Теодосия И Магия Египта Волшебные Приключения Девочки Археолога, №01 Теодосия И Сердце Египта- библиотека РусЛит

        Теодосия и Сердце Египта Робин ЛаФевер
        Теодосия и магия Египта. Волшебные приключения девочки-археолога #1
        Меня зовут Теодосия, и мне 11 лет. Мои мама и папа - египтологи и работают в лондонском Музее легенд и древностей. Всю свою жизнь я провела в этом музее и знаю каждый его закоулок, с закрытыми глазами могу найти любой саркофаг, мумию… Хотя, честно говоря, их лучше не искать. Я обладаю особым магическим даром - вижу проклятия, начертанные невидимыми иероглифами на древних артефактах. А уж эти артефакты мама притаскивает в музей в большом количестве. Так что в мои обязанности входит не только правильно расставлять всякие безделушки по полочкам в хранилище музея, но и противостоять могущественным темным силам. Признайтесь, непростая задачка для одиннадцатилетней девочки, а?
        Когда в музей попал легендарный амулет - Сердце Египта, Теодосии пришлось не сладко. Ведь в этом амулете, найденном в одной из древних гробниц, содержится великое зло и черная магия, которых бы хватило, чтобы стереть Британскую империю с лица земли!
        Робин Лафевер
        Теодосия и Сердце Египта
        Всем умненьким девочкам, которым кажется, что их никто не слушает.
        И очень, очень смышленой Кейт О'Салливан, которой так нравится всех поучать.
        Часть первая
        Сюрприз от мамы

17 декабря 1906
        Я не верю Клайву Фагенбушу.
        Разве можно доверять человеку с такими густыми, черными, как щетка, бровями и от которого пахнет вареной капустой и маринованным луком? Кроме того, я подозреваю, что он что-то замышляет. Более того, мне кажется, что это, как обычно, имеет какое-то отношение ко мне самой.
        Но что может возразить одиннадцатилетняя девочка второму помощнику хранителя, даже если она дочь Главного хранителя музея и к тому же умнее большинства своих сверстниц. Во всяком случае, именно так обо мне обычно говорят, и, честно признаться, я не принимаю это за комплимент. Насколько мне известно, взрослым нет никакого дела до того, насколько умны дети.
        Взрослые всегда сами по себе и держатся вместе, а на детей обращают внимание только тогда, когда они болеют или сильно поранятся.
        Во всяком случае, со мной дело обстоит именно таким образом. Мой отец служит Главным хранителем Музея легенд и древностей, второго по величине во всем Лондоне. Вот почему почти все время я провожу, слоняясь одна по этому старому зданию. Мне не обидно. Правда. Ну, разве что немножко. Конечно, мне было бы приятно, если бы папа хоть иногда вспоминал о моем существовании… Однако у меня и без этого есть чем заняться. Музей хранит в себе столько тайн, а у меня, как оказалось, имеется способность выискивать их. Кроме того, я чувствую древние проклятия. Вы даже не представляете, сколько в музее вещей, заряженных злой, черной египетской магией.
        Да взять, к примеру, хотя бы ящик, который привезли от мамы сегодня утром.
        Услышав звонок, я поспешила вниз, к задней двери, которую уже начали открывать двое наемных служащих музея, Дольдж и Суинни. Сквозь открывшуюся дверь внутрь начал просачиваться желтый, похожий на жидкий пудинг, туман - знаменитый лондонский смог. Снаружи у дверей переминался возле своей телеги и дул на озябшие пальцы извозчик. Над облучком, с которого он спрыгнул, горели фонари, похожие в густом тумане на два размытых светлых шара. Суинни выскочил наружу, и они вместе с извозчиком сняли с телеги и потащили в музей большой ящик.
        Когда они проходили мимо меня, я наклонилась, чтобы прочитать этикетку - ящик прибыл из Египта, из города Фивы! Значит, это первый ящик, который мама послала по морю из Долины Царей! Первый, но, надо полагать, далеко не последний.
        Как только ящик поставили на пустой рабочий стол, извозчик поправил съехавшую с головы кепку и поспешил назад, к своей телеге. Дольдж с громким лязганьем закрыл за ним входную дверь.
        К этому времени вниз спустились хранители музея. Они встали вокруг стола и приготовились наблюдать за тем, как папа открывает ящик. Просунувшись ближе к столу, я увидела, что папа вновь не надел перчатки. Мои-то перчатки были на мне.
        - Папа!
        Он обернулся, не отрывая рук от ящика, и спросил:
        - Что, Теодосия?
        - Не боишься занозить руки?
        Все стоявшие возле стола взрослые обернулись и как-то странно посмотрели на меня.
        - Глупости, - сказал папа.
        Разумеется, занозы были тут совсем ни при чем, они меня совершенно не волновали, но не могла же я сказать отцу, что меня на самом деле беспокоит!
        Взрослые вновь перенесли все свое внимание на ящик, а я начала протискиваться к отцу, надеясь добраться до него раньше, чем он притронется к тому, что прислала мама. Мимо Дольджа и Суинни мне удалось пробраться без проблем, а вот с Фагенбушем оказалось сложнее. Он недовольно покосился на меня, я ответила ему таким же взглядом.
        Оказавшись, наконец, рядом с отцом, я залезла в кармашек своего передника - в этот момент папа как раз погрузил свои ладони внутрь ящика. Я осторожно вытащила свой маленький амулет-оберег и опустила его в карман папиных брюк. К сожалению, сделать это незаметно мне не удалось. Папа оторвался от ящика и сердито взглянул на меня.
        - Что ты тут делаешь?
        - Ничего. Просто хотела рассмотреть получше. Я же здесь самая маленькая, ты же знаешь, папа, - ответила я и, чтобы переключить его внимание снова на ящик, спросила, вытягивая шею: - Как ты думаешь, что нам мама прислала на этот раз?
        - Именно это я и пытаюсь, наконец, увидеть, - нетерпеливо сказал папа и тут же, к счастью, забыл обо мне, потому что снова погрузил руки внутрь ящика и осторожно, торжественно вытащил оттуда прелестную черную статую кошки. Я знала, что эту кошку зовут Бастет, и она считалась у древних египтян богиней плодородия и домашнего очага.
        Стоило мне взглянуть на статуэтку, как по всему позвоночнику у меня побежали мурашки - казалось, тысячи жучков вышли на парад и идут у меня вдоль спины, перебирая своими ледяными лапками. Моя дремавшая под рабочим столом кошка Исида - настоящая, живая - тоже взглянула на статую, громко мяукнула и тут же скрылась в неизвестном направлении. Я поежилась. Да, мама вновь прислала в музей предмет, буквально переполненный древней злой темной магической силой.
        - С тобой все в порядке, Тео? - спросил меня первый помощник хранителя по имени Найджел Боллингсворт. - Тебя лихорадит, ты не заболела?
        Он посмотрел на меня внимательно и сочувственно, не то что стоявший рядом с ним Фагенбуш - этот покосился так, словно я была какой-то дрянью, которую притащила сюда с помойки моя Исида.
        - Спасибо, мистер Боллингсворт, со мной все хорошо, - ответила я.
        Да, все действительно было бы хорошо, если бы только не этот поток черной магии, разливавшийся от нового музейного экспоната, на котором лежало проклятие.
        Разумеется, мама не могла понять, что эта статуя проклята. И папа тоже не мог. Это, похоже, не в их силах.
        Ничего не заметил и никто из стоявших возле стола помощников, кроме, пожалуй, этой крысы Фагенбуша. Его лицо покраснело, а длинные костистые пальцы непроизвольно зашевелились. Но с другой стороны, таким Фагенбуш выглядел довольно часто, поэтому трудно было сказать, связано это с тем, что он увидел статую, или нет. Урод.
        Все же, насколько мне известно, я была здесь единственной, кто способен разглядеть скрытое в древних предметах зло и черную магию. А это означает, что мне и только мне предстоит разобраться в том, что за проклятие лежит на статуе Бастет и как снять его.
        Причем сделать это нужно быстро.
        Мама вернется с раскопок завтра и непременно привезет с собой для нашего музея массу новых вещей. Ящики с ними будут приходить друг за другом на протяжении нескольких следующих недель. Кто знает, сколько в них окажется предметов, на которые наложено проклятие или связанных с черной магией? Похоже, в ближайшие месяцы скучать мне не придется! Что ж, по крайней мере, все это время я смогу реже попадаться на глаза папе и маме, и то хорошо. Они ужасно не любят, когда я путаюсь у них под ногами, и сразу же заводят разговор о том, чтобы отослать меня в школу-интернат.
        Хотя проверка новой статуи на первом уровне - догадок и предчувствий - состоялась, нужно как можно быстрее провести тест второго уровня, с помощью логики и научных знаний.

* * *
        Такой случай мне представился, когда все сотрудники разошлись, чтобы приступить к своим повседневным обязанностям. Поскольку у меня таких обязанностей не было, мне удалось сначала отстать от всех, а затем незаметно вернуться назад.
        Первым делом я направилась к висевшим вдоль всех стен полкам и сняла с одной из них маленькую помятую канопу - египетскую погребальную урну. Она была действительно сильно повреждена и потому пылилась здесь, поскольку в таком виде не представляла для музея никакой ценности, а отреставрировать канопу ни у кого не доходили руки. В этой канопе я хранила воск - самый разный, от свечных огарков, сломанных печатей на письмах и так далее. Этот воск был нужен мне для проведения тестов второго уровня. Дело в том, что воск отлично впитывает в себя хеку - злую магическую силу.
        Я вынула из канопы несколько кусочков воска, аккуратно разложила их вокруг основания статуи и ушла.
        Вернувшись после обеда, я увидела, что весь воск вокруг статуи стал почти черным с неприятным зеленоватым отливом. Проклятье! Так быстро и так сильно воск у меня не темнел еще никогда. Что ж, придется прийти сюда еще раз и провести тест третьего уровня. К сожалению, этот тест можно проводить только при луне. Дело в том, что начертанные на предмете проклятия становятся видимыми человеческому глазу только в лунном свете.
        Само собой, рассматривать что-либо в лунном свете можно только ночью.
        А я ненавижу музей по ночам!
        Тест при лунном свете
        Эта ночь, по счастью, выдалась одной из тех, в которые папа настолько погружается в свои исследования, что совершенно забывает о том, что творится в доме. Такое повторялось четвертую ночь кряду и было мне только на руку.
        Перед самой полночью я пробралась в служебное помещение и оттуда вошла в музей. Газовые рожки на стенах были зажжены, но горели так слабо, что казались просто маленькими светящимися голубыми пятнышками, разбросанными на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль темного коридора. Слабенький свет керосинового фонаря, который я несла в руке, тоже не мог разогнать мрак, но даже это меня не пугало. Я подняла свободную руку и вцепилась в висевшие у меня на шее защитные амулеты - их было три.
        Папа говорит, что у меня слишком буйное воображение, но, поверьте, если подойти в глухой ночной час очень близко к урнам и саркофагам (чего я, разумеется, стараюсь не делать), то можно увидеть, как из них, словно струйки густого удушливого тумана, поднимаются опасные для живых мертвецы - египтяне называли их «акху» и «мут». Магические тексты и невидимые надписи на предметах, на которые наложено проклятие, тоже оживают, буквы срываются со своих мест, поднимаются в воздух, а затем разлетаются по темным углам. Согласитесь, разве могла я прийти сюда хотя бы без какой-нибудь защиты?
        Чтобы не привлечь к себе внимания злых духов, я осторожно шагала по полу в одних чулках - пол был холодный, и мои ноги вскоре заледенели.
        Разумеется, отец перенес ту ужасную статую в свою мастерскую на третьем этаже. Держась за стену, я начала подниматься по лестнице, стараясь делать это так, чтобы подо мной не скрипнула ни одна полированная деревянная ступенька.
        Но как бы бесшумно я ни двигалась, окружавшие тени с каждой секундой становились все темнее, больше - казалось, они стремятся оттолкнуть меня. Я по возможности сторонилась останков древних людей (которые в большом количестве были выставлены на обозрение публики): костей, черепов, скелетов, а также предметов культа давно забытых религий. В свете моего тусклого керосинового фонаря тени качались и извивались, словно злобные подкрадывающиеся ко мне демоны.
        Наконец мне удалось подняться на третий этаж и войти в Зал статуй. Вдоль стен здесь, словно никогда не дремлющие стражи, стояли огромные египетские скульптуры.

* * *
        Царственные, надменные лица фараонов сменялись загадочными головами сфинксов, а высотой самая маленькая из этих статуй была не менее двух с половиной метров, и все они отбрасывали на пол свои густые, похожие на чернильные лужицы тени.
        Я постаралась как можно быстрее проскользнуть мимо этих грозных, едва различимых в темноте статуй к дверному проему, ведущему в Зал Древнего Египта. Здесь я ненадолго остановилась, чтобы собраться с силами и подбодрить саму себя. В этот зал я приходила очень часто, буквально при любой возможности, но все равно не знала, что может поджидать меня в нем. Магия - и без того мудреная для понимания штука, а древние египтяне к тому же были в ней большими доками. Некоторые их проклятия, похоже, составлены так, что становятся активными в полнолуние или отдельные, неблагоприятные с точки зрения астрологии дни. Другие проклятия действуют только в какие-то дни или при определенном расположении звезд и планет на небе. Одним словом, древнеегипетская магия - вещь настолько мрачная и жуткая, что, столкнувшись с ней, ты ни в чем не можешь быть уверен. Буквально ни в чем.
        Я глубоко вдохнула, а затем бросилась напрямик через зал, мимо полок, мимо застекленных витрин, стараясь не смотреть ни вправо, ни влево. Так, на одном дыхании, я долетела до двери отцовской мастерской, рывком открыла ее и проскользнула внутрь.
        Здесь тоже было темно, но сквозь окна струился бледный, серебристый свет Луны. И в этом призрачном лунном свете можно было рассмотреть сложный узор, составленный из священных слов и символов, - он обвивал всю статую Бастет и шевелился, словно клубок ядовитых змей.
        Иногда я действительно ненавижу, когда оказываюсь права.

* * *
        Приблизившись к статуе, я заметила символы Анубиса, бога загробного царства, и Сета, бога хаоса. Рядом промелькнул еще один символ, которого я прежде не встречала, но подумала, что он может означать демонические души не нашедших вечного покоя мертвецов. После этого моим надеждам увидеть в мастерской статую, на которую наложено сравнительно легкое проклятие, пришел конец. Передо мной был древний предмет, буквально целиком пропитанный ужасной, безжалостной египетской черной магией.
        Я должна была рассмотреть иероглифы поближе, а для этого мне нужно было взять эту жуткую статую в руки.
        Я оглянулась по сторонам. Когда иероглифы кишат на предмете в таком количестве, как на этой статуе, одними перчатками от них не защититься. Коварные символы найдут возможность проколоть перчатки и сквозь них проникнуть на мои руки. Простите, конечно, но мне не очень нравится, когда у меня по коже бегают магические знаки.
        Я нашла на отцовском рабочем столе старую тряпку и обернула себе вокруг ладоней - теперь мои перчатки стали как бы двойными. Затем я взяла статую и понесла к окну, чтобы лучше ее рассмотреть.
        Как только статуя оказалась у меня в руках, магические знаки слегка замедлили свое движение, и я почувствовала, как они ощупывают тряпку, ища способ проникнуть сквозь нее, а затем сквозь перчатки, а там, глядишь, и сквозь мою кожу. Брр! Нужно поторапливаться.
        У меня перед глазами промелькнул символ Апепы - змеи, сеющей хаос, а вслед за ним Манту, бога войны. Странно. Очень странно. До сих пор я никогда не встречала символа Манту на проклятых предметах. А на этой статуе были, кроме того, символы армий, разрушения и…

* * *
        Прямо за дверью мастерской скрипнули половицы. Этот звук заставил меня сорваться с места - я моментально поставила статую назад, на ее полку, и отчаянно посмотрела по сторонам, ища, куда бы мне укрыться. Собственно говоря, темных углов в мастерской было предостаточно, но мне хотелось чего-то более надежного и основательного.
        Приметив стоявший в углу старый упаковочный ящик, я запрыгнула в него, присела на корточки, слегка присыпала себя стружками, отвела глаза от двери и замерла в ожидании.
        Вы можете спросить, почему я не стала смотреть на входящего. Могу вас уверить, мне этого очень хотелось, но я достаточно долго успела прожить бок о бок с не нашедшими покоя древними духами, чтобы узнать простую вещь - глядя на такой дух, вы передаете ему свою «ка», или жизненную энергию, и делаете его сильнее. Так что, если нынешний полуночный посетитель мастерской тоже был выходцем из потустороннего мира, смотреть на него было так же разумно, как, например, осветить его лицо фонарем.
        Мой керосиновый фонарь! Я посмотрела сквозь щелку в стенке ящика и увидела его брошенным на краю полки. К счастью, огонь в нем погас.
        Дверь повернулась, противно скрипнув на своих петлях. Шаги замерли на пороге, словно пришедший раздумывал, стоит ли ему входить. Затем половицы скрипнули еще раз, и кто-то - или что-то - вошел в мастерскую. Я рискнула снова взглянуть в щелку и увидела движущуюся по полу черную фигуру со спрятанной под капюшоном головой.
        Я тут же отвела взгляд и попыталась успокоить свое сильно забившееся в груди сердце. Мне казалось, что оно колотится так громко, что его не может не услышать вошедшее в мастерскую существо!
        Шаги остановились возле полок, всего в нескольких сантиметрах от того места, где я пряталась. Рискнув еще разок взглянуть в щелку, я увидела, что большая черная фигура изучает среднюю полку, на которую я вернула статую Бастет. Опуская глаза, чтобы отвести взгляд, я заметила выступающие из-под нижнего края длинной накидки носки двух черных ботинок.
        При виде этих ботинок мое сердце сразу успокоилось. Потусторонние существа ботинок не носят, так что кто бы ни скрывался под этой накидкой и капюшоном, он был человеком. Такой оборот дела был мне гораздо больше по вкусу.
        Хотя, с другой стороны, трудно ожидать, что некто явился в музей глухой ночью с исключительно добрыми намерениями. Сама я, разумеется, не в счет.
        Чувствуя себя немного увереннее, чем раньше, я в очередной раз посмотрела в щелку и увидела выползающую из-под накидки длинную черную руку. Движение руки колыхнуло воздух в моем направлении, и я сразу же уловила знакомый запашок вареной капусты и маринованного лука.
        Клайв Фагенбуш!
        Прежде чем я успела обдумать, что бы это все могло значить, половицы за дверью вновь заскрипели. Фагенбуш шумно втянул ноздрями воздух, засунул назад под накидку свою пустую протянутую руку, зашел за полки и распластался, прижавшись спиной к стене, - спрятался, с позволения сказать.
        При этом Фагенбуш оказался теперь прямо лицом ко мне, и я согнулась внутри ящика в три погибели, страстно мечтая о том, чтобы стать невидимкой.
        Новый гость нашарил ручку, громко открыл дверь, ничуть не беспокоясь о том, что его могут услышать, и быстрыми шагами вошел внутрь, негромко насвистывая что-то себе под нос.
        Я окончательно успокоилась. Это был, конечно, папа, кто же еще! По привычке обходит ночью свой любимый музей. Он зажег газовый рожок, и мастерская наполнилась ровным мягким желтым светом.
        Мне захотелось узнать, увидит ли папа Фагенбуша, и я посмотрела на место возле полок, где тот прятался, но Фагенбуш исчез.
        Я завертела головой, чтобы найти, куда он переместился, едва не свернула себе шею, но Фагенбуша вначале так и не обнаружила и лишь потом уловила краем глаза легкое движение и успела заметить, как Фагенбуш неслышно выскользнул из мастерской. Вот проходимец! Хорошо еще, что не огрел при этом папу по голове и не обнаружил меня в моем укрытии.
        Скорчившись на дне ящика, я поняла, что необходимо выработать план, который позволит мне добраться до статуи раньше, чем это успеет сделать кто-то другой. Вначале мне пришло в голову утащить статую к себе в спальню, но, представив, что при этом придется спать рядом с этой покрытой проклятиями и переполненной черной магией вещицей, я передумала. В конечном итоге я остановилась на том, чтобы сейчас припрятать статую куда-нибудь, а утром вернуться за ней раньше, чем папа позавтракает.
        Мне показалось, что отец целую вечность искал то, за чем пришел в свою мастерскую, но наконец он выключил свет и ушел, громко захлопнув за собой дверь. На всякий случай я еще несколько минут подождала, чтобы убедиться в том, что папа не возвратится. За это время мои глаза привыкли к темноте, и я довольно ловко выбралась из ящика и подошла к полке. Я прихватила статую Бастет уже знакомой вам тряпкой, перенесла в ящик, где недавно пряталась сама, и присыпала сверху стружками. Потом взяла свой керосиновый фонарь - он погас и потому был теперь совершенно бесполезной штуковиной. В полной темноте я выбралась из мастерской в Египетский зал.
        Ночной музей показался мне необычно оживленным. Со всех сторон до меня доносились скрипы и стоны, они звучали все громче и чаще. Сильно сжав в ладони три своих амулета, я бросилась бегом через зал. Проносясь мимо экспонатов, я чувствовала, как внутри этих мертвых предметов что-то шелестит и шевелится, а навстречу мне из углов тянутся непроглядно-черные бесформенные тени. Все это подхлестывало меня, заставляя лететь стрелой.
        Надеюсь, теперь-то вы понимаете, почему я терпеть не могу находиться в музее ночью?
        Неотложное дело
        - Теодосия Элизабет Трокмортон!
        - Э… что? - Я села и принялась протирать заспанные глаза. В дверном проеме стоял рассерженный папа.
        - Опять в саркофаге! - сказал он.
        Опа! Чтобы не попадать в такие ситуации, я всегда стараюсь встать раньше, чем папа позавтракает и приступит к своей работе. Но бывает, как сейчас, что он всю ночь проводит за своими исследованиями и вообще не ложится спать. В этом случае проснуться раньше папы просто невозможно.
        - Не волнуйся, папа. Ничего я твоему саркофагу не сделала, зато внутри него очень уютно.
        (Саркофаг к тому же самое лучшее место, чтобы укрыться от летающих по всему ночному музею злых духов, но представляю папино лицо, если сказать ему об этом!)
        - Да, но это бесценный экспонат…
        - Который пылится в этом чулане, потому что в выставочном зале для него нет свободного места. Честное слово, папа, я была очень осторожна. К тому же где ты хочешь, чтобы я спала, когда мне приходится остаться в музее на всю ночь?
        Папа задумался над этим вопросом, поморгал и ответил:
        - В кресле, например, или, на худой конец, на ковре перед камином в гостиной для персонала. Да где угодно, только не в этом проклятом саркофаге!
        Все так, но ни в кресле, ни на ковре от черной магии не спасешься. Конечно, у меня были при себе амулеты, но я засомневалась, хватит ли их силы, чтобы отогнать разбушевавшихся злых духов. Но и этого, разумеется, я папе сказать не могла.
        - Знаешь, папа, я уверена, что Меннат не обидится.
        - Что еще за…
        - Это юная жрица, которой принадлежит саркофаг, - пояснила я. - Она была из храма Таверет, египетской богини - защитницы детей. Представляешь, под какой защитой я была в этом саркофаге!
        Папа раздраженно фыркнул, а затем ушел и закрыл за собой дверь. Я, конечно, могла бы отстаивать свою точку зрения и более настойчиво, но не хотела рисковать, иначе папа мог бы вспомнить, что на самом деле я должна спать не в музее, а в школе-интернате, как все другие примерные девочки. Но я любой ценой стремилась избежать разговора на эту тему.
        Я перелезла через высокую каменную стенку саркофага, занимавшего половину моей комнаты. Да, это когда-то действительно был чулан, но им никто не пользовался, и я, можно сказать, захватила его. Помимо саркофага, здесь хватило места для маленького письменного столика и даже небольшого старого умывальника, который отыскал для меня наш сторож Флимп. Он же вбил в стенки чулана несколько гвоздей, на которые я могла повесить свои платья и передники.
        Умываясь, я поняла, что проспала свой лучший шанс незаметно пробраться в отцовскую мастерскую. А до той статуи мне необходимо было добраться, причем как можно скорей. Я посмотрела на свои часы. Мама должна приехать через пять часов и пятьдесят семь минут, и наверняка она привезет с собой целую кучу новых артефактов - так принято называть найденные на земле или под землей сделанные древними людьми предметы. Нетрудно угадать, что многие привезенные мамой артефакты будут заражены черной магической силой, которая тут же начнет разливаться по всему музею. Да, медлить нельзя. Я натянула перчатки, поправила их и вышла из своего чулана навстречу новому дню.
        Следующая возможность проникнуть в мастерскую появилась у меня тогда, когда папа отправился на поиски чашки чая. Обычно приблизительно в это время я каждый день сама приношу ему эту самую чашку, но сегодня мне было нужно, чтобы папа лично отправился за чаем, и моя задумка сработала, представьте себе!
        Я украдкой вошла в мастерскую. Она казалась пустой, если не считать стоявших на верстаках и полках артефактов, попавших сюда на реставрацию. Я уже почти добралась до ящика, когда меня остановил раздавшийся за моей спиной мерзкий голос.
        - Где она?
        Я обернулась. В дверном проеме стоял Клайв Фагенбуш - по его виду можно было подумать, что он ожидал меня.
        - Что где? - спросила я.
        - Статуя, - пояснил Фагенбуш, то и дело переводя взгляд с моего лица на свиток папируса, который я держала в руке. Затем Фагенбуш широко шагнул вперед и выхватил у меня этот папирус.
        Я не успела открыть рот, чтобы запротестовать, как раздался новый, такой знакомый голос.
        - В чем дело, Фагенбуш? Отдайте Тео ее папирус, - с этими словами, хмуря брови, в мастерскую вошел Найджел Боллингсворт.
        Я уже говорила вам, что обожаю Найджела Боллингсворта? Скажу еще больше - я думаю выйти за него замуж, как только немного подрасту. Правда, ему я об этом еще не сообщила. Папа попросил, чтобы я не делала этого. Ну, если честно, то папа, когда я ему рассказала обо всем этом, выразился несколько иначе. Он сказал: «А вы уверены в том, что кто-нибудь вообще захочет жениться на вас, мисс Непоседа?» Впрочем, ладно.
        - Я думал, что она взяла то, что ей не положено, - пробормотал Фагенбуш.
        - Теперь вы видите, что это не так. Будьте любезны, отправляйтесь вниз и приготовьтесь принять экскурсию. Сегодня у нас будут воспитанники из Хеджвикской школы для трудных подростков. Надеюсь, вы помните, что здесь творилось во время их последнего посещения.
        Фагенбуш недовольно поморщился, прикусил губу, сунул мне в руки отобранный папирус, развернулся на каблуках и вышел.
        - С тобой все в порядке, Тео? - спросил Найджел.
        - Да, мистер Боллингсворт, - ответила я, с благодарностью глядя на него. - Большое вам спасибо!
        Я демонстративно потерла себе запястье, чтобы Найджел понял, какой ужасный грубиян этот Фагенбуш. Если честно, то запястье у меня вовсе не болело.
        - В таком случае отлично. Так держать, - Найджел одарил меня своей лучезарной улыбкой и тоже вышел из мастерской.
        Вот он, долгожданный случай! Не медля ни секунды, я вытащила из ящика статую, завернула ее в свиток папируса и направилась в читальный зал на первом этаже. Всю дорогу я высматривала, не покажется ли Фагенбуш, но этот змей не появился, очевидно, забился, свернувшись клубком, под какой-нибудь камень.
        Из кошки в кошку
        Конечно, очень неплохо и даже полезно знать, что на какую-то вещь наложено проклятие, но тут встает вопрос: а что, собственно говоря, с этим проклятием делать? Папа учил меня, что если не находится ни одного ключа, позволяющего прийти к серьезным выводам, остается один путь - проводить исследования. Десятки, сотни, тысячи исследований. Разумеется, папа не знал, что я возьму его совет на вооружение, но как бы то ни было, исследования были моим единственным способом защиты.
        Когда совсем маленькой я впервые начала приходить в музей, он пугал меня, хотя в то время я еще не могла даже понять, почему именно. Теперь-то, разумеется, я знаю, что мне дано ощущать наполняющие это место темные магические силы и не нашедших покоя духов. А тогда… тогда я понимала лишь одно: если родители догадаются о моих страхах, они перестанут брать меня с собой в музей, и если это случится, я никогда, никогда их больше не увижу! И я поклялась всегда держать свои страхи при себе.
        Годами мои родители думали, что я постоянно простужена, потому что я всегда начинала дрожать, приближаясь к музею. Я до сих пор не знаю, почему проклятия и злые духи не причинили мне вреда, в то время как они навредили огромному числу работавших у нас в музее младших хранителей и клерков. Большинство из них стали жертвами несчастного случая или тяжело заболели. А двое или трое даже сошли с ума. К счастью, мои мама и папа избежали судьбы своих подчиненных. Как мне думается, мама уцелела потому, что без нее артефакты - вместе с лежащими на них проклятиями и сидящими внутри злыми духами - так и оставались бы закопанными глубоко под землей, никогда не попали бы в музей и, следовательно, не смогли бы причинять вред людям. Возможно, все эти темные силы выражали таким способом нечто вроде благодарности моей маме, хотя она не имела ни малейшего понятия о том, что она действительно сделала.
        Папе повезло меньше, для этого достаточно вспомнить о том, как он сломал ногу, скатившись кубарем по лестнице. Позже папа говорил, что ему показалось, будто кто-то просто столкнул его вниз. Я не сомневаюсь, что именно так и было, не знаю только кто - или что. Впрочем, слишком сильно злые духи папу не трогали, ведь он тоже был для них полезен - целыми сутками реставрировал артефакты, которые заселяли злые духи, возвращая им былой роскошный вид.
        Разумеется, я ничего этого не понимала до той поры, пока слегка не подросла и не научилась читать. С этого момента я и приступила к своим исследованиям и принялась изучать буквально все, что было у нас в музее, надеясь вытеснить свои страхи, заменив их знаниями.
        Впрочем, по-настоящему мои глаза раскрылись только после того, как мне в руки попали старинные, почти забытые всеми тома, посвященные исследованию древнеегипетской магии. Прочитав эти книги, я четко поняла, с чем имею дело, и не скажу, что это как-то обрадовало или утешило меня. По счастью, в тех же старинных текстах было описано, каким образом снимать или нейтрализовывать проклятия. С их помощью я медленно, но верно принялась изучать и находить различные противоядия и средства защиты. На этом пути я совершила несколько серьезных ошибок - а как без этого! - но чаще всего удача была на моей стороне.
        Поскольку большую часть своего времени я проводила в музее, мне удалось даже отвоевать для себя маленькую - зато свою! - комнатку рядом с читальным залом. Признаюсь честно, нашим читальным залом редко кто пользуется, все предпочитают идти в библиотеку Британского музея. Папа думает, что я учу уроки, и я не мешаю ему верить в это. Сегодня утром я долго бродила вдоль полок с магическими текстами - старинными, в кожаных переплетах с ремешками и медными застежками. Рядом с ними лежали древние глиняные таблички, покрытые ровными рядами иероглифов, и груды свитков - папирусных и пергаментных - с записями, сделанными жившими много веков назад жрецами и магами. В конце концов я выбрала толстую книгу Т.Р. Нектанебуса «Тайный Египет: магия, алхимия и оккультизм». Мне думается, что этот автор знает о древних проклятиях и заклинаниях больше, чем кто-либо еще.
        Я откусила от своего сэндвича с джемом и начала читать: «Статуи, на которые наложено проклятие, чаще всего делались из базальта - твердого черного камня, магически связанного с Подземным миром».

* * *
        Теперь мне предстояло трудное дело - я должна была притронуться к статуе, причем голыми руками. Хорошо хоть, что Луна сейчас не светила, и потому буквы заклинаний вели себя прилично - тихо дремали. Сняв перчатку, я протянула руку и постучала ногтем по статуе. Да, это был холодный, твердый и черный, как ночь, камень. И выглядел он точно так же, как на картинке в книге. Хорошо, эта часть исследования закончена. Я снова натянула перчатку на руку и стала читать дальше.
        «После того, как на статуе вырезались все необходимые иероглифы, она покрывалась магическими заклинаниями и приворотными зельями, составленными таким образом, чтобы они активировались после того, как будет добавлено необходимое для их пробуждения вещество. Первоначально такие предметы были целебными, но постепенно их стали использовать и для причинения вреда. Если статуя предназначена не для лечения, а для черной магии, покрывающее ее приворотное зелье почти наверняка содержит змеиный жир (кобры или аспида), который придает поверхности предмета необычайный блеск. От предмета, на который наложено проклятие, должен исходить слабый запах серы».
        Наложенное проклятие действительно придает предмету запах, который не назовешь приятным. Я наклонилась к статуе и понюхала ее. Конечно, трудно что-то уловить сквозь аромат черносмородинового джема, но я готова была поклясться, что от блестящей поверхности статуи действительно попахивает серой.
        Я вернулась к чтению. В окне потемнело, небо затянули серые облака, поэтому теперь приходилось напрягать зрение, разбирая выцветшие, тонкие, как паутина, строки. Ну, хорошо, продолжим.
        «Чтобы нейтрализовать проклятие, приготовьте маленькую копию статуи из воска, высотой не больше четырех, сложенных вместе по ширине, пальцев. Нацарапайте на дне фигурки указанные ниже иероглифы, а затем приготовьте снадобье из перечисленных далее ингредиентов.
        Произнесите приведенное здесь заклинание, смазывая при этом статуэтку приготовленным снадобьем. Снадобье пробудит наложенное на предмет проклятие, но заклинание, которое вы читаете, перенаправит его в восковую фигурку, которую после этого необходимо немедленно бросить в огонь. Самое главное - как только приступите к заклинанию, сосредоточьте на нем все внимание и не ослабляйте его, пока не закончите читать».
        Заметьте, что Нектанебус ничего не говорит о том, что делает заклинание после того, как оно приведено в действие. Эти древние ученые всегда умалчивают о чем-нибудь крайне важном. Если честно, то я не люблю сюрпризы - быть может, потому что те из них, что случаются со мной здесь, в музее, оказываются, как правило, неприятными. Живя бок о бок с древними проклятиями и черной магией, я предпочитаю точно знать, как следует поступить, если что-то вдруг пошло не так, как надо. Конечно, я далеко не уверена в том, что способна справиться с любой проблемой, просто чувствую себя немного спокойнее, когда представляю, чего мне следует ожидать.
        В этот момент Исида, лежавшая на маленькой кушетке, озабоченно поглядывая на статую Бастет, внезапно вскочила, выгнула спину и зашипела, повернувшись к двери.
        Я захлопнула книгу и огляделась по сторонам, ища, куда бы мне спрятать статую, затем схватила ее со стола и засунула внутрь папирусного свитка.
        Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Клайв Фагенбуш.
        - Говори, несносная девчонка, где она? - спросил он.
        Этот человек буквально преследовал меня.
        - Где что? - спросила я, откусывая от сэндвича с джемом. Его будет раздражать то, что я разговариваю с ним с набитым ртом, - прекрасно, пусть принимает меня за неряшливую глупую маленькую девчонку.
        - Статуя Бастет. Где она?
        - Вы опять о том же? Я уже объяснила вам, что не имею ни малейшего понятия, где она может быть. Ее разыскивает папа?
        - Нет, - фыркнул Фагенбуш. - Он и не заметил, что она исчезла. А я заметил. Это очень интересный артефакт, и у меня есть… кое-какие планы… относительно этой статуи. Так куда ты ее спрятала?
        - А мне-то на что эта статуя? - спросила я, удивленно хлопая глазами.
        Фагенбуш в два шага пересек комнату и наклонился надо мной. Его брови сдвинулись и превратились в одну большую густую черную щетку над глазами. От запаха капусты, к которому примешивался идущий уже не от Фагенбуша, а от статуи запашок серы, у меня заслезились глаза.
        - Отдай мне эту статую.
        Таким разъяренным я его еще никогда не видела, чтобы не дрогнуть, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Во всяком случае, я не попятилась назад, хотя мои коленки стучали одна об другую от страха. Изо всех сил стараясь не смотреть на лежащий на столе свиток папируса, я пристально взглянула Фагенбушу в глаза и ответила сквозь стиснутые зубы:
        - Если вы не расслышали, повторяю еще раз: я не знаю, где она.
        Фагенбуш глубоко вдохнул и сказал, шевеля своим длинным носом:
        - Я знаю, что ты лжешь. Мне нужна эта статуя. Я хочу, чтобы она была возвращена на место до заката. Тебе понятно? У меня есть планы, связанные с ней, и они не допускают, чтобы в них вмешивалась мерзкая несговорчивая маленькая девчонка. - Он окинул меня пристальным взглядом и улыбнулся. От этой улыбки у меня холодок побежал по спине. - Но если ты будешь упрямиться, эти планы могут измениться, - многозначительно добавил он, а затем сорвался с места и заметался по комнате, бормоча себе под нос: - Эта девчонка просто сумасшедшая.
        Наконец он выскочил из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь - наверное, рассчитывал таким способом склонить меня к сотрудничеству. Я уже говорила о том, что Фагенбуш всегда вызывает у меня отвращение, сейчас замечу, что в гневе он просто ужасен. И если честно, эта новая сторона, с которой он раскрылся, едва не повергла меня в панику.
        Я подошла к двери и заперла ее на ключ.
        - Идиот, - прошептала я, все еще дрожа от пережитого страха. Мне ужасно захотелось немедленно прижаться к Исиде - это успокоило бы меня - но, увы, у меня не было времени даже на это. Так что я смогла лишь на ходу почесать Исиду под подбородком и пообещать ей, что мы долго-долго будем обниматься сразу после того, как я закончу с этой статуей.

* * *
        Я вытащила из-под стола свой саквояж, набитый необходимыми для снятия проклятий припасами, и начала рыться в них. Для тех, кого интересуют подобные вещи, я даже составила список того, что хранится в моем саквояже.
        «Рекомендуемые припасы и принадлежности для снятия древнеегипетских проклятий:
        Небеленые хлопчатобумажные или шелковые нитки следующих цветов: красные, зеленые, желтые, белые, синие и черные;
        Кусочки воска, желательно белого;
        Палочка с острым кончиком, чтобы вырезать восковые фигуры;
        Позолоченная и посеребренная проволока;
        Ивовые прутики;
        Набор трав, таких, как кошачья мята и рута;
        Ладан и мирра;
        Красное вино;
        Мед;
        Молоко;
        Сок из салата-латука (выжимается из листьев латука). Поскольку найти такие листья бывает сложно, можно заменить их капустными листьями и ненадолго замочить в воде. Мне кажется, это срабатывает отлично;
        Камешки, галька и ракушки - разные по размеру и по форме;
        Маленькая рыбка или цыплячьи косточки;
        Странные старинные безделушки из природных материалов, например кошачий зуб, кусочки шкурки ящерицы и так далее. Чем больше, тем лучше;
        Маленькие кусочки камней, простых и полудрагоценных, например кварца, песчаника, лазурита, яшмы, малахита, сердолика, бирюзы, алебастра».
        Поскольку собирать воск - это моя страсть, его в саквояже оказалось вполне достаточно, чтобы вылепить маленькую фигурку. Когда я закончила делать копию статуи (честно говоря, она получилась у меня похожей не столько на кошку, сколько на тонкое деревце с ушами, но надеюсь, что это не так уж и важно), я вырезала на ее донышке нужные иероглифы и отставила фигурку в сторону.
        Теперь я вытащила из своего саквояжа стеклянный флакон, открыла его и понюхала. Кларет - хорошее красное вино, которое я отлила из графинчика, который стоит в папиной библиотеке. Даже если вдруг - вдруг! - он что-то заподозрит, я все свалю на Фагенбуша. Я даже улыбнулась, подумав о возможности такой изящной и сладкой мести, продолжая при этом шарить в саквояже до тех пор, пока не нащупала маленький муслиновый мешочек.
        Поскольку рута входит в состав большинства магических рецептов, я всегда держу эту травку под рукой. Особенно хорошо рута помогает изгонять злых духов, а также снимает наведенные проклятиями истерические судороги и удушье. Однако эту траву дьявольски трудно отыскать, поэтому ее мне приходится покупать, и на это уходят почти все мои карманные деньги. Снятие проклятий - занятие не для слабонервных или финансово несостоятельных. К сожалению, мне присущи оба эти недостатка.
        Я смешала вино и руту в ступке, тщательно растолкла траву пестиком. Закончив, сделала глубокий вдох, стянула с рук перчатки и нарисовала на обеих ладонях огрызком карандаша Всевидящее око - глаз бога Гора, надеясь на то, что этой защиты окажется достаточно. Затем я намочила в ступке чистую тряпочку и принялась обтирать проклятую статую. Произнося нараспев помещенное в книге заклинание, я внимательно следила за тем, чтобы тряпочка оставалась между кончиками моих пальцев и поверхностью статуи.

* * *
        Когда имеешь дело с египетской магией, крайне важно не только то, насколько верно подобрано снадобье, но и то, насколько правильно ты выбираешь и используешь слова. Нужно не просто выговаривать их, но и произносить определенным тоном, иначе заклинание может не сработать. Во всяком случае, именно так написано в книгах. То, что мне удается справиться с этой частью задания, я поняла потому, что статуя начала вибрировать, а идущий от нее запах серы усилился. На поверхности статуи неожиданно появились и заскакали иероглифы, которые я видела прошлой ночью. Очень хорошим знаком было то, что, когда я прикасалась к статуе своей тряпкой, иероглифы замирали и съеживались, словно от испуга. Очень, очень хороший знак.
        К тому времени, когда у меня закончилось снадобье, все иероглифы уменьшились в размере как минимум наполовину. Я прекратила тыкать в статую тряпкой и слегка отступила назад, продолжая читать заклинания. Иероглифы принялись медленно подергиваться, словно пытаясь оторваться от поверхности статуи. Слова, которые я произносила, притягивали их словно магнит. Раздалось несколько глухих хлопков, и иероглифы действительно оторвались от статуи и повисли над ней в воздухе, как рой сердитых пчел. Я подняла руки, выставила вперед защищенные Всевидящим оком ладони.
        Запах серы стал невыносимым, я продолжала произносить слова заклинания, стараясь не делать глубоких вдохов. К сожалению, когда я дошла до фразы «Изыди, мерзкая кошка», моя Исида запротестовала и вцепилась мне в лодыжку своими когтями.
        Испугавшись, я посмотрела на нее и сказала:
        - Это я не тебе.
        Пока я произносила эти слова, парившие в воздухе иероглифы перестроились и потоком устремились к моей кошке. В тот момент, когда иероглифы прикоснулись к Исиде, она заворчала, вся ее шерсть встала дыбом. Глаза бедной Исиды сделались бешеными, она прижала уши к голове, а затем из ее глотки вырвался протяжный дьявольский вой.
        Все, это больше не была моя любимая кошка, это было воплощение зла. Что там писал Нектанебус о том, как важно сосредоточить внимание на словах заклинания и ни на секунду не отвлекаться? Лежавшее на статуе проклятие уже было поднято в воздух, оставалось направить его в восковую фигурку, а затем немедленно ее спалить. Так предполагалось, но так не получилось.
        Что делать теперь, я совершенно не знала и при этом не решалась оторвать взгляд от Исиды, чтобы поискать решение в книге.
        Заколдованная кошка подобралась и снова бросилась на меня - на этот раз с какой-то демонической яростью. Когти Исиды прорвали мой шерстяной чулок и больно впились мне в голень. Исида выгнула дугой спину, зашипела, а затем убежала и забилась под книжную полку, издавая оттуда низкие демонические вопли.
        Я рухнула в кресло и уставилась на книжную полку, затем перевела взгляд на спокойно стоявшую на столе уродливую восковую фигурку Бастет.
        Что же я наделала? Бедная Исида!
        Надо все переиграть, вот что. Все переиграть.
        Ну а если не получится, что тогда? О боже!
        А что, если это мерзкое проклятие при этом переселится в меня? От этой мысли у меня сразу же свело желудок. Нет, об этом лучше даже не думать.
        Убедившись в том, что вновь способна держаться на ногах, я поднялась с кресла и поспешила назад, к столу, на котором были разбросаны мои книги. Неправда, из любого положения должен найтись выход, нужно отыскать его и сейчас. Но стоило мне склониться над книгами, как часы начали отбивать время. Два часа! Куда целый день подевался, может мне кто-нибудь объяснить? Два часа! Пора встречать маму.
        Радость от скорой встречи с мамой омрачали мысли о той беде, в которую попала моя бедная Исида. Конечно, я постараюсь выяснить, чем ей можно помочь, но только чуть позже. А пока я закрыла книгу, взяла со стола обезвреженную статую Бастет и завернула в кусок старого пергамента, чтобы отнести на третий этаж, в мастерскую.
        Уже выходя из комнаты, я вспомнила о том, что папа, наверное, голоден. Я вернулась к столу и сунула в свой карман последние сэндвичи с джемом. Потом виновато взглянула в ту сторону, где пряталась Исида, и отправилась в путь.
        По дороге я все время следила, не покажется ли Фагенбуш - кто знает, что он выкинет, если увидит меня со статуей Бастет в руках? Может и голову мне проломить этой самой злосчастной фигуркой.
        Наконец я добралась до папиной мастерской и оказалась среди костей динозавров, наполовину открытых ящиков, треснувших урн и безголовых мраморных скульптур. Сунув статую Бастет на полку, я отправилась на поиски папы и нашла его за одним из рабочих столов - он пытался собрать из кусочков глиняную табличку, которую мама прислала в одном ящике со статуей Бастет.
        Всего таких кусочков было семь, и собрать из них целую табличку было задачей не из простых.
        Я спокойно ждала, когда же папа заметит меня, но этого так и не случилось. Тогда я прокашлялась и сама сказала ему:
        - Папа! Пора ехать на вокзал встречать маму.
        - Да, да, только сначала закончу здесь, - рассеянно ответил папа. Похоже, что он даже не расслышал, что я произнесла.
        Я посмотрела в окно. Собиравшиеся с утра облака сбились, наконец, в плотную темную тучу, из которой начал сеять мелкий дождик.
        - Не думаю, что мама будет ждать столько времени, - заметила я.
        Папа не ответил, и тогда я заглянула ему через плечо. Кажется, он пытался собрать табличку, соединяя в нужной последовательности изображенные на ней иероглифы. «Интересно, очень интересно!» - подумала я, наклоняясь ниже. Одни люди любят рисовать, другие слушать музыку, третьи любят головоломки. Я принадлежу к числу последних, а самое увлекательное занятие для меня - возиться с иероглифами. Я совершенно четко понимаю значение каждого иероглифа - ведь они были придуманы для общения, верно? Чего ж тут не понять? А вот папа, похоже, забрел в тупик.
        - Смотри, - сказала я и потянулась к обломкам таблички. - Что, если этот кусочек положить сюда, этот сюда, а затем повернуть его на пол-оборота по часовой стрелке?
        Вдруг хоть сейчас он поймет, что и от меня может быть какая-то польза?
        - Теодосия, я думаю, ты даже не понимаешь, насколько сложна эта задача, - сказал папа. - Разве в состоянии ребенок сообразить, каким образом следует сложить эти куски…
        - Да вот таким, - нетерпеливо проговорила я, устанавливая на место последний фрагмент.
        - М-да. - Папа наклонился вперед и принялся изучать сложенную табличку. - А теперь, будь добра, принеси мне что-нибудь перекусить.
        - Уже принесла, - ответила я, вынимая из кармана сэндвичи с джемом.
        Сначала папа просиял и воскликнул:
        - Ах ты, умница моя! - но затем откусил от сэндвича и поморщился. - Как? Опять с джемом?
        Настроение у меня упало. Он просил принести ему что-нибудь перекусить - разве сэндвич с джемом не еда? Кстати говоря, ничего другого у нас в шкафу я и не обнаружила. Я мельком взглянула на часы. Бедная мама, она, наверное, решит, что с нами случилось что-то ужасное.
        А папа тем временем вновь был целиком поглощен табличкой.
        - «Но пусть они запомнят, пусть боятся, даже после его смерти», - торжественно прочитал он, а часы тем временем пробили половину третьего.
        - Папа, пойдем! Мама же промокнет до нитки и будет сердиться.
        - О, - сказал папа, взглянув в окно. - Дождичек пошел.
        В ответ загрохотал гром, молния полоснула небо, а дождь хлынул как из ведра.
        - Да, небольшой, - согласилась я.
        Любопытные происшествия на вокзале Чаринг-Кросс
        Мы вышли из музея, и на нас сразу же налетел завывающий ветер, едва не сорвавший с меня мое тяжелое зимнее пальто. Небо было затянуто свинцовыми облаками, поливавшими нас потоками ледяного дождя. Папа подозвал свободный кэб, мы забрались внутрь, отряхнулись, а затем откинулись на мягких сиденьях. Папа постучал тростью в потолок, давая вознице знак двигаться, и наш экипаж тронулся в путь, медленно унося нас с папой от края тротуара в гущу дорожного движения.
        По случаю дождя улицы превратились в сумасшедшую кашу: телеги, кэбы, моторные экипажи, омнибусы - все они перемешались друг с другом, и все они петляли из стороны в сторону, не соблюдая никаких правил. По тротуарам метались, натыкались друг на друга люди с большими раскрытыми черными зонтами, спешившие укрыться от ливня.
        Шедший впереди и слева омнибус резко свернул, чтобы не врезаться в пешеходов, и его понесло на нас. Сидевший прямо над нашими головами возница громко выругался и принялся отворачивать в сторону - кэб сильно накренился, меня качнуло, и я врезалась в стенку.
        - Смотри, куда тебя несет, ослиная башка! - крикнул наш возница кучеру омнибуса.
        Я выпрямилась и обнаружила, что папа почему-то хмурится, глядя на меня.
        - Где твоя шляпка? - спросил он. - Вот перчатки надеть ты никогда не забываешь, а шляпку почему забыла?
        Почему? Да потому, что притрагиваюсь к проклятым предметам руками, а не головой. Конечно, вслух я этого не сказала.
        - Ненавижу шляпки, - ответила я. - Мне кажется, что они давят мне на голову. Сжимают, сжимают ее, так сжимают, что, того и гляди, мозги полезут наружу, как каша из маленькой кастрюльки.
        - Ну, знаешь, Теодосия, - повел бровями папа. - Это все твои неуемные фантазии. Смотри, если будешь в такую погоду ходить без шляпки, то можешь простудиться и умереть.
        Почему родители обращают на тебя внимание только тогда, когда им хочется поворчать или устроить нагоняй? Когда ты ведешь себя как паинька, например, приносишь им поесть или помогаешь сложить глиняную табличку, они тебя в упор не видят. Но стоит только тебе допустить какую-нибудь мелкую, глупую промашку, например, забыть шляпку - и будьте любезны, получите по первое число.
        Я принялась смотреть в окошко, с трудом сдерживаясь, чтобы не ерзать от нетерпения. Еще бы! Мне казалось, что я не видела маму целую тысячу лет и очень соскучилась по ней. Иногда в своих мечтах я представляла, что моя мама вдруг сделалась ужасной домоседкой и поклялась никогда больше никуда не уезжать.

* * *
        Большинство матерей не покидают свой дом месяцами, но именно поэтому они не такие удивительные и чудесные, как моя мама. Она у меня лихая, удалая, отважная и очень-очень умная. А еще она у меня американка, а это значит, что моя мама не придает большого значения глупым старинным правилам. Она любит нарушать их. Бабушка Трокмортон говорит, что я - точная копия своей матери. Не думаю, что из ее уст это можно принимать за комплимент.
        Но сегодня, хочется верить, мама пожелает сразу поехать домой, и мы втроем проведем чудесный, теплый семейный вечер - о боже, кто бы знал, как я тоскую по таким вечерам! Если честно, то мне уже слегка надоело спать в саркофаге. В первую ночь-две это еще воспринимается как приключение, но спать в каменном ящике четыре ночи кряду - это, простите, уже перебор. Я соскучилась за это время по чистой одежде, по настоящей еде, по теплой постели - ночуя в саркофаге, сколько одеял ни натяни на себя, все равно не согреешься.
        Кэб подрулил к вокзалу Чаринг-Кросс, и мы выскочили из него на улицу. Папа очень вовремя успел подхватить меня под руку, иначе я вывалилась бы из кэба прямо в огромную грязную лужу.
        Мы пошли к вокзалу, проталкиваясь сквозь плотную толпу. Я чувствовала себя бильярдным шаром, который то и дело пихают другие шары. Опасаясь потерять в этой давке папу, я схватилась рукой за полу его пальто. В этот миг путь перед нами на короткое время расчистился - я, конечно, ничего не утверждаю, но мне кажется, что это чудо сотворил сам папа, аккуратно, но настойчиво работая своей тростью.
        Разумеется, мы с папой рванули вперед, и после одного особенно сильного толчка я вдруг почувствовала, как на папино пальто рядом с моей рукой легла еще чья-то маленькая холодная рука.
        Я была шокирована, увидев, как эта рука залезла в папин карман и вытащила из него бумажник. Не раздумывая, я дернулась вперед и схватила воришку за запястье.
        Бумажник скользнул назад в папин карман, а схваченный за запястье воришка негромко взвыл:
        - Проклятье! Отпустите меня! Отпустите! Умоляю, мисс, не зовите полицию. Я хотел просто посмотреть на бумажник, а потом собирался положить его назад.
        Незадачливый воришка оказался курносым, с ярко-синими глазами на перепачканном сажей лице.
        - Не собирался, - прошипела я, не торопясь пока что звать полицейского. Этот воришка показался мне неудачником, а папа и мама всегда учили меня, что нужно быть доброй и милосердной к тем, кому в этой жизни повезло меньше, чем тебе самой. Впрочем, это вряд ли означает, что неудачникам позволено залезать в папин карман - любая доброта тоже должна иметь границы.
        - Собирался. Честное слово, - возразил воришка, безуспешно пытаясь вырвать руку.
        - Я не хочу сдавать тебя полицейским, но впредь держись подальше от наших карманов, понял? Поклянись.
        - Клянусь. Клянусь. А теперь отпустите меня, у вас очень острые ногти.
        Не такие уж они у меня острые на самом деле, просто я как следует запустила их в руку воришки. Это, конечно, не слишком учтиво, но, быть может, отучит его шарить по карманам.
        - Поклянись могилой своей матери, - торжественно сказала я. Поработав и потолкавшись в музее, я знаю, насколько это серьезно - поклясться чьей-то могилой!
        Воришка закатил глаза, глубоко вздохнул и с готовностью ответил:
        - Все в порядке, клянусь могилой своей матери.
        - Тогда ладно, - сказала я, выпуская его запястье. В знак признательности воришка коротко кивнул мне и тут же растворился в толпе.
        В ту же минуту папа посмотрел на меня через плечо и пробурчал:
        - Теодосия, что ты там копаешься? Перестань глазеть по сторонам и пошевеливайся.
        Оказавшись внутри вокзала, мы протолкались к выходу на платформу, где нас ожидала мама. Пассажиров на платформе почти не осталось, все они давно ушли. Мама сидела на крышке одного из своих дорожных сундуков. Еще несколько сундуков, чемоданов и ящиков были сложены грудой, которая, казалось, могла рассыпаться при первом же сильном порыве ветра.
        Я была так рада маме, что сразу же захотела побежать и прижаться к ней, но я так давно не видела ее, что почему-то оробела. Тогда мама сама раскинула руки, я подбежала, и она обняла меня, прогоняя прочь все мои сомнения и колебания. Своей щекой я почувствовала мягкую ткань маминого дорожного платья, носом уловила знакомый аромат сирени и только теперь по-настоящему поняла, как же соскучилась. Чтобы не разреветься, я широко раскрыла глаза и быстро заморгала.
        Когда мама слегка отодвинулась от меня, ее глаза тоже были влажными, и она подозрительно долго прикрывала их руками, якобы поправляя свою шляпку. А папа тем временем уже начал с деловым видом разглядывать багаж.
        - Боже мой, Генриетта! Неужели ты себе столько платьев накупила в Каире? - подзадорил он маму.
        - Ни одного, - в тон ему ответила мама, накрывая его руку своей, затянутой в перчатку ладонью. - А вот конкуренция там была очень жесткая.
        Мама многозначительно посмотрела на папу, давая понять, что эту тему им лучше будет обсудить без меня, и добавила:
        - Поэтому я решила часть артефактов захватить прямо с собой, вместо того чтобы отправить грузовым пароходом.
        - Умница, девочка моя, - просиял папа.
        Они посмотрели друг на друга так тепло и нежно, что я решила отвести глаза, чтобы не смущать маму и папу.
        И, как оказалось, очень удачно это сделала.
        Платформа к тому времени уже совсем опустела. Если бы она все еще была запружена пассажирами, я, наверное, никогда не заметила бы этого мужчину. Он очень старался остаться в тени и от этого еще больше бросался в глаза. Как только я впервые взглянула на этого человека, у меня по спине побежали знакомые жучки с ледяными лапками. Они всегда пробегают у меня вдоль позвоночника, когда я обнаруживаю в музее предмет, на котором лежит проклятие. Мужчина неуклюже спрятался в тень и уставился оттуда на маму глазами голодного ястреба.
        Нет. Не на маму. На ее ящики.
        Я успела отвести свой взгляд раньше, чем мужчина понял, что его заметили, придвинулась к маме и стала дергать ее за юбку, пытаясь привлечь к себе внимание.
        - Мама, кто этот человек? Тот, кто подсматривает за нами, прячась в тени? - негромко спросила я.
        - Прячется в тени? - во весь голос переспросил папа. - Опять ты со своими глупостями, Теодосия!
        Я посмотрела на папу. В этот момент я, пожалуй, позволила бы тому воришке увести его бумажник. Мама положила мне на плечо руку и повернула голову, чтобы взглянуть на мужчину, о котором я говорила. Заметив движение маминой головы, незнакомец отвел взгляд в сторону и сделал вид, что внимательно изучает висящее на стене расписание.
        - Ммм… не знаю, милая. Правда, он был на пароходе, когда мы отплывали из Александрии, - сказала мама.
        - Еще один твой поклонник, Генриетта? - поддразнил ее папа.
        - Глупости! - притворно надула губки мама и шлепнула папу по руке.
        Неужели они не способны взять себя в руки?
        Нельзя сказать, чтобы возница кэба очень обрадовался, увидев все мамины сундуки и ящики. Я поискала глазами маленького воришку - почти уверена, что он попытался бы стащить целый сундук, подвернись ему такая возможность. В конце концов, возница с папиной помощью разместил весь мамин багаж, и они крепко привязали его веревками. Кэб сильно осел на рессорах и стал неповоротливым, внутри него стало очень тесно, однако ехать нам было недалеко.

* * *
        Я втиснулась рядом с мамой, прижавшись спиной к ее багажу - впрочем, это меня совершенно не волновало. Ведь я не видела маму шесть месяцев, можно сказать, целую вечность. Я стала представлять, как сейчас мы приедем домой и как приятно мне будет хотя бы немного действительно побыть дома. Честно говоря, я устала есть из консервных банок, мне хотелось принять горячую ванну, а затем выпить чашку настоящего чая со сливками, съесть большой кусок домашнего пирога с мясом и почками и отлакировать все это великолепие пудингом.
        Думаю, после проведенных на раскопках шести долгих месяцев маме хотелось того же самого.
        Я счастливо зажмурилась, уткнулась в мамино платье и притихла, не мешая родителям обсуждать свои дела.
        - Ну, как там обстоят дела, Генриетта? - спросил папа.
        - Ну, что тебе сказать, - начала мама, удобнее устраиваясь на подушках. - Французы слегка поджали хвост. Американцы… эти ведут себя как восторженные щенки, с энтузиазмом раскапывают все подряд, даже не задумываясь о том, к чему или к кому они при этом прикасаются. Но больше всего, конечно, немцев.
        - Как там фон Браггеншнотт?
        - Жив-здоров. Стал очень влиятельным лицом, развернул контрабандный вывоз артефактов из Египта. Впрочем, мне ли его за это винить? Именно Браггеншнотт помог мне уладить все формальности, чтобы я могла вывезти свои находки домой, в Англию.
        - Не знаю, не знаю, Генриетта. Честно говоря, мне не нравится, когда тебе приходится связываться с людьми вроде фон Браггеншнотта.
        - Ерунда, - небрежно махнула рукой мама. - Я прекрасно могу сама о себе позаботиться.
        - М-да, конечно, конечно. Кстати, у нас с Германией сейчас довольно сложные отношения. Германская программа строительства военно-морского флота вызвала беспокойство нашего кабинета министров. Лорд-канцлер предложил Германии заключить новый морской договор, но кайзер Вильгельм предложил условия, которых мы не можем принять. Обстановка нервная, все в ожидании каких-то событий…
        Устав слушать их скучные разговоры, я стала смотреть в окно и с замиранием сердца увидела, что кэб проехал мимо Честерфилд Плейс, на которой стоит наш дом, и сворачивает на Мальборо-стрит, где находится наш музей. Я вопросительно посмотрела на папу. Он все понял, наклонился вперед и потрепал меня по руке.
        - Не волнуйся, Теодосия, - сказал он. - Мы ненадолго. Только сгрузим эти ящики да заодно взглянем хотя бы одним глазком на то, что привезла нам твоя мама.
        Ненадолго, ну да, как же. Знаю я это «ненадолго». Я откинулась на спинку сиденья и мысленно стала готовить себя к еще одной ночевке в саркофаге. Впрочем, может, это и к лучшему - остаться сегодня в музее. Нужно как можно скорее найти средство, которое снимет проклятие, перешедшее со статуи Бастет на мою бедную Исиду.
        Кстати говоря, сегодня последний день, когда я смогу остаться в музее. Завтра мы все просто обязаны будем возвратиться домой. Причина первая: до Рождества осталось лишь несколько дней, и к этому празднику загодя начинают готовиться не только нормальные люди, но даже такие фанатики-ученые, как мои родители. Причина номер два - мой младший брат Генри.
        Завтра он приедет на каникулы из своей школы-интерната, и при этом Генри ненавидит музей. Попав в него, он очень быстро устает и становится просто несносным, поэтому родители по взаимному уговору делают все возможное, чтобы мой брат вообще не появлялся в музее.
        Разумеется, я сейчас тоже должна по идее быть в школе. Я провела в ней один семестр - это было чудовищно скучно и утомительно. К тому же я имела неосторожность стать отличницей, и это было непростительным грехом в глазах моих одноклассниц. Если я когда-нибудь вернусь в эту школу, то буду нарочно заваливать контрольные. Отучившись тот семестр, я приехала домой на каникулы и в школу уже не вернулась - по счастью, родители так и не вспомнили о том, что меня нужно отправить назад. А точнее, это я не стала напоминать им об этом. Однажды папа едва не вспомнил про школу сам, но я тут же убедила его, что самостоятельное изучение истории, древних языков, греческого, латыни и иероглифов принесет мне гораздо больше пользы, чем любая школа. Папа немного поупрямился, поспорил, потом согласился со мной, и на этом вопрос со школой был закрыт.
        Папа приказал вознице подъехать с тыльной стороны музея к его грузовому люку. Здесь нас уже поджидали Дольдж и Суинни. Они быстро разгрузили кэб и перетащили часть ящиков и сундуков в нижнюю мастерскую и временное хранилище. Затем папа попросил Дольджа съездить на кэбе к нам домой и разгрузить там остатки маминого багажа.
        - Итак, - начала мама, когда Дольдж уехал, а все остальные слегка успокоились. - Кто хочет взглянуть на новые артефакты?
        Мы с папой придвинулись ближе к маме, а она вытащила из своей сумочки ключ и опустилась на колени возле первого сундука.
        - Ах, Алистер! Все оказалось именно там, где ты предсказал. Ты провел блистательное исследование, просто блистательное, - сказала мама. Пока она возилась с замком, я с облегчением увидела, что на ее руках надеты перчатки. Отец, к счастью, тоже был в перчатках - это я заметила, когда он нетерпеливо потер руки.
        Я посмотрела, нет ли на лице отца следов горечи или грусти. Их не было, но кто бы обвинил папу, если бы они и были?
        Давно, когда мне было всего два года, папа в результате многолетних упорных исследований вычислил, где должна находиться гробница Тутмоса III, могущественного египетского фараона, который жил в период Нового Царства. Папа вместе с мамой отправился на раскопки в Египет, в Долину царей, оставив меня с моей британской бабушкой, которая, как я подозреваю, одевала меня в платьица с кружевами и приучала часами сидеть смирно. Эта экспедиция, можно сказать, увенчалась полным успехом, если не считать того, что родителей предал их же коллега, человек по имени Виктор Лоретти, который объявил, что именно он нашел гробницу Тутмоса.
        Дальше было еще хуже. Британский музей, в котором тогда работал папа, отказался поддержать его и признал, что открытие совершил Лоретти.
        После этого папа и перешел из замшелого старого музея в новый Музей легенд и древностей.
        Несмотря ни на что, папа продолжал свои исследования и последние несколько лет занимался поисками местонахождения гробницы Аменемхеба.

* * *
        Вы спросите, кто такой этот Аменемхеб? Он числился кем-то вроде военного министра при Тутмосе III, и, как полагают, именно его таланту был обязан фараон своими самыми великими и славными победами.
        Два года мама возвращалась с раскопок с пустыми руками, на этот раз ей наконец удалось отыскать гробницу Аменемхеба.
        Папа сгорал от нетерпения, так хотелось ему увидеть, что же нашла мама. Мне тоже было любопытно посмотреть, что там в ящиках, правда, мой интерес сильно отличался от папиного. Я приблизилась к маме и спросила ее:
        - Скажи, мама, наверное, жутко становится, когда забираешься в древние запечатанные гробницы, такие, как эта? Неужели тебе ни чуточки не было страшно?
        Но прежде чем мама успела ответить, в комнату влетел опоздавший Боллингсворт и тут же отвлек мамино внимание.
        - Здравствуйте, миссис Трокмортон. С возвращением вас!
        - Благодарю, мистер Боллингсворт. Очень приятно возвратиться домой.
        Как и папа, Найджел нетерпеливо потер свои ладони.
        - Много сокровищ привезли на этот раз? - спросил он у мамы.
        - Много, - просто ответила она, картинным жестом поднимая крышку сундука.
        Меня обдало сложной, тяжелой смесью запахов. Я различила медный привкус крови, сладковатый трупный запах, струйку горького дыма и отчетливую нотку серы. Я невольно ахнула, коленки мои подогнулись, словно меня придавило вырвавшейся из сундука и прокатившейся по всей комнате волной черной магической силы.
        Папа пристально взглянул на меня и спросил:
        - Что с тобой, Теодосия?
        - Они… они великолепны. Больше ничего, - выдавила я, пытаясь сделать вид, что все нормально. Неужели никто здесь, кроме меня, ничего не чувствует?
        - Но мама еще ничего не вынула из ящика!
        - Неважно, я и так знаю, что это потрясающие артефакты. Других мама не привозит.
        Папа нахмурил было брови, но тут же забыл обо мне, потому что мама уже вытащила из сундука какой-то большой плоский сверток.
        Рядом со мной остановился Найджел и негромко спросил:
        - Ты в порядке, Тео? Ты выглядишь какой-то изможденной. Тебе не нужно прилечь или еще что-нибудь?
        Я отрицательно покачала головой, стараясь делать частые, но неглубокие вдохи и следя за тем, как мама заканчивает распаковывать сверток. Понюхав вырвавшийся из сундука запашок, я, признаюсь, готовила себя к любым неожиданностям. Например, к тому, что в свертке окажется оторванная рука мумии или еще какая-нибудь гадость. К счастью, мои опасения оказались напрасными. В свертке лежало большое декоративное блюдо с вырезанными на нем иероглифами и рисунком, на котором был изображен большой человек с двумя коронами на голове - фараон Верхнего и Нижнего Египта. Одной рукой он держал за волосы маленького человека, а в другой руке у него был большой нож. Я поняла, что большой человек сейчас отрежет голову маленькому человеку, и у меня похолодело в животе. А потом я увидела под ногами большого человека длинные ряды маленьких человечков, которых уже постигла та же судьба.
        - Да, - задумчиво сказал папа. - Кровожадный был парень.
        - Это еще цветочки, - откликнулась мама. - Рядом с нашим приятелем кайзер Вильгельм выглядит доброй няней.
        Она снова заглянула в сундук и вытащила следующий сверток. В нем оказался длинный изогнутый нож с маленькой фигуркой бога Анубиса на рукоятке.
        - Это просто чудо, Генриетта, - восхищенно присвистнул папа.
        - Не спорю, - широко улыбаясь, ответила она. - А теперь кое-что еще! Все стены гробницы были покрыты подробными описаниями всех войн, которые вел Тутмос. На расшифровку этих текстов уйдут годы и годы.
        А вот этому позвольте не поверить. Я расшифровала бы эти записи за пару месяцев.
        - А еще в гробнице были горы оружия, самого разного, - продолжала мама. - Копья, кинжалы, мечи, и на многих из них вырезаны символы Апепа и Манту.
        - Никогда не видел, чтобы символы Змеи Хаоса и бога войны помещали рядом друг с другом, - нахмурил брови папа.
        - Я тоже, - сказала мама.
        А у меня перед глазами вдруг промелькнул иероглиф Манту, который я видела прошлой ночью.
        - Я видела, - пробормотала я. Мама и папа посмотрели на меня так, словно с трудом могли вспомнить, как я вообще здесь оказалась.
        - Где ты это видела, Теодосия? - спросил папа, и его брови удивленно поползли вверх. Но не могла же я рассказать ему всю правду о статуе Бастет?
        - Э-э-э… не помню, прости, - промямлила я.
        По выражению папиного лица легко было догадаться, что он обо мне думает в эту минуту.
        - Как бы то ни было, - продолжила мама после неуклюжей паузы, - в гробнице Аменемхеба имеется также храм Манту.
        - В самом деле? - воскликнул папа.
        Несколько минут все мы с интересом рассматривали каменные плиты с надписями, копья, кинжалы и прочие вещи.
        Затем появился Фагенбуш, и праздничное настроение стало стремительно угасать, но тут мама загадочно улыбнулась и подняла на рабочий стол стоявший у нее возле ног саквояж.
        - Ну-ка, попробуйте угадать, что у меня там, - громко сказала она и обвела всех взглядом своих сияющих глаз.
        - О, Генриетта, - воскликнул папа. - Ну разве можно это угадать? Давай, показывай, не томи нас.
        Мама улыбнулась, открыла саквояж и медленно вытащила из него плоский сверток. Положила его на обтянутую перчаткой раскрытую ладонь левой руки, а правой рукой принялась развертывать бумагу.
        К счастью, все не отрываясь следили за мамой, поэтому никто не заметил, как я вздрогнула от окатившей меня волны холода, вслед за которой вдоль моего позвоночника побежали толпы невидимых жучков, перебиравших своими ледяными лапками. Не знаю, что там за предмет был в руке мамы, но злой, темной магической силой он был налит до самых краев.
        Затем мама сбросила последний лист оберточной бумаги, и на ее ладони оказался большой жук-скарабей, фигурка которого была вырезана из драгоценного камня. Крылышки жука огибали его брюшко. Они были золотыми, к тому же древний ювелир инкрустировал их тысячами мелких алмазов. Голову жука венчал большой, размером с вишню, камень сердолик, а брюшко украшал чуть меньший по размеру зеленый камень.
        - Сердце Египта, - торжественно объявила мама. - Прямо из гробницы Аменемхеба.
        Мальчик, который следил за мужчиной, который следил за девочкой
        В соответствии с законом, каждый фараон во время коронации получал огромный амулет-оберег, который назывался Сердцем Египта, потому что от здоровья и благополучия фараона зависела судьба всей страны. Когда фараон умирал, Сердце Египта клали на его мумию. Однако в гробнице Тутмоса Сердце Египта не обнаружили, и на протяжении многих лет местонахождение амулета оставалось для ученых-египтологов одной из главных загадок.
        - Да, - сказала мама, едва не лопаясь от гордости. - Все это время амулет находился в гробнице Аменемхеба, а не Тутмоса.
        Когда мама передавала скарабея в руки папы, я взглянула на Фагенбуша.
        Его лицо буквально пылало от алчности и возбуждения. Большинство людей становятся красивее, когда краснеют, но только не Фагенбуш. Покраснев, он становился еще более уродливым и пугающим, чем обычно, как будто краску его лицу придавал жар, идущий от углей самого ада.
        Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.
        - Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?
        - Абсолютно.
        Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго-настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от проклятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.
        Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.
        Единственной загвоздкой был Фагенбуш - если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.
        И тут меня осенило.
        - Э-э, мистер Боллингсворт! - сказала я небрежным тоном. Почему-то именно этот тон всегда заставляет моего папу вздрогнуть и обратить на меня внимание, чем бы он при этом не был занят. Так, говорят, реагируют на звук трубы списанные на пенсию боевые кони.
        - Да, Тео? - спросил Найджел, отрываясь от только что открытого им ящика с восковыми фигурками шабти.
        - Вы не знаете, мальчики из Хеджвикской школы для трудных подростков уже ушли?
        Найджел вспомнил про юных сорвиголов, которые должны были прийти сегодня в музей на экскурсию, и его лицо вытянулось.
        - О господи. Нет, не знаю. Полагаю, надо пойти взглянуть, вдруг они сломали что-нибудь, а может, утащили легендарный меч или какую-нибудь другую штуковину.
        Я подошла ближе и заглянула в открытый Найджелом ящик.
        - Ой, что это? - спросила я идиотским тоном.
        На самом деле я отлично знала, что это фигурки шабти, их находят в любой мало-мальски приличной египетской гробнице. Восковые или глиняные шабти должны были прислуживать умершему в загробной жизни и делать за него всю тяжелую работу.
        Однако, присмотревшись внимательнее, я обнаружила, что эти фигурки совсем не похожи на обычных шабти. Во-первых, у них слишком грозный вид, простые слуги такими не бывают. А во-вторых, каждая фигурка держала в своих глиняных ручках какое-нибудь оружие - копье, кинжал, меч, боевой топорик. Итак, эти шабти были грозными и вооруженными - очень, очень странно.
        Бросив быстрый взгляд на Фагенбуша, я спросила Боллингсворта все тем же идиотским тоном:
        - Это куколки, да? Их клали в гробницы, чтобы детки-мумии могли играть ими?
        Фагенбуш нервно дернул головой и просверлил меня своими глазками-бусинками.
        - О боже, нет, конечно! - с легкой усмешкой воскликнул Найджел, до глубины души потрясенный, я полагаю, моим невежеством. - Они действительно очаровательны, однако на самом деле… одну минутку. Послушайте, Клайв, не могли бы вы сходить проверить, ушли ли те малолетние головорезы и все ли после них в порядке?
        Все точно так, как я надеялась! Зачем Первому помощнику хранителя музея идти смотреть, что там натворила толпа неуправляемых школьников, если можно поручить это Второму помощнику?
        Я прикрыла глаза, опасаясь, что Фагенбуш испепелит меня взглядом. Он прекрасно понимал, что я попросту избавляюсь от него. Не поднимая ресниц, я любезно улыбнулась и пролепетала:
        - Благодарю вас, мистер Фагенбуш. Меня так заинтересовали эти куколки…
        Фагенбуш зарычал, громко швырнул на пол крышку, которую только что сорвал с одного из ящиков, и вихрем вылетел вон.
        - Так вот, Тео, - начал Найджел. - Эти фигурки называются шабти. Их использовали для… Тео! Тео, ты слышишь меня?
        Но я уже рылась в упаковочном материале только что открытого Фагенбушем ящика.
        - Так ты хочешь услышать про шабти? - растерянно спросил бедный Найджел, а я, не давая ему прийти в себя, позвала его:
        - Идите, взгляните сюда. Никогда ничего подобного не видела. А вы?
        Немедленно шабти были забыты (и слава богу!), и Найджел кинулся посмотреть на то, что я обнаружила.
        Он встал рядом со мной и провел рукой по маленьким черным частичкам.
        - Любопытно, - пробормотал Найджел.
        - Очень любопытно, - согласилась я, перебирая частицы руками (разумеется, плотно затянутыми в перчатки). Присмотревшись, я поняла, что это маленькие кусочки черного камня - базальта и оникса - и что они удивительным образом обточены. Правда, я никак не могла сообразить, что могут символизировать эти камешки.
        - Зерна, - объявила мама, подходя вместе с папой к нашему ящику. - Все эти камешки выточены в форме зерен - ржи, пшеницы, даже риса. Никогда не встречала ничего подобного.
        - Да, но почему они черные? - спросила я. - Это не зерна. То есть я хочу сказать, что у них цвет не как у зерен.
        - Не знаю, почему египтяне не вытачивали зерна из песчаника, мыльного камня или какого-нибудь другого светлого материала. Может быть, нам удастся это понять, когда мы изучим все эти находки.
        - Кстати о зернах, - сказала я, вспомнив про свой голод, который теперь, в отсутствие Фагенбуша, пришло время утолить. - Можно, я схожу в булочную лавку и куплю нам что-нибудь к ужину? Я умираю от голода. Последние два дня я ничего не ела, кроме сэндвичей с джемом.
        - Ах, милая моя. Конечно, можно. - Мама ткнула папу локтем в бок и добавила: - Алистер, как ты мог позволить ей питаться все время такой дрянью?
        - Э-э… мы… я… у меня было очень много работы, Генриетта, - промямлил папа.
        Чтобы немного поддержать его, я спросила:
        - Папа, дорогой, тебе купить слоеных пирожков? Я знаю, ты их очень любишь.
        - Да, да, - сразу же оживился папа. - Это было бы замечательно.
        Я протянула руку за деньгами. Папа пошарил по своим карманам, положил мне на раскрытую ладонь несколько шиллингов и тут же переключил все внимание на ритуальный нож, который он только что выудил из очередного маминого ящика.
        Я взглянула на закатное небо. Если поспешить - я имею в виду, как следует поспешить, - можно успеть вернуться назад до наступления темноты. Вероятно.
        Я пробежала через мастерскую и начала подниматься по лестнице.
        - Не забудь пальто, - долетел сзади папин голос. - И шляпку!

* * *
        Дождь перестал, и я подумала, что, быть может, мне удастся слетать в булочную и назад до того, как серые облака перестроят свои ряды и пойдут на второй заход. Было холодно, со всех сторон дул пронизывающий ветер, но все же мне было приятно оказаться за стенами музея, подальше от удушливого серного запаха проклятий, магических артефактов, а самое главное - от Клайва Фагенбуша.
        В нескольких кварталах от музея дома и магазины становились меньше, а улицы уже. Облака темнели прямо на глазах, и я подумала, что мне нужно пошевеливаться.
        Шаги за своей спиной я впервые расслышала на Хаддингтон стрит.
        Я резко остановилась, сделав вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, и шаги тоже остановились. Я медленно выпрямилась, лихорадочно соображая, что же мне делать. Улицы не то чтобы были совсем пусты, но прохожих оказалось довольно мало. Я сделала несколько шагов и вновь притормозила - на этот раз у витрины первого попавшегося магазина - и уставилась на выставленные в ней котелки, кастрюли и прочую чепуху. Шаги за моей спиной вначале ожили, потом вновь замерли.
        Я решила, что самое лучшее - это совершить рывок до самой булочной, и припустила во всю прыть по улице. Вскоре я с облегчением увидела впереди знакомую вывеску «Пироги и булки миссис Пилкингтон». Я резко рванула на себя дверь и буквально ввалилась в лавку, испугав бедную миссис Пилкингтон.
        - Добрый вечер, душечка, - приветствовала она меня. - Ты меня испугала. Куда ты так торопишься?
        Миссис Пилкингтон - женщина замечательная, пухлая и сладкая, как ее булки. От нее всегда восхитительно пахнет горячим хлебом и пирогами, этот запах нравится мне ничуть не меньше, чем аромат дорогой туалетной воды.
        - Просто умираю от голода, миссис Пилкингтон, только и всего.
        - Ага, - понимающе взглянула она на меня. - Торчишь взаперти в этом старом пыльном музее, да?
        - О, да, мадам, - с чувством подтвердила я.
        - Что тебе дать сегодня на ужин, душечка?
        - Знаете, сегодня моя мама приехала, так что мне нужно что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать ее приезд.
        - Конечно, конечно, моя дорогая. Я так рада, что твоя мама вернулась.
        Я выбрала то, что мне хотелось, а в последний момент попросила миссис Пилкингтон не класть один пирог в пакет, а сразу отдать его мне в руки. Его я съем по дороге в музей, потому что в самом деле умираю от голода. Я забрала свои покупки, вышла на улицу и сразу же впилась зубами в слоеный пирожок с мясом. Откусила и тут же едва не подавилась, увидев перед собой того самого юного воришку, которого поймала, а потом отпустила на вокзале Чаринг-Кросс.
        - Ты? - удивленно воскликнула я, не обращая внимания на вылетевшие при этом у меня изо рта крошки.
        - Ну, я, и что? - ответил он, не сводя ярко-синих глаз с моего пирожка.
        - Зачем ты следишь за мной? Только не ври, хорошо?
        Мальчишка выпрямился во весь свой рост, но все равно оказался сантиметров на пять ниже меня.
        - Я никогда не вру, - оскорбленным тоном заявил он. - И я слежу не за тобой. Я слежу за одним типом, а вот он действительно следит за тобой.
        У меня слегка подогнулись коленки.
        - Что это за тип… то есть джентльмен?
        - Да так, один гусь, который увязался сегодня за вами еще на вокзале. Ты его видела, он такой… сильно загорелый.
        Я отлично знала, о ком идет речь. Это тот самый человек, который пялился на мамины ящики.
        - А зачем?.. - начала я.
        - Откуда я знаю. Может, ему что-нибудь от тебя нужно, - перебил меня мальчишка.
        - Нет, нет, я не о том. Зачем ты следишь за ним? - Я нахмурила брови и добавила: - Рассчитываешь на вознаграждение?
        - Вот еще! - возмущенно ответил он. - Просто я вам кое-чем обязан, мисс. Ты же отпустила меня тогда на вокзале, не стала звать полицейского. А Стики Уилл никогда в долгу не остается. - Он окинул жадным взглядом мой пакет и добавил: - Пироги остынут.
        Я посмотрела на остаток мясного пирога, который держала в руке. Всего пару минут назад это был прекрасный пирог - теперь же я не смогла бы откусить от него ни кусочка. Мальчишка смотрел на этот пирожок с таким вожделением, что я невольно подумала о том, когда же этот бедолага ел в последний раз?
        - Слушай, - сказала я. - Хочешь этот пирог? Бери. А то у меня что-то аппетит пропал.
        Глаза у мальчишки вспыхнули, но он с явным усилием заставил себя засунуть руки в карманы и ответил, шаркнув левой ногой:
        - Спасибо, я не голоден. Хотя… было бы грешно выбрасывать такой отличный пирожок на помойку, верно?
        - Смертный грех, - охотно подтвердила я.
        - Ну, в таком случае… - сказал мальчишка, благодарно взглянул на меня, взял у меня пирог и в две секунды прикончил его. Никогда не видела, чтобы человек откусывал такие большие куски.
        Тут мне в голову пришла отличная мысль.
        - Я дам тебе еще один пирог, если ты последуешь за тем типом и выяснишь, куда он направляется, - предложила я.
        Мальчишка вновь пошаркал ногой, сделал вид, что задумчиво смотрит в небо, - все было бы хорошо, но его подвел громко заурчавший живот.
        - Ну что ж, пожалуй, я возьмусь. Все равно никаких срочных дел у меня не предвидится, - произнес мистер Стики Уилл, вытирая нос своим грязным рукавом.
        - Ну и отлично. Тогда вперед. - Я вынула из пакета еще один пирог и протянула его мальчишке. Ведь именно о такой оплате мы и договаривались, разве нет?
        Стики засунул пирог в свой карман и деловито спросил:
        - Когда я все выясню, мне прийти в музей?
        - Э-э… пожалуй, нет. - Я не была уверена, что наш сторож Флимп впустит Стики в музей. И как мне объяснить, что я ожидаю такого посетителя? - Но завтра я снова буду на вокзале Чаринг-Кросс. Примерно в то же самое время. Мы сможем там увидеться?
        - Договорились, - согласился Стики.
        Я проследила взглядом за тем, как он исчезает в тенях между домами. Скажу честно, гораздо лучше чувствуешь себя, если знаешь, что на твоей стороне есть еще кто-то, даже если это всего лишь маленький уличный воришка. По крайней мере, ты уже не один.
        Я расправила плечи и пошла по улице, стараясь не думать о том, что за мной следят, хотя не помнить об этом было очень трудно. Распахнутые двери домов напоминали раскрытые пасти, окна, казалось, провожали меня подозрительными взглядами. На улице стало пусто, если не считать старого фонарщика, который начал зажигать фонари - они тусклыми голубыми шарами мерцали в наплывавшем на город густом тумане. В тумане плохо видны предметы, но отлично слышны звуки, например, шаги за спиной. Мне показалось, что они начали приближаться.
        Я уже приготовилась начать забег до самого музея, как услышала цоканье копыт и стук колес. Оглянувшись через плечо, я увидела двухместную маленькую карету - брогам, причем этот экипаж был мне очень хорошо знаком!
        Я быстро прикинула варианты - либо я продолжаю идти одна по темным улицам с преследователем за спиной, либо иду на свидание с бабушкой Трокмортон.
        Если вы считаете, что это легкий выбор, значит, вы не знаете мою бабушку.
        Я выбрала бабушку, выступила навстречу карете и махнула рукой кучеру. Он присмотрелся, узнал меня и натянул вожжи. Когда карета остановилась, я схватилась за дверцу. Закрывавшая окно занавеска отодвинулась изнутри, и за стеклом показался клюв… простите, нос моей бабушки.
        Увидев меня, она нахмурилась и сжала губы в ниточку, словно переложила в свой чай лимонов.
        Я обернулась через плечо. Шаги преследователя стихли. Интересно, он ушел или просто прячется где-нибудь в тени? Станет он преследовать карету моей бабушки или нет? И станет ли Стики Уилл преследовать его самого?
        Кучер соскочил с козел, открыл мне дверцу и вежливо сказал:
        - Здравствуйте, мисс.
        Бабушка высунула нос из открытой двери и сварливым тоном проскрипела:
        - Поторопись, холода напустишь. Залезай, внутри все объяснишь.
        Я забралась в карету, пристроилась на краешке сиденья напротив бабушки Трокмортон - в ее присутствии я всегда чувствовала себя неуютно. И, наверное, не только я одна.
        Бабушка Трокмортон стукнула по полу кареты своей тростью и спросила:
        - Желаю знать, что ты делаешь здесь одна, без сопровождения взрослых.
        Я поерзала на сиденье, неожиданно представив, как неряшливо, должно быть, выгляжу сейчас.
        - Папа послал меня купить что-нибудь на ужин.
        - Одну? - Бабушка была потрясена. - Впрочем, ничего другого я и не ждала. А где же твоя гувернантка?
        Гувернантка исчезла еще несколько месяцев назад, сказала, что иначе сойдет с ума. Она предполагала, что будет учить одиннадцатилетнюю девочку танцам и хорошим манерам, а не слоняться целыми днями по старому музею.
        Но если бабушка Трокмортон узнает, что у меня больше нет гувернантки, она завтра же к обеду пришлет новую - нужно мне это?
        - Она… э-э… отпросилась навестить больную родственницу, - соврала я.
        Бабушка опустила свой клюв и фыркнула:
        - Хм-м… Ну а твоя мать дома или все еще копается в чьих-то древних могилах?
        - Дома. Она только сегодня возвратилась из Египта, - ответила я сквозь стиснутые зубы. Бабушка Трокмортон терпеть не может мою маму, считает ее слишком современной, эксцентричной и постоянно говорит про нее всякие гадости. Желая хоть как-то защитить маму, я добавила: - Она нашла просто удивительные артефакты.
        - Не могу понять, что удивительного можно найти, роясь в пыльных склепах.
        Я стиснула кулаки, но в спор решила не вступать. В конце концов, я должна быть благодарна бабушке Трокмортон хотя бы уже за то, что она избавила меня от преследователя - пусть даже сама того не зная.
        - А когда приезжает на каникулы этот плут, твой братец? - спросила бабушка.
        - Завтра.
        Карета затормозила, остановилась, кучер открыл дверцу и, глядя не на нас с бабушкой, а куда-то поверх наших голов, объявил:
        - Музей, мадам.
        Я выскочила из кареты, успев кинуть на бегу:
        - Спасибо, что подвезли, бабушка.
        - Не стоит благодарности, - ответила она и добавила мне вдогонку: - Я обязательно поговорю с твоим отцом насчет твоей гувернантки.
        Этого мне только не хватало!
        Приятный семейный ужин, который не получился
        В музей я возвратилась, когда темнота уже поглотила все улицы Лондона. Дрожа, я взбежала по ступеням главного входа и успела проскользнуть внутрь как раз перед тем, как Флимп запер дверь на ночь. Немного подумав над тем, как выманить маму и папу из мастерской, я решила, что вернее всего это можно сделать, приманив их запахом еды.
        Когда я направлялась по темному коридору к служебным помещениям, на меня бросилась какая-то размытая темная тень. Мое сердце ушло в пятки, когда эта тень, гнусно завывая, прилипла к моему плечу.
        Меня чуть не хватил удар, хорошо, что я вовремя сообразила, что это не настоящий демон, а всего лишь Исида. До той поры мне не верилось, что дела с моей кошкой обстоят настолько плохо.
        Маленькое сердечко Исиды колотилось так же часто, как мое собственное, своими когтями она крепко вцепилась мне в пальто. Уши Исида прижала к голове, а глазами бешено вращала в разные стороны.
        - Тс-с, Исида. Все в порядке, - прошептала я. - Хочешь, дам тебе кусочек колбаски?
        Я отковырнула из одного пирога кусочек мяса и протянула его кошке. Исида замерла, глаза ее сделались осмысленными - она снова стала моей прежней любимой кошкой, но лишь на секунду. Затем взгляд ее вновь стал диким, Исида злобно зашипела, соскочила с моего плеча и растворилась в сумраке.
        Мне придется связать свою кошку. И довольно скоро. Если я, разумеется, смогу поймать ее. И если мне удастся найти способ расколдовать Исиду, снять с нее проклятие. Поисками такого средства я и займусь сразу же после ужина.
        Я вошла в столовую для сотрудников и развернула принесенную еду, надеясь, что ее аромат скоро долетит до моих родителей.
        Не прошло и двух минут, как в двери показалась папина голова.
        - Ты уже вернулась, Теодосия? - сказал он.
        Уже! Мне казалось, что я отсутствовала целую вечность, но я просто ответила:
        - Да, папа.
        - Превосходно. - Он вошел в комнату и поставил на огонь чайник. - Мама уже поднимается.
        - Скажи, ее путешествие действительно было очень опасным? - Я не хотела задавать этот вопрос, он сам выпрыгнул у меня изо рта, словно летучая рыба из воды.
        - Послушай, Теодосия, - посмотрел на меня папа. - Если бы я считал, что мамино путешествие будет опасным, то обязательно поехал бы вместе с ней.
        Великолепно! Очаровательно! В таком случае я потеряла бы сразу обоих родителей!
        - Твоя мама прекрасно знает Египет, а при случае без труда сумеет обвести вокруг пальца и парочку немцев, которые ей мешают, - сказал папа и продолжил уже гораздо серьезнее и строже: - Однако ты не должна подслушивать, о чем говорят между собой взрослые, это не твоего ума дело. В следующий раз так не поступай.
        Интересно, я что - подушка на сиденье? Ну как, как я могла не слышать их разговор? Вот, кстати, почему я так редко спрашиваю родителей о чем-либо. Стоит им заподозрить, что я слышу их, они сразу же замолкают. Как они при этом хотят, чтобы я училась чему-нибудь у них, - не представляю.
        А тут и мама пришла.
        - Ах ты, моя прелесть! - воскликнула она. - А пахнет-то, пахнет-то как!
        Мама подошла и поцеловала меня. Я прижалась к ее лицу и оставалась так долго-долго, пока мама сама не отодвинулась. Позвольте вам напомнить, что я целых полгода маму не видела.
        - Спасибо, ты нам настоящий пир устроила! - с этими словами мама принялась рыться в серванте, отыскивая посуду, ножи и вилки.
        А затем мы все втроем сели ужинать. На столе не было пирога с мясом и почками, и сидели мы вовсе не у себя дома, но мы снова стали единой семьей, и поначалу все шло просто замечательно.
        Папа впился зубами в слоеный пирожок и зажмурился от удовольствия.
        - Мама, - спросила я, наклоняясь к ней. - Расскажи, как там все было? Ты все это время жила в палатке? А живых скарабеев ты видела?
        Папа открыл глаза и тут же все испортил.
        - Совсем забыл тебя спросить раньше, - начал он. - Что, движение за независимость действительно набирает в Египте силу?
        - Ну, честно говоря, наш генеральный консул по горло занят этой проблемой, - живо откликнулась мама, прожевывая кусок пирога. - Да, они продолжают требовать, чтобы британцы покинули страну.
        Я вздохнула, отключилась и принялась жевать - когда разговор заходит о политике, это всегда надолго.
        Вздрогнула я только тогда, когда папа изо всей силы хватил кулаком по столу.
        - Ничего этого могло не быть, если бы не лорд Кромер с его кровожадностью и высокомерием! А теперь из-за него все работы в Долине Царей могут быть остановлены!
        - Верно, - согласилась мама. Когда папа ударил по столу кулаком, она и глазом не моргнула. У нее стальные нервы, у моей мамочки.
        Сгорая от желания повернуть разговор в более благоприятное для меня русло, я спросила было:
        - Мама, а ты в этот раз ездила на верблюде?
        Но куда там!
        Мама наклонилась ближе к папе и с новым пылом продолжила:
        - Ты уже слышал, что Камиль основал в Египте Национальную партию? Вся его программа направлена против Британии.
        - Да. Скажи, а есть доля истины в слухах о том, что эта партия была создана не без участия немцев? - спросил папа.
        - Трудно сказать, наверняка это никому не известно. Но в противовес Камилю Люфти эс-Сайид основал Народную партию. Она лояльнее к Британии, но тем не менее тоже ставит своей конечной целью добиться независимости.
        Я снова вздохнула. Никогда не смогу понять, каким образом родителям удается так скучно обсуждать такую сказочную страну, как Египет.
        - Прости, моя милая, - вспомнила обо мне мама и погладила меня по руке. - Представляю, как скучно тебе все это слушать. Расскажи, чем ты занималась все это время, пока меня не было?
        Окрыленная тем, что разговор наконец-то коснулся действительно интересной темы - меня самой, - я взахлеб поведала маме обо всех своих делах.
        Ужин можно было считать законченным, но я все болтала и болтала - так мне хотелось, чтобы мы подольше оставались вместе, за одним столом, одной семьей. Мама долго слушала меня, потом неожиданно приложила ладонь к своей щеке и воскликнула:
        - Постой, милая! Как же я могла забыть? Я же тебе привезла кое-что.
        Я оживилась и напряглась, я была заинтригована. Иногда мамины подарки бывают просто сногсшибательными, и всегда - неожиданными.
        Мама вышла из-за стола, порылась в своей дорожной сумке и вытащила из нее длинный, свернутый в рулон пергамент.
        - Это копия с табличек, которые мы обнаружили в раскопанной нами части пирамиды. На них записаны секреты Аменемхеба, с помощью которых он выигрывал войны. - Мама провела пальцем по первой строчке иероглифов и, слегка любуясь собой, прочитала вслух: «Как повергнуть своих врагов в хаос».
        - О, это просто чудесный подарок, мама! Спасибо! - Я схватила пергамент, развернула плотный лист, и мои глаза быстро забегали по выстроившимся на нем строчкам иероглифов.
        - Я пристроюсь в кресле возле огня и буду читать, а вы с папой сможете поговорить, - предложила я.
        - Да, дорогая, нам с папой нужно поговорить о делах.
        - Не волнуйся, я буду сидеть тихо как мышка, обещаю.
        - Нет, Теодосия, - вступил папа. - Нам с мамой нужно поговорить наедине. Почему бы тебе не пойти в свой чулан? Там и почитаешь свой пергамент.
        Мои плечи сразу поникли.
        - Да, папа. Если ты настаиваешь…
        - Настаиваю. Иди.
        Я поплелась к выходу, возле самой двери остановилась и спросила, взглянув на родителей через плечо:
        - Но хотя бы захватить меня домой вместе с собой вы не забудете?
        - Ну, что ты, милая, - сказала мама. - Конечно, не забудем. Иди. Мы недолго.
        Я вышла из столовой в темный коридор, и тут мне пришло в голову, что у меня появилась отличная возможность попробовать разобраться в ситуации с Исидой.

* * *
        Я припустила по коридорам, а затем спустилась к читальному залу библиотеки. Но, когда я подергала за ручку, дверь оказалась заперта. Гром и молния! Какому идиоту взбрело в голову запереть на ночь библиотеку?
        Почти наверняка этой крысе Фагенбушу.
        Огорченная, я возвратилась в свой чулан. Зажгла керосиновую лампу, забралась в саркофаг, постаралась уютнее подоткнуть вокруг себя одеяло. Затем я развернула свиток и принялась читать.
        «Хвала тебе, Сет, владыка Хаоса! Хвала тебе, Манту, разрушитель наших врагов! Хвала тебе, Анат, своей красотой повергающая в ужас наших неприятелей! Боги, услышьте наши мольбы.
        Хотя при великом Тутмосе, нашем славном и богоравном правителе, земля наша достигла могущества и процветания, хотя наши враги склонились перед нами на колени, умоляя нас о милости, которая исходит от Тутмоса…»
        Вскоре я с головой ушла в рассуждения Аменемхеба, разбиравшего всевозможные способы уничтожения и разгрома его врагов. Голод, чума, потоп, саранча - он мог управлять всеми этими бедствиями с помощью заклятий, амулетов и тайных ритуалов черной магии. Управлял и действительно ставил своих врагов на колени.
        Проведя за чтением несколько часов, я почувствовала, как у меня тяжелеют, начинают слипаться веки. Мне ужасно не хватало Исиды. Обычно она ложилась у меня в ногах, согревала меня своим маленьким пушистым тельцем, успокаивала негромким мурлыканьем.
        Я всячески гнала от себя мысли о том, что Исида мечется сейчас по музею в припадке наведенного проклятием безумия. Нет, нет, став демонической кошкой, она, по крайней мере, не должна чувствовать себя одинокой. И напуганной тоже.
        Погружаясь в сон, я напомнила себе о том, что спать в саркофаге совсем не настолько противно, как может показаться. Особенно, если не думать о том, для чего - точнее, для кого - была сделана эта штуковина…
        Лучше помнить о том, что когда по всему ночному музею шастают демоны и злые духи, безопаснее всего спать именно в этом каменном гробу, за его толстыми, покрытыми защитными символами, стенками.
        Неожиданное купание Фагенбуша
        На следующее утро я проснулась с покрасневшими, зудящими глазами и поняла, что не выспалась. И неудивительно! Мне всю ночь снились марширующие египетские армии и другие ужасы войны. Этот парень, Аменемхеб, писал очень ярко и живо, но я никому не рекомендовала бы читать его записи перед сном.
        Еще хуже то, что я по-прежнему была в саркофаге, это означало, что мама и папа так и не уехали вчера домой из музея. Или все-таки забыли взять меня с собой. Эта мысль заставила меня сесть и выпрямить спину, сердце у меня тревожно забилось. Неужели они в самом деле забыли про меня? Как они могли?
        Я выбралась из своей каменной постели, налила в тазик холодной воды из кувшина и побрызгала себе на лицо, смывая сон и, хотелось бы надеяться, прилипчивые воспоминания о своих странных снах. Была еще одна вещь, из-за которой я не выспалась, - всю ночь в музее раздавались потрескивания, скрипы и шорохи. Казалось, все артефакты ожили и решили устроить вечеринку. Я подозревала, что это каким-то образом связано с предметами, которые привезла мама. Я решила, что сегодня первым делом проверю это - разумеется, выяснив сначала, забыли меня родители в музее или нет.
        О, нет! Эту проверку придется отодвинуть на второе место. А моя первая и самая важная задача на сегодня - найти Исиду и попытаться расколдовать ее.
        Я разгладила, как смогла, свое мятое платье, которое не снимала уже второй день кряду. Если честно, то я сейчас мало чем отличалась от уличного беспризорника. Затем сняла с гвоздя самый чистый - по крайней мере, на вид - передник и влезла в него. Натянула на руки перчатки и отправилась в столовую в надежде найти там если не своих родителей, то хотя бы остатки от вчерашнего ужина. Удача мне не улыбнулась, я не нашла в столовой ни родителей, ни объедков. Тогда я соорудила себе сэндвич с последней ложкой джема из банки, а когда принялась за него, услышала папин голос, долетевший сверху, из его мастерской. У меня отлегло от сердца - родители все же не забыли меня в музее, как зонтик!

* * *
        Направляясь в читальный зал, я решила заглянуть к Эдгару Стилтону, Третьему помощнику хранителя музея.
        Стилтон был простым, но знающим и честным парнем, а по некоторым причинам он служил еще и чем-то вроде громоотвода во время случавшихся в музее беспорядков, и так же, как я сама, всегда чувствовал, если что-то шло не так. Когда меня одолевали сомнения, мне достаточно было заглянуть к Эдгару и проверить по нему свои ощущения. Поскольку Стилтон был младшим из помощников, он обычно появлялся на работе раньше остальных, чтобы произвести своим рвением хорошее впечатление на своих трех вышестоящих начальников. Правда, папу он мог бы во внимание и не принимать, мой папа просто не замечает подобных вещей.
        Когда я пришла на второй этаж, дверь Стилтона была открыта. Кабинет, который он занимал, был не больше моего чулана - еще одно обстоятельство, которое роднило нас с Эдгаром. Его рабочий стол всегда был завален бумагами, свитками и транспортными накладными. Хотя газовые рожки горели на полную, в кабинете все равно было сумрачно и неуютно.
        - Доброе утро, - сказала я, просовывая голову в дверь.
        Стилтон вздрогнул от испуга и едва не уронил на пол свою чашку с чаем. Дурной знак.
        - А, мисс Трокмортон, привет. - Он поправил поставленную на стол чашку и вытащил носовой платок, чтобы вытереть облитый чаем рукав.
        - Просто Тео, - поправила я, вошла в кабинет и присела возле стола. - Вы слышали о новых находках моей мамы?
        Я спросила об этом не потому, что мне было интересно - просто мне нужно было занять Эдгара чем-нибудь на пару минут, чтобы понаблюдать за ним и прочитать всю нужную мне информацию.
        - Да, Боллингсворт рассказал мне кое-что об этом вчера вечером. Великолепные артефакты.
        Я заметила, что его левое плечо нервно подергивается. Плохо дело.
        - А мне она привезла копии надписей с каменных плит, которые нашла в гробнице. Очень интересные тексты.
        - Надо думать, - сказал Стилтон, и его правый глаз тоже нервно задергался.
        В ту же минуту снизу донесся звон колокольчика, и Эдгар вздрогнул, словно ошпаренный.
        - Доставка, - сказал он.
        - Отлично, - ответила я. Доставка - это значит, привезли очередные мамины ящики и сундуки. Доставка - это значит, что сейчас все займутся разбором новых артефактов, а я смогу спокойно посидеть в библиотеке и поискать средство, которое поможет Исиде. - Пожалуй, пойду, помогу распаковывать груз.
        Я попрощалась с бедным Стилтоном, который все время дергался и извивался, словно насаженное на иголку насекомое, и поспешила в читальный зал. Подойдя к нему, я увидела Клайва Фагенбуша - он как раз отпирал дверь. Увидев меня, второй помощник насупился и спросил:
        - Что ты здесь делаешь?
        Я мило улыбнулась в ответ и про себя твердо решила, что обзаведусь собственным ключом от библиотеки.
        - Собиралась позаниматься.
        - Думаю, ничего не выйдет, - ухмыльнулся Фагенбуш. - Твой отец просил передать, что ждет тебя внизу, хочет, чтобы ты помогла распаковывать ящики.
        Проклятье! Сколько раз я мечтала о том, чтобы папа позвал меня помогать, и надо же - впервые в жизни он это сделал именно тогда, когда у меня есть более важные и неотложные дела! Как же мне быть? Ну, хорошо, пойду помогать, а при первой же возможности улизну.
        Когда я спустилась вниз, мои родители разбирались с шабти. Этих глиняных фигурок были сотни, тысячи, и на каждой из них лежало проклятие.
        Я думала, что мы никогда не закончим распаковывать шабти. Мама и папа были приятно возбуждены - такая армия шабти позволяла создать впечатляющую экспозицию. Мне же эта работа казалась утомительной и нудной, тем более что проклятые фигурки излучали энергию, от которой у меня слезились глаза и сводило желудок. Я то и дело поглядывала на часы, словно подгоняя поезд, который должен был привезти на каникулы Генри.
        Эти взгляды на часы лучше любых слов говорили о том, насколько я устала. Вне всякого сомнения, уже завтра я буду мечтать о поезде, который увезет Генри обратно в школу.
        Наконец все шабти были распакованы, мама и папа принялись пересчитывать и переписывать их, а я воспользовалась случаем и тихонько улизнула.
        Пришло время расколдовывать мою несчастную любимую кошку.

* * *
        Распаковывая шабти, я хорошенько все обдумала. Прежде всего, я попытаюсь надеть на Исиду защитный амулет. Проклятия он, конечно, не снимет, но хотя бы немного ослабит его действие.
        Но первым делом нужно будет посоветоваться со знающими людьми.
        Я вернулась в читальный зал и взяла с полки книгу Эразма Брамвелла «Погребальная магия, мумии и проклятия». Пролистав ее от корки до корки, я поняла, что о снятии проклятий Брамвелл не имеет ни малейшего понятия. Он много и со знанием дела пишет о том, как мумифицировать кошек (кошачьи мумии в египетских гробницах находят очень часто), о том, как оплакивать умерших кошек (некоторые египтяне в знак траура даже сбривали себе брови), но ни единого слова о том, как изгонять забравшихся в кошку демонов. Это означало, что решение мне придется искать, полагаясь только на собственные силы, никто из древних авторов не поможет.
        Итак, мне предстояло найти способ использовать способности самой Исиды к регенерации (как вам должно быть известно, недаром говорят, что у кошки девять жизней). Способности к самовосстановлению должны помочь Исиде избавиться от проклятия и снова стать самой собой. Кроме того, я должна очистить свою кошку и снабдить ее защитой против сил зла, циркулирующих в ее маленьком пушистом теле. Наконец, я должна напомнить Исиде о том, какая она на самом деле. Сложная задача.
        Я порылась в своем саквояже, который накануне забыла в читальном зале, - какая невнимательность с моей стороны! - и смогла подобрать все необходимые вещи. Я даже составила их список - для Вечности, как говорит в таких случаях папа.
        «Средство Теодосии Трокмортон для снятия проклятий с кошки:
        1 небольшой квадратный кусок холста;
        1 ивовая палочка с обожженным концом;
        1 молочный зуб кошки, которую предстоит расколдовать (по счастью, у меня сохранился такой зуб, он выпал у Исиды, когда она была еще котенком!);
        1 маленькая рыбья кость (чтобы стимулировать чувства кошки и напомнить ей о ее истинной натуре);
        1 наперсток сушеной травы Nepeta cararia, больше известной как кошачья мята (чтобы еще сильнее стимулировать кошачьи чувства);
        1 капля крови (не кошки, а того человека, который снимает проклятие);
        1 сосуд с чистой водой;
        1 клык гиппопотама с вырезанными на нем магическими символами. Такие клыки использовались в Египте во время магических обрядов в эпоху Среднего Царства. (Мой клык был заимствован из собрания предметов древнеегипетской магии в Музее легенд и древностей, коллекция № 136);
        26 ниток - 12 белых (для очищения), 8 зеленых (для ускорения роста), 6 красных (для регенерации - Исиде нужно возродиться как можно быстрее!)».
        Первым делом мне пришлось снять свои перчатки. Такую тонкую вещь, как амулет, в перчатках не сделаешь.
        Затем я взяла ивовую палочку и ее обожженным концом нарисовала на квадратном кусочке холста Всевидящее око. Этот символ придаст бедной Исиде целительную силу бога Гора и обеспечит ей защиту.
        Потом я положила в середину холста зуб, рыбью косточку и кошачью мяту. Проколола иголкой свой палец, выдавила на все это одну капельку крови и принялась свертывать холст снова и снова, пока он не превратился в комок. Дальше я связала из двадцати шести ниток маленький ошейник. Проткнула иголкой края холщового комка и пропустила в отверстия нитяной ошейник. Теперь амулет был готов, и его можно было повесить на шею Исиде. Клык и вода мне потребуются позднее, во время ритуала.
        Но чтобы приступить к этому ритуалу, мне предстояло найти мою бедную заколдованную кошку.
        А как ее ловить, эту демоническую кошку? Кошки - создания непредсказуемые, даже безо всякого влияния черной магии. Как только вам потребуется найти кошку, она спрячется. Если кошка сейчас вам не нужна, она будет настойчиво тереться у ваших ног и не давать прохода.
        В поисках Исиды я обшарила весь музей, заглянула во все ее любимые места - за печкой, в грузовом трюме, где живут мыши и крысы, под шкафом в гостиной, в галерее птиц (там Исида любит делать вид, что охотится на пернатых). Разумеется, моей кошки нигде не было.
        Когда по всему музею начали отбивать время часы, я сосчитала удары - двенадцать. Время ланча! Как правило, во время ланча Исида отирается в грузовом отсеке, ждет упавшие на пол кусочки сэндвичей, которые едят Дольдж и Суинни. От Флимпа ей тоже часто что-нибудь перепадает.
        Почти весь перерыв на ланч - без малого час - я крутилась возле рабочих и сторожа, словно сама была кошкой. Исида не появлялась, но я собрала для нее неплохую коллекцию крошек и кусочков, которые разложила под балконом, где любит перекусывать Исида. В коллекции был ломтик ливерной колбасы, крошки сыра и кусок вареного яичного белка.
        Вскоре после того, как я разложила это угощение, послышалось шипение, мимо меня пронесся мохнатый комок, а затем острые, как бритвы, когти оттолкнули мои руки прочь от лакомства.
        Я была так удивлена, что позволила Исиде доесть почти все, прежде чем вспомнила о том, что должна схватить ее.
        Исида взвыла, как леший, и принялась бешено вырываться из моих рук. Удержать ее было так же непросто, как маленький смерч. Я крепко стиснула Исиду и поспешила в читальный зал, мысленно молясь по дороге, чтобы он оказался пустым. Представляете, вхожу я туда со своей кошкой в обнимку, а там чинно листает книгу какой-нибудь заглянувший к нам сварливый старый пень в очках!
        Слава богу, все обошлось, и в читальном зале никого не было. Продолжая удерживать Исиду одной рукой, я протянула вторую руку за амулетом.
        Почувствовав, что я ослабила хватку, Исида сильно рванулась и взмахнула своей лапой. Удар пришелся мне по животу, а затем - вскользь - по левому рукаву платья.
        Я прижала Исиду к полу коленками и одной рукой, а другой рукой попыталась надеть ей на шею амулет. К счастью, одежда на мне была достаточно плотной и толстой, чтобы уберечь меня от более серьезных повреждений. Наконец мне удалось накинуть амулет на тонкую шейку Исиды, оставалось лишь завязать ошейник, а для этого мне пришлось отпустить кошку, которая могла попытаться либо сбежать, либо разодрать мне когтями руку.
        Исида не отказала себе в удовольствии сделать и то и другое одновременно.
        Завязывая ошейник, я скороговоркой бубнила заклинание:
        - Пусть наполнит тебя целительная сила Гора. Пусть осенит тебя сила Ока Ра. Пусть к тебе вернется твоя очаровательная сущность, - когда я дошла до этих слов, Исида все же вывернулась и бросилась к двери. Я кинулась следом, успев подхватить на ходу стоявший на столе стакан с водой. - Пусть эта вода очистит твою душу! - крикнула я и, не глядя, выплеснула воду сквозь открытую дверь вслед Исиде.
        Послышался удивленный возглас, а затем в двери возникла уродливая голова Клайва Фагенбуша. Его брови сошлись над глазами и напоминали сейчас фантастический, выросший на лбу ус.
        На груди Фагенбуша расплывалось большое мокрое пятно. Можете представить, в каком восторге он сейчас пребывал!
        Фагенбуш медленно шагнул в комнату, уронив на пол каплю воды, скатившуюся с его длинного заостренного носа.
        - Что ты себе позволяешь, несносная девчонка? - прорычал он.
        Он был в таком гневе, что я невольно попятилась назад.
        - Купала Исиду, - ответила я.
        Он еще на шаг приблизился ко мне и сказал:
        - Кошку? Купать? Зимой? Скажи, ты всегда проводишь ритуал очищения, когда купаешь свою кошку?
        Проклятье. Выходит, он все слышал? Я перестала пятиться назад, скрестила руки на груди и высокомерным тоном ответила:
        - Разумеется. А вы разве нет? Как же вы в таком случае рассчитываете по-настоящему очиститься?
        Он нахмурился еще сильнее.
        В этот момент снизу донесся голос папы.
        - Теодосия! Выходи! Пора ехать на вокзал встречать Генри!
        Судя по тону, папа уже начинал сердиться.
        - Прошу прощения. Меня ждут, - я сделала шаг вперед, но тут же вспомнила о том, что здесь остаются мои вещи, а мне не хотелось, чтобы в них рылся Фагенбуш.
        - Я тебя предупреждаю… - начал Фагенбуш, но не закончил.
        - Живо! - раздался громкий папин крик, от которого мы с Фагенбушем дружно подскочили на месте.
        Папа появился в дверях, сердито посмотрел на своего второго помощника и недовольным тоном спросил:
        - Что вы здесь делаете, Фагенбуш?
        «Действительно, - подумала я, - что он здесь делает?» И я наклонила голову набок, ожидая услышать ответ.
        - Я… э… подумал, что у Теодосии может быть то… э… что я ищу.
        - Чушь. У Теодосии здесь ничего нет, - папа подозрительно покосился на меня и на всякий случай уточнил: - Так?
        - Что у меня здесь может быть? - хихикнула я.
        - Верно, - кивнул папа. - А теперь идите, Фагенбуш. А ты, Теодосия, пойдешь со мной.
        Фагенбуш кивнул и поспешно удалился. Пока я внутренне ликовала, упиваясь очередной, пускай и небольшой победой над Фагенбушем, папа оглядел меня и спросил:
        - Что с тобой? Ты только посмотри на себя! Кошмар!
        Я потерла свой локоть, затем откинула упавшую на глаза челку и только теперь увидела, какой разгром учинила мне Исида. Нижняя половина правого рукава разодрана в клочья, все запястье покрыто свежими ссадинами.
        - Мы с Исидой слегка поспорили.
        - Эта чертова кошка нас погубит, - предрек папа, направляясь к двери. - Пойдем, мы из-за тебя уже опаздываем.
        Я пошла вслед за папой, теперь мне оставалось лишь надеяться на то, что амулет магическим образом поможет Исиде. И кто знает, быть может, к тому времени, когда мы вернемся в музей, моя кошка уже совсем поправится.
        Генри приезжает на каникулы
        Сегодня вокзал Чаринг-Кросс был похож на сумасшедший дом еще больше, чем вчера, - если, конечно, допустить, что такое возможно в принципе. Взрослые в дорожных костюмах тащили чемоданы и загоняли в вокзал орущих детей, а между ними лавировали носильщики со своими груженными багажом тележками. Прибывавшие один за другим поезда выплескивали из себя на платформы все новые и новые толпы приехавших на каникулы школьников. Я рассматривала очередную такую толпу в поисках Генри, когда кто-то дернул меня сзади за пальто. Обернувшись, я увидела перед собой Стики Уилла.
        - Привет, - сказал он.
        Стики выглядел чуть мрачнее, чем вчера, ворот его рубашки был распахнут.
        - Привет, - ответила я. - Я надеялась, что найду тебя…
        - Но нашел тебя все-таки я.
        - Какая разница, - махнула я рукой. - Что ты узнал?
        - Черт побери, мисс! - воскликнул Стики, глядя на мою руку. - Вы дрались?
        - Нет, не дралась, - ответила я. - Просто мы немного повздорили с моей кошкой.
        Юный карманник осмотрел меня с головы до ног, почесал подбородок и присвистнул.
        - Кошка, значит? Ну что ж, львы - тоже кошки.
        - В тот момент в ней было что-то от львицы, - согласилась я. - Ну, так что же ты выяснил?
        - Тот тип встретился с какими-то важными шишками на Карлтон Террас.
        - Карлтон Террас! Это же рядом с германским посольством?
        Означало ли это, что тот странный тип - немец? И зачем какому-то немцу шпионить за мамой? Или так пристально следить за ее сундуками?
        - Я просто шел за ними, мисс, - пожал плечами Стики. - Они у меня дорогу не спрашивали. - Он стрельнул глазами через мое плечо, затем посмотрел мне в лицо и спросил: - Теперь мы квиты, мисс?
        - Да, я полагаю…
        - Мне нужно идти, - поспешно сказал он и повернулся, собираясь уходить.
        - Погоди минутку, - произнесла я. - Как я смогу тебя найти?
        Мальчишка ухмыльнулся, и я увидела, что у него во рту не хватает зуба.
        - Обычно я каждый день бываю здесь, на вокзале.
        Он еще раз глянул через мое плечо и тут же исчез, растворившись в толпе, а я поразилась тому, какой одинокой я внезапно почувствовала себя. Человек так быстро привыкает к тому, что у него есть союзник.
        Тут я услышала за своей спиной голос - к сожалению, до отвращения знакомый.
        - А папа знает об этом?
        Я медленно повернулась.
        - Генри. Ты приехал. - Я старалась говорить так, чтобы скрыть свое разочарование. Хотя бы отчасти. Жаль, что Генри не может быть таким же полезным, как Стики Уилл.
        - Тебе так не хватает друзей, что ты цепляешься за кого попало?
        Я вспыхнула, сжала кулаки и сердито ответила:
        - У меня много друзей.
        - Правда? Кто? Твоя тощая кошка? Флимп? Тот скучный помощник хранителя, которому ты строишь глазки?
        - Я не строю ему никаких глазок!
        - Уличные бродяги?
        - Эй, заткнись. У меня действительно есть друзья.
        А что, разве не так? Стики Уилл, например. Или он мне не друг, а просто воришка, клюнувший на пирог с мясом?
        - Где мама и папа? - спросила я.
        - Получают мой багаж. Сказали, чтобы я мчал вперед и постарался найти тебя.
        Теперь я и сама увидела позади Генри наших родителей, они пробивались сквозь толпу с чемоданами в руках.
        - Надолго вас отпустили на каникулы? - неприязненно спросила я.
        - На три недели, - с удовольствием ответил Генри. - И если ты не будешь паинькой, я позабочусь, чтобы тебя отправили в школу в одном поезде со мной.
        Гаденыш.

* * *
        Вытащив Генри и его багаж с вокзала, мы отправились прямиком к себе домой, на Честерфилд стрит. Как приятно было вновь оказаться дома! Толстые занавески и еще более толстые ковры гасили все звуки, было слышно лишь, как потрескивают дрова в разожженных во всех комнатах каминах. Наша истосковавшаяся без дела кухарка приготовила роскошный обед, включая ее знаменитый пирог с мясом и почками, и даже Генри умудрялся не слишком сильно утомлять меня.
        А после обеда к нам явился дядя Эндрю - мамин брат и мой самый любимый дядя на свете. Разумеется, встречать Рождество в городском доме нам сразу показалось тесно, и мама с папой тут же загорелись ехать за город. Мы в бешеном темпе собрались, потеплее оделись, уселись в экипаж и покатили в наш загородный дом в Сюррее. Должна сказать, что это, пожалуй, было самое лучшее Рождество в моей жизни. Если не считать дождя.
        Некоторая заминка, правда, случилась, когда мама и папа открыли приготовленные мной для них подарки. Они старались не подать вида, но по взглядам, которыми они обменялись у меня за спиной, я поняла, что они ничего не поняли. А ведь я сделала для них амулеты. Защитные. Для работы в музее. От всей души их делала.
        Все остальное было чудесно. Дядя Эндрю потихоньку от мамы научил меня кидать ножи. Почему потихоньку от нее? В прошлом году ей очень не понравилось, когда дядя Эндрю научил меня стрелять по глиняным голубям из дробовика. Да, я шлепнулась при выстреле в лужу, да, у меня от приклада долго оставался синяк на правом плече, но самое главное - я же разнесла его в мелкие брызги, того голубя! Не знаю, почему мама так рассердилась, тем более что, по словам того же дяди Эндрю, она сама хорошо стреляет из дробовика. А мне говорит, что я еще не доросла. Интересно, каким же старым должен стать человек, чтобы иметь право заниматься тем, что ему действительно интересно?
        То же, но другое
        Обычно, когда я возвращаюсь в музей после долгого отсутствия, это напоминает сердечную встречу со старым другом. Все трески и шорохи кажутся веселыми, словно призраки и духи рады видеть меня, словно им нравится, что пришел некто, знающий об их существовании.
        Но только не сегодня.
        Сегодня, едва войдя в музей, я почувствовала, что что-то изменилось. Помертвело. Притихло. Словно все здесь затаило дыхание. Я оглядела большой главный холл с маленькими балконами и каменными арками на стенах, но не заметила ничего необычного.
        Но мне было тревожно, и это еще мягко сказано.
        Когда я поставила свой саквояж на каменный пол, мягкий стук отразился эхом от потолка и растаял в молчаливом пространстве. Я взяла проходившего мимо меня папу за руку и спросила.
        - Ты ничего не замечаешь?
        Он сердито взглянул на меня, прислушался и твердо ответил:
        - Нет, ничего. Кроме того, что ты опять взялась за свое. Я предупреждаю тебя, Теодосия.
        Папа повернулся к лестнице и спросил, перешагивая через мой саквояж:
        - А это что?
        - Вещи, которые я взяла с собой. Припасы, если хочешь.
        Если быть совсем точной, я взяла с собой чистую одежду и белье - на случай, если мы снова задержимся в музее бог знает как надолго.
        - Хм-м, - пробурчал папа, но больше ничего не сказал и прошел к лестнице, которая вела в его мастерскую.
        Я подавила вздох, потом отвела взгляд от папы и уткнулась в ухмыляющееся лицо Генри.
        - Ты произвела на него неотразимое впечатление, Тео.
        - Да, почти такое же неотразимое, как ты, когда попытался дома зажечь газовый рожок из пальцев и едва не спалил себе всю руку, - парировала я.
        Генри нерешительно тронул ногой мой саквояж и сказал:
        - Я ставил эксперимент. Изучал статическое электричество.
        Генри выглядел таким подавленным, что мне стало почти жаль, что я напомнила ему про тот случай. И вообще, лучше не напоминать Генри о том, насколько шатким остается мое собственное положение.
        Достаточно папе решить, что у меня не в порядке нервы или еще что-нибудь, и меня отправят лечиться в противную холодную серую школу.
        Я оставила Генри в фойе изучать его перевязанный палец и поднялась на второй этаж отнести саквояж в свой чулан. Затем я решила пройти на третий этаж, в зал Древнего Египта - мне было интересно, смогу ли я понять, что в музее стало не так. Кроме того, я не оставляла надежды наткнуться где-нибудь на свою Исиду.
        Когда я была примерно на середине лестницы, за моей спиной раздался голос, заставивший меня вздрогнуть и остановиться.
        - И что же здесь не так? - это был Генри.
        - Так я тебе и сказала, маленькая бестия. Ведь ты тут же побежишь к папе, насплетничаешь и постараешься сделать все, чтобы меня отправили в заточение в ужасную, скучную до смерти школу.
        - Не такие они и ужасные, эти школы. Там можно заниматься спортом. И, кроме того, я не собираюсь сплетничать - если ты будешь по-хорошему относиться ко мне, - произнес он.
        - А с какой стати я должна к тебе хорошо относиться? - спросила я, поворачиваясь лицом к брату.
        - Если ты объяснишь мне, что не так, я даже согласен помочь тебе во всем разобраться.
        - Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
        Генри поник, и мне сразу стало не по себе.
        И тут же мне в голову пришла блестящая мысль. Что, если Генри так ненавидит музей потому, что тоже, как и я, чувствует присутствие черной магии? Ведь он, в конце концов, мой брат. Могут же у нас с ним быть одинаковые способности? Это было бы естественно, как и то, что у нас одинакового цвета глаза (карие, если это кому-то интересно).
        - Вообще-то, ты действительно мог бы мне кое в чем помочь, - сказала я ему. - Но только говори тише и держи руки в карманах.
        Он что-то пробормотал о девчонках, которые лезут командовать, но зашаркал вслед за мной.
        Когда мы по пути в выставочный зал проходили мимо египетской статуи, я не почувствовала ничего необычного. В дверях зала я остановилась, прикрыла глаза, прислушалась к себе, но снова ничего не ощутила.
        - Что ты ищешь? - спросил Генри. - И почему ты это ищешь с закрытыми глазами?
        - Генри, - спросила я, открывая глаза и пристально глядя ему в лицо. - Тебя на этой выставке ничто не пугает? Ты не чувствуешь какого-то беспокойства, тревоги?
        - Это как?
        - Ну, как будто у тебя кто-то ползет по коже…
        - Нет. Ничего такого я никогда не чувствовал. А ты?
        - Тоже никогда.
        - Тогда почему спрашиваешь? - Он на секунду задумался и добавил: - Так, значит, что-то не в порядке с тобой самой? Ты боишься этих скучных древних штуковин?
        - Нет! Но ты ненавидишь музей, поэтому я и подумала, что, может быть, это оттого, что тебе здесь не по себе.
        - Я не трус.
        Да пропади все пропадом! Я-то все надеялась на то, что у нас с Генри одинаковые ощущения, но он просто не знает, как рассказать о них.
        - Понимаешь, я просто хочу выяснить, что с музеем стало не так. А что-то точно стало не так, я это чувствую. Будто кто-то побывал здесь без нас, или один из экспонатов как-то странно изменил свои свойства.
        - У тебя крыша съехала, - сказал Генри. - Забудь о школе. Папе нужно отправить тебя прямиком в сумасшедший дом.
        Я вспыхнула и закричала на него:
        - Немедленно возьми свои слова обратно! Немедленно! Возьми обратно, я сказала!
        Генри пораженно уставился на меня.
        Я сжала кулаки и сделала шаг навстречу ему.
        - Предупреждаю тебя, Генри. Серьезно тебе говорю, очень серьезно. Или ты возьмешь свои слова обратно, или я…
        - Хорошо, хорошо! Беру их обратно, успокойся.
        - Пользы от тебя никакой, - произнесла я, повернулась и вошла в Зал египетской погребальной магии. Было утро, поэтому присутствие давным-давно умерших душ ощущалось довольно слабо. А не слишком ли слабо?
        Я еще раз оглядела зал.
        Все выглядело нормально. Можно сказать, идеально для египетской выставки.
        Мы с Генри вышли из зала и направились на выставку оружия. Иногда в музей попадает какой-нибудь заколдованный меч. Может быть, я проморгала его появление, и от этого все мои тревоги.
        Мы с Генри шли мимо высоких застекленных витрин, в которых были выставлены копья, мечи, боевые топоры, которыми бились древние воины в самых разных сражениях. Вскоре Генри увлекся оружием и прилип к стендам, и я получила возможность без помех продолжить свое обследование. Но проходя мимо всех этих гор оружия, я не чувствовала ровным счетом ничего. Ничего странного или необычного. Исиды, кстати, тоже нигде не было видно.
        Чувствуя себя обескураженной, я прикусила нижнюю губу и стала думать над тем, что делать дальше.
        Ну, разумеется! Следующим пунктом назначения для нас должен стать кабинет Эдгара Стилтона, как же я сразу не сообразила! Если в музее действительно что-то не так, Эдгар непременно это почувствовал. Было еще довольно рано, так что Стилтон наверняка должен быть первым и пока что единственным появившимся в музее помощником хранителя.
        Я постучала в дверь его кабинета.
        - Войди… - откликнулся Эдгар, но не договорил, потому что раскашлялся.
        - Доброе утро, Стилтон. - Сказала я, входя и глядя на покрасневшее от кашля лицо Эдгара.
        - Привет, Тео. О, Генри! Добро пожаловать на каникулы.
        Тут Стилтон чихнул, неуклюже прикрываясь носовым платком.
        - Спасибо, - сказал Генри и на всякий случай отошел на пару шагов назад.
        - Вы простудились, Стилтон? - спросила я.
        - Нет, - ответил он, вытирая нос платком. - Это началось только сейчас, утром, как только я пришел в музей. Может, это от пыли или еще чего-нибудь.
        Ага! Я не ошиблась! В музее действительно было что-то не так.
        Мы попрощались со Стилтоном, и я неохотно отправилась вниз, во временное хранилище, куда на прошлой неделе отнесли привезенные мамой находки. Я, как могла, оттягивала неминуемую встречу с горами лежащих там проклятых артефактов, но откладывать этот визит до бесконечности было невозможно.
        - А что здесь? - спросил Генри, едва не наступая мне на пятки.
        - Последние мамины находки. Они тебе понравятся, Генри, здесь масса оружия.
        Лицо брата посветлело, он даже перестал волочить ноги.
        Когда мы пришли во временное хранилище, там не было никого, поэтому я усадила Генри возле ящика со зловещими на вид шабти, а сама принялась за работу.
        Ощущение зла, исходящего от проклятых фигурок, было точно таким же, как и до Рождества, поэтому я не стала задерживаться на них и перешла к другим ящикам, чтобы посмотреть, что находится в них.
        В первом оказались каменные плиты и мерзкий ритуальный кинжал. Я открыла следующий ящик и нашла в нем груду скарабеев - от них явно струилась темная злая энергия, но недостаточно сильная, чтобы повлиять на атмосферу во всем музее.
        Рядом стояли еще четыре ящика, но они еще не были распакованы. Я оглянулась, и увидела, что Генри уже вытащил десятка полтора шабти и расставил их на полу, словно они были оловянными солдатиками.
        - Генри, - прошипела я. - Это не игрушки! Это артефакты, которым четыре тысячи лет! Положи их назад.
        Я присмотрелась к глиняным фигуркам, и мое сердце тревожно забилось. Я медленно подняла с пола одну из фигурок.
        - Эй, ты разрушила строй моих солдат! - запротестовал Генри.
        Не обращая на него внимания, я принялась рассматривать фигурку, которую держала в руке. Она изменилась. Черты лица шабти стали более четкими, а выражение самого лица более суровым.
        Но нет. Это было просто невозможно. Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Неужели ощущение тревоги возникло у меня из-за этих шабти?
        Я подождала секунду, другую… ничего. Нет. Какие бы странные изменения ни происходили с этими глиняными солдатиками, не они были причиной моего беспокойства этим утром. Впрочем, изменения, произошедшие с шабти, означали, что теперь мне предстояло распутывать две загадки.
        - Хорошо, Генри, - сказала я, возвращая фигурку шабти в ящик. - Сложи их на место. Теперь мы пойдем в катакомбы.
        - Перестань, - обеспокоенно ответил Генри. - Это вовсе не катакомбы.
        - Как знаешь, - произнесла я, направляясь к двери.
        - Не катакомбы, - упрямо повторил брат. - Просто старое барахло, которое отнесли в подвал. Барахло, которое никому не нужно.
        Генри был прав. Это были не катакомбы, а просто подвал, в который складывали всякие ненужные экспонаты. Правда, очень мерзкие экспонаты, если честно - там, на глубине четырех метров под землей, хранились мумии, гробы, неизвестно кому принадлежавшие скелеты. По мне, так самые настоящие катакомбы.
        Я открыла дверь и поежилась, когда из-под земли меня обдало струей затхлого ледяного воздуха. Запахло сырым погребом, плесенью и…
        - Хорошо. Здесь все на месте, - сказала я, повернулась и наткнулась на Генри, который осторожно заглядывал в темный подвал через мое плечо.
        - Откуда ты знаешь? - поинтересовался он.
        - Просто знаю, и все, - ответила я. Не стану же я ему объяснять, что не ощутила в тяжелом воздухе никакого движения энергии, никаких перемен. Подвал напоминал злого, но глубоко спящего зверя, которого уже сто лет никто не тревожил.
        Стать первой, кто его разбудит, мне совсем не хотелось, тем более без дополнительной защиты, которой у меня в данный момент не было.
        - Чай, - объявила я, стараясь произнести это слово как можно веселее.
        - Нет здесь внизу никакого чая, - недоуменно произнес Генри, продолжая всматриваться в темноту подвала.
        - Разумеется, нет. - Я захлопнула дверь, едва не прищемив при этом Генри нос. - Но в это время мама и папа всегда пьют чай.
        Генри пожал плечами и поплелся следом за мной, говоря на ходу, что тоже хотел бы получить от меня чашечку чая.
        А еще говорят, что у него нет воображения. Размечтался!

* * *
        Заваривая дневной чай, я размышляла над тем, не могла ли стать причиной возникшего в музее непорядка моя Исида. Нет, не похоже. Здесь чувствуется влияние чего-то более зловещего и мрачного. Хотя, если хорошенько вдуматься, зла сейчас в Исиде тоже хватает.
        Напоив родителей чаем, я подошла к маме и стала упрашивать ее сделать опись всех вещей, которые она привезла из экспедиции. Может быть, причина всех моих беспокойств находится в одном из нераспакованных ящиков? Наконец, после долгих уговоров мама сдалась и сказала:
        - Хорошо, сделаем опись, но только потому, что ее все равно нужно сделать. А не из-за той мелодрамы, которую ты здесь разыгрываешь.
        Неужели она не замечает, как много я здесь делаю, причем без всяких выдумок и мелодрам?
        Мы с мамой провели во временном хранилище почти час, когда к нам с грохотом скатился по ступенькам Генри.
        - Повтори, пожалуйста, мама, - произнесла я. - Я не расслышала, здесь от кого-то слишком много шума.
        - В этом ящике шесть каменных плит с изображениями боевых сцен на каждой, - повторила мама.
        Я сделала запись в лежавшей передо мной учетной книге.
        - Дальше?
        - Мама, - вмешался Генри. - Папа сказал, чтобы ты пришла. Здесь этот чертов старый дурак Сноуторп.
        - Генри!
        - Прости, - пожал плечами Генри. - Это папа так сказал, слово в слово.
        Мама раздраженно вздохнула, поднялась на ноги и расправила свою юбку.
        - Что ему нужно, хотела бы я знать?
        Лорд Сноуторп - это гнусная большая шишка из Британского музея, с которым когда-то работал папа. Мы все его не любим, особенно папа. Сноуторп - скользкий тип, и после его визитов у папы как минимум на два дня портится настроение.
        Я подумала было остаться и продолжить опись без мамы, но иногда во время визитов Сноуторпа происходят любопытные вещи, на которые стоит посмотреть. Так что я решила пойти с мамой и спросила Генри:
        - А ты идешь?
        - Нет. Пожалуй, останусь лучше здесь.
        Я увидела, какими глазами он смотрит на вытащенное из ящиков оружие, которое мы только что занесли в опись.
        - Пойдем, - настойчиво повторила я. - Тебе нельзя одному здесь оставаться.
        - Кто это сказал?
        - Я сказала. Пошли. Мы с тобой будем шпионить за Сноуторпом.
        Генри сразу повеселел и пошел следом за мной по лестнице, грохоча по ступенькам, словно стадо бегемотов. Хороший шпион, нечего сказать!
        Когда мы поднялись наверх, я протянула свою руку назад, давая Генри знак утихнуть. Лорд Сноуторп стоял, прислонившись спиной к одной из мраморных колонн фойе, и нетерпеливо постукивал по полу своей тростью. Мамы и папы не было, должно быть, они приводили себя в порядок.
        Сноуторп - высокий человек с крючковатым носом и очень красным, словно обгоревшим на солнце, лицом. У него большой круглый животик, который он с трудом втискивает в свой сюртук, а своим высокомерием Сноуторп переплюнет любого фараона.
        Пока я раздумывала над тем, не опаздывают ли мама и папа нарочно, чтобы проучить этого задаваку, откуда-то сверху послышалось тихое шипение. Я подняла голову и увидела на балконе, прямо над головой Сноуторпа, приготовившуюся к прыжку Исиду.
        Прежде чем я успела что-нибудь сделать, она хрипло взвизгнула - скорее как пантера в зоопарке, чем как домашняя кошка - и ринулась сверху на лорда Сноуторпа.
        Когда острые когти Исиды впились в его плечи, лорд завопил и стал извиваться, пытаясь достать прилипшую к его спине кошку.
        Я ринулась спасать Исиду. Генри захихикал.
        На крик Сноуторпа прибежали мама и папа, и вскоре началось настоящее столпотворение - все наперебой принялись отдирать Исиду от Сноуторпа, стараясь при этом не порвать щегольской сюртук лорда и не причинить вреда Исиде. Правда, судя по тому, как действовал папа, я, пожалуй, была единственной, кто в это время думал о кошке.
        Наконец папа отодрал Исиду от Сноуторпа и сунул ее мне в руки.
        - Забери эту проклятую кошку, Теодосия, и вышвырни ее вон, - приказал он. - Немедленно!
        Исида трепыхалась в моих руках, пытаясь вырваться. В какой-то момент ей удалось очень ловко полоснуть меня когтями, после чего она выскочила у меня из рук и тут же исчезла где-то в недрах музея.
        Все хлопотали вокруг Сноуторпа так, словно он был смертельно ранен, и смотрели на меня так, будто это я была во всем виновата.
        Наконец суета вокруг Сноуторпа слегка улеглась, и он приступил к тому, зачем явился. Справедливости ради стоит заметить, что вид у лорда был сейчас уже не таким надменным, как до нападения Исиды.
        - Послушайте, Трокмортон, - начал он. - Я пришел сюда потому, что слышал, будто вы нашли Сердце Египта, принадлежавшее Тутмосу Третьему. Я всю жизнь мечтал увидеть одно из таких Сердец и думаю, что вы по достоинству оцените представившуюся вам возможность показать его мне.
        В ту секунду, когда он произнес «Сердце Египта», я поняла. Я знала теперь, что именно исчезло из музея.
        Мама, разумеется, сгорала от желания похвастать своими новейшими находками, и она отправилась за Сердцем Египта.
        Я пошла вместе с ней, бросив Генри шпионить в одиночку. Оставшись вдвоем, лорд и папа могут только прихлебывать чай и нести всякую чушь о погоде. Следить за таким разговором даже Генри сумеет.
        Когда я догнала маму, она взглянула на меня сверху вниз и сказала:
        - Тебе нужно что-то делать с твоей кошкой, милая. Она стала совсем дикой.
        - Не дикой, мама, скорее демонической, - шепотом ответила я.
        Следуя за мамой, я вдруг обнаружила, что понятия не имею, где они с папой могли спрятать Сердце Египта. Наконец мы вошли в мастерскую на верхнем этаже, здесь мама прошла к дальней стене и сняла со второй снизу полки стопку книг. За книгами показался старый гобелен (позднее Средневековье, если кому-то интересно). Согласитесь, довольно странное место для гобелена!
        Мама отодвинула гобелен в сторону, и за ним я увидела маленький, встроенный в стену сейф.
        Вот это да! Об этом сейфе мне никто никогда не рассказывал!
        Я поднялась на цыпочки, пытаясь подсмотреть через мамино плечо комбинацию цифр, но она набрала их так быстро, что я ничего не успела понять. Дверца сейфа открылась, и за ней показалась довольно просторная камера с лежащими в ней объемистыми, завернутыми в ткань предметами. Интересно, что здесь хранится такого, о чем я и понятия не имею?
        Мама протянула руку и вытащила из сейфа завернутое в кусок бархата Сердце Египта. Она осторожно развернула ткань, и мы увидели перед собой какой-то тусклый черный предмет.
        Это было не Сердце Египта.
        Пропажа
        - Оно исчезло! - ахнула мама, поворачиваясь ко мне.
        Предмет, который она держала в руках, был действительно сделан в форме сердца, только из черного, как ночь, камня. На передней стороне сердца позолотой было нанесено изображение свернувшейся змеи - Апеп.
        - Что же я скажу Сноуторпу? - воскликнула мама. - А что я скажу твоему отцу?
        Она сунула черное сердце мне в руки и повернулась к стене, чтобы запереть сейф. Когда моя рука прикоснулась к артефакту, я напряглась, приготовившись ощутить поток темной злой энергии.
        Но ничего не произошло.
        Я рассмотрела холодный черный камень, затем наклонилась ближе, чтобы понюхать его. Никакого намека на запах серы. Я потерла поверхность камня пальцем - никакой маслянистой пленки. Я положила каменное сердце на одну из полок, в самый дальний уголок, куда, как я надеялась, никто не доберется раньше меня. Как только будет время, я постараюсь лучше изучить этот камень и проделаю над ним несколько тестов.
        Мама заперла сейф и направилась к двери.
        - Мы не можем сообщить Сноуторпу, что потеряли Сердце. Он будет считать, что мы не профессионалы, а несмышленые любители. Не хочу доставлять ему такое удовольствие.
        - Мама? - спросила я, выходя следом за ней из мастерской.
        - Что, Теодосия? - раздраженно ответила она.
        - А ты говорила Сноуторпу о Сердце Египта? Я хочу сказать, откуда он о нем узнал? Ты же вернулась всего несколько дней назад.
        По-прежнему соображая, что она будет говорить Сноуторпу, мама рассеянно махнула рукой.
        - Я не объявляла о своей находке, если ты это имеешь в виду. Но я должна была заявить ее в списке предметов, которые вывожу из страны.
        - Да, но Сноуторпу ты о ней не заявляла?
        - Конечно нет, Тео. Думаю, Сноуторпу рассказал о Сердце кто-то из его знакомых.
        Возможно, однако кем мог быть этот «кто-то»? И каким образом так быстро стало известно о маминой находке? Во время всей экспедиции мама прятала Сердце Египта на себе, она даже папе не телеграфировала о том, что нашла эту вещь.
        Нет, что-то во всем этом деле явно не так.
        Когда мы подходили к приемной, я услышала громкий голос Сноуторпа, а интуитивно уловила сигналы SOS, летевшие от папы.
        - Что ты собираешься сказать ему? - шепнула я.
        - Не волнуйся. Все под контролем, - ответила мама.
        Эти слова успокоили меня гораздо меньше, чем она, очевидно, рассчитывала.
        Мама выпрямила спину, разгладила свои юбки, изобразила на лице веселую улыбку (на мой взгляд, больше похожую на гримасу) и бодро вошла в дверь. Я прошла вслед за ней, желая видеть и слышать все в деталях.
        - Наконец-то, леди, - утробно взревел Сноуторп. - А я уж думал, что вы потерялись.
        И он громко захохотал над своей безумно, как ему казалось, остроумной шуткой.
        - Пока что нет, Сноуторп, - довольно резко ответила мама.
        - Тогда показывайте его поскорее, - сказал он, потирая свои огромные ладони.
        - М-да, - прочистила горло мама. - Боюсь, вы пришли в очень неподходящее время, Сноуторп. Сердце в настоящее время проходит очистку.
        - Его чистят? - нахмурился лорд. - Хорошо, посмотрим на него прямо в процессе чистки.
        Мама бросила отчаянный взгляд на папу. Он уже понял, что произошло нечто непредвиденное, хотя еще и не догадывался, что именно.
        Тут в бой отважно бросилась я.
        - Это очень тонкий процесс, особенно если учесть состояние предмета, - произнесла я «ученым» тоном, как называет его папа.
        Мама радостно подхватила мою мысль, буквально вцепилась в нее, как кошка в мышку.
        - О, да! Именно так. Процесс очистки подобных предметов - дело очень сложное и деликатное, как вы сами знаете. - Мама взяла Сноуторпа под руку и тихонько повела его к выходу. - Как только очистка закончится, вы будете первым, кому мы покажем Сердце Египта.
        Мама уводила Сноуторпа все дальше, голос ее становился все тише.
        - Теодосия, - хрипло спросил папа. - Что происходит?
        - Сердце Египта пропало, вот что происходит.
        Когда мама вернулась, они с папой ушли в его кабинет и заперли за собой дверь. Я слышала, как они взволнованно переговариваются между собой, и поняла, что еще минута-другая, и мои родители начнут переворачивать вверх дном весь музей в поисках пропажи.
        Но не думаю, что они ее найдут.
        Слишком уж странным казалось мне то, что Сноуторп заявился в музей именно в то утро, когда мы узнали о пропаже Сердца Египта. Простое совпадение? Кстати, а откуда сам Сноуторп узнал, что этот предмет находится здесь?
        Сноуторп - вот единственная ниточка, которая может привести к тому, кто узнал об артефакте и рассказал лорду, что этот предмет здесь.
        Но прежде чем вычислить того, кто похитил Сердце, необходимо выявить всех, кто еще знал о нем. А если я принесу родителям потерянное Сердце Египта, они будут потрясены и, быть может, поймут, наконец, сколько от меня может быть пользы, если только не связывать мне руки.

* * *
        Я схватила свою одежду и выскользнула через главный вход вслед за Сноуторпом. Темные серые облака лениво посыпали город мелким дождем, но я не обращала на него внимания, оно было приковано к мелькавшим впереди черным фалдам Сноуторпа. Он свернул за угол, я поспешила следом.
        Пройдя несколько кварталов, мы добрались до Британского музея. Я взлетела по ступеням крыльца и вслед за Сноуторпом вошла в мраморное фойе с изящными контрфорсами, готическими арками и громадным скелетом диплодока (я тихо ненавижу этот музей за то, что он роскошнее, чем наш). Оторвав взгляд от диплодока (удивительные это были существа - динозавры!), я увидела, что Сноуторп свернул налево, к служебным помещениям.
        Конечно, здесь роскошными были даже коридоры - застланные толстыми коврами, с дубовыми панелями вдоль стен, дверями из красного дерева, на которых красовались блестящие медные таблички с выгравированными на них фамилиями. Поскольку Сноуторп задержался, чтобы поговорить в коридоре с каким-то человеком, мне пришлось быстренько сделать вид, будто я изучаю надпись на одной из таких табличек.
        Мне очень не хотелось, чтобы Сноуторп заметил меня. Кроме того, маленькая девочка, которая рассматривает музейные экспонаты, - это понятно, но когда она торчит в служебном коридоре?..
        Мужчины закончили разговор и разошлись каждый в свою сторону. Проходя мимо меня, незнакомый мне мужчина удивленно поднял бровь, я покраснела, указала пальцем вслед Сноуторпу, что-то бессвязно пролепетала, а затем поспешила вперед.
        Сноуторп завернул в один из кабинетов, а я остановилась на расстоянии двух дверей от него и приготовилась слушать. Точнее, подслушивать. Сделать это было несложно, потому что Сноуторп повсюду ревел во весь голос как белуга.
        - Итак, Тетли, - прогремел Сноуторп. - Вы ошиблись на все сто. У Трокмортонов нет никакого Сердца Египта.
        Ага! Значит, Тетли и есть тот тип, который узнал про артефакт и разболтал об этом Сноуторпу.
        Тетли что-то промычал в ответ, что именно, я не расслышала, он тихо мычал. Я оглянулась, увидела, что в коридоре никого нет, и придвинулась ближе.
        - Нет, нет, - это снова Сноуторп. - Я думаю, они блефуют. Придумали нелепую историю о том, что артефакт находится в чистке. В следующий раз внимательнее проверяйте свои источники информации!
        - Да, сэр. Очень сожалею, что так получилось, сэр, - на этот раз я расслышала ответ Тетли.
        - Ну, хорошо, - сказал Сноуторп. - Продолжайте.
        Меня охватила паника. Я сообразила, что разговор закончен, что Сноуторп в любую секунду выйдет из кабинета и наткнется прямиком на меня. Я посмотрела вдоль коридора. Он был пуст, и спрятаться в нем было негде, разве только попробовать заскочить в кабинет, возле двери которого я стояла. Я приложила ухо к двери и, к своему облегчению, не услышала за ней ни журчания голосов, ни шелеста бумаги.
        Выбора у меня не имелось. Я тихонько повернула ручку, приоткрыла дверь и проскользнула внутрь, осторожно прикрыв дверь за собой, - больше всего я следила за тем, чтобы не щелкнул язычок замка.
        Комната, куда я попала, была чем-то вроде кладовки. Сделав полшага назад, я ткнулась спиной в свернутый рулоном ковер. Комната была завалена сломанными стульями и старыми лампами, на полу, достигая мне почти до подбородка, кипами лежали пыльные журналы для записей. До этого мусора мне дела не было, я сосредоточила все внимание на том, что происходит в коридоре по ту сторону двери. Не прошло и двух секунд, как я услышала - скорее даже почувствовала - тяжелые шаги Сноуторпа.
        Как же близка я была к катастрофе! Чем я объяснила бы этому всезнайке свое присутствие? А интересно все же, кто такой этот Тетли? И откуда он узнал про Сердце Египта?
        Похоже, пока что у меня вместо ответов одни вопросы, и их количество стремительно растет.
        Где-то рядом мягко щелкнул дверной замок. В коридоре вновь послышались шаги.
        - Этот старый дурак не собирался идти смотреть на него, - пробормотал кто-то себе под нос, проходя мимо моей двери.
        Я выждала секунду-другую, затем тихо приоткрыла дверь кладовки. Посмотрев направо, я увидела, что дверь кабинета Тетли теперь закрыта. Поглядев налево, увидела молодого мужчину в шляпе и с тросточкой, явно шагавшего к выходу. Вне всякого сомнения, это и был Тетли.
        Любопытно. Едва услышав от Сноуторпа, что Сердца Египта в нашем музее нет, он так поспешно покидает свой музей. Почему? И куда он так торопится? Нет, это все очень подозрительно. Нужно вновь отправляться в погоню.
        Гонка преследования
        Следовать за Тетли было намного проще. Он никогда раньше меня не видел, понятия не имел, кто я такая, так что я ничем не рискую, даже если он заметит меня.
        Я прогулочным шагом прошла вслед за ним по Грейт Рассел стрит, затем мы повернули налево, на Блумсбери. Прошли пару кварталов по этой улице и вышли на Оксфорд стрит, и здесь у меня начались проблемы. Во-первых, это очень шумная улица, ее сложно переходить - того и гляди наткнешься на кэб, карету, омнибус или, не приведи господь, на один из этих новомодных бензиновых экипажей. Переход через Оксфорд стрит требует, таким образом, внимания, отличной реакции и быстрых ног.
        Во-вторых, Оксфорд стрит - это граница, за которую мне строго-настрого запрещено выходить одной, без родителей. Я не должна была это делать никогда и ни при каких обстоятельствах.
        Я хотела бы сказать, что замедлила шаги, вспомнив этот родительский запрет, но, знаете, не люблю я лгать. Итак, я отважно ринулась вперед, мысленно представляя, какими счастливыми будут лица родителей, когда я принесу им потерявшееся Сердце Египта.
        После того, как мы пересекли Оксфорд стрит, Тетли повел меня по лабиринту темных улочек и петляющих переулков, вдоль которых стояли пивные, булочные, дешевые лавки, ночлежки, доходные дома с меблированными комнатами и ломбарды. Дома становились все обшарпаннее, а воздух все тяжелее, он был пропитан здесь едким черным угольным дымом, который смешивался с вечным лондонским туманом, превращаясь в густой желтоватый смог, или, как говорят местные обитатели, «гороховый суп». Из окон свисало забытое белье, теперь промокшее на дожде. У дверей домов стайками ютились худосочные детишки, смотревшие на меня своими большими печальными глазами. Пальтишки были далеко не на всех, многие кутались от холода в старые шали, больше напоминавшие половые тряпки. Я очень жалела, что у меня нет карманных денег - я раздала бы их этим ребятишкам до последнего пенни!
        Честно говоря, я все больше начинала нервничать. Теперь я понимала, почему мне запрещено пересекать Оксфорд стрит. Я посмотрела на Тетли и слегка приблизилась к нему.
        Он остановился, поглядел на свои часы, а затем осмотрел улицу. Я моментально пригнулась, делая вид, что завязываю шнурок на своем ботинке, и тут услышала шаги - они прозвучали за моей спиной и там же неожиданно оборвались. От страха у меня похолодело в животе.
        Я заставила себя выпрямиться и вроде бы ненароком взглянула через плечо. Позади себя я не увидела никого, точнее, никого, кто мог бы преследовать меня. Но если те, кто находится у меня за спиной, не выглядят так, словно преследуют меня, только потому, что скрывают это? Может такое быть?
        Но что это? Среди одетых в отрепья местных обитателей я заметила довольно прилично одетого мальчика, чуточку моложе, чем я. И на лбу у этого мальчика торчит вихор, делающий его похожим на однорогого дьяволенка.
        - Генри! - радостно воскликнула я и слегка присела на разом ослабевших ногах.
        Генри улыбнулся мне - можете себе представить? Он! Улыбнулся!!! Затем вытащил руки из карманов и поспешил мне навстречу. Тетли тем временем двинулся дальше. Страх потерять его оказался сильнее моего желания дать Генри по башке за то, что напугал меня до полусмерти, и я припустила за Тетли.
        - Погоди! Тео! - громким хриплым шепотом окликнул меня брат.
        Я обернулась и ответила:
        - Генри! Ты дурень! Ты что, не знаешь, как нужно шпионить? Когда преследуешь кого-нибудь, нельзя издавать ни звука!
        Генри широко ухмыльнулся и произнес:
        - Но тебя-то я выследил по всем правилам, разве не так?
        - Пошли, а то упустим его, - Генри действительно классно выследил меня, но нельзя же сказать ему об этом, а то он слишком зазнается. Но я, конечно, была рада, что у меня появился напарник в таком гиблом месте, как эти трущобы.
        - Почему ты выслеживаешь его? - спросил Генри.
        Я ответила, не сводя глаз с Тетли:
        - А если ты сам не знаешь, то зачем следишь за мной?
        - Это намного интереснее, чем слоняться по допотопному пыльному музею, - ответил он, пожимая плечами.
        - Никакой наш музей не допотопный, - поправила я.
        Мы притормозили на перекрестке, от которого, словно спицы колеса, расходились семь улиц. С ужасом я поняла, что мы оказались в Семерке - одном из пользующихся самой дурной славой лондонских кварталов. Не представляю, что было бы с нашими родителями, узнай они об этом. Впрочем, если они получат назад свое Сердце Египта, они нам еще и не такое простят.
        Тетли остановился, огляделся, словно поджидая кого-то.
        - Так что же все-таки происходит, Тео? - прошептал Генри.
        Я прикинула, можно ли доверить ему тайну. Пожалуй, да, ведь он сильно рисковал, следуя за мной. И никому не повредит, если еще кто-то будет знать, что происходит… особенно на тот случай, если все обернется плохо для меня.
        - Прежде всего обещай, что никому не скажешь.
        - Обещаю!
        Я быстро рассказала ему все, как есть. Когда я закончила, Генри тихонько присвистнул и сказал:
        - Да, все это подозрительно.
        - Вот именно. Я уверена, что он должен что-то знать об исчезновении Сердца.
        - Думаю, ты абсолютно права, - согласился Генри.
        Моя грудь раздулась от гордости. Наверное, я верно поступила, доверившись Генри.
        Тетли вновь двинулся вперед и свернул в боковую улочку с ветхими, мрачными до ужаса домами, продуваемую ветром, кишащую крысами. На улочке встречались апатичные, изможденные мужчины и женщины, у их ног копошились грязные, с ввалившимися глазами дети. При виде их исхудалых лиц и ничего не выражающих глаз меня бросало в дрожь. Генри прижался ближе ко мне, а я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мои легкие наполнил сырой, пропитанный едким дымом лондонский воздух, отдававший речной гнилью, принесенной с петлявшей где-то неподалеку от нас Темзы.
        - Мы еще долго будем следовать за ним? - нерешительно спросил Генри.
        - Не уверена.
        Я думала о том же, о чем и Генри, пыталась решить для себя, как долго еще мы можем оставаться в этой части города. Но мне не хотелось, чтобы Генри узнал, что я испытываю тревогу. Я старше и потому должна подбадривать и поддерживать младшего. И быть уверенной в себе - или хотя бы казаться. А тем временем мы, похоже, забрались бог весть куда, в такое место, где нам совсем не хотелось бы оказаться.
        А еще меньше мне хотелось, чтобы нам перерезали здесь глотки.
        - Похоже, он направляется к реке. Пройдем за ним до Темзы и, если до того времени ничего нового не произойдет, поворачиваем назад, - сказала я, подумав про себя, что возвращаться мы будем другим, менее опасным путем.
        Тут Тетли завернул в какой-то очередной, совсем уж мерзкий, переулок, где ужасно воняло нечистотами. Я поднесла было руку к лицу, чтобы заткнуть себе нос, но подумала, что этим жестом могу оскорбить местных жителей. А в этих кварталах живут такие люди, которых лучше не задевать.
        - Дыши ртом, - посоветовала я Генри.
        - Не беспокойся, я уже, - невнятным голосом ответил он.
        Я нервно посматривала на притаившиеся возле домов тени и едва не упала в обморок от испуга, когда одна из этих теней вдруг отделилась от стены и двинулась в нашем направлении.
        - Бежим! - поспешно прошептала я, обращаясь к Генри.
        Дубинкой по голове
        Повторять дважды мне не пришлось. Мы рванули с места одновременно, не думая больше о том, насколько приблизимся к Тетли. Может быть, у него, как и у нашего папы, в трости спрятано небольшое, но острое лезвие, и он сможет защитить нас.
        Но, честно признаюсь, оторваться нам не удалось, шаги преследователя приближались.
        Я схватила Генри за руку. Церковь. Нам нужно укрыться в одной из церквей. Когда тебе не нужно в церковь, они встречаются на каждом шагу, но теперь, когда она нам позарез потребовалась, на глаза попадались только пивные, черт подери!

* * *
        Мы уже почти догнали Тетли. Но действительно ли он - меньшее из двух зол? То, что этот тип имеет отношение к похищенному артефакту, еще не гарантирует того, что он захочет помочь незнакомым ему детям. Он может поступить даже еще хуже - перережет нам с Генри глотки да выбросит наши тела в Темзу, и дело с концом.
        И все же я решила, что лучше иметь дело с негодяем, которого пусть немного, но знаю, чем с мерзавцем, который мне вовсе не знаком. Я уже открыла рот, чтобы окликнуть Тетли, но в этот миг меня за локоть схватила цепкая, как коготь, и холодная, как лед, рука.
        Я не закричала, потому что следом раздался знакомый голос.
        - Куда вы так спешите, мисс?
        - Стики Уилл! - моему облегчению не было предела, меня словно окатило с головы до пяток теплой сладкой патокой. - А ты что здесь делаешь?
        Генри тоже остановился и сейчас пытался отдышаться, согнувшись и упираясь ладонями в коленки.
        Уилл отпустил мою руку и пожал плечами.
        - Это часть моей территории.
        - Территории? Ты хочешь сказать, что у каждого карманника есть своя территория?
        Потрясающе.
        - Разумеется, - ответил Стики. - Иначе мы дрались бы из-за каждого фраера, который попался нам на глаза.
        - Но нас, пока мы шли, никто не пытался ограбить, - заметила я.
        - Конечно нет, - небрежно откликнулся Стики. - Я шел за вами с того момента, как вы свернули на Брод стрит. Давал другим типам знак, чтобы вас не трогали.
        - Вот как, - оказывается, благодаря Уиллу мы с Генри и не были в настоящей опасности. - Большое тебе спасибо.
        Вновь Стики Уилл прикрыл мою спину, хотя я его даже не просила об этом! Я взглянула на Тетли, который заворачивал за очередной угол.
        - Не стоит благодарности, мисс. Между прочим, за нами идет один тип, который не принял мой сигнал.
        - Ты хочешь сказать, что нас еще кто-то преследует? Кроме тебя?
        - Ну да. Приклеился к вам на Куин стрит.
        - Это тот же самый, что был тогда на вокзале?
        - Нет. Сначала я тоже так подумал, но это не он.
        - Кто же он тогда? - спросила я, оборачиваясь, чтобы взглянуть на нового преследователя.
        - Не смотри! Мы не знаем, кто он. И что ему нужно, мы тоже не знаем.
        - Мы не должны позволить человеку, который идет впереди нас, скрыться, - сказала я, хватая Уилла за локоть. - Я подозреваю, что он украл из нашего музея одну очень ценную вещь. Я должна узнать, что он с ней собирается делать.
        - Ничего себе! Все прямо как в бульварном романе! - Тон Стики был на удивление веселым. - Хорошо, пошли.
        Он засунул руки себе в карманы и не спеша, вразвалочку двинулся вперед, будто вышел на утреннюю прогулку.
        Я попыталась идти так же лениво, как Стики, но, оказывается, это очень трудно, когда знаешь, что кто-то преследует тебя по пятам.
        Если в начале погони меня охватывал восторг, как от всякого настоящего приключения, то теперь он испарился, а сама погоня вдруг стала скучной, как домашнее задание. Затем меня осенило: а ведь мы - команда! Как, например, группа археологов, приехавших вместе на раскопки. В моей груди потеплело, даже идти стало спокойнее. Мы прошагали еще пару кварталов, после чего Тетли прибавил ходу и стремительно, неожиданно свернул в маленький переулок рядом с Паркер стрит.
        Позади мы услышали быстрые шаги - наш преследователь перешел на бег. Я испуганно оглянулась назад. Может быть, теперь, когда Тетли скрылся с глаз, этот тип решил напасть на нас?
        Я заметила, что Уилл тоже оглядывается, но не назад, а по сторонам, высматривая место, где мы могли бы укрыться. Рядом был ветхий жуткий дом, возле которого стояли его, еще более жуткие на вид, обитатели. Нет, здесь не укроешься.
        А шаги звучали уже совсем близко. Я сделала глубокий вдох, нахмурила брови и внутренне собралась.

* * *
        Но мужчина промчался мимо нас. Он вовсе не нас преследовал. Он гнался за Тетли!
        А раз так, то этому преследователю, скорее всего, было известно о проклятом Сердце Египта. Черт побери, почему просто не дать объявление об этой штуковине в газете?
        По молчаливому согласию мы все трое продолжили свой путь по переулку, залитому всех сортов нечистотами вперемешку с дождевой водой.
        Кирпичные стены стоявших в переулке домов почернели от въевшейся сажи и раскрошились от сырости. Вообще этот переулок выглядел чем-то средним между канализационной трубой и мусорным ящиком.
        А еще он заканчивался тупиком. Здесь дорогу Тетли преградила глухая кирпичная стена.
        Его преследователь приблизился и вытащил из-под полы длинную черную дубинку.
        Тетли обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть опускающуюся на его голову палку.
        - Он грохнул этого слизняка, - сказал Уилл совершенно неподходящим для такого случая веселым тоном.
        Тетли обмяк, как растаявшее мороженое, и свалился в лужу. Чтобы не закричать, я заткнула себе рот рукой. Неужели он мертв? Или только потерял сознание? Этого я сказать не могла. Было лишь понятно, что Тетли выбыл из игры.
        Нападавший (высокий и очень ловкий - в определенном, злодейском смысле) быстро опустился на колени рядом с Тетли и принялся обшаривать его карманы. Нашел что-то во внутреннем кармане пиджака и переложил в свой карман. Затем пощупал у Тетли пульс, поднялся на ноги, отряхнулся, поправил на голове шляпу и повернул назад, к улице.
        Мы моментально укрылись в какой-то подворотне. Мысли теснились в моей голове, стремительно сменяя друг друга. Бедный Тетли! Неужели я только что своими глазами видела настоящее убийство? Следует ли плюнуть на Сердце Египта и постараться помочь Тетли? Я совершенно не знала, что делать. К счастью, командование принял на себя Уилл.
        - Вы двое ждите возле овощной лавки на углу. Я пойду другим путем и буду ждать его возле пивной. Таким образом, куда бы он ни свернул, мы его обнаружим.
        Я перестала колебаться, когда услышала донесшийся из переулка стон. Очевидно, что если Тетли способен стонать, то сможет и подождать немного, пока мы с Генри не вернем себе Сердце Египта.
        Но прежде чем Уилл успел отправиться на свой пост возле пивной, нападавший вынырнул из переулка и направился по Друри Лейн к реке. Мы все втроем двинулись следом.
        На этот раз мы не успели пройти и квартала, как услышали позади себя звук шагов. Что за чертовщина! Неужели никто во всем Лондоне не может найти для себя занятия получше, чем следить за кем-то?
        Уилл перехватил мой взгляд и осторожно высунул голову, чтобы выглянуть на улицу. Я слегка кивнула ему, давая знать, что тоже слышу шаги. Стики показал мне три пальца. Трое преследователей.
        При таком раскладе ставить на того типа, за которым мы гнались, решился бы только сумасшедший.
        Возле Рассел стрит человек, за которым мы шли, похоже, заметил, что его преследуют (хотя сомневаюсь, что он догадался, что за ним гонится половина Лондона). Он начал петлять, удаляясь от реки, и прибавил шагу. Чтобы не отстать от него, нам троим пришлось перейти на легкий бег рысцой.
        Разумеется, те люди, которые преследовали его, не были идиотами и тоже припустили - теперь все мы неслись по улице, словно табун лошадей.
        Удивительно, но никто из прохожих не обращал на нас внимания. По мою сторону от Оксфорд стрит люди давно уже стали бы махать руками и кричать: «Держи! Держи!» Но по эту сторону Оксфорд стрит все было иначе. Встречные просто расступались, освобождая нам дорогу, и останавливались, чтобы молча посмотреть на бесплатное представление.
        Человек, который был впереди нас, отчаянно пытался уйти от погони. Он петлял, нырял в боковые улочки и переулки, но ни мы, ни его преследователи не отставали. Наконец мы оказались в одной из улочек, ведущих к Ковент Гарден. Беглец кружил возле восточной стороны садов, ловко уворачиваясь от тянувшихся с рынка телег.
        Затем мы вынырнули у западного конца садов и свернули к собору Святого Павла. Все понятно - он хотел укрыться в церкви. Отличное решение!
        Но это поняли и его преследователи. Они бежали впереди нас и медленно, но верно догоняли беглеца. Преследователи двигались с внушавшей ужас легкостью и грацией - так крадется кошка, когда охотится на мышь. Они развернулись веером, отрезая своей жертве подходы к церкви. Мы все трое сгрудились за одной из больших колонн, стоявших на площади перед собором, наблюдая за тем, что будет, и надеясь остаться незамеченными.
        Человек, напавший на Тетли, выхватил свою дубинку и принял боевую стойку.
        Хотя преследователей было втрое больше, он напал первым, чем застиг их врасплох. Но озадаченными они оставались лишь какое-то мгновение, а затем дружно бросились на беглеца с кулаками.
        Оказавшись загнанным в угол, беглец яростно сопротивлялся, размахивал дубинкой, как мечом, пускал в ход свои локти и кулаки, но куда ему было одному против троих! Наконец двое преследователей схватили беглеца за руки, а третий приблизился, взял одной рукой беглеца за шею, словно собирался придушить, а другой рукой резко ударил его в живот. Беглец повалился на землю за угол здания, а в руке того, кто его ударил, блеснул ужасный длинный нож, испачканный кровью.
        - Ничего себе, - прошептал Уилл.
        - Да, действительно, - откликнулся Генри, тараща округлившиеся глаза.
        Я толкнула его локтем под ребра. Эти люди были настоящими исчадиями ада. Нужно будет благодарить судьбу, если нам удастся уйти отсюда живыми, и даже не помышлять о том, чтобы вернуть себе Сердце Египта.
        - Тс-с, - шепнул Уилл. - Они обыскивают его, как он сам обыскивал того типа.
        Быстро и умело преследователи обчистили карманы беглеца, нашли предмет, который он забрал у Тетли (слыша их возбужденные голоса, я готова была поспорить на что угодно, что это Сердце Египта), один из преследователей - тот самый, который ударил беднягу ножом, - положил находку к себе в карман и издал торжествующий возглас.
        - Это немец, - сказал Уилл.
        Он был прав. Я повернулась, посмотрела на Уилла и спросила:
        - Как ты догадался?
        - Думаете, я настолько тупой, что не могу узнать немца, когда слышу его?
        - О, нет, что ты! Конечно, можешь. Просто мне хотелось узнать, где ты слышал немцев раньше?
        - На одном их политическом митинге, вот где, - усмехнулся он.
        Я не стала вдаваться в подробности и переключила внимание на человека, который отошел от лежащего на земле тела и о чем-то негромко, торопливо заговорил со своими напарниками. Затем они по одному покинули площадь перед собором и разошлись в разных направлениях.
        Я буквально разрывалась на части. Нам нужно было осмотреть раненого - или убитого - беглеца. Но требовалось также проследить, куда отправилось Сердце Египта. А еще, по идее, вернуться к Тетли.
        Я повернулась к Уиллу и спросила:
        - Ты можешь проследить за тем типом, который унес вещь, которую забрал у беглеца?
        Уилл молча кивнул.
        - Только ничего не предпринимай! Просто проследи за ним и узнай, куда он отправился. И, ради всего святого, будь осторожен.
        Я схватила Уилла за руку и пожала ее. Он удивленно раскрыл глаза.
        - Не связывайся с этими людьми, - добавила я. - Они только что хладнокровно зарезали человека посреди церковной площади. Я даже думать не хочу о том, что они могут с тобой сделать.
        - Спасибо, мисс, - ответил Уилл. - Это очень трогательно, что вы заботитесь обо мне. Но это моя территория. Все будет в порядке.
        С этими словами он низко пригнулся и исчез с глаз. Генри рванулся было следом за ним, но я ухватила его за пальто и отдернула назад.
        - Ты что задумал?
        - Пойду преследовать немцев. С Уиллом.
        - Выброси из головы. Уилл профессионал и сумеет о себе позаботиться. Ты только будешь ему мешать. А нам с тобой нужно посмотреть, можем ли мы помочь чем-нибудь тому типу.
        Генри что-то пробормотал насчет того, что это все чушь.
        - Имей в виду, - прошептала я. - Это намного опаснее, чем просто следить за кем-то. Этот тип, как мы уже убедились, настоящий головорез. Если он жив, то может быть очень опасным.
        Генри презрительно ухмыльнулся и последовал за мной.
        Мы подошли к лежащему человеку. Мое сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди и сбежать от меня, чтобы укрыться в церкви.
        Я никогда еще не имела дела с мертвецами, разве что с мумиями, но они не в счет. Слишком уж давно покинули этот мир мертвецы, из которых делали эти мумии.
        На соборной площади стояла мрачная, давящая тишина. Не было слышно даже дальнего стука колес по мостовой - словно сама Смерть накрыла это место своими черными крыльями.
        - Жутковато, верно? - прошептал Генри.
        - Не трусь, - шепнула я в ответ.
        Я не знаю, почему мы говорили шепотом, но, наверное, именно так и нужно вести себя в присутствии Смерти.
        Вначале я увидела ноги лежащего мужчины, торчавшие из-за угла, за который он свалился. Я придержала Генри за руку, чтобы он не споткнулся о них. Затем медленно двинулась вперед, вдоль этих вытянутых черных ног, к телу. Он лежал неподвижно, лицо его было мертвенно-бледным, словно из человека вытекла вся кровь.
        Зато вокруг него была целая лужа крови! И весь жилет беглеца с левой стороны пропитался кровью. Я наклонилась посмотреть, дышит ли он, и мне показалось, что его грудь совершенно не поднимается и не опускается. Дурной знак.
        Я робко опустилась на колени рядом с телом и, набравшись храбрости, наклонилась вперед, глядя на кончики усов беглеца - не шевелятся ли они?
        Затем я обернулась к Генри.
        - Он не дышит…
        В этот миг меня за локоть ухватили твердые, сильные пальцы. Я едва не взвизгнула, но удержалась, стиснув зубы, и отодвинулась - но недалеко, потому что лежащий беглец прилип ко мне как пиявка.
        Генри обхватил меня, желая оттащить подальше, и тут беглец хрипло произнес:
        - Помогите.
        Голос его звучал очень слабо, но это слово я хорошо разобрала. Что ж, если этот тип может говорить, значит, он не мертвец. А что это означает? А то, что мы должны помочь ему, кем бы он ни был. Я выдохнула и заставила себя наклониться ближе к лицу беглеца на тот случай, если он еще что-нибудь скажет.
        - Генри, - обратилась я к брату. - По-моему, мы проходили мимо полицейского участка на Боу стрит. Ты не мог бы слетать туда и позвать на помощь?
        - А ты не боишься, что они подумают, будто это мы его…
        - Не надейся. Мы с тобой дети. А дети не нападают на здоровенных прохожих.
        Вцепившийся мне в рукав беглец потянул меня к себе и прохрипел:
        - Не надо полицию.
        - Но из вас кровь хлещет как из ведра! Мы собираемся помочь вам.
        - Сом сет хо, - выдохнул беглец.
        Черт подери! Теперь он заговорил на каком-то иностранном языке. Неужели не может продолжать на нормальном английском?
        - Простите, я не поняла, - сказала я.
        Мужчина облизнул губы и сделал второй заход.
        - Сомерсет. Хаус. Помощь. Там.
        - Сомерсет Хаус? - спросил Генри.
        - Да. Это в нескольких кварталах вниз к реке, - пояснила я.
        - Я знаю, где это, - отмахнулся Генри. - Но какую помощь мы там найдем? Я думаю, это очень подозрительно, что он не хочет, чтобы мы позвали полицию. И где гарантия, что он не заманивает нас в ловушку?
        - Зачем ему нас заманивать в ловушку, если мы пытаемся ему помочь? Между прочим, если его залатают, он сможет рассказать нам, где искать сам знаешь что и почему он огрел Тетли по голове, чтобы завладеть этой штукой.
        - Ты рехнулась, если думаешь, что он нам что-нибудь расскажет. У него на лбу большими буквами написано: «Секрет»!
        Я повернулась к мужчине, и он снова потянул меня за рукав.
        - Третий. Этаж. Общество. Антик… - с усилием произнес беглец и замолчал. Я подумала, не потерял ли он сознание и не случилось ли с ним еще кое-что похуже. Затем мужчина опять зашевелил губами, и я наклонилась ухом к самому его рту, чтобы расслышать.
        - Вигмер. Только Вигмер, - он цеплялся за мой рукав и мучительно выталкивал из себя слово за словом. - Скажите… ему. Силы… Хаоса.
        Он судорожно вздохнул и не произнес больше ни слова.
        Сомерсет Хаус
        Раненый был таким бледным и неподвижным, что я стала опасаться, что он может не продержаться до тех пор, пока мы позовем помощь. Эх, если бы у нас были с собой лекарства и бинты. Хоть что-нибудь, что поможет ему продержаться.
        Постойте - а мои амулеты?
        Я подняла руку к висевшему у меня под воротничком маленькому амулету-сердечку и сняла его через голову.
        - Что ты делаешь? - спросил Генри.
        - Пытаюсь спасти его, - ответила я, аккуратно укладывая амулет на сердце пострадавшего.
        - С помощью этой дурацкой безделушки?
        - Прошу тебя, замолкни. Следи лучше, чтобы это сердечко оставалось на этом месте. Не дай нашему раненому приятелю случайно его сбросить.
        - Но все-таки что это? - продолжал допытываться Генри.
        - Эх ты, провел полжизни в музее и не знаешь? - раздраженно ответила я. - Это амулет. Он поддержит жизненные силы раненого до тех пор, пока я не вернусь с подмогой.
        Я озабоченно взглянула на нашего беглеца. Да, одной магической помощью тут не обойдешься. Я быстро сняла с себя одну из нижних юбок (как удачно, что сегодня для тепла я надела не одну юбку, а две!).
        - Возьми, - сказала я, протягивая юбку Генри.
        - И что я должен с этим делать? - с явным отвращением спросил он.
        - Разорви ее на бинты, дурачок!
        Он нерешительно взял юбку двумя пальцами.
        Я ответила ему презрительным взглядом и покинула церковный двор. Хотя Генри очень раздражал меня, сейчас я ему сочувствовала - не самое приятное занятие присматривать за почти мертвым.
        Я пробежала по узким улочкам до Стренда - здесь, прямо напротив меня, и стоял Сомерсет Хаус. Это было большое величественное здание - скорее дворец, чем городской дом, - с сотнями выходящих на улицу окон. Не желая привлекать к себе лишнего внимания, я перешла с бега на спокойный шаг и чинно пересекла огромный двор перед входом. Увидев меня, стоявший у дверей швейцар удивленно поднял бровь (думаю, я действительно выглядела ужасно) и спросил, по какому я делу.
        Я выпрямила спину, выпятила подбородок, стараясь скопировать бабушку Трокмортон.
        - Мне нужно увидеть Вигмера из Античного общества на третьем этаже.
        - Вы имеете в виду Общество антикваров?
        - О, да. Точно.
        Швейцар моргнул, затем указал мне путь к лестнице. Пожалуй, иметь надменных родственников в каком-то смысле даже полезно.
        Поднимаясь по лестнице, я то и дело ловила на себе удивленные взгляды мужчин, пришедших в Сомерсет Хаус по своим делам (ни одной женщины я среди них не заметила). Поднявшись на третий этаж, я увидела на одной из дверей большую медную табличку с надписью «Общество антикваров». Значит, я почти добралась до цели.
        В холле за дверью меня встретил молодой, очень чопорный джентльмен в очках в металлической оправе.
        - Могу я вам чем-то помочь? - спросил он тоном, в котором не было ни малейшего желания действительно помочь. Тон был скорее осуждающим - дескать, зачем вы сюда пришли и что вы здесь забыли?
        Я снова скопировала бабушку Трокмортон, точнее, ее взгляд, каким она презрительно смотрит на собеседника сверху вниз, высоко задрав нос. (Очертания предметов при этом становятся несколько размытыми и иногда двоятся, но такой взгляд, что и говорить, производит сильное впечатление.)
        - С вашего позволения, я здесь затем, чтобы увидеть Вигмера.
        Никакого позволения вы при этом, разумеется, не спрашиваете, просто ставите неприятного вам человека на место.
        - У вас есть предварительная договоренность о встрече с лордом Вигмером? - спросил молодой человек, поджимая губы. Он прекрасно знал, что никакой договоренности у меня нет и быть не может. Однако для меня оказалось полной неожиданностью, что тип, к которому я пришла, - лорд!
        - Нет. Боюсь, что речь идет о чем-то непредвиденном и крайне срочном. У меня важное сообщение для него.
        - Передайте его мне, а я ознакомлю с ним лорда.
        - Мне было приказано передать сообщение только лично лорду Вигмеру, - покачала я головой.
        - Боюсь, что это невозможно.
        Молодой человек никак не мог смириться с тем, что я знаю нечто такое, о чем ему самому знать не положено. Как же мне обойти этого сторожевого пса?
        - Что, если я напишу записку, вы отнесете ее лорду, а он сам решит, хочет он видеть меня или нет?
        - Вы знаете, вообще-то мы здесь очень заняты, - вздохнул молодой пес в очках. - У нас нет времени на детские игры.
        - Прошу прощения, сэр, - холодно ответила я, с особым презрением упирая на слово «сэр», - но у меня на детские игры времени не больше, чем у вас. Я пришла по очень важному делу. Можно сказать, это вопрос жизни и смерти. Так вы дадите мне лист бумаги или мне обратиться в другой кабинет?
        Это слегка отрезвило пса. Он поджал губы, нырнул в свой кабинет и вернулся с листом бумаги, который протянул мне.
        - А чем мне писать? - раздраженно спросила я. - Кровью?
        Он посмотрел на меня, явно потрясенный такой перспективой, и снова сходил в свой кабинет, откуда вернулся с самым мерзким огрызком карандаша, какой мне когда-либо доводилось видеть. Решив не обращать внимания на этот явный знак неуважения, я приложила лист бумаги к стене и написала.
        «Уважаемый лорд Вигмер.
        Человек умирает. Должна увидеться с Вами немедленно.
        Искренне Ваша
    Теодосия Элизабет Трокмортон».
        Я аккуратно сложила листок вчетверо и хотела вручить записку секретарю, но увидела его глаза, горящие от нетерпения прочитать то, что я написала.
        - Прошу прощения, - сказала я. - Не будете ли вы так любезны дать мне конверт?
        Пес посмотрел на меня так, словно получил затрещину. Затем он еще раз молча сходил в свою конуру и принес мне конверт.
        Я аккуратно положила записку в конверт, мысленно молясь о том, чтобы все эти задержки не стоили жизни раненому на соборной площади. Тщательно заклеив конверт, я передала его секретарю. Он взял (точнее выхватил) его у меня и вылетел из приемной - при этом спина у него оставалась идеально прямой, словно у этого человека вместо позвоночника был вставлен стальной прут.
        На всякий случай - чтобы избежать подобных встреч с секретарем на будущее - я внимательно проследила, в какую дверь он постучит. Секретарь вошел в кабинет лорда и быстро вылетел из него с перекошенным лицом, будто лизнул хины.
        - Лорд примет вас, мисс, - сказал он, иронично подчеркнув слово «мисс». Я решила не обращать на это внимания, поскольку все равно добилась своего. Секретарь довел меня до кабинета Вигмера, постучал, приоткрыл дверь и объявил:
        - К вам мисс Трокмортон, сэр.
        С этими словами он пропустил меня внутрь и закрыл за мной дверь.
        Лорд Вигмер сидел за своим столом и что-то писал.
        - Одну минуту, - произнес он, не поднимая головы.
        Как он может сидеть и писать, когда ему только что сообщили, что кто-то умирает? А он сидит и пишет, холодный и невозмутимый, как огурец.
        Лорд был немолод, постарше папы, с копной седых волос на голове и роскошными, тоже седыми, усами. На безымянном пальце его правой руки я рассмотрела любопытное золотое, с лазурью кольцо, вдоль скошенного края которого были выгравированы иероглифы. Оно напомнило мне одно из колец фараона Рамсеса II, которое я видела в Британском музее.
        - Итак, мисс Трокмортон, - неожиданно сказал лорд Вигмер, заставив меня вздрогнуть. - Что за история с этим умирающим?
        Я посмотрела в глаза Вигмера, синие, как океан, и такие же глубокие. Лицо лорда было морщинистым и усталым, словно Вигмер тащил на своих плечах весь этот мир.
        - Меня послал один из ваших людей, сэр. Я не знаю его имени, поскольку он ранен и едва может говорить. Но он что-то просил передать вам о силах и хаосе.
        Вигмер моментально подобрался и насторожился.
        - Где это произошло? - коротко спросил он.
        - На площади перед собором Святого Павла. С ним остался мой брат Генри, он будет ждать, пока вы не пришлете кого-нибудь.
        Вигмер поднялся на ноги, подхватил стоявшую у его стола трость, прошел к двери, сильным толчком распахнул ее и крикнул:
        - Бойторп!
        В коридоре послышались быстрые шаги, а затем в дверь просунулась голова очкастого сторожевого пса. Честное слово, мне даже стало немного жаль его.
        - Пришлите ко мне Торнли, немедленно, - распорядился Вигмер. - И Додсона с Бремфилдом тоже. А еще принесите мисс Трокмортон что-нибудь подкрепить силы, мне кажется, она очень нуждается в этом.
        Вигмер проковылял назад к своему столу, уселся за него и сказал:
        - А теперь, мисс Трокмортон, расскажите все по порядку и с самого начала.
        - Пожалуйста, зовите меня Теодосия. Меня все так зовут.
        Он молча кивнул.
        Что я должна была рассказать ему? Ведь я не имела понятия, на чьей он стороне. И на скольких сторонах, если вдуматься? Насколько можно доверять ему, если один из его парней напал на человека и похитил драгоценный артефакт?
        - О, - произнес Вигмер, откидываясь в своем кресле. - Вы, несомненно, размышляете сейчас о том, можно ли доверять мне.
        - Да, пожалуй. Ваш товарищ ударил кое-кого по голове и забрал вещь, которая ему не принадлежит.
        - Сердце Египта? - замер Вигмер. - Значит, Стоукс забрал его?
        - Сердце Египта! Что вам известно о нем? Да, ваш Стоукс забрал его, но артефакт похитили люди, которые на него напали.
        - Могу вас заверить, что мой человек, Стоукс, только пытался сделать так, чтобы артефакт не попал не в те руки. А теперь почему бы вам не рассказать о том, что вы знаете об этой вещи?
        Мне не хотелось раскрывать Вигмеру секреты нашего музея, а еще больше мне не хотелось, чтобы он принял меня за помешанную. Но под пристальным взглядом его больших, излучающих уверенность и силу глаз я невольно рассказала Вигмеру обо всем.
        Когда я закончила описывать ему визит Сноуторпа в наш музей нынешним утром и о том, как мы обнаружили пропажу Сердца Египта, в дверь постучали. Без спроса в кабинет вошли трое джентльменов. Вигмер представил нас друг другу.
        - Додсон, Торнли, Бремфилд. А это Теодосия Трокмортон, она пришла сообщить нам о том, что Стоукс сильно ранен, возможно, мертв, он лежит во дворе собора Святого Павла. С ним ее брат Генри. Вы пойдете, найдете их и доставите обоих сюда. Додсон, вы с Бремфилдом отнесете Стоукса, когда вернетесь, на шестой этаж. Я позабочусь, чтобы к этому времени там был врач. А вы, Торнли, приведете ко мне в кабинет мистера Трокмортона.
        Все трое молча кивнули и, не задав ни единого вопроса, немедленно удалились.
        - Вы можете продолжать, мисс Теодосия, - сказал Вигмер очень ласковым голосом, в котором, однако, чувствовалась сталь. Человек с такими глазами и с таким голосом все равно добьется от вас всего, что ему нужно, даже если вы вначале попытаетесь сопротивляться.
        Я объяснила, как Генри, Стики Уилл и я следили за Тетли, поскольку он был последней ниточкой, которая соединяла нас с Сердцем Египта. Я рассказала ему о том, как на сцене появился Стоукс. Здесь брови Вигмера начали подниматься все выше и выше, пока не ушли куда-то совсем на лоб.
        - Вы говорите, что Стоукс убил того парня Тетли?
        - Довольно сильно ударил его по голове дубинкой, сэр, - пояснила я.
        - Не думаю, что удар был смертельным, мисс Теодосия. Мы учим наших агентов выводить из игры и разоружать противников, а не убивать их.
        - Вот как. - Это замечание, должна признать, заставило меня думать о Стоуксе с большей симпатией, чем прежде.
        - Что ж, вы, все трое, вели себя очень храбро и находчиво, - подытожил Вигмер.
        Не могу вам передать, как приятно мне было услышать это. Все другие взрослые, которых я знала, обычно называли меня глупой девчонкой или невероятной фантазеркой, но только не Вигмер. Он казался мне человеком, которому можно доверить все.
        - Что-нибудь подобное уже случалось раньше? - спросил он.
        - Что именно? Воровали ли люди артефакты из нашего музея?
        - В музее уже случались странные происшествия, не так ли? - сказал Вигмер, наклоняясь вперед.
        Он явно имел в виду проклятые предметы. Но как и что он мог знать о них? Если только случались другие странные происшествия, о которых мне не известно…
        К счастью, мне на помощь вновь пришел стук в дверь. Это прибыли чай и бутерброды.
        Молодой человек, который их принес, поставил поднос на маленький столик и молча удалился.
        - Прошу вас, подкрепляйтесь, - указал на поднос Вигмер.
        - Налить вам чаю, сэр?
        - Нет, благодарю. Вы пейте, ешьте, а я тем временем сделаю несколько заметок, если вы не возражаете.
        Разумеется, я не возражала. Я налила себе чаю, щедро добавила в него молока и сахара. На подносе были также аппетитные на вид сэндвичи с огурцом и пахнущие ванилью кексы - они напомнили мне о том, как зверски я проголодалась.

* * *
        Я старалась как можно тише жевать сэндвичи и прихлебывать чай, а лорд Вигмер тем временем скрипел своим пером по бумаге. Кабинет у него был роскошный. Именно такой кабинет, надеюсь, будет и у меня, когда я подрасту и выберусь, наконец, из своего старого чулана. В кабинете Вигмера висели толстые занавеси, пол был устлан пушистым ковром, стояли удобные кресла, на полках были расставлены великолепные артефакты.
        Лорд Вигмер закончил писать, взял свою трость и похромал к двери. Здесь он высунул в коридор голову и кликнул Бойторпа, который появился так быстро, словно подслушивал под дверью.
        - Позаботьтесь, чтобы немедленно прибыл доктор Фоллоуфилд.
        - Да, сэр.
        Лорд Вигмер закрыл дверь и вернулся за свой стол. Я как раз прикидывала, заметит он или нет, если я возьму четвертый по счету сэндвич, когда он сказал:
        - Итак, вы собирались рассказать мне о странных происшествиях в вашем музее.
        Черт побери, а я так надеялась, что мы не вернемся к этому вопросу.
        - Какого рода происшествия вы имеете в виду, сэр?
        Вигмер укоризненно взглянул на меня и ответил:
        - Я рассчитывал на большую откровенность с вашей стороны, дитя мое.
        Мои щеки вспыхнули от смущения, но мне на помощь вновь пришел спасительный стук в дверь.
        - Войдите, - с нескрываемым раздражением произнес Вигмер.
        Это был Торнли, а рядом с ним Генри с круглыми от удивления глазами.
        - Генри! - воскликнула я, вскочив с кресла и едва не расплескав при этом чай. - Ты в порядке?
        - Разумеется. Я же не хлюпик, - пробормотал он в ответ, и щеки его порозовели.
        - А как ваш… э… коллега? - спросила я, обращаясь к Торнли. - Он…
        Я не могла заставить себя сказать слово «мертв», уж слишком оно какое-то… окончательное, что ли.
        Торнли взглянул на Вигмера, словно спрашивая, можно ему говорить или нет. Вигмер кивнул, и тогда Торнли ответил:
        - Стоукс жив, но очень плох. - Он поднял свою руку, в которой между пальцев свисал мой амулет. - Это мы нашли на нем, сэр. Лежал прямо у него на сердце.
        Вигмер поднял бровь и коротко спросил у меня:
        - Ваш?
        - Да.
        - Где вы его взяли? - спросил Вигмер.
        - Нигде. Сама сделала, сэр.
        - А где вы научились делать амулеты-обереги, позвольте узнать?
        Торнли деликатно покашлял, привлекая к себе внимание, и сказал:
        - Этот парень, - он указал на Генри, - проявил смекалку и перевязал Стоуксу грудь, чтобы тот потерял меньше крови.
        Генри покраснел, застеснялся и пробормотал:
        - В школе этому научился.
        - Что-нибудь известно о втором пареньке? - спросил Вигмер. - О том, что отправился вслед за нападавшими?
        - Нет, сэр, но как только мы поместим Стоукса на шестом этаже, Додсон отправится назад к церкви поджидать этого парня.
        - Отлично.
        - Прошу прощения, сэр, - произнесла я.
        - Да?
        - Как вы его узнаете?
        - Извините?
        - Я хочу сказать, сэр, что никто из вас никогда раньше не видел Уилла. Как вы его узнаете? Думаю, мне следует отправиться вместе с мистером Додсоном - уж я-то могу опознать Уилла, - а заодно, подумала я, улизну от дальнейших расспросов проницательного лорда Вигмера.
        - М-да, согласен с вами, - проговорил Вигмер, пристально глядя при этом на Генри. - Скажите, юноша, вы могли бы еще немного помочь нам? Не согласились бы вы вернуться с Додсоном на место происшествия и указать ему этого Уилла?
        - С радостью, сэр. Только позвольте мне прихватить с собой пару сэндвичей.
        Лорд Вигмер кивнул Генри, а затем сказал, многозначительно глядя на меня:
        - А нам с вами нужно еще кое о чем поговорить.
        Проклятье.
        Братство избранных хранителей
        - Моя дорогая мисс, это не игрушки. У нас в Британии происходят серьезные события, и вы, похоже, оказались втянутыми в них. Репутация вашей матери и отца нам хорошо известна. Многие вещи, которые ваша мать ввозит в нашу страну, обладают… скажем так, необычными свойствами. Я хочу знать, как много других артефактов с такими же свойствами находится в вашем музее.
        Забыв о былой предосторожности, я выскочила из кресла и подошла к столу.
        - Вам известно о заклинаниях?
        Услышав слово «заклинания», Вигмер насторожился, и на мгновение я подумала, что совершила ужасный промах.
        - Да, - медленно ответил Вигмер. - Мне известно о заклинаниях. А теперь расскажите, что вы сами знаете о них.
        - Что ж, вы - первый человек, который точно знает, что они существуют. Кроме меня самой, разумеется. Мама и папа их никогда не замечают, но я обычно чувствую их, как только впервые взгляну на проклятый предмет. Ощущение при этом такое, будто у меня по спине бегут жучки с ледяными лапками. Вы, очевидно, чувствуете то же самое?
        - О нет, - ответил лорд Вигмер, слегка шевельнув усами. - Мы используем другие способы, чтобы определить, лежит на предмете заклятие или нет.
        - Воск? Это мой тест второго уровня.
        Вигмер откинулся на спинку кресла и сложил руки.
        - Расскажите мне про этот тест Второго уровня, - попросил он.
        - Ну, когда я заподозрю, что артефакт может быть проклят, я выкладываю вокруг него кусочки воска…
        - Где вы берете этот воск? - перебил меня Вигмер.
        - Снимаю с обгоревших свечей, ну и все такое прочее. Итак, я выкладываю вокруг предмета эти кусочки воска, а через несколько часов проверяю - если воск потемнел, стал грязно-серым или черным, значит, на предмете действительно лежит заклятие.
        - А вам доводилось ошибаться? Воск когда-нибудь оставался белым?
        - Ни разу.
        - Поразительно, - покачал головой Вигмер и спросил: - А еще какие-нибудь тесты вы проводите?
        - Да. Если предмет прошел испытание воском, я перехожу к тесту третьего уровня. Это тест лунного света.
        Вигмер вновь поднял брови, а я торопливо заговорила - когда говоришь быстро, такие вещи выглядят не такими глупыми.
        - На третьем уровне я проверяю артефакты ночью. Когда на них светит Луна. Тогда… тогда я могу видеть кружащие вокруг предмета заклятия.
        - В самом деле? - с неподдельным интересом воскликнул Вигмер. - И на что они похожи?
        - Это иероглифы. Но они двигаются и кружатся, словно рой готовых ужалить пчел. При этом кажется, что они тихо жужжат. Вы сами видели их? В лунном свете?
        - Нет, - с некоторой, как мне показалось, печалью покачал головой Вигмер. - Значит, иероглифы раскрывают перед вами сущность заклятия?
        - Нет. Они и есть само заклятие, написанное на предмете тем, кто его заколдовал.
        Вигмер откинулся в кресле, изучая меня взглядом так, словно я сама была очень любопытным артефактом, на который он только что наткнулся.
        - Замечательно. И когда же вы впервые открыли в себе этот необычный талант?
        - Необычный, сэр? Но разве вы сами не обладаете таким же?
        - Нет. Боюсь, что нет. Наши способы обнаружения заклятий намного скучнее и сложнее. На самом деле с помощью вашего дара мы могли бы сэкономить массу времени и сил.
        Не знаю почему, но от этого предложения мне стало как-то не по себе.
        - Вы спрашивали, когда я открыла в себе этот, как вы говорите, дар? С самого детства.
        И я рассказала о том, как проводила свои исследования и училась защищать себя.
        - Вот таким образом я узнала о различных тестах и открыла рецепты для снятия заклятий, - закончила я.
        - Рецепты?
        - Ну да. Разве они не похожи на рецепты? Вы действуете шаг за шагом, используя нужные ингредиенты, только вместо кекса или жареной бараньей ноги получаете в конце очищенный от заклятия предмет.
        - М-да, но для большинства людей это не так-то просто.
        Вигмер развернул свое кресло к большому шкафу, стоявшему здесь же рядом, у стены. Вынул из кармана брюк ключ, отпер дверцы, а затем вынул из шкафа длинный черный каменный ящик. Все время не сводя с меня глаз, он осторожно поднял крышку.
        Внутри ящика лежала искусно вырезанная длинная тонкая статуэтка, изображающая жуткого вида змею с разинутой пастью, острыми чешуйками и огромными клыками. Глаза змеи были сделаны из кусочков красного сердолика. Чувствовалось, что это очень старая статуэтка, пожалуй, древняя, как само Время. Я оторвала свой взгляд от артефакта и увидела, что Вигмер пристально наблюдает за мной.
        - Ну что ж, эта змея уродлива, как сам смертный грех, - сказала я, почувствовав, что Вигмер ждет, когда я заговорю. - Одно из самых жутких изображений Змеи Хаоса, какие я когда-либо видела. Но проклятие на ней не лежит, если вы именно это хотите знать.
        Вигмер подпер руками подбородок, переводя взгляд со змеи на меня и обратно. Затем он снова повернулся к шкафу и снял с полки другой ящик, на этот раз из светло-серого стеатита, или мыльного камня, покрытого многочисленными иероглифами, некоторые из которых были мне неизвестны.
        Вигмер положил ящик на стол передо мной и снял крышку. Как только он это сделал, по спине у меня побежали ледяные лапки, а мне самой захотелось вскочить и броситься вон отсюда.
        В ящике лежала маленькая каменная фигурка гиппопотама, на вид совершенно безобидная, как детская игрушка. Но это было не так. Я ощущала наполнявшую фигурку гиппопотама силу черной магии и начертанные на ее поверхности ужасные проклятия. Я поежилась, потянулась за крышкой и вернула ее на место.
        - Бог Сет, - сказала я. - В одном из своих самых невинных обличий.
        Впрочем, можно ли употреблять слово «невинный», когда речь идет о страшном египетском боге хаоса и разрушения?
        - На этом предмете лежит очень мощное проклятие, - добавила я. - Похоже, что это орудие, несущее смерть и разрушение, хотя в этом я не совсем уверена.
        - Но мне показалось, вы говорили, что можете увидеть и прочитать начертанные на предмете заклятия? - спросил Вигмер.
        - Только при лунном свете, - вздохнув, ответила я.
        Вот незадача. А я так обрадовалась, что взрослый человек, да еще такой важный, как Вигмер, обратил наконец-то внимание на мои слова.
        Вигмер снова шевельнул усами - я уже начала понимать, что означает такая его реакция.
        - Так вы проверяли меня! - воскликнула я. - Это был тест! Вы хотели узнать, правду я говорю или лгу!
        Вигмер слегка смутился и ответил:
        - Не судите меня слишком строго, мисс Трокмортон. У вас поразительный дар. Я никогда ничего подобного не встречал.
        Я испытала гордость и одновременно почувствовала смятение. С одной стороны, мне льстило то, что я обладаю таким удивительным даром, но, с другой стороны, было не очень уютно ощущать себя единственной, кому он дан от Бога. Пожалуй, со своим даром я выгляжу сумасшедшей среди нормальных людей.
        - А как вы определяете, проклят предмет или нет? - спросила я.
        - Изучаю его происхождение и историю. Иногда опираюсь на свою интуицию, но никогда не ощущаю ледяных мурашек, от которых хочется выпрыгнуть из кресла. Честно говоря, в основном делаю предположения и строю догадки.
        Я не знала, что ему на это сказать.
        Тем временем лорд Вигмер продолжал:
        - Для такой работы требуется склонность к ней, развитая интуиция или, как в вашем случае, прирожденный талант. Это что-то вроде умения ездить верхом или играть на рояле.
        - Тогда почему заклятия не способны замечать мои родители? Или Генри?
        - А Генри их не видит?
        - Нет.
        - Сложный вопрос, - пожал плечами Вигмер. - Я никогда ни с чем подобным еще не сталкивался. Могу лишь сказать, что некоторые люди просто более чувствительны к проявлениям магии, чем остальные.
        Он замолчал и уставился куда-то поверх моей головы.
        - В чем дело? - спросила я.
        - Ничего. Просто припоминаю кое-что из той поры, когда я сам был еще мальчишкой.
        Я наклонилась вперед в своем кресле.
        - Что именно?
        - Это был мой первый поход в Британский музей. Помню, как меня зачаровал Египетский зал. Став взрослым, я часто думал, что именно тогда определилась вся моя дальнейшая судьба, но теперь припоминаю, что самое большое впечатление на меня произвели не экспонаты, хотя они были очень интересными.
        Он вновь замолчал. Я немного подождала, затем решила слегка расшевелить его.
        - Ну и? - спросила я.
        - Сейчас я вспоминаю о том, что меня все время била нервная дрожь, и я испытывал испуг. Помню, я пытался понять, почему в этом месте так холодно. Чертовски холодно. Я так дрожал, что родители, заметив это, увели меня прочь оттуда.
        - А теперь вы размышляете, не было ли это такой же реакцией на проклятые предметы, как у меня?
        - Совершенно верно. У меня такое ощущение, что ребенком я обладал такими же способностями, как ваши, но с возрастом утратил их.
        Ну уж нет, дудки. Я вовсе не намерена терять свой дар, когда вырасту.
        - Погодите, - сказала я. - А как тогда быть с людьми, которые первыми стали изучать египетскую магию и писать о ней книги? Они-то не были детьми.
        Вигмер наклонился вперед и начал поглаживать свои усы.
        - Нет, детьми они не были, это верно. Но все эти книги были написаны спустя столетия после того, как египетская цивилизация исчезла с лица Земли. Эти авторы, я думаю, никогда напрямую не сталкивались с магией, они просто переписывали древние египетские тексты.
        - Ну, тогда что вы скажете о самих древних египтянах, которые писали эти тексты? Они-то тоже не были детьми.
        - Нет, но они жили в гораздо более тесном контакте со своими богами, чем мы. Однако, - продолжил Вигмер, возвращаясь от прошлого в наше время, - все эти догадки и предположения мало чем могут помочь нам сегодня. Очень может быть, мисс Теодосия, что нам время от времени придется просить вас о помощи.
        - Буду счастлива помочь вам, чем смогу. Но кто эти «мы», лорд Вигмер?
        - Мы, дитя мое, это Братство избранных хранителей. Группа людей, если хотите, общество…
        Раздался тихий стук в дверь, заставивший Вигмера сразу же подняться на ноги. Черт подери, в этом кабинете сегодня больше толкотни, чем на вокзале Чаринг-Кросс!
        - Прошу прощения, - сказал Вигмер, проковылял к двери, открыл ее и обменялся с кем-то несколькими негромкими словами, которых я не расслышала. Затем обернулся ко мне и спросил:
        - Вы не могли бы пройти на шестой этаж? Стоукс пришел в сознание и хочет видеть меня. Думаю, если вы пройдете вместе со мной, он сможет поблагодарить вас.
        Я вскочила на ноги. Разумеется, я умирала от желания увидеть шестой этаж, но ответила просто и сдержанно:
        - Да, если вам угодно.
        Шестой этаж
        Мы прошли через холл и оказались перед маленькой дверью, на которой было написано: «Служебное помещение. Не входить». Не обращая внимания на эту надпись, Вигмер вошел внутрь, я следом за ним.
        Комната оказалась маленькой, не больше чулана, с тяжелыми занавесями, закрывавшими восточную стену. Вигмер подошел к занавесям и раздернул их.
        За занавесями оказалась еще одна дверца! Гладкая, металлическая, без ручек, рассеченная посередине вертикальным швом.
        Вигмер нажал кнопку на стене, и дверь разошлась в стороны. Я ахнула. Это был лифт - прямо здесь, внутри Сомерсет Хаус. Поразительно!
        Я вошла вслед за Вигмером в маленькую кабину, и лорд кивнул молодому человеку, управлявшему кнопками на ее стене.
        - Шестой этаж, пожалуйста.
        Молодой человек нажал кнопку, затем, казалось, весь мир ушел у меня из-под ног, а мой желудок подкатил к самому носу.
        Я протянула руку и оперлась на стену, чтобы не потерять равновесие.
        - Все в порядке? - спросил Вигмер.
        Я кивнула.
        - Требует некоторого навыка.
        Что тут возразишь.
        Затем заскрипели тормоза, кабина дернулась и остановилась - мы поднялись на шестой этаж. Я вышла из лифта вслед за Вигмером, с радостью ощущая у себя под ногами прочный пол, который не дрожит и не качается.
        Восхищение от поездки на лифте очень скоро было забыто в окружившей меня толчее. Повсюду ровными рядами стояли десятки столов, и только они оставались неподвижными, все остальное кипело и бурлило. Сидевшие за столами мужчины рылись в лежащих перед ними старых пергаментах и папирусных свитках, изучали глиняные таблички. Телеграфные машины выбивали быстрое стаккато, передавая и принимая сообщения. Взад и вперед бегали люди с папками и книгами в руках. Все это напоминало библиотеку в сумасшедшем доме.
        Я бы добавила - очень современно обставленную библиотеку в сумасшедшем доме. В помещении не было ни одного газового рожка, повсюду, представьте себе, горели электрические лампы!
        - Добро пожаловать на шестой этаж, центр нашей деятельности, - не без гордости сказал мне Вигмер.
        Я прикинула, что в помещении работают от двадцати до тридцати мужчин (точнее сказать не могу, потому что все они постоянно перемещались с места на место). Здесь были рабочие столы и стеллажи, заваленные артефактами, царившая суета лишь на первый взгляд казалась беспорядочной, а в действительности каждый был занят своей работой, и вся эта картина радовала глаз. Все было восхитительно - если только не считать легкого запаха заклятий, тянувшегося из углов помещения.
        Вигмер хотя и прихрамывал, но шел вперед довольно быстро, поэтому у меня, к сожалению, не было времени, чтобы толком все рассмотреть - а очень хотелось!
        Мы прошли мимо нескольких больших чаш из кварцита и огромных белых саркофагов из алебастра. Очень любопытно. Я никогда прежде не видела, чтобы из алебастра делали такие большие вещи. В нескольких метрах от саркофагов стояла ванна - обычная ванна на чугунных ножках, такая же, как у нас дома. Только эта ванна была наполнена не водой, а какой-то густой красноватой грязью.
        - Грязь? - спросила я на ходу.
        - Ил, - ответил Вигмер. - Из реки Нил. Мы обнаружили, что он иногда способен впитывать в себя заклятия и нейтрализовать их. А что вы делаете, когда проклятие переходит из артефакта на живого человека? - поинтересовался он.
        Я сразу вспомнила про свою бедную Исиду.
        - Не знаю, со мной такого не случалось, - ответила я, внимательно глядя на ил. Строго говоря, я не солгала Вигмеру, ведь Исида не человек.
        Мы продолжили свой путь и прошли вдоль ряда кабинок с большими застекленными окнами. В одной из них двое мужчин наклонились вперед, изучая что-то лежащее перед ними на столе. Судя по всему, какой-то артефакт. Один из мужчин протянул руку и поднял его со стола.
        Я увидела, как воздух задрожал вокруг артефакта и руки, в которой его держал мужчина, - такие прозрачные воздушные струйки иногда поднимаются от мостовой в самые жаркие летние дни. Неожиданно мужчина вскрикнул и схватился за свою руку. Его напарник бросился от стола к стене и повернул укрепленный на ней выключатель.
        Тут же по всему помещению завыла сирена.
        - Оставайтесь здесь, - приказал мне Вигмер и, как мог быстро, похромал в эпицентр суматохи.
        Как вы, наверное, сами догадались, я не осталась на месте, а двинулась следом за ним.

* * *
        Группа врачей ворвалась в маленькую кабинку, они выволокли кричащего мужчину и потащили его к наполненной илом ванне.
        Я подошла ближе и увидела, что ладонь пострадавшего покраснела и покрылась волдырями до самого запястья. Воздух наполнился едким запахом серы.
        Они сунули руку пострадавшего в ванну, полностью погрузив ее в красноватый ил.
        Спустя несколько секунд руку вытащили и промыли. Все мы внимательно следили за тем, что происходит. Покраснение возобновилось и, словно змея, стало медленно подниматься вверх, к локтю.
        Пострадавший, казалось, был близок к панике. Пытавшийся помочь ему врач посмотрел на Вигмера и сказал:
        - Что дальше, сэр?
        - Что это за вид проклятия, Денвер? - спросил Вигмер у пострадавшего.
        - Я… я не знаю, сэр. Так далеко мы еще не проникли, - бедный Денвер не мог оторвать глаз от своей руки. Покраснение и волдыри уже охватили ее до самого локтя и медленно продолжали распространяться все выше.
        - Вы хотите сказать, что притронулись к зараженному предмету, даже не выяснив природу наложенного на него заклятия? - взорвался Вигмер.
        - Прошу прощения, - произнесла я, протискиваясь вперед. - Возможно, это замедлит распространение проклятия.
        Я подняла руку и сняла со своей шеи еще один амулет. Не прикасаясь непосредственно к коже Денвера, я обмотала, как жгутом, его предплечье ремешком амулета.
        Пылающее проклятие коснулось края жгута, а затем отхлынуло назад, словно волна от морского берега. После проклятие вновь ринулось вперед, но амулет опять оттолкнул его. За своей спиной я услышала негромкие голоса: «Великолепно», «Очень умно придумано».
        - Амулет долго не продержится, - сказала я, с бешеной скоростью перебирая в голове все известные мне противоядия от проклятий. - Воск! Нам нужен воск! Есть он у вас?
        - Воск? - переспросил Вигмер.
        - Да. И, пожалуйста, как можно скорее!
        - Сколько? - спросил один из медиков, уже сорвавшийся с места, чтобы бежать за воском.
        - Столько, чтобы покрыть всю его руку до самого плеча, - ответила я уже ему вслед.
        Стоявшие вокруг сотрудники вышли из оцепенения и принялись действовать. Я посмотрела на Денвера и, чтобы успокоить его, уверенным тоном произнесла:
        - Не волнуйтесь. Этот амулет сможет удерживать распространение проклятия до тех самых пор, пока мы его не снимем.
        Я надеялась, что именно так и случится.
        - Нам нужно будет расплавить воск, - продолжила я, оборачиваясь к Вигмеру. - У вас найдется электрическая плитка, кастрюля с подогревом или еще что-нибудь подобное?
        Вигмер пристально посмотрел на меня, затем кивнул и громким голосом отдал распоряжение.
        Работа закипела. Сотрудники таскали отовсюду воск, разламывали его на кусочки, чтобы он быстрее плавился, и разогревали его. Пока они занимались всем этим, я внимательно наблюдала за тем, что происходит с рукой Денвера.
        Сквозь наложенный мной жгут тонкой ниточкой сумела просочиться часть проклятия, двинувшаяся вверх, к плечу.
        - Воск! Нам нужен воск, и как можно скорее! - крикнула я.
        - Будет готов через две минуты, - ответил один из медиков.
        Глаза Денвера закатились.
        - Без паники, только без паники, - сказала я ему. - Все будет хорошо.
        Я так думала. Я на это надеялась, хотя подобные вещи проделывала всего лишь дважды, и то на музейных артефактах, а не на живых людях.
        Однако, если верить тому, что написано в старинном свитке Хассама Фахкира о средствах против египетской магии, это должно сработать.
        Наконец принесли полную чашу расплавленного воска.
        - Снимите с него рубашку, - велела я врачу.
        Со всех сторон понеслись удивленные возгласы - как можно снимать с мужчины рубашку на глазах юной леди?
        - Оставьте этот вздор! - крикнула я. - Вы хотите снять это чертово проклятие или нет?
        Врач бросил взгляд на Вигмера, а затем снял с Денвера рубашку.
        - Воск горячий, - предупредила я Денвера, - но это не страшнее проклятия.
        - Действуйте, - ответил Денвер сквозь стиснутые зубы и кивнул.
        - Хорошо. - Я подтянула ближе чашу с воском. - Погружайте руку так глубоко, как только сможете.
        Денвер глубоко вдохнул и сделал, как я сказала. (Ах, как же мне нравятся взрослые, которые могут выполнять распоряжения!)
        Все в комнате замолчали, глядя на погруженную в воск руку Денвера.
        Не притрагиваясь к пораженной проклятием руке Денвера, я нажимала на его плечо, помогая глубже погрузить руку в воск. Оглянувшись по сторонам, я заметила лежавший на столе нож для распечатывания конвертов.
        Я взяла его и стала размазывать воск по руке Денвера так, чтобы покрыть восковой пленкой всю его руку.
        Выждав несколько минут, я сказала:
        - Хорошо. Теперь можете вынуть свою руку.
        Денвер медленно поднял руку из чаши. Теперь вся его рука была покрыта до самого плеча слоем теплого мягкого воска.
        - Отлично, - проговорила я.
        - Что теперь? - спросил один из медиков.
        - Теперь будем ждать, - ответила я.
        Через несколько минут воск начал мутнеть, поскольку сейчас он впитывал в себя прилипшее к коже Денвера проклятие. Воск быстро стал из белого темно-серым, потом почти черным с зеленоватым отливом, а в воздухе повис запах серы. Затвердевая, воск начал трескаться, а затем отваливаться от руки Денвера, словно пропитанная темной магической силой чешуя.
        Я подхватывала кусочки зараженного проклятием воска с помощью блюда, а затем протянула его одному из врачей и сказала:
        - Теперь это немедленно следует бросить в огонь.
        - Но это заразит проклятием нашу печь, - возразил кто-то из сотрудников.
        Вигмер одним взглядом заставил его замолкнуть.
        Я наклонилась вперед, чтобы рассмотреть руку Денвера. Проклятие было снято. Ни покраснения, ни опухолей, ни нарывов, ни волдырей.
        - Вот и все, - произнесла я, отступая назад и вытирая вспотевший лоб. - Правда, вместе с воском вы лишились волос на руке, но это поправимо.
        - И вы хотите сказать, что никогда раньше этого не делали? - спросил Вигмер, сверля меня взглядом.
        - Делала, - призналась я, - но только не на мужчинах с волосатыми руками. В своих текстах, относящихся к периоду Средней династии, Хассам Фахкир писал, что это должно подействовать. И оно подействовало, не так ли?
        Я приготовилась выслушать от Вигмера гневную тираду, но он, еще раз пристально посмотрев на меня, сказал лишь:
        - Вы очень быстро соображаете, однако.
        Затем Вигмер обернулся к своему пострадавшему сотруднику, убедился, что опасность миновала, и кивком предложил мне идти вслед за ним в изолятор.

* * *
        Я была шокирована, увидев, насколько бледен Стоукс. Совсем как мертвец. Быть может, кто-то ошибся, приняв его предсмертный хрип за просьбу позвать Вигмера? (Если произнести имя Вигмера глухо и невнятно, оно в самом деле прозвучит как предсмертный вздох.)
        Увидев нас, присматривавший за Стоуксом врач отошел от постели. Вигмер подтащил к кровати стул и с явным облегчением уселся на него.
        - Стоукс? Это я, Вигмер. Мне сказали, что вы хотите меня видеть?
        Ничего не произошло, и я с беспокойством подумала о том, что, наверное, оказалась права насчет предсмертных вздохов. Но затем послышался негромкий шелестящий звук, от которого мне почему-то представилась заглатывающая крючок рыба.
        - Спокойнее, - сказал Вигмер.
        Стоукс неожиданно открыл глаза и чуть слышно прошептал:
        - Хаос. Это был хаос.
        Я была согласна со Стоуксом. Весь сегодняшний день с самого утра был сумасшедшим домом, если вам интересно, что я о нем думаю.
        - Проклятье, - негромко произнес Вигмер. - Вы знаете, кто это был?
        Стоукс слабо кивнул, затем снова замолчал, собираясь с силами, и, наконец, проговорил:
        - Фон Браггеншнотт.
        - Фон Браггеншнотт? - воскликнул Вигмер.
        Мне тоже было знакомо это имя! Только где же, где же я его слышала?
        Стоукс еще раз кивнул и попытался продолжить.
        - Что это было? - спросил Вигмер, наклоняясь еще ближе к раненому.
        - Силы… Хаоса… снова… восстали… - с трудом выговорил Стоукс.
        - Проклятье! - вновь воскликнул Вигмер. Он поднялся на ноги, отдал распоряжения дежурившим возле Стоукса медикам и отправился через весь шестой этаж назад, к лифту. Я поспешила следом. Для человека, который вынужден ходить с тростью, Вигмер передвигался на удивление быстро, временами мне приходилось бежать за ним вприпрыжку.
        - Что это означает «Силы Хаоса снова восстали»? - спросила я, когда мы наконец добрались до лифта.
        Вигмер посмотрел так, словно прикидывал, можно ли рассказать мне об этом.
        - Это означает, что если мы не остановим эти силы, очень скоро здесь начнут происходить ужасные вещи, - Вигмер провел рукой по лицу, и я с удивлением отметила, что он словно постарел прямо на глазах лет на десять и еще больше ссутулился под тяжестью упавшего на них груза. - Если умело воспользоваться Сердцем Египта, с его помощью можно уничтожить целую страну.
        Когда ужасный смысл его слов достиг моего сознания, я спросила:
        - Что именно вы имеете в виду, говоря «уничтожить»? - Я знаю, что всегда, когда имеешь дело с силами зла, смерти и разрушения, необходима полная ясность.
        Вигмер заговорил, расхаживая перед дверцей лифта.
        - Наложенное на Сердце Египта проклятие составлено с целью ослабить целую страну или народ с тем, чтобы его было легче покорить. Это проклятие было с великим искусством составлено военачальником Тутмоса III…
        - Аменемхебом.
        Вигмер удивленно посмотрел на меня.
        - Да, верно. Это очень мощное проклятие. Оно гарантировало мощь и процветание царству Тутмоса III, причем даже после смерти самого фараона. Тот, кто извлек из гробницы Сердце Египта, принес в наш мир голод, чуму и гибель. Разрушение.
        Я на время лишилась дара речи, осознав всю серьезность ситуации, а затем спросила:
        - Если артефакт сейчас в руках фон Браггеншнотта, это угрожает Германии, правильно?
        - Нет, - ответил Вигмер, проводя рукой по своим густым серебристым волосам. - Артефакт был извлечен британским археологом…
        Я вздрогнула, поняв, что этим британским археологом была моя собственная мать.
        - …который доставил его на британскую землю. Британия - вот кто сейчас в опасности. Мы должны получить Сердце Египта обратно, а затем вернуть его в усыпальницу Тутмоса. Это единственный способ предотвратить чудовищные события. А потом необходимо будет позаботиться о том, чтобы Сердце Египта навсегда осталось там, под землей! - с этими словами Вигмер с силой нажал кнопку для вызова лифта.
        Вниз мы спускались в полном молчании. Я была настолько переполнена впечатлениями, что на этот раз даже не заметила движения кабины до тех пор, пока она не остановилась и у меня не подогнулись коленки.
        - И еще одна просьба, - сказал, наконец, Вигмер, глядя прямо перед собой.
        - Да?
        - Вы никому не должны рассказывать о том, что сегодня здесь увидели. Мы - очень секретная служба, о нашем существовании знают лишь немногие, посвященные в наши дела. Настоятельно прошу вас ничего никому не говорить.
        - Никому? Но как же Генри, ведь он был здесь.
        - Никому, - твердо повторил Вигмер. - Ни брату, ни вашим родителям.
        - Но я, очевидно, могу рассказать маме и папе о том, что случилось с Сердцем Егип…
        - Нет! Вы не должны рассказывать ничего и никому, это крайне важно!
        - Хорошо, - торжественно пообещала я, мое сердце ликовало при мысли о том, в какие удивительные тайны я теперь посвящена. - С этой минуты мой рот на замке.
        Как я обещала, так и будет, чего бы мне это ни стоило.
        Сардинная ловушка
        Торнли и Генри ожидали нас в офисе Вигмера. По их словам, Уилл так и не появился у собора. Я встревожилась, но тут же напомнила себе, что кто-кто, а Стики Уилл сумеет о себе позаботиться. В этом ему опыта не занимать, и если уж он сумел выжить на Семерке, то нигде после этого не пропадет.
        Вигмер отправил нас с Генри назад в музей в одном из экипажей Братства. Всю дорогу Генри приставал к Торнли с вопросами, но тот молчал как рыба, а когда мы стали подъезжать к музею, приказал кучеру высадить нас на углу - так, чтобы никто из сотрудников музея не смог увидеть экипаж.
        - Пока! - сказал он, когда мы с Генри сворачивали на боковую дорожку, ведущую к крыльцу музея. - Вы прекрасно потрудились, спасли Стоукса и Денвера.
        - Кто такой Денвер? - спросил у меня Генри, глядя вслед уезжающему экипажу.
        - Неважно, - ответила я.
        Мы поднялись по ступеням к главному входу в музей как раз вовремя - Флимп уже собирался запереть дверь. Он подождал нас, покачиваясь с носка на пятку, а когда мы проходили внутрь, недовольно проворчал:
        - Кое-кто вас целый день искал, не мог найти.
        В холле мы с Генри немного задержались, чтобы быстренько скорректировать ту историю, которую будем рассказывать всем на два голоса. Мы еще не закончили перешептываться, уточняя детали нашей сказки, как в холле появился… Фагенбуш, разумеется, черти бы его унесли.
        Увидев нас, он подошел к нам стремительным шагом и требовательным тоном прогрохотал, глядя мне прямо в глаза:
        - Где вы пропадали?
        - Мы ходили в Британский музей. Чтобы не крутиться здесь под ногами - сегодня все какие-то суетливые, занятые… - когда врешь, лучше всего по возможности как можно ближе держаться к правде.
        Фагенбуш недовольно прищурился, и его глаза превратились в узкие щелочки.
        - Я вам не ве… - начал он, но его перебил мамин голос.
        - Тео! Генри! Вот вы где! - воскликнула она, появляясь в холле. - Какие вы молодцы, что вели себя сегодня так тихо, а то у вашего папочки и без вас хлопот хватает.
        Она даже не заметила, что мы куда-то уходили!
        Жаль, что я уже заикнулась Фагенбушу о том, что мы с Генри ходили в Британский музей, иначе можно было утверждать, что мы весь день провели где-то здесь. И я рассказала маме свою историю про Британский музей.
        - Послушай, Теодосия, - ответила мама, - ты же знаешь, как относится к этому музею папа. Давай ничего не будем ему говорить об этом, хорошо? Иначе это испортит ему настроение. - Она немного помолчала, а затем добавила: - Еще больше.
        Мне стало жаль, что я не имею права рассказать маме о том, что случилось с Сердцем Египта. О том, как близки мы с Генри были к тому, чтобы вернуть его назад. Впрочем, все это - наши с Генри погони и подвиги, и проявленная нами смекалка - не имело ровным счетом никакого значения, потому что сейчас начиналась большая игра, и ставкой в ней было благосостояние, а может быть, и вовсе существование всей Британии.

* * *
        После пропажи Сердца Египта мама и папа собрали к ужину всю семью - наверное, чтобы немного отвлечься от своих грустных мыслей. Мы уселись вчетвером за стол в гостиной - я часто мечтала именно о таком ужине, но особо приятным он не получился. Папа по-прежнему был сильно не в духе, и это его настроение невольно передавалось всем остальным. Кроме того, после разговора с Вигмером у меня были собственные поводы для беспокойства. Так что большую часть времени мы просидели в меланхоличном молчании, и наши унылые мысли витали над столом, словно незримая стая грифов-стервятников.
        Когда, наконец, этот невыносимо мрачный ужин закончился, Генри свернулся калачиком в большом кресле возле камина и погрузился в свою книжку «Искатели приключений». Мама с папой удалились, чтобы продолжить обсуждение своих проблем наедине, а я, с переполненной тайнами головой, отправилась в свой чулан, где мне лучше всего думалось.
        Забравшись в саркофаг, я дала себе зарок завтра же с самого утра, как следует выспавшись, приступить к внимательному изучению «Книги войны» Аменемхеба. Возможно, именно там найдется ключ к решению проблем, которые начали возникать у нас здесь и сейчас. Попытаться, во всяком случае, стоило.
        Но как следует выспаться у меня не получилось, хотя, казалось, после такого изматывающего дня, как сегодняшний, я должна была бы свалиться и уснуть как бревно. Но я никак не могла ни на секунду отвлечься от мыслей о том, что Сердце Египта угрожает уничтожить всю Британию. Еще я не переставала изумляться тому, что мне безо всякой подготовки удалось сегодня то, чего никак не могло добиться целое научное общество, члены которого годами изучали эти проблемы. Кто мог ожидать, что так получится? При воспоминании о событиях на шестом этаже в Сомерсет Хаус мне стало неловко, я самой себе показалась каким-то капризом природы.
        Проблемы передо мной стояли огромные, и выглядели они пока что совершенно нерешаемыми. Смирившись наконец с тем, что уснуть мне сегодня не удастся, я выбралась из саркофага, подкралась на цыпочках к двери и приоткрыла ее. Проверила свою приманку для Исиды - банку сардин, которую поставила в чулане перед своей дверью. Интересно, Исида не приходила попробовать их, пока я не смотрела и занималась другими делами?
        Нет, не приходила.
        Я вытащила из саркофага одеяло и накинула его себе на плечи. Затем села на пол возле приоткрытой двери чулана, прислонившись спиной к стене. Просто буду сидеть здесь и ждать, когда появится Исида.
        Сегодня вечером мне ужасно не хватало моей кошки, успокаивающего прикосновения ее теплого пушистого тельца, от которого улетают прочь все тревоги.
        А затем мне в голову пришла одна идея.
        Одним из краеугольных камней египетской магии является дикция, иными словами, тон и выражение, с которым вы произносите слова заклинаний. Ну, и какие вы при этом используете слова, разумеется. Правильно произнесенное слово или имя - это очень мощное оружие. Итак, что, если попытаться заставить слова поработать на меня? Вигмер сказал, что я обладаю уникальным даром, и он не ограничивается умением четко следовать чьим-то чужим рецептам. Может быть, пора приняться за составление своих собственных?
        Я протянула руку и начертила на полу, возле банки с сардинами, иероглиф, означающий «Исида», а затем прошептала:
        - Исида, явись.
        Ничего не произошло. Я подумала и решила сменить язык.
        - Явись, Исида, - сделала я вторую попытку, только прошептала не по-английски, как в первый раз, а на древнеегипетском языке, который освоила как-то между делом, когда изучала иероглифы.
        Какое-то время я подождала, не появится ли моя кошка.
        Нет, не появилась, и тогда я вновь погрузилась в мысли о Вигмере, а они, совершенно естественно, привели меня к Стоуксу. Я была рада тому, что с ним, скорее всего, все обойдется. Но стоило мне прикрыть глаза, как передо мной снова и снова появлялся тот немец и бил Стоукса ножом под ребра.
        Немцы. Нож. Острая пронзающая боль. Остановитесь, прекратите, мои перегревшиеся мозги! Остыньте!
        Почему самые страшные мысли и картинки непременно лезут в голову именно посреди ночи, когда тебе не с кем поговорить и нечем заняться, чтобы отвлечь себя.
        Мне показалось, что снаружи за дверью моего чулана скрипнули половицы. О Господи, сделай так, чтобы это была Исида!
        Я тихонько поднялась на ноги и осторожно высунула голову в темный коридор. Там никого не было.
        Встревожившись еще сильнее, чем до этого, я снова села на пол возле приоткрытой двери. Я понимала, что должна придумать какой-то план. После всего, что рассказал мне Вигмер, для меня еще важнее, чем прежде, - нет, самым важным! - стало найти Сердце Египта. И более трудным. И как, интересно, я собираюсь возвращать эту проклятую штуковину?
        Я снова поднялась на ноги, намереваясь на этот раз отправиться, наконец, спать, и вновь услышала слабый скрип половиц за дверью.
        Этот скрип напомнил мне, что напрасно я столько думаю посреди ночи о кровожадных немцах, зловещего вида ножах и острой пронзительной боли.
        Нет, нет, глупости. Настроившись держаться смелее, я высунулась в коридор и прошептала:
        - Исида?
        Мое сердце на секунду остановилось, а затем пустилось в галоп, когда я увидела стоящую в коридоре высокую стройную женщину.
        - Мама? - выдохнула я, но, прежде чем успела произнести это слово, мой мозг уже успел распознать, что это не она. Одета женщина была в белую полотняную тунику с широким воротничком. Мне показалось, что на голове у незнакомки торчат рога с укрепленным между ними солнечным диском.
        Я зажмурилась, потерла глаза, а когда вновь посмотрела, женщина уже успела исчезнуть. Облегченно вздохнув, я прислонилась к дверному косяку. Возможно, папа был прав, и нужно что-то делать, чтобы обуздать мое буйное воображение.
        А затем в темном коридоре появились два радужных золотисто-зеленых пятна. Исида! Я спряталась за дверью, готовая захлопнуть ее сразу же, как только моя кошка войдет в чулан на запах сардин.
        Мне показалось, что прошла целая вечность, пока Исида подбиралась к сардинам - она кралась, словно пантера, замирая после каждого шага, чтобы проверить… честно говоря, я понятия не имею, что могут постоянно проверять превратившиеся в демонов кошки.
        Добравшись до банки, Исида отбросила демонические повадки и, как любая нормальная кошка, набросилась на сардины так, словно они были опасными, ужасными крысами, которые охотятся на кошек. Схватив первую из сардин, Исида принялась «душить» ее, яростно тряся головой и разбрызгивая во все стороны масло, в котором до этого сардина мирно лежала в своей банке. «Задушив» добычу, довольная Исида уселась на пол и принялась ее уплетать.
        Пока моя кошка была полностью занята едой, я потянулась вперед и очень-очень тихо закрыла дверь. Услышав щелчок замка, Исида перестала жевать, посмотрела на меня и низко заурчала.
        - Исида, - сказала я, тщательно произнося ее имя. Она прекратила урчать и снова принялась за рыбу.
        Я еще несколько минут продолжала разговаривать с кошкой, старалась успокоить и через каждые три-четыре слова повторяла ее имя. Мне показалось, что все это начинает действовать на Исиду. Она немного успокоилась и даже не стала «убивать» последнюю сардину перед тем, как съесть ее.
        Теперь я должна была решить, каким образом мне заманить Исиду к себе в постель. К сожалению, я только сейчас сообразила, что последнюю сардину мне следовало приберечь, чтобы положить себе в ноги, когда я заберусь в саркофаг.
        Ну почему по-настоящему светлые мысли всегда приходят нам в голову слишком поздно? Я пошла, легла в саркофаг, устроилась в нем на ночь и принялась бесконечно повторять имена Исиды и Гора - бога, имя которого я написала на надетом на шею моей кошки амулете-обереге.
        Со своего места я видела, что взгляд Исиды становится более внимательным, не таким безумным, как прежде. Много раз останавливаясь и вновь начиная двигаться вперед, Исида добралась наконец до саркофага, непринужденно вспрыгнула на его край и снова замерла, словно решая, как ей поступить дальше. Затем спрыгнула внутрь саркофага, к моим ногам, и принялась топтать одеяло, деря его своими когтями. Вскоре послышалось громкое мурлыканье. Я облегченно вздохнула и позволила себе наконец опустить голову на подушку. Похоже, что в конце концов мой амулет сделает свое дело.
        Хотелось бы надеяться, что я с такой же легкостью смогу изобрести способ спасти от гибели всю Британию.
        Хаос нарастает
        Я проснулась от звука пилы. Точнее, от звука, похожего на пилу. Я разлепила глаза и выглянула из саркофага. Звук пилы издавала Исида, она яростно скребла когтями дверь, пытаясь выбраться наружу. В дверной филенке от ее когтей уже остались глубокие царапины - папа меня прибьет за это.
        Я выпрыгнула из саркофага. Исида окинула меня взглядом, выгнула спину и яростно зашипела. Совершенно очевидно, что все магические штучки, которые я применила вчерашней ночью, к утру перестали действовать. Я понуро подошла к двери, приоткрыла ее и какое-то время смотрела вслед удирающей прочь Исиде.
        Мои веки после сна оставались тяжелыми, поэтому я умылась, чтобы окончательно проснуться, и надела чистое платье.
        Чувствуя, что зверски проголодалась, я бросилась в гостиную, чтобы позавтракать, надеясь на то, что мама догадалась принести сюда какие-нибудь припасы из дома. Влетев в гостиную, я остановилась, принюхалась и спросила сидевшего на стуле Генри.
        - Что-то горит?
        - Нет, это мама завтрак готовит, - ответил он, беспокойно постукивая каблуками по нижней перекладине своего стула.
        - Но мама сама не готовит, - напомнила я брату.
        - А сегодня решила, - объявила слышавшая наш разговор мама. Она торжественно поставила перед Генри тарелку с обугленным тостом и рюмкой, в которой торчало вареное всмятку яйцо. - Я так надолго бросила вас одних! Теперь хочу загладить свою вину.
        Я покосилась на почерневший тост в тарелке Генри. Она хочет загладить свою вину, отравив нас?
        - Сейчас я и для тебя тост поджарю, - пообещала мне мама, насаживая толстый ломоть хлеба на вилку для тостов. - Сколько тебе яиц сварить?
        Я посмотрела, как Генри пытается обмакнуть в свое яйцо кусочек тоста, но обугленный хлеб, вместо того чтобы погружаться в яйцо, отскакивает от него, как от резинового мячика.
        - Одного хватит, - сказала я, не сводя глаз с тарелки Генри.
        - Сейчас все будет готово, моя дорогая.
        Генри еще раз ткнул тостом в яйцо, затем отступился - просто взял яйцо в руку и откусил от него кусочек.
        - Мама? - спросила я.
        - Да, милая.
        - Как ты решаешь, когда работаешь на раскопках, какие именно артефакты взять с собой? Ты говорила, что тебе пришлось оставить на месте множество предметов - так как же ты отбираешь их?
        - О, я даже не знаю. Иногда я оставляю артефакт на месте потому, что у нас в музее уже есть такой же или очень похожий. Но чаще поступаю так, как мне подсказывает инстинкт.
        Ага! Возможно, мама путает инстинкт с теми предостережениями, которые подает ей внутренний голос. Должен же, черт побери, найтись где-то источник моего дара!
        - Инстинкт? Как это?
        - Как?.. Ну, я позволяю своим инстинктам направлять меня и подсказывать, что стоит взять с собой, а что нет. - Она поставила передо мной тост и яйцо, а затем села за стол напротив меня. - А почему ты спрашиваешь?
        - Просто интересно, - несколько секунд я изучала яйцо взглядом, потом взяла ложку и срезала с него верхушку. Да, как я и опасалась, - яйцо оказалось переваренным, и белок у него стал твердым, как мел. - А тебе бывает страшно, когда ты спускаешься вниз, в гробницы? Туда, где ты остаешься один на один с древними реликвиями?
        - Что за нелепый вопрос! Конечно нет.
        - А кто на самом деле знал о Сердце Египта, мама? О том, что ты нашла его? - Я отыскала не совсем обуглившийся уголок тоста, откусила его и принялась жевать.
        - Ну, во-первых, члены нашей экспедиции - Набир, Хаким, Стентон и Уилсбури. Еще директор Института древностей. Ему я была обязана рассказать о своей находке, чтобы получить от него разрешение на вывоз ее из страны.
        Я кое-как дожевала кусочек тоста, запила его глотком чая.
        - Довольно много людей.
        Я-то надеялась, что это будет кто-нибудь один. Ну, двое. В этом случае было бы довольно легко вычислить того, кто стоит за похищением артефакта.
        Я взглянула на Генри. Он перестал постукивать ногой по перекладине стула и весь превратился в слух.
        - Ах да! Еще фон Браггеншнотт знал. Он помогал уломать директора института дать разрешение на вывоз Сердца Египта.
        Вот оно! Я знала, я не сомневалась, что раньше или позже услышу это имя!
        - А кто он, этот фон Браггеншнотт? - как можно безразличнее спросила я. - Это имя я как-то слышала от папы.
        - Фон Браггеншнотт - председатель Германского национального археологического общества.
        - А что немцы делают в Египте?
        - О, они постоянно работают там, точно так же, как мы, как французы, американцы, итальянцы - все эти страны посылают в Египет свои археологические экспедиции.
        - Но, по-моему, ты говорила, что в этот раз немцев там было больше, чем обычно?
        - Да, это верно, - нахмурилась мама. - В последние четыре года немцев в Египте стало много, как никогда. Как раз с того момента, как Браггеншнотт был назначен председателем их археологического общества.
        Я изучала стоявшее передо мной яйцо. Несомненно, должно найтись решение проблемы - как не съесть это яйцо, не оскорбив при этом маминых чувств.
        - Он человек с подмоченной репутацией, а это, в свою очередь, бросает тень на работу всех немецких археологических экспедиций.
        Пока мама, уставившись в потолок, произносила эту фразу, я незаметно вытащила из кармашка передника свой носовой платок, ухватила яйцо и спрятала в скомканном платке.
        - А почему у него подмоченная репутация?
        - Его подозревают в связях с черным рынком древностей и продаже артефактов в частные коллекции. Это помимо всего прочего… но к чему ты задаешь эти вопросы? - неожиданно встрепенулась мама.
        - Ни к чему, так просто. Пытаюсь представить, что там происходит, на ваших раскопках.
        Мама удивленно взглянула на меня, затем покачала головой и сказала:
        - Мне нужно спуститься вниз, занести в каталог все новые поступления в музей. Если кто-нибудь станет спрашивать меня, скажите, что я там.
        - Спасибо за завтрак, - произнесла я, опуская завернутое в платок яйцо в карман своей юбки. - Так приятно, что ты заботишься о нас.
        - На здоровье, милая. Надеюсь, теперь у нас такие завтраки будут чаще.
        Генри обернулся ко мне и выпучил глаза. В ответ я сильно пнула его под столом. Когда мама ушла, я потянулась и взяла лежащую перед папиным стулом газету. Он ее еще не раскрывал, а я хотела посмотреть, нет ли там упоминания о вчерашнем происшествии на площади перед собором Святого Павла.
        Просматривая газету, я наткнулась глазами на заголовок: «Нашествие сельскохозяйственных вредителей на северные графства. Эксперты предсказывают рекордный неурожай».
        В моих ушах колокольным звоном прокатились слова лорда Вигмера: «Чума, саранча, голод». При слове «голод» мне вспомнились изможденные бледные лица, которые я видела вчера в городских трущобах. Увидев их хоть раз, навсегда усвоишь, как выглядит голод.
        Я вернулась к газете и прочитала о сильнейшем наводнении и небывало низкой температуре на севере страны. Генри поднялся из-за стола, подошел ко мне и тоже стал читать через мое плечо.
        - Что такое пустула? - спросил он.
        - Мерзкая штука, - ответила я.
        - Нет, что это на самом деле?
        - Пустула - это гнойный нарыв. Где ты увидел это слово? - спросила я.
        Он ткнул пальцем в маленькую заметку в нижнем левом углу газетного листа. Я наклонилась ближе и прочитала заголовок: «Десятки человек в Хэмпсворде стали жертвами вирусной инфекции».
        - Проклятье. Теперь нам не хватает только саранчи.
        - Что такое саранча?
        - Большое насекомое, похожее на кузнечика. Поедает посевы. Подчистую, - пояснила я. Голова моя была готова лопнуть от переполнявших ее мыслей.
        - Что-то в этом роде? - спросил Генри, указывая рукой на большого, похожего на кузнечика, жука, прижавшегося с внешней стороны к оконному стеклу, чтобы укрыться от моросящего дождя.
        - О, прелестно.
        - Что?
        - Ничего, - ответила я, думая о том, как сложно мне теперь будет связаться с лордом Вигмером. Ведь моя мама только что запустила конец света для нашей цивилизации.
        На поиски союзников
        Теперь я должна была что-то делать. У меня просто не оставалось выбора. Наложенное на Сердце Египта проклятие начало свою разрушительную работу здесь, у нас, в Британии. Я уткнулась в газету, намереваясь еще раз перечитать статью, надеясь на то, что могла ошибиться. Но вместо этого мои глаза наткнулись на фотографию в правом нижнем углу страницы.
        - Это он! - сказала я, испугав при этом бедного Генри так, что он выронил последний кусочек своего тоста (тост, разумеется, упал намазанной маслом стороной вниз). - Один из тех немцев, за которыми мы вчера следили. Тот самый, который ударил Стоукса ножом.
        - Вот это да! - воскликнул Генри, широко открывая глаза от удивления. Он наклонился вперед и отпихнул меня в сторону, чтобы лучше рассмотреть фотографию.
        Сама статья оказалась ужасно скучной, полной рассуждений о политике и торговых переговорах между Британией и Германией. Основной вывод был следующим: Британия отклонила невыгодную для нее сделку с Германией. Германская делегация отказалась от своих предложений и возвращается домой. Автор статьи подчеркивал, что отстаивать свои интересы на международной арене Британия сможет только до тех пор, пока ее экономика будет оставаться сильной. Возобновить германо-британские торговые переговоры планируется весной.
        Ну, конечно! Если к тому времени Британия будет ослаблена эпидемиями, нашествием сельскохозяйственных вредителей и голодом, она уже не сможет твердо отстаивать свои интересы на переговорах. Она станет все больше зависеть от других стран. Вигмер был прав - мы имеем дело с дьявольским, но блестящим планом. Для уничтожения своего соперника - Британии - немцы решили использовать силу египетской магии. Точь-в-точь, как это делали Тутмос III и Аменемхеб.
        Я быстро пробежалась по оставшейся части статьи. Имя фон Браггеншнотта в ней не упоминалось, но было сказано, что немецкая торговая делегация завтра покинет свою резиденцию в Карлтон Террас и возвратится в Германию на пароходе «Кайзер Вильгельм Великий». Между прочим, Уилл говорил, что человека, который следил за мной, он заметил как раз в районе Карлтон Террас. А значит, между тем человеком и немецкой делегацией определенно существует связь.

* * *
        Проще всего было бы свалить все это на Вигмера и его Братство, однако вчера их возможности не слишком меня впечатлили. Плюс к тому, ведь это наша мама привезла проклятый артефакт на родину, поэтому ответственность за это, надо думать, должен взять на себя кто-то из членов нашей семьи. Я приуныла, прикинув, насколько сложной представляется моя задача, но тут же заставила себя посмотреть на все с другой стороны: если я спасу Британию, это не сможет не произвести сильного впечатления на маму и папу. Я хочу сказать, что уж такого-то события они, наверное, не смогут не заметить?
        Продумав несколько часов, я наконец выработала приемлемый, на мой взгляд, план. К сожалению, осуществить его в одиночку я не могла. Никак не могла. Мне требовалась помощь. Честно говоря, я терпеть не могу обращаться к кому-то за помощью. Прежде всего, люди редко соглашаются помочь. Во-вторых, если даже соглашаются, редко бывает, что они все делают именно так, как ты просишь. Вигмер строго-настрого запретил мне что-либо говорить родителям, значит, оставались только два человека, к которым я могла обратиться, - Генри и Уилл.
        Генри был единственным человеком, которому, кроме меня самой, было известно о существовании организации Вигмера, но по сравнению со мной он не знал о ней и половины. Впрочем, мне, возможно, удастся договориться с Генри и Уиллом, не раскрывая ничего сверх того, что им и так известно. Если это получится, можно будет считать, что я не нарушила данного Вигмеру обещания. Главная роль в моем плане отводилась Уиллу - если, конечно, он согласится ее сыграть. Его роль была довольно опасной, и это беспокоило меня, но, пожалуй, не сильнее, чем чума, саранча и голод.
        Самым слабым звеном в нашей цепи пока что представлялся Генри, но сейчас мне было не до того, чтобы долго размышлять об этом.

* * *
        Я выглянула в окно, надеясь увидеть, что дождь кончился.
        Нет, надежды мои не сбылись, и это означало, что мне придется идти до вокзала Чаринг-Кросс под нудным ледяным дождем. Вокзал был единственным местом, где я наверняка могла найти Уилла, а время между тем поджимало. Уилл мне нужен был прямо сегодня, чтобы с завтрашнего дня уже привести мой план в действие.
        Прежде всего, мне требовалось решить непростую задачу - покинуть музей так, чтобы этого не заметил Генри. Мне не хотелось, чтобы он вновь отправился следом за мной. Когда я видела Генри в последний раз, он, бормоча о том, что сыт по горло всем этим египетским хламом, направлялся в сторону Оружейного зала.
        Я схватила свое самое толстое пальто и зонтик и вышла на улицу под проливной дождь. Налетавшие резкие порывы ветра ненадолго сдвигали водяные струи в сторону, но затем дождевой занавес вновь закрывался. Вдоль тротуаров бежали ручьи дождевой воды, экипажи с трудом пробирались по мостовым, то и дело рискуя столкнуться друг с другом. Конечно, теперь, когда я знала о египетском проклятии, дождь мне казался более зловещим, чем прежде, он с каждой новой каплей все глубже погружал землю в хаос.
        Бросив последний тоскливый взгляд на омнибус, я начала пробираться к Чаринг-Кросс. Ах, как мне хотелось иметь достаточно денег, чтобы заплатить за омнибус сегодня и за кэб завтра! Но, увы, их у меня не было вовсе. А завтра нам предстоит много поездить.
        Добравшись до вокзала Чаринг-Кросс, я поняла, что выполнила только самую легкую часть своего задания, а самое трудное еще впереди. Ведь теперь мне нужно каким-то образом найти Стики Уилла.
        Люди повсюду вокруг меня стояли буквально стеной. Сырой вокзальный воздух пах мокрой шерстью и дымом. Я отошла чуть в сторону от толпы и стала размышлять, куда бы направилась сама, если бы была вором-карманником.
        На мой взгляд, решение было очевидным. Нужно ввинтиться прямо в гущу «клиентов», там твои движения и перемещения затеряются в общем колыхании толпы. А ты сам сможешь спокойно выбирать из приглянувшихся тебе кошельков самый привлекательный на вид.
        Я отошла еще на несколько шагов назад, нашла скамейку и забралась на нее. Оглядев толпу сверху, я сразу же приметила мужчину в очень хорошо пошитом костюме. В руке мужчина держал трость с набалдашником из слоновой кости, а из-под его жилета свободно свисала толстая золотая цепочка для часов.
        Мне он показался очень перспективным «клиентом». Нет, нет, я вовсе не собиралась украсть у него бумажник. Просто мне хотелось найти человека, который оценил бы этого мужчину так же, как я.
        Я слезла со скамейки и принялась пробиваться сквозь толпу по направлению к этому мужчине.
        Я подобралась к своему «клиенту» как раз вовремя, чтобы заметить скользнувшую в его карман маленькую грязную руку. Невероятно! Почему никто не замечает подобных вещей?
        - Ну, вот я тебя и поймала, - сказала я, тяжело переводя дыхание.
        Стики Уилл был настолько потрясен, что уронил почти уже украденный бумажник назад в карман «клиента» с тросточкой.
        - Чтоб мне провалиться, это вы, мисс! Я едва не помер от страха!
        - За это прошу прощения, - произнесла я. - Мне необходимо поговорить с тобой. Немедленно.
        Я потащила Стики к краю толпы, а он всю дорогу бубнил о том, что этот разговор влетит ему в кругленькую сумму (которую он недоберет за это время со своих «клиентов»).
        Я отыскала укрытый от дождя уголок, где, как я надеялась, толпа не затопчет нас насмерть раньше, чем я объясню Стики, что мне от него нужно.
        - Так в чем дело? - спросил Стики Уилл.
        - Во-первых, расскажи, что случилось с тобой вчера. Тебе удалось выследить того типа?
        - Да, мисс. Он тоже направился на Карлтон Террас. Я пытался подобраться поближе, но очень уж этот тип осторожен.
        - Он видел тебя?
        - Нет. Уверен, что нет. Это все, за чем вы пришли?
        Теперь, когда настало время выложить Стики свой план, я неожиданно лишилась дара речи. Что, если он, как все, решит, что я слетела с катушек? Уилл не знал о том, что происходит, а я должна привлечь его к делу, не нарушая запрет Вигмера. Задачка! Я, конечно, попробую сыграть на его любви к приключениям, нажать на струнку, которая называется чувством гордости за свою страну, и буду надеяться, что он никогда не узнает о том, что всей правды я ему так и не рассказала.
        - Нет, - облизнув губы, начала я. - Есть дело, связанное с тем артефактом… предметом, за которым мы вчера охотились.
        - Продолжайте, - кивнул Уилл.
        - Жизненно важно вернуть его назад. Немцы, которые похитили предмет, - плохие парни. Наш артефакт… предмет обладает… э… особыми свойствами, которые делают его очень, очень опасным.
        - Какие это свойства? - спросил Уилл, округлив глаза и подавшись вперед. - Он проклят?
        Теперь пришел черед удивляться мне.
        - Проклят? А что ты знаешь о проклятиях?
        Уилл отодвинулся назад и презрительно ответил.
        - Я недостаточно хорош, чтобы знать о проклятиях?
        Опять! О нет, только не это!
        - Конечно, хорош, глупенький! Просто так мало людей верит в проклятия… Я не ожидала, что ты из их числа.
        - Верю. Стоит прочитать один дешевый роман ужасов, чтобы знать, что проклятия по-прежнему существуют и действуют.
        Я хотела напомнить ему, что романы ужасов придумывают люди, которые их пишут, но потом подумала: а так ли уж важно, почему Уилл верит в проклятия. Главное, что верит.
        - Да, ты прав, - сказала я. - Тот предмет проклят. На него наложено ужасное, тяжелое проклятие.
        - Провалиться мне на месте! - воскликнул Уилл, и глаза его теперь стали совсем круглыми и большими, как блюдца.
        - То-то и оно. А чтобы ничего плохого не случилось, мы должны отобрать назад этот артефакт у немцев. Для этого нужен ты.
        - Я? - удивленно пискнул Уилл.
        - Ты, - кивнула я. - Для этого нужен человек, обладающий твоим мастерством и опытом.
        - Что нужно будет сделать?
        - У меня такой план. Я прочитала в утренней газете, что немцы завтра уезжают домой. На пароходе. Ты, Генри и я пойдем вслед за ними до причалов. Там Генри каким-то образом отвлечет на себя их внимание, а ты тем временем, пока все будут наблюдать за Генри, обчистишь у немцев карманы. Ну, что скажешь? Сможешь сделать это?
        - Я всю жизнь по карманам шарю. Может быть, обо мне когда-нибудь даже книжку напишут!
        - Наверняка! С этим делом никто лучше тебя не справится - ты маленький, ловкий и благодаря мне знаешь своего «клиента» в лицо. Но оставить этот предмет себе ты не можешь. Его надо вернуть… с ним нужно очень осторожно обращаться.
        При этих словах Уилл слегка помрачнел, но скажите сами, что уличному карманнику делать с таким предметом, как Сердце Египта?
        - Этот предмет нельзя обменять на колбасу или новое пальто, - как можно деликатнее пояснила я.
        - А чем это пальто вас не устраивает, хотел бы я знать? - надулся Уилл и сразу стал похож на выставившего свои иголки ежика.
        - Устраивает. Всем устраивает. Я просто хотела сказать, что этот артефакт настолько уникальный и узнаваемый, что его невозможно продать или обменять - тебя сразу поймают.
        - Проще говоря, предмет нужно припрятать?
        - Да. Именно так.
        - Есть у меня дружок, скупщик краденого… Ладно, сделаю, как вы просите.
        - Значит, берешься за это дело? - спросила я.
        - Да, мисс, - ответил Уилл, сверкнув глазами. - Берусь.
        Отлично. Можно считать, что одна проблема решена. Теперь преодолеть еще десяток-другой препятствий, стоящих у нас на пути, и все будет в порядке.
        Грязевая ванна
        Не прошло и десяти минут после моего возвращения с вокзала Чаринг-Кросс, как откуда-то с третьего этажа донесся леденящий кровь папин вопль.
        - Теодосия Элизабет Трокмортон! Иди и забери свою проклятую кошку! Немедленно!
        - Ох-хо, - вздохнула я и поспешила вверх по лестнице.
        Придя в мастерскую, я увидела Исиду, прилипшую к папиной спине, словно демоническая черная пиявка. Сам папа крутился юлой и все пытался спихнуть Исиду своей тростью, но все время промахивался и вместо кошки бил самого себя по голове.
        - Теодосия! - закричал, увидев меня, папа. - Забери свою кошку, или я отдам ее Генри, чтобы он сделал из нее мумию!
        Конечно, ни на какую мумию он ее не отдаст, это он так, под горячую руку.
        - Я заберу ее, - ответила я. - Только постой минутку спокойно, ладно?
        Папа перестал крутиться вокруг своей оси, а я схватила Исиду. Потянула ее, чтобы снять с папы, но кошка не отлипала, казалось, ее когти застряли в папиной спине.
        Наконец, после многих попыток под громкие вопли и проклятия папы я освободила свою бедную кошку. Она извивалась, выла и рвалась у меня из рук.
        - Прости, пожалуйста, - сказала я папе.
        В ответ он просто посмотрел на меня.
        Все, откладывать больше было нельзя. Исида должна принять грязевую ванну.

* * *
        К сожалению, у меня не было ила из реки Нил, но я решила, что сгодится и грязь из маленького скверика, разбитого по ту сторону нашей улицы. Нильская вода в основном состоит из дождя. Грязь в скверике тоже разведена дождем, так что, вероятно, и процедура очищения окажется схожей. Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.
        Я вернулась в музей с маленьким ведерком мокрой скользкой грязи и направилась к своему чулану, в котором оставила Исиду. Уже издалека я услышала ее низкое урчание. Я поставила ведерко вплотную рядом с дверью - оно будет чем-то вроде баррикады, когда я открою дверь. Склонившись над своей левой рукой и приготовившись, правой рукой я распахнула дверь.
        Как только щель оказалась достаточно широкой, чтобы просунуть в нее свои усы, Исида прыгнула через ведерко в коридор и оказалась в моей поджидавшей ее руке.
        Я сместилась немного вправо и потому сумела ухватить Исиду прямо за загривок. Затем быстро обхватила кошку второй своей рукой и прижала к себе. Самым сложным было успокаивать Исиду словами, уворачиваться от ее когтей и одновременно протискивать ногой в дверь ведерко с грязью.
        Конечно, удобнее было бы провести всю эту процедуру в туалете музея, но я не хотела рисковать - а вдруг туда в самый, как водится, неподходящий момент явится какая-нибудь посетительница? Как я ей объясню, зачем устраиваю своей кошке грязевую ванну? На такую сложную тему даже мне, боюсь, слишком трудно было бы импровизировать.
        Деталями грязевой ванны я вас утомлять не стану, скажу лишь, что не рекомендую эту процедуру никому - за исключением экстренных случаев, когда у вас просто нет выбора. Хорошо еще, Исида не знала того, что в случае неудачи с грязевой ванной ей предстоит быть целиком обмазанной расплавленным воском, как тот парень на шестом этаже. Правда, мне и самой не хотелось даже представлять, как будет выглядеть моя кошка без единого волоска на теле.
        Закончив процедуру, я приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь в коридоре. Исида ждать не стала, прорвалась сквозь эту щелку и исчезла в направлении холла. Хорошая новость: убегая, кошка не царапнула меня когтями и не издала своего привычного в последние дни жуткого воя. Но была и плохая новость - коридор, оказывается, не был пуст.
        - Теодосия! - послышался мамин голос. - Это была твоя кошка? С ней все в порядке?
        - Да, - ответила я. - Просто у нее настроение игривое.
        - О, очень игривое, - согласилась мама и переключилась на меня. - Это у тебя грязь на платье, моя милая?
        Я посмотрела на себя. Ужасно! Такое впечатление, что кто-то пытался грязью нарисовать на моем платье примитивную пещерную фреску.
        - Впрочем, это неважно, - махнула рукой мама. - Все равно мы сейчас отправляемся домой. Просто накинь сверху пальто, чтобы папа не увидел.
        Я побежала за своим пальто, надела его и застегнула на все пуговицы, чтобы прикрыть испачканное платье. А дабы совсем уж сделать папу счастливым, даже напялила на голову свою мерзкую шляпку.

* * *
        В тот вечер, убедившись, что мои родители засели в библиотеке, я выскользнула из своей комнаты и пробралась через холл в спальню Генри. Пока что я даже не заикалась ему о своих планах на завтра. Когда имеешь дело с Генри, лучше ни во что не посвящать его до самой последней минуты.
        Я поскреблась в его дверь и шепнула:
        - Генри, можно мне войти?
        Дверь открылась, и на пороге появился мой брат в пижаме.
        - Что тебе нужно? - недовольно спросил он, протирая глаза.
        - Генри, помнишь, ты сказал, что согласен мне помочь?
        - Может быть, - уклончиво ответил он, подозрительно глядя на меня.
        Пока что все начиналось намного сложнее, чем я надеялась.
        - Есть дело, - сказала я, переплетая пальцы на руках. - У меня имеется план, как вернуть Сердце Египта, но мне нужна твоя помощь.
        Взгляд Генри стал более живым и заинтересованным.
        - Позволишь мне войти, чтобы я могла все рассказать тебе?
        - А? Да, конечно. Но зачем тебе моя помощь? Ты всегда говорила, чтобы я занимался своими делами и не лез в твои.
        Генри всегда бывает слегка раздраженным, если его разбудить. И глуповатым. Я прошла в спальню. Генри вернулся в свою постель и свернулся калачиком под одеялом. Я присела на краешек матраса в ногах брата.
        - Генри, это очень важно, - заговорила я. - Дело касается не только тебя и меня. Оно касается и Вигмера, и Стоукса, и вообще всех.
        Так, пока что я, кажется, не сказала Генри ничего такого, чего он бы уже не знал. Или почти ничего. А самое главное - не выдала ни одной детали.
        Услышав это, Генри повеселел. Он второй день только и делал, что бесконечно талдычил мне о своих кумирах из Сомерсет Хаус.
        - Я знаю, где находится Сердце Египта, и у меня есть план, как вернуть его. Ты, я и Стики Уилл, если мы выступим как одна команда, добьемся успеха. Ну, что скажешь?
        - Скажу, что у тебя крыша поехала! Трое детей против целой шайки головорезов?
        - Да, Генри, именно так. Поскольку мы - дети, никто не станет обращать на нас внимания, и у нас появится шанс, как ты этого не понимаешь? Правда, есть одно жесткое условие - мы не должны говорить ни слова маме или папе. Вигмер говорит, что Сердце Египта необходимо вернуть в Долину Царей, а здесь, в музее, хранить его нельзя.
        Я вертелась как уж на сковородке, чтобы не ляпнуть лишнего о секретах Вигмера, но Генри уже знал о пропаже Сердца Египта, и ему требовалось хотя бы какое-нибудь объяснение.
        Брат задумчиво наклонил голову, это значит, что он внимательно слушает меня.
        - Итак, - сказала я, - план такой. Первым делом мы завтра идем к Карлтон Хаус Террас, чтобы оттуда проследить за фон Браггеншноттом и его бандитами, когда они отправятся в порт. После вчерашних событий мы знаем, как они выглядят, а благодаря утренней газете в курсе, что они возвращаются в Германию. Отплывают завтра на пароходе «Кайзер Вильгельм Великий» в час дня.
        Теперь Генри загорелся предстоящим делом и принялся уточнять детали.
        - А почему мы не можем просто встретить их на причале? Так будет меньше опасности, что нас заметят.
        - Мы должны быть уверены, что они взяли Сердце Египта с собой и не передали его кому-нибудь по дороге. Мы будем ждать возле Карлтон Хаус Террас, пока они выйдут. У меня хватит денег, чтобы мы поехали вслед за ними до порта в приличном кэбе. Пока они будут ожидать на причале посадки, Стики Уилл обчистит карман фон Браггеншнотта. Теперь понял? Отличный план!
        «Отличный, если только сработает», - подумала я про себя, хотя вслух этого, конечно, не сказала. Если наш план провалится, это будет катастрофой, и не только для нас одних.
        - Если не опасаться, что бедного Уилла проткнут, как жучка, булавкой. Кто или что может помешать этому типу, как его… Фляген Скотту, пырнуть его так же, как Стоукса?
        Нашел все-таки самое слабое место, мерзавец!
        - Во-первых, мы будем в толпе, - стараясь говорить как можно убедительнее, ответила я. - Вряд ли он станет вытаскивать нож, зная, что при этом его обязательно схватят.
        - А ты не думаешь, что Фляген Скотт скажет, будто Уилл пытался обчистить его карман, а он просто защищал свою собственность? - нахмурился Генри.
        После этого нахмурилась уже я, сраженная неожиданной для меня логикой брата.
        - Уилл уверяет, что он слишком ловок, чтобы попасться. Давай надеяться, что он прав. Между прочим, именно в этот момент на сцене должен будешь появиться ты. Тебе нужно выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы отвлечь на себя все внимание немцев.
        - Какой еще фортель? - сразу загорелся Генри.
        - Ну, я не знаю. Может быть, что-нибудь вроде того взрыва, который ты устроил на Рождество. Или бумерангов, которые ты запускал летом, заставляя всех пригибаться. Сам придумай.
        - А что, это был отличный трюк, разве нет? - мечтательно произнес Генри.
        - Конечно. Ты гений. Проделай его еще раз и кроме гения станешь еще и героем!
        - А ты сама что будешь делать в это время?
        - Ну, Генри… Я буду организовывать, следить за тем, чтобы все шло по плану…
        - Проще говоря, командовать всем будешь, - презрительно ухмыльнулся он, подтягивая одеяло к самому подбородку.
        К причалам
        Спала я ужасно. Мои мозги гудели, словно телеграфная проволока, когда я перебирала в голове все основные планы и планы на случай отхода от основных или другой неожиданности. Когда же я наконец заснула, мне снились шабти - они тысячами оживали и начинали биться в своих ящиках, пытаясь выбраться наружу.
        …А затем ко мне в дверь постучала наша горничная Бетси.
        Я выбралась из постели и выглянула в окно. Денек снова выдался сереньким, но хотя бы ливня не было - так, ленивый моросящий дождичек. Ну что ж, и то неплохо.
        Внизу родители неспешно заканчивали завтракать, папа шуршал газетой.
        - О, Теодосия! - воскликнул он, увидев меня. - Куда ты так спешишь, словно тебя муравьи кусают?
        Генри хихикнул, я кинула на него грозный взгляд. Сегодняшний день намечался серьезным, сегодня шутки прочь.
        - Прости, папа. Я просто тороплюсь отправиться в музей и… э… проверить, как там Исида.
        - Даже не упоминай при мне об этой кошке. Она напала на меня, и я ее за это еще не простил.
        - Уверена, что больше она этого никогда не сделает, папа. Я дала ей лекарство… укрепляющее… чтобы успокоить ее.
        Папа оторвался от газеты и уставился поверх нее на меня.
        - Какое еще укрепляющее? - спросил он.
        - Да ты, наверное, знаешь, - небрежно пожала я плечами. - Смесь масла из-под сардин, сливки, немного гусиного паштета, молотая кошачья мята и сырое яйцо.
        Папа усмехнулся, отложил газету на стол, отодвинул в сторону свою тарелку с остатками завтрака, тяжело вздохнул и пошел к двери.
        - Сходи возьми свое пальто, - сказал он, выходя из столовой.
        Вставая, чтобы пойти следом за ним, я бросила взгляд на оставленную папой газету. Мое сердце упало, когда я прочитала заголовок: «Госпитализированы сотни людей, заболевших вирусным гриппом».
        Да, нам действительно нужно было поторапливаться.

* * *
        Я сказала Стики Уиллу, что мы встретимся с ним возле Колонны герцога Йоркского в десять тридцать утра. Поскольку пароход отплывает в час дня, трудно допустить, что немцы могут отправиться в порт раньше этого времени. Однако из-за всевозможных задержек мы начинали выбиваться из графика, и это заставляло меня нервничать. Едва придя в музей, мы с Генри начали готовиться к тому, чтобы незаметно улизнуть из него. Это нам, к счастью, удалось, и спустя десять минут мы уже выбрались тайком через восточный боковой вход и сломя голову помчались к Пелл-Мелл.
        Несмотря на серенький денек и моросящий дождь, к Колонне герцога Йоркского мы с Генри прибежали потные, взмыленные, как скаковые лошади.
        Как только мы оказались на месте встречи, перед нами, как из-под земли, появился Уилл.
        - Почему вы так задержались? - спросил он.
        - Родители, - коротко ответила я, пытаясь отдышаться после сумасшедшей гонки по улицам.
        - Похоже, от родителей, если они у тебя есть, больше неприятностей, чем пользы, - философски заметил Уилл и горделиво улыбнулся.
        Я так и знала! Он был сиротой!
        - Ну, пойдемте, что ли, - продолжил Уилл. - Где нам искать этих типов?
        - В посольстве, дом номер девять. Притаимся поблизости и будем ждать, когда они выйдут.
        - Это и есть твой великолепный план? - удивленно посмотрел на меня Генри. - М-да. Я должен был сам об этом подумать.
        - Но не подумал, - шмыгнула я носом. - А теперь идем.
        Мы направились к дому номер девять по Карлтон Хаус Террас. Это было элегантное здание с множеством окон, мне показалось, что они смотрят прямо на нас немигающими глазами. Впрочем, может быть, такое всегда мерещится тем, кто пробирается куда-то тайком.
        Мы разошлись в разные стороны и поодиночке, расположились так, чтобы видеть входную дверь, и приготовились ждать.
        Вы ошибаетесь, если думаете, что нет ничего проще, чем слоняться без дела. Минут тридцать, и вы начинаете чувствовать, что слишком бросаетесь всем в глаза, а спустя час начинаете потихоньку сходить с ума от беспокойства. Короче говоря, к тому времени, когда часы неподалеку пробили полдень, я уже вся извертелась и изнервничалась.
        Подумав немного, я направилась к тому месту, где находился Уилл. После короткого совещания мы решили осторожно заглянуть в окна нижнего этажа, чтобы посмотреть, происходит ли что-нибудь внутри, и если да, то что именно.
        Разумеется, не успели мы выйти из своего укрытия, как двери особняка с грохотом распахнулись. Из дома вышла целая группа возбужденных мужчин, быстро и громко лопотавших по-немецки. Подъехал автомобиль, и немцы набились в него. Затем автомобиль чихнул, выпустил облако синего дыма и покатил по улице.
        Все это произошло очень быстро и застало нас врасплох.
        - Нам нужно найти кэб! - воскликнула я. - И как можно быстрее!
        Я оглянулась влево, вправо, но, по закону подлости, ни одного кэба, разумеется, нигде не было и в помине. Затем мои уши резанул пронзительный, оглушающий свист.
        Я обернулась и увидела Стики Уилла с вложенными в рот двумя пальцами. Он глубоко вдохнул и приготовился снова засвистеть.
        - Нет! Остановись! Что ты делаешь? - спросила я.
        Он посмотрел на меня как на дурочку и ответил:
        - Подзываю кэб, что же еще?
        - Но ты в то же время привлекаешь к себе внимание всех немцев на несколько миль вокруг. Не говоря уже о том, что наносишь вред нашим барабанным перепонкам.
        - Слушайте, вам нужен кэб или нет? - спросил Уилл, переминаясь с ноги на ногу.
        Я кивнула, затем закрыла ладонями уши, чтобы приглушить новый прорезавший воздух свист, и - о, чудо из чудес! - на улице показался кэб.
        - Я же говорил вам, мисс, если тебе нужен кэб - свистни!
        - Ты был прав. Генри! Мы уезжаем!
        Генри выскочил из своего укрытия с длинной палкой, которой он все время, что сидел в засаде, гонял по лужам опавшие листья. Генри подбежал к нам как раз в ту секунду, когда кэб остановился, сверху высунулся хмурый кучер.
        - Кто здесь подзывал кэб? - спросил он.
        - Он, - ответила я, кивая в сторону Уилла.
        - Вот сейчас спущусь и надеру всем вам уши, - пообещал кучер. - Будете знать, как свистеть попусту!
        - Но нам действительно нужен кэб.
        - И у вас даже деньги есть? - недоверчиво поинтересовался кучер.
        - Да, конечно. - Я вытащила из кармана свой кошелек и помахала им в воздухе.
        - Ну ладно, - проворчал кучер. - Тогда забирайтесь внутрь.
        Мы забились в кэб. Раньше, чем мы успели разместиться, кучер со свистом щелкнул кнутом, кэб дернулся, и мы, вместо того чтобы чинно усесться на сиденья, кубарем повалились на них.
        - Куда, мисс? - крикнул сверху кучер.
        - Причалы королевы Виктории, пожалуйста.
        - Очень хорошо.
        Кэб был намного медленнее новомодного автомобиля, на котором уехали немцы. Я ужасно боялась, что фон Браггеншнотт и его люди поднимутся на борт парохода раньше, чем мы приедем в порт.
        Наш кучер погонял свою лошадь, и мы катили по припортовым улочкам с теснящимися вдоль них офисами судоходных компаний, пакгаузами, вдоль причальных стенок, а над всем этим поднимались высоко в небо мачты с их реями, бимсами, шкивами и такелажем. Порт напоминал маленький город - шумный, тесный, пахнущий рыбой, солью и гнилой водой Темзы.
        Как только мы остановились, Генри и Уилл выпрыгнули из кэба, а я осталась расплачиваться с кучером. Мне показалось, что сдачу он отсчитывал целую вечность - наверное, до последнего надеялся, что я откажусь от нее.
        Наконец, и я освободилась и поспешила вслед за Генри и Уиллом к судну. Мое сердце колотилось где-то в глотке, а живот крутило так, словно в нем летали запущенные Генри бумеранги. Пароход «Кайзер Вильгельм Великий» был громадным, казалось, что какой-то великан сгреб и поставил друг на друга три городских квартала, и теперь эти дома качаются на реке.

* * *
        Немецкий автомобиль мы заметили сразу же, он был припаркован рядом с деревянным причалом, возле которого стоял пароход. Уилл, Генри и я сразу же успокоились, когда обнаружили, что немцы только еще выгружаются из своей машины. Мы не опоздали, эту проблему можно считать решенной. Затем мы стали протискиваться сквозь густую толпу, пробиваясь к посадочному трапу, куда направлялись и немцы. Уилл двигался спокойно, даже лениво, Генри тоже отлично справлялся пока что со своей ролью, а я… почему-то испугалась. Мне стало казаться, что любой человек, взглянув мне в лицо, сразу поймет, что я что-то затеваю. Папа наверняка сказал бы, что это меня мучает нечистая совесть. Я подумала о том, что будет, когда папа обо всем узнает, и у меня начали подгибаться коленки.
        К тому времени, когда мы добрались до места посадки, мои нервы были напряжены так, что, казалось, они готовы в любой момент лопнуть. Я постаралась сосредоточиться на том, что происходит сейчас у посадочного трапа, и, выбрав, как мне казалось, наиболее подходящий момент, дала сигнал Уиллу. Он тут же ввинтился в самую гущу толпы. Он сможет сделать это. Я просто знала, что сможет. Он должен сделать это.
        Твердо откинув прочь все сомнения, я повернулась к Генри. После короткого обсуждения мы решили, что лучшего места для его представления, чем площадка позади длинной стенки из грузовых контейнеров, не найти. Он давно отправился туда, а я двинулась к маленькому пандусу, который вел на наружный ярус второго этажа офиса судоходной компании. Оттуда я смогу наблюдать за ходом операции и руководить действиями своих товарищей.
        Поднявшись на ярус, я посмотрела вниз и с неудовольствием заметила, что немцы находятся уже совсем рядом с трапом.
        Словно что-то почувствовав, Уилл бросил на меня взгляд. Я дернула головой, указывая ему, в какой стороне находятся немцы, и Уилл, изменив направление, двинулся туда, куда я ему указала.
        Я поражалась тому, как ловко он умеет передвигаться в толпе. Мальчик пересекал скопления людей легко и быстро, как плывущая по волнам пробка.
        Я перевела взгляд на Генри. Даже с такого расстояния я видела - точнее, угадывала - радостную улыбку на его лице. Что ж, для него все это лишь восхитительная игра. Пусть так и будет. Если начать задумываться о том, насколько все это рискованно, или о том, что может случиться, если немцы набросятся на нас… Я сглотнула, затем заставила себя сосредоточиться на том, что происходит в действительности, а не на том, что рисует мне мое буйное воображение.
        Наконец толпа, по которой, как по волнам, плыл Уилл, принесла его к немецкой делегации. Не глядя на меня, он двинулся вперед, поправил на голове свою шляпу - это был условный знак, что он на месте и готов приступить к делу. «Теперь спокойнее», - приказала я самой себе. Сердце грохотало у меня в груди, словно огромная медная литавра.
        Я перехватила взгляд Генри и забросила волосы себе за плечо - это тоже был условный сигнал. Генри кивнул, а затем поднял длинную гибкую палку, с которой не расставался все сегодняшнее утро. Он загрузил маленький кожаный кармашек на кончике палки мелкой дробью и отогнул назад. Тщательно прицелился, а затем отпустил - мелкие дробинки полетели прямо в толпу.
        Сразу вслед за этим люди принялись хлопать себя по щекам, по шее, словно отбиваясь от невесть откуда взявшихся посреди зимы насекомых. Толпа загудела, люди перестали разговаривать друг с другом и начали оглядываться по сторонам.
        Уилл использовал возможность занять позицию прямо позади фон Браггеншнотта, и вся дробь перелетела через головы немцев, не задев никого из них. Сейчас немцы стояли и с тревогой всматривались в небо, пытаясь понять, откуда было совершено нападение. Затем они стали осматриваться по сторонам.
        Как раз в тот момент, когда немцы уставились на контейнеры, за которыми скрывался Генри, Уилл осторожно приподнял полы легкого пальто фон Браггеншнотта.
        Я затаила дыхание.
        Пальцы Уилла скользнули в задний карман брюк немца - и выскользнули из него пустыми.
        Я чуть не упала в обморок от неожиданной мысли: а что, если у фон Браггеншнотта вовсе нет при себе Сердца Египта? Что, если оно спрятано где-нибудь у него в багаже?
        Это открытие было ужасным. Как лучше теперь поступить? Можно ли подвергать Уилла еще большей опасности?
        Но на размышления у меня сейчас не имелось ни секунды. Нужно было действовать - решительно и быстро.
        Уилл отодвинулся от фон Браггеншнотта и ждал следующего выстрела. Я повернулась к Генри - он сидел на корточках за контейнерами, надежно скрытый от толпы, и ждал от меня новых сигналов.
        Я подала ему новый сигнал - наклонилась и поправила свою туфлю на левой ноге.
        Когда я выпрямилась, Генри кивнул. Настал черед каменного дождя.
        Не прошло и нескольких секунд, как над толпой с легким гудением полетели какие-то крутящиеся предметы. Я знала, что это всего лишь скрученные бумажки, утяжеленные мелкой галькой, но люди-то этого не знали и были поражены, испуганы и сбиты с толку. Они кричали, бросались в стороны, приседали, пытаясь укрыться от снарядов Генри.
        Уилл вновь начал приближаться к фон Браггеншнотту, но, увы! - вместо того, чтобы отпрянуть в сторону, как все остальные, тот, напротив, повернулся лицом к центру суматохи и врезался прямо в Уилла. Чтобы удержать равновесие, Уилл ухватил немца за пальто - фон Браггеншнотт зло выкрикнул что-то, а затем ударил мальчика по лицу тыльной стороной ладони.
        Уилл отшатнулся назад, а фон Браггеншнотт и его люди выхватили револьверы - настоящие револьверы! - и принялись палить по бумажным снарядам.
        Паника в толпе достигла критического уровня - услышав выстрелы, многие повалились на землю, чтобы не схлопотать пулю.
        Генри вскочил на ноги, собираясь броситься на помощь Уиллу. Я бешено замахала руками, прогоняя его назад, в безопасное место. Если немцы обнаружат, что за всем этим переполохом стоит Генри, трудно сказать, что они с ним сделают. Скорее всего, пристрелят на месте, и все тут.
        Фон Браггеншнотт кивком указал двоим своим спутникам направление, откуда летели снаряды.
        Я, словно сумасшедшая, замахала руками, стараясь привлечь внимание Генри. Наконец он увидел меня, все понял и поспешно пустился прочь, петляя по узким проходам между контейнерами. Вскоре он исчез из виду.
        Да, все получилось совсем не так, как мы планировали. Но кто мог предположить, что фон Браггеншнотт и его люди настолько перепугаются маленьких летящих бумажек? Пусть даже и жужжащих немного.
        Я посмотрела в другую сторону и увидела, что Уилл встает на ноги, а из носа у него течет кровь. Он провел рукой по лицу и только размазал ее. Судя по выражению его лица, Уилл был разъярен. Он отвел назад свою ногу, словно собираясь лягнуть фон Браггеншнотта. Но если Уилл это сделает, немец оторвет ему все руки и ноги, причем по одной. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Уиллу - он слегка отступил назад, а затем медленно пошел прочь. Можете себе представить - медленно, прогулочным шагом! Я бы на его месте неслась так, словно за мной гонится сотня чертей с вилами!
        Первым ко мне присоединился Генри.
        - Он забрал его?
        - Не знаю, не видела.
        - А ты видела, как этот Фляген Скотт ударил Уилла?
        - Да, видела. У него кровь из носа хлещет.
        - Вот гады.
        Мы услышали шаркающие шаги, они приближались справа. Появился Уилл с испачканным кровью лицом. Под глазом у него уже начал наливаться синяк, но тем не менее на лице нашего друга играла широкая - от уха до уха - улыбка.
        - Гром и молния! Вы видели, как этот колбасник засветил мне? - Он произнес это с негодованием, однако и не без гордости тоже.
        - Я видела. Мерзавец. - Я обнаружила, что не могу заставить себя спросить о Сердце Египта. Если Уилла постигла неудача, мне об этом вообще узнавать не хотелось. Он, правда, улыбался, и эта улыбка была многообещающей, но, с другой стороны, Уилл всего лишь мальчишка, он может улыбаться и от удовольствия - не каждый день на его долю выпадают такие приключения.
        В отличие от меня, Генри не колебался ни секунды и сразу же, в лоб, спросил:
        - Ну, ты добыл эту штуку?
        Улыбка Уилла стала такой широкой, что мне даже стало страшно за его лицо - как бы оно пополам не треснуло.
        - Порядок! - сказал Уилл, похлопывая себя по карману брюк.
        От облегчения я словно сдулась - опустила плечи, подогнула коленки, прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза.
        - Отличная работа, Уилл! Великолепная!
        Он покраснел и ответил, неловко переминаясь с ноги на ногу:
        - Да ничего особенного, мисс. Честное слово.
        - Неправда! Тот негодяй ударил тебя. Ты мог…
        - Бросьте, - промямлил Уилл, которому явно не хотелось продолжать этот разговор.
        - Это действительно кровавый бриллиант, - ехидно заметил Генри.
        Уилл резко вскинул голову, и они с Генри обменялись дьявольскими ухмылками.
        - Можешь дать мне его? - спросила я.
        - Конечно, - Уилл залез в свой карман, вынул из него бархатный мешочек и положил его в мою протянутую руку.
        Я передернулась, почувствовав нахлынувшую на меня волну злой темной энергии проклятия.
        - Все в порядке, мисс? - участливо спросил Уилл.
        - Да, все хорошо. Пойдемте домой, ладно?
        И мы пошли, и всю дорогу меня не покидало чувство гордости за нас троих.
        Ведь мы сделали это!
        Подпорченный триумф
        Весь остаток дня мы с Генри упивались своим успехом. Это было головокружительное ощущение. Каждый раз, ловя мой взгляд, Генри расплывался в широкой улыбке. Мне бы надо было сказать ему, чтобы он вел себя сдержаннее, но вместо этого я сама широко улыбалась ему в ответ.
        Был, правда, один щекотливый момент, когда я сказала, что он не может пойти со мной, чтобы передать Сердце Египта Вигмеру. Но он успокоился, когда я объяснила, что ему предстоит выполнить очень важное задание - сделать так, чтобы мама и папа не заметили моего отсутствия.
        Разумеется, мне было неловко оттого, что, имея на руках Сердце Египта, я не могу сказать об этом своим родителям.

* * *
        Ах, как они рассердились бы, если бы узнали об этом! Наверное, сослали бы меня в сердцах на ближайшие пять лет в какую-нибудь жуткую школу. (Я убеждала себя в том, что берегу их нервы, иначе они очень расстроятся, вновь - второй раз за несколько дней расставшись со своим драгоценным артефактом, но это, честно говоря, было для меня слабым утешением.)
        Радостная и гордая, я отправилась на следующий день в Сомерсет Хаус, в Общество антикваров. Опять лил дождь, ветер завывал, словно призрак в старинном замке, но сегодня непогода была мне нипочем. Я шла, все время поглаживая себя по карману, в котором лежало Сердце Египта - от этого предмета зависело сейчас будущее всей моей страны.
        Из-за собачьей погоды прохожих на улицах было очень мало. Путь мне предстоял неблизкий, но я все равно летела сквозь дождь и ветер словно на крыльях.
        Войдя в Сомерсет Хаус, я уверенным шагом направилась на третий этаж. Стоявший при входе швейцар, очевидно, почувствовал эту мою уверенность - он окинул меня быстрым взглядом и пропустил, не сказав ни слова. Может быть, он узнал меня.
        После своего последнего визита сюда я дала себе слово любыми способами избегать Бойторпа и потому решительно прошла мимо его двери, надеясь, что он не высунет из нее свою голову, чтобы посмотреть, кто здесь ходит.
        Благополучно миновав кабинет Бойторпа, я прямиком направилась к Вигмеру - шестая дверь слева. Оглянулась, чтобы убедиться, что, кроме меня, в коридоре никого нет. В коридоре было пусто и тихо.
        Я постучала. Никто не ответил. Я постучала еще раз. Вот те раз! Как же я передам этот проклятый артефакт Вигмеру, если его нет на месте?
        Я немного постояла в растерянности, но затем вспомнила: лифт! Я прошла по коридору до последней двери справа, вошла в тесную кабинку и закрыла за собой дверь.
        Лифтер удивленно посмотрел на меня и спросил:
        - Что вы здесь делаете, мисс? Как вы попали сюда без спроса?
        - Мне нужно видеть лорда Вигмера, в своем кабинете его нет, - ответила я. - Он на шестом этаже?
        Лифтер ответил не сразу, он внимательно присматривался ко мне.
        - Все в порядке! - заверила я лифтера. - Мне разрешено быть здесь. Вы сами видели меня не далее как три дня тому назад. Между прочим, мне нужно видеть Вигмера по совершенно неотложному делу.
        - Ну, хорошо, но если вы солгали, будете отвечать.
        - Договорились, - кивнула я.
        На этот раз я была готова к подъему на лифте - мой желудок, правда, снова подкатил к горлу, но не слишком сильно.
        Когда лифт остановился, лифтер открыл дверь. Пока он размышлял, стоит ли ему сопровождать меня, я быстро сделала ему ручкой и поспешила вперед, вглубь шестого этажа.
        На этаже никого не было - пусто за столами, пусто в кабинетах, везде разбросаны бумаги. Где же все?
        Я нерешительно направилась к изолятору - уж Стоукс-то наверняка на месте? Он слишком серьезно ранен, чтобы тоже уйти куда-нибудь.
        Подойдя ближе, я услышала голоса и с облегчением узнала среди них голос Вигмера.
        Когда я постучала, журчание голосов резко оборвалось, затем в дверном проеме появилась грузная фигура Вигмера - мне показалось, что он как-то раздулся, словно кошка, которая хочет напугать тебя.
        - Теодосия? - с облегчением выдохнул он, увидев меня, и стрельнул глазами по всему коридору до самого лифта.
        Обернувшись, чтобы проследить за его взглядом, я увидела на полу мокрые следы своих ног и дорожку из дождевых капель, стекавших с моего плаща.
        - О, простите. Если хотите, я потом подотру, - сказала я.
        - Ерунда, - ответил он. - Входите и снимайте свой мокрый плащ. А затем рассказывайте, что вы здесь делаете.
        Не могу сказать, чтобы он был слишком рад видеть меня.
        Вигмер отступил назад и впустил меня в комнату. Стоукс сидел на кровати, рядом с которой стоял столик, а на нем была расстелена большая карта, утыканная множеством маленьких булавок.
        Я быстро скинула свой плащ, Вигмер подхватил его и нашел место, куда его повесить.
        - Что ж, - произнес Вигмер. - Полагаю, что в такую погоду вас могло привести сюда только нечто очень важное. Что-то стряслось?
        - Нет, - начала я.
        Его голова поникла.
        - Ничего не стряслось, - поспешила добавить я, не давая Вигмеру окончательно впасть в уныние. - Скорее, напротив.
        Он снова вскинул голову, а я медленно полезла в карман и вытащила из него тщательно завернутый предмет.
        - Вот.
        Он посмотрел на сверток, на меня, затем снова на сверток.
        - Что это?
        - Откройте и увидите, - ответила я, буквально пританцовывая от нетерпения. Эх, и обрадуется он сейчас!
        Вигмер взял у меня сверток и начал разворачивать. Дошел до спрятанного внутри бархатного мешочка.
        - Не может быть! - ахнул он. На его ладони лежало Сердце Египта, сверкая и переливаясь во всей своей зловещей красоте. - Как, дьявол побери, вам удалось заполучить его?
        - А вы уверены, что хотите это знать?
        - Сгораю от нетерпения, - дернул он усом. - Проходите, садитесь и рассказывайте.
        Я уютно устроилась в одном из свободных кресел и выложила всю историю.
        Вигмер и Стоукс слушали меня, затаив дыхание и без конца восклицая: «Не может быть!» и «О боже!» Пока я говорила, Вигмер не переставая крутил Сердце Египта в своих руках.
        Когда я закончила, Вигмер вкрадчиво спросил:
        - И как много вам пришлось рассказать своему брату и вашему другу?
        - Ничего я им не рассказывала! - поспешила я заверить его. - Как вы помните, кое-что они знали и до нашей с вами встречи. Этого хватило.
        Вигмер заметно успокоился.
        - Вы понимаете, насколько рискованно вам было связываться с такими людьми, как эти немцы? - спросил он. - Вас или одного из ваших друзей могли ранить, даже убить. А то и еще что-нибудь похуже сделать.
        - Если тебя убьют - что может быть хуже этого? - удивленно произнесла я.
        Вигмер и Стоукс быстро переглянулись.
        - Вас могли пытать, - тихо сказал Стоукс. - Чтобы выбить из вас все тайны, заставить предать ваших друзей или нашу организацию. Что-то в этом роде.
        Мне сразу же вспомнилась Железная дева и другие средневековые орудия пыток, которые выставлены у нас в музее в Зале инквизиции. Я нервно сглотнула.
        - Да, верно, - подтвердил Вигмер.
        Он передал Сердце Египта Стоуксу, который стал с восхищением рассматривать его. Затем мужчины вновь обменялись молчаливыми, но многозначительными взглядами.
        Вигмер вновь забрал артефакт, еще раз провел по нему пальцем, после чего спросил, глядя на меня:
        - Ваши родители знают, что Сердце Египта нашлось?
        - Я не видела смысла говорить им об этом, потому что им снова пришлось бы расстаться с этим артефактом, - покачала я головой. - Кроме того, при этом я должна была бы рассказать и о вас, а я знаю, что вы этого не хотите.
        - Великолепно. Значит, обо всем знаете лишь вы и двое ваших друзей?
        Я кивнула.
        - Боюсь, Теодосия, что мне придется вновь попросить вас оказать нам услугу во имя блага нашей страны, - очень серьезным тоном сказал Вигмер.
        Без промедления и очень уверенно я ответила:
        - Сочту за честь сделать это.
        В конце концов, мы только что вернули самый важный артефакт в истории Британии. Несомненно, нам будет по силам выполнить и любое новое задание Вигмера.
        К моему удивлению, Вигмер передал мне в руки Сердце Египта и произнес:
        - Мне нужно, чтобы вы возвратили этот предмет туда, где он должен находиться.
        - Простите?
        - Я хочу, чтобы вы вернули его в Египет. У нас нет никого другого, кто мог бы сделать это. Всех своих сотрудников - до единого - мы отправили в погоню за фон Браггеншноттом. Мы думали, что Сердце Египта у него. Чтобы вернуть их на родину, не раскрыв немцам всю нашу агентурную сеть и связи, потребуется несколько недель.
        Ага, теперь понятно, почему на этаже никого нет. Но постойте!
        - А почему это не может сделать кто-то из вас? - спросила я, переводя взгляд со Стоукса на Вигмера и обратно.
        После некоторой заминки Вигмер заговорил:
        - Моя милая девочка, вы же понимаете, что Стоукс сейчас никуда не может поехать с его раной. Он даже сидеть в постели не способен дольше часа, ему нужно лежать.
        - Хорошо. А вы?
        Не успев договорить, я уже пожалела о том, что эти слова сорвались у меня с языка. Лицо Вигмера исказилось от боли, и он рассмеялся, только совсем не весело.
        - Моя дорогая, если бы я только мог! - Он кивком указал на свою ногу. - Неужели вы думаете, что я не хотел бы поехать в Египет? Отказался бы от чести вернуть на подобающее ему место один из самых ценных артефактов? - Он громко вздохнул и выпрямил спину. - Я даже здесь не могу подняться с этажа на этаж без лифта, а в гробнице Тутмоса, позвольте вам заметить, лифтов нет. Мне не по плечу такие подвиги и такие путешествия.
        От его слов мне стало очень неловко, и я спросила, запинаясь:
        - А как я попаду туда?
        - На судах и поездах, - сказал Стоукс. - Как все.
        - Да, но не могу же я прийти на судно и сказать: «Отвезите меня, одиннадцатилетнюю девочку, в Египет»!
        - Разумеется, нет. Вам нужно убедить своих родителей, что им необходимо поехать туда и взять вас с собой.
        - Но мама только что вернулась из Египта!
        Лорд Вигмер придвинулся вместе со стулом ближе ко мне - теперь мы смотрели друг другу прямо в глаза.
        - Согласен, здесь возникнет масса проблем, но вы обладаете необыкновенными способностями, Теодосия, и вы справитесь с этим заданием. Ради Британии.
        - Но я не думаю, что родители согласятся вернуть артефакт на место, когда узнают, что он нашелся.
        - А зачем им это знать? Вы можете не говорить, что нашли его.
        - Что? Вы полагаете, что я смогу уговорить моих родителей поехать в Египет и взять меня с собой, не объясняя, зачем?
        - И вы не должны ни словом обмолвиться им о нас, - добавил Стоукс.
        - Вы с ума сошли? - произнесла я, вскакивая на ноги. - Разумеется, мне необходимо будет рассказать родителям о вас, иначе как я уговорю их ехать?
        - Нужно будет придумать какую-то другую причину, - сказал Вигмер и снова обменялся многозначительными взглядами со Стоуксом.
        Я сделала шаг вперед и проговорила:
        - Почему вы все время переглядываетесь?
        Вигмер прокашлялся, затем произнес, тщательно подбирая слова.
        - Поймите, это очень важно, чтобы ваша мать не знала о том, что Сердце Египта нашлось.
        - Но почему? - нахмурилась я. - Почему так важно скрывать это от нее?
        Вигмер слегка передвинулся на своем стуле.
        - Ну, это сложно объяснить, - сказал он так, словно не имел ни малейшего намерения развивать эту тему.
        - А вы все же попробуйте, - предложила я.
        - Порой, когда люди работают с… проклятыми предметами… иногда проклятия… переносятся на этих людей.
        Не могу вам передать, как мне не понравилось слышать это!
        - Египетская погребальная и черная магия, - продолжал Вигмер, - обладают большой… разрушительной силой. Они губят в человеке все его хорошие качества, от которых со временем мало что остается…
        Я застыла на месте, мои руки непроизвольно сжались в кулаки.
        - Что конкретно вы хотите этим сказать?
        Вигмер вновь посмотрел на Стоукса.
        - Перестаньте обмениваться с ним такими взглядами, - сказала я Вигмеру. - Смотрите мне в глаза и объясните, что происходит. Немедленно.
        Я тяжело дышала, щеки у меня раскраснелись. Мне казалось, что если я отведу взгляд от лица Вигмера, весь мир вокруг меня рассыплется на кусочки.
        Когда Вигмер заговорил, голос его звучал негромко и мягко.
        - Мы провели расследование, Теодосия. Мы уверены, что Сердце Египта было похищено кем-то из работников музея, и опасаемся, что к этому причастна ваша мать.
        В комнате повисла тишина - темная, глухая, ужасная. Я стала опасаться, что она поглотит меня без остатка.
        Затем Вигмер продолжил:
        - Ваша мать ни в чем не виновата. На этот поступок ее толкнула черная магия, под влиянием которой она находилась на протяжении многих лет, работая археологом. Подумайте, Теодосия. Ваша мать месяцы проводила в пирамидах, в непосредственной близости от предметов, буквально пронизанных темной магической силой. Эта сила не могла не оказать на нее своего воздействия. Это все равно, что оставить пирог под дождем - рано или поздно капли пробьют в нем дырочки и просочатся внутрь. Мы полагаем, что именно это произошло с вашей матерью, только это был не дождь, а энергия черной магии.
        Я затрясла головой и никак не могла остановиться.
        - Нет, - сказала я, пятясь назад. - Нет! Нет! Нет! Вы лжете! А вы сами? Вы все время имеете дело с артефактами, зараженными черной магией. Может быть, это вас она разъела, и теперь вы пытаетесь обхитрить меня?
        Вигмер и Стоукс вновь обменялись взглядами.
        - Прекратите! - крикнула я.
        На этот раз заговорил Стоукс - тихо, вкрадчиво, словно успокаивая взвившуюся на дыбы лошадь.
        - Мы носим защиту. Постоянно. Она у нас прямо, можно сказать, под кожей. И еще несколько раз в месяц мы предпринимаем… особые меры предосторожности.
        - Покажите мне вашу хваленую защиту, - потребовала я. Вся эта история казалась мне неправдоподобной.
        - Можно мне, сэр?
        - Да, - кивнул Вигмер. - Конечно. Покажите ей.
        Осторожно, чтобы не потревожить рану, Стоукс расстегнул две верхние пуговицы своей рубашки. Я ахнула. Прямо под горлом у Стоукса виднелось Всевидящее око. Я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть его.
        - Чем вы его нарисовали?
        - Оно не нарисовано. Это татуировка. Это Око не смоешь.
        Я внимательно изучила символ. Он был выполнен безукоризненно. Эта ямка под горлом - очень уязвимое для черной магии место. Именно поэтому древние египтяне носили свои амулеты на шее.
        Когда Стоукс расстегнул рубашку, Вигмер наклонился вперед так, словно ему в голову пришла неожиданная идея.
        - А ваша мать носит защиту, Теодосия? Или отец, например?
        - Нет, - огорченно призналась я. - Я пыталась защитить родителей, делала им амулеты, надеялась, что они будут носить их хотя бы шутки ради, но ничего не вышло. Но это еще не означает, что мама и папа стали плохими!
        Как же так получилось, что единственный взрослый, который понимал меня и которому я доверяла, мог так глубоко ошибаться?
        - Возможно, - согласился Вигмер, хотя по нему нельзя было сказать, что он признает себя неправым. - Но такая опасность все же существует, и мы должны с этим считаться. Надеюсь, вы согласитесь со мной.
        - Но я ничего подобного за ними не замечала, - возразила я.
        Как Вигмер может думать такое о моей маме? Даже если он по долгу службы заботится о безопасности всей Британии, это еще не дает ему права выставлять мою маму в таком невыгодном свете. Как мне убедить его в том, что он не прав? Как мне доказать, что все они ошибаются?
        Но постойте! Конечно же - Фагенбуш! Если артефакт украл кто-то из работников музея, то это мог быть только он! Поведение Фагенбуша было очень странным с той самой минуты, когда в музее появилась статуэтка Бастет. Он тогда шастал по музею среди ночи, шпионил за мной, когда решил, что это я спрятала ее. Вот он, наш внутренний враг!
        Я повернулась к Вигмеру и торжествующе заявила:
        - Вы все ошибаетесь. Да, у нас в музее есть тайный агент темных сил, но это не моя мама. Это второй помощник хранителя, Клайв Фагенбуш.
        - Нет, - грустно покачал головой Вигмер. - Это не Фагенбуш. Мы тщательно проверили его. Это не он.
        - Почему вы так уверены в этом?
        - У нас есть свои способы проверить человека, - загадочно произнес Стоукс.
        - Значит, эти ваши способы никуда не годятся. Фагенбуш что-то замышляет. Мне это давно известно, уже несколько недель.
        - Возможно, - согласился Вигмер и вновь неискренне. - Но он не имеет никакого отношения к Сердцу Египта.
        Я сложила руки на груди и сердито посмотрела на него.
        - Ну, хорошо. Предположим, что моя мама как-то замешана в этом деле. Но в таком случае разве она согласится вернуться в Египет, да еще вместе со мной? Она же сразу заподозрит, что что-то не так.
        - Ну, должен признаться, я на это не слишком-то и надеюсь. Просто это был бы самый лучший вариант. Но если ваша мама не захочет вернуться в Египет и взять вас с собой, придется поехать мне самому. Быть может, мне удастся не слишком сильно там напортачить.
        - А если мама согласится поехать со мной в Египет, это докажет ее невиновность, верно? И тогда вы признаете, что все ваши домыслы были глупой, идиотской ошибкой?
        - Скажем так: это путешествие принесет очки в ее пользу, - ответил Вигмер, покрутив свой ус.
        - Хорошо. Мы поедем в Египет. Через две недели, не раньше. Готовы поспорить на ваше Всевидящее око, что моя мама не имеет никакого, никакого отношения ко всей этой истории?
        Меня всю трясло от гнева.
        Вигмер сделал шаг по направлению ко мне и озабоченно сказал:
        - Мне очень жаль, что я так сильно расстроил вас, моя дорогая. Но это наша работа. Наше Братство занимается расследованием именно таких вещей.
        - Не знаю, сэр, - подал голос Стоукс. - Может быть, мы требуем от нее слишком многого.
        - Мы слишком много требуем от вас, Теодосия? - спросил Вигмер, пристально изучая меня. - Если это слишком тяжелая ноша для вас, так и скажите, мы все понимаем.
        Не испытывая ни малейшего желания отвечать, я схватила со стола Сердце Египта, цапнула со спинки стула свой плащ и выбежала за дверь.

* * *
        Я была настолько сердита, что по дороге домой буквально печатала свои шаги по мостовым - как только на них не треснула брусчатка! И так была раскалена, что, казалось, тяжелые холодные дождевые капли шипят и испаряются, как со сковородки, когда падают на мою кожу.
        Но вскоре в моей голове роем закружились мысли, и постепенно шаги мои замедлились и стали легче. Мама знакома с Браггеншноттом. Она говорила, что он даже помог ей вывезти Сердце Египта из страны.
        И что это доказывает? Только то, что немец хотел, чтобы британская подданная привезла проклятый артефакт к себе на родину, и больше ничего.
        А как мама заволновалась, когда я показала ей человека, следившего за нами на вокзале! Хотя, как все взрослые, не придала значения моим словам - ну, это тоже не новость. Но достаточно вспомнить, каким было ее лицо, когда она обнаружила пропажу Сердца Египта, и можно отмести прочь все сомнения.
        Но с другой стороны, мама всегда была хорошей актрисой. Именно это помогает ей так ловко крутить моим папой… Тут я с ужасом поняла, что Вигмер сумел-таки забраться мне в душу. Даже я - я! - начинала подозревать собственную мать!
        Мы должны ехать в Египет
        Вернувшись в музей, я первым делом отправилась на поиски Фагенбуша. Настала пора поговорить с ним начистоту. Я прошла прямиком во временное хранилище, не сомневаясь, что он крутится возле недавно поступивших артефактов.
        Найджел и Стилтон бросили свою работу и уставились на меня.
        - Что-то случилось, Теодосия? - после неловкой паузы спросил Найджел.
        Я откинула волосы и постаралась принять непринужденный вид.
        - Просто ищу Фагенбуша. Вы не видели его?
        - Он был з-здесь буквально м-минуту назад, - ответил Стилтон, постоянно моргая левым глазом. - Думаю, он спустился в библиотеку.
        - Благодарю вас. Я поищу его там.
        Прежде, чем кто-нибудь из них успел сказать еще хоть слово, я повернулась и поспешила вверх по лестнице.
        И наткнулась на Фагенбуша.
        Этот скользкий тип шпионил на верхней площадке! Он вышел из тени, когда я поднялась на последнюю ступеньку, и напугал меня так, что я едва не споткнулась. Честно говоря, если бы он не протянул руку и не схватил меня за плечо, я, наверное, загремела бы вниз.
        - Что ты с этим сделала? - спросил он, наклоняясь вперед и обдав меня вонью маринованного лука, от которой мои ноздри задрожали так, словно собирались сбежать с моего лица.
        Я вывернула плечо, освобождаясь от руки Фагенбуша.
        - С чем?
        Я, вообще-то, сама собиралась расспросить Фагенбуша, а не отвечать на его вопросы.
        - Что ты сделала со статуэткой Бастет?
        - Что вы имеете в виду?
        - То, что ты испортила ее. Ты сделала что-то, после чего она стала… не такая, как прежде.
        Итак, он знал о наложенном на статуэтку проклятии! И планировал использовать его в своих коварных целях. Да, у нас в музее имелся тайный агент, и этим агентом не была моя мама!
        Лучшая защита - это нападение, как говорит мой папа, собираясь на заседание Совета директоров музеев.
        - А что вы сделали с Сердцем Египта? - спросила я.
        На противном лице Фагенбуша отразилось удивление.
        - О чем ты толкуешь?
        Я внезапно сообразила, что не знаю, говорили мама и папа своим помощникам о том, что Сердце Египта пропало, или нет. Может быть, родители до сих пор хранят это в тайне. Что ж, нужно блефовать.
        - Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.
        Он придвинул свое лицо почти вплотную к моему и спросил:
        - И что же, по-твоему, я с ним сделал?
        Мы стояли с Фагенбушем нос к носу, оба сжав кулаки и оба не желая отступить ни на шаг.
        Тут с лестницы раздался голос, заставивший нас с Фагенбушем подпрыгнуть на месте от неожиданности.
        - Эй, вы двое! Что там у вас происходит?
        Это был Найджел. Он поднимался по ступеням и смотрел на нас, как на сбежавших из зоопарка зверей.
        Фагенбуш скользнул глазами по Найджелу, затем снова перевел взгляд на меня.
        - Мы с Теодосией обсуждаем некоторые последние артефакты, вот и все, - сказал Фагенбуш.
        - В самом деле? А почему тогда вы стоите так, словно готовы наброситься друг на друга с кулаками? - спросил Найджел.
        Фагенбуш моргнул, затем начал что-то неразборчиво бормотать.
        О боже! Сейчас он нас обоих утопит!
        - Мы просто разошлись во мнениях относительно происхождения некоторых артефактов, - пояснила я.
        Фагенбуш мотнул головой и посмотрел на меня.
        - Вы спорили о том, где именно были сделаны артефакты? - скептически переспросил Найджел, глядя при этом не на меня, а на Фагенбуша. - Я полагаю, музей платит вам деньги не за то, чтобы вы устраивали научные споры с маленькими девочками, Клайв. А теперь ступайте.
        Фагенбуш что-то пробурчал себе под нос и быстро удалился. А я чувствовала себя на коне. Теперь я знаю, кто у нас в музее предатель, и не позволю ему впредь продолжать его грязное дело.
        Не успел Найджел вернуться по лестнице вниз (на прощание он взглянул на меня и поднял бровь), как возле меня нарисовался Генри.
        - Ты отдала его им? - спросил он. - И что они сказали?
        Я схватила Генри за руку и быстро отвела в темный уголок фойе.
        - Эй! - произнес он. - Полегче! Мне больно!
        - Прости, но ты слишком громко разговариваешь. Накличешь беду на нас обоих.
        Я юлила. Что я могу рассказать ему? Что Вигмер приказал мне вернуть на изначальное место Сердце Египта? Но тогда Генри начнет ныть, стонать и проситься с нами в Каир, что почти наверняка сведет к нулю наши шансы.
        - Да, я отдала его им, - сказала я, наконец. Ведь это не ложь, правда? Или почти не ложь.
        Лицо Генри загорелось.
        - Это произвело на него впечатление? - жадно спросил он. - Он поздравил нас? Ты рассказала о том, какую роль я сыграл в этом деле?
        Он смотрел на меня с такой надеждой, а мое сердце разрывалось оттого, что ничего приятного Вигмер мне так и не сказал.
        - Да! Он был поражен. Я рассказала ему о том, какую роль сыграли вы оба - и ты, и Уилл, и он заявил, что вы настоящие гении.
        Генри скрестил на груди руки и важно произнес, покачиваясь вперед-назад на своих каблуках:
        - Я так и думал.
        Успокоив и ублажив Генри, я поспешила к себе в чулан - нужно было придумать план по скорейшему возвращению мамы в Египет. Причем вместе со мной. Да, нелегкая это будет задачка. А если о моем жульничестве прознает Генри, он больше никогда мне не поверит.
        Я выше подняла подбородок. Все в порядке, успокойся. Он только-только начал доверять мне. Если перестанет - что ж, наши с ним отношения просто станут прежними, вот и все. Но успокоиться я так и не смогла и чувствовала себя просто ужасно…

* * *
        В тот вечер за ужином я внимательно присматривалась к маме, пытаясь почувствовать, оказала на нее влияние энергия черной магии или нет. Эта задача была особенно сложной потому, что мамы долго не было с нами, и за это время она, разумеется, изменилась, непонятно только - сама по себе или под влиянием темных сил.
        - Теодосия! Почему ты так пристально смотришь на маму? - резко спросил папа.
        От испуга я уронила свою вилку на тарелку, от удара на белую скатерть выпрыгнули, как мячики, горошинки. После пропажи Сердца Египта папа постоянно пребывал в мрачном настроении, и, глядя на него, я еще сильнее переживала оттого, что не могла открыть ему свои тайны. Впрочем, узнай папа всю правду, это вряд ли улучшило бы его настроение.
        Папа принялся разрезать свой кусок баранины с таким остервенением, что, казалось, вот-вот прорежет вместе с мясом и тарелку.
        - С тобой все в порядке, Теодосия, милая? Мне кажется, ты какая-то бледная, - сказала мама.
        Если бы она взвалила себе на плечи такую же ношу, как я, она тоже была бы бледной. Бледной! Погодите-ка. Вот она, первая зацепка! Мама сама подкинула ее мне.
        - Да, я неважно себя чувствую, - ответила я. - Такое ощущение, что мне нужно немного отдохнуть в каком-нибудь сухом и теплом месте.
        Итак, свой первый крючок я закинула.
        - Я заварю тебе на ночь чаю с ромашкой, - пообещала мама. - Это поможет тебе восстановить силы.
        Ненавижу чай с ромашкой.
        Я снова переключила внимание на свою тарелку и мелко нарезала кусок баранины, надеясь обмануть маму - пусть подумает, что я немного поела. От свалившихся на мою голову переживаний я совершенно потеряла аппетит. Даже выяснив, что тайный агент в музее - Фагенбуш, я по-прежнему не представляла, каким образом мне убедить Вигмера в том, что моя мама ни в чем не виновата. Чего мне будет стоить убедить его в этом? А если мне вообще не удастся сделать это? Маму посадят в тюрьму? Обвинят в государственной измене? И поверит ли хоть один судья, что она тут ни при чем, что виновата во всем разрушительная сила черной магии, с которой маме ежедневно приходилось сталкиваться?
        Кроме того, напомнила я самой себе, это вообще не она. Вигмер целиком и полностью не прав, он ошибся.
        Мне показалось, что прошло несколько часов, пока папа не отодвинул, наконец, свою пустую тарелку в сторону, после чего он удовлетворенно вздохнул.
        Теперь пора сделать следующий ход.
        - Мама, когда ты собираешься снова вернуться в Египет?
        - О боже, Теодосия! - сказал папа. - Она же только что приехала оттуда.
        - Просто интересуюсь, - пожала я плечами. - Пытаюсь спланировать свои дела на год вперед, что-то в этом духе.
        - Спланировать на год вперед? О господи!
        Очевидно, папа вовсе не считал, что мои дела стоит планировать наперед. Генри удивленно покосился на меня, но промолчал.
        - Ну, не скоро, во всяком случае, - мягко ответила мама.
        - А разве тебе не терпится вернуться туда? Посмотреть, что там еще можно найти в гробнице Аменемхеба? Я хочу сказать, кто знает, сколько других чудесных вещей может быть спрятано в этом месте. Я думаю, страсть к поискам у тебя в крови. Тебя не тянет назад?
        Папа смотрел на меня, приоткрыв рот, а мама слегка нахмурилась.
        - Я не очень хорошо понимаю тебя, Теодосия, - произнесла она. - Разумеется, научные исследования - это захватывающее занятие, но мне кажется, ты говоришь об этом как о какой-то… одержимости, что ли.
        Быть может, я действовала слишком грубо и прямолинейно, но мне хотелось посмотреть, смогу ли я заметить в поведении мамы хоть какие-то следы отклонений, о которых говорил Вигмер.
        - А разве зима - не лучшее время года для работы в Египте? - продолжила я. - Зимой, насколько я знаю, там очень хороший, мягкий климат.
        Мои родители обменялись взглядами.
        - Да, - сказала мама. - Зимой, пожалуй, там самое лучшее время для работы. Но сейчас Генри приехал на каникулы, а в музее должно состояться ежегодное собрание правления. Кроме того, у меня самой накопилось очень много неотложных дел в Лондоне.
        Да, уговорить их отправиться в Египет будет даже сложнее, чем я предполагала.
        Шабти на марше
        На следующее утро я проснулась в дурном настроении, но не только потому, что мне не удалось втянуть родителей в разговор о возвращении в Египет. Этой ночью мне вновь приснились ожившие маленькие шабти, причем один из них впился в мою лодыжку и принялся ее кусать. Я проснулась, но ощущение в покусанной лодыжке не проходило.
        Неужели шабти в самом деле ожили? Я села на кровати и обнаружила, что это не шабти, а Исида. Только она не грызла мою лодыжку, а мирно спала, свернувшись теплым пушистым комочком, и во сне вцепилась мне своими коготками в ногу. Вцепилась нечаянно, не сильно. А это значит… это значит, что вселившийся в Исиду демон покинул ее!
        Я наклонилась и погладила ей животик, почесала за ушками, а затем услышала самый приятный для меня на свете звук.
        Исида замурлыкала.
        И мурлыкала, и мурлыкала, словно моторчик, который не хочет выключаться.
        Грязевая ванна помогла! Ах, как хотелось бы мне остаться здесь на весь день и сидеть, обнявшись со своей кошкой, но меня ждали дела. Масса дел. И начать я решила с этих мерзких шабти.
        Я в последний раз почесала Исиде животик, а она в последний раз нежно погладила меня своей лапкой.
        Прежде чем приняться за шабти, я решила должным образом защитить себя. Первым делом нужно было изготовить больше амулетов, их теперь было у меня недостаточно, потому что один свой амулет я отдала Стоуксу и еще один Денверу. Я же не знала, что у них есть специальная защита в виде татуировки. Хотя, если подумать, именно мой амулет спас Стоукса. И Денвера тоже. Ведь из татуировки жгут не сделаешь, верно?
        Придя в свою комнату для занятий, я вытащила из шкафа старый саквояж, взяла с полки томик Эгберта Архимеда «Сила амулетов: забытое искусство» и принялась за работу.
        Самая большая сложность состоит в том, что амулеты против каждого вида проклятий следует изготавливать только из тех ингредиентов, которые указаны в рецепте, иначе они не будут действовать. А для этого нужно точно знать тип проклятия, с которым тебе предстоит столкнуться. Если ты этого не знаешь, тебе нужен амулет, который обеспечит универсальную защиту, но такие амулеты обладают меньшей силой.
        Тебе кажется, что твой универсальный амулет одинаково хорошо защитит тебя от всех семи видов проклятий, однако это не так. Для примера можно вспомнить случай с Денвером.
        Я решила восстановить свой амулет для сердца, который я отдала Стоуксу. Он очень хорошо помогает от физических ран, но его одного, как мне казалось, может оказаться недостаточно.
        Я тщательно соскоблила весь старый воск и полотно от голыша в форме сердца, а затем промыла камень в очищенной воде. Вырезала новый кусок полотна, взяла особые чернила, которые сама сделала из мирры, нарисовала на полотне Всевидящее око, а затем вокруг него змею. Злобная змея будет отгонять опасность, а Око - укреплять и поддерживать физические силы всего организма.
        Я перерыла весь саквояж, пока не нашла маленький осколок малахита. Этот зеленый полудрагоценный камень древние египтяне использовали для восстановления организма и укрепления здоровья. (Вы и представить себе не можете, как много артефактов, несмотря на все усилия ученых, крошатся и распадаются на куски. Когда такое случается, я всегда собираю маленькие обломки, которые больше никому не нужны. Иногда они бывают просто незаменимы при изготовлении амулетов.)
        Я положила осколок малахита в центр Всевидящего ока и аккуратно подвернула вверх края полотна - получился маленький комочек из ткани. Затем я зажгла огарок свечи и закапала воском этот комочек со всех сторон, чтобы запечатать его. Пока воск был еще теплым, я прижала амулет к камню.
        Воск я оставила застывать, а в это время вынула из саквояжа кусок золотистой проволоки - она притягивает к себе силу Солнечного бога - и начала скручивать ее в форме анка. Анк - это египетский крест, символ жизни. Ношение такого креста, как считали египтяне, продлевает жизнь. Закончив, я продела в верхнюю петлю креста тонкую веревочку и повесила крест себе на шею.
        Чтобы сделать третий, последний амулет, я взяла четыре белых нитки (символ чистоты), четыре зеленых (символ жизни и возрождения), четыре желтых (символ вечного Солнца и бессмертия) и четыре красных (огненная защитная сила Глаза бога Ра) и сплела нитки друг с другом. Завязала на получившемся шнурке узелок, затем еще шесть узелков (они образуют барьер, сквозь который не могут проникнуть силы зла). Получился красивый браслет. Может быть, мне даже удастся уговорить маму носить такой же.
        Полностью вооружившись, я спрятала свои припасы и поспешила во временное хранилище.
        Войдя в это помещение, я сразу почувствовала, что тут что-то изменилось. Воздух. Казалось, что здесь нарушилось движение частиц воздуха, они словно сплелись в невидимые, запутанные ветром нити.
        Но эти невидимые воздушные нити запутал не ветер, которого здесь не было. Это сделала какая-то другая сила.
        Преодолевая знакомый приступ тошноты, я подошла к ближайшему ящику с шабти.
        Они вновь изменились. Теперь на фигурках появились мельчайшие детали, они стали похожими на искусно сделанные статуэтки и лежали в беспорядке, кучей, а не ровными рядами, как их укладывали в ящик.
        Проклятье. Неужели шабти действительно могут оживать и передвигаться сами по себе, как это было в моем сне?
        От этой мысли у меня свело желудок. Я догадалась, что Аменемхеб мог использовать эти фигурки как часть своего проклятия. Для своих проклятий он использовал любые мало-мальски пригодные предметы - так почему бы не шабти? Возможно, в свое время эти фигурки оживали и приносили Тутмосу и Аменемхебу победы, разрушая их противников изнутри. Что-то вроде египетского варианта Троянского коня.
        С точки зрения черной магии такой способ мстить своим врагам выглядел абсолютно логичным.
        Я перешла к следующему ящику и увидела десяток шабти, не лежавших внутри ящика, а разбросанных перед ним на полу. Был ли это тот ящик, из которого Генри доставал шабти, чтобы поиграть в солдатиков, а затем не все фигурки вернул на место? Или они сами выбрались из ящика? Или их уронил на пол один из помощников смотрителя? Например, Фагенбуш, который постоянно тут рыскает.
        Вряд ли. Даже Фагенбуш обращается с артефактами очень осторожно и внимательно. Теперь мой желудок свело еще сильнее.
        Ища ответ на свои вопросы, я прошла к рабочему столу, на котором были разложены стелы - каменные плиты с надписями и рисунками.
        Немного постояла, изучая мрачные сценки. Вот армия фараона - воины с суровыми лицами выстроены бесконечными рядами, вооружены пиками, мечами, кинжалами. У ног фараона лежат обезглавленные трупы врагов - несомненно, это дело рук тех самых воинов. Шабти похожи на этих воинов. Являются ли эти фигурки частью общего плана? Могут ли они оживать - не в загробной жизни, как большинство шабти, а в реальности, когда кто-то потревожит гробницу их владыки?
        Тут мне вспомнились слова Аменемхеба из его «Искусства войны»: «Но пусть они помнят, пусть боятся, даже после его смерти. Пусть помнят, как он разрубал своих врагов надвое, как они хотели разделить его земли, как он отрубал им головы. Пусть помнят, что их кара была быстрой и жестокой, и будет вечной».
        Что-то притронулось к моему плечу. Я подскочила и едва не уронила стелу.
        - Тео, - прозвучал мамин голос, и у меня отлегло от сердца. - Что случилось? Глядя на тебя, можно подумать, что ты только что видела призрак.
        - Ничего не случилось, мама, - ответила я, тайком хватаясь за сердце, чтобы удержать его в своей груди. - Просто не слышала, как ты подошла, и испугалась. Вот и все.
        Она с сомнением посмотрела на меня.
        Желая успокоить маму и для этого увести в сторону разговор, я сказала, указывая на стелу, которую рассматривала.
        - Мама, взгляни сюда, пожалуйста. На этой стеле изображено почти все, что ты привезла сюда.
        - Ммм. Да, в самом деле. Какая ты умная, что заметила это.
        - Но ты не привезла вот это, - продолжила я, указывая на жезл фараона, который он держал в руке. - Согласно копии со стел, которую ты мне дала, это жезл Оз. О нем много говорит в своих записках Аменемхеб.
        По словам Аменемхеба, тот, кто владеет этим жезлом, может быть уверен в том, что его страна будет богатой и процветающей. Я подумала, что нашей бедной Британии не помешало бы сейчас заручиться поддержкой такого жезла. Плюс к тому, если мои слова окажутся достаточно заманчивыми, мама, возможно, решит поскорее вернуться в Египет.
        - В самом деле? Никогда не встречала ничего похожего во время наших раскопок, иначе непременно захватила бы такой артефакт с собой. Обязательно поищу этот жезл в следующий раз, обещаю.
        - И когда, как ты думаешь, случится этот «следующий раз»?
        - Дорогая, вчера вечером мы уже об этом говорили. Не скоро.
        Я чуть не заплакала от огорчения. Вигмер даже не представлял, о чем он меня просит. Я подумала, не сказать ли маме о том, что от ее решения зависит судьба всей Британии. Что своими действиями она запустила цепочку событий, которые могут привести к падению нашего королевства. Но потом натолкнулась на ту единственную причину, которая может подтолкнуть маму к решительным и быстрым действиям.
        - Когда на днях мы с Генри были в Британском музее, - начала я, внимательно следя краем глаза за маминой реакцией, - то слышали, как Сноуторп разговаривал с одним из своих сотрудников. Речь шла о посылке экспедиции на поиски именно жезла Оз. Нам показалось, что Сноуторп считает его не менее ценным артефактом, чем Сердце Египта.
        Мама покраснела от негодования.
        - Но этот участок раскопок закреплен за нами! Они не имеют права соваться туда только потому, что хотят что-то заполучить!
        И тут я выложила свою козырную карту.
        - А разве раньше это их когда-нибудь останавливало?
        Мама посмотрела на меня, и мне показалось, что я вижу, как в ее голове с бешеной скоростью завертелись, цепляясь зубчиками друг за друга, колесики. Много, очень много колесиков.
        - Ну, хорошо. Ведь я зашла только чтобы посмотреть, что ты здесь делаешь, дорогая, - сказала мама, а потом повернулась в сторону лестницы и нетерпеливо добавила: - А теперь мне поскорее нужно подняться наверх.
        Мне очень хотелось надеяться, что «наверх» - это значит в папину мастерскую.
        А в мастерской, если удача на моей стороне, у них пойдет разговор о поездке в Каир, которая должна состояться как можно быстрее.
        Остаток первой половины дня я провела, изучая разложенные на рабочем столе стелы. На них была рассказана в точности та же история, что и в моей копии «Искусства войны», только в картинках. С очень живыми деталями.

* * *
        «Мы умоляем вас, о боги, чтобы любой, забравший Сердце из этой земли, принес в свою страну несчастье и тысячи смертей. Пусть их поступок наведет на их землю бедствие, которое поглотит ее так же, как поглотили их действия славу нашей земли. Пусть голод заставит их склонить колени, истощит их животы и ослабит их тела. Пусть вся мощь Нила обрушится с неба, затопляя их землю, пока не смоет ее в море, неся ей разрушение и гибель».
        На картинках были изображены истощенные люди с лицами, похожими на те, что я видела, когда оказалась на Семерке. На одной картинке были люди с изуродованными проказой лицами, корчащиеся на земле.
        «Затем, о боги, пусть чума пожрет жителей этой страны, покроет их тела язвами, это будет клеймо, чтобы все узнали в них людей, разрушивших Египет. Пусть ваша кара, постигшая этих врагов Тутмоса, будет скорой и ужасной, пусть Сехкет пожрет их сердца, а Аммит насладится их головами. Пусть вся их земля останется красной от крови до тех пор, пока они не возвратят Сердце Египта туда, где ему надлежит находиться, пока они не возложат его к вашим ногам, чтобы вернулась и возродилась в полной силе слава великого Тутмоса».
        Я была настолько захвачена чтением стел, что совсем забыла про время. А между тем уже стали сгущаться сумерки, и в хранилище потемнело. Я уже решила, что сейчас зажгу газовое освещение, как вдруг услышала скрип ступеней.
        Я застыла на месте.
        Скрип был тихим, осторожным - так спускается по лестнице человек, который хочет остаться незамеченным.
        Я в испуге огляделась по сторонам, ища какое-нибудь оружие. Мой взгляд упал на ритуальный кинжал, который привезла мама. Я схватила его и на цыпочках прокралась, чтобы спрятаться у стены под лестницей.
        Здесь я постаралась заставить себя дышать, делая очень неглубокие, практически неслышные вдохи, и не сводила глаз с нижних ступенек лестницы, на которых должен появиться незваный гость. Первой возникла его тень на стене - длинная и темная. Мое сердце припустило вскачь. Я подняла свой кинжал.
        Тень спустилась вниз, и в хранилище вошел человек, которого я сразу же узнала.
        - А вы-то что здесь делаете? - спросила я, пряча кинжал за спину.
        Лорд Вигмер - а это был именно он - сначала слегка удивился, а затем несколько смутился.
        - Ищу вас, разумеется.
        - А почему вы так крались?
        - Я не крался, - надулся Вигмер. - Просто тихо шел.
        Я фыркнула, а затем вернулась к стелам, которые изучала. Кинжал я положила на рабочий стол и встала, нетерпеливо постукивая каблуком, ожидая ухода Вигмера. Я до сих пор не простила его за то, что он подозревает мою маму.
        Но Вигмер и не думал уходить, напротив, он еще дальше прошел в хранилище.
        - Все еще сердитесь на меня? - мягко спросил он.
        - Боюсь, мне вам нечего сказать, - ответила я и шагнула к ящикам, в которых лежали шабти.
        - Послушайте, Теодосия. Я побывал в сотнях британских музеев, в одном Лондоне их десятка два, не меньше. Я не имею права заводить любимчиков, не могу сказать себе, что если мистер А - прекрасный человек, а миссис Б - прелестная женщина, значит, они не могут совершить ничего дурного. Поступив так, я пренебрег бы своими обязанностями. Вы же не поверите, что на артефакт не наложено проклятие только потому, что он красивый?
        Да, здесь он прав. Достаточно вспомнить статуэтку Бастет - очаровательная вещица!
        - Да, но неужели вы всерьез надеетесь, что нечто подобное я стану думать о собственной матери? - ответила я.
        Вигмер какое-то время смотрел на меня, молча крутя свой ус, затем снова заговорил:
        - Очень хорошо. Мир. Я не буду настаивать, чтобы вы видели свою мать в таком свете, если вы согласитесь, что у меня самого есть моральное право смотреть на нее по-своему. Независимо от того, насколько исключительными могут быть она или ее дочь.
        Я пристально поглядела на Вигмера. В конце концов, он предложил мне мир. И, как я полагаю, он ничего не имеет против моей мамы, просто выполняет свою работу. Да, я не отступаюсь от своего намерения доказать Вигмеру, что он не прав, но сейчас я получила возможность быть любезной. Правда, я считаю, что любезность очень легко переходит в снисходительность, и, в общем-то, проявлять любезность - довольно глупое желание, если вам интересно знать, что я об этом думаю.
        - Да, все в порядке, - сказала я, протягивая Вигмеру руку. В конце концов, он назвал меня исключительной, а это что-то да значит.
        Лицо Вигмера озарилось улыбкой.
        - Между прочим, - добавила я, - можете мне поверить. Чужак в нашем музее…
        - Ваш отец? - спросил Вигмер, не дав мне договорить.
        - Нет! - Я готова была возмутиться, но заметила, как хитро шевельнулся ус Вигмера. - Ха-ха-ха. Очень забавно.
        Я закинула упавшую прядь волос через плечо.
        - Вам удалось чего-нибудь добиться с вашими родителями? - посерьезнев, спросил Вигмер.
        - Пока нет, но я добьюсь. Я только начала их обрабатывать. Я сделаю так, что в течение пары недель вопрос с поездкой в Каир будет решен. Немного подождите и сами увидите, - сказала я, надеясь, что так и получится.
        - Кстати, именно по этой причине я и оказался здесь, - произнес Вигмер и полез в свой карман. - У меня для вас кое-что есть.
        Он немного помедлил, затем вытащил маленький бархатный мешочек и передал его мне.
        - Это мне?
        Вигмер кивнул. Я раскрыла мешочек и вытащила из него маленькое, подвешенное на тонкой золотой цепочке Всевидящее око.
        - О боже, - сказала я, глядя на лежащий у меня на ладони золотой амулет. Он был до краев наполнен доброй, светлой магией и защитной силой, я чувствовала это. Никогда еще не видела амулета, который излучал бы столько защитной энергии.
        - Носите его, Теодосия. Постоянно. Спрячьте его под свой воротничок, если хотите, только никогда не снимайте. Никогда. Это старинная, очень старинная вещь. Говорят, что этот амулет создал сам бог Гор для первого египетского фараона и подарил ему в знак своего божественного покровительства.
        - Но боги… принято считать их мифическими существами, - проговорила я, переводя взгляд с амулета на Вигмера. - Разве они существовали на самом деле?
        Вигмер засунул руки в карманы своих брюк и сказал, глядя в окно.
        - Так считают обычные археологи. Так раньше думали и у нас в Братстве. Но теперь, после многих лет исследований и изучения магических сил, которыми обладают некоторые артефакты, мы в этом не уверены.
        - Нет, - произнесла я, качая головой. - Нет, этого не может быть. Это просто невероятно.
        Вигмер оторвался от окна и снова посмотрел на меня. Кажется, он проверял, какой эффект произвели его слова.
        - Скажем так - никто не может ответить точно, были в самом деле те боги или нет. Все занесено песками времен. - Он снова принялся смотреть в окно. - Кстати, хорошо, что вспомнил. Думаю, вам приятно будет узнать о том, что мы нашли вашего ловкого друга и решили нанять его посыльным в наше Общество.
        - Вы имеете в виду Уилла?
        - Да. У нас он будет в безопасности, к тому же нам может время от времени оказаться полезным его особый… скажем так, талант.
        Какое замечательное место для него!
        - Знаете, я сразу почувствовала себя намного лучше, узнав, что он будет работать на вас, - проговорила я.
        - Ну что ж, моя дорогая, - сказал Вигмер, крутя в руках свою трость. - Мне нужно идти. Берегите себя. Я уверен, что вы добьетесь успеха.
        Он протянул мне руку, но я вместо того, чтобы пожать ее, неожиданно для нас обоих раскинула руки и крепко обняла Вигмера.
        Вигмер слегка отступил назад, потом несколько раз погладил меня по голове и произнес:
        - А теперь прощай, девочка. Все будет хорошо, вот увидишь.
        - Спасибо за то, что пришли, - ответила я. - И за это тоже, - я показала кивком на зажатый в ладони амулет. - Уверена, что он не раз поможет мне.
        - Я тоже не сомневаюсь в этом, - негромко сказал Вигмер.
        Наконец - победа!
        Ура! Победа! Этим утром за завтраком мама и папа объявили о том, что послезавтра уезжают в Каир на борту «Розетта Мару». Оба! Папа разгневан тем, что Британский музей задумал похитить новые находки прямо у него из-под носа. Он считает это оскорблением, направленным лично в его адрес. Папа обратился к Совету директоров Музея легенд и древностей с просьбой разрешить ему поехать в Каир вместе с мамой. И Совет дал ему такое разрешение! Совершенно ясно, что членам нашего Совета тоже не очень-то хочется, чтобы Британский музей обскакал нас.
        Но несмотря на все мои попытки уговорить родителей взять меня с собой, они раздраженно отвечали, что я с ними не поеду. Я еще слишком маленькая. Египетские археологические экспедиции не место для одиннадцатилетней девочки. Что за вздор! А похожий на пещеру старый музей - подходящее для нее место?
        Потом они стали говорить, что я нужна им здесь, чтобы присматривать за музеем. Но говорилось об этом таким раздраженным тоном, что было ясно - родители просто пытаются заставить меня поверить, будто и от меня может быть какая-то польза.
        А затем они нанесли мне то, что французы называют «куп де грас» - смертельный удар, которым дуэлянты приканчивают своего противника. Они объявили, что в их отсутствие я буду жить у бабушки Трокмортон. Невероятное коварство!
        Кстати, хотелось бы знать, каким образом я смогу присматривать за музеем, если за мной будет присматривать бабушка Трокмортон?
        Что ж, выбора у меня не было. Я буду вынуждена поехать в Каир зайцем. Нужно только продумать план. Конечно, присутствие папы значительно усложняет дело, но надо постараться.
        «Розетта Мару» - прекрасное название для судна, вы не находите? Судно с таким именем просто не могло не участвовать в самых разных увлекательных приключениях, а на его борту должны были происходить удивительные, загадочные события. При мысли о том, что я собираюсь оказаться в самом центре таких событий, у меня от восторга пробегал холодок по спине.
        (А может быть, не от восторга, а от страха. Трудно сказать, потому что в последнее время эти чувства слишком стремительно сменяют друг друга.)

* * *
        Невозможно рассказать, как трудно собираться в путешествие, если твое участие в нем не предполагается. Мама прошлась по всем моим шкафам, забрала из них все зимние платья и пальто и уложила в сундук для отправки в дом бабушки Трокмортон.
        Я забралась на чердак, чтобы найти дорожную сумку, с которой можно поехать в Каир. Теперь в нее нужно было собрать летние вещи, которые понадобятся мне в Египте, но я не могла незаметно забрать из шкафа свои летние платья, зонтик, даже тонкие чулки. Тогда я снова отправилась на чердак и нашла кое-какие старые мамины вещи, включая ее пробковые шлемы для защиты от солнца. Я пришла в восторг от своих находок, сразу напялила их на себя и побежала смотреться в выброшенное на чердак треснувшее зеркало. Ну что вам сказать? По-моему, я выглядела одетой по моде и очень решительной (особенно в шлеме).
        Кроме того, я прихватила несколько старых шерстяных чулок с проеденными молью дырками. Ведь мне, кроме всего прочего, предстояло совершить побег из дома бабушки Трокмортон, и для этого старые чулки очень даже могли пригодиться.
        Уходя рыться на чердак, я разложила на кровати в своей спальне пару старых зимних платьев и свое любимое пальто - это на случай, если сюда в мое отсутствие заглянет мама или Генри. А для большего эффекта я бросила рядом с зимними вещами свой школьный ранец.
        Генри ходил мрачный, ему не хотелось возвращаться в школу. Он решил, что очень любит музей, хотя я сотню раз говорила ему, что такие приключения, в которых нам посчастливилось побывать, выпадают на долю человека раз в сто лет. Правда, он немного утешился, когда узнал, что меня собираются отправить к бабушке Трокмортон. Добрый!
        А я, если бы не знала, что на самом деле отправляюсь не к бабушке Трокмортон, а в Каир вместе с родителями, сейчас, наверное, сходила бы с ума от горя и отчаяния.
        Бабушка Трокмортон
        Мы попрощались с Генри на вокзале Чаринг-Кросс и стояли на платформе до тех пор, пока его поезд не скрылся из вида. Я вдруг почувствовала, что мне впервые жаль расставаться со своим невозможным братом, и у меня выступили слезы. А может быть, это просто угольная пылинка вместе с паровозным дымом в глаз попала.
        Затем папа громко сложил свои ладони и, потирая их, сказал:
        - Ну, Теодосия, теперь пора отправиться к твоей бабушке.
        Он всегда старается говорить как можно веселее, когда речь идет о вещах, которые, как мы оба прекрасно знаем, иначе как ужасными не назовешь.
        Бабушка живет в роскошном доме возле Сент-Джеймс парк. Ее дом из тех, где все стулья и диваны покрыты чехлами с рюшами, где полно цветочных ваз и других хрупких вещей, от которых следует держаться подальше. А, согласитесь, не очень-то уютно жить в доме, где ничего нельзя потрогать руками.
        Когда мы подъехали к дому бабушки, из дверей вышел лакей, чтобы открыть нам дверцы кэба и взять мою поклажу. Он подхватил чемоданы и понес их вверх по ступенькам крыльца к входной двери, возле которой нас ожидал бабушкин дворецкий, Бидлз. Бидлз всегда выглядит так, словно он только что унюхал тухлую рыбу и теперь воротит нос от ее запаха. При этом, взглянув на Бидлза снизу вверх, можно заглянуть ему в ноздри и даже пересчитать все растущие в них волоски.
        Неужели его не смущает, что все видят его нос в таком ракурсе? Меня бы точно смутило.
        - Мистер Трокмортон, миссис Трокмортон, я доложу мадам о вашем прибытии.
        Меня он полностью игнорировал - впрочем, как всегда. Бидлз удалился, оставив нас ожидать в холле, словно мы прибыли с деловым визитом, а не приехали к своей родственнице. Почему папа терпит все это и что заставляет его думать, будто я тоже смирюсь с таким отношением?
        Я услышала хруст жесткого шелка, надетого поверх многочисленных накрахмаленных нижних юбок, а затем появилась и сама бабушка Трокмортон.
        - Здравствуй, Алистер, - первым она поприветствовала папу и подставила ему для поцелуя свою дряблую морщинистую щеку.
        - Здравствуйте, мама. Как поживаете? - ответил папа, быстро клюнув ее губами в щеку.
        - Настолько хорошо, насколько это возможно в моем возрасте, - фыркнула бабушка. Она очень умная женщина. Сумела ответить так, будто папа ляпнул что-то невпопад. Я не понимаю, как она это делает, но, безусловно, было бы полезно освоить это искусство.
        - Генриетта, - бабушка кивнула маме, но свою щеку для поцелуя ей не подставила. «Повезло маме», - подумала я.
        Наконец, бабушка повернула свой стальной взгляд и поджатый рот ко мне.
        - А это кто тут у нас? Ах да, Теодосия. Моя внучка. - Здесь бабушка снова фыркнула.
        - Вы простудились, бабушка? - спросила я.
        Она отпрянула назад с таким видом, словно я спросила, какого цвета у нее подвязки на чулках, потом подняла висевший на цепочке монокль и посмотрела на меня сквозь него. Бабушка, очевидно, хотела увидеть, что перед ней дерзкая девчонка, но я ответила ей давно отработанным невинным взглядом.
        - Хм-м, - сказала бабушка. - Это очень хорошо, что в ближайшие несколько недель я смогу заняться твоим воспитанием.
        Ее свирепый взгляд дал мне понять, что курортом эти недели мне не покажутся. Но я ничуть не испугалась. Секрет, о котором знала только я, согревал мне сердце и казался прекраснейшим подарком судьбы. Однако я сделала вид, будто бабушка одержала в нашей дуэли верх, и понуро уставилась в пол.
        - Ну хорошо, - произнес папа, застенчиво, словно школьник, переминаясь с ноги на ногу. - Нам нужно идти. Мы должны еще упаковать массу вещей и закончить кое-какие дела.
        Трус!
        Мама и папа быстро чмокнули меня и поспешно вышли - я бы даже сказала, сбежали - через входную дверь.
        После этого мы с бабушкой Трокмортон остались в холле вдвоем и стояли, глядя друг на друга. Я услышала, как папа весело насвистывает, - насвистывает, представляете? - поспешно спускаясь с крыльца.

* * *
        Бабушка Трокмортон не отставала от меня до самого вечера и рьяно взялась воспитывать меня. Она заставила меня сесть за пианино, желая узнать, каковы мои успехи в музыке. Быстро поняв, что никаких успехов у меня и в помине нет, бабушка решила, что пока родители в отъезде, уроки музыки я буду брать ежедневно.
        Затем появилась портниха и принялась обмеривать меня, а бабушка Трокмортон тем временем выбрала из модного журнала несколько вычурных, сплошь усыпанных бантиками и кружевами платьев, которые решила заказать для меня. Неужели она не знает, что кружева кусаются и от них все чешется?
        Далее бабушка начала что-то говорить об уроках танцев и хороших манер (но я и без этого знаю, как мне держаться, спасибо большое!) и - кошмар! - о том, что завтра же для меня наймут гувернантку (заранее представляю себе это чудище с оловянными глазами!).
        Потом мы сели пить чай, и бабушка заставила меня разливать чай. Я, разумеется, его не только разлила, но и пролила. А как его не пролить, если бабушка сидит, нахохлившись, как старая ворона, и следит за каждым моим движением?
        Я не виновата. Это все бабушкины модные стулья.
        Они слишком жесткие, скользкие и высокие, у меня, когда я на них сижу, ноги до пола не достают. Если хотите, попробуйте сами разливать чай, сидя на несущихся с горки санках!
        Увидев, что я не умею разливать чай, бабушка объявила, что мне придется ужинать в своей комнате до тех пор, пока не освою эту премудрость. Какая радость!
        Ну ничего, потерплю. До побега осталось двадцать два часа. Думаю, что мне удастся сбежать, когда все они будут думать, что я сплю.
        Побег
        Интересно, спит ли когда-нибудь Бидлз? Я начинала думать, что нет. Еще я стала подозревать, что у него есть глаза на затылке. Куда бы я ни пошла в доме бабушки Трокмортон, Бидлз появлялся в том же месте буквально через несколько секунд. От отчаяния меня спасало только одно: я знала, что скоро сбегу отсюда.
        Эх, только пережить бы теперь как-нибудь ланч…
        Бабушка Трокмортон ожидала меня в столовой. Хищным ястребиным взглядом она следила за тем, как я сажусь (осанка, нужно держать осанку!). Подали суп - как я полагаю, это был очередной бабушкин тест. Я старалась есть суп как можно аккуратнее и не прихлебывать.
        Я пролила его на скатерть только раз, и то совсем немножко, но этого хватило, чтобы бабушка буквально испепелила меня взглядом. Можно подумать, я всю супницу опрокинула. А потом настала пора положить конец всей этой глупой возне.
        - Бабушка, я не очень хорошо себя чувствую, - сказала я.
        - Что совершенно не удивительно с твоим дурным характером, - фыркнула бабушка. - Хорошо, иди и ляг в постель. Я пришлю с кем-нибудь укрепляющее питье. Ты должна выпить все. Ну, и сон тебе тоже не повредит. Тебе полезно спать днем, ты еще ребенок.
        Как трудно мне было скрыть свое ликование! И до чего легко бабушка попалась на мою удочку! Я вышла из столовой (очень вялой походкой, шаркая ногами) и направилась в свою спальню. И кого, как вы думаете, я встретила, поднявшись по лестнице? Разумеется, Бидлза.
        - Вы заболели, мисс? - вежливо спросил он, но за его вежливостью сквозила скрываемая насмешка.
        - Нет, Бидлз. Думаю, просто съела немного тухлой рыбы, которую, судя по вашему виду, вы постоянно нюхаете.
        Бидлз озадаченно поднял брови, а я тем временем проскользнула к себе в спальню. Услышав, как дворецкий отправился вниз по лестнице, я заперла за собой дверь.
        Свою дорожную сумку я упаковала еще прошлой ночью. Сейчас я схватила ее, открыла окно и высунулась посмотреть, нет ли кого поблизости. Слава богу, внизу никого не было. Тогда я бросила свою сумку из окна, и она упала с неожиданно громким стуком.
        Я замерла, ожидая, не прибежит ли кто-нибудь узнать, что здесь происходит, но, к счастью, никто не появился. Я бросилась к кровати и вытащила из-под матраса прихваченные из дома дырявые старые чулки. Их я заблаговременно связала вместе, сделав из них довольно длинную веревку. По моим расчетам, достаточно длинную, чтобы достать до земли.
        Но выглянув из окна, я увидела, что конец веревки болтается над землей на высоте примерно двух метров. Ладно, что поделаешь.
        Затем я привязала конец своей веревки из чулок к ножке шкафа - покрепче, двойным узлом. Взглянула на туалетный столик, на котором оставила записку для бабушки Трокмортон. Хотелось надеяться, что хватятся меня не очень скоро, и я смогу как следует оторваться от погони.
        Теперь оставалось самое страшное - спуститься по своей веревке и надеяться, что никто меня не заметит.
        Я села на подоконник и только теперь поняла, как трудно заставить себя ринуться вниз. Я стала убеждать саму себя, что чулки крепко связаны, а от окна до земли не так уж и высоко. Опасаясь, что еще немного, и у меня сдадут нервы, я крепко схватилась за веревку и решительно соскользнула с окна.
        Повиснув и раскачиваясь на веревке, я стала осторожно спускаться, легко отталкиваясь ногами от стены дома, чтобы ненароком не влететь в какое-нибудь окно. Потихоньку, постоянно бормоча молитвы, я приближалась к земле.
        Когда я добралась до конца веревки, мне показалось, что отсюда до земли гораздо дальше, чем виделось, когда я смотрела сверху, из окна. Мои руки уже дрожали от напряжения и едва выдерживали вес моего тела. Даже если бы я решила сдаться, подняться наверх мне было бы не под силу.
        И я, отпустив веревку, полетела вниз.
        Целую секунду, которая показалась вечностью, земля неслась мне навстречу, а затем с глухим стуком сильно ударила снизу так, что у меня щелкнули зубы. Несколько секунд я сидела в оцепенении, потом пришла в себя и встала на ноги. Поднесла руку к груди, чтобы проверить, на месте ли Сердце Египта, которое я подвесила на шнурке себе на шею. Оно было на месте. А это значит…
        А это значит, что дело сделано, и я - свободна!
        Часть вторая
        «Розетта Мару»
        Пароход «Розетта Мару» был огромным, почти таким же большим, как «Кайзер Вильгельм Великий». Задрав голову, я видела подвешенные на самой верхней палубе спасательные шлюпки. Это и была моя цель.
        Пробраться на борт оказалось не так трудно, как вы можете подумать. Во-первых, на причале царил бедлам - все куда-то спешили, переходили с места на место, и никто не обращал друг на друга никакого внимания. Мне повезло, потому что на пароходе ехало несколько семей с детьми. Я приклеилась к одной из них, самой большой и шумной. Думаю, в этой семье было семеро детей или, может быть, шестеро. Трудно сказать.
        Я прицепилась к ним сзади и вместе с их родителями поднялась по трапу. Как только мы миновали контроль, я отстала от них и отправилась искать для себя спасательную шлюпку.
        На этом пароходе были лифты - лифты, вы представляете? Я же говорила, что это роскошный пароход! Я подошла к одному из лифтов и нажала кнопку, чтобы открыть дверь.
        Лифтер подозрительно посмотрел на меня, но я окинула его надменным взглядом, которому научилась у бабушки Трокмортон, и это сработало. Лифтер поднял меня на верхнюю палубу. Я подождала, пока закроется дверь лифта, и только потом двинулась вперед, пока не дошла до поручней.
        Отсюда, как на огромной карте, передо мной раскинулся весь Лондон. Я остановилась посмотреть на переходящих с места на место людей - отсюда они казались маленькими, как муравьи. Прямо мне в лицо задувал легкий, пахнущий водой ветерок. Я посмотрела вверх, на небо, по которому катились большие багрово-серые облака. Скоро хлынет дождь, поэтому нужно искать укрытие. И быстрее.
        Я поспешила к спасательным шлюпкам и разочарованно пискнула, обнаружив, что все они подвешены высоко над палубой и покачиваются, словно детские колыбельки. Как, черт побери, я смогу забраться туда?
        Как обезьяна, вот как. Только я не смогу унести с собой свою дорожную сумку - значит, придется припрятать ее в таком месте, где никто не найдет.

* * *
        Залезать в шлюпку так, чтобы не смотреть ни вниз, ни по сторонам - иначе закружится голова - было непросто, но я справилась с этим, оставшись живой и невредимой. Внутри шлюпки оказалось холоднее, чем я ожидала, но я решила забыть про холод и сделать вид, что мне тепло и уютно.
        Я представила себе, что сижу внутри маленькой пещеры, которую сама для себя сделала, - такие пещерки мы с Генри копали, когда были младше. При мысли о Генри мне вдруг стало грустно и одиноко, и я прогнала эти мысли прочь (что-то в последнее время мне частенько приходится делать это).
        Безбилетница
        Спать в шлюпке отвратительно, должна вам сказать. Удивительно, но шлюпки намного неудобнее, чем саркофаги. Странно, если подумать о том, что по идее дерево должно быть мягче, чем камень.
        И одного одеяла в шлюпке явно недостаточно, чтобы согреться. На мне было надето два пальто - одно из них я собиралась класть под голову вместо подушки, но передумала. Оставшись в одном пальто, в шлюпке можно было околеть от холода. Между прочим, передвигаться в двух пальто очень неудобно (добавьте еще египетский амулет, который все время натирает кожу). А как сильно гудят моторы океанских лайнеров, вы слышали? А как от них дрожит все судно, знаете?
        Помимо холода и голода была еще одна напасть - у меня появилось слишком много свободного времени для размышлений.
        Мои мысли постоянно крутились вокруг тяжелой задачи, которую я взвалила на себя (или которую взвалил на меня Вигмер - не помню, чтобы я сама согласилась выполнить это задание). И чем больше я думала обо всем этом, тем больше мне казалось, что от меня, как от спасительницы страны, ждут слишком многого.
        Прятаться внутри шлюпки целый день невероятно трудно. Я мерзла, у меня затекали руки и ноги, но вылезти, чтобы немного размяться, было нельзя - я то и дело слышала голоса людей, которые прогуливались по палубе под моей шлюпкой.
        Ах, уж эти разговоры! Эти интригующие фразы вроде: «Вы видели, что эта женщина выкинула вчера во время ужина?» или «Интересно, у этого мужчины есть совесть?» К сожалению, голоса слишком быстро начинали удаляться, и дальше я уже не могла разобрать ни слова. Жаль.
        И почему я, балда, не захватила с собой ничего съестного, кроме сэндвичей с джемом? Эти сэндвичи уже стояли у меня поперек горла, и я все чаще думала о том, что человек, который ест одни только сэндвичи с джемом, легко может умереть. Если только еще раньше не погибнет от холода.
        Не знаю, почему я решила, что ехать зайцем - отличная идея. Я страдала - действительно, очень сильно страдала - от холода, голода и недосыпания. Во что я ввязалась и что ждет меня дальше? Я собираюсь оставить с носом фон Браггеншнотта и его банду и спрятать Сердце Египта так, чтобы его больше никто и никогда не нашел.
        Это не считая того, что я пытаюсь перехитрить самого Аменемхеба, одного из самых блистательных военных умов эпохи египетского Нового Царства. Нет, какой же дурой нужно быть, чтобы вляпаться во все это!

* * *
        Я больше не могла сидеть на месте, мне нужно было как можно скорее выбраться из шлюпки - и не только для того, чтобы не сойти с ума от навязчивых мыслей. Мне срочно нужно было попасть в туалет!
        С трудом дождавшись вечера, когда стало слишком холодно для прогулок по палубе и, кроме того, все пассажиры отправились ужинать, я спустилась вниз и бегом отправилась на поиски туалета. Нашла я его очень быстро (о, какое счастье, какое облегчение!), а затем еще слегка пробежалась по палубе, чтобы размять затекшие ноги.
        Но только я, словно юная обезьянка, начала карабкаться по веревкам назад в свою шлюпку, позади меня раздался голос - от неожиданности я едва не грохнулась в обморок.
        - Привет.
        Я перестала карабкаться, обернулась и хриплым простуженным голосом проквакала в ответ:
        - Здравствуйте.
        На палубе стоял мужчина в вечернем смокинге и прихлебывал что-то из своего бокала. Он посмотрел на океанские волны, покачал головой, затем снова обернулся ко мне.
        - Скажите, - обратился он ко мне, - вы мой розовый слон?
        Я соскочила на палубу. Розовый слон? Что еще за бред? Я почувствовала себя задетой, хотя, судя по тону этого мужчины, к розовым слонам он испытывал самые теплые чувства.
        Мужчина решил прогуляться вместе со мной по палубе, и мы немного поболтали с ним о том, о сем. Выяснили, что сегодня мерзкая погода (холодно, ветер и моросит дождь), мужчина рассказал, что едет охотиться на нильских крокодилов, выяснилось, что любимое блюдо мужчины - джин с тоником, а мое - лимонный торт. Мужчина не спрашивал меня о том, что я здесь делаю, не еду ли я зайцем - нет, ничего подобного. Просто обещал завтра, когда он выйдет на вечернюю прогулку, принести что-нибудь вкусненькое.
        Вот такие взрослые мне по душе!
        После прогулки и туалета заснуть оказалось легче. Засыпая, я думала о том, что именно принесет мне завтра мистер Уоппингторн (именно так звали этого мужчину).

* * *
        На следующий день мистер Уоппингторн принес мне два еще теплых блинчика с мясом, кусок пирога с малиной и кружку с чаем - какое блаженство! Я согревалась чаем, борясь с искушением вылить немного чая на руки и умыться. Вы знаете, что если постоянно находиться на морском ветру, ваша кожа становится соленой и липкой? Очень неприятное ощущение, между прочим.
        Еще два дня, и пароход достигнет середины пути. Как только ему станет поздно поворачивать назад, я объявлюсь перед своими родителями.
        Меня обнаружили!
        Следующим вечером мистер Уоппингторн привел с собой свою подругу, мисс Пеннингтон. Хотел доказать ей, что я на самом деле существую.
        С этого момента все и понеслось.
        - Да это безбилетница! - сказала мисс Пеннингтон, окинув меня лукавым взглядом, от которого я занервничала. Сначала я понадеялась, что все обойдется, поскольку мистер Уоппингторн начал вразумлять ее и просить, чтобы она никому ничего не говорила. Я долго не могла успокоиться, до тех пор, пока они оба не ушли с палубы, а затем залезла в свое гнездо. Только я начала согреваться, как на палубе послышались шаги.
        Вернулся мистер Уоппингторн? Или надоедливая мисс Пеннингтон?
        Что-то скрипнуло, и моя шлюпка закачалась. Кто-то взбирался наверх!
        Прежде чем я успела подумать о том, что мне делать, покрывающий шлюпку брезент сполз в сторону, и мне в глаза ударил луч керосинового фонаря.
        - Так-так-так, кто это тут у нас? - спросил кто-то очень важным и противным голосом.
        Проклятье. Меня раскрыли. Папа будет вне себя от гнева.
        Я выбралась из спасательной шлюпки (делать это довольно неловко, когда за тобой наблюдают со стороны). Как только мои ноги коснулись палубы, рядом со мной показался лейтенант, или как его там (я не разбираюсь в этих блестящих полосках и висюльках, которые были у него на плечах и рукавах), со свирепым лицом.
        Он схватил меня за ухо, но тут раздался голос мистера Уоппингторна.
        - Эй, послушайте, вот это уж совсем ни к чему, верно?
        Тогда лейтенант вместо уха схватил меня за локоть (в любом случае это лучше, чем за ухо), больно завернул его вверх и повел меня вперед.
        В столовую.
        - Может, нам лучше подождать капитана в его каюте или на мостике? - спросила я. - Не думаю, что стоит отрывать его от ужина ради меня.
        - Он хочет поговорить с тобой немедленно, - ответил тип, державший меня за руку. - Не думай, что мы закроем глаза на твой проступок или изменим ради тебя корабельные правила.
        Я этого и не думала.
        Неприятнее всего было то, что мое разоблачение состоится на глазах многочисленных зевак.
        - Мне больно, могли бы вы полегче заламывать мне руку? - спросила я.
        Лейтенант (буду называть его так) молча посмотрел на меня сверху вниз, толчком открыл дверь и впихнул меня в салон, едва не выдернув мою руку из сустава.
        Когда я появилась в столовой, все разговоры в ней тут же притихли. Ужин подходил к концу, и пассажиры завершали его непринужденной болтовней за стаканчиком спиртного. Мне хотелось съежиться и спрятаться за спину проклятого лейтенанта, но я решила не доставлять ему такого удовольствия. Вместо этого я гордо выпрямилась и надменно обвела столовую взглядом человека, который едет в каюте первого класса, а не зайцем. Если бы бабушка Трокмортон имела сейчас возможность видеть меня и знала, что такое ездить зайцем, она, несомненно, могла бы гордиться мной.
        Тип с блестящими полосками на рукавах повел меня прямиком к капитану.
        - Посмотрите, кого я обнаружил в одной из спасательных шлюпок, капитан. Безбилетница.
        Капитан оторвался от своих собеседников и сначала окинул взглядом лейтенанта, а уж только потом посмотрел на меня. Лицо капитана напоминало кожаную рельефную карту с глубоко прорезанными в ней долинами и ущельями. У капитана были седые волосы и такие же усы - большие, отвисшие, делавшие его похожим на моржа.
        Заломленная рука болела так сильно, что на глазах у меня появились слезы, но я решила держаться до последнего. Правда, я не была уверена, что продержусь еще достаточно долго.
        - Вы не могли бы теперь отпустить мою руку, сэр? Я никуда не сбегу, даю вам слово.
        - Слово нечистой на руку безбилетницы? - произнес лейтенант. - Много ли оно стоит? Наверное, столько же, сколько ты заплатила за проезд.
        - Вы разрешите мне сказать, сэр? - обратилась я напрямую к капитану, который явно удивился, услышав такую отточенную фразу от маленькой девочки.
        - Да, - ответил он, моргая.
        - Прежде всего, я оплатила свой проезд. Я положила деньги в конверт и оставила его в шлюпке. Пошлите кого-нибудь проверить, и вы увидите, что это так.
        (В этом конверте были все мои, собранные за долгое время, сбережения).
        - Вот как, - сказал капитан, приподняв одну бровь. Он кивнул лейтенанту, тот отпустил наконец мою руку и отправился на поиски конверта.
        - Но почему вы просто не купили билет, как все другие пассажиры? - спросил капитан.
        В эту секунду раздался до боли знакомый громкий голос.
        - Теодосия Элизабет Трокмортон! - затем тот же голос чуть слышно пробормотал: - Черт возьми.
        Проклятье.
        - Вот именно поэтому, сэр, - ответила я, морща нос, а затем кивнула в сторону моих родителей, которые уже стремительно пробирались к нам. - Мои родители не хотели брать меня с собой, но мне тоже нужно было ехать. Вот и все.
        Первой ко мне подбежала мама. Она обхватила меня руками за плечи и спросила, присаживаясь на колени и глядя мне в лицо:
        - Теодосия, дорогая, с тобой все в порядке?
        - Да, мама. Все отлично. Просто я слегка грязная. И голодная, - добавила я на тот случай, если у них на тарелках осталось еще что-нибудь. Затем я даже рискнула взглянуть на папу, который смотрел на меня сверху вниз.
        - На этот раз, Теодосия, ты зашла слишком далеко, - сказал он и продолжил, обращаясь теперь к маме: - Я предупреждал тебя, что нужно ожидать сюрпризов, когда в твоем сундуке обнаружилось кое-что из ее вещей.
        Иногда, когда захочет, папа бывает довольно проницательным.
        Он вступил в переговоры с капитаном, а мама принялась суетиться возле меня. Честно признаюсь, это очень приятно, когда вокруг тебя суетятся. Только теперь мне стало понятно, насколько же я устала. Сидение в шлюпке, скудная еда и постоянный страх быть обнаруженной сделали свое дело.
        Мама принялась просить стюарда принести мне еды, и в это время вернулся лейтенант.
        - Вот конверт, сэр, - произнес он, неприязненно покосившись на меня. - Но здесь недостаточно денег, чтобы оплатить проезд.
        Капитан взял конверт, заглянул в него и ответил, дернув своим моржовым усом:
        - Вы забываете, что она должна заплатить за детский билет, а не за взрослый, - он перевел взгляд на меня и продолжил: - Мисс Трокмортон, я официально объявляю, что вы не безбилетница, - затем он посмотрел на моих родителей. - Думаю, нам лучше оставить вас троих наедине, чтобы вы обо всем могли переговорить.
        С этими словами он отвернулся к своим гостям, чтобы продолжить прерванную беседу с ними, но перед этим неожиданно подмигнул мне.
        - Пойдем, дорогая, - сказала мама. - Добудем тебе еды и теплую сухую одежду.
        - И ванну, - добавила я.
        - И ванну, - улыбнулась мама.
        - Нет, в самом деле, Генриетта, - вмешался папа. - Перестань нянчиться с ней. Она, подумать только, прокралась на пароход! - Он обернулся ко мне и спросил: - Хотел бы я знать, что настолько важное произошло, что ты вздумала увязаться вслед за нами?
        Под грозным папиным взглядом все извинения, которые я так долго придумывала, вылетели у меня из головы, и мне пришлось импровизировать.
        - Просто мне очень захотелось увидеть Египет. А еще я подумала, что смогу помочь вам отвлекать внимание археологов из Британского музея, пока мама будет искать жезл Оз.
        К счастью, маме удалось утихомирить папу, и дальнейшие расспросы прекратились. Вскоре я уже была в теплой родительской каюте, переодетая в сухое, прихлебывала горячее какао и рассказывала маме о своих похождениях. (Папа пока что не желал со мной разговаривать.) Но довольно скоро я начала клевать носом, и мама уложила меня в постель.
        Когда я уже засыпала, папа вдруг резко сел в своей кровати и сказал:
        - Черт побери, Теодосия! Ты хоть представляешь, насколько опасно было все это?
        Я вздрогнула и слабым голосом ответила:
        - Прости, папа.
        Он фыркнул и снова улегся головой на подушку. Я решила, что сейчас, пожалуй, не время расспрашивать его о том, кто такие розовые слоны.
        Подарочек
        Спустя несколько дней я стояла утром на палубе «Розетта Мару» - наш пароход приближался к Александрии. Город постепенно вырастал на горизонте, на фоне безоблачного синего неба все отчетливее становились видны его башни с развевающимися на остроконечных крышах флагами.
        О солнце! Не могу вам передать, насколько приятно было ощущать его теплые лучи на своем лице, на плечах, на всем теле! Мне казалось, что я уже сто лет не видела ни единого солнечного лучика.
        Постояв с поднятым вверх лицом, я опустила голову и снова принялась смотреть на приближающуюся гавань Александрии. Александрия. Сколько очарования, сколько древних тайн в этом названии.
        Здесь когда-то встречались Антоний и Клеопатра. Здесь сотни лет стоял Паросский маяк - одно из семи чудес древнего мира. Здесь находилась знаменитая Александрийская библиотека, погибшая во время пожара много веков назад. Ах, как бы мне хотелось, чтобы она по-прежнему стояла на своем месте! Сколько же в ней хранилось древних свитков и папирусов, раскрывающих тайны египетской магии и заклятий.
        «Розетта Мару» входил в гавань, буквально набитую судами. Я просто не представляла, как они все вместились сюда! А вот пристань меня сильно разочаровала. Я ожидала увидеть нечто роскошное, огромное и очень… заграничное, что ли. Но вместо этого увидела обычные, такие же, как в Лондоне, скучные причалы. Только лица стоявших на них людей были более смуглыми. И шум. Разноголосица непривычных, чужих звуков, бивших меня по ушам, словно какой-то странный оркестр, состоящий из экзотических барабанов.
        Нас встречал один из маминых знакомых, переводчик. Здесь, на востоке, как пояснила мама, переводчиков называют драгоманами, или толмачами. Признаюсь, мне стало спокойнее оттого, что рядом с нами будет человек, способный провести нас через эту толчею.
        Наш гид - позвольте, я буду называть драгомана так, как мне привычнее, - посадил нас в экипаж, и мы сразу же отправились на железнодорожный вокзал, чтобы успеть на поезд, идущий в Каир. Поездку до вокзала я не забуду никогда. И без того узкие улочки Александрии были забиты прохожими, прилавками, толпами нищих. Глядя на них, слушая их жалобные завывания: «Бакшиш! Бакшиш!» («Подайте денежку!»), я живо вспомнила грязные переулки лондонской Семерки.
        Я была очень рада, когда мы наконец добрались до железнодорожного вокзала. Наш гид вновь мастерски провел нас сквозь толпу (подозреваю, что во время межсезонья он подрабатывает пастухом) и усадил в вагон. Если повезет, к обеду мы должны быть уже в Каире.
        Когда наш поезд отъезжал от перрона, я поклялась себе, что когда-нибудь обязательно возвращусь в Александрию, чтобы спокойно осмотреть этот город. Но сейчас мне нужно спешить, мне предстоит выполнить миссию, которую нельзя откладывать ни на минуту.

* * *
        В дороге наш поезд нещадно трясло - так, будто рельсы были уложены прямо на песок и ничем не закреплены. Когда я сказала об этом папе, он ответил:
        - Ты сама хотела испытать всю романтику путешествий, так что не хнычь.
        Занятно. Я никогда не думала, что романтика может быть такой пыльной и тряской.
        Мы приехали в отель «Шеферд», очень роскошный и большой. Высотой он был в четыре этажа и занимал почти целый квартал. Вдоль выходившей на улицу террасы в вазонах росли огромные высокие пальмы. У главного входа слонялись мужчины в тюрбанах. На плече одного из них сидела маленькая коричневая обезьянка. Консьерж (не знаю, как их зовут в Египте) тепло поздоровался с мамой, а на папу посмотрел с некоторым подозрением. Может, оттого, что папа был очень сердитым (наверное, его больная нога давала о себе знать), может, по какой-то другой причине - точно сказать не могу.
        Мы устали с дороги, и у нас было совсем мало времени, чтобы переодеться к обеду. Папа изо всех сил старался держать себя в руках, пока бой (мальчик-коридорный) вел нас к нашему номеру. Сзади шли двое носильщиков с нашим багажом.
        Как только бой открыл нам дверь, я тут же вбежала в номер и бросилась к окну. Меня охватил восторг. Как замечательно оказаться, наконец, в Каире!
        Окно выходило в маленький сад с крошечным прудом и пальмами - они изящно покачивали своими резными ветками на фоне пурпурного вечернего неба, на котором уже показались первые звезды. Я глубоко вдохнула воздух, пахнущий пылью, древностью и песком, и наконец-то ощутила романтическую атмосферу путешествия. Пока носильщики вносили в номер наш багаж, я услышала слабый сухой скребущий звук. Я наклонила голову, чтобы прислушаться, но от носильщиков было слишком много шума. Я повернулась и, нахмурившись, посмотрела на носильщиков, но они были слишком заняты, чтобы заметить это. Сейчас их гораздо больше заботило то, как бы опустить на пол наши сундуки так, чтобы не разбить их и при этом не надорвать себе спины.
        Папа подошел и встал рядом со мной у окна. Я посмотрела на папу снизу вверх и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ, и меня поразило возбужденное выражение папиного лица. Затем снова раздался скребущий звук, и это выражение на папином лице исчезло.
        - Это ты скребешься, Теодосия? - спросил он, глубоко вздохнув.
        - Нет, это не я, папа. Но я тоже слышу этот звук.
        Мы оба постояли, прислушиваясь, затем папа извиняющимся тоном сказал:
        - Наверное, показалось. А теперь найди, во что тебе переодеться к обе…
        Из-за занавески показалось маленькое темное насекомое, и я отдернула папу от окна.
        - В чем де… - начал он и вновь не договорил.
        Мои глаза чуть не выскочили из орбит, когда я указала папе на ковер. Прямо у папиных ног по полу полз скорпион. Я сделала два больших шага, протянула руку и осторожно отодвинула занавеску от стены. Там, за занавеской, оказалось целое гнездо скорпионов. Так вот кто издавал тот пугающий скребущий звук.
        Папа оттолкнул меня подальше от стены и принялся кричать на коридорного и носильщиков за то, что они хотели поселить нас в номер, где полно скорпионов. Те пришли в ужас, поскольку, как они уверяли, даже и предположить не могли, что в этом роскошном номере могут водиться насекомые, тем более ядовитые.
        Дальше начался ад вперемешку с цирком. Коридорный и носильщики кланялись и приносили свои извинения. Прибежал консьерж и добрых полчаса уверял и клялся, что в их замечательном, прославленном отеле никогда еще не случалось ничего подобного. Тысяча, тысяча, тысяча извинений.
        Пока продолжался этот цирк, я воспользовалась случаем хорошенько осмотреть номер (держась, разумеется, подальше от скорпионов, которые, по счастью, ползают не очень быстро). Я осмотрела туалетный столик, увидела на нем маленькую статуэтку и схватила ее - папа уже вопил за моей спиной, чтобы я уходила из номера.
        Выйдя в коридор, я разжала ладонь. На ней лежала крошечная, размером с мой большой палец, статуэтка Селькет, богини скорпионов. Так что эти скорпионы не случайно свили гнездо в нашем номере, их туда кто-то пригласил. Кто-то, знающий толк в таких вещах.
        И кто же это мог быть? И зачем он сделал это?
        Единственное объяснение, которое мне приходило в голову, - появление скорпионов каким-то образом связано с Сердцем Египта. Но о том, что Сердце здесь, знали только Вигмер и Стоукс, но подозревать их глупо. Разве что фон Браггеншнотт каким-то образом все вычислил или догадался. Да, но как?
        Обнаружил ли фон Браггеншнотт пропажу Сердца Египта еще до посадки на пароход? Если да, то вычислил ли он, что его украл Уилл, когда столкнулся с ним? Если да, то, возможно, фон Браггеншнотт остался в Лондоне и не стал возвращаться вместе с остальными в Германию?
        Но все это никак не объясняло, откуда этот человек мог знать, что мы в Каире.
        Разве только следил за всеми мамиными передвижениями, предположив, что Сердце Египта возвратилось каким-то образом к ней. Или сама мама… о нет! Даже думать об этом не хочу. Скорее уж это все можно считать одной из частей замысловатого проклятия Аменемхеба. И как, в конечном итоге, все это отразится на моих возможностях довести до конца дело, за которое я взялась?
        Наконец нас переселили в другой номер. Мои родители долго обыскивали его, смотрели под кроватями, за занавесками - повсюду, где могли прятаться маленькие скорпионы. Присоединяться к ним я не стала, я и так знала, что они ничего не найдут.
        Наши враги не знали, что мы окажемся в этом номере. Здесь мы были в безопасности. По крайней мере, на ближайшую ночь.
        Когда мы спустились в ресторан, голова у меня болела, желудок ныл от голода. У нас не хватило времени на то, чтобы переодеться, и это было весьма прискорбно, потому что, когда мы вошли в зал, все обедающие дружно уставились на нас. Мама заверила меня, что такое случается довольно часто, поскольку путешественники могут приехать в отель в любое время, и у них не всегда оказывается с собой чистое платье, чтобы переодеться к обеду. И все же мне было жаль, что мое первое появление на людях в Египте получилось таким неприятным.
        Уличный базар
        На следующий день рано утром мои родители отправились в Отдел древностей, или как он там называется, чтобы получить официальное разрешение на доступ к тому месту, где вела раскопки мама.
        По счастью, мама оставила со мной своего драгомана-переводчика, Набира. Предполагалось, что мы будем в отеле, рассмотрим сад и тому подобное, но у меня, разумеется, были совсем другие планы. Завтра мы должны уехать в Фивы, а значит, на то, чтобы увидеть весь Каир, у меня есть всего один день. И этот день я не собиралась просидеть в скучном отеле, не увидев каирские мечети, площади и базары.

* * *
        Мне пришлось уламывать Набира, чтобы он согласился пойти со мной в город. Сначала Набир долго мотал головой и прикидывался, что не понимает меня. Кончилось тем, что я надела на голову соломенную шляпку, чтобы не обгореть на жарком египетском солнце, и решительно направилась к двери.
        Что оставалось делать бедному Набиру? Поняв, что я могу уйти одна, он поплелся следом за мной, продолжая качать головой и без конца бормоча: «В руки Аллаха, в руки Аллаха».
        Я вышла из отеля на яркое утреннее солнце и сразу почувствовала, какой особенный в Каире воздух. Он не был ни слишком сухим, ни слишком жарким, дело не в этом. Он был каким-то… древним. За многие века город пропитался запахом старинных тайн и сейчас манил меня разгадать их.
        После того, как Набир закончил умолять Аллаха о помощи, он стал вполне вменяемым и деловито повел меня на базар. Я сгорала от желания поскорее увидеть турецкие ковры и прочие восточные диковины. Кроме того, мне просто необходимо было разгрузить свой мозг от непрерывных мыслей о том, кто мог устроить нам такой подарочек в номере со скорпионами. И я не хотела маяться в отеле, ожидая, что еще выкинут наши противники. Интересно, что у них там на очереди? Кобры? Аспиды? В любом случае, готова биться об заклад, что скорпионы - это только начало.
        На улицах Каира кипела жизнь. На каждом шагу встречались смуглые мужчины, одни в забавных красных фетровых фесках на голове, другие обмотанные вместо одежды несколькими слоями белой ткани.
        Полуобнаженные местные жители гнали по улицам своих запряженных в телеги осликов и верблюдов. Толпы людей заполняли узкие тротуары, слышалась невообразимая смесь самых разных языков. Самое настоящее Вавилонское столпотворение! Как хорошо, что рядом со мной Набир, который способен провести меня сквозь этот водоворот.
        В разноголосице языков я все время пыталась услышать немецкую речь. Я была готова поклясться, что трюк со скорпионами устроили немцы, хотя никак не могла понять, каким образом они могли узнать о том, что мы в Каире.
        Я шла вслед за Набиром по лабиринту узких улочек. Вдоль них стояли высокие, огороженные стенами дома, окна в них, как правило, были оплетены вьющимися растениями. Над городом высоко поднимались многочисленные минареты мечетей. Я то и дело вздыхала от радости и изумления. Все вокруг выглядело таким иностранным и захватывающим. По улицам шли женщины с прикрытыми черной вуалью лицами, неся на головах большие кувшины, у открытых дверей лавок зазывали покупателей продавцы. Я старалась не смотреть на нищих, бегущих за проезжающими экипажами, прося свой бакшиш, или спящих прямо на каменных ступенях.
        Я думала, что на этих узких улочках очень пыльно, но ошиблась. Они были не пыльными, а грязными. Набир объяснил, что улицы поливают водой, чтобы прибить пыль. Честно говоря, не понимаю, чем пыль хуже грязи. Пожалуй, лично я предпочла бы все-таки пыль.
        Когда мы, наконец, пришли в торговый район, где были базары, я ахнула от удивления. Магазинчики здесь были крохотными, не больше чулана или даже шкафа, и тесно лепились друг к другу. В них продавали кальяны, медные чайники, седла, с шестов гроздьями свисали пестрые марокканские туфли. Меня очаровала одна пара туфель - они были красные, расшитые, с забавно загнутыми вверх носками. Ах, если бы мне не пришлось отдать все свои деньги за проезд на «Розетта Мару»! Старый лавочник заметил, как я разглядываю эти туфли, и улыбнулся мне своим щербатым ртом. Затем снял одну туфлю с шеста и протянул ее мне. Он что-то при этом сказал, но я его, конечно, не поняла.
        - Он говорит, что юная мисс может померить ее, - перевел Набир. - Эти туфли очень подойдут вам, яркой, как само солнце.
        Я улыбнулась лавочнику. В своих мечтах я часто представляю себя именно такой - яркой и даже возвышенной, поэтому мне понравилось, что он это заметил. Но я отрицательно покачала головой.
        - У меня нет денег, Набир, - объяснила я. - Но скажите ему, что эти туфли прекрасны, как… - Я замялась, подбирая достойный комплимент. - Как тысяча бутонов лотоса.
        Вместо того, чтобы нахмуриться или прогнать меня прочь, как поступил бы в такой ситуации любой лондонский торговец, лавочник снова улыбнулся мне, вернул туфлю на шест и сложил руки внутри безразмерных черных рукавов своей одежды.
        Дальше мы прошли вдоль лавок со сладостями, табаком, золотыми и серебряными безделушками, шелковой тканью всех возможных и даже невозможных цветов - она лежала свернутой в сверкающие рулоны или свисала яркими гирляндами.
        Завернув за следующий угол, нам пришлось посторониться, чтобы не столкнуться с крупной женщиной в фиолетовом шелковом платье, которая вела на цепочке маленькую обезьянку. Она взглянула на меня поверх вуали своими темными глазами, а я приветственно кивнула ей.
        Когда женщина в фиолетовом пронеслась мимо нас, звеня своими золотыми браслетами и серебряными колокольчиками, мы продолжили путь. Казалось, что куда ни кинь взгляд, уткнешься им в ковер. Ковры были повсюду - они лежали кипами, высотой выше моего плеча, они свисали со стен наподобие занавесок, они были раскинуты на прилавках. А краски, что за краски были на них! Любой цвет и любой оттенок цвета можно было найти на этих коврах. Продавцы сидели, скрестив ноги, рядом со своими товарами, переговаривались друг с другом, косили глазом, высматривая возможных покупателей.
        Мы повернули на следующую улочку, и здесь Набир потащил меня за локоть, чтобы я не задерживалась. Я, конечно, остановилась, посмотрела вдоль улицы с прилавками и спросила:
        - А что здесь, Набир?
        - Нехорошее место. Мисс не следует сюда ходить, - твердо ответил он.
        - Но почему? - сказала я, упрямо задирая подбородок. Если здесь есть что-то интересное, я хочу это видеть.
        Набир наклонился и пояснил, понизив голос:
        - Здесь торгуют древностями. Черный рынок. Вашей маме не стоит здесь появляться. И вам тоже.
        Настоящий черный рынок - конечно же, я должна исследовать его!
        Я успокаивающе похлопала Набира по руке и произнесла:
        - Все будет в порядке, Набир. Вот увидите.
        Я отправилась вдоль по улице, зная, что мамин драгоман волей-неволей будет следовать за мной. Он и пошел, все время шепча арабские проклятия.
        Улица была оживленной, как и все остальные, но здесь было намного больше европейцев. Скорее всего, туристы, желающие привезти домой на память о Египте в качестве сувенира какой-нибудь старинный артефакт.
        По этой улице я двинулась медленно, пытаясь высмотреть в европейской толпе немцев. Если вам кажется, что немцы внешне ничем не отличаются от британцев, вы сильно ошибаетесь. Они отличаются, и впервые я поняла это на Семерке, когда увидела немцев, которые преследовали Стоукса. У немцев более жесткая, чем у британцев, осанка, и двигаются они по-особому, словно маршируя на военном параде.
        Не жалея времени, я заглядывала в каждую лавку, рассматривала выставленные кусочки керамики и фрагменты стел. Естественно, все торговцы клялись и божились, что каждый такой артефакт насчитывает много веков и имеет огромную ценность. Еще здесь было очень много амулетов. У меня буквально чесались руки от желания заполучить их. Все разом. Тут я увидела и прелестную маленькую статуэтку бога Гатора, и несколько изображений Исиды - эта богиня пользовалась у египтян особой популярностью. Я узнала изображения и других богов - Осириса, Анубиса, Тота, Бастет. А в одной лавке вообще предлагали купить мумифицированный палец - как уверял продавец, этот палец когда-то принадлежал фараону Рамсесу III.
        Пока я рассматривала палец, владелец лавки перешел к стоявшему неподалеку от меня большому толстому французу.
        Француз наклонился, и хозяин лавки что-то прошептал ему на ухо. Мой француз был потрясен, и я была готова поклясться, что речь шла о мумиях. Разумеется! Я слышала, что на черном рынке можно купить даже мумию. Я придвинулась ближе, надеясь что-нибудь подслушать.
        Тем временем хозяин лавки повел француза к занавешенной двери в задней стене. Я замерла, умирая от желания пойти следом. Конечно, за свою жизнь я повидала немало мумий, но никогда еще не встречала мумию с черного рынка.
        Я уже готова была приблизиться к дверце, но в этот миг меня за пояс ухватила сильная рука.
        - Нельзя, мисс может не вернуться, - сказал Набир. - Опасно.
        - Что вы имеете в виду?
        Набир ничего не стал объяснять, просто вывел меня силком из этой лавки и повел к следующей, заваленной десятками раскрашенных скарабеев. Немного полюбовавшись на них, мы отправились дальше. Теперь нам нужно было пройти сквозь каменную арку. Едва мы вступили в нее, я увидела в стене арки дверной проем и стоящую в нем мумию.
        Я наклонилась, чтобы лучше рассмотреть ее. Я затруднялась сказать, насколько стара эта мумия, но передо мной была мумия женщины, а не мужчины - об этом говорила прикрывавшая нижнюю часть ее лица вуаль.
        Внезапно мумия ожила, с быстротой жалящей кобры выбросила вперед свою длинную костлявую руку, схватила мое запястье и потащила меня к себе. От неожиданности я вскрикнула, попыталась вырваться, но она оказалась на удивление сильной, эта мумия… точнее, старуха.
        Она взглянула на меня своими блестящими черными глазами и что-то сказала, продолжая держать меня за руку.
        - Что она говорит? - спросила я, повернув голову через плечо к Набиру.
        - Предлагает предсказать мисс судьбу, - пояснил он.
        - Попросите ее для начала отпустить мою руку.
        Набир перевел, старуха хихикнула и отпустила мое запястье. При каждом движении на руке старухи серебряным звоном переливались браслеты.
        - Очень хорошо. А теперь скажите ей, Набир, что узнавать свою судьбу я не собиралась, и, кроме того, у меня нет денег.
        Он снова перевел, а старуха ответила ему что-то такое, от чего он нахмурился.
        - В чем дело? - спросила я. - Что она вам сказала?
        - Она говорит, что предскажет мисс судьбу совершенно бесплатно, потому что мисс отмечена богами.
        От этих слов у меня по спине пробежал холодок, не могу только сказать, страха или волнения.
        Предсказательница потрясла маленький черный мешочек, а затем вывалила его содержимое прямо в грязь. В мешочке оказались раковины, кусочки дерева и что-то, похожее на кости.
        Затем старуха принялась раскачиваться вперед и назад, бормоча себе под нос и изучая лежащие перед ней предметы.
        Затем она ткнула одну из костей, внимательно посмотрела, как она катится, после глаза предсказательницы помутнели, а изо рта быстро полились слова на ломаном английском:
        - Вокруг тебя клубится Хаос. Он преследует тебя по пятам, как шакал. Но на лбу у тебя сияет отпечаток пальца Исиды. Исида защитит тебя. Ищи помощи у древних. Они благосклонно улыбаются тебе. - Затем ее глаза расширились от страха, она посмотрела на Набира и прошептала: - Они приближаются.
        От ее слов мое сердце обдало холодком. Нервы у меня были напряжены с самого утра, но я думала, что так на меня действует атмосфера древнего города. Сегодня мне не раз казалось, что за мной наблюдают, я останавливалась, осматривалась, но ничего подозрительного не замечала. Решила, что это просто торговцы разглядывают меня с таким же любопытством, как и я их.
        Я пробормотала старухе слова благодарности и попятилась прочь от дверного проема. Оглянулась, опасаясь увидеть приближающихся ко мне по улице гигантских змей.
        Змей не было, вместо них я увидела троих мужчин в черных одеждах, тюрбанах, с закутанными шарфами лицами. Они направлялись в нашу сторону. Они не останавливались возле лавок, но неумолимо стремились вперед. Я разглядела в этих мужчинах еще одну странность.
        Это было то, как они шагают - не плавно, как местные жители, но жестко, четко, как на параде.
        А затем я обратила внимание на цвет их кожи.
        Она у них была белой.
        - Набир, - сказала я, начиная пятиться назад. - Она не шутит.
        Я развернулась на каблуках и бросилась бежать, прорываясь сквозь уличную толпу, петляя между лавками, едва не сбивая с ног встречных. Набир не отставал, держался за мной.
        Я чудом обогнула впряженного в тяжело груженную тележку ослика, затем едва не споткнулась о торчащий из лавки свернутый рулоном ковер. Ах, как мне не хватало сейчас Уилла! Он бы точно знал, что делать в такой ситуации.
        - Набир! - крикнула я. - Где нам найти безопасное место?
        - Мечеть! - коротко крикнул он в ответ.
        Мне живо вспомнилось, как пытался искать укрытия в соборе Святого Павла Стоукс. Для людей, которые преследуют нас, нет ничего святого, двери мечети или церкви для них не преграда.
        - Что-нибудь другое! - откликнулась я.
        Я завернула на следующую улицу и увидела трамвайную остановку, на которой в ожидании собралась целая толпа людей.
        - Сюда!
        Я подлетела к остановке, ввинтилась в толпу и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась в самом ее центре, надежно укрытая со всех сторон людьми. Затем толпа пришла в движение, сдавила меня и понесла вперед - я поняла, что к остановке подкатил трамвай. Я оглянулась, ища Набира, и увидела его стоящим у края толпы. Мои преследователи добежали до трамвайной остановки и озадаченно огляделись по сторонам. Потом один из них пролаял по-немецки команду, и все трое поодиночке разошлись в разные стороны.
        В это время толпа вокруг меня сжалась еще сильнее, и я вдруг обнаружила, что уже вхожу в трамвай. Попав в вагон, я постаралась вновь оказаться в самой гуще, и облегченно вздохнула, увидев забирающегося в трамвай Набира.
        Я чувствовала себя как на иголках, ожидая, когда же трамвай тронется и увезет меня от опасности. Больше всего мне сейчас хотелось скрыться раньше, чем немцы обнаружат, где я. Наконец вагон дернулся, и трамвай тронулся в путь, заливисто звоня и покачиваясь на рельсах. Я была в безопасности. Они не увидели меня.
        Непредвиденная поездка
        Я быстро обнаружила, что трамвай везет нас в Гизу, к Великим пирамидам. Это было замечательно, потому что мне очень хотелось осмотреть их, пока мы в Каире. Чувствуя себя в безопасности - по крайней мере, в данную минуту, - я целиком отдалась восхитительному ощущению от того, что я нахожусь в Египте и уже вижу на горизонте три знаменитых треугольника пирамид, которые с каждой минутой становятся все больше и больше.
        Когда мы с Набиром сошли с трамвая, я замедлила шаги. Какой крошечной я казалась самой себе, стоя рядом с этими древними, не подвластными самому времени сооружениями! Как загипнотизированная, я прошла до края пустыни, поднялась по твердому песчаному склону и ахнула, глядя снизу вверх на величественную, нависающую надо мной пирамиду.
        Она напоминала гигантскую лестницу, сложенную из огромных неровных красновато-золотистых ступеней. Я не могла не потрогать пирамиду и приложила свою руку к камню, который тысячи лет назад был обработан руками других людей - древних египтян. Шершавая поверхность камня была теплой на ощупь и даже казалась живой, дышащей. Разумеется, камни пирамид не живые и не дышат, но все равно ладонь моей руки слегка защипало, и это ощущение какое-то время не проходило даже после того, как я убрала руку.
        Мне захотелось подняться на пирамиду. Сесть на самой вершине и увидеть внизу под собой весь Египет. Забираться на пирамиду слегка смахивало в моих глазах на святотатство, но забирались же туда другие туристы! Набир сказал, что будет ждать меня у подножия пирамиды, и я принялась карабкаться вверх. Это был долгий и изматывающий подъем, скажу я вам. Некоторые камни были в высоту с меня ростом.
        Усевшись на вершине пирамиды, я испытала странное чувство, будто я не одна. Будто кто-то стоит рядом со мной. Кто-то, с царственным видом осматривающий свои бескрайние владения, принадлежавшие ему тысячи лет назад. Да, мне казалось, что сам великий фараон Хеопс стоит рядом со мной и с любовью и гордостью смотрит на свои земли. И мне подумалось в тот момент, что археологи ошибаются. Возможно, Хеопс строил эту пирамиду не как усыпальницу, но как место, с которого высоко вознесенная к небесам Ка (одна из его душ) будет следить за этой землей и охранять ее.
        Правда, фараону и в голову не могло прийти, что по его земле когда-нибудь станут разъезжать бензиновые автомобили - такие, как вон та машина, что катит сейчас к пирамиде, оставляя за собой пыльный шлейф. Что уж там, даже я не думала, что в Египте есть автомобили…

* * *
        У меня в голове прозвучал тревожный звоночек - опасность! Я прищурилась, пытаясь сосчитать, сколько людей в машине, но не рассмотрела: слишком далеко. Я неожиданно почувствовала себя такой уязвимой, такой выставленной напоказ на вершине, где любой легко мог меня увидеть.
        В расположенной ниже галерее было два прохода, один вел вверх, другой вниз. Все туристы направлялись к проходу, который вел вверх, поэтому я, естественно, выбрала тот, что вел вниз. Правда, вход сюда был отгорожен веревкой, но я подумала, что это только потому, что проход слишком низкий, и взрослому трудно пройти по нему, не ударившись головой о потолок. Даже я могла здесь идти, только низко пригнув голову.
        Проход был тесный и очень, очень крутой. Был момент, когда мне захотелось просто сесть и съехать по нему вниз, как по перилам, но это было бы слишком уж неуважительно по отношению к Хеопсу, хотя я знала, что фараона похоронили не внизу, а в верхней погребальной камере. (Вообще-то этот непостоянный фараон за время постройки пирамиды три раза менял свое решение насчет своей погребальной камеры. Три раза! Можете себе представить, как радовались этому рабочие, которые строили пирамиду? С таким фараоном можно было запросто с ума сойти.)
        Наконец проход открылся в просторную, вырубленную в красном песчанике, но незаконченную камеру. Здесь трудно было не думать постоянно о тоннах и тоннах нависших над твоей головой камней - это ощущение буквально придавливало к полу. И дышать здесь было тяжело, словно в камере не хватало воздуха.
        Я нашла в каменной стене симпатичную расщелину и втиснулась в нее. Стоило прикрыть глаза, и легко можно было представить себе рабочих, вырубавших в пирамиде эту камеру четыре тысячи лет назад с помощью своих примитивных инструментов. Если очень постараться, можно даже расслышать удары этих инструментов по камню.
        Минутку, минутку! Я открыла глаза. Царапающие звуки не исчезли. Они доносились из прохода. Но кому еще, кроме меня, пришло в голову завернуть в отгороженный веревкой проход? Какому-нибудь слишком любопытному туристу? Хорошо бы, если так.
        Шаги приближались к камере. А затем кто-то произнес шепотом фразу.
        По-немецки.
        Я быстро стрельнула глазами по сторонам, ища варианты.
        Вариантов не имелось.
        Камера была тупиком, и в ней совершенно некуда было спрятаться.
        В проходе первому голосу ответил второй, и он показался мне очень знакомым. Я совершенно точно уже слышала этот голос, только где, где?
        Я чувствовала приближение людей, и как можно глубже втиснулась в расщелину и присела, полагая, что так меня труднее будет заметить.
        Появились и прошли мимо меня три размытые в полумраке фигуры. Впереди был человек с базара, он протиснулся внутрь и сразу направился к похожему на маленькую пещерку углублению в задней стене камеры.
        Я приготовилась. Как только они все трое как можно глубже пролезут внутрь камеры, я начну свое движение. Ах, как мне не хватало сейчас Генри с его отвлекающими штучками!
        Медленно, стараясь не издавать ни малейшего шума, я поднялась на ноги. Моя юбка все же слегка зашелестела. Я замерла.
        - Что это было? - спросил по-немецки чей-то голос.
        Не услышав больше никакого шума, они продолжили обшаривать камеру. Добравшись до пещерки, один из них опустился перед ней на колени, двое других принялись заглядывать ему через плечо.
        Пора.
        Стараясь ступать как можно тише, я двинулась к проходу.
        - Вот она! Здесь!
        (Сказано было по-немецки, но я все поняла.)
        Мое сердце сжалось от страха, и я побежала, низко пригнув голову, по круто уходящему вверх проходу. Моим преследователям в проходе приходилось сгибаться почти пополам, поэтому я опережала их. У меня появился шанс оторваться от погони.
        Вскоре мои ноги заболели от быстрого карабканья по крутому склону, икры горели, шея затекла оттого, что мне все время приходилось прижимать голову к груди.
        Я слышала позади себя своих преследователей - они шумно ступали, громко переговаривались между собой, тяжело дышали. Мне казалось, что их горячее дыхание обдает мне шею.
        Наконец-то впереди появился свет. Уже близко. Я рискнула оглянуться назад и с радостью увидела, что от преследователей меня отделяет достаточно большое расстояние.
        Затем я вылетела из прохода, удивив своим появлением полдюжины туристов, толкавшихся возле нижней галереи. Придерживая руками поля шляпки, я ринулась по ступеням и скатилась вниз, испугав Набира.
        - Быстрее, - крикнула я. - Они нашли нас.
        К счастью, Набир был человеком, которому ничего не нужно повторять дважды. Мы с ним галопом поскакали к трамвайной остановке.
        Сзади я услышала крики - это мои преследователи выбрались наружу и заметили нас.
        Мы уже почти добежали до остановки, когда от нее начал отходить трамвай, идущий в Каир. Следующего придется ждать целую вечность, а это значит, что мы превращались в легкую добычу для немцев.
        - Мы должны попасть на этот трамвай, - крикнула я Набиру.
        Он кивнул и наподдал ходу, опередив меня. Хорошо, что эти электрические трамваи довольно медленно набирают скорость. Набир вспрыгнул на подножку, растолкав при этом нескольких пассажиров, обернулся назад и протянул мне руку. Я схватила ее и тоже взобралась на подножку, горячо извиняясь перед всеми, кто стоял рядом.
        Отъезжая, я получила возможность взглянуть на своих преследователей. Фон Браггеншнотта я узнала сразу. Даже если бы я не видела его портрет в газете, я сразу узнала бы эти холодные беспощадные глаза убийцы с площади перед собором Святого Павла. Лицо второго мужчины по-прежнему скрывал шарф, его я не узнала, а третий мне был знаком. Высокие бледные скулы, тонкий длинный нос с крючковатым кончиком, маленький безвольный подбородок. Это был Тетли из Британского музея - собственной персоной!
        Поездка в Фивы
        Папа и мама никогда не узнали об этом приключении возле пирамид. Оказалось, что Набир умеет хранить тайны не хуже, чем я.
        Ранним утром следующего дня мы погрузились в адский поезд. Представьте, что вас на двадцать часов посадили в горячую пыльную духовку, которая постоянно трясется и подпрыгивает, как резиновый мяч, и вы поймете, что это была за поездка.

* * *
        В Фивы мы приехали под утро, но даже в этот ранний час на перроне нас встретили местные чиновники. Сначала я подумала, что это дань уважения к тому положению, которое занимают мои родители.
        Чуть позже, когда на маму и папу обрушился град быстрых фраз на арабском, из которых они не понимали и половины, я догадалась, что все не так просто и хорошо.
        Первым не выдержал папа.
        - Я запутался, - крикнул он. - Скажите толком, когда это случилось?
        После этого чиновники перешли на плохой английский.
        - Скорее всего, два дня назад, сэр.
        Я придвинулась поближе, пытаясь все-таки понять, о чем идет речь.
        - Это дело рук проклятого Сноуторпа, я знаю, - сказал папа, ероша волосы.
        Мама положила руку на плечо папы, пытаясь успокоить его.
        - Алистер, я не думаю, чтобы он зашел настолько далеко, чтобы сжечь наше жилье. Это могло произойти случайно. Пожары здесь не редкость, ты сам знаешь.
        Но я думаю, папа был прав, хотя только отчасти. Я тоже ни на секунду не поверила, что это мог быть несчастный случай, но за этим пожаром наверняка стоят фон Браггеншнотт и предатель Тетли, а не Британский музей.
        Я так надеялась, что навсегда оторвалась от них возле Великой пирамиды. Глупо, глупо было на это надеяться. Если им известно, откуда взялось Сердце Египта - а это им известно, - то они знают, куда мы направляемся.
        Затем последовали долгие оправдания (со стороны чиновников), громкие крики (это папа) и попытки всех успокоить (мама).
        Наконец все немного утихли, и нас отвели в наскоро сооруженное для нас бунгало. Новое жилье для себя мы подыщем завтра.
        Не успели уйти носильщики, втащившие в бунгало наши сундуки и чемоданы, как вновь раздался стук в дверь. Черт побери, хоть кто-нибудь спит здесь по ночам?
        - Что там еще? - спросил папа, когда Набир открыл дверь.
        - Телеграмма для вас, сэр, - ответил Набир.
        Телеграмма… это не к добру.
        Рассыльный с телеграфа с поклоном вручил папе тонкий конверт и остался ждать, пока папа распечатает его.
        Мама заглянула папе через плечо и прочитала телеграмму одновременно с ним. Прочитав, она схватилась рукой за горло и судорожно вздохнула.
        - О нет, Алистер! Нет! - в ее голосе прозвучало самое настоящее отчаяние, от которого у меня по коже пробежал холодок.
        Папа обнял маму за плечи и сказал:
        - Не волнуйся, Генриетта. Он крепкий мальчик. Он выкарабкается.
        Генри! Что-то случилось с Генри!
        - Мы должны немедленно возвращаться, - произнесла мама. - Я никогда не прощу себе, если… - здесь ее голос дрогнул, - если что-то случится с ним, когда мы так от него далеко. Ты знаешь, какая это ужасная болезнь - грипп. Я боюсь даже подумать…
        Она не договорила и уткнулась лицом в папино плечо.
        Генри заболел гриппом! Я сложила руки на груди и крепко обхватила себя за плечи. Грипп немногим лучше чумы. Как я ни старалась, в голове у меня всплывали слова Аменемхеба: «О боги, пусть ваша кара, постигшая врагов Тутмоса, будет скорой и ужасной, пусть Сехкет пожрет их сердца, а Аммит насладится их головами. Пусть вся их земля останется красной от крови до тех пор, пока они не возвратят Сердце Египта туда, где ему надлежит находиться, пока они не возложат его к вашим ногам, чтобы вернулась и возродилась в полной силе слава великого Тутмоса».
        А мама собирается немедленно возвращаться домой! Это самое худшее, что может быть, потому что я еще не вернула Сердце Египта на его законное место. Если мама так расстроилась оттого, что Генри заболел, трудно представить, что с ней станет, если она узнает о том, что сама, в первую очередь, виновата в этом.
        Теперь времени у меня было в обрез. Я должна была срочно вернуть Сердце Египта в гробницу Тутмоса.
        Долина Царей
        Я проснулась и скатилась со своей кровати первой - мама и папа еще спали, вчера они долго не ложились, улаживая дела и наводя справки о здоровье Генри.
        Из своей комнаты я вышла на ранней заре. Меня ждало свидание с гробницей Тутмоса III.
        Самым сложным мне представлялось уговорить Набира отвести меня одну в Долину Царей. К счастью, он уже знал, насколько я умею быть самостоятельной, и потому наши переговоры не слишком затянулись. Вскоре мы вышли в путь.
        На солнце с каждой минутой становилось все жарче.
        Казалось, что мое платье охвачено огнем, а сумка, которую я несла, словно была наполнена свинцом. Впервые в жизни я была рада тому, что у меня прикрыта голова - на мне был мамин пробковый шлем, он не давал моим мозгам свариться от жары, как яйцо всмятку.
        Какое-то время мы плутали по извилистым каньонам, а затем, наконец, Набир вывел меня к узкому ущелью на самом дне Долины Царей. Я не могу передать вам нервного возбуждения, которое охватило меня, когда я вот так, вплотную, увидела этот прославленный город мертвых, где находятся гробницы фараонов. Об этом месте я слышала всю свою жизнь, ежедневно держала в руках найденные здесь предметы, часами пытаясь проникнуть в их тайный смысл. И вот теперь я тут и вижу этот громадный некрополь своими глазами, весь, целиком, а не отдельные привезенные из него в музей кусочки. Я чувствовала себя так, словно передо мной распахнулись жемчужные врата рая.
        Гробница Тутмоса III находилась в самом конце Долины Царей, и возле нее дежурил всего один охранник. Он узнал Набира, они обменялись несколькими словами на арабском, а затем охранник пропустил нас внутрь. Набир отвел меня в дальний угол усыпальницы и остановился возле маленькой пещеры. Он нырнул в нее и тут же появился снова с длинной лестницей в руках.
        Начало выглядело не слишком многообещающим.
        Набир отнес лестницу к складке в каменной стене. Посмотрев наверх, я увидела маленькое отверстие в камне на высоте десяти, а может быть, и пятнадцати метров.
        Набир поставил лестницу на землю и прислонил ее к стене. Лестница оказалась достаточно длинной. Почти. Между верхним краем лестницы и отверстием оставался зазор, который легко мог преодолеть взрослый человек. Для одиннадцатилетней девочки от края лестницы до отверстия в стене было высоковато. Я вздохнула.
        Набир жестом указал мне на лестницу.
        - Дайте мне час или два, - сказала я ему. - Этого мне хватит.
        - Два часа, - кивнул Набир. - Я буду ждать здесь.
        - Хорошо.
        Я глубоко вдохнула, поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы и стала подниматься.
        Хотя Набир придерживал лестницу, она все равно шаталась, и я все время запрещала себе смотреть вниз.
        Добравшись до середины лестницы, я вдруг сообразила, что Набиру снизу видны мои панталоны. Я жутко покраснела и все же осмелилась посмотреть вниз. Набир стоял, деликатно отведя глаза в сторону.
        Он славный человек, наш Набир.
        Наконец я добралась до второй сверху перекладины и замешкалась. Когда я шагну на последнюю перекладину, держаться мне больше будет не за что, только за саму каменную стену.
        Я измерила взглядом расстояние от верхней перекладины до маленького выступа над ней. Пожалуй, я смогу дотянуться. Надеюсь.
        Сделав еще один глубокий вдох, я поставила ногу на верхнюю перекладину.
        Лестница опасно покачнулась, у меня от испуга свело желудок, а пальцы вцепились в шершавую каменную стену. Затем я потянулась вверх и, наконец, ухватилась за край выступа. На секунду мне стало легче, но только пока я не вспомнила скорпионов в нашем номере отеля «Шеферд». В таком жарком сухом месте, как это, их может оказаться полно.
        И кобр тоже, и аспидов.
        Удивительно много храбрости требуется, когда тебе предстоит сунуть руку в место, которого не видишь, и при этом думаешь о всевозможных ядовитых гадах.
        Я стиснула зубы и все же просунула свою руку за выступ, в отверстие, чтобы ухватиться. Затем, скребя своими ботинками по стене, я начала медленно подтягиваться на руках - как страшно было вместо надежной (хотя бы относительно) лестницы чувствовать под ногами пустоту!
        Я тянула, я толкала себя вверх, мечтая о том, чтобы у меня были более сильные мускулы (и взяла себе на заметку, что, когда вернусь в Лондон, начну заниматься боксом или армрестлингом с Генри).
        Больно обдирая себе живот, я наконец забралась на выступ. Моя голова и плечи были уже внутри отверстия, а ноги все еще болтались снаружи. Я тяжело дышала, руки у меня дрожали от напряжения.
        - Все хорошо, мисс? - послышался снизу голос Набира.
        Я быстро скатилась внутрь отверстия и повернулась так, чтобы Набир видел мое лицо, а не панталоны (я сделала для себя еще одну заметку: нижние штанишки должны быть красивыми).
        - Да, Набир. Все в порядке. Спасибо. - Я показала ему два пальца и напомнила: - Два часа.
        Набир улыбнулся, отошел в уголок, где было тенистее и прохладнее, и уселся на земле ждать меня.

* * *
        Стоя у входа в пещеру, я ощутила странные покалывания кожи, от которых каждый мой волосок на теле встал дыбом. Воздух здесь был так густо пропитан магической энергией «ка» и «хека» - это дух человека, продолжающий существовать после его смерти, - что я боялась задохнуться.
        Солнечный свет в темный проем пещеры почти не проникал, поэтому я вытащила факел, который предусмотрительно захватила с собой, и зажгла его. Внутри пещеры оказалась древняя осыпавшаяся лестница, ведущая вниз, она была довольно крутой - оставалось надеяться, что она, по крайней мере, не скользкая, и я не сверну себе шею, скатившись со ступеней.
        Я ступила ногой на первую ступеньку, попробовала, выдержит ли она мой вес. Ступенька выдержала. Я подняла повыше свой факел и стала осторожно спускаться.
        В пляшущем свете факела мимо меня проплывали высеченные на стене барельефы, но мне трудно было понять, что на них изображено. Я заставила себя оторвать взгляд от этих барельефов и сосредоточить внимание на лестнице, а себе я пообещала, что после того, как верну на место Сердце Египта, постараюсь выкроить время и лучше рассмотреть их.
        Я добралась до первого коридора, стены которого были покрыты еще более удивительными резными изображениями, и он привел меня ко второй, такой же ветхой, лестнице, тоже спускающейся вниз.
        В конце второй лестницы был глубокий колодец. Я уставилась в беспросветную тьму, зиявшую у моих ног. Зачем был вырублен этот колодец? Для каких-нибудь прозаических целей, например для сбора воды на случай наводнения? Или для иных - ритуальных, магических, например, чтобы затягивать в себя падшие души?
        По счастью, мамины рабочие перебросили над черной пропастью деревянный мостик. Я двинулась по нему, очень осторожно перебирая ногами, ужасно опасаясь раскинувшейся подо мной черной бездны.
        Благополучно перейдя колодец по мостику, я оказалась в большой камере. Я сделала шаг, другой, а затем споткнулась о груду каких-то длинных, тонких, сухо стукнувших предметов. Поначалу я подумала, что это кости, а сухой звук показался таким громким, что сразу вспомнилась поговорка о шуме, который способен пробудить мертвых.
        Затем я посветила и с облегчением увидела, что это не кости, а груда приготовленных факелов. Браво, мама! Конечно, без факелов в такой темноте не обойтись.
        Я быстро зажгла еще один факел - из маминых запасов - и увидела, что рабочие даже вбили в стены кольца, куда можно вставлять факелы. Я вставила в кольцо один факел, зажгла следующий, потом еще один и, наконец, заполнила горящими факелами все кольца.
        Просто удивительно, как по-разному чувствует себя человек в темноте и при свете!
        Почти все стены камеры были покрыты резьбой. Вся восточная стена была исписана иероглифами. Присмотревшись, я поняла, что это полный текст египетской «Книги мертвых».
        На соседней стене был изображен Тутмос III, которого держал в руке Анубис, бог, провожавший души умерших в загробный мир. А в другой руке Анубиса был… жезл Оз! Немного поколебавшись, я протянула руку и провела пальцем по фигуре Анубиса, с замиранием сердца представляя, как какой-то древний мастер вырезал ее здесь почти четыре тысячи лет назад.
        «Хватит!» - сказала я себе. Так я никогда не донесу Сердце Египта до того места, где ему положено находиться, и не верну Британию в нормальное состояние.
        Я решительно направилась к черневшему в дальней стене проему. Крепко держа в руке факел и прогнав прочь беспокойство, я шагнула в проем.
        На меня обрушился шелест чуть слышных голосов, которые шептали мне в уши слова на давно забытых языках, призывая богов, рассыпая проклятия и благословения. Магическая энергия здесь была такой сильной, что у меня даже мурашки побежали по коже.
        Я увидела еще одну лестницу, и пока спускалась по ней, меня буквально обдавало вихрями древней магической силы. Тысячи голосов бормотали, стонали, то ли предупреждали меня о чем-то, то ли умоляли - этого я понять не могла, только прошептала им в ответ:
        - Не беспокойтесь. Я просто пришла вернуть то, что принадлежит вам.
        После моих слов шелест голосов немного стих, и даже спало напряжение в воздухе. Поразительно!
        Я расправила плечи и сошла с последней ступеньки, оказавшись в еще более просторной камере, чем предыдущая. Здесь уровень магической энергии был невероятно высоким. Эта сила буквально придавливала меня к земле. Как только мама и ее помощники могли вынести это? Находиться в этой камере было так же невозможно, как дышать под водой.
        Я постаралась собраться и выше подняла свой факел, осветив им пугающую погребальную камеру Тутмоса III. У противоположной стены камеры стоял огромный саркофаг из красного камня.
        Может быть, просто положить Сердце Египта в саркофаг и потихоньку скрыться? Нет, так не пойдет. Первый же, кто придет сюда после меня, найдет его, и жуткое проклятие вновь примется за свою работу.
        Я прошла мимо изображения Осириса, спокойно наблюдающего за тем, как Анубис взвешивает сердце Тутмоса - рядом с Анубисом сидел Амт, пожиратель сердец с крокодильей пастью, надеясь получить лакомый кусок. Пройдя дальше, я оказалась у восточного коридора, который вел к месту, где мама сделала свое последнее открытие, - усыпальнице полководца Аменемхеба.
        В коридоре атмосфера была еще ужаснее. Магическая энергия плотно заполняла воздух, здесь она была несколько другой - тяжелее, чернее, слегка припахивала серой. Я старалась не обращать внимания на целый батальон жучков с ледяными ножками, маршировавший у меня вдоль позвоночника. К счастью, в погребальной камере полководца обнаружился новый запас факелов - я зажгла несколько штук и вставила во ввинченные в стены кольца.
        Я увидела, что мама едва притронулась к тайному месту погребения Аменемхеба, потому что по всему полу по-прежнему были разбросаны многочисленные артефакты. Здесь мама только-только начала разбираться. Бегло осмотревшись, я не обнаружила ничего, что напоминало бы жезл Оз, но здесь было столько всего, что на мало-мальски внимательный осмотр ушло бы несколько часов.
        Этих часов у меня не было.
        Надеясь, что настенные изображения могут рассказать мне что-нибудь о Сердце Египта и о том, куда его следует вернуть, я принялась их рассматривать, но почти сразу отпрянула в испуге.
        Стены были покрыты военными сценками, мрачными и жуткими. На них Тутмос III стоял, возвышаясь над своими врагами, круша ногой их головы, пронзая им грудь своим копьем. У его ног грудой лежали мертвые обезглавленные тела, а рядом с ними в кучу были сложены их отрезанные головы. Все это неизвестные мне художники нарисовали кроваво-красной краской, отчего все стены казались забрызганными кровью - отличный символ жестокого правления Тутмоса.
        Рассматривая росписи, я услышала шорох шагов по каменным ступеням и замерла от страха.
        - Это вы, Набир? - спросила я.
        Ответа не последовало. Может быть, это просто что-то оседало и крошилось внутри древней усыпальницы? Но если так, то почему же вдруг зашевелился каждый волосок у меня на затылке?
        Я диким взглядом окинула погребальную камеру, ища место, где можно спрятаться, чтобы это место не стало и моей могилой тоже.
        Жертвенник? Отпадает. В ящик под жертвенником я, пожалуй, залезла бы, но это самое первое место, где они будут искать. (Кроме того, в этом ящике стоят канопы - сосуды, в которых хранятся внутренности Аменемхеба, а этого мои нервы уже просто не выдержат.)
        Я всунула свой факел в одно из настенных колец и поспешно вклинилась в тесное пространство между двумя большими статуями Анубиса. Едва я успела скрыться, чужие шаги захрустели уже по засыпанному песком полу самой камеры.
        А затем я услышала слова, которые подтвердили мои самые страшные опасения.
        - Выходи, выходи, где ты там спряталась, девочка? - нараспев и нарочито слащаво произнес голос с сильным немецким акцентом.
        Фон Браггеншнотт! А может, один из его подручных.
        От этого голоса мне захотелось заткнуть пальцами уши и замычать от безысходности, но вместо этого я ухватилась за свой амулет и принялась молча молиться тем, кто, как мне казалось, мог сейчас слышать мои мысли.
        Кто бы подсказал, что же мне делать? Ведь я всего-навсего одиннадцатилетняя девочка, а не тайный агент! Пусть я даже умнее многих, но и мои возможности имеют предел. И, как мне кажется, я его достигла.
        В неприятной компании
        Я услышала, как в камеру вошел кто-то еще. Затем еще один. Трое! Что я могу сделать одна против троих? И что они сделали с Набиром?
        Меня накрыла ужасная мысль, что они ранили, а может, даже убили Набира. Я почувствовала острую, жгучую вину перед этим славным человеком. Как я упрашивала, умасливала его отвести меня сюда! Если с ним случилась беда, вся ответственность за нее лежит на мне.
        Фон Браггеншнотт снова завел свою песенку Волка перед тремя поросятами:
        - Вылезай, вылезай, где ты там? У тебя есть вещица, которая не принадлежит тебе, и я хочу получить ее.
        В тишине камеры гулко отдавались шаги - я поняла, что непрошеные гости рассеялись веером и принялись искать меня.
        Страшноватая у нас получается игра в прятки! Заскрипело что-то тяжелое - они передвигали предметы, заглядывали в каждый укромный уголок, в каждую щелку.
        Я притиснулась спиной к стене, прижалась к ней ладонями, и тут мне вдруг вспомнились слова из книги «Древнеегипетское магическое мышление и действия» Кирилла Профундикуса. Он писал, что древние египтяне верили в то, что пыль, которую можно соскрести с рисунков в усыпальницах, обладает магическими свойствами. А сейчас помощь магии нужна была мне, как никогда.
        Я принялась скоблить ногтями настенные рисунки, надеясь собрать с них немного пыли. При этом я внимательно следила за своими преследователями и решила не обращать внимания на то, что ломаю ногти о шершавый камень. За много веков песчаник, в котором была вырублена усыпальница, стал мягким и крошился довольно легко, так что прошло совсем немного времени, а в каждой ладони у меня уже была зажата горсточка пыли. Я аккуратно переложила всю пыль себе в правую руку, а затем засунула ее в карман, надеясь, что Профундикус не подведет меня.
        Фон Браггеншнотт пролаял по-немецки какой-то приказ, его подручные что-то громко и коротко пролаяли в ответ.
        Быть может, они лишь предполагают, что у меня может быть Сердце Египта. Не вижу, откуда они могли бы быть в этом абсолютно уверены. Блефуют? Тогда, возможно, придется и мне блефовать.
        - Тебе нет смысла прятаться от нас, фройляйн, - продолжал тем временем петь фон Браггеншнотт. - Нас здесь трое, а ты одна. Тебе все равно не уйти и не советую сердить нас.
        На слове «сердить» его сладкий голос внезапно перешел в хриплый рев.
        Я быстро оглянулась по сторонам, ища, нет ли поблизости кроме пыли еще чего-нибудь, чем можно было бы защититься. Посмотрела на жертвенник, но на нем лишь стояли восковые и глиняные фигурки. Я уже собиралась перевести взгляд еще куда-нибудь, как вспомнила кое-что, написанное в книге Нектанебуса. Цепляясь за надежду, как утопающий за соломинку, я схватила одну из восковых фигурок. К ней прилипли какие-то волоски и кусочки древнего папируса с написанными на нем иероглифами. Да, так и есть, это была проклятая фигурка для колдовства (что-то вроде египетской куклы Вуду). Если мне повезет, я могу с ее помощью нанести удар по своим врагам. Или хотя бы немного задержать их.
        Преследователи подходили все ближе, по стенам метались их тени. Наступила напряженная тишина, и в этой тишине они продолжали искать меня.
        Я быстро начала сломанным ногтем выцарапывать на восковой фигурке новые знаки. Вырезала символ привлечения силы, затем символ победы над неприятелем. Потом остановилась. Дальнейшая часть моего задания была самой сложной, ведь теперь мне предстояло правильно нацарапать имена своих врагов, в противном случае фигурка не обретет магическую силу и останется бесполезной. Я точно знала, что певшим песенки Волка был фон Браггеншнотт, вторым - почти наверняка - Тетли. Третий оставался для меня загадкой.
        - Мне начинают надоедать твои игры, - уже не пропел, а просто проговорил фон Браггеншнотт. - Если не захочешь сотрудничать с нами, я прикажу своим людям закрыть тебя в саркофаге. Будешь сидеть там, пока не научишься себя вести.
        - Плевала я на ваши угрозы! - презрительно крикнула я в ответ. - Я не боюсь саркофагов. Если хотите знать, даже сплю в одном из них.
        - Возможно, - наводящим ужас тоном произнес фон Браггеншнотт. - Но не думаю, что в твоем саркофаге лежит мумия. А в нашем она будет лежать.
        Мое сердце бешено заколотилось в груди, ладони моментально вспотели. Быть закрытой в саркофаге вместе с мумией? При мысли об этом у меня задрожали коленки.
        - Вы блефуете! Моя мама была здесь и не нашла никаких мумий!
        - Ха! Ты думаешь, это единственное место раскопок, за которым мы следим? Нет, мы следим за всеми. Впрочем, - зловещим тоном продолжил он, - если ты действительно сумеешь сильно меня разозлить, мы вытащим тебе мозги через нос, так поступали древние египтяне, когда начинали делать мумию. Только ты при этом будешь еще живой, поняла? Наверное, эта процедура будет интересна для такой любопытной девчонки, как ты.
        Я тяжело сглотнула. Слева от меня послышался шорох. Я повернула голову и увидела человека - он перегнулся через статую Анубиса и усмехался мне, скаля зубы. Это был Тетли - значит, по крайней мере, насчет одного имени на восковой фигурке я могла быть полностью уверена.
        Выигрывая время, я тихонько обогнула одну из статуй Анубиса и оказалась у края прислоненной к стене погребальной колесницы, царапая на ходу на фигурке имя Тетли и шепча заклинания. Только я закончила с последним иероглифом, как передо мной вновь появилась уродливая голова Тетли, причем так близко, что мы с ним едва не столкнулись носами.
        Для спасения у меня оставалась теперь единственная возможность - выбраться на пустое пространство и маневрировать, иначе они загонят меня в угол, словно крысу.
        Я вскочила на ноги и изо всех сил метнулась к задней стене камеры.

* * *
        В камере повисла действительно гробовая тишина - все трое преследователей повернулись и наблюдали за мной.
        Я встала у стены, прислонилась к ней спиной, держа восковую фигурку спрятанной в складках своей юбки, и тоже уставилась на своих врагов. Сразу же узнала фон Браггеншнотта, Тетли и…
        - Вы? - ахнула я.
        - Да, я, - ответил Найджел Боллингсворт. - А вы кого ожидали увидеть, Тео?
        - Я… я была уверена, что это Клайв Фагенбуш, - запинаясь, призналась я. - Что это он предатель.
        Несмотря на весь ужас своего положения, я почувствовала огромное облегчение - теперь я знала, что это была не моя мама.
        - Фагенбуш, - рассмеялся Найджел. - Ну да, он очень подходил на эту роль. Нет, Клайв не предатель, я его использовал как отвлекающий маневр. Именно потому и уговорил вашего отца принять Фагенбуша на работу. Он всегда так подозрительно выглядит и ведет себя, что, случись что-нибудь, все непременно подумали бы на него.
        - Ну а вы почему работаете на немцев? - спросила я. - Вы же англичанин!
        Найджел криво усмехнулся и ответил:
        - Неужели вы еще ничего не поняли своей умной головкой, Тео? Я не работаю на немцев. Я служу Змеям Хаоса.
        - Силы Хаоса вновь восстали, - прошептала я.
        - О, - вмешался фон Браггеншнотт, - так вам известно о нашей маленькой группе.
        - Слышала о ней. Однажды. От человека, которого вы пытались убить на Соборной площади.
        - Так он остался жив? Прискорбно слышать. Как правило, мы не делаем таких ошибок.
        - Мне кажется, за последние недели вы наделали их довольно много, - ответила я.
        - Ты не в том положении, чтобы оскорблять нас, фройляйн, - сказал фон Браггеншнотт, грозя мне своим длинным пальцем. - По-моему, тебе пора умолять нас о пощаде.
        Я выпрямилась в полный рост, гордо подняла подбородок и окинула немца презрительным взглядом, которому научилась у бабушки Трокмортон.
        - Я никого и никогда не молю о пощаде.
        Фон Браггеншнотт прищурился и сказал, делая шаг вперед:
        - Ты еще пожалеешь о своей дерзости.
        Отчаянно пытаясь выиграть еще немного времени, я спросила:
        - А почему Змеи Хаоса работают на Германию? По-моему, Британия могла бы заплатить им не меньше.
        Фон Браггеншнотт расхохотался, от его смеха у меня свело скулы.
        - Ты еще не поняла? Мы не работаем на Германию, а заставляем Германию работать на нас. В настоящий момент нам выгодно поддерживать кайзера Вильгельма. Его непомерное самомнение и безумные планы относительно своей страны как нельзя лучше подходят для наших целей.
        Я боялась задать следующий вопрос, но еще больше опасалась не задать его.
        - А каковы ваши истинные цели?
        Фон Браггеншнотт снова улыбнулся и ответил:
        - А я думал, ты сама догадаешься. Всеобщий хаос, фройляйн, всеобщий хаос. Мы хотим, чтобы Германия вцепилась Британии в глотку. Тогда Британия, защищаясь, наделает глупостей, которых в иной ситуации никогда не допустила бы. Затем на стороне Германии выступит Австрия. Сербия, почувствовав опасность, сделает то же самое. Франция, разумеется, присоединится к своему дорогому другу, Британии. А там и России придется вступить в эту свару. Италии тоже ничего не останется, как включиться в войну. И вся Европа перегрызется, словно свора бешеных псов. А когда все это случится, мы потихоньку приберем к рукам власть над всем миром.
        - Вы сумасшедший, - сказала я, хотя не так твердо, как мне хотелось бы. - Вы говорите о мировой войне, когда все воюют друг с другом. Вы стремитесь посеять всеобщий…
        - Хаос. Совершенно верно. А чтобы найти силы, способные посеять этот хаос, лучше, чем древний Египет, места не найти. Проклятие Тутмоса III и Аменемхеба уже обрушилось на Британию, и она начинает терять силы. Спустя несколько дней Британия подпишет договор, который составлен в пользу Германии. Он отвечает и нашим интересам. Неплохо задумано, как ты считаешь? И все, что нам для этого потребовалось, - всего-навсего позволить твоей матери сделать то, что она и так собиралась.
        - Ну, не совсем так. Вы украли у нее Сердце Египта, поэтому она не может вернуть его.
        - А должна вернуть, ты думаешь? - спросил фон Браггеншнотт, наклонив голову набок.
        - Конечно, должна, если все знает!
        Он, казалось, не слышит меня.
        - Египет с незапамятных времен остается местом, где сосредоточены магические силы, но лишь немногие отваживались подчинить их своей воле. Пока не появились мы.
        - Так вы изучали египетскую магию? - с насмешкой спросила я. - Подумаешь, невидаль! Очень многие занимались этим.
        - Например, ты, - негромко заметил фон Браггеншнотт. Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. - Да, ты обладаешь очень интересными способностями. Это одна из причин, по которой ты до сих пор жива, фройляйн. Мы очень хотим изучить все, что ты знаешь. И сделаем это.
        Я поежилась, представив себе, каким образом фон Браггеншнотт и его люди будут вытаскивать из меня мои магические познания.
        - Есть и другие, кроме меня. Я не одна такая.
        - А, - небрежно отмахнулся от этой угрозы фон Браггеншнотт. - Это худосочное Братство? Оно меня совершенно не беспокоит. Это ничтожества! Слабые, глупые людишки, которые боятся взять власть, которая лежит у них буквально под ногами. Ну ладно, хватит об этом! - Фон Браггеншнотт обернулся и приказал: - Тетли, пришло время загладить вашу промашку.
        Тетли вышел из-за погребальной колесницы и направился прямиком ко мне. На его лице играла ужасная, отвратительная ухмылка. Он был явно недоволен тем, что я доставила ему столько хлопот.
        Не имея другого выбора, я сжала в руках свою восковую фигурку. Оставалось лишь надеяться, что я сделала все, как надо.
        Я подождала, пока Тетли сделает еще пару шагов, затем обхватила пальцами левую ногу фигурки, прошептала древнее заклятие и с тихим хрустом отломила у фигурки ногу.
        Тетли вскрикнул и схватился за свою левую ногу, которая резко подвернулась под ним. Не раздумывая, я обломила правую ногу фигурки. Тетли взвыл, а затем повалился на пол.
        Боллингсворт уставился на меня, фон Браггеншнотт взмахом руки приказал ему оставаться на месте.
        - Выходит, вы не боитесь использовать древнюю магию в своих целях, фройляйн? И снова взяли верх над Тетли. - Он повернулся к лежащему на полу мужчине и сказал холодным жестким тоном: - Он подвел меня уже дважды. Третьего раза не будет.
        Фон Браггеншнотт вновь переключился на меня, а мне под его взглядом захотелось забиться куда-нибудь подальше.
        - Вы уверены, что вы не одна из нас, фройляйн? - вкрадчиво спросил он, начиная говорить со мной исключительно на «вы». - Заметьте, я очень редко делаю подобные предложения. Присоединяйтесь к нам. Человек с вашими умениями далеко может пойти.
        - Присоединиться к вам и предать своих родителей? Нет, - с возмущением ответила я.
        - Оставили бы ваши родители вас один на один со Змеями Хаоса, если бы на самом деле любили вас? Позволили бы вам чахнуть в старом дурацком музее с вашими исключительными способностями? Присоединяйтесь к нам. Мы будем обращаться с вами так, как вы того заслуживаете. Мы очень высоко ценим таких талантливых людей, как вы. Мы в восторге от вашего мастерства, вашего ума, от того, что вы не боитесь подчинять себе магические силы. В душе вы одна из нас, я это знаю. Мы научим вас, как усилить эту способность так, чтобы никто не смел встать у вас на пути.
        Стать одной из них. Примкнуть к одной из самых могущественных, вероятно, группировок в мире…
        - Мне не нужна ваша организация, - резко ответила я.
        - Ах, фройляйн. Не проходите мимо такой возможности из ложного чувства преданности. Ваши родители не ценят вас. Будь иначе, разве они стали бы так сильно игнорировать вас? Уделять вам так мало внимания? Позволять вам в одиночку вступать в поединок с древней египетской магией? А ведь они вас совершенно не замечают, они предоставили вас самой себе.
        - Это неправда! - крикнула я. - Просто у них очень много дел! Их головы заняты важными вопросами. Им нужно управлять музеем. Вести раскопки. Делать великие открытия.
        - Вы угроза для них, - продолжил фон Браггеншнотт. - Они не позволяют вам развивать ваши способности, потому что в этом случае вы очень скоро превзойдете их.
        - Мои родители так не думают! - вскрикнула я, сжимая кулаки.
        Мама и папа любят меня. Действительно любят. Но в то же время… если задуматься, то все, что говорит фон Браггеншнотт, имеет определенный смысл, только очень мрачный.
        Справа от себя я услышала шорох и сунула руку в карман - как раз вовремя, потому что в следующую секунду на меня бросился Боллингсворт. Мы с ним оба врезались в стену, едва не сбив с нее горящий факел. Боллингсворт обхватил меня сзади, крепко сжал мои руки своими.
        Продолжая стискивать меня так сильно, что я едва могла дышать, он прошептал мне прямо в ухо:
        - Твои родители не ценят тебя в отличие от нас, Тео. Только подумай, чего мы можем достичь, если будем вместе. Представь могущество, которым мы сможем обладать! - Затем он заговорил еще тише, теперь я едва разбирала его слова: - Мы не будем подвластны никому. - Он быстро покосился на фон Браггеншнотта и повторил: - Никому.
        - Вы такой же сумасшедший, как и он, - ответила я, пытаясь вырваться.
        - Не строй из себя недотрогу, - ехидно заметил Боллингсворт. - Тем более что мне из одного надежного источника известно, будто ты собиралась выйти за меня замуж, когда подрастешь.
        Он негромко рассмеялся, а я была подавлена. Я чувствовала себя обманутой, растоптанной, и это чувство было таким глубоким, что хотелось умереть на месте. О, как я корчилась, как горело мое лицо от стыда и унижения! Узнать чью-то заветную тайну, а затем разболтать о ней так, словно это какой-то пустяк, шутка! Как мог папа так обмануть мое доверие, так обмануть меня? Возможно, фон Браггеншнотт и Боллингсворт правы. Возможно…
        Нет! Папа мог предать меня, но он никогда не предаст свою родину. Так же, как я. Мое желание рухнуть на пол и выть от унижения быстро перерастало в совершенно иное чувство.
        В ярость.
        Да как они смеют, эти двое?
        Я вывернула шею, чтобы увидеть лицо Боллингсворта. Как только я могла находить его красивым? И был ли он когда-нибудь на самом деле доброжелательным, ласковым и милым? Сейчас передо мной был мерзкий червь, которого хочется растоптать каблуком.
        Быстро, не давая себе времени успокоиться и одуматься, я резким рывком подняла свои руки вверх и швырнула в лицо Боллингсворту пыль из своего кармана.
        Эффект оказался мгновенным и невероятным.
        Боллингсворт взвыл, моментально отпустил меня и качнулся вперед, схватившись за лицо.
        По-прежнему прижимаясь спиной к стене, я отошла на несколько шагов на тот случай, если он вновь попытается схватить меня.
        Но Боллингсворту было не до этого, он кричал от боли. Если человеку просто попал песок в глаза, он так кричать не будет.
        Не переставая вопить, Боллингсворт отнял руки от своего лица.
        Я ахнула. Собранная мной со стен пыль разъела его лицо, словно кислота, прорезала глубокие ямки и линии в коже. Глаза Боллингсворта были закрыты, и я видела, как пыль разъедает его левое веко.
        Он зарычал, а затем вслепую рванулся в моем направлении. Я отпрянула назад и с такой силой врезалась в стену, что та не выдержала. За моей спиной вдруг открылась пустота, и я в кромешной тьме полетела куда-то вниз.
        Падая в длинный узкий колодец, я постаралась расслабить все мышцы - этому меня научил дядя Эндрю, когда я впервые упала с лошади. Наконец я долетела и свалилась на дно колодца (на что-то очень жесткое, должна добавить), словно тряпичная кукла. Правда, я не уверена, что упавшие тряпичные куклы испытывают такое же головокружение и бывают такими же сбитыми с толку, как я тогда.
        Сверху донеслись удивленные возгласы - это означало, что у меня в запасе есть немного времени, по крайней мере, несколько минут. К тому же у Тетли сломаны ноги, а Боллингсворт наполовину ослеп - таким образом, мне предстоит иметь дело только с одним фон Браггеншноттом.
        Я встала на ноги и подняла упавший неподалеку от меня факел - по счастью, он не погас. Место, в котором я оказалась, напоминало узкий коридор длиной не более четырех метров, в конце которого виднелась неказистая обшарпанная дверь - такие двери обычно ведут в чулан или деревенский нужник. Но ни чуланов, ни тем более нужников в египетских усыпальницах не бывает. И это значит… это значит… я схватилась за горло, когда поняла, что это значит.
        Я только что обнаружила неизвестную ранее пристройку к гробнице Аменемхеба. Я только что совершила свое первое открытие!
        Остается лишь выжить, чтобы иметь возможность рассказать о нем.

* * *
        - Живее! - услышала я голос фон Браггеншнотта. - Оттащите куда-нибудь Тетли с глаз долой на случай, если сюда кто-то явится. Я иду за девчонкой.
        Я оглядела лежавшие в камере пыльные артефакты. Ничего достаточно большого, за чем можно было бы укрыться. Поискала, нет ли другого входа вроде того, через который я сюда попала. Нет, ничего нет, кроме росписей, на которых изображены люди, умирающие от голода, погибающие от болезней или лежащие обезглавленными у ног Тутмоса.
        Дойдя до изображения Тутмоса, я остановилась. На этой картине фараон выглядел еще более пугающим, чем на всех предыдущих. Лицо Тутмоса было мрачным, суровым, беспощадным. Здесь он казался олицетворением неотвратимой кары. Олицетворением безжалостного возмездия. В груди Тутмоса, как раз на том месте, где должно находиться его сердце, в стене зияло отверстие.
        Доносящийся из коридора шум стал громче. Очень скоро мои преследователи доберутся до меня. Это значит, что мне нужно как можно скорее что-то придумать.
        В отчаянии я бросилась на изображение Тутмоса - а вдруг древняя стена не выдержит, рухнет и откроет мне путь к спасению? Стена устояла, я лишь порезала руку, попавшую в отверстие на груди фараона. Я внимательнее посмотрела на это резное отверстие, и тут меня осенило.
        Отверстие по размеру и форме в точности повторяло очертания Сердца Египта. Теперь я все поняла.
        Но прежде чем я успела сделать то, что собиралась - и что должна была сделать, за моей спиной послышалось громкое сопение. Я обернулась и увидела фон Браггеншнотта. Он был всего в двух-трех метрах от меня, его водянистые бледно-голубые глазки казались безумными. Я взглянула влево, затем вправо - никаких вариантов. Отступать здесь было некуда.
        Холодные голубые глаза фон Браггеншнотта были прикованы к моей шее - на ней висело выбившееся из-под воротничка во время моего падения наружу Сердце Египта.
        Фон Браггеншнотт подступил ближе, затем медленно протянул руку и подцепил своим пальцем цепочку, на которой было подвешено Сердце Египта.
        Я стремительно сорвала цепочку с шеи, повернулась и потянулась, чтобы вставить Сердце Египта в отверстие в стене.
        Фон Браггеншнотт бросился мне под ноги, и мы оба повалились на пол. Я трепыхалась, лягалась, пытаясь вырваться.
        Затем я врезалась ногой во что-то, услышала хруст и взмолилась, чтобы это оказался нос фон Браггеншнотта. Угадала. Фон Браггеншнотт взвыл и выпустил меня. Я поднялась на ноги, бросилась к стене и вставила Сердце Египта в отверстие.
        - Не-е-ет! - закричал фон Браггеншнотт. Он схватил меня за руку и яростно потащил прочь от стены. Ужасная боль пронзила мне плечо, в глазах все помутнело и заскакали звездочки. Я попыталась шевельнуть рукой, но меня вновь накрыло волной боли.
        Я попятилась назад, свесив свою, ставшую бесполезной, левую руку. Боль была такой сильной, что не давала думать. Я увидела, как фон Браггеншнотт с расквашенным в кровь носом скребет Сердце Египта, пытаясь выцарапать его из стены.
        Я затаила дыхание и с надеждой подумала о том, что нашла такое место, откуда Сердце Египта не достанет уже никто и никогда.
        Пока фон Браггеншнотт безуспешно скреб ногтями стену, я почувствовала, как сгущается вокруг нас растворенная в воздухе магическая сила. Ее струйки свивались в маленькие вихри, а вся камера вдруг наполнилась ароматом ладана. Сердце Египта замерцало, словно внутри него зажегся неяркий теплый огонек. Это длилось всего секунду, а затем стена стала такой же, как прежде, - серой и шершавой. Только теперь в ней не было отверстия в форме Сердца Египта, а рука фон Браггеншнотта оказалась прилипшей к камню.
        - Что ты наделала, глупая девчонка? - заорал фон Браггеншнотт.
        «Что сделала? - подумала я. - Спасла Британию. И Генри».
        Затем фон Браггеншнотт встревожился уже не на шутку и принялся вопить:
        - Моя рука! Она прилипла! Она соединилась с Сердцем. Помоги мне освободить ее!
        Я с удивлением и страхом уставилась на руку фон Браггеншнотта, которая действительно прилипла прямо к стене.
        Потом, поняв, что это дает мне шанс убежать, я повернулась к выходу в коридор и вскрикнула, увидев стоящего в проеме Боллингсворта - одна сторона лица у него была напрочь съедена пылью.
        Своей здоровой правой рукой я пошарила вокруг себя в поисках чего-нибудь тяжелого и наткнулась на какой-то длинный, толстый, похожий на дубинку предмет. Я приподняла его, чтобы оценить на вес. Отлично. Тяжелее, чем дерево.
        - Не дай ей уйти! - крикнул все еще приклеенный к стене фон Браггеншнотт. Не слушая его, я покрепче взяла дубинку и уставилась на Боллингсворта, скрипя зубами от невозможной боли в плече.
        - Думаешь, тебе удастся остановить меня этим? - злобно усмехнулся Боллингсворт. - Я думаю, что нет.
        В его левой руке появился острый, очень страшный на вид кинжал. Боллингсворт выставил его вперед, готовый ударить меня.
        Я подняла дубинку и, собрав все силы, взмахнула ею вперед - неуклюже, но очень удачно. Дубинка ударилась о кинжал и выбила его из руки Боллингсворта. Не мешкая, я вновь махнула отскочившей дубинкой и на этот раз попала Боллингсворту прямо по черепу. Раздался громкий треск - так трещит спелый арбуз, когда его разрезают. У меня схватило желудок, и я побоялась, что сейчас меня стошнит.
        Боллингсворт свалился на землю, как подбитая кегля, а у меня потемнело в глазах от новой волны боли, прокатившейся по моему плечу.
        - Ты убила его, дрянная девчонка! - закричал фон Браггеншнотт.
        Я привалилась к ближайшей стене, мои ноги больше не держали меня.
        - Нет! - всхлипнула я.
        Господи, не дай ему умереть! Пожалуйста!
        Я прислонилась головой к холодному камню, закрыла глаза и подождала, пока мое сердце немного успокоится в груди. Обнаружив, что все еще держу в руках дубинку, я отшвырнула ее прочь, словно это она нанесла удар Боллингсворту, а не я.
        Дубинка ударилась о землю, покрывавший ее деревянный футляр треснул и обвалился большими кусками. А под ним блеснуло золото.
        Я носком ботинка скинула оставшиеся куски деревянной обшивки и увидела перед собой длинный золотой жезл. Жезл Оз.
        Несмотря на боль в плече, меня переполнило ощущение счастья и неожиданной удачи. Я посмотрела на неподвижное тело Боллингсворта, на приклеенного к стене фон Браггеншнотта.
        А что, быть может, та старая предсказательница оказалась права. Быть может, древние боги действительно улыбаются мне с небес. Почему бы нет, в самом деле? Разве у вас есть другое объяснение всему этому?
        Раздался негромкий щелчок. Я обернулась и увидела, что фон Браггеншнотт вытащил свой револьвер и целится в меня. К моему горлу подкатил комок.
        - Я не хотел стрелять, пока на тебе было Сердце Египта, боялся повредить его, - сказал фон Браггеншнотт. - Но этой проблемы больше нет.
        Прежде, чем я успела ответить, издалека долетел голос, звавший меня по имени.
        Фон Браггеншнотт перевел свой револьвер на входной проем.
        - Если они обнаружат меня, я застрелю их. Ты поняла? Тот миг, когда они войдут в этот проем, станет для них последним.
        Я проглотила комок в горле, а затем ответила:
        - Я поняла.
        Затем я подхватила жезл Оз и выбралась в коридор, а оттуда поспешила к колодцу, через который свалилась сюда.
        - Мисс Тео, вы здесь? - это Набир. Слава богу, с ним все в порядке!
        - Тео, дорогая, где ты? - это мама. Мама! Значит, Набир позвал на помощь. А уж если мама здесь, то…
        - Теодосия Элизабет Трокмортон! - рявкнул папин голос. - Где ты, черт побери! Всех переполошила! Где эта девчонка? Предупреждаю вас, Набир, если с ней что-то случилось…
        - Да здесь я, внизу, - крикнула я в колодец, чувствуя, как у меня внезапно перехватило горло. - Я обнаружила еще одну камеру!
        А также ранила двоих мужчин и, возможно, убила третьего, должна была бы добавить я, но не стала. Я не хотела подставлять своих родителей под пули фон Браггеншнотта.
        - В самом деле, дорогая? - теперь мамин голос звучал гораздо ближе. Еще секунда, и я увидела ее голову - прекрасную, любимую, глядящую на меня с верхнего края колодца.
        Неожиданно рядом с маминой головой появилась вторая, папина. Он осмотрел колодец, прикинул его глубину и пробурчал:
        - О чем ты только думала, Теодосия? Ты же могла сломать себе шею!
        Папин голос отражался от стенок колодца и эхом разносился по всей усыпальнице. У меня вдруг стало так тепло на душе. Папа заботится обо мне. И чем сердитее звучит его голос, тем больше он волнуется за меня. Фон Браггеншнотт оказался не прав. Целиком и полностью.
        Я улыбнулась. Папин гнев был бальзамом для моей души.
        - Да, знаю, - крикнула я в ответ.
        Остатки посеянного фон Браггеншноттом в моем сердце недоверия стремительно таяли.
        Родители принялись размышлять, как им вытащить меня из колодца, а я тем временем то и дело с опаской оглядывалась назад, но из камеры не доносилось ни единого звука. Незамеченным фон Браггеншнотту хотелось остаться не меньше, чем мне - уберечь своих родителей.
        Наконец Набиру пришла в голову отличная идея - опустить в колодец лестницу, по которой все мы взбирались в усыпальницу.
        Папа настоял на том, чтобы спуститься первым, хотя лазить по лестницам ему очень трудно из-за его больной ноги.
        Опустившись на дно колодца, он даже не огляделся вокруг, но сразу уставился на меня так, словно я была самым ценным артефактом, который он когда-либо встречал в своей жизни. Должна признаться, что под его пристальным взглядом я почувствовала себя слегка неловко.
        - Что с тобой произошло? - спросил папа, делая шаг мне навстречу. - С тобой все в порядке?
        Удивительно, каким плаксивым порой делает человека проявленное к нему внимание! На глазах у меня выступили слезы, и я поняла, что больше всего мне сейчас хочется уткнуться папе в плечо и рассказать ему все-все-все. О том, что жизнь моя несколько раз висела на волоске, о том, что у нас в музее долгое время работал предатель, даже о том, что у фон Браггеншнотта есть револьвер, который он не задумываясь готов пустить в дело.
        Но вместо всего этого я лишь сказала:
        - Со мной все хорошо, папочка. Правда, правда.
        Тут мой голос подвел меня и неожиданно дрогнул. Папа раскинул руки и крепко обнял меня.
        Боль пронзила мое плечо с новой силой, слезы хлынули ручьем, но я была счастлива - когда я оказалась в папиных руках, весь мир вокруг меня снова стал безопасным и теплым. Мои родители вновь вернулись в мою жизнь, и мне хотелось, чтобы они оставались в ней навсегда.
        Хотя бы самую малость.
        Затем я слегка отодвинулась от папы и спросила, нахмурив брови:
        - Папа, ты когда-нибудь говорил Найджелу Боллингсворту, что я собираюсь выйти за него замуж?
        - О господи, нет, конечно! С какой стати? А почему ты спросила?
        Я испытала такое облегчение, что у меня даже колени подогнулись. Папа не выдавал мои секреты! Очевидно, Боллингсворт просто подслушивал наши с папой разговоры, гадюка.
        - Просто так. Но только знай, я за него замуж больше не хочу.
        - Договорились.
        Папа похлопал меня по плечу, и я взвизгнула от боли.
        - Что такое? - нахмурился папа. - Ты ранена?
        - Ну да. Думаю, что совсем не сильно.
        В это время с последней ступеньки лестницы соскочила мама.
        - Тео, дорогая! - Она подбежала, обхватила руками мое лицо, расцеловала в обе щеки, а я следила за тем, чтобы случайно не задеть маму жезлом, который я, оказывается, по-прежнему держала в руке.
        - Эй, - спросил папа, заметив мои манипуляции. - Чем это ты там размахиваешь?
        - Чем? - переспросила мама, увидела жезл и ахнула: - Да это же жезл Оз!
        Тут папа впервые переключил свое внимание с меня на добытый мной предмет и принялся рассматривать жезл.
        - Отличная находка, Тео, поздравляю! - сказал он, но тут же вновь посмотрел на меня: - А теперь покажи, где у тебя болит.
        - Да ты не беспокойся о моем плече, - ответила я. - Тебе нужно взглянуть туда.
        Я протянула маме жезл, ухватилась здоровой рукой за папину руку и потащила его к камере, где лежали Боллингсворт и фон Браггеншнотт.
        - Нет, Теодосия, покажи свое плечо. Немедленно.
        - Ты очень побледнела, дорогая, - сказала мама. - Дай папе взглянуть.
        Папа очень осторожно прикоснулся к одному месту на моем плече, к другому, а потом я внезапно вскрикнула.
        - Вывих, - произнес папа. - Дело легко поправимое, только будет немножко больно. Держись.
        Держись! Если бы он только знал…
        Я кивнула, мол, после всего, что выпало сегодня на мою долю, меня уже ничем не испугать. Справлюсь с чем угодно.
        - Держись, - повторил папа и сильно вывернул и потянул мою руку. Сначала мне показалось, что я буквально ослепла от боли.
        А затем я сделала то, что делают в таких случаях все настоящие храбрецы.
        Я потеряла сознание.
        Возвращение домой
        Придя в себя, я обнаружила, что лежу в чудесной мягкой постели с туго прибинтованной к туловищу левой рукой. Занавески на окне колыхал залетавший в комнату легкий ветерок, и никто никого больше не убивал. Восхитительно.
        Я глубоко вдохнула воздух, пахнувший пылью, инжиром и еще чем-то особенным… египетским. И еще к этому запаху примешивался тонкий аромат сирени.
        Сирень. Мама. Я повернула голову и увидела ее, она сидела в кресле рядом с моей кроватью.
        - Как ты себя чувствуешь, дорогая? - спросила мама.
        - Намного лучше, спасибо, - ответила я, а затем вдруг все вспомнила и попыталась сесть в постели, но вздрогнула, когда мое плечо кольнула боль.
        - Осторожнее, дорогая. Осторожнее. Тебе нужно отдыхать. Папа заказал нам билеты до Лондона, чтобы мы могли как можно скорее добраться до Генри. Попытаемся уехать уже завтра утром. Как думаешь, ты выдержишь такую поездку?
        Я вспомнила египетские поезда и поморщилась.
        - Папа устроил нам места на пароходе до Каира, - поспешила успокоить меня мама. - Ты еще слишком слаба, чтобы ехать на поезде.
        - Отлично, - сказала я. - А с Генри все будет в порядке, это я тебе обещаю.
        - Будем надеяться, что ты окажешься права, - кивнула мама. Глаза у нее были встревоженные и грустные.
        - Окажусь права, - заверила я, и мама как-то странно взглянула на меня. - Да, мама, а что с теми людьми в усыпальнице? Что вы с ними сделали?
        Мама озадаченно нахмурилась, а мое сердце упало.
        - Какие люди, дорогая?
        - В гробнице Аменемхеба были трое мужчин! Один из них Боллингсворт. Он шпион, работающий на Зм… на немцев! Это он украл у тебя Сердце Египта.
        Как я сожалела о том, что не могу рассказать маме всю историю от начала до конца.
        - Успокойся, милая. Успокойся. У тебя просто был шок от травмы. Между прочим, прежде всего мы вынули из колодца тебя и отнесли в безопасное место. А потом вернулись туда, но никого не встретили.
        Ага, вот в это время они все и скрылись.
        А потом до меня дошел смысл маминых слов.
        - Ты хочешь сказать, что, когда вынимали меня, вы даже ничего не осмотрели?
        Мои родители даже не взглянули на только что открытую гробницу. Из-за меня. Невероятно!
        - Нет, мы занимались только тобой. Нужно было доставить тебя домой, обеспечить медицинский уход… А откуда были те люди, о которых ты говоришь? - спросила мама, наклоняясь ко мне. - Из Британского музея?
        - Нет, - покачала я головой в ответ. - Это были немцы. Мне показалось, что они ищут вещи для продажи на черном рынке.
        Мама неодобрительно хмыкнула, а я вдруг почувствовала огромное облегчение и слабость во всем теле. Свое дело я сделала, и теперь можно отоспаться в свое удовольствие.

* * *
        Генри и бабушка Трокмортон встречали нас на вокзале. Генри выглядел очень даже бодрым, но порой бросал на меня хмурые взгляды, словно был чем-то очень недоволен. Бабушка Трокмортон, в свою очередь, была так сердита на меня за мой побег, что вообще со мной не желала разговаривать. Я решила, что такое молчаливое наказание с ее стороны меня вполне устраивает.
        Когда мы направлялись к бабушкиному экипажу, я улучила момент, чтобы оттащить брата в сторонку.
        - Слушай, Генри, мне жаль, что я не могла сказать тебе, что собираюсь в Египет, но я…
        - Я думал, ты доверяешь мне, - произнес он. - Ведь мы договаривались, что будем партнерами, одной командой. - Он засунул руки в карманы и добавил, глядя в сторону: - По крайней мере, я так думал.
        О боже. Я перебирала в уме всевозможные извинения, чтобы принести их Генри, но не могла выбрать ни одного. В итоге я решилась сказать правду.
        - Генри, ты годами не интересовался тем, что происходит у нас в музее. И вдруг ни с того ни с сего заинтересовался. Ты должен понять, мне к этому нужно привыкнуть. Я уже смирилась с тем, что все всегда делала одна…
        Генри пожал плечами и поддел носком ботинка лежащий на земле листок. Его щеки слегка порозовели.
        - Дело не в том, что меня заинтересовал музей. Просто ты впервые перестала смотреть на меня как на раздавленного жука, которого нужно поскорее выбросить в мусорное ведро.
        - О, Генри! - так вот в чем дело! Он ждал, чтобы я обратила на него внимание, так же, как я сама ждала этого от мамы и папы. - Я чувствую себя такой виноватой! Но, между прочим, моя поездка в Египет была идеей Вигмера. Можно сказать, его приказом. И он заставил меня поклясться, что я все сохраню в тайне.
        Голова Генри резко повернулась, в его глазах вспыхнули огоньки.
        - Правда? Вигмер? Ты теперь работаешь на него? Как Уилл? - живо спросил он.
        - Что-то в этом роде. Выполняю его задания. Время от времени.
        - Вот это да, Тео! Потрясающе! - Взгляд Генри сделался восхищенным, а я почувствовала себя немного легче.
        Тут я уловила какое-то движение в толпе позади бабушки Трокмортон, а затем увидела и грязную маленькую руку, потянувшуюся к ее сумочке.
        Я открыла было рот, но тут же снова закрыла его. Что мне сказала бабушка Трокмортон, когда я сошла с поезда? Что я ничуть не лучше уличного мальчишки. Что ж, пускай узнает, что такое настоящие уличные мальчишки.
        Уилл - а это был он - поднял голову и увидел меня. Он моргнул и тут же исчез в толпе.
        - Теодосия! - сказал папа, оборачиваясь. - Что ты там плетешься? У нас и без того с тобой хватило неприятностей, чтобы еще потерять тебя в двух шагах от дома. - Затем он протянул мне руку и мягко добавил: - Пойдем.
        Как тепло, как радостно было вложить свою руку в папину ладонь. Затем я нерешительно протянула свою руку Генри. Он посмотрел на нее, сделал большие глаза и пробормотал:
        - Девчонки.
        Но мою руку он все же взял, и мы все вместе отправились домой.
        Пока что в безопасности
        Дома я провела почти целую неделю, и сегодня настал день, когда мне впервые разрешили вернуться в музей. Знали бы вы, как мучительно провести столько времени в таком подвешенном состоянии! Это очень действует на нервы. Мой милый папа даже принес мне домой из музея Исиду, чтобы она составила мне компанию (поплатившись за это, между прочим, царапиной на левой щеке).
        Мама и папа решили, что жезл Оз станет главным экспонатом нашей новой выставки, и они укажут на табличке, что этот жезл нашла я! Можете представить? Мое имя будет внесено в список музейной экспозиции - мое, одиннадцатилетней девочки. Честно признаюсь, что, узнав об этом, я онемела от радости (а такое, должна заметить, случается со мной крайне редко).
        Я сидела в своей рабочей комнате, пытаясь сделать по памяти чертеж открытой мной гробницы, когда за дверью громко скрипнули половицы. Я замерла. Может быть, это Фагенбуш? Хотя я и знала теперь, что он не шпион и не предатель, но все равно ему не верила.
        Я не успела ни поправить волосы, ни как следует встревожиться, как в дверь тихонько постучали. Посетители, которые знают, что вы нездоровы, редко стучат.
        - Войдите, - сказала я. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился лорд Вигмер.
        - Можете принять посетителя, мисс Теодосия? - спросил он.
        - О да! Входите. Мне так много нужно рассказать вам.
        - Да, - согласился он, прикрывая за собой дверь. - Представляю.
        Он, прихрамывая, дошел до моего стола, присел рядом с ним на свободный стул.
        - Как вы сюда попали? - произнесла я.
        - Моя дорогая, - ответил он, слегка приподнимая бровь. - Я возглавляю организацию, в которую входят самые лучшие тайные агенты в стране. Думаю, вы понимаете, что мне не составило большого труда проникнуть в ваш… - он огляделся по сторонам, - офис.
        Я нетерпеливо подалась вперед и спросила:
        - Вы используете для этого заклинание, о котором пишет в «Черной магии фараонов» Мардохей Квирк? То самое, что позволяет незамеченным проходить мимо людей?
        - Нет. Я просто сказал вашему швейцару - как его, Флимп, кажется? - что я доктор, с которым консультируются ваши родители, - слегка застенчиво улыбнулся Вигмер. - Ну, к делу. Расскажите мне о своих приключениях.
        И я рассказала. Вигмер с огромным вниманием выслушал все до конца, а когда я закончила, воскликнул, пристукнув от возбуждения тростью по полу:
        - Пропади все пропадом! Так, значит, они скрылись?
        - Да, и я просто не представляю, как это у них получилось. Один был приклеен к стене, у другого ноги сломаны, третий… но они скрылись, увы. Мне очень жаль, - сказала я, чувствуя горечь поражения.
        - О, я уверен, что им помогли. Возможно, они действовали под прикрытием. Но даже несмотря на это, вам совершенно не о чем сожалеть, моя дорогая девочка. Вы послужили своей стране в тот миг, когда она в этом крайне нуждалась. Вы спасли всех нас. Это мне стыдно за то, что мы даже не знали, где вы и что с вами. А ведь должны были следить за теми людьми.
        - Но вы теперь понимаете, что они помогают вовсе не Германии? Она для них только начало. Змеи Хаоса намерены погрузить в хаос весь мир, а затем захватить над ним власть. Если не быть бдительными, все страны начнут воевать друг с другом.
        - Я знал, что у них большие планы, но не знал, какие именно, - тяжело вздохнул Вигмер. - Информация, которую вы дали, воистину бесценна для нас. Мы вам так обязаны, что мне это трудно передать словами. Вот. Это для вас.
        Он сунул руку в карман своего пальто, пошарил в нем, а затем вытащил маленький шелковый мешочек и протянул его мне.
        Сгорая от любопытства, я развязала мешочек. На мою ладонь выпало изумительное золотое кольцо с лазуритом, а края его были скошены.
        - Это такое же, как у Стоукса!
        - Да. И это означает, что вы получили право считаться почетным членом Братства избранных хранителей. Вы безупречно справились со своим заданием.
        - Какое красивое, - восхищенно вздохнула я, примеривая кольцо. Оно оказалось мне в самый раз и отлично сидело на пальце. И отлично смотрелось на нем. Я посмотрела на Вигмера и задала вопрос:
        - Если я теперь почетный член Братства, можно мне сделать татуировку Всевидящего ока?
        - Татуировку? Такой юной девочке? - Вигмер изумленно посмотрел на меня, а затем вдруг принялся хохотать: - Думаю, что нет!
        Вот проклятье.