нельзя же только и делать, что не покладая рук трудиться от зари до зари на жену и детей. Иной раз и отдохнуть надо. Сейчас Мадикен и застает его за этим занятием.
        - Глянь-ка, кто к нам пожаловал - наша Мадикен из Юнибаккена! - восклицает при виде нее дядя Нильссон. - Чему обязан столь ранним посещением?
        Мадикен никак не может привыкнуть к вычурным оборотам, которыми любит изъясняться дядя Нильссон, она теряется, не зная, что отвечать. Еще дядя Нильссон придумывает для людей разные замысловатые прозвища. Мадикен у него изысканно именуется "Юной барышней - гордостью Юнибаккена", для Альвы он придумал прозвище "Ангел Юнибаккена", маму называет "благородной дамой", а папу "господином социалистом". Множество разных прозвищ и у тети Нильссон. Когда он доволен, то зовет ее "Мой свет" и "Моя лилея", а когда злится и недоволен, она становится "чучелом", а то еще "котелком с мякиной" - это если она что-нибудь напутает или не сразу поймет, о чем он ей толкует. Когда дядя Нильссон говорит "Бяшка-дурашка" - это означает, что речь идет об Аббе, хотя чаще всего дядя Нильссон зовет его "мой сын" и произносит эти слова так, словно это - почетное звание.
        - Аббе дома? - спрашивает Мадикен.
        - Смею заверить, мой сын - дома, - говорит дядя Нильссон. - С пяти часов пополуночи посвящает свои труды печению сладких крендельков, а его матушка уже отправилась на базар и усердно ими торгует. Я же в одиночестве предаюсь спекулятивным размышлениям, поэтому весьма рад принять у себя гостью.
        Мадикен пришла не для того, чтобы повидать дядю Нильссона, она хочет пройти к Аббе на кухню, но не так-то просто прошмыгнуть мимо его папы.
        - А видала ли ты, дорогая Мадикен, мои великолепные цветы? - спрашивает дядя Нильссон, тыкая сигарой в сторону чахлых тюльпанчиков, которые почти затерялись в траве. - Боже мой! Что я чувствую с приходом весны! Как играет жизнь во мне!
        - И во мне тоже, - говорит Мадикен.
        Но теперь-то уж она побежит к Аббе, а дядя Нильссон пускай себе сидит на качелях и наслаждается жизнью.
        Своего приятеля Мадикен, как всегда, застает склонившимся над противнем. Если Аббе и рад ее приходу, то ничем этого не показывает.
        - Живем помаленьку? - говорит Аббе при виде Мадикен.
        Не будет же он канителиться с маленькими девочками, ведь ему уже пятнадцать лет. Но все-таки они с Мадикен - добрые друзья. И Мадикен давно про себя решила, что ни за кого, кроме Аббе, не выйдет замуж. А если Аббе не захочет на ней жениться, тогда что поделаешь! - тогда она совсем не выйдет замуж; кроме Аббе, ей никого другого не надо.
        - А твой папа сидит в саду и занимается спиккуляцией, - говорит Мадикен.
        Аббе смеется:
        - Я так и знал! Вчера он целый день пролежал в кухне на диване, а маманя гоняла туда и обратно в дровяной сарай, чтобы натаскать дров для печки. Уж он так ее жалел, бедняжку! Да, ничего не скажешь - доброе сердце у моего папани!
        Аббе угощает Мадикен крендельком. Просто объедение, до чего вкусно! Недаром все хозяйки наперебой раскупают крендельки Нильссонов. Каждой хотелось бы разведать секрет, отчего они получаются такие вкусные. Но Аббе говорит, что этот рецепт придумала бабушка его бабушки сто лет тому назад, и ни одна дамочка в городе, сколько бы она о себе ни воображала, никогда не дознается и не додумается до бабушкиного секрета.
        - Но тебе, может быть, я поведаю его перед смертью. Конечно, смотря по тому, как ты будешь себя вести.
        Ох, зачем он только это сказал! Мадикен сразу представила себе такую картину: Аббе лежит бледный как полотно, он вот-вот умрет, он уже еле говорит. И, прошептав: "Сбей десяток яиц", испускает дух - он вздохнул, и его не стало!
        У Мадикен подкатывает к горлу комок, и дрожащим голосом она просит:
        - Никогда не умирай, Аббе, прошу тебя! А сегодня ты пойдешь смотреть на Майский костер?
        - Точно не знаю, - говорит Аббе. - Меня, может быть, еще позовут в другое место, на вечеринку, в хорошую компанию. В общем, там видно будет.
        Что поделаешь! Остается надеяться на лучшее. Мадикен так хочется, чтобы Аббе тоже пришел на Ярмарочное поле, - она будет там в новых сандалиях, в зеленой шелковой шапочке и красной жакетке. Вот Аббе, наверно, удивится, какая она красивая! Мадикен надеется удивить не только его, но всех, кто будет на празднике. Всякий, у кого есть глаза, не сможет не заметить, что на ней новые сандалии.
        Но сандалии еще не куплены, поэтому ей теперь надо бежать домой и поторопить Альву. Пора идти за покупкой.
        Ходить в город с Альвой очень интересно. Слева Мадикен, справа Лисабет - торопятся вприпрыжку, а посередине с большой корзиной на руке плавно выступает Альва. Предстоит сделать много покупок, и Мадикен убеждает Альву, что первым делом нужно сходить за сандалиями. Остальное не так уж важно.
        В городе царит оживление. Сегодня базарный день, да еще тридцатое апреля, одним словом - причин достаточно. Все школьники свободны от уроков, завтра, первого мая, - тоже. Мадикен замечает в толпе своих одноклассников.
        - Как здорово, что у нас целых два дня не будет уроков! - радуется она.
        - Наверно, учителя испугались, как бы вы совсем не заучились! - высказывает Альва свое предположение.
        Но вдруг лицо у нее заливается румянцем. Им навстречу идет трубочист. Он подмигивает Альве я улыбается белозубой улыбкой. "Вот уж и напрасно", - думает Мадикен, потому что трубочист женат и у него есть пятеро детей. Но трубочист Берг - первый парень в городе и, по словам Альвы, перемигивается со всеми девушками.
        Мадикен хорошо понимает, почему он заглядывается на Альву. На нее многие заглядываются. Ведь Альва такая милашка! По крайней мере, так объяснил дядя Нильссон. Отчего, дескать, на Альву так приятно посмотреть? Да оттого, что у нее все на месте: где надо - тонко, где надо - округло, а кроме того, она всегда веселая - разумеется, если только не сердится.
        - А уж коли Ангел Юнибаккена рассердился, тогда лучше не попадайся ей под горячую руку! - говорит дядя Нильссон.
        Мадикен и Лисабет никак не могут решить, кто милее - мама или Альва. Иной раз вечерком, когда Лисабет, примостившись у Альвы на коленях и прижавшись к ее груди, блаженствует в ее мягких объятиях, она от души восклицает:
        - Как хорошо, что ты такая уютная!
        И вот Альва, сказочно миленькая и уютная, в бумазейном клетчатом платье, заходит в обувной магазин. Господин, который примеривает детям сандалии, спрашивает Альву, придет ли она вечером на Ярмарочное поле. Но Альва будто и не слышит. Я, дескать, пришла купить сандалии, и - точка.
        Таких замечательных сандалий Мадикен никогда в жизни не видела. Когда ей вручили сверток, Мадикен прижала его к груди, чувствуя себя на верху блаженства.
        - Ты сумасшедшая, Мадикен! Покупать сандалии, когда здесь есть чудные лаковые туфельки!
        Оказывается, Лисабет тоже примеряла обувь, никто и не заметил, когда она успела. Одна нога у нее в черной лаковой туфельке на высоком каблуке, на другую надет коричневый мужской башмак. Лисабет, прекрасно зная, что этого делать нельзя, ангельски улыбается. Она знает, что ее улыбка хоть кого обезоружит. Но с Мадикен этот номер не проходит.
        - Хватит тебе притворяться, - шипит она на сестренку, а выйдя на площадь, Мадикен напрямик заявляет: - С тобой просто нельзя ходить по магазинам.
        Такого же мнения и Альва.
        На площади они встретились с Линус Идой. Линус Ида - поденщица, она ходит по домам стирать белье и вообще делает всякую работу, какую попросят. Она часто бывает и в Юнибаккене. А сегодня у нее, так же как у школьников, выходной. Мадикен готова всем рассказывать про свои великолепные новые сандалии, не удержалась и перед Линус Идой, но та только покачала головой:
        - Еще скандалии какие-то! Все это - новомодные штучки! Право слово, у нас ничего такого не было, когда мы были детьми, зато мы росли крепкие и здоровье у нас было лошадиное!
        Мадикен замечает, что ее из-за прилавка подзывает к себе тетя Нильссон.
        Мадикен подходит.
        - Скажи, ты не видела Нильссона? - спрашивает тетя Нильссон.
        - Видала. Он сидит на качелях и занимается спиккуляцией.
        Тетя Нильссон качает головой. Вечно он только и делает, что спиккулирует и философствует.
        - А как на твой взгляд, он хотя бы трезвый? - спрашивает тетя Нильссон.
        - Да кажется, не совсем, - говорит Мадикен.
        Но тут подходят люди покупать крендельки, и вопрос о трезвости дяди Нильссона остается невыясненным.
        А в это время Альва пошла покупать мятные лепешки, и Мадикен сломя голову помчалась за ней в карамельный ряд. Получив по мятной лепешке и полакомившись, Мадикен и Лисабет входят следом за Альвой в рыбную лавку Нурстрема. Альве надо купить лососины, потому что в Юнибаккене, по заведенному обычаю, подают первого мая холодную лососину под майонезом. Похоже, что во многих домах распространен этот обычай, - у Нурстрема остался только один непроданный кусок, зато очень хороший. Он стоит десять крон.
        - Благодарю вас, я его беру, - говорит Альва и протягивает деньги.
        Но в эту минуту отворяется входная дверь и в лавку входит бургомистерша, первая дама города. Моментально поняв, что на весах продавца лежит последний оставшийся кусок лососины, она с порога кричит:
        - Ах, прошу вас, этот кусочек оставьте мне! Я жду завтра гостей.
        Казалось бы, ясно, господин Нурстрем должен понять, кому лососина нужнее всех! Господин Нурстрем действительно понял, но Альве нет дела до гостей бургомистерши.
        - Нет уж, извините! - говорит Альва.
        Бургомистерше это очень не понравилось, и вообще, мол, она давно заказывала лососину, но господин Нурстрем, вероятно, запамятовал.
        Видя, что Альва не собирается уступать, бургомистерша краснеет от злости.
        - Разве вы, голубушка, не знаете, кто я такая? Я бургомистерша Далин.
        - Знаю, - отвечает Альва добродушно. - Ну а вы разве не знаете, кто я такая?
        - Право же, не знаю, - говорит бургомистерша.
        - А я та женщина, которая купила эту лососину, - говорит Альва и спокойно кладет рыбу в свою корзинку.
        Подталкивая впереди себя девочек, Альва выходит из лавки. Но Лисабет успевает мимоходом высказать бургомистерше то, что она о ней думает:
        - Ну и глупая же ты!
        Лисабет хотела прийти на помощь Альве. Но Альва недовольна. Она считает, что так нельзя было говорить.
        - Теперь она нажалуется на тебя маме, - говорит Альва, останавливаясь у дверей магазина. - Самое лучшее будет, если ты сейчас вернешься и сразу попросишь прощения.
        - Каттегоритчески не буду, - говорит Лисабет и крепко сжимает губы.
        Альва гладит Лисабет но щечке, чтобы немного задобрить ее.
        - Ну, будет тебе, Лисабет! Нельзя говорить взрослой тете, что она глупая, даже если это правда. А теперь беги-ка и скажи, что ты очень сожалеешь о своем поведении.
        Лисабет еще крепче сжимает губы. А тут и бургомистерша выплывает из магазина, и по всему видно, что она продолжает сердиться. Проходя мимо Альвы, она фыркает, глядя на корзинку, где лежит лососина.
        Альва тихонько подталкивает упрямую Лисабет:
        - Ну же, Лисабет!
        Но Лисабет по-прежнему не разжимает губ. Бургомистерша уже на середине площади, и тогда Лисабет кричит ей вдогонку как можно громче:
        - Очень сожалею, что ты такая глупая!
        Наконец наступил вечер. На Ярмарочном поле зажигают Майский костер. Пора, кажется, надевать сандалии? Нет. Никаких сандалий! Вот тебе и раз! Мама говорит, что нельзя.
        - Подумай, доченька! Неужели ты хочешь стоптать их в первый же вечер? Тогда надевай и беги скакать вокруг Майского костра!
        Мадикен уверяет, что будет очень-очень осторожной. Она обещает так
        беречь сандалии, чтобы они нисколечко не стоптались.
        Однако никакие уверения не помогают. Мама лучше знает, что такое прогулка на Ярмарочном поле. "Наденешь старые башмаки, и кончен разговор!" - говорит мама.
        Мадикен остается ни с чем. А она-то думала удивить весь город своими нарядами! Упросить маму уже нет времени, потому что они с папой собираются сегодня обедать в садовом павильоне при гостинице и им уже пора уходить.
        - До свиданья, - говорит мама. - Желаю вам повеселиться у Майского костра!
        Конечно, ей хорошо говорить! Мадикен расстроена и сердита. Весь вечер для нее испорчен. Обращаясь к Лисабет, она возмущенно спрашивает:
        - Ну вот! Зачем тогда было покупать сандалии, если в них нельзя ходить?
        - Да уж, действительно! - говорит Лисабет. По ее мнению, Мадикен должна была вовремя помолиться Богу, чтобы он надоумил маму позволить Мадикен идти в сандалиях. Но теперь поздно. Не может ведь он с мамой спорить в павильоне!
        Мадикен фыркает:
        - Нет, конечно. А кроме того, ты же знаешь: даже если я хочу и Бог хочет, но мама против, то все будет так, как она сказала, и мне придется идти на Майский костер в старых ботинках.
        Потом Мадикен, поразмыслив немного, заявила:
        - А вот и нет!
        Когда до Лисабет дошло, что Мадикен собирается все-таки надеть сандалии, хотя мама ей не велела, она испугалась и даже захохотала от волнения.
        - С ума сойти, Мадикен! И как ты не боишься!
        Но Мадикен и не думает бояться. Ведь маме не обязательно знать. Когда мама вернется домой, Мадикен будет уже лежать в постели и спать, а сандалии будут стоять на полу под кроватью, такие же чистенькие, нарядные и новехонькие, как были. Что в этом такого страшного, если она разочек их наденет?
        Смотреть костер девочек поведет Альва. Она ничего не знает про мамин запрет. И когда она выводит девочек за калитку, Мадикен появляется на улице в том наряде, как и собиралась: на ней зеленая шапочка, красная жакетка и новые сандалии. Действительно можно сказать: "Дивитесь, люди добрые! Вот идет Юная барышня - гордость Юнибаккена!"
        На Ярмарочном поле к их приходу уже собралась тьма-тьмущая народу, и первый, кого там Мадикен замечает сразу, это, конечно же, Аббе! Как видно, его так и не позвали в хорошую компанию. И это только к лучшему. Потому что курточка, которую он носит, ему велика и совсем не годится, чтобы надевать ее в гости. Единственное ее достоинство в том, что она сзади скрывает заплаты на брюках. Впрочем, как Аббе одет, совершенно неважно; на взгляд Мадикен, он и так красив, потому что у него голубые глаза и белые волосы, которые высовываются из-под кепки. Аббе стоит совсем один, и Мадикен со всех ног бросается к нему.
        - А, это ты! Ну как ты там - живем помаленьку?
        Напрасно Мадикен ждет, что он обратит внимание на ее сандалии. Как ни притоптывала она ногами, он точно ничего и не заметил.
        - Тебя что, блохи кусают? - только и спросил Аббе.
        К удивлению Мадикен, другие люди тоже, как будто нарочно, не хотят замечать ее обновку.
        Вот трубочист поджигает костер. Затрещал хворост, дрова занялись огнем, пламя взметнулось вверх и все выше и выше тянется к весеннему небу; все обрадовались и закричали "Ура!", а мужской хор запел "Солнце майское сияет".
        Любимая песня Мадикен! Там есть одна особенная нота, от которой у Мадикен вздрагивает сердце. Огонь костра, и пение, и весенние сумерки... Ах! Просто ужас, до чего это красиво, и великолепно, и грустно! Мадикен чувствует, как что-то переполняет ей грудь, а что, она и сама не знает. Что-то такое, чему нет названия. Это, конечно, взыграла жизнь, но кроме жизни и еще что-то другое. И вдруг она поняла: ее переполняет раскаяние. Ох уж эти сандалии! Да ну их! Сандалии - это чепуха! Ведь жизнь сама по себе прекрасна, великолепна и замечательна. Мадикен почувствовала это всем существом, и ее охватывает такое раскаяние, что она готова плакать навзрыд. Как могла она обмануть маму! Ах, как она будет завтра просить прощения! Но терпеть до завтра она не в силах. Ей надо сейчас же перед кем-то покаяться, и лучше всего перед Альвой. У Альвы всегда найдешь утешение.
        Но Альва и Лисабет разговаривали с трубочистом. Дожидаясь, когда Альва кончит, Мадикен решила немного пройтись. Она старается не ступить в грязь, но тут почти всюду грязно; мама, как всегда, была права. Мадикен озабоченно смотрит на свои сандалии. И вдруг, откуда ни возьмись, выскочила Мия - одноклассница Мадикен - та самая вшивая девочка.
        Наконец-то удалось встретить человека, который заметит, что на тебе надето! Мия меряет Мадикен взглядом с головы до ног и фыркает:
        - Подумаешь, сандалии! Фифа наряжена, во что кошками нагажено.
        Из-за Мии выглядывает ее сестра Маттис, она старается не отстать от сестры.
        - Подумаешь, сандалии!.. - начинает Маттис. Но Мадикен не дала ей закончить. Она решила хорошенько отбрить задиру Мию.
        - Ну, чего пристала, соплячка! Чем тебе помешали сандалии? - бросает Мадикен для зачина.
        Мия не отвечает, а только презрительно ухмыляется.
        - Еще шапчонку шелковую напялила, - говорит она. - Коли ты думаешь, что с ней и домой вернешься, то ты ошибаешься!
        И с этими словами Мия хватает зеленую шапочку и натягивает ее Мадикен на лицо. Такого обращения Мадикен никому не прощает, она всегда дает сдачи. Раз! - и Мия получила сильный тычок в грудь и плюхнулась прямо в лужу. Не растерявшись, она схватила Мадикен за ногу и дернула. Мадикен тоже плюхнулась рядом, и вот уже обе сидят на земле, сердито уставясь друг на друга. И тут вдруг Мия сделала нечто ужасное. Вцепившись обеими руками в левую ногу своей противницы, она сорвала с нее сандалию. И, не дав Мадикен опомниться, со всего размаху швырнула сандалию куда попало. Сандалия полетела по воздуху и упала где-то в толпе.
        Мадикен громко вскрикнула.
        - Я тебя убью! - пообещала она Мии.
        И только Мадикен это сказала, как Мия уже вскочила и пустилась наутек, а следом за ней и Маттис. Мия не на шутку испугалась, ей расхотелось продолжать перепалку.
        Мадикен поднялась на ноги. Лицо у нее побелело от злости и отчаяния. Как ей теперь найти свою сандалию, и как добираться домой, если та не отыщется, и что завтра скажет мама, когда увидит у нее под кроватью только одну перемазанную в грязи сандалию!
        Обливаясь слезами, Мадикен поскакала на одной ножке к Альве.
        - В жизни не слыхала ничего подобного! - сказала Альва, услышав печальную историю про запрещенные сандалии и ужасное преступление Мии.
        Начались поиски. Искать пришлось Альве и Лисабет. Разумеется, без участия Мадикен.
        - Ты уж стой тут и жди, - сказала Альва.
        - На одной ножке, - с хохотом добавила Лисабет, заливаясь звонким смехом.
        Пока они искали, Мадикен стояла к плакала. Одна-одинешенька среди вечерних сумерек. По-прежнему горит костер, по-прежнему звучат песни, на небе уже проглянули бледные звездочки, - чудесный весенний вечер, лучше которого и быть не может. Но для Мадикен на земле больше нет ничего хорошего. Она стоит на одной ножке и плачет.
        А Альва и Лисабет ищут и опрашивают у каждого встречного-поперечного. Но сандалии нет как нет. В конце концов у Альвы опустились руки.
        - Придется тебе скакать домой без сандалии, - говорит она. - Цепляйся уж за меня и скачи, потому что нести тебя на руках я не согласна.
        Бедная Мадикен - какое возвращение! Вместо Юной барышни - гордости Юнибаккена, - домой, повиснув на Альве, поскакала мокрая, выпачканная в грязи, хнычущая и хлюпающая носом Мадикен. И дорога домой кажется такой длинной, когда ее всю нужно проскакать на одной ножке! Время от времени, не в силах больше скакать, Мадикен пробует ступать на обе ноги. Но левой ноге это совсем не нравится. Дорога - каменистая, холодная и к тому же мокрая. Тогда Мадикен снова принимается скакать, она скачет и всхлипывает. Альва ее очень жалеет. Лисабет, конечно, тоже, но ее так разбирает смех, что она не может удержаться, хотя и побаивается, потому что Мадикен очень сердится.
        Немного позади идет Аббе и весело насвистывает, но Мадикен от этого не становится веселее.
        Когда они прошли полдороги, Аббе вдруг кричит:
        - Послушай, Мадикен! Я что-то никак не могу понять, отчего это ты все время скачешь на одной ножке?
        Мадикен ничего не отвечает, а только всхлипывает. Вместо нее отзывается Лисабет:
        - Потому что у нее только одна сандалия! Представляешь себе!
        До сих пор Мадикен делала вид, будто ничего не слышит. Но тут уж она не выдержала. Громко зарыдав, она бросилась в объятия Альвы, изливая в слезах свое горе и оплакивая неудавшийся вечер и злополучные сандалии.
        Тогда Аббе забежал вперед и загородил им дорогу. Он встал перед ними в своей широченной куртке и, склонив набок голову, с сожалением смотрел на Мадикен. Потом он сказал:
        - Когда я был у костра, мне откуда-то на башку свалилась сандалия. Может быть, она тебе пригодится?
        Альва вздрогнула так, точно рядом взорвалась бомба. Вытаращив глаза, она смотрит на Аббе, на сандалию в его руке, затем вырывает у него сандалию и хватает его за вихор:
        - Ах ты, поросенок этакий! Неужели ты всю дорогу так и нес сандалию и ничего нам не говорил?
        Аббе вырывается от нее:
        - Откуда мне было знать, что старый хлам, который мне свалился на башку, - это ее туфля? Так бы сразу и говорила!
        - Ах ты, поросенок! - снова повторяет Альва.
        ...В ту ночь Мадикен спала крепко. Прошедший день выдался на редкость долгим, замечательным, полным потрясений. "Вот какие бывают дни", - засыпая, подумала Мадикен.
        Наутро она проснулась рано. Потому что Лисабет уже сидела на корточках возле печки и заколачивала гвозди в полено. Под такой шум не больно-то поспишь.
        Мадикен сразу перевесилась с кровати, чтобы посмотреть на свои сандалии. Сандалии были на месте. Добрая Альва все сделала, как обещала. Она их помыла, почистила щеткой и навела такой блеск, что они стали совсем как новые. Только чуть-чуть потемнели, а так ничего не заметно.
        Мама и не заметила. Она пришла и принесла девочкам в постель горячего шоколаду, в честь Первого мая. И тут она увидела сандалии.
        - Ну, вот сегодня ты можешь их надеть, - говорит мама. - Мы скоро пойдем смотреть, как папа будет идти на демонстрации. Правда же, хорошо, что ты их вчера не надевала?
        - Я надевала их вчера вечером, - говорит Мадикен, и так как глаза у нее часто бывают на мокром месте, у нее сразу потекли слезы.
        Тут-то мама все и узнала, как было дело и как гадко себя вела Мадикен. Хуже всего было не то, что она надевала сандалии, - хуже всего было, что она сделала это тайком от мамы и хотела от нее скрыть свой поступок.
        - Зато одну сандалию она сберегла, - говорит Лисабет. - Она прискакала домой на одной ножке. Правда же, Мадикен?
        После этого мама узнала и все остальное. Мама слушала молча, но у нее было такое выражение, точно она сейчас рассмеется.
        - Да, нечего сказать, хороши у меня девочки! - говорит она наконец.
        - Только не я, - говорит Лисабет. - Я не брала сандалии.
        - Разумеется, ты не брала. Зато я должна передать тебе привет от бургомистерши. Вчера вечером я встретилась с ней в павильоне.
        - Да ну ее! - говорит Лисабет. - Она же глупая.
        Мама замолчала и долго ничего не говорила.
        - Но ты нас все-таки любишь? - робко спросила Мадикен.
        - Конечно, любит, - сказала Лисабет.
        И мама с ней согласилась:
        - Конечно же, я вас люблю! Что бы вы, две дурошлепки, ни натворили, это дела не изменит. Никогда, никогда в жизни!
        Лисабет смеется и делает ангельское личико.
        - Я так и знала, - говорит она и снова принимается стучать молотком.
        ЧТО ЗНАЧИТ - БЕДНОСТЬ БЕЗЗАЩИТНА?
        Недавно у Мадикен был разговор с папой о деньгах, он ей кое-что объяснил: например, что значит, когда у людей есть деньги и когда их нету. Он рассказал ей, что такое настоящая бедность, когда людям не на что бывает накормить своих детей. Папа сказал, что на свете много бедняков, некоторые из них пишут ему в газету и просят о помощи.
        Иногда Мадикен после уроков забегает к папе в редакцию, где все завалено бумагами, заставлено баночками с клеем, ручками и ножницами. Однажды она нечаянно прочитала у него на столе такое письмо. Ах, что это было за письмо! Все только про болезни и разные неприятности, а кончалось оно словами: "Пишет Вам в горе и отчаянии человек, беззащитный в своей бедности".
        Мадикен не совсем поняла, что это значит, но почувствовала, что ей было очень грустно это читать.
        - Папа, а "беззащитный в своей бедности" - что это значит?
        И папа объяснил, что при настоящей бедности человек как будто связан по рукам и ногам, и когда что-то случается - например, болезнь или какие-нибудь неприятности, то человек оказывается совершенно беззащитен.
        Мадикен стало очень жалко бедных и беззащитных людей, и она потом много раз вспоминала об этом разговоре.
        Взять хотя бы Альву, ей тоже очень хочется иметь побольше денег. "Ну почему, скажите, именно мне выпало на долю быть бедной, точно церковная мышь?" - говорит она.
        "Ну уж про Альву, кажется, никак не скажешь, что она беззащитная", - думает Мадикен. К тому же Альва давно изобрела способ разбогатеть, и у нее, наверно, будет целая куча денег. Альва купила лотерейный билет, и Мадикен, будьте спокойны, от нее не отстала. Мадикен тоже не прочь заиметь кучу денег. Альва все устроила так, чтобы никто не узнал. Это у них с Альвой большой секрет. Мадикен взяла две кроны, которые ей подарила бабушка на день рождения. Бабушка сказала, что Мадикен может их истратить на что захочет. А разве можно придумать что-нибудь лучше лотерейного билета! Альва говорит, что скоро будет тираж и тогда по той бумажке можно будет получить деньги. Когда Мадикен это услыхала, она даже не поверила, что возможно такое чудо.
        - А это точно? - спрашивает Мадикен. - Ты можешь сказать: "Черт меня побери, если это не так!"?
        Мадикен считает, что именно так надо говорить, когда клянешься, что ты сказала правду. Хотя вообще-то поминать черта нельзя, это Мадикен давно знает.
        Но Альва не может поклясться, что деньги непременно будут.
        - И смотри, не вздумай на меня пенять, если мы не выиграем! - говорит она. - Помни, что ты сама меня просила.
        Во всяком случае, у Альвы и Мадикен появилось теперь прекрасное развлечение. Уединившись вечером на кухне, они мечтают вдвоем, что они сделают, когда разживутся деньжатами.
        - Если я выиграю главный приз, - говорит Альва, - то обещай мне, что ты на другой день придешь меня будить в шесть утра. И ты мне скажешь: "Вставай, Альва, подымайся и разводи огонь в плите!"
        - А зачем это, Альва? - удивляется Мадикен.
        - А затем, что я тогда скажу: "А вот представь себе, и не встану!"
        Потом я перевернусь на другой бок и буду дальше спать.
        Тут Мадикен даже перепугалась: вдруг Альва и правда получит главный приз и так разбогатеет, что не захочет больше оставаться в Юнибаккене! Это было бы очень скверно.
        Мадикен взволнованно спрашивает Альву, что тогда будет. Но Альва только смеется на ее расспросы:
        - Ну, что ты, золотко! Разве же я могу бросить тебя и Лисабет!
        Однажды Мадикен пришла в Люгнет к Нильссонам посмотреть, что делает Аббе. Когда он заставил ее скакать домой на одной ножке, она потом долго на него сердилась, но Аббе оправдывался:
        - Если бы ты знала, до чего же ты была смешная, ты бы не стала обижаться, что я над тобой посмеялся!
        Нет, на Аббе невозможно долго сердиться.
        Зато дядя Нильссон сегодня сердит не на шутку. Едва Мадикен вошла на кухню Нильссонов, как сразу же поняла, что они ссорятся. Конечно, как всегда, ссора началась из-за денег.
        - Сам знаешь, если мы не заплатим, придется распрощаться с комодом, - говорит тетя Нильссон.
        А дядя Нильссон, стукнув кулаком по столу, кричит:
        - Ну да! Ну да! Это я уже слышал! Не глухой ведь, кажется!
        Понемногу Мадикен начинает разбираться, о чем спор.
        - Сегодня - платежный день, и надо рассчитываться с долгами, - говорит Аббе.
        Уж тут Мадикен все поняла: дядя Нильссон еще давно, когда покупал Люгнет, занял денег у фабриканта Линда, и теперь Нильссоны должны возвращать фабриканту Линду по двести крон в год.
        - Но ты же знаешь нашего папаню! - говорит Аббе.
        Недавно господин Линд предупредил, что придет сегодня вечером за своими двумястами кронами, а если ничего не получит, то "взыщет их судебным порядком" или потребует "описать имущество для аукциона". Это что-то очень страшное, Мадикен раньше о таком и не слыхала. Оказывается, это значит, что, если дядя Нильссон не заплатит двести крон, у него отберут за долги комод. Неудивительно, что он такой сердитый! Он очень любит свой комод, это у них единственная стоящая вещь из всей обстановки. Комод достался Нильссонам еще от бабушкиной бабушки, которая завещала им рецепт крендельков.
        - Пеняй на самого себя! - говорит тетя Нильссон. - Если бы не ты, мы бы так не обнищали. Ты сам тащишь последний грош в "Забегайку" и все проматываешь со своими дружками-пьянчужками.
        "Забегайка" - захудалый кабак, в котором что ни день сидит и пьянствует дядя Нильссон, так говорит Линус Ида.
        Напрасно тетя Нильссон так сказала. Дядя Нильссон, и без того сердитый, еще сильнее разозлился.
        - И зачем только я женился на этом чучеле! - кричит дядя Нильссон и хлопает себя по лбу.
        Тетя Нильссон сидит на кухонном диванчике и читает газету, но дядя Нильссон глядит на нее так, точно видит перед собой по крайней мере гадюку.
        - Вот навязалась на мою шею! Неужели раньше ни одного балбеса не нашлось, чтобы захотел на тебе жениться?
        - Как же не нашлось! Один нашелся, - спокойно отвечает тетя Нильссон.
        Дядя Нильссон затрясся от возмущения:
        - Почему ж ты за него не выскочила?!
        А тетя Нильссон смеется:
        - Вот именно, что выскочила!
        Ответ тети Нильссон можно понимать: дядя Нильссон и есть тот балбес. Дяде Нильссону это совсем не понравилось.
        - Я никому не позволю обзывать меня балбесом в моем собственном доме! - заорал он на тетю Нильссон.
        Дядя Нильссон берет пиджак и шляпу и собирается уходить.
        "И пускай себе идет! - подумала Мадикен. - Так даже лучше". Она боится, когда люди при ней скандалят.
        - Куда это ты собрался? - спрашивает тетя Нильссон. Надо же, какая она бесстрашная!
        Дядя Нильссон посмотрел на нее очень строго:
        - Сколько раз я тебе говорил, что умная жена никогда не задает мужу таких вопросов!
        - Ладно, ладно, - говорит тетя Нильссон. - Можешь передать привет своим дружкам-пропойцам.
        Тут бы Мадикен перепугалась до беспамятства, если бы не Аббе. Но Аббе рядом, он преспокойно продолжает месить тесто. Аббе и ухом не ведет, хотя дядя Нильссон такой сердитый. Сейчас он перестал месить, собираясь кое-что сказать дяде Нильссону.
        - Слушай, папаня! Как по-твоему, станет ли умный человек кричать на свою жену и скандалить напропалую? Разве так поступают умные люди?
        "Какой храбрый Аббе, чтобы так вмешаться!" - думает Мадикен.
        Дядя Нильссон уже взялся за дверную ручку, но при этих словах он оборачивается и печально качает головой:
        - Сын мой! Умный человек никогда не женится. Намотай это себе на ус, пока не поздно!
        - А ты у нас и впрямь дурачок, бедненький папанечка! - говорит ему Аббе.
        Дядя Нильссон уходит.
        Тетя Нильссон расстроилась, но, как всегда, заступается за дядю Нильссона.
        - Все-таки его жалко, - говорит она. - Как-никак комод - самая лучшая вещь в доме. Поэтому он на меня и сердится.
        - Ну уж нет! - говорит Аббе. - Самое лучшее, что у нас есть, - это ты, маманя. Хотя и ты иной раз глупишь не хуже папани.
        - И то правда! Глупа я, конечно, - говорит тетя Нильссон и, немного подумав, прибавляет: - Да и ленива к тому же. Хотя, наверно, не настолько, как наш папаня.
        Затем она снова углубляется в газету. Газету ей дает бесплатно папа Мадикен, и она прочитывает ее всю, не пропуская ни слова.
        - Умный человек твой папа, - говорит она, обращаясь к Мадикен. - И ведь, поди ж ты, понимает нас, бедняков!
        Но потом ей, как видно, попалось в газете что-то особенно интересное, она перестала разговаривать и углубилась в чтение.
        Мадикен и Аббе пошли в комнату, чтобы взглянуть на комод. Он очень красивый, полированный, а сверху украшен мраморной доской.
        - Прощай, комодик! - с грустью говорит Аббе.
        Потом он ведет Мадикен посмотреть на кроликов. Клетка с кроликами стоит у дровяного сарая. Их там двое. Одного Аббе назвал Маманей, другого - Папаней. Папаня - бурый, а Маманя - серенькая. Скоро у них будут детки. Мадикен с нетерпением ждет, когда они появятся.
        - Вот только, понимаешь ли, какая вышла закавыка! - говорит Аббе. - Крольчата будут не у Мамани, а у Папани. Ты расскажи это своему папе, пускай об этом напишут в газете. У меня и заголовок готов: "Чудо природы у Аббе Нильссона".
        Мадикен спрашивает, не ошибся ли он, когда давал кроликам имена, и не лучше ли будет их переменить - Папаню назвать Маманей, а Маманю - Папаней. Но Аббе и слышать не хочет о таком предложении.
        - Уж как назвал, так назвал! Что бы ты сказала, если бы твой папаня взял да и переменил твое имя на Карла-Фредерика?
        Мадикен соглашается, что в этом бы не было ничего хорошего. Она помогает Аббе собирать для Папани и Мамани листья одуванчиков, и в самый разгар работы мимо них проходит тетя Нильссон, одетая в выходное платье.
        - Я пошла в город, скоро вернусь, - говорит она, закрывая за собой калитку.
        Аббе долго провожает ее глазами.
        - Только бы она не вздумала тащить домой папаню, а то он нам потом весь дом разнесет!
        Тут Мадикен опять вспомнила про комод и осторожно спросила Аббе, сильно ли он будет расстраиваться, если комод придется отдать. Мадикен не хочет, чтобы Аббе расстраивался.
        - Да чего уж там! Одним комодом больше или меньше - не все ли равно! - говорит Аббе.
        Он усаживается на качели и начинает рассказывать о бесчисленных комодах, которые стояли у бабушкиной бабушки в графских покоях. Вот это была тетенька богатая так богатая! По словам Аббе, у нее все пальцы были унизаны бриллиантовыми перстнями. Когда она месила тесто для крендельков, то, бывало, потеряет несколько бриллиантов и даже не заметит, что они остались в тесте.
        - Тесто, оно ведь липучее, - объясняет Аббе, чтобы Мадикен поняла, почему в нем терялись бриллианты.
        - Какая-нибудь бабуся примется жевать кренделек и вдруг слышит - вставные зубы обо что-то хрустнули! Она думает: что такое? Выплюнет, а там драгоценный камень! Ну, бабка-то наша была не жадная. Люди несут ей бриллиант обратно, а она им говорит: "Оставьте себе! Уж что в тесто намешано, того обратно не берут. А бриллиантов у меня - что песку на берегу морском. Чего уж там жадничать!" Так вот и говорила.
        С Аббе не соскучишься, и время с ним проходит быстро. Не успела Мадикен опомниться, глядь - тетя Нильссон уже и вернулась. Дядю Нильссона она не привела, зато принесла с собой два большущих пакета. Аббе и Мадикен бегут за нею на кухню - любопытно же узнать, что там такое. Но тетя Нильссон их гонит:
        - Мне надо похозяйничать без вас. Я хочу приготовить кое-какое угощение. Мы давно ничего не видели, кроме селедки с картошкой, пора наконец побаловать себя для разнообразия чем-то другим.
        - Откуда же ты взяла денег? - спрашивает Аббе.
        - А это уж мое дело! - говорит тетя Нильссон.
        Вид у нее очень довольный, и она спрашивает Мадикен, не хочет ли та сегодня поужинать в Люгнете.
        - Сбегай-ка ты домой и спроси разрешения! - говорит тетя Нильссон.
        Мадикен с удовольствием побежала спрашивать. Ее почти никогда не приглашали к столу у Аббе. Такое приглашение для нее приятная неожиданность, и мама тоже должна это понять, хотя она не любит, когда Мадикен ходит в гости к Нильссонам.
        Мама не возражала. Она только пригладила Мадикен волосы, надела ей чистый передник и напомнила, что надо вести себя хорошо и не забыть сказать спасибо.
        Радостная и полная нетерпеливого ожидания, Мадикен помчалась в гости к Нильссонам и возле их калитки с разбегу налетела на дядю Нильссона. Он возвращался домой трезвый и мрачный, словно и не ходил в пивную. По крайней мере, Мадикен не заметила в нем никакой перемены.
        - Вся жизнь - борьба, - говорит дядя Нильссон. - Ты, Мадикен, этого еще не знаешь. А люди очень безжалостны. Ни один человек во всем городе не хочет одолжить каких-то паршивых двести крон, сколько ни проси и ни унижайся.
        Он берет Мадикен за руку, и они вместе входят в кухню.
        А там тетя Нильссон хлопочет у плиты, гремя кастрюлями и сковородками. Дяде Нильссону она приветливо кивнула:
        - Хорошо, что ты пришел. Сейчас будем кушать.
        И вот угощение на столе, да еще какое! Такого пиршества Мадикен еще никогда не видывала в этом доме! Тут и телячьи отбивные в сливочном соусе, и омлет с грибами, и нежный картофель с солеными огурцами, и несколько сортов сыра, и пиво, и лимонад, а для дядюшки Нильссона еще и кое-что покрепче!
        Дядя Нильссон выпучил глаза от удивления.
        - Уж не рехнулась ли ты часом? - спрашивает он тетю Нильссон.
        Но она говорит, что нет, мол, не рехнулась. И тогда у дяди Нильссона глаза разгорелись при виде богатого угощения, потому что он очень проголодался. Мадикен тоже проголодалась, и Аббе, сияя от удовольствия, сам положил ей на тарелку всего помногу - и омлета, и телячью котлетку.
        - Вот так, - говорит он, - едали, бывало, в доме у бабушкиной бабушки.
        Все уселись за стол и стали пировать, позабыв, кажется, про комод и про фабриканта Линда, который вот-вот должен прийти, чтобы испортить все удовольствие.
        Когда все наелись, тетя Нильссон и говорит дяде Нильссону:
        - Дай-ка мне свою тарелку!
        Дядя Нильссон берет тарелку и хочет ей протянуть. Смотрит, а под тарелкой что-то лежит! Оказывается, это деньги - две бумажки по сто крон. Дядя Нильссон как увидел, так и ахнул:
        - Ну и ну! Где же это ты ухитрилась взять взаймы?
        - Это не взаймы! - говорит тетя Нильссон.
        Дядя Нильссон строго на нее посмотрел и спрашивает:
        - Уж не хочешь ли ты сказать, что украла деньги?
        На такую глупость тетя Нильссон и отвечать не стала. Но дядя Нильссон не отстает от нее. Он непременно хочет узнать, откуда у тети Нильссон взялись деньги. Наконец она говорит:
        - Я запродала себя доктору Берглунду.
        После этого наступает молчание. Потом дядя Нильссон как заорет:
        - Так я и знал - рехнулась! Ты действительно рехнулась!
        Тогда тетя Нильссон пускается в объяснения. Взяв газету, она пальцем показывает то место, где все ясно и четко написано.
        - Если так делают в Стокгольме, отчего бы и мне не сделать! - говорит тетя Нильссон, а затем все узнают от нее, что же люди делают в Стокгольме. Там бедняки идут в больницу к докторам и продают свое тело для того, чтобы доктор мог его потом разрезать. Живых людей, конечно, никто не режет. Ты получаешь несколько сот крон и можешь их использовать при жизни, как тебе заблагорассудится, а когда умрешь, доктор получит твое тело. Докторам надо знать, как человек устроен внутри, чтобы не ошибиться, когда они будут делать больному операцию.
        - Таким образом, я сделала доброе дело, - говорит тетя Нильссон. - Заодно я и сама наконец узнаю, отчего у меня в животе все крутит и крутит и почему он иногда болит.
        Понемногу до дяди Нильссона дошло, что тетя Нильссон на этот раз додумалась до очень ловкого хода.
        - И. сколько же тебе заплатили? - спрашивает дядя Нильссон.
        - Двести пятьдесят крон! Поэтому у меня хватило денег на котлеты и все остальное, да еще и осталось несколько десяток в запасе.
        - Двести пятьдесят крон! Это же надо, какие деньжищи! - говорит дядя Нильссон. - Вот уж никогда бы не дал столько за мертвую старушонку!
        Сказав это, он погладил тетю Нильссон по щечке.
        - Но ты, конечно, другое дело! - говорит он. - Ты стоишь больше миллиона!
        Может быть, тетя Нильссон и стоит миллион, но она довольна тем, сколько ей дали.
        - Я и так неплохо получила за мое толстое и неповоротливое тело. Впрочем, теперь-то уж и не мое, если быть точной.
        Дядя Нильссон очень доволен тетей Нильссон, он повеселел и оживился. Они сидят рядышком на диване, дядя Нильссон обнимает жену и поет ей песенку:
        Как голубок к своей голубке
        В гнездо родное летит,
        Так и к тебе, мой свет, моя лилея,
        Твой друг спешит.
        Потом Аббе заводит граммофон и ставит пластинку с "Адольфиной", и дядя Нильссон приглашает тетю Нильссон танцевать. Он так ее закружил, что тетя Нильссон стукнулась головой о дверной косяк.
        - Ты уж поаккуратней, Нильссон, - говорит ему тетя Нильссон. - А то Берглунд получит купленный товар раньше, чем я ожидала.
        Мадикен сидит, притулившись в углу дивана, и смотрит, как они танцуют, но в душе она мечтает сейчас оказаться как можно дальше от этого дома. Только чтобы не видеть тетю Нильссон! Ведь то, что случилось, ужасно! "Неужели никто этого не понимает!" - думает Мадикен. Ужасно даже представить себе, что тетя Нильссон однажды умрет. Но еще ужаснее думать о том, что дядя Берглунд заберет ее тело и разрежет, чтобы посмотреть, что у нее там внутри! Тетя Нильссон частенько повторяла, что "бедняка ничего хорошего в жизни не ждет, одна надежда на честное погребение", а теперь ей и этой надежды не осталось. Мадикен в полном отчаянии. Когда она узнала, откуда взялись эти деньги, ей стало так тошно от съеденной котлеты, лучше бы уж, кажется, вырвало! Бедная, бедная тетя Нильссон! Вот, оказывается, что значат слова про беззащитную бедность и на какие поступки она толкает людей!
        А тетя Нильссон танцует и радуется как ни в чем не бывало. В разгар веселья раздается стук в дверь и входит фабрикант Линд. Мадикен его раньше никогда не видала, но сейчас сразу догадалась, кто пришел. Именно такое выражение должно быть у человека, который способен забрать чужой комод.
        - Я смотрю, у вас тут веселье! - говорит он недовольным голосом.
        - Что ж! Иной раз не вредно и поразмяться, вот мы с женой и поплясали! - говорит дядя Нильссон. - А ты зачем пришел-то?
        - Сам знаешь, - говорит Линд. - Добился наконец, что придется описывать твое имущество. Иначе, я вижу, от тебя никогда не дождешься денег.
        - Вон как! Не дождешься, говоришь? - И с этими словами дядя Нильссон выгребает из кармана две мятые стокроновые бумажки. - За кого ты принимаешь Э. П. Нильссона, если думаешь, что он не наскребет такой завалящей суммы! Ты еще не знаешь Э. П. Нильссона!
        Получив свои деньги, Линд торопится уйти. Дядя Нильссон провожает его на крыльцо и, чтобы Линд покрепче запомнил, втолковывает ему, какой молодец Э. П. Нильссон. Линд, наверно, долго еще не забудет того, что услышал.
        В комнате стало тихо. Но вдруг снаружи послышался громкий голос дяди Нильссона:
        - Идите-ка сюда, я вам покажу что-то красивое!
        Тетя Нильссон выходит на крыльцо, за нею следом Аббе и Мадикен. Дядя Нильссон показывает пальцем на небо:
        - Гляньте-ка туда!
        Они взглянули вверх и увидели вечернюю звезду. Он сияла над дровяным сараем и переливалась бриллиантовым блеском, как перстни прабабушки, о которых рассказывал Аббе.
        - Это - Венера, - говорит дядя Нильссон. - Так называется вечерняя звезда. Ты это знала, дорогая Мадикен?
        Нет, дорогая Мадикен не знала, и тетя Нильссон тоже.
        - Можно разглядывать звезды, это понятно. Я вот другого никак не пойму - откуда люди узнали их названия?
        Ласково посмотрев на жену долгим взглядом, дядя Нильссон говорит:
        - Как прекрасна твоя простота, котелок ты мой с мякиной!
        Скоро приходит Альва, чтобы забрать домой загостившуюся Мадикен. Тетя Нильссон предлагает ей кренделек, и Альва с удовольствием принимает угощение. Но, выйдя от Нильссонов, Альва говорит:
        - Ох, так бы, кажется, и взяла щетку да пять кило мыла и отчистила бы эту кухню! Прямо сплю и вижу, как бы я в ней навела порядок!
        Когда Мадикен вернулась домой, Лисабет уже лежала в кроватке, но еще не спала, и Мадикен сразу же рассказала ей, какой невообразимый ужас ожидает тетю Нильссон после смерти.
        - Разве ты слыхала когда-нибудь, что бывают такие кошмары? - спрашивает Мадикен у сестренки.
        - Подумаешь! Она, может быть, никогда не помрет! - говорит Лисабет.
        - Дурочка! Все люди когда-нибудь умирают, - отвечает Мадикен.
        - А я так нет! - уверенно говорит Лисабет.
        Но у Мадикен никак не идет из головы тетя Нильссон. Она лежит в постели и все вздыхает.
        - О чем ты вздыхаешь? - спрашивает Лисабет.
        - Я вздыхаю о том, что бедность так беззащитна, - говорит Мадикен.
        Лисабет, конечно, ничегошеньки не поняла, а кроме того, ей давно уже хочется спать.
        Ни завтра, ни послезавтра Мадикен не заходит в Люгнет. Она боится увидеть тетю Нильссон и старается не думать о том ужасном, что она узнала.
        Однажды, возвращаясь из школы, Мадикен издалека увидела, что у калитки ее поджидает Альва. Она так сияла, что это было заметно даже издалека.
        - Знаешь, что случилось, Мадикен? - спрашивает Альва.
        - Наверно, ты выиграла главный приз, - отвечает Мадикен первое, что ей пришло в голову. С чего бы иначе Альва могла так обрадоваться?
        - Да ну его совсем! - говорит Альва. - Не я выиграла, а ты. И целых триста крон! Разве я не говорила тебе, что денежки на тебя так и посыплются!
        - Ой! - только и воскликнула Мадикен и даже вся раскраснелась.
        Деньги Альва принесла в кармане передника. Она велела, чтобы Мадикен сразу их пересчитала и убедилась, что все на месте. Счет сошелся. Вот две сотенные бумажки да две по пятьдесят - всего триста крон. Никогда еще у Мадикен не было такого богатства.
        Альва хохочет и кружит Мадикен, и говорит, что это счастливый день. А уж как мама и папа, наверно, обрадуются, когда узнают про удивительную удачу! Мадикен тоже так думает. Но ей кажется несправедливым, что Альва ничего не выиграла.
        - Так уж устроена жизнь! - говорит Альва. - Одни выигрывают, другие - нет. Ничего не поделаешь!
        Но вот что удивительно - Альва все равно рада!
        - Ты можешь рассказать об этом за обедом, - предлагает Альва. - Только смотри, поосторожнее! А то еще от неожиданности у папы с мамой кусок попадет не в то горло.
        Мадикен смеется. Ведь и правда, будет здорово - сообщить за обедом эту потрясающую новость!
        В эту самую минуту на улице показывается тетя Нильссон. Она ходила на рынок продавать крендельки, а сейчас возвращается домой в Люгнет. Тетя Нильссон идет медленно, и видно, она очень устала.
        - Ну, как у вас дела? - спрашивает Альва.
        - Дело - дрянь! - говорит тетя Нильссон. - В животе опять так и крутит, а в чем причина, я и не знаю...
        Тетя Нильссон скоро скрылась из виду. А Мадикен осталась стоять. Но вся ее радость словно улетучилась. Опять ей вспомнилось то ужасное, но теперь еще добавилось и другое беспокойство - что такое у тети Нильссон с животом? Отчего там ее все крутит? А вдруг это смертельно и можно умереть с минуты на
        минуту! И тогда...
        Альва смотрит на Мадикен:
        - Что это с тобой? Уж не захворала ли?
        Мадикен не отвечает. Она задумалась. Додумав до конца, она говорит:
        - Слушай, Альва! Маме и папа мы ничего не расскажем. Мне очень нужны деньги, но для чего - это секрет. Мне во что бы то ни стало нужны двести пятьдесят крон.
        Альва не понимает:
        - Выдумываешь ты все! Небось какая-нибудь глупость.
        - Совсем не глупость, а что-то очень хорошее, - уверяет ее Мадикен. Но что это такое, она ни за что не соглашается сказать. Пришлось Альве отступиться.
        - Как знаешь! Деньги твои, - говорит Альва, - и ты можешь поступать с ними как захочешь. Только не делай никаких глупостей, вот тебе мой совет.
        Из пятидесяти крон, которые останутся после ее секретного дела, Мадикен половину собирается отдать Альве, чтобы все было по справедливости.
        - Двадцать пять крон - это мой месячный заработок. Таких денег я не могу от тебя принять, - говорит Альва.
        И все-таки она обрадовалась, и даже еще больше, чем сначала.
        - Зато я знаю, что кто-то купит еще один лотерейный билет! - говорит она. - Я думаю, что в один прекрасный день я все-таки выиграю главный приз.
        Когда Мадикен и Лисабет болеют, в Юнибаккен приходит доктор Берглунд лечить девочек, да и сами они много раз ходили в город к нему на прием. Поэтому Мадикен знает, где живет доктор Берглунд. И вот она решила к нему пойти.
        Мадикен сидит в приемной и ждет, а в животе у нее все время так и крутит. Как объяснить дяде Берглунду, что обязательно нужно выкупить тетю Нильссон? А вдруг он не захочет! Может быть, он сейчас потирает руки от удовольствия, что сделал такое выгодное дельце!
        Наконец Мадикен дождалась своей очереди и вошла в кабинет. Дядя Берглунд сидит за письменным столом. Он приветливый, как всегда, но Мадикен мнется и не знает, с чего начать. Однако выяснилось, что она напрасно боялась. Когда она, глотая подступающие слезы, наконец сумела выговорить свою просьбу, доктор Берглунд рассмеялся и сказал:
        - Тетя Нильссон мне совсем не нужна ни живая, ни мертвая. Так что можешь забирать свои деньги и идти домой.
        - Но почему же... - начинает Мадикен и тут же умолкает. Она вдруг поняла, что дядя Берглунд тоже кое-что знает про беззащитность бедных людей.
        Но ведь тетя Нильссон-то не знает! Она же не знает, что дядя Берглунд согласился ее купить только по своей доброте. Наверное, ей это и в голову не приходило. А Мадикен хочет, чтобы тетя Нильссон спокойно жила в своем Люгнете, зная, что ее толстое и неповоротливое тело по-прежнему принадлежит ей самой, а не кому-то другому.
        Поэтому нужно, чтобы дядя Берглунд взял у Мадикен эти бумажки, во что бы то ни стало взял!
        В конце концов он согласился на уговоры. Правда, только после того, как Мадикен ему объяснила, откуда у нее взялись деньги.
        - Ты добрая девочка и очень упрямая. Но уж такая ты, видно, уродилась! - сказал дядя Берглунд, взяв у нее две бумажки.
        Теперь осталось упросить его еще об одном одолжении. Мадикен хочет получить квитанцию. Она объясняет, зачем ей это нужно:
        - Чтобы тетя Нильссон была уверена, что все в порядке.
        Дядя Берглунд сразу все понял. Он взял листок бумаги и написал:
        Квитанция
        От госпожи Маргариты Энгстрём мною получено 250 крон. Означенной суммой полностью погашен долг тети Нильссон. Карл Берглунд, городской врач
        Вечером Мадикен как на крыльях помчалась к Аббе. Ей очень повезло - Аббе в это время кормил своих кроликов. Мадикен стесняется идти со своим делом прямо к тете Нильссон. С Аббе ей гораздо проще объясниться. Она сует ему под нос квитанцию:
        - Слушай, Аббе! Смотри-ка сюда!.. Я... я выкупила твою маму.
        - Что там еще такое? - говорит Аббе.
        Он сперва ничего не понял. Ему понадобилось несколько раз перечитывать квитанцию. Затем он взглянул на Мадикен так, как будто увидел ее в первый раз.
        - Ну, Мадикен! Это же надо придумать такое!
        Для верности он еще раз перечитал квитанцию, а затем взял Мадикен за руку и сказал ей спасибо.
        - Какая ты добрая, Мадикен! Я прошу у тебя прощения за то, что заставил тогда скакать на одной ножке. Но впрочем, ведь и на твою долю, кажется, досталась телячья котлетка. Ты еще не забыла?
        Нет! Этого Мадикен никогда не забудет.
        - Маманя-то, чего доброго, от неожиданности грохнется в обморок, когда мы ей расскажем, - говорит Аббе. - Ну, пошли в дом!
        Мадикен не хочет идти в дом, она боится увидеть, как тетя Нильссон грохнется в обморок. Но Аббе и слушать ничего не хочет:
        - Ладно уж, не ломайся!
        Он берет ее под локоть и тянет за собой в кухню.
        За столом сидит тетя Нильссон и читает газету. Дядя Нильссон лежит на диване и отдыхает.
        - Послушай-ка, Нильссон, это прямо для тебя написано, - говорит тетя Нильссон и читает вслух из газеты: - "Пока человек не женится, он и не догадывается, что такое настоящее счастье".
        - Это точно! - говорит дядя Нильссон. - А после свадьбы жалеть уже поздно.
        Но в эту минуту Аббе кладет перед мамой поверх газеты квитанцию. Не видя газетных строчек, тетя Нильссон читает, что написано в квитанции:
        - "От госпожи Маргариты Энгстрем..." А это что такое, скажите на милость?
        Не сразу тетя Нильссон поняла, какое дельце провернула Маргарита Энгстрем. Зато дядя Нильссон, он тотчас все понял. Соскочив с дивана, он в один миг очутился около Мадикен, наклонился и поцеловал ей ручку.
        - У Юной барышни, гордости Юнибаккена, благородное сердце! - говорит дядя Нильссон.
        После этого в кухне становится очень тихо. Тетя Нильссон легла головой на стол и плачет, слышны только ее всхлипывания.
        - Да что же это ты, маманя! - говорит Аббе. - Чего же ты плачешь?
        Наконец тетя Нильссон перестала, глубоко вздохнула напоследок, потом высморкалась и погладила рукой квитанцию:
        - Сколько дней я тут мучилась и страдала, что не будет у меня честного погребения. Дорогая Мадикен, ангел ты мой! И как ты только догадалась!
        Мадикен не знает, куда деваться от смущения. Ей совсем не хочется, чтобы все на нее смотрели и рассыпались в благодарностях.
        - Я тебе понемногу выплачу эти деньги, - говорит тетя Нильссон. - По пятерке в месяц буду отдавать. Сумела же я заплатить в рассрочку за швейную машинку, значит, и за себя сумею рассчитаться!
        - Человек предполагает... - начал дядя Нильссон и посмотрел на жену.
        Она сидит перед ним такая толстая, неуклюжая, с таким зареванным и счастливым лицом, что дядя Нильссон, глядя на нее, не выдержал. В глазах у него появился лукавый блеск, и он сказал:
        - Слушай-ка, маманя! Ведь это значит, что на будущий год, когда Линд снова потребует от нас денег, тебя снова можно выгодно продать!
        Но тут вступается Аббе:
        - Нет уж, дудки, папанечка! На будущий год мы лучше продадим тебя, если повезет найти покупателя!
        МАМИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
        Каждый год в день маминого рождения папа ведет все свое семейство фотографироваться к фотографу Бакману. Рассмешив их всякими шуточками, чтобы все смотрели весело, господин Бакман залезает с головой под большое черное покрывало, которым накрыт фотоаппарат, и оттуда командует:
        - Теперь не двигаться! Смотрите сюда, дети! Сейчас отсюда вылетит птичка! Раз, два, три!
        Птичка еще ни разу не вылетала. Этому привычному обману даже Лисабет перестала верить. Потом они получают семейную фотографию, с которой смотрит семья, совсем не похожая на ту, какую они привыкли видеть дома.
        Фотографию мама вставляет в альбом с золотой застежкой и зеленым плюшевым переплетом, который хранится на книжном шкафу. Иногда Мадикен достает его и просматривает фотографии. Там она видит себя годовалую, двухлетнюю, трехлетнюю и так далее до семи лет.
        - Вообще-то я даже представить себе не могу, что была когда-то такой крошкой, - говорит Мадикен, показывая на себя двухлетнюю.
        - А я вот представляю, - говорит Лисабет. - Ха-ха! Ты была тогда еще меньше, чем я теперь.
        Они сидят у Альвы на кухне. Сегодня Альва что-то печет, потому что завтра у мамы опять день рождения. В честь него завтра ей подадут кофе и вензель с кардамоном прямо в постель, как только она проснется.
        Альбом лежит на кухонном диване, на всякий случай под него подстелили полотенце. Девочки стоят перед ним на коленках и со всей осторожностью рассматривают фотографии - с таким роскошным альбомом нужно обращаться бережно.
        Лисабет не понимает - отчего ее нет рядом на карточках, на которых Мадикен снята годовалой и двухлетней малюткой.
        - Тебя и не могло там быть, ты тогда еще не родилась! Тогда в Юнибаккене еще не было никакого Пимсика, - говорит Мадикен. - Тебя тогда вообще не было на свете.
        - Вот дурочка! Я была, - говорит Лисабет. - Я просто не захотела сидеть рядом с младенцем вроде тебя. И я ушла в ларек за леденцами.
        - Да ну тебя! Ты еще скажи: "Была, да сплыла". Тоже мне, Пимсик несчастный! - дразнится Мадикен, покатываясь от хохота.
        Лисабет из себя выходит от обиды. Альва принимается ее утешать и говорит, что она тогда была ангелочком и жила на небе. Услышав это, Лисабет просияла:
        - Да! Я была ангелочком, а иногда летала в ларек за леденцами, и все другие ангелы на небе радовались, когда я прилетала обратно с полным карманом леденцов, чтобы всем хватило.
        "Здорово Лисабет это придумала! - думает Мадикен. - Из этого получится хорошая игра".
        - Слушай! А давай играть, как будто мы с тобой обе еще не родились, живем на небе и угощаем других ангелов леденцами.
        - Леденцами и мятными лепешками! - радостно предлагает Лисабет.
        И вот Мадикен и Лисабет на несколько часов превратились в добрых ангелов-хранителей. Они ухаживают за маленькими ангелочками на небе и каждые пятнадцать минут кормят их леденцами и мятными лепешками.
        Потом они попросили у Альвы два кусочка теста и испекли два крошечных вензелька для своих любимчиков - самых маленьких ангелочков Альмиры и Пальмиры. Но когда Альва вынула вензельки из духовки, они оказались настолько соблазнительными, что Лисабет не удержалась и сразу съела свой вензелек.
        - Мой ангелочек не любит вензелей с кардамоном, - объяснила Лисабет и, чтобы Пальмира не обижалась, накидала ей вместо вензеля целую горсть воображаемых леденцов, которые та, по словам Лисабет, просто обожает.
        В этом году мамин день рождения пришелся на воскресенье, это очень здорово. За целый день можно напраздноваться до полного удовлетворения. В воскресенье Альва встала спозаранку, нарвала фиалок и сплела два веночка для Лисабет и Мадикен, а когда надела им на головки и увидела, как они стоят перед нею с веночками и в белых ночных рубашечках, она подумала, что девочки и впрямь похожи на ангелочков.
        - Ну вот. Только крылышек еще не хватает! - говорит Альва.
        Альва помогла девочкам вышить для мамы салфетку. Получилось очень красиво, хотя, если приглядеться, можно отличить, где крестики, которые вышила Лисабет, где те, которые вышила Мадикен, и где - Альвины. Альвиных - больше, но это не считается. Салфетка аккуратно завернута в красивую бумагу.
        Папа, конечно, тоже встал рано. Он приготовил для мамы много пакетиков и большой букет роз. Розы он принес вчера из города и припрятал до утра в подвале.
        Все вместе они отправляются к маминой спальне: папа с букетом роз, Мадикен и Лисабет несут пакеты, а Альва держит перед собой поднос с кофейником и вензелем. Появившись на пороге, они запели:
        Вот пришли мы к нашей миленькой Кайсе,
        Чтоб так крепко обнять,
        Как мы любим ее.
        Так - тралля-ля-ля-ля,
        Так - тралля-ля-ля-ля!
        Так крепко обнять,
        Как мы любим ее!
        Мама сидит на кровати и весело смеется. Сразу видно, что сегодня она себя не жалеет. Сегодня выдался хороший денек, и погода, как всегда, прекрасная.
        - И как это ты умудряешься добиться, что в твой день рождения всегда бывает хорошая погода? - удивляется папа.
        - Все очень просто, звоню Деду Тучегону и заказываю у него по телефону десять мешков солнечного света, - говорит мама.
        Дед Тучегон может послать любую погоду. По крайней мере, так думает Лисабет. Но Мадикен смеется. Она-то уж знает, что Дед Тучегон есть только в сказке, которую мама иногда рассказывает девочкам на ночь.
        Но как бы там ни было, а погода с утра стоит прекрасная, и неважно, кто ее наколдовал. А теперь пора одеваться во все самое нарядное и отправляться к Бакману.
        Ателье фотографа Бакмана находится в Кожевенном переулке. Он работает без выходных, фотографирует и в будние дни, и в воскресенье. Но сегодня к Бакману нужно успеть пораньше. Потом он уйдет удить рыбу - это его любимое воскресное развлечение.
        Неторопливым шагом все четверо - мама, папа, Мадикен и Лисабет - идут по городу. Улицы еще безлюдны, воздух по-утреннему прохладен, но день, по-видимому, будет жаркий, уже сейчас чувствуется, как припекает солнце.
        Вот показался домик Линус Иды - самый маленький во всем городе. Мадикен высматривает, не покажется ли ее лицо в окошке с алыми геранями, но. Ида так и не выглянула. Наверное, она еще не проснулась. Только шмели уже проснулись и гудят среди пионов в ее палисаднике. Мадикен и Лисабет с удовольствием заглянули бы к Линус Иде на минутку и послушали бы, как она играет на гитаре. Но им сейчас некогда, потому что надо успеть сфотографироваться.
        А вот и богадельня. Там уже никто не спит. Несколько маленьких старушек выглядывают из окон на тихую воскресную улицу. Мадикен и Лисабет помахали им рукой, и старушки тоже помахали в ответ.
        - Они мне нравятся, - говорит Лисабет. - Особенно я люблю Нанну Нютт, она такая смешная, когда плачет.
        - Ну как тебе не стыдно! - говорит Мадикен. - Нанна Нютт ведь не виновата, что она такая странная.
        - А разве я говорю, что она виновата? - говорит Лисабет.
        Мама напоминает девочкам, чтобы они никогда не называли этот дом богадельней, надо говорить - "дом престарелых". Это его правильное название.
        - А люди все равно говорят "богадельня", сколько им ни объясняй! - говорит Мадикен.
        Жалко всех, кто здесь живет, думает Мадикен. А больше всех жалко Линдквиста, потому что он немного тронутый в уме и ни с кем не может поладить. Он живет отдельно, в маленькой лачужке, на задворках, и к нему никто не ходит, все его боятся, кроме директрисы, хотя Линдквист почти всегда ведет себя смирно и вежливо. Только изредка он делается злой и тогда сам не знает, что творит. Поэтому, если Линдквист выходит на улицу, все запираются в домах, а мамы учат своих детей удирать от Линдквиста, как только он покажется. Ведь Линдквист - ужасный силач, и кто знает, что он может выкинуть, когда на него найдет помешательство.
        Папа говорит, что Линдквист раньше был не таким. Когда-то у него была жена и маленький ребеночек, но однажды его жена бросилась с ребеночком в реку, и они оба утонули. Когда Линдквист это узнал, то пришел в страшное отчаяние, он от горя потерял разум. С тех пор он и начал чудить.
        В глухом деревянном заборе, которым окружена богадельня, есть дырочка, и можно видеть домик на задворках, в котором живет Линдквист. Мадикен и Лисабет с трепетом заглянули в нее и скорее побежали догонять папу и маму.
        Вскоре им встретилась фрекен Йенни, портниха, которая обшивает девочек. Мама задержалась с ней поболтать, Мадикен тоже остановилась, чтобы послушать, какое платье ей сошьют для экзаменов, а Лисабет пошла дальше, за папой, который не спеша продолжал путь.
        А у дверей фотографа Бакмана оказалось, что Лисабет куда-то пропала и ее нигде нет.
        - Ну что за девчонка! - говорит папа и качает головой.
        Вся семья ждет, но младшенькая не появляется. Стали искать - никак не находят! Стали звать - никакого ответа.
        Но тут вдруг...
        - Глядите, вон же она! - кричит Мадикен, показывая пальцем.
        Из калитки в глухом заборе богадельни выходит Лисабет. Но она идет не одна. Она идет с Линдквистом, он крепко держит ее ручку в своей огромной ручище.
        - Я тут! - закричала Лисабет еще издалека.
        Линдквист немного похож на Юльтомте. У него большая белая борода и белые волосы почти до плеч. Действительно, можно подумать, что Лисабет идет с Дедом Морозом.
        Но мама, завидя этого Юльтомте, побледнела и протянула руки к Лисабет:
        - Иди сюда! Скорее!
        Лисабет спешит на мамин зов. Но и Линдквист тоже, держа Лисабет за руку.
        - Вот я увидел маленького человечка, - говорит Линдквист и как будто усмехается себе в бороду.
        - Пустите, мне надо идти! - говорит Лисабет и пытается выдернуть у него свою руку. Но не тут-то было. Линдквист ее не отпускает.
        - Пустите же, мне надо к маме! - говорит Лисабет и вырывается еще сильней.
        Но Линдквист только крепче сжимает ее ручонку. Посмотрев сначала на Лисабет, потом на маму, потом на Мадикен, он нахмурил брови. Видно, он что-то обдумывает.
        - Послушай, женщина! У тебя же есть еще один ребенок, - говорит он маме. - А у меня нет ни одного. Я возьму ее себе. Должна же быть справедливость на свете!
        Тут Лисабет принимается плакать и кричать. Еще немного, и папа кинулся бы на Линдквиста, чтобы отнять свою дочку. Но мама его остановила.
        - Тише, Лисабет! - говорит мама строго.
        Лисабет стихает, но еще всхлипывает. А мама подходит к Линдквисту и гладит его по щеке.
        - Я понимаю вас, господин Линдквист, вам хочется иметь ребеночка. Но ведь эта девочка - моя дочка, и теперь я хочу попросить вас, чтобы вы мне ее отдали.
        - Не отдам я ее тебе, - говорит Линдквист.
        Папа снова порывается кинуться на Линдквиста, и снова мама его удерживает. Подумав немного, она открыла сумку и вынула какой-то пакетик.
        - Не хотите ли угоститься жареным миндалем, господин Линдквист? - спрашивает мама. - Или вот еще пряниками, - предлагает она ему, доставая второй пакетик.
        Мама протягивает Линдквисту пакетики - один в левой руке, другой в правой. Линдквисту хочется попробовать и миндаля, и пряников, но, чтобы взять это угощение, надо иметь свободные руки. Внезапно освободившись, Лисабет с громким ревом кидается к папе, он подхватывает ее, и вот уже она сидит высоко на руках у папы. Здесь ее никто не достанет!
        - Пожалуйста, господин Линдквист, оставьте себе оба пакетика, - говорит мама и снова гладит его по щеке. - До свиданья, господин Линдквист!
        - Я тут увидел маленького человечка... - бормочет Линдквист с набитым ртом. Он сразу же принялся жевать и миндаль, и пряники.
        Так он и остался стоять посреди улицы, грызя миндаль и провожая взглядом маленького человечка. Когда человечек скрылся из виду, он бросил пакетики и закричал:
        - Господи Иисусе! Помоги мне!
        Бедняга Бакман! Он-то думал, что сейчас усадит все семейство и заставит их с веселым выражением на лицах смотреть туда, откуда должна вылететь птичка! Но сколько он ни старался всех рассмешить, ничего не получилось. Мама сидит бледная и взволнованная. Мадикен и плачет от жалости к бедному Линдквисту, у которого нет ребеночка, и злится на него за то, что он хотел забрать себе Лисабет. А Лисабет насупилась, как только она умеет. Бакман, несмотря на все уловки, так и не добился от нее веселой улыбки.
        - Нет уж, сегодня - ни за что! - сказала Лисабет по дороге домой. - Уж если мне не весело, значит, я не буду веселиться. Значит, я буду печальной и никто меня не развеселит! Вот и все!
        Да и как же не быть печальной, пережив такую передрягу, а все из-за того, что захотела посмотреть на дом, в котором живет Линдквист! Лисабет никак не ожидала, что он может выйти и заметить ее.
        - Если бы я знала, ни за что бы не заглянула! - убежденно говорит Лисабет.
        - Вот погоди, - говорит Мадикен, - мы придем на лужайку с одуванчиками, и у тебя пройдет плохое настроение. Хочешь верь - хочешь не верь!
        Лисабет поверила и даже заулыбалась.
        - Жаль только, что этот глупый Линдквист слопал весь наш миндаль и пряники, которые мы хотели взять на пикник! - говорит она с сожалением.
        Каждый год в мамин день рождения в их семье принято устраивать пикник на лужайке с одуванчиками, неподалеку от фермы Аппелькюллен.
        Мадикен считает, что это, наверно, одно из самых прекрасных мест на земле. На этой лужайке цветут тысячи одуванчиков и растут две высокие березы, по которым можно полазить. А еще там есть огромный валун, на него тоже можно залезать. Конечно, если только умеючи! Под валуном живет страшный тролль, Мадикен столько раз рассказывала о нем сестре, что Лисабет в него поверила, да и сама Мадикен, кажется, тоже слегка верит. Две березы да Камень троллей, и кругом - море одуванчиков.
        Самое замечательное, что туда можно доплыть по реке. В Юнибаккене садишься в лодку, отчаливаешь от мостков, потом долго-долго плывешь, огибая излучины и заводи, и вдруг видишь перед собой лужайку.
        Не дождавшись, когда папа втащит лодку на берег, Мадикен и Лисабет выскакивают и - бегом к одуванчикам.
        - И чем вы там полдня занимаетесь до самого вечера? - спросил однажды Аббе.
        - Да тем, чем всегда занимаются на пикнике, - ответила Мадикен.
        Аббе так ничего и не понял. Ведь Аббе не знал, что люди делают на пикнике. Мадикен могла бы рассказать, что на пикнике люди лазают на березку, купаются в реке, собирают одуванчики, играют, сидят на траве и едят бутерброды, что мама там играет на лютне, которую она всегда берет с собой, что они вместе поют, а папа делает им свистульки, что Мадикен и Лисабет кувыркаются в траве, пьют лимонад и пляшут танец троллей вокруг огромного камня... И как это Аббе не знает, что люди делают на пикнике?
        Когда они вернулись от фотографа, у Альвы уже была приготовлена корзинка со съестными припасами.
        - Ну, как? Удачно сфотографировались? - спрашивает Альва.
        И мама ей отвечает, что сегодняшний снимок, наверно, получится таким, что от одного взгляда на него можно будет упасть в обморок, и рассказывает Альве, отчего так получилось.
        - Надо же было такому случиться! - говорит Альва, обнимая Лисабет. - Какой дурак этот Линдквист! Но его можно понять, если он захотел забрать тебя, мое золотце!
        - Меня-то да, а ее он не захотел взять! - хвастается Лисабет, кивая на Мадикен.
        Тогда Альва и ее заключила в объятия.
        - А вот я бы и нашу Мадикен тоже взяла! Потому что Мадикен - моя радость и мое солнышко, большая моя девочка! И не сомневайся, моя миленькая!
        Но ехать на пикник Альва наотрез отказалась:
        - Я лучше вздремну! Поспать - самое милое дело для такой сони, как я!
        - И вовсе ты не соня! - возмущается Мадикен.
        - Не соня ты, - говорит Лисабет. - Ты - моя Альва!
        Потом Мадикен и Лисабет немного поспорили о том, чья же все-таки Альва, и наконец сели в лодку. А Альва осталась на мостках и помахала им на прощание. Рядом с ней стоял Сассо. Сассо уверен, что Альва - это его Альва, и поэтому он обязан за нею приглядывать и не может отлучиться, чтобы поехать на пикник.
        Ну скажите - разве лужайка с одуванчиками не стала еще красивее, чем была в прошлом году? Девочки не помнят, чтобы тогда было так много одуванчиков и чтобы березы были такими ярко-зелеными, как сейчас, и мама с ними соглашается. А папа говорит:
        - Наверно, сюда упал с неба кусочек райского сада да так и остался навсегда рядом с выгоном Петруса Карлссона.
        Мадикен очень понравилась папина мысль, что лужайка упала с неба из райского сада, и девочки решили после купания поиграть в Адама и Еву.
        - Понимаешь, - объясняет Мадикен сестре, - ведь мы тогда обе будем голенькие. Только, чур, я буду Адамом...
        - А я буду змеей, - говорит Лисабет и принимается изображать змею.
        - Ладно, потом увидим, как получится, - говорит Мадикен.
        Она уже давно решила про себя, что Лисабет должна быть Евой, только на это она и годится. Зато Мадикен будет и Адамом, и змеей. Одна береза будет древом познания, Мадикен залезет на нее и обовьется вокруг ветки, и будет искушать Еву булочкой, потому что яблоки еще не поспели.
        Но сперва все идут купаться. Мадикен первая залезла в воду. Ах, какая же вода ласковая и прохладная, какая она прекрасная в этом году! Мадикен успела несколько раз сплавать до другого берега и обратно, прежде чем Лисабет с писком и визгом наконец окунулась. Папа плавает, посадив ее себе на закорки, потому что Лисабет еще не умеет плавать.
        - А вот и умею! Я просто сейчас не хочу, - говорит Лисабет. - А на будущий год, может быть, захочу и поплаваю.
        После купания выясняется, что Лисабет не желает изображать Еву в раю. Она вовсе не собирается во всем поддакивать сестре. Пускай не воображает, что может всегда командовать!
        - Я буду сама по себе змеей, - говорит Лисабет. - Я буду ползать в траве и жалить всех подряд.
        Залезть на березу она тоже не соглашается, во всяком случае не хочет забираться повыше.
        - Я не сумасшедшая, чтобы лазить на такое дерево! - заявляет Лисабет, глядя на сестру, которая забралась почти на самую макушку.
        Мама тоже беспокоится, глядя на нее, но папа говорит:
        - Не надо ей мешать! Все будет в порядке.
        Мадикен прекрасно справляется. Она сама подсадила маленькую Лисабет на Камень троллей, а потом они стали собирать одуванчики для мамы и набрали большущие букеты. Пока они резвились, папа лежал, растянувшись на траве и закрыв лицо соломенной шляпой, а мама сидела рядом, и играла на лютне, и пела для папы песни.
        Мамины песни не такие захватывающие, как песни Линус Иды. В них не рассказывается про деток, которые умирают, и пап, которые пьют горькую, а только все про любовь и вообще про что-нибудь красивое. Мама спела "Сагу сердца", потом "Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю". Ой, до чего же это красиво! Мадикен чувствует, как от маминого пения в ней заиграла жизнь. Но тут мама сказала, что пора всем подкрепиться, и Мадикен сразу почувствовала, что проголодалась, а все остальное забылось.
        В ту самую минуту, когда мама хотела открыть корзинку с едой, Лисабет показала пальцем на загородку и сказала:
        - А вон к нам идут коровки!
        Так оно и было, только это шли не коровки, а пятеро бычков Карлссона. Наверно, они отправились к реке на водопой.
        - Ничего! - сказал папа. - Они совсем еще телята!
        Но мама перепугалась и сказала, что Петрус Карлссон мог бы получше запирать ворота своего выгона.
        - Как ты не понимаешь! Скотине ведь надо ходить на водопой! - объяснил папа.
        Но только телята у Карлссона какие-то очень уж буйные, они прямиком несутся к "древу познания", под сенью которого мама хотела разложить еду. Папа так на них закричал и замахал руками, что они остановились и удивленно уставились на него. Разве можно спокойно поесть, когда рядом стоят пятеро бычков и упорно вас разглядывают? Поэтому папа сорвал ветку и пошел их отгонять. Но не тут-то было! Бычки не желают отступать. Наверно, они считали эту лужайку своей. А самый рослый бычок, должно быть, уже понял, что скоро он вырастет и станет настоящим свирепым и грозным быком. Наверно, он сейчас об этом и подумал, потому что он вдруг наклонил рога и сердито всхрапнул. Совсем не по-телячьи! Бычок сначала попятился, чтобы получше разбежаться, и ринулся в бой. Папа прыгнул, как заправский тореадор, и еле увернулся от острых рогов. Тут уж мама, и Мадикен, и Лисабет испугались прямо до смерти. Не хватало, чтобы сейчас перед ними разыгрался бой быков! Они закричали что было мочи:
        - Беги, папа, беги!
        И папа побежал. Теперь он тоже догадался, что попал в опасную переделку. Потому что все бычки будто взбесились и каждый норовил подцепить его на рога.
        - Скорей полезайте все на березы! - закричал на бегу папа.
        Мадикен и Лисабет, рыдая и всхлипывая, полезли на "древо познания", а мама схватила зонтик и хотела спасать папу, за которым мчались бычки.
        Тут папа как заорет на маму:
        - Сказано тебе, лезь на березу!
        Мама послушалась и полезла. Не так-то просто залезть на "древо познания" в длинной юбке. Но рядом росла еще одна береза, более удобная для лазания, на нее мама кое-как взобралась. Мама влезла на дерево вместе с лютней. Лютня для нее - сокровище, и она не хочет, чтобы ее растоптали быки.
        Мадикен и Лисабет сидят на разных ветвях "древа познания" и, обливаясь слезами, голосят. "Мама, мама, мама!" - только и слышно с их дерева. Очень им страшно за папу. Наконец папа рванулся вперед, бычки от него отстали, и он с разбегу прыг к маме на дерево. А под ним вокруг березы столпились быки и удивленно смотрят - куда же это он вдруг подевался!
        Мадикен и Лисабет еще немного поревели, потому что сразу разве остановишься, и наконец затихли. Главное, что папа спасся, а быкам так и надо, пускай себе топчутся сколько угодно и пялят глаза - до папы им все равно не достать!
        Папа никогда раньше не ругался, но тут он заругался так, что хоть уши затыкай, и даже сказал быкам:
        - Будь у меня ружье, я бы сейчас вас всех перестрелял!
        Папа отер пот со лба, взглянул на маму и улыбнулся:
        - Ну что, испугалась?
        - Еще бы! Второго такого дня рождения я больше не вынесу. Сначала Линдквист, а потом еще это! - сказала мама, показывая на бычков, которые топтались под березой, и бодали ствол, и ревели, не собираясь уходить. - Теперь нам тут сидеть и сидеть до самой осени. А по осени, может быть, придет Петрус Карлссон и заберет их в хлев зимовать.
        Услышав о таком ужасе, Лисабет на "древе познания" опять ударилась в рев. Зато у Мадикен сладко защекотало внутри: подумать только! Ведь как это, наверно, здорово - все лето прожить на дереве! Какой необычайный пикник получился в этом году - не пикник, а настоящее приключение! Оправившись от страха, Мадикен даже обрадовалась. Для нее дело привычное - устраивать пикник где-нибудь на верхотуре. Достаточно вспомнить, как они с Лисабет устроили экскурсию на крышу сарая!
        Но когда люди ездят на пикник, они всегда что-нибудь едят, просто так сидеть на дереве - голодно... Так и есть - корзинка с едой осталась внизу под березой. Но как до нее добраться, когда ее сторожит стадо злобных быков? Этот вопрос очень занимает Мадикен. А что, если быстро-быстро спуститься вниз и схватить корзинку, пока никто не успеет опомниться? Надо захватить всех врасплох - и быков, и маму. Главное - маму. Иначе мама ни за что не позволит, сообразила Мадикен. Мадикен тяжко вздыхает и голодными глазами впивается в корзинку.
        И тут она проделала все, как задумала. Быстро-быстро спустилась и быстро-быстро залезла обратно, подхватив корзинку. И никто даже не заметил. Никто, кроме Лисабет.
        - Ты с ума сошла, Мадикен! - говорит Лисабет.
        Но она тоже сильно проголодалась, а для голодного человека ничего нет важнее корзинки с едой.
        Выбрав на дереве надежную развилку, Мадикен крепко втиснула туда корзинку, затем открыла крышку и заглянула внутрь. Внутри было все, что полагается.
        Мадикен и Лисабет принимаются изучать аккуратненькие свертки, которые уложила Альва. Там есть чудеснейшие бутерброды с жареной телятиной, и с ветчиной, и с сыром, и тоненькие сладкие блинчики, там есть и лимонад для Мадикен и Лисабет, и пиво для папы и мамы, и целая уйма булочек, и полный кофейник кофе, который папа и мама должны были разогреть на костре, - обо всем позаботилась Альва! Одного только она не могла предугадать - что им придется сидеть на дереве.
        - Мы с Лисабет решили поесть! - громко объявляет Мадикен. А Лисабет, не теряя времени даром, уже вгрызается в бутерброд с телятиной.
        На соседней березе это заявление было встречено с большим удивлением и некоторой завистью.
        - Не понимаю! Каким же образом... - начинает папа.
        Но тут его перебивает мама:
        - Какая несправедливость! Ведь как-никак это же мой день рождения. Неужели я так и буду сидеть голодная?
        Нет! Это и дочкам совсем не нравится. Но как тут помочь?
        - Идите к нам! - предлагает Лисабет.
        Мама, взглянув на быков, вздрогнула. Нет уж! Пускай она лучше останется голодной, но с березы не спустится!
        - Как ты думаешь, Мадикен, - говорит папа, - сможешь ты докинуть до нас парочку бутербродов?
        Мадикен и Лисабет заулыбались до ушей. Вот это забава так забава!
        - Только ты уж сначала хорошенько прицелься! - предупреждает пана, когда Мадикен собралась кидать.
        И Мадикен кидает метко. Один за другим полетели пакетики - бутерброды с ветчиной, бутерброды с телятиной. И все долетели, папа только успевал ловить. Всего два пакетика упали к бычкам, и те их растоптали. Что с них возьмешь, с дурачков!
        Потом Мадикен хотела перебросить папе бутылки с пивом, но папа не разрешил - бросаться бутылками слишком опасно.
        - Хотя ужасно хочется пить! У меня все во рту пересохло, - говорит папа.
        Бедный папа! Как обидно, что здесь есть две бутылки пива, а у папы с мамой нет ни одной. Мадикен немножко подумала, а находчивости ей не занимать. Линус Ида говорит, что Мадикен скора на выдумки. Не успеет, дескать, поросенок глазом моргнуть, как она уже придумает новую проказу. Она и сейчас мигом все сообразила. Мадикен порылась в своем кармашке. Так и есть - нашлась бечевка! Мадикен - запасливая.
        И вот что она придумала сделать. Если привязать к бутылке веревочку и подвесить на подходящей ветке, а потом хорошенько размахнуться, бутылка будет качаться, как маятник.
        - А папа уж как-нибудь ее поймает, - объясняет Мадикен сестре, которая не сразу поняла, что затеяла Мадикен.
        С такой дочерью папа не пропадет от жажды! Ему, правда, пришлось далеко тянуться за бутылкой, и он чуть было не свалился к бычкам, но все кончилось благополучно, и папа по очереди поймал обе бутылки, которые прилетели к нему на веревочке.
        И тогда на березах пошел пир горой. Все наелись, напились, выпили за мамино здоровье, кто нива, а кто и лимонаду, пропели ей долгие лета, так что быки под деревом ошалели от удивления. Папа помахал им бутербродом с ветчиной и крикнул:
        - Столы с угощением накрыты в зеленой гостиной! Тому, кто хочет отведать, придется подняться наверх!
        - Нет уж! Лучше не надо! - сказала Мадикен и порадовалась, что быки не лазают по деревьям.
        А как приятно здесь пировать! Лучшего места, чтобы справлять день рождения, нарочно не придумаешь! Сидишь, словно в зеленой комнате с прозрачными светло-зелеными занавесками. Занавески тихонько колышутся, и в листве прыгают солнечные зайчики. Все освещено особенным, нежным светом, от которого блинчики кажутся еще вкуснее. Мадикен спрашивает у Лисабет, как ей это нравится. И Лисабет говорит, что очень. Она уже не думает, что лазать по высоким деревьям - это одно сплошное сумасшествие.
        Но когда было покончено с угощением, настал конец веселью. Ну и скукотища - сидеть и ждать, когда можно будет спуститься на землю. До чего упрямые быки! Неужели им никогда не надоест караулить? Время от времени они по одному ходят к реке попить, а потом возвращаются и снова терпеливо несут свою стражу.
        Мама попробовала было отпугнуть их пением и музыкой. Взяв лютню, она запела: "Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю..."
        - Вот хорошо бы! - говорит папа. - Слетай-ка ты на ферму Аппелькюллен да скажи Петрусу Карлссону, чтобы он приходил поскорее!
        В эту минуту раздался первый раскат грома, пленники заметили, что со стороны фермы надвигается большая сизая туча.
        Над лужайкой еще светит солнце, но скоро туча нависнет прямо над головой.
        - Да уж, - говорит мама, - гром, и дождь, и быки, и Линдквист! Остренькая приправа для дня рождения!
        Но ничего не поделаешь! Остается только сидеть на ветках и бессильно наблюдать, как все ближе надвигается стена дождя. Сверкнула молния, и сразу так бабахнуло, что Лисабет снова расхныкалась.
        - Признайся, Кайса, о чем ты там договаривалась со Старичком Тучегоном? - обращается к маме папа. - Мне помнится, ты говорила, что заказала солнечный денек!
        Как раз тут Мадикен вспомнила очень важную вещь:
        - Папа, а учительница говорила нам, что во время грозы нельзя стоять под деревом...
        - Совершенно верно, - говорит папа. - Но быки об этом, как видно, не слыхали.
        - Да, но ведь сидеть на дереве, наверно, еще опаснее? - высказывает Мадикен свою догадку.
        - Может быть, и так, - говорит папа. - Но нам отсюда никуда не деться. Попробуй договориться с быками!
        Затем хлынул ливень. Молнии засверкали, гром загремел так, что у них дух перехватило. Разразилась такая страшная гроза, что мама побледнела, а Лисабет громко зарыдала от страха. Мадикен тоже чувствует страх, конечно, ей страшно! Но в глубине души она, несмотря на испуг, чувствует, что в ней живет еще и другая Мадикен, и эта вторая Мадикен до жути наслаждается тем грозным и прекрасным, опасным и величественным, что творится вокруг нее. В этот миг Мадикен опять почувствовала, как играет в ней жизнь.
        Иное дело - Лисабет.
        - Мама! - вопит Лисабет. - Мамочка, я хочу домой!
        Мадикен крепко обнимает ее и утешает как может:
        - Не плачь, Лисабет, моя маленькая! Сейчас все пройдет.
        И гроза проходит. Почти так же внезапно, как началась. Как будто Старик Тучегон взял в руки метлу и разогнал все тучи. Небо поголубело, и вся лужайка засверкала, словно ее только что опустили на землю из райского сада.
        Но Лисабет все равно недовольна. Она промокла до нитки, замерзла и устала сидеть на ветке.
        - Хочу домой! - кричит она. И даже говорит: - У-у, чертовы быки!
        Только что так говорил папа. Значит, можно повторить, и зря Линус Ида пугает, что если будешь чертыхаться, то попадешь в ад.
        - Слыхал, Юнас? - говорит мама укоризненно.
        Но тут их отвлекло новое событие. Быки, которые всю грозу простояли не шелохнувшись под березами, внезапно сорвались с места и галопом помчались на свой выгон. Они бежали так, точно за ними кто-то гнался. Папа вдруг захохотал:
        - Это их овод прогнал. Так им и надо!
        Не дожидаясь, когда последний бычок скроется за воротами выгона, все четверо, насквозь мокрые и продрогшие, слезли с берез, очень довольные, что наконец-то ступили на землю. Но Мадикен и Лисабет до того продрогли в мокрых платьицах, что у них зуб на зуб не попадает. Это никуда не годится, говорит мама. Из огромной клеенчатой сумки она вынимает теплые курточки и махровую простыню и, прежде чем сесть в лодку, одевает девочек и вместе с ними закутывается в простыню. Только папа остается в чем был. Он говорит, что согреется, когда будет грести.
        - Главное, чтобы не простудились мои три девочки, - говорит папа.
        Мадикен и Лисабет сидят на корме, им очень хорошо, они всем на свете довольны. Хороша река, хорошо тихо плыть в лодке мимо зеленых берегов, окаймленных кудрявыми деревьями, под которыми проплываешь, как по зеленому коридору. В воде играют блики вечернего солнца, и вдалеке небо озарено красным закатным светом.
        - Какой у тебя получился чудесный день рождения, мамочка, - говорит Мадикен.
        - Действительно, прекрасный, - соглашается мама.
        - Вот только сидеть на дереве... - говорит Лисабет. - Слушай, папа, а кто такой овод?
        И папа начинает объяснять, что овод - это противная кусачая муха, которая сосет кровь у коров, и быков, и телят. Поэтому они его боятся и, как только заслышат его жужжание, пускаются в бегство, будто за ними погнался лев.
        - Как нам повезло, что прилетел овод! - говорит Мадикен.
        У папы вдруг замерли весла, и он перестал грести, о чем-то задумавшись. Потом он сказал:
        - Какой же я, в сущности, жалкий слабак! Линдквиста усмирила жареным миндалем наша мама, а какая-то несчастная маленькая мушка отогнала от меня быков, когда я торчал на дереве. Да что же я за такой жалкий слабак!
        - Совсем ты не слабак! - в один голос воскликнули все три папины девочки, утешая папу. А Мадикен сразу придумала для него в утешение песенку:
        Вот пришли мы к нашему
        Дорогому папочке.
        А наш папа не тюфяк!
        Никакой он не слабак!
        И тралля-ля-ля-ля,
        И тралля-ля-ля-ля,
        Никакой он не слабак!
        Наш папуля - не тюфяк!
        Лисабет ликует - как здорово придумала Мадикен!
        - Назовем эту песню "Песней про слабака о и споем ее папе на день рождения!
        И они стали петь "Песню про слабака" очень громко, и пели ее снова и снова, пока папа не сказал, что больше его не надо утешать.
        - Спасибо, - сказал папа. - С меня достаточно!
        И вот уже показались мостки Юнибаккена. На мостках стоял Сассо и лаял. Теперь ему, наверно, самому жалко, что не поехал вместе с ними. Едва Мадикен выбралась на мостик, как он запрыгал вокруг нее и заскулил.
        - Но ты же ведь сам захотел остаться дома с Альвой. Ты разве забыл? - спросила Мадикен. - Вот если бы ты с нами поехал, то мог бы сегодня погонять быков.
        - А так вместо тебя их гонял господин овод, - сказала Лисабет.
        МИЯ
        "После воскресенья может наступить только понедельник", - любит повторять папа. И сегодня опять понедельник. Опять надо идти в школу. А вставать что-то совсем не хочется. Однако ничего не поделаешь - надо поторапливаться. В школу нельзя опаздывать. Однажды Мадикен опоздала, и это было просто ужасно - стоять перед закрытой дверью и слушать, как дети поют утренний псалом*, а когда пение кончилось, ей пришлось постучать и войти. Все уставились на Мадикен и, что хуже всего, увидели, что она плакала. Но учительница ни капельки не заругалась, а только спросила:
        ____
        * Псалом - род церковного песнопения.
        - Что с тобой? У тебя, может быть, живот болит?
        Мадикен очень любит свою учительницу, и ей нравится школа. Все бы хорошо, если бы не эта дурочка Мия!
        Мадикен рассказывает папе про Мию, Утром они с папой почти всегда вместе выходят из дома, потому что папе нужно идти в газету. И прежде чем расстаться на углу возле кондитерской, они очень о многом успевают друг с другом поговорить.
        - Я же ей ничего не сделала! - говорит Мадикен. - А она все равно на меня нападает, она вообще на всех нападает, но больше всех на меня.
        - А кто такая Мия? Это та рыженькая девочка, которая живет рядом с Линус Идой? - спрашивает папа.
        - Да! Они обе рыжие и вшивые - и Мия, и ее сестра. От Мии вши даже на парту выползают.
        Мадикен сердится, потому что даже думать о Мии не может спокойно, - она не забыла, как Мия обидела ее на Майском костре.
        - Я не удивлюсь, если в один прекрасный день и у меня заведутся вши! Эта Мия сидит сзади и дергает меня за волосы, когда учительница отвернется.
        - Какая ужасная девочка эта Мия! - говорит папа. - Ну а ты что тогда делаешь?
        - И я ее толкаю... Ну конечно, когда не видит учительница.
        - Вот как у вас! - говорит папа.
        - А представляешь себе, что она однажды сделала на рисовании? Учительница сказала, чтобы мы рисовали, кто что хочет, - можно домик или кошку, или папу и маму, и вообще что угодно. А Мия и говорит: "Мы слишком бедные люди, и нам папа не по карману!" Такую глупость сказала! Правда, папа?
        Но папа не поддержал дочку:
        - Мне кажется, что Мию, скорее всего, надо пожалеть. А как по-твоему?
        - Ну вот еще! Она же просто совсем глупая! - говорит Мадикен.
        Мадикен не рассказала папе только одного - что Мия все время дразнит ее Виктором. Этот толстый мальчик Виктор часто угощает Мадикен конфетами. Но Мии-то какое до этого дело!
        "Ишь, какой у тебя шикарный, жирный жених!" - говорит Мия. Мадикен ужасно злится, но, как ни странно, не только на Мию, но и на Виктора, хотя он тихо сидит за своей партой у окна и только исподтишка поглядывает на Мадикен.
        - Ну, чего ты глаза пялишь? - спрашивает его иногда Мадикен.
        - А тебе-то что! - отвечает Виктор и делается весь красный.
        А Мия-то сразу догадалась, в чем тут дело:
        - Ха-ха! Он же в тебя влюбился! Вон он какой шикарный, жирный! Ты небось рада-радешенька!
        - Ты самая глупая девчонка во всей школе! - говорит Мадикен, и она действительно так думает.
        Сегодня понедельник, и первым уроком должен быть Закон Божий. По этому предмету Мадикен хорошо учится, а все благодаря Линус Иде. Линус Ида часто приходит в Юнибаккен стирать и мыть полы, и между делом она рассказывает девочкам увлекательные истории из Библии. Истории про Давида и Голиафа, про Моисея в тростниках и про Иосифа в колодце, и про троих юношей в горящей печи, и про Даниила в львином рву, и про противного царя Ирода, который приказал убить в Иудейской земле всех маленьких мальчиков, когда Иисус был еще младенцем. Все эти истории Мадикен не раз уже слышала и не раз проливала над ними слезы. А больше всего Мадикен плачет, когда Линус Ида рассказывает ей, как жестокие и гадкие люди мучили бедного Иисуса, как они его били и повесили на кресте, а он все сносил кротко и терпеливо.
        - Уж они его терзали и мучили немилосердно! А он хоть бы ойкнул разок! Ни слова не сказал! - уверяет Линус Ида.
        Еще она рассказывала об аде и о том, какие страсти там ожидают тех несчастных, которые плохо вели себя на земле. Но эти рассказы мама строго-настрого запретила Линус Иде. Мама говорит, что никакого ада нет.
        - Ладно, ладно! - грозится Линус Ида. - Вот погодите, как придет Судный день, тогда и поглядим, право слово!
        Судный день - очень страшный. Когда он придет, мертвые восстанут из могил, и Бог будет всех судить - кому отправляться на небо, а кому в ад. Мадикен дрожит при одной мысли об ужасах ада, а Лисабет говорит:
        - Раз мама сказала, значит, ада нет!
        Линус Ида упорно продолжает верить в Судный день и в ад, а когда мама ее уговаривает, чтобы она поменьше работала и дала бы себе немножко отдыха, Линус Ида отвечает:
        - Вот положат меня в могилу, тогда и отдохну. Хотя кто его знает, придется ли? Может быть, не успеют похоронить, как на следующий день грянет Страшный Суд и надо будет моим старым косточкам подыматься не отдохнувши!
        Однако благодаря Линус Иде Мадикен лучше всех в классе знает Закон Божий. Теперь уже недолго осталось до летних каникул, и учительница повторяет с детьми все, что они выучили за год из библейской истории, чтобы они не осрамились на экзамене, когда их ответы будут слушать мамы и папы.
        Сегодня на уроке первый вопрос достается Мадикен. Ей нужно рассказать о том, как Бог создал мир и сделал всех птиц, и рыб, и зверей, как потом из комка глины вылепил самого первого человека.
        - Это был Адам, - отвечает Мадикен.
        Мадикен могла бы рассказывать и дальше сколько угодно, но учительница велела продолжать Мии.
        - Ну, Мия! Что после этого сделал Бог? - спрашивает она.
        А Мия забыла и никак не может вспомнить, что там они такое учили. Она стоит возле парты и смотрит в окно, словно ей никакого дела нет до Адама.
        Учительница все равно говорит с ней терпеливо и приветливо.
        - Что сделал Бог после того, как он вылепил из глины Адама? - повторяет она свой вопрос. - Ты же наверняка это знаешь!
        - Наверно, поставил сушиться, так я думаю, - говорит Мия недовольным голосом.
        Тут Мадикен прыснула со смеху, а Мия на нее разозлилась. Но Мадикен этого даже не заметила. Потому что опять спросили ее, и надо было дать правильный ответ.
        - Бог вдохнул в Адама свой дух через нос, и тогда он ожил.
        Во время первой перемены Мия подошла к Мадикен:
        - Вот я сейчас как дуну тебе в нос, жаба противная!
        С этими словами Мия накинулась на Мадикен, и они подрались. Весь класс собрался вокруг них поглазеть на драку.
        - Давай, Мадикен! Так ее! - кричали почти все дети.
        Но это несправедливо, потому что Мадикен сильнее и ее не нужно подзадоривать, она бы и без того справилась с Мией.
        Но вдруг стало тихо. Никто не кричит: "Давай, Мадикен!" Мадикен и оглянуться не успела, как чья-то крепкая рука схватила ее за шиворот. Это был старший учитель. Мадикен узнала его, хотя увидала только его огромные ботинки и длинные ноги. Боязливо подняв глаза, она увидела его строгое лицо. Другой рукой он держит за шиворот Мию. Мия отчаянно ревет.
        - Девочки, и деретесь! - говорит учитель. Он сказал это с таким выражением, будто ничего хуже и быть не может. А затем потребовал, чтобы ему непременно сказали, из-за чего началась драка. Ни Мадикен, ни Мия и сами не знают, с чего все началось. Но учитель продолжает настаивать, и Мадикен робко говорит:
        - Из-за... из-за Адама, мне кажется.
        Старший учитель посмотрел на Мадикен так, словно впервые увидел ее, хотя он много раз бывал в Юнибаккене.
        - Гм! - только и произнес учитель. Затем он посмотрел на Мию: - А тебя я уже давно заметил. Смотри, как бы мне не пришлось всерьез с тобой разобраться!
        Но тут зазвенел звонок и кончилась перемена. Нужно было возвращаться в класс.
        Мадикен сидит за партой и думает: "Почему он со мной не захотел всерьез разобраться, а только с Мией?" Ей кажется, что это несправедливо. Старший учитель не нравится ей, и никогда не нравился, а сейчас он стал ей совсем противен. Она догадалась, в чем дело. У Мадикен папа работает в газете, и старший учитель, наверно, не хочет портить с ним отношения. А у Мии папы нет, с ней можно разбираться всерьез, и ничего ему за это не будет.
        Мадикен все еще сердита на Мию, и ее раздражает, что Мию приходится невольно жалеть. Но ведь нельзя же поступать так несправедливо, как старший учитель! Мадикен решает попробовать быть с Мией поласковей. Если сумеет.
        Однако ничего у нее не получилось. Все рухнуло уже на следующий день.
        - Все вы тут трусы, по-моему, - говорит Мия. - Одна я храбрая!
        Так она сказала во время завтрака. Все, кто живет далеко и не успевает сбегать домой, приносят завтрак с собой и, сидя в коридоре, жуют бутерброды, пьют молоко, делятся новостями и, как правило, очень хорошо проводят время. Мия живет недалеко от школы, но домой все равно не уходит и бутербродов с собой тоже не приносит. "Зато она такая и худющая", - думает Мадикен. Она ведь решила быть с Мией поласковей.
        - Хочешь вот этого? - спрашивает Мадикен и протягивает Мии бутерброд с колбасой.
        Взглянув на Мадикен и на бутерброд, Мия презрительно засмеялась:
        - Скорее уж я соглашусь съесть яду. Подавись своим бутербродом, жаба противная!
        - Ты - самая глупая девчонка в школе! - говорит Мадикен, а про себя решает, что ни за что на свете не будет ласково разговаривать с Мией.
        Неразговорчивый Виктор на этот раз пристал к Мии с расспросами: в чем ее храбрость?
        - Послушай, вшивая Мия! Что ты такого сделала, чтобы хвастаться храбростью? Может быть, ты пяток вшей раздавила?
        Все хохочут. Одна Мадикен молчит. Мадикен не хочет принимать помощь от Виктора, ни за что на свете! Если надо, она и сама управится с Мией.
        - Интересно бы узнать, кто из вас в классе самый большой трус! - говорит Мия. - Ты, Мадикен, или твой толстый глупый жених?
        Тут Виктор - бац - и стукнул Мию. Сильно. Прямо по лицу. Но Мия только презрительно усмехается. Можно подумать, что она ничего не почувствовала.
        - Смотрите, какой храбрый! - говорит она. - Драться всякий может, а вот... - Мия замолчала и подумала. - А вот залезть на крышу и пройтись по самому верху не держась, это только я могу...
        - Вот еще! - говорит Мадикен. - Может быть, думаешь, я не сумею?
        Она сказала это сразу, не успев подумать, и тут же пожалела о своих словах. Действительно, что особенного - пройтись по крыше! Мадикен не раз забиралась на крышу сарая. Но школьная крыша - совсем другое дело! Ведь на втором этаже живет старший учитель, и нужно быть смельчаком, чтобы пройтись по крыше над его головой.
        - Не боишься, говоришь? - отвечает Мия. - А ты сперва докажи, иначе я не поверю!
        Вообще-то ни Мии, ни Мадикен очень не хочется лезть на крышу. Но слово сказано, и теперь надо доказать делом.
        Конечно, сперва надо дождаться, когда кончатся уроки и все уйдут по домам. Днем старший учитель обыкновенно ложится на часок соснуть. Это всем известно. Существует строгое правило, чтобы после трех часов никто не оставался в школе и не шумел на школьном дворе, потому что в три часа учитель отдыхает. Старшего учителя все боятся и слушаются беспрекословно. А впрочем, кому же охота задерживаться в школе даже на минуту после уроков!
        Как только прозвенел последний звонок, все ребятишки гурьбой помчались к калитке, и школьный двор сразу опустел.
        Остались только Мадикен и Мия. А кроме них Виктор да еще два мальчика. Их зовут Аксель и Элоф.
        - Надо посмотреть, неужели они и вправду такие сумасшедшие! - говорит Виктор.
        И Виктор, и остальные ребята ни секунды не сомневались, что Мадикен и Мия не осмелятся залезть на крышу. О таких безумных затеях они еще никогда не слыхали.
        - А эти девчонки - обе какие-то странные. Кто их знает, что они выкинут, - сказал Аксель.
        - Да. С них станется, - согласился Элоф.
        Вот проходит учительница, она тоже собралась домой, но увидела, что во дворе еще стоят дети.
        - Вы еще здесь? - спрашивает она. - Чего вы тут дожидаетесь?
        - Так, ничего особенного, - отвечает Мадикен.
        Не могла же она сказать: "Мы ждем, когда заснет старший учитель". А именно этого они и ждут.
        - Бегите-ка скорее домой! До свиданья, завтра увидимся! - прощается учительница и уходит.
        На стене школьного здания есть пожарная лестница, которая ведет на крышу. Она сделана для того, чтобы старший учитель и его семья могли выбраться из дома, если случится пожар, а вовсе не для того, чтобы Мадикен или другие дети забирались на крышу.
        - Ну, что же ты? Полезай, что ли! - говорит Мия. - Или ты испугалась, жабинька? Тогда так и скажи!
        - Придержи-ка ты лучше язык! - говорит Мадикен. - А то сейчас как дам по кумполу! Посмотришь, как тебя будут потом из-под земли откапывать.
        Однажды она такие слова слышала от Аббе, а теперь они ей и пригодились. По Мии видно, что даже на нее эти слова произвели впечатление, потому что она заговорила уже гораздо тише:
        - Ну, так кто полезет первым?
        - Давай посчитаемся, - отвечает Мадикен и говорит считалочку:
        Кинул царь Давид -
        Копье летит,
        В кого попадает,
        Тот вылетает.
        Вылетела Мия, и первой должна забираться на крышу Мадикен. А ей не хочется. Она животом чувствует, что не хочет. Однако надо. Вон Мия уже ухмыляется. Небось решила, что Мадикен испугалась.
        Залитый солнцем школьный двор замер в молчании. Такой славный двор, окруженный зелеными деревьями! Обычно здесь так и кишит детвора, все бегают, играют. А сейчас такая тишина, что даже жутко становится. Это потому, что никого нет. Только Мия и Виктор, и Аксель, и Элоф. Они стоят в тени под старой липой и ждут, когда Мадикен полезет по лестнице. А по лестнице всем строго-настрого запрещено лазить. Мадикен тихонько вздохнула и поглядела вверх, на крышу. Зеленая крыша сверкает на солнце железными боками высоко между небом и землей. А между ее крутыми скатами, как раз около пожарной лестницы, открыто окно учительской квартиры. Вдруг кто-нибудь выглянет и увидит ее на лестнице? Мадикен пожалела, что она сейчас не дома. Как хорошо было бы играть в Юнибаккене с Лисабет! А она стоит на школьном дворе и собирается сделать такое, чего ей самой совсем не хочется.
        - Ха-ха! Испугалась? Эх ты! Так я и знала! - говорит Мия.
        И Мадикен полезла. Сперва медленно, потом быстрее. Вот уже она добралась до открытого окошка и на всякий случай заглядывает в него. К счастью, там никого нет. Мадикен немного задержалась на ступеньке. Интересно ведь посмотреть, что делается в чужой комнате! У окна стоит письменный стол, на нем стопка голубых учебников арифметики, стоят часы, лежит бумажник, кошелек и связка ключей, на столе - фотографии в рамках, но они повернуты в другую сторону. Мадикен замечает некрасивые обои на стенах, видит кресло-качалку, а в самой глубине - диван. Ой! Караул! На диване лежит учитель! От испуга Мадикен чуть было не свалилась с лестницы. У нее все задрожало внутри, а ноги стали будто ватные. Мадикен совсем растерялась и не знает, что делать. Она смотрит как завороженная на учителя и ждет, что сейчас над нею разразится гроза.
        Но учитель громко храпит, может быть, грозу и пронесет, надо только поскорее убраться подальше. На что решиться?
        Лезть вверх или вниз? Ей-то хочется вниз, больше всего хочется! Но Мадикен вспоминает насмешливую гримасу Мии. Если она повернет назад, Мия ее совсем засмеет. Нет, назад нельзя! Тем более она уже забралась так высоко. Надо лезть на крышу. И пускай рядом спит старший учитель, все равно ничего не поделаешь, надо только помолиться Богу, чтобы он не проснулся. И хотя сердце готово выскочить из груди, Мадикен лезет вверх.
        Вот и залезла. Она встала на крыше во весь рост. Ой, какая высота! Их сарай в Юнибаккене - сущий пустяк. Теперь предстоит пройти по самому гребню из конца в конец и обратно. С ума сойти, да и только! И надо же было Мии выдумать такую глупость!
        Однако хоть ты тут с ума сойди, а идти надо. И Мадикен делает первый шаг. Вот и отлично. Ноги и тело прекрасно сами собой держат равновесие. Смотрите, люди! Вот идет Юная барышня - гордость Юнибаккена. Идет как ни в чем не бывало и ничего не боится! Мадикен идет словно по паркету и даже почти забыла про старшего учителя. Но она все время помнит, что снизу на нее смотрят дети. Ей это даже приятно: "Ну, что скажешь, Мия? Выкусила?"
        Когда Мадикен спустилась на землю, Мия ничего не сказала. Но Виктор, и Аксель, и Элоф глядят на нее во все глаза. Они восхищаются тем, что проделала Мадикен, она это чувствует и очень довольна собой.
        - А теперь твой черед, Миечка - вшивая девочка, - говорит она. - Поторапливайся, пока не проснулся учитель! Он спит там в комнате!
        - Ах так? Ну тогда я войду к нему и серьезно с ним разберусь! - говорит Мия.
        На самом деле она чувствует себя не слишком уверенно, храбрость-то ее показная. Но все-таки идет к лестнице и начинает карабкаться вверх, а Мадикен стоит внизу и смотрит. Со стороны похоже, как будто по стене ползет муха. Ноги Мии в черных чулочках кажутся такими худенькими, и так жутко зияет открытое окно! Мадикен становится страшно за Мию, ей хочется крикнуть, чтобы Мия вернулась, пока не поздно. Ведь это же просто глупая затея! А что будет, если учитель проснется? Бедная Мия!
        Но Мия уже долезла до окна и дальше не торопится. Наверно, учитель еще спит, иначе она бы не посмела так долго там задерживаться.
        - А вдруг она правда так и сделает! - говорит Виктор.
        - Что сделает? - спрашивает Мадикен.
        - Влезет в окно и разберется с ним по-серьезному. С нее станется, она совсем бешеная! - говорит Виктор, который тоже недолюбливает старшего учителя.
        Мальчишки смеются, а Мадикен - нет. Она молча с бьющимся сердцем смотрит на ползущую муху, то есть на Мию, которая карабкается по лестнице, приближаясь к крыше.
        И вот она уже взобралась на самый верх, залезла на крышу и выпрямилась во весь рост. Она с торжеством помахала рукой ребятам, затем с большой осторожностью сделала первый шажок и сразу же пошатнулась. Какой ужас! Вот-вот Мия сорвется и грохнется вниз! Она же падает! Испуганный стон вырывается у Мадикен. Охнули от страха Виктор и другие ребята. Всем четверым страшно.
        Но затем они увидели, как Мия уселась на крыше, и облегченно вздохнули. Долго там сидела Мия. А когда спустилась к ним, была белая как полотно, но такая же дерзкая и бойкая. Подойдя к Мадикен, она говорит:
        - У меня всегда башка кружится с голодухи, так что сегодня мое дело - дрянь! Прощай, жабинька!
        И Мия на тоненьких ножках зашагала к калитке, а ребята так и остались стоять, глядя ей вслед.
        - Глупее девчонки во всей школе не найдется! - говорит Мадикен и, помахав мальчикам, бегом пускается прочь. Надо спешить, ей давно пора быть дома.
        Йенни уже там и ждет ее. Она пришла, чтобы примерить Мадикен платье, которое шьется к экзамену. Платье будет из белого гипюра, на чехле. Розовая материя будет просвечивать сквозь дырочки - Мадикен очень любит маму за то, что она заказала такое дивное платьице, хотя и говорила, что для Мадикен лучше было бы сделать новую матроску с матросской шапочкой.
        - У тебя же другой тип внешности, понимаешь? - объясняла мама.
        Но Мадикен не желает быть девочкой того типа, о котором говорит мама. Она хочет носить кружевную шляпку, украшенную розочками из алого шелка. И кружевная шляпка ей тоже обещана.
        - Я же понимаю, что эта вещь для тебя блаженство, - говорит мама.
        Блаженством Мадикен называет те подарки, которые так восхитительны, что невозможно передать никакими словами. Блаженство достается не часто. Иногда, если тебе повезет, его находишь среди рождественских подарков или на день рождения. Ни по каким другим случаям блаженств не бывает. Однако новая шляпка - это блаженство, тут мама не ошиблась.
        Но и Лисабет тоже обожает получать в подарок какое-нибудь "блаженство". Увидев на Мадикен новую шляпку, она поднимает горестный вой и не прекращает его, пока мама не отправляется с ней в модную лавку на улице Сторгатан, чтобы и для нее купить такую же шляпку.
        Лисабет возвращается с обновкой. Ее золотистая кудрявая головка увенчана белой кружевной шляпкой с алыми розочками. Она с гордостью рассказывает сестре:
        - На площади мы повстречали трубочиста. Он сказал, что я - первая красотка в нашем городе!
        - Правильно, - говорит Мадикен и целует сестренку в щечку. - Ты у нас - самая красивая!
        Мадикен радуется, что у нее такая хорошенькая сестричка. О своей красоте она особенно не заботится. Главное, что у нее есть для экзамена кружевное платье и шляпка с розочками, а все остальное не так уж важно.
        Но экзамен еще не подоспел, и за это время многое случилось.
        На другой день после хождения по крыше Мия, придя в школу, стала угощать весь класс шоколадными трюфелями. Так еще никто у них в классе не шикарил, тем более Мия. У нее раньше никогда не видели и простого леденца. А теперь она явилась с большущим кульком и с такой щедростью всех угощает! Она даже к Мадикен подошла с угощением, и Мадикен, хотя и не забыла обиду, все-таки потянулась за конфеткой - уж очень это заманчиво поесть шоколаду! Но не успела она вынуть конфету, как Мия отдернула кулек.
        - Нет уж! У тебя небось хватает денег, жабинька. Как-нибудь сама купишь себе шоколаду!
        Раньше незаметно было, чтобы кто-нибудь из детей дружил с Мией. А вот с шоколадными трюфелями все сразу подружились, и дети толпились вокруг нее, пока не зазвенел звонок. Даже Анна-Лиса, девочка, которая сидит за одной партой с Мадикен и должна была бы с ней держаться заодно, сейчас сосет шоколадку. Именно эта девочка неожиданно спросила у Мии:
        - И откуда только у тебя взялись деньги?
        - От моего папы, из Стокгольма, - говорит Мия.
        Никто до сих пор не слыхал от Мии ни про какого папу. Но Мия говорит:
        - А что? Папа есть и живет в Стокгольме. А теперь вот и деньжат прислал, давно пора было.
        Еще Мия купила закладки с красивыми ангелочками, она их всем показывает и налево и направо одаривает детей ангелочками. Разумеется, всех, кроме Мадикен. А Мадикен и не хочет, ей они не нужны. И Мия ей совсем надоела.
        - Поглядите-ка на этого миленького ангелочка! Точь-в-точь как моя сестренка Маттис. - Мия очень довольна, что ее сестренка похожа на ангела, и хочет, чтобы все посмотрели эту картинку. Она даже принесла с собой фотокарточку, чтобы можно было сравнивать.
        - И ты можешь посмотреть, жабинька! - говорит она и сует Мадикен под нос маленькую замусоленную карточку. На карточке сразу можно узнать Мию и Маттис по растрепанным волосам. Однако про Маттис все-таки нельзя сказать, что она похожа на ангела.
        - Конечно, тебе просто завидно, - говорит Мия. - Да и понятно почему: у тебя-то сестренка настоящая уродина.
        Одну за другой Мия раздарила все закладки с ангелочками. И только ангела, похожего на Маттис, она оставила себе и спрятала вместе с карточкой.
        - Этого ангелочка я никому на свете ни за что не отдам, потому что он самый красивый из всех! - воскликнула Мия. - Но если вы хорошо будете себя вести, я завтра куплю вам леденцов.
        Тут звенит звонок, и дети парами входят в класс.
        После утреннего псалма учительница им говорит:
        - Скажите, дети, не попадался ли кому-нибудь из вас кошелек старшего учителя? Он говорит, что где-то его вчера потерял. Большой коричневый кошелек. Не видал ли его кто-нибудь?
        Мадикен видела. Кошелек лежал на столе в комнате учителя. Но учительнице этого не скажешь. Ну и растяпа этот учитель! Спал-спал, а потом, наверно, куда-нибудь пошел и посеял свой несчастный кошелек. Мадикен его нисколечко не жалеет.
        Учительница попросила всех поискать кошелек, и дети на перемене занялись поисками. Все искали, а Мия вдруг говорит:
        - Лучше бы держал свои вещи в порядке, как все добрые люди!
        Мия и не подумала искать. Вместо этого она полезла на липу, а потом носилась по двору и бесилась, вообще была страшно веселая. "Наверно, потому, что папа прислал ей так много денег", - подумала Мадикен.
        А на другой день Мия не принесла никаких леденцов. Потому что у Мии потерялся кошелек. Вот неудача! Совсем как у учителя.
        - Мой тоже был коричневый, - рассказывает Мия. - А если найдете, принесите мне. Смотрите, не забудьте отдать!
        И вот сегодня действительно-таки нашелся чей-то коричневый кошелек. Он лежал под липой. Нашел мальчик из другого класса, в котором преподавал старший учитель. Мальчик не знал, что Мия тоже потеряла кошелек, и отнес находку своему учителю.
        В классе, где учится Мадикен, последний урок - чистописание. Дети сидят и пыхтят над тетрадями, стараясь писать красиво, как в прописях. Вдруг открывается дверь, и в класс входит старший учитель. Он подходит к учительнице и показывает ей какую-то вещь. Что это было, никто не видел, потому что он стоял к детям спиной. Учитель и учительница долго ее разглядывали и о чем-то переговаривались. Затем учительница с озабоченным выражением взглянула на Мию и тихо сказала:
        - Вон там она сидит!
        Старший учитель впился глазами в Мию:
        - Поди-ка сюда! Я тебе говорю, лохматая девочка.
        Мия медленно подходит.
        - Ты это видела? - спрашивает он и показывает Мии коричневый кошелек. Мадикен узнала его с первого взгляда.
        Мия не отвечает. Она смотрит в окно, как в тот раз, когда надо было отвечать про Адама,
        - Посмотри на меня! - гаркнул на нее учитель. - И объясни-ка мне, как в мой кошелек попала эта фотокарточка и вот это!
        И он высоко, чтобы все видели, поднимает перед классом закладку с ангелочком и фотокарточку, на которой снята Маттис.
        Весь класс притих. Дети застыли за партами, затаив дыхание.
        - Ты здесь оставила один пятак. Это очень любезно с твоей стороны, - говорит учитель. - Но теперь я хочу услышать, что ты сделала с остальными деньгами, которые тут были.
        Мия не желает говорить решительно ничего. Она молчит как убитая, сколько ее ни терзает расспросами старший учитель, а он настойчиво добивается ответа.
        - Она купила трюфелей, - говорит наконец Виктор.
        И хотя Виктор сказал учителю правду, Мадикен подумала, что он поступил скверно. А учитель вызывает у нее сейчас настоящую ненависть. Никогда в жизни ей не было еще так противно, как сейчас, когда она на него смотрит. Он требует, чтобы Мия во всем призналась. Он говорит, что теперь совершенно убежден - кошелька он не терял, и значит, Мия его украла. Она незаметно пробралась в учительскую, когда там никого не было, увидела оставленный на стуле пиджак и стащила кошелек из кармана.
        - Посмотри мне в глаза, Мия! - гремит учитель. - И признайся, что так и было!
        - Да-а, - прошептала Мия, отвернувшись к окну и не глядя на учителя.
        Мадикен точно знает, когда и как Мия взяла кошелек. Это было не в учительской. "Но раз Мия не поправляет учителя, пускай это так и останется, - думает Мадикен, - это ее дело". Ведь она уже призналась, что взяла чужой кошелек. Кажется, теперь учитель мог бы отвязаться и оставить ее в покое. Так считает Мадикен.
        Но тут она ошиблась. Старшему учителю этого мало. Сначала Мия должна попросить у него прощения, а потом ее еще высекут тростью, чтобы она не привыкала красть и не стала бы настоящей воровкой.
        - Когда-нибудь ты мне сама скажешь за это спасибо, - говорит старший учитель.
        И еще он сказал, что все дети должны смотреть, как ее будут наказывать. Все должны знать, что бывает за воровство.
        - Для вас это будет полезный урок! - говорит учитель.
        Мадикен побледнела как полотно. Учительница тоже сидит за столом бледная как полотно. Она хотела что-то сказать старшему учителю, но тот и слушать не стал и ушел за тростью.
        Едва он вышел, учительница бросилась к Мии, обняла ее и начала уговаривать:
        - Мия, дорогая, попроси ты хотя бы прощения! Может быть, тогда тебя не будут наказывать.
        Мия стоит, не поднимая глаз.
        - А он мне тогда отдаст моего ангелочка? - спрашивает она.
        Закладка с ангелом и фотокарточка лежат на учительской кафедре. Учительница быстро хватает их и торопливо сует Мии в кармашек.
        Мия наконец подняла голову и посмотрела на учительницу с таким выражением, что Мадикен сразу расплакалась.
        Но тут входит учитель с тростью. Теперь уже не только Мадикен, почти все дети начинают громко плакать.
        Все, кроме Мии. Она стоит возле кафедры на виду у всего класса в грязном передничке, надетом на слишком короткое платьице, сверкая продранными коленками. Мия глядит в окно, как будто все это ее не касается.
        - Ну, Мия, будешь просить прощения? - обращается к ней учитель. - Можешь сделать это сейчас или после, как тебе угодно.
        Но Мия не отвечает. Она только молчит и молчит.
        Тогда взбешенный учитель орет на нее:
        - Нагнись сейчас же!
        Мия покорно наклоняется. Трость учителя со свистом взвилась над Мией и с жутким хлопком опустилась на ее тощенькую попку. Мия не издала ни звука. Но весь класс так и всхлипнул, а учительница закрыла глаза рукой.
        Старший учитель снова размахнулся тростью, но тут раздался крик. Кричала не Мия.
        - Нет, нет, нет, нет! - кричит, обливаясь слезами, Мадикен.
        Старший учитель бросил на нее сердитый взгляд, но все же он растерялся. Как будто о чем-то подумав, он опускает руку с тростью.
        - Гм! - произносит учитель, глядя на Мадикен.
        Затем он переводит взгляд на Мию.
        - Ладно! На этот раз с тебя, пожалуй, хватит! Товарищи тебя жалеют, хотя ты и не заслуживаешь никакой жалости.
        Но Мия должна попросить прощения. Иначе нельзя после того, что она сделала.
        - Ну, проси прощения! - говорит учитель.
        Мия глядит в окно. Она словно не слышит, что ей говорят, и не произносит ни слова. Какая испорченная девчонка! Учитель просто не знает, что ему с ней делать!
        - Ты понимаешь - от тебя требуется только одно маленькое словечко, если хочешь, чтобы тебя простили. Я жду, когда ты его скажешь!
        Старший учитель ждет. Весь воздух в классе пронизан ожиданием. И вот Мия что-то пробормотала. Ну, это другое дело! А разве может быть иначе? Нет такого ребенка, с которым бы он не справился! Но ему и этого мало.
        - Нет, так не годится! Повтори еще раз ясно и отчетливо, чтобы все тебя слышали. Ну, Мия!
        Тут Мия обернулась и в первый раз посмотрела ему прямо в глаза. И произнесла вслух то самое словечко. Произнесла так ясно и отчетливо, что все хорошо расслышали:
        - Засранец!
        И, не дав никому опомниться, она стремглав кинулась на худеньких ножках-палочках к двери и скрылась за ней.
        - Неслыханное безобразие! - сказал папа, когда Мадикен, вся заплаканная, вернулась домой и рассказала ему о том, что случилось у нее в школе.
        - Ну как же ты не понимаешь! Ведь она... - начинает Мадикен защищать Мию.
        - Безобразно вел себя ваш старший учитель, а не Мия, - говорит папа. - Она выразилась совершенно правильно.
        Лисабет тоже так считает. Она еще никогда не слышала такого замечательного слова. Но едва она попыталась его испробовать, как мама сказала:
        - Ну уж, извините! Этого слова я не хочу больше слышать. Достаточно было и одного раза.
        Больше всех рассердилась на учителя Альва. Она вся кипит от возмущения:
        - Что ему, делать больше нечего, как драться и колотить маленьких детей? Говорю тебе, Мадикен, если он тебя посмеет хоть пальцем тронуть, я возьму в руки дубину и укокошу его!
        Мадикен выслушала это с большим удовольствием. Но папа, оказывается, не хочет, чтобы Альва бралась за дубину. Папа говорит, что, если так, значит, Альва не умнее учителя.
        Потом они сели обедать. Но у Мадикен сегодня что-то нет аппетита, и ей кусок не лезет в горло. А Лисабет поела только картошки с соусом, устроив на тарелке размазню. Ей так больше нравится.
        - Но правда же, папа, Мия очень плохо сделала, что взяла кошелек? - спрашивает Мадикен. - Воровать ведь нельзя!
        - Нельзя, конечно, - говорит папа. - Но с маленькими детьми это иногда случается. И не дело вколачивать в них честность палкой.
        - Но Мия могла бы все-таки попросить прощения, - говорит Лисабет, которую обычно никакими силами не заставишь извиниться.
        - Я думаю, она бы и попросила прощения, если бы осталась вдвоем с нашей учительницей, - говорит Мадикен.
        - Возможно, - говорит папа. - Впрочем, не уверен.
        Лисабет кончила есть и принялась вылизывать тарелку.
        - Нет, Лисабет! - говорит мама. - Так нельзя. Никогда не вылизывай тарелку, пожалуйста!
        Лисабет задумалась. Поразмыслив, она говорит:
        - Зачем же тогда люди придумали слово "вылизывать", раз это все равно нельзя делать?
        Лисабет часто задумывается над разными словами.
        Наконец-то все немного утряслось, и жизнь, как считает Мадикен, снова вошла в свою обычную колею. Она решила забыть этот день в школе, чтобы никогда больше о нем не вспоминать, и забыть, как она путешествовала по крыше. Ей немножко стыдно, что она ничего не сказала об этом маме и папе.
        "Может быть, когда-нибудь в другой раз я расскажу папе, - думает Мадикен. - Хотя и не наверняка".
        Мадикен быстренько сделала уроки и отправилась играть с Лисабет в крокет. Мадикен несколько раз крокировала* шар сестры и выиграла, оставив ее далеко позади.
        ____
        * Крокировать - ударить своим шаром шар другого игрока так, чтобы он откатился в сторону.
        Тогда Лисабет сказала:
        - Знаешь, Мадикен, кто ты такая? Я не буду это говорить, но слово начинается на букву "з".
        Девочки немного поиграли с Сассо, а потом пошли нюхать сирень, которая недавно распустилась. Затем они налили молока для ежика, который наведывается за ним по ночам, а когда покончили со всеми делами, оказалось, что пора ложиться спать. Но у Лисабет нашлось еще одно важное дело. И она рассказала об этом сестре:
        - Теперь я залезу в шкаф, закроюсь изнутри и скажу "засранец". Я пять раз скажу это слово перед тем, как лягу. Смотри только не рассказывай маме!
        - Ну и хороша ты, нечего сказать! - говорит Мадикен. - Только не забудь, что потом еще надо помолиться перед сном!
        - А вот и не надо! Я уже в воскресенье молилась целых семь раз! Теперь мне хватит на всю неделю.
        Лисабет убежала домой и уж наверно сделала все, как сказано. Мадикен в этом не сомневается. А Мадикен осталась немного погулять, чтобы дождаться ежика. Ежик пришел. Было очень интересно смотреть, как он лакает из блюдечка.
        Когда Мадикен смотрела на ежика, кто-то вдруг свистнул. Мадикен обернулась и увидела у калитки Мию. Ну, что ей там еще надо? Неужели эта девчонка никогда не отвяжется? Мадикен неохотно подходит к калитке.
        - Слушай, - говорит Мия. - У меня еще осталось два трюфеля. Хочешь, я тебе дам?
        Она протягивает руку через калитку и отдает удивленной Мадикен две размякших шоколадных конфетки. А потом она поворачивается и убегает, не дожидаясь, когда Мадикен скажет спасибо.
        ЛЕТНЯЯ ВОШЕБОЙКА
        И вот настал день экзамена. Первого экзамена в жизни Мадикен. Для нее это очень торжественный день, нисколько не похожий на обычные школьные будни. Ей не верится, что она сидит в том самом классе, где недавно происходили ужасные события. Он украшен цветами и зелеными ветками, и все вокруг удивительно нарядные! Почти все девочки - в новеньких платьицах, а мальчиков просто невозможно узнать, такие они аккуратные в новеньких матросских костюмчиках, в чистых рубашках, с подстриженными волосами! Учительница пришла в голубом платье с белым воротничком, она прекрасна, как в сказке, а сама Мадикен красуется в новом гипюровом платье на розовом чехле и млеет от счастья. Шляпку, к сожалению, пришлось оставить в коридоре на вешалке, но ее можно будет надеть потом, когда придет пора отправляться в церковь. Да, в таком настроении трудно усидеть за партой. Мамы и папы, тоже нарядные, сидят сбоку у стены и слушают, как их дети читают, считают и поют, как хорошо они знают Закон Божий. Ведь в этот торжественный день все стараются отличиться. Но если вдруг запутаешься или ошибешься, это тоже не беда и не конец
света, как сказала учительница.
        Мадикен достался вопрос про милосердного самаритянина*, которого она очень любит. Она бы" тоже хотела быть такой доброй и так же помогать людям. Мадикен словно сама видела, как это все произошло на дороге между Иерусалимом и Иерихоном, как подъехал верхом на осле самаритянин, как он заметил на обочине окровавленного человека, которого чуть не убили разбойники, и как потом самаритянин смазал его раны маслом и вином, уложил беднягу на своего осла и отвез в гостиницу и заплатил за него, чтобы он мог там остаться, пока не выздоровеет!
        ____
        * Самаритянин - персонаж евангельской притчи. Самаритяне, или самаряне, - древние жители Самарии, области в Северной Палестине.
        Мадикен так хорошо рассказывает, что мама с папой могут на нее порадоваться! Но самое лучшее - прекрасные слова, которые самаритянин сказал на прощание хозяину гостиницы, - еще впереди: "Позаботься о нем, если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе".
        За эти слова Мадикен обожает самаритянина и предвкушает, как она произнесет их сейчас при маме, и папе, и всех, кто ее слушает.
        Но тут учительница говорит, чтобы дальше продолжал Виктор, а этот балбес, конечно же, все переврал: "Позаботься о нем, и если издержишь что более, когда возвращусь, задам тебе!"
        Ну и дурень Виктор! Мадикен так хорошо рассказывала, а он под конец все испортил и только насмешил всех. Особенно смеялась Лисабет. Она тоже сидела в классе в белой кружевной шляпке с розочками и смеялась громче всех.
        А вот Мия вообще не пришла на экзамен. Она не ходила в школу всю неделю. С того самого ужасного дня. Папа поговорил со старшим учителем, иначе Мию, наверно, привели бы в школу силком. Потому что все дети, хотят они или не хотят, должны ходить в школу. А Мия не хочет. И ей позволили до осени не ходить на занятия. А до осени еще далеко. Сперва будет чудное, долгое лето.
        После экзамена все пошли в церковь и спели псалом о чудном лете, а потом Мадикен с мамой и папой и с Лисабет вернулись домой, и Альва накормила их блинчиками. Лисабет, хоть и не сдавала экзамена, тоже получила блинчиков. Вся семья сидит на веранде, кушает, смотрит, как ласточки залетают в свои гнезда под крышей. Окна отворены, и в саду так хорошо пахнет сиренью, и тут Мадикен чувствует, что ее куснул комар - первый комар в этом году. И только тогда Мадикен поняла: начались летние каникулы! Такое счастье! Неужели это взаправду!
        Потом Мадикен бежит в Люгнет. Надо, чтобы и Аббе узнал, что она уже не первоклассница, не какая-то там малышка! Мадикен все время ему это подчеркивала, но, как ни странно, он эту новость оставил без внимания.
        - Теперь я уже перешла во второй класс. Понимаешь, насколько я стала старше? - говорит ему Мадикен.
        Аббе мельком взглянул на нее:
        - А как же! Я вижу, что ты совсем постарела. Хочешь, я буду называть тебя "тетенькой"?
        Нет, этого Мадикен не хочет.
        Они беседуют возле кроличьей клетки. У Папани уже родились крольчата. Они еще совсем крошечные и невзрачные, но Аббе очень радуется, глядя, как уютно они лежат на своей подстилке. Аббе говорит, что их нельзя трогать, но охотно позволяет Мадикен смотреть на них сквозь проволочную сетку. Сетка нужна, чтобы защитить крольчат от лис и ястребов и других опасностей.
        - Кто только не точит на них зубы! - говорит Аббе. - По ночам сюда повадилась лисица. Ничего, я ее как-нибудь подкараулю!
        Дядя Нильссон расположился на качелях и, верно, опять занимается своими непонятными спиккуляциями. Он расслышал, что говорил Аббе.
        - Нет, это никуда не годится! - говорит дядя Нильссон. - Лиса может их напугать до смерти, тут никакая сетка не поможет.
        - Вот и я боюсь, - говорит Аббе.
        Дядя Нильссон еще немного поразмышлял, затем он решительно поднялся с качелей.
        - Сын мой, Аббе! У меня, помнится, где-то был лисий капкан. Пока у тебя есть отец, ты можешь не опасаться диких лесных зверей.
        И дядя Нильссон, оживившись, с деловитым видом направился к дровяному сараю.
        - Он туда, наверно, уже два года не заглядывал, - говорит Аббе.
        Мадикен и сама знает, что, если бы не Аббе, никто бы не позаботился даже дров запасти.
        Но кроме дров там много всякого другого добра. Аббе только посмеивается, слушая, как отец, ругаясь на чем свет стоит, с грохотом разгребает завалы. Дяде Нильссону самому ни за что не отыскать лисий капкан, и Мадикен подумала, что Аббе мог бы ему помочь.
        - Нет уж! Пускай его покопается, раз ему в кои-то веки вздумалось этим заняться.
        Наконец дядя Нильссон, гордый и счастливый, выходит из сарая, держа в руках лисий капкан.
        - Вот так-то! Что ни говорите, но в одном мне все-таки не откажешь - у меня всегда все на месте!
        Он показывает капкан и объясняет Мадикен, как он действует.
        - Вот сюда лиса сунет лапу, и тогда все - попалась злодейка. Ни в эту ночь и ни в какую следующую ей уже не охотиться.
        Мадикен еще не видала дядю Нильссона таким деловитым и оживленным. Оказывается, он умеет ставить капканы,
        - Поставим его возле лаза в живой изгороди, будет ей, злодейке, сюрприз!
        Радостно посмеиваясь, дядя Нильссон настораживает* пружину капкана.
        ____
        * Настораживать - поставить пружину капкана в такое положение, чтобы капкан захлопнулся, когда его коснется зверь.
        - Я уж давно ломал себе голову, как подарить мамане к зиме меховой воротник. Как ты считаешь, Мадикен: хорош будет воротник из рыжей лисы?
        Мадикен считает, что да. Но ржавый капкан наводит на нее страх, и ей становится жаль лисицу.
        - Послушай, папаня! А вдруг сюда вместо лисы угодит кто-нибудь другой? - говорит Аббе.
        Но дядя Нильссон об этом не тревожится. Ничего страшного! Сейчас поставим рядом табличку с предупреждением. Как ни странно, его рвение псе еще не остыло. Дядя Нильссон снова принимается за работу, и вскоре табличка готова. "Осторожно. Лисий капкан", - написал он крупными буквами на куске картона. Затем он берет свое объявление, прикрепляет его к длинной палке и тыкает палку рядом с капканом.
        - А что, если лиса умеет читать? - говорит Аббе, скрывая улыбку.
        Но дядя Нильссону такие шуточки не по душе.
        - Если кому-то не нравится - пожалуйста, я могу убрать и капкан, и табличку! Только не приходи ко мне плакаться, когда твои крольчата передохнут от разрыве сердца.
        - Да ну тебя, папаня! Что ты, шуток не понимаешь? - говорит ему Аббе.
        Аббе убеждает дядю Нильссона, что ему все понравилось - и капкан, и табличка. И дядя Нильссон, наконец поверив, опять заулыбался. Напоследок он еще раз проверяет свой капкан.
        - Ладно, ладно, - говорит он сыну. - Можешь меня не благодарить. Всегда зови папу, когда тебе нужна будет помощь.
        Вернувшись домой, Мадикен рассказывает Альве про крольчат и капкан, и про лису, и про меховой воротник, который получит тетя Нильссон!
        - Ха-ха! - смеется Альва. - Хотела бы я посмотреть на этот воротник!
        Проходит несколько дней и ночей, но почему-то ни одна лиса не попадается в капкан. Надпись на табличке выцвела от дождя и от солнца, дядя Нильссон время от времени ее подновляет. Не тот он человек, чтобы так просто махнуть рукой на начатое дело!
        - Уж коли я пообещал мамане меховой воротник, значит, она его получит, - говорит дядя Нильссон.
        А Мадикен тем временем вовсю наслаждается каникулами. Они с Лисабет купаются возле мостков, наводят порядок в своих игрушках, качаются в саду на качелях, моют в корыте пуделя Сассо, поливают грядки на детском огородике, играют в крокет, а на чердаке сарая с катальным станком устраивают уголок, чтобы было куда спрятаться от дождя.
        Иногда Мадикен вспоминает про лисий капкан и бежит его проведать, но он пуст и ни одна лисица в него еще не попадала. Потом она бежит домой сообщить эту новость Альве. Альва только смеется, и на лице у нее написано: "А что я тебе говорила?"
        - Меховой воротник! - ворчит Альва. - Интересно будет на него посмотреть!
        - А может быть, лисица все-таки умеет читать, - размышляет вслух Мадикен, почесывая голову.
        - Сдается мне, что у этой лисицы ума не больше, чем у дяди Нильссона, - говорит Альва и вдруг взволнованно вскрикивает: - Что это ты все скребешь в голове, Мадикен?
        Точно коршун, Альва набрасывается на Мадикен и начинает искать у нее в волосах.
        - Так и есть! Ты же совсем обовшивела! - говорит Альва.
        В Юнибаккене начался большой переполох. Альва громко зовет маму, перепуганная мама запыхавшись прибегает на ее зов, потому что Альва подняла крик, словно в доме начался пожар. Действительно, вши - очень большая неприятность, но мама сказала, что на них есть управа - сабадилловый уксус. От него все вши перемрут, так что не стоит приходить в отчаяние, говорит мама. Надо сейчас же пойти в аптеку и купить несколько бутылок. Вши еще пожалеют, что они полезли на Мадикен!
        Потом они на всякий случай осмотрели голову Лисабет, но у нее не обнаружили ни одной вошки.
        - Конечно, - говорит Лисабет, - я же не грязнуля, как ты!
        - Молчи в тряпочку! - говорит ей Мадикен. - А то вот возьму и напущу на тебя своих вшей.
        Как бы там ни было, а Мадикен решила, что это очень интересное происшествие, и очень здорово будет, когда мама принесет из аптеки сабадилловый уксус и начнется борьба со вшами. Мама пойдет в аптеку немного попозже, потому что сначала ей надо проведать Линус Иду. У Линус Иды разболелась нога, и она сейчас лежит в постели.
        - Ой, возьми и меня с собой! - говорит Лисабет.
        Мадикен тоже хочет идти навестить Линус Иду. Неужели же ей сидеть дома из-за каких-то вшей!
        Чистенькая Лисабет, у которой ничего не нашли в голове, удивляется:
        - Неужели ты тоже хочешь куда-то идти? У тебя же полно вшей!
        - А ты подумай, ведь моих бедных вошиков ждет неминучая смерть. Надо же мне их немного порадовать перед кончиной!
        У Линус Иды есть на что порадоваться, это все знают. Она и на гитаре сыграет, и споет, и расскажет что-нибудь интересное. И больная нога ей не помешает.
        - Правильно! - говорит Лисабет. - Мы ее попросим, чтобы она спела для вошей что-нибудь не очень грустное.
        Лисабет тоже понимает, что это, наверное, печально - быть несчастной вошью, которую не ждет ничего хорошего, а только сабадилловый уксус.
        Линус Ида обрадовалась их приходу. Она любит поболтать с Мадикен и Лисабет, к тому же мама принесла ей мазь для больной ноги, килограмм кофе и пять булочек. Как же Линус Иде не радоваться! Мама оставила девочек у Линус Иды, а сама пошла за сабадилловым уксусом и другими покупками.
        Линус Ида сидит с гитарой, положив больную ногу на табуретку, и поет писклявым, тоненьким голоском. Но уж больно грустные ее песни. Линус Ида спела песню "В больничной палате", потом "В лачуге пьяниц". Вряд ли вошки повеселели.
        Кончив петь, Линус Ида говорит:
        - Этот пьянчуга хоть под конец раскаялся. А вот Нильссон из Люгнета - невозможный человек. Право слово, он когда-нибудь плохо кончит!
        - Ой, неужели? - говорит Мадикен.
        Она испугалась за дядю Нильссона, потому что хорошо к нему относится и не хочет, чтобы с ним случилось что-то плохое.
        Но Линус Ида уверяет, что так оно и будет.
        - Если бы он прислушивался к предупреждениям! Так нет же! Я недавно встретила его, когда он шел в кабак. Я говорю ему: "По этой дорожке ты, Нильссон, в рай не придешь!" И знаешь, что он мне ответил? "А я, мол, вовсе и не туда. Куда мне так далеко! Я только в "Забегайку", пивка попить". Право слово, досталось бедной Эмме испытание от Бога - мучиться с таким муженьком!
        Лисабет надоело слушать про пьяниц. Она отошла к окну и стала высматривать среди мусорных баков, не покажется ли хотя бы Маттис. Она ведь живет в домишке напротив Линус Иды. Лисабет это запомнила с тех пор, как они с Маттис подрались тут, во дворе.
        - Глянь-ка, а вон и Мия! - говорит она вдруг.
        Мадикен подошла к окошку и тоже выглянула. И правда, там показалась копна огненно-рыжих волос. Это идет, помахивая старенькой скакалочкой, Мия. Мадикен наверняка знает, что именно из рыжей копны на нее перешли вши. Должно быть, им стало там слишком тесно, бедненьким вошикам! Мадикен машет Мии рукой. Она вспомнила трюфели, которые ей принесла Мия, и вообще, какой смысл им ссориться, когда они обе вшивые! У Мадикен такое чувство, словно у них с Мией появилось что-то общее, что их соединяет. А все благодаря вошкам! И Мадикен вдруг захотелось выйти во двор и потолковать с Мией, какие они теперь одинаковые, вшивые девочки.
        - Я пошла. Мне надо поговорить с Мией, - говорит Мадикен.
        Линус Ида покачала головой:
        - Как хочешь! Мия - плохая девчонка. Но разве она, бедная, виновата при такой матери!
        Завидев Мадикен, Мия перестает скакать. Она поглядывает на Мадикен исподлобья, но жабой не обзывает.
        - Здравствуй! - говорит Мадикен. - Если бы ты знала, сколько у меня вшей!
        Мия в этой новости не видит ничего удивительного:
        - У всех ребятишек бывают вши. Так говорит моя мама. - Мия усмехается: - Может быть, это на тебя моих граммчиков сто просыпалось. А ты на меня не сердишься?
        - Не-а, - отвечает Мадикен. - Все равно ведь, не успеет скрыться солнце, как их ждет неминучая смерть.
        - Почему? - спрашивает Мия.
        Она никогда не слыхала про сабадилловый уксус и впервые слышит от Мадикен, как просто, оказывается, можно расправиться со вшами.
        - Мама уже пошла в аптеку покупать сабадиллу, - говорит Мадикен.
        У Мии сделалось задумчивое лицо.
        - Какая же я дура, что купила шоколадных трюфелей! - говорит она. - Надо было вместо конфет купить этой самой сабадиллы. Мало радости ходить вшивой. Да еще ребята дразнятся и обзывают меня "вшивая Мия"...
        Мадикен вспомнила, что один раз и она обозвала Мию, и ей стало очень стыдно.
        - Зато теперь ты можешь сколько угодно раз назвать меня "вшивая Мадикен", и это будет по справедливости.
        Мия засмеялась.
        - Вшивая Мадикен, - говорит она с удовольствием. - Вот именно: вшивая Мадикен! Так я и буду называть тебя, вместо "жабы"!
        И, взглянув на Мадикен исподлобья, добавляет:
        - Вообще-то ты не жаба. Вон у тебя какие красивые каштановые волосы и нарядное платьице!
        Мадикен никогда не задумывалась, какие у нее волосы - красивые или некрасивые, но ей все-таки приятно слышать это от Мии.
        - А по-моему, это у тебя красивые волосы. Самые красивые в нашем классе, - говорит Мадикен.
        И когда она это сказала, то вдруг поняла, что именно так и есть на самом деле, хотя раньше она этого не замечала.
        Мия смотрит на нее с удивлением:
        - Да ну, ерунда какая!
        В эту минуту на крыльцо выходят мама и Лисабет.
        - Пойдем домой, Мадикен! - говорит мама, а затем кивает Мии. - А это, наверно, Мия! Я правильно угадала?
        Мия ничего не отвечает и только испуганно глядит на чужую тетю, словно ожидая, что сейчас ее будут бранить за то, что у Мадикен завелись вши.
        И тут у Мадикен мелькнула отличная мысль:
        - Мама! А можно, Мия пойдет с нами, чтобы и ей вывести вшей?
        - Ну конечно, - говорит мама. - Ты хочешь, Мия?
        Не глядя на маму, Мия тихо пробормотала:
        - Да. Если у вас хватит сабадиллы...
        - Только ты сбегай и спроси сначала разрешения у своей мамы!
        - Ее нет дома, - говорит Мия. - Она ушла на целый день стирать у людей.
        - Тогда мы попросим Линус Иду, чтобы она ей сказала, куда ты ушла. Иначе твоя мама будет беспокоиться, если не застанет тебя дома.
        - Нет, мама никогда не беспокоится, - заверяет Мия.
        Вдруг на двор выбегает Маттис. Та самая, которая будто бы похожа на ангелочка. Мадикен, хоть убей, не видит в Маттис ничего ангельского. Но, может быть, Маттис и правда хорошенькая девочка. Ее только надо бы немножко причесать. У Маттис волосы еще более лохматые и растрепанные, чем у Мии.
        - У нее тоже полно вшей, - говорит Мия, робко поглядывая на маму.
        Мама улыбается:
        - Ну и устроим же мы вошебойку! Идемте, девочки.
        Альва пришла в восторг, когда увидела, что мама привела вместо двух девочек сразу четырех, и попросила маму:
        - Давайте их мне, я одна справлюсь. Насчет вшей я первоклассная мастерица. У меня же было семеро младших братьев и сестер.
        Тут Лисабет поняла, что затевается что-то интересное и без ее участия. Это ей совсем не понравилось.
        - Я тоже хочу мазаться сабадиллой, - говорит она Альве. - На меня только что заползли вши. Просто их не видно.
        - Уж мы с этими вшами сейчас расправимся! - говорит Альва. - Идите и садитесь на качели все, кому нужна вошебойка.
        Во дворе Юнибаккена есть большие деревянные качели с длинной доской, на которую садятся вдвоем друг против друга. Но можно качаться и вчетвером. Дожидаясь Альвы, девочки покачались.
        - Ну скажи, разве это не здорово, Маттис! - говорит Мия. - Ты рада, что у тебя вши? Иначе ты никогда не покачалась бы на качелях.
        - Ага. Вши - это здорово! - говорит Маттис.
        Потом пришла Альва и натерла им волосы сабадиллой, от которой пошла жуткая вонь. Потом каждой девочке плотно замотали голову полотенцем, а концы закрепили большущей булавкой.
        Когда Альва закончила эту процедуру, получилось, как будто на качелях сидят четыре арапчонка в белых тюрбанах.
        - Теперь можете еще покачаться, пока там вошки не попадают кверху ножками без воздуха, - говорит Альва.
        Мадикен до того стало жалко бедных вошек, что ей даже расхотелось качаться, но Лисабет сказала:
        - Да ну тебя! Ты качайся, им же будет приятно. Пускай у них от качания закружится голова, тогда они, наверно, сами не заметят, как помрут.
        Мадикен поневоле должна была согласиться, что это было разумное предложение. Девочки качались и качались и даже спели в честь своих вошек прощальную песню, которую придумала Мадикен:
        Вошек покачаем,
        Ха-ха, да-да,
        Все вошки поумирают,
        Ха-ха, да-да.
        Их деток покачаем,
        Ха-ха, да-да.
        А сами будем жить всегда.
        Ура! Ура!
        - С ума сойти, Мадикен, какие хорошие песни ты придумываешь! - говорит Лисабет.
        Затем все пошли на мостки купаться, Альва принесла туда корзинку с булочками и сок. А еще она принесла мыло и щетку.
        - Устроим-ка мы сегодня настоящий банный день, - говорит Альва. Подоткнув юбку, она залезает в воду и вылавливает первого попавшегося арапчонка.
        Сначала Альве попалась Маттис. Ей действительно давно требовалась хорошая баня.
        - Вообще-то у Мии ноги грязнее, чем у меня, - говорит Маттис, протягивая Альве по очереди свои запачканные ножонки. Посмотрев на свои, Мия убедилась, что Маттис права - ее ноги, правда, гораздо грязнее. Мия смеется:
        - А как ты думала! Я же на два года старше тебя.
        На мостках лает Сассо, он не любитель купаться. Зато арапчата радуются, им такая баня по душе. Альва ловит их по очереди, а они плещут на нее водой, едва она приближается с мылом и щеткой. Но Альва всех переловила, перемыла и оттерла. Из ее рук арапчата выходят чистенькими.
        После купания девочки пьют сок и заедают булочками.
        - Скажи, Маттис! Ты рада, что у тебя были вши? - спрашивает опять Мия.
        Маттис только кивает. Рот у нее набит едой.
        Потом Мию и Маттис повели на чердак смотреть уголок. Но они не очень-то поняли, зачем нужно было громоздить друг на друга пустые ящики и старые матрасы и устраивать какой-то уголок.
        - А для чего это надо? - удивляется Маттис.
        Мадикен подумала.
        - Чтобы сделать гостиницу!
        А ведь правда, получилась гостиница! Мадикен это только сейчас сообразила. Милосердный самаритянин порадовался бы всей душой, если бы увидел, как здесь удобно. Теперь Мадикен знает, во что они будут играть. Можно поиграть в самаритянина. Коли есть гостиница, надо ее использовать!
        - Чур, я буду разбойником! - сразу же объявила Лисабет.
        Но Мадикен не соглашается. Разбойниками будут, конечно, они с Мией, как самые большие и сильные. Интереснее всего быть разбойником, думает Мадикен. Поэтому она начинает втолковывать сестре, насколько самаритянин лучше разбойника. Мадикен, уж так и быть, готова уступить сестре его роль.
        - Ладно, согласна, - говорит Лисабет. Она поняла, как это будет здорово.
        И вот бедняжка Маттис, избитая разбойниками, лежит под кустом сирени, а Лисабет со всех ног бросается ее утешать, гладит ее по голове и уводит с собой на чердак в гостиницу. Но Маттис не знает, как надо играть, и Лисабет принимается ее учить.
        "Ой-ой-ой! Кровь! Моя кровь!" - так нужно стонать и приговаривать. Маттис старательно подражает своей учительнице. В конце концов у нее стало очень хорошо получаться.
        Зато Мия - вот уж кто действительно умеет представлять. Ее и учить не надо. Из Мии сразу получился самый свирепый разбойник на пути из Иерусалима в Иерихон. Мадикен от нее не отстает. Притаившись в кустах, они неожиданно выскакивают оттуда и нападают на караваны, которые проходят мимо них по дороге. Они совершенно забыли о самаритянине и гостинице, пока Лисабет сама не слезла с чердака и не явилась к ним, злющая, как оса.
        - Сколько, по-вашему, можно сидеть в гостинице и поливать его вином и натирать мазутом? - спрашивает она обиженно.
        Лисабет спутала мазь с мазутом, а это не одно и то же, объясняет ей Мадикен:
        - Если бы его натирали мазутом, он бы в ту же ночь умер!
        Но Маттис осталась жива, и теперь она и Лисабет тоже хотят быть разбойниками. Мадикен и тут нашлась: гостиница превратилась в пещеру разбойников. Вскоре в пещере набралось видимо-невидимо золота и драгоценных камней, потому что вся четверка усердно принялась грабить. Никогда еще они так хорошо не играли, как сегодня. Про вшей все давно забыли. И вдруг Мия говорит:
        - Слушай, Мадикен! Как ты думаешь: если у нас опять заведутся вши, нас еще раз к вам пустят?
        - Да ну! - говорит Мадикен. - Вы можете приходить и без вшей. Хотите завтра?
        Когда они вволю наигрались, их позвали на веранду и накормили котлетами с макаронами, а на сладкое дали крем из ягодного сока. Маттис так набросилась на еду, что Мии стало за нее стыдно. Увидев, что Маттис в третий раз потянулась за добавкой, Мия говорит:
        - Неужели ты все еще голодная?!
        - Еще как наелась! - отвечает Маттис.
        - Почему же ты все ешь и ешь? - сердится Мия.
        - Я - про запас! - объясняет Маттис.
        Она до того наелась, что у нее закололо в боку и ей пришлось отставить тарелку. А тут и Альва пришла и сказала:
        - Ну уж теперь, я думаю, вы все сыты, а ваши вши сдохли.
        Она забрала девочек на кухню, разложила на столе газету и стала вычесывать им волосы. На газету так и посыпались мертвые вши. Только у Лисабет ни одной ни оказалось.
        - Ведь я не такая грязнуля, как вы, - сказала Лисабет.
        Затем Альва промыла им волосы душистым мылом, от которого пахло розами. И Мия, и Маттис отправились домой, они были уже не вшивые и такие чистенькие, какими отродясь не бывали.
        Мадикен проводила их до калитки.
        - А без вшей ты завтра к нам придешь? - спросила она Мию.
        - Приду, если ты хочешь, - ответила Мия. - И Маттис, конечно, придет.
        Потом Мия взяла сестренку за руку, и они пошагали, как на ходульках. Их волосы пламенели огненно-рыжими кострами.
        В это время папа шел с работы и заметил эти развевающиеся костры. Мадикен рассказала ему про своих вшей и про все остальные радости, которые принес с собой прошедший день.
        Папа, проходя мимо забора Нильссонов, увидел дядю Нильссона, который проверял лисий капкан, и отдал ему газету для тети Нильссон.
        Мадикен висит у папы на руке и не отпускает ни на минуту. Хорошо, когда папа приходит домой!
        - Какая мама добрая, что купила так много сабадиллового уксуса! - говорит Мадикен, и папа с ней соглашается:
        - Да, наша мама всегда добрая!
        Это слышит дядя Нильссон. Он кивает - значит, он тоже согласен:
        - Верно! Благородная дама из Юнибаккена - добрая душа! Чего не скажешь о моем чучеле.
        Мама сидит на веранде с вязаньем и ждет папу. Мама тоже обрадовалась папиному приходу:
        - Сегодня мы с тобой будем ужинать вдвоем. Мадикен и Лисабет уже поели.
        Папа целует маму в щечку.
        - Здравствуй, благородная дама! - говорит папа. - Я слышал, что ты избавила от вшей двух бедных детишек. Пожалуй, об этом надо написать завтра в газете.
        Мамины глаза становятся совсем черными. Она поднимается с плетеного кресла.
        - Как тебе не совестно! - говорит она. И хотя папа сразу попросил прощения за свои глупые слова, было уже поздно. Мама молча уходит наверх в спальню. Мадикен знает - теперь мама будет себя жалеть. Только ей не совсем понятно, почему так получилось. Впрочем, Мадикен тоже готова рассердиться на папу за то, что все так печально кончилось.
        - Ну зачем ты так сказал? Объясни мне, что это значит?
        - Ох, я и сам не знаю! - говорит папа. - Наверно, я тогда подумал, что, если поморили вшей у двух девочек, от этого мало что изменилось. Ведь на свете еще так много недостатков, которые надо исправлять!
        - Зря ты так сказал, не надо было, - строго говорит папе Мадикен.
        Папа, Мадикен и Лисабет остались на веранде одни, без мамы. Им без мамы очень грустно.
        "Ну почему такой хороший день и так печально закончился?" - думает Мадикен.
        Альва входит на веранду с горячими биточками.
        - Что тут у вас стряслось? - спрашивает она, поглядев на их унылые лица.
        - Это я отмочил глупость, - говорит папа.
        - Ну и очень глупо сделали! - говорит Альва и уносит биточки.
        На кресле осталось лежать мамино вязанье. Папа подцепляет его указательным пальцем и долго разглядывает. Это крошечная шапочка. Ой, какая она малюсенькая! Даже на Лисабет не налезет.
        - А для кого мама вяжет такую шапочку? - спрашивает Лисабет.
        И тут папа сказал девочкам удивительную вещь:
        - Для маленького братика, который должен родиться. А может быть, для сестрички. Уж не знаю, кто у нас будет.
        И эту потрясающую новость он сообщил, как будто в ней нет ничего особенного!
        - Неужели у нас будет братик?! - кричит Лисабет. - Пойдем скорей скажем маме, она обрадуется и будет опять веселая.
        Мадикен фыркает:
        - Как ты не понимаешь! Она и так уже знает. Иначе зачем бы она стала вязать такую шапочку?
        Теперь уже девочек никакая сила не удержала бы на месте. Они помчались наверх. Сейчас им непременно нужно поговорить с мамой. Мама и впрямь легла в постель и жалеет себя, но разве можно грустить под радостные вопли обеих дочерей!
        - Ну конечно же, я тоже рада, уж можете мне поверить, - говорит мама. - Но это случится еще не скоро. Придется вам подождать примерно до Рождества.
        Потом мама спускается вместе с Мадикен и Лисабет к папе. Мама перестала на него сердиться. К тому же она давно проголодалась.
        - Милая моя благородная дама! Простила ли ты меня? - спрашивает папа.
        - Да. Представь себе, простила, - отвечает мама. - Можешь и это напечатать в своей газете, вредный ты человек!
        И вот наступил вечер. Мадикен, как всегда, ставит мисочку с молоком для ежика и видит, как дядя Нильссон широким шагом отправляется в город. Неужели он так поздно еще куда-то пойдет? Наверно, тете Нильссон это не понравится.
        Дядя Нильссон ужасно размахивает руками. Кажется, он очень сердитый. Он громко разговаривает сам с собой и не замечает Мадикен.
        - И зачем я только женился на этом чучеле! - говорит дядя Нильссон.
        Мадикен вздохнула, услышав эти слова. Похоже, сегодня все друг с другом ссорятся.
        Но в Юнибаккене все раздоры остались позади. Девочкам пора ложиться спать. Мама и папа приходят в детскую, чтобы пожелать дочкам спокойной ночи. Тут все любят друг друга. Сразу видно, что здесь живут дружные люди. "Вот и хорошо!" - думает Мадикен.
        Когда папа и мама ушли, Лисабет говорит:
        - Мадикен, можно, я приду к тебе полежать, и мы с тобой поговорим о братике?
        Мадикен охотно пускает ее к себе в кровать. Она подвинулась, чтобы Лисабет могла удобно устроиться. Лисабет кладет голову ей на плечо и начинает болтать. Ну что за детский лепет! Мадикен чувствует себя рядом с ней по-настоящему старшей сестрой. Как же иначе, раз у них скоро будет младший братик?
        - Представляешь себе, какой нам будет замечательный подарок к Рождеству? - спрашивает она.
        Лисабет тоже так считает, и они вместе радуются, как весело им будет нянчить, и кормить, и укачивать братика.
        - Только знаешь что, Мадикен! - говорит Лисабет. - Обещай, что ты не будешь любить его больше, чем меня!
        - Обещаю! - говорит Мадикен и крепче обнимает сестренку. Разве может она полюбить кого-нибудь сильнее?
        - А то, знаешь ли, я очень обижусь, - объясняет Лисабет. Потом она начинает зевать и отправляется на свою постель.
        Скоро Лисабет засыпает. Все уснули в Юнибаккене. И Мадикен тоже спит. И ей снятся вши. Вши, которые задыхаются без воздуха. Ох, ну и сон! Вши кричат и зовут на помощь. Они так громко кричали, что Мадикен даже проснулась. Она подскочила и села на кровати. Сердце колотится громко-громко. Мадикен уже поняла, что проснулась, но крики все продолжаются:
        - Помогите! Помогите!
        Это кричит кто-то в Люгнете. Неужели они там убивают друг друга? Что у них могло случиться?
        Мадикен помчалась к Альве. Та спала как убитая, но Мадикен ее разбудила:
        - Альва! Там кто-то зовет на помощь! Разве ты не слышишь?
        Альва вскакивает с постели. Она тоже услышала крик и заторопилась во двор. Кто же это так ужасно кричит?
        А это был дядя Нильссон. Он упал навзничь возле лаза в живой изгороди, а теперь барахтается на земле, точно жук, и никак не может подняться. Он, как видно, решил опереться на палочку, которая торчит из земли совсем рядом. Но от его усилий дощечка с предупреждением свалилась на него. А дядя Нильссон остался лежать.
        Подоспевшие на помощь Альва и Мадикен читают надпись, которая красуется у него на груди: "Осторожно. Лисий капкан". Предостережение немножко запоздало. Дядя Нильссон уже угодил в лисий капкан, и, судя по всему, давно. Иначе отчего бы он так раскричался?
        Увидев Альву, он перестал кричать и только стонет и охает:
        - У меня нога застряла, и какая-то дрянь ее держит. И никак не могу вырваться. Бог знает что это такое, но мне ужасно больно!
        Альва не долго думая взялась за дело. Руки у нее сильные, и скоро она вызволила дядю Нильссона из капкана. Он даже прослезился от благодарности:
        - О, Ангел Юнибаккена! Будь уверена, ты заслужила награду на небесах и на земле!
        Тут подоспела и тетя Нильссон. Она выскочила в ночной рубашке, набросив на плечи серый шерстяной платок. Подбежав к дяде Нильссону, она так и застыла над ним. Он только махнул рукой, чтобы она молчала:
        - Не говори ничего, Эмма! Я истекаю кровью. Я скоро умру. И тогда ты пожалеешь о своих жестоких словах.
        Мадикен подумала, что это очень несправедливо. Тетя Нильссон редко когда говорит дяде Нильссону жестокие слова. Она и сейчас ни в чем его не упрекнула.
        - Не умрешь, - сказала она. - Но как же у тебя хватило ума поставить капкан именно здесь? Разве ты забыл, что всегда пробираешься через этот лаз, когда поздно возвращаешься домой?
        - Иной раз и забудешь, со всяким случается, - сурово говорит дядя Нильссон и, опираясь на тетю Нильссон, ковыляет к дому.
        - Вот тебе и воротник, - тихо бормочет ему вслед Альва.
        Она берет капкан и с размаху кидает его подальше.
        - Несчастный пьянчужка! - говорит она. - Пойдем, спать, Мадикен!
        В ДЕРЕВНЕ НЕ ТАК УЖ ОПАСНО, КАК ДУМАЕТ МАМА
        Мама и папа задумали съездить в Копенгаген. Когда они об этом сказали за завтраком, Мадикен огорчилась:
        - У вас всегда что-нибудь интересное, а мы с Лисабет должны круглый год сидеть дома и скучать.
        Жизнь в Юнибаккене показалась ей вдруг ужасно тоскливой, даром что сейчас у нее летние каникулы.
        Только что все пообедали, а теперь они с Лисабет сидят на кухонном крыльце и обсуждают свою грустную долю. Чем больше Мадикен об этом думает, тем сильнее убеждается, какие они несчастные девочки.
        - Все время только купаться, качаться на качелях да играть в крокет - так и жизнь пройдет!
        - Ты еще забыла - нам надо поливать наши грядки и поить молоком ежика, - говорит Лисабет. - А лучше бы съездить в Копенгаген!
        - Еще бы! - отзывается Мадикен.
        И тогда они пошли к маме для серьезного разговора. Мама мыла на кухне посуду. У Альвы сегодня выходной.
        - К сожалению, детки, мы не можем вас взять, - говорит мама. - Но мы попробуем придумать и для вас что-нибудь хорошее.
        - Например, вытирать посуду, да? - говорит Мадикен.
        Потому что мама уже дала каждой девочке полотенце, чтобы они занялись работой.
        - Послушай-ка! Госпожа Кислица! - говорит папа. Больше он ничего не сказал, он только взглянул на Мадикен, и ей сразу стало стыдно.
        Папа моет пол в кухне. Мадикен знает, что, кроме него, этого не делает ни один папа во всем городе, но у нее папа не такой, как все. Мадикен это тоже знает и очень гордится своим папой. Вот только сейчас она на него обижается.
        Вдруг в дверь постучали, и, кто бы вы думали, вошел? Это был Туре из Аппелькюллена. Он принес яйца, которые заказывала мама. Туре, кажется, огорчен, что не застал Альву. Мадикен давно уже догадывалась, что он в Альву влюбился.
        Мама приглашает его остаться на чашечку кофе. Туре с удовольствием соглашается, и взрослые располагаются за кухонным столом. Они выпили одну чашечку, потом другую и третью, беседуя о том и о сем. Правда, Туре от застенчивости больше молчит и только добродушно улыбается. Да и все, кто живет в Аппелькюллене, так же добродушны и приветливы.
        - Чем вы сейчас занимаетесь на ферме? - спрашивает мама.
        - Сено возим, - отвечает Туре.
        - Ой, значит, вы ездите на возах! Как у вас весело! - говорит Лисабет.
        - А тетя Карлссон тоже возит сено? - спрашивает Мадикен.
        Ее очень заинтересовало, как тетя Карлссон, которая весит, наверно, сто килограммов, забирается на воз?
        - Возит сено? - повторяет Туре. - Нет. Мама домовничает, доит коров. А с сеном мы трое - папа, Майя и я.
        - Ой, как же у вас в Аппелькюллене весело! - снова говорит Лисабет. - Вы возите сено, у вас коровы, а у нас с Мадикен никого, кроме ежика...
        А на другое утро - вы только подумайте! - на другое утро, едва Мадикен и Лисабет проснулись, к ним входит папа и говорит, что, пока они с мамой будут в Копенгагене, Мадикен и Лисабет поживут в Аппелькюллене:
        - Хотите, девочки?
        Еще как хотят! Конечно, поездка в Копенгаген куда интереснее, думают девочки, но все-таки Аппелькюллен - это тоже хорошо! Девочки мигом вскочили с кроваток и начали собирать все, что надо будет взять с собой. Пришла мама и помогла им укладываться, а между делом давала им наставления, как себя вести. Сколько всяких наставлений! Мама очень боится, как они поедут без нее, но папа считает, что им будет очень полезно пожить самостоятельно.
        - Да и что с ними может случиться? - говорит папа. - Трудно найти более спокойное место, чем Аппелькюллен.
        - А про быков ты уже забыл? - спрашивает мама.
        И мама напоминает девочкам, чтобы они не смели подходить к быкам, бодучим баранам и горячим коням, к сердитым коровам, к острым косам и глубоким колодцам. И чтобы они не упали в навозную яму, не свалились с воза, и чтобы они остерегались змей, клещей, оводов, шершней и других кусачих тварей.
        Слушая маму, Мадикен засомневалась, такое ли уж спокойное место Аппелькюллен, как думает папа.
        - А еще что мы с Лисабет должны помнить? - спрашивает Мадикен.
        Разумеется, надо не забывать по утрам и вечерам чистить зубы, говорить спасибо, вставая из-за стола, вовремя ложиться спать и вообще быть вежливыми и слушаться тетю Карлссон и дядю Карлссона, которые взяли девочек погостить в самый разгар сенокосной страды.
        - Но с Майей и Туре ведь можно вести себя как всегда, - говорит Лисабет. Она чувствует, что в Аппелькюллене жить будет трудновато.
        Мама и папа тоже укладывают чемоданы. Папа очень веселый, он распевает: "Съездим на денек-другой вместе в Копенгаген..." Но мама никак не может успокоиться, ей мерещатся всякие страсти, которые грозят девочкам в Аппелькюллене, и она очень боится, как они без нее проживут.
        - Мне было бы спокойнее, если бы дети оставались здесь с Альвой! - говорит она папе.
        Но папа не согласился менять свое решение. Он хочет, чтобы его дети видели, как живут другие люди. Они должны знать, что Юнибаккен - еще не весь свет.
        Мама и понимает его, но все равно очень волнуется. Она то и дело спрашивает старшую дочку, все ли та запомнила.
        - Помню, помню! - отвечает Мадикен и, подбадривая маму, повторяет ее наказы по-своему: - Ты сказала, чтобы мы остерегались тети Карлссон, а то она нас укусит. Вот видишь, я помню! А еще мы должны утром и вечером хорошенько умывать дядю Карлссона в навозной яме, и не подходить слишком близко к зубным щеткам, и вообще быть вежливыми с быками и слушаться их. Вот, кажется, и все!
        - Да, как будто все, - говорит мама со вздохом. - Хорошо бы тебе еще помнить, что ты старшая сестра. Ты уж постарайся, пожалуйста, хоть на этот раз быть благоразумной!
        И вот однажды ранним утром Альва на лодке отвезла девочек в Аппелькюллен. Мадикен и Лисабет поплакали, прощаясь с мамой и папой. Мама и папа очень торопились, чтобы не опоздать на поезд. Потом девочки еще раз всплакнули, расставаясь с Альвой на кухне у тети Карлссон. Но тут тетя Карлссон предложила им:
        - Хотите покормить цыплят?
        Девочки, конечно, захотели. Мама, кажется, не упоминала среди прочих опасностей маленьких желтых цыпляток. Они перестали плакать и спокойно отпустили Альву домой.
        - Ладно, Альва! Поезжай домой! - говорит Лисабет.
        И девочки отправляются с тетей Карлссон на птичий двор. А там цыплят видимо-невидимо! Они так и кишат под ногами и все хотят поклевать крошева из крутых яиц, и Мадикен с Лисабет их кормят. Тетя Карлссон позволила каждой девочке взять в руки цыпленочка, но только совсем ненадолго. Потом они пошли с ней в курятник и помогли собирать яйца, которые снесли куры.
        - Только смотрите, не дразните петуха! - говорит им тетя Карлссон. - Потому что, если его разозлят, он налетает и норовит клюнуть в глаз.
        Вот если бы мама знала!
        - Про петуха мама забыла, - говорит Мадикен.
        Тетя Карлссон не поняла, о чем говорила Мадикен, но Лисабет знает, о чем идет речь.
        Петух оказался не так уж страшен, и жизнь в Аппелькюллене пришлась девочкам очень по душе. Да и ничего удивительного! Аппелькюллен - замечательная ферма. Кому бы не понравились его красные строения, стоящие на высоком холме среди яблоневых и вишневых деревьев!
        - Как хорошо, что мы тут будем целых четыре дня! - говорит Лисабет. - Ты ведь тоже рада? Да, Мадикен?
        - Да! - говорит Мадикен. - А в Копенгаген я никогда в жизни не поеду! Это решено!
        А тут и дядя Карлссон возвращается с первым возом сена. Он помахал девочкам, когда телега, громыхая по булыжникам, проезжала мимо них, направляясь на скотный двор. Мадикен и Лисабет побежали за ней. И Майя, конечно, тоже. Она залезла по лестнице на сеновал, чтобы принимать сено у дяди Карлссона.
        Девочки подошли к Фрейе и Конке.
        - Ведь это не горячие кони, а смирные лошадки, - говорит Мадикен. - Так что к ним можно подходить сколько угодно.
        Девочки попрыгали на сене и покувыркались в свое удовольствие, пока дядя Карлссон его сгружал. А потом сели на пустую телегу и поехали с ним на покос. Там Туре уже нагрузил для дяди Карлссона другую телегу, чтобы он мог без задержки забирать следующий воз.
        - А вот и вы! - говорит Туре, тихо посмеиваясь. - Как поживает Альва? - спрашивает он девочек.
        - Альва хорошо поживает, - отвечает Мадикен. - Что ей сделается плохого! Она сидит дома, смотрит за Сассо и Госей и варит варенье из земляники. А еще она сказала, что будет полеживать в гамаке, чтобы хорошенько отдохнуть от нас с Лисабет.
        Туре сказал, что Альва правильно решила. Потом он показал девочкам у груды валунов местечко, где все было красно от земляники. Девочки бросились ее собирать и всласть наелись ягод, пока дядя Карлссон и Туре укладывали воз. Воз получился большой, как дом. Лисабет засомневалась, так ли уж приятно кататься на возу, но Мадикен вскарабкалась и уселась наверху.
        - Не трусь, Лисабет! - говорит она. - Давай, поехали!
        Туре подхватил ее на руки и усадил около дяди Карлссона. Конке и Фрейя тронули, и телега покатила, переваливаясь на ухабах. Лисабет подумала, что ехать на возу с сеном и впрямь страшновато.
        - А мама предупреждала, чтобы мы не свалились с воза, - говорит она, крепко держась за дядю Карлссона.
        - Ничего, я присмотрю за вами, чтобы ничего не случилось, - говорит дядя Карлссон. А уж если дядя Карлссон сказал, значит, на это можно положиться.
        Так они несколько раз съездили туда и обратно, а между поездками собирали землянику. Незаметно подошло время обедать. Тетя Карлссон приготовила овощной суп и драчену. Обедали на кухне. Все расселись вокруг стола и молча едят, посмеиваясь иногда добродушно, по-аппелькюлленски, что так нравится Мадикен. Карлссоны очень похожи друг на друга - все голубоглазые и носатые. "Может быть, это особенные аппелькюлленские носы, которые только тут и растут?" - подумала Мадикен.
        - Такой вкусной еды у нас дома никогда не бывает, - говорит Лисабет. - Хорошо, что мы здесь поживем четыре дня, хоть отъедимся.
        А теперь пора кормить свинок. Дяде Карлссону некогда отдыхать после обеда, он отправляется в свинарник, девочки - за ним.
        Увидев громадную свинью, Лисабет долго молчит. Такого огромного страшилища она еще никогда не видала.
        - Ну и чудище! - сказала она наконец. - Кто это - он или она?
        - Это - свиноматка, она принадлежит к прекрасному полу, - отвечает дядя Карлссон. - То есть она - женщина, а скоро у нее, знаешь ли, будут маленькие поросятки.
        - Ой, сколько тут в Аппелькюллене интересного! - говорит Лисабет. - И мы пробудем у вас целых четыре дня, во как!
        Потом дяде Карлссону опять надо возить сено. А Мадикен и Лисабет остаются, чтобы помочь тете Карлссон на кухне вытирать посуду. Так им велела мама. Потом они поиграли в беседке, увитой зелеными листьями, в куклы, в которые играла Майя, когда была еще маленькой. Но вдруг за ними пришла тетя Карлссон и сказала:
        - А теперь мы поедем на покос к Туре и все вместе попьем кофе. Я хочу сама посмотреть, как они там управляются.
        Все сели в телегу к дяде Карлссону, на этот раз Майя тоже поехала.
        Туре очень обрадовался, когда они приехали. Наконец-то ему привезли кофейку, а он очень любит пить кофе. Девочкам тоже дали по чашечке.
        - Один разок не страшно, - говорит тетя Карлссон, выкладывая на скатерть много-много бутербродов и булочек. И вот все уселись в кружок подле большого стога и принялись кушать, макая булочки в кофе. Хорошо сидеть на летнем лугу, где чудесно пахнет сеном.
        - Скажи, Мадикен, ты рада, что мы тут пробудем четыре дня? - спрашивает Лисабет.
        - Рада. Только перестань ты все время повторять одно и то же! - говорит Мадикен. - Я хочу послушать Майю.
        Вот уж кто умеет рассказывать! А рассказывает Майя про лесную ведьму - хульдру*. Однажды Майя с ней повстречалась, когда ходила за брусникой. Хульдра спереди красивая, а со спины у нее ничего нет, только хвост! Видала Майя и домовых-томтов, и даже маленьких троллей несколько раз встречала.
        ____
        * Хульдра - злая фея, ведьма из шведских и норвежских народных сказок.
        - А ты когда-нибудь видела привидение? - спрашивает Мадикен.
        - Нет. Я вообще не верю в привидения, - ответила Майя.
        Зато в хульдру, томтов и троллей Майя верит и может о них многое рассказать. Вдруг среди ее рассказа тетя Карлссон почему-то забеспокоилась и стала шарить вокруг себя. Кажется, она что-то потеряла. Сперва она поискала в корзинке, в которой принесла еду, потом в своем кармане, поворошила в стогу сено, но ничего при этом не говорит и только продолжает отчаянные поиски.
        Тогда дядя Карлссон ее сам спросил напрямик:
        - Послушай-ка, матушка! А где же твои зубы?
        - Да вот беда! - отвечает ему тетя Карлссон. - Я их на минуточку вынула, потому что они мешали, а теперь и не знаю, куда положила.
        Бедная тетя Карлссон совсем расстроилась. И неудивительно, ведь вставные зубы - вещь дорогая и красивая, да к тому же вечером будет на ужин копченая селедка, а ее без зубов не поешь, жалуется тетя Карлссон, чуть не плача.
        - Кто их найдет, тот получит от меня что-то очень хорошее, - обещает она.
        Услышав обещание, Мадикен и Лисабет кинулись на поиски. Это похоже на игру, когда надо найти спрятанный ключик. Искали все, даже дядя Карлссон, но он вскоре заявил:
        - У нас и без твоих зубов дел много. И почему ты за ними никогда не следишь!
        Дядя Карлссон и Майя уезжают с возом.
        - Наверно, приходила хульдра и утащила зубы, - говорит Лисабет. - Своих-то у нее нету. А теперь она смеется чужими зубами и хвастается, какая она красивая!
        - Ну до чего же ты еще ребенок, Лисабет! - говорит Мадикен. Она тоже перестала искать, потому что этих дурацких зубов нигде нету, и нашла себе другую забаву. Она начала примерять деревянные башмаки тети Карлссон, которые стояли возле стога. Первый она уже надела, а вот в левый нога не влезает, внутри что-то мешает. Мадикен сунула руку, а там - зубы тети Карлссон. Вот они, оказывается, где были.
        Сколько тут было радости!
        - Подумать только! - говорит тетя Карлссон. - Ведь я же их сама туда и положила, чтобы не потерялись.
        Тетя Карлссон была очень рада и вовсю нахваливала удачливую Мадикен, хотя та ничего особенного не сделала, а просто примерила чужие башмаки.
        - Я тоже хотела там посмотреть, - говорит Лисабет.
        - Значит, и ты получишь награду! - пообещала тетя Карлссон. И выполнила свое обещание.
        В спальне у тети Карлссон в верхнем ящике комода хранился целый клад, как в сокровищнице. Мадикен и Лисабет глазам своим не поверили, когда увидали, сколько там драгоценностей. Они и не воображали себе, что у одного человека может быть такое богатство! И вдруг тебе предлагают выбрать из этого ящика, что душе угодно. Прямо как будто Рождество наступило! Можно взять крошечную золоченую туфельку из фарфора, или красненькую подушечку для иголок, или витую раковину, в которой шумит море, или зеленый наперсточек, или розовую свинью-копилку, или гномика, сделанного из шерстяных ниток, или брошку с желтеньким камешком, или железную свистульку-петушка.
        Мадикен хочет, чтобы ей дали выбрать первой. Ведь как-никак, это она отыскала зубы!
        - Только не бери, пожалуйста, петушка! - говорит Лисабет.
        А Мадикен и не собиралась брать петушка, ей хочется раковину. Пускай Аббе хотя бы из раковины услышит, как шумит море. Мадикен знает, как Аббе мечтает о море, он ей сам говорил.
        Девочки вежливо поблагодарили тетю Карлссон за подарки. Мама бы порадовалась, какие у нее воспитанные дочери.
        Лисабет сразу засвистела так пронзительно, что рядом ничего не слышно, и Мадикен ушла слушать раковину за конюшню.
        Вечером тетя Карлссон бодро жевала копченую селедку. А Мадикен и Лисабет сказали, что они не голодные. Тогда им предложили простокваши.
        - Кажется, я все-таки проголодалась, - сказала Мадикен, увидев на столе простоквашу.
        Обе девочки очень устали. День сегодня выдался хоть и приятный, но долгий.
        В Аппелькюллене есть мансарда с двумя комнатами, которые разделяет большой темный чердак. В одной из комнат живет Майя, а в другой будут спать Мадикен и Лисабет. Пожелав спокойной ночи тете и дяде Карлссонам и Туре, они отправились с Майей наверх. Мадикен первая побежала, ей не терпится посмотреть, где они сегодня будут спать.
        Спальня ей понравилась. Это была уютная комната, хотя в ней почти ничего не было, кроме двух узеньких кроватей, маленького столика, двух стульев да умывальника. Но больше ничего и не нужно для того, чтобы спать.
        В окно заглядывает вечернее солнце, его лучи падают на обои с цветочками, и от этого комната делается еще уютнее. Но в ней очень жарко.
        - Фу ты ну ты, - говорит Майя, - какая тут жарища! - Она открывает окно, чтобы впустить свежего воздуха, и выгоняет мух, которые бились о стекла. Присмотрев за девочками, чтобы они как следует помылись, почистили зубы и легли в кровати, Майя, совсем как мама, подоткнула им одеяло.
        - А что у вас там лежит? - спрашивает Лисабет, показывая на закрытый гардероб, который стоит в изножье ее кровати.
        - Там хранятся наши зимние вещи, - говорит Майя. - Ну, спокойной ночи, девочки! Если вам будет что-нибудь нужно, вы знаете, где меня найти.
        Майя уходит.
        Мадикен и Лисабет принимаются болтать, вспоминая все хорошее, что случилось за этот день.
        - И опасностей никаких не было, - говорит Мадикен.
        - Странно, но не было, - говорит Лисабет.
        Мадикен взяла раковину и стала слушать, но вдруг с другой кровати раздался пронзительный свист - это Лисабет подула в своего петушка.
        - Ты больше не свисти, - говорит Мадикен. - Так и напугать можно.
        Кругом тихо-тихо, нигде не слышно ни звука, да и стемнело уже...
        Мадикен смотрит на картину, которая висит над ее кроватью. На ней нарисованы два ребенка с кудрявыми головками, одетые в белые ночные рубашечки. Прильнув к маминым коленям, они читают вечернюю молитву. Мадикен смотрела-смотрела и вдруг почувствовала, как она соскучилась по маме. О, какие же счастливые эти дети на картине! И по папе она тоже соскучилась, и по Альве, и Сассо, и Госе, и по Юнибаккену. Ей стало грустно и захотелось плакать. И Мадикен подумала, что вот-вот она зарыдает. Но сперва надо дождаться, когда уснет Лисабет. Ведь Мадикен - старшая сестра, а если она ни с того ни с сего заревет, Лисабет совсем перепугается.
        Но, кажется, эта девчонка сегодня вообще не собирается спать! Она лежит в своей постели и только иногда вздыхает. Ну что же она никак не засыпает! Из-за нее даже поплакать нельзя. Мадикен чувствует, что долго она не вытерпит.
        И вдруг Лисабет говорит:
        - А знаешь что, Мадикен? Надо нам вернуться домой!
        От неожиданности Мадикен даже забыла, что ей хочется плакать:
        - Ты что - сумасшедшая? Почему это нам надо возвращаться домой?
        - Надо. Потому что в шкафу прячется привидение, - говорит Лисабет.
        - Да ну тебя! Нету там никого, - убеждает ее Мадикен.
        Она догадалась, что Лисабет выдумала привидение, потому что она затосковала по дому, но не хочет об этом говорить.
        Но раз Лисабет выдумала привидение, значит, оно там действительно есть и в любую минуту может открыть дверь и выглянуть из шкафа. Не дожидаясь этой минуты, Лисабет что есть мочи завопила:
        - Хочу домой!
        - Тише, Лисабет. А то Майя тебя услышит, - успокаивает ее Мадикен.
        Но куда там! Лисабет заорала еще громче, так что Майя сломя голову прибежала к девочкам.
        - Я хочу домой! - кричит Лисабет. - Потому что в шкафу сидит при-ви-и-и-дение!
        Тетя и дядя Карлссон, и Туре тоже пришли узнать, что случилось.
        - Да что вы, детки! Нет у нас в Аппелькюллене никаких привидений, - говорит тетя Карлссон.
        - Да-а-а, как же! Их тут полный гардероб! - хнычет Лисабет. - Домой хочу-у-у!
        Мадикен не знает, куда деваться от стыда, и ей жалко бедных Карлссонов.
        - Сейчас я пойду и позвоню Альве, - говорит Майя.
        - Позвони! И скажи ей, что я хочу домой, - говорит сквозь всхлипывания Лисабет.
        Дядя Карлссон ее пожалел:
        - Ну, не плачь, пожалуйста, деточка! Сейчас ты поедешь домой. Только не плачь!
        И после того, как Майя поговорила с Альвой, Карлссоны исполнили желание Лисабет. Туре идет запрягать Конке. Бедный Туре и бедный Конке! Оба целый день проработали, и вот приходится на ночь глядя снова отправляться в дорогу, чтобы отвезти домой двух глупеньких девочек. Повезло им, что в Аппелькюллене живут такие добрые люди!
        Мадикен стыдно, но в то же время она все-таки рада, что ее посадили в повозку и повозка выехала за ворота Аппелькюллена. А Лисабет даже не оборачивается, чтобы помахать на прощание.
        - Спасибо за раковину! - крикнула Мадикен, когда повозка заворачивала за угол скотного двора. И только тут Лисабет обернулась, помахала рукой и крикнула:
        - Спасибо за петушка!
        Потом она так сильно дунула в свистульку, что Конке испугался и чуть не понес. Туре еле его удержал.
        Как хорошо, что есть на свете такое чудное место, как Юнибаккен. Здесь можно купаться, качаться на качелях, играть в крокет, поливать огород и поить молоком ежика - вот сколько тут всего интересного! А еще тут есть Альва. И Альва понимает, что не могли они дольше оставаться в Аппелькюллене.
        - Вот только не знаю, что на это скажет ваш папа, - ворчит Альва, укладывая девочек спать.
        - А я ему скажу, что у них там полный гардероб привидений, - говорит Лисабет, обнимая подушку - свою привычную подушку, самую удобную на свете!
        - Ну какой же ты еще ребенок! - говорит Мадикен. - Знаешь ли, Альва, уж больно много опасностей в Аппелькюллене! Спроси, если хочешь, у мамы. Нам очень повезло, что мы остались живы.
        Утром девочки проснулись радостные. Сейчас они встанут и пойдут помогать Альве собирать землянику. У обеих девочек есть для ягод свои маленькие корзиночки с умными надписями. У Лисабет на корзинке выжжены слова: "Терпение и труд - Все перетрут". У Мадикен написано: "Будь прилежной, не ленись!" И Мадикен бежит к земляничным грядкам, чтобы прилежно поработать. Там, в дальнем конце сада, очень хорошо, солнечно, и земляника быстро созревает. Альва уже насобирала несколько литров. Теперь ей пришла подмога. Полная решимости потрудиться на славу, Мадикен босиком бежит по нагретой солнцем траве. Следом торопится Лисабет. Внезапно она на всем бегу останавливается и в ужасе кричит:
        - Змея! Змея!
        И в ту же секунду Мадикен почувствовала, как ей что-то впилось в ступню, и она увидела ужасную гадюку, которая уползала от нее к каменной стене, ограждающей сад. Рядом застыла в ужасе Альва. Но, быстро опомнившись, она схватила со стены камень и швырнула прямо в голову змеи. Она даже не целилась, но бросок оказался метким. Эта змея больше уже никого и никогда не укусит. Мадикен оцепенела от испуга. Она понимает, что с ней случилось. Ее укусила змея. Она уже почувствовала противную ноющую боль в ступне.
        - Альва, я умираю, - кричит Мадикен. - Она меня укусила, я теперь умру!
        Альва осмотрела ее ногу. После змеиного укуса на коже остались две маленькие дырочки от ядовитых зубов, и ступня начала пухнуть.
        - Нет, ты не умрешь, - говорит Альва. - Но тебе нужно срочно в больницу.
        Время не терпит. Поэтому Альва решила взять велосипед и посадить Мадикен на багажник. Ничего другого сейчас не придумаешь. Но что делать с Лисабет?
        - Будь умницей! - говорит ей Альва. - Беги к Нильссонам и попроси, чтобы они позволили тебе посидеть у них до моего возвращения.
        Лисабет громко плачет, но делает, как велено; она и сама понимает, что надо слушаться, - она тоже хочет, чтобы Мадикен осталась жива, если только это возможно, она хочет, чтобы у нее всегда, всегда, всегда была старшая сестра.
        - Я буду умницей, - обещает Лисабет дрожащим голосом.
        И вот Альва и Мадикен пустились на велосипеде в путь. Альва крепко перевязала укушенную ногу своим красным шейным платком, чтобы яд не пошел дальше, поэтому последнее, что увидела Лисабет, был трепещущий по ветру кончик красного платка. Велосипед исчез за поворотом улицы, и Лисабет осталась одна.
        Тут она заплакала и, рыдая, полезла через забор в Люгнет. И надо же было случиться такому невезению - бедная Лисабет никого не застала дома! Она звала, стучала в дверь, но никто так и не вышел. Теперь она действительно очутилась одна в целом свете. От испуга Лисабет даже перестала плакать.
        Она перелезла обратно через забор и стала звать Сассо. Милый, ласковый Сассо, он теперь ее единственное утешение! Ну и, конечно же, Гося! Лисабет садится на кухонное крыльцо с Госей на коленях, у ее ног Сассо. Здесь она и будет сидеть и ждать, когда вернется Альва и, может быть, Мадикен... если она останется жива!
        - Только вряд ли она выживет, - говорит Лисабет пуделю, потому что, кроме него, ей не с кем поделиться. Слезы опять полились у нее из глаз, когда она подумала, что Мадикен, может быть, уже умерла, и представила себе, как грустно станет без нее в Юнибаккене.
        - Правда, тогда мне достанется ее школьный ранец, - говорит Лисабет.
        Потом она еще поплакала. Сассо тоже плачет вместе с ней и кладет ей лапки на колено, чтобы показать, что он ее жалеет и горюет вместе с ней.
        Как плохо человеку одному, когда приходится ждать так долго. Под конец Лисабет точно оцепенела и даже перестала плакать, она сидит белая как мел и только ждет и ждет.
        Но вот... Какое счастье! Наконец-то показалась Альва на велосипеде. Лисабет облегченно вздохнула и спустила с колен Госю.
        - Ах, Альва! - воскликнула Лисабет. Она бросилась к Альве со всех ног и споткнулась о Госю, которая не успела увернуться. Раздался ужасный крик. И вот перед Альвой лежит на земле Лисабет с разбитым лбом, она раскроила его о железный скребок для обуви. Лисабет орет благим матом, кровь заливает ей глаза, она с головы до ног закапана кровью и Альву тоже измазала. Это какая-то кровавая баня!
        - Альва, я умру! Я умру! Я умру! - выкрикивает Лисабет.
        - Нет, не умрешь! - говорит Альва. - Но придется нам ехать в больницу и зашивать твою рану.
        - Не-е-е-т! - орет Лисабет. - Не дамся, чтобы меня зашивали.
        Но Альва перевязывает ей лоб кухонным полотенцем и на руках тащит к велосипеду, хотя Лисабет брыкается и не хочет ехать. В отчаянии Лисабет кричит:
        - Ну разве ты сама не можешь меня зашить!
        Много чего умеет Альва, но только не зашивать раны. Тут не обойтись без доктора Берглунда.
        Снова Альва едет в больницу, везет орущую Лисабет. Увидев в операционной дядю Берглунда, Лисабет и на него закричала:
        - Так и знайте - я только Альве разрешаю, чтобы меня зашивала!
        Но не успела она и глазом моргнуть, как дядя Берглунд уже наложил ей пять швов.
        - Ну вот и все! Альва может забирать тебя домой, - говорит он. - Или ты хочешь остаться с Мадикен?
        В этой суматохе Лисабет совсем забыла про Мадикен.
        - А разве она не умерла? - спрашивает Лисабет с удивлением.
        - Ну что ты! - отвечает дядя Берглунд. - Она лежит за ширмой в коридоре и завтра вернется домой. Хочешь, мы и тебя положим рядом?
        - Хочу! А то как бы я не умерла! - говорит Лисабет.
        Альва уезжает на велосипеде одна. Но прежде чем уехать, она зашла заглянуть на Мадикен и Лисабет, которые лежат на кроватях за ширмой.
        - Такого мне еще никогда не приходилось переживать! - говорит Альва, качая головой. Затем она уходит.
        - Приходи за нами завтра! - крикнула ей вслед Мадикен.
        Ее клонит в сон от всех лекарство и уколов, но она очень рада, что Лисабет вместе с ней.
        - Он тебе отрезал ногу? - спрашивает Лисабет. Так, по ее представлению, должны лечить от змеиных укусов.
        - Глупышка ты! - говорит Мадикен. - Ногу мне не отрезали, но она так распухла, что еле помещается на кровати.
        Лисабет захотела поглядеть и, когда увидела, расхохоталась на весь коридор. Отсмеявшись, она поудобнее улеглась в постели и сказала:
        - А вообще-то нам здорово повезло, что мы все время спим на новом месте!
        Когда мама и папа вернулись из поездки, на вокзале их встречали девочки с Альвой. У Лисабет - забинтованный лоб, у Мадикен - перевязанная нога, но в остальном с ними все в порядке. Девочки так рады и возбуждены, что еле могут устоять на месте.
        Паровоз пыхтя подъехал к перрону, поезд остановился, и среди чада и дыма Мадикен и Лисабет узрели двух ангелов, спустившихся с неба. Какое счастье! Папа и мама вернулись домой!
        - Мамочка! - закричала Лисабет.
        - Папочка! - закричала Мадикен.
        В следующий миг мама и папа стояли уже на перроне и держали в объятиях девочек.
        - Лисабет! Что с твоей головой? - сразу же спросила мама.
        - Дядя Берглунд сделал мне пять швов на лбу, - с гордостью ответила Лисабет.
        Мама даже вскрикнула:
        - Так я и знала, что в Аппелькюллене с вами что-нибудь случится!
        - Это ты так думала... - начинает говорить Лисабет.
        Однако мама уже не слушает ее, потому что теперь она заметила забинтованную ногу другой дочери:
        - И ты тоже! Да что же это такое с вами!..
        - Меня укусила змея, - отвечает с веселой улыбкой Мадикен.
        Мама бросает на папу взгляд, полный упрека:
        - Ну что я тебе говорила, Юнас?
        Но тут в разговор вмешивается Альва:
        - Послушайте меня, я вам все сейчас объясню, - говорит она хозяину и хозяйке. И от нее они наконец узнали, как опасно жить в Юнибаккене.
        АЛЬВА ИДЕТ НА БАЛ
        Дни бегут. Мадикен удивляется, как быстро они проходят. Внезапно кончилось лето, вдруг оказалось, что надо опять идти в школу, а потом вдруг наступила осень. Это сразу чувствуется в воздухе, стоит только высунуть нос из дома, да и на глаз тоже видно. Березы вокруг Юнибаккена начали желтеть, в саду запестрели флоксы, астры, а по утрам, отправляясь в школу, Мадикен находит в траве под деревьями упавшие яблоки. Она каждый раз подбирает две-три штуки и выходит за калитку с блестящими от росы ботинками. По дороге в школу они с папой грызут яблоки. Впрочем, папа направляется, конечно, не в школу, а в свою газету.
        Мадикен рассказывает ему, как идут дела во втором классе. Все точно так же, как было в первом. Только Мия больше не ссорится с Мадикен. Мия снова ходит в школу. Иначе ведь нельзя. И конечно, то и дело с кем-нибудь ссорится, ребятам даже надоело.
        - Со всеми ссорится, а со мною - никогда, - говорит Мадикен. - Мия говорит, что она ко мне хорошо относится.
        - А ты к ней? - спрашивает папа.
        - Тоже, конечно, - говорит Мадикен. - С ней интересно, она хорошо умеет играть.
        Этим летом Мия и Маттис много раз приходили в Юнибаккен, поэтому Мадикен знает, как Мия умеет играть. Но в школе с ней довольно трудно. Сейчас, когда она хорошо относится к Мадикен, она все время старается это перед всеми показывать и очень надоедает своими приставаниями, объясняет Мадикен папе.
        - Только и слышно: "Мы с Мадикен, мы с Мадикен!" Если ко мне на перемене подходит Анна Лиса и мы начинаем с ней разговаривать, Мия носится вокруг нас, поет, кричит и визжит, так что ничего не слышно. Зато играть она и правда умеет!
        - Вот вы и играйте! - говорит папа.
        А Мадикен и так с ней играет. Мия и Маттис часто приходят в Юнибаккен в гости. Иногда является одна Маттис - поиграть с Лисабет, пока Мадикен сидит в школе.
        Маттис играет хуже, но Лисабет старается ее научить. Маттис не остается в долгу, от нее тоже можно кое-чему научиться. Лисабет узнала от Маттис уйму всяких слов, которых она прежде никогда не слыхала. Лисабет копит новые слова. Не все они хорошие. Мама совсем не обрадовалась, когда однажды они с Лисабет повстречали на городской площади бургомистершу и Лисабет изрекла:
        - Глянь-ка, вон идет толстозадая!
        К счастью, бургомистерша не расслышала. Завидя маму, она обрадовалась и на всех парах поспешила ей навстречу, чтобы поговорить об осеннем бале, который решено было устроить в садовом павильоне городской гостиницы. Но рядом с мамой стоит Лисабет, и маме сейчас не до разговоров, она боится, как бы ее дочка не выпалила что-нибудь неподходящее, и ни о чем другом не может сейчас думать.
        - Я надеюсь, что вы придете всем семейством, - говорит бургомистерша. - И полагаюсь на вас, что Юнас потом подробно напишет о нашем бале в газете.
        - Я его попрошу, - говорит мама.
        Бургомистерша уходит, и мама начинает отчитывать дочку:
        - Это просто ужасно, Лисабет! Никогда не говори этого слова! Обещай мне, что ты больше не будешь!
        - Буду только в гардеробе перед сном, - предлагает маме Лисабет.
        Но и это маму не успокоило. Она боится, как бы плохое слово не выскочило из гардероба в самый неожиданный момент. Поэтому она не соглашается:
        - И там нельзя! Никогда больше нельзя, ты слышишь!
        Но Лисабет не дает маме определенного обещания. Тогда мама решила испробовать другой способ.
        - Если ты мне пообещаешь никогда больше не говорить тол... ну, это самое слово, я дам тебе десять эре.
        И Лисабет согласилась на сделку. Разговор шел на рыночной площади, рядом с кондитерской фру Эберг, а там можно купить уймищу мятных лепешек.
        - Обещаю, что больше не буду, - говорит Лисабет.
        Получив свои десять эре, она накупила целый кулек мятных лепешек. И тут она вдруг заметила самые вкусные конфеты - "Театральные".
        - А сколько стоят вот эти конфеты?
        - Эти, деточка, по двадцать эре десяток, - говорит фру Эберг.
        Лисабет подумала-подумала и подошла к маме, которая в соседнем ряду покупала цветную капусту.
        - Мама, а мама! - говорит Лисабет. - Я знаю еще одно слово, которое вдвое хуже этого. Если ты дашь мне двадцать эре, я никогда не буду его говорить.
        Тут мама на нее рассердилась:
        - Как тебе не стыдно, Лисабет! Я с тобой больше не стану торговаться! Но если хоть раз еще услышу от тебя такое слово, ты об этом пожалеешь, так и знай!
        На этот раз мама поступила очень разумно. Потому что у Лисабет было в запасе еще много таких словечек, и если бы мама вздумала их скупать, она бы просто разорилась. Во всяком случае, так сказал потом папа. Придя с работы, он узнал новости про гадкие слова, которые знает Лисабет, и про то, как она ими торгует. Услышал он и о встрече с бургомистершей, и о том, что та сказала о предстоящем бале.
        - Ага! Теперь он опять на очереди, - говорит папа.
        Осенний бал устраивается каждый год, и больше всех хлопочет о нем бургомистерша, ведь бал этот - благотворительный, а она - самая главная благотворительница в городе. Она очень хитро придумала, чтобы богатые люди натанцевали для бедняков кучу денег. Бедняков в городе много, поэтому билет стоит очень дорого. Однако ради такого удовольствия не жалко потратиться - танцевать-то весело!
        А уж кто любит потанцевать, так это Альва! И скоро она потанцует, хотя, конечно, не на осеннем балу.
        - Это не для прислуги, - сказала Альва. Но и у нее тоже радость - она приглашена на свадьбу двоюродной сестры Берты. Берта многого добилась в жизни. Она выходит замуж, и не за кого-нибудь, а за лейтенанта!
        В один прекрасный день в почтовом ящике оказался пригласительный билет. Альва почти никогда не получает писем, и на свадьбу ее еще тоже ни разу не приглашали.
        - Уж и не знаю, как тут быть! Как же я пойду на свадьбу! У меня ведь нет подходящего платья, - говорит Альва.
        Тогда мама полезла в свой гардероб, и не затем, чтобы говорить гадкие слова, а чтобы посмотреть, не найдется ли там какого-нибудь платья для Альвы.
        И оно нашлось. Мама достала из гардероба длинное платье из белого муслина* и дала Альве.
        ____
        * Муслин (от названия города Мосула в Малой Азии) - легкая, тонкая и мягкая ткань - бумажная, шелковая или шерстяная.
        - Примерь вот это! На меня оно больше не лезет.
        - Ой, этот наряд слишком шикарный для меня, - говорит Альва.
        Но мама не соглашается.
        - Примерь-ка! - говорит она.
        И вот мама, Мадикен и Лисабет сидят на кухне и ждут, пока Альва в своей комнате примеряет платье.
        Альвы довольно долго нет, но вот она возвращается. Такой Альвы девочки никогда еще не видели.
        - Ой, какая же ты красивая! - кричит Мадикен. - Ты в нем совсем как невеста!
        - Только еще красивее, - говорит Лисабет.
        Лицо у Альвы разрумянилось, глаза блестят.
        - Мне и самой кажется, что выгляжу в нем неплохо. Но что скажет Берта, если я явлюсь на свадьбу в белом, как невеста! Ведь невеста она, а не я.
        - Пускай говорит что хочет, - решает мама. - А это платье будет носить Альва.
        Альва несколько дней ходила веселая, заранее радуясь, как она потанцует на свадьбе в белом платье. И однажды даже сказала так:
        - Ведь я об этом всю жизнь потом буду вспоминать!
        Но в понедельник утром от Берты пришло новое письмо. Свадьба не состоится! Надо же было такому случиться - лейтенант, оказывается, смылся!
        Альва очень жалеет Берту - ей так не повезло. Но и для Альвы это большое огорчение, она ведь так радовалась, что поедет на свадьбу!
        - Вам, хозяйка, наверно, лучше забрать свое платье, - сказала она маме. - Мне оно, как видно, никогда уже не понадобится.
        Однако мама проявляет удивительную настойчивость.
        - Но я хочу, чтобы ты, Альва, танцевала в этом платье! Почему бы тебе вместо свадьбы не пойти на осенний бал? Я тебя приглашаю!
        Сначала Альва и слышать об этом ничего не хотела:
        - Спасибо, хозяйка, вы очень добры, но это невозможно, ведь бургомистерша в обморок упадет.
        - Ну и пусть падает, - говорит мама.
        Мадикен и Лисабет не понимают, почему бургомистерша должна падать в обморок, если Альва пойдет на бал. Девочки еще не понимают разницы между господами и простыми людьми. Бургомистерша хочет, чтобы на балу собирались только господа, так объяснила им Альва вечером, когда она учила их на кухне танцевать вальс. Но Альва все-таки решилась. Она пойдет. Она не в силах отказаться, что бы там ни думала бургомистерша.
        - Не выгонит же она меня оттуда! - говорит Альва. - Да и хозяин тоже говорит, чтобы я пошла.
        Это Мадикен уже знает, потому что, когда мама ему рассказала, что приглашает Альву на бал, папа с восхищением сказал:
        - Ишь ты, какая отчаянная! Вот уж никак от тебя не ожидал!
        - Ну как тебе не стыдно! - бросила мама по привычке. Правда, на этот раз она говорила шутливо.
        Мадикен и Лисабет никогда еще не бывали на балу. Их берут в первый раз. Они радуются не меньше Альвы и во время уроков, которые им дает Альва на кухне, только об этом и болтают. Как хорошо Альва танцует!
        - Еще бы мне не уметь! - говорит она. - Сколько же я набегалась по танцам, ни одного лета не пропустила!
        Дни идут, и бал приближается.
        - Ну, в субботу будет решительный день, - говорит Альва. Как видно, она немного побаивается.
        - Наверно, я сумасшедшая. Лезу зачем-то в господское общество. Жуть, да и только!
        - Чепуха! - говорит Мадикен. - Когда ты придешь туда такая красивая, в нарядном платье, они все обрадуются.
        Лисабет тоже так думает:
        - А если нет, значит, они дураки толсто... Жалко, нельзя сказать это слово, потому что мне мама дала десять эре.
        Но Альва сомневается:
        - Без вас я бы точно туда не сунулась.
        Наконец наступила суббота. И настал вечер. Значит, бойся не бойся, а пора отправиться на бал.
        - Ну вот! Весь Юнибаккен явится как один, - говорит мама. - И не смотри так испуганно, Альва! Мы же идем, чтобы повеселиться, правда?
        - Ах, кто его знает, чем еще это кончится! - шепчет Альва.
        Еще издали они услышали духовую музыку и увидели за деревьями темного сада яркие огни павильона. Открытая веранда украшена гирляндой разноцветных фонариков. Это очень красиво. А на лестнице горят факелы. Мадикен подумала, что это похоже на сказочный замок. Какой же будет замечательный праздник среди такой красоты! А народу, народу-то сколько! В вестибюле люди снимают верхнее платье, слышится смех, разговоры, кто-то кого-то окликает. Тут все друг друга знают, все здороваются, раскланиваются направо и налево, все говорят, как они рады, что встретились. Все так нарядны! Мужчины - во фраках и мундирах, дамы - в длинных платьях, с жемчужными ожерельями и драгоценными камнями, у всех красивые прически.
        "И мы тоже нарядные", - подумала Мадикен. На маме красное бархатное платье с глубоким вырезом, на Альве - белое, а Мадикен и Лисабет пришли в своих гипюровых платьицах.
        Альва боится, она совсем оробела от шума и гама. Но Мадикен и Лисабет с торжеством тянут ее в большой зал. Впереди идет папа, показывая дорогу.
        Первой, кого они увидели, переступив порог, была бургомистерша. Как приветливо она их встретила!
        - Вот я привел всех моих женщин. И все, как видите, прехорошенькие! - с гордостью говорит папа.
        Но когда бургомистерша узнала Альву, она перестала улыбаться. Бургомистерша не забыла того лосося, которого ей не уступила Альва. Впрочем, не один лосось виноват в том, что она сейчас поморщилась.
        - Милый Юнас, - говорит бургомистерша, - у нас тут не принято приводить на бал прислугу!
        Она говорит это тихо и притворяется, будто она считает, что Альва ее не услышала. У Альвы прекрасный слух, и она вся заливается краской.
        Папа пристально глядит в глаза бургомистерше.
        - Вот как! - говорит он. - У вас не принято? Значит, пора отменить этот обычай, так мне кажется.
        Затем он берет под руку маму и Альву и ведет их через зал к заказанному столику. Мадикен и Лисабет едва поспевают за ними.
        Мадикен испуганно поглядывает на Альву - очень ли она огорчилась. Но Альва удивленно все разглядывает. И Мадикен тоже начинает разглядывать зал. Ах, как же красиво в павильоне! Весь зал в зеркалах, везде горят лампочки, кругом позолота, а посредине большая площадка для танцев, с блестящим и гладким полом. Уж если тут не затанцуешь, значит, ты сам виноват! Вокруг площадки для танцев стоят длинные ряды накрытых столиков. Кроме танцев, конечно же, будет еще и ужин.
        - Бургомистерша хочет, чтобы мы хорошенько поели - в пользу бедных, - говорит папа, засаживаясь за стол. - Так что давайте поедим чего-нибудь вкусного.
        Они сели около танцевальной площадки. Это очень здорово, отсюда всем будет видно, какая красивая Альва в нарядном платье! Мадикен уверена, что Альва будет королевой бала. В программке также написано, что будут выбирать королеву. Это выдумка бургомистерши. Пускай завидует, если все возьмут и выберут Альву!
        Высоко на эстраде сидит полковой оркестр и так прекрасно играет! Мадикен все кажется здесь прекрасным. Действительно, как сказала Альва, это будешь потом вспоминать всю жизнь!
        Папа заказывает что-то, что называется деликатесами. Когда им все принесли и поставили на стол, Альва просияла. До сих пор она сидела нахмуренная, но разве можно хмуриться, когда перед тобой стоят такие кушанья! Тут тебе и омары, и копченая лососина, и копчёный угорь, и копченые цыплята, и сардины, и селедка, и разные сыры, и салаты, и заливное, и омлеты, и малюсенькие тефтельки. Альва любит покушать. Мадикен любит омаров, она взяла себе только омара. Лисабет выбрала только тефтельки, она их любит больше всего.
        - Стоило платить пять крон, чтобы ты ела одни тефтельки! - говорит папа.
        - Стоило! Надо всегда выбирать самое лучшее, - говорит Лисабет так, словно она каждый день ходит в ресторан и все знает.
        Во время ужина бургомистерша ходит между столиками и продает мужчинам бумажные цветы. Это еще одна затея, чтобы выручить побольше денег для бедных. Каждый кавалер подарит цветок какой-нибудь даме, и та, которой подарят больше всех цветов, и будет королевой бала. Мадикен в душе ликует, она нисколечко не сомневается, что выберут Альву. Мужчины, купившие цветы, с интересом на нее поглядывают. К столику, за которым сидят Мадикен и Лисабет, бургомистерша так и не подошла. Наверно, она не успела, потому что уже должны начаться живые картины* и концерт. Бургомистерша сказала, что это будет семейный праздник и она хочет, чтобы дети тоже могли повеселиться. А когда начнутся танцы, деток отправят по домам спать.
        ____
        * Живые картины - род любительского театрального представления, которое состоит из отдельных сценок без слов и движений. Исполняется в соответствующих сюжету костюмах и позах.
        - Мы с Лисабет останемся, - говорит Мадикен. - За нами некому прийти, раз Альва тут.
        А главное, они ведь пришли затем, чтобы посмотреть, как Альва будет танцевать в белом платье, а не для того, чтобы слушать, как будет петь бургомистерша.
        - Ничего не поделаешь, придется вам потерпеть, - говорит папа.
        Но оказалось, что у бургомистерши и правда хороший голос.
        "Ах, лучше ночью темной не спать бы никогда", - поет бургомистерша. "Конечно!" - мысленно соглашается с ней Мадикен. Впрочем, здесь никто и не собирался спать.
        Бургомистерша пела очень нежно, и Мадикен слушала с удовольствием. Но многим детям ее пение не понравилось. Они стали вертеться и ерзать. Особенно Лисабет. Скучное пение ей надоело, и она вдруг соскочила со стула и затеяла беготню между столами с Мартином, сыном доктора Берглунда. Лисабет ловит Мартина, они смеются, шумят и всем мешают. Мама любит пение. Она заслушалась и не сразу заметила, что вытворяет Лисабет. Мама бросилась ее ловить, чтобы усадить на место, но Лисабет внезапно пропала из виду. Они с Мартином плюхнулись на четвереньки и давай ползать друг за дружкой под столами. Так было еще интереснее.
        - С ума сойти, сколько же там ног! - говорит Лисабет. Она совсем расшалилась и начала кривляться и строить Мартину рожи. Тот, глядя на нее, от хохота даже стал икать. Но Лисабет его и погубила. Ползая под столами, они не заметили, как очутились возле самой эстрады. И тут Мартин опрокинул стул, который с грохотом повалился, когда бургомистерша выводила последнюю затухающую руладу. Мартин перепугался и кинулся под защиту мамы и папы. А Лисабет, радостно смеясь, поднялась с четверенек. Вот это бал так бал! Такого замечательного бала она еще никогда в жизни не видывала! Выпрямившись, она увидела, что прямо перед ней стоит бургомистерша. Наконец-то она кончила свое дурацкое пение. Но почему она уставилась на Лисабет с таким свирепым строгим выражением? Вот умора! Лисабет смотрит на нее в недоумении.
        А бургомистерша ей и говорит:
        - Скажи, дорогая Лисабет, ты меня знаешь?
        - Да, - смеясь, отвечает Лисабет. - Но мне дали десять эре.
        На этот раз в недоумении осталась бургомистерша, но принялась втолковывать непонятливой Лисабет, чего та не знала.
        - Я тобой недовольна, - говорит она, - потому что не люблю, если маленькие девочки не сидят на месте и не слушают, когда для них кто-то поет.
        Тем временем подоспела мама и извинилась за выходки своей дочери. Она увела Лисабет на место и наскоро сделала ей внушение. Лисабет отделалась легко, потому что в это время начались живые картины.
        Картины были чудо как хороши, Мадикен пришла от них в восхищение. Показывали "Рыцаря и девушку", "Царицу эльфов" и "Пир викингов". Живые картины разыгрывали на сцене люди, а придумала их бургомистерша. Все-таки она - молодчина! Царицу эльфов изображала ее дочка, она выступала в платье из тюля с венком на голове. "Какая счастливая эта девочка!" - подумала Мадикен и сказала Альве:
        - Просто умереть можно, до чего это красиво! Правда?
        - Да уж! - ответила Альва. - В жизни не видела такой красоты!
        Потом вернулся оркестр. Музыканты уходили подкрепиться, а теперь они со свежими силами начали играть танцы. Мадикен с восхищением смотрит на Альву. Интересно, кто первым успеет ее пригласить? Наверно, один из лейтенантов гарнизона или вот тот худощавый маленький нотариус, если он поторопится.
        Оркестр заиграл вальс. И сразу вся площадка для танцев наполнилась людьми. У Лисабет ноги сами просятся в пляс, скорей бы потанцевать! Она дергает сестру за руку:
        - Пойдем! Станцуем вальс.
        Мадикен хотела дождаться, когда пригласят на танец Альву, но Лисабет настойчиво теребит ее - недаром же она выучила этот танец, сейчас самое время показать свое умение!
        И Мадикен тоже не прочь попробовать. Она обнимает сестру за талию, и вот уже обе закружились среди танцующих пар. "Раз-два-три", - отсчитывает Мадикен такт, как ее научила Альва. Все получается отлично, куда лучше, чем дома на кухне, под музыку гораздо лучше танцуется. Не беда, если иногда с кем-нибудь столкнешься! Главное, не сбиться с такта: "Раз-два-три, раз-два-три", - кружатся девочки. Но Мадикен следит, чтобы не слишком удаляться от своего столика. Она хочет посмотреть, кто же, в конце концов, пригласит Альву.
        Но Альва все так же сидит за столиком. И никто не идет ее приглашать. "Да что же это такое? Почему?" - недоумевает Мадикен. Ей уже и танцевать неохота. Надо посмотреть, не расстроилась ли Альва.
        - Больше мы не танцуем, - говорит Мадикен и без долгих разговоров убегает от сестры.
        Альва сидит, опустив глаза. Видно, что ей хочется поскорее уйти отсюда. Но разве так ведут себя на балу! Надо весело смотреть по сторонам. Иначе тебя никто не пригласит. Даже Мадикен это понимает.
        - Ты улыбайся, Альва! - горячо шепчет ей Мадикен.
        Но на губах Альвы не показалось даже слабой улыбки. Чтобы подбодрить Альву, мама и папа развлекают ее разговорами. Но их старания пропадают даром. Она слушает только вполуха и отвечает односложно. Сегодня Альва что-то не расположена к болтовне.
        Следующий танец - полька, и опять никто не пригласил Альву! Тогда папа сам ее приглашает. Но Альва смотрит с испугом и говорит:
        - Ой, зачем вы, господин редактор! Зачем вам из-за меня срамиться перед господами!
        А Лисабет устала и наконец угомонилась. Она залезла к папе на колени и уснула. Теперь папа вообще не сможет ни с кем танцевать - ни с Альвой, ни с мамой. Мама - та и сама не хочет. Она говорит, что не чувствует в себе легкости. Она ведь хотела, чтобы потанцевала и повеселилась Альва.
        Но Альве не до веселья. Все кругом танцуют и танцуют, даже пол ходит ходуном, а с Альвой никто не хочет потанцевать. Едва начинается музыка, все кавалеры спешат к другим дамам и барышням, а на Альву никто и не смотрит. Все берут пример с бургомистерши, которая, проплывая в танце мимо их столика, окидывает Альву холодным взглядом и подбирает рукой юбку, словно боится, как бы нечаянно не прикоснуться к такой недостойной особе.
        Папа еле сдерживает возмущение. Мадикен видит это по его лицу. А рассерженный папа того и гляди может сорваться, и тогда мало ли что... Мама тоже обижена. Мадикен слышит, как она шепчет папе:
        - Эта курица успела обойти все столики и всем наговорить глупостей!
        - А как же иначе! - говорит папа. - Когда-нибудь я отведу ее в сторонку и выскажу наконец все, что я о ней думаю!
        Мадикен робко оглядывает Альву и замечает, что у нее на глазах навернулись слезы. Одна слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, но Альва ее торопливо стерла платочком. Она не хочет показать, как ей горько.
        Но Мадикен все поняла. Как же ей не понять, что сейчас чувствует ее любимая Альва! Альва плачет потому, что бургомистерша и все эти глупые людишки обидели ее своим надменным и презрительным поведением. Мадикен подумала, что Альву стало не узнать, в ней точно что-то надломилось.
        "Уж какая есть, такая я и есть. С какой стати я буду другой!" - любила говорить Альва, и то же самое было написано у нее на лице. А сейчас ее точно подменили. Можно подумать, что она себя стыдится.
        Мадикен чувствует, что больше не может этого вынести. Еще немного, и она тоже разревется. А это было бы слишком ужасно. Надо куда-нибудь уйти, где можно без стеснения поплакать. Может быть, на веранду?
        - Я скоро вернусь, - пробормотала Мадикен, и, к счастью, никто не стал ее удерживать.
        Ей повезло: на веранде никого не оказалось. А то обычно толпится народ и заглядывает в окна. Если тебя не пускают на праздник, то можно хотя бы посмотреть, как другие веселятся. Это никому не запрещается. Даже пьяницы из "Забегайки", заслышав музыку, тянутся к освещенным окнам павильона.
        Разноцветные фонарики только слабо освещают веранду, и здесь самое подходящее место, чтобы пореветь. И Мадикен дала волю слезам. Закрыв лицо руками, она горько рыдает. Ну почему жизнь так печальна, когда все могло бы быть так хорошо? Почему никто не знает ответа?
        Долго проплакала Мадикен в темноте, ей стало холодно в легком платьице. Вдруг она услышала рядом чей-то голос:
        - О чем это ты горюешь?
        Перед нею, черный как ночь, стоял трубочист Берг. Мадикен испугалась до полусмерти. Вообще-то она никогда не боялась трубочиста Берга. Он ей даже нравился. Она даже часто вела с ним разговоры, когда он приходил в Юнибаккен прочищать печные трубы. Но сейчас он ее очень напугал.
        Трубочист Берг возвращался домой после работы. В доме по соседству загорелась сажа в трубе, и он ходил тушить пожар. Хотя сегодня суббота, но дело было неотложное, и ему пришлось пойти, несмотря на позднее время. Потушив пожар, он сходил в "Забегайку", прополоскал горло пивком. А потом решил посмотреть, как пляшут господа. Он совсем не хотел испугать Мадикен.
        Трубочист Берг очень обходителен с женщинами. Он всегда находит общий язык даже с такими маленькими, как Мадикен. Он быстро выведал, о чем она горюет. Она ему все выложила. Про белое платье, и Бертину свадьбу, и про бургомистершу, и про то, что у Альвы на глазах слезы и она ни разу не потанцевала.
        - Ну и безобразие! - говорит трубочист. - Такая красивая и славная девушка! Вот уж действительно безобразие!
        Трубочист заглянул в окно, и Мадикен показала ему, где сидит Альва. Даже отсюда видно, какая она унылая.
        - Да уж! Это никуда не годится, чтобы девушка сидела с таким несчастным видом, тем более на балу! - говорит трубочист.
        И снова заиграла музыка, это опять вальс - "Прощание ландышей". Мадикен сразу узнала его, это любимый вальс Альвы.
        Трубочист такой молодец, что все на свете умеет. Он и поет хорошо. Глядя в окно на Альву, он сначала стал тихонько напевать мелодию вальса, а потом вдруг как запоет во весь голос! Распахнув настежь дверь, он вошел в зал и, продолжая петь, направился прямо к Альве. За ним по пятам мышонком прошмыгнула Мадикен.
        - Разрешите вас пригласить, фрекен Альва! - говорит трубочист, раскланиваясь перед ней. - Уж вы простите, что я так черен и грязен и от меня несет пивом!
        "Ну, если бургомистерша до сих пор не грохнулась в обморок, то теперь это с ней непременно случится", - думает Мадикен.
        А остальные гости решили, что появление поющего трубочиста входит в программу праздника. Все перестали танцевать, ожидая, что будет дальше.
        Ждет и трубочист.
        - Ну как, фрекен Альва? - спрашивает он.
        Наконец-то Альва пришла в себя от неожиданности. Она улыбнулась и смело посмотрела в глаза трубочисту.
        - Спасибо, я с удовольствием! - сказала Альва, тряхнув головой. - Давно пора выйти на круг и показать этим мокрым курицам, как люди танцуют!
        Она встала, трубочист обхватил ее своей черной рукой за талию, и тут уж она всем показала!
        Никто, кроме них, не танцует, и только они вдвоем летают по залу, словно птицы, и поют, и не отрываясь глядят в глаза друг другу. Альвино платье развевается в вихре вальса. Они танцуют и танцуют, и поют, и смеются. Такого танца Мадикен никогда в жизни еще не видела. До чего же это красиво! Альва вся в белом, такая красивая, и трубочист тоже - такой красивый и весь черный. Мадикен даже затаила дыхание. Ей хочется, чтобы их танец никогда не кончался.
        И тут что-то случилось со всеми, кто на них смотрел. Они ведь обещали бургомистерше выжить с бала служанку Энгстрёмов холодным обращением. Но они словно забыли о своем обещании. Все смотрят увлеченно и тоже поют и хлопают в ладоши в такт музыке. Мадикен посмотрела на папу. Восторженно и весело он говорит маме:
        - Смотри хорошенько! Такой красоты ты нигде больше не увидишь!
        Бургомистерша в ладоши не хлопает и не поет. Она успела напеться.
        Зато бургомистр, который весь вечер просидел за столом, попивая пунш, вскочил со стула и, любуясь бело-черной парой, кружившейся в вальсе, восхищенно захлопал в ладоши и спросил у жены:
        - И где это ты их откопала? Эта пара - чудесные танцоры!
        - По-моему, тебе пора идти домой! - сказала на это бургомистерша.
        А музыка все играет. Кажется, музыканты сами не хотят кончать. И только по знаку бургомистерши, которая сердито махнула рукой, музыка смолкла.
        Тогда трубочист отвесил Альве поклон, отвесил поклон бургомистерше и остальным зрителям. Затем он подал Альве руку, и они с песней торжественно покинули зал. Но, прежде чем выйти за дверь, трубочист громко сказал:
        - Я ухожу вместе с ландышем! А вы теперь попляшите сами, как умеете. Эх вы, кузнечики!
        Придя домой, Мадикен прибежала к Альве на кухню. Хотя было уже поздно, Альва еще не ложилась. Она сидит за столом, пьет молоко с сухарями, и лицо у нее совершенно счастливое. Она еще не сняла с себя белого платья, но только оно уже не совсем белое, потому что на талии стало черным.
        - Ой, как же я влюбилась в трубочиста! - говорит Альва.
        От таких слов Мадикен встревожилась:
        - Нельзя, Альва! Он ведь женатый, и у него пятеро детей.
        - Знаю, - говорит Альва. - Поэтому я решила влюбиться до четверга или до пятницы. А потом я образумлюсь... Но уж до тех пор... Ух! Как же я в него влюблена! Просто сил нет, как я влюблена!
        - Оно и видно, - говорит Мадикен.
        Она успокоилась насчет Альвы. Раз только до пятницы, то пускай себе влюбляется!
        Мадикен зевнула. Ей хочется спать. Она никогда еще не засиживалась так поздно. Но есть одна вещь, которую ей обязательно надо обсудить с Альвой перед тем, как они лягут спать.
        - А знаешь, что сказал папа, когда начали выбирать королеву бала? Знаешь, что он закричал на весь зал?
        - Нет! А что он такое сказал? - спрашивает Альва.
        - Он сказал, что выбирать некого. Королева бала уже ушла!
        - Ха-ха! - отозвалась на это Альва.
        МОЙ СЫН - БРАВЫЙ ЛЕТУН
        И вот осень всерьез принялась за дело. Дождь льет так, что кажется, он скоро без следа смоет весь Юнибаккен. Мадикен ходит в школу в капюшоне и высоких сапогах и возвращается домой измазанная в глине, вся промокшая, усталая и сердитая. Хорошо тому, кто, как Лисабет, посиживает на диване около печки и слушает мамины сказки. А Мадикен должна сидеть на жесткой скамье за партой и слушать только про то, как правильно пишутся какие-то звуки.
        - И ведь надо же, что один и тот же звук в разных слогах пишется по-разному! - жалуется она маме. - Ну почему никто не наведет порядок в грамматике?
        Мадикен растянулась на полу перед печкой. Ей тоже охота понежиться. Мама шьет распашонки. Лисабет вяжет крючком. От усердия у нее горят щеки. Лисабет недавно научилась вязать, а это дело не простое.
        - Свяжу что-нибудь для нашего братика, - говорит Лисабет, а что свяжет, она еще и сама не знает. - Может быть, шапочку, а может быть, одеяльце. Поживем - увидим, что получится, - говорит Лисабет.
        Это выражение она подхватила у мамы. Мама тоже говорит: "Может быть, будет мальчик, а может быть, девочка. Поживем - увидим, кто родится. Вы, пожалуйста, не думайте, что непременно братик".
        Видно будет только под Рождество. Но мама уже достала с чердака колыбельку, в которой спали Мадикен и Лисабет, когда они были маленькие. Альва помогла маме обтянуть колыбельку новой материей с цветочками и украсить воланами. Они не переставая восхищались, как это прелестно.
        Папа невзлюбил разговоры про воланчики и с тех пор называет все скучные для него разговоры "воланчики".
        Часто папа задумывается: а что будет, когда Мадикен и Лисабет вырастут и тоже начнут обсуждать "воланчики"! Хорошо бы, чтобы к тому времени в доме появился мальчик, считает папа. Но, впрочем, он и девочке будет рад.
        - Этого народу - чем больше, тем лучше! - говорит папа.
        Но прежде чем ОНО появится, надо еще ждать и ждать, пока не пройдет темная долгая осень. Мадикен думает, что это очень скучно.
        - У нас ничего нового не случается! - пожаловалась она Альве.
        - А как же наводнение в подвале? - спрашивает Альва.
        Но Мадикен считает, что от наводнения мало радости, поэтому она часто убегает в Люгнет поболтать с Аббе. С ним, по крайней мере, не соскучишься. Пока Аббе возится у плиты, он столько всего рассказывает между делом. Правда, рассказывает только тогда, когда они остаются на кухне вдвоем. Тогда Мадикен узнает, сколько замечательных дел он собирается совершить, когда будет взрослым. А задумал он немало. Либо он станет капитаном на бриге "Минерва" и всем бурям назло совершит кругосветное путешествие по ревущим морям и океанам, либо станет машинистом на транссибирской железной дороге, - он еще окончательно не решил, что ему выбрать. Мадикен находит, что куда спокойнее будет, если он станет машинистом. Но тут она, оказывается, ошиблась. По транссибирской дороге ездят сплошь одни анархисты с бомбами в кармане, и чуть ли не каждый день поезда с грохотом взлетают на воздух.
        - Если там зазеваешься и вовремя не соскочишь, то превратишься в котлету, - говорит Аббе.
        У Мадикен мурашки бегут по коже, но Аббе в восторге от такого будущего.
        - А знаешь, куда можно полететь с поезда, если спрыгнешь? В бушующие волны бурной реки, а иногда в яму, где копошатся змеи! А что ты думала! Это тебе не то что в Европе.
        И Мадикен все больше склоняется к тому, что пускай уж Аббе лучше будет кладоискателем, как он хотел раньше.
        - Может быть, - говорит Аббе. - Хотя кладоискателю приходится забираться в жуткие подземные пещеры, в которых кишат змеи и всякие пресмыкающиеся. Именно там и надо искать! Но уж коли ты напал на подходящую пещеру, то можешь таскать золото ведрами, - утверждает Аббе.
        Если останется время, он на воздушном шаре слетает на Северный полюс.
        Сворачивая крендельки, он поет песенку:
        Был упрям месье Андре,
        Вбил он в голову себе,
        Чтоб воздушный шар надуть
        И на Полюс так махнуть.
        У Аббе тоже крепко засела в голове мысль, которую вбил себе месье Андре: он хочет когда-нибудь сам затеять такое же путешествие.
        - Как здорово, что на свете полно всяких приключений! - говорит он. - Я хотел бы всюду побывать, только бы мне успеть!
        - И тогда ты больше не будешь печь крендельки? - спрашивает Мадикен.
        - А ты как думала! Разве что когда мы будем праздновать Рождество на "Минерве", тогда я, может быть, еще тряхну стариной. Если только в это время не будет штормить, а то они будут скатываться с противня.
        Иной раз бури и ураганы налетают и на Люгнет. Правда, от них крендельки никуда с противня не скатываются. Это бушует дядя Нильссон. Когда вокруг дома клубится туман, а с неба льет дождь, жизнь перестает его радовать, и тогда дядя Нильссон начинает размышлять о печальных вещах и все время указывает тете Нильссон, что она делает глупости. И не одна она такая, а вообще все бабы бестолковые в этом городе, в этой стране и вообще на всем свете. Дядя Нильссон возлежит на диване, сцепив руки на животе, и укоризненно смотрит на нее, точно она виновата во всех глупостях, какие творятся в мире.
        - Зато какая удача, что нашелся на свете по крайней мере один человек, который всегда знает, что к чему, и никогда не делает никаких глупостей! -
        говорит Аббе.
        - И кто же это? - недовольно спрашивает его дядя Нильссон.
        Аббе слегка дотрагивается кончиком пальца до его носа:
        - Ну конечно же ты, папаня!
        - Гм! - бурчит дядя Нильссон и замолкает.
        Он лежит, размышляя о чем-то, и только временами вздыхает. Тетя Нильссон даже обрадовалась, когда он наконец стал собираться, чтобы заглянуть ненадолго в "Забегайку".
        - Больно уж он, бедненький, заскучал, - говорит она.
        "А как же тут не заскучать, - думает Мадикен, - когда возвращаешься из школы под дождем, вся мокрая, а дома тебя еще ждут невыученные уроки!"
        Но вот однажды все-таки случилось событие удивительное и невероятное! О нем рассказал папа, придя из газеты. Подумать только: в город должен прибыть летчик на аэроплане! Он расположится с аэропланом на Мельничном лугу за Южной заставой и оттуда будет делать полеты над городом. В папиной газете печатают его объявления.
        - А он будет выпрыгивать с парашютом? - спрашивает Мадикен, которая сама уже пробовала совершить такой прыжок.
        - Ни в коем случае! - говорит папа. - Но зато он будет летать кругами и показывать, как самолет кувыркается в воздухе, а также будет катать пассажиров. Кто захочет, сможет полетать над городом десять минут. В объявлении написано, что это стоит сто крон.
        Аббе сделался сам не свой, когда Мадикен принесла в Люгнет газету для тети Нильссон и показала ему объявление. У него даже выступили слезы на глазах:
        - Вот несчастье! Ну почему у меня нету ста крон? А то бы я полетал!
        Тетя Нильссон считает, что Аббе заслуживает, чтобы ему дали потратить на себя сто крон, он каждый день трудится у плиты не покладая рук. Но чтобы выкинуть такие деньги на пустяки - это никуда не годится! Да кроме того, у нее сейчас нету ста крон, ей нечего дать ему, если бы она и захотела.
        - Ты ведь и сам понимаешь, сыночек, - чего нет, того нет!
        Аббе, разумеется, все понимает! Летать могут миллионеры и всякие прочие богачи. Но ведь мечтать-то никому не запрещается. И Аббе так сильно размечтался, что у него даже нос побелел.
        - Но уж, по крайней мере, я хотя бы погляжу на настоящий аэроплан! - сказал он, когда они с Мадикен остались одни. От этой мысли им стало веселее.
        Летчику повезло на хорошую погоду. Солнце сияет, на небе ни облачка. На поле стекается весь город. Явилось семейство бургомистра и все знатные господа, а за ними и прочая шушера - все, кто только мог наскрести пять крон на билет. Вот сколько, по словам папы, стоило удовольствие посмотреть вблизи на настоящий, всамделишный аэроплан. А папу пропустили бесплатно, потому что он журналист из газеты.
        - Газетчикам никогда не надо ни за что платить, - объясняет Мадикен сестренке.
        Но и папе это удовольствие обошлось недешево: ему надо было заплатить за маму, за Альву и, конечно же, за девочек. Он хотел пригласить и Линус Иду, но тут получил решительный отказ.
        - Право слово, я скорей соглашусь, чтобы меня зарезали и разрубили на мелкие кусочки, чем летать по воздуху и еще кувыркаться.
        Так Линус Ида поняла папино приглашение, хотя он вовсе не это имел в виду.
        Кстати, когда самолет кувыркается, то эти кувырки называются не кувырками, а мертвыми петлями, объяснил папа. И летчики делают мертвые петли только тогда, когда они летают без пассажиров или если пассажир сам попросит.
        И вот они стоят на поле и смотрят, как летчик делает высоко в небе мертвые петли. Таких чудес Мадикен и Лисабет никогда в жизни еще не видали.
        Аббе, конечно, тоже никогда этого не видел. Мадикен сразу его заметила - он стоит у самого каната, которым отгорожено летное поле, и не отрываясь смотрит, задрав голову, на небо. Наверно, ему кажется, что он сам летает и делает мертвые петли.
        Потом летчик приземлился, и люди ринулись на летное поле, чтобы поближе рассмотреть удивительную машину. Внимательнее всех ее рассматривал Аббе, он даже похлопал ее рукой, как будто это не машина, а лошадь.
        - Слушай, - говорит он, обращаясь к Мадикен, - на этой штуковине еще лучше лететь к Северному полюсу, чем на воздушном шаре.
        Бравый летчик в кожанке и авиаторском шлеме стоит возле своей машины. Он вежливо отвечает на вопросы и готов всем желающим продать за сто крон билет для полета. Но, как видно, никто не хочет тратить столько денег. А может быть, во всем городе не нашлось ни одного смельчака, который рискнул бы полететь?
        Тогда летчик подошел к папе и спросил, не захочет ли он как журналист полететь совершенно бесплатно. Потому что папа ему очень помог, и угощал обедом в гостинице, и напечатал в газете его объявление. Так что будет справедливо, если он немного полетает.
        - Да и нужно, чтобы люди убедились, что летать совсем не опасно, - говорит летчик.
        - Ой, папа, какой же ты счастливчик! - воскликнула Мадикен, прежде чем папа успел даже сказать спасибо. - Ой, какой же ты счастливчик!
        Летчик поглядел на нее с одобрением:
        - Вот это молодец! Тебя мы тоже возьмем, если хочешь!
        Хочет ли Мадикен! У нее даже сердце застучало громко-громко. Подумать только - она будет летать высоко в небе, как ласточка! Разве может быть в мире что-нибудь лучше этого? Хочет ли Мадикен! Конечно, еще как хочет!
        - А ты не боишься? - спрашивает летчик.
        - У этой девочки ума не хватает, чтобы бояться, - вмешивается мама.
        Нет, единственное, чего боится Мадикен, это чтобы кто-нибудь - папа или летчик - не передумал. Со взрослыми ведь никогда нельзя быть уверенной заранее. Мадикен тянет папу за рукав.
        - Ну, давай! Пойдем скорее!
        И в этот самый миг она заметила Аббе. Он стоит около аэроплана и не может оторвать от него глаз, и не только глаз, но, кажется, и рук тоже. Он поглаживает бок аэроплана, словно хочет и на взгляд, и на ощупь убедиться, что перед ним настоящий аэроплан.
        Мадикен хорошо знает, что если есть на свете человек, которому очень хочется полетать, это, конечно, Аббе. А сейчас она на его глазах сядет в аэроплан и полетит. Нет, так нельзя, это было бы просто несправедливо!
        Мадикен идет все медленнее, она размышляет. Вот что надо делать!..
        - Папа, я раздумала, - говорит она шепотом. - Можно, вместо меня полетит Аббе?
        Папа смотрит на нее удивленно:
        - Почему же?
        - Я боюсь, - промямлила Мадикен.
        - Ну нет! Ничего ты не боишься, - говорит папа. - Но пусть будет по-твоему.
        Папа все понял. Потому что он знает, как Мадикен относится к Аббе. Если уж ты к кому-нибудь хорошо относишься, то ради него нетрудно отказаться от чего угодно, папа это понимает.
        Он объясняет летчику, в чем дело, а затем подзывает Аббе:
        - Аббе, иди сюда.
        Аббе идет к нему с виноватым видом.
        - Я ничего не трогал, - начинает он оправдываться. - Я только посмотрел.
        - Хочешь полетать? - спрашивает папа.
        Ну что Аббе мог на это ответить? Он даже не мог представить себе, что папа сказал это всерьез. Он молчит и тупо смотрит на папу. Наконец Мадикен не вытерпела:
        - Не слышишь разве! Ты можешь полететь с папой. Хочешь ты или нет?
        Бедный Аббе! Он точно разучился говорить! Он, конечно же, слышал, что ему сказали, но думает, что над ним хотят подшутить.
        Он никак не мог поверить в свое счастье, пока не очутился в аэроплане, одетый в большую кожаную куртку, в кожаном шлеме. Только тут до него дошло, какое невероятное счастье ему привалило. Тут уж он заулыбался, засиял, а люди вокруг, глядя на него, засмеялись.
        - Что это они смеются? - подозрительно спросила Мадикен.
        - Потому что увидели по-настоящему счастливого мальчика, - говорит мама.
        Мама тоже улыбается. Но в душе она боится. Мадикен это знает. Мама совсем не хотела, чтобы папа летал, но она все равно улыбнулась и помахала ему рукой, когда он выглянул из аэроплана.
        Вдруг, откуда ни возьмись, примчалась бургомистерша. Протискавшись к летчику, который уже собирался сесть в свою машину, она сказала укоризненным тоном:
        - Не кажется ли вам, что бургомистр города все-таки имеет право лететь первым?
        Мадикен видит, как испугался Аббе. Он, наверно, подумал, что его полет тю-тю.
        Но летчик не обратил никакого внимания на слова бургомистерши. Бургомистру придется подождать. Сам бургомистр ничего не имеет против. Этот маленький, робкий и добродушный толстячок, как видно, совсем не стремится летать. Зато его жена непременно этого хочет. Больше того, он еще должен сделать мертвую петлю над ратушей. Бургомистерша уже договорилась с фотографом Бакманом, чтобы тот ждал на площади и сфотографировал полет бургомистра.
        - Такая карточка украсит наш семейный альбом, - объясняет бургомистерша маме.
        Но мама ее не слушает. У нее сейчас другая забота: папа вот-вот полетит, и она очень волнуется. Все люди замахали и закричали "ура". Аэроплан поднялся в воздух, полетел в сторону города и исчез из виду. Скоро он уже казался маленькой точкой.
        Тут Лисабет заплакала:
        - А вдруг папа свалится...
        Мама стоит бледная. Должно быть, и она тоже подумала, что папа может свалиться.
        - Да ну! Ничего страшного! - говорит Мадикен.
        Она берет маму за руку, чтобы успокоить. А заодно и самой успокоиться. Ведь кто его знает - может быть, летать на самолете и правда опасно?
        Но только они об этом подумали, как аэроплан прилетел обратно. И вот он делает мертвую петлю. И вторую. Все радостно закричали "ура", а мама рассердилась.
        - Это на него похоже! Решил напугать меня до смерти!
        - Нет, - говорит Мадикен. - Это, наверно, Аббе попросил.
        - Сейчас я у него спрошу! - грозно пообещала мама. - Пускай он только спустится!
        Но когда Аббе спустился на землю, все попытки заговорить с ним были напрасны. Он был и здесь, и как бы еще не здесь. Телом он вернулся на землю, а душой, наверно, еще парил высоко в небе.
        - Здорово было? - нетерпеливо спрашивает Мадикен.
        Аббе потряс головой:
        - Здорово! Это еще мало сказано. Это было такое... Невозможно описать, что это было! Вот полетишь сама когда-нибудь, тогда и поймешь!
        Потом он засмеялся:
        - Мы же сделали мертвую петлю! Каково? Целых два раза! Это я сам так попросил. Когда у меня будет свой аэроплан, я все время буду крутить мертвые петли.
        Теперь настал черед бургомистра. Ему надо лететь и делать над ратушей мертвую петлю. Бургомистерша уже всем про этот подвиг раззвонила, и ему теперь некуда деться, хотя и страшно. Бургомистр боится, а бургомистерша до того расхрабрилась, что дальше некуда! Широко расставив ноги, стоит она на краю поля, машет своему мужу и громко кричит, чтобы всем вокруг было слышно:
        - Не забудь сделать мертвую петлю над ратушей!
        И вот бедный бургомистр взлетел над полем и умчался по воздуху. Вскоре он вернулся. Мертвую петлю над ратушей он сделал, но кроме того наделал еще кое-что - для бургомистра довольно-таки непозволительное, а позволительное только для маленьких детишек.
        Скоро об этом уже знал весь народ на лугу. Начались смешки, перешептывания, и даже Лисабет кое-что услышала. Она спрашивает у Мадикен:
        - А почему бургомистру надо прямиком ехать отсюда в баню?
        Мадикен ответила ей шепотом на ушко, и Лисабет прыснула от смеха.
        - Нечего смеяться! - говорит Мадикен. - Думаю, что на месте бургомистра ты бы не очень-то смеялась.
        После этого события всякий раз, когда Мадикен приходила в Люгнет, Аббе ни о чем, кроме полетов, не мог говорить. Дядя Нильссон тоже от него не отставал.
        - Можно подумать, что в доме вместо людей поселилось два аэроплана, - говорит тетя Нильссон.
        Дядя Нильссон гордится своим Аббе. "Мой сын - бравый летун", - называет его дядя Нильссон и то и дело вспоминает, что он не пожалел для сыночка последнюю пятерку на билет.
        - Понимаешь, Мадикен, - говорит дядя Нильссон, - я подумал и говорю себе: "А знаешь, Нильссон, стоит ли горевать? Ты привык к лишениям, так отдай сыну пятерку, чего уж там?"
        Мадикен думает, что дядя Нильссон поступил очень хорошо. К тому же он и сам смог полюбоваться, как Аббе летает высоко над городом, ведь дядя и тетя Нильссоны наблюдали за полетами с рыночной площади в толпе тех, у кого не нашлось лишних пяти крон, чтобы купить билет.
        - А я-то ни сном ни духом не догадывался, что это мой сын летает в небесах, словно орел, - говорит дядя Нильссон.
        С тех пор он особенно зачастил в "Забегайку". Там всегда находились охотники послушать о том, как его сын стал бравым летуном, и про знаменитую пятерку.
        - Теперь уж, наверно, все пьянчужки в городе наизусть знают твои рассказы, - говорит тетя Нильссон. - Так что мог бы ты для разнообразия дома посидеть.
        Лучше бы она этого не говорила. Дядя Нильссон тут же назвал ее "чучелом". Он рассердился, надел пальто и шляпу и отправился в "Забегайку", но скоро вернулся домой совсем не сердитым.
        - А, ты еще здесь, дорогая Мадикен, - сказал дядя Нильссон. Затем он погладил по щечке тетю Нильссон и спросил: - Скажи мне, ненаглядная лилея, не найдется ли у тебя селедки с картошечкой для любящего супруга?
        У тети Нильссон нашлась и селедка, и картошка.
        А осень все больше хмурится, и дождь льет, почти не переставая. Вода в реке поднимается все выше и выше. Девочкам уже не разрешают даже приближаться к мосткам. Но им и самим не хочется туда ходить, так страшно шумит и бурлит река.
        - Уж если свалишься в воду - тут тебе и конец, сразу захлебнешься, - объясняет Мадикен сестре.
        Девочки почти совсем не гуляют. Правда, им и дома неплохо. Они играют в бумажных куколок, строят в детской домики и танцуют вальс с Альвой. Но Мадикен нет-нет да и скажет в сердцах:
        - Ничего-то у нас новенького не случается.
        Альва считает, что такие слова говорить опасно:
        - Бывает ведь, что и плохое случится. Смотри, как бы не накликать!
        И Альва оказалась права.
        Однажды в воскресенье в Юнибаккен спозаранку прибежала тетя Нильссон, она так рыдала, что перебудила весь дом. Сначала от нее не могли добиться ни слова, она захлебывалась от рыданий. Тогда папа обхватил ее за плечи и потряс:
        - Скажите же наконец, что случилось?
        И тетя Нильссон кое-как рассказала. У нее с трудом получалось говорить связно. Глядя на нее, Мадикен почувствовала, как у нее больно защемило в груди. Отчего это так щемит, что такое говорит тетя Нильссон? Она говорит, что Аббе... Аббе утонул в реке! "Нет, - думает Мадикен, - это мне, наверное, снится!" Сумбурный и сбивчивый рассказ тети Нильссон похож на страшный сон, этого не может быть! Мадикен крепко прикусила губу, чтобы проснуться, но по-прежнему слышатся всхлипывания тети Нильссон.
        - А я-то, Господи прости, в это время спала и только сейчас узнала! Гляжу, Аббе куда-то пропал. Она даже в кровать не ложился, а мой несчастный Нильссон ничего почти не помнит. Только и помнит, что свалился ночью в реку, когда возвращался из "Забегайки", а плавать-то он не умеет...
        - Но я сначала понял так, что это был Аббе, - говорит папа.
        - Ну да! Аббе бросился в воду и вытащил его. Это Нильссон еще помнит. Но представляете себе, что этот болван сделал, - он сразу пошел домой и улегся в кровать, с пьяных-то глаз! А про Аббе совсем забыл. И Аббе, видно, там и остался!
        И тетя Нильссон бессильно упала головой на кухонный стол и снова зарыдала. Таких страшных рыданий Мадикен никогда еще не слышала. Мама стала утешать бедную тетю Нильссон и тоже заплакала вместе с ней. Заплакала и Альва, и Лисабет. А Мадикен не заплакала, у нее только все больней и больней щемит сердце. Плакать она не может.
        - Альва пойдет со мной, - говорит папа. - А вы все оставайтесь здесь.
        Папа и Альва побежали к реке. Мадикен видит в окно, как они бегут. Потом они скрылись за стеной камыша, который растет на берегу между мостками Юнибаккена и Люгнета.
        Когда же они опять показались, Мадикен увидела, что они несут на руках Аббе. И тут слезы наконец хлынули у нее из глаз, так жалко ей стало Аббе. А тетя Нильссон заголосила, как будто ее режут. Но папа крикнул еще громче:
        - Он жив!
        - Нет! Не может быть! - закричала тетя Нильссон и выбежала из дома так быстро, как только ее несли ноги.
        Мадикен должна была сама убедиться, что Аббе жив. Мама хотела остановить Мадикен, но не смогла ее удержать.
        Он был едва жив, почти незаметно было никаких признаков жизни. Лежал с закрытыми глазами и не просыпался, хотя его уже внесли на кухню Люгнета. Он не проснулся и когда с него стаскивали одежду. Лицо у него было белое и холодное как лед. Он много часов пролежал на мостках, хотя, к счастью, и не упал в воду, как думала тетя Нильссон.
        - По-видимому, он так обессилел, что сам не мог дотащиться до дома, - сказал папа и сурово посмотрел на дядю Нильссона.
        Дядя Нильссон стоит перед ним совсем убитый, глаза у него красные, и слезы текут при виде сына-летуна, который спас ему жизнь и которого он бросил без помощи ночью, в темноте, на холодных речных мостках.
        - И долго вы отсыпались? - спрашивает папа.
        - Долго! - отвечает дядя Нильссон и в отчаянии утыкается лицом в папино плечо. - Сажайте меня в сумасшедший дом или в тюрьму на хлеб и воду, там мне самое место!
        - Сдается мне, что ты прав, - сказала тут тетя Нильссон, которая обыкновенно не говорит ему дурного слова.
        Папа заторопился:
        - Я пошел домой звонить доктору Берглунду. А вы пока укутайте мальчика потеплее, иначе он умрет!
        Наконец Альве удалось снять с Аббе мокрую одежду. Вдвоем с тетей Нильссон они отнесли его в спальню и уложили на широкую кровать. Следом поплелся дядя Нильссон, восклицая:
        - Аббе, сын мой! Ты меня слышишь?
        - Помолчите! - говорит Альва. - Давайте-ка оба раздевайтесь да ложитесь рядом с ним. Так он скорее согреется.
        Только Альва могла так находчиво придумать, что надо делать. Тетя и дядя Нильссон послушно выполнили ее распоряжение.
        Альва и Мадикен ушли на кухню ждать доктора. Альва налила несколько бутылок горячей воды и завернула их в полотенце.
        - Бедный Аббе! Мы положим ему бутылки к ногам, а то небось у Нильссона у самого ноги холодные, - говорит Альва.
        Они с Мадикен опять идут в спальню. Аббе, словно ребеночек, лежит на кровати между мамой и папой. Они легли потеснее, чтобы он поскорее согрелся. Альва укрыла их всеми одеялами, какие нашлись в доме. Получилась гора, из-под которой виднеется только нос Аббе.
        - Аббе, сын мой! - говорит дядя Нильссон. - Забирай себе все тепло, которое есть в моих жилах! Только проснись, пожалуйста, и прости меня, несчастного подлеца!
        А спустя немного дядя Нильссон пожаловался:
        - Но до чего же он все-таки холодный, черт побери! Так, пожалуй, мы все трое простудимся.
        Но тут Аббе издает глубокий вздох и открывает глаза.
        - Чего это вы оба сюда улеглись? Теснотища какая! - сказал Аббе и опять заснул.
        На следующий день у него началось воспаление легких. Мадикен узнала об этом от Лисабет, когда вернулась из школы.
        - Это самая опасная болезнь, - уверила ее Лисабет. - От нее в два счета умирают, так сказала Линус Ида.
        - Замолчи! - прикрикнула на нее Мадикен. - Не болтай глупостей, дурочка! Помалкивай лучше, понятно?
        Мадикен побежала в Люгнет, она хочет сама узнать, насколько плохи дела.
        - Увы, его уже не надо согревать, он весь пылает, - говорит тетя Нильссон. - Бедный мальчик! У него такой жар, что прямо кровь закипает.
        - А это опасно? - спрашивает Мадикен.
        Тетя Нильссон посмотрела на нее усталым и грустным взглядом.
        - Это мы узнаем только на десятый день. Дядя Берглунд сказал, что тогда наступит кризис.
        Мадикен не знает, что такое кризис. Но тетя Нильссон ей объяснила, что при кризисе наступает решительный поворот в болезни и либо дело идет на поправку, либо...
        Тут тетя Нильссон умолкла, не докончив, слово "смерть" она не может произнести.
        Каждый день после школы Мадикен заходит в Люгнет, чтобы узнать, не стало ли лучше бедному Аббе. Лучше ему не становится. В спальню к больному ее не пускают. Дядя Берглунд никому не разрешил, кроме тети Нильссон, туда входить. Аббе так сильно болен и так ослаб, что его не решились перевозить в больницу.
        Дядя Нильссон перестал разговаривать, словно дал зарок. Он не произносит ни слова и не ходит больше в "Забегайку". Он только лежит все время на диване с несчастным видом и смотрит такими жалкими глазами, какие бывают у Сассо, когда тот грустит. Мадикен чувствует, что ей жалко смотреть на дядю Нильссона.
        Дяде Нильссону плохо, но и самой Мадикен не легче. Все эти дни у нее непрерывно щемит и ноет в груди. В школе эта боль иногда забывается, а дома она все время тут как тут. Хуже всего бывает по вечерам, когда Мадикен ложится спать. Тогда ее одолевают страшные мысли.
        Что будет, если Аббе умрет? Неужели у нее всю жизнь будет вот так болеть внутри? И как она это выдержит? Иногда Мадикен вспоминает слова Аббе: "Только бы мне успеть!" Она не может заснуть и все думает: а вдруг Аббе не успеет даже на Северный полюс слетать и вообще совсем-совсем ничего не успеет? Придется транссибирской железной дороге искать другого машиниста, а бриг "Минерва" никогда не пустится в кругосветное плавание назло всем бурям и ураганам.
        Уткнувшись в подушку, Мадикен плачет.
        Дни идут, и Мадикен помнит, что приближается кризис.
        - И когда же он наконец наступит, этот дурацкий кризис! - говорит Лисабет. Скучно жить, когда Мадикен ходит такая унылая.
        - Уже скоро, - говорит Мадикен.
        На девятый день она получила утром письмо.
        Юной барышне из Юнибаккена
        Маргарите Энгстрём.
        Юнибаккен
        Местное -
        написано на конверте. Это от дяди Нильссона, у него очень красивый почерк. Вот что он написал:
        Мадикен! Я - язычник, и всегда был язычником, так что нет у меня Бога и мне некому помолиться. Но у тебя, может быть, Он есть, тогда ты помолись за Аббе. Его бестолковая мать молится целыми днями напролет, да что-то в ее молитвах мало толку. И вот я подумал, что Он, наверно, скорее прислушается к тебе, потому что ты - невинное дитя. Ты много-то не молись. Только спроси у Него, подумал ли Он, что будет с Эмилем Нильссоном из Люгнета, ежели Он заберет к себе Аббе. Спроси Его, что станет со всей семьей, если не будет Аббе! Ты уж не откладывай, время не терпит!
        Заранее благодарный
        твой Э. П. Нильссон.
        P. S. Я решил повеситься, если Аббе умрет. Наверно, Ему лучше об этом не говорить. А впрочем, скажи и это!
        И Мадикен забралась в гардероб, которому до сих пор Лисабет поверяла разные гадкие слова, и там стала молиться за Аббе. Ах, как же она за него молилась! А заодно и за дядю Нильссона тоже, чтобы ему не пришлось вешаться, и за тетю Нильссон, которая так много плакала. Она упомянула в молитве и о транссибирской железной дороге, и о Бриге "Минерва", чтобы Бог понял, что Аббе должен остаться жить и вырасти большим. Надо же ему успеть сделать что-то кроме крендельков!
        - И ради меня самой тоже прошу тебя, Боженька! - закончила Мадикен свою молитву.
        Затем она отправилась в школу. Вернувшись оттуда, она в раздумье постояла у калитки Нильссонов, но не решилась зайти. Сейчас у Аббе как раз этот кризис - он должен был наступить сегодня.
        И на следующее утро, когда она вышла из дома, чтобы идти в школу, ее через забор окликнул дядя Нильссон. Глаза у него уже не такие, как у Сассо. Наоборот, он сияет от радости.
        - Мне незачем вешаться, Мадикен! Успеешь ты забежать на минутку к Аббе?
        Мадикен знает, что если заглянет, то опоздает в школу. Ничего! В первый раз как-нибудь обойдется! "Опоздаю - и ладно!" - подумала Мадикен. Надо все-таки проведать Аббе.
        Он сидит на кровати, со всех сторон обложенный подушками, и ест простоквашу и бутерброд с сыром. До чего же он бледный! И все-таки это он, прежний Аббе, такой, каким был раньше. Он полетит на Северный полюс и совершит кругосветное плавание на "Минерве".
        При виде Мадикен он расплылся в улыбке:
        - Ну как ты там? Живем помаленьку?
        - Спасибо, у меня все хорошо! - сказала Мадикен и вдруг почувствовала, что боль, которая все время сидела у нее в груди, исчезла, точно ее не бывало.
        МАДИКЕН И ЛИСАБЕТ ДОЖДАЛИСЬ БЛАЖЕНСТВА
        - Конечно же, будем праздновать Рождество, как всегда, - сказал папа утром в сочельник.
        Но Мадикен и Лисабет не представляют себе, как это будет. Потому что мама с утра лежит в постели. Очевидно, братик твердо решил появиться на свет не иначе как в Рождество.
        - Столько времени ждал, мог бы, кажется, подождать и еще денек-другой, - говорит Мадикен.
        - Мог бы! А то ведь так и будет потом все время праздновать рождение в Рождество. Значит, у него и подарков будет меньше, только на Рождество, а на день рождения не будет.
        Мадикен и Лисабет давно ждали братика и заранее ему радовались, а сейчас они недовольны, что он нарушил им рождественские праздники. В комнате стоит елка с зажженными свечами, в печке горит огонь. Альва принесла кофейник и поднос со всякими пирожными, сейчас бы все собрались посидеть за завтраком, а тут на тебе! - ничего не получится, раз нету мамы. А что же будет вечером, когда придет Юльтомте и принесет подарки? Какое уж тут веселье, если мама лежит в спальне и ей все время больно!
        - Знаете, что мы сделаем? - говорит папа. - Сегодня мы немножко попразднуем, а завтра повторим праздник еще раз с мамой и с братиком. Завтра-то он уже будет с нами. Давайте, я позвоню Юльтомте и скажу, чтобы он подождал с подарками до завтра, хорошо?
        Лисабет одобрила папино предложение.
        - Хорошо! - говорит она. - Тогда и братик увидит, как приедет Юльтомте на санях. То-то он, наверно, удивится!
        Мадикен тоже так думает:
        - Он же еще ничего не знает про Юльтомте!
        И вдруг она вспоминает:
        - А знаешь, папа, что сегодня сказала Мия? Она говорит, Юльтомте приезжает только к богатеньким, а к ним нет.
        - Что и говорить! Оплошал Юльтомте, - отвечает папа.
        А Мадикен кажется, что не только Юльтомте оплошал, а все Рождество нынче какое-то не такое! Она тяжело вздохнула.
        Но тут Альва вмешивается в разговор:
        - Что же мы, так и будем тут киснуть? Давайте-ка пить кофе, угощаться пирожными, а после споем "Вот Рождество пришло!". А то вашему братику не понравится такой скучный день.
        Альва зажгла свечки во всех подсвечниках, и в комнате стало по-рождественски празднично.
        "Наверно, если постараться, то можно вообразить, будто у нас все, как надо", - подумала Мадикен. Но когда они уже принялись за кофепитие, вдруг зазвенел звонок, Мадикен побежала отворять дверь и увидала, что на крыльце отряхивается от снега какая-то женщина. Это пришла городская акушерка фру Экберг, она всегда приходит в дом, когда должен родиться ребеночек, будь то сочельник или Иванов день.
        - Как у вас совпало! - говорит она. - И аист, и Юльтомте в один и тот же день! Вот замечательно-то, правда?
        Мадикен с ней не согласна. И в аиста она тоже не верит. Она уже знает, что не аисты приносят детей. В глубине души она сомневается и в Юльтомте, но в него уж очень хочется верить, и Мадикен решила, что будет верить в него как можно дольше.
        Странный у них получился сочельник! Папа беспокойно расхаживает туда-сюда по всему дому, то и дело бегает наверх в спальню и возвращается ужасно встревоженный.
        - Да успокойтесь вы! - говорит Альва. - У меня было семеро младших братьев и сестер, так что я-то уж знаю, как это будет. Наберитесь побольше терпения, и все будет хорошо.
        - Да, - говорит папа. - Будем надеяться!
        Но глядя на него - не заметно, чтобы он успокоился.
        Альва собирает корзинку с рождественским угощением, и Мадикен с Лисабет, как обычно, отправляются поздравлять Линус Иду. Так было во все прежние сочельники.
        - А у меня совсем скоро будет маленький братик! - говорит Лисабет Линус Иде.
        - Да что ты? - отвечает Линус Ида. - А как же Мадикен? Разве у нее не будет тоже маленького братика?
        - Нет, - говорит Лисабет. - У нас будет только один братик. Он у нас будет общий!
        - Какой ты все-таки еще ребенок, Лисабет! - говорит Мадикен.
        Линус Ида хотела им спеть "Скачет рыцарь святой Мартин", но Мадикен не может спокойно сидеть, сегодня они очень торопятся домой.
        - Мы в другой раз придем. Счастливого Рождества! - говорит она на прощание, и девочки уходят.
        На улице они встречают Мию. Она ходила в лавку за молоком. Мия идет хмурая, опустив голову. Но, заметив Мадикен, она радостно заулыбалась.
        - Счастливого Рождества! - говорит Мадикен.
        - И вам того же! - говорит Мия. - А нам в благотворительном обществе выдали окорок. Вкусно - с ума сойти! Маттис так за него принялась, что скоро, наверно, весь стрескает.
        Мадикен подумала, что очень грустно и странно, когда одни люди почему-то получают подарки от Юльтомте, а другие - от благотворительного общества. Окорок - это, конечно, хорошо, но жаль, что Мия ничего не получила в придачу. Ей тоже, наверно, хочется получить настоящий рождественский подарок. Мадикен задумалась, нет ли у нее чего-нибудь, что можно подарить Мии. Она порылась в карманах, но там не нашлось ничего подходящего. И вдруг Мадикен вспомнила: у нее же есть золотое сердечко! Она быстро сняла со своей шеи тоненькую цепочку.
        - Вот тебе подарок на Рождество, если хочешь! - говорит Мадикен и сует Мие сердечко на цепочке.
        Мия застыла от изумления. Но прежде чем она успела осознать свое счастье, Мадикен и Лисабет были уже далеко.
        - Ты с ума сошла, Мадикен! - говорит Лисабет. - Разве можно было отдавать золотое сердечко?
        Мадикен уже и сама страшно жалеет, что так сделала. Золотое сердечко - самая лучшая вещь, какая у нее есть. И как это у нее хватило глупости отдать такое сокровище?
        Сначала Мадикен приуныла, а потом вдруг вспомнила, что сказала Линус Ида. Она сказала, что тому, кто дает бедным, Бог воздаст вдесятеро больше. Если это правда, то у Мадикен скоро будет десять золотых сердечек. Скорее всего, она их получит в подарок на Рождество. Ну если не десять, то хотя бы три или четыре.
        Лисабет потрогала свое золотое сердечко. Она очень довольна, что оно при ней осталось. С сочувствием посмотрев на Мадикен, Лисабет говорит:
        - А мне жалко тебя. У тебя больше нет сердечка.
        - Ха-ха, - говорит Мадикен. - Мне теперь подарят на Рождество сразу десять сердечек. Так сказано в Библии.
        Лисабет очень заинтересовалась и потребовала объяснений, а когда поняла, что к чему, хотела бежать обратно и подарить свое тоже. Но Мадикен ее не пустила.
        - Вот еще! - говорит Мадикен. - Уж как-нибудь я с тобой поделюсь!
        И девочки припустили домой: вдруг там без них уже что-нибудь случилось!
        Но нет, там было все по-старому.
        За обедом, когда на стол поставили котелок с бульоном из-под окорока, чтобы макать хлеб, на мамином месте сидела за столом фру Экберг. Она - хорошая женщина и не виновата в том, что она - не мама. Но Мадикен в душе желает, чтобы она скорее исчезла с глаз долой, потому что совсем не дело, когда за рождественским столом сидит чужая тетка.
        После обеда Мадикен пошла в Люгнет отнести подарок для Аббе. Она решила подарить ему книжку, которую откопала на чердаке. Там стоит целый сундук, набитый старыми книгами. Книжка называется "Среди пиратов и разбойников". Судя по картинке на обложке, она должна быть страшная.
        - Это, кажется, что-то интересное! - сказал Аббе.
        Аббе почти совсем выздоровел и уже понемногу печет крендельки. Он вовремя поправился, потому что перед Рождеством крендельки лучше всего раскупаются.
        Дядя Нильссон взял кулек и доверху насыпал в него крендельков. Он собрался сам отнести их в дом бургомистра. Тот на Рождество всегда щедро приплачивает сверх положенного, а в придачу, как уверяет дядя Нильссон, может подарить еще и сигару.
        - Только ты, пожалуйста, нигде не задерживайся! - озабоченно говорит тетя Нильссон.
        Дядя Нильссон гладит ее по щечке.
        - Цвети спокойно, красуйся безмятежно, мой свет, моя лилея! - говорит дядя Нильссон и уходит.
        Так уж повелось, что в сочельник папа и Мадикен, когда стемнеет, идут прогуляться по городским улицам. Эта прогулка стала для них частью праздника, как елка и рождественские подарки. В церкви сейчас рождественская служба. Туда ходят мама, и Лисабет, и Альва. А папа никогда не ходит в церковь. Он тоже - язычник, вроде дяди Нильссона. Значит, так и надо, считает Мадикен, потому что другого такого доброго и хорошего язычника, как папа, не найдешь в целом свете. Мадикен очень любит эти прогулки с папой по сочельникам, она бы их ни на что не променяла. А вдруг папа сегодня не захочет гулять? На этот раз вообще какой-то странный сочельник, все делается не так, как положено. И Мадикен, не откладывая, побежала спрашивать папу.
        Папа говорит, что пойдет. Он уже стоит в прихожей и ждет, когда будет готова Мадикен.
        - Пойдем, дочка! - говорит папа. - Мама хочет немножко от нас отдохнуть.
        Лисабет и Альва уже давно отправились в церковь. По всему городу звонят колокола. Мадикен и папа идут своей привычной дорогой под колокольный звон, как ходили во все прежние сочельники. Они проходят по кривым узеньким улочкам с приземистыми домишками, почти такими же низенькими, как домик Линус Иды. Если хочешь скатать снежок, можно протянуть руку и подхватить снегу прямо с крыши. Здесь на улицах не горят фонари, зато в домах светятся все окна. У тех, кто там живет, на окнах нет жалюзи; наверно, им безразлично, что с улицы все видно.
        - Мы с тобой идем и нахально заглядываем в чужие окна, - говорит папа. - Заметила, что здесь все не так, как в Юнибаккене?
        Да уж, куда этим домам до Юнибаккена! "А все-таки у них красиво", - думает Мадикен. Не везде, конечно, но кое-где хорошо. Пускай там довольно бедно и тесно, и маловато вещей, и детям негде как следует поиграть и повозиться, но видно, что к Рождеству все постарались украсить свое жилище. Хотя есть и очень убогие комнатушки.
        - Я бы тут не хотела жить! - говорит Мадикен.
        - Еще бы! - говорит папа.
        А все-таки и здесь красиво, когда на улице лежит снег и крыши у домов белые. Папа тоже так думает. Мадикен, кажется, могла бы гулять здесь часами. Наконец-то она почувствовала Рождество! Ей даже не хочется домой: там сидит акушерка, и вообще тоска. Но папа говорит, что пора возвращаться.
        - А хорошо жить в Юнибаккене! - сказала Мадикен, когда впереди показался родной красный дом среди заснеженных деревьев, над которыми мерцали звезды. Все окна ярко освещены, и с улицы кажется, будто это - обычный сочельник, точно такой, как все предыдущие.
        Из Люгнета тоже льется свет. А еще Мадикен замечает какой-то слабенький огонек на снегу возле калитки. Может быть, Аббе сделал светильник из снега? Что там мерцает в темноте?
        - Ты иди домой, - говорит Мадикен папе, - а я скоро приду.
        Надо же ей разобраться, что светится на снегу!
        А это светится огонек сигары, которую курит дядя Нильссон. Разлегшись на снегу, он спокойненько покуривает. Мадикен даже испугалась.
        - Почему ты тут лежишь, дядя Нильссон?
        Дядя Нильссон вынимает сигару изо рта.
        - Да вот, видишь ли, дорогая Мадикен, слухом земля полнится, будто бы кто-то свалился и лежит на снегу. И кажется, это был я.
        - Ты болен, дядя Нильссон? - спрашивает его Мадикен.
        - Да нет! - отвечает дядя Нильссон. - Пьяный я. Ну не то чтобы уж совсем, но вот подняться не могу, боюсь, как бы не повредить сигару. Поэтому я хочу ее сначала выкурить. Но если ты будешь так добра и сбегаешь за моим Чучелом, я буду тебе очень признателен. Скажи ей, что мне нужна подмога.
        - Бедная тетя Нильссон! - говорит Мадикен сердито.
        Но дядю Нильссона это нисколько не смущает. Он лежит как ни в чем не бывало и между затяжками декламирует:
        И вот я засыпаю,
        Глядя на россыпь
        Сияющих звезд...
        - Ладно уж, сбегаю! - говорит Мадикен еще сердитее, идет к Нильссонам и приводит тетю Нильссон.
        Ну до чего же странный сочельник! Мадикен и Лисабет ложатся спать рано, как в самый обыкновенный будний день.
        - Как будто это какой-нибудь вторник в октябре или вообще незнамо что такое! - сказала Мадикен, когда вместо мамы в детскую пришла Альва, чтобы подоткнуть девочкам одеяла и пожелать им спокойной ночи.
        А Лисабет даже рассердилась на братика:
        - Вот глупый мальчишка! Зачем он нам такой нужен!
        - Да уж! И в кого он только уродился такой копуша! - говорит Мадикен.
        Девочки засыпают.
        А утром, едва проснувшись, они вдруг услышали жалобный плач. Ой, кажется, и правда - кричит ребеночек!
        - Братик родился! - завопила Лисабет.
        И тут в дверях появляется папа, он улыбается.
        - Хотите посмотреть на сестричку? Тогда пойдемте!
        Мадикен и Лисабет от удивления так и разинули рот.
        - Вот тебе и братик! - сказала Мадикен, опомнясь от неожиданности. И они бегом помчались в спальню. А там мама сидит на кровати и держит сестричку, и сестричка уже не кричит.
        - А почему она кричала? - сразу спросила Лисабет.
        - Она хотела, чтобы вы пришли и поздоровались с ней, - отвечает мама. - Она вас дожидается уже несколько часов.
        Сестричка оказалась такая прелесть, что просто не описать словами! У нее длинные черные волосики и ясные голубые глазки, а когда Мадикен и Лисабет уселись рядом на краю кровати, она очень серьезно на них посмотрела, как будто все понимает - и про Юльтомте, и вообще все на свете.
        - Наверно, она думает: "Куда это я попала?" - говорит Лисабет.
        Обеим девочкам дали по очереди немного подержать сестренку. Когда Мадикен взяла ее на руки и почувствовала, какая же она маленькая, у нее даже сердце зашлось, и она подумала: "Как это получается, что едва увидишь такую крошку, как с первого взгляда сразу полюбишь ее так сильно?" Ей даже не хотелось отдавать сестренку маме.
        - Посмотрите, как она похожа на маму! - говорит папа. - В точности ее носик! Видите? Это же маленькая Кайса! Потому мы так ее и назовем!
        Мама гладит Кайсу по черненьким волосикам.
        - Ну и что, если у тебя, малышка, будет мой нос! Главное - чтобы ты душой была в папу и чтобы у тебя было его сердце. Вот чего я желаю.
        Второй день рождественских праздников тоже получился довольно странный. Но хороший. Так решили Мадикен и Лисабет. Они посмотрели, как Кайса кушает, поплясали с Альвой и папой вокруг елки, потом посмотрели, как Кайса купается и как она кричит, и спели для Кайсы рождественские песни, и слепили у нее перед окном снежный светильник, чтобы Кайса посмотрела, что это такое. Когда они зажгли свечку, папа поднес Кайсу к окну.
        - Наверно, она ничего красивее еще не видала в жизни! - говорит Лисабет.
        А потом наконец появились сани Юльтомте. Он приехал по дороге, которая идет из Аппелькюллена. По реке в этот год нельзя было ехать, она еще не замерзла.
        Разбирать подарки пришлось в спальне. Это тоже странно. А самое странное, что Мадикен не получила в подарок ни одного золотого сердечка! Но она нисколечко не огорчилась, потому что было много всего другого.
        - Ты получила какое-нибудь блаженство? - спросила Лисабет, когда все подарки были розданы.
        Мадикен подумала. Она получила книжки, и новые лыжи, и бумажных куколок, и настольную игру, и почтовую бумагу, и платьице, и тортик из марципана. Все это замечательно, но настоящего блаженства среди подарков как будто бы и нет. Однако нельзя же требовать, чтобы каждый год тебе доставалось блаженство! Мадикен и так вполне довольна.
        Лисабет тоже сомневалась, можно ли что-нибудь из ее подарков считать настоящим блаженством. И вдруг Мадикен с торжеством говорит:
        - А как же! И ты получила блаженство, и я тоже! У нас же есть теперь Кайса.
        Лисабет засмеялась от радости:
        - Верно! У нас же есть Кайса!
        СОЛНЦЕ МАЙСКОЕ СИЯЕТ
        Кайса - это такое блаженство, от которого с каждым днем в доме становится все больше и больше радости! Скоро она уже научилась поднимать головку, потом стала вдруг смеяться, потом вдруг увидела свои ручки и принялась их подолгу разглядывать, как будто это какое-то невиданное чудо. Что бы ни делала Кайса - чудесно и удивительно. Она всегда мила - и когда зевает, и когда кричит. И все ее любят.
        - Какая же ты у нас сладенькая! - говорит Альва. - Так бы тебя, кажется, и украла!
        А Кайса хохочет, словно она понимает, что сказала Альва.
        "Какая счастливая Лисабет! - думает Мадикен. - Она может целый день проводить с Кайсой".
        А Мадикен опять ходит в школу. Чтобы побыть с Кайсой, Мадикен должна пораньше приходить из школы, и она старается нигде не задерживаться. Едва ступив на порог, она уже спрашивает:
        - А где Кайса?
        Кайса часто спит в своей колясочке. Хотя Линус Ида и старается отговорить маму от такого безумства.
        - Никак вы решили уморить ребенка? - спрашивает она. - Право слово, никогда еще не видала, чтобы младенца зимой выставляли на улицу!
        Но мама только смеется. Кайса возвращается с прогулки вся румяненькая, свеженькая, и от нее чудесно пахнет.
        - Ну, посмотри сама, - говорит мама Линус Иде. - Разве она не похожа на румяное яблочко?
        Тут Лисабет идет в прихожую и разглядывает себя в зеркало.
        - А правда, я ведь тоже похожа на румяное яблочко? Только я покрупнее.
        Ей кажется, что с Кайсой слишком много возятся, и вечером, забравшись к Мадикен в постель и примостившись у нее на плече, Лисабет иногда спрашивает:
        - А ты Кайсу любишь больше, чем меня?
        И Мадикен отвечает, что вовсе даже нет. Только она любит обеих сестренок по-разному. Кайсу - по-своему, а Лисабет тоже по-своему, но очень, очень сильно!
        - Ну а ты-то кого любишь? - спрашивает Мадикен.
        - Я тоже люблю Лисабет очень-очень сильно и по-всякому! - говорит Лисабет, заливаясь смехом. - И тебя тоже! И Кайсу! И маму! И папу! И Альву! И Сассо, и Госю! И Мартина Берглунда чуточку! И тоже всех по-разному.
        Река покрылась льдом, потом лед сошел. Еще недавно Мадикен и Лисабет бегали по нему на коньках, строили у дровяного сарая снежную крепость, а теперь уже снег растаял, и лед тоже. Выглянул первый подснежник, в один прекрасный день зацвели фиалки, и вдруг настала весна. И вот уже на дворе - последний день апреля. Надо же, как быстро прошел целый год!
        - Мама, можно мне вечером пойти в новых лаковых туфельках? - спросила Мадикен уже за завтраком.
        - Надевай, если хочешь испортить в первый же день, - говорит мама. - Знаешь, надень-ка ты лучше старые сандалии! В них лучше всего бегать вокруг костра.
        Мадикен вспомнила, что случилось на Майском костре в прошлом году, и не стала спорить с мамой.
        На этот раз мама и папа тоже решили пойти посмотреть на Майский костер. И Кайса тоже пойдет.
        - Надо же ей посмотреть на костер, чтобы знала, какой он красивый! - говорит папа.
        - Да, - говорит Лисабет, - чтобы все посмотрели, какая у нас красивая Кайса!
        И Мадикен подумала, что Лисабет высказала очень правильную мысль.
        - И тогда они, наверно, скажут, как тогда Линдквист: "Я увидел маленького человечка!" Ты еще помнишь?
        - Помню, конечно! - говорит Лисабет. - Но теперь-то я уже большая.
        Папе пора идти в газету. Сегодня он пойдет один, Мадикен его не провожает, потому что ей не надо в школу.
        - Да, кстати о Линдквисте! - говорит папа. - Его, беднягу, скоро отправят в больницу. Его нельзя больше оставлять одного в хибарке, где он живет. Он становится опасен и самому себе, и окружающим.
        Альва очень жалеет Линквиста.
        - Бедненький дурачок! - говорит она. - Надеюсь, что в больнице ему хоть табачку дадут понюхать. Это же его единственная радость!
        Альва уходит в прачечную, сегодня у нее стирка. Но вечером она тоже, конечно, пойдет на Майский костер.
        Мама обещала сегодня пойти с Лисабет в город и купить ей ранец и пенал. Такое важное дело нельзя откладывать на последнюю минуту. В школу, правда, идти только через четыре месяца, но Лисабет уже ходила записываться, и теперь она, можно сказать, уже школьница. А ранец - это ее давняя мечта.
        - Я хочу заранее все приготовить, - говорит Лисабет.
        Мадикен остается дома, чтобы присматривать за Кайсой.
        - Она, наверно, проспит до нашего возвращения, - говорит мама. - Но на всякий случай ты все же за ней приглядывай.
        Сегодня один из первых теплых весенних дней. Мадикен сидит на кухонном крыльце, поглядывая на коляску, которая стоит под вишней, она читает про тайны заколдованного замка. В этой книге много страшного, но даже привидение старого замка не кажется таким жутким при ярком солнечном свете.
        У Госи в первый раз родились котята. Она разлеглась на соседней ступеньке, нежится на солнышке и тоже приглядывает за своими детьми, точь-в-точь как Мадикен. У Госи трое котят. Они прыгают и играют около крылечка и понарошку охотятся. Мадикен очень нравятся котята, она такие хорошенькие! Жаль только, что скоро их придется отдать. Мама не хочет оставлять в Юнибаккене еще одну кошку. Одного котенка отдадут Линус Иде, другой будет жить на скотном дворе в Аппелькюллене. Неизвестно, кому достанется третий, черненький. Может быть, его отдадут учительнице, если она захочет.
        Мадикен снова погружается в книжку. Какие ужасы творятся в заколдованном замке! Вот из потайного хода, гремя цепями, выходит скелет и появляется в опочивальне молодой графини. Неудивительно, что та чуть было с ума не сошла и пронзительно вскрикнула.
        Крик! Рядом тоже кто-то кричит. Это - Кайса! Оторвавшись от книжки, Мадикен подняла голову и увидела... Кто же это такой стоит перед ней и держит на руках Кайсу? Кто выхватил ее из колясочки, где она мирно спала? Это какой-то высокий дядька с длинными белыми волосами. Он стоит спиной к Мадикен. Но вот он оборачивается. Караул! Да это же Линдквист!
        Мадикен не боится лазить по деревьям, карабкаться по крышам, но Линдквист - другое дело! Она так перепугалась, что у нее все похолодело внутри и пропал голос. Она даже не может крикнуть "Помогите!". Что делать?
        Наконец Мадикен заговорила дрожащим голосом:
        - Это... это моя сестричка, ей надо спать!
        Линдквист посмотрел на Мадикен бессмысленным взглядом.
        - Уж это мне решать, - говорит он. - Она не твоя, она теперь моя!
        - Не-е-ет! - отвечает Мадикен, стараясь говорить твердо.
        Линдквист строго нахмурился:
        - Не спорь со мной! А то я не знаю, что тогда сделаю! Она - моя. Должна же быть на земле справедливость!
        А Кайса кричит. Линдквисту это не понравилось, и он ее потряс.
        - Замолчи! У меня в ушах звенит от твоего крика. Замолчи, тебе говорят!
        У Мадикен сердце сжалось от страха. Ведь если Кайса не замолчит, Линдквист может разозлиться и покалечить ее своими огромными ручищами. Ах, хоть бы Альва пришла! Мадикен хочет ее позвать, но боится рассердить Линдквиста. Мадикен должна сама спасти Кайсу, без посторонней помощи.
        - А зачем вам, господин Линдквист, нужен ребеночек? - спрашивает Мадикен тем же чужим и непривычным голосом.
        - Все у меня померли, понимаешь? - говорит Линдквист. - Все померли, и мне нужно что-то живое, что шевелится.
        Затем он опять потряс Кайсу:
        - Перестань кричать! Сказано тебе, замолчи!
        Кайса не привыкла, чтобы ее трясли, она раскричалась еще пуще прежнего. "Миленькая Кайса, неужели ты не можешь помолчать! - думает Мадикен. - Ну что же мне делать?" И тут она увидела рядом с собой играющих котят. Они ведь живые и вовсю шевелятся!
        Дрожащими руками Мадикен берет черненького котенка и, хотя у нее даже ноги дрожат, направляется к Линдквисту.
        - Поглядите! - говорит Мадикен. - Он живой, и шевелится, и не кричит. Давайте меняться!
        - Нет уж! - говорит Линдквист.
        Кайсу он держит, как мешок под мышкой. Ей совсем не нравится такое обращение, и она от возмущения совсем зашлась криком. Линдквист недовольно посмотрел на Кайсу, потом на котенка, которого держит Мадикен. Тот перебирает лапками, вырывается из рук, он царапается и хочет вскарабкаться повыше.
        - Ладно, бери! - говорит наконец Линдквист. - Давай мне котенка и забирай эту крикунью!
        Мадикен кладет котенка на протянутую ладонь Линдквиста. Но Линдквист уже успел передумать и не хочет отдавать Кайсу.
        - Я себе оставлю обоих! - говорит он.
        - Нет уж! - отвечает Мадикен. - Крикунью надо отдать мне. Должна же быть на свете справедливость!
        Это и Линдквисту понятно. Он ведь сам тоже так считал. Он швыряет Кайсу на руки старшей сестре, словно та не ребенок, а мешок тряпья, который можно кидать как попало. Котенок уже барахтается в его бороде, Линдквист доволен:
        - Ишь ты, какой хороший! - говорит он.
        Он даже не заметил, как Мадикен убежала с Кайсой. Линдквист счастлив. Получив котенка, он отправился восвояси.
        А в прачечной в это время сидит на перевернутом корыте Альва, качая в объятиях двух человеческих детенышей. Мадикен рыдает и всхлипывает. А Кайса воркует и радуется, ей тут хорошо и уютно.
        - Поплачь! Поплачь хорошенько! - говорит Альва. - Горе надо выплакать, не то потом будут сниться кошмары.
        И Мадикен долго проплакала, пока не кончились все слезы.
        Тогда она слезла с Альвиных колен.
        - Маме лучше об этом не знать, - говорит Мадикен.
        Альва согласилась:
        - Правильно! Иначе она только будет зря нервничать. А Линдквиста, дурачка убогого, и без того посадят под замок.
        Потом Мадикен помогла Альве развешивать белье на веревке, натянутой между березами. Кайса лежит рядом в колясочке, смотрит, как над ней колышутся голые ветки, и воркует от удовольствия. Кто-кто, а уж она-то совсем забыла про Линдквиста!
        На кухонном крыльце лежит Гося, а вокруг нее возятся все три котенка. Бедный Линдквист! Он даже одного несчастного котенка не сумел удержать, хотя у него такие огромные ручищи! "А все-таки его жалко!" - подумала Мадикен.
        - Скажи, Альва! А мы с тобой не можем посылать ему в больницу табак? - спрашивает она.
        - Можем! - отвечает Альва. - Мы ему столько табаку пошлем, чтобы он нюхал сколько захочет и еще осталось в запасе.
        Мадикен задумчиво смотрит перед собой.
        - Это хорошо! А то мне не верится, что он когда-нибудь найдет себе что-то живое!
        Альве тоже не верится. Повесив последнее полотенце, она подозрительно посмотрела на солнышко, потому что оно перестало сверкать, и небо словно затуманилось.
        - Скорей бы уж сохло белье. Похоже, что к вечеру будет дождь. Так что пойдем на Майский костер под зонтиками.
        Вот и кончился этот день. Наступает вечер, пасмурный и теплый, и весь Юнибаккен отправляется на встречу весны. Мадикен и Лисабет торжественно везут Кайсу на первый в ее жизни Майский костер. Такое важное событие помогло Мадикен забыть то страшное, что ей пришлось пережить нынче утром. Оно стерлось из памяти, точно ничего и не было. Сейчас Мадикен думает об одном - как она покажет людям Кайсу. Не слепые же они, чтобы не заметить "маленького человечка" в колясочке и не удивиться этому чуду. Но люди не замечают. Вот дурачки-то! Все только и ждут, когда наконец трубочист подожжет костер и запоет мужской хор. Им, видите ли, некогда полюбоваться на Кайсу!
        - Тоже мне, невидаль! На младенцев все и без вашего давно насмотрелись, - говорит Мия.
        Только она да Маттис взглянули на Кайсу. Однако даже Мия не понимает, какое чудо эта малютка! Но тут подошел Аббе. Он любит малышей и с любопытством заглянул в колясочку. Мадикен довольна - Аббе долго рассматривает ее сестренку. Кайса тоже довольна. Она гукает и хохочет.
        - Глянь-ка! А ведь я ей понравился! - говорит Аббе. - Впрочем, меня все девчонки любят. По крайней мере, в Юнибаккене. Только Альва не в счет. Про нее - не знаю!
        Но с Альвой все ясно - она не спускает с трубочиста глаз. И трубочист ей подмигнул. Мадикен заметила. Вообще-то нечего ему подмигивать! Вокруг него суетятся все пятеро его ребятишек, с нетерпением ожидая, когда он зажжет костер. Так что пора бы ему перестать подмигивать!
        - Ничего я с собой не поделаю! - говорит Альва. - Слабость у меня к этому парню.
        А вон и дядя Нильссон идет неторопливой походочкой. Он такой шикарный - в черном пальто и шляпе, с тросточкой и сигарой. Немного позади идет тетя Нильссон.
        - Какой вечер! - говорит дядя Нильссон, попыхивая сигарой. - А жизнь-то так и играет! Я давно замечаю, что весной особенные вечера.
        Мадикен это тоже замечает, да еще и как замечает! И неважно, что вечер выдался темный и пасмурный, все равно чувствуется весна, в воздухе пахнет весной, настоящая весна пришла!
        "Неважно, если пойдет дождик! - думает Мадикен. - Весенний дождик, он же теплый. Даже название у него теплое! Пускай идет весенний дождик! Конечно, от дождя развезет землю и сандалии запачкаются в грязи. Но это ничего! - думает Мадикен. - Пускай их пачкаются! Они же старенькие!"
        - Интересно, помнят ли они еще, какие были красивые в прошлом году? - спрашивает она сестру.
        - Кто - помнит? - Лисабет не поняла, о чем говорит Мадикен.
        - Да мои сандалии! Какая я добрая, что дала им два раза посмотреть на Майский костер!
        Лисабет расхохоталась:
        - Смотри, берегись Мии! А то как бы тебе опять не пришлось скакать домой на одной ножке!
        - Уж как-нибудь не поскачу! - говорит Мадикен. Она ведь теперь подружилась с Мией. Девочки сговорились, что будут бегать вокруг Майского костра наперегонки. Скорей бы трубочист зажигал!
        Наконец он поджигает костер. Это великий миг. Все закричали: "Ура!" Мадикен торопливо вынимает из колясочки Кайсу.
        - Видишь костер, Кайса? Это называется - Майский костер. Так люди встречают весну! Ты понимаешь?
        Пламя взмывает к темному небу, трещат поленья, летят искры. И вот грянул мужской хор:
        Сияет майское солнце!
        И тут начался дождь.
        ПРИМЕЧАНИЯ
        "Мадикен и Пимс из Юнибаккена". Повесть. Впервые на шведском языке: Lindgren A. Madicken och Junibacken Pims. Stockholm, 1976.
        Впервые на русском языке (перевод И. Новицкой) в книге: Линдгрен А. Мадикен и Пимс из Юнибаккена. М., Детская литература, 1990.
        Новый перевод И. Стребловой впервые опубликован в Собрании сочинений Астрид Линдгрен. Т. 2. СПб.: Изд-во "Атос" и "Библиотека "Звезды"", 1994. Перевод осуществлен по первому шведскому изданию.
        Л. Брауде
        МАДИКЕН ЧУВСТВУЕТ, КАК В НЕЙ ИГРАЕТ ЖИЗНЬ
        ЧТО ЗНАЧИТ - БЕДНОСТЬ БЕЗЗАЩИТНА?
        МАМИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
        МИЯ
        ЛЕТНЯЯ ВОШЕБОЙКА
        В ДЕРЕВНЕ НЕ ТАК УЖ ОПАСНО, КАК ДУМАЕТ МАМА
        АЛЬВА ИДЕТ НА БАЛ
        МОЙ СЫН - БРАВЫЙ ЛЕТУН
        МАДИКЕН И ЛИСАБЕТ ДОЖДАЛИСЬ БЛАЖЕНСТВА
        СОЛНЦЕ МАЙСКОЕ СИЯЕТ